Алексей Павлович Попов
Современный отечественный уголовный процесс: целеполагание, система целей, задач и функций, средства

Предуведомление научного редактора (и двенадцать его реплик)

   Цементирующая сила – традиция и цель.
В. О. Ключевский

   Смелее идите к цели, чем подходите к ней. Судя по буквальному смыслу, неужели вся реформа предпринята только потому, что однажды Петр принужден был сказать себе: денег нет!
В. О. Ключевский, один из крупнейших отечественных историков.

   А. П. Попов захвачен проблемой и насыщен фактами и мыслями. Выходит в свет вторая объемистая монография, посвященная целеполаганию в отечественном уголовном судопроизводстве за два года. Научный редактор едва поспевает за автором.
   В предлагаемом читателю сочинении автор широко использует материалы предыдущего. Для такой книги, как эта, подобное неизбежно. А. П. Попов не только продолжает исследование, он углубляет и расширяет его. Кроме того, как мне кажется, ему жалко расставаться с выстраданным материалом, к которому он прирос не только интеллектом, но и эмоциями. Или правильнее будет сказать не только умом, но и сердцем?
   Вслед за автором сохранил структуру и дух своего предуведомления и научный редактор. Только число его реплик увеличилось вдвое.
//-- Реплика первая. Игра --//
   Надо ж такому случиться. Я закончил чтение монографии, которую читатель держит в руках сейчас, а я штудировал в качестве научного редактора существенно раньше.
   Книга меня увлекла. Наверное, поэтому, читая, я не обращал внимания на то, что в комнате включен телевизор. Когда же, перевернув последний лист, я поднял голову от рукописи и прикрыл ладонью уставшие глаза старого человека, то совершенно отчетливо услышал с экрана: «В игре – главное не цель, главное – игра». Это был телесериал «Сыщики», одна из его многочисленных серий, оказавшаяся в эфире 22 июля 2005 г. Речь на экране, естественно, шла о компьютерных, виртуальных играх.
   Краткий и достаточно яркий афоризм тут же наложился на проблемы из только что законченного чтением текста. Образы переплелись. И у меня в голове вдруг отчетливо сформировалась мысль, которую, насколько я сейчас ориентируюсь в своих мыслях и словах, нигде ранее не высказывал, во всяком случае ни своих, ни чужих публикаций такого рода не помню.
   Сейчас, когда я ее сформулировал, мысль эта представляется такой очевидной, такой прозрачной, что мне становится совершенно непонятным, почему раньше она не пришла в голову мне самому, моим единомышленникам или моим ученикам?
   Может быть, в силу ее кощунственности? Нет! Не думаю, что истина от того, что ее идентифицировали и высказали, может стать кощунственной. Разве что непонятая истина не понявшими ее может быть так расценена и воспринята (встречена).
   Истина эта заключается в следующем. Тенденции, явственно проявляющиеся в пропагандистских, теоретических и учебных материалах, в трансформации государственного (конституционного), судоустройственного и судопроизводственного права (в криминальной их части) в направлениях изменения современного отечественного уголовного судопроизводства все больше обращают такую отрасль государственной деятельности как уголовный процесс в – terribiliter dictum [1 - Лат. «страшно сказать». Экклезиаст. Auctores Ecclesiastici.] – ИГРУ.
   Ситуация действительно пугающая. Ведь она представляет собой не просто игру, а игру человеческими судьбами. Подчеркнем: не только судьбами обвиняемых, осужденных и оправданных, не только судьбами индивидов, пострадавших от преступлений, ставших и не ставших потерпевшими, но и судьбами оперативных уполномоченных, следователей, прокуроров, судей и многих других людей, действующих в уголовном процессе ex officio [2 - Лат. «по должности».], выполняющих функции-задачи своих должностей и органов.
   Настоящий профессионал, действующий сегодня в сфере УСП, раздираем противоречиями. Наиболее болезненные среди них – 1) между профессиональными требованиями, проистекающими из традиционного целеполагания в отечественном уголовном процессе, с одной стороны; и привносимыми в него чужими традициями и обычаями, к тому же подчас толкуемыми умозрительно, без учета условий места и времени, в которых они рекомендуются к применению, с другой; 2) между тем, что записано в действующем уголовно-процессуальном законе, что звучит в его толкованиях и пропагандистских лозунгах, с одной стороны; и действительным положением дел в реальном уголовном судопроизводстве, состоянием преступности в стране; 3) между насаждаемой в обществе и государстве этикой рыночных отношений, с одной стороны, и классической профессиональной этикой русского следователя, основывающейся, в частности, на русской общине и коллективизме народа (etc.), теорий «Государства Правды», и государства обязанностей, с другой.
   А. П. Попов цитирует сторонника «Государства Правды» Ивана Пересветова. И. Пересветов строит свое государство на основе евангельских заповедей. На этих же заповедях, естественно с учетом специфики следственной работы, зиждется, по моему мнению, этика русского следователя.
   Вернемся, однако, к обоснованию адекватности образа игры тенденциям современных изменений отечественного уголовного процесса.
   1. Аргумент первый. Законодатель провозгласил состязательность принципом уголовного процесса. Названные выше пропагандистские (эти наиболее настырны), теоретические и учебные материалы подталкивают законодателя к аннексии состязательностью, кроме судебного разбирательства, еще и предварительного расследования. А что такое состязание как не игра? Не случайно там, где состязательность в чести, в ходу и термины «выиграть процесс», «проиграть оный».
   2. Аргумент второй. При этом уголовное судопроизводство – это не естественное состязание между равноправными игроками или командами. Я действительно увидел в уголовном процессе игру именно компьютерную. Ищущий истину следователь (оперативный работник, прокурор) продвигается к ней через нагромождения препятствий, которые для него придумали авторы игры.
   Похоже, что некоторые содержавшиеся в УПК РСФСР, а особенно в УПК РФ процессуальные формы никаких других задач, кроме создания препятствий на
   Хотя законодатель и провозгласил в ч. 4 ст. 15 пути познания истины по делу не решают. УПК РФ 2001 г, что стороны обвинения и защиты равноправны перед судом, между сторонами равноправия нет.
   3. Аргумент третий. Лозунги, как и положения высокой степени (высокого уровня) общности в уголовном судопроизводстве, сами по себе редко проводятся в жизнь. Для того чтобы они реализовывались в уголовно-процессуальной деятельности, они должны быть проведены в технологических (или, может быть, правильнее будет сказать, технологичных) нормах права, нормах менее высокой степени общности, регламентирующих порядок проведения процессуальных действий, права и обязанности (процессуальный статус) соответствующих участников уголовного процесса.
   4. Аргумент четвертый. В реальном, а не выдуманном, современном отечественном уголовном судопроизводстве из числа лиц, совершивших преступления, привлекается к уголовной ответственности едва один из десяти. При этом далеко не самый опасный преступник и не тот, кто совершил наиболее опасное преступление. Привлекается к ответственности, как правило, тот, до кого достали укороченные различными ограничениями руки правоохранительной системы. Разве это не игра? – Детская игра в «пятнашки»!
   Мне, ей-богу, хотелось бы увести уголовный процесс от аналогии с игрой, хотя бы и не компьютерной. Однако, оставаясь честным перед самим собой, сделать этого сегодня, в современных условиях его функционирования я не могу.
   Причины, в связи с существованием которых цель уголовного процесса не достигается по девяти совершенным преступлением из десяти, рассыпаны по всей технологической, к сожалению, не всегда технологичной, цепочке общественной, индивидуальной и государственной реакции на преступление. Употребленный в предыдущей фразе оборот цель уголовного процесса по совершенным преступлениям звучит не очень строго. Однако научный редактор не знает, как его поправить. Дело в том, что сказать цель уголовного процесса не достигается по девяти из десяти возбужденных уголовных дел тоже совсем не строго. Далеко не по всем преступлениям уголовные дела возбуждаются.
   Этих проблемных ситуаций автор книги, касается, более того, он их скрупулезно исследует. Правда, образ игры как портрет современного отечественного уголовного судопроизводства он не использует. И, может быть, правильно делает. Этот образ уже результат восприятия осуществленного автором исследования реалий современного отечественного уголовного судопроизводства научным редактором. Однако я не случайно начал с утверждения, что ассоциация с компьютерной игрой родилась на основе прочитанной книги.
//-- Реплика вторая, касающаяся объекта и предмета исследования --//
   Такое восприятие становится возможным вследствие нашедшего отражение в книге характера исследования, осуществляемого А. П. Поповым.
   Характер любого исследования специфичен, прежде всего, его объектом и предметом. Помнится, проф. В. Н. Григорьев (на него нередко ссылается автор настоящей книги) во времена свой научной молодости, представляя задержание как предмет освещения предпринятого им учебного пособия, писал: «…предпринята попытка комплексного рассмотрения процедуры задержания подозреваемого. В отличие от традиционного подхода в основу исследования положен анализ самой деятельности органов внутренних дел, а не ее законодательной модели или отраслевой принадлежности регулирующих норм. Задержание рассматривается как целостная динамическая система, которая охватывает все действия, начиная с захвата лица, доставления в служебное помещение, водворение его в ИВС и кончая разрешением вопроса о применении меры пресечения». [3 - Григорьев В. Н. Задержание подозреваемого органами внутренних дел: Учебное пособие. – Ташкент: ТВШ МВД СССР, 1889. – С. 6.]
   А. П. Попов также исследует именно деятельность. Он, естественно исследует и правовую норму. Однако ее – как детерминанту деятельности, могущую быть как эу-, так и дисфункциональным фактором эффективного уголовного процесса.
   В связи с появлением в предыдущем абзаце термина эффективный уголовный процесс поделюсь с читателем не бесполезной для него информацией. Две большие монографии, о которых ведет речь научный редактор, родились не на пустом месте. Пробуя после защиты кандидатской диссертации перо, А. П. Попов принимал участие в качестве соавтора в написании нескольких книг, посвященных анализу эффективности уголовного судопроизводства. Среди них: Очерки теории эффективного уголовного процесса. – Пятигорск, 2000. – 164 с.; Эффективное уголовное судопроизводство: управленческие, социальные и правовые аспекты. – Пятигорск, 2003. – 114 с.
//-- Реплика третья, касающаяся, достоверности использованных в исследовании источников информации и полученных исследователем результатов --//
   В аспекте достоверности научному редактору надлежало оценить полученные в ходе исследования сведения о фактах, изложенные в книге суждения о фактах и выводы из них, одним словом, полученные исследователем результаты. Задача эта, прямо скажем, нелегкая. Слишком много в реальной жизни, в конкретных жизненных ситуациях искажающих обстоятельств.
   Надежность использованных в исследовании источников информации зависит, думается, от многих обстоятельств. Вначале назовем некоторые из них, а потом попытаемся разобраться с тем, как они повлияли на достоверность исследования А. П. Попова.
   Надежность и достоверность зависят.
   1) От репрезентативности используемого исследователем эмпирического материала.
   2) От качества его описания и анализа.
   3) От репрезентативности осуществленного исследователем отбора источников.
   4) От их (источников) качества, в первую очередь, их собственной достоверности.
   5) От методологической и методической вооруженности исследователя, эти источники и эмпирический материал использующего.
   В свою очередь, достоверность сведений, содержащихся в источниках, определяется, по мнению Л. Н. Гумилева, использованными их авторами материалами, а также той обстановкой, в которой эти авторы работали, и от тех читателей, к которым эти авторы адресовались. [4 - Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «Государстве пресвитера Иоанна») / СЗКЭО; Изд. Дом «Кристалл», 2003. – С. 175.]
   По нашему мнению, все три названные историком детерминанты достоверности в такой же, а, может быть, и в еще большей степени относятся и к самому исследователю, к исследователю-юристу, во всяком случае, не меньше, чем к историку.
   Репрезентативность. Практически полная. Автор по характеру своей служебной деятельности не только имеет возможность пользоваться общегосударственной статистикой преступности, правоохранительной и судебной деятельности, но и регулярно делает это в связи с исполнением своих служебных обязанностей. Будучи опытным работником он прекрасно понимает, что названные отрасли статистики сильно задевают человеческие и ведомственные интересы и вследствие этого в реальной жизни нередко искажаются. А. П. Попов не цитирует Дизраэли [5 - Бенджамин Дизраэли: Есть ложь, есть страшная ложь и есть статистика. Названный граф дважды побывал премьер-министром Великобритании, трижды министром финансов, так что о статистике знал не понаслышке. А поскольку он был еще и писателем, то он и высказался о ней столь удачно.]. Однако он учитывает возможности искажений при анализе статистических данных.
   Осуществленный исследователем отбор источников информации представляется достаточно репрезентативным. Большинство литературных источников достаточно солидны, а те, которые вызывают сомнение со знанием дела, интерпретированы.
//-- Реплика четвертая, касающаяся терроризма и авианосцев --//
   В начале своей книги ее автор пишет: «кто не борется с организованной преступностью, со всякой преступностью, тому придется воевать с террористами и терроризмом».
   Это совершенно правильное суждение. Возникновение и, тем более, успешное функционирование терроризма невозможно без соответствующей базы. В. П. Сальников выделяет три группы разновидностей терроризма: «-индивидуальный, организованный террор и террор как политику государства; – террор как политический метод борьбы в мирное и военное время; – террор как метод внутриполитической борьбы и террористические акции международного террора». [6 - Сальников В. Правовые возможности антитеррористической политики // Наша власть: дела и лица. – 2004. Октябрь. – С. 34.] Мне представляется, что А. П. Попов прав, когда утверждает, что у индивидуального террора и террора как политики государства – базы разные.
   С середины 80-х годов формулировка «борьба с преступностью» в качестве характеристики задачи уголовного судопроизводства стала исчезать из специальной литературы. Кто заменял ее на стыдливый контроль преступности, кто на ее сдерживание, кто, повторяя давно сказанное, начинал говорить о разрешении споров между государством и правонарушителем, тезис, сам по себе вполне заслуживающий внимания и глубокого анализа. Однако, на наш взгляд только в ситуациях, когда он не абсолютизируется и применяется для исследования именно того среза проблемы, для исследования которого он предназначен.
   Научный редактор полностью поддерживает смелую позицию автора: с преступностью надо именно бороться. Это обязаны делать, выполняя возложенные на них функции-задачи, все государственные органы. Суд в том числе.
   Нельзя и в теории, и практике смешивать борьбу с преступностью и методы воздействия на лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления. Это явления не только разные, но и лежащие в разных срезах обеспечения условий су-существования и развития общества. Первое – борьба с преступностью – это общегосударственная задача, осуществляемая различными методами. Второе – методы, урегулированные уголовно-процессуальным правом. Их тоже не следует ставить на службу злоумышленникам и законоослушникам.
   Именно такую позицию автор достаточно убедительно отстаивает, читатель найдет аргументы в тексте книги. Научный редактор же хочет обратить внимание на другой аспект затронутой проблемы. Тот, кто не борется с преступностью, обязательно столкнется с такой ее разновидностью как терроризм.
   Терроризм… Модное сегодня слово. Вследствие этого им обозначаются разные понятия, порой очень разные. Иногда диаметрально противоположные. Их различение осуществляется по субъектам. Объективная сторона посягательств бывает очень похожей.
   11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке имел место с позиций американцев и многих других человеческих совокупностей (в том числе подавляющего большинства россиян, включая автора и его научного редактора) безусловно террористический акт. Однако не следует закрывать на это глаза, у ряда индивидов и их групп оценка происшедшего была иной.
   В тот же самый день 11 сентября почти за 30 лет до этого в Чилийской столице Сантъяго самолеты бомбили резиденцию законного президента этой страны Альенде. Самоотверженный и мужественный человек был убит. «Бомбардировка резиденции Альенде – дворца Ла Монеда, – говорит другой мужественный и очень информированный человек, глава разведки убиенной Германской Демократической Республики Маркус Вольф, – вызвала в мире потрясение, вполне сопоставимое с воздушной атакой на символ американского капитализма – Международный торговый центр в Нью-Йорке. Путч – путчем, но покушение на легитимного главу государства – это уже террористический акт». [7 - Интервью с Маркусом Вольфом: Маслов С. «Авианосцами с террором не воюют!» Маркус Вольф, руководитель одной из самых эффективных спецслужб мира – разведки бывшей ГДР, встретился с обозревателем «Трибуны» // Трибуна. 14.04.04] Подчеркну от своего имени: ни что, наверное, большинство населения земного шара. Однако, вслед за Маркусом Вольфом хотелось бы другое, как террористический акт.
   Палестинцы – террористы. Так думает, подчеркнуть: террор-то взаимный. Израильская армия борется с палестинцами в том числе и террористическими актами. И с нравственных позиций сопоставляя эти акты взаимного терроризма, нельзя не обратить внимание на нравственную оценку этих актов: палестинцы, причиняя смерть и страдания другим, как правило, гибнут сами. Израильтяне, совсем как американцы в Сербии, – оставаясь в безопасности.
   Всего сказанного о многосубъектности и многослойности террористов А. П. Попов не писал. И правильно сделал. Его тема другая. А вот научный редактор его книги хочет обратить внимание ее читателей на то обстоятельство, что терроризм не так уж редко оказывается связанным с государствами, с их политикой. Ведь еще в давние времена каперы, мало чем отличавшиеся от обычных пиратов, прикрывались в своих действиях королевскими патентами.
//-- Реплика пятая, касающаяся соотношения теории и практики уголовного процесса --//
   А. П. Попов, по своему генезису, практик. Он и высшее юридическое образование получил в специализированном вузе МВД СССР – Горьковской Высшей школе МВД (ныне Нижегородская Академия МВД РФ), специализированной на подготовке специалистов по борьбе с экономическими преступлениями, и уже три десятилетия служит в органах внутренних дел на оперативных и руководящих должностях. Он и кандидатскую диссертацию семь лет назад защитил по теме сугубо практической – «Непосредственное обнаружение признаков преступления как повод к возбуждению уголовного дела» [8 - Попов А. П. Непосредственное обнаружение признаков преступления как повод к возбуждению уголовного дела: Дис… канд. юрид. наук. – Н. Новгород: Дис. Совет Д-О52.09.01, 1999.].
   Пройденный исследователем путь не мог не сказаться на характере редактируемого нами в научном отношении сочинения. Свои мысли, умозаключения, выводы исследователь не держит взаперти. Он выводит их на улицу, на свидание с реальными проблемными ситуациями, реальными жизненными ситуациями, сверяет практичность теории с судебно-следственной, розыскной и оперативной практикой.
   В монографии А. П. Попов несколько раз ссылается на еще более маститого, чем он сам, практика, из россиян без всякого движения со своей стороны ставшего украинцем, который не забывает о здравом смысле и, пребывая на заснеженных теоретических вершинах, Б. Г. Розовского [9 - Представляя читателю книгу А. П. Попова не могу одновременно не порекомендовать ему весьма своеобразную и глубокую книгу: Розовский Б. Г. Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. – Луганск: РИО Луганской Академии Внутренних дел, 2004. – 600 с.]. Мне кажется, есть сходство у них в подходах. Высказанную и логически (теоретически, методологически) обоснованную идею, они проверяют на конфликтах противоречивой жизни в очередной переходный период. При этом А. П. Попов даже не всегда пересказывает читателю соответствующую жизненную ситуацию. Однако наличествует таковая в анализе и выводах автора всегда. Это чувствуется.
//-- Реплика шестая, посвященная среде функционирования такой открытой системы как автор этой книги – кандидат юридических наук, полковник милиции А. П. Попов --//
   Напомню – открытой системой применительно к человеческим сообществам и социальным наукам является такая система, которая обменивается со средой функционирования информацией, энергией и людьми. Чтобы А. П. Попов полностью соответствовал этому определению, его нужно рассматривать вместе с должностью – как орган дознания. Его должность – начальник УВД города Пятигорска. У руководителя органа внутренних дел – 999 (девятьсот девяносто девять) функций-задач. Кроме того, Пятигорск – это же КМВ, – Кавказские Минеральные Воды. Курорт. Самые разные делегации и собственное начальство ездит сюда охотнее и чаще, чем, скажем, в Кудымкар Пермского края. А и с теми, и другими у местного начальника милиции связаны немалые дополнительные заботы.
   Как в этой должности и в таких условиях он умудряется находить время для того еще, чтобы писать хорошие книги, одной жене и детям, известно. Наверное, как обычно: по ночам и занимая время от следующих суток. Во всяком случае, ранними утрами суббот и воскресений он на работе.
//-- Реплика седьмая, касающаяся адатов и маслагатов Северного Кавказа --//
   А. П. Попов служит на Северном Кавказе не одно десятилетие. Естественно поэтому появление среди исследуемых им объектов, наряду с другими феноменами мусульманского права, таких источников обычного права как адаты и маслагаты. [10 - Адат – термин, находящийся на виду и на слуху специалистов. Это форма обычая, в том числе и обычного права. Адат в отличие от шариата форма не писанная. Маслагат – термин популярный среди них же (специалистов-правоведов) гораздо менее. Я его и в доступных мне словарях не нашел. Маслагат – это решение старейшин или суда посредников. На основе адата. В случаях, когда в адате не находится решения конкретной ситуации, маслагат все равно выносится и ссылки на очень приблизительно подходящие положения адата или даже шариата в нем имеются. Однако по существу создается новая норма обычного права. Такой маслагат – эмбрион адата. Со временем он станет адатом. Впрочем адатом может стать и маслагат, ему противоречащий.]
   Ислам – одна из основных мировых религий. Ее возраст – четырнадцать веков, число приверженцев – шестая часть населения Земли. «Попытка представить себе это явление, пусть даже в самом общем виде, – пишет Л. Р. Сюкияйнен, – осложняется тем, что до последнего времени ислам удостаивался серьезного внимания и объективного анализа разве что в академических изданиях. В средствах же массовой информации и обыденном сознании большинства… эта религия представлялась достаточно примитивным, обращенным в прошлое учением, оправдывающим слепой фанатизм, нетерпимость и ограниченность.
   Считалось, что ислам не имеет будущего, да и к нынешним условиям мало подходит, поскольку сохраняет свои позиции лишь там, где налицо отсталость, средневековые пережитки, архаичные традиции. К пережиточным институтам причислялся сам ислам…» [11 - Сюкияйнен Л. Р. Шариат и мусульманско-правовая культура / Серия «Новое в юридической науке и практике». – М.: Институт гос. и права РАН, 1997. – 23 с.]
   А. П. Попов, естественно, не богослов, и даже не преподаватель теории государства и права. Он практик правоохранительной, милицейской деятельности, уже давно и углубленно занимающийся теоретико-прикладными проблемами отечественного уголовного процесса. Ему ни к чему изучение ислама «в самом общем виде». Но зато частный вопрос истолкования соединенной системы целей уголовного наказания – уголовного судопроизводства в обычном праве горцев Кавказа и исламских хадисах [12 - Хадисы – предания о словах и действиях Мухаммада, затрагивающие различные религиозно-правовые стороны жизни мусульманской общины.], влияние этого истолкования на практику судебных учреждений он, на мой взгляд, исследовал глубоко.
   Научному редактору хотелось бы решительно поддержать автора в суждении, которое, опасаюсь, способно вызвать обвальную критику. Автор утверждает, что цель уголовного наказания и цель всего уголовного судопроизводства по адатам и маслагатам Северного Кавказа, две органично связанные между собой цели, включающие в себя в качестве средства их достижения и кровную месть, и, особенно, угрозу кровной мести, в тех условиях были целесообразны и эффективны.
   Здесь нам не обойтись без обширных из текста автора. Приводимые ниже выписки не выписок заключены в кавычки, ибо не всегда текстуальны.
   В истоках ислама, в обычаях исповедующих его народов лежит совершенно своеобразное и, порой, поражающее своей ясностью, политической целесообразностью и житейским здравым смыслом понимание цели наказания. Анализ этой цели позволяет глубже, по иному, чем это делается европейцами и следующими в их кильватере россиянами-западниками, взглянуть на роль кровной мести в социальных механизмах. В частности, избавиться хотя бы частично от индивидуалистических («механистских») искажений евразийского, в тех частях, в которых он относится к России, правового порядка.
   Северный Кавказ сегодня для России как панариций: чуть тронешь больной палец – боль адова. Ситуация здесь проблемная. Более того, опасная по многим параметрам. Для большинства читателей эта ситуация все же отдаленная.
   Представления же автора о проблемах, делающих ситуацию проблемной, отнюдь не только литературные и совсем не беллетристические. В зоне его ответственности рвутся бомбы под электричками и на вокзалах. Через дорогу – Карачаево-Черкесия, совсем недалеко и Чеченская республика, и Дагестан, да и Майкоп недалеко.
   По совершенно правильному, на наш взгляд, мнению автора, одной из причин, порождающих правоохранительные, судебные, социальные сложности на Кавказе, усугубление оперативной обстановки в его регионах является то обстоятельство, что современное, подчас только называемое российским, отечественное уголовно-процессуальное и уголовное законодательство нередко игнорирует обычаи российских народов (а на Кавказе проживают российские народы) и условия их проживания за пределами московского Садового кольца. [13 - О существовании той же проблемы для других специфических регионов см.: Томин В. Т. К проблеме регионального уголовно-процессуального законодательства применительно к условиям Сибирского региона // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе: Материалы научно-практической конференции (4–5 февраля 1999 г.). Часть 1 – Красноярск: КВШ МВД России, 1999. – С. 9– 14.]
   Подчас складываются впечатления, что некоторые нынешние реформаторы уголовного процесса знают проблемы борьбы с преступностью на Северном Кавказе значительно хуже, чем их знал пленивший имама Шамиля князь А. И. Барятинский. В этом мы вполне солидарны с автором.
   Обычное право кавказских народов, как и всякое другое реальное жизненное явление, право в частности, естественно меняется с течением времени. Только в отличие от российских УПК, обычное право не суетливо.
   Видный судебный деятель современного Дагестана Х. У. Рустамов пишет об обычном мусульманском праве того времени: «…Наказание, будучи реакцией на преступление со стороны общества, имеет здесь целью не воздаяние преступнику за его деяния, не исправление или устрашение преступника, не подавление порочных инстинктов населения, ни даже освобождение общества от опасных элементов, а только восстановление внутри общества мира, нарушенного преступлением [14 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс. Формы: Учебное пособие для вузов. – М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. – С. 111.]. По моему, присоединяющемуся к автору мнению, это мудро.
   Обычное исламское право и адаты, как один из способов его выражения, на Кавказе весьма последовательно проводили эту цель в жизнь. Обычай – через его влияние на население – вынуждал убийцу и его родных делать все, чтобы способствовать восстановлению мира. «Он, его семья, а первые сорок дней и все его ближайшие родственники не могут не только жить, но и показываться в своем селении: это могло бы затруднить отношения между двумя общинами, имеющими кровные счеты». [15 - Там же.] Подчеркнем, субъекты кровных счетов, иными словами, субъекты нравственно-правовых отношений в институте кровной мести – общины, личности же – в соответствии с их положением в роду, ситуативно – в зависимости от отношений родства и свойства с пострадавшим и нарушителем мира.
   «Напрасно убийца стал бы искать выхода… бегством к чужеземцам или иноплеменникам. Не только побег, но и сама смерть его не прекращает межродовой вражды». Естественно не прекращает вражды и свершившийся акт кровной мести.
   В случае бегства или гибели нарушителя мира в общине на его место в положение убийцы, т.е. лица, которое становится объектом кровной мести, ставится тотчас самый близкий его родственник. Только примирение родов (семейств) могло возвратить убийце спокойствие и безопасность.
   Наказание по адатам в анализируемый период рассматривалось как реакция на преступления не государства, а общины. В процедуре назначения наказания отношения между государством и общиной носили своеобразный характер. Подобно тому, как община вмешивалось в отношения между своими сочленами, причинившими вред друг другу, только в случае, если без этого нельзя было сохранить мир и стабильность, то же – до поры до времени – делало и государство. Пока община сама справляется с поддержанием мира в своей среде, халиф пьет чай.
   Несмотря на то, что «в кавказских ханствах и в государствах Грузии существовали постоянные суды правительственного характера, а прочие племена, за небольшими исключениями не имели иного суда, кроме посредников» [16 - Там же. – С. 113] процедуры производства по делам о преступлениях, делает вывод Х. У. Рустамов, повсеместно на Кавказе имели один и тот же характер. Приходится, видимо, констатировать, что одинаковые условия проживания оказывали на обычаи не меньшее влияние, чем религиозные детерминанты. Впрочем, противопоставление религиозных догматов и условий существования, видимо, некорректно. Религиозные установления и сами учитывали условия существования.
   Право возбуждения уголовного преследования принадлежало исключительно потерпевшему и в некоторых случаях его ближайшим родственникам. Никаких других исключений адаты не знали. Главная причина отсутствия исключений в народных обычаях – последовательное следование цели, пронизавшей народное правосознание. Предоставление возможности усугублять конфликтные отношения между двумя родами третьим лицам не способствует сохранению мира в общине.
   Научный редактор выделил в предыдущем абзаце слова, объясняющие последовательность обычного права в проведении им в жизнь принятой цели уголовного наказания и цели уголовного судопроизводства тем, что осознание этих целей пронизало народное правосознание, вот для чего. Именно поэтому представляется некорректным высокомерное игнорирование законодателем и выученными на народные деньги юристами народного правосознания, к примеру, отношения населения к смертной казни. Вначале это сделали французы: парламент принял решение об отмене смертной казни, несмотря на то, что при проведении консультативного опроса большинство населения высказалось за ее сохранение. В нашем отечестве народ об отношении к смертной казни при законодательных манипуляциях с нею не спрашивали раньше, не спросили и сейчас.
   Последовательное следование поставленной цели приводило подчас в обычном праве народов и народностей Северного Кавказа к весьма неожиданным для нашего мировоззрения и правосознания последствиям. Адаты не только не предписывали правоверным доносить властям или старейшинам о ставших им известными преступлениях, не только не устанавливали религиозной или светской ответственности за недонесение о преступлении, но и объявляли такой поступок греховным. Казалось бы, участие доносителя, возможно являющегося очевидцем, это дополнительный козырь для правосудия. Однако целью деятельности, которую предписывали адаты, закрепляющие обычное право, является, по нашему мнению, не отправление правосудия, а сохранение мира в общине. Отсюда – запрет возбуждать производство по заявлению третьих лиц. Скажем больше, запрет возбуждать дело по заявлениям третьих лиц в ряде ситуаций противоречил и интересам рода, пострадавшего от преступления: этому роду, особенно, если он был менее силен, чем род того, кто совершил посягательство.
   Народный разум учитывал это, адаты пытались компенсировать возможное неравенство родов различными процедурными правилами. Об этом свидетельствует, в частности, правило о том, что количество посредников со стороны потерпевшего рода должно было быть на одного больше, чем число посредников со стороны рода преступника. А вот допускать инициатора возбуждения производства о преступлении со стороны не следует, ибо это умножало количество вражды в обществе и, следовательно, отрицательно сказывалось на жизни составляющих это общество людей.
   Подобные умозаключения характерны не только для мусульман. Армяне, также проживающие на Кавказе, исповедуют не ислам. Христиане они еще с 301 г. Однако, и для них характерно негативное отношение к доносителям. Х. У. Рустамов приводит по этому поводу извлечения из «Законов армянских»: «Никто не должен доносить о смертоубийстве или ином преступлении на ближнего своего, если убит не отец или другой родственник доносителя» .
   Заметим, что индивидуалистичное западноевропейского образца право, исходившее из совсем другого понимания цели наказания, и к доносительству относилось совсем иначе. Доносчики не только допускались в процесс, когда он в Средние века из обвинительного превратился в розыскной, но и вознаграждались из имущества, конфискуемого у осужденного. На памяти Клаас, отец Уленшпигеля, павший жертвой такого доносчика.
   Тем неожиданнее оказывается аналогия с кавказским отношением к сторонним инициаторам начатия судебного процесса, которую мы находим в раннефеодальной Франции, когда уголовный процесс в ней еще не стал розыскным и носил заимствованный у римлян подчеркнуто обвинительный характер. «…Обвинителем не может выступать чужой», – говорит об этом процессе М. А. Чельцов. [17 - Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. – СПб.: Альфа, Равена, 1995. – С. 188.]
   Учитывая резкие отличия устоев и идей исламского права от западноевропейских католицизма и протестантизма подобное сходство, на первый взгляд, представляется нелогичным. Попытаемся разобраться со второго в причинах неожиданного изоморфизма. Французский обвинительный процесс времен феодализма развился под влиянием римлян и римских источников. Это ясно. Однако откуда взялись следы весьма своеобразно интерпретированного римского обвинительного процесса в горах Кавказа? Конечно, можно предположить, что к сходным идеям творцы адатов и римские юристы пришли независимо друг от друга. Это совершенно не исключено, ибо в обвинительном процессе есть общечеловеческая логика. Сверх того, гиперболизированного формализма, свойственного римскому и раннефеодальному французскому обвинительному процессу [18 - Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права… – С. 186–197.], в адатах нет.
   Однако возможно предположить, что какая-то связь алФикха с римским обвинительным процессом может существовать. Дело в том, что мусульманское право Халифата в целом до первой половины VIII века состояло «преимущественно из норм, которые имели доисламское происхождение и продолжали действовать в новых исторических условиях. …В это время правовая система Халифата восприняла отдельные элементы римского (византийского), сасанидского, талмудистского и канонического (восточно-христианских церквей) права, а также немало местных обычаев, многие из которых впоследствии были исламизированы и включены в ал-Фикх». [19 - Ислам: Энциклопедический словарь. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – С. 254.] Среди этих элементов возможно и оказались черты римского обвинительного процесса.
   При описанном чуть выше столь жестком ограничении допустимых поводов к возбуждению уголовного дела (по нынешней уголовно-процессуальной терминологии, все они – специальные) отношение к основаниям его возбуждения по адатам Северного Кавказа было весьма либеральным. Одно голое подозрение, без всяких иных данных о совершении преступления заподозренным лицом, признавалось достаточным для принятия в суде уголовного иска.
   Думается, такое положение опять же исходило непосредственно из цели наказания по обычному праву народов Дагестана. «С общественной точки зрения подозрение являлось фактом, с которым суду надлежало считаться, чтобы потерпевший не искал иных способов удовлетворения своей претензии; с точки зрения заподозренного в приглашении разобраться судом не было ничего унизительного, это представлялось лучшим способом предотвращения более опасных последствий мщения» [20 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс… – С. 112– 113.].
   По обычному исламскому праву, по адатам на Кавказе одинаково наказывались умышленные, неосторожные и даже случайные убийства. Ведь для достижения цели восстановления внутри общества мира, нарушенного преступлением, различение форм вины было не только ненужным, но и нецелесообразным. Зачем эти различия, если цель наказания вовсе не кара за грех, а средство предупредить кровавую междоусобицу внутри племени. Снижение уровня наказания в случае признания убийства неосторожным, а тем более, случайным с последующим освобождением от наказания, подчас могли стать и провоцирующими факторами. Смерти родича от чужой руки достаточно, чтобы пробудить воспитанное в поколениях чувство мести у его ближних. А тут вдруг – убийцу объявляют невиновным. И христианин-то не всегда спокойно признание не виновным человека, лишившего жизни его ближнего, спокойно переживет.
   Т.о., восприятие события общиной как криминального, угрожающего миру в ней, становилось фактором, определяющим ответственность.
   А. Х. Саидов отмечает наличие коррелирующей с указанной общей для всего мусульманского права, хотя и странной для современного российского или, скажем, украинского правоведа закономерности «мотивы и намерения индивида никогда не принимаются во внимание» .
   Специфично отношение общины к уголовному преследованию виновного в различных ситуациях, наступающих после совершения преступления. Если умирающий от смертельной раны успел простить своего убийцу, то его воля священна для его родных и мщения быть не может, а, следовательно, обществу нет дела до происшедшего. Раз можно сослаться на священность воли умершего, не следует предпринимать действия, которые могут увеличить количество вражды в общине. Но если праведная, по народным понятиям, кровная месть вставала в порядок дня, листик с его именем мог вот-вот слететь с дерева, растущего у трона аллаха и тем самым побудить к действию ангела смерти Израила, [21 - В Коране имени Израил (Азраил) нет. Там ангелы смерти безымянные. Согласно же мусульманской мифологии Израил был обычным ангелом, но проявил твердость, сумев вырвать из сопротивляющейся земли глину для создания Адама, за что был сделан главенствующим над смертью. Его тело состоит из глаз и языков, соответствующих числу живущих. Израил знает судьбы людей, но не знает срока кончины каждого. Когда этот срок наступает, с дерева, растущего у трона аллаха, слетает лист с именем обреченного, после чего Израил в течение 10 дней должен разлучить душу и тело человека. / Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Мелетинский. – М.: Сов. энциклопедия, 1991. – С. 232–233. Совпадение арабского «Израиль», естественно бросается в глаза. Однако этого вопроса мы не исследовали.] общество через уголовное судопроизводство стремилось предотвратить кровавое столкновение и заменить убийство кровника обычным выкупом. Средство достижения цели назначения наказания, таким образом, в попытке избежать отрицательных последствий для мира в обществе от реального применения кровной мести.
   Последовательное проведение в жизнь поставленной цели приводило и к другим странным для современного юридизированного ума последствиям. Даже если убийц было несколько, общество, ставя границы, может лучше – пределы кровной мести, признавало справедливым лишение кланом (тейпом и т.п.) пострадавшего только одной жизни из клана убийцы. Большинство адатов устанавливало, что в убийстве обвиняется только один человек. Логика, как мы ее видим: привлечение к ответу за одно убийство соисполнителей, подстрекателей, пособников, организаторов умножало нарушение мира и, следовательно, не было целесообразным.
   Мщение за раны и увечья к началу утверждения русской власти на Кавказе было уже повсеместно вытеснено выплатой вознаграждения пострадавшему, что также вполне соответствует цели сохранение мира в общине. И, может быть, сохранению самой общины, ибо: если бы состояния кровной мести чрезмерно распространились и оказывались слишком длительными и многолюдными, число ее жертв оказывалось бы сопоставимым с численностью самой общины.
   Наверное, проанализированное обычное право Кавказа позапрошлого века не очень применимо в современных условиях всеобщего развития коммуникационных связей и распространенности мегаполисов. Но, «по нашему впечатлению, – подчеркивает А. П. Попов, – еще и в 19-м веке оно весьма успешно решало проблему достижения понимаемой и, вследствие этого, разделяемой народом цели». Научный редактор этой монографии думает также.
   Мусульмане-пришельцы, завоевывавшие другие царства и народы, достигали своих целей и устойчивости создаваемых ими государственных и полугосударственных образований еще и потому, что они не только не разрушали, но и использовали обычное право, внедренное в правовое и нравственное сознание населения на контролируемых ими территориях, приспосабливали его к потребностям своей политики, а затем, начиная со второй половины VIII в. и своей церкви.
   Наверное, было бы односторонностью рассматривать месть как элемент защиты общины только применительно к исламу. Естественная пара «месть – благодарность» была характерна уже и для древних греков. Л. Н. Гумилев констатирует ее наличие в Великой степи. Ф. Ницше полагает эту пару вообще всеобщим явлением. Благодарность, пишет он, – «есть более мягкая форма мести». [22 - Ницше Ф. По ту сторону добра и зла… – С. 54.]
   Конечно, у научного редактора нет возможности столь же объемно, с присоединением собственных комментариев, как в реплике об адатах и маслагатах представить читателю и другие интересные и глубокие файлы книги. Надеюсь, читатель отыщет их и без помощи гида.
//-- Реплика восьмая, касающаяся религиозной ориентации современного российского уголовно-процессуального законодательства --//
   Предыдущая реплика научного редактора подталкивает его самого прикоснуться к вопросу религиозной ориентации современного российского уголовно-процессуального законодательства. Вопрос этот актуален и значим, по крайней мере, по двум причинам. Россия и после разрушения Союза Советских Социалистических Республик продолжает оставаться страной многих вероисповеданий. Наряду с православными христианами в ней живут христиане-католики, мусульмане, буддисты, иудаисты, приверженцы ряда других вероисповеданий [23 - Почему-то в обыденном, особенно политическом, языке вместо этого вполне доброкачественного и понятного не только законотворцам русского слова чаще употребляется зарубежный (с лат.) синоним его – конфессия. Есть такое слово, я не спорю, но только я с французами, когда они наказывают за американизмы в родном языке.]. И очень опасно, что некоторые радетели православия из числа недавних атеистов произносят слова и совершают действия, которые способны споспешествовать развитию розни между конфессиями.
   Совсем недавно имело место досадное недоразумение, вылившееся в конфликт между Советом муфтиев России и Московской патриархией. [24 - Коробов П., Алексеева О. Муфтии имеют претензии к кадровому составу Московской патриархии // Ъ. 21.12.05. – С. 3.] Совет муфтиев России уже угрожал выйти из Межрелигиозного совета России в знак протеста против издания книги исполнительного секретаря МСР сотрудника отдела внешних церковных связей Московской патриархии. [25 - Там же.]
   Мне представляется также, что УПК РФ в ряде случаев отступает от обеспечения в ходе уголовного судопроизводства свободы совести.
   Начну с трех формулировок Основного закона государства. Ст. 14 Конституции Российской Федерации: «1. Российская Федерация – светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Ст. 19: «Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от… отношения к религии… Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной или языковой принадлежности» Ст. 28: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними».
   Между тем, п. 4 ч. 3 ст. 56 УПК РФ называет в качестве лица, не подлежащего допросу в качестве свидетеля «священнослужителя – об обстоятельствах, ставших ему известными на исповеди». На наш взгляд, в этом случае УПК РФ не выполняет велений ст. 19 Конституции. Его формулировка ориентирована на христианство, в котором и у православных, и у католиков предусмотрена исповедь, названная УПК основанием для отказа от допроса. Тем самым нарушается равноправие, не только участников уголовного процесса, но и опосредствованно – священнослужителей и верующих других вероисповеданий. Дело в том, что в буддизме, исламе, ряде других вероучений такое таинство (в христианстве – одно из семи главных таинств) как исповедь и отпущение грехов священнослужителем не предусмотрено или имеет другое наименование.
   Вместе с автором научный редактор видит лекарство от такой христианизации УСП в установлении тем или иным способом полномочий субъектов по дополнению и даже изменению общероссийских судопроизводственных и судоустройственных норм. По-моему в тексте, который автор предлагает читателю, такая идея явственно прослеживается.
   Недостаточная эффективность УСП вследствие его унификации для всех многообразных условий – это болезнь еще убиенного СССР. Создатели УПК РФ наступают на те же грабли. Искромсав УПК РСФСР 1960 г. и там, где этого очевидно не следовало делать, они оставили в неприкосновенности его идею – на всю многообразную Россию единый порядок судоустройства и судопроизводства.
   Скажем для сравнения: ведь есть в Конституции нормы, в которых их конструкторы учитывали (удачно или нет – это другой вопрос) различие в исповеданиях. Различение содержания исповеданий осуществлено, например, при конституционной регламентации отношений, связанных с военной службой (с исполнением воинской повинности). Ст. 59 Конституции РФ: «3. Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы… имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой». Я не хочу этим сказать ничего другого, кроме того, что данная норма учитывает, что у граждан нашей страны имеются различные вероисповедания.
   Для создания плацдарма легализации в качестве необходимого условия изменений отечественного уголовно-процессуального законодательства такого рода необходимо, естественно, изменение текста ст. 71 Конституции РФ, в частности, ее п. О., устанавливающее впечатляющий своим разнообразием перечень объектов, находящихся в ведении Российской Федерации. Среди них – уголовно-процессуальное законодательство.
   Автор предлагаемой читателю книги этого не говорит. И, правильно, наверное, делает. Нижеследующее суждение принадлежит научному редактору, и именно он несет за него ответственность.
   Понятна проводимая Президентом страны политика: не вносить изменений в Конституцию. Основной закон государства, конечно, не такой документ, в который можно вносить изменения каждую среду. Но конституция конституции – рознь. Тот документ, который ныне именуется Конституцией Российской Федерации, принимался в таких условиях, что он никак не может претендовать на роль священной коровы. Он писался под убеждающую канонаду танковых орудий и к тому же набегу, а принимался таким способом, которым большие документы не принимаются. Всенародное голосование отнюдь не сопровождалось всенародным прочтением.
   Вот Конституцию США писали и принимали 39 человек. Потому ей и не нужно упоминание о годе принятия. У США на сегодняшний день только одна Конституция. Правда, с двадцатью шестью поправками. (В первоначальном тексте документа семь статей).
   Опасения, что внесением хотя бы одного изменения в текст этого документа последует за собой множество других, вполне обоснованы.
   Это ли, приходится заметить с долей ехидства, не первое свидетельство действительного качества Основного закона государства?
   Повторюсь, суждение о Конституции 1993 г. принадлежит научному редактору, и автор предлагаемой читателю книги ответственности за него не несет.
   Ситуация в сфере УСП, возникающая в связи с п. О ст. 71, влечет за собой столько негативных для общества, государства, для защиты законных интересов граждан (права и свободы – средства) последствий, что это, только на первый взгляд, весьма частная проблемная ситуация.
//-- Реплика девятая, касающаяся презумпции невиновности --//
   Презумпция невиновности – весьма важная и еще более чем важная, популярная, актриса в современном отечественном уголовном судопроизводстве или, как иногда раньше говорили, в театре судоговорения. Ежегодно число упоминаний этого словосочетания в специальной научной литературе, обнародованиях в печатных и электронных средствах массовой информации и пропаганды (СМИиП) неисчислимо. Автора предлагаемой читателям монографии интересует ее место в целеполагании и целеобразовании.
   Вот на этот аспект и хотелось бы обратить внимание читателя. В частности и особенности, на роль презумпции невиновности в процессе доказывания. В книге А. П. Попова в главе, посвященной доказыванию, есть фрагмент, озаглавленный следующим образом: «Презумпция невиновности в механизме замещения истины в качестве основы для принятия решения». По мнению научного редактора, это правильный, дельный подход.
   В тех случаях, когда в конкретной жизненной ситуации установить объективную истину не удалось, приходится судье пользоваться тем костылем (это термин А. П. Попова), который предлагает участникам уголовного процесса часть 3 статьи 14 УПК РФ: все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном УПК РФ, толкуются в пользу обвиняемого.
   Автор хотел бы быть правильно понятым: презумпцией невиновности, по его мнению, приходится пользоваться не от хорошей жизни. Просто ничего лучшего не придумано. Поэтому вряд ли есть смысл петь ей дифирамбы в связи только с красивым названием. Ею приходится пользоваться в случаях, когда цель доказывания не достигнута и заменяется ее (цели) эрзацем. Пользоваться ей приходится. Однако чем меньше используется вместо истины по уголовному процессу презумпция невиновности, тем надежнее уголовный процесс, тем эффективнее защищены граждане от преступных посягательств, тем лучше достигается цель уголовного процесса и разрешаются задачи уголовного судопроизводства.
   Презумпция невиновности, к сожалению, не означает, что от ответственности освобождается действительно не виновный. Применение презумпции невиновности означает, что от ответственности освобождается лицо, в чьей виновности есть сомнения, лицо, которое закон предписывает считать невиновным. Так, в частности, по п. 1 ч. 1 ст. 27 действующего УПК РФ прекращается уголовное преследование как тогда, когда достоверно установлено, что преступление совершено не проходящим по делу обвиняемым или подозреваемым, а другим лицом, так и в случае, когда следователь (дознаватель) вынужден прекратить уголовное преследование в отношении подозреваемого или обвиняемого, поскольку ни невиновность, ни виновность этих же субъектов в совершении преступления не установлены.
   С горечью приходится вспоминать хохму студентов-юристов: студентка считается невинной, пока не родит.
   Это уголовно-процессуальный ее аспект. Однако есть у нее и другие стороны. В частности материально-правовая сторона применения презумпции может означать и во многих случаях означает, что от ответственности освобождается как раз виновный. Ее применение означает в очень многих случаях, что от ответственности освобождается злочинец, индивид, причинивший зло другому индивиду, преступник.
   Я уже приводил не раз, помнится, мудрое японское изречение: даже плоский лист бумаги имеет две стороны. Применение презумпции невиновности не лист бумаги, это в каждом случае реальная жизненная ситуация, и сторон у нее, естественно, не только две. В частности, при толковании догмы права не следует упускать из виду оценку индивидуальным (пострадавшими от преступления) и групповым общественным мнением конкретной жизненной ситуации, когда судом или следователем сомнения были истолкованы в пользу лица, оцениваемого общественным мнением совсем иначе, чем мнениями профессиональным и доктринальным.
   Статья 14 УПК РФ 2001 г. именуется «Презумпция невиновности». Следовательно, законодатель выводит приведенное правило из презумпции невиновности, низводя ее до титула принципа уголовного судопроизводства. Ведь статья 14 дислоцируется в главе 2-й УПК, поименованной «Принципы уголовного судопроизводства».
   Я не оговорился, употребив чуть выше деепричастие «низводя». Я действительно считаю, что помещение презумпции невиновности внутрь уголовного процесса есть существенное умаление ее социальной и правовой роли, есть шаг назад по сравнению с документом, впервые представившим миру эту презумпцию в писаном виде. Естественно имеется в виду французская декларация, увидевшая свет в 18-м веке, в эпоху Великих буржуазных революций. Реалистичные французы раскрывали защитный зонтик презумпции невиновности не только над обвиняемым и подозреваемым, они защищали каждого гражданина. [26 - Декларация прав человека и гражданина1789 г.// Французская Республика. Конституция и законодательные акты: Пер. с франц./ М.: Прогресс, 1989. – С. 26–29.] Мы полагаем, что уголовный процесс при этом должен быть рассмотрен как единственный способ опровержения этой презумпции.
   Правило же о толковании сомнений в пользу обвиняемого, на мой взгляд, естественнее выводится из принципа публичности. Тогда и связь с качеством работы должностных лиц, ведущих процесс, станет рельефнее и от того нагляднее. На мой взгляд, теоретически это было бы более строго и более последовательно. Кто обязан доказывать, тот и должен устранять сомнения, испытывая негативные последствия, если он не сумел выполнить своих функций-задач, когда они преобразовались в уголовно-процессуальную функцию.
//-- Реплика десятая, касающаяся характера уголовно-процессуального кодекса переходного периода --//
   Научный редактор счел бы свою миссию невыполненной, если бы не обратил внимание мыслящего читателя на следующую, без преувеличения, мудрую авторскую мысль. А. П. Попов пишет:
   «Внося предложения об изменении и дополнении УПК РФ 2001 г., мы исходили из того, что сегодня общество, его члены и государство нуждаются в Уголовно-процессуальном кодексе переходного периода. Не следует сегодня стремиться создавать правовые нормы на века. Хотя уголовно-процессуальные нормы более устойчивы во времени, чем материальные, все равно норм, эффективных без модификации во все времена, не бывает. В переживаемый страной переходный период нужно стремиться к тому, чтобы принимаемые уголовно-процессуальные правовые нормы служили интересам законопослушного гражданина, общества и государства именно в этот период».
   Вот что любопытно. Экономисты это обстоятельство понимают. Для них в стране даже создан Институт экономики переходного периода. А вот функционирующее при Правительстве РФ правовое учреждение именуется совсем иначе – Институт законодательства и сравнительного правоведения. О том, что законодательство тоже должно носить переходный характер здесь речи не идет. Дело, конечно, не только в названном институте. К тому же Уголовно-процессуальный кодекс – не образует предмета его должностного внимания. Но и никакое другое правовое учреждение в качестве предмета своего исследовательского интереса уголовно-процессуальных проблем переходного периода не заявляет.
//-- Реплика одиннадцатая, замечательная --//
   Какой же научный редактор позволит себе оценивать редактированную им книгу и не сделать ни одного замечания. Не стану отступать от обычая и я.
   Монография А. П. Попова, к нашему общему с автором сожалению, не лишена тех недостатков, которые свойственны большинству книг, написанных без отрыва от повседневной работы. А надо ли объяснять, какая повседневная работа у руководителя горрайоргана внутренних дел. К тому же горрайоргана, территория обслуживания которого находится вблизи Чеченской и совсем рядом с Карачаево-Черкесской республикой. Предлагаемая читателю книга писалась ночами и редкими выходными днями. В монографии имеются отдельные структурные нечеткости (можно было бы понагляднее распределить материал), случаются повторы.
   При восприятии отдельных фрагментов, отделенных от предшествующего и последующего пробелами, иногда (редко, конечно) создается впечатление, что они не связаны ни с первым, ни со вторым. Как, например, вот этот абзац из главы 8-й, посвященной функциям-задачам правоохранительных органов и должностных лиц: «В этой же связи отметим следующее обстоятельство: правоохранительная система создана для решения публичной задачи защиты общества от преступлений и правонарушений – борьбы с преступностью и другими правонарушениями, сдерживания преступности и правонарушений, контроля преступности и правонарушений и т.д. В то же время каждый ее функционер озабочен собственными делами, собственной жизнью: детьми, женой, любовницей, зарплатой, отпуском и т.д. Детей надо выучить, с женой жить, в худших случаях – сосуществовать, любовницу скрывать, иногда содержать и т.д. и т.п. Эти заботы нередко вступают в противоречие с имеющимися у индивида возможностями, финансовыми, временными, другими».
   Перед этим абзацем речь идет о специфике функций-задач различных органов и должностных лиц, выступающих в качестве участников уголовного процесса, а после него цитируется кибернетик, пишущий о средствах связи социальных организмов.
   Конечно, связь между суждениями можно было бы сделать более легко читаемой. Однако мне хотелось бы обратить внимание на другое, на содержание приведенного суждения. Ведь в нем эмбрион целой совокупности нуждающихся в исследовании мыслей, касающихся социально-психологического аспекта проблемной ситуации и ее преобразования. Проблемы социально-психологической атмосферы (внешние связи) функционирования органа и социально-психологического климата (его внутреннее состояние).
   Что касается отдельных структурных недочетов, думается, А. П. Попов расправится с ними и сделает это в ходе дальнейшей исследовательской работы. Ведь она, исследовательская работа – это такая инфекция, к которой гораздо легче привязаться, чем от нее отвязаться.
   И автор повторными чтениями и научный редактор пытались выловить указанных «блох». Однако не во всех случаях им это удалось. Не во всех случаях удалось научному редактору выловить «блох», хотя бы путем указания автору на них, по той же причине, по которой автор их допустил.
   В этой связи научный редактор и, естественно, автор были бы признательны читателям за любые в адрес монографии пожелания и замечания, которые они (читатели, коллеги, подельники по Нижегородской школе процессуалистов) сочли бы возможным высказать.
   Возможно, кто-нибудь из читателей считал бы правильным, чтобы научный редактор пожурил автора за принятый им несколько свободный тон. Такого замечания можно было ожидать от кого угодно только не от этого научного редактора. За сорок лет я не сделал ни одного замечания в ненаучности [27 - С чувством зависти (почему не я?) я воспринял заголовок, который дал своей книге (я уже говорил о ней) украинский (в прошлом – советский) автор – «Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса»] стиля ни одному из многих и разных авторов, которых мне приходилось редактировать в разных качествах: научного руководителя адъюнктов (аспирантов), научного консультанта соискателей докторской степени, четверть векового дважды руководителя кафедры и заместителя начальника специального вуза по научной (и учебной) работе. Я никогда не считал, что глубокие мысли обязательно должны облекаться в скучные слова.
   И кандидатская диссертация и другие публикации автора представляемой книги написаны тоже достаточно свободным стилем. Те, кто их читал, согласятся, что это им не вредит. Более того, делает их легче воспринимаемыми. По крайней мере, по мнению научного редактора.
//-- Реплика заключительная, касающаяся безусловной новизны исследования, осуществленного автором книги --//
   И, наконец, заключительная реплика научного редактора. Может быть, ей следовало быть первой.
   В предлагаемой вниманию читателя книге он найдет результаты идентификации и исследования проблемной ситуации в сфере уголовного судопроизводства, в современной отечественной уголовно-процессуальной, и не только уголовно-процессуальной, литературе исследованию на монографическом уровне еще не подвергавшейся. Дело не только в том, что единственная монография такого плана – книга П. С. Элькинд [28 - ЭлькиндП. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л.: Изд. ЛГУ, 1976. – 143 с.]«Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве» написана почти треть века назад. Книга этой известной ленинградской процессуалистки не принадлежит к числу однодневок. Дело в том, что содержание исследования П. С. Элькинд составляет интерпретация философского учения о целях и средствах их достижения применительно к уголовно-процессуальному праву. А. П. Попов же исследует и строит систему целеполагания для уголовного судопроизводства. Современного, отечественного.
   Указанная проблемная ситуация заключается, во-первых, в серьезной рассогласованности целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве и коррелирующих с ним отраслей государственной деятельности – административной, оперативно-розыскной. Во-вторых, в недостаточно строгом определении содержания элементов целеполагания в уголовном процессе и таком же подходе к установлению иерархии между ними.
   Рассогласованность содержательная начинается с отсутствия терминологической научной строгости как в теоретической и учебной литературе, так и в законодательных текстах.
   Думается, если бы исследования, подобные тому, которое предлагается читателю, были распространены и, к тому же, востребованы законодателем, действующий УПК РФ имел бы совсем другой вид, чем тот, который он имеет сейчас, а вот дополнений и изменений к нему предлагалось и даже принималось бы гораздо меньше.

Научный редактор Заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор юридических наук профессор В. Томин.

Н. Новгород – Пятигорск
28.02.06

Большое введение

//-- Актуальность избранной для исследования темы. Констатация наличия и описание проблемной ситуации --//
   В 2002 г. в России было зарегистрировано 2526,3 тыс. преступлений; в 2003 – 2756,4 тыс., в 2004 – 2893,8 тыс., за 11 месяцев 2005 года зарегистрировано 3236,2 тыс. преступлений [29 - Состояние преступности в России за 2002–2004 гг. – М.: ГИЦ МВД РФ, 2005.]. По мнению же специалистов, реальный уровень преступности сегодня составляет 9–12 миллионов в год. Отдельные эксперты полагают, что уровень действительной преступности еще выше [30 - Подробно о причинах расхождения данных официальной регистрации преступлений и действительным состоянием преступности см.: Конев А. А. Описательная криминология. Учение о ненаказанной преступности: Понятие. Виды. Методы изучения и измерения: Монография. Часть 2. – Н. Новгород: НФ ГУ – ВШЭ, 2004. 310 с.].
   За последнее десятилетие в России жертвами убийств стали почти 300 000 человек. По числу убийств на 100 000 населения Россия занимает далеко не почетное второе место в мире. В 2002 г. в РФ было совершено 32,3 тысяч умышленных убийств и 58,5 тысяч преступлений, связанных с причинением тяжкого вреда здоровью. Соответственно 7158 (23,1 %) и 15 800 (28,9) из них остались нераскрытыми. [31 - Доклад о деятельности Уполномоченного по права человека в Российской Федерации О. О. Миронова в 2002 г. // РГ. 15.07.03.]
   Не внушают оптимизма показатели, свидетельствующие об отторжении на входах в систему уголовного судопроизводства, и не только, в дежурных частях милиции сигналов о преступлениях, заявок на обслуживание по обязательствам, принятым на себя государством. Таким образом, и так высокий уровень латентной преступности существенно возрастает за счет укрытия преступлений от регистрации, от оперативного, а затем и статистического учета. Цифры, характеризующие возмещение вреда лицам, пострадавшим от преступных посягательств, чрезвычайно низки. Шокирующие данные статистики и социологических исследований по этим показателям, материалы СМИиП о состоянии преступности и деятельности судов и правоохранительной системы давно уже никого не шокируют. Причин много. Здесь назовем две из них.
   Первая из них носит психологический характер. Люди, в том числе и работники правоохранительных органов, привыкли к тому, что значительная часть серьезных преступлений, в том числе и громких, вызвавших повышенное внимание СМИиП, не раскрываются.
   Вторая: регулирование оперативных учетов и статистики теми лицами, оценка работы которых от показателей статистики зависит, приобретает весьма распространенный характер.
   Постоянный, начиная со второй половины 80-х годов, рост преступности в России, заставляет подумать о насущной необходимости самоотчета правоохранительных органов и судов, о том, что не все ладно не только в датском, но и в нашем правоохранительном не королевстве.
   Мы понимаем, что уголовное судопроизводство в одиночестве, без союзников, не в состоянии сделать мир совершенным, избавить его от несправедливости, сладить с многообразием преступности. Оно и споры государства со своими гражданами, имеется ведь и такой, исходящий, по нашему мнению от очень благополучных людей, взгляд на роль и функции уголовного судопроизводства, без союзников успешно разрешить не сумеет.
   Тем не менее, общественно-полезных целей, сносных результатов по их достижению, невозможно достичь и без самого уголовного судопроизводства.
   Мы понимаем также, что не надлежащим образом организованное УСП само по себе может стать продуцентом особых видов преступности. Как практическому работнику нам эта опасность особенно ясна. Эти особые виды преступности (коррупция, например, беловоротничковая преступность) при благоприятных для них условиях срастаются с другими видами преступности, становясь неотъемлемой составной частью такого особого, можно сказать, комплексного вида преступности как организованная.
   Мы должны также сказать: «кто не борется с организованной преступностью, со всякой преступностью, тому придется воевать с террористами и терроризмом». С середины 80-х годов формулировка «борьба с преступностью» в качестве характеристики задачи уголовного судопроизводства стала исчезать из специальной литературы. Кто заменял ее на стыдливый контроль преступности, кто на жеманное ее сдерживание, кто, повторяя давно сказанное, начинал говорить о разрешении споров между государством и правонарушителем. Этот последний тезис, сам по себе вполне заслуживает глубокого внимания и анализа. Однако, по нашему мнению, только в ситуациях, когда он не абсолютизируется и применяется для исследования именно того среза проблемы, для исследования которого он предназначен.
   Если И. В. Михайловский предлагал «не вмешивать в борьбу с преступностью» только суд, то из сегодняшних высказываний, нередко можно сделать вывод, что и все уголовное судопроизводство этим делом не должно заниматься.
   Чем же оно должно заниматься? К достижению какой цели стремиться? Какие задачи решать? Наряду с этим: кто должен конструировать и формулировать эти цели и задачи?
   Нам представляется, что значительная часть негативных последствий для практики УСП порождена нечетким, подчас путанным, а иногда и искаженным представлением о том, для решения каких задач создана и должна функционировать такая отрасль государственной деятельности как уголовное судопроизводство? Для достижения какой цели ведется производство по каждому уголовному делу?
   При этом неизвестно, что опаснее? Путаница, вносимая в систему уголовного судопроизводства намеренно – заинтересованными субъектами или распространившийся дилетантизм? Научный, начальничий, исполнительский, журналистский?
   Желание ответить на эти вопросы и вообще разобраться с системой целеполагания в уголовном судопроизводстве вообще и в современном отечественном, в частности и особенности, осуществить телеологический анализ состояния и тенденций развития современного отечественного уголовного судопроизводства, его стадий и институтов и породило выбор темы нашего исследования.
//-- Осознанность проблемной ситуации и разработанность проблемы --//
   При использовании терминов проблемная ситуация и проблема мы используем терминологию и понятийный аппарат таких отраслей знаний как системный подход и системный анализ.
   Для начала – совсем просто: под проблемной ситуацией в нашем исследовании понимается состояние системы, нуждающееся в преобразовании.
   Другой употребленный в подзаголовке термин – проблема. Для нас – это осознанная и сформулированная проблемная ситуация. Осознание включает в себя описание проблемной ситуации и тех ее свойств, которые порождают необходимость в преобразовании системы. Специалисты в области системного анализа полагают, что «первоначальная формулировка – лишь очень приблизительный намек на то, какой именно должна быть действительно рабочая формулировка проблемы. На самом деле, – утверждают они, – любая исходная формулировка проблемы является лишь «нулевым приближением» [32 - Мыльник В. В., Титаренко Б. П., Волочиенко В. А. Исследование систем управления: Учебное пособие для вузов. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003. – С. 147.]. Эти же авторы утверждают: «Системное исследование всякой проблемы начинается с расширения ее до проблематики, то есть до нахождения системы проблем, существенно связанных с исследуемой без учета которых она не может быть решена». [33 - Мыльник В. В., Титаренко Б. П., Волочиенко В. А. Указ. соч. – С. 147.] Нам думается, что излишняя категоричность обоих приведенных суждений объясняется специализацией авторов и их основной аудиторией. И те, и другие – системные аналитики, исполнители заказных работ по системному анализу. Они исходят из существования фигуры заказчика. А заказчик, как правило, требует к себе рыночного отношения.
   Приведенные оценки исходных формулировок проблем могут быть обусловлены и тем теоретически неожиданным для нас обстоятельством, что цитируемые нами авторы не выделяют понятия проблемная ситуация, и их оценка формулировки проблемы заказчиком, по существу, представляет собой оценку представленной последним межведомственной заявки на разрешение именно проблемной ситуации.
   По нашему мнению, абсолютизация и категоричность этих суждений нуждается в некотором смягчении. Мы бы сказали так: когда речь идет об исследовании диссертационном, где – по определению – все должен делать один человек, один индивидуальный исследователь, некоторые исходные формулировки проблемы могут быть достаточно полными, проблема в таких случаях может включать в себя и частично, а иногда и полно, разработанную и достаточно работающую систему проблематики.
   В случаях, когда функции исполнителей разделены, пригодна для применения позиция, изложенная В. В. Мыльником и его соавторами.
   В нашем осознании о наличии насущной необходимости в преобразовании системы современного отечественного уголовного судопроизводства свидетельствует ряд факторов. Среди них, в первую очередь, неэффективность, ненадежность и несправедливость современного отечественного уголовного судопроизводства. [34 - См.: Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. – М.:]
   Указание на «три НЕ» отечественного уголовного судопроизводства вовсе не означает, по нашему мнению, что в отношении западно-европейского и американского судопроизводства эти «не» должны быть преобразованы в «три ДА». Доводы, побуждающие нас сделать такую оговорку – в дальнейшем тексте.
   Одной из основных причин наличия в отечественном уголовном судопроизводстве проблемной ситуации «трех НЕ» является, на наш взгляд, неразработанность в его теории проблемы целеполагания. От этого нередкая рассогласованность и дисфункциональность стадий уголовного процесса и функций-задач государственных органов и должностных лиц, в нем участвующих. Собственно, то обстоятельство, что мы не только имеем возможность указать на наличие проблемной ситуации, но и дать ей афористичное название, должно, видимо, свидетельствовать о том, что осмысление наличной, существующей проблемной ситуации, началось.
   Конечно, в целом разработанность проблемы целеполагания в правовых науках криминального цикла низкая, недостаточная для формирования целостной системы законодательства и детерминации справедливой, эффективной и надежной, жизнеспособной системы уголовного процесса.
   Речь идет не о теории или концепции целеполагания, ее в современной отечественной уголовно-процессуальной науке просто нет. Мы пока говорим лишь о проблеме целеполагания как необходимом условии разработки его теории или концепции. Не только теория, но уже и проблема-разработка не должна ограничиваться указанием на набор терминов и снабжении их дефинициями. Это описание содержания системы.
   Юрид. лит., 1981. – С. 4–5; Томин В. Т., Поляков М. П., Попов А. П.
   Очерки теории эффективного уголовного процесса. – Пятигорск, 2003. – 164 с.; Томин В. Т., Попов А. П. Эффективное уголовное судопроизводство. – Пятигорск, 2003. – 114 с.
   Задачей конструирования проблемы является и установление соотношений между элементами системы целеполагания при рассмотрении их в реалиях живого уголовного процесса. Это, на наш взгляд, структура целеполагания в уголовном процессе.
//-- Цель исследования и его задачи --//
   В качестве цели нашего исследования мы поставили перед собой осмысление теоретико-методологических и практико-прикладных, уголовно-процессуальных и законодательных, аспектов целеполагания в уголовном процессе; на основе имеющегося и вновь полученного знания осуществить системную разработку, структуризацию и обоснование системы целеполагания в уголовном судопроизводстве: ее элементов – целей, задач, функций и их взаимоотношений между собой (структуры) как необходимого условия оптимизации отечественного уголовного судопроизводства.
   Мы считаем необходимой составляющей своей цели найти ответ на вопросы о том, как служат назначению уголовного судопроизводства, разрешению его задач как отрасли государственной деятельности, достижению цели уголовного процесса, ради которой ведется производство по каждому уголовному делу, существующие и вновь вводимые нормы, институты, теории, концепции и рекомендации по их изменению. Мы далеки от мысли, что сумеем разрешить эту задачу полностью. Наверное, мы сумеем разрешить эту задачу лишь частично. Однако и это уже будет шагом вперед в уголовно-процессуальной науке. Мы твердо надеемся, что в этом направлении пойдут и другие. Уж очень такое исследование важно, особенно при современном состоянии отечественного уголовного судопроизводства.
//-- Задачи исследования --//
   Сконструировать, сформулировать и обосновать концепцию целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   Выявить, описать, структурировать и оценить эу– и дисфункциональные взаимосвязи (взаимоотношения) и взаимодействия в системе и элементах целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   1. Рассмотреть рабочую гипотезу понимания цели уголовного процесса, как желаемого результата, для достижения которого ведется производство по каждому уголовному делу.
   2. Рассмотреть рабочую гипотезу понимания задач уголовного судопроизводства как функции такой отрасли государственной деятельности как уголовное судопроизводство (уголовный процесс). Показать, что положительный или отрицательный результат в решении этих задач в большей своей части обусловлен совокупностью результатов, достигаемых по отдельным уголовным делам.
   3. Разобраться с соотношением неоднозначно толкуемых в законодательстве и специальной литературе поименованных в пп. 3 и 4 фрагмента «Задачи уголовного судопроизводства» понятий.
   4. Выявить эу– и дисфункциональность в соотношениях доктринальных систем и элементов целеполагания, сконструированных в науках криминального цикла (уголовного процесса, уголовного права, уголовной политики, криминологии, криминалистики, судоустройства) и их соотношение с системой и элементами целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   5. Выявить, описать и проанализировать эу– и дисфункциональности в соотношениях систем и элементов целеполагания, проведенных в соответствующих системах законодательства криминального цикла и конституционном праве.
   6. Осуществить сравнительно-правовое исследование целеполагания в названных (в п. 6) отраслях науки и (в п. 7) отраслях законодательства государств СНГ (стран постсоветского пространства).
   7. Используя теоретико-методологический инструментарий целепологания, выявить элементы содержания целеполагания, необоснованно или недостаточно обоснованно включаемые в цель уголовного процесса, непосредственные задачи стадий, другие подвергнутые анализу объекты и обосновать необходимость или отсутствие таковой, характер и степень их коррекции.
   8. Используя теоретико-методологический инструментарий целеполагания исследовать соответствие функций-задач государственных органов и должностных лиц уголовно-процессуальным функциям, которые на них возлагаются, проанализировать не являются ли некоторые заботы [35 - Употребленному нами слову забота здесь не придается значение специального термина. Мы употребляем его в обыденном смысле, можно сказать, в литературной окраске.]; возлагаемые на УСП и его участников в современном отечественном варианте уголовного процесса, излишними; разработать и предложить рациональные компромиссы для разрешения, обнаруживающихся в связи с этим противоречия между излишествами (или отсутствием таковых) процессуальной формы уголовного судопроизводства, прав или обязанностей участников уголовного процесса и целью уголовного процесса.
   9. Осуществить углубленное исследование направлений и процедур оптимизации досудебного производства.
   10. Попытаться, хотя бы частично, согласовать терминологию целеполагания в различных отраслях права и науках криминального цикла.
//-- Объект исследования --//
   Объект исследования – современное отечественное уголовное судопроизводство, рассмотренное в отличие от традиционного подхода не как идеальная законодательная модель, не как совокупность правовых норм, а как феномен реальной жизни в определенных условиях места и времени, как система деятельности его участников с основными ее детерминантами. Среди этих детерминант, конечно же, уголовное право, но далеко не только оно одно.
//-- Предмет исследования --//
   Целеполагание и его детерминанты в современном отечественном уголовном процессе как способ его оптимизации: сущее и должное.
//-- Рабочая гипотеза исследования --//
   Рабочая гипотеза – это еще не гипотеза. Или – уже не гипотеза. При второй позиции – это инструментарий исследования. Наверное, надо сказать иначе: это инструментарий исследователя, выдвинувшего и проверяющего определенную рабочую гипотезу.
   У Бертрана Рассела в его весьма своеобразной книге в словарной статье, озаглавленной «Гипотеза, действие в соответствии с гипотезой» находим следующие слова: «…недостаточно признать, что все наше знание в той или иной степени зыбко и неопределенно; необходимо в то же время научиться действовать в соответствии с лучшей гипотезой, но без догматической веры в нее» [36 - Рассел Б. Философский словарь разума, материи и морали / Пер. с англ. – К.: Port-Royal, 1996. – С. 60.].
   Рабочая гипотеза нашего исследования состоит в следующем: мы предположили, что целеполагание, его процедуры и результат должны образовывать (должное) объективно обусловленный целеустремленный костяк соответствующей, в данном случае, современной отечественной системы уголовного судопроизводства.
   Познание любых объективных закономерностей и проведение их в жизнь осуществляется людьми или их совокупностями, последнее особенно характерно для проведения познанного, точнее выводов из него, в жизнь. Таким образом, любое целеполагание, а в нашем случае целеполагание в сфере уголовного процесса, есть субъект-объектный процесс.
   Субъективные опасности (субъективизм на различных уровнях, вплоть до бытового) процесса целеполагания в уголовном судопроизводстве многократны. Прежде, чем результаты целеполагания станут реально детерминировать в конкретных условиях места и времени определенный уголовный процесс, они должны будут преодолеть:
   1) опасность искажения при познании объективных закономерностей исследователем;
   2) опасность субъективизма при интерпретации исследователем полученных результатов;
   3) опасность субъективизма при составлении исследователем информационного сообщения о своем открытии (составление сообщения в СМИиП, информирование законодателя или правоприменителя, иные средства передачи информации о познанной закономерности);
   4) опасности искажения и субъективизма оценки сообщения, направленного законодателю, теми, кто станет с ним работать до направления законодателю (если такое направление вообще состоится);
   5) опасности искажения и субъективизма оценки сообщения, воспринятого законодателем;
   6) опасности искажения и субъективизма оценки сообщения воспринятого правоприменителем; профессиональная инерция, профессиональные предубеждения;
   7) опасности искажения законодателем полученной информации при трансформации выводов из нее в правовые нормы; некомпетентность индивидов, входящих в законодательный орган;
   8) опасность влияния на законодательный процесс других субъективных детерминант;
   9) опасность вхождения новых норм в противоречие с индивидуальным и групповым (профессиональным) правосознанием правоприменителя;
   10) опасность субъективных расхождений в правосознании среди участников процесса целеполагания и внедрения его результатов.
//-- Методология, методы и методики исследования --//
   Методология, методы и методики, примененные исследователем для анализа целеполагания в сфере уголовного судопроизводства, тесно связаны с его использованием исследовательского инструментария и пониманием терминов «методология», «метод» («методы») и «методики».
   Методология как термин в самом общем смысле используется для обозначения, как минимум, двух понятий. Во-первых, так обозначается учение о методе как феномене бытия, во-вторых, – учение о методах человеческой деятельности, в том числе познавательной. В настоящей работе, если иное прямо не оговорено, мы, как правило, исходим из второго значения этого термина: методология деятельности по познанию явлений объективной реальности, познавательной деятельности.
   Конкретная совокупность методологических знаний может быть структурирована в качестве самостоятельной отрасли знаний, самостоятельной науки. Таковой, в частности, является методология познавательной деятельности. Эта методология имеет общие, к тому же не до конца демаркированные, границы с такой наукой наук как философия, и с гносеологией, рассматривающейся в разных источниках и как раздел философии, и как самостоятельная отрасль знаний. Первая ситуация более распространена.
   В связи с ростом диапазона векторов познания и, следовательно, разнообразия его методов, наряду с всеобщей методологией в последние десятилетия появляется потребность в отраслевых и иных специальных методологиях познания. Специальные методологии познания обычно выступают в качестве весомых, относительно самостоятельных содержательно и структурно, частей отраслевых наук.
   Методология предпринятого нами исследования – диалектический материализм. Его устои позволяют нам, в пределах целесообразности использовать полезные методы других современных философских систем, к примеру, разрабатываемую неопозитивистами верификацию теорий и гипотез (принцип верификации). Нам использование процедур верификации представляется полезным, в частности, для проверки судом процессов доказывания-обоснования, осуществляемых сторонами, или оценки стороной познания-доказывания, осуществляемого противной стороной.
   Термин и понятие верификации не слишком распространены в отечественной уголовно-процессуальной литературе, в том числе и в большом числе источников по теории доказательств. Поэтому в обоснование целесообразности использования некоторых элементов методологии неопозитивизма (впрочем, случается наименование для обозначения школы и термин эмпиризм) мы приведем выписку из работы Бертрана Рассела.
   «Когда вначале появляется утверждение, а затем – очевидность, существует процесс, называемый «верификацией», предполагающий очную ставку утверждения с очевидностью. …Очевидность должна заключаться в чувственном опыте или в серии таких опытов». [37 - Рассел Б. Словарь… – С. 39.]
   Нам также представляется весьма важным акцент, проставляемый В. Е. Кемеровым: «на стыке М<етодологии> познания и М. обыденной деятельности людей обнаруживаются изменения характера М.: из М. общих норм и правил деятельности она превращается в М. постановки и прояснения человеческих проблем» [38 - Современный философский словарь / Под общей ред. В. Е. Кемерова. – 2-е изд. испр. и доп. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск: «Панпринт», 1998. – С. 488.]. Внимание к человеческому фактору (человечности, духовности, справедливости) в разрешении проблем уголовного судопроизводства характерно для последних работ А. В. Агутина. Достаточно сказать в этой связи, что один из параграфов его последней монографии именуется так: «Место совести в уголовно-процессуальном доказывании». [39 - Агутин А. В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании: Монография. – М., 2004. – С. 353–374.] Мы за то, чтобы это направление в исследовании уголовного судопроизводства максимально развивалось, за то, чтобы понятия совесть, честность, вообще нравственность наряду с целеполаганием наличествовали при осмыслении каждого из институтов уголовного процесса.
   Без особой опасности ошибиться можно утверждать, что на настоящем этапе развития правовой науки всеобщая методология разработана основательнее и глубже, чем методологии отраслевые. Достаточно взглянуть в большинстве авторефератов по правовым наукам на фрагменты, посвященные методологии и методам исследования.
   Методы исследования. Под методом исследования мы понимаем совокупность принципов, правил, приемов и требований, которыми надлежит руководствоваться при восприятии, описании и анализе соответствующего объекта.
   Методы познавательной деятельности классифицируются по различным основаниям деления. Широко распространено их деление по степени (объему) охвата исследуемой действительности. Различают четыре таких группы: 1) всеобщие (универсальные); 2) общенаучные; 3) частные и 4) специальные.
   К сегодняшнему дню в сравнении с частнонаучными методами оказались более разработанными не только всеобщий метод, но и методы общенаучные.
   Методики исследования – описаны в тех местах текста сочинения, где они применяются.
//-- Эмпирическая база исследования --//
   Позволим себе на этом этапе научного отчета о произведенном исследовании начать характеристику ЭБИ (эмпирической базы исследования) со ссылки на информацию, полученную методом включенного наблюдения.
   Под таким методом полевого социологического исследования как включенное наблюдение понимается получение информации об объекте и/или предмете исследования в ходе исполнения служебных обязанностей или любой другой включенности в сферу, несущую в себе информацию, нужную для исследования. Включенное наблюдение не исчерпывается наблюдением в тесном смысле этого термина. Информация, получаемая посредством органов зрения и слуха в процессе деятельности наблюдателя может дополняться информацией получаемой при посредстве других рецепторов, и, что не менее важно, возможно процесс ее получения, осмыслив, направлять в нужном направлении со знанием дела.
   Хотелось бы обратить внимание и на следующий использованный нами метод первоначального получения и последующего пополнения ЭБИ (эмпирической базы информации). Мы назвали его методом косвенной корреляции. В соответствии с этим методом в целях получения сведений по интересующим нас вопросам мы целенаправленно искали информацию в таких исследованиях, которые велись в других направлениях. К примеру, при освещении на материалах органов внутренних дел вопроса об условиях, при которых допустимо увеличение их штатов, мы рассматриваем в качестве одного из таких условий (один из элементов ЗШЧ) способность системы привлекать абитуриентов и удерживать привлеченных (свои кадры) от перехода к конкурентам. Мы исходили из того, что прямой наш опрос в этом случае способен исказить действительную картину, как кадры, так и сотрудники кадровых аппаратов при ответах на наши вопросы будут не вполне искренни. Для прояснения ситуации мы воспользовались социологическим данными, собранными для выяснения вопроса о предпочтениях, отдаваемых российскими жителями различным профессиям. Выяснилось: в 2001 году МВД, ФСБ и Российская армия как сферы деятельности были популярны у 4,6 % россиян, в 2004 году – лишь у 3,9 %. «И это понятно, – пишет аналитик, – низкая оплата труда, специфическая субкультура и отсутствие возможности стремительной карьеры не всем по душе». [40 - Галкин Б. Популярность различных сфер деятельности // Карьера. 2005. № 10. – С. 89.]
//-- Достоверность использованных в монографии источников информации и полученных автором результатов --//
   Достоверность использованных в исследовании источников информации зависит от нескольких факторов. 1) От репрезентативности осуществленного исследователем отбора источников. 2) От их качества, в первую очередь достоверности. 3) От методологической и методической вооруженности исследователя.
   В свою очередь, достоверность сведений, содержащихся в источниках определяется, по мнению Л. Н. Гумилева, использованными их авторами материалами, а также той обстановкой, в которой эти авторы работали, и от тех читателей, к которым эти авторы адресовались.
   По нашему мнению, все три названные историком детерминанты достоверности в такой же, а, может быть, и в еще большей степени относятся и к самому исследователю, к исследователю-юристу, во всяком случае, не меньше, чем к историку.
   Достоверность полученных автором результатов обусловлена, в первую очередь, его высокой методологической и методической вооруженностью. См. выше фрагмент «Методология, методы и методики исследования».
//-- Научная новизна исследования --//
   Актуальность исследования проявляется, прежде всего, в характеристике темы, избранной для исследования. Новизна его считается по осени – по полученным результатам. В частности, она результируется идентификацией и исследованием проблемной ситуации. В современной отечественной уголовно-процессуальной литературе целеполагание ни на содержательном, ни на операциональном, ни на аксиологическом уровне исследованию на монографическом уровне еще не подвергалось.
   Проблемная ситуация эта заключается, во-первых, в серьезной рассогласованности целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве и коррелирующих с ним отраслей государственной деятельности – административной, оперативно-розыскной.
   Рассогласованность содержательная начинается с отсутствия терминологической научной строгости как в теоретической и учебной литературе, так и в законодательных текстах.
   Думается, если бы подобные исследования были распространены и были востребованы законодателем, действующий УПК РФ имел бы совсем другой вид, чем тот, который он имеет сейчас, а вот дополнений и изменений к нему предлагалось бы и принималось гораздо меньше.
//-- Положения, подлежащие обоснованию --//
//-- 1. Методолого-теоретические положения --//
   1.1. Исследование целеполагания в УСП может быть адекватным реальному положению дел в государстве и обществе, в том числе, действительному положению личности и состоянию защиты его обществом и государством средствами уголовного судопроизводства, лишь при условии комплексности исследования, в частности при проведении его на материалах социально-экономического и социально-психологического состояния социума, теории и практики профилактики преступлений, уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельности в соединении с использованием инструментария одноименных отраслей науки и учебных дисциплин, теорией и практикой законодательствования в сфере охраны условий существования и развития общества. Исследованию должно быть подвергнуто также соответствие целеполагания состоянию материального уголовного права, а также сопоставлено с интересами и намерениями политической власти.
   Мы это утверждаем и пытаемся обосновать в монографии.
   1.2. Мы также попытаемся обосновать в книге использованные в процессе исследования в качестве инструментария авторские определения следующих понятий: «целеполагание в уголовном судопроизводстве», «цель уголовного процесса», «факультативные элементы цели уголовного процесса», «задачи уголовного судопроизводства», «непосредственная задача стадии», «вторичная задача стадии», «цель доказывания», и ряда других, раскрытие содержания названных понятий.
   1.3. Мы, естественно, охарактеризуем в монографии совокупность выводов и суждений, характеризующих содержание и структуру, целеполагания, в том числе систему его элементов, в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   1.4. Элементы дерева целей современного отечественного уголовного судопроизводства как отражение содержания и структуры целеполагания в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   1.5. В своем сегодняшнем состоянии уголовное судопроизводство, воспользуемся понятийным аппаратом науки управление в экономических и социальных системах, обладает недостаточной для обслуживания населения пропускной способностью. Оно не в состоянии выполнить все заявки на обслуживание, иными словами, не в состоянии надлежащим образом прореагировать на все сигналы о признаках преступлениях и, следовательно, не в состоянии охранить условия существования и развития общества.
   Перенесение акцента в целеполагании уголовной политики государства в ее уголовно-процессуальной направленности с обеспечения неотвратимости ответственности за посягательства на эти условия, в том числе, на законные интересы и свободы граждан, на установленные законом для обеспечения этих законных интересов и свобод субъективные права граждан на непосредственную защиту прав и свобод граждан является таким же забеганием вперед, как и провозглашаемая по историческим меркам совсем недавно задача искоренить преступность.
   1.6. Как показывает адекватный, сколько-нибудь обстоятельный и объективный анализ практики, тенденции последних полутора десятков лет, направленные на увеличение штатной численности правоохранительных органов и судов как средства улучшения разрешения общегосударственной цели охраны условий существования и развития общества, не только исчерпали себя, но и повлекли серьезные негативные последствия.
   В этой связи мы полагаем, что при сегодняшнем положении вещей резервы увеличения эффективности УСП лежат не столько в увеличении штатов, в умножении числа работников, занятых в этой сфере общественно-необходимой деятельности, сколько в рационализации форм и обрядов УСП, оптимизации функций-задач государственных органов, ведущих производство по делу, повышении квалификации их персонала, очень возможно – при существенном уменьшении их численности при кратном увеличении зарплаты.
   1.7. Задачи правового регулирования различных аспектов доказывания – его процедур, допустимости и релевантности доказательств, использовании результатов оперативно-розыскных мероприятий и пр. и пр., по нашему мнению, должны быть направлены не на ограничения средств доказывания, а на его надежность и эффективность в конкретных жизненных условиях.
   1.8. Деловое использование результатов оперативно-розыскных мероприятий в качестве базы для доказательств по уголовному делу, а в определенных случаях и качестве самих доказательств является необходимым условием эффективного уголовного процесса, допускается при соблюдении двух следующих условий:
   1) Если предлагаемые компетентным должностным лицом органа дознания для применения в процессе доказывания по уголовному делу предмет или документ получены при проведении оперативно-розыскного мероприятия в соответствии с нормами Закона об оперативно-розыскной деятельности;
   2) Если при приобщении к уголовному делу представленного предмета или документа и оперировании с ним соблюдены требования уголовно-процессуального кодекса.
   При решении вопроса о допустимости использования в качестве доказательства по уголовному делу документа или предмета, полученного субъектом оперативно-розыскной деятельности в результате проведения оперативно-розыскного мероприятия, к процедуре оперативно-розыскного мероприятия требования ее соответствия процедуре, предусмотренной уголовно-процессуальным кодексом, недопустимо».
   Это разные отрасли процедурного права.
   1.9. Широко распространенный, хотя и не всеми однозначно понимаемый термин уголовно-процессуальные функции следует соотносить с вводимым автором понятием функции-задачи государственных органов и должностных лиц, могущих стать участниками уголовного судопроизводства. Одно из главных направлений этого соотношения заключается в том, что УПФ, возлагаемые на те или иные категории возможных УУП-должностных лиц, должны соответствовать функциям-задачам, возлагаемым на соответствующие органы и должностных лиц соответствующими положениями об этих органах и утвержденными предусмотренными определенным законом образом должностными обязанностями.
   1.10. Классификация – инструмент познания. В качестве элемента инструментария, автором используется классификация фактических оснований прекращения уголовного дела с таким классификационным признаком) как характер влияния основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования на детерминацию достижения цели уголовного процесса.
   Прекращение уголовного дела прерывает движение уголовного к его цели, цели уголовного процесса. В связи с этим представляется продуктивным соотнести основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования с достижением, или не достижением, отказом от достижения на момент принятия решения о прекращении.
   По указанному классификационному признаку фактические основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования, по нашему мнению, распадаются на следующие пять групп:
   1. невозможность достижения цели уголовного процесса в конкретной ситуации по данному уголовному делу;
   2. возможность достижения цели уголовного процесса в конкретной ситуации по данному уголовному делу без доведения дела до судебных стадий;
   3. обнаружившееся в процесс производства отсутствие предмета уголовного процесса;
   4. возникновение непреодолимых процессуальных препятствий для движения уголовного дела;
   5. нормативные или индивидуальные властные решения, принятые компетентным законодательным органом или главой государства о нецелесообразности уголовного преследования определенных лиц или целесообразности в конкретной ситуации отказа от уголовного преследования определенных групп лиц.
   1.11. В связи с направленностью нашего исследования появляется надобность классифицировать стадии уголовного процесса в зависимости от вида выполняемых ими непосредственных, вторичных и факультативных задач. Предлагается трехчленная классификация стадий на три: 1) разрешающие, 2) основные и 3) контрольно-проверочные.
   К стадиям, разрешающим или запрещающим производство в последующих стадиях относятся возбуждение уголовного дела и предания суду.
   К основным относятся стадии предварительного расследования и судебного разбирательства. Именно они образуют сердцевину уголовного судопроизводства. Их методы и непосредственные задачи специфичны. Между ними существует координационная, а не субординационная, мы хотим подчеркнуть это, связь. Поэтому в реальном отечественном, да и в континентальном вообще, судопроизводстве попытки поставить одну из них над другой могут и приводят к негативным результатам – ухудшению защиты законопослушных членов общества от преступных посягательств и росту безнаказанности лиц, совершающих преступления.
   Практически все стадии уголовного процесса среди других своих задач, в качестве вторичной, имеют контрольно-проверочную. Однако существуют стадии, для которых проверка и осуществление тем самым контроля является непосредственной задачей. Это стадия производства во второй инстанции (кассационное и надзорное производство) и две надзорные стадии.
//-- 2. Предложения по совершенствованию нормативных актов и практики их применения --//
   2.1. Уголовно-процессуальное законодательство, издание нормативного правового акта, даже их системы – не цель государства и/или общества.
   Оно – средство достижения определенных целей.
   2.2. Внося предложения об изменении и дополнении УПК РФ 2001 г. мы исходили из того, что сегодня общество, его члены и государство нуждаются в Уголовно-процессуальном кодексе переходного периода. Не следует сегодня стремиться создавать правовые нормы на века. Хотя уголовно-процессуальные нормы более устойчивы во времени, чем материальные, все равно норм, эффективных без модификации во все времена, не бывает. В переживаемый страной переходный период нужно стремиться к тому, чтобы принимаемые уголовно-процессуальные правовые нормы служили интересам законопослушного гражданина, общества и государства именно в этот период.
   2.3. Полную совокупность наших предложений и дополнений и изменений УПК РФ 2001 г. – см. в Приложениях «Перечень предложений по совершенствованию УПК РФ 2001 года». Здесь приводятся только те из них, которые представляются наиболее важными.
   2.3.1. «Статья 6. Назначение уголовного судопроизводства.
   1. Уголовное судопроизводство имеет своим назначением:
   1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, общества и государства, пострадавших от преступлений; 2) уголовное преследование лиц, виновных в совершении преступления; привлечении их к уголовной ответственности и назначении уголовного наказания или в случаях и порядке, предусмотренных настоящим Кодексом, освобождение от уголовной ответственности и уголовного наказания; 3) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения и не вызываемого необходимостью выполнения пунктов первого и второго настоящей статьи ограничения ее прав и свобод.
   2. Уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства [41 - Беда общих формулировок! Из буквального толкования ст. 6 ч. 2 УПК РФ следует, что от наказания могут быть освобождены только невиновные. Об освобождении кого бы то ни было от уголовной ответственности в анализируемой статье речи вообще не идет. Между тем, в главах 11–13 Раздела IV УК РФ устанавливается целый ряд оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. В том числе введенная ФЗ от 08.12.03 ст. 81 1, установившая возможность освобождения от наказания в связи с изменением обстановки.], что и отказ от уголовного преследования невиновных, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию».
   2.3.2. В связи с приведенной в (1.8.) аргументацией предлагается в статье 89 УПК РФ сохранить лишь носящее конструктивный и позитивный характер наименование статьи. Остальной же текст, в своем нынешнем виде носящий деконструктивный и негативный характер, по существу, ставящий непреодолимые препятствия на пути использования результатов оперативно-розыскных мероприятий, толкающий должностных лиц правоохранительных органов на различные фальсификации, заменить следующим:
   «Представленные компетентным должностным лицом органа дознания для применения в процессе доказывания по уголовному делу предмет или документ, полученные при проведении оперативно-розыскного мероприятия с соблюдением норм Закона об оперативно-розыскной деятельности подлежат приобщению к уголовному делу в порядке, предусмотренном статьей 86 настоящего Кодекса».
   2.4. Необходимым, часто недооцениваемым специалистами уголовного и уголовно-процессуального права, условием восстановления социальной справедливости (цель уголовного наказания) посредством производства по уголовным делам, а, следовательно, одной из задач, решаемых для достижения указанной цели, является определение виновному наказания с учетом возмещения им причиненного его преступным поведением вреда потерпевшему.

ГЛАВА 1.
Методологические предпосылки исследования и анализ исходных категорий. Понятие целеполагания в уголовном судопроизводстве и его дефиниция. Иерархия целей, задач и функций в УСП. Непредвиденные последствия действий по достижению поставленной цели

Первая обязанность права, каковы бы ни были его другие обязанности, состоит в знании того, чего оно хочет.
Норберт Винер. Кибернетика и общество [42 - Винер Н. Кибернетика и общество / Пер. с англ. – М.: Изд. Иностранной лит., 1958. – С. 117.].

§ 1. Понятие, сущность, содержание и значение целеполагания в отечественном уголовном процессе

   Дефиниция целеполагания. – Раскрытие содержания понятия «целеполагание». – Дефиниция и признаки понятия целеполагания в уголовном процессе. – Понятие элементов целеполагания в системе уголовного процесса. – Условно последовательный перечень элементов целеполагания в системе современного отечественного уголовного процесса и некоторые комментарии к нему. – Значение системы целеполагания в уголовном процессе.

Хочешь рассмешить бога?
Расскажи о своих желаниях…

   Понятие целеполагания является ключевым, системообразующим для настоящего исследования. Именно ключевым, именно системообразующим и именно для исследования. То, что уголовный процесс в ряде ситуаций продуктивно рассматривать как систему, применяя методы системного анализа, в последние сорок лет не встречает у правоведов принципиальных возражений. Мало, кто из нас сегодня не говорит о системе стадий, системе следственных действий, системе мер процессуального принуждения и пр. Однако в отечественных, и не только современных, работах по уголовному процессу нет исследований о взаимодействии между этими системами, а таковое, как известно, имеет не только эу– (позитивную), но и дисфункциональную (негативную) ветвь, об иерархии систем и внутри их.
   Необходимость в инструментальном понятии, подобном тому, которое мы обозначили как целеполагание в уголовном судопроизводстве, ощущается не только нами. Наверное, нам просто повезло, и мы принялись за его разработку ранее других. К сожалению, наряду с понятием приходится внедрять и термин. А это подчас труднее, чем ввести в научный оборот новое понятие.
   Анализ любой из отраслей человеческой деятельности, носящей целевую устремленность, как в практическом, так и в теоретическом исследовании, на наш взгляд, не только целесообразен, но и необходим. Начинать подобный анализ надобно с уяснения ее (отрасли деятельности) цели, ее задач и соответствия обычно применяемых в практике этой деятельности и рекомендуемых для применения в ней наукой и практикой (управляющими параметрами соответствующих систем) средств и методов, способов их достижения поставленной цели (термин цель употреблен в единственном числе намеренно – это наша твердая позиция! – обоснование см. ниже) и задачам. Рекомендации науки, естественно, носят факультативный характер, они становятся обязательными для исполнения лишь в том случае, если докажут свою правильность и эффективность и к тому же совпадут с представлениями руководителей соответствующих систем (их управляющих параметров) и ожиданиями большинства их личного состава.
   Подчеркнем, наличие управляющих параметров, упомянутых двумя абзацами выше, характерно для кибернетических систем. В синергистских системах управляющие параметры отсутствуют. В синергистской системе ее организация, ее организационная структура возникают и внутренние действия, внутренние перестройки происходят без внешнего воздействия, за счет местных взаимодействий между компонентами системы, которые включают («запускают», говорит В. П. Прытков) [43 - Современный философский словарь / Под общей ред. В. Е. Кемерова. – 2-е изд. испр. и доп. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск: «Панпринт», 1998.] внутренний механизм самоорганизации.
   Всякая цель, в философской детерминации, представляет собой планируемый, ожидаемый, предвосхищаемый конечный результат деятельности человека (или коллектива людей), предопределяющий выбор соответствующих средств и систему специфических действий [44 - См.: Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. – 7-е изд., пере-раб. и доп. – М., 2001. – С. 646; Современная философия: словарь и хрестоматия. Ростов-на-Дону, 1995. – С. 87.]. Это с одной стороны. С другой, – цель является способом интеграции различных действий человека в некоторую последовательность, сиречь систему, и выступает в качестве непосредственного мотива, направляет и регулирует различные действия [45 - См.: Казакевич Т. А. Целесообразность и цель в общественном развитии. Л., 1969. С.45-46; Материалистическая диалектика: Краткий очерк теории. М., 1980. – С. 169; Философский словарь. М., 1981. – С. 406; Философский энциклопедический словарь. М., 1983 С. 763; Чанышев А. И. Аристотель. М., 1987. – С. 74.]. Без цели нет деятельности. Даже блуждание в лабиринте имеет свою цель – выйти из лабиринта. Ариадна снабдила Тесея, своего возлюбленного средством для достижения этой цели – клубком нитей… И с тех пор подобные клубки называют нитью Ариадны, а цель и средства ее достижения неразлучны при анализе любой деятельности, уголовно-процессуальной в том числе.
   А вот падение судьи с кровати во время сна – не деятельность. Даже в том случае, когда падение с кровати вызвано кошмарным сном о завтрашнем процессе, в котором этому судье предстоит председательствовать. Нет деятельности именно потому, что в перемещении человека с постели на пол отсутствует целеполагание. В случайном падении с кровати нет и средств. Нет цели – нет средств достижения цели.
   «Понятие «цель» – пишет Т. Парсонс, – всегда предполагает соотнесенность с будущим состоянием, которое либо в настоящий момент не существует и не будет существовать, если актором [46 - Даже наш компьютер взбунтовался от слова «актор». Конечно, не русское оно. Однако цитируем и вынуждены использовать слово, которое переводчик, видимо, произвел от слова «акт».] что-то не будет для этого сделано, либо, наоборот, желаемое состояние существует, но оно не остается неизменным, если актор не предпримет для этого каких-то действий» [47 - Парсонс Т. О структуре социального действия. – М., – С. 96.]. Забегая несколько вперед, скажем, что для нашего исследования более близок второй из названных случаев, ибо материальное уголовное и уголовно-процессуальное право, уголовно-процессуальное судопроизводство как отрасль государственной деятельности нацелены на сохранение (защиту) условий существования и развития общества.
   С позиций практических, чтобы формулируемая цель не оказалась продуктом творчества гоголевского Манилова, для дальнейшего исследования хочу напомнить, самому, себе путевой знак поставить: 1) достижение цели наряду с самыми точными теоретическими и даже практически приемлемыми формулировками должно быть обеспечено необходимыми средствами; 2) для ее достижения должно быть отпущено достаточное время; 3) деятельность по достижению должна осуществляться пригодным для этого исполнителями 4) в разделяющем замысел управляющего параметра окружении системы, среды ее функционирования. При соблюдении названных условий – больше шансов к тому, чтобы полагать цель реальной.
   Исследование понятия «цель», всей структуры целеполагания уголовного судопроизводства позволяет многое. Во-первых, глубже уясняешь сущность, внутреннюю логику и назначение как уголовного судопроизводства в целом, так и отдельных его стадий; во-вторых, можно попытаться исчислить в сопоставлении с другими детерминантами социальную и индивидуальную ценность уголовного процесса как важного инструмента управления государством и обществом; в-третьих, при сопоставлении цели со средствами ее достижения, с такими устоями соответствующей отрасли деятельности как ее принципы лучше понять противоречия, существующие между ними, равно как и разобраться с причинами противоречий, обнаруживающихся между нормами регламентирующей отрасли права и субъективными факторами соответствующей реальной деятельности; в-четвертых, определиться в стратегии и тактике законодательной и уголовно-процессуальной деятельности; в-пятых, решить многие проблемы, связанные с эффективностью исследуемой отрасли деятельности.
   Целеполагание, термин, заявленный нами уже в самом наименовании нашего сочинения и повторенный в названии его первой главы, в специальной литературе употребляется не то чтобы широко, но употребляется. Особенно при использовании таких методов исследования и решения исследовательских задач как системный подход, анализ целеустремленных систем и ряда других. Однако у составителей словарей, словарей-справочников и им подобных источников он популярностью не пользуется. И это несмотря на то, что бизнес на издании всевозможных словарей и справочников, порожденный новым пиком читательского интереса к ним, переживает сейчас период расцвета.
   Начиная размышлять над различными аспектами такого феномена человеческой деятельности как целеполагание, мы с большим вниманием знакомились с предшественниками, с теми (их совсем не много) трудами, которые прямо посвящены этой теме. Однако, есть и уголовно-процессуальные исследования, и не только уголовно-процессуальные, Последних, в частности, философских, существенно больше. Изученные нами авторы занимались вопросами целеполагания, не всегда, впрочем, употребляя сам этот термин и, тем более, далеко не всегда раскрывали содержание обозначаемого им понятия. Авторы-процессуалисты, опять же очень редко интересовались, проблемами его структуры и аксиологии в уголовном судопроизводстве. Чаще предметами исследования становились, такие элементы его (целеполагания) развертывания, как цель уголовного процесса и задачи уголовного судопроизводства, цель доказывания, реже глубоко исследовались непосредственные задачи уголовно-процессуальных стадий и уголовно процессуальные функции и, совсем редко, взаимодействие их с функциями-задачами потенциальных и актуальных участников уголовных судопроизводств и т.п. Ссылки на ряд из этих работ последуют в тексте нашего сочинения в дальнейшем.
   Здесь же нам хотелось бы указать лишь на одну из работ, которая нам представляется наиболее интересной. В 2004 г. в Луганске издана книга под ироничным наименованием: «Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса» [48 - Розовский Г. Б. Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. Луганск: РИО ЛАВД, 2004. – 600 с.]. Работа эта принадлежит перу Б. Г. Розовского, исследователя длительное время проработавшего следователем и прокурором-криминалистом в системе прокуратуры СССР. Первое же эссе в этой книге поименовано так: «Кое-что о цели уголовного процесса и первом закрытом семафоре на пути ее достижения» [49 - Указ. соч. – С. 17– 130.]. Видимо, то обстоятельство, что оба мы с Б. Г. Розовским – практики, обусловило наше согласие с ним по многим позициям из тех, по которым он высказывается.
   Дабы избежать спора о словах и дисциплинировать свое собственное изложение, мы сочли целесообразным предпослать дальнейшему изложению текста монографии дефиницию целеполагания в том аспекте, в каком этот термин употребляется в нашей работе.
   Целеполагание – это деятельность, заключающаяся в осмыслении проблемной ситуации [50 - Вообще-то термин «проблемная ситуация» употребляется, по крайней мере, в трех смыслах: 1) ситуация, нуждающаяся в разрешении, иначе – система, нуждающаяся в преобразовании; 2) атрибут или событие человеческого бытия и деятельности, который проявляется как требующее осмысления препятствие в их продолжении; 3) осознание субъектом, индивидуальным или групповым, невозможности разрешить трудности и противоречия, возникшие в ситуации, с которой он столкнулся, ресурсами наличных познания и опыта. В нашей монографии, если иное прямо не оговорено, этот термин употребляется в смысле, обозначенном 1) и выделенном курсивом.], переводе ее в ходе системного анализа в проблему и предполагающая создание на выходе целостной структуры целей, задач и функций, предназначенной и пригодной для разрешения той проблемной ситуации, которая и послужила началом для размышлений (для мыслительной деятельности).
   Соответственно, целеполагание в уголовном судопроизводстве – осмысление субъектами, к нему причастными, проблемной ситуации в сфере уголовного процесса, переводе ее в ходе системного анализа в проблему [51 - Проблема – 1) осознанная проблемная ситуация и сконструированные или хотя бы указанные пути ее разрешения (преобразования системы); 2) неотъемлемое свойство объекта или субъекта (атрибут), человеческого бытия и/или деятельности, который проявляется как затруднение в их продолжении и/или сохранении; 3) осознание субъектом невозможности разрешить], и предполагающее на выходе создание структуры целей, задач и функций, а также средств их реализации, в правотворчестве (в конституционном, уголовно-процессуальном, а также смежных отраслях законодательствования) и правоприменении указанных норм в сфере уголовного процесса, предназначенной и пригодной для разрешения той проблемной ситуации, которая и послужила началом для размышлений (для мыслительной деятельности).
   Дефиниция получилась достаточно громоздкой. Поскольку раскрываемое ею понятие является одним из ключевых в предпринятом нами исследовании, думается, будет правильным развернуть его посредством раскрытия, содержащихся в нем признаков понятия целеполагания.
   1) Целеполагание в УСП – это род человеческой деятельности, осуществляемой строго определенным кругом субъектов. Этот круг задается для системы уголовного судопроизводства метасистемой.
   2) В этот строго определенный круг субъектов входят: а) законодательные органы, в чьи полномочия входит регламентация УСП (в соответствии с п. О ст. 71 Конституции РФ уголовно-процессуальное, уголовное и уголовно-исполнительное законодательство находятся в ведении Российской Федерации») и б) участники конкретных уголовных процессов.
   Параметры вклада в целеполагание участников уголовного процесса детерминируются уголовно-процессуальным правом. Для уголовно-процессуальной деятельности, рассмотренной как система, нормы права должны быть рассмотрены как ограничение системы [52 - Ограничение системы – параметры системы, не могущие быть измененными в ее рамках и ее возможностями. Для преобразования ограни-].
   противоречия, иные трудности, возникшие в данной ситуации, средствами наличных познания и опыта. Термин многозначен и употребляется, особенно в устной речи и публикациях (обнародованиях СМИиП), и в др., не всегда строгих значениях. В нашей монографии термин «проблема» понимается в первом из указанных значений.
   3) В содержательном отношении целеполагание в УСП включает в себя две составляющих: (1) идеальную – осмысление и построение образа желаемого и (2) материальную – реализация результатов осмысления в правовых нормах и подборе средств для их проведения в жизнь.
   В результате целеполагания в сфере уголовного судопроизводства конструируются структуры, объединяющие в себе элементы целеполагания. Наверное, правильнее было бы сказать: элементы уголовного процесса, появившиеся в результате деятельности по целеполаганию. Однако слишком громоздким становится такое наименование. Поэтому, сделав эту оговорку, в дальнейшем изложении мы станем употреблять упрощенный и от этого становящийся в определенной мере условным термин элементы целеполагания. В состав элементов целеполагания в уголовном судопроизводстве, по нашему мнению, входят все разнообразные и различных уровней цели, задачи и функции, а также средства их реализации в правотворчестве (в конституционном, уголовно-процессуальном, а также в смежных отраслях законодательствования) и право-применении указанных норм.
   Всякая система для нас – это, прежде всего, процесс разрешения проблемы. Нормы, в которых закреплены элементы целеуказания [53 - У нас пока не возникло надобности разграничивать понятия целеполагания и целеуказания, поэтому и обозначающие их термины здесь мы употребляем как синонимы.], предназначены и в надлежаще построенной их структуре в сфере уголовного процесса пригодны для разрешения той проблемной ситуации, которая и послужила началом для размышлений.
   Из сказанного в 5) и 6) вытекает, что реальные структуры целеполагания (целеуказания) могут оказаться непригодными для достижений тех целей, разрешения задач и исполнения функций, которые субъект целеполагания для них замыслил.
   чения системы необходим переход к метасистеме.
   В контексте сказанного возникает естественное желание очертить круг обычных для уголовного судопроизводства элементов целеполагания. Вместе с тем, исчерпывающий перечень элементов целеуказания дать трудно. Чем ниже уровень, тем строк в их перечне больше. Если на уровне уголовного судопроизводства как отрасли деятельности, а, тем более, на уровне соединенной системы наказание – уголовное судопроизводство есть одна цель, а их задачи выступают в роли средств обеспечения достижения цели, то на таких уровнях, как, например, стадии уголовного процесса или доказывание объекты нашего исследования множатся. Тем не менее, мы попытаемся дать перечень элементов целеполагания в том объеме, в котором он охватывается нашим исследованием, или, точнее, в котором он охватывается сознанием исследователя.
   Употребленные в перечне и, естественно, в тексте наименования элементов целеполагания образовывались нами с учетом двух детерминант. Первая из них – учет традиций словоупотребления в отечественной уголовно-процессуальной науке. Эта детерминанта – основная. К примеру, термин «цель уголовного процесса» понимается и употребляется нами так как он издавна понимался и употреблялся в отечественной уголовно-процессуальной литературе. Словоупотребление в переводной литературе в данном случае, по многим причинам, во внимание не принималось. В случаях, когда термины – наименования элементов целеполагания не имеют традиций в отечественной уголовно-процессуальной науке, или имеющиеся традиции противоречивы (существуют различные варианты злоупотребления), или, наконец, термины и обозначаемые ими понятия вводятся нами, мы пользовались второй детерминантой. В качестве этой детерминанты мы использовали истолкование одноименных терминов в науках философии, управления в социальных и экономических системах и некоторых специальных, например, кибернетике и информатике.
   Ниже, в качестве базы для построения структуры целеполагания уголовного судопроизводства приводится сформированный нами перечень элементов уголовного судопроизводства.
   Этот перечень носит условно последовательный характер. «Последовательный» потому, что мы стремились соблюсти в качестве принципа размещения дедуктивный метод – от общего к частному. «Условно последовательный» потому, что взаимоотношения между элементами целеполагания не всегда носят линейный характер. Невозможно, к примеру, руководствуясь только принципом от общего к частному найти места на одной линейной лестнице для мер процессуального принуждения – их предназначенности (функции, служебной роли, цели применения) и задачами стадий УСП (непосредственными, вторичными, факультативными).
   Дело видимо в том, что элементы целеполагания уголовного судопроизводства структурируются не в одну, а в несколько линейных последовательностей. И отношения между этими последовательностями уже не линейные.
//-- Условно последовательный перечень элементов уголовного судопроизводства --//
   Цель охраны условий существования и развития общества, членов общества и государства. – Цель ОУСиР.
   УСП решает эту задачу во взаимодействии с рядом других отраслей государственной деятельности и населением.
   Задачи, для разрешения которых создана (может быть, в первоначале – возникла) такая отрасль государственной деятельности как уголовное судопроизводство. – Задачи УСП.
   1. Цель, для достижения которой ведется производство по каждому уголовному делу – цель уголовного процесса. (Аббревиатура – ЦУП).
   2. Задачи УСП разрешаются не непосредственно. Если на ЦУП следователь, прокурор, судья работают непосредственно, следственные, прокурорские и судебные действия устремлены прямо на его достижение (на установление тех фактов, на основе которых можно будет принять решение по уголовному делу), поименованные УУП, прямо ориентируют свои промежуточные решения и действия, на достижения цели уголовного процесса, то разрешение задач УСП является естественным следствием, производным от достижения цели по конкретным уголовным делам. Посредством производства расследования и судебного рассмотрения (с последующим разрешением, естественно) уголовных дел. Их разрешение зависит от достижения или – увы! – не достижения ЦУП по конкретным уголовным делам. Думать, что ЦУП может быть достигнута по всем уголовным делам – утопия или демагогия. Во всяком случае, в реальном уголовном судопроизводстве, и не только в отечественном, так не бывает. Задачи уголовного судопроизводства с той или иной степенью надежности решаются при достижении ЦУП по большинству уголовных дел.
   Отрицательно сказываются на разрешении задач УСП и такие ситуации, при которых преступление совершено, а уголовное дело по той или иной причине (их множество) не возбуждалось.
   3. Факультативные элементы ЦУП. – ФЭЦУП.
   4. Цель уголовно-процессуального доказывания.
   5. Уголовно-процессуальные функции – УПФ.
   В обоснование включения в состав элементов целеполагания функций скажем следующее: УПФ, по нашему мнению, находятся в настолько прямой связи с системой целеполагания в УСП, что их связь с его структурой становится несомненной.
   6. Предназначенность (служебная роль) мер процессуального принуждения.
   Появление термина предназначенность в составе элементов целеполагания обусловлено введением в УПК РФ 2001 г. нового термина – назначение уголовного судопроизводства. Однако, по нашему мнению, было бы некорректно для характеристики отдельного института УСП использовать термин, отнесенный законодателем ко всему уголовному судопроизводству. В связи с этим, мы воспользовались богатством русского языка и предлагаем для использования самостоятельный термин. Термин «предназначенность» представляется нам тем более подходящим в данном случае, поскольку в нем проявляется указание на служебную роль института мер процессуального принуждения (как и их составной части – мер пресечения).
   7. Предназначенность (служебная роль, цель применения) мер пресечения.
   8. Непосредственные задачи стадий уголовного процесса. – НЗСУП.
   9. Вторичные задачи стадий уголовного процесса. – ВЗСУП.
   10. Факультативные задачи стадий уголовного процесса – ФЗСУП.
   11. Задачи структурных частей стадии.
   Цель производства следственных действий. – ЦСД.
   Функции-задачи государственных органов – участников уголовного процесса. – ФЗГО.
   12. Законные интересы участников уголовного процесса (потенциальных, актуализированных и случайных) как необходимая детерминанта конструирования целеполагания в уголовном судопроизводстве. – ЗИ УУП.
   13. Задачи уголовно-процессуального законодательства. – Задачи УПЗ.
   14. Задачи фиксации хода и результатов УСП.
   15. Функции гласности.
   16. Функции конспирации.
   17. Задачи сохранения тайны предварительного расследования.
   18. Задачи сохранения тайны совещательной комнаты.
   19. Задачи обережения УУП.
   20. Функции мер процессуального принуждения. Частные случаи.
   21. Соединенная система целей уголовного наказания – уголовного судопроизводства в обычном праве горцев Кавказа.
   Будучи усвоенными индивидуальным и групповым правосознанием и институализированными в порядке свойственном соответствующей системе, цели начинают выступать «как ценности, становятся определенными стандартами отношений или поведения. Подобные ценности переживаются уже не как нечто просто желаемое, но чтимое, и если они становятся нормами, то служат одним из важнейших факторов устойчивости общественной системы» [54 - Малько А. В., Шундиков К. В. Цели и средства в праве и правовой политике. – Саратов, 2003. – С. 13.].

§ 2. Непредвиденные последствия действий по достижению поставленной цели и самого ее достижения

   Самая последовательная защита свободы слова не защитила бы гражданина, ложно кричавшего пожар в театре во время спектакля.
Член Верховного суда США

   Дополнительные вопросы, ответы на которые необходимы для анализа целеполагания. – Взаимодействие элементов целеполагания (в том числе, конкуренция между ними) – Феномен неучтенных последствий. – Необходимость предвидения сопутствующих действиям по достижению цели последствиям.
   Анализ целеполагания в системе уголовного судопроизводства включает в себя среди других факторов, необходимость идентификации и описания, одним словом, понимания, по крайней мере, четырех следующих принципиальных вопросов: 1) каковы цели, стоящие перед системой УСП и ее компонентами в свете их реализации?; 2) каковы результаты действий по их достижению и последствия успешного достижения (или не достижения) поставленной цели?; 3) каковы иные, кроме достижения (или не достижения) поставленной цели, последствия действий по ее реализации?; 4) какова степень согласованности между собой элементов целеполагания, законодательно установленных в одном или в нескольких разных источниках?; 5) каковы последствия противоречий между законодательными формулировками (конкуренции между ними)?; 6) какова степень согласованности законодательных и доктринально сформулированных элементов целеполагания?.
   Первому и второму из этих вопросов в специальной литературе уделялось определенное внимание. [55 - Элькинд П. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л.: Изд. ЛГУ, 1976. – 143 с.; Устинов В. С. Проблема соотношения целей и средств в борьбе с преступностью и иными правонарушениями // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 19– 33.] Этого нельзя сказать о третьем и четвертом вопросах. Их исследованию в сфере уголовного судопроизводства внимания уделялось гораздо меньше. Подчас они вовсе остаются вне поля зрения исследователей. Однако, это вовсе не означает, что от ответов на них ничего не зависит.
   На состояние оперативной обстановки в стране существенно влияет часто недооцениваемая трудность предвидения всей совокупности последствий, появляющихся в реальной жизни вследствие изменений, вносимых казалось бы из лучших побуждений в уголовно-процессуальный закон и другие доступные для коррекции детерминанты правоохранительной и судебной деятельности.
   Впрочем, думается, что некоторые авторы, хотя и не формулирует в общем плане самой закономерности, последствия проявления феномена не учитываемых (непредвиденных) последствий начинают понимать. Так, И. Л. Александрова определенно описывает непредвиденные последствия достижения цели либерализации отечественной экономики. Она пишет: «После провозглашения Конституцией Российской Федерации свободы экономической деятельности, свободы перемещения товаров, услуг, финансовых средств, в российской экономике наблюдается рост криминализации кредитно-финансовой, налоговой, инвестиционной, внешнеэкономической сфер жизни нашего общества. Плохо контролируемая прогрессирующая эволюция экономической преступности в России подвела ее к состоянию самоорганизующейся общественно опасной системы, интегрированной во все властно экономические структуры и имеющей прочный иммунитет от традиционных методов оперативно-розыскной деятельности и других институтов социального контроля». [56 - Александрова И. Л. Борьба с легализацией (отмыванием) доходов, полученных преступным путем: международно-правовой, уголовно-правовой и криминалистический аспекты. Монография. – М.: Московский государственный университет путей сообщения. Юридический институт, 2003. – 469 с.]
   Мы видим в констатациях процитированного автора иллюстрацию к проявлению феномена непредвиденных или неучтенных последствий. Достижение поставленной цели либерализации экономики страны при отсутствии учета всего спектра последствий, возможных при достижении этой цели, повлекло за собой за собой их (и экономики и страны) криминализацию.
   В свете увиденного: цель защитить права и свободы граждан от их ущемления в сфере уголовного судопроизводства, столь популярная сегодня, хорошая, естественная цель. Однако при ее реализации, особенно реализации, сопровождаемой абсолютизацией этого элемента целеполагания, может появиться шлейф непредвиденных последствий. В частности, таких последствий, которые способны повлечь за собой ухудшение условий для выполнения назначения УСП, предписанного п. 1 ч. 1 ст. 6.
   А до этого надо прояснить еще массу неясных вопросов, связанных с формулировкой ст. 6 УПК РФ. Первый среди них – органична ли такая цель для уголовного судопроизводства? Другой – что (какой именно предмет) защищается от ущемления в сфере уголовного судопроизводства? Имеется еще масса неясных вопросов, однако, два сформулированных – первоочередные.
   Первый из первоочередных, как уже было отмечено, органична ли для уголовного судопроизводства цель защитить права граждан от их ущемления в сфере уголовного судопроизводства? Ст. 6 УПК РФ устанавливает, что одним из двух сформулированных в законе назначений уголовного судопроизводства (п. 2) является защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Эта формулировка сразу же влечет за собой дополнительные вопросы. Главный из них: предусматривает ли п. 2 ст. 6 в качестве назначения УСП защиту 1) только таких участников процесса, как обвиняемый и подозреваемый; или 2) дополнительно к ним и свидетеля, которому предоставлено право отказаться свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и близких родственников; или 3) дополнительно к названным и других УУП, к которым в ходе уголовного процесса могут быть применены затрагивающие их права и свободы меры процессуального принуждения, например, привод?
   Наконец, злободневен и четвертый вопрос: предусматривает ли п. 2 ст. 6 функцию защиты от необоснованного обвинения и осуждения и для тех граждан, которые еще не стали подозреваемыми или обвиняемыми? На этот вопрос мы постараемся ответить при анализе на вопрос о роли, значении и сфере распространения презумпции невиновности.
   Второй из первоочередных вопросов – что (какой именно предмет) защищается от ущемления в сфере уголовного судопроизводства. В терминологии ст. 6 это – права и свободы личности. По нашему мнению, такая формулировка является нестрогой. Это неадаптированный к уголовному судопроизводству привнесенный в него извне термин. К тому же, объект защиты представляется нам обозначенным чересчур широко.
   Применительно к криминальному блоку отраслей права в целом защиту прав и свобод гражданина еще можно понимать как задачу уголовного права. Материальное право устанавливает ответственность за посягательства на закрепленные в Конституции и столь популярные в предвыборных обещаниях права и свободы. Что же касается прав и свобод в сфере уголовного судопроизводства, то тут их реализация носит весьма специфический характер, нельзя уподоблять зал судебных заседаний или камеру следователя обычному майдану или, напротив, частному дому.
   По нашему разумению, в уголовном судопроизводстве «защита прав и свобод личности» не только не может, но и не должна являться его назначением (элементом целеполагания). «Защита прав и свобод личности» является в определенном смысле (в терминах системного анализа) ограничением системы. Применительно к судопроизводству важный элемент жития гражданина в обществе защищенные права и свободы применительно к УСП надлежит быть адаптированным.
   Нам представляется, что в сфере уголовного судопроизводства возможна защита законных интересов граждан, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства. Процессуальные же права, которые, естественно, являются спецификацией для уголовного судопроизводства общегражданских прав и свобод, для возможности их использования в сфере уголовного процесса должны быть соответствующим образом адаптированы.
   При таком подходе возможности спецификации для уголовного судопроизводства общегражданских прав и свобод для их использования в сфере уголовного производства надо искать в самом УСП.
   В нашем понимании такие возможности найти не трудно. Это находящийся внутри УСП принцип обеспечения законных интересов личностей, вовлеченных в уголовное судопроизводство. Принципы – не цели, не элементы целеполагания. Они, в частности, – средство включения в систему уголовного судопроизводства законных интересов УУП.
   Видимо, автору здесь надо остановиться. Детальное рассмотрение проблем, связанных с механизмом защиты законных интересов граждан, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, – см. в главе 9-й.

§ 3. Телеологический анализ взаимодействия уголовного судопроизводства со средой функционирования (на материале взаимодействия органов внутренних дел с населением)

   Обоснование выбора объекта анализа. – Внутренний и внешний аспекты управления в деятельности органов внутренних дел. – Целеполагание во внутренней и внешней системах управления. – Стабильная и ситуативная системы управления. – Место преступности и преступления в системе управления. – Понятие и характеристика среды функционирования.
   Уголовное судопроизводство, прежде всего, деятельность его участников, происходит в каждодневном и многостороннем взаимодействии со средой их функционирования. Нам, по многолетнему опыту работы более всего известно (можно сказать выстрадано) взаимодействие со средой своего функционирования органов внутренних дел, милиции. В этом взаимодействии ОВД участвуют своими следственными аппаратами, подразделениями дознания, оперативно-розыскными и научно-техническими службами. В связи с этими двумя обстоятельствами мы и посчитали целесообразным построить описание и анализ взаимодействия системы уголовного судопроизводства со средой ее функционирования на материалах взаимодействия органов внутренних дел с таким важнейшим элементом ее окружения, как население, представляемым лицами и приобретающим институализированный характер общественным (в том числе различного характера групповым) мнением.
   Функционирование органов внутренних дел в сфере борьбы с преступностью, охраны общественного порядка и собственности (как функционирование любого другого социального образования в любой другой области) являет собой деятельность по достижению поставленной цели, по получению заранее запланированных результатов.
   «История, – пишет К. Маркс, – не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека». [57 - К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 2. – С. 102.]
   Содержание целеустремленной деятельности может быть рассмотрено с различных позиций, обусловленных намерениями исследователя, стоящими перед ним теоретическими или прикладными задачами. В управленческом (организация правоохранительной деятельности) аспекте функционирование органов внутренних дел есть оказание управляющих воздействий на какие-либо объекты во имя целесообразного их преобразования, или, напротив, с целью сохранения их состояния в установленных параметрах. Для сферы уголовного судопроизводства силами органов внутренних дел более характерным, хотя и далеко не единственным, является второй вариант. «… Наказание, – писал К. Маркс, есть не что иное, как средство самозащиты общества против нарушений условий его существования, каковы бы ни были эти условия» [58 - К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 8 с. 531]. Обоснование органичной связи между целью уголовного наказания и целью уголовного процесса см. в главе 4-й.
   Управляющие усилия органов внутренних дел в зависимости от их направленности явственно распадаются на два потока, образуя внутренний и внешний контуры (аспекты) управления.
   Органы внутренних дел в случае абстрагирования от их внешних связей являют себя наблюдателю в виде некоего организационного и структурного единства. В этом плане они должны быть рассмотрены как замкнутая целостная [59 - Строго говоря, можно было бы, видимо, обойтись без ограничивающего определения «целостная», поскольку большинство авторов в качестве обязательного признака системы называют как раз «целостность». (Констатацию этого факта см. Блауберг И. В. Целостность и системность // Системные исследования: Ежегодник 1977. – М., 1977. – с. 5–7; Югай Г. А Диалектика части и целого. – Алма-Ата. – 1965. – с. 96). Однако в некоторых источниках в качестве разновидности систем рассматриваются.] система, управляющие воздействия которой ориентированы внутрь ее самой. Однако подобное ограниченное рассмотрение не позволило бы полностью познать содержание такой системы, как МВД РФ с его местными органами; в результате чего мы смогли бы изучить только одну сторону управления – внутреннюю, под которой обычно понимают «осуществление управляющих воздействий на саму управляющую систему с целью поддержания ее в состоянии, наиболее соответствующем решению тех задач, которые перед ней поставлены» [60 - Зуйков Г. Г. Предмет, задачи и система курса « Основы научной организации управления и труда в органах внутренних дел». – М., 1971. —С. 9. Позиция сохранилась и в последующих высказываниях. См. основы научной организации управления и труда в органах внутренних дел. М.: «Юридическая литература». – 1974. – С. 14; Основы научной организации управления и труда. М., ВШ МВД СССР. – 1973. – С. 7.]. А задачи эти могут решаться не только внутри, но и вне управляющей системы. Более того, для органов внутренних дел в силу их социальной роли характерна повышенная значимость внешней стороны управления. Можно даже утверждать, что внутреннее управление в них осуществляется для того, чтобы обеспечить эффективное функционирование механизма внешнего управления. Причем, это суждение верно не только для административно-правового аспекта деятельности органов внутренних дел, но и для осуществления дознания и предварительного следствия, равно как и оперативно-розыскной деятельности.
   Между тем генезис науки управления, взращенной на народно-хозяйственной ниве, где внутренние связи доминируют над внешними, сказался на ее проблематике, на круге вопросов, интересующих исследователей и популяризаторов. Некоторые авторы-экономисты характеризуют науку управления вообще как чисто экономическую, исследующую только закономерности управления производством [61 - См.: Дейнеко О. А. Наука управления в СССР. – М., 1967. – С. 12. Напротив, Черепахин С. С. понял проблематику чрезвычайно широко. Его изданная в 1925 г. книга называлась так: «Организация. Принципы и методы в производстве, торговле, администрации и политике».].
   На существующую опасность растворения науки управления «в общей науке об организации труда с ущербом для выявления специфики теории работ по управлению» обращает внимание Е. Старосьцяк [62 - Старосьцяк Е. Элементы науки управления. – М., 1965. – с. 49. Подобные же опасения высказывались чуть позже и советскими авторами.См.: Михайловская И. Б. Некоторые вопросы научной организации труда должностных лиц правоохранительных органов. //Вопросы борьбы с преступностью, – вып. 17. – М., 1972. – С. 145–146; Тихомиров Ю. А. Теория социалистического управления // «Советское государство и право». – 1969. № 7. – С. 78.].
   Именно внутренняя сторона управления как объект исследования и изложения пользуется сегодня наибольшей популярностью и среди представителей управленческой науки в нашем ведомстве [63 - См., например: Туманов Г. А. Организация управления в сфере охраны общественного порядка. М., 1972; он же Органы внутренних дел как система управления. М., 1972.].
   Однако исследование преимущественно, а подчас и исключительно лишь внутренней стороны управления, видимо, целесообразно только в сфере отношений в области производства товаров. В самом деле, хозяйственный орган, осуществляя свои функции, управляет определенным кругом лиц, сосредоточенным внутри него самого. Его функционеры, как правило, имеют дело с рабочими и служащими своего предприятия, отношения с которыми характеризуются, во-первых, наличием подчиненности и, во-вторых, постоянством контактов, что, конечно, не может не дать существеннейших различий в методах управления с органами внутренних дел, воздействующими на нерегулярный, постоянно меняющийся, а подчас и неопределенный круг лиц. Лишь меньшая часть должностных лиц хозяйственного органа, действующего в сфере производства, вступает в целевые контакты с иными незамкнутыми в нем самом партнерами.
   Однако и в этих случаях отношения сторон носят более или менее регулярный, повторяющийся характер.
   Элементы большего, чем у промышленного предприятия, подобия с органами внутренних дел в плане взаимодействия с населением обнаруживают торговые и зрелищные предприятия, предприятия бытового обслуживания и некоторые другие, деятельность которых также может быть в общем плане охарактеризована как обслуживание [64 - В этой связи следует считать перспективной предпринятую А. П. Ипакяном попытку применить некоторые аспекты теории массового обслуживания для исследования управленческой деятельности органов внутренних дел. См.: Основы научной организации управления и труда в органах внутренних дел. М., «Юридическая литература», 1974, с. 86–89. См. также: Бушуев Б. С. Совершенствование планирования и управления в органах внутренних дел с использованием методов исследования операций // Проблемы дальнейшего совершенствования управления в системе органов внутренних дел в условиях развитого социализма. – М.: Академия МВД СССР. 1975. – С. 229–230; Чуев Ю. В. Методика решения системных задач в процессах управления.// Указ. сб. – С. 178] групп населения, не замкнутых внутри органа, и управляющее воздействие которых не связано с отношениями подчиненности. Однако и для таких субъектов проблема взаимодействия значительно упрощается (или, может, следовало сказать: стоит в значительной иной плоскости, чем для органов внутренних дел) в связи с различиями в характере обслуживаемых потребностей. В литературе указывается и на дополнительный аспект различения. «Услуги органов государственной администрации, – пишет Я. Зеленевский, – касаются скорее данной общественной группы в целом, нежели отдельных ее членов» [65 - Зеленевский Я. Организация трудовых коллективов. Введение в теорию организацию и управления М., 1971 – С. 18.].
   Более близки для органов внутренних дел проблемы организации отношений с населением, стоящие перед такими системами, как санитарная, торговая, охотничья инспекции и т.п. Для них, как и для учреждений внутренних дел, приобретает повышенное значение внешняя сторона правления.
   «Внешней стороной, – пишет Г. Г. Зуйков, – называет управление, направляемое во вне системы в целях воздействия на ту или иную сферу общественной жизни, ради управления которой образована управляющая социальная система» [66 - Зуйков Г. Г. Предмет, задачи и система курса «Основы научной организации управления и труда в органах внутренних дел». – М., 1971. – С. 9; См. также: Основы организации управления и труда в органах внутренних дел. – М., 1973. – С. 7]. В процессах внешнего управления связи между субъектом и объектом управления ослабевают, могут нарушаться, в частности, каналы обратной связи в этом плане, наверное, правильно будет сказать, что объект внешних управляющих воздействий на момент начала управленческого цикла – это закрытая для субъекта управления система. Видимо, именно эти обстоятельства обусловили позицию ряда авторов, рассматривающих внешний аспект управления как разновидность взаимодействия со средой.
   Оказание органам внутренних дел на какой–либо объект, внешний по отношению к нему, управляющих воздействий приводит к образованию ситуативной или стабильной системы, состоящей из субъектов управления и его объекта. Эта система существует объективно, ее связывают реальные нити управленческого взаимодействия. В то же время в другом отношении, она – мысленная модель, вычлененная из многообразия эмпирических данных в исследовательских целях.
   В правоохранительной деятельности органов внутренних дел в качестве субъектов управления в различных ситуациях выступают: система МВД в целом, его отдельные органы и подразделения, образующие их функционеры и их группы.
   Объектом управляющих воздействий является поведение отдельных личности или группы личностей, иные социальные процессы.
   Как явствует из изложенного, мы не очень склонны присоединиться к весьма распространенной в литературе позиции, рассматривающей в качестве объекта управления органов внутренних дел преступность, правонарушение и причины, их вызывающие [67 - См.: Основы научной организации управления и труда в органах внутренних дел. – М., 1974. – С. 14; Туманов Г. А. Теоретические проблемы научной организации управления в органах внутренних дел. Автореф. д-ра юр. наук. М.: Академия МВД СССР. 1974. – С. 16]. Преступление, по нашему мнению, это скорее издержки социального управления, осуществляемого в числе других субъектов и МВД РФ [68 - См. также: Теоретические основы предупреждения преступности. – С. 35 и посл.]. Эти издержки неустранимы на данном этапе развития общества. Это так. Но от этого они не перестают быть издержками. Нам представляется, что рассмотрение преступности в качестве объекта управления хотя и не является неверным, но, персонифицируя это социальное явление, затуманивает действительное содержание управления области борьбы с преступностью. Кроме того, если объект управления преступность, то возникает сомнение в правомерности возложения на правоохранительную систему функции – задач по мобилизации масс на борьбу с преступностью, ибо мобилизация (активизация, инициация) масс и означает управление ими. Остается, правда, выход с допущением наличия нескольких объектов управления в рамках одной системы. Однако такой подход представляется не совсем корректным в связи с его малой научной строгостью.
   Скажем более, в современных условиях рассмотрение преступности как единой системы представляет инструментальную ценность лишь до определенных пределов: для решения ограниченного класса задач. При переходе к исследованию проблем воздействия на преступность (в том числе и прежде всего ее профилактики) выясняется, что она не целостная система, а суммативное образование, введенное в научный оборот, прежде всего, для того, чтобы отграничить изучаемые явления от всех остальных. Таким образом, преступность это не только издержки социального управления, но различные виды преступности – издержки различных видов социального управления, причем в незначительной мере – следствие издержек управления в правоохранительной сфере. Издержки в правоохранительной и судебной деятельности сами по себе рождают незначительную долю преступности. В основном, это преступления против правосудия.
   Для целей исследования закономерностей (и их проявлений) взаимодействия органов внутренних дел с населением в борьбе с преступностью и охране общественного порядка представляется более продуктивным рассмотрение в качестве объекта внешних управляющих воздействий органов внутренних дел, поведение лиц и их совокупностей в ситуациях, отбор которых осуществляется управляющей системой в рамках возложенных на нее функций – задач.
   На микроуровне указанными выше ситуативными системами являются: следственное действие, оперативное мероприятие или административная акция; уровнем выше – производство по следственному делу, оперативная разработка, административное производство или комплексная операция (типа «Урожай», «Заслон», «Гром», и т.п.). Наконец, на микроуровне в качестве стабильной системы может быть рассмотрена охрана общественного прядка, собственности и борьба с преступностью в соответствующем регионе.
   Схематически каждая подобная ситуация в общем виде может быть представлена следующим образом:

   где ОВД – субъект управления, Ц – преследуемая им цель, О – объект управляющих воздействий, а Р – результат управления. Однако для органов внутренних дел такое представление о внешнем управлении оказывается недостаточным, упрощенным. Эти учреждения функционируют в многообразной, сложной и насыщенной социальной сфере [69 - Сфера, в которой функционируют органы внутренних дел, включает в себя, естественно, и природные компоненты. Однако этой стороны проблемы мы не касаемся.], компоненты которой оказывают существенное влияние на эффективность исполнения органами внутренних дел их функций – задач, на выполнение поставленных пред ними целей, на достижение результата. Из того обстоятельства, что органы внутренних дел рассматриваются как система, функционирующая в определенной, обладающей познанными и не познанными свойствами среде, следует вывод: внутренние связи между компонентами системы должны быть достаточно прочными, а ее внешний контур – достаточно жестким, чтобы оградить систему от размывания средой, от ее дезорганизующих, возмущающих воздействий.
   С другой стороны, внешний обвод системы, ее периферические рецепторы («входы») должны быть весьма пластичными, чтобы обеспечить улавливание в среде позитивных ее импульсов и, одновременно, чтобы сохранить возможность оказания воздействия на среду посредством широкого круга методов. Эмпирическое содержание сформулированных здесь общих положений будет раскрыто, а вытекающие из них следствия детально обсуждены в последующем изложении. Однако при большом приближении к объекту исследования и дробном изучении его составных частей могут уйти от внимания свойства и тенденции, характеризующие состояние объекта и его динамику в целом. По этому представляется целесообразным отдельные замечания относительно эмпирической картины в комплексе сделать уже сейчас. Они относятся, в первую очередь, к двум тесно связанным между собой тенденциям. Первая из них, касающаяся функциональной характеристики органов внутренних дел, заключается в необходимости несения службы большинством подразделений милиции в максимальном приближении к населению [70 - В литературе отмечается, что одним из главных направлений развития органов внутренних дел является максимальное «приближение» компонентов системы к местам и моментам возмущающих воздействий. См. Шванков В. М. Теоретические основы координации и взаимодействия в органах внутренних дел. – М, 1978. – С. 5], в необходимости, вследствие этого приспособления их сотрудников (по самым различным параметрам) к функционированию в условиях тесного и повседневного соприкосновения с населением, и, в связи с этим – значительную часть времени – в отрыве от своих подразделений либо по характеру выполняемых действий, либо по месту дислокации, либо по тому и другому.
   Вторая тенденция, относящаяся к структуре органов внутренних дел, понимаемой в широком смысле [71 - Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. – М,1974. – С. 24–26], проявляется в структурировании органов внутренних дел в формах организации полувоенного типа, в наличии специальных званий, в высоком удельном весе штатных единиц руководящего состава, наконец в установлении дисциплины в органах внутренних дел, применительно к воинской дисциплине.
   Указанные структурные характеристики органов внутренних дел, как и свойства всякой другой целесообразной структуры функциональны. Они служат или, по крайней мере, призваны служить оптимизации исполнения системой ее функций – задач. Однако здесь нам хотелось бы обратить внимание на частный и не очевидный случай указанного соотношения. Охарактеризованная тенденция развития структурных свойств органов внутренних дел есть средство защиты системы от размывания. Под размыванием системы здесь понимаются самые разнообразные ее дезорганизации: от нарушений в прохождении управленческой информации до подавления внесистемными связями отдельных компонентов из внутрисистемных связей (например, сращивание отдельного сотрудника ОБЭП с группой расхитителей или проявления протекционизма по отношению к компонентам среды). В последние полтора десятка лет положение усугубилось распространением психологии и нравственности командной структуризации активной части общества.
   Указанное эуфункциональное соотношение между названными тенденциями в случае гиперболизации любой из них может трансформироваться в свою противоположность – в дисфункцию. Такая опасность, на наш взгляд, может возникнуть, в частности, при возложении на строевые части традиционно милицейских функций без учета специфических, имманентно присущих этим подразделениям структурных свойств.
   Важным средством согласования структурных свойств и функций – задач подразделений является специализация как органов, служб и отдельных должностных лиц, так и типов поведения одних и тех же функционеров в различных ситуациях.
   Р. Акофф и Ф. Эмери вводят понятие, представленное переводчиками как «окружение системы». «Окружение системы»: множество элементов и их существенных свойств, которые не являются частями системы, но изменения в любом из них может стать причиной или продуцировать изменение в состоянии системы [72 - Акофф Р. Эмери Ф. О целеустремленных системах. – М.: «Советское радио», 1974. – С. 27. Термин «окружение системы» использует и Ю. А. Авдеев. Однако применяя его к исследованию деятельности строительных организаций, трактует весьма узко – как «совокупность правовых установлений, регламентирующих отношения подрядных строительных организаций с заказчиками, субподрядчиками, поставщиками и вышестоящими учреждениями». (Авдеев Ю. А. Выработка и анализ плановых решений в сложных проектах. М., «Экономика» 1971, с. 73). Таким образом, указанный автор трактует «окружение системы практически как «ограничение системы». Определение понятия «ограничение системы» см. ниже.Другие авторы для обозначения аналогичных категорий пользуются термином «окружающая среда». См.: Мамиконов А. Г. Управление и информация. М., 1975, С. 53, Право и социология, М., 1973, с. 62; Туманов Г. А. Организация управления в сфере охраны общественного порядка, М., «Юридическая литература», 1972, с. 85–88, его же Орган внутренних дел как система управления, М. ВШ МВД СССР, 1972, с. 10, 16–17. Афанасьев В. Г. употребляет термин «среда» без всяких прилагательных. См. его Научное управление обществом. (Опыт системного исследования). М., «Политиздат», 1973, с. 13–15. Я. Зеленевский использует как синонимы термины «окружение» и «окружающая среда». См. Зеленевский Я. Указ. соч. с. 77–79, и др.]. Воспользуемся этим термином для обозначения совокупности переменных, оказывающих влияние на существенные параметры [73 - «Внешние элементы, оказывающие влияние на несущественные свойства системы, не относятся к ее окружению». (Акофф Р. Эмери Ф. О целеустремленных системах, с. 27). См. также Афанасьев В. Г. Научное управление обществом, с. 15–16. Это важное обстоятельство отдельные авторы подчас не учитывают. «Любые изменения среды, – пишет Ю. А. Тихомиров, отражаются системой». (Тихомиров Ю. А. Системно-структурный анализ и социальное управление. «Прогнозирование социальных процессов в социалистическом обществе. Наука как объект управления», вып. 1. Киев, 1969, С. 34] процесса функционирования органов внутренних дел.
   В связи с введением нового показателя принципиальная схема приобретает следующий вид:

   где С – факторы, продуцированные сферой, в которой функционируют органы внутренних дел (окружением системы).
   Влияние окружения системы, с одной стороны, может усиливать или ослаблять управляющие свойства органа внутренних дел, влиять на прохождение (искажать, ослаблять, усиливать) сигналов, несущих управляющие воздействия, а, с другой» сказываться на приеме, восприятии управляющих воздействий объектом управления, детерминировать его поведение наряду с управляющими воздействиями субъекта управления.
   С учетом проведенной детализации схема (2) должна быть преобразована:

   Учитывая, что взаимодействие с объектом внешних управляющих воздействий в области борьбы с преступностью, охраны собственности и общественного порядка носит зачастую характер конфликта, можно сказать, что в этих случаях воздействие факторов, исходящих из сферы, в которой функционирует орган внутренних дел, может ослаблять или усиливать противодействие объекта управления достижению целей правоохранительной деятельности.
   Сложная социальная сфера, в которой осуществляется функционирование органа внутренних дел, неоднородна как по своему компонентскому составу, так и по характеру связей с субъектом управления.
   В каждой конкретной акции органа внутренних дел компоненты названной сферы выступают либо в виде ограничения системы, либо как среда функционирования.
   Под ограничением системы понимаются такие компоненты среды, которые заданы для решения задачи и в рамках конкретной акции не могут быть изменены. Ограничение системы, как правило, продуцировано макросистемой, системой, включающей в себя исследуемую в качестве составной части. К ограничению системы в области борьбы с преступностью и охраны общественного порядка относятся прежде всего право (уголовно – и административно-процессуальная регламентация методов и средств деятельности, уголовно– и административно-правовая детерминация целей) [74 - Отметим для сравнения, что в управленческой литературе встречается рассмотрение закона как ограничения социальной системы. См., например: Янг С. Системное управление организацией. – М., 1972. – С. 43], установленный набор функций-задач ее управлявшего параметра, нравственность и ряд других действующих в обществе социальных норм.
   Ограничения системы могут быть сняты или преобразованы лишь при выходе за ее пределы: изменение законодателем процессуальных норм, установление ответственности за деяния, ранее не наказуемые в уголовном или административном порядке, или устранение такой ответственности; изменение вышестоящим органом состава функций-задач органа внутренних дел.
   Факторы, изменение которых возможно в условиях разрешения данной задачи (в ходе конкретной акции), образуют среду функционирования системы.
   Таким образом, под средой функционирования мы понимаем совокупность внешних по отношению к системе объектов, влияющих на получение результата и, в свою очередь, испытывающих нецелеустремленные (побочные) влияния функционирующей системы.
   Преобразуем схему (3) с учетом вновь введенных показателей:

   где ОС – ограничение системы, СФ – среда функционирования, а пунктирная стрелка – указатель нецелеустремленных (побочных) воздействий органа внутренних дел на среду функционирования.
   Заметим, что нецелеустремленные влияния акций органов внутренних дел на различные компоненты среды функционирования могут иметь как положительный, так и отрицательный характер, могут как осознаваться субъектом управления, так и не осознаваться, как учитываться при моделировании деятельности по достижению цели, так и не учитываться.
   Среду функционирования органов внутренних далее характеризуют следующие основные признаки:
   1) относительная обособленность от функционирующей системы; объекты, составляющие среду функционирования органов внутренних дел, не являются компонентами системы, не входят в нее; обособленность дополняется наличием стыков между «входами» функционирующей системы и «выходами» среды [75 - Термины «вход» и «выход» Л. Фон Берталанфи относит к внешнему (в отличие от внутреннего) описанию систем. (Берталанфи Л. фон. История и статус общей теории систем. //Системные исследования: ежегодник. – М., 1973. – С. 31–32). Употребление внешнего описания при анализе управленческой проблематики, пронизанной во всех своих частях коммуникативными аспектами, естественно.].
   Диалектическое противоречие: органы внутренних дел по своим структурным признакам (большая централизация, наличие специальной формы одежды, особый характер прохождения службы и т.п.) существенно выделены из цивильной среды, тем не менее, в плане функциональном именно они своими периферическими частями более других внедрены в среду и более других допускают внедрение в собственные периферические органы представителей населения.
   Как показывают проведенные конкретные социологические исследования, органы внутренних дел чаще других элементов правоохранительной системы оказываются предметом внимания общественного мнения, средств массовой коммуникации и т.п. В то же время они менее других защищены от порождаемого таким вниманием давления (двойное подчинение; менее категоричное в отношении лиц, производящих дознание, проявление принципа процессуальной независимости должностных лиц, ведущих уголовный процесс и т.д.);
   2) среда функционирования имеет определенный компонентский состав, однако законы его композиции и отношения (структура) таковы, что позволяют ее рассматривать, скорее, как суммативное (агрегатное) образование, чем как целостную систему;
   3) среда функционирования индивидуальна: она различна для различных органов внутренних дел (функционирующих систем) и для одного и того же органа при осуществлении им различных акций [76 - Указанное свойство энергично подчеркивал А. А. Богданов, писавший: среда «есть совокупность внешних воздействий, под которыми находится система, но взятых именно по отношению к ней. Поэтому другая система – другая среда». (Богданов A. A. Всеобщая организационная наука. Тектология. Часть 2. Иэд. 3. М. – Л. «Книга» 1927. с. 137. См. также: указ. соч., с. 20З. Критический анализ теории А. А. Богданова см.: Варламов К. И Ленинская концепция социалистического управления, М., «Мысль», 1973, с. 111–133. См. также: Тахтаджян А. Л. Тектология: история и проблемы. – «Системные исследования». «Ежегодник 1971». М., «Наука», 1972, с. 200–229.];
   4) среда функционирования ситуативна, изменчива: с течением времени меняются ее компонентский состав, характер связей между компонентами, а отсюда – и преобладающие влияния на функционирующую систему.
   Из таких качеств среды, как ситуативность и индивидуальность в соединении со свойственной закономерностям, действующим в социальной сфере, стохастичностью выводится следствие, воздействие населения на функционирование органа внутренних дел в каждой конкретной ситуации может отличаться от нормального, а в экстремальных ситуациях – весьма существенно. В значительной мере объясняется наличие случаев, в которых отдельные личности и группы личностей отрицательно реагируют на акции органов внутренних дел, случаев расхождения группового мнения с мнением общественным.
   Составляющие среду функционирования социальной системы компоненты весьма многочисленны и многообразны как по своим структурным, так и функциональным характеристикам. В частности, в системном видении компоненты среды функционирования органов внутренних дел могут одновременно относиться к другим системам и являться в них: а) компонентами среды функционирования, б) объектом управления или в) субъектом управления.
   Содержательное многообразие компонентов среды функционирования социальной системы находит свое отражение в литературе. Р. А. Сафаров, намереваясь дать перечень компонентов «внешней среды государственного управления», относил к ним: партийные, советские и профсоюзные органы, науку, средства массовой информации и общественное мнение [77 - Сафаров Р. A. Общественное мнение и государственное управление. – М., 1975. – С. 32.]. И. Л. Петрухин понимает под средой функционирования такой социальной системы «суд и министерство юстиции»: органы государственной власти и государственного управления общей компетенции, а также органы прокуратуры, следствия и оперативные органы, адвокатуру, исправительно-трудовые учреждения, экспертные учреждения, некоторые другие государственные органы и общественные организации [78 - Петрухин И. Л. Системный подход к изучению эффективности правосудия. – Советское государство и право. – 1976. – № I. – С. 76].
   Раскрытие содержания понятия через перечень его составляющих в случаях сложных, многокомпонентных систем представляется нам недостаточным. Показательно в этом плане, что И. Л. Петрухин в той же статье, о которой только что шла речь, вынужден прибегать к более широкому пониманию среды функционирования, чем это вытекает из данного им же перечня [79 - См.: Советское государство и право. – 1976. – № 1. – С. 79.].
   Г. А. Туманов пошел дальше названных авторов. Применительно к внешней среде органов внутренних дел он дал уже не перечень входящих в нее компонентов, а определение: «все другие социальные системы, не охватываемые рамками МВД СССР» [80 - Туманов Г. А. Указ. соч. – С. 87.]. Развивая это определение, он писал:
   «Внешняя среда выступает в виде совокупности объектов, факторов и условий, формирующих оперативную обстановку и обусловливающих основные функции-задачи органов внутренних дел…» [81 - Туманов Г. А. Теоретические проблемы научной организации управления в органах внутренних дел: Автореф. д-ра ю.н. – М., 1974. – С.16]. Но в обоих этих определениях сказалось то обстоятельство, что их автор не проводит разграничение между средой функционирования (внешней средой) и ограничением системы. Представляется, что такой подход затрудняет выявление и дифференциацию ролей разнородных компонентов окружения системы в социальном управлении. Именно поэтому, имея в виду нужды последующего анализа, мы, во-первых, развели понятия среды функционирования и ограничения системы и, во-вторых, дали каждому из этих понятий операциональное определение, позволяющее отграничить их друг от друга.
   Из множества, образующего среду функционирования, целесообразно выделить ряд компонентов, для обозначения совокупности которых вводится понятие «население» [82 - Сам термин «население» без придания ему операционной значимости при исследовании сходной проблематики в правовой литературе употреблялся и ранее. См., например: Чангули Г. И. Использование помощи населения в изобличении преступника. – Социалистическая законность. – 1958. – № 11.].
   Потребность в обособлении внутри среды функционирования блока «население» порождена: а) специфичностью указанного блока и его связей с функционирующей системой; б) повышенной значимостью его влияния на процессы функционирования; в) возрастанием этой значимости в связи с тенденциями развития общества.
   Компонентами совокупности «население» являются:
   1) индивиды (в зависимости от дисциплинарной ориентированности рассмотрения – личности, граждане) в различных сочетаниях;
   2) отчужденные от их индивидуальных носителей и получившие самостоятельную значимость, общественное и групповые мнения, общественное и групповые настроения.
   Эти компоненты воздействуют на процесс функционирования органов внутренних дел и на результаты их деятельности по следующим каналам: через поведение отдельных лиц и их совокупностей, оказавшихся прикосновенными в какой-либо из форм к акциям органов внутренних дел; через влияние общественного и групповых мнений, общественного и групповых настроений на принятие решений и характер действий функционеров органов внутренних дел; через состояния социально-психологической атмосферы функционирования и влияние ее на поведение лиц, оказавшихся прикосновенными к акциям органов внутренних дел; через состояние общественно-политической активности граждан в области борьбы с преступностью и охраны общественного порядка.
   Реакция населения – в конкретном проявлении гражданина, микрогруппы, социальной группы – может выразиться как в простом обнаружении оценки акций правоохранительного органа, так и в различной степени интенсивности действий, направленных как на поддержание, так и на воспрепятствование конкретной акции правоохранительного органа. К примеру, при пресечении уличного правонарушения или задержания преступника в общественном месте окружающие граждане могут: а) оказать физическое или психическое содействие функционерам правоохранительной системы, б) остаться нейтральными, пассивными, безучастными, в) оказать психическое или физическое содействие правонарушителю. И хотя третий поведенческий вариант достаточно одиозен, забывать о его потенциальной возможности мы не вправе ни при научном анализе, ни в повседневной правоприменительной деятельности.
   Следует подчеркнуть, что взаимодействие с населением в аспекте предпринятого нами исследования имеет место, конечно же, не только в условиях непосредственного физического общения. Даже в случаях, когда функционеры органов внутренних дел действуют вне непосредственных контактов с представителями населения, влияние среды ощутимо проявляется в виде осознаваемого или ощущаемого общественного (группового) мнения. Функционирующий работник, конечно, не сможет полностью абстрагироваться от того, как его решение или действие будет воспринято общественным мнением, в том числе и в особенности в тех социальных группах, которые для этого работника являются эталонными (референтными). Он будет стремиться предвидеть, как оценят члены этих групп его решения и действия, и для него предпочтительнее будет поступить так, чтобы вызвать их одобрение. Это не означает, конечно, что он обязательно поступит в соответствии с этим своим предпочтением, если оно окажется расходящимся с его другими установками. Тем не менее, в пограничных ситуациях опережающее представление о возможной реакции референтной группы может явиться той последней каплей, которая склонит одну из чаш колеблющихся весов сомнения.
   Таким образом, как явствует из предшествующего раскрытия содержания взаимодействия органов внутренних дел с населением, мы понимаем его весьма широко. В рамках управления социальными системами (социальными процессами) им охватывается весь спектр взаимовлияний и взаимоотношений, связывающих органы внутренних дел с населением. Ключ к такому пониманию лежит в трудах классиков марксизма-ленинизма. «В том обстоятельстве, – пишет Ф. Энгельс, – что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга…» [83 - К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. – Т. 20. – С. 392.]. И в другой работе: «Когда мы подвергаем мысленному рассмотрению природу или историю человечества или нашу собственную духовную деятельность, то перед нами сперва возникает картина бесконечного сплетения связей и взаимодействий…» [84 - Там же, с. 20.]. Именно на базе такого подхода и строится философское определение категории взаимодействия других норм, находящихся в тесной смысловой связи с понятием взаимодействия в военной тактике и управлении войсками [85 - См.: Словарь основных военных терминов. – М.: Воениздат, 1965. – С.38; БСЭ. – М., 1971. – Т. 5 С. 8.]. Так, М. И. Еропкин раскрывает содержание обсуждаемого понятия следующим образом: «Взаимодействие складывается из: повседневной взаимной информации различных аппаратов и служб о складывающейся оперативной обстановке, ее изменениях, проводимых мероприятиях и т.п.; совместной разработки мероприятий, направленных на успешное решение конкретных задач; совместного осуществления этих мероприятий» [86 - Еропкин М. И. Научные основы управления органами охраны общественного порядка.//Труды Высшей школы МООП ССР. – вып. 20. – М., 1968. – С. 11.]. Одно из самых развернутых определений взаимодействий применительно к отношениям между участниками уголовного судопроизводства дал Гуткин И. М.: «…под взаимодействием следователя и органов дознания в советском уголовном процессе следует понимать основанную на законе, согласованную по цели, месту, времени деятельность независимых друг от друга в административном отношении органов, которая выражается в наиболее целесообразном сочетании присущих этим органам средств и методов и направлена на предупреждение, пресечение и раскрытие преступлений…» [87 - Гуткин И. М. Правовые вопросы взаимодействия следователей и органов дознания в уголовном процессе. – М.: ВШ МООП ССР. – 1967. – С. 13.]. Интересный, если так можно выразиться, филолого-семантический подход к конструированию дефиниции взаимодействия применительно к управленческому анализу деятельности органов внутренних дел, демонстрирует В. М. Шванков. Для него характерно стремление освободить ее от излишних (факультативных, по его мнению) признаков. «Взаимодействие в органах внутренних дел, – пишет он, – это деловое сотрудничество на основе взаимопомощи частей и элементов системы органов внутренних дел в целях наиболее эффективного решения задач борьбы с преступностью и охраны общественного порядка» [88 - Шванков В. М. Теоретические основы координации и взаимодействия в органах внутренних дел, с. 8].
   При всех существенных и оттеночных различиях в приведенных и иных [89 - См.: Аксенов В. Г., Веремеенко Н. И., Стрельников С. С. Взаимодействие органов внутренних дел с добровольными народными дружинами. – М.: ВНИИ МВД СССР, 1975; Бородин С. В., Осипов А. Ф. Некоторые правовые вопросы взаимодействия следователя и оперативного работника при возбуждении уголовного дела. «Бюллетень по обмену опытом оперативной работы» № 37. М., МООП РСФСР, 1966; Герасимов И. Ф. Взаимодействие органов предварительного следствия и дознания при расследовании особо опасных преступлений. Автореф. дисс… канд. юрид. наук. – Свердловск: СЮИ, 1966; Ермаков К. К. Взаимодействие и координация в органах внутренних дел. – М.: ВШ МВД СССР, 1971; Коротких Б. В. О понятии взаимодействия органов государства и общественных организаций при осуществлении процесса профилактики рецидива преступлений // Новая Конституция СССР и вопросы государства и права. Томск, 1979, с. 172–173; Лекарь А. Г. Роль предварительного расследования в борьбе с преступностью. М., 1959; Туманов Г. А. Организация управления в сфере охраны общественного порядка, с. 92–93, и др.] аналогичных дефинициях взаимодействия, различий, неизбежных не только вследствие расхождения в подходах, но и в силу разнообразия исходных позиций и исследовательских задач, в них есть одно общее: понимание взаимодействия как согласованного движения двух или большего числа субъектов к осознаваемой ими цели (целям).
   В существенно ином, значительно более широком смысле употребление этого термина характерно для семейства праксеологических дисциплин, для ряда социологов, а также для исследователей, широко использующих инструмент формализации для познания изучаемых явлений.
   Так, Я. Щепаньский понимает под взаимодействием систематическое, устойчивое выполнение действий, которые направлены на то, чтобы вызвать ответную реакцию со стороны партнера, при этом вызванная реакция в свою очередь порождает реакцию воздействующего [90 - Щепаньский Я. Элементарные понятия социологии. – М., 1969. – С. 84.].
   Для Т. Котарбинского «два субъекта взаимодействуют, если хотя бы один из них помогает или препятствует другому» [91 - Котарбинский Т. Трактат о хорошей работе. – М.: Экономика, 1975. – С. 8.].
   Прямо рассматривает конфликт как частный случай, а рефлексивные структуры как инварианты взаимодействия В. А. Лефевр [92 - См.: Конфликтующие структуры. – М.: Советское радио, 1973. – С. 3.].
   Весьма широко понимает взаимодействие и В. А. Патюлин, рассматривающий в рамках теории государства и права взаимоотношения государства и гражданина, личности и общества [93 - См.: Государство и личность в СССР (Правовые аспекты взаимоотношений). – М.: Наука, 1974. – С. 9.].
   Не все в приведенных дефинициях равноценно. Так, конструкция Я. Щепаньского, на наш взгляд, затрудняет отграничение взаимодействия от управления, а афоризм Т. Котарбинского не подчеркивает двусторонности процесса взаимодействия. Однако нам не хотелось бы абсолютизировать расхождения и уделять здесь слишком большое внимание полемике. Определение – инструмент познания, а всякий инструмент специализирован [94 - К. Маркс и Ф. Энгельс См.: характеристику дефиниций как инструментов познания. Соч., Т. 20. – С. 634–635]. Не потому ли в наших социальных науках столь много дискуссий о терминах и дефинициях, что оппоненты анализируют и оценивают чужой гносеологический инструментарий с позиций своих, а не оппонента целей и направлений исследования.
   В последующем в настоящей работе, если иное прямо не оговорено, термин взаимодействие употребляется в его широкой трактовке. Мы понимаем под взаимодействием органов внутренних дел с населением такое состояние связей между ними, которое характеризуется значимым для результатов функционирования воздействием, взаимовлиянием указанных субъектов друг на друга.
   Из определения следуют два вывода:
   1) явление взаимодействия с населением имманентно присуще функционированию органа внутренних дел; оно, в частности, имеет место и в случаях, когда его существование субъектами взаимодействия не осознается;
   2) процесс взаимодействия оказывает на достижение целей взаимодействующих систем как положительное, так и отрицательное воздействие; отсюда необходимость в регулировании процесса взаимодействия со стороны органа внутренних дел.
   Взаимодействие органов внутренних дел с населением, как и взаимодействие всякой открытой [95 - См.: Берталанери Л. Фон. История и статус общей теории систем //Системные исследования: Ежегодник 1973. – М., 1973. – С.31–32; Оптнер С. Л. Системный анализ для решения деловых и промышленных проблем. – М.: Советское радио. – 1969. – С. 95.] социальной системы со средой ее функционирования осуществляется по трем основным каналам:
   а) обмен людьми;
   б) взаимодействие поведений;
   в) обмен информацией.
   Система органов внутренних дел, комплектуясь, поглощает (ассимилирует) [96 - О процессах ассимиляции и диссимиляции в отношениях между системой и ее внешней средой см.: Афанасьев В. Научное управление обществом. – С. 14; Богданов А. А. Всеобщая организационная наука: Тектология. – Часть 2. – Изд. 3. – М. – Л.: Книга, 1927. – С. 20.] индивидов из населения, воздействует на них, в известном смысле перерабатывает, включает в свой состав в качестве новых компонентов. С другой стороны, отдельные сотрудники органов внутренних дел с течением времени перестают быть таковыми (уходят на пенсию или увольняются по иным причинам) и при последующем функционировании системы предстают уже в качестве компонентов населения – составной части среды функционирования. Таким образом, состояние населения (общественное мнение в отношении органов внутренних дел и т.д.) в определенной степени детерминируется ассимилированными средой бывшими компонентами системы «органы внутренних дел».
   Функционирование органов внутренних дел как целеустремленной системы характеризуется также взаимодействием физических поведений: с одной стороны, осуществляемых системой для движения к поставленной цели, а с другой – поведенческих реакций различных компонентов среды. Направленность поведенческих реакций населения различна: они могут влиять на объект управляющих воздействий в том же направлении, что и управляющая система (органы внутренних дел), а могут и в противоположном, возможно разновариантное влияние на продуцирование и прохождение в сфере управляющих воздействий органов внутренних дел.
   Наконец, третьим каналом, по которому осуществляется взаимодействие органов внутренних дел с населением, являются информационные процессы, процессы обмена информацией. С одной стороны, население представляет из себя обширное поле сбора осведомительной информации для органов внутренних дел, с другой – «урожайность» этого поля в значительной мере зависит от характера и интенсивности исходящей от органов внутренних дел управляющей информации. Этой последней детерминируются реакции среды и в двух других направлениях взаимодействия.
   Органы внутренних дел – динамичная, саморегулирующаяся система. В определенных параметрах, не выходящих за пределы ограничений системы, они могут целенаправленно воздействовать на условия своего функционирования, влиять на компоненты среды, в частности, на ее «выходы» с целью улучшения условий борьбы с преступностью и охраны общественного порядка.
   В ситуациях, когда реакции среды имеют дезорганизующий, возмущающий характер и начинают превышать допустимые пределы, воздействие на нее становится необходимым.
   В то же время, когда целеустремленное воздействие на среду инициирует в ней процессы, способные оказать существенные управляющие воздействия на объект управления органов внутренних дел, воздействие на компоненты среды (на население, в частности) становится целесообразным, если ресурсные затраты для этого окажутся более эффективными, чем затраты сил и средств для оказания непосредственного воздействия на объект управления.
   Таким образом, по инициативе и в результате действий органов внутренних дел взаимоотношениях их с населением могут перерасти из взаимодействия функционирующей системы со средой во взаимодействие управляющей системы с объектом управляющих воздействий.
   В этом случае принципиальная схема приобретает следующий вид:

где ОП (промежуточный объект), тот компонент среды функционирования (населения), который избран для оказания инициирующих воздействий. (Пунктирными стрелками обозначены обратные связи, которые не указывались при составлении предыдущих схем.)
В отдельных случаях может оказаться целесообразным, чтобы орган внутренних дел вообще не оказывал непосредственных управляющих воздействий на объект, а преобразования в нем достигались путем инициации соответствующих управляющих воздействий промежуточного объекта. Тогда схема (5) приобретает следующий вид:

   Итак, поскольку органы внутренних и отдельные их функционеры в процессе осуществления повседневной деятельности (и ради повышения ее эффективности) воздействуют на компоненты среды функционирования с целью их преобразования и перевода отрицательных факторов в положительные (в менее отрицательные, в нейтральные), то население как объект исследования предстает в этих ситуациях уже не как компонент среды функционирования, а как объект управляющих воздействий. Правоохранительный орган в этих случаях являет собой субъект управления, а импульсы, исходящие от населения, приобретают характер обратной связи.
   Различие между средой функционирования и объектом управляющих воздействий проводятся в этом случае по признаку относимости воздействий к цели функционирования. Если осуществляемое продуцирование изменений или оказание управляющих воздействий на элементы, не входящие в управляющую систему, является целью функционирования, то мы имеем дело с объектом управляющих воздействий. Если же внесение изменений в состояние таких не входящих в систему элементов или вообще оказание воздействий на них явилось побочным, хотя и необходимым результатом целеустремленного воздействия на другие объекты, то имеет место взаимодействие со средой.
   В случаях взаимодействия со средой управляющая система в целях достижения стоящих перед ней целей преобразует свои компоненты, вводит новые или устраняет имеющиеся, приспосабливает к данным условиям свой внешний обвод, в частности, набор и элементы характеристики «входов» системы. При оказании внешних управляющих воздействий на население параметры управляющей системы остаются неизменными (или изменяются незначительно), усилия направляются на преобразование объекта, в частности, на приспособление «выходов» объекта, стыковку их со «входами» управляющей системы.
   Изменение «адреса» управляющих воздействий органа внутренних дел в связи с установленными ограничениями системы влечет за собой и изменение методов управления.
   Для прояснения последующих рассуждений необходимо сделать одно небольшое отступление. В многоотраслевой литературе, использующей понятие «управление», не сложилось общепринятой его дефиниции. Расхождения, более или, чаще, менее существенные, сохраняются и внутри отраслей знания [97 - См.: Афанасьев В. Г. Научное управление обществом, с. 23–33, Бока-рев В. А. Объемы, содержание, понятие «управления». – Вопросы философии. – 1966, № 11.]. Это объясняется в значительной мере тем, что существующие определения и описания отражают, как правило, одну либо несколько существенных черт этого явления, что вполне понятно, ибо обусловлено тем подходом или теми задачами, которыми руководствовался каждый автор, и в принципе неизбежно и допустимо, если дефиниция используется в рамках определенного исследования и не универсализируется.
   В настоящей работе под управлением понимается поведение управляющей системы, заключающееся в продуцировании и передаче объекту управляющих воздействий определенной информации с целью вызвать его целесообразное преобразование или, напротив, воспрепятствовать преобразованию нецелесообразному.
   Приведенная дефиниция приемлема, видимо, в отношении управления во всех его трех сферах (А. И. Берг [98 - См.: Кибернетика, мышление, жизнь. – М., «Мысль», 1964. – С. 21–22.]). Социальное управление вычленяется из генеральной совокупности по ясно различаемому признаку – сфере функционирования. Следует, однако, определиться с соотношением социального и государственного управления. Государственное управление – это составная часть социального управления, вычлененная из генеральной совокупности по двум следующим сопряженным между собой признакам: а) в зависимости от субъекта, осуществляющего управляющие воздействия и б) от применяемых им методов внешних управляющих воздействий [99 - Различение государственного управления от иных видов социального управления, конечно, не ограничивается двумя указанными качествами. Есть различия, к примеру, и в объектах управляющих воздействий. Однако для операции вычленения достаточно и двух названных в основном тексте признаков.]. Понятие государственного управления в рамках традиционных правовых наук не совпадает с одноименным понятием в рамках управления социальными системами, это несовпадение порождено не только различием в методах исследования, но и несовпадением при совпадающем объекте – предмета исследования.
   В целях терминологической определенности сделаем одну, может быть даже излишнюю, оговорку. Термин «управление», традиционно употребляющийся в науках государственного, административного, а ранее полицейского права в качестве синонима к термину «государственное управление» [100 - См. например: Дерюжжинский В. Ф. Полицейское право. – СПб, 1903. – С. 1; Козлов Ю. М. Ленинский принцип участия трудящихся в государственном управлении. – М.: изд-во Моск. ун-та, 1962. – С. 9–19, и др.] и термин «управление» в науках, тяготеющих к использованию в качестве инструментария тех или иных аспектов кибернетики, это слова – омонимы. Это слова, обозначающие различные и лежащие в разных плоскостях понятия, и устанавливать соотношение между ними, по-видимому излишне.
   Теперь вновь вернемся к вопросу о влиянии ограничения системы «органы внутренних дел» на изменение характера внешних управляющих воздействий в зависимости от их объекта.
   Специфическими для органов внутренних дел методами управления является: административно-правовая и оперативно-розыскная деятельность, уголовное судопроизводство [101 - Перечень, конечно, не исчерпывающ. Специфично, например, управление при оказании исправительно-трудового воздействия. Однако ограничение такой системы, как настоящее исследование, обуславливает рассмотрение лишь трех названных в основном тексте методов.]. Однако применение указанных методов допустимо лишь в отношении ограниченного класса объектов – в отношении таких видов проявившегося во вне поведения, которые являют собой нарушение идеальных моделей поведения, установленных нормами материального административного и уголовного права.
   Указанное ограничение зиждется на известном указании Маркса [102 - Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, постольку я вступаю в область действительного, – я вступаю в сферу законодателю. Помимо своих действий, я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. – Т. 1. – С. 14–15).] и вводится по следующим причинам. Выполнение обширного круга функций-задач, возлагаемых на органы внутренних дел, может потребовать от них воздействия на сознание личности, (еще не совершившей проступка, допускающего и требующего применения правовых средств и методов (значительная часть профилактических ситуаций) [103 - В этой связи представляется возможность напомнить, что требует большей осторожности реализация рекомендаций, получивших широкое распространение в последние два десятилетия, выявлять и устранять обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, в рамках уголовного судопроизводства и, следовательно, уголовно-процессуальными средствами.].
   Указанное ограничение необходимо и при оказании управляющих воздействий на население при привлечении его к сотрудничеству с органами внутренних дел в борьбе с преступностью, охране социалистической собственности и общественного порядка.
   Во всех подобных ситуациях управляющие воздействия должны осуществляться не специфическими для органов внутренних дел, а как правило, иными – общими методами, не являвшимися исключительной прерогативой того или иного государственного органа. В этой связи надлежит указать на то, что оказание управляющих воздействий органа внутренних дел на население, как правило, не связано с наличием у управляющей системы властных полномочий по отношению к личностям, чье поведение образует систему управляемую, тем более, не необходимой является их связь с реальным применением государственного принуждения. Поэтому неточными представляются суждения некоторых авторов о том, что непременным свойством такого элемента процесса управления, как управленческое решение является его директивность, общеобязательность [104 - См.: Петров Г. И. Основы советского социального управления. Л. Изд. Ленинградского университета, 1974. с. 236; Тихомиров Ю. А. Управленческое решение. М., «Наука», 1972, с. 28–29, 33]. Во-первых, признак директивности характеризует, по-видимому, не само решение, а форму его выражения. (Впрочем, в силу того, что каждое явление, управленческое решение, в том числе, являет неразрывное единство содержания и его формы, этот аргумент сам по себе еще недостаточен для возражений). Во-вторых, целый ряд управленческих решений имеет определенных адресатов, и уже поэтому их обязательность (их управляющий потенциал) не является общей. Если только не включать в свойство общеобязательности обязанность окружающих не препятствовать совершению управомоченными субъектами определенных действий [105 - См.: Общая теория государства и права. Т. 2: Общая теория права. – Л. Изд-во Ленингр. ун-та. – 1974. – С. 303.]. Но такая конструкция, принятая в общей теории права, представляется десятилетия рекомендаций выявлять и устранять обстоятельства, способствовавшее совершению преступления, в рамках уголовного судопроизводства и, следовательно, уголовно-процессуальными средствами неработающей, попросту излишней для исследования закономерностей механизма управления. Наконец, в-третьих, существует большое число управленческих решений, форма существования которых не является правовой, властной. Более того, существует множество форм выражения управленческих решений, которым не только общеобязательность, но даже и индивидуальная – для адресата, для объекта управления – обязательность не свойственна.
   К примеру, сообщение гражданам сведений о совершении преступления, побуждающих некоторых из них к сотрудничеству с правоохранительными органами в раскрытии этого преступления также является управляющим воздействием. Вообще, управленческая информация в сфере взаимодействия органов внутренних дел с населением, как правило, не предписывает совершения определенных действий а инициируя действие внутриличностных механизмов, побеждают граждан к принятию собственного решения о совершении этих действий. В этом плане вполне справедливо суждение Н. М. Кейзерова: «Управление в принципе возможно без доминирования властной воли, которая представляет его частный случай и не может универсализироваться» [106 - Кейзеров Н. М. Единство и различие понятий «управление» и «власть». – Философские науки. – 1969. – № 2. – С. 87–88. Воспроизведено: Кейзеров Н. М. Власть и авторитет. М.: «Юридическая литература», 1973. – С. 40; см. также: Нижечек В. И. Советское право в системе нормативного регулирования социалистических общественных отношений. Иркутск. – 1973. – С. 48.].
   Ход и результаты анализа, осуществленного в настоящем параграфе позволяют прийти к вполне определенному выводу о целесообразности и перспективности использования для исследования проблем взаимодействия органов внутренних дел с населением.
   В плане процедурном, имеющем отношение к деятельности органов внутренних дел в целом, произошло выделение в качестве самостоятельного объекта исследования внешнего аспекта управления, что, в свою очередь, в силу внутренней логики объекта и отражающей ее логики познания акцентировало окружения системы и ее составной части – среды функционирования в детерминации деятельности и ее результатов.
   В параграфе раскрыто содержание, в том числе и посредством дефиниции, понятия население как важнейшего социального компонента среды функционирования и понятия взаимодействия органов внутренних дел с населением. Первое определено как двуединство индивидов в различных сочетаниях и отчужденных от их индивидуальных носителей общественного и групповых мнений и общественного и групповых настроений, второе – как состояние связей между органами внутренних дел и населением, характеризующиеся значимым для результатов функционирования воздействием указанных субъектов друг на друга.
   Из принятой управленческой концепции взаимодействия органов внутренних дел с населением надлежит выделить еще ряд содержательного плана моментов, которые в нижеследующем изложении скомпонованы так, чтобы максимально способствовать целевой характеристике исследования.
   Феномен взаимодействия с населением свойственен каждой акции органов внутренних дел, всей их деятельности в целом. Таким образом, значимость взаимодействия с населением – прежде всего, в его распространенности, массовости, обыденности.
   Влияние его проявлений на результаты деятельности органов внутренних дел, на достижение стоящих перед ними целей в конкретной жизненной ситуации может быть положительным, но может и отрицательным, способно быть существенно большим или весьма малым, но в какой-то мере оно имеет место всегда, в каждой ситуации.
   Указанное взаимодействие осуществляется: в форме взаимоотношений управляющей системы либо со средой функционирования, либо с объектом внесших управляющие воздействия.
   Переход из одной формы взаимодействия в другую осуществляется по инициативе органа внутренних дел и посредством переориентации приложения его управляющих воздействий, однако потребность в нем обуславливается объективно складывающимися свойствами ситуации.
   Из того обстоятельства, что органы внутренних дел рассматриваются как система, функционирующая в определенной, обладающей познанными и непознанными свойствами среде, следует: внутренние связи между компонентами системы должны быть достаточно прочными, а ее внешний контур достаточно жестким, чтобы оградить систему от размывания средой, от ухода кадров, от непроизводительных утечек энергии и информации, от дезорганизации влияниями среды каналов связи и направлений управляющих воздействий.
   С другой стороны, внешний обвод системы, ее периферические рецепторы («входы») должны быть достаточно пластичными, чтобы обеспечить получение из среды кадров, информации и энергии, чтобы сохранить возможность оказания воздействия на население посредством широкого набора методов (альтернатив).
   Использование воздействия населения на объект управляющих воздействий органа внутренних дел способно не только экономить затраты собственных сил и средств, но и применять такие методы решения управленческих задач, применение которых без опосредствования усилий управляющей системы определенными компонентами населения невозможно.
   Из того обстоятельства, что состояние взаимодействия органов внутренних дел с населением практически не бывает индифферентным по отношению к цели их функционирования, следует: мероприятия по упорядочению взаимодействия с населением, рассматриваемым уже как объект управляющих воздействий, является не факультативным, а необходимым, непременным элементом их деятельности. Если контакты с населением не оптимизируют правоохранительную деятельность, то – в силу отсутствия нейтральной позиции – они ее дезорганизуют. Если орган внутренних дел не затрачивает энергии на улучшение своих связей с населением, то это вовсе не означает, что он сберегает ее. В этом случае дополнительные, и подчас существенно большие, затраты сил и средств понадобятся для преодоления возмущающих влияний среды.
   С другой стороны, в многочисленных ситуациях, в которых воздействие среды позитивно, экономия собственной энергии органов внутренних дел могла бы быть достигнута путем затраты части ее на инициацию гораздо больших ресурсных затрат тех или иных компонентов системы «населения», направленных на достижение целей, стоящих перед органами внутренних дел.

ГЛАВА 2.
Цель отечественного уголовного процесса

§ 1. Детерминанты цели уголовного процесса

   По своей природе понимание цели уголовного процесса в разных государственных и предгосударственных образованиях, во-первых, находящихся на исторически сопоставимых уровнях развития и, во-вторых, функционирующих в сходных условиях, представляются аналогичными, подобными друг другу. Однако, по нашему мнению, они, во всяком случае, не тождественны.
   Тому есть причины. Среди них: 1) своеобразие исторического развития конкретной человеческой общности, включающее в себя социально-экономические, нравственные, тесно связанные с ними религиозные; психологические и иные особенности; 2) детерминируемые факторами, перечисленными в пункте 1), связанные с историческим своеобразием развития общества и государства теоретические основы уголовного судопроизводства; 3) специфика природной среды обитания.
   Для последней, в частности, значимо: состояние коммуникаций, как путей сообщения (транспорт, дороги, связь), так и способов распространения общественно значимой информации; степень оседлости населения, а для кочевых народов – состояние (сохранение) связей между членами общины во время кочевий; величина и постоянство населенных пунктов, характер межличностных связей между их жителями.
   Более детально влияние природной среды обитания и ее социально-экономических, психологических и нравственно-религиозных последствий на детерминацию цели УСП и целей уголовного наказания мы намереваемся рассмотреть позже во фрагменте, посвященном соотношению ЦУП и целей уголовного наказания. Очень ярко, представляется нам, влияние природной среды обитания и ее производных на понимание целесообразных (сообразных с целью сохранения условий существования и развития общества, может быть, лучше сказать – общины) целей наказания и цели УСП проявилось в обычаях и адатах Северного Кавказа в период долгой Кавказской войны (1817–1864) [107 - См. в главе 3 «Соотношение понятий цель уголовного процесса и цели наказания. Взаимодействие деятельностей» фрагмент «Цель наказания в совокупности кавказских адатов и маслагатов»], правда, не такой долгой как Столетняя война между Англией и Францией (1337–1453).
   Поскольку мы заявили в качестве методологии своего исследования материалистическую диалектику, нам, наверное, надо отметить, что истмат (исторический материализм), а вслед за ним и юридические науки, не только уголовный процесс, но и криминология, уголовное право весьма небрежно относились к роли природной среды обитания как детерминанте социального. Однако мы не станем развивать здесь это критическое замечание.
   Конкретизируя сделанное выше утверждение, что цели уголовного процесса в разных государственных и догосударственных образованиях, находящихся на исторически сопоставимых уровнях развития и функционирующих в сходных условиях, представляются аналогичными, однако, не тождественными, скажем: ЦУП современного отечественного уголовного процесса имеет черты сходства с аналогичными понятиями в правовой теории стран Западной Европы и США, однако в силу различий в трех названных выше их детерминантах должна иметь и черты различия.
   Эти различия, прежде всего, связаны с особенностями государства. Ведь уголовное судопроизводство – это отрасль государственной деятельности, с особенностями такой формы государства, которое в западноевропейской государственности именуется правовым. По нашему мнению, при малокритичном заимствовании идей «правового государства», охватившем специалистов, а, более того, не специалистов, дилетантов, в последние два десятка лет прошлого столетия, имело место следующее упущение: не учитывались, во-первых, проблемы согласования, в значительной мере пришлых, взращенных совсем на другой почве, идей относительно уголовного судопроизводства с коренными российскими, во-вторых, согласованность идей-пришельцев с общественным правосознанием, в том числе и с профессиональным.
   Теперь надобно, что называется на берегу, объяснить содержание терминов и понятий, употребляемых автором в этой главе. Они – инструментарий не только для исследования, но и для элементарного взаимопонимания между общающимися друг с другом исследователями.
   Правовое государство, как мы его понимаем, характеризуется тремя отличительными (обязательными) признаками: 1) верховенством закона; 2) разделением властей; 3) ответственностью государства перед гражданином.
   Ранее автор называл и четвертый отличительный признак «правового государства»: ответственность гражданина перед государством. И делал ошибку, порожденную, как мы теперь понимаем, его российским (евразийским) менталитетом, его увлеченностью идеями тяглового государства, в механизме которого первичны обязанности. Между тем, про чьи либо, кроме государства и его чиновников, обязанности нынче не принято говорить.
   Одной из причин распространенности наименования «правовое государство», опасаемся мы, является «красивость» слов, в частности, наличие в нем эпитета правовое. О причинах такого подчеркивания (иронии, мы не скрываем) – попозже.
   Концепция правового государства, особенно в тех суетливых образах, в которых она подается сегодня на Руси, обязанности индивида перед государством и обществом в большинстве случаев просто игнорирует, оставляет без внимания. Это обстоятельство нашло отражение в процессуальных статусах многих участников уголовного процесса.
   Заметим, концепция правового государства, по нашему мнению, мало пригодна для делового анализа многочисленных и многообразных функций-задач современного отечественного государства. С ее позиций даже теоретически достаточно трудно объяснить необходимость и правовую возможность защиты экологической безопасности общества. А этого никто из пользующихся этой терминологией и не объясняет. Красиво говорить про защиту окружающей среды – вот и говорят. Между тем, основой для защиты экологической безопасности общества является уже не правовое, а социально ориентированное государство.
   Хотелось бы обратить внимание еще на следующее, на наш взгляд, важное обстоятельство. Социально ориентированное (в иной терминологии – социальное) государство отграничивается от соседей (от других разновидностей государственных образований) своими функциями-задачами, т.е. функциональными признаками, то, что именуется правовым государством – признаками структурными. Во всяком случае, структурными являются те три признака правового государства, которые мы назвали выше.
//-- «Государство Правды» и «тягловое государство» как оппоненты понятию «правовое государство» и детерминанты содержания цели отечественного уголовного процесса --//
   Евразийцы, мы знаем это, есть и сейчас. Другими словами, правда, называют себя. Наверное, было бы не этичным называть их имена, ибо, по нашему мнению, среди них, по крайней мере, четверо – руководители стран СНГ, возникших на территории убиенного СССР (термин, который нередко употребляет В. Т. Томин).
   Что касается представителей науки… Отметим, что евразийцы первой половины ХХ века (Н. Н. Алексеев, П. Н. Савицкий, П. П. Сувчинский, Н. С. Трубецкой, Г. В. Флоровский и др.), а вряд ли кто из непредубежденных исследователей сможет это отрицать, исходили из того, что Россия страна евразийская [108 - Под термином «евразийская, евразийское» здесь фигурируют два понятия: евразийская – страна, территория, которой раскинулась, как в Европе, так и в Азии; евразийское – тип государства (государство обязанностей).], полагали, что понятие «правовое государство» – это инструментарий западноевропейской философии права и ее амбициозных, хотя и не всегда (а, может быть, правильнее будет сказать: как правило) недостаточно информированных о российской и иной внеевропейской действительности, представителей, которые ограниченное (частное), свое, пытаются представить как всеобщее [109 - Заметим, к слову, что чрезмерные амбиции нередко приводят к незамечаемому невежеству. Восточная окраина Западной Европы – США – которые нынче всячески поносят Ирак, элементарно упускают из виду такие обстоятельства, как например, преподавание в Багдаде юриспруденции уже в 4-м веке, когда государства США или САСШ просто не существовало..]. Мы специально выпятили определение «свое». Наверное, понятно почему.
   Такая же ситуация сложилась нынче с термином «цивилизованные» государства. Западно-Европейская традиция (с США на ее дальней восточной окраине) вкладывает в него такое содержание, которое характерно для их собственного бытия и образа мышления. Между тем цивилизации бывали и бывают разные. Наверное, не случайно А. С. Пушкин специально выделяет из общего понятия цивилизации цивилизацию европейскую [110 - Пушкин А. С. ПСС. Т. ХII. – С. 110.].
   Само слово «цивилизация», несмотря на его латинские корни (civilis – гражданский, государственный, политический, подобающий гражданину) [111 - Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь: ок. 50 000 слов. – 3-е изд., испр. – М.: Рус. яз., 1986. – 840 с.]– западноевропейское по своему генезису. По П. Я. Черных, оно было запущено в обращение Оноре де Мирабо, непостоянным и переметчивым деятелем Великой Французской революции, (в 1756 г.) [112 - Черных П. Я. Историко-этимологический словарь русского языка. Изд. 2-е. Т. 2. – М.: Рус. язык, 1994], распространилось в Германии и Франции, получив современное значение в ХIХ веке [113 - Там же].
   Выводы историка-этимолога несколько подвергает сомнению соображение, высказанное в свое время Ф. Энгельсом: «по отношению к гражданам: публичная власть первоначально существовала только в качестве полиции… поэтому простодушные французы ХVIII века и говорили не о народах цивилизованных, а о народах полицизированных (nations policees)» [114 - Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. – М.: Политиздат, 1983. – С. 314– 315.]. Что поделаешь, Ф. Энгельс тоже жил в Европе и, в основном, исходил в анализе из того, что видел из окна своего дома, и даже если с вершины баррикад, то европейских. Единственное серьезное исключение в его работах в этом плане – анализ бытия американских индейцев, основанный, впрочем, также на анализе европейца Моргана, в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
   Вернемся, однако, к красной линии нашего изложения, касающегося евразийского типа государства, к русской традиции и российской сущности (менталитету) в понимании евразийского государства. Вслед за евразийцами нам представляется, что для российских традиций характерно не правовое государство, а государство правды. «Не веру бог любит, а правду», – предвосхищая евразийцев, писал Иван Пересветов [115 - Пересветов И. А. Челобитные // Чтения Имп. общ. истории. – СПб: изд. Ржигой, 1908. – С. 66.]. По Пересветову, «государство правды» – это государство, жизнь в котором устроена по евангельским заповедям.
   Евангелие же, заметим, сосредотачивает свое внимание отнюдь не на правах – на обязанностях. В том числе на обязанностях относительно соблюдения (для граждан) и обеспечения, гарантирования (для должностных лиц) прав других граждан государства. Евангелие вовсе не призывает верующих судиться с государством. Власть от бога, внушает оно. Кстати, само слово «судья» в том смысле, в каком оно употребляется в Книге судей Израилевых, мало чем отличается от употребляемого в той же книге слова «царь» [116 - Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета. (Канонические) / В русском переводе; С Параллельными местами. – М.: «Новая жизнь – Советский Союз»; миссионерское общество «Campus Crusade for Christ International», 1991. – С. 258–285.]. Приведем лишь одну иллюстрацию сказанному: Книга судей оканчивается следующим стихом: «В те дни не было царя у Израиля; Каждый делал то, что ему казалось справедливым» [117 - Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета. (Канонические)… Книга судей Израилевых. – 21, 25.].
   Такая позиция, заметим, перекликается с устоями мусульманского права, с позициями исламских правоведов. Шариат (или Шар, в переводе – «путь следования») «указывает мусульманину, как он должен в соответствии с религией вести себя, не различая… в принципе его обязательств по отношению к себе подобным (гражданские обязательства) и по отношению к богу (молитва, пост и т.д.)» [118 - Давид Р. Основные правовые теории современности (Сравнительное право). – М.: Прогресс, 1967. – С. 386.]. Обратим внимание на две вытекающие из характеристики, предлагаемой Р. Давидом, особенности мусульманского права.
   Первая. Оно акцентирует внимание на обязанностях. Если обязанности будут добросовестно исполняться, то корреспондирующие им права тоже окажутся реализованными. Таким образом, Шариат основан на идее обязательств, возложенных на человека, а не на правах, которые он должен защищать.
   Вторая особенность. Подобное тому, что говорится об английском праве, мы можем сказать и про мусульманское право – это право процессуалистов. Уже само наименование Шариата – путь следования – говорит о том, что на первом плане процедуры, процессуальное право.
   Вот как решается вопрос с весьма значимой частью материального уголовного права – санкциями. «…Санкцией за невыполнение обязанностей, возлагаемых на верующего, является грех того, кто их нарушает, поэтому мусульманское право уделяет не особенно много внимания санкциям, устанавливаемым самими нормами» [119 - Давид Р. Основные правовые теории современности (Сравнительное право). – М.: Прогресс, 1967. – С. 386.].
   Есть еще одна особенность исламского права. В отличие от более нам в силу исторических особенностей развития – знакомого – западно-европейского, оно распространяется только на отношения между мусульманами. Если обвиняемый или потерпевший не мусульманин, Шариат отношения между разнорелигиозными сторонами не регулирует [120 - Давид Р. Указ. соч. – С. 386].
   Заметим, что мусульманское право во многом не одиноко в такой правовой идеологии. Подобные же идеи или их аналоги лежат также в основе иудейского и индусского права, правовых систем Дальнего востока (Китайская Народная Республика, Япония).
   Философия отечественных евразийцев базировалась на противопоставлении органицистского подхода к обществу подходу механицистскому («атомарному», «индивидуалистическому»). Органицизм видит государство как органическую сущность, как цельное естественное существо, родившееся совместно из духа и почвы, из органичного сочетания субъектных и объектных сторон.
   Механицистский подход, по мнению евразийцев, напротив, рассматривает государство как следствие произвольного объединения отдельных индивидов, которые фиксируют такое объединение в различных договорных формах [121 - Дугин А. Теория евразийского государства: Предисловие // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. – М.: «Аграф», 1998. – С. 9– 10.]. А договор, – добавим от себя, – являет собой творчество его субъектов, далеко не всегда справедлив. Нередко он таков, каким появился на свет, только потому, что у одной из сторон на момент переговоров дубина была посучковатее и потолще.
   В распределении двух охарактеризованных подходов в географическом пространстве прослеживается следующая закономерность: механицизм (индивидуализм) характерен для Запада с США на его краю, органицизм – для Востока.
   Для иллюстрации нашего отношения к обозначенным подходам приведем выдержку из книги журналиста, сотрудника «Литературной газеты» О. А. Битова, вполне профессионально похищенного агентами английских спецслужб в Венеции в ночь с 8-го на 9 сентября 1983 г. Нам показалось перспективным к доктринальному анализу добавить эмоциональный, выстраданный человеком, год испытывавшим на своей судьбе следствия индивидуалистического подхода. К недоумению работавших с ним англичан и американцев он не мог принять весьма выгодные с индивидуалистических позиций предложения вследствие своего российского менталитета. Вот эта выписка: «Не пишется слово «Родина» по-английски с большой буквы… Слов нет, и англичане и американцы – патриоты… Однако их патриотизм (без тени намерения оскорбить их или унизить) иного калибра… он как бы вторичен в том смысле, что поверяется выгодой. Если жизнь на чужбине сулит англичанину, американцу или вообще человеку Запада какие-то ощутимые блага, можете не сомневаться, что он поставит выгоду на первое место, а патриотизм удобно устроится на втором. Даже выражение такое доводилось слышать, с оттенком упрека или недоумения: у вас у русских, мол, гипертрофия патриотизма…» [122 - Битов О. «Кинофестиваль» длиною в год: Отчет о затянувшейся командировке. – М.: Изд-во АПН, 1989. – С. 58.].
   Механистическое понимание государства преюдициально и для понимания субъективных прав. Н. Н. Алексеев, пожалуй, более других евразийцев занимавшийся проблемами права [123 - Алексеев Н. Н. Идея справедливости // Русская философия права: Антология. – СПб.: «Алетейя», 1999. – 438 с.Алексеев Н. Н. Введение в изучение права. – М.: Изд. Моск. Просв. комиссии, 1918. – 144 с.], исследуя западную юридическую мысль, пришел к выводу, что само понятие прав для них уже изначально связано с механистическим, индивидуалистическим подходом.
   «Права» (права индивида, субъективное право) описывают сферу свободы индивидуума относительно иных реальностей – других индивидуумов, собственности, природных и культурных сред, социальных институтов и т.д. Иными словами субъективное право исходит из «автономности», «суверенности» индивида, его самодостаточности в отношении других пластов бытия. Именно такой подход позволил Руссо сформулировать свою экстремальную теорию «естественных прав».
   Изначально понятие «права», как и процессуальное право свидетельствовать в судебном процессе, относилось лишь к избранным – императору, патрициям, позже – к сеньорам, представителям духовенства. Распространив понятие «права» на каждого члена общества, исследователь получает возможность сформулировать концепцию правового государства, столь шумную сегодня концепцию прав человека [124 - Дугин А. Указ. соч. – С. 11.].
   Н. Н. Алексеев в своих работах евразийского периода убедительно показывает, что этот путь юридической мысли и эволюции правовых институтов отражает лишь одну из возможных линий социального развития, основанную на атомарной, индивидуалистической философии, которая, по его мнению, естественна и логична для Запада, однако чужда Востоку, более того, неприемлема для него (выделено нами. – Авт.). Следовательно, понимание «права» связано со строго и определенно фиксируемой геополитической, географической реальностью, характерной для определенного исторического периода [125 - А эту азбуку диалектического материализма сегодня многие игнорируют]. А эту азбуку диалектического материализма сегодня многие забыли.
   Во многих сегодняшних публикациях западноевропейское право претендует на универсальность, но на самом деле отражает сугубо локальный и исторически ограниченный процесс развития лишь одного из сегментов человечества – Западной Европы.
   Под «общей теорией права» западные юристы понимают «общую теорию западного права», оставляя без рассмотрения все альтернативные юридические модели, которые, между тем, распространены среди народов, составляющих большую часть человечества, и в определенные исторические периоды существовавшие и на самом Западе. Иными словами, вскрывается типичный обман: Запад стремится – и не безуспешно: не представляет труда ввести в заблуждение того, кто сам этого хочет – навязать свои локальные установки всем остальным народам, отождествляя свой частный географический и исторический опыт с «общей теорией развития», с «магистральным путем социальной и моральной эволюции» и т.д.
   Для евразийского, в том числе и для российского, государства исстари основополагающей являлась концепция обязанности. «…Декларация прав человека, – писал Н. Бердяев, – должна быть связана с декларацией обязанностей. Требование прав без сознания обязанностей толкало на путь борьбы человеческих интересов и страстей, состязания взаимоисключающих притязаний. Права человека предполагают обязанность уважать эти права. В осуществлении прав человека самое важное не собственные правовые притязания, а уважение к правам другого, почитание в каждом человеческого образа… Обязанности человека глубже прав человека, они и обосновывают права человека. Права вытекают из обязанности. Если все будут очень сильно сознавать права и очень слабо сознавать обязанности, то права никем не будут уважаться и не будут реализованы…(выделено нами. – А. П.)» [126 - Бердяев Н. Философия неравенства. Изд. 2-е. – Paris: YMKA-PRESS, 1970. – C. 119– 120].
   Между прочим, по нашему мнению, это поняли творцы социалистического государства. Впрочем, может быть, и понимать им этого не надо было, ибо именно такое понимание было составной частью их мировоззрения. Публичное право СССР и союзных республик было вполне последовательно правом обязанностей. Не потому ли – вследствие соответствия сущности права менталитету народа и сути евразийского государства – СССР в первые десятилетия своего функционирования добился колоссальных успехов в экономике, науке, образовании, военной мощи и эффективности УСП, в связи с исследованием которого мы и обратились к исследованию более общих, чем это может показаться по наименованию книги, вопросов.
   Стагнация страны, различных ее сторон, прежде всего экономики, началась с рассогласования государственного и правового механизмов. Давно сказано, каждое явление в истории повторяется в виде фарса. Способ, которым Петр Великий в конце 17-го–начале 18-го века двинул страну вперед по пути прогресса, в 70–90-е годы прошлого столетия оказался способом ее развала. Наиболее эффективным способом самоубийства для СССР в период разброда и шатаний было выброситься из окна в Европу.
   Стагнация экономики страны и другие факторы, приведшие к успеху внутренних и внешних диверсий против СССР, были порождены стагнацией руководства и идеологии, отрывом партийного аппарата от коммунистов, а государственного от населения.
   Взглянем в этой связи на концептуальные истоки современных правотворцев. «Ни в одной стране Западной Европы, – пишет Н. Н. Алексеев, – мы не встречаемся с явлением, которое до последнего времени можно было наблюдать в России: именно, с резким разрывом между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс. Со времени Петра Великого высшие классы жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии [127 - Не следует преувеличивать заимствования с Запада самого Петра. Да, он рубил «окно в Европу», однако, в первую очередь, для того, чтобы русским купцам торговать легче было, а военным обороняться сподручнее. Он инициировал заимствование технологий (судостроения, некоторых других производств, торговли), однако не очень-то собирался переносить западные образцы в российскую государственную и социальную жизнь. Не будем говорить о массовых казнях стрельцов: это был период экстремальный, однако констатируем, что русская прокуратура («око государево») во главе с Ягужинским мало что общее имела с прокуратурой западноевропейской, тем более, английской. Да и меры борьбы с тогдашней организованной преступностью он применял весьма своеобразные. Одного из высших вельмож государства А. Д. Меньшикова, как сейчас бы сказали, члена своей команды, он поучал за казнокрадство собственноручно – палкой. Его ассамблеи были, по нашему мнению, эффективными агитпунктами, призванными привлечь на свою сторону боярскую молодежь. Впрочем, нельзя исключить, что эти ассамблеи были одним из способов комплектования петровской «команды», а, может, и попыткой создания верхушечного гражданского общества. За неимением эффективных путей сообщения, связывающих общество, и общенациональных СМИиП – массовые верхушечные гуляния.]… Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь неопознанной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души.
   …Русский народ во многих отношениях жил своей собственной духовной жизнью, по-своему верил в бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писаную литературу, свои собственные нравственные представления, даже свое обычное право» [128 - Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. – М.: «Аграф», 1998. – С. 68.].
   Не беремся судить о праве в целом. Однако, что касается права публичного и, в частности, уголовно-процессуального, то законодательство СССР (mutatis mutandis, конечно) гораздо больше соответствовало представлению о праве широких народных масс, образующих население России, чем его (публичного права) реформы на останках убиенного великого государства.
   «Если взять Россию высших классов, – продолжает Н. Н. Алексеев, – то она имеет свою философию государства и права. Нельзя сказать, что эта философия отличается слишком большой оригинальностью. Во многих отношениях она представляет собой отражение западно-европейских течений… Однако эта философия права совершенно неизвестна русским народным массам и не оказала на их представления ровно никакого влияния. Русский народ имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов…» [129 - Алексеев Н. Н. Там же. С. 68–69.].
   Большинство цитируемых здесь работ Н. Н. Алексеева написаны в 20– 30-х годах ХХ столетия, причем за рубежом (в 1920 г. он покинул родину). Автор-евразиец не мог непосредственно наблюдать изменений в широких народных массах, в частности, того обстоятельства, что они (массы) стали в своей основной массе грамотными. Советский народ заслуженно приобретает и до конца 80-х годов сохраняет репутацию самого читающего народа в мире. Он, а это и есть широкие народные массы, читает, среди прочего, достаточно издававшихся в стране западноевропейских философов и специалистов в области философии права. А вот евразийцев в СССР практически не издавали. Не очень охотно их издают и сейчас. И это вполне понятно почему. На фоне работ евразийцев особенно наглядной становится вторичность сегодняшних «демократов», оторванность их от собственного народа и собственной истории.
   Н. Н. Алексеев, будучи уже гражданином СССР и вернувшись на Родину, умер в 1964 г. Он, следовательно, не мог наблюдать и тех изменений в мировоззрении широких народных масс, когда они получили возможность ознакомиться с яркими западноевропейскими и американскими витринами. А это обстоятельство в соединении с обеспеченной советской властью всеобщей грамотностью населения и широким развитием вузовского образования (при недостаточной глубине понадобившихся сразу в массе вузовских преподавателей) привело к широкому распространению, в значительной мере, пропагандистских (рекламных) терминов западноевропейской философии права, в частности, таких, как правовое государство, естественные, неотъемлемые, неотчуждаемые (et cetera) права человека, свободы гражданина и пр. [130 - Подробнее см.: Томин В. Т. «Права и свободы человека» – большой блеф ХХ века (Уголовный процесс России: аспекты взаимодействия с международным правом) // Вестник ННГУ им. Н. И. Лобачевского. Проблемы теории и истории российского государства и права. – Н. Новгород: Изд. ННГУ, 1996. – С. 54–60.]. Причем, подчеркнем, именно терминов, слов, а не понятий, или даже достаточно полных дефиниций.
   Между тем, на наш и не только наш взгляд, евразийские идеи могут стать гораздо более продуктивной базой для строительства уголовного судопроизводства в России, чем западно-европейские, даже если последние поддерживаются Советом Европы. Аскар Акаев, свергнутый Президент Киргизии, исходил из того, что «Евразия становится синтезирующим континентом по многим направлениям» [131 - Акаев А. «Экспорт демократии» – «экспорт революции»: Евразия и вызовы нового века // РГ. 08.06.04. – С. 10.].
   На наш взгляд, отмеченное Н. Н. Алексеевым противостояние «высших классов» и «широких народных масс» получило весьма своеобразную модификацию в широко распространяемых, рекламируемых почти также интенсивно, как питие пива на телевидении, взглядах на уголовное судопроизводство в наши дни.
   В качестве первых нынче выступают политизированные или даже просто ангажированные юристы и законодатели, в качестве вторых – профессиональные работники правоохранительной системы, те, кому на своих плечах приходится тащить изыски западных заимствований. Во всех обсуждениях проекта нового УПК РФ указанное противостояние наблюдалось невооруженным глазом.
   Разрабатываемая уголовно-процессуальной теорией, для которой характерно то, что она отличается от других видов общественных и правовых целей своими специфическими свойствами. По мнению А. В. Малько и К. В. Шундикова, цель уголовного процесса отличается от целей других видов деятельности следующими признаками: 1) устанавливается государством; 2) воспринимает наиболее значимые для общества и государства и личности интересы; 3) детерминирует специфические уголовно-процессуальные средства (механизмы) своего достижения [132 - См.: Малько А. В., Шундиков К. В. Указ. раб. – С. 46.]. Нам представляется, что эта формулировка, к глубокому нашему сожалению, исходит не из сущего современного отечественного уголовного судопроизводства, а из должного, из того каким, по мнению авторов, должен быть эффективный и надежный (термин и понятие, которые мы вводим) уголовный процесс. Это похвальное движение. Однако…
   Во-первых, не все целеполагание сегодня в отечественном уголовном процессе основывается на правовых нормах. Создатели УПК РФ 2001 г. не сохранили термин задачи уголовного судопроизводства, употреблявшийся в весьма широком спектре значений в УПК РСФСР 1960 г. и Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных респубреспублик, не восприняли доктринального термина цель уголовного процесса. Введенный же ими термин назначение УСП (ст. 6 УПК РФ) базой для целеполагания в УСП может служить лишь частично и лишь во-первых, – после того, как станет операциональным, – во-вторых, – после того, как будет установлено, в чем он сходен и в чем различен хотя бы с доктринальным термином цель уголовного процесса и легальным «задачи уголовного судопроизводства». В-третьих, даже это терминологическое нововведение законодателя далеко не полностью проведено в более частных нормах, регламентирующих процессуальные статусы, формы и обряды.
   При этом, цель уголовного процесса функционирует на всех этапах уголовно-процессуальной деятельности (доказывания и принятия решений), образуя сложную многоуровневую систему – своеобразное «дерево целей». Поэтому, эффективным инструментом исследования цели уголовного процесса является метод структуризации, более известный под названием метод «дерева» целей. Его суть состоит в том, что «дерево» «состоит из целей нескольких уровней.
   Высказанное в предыдущем абзаце общее суждение приобретает особый характер в отношении тех отраслей человеческой деятельности, которые регламентированы правом. В нашем случае мы, естественно, в первую очередь подразумеваем уголовно-процессуальную деятельность и детерминирующее ее, в ряду других факторов, уголовно-процессуальное право. Корректное и адекватное потребностям граждан, общества и государства отражение в уголовно-процессуальном праве цели уголовного процесса и его задач является необходимым условием, как дальнейшего развития законодательства, так и применения его, в частности, в качестве подспорья в толковании норм права правоприменителями.
   В связи с появлением в УПК РФ 2001 г. нового, связанного с названными, термина и, следовательно, неизбежного для анализа понятия – «назначение уголовного судопроизводства» (ст. 6) – приведенное выше суждение должно быть распространено и на него.
//-- ЦУП и уголовно-процессуальные функции --//
   Для лучшего изложения существа нашей позиции мы уже здесь в начале изложения хотели бы обратить внимание на следующее суждение: ЦУП не достигается в результате деятельности, в том числе и УПД, одного лишь субъекта, одного лишь УУП, суда, например, или их группы, УУП со стороны обвинения, например.
   Цель уголовного процесса по определенному УД достигается в результате взаимодействия объективно правильного выполнения различных УПФ и действий тех УУП, которые отстаивают в процессе свои признаваемые законом интересы. Иначе говоря: в результате действий всех УУП, осуществляемых в рамках правильных уголовно-процессуальных законов.
   В отечественном уголовном процессе действия обвиняемого, заведомо лгущего или заведомо причиняющего другой вред правосудию, осуществляя свое право на защиту, в принципе, никуда отсюда не денешься, если он не причиняет предусмотренного уголовным законом ущерба другим людям, отечественный законодатель приравнивает к законным действиям. Тем самым право подозреваемого и обвиняемого на защиту абсолютизируется.
   В англосаксонском правовом семействе иначе. Право обвиняемого молчать в суде, не свидетельствовать против себя гарантируется. Однако если он откажется от привилегии молчать и решит защищаться говорением, то за дачу ложных показаний он будет нести ответственность, также как и свидетель. Собственно, в английском суде обвиняемый, если допрашивается, то допрашивается как свидетель, с принесение присяги говорить правду.
   С наших позиций англосаксонские процедуры, касающиеся реакции на ложь обвиняемого, предпочтительнее отечественных. Конечно, если есть надежда избежать ответственности посредством лжи, английский обвиняемый будет лгать так же, как российский. Однако, суд, по крайней мере, не будет у него в соучастниках. По нашему мнению, англосаксонские процедуры учитывают то обстоятельство, что стремление обвиняемого уйти от ответственности за совершенное им преступление делает его стороной противоречия не только с обвинителем, но и судом. А противоречие в уголовном судопроизводстве должно разрешаться посредством компромисса.
   Истинно процессуальная позиция английского права становится особенно понятной, когда дело касается защиты обвиняемого посредством лжи, причиняющей ущерб другим (третьим) лицам. Территория прав и свобод личности, в данном случае обвиняемого, оканчивается там, где реализация его прав и свобод препятствует другим личностям в реализации их прав и свобод.
   Собственно, эта очевидная и необходимая для существования общества идея записана и в Конституции РФ. Только вот уголовно-процессуальные процедуры не наши, а английские созвучны ей.
   Если уголовное судопроизводство правильно, надежно устроено, то оно, как правило, должно привести к достижению цели уголовного процесса. Даже если достижению ЦУП по конкретному делу препятствует недобросовестный судья, прокурор, следователь, оперативный работник, надежное уголовное судопроизводство способно преодолеть образующиеся от неправосудных действий препятствия.
   Мы употребили только что не очень часто встречающийся в специальной литературе в применении к уголовному судопроизводству эпитет надежный. Скажем сразу же: под надежным УСП мы понимаем такое его устройство, при котором, во-первых, все его формы, институты, процессуальные статусы, нормы, регламентирующие механизмы правоприменения, устремлены на достижение ЦУП, а во-вторых, эта устремленность в нем реализуется.
   Учет целеполагания, из которого исходил законодатель при создании того или иного нормативного акта, является необходимым условием применения судейского, прокурорского и следовательского и другого усмотрения. В этой связи заметим, что в зарубежной литературе понимание целей законодателя подчас трактуется как постижение его замысла [133 - См. Барак А. Судейское усмотрение / Пер. с англ. [на англ. – с иврита] – М.: НОРМА, 1999. – С. 81–85 и др.]. Заметим, что роль судейского и т.п. усмотрения тем больше в различных типах УСП, чем прочнее сохраняется в них связь с религиозной основой (еврейское, мусульманское право).
   Осознание цели, задач и назначения УСП участниками уголовного процесса может оказывать воздействие на уголовно-процессуальную деятельность и оценку ее участниками уголовного процесса и населением – непосредственно через правосознание. Усвоение правосознанием элементов целеполагания в УСП может оказывать влияние на УПД и другое процессуально значимое поведение УУП и опосредованно – через трактовку уголовно-процессуальных норм. Правосознание, особенно профессиональное оказывается растерзанным в тех случаях, когда нормы-правила и нормы, регламентирующие процессуальные статусы участников уголовного процесса оказываются рассогласованными с нормами более высокой степени общности, провозглашающими основы и предпочтения в целеполагании.
   Воздействие принятого законодателем понимания цели, задач и назначение УСП на уголовно-процессуальную деятельность и последующее (вслед за анализируемым актом) уголовно-процессуальное право, по нашему мнению, нуждается в исследовании по следующим направлениям:
   – детерминация общими формулировками цели, задач и назначения уголовного судопроизводства, проведенными в уже принятых законодательных актах, содержания и целеполагания последующих законов и подзаконных актов;
   – детерминация уголовно-процессуальной деятельности проведенным в законодательстве целеполаганием посредством воздействия на толкование участниками уголовного процесса не отмененных норм уголовно-процессуального права, особенно в ситуациях их пробельности (наличия лакун) или противоречивости;
   – детерминация целью, задачами и назначением уголовного судопроизводства проведенными в уже принятых законодательных актах, на состояние правосознания УУП.
//-- Детерминация целью, задачами и назначением уголовного судопроизводства содержания и целеполагания последующих законов и подзаконных актов --//
   Заложенные в законе (сформулированные и иным образом сделанные обязательными при толковании) нормы УПК и Конституции РФ подвергаются наибольшей опасности, пожалуй, в законодательном процессе. Мыслится, что законодатель, хотя бы и иной по личному составу, чем принявший акт, включавший в себя нормы высокой степени общности: нормы, выражающие результаты целеполагания; нормы-принципы или нормы, реализующие взаимодействие принципов, должен следовать при внесении своего вклада в уголовно-процессуальное и детерминирующие его другие отрасли права принципам, сочтенным законодателем-предшественником в качестве принципиальных, в первую очередь, нормам-целеуказателям.
   Так мыслится, но так не всегда делается. Доказательство этому грустному выводу – на поверхности. Законодатели, принявшие Уголовно-процессуальный кодекс РФ в 2001 году, по существу игнорировали акценты, предпочтения, принципы и целеуказания проекта УПК, принятого в первом чтении их предшественниками. Мы уж не говорим о сохранении (т.е. как раз об отступлении от них) сущностных моментов УПК РСФСР 1960 г.
   Короля играет свита, гласит старинная мудрость. Большая часть законопроектов делается вне законодательного органа – в соответствующих ведомствах. Ведомства готовят правила для себя и, подчеркнем, «под себя», в своих интересах. Конкретизация характеризуемого феномена законодательного процесса для исследуемой нами проблемы целеполагания в процессе уголовном выглядит следующим образом: выполнение функций-задач государственных органов и должностных лиц, выступающих в уголовном судопроизводстве в качестве УУП, выражаются в таких учетно-оценочных показателях, которые приводят к тому, что в соответствии с выработанными ведомственным иждивением учетно-оценочными показателями работа ведомств оценивается положительно, и в тех случаях, когда цель уголовного процесса по большинству дел не достигается и, следовательно, такая отрасль государственной деятельности как уголовное судопроизводство тех задач, для выполнения которых, она была создана, не выполняет.
   Сказанное относится не только к уголовно-процессуальному праву, к процессуальным законам и подзаконным актам, но и к нормативному регулированию, касающемуся других сторон и результатов деятельности правоохранительных органов и судов [134 - Суды нынче, возвращаясь к старинным либеральным идеям, пытаются вывести из сферы борьбы с преступностью. В истории российского уголовного судопроизводства за это особенно активно ратовал Михайловский. Это и для теории не находка, а для практики охраны условий существования и развития общества – просто вредно. Однако корпоративным интересам судейского сообщества это подходит. Ведь ревизовать и контролировать куда легче, чем творить.] в сфере борьбы с преступностью, и их (сторон и результатов деятельности) оценки.
   Позволим себе привести иллюстрацию к приведенным мыслям из ближней истории принятия уголовного кодекса в ближнем зарубежье. В середине 90-х годов на Украине претендовали на принятие в качестве закона два проекта УПК. Один из них был подготовлен правоохранительными ведомствами, другой, как сегодня можно сказать – независимыми экспертами. Этот второй проект курировался Комиссией Верховной Рады по вопросам законности и правопорядка. Она и вносила его на обсуждение. Однако Верховная Рада Украины в пленарном составе предпочла проект, подготовленный при прямом участии правоохранительных ведомств.
   В нашу задачу не входит анализировать сравнительные достоинства и недостатки двух названных законопроектов уголовного кодекса, хотя, как уже было сказано, мы вернемся к его тексту, в связи с вопросом соотношения ЦУП и целей наказания. Сейчас же при рассмотрении вопроса о детерминации целью, задачами и НУС, уже закрепленных в актах, имеющих преюдициальное значение для последующего законодательствования, содержания и целеполагания последующих законов и подзаконных актов нас интересует влияние на решение законодательного органа ведомственной принадлежности или иных корпоративных привязанностей разработчиков и деятельности лоббистов.
   Приведем слова главы (головы в украинской терминологии) Комиссии Верховной Рады по вопросам законности и правопорядка Л. Бородича из опубликованной им в газете «Голос Украiны» статьи: «Завершуючи цей невеликий огляд, не дуже плiдний за наслiдками, але безумовно необхiдний, зважаючи на обставини, що его викликали, хочеться висловити сподвання на те, що настане, нарештi, в Украiнi час, коли закони разроблятимуть не самi для себя зацiкавлены вiдомства, а спецiально створенний з цiею метою iнститут законодавства на мiцнiй науковiй та iнформативноаналтичнiй базi, с высоким ступенем ii репрезентативностi – як у бiльшестi цивiлiзованих краiн». [135 - Бородич Л. «Блажен уже стократно…» // Голос Украни: 27.07.94. – С. 7.](Завершая этот небольшой обзор, не очень плодотворный, но безусловно необходимый, вследствие обстоятельств, которые вызвали его к жизни, хочется выразить надежду, что настанет, наверное в Украине время, когда законы станут разрабатывать не сами для себя заинтересованные ведомства, а специально созданный для этой цели институт законодательства на крепкой научной и информационно-аналитической базе, с высоким уровнем ее репрезентативности – как в большинстве цивилизованных государств. Перевод наш. – А. П.)
   Мы привели категорическое, может даже чересчур, высказывание председателя Комиссии по вопросам законности и правопорядка совсем не для того, чтобы согласиться с ним как с истиной в последней инстанции. Мы хотим обратить внимание на то рациональное зерно, которое содержится в нем: ведомственная подготовка законопроектов чревата опасностью их ведомственности.
   Однако, в реальной жизни, реальном уголовном судопроизводстве и реальном законодательном процессе, даже если последний не оторван от настоящей жизни, опасность редко исходит от одной стороны. И субъективная и объективная стороны не безопасны. Искажения, порождаемые и субъективными и объективными факторами могут привести к тому, что и реальное уголовное судопроизводство станет в лучшем случае бесполезным, а в худшем – опасным для человека, общества (совокупности людей) или государства. Различия лишь в том, что ошибки и злоупотребления в уголовно-процессуальной деятельности причиняют вред непосредственно человеку, а ошибки и злоупотребления в процессе законодательном – закону, уже через него человеку, обществу и государству.
   При подготовке УК 1996 г. и УПК 2001 г. в Российской Федерации правоохранителям и, прежде всего, структурам следствия, оперативным и экспертным службам МВД было отведено отнюдь не ведущее место, проект, подготовленный НИИ прокуратуры очень мало сохранился в тексте, принятом обеими палатами Федерального Собрания и затем подписанном Президентом РФ. Многочисленные поправки к названным документам сразу же после принятия их посыпались как из рога изобилия. Или, может быть, честнее будет сказать: как из ящика Пандоры. Это ли не объективная оценка качества принятых в значительной мере из политических соображения кодексов?
//-- Детерминация уголовно-процессуальной деятельности проведенным в законодательстве целеполаганием посредством воздействия на толкование участниками уголовного процесса не отмененных норм уголовно-процессуального права --//
   Для лучшего понимания нашей позиции в отношении понятия толкования заметим, что отнюдь не все мыслители прошлого считали его допустимым в судейской деятельности.
   «Судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями». [136 - Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. – М.: «Стелс», 1995. – С. 75.] С этих слов начинается 4-й вывод автора книги, про которую высказаны две следующие сентенции. Приводимая нами первой принадлежит русской императрице Екатерине II, «удочерившей» эту книгу. Императрице, приглашавшей в свое время Беккариа переехать в Россию, принадлежат слова: «…Это не итальянская, это скорее русская книга, только написанная на итальянском языке». Откликом на ее слова служит суждение С. Зарудного [137 - С. И. Зарудный (1821–87) – русский юрист, сенатор. Известен, кроме активного участия в подготовке судебной реформы 1864 г., переводами на русский язык Ч. Беккариа (и Данте).]: «… Книга эта и не итальянская и не русская. Эту книгу следовало бы назвать общеевропейскою, но она переведена недавно даже в Америке: значит, это скорее всемирная книга». [138 - Обе цитаты взяты с суперобложки поименованной выше книги Ч. Беккариа.]
   Любопытная могла бы оказаться ситуация, если бы воскресший Чезаре Беккариа поприсутствовал на заседаниях Конституционного суда РФ и воспринял многочисленные поправки, вносимые им (судом) в текст закона, в текст УПК РФ вследствие толкования этих документов судьями Конституционного суда.
   Думается, однако, что во времена Беккариа термин толкование означал существенно иное понятие, чем сегодня. Впрочем, и переводчики могли неточно истолковать употребленное автором итальянское слово. Вон Морелле [139 - Иной вариант написания – Морелли, представитель французского утопического коммунизма. Основное сочинение – «Кодекс природы, или истинный дух ее законов».] так перевел «Преступление и наказание» на французский язык, что «Дидро назвал это посягательством на жизнь книги со стороны переводчика» [140 - Вентури Ф. Вступление // Беккариа Ч. Преступление и наказание. – М.: Стелс, 1995. – С. 33.].
   В современном значении термина «толкование» без него в правоприменении, в том числе, и в уголовном судопроизводстве, не обойтись. Однако и судьям Конституционного суда, как нам кажется, надлежит не прибегать к посягательству на жизнь закона посредством его толкования. Оценивая то явление, которое в том переводе книги, которым мы пользуемся, именуется толкованием, Беккариа пишет: «…Мы видим, как судьба играет человеком при рассмотрении его дела различными судами. И жизнь несчастного приносится в жертву из-за ошибочных выводов или мимолетных капризов судьи, который уверен в правомерности принимаемого им решения на основе хаотичных представлений, витающих у него в мозгу. Поэтому-то мы видим, что одни и те же преступления в тех же самых судах по-разному наказываются в разное время. Причина этого заключается в том, что судьи не прислушиваются к постоянному и отчетливому гласу закона, а идут на поводу у толкования, ошибающегося и непостоянного. Недостатки, связанные с точным следованием букве закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием». [141 - Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях… – С. 77–78.] Конечно, своей последней фразой существенно упрощает сложную по своей противоречивости ситуацию, однако об этом, может быть, позже.
   Рассмотрим детерминацию уголовно-процессуальной деятельности проведенным в законодательстве целеполаганием посредством воздействия на толкование участниками уголовного процесса не отмененных норм уголовно-процессуального права, особенно в ситуациях пробельности названной отрасли права (наличия лакун) или ее противоречивости.
   Существует множество 1) общих правил и 2) конкретных обстоятельств, детерминирующих толкование не отмененных [142 - Впрочем, в отмене тех или иных норм – тоже проявление замысла законодателя.] норм уголовно-процессуального права. Среди них – прямо формулируемые законодателем элементы целеуказания, касающиеся уголовного судопроизводства. Весьма удачный, на наш взгляд, синоним к термину целеуказания употребляет практикующий судья – Председатель Верховного суда Израиля Аарон Барак. Он указывает, что – при конструировании своего решения по конкретному делу – судье надлежит выявить замысел законодательства [143 - Барак А. Судейское усмотрение / Пер. с англ. – М.: НОРМА, 1999. – С. 81–85.]. (Мы бы, наверное, предпочли воспользоваться термином замысел законодателя. Однако в переводе книги израильского судьи, которым мы пользуемся, именно так – замысел законодательства).
   Нам термин «законодателя» импонирует еще вот чем: законодатель свои цели далеко не всегда формулирует в соответствующих нормах. Нередко он их сохраняет (держит) в уме. Однако, цель, побудившая к принятию определенной нормы, всегда есть, существует (существовала, была). Если не у законодателя, так у лоббиста. В таких случаях замысел законодателя может быть уподоблен законам мироздания: они не начертаны на небесах. Толкователю приходится их познавать другими способами. А если у правоприменителя другие, чем у законодателя, и к тому же, скрытые цели?
   Это обстоятельство, к сожалению, приводит к разночтениям, к различным выводам из одинаковых посылок. Подчеркнем: обстоятельства, подвергнутые анализу, не только одинаковы, подчас просто одни и те же, а результаты их анализа, выводы исследователя – различны. В современном отечественном судопроизводстве такое случается нередко, существенно чаще, чем в праве ислама или еврейском.
   В отдельных случаях законодатель намеренно скрывает действительную направленность закона. Думается, что именно в этих случаях и появляются в нормативных актах слишком объемные преамбулы. Они средство – скрыть мысль за словами.
   Исходными пунктами для познания цели и задач появления той или иной нормы в уголовно-процессуальном праве и их влияния на ее применение и толкования, по нашему мнению, являются: 1) дозволенные законом, здравым смыслом и нравственностью правоприменителя источники информации, потребной для толкования и 2) отвечающие тем же требованиям правила /методы, способы/ толкования.
//-- Детерминация формулировками цели, задач и назначением уголовного судопроизводства, проведенными в уже принятых законодательных актах, правосознания УУП и лиц, входящих в среду функционирования правоохранительных органов и судов --//
   Отмечено многими мудрыми еще в средние века, что общие формулировки общественным непрофессиональным сознанием усваиваются лучше, чем частные. Незнание некоторых правил, говорил один из них, вполне восполняется знанием некоторых принципов.
   Это совершенно правильно. Про презумпцию невиновности все, по крайней мере, 95 % населения России слышало, а 50 % активно употребляют это словосочетание, иногда по делу, иногда не очень. А вот, скажем, про институт преюдиции (ст. 90 УПК РФ) мало кто из граждан даже слышал. Во время чтения лекций мы провели среди своих студентов небольшое экспресс-исследование. Мы спросили у них, какое положение из курса уголовного процесса они запомнили лучше всего? Большинство ответило: «Презумпция невиновности». А вот над ответами респондентов на вопрос о преюдиции придется опустить занавес жалости. Вот даже наш компьютер его не знает, подчеркивает красной волнистой чертой.
   Иначе обстоит дело с влиянием общих формулировок на правосознание профессионалов. В будничной речи следователь, прокурор, судья и другие должностные лица – участники уголовного судопроизводства, может быть, и отдадут дань распространенной фразеологии, однако при производстве реальных процессуальных действий большинство из них будет руководствоваться нормами, определяющими процессуальный статус участников соответствующего процессуального действия, и нормами-правилами, непосредственно регламентирующими каждое из этих процессуальных действий. [144 - Не исключено, конечно, что тот или иной УУП-должностное лицо в конкретной ситуации будет руководствоваться указаниями своего руководителя. Сказанное, относится и к судьям.]

§ 2. Понятие цели уголовного процесса (уголовного судопроизводства)

   Начнем с оговорки, чтобы потом не отвлекаться и не тратить не бесконечное время на споры о словах. В настоящем исследовании термины (словосочетания) «цель уголовного процесса» и «цель уголовного судопроизводства», если иное прямо в нем не оговорено, употребляются как синонимы.
   Не мы ввели термин цель уголовного процесса в язык российской уголовно-процессуальной науки. До нас им пользовались Н. Н. Розин [145 - Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство. – Спб., 1916.], Н. Н. Полянский [146 - Полянский Н. Н. Цель уголовного процесса. – Ярославль, 1919; Его же. Очерки общей теории советского уголовного процесса. – М., 1927; Его же. Вопросы теории советского уголовного процесса. М.: Изд-во МГУ, 1956.], М. А. Чельцов [147 - Чельцов-Бебутов М. А. Цель уголовного процесса и организация окончательного производства. – Киев, 1925.], В. Т. Томин [148 - Томин В. Т. О системе принципов советского уголовного процесса. Понятие цели советского уголовного процесса // Правоведение. 1969. № 4.] и многие другие авторы. Не все они употребляли этот термин в одном значении.
   Однако большинство из них едины в одном – цель уголовного процесса это цель, стоящая перед каждым отдельным уголовным производством, перед каждым уголовным делом. В этом плане в одном ряду с ними и мы.
   Термин цель уголовного процесса использовали и другие авторы. М. С. Строгович, в частности, пользовался им в разных значениях. Так, в своих ранних работах он высказывался за то, что уголовный процесс не имеет собственной цели. [149 - Строгович М. С. Принципы советского уголовного процесса // Советское право. 1927. № 3. – С. 95, 97.] Этой же позиции М. С. Строгович придерживался и в ряде других довоенных и, по крайней мере, в одной послевоенной публикации [150 - Строгович М. С. Уголовный процесс. – М., 1946. – С. 14.].
   Такая же позиция высказывалась, насколько мы можем судить и ранее публикации М. С. Строговича в «Советском праве». Ее, как нынче принято говорить, озвучил М. А. Чельцов на первой же странице своей уже названной работы [151 - Чельцов-Бебутов М. А. Цель уголовного процесса и организация окончательного производства… – С. 1].
   Для нас, и это отличает нашу позицию от взглядов всех названных авторов, ЦУП – понятие ключевое. Оно не стоит на вершине уголовного судопроизводства, и не является наиболее малым элементом целеполагания уголовного процесса. Однако в принятой нами схеме изложения оно позволяет связать между собой другие элементы целеполагания.
   УСП есть одна из отраслей практической деятельности. В отличие от научно-исследовательского труда правовед-практик не может считать свою работу завершенной тем, что у него появились новые знания. Он не может забывать о том, что цель уголовного процесса требует принятия на основе полученных знаний решения – вынесения справедливого приговора или иного предписываемого законом по другим мотивам, кроме справедливости, процессуального решения.
   Исходя из этого соображения, вряд ли можно считать корректной позицию тех авторов (изменивший свои ранние позиции М. С. Строгович и др.), которые провозглашают целью уголовного процесса познание истины по делу. Возможно, такая позиция является следствием недостаточно строгой интерпретации текстов некоторых дореволюционных юристов.
//-- Цель уголовного процесса: позиции предшественников --//
   Немногие российские, в том числе советские, авторы исследовали проблему цели уголовного процесса в монографическом плане. [152 - Среди них: Люблинский П. И. Новая теория уголовного процесса // ЖМЮ, 1916. № 1; Полянский Н. Н. Цель уголовного процесса. – Ярославль, 1919; Полянский Н. Н. Очерки общей теории советского уголовного процесса. – М., 1927; Чельцов М. А. Цель уголовного процесса и организация окончательного производства. – Киев, 1925; Строгович М. С. Принципы советского уголовного процесса // Советское право. – 1927. № 1; Якуб М. Л. Демократические основы советского уголовно-процессуального права; Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Л.: Правоведение: Известия высших учебных заведений, 1969. № 3; Томин В. Т. Эффективное уголовное судопроизводство: управленческие, социальные и правовые аспекты / В. Т. Томин. – Сыктывкар: КРАГСиУ, 2003. – 114 с.] Однако литература вопроса достаточно велика. Часть дореволюционных (до Октябрьской революции 1917 г.) курсов и пособий к лекциям по уголовному процессу [153 - Фельдштейн Г. С. Лекции по уголовному судопроизводству. – М., 1915; Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство: Пособие к лекциям Н. Н. Розина. 3-е пересмотренное изд. – Петроград: Изд. Юрид. кн. склада «Право», 1916. – 597 с. + 1 с. Предисловий.], за небольшим исключением советские курсы и учебники, вышедшие до 1969 г. в той или иной мере касались вопроса о цели уголовного процесса.
   Позиции и точки зрения в отношении понятия цели уголовного процесса в специальной литературе характеризуются многообразием. Разброс мнений велик.
   Так, Н. Н. Полянский полагал, что ЦУП является установление «для конкретного случая существования… права государства на наказание и эвентуально… тех пределов, в которых оно подлежит осуществлению» [154 - Полянский Н. Н. Цель уголовного процесса… – С. 21; Полянский Н. Н. Очерки общей теории уголовного процесса… – С. 44.]. Полемизируя с авторами, утверждавшими, что ЦУП заключается в «разрешении правового спора» между государством и личностью, Н. Н. Полянский, тем не менее, соглашался с ними в том, что суд является защитником гражданина от произвола администрации. Заметим, что, по нашему мнению, позиция Н. Н. Полянского и его оппонентов по сути своей друг от друга отличаются не очень, больше, терминологически.
   В отечественной литературе была выдвинута и другая концепция ЦУПа, согласно которой целью уголовного процесса является борьба с преступностью. Ее придерживался М. А. Чельцов [155 - Чельцов-Бебутов М. А. Советский уголовный процесс. Вып. 1. – Харьков, 1928. – С. 6.], он же М. А. Чельцов-Бебутов: автор варьировал свою подпись под разными работами), а позже С. А. Голунский [156 - Советский уголовный процесс. – М., 1953. – С. 7.]. Конечно, борьба с преступностью входит в функции-задачи государственных органов, ведущих уголовное судопроизводство. Кто с этим станет спорить, кроме совсем уж передовых сегодняшних реформаторов отечественного УСП? И, тем не менее, если речь идет о выявлении цели именно уголовного процесса, цели, к которой должно стремиться производство по каждому уголовному делу, со всеми присущими ей особенностями, указанной формулой ограничиться нельзя. Борьба с преступностью ведется не только уголовно-процессуальными средствами и, следовательно, борьба с преступностью является целью (задачей) не только уголовного процесса.
   Не раскрывают специфики целеполагания в уголовном судопроизводстве и суждения, на первый взгляд, противоположные, а по сути своей сходные (полярные противоречия, противоположности сходятся), высказывавшиеся в свое время А. С. Тагером и М. С. Строговичем. Согласно первому уголовный процесс преследует множество целей [157 - Тагер А. С. О предмете и пределах науки об уголовном суде // Право и жизнь. – 1924. № 1. – С. 53.], второму – не имеет собственной цели [158 - Строгович М. С. Проблемы уголовного процесса // Проблемы уголовной политики. Кн. 2-я. – М.: Изд. «Советское законодательство», 1936.]. В соответствии с этим своим утверждением М. С. Строгович в ряде публикаций сводил задачи уголовного процесса к задачам суда, задачам правосудия [159 - Строгович М. С. Уголовный процесс. – М., 1934. – С. 15; 1935. – С. 18; 1936. – С. 36; Строгович М. С. Учебник уголовного процесса. – М., 1938. – С. 50.].
   Мы полагаем, что при таком подходе смешиваются задачи отрасли государственной деятельности (УСП) и функции-задачи органа (см. гл. 8), деятельность осуществляющего. Смешение и вызываемое им уменьшение научной строгости усиливаются в связи с уподоблением понятия задач УСП понятию задач правосудия. Эти два понятия находятся между собой в неразрывной связи, но это – разные понятия.
   Многократно цитированный в этой статье патриарх советского уголовного процесса писал и иначе, в других своих работах он утверждал, что целью уголовного процесса является установление материальной истины по делу [160 - Строгович М. С. Принципы советского уголовного процесса… – С. 95, 97; Строгович М. С. Уголовный процесс: Учебник. – М., 1946. – С. 14.].
   У нас вызывает сомнения корректность этой его позиции и позиции тех авторов, которые провозглашают целью уголовного процесса познание истины по делу. Сомнения касаются отнюдь не утверждения, что познаваемая истина должна быть материальной. Это, как раз, не только правильно, но и нравственно. (Безнравственным, на наш взгляд, является позиция, согласно которой судьбоносные для УУП решения могут выноситься на основе познания формальной истины). Жаль только, что М. С. Строгович не указывал соотношения между собой нескольких даваемых им различных не только на первый взгляд трактовок понятия ЦУП.
   Суждение о том, что целью уголовного процесса является постижение истины по делу высказывалось и ранее. [161 - Чельцов-Бебутов М. А. Цель уголовного процесса и организация окончательного производства. – Киев, 1925. – С. 1.] По существу, этой же позиции придерживался и авторы, которые полагали, что ЦУП можно считать достигнутой после того, как обвиняемому (лицу, совершившему преступление) определено справедливое наказание. [162 - Советский уголовный процесс / Под ред. Д. С. Карева. – М.: Высшая школа, 1968. – С. 12.] По нашему мнению, познание истины в большинстве случаев является необходимым условием достижения цели уголовного процесса при производстве по конкретному уголовному делу. Сама же цель – постановление справедливого приговора [163 - По нашему мнению, – и нечто последующее за вынесением приговора. См. выше.] и обращение его к исполнению.
   Такова же высказанная много ранее позиция Н. Н. Розина. «Идет ли речь о правах кредитора и должника или других контрагентов или о праве государства на преследование и наказание преступника [164 - Напомним, что в понимании Н. Н. Розина нет самостоятельно существующих уголовного и гражданского процессов, а есть объединяющее их судебное право. См. Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство: Пособие к лекциям Н. Н. Розина. 3-е пересмотренное изд. – Петроград: Изд. Юрид. кн. склада «Право», 1916. – С. 3.], – повсюду цель юрисдикционной деятельности составляет извлечение из фактического материала, добытого судом или предложенного суду, юридических черт, подведение полученных выводов под норму действующего права и авторитетное провозглашение этой нормы для данного случая». [165 - Розин Н. Н. Указ. соч. – С. 3] Следует только учитывать, что Н. Н. Розин говорит здесь не об уголовном процессе, а о процессе судебном, по его мнению, объединяющем в себе и уголовное и гражданское судопроизводства.
   В тех случаях, когда по каким-то причинам, признаваемым уголовно-процессуальным законом уважительными, постижение истины не имело места (а уголовное судопроизводство как практическая деятельность не может длиться вечно) законодатель предусматривает возможность завершения производства по делу, хотя цель уголовного процесса по нему и не достигнута, вынесением оправдательного приговора или принятием иного решения без указания на виновность какого-либо лица. Вынесение обвинительного приговора в отношении эпизодов и лиц, в отношении которых истина не достигнута, исключается. Такой подход не гарантирует достижения справедливости. Более того, подобное решение в большинстве случаев является как раз несправедливым. Однако учет других ценностей, разрешение противоречий между различными ценностями посредством компромисса побуждает законодателя установить в указанных им случаях обязательность вынесения решения и тогда, когда истина не достигнута.
   С появлением УПК РФ 2001 г. и с исчезновением в нем термина «задачи уголовного судопроизводства», замененного термином назначение УСП, как по старинной флотской команде – все вдруг! – из большинства учебников уголовного процесса исчезли понятие и термин «цель уголовного процесса». [166 - Одно из немногих исключений – Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; Науч. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт, 2003. – 821 с.] Хочется надеяться, что от смены законодателем терминологических векторов производство по уголовным делам не стало бесцельным.
   Поскольку уголовно-правовые отношения с течением времени обретают форму уголовно-процессуальных, а затем, как правило, и уголовно-исполнительных, постольку достижение цели уголовного судопроизводства призвано обеспечить достижение целей уголовного наказания (наиболее распространенной формы реализации уголовной ответственности).
   По нашему мнению, повторюсь, познание истины является необходимым условием достижения цели уголовного процесса при производстве по конкретному уголовному делу, однако, не самой целью.
   Познание истины в ипостаси цели, по нашему, и не только нашему мнению, может быть отнесено к такой категории УПД, являющую собой сердцевину уголовного процесса, как доказывание. Истина есть цель доказывания (познания по уголовному делу). Это так! Однако для того, чтобы завершить производство по УД, на основе познанного должно быть принято одно из предусмотренных законом решений.
   Есть, правда, одна гипотетическая ситуация, при которой, познание истины может быть приравнено к достижению ЦУП. Однако для этого надобно в понимании истины, постигаемой по УД, существенно расширить объем ее содержания, как это делал, в частности, И. Д. Перлов. [167 - Перлов И. Д. Кассационное производство в советском уголовном процессе. – М.: Юрид. лит., 1968. – С. 88.] Вот его рассуждения. «…Требование установить истину по каждому уголовному делу означает: 1) полностью раскрыть преступление в полном соответствии с тем, как оно имело место в действительности; 2) изобличить виновного в совершении преступления; 3) обеспечить, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден». Позиция, разделяется малым числом юристов. Нами она также не разделяется.
   Попробуем обосновать свою позицию. При этом надо учесть, что суждения И. Д. Перлова расходятся с распространенными сегодня сентенциями относительно истины в УСП словесным оформлением. Причина тому – в УПК РСФСР, на котором основывался профессор, термин истина отсутствовал. Между прочим, одно из немногих сходств между УПК РФ, с одной стороны, и УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960, с другой, – в отсутствии во всех из них слова истина.
   Рассмотрим содержание истины применительно к судебному приговору по более распространенным сегодня формулировкам. По двум распространенным позициям в него входят: 1) только фактические обстоятельства дела [168 - Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. – М.: ЮЛ, 1962. – С. 125; Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. – М.: Наука, 1968. – С. 82; Уголовный процесс / Колл. авт. Отв. ред.: Н. С. Алексеев, В. З. Алексеев, П. С. Элькинд. – М.: ЮЛ, 1972. – С. 151 (автор параграфа Н. С. Алексеев); и др.]; 2) фактические обстоятельства, прежде всего деяние, вменяемое обвиняемому, плюс их правовая оценка [169 - Полянский Н. Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. – М.: МГУ, 1956; Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А. Д. Бойкова и И. И. Карпеца. – М.: Юрид. лит., 1989. – 640 с.]. Ряд авторов подчеркивает, что в содержание истины входит не только правовая (юридическая), но и социально-политическая «оценка деяния вменяемого обвиняемому» [170 - См., например: Курс советского уголовного процесса. Общая часть. – С. 539. Автор главы «Гносеологические основы доказывания по уголовному делу» – Н. А. Якубович.].
   И. Д. Перлов же полагал, что в содержание истины, постигаемой по УД, входит и назначение наказания. Если это так, то установление истины действительно можно было бы считать целью уголовного процесса. Однако, на наш и не только наш взгляд, наказание характеризуется все-таки не истинностью или ее отсутствием. Истинность, как мы ее понимаем, это соответствие познанного чему-то существующему отдельно от познающего. Если полагать, что назначенное судом наказание характеризуется истинностью, то надо предположить, что те конкретные 10 лет лишения свободы в колонии строгого режима, которые суд назначил подсудимому Н. по конкретному уголовному делу, до той поры, пока суд их познал и транспортировал в приговор, где-то в объективной реальности пребывали. Где?
   Назначенное наказание может (и должно!), по нашему мнению, характеризоваться справедливостью, даже целесообразностью или утилитарностью, но, повторим, не истинностью.
   Несмотря на большой авторитет И. Д. Перлова, в годы войны заместителя Наркома юстиции СССР, единомышленников по вопросу о содержании истины, устанавливаемой по уголовному делу, у него было немного. Н. А. Якубович, сотрудница, возглавлявшегося им до самой смерти отдела, хотя и не упоминала имени проф. Перлова в качестве оппонента, но писала весьма категорично: «В содержание истины не входит назначаемая судом мера наказания. Назначение наказания является не познавательным, а повелительно-волевым процессом, основывающимся на уже познанной фактической и юридической сущности совершенного деяния». [171 - Курс советского уголовного процесса. Общая часть… – С. 542.] Н. С. Алексеев, представитель ленинградской школы процессуалистов, писал:
   «Отнесение к единому понятию истины, устанавливаемой в уголовных делах, фактических обстоятельств, их юридической квалификации и назначения наказания не может быть признано правильным по следующим основаниям:
   а) возникает смешение гносеологической (познавательной) и аксиологической (оценочной) сторон в уголовно-процессуальной деятельности;
   б) достоверно установленная истина не может быть в будущем опровергнута, юридическая же оценка может быть изменена;
   в) закон признает доказательствами фактические данные, а не их юридическую оценку;
   г) смешение фактических данных с оценочными может привести к опасной подмене фактов суждениями, конкретных обстоятельств дела их квалификацией». [172 - Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд… – С. 151.]
   Чуть позже мы коснемся этого вопроса глубже во фрагменте (1.2.1) «Соотношение понятий цель уголовного процесса и цели наказания».
   Сейчас же возвращаемся к идее о том, что познание истины является необходимым условием достижения цели уголовного процесса.
   Это наша, лежащая в русле российских, советских, наконец, евразийских правовых воззрений позиция. Однако, судя по тексту УПК РФ 2001 года в рабочей группе, трудившейся над составлением проекта названного документа, отношение к истине существенно иное. Ее члены основательно приблизились в своих текстах к позициям С. А. Пашина и его союзников, которые относятся к истине еще безразличнее.
   Ни один из уголовно-процессуальных кодексов Российской империи, союзных республик СССР и Российской федерации, начиная с Устава уголовного судопроизводства Российской империи, включая УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов, не использовал термина цель уголовного процесса. Не пользуется им и действующий УПК РФ 2001 года.
   Тем не менее, этот термин, после реформы 1864 г. (Г. С. Фельдштейн и др.) [173 - Фельдштейн Г. С. Лекции по уголовному судопроизводству. – С. 1.] и особенно в советский период достаточно широко использовался в научной литературе (П. И. Люблинский, Н. Н. Полянский, М. А. ЧельцовБебутов, А. С. Тагер и некоторые др.). [174 - Достаточно полный обзор литературных источников, анализирующих или просто употребляющих термин цель уголовного процесса, см. Томин В. Т. Цель уголовного процесса // Правоведение: Известия Высших учебных заведений. 1969. № 3.]
   В учебниках, учебных программах курсов и вообще в учебной литературе этот термин пользовался значительно меньшей популярностью. В многочисленных учебниках, изданных М. С. Строговичем в предвоенные и первые военные годы, равно как и в послевоенных учебниках под редакций весьма продуктивного в этом отношении Д. С. Карева интересующее нас понятие, вместе с обозначающим его термином, авторами соответствующих учебников и учебных пособий, составителями программ по уголовному процессу и коррелирующим дисциплинам не анализировалось, собственно, отсутствовал в названных источниках и сам термин – цель уголовного процесса (далее – ЦУП).
   Несмотря на ряд подчас весьма существенных, а иногда и просто вкусовых различий в позициях и терминологии ленинградской и московской процессуальных школ, термин ЦУП не использовали, точнее, мало использовали, и специалисты Ленинградского государственного университета и Ленинградского юридического института. [175 - Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: Юрид. лит., 1972. – 583 с.]
   Не использовали этого термина и учебники (учебные пособия) изданные в свое время в союзных республиках. [176 - См., например: Уголовный процесс БССР / Учебное пособие для юрид. вузов. Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко. – Минск: Вышейшая школа, 1979. – 545 с.]
   Между тем, термин ЦУП достаточно представлен в научной литературе. Весьма эмоционально и категорически высказывался по поводу цели уголовного процесса упоминавшийся нами выше Р. С. Фельдштейн. Он писал на 55-м году действия в Российской Империи Устава уголовного судопроизводства: «Как бы ни изменялись формы процесса в различные эпохи, конечная цель его всегда остается неизменной. Он предназначается для раскрытия истины. Процесс предполагает ряд отдельных мер, ведущих в конечном результате к выяснению определенных фактов в том виде, как они даны были самой жизнью. Но какие же факты может раскрывать уголовный процесс? Его задача – раскрытие истины в определенной области, в сфере уголовных правонарушений. Мы должны, следовательно, видеть цель уголовного процесса в том, что он стремится к раскрытию истины в смысле установления факта преступления и вместе с тем к определению вытекающих из него последствий (выделено нами. – А. П.). Эта цель постоянна и неизменна». С приведенных слов Р. С. Фельдштейн, ординарный профессор Императорского Московского университета начинает свои «Лекции по уголовному судопроизводству», изданные в годы Первой мировой войны. [177 - Фельдштейн Р. С. Лекции по уголовному судопроизводству. – М. Типо-литография В. Рихтер, 1915. – С. 1.]
   Может показаться, что М. С. Строгович в своих гораздо более поздних публикациях, в том числе вышедших в свет в годы Великой Отечественной войны, придерживается той же позиции, что и его предшественник (все мы стоим на плечах умерших). Однако, это не так. Дореволюционный автор, как явствует из только что приведенных и выделенных нами слов его, в понятие раскрытие преступления включает помимо установления факта раскрытия преступления еще и определение вытекающих из него последствий, т.е. принятие решения о способе восстановления справедливости, преступлением нарушенной, или иного становящегося по конкретному уголовному делу единственно возможным решения.
   Например, прекращения дела в связи со смертью обвиняемого или подозреваемого за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего (п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК), или отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению (п. 5 ч. 1 той же статьи).
   Цель уголовного процесса, таким образом, как желаемый результат деятельности участников уголовного процесса, ведущих процесс, концентрируются в изобличении лиц, виновных в совершении общественно опасных деяний (на следственном и оперативно-розыскном уровнях), определении степени вины этих лиц в содеянном и применении к ним справедливых наказаний или иных предусмотренных законом мер воздействия (на следственно-судебном уровне), а также во внесении изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия (на судебном уровне) с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством. [178 - См.: Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Правоведение: Известия высших учебных заведений. – 1969. – № 4. – С. 70; Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Избранные труды. – СПб.: Изд. «Юрид. центр Пресс», 2004. – С. 41–47. Ни один из уголовно-процессуальных кодексов России и СССР, начиная с Устава уголовного судопроизводства Российской империи, включая УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов, не использовал термина цель уголовного процесса. Не пользуется им и действующий УПК РФ (2001 года). Тем не менее, этот термин после реформы 1864 г. и особенно в советский период достаточно широко использовался в научной литературе (П. И. Люблинский, Н. Н. Полянский, А. С. Тагер, Г. С. Фельдштейн, М. А. Чельцов-Бебутов и некоторые др.).] Мы солидарны с ним во многом. Однако не во всем. О расхождениях – чуть ниже.

§ 3. Факультативные элементы ЦУП

   Никакая дефиниция не способна полностью исчерпать содержание определяемого понятия. Трудно не согласиться с этой аксиомой науковедения. Если дефиниция (определение) описывает все понятие, то она определением быть перестает и становится вербальным описанием понятия.
   В связи со сказанным становится понятным наше желание добавить к приведенной дефиниции ЦУП следующую дополнительную информацию, к слову, тоже не описывающую характеризуемое понятие целиком. ЦУП, по нашему мнению, состоит из обязательных и факультативных элементов. Для обозначения обязательных элементов цели уголовного процесса мы воспользуемся употребляемым представителями Нижегородской школы процессуалистов термином ядро ЦУП. Именно это ядро, и нашло отражение в приведенном выше определении.
   Содержание его регламентировано в ст. 73 ч. 1 УПК РФ, хотя и сократившей название («Обстоятельства, подлежащие доказыванию» вместо «Обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу») и выросшей в объеме (семь пунктов вместо четырех), но принципиально не отличающейся от своей предшественницы – ст. 68 ч. 1 УПК РСФСР.
//-- Сопоставительная таблица статей 73 УПК РФ и 68 УПК РСФСР 1960 г --//
   1) событие преступления (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления);
   2) виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы; виновность обвиняемого в совершении преступления и мотивы преступления;
   3) обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого; обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности обвиняемого, указанные в статьях 61 и 63 Уголовного кодекса Российской Федерации, а также иные обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого;
   4) характер и размер вреда, причиненного преступлением; характер и размер ущерба, причиненного преступлением;
   5) обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния;
   6) обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание;
   7) обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания.
   Приводимая сопоставительная таблица подтверждает вывод об отсутствии каких-либо принципиальных различий между анализируемыми статьями. В таблице мы постарались выделить различия в вербальном выражении норм.
   Как явствует из вышеизложенного, наряду с обязательными ЦУП включает в себя также факультативные элементы. Вводимое нами понятие – факультативные элементы ЦУП – обладает двумя признаками (свойствами). Использованные термины – признаки и свойства, несмотря на употребление такого пунктуационного знака как скобки, в данном случае осмысливаются нами не совсем как синонимы. В ситуации достижения согласия между исследователями они могут стать конвенциальными терминами и использоваться в существенно разных значениях. В различающихся значениях используем сейчас эти термины и мы.
   Признаки – легко различаемые исследователем (наблюдателем) – качества объекта, его приметы, знаки, показатели. Такое истолкование термина согласуется с его трактовкой в авторитетных толковых словарях русского языка. Во-первых, в носящем нормативный характер однотомнике: «показатель, примета, знак, по которым можно узнать, определить чтон.» [179 - Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов / Под ред. чл.-корр. АН СССР Н. Ю. Шведовой. – 17 изд., стереотип..– М.: Рус. яз., 1985. – С. 511.]. Во-вторых, приведенная дефиниция повторена в академическом четырехтомнике: «показатель, примета, знак, по которым можно узнать, определить что-л.» [180 - Словарь русского языка: В 4-х т. Т. 1-й / АН СССР, ин-т рус. яз. / Под ред. А. П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп.. М.: Рус. яз., 1981.] Единственное различие в словарных статьях, помещенных в разных источниках в следующем: в одном словаре начертано – что-н. (что-нибудь), в другом – что-л. (что-либо).
   Свойства – по нашему мнению, это более широкое понятие. Оно обнимает собой и признаки и другие, более глубинные, качества наблюдаемого (исследуемого) объекта. Здесь мы расходимся с лингвистами. Самую малость, но, тем не менее, расходимся. В двух только что названных толковых словарях словарные статьи, раскрывающие содержания термина, сформулированы, по существу, также идентично. По академическому словарю, среди двух приведенных в названных словарях значений интересующего нас слова: «Качество, признак, составляющие отличительную особенность кого, чего-л. [181 - Указ. в тексте соч. / Т. 4-й. – С. 56.]». Словарь С. И. Ожегова дает лишь одно значение используемого нами в качестве инструментария слова: «Качество, признак, составляющие отличительную особенность кого-чего-л.». Оно отличается от своего сородича лишь опечаткой (мы воспроизвели ее). [182 - Указ. в тексте соч. – С. 612.]
   Выдержки из толковых словарей русского языка приведены нами не для того, чтобы иметь возможность поспорить с лингвистами. Нас интересует совсем другое – сообщить коллегам-юристам свое истолкование двух названных терминов для нужд того исследования, которое мы предлагаем. Дело в том, что в немалом числе правовых публикаций термины признак и свойство не различаются.
//-- Общая характеристика факультативных элементов ЦУП --//
   1) Факультативные элементы цели уголовного процесса – это такие его составляющие, которые определяют направленность уголовно-процессуальной деятельности не по каждому уголовному делу. По ряду УД вопрос о факультативных элементах цели даже не встает. Например, в тех случаях, когда преступлением не причинен материальный ущерб, нет причин принимать меры для его возмещения.
   2) Не достижение одного или даже нескольких факультативных элементов ЦУП по определенному УД не останавливает дальнейшего движения этого дела. К примеру, не выявление обстоятельств, способствовавших совершению определенного преступления не препятствует направлению в суд дела на лицо, вина которого доказана.
   При приостановлении или прекращении движения уголовного дела к ядру (обязательным элементам) ЦУП судьба факультативных элементов решается по-разному. Об этом – при характеристике каждого из факультативных элементов.
   Сформулированным признакам, как нам представляется, соответствуют четыре составляющих (элемента) цели уголовного процесса. Во-первых, возмещение имущественного вреда, причиненного преступлением; во-вторых, выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступления (ст. 73 ч. 2). В-третьих – внесение изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия (на судебном уровне) с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством. В. Т. Томин полагает, что эта последняя составляющая входит в ядро ЦУП. [183 - См.: Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Правоведение: Известия высших учебных заведений. – 1969. – № 4. – С. 70; Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Избранные труды. – СПб.: Изд. «Юрид. центр Пресс», 2004. – С. 41–47.] Однако, такая составляющая (производство в стадии исполнения приговора) имеет место не по каждому делу. Можно даже высказать мысль, что производство в стадии исполнения приговора – это уже не уголовный процесс, а нечто другое, например, уголовно-исполнительное производство.
   Наконец, в качестве четвертого факультативного элемента ЦУП мы предлагаем рассматривать реабилитацию и возмещение вреда реабилитированному, восстановление его трудовых, пенсионных, жилищных иных прав (ст. 397 ч. 1 п. 1 УПК РФ).
//-- Возмещение имущественного вреда, причиненного преступлением как факультативный элемент ЦУП --//
   Несколько слов о таком факультативном элементе ЦУП, как возмещение имущественного вреда, причиненного преступлением. Ст. 52 Конституции РФ провозглашает: «Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба». Если толковать приведенную конституционную норму буквально (а именно такое толкование предпочтительнее и расширительного и ограничительного), то в отношении возмещения имущественного ущерба, причинного преступлением, она возлагает на государство обязанность обеспечивать компенсацию причиненного ущерба отнюдь не всем гражданам, которым такой ущерб преступлением причинен. Дело в том, что в соответствии со ст. 42 УПК РФ потерпевшим является лицо, признанное таковым постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда. Между тем, в возмещении ущерба нередко нуждается пострадавшее от преступления лицо, потерпевшим по той или иной причине еще или вообще не признанное. [184 - В очередной раз приходится обращать внимание на небрежность в терминологии, употребляемой в законодательных актах.]
   В связи со сказанным нам представляется, что ст. 52 Конституции РФ нуждается в редакционной правке. Мы понимаем, конечно, что любая, даже и чисто редакционная правка Конституции РФ, любое прикосновение к тексту этого документа нынче не популярны, однако, пора, наверное, проявить уважение к закону и к законности вообще. Может быть, если бы своевременно были внесены правки в ст. 106 Конституции СССР 1977 г. стране не пришлось бы переживать трагических событий 1989–1993 годов.
//-- Недостатки, связанные с точным следованием букве уголовного закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием. [185 - Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. 1995… – С. 78.] --//
   Солидаризируясь во многом со сказанным Беккариа, мы рискнем предложить редакционную правку в ст. 52 Конституции 1993 г. Вторую фразу в ней мы полагали бы правильным сформулировать следующим образом: «Государство обеспечивает лицам, пострадавшим от преступления, доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба».
   Нам еще представляется не совсем корректным, что в ст. 42 ч. 1 УПК РФ, призванной конкретизировать конституционное положение применительно к УСП, вместо термина ущерб, используется термин вред (физический, имущественный, моральный вред). Видимо, надобно согласование терминологии в этих двух нормативных актах. В данном случае редакционной коррекции подлежит, надо полагать, УПК. Это тем более желательно, что его предшественник – УПК РСФСР 1960 г. – в ст. 29 «Гражданский иск в уголовном процессе» также пользовался термином ущерб (материальный ущерб от преступления). А это означает, что в профессиональном и обыденном правосознании и в литературных источниках времен РСФСР устоялся именно термин ущерб. Если без особой необходимости меняется термин, то в реальной жизни это может повлечь взаимное непонимание или даже ошибки в толковании. Кроме того, усилия, необходимо затрачиваемые на переучивание персонала и на сообщение измененной информации населению, среди которого – потенциальные пользователи и критики предшествующего и современного им уголовно-процессуального права, оказываются затраченными без дела.
   Мы можем предположить, что замена в УПК РФ 2001 г. содержащегося в Конституции РФ термина ущерб на термин вред было порождено желанием разработчиков проекта Кодекса обозначить преемственность с дореволюционными русскими правоведами. Действительно, многие из них употребляли в анализируемой нами ситуации термин вред. [186 - См., например: Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство… С. 256.] Однако, объемные и в тоже время малотиражные дореволюционные издания малодоступны для практикующих юристов и, следовательно, оказывали малое влияние на основную массу профессионального правосознания. Полагаем, что положение мало изменилось и в результате переизданий ряда дореволюционных работ, осуществленных в последние два десятилетия. Дело в том, что наряду с малотиражностью труды дореволюционных правоведов обладают с позиций юристов-практиков еще одним свойством, затрудняющим их усвоение. Большинство из них – весьма объемны.
   Кроме того, термин вред применялся в дореволюционной литературе не так уж и последовательно. И. Я. Фойницкий, например, наряду с ним пользовался и словосочетанием вред и убытки [187 - См. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства Т. 2… С. 69].
   В отличие от стран с англо-саксонской системой судопроизводства (в частности, в США), где возмещение имущественного вреда, причиненного преступлением, осуществляется посредством гражданского судопроизводства, в нашем отечестве существует такой институт, как гражданский иск в уголовном процессе. И. Я. Фойницкий и Н. Н. Розин именовали его еще соединенным процессом. [188 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1… – С. 69; Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство… С. 257; Румянцев О. Г., Додонов В. Н. Юридический энциклопедический словарь. – М.: Инфра-М, 1997. – 384 с.]
   Жесткое размежевание уголовного и гражданского судопроизводства случается (случалось) и в процедурах континентального правового семейства. «Германское законодательство, с уставом 1876 г [189 - Похоже автор ошибся с датой: являющийся одним из старейших в Европе германский уголовно-процессуальный кодекс был принят 1 февраля 1877 г.]. включительно, не допускает вовсе соединенного процесса; – писал И. Я. Фойницкий, – даже в тех случаях, когда преступное деяние рождает совместно и уголовное обвинение, и гражданский иск, первое рассматривается судами уголовными, второй – судами гражданскими. Из этого общего правила германское законодательство делало только два исключения: [190 - Но все же делает!] 1) потерпевший от преступного деяния может предъявить уголовному суду требование о возвращении ему вещей, добытых преступлением, in corpore [191 - In corpore – 1. в полном составе; 2. все без исключения; 3. в целом – Бабкин А. М., Шендецов В. В. Словарь иноязычных выражений и слов, употребляющихся в русском языке без перевода. В 3-х томах.2-е изд., испр. – СПб.: Квотам, 1994. – Т. 2. С. 647.], и 2) по некоторым преступлениям (именно оскорбление чести и телесное повреждение) потерпевшему представляется или вчинить иск о вознаграждении в суде гражданском, или же предъявить в суде уголовном требование о буссе (Busse), т.е. о денежном взыскании с виновного в пользу потерпевшего, с установленным законом максимумом…» [192 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1… – С. 69–70.].
   Для анализа приведенного высказывания И. Я. Фойницкого мы обратились к функционирующему сегодня УПК ФРГ. Этот законодательный акт, принятый 1 февраля 1877 г, действует нынче в редакции от 07.04.1987. Текстом Мы не обнаружили в нем запрета и исключений из него, о которых говорил российский сенатор. Напротив, в кодексе наличествует Пятая книга (таково наименование разделов в этом нормативном акте), которая целиком поименована «Участие потерпевшего в процессе» и глава 3 в ней «Возмещение ущерба потерпевшему».
   Часть 1 параграфа 403 этой главы гласит: «Потерпевший или его наследник вправе предъявить в уголовном процессе к обвиняемому имущественно-правовое требование, вытекающее из совершенного им уголовно наказуемого деяния, рассмотрение которого относится к подсудности общих судов, если обвинение не было возбуждено в ином судебном порядке, а в отношении производства единоличным участковым судьей – независимо от суммы иска». [193 - Уголовно-процессуальный кодекс Федеративной республики Германии / Перевод с нем. и предисловие канд. юрид. наук Б. А. Филимонова. – М.: Изд. фирма «Манускрип», 1994. – С. 164.]
   Констатируем, исходя из приведенного текста закона, что семейные традиции континентального семейства права в данном случае все-таки возобладали. Сказалось, естественно, на изменении позиции германского законодателя и влияние с запада – УПК Франции 1808 г.
   В другом переводе текст ч. 1 параграфа 403 звучит несколько иначе и, по нашему мнению, более согласовано: «/Предпосылки/ 1) Потерпевший или его наследник могут предъявить обвиняемому имущественные притязания, вытекающие из преступления, которые относятся к подсудности надлежащих судов и не находились на рассмотрении в других судах, во время процесса в участковом суде, невзирая на ценность спорного предмета» [194 - Уголовно-процессуальный кодекс Федеративной Республики Германии. – Академия полиции Латвии / Ксерокопия, иных данных, кроме приведенных, не содержит. – С. 133.]. Мы привели здесь два различных перевода параграфа 403 германского УПК в значительной мере для того, чтобы показать, сколь зависим исследователь, применяющий метод сравнительного правоведения, от переводчиков.
   Французское право в отличие от германского соединенный процесс признавало с самого начала эпохи Великих буржуазных революций, и не только признавало, но и обосновывало его телеологически. Французское право исходит из того, что «в интересах государства нужно не только наказать преступника, но и вознаградить потерпевшего от преступления и что последняя задача нередко даже важнее первой, так как для государства весьма важно, чтобы никто не пользовался плодами преступления». [195 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1… – С. 69–70.]
   Сравнение двух названных способов возмещения лицу, пострадавшему от преступления, ущерба, причиненного преступлением, не позволяет, нам по крайней мере, сделать однозначного вывода о преимуществах того или другого из них. В каждом из них есть свои достоинства и недостатки. Раздельное, подчас даже одновременное рассмотрение разными судами (уголовным и гражданским) одного и того же деликта представляется российскому правовому уму нецелесообразным. В то же время для американского юриста подобная структура представляется вполне логичной.
   Рассмотрим ситуацию на примере. Помнится, в 2004 или 2003 году российские СМИиП долго муссировали ситуацию, сложившуюся в Калифорнии, где некоему футболисту, прокурор предъявил обвинение в причинении тяжких телесных повреждений своей жене и убийстве ее любовника. Уголовный суд признал его невиновным. Зато гражданский – практически разорил футболиста – миллионера удовлетворением исков, предъявленных его выжившей женой. Таким образом, констатация преимущества или ущербности соединенного или, напротив, раздельного с уголовным делом рассмотрение гражданского иска не может быть решена посредством одного только умозрительного анализа, осуществляемого даже методом сравнительного правоведения, соответствующих норм. Надлежит также учитывать (азбука диалектического материализма и ряда других методологий с материалистической основой) условия места и времени, в которых функционирует та или иная система судопроизводства. Кроме того, должны быть учтены: собственная история и традиции соответствующего судопроизводства, социально-экономическая ситуация в обществе и государстве и социально-психологическая атмосфера в них.
   Тот пример, который мы привели выше, побудил нас, несмотря на наш российский менталитет, подумать вот о каком положительном свойстве раздельного от уголовного дела рассмотрения гражданского иска: не создает ли такой подход возможностей для своеобразной взаимопроверки между двумя судебными процессами и их результатами. Так сказать, дополнение к столь популярной ныне состязательности.
   В связи с употреблением несколькими абзацами раньше термина «телеологически» пока не поздно, сделаем следующую оговорку. Вообще-то термин телеология в современном науковедении имеет два значения: 1) философское: концепция, согласно которой все в мире (действия человека, исторические события, природные явления) устроено целесообразно и всякое развитие является заранее предопределенных богом или природой целей [196 - Современный философский словарь… «Панпринт», 1998. – С. 902.]; и 2) учение о цели и целесообразности. Естественно, в нашей монографии мы используем второе значение термина. Для нас в предлагаемом исследовании телеологизм – учение о цели (задачах), целепологании и целесообразности (рациональности).
   Достижение такого элемента целеполагания, как возмещение ущерба, причиненного преступлением, осуществляется также посредством имеющих такое же целевое назначение, как и гражданский иск в уголовном процессе (в уголовном суде), институтов как 1) реституция, и возмещения причиненного вреда вне зависимости от принятия судом решения по гражданскому иску или 2) заглаживание его причинителем вреда тем или иным способом.
   В. А. Азаров давно и последовательно отстаивает функциональность выделения такого способа возмещения ущерба лицу, пострадавшему от преступления, как добровольное возмещение в уголовном процессе материального ущерба, причиненного преступлением [197 - Азаров В. А. С. Деятельность органов дознания, предварительного следствия и суда по охране имущественных интересов граждан… 5–28.]. Значительно более поздний автор, А. С. Александров, выделяет следующий вид – «возмещение причиненного вреда или иной способ заглаживания вреда как условие освобождения от уголовной ответственности» [198 - Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; Науч. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт-Издат, 2003. – С. 131.].
   В просмотренных нами юридических энциклопедических словарях понятие реституции дается применительно к гражданскому и международному праву [199 - Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. А. Я. Сухарев; Ред. кол.: М. М. Богуславский, М. И. Козырь, Г. М. Миньковский и др. – М.: Сов. энциклопедия, 1984. – С. 320;]. Реституция же в ее тесном уголовно-процессуальном и уголовно-правовом смысле, как мы ее понимаем, состоит в возвращении утраченной законным владельцем в результате преступления вещи в натуре. В настоящее время видные российские правоведы (В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова) выступили с предложением ввести в УК РФ новую главу, 15 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

«Иные меры уголовно-правового характера», в которой предусмотреть наряду с конфискацией имущества (сейчас находящуюся в опале) реституцию, а также взнос в фонд лиц, пострадавших от преступлений. [200 - См.: Кузнецова Н. Ф. Мнение ученых о реформе УК (или QUI PRODEST?) // Уголовное право. – 2004. – № 1. – С. 26–27.] Создание таких фондов достаточно популярная идея, о ней писали многие, в частности, С. В. Смирнов, очень интересный автор из состава НШП.
   Однако основным способом возмещения ущерба (вреда) причиненного лицу, пострадавшему от преступления, является все-таки институт гражданского иска в уголовном процессе. Термин «гражданский иск в уголовном процессе» употребляется в двух смыслах: тесном (узком) и широком. В узком смысле этот термин означает: требование физического или юридического лица к органам государства, ведущим уголовный процесс, возмещения ему имущественного вреда. В широком смысле приведенное словосочетание, кроме самого требования включает в себя и действия по его реализации, а также процессуальные статусы участников уголовного процесса (далее – УУП), прикосновенных к его реализации.
   Институт гражданского иска в уголовном процессе в нашем отечестве имеет весьма обширную литературу, однако в ней практически отсутствует, если здесь позволительно будет употребить такой термин, сколько-нибудь развернутый телеологический (от греческого telos – цель) анализ, или иначе – анализ связи этого института с ЦУП. [201 - Чельцов М. А. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1945.; Гуреев П. П. Гражданский иск в советском уголовном процессе. – М., 1961.; Даев В. Г. Современные проблемы гражданского иска в уголовном процессе. – Л.: ЛГУ, 1972; Зинатуллин З. З. Возмещение материального ущерба в уголовном процессе. – Казань: КазГУ, 1974; Мазалов А. Г. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1977; Александров С. А. Разрешение гражданского иска в уголовном процессе. – Горький: ГВШ МВД СССР, 1978. – 64 с.; Прасковьин Д. А. Обеспечение гражданского иска на досудебных стадиях: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов: Дис. совет К 203.013.01, 2004.] К примеру, С. А. Александров, занимавшийся очень серьезно проблемами гражданского иска в уголовном процессе, в плане его связи с задачами УСП ограничивается лишь следующей сентенцией, помещенной в одностраничное Заключение одной из его работ: «Разрешение гражданского иска – часть право-восстановительного процесса. …Как представилось возможным убедиться, правовой фактор охватывает не только предпосылки и дозволенные варианты разрешения гражданского иска, но также задачи, принципы, формы уголовного процесса, основания и пределы возмещения ущерба, сформулированные в нормах гражданского и иных отраслях права». [202 - Александров С. А. Разрешение гражданского иска в уголовном процессе: Учебное пособие. – Горький: ГВШ МВД СССР. – С. 63.] И в следующем абзаце С. А. Александров пишет, что суть сформулированных им рекомендаций по проблеме «сводится к усилению защиты имущественных интересов, которая должна быть определена как одна из задач уголовного процесса, для чего необходимо восполнить и изменить конкретные нормативные правила» [203 - Там же. С. 63.].
   В. А. Азаров, при рассмотрении проблем охраны имущественных интересов личности в уголовном судопроизводстве (он предпочитает пользоваться именно такой терминологией), уделяет целеполаганию [204 - Азаров В. А. Проблемы теории и практики охраны имущественных интересов личности в уголовном судопроизводстве. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1995; Азаров В. А. Деятельность органов дознания, предварительного следствия и суда по охране имущественных интересов граждан. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1990.] несколько больше внимания, хотя и не употребляет этого термина.
   В УПК РФ не сформулировано запрета на разрешение гражданского иска ранее разрешения уголовного дела, при условии, что последнее еще не возбуждено. К тому же, судья, принимая исковое заявление и возбуждая гражданское дело, может и не подозревать о том, что исковые требования вытекают из причинения вреда, вследствие совершения ответчиком преступления, в связи с чем, следовало бы отказать в принятии иска, а если он уже принят – приостановить производство до разрешения дела в порядке уголовного судопроизводства. Если согласно ранее действовавшему УПК РСФСР 1960 г. гражданское дело подлежало приостановлению (в соответствии с п. 4 ч. 1 ст. 214 ГПК РСФСР 1964 г.) – с момента возбуждения уголовного дела, то в ныне действующем с 01 июля 2002 г. УПК РФ ситуация выглядит несколько иначе. В пункте 56 ст. 5 УПК раскрывается понятие «уголовное судопроизводство», определяемое как досудебное и судебное производство по уголовному делу. В свою очередь, в пункте 9 ст. 5 УПК дается определение понятия «досудебное производство», под которым понимается УСП «с момента получения сообщения о преступлении» до направления прокурором УД в суд для рассмотрения его по существу. Отсюда следует вывод: гражданский процесс должен приостанавливаться производством даже тогда, когда органами уголовного преследования проводится доследственная проверка в порядке ст. 144 УПК. При возникновении коллизии положений ГПК и УПК, применению подлежат нормы последнего, т.к. в ст. 6 УПК РФ 2001 г. установлено правило, согласно которому суд, прокурор, следователь и дознаватель не вправе применять федеральный закон, противоречащий УПК, а обязаны принять решение в соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона.
   Мы привели здесь выдержки из работ некоторых авторов, посвятивших свои работы непосредственно возмещения ущерба гражданам, пострадавшим от преступления, вот с какой целью. Мы уже писали и хотим повторить еще раз: значительная часть исследователей, дающих рекомендации и предлагающих решения по тем, более частным, чем цель уголовного процесса, вопросам, обычно не согласуют свои рекомендации с такими основополагающими детерминантами решений как ЦУП, задачи УСП и другими соответствующими проблеме элементами целеполагания в уголовном судопроизводстве.
   А, по нашему мнению, из них нужно исходить.
//-- Выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступления как факультативный элемент ЦУП --//
   Выявление обстоятельств, способствующих совершению преступлений, и принятие мер к их устранению, как составляющей службы правоохранительных органов, осуществляющих деятельность, направленную на достижение ЦУП, вызвано к жизни, как представляется нам, большими изменениями, начавшимися в советских юридических науках в 60-х годах. Среди этих изменений значительное место занимал всплеск криминологических исследований. Г. А. Аванесов связывает его с решениями ХХ съезда КПСС, последующих съездов партии и потребностями жизни. [205 - Аванесов Г. А. Криминология. Изд. 2-е, изм. и доп. – М.: Академия МВД СССР, 1984. – С. 84–87.] Такими потребностями было порождено и Постановление ЦК КПСС от 16.06.64 «О мерах по дальнейшему развитию юридической науки и улучшению юридического образования в стране». Этим постановлением был диагностирован определенный крен к догматизму, наблюдавшийся в юридических науках, и недостаточность эмпирической базы в преподавании. Можно сказать, что этим документом практически непосредственно в учебные планы юридических вузов была внесена учебная дисциплина криминология. В специальных вузах МВД СССР эта дисциплина очень быстро превратилась в две: криминологию и профилактику преступлений. Внимание правоведов к криминологии и криминологов, к причинам, порождающим преступления, и условиям, способствующим их совершению, на наш взгляд, и породило идею, а на ее основе – уголовно-процессуальную регламентацию совершенно новой неведомой уголовно-процессуальному законодательству Российской империи и РСФСР, факультативной, по нашему мнению уголовно-процессуальной функции.
   Для вящего понимания мы хотели бы обратить внимание на суждение сформулированное раньше: ЦУП не может быть достигнута в результате деятельности, в том числе и УПД, одного лишь субъекта, одного лишь УУП. Уголовное судопроизводство как никакая другая отрасль государственной деятельности, нуждается в системе сдержек и противовесов, равновесной системе рассматриваемой обычно для характеристики и организации политической власти в обществе.
   Все уголовно процессуальные функции находятся между собой во взаимодействии, и подчас это взаимодействие выливается в противоречия. УПФ обвинения и защиты в наисовременнейшей их интерпретации по большинству УД, а при участии адвоката-защитника по всем делам этой категории находятся между собой в заведомом, можно сказать, нагом противоречии. Да и во взаимодействии функции разрешения дела с обвинением и защитой противоречий тоже немало.
   Цель уголовного процесса по определенному УД достигается в результате взаимодействия объективно правильного выполнения различных УПФ и действий тех УУП, которые отстаивают в процессе свои признаваемые законом интересы.
   Действия обвиняемого, заведомо лгущего или заведомо причиняющего вред правосудию, в принципе, никуда отсюда не денешься, если он не причиняет ущерба другим людям, законодатель приравнивает к законным. Если заведомая ложь, направлена на создание фальшивого алиби, следователю или судье остается только грустно вздохнуть и пытаться опровергнуть эту ложь с помощью других доказательств.
   Создается впечатление, что сегодняшний отечественный законодатель не предусматривает препятствий против обвиняемого, осуществляющего свою защиту возведением ложных обвинений на других граждан.
   Выше мы высказали суждение, что при приостановлении или прекращении движения уголовного дела к ядру (к обязательным элементам) ЦУП судьба факультативных элементов решается по-разному, и обещали коснуться этого вопроса при характеристике каждого из факультативных элементов. Выполняем свое обещание.
   Не выявление обстоятельств, способствующих совершению преступления вследствие невозможности достижения этой цели или вследствие того, что ее достижение потребует излишней затраты времени на производство по делу, не останавливает движения УД к его логическому завершению. Излишние затраты времени на производство по уголовному делу нежелательны, прежде всего, потому, что они в ряде случаев затрагивают интересы граждан, ущемляя тем самым такой принцип уголовного процесса, как обеспечение законных интересов личности – участников уголовного процесса [206 - Последовательным и давним сторонником этой мировоззренческой идеи в системе принципов отечественного УСП, идеологом его целостности, противником вознесения над законопослушными УУП процессуального статуса «злочинца» – обвиняемого является проф. В. Т. Томин. См.: Томин В. Т. О системе принципов советского уголовного процесса // Научная конференция, посвященная 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции: (Тезисы докладов и сообщений). 15–17 июня 1967 г. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1967. – С. 48–51; Томин В. Т. Принципы уголовного процесса: понятие и система; учение и законодательство // Принципы права и проблемы обеспечения правопорядка в сфере экономики: Материалы обеспечения правопорядка в сфере экономики. 21 апреля 2004 г. / Отв. ред. П. Н. Панченко. – Н. Новгород: Стимул – СТ, 2004. – С. 25–26.]. Удлинение уголовно-процессуального производства по УД в ряде случаев затрагивает законные интересы обвиняемого, потерпевшего, гражданских истца и ответчика, в формулировке УПК РФ 2001 г. иных участников уголовного процесса, исполняющих, совсем не всегда охотно, публичную повинность.
//-- Внесение изменений в качественные и количественные характеристики наказания с тем, чтобы достичь его целей без применения наказания как факультативный элемент ЦУП --//
   Проф. В. Т. Томин, наш научный редактор, полагает, что эта предпоследняя, поименованная в заголовке настоящего фрагмента составляющая входит в ядро цели уголовного процесса. У нас другая позиция. Дело в том, что анализируемая составляющая ЦУП (по месту дислокации в системе УСП – производство в стадии исполнения приговора) имеет место не по каждому делу. Тогда, пусть Валентин Тимофеевич уж нас извинит за несколько вольное сравнение: ядро ореха в ряде ситуаций оказывается надгрызанным. Можно даже высказать мысль, что производство в стадии исполнения приговора – это уже не уголовный процесс, а нечто другое, например, уголовно-исполнительное производство.
   Наверное, решение не столь категорично. Представляется, что при отбывании осужденным наказания параллельно, или, точнее, перемежаясь, имеет место и пунктиром проявляющаяся стадия исполнение приговора и – сплошной линией – с момента обращения приговора к исполнению уголовно-исполнительное производство. Линия разделения между ними обозначается границей между двумя видами права: уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным.
   Выше мы высказали суждение, что при приостановлении или прекращении движения уголовного дела к ядру (обязательным элементам) ЦУП судьба его факультативных элементов решается по-разному, и обещали коснуться этого вопроса при характеристике каждого из факультативных элементов. Выполняем свое обещание. Нам представляется, что решение поставленного вопроса относительно такого факультативного элемента как внесение изменений в качественные и количественные характеристики наказания с тем, чтобы достичь его целей без применения наказания разрешается вполне логично. Если УД вследствие прекращения или приостановления не дошло до вынесения приговора, которым назначено наказание (или соответствующим категориям лиц принудительные меры воспитательного или принудительного характера), то вопрос об их коррекции вследствие изменений, уже происшедших с осужденным, просто не встает. Нет осужденного, нет приговора – нет изменений в нем. Кстати, это еще один аргумент в пользу того, что коррекция наказания или принудительных мер – это действительно факультативный (свойственный не каждому уголовному делу) элемент ЦУП.

§ 4. Целеполагание при анализе института реабилитации

   Цель реабилитации, по нашему мнению, адекватна цели уголовного наказания – восстановление нарушенной социальной справедливости (ст. 43 УК РФ 1966 года). [207 - Анализ понятия восстановление справедливости как цели уголовного наказания см. в гл. 3 «Соотношение понятий цель уголовного процесса и цели наказания. Взаимодействие деятельностей».] Есть, конечно, и зачастую недооцениваемая специфика. Восстановление справедливости реабилитацией занимает в системе уголовно-процессуального целеполагания иной уровень, чем вербально так же сформулированная отечественным законодателем цель уголовного наказания.
   Посредством института реабилитации, по угадываемому замыслу законодателя, восстанавливается справедливость, нарушенная в ходе восстановления справедливости, нарушенной преступлением.
   Это обстоятельство влечет за собой определенные последствия. В частности, установленные законом требования к достоверности познания при принятии на основе познанного при этом виде производства решения о реабилитации много меньше, чем гарантии истинности обвинительного приговора. Они (установленные законом требования к истинности оснований реабилитации) сопоставимы, пожалуй, с основаниями постановления приговора оправдательного, выносимого зачастую именно в случаях, когда истина по уголовному делу не установлена. [208 - Например, оправдательные приговоры, выносимые на основе следствий, вытекающих из презумпции невиновности.]
   В связи с обнаруженным и сформулированным в предыдущем абзаце подобием, хотелось бы обратить внимание на следующее обстоятельство. В автореферате одной из самых последних диссертаций, посвященных институту реабилитации, соискатель пишет: «В Российской Федерации количество оправдательных приговоров составляет крайне незначительную часть от числа рассмотренных уголовных дел. В 2003 году судами общей юрисдикции рассмотрено по первой инстанции 970 тыс. уголовных дел, что на 7,8 % меньше, чем в 2002 году, а в 2004 рассмотрено 1043000 уголовных дел. Число лиц, в отношении которых по первой инстанции вынесены оправдательные приговоры, без учета дел частного обвинения, в 2003 году – 5100 человек, что на 1,9 % меньше, чем в 2002 году, а за первое полугодие 2004 года – 2200 человек. Число лиц, в отношении которых были прекращены уголовные дела, составило 270000, из них только в отношении 5 % дела были прекращены по реабилитирующим основаниям». [209 - Татьянин Д. В. Реабилитация в уголовном процессе России (понятие, виды, основания, процессуальный порядок) / Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ижевск: Дис. Совет К 212.275.06, 2005. – С. 4.] Все эти цифры автор приводит в обоснование вывода о том, что «существующая судебная практика позволяет говорить о несовершенстве» института реабилитации в нашей стране.
   С Д. В. Татьяниным трудно не согласиться в том, что судебная и следственная практика в стране по делам о реабилитации несовершенна. Но вот то обстоятельство, что в качестве основного аргумента для такого вывода избрано количество и динамика вынесения оправдательных приговоров в стране, побуждает нас попытаться поглубже взглянуть на практический и теоретический вопрос оценки имеющейся нормативной базы и самого функционирования института реабилитации.
   Оценка малого или, напротив, большого количества оправдательных приговоров в судебной практике в качестве показателя уголовного судопроизводства, начиная со второй половины 80-х годов, получила в отечественной правовой литературе неадекватное, по нашему мнению, реалиям распространение. Алгоритм оценки нехитер: чем больше оправдательных приговоров, тем демократичнее судопроизводства. Несмотря на его широкую распространенность, нам трудно согласиться с таким подходом. Вынесение судом оправдательного приговора во многих (однако, не во всех) случаях действительно может свидетельствовать о хорошей работе суда, о правильном разрешении им уголовного казуса. Однако в такой же мере вынесение оправдательного приговора может явиться следствием плохой работы того же суда, равно, как и просчетов следователя или прокурора.
   Предусмотренная и регламентированная главой 18 Раздела «Иные положения» (статьи 133–134) УПК РФ 2001 г. реабилитация лиц, чьи интересы затронуты действиями государственных органов, ведущих уголовный процесс, предусматривает наряду с возмещением имущественного (ст. 135) и морального (ст. 136) вреда и восстановление иных прав реабилитированного (ст. 136).
   При осмыслении института, обнаруживается тесная связь указанных в предыдущем абзаце норм со ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ее (статьи) пунктом пятым. Мы не можем, однако, не подчеркнуть, может быть, даже забегая вперед, нижеследующих обстоятельств.
   Первые два из них касаются перевода. Указанный пункт 5 ст. 5 указанной Конвенции в русском переводе, идентичном в двух источниках, которыми мы пользуемся, гласит: «Каждый, кто был жертвой ареста, или содержался под стражей, произведенных в нарушение настоящей статьи, имеет право на компенсацию, обладающую исковой силой». Во-первых, мы не уверены, в правильности употребления в приведенном контексте термина «жертва». В современном русском языке это слово имеет определенную эмоциональную окраску. [210 - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х томах. – Т. 1. – М.: Рус. яз., 1978. – С. 535–536; Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов \ Под ред. Н. Ю. Шведовой. – 17-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1985. – С. 165.]Жертва преступления, например. В тексте же анализируемого документа переводчики исходили из словообразований в западноевропейских языках, базирующихся на латинском victima. И. Х. Дворецкий следующим образом раскрывает его содержание: «жертва (преимущ. благодарственная), предназначенное для жертвоприношения животное» [211 - Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь: ок. 50 000 слов. – 3-е изд., испр. – М.: Рус. яз., 1986. 840 с.].
   С позиций современного отечественного общества и особенно служителей правосудия в нем трудно, на наш взгляд, представить в качестве жертвы действительного преступника, уголовное преследование которого по каким либо причинам, что случается не так уж редко, не удалось довести до логического конца. Особенно трудно это представить оперативному работнику, который вследствие имеющейся у него дополнительной к материалам уголовного дела специфической, в частности негласной, информации убежден в совершении преступления именно тем лицом, перед которым кому-то придется в соответствии с требованиями части 1-й ст. 136 УПК РФ от имени государства приносить извинения реабилитированному «за причиненный ему вред». Такие извинения, хоть и именуются в УПК официальными, вполне могут причинить нравственные страдания и моральный вред лицу, обязанному их принести. Причем этот вред никто не обязан ему возместить. Хорошо, если начальство окажется сознательным – посочувствует.
   Во-вторых, нас смущает использование оборота «компенсацию, обладающую исковой силой». Если исходить из грамматического толкования предлагаемого переводчиками текста получается, что исковой силой обладает компенсация. Вряд ли это корректно. Скорее, можно предположить, что в случае неисполнения уполномоченными органами и/ или должностными лицами права субъекта на реабилитацию, он вправе требовать этого в исковом порядке. Нет, мы конечно не призываем вносить изменения в уже ратифицированную нашим государством конвенцию, мы просто хотим обратить внимание правоприменителей и комментаторов на грехи переводчиков и доверчивость юристов, принимающих всякий перевод также, как большинство следователей, прокуроров и судей экспертное заключение психиатров – без проверки и критической оценки.
   Посвященная реабилитации глава уголовно-процессуального кодекса по своему объему существенно превышает статью пятую Европейской конвенции. Это вполне естественно, ибо конвенция лишь называет случаи, в которых может быть нарушено право на свободу и личную неприкосновенность каждого человека (часть 1 ст. 5) и указывает основные гарантии личности, которые при этом должны соблюдаться (статьи 2 – 4, части 2 – 5 ст. 5), а уголовно-процессуальный закон призван дополнительно прописать порядок их реализации.
   Однако отечественный УПК, по нашему мнению, существенно расширяет международные обязательства, которые приняла на себя Россия, содержательно. Рассмотрим случаи, в которых Европейская конвенция считает возможным применение лишения свободы. В соответствии со ст. 1 анализируемой конвенции допустимо:
   а) законное содержание лица под стражей на основании признания его виновным компетентным судом;
   b) законный арест или задержание или задержание лица за невыполнение законного решения суда или с целью обеспечения выполнения любого (подчеркнуто нами. – А. П.) обязательства, предписанного законом;
   c) законный арест или задержание лица, произведенные с тем, чтобы оно 1) [212 - Дополнительная цифровая нумерация внутри пп. «с)» и последующих ст. 1-й дана нами с целью улучшить возможности описания объекта анализа.] предстало перед компетентным судебным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в 2) случае, когда имеются основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или 3) помешать ему скрыться после его совершения;
   d) задержание несовершеннолетнего лица на основании законного постановления 1) для воспитательного надзора или 2) его законное задержание, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;
   e) законное задержание лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;
   f) законный арест или задержание лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.
   Нетрудно заметить, что не все поименованные в Европейской конвенции допустимые ситуации лишения гражданина свободы ограничиваются рамками уголовного процесса.
   Может показаться структурно необоснованным, свидетельствующим о его недооценке помещение материала о целеполагании при характеристике института реабилитации среди факультативных элементов ЦУП. Однако мы не станем спорить. Мы следуем структурной логике законодателя. Ведь именно УПК РФ 2001 г. расположил главу «Реабилитация» в разделе «Иные положения». В этом разделе, кроме названной, лишь одна глава. Семнадцатая – «Процессуальные сроки. Процессуальные издержки». Возможно, это не очень логично. Однако структура кодекса, топография расположения материалов в нем не являются предметом нашего исследования. Этот предмет в ходе работы и так приобрел куда больший объем, чем представлялось в ее начале.
   В связи со сказанным выше о ядре и факультативных элементах цели уголовного процесса возникает насущный вопрос: является ли реабилитация неосновательно подвергнутых уголовно-процессуальному воздействию лиц ядром (входит в состав ядра?) или факультативным элементом цели уголовного процесса? Ответов на этот вопрос может быть только два: «да!» или «нет». Затем эти принципиального плана ответы должны быть обоснованы и анатомированы, к чему мы и приступаем.
   Начнем с бесспорного, с того, что, по-видимому, не должно вызвать особых возражений и со стороны тех коллег, которые не поддерживают точки зрения о наличии в структуре цели уголовного процесса наряду с его ядром факультативных элементов.
   Реабилитация не может быть факультативным элементом чего-либо, в частности, цели уголовного процесса. Если уж возникли обоснованные сомнения в правильности осуждения того или иного лица, если обнаружилось реальное необоснованное обращение с лицом, как виновным или подозреваемым, то вопроса о том реабилитировать его или нет, стоять не может. Конечно, необходимо проверять сомнения и рассеивать, либо констатировать их, принимая в последнем случае надлежащие меры по реальной реабилитации.
   Пойдем дальше. От частного к общему. Итак, факультативным элементом ЦУП реабилитация не является, не может являться. Если уж появилась необходимость в реабилитации, правовой или жизненной, определенного лица, то она может быть только обязательной. Значит, она сама – цель, в принятой нами терминологии – ядро цели уголовного процесса? Цель не факультативная, а альтернативная.
   Для частных случаев?
   Вот здесь, опасаемся, не согласные с нашим вариантом ответа появятся. Ведь наш ответ на вопрос, входит ли реабилитация в состав ЦУП, отрицателен. По нашему мнению, не входит. Самостоятельное уголовное дело не может начинаться, имея своей целью реабилитацию. Такая цель может появиться в ходе или по окончании производства по уголовному делу.
   Не может входить в цель любой деятельности исправление ошибок в ней, в этой самой деятельности. В уголовно-процессуальной – в особенности. Исправление допущенных ошибок, а прежде, недопущение их, скорее, условие уголовно-процессуальной деятельности, реализация уголовно-процессуального принципа.
   Поясним акцент. Не следует упускать из вида, что устои отечественного уголовного судопроизводства образует не только система целеполагания. Среди этих устоев – и принципы. В современном отечественном УСП – две системы принципов: 1) та, которую образуют общие положения, сосредоточенные в главе 2-й УПК РФ 2001 г. и 2) совокупность доктринальных систем принципов, разрабатывавшихся и разрабатываемых в науке. Правовой институт реабилитация, на наш взгляд, продукт доктринального принципа уголовного процесса обеспечение законных интересов личности в уголовном судопроизводстве. В той системе, которую образуют общие положения, сосредоточенные в главе 2-й УПК РФ 2001 г., этот принцип, можно сказать, подвергся вивисекции. Он оказался расчлененным. Процедура расчленения не прошла для этого принципиального положения бесследно. В россыпи частных формулировок он оказался искривленным. Большинство этих частных формулировок посвящено процессуальному статусу обвиняемого (подозреваемого). Потерпевший, гражданский ответчик и иные законопослушные граждане, вовлекаемые в качестве участников в уголовный процесс, в большей части формулировок главы 2-й УПК РФ, оказались забытыми.
   В своей позиции мы находим поддержку, в частности, в соображениях, высказанных В. Т. Томиным при анализе ст. 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. [213 - Томин В. Т. Избранные труды.]
   В ч. 1 ст. 2 Основ, воспроизведенной затем в УПК РСФСР и УПК четырнадцати остальных союзных республик содержалась следующая формулировка одного из элементов целеполагания: «…ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден».
   Под реабилитацией подозреваемого, обвиняемого или подсудимого УПК РФ 2001 г. понимает две группы ситуаций. Первая из них связана с пунктами 1-3 ч. 2 ст. 133. В этих ситуациях реабилитация заключается в принятии в отношении каждого из указанных лиц решения о прекращении уголовно-процессуального производства в случаях, когда компетентным органом были приняты процессуальные решения, поставившие соответствующее лицо в указанные или одно из указанных процессуальных положений. К этой 1-й группе относятся: подсудимый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор; подсудимый, уголовное преследование которого прекращено в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения; подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование которого прекращено по основаниям, предусмотренным пунктами 1,2,5 и 6 части первой ст. 24 и пунктами 1 и 4–6 [214 - В УПК РФ 2001 г. (издательство «ЮРАЙТ» по состоянию на 10.10.2005 г.) в ст.133 п.3 определены в качестве основания реабилитации п. 4–6 части 1 ст. 27 УПК. В самой же статье 27 этого же УПК п. 6 исключен – Федеративным Законом № 98–ФЗ от 24.07.2002 г.] части первой, ст. 27 УПК РФ 2001 г.
   Вторая группа ситуаций реабилитации связана с пунктами 4 и 5 части 2 ст. 133. К ней относятся ситуации с осужденным и лицом, к которому решением суда были применены принудительные меры медицинского характера. Эти ситуации возникают в случаях изменения уже состоявшегося государственного решения о виновности лица в совершении уголовного преступления или констатации судом совокупности обстоятельств требующих применения к лицу, совершившему запрещенное уголовным законом деяние, принудительных мер медицинского характера.
   Возмещение вреда, причиненного осужденному и затем реабилитированному лицу действиями агентов государства, восстановление его трудовых, пенсионных, жилищных иных прав – это безусловный предмет заботы государства, если оно чувствует себя ответственным за граждан, которых взяло на себя обязательство охранять и с которых, в частности, берет на свое содержание налоги.
   «Iдея державноi винагороди невинно потерпiлим вiд притигнення до суду виникла на певному етапi iсторичного розвитку кримiнального процесу». [215 - Шумило М. Е. Реабiлiтация в кримiнальному процесi Украiни: Монографiя. – Харькiв: Арсiс, 2001. – С. 11. (На укр. языке).](Идея государственного вознаграждения невинно пострадавшим от привлечения к суду возникла на нынешнем этапе исторического развития уголовного процесса. – Перевод наш. – А. П.) Мы привели выдержку из работы украинского автора для того, чтобы показать, что идея возмещения вреда, причиненного неосновательным привлечением к уголовной ответственности, на постсоветском пространстве нашла свое воплощение не только в Российской Федерации.
   По современному отечественному законодательству право на реабилитацию включает в себя право на возмещение имущественного вреда, устранение последствий морального вреда и восстановление в трудовых пенсионных, жилищных и иных правах, вред которым причинен уголовным преследованием.
   Вред, причиненный гражданину в результате уголовного преследования, в случае наличия оснований к тому возмещается в полном объеме независимо от вины органа дознания, дознавателя, следователя, прокурора и суда.
   Приведенная оговорка, содержащаяся в ч.1 ст. 133 УПК РФ, побуждает думать, что институт возмещения вреда, причиненного реабилитируемому лицу, направлен на возмещения вреда причиненного реабилитируемому, а не на то, чтобы отучить должностных лиц, ответственных за те или иные этапы процесса, за те или иные решения и поступки, рисковать. Хочется думать, что это именно так.
//-- Основания возникновения права на реабилитацию --//
   В соответствии со статьей 133 частью 2-й УПК РФ и внесенными в нее 04.07.03 (п. 2) и 24.07.02 (п. 3) изменениями право на реабилитацию, в том числе право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием, имеют:
   1) подсудимый, в отношении которого вынесен оправдательный приговор;
   2) подсудимый, уголовное преследование в отношении которого прекращено в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения;
   3) подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование в отношении которого прекращено по основаниям, предусмотренным пунктами 1, 2, 5 и 6 ч. 1-й ст. 24 и пунктами 1 и 4–6 ст. 27 УПК РФ;
   4) осужденный – в случае полной или частичной отмены вступившего в законную силу обвинительного приговора суда и прекращения УД по основаниям, предусмотренным пунктами 1 и 2 ч.1 ст. 27 УПК РФ;
   5) лицо, к которому были применены принудительные меры медицинского характера, в случае отмены незаконного или необоснованного приговора;
   6) лицо, независимо от его процессуального статуса, подвергнутое мерам процессуального принуждения в ходе производства по УД.
   Употребление прилагательного «факультативный» для обозначения трех названных выше элементов ЦУП вовсе не означает, что они являются маловажными, второстепенными. Напротив, каждый из них весьма значим. Факультативными же мы их обозначили потому, что они выполняются не по всем делам и, кроме того, их невыполнение не останавливает движения УД. Конкретным преступлением, например, не причинен имущественный вред (формулировка ст. 44 – гражданский истец [216 - Ст. 54, регламентирующая статус гражданского ответчика, употребляет термин вред, без добавления ограничительного определения имущественный.]), значит, нет цели возмещения имущественного вреда. Или: по конкретному делу не удалось выявить условий, способствовавших совершению преступления. Если обязательный элемент (ядро) ЦУП при этом достигнут, то производство по УД может быть продолжено и доведено до конца.

ГЛАВА 3.
Уголовно-процессуальные функции: место и роль в системе целеполагания

   Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующегося от практики, есть чисто схоластический вопрос.
Карл Маркс [217 - Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные произведения. Т. 2. М., 1955. – С. 383.].

   В науке уголовного процесса устоялось мнение, что под термином уголовно-процессуальные функции следует понимать направления уголовно-процессуальной деятельности. Мы вполне солидарны с таким суждением, если понимать под ним рабочую дефиницию, используемую для выделения из объективной реальности и наличной продукции мышления собственного предмета исследования в целом.
   Естественно, если подключить к процессу исследования другие исследовательские инструментарии, использовать терминологию и методы других наук, имеющих своим предметом деятельность оперуполномоченных, следователей, прокуроров, судей и т.д., направленную на достижение цели уголовного процесса, то уголовно-процессуальная функция (далее – УПФ) может быть обозначена как модель или вектор уголовно-процессуальной деятельности. Приведенный перечень слов-аналогов, естественно, не является исчерпывающим. Впрочем, они и не предмет этой главы.
   П. С. Элькинд предлагает более развернутое определение УПФ, более того она и называет их иначе: «Под функциями уголовного процесса следует понимать определенные нормами права и выраженные в соответствующих направлениях уголовно-процессуальной деятельности специальное назначение и роль ее участников». [218 - Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. – Л.: Изд. ЛГУ, 1963. – С. 54.]
   На наш взгляд, совершенно правилен акцент, связывающий УПФ с целями уголовного процесса. Л. Б. Алексеева указывает на их (функций) в этом отношении служебную роль. [219 - Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А. Д. Бойкова и И. И. Карпеца. – М.: Юрид. лит., 1989. – С. 421, 423.] «…Анализу функций, – пишет она, – должен предшествовать тщательный анализ задач и целей уголовного судопроизводства, поскольку каждая функция прямо или косвенно, непосредственно или опосредствовано вытекает из задач или целей процесса…» [220 - Курс советского уголовного процесса. Общая часть… – С. 423.] Однако, дальше эту мысль она не развивает и в соответствующем тексте переходит далее к рассмотрению вопроса о соотношении функций с системным анализом.
   М. С. Строгович выводил УПФ из уголовно-процессуальной деятельности, что также, на наш взгляд, требует исследования их взаимодействия с целью уголовного процесса. Однако, М. С. Строгович в источнике, на который мы ссылаемся, этого не делает. [221 - Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса… – С. 98–99.] Мы соглашаемся с тем, что пишут оба наши маститые коллеги, тем более охотно, что они оставляют нам собственную нишу для исследования: анализа места и роли УПФ в уголовно-процессуальном целеполагании. Мы даже, по крайней мере в настоящей монографии, не станем ввязываться в споры о том, что в уголовно-процессуальной деятельности первично, цель уголовного процесса или УПФ? Что в этой, безусловно взаимодействующей, паре детерминирующий фактор, а что детерминируемый объект? С введением законодателем вместо понятия задачи уголовного судопроизводства (ст. 2 УПК РСФСР 1960 г.) термина назначение уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ 2001 г.) ситуация с установлением механизма взаимодействия теперь уже внутри триады еще более усложнилась. Мы употребили по отношению к назначению уголовного судопроизводства слово «термин» по той простой причине, что его понятие еще не разработано, сегодня мы можем судить о нем только на уровне толкового словаря.
   Вернемся однако к анатомированию уголовно-процессуальных функций. Расхождения во взглядах на понятие УПФ начинаются с определения его (понятия) объема.
   Расхождения во взглядах продолжаются при попытках инвентаризировать уголовно-процессуальные функции: определить их количество и классифицировать их. Мы примыкаем к тем процессуалистам, которые не сводят перечень направлений уголовно– процессуальной деятельности к традиционной для англосаксонского процесса «основным функциям». Видимо, одним из первых российских процессуалистов, кто предложил прибавление к семейству основных уголовно-процессуальных функций был Р. Д. Рахунов. Он предложил ввести в систему функций расследование, поддержание гражданского иска и защиту от него. [222 - Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. – М., 1961. – С. 51.] Вскоре после этого П. С. Элькинд написала о вспомогательных функциях, которые осуществляются свидетелями, экспертами, переводчиками. [223 - Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права… – С. 64–65.]
   Подчеркнем при этом, что англосаксы ограничивают совокупность традиционной триадой. Мы полагаем, что заимствование этой триады некоторыми современными российскими процессуалистам потребностями практики не порождаются. Последовательная реализация этого реанимируемого теоретического построения способна лишь громоздить очередные препятствия на пути построения эффективного уголовного судопроизводства.
   Давно известна мудрость: нет ничего практичней хорошей теории. Движение по кругу вряд ли есть хорошая теория. Сведение системы уголовно-процессуальных функций к обвинению, защите и разрешению дела, может быть, и хорошо для англосаксонского уголовного судопроизводства. Автор не знает его изнутри, потому не считает возможным делать категорические утверждения.
   Однако в нашем отечестве уголовное судопроизводство – из континентального семейства. Устои континентального УСП проросли не только в отечественных правовых нормах. Они еще в традициях и обычаях российского общества, в правосознании его населения, в инерции, наконец. Псевдореволюционные (неподготовленные, в частности, историей и не отвечающие потребностям географии) новеллы в законодательстве приводят к рассогласованию с ними не только правосознания профессионалов, но и традиций и обычаев населения.
   В интересах предпринятого нами исследования мы делим (классифицируем) массив УПФ на три группы: основные, факультативные и подсобные. К авторам, придерживающимся такой позиции, прежде нас, относятся, в частности, (авторы расположены по времени высказывания такой позиции): С. В. Бородин, [224 - Уголовный процесс: Учебник для иностранных слушателей вузов МВД СССР Под ред. В. П. Божьева. – М.: Академия МВД СССР, 1989. – С. 10.] В. Т. Томин, В. И. Бадашханов, А. С. Александров, [225 - Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; Научн. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт-Издат, 2003. – С. 34.] и ряд других представителей Нижегородской школы процессуалистов).
   Основные УПФ. Под основными уголовно-процессуальными функциями, мы понимаем такие направления уголовно-процессуальной деятельности, которые образуют ее (УПД) стержень и отсутствие любой из них делает УСП недвижным, лишает его возможности продвигать уголовное дело к своей цели.
   Исходя из того, что российское право является полноправным членом континентального семейства права, мы включаем в число его основных четыре функции: предварительное расследование, обвинение, защита, разрешение дела. Еще раз подчеркнем, мы говорим об отечественном УСП.
   Другая сторона наделяет титулом основной УПФ только три из перечисленных. Она лишает титула УПФ такое направление уголовно-процессуальной деятельности как предварительное расследование. К сторонникам этой точки зрения относятся: М. С. Строгович [226 - Строгович М. С. Курс уголовного процесса… 1958. – С. 99.] и др.
   Такая позиция понятна, если речь идет о недрах англосаксонского семейства права, где источник информации становится доказательством, лишь побывав в суде и будучи судом в качестве такового принят. Сотрудник полиции в Англии и США, например, сует гильзу или, если обнаружит, пулю в жилетный карман своего костюма, немало не заботясь о соблюдении сложных процедур приобщения. Он не составляет протокола осмотра гильзы или пули (он их отправит в криминалистическую лабораторию) и постановления об их приобщении к делу, тем более ему не надо заботится о наличии при изъятии пули понятых или адвоката. Для него достаточно позаботиться о сохранности имеющихся на ней следов, и не оставить на ней своих собственных отпечатков пальцев. То есть его заботы носят не процессуальный (правовой), а технико-криминалистический характер.
   На полицейского никто не возлагает обязанности собирать такую информацию, которая при оценке ее в суде окажется оправдательной, а если и соберет, то ей не даст дальнейшего хода обвинитель, в США, в частности американамериканский прокурор, перед которым стоит функция-задача выиграть процесс. Ведь он (этот процесс) в отличии от того, что выстроен Уголовно-процессуальным кодексом РФ 2001 г., – последовательно состязательный. Кто же в состязании станет играть на руку сопернику, можно даже сказать, противнику? Для прокурора, воспитанного на состязательном процессе и для состязательного процесса всякие там разговоры об истине в уголовном процессе не понятны.
   Другое дело, если речь идет о предварительном расследовании в континентальном правовом семействе, к которому относилось и пока еще, слава богу и православной церкви [227 - В Англии и США – в большинстве протестанты.], относится Россия, наше отечество. У нас уголовный процесс – смешанный. В нем логично взаимодействуют или, по крайней мере взаимодействовали, полноценное предварительное расследование и состязательное судебное разбирательство. Как же в таком случае обойтись без УПФ предварительного расследования? По нашему мнению, в современных условиях отечественному уголовному судопроизводству никак без нее не обойтись.
   Между тем, разработчики УПК РФ 2001 г. заняли вполне определенную позицию в поддержку одной из сторон в определении состава основных уголовно-процессуальных функций. В классификации участников уголовного процесса, внесенной в закон, в частности, из отнесения следователя к стороне обвинения, становится очевидной позиция ликвидации четвертой, а по порядку развертывания уголовного судопроизводства первой из основных, УПФ – функции предварительного расследования.
   В англо-саксонском правовом семействе, в котором собственно уголовный процесс, не только завершается, но и начинается деятельностью суда, основных УПФ только три из перечисленных. Такое направление уголовно-процессуальной деятельности как предварительное расследование в этом семействе отсутствует. Конечно, деятельность по досудебному познанию обстоятельств дела ведется, и ведется весьма интенсивно. Однако ее результаты приобретают процессуальное (доказательственное) значение, лишь пройдя через суд.
   УПФ предварительного расследования – направление УПД по подготовке участниками процесса материалов для рассмотрения дела судом по существу. Представление предварительного расследования как деятельности по подготовке обвинения для отечественного УСП недостаточно, более того, односторонне. На следователе в российском уголовном процессе традиционно лежала обязанность собирания, наряду с обвинительными, и оправдательных доказательств. Конституционный суд подтвердил эту составляющую функции следователя, несмотря на помещение его Уголовно-процессуальным кодексом РФ 2001 г. в число участников процесса на стороне обвинения.
   В соответствии с действующим законодательством (ст. 53 и ч. 3 ст. 86 УПК) в состав такого направления уголовно-процессуальной деятельности как подготовка материалов для рассмотрения дела судом по существу входят также действия защитника по самостоятельному собиранию доказательств и участию в действиях по собиранию доказательств, осуществляемых органами предварительного расследования. Согласно ч. 2 ст. 86 УПК право собирать и представлять для приобщения к уголовному делу в качестве доказательств письменных документов и предметов предоставляется подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику и представителям трех названных последними участников.
   Наконец, по делам частного обвинения подготовка материалов для рассмотрения в мировом суде, в основном ведется потерпевшим, с момента подачи заявления становящегося частным обвинителем, или его представителем (ст. 318 УПК).
   В связи со сказанным могут возникнуть следующие соображения: наименование уголовно-процессуальной функции «предварительное расследование» уже современного реального содержания поименованного понятия. Это действительно так. Более полно отражало бы содержание анализируемой УПФ наименование «подготовка участниками уголовного процесса материалов для рассмотрения дела судом по существу». Однако в большинстве случаев невозможно втиснуть в наименование все содержание наименовываемого понятия. Да, и не требуется этого. У наименования и раскрытия содержания понятия – назначения в процессе познания разные. Наименование – это знак понятия. А знак, по возможности должен быть кратким.
   Кроме того, не вызываемое необходимостью изменение терминологии, как и переименование городов и улиц, имеет ряд отрицательных последствий. Среди них: ухудшение взаимопонимания между субъектами общения, споры о словах вместо обсуждения существа дела.
   Единственное, что, на наш взгляд, может быть в отношении анализируемой УПФ целесообразным это наименование ее уголовно-процессуальной функцией предварительного исследования обстоятельств, необходимых для рассмотрения дела по существу. Термин «предварительное» исследование, по крайней мере, известен и российскому законодателю (УУС 1864 г.) и российской науке уголовного процесса со второй половины XIX века термину «предварительное исследование». «Предварительное исследование состоит из ряда действий частных и должностных лиц, направленных к собиранию материала к судебному разбирательству». [228 - Фойницкий И. Я. Указ. соч. – С. 342.] В Курсе И. Я. Фойницкого глава I части III так и озаглавлена «Предварительное исследование» [229 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Том II. Изд. 3-е, пересмотренное и доп. – СПб.: Сенатская типография, 1910. – С. 342.].
   Характеризуя содержание этой функции сенатор пишет: «Процессуальные функции разного рода смешиваются в лице официальных исследователей, которым предписывается с одинаковым беспристрастием раскрывать как доказательства обвинения, так и доказательства защиты». [230 - Фойницкий И. Я. Указ. соч. – С. 343.]
   Обвинение. Обвинение как институт уголовного судопроизводства может быть охарактеризовано с разных сторон. Здесь оно нас интересует как уголовно-процессуальная функция. В этом аспекте обвинение есть требование полномочного должностного лица к суду признать в конкретном случае право государства на наказание определенного лица, виновного по мнению обвинителя, в совершении инкриминируемого ему преступления.
   Факультативные УПФ мы определим как такие направления уголовно-процессуальной деятельности, которые предназначены для достижения факультативных элементов цели уголовного процесса. Их, естественно, пять. Поскольку раньше мы назвали пять факультативных элементов ЦУП, то и факультативных УПФ должно быть, видимо, пять.
   Во-первых, действия УУП – должностных лиц и органов, ведущих процесс, направленные на возмещение вреда, причиненного преступлением. С действиями этих субъектов коррелируют старания гражданских истца и ответчика по защите своих законных интересов. Интересы гражданского истца и гражданского ответчика, тоже естественно, противоречивы. Так что, если действия должностных лиц и органов, ведущих процесс, есть выполнение УПФ, то исковая направленность действий лица, коему преступлением причинен ущерб, и защита от гражданского иска есть УПФ особого рода.
   Во-вторых, действия УУП – должностных лиц и органов, ведущих процесс, направленные на выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступления (ст. 73 ч. 2).
   В-третьих – внесение изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия (на судебном уровне) с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством. Проф. В. Т. Томин полагает, что эта последняя составляющая входит в ядро цели уголовного процесса и, следовательно, направленные на ее достижение действия детерминируются не факультативной УПФ. У нас другая позиция. Мы ее уже высказали раньше. О том, насколько правильно (Что означает «правильно?» Для достижения какой цели назначается наказание? – см. ниже) действует назначенное судом наказание на осужденного наиболее информированно могут судить работники учреждения, организующего отбывание наказания. Именно поэтому их одним крылом и занимает УПФ совершения действий, направленных на коррекцию наказания (иначе – на внесение изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством).
   О соотношении с факультативными УПФ направления УПД, связанного с возмещением вреда, причиненного физическим и юридическим лицам уже не преступлением, а осуществлявшимися государственными органами мерами по реализации уголовного преследования, см. выше.
   Таковы, по нашему мнению, факультативные УПФ. Что же касается третьей группы уголовно-процессуальных функций, то это – подсобные (они же вспомогательные).
   Подсобные УПФ, в свою очередь, разделяются на две подгруппы. К первой из них относятся те направления УПД, которые подсобляют в процессе доказывания основным и факультативным функциям (такие функции выполняют: свидетель, эксперт, специалист и др.), ко второй – направления деятельности, обеспечивающие исполнения основных и факультативных функций, кроме доказывания, направлениям (переводчик, секретарь судебного заседания).
   Завершая изложение, скажем: как явствует из анализа специальной литературы, термин уголовно-процессуальные функции, уголовно-процессуальная функция употребляется нередко в различных объемах, а подчас и в различных значениях. Для того, чтобы избежать могущей возникнуть вследствие этого при построении умозаключений логической ошибки, именуемой учетверением терминов [231 - Конечно, «лаборатория» исследования должна, как правило, оставаться на рабочем столе исследователя. Вводить ее описание в текст самого исследования неэкономно. Это сильно бы и не очень продуктивно увеличивало бы объем текста. Однако бывает ситуации, когда приведение лабораторного характера информации, видимо, целесообразно.В данном случае мы воспользовались терминологией из иной, не правовой науки. Полагаем, нужно пояснение-напоминание. «В силлогизме должно быть только три термина (S, P и M). Нарушение этого правила ведет к логической ошибке… «quaternio terminonum» («учетверение терминов»). Так, из того, что «Собака бегает по двору», а «Кошка сидит на заборе», никакого вывода не получится. Здесь налицо четыре разных термина – два субъекта и два предиката. Среднего термина, который бы связывал оба суждения, нет». – Иванов Е. А. Логика… С. 174.Подобная же логическая ошибка, подчас переходящая в сущностную, возникает и в тех случаях, когда в одном умозаключении термин уголовно-процессуальные функции (уголовно-процессуальная функция) употребляется в различающихся значениях.], мы будем стремиться к тому, чтобы из нашего текста было понятно, в каком именно смысле употребляется этот термин в каждом конкретном случае.
   Следует ли для этого вводить в словник науки уголовного процесса термины уголовно-процессуальные функции в широком и уголовно-процессуальные функции в узком смысле мы попытаемся определиться при описании и анализе функций-задач субъектов в уголовном судопроизводстве (см. главу 9).

ГЛАВА 4.
Цель уголовного процесса и цели наказания

§ 1. Понятие, содержание и детерминанты цели наказания

   Цель наказания, как мы ее понимаем в самом общем виде, это ожидаемые действователем результаты (следствия) реакции государства на преступления, в тех социальных системах, где государство уже или еще есть и значимо.
   Обществом и его стратами характер существующей или вновь конструируемой государственной реакции на преступление когда одобряется, а когда нет. Расхождения в оценках совсем не редки. Иногда общественным мнением, когда групповым, а когда и всеобщим, не одобряются результаты конкретных судебных процессов, иногда принятые государством цели наказания и характер (содержание) применяемых наказаний, очень нередко деятельность органов, исполняющих наказание.
   В большинстве стран, информацией о положении в которых мы располагаем, большинство населения, менее защищенное от преступных посягательств, чем его представители в законодательных органах, в исполнительной власти и даже в науке, чаще, чем они солидаризируется с таким видом уголовного наказания как смертная казнь.
   В многонациональной и разнообразно конфессионной России линия расхождений в оценке целей наказания населением, богословами, да и научными работниками, расположена и в зависимости от принадлежности к той или иной религии. Если для мусульманина кровная месть – дело, угодное аллаху [232 - О кровной мести как эффективном инструменте поддержания мира в общине, рассматриваемое как цель наказания см. § 2 настоящей главы.], то для православного христианина она и не кровная даже, а кровавая. [233 - Малиновский И. Кровавая месть и смертные казни. Вып. 1–2. – Томск: Типо-лит. Сиб. Т-ва печатного дела, 1908. – 462 с.]
   Думается, что в нормальном обществе правильное законодательство должно порождать поддержку общественным мнением, в том числе и групповым, реакции государства.
   Базой для реакции государства является установленный его законодательной ветвью власти материальный уголовный закон, который определяет, чего в соответствующем государстве делать нельзя и что за нарушение этого запрета нарушителю бывает. Хорошо сделанный материальный уголовный закон способен воздействовать на общественное мнение и в позитивном направлении: не только запретами побуждать к отказу от нежелательных действий, но и дозволениями инициировать желательные. Примером именно такого воздействия на поведенческие реакции членов современного российского общества, по нашему разумению, являются такие институты, представляющие собой в уголовно-правовом аспекте обстоятельства, исключающие преступность деяния (глава 8 УК РФ 2001 г.), как необходимая оборона (ст. 37), причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст. 38), обоснованный риск (ст. 41) и, наверное, исполнение приказа или распоряжения (ст. 42).
   Действия, формирующие реакции общественного мнения исполнением принятых материально-правовых законов, осуществляются, естественно, не государством в целом, а его специализированными учреждениями, принадлежащими большой частью к исполнительной ветви власти, и судами.
   Процедура действий названных учреждений в большей части регламентируются уголовным процессуальным правом.
   Содержание реакции государства (характер наложенного наказания) и общества (общественные мнение и настроение) должно быть таково, чтобы его восприятие наказанным во взаимодействии его с нравственными и психическими личностными свойствами преступника служило препятствием совершения им нового преступления. Восприятие наложенного наказания другими индивидами в соединении с их нравственными и психическими свойствами должно отторгать у них намерение совершить преступление, как подобное тому, которое вызвало назначение наказания, так и намерение совершить преступления иного рода (общая превенция).
   Любопытно, что Фридрих Ницше с нравственных позиций отрицательно оценивал общую превенцию, хотя, не будучи юристом, он и не употреблял этого термина. Полагавший, что «всякая смертная казнь оскорбляет нас больше, чем убийство», он одной из причин этого явления считал то, что «здесь человек употребляется как средство, чтобы устрашить других» [234 - Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое: Книга для свободных умов / Пер. с нем. С. Л. Франка // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 2001. – С. 66.]. В качестве других факторов отрицательной оценки смертной казни как средства устрашения Ф. Ницше называл: холодность судьи, мучительные приготовления. [235 - Там же.] Надо полагать к исполняемой агентами государства процедуре умерщвления.
   Мы, естественно, не разделяем полностью негативной оценки философом общей превенции. Думается, однако, что юристам не мешало бы иметь в виду наличие такой позиции при определении пределов допустимости устрашения как стороны уголовного наказания.
   В тех случаях, когда расчеты на нравственные и психические свойства преступника выглядят ненадежными, суд должен иметь возможность назначить наказание, лишающее подсудимого физической возможности совершить новое преступление.
   Суждения об общей превенции достаточно широко распространены в уголовно-правовой литературе. Однако мы хотим несколько расширить их. Мысль о логичности и целесообразности такого расширения рождается из сопоставления уголовно-правовой материи с уголовно-процессуальной, причем мы считаем не лишним еще раз напомнить о том, что в отношении уголовно-процессуальной материи речь идет не только об уголовно-процессуальном праве, но и об уголовно-процессуальной деятельности. Позволим себе сказать даже так: уголовно-процессуальное право – это полуфабрикат. Конечный же продукт – это то, что появляется в жизни в ходе применения соответствующих правовых норм, результаты уголовно-процессуальной деятельности, в отношении которых право – лишь одна из детерминант. Исследователю надобно опасаться впасть в фетишизацию норм. Вот для правоприменителя – право должно быть фетишем.
   В сегодняшней же отечественной ситуации получается наоборот: исследователи из числа маститых остерегаются, и очень остерегаются трогать критикой правовую норму, правоприменители же не очень ей следуют. Вернемся, впрочем, к основной линии нашего исследования к цели наказания и его месте и значении для целеуказания в уголовном судопроизводстве.
   Восприятие идеального для данного общества и на данном этапе его развития уголовного наказания другими индивидами в сочетании с их нравственными и психическими качествами должно рождать в душах этих индивидов побуждения способствовать государственным органам в назначении такого наказания.
   Свои рассуждения относительно соотношения понятий и взаимодействия явлений «цель уголовного процесса» и «цели уголовного наказания» мы начнем с утверждения, к которому нас привели десятки лет практической работы в различных правоохранительных ипостасях: дифференциация наук и учебных дисциплин, в частности, жесткое отграничение материального уголовного права от процессуального, хороши лишь для преподавателя. Перед практическим работником редко встают проблемы, разрешимые инструментарием только одной учебной дисциплины, одной отрасли права. Именно поэтому на практике приходится несколько (а иногда и значительно) переучиваться и в этом отношении, отвыкать от высоких заборов, возводимых между отраслями права. Эти заборы подчас столь высоки, что не дают возможности даже иногда поболтать с соседом, разрабатыващим соседний участок. Отрицательные последствия такого положения особенно сказываются на создании островного положения такой науки и даже учебной дисциплины, как оперативно-розыскная деятельность. Заметим, к несчастью огород, то бишь ограда, городятся с обеих сторон. Представители ОРД также опасаются слишком тесных контактов с представителями науки уголовно-процессуального права, как и далекие от повседневной следственно-судебной практики процессуалисты.
   Подтверждения, подобные своим мыслям, мы находим и у других практических работников, вне завистимости от того следователи они, прокуроры или судьи. Григорий Зубец, председатель Киевского городского суда, высказываясь по поводу одного из проектов украинского уголовного кодекса (руководитель авторского коллектива – В. Н. Смитиенко), писал, защищая законопроект: «Начну с того, что проект включает и реализует требования принципа неразрывности материального и уголовно-процессуального права» [236 - Зубец Г. В старые мехи молодое вино не льют // Киев: Новости, 01.09.94. – С. 7.]. Цитируемый автор видел в требовании неразрывности материального и уголовно-процессуального права достоинство проекта, а именно этот проект был отвергнут Верховной Радой Украины.
   Отечественный законодатель, как уже отмечалось, термином цель уголовного процесса и термином цель уголовного судопроизводства не пользуется. В материальном же современном отечественном уголовном законодательстве термин цели наказания и даже беглое раскрытие его содержания имеется (ст. 43 ч. 2 действующего УК РФ). Более того, глава 9 раздела III УК РФ 1996 г. содержит уже в своем наименовании слова «понятие и цели наказания».
   Может быть тому причиной книга Ч. Беккариа, много повлиявшая не только на богатейшую публицистику уголовного права, но и на европейское материальное уголовное законодательство. Параграф ХII его книги так и именуется «Цель наказаний». Подчеркнем термин «цель» этот автор употребляет в заголовке параграфа в единственном числе. В интересах научной строгости и преодоления негативных последствий эффекта растопыренных пальцев мы, как и в отношении цели уголовного процесса, полагаем, что цель наказания на одном уровне должна быть одна. Множество целеуказаний на одном уровне способно привести к последствиям феномена Буриданова осла.
//-- Цель (цели) уголовного наказания: позиции предшественников --//
   В доктрине уголовного права (а отчасти и в ее проявлениях в уголовном законодательстве) в разные периоды обосновывалась необходимость применения уголовных наказаний для достижения различных целей. Возникали теории целей уголовного наказания и группы таких теорий. [237 - См.: Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Т. 2. – Тула: Автограф, 2001. – С. 60–97. См. также: Устинов В. С. Цели наказания и их соотношение с целями уголовного законодательства // Защита личности в уголовном праве: Межвуз. сб. науч. трудов. – Екатеринбург: СЮИ, 1992. – С. 49–58.]
   Насколько мы можем судить, исторически первыми сформировались теории возмездия, иначе именуемые этическими, иначе – эмоциональными. Эти теории исходят из направленности наказания в прошлое. Цели наказания – в расплате за совершенное преступление – возмездие, кара (для нас кара – содержание наказания), воздаяние злом за зло (это со стороны субъекта, который ощущает преступление как посягательство – пострадавший от преступления, его племя (шире – его община), потом – общество, государство), искупление вины (это оценка через личность преступника, через восприятие наказания через того, кому оно назначено), восстановление справедливости, восстановление нарушенного права, нарушенных общественных отношений (это взгляд на наказание со стороны). Подчеркнем: взгляд со стороны.
   В числе теорий возмездия: и теории: талиона физического (жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб [238 - Совсем не только сатирическая его модификация в фольклоре, но и достаточно распространенная в обыденном правосознании реакция на преступления особого рода: «за око – два ока, а за зуб целую челюсть». Уж в чем-чем, а в эмоциональности этой модификации никак не откажешь.] и т.д.); божественного возмездия (кара преступника необходима для умилостивления божества и смягчения его гнева); нравственного возмездия – по И. Канту, нравственный (категорический) императив требует отплаты равным за равное – злом за зло: страдания потерпевшего от преступления должны быть уравнены, искуплены страданием от наказания виновного в совершении преступления. Сопоставив категорический императив с талионом, приходишь к выводу, что диалектическое суждение о том, что при серьезном анализе в нередких ситуациях целеполагания в уголовном праве противоположности действительно сходятся, история это подтверждает.
   Большой интерес, во всяком случае, для нас представляет теория диалектического возмездия Г. В. Ф. Гегеля (преступление как отрицание правомерного поведения должно быть снято наказанием как отрицанием этого преступления; снятие (отрицание) преступления есть возмездие, а возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения).
   В ответ теориям возмездия возникли теории полезности, иначе называемые утилитарными, прагматическими. Эти теории, убеждение их приверженцев, исходят из направленности наказания в будущее. Цели относительной полезности – предупреждение преступлений и исправление правонарушителей, их социальная реабилитация. В основе большинства этих теорий лежит, видимо, позиция Ч. Беккариа, книга которого по выходе пользовалась большой популярностью не только среди ученых правоведов и философов, но и среди власть предержащих.
   Он писал: «Цель наказания… заключается ни в чем ином, как в предупреждении новых деяний преступника, наносящих вред его согражданам, и в удержании других от подобных действий. Поэтому следует применять такие наказания и такие способы их использования, которые, будучи адекватны совершенному преступлению, производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей и не причиняли бы преступнику значительных физических страданий». [239 - Беккариа Ч. Указ. соч. – С. 108.]
   В частности, к этому блоку теорий относятся: теории устрашения (применительно к лицам, готовящимся совершить преступления), в качестве энергичного критика которой, о чем мы уже упоминали, выступал Ф. Ницше; предупреждения общего или частного (в развитие теории устрашения) [240 - Очень показательны обращенные к осужденному за конокрадство следующие слова (приписываются одному из английских судей): тебя повесят не потому, что ты украл лошадь, а для того, чтобы лошадей не крали другие. См. чуть выше противоположную в отношении общей превенции /позицию Ф. Ницше, высказанную им в «Книге для свободных умов».]; исправления (применительно к преступнику с тем, чтобы он перестал быть опасным для общества, чтобы изменил свое понимание о добре как личной выгоде за счет несчастья других людей); общественной охраны (в физическом удержании, лишении преступника физической возможности вредить, его исправлении, устрашении, в воздействии наказанием на других лиц, в удовлетворении потерпевшего и т.д.). В отечественном уголовном праве утилитарные взгляды на цели наказания высказывали М. Д. Шаргородский, М. И. Ковалев, Н. А. Стручков, Е. А. Фролов, А. Е. Ефимов, и некоторые другие авторы.
   Наконец, более современные – смешанные теории, иначе именуемые этико-утилитарными, эмоционально-прагматическими. Эти теории интегрируют (правда, иногда эклектично) предыдущие концепции. Среди них можно выделить теории, выражающие цели наказания: а) в уничтожении чувственных потребностей, влекущих к правонарушениям, в устрашении всех, могущих сделаться правонарушителями, в их остережении и предостережении (А. Фейербах и А. Бауэр [241 - Автор первого самостоятельного учебника немецкого уголовного права. Вначале шел с А. Фейербахом, затем выступил с самостоятельным учением о наказании, которое именовал «теорией предупреждения». (Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии. Т. 1 – М.: Сов. энциклопедия, 1991. – С. 756).]); б) в отмщении, в достижении общественного блага, в справедливости (Ю. – Ф. – Г. Абегг); в) в восстановлении права, искуплении вины (Х. – Р. Кестлин); г) в удовлетворяющем, исправляющем и устрашающем возмездии (А. Ф. Бернер [242 - Популярен в Российской империи, переводы, по крайней мере, двух фундаментальных трудов, переводчик одного из них, выдержавшего в Германии 18 изд., – Н. Неклюдов. Брокгауз и Ефрон: Биографии / Репринт. Т. 2. – С. 158–159.]) и т.д. Этико-утилитарные взгляды на цели наказания выражали и отечественные ученые: Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий, Н. Д. Сергеевский, А. А. Пионтковский, Н. А. Беляев и многие другие.
   В мусульманском праве в ряде случаев предусмотрено практически забытое российским законодательством и неведомое сегодня западно-европейской континентальной, англо-саксонской (островной и американской) системам уголовного законодательства назначение наказания в зависимости от позиции потерпевшего, а если он мертв, – его правонаследников, или может быть, правильнее в данном случае будет отказаться от юридического термина и сказать: зависит от семейства и рода пострадавшего.
   Это относится, в частности, к преступлениям категории кисас в религиозной системе мусульманского права, пожалуй, самой религиозной из всех существующих на планете Земля правовых систем. Есть большой соблазн отнести кисас к развитию идеи талиона, что и делают некоторые российские авторы, к примеру, авторы энциклопедического словаря «Ислам». Они пишут: кисас восходит к древним нормам талиона, несколько измененным и смягченным исламом. [243 - Ислам: Энциклопедический словарь. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – С. 138.] К ним относятся преступления (прежде всего, причинение смерти или ранения, других телесных повреждений), за которые шариатом предусмотрены соразмерные причиненному преступлением вреду, выражаясь современным языком, абсолютно-определенные наказания (возмездие, воздаяние равным, кровная месть).
   Мы не утверждаем, но опасаемся, что выведение мусульманского кисас из римского талиона порождено привычкой ряда отечественных авторов «танцевать от печки» – от Западной Европы и от ее «крайней западной оконечности» (США). Между тем, читаем у известного чешского романиста (на всякий случай оговоримся: не автора романов, а специалиста по древнему Риму) Милана Бартошека: Talio – возмездие, частное мщение [признанное правом и регламентированное в Законах ХII таблиц]: причинение обидчику того же зла, какое он причинил потерпевшему. Talio представляет собой раннюю промежуточную ступень между правом убить преступника и принять от него денежный штраф. Однако идея возмездия продолжает существовать в уголовном праве вплоть до послеклассической эпохи. [244 - См.: Бартошек Милан. Римское право: (Понятия, термины, определения). – М.: Юрид. лит., 1989. – 448 с.]
   Эта идея получила выражение в охарактеризованных выше этических (эмоциональных) теориях целей наказания, что, тем не менее, не доказывает происхождения кисас от талиона. Из сказанного очевидно лишь то, что в основе того и другого лежат одни и те же корни. Однако из одних корней могут вырасти различные побеги. Ведь выросли из одного Ветхого завета и христианство и иудаизм, а из Библии в целом (и из Ветхого и Нового заветов в совокупности) и православие, и несторианство, столь популярное у татаро-монголов, а ныне практически исчезнувшее, и католицизм, и многообразный протестантизм, родившийся в пику католицизму, и даже мормонство. Т.о., по нашему мнению талион и кисас – это происшедшие из одного объективно сущего корня, однако разные явления.
   Вернемся, впрочем, к возмещению вреда потерпевшему, заглаживанию причиненного ему вреда как необходимому условию восстановления социальной справедливости.
   В исламском производстве по делам категории кисас согласно преданию, в случае убийства Пророк предлагал пострадавшей стороне (sic!) выбрать одно из трех – смертную казнь, прощение преступника или принятие от него выкупа за кровь. [245 - См.: Сюкияйнен Л. Р. Мусульманское право. Вопросы теории и практики. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1986. – С. 193.] Наказание за убийство – смертная казнь. Однако родственникам убитого давалось право принять от убийцы или его родственников плату за кровь (дийа) – очень высокий денежный штраф, поступающий в распоряжение наследников убитого. Наверное, правильнее именовать эту денежную сумму не штрафом, а компенсацией. Ведь таково назначение дийа. [246 - Непредумышленное лишение жизни человека наказывается уплатой дийа (см.: Ислам: Энциклопедический словарь. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – С. 138).]Родственники могли и простить в суде причинившего смерть. В зависимости от позиции родственников потерпевшего суд провозглашал приговор.
   Схожая с дийа компенсация имела место в Древнерусском государстве. Краткая редакция Русской Правды предусматривала наряду с вирой (штрафом в пользу князя в связи с совершенным преступлением) месть обидчику (виновному) стороной обиженного (потерпевшим, его родственниками), а также платеж потерпевшему, его родственникам (первоначально: так называемое «головничьство» [247 - Возможно, это плата за голову убитого.]) в случае их отказа от мести или невозможности осуществить месть.
   По делам категории кисас за увечье полагается нанесение виновному равного причиненному им увечья. Если это, конечно, реально. Например, можно отсечь виновному ухо или палец, однако вряд ли возможно разбить ему голову так, чтобы вызвать у него сотрясение мозга, равное тому, которое он причинил пострадавшему. То же надо сказать и в отношении колотой или резаной раны, за нее полагалась все та же дийа, по нашему мнению, не штраф, а – компенсация.
   Кисас остается действующим правовым институтом во многих мусульманских странах. Однако суд обращается к нему только в чрезвычайных случаях, стремясь в остальных ситуациях ограничиться дийа. [248 - См.: Ислам: Энциклопедический словарь. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – С. 138.]
   Мы выделили слова «во многих мусульманских странах» по той же причине, по которой во всех своих рассуждениях относительно преступлений категории кисас ни разу не сослались на законодательство какой-либо конкретной страны. Мы вполне солидарны с Рене Давидом в том, что мусульманское право не является правом какого-либо мусульманского государства, как бы ни были преданы исламу его руководители и население. Оно, как и каноническое право христиан или еврейское право иудаистов, рассматривается в качестве права общины верующих, исповедующих ислам. Это не столько право (хотя оно и стремится заменить собой право в современном его понимании), сколько совокупность норм, объект которых – основанные на мусульманской религии многогранные, включающие в себя, в частности, и мораль и право, отношения между мусульманами, в меньшей степени, направленность отношений мусульман к людям иной веры. [249 - См.: Давид Р. Основные правовые системы современности (Сравнительное право). – М.: Прогресс, 1667. – 496 с.]
   Впрочем, сравнение мусульманского права с еврейским, как и всякое сравнение, наверное, хромает. И. Ю. Козлихин полагает, что принципиальное различие между мусульманским и еврейским правом состоит в том, что ислам интернационален, а «еврейское право – это право национальное, право еврейского народа» [250 - Козлихин И. Введение // Элон М. Еврейское право / Пер. с иврита. – СПб.: Изд. «Юрид. центр Пресс», 2003. – С. 19.]. Нам представляется, что к такой формулировке различия необходимо добавить следующую информацию, учитывающую условия развития исследуемых объектов. Исламское право действовало и развивалось и продолжает действовать в государствах, большей частью, внутри их совокупности, объединяющей государства, возникшие на базе Хадифата. Некоторые из них, Иран, например, и числят себя исламскими.
   Еврейское же право, посредством еврейских судебных автономий, – действовало и развивалось в течение тысячелетий вплоть до образования абсолютных монархий и централизованных государств в державах отнюдь не еврейских, имевших в качестве господствующих религий отнюдь не иудаизм. [251 - Элон М. Указ. соч. – С. 83–87.]
   Сказанное свидетельствует о необычайной живучести еврейского права, существовавшего во враждебной или, по крайней мере, равнодушной среде многие века. Тем более неожиданным, на первый взгляд, является следующее обстоятельство: в нынешнем государстве Израиль правовая система – отнюдь не еврейское право. [252 - Элон М. Указ. соч. – С. 25– 34.] Однако, это обстоятельство является неожиданным, действительно, только на первый взгляд. В истории возникновения и развития современного Израиля – тому объяснение. На территории Палестины кто только не властвовал: турки, англичане, французы. В современном праве этого государства смешались многие начала. Наверное, не случайно А. Х. Саидов относит нынешнюю правовую систему государства Израиль к смешанным правовым системам. [253 - Саидов А. Х. Сравнительное правоведение: Учебное пособие / Отв. ред. В. И. Туманов. – Ташкент: «Адолат», 1999. – С. 405–409.]
   Не знаем, можно ли констатировать сходство между этими религиями по признаку их изоморфной агрессивности. Дело в том, что в исламе агрессивны большей частью представители церкви, в иудаизме – государственной власти. Вначале мы написали, что в иудаизме агрессивны политики. Это верно, но тогда исчезает различение: агрессивные представители церкви в исламе – это тоже политики.
//-- Кара как содержание наказания --//
   Примыкая к А. А. Герцензону, А. А. Пионтковскому, М. Д. Шаргородскому, мы полагаем, что кара не является целью наказания ни в современной отечественной уголовной политике, ни при теоретическом осмыслении, связанных с нею проблем. Мы рассматривали и рассматриваем кару как содержание наказания и, следовательно, как средство достижения его цели.
   Между тем вопрос о каре в ипостаси цели уголовного наказания не перестает тревожить теорию современного уголовного права, и отечественное законодательство. Некоторые весьма уважаемые авторы предлагали рассматривать кару в качестве одной из целей наказания. [254 - См.: Беляев Н. А. Избранные труды. – СПб: Юридический центр Пресс, 2003. – С. 304, 318; Карпец И. И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. – М.: Юрид. лит., 1973. – С. 138–147, а также: Индивидуализация наказания в советском уголовном праве. – М.: Юрид. лит, 1961. – С. 38 и след.] Один из современных сторонников этой позиции В. И. Горобцов выстраивает следующее умозаключение: «Наказание заключается в лишении или ограничении прав и свобод осужденного. Тем самым, как представляется, законодатель, стремясь уйти от использования термина «кара», фактически определил карательное содержание наказания через объем конкретных правоограничений, присущих тому или иному виду наказаний». [255 - Горобцов В. И. Проблемы теории уголовно-правового принуждения: Избранные публикации. – Красноярск: Сибирский юрид. институт МВД России, 2003. – С. 48–49.]
   Более того, кара как цель наказания в настоящее время получила закрепление в законодательствах отдельных государств на постсоветском пространстве (см. ч. 2 ст. 50 действующего УК Украины).
   Заметим, при обсуждении украинскими юристами проектов наряду с законопроектом, превратившимся в закон, участвовал и документ, подготовленный коллективом, в котором видную роль играли бывшие граждане РСФСР, в частности, его руководитель проф. В. Н. Смитиенко, проф. В. П. Бахин и др. [256 - Кримiнальний кодекс Украiни: Проект / Пiдготовленнuй колективом авторiв за завданниям Комiсii Верховноi Ради Украiнu двенадцатого скликания з питань правопорядку та боротьбы iз злочиннiстю / В надз.: Серия «Закони Украiни». – Киiв: Укранська Правнича фундацiя; Видавництво «Право», 1994. – С. 19.] Этот документ был внесен на обсуждение Комиссией Верховной Рады Украины по вопросам правопорядка и борьбы с преступностью, поручением которой, собственно, и было инициировано появление названного проекта. Ст. 51 ч. 2 этого проекта гласила: «Покарання, крiм видплати за вчинене, мае на метi: а) захист особи, суспильства i держави; б) виправлення i ресоцiалiзация засудженного; 3) попередження караних дiянь». (Наказание, кроме возмездия за содеянное, имеет своей целью: а) защиту личности, общества и государства; б) исправление и ресоциализацию осужденного; в) предупреждение преступлений»). Как мы видим, законопроект, не ставший законом, так же, как и действующий УК, ставит на первое место возмездие за содеянное.
   Следует заметить, что кара (иными словами, претерпевание виновным лицом лишений морального, физического, материального /имущественного/ характера) имеет место в случае применения не только наказания, но и любой другой меры уголовно-правового воздействия, будь то даже условное осуждение или применение принудительных мер воспитательного воздействия. Различие между ними лишь в силе и характере карательного воздействия.
   Таким образом, кара предстает перед нами ни чем иным как содержанием принудительных мер воздействия, в том числе уголовного наказания.
   Нам понятны мотивы украинского законодателя. Мы ни в коем случае не станем спорить с тем, что российский законодатель, фактически определил карательное содержание наказания через объем конкретных правоограничений, являющихся ядром уголовного наказания (см. выше – В. И. Горобцов). Однако содержание наказания – это не его цель. Содержание наказания, как, впрочем, и его форма, это средство достижения цели.

§ 2. Сохранение мира в общине: цель наказания в совокупности кавказских адатов и маслагатов

   Мы не выполнили бы своей задачи исследовать прошлое для того, чтобы делать выводы о настоящем и будущем современного отечественного уголовного процесса, если бы в отношении ислама остановились на сказанном. Дело в том, что в истоках ислама, в обычаях исповедующих его народов лежит совершенно своеобразное и, порой, поражающее своей ясностью, прямо чеканной рельефностью, здравым смыслом и целесообразностью понимание цели наказания. В исследованных нами правовых обычаях, отраженных в совокупности кавказских обычаях, кавказского обычного права, в совокупности адатов и маслагатов горцев Кавказа ХIХ века прослеживается последовательная и органичная связь между целью наказания и направленностью (целью и задачами) судопроизводства. По нашему мнению, здесь прослеживается такая, далеко не во всех структурах целеполагания столь последовательно проведенная и в нормах общей части уголовного права и процедурах примирительного, по существу, судопроизводства, что появляется возможность констатировать наличие обособленной соединенной структуры целей наказания и судопроизводства.
   Анализ этой системы целей, позволяющий в ряде аналитических ситуаций рассматривать их как единую, соединенную, цель, позволяет по иному взглянуть на роль кровной мести в социальных механизмах. В частности, избавиться хотя бы частично от индивидуалистических («механистских») искажений евразийского, в тех частях, в которых он относится к России, правового порядка.
   Северный Кавказ сегодня для России – скопище проблем. Ситуации здесь сплошь проблемные. Более того, опасные и для всей федерации и для ряда ее субъектов по многим параметрам. Автор десятилетия служит на Северном Кавказе, и его представления о многих проявлениях этих проблемных ситуаций основаны на личных наблюдениях. Если обратиться к языку полевой социологии, то эти наблюдения вполне могут быть охарактеризованы как включенное наблюдения – метод конкретных социологических исследований.
   Мы не беремся здесь высказываться обо всех факторах, породивших современные проблемы Кавказа. Скажем лишь о том, что охватывается замыслом нашего исследования и что мы специально анализировали. По нашему мнению, одной из причин, порождающих сложности на Кавказе является то обстоятельство, что современное, называемое российским, уголовно-процессуальное и уголовное законодательство нередко игнорирует обычаи российских народов и условия их проживания за пределами московского Садового кольца. [257 - О существовании той же проблемы для других специфических регионов см.: Томин В. Т. К проблеме регионального уголовно-процессуального законодательства применительно к условиям Сибирского региона // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе: Материалы научно-практической конференции (4-5 февраля 1999 г.). Часть 1 – Красноярск: КВШ МВД России, 1999. – С. 9– 14.] А народности Дагестана (в порядке убывания численности: аварцы, лезгины, даргинцы, кумыки, лакцы, табасараны, ногайцы, ругульцы, цахары, агулы [258 - Половина из них неизвестна словникам компьютеров, которыми мы пользуемся.]), чеченцы, осетины, кабардинцы, ингуши, карачаевцы, адыгейцы, балкарцы, черкесы и другие [259 - СССР: Энциклопедический справочник / Гл. ред. М.: Сов. Энциклопедия, 1979. – С. 18.] и есть российские народы. Подчас складываются впечатления, что некоторые нынешние реформаторы уголовного процесса знают проблемы борьбы с преступностью в этом регионе значительно хуже пленившего имама Шамиля [260 - Шамиль – с 1834 по 1859 – вождь кавказских горцев в Кавказской войне (1817–1864) против России, 3-й имам Дагестана и Чечни. Создал военно-теократическое государство – имамат. В 1959, брошенный доверенными мюридами (почти что 50-летняя война все-таки надоела), взят в плен (сдался) войсками под командованием Барятинского при штурме аула Гуниб.] князя А. И. Барятинского [261 - Князь А. И. Барятинский – на многих должностях на Кавказской войне. Последняя из них главнокомандующий Кавказской армией и Кавказский наместник. В делах успешен. Источники (Брокгауз и Ефрон. Биографии) отмечают единство действий, направленных к одной общей цели, неуклонная последовательность в ведении их, удачный выбор сподвижников.].
   Обычное право кавказских народов, как и всякое другое реальное жизненное явление, право в частности, естественно меняется с течением времени. Мы здесь попытаемся разобраться с влиянием целеполагания на уголовный процесс исламских составляющих обычного права Кавказа в период перехода его в Российские границы, т.е. со второй половины 19-го века. В отличие от статутов, в частности российских УПК, в том числе и современных, обычное право не суетливо, меняется куда медленнее. Поэтому с целью лучше понять, что есть, нам придется обращаться и к более далекому прошлому, к тому, что было на Кавказе в 19 веке и иногда к тому, что было много раньше.
   Видный судебный деятель современного Дагестана Х. У. Рустамов пишет об обычном мусульманском праве того времени: «…Наказание, будучи реакцией на преступление со стороны общества, имеет здесь целью не воздаяние преступнику за его деяния, не исправление или устрашение преступника, не подавление порочных инстинктов населения, ни даже освобождение общества от опасных элементов, а только восстановление внутри общества мира, нарушенного преступлением [262 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс. Формы: Учебн. Пособие для вузов. – М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. – С. 111.]. (Выделено нами. – А. П.)
   Обычное исламское право и адаты народов и народностей Северного Кавказа, как один из способов его выражения, на Кавказе весьма последовательно проводили эту цель в жизнь. Обычай – через его влияние на население – вынуждал убийцу и его родных делать все, чтобы способствовать восстановлению мира. «Он, его семья, а первые сорок дней [263 - В течение сорока дней ангел смерти Израил должен был выполнить предначертанное и разлучить тело и душу обреченного. Возможно, этот срок обозначал временной предел посреднического (судебного) разбирательства.] и все его ближайшие родственники не могут не только жить, но и показываться в своем селении: это могло бы затруднить отношения между двумя общинами, имеющими кровные счеты». [264 - Там же.] Подчеркнем, субъекты кровных счетов, иными словами, субъекты нравственно-правовых отношений в институте кровной мести – общины, личности же – в соответствии с их положением в роду, вступают в эти отношения ситуативно – в зависимости от отношений родства и свойства с пострадавшим и нарушителем мира.
   «Напрасно убийца стал бы искать выхода… бегством к чужеземцам или иноплеменникам. Не только побег, но и сама смерть его не прекращает межродовой вражды». [265 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс… – С. 111.] Имеется в виду, естественно, смерть не от руки мстящего, – смерть естественная, от руки иностранца или даже от несчастного случая. Не имеется в виду смерть от своей руки, т.е. суицид, самоубийство. Дело в том, что Коран, пророк и их толкователи весьма отрицательно относится к добровольному уходу из жизни. «Самоубийство – это то же, что и совершение убийства в отношении других. Лишение себя жизни независимо от примененного для этого способа является убийством, которое запретил аллах». [266 - Кардави Ю. Дозволенное и запретное в исламе / Пер. М. Саляхетдинов. – М.: Андалус, 2004. – С. 305. Заметим: у Ф. Ницше, для которого «Бог умер», позиция в отношении самоубийства прямо противоположна: «Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть; это есть только жестокость». (Ницше Ф. По ту сторону добра и зла… – С. 71). Впрочем, кроме принадлежности к Западной Европе и личного безбожия, на взгляды Ницше могла оказать серьезное влияние его смертельная и страшная (угрожающая безумием) болезнь, от которой его и не стало в 1900 г. Последние одиннадцать лет, когда к нему пришла мировая слава, он уже был безумен. Отстаиваемым в своей книге правом на самоубийство он, однако, не воспользовался. Ни тогда, когда его рассудок был ясен, ни тогда, когда он утратил его.]
   В случае бегства или гибели нарушителя мира в общине на его место в положение убийцы, то есть объекта кровной мести, народным мироощущением обеих общин ставится тотчас самый близкий его родственник. Только окончательное примирение родов (семейств) могло возвратить убийце спокойствие и безопасность.
   Обратим внимание еще на один весьма специфический момент: наказание по адатам в анализируемый период рассматривалось как реакция на преступления не государства, а общества. В процедуре назначения наказания отношения между государством и обществом носили весьма своеобразный характер. Подобно тому, как общество вмешивалось в отношения между своими сочленами, причинившими вред друг другу, только в случае, если без этого нельзя было сохранить мир и стабильность, то же – до поры до времени – делало и государство.
   Несмотря на то, что «в кавказских ханствах и в государствах Грузии существовали постоянные суды правительственного характера, а прочие племена, за небольшими исключениями не имели иного суда, кроме посредников» [267 - Там же. – С. 113] процедуры производства по делам о преступлениях, делает вывод Х. У. Рустамов, повсеместно на Кавказе имели один и тот же характер. [268 - Там же.] Приходится, видимо, констатировать, что одинаковые условия проживания оказывали на обычаи не меньшее влияние, чем религиозные детерминанты.
   Право возбуждения уголовного преследования принадлежало исключительно потерпевшему и в некоторых случаях его ближайшим родственникам. В российском уголовном судопроизводстве подобное правило после очень длительного перерыва появилось в УПК РФ 2001 г. в связи с производством у мировых судей. В соответствии с ч. 1 ст. 318 УПК РФ уголовные дела по преступлениям, преследуемым в порядке частного обвинения, возбуждаются путем подачи заявления потерпевшим или его законным представителем.
   Правда, ч. 3 той же статьи предусматривает в случаях, когда потерпевший в силу беспомощного состояния или по другим причинам не может защищать свои права и законные интересы обязанность и право прокурора возбудить уголовное дело в отношении преступления, которое обычно преследуется в порядке частного обвинения. Адаты такого исключения не знали и не только потому, что в те поры на Кавказе не было прокуроров. Главная причина отсутствия такого исключения в народных обычаях – последовательное следование цели, пронизавшей народное правосознание. Предоставление возможности усугублять конфликтные отношения между двумя родами третьим лицам не способствует, конечно, сохранению мира в общине.
   Заметим, что в феодальной Европе до той поры, пока обвинительный уголовный процесс в ней не уступил места розыскному, существовала подобная же, впрочем, отличающаяся в деталях норма. «Обвинителем, как правило, мог быть или сам потерпевший или ближайшие его родственники; за обиды, нанесенные жене, мог выступить обвинителем муж. В одних кутюмах [269 - Кутюм – сборник норм обычного права.] допускались более отдаленные родственники. В других точно перечислялись отношения, приравниваемые – в смысле права выступать в суде – к родственным. Но общее правило одно: обвинителем не мог выступать чужой». [270 - Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права / Печатается по изд.: Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. – М., 1957. – СПб.: Раве-на, Альфа, 1995. С. 188.]
   Последовательное следование поставленной цели приводило подчас к неожиданным для нашей системы координат (для нашего мировоззрения и правосознания) последствиям. Адаты не только не предписывали правоверным доносить властям или старейшинам о ставших им известными преступлениях, не только не устанавливали религиозной или светской ответственности за недонесение о преступлении, но и объявляли такой поступок греховным. Казалось бы, участие доносителя, возможно являющегося очевидцем, это дополнительный козырь для правосудия. Однако целью деятельности, которую предписывали адаты, закрепляющие обычное право, является, по нашему мнению, не отправление правосудие, а сохранение мира в общине. Отсюда – запрет возбуждать производство по заявлению третьих лиц. Скажем больше, запрет возбуждать дело по заявлениям третьих лиц в ряде ситуаций противоречил и интересам рода пострадавшего от преступления: этому роду, особенно, если он был менее силен, чем род того, кто совершил посягательство. Народный разум учитывал это, адаты пытались компенсировать возможное неравенство родов различными процедурными правилами. Об этом свидетельствует, в частности, правило о том, что количество посредников со стороны потерпевшего рода всегда должно было быть на одного больше, чем число посредников со стороны рода преступника. А вот допускать инициатора возбуждения производства о преступлении со стороны не следует, ибо это умножало количество вражды в обществе и, следовательно, отрицательно сказывалось на жизни составляющих это общество людей.
   Подобные умозаключения характерны не только для мусульман. Армяне, также проживающие на Кавказе, исповедуют не ислам. Христиане они еще с 301 года. Однако и для них характерно негативное отношение к доносителям. Х. У. Рустамов приводит по этому поводу извлечения из «Законов армянских»: «Никто не должен доносить о смертоубийстве или ином преступлении на ближнего своего, если убит не отец или другой родственник доносителя» [271 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс… – С. 113.]. Правда, при восприятии этого текста (к сожалению, переводного) сохраняется некоторая неопределенность: является ли приведенный текст запретом доносить или же только освобождает от ответственности за недонесение.
   Рискнем заметить: чувствуется, что это текст не мусульманский. По свидетельству узбекского исследователя, «мусульманские юристы осуждают все то, что (в норме. – А. П.) в какой-то мере случайно или неопределенно». [272 - Саидов А. Х. Сравнительное правоведение: Учебное пособие / Отв. ред. В. И. Туманов. – Ташкент: «Адолат», 1999. – С. 349.] Впрочем, может быть, вина за неопределенность лежит не на творцах закона, а на переводчиках текста. Такое (неточный перевод правовых текстов) и в наше время встречается нередко.
   Возможно, ясности добавит обращение к книге законов Нарады, результату тысячелетнего развития законов Ману. По законам Нарады, – утверждает Л. Е. Владимиров, не допускался к защите в качестве свидетеля «кто явился без зова давать показания». Такой человек считался «шпионом». «Он недостоин давать показания». [273 - Владимиров Л. Е. Учение об уголовных доказательствах. Общая часть. – Харьков, 1988. – С. 108–109.] Хотя и прародитель индийцев Ману и божественный мудрец Нарада существа, по всей вероятности, мифические, а «Законы Ману» и «Книга законов Нараду» – реально существовавшие и применявшиеся источники норм, в том числе, и судопроизводственных.
   При столь жестком ограничении допустимых поводов к возбуждению уголовного дела (по нынешней уголовно-процессуальной терминологии все они – специальные) отношение к основания к его возбуждению по адатам Северного Кавказа было весьма либеральным. Одно голое подозрение, без всяких иных данных о совершении преступления заподозренным лицом, признавалось достаточным для подачи уголовного иска в суд.
   Думается, такое положение опять же исходило непосредственно из цели наказания по обычному праву народов Дагестана. «С общественной точки зрения подозрение являлось фактом, с которым суду надлежало считаться, чтобы потерпевший не искал иных способов удовлетворения своей претензии; с точки зрения заподозренного в приглашении разобраться судом не было ничего унизительного, это представлялось лучшим способом предотвращения более опасных последствий мщения (выделено нами. – А. П.). «Дело мое никуда не должно направляться от тебя, – говорил осетин, – сердце мое неспокойно в отношении тебя, подозревать мне больше некого». Произнесение этих слов означало вызов в суд». [274 - Рустамов Х. У. Уголовный процесс… – С. 112– 113.]
   Специфика целеполагания определяла специфику не только процессуальной, но и материальной нормы. По обычному исламскому праву, по адатам, на Кавказе одинаково наказывались умышленные, неосторожные и даже случайные убийства. Ведь для достижения цели восстановления внутри общества мира, нарушенного преступлением, различение форм вины было не только ненужным, но и нецелесообразным. Зачем эти различия, если цель наказания вовсе не кара за грех, а средство предупредить кровавую междоусобицу внутри племени. Снижение уровня наказания в случае признания убийства неосторожным, а тем более, случайным с последующим освобождением от наказания, подчас могли стать и провоцирующими факторами. Смерти родича от чужой руки достаточно, чтобы пробудить воспитанное в поколениях чувство мести у его ближних. А тут вдруг – убийцу объявляют невиновным. И христианин-то не всегда спокойно переживет признание невиновным человека, лишившего жизни его ближнего.
   Напомним отмеченное чуть выше, что представители двух столь различных религий – и ислама и индуизма – согласованы в отношении к доносителю, хотя, может быть, и по различным мотивам.
   А. Х. Саидов отмечает наличие коррелирующей с указанной общей для всего мусульманского права, хотя и странной для современного российского или, скажем, украинского правоведа, закономерности в области материального уголовного права, в области нравственно-правовых оценок «мотивы и намерения индивида никогда не принимаются во внимание» [275 - Саидов А. Х. Сравнительное правоведение… – С. 350.].
   Как уже было отмечено, по кавказским обычаям и адатам почти все поводы к возбуждению дела (уголовного преследования, уголовного иска) – специальные, жалоба должна быть подана специальным субъектом: пострадавшим от преступления или его ближними. Отсюда и специфичное отношение общества к уголовному преследованию виновного в различных ситуациях, наступающих после совершения преступления. «Если умирающий от смертельной раны успел простить своего убийцу, то его воля священна для его родных и мщения быть не может, а, следовательно, обществу нет дела до происшедшего. (Раз можно сослаться на священность воли умершего, не следует предпринимать действия, которые могут увеличить количество вражды в общине. – А. П.) Но если прощения не было и месть по народным понятиям была неизбежна, обществу не оставалось ничего более как помешать личному столкновению поссорившихся и заменить убийство кровника обычным выкупом». [276 - Там же. – С. 112.] Средство достижения цели назначения наказания, таким образом, в попытке избежать отрицательных последствий для мира в обществе от реального применения кровной мести.
   Последовательное проведение в жизнь поставленной цели приводило и к другим странным для современного юридизированного ума последствиям. Даже если убийц было несколько, общество, ставя границы, может лучше – пределы кровной мести, признавало справедливым лишение кланом (родом, тейпом и т.п.) пострадавшего только одной жизни из клана убийцы. Большинство адатов устанавливало, что в убийстве обвиняется только один человек. Логика, как мы ее видим: привлечение к ответу за одно убийство соисполнителей, подстрекателей, пособников, организаторов умножало нарушение мира и, следовательно, не было целесообразным.
   Мщение за раны и увечья к началу утверждения русской власти на Северном Кавказе было уже повсеместно вытеснено выплатой вознаграждения пострадавшему, что также на наш взгляд, вполне соответствует цели сохранение мира в общине. И, может быть, сохранению самой общины, ибо если бы состояния кровной мести чрезмерно бы распространились и оказывались слишком длительными и многолюдными, число ее жертв оказывалось бы сопоставимым с численностью самой общины, численность членов которой не могла быть большой.
   Наверное, проанализированное обычное право Кавказа не очень применимо в современных условиях всеобщего развития коммуникационных связей и распространенности мегаполисов. Мы, естественно, и не предлагаем заимствовать его в первоначальном виде. Цель нашего анализа в другом – обратить внимание коллег на его здравый смысл, на соответствие нравственно правовых норм условиям именно того общества, применению в котором они предназначаются.
   Именно поэтому, по нашему впечатлению, еще и в 19-м веке в специфических условиях Кавказа (в частности слабое развитие коммуникаций, порождавшее изолированность общин друг от друга, малочисленность этих самих общин) обычное право весьма успешно решало проблему достижения понимаемой и, вследствие этого, разделяемой народом цели. Успешность эта порождалась последовательностью в действиях, в их устремленности к достижению цели.
   Старейшие и наиболее успешные мусульманские правовые школы, положившие начало многочисленным сегодняшним, и суннитским и шиитским, – школа Медины и иракская школа. Сегодня школ мусульманского права гораздо больше. Суннитских – четыре: ханифитская, маликитская, шафинитская, ханбалитская, шиитских – три: джафаритская, исмаилитская, зейдитская. [277 - Саидов А. Х. Сравнительное правоведение: Учебное пособие / Отв. ред. В. И. Туманов. – Ташкент: «Адолат», 1999. – С. 349.]
   Каждая из названных школ имеет свою концепцию и свою методику. Каждая – беда от богословов-интеллектуалов – претендует на то, чтобы считаться самостоятельной системой мусульманского права. К счастью, для развития ислама это случилось потом.
   Вначале же мусульмане-пришельцы достигали целей и устойчивости потому, что они использовали обычное право, внедренное в правовое и нравственное сознание населения на контролируемых и захватываемых ими территориях, приспосабливали его к потребностям вначале быстро разраставшегося своего государства (Халифата), а затем, примерное, с середины VIII в., своей церкви.
   Думается, что в эпоху почти что взрывообразного становления Халифата задача приучения населения завоевываемых территорий успешно решалась посредством использования такого социально-религиозного механизма как Хадисы – предания о словах и действиях Мухаммада, затрагивающее различные религиозно-правовые стороны жизни мусульманской общины. Это предание состоит из двух частей: собственно информационной, называемой матн и иснада, так сказать, перечень источников доказательств, перечень источников мат-на – перечисление лиц, передававших из поколения в поколение содержание матна. Естественно, что при таком способе формирования Хадисы, извлекаемые из нее нормы было легко изменять толкованием, приспосабливать к условиям, изменяющимся во времени и пространстве.
   Именно Хадисы стали средством приспособления ислама к новым социальным, идеологическим и, может быть, даже природным условиям, которые возникли после мусульманских завоеваний и создания Халифата.
   Хадисы – второй после Корана источник права, они содержат в себе значительную часть принципов и идей ислама, на них основана сунна. [278 - Ислам: Энциклопедический словарь… – С. 262.] В соответствии с этой точкой зрения первичны хадисы. К несчастью ислама, с размножением в нем числа интерпретаторов Корана сегодня даже по этому принципиальному методологическому вопросу среди богословов-законников (факихов) нет единой позиции. Другие, правда, информацию об этом мы черпаем из трудов отечественных интерпретаторов и переводчиков, не включают хадисы в число источников шариата. «…Хадисы, передающие не волю аллаха, а лишь личное мнение Мухаммада, не включаются в шариат» [279 - Тот же Ислам… – С. 292.].
   Имеется и третья позиция, исходящая из того, что сунна и хадисы – это одно и тоже. «…Сунна – собрание преданий (хадисов) о поступках и высказываниях Пророка Мухаммада, в которых воплощено божественное откровение». [280 - Сюкияйнен Л. Р. Шариат и мусульманско-правовая культура. М.: ИГП РАН, 1997. – С. 4.]
   Наверное, было бы односторонностью рассматривать месть как эксклюзивный элемент защиты общины, свойственный только нравственно-правовым нормам, основывающимся на исламе. Естественная пара «месть – благодарность» была характерна уже и для древних греков. Л. Н. Гумилев констатирует ее наличие в Великой степи. Ф. Ницше полагает эту пару вообще всеобщим явлением. Благодарность, пишет он, – «есть более мягкая форма мести» [281 - Ницше Ф. По ту сторону добра и зла… – С. 54.].

§ 3. Формулировка целей наказания в современном отечественном законодательстве

   В настоящее время отечественное уголовное законодательство, впитав в себя идеи этико-утилитарных теорий, предусматривает следующие цели наказания (так формулирует их в законе): а) восстановление социальной справедливости, а также б) исправление осужденного и в) предупреждение совершения новых преступлений (см. ч. 2 ст. 43 УК РФ).
   Хочется надеяться, что законодатель, разработчики ст. 43 УК РФ, употребляя термин цель во множественном числе, подобно нам разделяют позицию, занимаемую В. Т. Томиным, утверждающим, что у всякой целеустремленной системы на одном уровне может быть только одна специфическая цель. Анализ, осуществленный нами в предыдущем параграфе, показал на конкретном примере сколь согласованы оказались единственная цель и средства ее достижения.
   Нам представляется очевидным даже с позиций формальной логики, что в случае, если целей несколько, и они действительно разные, то в какой-то ситуации они неизбежно войдут в противоречие друг с другом. В результате чего целеустремленная система «уголовное судопроизводство – уголовное наказание» (иным способом, нежели через уголовное судопроизводство, уголовное наказание наложено быть не может) окажется в тупиковой ситуации.
   Мы полагаем, что каждая провозглашаемая цель уголовного наказания должна соответствовать своему уровню (подобно целям уголовного процесса): личностному сознательно-волевому, общесоциальному или смешанному (включающему в себя и личностный сознательно-волевой, и общесоциальный). Достижение целей уголовного наказания на любом уровне зависит от возможности реализации его функций. [282 - Уголовное наказание способно выполнить охранительную, регулятивную, воспитательную (общепринятые) функции, а также социально-превентивную, ценностно-ориентационную, оценочную, юридико-регулятивную, социально-интегративную, системно-правовую, поддержания и укрепления государственной власти (см.: Злобин Г. А. О необходимости концептуального подхода к совершенствованию уголовного законодательства // Конституция СССР и дальнейшее укрепление законности и правопорядка. – М., 1979. – С. 75–77). В данной связи интересно высказывание В. А. Никонова о том, что наказание (как, по-видимому, и уголовное судопроизводство. – Авт.) никаких целей иметь не может, поскольку целеполагание присуще только человеку – носителю сознания. Наказанию же присущи не цели, а функции (проявление его свойств и обязанностей) (см.: Никонов В. А. Эффективность общепредупредительного воздействия уголовного наказания (теоретико-методологическое исследование): Дис. … д-ра юрид. наук (12.00.08) / УрГЮА. – Екатеринбург, 1994. – С. 12). Однако, это – тема для отдельного обстоятельного разговора.] Насколько же отмеченные в ч. 2 ст. 43 УК РФ цели обоснованы, соответствуют своему уровню и являются важной составляющей целеустремленной системы уголовное судопроизводство – уголовное наказание – единого механизма противостояния преступности? А, может быть, эта система – механизм сохранения мира в обществе?
   Первой из названных современным законодателем целей уголовного наказания является восстановление социальной справедливости. Эта цель располагается на общесоциальном уровне целей наказания. О ее достижении свидетельствуют следующие показатели: возмещение причиненного преступлением вреда обществу, личности, государству, заглаживание его иным образом, назначение наказания, соразмерного общественной опасности совершенного деяния и личности виновного.
   Заметим, что эта позиция законодателя имеет прочную основу. Еще К. Маркс понимал наказание как восстановление права. [283 - Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. / Полит. лит. – М., 1955. – Изд. 2. – Т. 1. – С. 148.] Основываясь на этом положении, А. И. Марцев в самом начале 70 годов прошлого столетия (задолго до принятия УК 1996 года и формулирования целей уголовного наказания в его ч. 2 ст. 43) писал: «Совершение в нашем обществе любого преступления связано с нарушением социалистических общественных отношений или с угрозой их нарушения. Наказание как раз и выступает в качестве средства восстановления нарушенных общественных отношений (восстановления справедливости)». [284 - Марцев А. И. Вопросы правового регулирования деятельности исправительно-трудовых учреждений: Учебное пособие / Под ред. Н. А. Стручкова – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1972. – С. 71. Тем не менее, в качестве целей уголовного наказания он выделял лишь общее и специальное предупреждение преступлений (см.: Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. – Красноярск: Красноярский ун-т, 1990. – С. 59).]
   Нам представляется, что необходимым, часто недооцениваемым специалистами уголовного и уголовно-процессуального права, условием восстановления социальной справедливости по уголовным делам, а, следовательно, одной из задач, решаемых для достижения указанной цели, является назначение виновному наказания с учетом возмещения причиненного его преступным поведением вреда потерпевшему.
   Целями уголовного наказания других уровней, связанными с целью восстановления социальной справедливости, являются исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений. Хотя, некоторые авторы полагают, что исправление (и перевоспитание) осужденного лица не является целью уголовного наказания, поскольку исправление (как, впрочем, и перевоспитание) принадлежит не самому наказанию как совокупности ограничений, а исполнению наказания с широкой системой форм и методов воспитательного воздействия на правонарушителя. Иными словами, является средством специального предупреждения преступлений. [285 - См.: Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. – Красноярск: Красноярский ун-т, 1990. – С. 59.] Полагаем, что, в основном, это правильно. Добавим лишь нижеследующее.
   Думается, что исправление осужденного лица, заключающееся в применении к нему мер принуждения в такой степени, чтобы оно утратило общественную опасность, осознало неправильность и нецелесообразность осуществленного преступного поведения, убедилось в необходимости правомерного поведения, свидетельствует о личностном сознательно-волевом уровне целей наказания. Исправление осужденного достигается посредством, во-первых, назначения наказания, адекватного совершенному преступлению, и личности виновного и, во-вторых, процессом исполнения наказания. Если исправление осужденного возможно применением к нему более мягкого наказания, чем назначено, или отмена его прежде истечения назначенного срока наказания, то суд вправе изменить качественные или количественные характеристики принудительных мер воздействия, например, заменить уголовное наказание другим – более мягким, освободить лицо от отбывания наказания условно-досрочно и т.д. Инициатива в этом случае должна исходить от должностных лиц, имеющих возможность наблюдать отбывающее наказание лицо, если не каждодневно, то, по крайней мере, систематически. В частности, инициаторов изменения количественных и качественных параметров наказания, отбываемого в местах лишения свободы, логично представить администрацию этих мест.
   Весьма афористично и, вследствие этого, запоминающе формулировал ограничения системы [286 - Под ограничением системы мы понимаем часть окружения системы, совокупность тех ее компонентов, которые заданы для решения задачи и в ее рамках изменены быть не могут (Томин В. Т., Сочнев Д. В. Словарь-инструментарий… Изд. 3-е… – С. 54).] исправления и перевоспитание осужденных член-корреспондент Академии наук СССР П. С. Ромашкин: исправление исправляемых [287 - Советское уголовное право. Часть общая: Учебник / Под ред. В. Д. Меньшагина, Н. Д. Дурманова и П. С. Ромашкина. – М.: Юрид. лит., 1962. – С. 394.].
   Наконец, предупреждение совершения новых преступлений как цель уголовного наказания. Представляется, что, если такая цель есть, она расположено на смешанном уровне целей наказания, одновременно вбирающем в себя и личностный сознательно-волевой (выражающий специальную (частную) превенцию), и социальный (выражающий общую превенцию) уровни.
   Убежденным сторонником той позиции, что предупреждение преступлений является единственной целью уголовного наказания был М. Д. Шаргородский. Он писал: «Цели наказания в советском уголовном праве – это не конечные фактические результаты, которых стремится достичь социалистическое государство, устанавливая уголовную ответственность, осуждая виновного в совершении преступлений к той или иной мере наказания и применяя эту меру. Вот почему целью (конечной целью!) наказания является только и исключительно предупреждение преступлений общее и специальное» [288 - Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 2-й. – Л., 1970. – С. 201.]. Некоторые авторы полагают, что сущность общей превенции состоит в устрашении, в принуждении к правомерному поведению посредством угрозы уголовной ответственности и наказания, поэтому общую превенцию следует считать не целью уголовного наказания, а только одной из целей уголовного законодательства. [289 - См.: Устинов В. С. Цели наказания и их соотношение с целями уголовного законодательства // Защита личности в уголовном праве: Межвуз. сб. науч. трудов. – Екатеринбург: СЮИ, 1992. – С. 55.] По мнению других, – общее предупреждение основывается исключительно на устрашении граждан. Так, А. И. Марцев пишет: «В основе общего предупреждения лежит устрашение с целью удержания граждан от совершения общественно опасных деяний. Ничего другого в общем предупреждении нет и быть не может» [290 - Марцев А. И. Общие вопросы учения о преступлении: Монография. – Омск: ОЮИ МВД России, 2000. – С. 31.].
   Нам думается, что в действительности общая превенция наказания означает формирование в сознании граждан России и других лиц образа должного поведения и убежденности в недопущении совершения преступлений. Суть ее: во-первых, сформировать в сознании граждан модель необходимого правопослушного поведения и, во-вторых, примером наказания удержать данных лиц от совершения преступлений. Голое же устрашение, устрашение без союзников во влиянии на нравственность и психику неопределенного круга лиц предназначается для тех из них, у которых образ должного поведения и убежденности в недопустимости совершения преступлений еще не сформировался. В этих случаях наказание, чтобы действовать в общепревентивном плане, наверное, должно действительно быть устрашающим.
   A propos, заметим: устрашающее наказание – это не обязательно колесование или четвертование, или скажем, сажание на кол. Сегодня, пожалуй, и охотников-умельцев для исполнения такого рода казней будет найти затруднительно. Разве что вернутся к идее, породившей механическую машину для порки. Tempora mutantur, et nos mutamur in illis. [291 - Лат.: Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.] Люди ведь действительно сильно меняются с течением времени, надо б исследовать вопрос, что их пугает больше? Каких людей – что?
   Частная превенция наказания предполагает применение принудительного воздействия к лицу, совершившему преступление, с тем, чтобы оно не смогло совершить новое преступление.
   При этом назначение уголовного наказания не имеет и не может иметь в цивилизованном государстве цели причинения физических страданий или унижения человеческого достоинства. Цели, конечно, нет. Кто с этим в России спорить станет? А вот, что касается содержания наказания, то тут нужно подумать над содержанием термина «физические страдания». Тем более, что для современного человека физическое и нравственное страдание подчас затруднительно разграничить.
   По С. И. Ожегову, например, страдание – «физическая или нравственная (выделено нами. – А. П.) боль, мучение». [292 - Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов под ред. чл.-корр. АН СССР Н. Ю. Шведовой. – 17-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1985. – С. 670.] Строгого раскрытия содержания этого понятия как юридического термина, и соотношение его с термином лишения, мы в уголовно-правовой литературе не находим. Значит, можно (и должно!) обратиться к общей семантике употребляемых слов.
   У В. Даля раскрытие содержания отглагольного существительного страдание можно найти в словарной статье, посвященной глаголу страдать. «Самое чувство страдающего, мука, мученье» [293 - Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1–4 / 2-е изд., испр. и значительно умноженное по рукописи автора (1882). – М.: Русский язык, 1978–1980. Т. 4-й. Р – V. 1980. – 334 с.]. По академическому Словарю русского языка: страдание – физическая или нравственная боль; мука, мучение [294 - Словарь русского языка: в 4-х т./ АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. – 2 изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981–1984. Т. 4. С – Я. 1984. – С. 280]; лишение (употребляется обычно во мн. числе) – недостатки, нехватки, нужда [295 - Там же. Т. 2. К – О. 1983. – С. 193]. По С. И. Ожегову: страдание (мы только что приводили слова, выражающие его понимание) – физическая или нравственная боль, мучение; лишение (употребляется обычно во мн. числе) – Недостаток, нищета. Имеется отсылка к глаголам лишить и лишиться. [296 - Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 57 000 слов под ред. чл.-корр. АН СССР Н. Ю. Шведовой. – 17-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1985. – С. 670, 281.] В историко-этимологическом словаре П. Я. Черных словарных статей страдание и лишение нет. Нам удалось обнаружить указание на существование второго из них в словарной статье лишать. В ней раскрывается только глагол: «оставлять кого-л. (что-л.) без чего-л. (кого-л.)», «отнимать у кого-л. что-либо». [297 - Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 13 560 слов: В 2-х т. – 2-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1994. Т. 2: а – пантомима. – С. 487.] В Этимологическом словаре русского языка Макса Фасмера оба слова отсутствуют. [298 - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. – 3-е изд., стереотип. – СПб: Терра – Азбука, 1996.] К сожалению, мы также не нашли антонимических пар, включающих анализируемые нами слова в словаре антонимов [299 - Львов М. Р. Словарь антонимов русского языка: Более 2 000 антонимических пар / Под ред. Л. А. – 3-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1985. – 384 с.].
   Тем не менее, приведенный справочный материал, по нашему мнению, дает достаточно оснований утверждать, что в нормативной лингвистике оба анализируемые термина на протяжении длительного времени (от В. И. Даля до С. И. Ожегова) имеют единообразное и устойчивое значение. В связи с этим мы не видим необходимости давать терминам страдание и лишение специальные юридические дефиниции.
   Достижение разноуровневых целей уголовного процесса обеспечивает вынесение справедливого приговора лицу, совершившему общественно опасное деяние, в том числе назначение справедливого наказания или иных предусмотренных законом мер воздействия, а также изменение в необходимых случаях качественных или количественных характеристик данных мер для того, чтобы достичь цели уголовного наказания всех уровней. Непосредственность и крепость такой связи между уголовно-процессуальным целеполаганием и достижением целей уголовного наказания, несомненно, способны привести к последовательной политике государства в области противостояния преступности. И тогда, вполне разделяя категоричное суждение отца (или дедушки?) современной кибернетики Норберта Винера: «Первая обязанность права, каковы бы ни были его другие обязанности, состоит в знании того, чего оно хочет», [300 - Винер Н. Кибернетика и общество – М.: Иностр. лит, 1958. – С. 117.] мы модифицируем их следующим образом: в российском уголовном и уголовно-процессуальном законодательствах эта обязанность реализовалась в межотраслевой целеустремленной системе уголовное судопроизводство – уголовное наказание.
   Целями уголовного наказания других уровней (может быть, правильнее было бы назвать их задачами наказания), связанными с целью восстановления социальной справедливости, являются исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений. Хотя, некоторые авторы полагают, что исправление (и перевоспитание) осужденного лица не является целью уголовного наказания, поскольку исправление (как, впрочем, и перевоспитание) принадлежит не самому наказанию как совокупности ограничений, а исполнению наказания с широкой системой форм и методов воспитательного воздействия на правонарушителя. Иными словами, является средством специального предупреждения преступлений. [301 - См.: Марцев А. И. Диалектика и вопросы теории уголовного права. – Красноярск: Красноярский ун-т, 1990. – С. 59.]
   Думается, что исправление осужденного лица, заключающееся в применении к нему мер принуждения в такой степени, чтобы оно утратило общественную опасность, осознало неправильность и нецелесообразность осуществленного преступного поведения, убедилось в необходимости правомерного поведения, свидетельствует о личностном сознательно-волевом уровне целей наказания. Исправление осужденного достигается посредством, во-первых, назначения наказания, адекватного совершенному преступлению, и личности виновного и, во-вторых, процессом исполнения наказания. Если исправление осужденного возможно применением к нему более мягкого наказания или прежде истечения назначенного срока наказания, то суд вправе изменить качественные или количественные характеристики принудительных мер воздействия, например, заменить уголовное наказание другим – более мягким, освободить лицо от отбывания наказания условно-досрочно и т.д. Думается, в существующей ситуации современный отечественный законодатель правильно устанавливает, что инициатором процедуры внесения изменений в количественные и качественные параметры наказания является администрация места отбывания наказания.
   Наконец, рассмотрим предупреждение совершения новых преступлений как цель уголовного наказания. Представляется, что оно расположено на смешанном уровне целей наказания, одновременно вбирающем в себя и личностный сознательно-волевой (выражающий специальную (частную) превенцию), и социальный (выражающий общую превенцию) уровни.
   Некоторые авторы полагают, что сущность общей превенции состоит в устрашении, в принуждении к правомерному поведению посредством угрозы уголовной ответственности и наказания, поэтому общую превенцию следует считать не целью уголовного наказания, а одной из целей уголовного законодательства. [302 - См.: Устинов В. С. Цели наказания и их соотношение с целями уголовного законодательства // Защита личности в уголовном праве: Межвуз. сб. науч. трудов. – Екатеринбург: СЮИ, 1992. – С. 55.] По мнению других, – общее предупреждение основывается исключительно на устрашении граждан. Особенно категорично высказывается по этому поводу проф. А. И. Марцев. Он пишет: «В основе общего предупреждения лежит устрашение с целью удержания граждан от совершения общественно опасных деяний. Ничего другого в общем предупреждении нет и быть не может». [303 - Марцев А. И. Общие вопросы учения о преступлении: Монография. – Омск: ЮИ МВД России, 2000. – С. 31.]
   Думается, что в действительности общая превенция наказания означает нечто большее. Устрашение, конечно, наличествует. Оно формируется: 1) формулированием в законе и восприятием гражданами уголовных санкций; 2) назначением судом и восприятием судебной аудиторией наказания; 3) адекватностью представлений и переживаний общества относительно характера отбыванием осужденным различных видов наказания. Однако, содержание общей превенции, на наш взгляд, сказанным не исчерпывается. Общая превенция, чтобы нести свою службу достойно, должна также способствовать формированию в сознании граждан России и других лиц, в России проживающих, образа должного поведения и убежденности в недопущении совершения преступлений вообще, или, по крайней мере, отдельных их категорий. Последнее практически легче. Отношение различных групп населения к различным категориям преступлений и в различные периоды развития общества сильно разнится. К примеру, и преступники, в большинстве своем, отрицательно относятся к «дырочникам», совершавшим на воле сексуальные посягательства на детей. Некто П. в Барнауле изнасиловал и убил несовершеннолетнюю. Администрации следственного изолятора, куда он был помещен в этом же городе, пришлось принимать специальные меры для его охраны от расправы со стороны других заключенных. [304 - Томин В. Т. Привлечение трудящихся к расследованию преступлений / Под ред В. П. Бахина. – Омск: Омское отд. Зап.-Сиб. книжного изд-ва, 1972. – С. 23.]
   Мы отдаем себе отчет в том, что наши рассуждения ведут к существенному расширению понятия общей превенции. Надобно, наверное объяснить причины этого. Мы не раз уже отмечали, что дифференциация наук и учебных дисциплин, наряду с положительными, имеет и отрицательные последствия. Последние особенно значимы для практической уголовно-процессуальной деятельности, требующей для своего эффективного функционирования комплексности. Поэтому мы рассматриваем общую превенцию как функцию системы уголовное судопроизводство – наказание.
   Назначение общей превенции, таким образом, заключается: во-первых, создать в сознании неопределенного круга лиц, оказавшегося в сфере досягаемости, модель необходимого правопослушного поведения и, во-вторых, примером им назначенного наказания удержать данных лиц от совершения преступлений.
   Частная превенция наказания предполагает применение принудительного воздействия к лицу, совершившему преступление, с тем, чтобы оно не имело возможности совершить новое преступление. При этом, общераспространенная позиция, назначение уголовного наказания не имеет и не может иметь в цивилизованном государстве цели причинения физических страданий или унижения человеческого достоинства. Мы спорить не станем. Целей таких наказание, конечно, иметь не может. Однако, реальные физические страдания и возникающее у осужденного чувство унижения человеческого достоинства могут возникнуть в результате совершения в уголовном судопроизводстве законных процессуальных действий и скрупулезного соблюдения режима при отбытии наказания. (Подробнее см. во фрагменте «Не-учитываемые последствия достижения целей»).
   Таким образом, достижение цели уголовного процесса, венчаемое пониманием целей уголовного наказания, обеспечивает вынесение справедливого приговора лицу, совершившему общественно опасное деяние, в том числе назначение справедливого наказания или иных предусмотренных законом мер воздействия, а также изменение в необходимых случаях качественных и/или количественных характеристик данных мер для того, чтобы достичь цели уголовного наказания всех уровней.
   Мы позволим себе продолжить размышления о соотношении и взаимодействии цели уголовного процесса и целей наказания с весьма объемной цитаты из популярного труда одного из основоположников мировой кибернетики Норберта Винера. Сделано это по нескольким причинам. Прежде всего, потому, что греческое слово кибернетика в переводе означает управление, в частности, управление кораблем. Можно даже сказать, что кибернетик – это кормчий. Управлять же кораблем без ясного осознания цели рискованно. Того и гляди попадешь, подобно хитроумному Одиссею, угодившему в узкий густо населенный пролив, либо к хищной шестиголовой Сцилле либо к не менее опасной Харибде, всасывающей в себя и затем извергающей на близ оказавшихся мореплавателей массы воды – занятие, угрожающее большой опасностью неосторожному либо излишне любознательному мореходу. Как и правоведу, естественно.
   Вторая причина, по которой нас привлекли слова кибернетика, состоит в том, что он не юрист. В наше время всеобщей и, на наш взгляд, подчас излишней дифференциации наук бывает полезно время от времени взглянуть на узкие специальные проблемы сторонним взглядом, иначе говоря, обратиться к помощи «свежей головы». Это позволяет заметить то, чего уже не воспринимает привыкший к распространенному «сущему», ставшему обыденным, «замыленный» глаз профессионала.
   Есть и третья причина: нам импонирует стиль изложения сложной материи, свойственный этому автору. Этим стилем, автор которого получил от коллег титул «отца кибернетики», Н. Винер, основываясь на теории автоматического регулирования в системах с обратной связью, придал этой теории философско-методологическую значимость. С этого момента кибернетика стала рассматриваться как самостоятельная наука. Винер же, что особенно важно для юристов, дополнил класс биологических и технических кибернетических систем системами социальными: в 1954 появилась книга Винера «Кибернетика и общество».
   Н. Винер пишет: «В настоящее время менее всего удовлетворительна криминалистическая [305 - Извиним автора за неточность терминологии. Ведь он же не правовед. К слову, и переводчик – увы! – не юрист.] сторона права западных стран. Право… рассматривает наказание то как угрозу для устрашения других возможных преступников, то как обрядовый акт искупления виновным вины, то как способ изоляции его от общества и защиты последнего от опасности повторного дурного поведения, то как средство социального и морального воспитания индивида. Эти четыре различные задачи можно выполнить четырьмя различными методами [306 - Конечно, более чем четырьмя.], и если мы не знаем точного способа их градации (на месте переводчиков вместо градации мы бы сказали разграничения. – А. П.), то все наше отношение к преступнику будет основано на недопонимании. В настоящее время уголовное право пользуется то одним языком, то другим. До тех пор пока общество не установит, чего же оно действительно хочет: искупления, изоляции, воспитания или устрашения потенциальных преступников, – у нас не будет ни искупления, ни изоляции, ни воспитания, ни устрашения, а только путаница, где одно преступление порождает другие преступления. Любой кодекс, исходящий на одну четверть из британского предрассудка ХVIII века о пользе виселицы, на вторую четверть – из принципа изоляции преступника от общества, на третью четверть из нерешительной политики воспитания и на последнюю четверть выставления мертвой вороны для отпугивания остальных, – очевидно ничего не способен нам дать». [307 - Винер Н. Кибернетика и общество – М.: Иностр. лит, 1958. – С. 116–117.]
   Подчеркнем, что для автора приведенной цитаты, судя по используемым им формулировкам, все приведенные варианты являются равноуровневыми, равноправными, и он полагает правильным для наведения порядка в целеполагании выбрать один из них для обозначения одной специфической цели. Вопрос о координации или субординации названных целей Н. Винером не рассматривается, что, наверное, вполне естественно: не уголовник он – математик и кибернетик.
   Подчеркнем: по мнению кибернетика, цель должна быть одна. И это вполне логично. Если равно уровневых целей будет даже не четыре, а две, то в конкретных проблемных ситуациях производство по уголовному делу может уподобиться Буриданову ослу, который, как известно, подох с голода, не зная с какой из двух лежащих перед ним охапок сена начать насыщение. Действительно, если поставить перед субъектами УПД две действительно разные, сущностью, а не словесными формулировками, цели, то в реальных жизненных ситуациях действия по достижению их могут вступить в противоречие между собой.
   Наверное, содержательно мы здесь несколько повторяемся. Не беда, наверное, – repetitio est matum studiorum (повторение – МАТЬ УЧЕНИЯ).
   Насколько предложенный подход к упорядочению целеполагания справедлив и обоснован в уголовной и уголовно-процессуальной деятельности? Для того, чтобы ответить на этот вопрос сопоставим взгляд математика и кибернетика Н. Винера с положениями теории отечественного уголовного и уголовно-процессуального права, законодательством и следственно-судебной практикой.
   Уголовное судопроизводство (далее – УСП) является одной из отраслей государственной деятельности, одним из средств реализации которой является правоприменение. В отличие от результата исследовательской работы научного деятеля правовед-практик не может считать свою работу завершенной тем, что у него появились новые знания, даже если при этом он их (свои знания) широко распропагандировал, или по какой либо другой причине они получили признание.
   Прокурор, оперуполномоченный, действующий в сфере УСП, следователь и т.д. не вправе забывать о том, что их основная деятельность, в конечном счете, должна быть направлена на реализацию результатов своей работы в судебных органах для того, чтобы изобличить виновное в совершении общественно опасного деяния лицо, передать дело в суд, чтобы судья мог вынести в отношении его справедливый приговор (и назначить справедливое наказание) или иное предписываемое законом справедливое или технологически необходимое процессуальное решение (способствовать принятию иного, кроме наказания, процессуального решения, реализующего уголовную ответственность).
   Важным дополнением этой работы можно считать принятие правоприменителями на других, кроме судебного разбирательства, этапах следственно-судебного производства решений о наложении на лиц, совершивших предусмотренные уголовным законом противоправные деяния, иных мер воздействия, а также об изменении параметров (количественной и качественной определенности) отбываемого осужденным наказания с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством.
   Цель уголовного процесса, таким образом, как желаемый результат деятельности участников уголовного процесса, концентрируются в изобличении лиц, виновных в совершении общественно опасных деяний (на следственном и оперативно-розыскном уровнях), определении степени вины этих лиц в содеянном и применении к ним справедливых наказаний или иных предусмотренных законом мер воздействия (на следственно-судебном уровне), а также во внесении изменений в качественные и количественные характеристики принудительных мер воздействия (на судебном уровне) с тем, чтобы достичь целей наказания, установленных уголовным законодательством. [308 - См.: Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Правоведение: Известия высших учебных заведений. – 1969. – № 4. – С. 70.Ни один из уголовно-процессуальных кодексов России и СССР, начиная с Устава уголовного судопроизводства Российской империи, включая УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов, не использовал термина цель уголовного процесса. Не пользуется им и действующий УПК РФ (2001 года). Тем не менее, этот термин после реформы 1864 г. и особенно в советский период достаточно широко использовался в научной литературе (П. И. Люблинский, Н. Н. Полянский, А. С. Тагер, Г. С. Фельдштейн, М. А. Чельцов-Бебутов и некоторые др.).]
   Наверное, здесь надобно подчеркнуть, что достижение по конкретному уголовному делу (далее – УД) результата, программируемого целью уголовного процесса, реализуется во взаимодействии работ различных групп участников уголовного судопроизводства, как направленностью (векторами) деятельности каждой из этих групп, так и плодами их взаимодействия друг с другом.
   Прежде всего, естественно, достижение цели уголовного процесса по конкретному уголовному делу определяется работой участников уголовного судопроизводства, чье появление в нем обусловлено служебным положением или служебным приказом, или тем и другим в совокупности (иными словами, работою УУП, действующими ex officio). Они исполняют при производстве по УД, свои, предусмотренные не только судопроизводственным, но и судоустройственным [309 - См., например: Закон РФ от 18.04.81 № 1026–1 О милиции.] законодательством функции-задачи. Однако результат деятельности по УД будет зависеть в очень значительной мере и от поведения тех УУП, которым судопроизводственный закон предоставил процессуальные возможности для защиты в УСП своих (подозреваемый, обвиняемый, потерпевший, гражданские истец и ответчик) и представляемых (защитник, представители потерпевшего, гражданских истца и ответчиков) законных интересов.

ГЛАВА 5.
Непосредственные задачи стадий уголовного процесса

Не всякая птица – орел, среди пернатых случаются и куры. Не всякая часть уголовного процесса – его стадия, случаются и самостоятельные части.
Из курса лекций проф. В. Т. Томина

§ 1. Понятия стадии и самостоятельной части уголовного судопроизводства. Их структура и необходимые (обязательные) свойства (признаки)

   Уголовно-процессуальная деятельность определяется уголовно-процессуальными функциями и складывается из частей-этапов – стадий уголовного процесса. Если уголовно-процессуальные функции, о которых шла речь в главе 3, делят уголовно-процессуальную деятельность, условно говоря, вдоль (они – в разных сочетаниях – могут действовать одновременно), то стадии уголовного процесса располагаются последовательно, одна вслед за другой. Выпасть из производства по отдельному уголовному делу отдельные стадии могут, выстроиться в ином, чем предписано процедурным законом порядке – нет.
   В традиционном для Нижегородской школы процессуалистов представлении стадии уголовного процесса определяются как относительно самостоятельные части уголовного судопроизводства, обладающие обязательными признаками стадии. Мы не собираемся изобретать велосипед, нас устраивает приведенная достаточно распространенная дефиниция. Она подходит для нужд нашего исследования, является вполне приемлемым инструментом для него.
   Разве что, в связи со сказанным раньше о соотношении терминов признак и свойство, наверное, несколько уточним приведенное определение с тем, чтобы сделать его еще более пригодным для нашего исследования. Охарактеризуем стадии уголовного процесса как относительно самостоятельные части уголовного судопроизводства, обладающие обязательными свойствами стадии.
   Необходимым условием использования приведенного определения для идентификации стадий свойством является определение количества и перечня обязательных свойств описываемой части-этапа уголовного судопроизводства, которые в случае их наличия позволяют отнести эту часть к числу стадий уголовного процесса.
   К числу обязательных свойств стадии, в первую очередь, относится такое свойство соответствующей части-этапа уголовного судопроизводства как наличие у нее собственной непосредственной, специфичной для нее и отличной от других стадий задачи. В специальной литературе этот элемент целеполагания именуется по-разному и просто задачей, предварительного расследования, например, и его целью, и даже назначением или предназначением соответствующей стадии.
   Завершение исполнения непосредственной задачи какой-либо из стадий означает возможность движения УД в следующую стадию. (Определенной спецификой отличается эта закономерность применительно к стадии исполнения приговора). Исполнение непосредственной задачи отражается в итоговом документе стадии: в постановлении о возбуждении уголовного дела или об отказе в таковом; в обвинительном заключении, обвинительном акте или постановлении о прекращении УД по основаниям, обосновывающим невозможность или ненадобность в составлении обвинительного заключения или обвинительного акта; в приговоре и т.д.
   Во всех стадиях уголовного судопроизводства, кроме стадии возбуждения уголовного дела, на ее головном участнике лежит служебная забота по проверке разрешения предшествующей стадией своей непосредственной задачи. Это обстоятельство приводит некоторых авторов к выводу, что «большинство стадий (наряду с другими задачами. – А. П.)
   имеют еще одну типичную задачу – проверку законности и обоснованности процессуальной деятельности в предшествующих стадиях». [310 - См. также: Уголовный процесс: Учебник / Под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой. – Волгоград: ВА МВД России, 2002. – С. 14.] Мы не очень уверены в научной строгости такого утверждения. Нет, дело не в том, конечно, что мы отрицаем, что в большинстве стадий уголовного судопроизводства осуществляется проверка результатов уголовно-процессуальной деятельности в предшествующей стадии. Это как раз правильно. Правы, видимо, Т. Г. Морщакова и И. Л. Петрухин, когда весьма категорично утверждают: уже в самом постадийном построении российского уголовного процесса не было бы смысла, если бы каждая из стадий процесса не имела собственных задач и если бы контроль за их выполнением не выступал в качестве обязательной предпосылки для осуществления судопроизводства в следующей стадии. [311 - Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Оценка качества судебного разбирательства (по уголовным делам). – М., 1987. – С. 16.]
   Мы не уверены в научной строгости утверждения, что «большинство стадий имеют еще одну типичную задачу – проверку законности и обоснованности процессуальной деятельности в предшествующих стадиях» по другой причине. Задача проверки законности и обоснованности процессуальной деятельности в предшествующей стадии является непосредственной (специфической) только для стадии предания суду и стадий, специфическое (служебное) назначение которых – контроль: стадия производства во 2-й инстанции: аппеляционное и кассационное обжалование и рассмотрение не вступивших в законную силу судебных решений; стадия надзорного производства: пересмотр вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда и возобновление производства по УД в виду новых или вновь открывшихся обстоятельств.
   Мы употребили в предыдущем абзаце термин «специфическое (служебное) назначение». Как всякий раз, когда в долженствующем быть строгим научном тексте употребляется многозначное слово из обыденного языка, автору, видимо, надлежит объяснять какое понятие этим словом он обозначает. Объяснить употребляемый нами термин служебный (-ая, – ое) мы хотели бы сейчас.
   Стадии, носящие служебный характер – это такие стадии, непосредственная задача которых заключается в инициации и обслуживании следующей за ними стадии. Таких стадий, по нашему мнению, две. Это стадия возбуждения уголовного дела – для предварительного расследования и стадия предания суду – для судебного разбирательства.
   Раньше мы уже сказали, что задача проверки законности и обоснованности процессуальной деятельности в предшествующей стадии является непосредственной (специфической) только для стадии предания суду и стадий, специфическое (служебное) назначение которых – контроль. Для остальных стадий проверка доброкачественности полученных данных и принятых решений – это обычное условие продолжения деятельности по уголовному делу.
   Впрочем, может быть предложено и другое решение. Непосредственные задачи стадий имеют, каждая, сложную, многоэлементную конструкцию. И проверка является для большинства стадий одним из таких составных элементов.
   Наконец, возможно рассматривать проверку поступивших из предшествующей стадии материалов или уголовного дела в качестве задачи головного участника стадии.
   Заметим, это может понадобиться при последующем анализе, головным участником стадии в подавляющем большинстве случаев является участник уголовного процесса, входящий в классификационную группу «государственные органы и должностные лица, ведущие процесс». Мы были вынуждены вместо абсолютного определителя «всегда» употребить допускающее исключения словосочетание «в подавляющем большинстве случаев». Это сделано вследствие того, что сформулированное нами правило, работающее в остальных случаях, не работает в ситуациях, урегулированных главой 41 УПК РФ 2001 г. «Производство по уголовным делам, подсудным мировому судье».
   В соответствии со ст. 318 уголовное производство по делам частного обвинения в мировом судье «возбуждаются путем подачи заявления потерпевшим или его законным представителем». Получается этакое безличностное или, напротив, коллективное возбуждение уголовного дела. Потерпевший подает заявление, однако кто-то должен его еще принять. А до того, как принять, проверить. В частности его соответствие требованиям к заявлению, прописанным в частях пятой и шестой той же статьи 318 УПК РФ.
   Если непосредственная задача стадии не решена, движение дела на этой стадии останавливается (или приостанавливается). Приостановление невозможно (ибо нерационально) в стадиях, носящих вспомогательный, или лучше сказать, служебный, характер. В исключение из сформулированного общего правила УПК РФ 2001 г. предусматривает возможность приостановить производство по УД в случаях, когда предание суду осуществляется в форме предварительного слушания (ч. 1 ст. 238). В практике современного отечественного уголовного судопроизводства приостановление УД, к сожалению, слишком широко распространено в стадии предварительного расследования. Далеко не всегда, просто редко такие приостановленные уголовные дела возвращаются в производство.
   Последовательное разрешение непосредственных (специфических) задач каждой из обязательных стадий по конкретному УД приводит к достижению по этому делу ЦУП.
   Не разрешение по тому или иному уголовному делу непосредственной задачи начатой производством стадии делает невозможным достижение по этому делу цели уголовного процесса. Оговорка относительно стадии, начатой производ-ством, является необходимой в связи с наличием в уголовном процессе, так называемых факультативных стадий, т.е. таких стадий, которые по конкретным УД могут и отсутствовать. Однако, если они начаты производством, то для того, чтобы цель уголовного процесса по соответствующему делу могла быть достигнута, и эти стадии в установленном законом порядке должны разрешить свою непосредственную, хоть и факультативную задачу.
   В качестве обязательных признаков стадии Нижегородская школа процессуалистов рассматривает следующие четыре: 1) собственная непосредственная задача; [312 - Заметим, такой элемент целеполагания как задача употребляется рядом авторов. См., например, Уголовный процесс: Учебник / Под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой. – Волгоград: ВА МВД России, 2002. – С. 14. Однако, В. К. Глебов, автор соответствующих фрагментов гл. 1-й, как, впрочем, и многие другие авторы, термин задача употребляет во множественном числе – задачи.] 2) специфический метод ее разрешения; 3) специфический (собственный) круг УУП, наличие в ее составе головного (для этой стадии) участника; 4) протяженность во времени, определяемая процессуальным сроком, и собственная структура, развернутая или не очень. [313 - Томин В. Т. Понятие (сущность), содержание и задачи современного отечественного уголовного процесса как отрасли государственной деятельности: Фондовая лекция. – Н. Новгород, 2003. – 39 л. /Личный архив проф. В. Т. Томина/.] Эти четыре обязательных признака объединяются понятием КОПС – квадрат обязательных признаков стадии.
   А. С. Александров, оставаясь на почве представляемой им школы, пишет: «Каждая стадия характеризуется как минимум четырьмя признаками: 1) спецификой задач, решаемых государственными органами, которые ведут дело; 2) кругом участников уголовного процесса; 3) набором процессуальных средств и способов, которые применяются органами, ведущими уголовное дело, для решения задач стадии; 4) продолжительностью во времени, а также внутренней структурой стадии…» [314 - Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; Науч. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт-Издат, 2003. – С. 29.]
   Нам представляется, что, развивая идеи Нижегородской школы процессуалистов, КОПС, этот заслуженный квадрат, целесообразно трансформировать в пятиугольник, разделив для этого 4-й обязательный признак стадии на два отдельных, каковыми они и являются по своему содержанию. Наши консультации с членами Нижегородской школы процессуалистов, в частности, с ее основателем и научным главой проф. В. Т. Томиным, показали их сочувственное отношение к предложению. Действительно, протяженность во времени (наличие ограничивающего процессуального срока) и существование собственной структуры, даже такой не слишком развернутой как в стадии ВУД, это признаки, характеризующие разные свойства, разные стороны содержания стадии.
   Если наличие процессуального срока, установленного законом временного пространства между начальным и конечным моментами стадии, в котором (пространстве) размещаются действия и решения, направленные на разрешение непосредственной ее задачи, характеризует ее содержание в тесном значении этого термина, то ее структура свидетельствует о наличии такой составляющей системы как структурированность. Тот же термин – содержание – употреблен в этом случае в широком смысле.
//-- Самостоятельные части уголовного процесса --//
   Одними стадиями невозможно структурировать все УСП. Между окончанием одних стадий и началом некоторых других подчас обнаруживаются совокупности процессуальных действий, не входящих в эти стадии. Не то, что совокупности, но даже и одного процессуального действия нельзя обнаружить между возбуждением уголовного дела и предварительным расследованием. Дело в том, что такой юридический факт как вынесение постановления о возбуждении уголовного дела по действующему законодательству знаменует собой и окончание стадии ВУД и начало стадии ПР. Сроки предварительного следствия и дознания начинают течь с момента ВУД (ст. 162 ч. 1 УПК РФ).
   Однако совокупность процессуальных действий в меж-стадийном пространстве обнаруживается в полной мере, при разграничении компетенций между органами предварительного расследования и суда, к примеру, между окончанием стадии предварительного расследования и начальным моментом стадии предания суду. В соответствии со ст. 215 УПК РФ, именуемой «окончание предварительного следствия с обвинительным заключением», стадия ПР в одной из своих основных форм завершается решением лица, в чьем производстве находится УД. Вот текст нормы: «Признав, что все следственные действия по уголовному делу произведены, а собранные доказательства достаточны для составления обвинительного заключения, следователь уведомляет об этом обвиняемого и разъясняет ему предусмотренное статьей 217 настоящего Кодекса право на ознакомление со всеми материалами уголовного дела как лично, так и с помощью защитника, законного представителя, о чем составляется протокол в соответствии со статьями 166 и 167 настоящего Кодекса». Таким образом, само решение следователя не оформляется никаким процессуальным документом. Протоколом оформляется реализация этого решения.
   Исходя из текста ст. 215 «Признав, что все следственные действия по уголовному делу произведены, а собранные доказательства достаточны…» в сочетании с ее названием «Окончание предварительного следствия…» окончанием стадии ПР можно было бы посчитать момент, предшествующий ознакомлению участников этой стадии, указанных в ст. 215 УПК РФ 2001 г., с материалами уголовного дела. Однако, этого, видимо, не следует делать. По крайней мере, по двум причинам.
   Первая: ознакомление участников ПР, равно как и следующее за ним по закону составление обвинительного заключения, связаны с предшествующими процессуальными действиями, производимыми в этой стадии единством такой процессуальной фигуры как головной участник стадии. Вторая: норма регламентирующая срок предварительного следствия предписывает исчислять его течение до дня его направления прокурору с обвинительным заключением или постановлением о передаче уголовного дела в суд для рассмотрения вопроса о применении принудительных мер медицинского характера либо до дня вынесения постановления о прекращении производства по уголовному делу (ст. 162 ч. 2).
   Итак, стадия предварительного расследования завершилась в момент реального направления уголовного дела прокурору. Стадия же предания суду начнется в момент получения дела судом. Полномочия же судьи по уголовному делу и, следовательно, стадия предания суду в соответствии со ст. 227 УПК РФ начнутся с момента поступления дела в суд. Процессуальные действия, проводимые в промежутке между этими двумя точками, оказываются вне стадий.
   Аналогичные затруднения вызывает структурирование деятельности в суде после получения дела от прокурора. К примеру, деятельность судьи, регламентированная ст. 232 УПК РФ («Вызовы в судебное заседание»), явно может иметь место только после назначения судебного заседания.
   Т.о. подтверждается высказанное несколько раньше суждение, что одними стадиями невозможно структурировать все УСП. Между окончанием одних стадий и началом некоторых других подчас обнаруживаются совокупности процессуальных действий, не входящих в эти стадии.
   Мы полагаем поэтому целесообразным в структуру уголовного судопроизводства наряду с понятием стадий включить понятие самостоятельных частей уголовного судопроизводства.
   Это – относительно самостоятельные части-этапы УСП, которые могут и должны быть отграничены от иных совокупностей процессуальных действий и состояний по своей целевой (функциональной) предназначенности, однако не обладают, хотя бы одним из обязательных свойств стадии.
   К таким самостоятельным частям и относятся, например, действия и решения прокурора по делу, поступившему к нему с обвинительным заключением (гл. 31 УПК РФ) или обвинительным актом (ст. 226); подготовительные действия к судебному заседанию.
//-- Классификация стадий --//
   Наиболее распространенные классификации стадий уголовного процесса – это две дихотомии: стадии обычные и исключительные; и обязательные и факультативные.
//-- Стадии обычные и исключительные --//
   Классификационный признак – входит ли субъект, обладающий полномочиями на начало или завершения производства в соответствующей стадии, в специфический круг ее участников, или же наличие у него таких полномочий закон связывает с его должностным положением.
   Таким образом, обычными стадиями уголовного процесса являются такие, производство в которых начинает или/и завершает своим волеизъявлением один из специфического круга участников соответствующей стадии.
   Добавление к предлагаемому определению альтернативы «или/и» понадобилось для того, чтобы отразить в нем определенную специфику комплекса методов достижения непосредственной задачи стадии возбуждения уголовного дела. Дело в том, что производство для решения вопроса о целесообразности возбуждения уголовного дела начинается не с процессуального решения. Принятие решения о возбуждении уголовного дела или об отказе в таковом завершает это производство. Начинается же оно с поступления в компетентный орган одного из сообщений о преступлении – повода к возбуждению уголовного дела.
   Участника, который правомочен своим властным волеизъявлением начать и и/или завершить соответствующую стадию, мы называем головным участником..
   К обычным стадиям уголовного процесса относятся: возбуждение уголовного дела, предание суду, судебное разбирательство и исполнение приговора.
   Исключительными стадиями современного отечественного уголовного процесса являются такие обладающие обязательными признаками стадии его части, производство в которых начинается с властного волеизъявления органа или должностного лица, не являющегося уже (приговор вступил в законную силу или, может быть, даже обращен к исполнению и исполнен) и не являвшегося вообще участником уголовного процесса.
   Таких стадий две: производство в надзорной инстанции и возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств.
//-- Стадии обязательные и факультативные --//
   Мы полагаем, что эта дихотомия распространяется только на обычные стадии. Исключительные стадии и так, уже по определению, факультативны – исключительные. При включении их в дихотомию обязательных и факультативных стадий они безвариантно попадали бы в состав стадий факультативных. Вследствие этого классификация, по нашему мнению, являющаяся инструментом научного исследования, как раз инструментальной ценности и лишалась.
   Существует довольно многочисленные дефиниции поименованных стадий. По нашему мнению, обязательными стадиями уголовного процесса являются такие, обладающие обязательными признаками стадии части уголовного процесса, без разрешения непосредственных задач которых уголовному судопроизводству невозможен переход на следующую ступень лестницы стадий.
   Факультативными же являются такие стадии уголовного процесса, которые не являются обязательными для производства по каждому уголовному делу. Конкретные уголовные дела могут преодолеть лестницу стадий, минуя некоторые ее ступени.
   Среди обычных стадий факультативных – две: (1) предварительного расследования и (2) кассационного и аппеляционного производства. Мощную стадию предварительного расследования делает факультативной наличие в отечественном уголовном процессе наряду с публичным обвинением дел частного обвинения. По делам частного обвинения предварительное расследование, как известно, не производится. Стадия же кассационного и надзорного производства (производства в суде второй инстанции) является факультативной в силу того, что ее возникновение по конкретному уголовному делу зависит от отношения сторон к приговору или иному судебному решению, отношения, выразившегося в таком процессуальном акте как подача жалобы.
   В связи направленностью нашего исследования появляется надобность классифицировать стадии уголовного процесса в зависимости от вида выполняемых ими непосредственных, вторичных и факультативных задач. Здесь уже не обойтись дихотомией (делением на два). Здесь, вероятно, логичнее поделить совокупность стадий уголовного судопроизводства на три группы.
   Среди них: 1) разрешающие, 2) основные и 3) контрольно-проверочные.
   К стадиям, разрешающим или запрещающим (не дающим на то санкции) производство в последующих стадиях относятся возбуждение уголовного дела и предания суду. Сущность этих стадий становится очевидной из наименования группы, ее состава и имевшего место ранее раскрытия содержания составляющих эту группу стадий. При этом становится очевидным, что в отличие от стадии возбуждения уголовного дела стадия предания суду носит не только разрешительный (открытие доступа в стадию судебного разбирательства), но и контрольный и подготовительный характер.
   К основным относятся стадии предварительного расследования и судебного разбирательства. Именно они образуют сердцевину уголовного судопроизводства. Их методы и непосредственные задачи специфичны. Между ними существует координационная, а не субординационная, мы хотим подчеркнуть это, связь. Поэтому в реальном отечественном, да и в континентальном вообще, судопроизводстве попытки поставить одну из них над другой могут и приводят к негативным результатам – ухудшению защиты законопослушных членов общества от преступных посягательств и росту безнаказанности лиц, совершающих преступления.
   Практически все стадии уголовного процесса среди других своих задач, в качестве вторичной, имеют контрольно-проверочную. Однако существуют стадии, для которых проверка и осуществление тем самым контроля является непосредственной задачей. Это стадия производства во второй инстанции (кассационное и надзорное производство) и две надзорные стадии.
   Состав стадий отечественного уголовного процесса, это важно для исследования, в частности, для характеристики их непосредственных задач, в разных источниках – различен. Приведем в следующем параграфе четыре наиболее распространенных перечня: (1) традиционный для отечественного УСП круг стадий; (2) система стадий, характерная для УСП в императорской России после судебной реформы 1864 года; (3) круг стадий, характерный для англо-саксонского правового семейства; наконец, (4) традиционный для отечественного УСП круг стадий с возможными, достаточно частыми в отечественном законодательстве, особенно последних 15-ти лет, изменениями, вопрос о которых особенно насущно встает в связи с принятием УПК РФ 2001 г.

§ 2. Стадийная структура отечественного уголовного судопроизводства

   Начнем с традиционной для отечественного уголовного процесса структуры современного отечественного УСП. Главные позиции в этой структуре составляет круг стадий. Система юридического образования в стране сделала этот перечень прямо таки каноническим [315 - См.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса / Отв. ред Н. Н. Полянский. – М.: Изд. АН СССР, 1958. – С. 35–37; Уголовный процесс / Отв. ред.: Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: Юрид. лит., 1972. – С. 10–11; Советский уголовный процесс: Учебник для юрид. факультетов и вузов / Под общей ред. М. И. Бажанова и Ю. М. Грошевого. – Киев: «Вища школа», 1978. – С. 12–14; Уголовный процесс БССР: Учебное пособие для юрид. вузов. – Изд. 2-е, испр. и доп. / Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко. – Минск: Выш. школа, 1979. – С. 12–13; Уголовный процесс: Учебник для иностранных слушателей вузов МВД СССР / Под ред. В.П, Божьева. – М.: Академия МВД СССР, 1989. – С. 9; и т.д.].
   Мы хотим в ходе представления стадий, входящих в этот перечень, высказать некоторые соображения по его составу, характеристике и наименованию его составляющих. Последнее – в случаях, когда уточнение или изменение наименований будет, по нашему мнению, способствовать адекватности анализа реалий современного отечественного судопроизводства.
   Кроме того, мы позволим себе высказать дополнительные к уже высказанным в предыдущем параграфе соображения относительно места в структуре уголовного процесса совокупностей процессуальных действий ни в одну из традиционных стадий не включаемых (речь пойдет о структурных единицах УСП, которые мы выше назвали самостоятельными частями уголовного судопроизводства).
   1. Стадия возбуждения уголовного дела (далее – ВУД). – Раздел VII УПК РФ.
   2. Стадия предварительного расследования (Разд. VIII УПК).
   2.1. Самостоятельная часть УСП – действия прокурора по делу, поступившему к нему с обвинительным заключением или обвинительным актом.
   3. Стадия предания суду (гл. 33 и 34).
   3.1. Самостоятельная часть УСП. Судебная подготовка к судебному разбирательству.
   4. Стадия судебного разбирательства (Разделы IХ (кроме глав 33 и 34), Х, ХI, ХII).
   5. Стадия производства во 2-й инстанции: аппеляционное и кассационное обжалование и рассмотрение не вступивших в законную силу судебных решений (Разд. ХIII).
   6. Стадия исполнения приговора (Разд. ХIV).
   7. Стадия надзорного производства: пересмотр вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда (Глава 48).
   8. Возобновление производства по УД в виду новых или вновь открывшихся обстоятельств (Глава 49).
//-- Система стадий, характерная для УСП в императорской России после судебной реформы --//
   И. Я. Фойницкий, добавляя к существительному стадия прилагательное главная, предлагает следующий состав главных стадий:
   1. предварительное исследование;
   2. предание суду;
   3. приготовительные к суду распоряжения;
   4. окончательное производство;
   5. особые порядки его; [316 - Думается, что отнесение особых порядков окончательного производства к числу стадий уголовного процесса не совсем корректно. Стадия не есть особый порядок ее. Если бы мы приняли позицию (если здесь действительно позиция, а не недостаточная научная строгость), то нам бы в системе стадий современного отечественного уголовного процесса пришлось бы выделять из единой стадии производства во второй инстанции в самостоятельные стадии кассационное и аппеляционное производства и создавать особую стадию для производств, регламентированных в разделах X, XI, XII, XIII или, по крайней мере, в разделах XVI и XVII УПК РФ 2001 г.]
   6. пересмотр приговоров;
   7. исполнение приговоров. [317 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / В 2-х томах/ Т. 2-й. Изд. третье, пересмотр. и доп. – СПб: Сенатская типография, 1910. – С. 341.]
   Приведенный перечень автор сопровождает нижеследующей важной оговоркой. «…Только по делам важнейшим, где процедура наиболее торжественна, с полной явственностью и раздельностью могут быть усмотрены все эти стадии разбирательства; в делах же меньшей важности, где порядок производства проще, некоторые из них, именно предварительные, сливаются с другими или существуют только в зародышевом состоянии» [318 - Там же. – С. 342.].
   Заметим, что названные И. Я. Фойницким в качестве самостоятельной, тем более, главной, стадии «особые порядки его» (окончательного производства) стадией, на наш взгляд не являются. Это особые формы окончательного производства, отвечающие такому обязательному свойству стадии как специфические методы разрешения специфической ее задачи.
   Обратим внимание также на следующее обстоятельство: в пореформенном (после 1864 г.) уголовном судопроизводстве исследователь не усматривает стадии возбуждения уголовного дела.
//-- Круг стадий, характерный для англо-саксонского правового семейства --//
   Круг стадий у английских правоведов – скорее, треугольник. Стадий в нем – всего три. От этого их функциональность, прямая направленность на достижение цели уголовного процесса, представляется нам, проявляется нагляднее, чем в перечне стадий УСП, предлагаемых отечественными авторами, особенно в учебной литературе, вне зависимости от того, предназначены ли учебники для высшего или среднего образования. [319 - Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: Юрид. лит., 1972. – С. 10; Советский уголовный процесс: Учебник для средних юридических учебных заведений. – 2-е изд., перераб. и доп. / Под ред. Б. А. Викторова. – М.: Юрид. лит., 1979. – С. 5.]
   Любопытно, что в Польской Народной республике существовала аналогичная стадийная структура и во времена народной демократии, и в период недостроенного в ней социализма. [320 - Уголовный процесс: Учебник для иностранных слушателей вузов МВД СССР / Под ред. В. П. Божьева. – М.: Академия МВД СССР, 1989. – С. 10.]
   1. Досудебное производство.
   2. Судебное производство.
   3. Исполнительное производство.
   Заметим, стадийная анатомия производства по уголовному делу не является единственным способом структуризации судопроизводства. А. М. Уилшир, к примеру, дает гораздо более дробную структуризацию в английском процессе. Она касается производства по делам, преследуемым по обвинительному акту.
   1. Меры представления обвиняемого в суд. Приказы судьи об обыске и производство обыска полицией.
   2. Производство перед допрашивающими судьями. [321 - Согласно ст. 49 Закона об уголовном правосудии 1925 г. под выражением «допрашивающие судьи» (examination justices) подразумеваются судья или судьи, в присутствии которых объявляется об обвинении лица в совершении преступления лица, преследуемого по обвинительному акту.Каждый раз, когда какое-либо лицо, обвиняемое в преступлении, преследуемом по обвинительному акту, является перед судьей или судьями, независимо от того, явилось ли оно по вызову, или приведено по приказу или без него, или находится уже в заключении за совершение данного или другого преступления, судья или судьи обязаны допросить, под присягой или с клятвенным подтверждением, лиц, знакомых с обстоятельствами дела, в присутствии обвиняемого, которому принадлежит право лично или через своего барристера или солиситора задавать вопросы любому свидетелю обвинения.Показания этих лиц записываются, прочитываются свидетелями и подписываются ими и судьями. (Уилшир А. М. Уголовный процесс / Перевод с англю О. Ф. Левиной. М.: Гос. изд иностр. Лит., 1947. – С. 49–50).]
   3. Поручительство.
   4. Представление и подписание обвинительного акта.
   5. Меры, обеспечивающие явку обвиняемого в суд.
   6. Предъявление обвинения. Заявление об аннулировании обвинительного акта. Оспаривание обвинительного акта. Объяснения обвиняемого (pleas).
   7. Производство в «Малом жюри». Отвод присяжных.
   8. Судебное разбирательство: вердикт, приговор, заявление о невозможности вынесения приговора.
   9. Аппеляция.
   10. Отсрочка исполнения приговора.
   11. Помилование. Условно-досрочное освобождение заключенного. [322 - Уилшир А. М. Указ. соч. – С. 29– 242.]
//-- Анализ света угасшей звезды --//
   Сделаем одну оговорку, которую, наверное, следовало бы сделать раньше. Она касается анализа зарубежных источников. Мы не случайно, цитируя или излагая А. М. Уилшира, подчеркивали, что используемый нами источник издан в СССР в 1957 г., а перевод осуществлен с репринта 17-го издания его книги, вышедшего в свет в 1943 г.
   Весьма образно об одном из свойств и порожденном этим свойством характере подобных анализов в работах современных украинских правоведов говорит Б. Г. Розовский. Он уподобляет его анализу света угасшей звезды: анализируются, как правило, устаревшие или, по крайней мере, старые, законодательные и литературные источники.
   Мы привели в качестве примера использования давно изданных источников информации собственный текст по двум причинам. Во-первых, чтобы приведением иллюстраций из чужих работ ненароком не обидеть кого-либо из коллег.
   Однако есть не менее весомое «во-вторых»: для исследования такого вопроса, как традиционная структура судопроизводства, целесообразнее использовать такие литературные источники, которые могут быть охарактеризованы, как классические. Тем более, это относится к английскому праву, в котором даже изменения и дополнения стремятся представить в привычных для британского правосознания и менталитета формах. Вот почему в данном контексте мы предпочли А. М. Уилшира книге Уолкера, вышедшей в русском переводе почти на полвека позже.
   Мы располагаем и более свежим источником информации об английском праве, источником времен Совета Европы (СЕ). В нем Европейские веяния, хотя и в меньшей мере, чем в УПК РФ 2001 г., наличествуют. [323 - Elliot C. and Quin F. English Legal Sistem. Fourth Edition. – London, New York etc.; Person Education Limited and Associated Companies throughout the world, 2002. – 611 c.]
//-- Традиционный для отечественного УСП круг стадий --//
   Его рассмотрение неизбежно связывается с возможными изменениями, вопрос о которых встает в связи вступлением в силу УПК РФ 2001 г.
   Рассмотрим приведенный выше традиционный для отечественного уголовного судопроизводства перечень.
   1) Первой среди названных там стадий значится возбуждение уголовного дела. Не только изменения в законодательстве, но и соображения, связанные с сугубо практическими факторами, в частности, с идеей процессуальной экономии, побуждают задуматься о целесообразности существования в уголовном судопроизводстве самостоятельной стадии ВУД.
   Мы попробуем проанализировать указанную проблемную ситуацию чуть позже, при анализе непосредственной задачи этой стадии.
   2) Стадия предварительного расследования, часто – стадия дознания и предварительного следствия. Возможно, точнее: стадия досудебной подготовки, осуществляемая не судебными органами.
   С вступлением в силу УПК РФ 2001 г. в язык современного отечественного УСП оказался вброшенным такой термин как досудебное производство. В Кодексе так поименована его ч. 2-я. Термин «досудебное производство» в отличие от введенного УПК РФ термина «назначение уголовного судопроизводства» науке уголовного процесса был широко известен и ранее.
   Правда, до последнего времени приходилось сталкиваться с такой стадией уголовного процесса как досудебное производство, в основном, в работах английских авторов. У русских дореволюционных авторов достаточно часто встречается термин предварительное исследование [324 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. Изд. 3-е, пересмотренное и доп. СПб.: Сенатская типография, 1910. – С. 341, 342 и др. (Библиографическое описание этого и др. источников, вышедших в свет до 1917 г. дается в современной орфографии).], также являющее собой досудебную подготовку. Если в УПК РФ досудебная подготовка охватывает две стадии, кроме предварительного расследования, еще и возбуждение уголовного дела, то в дореволюционном русском процессе только одну, поскольку стадии ВУД тогда просто не выделялось.
   «Предварительное исследование, – пишет И. Я. Фойницкий, – состоит из ряда действий частных и должностных лиц, направленных к собиранию материала для судебного разбирательства» [325 - Фойницкий И. Я. Указ. соч. – С. 342.].
   3) Стадия осуществляемой судом досудебной подготовки к судебному разбирательству.
   До 1992 г. совокупность процессуальных действий, составляющих эту часть УПД, и венчающее их решение, именовали стадией предания суду, что вполне соответствовало их (действий и конечному, итоговому решению) содержанию. Это же наименование было характерно для исследователей и авторов учебников по уголовному процессу, основывавших свои суждения на УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. К примеру, М. С. Строгович своем Курсе называл эту стадию именно так – предание суду. [326 - Строгович М. С. Курс уголовного процесса. 1958… – С. 35. См. также: Уголовный процесс / Отв. ред.: Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд… – С. 10–11; Советский уголовный процесс / Под общей ред. М. И. Бажанова и Ю. М. Грошевого… – С. 12–14; Уголовный процесс БССР – Изд. 2-е, испр. и доп. / Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко… – С. 12–13; Уголовный процесс: Учебник для иностранных слушателей вузов МВД СССР / Под ред. В. П. Божьева. – С. 9; Колмаков П. А. Российский уголовный процесс: Учебное пособие. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1996. – С. 6; и т.д.]
   В последнее время эта стадия, имевшая вполне определенное и довольно стабильное наименование, разветвилась. Толчком для этого послужило изменение, внесенное еще в УПК РСФСР законом от 25.05.92 № 2869– 1 [327 - Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1992. № 27, ст. 1560.]. Это изменение, убравшее из текста закона слова «предание суду» породило мгновенное, как поворот кораблей по команде «все вдруг!», исчезновение этих слов и из многих источников специальной литературы, принадлежащих перу. Вот только замена наименования этой стадии была не совсем единообразной. Ряд авторов переименовал ее в буквальном соответствии с новым заголовком ст. 223 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УПК РСФСР – назначение судебного заседания [328 - Уголовный процесс: Учебник для юрид. вузов и факультетов. Изд. 2-е, испр. и доп. / Под ред. К. Ф. Гуценко. – М.: Зерцало, 1997. – С. 7–8; Громов Н. А. Уголовный процесс России: Учебное пособие. – М.: Юристъ, 1998. – С. 11.]. Другие предложенные наименования: разрешение во-проса о назначении судебного заседания [329 - Уголовный процесс / Под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой… – С. 15.]; подготовка к судебному заседанию [330 - Уголовный процесс России / Науч. ред. В. Т. Томин… – С. 30.], подготовка уголовного дела к судебному разбирательству [331 - Ишимов П. Л. Процессуальный порядок подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ижевск: дис. совет К 212.275.06, 2005. – Наименование диссертации. Впрочем диссертант не очень строк в терминологии. Уже на с. 4 автореферата он говорит о «стадии подготовки к судебному заседанию».]. Авторы последнего по времени обстоятельного исследования этой стадии Н. Н. Ковтун и А. А. Юнусов именуют ее так: стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству. [332 - Ковтун Н. Н., Юнусов А. А. Стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: проблемы нормативного регулирования и практической реализации. Учебное пособие. – Казань: ЗАО «Новое знание», 2005. – 296 с. (В надз.: Московский Гуманитарно-экономический институт: Нижнекамский филиал.)]
   Каждому из этих новых наименований стадии можно было бы бросить упрек в том, что они не охватывают всей совокупности процессуальных решений и действий, которую (совокупность) наименовывают. Если назначение судебного заседания или разрешение вопроса о назначении судебного заседания, то вне пределов наименования оказываются действия по подготовке к судебному заседанию, если подготовка к судебному заседанию, то оказываются выпавшими из стадии вопросы властного волеизъявления, выражающиеся в назначении судебного заседания.
   Однако мы меньше всего хотели бы затевать полемику о наименованиях. Названия, конечно, могут быть более или менее удачными, однако, в конечном счете, при нормальном обсуждении о терминах можно договориться. Нас же интересует вопрос о том, носят ли изменения в объеме, характере и предназначенности этой части уголовного процесса такой характер, что они требуют столь радикального изменения ее наименования? Если нет, если изменения не столь принципиальны, не влекут за собой реальных изменений в реальном судопроизводстве, может быть, следовало бы сохранить прежнее название?
   Если же изменения принципиальны, если совокупность действий в этой протяженности процесса теперь носит сугубо служебный характер, надлежит просто слить действия по назначению судебного заседания вместе с венчающим их решением, и действия по подготовке к нему с последующей совокупностью решений и действий и образовать единую стадию судебного разбирательства?
   Свою позицию по затронутому вопросу мы выскажем чуть позже.
   4) Стадия судебного разбирательства.
   Бессмертная стадия! Рассмотрение и разрешение дела по существу. Ее наименование ни в каких изменениях в связи с принятием УПК РФ 2001 г. не нуждается.
   5) Стадия производства во 2-й инстанции: аппеляционное и кассационное обжалование и рассмотрение не вступивших в законную силу судебных решений.
   В связи с принятием УПК РФ 2001 г. и введением им наряду с кассацией такого способа проверки решений мировых судей понадобилось включение в ее наименования прилагательного «аппеляционное». Предлагалось и иное решение вопроса: рассматривать аппеляционное производство как самостоятельную стадию процесса. В качестве аргумента в пользу такого решения приводилось следующее обстоятельство: производство у мировых судей предусматривает в качестве способов проверки их решений, не вступивших в законную силу, и аппеляционное и кассационное производство, функционирующие последовательно.
   Однако такие предложения не нашли поддержки, и, думается, что это правильно, непосредственная задача у этих фрагментов судебного разбирательства одна. Аппеляционное производство – это не новая стадия, это – другой, новый для отечественного судопроизводства, способ проверки приговоров, не вступивших в законную силу.
   6) Стадия исполнения приговора.
   Заключительной из обычных [333 - О дихотомии стадий уголовного процесса на обычные и исключительные см. чуть позже, во фрагменте «Классификация стадий».] стадий является стадия исполнения приговора. Подчеркнем еще раз: уголовное судопроизводство есть практическая деятельность. Следовательно, она не может завершиться познанием объективной истины по делу и даже принятием на этой основе справедливого решения.
   Справедливое решение должно быть еще эффективно реализовано.
   7) Стадия надзорного производства: пересмотр вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений суда.
   Стадия эта, претерпев по сравнению с другими меньшие изменения в наименовании, существенно изменилась по содержанию. Ее непосредственная задача резко сократилась по объему.
   8) Возобновление производства по УД ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств.
   В связи с принятием УПК РФ 2001 г. и введением им наряду с понятием «вновь открывшиеся обстоятельства» понятия «новые обстоятельства» понадобилось дополнение наименования и, естественно, содержания стадии.

§ 3 Непосредственные задачи стадий и самостоятельных частей уголовного процесса: телеологический анализ

//-- Непосредственная задача стадии ВУД --//
   Характер и содержание концепции целеполагания в уголовном судопроизводстве в значительной степени зависит от трактовки стадии (процессуального института) возбуждения уголовного дела.
   Непосредственная [334 - Н. А. Громов называет ее специфической и употребляет во множественном числе. См.: Громов Н. А. Уголовный процесс России…1998. – С. 219. Полагаем, что спорить о характере употребляемого прилагательного вряд ли целесообразно, а вот множественность задач, как мы уже отмечали, может привести к появлению в конкретных ситуациях феномена Буриданова осла, способного завести производство по тому или иному уголовному делу в тупик.] задача стадии возбуждения уголовного дела, по нашему мнению, заключается в том, чтобы в конкретном случае, когда компетентным органам становится известным о признаках преступления, быстро решить вопрос о необходимости, целесообразности и допустимости пустить в ход такое острое оружие, как методы УСП. [335 - Словесно иначе, но содержательно сходно, определяет «задачи возбуждения уголовного производства» Н. Е. Павлов. «…Установление наличия или отсутствия данных, указывающих на признаки преступления, и решение на этой основе вопроса о необходимости дальнейшего ведения уголовно-процессуальной деятельности. В случае положительного решения выясняется, нет ли обстоятельств, исключающих производство по делу». – Уголовный процесс: Учебник для иностранных слушателей вузов МВД СССР / Под ред. В. П. Божьева. – М.: Академия МВД СССР, 1989. – С. 140.]
   Употребляя иную, чем мы, терминологию В. С. Зеленецкий, признает, что стадия ВУД имеет свои цели. Он относит к этим целям: констатацию совершения преступления и реального существования негативных уголовно-правовых отношений; создание условий для раскрытия преступлений; обеспечение реализации уголовной ответственности лица, совершившего преступление; уголовное преследование преступника; обеспечение защиты прав и законных интересов потерпевшего; реабилитация невиновного в совершении преступления лица; восстановление нарушенного преступлением режима законности в конкретном регионе страны; возбуждение дознания или предварительного следствия, создание условий, обеспечивающих всесторонность, полноту и объективность расследования, достижения истины. [336 - Зеленецкий В. С. Возбуждение уголовного дела. – Харьков, 1998. – С. 29– 43.]
   Перечень, конечно, великоват. Позволим себе повториться, в дефиниции и, в данном случае в классификацию, нельзя втиснуть все содержание понятия. А здесь просматривается именно такое желание.
   Факультативным элементом непосредственной задачи стадии возбуждения уголовного дела является, на наш взгляд, обнаружение и сохранение носителей релевантной информации для использования их в качестве источников доказательств [337 - УПК РФ не пользуется термином источники доказательств. Однако термин этот вряд ли нуждается в расшифровке. Он известен каждому процессуалисту.]по уголовному делу в последующих стадиях уголовного процесса, прежде всего в стадии предварительного расследования. В состав относящейся к делу (релевантной) информации помимо сведений, относящихся к вопросу о виновности или невиновности того или иного лица, обстоятельств, влияющих на меру ответственности и наказания виновного входит также информация о причиненном преступлением ущербе.
   Есть и другие взгляды на задачу этой стадии (этой совокупности процессуальных и иных, в частности оперативно-розыскных действий). Представитель Ленинградской школы процессуалистов, представитель первого поколения ее, В. А. Иванов утверждал, что таковой является «быстрое и решительное реагирование на преступные проявления» [338 - Уголовный процесс. – М.: Юрид. лит., 1972. – С. 219.]. Н. А. Громов полагает, что при ВУД решаются «специфические задачи по установлению признаков преступления в определенном деянии и принятию законного и обоснованного решения о возбуждении уголовного дела». [339 - Громов Н. А. Уголовный процесс России…1998. – С. 219.] Представляется, что здесь изложена не столько непосредственная (в терминологии Н. А. Громова – специфическая) задача стадии, сколько пересказывается иными словами ее содержание.
   Есть и третья позиция относительно непосредственной задачи стадии ВУД. Она заключается в том, что авторы, характеризующие эту стадию, относительно ее непосредственной задачи не высказываются. [340 - Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под общей ред. проф. П. А. Лупинской. – М.: Юристъ, 1995. – С. 220–229. (Автор главы – проф. О. П. Темушкин); Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса… 1958. – С. 35, 261–272.]
   В случае положительного ответа на вопрос о необходимости, целесообразности и допустимости пустить в ход такое острое оружие, как методы УСП выносится постановление о ВУД; если в результате действий, проведенных в этой стадии, компетентный орган приходит к иному ответу, следует решение об отказе в ВУД.
   Как скорое решение о ВУД, так и отказ в таковом в случае отсутствия оснований для того, чтобы махать тяжелым и, к тому же, обоюдоострым уголовно-процессуальным мечом в случае отсутствия оснований для подобных упражнений, равно целесообразны.
   Процессуальная регламентация разрешения вопроса о ВУД или отказе в таковом должна выстроить приемлемый компромисс между двумя сторонами противоречия. С одной стороны, решение должно быть принято быстро, для того, чтобы успешно раскрыть вероятно имевшее место преступление и обеспечить лицу, пострадавшему от него доступ к правосудию (bis dat qui cito dat), с другой, не причинить излишних стеснений гражданам чересчур широким применением специфических методов УСП, характеризующихся, в частности, возможностью использования достаточно острых мер процессуального принуждения.
   В различных системах уголовного судопроизводства – крайние подходы к разрешению этого противоречия. В США, к примеру, не только стадия – процессуальный акт ВУД просто отсутствует. Вынесения постановления о ВУД не требуется. Хотя вообще-то американские юристы большие любители составлять большие бумаги. Нет стадии возбуждения уголовного дела и в Соединенном Королевстве, иначе она, была бы и у переселившихся из него в Новый Свет его бывших подданных. Правда, А. М. Уилшир употребляет словосочетание возбуждение уголовного преследования. Он пишет: «закон не предусматривает ограничений на право возбуждения уголовного преследования». [341 - Уилшир А. М. Указ. соч. – С. 29.]
   В современной же России, пожалуй, одна из самых институализированных в мире стадий – стадия ВУД.
   Это обусловлено исторически. Для послеоктябрьской поры было характерно облегченное отношение к УПД. Оно порождалось, в частности, недостаточностью процессуально-правовой регламентации правоохранительной деятельности, слабой правовой подготовкой персонала и отсутствием у него процедурных традиций, а также отсутствием в правовых нормах и практике четких границ между правоохранительными действиями, осуществляемыми в рамках конкретных уголовных дел, и – вне таких рамок.
   Более того, допускалось производство действий, имеющих процессуальный характер и влекущих за собой процессуальные последствия, без возбуждения уголовного дела и не должностными лицами правоохранительных органов. К примеру, в 30-х годах в период коллективизации на селе право производство обыска предоставлялось начальникам политотделов МТС (машинно-тракторных станций), секретарям парторганизаций, председателям создаваемых колхозов.
   Размывание границ между действиями, производимыми в рамках УД и правоохранительными действиями, случавшимися вне этих рамок, способствовала также инерция установлений и процедур, бытовавших в УСП Российской империи. Эти установления и процедуры, порождавшие в соединении с условиями функционирования УСП в послеоктябрьский период, по нашему мнению, следующие. (1) Наука и учебная дисциплина уголовный процесс в Российской империи не знали такой стадии уголовного судопроизводства как возбуждение уголовного дела. [342 - См. предлагаемый И. Я. Фойницким перечень «главных стадий» уголовного судопроизводства: Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / В 2-х томах/ Т. 2-й. Изд. третье, пересмотр. и доп. – СПб: Сенатская типография, 1910. – С. 341.] (2) Законодательство (Устав уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г. с многочисленными добавлениями к нему) термин возбуждение относил не к уголовному делу, а к судебному преследованию (ст. 2 УУС: судебное преследование возбуждается как должностными, так и частными лицами); Прокурору или его Товарищу в установленных законом случаях предоставлялось право «поручить полиции возбудить преследование виновного пред мировым судьей» (ст. 253 УУС).
   В соответствии со ст. 262 Устава уголовного судопроизводства Российской империи судебный следователь не мог начать предварительного следствия без наличия законного к тому повода и достаточного основания. Однако, требование вынесения специального постановления о возбуждении УД ни в этой статье, ни в последующих, содержащихся в главе третьей «О законных поводах к начатию следствия», не наличествовало.
   Некоторая неясность возникает в связи с текстом ст. 297 УУС. С одной стороны глава, в которой содержится эта норма, озаглавлена, как было только что сказано, «О законных поводах к начатию следствия». Закон говорит о начатии следствия (в тексте статьи – предварительного следствия), сразу следствия, стадии ВУД нет. «Начатие» – в соответствии с семантикой этого слова – не период, это скорее, начало периода, периода следствия. С другой стороны, в пунктах 4 и 5 этой статьи законодатель применяет термин возбуждение уже не к судебному преследованию, а к делу. «Законными поводами к начатию предварительного следствия признаются:
   4) возбуждение дела Прокурором, и
   5) возбуждение дела по непосредственному усмотрению Судебного Следователя».
   Думается, формулировки пп. 4 и 5 ст. 297 не меняют высказанного ранее предположения, что отечественное УСП, регламентированное УУС 1864 г., такой процессуальной стадии как ВУД не имело. Сказанное, однако, не означает, что поступающие информационные сигналы о совершении преступления вообще не проверялись. Это должна была делать полиция, причем действовать полиции предписывалось специфическими для нее методами.
   Показательна в этом отношении ст. 253 УУС. «Когда признаки преступления или проступка сомнительны, или когда о происшествии, имеющем такие признаки, полиция известится по слуху (народной молве), или вообще из источника не вполне достоверного, то, во всяком случае, прежде сообщения о том по принадлежности, она должна удостовериться чрез дознание: действительно ли происшествие то случилось и точно ли в нем заключаются признаки преступления или проступка. Произведенное дознание, не подлежащее передаче Судебному следователю или Мировому судье по принадлежности (ст. 251 и 255), полиция представляет Прокурору или его Товарищу, который или прекращает оное, или распоряжается о его дополнении; если же, при рассмотрении предъявленного дознания, Прокурором или его Товарищем будут усмотрены в происшествии признаки преступления или проступка, то он передает такое дознание Судебному Следователю, или поручает полиции возбудить преследование виновного пред Мировым Судьей». [343 - Устав уголовного судопроизводства // Свод законов Российской империи: Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, постановлениями, изданными в порядке ст. 87 Зак. Осн., и позднейшими узаконениями. В пяти книгах / Под ред. и с примеч. И. Д. Мордухай-Болтовского. – Книга пятая. Тома ХIII–ХVI. – СПб: Русское кн. товарищество «Деятель», 1913. – Том ХVI. – С. 253. (Описание источника и цитаты из него приводятся в современном правописании).]
   Дознание по УУС 1864 г. это совсем не то, что понимает под дознанием действующий УПК РФ, понимал УПК РСФСР 1960 г. В связи с этим приведем текст ст. 254 УУС. «При производстве дознания полиция все нужные ей сведения собирает посредством розысков, словесными расспросами и негласным наблюдением, не производя ни обысков, ни выемок в домах». Т.о., если воспользоваться современной терминологией, при проверке наличия оснований к начатию предварительного следствия полиция пользовалась исключительно оперативно-розыскными и розыскными мерами. Последними – преимущественно.
   Облегченное отношение к УПД, о котором мы написали чуть раньше, размывание границ между правоохранительными действиями, производимыми в процессуальных формах и в рамках УД, и мероприятий, осуществляемых вне его в других формах, влекло за собой серьезные негативные последствия. Поначалу развития советского уголовного процесса такое размывание границ было, пожалуй, неизбежным.
   С целью избежать названных негативных последствий в 30-е, 40-е и послевоенные годы предпринимались меры по институализации акта ВУД. Отношение к проверке наличия законного повода и основания к ВУД происходило по весьма распространенному в российской уголовно-процессуальной науке закону маятника: от полного ее запрета до чрезмерности. Наконец, возобладала позиция, закрепленная в УПК РСФСР 1960 г.
   С вступлением же в силу УПК РФ 2001 г. следователей и вообще всех тех, кто в этой стадии работает, если выражаться без экивоков, ожидали беды.
   Беда первая пришла вместе с ч. 1 ст. 146 Кодекса, установившей, что следователю, дознавателю и органу дознания для возбуждения уголовного дела необходимо получить согласие прокурора.
   Беда вторая – это появившаяся у сторон возможность обжалования постановления о возбуждении уголовного дела (ч. 2 ст. 145 УПК РФ).
   Обе названные новеллы, на наш взгляд, вступают в очевидное противоречие и с непосредственной и с факультативной задачами стадии возбуждения уголовного дела. Они конфликтуют, в первую очередь, с устоявшейся в отечественном уголовном судопроизводстве непосредственной задачей анализируемой стадии. Решение о возбуждении уголовного дела должно быть принято быстро, ибо всякое промедление с ним ухудшает возможности обнаружения и сохранения доказательств, увеличивает опасность того, что лицо, подозреваемое в совершении преступления, или совершившее преступление, но еще не ставшее подозреваемым, скроется от следствия и др.
   Часть 3-я ст. 145 обязывает орган дознания, дознавателя, следователя и прокурора при направлении сообщения по подследственности принимать меры к сохранению следов преступления, но не указывает, как это делать в условиях ограничений для деятельностной активности в этой стадии, накладываемых на них действующим законом.
   А между тем, неясностей и вполне ясных трудностей при наличном правовом регулировании предостаточно. Среди них: 1) осмотр места происшествия в жилище; 2) задержание лица, доставленного в милицию; 3) получение согласия прокурора при проведении доследственной проверки на морском или речном судне; поезде, при определенных условиях – самолете; при растянутости коммуникаций и трудно преодолеваемом ландшафте местности.
   Осмотр жилища как места происшествия. Ведь даже осмотр жилища, которое является местом происшествия и, следовательно, осмотр которого возможен до ВУД, в случае возражений против этого следственного действия со стороны проживающих в этом жилище лиц может иметь место лишь по судебному решению.
   А если одно или несколько из проживающих в этом жилище лиц заинтересованы в исходе дела, в сокрытии обвинительных, впрочем, бывает, и оправдательных, доказательств, и рассчитывает использовать время, необходимое для получения решения суда, в целях уничтожения или сокрытия имеющихся на месте происшествия источников доказательств? А как быть прибывшему для осмотра жилища следователю, если при наличии согласия на осмотр большинства проживающих в подлежащем осмотру жилище лиц (они понятным причинам даже приветствуют его), один из жильцов, с осмотром не согласный, физически препятствует его проведению? Ведь п. 4 ст. 164 УПК РФ 2001 г., формулирующий общие правила производства следственных действий, запрещает применение насилия. Более того, формулировка этой статьи такова, что она apriori объявляет любое насилие при производстве следственных действий незаконной мерой.
   Тот же пункт четвертый ст. 164 указывает на недопустимость применения «насилия, угроз и иных незаконных мер». Однако, ни ст. 164, никакая иная в УПК РФ не раскрывает, какие именно меры при производстве следственных действий являются иными незаконными? Учитывая, что в соответствии со ст. 75 УПК РФ доказательства, полученные с нарушением его требований, являются недопустимыми, а допустимым в современном отечественном уголовном судопроизводстве является согласно уникальной, как будто только что испеченной в духовке формальной теории оценки доказательств все той же статье, только то, что прямо в кодексе записано.
   Если следовать логике, которую мы пытались проследить, а мы стремились истолковывать текст кодекса буквально, то в определенных случаях, ситуации с иными незаконными действиями могут стать анекдотическими. Предположим, что следователь-женщина во время осмотра отвлеклась для того, чтобы помочь молодой матери перепеленать ребенка. Мера эта в качестве элемента осмотра скрупулезным в некоторых отношениях действующим уголовно-процессуальным кодексом РФ не предусмотрена. Значит она незаконная? Думается, в связи со сказанным выше было бы целесообразно удалить из п. 4 ст. 164 вносящие в него смуту слова «и иных незаконных мер». В этом случае текст фрагмента закона звучал бы следующим образом: «4. При производстве следственных действий недопустимо применение угроз и насилия, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц».
   Задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, и ВУД. Вначале мы хотели наименовать настоящий фрагмент одним словом – задержание. Однако отказались от этого вследствие, как нам показалось, его недостаточной научной строгости. Дело в том, что однословный термин этот полисемантичен, многозначен. На это обстоятельство указывал ряд авторов. В частности, В. Н. Григорьев подробно останавливается на нем еще в 1989 году.
   Он констатировал, что задержание наряду с уголовно-процессуальным может быть (нумерация проставлена нами. – А. П.): 1) административным; 2) задержанием лиц, условно-осужденных к лишению свободы с обязательным привлечением к труду при уклонении от получении предписания о выезде к месту работы, невыезде в установленный срок, или неявке к месту работы (ч. 4 ст. 39 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

), и 3) лиц, самовольно выехавших за пределы административного района по месту их работы (ч. 7 ст. 39 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

). [344 - Григорьев В. Н. Задержание подозреваемого органами внутренних дел: Учебное пособие. – Ташкент: ТВШ МВД СССР, 1989. – С. 3 и др. В связи с изменением уголовного и уголовно-процессуального законодательства варианты /2/ и /3/ на сегодняшний день отпали.]
   Можно вспомнить также, что Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26.06.66 «Об усилении ответственности за хулиганство» [345 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1966. № 30. – Ст. 595. В связи с этим союзным нормативным актом в течение 1966–67 годов в УПК союзных республик были внесены существенные изменения и дополнения, касающиеся порядка производства по делам о хулиганстве. В частности, Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 24.08.66 (ВВС РСФСР. 1966. № 35. – Ст. 946) УПК РСФСР был дополнен разделом 9-м – «Производство по делам о хулиганстве»» – в составе ст.ст. 414– 420.] (несмотря на материально-правовое название этот нормативный акт включал в себя и процессуальные нормы) в редакции аутентичного Указа от 05.06.81 (ст. 15) предусматривал право граждан на задержание преступника как результат их действий, направленных на пресечение преступных посягательств.
   В проекте общей части УПК РФ, подготовленном в отделе судебной реформы Администрации Президента РФ, было восемь статей, регламентировавших различные варианты задержания. Этот проект, встретивший дружное неприятие со стороны большинства процессуалистов, остановился на общей части. Однако, с водой, по нашему мнению, выплеснули и ребенка: подробно разработанные варианты задержания (их процессуально-правовая регламентация) не были использованы другими субъектами проектирования УПК РФ.
   Впрочем, многозначность термина «задержание» не мешала и не мешает многим из весьма солидных авторов, когда это позволяют законы русского языка, пользоваться кратким термином задержание вместо многословного задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, в том числе и в заголовках книг, статей, тезисов. [346 - Франк Л. В. Задержание и арест подозреваемого в советском уголовном процессе. – Душанбе, 1963] Поэтому во фрагменте о задержании, да и во всей нашей работе, когда из контекста объем употребляемого термина ясен, мы также считали возможным пользоваться более коротким обозначением субъекта этого процессуального действия.
   Ситуация с тяжелым положением, складывающимся при исполнении непосредственной задачи стадии ВУД в условиях, образуемых сегодняшним правовым регламентированием (в создаваемых ограничениях системы) многократно усложняется, если лицо, подозреваемое в совершении преступления, доставлено в милицию.
   Термин лицо, подозреваемое в совершении преступления, сохранен нами из ст. 32 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Дело в том, что в УПК РФ 2001 г. один и тот же термин – подозреваемый – употребляется в двух различных смыслах. В ст. 46 УПК РФ, содержится перечень процессуальных ситуаций, находящийся в которых участник уголовного процесса, именуется подозреваемым. В частности, в соответствии с п. 2 ч. 1 ст. 46 подозреваемым является лицо, которое задержано (уже задержано, глагол совершенного вида) в соответствии со статьями 91 и 92 УПК. В наименованиях же статей 91 и 92, на которые ссылается ст. 46, судя по их содержанию, под термином подозреваемый понимается уже лицо, кое орган дознания, дознаватель, следователь или прокурор вправе задержать по подозрению в совершении преступления (ч. 1 ст. 91).
   Истолкование соотношения и реализация двух таких процессуальных актов как возбуждение уголовного дела и задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, в ситуациях, когда основание задержания предусмотрено п. 1 ст. 91 (когда это лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после него), всегда вызывало сложности в реальном уголовном судопроизводстве.
   Дело не только в необходимости соблюдения предписанного ст. 92 УПК РФ трехчасового лимита времени. Иногда (далеко не всегда, впрочем) и в три часа можно уложиться. Дело еще и в проблеме сохранении доказательственной информации, могущей быть почерпнутой при фактическом задержании (захвате) лица застигнутого при совершении преступления или непосредственно после его совершения. Ситуация уникальна. Не часто будущим участникам уголовного процесса со стороны обвинения удается воспринимать некоторые важные элементы предмета доказывания по будущему делу или некоторые доказательственные факты в режиме реального времени.
   Устои целеполагания, как представляется нам, требуют максимального использования этого обстоятельства для достижения цели доказывания и при ее необходимом посредстве цели уголовного процесса. Тенденции развития российского уголовно-процессуального законодательства, демонстрируемые в УПК РФ 2001 г., напротив, во имя разных других интересов препятствуют достижению этих целей, создают различные, оправданные и неоправданные, барьеры. Барьеры на пути надежного и эффективного доказывания. В осмысливаемой сейчас конкретной ситуации мы обнаруживаем, что законодатель от понимания задержания как следственного действия в ст. 122 УПК РСФСР 1960 г. перешел к однозначной трактовке его как меры процессуального принуждения.
   В 70-х годах в советской уголовно-процессуальной науке довольно широко обсуждался вопрос о том, имеют ли ход и результаты задержания доказательственное значение? [347 - Шейфер С. А. Доказательственное значение задержания подозреваемого // Социалистическая законность, 1972. № 3. – С. 55–56; Дубинский А. Я. Некоторые вопросы правовой регламентации задержания подозреваемого в совершении преступления // Материалы теоретической конференции по итогам научно-исследовательской работы профессорско-преподавательского состава за 1972 год – Киев, 1973. – С. 87–92.] Однако, содержание этого обсуждения, как и многих других, к сожалению, отечественным законодателем, точнее, членами рабочей группы по подготовке проекта УПК РФ, учтены не были. Как и во многих других случаях, отечественному судопроизводству предписывалось совершить поворот по морской команде «все вдруг!». Если судить по результатам выполнения этой команды, то, как и во многих других случаях, он получился по способу «овер киль» [348 - «Через киль». Уже, скорее, не поворот, а переворот. To keel over в переводе с профессионального сленга английских моряков – опрокидываться.].
   Применение задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления, нередко сопровождается серьезными и болезненными нарушениями. Среди них и такие, которые имели место в прошлом, «Получили распространение случаи задержания до возбуждения уголовного дела, при отсутствии оснований и мотивов, с целью давления на подозреваемого и получения «признания» в совершении преступления; небрежного составления протокола задержания; фальсификации материалов задержания; несвоевременного уведомления прокурора о задержании; превышении сроков задержания и т.д. Среди четырех с половиной сотен задержаний, обстоятельства которых изучены нами в различных регионах страны, нет и десятка полностью безупречных с точки зрения соблюдения закона». [349 - Григорьев В. Н. Задержание подозреваемого органами внутренних дел… – С. 4.]
   Нам представляется, что разрешение проблемной ситуации, связанной с многочисленностью процессуальных нарушений при осуществлении задержания по п. 1 ст. 91 УПК РФ 2001 г., как, впрочем, было и при задержании по п. 1 ч. 1 ст. 122 УПК РСФСР 1960 г. и еще ранее по ст. 100 УПК РСФСР 1923 г. [350 - Мы посчитали целесообразным упомянуть здесь об УПК РСФСР 1923 для того, чтобы объяснить, откуда в современном профессиональном уголовно-криминальном сленге слова: «сотка», «задержать по сотке». Нередко милицейская молодежь, привычно оперируя этими терминами, не зная их истоков.] может быть разрешено методами нелинейной логики.
   Констатируем: при задержании лица, подозреваемого в совершении преступления по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ происходят многочисленные процессуальные нарушения. Как существенно уменьшить их число?
   Нелинейная логика: Задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, объявить актом возбуждения уголовного дела против этого лица.
   С целью реализации этой идеи предлагается внести следующие дополнения и изменения в законодательство. Дополнить ч. 1 ст. 140 пунктом 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

следующего содержания: «задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, на основании пункта 1 части 1 статьи 91 и в порядке, предусмотренном указанной статьей».
   Получение согласия прокурора на возбуждение уголовного дела в условиях деятельности транспортной милиции. Особую сложность требование согласовать с прокурором постановление о возбуждении УД вносит в работу транспортной милиции. Каким образом следует действовать, чтобы получит, согласие прокурора следственно-оперативной группе, действующей в рамках стадии ВУД в условиях одного из названных выше транспортных средств, находящихся в рейсе. Следователь или следователь и оперативные работники в этом случае не имеют возможности приступить к производству неотложных следственных действий вследствие отсутствия согласия прокурора на возбуждение уголовного дела. К тому же времени, когда согласие будет получено, транспортное средство дойдет до пункта своего назначения, очевидцы, да и пострадавший, с судна или поезда сойдут, разъедутся по городам и весям и для того, чтобы провести с ними следственные действия, их придется разыскивать трудно и долго. Т.о. стадия ВУД в этом случае своей непосредственной задачи не выполнит, в результате чего многие доказательства окажутся утраченными. [351 - Идентичные позиции, касающиеся проблематики железнодорожного транспорта высказываются: Кравчук А., Кравчук А., Ретюнский И. Изменения в УПК внесены – проблемы остались // Российская юстиция. – 2003. № 12. – С. 50.]
   Быстрота необходима или, по крайней мере, желательна и при принятии двух других возможных решений: 1) о направлении сообщения по подследственности в соответствии со ст. 151 УПК РФ, а по уголовным делам частного обвинения – в суд в соответствии с ч. 2-й ст. 20 УПК РФ и 2) об отказе в возбуждении уголовного дела.
   Проведенное нами неформальное [352 - Неформальным мы назвали проведенное исследование по следующим причинам. Респондентам не сообщалось, что в отношении их осуществляется интервьюирование. Информация получалась в ходе служебных и личных контактов. Записи велись после того, как интервьюер получал такую возможность, оставшись один, в блокноте или на клочках бумаги в течение 2003–2005 годов. Записи в специальном блокноте сохранились полностью, записи, осуществлявшиеся на попавших под руку листах бумаги, частично утрачены.] интервьюирование сотрудников прокуратуры (прокуроров и следователей) показало, что их отношение к институту согласия прокурора на возбуждение уголовного дела в значительной степени зависит от занимаемого служебного положения. Прокуроры субъектов федерации, их заместители высказывались за это нововведение. Большинство прокуроров районов и городов, равно как и следователи прокуратуры и милиции – против. Собственно в органах внутренних дел, кроме подавляющего большинства следователей и оперативных работников, против нововведения и руководители вплоть до самых высокопоставленных. В качестве аргумента приведем уже не данные нашего исследования, не цифры и другие данные, приведенные ранее, а отчет об умонастроениях, прорвавшийся в печатный орган прокуратуры. «Руководители Следственного комитета при МВД России постоянно предлагают вернуться (хочется надеяться, что это произойдет не слишком поздно. – А. П.)» к ранее действовавшему порядку: получение согласия прокурора на возбуждение уголовного дела заменить уведомлением прокурора о принятом процессуальном решении. В апреле 2003 г. на семинаре-совещании, посвященном 40-летию создания следственного аппарата следственных органов в системе МВД, начальник Главного управления уголовного розыска В. Гордиенко заявил, что работа по раскрытию преступлений «по горячим следам» просто сломана. Процедура согласования с прокурорами вопроса о возбуждении уголовного дела в 2002 году съела 4 млн. часов рабочего времени, а в 2003 обойдется в 9 млн. часов» [353 - Бирюков Ю. Новое уголовно-процессуальное законодательство и практика прокурорского надзора // Российская юстиция. 2003. № 6. – С. 44.].
//-- Непосредственная задача стадии предварительного расследования (ПР) --//
   Из анализа многих норм уголовного процесса мы приходим к выводу, что в самом общем и, может быть, в самом точном в концептуальном плане, является конструирование непосредственной задачи стадии ПР как подготовки уголовного дела для рассмотрения и разрешение его судом в судебном разбирательстве. Предлагаемая формулировка, видимо, носит недостаточно технологичный характер. Для использования ее участниками стадии в качестве целеуказателя необходимо осуществить анализ, т.е. мысленно расчленить ее на составные части (элементы), как это мы уже проделали с рядом других обобщенного характера понятий, например, с формулой цели уголовного процесса.
   Нам представляется, что непосредственная задача стадии ПР складывается из следующих элементов:
   1) обеспечить суд информацией, доказательственной и, в необходимых случаях, ориентирующей;
   2) сохранить до и для суда источники доказательственной информации;
   3) обеспечить для суда личность обвиняемого;
   4) обеспечить суду возможность возмещения пострадавшим от преступления материального ущерба.
   Теперь мы можем вновь вернуться к обобщенной формуле непосредственной задачи стадии ПР. Если непосредственная задача стадии ПР не достигнута, уголовный процесс либо прекращается в этой стадии, либо, если дело все-таки доходит до судебного разбирательства, эта стадия, несмотря на всю ее центральность и даже главность, станет ущербной.
   Рассчитывая на то, что нас поймут правильно, позволим себе высказать мысль, которая только не первый взгляд выглядит крамольной: с общесоциальных позиций, в том числе и с позиций эффективной защиты прав и свобод граждан, стадия СР становится ущербной и в том случае, когда в ней выносится приговор на основе презумпции невиновности и ее следствий. В этом случае ущербность стадии, конечно, не в том, что оправдывается человек, вина которого не доказана. Подсудимый, вина которого в совершении преступления не доказана, безусловно должен быть оправдан. В нормальном современном обществе, в частности, в отечественном, такое положение, по нашему мнению, ни одним нормальным юристом не подвергается сомнению.
   Однако в случаях, когда для вынесения оправдательного приговора приходится прибегать к ссылкам на презумпцию невиновности и сформулированным в законе ее следствиям, по нашему мнению, в большинстве случаев имела место ущербность не только стадий предварительного расследования и/или судебного разбирательства, но и всего того конкретного уголовного процесса, в котором имело место не разрешение непосредственной задачи стадии ПР, в целом, по крайней мере, по трем причинам.
   Причина первая. Оказались не защищенными законные интересы лиц, пострадавших от преступления. Государство, принявшее на себя обязательство защищать своих граждан от преступных посягательств и возложившее ее исполнение, в частности, на уголовное судопроизводство, в анализируемой ситуации принятого на себя обязательства не выполнило.
   Вторая причина. Лицо, действительно совершившее преступление, преступник, оказалось безнаказанным. Не выполненной оказалась цель восстановления социальной справедливости, продекларированная в статье 43 Уголовного кодекса РФ. Более того, оставшийся безнаказанным преступник, как правило, склоняется к продолжению преступной деятельности.
   Третья. Безнаказанность преступника и особенно его неосновательное оправдание оказывают негативное психическое и даже мировоззренческое влияние на несколько групп людей: на большинство участников процесса; на судебную аудиторию; на близких и друзей лица, пострадавшего от преступного посягательства; на преступную микрогруппу, включавшую в себя неосновательно оправданного или вовсе не обнаруженного преступника и немалый ряд других.
   Если исходить из должного – из дистиллированной, концептуально непорочной стадии ПР – то формулировку ее непосредственной задачи, наверное, надо бы сказанным в предыдущем абзаце и ограничить. Поставить там не многоточие, а точку. Однако наша задача анализировать не только должное, тем более не только умозрительно должное, а и сущее – реально сложившееся в определенный период времени в определенных условиях предварительное расследование.
   С учетом этого обстоятельства следует отметить, что в реальном УСП деятельность органов предварительного расследования по разрешению этой второй части задачи, можно сказать, довесочной части, до начала 90-х годов прошлого столетия занимала значительное место. Иногда ситуация, без преувеличения, принимала прямо анекдотический характер. К примеру, в 1989–1990 годах в РСФСР количество дел о хозяйственных и должностных преступлениях, находивших свое завершение, не поступая в суд, доходило до 70 %. Застигнутую с поличным торговку (обмер, обвес, обсчет) направляли в суд. Матерого расхитителя, доказывать вину которого было гораздо сложнее, отдавали на поруки, или дело отправлялось в товарищеский суд. И делалось это не по злому умыслу, и, тем более не от хорошей жизни. По правоохранительным кабинетам гуляли словесные указания о неприкосновенности кооператоров. Следователи и оперативные работники, вкупе с ними, опасались направлять УД в суд. Во-первых, потому, что суды стали чаще выносить оправдательные приговоры. Судью, вынесшего оправдательный приговор, сильно хвалили, (как же не хвалить: борется с обвинительным уклоном), обоснованность оправдательных приговоров не часто и не слишком тщательно проверяли, а для следователей и их руководителей каждый оправдательный приговор означал ухудшение оценочно-учетных показателей.
   По ряду причин в этот период судьи стали чаще возвращать УД на доследование. Заметим, делали они это охотно. Нам известен случай, когда судья возвратил на доследование сложное дело для того, чтобы иметь возможность во время уйти в отпуск.
   Вторая причина, по которой следователи, начиная со второй половины 70-х годов, все больше опасались направлять УД по хозяйственным и должностным преступлением в суд, заключалась в следующем: судьи, в большинстве своем, не умевшие эффективно проводить судебное следствие по сложным в доказательственном отношении уголовным делам, и вообще вести судебное разбирательство в условиях базарной состязательности, агрессивности со стороны защиты и неожиданного миролюбия прокуратуры, стремились любыми способами, в т.ч. и возвращением на дополнительное расследование по неосновательным мотивам, избавиться от такого рода дел.
   В результате, несмотря на словесное осуждение быстро и широко распространившейся практики, звучавшее с высоких и не очень, трибун и кафедр, в глубине души многие с ней, такой практикой, мирились. Судьи избавлялись от рассмотрения и рискованного, грозящего бытовыми и социальными неурядицами последствий, разрешения уголовных дел, следователи от производства по ним предварительного расследования, а оперативные сотрудники и их руководство в соответствии с параграфом 12 Инструкции о едином учете преступлений получали в таких ситуациях желанные «палки» в свои учетно-оценочные показатели.
   Страдало, правда, состояние законности и правопорядка. Но ведь и законность и правопорядок собственных голосов не имеют. От их имени всегда говорит кто-то третий, чье представление о состоянии законности и правопорядка почему-то, как правило, согласовывалось с его ведомственной, а теперь и с политической, командной принадлежностью.
   Положение должно было существенно измениться в связи с принятием Комитетом конституционного надзора СССР Заключения от 13.09.90 О несоответствии норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства, определяющих основания и порядок освобождения от уголовной ответственности с применением мер административного взыскания или общественного воздействия, Конституции СССР и международным актам о правах человека.
   Согласно поименованному Заключению: 1) статья 43 Основ уголовного законодательства и ст. 5 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

Основ уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик в части, дающей возможность признавать лицо виновным в совершении преступления без рассмотрения дела в суде, не соответствует ст. 160 Конституции СССР. Указанное несоответствие должно быть устранено в процессе обновления уголовного и уголовно-процессуального законодательства; 2) параграф 12 Инструкции о едином учете преступлений, утвержденной Генеральным прокурором СССР 30.12.85 № 59/11 в части, предусматривающей учет в качестве совершивших преступления лиц, уголовные дела в отношении которых прекращены в связи с изменением обстановки, применением к виновному мер административного взыскания, передачей дела в товарищеский суд, в комиссию по делам несовершеннолетних или передачей виновного на поруки, не соответствует Конституции СССР и утрачивает силу с момента принятия настоящего постановления.
   Положение в связи с принятием такого постановления должно было действительно измениться, однако изменилось не очень. Может быть, потому не изменилось, что просто не успело. Вскоре Комитета конституционного надзора вместе с другими органами Союза ССР просто не стало.
//-- Непосредственная задача стадии предания суду (назначения судебного заседания, разрешение вопроса о назначении судебного заседания; подготовки к судебному заседанию) --//
   Начнем прямо с тезиса. Непосредственная задача, стадии обозначенной в наименовании настоящего фрагмента, носит двуединый характер. С одной стороны, проверить все ли, что было сделано по конкретному уголовному делу, сделано правильно, с другой, на базе уже сделанного другими участниками уголовного процесса подготовить условия для функционирования стадии судебного разбирательства.
   В дальнейшем попытаемся обосновать сформулированный тезис. По нашему мнению, непосредственная задача обозначенной в наименовании настоящего фрагмента стадии подобна римскому богу-многостаночнику Янусу. Янус был богом дверей, входов и выходов, договоров (союзов), богом-блюстителем порядка и мира (земного шара), вращающим его ось. Словом, его функции-задачи были во многом подобны функциям-задачам нынешней милиции. Янус обычно изображался с двумя обращенными в противоположные стороны ликами, один из которых был обращен назад, другой – вперед.
   Так и анализируемая нами и почитаемая самостоятельной стадией часть уголовного процесса. С одной стороны, ее функции обращены в прошлое: проверить все ли, что уже сделано, было сделано предварительным расследованием полно и правильно, не допущено ли было нарушений в стадии ВУД, с другой – вперед: подготовить условия для нормального функционирования стадии судебного разбирательства. Собственно, исправление выявленных недочетов, ошибок и даже злоупотреблений, имевших место при ВУД и предварительном расследовании, в значительной части, являет собой подготовку к судебному разбирательству.
   И. Я. Фойницкий, дореволюционный профессор и сенатор, видимо, не знал материалистической диалектики. Однако его подход к прояснению социальной значимости стадии предания суду, был вполне диалектичен. Он видел противоречивость детерминант непосредственной задачи этой стадии. «Предание суду, в значении деятельности судебной, покоится на основаниях двоякого рода. С одной стороны, им ограждаются интересы общества, требующие, чтобы уголовному суду были предаваемы все, того заслуживающие, независимо от личного усмотрения обвинителей. С другой стороны, предание суду направлено и к ограждению личности обвиняемого». [354 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2-х томах. – Т. 2. Изд. Третье пересм. и доп. – СПб.: Сенатская типография, 1910. – С. 385.] Саму непосредственную задачу этой стадии И. Я. Фойницкий понимает как разрешение судом «вопроса о том, имеются ли против данного лица достаточные доказательства, необходимые для открытия по его делу окончательного заседания уголовного суда». [355 - Там же. С. 385.]
   Нам трудно согласиться с утверждением Н. Н. Ковтуна и А. А. Юнусова, что непосредственной задачей стадии предания суду «в теории российской уголовно-процессуальной науки, как правило, традиционно формировалась, как независимый судебный контроль». [356 - Ковтун Н. Н., Юнусов А. А. Стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: проблема нормативного регулирования и судебного разбирательства. – Казань: ЗАО «Новое знание», 2005. – С. 3.] Мы опасаемся, однако, что в этом случае авторы упрек, который адресуется покойному профессору М. М. Выдре, они должны бы были в равной мере адресовать и себе. Мы воспроизведем этот упрек, поскольку он напрямую касается вопроса о непосредственной задаче стадии предания суду. «…Иногда непосредственные задачи указанной стадии определялись как способствование укреплению социалистической законности, предупреждению преступлений, воспитанию граждан в духе неуклонного исполнения советских законов и уважения правил социалистического общежития и т.п., следует расценивать лишь как идеологические по сути, усилия, призванные, в соответствии с идеологическими запросами времени, «обосновать» всеобъемлющее действие норм ст. 2 УПК РСФСР (1960 г.) на всех этапах и стадиях публичного уголовного судопроизводства России». [357 - Ковтун Н. Н., Юнусов А. А. Стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: проблема нормативного регулирования и судебного разбирательства… – С. 9– 10.] Но разве абсолютизация, или, во всяком случае, гиперболизация роли судебного контроля в сегодняшних условиях не является результатом идеологических, по сути, усилий, призванных в соответствии с идеологическими запросами времени, «обосновать» социально-властный заказ?
   В обоснование своего утверждения о традиции названные авторы ссылаются на одного автора – на И. Я. Фойницкого. [358 - Там же. С. 9, сн. 11.] Сенатор действительно употребляет термин «судебный контроль». Вот как звучит фраза, к которой адресуют авторы читателя: «…Опасность для личности существовала бы в весьма значительной степени, если бы предание суду было делом бесконтрольного личного усмотрения обвинителя; судебным контролем в данном случае и является процедура предания суду». [359 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2-х томах. – Т. 2. – С. 385.] Нам представляется, что И. Я. Фойницкий говорит вовсе не о непосредственной задаче стадии предания суду, а об ее (стадии) содержании, о методах, которые в соответствии с законом используются для разрешения непосредственной задачи стадии. Т.о., утверждение о том, что непосредственные задачи стадии предания суду традиционно формировались как независимый судебный контроль, авторы не подтвердили. Наш собственный анализ источников также не дает оснований для такого вывода.
   Корни предания суду как особом процессуальном действе «лежат в глубокой древности, и уже во времена классического Рима существовало деление процесса на производство in jure и in juditio; первое заканчивалось принятием имени обвиняемого, nominis recthtio, после чего обвиняемый считался преданным суду». [360 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2-х томах. – Т. 2. – С. 385.] «Русское законодательство по уставам 20-го ноября, – пишет тот же автор, – примыкает к французской организации предания суду». [361 - Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. В 2-х томах. – Т. 2. – С. 389.]
   После Октябрьской революции «форма предания суду кардинально менялась в российском уголовном процессе в 1918, 1920, 1922–1923, 1924, 1929, 1935, 1955, 1958, 1960, 1992–1993 гг.» [362 - Ковтун Н. Н., Юнусов А. А. Стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: проблемы нормативного регулирования и практической реализации. – Казань: ЗАО «Новое знание», 2005. – С. 9.]
   Характерен вывод, к которому приходил, анализируя роль реформ стадии предания суду как в отечественном, так и зарубежном судопроизводстве, нарком юстиции СССР И. Д. Перлов после того, как он сосредоточился на научной работе. «…Все реакционные, антидемократические реформы в области уголовного судопроизводства во всех странах, как правило, приводили к ликвидации института предания суду, его урезыванию и ущемлению, и напротив, все реформы и преобразования… имеющие прогрессивный, демократический характер, пытались привести или приводили к укреплению и развитию этого института». [363 - Перлов И. Д. Предание суду в советском уголовном процессе. – М., 1948. – С. 38.]
   В связи с очередной реформой стадии предания суду, связанной с появлением УПК РФ 2001 г. возникло великое множество проблем перед следственно-судебной практикой, уголовно-процессуальной наукой и юридическим образованием. Дело в том, что регламентация стадии, обозначенной в заголовке настоящего фрагмента, не только установила новые обязанности и правомочия суда и прокурора, но и, по нашему мнению, стремится сделать их инструментом, несущим новую правовую идеологию. «Новый порядок назначения дела к судебному разбирательству, – пишет Н. А. Юркевич, – сочетает в себе как использование нового (институт предварительного слушания…), так и обращение к опыту прошлого». [364 - Юркевич Н. А. Институт придания обвиняемого суду: реформа или ликвидация // Проблемы уголовного права, уголовного процесса и криминалистики: Сб. научных работ. Вып. 7 / Под. ред. М. С. Гринберга. – Омск: Омский университет, 2003. – С. 171–173.]
   Мы солидарны с этой констатацией сибирского коллеги. Мы только детальнее, чем это делает автор в только что процитированной нами статье, проследим историю института предания суду и постараемся разобраться во имя чего, для достижения какой цели производились многочисленные его преобразования.
   Первым в послеоктябрьском законодательстве касается этого вопроса Положение о народном суде РСФСР от 30.11.18 [365 - СУ РСФСР. 1918, № 85. – Ст. 889.]. Согласно ему предание суду осуществлялось уездными и городскими следственными комиссиями, которыми производилось предварительное следствие. «Постановление следственной комиссии, – пишет М. С. Строгович, – и являлось актом предания суду». [366 - Строгович М. С. Курс уголовного процесса… 1958. – С. 361.] С 21.10.20, когда следственные комиссии были ликвидированы, согласно новому Положению о народном суде (от 21.10.20) [367 - СУ РСФСР. 1920, № 83. – Ст. 407.] предание суду было возложено на народный суд.
   С вступлением в силу УПК РСФСР 1922 г. и быстро сменившего его кодекса в редакции 1923 г. формой предания суду стало распорядительное заседание того суда, которому предстояло рассматривать дело по существу. [368 - Это обстоятельство – рассмотрение дела по существу тем же судом, который решил вопрос о предании обвиняемого суду, побуждало ряд авторов рассматривать стадию предания суду совместно со стадией производства в суде первой инстанции. См., например: Строгович М. С. Курс уголовного процесса… 1958. – Сноска на с. 359. Это не мешает М. С. Строговичу утверждать, что предание суду «представляет собой отдельную стадию уголовного процесса». – Там же. С. 359.]
   Примечание к ст. 326 первоначальной редакции УПК РСФСР 1923 г. устанавливало запрещение составу распорядительного заседания при решении вопроса о предании суду исследовать представленные следственные акты, на основе которых было составлено обвинительное заключение. Разрешая вопрос о предании суду, участники распорядительного заседания должны были исходить только из текста обвинительного заключения. «Вопрос об основательности обвинения разрешался… на основе только тех данных, которые были приведены в описательной части обвинительного заключения, путем проверки вытекает ли резолютивная часть обвинительного заключения из его описательной части. …Распорядительное заседание могло заниматься проверкой правильности юридических формулировок… и логической согласованности отдельных частей и утверждений обвинительного заключения, но не могла проверять обоснованность обвинительного заключения по существу, его соответствие имеющимся в деле материалам». [369 - Строгович М. С. Курс уголовного процесса… 1958.] Идея ограничений познания во времени ясна: чтобы у судьи, которому предстоит рассматривать дело по существу, от восприятия материалов дела до судебного разбирательства не создалось предубеждения, способного отрицательно повлиять на его поведение в ходе судебного следствия и объективность в оценке доказательств. Забота о блокировании процессов возникновения предубежденности – это насущная проблема. Ею пронизаны правила об отводах. Однако эта забота должна проявляться в адекватных ей средствах.
   Запрет знакомиться с материалами дела, которые находились в сфере досягаемости членов распорядительного заседания, буквально – под руками, по мнению М. С. Строговича, оказался нежизненным. Очень быстро – постановлением ВЦИК от 16.10.24 – было отменено. Составу распорядительного заседания и по закону стали доступны материалы уголовного дела, которое они собирались слушать, однако им предписывалось изучать их исключительно под углом зрения их достаточности или недостаточности для предания обвиняемого суду.
   Просматривается определенное сходство с регламентацией анализируемого института в УПК РФ 2001 г. Впрочем, учитывая хронологию событий (время принятия двух названных актов), точнее, наверное, будет сказать, что это в нынешнем отечественном УПК РФ (2001 г.) в этом отношении просматривается сходство с УПК РСФСР 1923 г. Главы 33 и 34 в интегральной оценке приводят нас к такому выводу. В частности, ст. 227 ч. 1 УПК РФ, формулирующая исчерпывающий перечень полномочий судьи по поступившему в суд уголовному делу, имеет только два варианта разрешаемых ему решений, кроме естественного – назначения дела к слушанию (п. 3 ч. 1 ст. 227): о направлении уголовного дела по подсудности (п. 1 той же части той же статьи) и, второй вариант, о назначении предварительного слушания (п. 2 ч. 3 той же статьи). В свою очередь, ч. 1 ст. 337 предусматривает исключительно формальные препятствия для рассмотрения дела судом.
   Т.е. решающий голос в решении вопроса о предании обвиняемого суду предоставляется обвинительной власти. И такое уже было в отечественной истории. Постановлением ВЦИК 20.10.29 решающий голос в решении о предании обвиняемого суду был передан прокурору. Заметим кстати, очень спорная позиция идеологов и разработчиков проекта УПК РФ, уже превратившегося в действующий федеральный закон, об отнесении следователя к УУП стороны обвинения так же, как нам представляется, имеет явственно просматриваемые корни в названном постановлении ВЦИК.
   Решение вопроса о предании суду по материалам дознания возлагалось на следователя. Нынешний дознаватель действующим кодексом также рассматривается как представитель стороны обвинения.
   Вернемся, однако, к анализу тех многочисленных вариаций, которые методом проб и ошибок видоизменяли методы предания суду и неоднократно перебрасывали это правомочие со стороны на суд и обратно. Возложение правомочия на принятия решения о предании суду на прокурора и следователя оказалось не оптимальным. Оно, по нашему предположению, привело к тому, что таким образом устроенный механизм породил уменьшение требовательности к качеству ПР при решении вопроса о направлении дела в суд. Цель качественного расследования уголовных дел исчезла из субъективного понимания целеполагания следователями и прокурорами.
   М. А. Чельцов писал об этом периоде развития отечественного УСП, что в судебное разбирательство стало попадать огромное количество плохо расследованных дел. Суды стали сталкиваться с многочисленными пробелами в расследовании, с неправильным привлечением в качестве обвиняемого. Часто возникала необходимость возвращать дела на дополнительное расследование или же оправдывать подсудимых. [370 - См.: Чельцов М. А. Предание суду. – М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1944. – С. 2–4. В поисках информации относительно развития института предания суду в отечественном УСП 20-х и 30-х годов мы не случайно делаем ставку на таких авторов как М. А. Чельцов и М. С. Строгович. Они знали ситуацию не только по литературным источникам. В двадцатые, тридцатые, сороковые, пятидесятые годы они в этих ситуациях жили и служили стране.]
   В апреле 1934 г. 1-е Всесоюзное совещание судебно-прокурорских работников высказалось за восстановление распорядительных заседаний. На основе позиции, принятой участниками всесоюзного совещания, 47-й Пленум Верховного суда СССР разъяснением от 07.06.34 установил обязательность прохождения дел, направляемых для рассмотрения по существу, через распорядительное заседание. Т.о. в 1934 г. полномочия по преданию обвиняемого суду были возвращены судам.
   В послевоенные годы судебный порядок предания суду сохранялся, по УПК РСФСР 1960 г., правда, с рядом изменений – тоже. В УПК РФ термин предание суду исчез. Реальный институт в уголовном судопроизводстве остался, а термин, его обозначающий, из процессуального законодательства по соображениям, представляется, умозрительным оказался удаленным.
   В англо-саксонском уголовном судопроизводстве, да и в ряде континентальных правовых семейств, предание суду осуществляется не тем судебным органом, который будет рассматривать данное уголовное дело. В США, например, таким органом является Большое жюри. Возможно, в таком подходе имеется своя логика. У состава суда, который будет рассматривать дело по существу, не создается предубеждения, которое может возникнуть при разрешении им же непосредственной задачи стадии предания суду.
//-- Непосредственная задача стадии судебного разбирательства --//
   Непосредственной задачей стадии судебного разбирательства является рассмотрение и разрешение уголовного дела по существу, разрешение вопроса о виновности или невиновности подсудимого и мере его ответственности.
   Факультативным элементом непосредственной задачи судебного разбирательства является выявление обстоятельств, способствующих совершению преступления. Такую же факультативную задачу закон возлагает и на стадию предварительного расследования и дознания. См. ч. 2 ст. 73 УПК РФ.
   С. В. Бородин, в учебнике, изданном в 2004 г., пишет, что судебное разбирательство позволяет принимать меры к устранению (выделено нами. – А. П.) обстоятельств, способствующих совершению преступления. [371 - Уголовный процесс: Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / Под ред. В. П. Божьева. – 4 изд., перераб. и доп. – М.: Спарк, 2004. – С. 427.] Думается, маститый автор не учел изменений в законодательстве. УПК РФ сузил обязанности компетентных участников уголовного судопроизводства в этом направлении.
   Вторичной задачей стадии судебного разбирательства является оказание воспитательного воздействия как на участников уголовного процесса, так и на судебную (непосредственно) и внесудебную (опосредовано, в основном через средства массовой информации и пропаганды – СМИиП) аудиторию. Под вторичной по отношению к непосредственной мы, понимаем такую задачу, которая решается посредством успешного исполнения непосредственной. Положительное воспитательное воздействие окажет на УУП и судебную аудиторию такое судебное разбирательство, которое завершилось вынесением правильного и убедительного судебного решения. Именно поэтому, представляется нам, нецелесообразны весьма популярные среди значительной части судей нотации и филиппики, которые они произносят в ходе судебного заседания, адресуя их тому или иному участнику процесса.
   Специфично целеполагание при производстве судебного разбирательства в специальном порядке, предусмотренном главой 40 УПК РФ, поименованной, «Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением». Непосредственная задача стадии судебного разбирательства, в рамках которого проходит эта разновидность судебного разбирательства, по нашему мнению, остается без изменения, однако появляется, обеспеченная предусмотренной законом процедурой вторичная задача: экономия при достижении основной времени, сил и средств.
   Появление в УПК РФ процессуальной процедуры, предусмотренной главой 40-й, было встречено славянскими юристами неоднозначно. Далеко не всеми эта законодательная новелла приветствовалась. К примеру, видный украинский процессуалист Г. Б. Розовский пишет очень эмоционально о восприятии подобного института проектом нового украинского УПК: Говорим об обеспечении гарантий, исключающих осуждение невиновного, и тут же вводим процедуры упрощенного судопроизводства при самооговоре подсудимого [372 - Розовский Б. Г. Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса… С. 573–574.]. Это и не удивительно. Предложенный уголовно-процессуальный институт не свойственен славянским и вообще большинству континентальных (проистекающих из континентального правового семейства) уголовных процессов, процессов, в которых наличествует полноценная стадия предварительного расследования. Для англо-саксонских же процедур, в которых, с позиций правоведа континентальной и, тем более, советской уголовно-процессуальных школ, функции суда гиперболизированы, возможности существенного сокращения судебного разбирательства, являются необходимым условием выживания, в частности американского уголовного судопроизводства.
   В наших целенаправленных беседах с правоохранителями (сотрудниками полиции, ФБР и прокуратуры) в США во время прохождения там стажировки нам не раз доводилось слышать заявления, о том, что в отсутствии практики «сделок о правосудии» – соглашений между защитником обвиняемого и прокурором о характере и объеме обвинения, которое прокурор предъявит, а обвиняемый признает – американская судебная система рухнула бы под тяжестью судебных дел. Об аналогичных констатациях американских судей пишет В. Т. Томин.
   Стадию судебного разбирательства «принято считать главной стадией» [373 - Уголовный процесс: Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция» / Под ред. В. П. Божьева. – 4 изд., перераб. и доп. – М.: Спарк, 2004. – С. 427.] уголовного судопроизводства. Слова «принято считать» позволяют предположить, что употребивший их автор несколько сомневается в соответствии такого абсолютизированного утверждения реалиям отечественного уголовного судопроизводства. А поскольку этот автор, профессор С. В. Бородин, на протяжении своей долгой жизни трудился и в судебной системе (Верховный суд РСФСР) и в системе МВД, то его сомнения заставляют задуматься в правильности предположения о том, что все остальные стадии уголовного процесса по отношению к судебному разбирательству являются не главными, второстепенными, подсобными.
   Во всяком случае, нам представляется, что это не совсем так. Прежде, чем суд сможет решать вопрос о виновности и мере ответственности подсудимого надобно, чтобы лицо, предполагающееся виновным в совершении конкретного преступления, было отыскано и чтобы следователь и прокурор сочли собранные против него доказательства достаточными, чтобы в установленном законом порядке направить дело в надлежащий суд для рассмотрения его по существу. Главных, основных [374 - Таким эпитетом снабжает стадию судебного разбирательства в последних публикациях, в частности, А. В. Смирнов. – Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс: Учебник для вузов / 2-е изд. Под общ. ред. А. В. Смирнова. – СПб: Питер, 2005. – С. 494.], центральных стадий в нормально целеустремленном судопроизводстве, по нашему мнению, по крайней мере, две: предварительное расследование и судебное производство.
   Стадия судебного разбирательства, как и все стадии уголовного судопроизводства имеет собственную структуру. Она состоит из следующих частей: 1) подготовительная; 2) судебное следствие; 3) прения сторон (иначе, судебные прения) [375 - С. В. Бородин предлагает именовать эту часть «последнее слово подсудимого и предложения участников судебного разбирательства» (см.: Бородин С. В. Глава ХV. Общие условия судебного разбирательства // Советский уголовный процесс: Учебник / Под. ред. Б. А. Викторова. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрид. лит., 1979. – С. 320). Дополнение, особенно с позиций бывшего студента, представляется нам рациональным, однако относиться, по нашему мнению, оно должно не к такой части судебного разбирательства как последнее слово подсудимого. Ему место, наверное, в судебных прениях.]; 4) последнее слово подсудимого; 5) постановление приговора; 6) провозглашение приговора.
   В специальной литературе, особенно учебной, более распространена пятичастная структура этой стадии, в которой такие части этой стадии как постановление и провозглашение приговора объединены в одну [376 - Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: «Юрид. лит.», 1972. – С. 340; Уголовный процесс: Учебник для студентов юрид. вузов и факультетов / Под ред. К. Ф. Гуценко. – Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Зерцало, 1997. – С. 335.] или провозглашение приговора вовсе исключается из перечня частей стадии [377 - Бородин С. В. Глава ХV. Общие условия судебного разбирательства // Советский уголовный процесс: Учебник / Под. ред. Б. А. Викторова. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрид. лит., 1979. – С. 320].
   Нам представляется не столько корректным, сколько привычным объединение в одну часть и постановления и провозглашения приговора. Дело в том, что эти части, хотя и имеют предметом один и тот же документ, слишком отличаются друг от друга: и по кругу участников и по методам деятельности и по своему месту в обеспечении непосредственной задачи всей стадии.
   «Каждая часть судебного разбирательства, – пишут В. П. Нажимов и В. П. Резепов, – имеет свои конкретные задачи…» [378 - Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: «Юрид. лит.», 1972. – С. 340]. Подобное суждение не может не разделяться нами. Однако, в специальной литературе оно либо не находит дальнейшего развития, как это произошло в только что процитированном нами источнике, либо под пером диссертантов, предметом исследования которых являются отдельные части стадий, задача таких частей превращается, как правило, во множество задач, а иногда и просто гиперболизируются.
   К примеру, Н. А. Селедкина, предметом исследования которой является такая часть судебного разбирательства, как судебное следствие, полагает: «Задачи, выполняемые в ходе судебного следствия, можно условно разделить на три группы: общесоциальные задачи, отраслевые задачи и непосредственные задачи» [379 - Селедкина Н. А. Судебное следствие в российском уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук, – Екатеринбург: Дис. совет Д.212.282.03, 2005. – С. 6.]. По нашему мнению, чрезмерен уже объем классификации, объем совокупности, подвергнутый логической операции деления.
   Далее диссертант раскрывает состав классификационных групп. «Общесоциальными задачами судебного следствия являются:
   1) обеспечение защиты прав и свобод личности;
   2) обеспечение защиты материальных и духовных ценностей общества;
   3) обеспечение защиты конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности государства [380 - Селедкина Н. А. Судебное следствие в российском уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук, – Екатеринбург: Дис. совет Д.212.282.03, 2005. – С. 6.]».
   Такой подход представляется не слишком строгим научно и, тем более, практически. Между сформулированными автором «общесоциальными задачами» и функциональными возможностями судебного следствия слишком большой разрыв. Трудно проследить механизм взаимодействия. Конечно, судебное следствие вносит какой-то свой вклад в решение сформулированных «общесоциальных задач». Но происходит это опосредованно. Судебное следствие вносит свой вклад в разрешение непосредственной задачи стадии судебного разбирательства, структурной частью которого оно является. Разрешение непосредственной задачи судебного разбирательства является необходимым условием достижения цели уголовного процесса по конкретному уголовному делу. Достижение ЦУП по большинству уголовных дел в стране способствует решению задач уголовного судопроизводства. Решение задач уголовного судопроизводства способствует охране условий существования и развития общества. И только на этом уровне целеуказания могут быть размещены те общесоциальные задачи, о которых пишет Н. А. Селедкина. Представляется, что это далековато от судебного следствия.
   К отраслевым задачам, выполняемым в ходе судебного следствия, цитируемый автор со ссылкой на ст. 6 УПК РФ относит следующие: «1) защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; 2) защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод; 3) уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания». [381 - Селедкина Н. А. Судебное следствие в российском уголовном процессе: Автореф. дис… С. 6.]
   Полагаем, что наши сомнения, высказанные по поводу «общесоциальных задач судебного следствия» за исключением того, что следует исключить, приложимы и к «отраслевым задачам судебного следствия». Кроме того, с позиций инструментальной ценности терминологии представляется дисфункциональным снабжать понятие, которое законодатель снабдил одним наименованием, другим, переименовывать его. Это способно внести путаницу в тексты, породить споры о словах.
   Сказанное приводит нас к выводу, что реальным элементом целеполагания, действительно относящимся к судебному следствию, в классификации, предлагаемой Н. А. Селедкиной является лишь группа непосредственных задач. Заметим, что о задачах этой группы автор говорит уже в единственном числе. «Непосредственной задачей судебного следствия является исследование всех имеющихся по делу доказательств и установление фактических обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, в том объеме и с той степенью детализации, которая необходима для принятия законного, обоснованного и справедливого решения». [382 - Селедкина Н. А. Судебное следствие в российском уголовном процессе: Автореф. дис… С. 6.]
   Нами предлагается следующая система собственных задач частей стадии судебного разбирательства.
   1) Часть: подготовительная. Собственная задача: открытие судебного заседания, выявление препятствий и создание условий для его проведения.
   Задача подготовительной части судебного разбирательства должна быть сформулирована так, чтобы в системе целеполагания уголовного процесса это подразделение УСП в функциональном отношении можно было бы отграничить от подготовительных действий к судебному разбирательству, предусмотренных законом в пределах стадии предания суду. Думается, что линия разграничения в этом случае – временная. Если действие может быть выполнено во временных рамках судебного заседания, например, проверка явки в суд лиц, которые должны участвовать в судебном заседании (ст. 262 УПК РФ), а равно разъяснение ряду участников судебного разбирательства их прав (статьи 263, 267–270). Видимо, как пробел в законе, надо оценить то обстоятельство, что предусматривается разъяснение только прав. Между тем, нарушение не разъясненных участникам обязанностей, по соблюдению порядка в судебном заседании может повлечь за собой весьма серьезные меры воздействия (ст. 258).
   В тех случаях, когда действие не может быть выполнено во временных рамках судебного заседания, например, вызовы в судебное заседание (ст. 232) посредством направления повесток или другими способами, такое действие выполняется в стадии предания суду в порядке подготовки к судебному заседанию.
   2) Часть: судебное следствие. Собственная задача: исследовать и оценивать представленные сторонами доказательства.
   Необходимо встает вопрос о соотношении собственной задачи судебного следствия и непосредственной задачи стадии предварительного расследования. Выше мы сформулировали непосредственную задачу стадии ПР в концептуальном плане, как подготовку уголовного дела для рассмотрения и разрешение его судом в судебном разбирательстве. Такая формула, естественно, нуждается в раскрытии содержания и, естественно, в направлении оперирования доказательственной информацией.
   В этом направлении элементом непосредственной задачи стадии ПР будет: искать, находить, сохранять и оценивать (в основном предварительно) источники доказательств и содержащуюся в них доказательственную информацию..
   3) Часть: прения сторон и предложения участников судебного заседания (иначе, судебные прения) [383 - С. В. Бородин предлагает именовать эту часть «последнее слово подсудимого и предложения участников судебного разбирательства» (см.: Бородин С. В. Глава ХV. Общие условия судебного разбирательства // Советский уголовный процесс: Учебник / Под. ред. Б. А. Викторова. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрид. лит., 1979. – С. 320). Дополнение, особенно с позиций бывшего студента представляется нам рациональным, однако относится, по нашему мнению, оно должно не к такой части судебного разбирательства как последнее слово подсудимого. Ему место, наверное, в судебных прениях.]. Собственная задача.
   4) Часть: последнее слово подсудимого. Собственная задача.
   5) Часть: постановление приговора. Собственная задача.
   6) Часть: провозглашение приговора. Собственная задача.
   Отграничение задачи судебного следствия от непосредственной задачи предварительного следствия не должно представить особой сложности.
   Тем более что то, что будет сказано о задачах частей СР, за исключением того, что нужно исключить, относится и к задачам следствия предварительного.
//-- Непосредственная задача стадии производства в суде 2-й инстанции: (аппеляционное и кассационное обжалование и рассмотрение не вступивших в законную силу судебных решений) --//
   Непосредственной задачей стадии производства в суде второй инстанции является рассмотрение поступивших от сторон жалоб и представлений на не вступившие в законную силу судебные решения, рассмотрение и коррекция их полномочиями кассационного или аппеляционного суда или в случае недостаточности таких полномочий возвращение уголовного дела для коррекции в одну из предшествующих стадий для коррекции ущербного решения и/или производства дополнительных процессуальных действий и коррекции ущербного судебного решения на основе полученных при производстве дополнительных процессуальных действий результатов.
   Вторичной, по нашему мнению, является задача способствования единообразию судебной практики в сфере компетенции органов, рассматривающих жалобы и прокурорские представления в кассационном или аппеляционном порядке. А. В. Смирнов применительно ко всем трем контрольно-проверочным стадиям дает следующую формулировку этой задачи, не разделяя ее на непосредственную и вторичную: «проверка вышестоящими судами имеет своей целью не только заботу об истинности судебных решений, но и обеспечение единообразия понимания и применения закона всеми судами» [384 - Смирнов А. В. Уголовный процесс: Учебник для вузов. 2-е изд. / Под общ. ред. А. В. Смирнова. – СПб: Питер, 2005. – С. 589.].
//-- Непосредственная задача стадии исполнения приговора --//
   «Целью стадии исполнения приговора, – пишет проф. А. В. Смирнов, – является обеспечение условий для успешной реализации приговоров, а также постановлений и определений судов». [385 - Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс: Учебник для вузов… – С. 638.] Нам бы хотелось подчеркнуть положительное, на наш взгляд, качество того учебника, из которого мы почерпнули информацию относительно позиции названного автора относительно цели стадии исполнения приговора. Названный автор в отличие от многих других при характеристике стадий рассматривает вопрос об их целенаправленности. Правда, содержание цели стадии исполнения приговора в интерпретации А. В. Смирнова представляется нам несколько зауженной. По нашему мнению, непосредственной задачей этой стадии является еще и обращение приговора (постановления, определения суда) к исполнению и коррекция его в процессе исполнения в зависимости от изменяющихся условий процесса исполнения наказания.
   Еще одно расхождение: мы говорим не о цели стадии исполнения приговора, а о таком элементе системы целеполагания в уголовном судопроизводстве как непосредственная задача стадии. Боже нас упаси спорить о правильности употребления терминов ради самих терминов. Дело в другом: в нашем понимании цель на одном уровне может быть только одной, единственной. В противном случае, появляется опасность проявления феномена Буриданова осла: если для одной и той же стадии на одном и том же уровне будут сформулированы разные цели действования и если они будут являться действительно разными по существу, а не по употребленным для их выражения словам, в какой-то конкретной жизненной ситуации разные цели непосредственно вступят между собой в противоречия.
   Итак, по нашему мнению, непосредственной задачей стадии исполнения приговора является обращение приговора (постановления, определения суда) к исполнению, создание условий для его реализации и коррекция его в процессе исполнения в зависимости от изменяющихся условий процесса исполнения наказания.
   Такое определение, на наш взгляд, согласуется по термину (задачи) и их содержанию, совпадает с позицией такого серьезного специалиста в области уголовно-исполнительного производства как проф. В. В. Николюк. Он полагает, что задачи стадии исполнения приговора состоят в том, чтобы обратить приговор к исполнению и разрешить все возникающие при этом вопросы. Мы бы только к слову все добавили ограничивающее определение «входящие в компетенцию суда».
//-- Непосредственная задача стадий пересмотра судебных решений, вступивших в законную силу --//
   Таких стадий две: производство в надзорной инстанции и возобновление производства по уголовно делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Главное общее у них то, что составляющие их содержание процессуальные действия, выполняются после вступления приговора в законную силу, т.е. после окончания производства по уголовному делу (могла остаться неисполненной только стадия исполнения приговора). «Вступление решения суда в законную силу, – пишет А. В. Смирнов, – означает конец состязания сторон» [386 - Смирнов А. В., Калиновский Л. Б. Учебник для вузов. – С. 617.]. Это верное суждение, если не учитывать, конечно, что оно без доводов исходит из того, что в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования уже сегодня движущим началом является состязание. Потуги превратить стадии возбуждения уголовного дела и предварительного расследования в такое же ристалище, каким становится судебное разбирательство – это да, есть.
   Вследствие этого становится недопустимым любое требование обвинителя, несущего всю тяжесть бремени доказывания, вернуться к вопросу об усилении уголовной ответственности лица, в отношении которого состоялось данное судебное решение, за то же самое деяние.
   По нашему мнению, у этих двух стадий идентичные непосредственные задачи. Более того, при достаточно высокой степени обобщения можно считать, что у этих двух стадий непосредственные задачи тождественны. Их общую формулировку можно сконструировать следующим образом: непосредственной задачей стадий производство в надзорной инстанции и возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств является исправление ошибок, допущенных различными УУП до вступления приговора в законную силу.
   В непосредственную задачу названных стадий входит также коррекция судебных ошибок, допущенных при предшествующих рассмотрениях и разрешениях дела надзорными инстанциями.
   Однако предложенное нами определение сконструировано, исходя из соображений здравого смысла, не очень популярной сегодня в современном отечественном уголовно-процессуальном праве детерминанте. Оно было бы также верным, если бы продолжал действовать УПК РСФСР 1960 г. Однако ныне действует УПК РФ 2001 г. В нем, наряду с перешедшим из прежнего законодательства запрета поворота к худшему, установлено для пересмотра дела в порядке надзора следующее ограничение: пересмотр оправдательного приговора либо определения или постановления суда о прекращении уголовного дела не допускаются (ст. 405 УПК РФ).
   В отношении стадии возобновления производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств такое категорическое ограничение отсутствует. Статья 414 ч. 3 УПК РФ устанавливает: Пересмотр оправдательного приговора, или определения, постановления о прекращении уголовного дела, или обвинительного приговора в связи с мягкостью наказания либо необходимостью применения к осужденному уголовного закона о более тяжком преступлении допускается лишь в течение сроков давности привлечения к уголовной ответственности , установленных статьей 78 Уголовного кодекса Российской Федерации, и не позднее одного года со дня открытия вновь открывшихся обстоятельств.
   Вследствие этого различия от группового определения непосредственной задачи, единого для двух стадий, приходится перейти к двум отличающимся друг от друга дефинициям именно по целеустремленности (функциональным ограничениям) стадий дефинициям.
   Определение непосредственной задачи стадии надзорного производства. Непосредственной задачей стадии «производство в надзорной инстанции» является исправление ошибок, ухудшивших или способных ухудшить положение осужденного, допущенных различными УУП до вступления приговора в законную силу.
   Определение непосредственной задачи стадии производства возобновление производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств является исправление судебно-следственных ошибок и/или преступлений, допущенных различными УУП до вступления приговора в законную силу.

§ 4. Цель уголовного процесса и прекращение уголовного дела и уголовного преследования

   Акт прекращения уголовного дела прерывает движение уголовного процесса к его цели, цели уголовного процесса. В связи с этим представляется продуктивным соотнести основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования с достижением, или не достижением, отказом от достижения цели уголовного процесса на момент принятия решения о прекращении.
   Способом такого соотнесения мы избрали классификацию фактических оснований прекращения уголовного дела с таким основанием деления (классификационным признаком) как характер влияния основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования на детерминацию достижения цели уголовного процесса.
   По указанному классификационному признаку фактические основания прекращения уголовного дела и уголовного преследования, по нашему мнению распадаются в соответствии с действующим Уголовно-процессуальным кодексом РФ на следующие пять групп:
   1. невозможность достижения цели уголовного процесса в конкретной ситуации по данному уголовному делу;
   2. возможность достижения результатов, идентичных содержанию цели уголовного процесса, в конкретной ситуации по данному уголовному делу без доведения судопроизводства до судебных стадий;
   3. обнаружившееся в процесс производства отсутствие предмета уголовного процесса;
   4. возникновение непреодолимых процессуальных препятствий для движения уголовного дела;
   5. нормативные или индивидуальные решения, принятые компетентным законодательным органом или главой государства о нецелесообразности уголовного преследования определенных лиц или целесообразности в конкретной ситуации отказа от уголовного преследования определенных групп (категорий) лиц.
   В полном соответствии с давней народной мудростью «ушедший всегда не прав» ряд источников и, в частности, комментариев, при сопоставлении УПК РФ 2001 г. и ушедшего УПК РСФСР 1960, видимо на всякий случай, отпускают критические замечания в адрес последнего. «В отличие от УПК РСФСР (подчеркнуто нами. – А.П.), новое уголовно-процессуальное законодательство систематизировало и конкретизировало имеющиеся основания… прекращения производства по делу и уголовного преследования и вместе с этим добавило ряд новых оснований». [387 - Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под. ред. А. Г. Коваленко. – М.: Изд-во Эксмо. – С. 47.] Последовательное использование в УПК РФ 2001 г. термина уголовное преследование действительно устранило имевшее место в УПК РСФСР употребление термина уголовное дело в двух различных и в то же время сходных значениях. К примеру, формулировка положения, содержавшегося в ч. 2 ст. 208 могла бы звучать определеннее: если по делу привлечено несколько обвиняемых, а основания к прекращению уголовного преследования относятся не ко всем обвиняемым, то следователь прекращает уголовное преследование в отношении отдельных обвиняемых. Правда, формулировка в УПК РФ еще более сжата и категорична. Ч. 4 ст. 27 устанавливает: в случаях, предусмотренных настоящей статьей, допускается прекращение уголовного преследования в отношении подозреваемого, обвиняемого без прекращения уголовного дела. Здесь преимущества действительно за УПК РФ 2001 г. Впрочем, и относится эта сжатая и категоричная формулировка только к одному основанию приостановления уголовного преследования.
   Однако, в УПК РФ 2001 г. не все стало функциональнее. В частности, по нашему мнению, усекновение условий, исключающих применение такого основания прекращения уголовного дела как смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего (п. 4 ч. 1 ст. 24 УАК РФ), учитывая интересы умершего и его наследников, игнорирует другие элементы целеуказания в уголовном судопроизводстве. В УПК РСФСР 1960 г. было два условия, при которых производство по уголовному делу в отношении умершего продолжалось. П. 8 ч. 1 ст. 5 УПК РСФСР: в отношении умершего, за исключением случаев, когда производство по делу необходимо для реабилитации умершего или возобновления дела в отношении других лиц по вновь открывшимся обстоятельствам (выделено нами. – А. П.). Законодатель 1960 г., как мы видим, не забывал о том, что законные интересы в уголовном деле имеют не только подозреваемый с обвиняемым, но и другие участники уголовного процесса и даже другие лица.
   Далее следует преимущественно телеологическая характеристика классификационных групп и их состава.
   1) Группа первая. Невозможность достижения цели уголовного процесса в конкретной ситуации по данному уголовному делу. Законодатель смиряется с тем, что не по всем уголовным делам цель уголовного процесса, цель, для достижения которой возбуждается каждое уголовное дело, будет достигнута.
   Поясним нашу мысль. В принципе цель уголовного процесса может быть достигнута по каждому уголовному делу. Однако, в реальных жизненных условиях в силу различных причин и, в первую очередь, в силу ограниченности ресурсов всей правоохранительной системы, судов и государства в целом достичь цели уголовного процесса по всем уголовным делам невозможно. Достичь цели уголовного процесса по каждому делу возможно, ибо, сосредоточив усилия в одном месте, можно преодолеть противодействия лиц и обстоятельств и раскрыть выделенное преступление, расследовать и разрешить выявленные при этом уголовно-правовые и примыкающие к ним гражданско-правовые (материальные) правоотношения.
   Однако, затраченных в этом выделенном случае сил и средств не достанет при раскрытии других преступлений, при расследовании и разрешении других уголовных дел. Эта закономерность, а это действительно закономерность, побуждает, можно сказать, принуждает нас прийти к пессимистическому выводу: чем больше в стране выдающихся уголовных дел, тем больше трудностей с раскрытием, расследованием и разрешением основной массы уголовных казусов. Многие уголовные дела по этой и разным другим причинам останавливаются на полдороге. Следовательно, по всем уголовным казусам в стране уголовные дела практически просто не могут кончиться успешно.
   Остаток неразрешенных уголовных дел в стране возрастал бы безмерно, если бы его время от времени не сокращали. По некоторому числу дел, например, по приостановленным, дело подчас доводят до логического конца, цель уголовного процесса достигается. Но это не очень большое число дел. Во всяком случае, оно много меньше числа вновь приостанавливаемых.
   Остаток неразрешенных дел пытаются сокращать и незаконными средствами. Этот сегмент решения общей государственной задачи весьма велик. Вряд ли здесь следует подчеркивать лишний раз, сколь опасен этот способ. Надежда – на реализм законодателя.
   В первую группу, по нашему мнению, входят два основания прекращения уголовного дела, посредством которых законодатель пытается найти способ привести объем дел, нуждающихся в повседневной заботе со стороны правоохранительных органов, судов и иных органов юстиции и их (всех этих органов) возможностями. Наверное, не случайно В. Т. Томин, в своих работах последовательно проводящий идею о противоречивой сущности уголовного судопроизводства и об уголовно-процессуальном праве как способе закрепления и насаждения компромисса между сторонами противоречия, приходит к выводу: «Первое по счету и, может быть, по важности противоречие уголовного судопроизводства: между потребностями общества в обеспечении социальной справедливости в стране средствами уголовного судопроизводства и возможностями правоохранительных органов» [388 - Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. – М.: Юрид. лит., 1991. – С. 27. См. также: Томин В. Т. Избранные труды. – СПб.: «Юрид. центр Пресс», 2004. – С. 309.] Мы, во всяком случае, тоже так полагаем.
   Первое из двух только что анонсированных оснований прекращения уголовного дела, предусмотренное в действующем законодательстве пунктом 3 статьи 24 УПК РФ – за истечением срока давности. Законодатель, как нам представляется, прежний последовательнее, чем современный, исходит из существования в реальной жизни противоречия, конфликта между вполне понятным стремлением общества и государства обеспечить неотвратимость ответственности за каждое совершенное преступление, с одной стороны, и другими ценностями этих же субъектов, с другой.
   Давайте представим себе, что правило о прекращении уголовного преследования за истечением срока давности не установлено. К чему это привело бы? Работа над очень старыми делами встала бы препятствием на пути эффективного судопроизводства по вновь возникающим (и быстро стареющим) делам. Чрезмерные затраты и порой непреодолимые трудности.
   Второе основание прекращения, которое мы считали бы правильным отнести к первой группе, было четко и вполне прозрачно сформулировано в п. 2 ч.1 ст. 208 УПК РСФСР: уголовное дело прекращается… при недоказанности участия обвиняемого в совершении преступления, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств. Мы полагаем, что это основание в другой, правда, формулировке сохранилось и в УПК РФ. Только стало оно менее четким и совсем не прозрачным.
   В пункте 1 части 1 статьи 27 следующим образом сформулировано одно из оснований прекращения уголовного преследования: непричастность подозреваемого или обвиняемого к совершению преступления.
   По нашему мнению, за этой формулировкой скрыты, три достаточно различных элемента. В этом мы вполне солидарны с Т. А. Левиновой, которая полагает, что прекращение уголовного преследования по п. 1 ч. 1 ст. 27 УК РФ может иметь место: а) когда достоверно установлено, что преступление совершено не данным, а другим лицом, которое известно; б) когда установлено, что преступление совершено не данным, а другим лицом, но неизвестно кем именно; в) когда причастность лица к совершению преступления не установлена. [389 - Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; науч. ред. В. Т. Томин, М. П. Поляков. – М.: Юрайт-Издат, 2004. – С. 86.]
   Ключевой термин в п. 1 ч. 1 ст. 27 УК РФ – «непричастность». Пункт 20 ст. 5 УПК РФ 2001 г. так раскрывает это понятие: непричастность – неустановленная причастность или установленная непричастность. В данном случае раскрывается не столько понятие (это, как раз, сделано неудачно: (допущена логическая ошибка [390 - «Нельзя раскрывать определяемое через самое себя. Иными словами, определяемое понятие не должно повторяться в определяющем ни прямо, ни косвенно. При нарушении этого правила могут две логические ошибки: а) тавтология… Такая ошибка называется еще «idtv per idem» (то же через то же)… б) круг в определении. Это более завуалированная ошибка, когда определяющее понятие, в свою очередь, само раскрывается через определяемое». – Иванов Е. А. Логика: Учебник для студентов юридических вузов и факультетов. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – Волтерс Клувер, 2005. – С. 79.]), сколько словесно, можно даже сказать литературно, изящно выраженная позиция. [391 - Мы не против образности письменной речи, в том числе и в специальной научной литературе, сами, следуя примеру В. Т. Томина, Б. Г. Розовского, М. П. Полякова, стремимся так писать… Но не формулировки закона же, требующие строгости и определенности, писать таким образом!] Сторонниками гиперболизаций и абсолютизаций все отыскивается формулировка, которая давала бы возможность не отделять того лица, уголовное преследование которого прекращено в силу недоказанности его вины, от тех, чья невиновность доказана.
   «Прекращение уголовного преследования по рассматриваемому основанию, – пишет Т. А. Левинова – происходит как в случае, когда исследование фактических обстоятельств дела завершилось познавательным результатом – доказана непричастность к совершенному преступлению, так и в случае, когда следователь (дознаватель) вынужден прекратить уголовное преследование в отношении подозреваемого или обвиняемого лишь юридическим результатом, хотя познавательный результат по субъективным или объективным причинам не достигнут». Совершенно верно, и акценты надлежащие расставлены.
   Прекращение уголовного дела по основаниям, входящим в первую классификационную группу, носит особо ответственный характер, ибо может, по существу, трансформироваться в отказ в правосудии. Подчеркнем: приостановление уголовного дела, особенно по пп. 1–3 ст. 208 УПК РФ, подчас влечет за собой, по существу, такие же последствия, что и прекращение дела, Р. А. Зинец, не осуществляя разбиения фактических оснований прекращения уголовного дела и уголовного преследования, в качестве «решения, препятствующего движению дела в суд» [392 - Зинец Р. А. Судебный контроль в стадии предварительного расследования: процессуальные и организационные аспекты. – Волгоград: ДС Д-203.003.01, 2005 – 24 с.] называет приостановление дела в одном ряду с его прекращением.
   2) Вторая группа оснований прекращения уголовного дела объединяет такие юридические факты, которые, по компетентному мнению, законодателя, призваны констатировать возможность достижения ЦУП без доведения уголовного судопроизводства и его участников до судебных стадий.
   Законодатель считает возможным прекратить уголовный процесс в тех случаях, когда к лицу, совершившему преступление, можно не применять наказания, поскольку цели, закладываемые в наказание, могут быть достигнуты и без его назначения и применения. Иными словами, для достижения цели уголовного процесса не всегда необходимо и целесообразно проводить уголовное дело через все его стадии.
   В определенных ситуациях цель уголовного процесса может быть достигнута, в частности, и на стадии предварительного расследования.
   Законодатель считает дальнейшее движение дела в таких случаях нецелесообразным. Представляется, что в этой его позиции, в частности, находит свое выражение такая, совсем непоследовательно проводимая законодателем идея как доктринальный принцип процессуальной экономии.
   К этой группе, по нашему мнению, относятся основания, предусмотреные статьями 25 и 28 УПК РФ. Ст. 25: суд, прокурор, а также следователь и дознаватель с согласия прокурора вправе на основании заявления потерпевшего или его законного представителя прекратить уголовное дело в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, в случаях, предусмотренных ст. 76 УК РФ, если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред (в ред. ФЗ от 29.05.02 № 58–ФЗ). Обратим внимание, содержание этой нормы перекликается не только с современной целью уголовного процесса в отечественном уголовном судопроизводстве, но и с практической целью, характерной для проанализированных нами адатов и маслагатов Северного Кавказа – поддержание мира в общине.
   Нам представляется также, что распространение названного основания прекращения уголовного преследования может способствовать проведению в жизнь многообещающих, хотя и трудно реализуемых идей восстановительного правосудия [393 - Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. Пер. с англ. / Общ. ред. Л. М. Карнозовой. Коммент. Л. М. Карнозова и С. А. Пашина. – М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2004. – 324 с. (При оценке книги следует иметь в виду, что автор по религиозной принадлежности меннонит и занимает в «Mennonnite Central Committee» должность директора Отдела уголовного правосудия.)].
   Второе основание из нашей второй группы сформулировано в ст. 28 УПК РФ «Прекращение уголовного преследования в связи с деятельным раскаянием». Ст. 28: суд, прокурор, а также следователь и дознаватель с согласия прокурора вправе прекратить уголовное преследование в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, в случаях, предусмотренных ст. 75 УК РФ. Ст. 75 УК: лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если после совершения преступления добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию преступления, возместило причиненный ущерб или иным образом загладило вред, причиненный в результате преступления, и вследствие деятельного раскаяние деяние перестало быть общественно опасным.
   Текст нормы здесь приведен в редакции Федерального закона от 08.12.03 № 162-ФЗ. До принятия этого закона наблюдалось рассогласование между ст. 28 УПК и 75 УК РФ. В первой из них устанавливалось, что прекращение уголовного преследования может иметь место при совершении преступлений небольшой или средней тяжести, во второй – только небольшой. [394 - Констатацию указанного противоречия см. также: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А. А. Чекалин; Под ред. В. Т. Томина, В. С. Устинова, В. В. Сверчкова. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Юрайт-Издат, 2004. – С. 178.]
   Устранение рассогласованности в законе это, конечно, заслуга законодателей. Однако они не удержались и добавили в преобразованную ст. 75 УК следующие слова «и вследствие деятельного раскаяние деяние перестало быть общественно опасным». В данном контексте суждение «перестало быть общественно опасным» является, естественно, оценочным и, следовательно, приведет к различиям в оценках различных участников процесса, спорам и конфликтам между ними.
   3) Третья – формируемая нами классификационная группа оснований прекращения уголовного дела – обнаружившееся в процессе производства по делу отсутствие предмета уголовного процесса. Иными словами, в ходе предварительного расследования вдруг обнаруживается, что уголовное судопроизводство ведется ни о чем.
   «Под предметом уголовного процесса, – писал Я. О. Мотовиловкер – мы подразумеваем то, по поводу чего уголовный процесс движется… то, что… подлежит исследованию и решению» [395 - Мотовиловкер Я. О. Предмет советского уголовного процесса. – Ярославль: Изд. ЯрГУ, 1974. – С. 5.] Уголовный процесс «движется», очевидно, по поводу виновности лица, совершившего общественно-опасное деяние, и меры его ответственности. Или иначе: по поводу меры ответственности лица совершившего (или не совершившего?) общественно-опасное (или не общественно-опасное?) деяние, в связи с которым начато уголовное судопроизводство.
   А если предмета уголовного судопроизводства нет, то адекватное представление о цели, ради достижения которой ведется производство по уголовному делу и, как его логичное продолжение, уголовное преследование, позволит сберечь общественно-полезный труд или, как нынче более популярно звучит, сэкономить деньги налогоплательщиков, и, как только отсутствие предмета уголовного судопроизводства будет доказано, и прекратить уголовное дело. Добавим, своевременное прекращение уголовного дела в связи с отсутствием предмета уголовного процесса будет способствовать сокращению в стране общей массы затрачиваемой нервной энергии. А количество затрачиваемой в стране нервной энергии, напрямую связанное с состоянием общественного настроения.
   Мы видим в действующем законе шесть оснований прекращения уголовного дела, входящих в третью классификационную группу. Первое из них, которое, пожалуй, с позиций практики судопроизводства можно назвать самым радикальным, предусмотрено п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК: отсутствие события преступления. Уголовное дело, а не только уголовное преследование, подлежит в этом случае прекращению вне зависимости от числа лиц, заподозренных или привлеченных в качестве обвиняемых, как правило, целиком.
   Второе из третьей классификационной группы основание прекращения уголовного дела предусмотрено п. 2 той же части той же статьи: отсутствие в деянии состава преступления. По степени радикальности последствий этот юридический факт, наверное, уступает предыдущему, однако, он наиболее сложен по доказыванию своего существования.
   Следующее, входящее в анализируемую классификационную группу основание прекращения уголовного преследования, сформулировано в ч. 3 ст. 27 УПК РФ: Уголовное преследование в отношении лица, не достигшего к моменту совершения деяния, предусмотренного уголовным законом возраста, с которого наступает уголовная ответственность, подлежит прекращению по основанию, указанному в пункте 2 части первой статьи 24 настоящего Кодекса. Позиция законодателя в данном случае вполне логична: не достижение возраста уголовной ответственности означает отсутствие такого элемента состава преступления как субъект. Соглашаясь с законодателем, мы относим основание, предусмотренное в ч. 3 ст. 27 УПК РФ, к такому основанию, как отсутствие состава преступления.
   К этому же основанию примыкает и формулировка ч. 2 ст. 24: уголовные дела подлежат прекращению по основанию, пунктом 2 части 1 настоящей статьи, в случае, когда до вступления приговора в законную силу преступность и наказуемость этого деяния были устранены новым уголовным законом.
   Собственно, приведенные формулировки ч.2 и 3 ст. 24 УК РФ практически дословно воспроизводят формулировки частей 2 и 3 ст. 5 УПК РСФСР или выдержки из них.
   4) Возникновение непреодолимых или преодолимых, но не преодоленных процессуальных или иных препятствий для движения уголовного дела к цели уголовного процесса вызывает к жизни основания прекращения уголовного дела, объединенные в четвертую классификационную группу.
   Среди них: 4.1) поименованное в п. 5 ст. 24 отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению. [396 - Исключения, порожденные сохранением публичности в делах частного и частного и частно-публичного обвинения (право и обязанность прокурора, а также следователя и дознавателя с согласия прокурора вправе возбудить УД, являющееся обычно делом частного или частнопубличного обвинения, и при отсутствии заявления потерпевшего (так в законе, однако точнее – пострадавшего от преступления), если данное преступление совершено)– см. ч. 4 ст. 20.]
   5) Пятая классификационная группа – нормативные или индивидуальные решения, принятые компетентным законодательным органом или главой государства о нецелесобразности уголовного преследования определенных лиц или целесообразности в конкретной ситуации отказаться от уголовного преследования определенных групп (категорий) лиц. Так уж сложились традиции во всех государствах, да и догосударственных образованиях, что высшие власти в государстве или авторитарные руководители в догосударственных образованиях оставляли за собой право миловать – по внепроцессуальным основаниям, хотя и с соблюдением процессуальной формы освобождать от ответственности отдельных лиц или их группы.
   Так, УПК РФ 2001 г. в пункте 3 статьи 27 формулирует основание прекращения уголовного преследования следующим образом: вследствие акта об амнистии.
   Возможно, начало таких традиций – в религиях. К примеру, представитель христианского монизма Ориген проповедовал, что после светопреставления и Страшного суда по милосердию Божьему дьявол будет прощен. [397 - Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «Государстве пресвитера Иоанна»). – СПб.: СЗКЭО, Изд. Дом «Кристал», 2003. – С. 40.] Помилован или амнистирован? Заметим, единомышленников среди христиан у Оригена было немного.

ГЛАВА 6.
Цель доказывания в современном отечественном уголовном судопроизводстве

В самом общем смысле под доказательством понимают такой факт, который рассматривают как долженствующий служить мотивом для верования в существование или не существование другого факта.
И. Бентам. Трактат о судебных доказательствах. – Киев, 1876. – С. 8

§ 1. Исходные положения

//-- Понятие и определение цели доказывания. Ее место среди элементов целеуказания в уголовном судопроизводстве --//
   Подчеркнем: Иеремия Бентам, слова которого мы сочли полезным взять в качестве эпиграфа к данному параграфу своего сочинения, в качестве контрапункта к нему, принадлежит к тем очень немногочисленным столпам английского правоведения, труды которых – после их смерти – английская судопроизводственная традиция (вспомним: английское право – право процессуалистов) воспринимает как источники права.
   Это не означает, что авторитет Бентама побудит нас принять его определение доказательств, как истину в последней инстанции. Слова истина в приведенной дефиниции как раз отсутствует. В ней наличествует совсем другое ключевое слово – верование.
   Мы снабдили фрагмент о цели доказывания сентенцией типичного представителя англо-саксонской системы доказывания по двум соображениям. Во-первых, для того, чтобы иметь возможность смотреть на ситуацию, сложившуюся сегодня в науке отечественного уголовного процесса, двумя глазами, обеспечивая тем самым стереоскопичность зрения, и, во-вторых, чтобы показать, откуда пошли в современной отечественной науке уголовного процесса тенденции игнорирования или даже отрицания объективной истины как цели доказывания. Из этих же соображений мы и литературный источник выбрали из позапрошлого века (перевод 1876 года, годы жизни И. Бентама – 1748–1832).
   По нашему мнению, целью доказывания по уголовному делу является создание одного из главных, необходимого условия для принятия справедливого решения по тому самому конкретному уголовному казусу, выявление признаков преступления по которому и послужило переросшим в основание поводом для возникновения и дальнейшего развития конкретного уголовного судопроизводства. По нашему глубокому убеждению, и приговор и иные конечные решения по уголовному делу, например, постановление об освобождении лица от уголовной ответственности или наказания и о применении к нему принудительных мер медицинского характера, должны приниматься на основе познанной принимающим решение субъектом объективной истины.
   Мы в этом отношении не придумываем ничего нового. Мы следуем традиции отечественного уголовного процесса, традициям отечественной теории доказательств. Мы хотим лишь способствовать дальнейшему поступательному, а не регрессному, их развитию.
//-- К построению дерева целей --//
   Эффективным методом системного исследования целеполагания в сфере уголовного судопроизводства, в частности, нахождение места такого его элемента как цель доказывания среди других элементов содержания целеполагания является структурирование, составная частью которого – построение и истолкование многоуровневого дерева целей. В. М. Мишин, отечественный специалист по системам управления, различает уровни, мы бы сказали, чтоб сохранить образ, ветви и вершину дерева целей. Названный специалист различает: генеральную цель, цели 1-го уровня (главные цели), цели 2-го уровня, цели 3-го уровня и так до необходимого уровня декомпозиции. Достижение генеральной цели предполагает реализацию главных целей, а реализация каждой из главных целей – достижение соответственно своих конкретных целей 2-го уровня и т.д.» [398 - Мишин В. М. Исследование систем управления: Учебник для вузов. – М., 2003. – С. 167.].
   Сказанное, наверное, правильно, если не учитывать того обстоятельства, что цели (и задачи), во всяком случае, в уголовном судопроизводстве, не располагаются послушно на отведенных им этажах. Кроме всего прочего, они могут конфликтовать между собой, их векторы могут находиться в состоянии разнонаправленности, что является следствием противоречивости в их содержании.
   В упрощенном варианте (без учета всех составляющих) средствами достижения цели уголовного процесса являются цель доказывания и непосредственные задачи стадий уголовного процесса (цели 2-го уровня). Средствами решения непосредственной задачи стадии предварительного расследования – достижение целей следственных действий (цель 3-го уровня), а непосредственной задачи стадии судебного разбирательства – достижение задач частей судебного разбирательства (также 3-й уровень). Такая совокупность последовательно дробящих целей в сфере уголовного судопроизводства в соответствии с понижающимся уровнем его подсистем деятельности вполне можно называть «деревом» целей уголовного процесса.
   Если же не упрощать то на пути достижения цели уголовного процесса надобно найти место и для интересов личностей, не заинтересованных в познании истины по делу и вынесение на этой базе справедливого и, следовательно, целесообразного решения.
   Утверждают, что ЦУП достигается не непосредственно, а лишь посредством достижения подцелей, на которые она распадается. В то же время это не обычное сложение подцелей, так как каждая из подсистем может обладать дополнительными подцелями, не коррелируемыми с глобальной целью системы. Во-вторых, средства к достижению общей (глобальной) цели являются ее подцелями. Цели нижних ярусов, в случае правильного конструирования дерева целей, являются средствами достижения целей высших ярусов и дерево целей реализуется наиболее эффективно, если каждая подсистема стремится достичь своей подцели, имея в виду общую цель всей системы. В-четвертых, в деятельности существует состязательность целей и их взаимоподдержка, которые проявляются на всех ярусах дерева целей. Состязательность целей выражается в том, что иногда приходится поступаться степенью реализации одной цели во имя достижения другой. В-пятых, цели верхних уровней формулируются обычно в достаточно общем виде, в агрегированных, абстрактных понятиях и детализируются на нижних уровнях целевой структуры [399 - См.: Архипова Н. И., Кульба В. В., Косяченко С. А., Чанхиева Ф. Ю. Указ. соч. – 61–62.].
   Таким образом, если сопоставить между собой методологические и методические требования, предъявляемые системологами к целеполаганию, и рассуждения проф. В. Т. Томина о содержании элементов дерева целей уголовного судопроизводства, то следует признать, что мысли В. Т. Томина о задачах уголовного процесса, как отрасли государственной деятельности являются не уязвимыми и сегодня. Исходя из сказанного, автор полагает, что была не права одна из сильнейших специалистов в области теории советского уголовного процесса П. С. Элькинд, выступавшая против позиции В. Т. Томина, помещавшего в дереве целей задачи уголовного судопроизводства как отрасли государственной деятельности выше цели уголовного процесса [400 - См.: Элькинд П. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л., 1976. – С. 30–31, 37.].
   Наверное, прав В. Т. Томин, когда пишет, что целью уголовного процесса является «изобличение лиц, совершивших преступление, определение меры их вины и назначения им справедливого наказания или иных мер государственно-общественного воздействия, обеспечивающих в конкретных случаях достижение целей уголовного наказания без назначения наказания» [401 - Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. – М., 1991. – С. 55.].
   Впрочем, мы, кажется, увлеклись полемикой, уводящей нас от цели доказывания к целям и задачам более высокого уровня. Да и сам В. Т. Томин полагал этот спор терминологическим, происшедшим из того, что он в рамках науки уголовного процесса пользовался ее терминами – цель уголовного процесса, задачи уголовного судопроизводства, а проф. П. С. Элькинд в языке той же науки не адаптированными к ней терминами другой – философии. Соотношение же терминов цель и задачи в философии совершенно иное, чем соотношение терминов цель уголовного процесса и задачи уголовного судопроизводства в отраслевой науке уголовного процесса.

§ 2. Презумпция невиновности в механизме замещения истины в качестве основы для принятия решения

   Презумпция невиновности уже давно перестала быть только правовым понятием. Она стала политическим лозунгом, красивым словосочетанием, употребляющимся в предвыборных компаниях. В этих качествах она много теряет в научной строгости. Это серьезно затрудняет теоретический, а еще более практический анализ этого более широкого, чем только уголовно-процессуальный объект, анализ.
   Впервые не только чернилами, но и кровью презумпция невиновности была написана на лозунгах шедшего к власти во Франции третьего сословия. В этом своем движении выходящие из подполья, уже обогатившиеся, и еще только нарождающиеся стремящиеся к обогащению буржуа стремились уйти от произвола абсолютного монарха. Защиту от административных арестов по приказу короля они видели в двучленной конструкции. Первая составляющая этой конструкции – каждый гражданин считается невиновным. Вторая – признание гражданина виновным, т.е. опровержение его невиновности, должно иметь место только в порядке уголовного судопроизводства. Анализ документа, в котором получила закрепление во французском законодательстве эта идея, чуть позже.
   Конструкция эта представляется нам не только практически эффективной, но и теоретически более строгой, чем распространенная ныне.
   Уже в XIX и ХХ веках презумпция невиновности была озвучена со многих официальных трибун во многих, если не в большинстве стран мира. Пользуется этим словосочетанием и Рамсей Кларк, Генеральный атторней США [402 - В США эта должность совмещена с должностью Министра юстиции.] в администрации Президента Линдона Джонсона (1963–1969). Мы имеем в виду его книгу, изданную в Нью-Йорке в 1970 году. Автор собрания публицистических, по своей направленности эссе [403 - В издательском описании = «научно популярное издание».] – известный американский юрист, знающий положение дел, как с состоянием преступности, так и с положением дел в уголовной юстиции. Л. Кларк «издал непредвзятое, объективное и системное исследование… о системе американской уголовной юстиции и о вечно актуальном конфликте свободы и безопасности. …Автор коснулся самых сложных, трудно решаемых и болезненных не только для США, но и для других стран мира, криминологических, уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, пенитенциарных, этических и политических проблем». [404 - Лунеев В. В. Предисловие ко второму русскому изданию // Кларк Р. Преступность в США. Замечания по поводу ее природы, причин, предупреждения и контроля /Под ред. Б. С. Никифорова; Пер. с англ. А. С. Никифорова. – М.: Изд. дом «Книжная находка», 2002. – С. 7.]
   Несколько выписок из книги Рамсея Кларка. «14 августа 1969 г. в 5 часов утра он (Ронни Браун. – А.П.) был найден мертвым в своей камере в тюрьме Райкерс-Айленд с петлей на шее, из его собственного поясного ремня» [405 - Кларк Р. Преступность в США. Замечания по поводу ее природы, причин, предупреждения и контроля / Пер. с англ. А. С. Никифорова;Под ред. Б. С. Никифорова. – М.: Изд. дом «Книжная находка». – С. 425.]. «Умерший в возрасте 17 лет Ронни Браун до сих пор презюмируется невиновным (подчеркнуто нами. – А.П.)» [406 - Там же. С. 425.] «В Соединенных штатах каждый год из этой жизни уходят из жизни сотни людей. Среди самоубийц никогда не бывает людей богатых, умудренных житейским опытом иди чем-нибудь прославившихся». [407 - Там же. С. 425.] «Поскольку Билль о правах говорит о залоге, ставя свободу в зависимость от денег, он отказывает в праве на свободу беднякам, презюмируемым невиновными». [408 - Там же. С. 426.]
   Заметим, что В. П. Проценко рассматривает презумпцию невиновности в ряду других «идеологий либеральной демократии, отраженных в уголовном процессе России». [409 - Проценко В. П. Система и антисистема права: уголовно-процессуальный, философский и нравственный аспекты. – Краснодар: Сов. Кубань, 2004. – С. 266.]
   Держа в уме сказанное, приступим к анализу действительной роли презумпции невиновности в отечественном уголовном процессе. В тех случаях, когда в конкретной жизненной ситуации установить объективную истину не удалось, приходится судье пользоваться тем костылем, который предлагает участникам уголовного процесса часть 3 статьи 14 УПК РФ: все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном УПК РФ, толкуются в пользу обвиняемого.
   Существенным свойством всех правовых презумпций является вероятностный характер знаний, которые можно получить, опираясь на них. Среди правовых презумпций, никуда от этого не деться, и презумпция невиновности. Она также может дать только вероятные знания. Эти данные могут оказаться верными, однако в большем числе случаев они неверны.
   Если презумпцию невиновности относить только к обвиняемым и подозреваемым, то она и презумпцией называется не по праву. Презумпция – это предположение, которое обычно является верным. «Прежде чем вступить в область закона, – пишет А. А. Крымов в отношении всех презумпций, – презумпция живет в обычае… В ходе постепенности процесса познания убеждение становится твердым, определенным, ясным. Повторяющиеся ситуации обобщаются и при их повторении находят свое применение ранее сделанные выводы. Если такой вывод закрепляется в норме права, то он становится обязательным для субъектов права». [410 - Крымов А. А. Правовые презумпции в уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1999. – С. 10.] Презумпция невиновности появилась в праве, вначале во французском – в конце ХVIII в., затем в разное время в других совершенно иным, чем описано А. А. Крымовым путем. Но виноват в этом отнюдь не соискатель кандидатской степени. Ведь он писал о нормальных презумпциях.
   Кроме того, обвиняемые и подозреваемые по большинству уголовных дел оказываются виновными.
   О. Ю. Гай, пишет, как и А. А. Крымов, относительно всех презумпций, да и не только презумпций. «В законную силу может вступить не только приговор, соответствующий законности, обоснованности, мотивированности и справедливости, но и не соответствующий этим требованиям судебный акт. Независимо от этого он (приговор) вступает в законную силу… Хотелось бы верить, что все приговоры, выносимые судами, соответствуют указанным выше требованиям, но это только в идеале». [411 - Гай О. Ю. Законная сила приговора в уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов: Дис. совет К – 052.11.01, 1999. – 11 с.] С ее меланхолической фразой, заключающей приведенную цитату – увы! – трудно не согласиться.
   Мы хотели бы быть правильно понятыми: презумпцией невиновности, по нашему мнению, приходится пользоваться не от хорошей жизни. Просто ничего лучшего не придумано. Поэтому вряд ли есть смысл петь ей дифирамбы и, тем более, стремиться к максимальному увеличению случаев в связи только с красивым названием. Ею приходится пользоваться в случаях, когда цель доказывания не достигнута и заменяется ее (цели) эрзацем. Пользоваться ею, однако, приходится.
   Впрочем, чем меньше приходится использовать в качестве основания для принятия решения по уголовному делу вместо истины презумпцию невиновности, тем надежнее уголовный процесс, тем лучше достигается цель уголовного процесса по конкретным делам и, следовательно, эффективнее разрешаются задачи уголовного судопроизводства.
   Презумпция невиновности, к сожалению, не означает, что от ответственности освобождается действительно не виновный. Применение презумпции невиновности означает, что от ответственности освобождается лицо, в чьей виновности есть сомнения, лицо, которое закон предписывает считать невиновным. Так, в частности, по п. 1 ч. 1 ст. 27 действующего УПК РФ прекращается уголовное преследование как тогда, когда достоверно установлено, что преступление совершено не проходящим по делу обвиняемым или подозреваемым, а другим лицом, так и в случае, когда следователь (дознаватель) вынужден прекратить уголовное преследование в отношении подозреваемого или обвиняемого, поскольку ни невиновность, ни виновность этих же субъектов в совершении преступления не установлена.
   Это уголовно-процессуальный ее аспект. Однако есть у нее и другие стороны. В частности материально-правовая сторона применения презумпции может означать и во многих случаях означает, что от ответственности освобождается как раз виновный. Ее применение означает в очень многих случаях, что от ответственности освобождается злочинец, индивид, причинивший зло другому индивиду, преступник.
   Мы уже приводили, помнится, мудрое японское речение: даже плоский лист бумаги имеет две стороны. Применение презумпции невиновности не лист бумаги, это в каждом случае реальная жизненная ситуация, и сторон у нее, естественно, не только две. В частности, при толковании догмы права не след упускать из виду оценку индивидуальным (пострадавшими от преступления) и групповым общественным мнением конкретной жизненной ситуации, когда судом или следователем сомнения были истолкованы в пользу лица, оцениваемого общественным мнением совсем иначе, чем мнениями профессиональным и доктринальным.
   Статья 14 УПК РФ 2001 г. именуется «Презумпция невиновности». Следовательно, законодатель выводит приведенное правило из презумпции невиновности, низводя ее до титула принципа уголовного судопроизводства. Ведь статья 14 дислоцируется в главе 2-й УПК, поименованной «Принципы уголовного судопроизводства».
   Мы не оговорились, употребив чуть выше деепричастие «низводя». Мы действительно считаем, что помещение презумпции невиновности внутрь уголовного процесса есть существенное уменьшение ее социальной и правовой роли, есть шаг назад по сравнению с документом, впервые представившим миру презумпцию в писаном виде. Мы естественно имеем в виду французскую декларацию, увидевшую свет в 18-м веке, в эпоху Великих буржуазных революций. Реалистичные французы раскрывали защитный зонтик презумпции невиновности не только над обвиняемым и подозреваемым, они защищали каждого гражданина. [412 - Декларация прав человека и гражданина1789 г.// Французская Республика. Конституция и законодательные акты: Пер. с франц./ М.: Прогресс, 1989. – С. 26–29.] Мы согласны с тем, что уголовный процесс при этом должен быть рассмотрен как единственный способ опровержения этой презумпции.
   Правило же о толковании сомнений в пользу обвиняемого, на наш взгляд, естественнее выводится из принципа публичности. В этом случае им легче придавать технологичный характер. Опять же на наш взгляд, теоретически это было бы более строго и более последовательно. Кто обязан доказывать, тот и должен устранять сомнения, испытывая негативные последствия, если он не сумел выполнить своих функций-задач (уголовно-процессуальной функции).
//-- Часть 3 статьи 15 УПК РФ: анализ и выводы из него --//
   В связи с общим анализом цели доказывания в уголовном процессе рассмотрим формулировку ч. 3 ст. 15 УПК РФ. Роль суда в этой сфере обозначена законодателем следующим образом: суд создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных условий и осуществления их процессуальных прав. Скажем прямо, такое обозначение судейских функций, по нашему мнению, мало согласуется с тем обстоятельством, что суд в уголовном судопроизводстве имеет собственную, отличную от сторон, функцию-задачу, с тем, что суд не может не претендовать на активную роль в судебном разбирательстве вообще, в судебном следствии, в частности.
   Да, и на то, как действует в реальном судебном следствии реальный здравомыслящий судья уже после вступления УПК РФ в действие тоже мало похоже. Неужели нормальный судья оставит для себя неясным что-то важное для дела, скажем, в показаниях обвиняемого или потерпевшего, если стороны своими вопросами или заявлениями или другими действиями этого не выяснили? Не оставит и не должен оставить. Только должен сделать это не вопреки закону, а в соответствии с его велениями, совпадающими с его, профессионального судьи, профессиональной установкой, его правосознанием, убеждениями, умениями и навыками, его моралью, наконец.
   Думается, что и в этом отношении текст УПК РФ нуждается в приведении в соответствие с современными потребностями и реалиями отечественного уголовного судопроизводства. Мы позволим себе предложить некоторые принципиальные дополнения в принципиальную статью 15 УПК РФ 2001 г., озаглавленную «Состязательность сторон». Нормы, содержащиеся в ней, с позиций законодателя принципиальны хотя бы потому, что они сформулированы в пределах главы 2-й УПК, именуемой – «Принципы уголовного судопроизводства».
   Наша же цель: споспешествовать законодательной регламентации активности судьи в судебном разбирательстве, побуждать его к ее проявлениям. В связи со сказанным обосновать и затем сформулировать несколько предложений de lege ferenda.
   В нынешней редакции ч. 3 ст. 15 УПК РФ звучит следующим образом: «Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты. Суд создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав».
   Нам думается, что слова «суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты» – это вовсе и не гипотеза, и не диспозиция, и, тем более, не санкция правовой нормы. Это суждение, автор которого, воспользовавшись близостью к производству проекта кодекса, включил поддерживаемое им суждение в текст закона. Приведенным словам, по нашему мнению, место не в статье закона, а в пропагандистской статье. Для текста закона они нефункциональны, и, следовательно, излишни.
   Далее. Слова «суд создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей» побудили нас обратиться к текстам статей 46 и 47 УПК РФ 2001 г., в которых определяется правовой статус таких ключевых фигур стороны защиты, как подозреваемый и обвиняемый. Если верить этим нормам, то ни у того ни у другого из названных участников уголовного процесса обязанностей вовсе нет.
   Сплошные права! Очень характерное для современного отечественного уголовного судопроизводства нарушение баланса, с одной стороны, прав и обязанностей обвиняемого (подозреваемого, подсудимого, осужденного) и потерпевшего, пострадавшего от злочинства, с другой. Однако, исследование проблемной ситуации, образовавшейся в современном отечественном уголовном судопроизводстве вследствие очевидной разбалансировки процессуальных статусов сторон обвинения и защиты побуждает нас прийти к выводу, что такая разбалансировка мало того, что безусловно существует, но еще и является одной из причин дисфункциональности целеполагания, заложенного в современном отечественном уголовном судопроизводстве.
   К выводу о том, что такая разбалансировка не только существует, но и порождает дисфункции в деятельности по охране условий существования и развития общества, индивида и государства приходит ряд исследователей. При этом анализ состава авторов, придерживающихся этой позиции, указывает, что большинство из них знает реалии уголовного судопроизводства не только по литературным источникам.
   И. И. Карпец, заслуженный деятель науки России, д.ю.н., профессор, прошедший в органах внутренних дел почти все основные службы – НТО, уголовный розыск, следствие, опять уголовный розыск – утверждал: «Строить теорию о правах человека в уголовном процессе, отталкиваясь лишь от личности совершившего преступление, и говорить о ее правах, – глубокая ошибка, хотя внешне выглядящая весьма гуманистично. Такая однобокая теория чревата и еще одним подтекстом: презюмируется: органы расследования (и прокурор) – нарушители законности…» [413 - Карпец И. И. Дело, которому мы служим. – М., 1969. – С. 89–90.]
   В связи с изложенным представляется целесообразным внести следующие изменения в ст. 15 ч. 3 УПК РФ.
   1) Первую фразу в указанной части «Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты» удалить как не несущую никакой позитивной, регулирующей деятельность суда информации.
   2) После слов «…предоставленных им прав» дополнить часть 3 статьи 15 словами, «а также пресекает попытки сторон злоупотреблять предоставленными им правами, в частности, препятствовать установлению по делу объективной истины».
   3) Дополнить ст. 15 частью 3.1 следующего содержания «В случаях, если суд придет к выводу, что исследование доказательства сторонами в ходе судебного следствия сохранило неясности в познании важных для вынесения судебного решения вопросов, он вправе и обязан принять в нем активное участие с целью способствования достижения по делу объективной истины».
   Думается цель доказывания детерминирует не только способы познания по уголовному делу, но и содержание принимаемых решений. Постановленные решения должны быть справедливыми не только в отношении лица, признанного или не признанного виновным, но и в отношении человека, пострадавшего от преступного посягательства, которого государство должно было охранять, однако охранить не сумело.
   Процедурные правила производства по уголовному делу, в частности, нормы, обеспечивающие доказывание, должны быть по отношению к участникам процесса сбалансированы. Традиционным недостатком отечественного уголовного судопроизводства, на наш выстраданный многолетней практической работой взгляд, является дисбаланс между правами и обязанностями обвиняемого, между правами злоумышленника, злочинца [414 - С украинского.] (как правило, того же обвиняемого) и правами тех участников процесса, которым он зло причинил. [415 - Подробное обоснование сходной позиции см.: Корнелюк О. В. Баланс процессуальных статусов потерпевшего и обвиняемого при досудебном производстве: Автореф. дис.. канд. юрид. наук. – Н. Новгород: Дис. совет Д-203.009.01, 2003. – 26 с.]

§ 3. Сущность и содержание доказывания. Две стороны доказывания

   В большинстве энциклопедий, толковых и этимологических словарей, в том числе и в отраслевых юридических, нет термина доказывание [416 - Единственное исключение, которое нам удалось обнаружить – бессмертный Даль. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского словаря. В 4-х томах. – Т. 1. А – З. – М.: Русский язык, 1978. В словарной статье «доказывать» имеются слова «доказыванье» и «доказанье».]. Наш компьютер подчеркивает это слово на мониторе красной чертой. Вот уж, воистину, понятие есть, а термина его обозначающего нет. Такое положение сложилось, видимо, потому, что авторы и составители названных книг и словника для компьютера базируются на терминологии формальной логики, а ее словарного запаса для описания и анализа познавательных процессов, имеющих место в уголовном судопроизводстве, недостаточно. Приходится нам вместе с законодателем (глава 11 УПК РФ) пользоваться не очень легитимным с языковых позиций термином.
   Впрочем, речь можно вести и о том, что термин «доказывание» может быть раскрыт как два самостоятельных понятия: «доказывание-познание» и «доказывание-обоснование». Несколько упрощая, можно было бы доказывание-познание наименовать доказыванием для себя, а доказывние-обоснование доказыванием для других участников уголовного процесса или доказыванием для суда – попросту доказыванием для других.
   Если начинать рассуждения о доказывании с самого начала, с момента обнаружения преступления, со стадии возбуждения уголовного дела, то суть доказывания – познание фактов.
   Однако есть и другая сторона доказывания по уголовному делу. Доказывание – обоснование участниками уголовного процесса выдвигаемых ими имеющих значение для разрешения уголовного дела тезисов. Эти две стороны доказывания, в отличие от многих других ситуаций уголовно-процессуальной деятельности, не находятся между собой в состоянии антагонистического противоречия (во многих других – находятся). Более того, вторая его сторона – обоснование участниками уголовного процесса выдвигаемых ими тезисов, как правило, во всяком случае, со стороны обвинения должна быть основана на результатах предшествующего доказывания-познания. Т.о. два приведенных рабочих определения доказывания не конфликтуют, или, по крайней мере, при надлежащем целеполагании не должны конфликтовать между собой [417 - Приведенное определение, естественно, не единственное в специальной литературе. Как и следующее за ним в непосредственной близости определение доказывания-обоснования. Однако об этом в своем месте. Здесь же мы приводим инструментально пригодные для нашего изложения рабочие дефиниции.].
   Доказывание есть познание по уголовным делам, параметры которого дополнительно к законам гносеологии определены уголовно-процессуальным правом. [418 - Приведенное определение, естественно, не единственное в специальной литературе. Как и следующее за ним в непосредственной близости определение доказывания-обоснования. Однако об этом в своем месте. Здесь же мы приводим инструментально пригодные для нашего изложения рабочие дефиниции.]
   Познание для философа есть «процесс получения и обновления знаний, деятельность людей по созданию понятий, схем, образов, концепций, обеспечивающих воспроизводства и изменения их бытия, их ориентации в окружающем мире». [419 - Кемеров В. Е. Познание // Современный философский словарь / Под общей ред. В. Е. Кемерова. – 2-е изд., испр. и доп. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, М., Минск: Панпринт, 1998. – С. 656.] Результатом процесса познания являются знания. Последние могут возникнуть как в результате научного познания, так и в ходе практической деятельности. В ходе исторического развития конкретные знания, имеющиеся у человечества или отдельного человека, могут быть уже не только результатом предшествующей деятельности, но и моментом последующего познания, его инструментом.
//-- Доказывание есть познание по уголовным делам, параметры которого дополнительно к законам гносеологии определены уголовно-процессуальным правом --//
   Доказывание и его элементы, постижение при его посредстве объективной истины по конкретному уголовному делу есть необходимое условие достижения цели уголовного процесса. Две его стороны, как общее правило, взаимно дополняют друг друга. Однако, возможны ситуации, когда они окажутся в противоречии и вступят в конфликт друг с другом.
   Первое из этих рабочих определений больше ориентировано на стадию досудебного производства (предварительное расследование), второе на судебное разбирательство, особенно на такую его часть как прения сторон (судебные прения). В связи с направленностью нашего исследования нас будет больше занимать доказывание-познание.
   Между тем, доказывание и даже другие познавательные методы по УД происходят в условиях слишком отличных от научного познания, методы которого, в основном, курирует гносеология, чтобы ограничиться только законами последней. Привлечем себе в союзники отца современной кибернетики Норберта Винера. Он пишет: «…Шум (автор имеет в виду информационный шум. – А. П.), рассматриваемый как фактор, вызывающий беспорядок в человеческих связях, наносит ущерб, но нанесение ущерба не является сознательным и предумышленным действием. Это верно в отношении научной связи и в значительной мере в отношении обычных разговоров между двумя людьми. Но этого абсолютно нельзя сказать в отношении языка, употребляемого в судах.
   Наша правовая система… представляет собой разговор, в котором принимают участие, по крайней мере, три стороны… Это игра целиком в фон-неймановском смысле, игра, где тяжущиеся стороны методами, определенными кодексом права, стараются привлечь на свою сторону судью и присяжных. В такой игре адвокат противной стороны… сознательно пытается вызвать путаницу в сообщениях той стороны, против которой он выступает. Он… сознательно мешает передаче сигналов между своим противником, с одной стороны, и судьей и присяжными – с другой. При этих помехах неизбежно возникает ситуация, когда… может оказаться в выигрыше обман (выделено нами. – А. П.). …В законодательстве наблюдаются случаи, когда не только допускается, но и поощряется обман, (курсив наш – А. П.) или, говоря языком кибернетики, посылка сигналов с сознательной целью утаивания замыслов отправителя сигналов». [420 - Винер Н. Кибернетика и общество. – М.: Изд. ИЛ, 1958. – С. 117–118.]
   Ученый кибернетик глубоко понимает закономерности ситуации. В отличие от юриста практика он говорит спокойно и ровно. Он ведь наблюдает судопроизводство, в том числе и уголовное, со стороны. Гораздо более эмоционально об этом же феномене пишет человек, которого указанная ситуация касалась непосредственно. Доктор юридических наук А. М. Ларин – из следователей. Он писал так: «Ни в одной области познания, кроме доказывания по уголовным делам, исследователю не противостоит субъект, кровно заинтересованный в неудаче исследования, порой еще неизвестный и не брезгующий никакими средствами». [421 - Ларин А. М. Доказывание на предварительном расследовании в советском уголовном процессе. – Одесса: Изд. Одесского университета, 1989. – С. 78.] Автору, имеющему ближайшее отношение к реальному уголовному процессу во всей его сложности и противоречивости, вообще кажется, что без эмоций невозможно исследование человеческих, гуманитарных проблем уголовного судопроизводства. Как без эмоций невозможна и сама эта деятельность.
   В системе уголовного судопроизводства в качестве неизбежного элемента в большинстве реальных жизненных ситуаций наличествует подсистема противодействия расследованию. Ее, начиная со своей кандидатской диссертации, усиленно исследует С. Ю. Журавлев. [422 - Журавлев С. Ю., Лубин А. Ф. Противодействие расследованию: Учебное пособие. – Н. Новгород: НВШ МВД РФ, 1994.]
   Он пишет: «Закономерности противодействия расследованию… вообще следует считать той самой естественной, само собой разумеющейся данностью жизни… помнить о которых (о закономерностях. А. П.) необходимо всегда». [423 - Журавлев С. Ю. Расследование экономических преступлений. – М.: Юрлитинформ, 2004. – С. 442.] И там же: «Прежде чем обсуждать то, о чем надо помнить, полезно рассмотреть вопрос с точки зрения обыденного здравого смысла. Может ли быть расследование без противодействия? Разумеется, да. Но это исключение из правила. Казус. Правилом же является явное присутствие сопротивления «материала». Получается, что расследование преступлений – это вечное преодоление сопротивления предметной и человеческой материи. Сопротивляются все: свидетели и подозреваемые, потерпевшие и обвиняемые. Даже «немые» свидетели – вещественные доказательства и документы «невольно» сопротивляются». [424 - Журавлев С. Ю. Указ. соч. – С. 442.]
   Из сказанного с неизбежностью следует, что познание по УД не может определяться только законами гносеологии. Необходимы еще дополнительно к ним собственно уголовно-процессуальные законы познания.
   Потребность в своих собственных, дополняющих общегносеологические, законах, по нашему мнению, порождена, по крайней мере, тремя группами специфических свойств, может быть, точнее, во всяком случае, эмоциональнее будет сказать, специфических трудностей познания объективной истины по уголовному делу. К характеристике входящих в нашу классификацию специфических трудностей познания объективной истины по уголовному делу мы перейдем через несколько абзацев, а сейчас о классификации сложностей, которые создают расследованию его противники, предлагаемой С. Ю. Журавлевым. Напомним, этот автор строит свою классификацию применительно к расследованию дел об экономических преступлениях.
   «Противники расследования создают сложности: а) в поиске отображений взятки, хищения, мошенничества, криминального банкротства или других преступлений; б) в понимании следов механизма экономического преступления; в) в использовании доказательственной информации в процессе доказывания». [425 - Журавлев С. Ю. Указ. соч. – С. 442.]
   Наша классификация совсем иная. Однако, это не означает, что мы противопоставляем ее структурному построению С. Ю. Журавлева. Его классификация – инструмент для его исследования, наша – для нашего. Т.е. обе классификации, как нам представляется, достаточно адекватно отражают противодействие уголовному судопроизводству, только различные его аспекты. Кроме того, классификация С. Ю. Журавлева ограничивается действиями «противников расследования», наша охватывает противодействие уголовному судопроизводству в целом.
   Ниже следует характеристика трех групп специфических трудностей, стоящих на пути познания по уголовному делу, какими мы их видим, какими, позволим себе сказать, ощущаем в каждодневной работе действующего сотрудника органов внутренних дел.
   1) Наличие прикосновенных к доказыванию лиц, кровно и денежно заинтересованных в его результатах. И они, эти лица, не сидят, сложа руки, они активно препятствуют доказыванию. Именно о них столь эмоционально говорил А. М. Ларин в словах, которые мы привели чуть раньше.
   Прежде всего, это конечно, 1.1) обвиняемые и подозреваемые по конкретному УД.
   Вместе с тем, лицами, заинтересованными в исходе дела, подчас могут быть даже не его участники. Среди них связи обвиняемых (подозреваемых), в частности: 1.2) в первую очередь, конечно, родственники и близкие обвиняемых (подозреваемых); 1.3) их соучастники, по каким либо причинам не оказавшиеся в числе обвиняемых или подозреваемых по конкретному УД, иными словами лица, опасающиеся превратиться в обвиняемых и подозреваемых; 1.4) члены той же организованной преступной группы, к которой относятся обвиняемый и подозреваемый вне зависимости от того, причастны они или нет к совершению конкретного преступления, служащего предметом деятельности по его раскрытию, или расследованию, или судебному рассмотрению; 1.5) наконец, просто подкупленные свидетели по делу. Во второй половине 70-х и первой 80-х годов рижская газета «Ригас балс» весьма часто печатала объявления с призывом к неизвестным правоохранительным органам очевидцам дорожных происшествий (призыв к неизвестному кругу лиц) позвонить по указанному в объявлении телефону или прибыть самим к определенному должностному лицу. Очень скоро опытные сотрудники милиции стали замечать, что связавшиеся с ними по собственной инициативе очевидцы происшествия не очень ориентируются в том событии, о котором явились давать показания. Они вовсе и не присутствовали при расследуемом происшествии, они были наняты заинтересованными в определенном освещении этого происшествия лицами.
   Если сегодня общественное мнение привычно к наемным убийцам, киллерам, то хронологически им предшествовали наемные свидетели.
   Естественно гораздо реже, однако возможны ситуации, в которых противником постижения истины по УД случается заявитель (ст. 141 УПК РФ) или лицо, признанное потерпевшим, или кто-либо из их связей. Подчас заявление о преступлении, например, об исчезновении жены, мужа, ребенка, другого ближнего родственника или любовницы лицом, виновным в совершении убийства, является одним из элементов способа введения расследования в заблуждение, способа воспрепятствования доказыванию по делу.
   Указанные категории лиц способны предпринимать и в реальном (живом) УСП предпринимают действия, чтобы дознание по УД зашло в тупик или, что еще предпочтительнее для части заинтересованных лиц, пошло неверным путем. Принимаются меры для того, чтобы прикрыть свою действительную вину, бросив тень на невиновного.
   В этой связи мы считаем необходимым обратить внимание на следующую закономерность: имеющее место в последние два десятка лет, и особенно с принятием УПК РФ 2001 г., взрывоподобное увеличение прав и возможностей обвиняемого (подозреваемого) по защите своих процессуальных и иных интересов, несбалансированное обязанностями и опасениями ответственности за причинение мерами, предпринимаемыми для своей защиты, вреда иным индивидам, влечет за собой опасность не только того, что виновный окажется оправданным, но и вполне возможную опасность того, что к ответственности окажется привлеченным невиновный. К примеру тот, кого оболгал обвиняемый.
   Займемся немного сравнительным правоведением. Право обвиняемого молчать, не давать изобличающие его показания известно большинству современных уголовных судопроизводств. Теоретически отказ подсудимого от дачи показаний не является свидетельством его вины. Хотя, конечно, в большинстве случаев такой отказ повлияет на позицию присяжных не в благоприятную для отказывающегося сторону. Но те судопроизводства, в которых это право появилось пораньше, уже позаботились об установлении системы сдержек и противовесов.
   В англо-саксонском уголовном судопроизводстве не подвергается сомнению право обвиняемого молчать. Однако оно не перерастает в его право лгать. Правовая процедура и атмосфера допроса в британском, австралийском или американском суде не поощряет обвиняемого лгать и, тем более, оговаривать других. Подсудимый согласившийся давать показания будет нести ответственность за дачу заведомо ложных показаний.
   Наличие в процессе доказывания заинтересованных лиц нередко и весьма основательно затрудняет такое направление познания в работе правоохранительных органов как участие населения в уголовном судопроизводстве. Практиковавшееся и практикующееся ныне обращение к средствам СМИиП с целью побудить к самовыявлению и явке по собственной инициативе в оперативно-следственные органы потенциальных очевидцев (и других свидетелей), столкнуло следователей и оперативников не только с ожидаемой пассивностью граждан, но и с внезапной активностью лжеочевидцев, подкупленных или иным образом мобилизованных заинтересованными лицами.
   Особенно распространилось препятствование адекватности познания по уголовным делам в современных российских условиях. Для достижения цели воспрепятствования достижения истины по УД указанными выше категориями субъектов применяются различные и нередко весьма эффективные средства. Уже отмеченная ложь обвиняемого (подозреваемого) при допросе. Умолчание об известных допрашиваемому фактах. Подкуп или угрозы свидетелям, потерпевшим, сотрудничающим с правосудием раскаявшимся обвиняемым [426 - Епихин А. Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве: Мониторинг общественного мнения республики Коми. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 2002. – 142 с.; Епихин А. Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве. – СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. – 331 с.; Епихин А. Ю. Концепция обеспечения безопасности личности в сфере уголовного судопроизводства: Автореф. дис… д-р юрид. наук. – Н. Новгород: Д-203.009.01, 2004. – 42 с.]. Организация заказных публикаций в СМИиП.
//-- Угрозы дознавателю, следователю, прокурору, судье, другим должностным лицам правосудия или/и подкуп их --//
   Мы не случайно употребили здесь одновременно и противительный союз «или» и соединительный «и». Дело в том, что в последнее время для достижения нужных результатов кнут и пряник пускаются в ход одновременно. Объекту воздействия непосредственно заинтересованным лицом (реже) или через посредника (много чаще) за нужное поведение предлагаются деньги, в случае отказа следует угроза, в том числе и лишением жизни. Впрочем, бывает и наоборот – вначале угроза, затем обещание денег. Дилемма: деньги и жизнь или отсутствие денег и смерть – действует на потерпевшего или свидетеля убедительнее, чем обещание денег и угрозы по отдельности.
   Нередко, к большому сожалению, в качестве посредника, а подчас посредника-организатора выступают должностные лица правоохранительных органов или судов или адвокаты.
//-- Ограниченность доказывания временем --//
   2) Вторым специфическим свойством (специфической трудностью) доказывания по УД является необходимость на его (доказывания) основе вынести приговор (или принять иное решение по делу). Это означает, что достижение цели доказывания ограничено установленным процессуальным законом временем.
   Собственно, это свойство в тех или иных спецификациях, с той или иной степенью строгости характеризует все виды практической деятельности и отличает, таким образом, почти всякую практическую деятельность за исключением, быть может, преподавания, от деятельности научной, теоретической. Однако, пожалуй, только при познании по уголовному делу ограничение во времени действует столь жестко.
   В уголовном же процессе это свойство становится особенно значимым: для большинства участников уголовного процесса лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
   Возможны, впрочем, и иные подходы. Известны случаи, когда обвиняемые, нередко при помощи защитников, а нередко и по их совету, намеренно после окончания предварительного расследования затягивают ознакомление с материалами дела с тем, чтобы до его (ознакомления) окончания истекли сроки содержания под стражей.
   Такие случаи стали более частыми после отмены мудрого и, видимо поэтому, краткосрочного существования в ст. 97 УПК РСФСР установления ее ч. 5 о том, что время ознакомления обвиняемого и его защитника с материалами уголовного дела в срок содержания под стражей в качестве меры пресечения не учитывается.
   Не секрет, что с использованием этого правила не безгрешны оказались и некоторые следователи. Однако отмена удачно найденного процедурного решения была не лучшим выходом из положения. С затяжкой времени следователями справиться было все-таки легче.
//-- Особенность предмета познания по уголовному делу --//
   3) Наконец, третьей специфической чертой познания по УД является специфика предмета познания (в уголовно-процессуальной терминологии – предмет и пределы доказывания в УСП).
   Если фундаментальная наука познает закономерности, то уголовно-процессуальная деятельность направлена на доказывание конкретных фактов. В отличие от двух первых эта последняя – третья – специфическая черта доказывания могла бы не усложнять, а, напротив, упрощать процесс доказывания по УД по сравнению с научным познанием. Могла бы, если б обстоятельства, подлежащие доказыванию по УД отличались от объекта познания только указанной чертой.
   Однако, есть еще, по крайней мере, одно отличие. Преступление для доказывающего (познающего в форме дознания) – это почти всегда событие прошлого. Подчеркнем: не всегда, как иногда пишут, а почти всегда. В редких случаях объективные особенности конкретного уголовного дела, позволяют воспринимать отдельные обстоятельства, как входящие в предмет доказывания по УД, так и являющиеся доказательственными фактами, т.е. охватываемые понятием пределов доказывания, непосредственно, по крайней мере, в двух досудебных стадиях уголовного процесса.
   На момент производства по УД могут существовать некоторые обстоятельства, непосредственно относящиеся к предмету доказывания по делу: например, последствия преступления, в частности, в виде причиненных телесных повреждений (неизгладимое обезображивание), состояние лица, совершившего преступление и после этого заболевшего психической болезнью. Здесь мы не видим особых проблем в процедуре получения доказательств. Слава богу, здесь еще не очень чинятся препятствия получению доказательств при посредстве таких следственных действий как освидетельствование и производство судебно-психиатрической экспертизы.
   Сложнее в другой проблемной ситуации. Как, например, при задержании в качестве подозреваемого лица, застигнутого (1) при совершении преступления или (2) непосредственно после его совершения (п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ). Вопрос о том, могут ли появиться при производстве и в результате такого следственного действия как задержание доказательства, дебатировался давно и упорно и решался в специальной литературе неоднозначно. Нередко разногласия преодолевались путем фальсификации времени задержания или времени возбуждения уголовного дела в соответствующих процессуальных документах (протоколе задержания и постановлении о возбуждении уголовного дела).
   Единого мнения среди ученых и практиков достигнуто не было. Разногласия с подачи некоторых членов рабочей группы по подготовке проекта УПК РФ разрешил законодатель. Разрешил, как это сегодня нередко бывает методом гордиева узла. Перебросил задержание из числа следственных действий в класс мер процессуального принуждения.
   А, между тем, основной метод правового решения, по нашему мнению во всяком случае, это – компромисс.
   Раз мера процессуального принуждения, о каких доказательствах в результате ее применения может идти речь. Решение о применении мер принуждения само принимается на основе имеющихся доказательств. [427 - Подробнее о ситуации с задержанием по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ см. во фрагменте «Задержание лица, подозреваемого в совершении преступления».]
   Если попробовать определить место доказывания в известной дихотомии познания – познание научное и познание обыденное, то выяснится, что доказывание по УД обладает свойствами как первого, так и второго.
//-- Требования, предъявляемые правом к доказыванию --//
   Указанные выше особенности познания по УД и порождают необходимость в особых требованиях, предъявляемых к доказыванию, необходимость в тех самых собственных (дополнительных к установкам гносеологии) законах доказывания.
   Назовем основные из этих законов-требований к доказыванию, долженствующих обеспечить его (познания по УД) адекватность, достижение цели доказывания по максимально возможному количеству УД.
   (Наверное, повторимся, однако все же подчеркнем, требование обеспечить адекватное познание по всем возбужденным УД, а, тем более, по всем случаям совершения преступления – требование утопическое. Дай бог, достичь этого в большинстве ситуаций!)
   Итак, дополнительные требования к доказыванию – познанию по уголовному делу:
   a. Доказывание должно (может) осуществляться только особыми, специально для этого созданными органами и/или в субсидиарном порядке специально уполномоченными на то должностными лицами.
   b. Доказывание должно осуществляться в предписанных уголовно-процессуальным законом формах, оберегающих его от опасностей, обозначенных выше.
   c. Пределы могущей быть полученной по уголовному делу информации определяются уголовно-процессуальным законом.
   d. Продолжительность деятельности по дознанию устанавливается уголовно-процессуальным законом.
   С принятием УПК РФ 2001 г. появились определенные новеллы, отходящие от абсолютизма приведенных требований к доказыванию. Часть 2 ст. 86 названного закона закрепило право обвиняемого, подозреваемого, а также потерпевшего, гражданского истца и их представителей собирать письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств. Часть 3 той же статьи предоставила уже защитнику право собирать доказательства путем: получения предметов, документов и иных сведений; опроса лиц с их согласия; истребования справок, характеристик, иных документов от органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы или их копии.
   Процедуры реализации предоставленных названным субъектам прав по собиранию потенциальных доказательств, гарантии против искажения ими предоставляемой в уголовное дело информации, а также против использования обретенных прав для лишения иных участников процесса возможности воспользоваться теми или иными источниками информации в УПК не прописаны.
   Т.о. возможности прикосновенных к доказыванию лиц, кровно и денежно заинтересованных в его результатах, оказывать негативное на него воздействие, усиливаются.

§ 4. Условия оптимизации достижения цели доказывания. Результаты ОРД: резервы оптимизации УСП

   …Особое внимание необходимо уделить эффективности оперативной работы…
В. В. Путин, Президент России [428 - ПутинВ. В. Время неопределенности и тревожных ожиданий прошло: Программное выступление Владимира Путина перед доверенными лицами // РГ. 20.02.04. – С. 5.]

   Сколько не кричи «сахар!», – гласит восточная народная мудрость, – во рту слаще не станет. Сколько не повторяй слов о необходимости придания большей эффективности оперативной работе, даже если это делает президент страны (именно его слова мы взяли эпиграфом к настоящему фрагменту), от слов эффективности не прибавится.
   Нужны дела! Нужны соответствующие убеждения и психологические установки сотрудников правоохранительных органов, судей и законодателей. Нужны, наконец, согласованные усилия ученых и педагогов, специализирующихся в исследованиях и преподавании уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности.
   Вместе с тем, нам хотелось бы обратить внимание на следующую тонкость, проявившуюся в словах, вынесенных в эпиграф настоящего фрагмента. В. В. Путин или его спичрайтеры разорвали казалось бы совершенно устоявшеюся и ставшую привычно неразрывной связь между двумя частями словосочетания оперативно-розыскная работа. Разорвали – и, на наш взгляд, правильно сделали.
   По нашему мнению, оперативная и розыскная работа – вещи различные. Розыскная работа не обязательно ведется негласно и не обязательно методами, предусмотренными Законом об оперативно-розыскной деятельности. Оперативная же – это та деятельность, порядок производства которой предусмотрен только что названным нормативным актом.
   Насколько мы помним, усилия в разграничении этих двух видов деятельности в послевоенный период предпринял сотрудник кафедры уголовного права и уголовного процесса Высшей школы МВД СССР Андрей Фадеевич Осипов.
   УПК РФ высказывает отношение своих разработчиков к использованию результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании весьма категорично. Его ст. 89, именуется – «Использование в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности». Однако, в тексте нормы ни одного слова про порядок использования в доказывании результатов ОРД нет.
   Разработчики нормы не находят компромиссного решения для реально существующей проблемной ситуации, реально существующего жизненного противоречия. Все содержание этой статьи – запрет. Запрет использования «в процессе доказывания» «результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам».
   Так, что же получается? Для того, чтобы результаты ОРД могли быть использованы в процессе доказывания они, должны отвечать требованиям, предъявляемым к доказательствам. Но, если какой-либо источник информации отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам, он сам есть доказательство. И никакой статьи 89-й, или подобной ей, для того, чтобы стать доказательством, подобному источнику информации не надобно.
   С другой стороны, по нашему мнению, результаты оперативно-розыскной деятельности не могут отвечать требованиям, предъявляемым к доказательствам уголовно-процессуальным кодексом, они ведь создавались по иным процедурам, процедурам, предусмотренной другим законом – Законом об оперативно-розыскной деятельности. А можно ли утверждать, что только уголовно-процессуальные процедуры истинны, что у них исключительная прерогатива на познание истины? Не означает ли определенная стеснительность разработчиков двух Законов об оперативно-розыскной деятельности, что они исходили из примата уголовно-процессуальных правовых норм, а их примат – только в сфере уголовного судопроизводства.
   Нам думается, что процесс трансформации результатов оперативно-розыскных мероприятий в совершенно явственно распадается на два этапа. Первый регламентируется нормами оперативно-розыскного права, второй – уголовно-процессуального. Уголовно-процессуальные требования к результатам ОРМ как источнику доказательств можно будет предъявлять только тогда, когда они попадут в сферу уголовного процесса в узком значении этого термина. Поясним: в настоящем исследовании термин «уголовный процесс», как и являющийся его синонимом термин УСП употребляется нами в двух значениях: узком (тесном) и широком. В тесном значении мы понимаем под уголовным процессом отрасль государственной деятельности, урегулированную уголовно-процессуальным правом. В широком всю урегулированную различными отраслями права деятельность, направленную на достижение цели уголовного процесса.
   У нас складывается убеждение, что тексты ст. 50 ч. 2 Конституции РФ и первой фразы в части 1-й ст. 75 УПК РФ зачастую понимаются не так, как они написаны. Читаем в Конституции: при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. В ст. 75 УПК РФ 2001 г.: доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса, являются недопустимыми. В его предшественнике – УПК РСФСР 1960 г. после внесения в нее дополнений: доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы… В конституционном тексте не говорится, что порочность доказательства влечет за собой нарушение при его получении именно и только уголовно-процессуального закона.
   С другой стороны, вряд ли логично предположение, что каждое доказательство должно быть проверено на соответствие всем действующим в стране законам, всем наличествующим в системе современного отечественного права его отраслям. Наверное, законодатель вряд ли имел в виду необходимость проверки каждого уголовного доказательства на соответствие его нормам, скажем, семейного и экологического права или требованиям дипломатической процедуры.
   Мы понимаем конституционную формулировку как требование соответствия доказательств нормам тех отраслей права в рамках которых они создавались. Результаты оперативно-розыскных мероприятий могут быть использованы в процессе доказывания по уголовным делам, если они отвечают следующим двум условиям. 1) Если предлагаемые компетентным должностным лицом для применения в процессе доказывания по уголовному делу предмет или документ получены при проведении оперативно-розыскного мероприятия в соответствии с нормами Закона об оперативно-розыскной деятельности. 2) Если при приобщении к уголовному делу представленного предмета или документа и оперировании с ним соблюдены требования уголовно-процессуального кодекса. Предъявлении к процедуре оперативно-розыскного мероприятия требования соответствия предусмотренной уголовно-процессуальным кодексом процедуры недопустимо. Это разные отрасли процессуального права.
   Наш вывод: статья 89 УПК РФ 2001 г. неконституционна. Она подлежит замене, с тем, чтобы ее новый текст соответствовал ее сегодняшнему названию. Мы полагаем этот вывод принципиально важным. Это будет первый в истории УПК РФ 2001 г. случай, когда по мотивам неконституционности в него вносится изменение, оптимизирующее достижение цели доказывания и, тем самым, цели уголовного процесса, а не ставящего препоны на их пути.
//-- Проблемы оперативно-розыскного обеспечения правоохранительной деятельности, осуществляемой по различным направлениям и различными органами --//
   Использование результатов ОРД при доказывании по УД есть лишь одна часть более общей проблемы – проблемы оперативно-розыскного обеспечения правоохранительной деятельности, осуществляемой по различным направлениям и, следовательно, различными органами.
   В ночь на 22 июня 2004 г. вышедшие из подполья или пришедшие со стороны боевики провели успешную операцию против управляющих центров правоохранительных органов Ингушетии. В течение ночи они фактически хозяйничали в ряде населенных пунктов республики и ушли под утро, унося с собой несколько сот стволов, захваченных на складе оружия, расположенном недалеко от центра Назрани. [429 - Снегирев В. Утром после боя: Почему стали возможны трагические события в Ингушетии? // РГ. 25.06.04. – С. 3. Часть этого оружия проявила себя во время трагических событий в Северо-Осетинском Беслане.]
   Мы совершенно солидарны со знающим обстановку на Северном Кавказе отнюдь не только по чужим рассказам, недавним боевым генералом, сегодня вице-президентом Академии геополитических проблем, генерал-полковником Леонидом Ивашовым в том, что успех нападавших был обусловлен тем, что страна утратила разветвленную сеть разведки и контрразведки, потеряла профессионалов в этой области. [430 - Ивашов Л. Некому идти в разведку: Агентурная сеть на Кавказе с прорехами // РГ. (В рубрике – «Компетентно»). 24.06.04. – С. 1, 2.] Этот упрек Л. Ивашов относит ко «всем силовым структурам», в том числе и к Главному разведывательному управлению (ГРУ) Министерства обороны. Вообще статья Л. Ивашева совсем невелика по объему, однако, громадна по содержащимся в ней мыслям, констатациям и рекомендациям.
   После событий июньской ночи в Ингушетии пошли разговоры о надобности разместить в Назрани дополнительный полк внутренних войск. Словно предвидя такую реакцию на успешное нападение боевиков, Л. Ивашев пишет: «Не в количестве полков дело. Сегодня на Северном Кавказе необходима разветвленная агентурная сеть». [431 - Ивашов Л. Некому идти в разведку: Агентурная сеть на Кавказе с прорехами // РГ 24.06.04. – С. 1, 2.] В сегодняшних условиях на Северном Кавказе разветвленная агентурная сеть необходима и для эффективного осуществления правосудия, в частности для обеспечения неотвратимости ответственности.
   Пожалуй, наиболее эффективную и одновременно эффектную ситуацию сотрудничества разведки и правосудия продемонстрировали «Моссад» и израильский суд по делу Эйсмана. Любопытно, как сегодня оценивают израильские правоведы с позиций правосудия акты возмездия – физическое уничтожение выявленных разведкой человеческих целей на территории Палестины.
   Т.о. мы воспринимаем приведенную выше рекомендацию Л. Ивашова, как относящуюся и к таким ведомствам как ФСБ и МВД. Сам же генерал-полковник адресовал ее, конечно, в первую очередь ГРУ. «Раз имеются крупные по численности незаконные вооруженные формирования, ГРУ должен акцентировать внимание на выявлении их намерений». [432 - Там же. – С. 1.] Об этом же свидетельствует продолжение его мысли о необходимости разветвленной агентурной сети на Северном Кавказе. Он продолжает публикацию так: «Требует усиления разведка на территории прилегающих государств, откуда боевикам поступает современные техника и вооружение, финансовые средства». [433 - Там же. – С. 2.]
   Конечно, разведывательная и контрразведывательная работа не вся работает на УСП и не вся осуществляется методами ОРД. Однако здесь мы хотим сделать акцент на другой стороне многосторонней, подчас противоречивой, реальной жизненной проблемы. Если разведывательная и контрразведывательная работы без УСП вполне возможны, то усилия уголовной юстиции и уголовной полиции по раскрытию и особенно профилактике большинства хорошо организованных и, как правило, тяжких и особо тяжких преступлений и преданию виновных суду без взаимодействия с контрразведывательной, разведывательной работами и оперативно-розыскной деятельностью, если на помощь не приходит случайность, остаются бесплодными. Количество и удельный вес преступлений, остающихся сегодня нераскрытыми, а преступников безнаказанными сегодня катастрофично, и чем опаснее злочинство, тем реже оно раскрывается.
   «Создание собственной агентуры и резидентуры – дело крайне трудоемкое и кропотливое. Раньше агентов передавали по наследству, причем как самую ценную часть наследства. С развалом наших правоохранительных органов прервалась преемственность поколений, и ветеранам органов, уходящим на пенсию, особенно в начале девяностых, некому было передавать агентов… Это был провал агентурной работы, в середине девяностых переросший в катастрофу.
   Особенно зримо этот провал проявился на Северном Кавказе. Пару раз еще в первую чеченскую компанию к федералам обращались некоторые представители горских чеченцев и предлагали принести на блюде головы Басаева и З. Яндарбиева. Рассматривались и варианты доставки их живьем. Необходимо было одно – деньги. Причем немалые, до миллиона долларов. Тогда эти вопросы никто не решил. Теперь за две военные компании мы потеряли сотни миллионов долларов и тысячи жизней». [434 - Борисов Т.. Осведомители: Как приживается новая практика выплаты вознаграждений за сведения о преступниках / РГ. 30.08.03. – С. 11]
   В море пролитой в Чечне крови велика роль оставшихся не пойманными Басаева и Яндарбиева. [435 - 13.02.04 в Катаре, где Яндарбиев получил политическое убежище, он был убит. Версий успешного взрыва его машины несколько. Благоволившие к нему катарские власти пытаются возложить ответственность за покушение на спецслужбы России. Нынешний президент Чеченской республики Кадыров полагает, что убитый и его подручные не поделили полученные бывшим президентом от катарских фондов большие деньги.]
//-- Причины того, что опасные злочинства остаются нераскрытыми --//
   Причина того, что множество опасных преступлений остается нераскрытыми, лица, их совершившие безнаказанными и, следовательно, имеющими возможность продолжать преступную деятельность, конечно, не одна. Нас вообще смущает, когда исследователь начинает характеристику цепи причинно-следственных связей с одной – главной, основной и т.д. – причины, из которой исходит исследуемое им следствие. Одной причины у конкретного жизненного явления не бывает. Слабую раскрываемость преступлений в современных условиях обуславливает множество причин во взаимодействии между собой. Конечно, эти причины могут быть и, как правило, бывают неравновесными. Однако следствие детерминируется ими во взаимодействии.
   Было бы наивным предполагать, что в одном фрагменте исследования мы надеемся раскрыть все причины, по которым многие, и, прежде всего, крайне опасные для общества и государства преступления остаются нераскрытыми. Здесь мы поведем речь лишь о тех причинах, которые связаны с недостатками в обеспечении сотрудничества между УСП и ОРД, т.е. в конечном счете с целеполаганием, функциями-задачами субъектов, действующих в уголовном судопроизводстве ex officio и степенью согласования с ними уголовно-процессуальных функций.
   Среди них: 1) недостаточное, а порой и просто плохое взаимодействие между ведомствами, решающими правоохранительные задачи; 2) рассогласование усилий, предпринимаемых различными структурными подразделениями внутри этих ведомств. Подробнее об этом – при рассмотрении функций-задач правоохранительных органов и судов.
//-- Познание по УД посредством производства розыскных действий и взаимодействия со средой функционирования --//
   …Расхлябанность власти и удручающее моральное состояние общества.
   В. В. Путин, Президент Росси [436 - Путин В. Время неопределенности и тревожных ожиданий прошло: Программное выступление Владимира Путина перед доверенными лицами // РГ. 20.02.04. – С. 5.].
   Доказывание, как и другие элементы УСП, заметим, не только отечественного, функционировало, функционирует и, надо полагать, не только в ближайшем, но и в достаточно отдаленном времени будет функционировать не в безвоздушном и, тем более, не в безлюдном пространстве. Оно осуществляется в окружении различных личностей, отнюдь не только участников данного уголовного дела, в условиях определенного общественного (групповых) мнения, определенного (групповых) общественного настроения.
   Операциональное понятие – среда функционирования [437 - Среда функционирования – часть окружения системы (см.). Совокупность внешних по отношению к системе (см.) факторов, влияющих на ее функционирование, и, в свою очередь, испытывающих нецелеустремленное влияние (см.) функционирующей системы. В качестве инструментария в уголовно-правовых исследованиях используется А. В. Агутиным, Г. М. Миньковским, Н. М. Поповым, В. Т. Томиным. (Томин В. Т., Сочнев Д. В. Словарь-инструментарий для исследования проблем, связанных с взаимодействующим влиянием правоохранительной и массово-коммуникативной систем на преступность и виктимность молодежи и несовершеннолетних. Изд. 3-е, исправленное и доп. – Н. Новгород, 1999).], инструментарий науки управления в социальных и экономических системах [438 - Сейчас, после переименования – организация правоохранительной деятельности (специальность – 12.00.11).] не перестает существовать в реалиях уголовной юстиции и уголовной полиции несмотря на то, что оно – редкий гость в современной науке уголовного судопроизводства. Это не так уж и просто: дифференциация наук, с одной стороны приводит к углублению познания их, а с другой – к разобщению сторон предмета познания, затруднению понимания характера взаимодействия между ними.
//-- Участие народного элемента в УСП как условие достижения цели уголовного процесса УНЭ в УСП как важный детерминант среды целеполагания в нем --//
   Преступность никогда не удастся поставить под контроль при помощи одних только органов уголовной юстиции.
   Рамсей Кларк. Преступность в США [439 - Кларк Р. Преступность в США. Замечания по поводу ее природы, причин, предупреждения и контроля / Под ред. Б. С. Никифорова; Пер. с англ. А. С. Никифорова; Предисл. Б. С. Никифорова, В. В. Лунеева. – М.: Изд. дом «Книжная находка», 2002. – С. 179.].
//-- Социально-психологическая атмосфера функционирования УСП --//
   Такая детерминанта УСП как социально-психологическая атмосфера его функционирования в чисто уголовно-процессуальных исследованиях обычно уходит от глубокого и всестороннего анализа. Более того, замкнувшиеся в проблемах и процессах внутреннего управления (управленческий цикл, принятие решения, делопроизводство и т.д.) специалисты в области науки управления (в сегодняшней ВАКовской классификации – специальность организация правоохранительной деятельности) оставляют без внимания проблемы управления внешнего. Исключения – секретная докторская диссертация В. Т. Томина «Взаимодействие органов внутренних дел с населением» (1981 г.) [440 - Мы лишены возможности дать библиографическое описание источника. В связи с анализом ведомственных секретных источников, в частности кадровых приказов, диссертация сама стала секретной.], недавняя книга С. А. Капитонова [441 - Капитонов С. А.] и несколько (совсем немного) других публикаций, в частности, статья С. М. Крылова в «Известиях» [442 - Крылов С. А. Милиция и мы // Известия].
   Эффективности исследования социально-психологической атмосферы функционирования правоохранительных органов и судов много могли бы добавить комплексные, в сотрудничестве с социальными психологами исследования. Однако таковых тоже немного.
   Больше внимания, чем социально-психологической атмосфере, в специальной литературе уделяется тому феномену, который ряд исследователей обозначает термином социально-психологический климат – социально-психологическая обстановка в трудовом коллективе – определенных органе внутренних дел, подразделении прокуратуры, коллективе суда, адвокатском сообществе и т.д. Ситуация вполне объяснимая уже отмеченным обстоятельством – сосредоточением внимания специалистов-управленцев на вопросах внутреннего управления.
   Для того, чтобы сделать изложение терминологически строгим, сразу условимся о соотношении употребляемых терминов. В настоящей работе употребленные в предыдущих абзацах термины социально-психологическая атмосфера, социально-психологический климат и социально-психологическая обстановка понимаются нами следующим образом. Содержание терминов социально-психологическая атмосфера и социально-психологический климат дано в предшествующих настоящему абзацах. Их объемы различны, между собой они не совпадают. Социально-психологическая обстановка включает в себя в качестве составных частей и атмосферу и климат. Мы не утверждаем, что предлагаемые нами обозначения соответствующих понятий наилучшие. Однако в специальной литературе мы не обнаружили вообще никакого указания, никакой позиции о соотношении понятий, входящих в анализируемую триаду, поэтому предлагаем свою. Естественно, их употребление позволит исследователям понимать друг друга и убережет их от развращающих споров о словах, если они приобретут характер конвенциальных.
   Социально-психологическая атмосфера в значительной мере – функция населения, общественного и групповых мнений, общественного и групповых настроений. От оценки населением уголовного судопроизводства, от порожденного такими оценками отношения представителей населения к своему участию в нем во многом зависят результаты деятельности, направленные на достижение цели уголовного процесса и решение связанных с нею задач. Население образует среду функционирования правоохранительной и судейской систем. Оно влияет на результаты УСП, прежде всего, через создание соответствующей социально-психологической атмосферы функционирования правоохранительных органов и судов и оказания содействия или противодействия той или иной группе УУП.
   Общественное мнение в регионе, как, впрочем, и в стране в целом, не едино. Оно подразделяется на групповые профессиональные мнения, в нашем случае надобно выделить в первую очередь профессиональное общественное мнение правоохранителей, на групповое общественное мнение различных страт населения. Общественное мнение сотрудников правоохранительных органов также дробно, в последние годы, в частности, резко обособляется групповое общественное мнение судей.
   Общественное настроение и в регионе и в стране также не едино. Кроме разделения его на те же классификационные группы, что и общественное мнение, резко выделяется групповое общественное настроение толпы, очереди.
   Общественное мнение и общественное настроение бывают устойчивыми и ситуативными. Особенно сильной бывает ситуативность и изменчивость общественного настроения.
   При определенных условиях господствующие в регионе групповые общественные мнения и общественные настроения, основательно детерминирующие и даже продуцирующие индивидуальные психические установки могут становиться базой преступности, в том числе организованной, в том или ином регионе.
   Начнем с глобального примера. В 2003 году из 22 с лишком миллиардов давно уже не деревянных рублей, выделенных из федерального бюджета на восстановление экономики и социальной сферы Чечни, по данным Счетной палаты, незаконно использованы 2 миллиарда 290 миллионов рублей, иными словами разворован каждый десятый рубль. Дополнительно к этому контролеры Счетной палаты констатировали нецелевое использование 45000000 руб. и неэффективное использование средств на 344000000 руб. Эти цифры назвал на совещании, не глядя на сидящего рядом президента ЧР представитель Президента в Южном федеральном округе В. Яковлев. [443 - Безменов А. Украден каждый десятый рубль: Счетная палата вскрыла ужасающие размеры воровства в Чечне // РГ. 03.04.04. – С. 1, 2.] В Чечне не создана система контроля за использованием бюджетных средств, – сделал неутешительное резюме Владимир Яковлев. – Цели федеральной программы восстановления Чечни не достигнуты. [444 - Там же. – С. 1.]
   Мы же со своей стороны хотели бы обратить внимание на следующий аспект ситуации. Заявления на выплату компенсаций за утраченное жилье подали 70 тысяч семей. Деньги же получили 1806 человек. Низкие темпы выплат в значительной степени объясняются приписками. В 2003 г. власти приостановили перечисление денег, когда обнаружились факты незаконного внесения людей в списки на выплату компенсаций за утраченное жилье. [445 - Там же. – С. 2.] Тот, кто вносит в заявление фальшивые сведения, чтобы незаконно получить достаточно большую компенсацию или получить больше денег, чем это предусмотрено законом, естественно готов часть получаемых денег употребить для взятки чиновникам.
   Взаимодействие правоохранительных органов и судов со средой их функционирования имеет место по нескольким направлениям. Назовем основные, подразделяющиеся, свою очередь, на ряд поднаправлений:
   1) влияние СФ на совершение преступлений;
   2) на их предупреждение и пресечение;
   3) на принятие решений в стадии досудебного производства;
   4) на ход и результаты следственных, розыскных и оперативно-розыскных действий в условиях многолюдности;
   5) на принятие судебных решений и ход судебного разбирательства.
   В истории Российского государства были периоды, когда взаимодействие с населением, хотя назывался этот феномен иначе, было очень широким. Мы оставим для самостоятельного исследования те периоды в развитии общества и государства, когда во взаимодействии с правоохранительными органами и судами население играло ведущую роль. Начать хотя бы с того, что оно разрушало одни и создавало другие системы правоохранительных органов и судов. Это случалось в период революций или реформ, очень похожих на отраслевые революции. Повторимся, этот аспект – для самостоятельного исследования.
   Сейчас же мы намереваемся сказать – о широком участии населения во взаимодействии с правоохранительными органами, инициировавшимся самими этими органами и/или их метасистемой. Во всплеске взаимодействия с населением (общественностью, трудящимися), пришедшемся на конец 50-х – 60-е гг. в качестве метасистемы выступали директивные органы – партийный аппарат КПСС, силу и слабость которого составляло то его свойство, что он сросся с аппаратом государственным.
   Вызывает недоумение явственно проявляющаяся в течение последних 12–13 лет тенденция законодателя выдавить участие населения (народного элемента) из УСП. Кроме политизированных решений о суде присяжных, все остальные формы участия населения (народные заседатели, общественные обвинители и общественные защитники, общественное поручительство как мера пресечения, передача на поруки как форма государственно-общественного воздействия на виновных, и др.) последовательно исчезают из уголовного судопроизводства.
   В этой части своего исследования мы не намерены каждый из названных институтов рассматривать по существу. Это сломало бы логику изложения. Мы хотим лишь обратить внимание коллег на то обстоятельство, что все перечисленные усекновения процессуальных институтов, касающихся участия народного элемента в уголовном процессе, происходили келейно без обсуждения их юридической общественностью, соответствующие же решения принимались волюнтаристски. Суд присяжных вводился в качестве эксперимента в шести плюс трех субъектах федерации. Никто, однако, сколько-нибудь серьезных итогов этого эксперимента не подводил. Более того, было проигнорировано то обстоятельство, что один из подвергнутых так называемому эксперименту субъектов федерации (Рязанская область) определенно высказался против суда присяжных на своей территории.
   Мы не беремся здесь категорически высказываться о достоинствах и недостатках суда присяжных. Мы обращаем лишь внимание коллег на келейность обсуждения и волюнтаризм принятия решения о ликвидации народных заседателей как формы участия народного элемента в уголовном судопроизводстве и введении суда присяжных, на неподготовленность самого введения. Российский правовед В. Н. Палаузов являлся убежденным сторонником суда присяжных. Однако, именно его слова, касающиеся вбрасывания суда присяжных в судебную систему Российской империи, написанные во второй половине 19-го века, мы хотим привести для характеристики ситуации, сложившей в нашей стране в наше время: «В самом деле в России, как и в Германии [446 - Во второй половине 19-го века в Германии интенсивно дебатировался и учеными, и юристами-практиками, и политиками вопрос об отношении преимуществ и недостатков шеффенгерихта (шефенского суда) и суда присяжных.], рано или поздно настанет момент, когда поспешность, с которой действовали строители, созидая учреждение, даст себя почувствовать. Неизбежные промахи законодателя и уклонения новой практики станут обращать на себя все больше и больше внимания». [447 - Палаузов В. Н. К вопросу о форме участия народного элемента в уголовной юстиции. Одесса, 1876. – С. 6.]
   Такой же поспешный, не очень корректный характер носила, на наш взгляд, и ликвидация иных форм участия населения в уголовном судопроизводстве. Таких как: общественные обвинители и общественные защитники, выполнявшие такую уголовно-процессуальную функцию, как донесение до суда группового общественного мнения, крайне необходимого на наш взгляд для разрешения вопроса о назначении наказания, его качественной количественной характеристики. Вряд ли целесообразно был применен Гордиев меч при решении вопроса о плюсах и минусах общественного поручительства как меры пресечения, о передаче на поруки как форме государственно-общественного воздействия на виновных, и некоторых иных процессуально-правовых формах.
   Отрицательные последствия поспешности не заставили себя долго ждать. Понадобилось определенное время, чтобы их осмыслить. И вот уже начались возвращения к ранее отвергнутым институтам. Вначале это коснулось участия народного элемента в охране правопорядка (в сфере, регулируемой, в основном, административным правом). Вновь стали возникать добровольные народные дружины, опорные пункты милиции, общественные пункты охраны порядка etc. В условиях рыночных отношений дружинники стали оплачиваться, в некоторых регионах, в Москве, в частности, прилично. В Москве же был воссоздан городской штаб ДНД.
   Думается не за горами, наверное, уже на другом уровне, и процесс возрождения институтов участия населения в уголовном судопроизводстве. Должны, видимо, появиться институты участия народного элемента в УСП, неизвестные ему даже в 60-х годах. Как нам представляется, ждет своего процессуально-правового урегулирования участие правозащитников в уголовном процессе, взаимодействие мировой юстиции с судами чести в милиции, в войсках, и, может быть, в некоторых других ведомствах и специфических коллективах, товарищеских судов в той специфической среде, где они целесообразны. Между прочим, суды чести как хранители корпоративных традиций, могли бы, наверное, способствовать укреплению положительных устоев корпоративности, сдерживая ее негативные проявления.
   То, что корпоративность и ее проявления могут быть не только положительными, но и отрицательными, многословно доказывать, наверное, не требуется. В уголовном процессе и вокруг его мы имеем достаточно примеров этого.
//-- Роль СМИиП в детерминации СФ органов внутренних дел --//
   Среда функционирования ОВД и СФ средств массовой информации и пропаганды в очень большой части совпадают. Более того, СФ органов внутренних дел во многих и многих случаях представляет собой объект управляющих воздействий СМИиП, иногда осознанных, чаще не очень. От характера влияния СМИиП на общественное (групповые, профессиональные) мнение, общественное (групповые, профессиональные) настроение, на формирование индивидуального, группового и общественного правосознания в очень сильной степени зависит как общая оценка гражданами органов внутренних дел, всей правоохранительной системы и судов, так и поведенческие и оценочные реакции граждан на конкретные действия и решения представителей правоохранительной системы.
   Роль СМИиП во взаимодействии с правоохранительной системой и судами всегда была противоречивой. Их влияние на среду функционирования ОВД может быть как положительным, так и отрицательным, во многих случаях, естественно, нейтральным. Впрочем, последнее редко. Зачастую характеризуемое как нейтральное влияние СМИиП на СФ правоохранительной системы и судов означает лишь то, что существующее в конкретных реалиях влияние не идентифицировано, а иногда и просто не обнаружено, наблюдателями или исследователями.
   Учитывая особую болезненность второго направления влияния (негативного), не только на правоохранительную систему и судей, но и на общество в целом, с него и начнем.
   Трудно переоценить то негативное влияние, которое в настоящее время способны оказать и – увы! – оказывают многие материалы СМИиП на формирование гражданской позиции населения или, напротив, размывания гражданской позиции и формирование преступной установки не только отдельных граждан, но и целых страт [448 - Страта – в социологии – социальный слой, группа индивидов, выделяемая по какому-либо объединяющему их признаку (имущественному, профессиональному, образовательному – любому). В определенном контексте синоним термина социальная группа. – Томин В. Т., Сочнев Д. В. Словарь-инструментарий для исследования проблем, связанных с взаимодействующим влиянием правоохранительной и массово-коммуникативной систем на преступность и виктимность молодежи и несовершеннолетних / Изд. 3-е, испр. и доп. – Н. Новгород: ГИПП, 1999. – 116 с.] населения, а временами и всего населения в том или ином регионе, а то и в стране в целом, причем, случается, что тот или иной импульс – на длительный срок. К примеру, отрицательное отношение большинства общества к негласным информаторам («доносчикам») по существу культивируется журналистами.
   А, между тем, «Репортер меняет профессию» – не внедрение ли? Убийство журналиста Д. Холодова, покушение на А. Невзорова действия, имевшие место в привычных для обоих этих весьма заметных журналистов в привычных для них ситуациях получения информации от негласных сотрудников. Именно потому, что ситуации были для них привычны, они и попали столь легко в ловушки.
   Материалы, обнародуемые СМИиП, нередко оказывают отрицательное влияние и на самих функционеров правоохранительной системы, особенно молодых, и это тоже никак нельзя упускать из виду и при научном и при практическом (прикладном) анализе.
   Заметим, что оценки положительности и отрицательности ситуации в тех случаях, когда в ней (в оценке) участвуют больше, чем один субъект, могут у разных субъектов не совпадать и очень значительно, в ряде случаев оценки противоречивы вплоть до полярности. Это вполне естественно. Это реальные жизненные противоречия, порождаемые, прежде всего, расхождениями в интересах оценивающих субъектов, но не только ими.
   Пока мы не хотим пока высказывать наше отношение к степени негативности тех или иных черт и предпочтений современных учреждений массовой информации и пропаганды (далее – УМИиП. (Провести ранжирование степени отрицательного влияния черт и предпочтений СМИиП) Последуем по лестнице их (негативных черт) популярности среди исследователей-правоведов, криминологов, в частности. Мы пытались выяснить, естественно, и характер оценки ситуации другой стороной.
   1) Последние полтора десятилетия характеризуются взрывоподобным ростом в СМИиП криминальной информации. [449 - Термин криминальная информация употребляется в двух смыслах: (1) в широком – любая информация, связанная с преступлением, преступником, производством по УД и других явлениях, непосредственно связанных с названными.] Этот взрыв выражается, с одной стороны, в массовом появлении новых учреждений массовой информации и пропаганды, специализирующихся на эксплуатации криминальных и скандальных сюжетов, с другой, резким увеличением криминальной информации в общих средствах массовой информации.
   Само по себе возрастание количества криминальной информации в СМИиП, по крайней мере, до определенных пределов, в интегральной оценке, это не хорошо и не плохо. Это неизбежно. В конце концов большинство УМИ – это предприятия, созданные для извлечения дохода. Чисто пропагандистские однодневки создаваемые для достижения ситуативных целей (обеспечения победы на выборах, например) суть те исключения, которые наглядно подтверждают правило. Их создание, в конечном счете, также обусловлено на доход или на получение другой выгоды.
   Если абстрагироваться от содержания, то есть даже польза в том, что ТВ, газеты и журналы повернулись лицом к деятельности правоохранительной системы и судов. Однако, в том то и дело, что абстрагироваться от содержания криминальной информации, от акцентов в ее подаче нельзя. Кроме того, подчас особенно вредоносной оказывается не криминальная, а лежащая около нее информация. Трудно предположить, что нормальный журналист станет призывать к совершению убийств, изнасилований или иных насильственных действий, нарушений правопорядка или хищений. Однако, к сожалению, не учитываемые автором и редактором последствия публикаций по принципу 25-го кадра в кинематографе (например, создающееся у читателей впечатление о безнаказанности лиц, совершающих преступления) опосредованно способствуют воспитанию у неустойчивых личностей установок, подталкивающих к совершению таких правонарушений.
   В публикациях, способствующих зарождению и развитию антиобщественных установок, речь может идти не обязательно о преступлениях. Поясним свое утверждение на анализе эмпирического материала. Рассмотрим в этом плане номер газеты «Советский спорт» от 25.03.04. На первой полосе, занимая две трети ее – фотография двух футболистов-драчунов. Фигура и физиономия одного из них – сугубо вальяжна. Вторая и третья полоса практически полностью посвящены разбору их дела Контрольно-дисциплинарным комитетом. Антигерои – в героях! В том же номере материал о дезертире Могильном под заголовком «Александр Могильный: первопроходец, однажды забросивший 76 шайб» [450 - Кто знает, может быть к тому, чтобы также сбежать из ЦСКА в «Колумбус», военнообязанного Жердева побудили неумеренные сообщения о славе Могильного за рубежом. Дескать, если Могильный такого добился, так чего ж я смогу? – См.: Александр Стеблин: Ларионова предложил я! Президент ФХР о назначении генерального менеджера и других проблемах нашей сборной // Сов. Сп. 02.04.04. – С. 12.]. Во время от времени появляющейся в газете рубрике «события» в этом номере помещены следующие строки: «В 1995 году экс-чемпион мира по боксу Майк Тайсон выходит на свободу после трех лет заключения за изнасилование» [451 - События // Сов. Сп. 25.03.04. – С. 16.].
   Если добавить к сказанному, что газета избрала для своего сокращенного обозначения аббревиатуру «СС», то станет понятным наш вывод о том, что содержание ряда сообщений носит такой характер, что их влияние на граждан носит антиобщественный характер.
   2) Вторым, крайне опасным с нашей точки зрения, является следующий феномен в продуцировании сегодняшних материалах СМИиП – игры. Homo sapiense воистину превращается в homo ludense. Засилье на экранах ТВ бесконечных лотерей, игр и игрищ в сочетании с обвалом соответствующей рекламы убеждает молодых людей, что систематически трудиться вовсе не обязательно, что деньги, гораздо большие, чем заработанные, доставляются случаем, легко выигрываются. «Пей кока-колу и выигрывай!»
   Некоторые игры, к примеру «Слабое звено», словно специально направлены на то, что выигрывает не столько сильнейший, сколько эгоистичный, ставящий свои интересы выше моральных принципов.
   Было бы, конечно, легковесным возлагать всю ответственность за искривление морального и правового сознания полностью на СМИиП. Их собственники заинтересованы в поднятии тиража и через это обстоятельство увеличение доходов от рекламы.
   Очень показательны в этом отношении откровения генерального директора единственной в «разговорной нише» России прибыльной радиостанции «Эхо Москвы» Ю. Федутинова. «Мы пытаемся показать весь политический спектр. Задача не в оппозиционности, а в привлечении аудитории. Миссия фирмы не просвещать, не оппонировать. Миссия фирмы – получение прибыли. Но! Кто-то получает прибыль абы как, а кто-то старается быть честным». [452 - Давыдова Е. Не объективно, а честно // Карьера. № 10 (83). – С. 33.]
   Игровой бизнес распространился в стране [453 - Соколова М. Территория азарта: «Человек играющий» глазами крупье московского казино // РГ. 10.06.04. – С. 8.] не только потому, что он дает доход, точнее, не только потому, что он дает доход. Еще точнее так: игровой бизнес дает доход потому, что он отвечает потребностям значительного числа людей, зарабатывающих деньги, которые можно спустить в казино, распространенными сегодня способами. Обратим внимание в этой связи на традиционно, от века, имеющее место распространение карточных игр в криминальной среде. Однако, здесь и сейчас мы анализируем роль в продуцировании преступности именно СМИиП.
   К слову, субъекты, заинтересованные в рекламе, получают возможность распространять ее, и не пользуясь посредничеством учреждений массовой информации (УМИ). Они получили в свое собственное распоряжение ряд обычных и своеобразных СМИиП для эксплуатирования их другими путями. Самостоятельно или с помощью рекламных агентств они:
   – уставили улицы населенных пунктов, площади и дороги рекламными щитами;
   – оклеили афишами и плакатами стены вагонов и станций метро, других транспортных средств, присутственных, общественных и торговых мест;
   – наводнили почтовые ящики листовками.
//-- Интернет и преступность --//
   С позиции милиционера (следователя, прокурора, судьи и т.д.) интернет не только полезен, но может быть и вредным, криминогенным. Его опасность, прежде всего, в том, что тиражируемая через него информация очень мало контролируема. 15.04.04 имела место конференция на тему «Порнография в российском эфире и Интернете». Речь шла, в основном, о защите детей от демонстрации насилия и порнографии. Российские специалисты, побывавшие на европейском форуме «Интернет с человеческим лицом», выступая на названной конференции, утверждали, что в Западной Европе борьба со срамными сайтами и фильмами приобретает государственный масштаб. [454 - Кононов Н. На сайте чисто: Пора учиться у Европы защите от порнографии. – РГ. 16.04.04. – С. 2.]
//-- Роль СМИиП в оказании влияния на общественное мнение, общественное настроение, в формировании индивидуального, группового и общественного правосознания --//
   Редкая публикация: гораздо чаще средства информации сообщает о том, что чиновники берут взятки. В этой же они повествуют о том, что чиновник отказался от взятки. [455 - Павлов В. Честь мундира дороже пяти тысяч рублей: Чиновник отказался от взятки // РГ. 30.06.04. – С. 5.]
//-- Роль СМИиП в информационном обеспечении правоохранительной системы --//
   Даже плоский лист бумаги имеет две стороны. В информационном обеспечении средствами массовой информации и пропаганды правоохранительной системы, полиции (милиции) и юстиции имеет значение не только то, что первые обнародовали, но, в не меньшей степени, то, что вторые восприняли.
   Надобно отдать должное редакции газеты «Нижегородский рабочий» за отбор материала из сферы правоохранительной деятельности. К примеру, статье С. Сазановой «Медсестра отстояла зарплату целой поликлиники» (НР. 06.03.04), на которую мы уже ссылались, для того, чтобы проиллюстрировать мысль о том, что активное противодействие посягательству со стороны жертвы способствует пресечению преступления и его раскрытию, выделена вся первая полоса, с цветными фотографиями обеих героинь и справкой следователя. В середине января того же года газета дала материал, касающийся той же проблемы – реакции граждан на преступления, совершаемые возле них. Это была статья М. Бильдягина с броским названием «Насильника взяли со спущенными штанами: Свидетели настояли на том, чтоб его посадили // НР. 17.01.04. – С. 5.
//-- Третья сила --//
   Мы подчеркнули, что защита интересов тех участников УСП, которые из этих соображений в него и допускаются, осуществлялась именно законными способами по нижеследующей причине. Поднятая на щит защита прав и свобод граждан, провозглашение ее примата над здравым смыслом, а в сфере УСП – над целью уголовного процесса в реалиях привело к тому, что в ряде ситуаций уголовное судопроизводство оказывается не в состоянии доводить уголовные дела до достижения той цели, для достижения которой они возбуждались. В результате под флагом защиты прав и свобод всех граждан существенно ущемляются законные интересы граждан, пострадавших от преступных посягательств. Они зачастую оказываются отлученными от правосудия.
   Условия достижения и результаты реализации цели уголовного процесса зависят также и от деятельности третьей группы лиц, не действующих ex officio, не имеющих в деле интереса, а вовлеченных в УД властным волеизъявлением УУП, имеющим на то полномочия. Это – свидетель, эксперт, переводчик и т.д. Эти участники УСП исполняют в УД уголовно-процессуальные функции (далее – УПФ).
//-- Направления взаимодействия правоохранительной системы и судов с населением --//
   Вслед за В. Т. Томиным при оперировании методами системного анализа мы различаем три направления взаимодействия правоохранительной системы с населением:
   – информационное;
   – поведенческое (энергетическое);
   – обмен людьми [456 - «Выкинув в начале девяностых из спецслужб профессионалов, государство само инициировало развитие опасной преступности». – Борисов Т. Бонды в банде… Из этой же ст. можно взять и др. мат. Хорошо бы получить данные о людях, ушедших из правоохранительной системы. Можно бы сопоставить: «ушедшие профессионалы – состояние преступности – раскрываемость преступлений».].
//-- Среда функционирования правоохранительной системы и судов и информационное взаимодействие с нею --//
   Информационное взаимодействие с населением судов носит весьма специфический характер. Оно также требует специального исследования, хотя бы в силу своей противоречивости.
//-- Деньги и раскрытие преступлений (расследование и судебное рассмотрение уголовных дел) --//
   После терактов на Кубани (этот край менее привычен к ним, чем, к примеру, Ставрополье, о Чечне разговор особый) краевые власти приняли решение за информацию о преступниках выплатить информатору вознаграждение размером в 100 000 долларов. Не очень давно в Красноярске бдительной горожанке выплатили 100000 рублей за помощь в задержании убийцы, задушившего студентку университета. В Кемерове девушке, сообщившей о местонахождении маньяка-педофила (лица, подозреваемого в совершении ряда таких преступлений), губернатор области вручил областную медаль и конверт с дензнаками, их количество в сообщениях СМИиП не уточнялось. В Братске рекламные агентства пообещали вознаграждение («хорошее») за информацию о лицах, ворующих рекламные щиты. В Новосибирске назначено вознаграждение гражданам за помощь в расследовании кражи из местной картинной галереи ценного полотна И. К. Айвазовского, известнейшего российского художника-мариниста [457 - Борисов Т. Осведомители: Как приживается новая практика выплаты вознаграждений за сведения о преступниках / РГ. 30.08.03. – С. 11.].
   Перечень этот можно было бы удлинить. Однако, не слишком на много; это не всеобщая практика, это отдельные случаи. И так будет продолжаться (берем на се6я смелость утверждать) до той поры, пока не будет решен ряд вопросов.
   Первый из них – источники финансирования. Ни в федеральном, ни в региональных (субъекты федерации) расходы на вознаграждение граждан, оказывающих помощь, прежде всего информационную в раскрытии преступлений и расследовании УД, не предусмотрено. В Красноярске за голову душителя уплатили из резервного фонда города. Краснодарцы обещанные информаторам 100 000 долларов за информацию о террористах обещали взять из резервного фонда губернатора.
   Думается, что это правильно. Объявление вознаграждений за сообщение информации о преступниках, объявленных в розыск, и лицах, подозреваемых в совершении преступлений, об их местонахождении, в частности, по ряду причин не может быть постоянной практикой органов власти субъектов федерации, органов местного самоуправления, тем более центральной (федеральной) власти. Но вот, что денег для этой цели практически нет у правоохранительных органов, прежде всего тех ее компонентов, которые непосредственно заняты раскрытием преступлений и розыском скрывшихся преступников – это уже беда, причем не частная – правоохранительной системы, а коллективная – общества (населения) и государства. [458 - Здесь речь не идет о средствах, отпускаемых органам внутренних дел, по ст. 9 для оплаты особого вида информаторов.]
   Особняком стоит ситуация с выплатой 10 миллионов долларов лицам, чье поведение и исходящая от которых информация позволила обнаружить и уничтожить Масхадова. [459 - Борисов Т. 10 миллионов за Масхадова (биб. Описание см. в списке литературы).]
   По 10000000 долларов были назначены за информацию о месте нахождения Масхадова и Басаева. За мертвого Масхадова они уже выплачены. Как сказано в официальном сообщении ФСБ «информаторам». Может, информатор был один, и множественное число употреблено для того, чтобы сбить со следа возможных мстителей (не обязательно кровников, может быть и новых браво [460 - Браво – наемный убийца, термин, появившийся в обиходе существенно раньше бытующего нынче «килера».]). Если это так, то составителям текста надобно сказать спасибо за то, что они и в ситуации сообщения об успехе, наряду с заботой о привлечении новых информаторов, не забывают о мелочах, которые могут облегчить положение уже сослуживших свою службу информаторов.
   В этом же плане в официальном сообщении Центра общественных связей ФСБ России от 15.03.05 сказано: «В случае необходимости этим гражданам будет оказано содействие по переезду в другой район России или в одну из мусульманских стран».
   В ситуациях, связанных со смертями Дудаева, Яндарбиева и Масхадова, нас смущает следующее обстоятельство: они не предстали перед судом. Они вообще не повали в руки российской власти. А, между тем, в информации, которой они располагали очень были заинтересованы для эффективного исполнения своих функций-задач очень многие государственные органы России, в частности органы, обеспечивающие функционирование всей правоохранительной системы.
   В печати не так давно мелькнуло сообщение о создании в Чечне общественного фонда содействия раскрытию преступлений. «О том, какой костью это может стать в горле боевиков, говорит хотя бы тот факт, что фонд еще не начал работать, когда некоторые бизнесмены стали получать угрозы по телефону о возможной мести за внесение взносов в этот фонд». [461 - Борисов Т. Осведомители: Как приживается новая практика выплаты вознаграждений за сведения о преступниках // ЮГ. 30.08.03. № 172 (3286). – С. 11.]
   Думается, что цитируемый автор несколько излишне оптимистично оценивает ситуацию. Он пишет, в частности: «Опыт уже показал, что ни одно преступление в Чечне за раскрытие которого был объявлен гонорар, не осталось «глухарем». [462 - Борисов Т. Осведомители… – С. 11.] Наверное, это не так. Автор стал жертвой собственной увлеченности и, может быть, недостаточно критичной оценки полученной информации. По разным причинам дело обстоит не так. Однако то, что выплата вознаграждения серьезно активизирует население в информировании правоохранительных органов, бесспорно. [463 - Подробно о факторах, влияющих на активность населения в правоохранительной сфере см. Томин В. Т. Привлечение населения к расследованию преступлений. – Омск: Зап.-Сиб. Кн. изд., 1972. – 104 с.] Особенно в современных условиях, когда из доллара сделали божество.
//-- Зарубежный опыт --//
   Компании Microsoft предстоит впервые выплатить 250 тысяч долларов за информацию о создателе компьютерного вируса. По обвинению в создании 4-х вариантов компьютерного вируса Sasser, распространение которого нанесло мировой экономике ущерб в 500 миллионов долларов, немецкой полицией арестован 18-летний Свен Джашан. Хакер был задержан вскоре после эпидемии. Быстрое задержание стало возможным благодаря скоординированным действиям немецкой полиции, Интерпола, ФБР и службы безопасности корпорации Microsoft, которая пообещала за поимку автора вируса названное выше (250 000 долларов) вознаграждение. [464 - Пойман за деньги // РГ. 18.05.04. – С. 12.]
//-- Поведенческий аспект (направление) взаимодействия правоохранительных органов с населением --//
   Под поведенческим аспектом (направлением) мы понимаем взаимодействие поведений взаимодействующих субъектов. Если перейти на кибернетический язык или язык общей теории систем, то это будет взаимодействие энергий. Всякая открытая система обменивается со средой своего функционирования информацией, энергией, веществом.
   Активное вмешательство населения в правоохранительную деятельность, характерное, в частности для упомянутого выше периода конца 50-х – 60-х гг. для сегодняшнего дня – голубая мечта теоретика, изучающего народ только по книгам.
   Обычная зарисовка журналиста. Реакция пассажиров автобуса на совершенную в нем карманную кражу: «…крики ограбленного в автобусе подобны гласу вопиющего в пустыне – стена пассажиров безмолвствует. Молчат зачастую и водители с кондукторами – по сложившемуся убеждению, ничем, правда, не подтвержденному в официальном порядке, кое-кто из них находится в сговоре с ворами и получает часть денег». [465 - Рузанова Н. Жеглов не думал, что может сесть: Следователь предстанет перед судом за фальшивую улику в деле // РГ. 2004. 13.04.04. – С. 9.] Этому последнему мы не очень верим.
   И сегодня активность граждан в околоправовой сфере не следует красить одной только черной краской или описывать дегтем на воротах, как это делает процитированный нами журналист.
//-- Влияние СФ на предупреждение и пресечение преступлений --//
   13.05.81 на площади перед храмом Святого Петра во время публичной аудиенции папа Римский Иоанн Павел II был тяжело ранен двумя выстрелами почти в упор. Вполне возможно, что он был бы убит, если бы не стоявшая в толпе почти рядом немолодая монахиня, а та, не думая о собственной жизни, исступленно повисла на стрелявшем и не дала ему послать прицельно и третью пулю. Курок-то Агджи спустил, да пуля пошла в сторону и не коснувшись папы, лишь задела одну из американских туристок. [466 - Битов О. Кинофестиваль длиною в год: Отчет о затянувшейся командировке. – М.: Изд-во АПН, 1989. – С. 31.] Мы не станем здесь искать ответа на вопрос, чем – с позиций нравственности – жизнь Папы Римского дороже жизни американской туристки. Нам ситуация важна в другом, для анализа воздействия среды функционирования на протекание механизма совершения преступления.
   Обнаружению в Мурманске громадной партии ртути, способной умертвить все население города, способствовала наблюдательность одного из его жителей, проживавшего рядом с виду необитаемым домом, избранным преступниками в качестве ртутехранилища. Ему никто не обещал никакой награды, правоохранительные органы просто ничего не знали об этой тонне ртути. Он просто увидел непонятное оживление у входа в дом, в котором никто не живет, сопоставил, подумал и позвонил в милицию. (Российское ТВ. 2-й канал. «Вести». 31.03.04).
   Хочется надеяться, что правоохранительные органы или власти г. Мурманска нашли способ вознаградить сметливого и неравнодушного гражданина.
//-- Участники (субъекты) УСП, структура уголовной юстиции и полиции как факторы его эффективности --//
   Одним из важнейших условий эффективности УСП являются параметры (свойства) и состояние существующих и действующих (бездействующих) в каждый данный момент (момент анализа) правоохранительных органов.
   Понятие правоохранительные органы в отечественной специальной литературе, особенно при выходе за рамки административного права, не очень определенно, можно даже сказать, расплывчато. Оно, по крайней мере, на первый взгляд, включает в себя весьма различных субъектов, принимающих участие в УСП.
   Желая сделать его более строгим, мы, как это видно уже из оглавления, присоединились к позиции кафедры уголовного процесса Академии МВД РФ и Нижегородской школы процессуалистов, которые уже достаточно давно видят среди действующих в УСП субъектов наряду с правоохранительными квазиправоохранительные органы.
   Под квазиправоохранительными мы понимаем такие органы, которые, хотя и участвуют в процессе охраны правовых и смежных с ними ценностей средствами УСП, однако, не обладают всеми обязательными признаками правоохранительных органов. Необходимым в этом случае является четкое выделение признаков, которые являются обязательными для конструирования понятия правоохранительные органы.
   Неверным является представление правоохранительных органов исключительно как карательных. [467 - Аналогичный акцент в этом направлении делает ряд сибирских авторов. См.: Правоохранительные органы Российской Федерации: Учебное пособие / Под ред. М. К. Свиридова; Кол. авторов: Ю. К. Якимович, В. А. Уткин, Т. В. Трубникова, В. В. Ясельская, Н. Г. Стойко, Н. А. Сидорова, А. С. Шагинян. – Томск: Изд. Томского ун-та, 2000. – С. 8.]
   Формулировки норм и конструирование институтов УСП, характер их применения носят бесспорно субъективно-объективный характер. Субъективная сторона формулировок и акцентов, делаемых в текстах нормативных актов, равно как и их истолкования правоприменителями существенно зависит от персонального состава рабочих групп по подготовке законодательных актов, от состава авторских коллективов при их комментировании, от установок дознавателя, следователя, прокурора, судьи при принятии решений и производстве процессуальных действий по УД.
   Подчеркнем: становление и развитие норм и институтов уголовного судопроизводства, расстановка и перестановка акцентов в их формулировании, процессы правоприменения обуславливаются, по крайней мере, тремя детерминантами, находящимися за исключением первой – законодательства внутри правоохранительной системы (системы уголовной юстиции): 1) конституционным и уголовно-процессуальным законодательством; [468 - При рассмотрении ситуации с использованием инструментария системного анализа законодательство по отношению к правоохранительной системе следовало бы рассматривать как внешнюю детерминанту. Она – ограничение системы.] 2) юридическим обучением, профессиональной подготовкой сотрудников правоохранительных органов и судей, их установками; и 3) правовыми исследованиями, определяемыми, в частности, их исходными позициями. Т.о., по нашему мнению, единая река УСП имеет три берега. И, хотя в образном виде, трудно себе представить три «берега у одной реки», тем не менее, оценивая состояние правоохранительной позиции и судейского сообщества, следует иметь в виду, что преподавание учебной дисциплины уголовный процесс и доктринальное исследование проблем уголовного судопроизводства как отрасли государственной деятельности по своему содержанию и направленности – вещи разные. А в обыденном словоупотреблении, для многих не слишком задумывающихся и юридическое образование и юридическая наука это одно и тоже – теория.
   Читаем в одном из авторефератов докторской диссертации: «Как показывает первый опыт применения УПК, предстоит еще долгая работа по преодолению инерции мышления отечественных юристов. Законодательство во многом опережает уровень правового сознания как практиков, так и многих ученых, которые ратуют за возвращение к старым порядкам». [469 - Александров А. С. Язык уголовного судопроизводства / Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Н. Новгород: НА МВД РФ, 2003. – 56 с.] Насчет инерции мышления все правильно, но вот насчет того, что законодательство во всех случаях опережает уровень правового сознания как практиков, так и многих ученых, тут вряд ли категоричность уместна. Кроме всего прочего, законодатели сами редко конструируют законы. В рабочих группах по подготовке законопроектов трудятся как раз ученые и – к сожалению, изредка – знающие практики, отставать им самим от себя как-то затруднительно. Другой вопрос, что отбирают членов рабочих групп политики. Отбирают, в том числе практиков, не всегда наиболее знающих. Политики, к тому же, нередко вторгаются и весьма настойчиво в процесс подготовки законопроектов. Яркий пример такого вторжения процесс подготовки проекта УПК РФ.
   Вряд ли уместен и упрек докторанта в том, что многие ученые «ратуют за возвращение к старым порядкам». Новое не должно иметь преимуществ только потому, что оно новое. Для законодательства, особенно процедурного, скорее наоборот. При равенстве положительных и отрицательных качеств у «нового» и «старого» преимущество должно иметь именно старое, к которому приучены и функционеры системы (следователи, дознаватели, оперуполномоченные, прокуроры, судьи) и ее окружение (население, общественное и групповые мнения, общественное и групповые настроения). Кроме того, пожилым ученым и практикам надлежит верить хотя бы потому, что они имеют возможность сравнивать предлагаемое, подчас очень настырно «новое» со «старым», которое им известно не по книгам и газетам, которые пишут о нем сегодня, а по реалиям, в свое время воспринятым ими непосредственно.
   «Многие помнят бесноватые пляски наших демократов возле памятника Ф. Э. Дзержинскому, и мало кто знает, что делали в этот момент чекисты в здании напротив. А они жгли агентурные дела, заботясь о живых и мертвых людях, многие из которых сотрудничали с органами государственной безопасности не за деньги, а на идейно-патриотической основе». [470 - Борисов Т. Осведомители. – С. 11.] Сила советской разведки и контрразведки, кроме всего прочего, а, может быть, и прежде всего, заключалась в том, что многие их информаторы работали из идейных побуждений, на общественных началах можно сказать.
   Чекистам тогда впору было беспокоиться о себе, но они жгли эти дела, чтобы имена и другие установочные данные агентов не попали в руки разъяренной толпы, в которой (можно не сомневаться в этом) было много и сотрудников иностранных специальных служб. Еще ранее подобным же образом поступали и сотрудники Управления КГБ по Львовской области после избрания главой региона националиста Черновила. Некоторые органы российской, по крайней мере по названию, печати в свое время помещали издевательские материалы о поведении сотрудников «Штази» – разведки Германской Демократической Республики, одной из самых эффективных в мире разведок, на момент поглощения их государства ФРГ. Дескать, они жгли бумаги. Да, жгли. Те же самые, с установочными данными информаторов.
   А вот поляки, по словам В. Шелленберга, главы нацистской внешней разведки, сплоховали. В своих мемуарах этот автор пишет, что когда 1 октября 1939 г. немецкие войска вошли в полуразрушенную Варшаву, он в помещениях польской разведки вопреки своим ожиданиям обнаружил «обширную картотеку, в которой была зарегистрирована вся польская агентурная сеть». [471 - Шелленберг В. Мемуары / Перевод с нем. – М.: Прометей, 1991. – С. 68.] В результате изучения сохранившихся документов были установлены и схвачены 430 немцев, находившихся на связи у поляков. [472 - Шелленберг В. Указ. соч. – с. 68.] Их судьбе не позавидуешь. Так получилось, что мы пишем этот фрагмент, когда после трагедии в североосетинском городке Беслане прошло всего лишь несколько недель. К сожалению, как это часто бывает, анализ ситуации осуществляется после того, как нападение на школу № 1 уже осуществлено, сотни людей погибли. Читаем о результатах такого анализа, осуществленного властными структурами. Информация содержится в публикации заслуживающего доверия источника – учрежденного правительством РФ печатного органа «Российская газета».
   Ее корреспондент пишет: «Обещания Генеральной прокуратуры оценить истинную роль североосетинских и ингушских милиционеров в бесланской трагедии уже аукнулись некоторым руководителям правоохранительных органов.
   …Заместитель генпрокура РФ в Южном федеральном округе Николай Шепель сообщил о возбуждении нескольких «милицейских дел». Первыми в этом списке значится начальник ОВД Правобережного района Северной Осетии полковник Айдаров, начальник штаба райотдела милиции подполковник Дряев, начальник службы общественной безопасности подполковник Муртазов и несколько милицейских руководителей Малгобекского РОВД Ингушетии. В их действиях следователи усмотрели признаки преступной халатности». [473 - Гаврилов Ю. Халатность, которая убивает: Генпрокуратура возбудила уголовные дела на североосетинских и ингушских милиционеров // РГ. 09.10.04. – С. 2.]
   Ревизовать, конечно, легче, чем предвидеть и действовать; наказывать за допущение вреда легче, чем его предотвращать. Есть серьезные опасения, что наказания за допущенное в Беслане будет носить характер объективного вменения: последствия столь тяжки, что общественное мнение, особенно обыденное, оправдает любые перегибы. В этом плане многое будет зависеть от профессионализма ревизоров, в частности, руководителей правоохранительных органов, и их мужества по отстаиванию своих позиций и защите тех своих подчиненных, чья вина кажущаяся.
   В ходе предварительного расследования УД и круг привлекаемых к ответственности лиц и характер их вины, без сомнения, изменятся, по крайней мере, индивидуализируются. Не исключено, что действия некоторых из должностных лиц придется квалифицировать иными, чем халатность, составами.
   В цитируемом нами материале РГ имена привлекаемых к ответственности руководителей правоохранительных органов Ингушетии в отличие от североосетинских коллег не названы. Между тем, вина их, по крайней мере, не меньшая, а возможностей предотвратить террористический акт у них было, вероятно, больше. Бандиты готовились к теракту именно в Малгобекском районе Ингушетии. «Следственным путем установлено место, где собирались боевики. Они там проживали длительный период времени. Получали пищу, им привозили дополнительно людей, которых вербовали для совершения теракта в Беслане. И мы полагаем, что отсутствие информации, бездеятельность работников ингушской милиции способствовали тому, что подготовка к этому преступлению не была вовремя обнаружена, – заявил Николай Шепель. Число должностных лиц, которые могут быть привлечены к уголовной ответственности, вероятно, увеличится». [474 - Гаврилов Ю. Указ. соч. РГ. 09.10.04. – С. 2.]
//-- Доказывание посредством совершения следственных действий --//
   Такое следственное действие как контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ) по своей сущности, подготовке и проведению, даже срокам и оформлению мало чем отличается от такого ОРМ, как прослушивание телефонных и иных переговоров. «Разница, – пишет В. К. Зникин, – в заказчиках… В первом случае – следователь, во втором – оперативный работник». [475 - Зникин В. К. Теоретические и прикладные основы взаимосвязи оперативно-розыскной деятельности и уголовного процесса. Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Красноярск: Сиб. юрид. институт, 2004. – С. 29.] Не в производителях действий, в результате которых появляется информация, различие, а в тех, кто заказывает производство этих действий. [476 - Есть и другие позиции. С. А. Шейфер полагает, что сходство «контроля и записи переговоров» с ОРМ столь велико, что это следственное действие таковым и называться не может (Шейфер С. А. Проблемы развития системы следственных действий в УПК РФ // Уголовное право. – 2002. № 3. – С. 91). В. А. Семенцов, напротив, видит в этих двух познавательных действиях существенные различия (Семенцов В. А. Следственные действия: Учебное пособие // Екатеринбург: УрГЮА, 2003. – С. 54–57).]
   Так, почему же, спросим мы, сведения, содержащиеся во вполне идентичных источниках, в одном случае могут использоваться как доказательства, а в другом нет? Какие дополнительные гарантии истинности познания имеются в том или ином случае перед конкурентом?

ГЛАВА 7.
Цели производства следственных действий

§ 1. Понятие и содержание цели производства следственных действий

   В настоящей главе, как, впрочем, и в тексте всего исследования, мы различаем следующие термины и, следовательно, обозначаемые ими понятия: цель производства следственного действия, цель, для достижения которой осуществляется производство всех следственных действий, проводимых в рамках каждого уголовного дела.
   Таким образом, заголовок настоящей главы, исходя из того, что термин «цель» употреблен в нем, во множественном числе, охватывает не одно понятие. В нем: и про цель такого направления уголовно-процессуальной деятельности как производство всех следственных действий по собиранию доказательств, и про цель производства следственных действий по собиранию доказательств в отдельном деле, и про специфические задачи производства отдельных категорий следственных действий. Последние понятия, по понятным причинам будут рассмотрены выборочно.
   Цель, для достижения которой производятся следственные действия по собиранию доказательств, как компонент целеполагания в системе систем и подсистем уголовного судопроизводства (иначе – как ветвь в дереве целей уголовного процесса) есть получение доказательственной информации по делу. Различать термины и обозначаемые ими понятия «цель производства следственного действия» и «цель следственного действия» для нужд нашего исследования не вызывается необходимость, и мы не делаем этого. В нашем тексте два названных термина употребляются, за редким исключением, как синонимы.
   Проблема цели следственного действия в уголовном судопроизводстве многоаспектна. Эта цель есть компонента содержания целеполагания в уголовном процессе. Проблема этой цели включает в себя исследование и описание ее соотношений с такими другими компонентами, составляющими содержание целеполагания в уголовном судопроизводстве, как цель уголовного процесса, задачи уголовного судопроизводства, непосредственные задачи стадий уголовного процесса, функции-задачи государственных органов и должностных лиц – участников уголовного процесса, цель доказывания и рядом других. Поименованные соотношения представляют собой результат разрешения задач, различной степени сложности, как не представляющих из себя особой сложности, так и очень сложных, особенно, если исследователь задает себе в ходе исследования простые вопросы.
   Как ни странно, по этим вопросам встреча двух юристов, слава богу, не всегда влечет за собой обязательное появление неизбежного третьего мнения.
   Однако, мы поставили перед собой цель отнюдь не собственного участия в дискуссии; нижеследующие наши рассуждения – вовсе не для того, чтобы отметиться в протоколе писательской конференции. Мы поставили перед собой задачу с помощью теории разобраться с тем, с чем мы сталкиваемся в реалиях современного отечественного уголовного судопроизводства – в реалиях собственной милицейской службы каждодневно. Для решения этой задачи мы стремимся исследовать все основные составляющие дерева целей уголовного процесса и старались поставленную перед собою цель добросовестно выполнить.
//-- Понятие термина следственное действие --//
   Употребление термина следственное действие в отечественном уголовно-процессуальном законодательстве в количественной характеристике возрастает. С. Э. Воронин и О. В. Мертемьянова подсчитали, что в тексте Устава уголовного судопроизводства Российской империи этот термин употреблялся шесть раз, в УПК РСФСР 1960 г. – сорок, в УПК РФ 2001 – около 130. [477 - Воронин С. Э., Меремьянова О. В. Основания проведения следственных действий: Учебное пособие. – Красноярск: Сибирский юрид. институт МВД России, 2004. – С. 6.]
   Термин «следственное действие» употребляется в специальной юридической литературе, уголовно-процессуальной и криминалистической, в двух основных, широком и узком, смыслах.
   1) В широком: все процессуальные действия, осуществляемые следователем (лицом, производящим дознание; прокурором или начальником следственного отдела, принявшим на себя производство по уголовному делу или производство отдельных процессуальных действий). Происхождение такого значения термина очевидно. Оно проистекает из текста ст.
   211 п. 4 УПК РСФСР. Там было сказано о том, что прокурор: «поручает органам дознания исполнение постановлений о задержании, приводе, заключении под стражу, производстве обыска, выемки, розыске лиц, совершивших преступления, выполнения других следственных действий…» (Выделено нами. – А. П.) [478 - Вообще-то авторские выделения в тексте закона не очень приняты.И это, естественно, правильно. Однако здесь мы приводим текст уже не законодательный. На сегодняшний день УПК РСФСР стал уже, может быть к сожалению, памятником истории отечественного уголовного судопроизводства.] Термин «следственное действие» в таком расширенном смысле употреблялся и употребляется многими отечественными авторами. [479 - Ларин А. М. Расследование по уголовному делу. Планирование, организация. – М.: Юрид. лит., 1970. – С. 147–150; Герасимов И. Ф. Некоторые проблемы раскрытия преступлений. – Свердловск: СЮИ, 1975. – С. 64–70; Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред.К. Ф. Гуценко. – М.: Зерцало, 1998. – С. 206.]
   Второе понимание термина «следственные действия» в специальной литературе носит более узкий характер: осуществляемые следователем процессуальные действия, носящие познавательную направленность. «Под следственными действиями, – писали Н. С. Алексеев и др., – обычно понимаются регламентированные процессуальным законом действия, непосредственно направленные на обнаружение, закрепление и проверку доказательств». [480 - Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокарев Л. Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. – Воронеж: ВГУ, 1980. – С. 186.] Такой же позиции последовательно придерживался и придерживается и давний исследователь проблематики следственных действий С. А. Шейфер [481 - Шейфер С. А. Проблемы развития системы следственных действий в УПК РФ // Уголовное право. – 2002. № 3. – С. 90–91. См. также: Уголовный процесс. – М.: Юрид. лит., 1972. – С. 378; Уголовный процесс: Учеб. пособие для юрид. вузов / Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко. – 2-е изд., испр. и доп. – Минск: Выш. школа, 1979. – С. 392] и ряд других авторов [482 - Советский уголовный процесс: Учебник / Под ред. Д. С. Карева. – М., 1975. – С. 586; Алексеев Н. С. Очерк развития науки советского уголовного процесса / Н. С. Алексеев, В. Г. Даев, Л. Д. Кокарев. – Воронеж: Изд. ВГУ, 1980; Советский уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред С. В. Бородина. – М., 1982. – С. 269; Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред. В. П. Божьева. – М., 1998. – С. 284; Кальницкий В. В. Следственные действия: Учебное пособие. – Омск, 2001. – С. 10– 11.].
   Статья 293 и еще ряд норм, имеющих познавательную направленность, содержались в гл. 23 УПК РСФСР, регламентировавшей такую часть судебного разбирательства как судебное следствие. Ряд действий, производимых в судебном следствии, предусмотрен и в УПК РФ 2001 г.
   В связи с этим в терминологии появляются нюансы. Так, некоторые авторы полагают, что проводимые судьями процессуальные действия, направленные на исследование доказательств, например, судебный осмотр, или появившийся также являются действиями следственными [483 - Уголовный процесс: Учебник / Под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой. – Волгоград: ВА МВД России, 2002. – С. 408.].
   Однако есть и прямо противоположная позиция. «Для исследования доказательств в суде используются действия того же наименования, что и соответствующие действия, проводимые… в ходе предварительного расследования… Однако… здесь все действия совершаются судом с участием сторон. Стало быть, это уже не следственные, а судебные действия». [484 - Трусов А. И. Судебное следствие: понятие, задачи, значение // Уголовный процесс: Учебник для студентов юрид. вузов и фак. Изд. 2-е, перераб. и доп… – С. 340.]
   Впрочем, есть и третья позиция. Не очень последовательные в употреблении анализируемой терминологии авторы учебника, изданного под эгидой Волгоградской академии МВД России, в другом случае при обозначении описываемых действий обошлись вообще без прилагательных. Просто «действия». [485 - Уголовный процесс: Учебник / Под ред. С. А. Колосовича, Е. А. Зайцевой. – Волгоград: ВА МВД России, 2002. – С. 402. Мы лишены возможности назвать имя непоследовательного автора. В цитируемой книге отсутствует указание того, кто писал соответствующую (25-ю) главу.]
//-- Понятие и содержание цели следственных действий --//
   В специальной, и научной, и учебной, и практико-методической, литературе менее и, на наш взгляд, совершенно недостаточно исследован вопрос о цели совокупности следственных действий и целях каждого из них.
   Целью производства следственных действий (всей совокупности их по каждому уголовному делу) является получение в форме доказательств информации, необходимой для предварительного расследования, судебного рассмотрения и разрешения уголовного дела. Такую же, естественно измененную по объему, цель в большинстве своем [486 - Слова «в большинстве своем» в настоящей фразе могут показаться излишними. Однако, это не совсем так. Нам представляется, что в отдельных случаях из тактических соображений производство следственных действий возможно и с иными, чем получение доказательственной информации, тактическими, целями. Однако нам не предоставляет возможности разобрать этот вопрос детально. Поэтому, оставляя подробное рассмотрение вопроса на будущее, здесь мы лишь указываем, что по нашему мнению, в определенных ситуациях возможно проведение следственных действия (в том числе и в узком значении этого термина) с иными, чем получение доказательственной информации, целями.] преследует и производство каждого отдельного следственного действия по тому или иному конкретному УД.
   Наверное, в исследовании категории следственных действий (допроса, очной ставки, обыска, осмотра места происшествия и т.д.) наукой криминалистикой подлежат исследованию и задачи, для разрешения которых в инструментарий уголовного судопроизводства включается то или иное следственное действие. При этом, если для выявления цели следственных действий в целом понятие, чья цель исследуется, берется максимально широко – совокупность всех следственных действий, то для исследования задач видов следственных действий последние максимально анатомируются. Исследуются задачи, к примеру, не только понятия осмотр (все разновидности осмотра как целое), но и отдельно задачи: осмотра места происшествия, осмотра вещественных доказательств и т.д.
   Всякого нормального исследователя, естественно, обрадует следующее обстоятельство. Среди отечественных процессуалистов, не только дореволюционных (они вообще о словах спорили гораздо реже), но и современных нет существенных расхождений в понимание термина цель следственного действия. Цель эта формулируется большинством авторов как получение доказательств. [487 - Быховский И. Е. Развитие процессуальной регламентации следственных действий // Советское государство и право. 1972. № 4. – С. 108; Абдумаджидов Г. А. Проблемы совершенствования предварительного расследования. – Ташкент: Фан, 1975. – С. 8-15; Шейфер С. А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. – М.: «Юрлитинформ», 2004. – С. 12.] Для этого этапа рассуждений подчеркнем: mutatis mutandis мы не станем полемизировать с таким раскрытием содержания анализируемого понятия, мы согласимся с ним.
   Добавим лишь следующее: факультативным элементом цели следственных действий является также получение иной, помимо доказательственной, информации по делу, ориентирующей, например. В инструктивных ведомственных актах 40-х – 50-х годов содержались рекомендации сопровождать допросы разведывательными опросами. Их целью (факультативным элементом цели следственных действий) было получение ориентирующей информации, как по тому делу, по которому проводился допрос, так и по другим делам, получение информации о месте нахождении лиц, находящихся в розыске, о подготавливаемых преступлениях и т.д. Разведывательный опрос не имел формального статуса, его суть заключалась в его цели. Может быть, правильнее будет сказать, что разведывательный опрос был самостоятельным розыскным – не оперативным – мероприятием. В отдельных случаях – да. В других – умелый допросчик проводил его и получал результаты в ходе допроса подозреваемого, обвиняемого или других лиц.
   Результаты разведывательного опроса лучше фиксировать не в протоколе допроса, а в рапорте, меморандуме, справке, иногда даже в черновых записях должностного лица, проводившего допрос.
   Информация, необходимая для работы по УД, может быть получена и иными, чем производство следственных действий, способами. Однако в этих случаях усложняется ситуация с приданием полученной иными, чем следственные действия, способами информации, доказательственной значимости. К примеру, информационно весьма значимыми могут явиться сведения, полученные оперативно-розыскным путем, в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий. Однако для использования их по УД необходимо будет решать вопрос с реализацией очень тяжело сформулированной ст. 89 УПК РФ. Дело в том, что нормы, содержащиеся в действующем УПК РФ и регламентирующие информационное обеспечение УСП, подчас порождают сомнения в своей системной целостности и целевой согласованности.
   В большинстве конкретных жизненных ситуаций, в которых государство посредством усилий и возможностей своих агентов стремится действительно выполнить принятые на себя обязательства по охране своих граждан от преступных посягательств на них средствами УСП, основным способом получения необходимой для этого информации является производство следственных действий. Этим, в частности, и объясняется наше усиленное внимание к целеполаганию в этом сегменте концепции целеполагания уголовного судопроизводства.
   Всякая, хоть в какой-то мере носящая общий характер, идея агрессивна. Она стремится распространить свое влияние на максимально широкую для нее область. В этом своем стремлении она сталкивается с аналогичными устремлениями других подобного рода, особенно поблизости расположенных идей. [488 - Томин В. Т. О противоречиях между правом граждан и общества на информацию об уголовном судопроизводстве и правом на защиту неприкосновенности частной жизни // Юридическая техника и проблемы дифференциации ответственности в уголовном праве и процессе: Сб. науч. статей / Под ред. Л. Л. Кругликова. – Ярославль: ЯрГУ, 1999. – С. 110.]
   Информация, необходимая для расследования, рассмотрения и разрешения УД, разнообразна и многолика. Значительная, если не большая, часть такой информации касается частной жизни граждан. Информация же, которая циркулирует по каналам уголовного судопроизводства, уже в силу одного этого обстоятельства, носит публичный характер. Правовой же режим регулирования информации, касающейся частной жизни, и фактографической информации, носящей публичный характер, в частности информации, связанной с производством по УД, носят не просто различный, а принципиально различный характер. К примеру, статья 23 Конституции РФ гласит: «1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени.
   2. Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. Ограничение этого права допускается только на основании судебного решения».
   Ст. 24 ч. 1: «Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускается.
   2. Органы государственной власти и органы местного самоуправления, их должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом».
   Между тем, невдалеке от ст. 24 отстоящая ст. 29 Конституция в ч. 4 формулирует: «Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом». Мы полагаем, что это дозволение не только распространяется на должностных лиц – функционеров уголовного судопроизводства, но и в модифицированном виде формулирует их обязанность.
   Ну, а теперь сопоставим сказанное, с нормами УСП, регламентирующими каналы и поля информирования при производстве по уголовному делу!
   Отсюда – одно из многочисленных противоречий УСП. В этом, однако, отнюдь не самая большая опасность для развития и существования условий существования общества. Противоречия – источник развития системы.
   Доктринально осмысливаемая и эмпирически устанавливаемая опасность преобразования системы – в другом. В отсутствии целостности правового регулирования охраны общества от наиболее серьезных посягательств на него. Каждодневное включенное наблюдение судопроизводственного быта, хода и результатов сегодняшнего отечественного уголовного судопроизводства, проведенные нами исследования соответствия норм современного отечественного УСП его цели и задачам, в частности, соответствие норм, регламентирующих следственные действия их целям, приводит к грустному выводу об отсутствии в отечественном уголовном судопроизводстве и, прежде всего, в его правовой базе, системности, целостности, а, подчас, и просто здравого смысла.
   Получение (собирание) и обращение в публичный оборот (использование в уголовном процессе) информации, касающейся частной жизни граждан, может оцениваться, по крайней мере, с двух сторон. Понимание первой из этих сторон приходит при исходной позиции, формируемой целью уголовного процесса. Оценками такого типа руководствуются, прежде всего, органы, ведущие уголовный процесс, в том числе, хочется надеяться, и суды. Такого же типа оценка информации о конкретных фактах частной жизни граждан свойственна УУП, для которых характерна заинтересованность в исходе УД.
   С другой стороны, соображения о допустимости придания сведениям о частной жизни вообще и конкретным ее фактам, в частности, публичного характера обуславливается в значительной степени характером системы принципов уголовного процесса и, опять же характером личной заинтересованности соответствующих участников уголовного процесса.
   Вполне понятное стремление получить побольше информации по делу приводит к массовидности в производстве следственных действий, и может породить опасность перебора в них. Эта опасность осознается законом и специалистами, подчас преувеличивается ими. «Необоснованное их (следственных действий. – А.П.) проведение, пишет В. В. Кальницкий, способно существенно ограничить конституционные права граждан, что должно быть абсолютно исключено». [489 - Кальницкий В. В. Следственные действия: Учебное пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – Омск: ОА МВД России, 2003. – С. 3.] То, что мы выделили курсивом в словах В. В. Кальницкого, конечно, правильно. Необоснованное проведение следственных действий способно существенно сказаться на правах граждан.
   Однако, не менее правильно и другое суждение, и законом и специалистами подчас забываемое: необоснованное не проведение следственных действий способно не менее существенно сказаться на правах граждан, иногда тех же самых, которых, очевидно, имел в виду проф. В. В. Кальницкий, чаще других – тех, которые потерпели от преступления. Более того, ограничения в производстве следственных действий при доведении их до крайности могут лишить УСП возможности выполнить свое назначение и, тем самым, лишить определенные категории граждан возможности воспользоваться защитой правосудия.
   Не случайно, наверное, УПК РФ и большинство осовремененных комментариев к уголовно-процессуальному закону просто игнорируют категорию риска. Что, следователь, оперуполномоченный и дознаватель, прокурор, наконец, совсем не вправе рисковать? А судья при принятии решений о производстве осмотра жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц; о производства обыска и (или) выемки в жилище; о производстве личного обыска; о производстве выемки предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах в банках и иных кредитных организациях; о наложении ареста на имущество, включая денежные средства физических и юридических лиц, находящиеся на счетах и во вкладах или на хранении в банках или иных кредитных организациях; а также о контроле и записи телефонных или иных переговоров?
   В приведенных выше словах В. В. Кальницкий, требует абсолютного исключения ущемления конституционных прав граждан вследствие необоснованного производства следственных действий, затрагивающих их интересы. [490 - Кальницкий В. В. Следственные действия: Учебное пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – Омск: ОА МВД России, 2003. – С. 3.] Конечно, в абсолюте это было бы хорошо. Однако, возможно ли исполнение такого пожелания в реальном УСП? По нашему мнению, нет. Уголовное судопроизводство соткано из противоречий. Здесь противоречие между интересами достижения цели уголовного процесса и принципом обеспечения законных интересов личностей, вовлеченных в уголовное судопроизводство. Проф. В. Т. Томин следующим образом формулирует этот принцип: «Законные интересы вовлеченных в УСП граждан не должны ущемляться ни на йоту больше, чем это необходимо для достижения цели уголовного процесса или защиты законных интересов других УУП» [491 - Томин В. Т. Принципы уголовного процесса: понятие и система; учение и законодательство // Принципы права и проблемы обеспечения правопорядка в сфере экономики / Отв. ред. П. Н. Панченко. – Н. Новгород: Стимул – СТ, 2004. – С. 25.]. Но без ущемления интересов граждан про производстве по уголовному делу все же не обойтись. Мы не имеем права стыдливо обходить молчанием это обстоятельство. По нашему мнению, разрешено указанное противоречие может быть только посредством компромисса.
   Вообще-то мы опасаемся последствий не столько формулировки В. В. Кальницкого, сколько ее истолкования менее опытными и, следовательно, куда более категоричными процессуалистами. Проф. Кальницкий видит опасность в том, что следственные действия опасны тем, что их проведение способно существенно ограничить конституционные права граждан, если они (следственные действия) проведены необоснованно. Он, во всяком случае мы надеемся на это, не отрицает вообще возможности ущемления прав граждан, вовлеченных в уголовный процесс.
   К сожалению, серьезного исследователя подводит небрежность законодателя. [492 - Конечно, верно, что следует тщательно исполнять нормы закона. Но, как бы еще побудить законодателей тщательнее подходить к их созданию.] Необоснованность производства следственного действия означает, видимо, отсутствие или несоблюдение оснований для его проведения. А в тексте УПК РФ основания для производства следственного действия предусмотрены отнюдь не для всех следственных действий, когда через одного, когда через два или три.
   Посмотрим, к примеру, на основания проведения тех следственных действий, основания производства которых закон обозначил. Их, прямо скажем, немного. Даже те статьи, в наименовании которых содержится термин основания, отнюдь не всегда в своем содержании раскрывают это понятие. Статья 176 именуется: «Основания производства осмотра». Однако в ее содержании нет и намека ни на фактическое ни на юридическое основание этого следственного действия.
   Положительным исключением – отступлением от небрежности законодателя в отмечаемом положении является ст. 182 УПК РФ. В части 1 она формулирует следующее фактическое основание производства обыска: основанием производства обыска является наличие достаточных данных полагать, что в каком-либо месте или у какого-либо лица могут находиться орудия преступления, предметы, документы и ценности, которые могут иметь значение для уголовного дела. Из приведенного текста мы приходим к выводу, что в том случае, кода искомые объекты могли находиться «в каком-либо месте или у какого-нибудь лица», но не нашлись там, это не обязательно означает, что обыск был необоснованным. Решение о производстве обыска не должно считаться необоснованным, если на момент принятия решения имелись данные, дающие основания полагать… Следует подчеркнуть: поскольку законодатель в тексте ч. 1 ст. 182 употребляет термин достаточные данные (а не достаточные доказательства), то в качестве источников информации, использованных при принятии решения об обыске, могут использоваться и результаты ОРД. [493 - К подобному же выводу приходит и ряд др. процессуалистов. См., в частности, Кальницкий В. В. Следственные действия… – С. 9]
   В частях 2-й и 3-й ст. 182 названы обе составляющие юридического основания производства обыска: постановление следователя и судебное решение, принятое в порядке ст. 165. По нашему мнению, выводы, сделанные в предыдущем абзаце, распространяются и на судью, рассматривавшего дело в порядке ст. 165.

§ 2. Телеологический анализ отдельных следственных действий

   Специфика каждого следственного действия, помимо цели, ради которой создана вся система следственных действий, отражается также в его частных, подчас индивидуальных (впрочем, скорее групповых) задачах. Однако, это уже, видимо, тема особого разговора.
//-- Телеологический анализ задержания --//
   Собираясь обсуждать цель задержания в главе и параграфе, посвященных следственным действиям, мы, естественно, не можем не учитывать того обстоятельство, что нормы, регламентирующие такое процессуальное действие как задержание, из главы «Дознание», в которой они размещались в УПК РСФСР 1960 г., в тексте УПК РФ 2001 переместились в раздел «меры процессуального принуждения».
   Мы уже анализировали задержание лица, подозреваемого в совершении преступления в связи с рассмотрением вопроса о непосредственной задаче стадии возбуждении уголовного дела. Однако специфика и значимость этого феномена досудебной подготовки потребовала от нас вновь вернуться к нему, но уже в ином контексте.
   УПК РСФСР 1960 г. причислял задержание к следственным действиям. УПК РФ 2001 г. переместил его в свой Раздел IV – «Меры процессуального принуждения». Тем самым законодатель занял позицию одной из сторон в давнем споре о том, является ли протокол задержания источником доказательств или нет. Из анализа норм, содержащихся в Кодексе, получается, что нет.
   С одной стороны, это вроде и правильно. Ведь протокол задержания составляется не в то время и не в том месте, где производится реальное задержание (захват, фактическое задержание, физическое задержание). Но это только одна сторона проблемной ситуации. А, как гласит японская пословица, даже плоский лист бумаги имеет две стороны. Другая сторона задержания состоит в том, что в ряде случаев при реализации этого процессуального действия на задерживаемом и при нем могут быть обнаружены предметы, могущие служить важными информационными источниками. Следовательно, физическое задержание должно учитывать необходимость обеспечения возможности использования этих объектов в процессе доказывания.
   При наличии разумных оснований полагать, что задерживаемый может быть вооружен производство личного обыска одновременно с физическим задержанием является необходимым условием сохранения жизни задерживающих, категорическим велением здравого смысла. В США, где вооруженность преступного мира многократно выше, чем в России, потери среди полицейских при задержании троекратно меньше. Объяснение, которое мы вынесли из 10-дневной стажировки: правовое регулирование и инерция с обеих сторон.
   При буквальном истолковании ст. 93 УПК, не усматривающей различий обыска при задержании от любого другого личного обыска, в доказательственном отношении обыск при задержании, в частности и особенности при задержании по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК неизбежно заболеет телеологической импотенцией.
   Довод 1-й в обоснование сделанного вывода. В соответствии с ч. 3 ст. 184 УПК личный обыск производится в присутствии понятых. Где в момент захвата (фактического задержания) взять понятых при ситуативном (не готовившемся загодя) задержании по п. 1 ч. 1 ст. 91? Тех самых понятых, которых нередко и при подготавливаемом в спокойной обстановке следственном действии заполучить бывает нелегко.
   Довод 2-й. В связи с той же нормой: личный обыск лица производится только лицом одного с ним пола в присутствии понятых и специалистов того же пола. Где их взять при ситуативном задержании? В частности и особенности при задержании по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК РФ? Кстати, а как понимать для анализируемых ситуаций оговорку, содержащуюся в ч. 3 ст. 184 УПК РФ, «если они участвуют в данном следственном действии».
   Но это еще не все.
   Довод 3-й и последующие. Согласно текстам УПК задерживаемое лицо в момент задержания вообще не может быть подвергнуто личному обыску. В соответствии с текстом статьи 93 личному обыску подвергается такой участник уголовного процесса как подозреваемый. А в соответствии со ст. 46 лицо, которое еще только берут за воротник, т.е. в момент захвата, физического задержания, подозреваемым не является. Оно – лицо, подозреваемое в совершении преступления. В тексте ст. 91 ведь так: орган дознания, дознаватель, следователь или прокурор вправе задержать лицо по подозрению в совершении преступления, за которое может быть назначено наказание в виде лишения свободы.
   При неожиданно возникшей необходимости задержания в его первой стадии – захвате – может не оказаться в наличии ни одного должностного лица, компетентного принять решение о задержании. Далеко не всегда при ситуативном задержании при захвате может быть ясна точная квалификация преступления, по подозрению в совершении которого целесообразно задержание по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК.
   Словом, авторы ст. 93, судя по характеру сформулированных ими коррелирующим задержанию норм, которые они сочли целесообразным подвергнуть уголовно-процессуальному регулированию, имели в виду совокупность действий, относящихся к документальному оформлению задержания, когда о сохранении доказательственной информации заботиться уже поздно, а те ее жалкие остатки, которые оказались зафиксированными в протоколе задержания носят опосредованный характер. О творческой, поисковой, эвристической деятельности при задержании действующий УПК предоставляет возможность заботиться кому-то другому. Кому?
   Из совокупности норм УПК РФ 2001 г., регламентирующих задержание, становится очевидным, что по этому документу – начальный момент задержания – это вовсе не начальный момент фактического лишения человека свободы, это конечный момент составления протокола о задержании.
   Можно констатировать, что задержание, как и многие другие следственные действия, становится все более кабинетным. Реальную жизненную ситуацию, образующую задержание, современный отечественный уголовно-процессуальный закон, видит явно односторонне.
//-- Телеологический анализ назначения и производства судебных экспертиз --//
   Судебные экспертизы всегда занимали особое место в системе доказательств. Эксперты таких специальностей как судебная психиатрия, судебная медицина, судебная бухгалтерия и некоторых других еще и стремились к тому, чтобы занять в уголовном судопроизводстве особое положение.
   При единой задаче – получение доказательственной информации по делу, задаче, общей для всех следственных действий, такое следственное действие как назначение и производство судебной экспертизы имеет и свою частную, специфическую задачу. Полагаем, что частная, специфическая задача такого следственного действия как экспертиза заключается во введении в процесс доказывания по уголовному делу специальных знаний, могущих быть использованными как в качестве самостоятельных доказательств, так и для проверки и оценки других доказательств.
   В условиях напряженнейшей оперативной обстановки в стране, возрастания террористической мотивации преступности, ее организованности и профессионализации, вооруженности и технической оснащенности использование криминалистических ресурсов правоохранительных органов становится необходимым условием эффективности уголовного судопроизводства. «Сегодня в органах внутренних дел выполняется 24 вида экспертиз, из них 15 относится к специальным, годовые объемы работ по которым растут. Каждым экспертом в среднем выполняется более 200 экспертиз и исследований». [494 - Мельник С. Л. Актуальные вопросы экспертной инициативы. – Челябинск: ДС К-212.29801, 2005. – С. 3.]
   Вместе с тем, информация, исходящая от экспертов, способна в какой-то мере компенсировать тот ущерб, который несет доказывание по уголовным делам в связи с участившимися случаями неискренних показаний потерпевших и свидетелей, отказов этих участников уголовного процесса в суде от показаний, данных ими на предварительном расследовании. О применяемых подозреваемыми и обвиняемыми, их связями, антиправоохранительными службами преступных организаций способами инициации, в том числе, и принуждения к даче ложных показаний и отказу от дачи показаний, уже порядочно и по деловому сказано. [495 - См., к примеру, работы представителя Нижегородской школы процессуалистов А. Ю. Епихина В частности: Епихин А. Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. – 331 с. См. также: Зайцев О. А. Государственная защита участников уголовного процесса. – М., 2001.]
   Мы не ставили перед собой задачи всестороннего анализа такого следственного действия как назначение и производство судебной экспертизы. Нас интересовали вопросы, связанные с целеуказанием.
   В связи с этим приобретает особую значимость задача проявления экспертом при производстве экспертизы экспертной инициативы. В процессе проведенных С. Л. Мельник исследований выявилось, что «сбор экспертом исходной доказательственной информации для последующего исследования в дополнение к представленным объектам и материалам уголовного дела 36 % экспертов, 38 % следователей, 88 % дознавателей, 75 % оперативных работников считают проявлением экспертной инициативы» [496 - Мельник С. Л. Актуальные вопросы экспертной инициативы. – Челябинск: ДС К-212.29801, 2005. – С. 4.]. И это, несмотря на то, что самостоятельное собирание экспертом доказательств, кроме случаев, когда получение образцов для сравнительного исследования является частью экспертизы (ч. 4 ст. 202), законом не предусмотрено.
   В современных условиях судопроизводства, особенно в стадии предварительного расследования, время, потребное для производства судебных экспертиз, становится продолжительным до катастрофичности. Если раньше к экспертизам с многомесячными сроками относились только судебно-психиатрические, может, еще некоторые из числа экзотических, т. е. такие, специалистов по производству которых не было в специализированных государственных экспертных системах, то сейчас появились и многие другие. Например, финансово-бухгалтерские. Сроки многомесячные. По делу, возбужденному по признакам ст. 145 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК РФ, следователь Кстовской городской прокуратуры, направивший постановление о назначении финансово бухгалтерской экспертизы в Нижегородскую ЦНИКЛ в июне 2005 г., получил уведомление, что заключение эксперта может быть представлено не ранее, чем в январе следующего года.

ГЛАВА 8.
Задачи уголовного судопроизводства

   У нас было два варианта завершения изложения в своем сочинении. Первый – закольцевать его «задачами уголовного судопроизводства», концентрирующими в себе результаты достижения цели уголовного процесса и реализацию иных элементов содержания целеполагания по отдельным уголовным делам. Второй – завершить рассмотрение различных аспектов проблемы целеполагания анализом роли в нем статутов и иных нормативных актов. Мы остановились на втором варианте.
   При этом при описании и анализе проблемы задач уголовного судопроизводства мы все время будем помнить о положении, о котором мы заявили в п. 1.6. В своем сегодняшнем состоянии отечественное уголовное судопроизводство, воспользуемся понятийным аппаратом науки управление в экономических и социальных системах, обладает недостаточной для обслуживания населения пропускной способностью. Оно не в состоянии выполнить все заявки на обслуживание, иными словами, не в состоянии надлежащим образом прореагировать на все сигналы о признаках преступлениях и, следовательно, не в состоянии охранить условия существования и развития общества.
   Перенесение акцента в целеполагании уголовной политики государства в ее уголовно-процессуальной направленности с обеспечения неотвратимости ответственности за посягательства на эти условия, в том числе, на законные интересы и свободы граждан, на установленные законом для обеспечения этих законных интересов и свобод субъективные права граждан, на непосредственную защиту прав и свобод граждан является таким же забеганием вперед, как и провозглашаемая, по историческим меркам, совсем недавно задача искоренить преступность.
   Начиная изложение в настоящей главе, еще раз подчеркнем место и особливость задач УСП в структуре целеполагания в нем.
   Задачи УСП разрешаются не непосредственно. Посредством производства расследования и судебного рассмотрения (с последующим разрешением, естественно) уголовных дел. Их разрешение зависит от достижений или – увы! – не достижения ЦУП по конкретным уголовным делам. Думать, что ЦУП может быть достигнута по всем уголовным делам – утопия или демагогия. Во всяком случае, в реальном уголовном судопроизводстве, и не только в отечественном, так не бывает. Задачи уголовного судопроизводства с той или иной степенью надежности решаются при достижении ЦУП по большинству уголовных дел.
   Отрицательно сказывается на разрешении задач УСП и такие ситуации, при которых преступление совершено, а уголовное дело по той или иной причине не возбуждено. Эта ситуация не всегда правовая, но безусловно уголовно-процессуальная.

§ 1. Законодательные тексты, касающиеся понятия «задачи УСП»

   Не желая уподобиться иванам, не помнящим родства, анализ законодательных текстов начнем, видимо, с формулировок, содержащихся в Основах уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик 1958 г. и УПК РСФСР 1960 г. Собственно, термин «формулировки» можно было употребить и в единственном числе, поскольку ст.2 УПК РСФСР дословно повторяет текст ст. 2 Основ.
   Для дальнейшего анализа используем текст нормы союзного закона, послуживший в свое время базой для всех пятнадцати УПК, функционировавших в каждой из союзных республик, входивших в состав СССР. Таким образом, подвергая анализу союзные Основы, мы тем самым сможем разобраться с текстами республиканских кодексов и российского, естественно, в первую очередь.
   Итак, ст. 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г.
   «Статья 2. Задачи уголовного судопроизводства.
   Задачами советского уголовного судопроизводства являются быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден.
   Уголовное судопроизводство должно способствовать укреплению социалистической законности и правопорядка, предупреждению и искоренению преступлений, охране интересов общества, прав и свобод граждан, воспитанию граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции СССР и советских законов, уважения правил социалистического общежития (в ред. Указа Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1981 г. – Ведомости Верховного Совета СССР, 1981, № 3, ст. 966).» [497 - Основы законодательства Союза ССР и союзных республик. – М.: Юрид. литература, 1987. – С. 138.]
   Мы уже констатировали, что формулировка и структура этой статьи приводят к выводу, что в двух ее частях законодатель ведет речь о двух различных элементах содержания целеполагания.
   В ч. 1, по нашему мнению, устанавливается задача, на достижение которой должно быть направлено производство по каждому отдельному уголовному делу. Правда, в тексте этой части статьи многие существительные употребляются во множественном числе, что при грамматическом толковании вроде бы подвергает сомнению наш вывод, что целеуказание (целеполагание, целеобразование) в ней ориентировано на каждое отдельное дело. Однако, толкование содержательное, смысловое, анализ состава следующих друг за другом отглагольных существительных: «раскрытие», «изобличение» и, наконец, формулировка «чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию», представляется, подтверждают наш вывод.
   Прежде, чем продолжить дальнейшую аргументацию, сделаем одну оговорку, призванную, на наш взгляд, облегчить взаимопонимание между пишущим и читающим. Читатель из нескольких предыдущих абзацев уже, видимо, убедился, сколь усложняется текст, если одним словом обозначаются различные понятия. Именно поэтому уже в главе первой для обозначения того, для чего ведется производство по каждому делу, мы предложили наряду с законодательным термином, употребляющимся в двух значениях, воспользоваться доктринальным – цель уголовного процесса.
   Этим термином применительно к производству по отдельному делу пользовались многие процессуалисты. Н. Н. Полянский еще в 1919 г. раскрывал содержание понятия цель уголовного процесса как установление «для конкретного случая (подчеркнуто нами. – А. П.) существования… права государства на наказание и эвентуально… тех пределов, в которых оно подлежит осуществлению» [498 - Полянский Н. Н. Цель уголовного процесса // Ярославль, 1919. – С. 21; повторено: Полянский Н. Н. Очерки общей теории советского уголовного процесса. – М., 1927. – С. 44.] Позднее, уже после принятия цитированных нами Основ и УПК РСФСР 1960 г. такую же позицию в отношении содержании термина цель уголовного процесса занимали Д. С. Карев [499 - Советский уголовный процесс / Под ред. Д. С. Карева. – М. Высшая школа, 1968. – С. 12.] и В. Т. Томин [500 - Томин В. Т. Понятие цели советского уголовного процесса // Правоведение: Известия высших учебных заведений. – 1969. № 4. См. также: Советский уголовный процесс. – М., 1959. – С. 5; Уголовный процесс БССР. – Минск, 1965. – С. 5.].
   Употребление в двух частях анализируемой статьи по отношению к одному и тому же термину «задачи уголовного судопроизводства» (подлежащее в терминологии грамматического анализа) двух различных сказуемых – «является» и «должно способствовать» – с определенностью указывает на характер структурных и функциональных связей между той «задачей уголовного судопроизводства», которую законодатель называет в части первой анализируемой статьи (целью уголовного процесса, в нашем понимании), и совокупностью задач, помещенных им в часть вторую. Функциональная зависимость между целью уголовного процесса (часть первая) и «задачами уголовного судопроизводства» (часть вторая) заключается в следующем: задачи уголовного судопроизводства решаются посредством достижения цели по конкретным уголовным делам.
   На этом короткое введение в настоящую главу, в известной мере повторяющее под иным углом зрения материал глав первой и второй, мы завершим и перейдем к описанию и анализу собственно задач уголовного судопроизводства.
   При этом мы исходим из того, что задачи любой отрасли или участка (этапа) деятельности, в отличии от цели, которая при строгом подходе, на каждом уровне – одна, могут и, чаще всего, бывают, множественными, в том числе вторичными и факультативными..
   Исходя для начала из законодательного текста, из ч. 2 ст. 2 Основ, определимся в составе задач уголовного судопроизводства, которым советский законодатель предлагал руководствоваться субъектам уголовного процесса в 60-е годы – в период оттепели.
   Вот этот состав: 1) укрепление социалистической законности и правопорядка; 2) предупреждение и искоренение преступлений; 3) охрана интересов общества; 4) охрана прав и свобод граждан; 5) воспитание граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции СССР и советских законов; 6) воспитание граждан в духе уважения правил социалистического общежития.
   Нам представляется, что словесное выражение приведенного состава не очень строго, к примеру, на предусмотренную пунктом третьим задачу «охрану интересов общест– ва» работают все остальные включенные законодателем в состав задач уголовного судопроизводства задачи, разрешение каждой из них – в интересах общества.
   Со второй половины 80-х годов среди советских правоведов, специалистов в области уголовного процесса, в России и других союзных республиках началось брожение умов, напрямую коснувшееся и понимания задач уголовного судопроизводства. [501 - Детерминанты этого брожения, к счастью, – не предмет нашего исследования.]
   Это брожение нашло свое отражение во множестве предложений об изменении законодательства, а также, сосем не меньшее, в оказании политического и служебного давления на субъектов и процессы правоприменения, начиная с самого высокого уровня, на принцип законности и требование неотвратимости ответственности, как важнейший элемент содержания задач уголовного судопроизводства. Последнее – требование неотвратимости ответственности, по нашему мнению, и сегодня еще ждет реабилитации и не только словесного восстановления в правах.
   В анализируемый период под флагом создания базы рыночной экономики в полном противоречии с задачами уголовного судопроизводства по правоохранительным органам совершенно не правовым путем прошло указание: не тревожить новых кооператоров и новую кооперацию. [502 - Указание это, прежде всего по источнику, очень было похоже на имевшее место в начале 3-х постановление политбюро ЦК ВКП(б), предписывавшее судам привлекать лиц, удерживавших запасы хлеба с целью иметь возможность продать его по более к высоким ценам, привлекать к уголовной ответственности за спекуляцию.] Не из этого ли феномена, как из холерного эмбриона, образовались затем массовидные, можно сказать, глобальные злоупотребления в ходе, нет, пожалуй, в беге приватизации, в скорости появления в России миллионеров и миллиардеров, не известной странам классического капитализма.
   С конца 80-х и на протяжении 90-х в стране было составлено несколько проектов УПК. Начало этого этапа реформирования законодательства в стране надобно, видимо, отсчитывать с подготовки группой ведущих процессуалистов из ИГПАНа во главе с В. М. Савицким модельных Основ уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик и УПК РСФСР. Затем появились уже проекты УПК РСФСР, перераставшие затем в проекты УПК РФ.
   Мы не имеем здесь возможности проанализировать все имевшие быть проекты, дававшие формулировки задач УСП. Ограничимся двумя: 1) проектом, подготовленным НИИ при Генеральной прокуратуре РФ [503 - Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: Проект / Рук-ль авт. кол. А. Д. Бойков. – М., 1994. – 235.] и 2) текстом проекта, предложенного Комитетом Государственной Думы по законодательству и судебно-правовой реформе в Совет Европы для заключения 11.11.98. [504 - Мы располагаем ксерокопией этого документа, полученной в рабочей группе по подготовке проекта.] Это был так называемый консолидированный проект. Мыслилось, что в него включено лучшее из разных проектов. При этом вопрос о том, как определить лучшее, если в разных проектах – разные концептуальные подходы, просто не ставился. Заметим также: правильность утверждения, что в так называемые консолидируемые документы включается лучшее из всех объединяемых документов, вызывает серьезные сомнения. Во-первых, как показывает практика законопроектирования и вообще законодательствования, включаются, как правило, не самые лучшие положения (это и определить трудно), а такие против которых меньше и не слишком громко возражают. Во-вторых, содержание консолидированного документа в очень большой степени зависит от состава той группы проектантов, которые непосредственно осуществляют консолидирование, от их личного представления о лучшем.
   Однако, вернемся все же к анализу названных документов. Вначале проект УПК, рожденный в НИИ прокуратуры.
   Статья 4-я в нем. «Задачи уголовно-процессуального производства.
   1) Задачами уголовно-процессуального производства являются: защита от преступных посягательств жизни и здоровья, личной свободы и имущества, чести и достоинства граждан, их прав и законных интересов, а также прав предприятий, учреждений и организаций. Уголовно-процессуальное производство должно обеспечивать права участников процесса, правильное применение закона с тем, чтобы каждый виновный в совершении преступления был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден; способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению преступлений, охране интересов общества, воспитанию граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции РФ и законов РФ.
   2) Эти задачи осуществляются путем: быстрого и полного раскрытия и расследования преступлений органами предварительного расследования и прокуратурой; судебной проверки доказательств и исследования материалов дела с участием сторон; а также путем проверки законности и обоснованности судебных решений вышестоящими судами в установленном законом порядке.
   3) Лица, подвергнутые незаконному задержанию или аресту, необоснованно привлеченные к уголовной ответственности или осужденные подлежат восстановлению в правах с возмещением причиненного ущерба».
   Приведенный текст так и остался проектом, поэтому мы не станем его детально анализировать, это заняло бы слишком много времени, а в книге – места. Обратим внимание лишь следующее обстоятельство: в УПК РФ 2001 г. оказался утраченным акцент, без которого, на наш взгляд, немыслим никакой действительно целеустремленный уголовный процесс. В прокурорском проекте этот акцент сохраняется. Ему посвящена специальная статья.
   «Статья 5. Обязанность возбуждения уголовного дела и обеспечения неотвратимости ответственности за преступления.
   1) Прокурор, следователь и орган дознания обязаны в пределах своей компетенции возбудить уголовное дело при обнаружении признаков преступления, если отсутствуют обстоятельства, исключающие производство, принять все предусмотренные законом меры к установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, для привлечения их к ответственности.
   2) Судья вправе возбудить уголовное дело в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом».
   Статья имеет еще и третью часть, мы ее не приводим, как не относящуюся к предмету исследования.
   Обратимся теперь ко второму из названных проектов. В получившемся, довольно эклектичном тексте статьи 6 проекта УПК РФ, направленного комитетом Государственной Думы на заключение в Совет Европы авторы которого пытались соединить формулировку статьи 2 Основ уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик с новыми (это не обязательно более верными) веяниями в истолковании задач уголовного судопроизводства, имела следующий вид:
   «Статья 6. Задачи уголовного процесса.
   Задачами уголовного процесса являются защита личности, ее прав и свобод, интересов общества и государства от преступных посягательств, путем быстрого и полного раскрытия преступлений, изобличения и привлечения к уголовной ответственности лиц, их совершивших, справедливого судебного разбирательства и правильного применения уголовного закона, обеспечивающих назначение судом справедливого наказания за содеянное и оправдание невиновного, на основе строгого соблюдения установленных настоящим Кодексом процессуальных норм, гарантирующих права и законные интересы участников процесса.
   Установленный законом порядок производства по уголовным делам должен обеспечивать защиту от необоснованного обвинения и осуждения, от незаконного ограничения прав и свобод человека и гражданина, а в случае обвинения или осуждения невиновного – незамедлительную и полную его реабилитацию, а также способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению преступлений, формированию уважительного отношения к праву».
   Анатомируем часть 2 ст. 6 проекта. В ней в качестве актора, действователя выступает уже не уголовное судопроизводство в целом, как в ст. 2 Основ, а установленный законом порядок производства по уголовным делам. Заметим, это уже не деятельность. Это – еще система права. Против такого вывода можно, наверное, возражать. Хоть и установленный законом порядок, однако, производства по уголовным делам. Мы не станем здесь полемизировать. Ведь этот законопроект так и не стал законом. Свою позицию мы высказали.
   Второе различие текстов: вместо формулировки должно способствовать – должен обеспечивать.
   Что же именно должно обеспечиваться: 1) защиту от необоснованного обвинения и осуждения; 2) защиту от незаконного ограничения прав и свобод человека и гражданина; 3) в случае обвинения или осуждения невиновного – незамедлительную и полную его реабилитацию.
   Установленный законом порядок производства по уголовным делам, по мнению составителей, также должен способствовать: 4) укреплению законности и правопорядка; 5) предупреждению преступлений, формированию уважительного отношения к праву.
   Мы привели здесь формулировку проекта УПК РФ не для того, чтобы критиковать его. Какой смысл это делать, если формулировка не стала и уже вряд ли станет законом. Мы привели здесь извлечения из проекта и частично прокомментировали их, чтобы проследить путь от ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. (ст. 2 Основ) до ст. 6 УПК РФ 2001 г.
   В формулировках проекта явственно прослеживается попытка его составителей сохранить максимум из того, что было, и соединить его с веяниями времени. В результате получилась формулировка громоздкая, противоречивая, а местами просто непонятная. Однако нельзя не отдать должное авторам этой формулировки: по существу, они вели аръегардные бои, оказавшись в практически безнадежных условиях.

§ 2. Понятие «назначение уголовного судопроизводства»

   Употребление наряду с термином задачи уголовного судопроизводства (уголовного процесса) термина назначение уголовного судопроизводства вызвано к жизни формулировкой, принятой УПК РФ 2001 г. (ст. 6 УПК).
   Обратимся к вопросу о его содержании.
   Радикально по сравнению с проектами сменившая свое содержание ст. 6 УПК РФ 2001 г. гласит:
   1. Уголовное судопроизводство имеет своим назначением:
   1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших [505 - Мы полагаем, что корректнее было бы записать «пострадавших от преступлений». Дело в том, что термином «потерпевший» обозначается в кодексе определенный УУП, каковым лицо, пострадавшее от преступления может и не являться.] от преступлений;
   2) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод.
   2. Уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства [506 - Беда общих формулировок! Из буквального толкования ст. 6 ч. 2 УПК РФ следует, что от наказания могут быть освобождены только невиновные. Об освобождении кого бы то ни было от уголовной ответственности в анализируемой статье речи вообще не идет. Между тем, в главах 11–13 Раздела IV УК РФ устанавливается целый ряд оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. В том числе введенная ФЗ от 08.12.03 ст. 811, установившая возможность освобождения от наказания в связи с изменением обстановки.] , что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию».
   Эта формулировка, на наш взгляд, понятнее, чем предшествующие компромиссные. Составители текста ст. 6 УПК РФ 2001 г. подошли к решению задачи, которую не смогли решить предшественники, очень просто: они ушли от ее решения. Они ввели в уголовно-процессуальное законодательство ранее отсутствовавший в нем термин, тем самым, предоставив себе возможность вольно обращаться с его содержанием. Этой возможностью они и воспользовались в полной мере.
   Мы видим достоинства этой нормы. На наш взгляд, они (достоинства) заключаются, прежде всего, в том, что она (норма, статья) поставила на первое место в своем недлинном перечне защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений. Тем самым подчеркивается действительно существующая охранительная функция уголовного судопроизводства. Правда, вызывает сильное сомнение, может быть даже настороженность то обстоятельство, что из перечня объектов, охраняемых УСП (п. 1 ч. 1 ст. 6) исключены общество и государство. И, видимо, это не случайно.
   Выступая перед своими доверенными лицами в ходе выборной компании 2004 года, В. В. Путин также не включил защиту государства и общества в число государственных забот. Он говорил так: «Государство, включая его силовые структуры, должно, прежде всего, работать на граждан, защищать их права, интересы, собственность, не говоря уже о защите их безопасности и самой жизни». [507 - Путин В. В. Время неопределенности и тревожных ожиданий прошло:Программное выступление Владимира Путина перед доверенными лицами // РГ. 20.02.04. – С. 5.] Впрочем, речь политика, являющегося кандидатом на выборную должность, в ходе выборной компании может и не быть научно строгой. Это норма закона такого типа как ст. 6 должна быть исчерпывающей, а политический оратор вполне может сосредоточить внимание на наиболее выигрышных аспектах общего положения. Плохо, когда норма закона уподобляется речи перед избирателями.
   Исключив защиту общества и государства из числа объектов, на защиту которых направлено уголовное судопроизводство, новообразование «назначение уголовного судопроизводства» надрывает неразрывную связь между уголовно-процессуальной деятельностью и материальным уголовным правом. Между тем, в материальном уголовном законе, для реализации которого, собственно, возникло (наверное, можно сказать, самозародилось) и существует уголовное судопроизводство, имеются и занимают в нем видное место такие к разновидности преступлений, как: «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка» (Раздел IX УК РФ 1996 г.); «Преступления против государственной власти» (Раздел Х), в том числе, «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» (Глава 29), «Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления» (Глава 30), «Преступления против правосудия» (Глава 31) и «Преступления против порядка управления» (Глава 32); «Преступления против военной службы» (Раздел XI), наконец, «Преступления против мира и человечности» (Раздел XII). Если это не инструменты защиты общества и государства, то что же?
   Если государство станет беззащитным, как же оно сможет защищать своих граждан?
   Другое наше замечание вызвано, пожалуй, небрежностью составителей в использовании юридической терминологии. В том же п. 1 ч. 1 анализируемой статьи употреблен термин «потерпевший» в отношении лиц, коим преступлением причинен ущерб. Мы полагаем, что корректнее было бы записать «пострадавших от преступлений». Дело в том, что термином «потерпевший» обозначается в кодексе определенный участник уголовного процесса, лицо, уже обладающее процессуальным статусом (ст. 42). Согласно закрепленной в этой статье правовой норме лицо становится потерпевшим в случае признания его таковым постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда. Подчас лицо, пострадавшее от преступления, может и не стать потерпевшим (в конкретной ситуации пострадавшего от преступления просто не признают потерпевшим по той или иной причине).
   В случае если бы законодатель принял наше предложение, было бы целесообразно дополнить ст. 5 пунктом 25 следующего содержания: «пострадавший – лицо, которому преступлением причинен тот или иной вид ущерба, предусмотренный ч. 1 ст. 42 настоящего Кодекса».
   Для того чтобы завершить круг поправок, начатый предложением заменить термин в п. 1 ч. 1 ст. 6, обратим внимание на то обстоятельство, что названная часть содержит регламентацию двух разных вопросов. Первый: определение того, кто может быть признан потерпевшим, и второй: регламентация способа признания потерпевшим, и перечень участников процесса, которые вправе это сделать. В связи с этим, полагаем, что было бы целесообразным выделить установление, завершающее нынешнюю ч. 1 ст. 42: «Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда» – в самостоятельную часть, назвав ее частью второй. В тексте же, который предлагается оставить содержанием части первой слово «является» заменить словом «признается».
   Положительным качеством действующей ст. 6 УПК РФ представляется и ее простая и отчетливая форма. К слову, может, эта простота и отчетливость формулировок и делает выпуклыми, явственными содержательные ее недостатки.
   Так, к примеру, сразу же бросается в глаза, что ст. 6 УПК РФ полностью избавилось от указания того, что было продекларировано в части 2-й ст. 2-й Основ: чему уголовное судопроизводство должно способствовать.
   Формулировка ст. 6 является формулировкой высокой степени общности; по своей сущности – определение назначения уголовного судопроизводства – она и не могла быть иной. Беда же всех общих формулировок заключается в том, что от них к правилам производства процессуальных действий, образующих уголовно-процессуальную деятельность, ведет длинная цепочка умозаключений, тем более длинная, чем более высока общность исходной формулировки. Эти цепочки умозаключений разными участниками уголовного судопроизводства, разными субъектами толкования закона, не являющимися УУП, могут строиться по-разному.
   Кроме того, нормами высокой степени общности трудно охватить все случаи необходимой регламентации. Мы видим выход из положения в максимальном сокращении в УПК норм высокой степени общности. Однако тенденции развития уголовно-процессуального законодательства носят сегодня прямо противоположный характер. Проявлением таких тенденций является, в частности, на наш взгляд, опасная попытка записать в УПК РФ формулировки принципов уголовного судопроизводства. С той поры, как мы в своей весьма протяженной по времени работе написали предыдущие две фразы прошло немного времени, однако попытка уже реализовалась. В кодексе появилась глава 2-я, поименованная принципы уголовного судопроизводства. Названная нами тенденция проявилась.
   У нас есть еще одна, частная, претензия к составителям статьи 6-й. Из буквального толкования ее части 2-й следует, что от наказания могут быть освобождены только невиновные. Об освобождении кого бы то ни было от уголовной ответственности в анализируемой статье речи вообще не идет. Между тем, в главах 11 – 13 раздела IV УК РФ устанавливается целый ряд оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. В том числе введенная федеральным законом № 162-ФЗ от 08.12.03 ст. 81 УК РФ 2001 г., установившая (точнее, восстановившая – ст. 50 УК РСФСР 1960 г.) возможность освобождения от наказания в связи с изменением обстановки.
   Видимо в связи с отмечаемой нами закономерностью – усложнением регламентации уголовно-процессуальной деятельности в случае повышения степени общности норм права – в кодексах государств Западной Европы, как образующих семейство континентального права, так и примыкающих к праву англо-саксонскому, в которых сами кодексы подчас отсутствуют и регламентация в очень большой мере осуществляется прецедентом и обычаем, наблюдается склонность к казуистическим нормам.
   Любопытны в этом отношении впечатления кибернетика. «…Никакие правовые нормы не получают совершенно точного значения до тех пор, пока они и их ограничения не определены на практике, а это определение есть дело прецедента». [508 - Винер Н. Кибернетика и общество. – С. 114] Мы разделяем это суждение кибернетика, как вытекающее из практики Верховного суда США. Последний, к примеру, не примет к рассмотрению жалобы на неконституционность того или иного еще бесплодного законодательного текста. Он вправе рассматривать лишь конкретную жизненную ситуацию, связанную с судебным решением, вынесенным на его основе.
   И чуть позже, в той же интереснейшей книге Норберт Винер пишет: «Всякая фразеология должна быть проверена обычаем того места и той сферы человеческой деятельности, к которым она относится. Судьи, которым вменена обязанность толкования права, должны выполнять свои функции в таком духе, что если судья А был бы заменен судьей Б, то эта замена не могла бы вызвать существенного изменения в интерпретации судом обычаев и законов. Естественно, что это должно оставаться до некоторой степени идеалом, а не fait accompli; однако если мы не будем твердо следовать таким идеалам, то у нас будет хаос, и, что еще хуже, земля без хозяина, где мошенники извлекают выгоду из различий в возможном толковании законов». [509 - Винер Н. Кибернетика и общество. – С. 114– 115.] Добавим от себя: наличие и, тем более, резкое возрастание в законодательстве норм высокой степени общности может привести к тому, что замена судьи А. судьей Б. повлечет за собой существенные изменения в толковании этих норм.
   Несмотря на обилие в современном отечественном законодательстве норм высокой степени общности, мы не обнаружили в нем норм – определений задач УСП или норм, пытающихся раскрыть операциональную значимость таких понятий. В просмотренных нами уголовно-процессуальных законах европейских государств, в частности, в германском УПК, подобная же картина. Европейские кодексы и другие нормативные акты вообще редко содержат формулировки общего характера, в частности, определения или иным способом осуществленное раскрытие понятий задач или целей. Заметим, что сказанное верно не только в отношении уголовно-процессуальных норм.
   Обнаружить норму-определение нам удалось в УПК Китайской Народной Республики (далее – КНР). [510 - Criminal Procedure Law of the People’s Republic China: Adopted at the Second Session of the Fifth National People’s Congress on July 1, 1979, promulgated by Order No. 6 of the Chairman of the Standing Committee of the National People’s Congress on July 7, 1979, effective as of January 1, 1980 (ксерокопия, без указания выходных данных, но без сомнений в ее адекватности: текст получен в Пекине в Союзе китайских юристов членом официальной делегации МНО «Союз Юристов»).] В нем имеется, точнее, до 1997 г. имелась целая глава «Chapter I. The Guiding Ideology, Aim and Basic Principles» [511 - Появление в книге текста на английском языке вызвано тем обстоятельством, что русским переводом УПК КНР мы не располагаем. Мы не смогли его раздобыть, несмотря даже на содействие своего научного консультанта, дважды побывавшего в КНР в составе официальных делегаций. Дело в том, что официального издания перевода УПК КНР на русский язык сейчас просто нет. Китайская интеллигенция всегда была двуязычной. Однако, если в 50-70 годы вторым языком был русский, то с 80-х его стал вытеснять английский. В результате в 90-е – под одной обложкой с УПК КНР на китайском языке – его перевод на английский. Этот перевод и его издание подготовлены Комиссией по законодательству Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей (the National People’s Congress). Видимо этот перевод помимо официозного носит и официальный характер, он применяется в судопроизводстве. Возможно это связано с широким распространением в КНР специальных экономических зон. Иначе для чего понадобилась следующая оговорка: «In case of discrepancy between the English translation and the original Chinese text, the Chinese text shall prevail». (В случае противоречия английского перевода оригинальному китайскому тексту, китайский текст будет иметь преимущество). – Appendix: Decision on Revising the Criminal Procedure Law of the People’s Republic of China // Criminal Procedure Law of the Peple’s Republic China. – China Procuratorial Press, 1998. – P. 106 – 166.]. (Направляющая идеология, цель и основные принципы. Здесь и ниже мы воспользовались переводом с англоязычного кодекса Китая, сделанного нашим научным консультантом проф. В. Т. Томиным. – А. П.) В УПК КНР статьи не имеют названий, однако в тексте второй из них (опять 2-я!), мы прореагировали на содержащееся в ней слово «aim» (перевод – цель, намерение). Содержание нормы не оставляло сомнений, что она посвящена целеполаганию; речь в ней, однако, шла не о цели уголовного процесса, а о цели уголовно-процессуального закона.
   «Article 2 The aim of the Criminal Procedure Law of the People’s Republic China is to ensure that the facts of crimes shall be accurately and promptly ascertained, that the application of law shall be correct and that criminals shall be punished; to guarantee that innocent people shall not undergo criminal prosecution; to educate citizens to voluntarily observe the law and actively struggle against criminal acts, in order to uphold the socialist legal system; to protect the citizens rights of the person, democratic rights and other rights; and to guarantee the smooth progress of the cause of socialist revolution and socialist construction». (Целью уголовно-процессуального закона Китайской Народной Республики является обеспечение того, чтобы преступления точно и быстро раскрывались, чтобы применение закона было правильным и чтобы преступники наказывались; ему надлежит гарантировать, чтобы невиновные не подвергались уголовному преследованию; гарантировать воспитание граждан в духе сознательного соблюдения законов и активной борьбы с преступлениями, с тем, чтобы поддерживать социалистическую правовую систему; защищать гражданские права личности, демократические и другие права; чтобы гарантировать неуклонное развитие дела социалистической революции и социалистического строительства). [512 - Criminal Procedure Law of the People’s Republic China: Adopted at the Second Session of the Fifth National People’s Congress on July 1, 1979, promulgated by Order No. 6 of the Chairman of the Standing Committee of the National gated by Order No. 6 of the Chairman of the Standing Committee of the National People’s Congress on July 7, 1979, effective as of January 1, 1980 (ксерокопия, без указания выходных данных, на английском языке).]
   Предшествующая приведенной первая статья этой главы и всего кодекса гласит:
   «Article 1 The Criminal Procedure Law of the People’s Republic of China, which takes Marxism-Leninism-Mao Zedong Thought as its guide and the Constitution as its basis, is formulated in the light of the concrete experiences of the people of all China’s nationalities in carrying out the people democratic dictatorship, led by proletariat and based on worker-peasant alliance, that is, dictatorship of the proletariat, and in accordance with actual need to strike the enemy and protect the people». (Уголовно-процессуальный закон Китайской Народной Республики, который принял учение Маркса-Ленина – Мао Цзедуна в качестве своего ведущего принципа и Конституцию в качестве своей основы, формулирует в свете конкретного опыта народа всех национальностей Китая осуществление диктатуры народной демократии под руководством пролетариата, то есть диктатуры пролетариата, и на базе союза рабочих и крестьян, в соответствии с актуальными нуждами, чтобы поражать врага и защищать народ).
   Подчеркнем: китайский законодатель решительно употребляет в уголовно-процессуальном законодательстве термин «враг», разумея под ним, как нам представляется, преступника, и противопоставляет последнего народу, который средствами уголовного процесса надлежит защищать.
   Исходя из воспринятого и осмысленного, позволим себе предложить следующую редакцию ст. 6 УПК РФ (курсивом выделены предлагаемые нами изменения и дополнения, предлагаемые удаления слов специально оговорены):
   Статья 6. Назначение уголовного судопроизводства.
   1. Уголовное судопроизводство имеет своим назначением:
   1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, общества и государства, пострадавших от преступлений;
   2) уголовное преследование лиц, виновных в совершении преступления; привлечении их к уголовной ответственности и назначении уголовного наказания или в случаях и порядке, предусмотренных настоящим Кодексом, освобождение от уголовной ответственности и уголовного наказания;
   3) защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения и не вызываемого необходимостью выполнения пунктов первого и второго настоящей статьи ограничения ее прав и свобод.
   2. Уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства [513 - Беда общих формулировок! Из буквального толкования ст. 6 ч. 2 УПК РФ следует, что от наказания могут быть освобождены только невиновные. Об освобождении кого бы то ни было от уголовной ответственности в анализируемой статье речи вообще не идет. Между тем, в главах 11–13 Раздела IV УК РФ устанавливается целый ряд оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. В том числе введенная ФЗ от 08.12.03 ст. 81 1, установившая возможность освобождения от наказания в связи с изменением обстановки.], что и отказ от уголовного преследования невиновных, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию».
   Из ч. 2 ст. 6 в наших предложениях de lege ferenda удалены, как излишние, слова: освобождение их от наказания. Дело в том, что при отказе от уголовного преследования в соответствии с ныне действующим законодательством ни уголовное наказание ни какие либо его эрзацы назначены быть не могут.
   В заключение скажем следующее. Нам трудно проникнуть вглубь мыслей членов рабочей группы (или одного из ее влиятельных членов) по подготовке проекта кодекса и принимавших его законодателей, решивших перечеркнуть усилия предшественников по модернизации термина задачи уголовного судопроизводства и ввести в законодательный оборот новый термин, не имевший прежде серьезного распространения в науке уголовного процесса и никакого отражения в позитивном (статутном) законодательстве. У нас, как и ряда других процессуалистов, есть, конечно, предположения по этому поводу, однако это только предположения, версии. Между тем, событие произошло: новый термин появился в законодательном акте – и из этого надо исходить или, по крайней мере, это надо учитывать.
   Мы не уверены, что новый термин принес в теорию уголовного судопроизводства и, тем паче, в практику уголовно-процессуальной деятельности новое понятие. Термин новый – понятие прежнее. Во всяком случае, в нашем понимании. И, видимо, не только в нашем.
   А. В. Смирнов, например, совершенно категорично со ссылкой на толковый словарь русского языка утверждает, «синонимом слова «назначение» является понятие «цель». Следовательно, – продолжает он, – в ст. 6 Кодекса речь идет о целях судопроизводства». [514 - Смирнов В. А., Калиновский К. Б. Уголовный процесс… – С. 31– 32.] В настоящей ситуации мы цитируем проф. А. В. Смирнова, защитившего великолепную теоретическую диссертацию о типах уголовного процесса, не для того, чтобы иметь возможность назвать этого ученого в качестве своего союзника. Это была бы неожиданно слабая поддержка: форма цитируемого суждения не строга. Нам трудно представить себе отношение синонимичности между термином и понятием. В лучшем случае, это соотношение заголовка статьи и ее содержания. Между тем, о существовании именно такого отношения говорит проф. А. В. Смирнов в приведенной цитате. Кроме того, неясна позиция А. В. Смирнова по вопросу, идет ли речь в тексте ст. 6 УПК РФ 2001 г. о цели или о нескольких (многих) целях.
   Однако, мы считаем целесообразным процитировать проф. А. В. Смирнова для того, чтобы проиллюстрировать разделяемое многими суждение о том, что новый термин не принес в теорию уголовного судопроизводства и, тем паче, в практику уголовно-процессуальной деятельности новое понятие. Только, по нашему мнению, это, конечно, не цель уголовного процесса, не то, к чему должно стремиться производство по каждому уголовному казусу. Это свет в конце тоннеля иного характера и уровня.
   Для того, чтобы попытаться обезопасить науку уголовного процесса и себя хотя бы по этому частному вопросу от спора о словах, занятия, на наш взгляд, не только бесполезного, но и вредного, препятствующего реальному анализу, сразу же, что называется на берегу, скажем: в нашем исследовании, если иное прямо не обговорено в тексте, термин назначение УСП употребляется, как и у А. В. Смирнова, тоже в качестве синонима. Однако синонима не к понятию, а к словам (к термину) «задачи уголовного судопроизводства». Подчеркнем, синонимом не к доктринальному, однако, не воспринятому законодателем, термину цель уголовного процесса, а именно – к задачам уголовного судопроизводства, термину, использовавшемуся законодателем в Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г., УПК РСФСР 1960 года и 14-ти кодексах других союзных республик, входивших в СССР, и тоже, естественно, имеющем доктринальную, теоретическую наполненность.
   Еще раз подчеркнем: по нашему мнению, термин УПК РФ 2001 г. «назначение уголовного судопроизводства» в определенном плане заместил термин, употреблявшийся в Основах уголовного судопроизводства Союза СССР и союзных республик и УПК РСФСР 1960 г. «задачи уголовного судопроизводства». Именно – термин. Что же касается содержания обозначаемого этим термином понятия, то здесь соотношение более сложное, чем констатировано в анализируемой формулировке.
   Отнесение появившейся в законе терминологической новеллы – «назначение» в качестве синонима именно к общепринятому ранее словосочетанию «задачи уголовного судопроизводства» имеет, на наш взгляд, согласующийся между собой ряд доводов в свою (такого соотнесения терминов) пользу. Первый из них: легальный термин «задачи уголовного судопроизводства», содержавшийся в ст. 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г, ст. 2 УПК РСФСР 1960 г., в соответствующих статьях уголовно-процессуальных кодексах других союзных республик великого Советского Союза [515 - В УПК Белорусской, Казахской, Туркменской ССР – ст. 3; в УПК Азербайджанской, Киргизской, Украинской ССР – ст. 2; в УПК Узбекской ССР – ст. 1; и т.д.], имел два значения, им именовались два различных понятия (недостаток законодательной техники). Мы имеем в виду то обстоятельство, что в статьях вторых названных законодательных актов в части первой шла речь о цели уголовного процесса, а в части второй – о задачах уголовного судопроизводства.
   Подобно тому, как не принято (нецелесообразно) менять коней на переправе, ничего хорошего нет и в том, чтобы на полустанках развития науки, любой вообще и уголовно-процессуальной, в частности, менять устоявшуюся терминологию. Не вызванное необходимостью изменение терминологии способно породить встающие на пути развития науки споры о словах. Как говорил покойный И. Д. Перлов, заместитель Министра юстиции в годы Великой Отечественной войны, о некоторых исследователях, увлекающихся терминологическими дебатами, они вместо того, чтобы двигать науку вперед, занимаются тем, что передвигают ее с места на место. Как мебель в собственной квартире. [516 - Устное народное творчество. Научное, юридическое. Мы восприняли информацию о словах проф. И. Д. Перлова, в годы Великой Отечественной войны молодого, по его собственным словам, самого молодого из всех заместителей наркомов в стране, заместителя наркома юстиции СССР, от В. Т. Томина, у которого Илья Давидович был научным руководителем по кандидатской диссертации. Давно это было. Уже сам В. Т. Томин, бывший в 60-е – 70-е годы прошедшего столетия самым молодым в системе вузов МВД СССР заместителем начальника вуза по учебной и научной работе, отмечает свое 70-летие числит десятками кандидатов юридических наук, подготовкой диссертаций которыми он руководил.] Или – того хуже – в чужой, мало знакомой.
   Изменение терминологии в УПК РФ по сравнению с предшествующим законодательством, принятые подчас без особой надобности, усугубляет трудности восприятия его содержания.
   Мы в данном случае это делаем (изменяем терминологию, распространенную в науке) вынуждено и по нескольким причинам. Первая из них лежит на поверхности и уже названа: изменение уголовно-процессуального законодательства. Как бы мы субъективно не оценивали по тем или иным параметрам, по содержанию или форме тот или иной конкретный позитивный закон – это закон. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Другая причина – в целесообразности уточнения терминологии. Наряду с целесообразностью использования одинаковых терминов для обозначения одинаковых понятий, разумно, чтобы разные понятия обозначались разными терминами. Между тем, ст. 2 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и последовавшие за ними республиканские кодексы союзных республик одним и тем же термином – «задачи уголовного судопроизводства» в своих частях 1-й и 2-й обозначили различные понятия.
   В ч. 1-й речь идет о том, ради чего ведется производство по каждому уголовному делу, к чему должны стремиться соответствующие участники УСП, выполняя возложенные на них уголовно-процессуальные функции (далее – УПФ). Вслед за Н. Н. Полянским, В. Т. Томиным и большинством других представителей Нижегородской школы процессуалистов (далее – НШП) мы полагаем, что в этом случае уместен термин, давно известный процессуальной науке, хотя и не воспринятый законодателем – цель уголовного процесса. (Законодатель использует в судоустройственных актах термин цели правосудия, в уголовно-правовых – цели наказания, а вот термитермином цель уголовного процесса не оперирует).
   Ключ же к пониманию содержания ч. 2-й статьи 2-й Основ, которая описывает совсем другое содержание понятия задачи УСП, чем часть первая той же статьи, мы находим в первых ее словах: «уголовное судопроизводство должно способствовать…» тому, что перечислено в тексте названной статьи далее. Мы понимаем закрепленную в обсуждаемой норме формулировку следующим образом: если по всем (это, конечно, недостижимо) или большинству уголовных дел в стране будет достигаться цель уголовного процесса, то это будет способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению и искоренению преступлений, охране интересов общества, прав и свобод граждан, воспитанию граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции и законов, уважения правил общежития. Из приведенной формулировки действовавшего до 2002 года закона мы убрали несколько прилагательных (социалистический, советский) и существительное – СССР – не потому, что мы против социализма и СССР. Однако в данном контексте сохранение этих формулировок было бы, видимо, некорректным.
   В предыдущем абзаце мы высказали мысль, что достижение цели уголовного процесса по всем уголовным делам, возникающим в стране (не говоря уже о том, что не по всем совершаемым преступлениям уголовные дела возникают – проблема латентных преступлений, впрочем, не только она). Не мы первые утверждаем, что законодатель это понимает и именно из этого положения исходит при формулировании ряда процедурных норм. Впрочем, таких предшественников немного. В. Т. Томин один из немногих.
   Вот что он писал еще тридцать пять лет назад: «Социалистическое общество (из этого молчаливо исходит законодатель) не развилось еще настолько, чтобы цель уголовного процесса достигалась по каждому уголовному делу. Более того, имеются еще ситуации, в которых сигнал о совершенном преступлении не доходит до компетентных государственных органов или игнорируется отдельными недобросовестными работниками – и уголовный процесс вообще не возникает. Абстрактная возможность достижения в социалистическом обществе цели уголовного процесса по каждому уголовному делу имеется. Однако, на наш взгляд, в конкретных условиях взаимодействие различных составляющих (характер преступления, квалификация должностных лиц и их загруженность, различные привходящие обстоятельства и т.д. и т. п.), может привести к тому, что в отдельных случаях эта возможность не станет действительностью. Вопрос – лишь в удельном весе таких случаев. Когда процент казусов, по которым цель уголовного процесса не достигается, превышает определенный предел, уголовное судопроизводство как отрасль государственной деятельности перестает выполнять поставленные перед ним задачи…» [517 - Томин В. Т. Понятие и задачи уголовного судопроизводства // Вопросы борьбы с преступностью: Труды Иркутского государственного университета им. А. А. Жданова, том 85, серия юридическая, вып. 10, часть 4. – С. 76–77.].
   В. Т. Томин писал о социалистическом обществе (или, по крайней мере, об именовавшемся таковым) и законодателе, принявшем УПК РСФСР 1960 г. В современном обществе, социально-экономический ярлык которого еще не устоялся, отмеченная нашим научным консультантом закономерность проявляется еще более явственно, она становится очевидной не только для специалистов-правоведов. Что касается УПК РФ 2001 г., то он в нагрузку к резко ухудшившейся оперативной обстановке добавил еще процедурных сложностей в раскрытии преступлений, предварительном расследовании и разрешении УД, в использовании розыскных и оперативно-розыскных возможностей правоохранительных органов.
   Умножая и раздувая противоречия, из которых и так по своей сущности соткан уголовный процесс [518 - См. Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства // М.: Юрид. литература, 1991. – С. (доп. Посмотреть Агутина, Полякова).], законодатель, с одной стороны, резко увеличивает круг органов, коим разрешено и предписано осуществлять оперативно-розыскную деятельность, а с другой, под давлением лобби организованной преступности и при поддержке ряда юристов, занимающих ученые и не очень должности загоняет в тупик использование в уголовном судопроизводстве результатов ОРД в нуждах доказывания.

ГЛАВА 9.
Функции-задачи органов и должностных лиц, ведущих процесс и их место в механизме достижения ЦУП

Разделение властей не предполагает отделение суда от общества.
В. Д. Зорькин,
Председатель Конституционного суда России [519 - Зорькин В. Д. Белые одежды для черной мантии… РГ. 10.12.04. – С. 9].

Полезность органов правосудия и других правоохранительных органов, эффективность их служения людям надо оценивать в зависимости от их способности понимать свое место в служении обществу и решать указанные ему обществом задачи.
В. Т. Томин,
Заслуженный деятель науки России.

§ 1. Место и роль в системе целеполагания уголовного судопроизводства функций-задач государственных органов и должностных лиц, ведущих процесс

   Действия исследователя по выделению из совокупности участников уголовного процесса (участников уголовного судопроизводства, субъектов уголовного процесса, субъектов уголовного судопроизводства) такой структурной группы как государственные органы и должностные лица, ведущие процесс, не основываются на тексте и структуре УПК РФ 2001 г. Эта группа традиционно выделялась авторами, основывавшимися на УПК РСФСР 1960 г. [520 - Безлепкин Б. Т., Томин В. Т. Участники советского уголовного процесса // Практикум по советскому уголовному процессу. Выпуск 1. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Под общей ред. В. Т. Томина и И. А. Зинченко. – Н. Новгород: Горьковская ВШ МВД СССР, 1981. – С. 29 – 30.]
   В УПК РФ, как известно, четырьмя главами раздела II участники уголовного судопроизводства разбиты на 4 группы, среди которых нет названной нами.
   Однако, мы не думаем, что это порочит классификацию и основания деления, из которых мы исходим, из которых исходили многие авторы до нас. Любая классификация и другие методы анализа, синтеза и описания явлений объективной реальности (в данном случае – реалий уголовного судопроизводства, состава и характера его участников) – это инструментарий исследователя, избранной им для решения конкретной задачи. Важно не столько то, чтобы принятая классификация соответствовала другим текстам (очень может быть, что перед авторами других текстов стояли другие исследовательские, а, может, и не исследовательские, задачи).
   Гораздо важнее то, чтобы при осуществлении классификации были соблюдены законы научного творчества.
   Рискнем сказать больше. Закрепление классификаций в правовых актах, наряду с положительными последствиями, влечет за собой и реальные опасности. Классификации, как и другие оказавшиеся в законе формулировки общего характера, непосредственному применению не подлежат. Для того, чтобы в конкретной жизненной ситуации они были применены конкретным следователем или судьей, нормы должны носить технологический характер: в уголовно-процессуальном праве, в частности, они должны представлять из себя правила поведения участников уголовного процесса (очевидные, как в большинстве норм особенной части, или же трансформированные, как правила доказывания).
   И еще. Если классификация, осуществленная одним исследователем (их группой), закрепляется в норме права, она приобретает характер приказа. Не влечет ли это за собой усиление опасности стагнации в науке?
   Раздел II УПК РФ 2001 г. осуществляет разбиение участников уголовного судопроизводства на следующие четыре группы:
   1) суд;
   2) участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения;
   3) участники уголовного судопроизводства со стороны защиты;
   4) иные участники уголовного судопроизводства.
   Теоретическая обоснованность и практическая целесообразность принятой УПК РФ 2001 г. системы структуризации участников уголовного судопроизводства и даже соответствие ее отдельным, в том числе и конституционным, нормам современного отечественного законодательства вызывает и, видимо, не только у автора, серьезные сомнения.
   1) Последствиями анализируемой структуризации явилось выделение в особую группу суда и отделение от него других государственных органов. Между тем, подобный подход, по нашему мнению, вступает в противоречие с Конституцией РФ. Ст. 129 в ней, единственная в Основном законе, регламентирующая организацию прокуратуры, находится как раз в главе 7, озаглавленной так: «Судебная власть». Правда, ст. 129 Конституции РФ 1993 г. содержит лишь судоустройственные, касающиеся прокурорской власти положения, однако, помещение их в главу, регламентирующую положения относящиеся к судебной власти, обязывало УПК дать принципиальные положения, касающиеся ее взаимодействия с властью прокурорской.
   Заметим также, в предвидении возможных реплик, что термин власть применительно к прокурору использовался уже Уставом уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г. (см. отделение четвертое главы первой раздела второго). [521 - Мы пользуемся следующим источником: Устав уголовного судопроизводства Российской империи // Свод законов Российской империи: Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, постановлениями, изданными в порядке ст. 87 Зак. Осн., и позднейшими узаконениями. В пяти книгах / Под ред. и с примеч. И. Д. Мордухай-Болтовского. – Книга пятая. Томы ХIII–ХVI. – СПб.: Русское кн. товарищество «Деятель», 1913. – Том ХVI. – 680 с. (Страницы указаны раздельно для каждого тома).]
   2) Противоречит всем предшествующим отечественным источникам уголовно-процессуального права, начиная с Устава уголовного судопроизводства Российской империи 1864 г., включение в обвинительную команду следователя, дознавателя и начальника следственного отдела.
   В связи с включением в обвинительную команду следователя, целесообразно, наверное вспомнить, что по УУС следователи вообще были судебными. И начальство у них было – окружные суды.
   Включение в группу обвинителей следователя уже вызвало критическую, хотя и совсем не решительную, реакцию Конституционного суда РФ.
   С другой стороны, в классификационную группу «участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения», наряду с государственными органами и должностными лицами, обеспечивающими движение уголовного дела к достижению цели уголовного процесса ex officio, [522 - Чтобы не уходить слишком далеко от формулировок УПК РФ 2001 г. и не давать этим дополнительной возможности спорить о словах, можно в вербальном согласовании с его ст. 6 сказать и так: «наряду с государственными органами и должностными лицами, обеспечивающими движение уголовного дела к исполнению своего установленного законом назначения».] входят субъекты, защищающие в уголовном процессе свой личный (или договорной) интерес, далеко не всегда законный: потерпевший, частный обвинитель, гражданский истец, представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя.
   Тем самым нарушаются одно из элементарных научных требований к классификации: постоянство (единство) классификационного признака (основания деления) [523 - Иванов Е. А. Логика: Учебник для студентов юрид. вузов и фак./ Е. А. Иванов. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – С. 84-90; Ивлев Ю. В. Логика: Учебник. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2005. – С. 178–193.]. Генеральная совокупность (делимое – в терминологии науки логики) должна быть разделена на группы по одному и тому же основанию деления (признаку).
   Функциональная значимость классификации, ее полезность проверяема. Мы полагаем, к примеру, что образовавшиеся в результате операции классификации члены деления (классификационные группы) должны обладать хотя бы некоторыми едиными для всех образующих группу составляющих.
   3) Представляется также неполным перечень участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения, предлагаемый п. 47) ст. 5 и его раскрытие в главе 6 УПК РФ.
   Попытаемся обосновать этот вывод. Ст. 5 в п. 58 определяет участника уголовного процесса как лицо, принимающее участие в уголовном судопроизводстве. Определение, на наш взгляд, в качестве рабочего, предельно сокращенного, правильное, к тому же подкрепленное авторитетом законодательной власти. Его недостаток – в сложности использования в сложных ситуациях правоприменительной деятельности, поскольку оно не раскрывает содержания термина «участие». Обратимся поэтому к содействию доктринального толкования термина «участник».
   Б. Т. Безлепкин и В. Т. Томин называют следующие признаки участников уголовного судопроизводства, ведущих процесс: собственные задачи, стоящие перед каждым из этих органов; их компетенция (совокупность прав и обязанностей); обстоятельства, в силу которых лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, не вправе участвовать в производстве по уголовному делу и подлежат отводу. [524 - Безлепкин Б. Т., Томин В. Т. Участники советского уголовного процесса // Практикум по советскому уголовному процессу. Выпуск 1. Изд.2-е, перераб. и доп. / Под общей ред. В. Т. Томина и И. А. Зинченко. – Н. Новгород: Горьковская ВШ МВД СССР, 1981. – С. 29– 30.]
   Мы солидарны с названными авторами. То, что они написали, правильно. Однако, перед ними стояли другие задачи, для их разрешения им и понадобился охарактеризованный нами инструментарий. Нам же, для решения той исследовательской задачи, которая стоит сейчас перед нами – показать пробельность перечня, предлагаемого УПК РФ, – более приемлемой представляется следующая дефиниция: участниками уголовного судопроизводства являются лица, чье участие в судопроизводстве выражается в выполнении хотя бы одного процессуального действия и, следовательно, участие хотя бы в одном правоотношении.
   В связи со сказанным мы вынуждены констатировать: оказался бездомным, не включенным ни в группу участников судопроизводства со стороны обвинения ни в какую другую группу начальник органа дознания, который в соответствии с ч. 4 ст. 225 УПК РФ утверждает составленный дознавателем обвинительный акт.
   Ни в одну из групп Уголовно-процессуальным кодексом не включены также следующие участники уголовного процесса: следственная группа (ч. 1 ст. 163); руководитель следственной группы (части 2–5 ст. 163); член следственной группы (ч. 5 ст. 163).
   Следственно-оперативной группе (СОГ), ее руководителю и членам действующий УПК РФ в статусе участника уголовного процесса, по нашему мнению, отказывает. Об этом свидетельствуют формулировка, содержащаяся в ч. 2 ст. 163: к работе следственной группы могут быть привлечены должностные лица органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. Указаний о процессуальном статусе таких привлеченных в уголовно-процессуальном законе мы не нашли.
   Следователь вправе привлечь к участию в следственном действии должностное лицо органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, и по тому делу, производство по которому он осуществляет единолично, без образования СОГ (ч. 7 ст. 164 УПК РФ).
   4) Группа «иные участники уголовного судопроизводства» носит сборный характер. В ней объединены УУП, выполняющие существенно различные уголовно-процессуальные функции.
   Сложность уголовно-процессуального исследования объекта, имеющего в своем наименовании слово «функция», обусловлена, кроме всего прочего, многозначностью этой единицы языка (С. И. Ожегов). Это обстоятельство побуждает нас использовать его в качестве уголовно-процессуального термина только в сопровождении других, уточняющих или дополняющих, слов. Именно поэтому уже в наименовании настоящей главы в дополнение к появившемуся ранее термину уголовно-процессуальные функции появляется термин, обозначающий понятие функции-задачи государственных органов и должностных лиц, могущих выступать в конкретных уголовных делах в качестве участников уголовного судопроизводства. «Могущих» потому, что, к примеру, прокурор или следователь по должности, совершенно так же, как и судья – это еще не участник уголовного судопроизводства. Каждый из них сможет стать участником процесса либо в связи с возложенными на него должностными обязанностями, либо в связи с указанием руководителя, либо после того, как в порядке, предусмотренном процессуальным законом, вступит в процесс в качестве участника конкретного уголовного дела.
   Забегая вперед, скажем, в этом случае часть функций-задач соответствующего государственного органа или должностного лица трансформируется в соответствующую уголовно-процессуальную функцию. Предложенное нами наименование структурной части генеральной совокупности «участники уголовного процесса», представляющее, по существу, небольших размеров дефиницию, по законам развития языка в дальнейшем тексте, естественно, будет понемногу сокращаться.
   Подводя промежуточный итог, скажем следующее: Широко распространенный, хотя и не всеми однозначно понимаемый термин уголовно-процессуальные функции следует соотносить с вводимым диссертантом понятием функции-задачи государствен-ных органов и должностных лиц, могущих стать участниками уголовного судопроизводства. Одно из главных направлений этого соотношения заключается в том, что УПФ, возлагаемые на те или иные категории возможных участников уголовного процесса – должностных лиц, должны соответствовать функциям-задачам, возлагаемым на соответствующие органы и должностных лиц соответствующими положениями об этих органах и утвержденными предусмотренными определенным законом образом должностными обязанностями.
   Сложность с употреблением такой единицы языка как функция усугубляется недостаточно строгим отношением некоторых авторов к употреблению подобных терминов.
   В научной и учебной литературе понятие, обозначаемое термином уголовно-процессуальные функции, раскрывается двумя различными способами. (Ниже излагается материал, коррелирующий с материалом, изложенным раньше, в главе 4-й).
   Чаще и, пожалуй, строже под уголовно-процессуальной функцией понимают отдельное направление, вид, сторону или модель уголовно-процессуальной деятельности. [525 - Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. – М., 1961. – С. 37; Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. В 2-х тома / Т. 1. – М.: Наука, 1968. – С. 188; Кокарев Л. Д. Участники правосудия по уголовным делам. – Воронеж: Изд. ВГУ, 1971. – С. 50– 52. Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. – М.: Наука, 1975. – С. 30.] Другие авторы именуют функцией специальное назначение и роль участника уголовного процесса. П. С. Элькинд писала: «Под функциями уголовного процесса следует понимать определяемое нормами права и выраженные в соответствующих направлениях уголовно-процессуальной деятельности специальное назначение и роль их участников». [526 - Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. – Л.: Изд. Ленинградского у-та, 1963. – С. 54.] Выделение курсивом осуществлено самим автором. Т.о., П. С. Элькинд придает этому тексту значение дефиниции. Однако, по нашему мнению, приведенное определения недостаточно отчетливо выражает позицию исследователя. Поэтому приведем следующую за дефиницией фразу, в которой курсив принадлежит уже нам. «Функция уголовного процесса, следовательно, это не вид и не само направление уголовно-процессуальной деятельности, а выражение в соответствующих направлениях такой деятельности назначения и роли ее участников». [527 - Там же. – С. 54– 55.]
   Анализируя сложившееся противостояние, М. Л. Якуб констатировал: «В литературе указанное понятие (уголовно-процессуальная функция. – А. П.) рассматривается, по меньшей мере, в двух аспектах. …Рассмотрение понятия процессуальной функции в обоих названных аспектах представляется необходимым. В первом случае говорится о том, какие виды процессуальной деятельности характеризуют советский уголовный процесс, что представляет из себя каждая из них… В отличие от этого, во втором случае речь идет о функциях каждого органа и лица, участвующего в процессе, рассматривается вопрос о том, что составляет функцию суда, прокурора, защитника, эксперта и т.п., о процессуальном назначении каждого из них… Не следует поэтому смешивать понятие процессуальной функции, рассматриваемое в одном из аспектов, с тем же понятием, но рассматриваемым в другом из аспектов» [528 - Якуб М. Л. О понятии процессуальной функции в советском уголовном судопроизводстве // Правоведение: Известия высших учебных заведений. 1973. № 5. – С. 83–84.]. По нашему мнению, это необходимое предостережение.
   Конечно, в реальном уголовном судопроизводстве существует и то и другое: и направления уголовно-процессуальной деятельности и выраженные в них роли участников. Конечно, между указанными явлениями реального уголовного процесса и отражающими их понятиями существует тесная взаимосвязь. Однако, это совсем не означает, что при описания и анализе хотя и тесно связанных между собой, но различных объектов должны применяться одинаковые языковые единицы – термины.
   С целью размежевания терминов для обозначения элемента содержания целеуказания, характеризующего те задачи, которые возлагаются на органы и должностных лиц, принимающих (могущих принять) участие в уголовном судопроизводстве в качестве участников уголовного процесса, мы пользуемся термином функции-задачи. Если ранее рассмотренные термины уголовно-процессуальные функции и задачи уголовного судопроизводства означают понятия, свойственные уголовному судопроизводству, судопроизводственные понятия, то термин функции-задачи, по нашему мнению, – термин судоустройственный.
   Понятие функций-задач в нашем описании и анализе означает те возложенные на правоохранительные органы и суды и соответствующих должностных лиц обязанности (заботы), которые реализуются в сфере уголовного судопроизводства.
   К примеру, функция-задача следователя – осуществление предварительного расследования в форме предварительного следствия. Если поверить УПК РФ 2001 г., то его уголовно-процессуальная функция – обвинение. Мы начали описание с такого органа как следователь по следующей причине: следователь это единственный орган, из реализующих свою функцию-задачу в сфере уголовного судопроизводства, у которого функция-задача – одна, единственная. Это производство предварительного следствия. Впрочем, в отечественном уголовном процессе такая кристальная ясность была только с 1984 года по год 2001. С вступлением в силу УПК РФ до того теоретически безупречная ситуация с функциями-задачами следователя и необходимыми (допустимыми) способами его участия в деле затуманилась.
   В соответствии с п. 7) ч. 3 ст. 151 УПК следователям прокуратуры может быть поручено производство дознания по преступлениям, длинный перечень которых (103 состава) содержится в п. 1) ч. 3 ст. 150 УПК. Число 103 должно быть увеличено, поскольку другой пункт той же статьи предусматривает возможность прокурора своим письменным указанием поручать следователю производство дознания и об иных преступлениях небольшой и средней тяжести.
   В соответствии с п. 8) ч.3 ст. 151 УПК следователям органов по контролю за оборотом наркотических средств может быть поручено производство дознания по УД о преступлениях, предусмотренных статьями 228 ч. 1, 228.2, 230 ч. 1, 231 ч. 1, и 233 и 234.
   В соответствии с ч. 4) ст. 37 УПК в случаях, когда предварительное расследование было проведено в форме дознания, прокурор вправе поручить поддержание обвинения в судебном заседании следователю, производившему дознание по рассматриваемому делу. Т.о. с введением в действие УПК РФ 2001 г. следователь утрачивает уникальное положение субъекта с единственной функцией-задачей.
   Под очень своеобразным углом зрения трактует функцию-задачу следователя и саму его фигуру В. С. Букина, предпринявшая попытку «рассмотреть проблему целеполагания предварительного следствия» и «разделения следственного труда на иллюзорный (мифический) и теневой (операциональный)» [529 - Букина В. С. Профессиональная коллизия и средства ее преодоления // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 41.]. Под мифическим этот бывший следователь и многолетний доцент Высшей следственной школы понимает следственный труд в том виде, в каком он официально представляется, например, в законе. Операциональный (теневой) [530 - Термин «теневой» заимствован автором у экономистов. См.: Рейсман В. М. Скрытая ложь. – М., 1988. – С. 27.] – труд следователя, каким он является на самом деле.
   У близко примыкающего к нему по содержанию деятельности органа дознания и функций-задач и уголовно-процессуальных функций несколько. Можно даже сказать, много. Отнюдь не все функции-задачи органа дознания реализуются в сфере уголовного судопроизводства.
   Не одну уголовно-процессуальную функцию исполняет, точнее, может исполнять, и адвокат. Наиболее распространено его участие в процессе в качестве защитника подозреваемого или/и обвиняемого. Кроме этого, в качестве представителя гражданского истца и ответчика. По разным делам он может выступать, как на стороне защиты, так и на стороне участников процесса, пострадавших от преступления, которое является предметом уголовного судопроизводства. [531 - Точнее – важного элемента предмета УСП. Предмет уголовного судопроизводства в полном составе – виновность определенного лица (в разных процессуальных ипостасях) в совершении преступления.] В англосаксонском процессе адвокат может выступать в качестве обвинителя. Возможно, именно широкое распространение такой практики в США позволяет им обеспечивать пропускную способность системы уголовной юстиции меньшим количеством судейских должностей, чем, к примеру, в ФРГ.
   У нас возникало сомнение, может ли адвокат, не являющийся должностным лицом и не находящийся на государственной службе, рассматриваться как лицо, обладающее в числе своих обязанностей функциями-задачами. Ответ на этот вопрос, видимо, не очень сложен. Естественно, обладает. Только основа, на которой возникают эти обязанности иная, чем у государственного служащего, следователя или прокурора, например, – договорная. Прокурор, судья, следователь действуют ex officio, адвокат – выполняя принятые на себя по контракту обязательства.
   Не можем не обратить внимания на следующее обстоятельство. В Соединенном королевстве Англии и Северной Ирландии закон обязывает адвокатов при ведении гражданских дел в письменной форме предупреждать клиентов о том, что при подозрительности сделки адвокат обязан уведомить о ней компетентный правоохранительный орган. Установлен специальный порядок передачи подобной информации через адвокатскую палату и в Республике Франция. [532 - Зыкова Т. Кому достанется «тайна вклада»: Теперь и адвокатам, нотариусам, бухгалтерам предлагают сообщать о сомнительных клиентах, но добровольно // РГ. 08.06.04. – С. 1, 2.]
//-- Служебная или договорная (для адвоката) обязанность стремиться к достижению публичных целей и личные интересы. К вопросу о профессиональной нравственности --//
   Не очень давно медики проревизовали клятву Гипократа. Они модифицировали свои обязательства в зависимости от условий исполнения врачебной деятельности, создаваемых для ее осуществления обществом и государством. Создаваемых не вообще, а именно сегодня.
   А вот кто приведет нравственные требования к сотрудникам милиции, следователям, прокурорам и судьям в соответствия с создаваемыми им государством и обществом условиям их деятельности?
   Вот именно в этой связи отметим следующее обстоятельство: правоохранительная система создана для решения публичной задачи защиты общества от преступлений и правонарушений – борьбы с преступностью и другими правонарушениями, сдерживания преступности и правонарушений, контроля преступности и правонарушений и т.д. В то же время каждый ее функционер озабочен собственными делами, собственной жизнью: детьми, женой, любовницей, зарплатой, отпуском и т.д. Детей надо выучить, с женой жить, в худших случаях – сосуществовать, любовницу скрывать, иногда содержать и т.д. и т.п. Эти заботы нередко вступают в противоречие с имеющимися у индивида возможностями, материальными, временными, другими.
   Сказанное относится, конечно, не только к сотрудникам правоохранительной системы и судьям. «…Всякий организм, – пишет Н. Винер, – скрепляется наличием средств приобретения, использования, хранения и передачи информации. …Эти средства суть пресса (книги и газеты) [533 - Видимо в американизированном английском или у переводчиков книги Н. Винера несколько иное понимание прессы, чем у нас.], радио, телефонная связь, телеграф, почта, театр, кино и церковь. Помимо своего непосредственного значения как средства связи все они служат другим, вторичным целям. Газета – средство рекламы и средство наживы для ее владельца, также как кино и радио. Школа и церковь не только убежище ученого и святого, но также жилище воспитателя и епископа. Книга, не приносящая прибыли ее издателю, вероятно, не будет издана и, конечно, не будет переиздана». [534 - Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине / Перевод с англ. И. В. Соловьева и Г. Н. Поварова. Под ред. Г. Н. Поварова. – М.: Наука, 1983. – 340 с.]
//-- Место и роль в уголовном судопроизводстве участников уголовного процесса, отстаивающих свои законные интересы --//
   На формирование системы уголовно-процессуальной деятельности оказывает влияние не только реализация своих функций-задач государственными органами и должностными лицами, но и действия УУП, порождаемые отстаиванием ими своих интересов и стремлением в этих же или других целях воспрепятствовать удовлетворению интересов других участников уголовного судопроизводства. Тенденция развития отечественного судопроизводства такова, что удельный вес детерминации уголовного судопроизводства действиями по защите личных интересов, как по большинству уголовных дел, так по уголовному судопроизводству в целом, растет. Принятие УПК РФ 2001 г. – узловой пункт на пути этих тенденций.
   Интересы, отстаиваемые в УСП участниками уголовного процесса, а это нередко забывается, бывают законными и незаконными. Под законными интересами участника уголовного процесса мы понимаем интересы каждого УУП, признаваемые законом таковыми и обеспечиваемые на этой основе предоставляемыми этим лицам процессуальными правами и коррелирующими (корреспондирующими) с ними обязанностями других лиц и органов – контрагентов.
   В пределах производства по отдельному уголовному делу государственные органы мало что могут сделать для того, чтобы в детерминации поведения участников уголовного процесса преобладали законные интересы. Однако они могут и обязаны построить производство так, чтобы отстаивание интересов осуществлялось законными средствами.

§ 2. Взаимодействие функций-задач в правоохранительной и судебной деятельности

   Бертран Рассел утверждал, что юристы в поисках метода достижения истины пользуются, в основном, дедукцией. [535 - Рассел Б. Словарь разума, материи и морали… – С. 104– 105.] Это трудно отрицать. Однако в исследовании вопроса о взаимодействии функций-задач правоохранительных органов, объединении их усилий в достижении цели уголовного процесса и, тем самым, в разрешении задач уголовного судопроизводства мы позволим себе немного поэксперементировать и начать с индукции, с описания и анализа конкретной правоохранительной, совершенно исключительной ситуации.
   Начнем описание с совместного приказа Начальника управления внутренних дел и прокурора Саратовской области, Начальника Саратовской Высшей школы МВД РФ № 565/76/168 от 12.10.95. Этим приказом на базе межрайонного отдела по раскрытию тяжких преступлений была создана совместная группа по раскрытию тяжких преступлений против личности и в сфере экономики, совершенных членами организованных преступных группировок в г. Саратове. В состав группы были включены прокуроры и следователи прокуратуры и МВД (13 человек), оперативный состав уголовного розыска и БЭП (16), подразделение силового обеспечения из сотрудников 7-й роты полка ППСМ (30). [536 - Для получения приведенной информации помимо текстов приказов использовались публикации СМИиП. См., в частности: Кислов А. Прыжок саратовской «Кобры» // Известия от 28.08.96 (№ 160).]
   Состав созданной СОГ (она получила наименование «Кобра») не был бы уникальным, если бы в нее не входила еще одна сторона. Именно поэтому в приказе появляется третья подпись – подпись начальника специализированного вуза МВД. Уже в другом приказе содержится следующий абзац, который мы приведем полностью: «Для наработки опыта работы СОГ, внедрения в ее деятельность новых эффективных форм и методов по просьбе УВД области начальником Саратовской Высшей школы МВД РФ по согласованию с руководством Главного управления кадров и учебных заведений МВД РФ был временно прикомандирован доцент кафедры уголовного процесса СВШМ (в аббревиатуре наименования вуза здесь небольшая ошибка. Надо – СВШ МВД РФ. – А. П.) полковник милиции Колдин В. А., который включен в состав СОГ как один из ее руководителей». [537 - Приказ Начальника Управления внутренних дел Саратовской области от 22.08.96 № 515 О следственно-оперативной группе, созданной приказом УВД и Прокуратуры Саратовской области, СВШ МВД РФ № 565/76/168 от 12.10.95.]
   Т.о. в составе единой следственно-оперативной группы взаимодействовали: функция-задача осуществления оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел; функция-задача осуществления предварительного следствия прокуратуры; функция-задача осуществления предварительного следствия органами внутренних дел; функция-задача осуществления прокурорского надзора за предварительным следствием; функция-задача органов внутренних дел по силовому обеспечению оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельностей; и даже функция-задача специализированного вуза МВД по распространению передового опыта.
   Объединение в одном подразделении столь различных функций не могло не вызвать и вызвало возражения. Ну, как же: срабатывал столь известный жупел «сращивания». Под одной крышей и следователи, и оперативники, и силовики, и даже прокуроры за всеми ими надзирающие. Явление, противоречащее многим уголовно-процессуальным канонам.
   Однако прежде, чем высказать свою позицию по поднятой проблеме, приведем результаты работы необычного подразделения. СОГ «Кобра» работала на редкость эффективно. На ее счету за год работы – около трехсот раскрытых и расследованных уголовных дел. 37 из них – по делам об убийствах и покушениях на убийства. За тот же период «Кобра» направила в суд 4 уголовных дела по бандитизму. «Привлечены к уголовной ответственности свыше двухсот лидеров и членов преступных сообществ и групп» [538 - Цифры столь впечатляющи, что мы для перестраховки воспользовались их изложением в солидной газете. См.: Кислов А. Прыжок саратовской «Кобры» // Известия от 28.08.96 (№ 160).]. Газета называет «погоняла» (клички) или фамилии восьми преступных авторитетов. «Кобра» подняла несколько неперспективных дел, расследование которых было приостановлено, и довела их до конца. В частности, громкое убийство в 1992 году руководителей Саратовской товарно-сырьевой биржи Малькова и Сатарова». [539 - Там же.]
   Так, не перевешивают ли результаты работы конкретного подразделения догматические, в значительной мере чисто умозрительные, доводы об опасности пресловутого «сращивания»?
   Сколько вреда принес реальному раскрытию преступлений и расследованию уголовных дел, скольких участников процесса подтолкнул к фальсификации пункт 3а ст. 67 УПК РСФСР 1960 г., предусматривавший в качестве основания для отвода эксперта его участие в деле в качестве специалиста, прежде чем был отменен? Мотивировался запрет, естественно, тем обстоятельством, что и у следственных и экспертных подразделений органов внутренних дел один вышестоящий начальник, который может повлиять на выводы эксперта. Однако, те кто сохранил в памяти ход судебно-следственной реформы конца 50-х–начала 60-х годов, помнят видимо, что указанного запрета не было в первоначальном тексте кодекса, он появился в августе 1966 г., после того, как не получило поддержки законодателя предложение вовсе лишить мощный и квалифицированный научно-технический аппарат МВД права производства экспертиз.
   Очень показательно, что разработчики УПК РФ 2001 г. не просто исключили такое основание отвода эксперта, но и в п. 1 ч. 2 ст. 70 подчеркнули: предыдущее участие эксперта в производстве по уголовному делу в качестве эксперта или специалиста не является основанием для отвода.
   Заметим, если судить по зарубежным источникам, то на Западе этого самого «сращивания» не очень-то и боятся. В Лондоне существует Управление по борьбе с крупными мошенничествами. Оно включает в себя экспертов-бухгалтеров, экономистов, финансистов; сотрудников полиции различных специализаций, силовое подразделение. А возглавляет это управление судья, впрочем, может быть выходец из судей. В Соединенном Королевстве, как и в США, судьи, перешедшие на другую работу, сохраняют за собой почетный титул.
   В КНР Верховная народная прокуратура имеет собственные войска.

ГЛАВА 10.
Место нормативных актов в системе целеполагания и их роль в обеспечении достижения ЦУП

Те, кто верит в дедукцию как метод достижения знания, вынуждены где-то искать свои посылки, обычно – в священной книге. Дедукция из вдохновенных книг – это метод достижения истины, которым пользуются юристы, христиане, последователи Мухаммеда и коммунисты.
Бертран Рассел [540 - Рассел Б. Словарь разума, материи и морали… – С. 104– 105.]

§ 1. Место нормативных актов в системе целеполагания

   Уголовно-процессуальное законодательство, издание нормативного правового акта, даже их системы – не цель государства и/или общества. Оно – средство достижения определенных целей.
   Это средство может быть эффективным, может – бесполезным, а может и вредным, как касторка при стремлении остановить диарею.
   В словах, определенных нами в эпиграф, среди категорий лиц, использующих в качестве способа познания истины ссылки на свою «священную» книгу, Бертран Рассел поставил юристов на первое место. В этом, наверное есть логика. Вопрос только вот в чем: можно ли назвать современные отечественные уголовно-процессуальный и уголовный кодексы священными и, тем более, вдохновенными книгами?
   Если возникает, причем отнюдь не безосновательно, подобный вопрос, то в пору продолжить цитирование Рассела. «…Дедукция как средство достижения знания разрушается, когда ее посылки подвергаются сомнению». [541 - Там же. – С. 105.]
   Один из величайших философов (к сожалению, не юрист) ХХ века лорд Бертран последователен в приведенном выше суждении. Подходя к ситуации с другой стороны, он пишет: «Как только мы отказываемся от своего разума и довольствуемся опорой на авторитет, сразу появляется множество затруднений. На чей авторитет опираться? Ветхого Завета? Нового Завета? Корана? На практике люди выбирают книгу, которая считается священной в том сообществе, в котором они рождены, и выбирают из нее фрагменты, которые им нравятся, игнорируя другие (подчеркнуто нами. – А. П.). Одно время наиболее авторитетным текстом Библии было: «Ворожеи не оставляй в живых». В наши дни люди обходят этот текст молчанием, если это возможно, а если нет, выражают сожаление. Таким образом, даже если есть у нас священная книга, мы все равно считаем истиной то, что совпадает с нашим предубеждением (подчеркнуто нами. – А. П.)» [542 - Там же. – С. 105.].
   Для уголовного судопроизводства, может быть, не только для него, положение усугубляется. Из драмы жанр конкретной жизненной ситуации переходит в трагедию. Трагедия правовой сферы состоит в том, что предубеждения, закрепленные в законе, становятся обязательными и для тех, кто не предубежден. Участники уголовного судопроизводства, даже и сомневаясь в целесообразности и даже законности тех или иных законодательных установлениях, обязаны руководствоваться ими.
   Не есть ли абсолютизация процессуальной формы, которой столь богат, особенно в отношении процедуры доказывания и оценки доказательств, действующий УПК РФ 2001 г., проявление отказа от разума судьи, прокурора, следователя, оперативного работника, наконец, подмена институализированным словом законодателя разума и опыта тех, кто работает с живым уголовным делом, кто видит истерзанные тела потерпевших в натуре. Естественно, мы ни в коем случае не выступаем против законодательствования, как способа детерминации уголовного процесса. Эмоции, наверное, должны остыть, прежде, чем станут нормами. Однако, столь же опасно влияние на законодательство предубеждений тех, кто тем или иным образом оказался причастным к созданию УПК или к обучению юристов?
   Формальная теория оценки доказательств появилась в Западной Европе во времена становления абсолютизма. Монархи, становясь абсолютными, стремились подчинить себе все, в том числе и правосудие, остановить своеволие феодалов и назначаемых ими судей. В отношении стремившихся утвердить свою власть монархов все понятно. Однако, чем же объяснить возрождающееся тяготение к этой теории в наши дни в России? Возрождением феодализма? Или абсолютизма? Если не считать попытки Б. Н. Ельцина воссоздать удельные княжества, высказанные предположения, конечно, нелепы.
   Одна из устойчивых черт человеческой психики – считать наиболее важным то, чем соответствующий субъект занят в данной ситуации и в данный момент. «Занят» – это не обязательно делает. Можно быть занятым обдумыванием, отстаиванием, пропагандой каких-либо идей. Каждое из этих и других, здесь не упомянутых, занятий также способствует переоценке соответствующей идеи. Указанной психической аберрации подвержены: и индивид, и группа индивидов, и народ, и общество и т.п. (перечень не очень строгий и не исчерпывающий).
   В предыдущих абзацах мы говорили о человеке вообще. Правоведы – не исключение. Им свойственно преувеличивать роль права, особенно писанного (статутов), роль процессуальной формы в жизни общества. Процессуалисты, в том числе те из них, которые занимаются уголовным судопроизводством, тоже не исключение.
   Менее других подвержены указанному влиянию практики уголовно-процессуальной деятельности, ибо они погружены не в среду правовых текстов, а в реальное уголовное судопроизводство. Его (реального уголовного судопроизводства) проблемы, редко разрешаемые одним только законодательством, не дают следователю, дознавателю, оперативному уполномоченному, прокурору, судье и адвокату слишком крениться в сторону правового регулирования и не слишком толкают их к переоценке роли права. Нередко практик-юрист в повседневной деятельности влияние текстов нормативных актов, напротив, недооценивает.
   Иное дело, по нашему мнению, с теми индивидами, которые профессионально занимаются теорией уголовно-процессуального права, и особенно с профессиональными преподавателями уголовного процесса. И вот уже появляются вместо учебников уголовного процесса (уголовного судопроизводства) учебники уголовно-процессуального права. [543 - Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П. А. Лупинская. с.;. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Юристъ, 1999. – 696 с.; Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. Ред. П. А. Лупинская. – М.: Юристъ, 2004. – 800 с.; Толеубекова Б. Х. Уголовно-процессуальное право республики Казахстан. Общая часть: Курс лекций. В 2-х книгах. – Караганда: КВШ МВД РК, 2004 (кн. 1), 2005 (кн. 2). – 196 с. (кн. 1), 184 с. (кн. 2).] Что замышляли подчеркнуть изменением наименования создатели таких учебников, нам не ведомо. Мы не нашли объяснений в самих этих учебниках. Сами же мы пользы не смогли усмотреть в отступлении от вековых традиций дихотомии учебных дисциплин: материальное уголовное право, однако процедура его реализации – уголовный процесс, опять же – материальное гражданское право, но – гражданский процесс.
   Иллюстраций приводимых в сноске предостаточно. [544 - Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Часть общая: Лекции. В 2-х т. – М.: Наука, 1994. – Т. 1 – 380 с., Т. 2 – 393 с. / В совр. изд. воспроизведены: Русское уголовное право. Часть общая: Лекции Н. С. Таганцева. Изд. 2-е, пересмотренное и доп. СПб, 1902; Советское уголовное право. Часть общая: Учебник для юрид. факультетов и институтов / Под ред. проф. В. Д. Меньшагина, проф. Н. Д. Дурманова и чл. – корр. АН СССР П. С. Ромашкина. – М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1962. – 450 с.; Курс советского уголовного права. Часть общая. – Л. 1968; и др. Но: Баршев Я. И. Основания уголовного судопроизводства. – 1841; Любанский А. Сборник русских уголовных процессов. В 3-х т. – 1865–1867; Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. – СПб: Сенатская типография, 1910. – 572 с.; Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. – СПб.: Сенатская типография, 1912. – 566 с.; Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство: Пособие к лекциям. Третье пересмотр. изд-е. – Петроград: Юрид. кн. склад «Право», 1916. – 597 с.; Уголовный процесс: Учебник для специальных средних учебных заведений / Под общей ред. Б. А. Викторова. – М. 1970; Уголовный процесс. М.: Юрид. лит., 1972. – 584 с.; Уголовный процесс БССР: Учебное пособие для юрид. вузов / Под ред. С. П. Бекешко, Е. А. Матвиенко. – Мн.: Высш. школа, 1979. – 544 с.; Уголовный процесс: Учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «юриспруденция» / Под ред. В. П. Божьева. 4-е изд. перераб. и доп. – М.: Спарк, 2004. – 671 с. и многие др.]
   Наличие констатированной аберрации в сознании правоведов-теоретиков и, особенно, преподавателей и законодателей не есть хорошо, и не есть плохо. По нашему мнению, это неизбежно. Из этого нужно исходить. Негативные последствия этой неизбежности надобно принимать во внимание и последствия их – корректировать.
   Каждый уголовно-процессуальный, как и любой другой отраслевой, нормативный акт издается с определенной – своей – целью. Иногда цель, ради которой издается закон, замысел закона рождаются в среде законодателей, чаще инициируется со стороны, а у сторон интересы разные, противоречивые.
   Возможности влиять на законодательный процесс, лоббировать свои интересы у сторонних субъектов разные. При этом далеко не всегда лобби правоохранительных органов, того или иного из них, оказывается сильнее лобби частных интересов, в том числе и криминальных. Выводы очевидны.
   С другой стороны, общей для всех уголовно-процессуальных нормативных актов, кроме индивидуальной цели, является цель достичь определенных изменений в уголовном судопроизводстве. Предполагается, конечно, что эти изменения улучшат, оптимизируют его. Понятно также, что улучшение получается далеко не всегда. УПК РФ 2001 г. дает нам достаточно примеров того, когда вместо улучшений наблюдаются усложнения. А это для социальной деятельности, которая и так не в состоянии удовлетворить все заявки на обслуживание, которая обладает недостаточной пропускной способностью – отрицательная детерминация.
   Уголовный процесс предназначен для разрешения противоречий, опасных для существования и развития общества, жизни и благосостояния его членов и необходимого на данном этапе развития человечества такого его инструмента как государство. Вместе с тем, процесс разрешения этих противоречий – уголовное судопроизводство – сам состоит из сплошных противоречий. Уголовно-процессуальные нормы, являясь необходимым (и неизбежным!) средством реализации норм материального уголовного права, призваны эти противоречия разрешать. Вспомним в этой связи соображения Н. Н. Розина о том, что процесс «преследуя вне его лежащие цели… тем не менее, живет собственной юридической жизнью» [545 - Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство: Пособие к лекциям. Третье пересмотр. изд-е. – Петроград: Юрид. кн. склад «Право», 1916. – С. 7.].
   Кроме цели, ради достижения которой издается тот или иной закон, и правильно понимаемой общей цели всего жизненного явления (института) изменений уголовно-процессуального законодательства, каждый из вновь издаваемых законов имеет вторичную задачу. Вторичная задача стоит, собственно, не перед законом, а перед законодателем, который выпускает его в свет.
   Эта вторичная задача заключается в том, чтобы обеспечивая эффективное достижение той цели, для достижения которой закон издается, сделать закон таким, чтобы он претворялся в жизнь, чтобы результаты его применения были именно такими, какие для него планировались, а непредвиденные последствия минимизировались.
   Следует иметь в виду, что каждое действие, принятие законодательного акта в том числе, кроме ожидаемых результатов, влечет за собой и непредвидимые последствия.
   А. Ю. Епихин, анализируя проблемную ситуацию, порожденную потребностями обеспечения безопасности личности в сфере уголовного судопроизводства, писал: «современный уголовный процесс (его нормативная модель) в некотором смысле может рассматриваться как «источник повышенной опасности». Выявление латентных нормативных очагов опасности для личности, на наш взгляд, не менее актуально, чем разработка предложений по усовершенствованию правовых предписаний, регламентирующих активные меры безопасности». [546 - Епихин А. Ю. Концепция обеспечения безопасности личности в сфере уголовного судопроизводства: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Н. Новгород: Дис. совет Д-203.009.01, 2004. – С. 5.] Мы вполне солидарны с этим выводом. По нашему мнению, он представляет собой частный случай формулируемого нами более общего суждения относительно роли процесса законодательствования в сфере уголовного процесса и детерминации им целеполагания в уголовном судопроизводстве.
   Для того, чтобы уголовно-процессуальный нормативный акт исполнил свою вторичную задачу, он должен, в частности, наделить своих будущих исполнителей достаточными для его исполнения правами и средствами. Совершенно необходимо также столь часто отсутствующее в уголовно-процессуальных нормативных актах установление в законе обязанностей, коррелирующих с этими правами.
   Одна из многочисленных иллюстраций к высказанному суждению – регламентация участия в УСП понятого. Следователь, дознаватель или иное компетентное лицо, проводящее следственное действие, обязано в многочисленных предусмотренных процессуальным законом случаях привлекать «для удостоверения факта производства следственного действия, а также содержания, хода и результатов следственного действия» не заинтересованное в ходе следственного действия лицо (ч. 1 ст. 60 УПК РФ).
   УПК РСФСР 1960 г. и первоначальная редакция УПК РФ 2001 г. никакой обязанности для лица, приглашаемого к участию в уголовном деле в качестве понятого, не предусматривали. В нынешнем виде ч. 4 ст. 60 УПК РФ (в ред. Федерального Закона от 04.07.03 № 92-ФЗ) содержит следующую формулировку: «понятой не вправе уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя, прокурора или в суд». Однако эта формулировка становится чистой декларацией, если лицо, вызываемое в качестве понятого, вызову не подчинится. В законе не предусмотрено никаких санкций ослушнику. В частности, ст. 113 УПК РФ, регламентирующая привод, не предусматривает его применению в отношении понятого.
   Да, и вообще, с какого момента лицо становится понятым и, следовательно, на него начинает распространяться ч. 4 ст. 60? Представим себе следующую жизненную ситуацию. Подходит посреди ночи сотрудник милиции к случайному прохожему, полуночнику, опасливо пробирающемуся домой по улице разбитых фонарей и приглашает (или вызывает?) его поприсутствовать при осмотре трупа, обнаруженного на соседнем пребывающем во тьме кромешной пустыре. Давайте представим себе психологическое состояние вызываемого! Это совершенно необходимо сделать для того, чтобы оценить адекватность нормы, соответствие ее конкретным жизненным ситуациям. Вот законодатель, судя по приведенным извлечениям из ст. 60, конкретной жизненной ситуации, нуждающейся в процессуальной регламентации, не представлял.
   Закон не предусматривает ответственности даже за самовольное прерывание лицом, принявшим на себя исполнение функций понятого, участия в процессуальном действии. А, между тем, сколько негативных последствий повлечет за собой такое прерывание выполнения своих обязанностей при производстве большого следственного эксперимента, связанного с участием многих понятых и других людей, выполняющих роли участников уголовного процесса, и большими материальными затратами.
   Несколькими абзацами ранее мы констатировали, что многоаспектные, сотканные из противоречий реальные проблемы реального уголовного судопроизводства, редко разрешаемые одним только законодательством, не дают следователю, дознавателю, оперативному уполномоченному, прокурору, судье и адвокату слишком крениться в сторону правового регулирования и не слишком толкают их к переоценке роли права. Нередко практик-юрист в повседневной деятельности влияние текстов нормативных актов, напротив, недооценивает. Для того, чтобы подтвердить это суждение эмпирическими данными, можно было бы, конечно, опросить названных должностных лиц и адвокатов.
   Однако опросы, при которых респондентам (опрашиваемым: интервьюируемым или анкетируемым – все одно) ясно, что интересует исследователя, чреваты опасностью субъективных искажений. Против этой опасности предостерегают серьезные социологи – специалисты в области полевых социологических исследований. Поэтому мы избрали окольный путь, при котором опасность сознательного редактирования респондентами своих ответов существенно меньше.
   Нам повезло. Газета Союза юристов Оренбуржья провела интервьюирование своих читателей по вопросу, который был сформулирован так: «какие средства массовой информации вы предпочитаете?» Вводка к интервью была сформулирована следующим образом: «Мы живем в век прогрессивных технологий… Спектр СМИ достаточно широкий: печатная продукция, радио, телевидение, Интернет. Каждый может выбрать тот источник информации, который отвечает его запросам и потребностям. Мы задались целью выяснить какие потребности у юристов». [547 - Абрамова А. Неожиданный вопрос: Какие средства массовой информации вы предпочитаете? // Именем закона. Юрист Оренбуржья (Ежедневная газета Союза юристов Оренбуржья). 2005. – № 12 (24). – С. 5.]
   Мы привели обращение газеты к интервьюируемым для того, чтобы подтвердить, что высказанное чуть раньше соображение о том, что получение эмпирической информации от респондентов окольным путем, уменьшает вполне реальную опасность сознательного редактирования опрашиваемыми (по различным хорошо известным специалистам-социологам причинам) своих ответов. Из газетного текста, из слов журналиста-интервьюера, у которого были совсем отличные от наших намерения, респондентам никак не могло прийти в голову, что по их предпочтениям в отношении определенных СМИиП можно будет сделать выводы об их отношении к текстам законодательных актов.
   Респондент Б., назвавшаяся юристом (видимо, юрисконсульт), сообщила: «Я отдаю предпочтение радио и телевидению. Времени на прочтение газет практически не остается. Ко всему прочему, просмотр телевизионных программ и прослушивание радиопередач можно совместить с какими-либо делами… Той информации, которую я получаю по радио и телевидению, мне вполне хватает». Можно констатировать вполне определенно, что Б. средствами массовой информации и пропаганды для ознакомления с текстами законов и других нормативных актов не пользуется.
   Респондент Т., начальник отдела по расследованию особо важных дел: «Я читаю газеты. По большей части это профессиональные издания, в которых помещается необходимая для работы информация. Помимо специализированных газет уже на протяжении 20 лет выписываю «Аргументы и факты»… Я считаю, что телевидение слишком настойчиво пропагандирует культ насилия…» Б. об использовании им обнародований СМИиП для ознакомления и, тем более, для изучения текстов нормативных актов даже не упоминает.
   Респондент О. Б., руководитель общественной приемной полномочного представителя президента РФ в ПФО: «Региональную прессу я не читаю вообще. В местных газетах меня не устраивает то, что информация подается безграмотно, а факты не всегда излагаются правдиво… Получаю информацию из Интернета, который заменяет мне радио и телевидение». Отметим сразу же: Интернет, как правило, не содержит необходимых для ссылки на нормативные акты источников текстов. [548 - Приведем иллюстрацию использования Интернета в судебной практике из того же номера «Юриста Оренбуржья»: на заседании суда истец в подтверждение своих доводов сослался на ФЗ, текст которого, «скачанный» в Интернете, он представил. Судья отправил секретаря поискать его. Поиски в СЗ РФ оказались безуспешными. На сообщение о том, что Закон не найден в официальном источнике, истец заявил: «У нас один источник – Интернет». Крылов М. У нас один источник – Интернет // Юрист Оренбуржья. 2005. № 12 (24). – С. 6.]
   Респондент А. Б., старший следователь областной прокуратуры: «…Я предпочитаю газеты. Из «Российской газеты» узнаю много полезной и интересной информации. По телевидению я смотрю криминальные и правовые передачи. Очень хорошая вещь – Интернет. Он экономит время и делает доступной любую информацию».
   Из нашего анализа проведенных журналистом интервью с весьма большой степенью вероятности следует, что обнародования СМИиП для ознакомления с текстами законов и других нормативных актов опрошенные юристы-практики не используют. Т.о. высказанное нами чуть ранее предположение, что нередко практик-юрист в повседневной деятельности влияние текстов нормативных актов недооценивает, получает, хотя и косвенное, но достаточно веское подтверждение.
//-- Задачи правового регулирования доказывания --//
   Задачи правового регулирования различных аспектов доказывания – его процедур, допустимости и релевантности доказательств, использовании результатов оперативно-розыскных мероприятий и пр. и пр., по нашему глубокому убеждению, должны быть направлены не на ограничения средств доказывания, а на его надежность и эффективность именно в тех условиях, в которых доказывание и осуществляется, в определенных условиях.
   Конечно, обеспечение надежности и эффективности доказывания не может не вызвать необходимости в ограничении тех или иных прав участников процесса и, тем самым, вступить в противоречие с принципом обеспечения законных интересов личности в уголовном судопроизводстве. Это реальная жизненная ситуация, для ее разрешения нормативные правовые акты должны искать компромисс.
   Формулировки норм и конструирование институтов УСП, характер их применения носят бесспорно субъективно-объективный характер. Субъективная сторона формулировок и акцентов, делаемых в текстах нормативных актов, равно как и их истолкования правоприменителями существенно зависит от персонального состава рабочих групп по подготовке законодательных актов, от состава авторских коллективов при их комментировании, от установок дознавателя, следователя, прокурора, судьи при принятии решений и производстве процессуальных действий по УД.

§ 2. Закон увеличения штатной численности и последствия его игнорирования

   Гениальный советский физик Л. Д. Ландау причастен к уголовному судопроизводству через детективы. Он их любил. Исследуя законы физики, он говорил полушутливо: законы делятся на естественные, не естественные и противоестественные. Мы позволим себе воспользоваться серьезной половиной его юмористической классификации, отнесся закон штатной численности сразу к двум классификационным группам. В силу своей объективной основы ЗШЧ следует отнести к законам естественным. В силу той интерпретации, которую ему предали кадровые аппараты, он стал, вне всяких сомнений, противоестественным.
   Законы мироздания (естественные законы) не начертаны на небесах. Нельзя их там просто прочитать. Они познаются через наблюдение их проявлений, феноменов реальной жизни. При этом наблюдение может не иметь места, может состояться, но оказаться искаженным. Из адекватных реалиям наблюдений могут быть сделаны правильные, а, могут, и неправильные выводы.
   В отличие от позитивных, изданных государством законов, сама легитимность которых зависит от многих субъективных факторов, подчас лишь от их надлежащего обнародования, естественные законы действуют без всякого опубликования. Они объективны. Познание естественных законов составляет задачу науки.
   Поскольку естественные законы могут быть восприняты обществом лишь после того, как их проявления выявлены, исследованы и познаны, а затем сформулированы представителями науки, доктринальные формулировки являются субъективно-объективными. В реалиях бывает больше то того, то другого. Вследствие этого результаты процесса познания того или иного естественного закона могут быть как истинными, так и ошибочными.
   Сущность и формулировку специфического (частного) [549 - Принято считать, что естественные законы делятся на три основные группы: 1) специфические, или частные; 2) общие для больших групп явлений /например, закон сохранения и превращения энергии/; 3) законы диалектики.] закона увеличения штатной численности в правоохранительной системе мы основываем на продолжительных, начатых довольно давно (самое начало 80-х годов) исследованиях В. Т. Томина (ссылка на источник невозможна, поскольку наша публикация открытая, а докторская диссертация заслуженного деятеля науки снабжена сильно ограничительным грифом).
//-- Раскрытие содержания и формулировка закона --//
   Наше обращение к проблеме штатной численности правоохранительных органов и судов вызвано двумя обстоятельствами. Штатная численность бюджетных учреждений вообще имеет тенденцию к размножению. В истории нашего отечества они растут постоянно. Начиная с конца 80-х годов, эта тенденция приобрела катастрофический характер. Рост чиновников вообще мы оставим для исследования специалистам других отраслей. Для уголовного же судопроизводства непосредственно значим обвальный рост работников правоохранительных органов и судей.
   Как показывает адекватный, сколько-нибудь обстоятельный и объективный анализ практики, тенденции последних полутора десятков лет, направленные на увеличение штатной численности правоохранительных органов и судов как средства улучшения разрешения общегосударственной цели охраны условий существования и развития общества, не только исчерпали себя, но и повлекли серьезные негативные последствия. А поскольку процесс увеличения штатной численности продолжается, то нарастают и негативные его последствия.
   Мы уже рассматривали (§ 2 главы 1) проблемную ситуацию, порождаемую непредвиденными, неучтенными последствиями действий (средств), направленных на достижение осознаваемой и желанной цели.
   Нарушения требований естественного закона увеличения штатной численности в правоохранительной системе влечет за собой качественный некомплект личного состава.
   Приведем в качестве иллюстрации к последствиям несоблюдения закона штатной численности ситуацию, близкую нам не только географически. Второй – после отсутствия оперативно-розыскного обеспечения – причиной успешности нападения боевиков на ряд населенных пунктов Ингушетии в ночь на 22 июня 2004 г. явилась, низкая подготовка личного состава ингушских сотрудников правоохранительных органов. Об этом писал, в частности генерал-полковник Л. Ивашов: «…нападение боевиков на республику лишний раз подтвердило низкий уровень подготовки силовиков, включая вооруженные силы». [550 - Ивашов Л. Некому идти в разведку… – РГ. 24.06.04. – С. 1.] Это же обстоятельство отмечал и прибывший в Ингушетию сразу же после нападения журналист. «Ингушская милиция… на девяносто процентов состоит из абсолютно неподготовленных людей…» [551 - Снегирев В. Утром, после боя: Почему стали возможными трагические события в Ингушетии? // РГ. 25.06.04. – С. 3.]
   Настораживает, что суд наступает на те же грабли, что и МВД. В большинстве исходящих из этого ведомства суждений, предложений, запросов – требования увеличения штатов. Так, Верховный суд РФ, несмотря на количественный некомплект мировых судей (штаты по РФ – 6553 единицы, заполнено – около 5 с половиной тысяч) направляет в Государственную Думу поправки к Закону о мировых судьях в Российской Федерации, которые в случае их принятия повлекут за собой увеличение штатной численности мировых судей вдвое. [552 - Нечаев В. Каждому гражданину – по судье: Совет Думы займется мировыми судьями, чтобы сделать низовое правосудие в два раза доступнее для граждан // РГ. 08.06.04. – С. 10.]
   Труднопреодолимые негативные последствия увеличения штатов – принятых на введенную штатную численность работников трудно увольнять.
   Один из элементов ЗШЧ: способность системы привлекать абитуриентов и удерживать привлеченных (свои кадры) от конкурентов.
   «…Если в 2001 году МВД, ФСБ и Российская армия как сферы деятельности были популярны у 4,6 % россиян, то в 23004 году – лишь у 3,9 %. И это понятно – низкая оплата труда, специфическая субкультура и отсутствие возможности стремительную карьеру не всем по душе». [553 - Галкин Б. Популярность различных сфер деятельности // Карьера. Октябрь 2005. № 10. – С. 89.]

   Популярность различных сфер деятельности (процент от общего числа опрошенных; опрос проводился среди работающих жителей городов с населением более 100 тыс.) [554 - Галкин Б. Популярность различных сфер деятельности // Карьера. Октябрь 2005. № 10. – С. 88.]

//-- Фрагменты. Пока еще фрагменты --//
   В этом разделе книги помещены родившиеся в процессе работы над проблемой мысли, информация о проблемных ситуациях, слова единомышленников и другая информация, которая еще не нашла места в структуре книги. Однако терять всего этого не хочется. Думается, этот материал еще понадобится в дальнейшей работе. А, может, читатель и сам найдет ему место при собственном осмыслении проблемы целеполагания в уголовном судопроизводстве.
//-- Потребности уточнения предмета науки криминалистики --//
   Материя не исчезает, она разворовывается.
   Криминалистическая добавка к философии
   Наука криминалистики, а особенно практические пособия по досудебной подготовке, в первую очередь, в форме предварительного расследования явственно нуждаются в самостоятельном разделе – «Методика расследования преступлений, механизм которых включает в себя особенности расследования в случае запланированной или случайной смерти исполнителя». Этот раздел должен включать в себя в качестве важной самостоятельной части «Особенности расследования преступлений, совершаемых преступниками-смертниками».
//-- Участники (субъекты) УСП, структура уголовной юстиции как факторы его эффективности --//
   Подчеркнем: становление и развитие норм и институтов уголовного судопроизводства, расстановка и перестановка акцентов в их формулировании, процессы правоприменения обуславливаются, по крайней мере, тремя детерминантами, находящимися за исключением первой – законодательства – внутри правоохранительной системы (системы уголовной юстиции): 1) конституционным и уголовно-процессуальным законодательством; [555 - При рассмотрении ситуации с использованием инструментария системного анализа законодательство по отношению к правоохранительной системе следовало бы рассматривать как внешнюю детерминанту. Она – ограничение системы.] 2) юридическим обучением, профессиональной подготовкой сотрудников правоохранительных органов и судей, их психическим установками; и 3) правовыми исследованиями, определяемыми, в частности, их исходными позициями.
   Читаем в одном из авторефератов докторской диссертации: «Как показывает первый опыт применения УПК, предстоит еще долгая работа по преодолению инерции мышления отечественных юристов. Законодательство во многом опережает уровень правового сознания, как практиков, так и многих ученых, которые ратуют за возвращение к старым порядкам». [556 - Александров А. С. Язык уголовного судопроизводства / Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Н. Новгород: НА МВД РФ, 2003. – 56 с.] Насчет инерции мышления все правильно, но вот насчет того, что законодательство во всех случаях опережает уровень правового сознания, как практиков, так и многих ученых, тут вряд ли категоричность уместна.
   Кроме всего прочего, законодатели сами редко конструируют законы. В рабочих группах по подготовке законопроектов трудятся как раз ученые и – изредка – знающие практики, отставать им самим от себя как-то затруднительно. Не говоря уже о том, что, оценивая результаты деятельности членов рабочих групп – подготовленные тексты законодательных актов, правоприменитель подчас задумывается о подготовленности самих законотворцев.
   Другой вопрос, что отбирают членов рабочих групп политики. Последние, к тому же, нередко вторгаются и весьма настойчиво в процесс подготовки законопроектов. Яркий пример такого вторжения в процесс подготовки проекта УПК РФ представителей администрации и депутата ГД (сейчас бывшего) Л. Б. Мизулиной.
   Вряд ли уместен и упрек докторанта в том, что многие ученые «ратуют за возвращение к старым порядкам». Новое не должно иметь преимуществ только потому, что оно новое. Для законодательства, особенно процедурного, скорее наоборот. При равенстве положительных и отрицательных качеств у «нового» и «старого» преимущество должно иметь именно старое, к которому приучены и функционеры системы (следователи, дознаватели, оперуполномоченные, прокуроры, судьи) и ее окружение (население, общественное и групповые мнения, общественное и групповые настроения). Кроме того, пожилым ученым и практикам надлежит верить хотя бы потому, что они имеют возможность сравнивать предлагаемое, подчас очень настырно «новое» со «старым», которое им известно не по книгам и газетам, которые пишут о нем сегодня, а по реалиям, в свое время воспринятым ими непосредственно.
   «Многие помнят бесноватые пляски наших демократов возле памятника Ф. Э. Дзержинскому, и мало кто знает, что делали в этот момент чекисты в здании напротив. А они жгли агентурные дела, заботясь о людях, многие из которых сотрудничали с органами государственной безопасности не за деньги, а на идейно-патриотической основе». [557 - Борисов Т. Осведомители. – С. 11.] Чекистам тогда впору было беспокоиться о себе, но они жгли эти дела, чтобы имена и другие установочные данные агентов не попали в руки разъяренной толпы, в которой (можно не сомневаться в этом) было много и сотрудников иностранных специальных служб. Еще ранее подобным же образом поступали и сотрудники Управления КГБ по Львовской области после избрания главой региона националиста Черно-вила. Некоторые органы российской, по крайней мере, по названию, печати в свое время помещали издевательские материалы о поведении сотрудников «Штази» – разведки Германской Демократической Республики, одной из самых эффективных в мире разведок, в период поглощения их государства соседним – ФРГ. Дескать, они в панике жгли бумаги. Да, жгли. Те же самые, с установочными данными информаторов.
   А вот поляки, по словам В. Шелленберга, главы нацистской внешней разведки, сплоховали. В своих мемуарах этот автор пишет, что когда 1 октября 1939 г. немецкие войска вошли в полуразрушенную Варшаву, он в помещениях польской разведки вопреки своим ожиданиям обнаружил «обширную картотеку, в которой была зарегистрирована вся польская агентурная сеть». [558 - Шелленберг В. Мемуары / Перевод с нем. – М.: Прометей, 1991. – С. 68.] В результате изучения сохранившихся документов были установлены и схвачены 430 немцев, находившихся на связи у поляков. [559 - Шеленберг В. Указ. соч. – С. 68.] Их судьбе не позавидуешь.
   Сила советской разведки и контрразведки, кроме всего прочего, а, может быть, и, прежде всего, заключалась в том, что многие их информаторы работали из идейных побуждений, на общественных началах можно сказать. Именно тогда две советские разведки (ПГУ и ГРУ) были эффективнейшими в мире. Конечно, работа с информаторами, побуждаемыми к сотрудничеству идейными, моральными или патриотическими установками, имела место не только в советских оперативных службах. Тот же уже упоминавшийся нами В. Шелленберг пишет о мастере на одном из заводов в Дортмунде, поляке по национальности. Дортмунд, наряду с Дюссельдорфом и Эссеном, был важнейшим арсеналом гигантской оружейной мастерской Рура. Этот мастер, проработавший в Дортмунде 18 лет, давно имевший германское гражданство, в течение одиннадцати лет безвозмездно, из патриотических побуждений работал на польскую разведку. Мастера нацистский суд приговорил к смертной казни. «Когда я беседовал с ним в последний раз, пишет Шелленберг, – он сказал: «Кто знает, чем кончите вы…» [560 - Шелленберг В. Указ. соч. – С. 70.]
   Сегодня сотрудничество с информаторами на безденежной идейно-патриотической основе становится столь же редким, как и встреча с живым мамонтом. Что поделаешь, для того, чтобы налаживать сотрудничество на идейно-политических или моральных устоях сам оперуполномоченный и его начальник должны быть идейными и патриотами. А, между тем, из сиюминутных политических выгод слово патриот превращается почти что в ругательное. Слава богу, что идеологию вроде бы начали амнистировать. Ну, этого-то надо было ожидать: пропаганда деидеологизации, отсутствия идеологии – это тоже идеология.
   Мы совершенно солидарны с человеком, утверждающим, что «построение агентурной работы на морально-политической основе осталось практически только в одной стране. Это – Израиль. [561 - Может быть подобным образом дело обстоит и в Китае. Однако мы не располагаем информацией о положении в этой великой стране.] Вот почему внутреннюю и внешнюю разведку этой страны сейчас признают лучшей в мире. Мы же теперь в этом плане стали, как США, или, точнее, как Аргентина или, скажем, Бразилия, о чьих разведках не слышно и не видно». [562 - Досье // РГ. 20.02.04. – С. 11.]
   Столь же противоречивы последствия структурных изменений в системе уголовной юстиции и милиции (полиции), правоохранительной системы и судов. Вновь создаваемые правоохранительные органы и подразделения уже существующих органов взаимодействуют между собой по-разному.
   Участники уголовного процесса действуют, в массе других участников уголовного судопроизводства, для прагматичности анализа подлежащих уяснению с разных сторон своей деятельности, причем не только ролевой. На их поведение действуют также профессиональные, криминологические, [563 - Гильманов И. М. Криминологическая характеристика антиобщественных подростково-молодежных группировок республики Татарстан (по материалам Казани, Елабуги и Набережных Челнов). Автореф. Дис…канд. Юрид. наук. Казань, 1995; Виг Й. Преступность несовершеннолетних и ее причины. (По материалам Венгерской республики). Автореф. Дис…дис. Канд. юрид. наук. М., 1962.] половозрастные [564 - Галимов О. Х. Проблемы правового регулирования уголовного судопроизводства с участием малолетних. Автореф. Дис…канд. Юрид. наук. Омск,1997.], национальные, религиозные и другие характеристики, отношения родства, супружества и свойства [565 - Дежнев А. С. Отношения родства, супружества и свойства в уголовном процессе. Автореф. Дис… канд. Юрид. наук. Омск, 2002.], религиознотерриториальные [566 - Бадашханов В. И. Народный элемент в уголовном судопроизводстве в современных условиях. Автореф. Дис…канд…юрид наук. Н. Новгород, 1993. – 28.] и просто религиозные отношения.
   Вместе с тем на ход и результаты УСП воздействуют граждане участниками уголовного процесса не являющиеся, общественное мнение, в том числе и групповые, профессиональные мнения, установки различных страт населения, общественное настроение и ряд других факторов.
//-- Взаимодействие с пострадавшими от преступлений и потерпевшими. Сотрудничество с ними --//
   22 февраля – Международный день поддержки жертв преступлений.
   Из календаря.
   Оказывается, по решению ООН, отмечается и такой праздничный день. Однако, у нас есть опасения, что и в этот день реальные люди, пострадавшие от преступлений и даже признанные в связи с этим потерпевшими, не чувствуют себя именинниками.
   Положение многих участников в российском уголовном процессе подчас таково, что побуждает профессора В. Т. Томина в своих учебных лекциях, имея в виду бесправное положение потерпевшего и бессилие следователя говорить: в отечественном уголовном процессе два трагических участника следователь и потерпевший. В отношении первого действует презумпция виновности, а второй, подобно библейскому агнцу, отдан на заклание стороне защиты. Его судьба редко трогает прокурора: у того свои учетно-оценочные показатели.
   Мобилизация следователя в команду обвинения отделяет и его от участи потерпевшего. Он теперь тоже вынужден приспосабливаться к учетно-оценочным показателем обвинения. От познания истины во многом другом декларативные формулировки УПК его освобождают.
   В УПК ФРГ регулированию участия потерпевшего в уголовном судопроизводстве посвящен специальный раздел.
   В начале весны 2004 г., незадолго до 8 марта в городе Богородске двое шестнадцатилетних грабили медсестру. И деньги-то малые: зарплата для поликлиники – 112 тысяч. Да как подумала Марина Гуськова, сорока четырех лет от роду, что придется расплачиваться за утраченное из собственной месячной зарплаты в 820 руб., бросилась она на землю, сумку – под себя. А два подонка принялись пинать ее ногами. Она запомнила ботинки, глядишь, пригодится при опознании. Шедшая с ней Светлана Нуждина, процедурная сестра поликлиники, пыталась призвать на помощь прохожих. Тщетно! Из бухгалтерии, где Гуськова только что и получила деньги для зарплаты, высыпали сотрудницы, сплошь женщины. После этого нападавшие убежали. [567 - Сазанова С. Медсестра отстояла зарплату целой поликлиники: Средь бела дня грабители пытались отнять у Марины Гуськовой 112 тысяч рублей // НР. 06.03.04. – С. 1] Следователь Богородского РОВД О. Ильюшина весьма оптимистически расценила перспективы раскрытия преступления. [568 - Смирнова Ю. Звонок в милицию // НР. 06.03.04. – С. 1.]
   Сотрудничество с потерпевшими подчас затруднено особенностями установок потерпевшего, его личности. В частности, одни из самых тяжело раскрываемых преступлений – заказные убийства (покушения на убийства) нередко бывают направлены против представителей криминальных сообществ, сотрудничество со связями которых в раскрытии преступлений, а, тем более, с ними самими (в случае, если покушение было неудачным) налаживается в большинстве случаев тяжело. В середине-конце девяностых годов в Новосибирске от рук неведомых киллеров погибло больше десятка предпринимателей, имевших криминальные корни. Среди них – вице-президент Российской федерации греко-римской борьбы, основатель новосибирского клуба спортивных единоборств «Первомаец» А. Нестеренко, он же, по словам официального органа правительства РФ – лидер одной из ОПГ по кличке «Нестер». И ни одно из этих преступлений не раскрыто. В 2003 году по запросу российской прокуратуры с Украины был экстрадирован некто Половников, который был предан суду по обвинению в убийстве Нестеренко. 17.03.04 Новосибирским областным судом Нестеренко был оправдан и освобожден из-под стражи из зала суда. [569 - Рузанова Н. Из СИЗО на улицу Свободы // РГ. 18.03.04] Прокуратура намеревается направить представление с жалобой на приговор в Верховный суд РФ. Что из этого получится, надо будет посмотреть. А пока ни одно из названных заказных убийств в Новосибирске так и остается нераскрытым.
   Между тем, в последние 4 года заказные убийства в Новосибирске происходят не менее регулярно, чем в 90-е годы. К примеру, убийство 02.03.04 вице-мэра областного центра В. Марьясова. И так же регулярно не раскрываются. Причины, по которым не раскрываются заказные убийства много, конечно, не только настрой потерпевших против сотрудничества с правоохранительными органами и судами, но и он в дисфункциональной цепи весьма значим.

БИБЛИОГРАФИЯ

//-- Нормативные акты и инструктивный материал --//
//-- Национальные (Российская империя, РСФСР, СССР, РФ) --//
//-- Действующие --//
   Конституция РФ 1993 г.
   1. О безопасности: Закон РФ от о5.03.92 № 2446-1 // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб. / Отв. ред. В. А. Васильев; сост. Москалькова Т. Н., Черников В. В. – М.: БЕТА-Фрейм, 2003. – С. 91–99.
   2. Об оперативно-розыскной деятельности: Федеральный закон от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ // Собрание законодательства Российской Федерации. – 1995. – № 33. – Ст. 3349.
   3. УК РФ 1996 г.
   4. УПК РФ 2001 г.
   5. О ратификации Конвенция о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней: Федеральный закон от 30.03.98 № 54-ФЗ // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб. / Отв. ред. В. А. Васильев; сост. Москалькова Т. Н., Черников В. В. – М.: БЕТА-Фрейм, 2003. – С. 55–56.
   6. Постановление Конституционного суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы от 29.06.04 № 13-П // ВКС РФ. – 2004. № 4.
   7. О реализации положений федерального закона «О ратификации Европейской конвенции о взаимной правовой помощи по уголовным делам и дополнительного протокола к ней» и Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Приказ МВД РФ от 19.11.02 № 1118 // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб… – С. 482–483.
//-- Действовавшие --//
   8. Устав уголовного судопроизводства Российской империи // Свод законов Российской империи: Полный текст всех 16 томов, согласованный с последними продолжениями, постановлениями, изданными в порядке ст. 87 Зак. Осн., и позднейшими узаконениями. В пяти книгах / Под ред. и с примеч. И. Д. Мордухай-Болтовского. – Книга пятая. Томы ХIII–ХVI. – СПб.: Русское кн. товарищество «Деятель», 1913. —Том ХVI. – 680 с. (Страницы указаны раздельно для каждого тома).
   9. Положение о народном суде РСФСР от 30.11.18. СУ РСФСР. 1918, № 85. – Ст. 889.
   10. Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. // Ведомости Верх. Совета СССР. 1959. № 1. – Ст. 15.
   11. Основы законодательства Союза ССР, союзных и автономных республик о судоустройстве 1958 г.
   12. Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве в СССР // Основы законодательства Союза ССР и союзных республик. – М.: Юрид. лит., 1987. – С. 184-194.
   13. Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. // Ведомости Верх. Совета СССР. 1959. № 1. – Ст. 6.
   14. УПК РСФСР 1960 г.
   15. УК РСФСР 1960 г.
   16. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26.06.66 Об усилении ответственности за хулиганство // Ведомости Верховного Совета СССР. 1966. № 30. – Ст. 595.
   17. Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 24.08.66 // ВВС РСФСР. 1966. № 35. – Ст. 916.
   18. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 05.06.81 // ВВС СССР. 1981. № 23. – Ст. 782.
   19. Закон СССР «О внесении изменений и дополнений в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик» от 10.04.90 № 1423-1.
   20. Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации: Закон РФ от 13 марта 1992 г. // Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. – 1992. – № 17. Ст. 892; № 33. – Ст. 1912.
   21. Инструкция о едином учете преступлений, утвержденная Генеральным прокурором СССР 30.12.85 № 59/11.
//-- Проекты --//
   22. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: Проект. – М.: НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральном прокуроре РФ, 1974. – 235 с. + 7 с. вкладки. (Авторы проекта: А. Д. Бойков /председатель/, И. Ф. Демидов, Ю. В. Кореневский, А. И. Михайлов, А. Б. Соловьев, М. Е. Токарева, Н. А. Якубович).
//-- Международные --//
   Действующие
   23. Всеобщая декларация прав человека: Принята и провозглашена резолюцией 217 А (111) Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 г. // РГ. 05.04.48.
   24. Международный пакт о гражданских и политических правах: Принят ГА ООН 16.12.66; Ратифицирован Президиумом Верховного Совета СССР 18.09.73, с заявлением // Бюллетень Верховного Суда РФ, 1994, № 12.
   25. Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 04.11.50 г. [570 - В других источниках – Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод. См., например: Права человека и судопроизводство: Собрание международных документов. – Варшава, 1966. – С. 235 – 255.] // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб. / Отв. ред. В. А. Васильев; сост. Москалькова Т. Н., Черников В. В. – М.: БЕТА-Фрейм, 2003. – С. 55–56.
   26. О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод: Федеральный закон от 30.03.98 № 54–ФЗ // СЗ РФ, 1998, № 14. Ст. 1514.
   27. Кодекс поведения должностных по поддержанию правопорядка: Принят ГА ООН 17.12.97 // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. И перераб. / Отв. ред. В. А. Васильев; сост. Москалькова Т. Н., Черников В. В. – М.: БЕТА-Фрейм, 2003. – С. 67–71.
   28. Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме: Резолюция ГА ООН 43/173 от 09.12.88 // Сборник стандартов и норм Организации Объединенных наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия: Издание ООН // М., 1992. – С. 319– 323.
   29. Европейская конвенция о выдаче (ETS № 24). Париж. 13.12.57. Конвенция вступила в силу 18.04.60. – СЗ РФ. 2000. № 23, ст. 2348.
   30. О ратификации Европейской конвенции о выдаче, дополнительного протокола и второго дополнительного протокола к ней: Федеральный закон от 25.10 99 № 190 ФЗ. – СЗ РФ. 1999. № 43, ст. 5129.
   31. Европейская конвенция о взаимной правовой помощи по уголовным делам (ETS № 30). Вступила в силу 12.06.62 // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб… С.469–478.
   32. О ратификации Европейской конвенции о взаимной правовой помощи по уголовным делам и дополнительного протокола к ней: Федеральный закон от 25.10.99 № 193-ФЗ // СЗ РФ. 1999. № 43, 5132.
   33. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам: Минск. 22.01.93 // Правовое регулирование деятельности органов внутренних дел: Сб. норм. актов в 3-х т. – Т. 1. Изд. 2-е, доп. и перераб… С. 483–498.
   34. Федеральный закон от 04.08.94 № 16-ФЗ «О ратификации Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» Бюллетень международных переговоров. 1995. № 2. – С. 3.
   35. О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений: Федеральный закон от 15.07.95 № 103-ФЗ // СЗ РФ: 1995. № 29, ст. 2759; 1998. № 30, ст. 3613; 2001. № 11, ст. 1002; 2001. № 48, ст. 4551; 2003. № 1, ст. 2; 2003. № 27 (ч. 1), ст. 2700.
//-- Зарубежные --//
   Действующие
   36. Декларация прав человека и гражданина 1789 г. // Французская Республика. Конституция и законодательные акты: Пер. с франц. / М.: Прогресс, 1989. – С. 26–29.
   37. Французская Республика. Конституция и законодательные акты: Пер. с франц./ М.: Прогресс, 1989. – .
   38. Конституция Японии // Современные зарубежные конституции / Составитель и автор вступ. статьи В. В. Маклаков. – М.: МЮИ, 1992. (В надз.: Гос. комитет науки, высшей школы и технической политики).
   39. Кримiнально-процесуальнй кодекс Украiни: Офiцiйне видання / Текст iз змiнами та доповненнями станом на 1 квiтня 2004 р. – Киiв: Концерн «Видавничий дiм «iн Юре», 2004. – 272 с.
   40. Criminal Procedure Law of the People’s Republic China: Adopted at the Second Session of the Fifth National People’s Congress on July 1, 1979, promulgated by Order No. 6 of the Chairman of the Standing Committee of the National People’s Congress on July 7, 1979, effective as of January 1, 1980 (ксерокопия, без указания выходных данных, но без сомнений в ее адекватности: текст получен в Пекине в Союзе китайских юристов членом официальной делегации МНО «Союз Юристов»).
   41. Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан // Закон Республики Казахстан от 13.12.97 № 206–1 (Ведомости Парламента РК. 1997, № 23. – Ст. 335). По состоянию на 26.06.01. – Астана: ИКФ «Фолиант», 2001. – 196 с.
   42. Уголовно-процессуальный кодекс Федеративной Республики Германии. – Академия полиции Латвии / Ксерокопия, иных данных, кроме приведенных, экземпляр, находящийся в нашем распоряжении, не содержит.
   43. Федеративная Республика Германия. Уголовно-процессуальный кодекс. – М.: «Манускрипт», 1994. – 204 с.
//-- Монографии, учебники, учебные пособия --//
   44. Абдумаджидов Г. А. Проблемы совершенствования предварительного расследования. – Ташкент: Фан, 1975.
   45. Абу Амина Биляль Филипс (Филипс А. А. Б.). Законы жизни мусульман. Эволюция фикха / Перевод с англ. – М.: Изд. «Умма» («Humah»), 2002. – 282 с.
   46. Аванесов Г. А. Криминология. Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Академия МВД СССР, 1984. – 500 с.
   47. Аль-Газали М. Нравственность мусульманина / Перевод с араб. А. И. Рустамова. – Киев: Ансар Фаундейшн; М.: Изд. дом «Умма» («Humah»), 2005. – 364 с.
   48. Азаров В. А. Деятельность органов дознания, предварительного следствия и суда по охране имущественных интересов граждан. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1990. – 80 с.
   49. Азаров В. А. Проблемы теории и практики охраны имущественных интересов личности в уголовном судопроизводстве. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1995. – 188 с.
   50. Александров С. А. Разрешение гражданского иска в уголовном процессе. – Горький: ГВШ МВД СССР, 1978. – 64 с.
   51. Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокарев Л. Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. – Воронеж: Изд. ВГУ, 1980.
   52. Артемова В. Г., Горлянская М. Н., Горлянский В. А. Философская мысль: от истоков до наших дней. Ч. II. Русская философия ХI – нач. ХХ вв. Хрестоматия. – Н. Новгород: Изд-во ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 1999.
   53. Афанасьев В. Г. Проблема целостности в философии и биологии. – М., 1964.
   54. Барак А. Судейское усмотрение. Пер. с англ. – М.: Изд. НОРМА, 1999. – 376 с.
   55. Баранов А. М., Деришев Ю. В., Николаев Ю. А. Понятие и назначение уголовного судопроизводства. Источники уголовно-процессуального права: Учебное пособие. – Омск: Юрид. институт, 2003. – 49 с.
   56. Бартошек Милан. Римское право: (Понятия, термины, определения). – М.: Юрид. лит., 1989. – 448 с.
   57. Белкин Р. С., Винберг А. И. Криминалистика и доказывание. – М., 1969.
   58. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / Пятое издание, испр. и увеличенное / Предисловие В. Страда; Вступление Ф. Вентури / Перевод с итальянского Ю. М. Юмашев <Маринин>, Г. В. Черданцев /Сост. и ред. Ю. М. Юмашев. – М.: «Стелс», 1995. – 304 с. (Книга издана в связи с двухсотлетием смерти Чезаре Беккариа). [571 - Наверное, будет интересным, с целью дополнительной характеристики источника, сообщить, что русская императрица Екатерина II «удочерила» эту книгу. Императрице, приглашавшей в свое время Беккариа переехать в Россию, принадлежат слова: «…Это не итальянская, это скорее русская книга, только написанная на итальянском языке».]
   59. Бентам Иеремия. Трактат о судебных доказательствах. – Киев, 1876.
   60. Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета. (Кононические) / В русском переводе; С Параллельными местами. – М.: «Новая жизнь – Советский Союз»; миссионерское общество «Campus Crusade for Christ International», 1991. /Репринтное издание/.
   61. Бирюков Ю. Новое уголовно-процессуальное законодательство и практика прокурорского надзора // Российская юстиция. 2003. № 6. – С. 44.
   62. Будагов Р. А. Введение в науку о языке. – М., 1972.
   63. Винер Норберт. Кибернетика и общество. – М.: Изд. Иностр. лит., 1958. – 200 с.
   64. Винер Норберт. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине / Второе изд. / Перевод с англ. И. В. Соловьева и Г. Н. Поварова. Под ред. Г. Н. Поварова – М.: Наука, 1983. – 340 с.
   65. Воронин С. Э., Меремьянова О. В. Основания проведения следственных действий: Учебное пособие. – Красноярск: Сибирский юрид. институт МВД России, 2004. – 85 с.
   66. Горобцов В. И. Проблемы теории уголовно-правового принуждения: Избранные публикации. – Красноярск: Сибирский юрид. институт МВД России, 2003. – 240 с.
   67. Григорьев В. Н. Задержание подозреваемого органами внутренних дел: Учебное пособие. – Ташкент: ТВШ МВД СССР, 1989. – 121 с.
   68. Громов Н. А. Уголовный процесс России: Учебное пособие. – М.: Юристъ, 1998. – С. 11.
   69. Гуляев А. П. Процессуальные сроки в советском уголовном процессе. – М., 1976;
   70. Гуреев П. П. Гражданский иск в советском уголовном процессе. – М., 1961.
   71. Давид Р. Основные правовые теории современности (Сравнительное право). – М.: Прогресс, 1967.
   72. Даев В. Г. Современные проблемы гражданского иска в уголовном процессе. – Л.: ЛГУ, 1972.
   73. Евреинов В. История телесных наказаний в России / Текст печатается по изд. «Н. Евреинов. История телесных доказательств в России: дополненное статьями, запрещенными старым правительством» / Репринт. Изд., осуществленное фирмой «Прогресс, ЛМТ». – Белгород: Пилигрим, 1994. – 235 с.
   74. Elliot C. and Quin F. English Legal Sistem. Fourth Edition. – London, New York etc.; Person Education Limited and Associated Companies throughout the world, 2002. – 611 c.
   75. Епихин А. Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. – 329 с.
   76. Зеленецкий В. С. Возбуждение уголовного дела. – Харьков, 1998. – С. 29– 43.
   77. Зер Х. Восстановительное правосудие: новый взгляд на преступление и наказание. Пер. с англ. / Общ. ред. Л. М. Карнозовой. Коммент. Л. М. Карнозова и С. А. Пашина. – М.: МОО Центр «Судебно-правовая реформа», 2004. – 324 с. (При оценке книги следует иметь в виду, что автор по религиозной принадлежности меннонит и занимает в «Mennonnite Central Committee» должность директора Отдела уголовного правосудия.)
   78. Зинатуллин З. З. Возмещение материального ущерба в уголовном процессе. – Казань: КазГУ, 1974.
   79. Иванов Е. А. Логика: Учебник для студентов юрид. вузов и фак./ Е. А. Иванов. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – С. 84–90;
   80. Ивлев Ю. В. Логика: Учебник. – Изд. 3-е, перераб. и доп. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2005. – С. 178–193.
   81. Кальницкий В. В. Следственные действия: Учебное пособие. – 2-е изд., перераб. и доп. – Омск: ОА МВД России, 2003.
   82. Капитонов С. А. Ведущая функция милиции. – М.: Юриспруденция, 2002. – 160 с.
   83. Кардави Ю. Дозволенное и запретное в исламе / Пер. М. Саляхетдинов. – М.: Андалус, 2004. – 335 с.
   84. Карпец И. И. Дело, которому мы служим. – М., 1989. – С. 89–90.
   85. Карпец И. И. Сыск (Записки начальника уголовного розыска). – М.: Наука, 1994. – 352 с.
   86. Кларк Р. Преступность в США. Замечания по поводу ее природы, причин, предупреждения и контроля / Под ред. Б. С. Никифорова; Пер. с англ. А. С. Никифорова; Предисл. Б. С. Никифорова, В. В. Лунеева. – М.: Изд. дом «Книжная находка», 2002. – 480 с.
   87. Ковтун Н. Н., Юнусов А. А. Стадия подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: проблемы нормативного регулирования и практической реализации. Учебное пособие. – Казань: ЗАО «Новое знание», 2005. – 296 с. (В надз. Московский Гуманитарно-экономический институт: Нижнекамский филиал.)
   88. Конев А. А. Учение о ненаказанной преступности: понятие, виды, методы изучения и измерения / Монография. – Н. Новгород: НА МВД РФ, 2001. – 322 с.
   89. Конев А. А. Описательная криминология. Учение о ненаказанной преступности: Понятие. Виды. Методы изучения и измерения: Монография. Часть 2. – Н. Новгород: НФ ГУ – ВШЭ, 2004. 310 с.
   90. Кручинина Н. В. Проблемы теории и практики проверки достоверности уголовно-релевантной информации в досудебном процессе / Монография. – М.: Вердикт —1М, 2003. – 296 с.
   91. Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Под ред. А. Д. Бойкова и И. И. Карпеца. – М.: Юрид. лит., 1989. – 640 с.
   92. Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 2-й. – Л., 1970.
   93. Ларин А. М. Доказывание на предварительном расследовании в советском уголовном процессе. – Одесса: Изд. Одесского у-та, 1989.
   94. Мазалов А. Г. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1977.
   95. Малиновский И. Кровавая месть и смертные казни. Вып. 1– 2. – Томск: Типо-лит. Сиб. Т-ва печатного дела, 1908. – 462 с.
   96. Малько А. В., Шундиков К. В. Цели и средства в праве и правовой политике. – Саратов, 2003.
   97. Марцев А. И. Вопросы правового регулирования деятельности исправительно-трудовых учреждений: Учебное пособие / Под ред. Н.А.Стручкова – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1972.
   98. Марцев А. И. Общие вопросы учения о преступлении: Монография. – Омск: ЮИ МВД России, 2000.
   99. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое: Книга для свободных умов / Пер. с нем. С. Л. Франка // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения. – М.: Изд-во ЭКСПО-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, (Серия «Антология мысли»). – С. 11–294.
   100. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения. – М.: Изд-во ЭКСПО-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, (Серия «Антология мысли»). – 848 с..
   101. Палаузов В. Н. К вопросу о форме участия народного элемента в уголовной юстиции / Из ХХ тома «Записок» Императорского Новороссийского университета. – Одесса, 1876. – 170 с.
   102. Парсонс Т. О социальных системах / Под ред. В. Ф. Чесноковой и С. А. Белановского. – М.: Академический Проект, 2002. – 832 с.
   103. Перлов И. Д. Предание суду в советском уголовном процессе. – М., 1948. – С. 38.
   104. Пересветов И. А. Челобитные // Чтения Имп. общ. истории. – СПб: изд. Ржигой, 1908. – С. 66.
   105. Петрухин И. Л., Батуров Г. П., Морщакова Т. Г. Теоретические основы эффективного правосудия. – М.: Наука, 1979. – 392 с.
   106. Поляков М. П., Попов А. П., Попов Н. М., Уголовно-процессуальное использование результатов оперативно-розыскной деятельности. Проблемы теории и практики. – Пятигорск, 1998. – 104 с.
   107. Поляков М. П., Рыжов В. С. О модели правового института использования результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовном процессе // О(сы). 2005. № 4 (5). – С. 46–48.
   108. Попов А. П. Результаты оперативно-розыскной деятельности: резервы оптимизации уголовного судопроизводства // Закон и право. 2006. № 3 – С. 21– 23.
   109. Практикум по советскому уголовному процессу. Выпуск 1. Изд. 2-е, перераб. и доп. / Под общей ред. В. Т. Томина и И. А. Зинченко. – Н. Новгород: Горьковская ВШ МВД СССР, 1981. – 104 с.
   110. Проценко В. П. Система и антисистема права: уголовно-процессуальный, философский и нравственный аспекты. – Краснодар: Сов. Кубань, 2004. – 432 с.
   111. Пухан И., Поленак-Акимовская М. Римское право (базовый учебник) / Перевод с македонского В. А. Томсинова и Ю. В. Филиппова / Под ред. проф. В. А. Томсинова и Ю. В. Филиппова. – М.: Зерцало, 1999. – 448 с.
   112. Рахунов Р. Д. Участники уголовно-процессуальной деятельности. – М., 1961.
   113. Рейсман В. М. Скрытая ложь. – М., 1988.
   114. Розин Н. Н. Уголовное судопроизводство / 3-ье пересмотренное изд. – Петроград: Юрид. книжный склад «Право», 1916. – 597. (Любопытно: находящаяся в наших руках экземпляр книги издан в типографии большевистской газеты «Правда»).
   115. Розовский Б. Г. Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. – Луганск: РИО Луганской Академии Внутренних дел, 2004. – 600 с.
   116. Рустамов Х. У. Уголовный процесс. Формы: Учебн. Пособие для вузов. – М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. – 304 с.
   117. Саидов А. Х. Сравнительное правоведение: Учебное пособие / Отв. ред. В. А. Туманов. – Ташкент: «Адолат», 1999. – 480 с.
   118. Савицкий В. М. Очерк теории прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве. – М.: Наука, 1975. – С. 30.
   119. Семенцов В. А. Следственные действия: Учебное пособие // Екатеринбург: УрГЮА, 2003.
   120. Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации. Постатейный / Под общ. ред. А. В. Смирнова. 2-е изд. Доп. и перераб. – СПб.: Питер, 2004. – 848 с. (Серия «Закон и комментарии»).
   121. Советский уголовный процесс: Учебник / Под. ред. Б. А. Викторова. 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрид. лит., 1979.
   122. Советский уголовный процесс: Учебник / Под ред. Д. С. Карева. – М., 1975.
   123. Советский уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред. С. В. Бородина. – М., 1982.
   124. Советское уголовное право. Часть общая: Учебник / Под ред. В. Д. Меньшагина, Н. Д. Дурманова и П. С. Ромашкина. – М.: Юрид. лит., 1962. – 450 с.
   125. Смирнов А. В., Калиновский К. Б. Уголовный процесс: Учебник для вузов / 2-е изд. Под общ. ред. А. В. Смирнова. – СПб: Питер, 2005. – 699 с..
   126. Спасович В. Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством / В надз. – Антология криминалистики. – М.: «ЛексЭст», 2001. – 112 с.
   127. Старосьцяк Е. Элементы науки управления. – М., 1965.
   128. Строгович М. С. Природа советского уголовного процесса и принцип состязательности / В надз.: Институт права Академии наук СССР. – М.: Юрид. изд-во НКЮ Союза ССР, 1939. – 151 с.
   129. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса / Отв. ред. Н. Н. Полянский. – М.: Изд-во АН СССР, 1958. – 704 с.
   130. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. В 2-х томах. – М.: Наука, 1968.
   131. Сюкияйнен Л. Р. Шариат и мусульманско-правовая культура / Серия «Новое в юридической науке и практике». № 148 / Отв. ред. серии Б. Н. Топорнин. – М.: Институт гос. и права РАН, 1997. – 23 с.
   132. Томин В. Т. Привлечение населения к расследованию преступлений / Под ред. В. П. Бахина. – Омск: Омское отд. Зап.-Сиб. книжного изд., 1972. – 104 с.
   133. Томин В. Т. Острые углы уголовного судопроизводства. М.: Юрид. лит., 1991. – 240 с.
   134. Томин В. Т. Избранные труды / Надз. Антология юридической науки / Предисловие С. П. Гришина. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2004. – 586 с.
   135. Томин В. Т., Попов А. П. Эффективное уголовное судопроизводство: управленческие, социальные и правовые аспекты. – Пятигорск, 2003. – 114 с.
   136. Томин В. Т., Поляков М. П., Попов А. П. Очерки теории эффективного уголовного процесса. – Пятигорск, 2000. – 164 с. (В надзаголовочных данных – Нижегородская школа процессуалистов).
   137. Томин В. Т., Якупов Р. Х., Дунин В. А. Процессуальные сроки, документы и судебные издержки в уголовном судопроизводстве. – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1973. 52 с.
   138. Тушев А. А. Прокурор в уголовном процессе Российской Федерации / Науч. ред. И. Ф. Демидов. – СПб: Изд. Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. 325 с.
   139. Уилшир А. М. Уголовный процесс / Перевод с англ. О. Ф. Левиной с 17-го репринтного издания 1943 г. – М.: Гос. изд иностр. лит., 1947. – 504 с.
   140. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: Учебник / Отв. ред. П. А. Лупинская. – М.: Юристъ, 2004. – С. 22– 23.
   141. Уголовный процесс / Отв. ред. Н. С. Алексеев, В. З. Лукашевич, П. С. Элькинд. – М.: Юрид. лит., 1972. – 583 с.
   142. Уголовный процесс: Учебник для иностр. слушателей вузов МВД СССР / Под ред. В. П. Божьева. – М.: Академия МВД СССР, 1989. – 416 с.
   143. Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под общей ред. проф. П. А. Лупинской. – М.: Юристъ, 1995. – 544 с. [572 - Из аннотации к книге: «Данное издание представляет собой авторскую работу, подготовленную в рамках программы «Обновление гуманитарного образования в России», которая осуществляется Государственным комитетом РФ по высшему образованию и Международным фондом «Культурная инициатива».Спонсором программы является известный американский предприниматель и общественный деятель Джорж Сорос. Стратегический комитет программы: Владимир Кинелев, Теодор Шанин, Владимир Шадриков, Дэн Дэвидсон, Валерий Меськов, Виктор Галичин». Мы привели эту часть аннотации для того, чтобы побудить читающего задуматься о том, в каком направлении такой спонсор и такой стратегический комитет станут обновлять правовое образование в России.]
   144. Уголовный процесс: Учебник для юрид. вузов и факультетов. Изд. 2-е, испр. и доп. С источниками норм. материалов, образцами процессуальных документов, схемами и библиографией. В надз.: МГУ им. М. В. Ломоносова / Под ред. К. Ф. Гуценко. – М.: Зерцало, 1997. – 576 с.
   145. Уголовный процесс: Учебник для вузов / Под ред. В. П. Божьева. – М., 1998.
   146. Уголовный процесс: учебник для студентов вузов, обучающихся по программе «Юриспруденция» / Под ред. В. П. Божьева. 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Спарк, 2004. – 671 с.
   147. Уголовный процесс России: Учебник / А. С. Александров, Н. Н. Ковтун, М. П. Поляков, С. П. Сереброва; Науч. ред. В. Т. Томин. – М.: Юрайт-Издат, 2003. – 821 с.
   148. Фельдштейн Р. С. Лекции по уголовному судопроизводству. – М. Типо-литография В. Рихтер, 1915. – С. 1.
   149. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. Изд. 4-е. – СПб: «Общественная польза», 1912. – 566 с.
   150. Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства / В 2-х томах/ Т. 2-й. Изд. третье, пересмотр. и доп. – СПб.: Сенатская типография, 1910. – 572 с.
   151. Франк Л. В. Задержание и арест подозреваемого в советском уголовном процессе. – Душанбе, 1963.
   152. Чельцов М. А. Цель уголовного процесса и организация окончательного производства. – Киев, 1925.
   153. Чельцов М. А. Предание суду. – М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1944.
   154. Чельцов М. А. Гражданский иск в уголовном процессе. – М., 1945.
   155. Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. – М.: ЮЛ, 1962.
   156. Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права / Печатается по изд.: Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах. – М., 1957. – СПб.: Равена, Альфа, 1995. 846 с.
   157. Шейфер С. А. Следственные действия. – М.: Юрид. лит., 1981.
   158. Шейфер С. А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. – М.: Изд. «Юрлитинформ», 2004. – 184 с.
   159. Шумило М. Е. Реабiлiтацiя в кримнальному процесi Украiни: Монографiя. – Харькiв: Арсiс, 2001. – 320 с. (На украинском языке).
   160. Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-процессуального права. – Л.: Изд. ЛГУ, 1963. – 172 с.
   161. Элькинд П. С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. – М.: Юрид. лит., 1967. – 192 с.
   162. Элькинд П. С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л.: Изд. ЛГУ, 1976. – 143 с.
   163. Югай Г. А Диалектика части и целого. – Алма-Ата. – 1965. – с. 96.
//-- Статьи --//
   164. Агутин А. В. К вопросу о понятии принципа обеспечения законных интересов личности в уголовном судопроизводстве // Проблемы применения уголовно-процессуального законодательства на стадиях уголовного судопроизводства: Сборник материалов Научно-практической конференции в ПФО. – Н. Новгород: Прокуратура Нижегородской обл., 2003. – С. 112-128.
   165. Блауберг И. В. Целостность и системность // Системные исследования: Ежегодник 1977. – М.,1977.
   166. Божьев В. П. Изменение УПК РФ – не всегда средство его совершенствования // Законность. 2005. № 8.
   167. Букина В. С. Профессиональная коллизия и средства ее преодоления // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 19– 33.
   168. Быховский И. Е. Развитие процессуальной регламентации следственных действий // Советское государство и право. 1972. № 4.
   169. Гасанов К. К. Определение принципа неотчуждаемости основных прав человека // «Черные дыры» в Российском Законодательстве. – 2003. № 3. – С. 30– 35.
   170. Григорьев В. Н. Охрана жизни, здоровья, обеспечение неприкосновенности личности и жилища советских граждан в условиях межнационального конфликта // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 19– 33.
   171. Григорьев В. Н., Победкин А. В. О методологии совершенствования доказательственного права // Государство и право. 2003. № 10.
   172. Грошевой Ю. М. Демократические принципы советского правосудия в Конституции СССР // Проблемы социалистической законности: Республиканский межведомственный научный сборник. Выпуск 3. – Харьков, 1978. – С. 11–19.
   173. Деришев Ю. Стадия возбуждения уголовного дела – реликт «социалистической законности» // Российская юстиция. 2003. № 8.
   174. Дубинский А. Я. Некоторые вопросы правовой регламентации задержания подозреваемого в совершении преступления // Материалы теоретической конференции по итогам научно-исследовательской работы профессорско-преподавательского состава за 1972 год – Киев, 1973. – С. 87–92.
   175. Епихин А. Ю. Безопасность личности в сфере уголовного судопроизводства: принцип или институт // Труды юридического факультета СГУ. Вып. 3. – Сыктывкар, 2003.
   176. Зорькин В. Д., председатель Конст. суда РФ. Белые одежды для черной мантии. Председатель Конституционного Суда о справедливом суде // РГ. 2004. 10.12.04. – С. 9. (Из выступления на VI Всероссийском съезде судей).
   177. Ивашов Л. Некому идти в разведку: Агентурная сеть на Кавказе с прорехами // РГ. 24.06.04. – С. 1, 2.
   178. Ивашов Л. Под одной крышей // СР. 09.09.04. – С. 1.
   179. Кудинов Л. Д. Организационные аспекты обеспечения задач предварительного следствия // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 49–60.
   180. Курашвили Б. И. Принципы советского государственного управления // Сов. гос. и право. 1980. № 11.
   181. Капинус О. С., Шорор А. О. Современные мировые тенденции организованной преступности // Черные дыры в Российском законодательстве. – 2004. № 4. – С. 208.
   182. Колмаков П. А. Российский уголовный процесс: Учебное пособие. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 1996. – 155 с.
   183. Кравчук А., Кравчук А., Ретюнский И. Изменения в УПК внесены – проблемы остались // Российская юстиция.2003. № 12.
   184. Лиховая С. Я. Конституционные принципы правосудия в СССР. – Киев: Вища школа, 1984. – 57 с.
   185. Маслов С. «Авианосцами с терроризмом не воюют»: Маркус Вольф, руководитель одной из самых эффективных спецслужб мира – разведки бывшей ГДР, встретился с обозревателем «Трибуны» // Трибуна. 14.04.04. – С. 3.
   186. Михайловская И. Б. Некоторые вопросы научной организации труда должностных лиц правоохранительных органов. // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 17. – М., 1972.
   187. Морщакова Т. Г., Петрухин И. Л. Оценка качества судебного разбирательства (по уголовным делам) / Отв. ред. О. П. Темушкин. – М., 1987.
   188. Мыльник В. В., Титаренко Б. П., Волочиенко В. А. Исследование систем управления: Учебное пособие для вузов. – 2-е изд., перераб. и доп. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2003. – 352 с.
   189. Пиголкин А. С., Юсупов С. Н. Пути оптимизации работы над юридической терминологией // Сов. гос. и право. 1983. № 12. – С. 45– 52.
   190. Поляков М. П. Нижегородская школа процессуалистов как школа живого уголовного процесса // Школы и направления уголовно-процессуальной науки: Доклады и сообщения на учредительной конференции Международной ассоциации содействия правосудию. – СПб, 2005. – С. 37– 42.
   191. Поляков М. П., Попов А. П. Результаты ОРД как повод и основание к возбуждению уголовного дела // Интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности в эффективном уголовном процессе. Сборник научных статей / Под общей ред. проф. В. Т. Томина. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. – С. 91–98.
   192. Поляков М. П., Рыжов Р. С. О модели правового института использования результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовном процессе // «О (сы)». 2005. № 4 (5). – С. 46–48.
   193. Попов А. П. Оперативно-розыскная инициация уголовно-процессуальной деятельности // Профессионал. – 1998. № 5–6. – С. 34-38.
   194. Попов А. П. Оперативно-розыскная инициатива начала уголовно-процессуальной деятельности при непосредственном обнаружении признаков преступления органами дознания // Профессионал. – 1999. № 1. – С. 25–28.
   195. Попов А. П. Проблемы реализации оперативно-розыскной информации на этапе возбуждения уголовного дела // Интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности в эффективном уголовном процессе: Сборник научных статей / Под общей ред. проф. В. Т. Томина. – Пятигорск, 2001. – С. 53–61.
   196. Попов А. П. Доказывание при производстве по уголовному делу// Мировой судья. – 2006. № 2. – С. 18– 23.
   197. Попов А. П. Результаты оперативно-розыскной деятельности: резервы оптимизации уголовного судопроизводства // Закон и право. – 2006. № 3 – С. 21–23.
   198. Попов А. П. Уголовно-процессуальные функции: место и роль в системе целеполагания // Сборник научных трудов. Проблемы совершенствования юридической техники и дифференциации ответственности в уголовном праве и процессе. ЯрГУ. – 2006, Выпуск № 1. – С. 197– 201.
   199. Путин В. В. Время неопределенности и тревожных ожиданий прошло: Программное выступление Владимира Путина перед доверенными лицами // РГ. 20.02.04. – С. 5.
   200. Радченко В. И. Уголовное судопроизводство России – основное направление судебно-правовой реформы // Право и экономика: документы, комментарии, практика. – Москва: 2003, № 3. – С. 33– 34.
   201. Страшун Б. А. Перевод политико-правовой терминологии // Сов. Гос. и право. 1981. № 6. – С. 59–66.
   202. Страшун Б. А. Еще раз к вопросу о переводе политико-правовых терминов // Сов. Гос. и право. 1983. № 11. – С. 157–158.
   203. Тихомиров Ю. А. Теория социалистического управления // «Советское государство и право». 1969. № 7.
   204. Томин В. Т. Понятие и задачи уголовного судопроизводства // Вопросы борьбы с преступностью: Труды Иркутского государственного университета им. А. А. Жданова, том 85, серия юридическая, вып. 10, часть 4. – Иркутск, 1970. – С. 72–86.
   205. Томин В. Т. Выявление и устранение обстоятельств, способствовавших совершению преступления и цель уголовного процесса // Проблемы борьбы с преступностью. Вып. 1. / Ред. кол.; Отв. ред. В. Т. Томин. – Иркутск, Омск: Ирк. ГУ – ОВШМ МВД СССР, 1970. – С. 153–167.
   206. Томин В. Т. К вопросу о цели в уголовном судопроизводстве // Тезисы докладов и сообщений: (Научная конференция. Апрель 1971 года). – Омск: ОВШМ МВД СССР, 1971. – С. 51– 54.
   207. Томин В. Т. Принципы уголовного процесса: понятие и система; учение и законодательство // Принципы права и проблемы обеспечения правопорядка в сфере экономики: Материалы региональной научно-практической конференции. 21 апреля 2004 г. / Отв. ред. П. Н. Панченко. – Н. Новгород: Стимул – СТ, 2004. – С. 10– 32.
   208. Томин В. Т. Понятие и система принципов уголовного процесса // Актуальные проблемы законодательной и правоприменительной деятельности в сфере борьбы с преступностью: Сб. материалов IV межрегиональной научно-практической конференции / Отв. ред. проф. П. А. Колмаков. – Сыктывкар: Сыктывкарский ун-т, 2004. – С. 13–26.
   209. Томин В. Т. Нижегородская школа процессуалистов: истоки и традиции // Школы и направления уголовно-процессуальной науки: Доклады и сообщения на учредительной конференции Международной ассоциации содействия правосудию. – СПб., 2005. – С. 6–9.
   210. Томин В. Т. Проблемы правового обучения в современном отечественном специализированном вузе // Юрист Украïни: Науково-практичний журнал. – № 2 (8), червень, 2005. – С. 45.
   211. Томин В. Т., Безлепкин Б. Т. Презумпция невиновности обвиняемого и советский уголовный процесс // Развитие науки и практики уголовного судопроизводства в свете требований Конституции СССР. – М., 1978.
   212. Томин В. Т., Поляков М. П., Попов А. П. Нравственные аспекты оперативно-розыскного обеспечения уголовного судопроизводства // Интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности в эффективном уголовном процессе. Сборник научных статей / Под общей ред. проф. В. Т. Томина. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2001. – С. 121–129.
   213. Устинов В. С. Проблема соотношения целей и средств в борьбе с преступностью и иными правонарушениями // Цель и средства в уголовном судопроизводстве: Сборник научных трудов / Отв. ред. В. Т. Томин. – Н. Новгород: НВШ МВД СССР, 1991. – С. 19– 33.
   214. Шейфер С. А. Доказательственное значение задержания подозреваемого // Социалистическая законность, 1972. № 3. – С. 55–56;
   215. Шейфер С. А. Проблемы развития системы следственных действий в УПК РФ // Уголовное право. – 2002. № 3.
   216. Шейфер С. А. Проблемы соотношения предварительного и судебного следствия по УПК РФ // Вестник Томского государственного университета. Серия «Экономика. Юридические науки». Приложения. – 2003, № 4. – С. 5–6.
   217. Щиглик А. И. Массовые общественные организации как система // Проблемы государства и права на современном этапе. Вып. 7. – М., 1973.
   218. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. В 3-х т. Т. 3. – М.: Политиздат, 1983. – С. 314– 315.
   219. Юркевич Н. А. Институт придания обвиняемого суду: реформа или ликвидация // Проблемы уголовного права, уголовного процесса и криминалистики: Сб. научных работ. Вып. 7 / Под. ред. М. С. Гринберга. – Омск: Омский университет, 2003. – 174 с.
   220. Юркевич Н. А. Теория уголовно-процессуальных функций продолжает развиваться // Школы и направления уголовно-процессуальной науки: Доклады и сообщения на учредительной конференции Международной ассоциации содействия правосудию. – СПб, 2005. – С. 68–71.
   221. Яковлев А. М. Принцип социальной справедливости и основания уголовной ответственности // Сов. гос. и право. 1982. № 3. – С. 93.
//-- Диссертации и авторефераты диссертаций --//
   222. Абрамов А. В. Оправдание в уголовном процессе: Автореф. дис…канд. юрид. наук. – Н. Новгород: Дис. совет Д 212.166.16, 2005. – 18 с.
   223. Агутин А. В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании: Автореф. дис… доктора юрид. наук. – Н. Новгород: Дис. совет Д-203.009.01, 2005. – 52 с.
   224. Александров А. С. Язык уголовного судопроизводства: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Н. Новгород: НА МВД РФ, 2003. – 56 с.
   225. Анашкин О. А. Совершенствование процессуальных сроков в досудебном производстве: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов, 2004.
   226. Валиев Р. Ш. Личный обыск в системе способов и средств обеспечения процесса доказывания по уголовным делам: Автореф. дис.. канд. юрид. наук. – Саратов: (Дис. сов. Д 212.239.01), 2003. – 22 с.
   227. Григорьев В. Н. Расследование преступлений в чрезвычайных условиях (правовое обеспечение, организация, методика): Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М.: Дис. совет… доктора юрид. наук, 1993. – 34 с.
   228. Грачев С. А. Доказывание по уголовным делам об экономических преступлениях на досудебных стадиях судопроизводства: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Н. Новгород (дис. Совет Д 203.009.01), 2003. – 25 с.
   229. Егорова Т. З. Средства доказывания и их оценка в судебных стадиях российского уголовного процесса: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Челябинск: (Дис. совет К 212.298.01), 2003. – 21 с.
   230. Жуковский В. М. Проблема времени и своевременности в советском уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Свердловск, 1989.
   231. Зеликсон Э. С. Доказывание как деятельность субъектов уголовного судопроизводства: Автореф. диссертации… докт. юрид. наук. – Алма-Ата, 1973. – 25 с.
   232. Зинец Р. А. Судебный контроль в стадии предварительного расследования: процессуальные и организационные аспекты. – Волгоград: дис. сов. Д-203.003.01. – 24 с.
   233. Зникин В. К. Использование оперативно-розыскной информации в уголовно-процессуальном доказывании: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Томск (дис. Совет К 063.53.16). 1998. – 23 с.
   234. Зникин В. К. Теоретические и прикладные основы взаимосвязи оперативно-розыскной деятельности и уголовного процесса в вопросах доказывания: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Красноярск: Сиб.ЮИ МВД РФ, 2004. – 39 с. (По состоянию на 01.05.05 диссертация не защищена).
   235. Ишимов П. Л. Процессуальный порядок подготовки уголовного дела к судебному разбирательству: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ижевск: (дис. совет К 212.275.06), 2005. – 27 с.
   236. Капитонов С. А. Правообеспечительный потенциал милиции (Вопросы теории, методологии и организации): Автореф. дис… докт. юрид. наук. – М. (дис. Совет Д 203.002.03), 2003. – 45 с.
   237. Карамышев С. Б. Восстановление справедливости как цель уголовного наказания: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Красноярск: дис. совет ДМ 203.016.01, 2004. – 23 с.
   238. Корнелюк О. В. Баланс процессуальных статусов потерпевшего и обвиняемого: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Н. Новгород: (дис. совет Д-203.009.01).
   239. Колодий А. Н. Принципы правового регулирования и их реализация в деятельности милиции: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Киев, 1991.
   240. Кручинина Н. В. Основы криминалистического учения о проверке достоверности уголовно-релевантной информации: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – М. Дис. совет Д 212.123.01, 2003. – 54 с.
   241. Левченко О. В. Система средств познавательной деятельности в доказывании по уголовным делам и ее совершенствование. – Краснодар: Дис. совет Д. 212.101.02, 2004. – 55 с.
   242. Маслов И. В. Правовая регламентация уголовно-процессуальных сроков: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2004.
   243. Мельник С. Л. Актуальные вопросы экспертной инициативы. – Челябинск: ДС К-212.29801, 2005. – 21 с.
   244. Петрова Г. Б. Сроки как элемент правового регулирования в уголовном процессе. – Саратов, 2004.
   245. Попов А. П. Непосредственное обнаружение признаков преступления как повод к возбуждению уголовного дела. – Н. Новгород: Дис. Совет Д-О52.09.01, 1999. – 21 с.
   246. Порубов Н. И. Научные основы допроса на предварительном следствии: Автореф. дис… докт. юрид. наук. М., 1977. – 31 с.
   247. Прасковьин Д. А. Обеспечение гражданского иска на досудебных стадиях: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Саратов: Дис. совет К 203.013.01, 2004.
   248. Раменская В. С. Институт реабилитации в уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2004.
   249. Ревина И. В. Нравственное содержание адвокатской деятельности в уголовном судопроизводстве. Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Воронеж: ВГУ, 2004. – 23 с.
   250. Романов В. И. Процессуальные, тактические и этические вопросы применения научно-технических средств при расследовании преступлений: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Казань Дис. совет К 053. 29.13, 1997. – 20 с.
   251. Селедкина Н. А. Судебное следствие в российском уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук, – Екатеринбург: Дис. совет Д.212.282.03, 2005. – С. 6.
   252. Смилгайнис В. К. Тактика предъявления доказательств при допросе обвиняемого: Автореф. дис…канд. юрид. наук. – Ленинград, 1979. – 21 с.
   253. Татьянин Д. В. Реабилитация в уголовном процессе России (понятие, виды, основания, процессуальный порядок) / Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Ижевск: Дис. Совет К 212.275.06, 2005. – 23 с.
   254. Хашимов Р. А. Категория «Цель» в уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Челябинск: Дис. совет К.212.298.01, 2006. – 26 с.
   255. Якупов Р. Х. Процессуальные сроки в советском уголовном судопроизводстве (в стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования): Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1972.
//-- Словари, справочники и комментарии --//
   Словарь – это вселенная в алфавитном порядке.
   Мари-Франсуа Аруз (Вольтер).
   256. Аберкромби А., Хилл С., Тернер Б. С. Социологический словарь / Пер. англ. – Казань: Изд-во Казан. у-та, 1997. – 420 с.
   257. Бабаев В. К., Баранов В. М. Общая теория права: Краткая энциклопедия. – Н. Новгород: НЮИ МВД РФ, 1998. – 203 с.
   258. Бабкин А. М., Шендецов В. В. Словарь иноязычных выражений и слов, употребляющихся в русском языке без перевода. 2-е изд., испр. – СПб.: «Квотам», 1994. – В 3-х томах.
   259. Брокгауз и Ефрон. Энциклопедический словарь: Биографии. – Т. 4. – М.: БРЭ, 1993. – 864 с. с ил.
   260. Ведущие научно-педагогические школы Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского. – Н. Новгород: Изд-во ННГУ, 2003. – 362 с.
   261. Горшенков Г. Н. Криминологический словарь. – Н. Новгород: ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2004. – 240 с.
   262. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1–4 / 2-е изд., испр. и значительно умноженное по рукописи автора (1882). – М.: Русский язык, 1978 – 1980. Т. 4-й. Р – V. 1980. – 683 с.
   263. Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь: ок. 50 000 слов. – 3-е изд., испр. – М.: Рус. яз., 1986. – 840 с.
   264. Ислам: Энциклопедический словарь. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 315 с.
   265. Карманный словарь атеиста / Ю. А. Бахныкин, А. В. Белов и др.; Под ред. М. П. Новикова. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Политиздат, 1979. – 279 с.
   266. Колесников Н. П. Словарь омонимов русского языка. – Ростов-на-Дону: Изд-ва «Тор» – «Феликс», 1995. – 672 с.
   267. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А. А. Чекалин; Под ред. В. Т. Томина, В. С. Устинова, В. В. Сверчкова. – Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Юрайт-Издат, 2004. – С. 178.
   268. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А. В. Наумов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юристъ, 2000. – 864 с.
   269. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; науч. ред. В. Т. Томин, М. П. Поляков. – М.: Юрайт-Издат, 2004. – 1365 с.
   270. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под. ред. А. Г. Коваленко. – М.: Изд-во Эксмо. – 1261 с.
   271. Краткий философский словарь / Под ред. А. П. Алексеева. – М.: «Проспект», 1997. – 400 с.
   272. Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Милетинский. – М.: Сов. энциклопедия, 1991. – 736 с.
   273. Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / Под общей ред. Председателя ВС РФ В. М. Лебедева; Науч. ред. д.ю.н., проф. В. П. Божьев. – М.: «Спарк», 1996. – 624 с.
   274. Ожегов С. И. Словарь русского языка: Около 57 000 слов Изд. 17-е, стереотипное / Под ред. Н. Ю. Шведовой. – М.: Рус. язык, 1985. – 797 с.
   275. Оперативно-розыскная деятельность: Словарь-справочник. – Автор-составитель В. Ю. Голубовский. – М.: ВНИИ МВЛ России, 2001; СПб: Изд. «Лань», 2001. – 384 с.
   276. Психолого-педагогический словарь для учителей и руководителей общеобразовательных учреждений / Автор-составитель: В. А. Мижериков. – Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 1998. – 544 с.
   277. Рассел Б. Философский словарь разума, материи и морали / Пер. с англ. – К.: Port-Royal, 1996. – 368 с. (В надз.: Европейский университет).
   278. Решетников Ф. М. Правовые системы стран мира: Справочник. М.: Юрид. лит., 1993. – 256 с.
   279. Румянцев О. Г., Додонов В. Н. Юридический энциклопедический словарь. – М.: Инфра-М, 1997. – 384 с.
   280. Словарь русского языка: В 4-х т. / АН СССР, ин-т рус. яз. / Под ред. А. П. Евгеньевой. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Русский язык, 1981 – 1984. Т. 2. К – О. 1983. – 736 с. Т. 4. С – Я. 1984. – 794 с.
   281. Словник iншомовних слiв (На укр. языке) – За ред. О. С. Мельничука. – Киiв: Головна редакцiя УРЕ, 1977. – 776.
   282. Современный словарь иностранных слов. – М.: Рус. яз., 1993. – 742 с.
   283. Современная философия: словарь и хрестоматия. – Ростов – на – Дону, 1995.
   284. Современный философский словарь / Под общей ред. В. Е. Кемерова. – 2-е изд. испр. и доп. – Лондон, Франкфурт-на-Майне, Париж, Люксембург, Москва, Минск: «Панпринт», 1998. – 1064 с.
   285. Солганик Г. Я. Толковый словарь: Язык газеты, радио, телевидения: Около 6 000 слов и выражений. – М.: Изд-ва «Аст» – «Астрель», 2002. – 752 с.
   286. СССР: Энциклопедический справочник / Гл. ред. М.: Сов. Энциклопедия, 1979. – 576 с.
   287. Тихомирова Л. В., Тихомиров М. Ю. Юридическая энциклопедия. – М. 1997. – 526 с.
   288. Томин В. Т., Сочнев Д. В. Словарь-инструментарий для исследования проблем, связанных с взаимодействующим влиянием правоохранительной и массово-коммуникативной систем на преступность и виктимность молодежи и несовершеннолетних / Изд. 3-е, испр. и доп. – Н. Новгород: ГИПП, 1999. – 116 с.
   289. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. – 3-е изд., стереотип. – СПб.: Терра – Азбука, 1996.
   290. Философский словарь / Под ред. И. Т. Фролова. – 7-е изд., перераб. и доп. – М., 2001. – С. 646.
   291. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: 13 560 слов: В 2-х т. – 2-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1994.
   292. Т. 2: а – пантомима. – 623 с.
   293. Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии / Репринтное издание. – Т. 1 – М.: Сов. энциклопедия, 1991. – 799 с.; Т. 2. – М.: БРЭ, 1992. – 831 с.
   294. Энциклопедический словарь следователя. Учебное пособие / Д. Д. Невирко, А. М. Нуждин, Е. М. Стригин / Отв. ред. А. П. Статейнов. – Красноярск: Горница, 1997 / В надз.: Красноярская высшая школа МВД России. – 412 с.
   295. Юридический энциклопедический словарь / Гл. ред. А. Я. Сухарев; Ред. кол.: М. М. Богуславский, М. И. Козырь, Г. М. Миньковский и др. – М.: Сов. энциклопедия, 1984. – 415 с.
//-- Различные источники эмпирической информации --//
   296. Абрамова А. Неожиданный вопрос: Какие средства массовой информации вы предпочитаете? // Именем закона. Юрист Оренбуржья (Ежемесячная газета Союза юристов Оренбуржья). 2005. – № 12 (24). – С. 5.
   297. Александр Стеблин: Ларионова предложил я! Президент ФХР о назначении генерального менеджера и других проблемах нашей сборной // Сов. Сп. 02.04.04. – С. 12.
   298. Безменов А. Украден каждый десятый рубль: Счетная палата вскрыла ужасающие размеры воровства в Чечне // РГ. 03.04.04. – С. 1,2.
   299. Бильдягин М. Насильника взяли со спущенными штанами: Свидетели настояли на том, чтоб его посадили // НР. 17.01.04. – С. 5.
   300. Бирюкова М. Летнее нападение на «Кобру»: попытка мести? Самоубийства? // «Саратов» (газета) от 11.04.97 (№ 68).
   301. Битов О. А. «Кинофестиваль» длиною в год: Отчет о затянувшейся командировке // М.: Изд-во АПН, 1989. – 336 с., ил.
   302. Борисов Т. Чечня снова воюет: За последние несколько дней в республике совершено несколько терактов, еще несколько было предотвращено // РГ. 28.05.03. – С. 3.
   303. Борисов Т. Осведомители: Как приживается новая практика выплаты вознаграждений за сведения о преступниках / РГ. 30.08.03. – С. 11.
   304. Борисов Т. Бонды в банде: Самыми универсальными преступниками становятся выходцы из спецслужб. Почему? // РГ. Неделя 23. 18.06-24.06.04 – С. 4.
   305. Борисов Т. 10 миллионов за Масхадова: ФСБ РФ выплатило обещанные 10 миллионов долларов за информацию о лидере чеченских террористов // РГ. 16.03.05. – С. 1.
   306. Бородич Л. «Блажен уже стократно…» // Голос Украiни: 27.07.94. (На укр. языке).
   307. Гаврилов Ю. Халатность, которая убивает: Генпрокуратура возбудила уголовные дела на осетинских и ингушских милиционеров // РГ. 09.10.04. – С. 2.
   308. Горбачев В. Кто остановит экономическую преступность? // РГ. 08.06.04. – С. 9.
   309. Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «Государстве пресвитера Иоанна»). – СПб.: СЗКЭО, Изд. Дом «Кристал», 2003. – 448 с. (Серия «Вехи истории».
   310. ’97 policing in China. – 74 с. /Выпускные данные, в частности, издатель, не обозначены. Однако, судя по содержанию и тому обстоятельству, что книга была вручена члену официальной российской делегации при посещении Министерства общественной безопасности, это министерство и является издателем.
   311. Доклад о деятельности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации О. О. Миронова в 2002 г. // РГ. 15.07.03.
   312. Досье (к статье «Борисов Т. Осведомители: Как приживается новая практика выплаты вознаграждений за сведения о преступниках») // РГ. 30.08.03. – С. 11.
   313. Зубец Г. В старые мехи молодое вино не льют // Киев: Новости, 01.09.94. – С. 7. (Григорий Зубец в момент написания статьи – председатель Киевского городского суда).
   314. Зыкова Т. Кому достанется «тайна вклада»: Теперь и адвокатам, нотариусам, бухгалтерам предлагают сообщать о сомнительных клиентах, но добровольно // РГ. 08.06.04. – С. 1, 2.
   315. Иванова С., Иванов В. Калининградские сласти: В коробке из-под торта вице-губернатору занесли $ 150 000 // Ведомости. – 13.08.04. – С. А.2.
   316. Интервью с Маркусом Вольфом: Маслов С. «Авианосцами с террором не воюют!» Маркус Вольф, руководитель одной из самых эффективных спецслужб мира – разведки бывшей ГДР, встретился с обозревателем «Трибуны» // Трибуна. 14.04.04.
   317. Кислов А. Прыжок саратовской «Кобры» // «Известия» от 28.08.96 (№ 160).
   318. Ключевский В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. – М.: Мысль, 1993. – 415 с.
   319. Козлова Н. Адвокат под судом: Министерство юстиции хочет лишить защитницу ее статуса // РГ. 08.06.04. – С. 4.
   320. Колчанов Р. Спецтелефон для стукачей. Предприниматели поощряют доносительство // НР. 26.11.96. – С. 96.
   321. Кононов Н. На сайте чисто: Пора учиться у Европы защите от порнографии. – РГ. 16.04.04. – С. 2.
   322. Коробов П., Алексеева О. Муфтии имеют претензии к кадровому составу Московской патриархии: Межконфессиональный диалог // Ъ. 21.12.05. – С. 3.
   323. Крылов М. У нас один источник – Интернет // Именем закона. Юрист Оренбуржья (Ежемесячная газета Союза юристов Оренбуржья). 2005. № 12 (24). – С. 6.
   324. Нечаев В. Каждому гражданину – по судье: Совет Думы займется мировыми судьями, чтобы сделать низовое правосудие в два раза доступнее для рядовых граждан // РГ. 08.06.04. – С. 10.
   325. Онегина А., Иванов В., Лысова Т. Редактор Forbes убит: Хлебников успел выпустить в России лишь четыре номера. – Вед. Нижегородский выпуск. 12.07.04. – С. А1.
   326. Павлов В. Честь мундира дороже пяти тысяч рублей: Чиновник отказался от взятки // РГ. 30.06.04. – С. 5.
   327. Приказ Начальника Управления внутренних дел Саратовской области от 22.08.96 О следственно-оперативной группе, созданной приказом УВД и Прокуратуры Саратовской области, СВШ МВД РФ // Личный архив доцента полковника милиции В. А. Колдина.
   328. Рузанова Н. Из СИЗО на улицу Свободы // РГ. 18.03.04. – С. 8.
   329. Сазанова С. Медсестра отстояла зарплату целой поликлиники: Средь бела дня грабители пытались отнять у Марины Гуськовой 112 тысяч рублей // НР. 06.03.04.
   330. Смирнова Ю. Звонок в милицию // НР. 06.03.04. – С. 1.
   331. Снегирев В. Утром после боя: Почему стали возможны трагические события в Ингушетии? // РГ. 25.06.04. – С. 3.
   332. Соколова М. Территория азарта: «Человек играющий» глазами крупье московского казино // РГ. 10.06.04. – С. 8.
   333. Совместный приказ Начальника управления внутренних дел и Прокурора Саратовской области, Начальника Саратовской Высшей школы МВД РФ № 565/76/168 от 12.10.95 О создании совместной следственно-оперативной группы по раскрытию тяжких преступлений против личности и в сфере экономики // Личный архив доцента полковника милиции В. А. Колдина.
   334. Состояние преступности в России за 2002–2004 гг. – М.: ГИЦ МВД РФ, 2005.
   335. Сухоруков В. К. Crivinal.1: Очерки новейшей истории организованной преступности Мариуполя. – Мариуполь: Предприятие «Газета «Приазовский р»бочий», 1977. – 404 с.
   336. Хлебников П. Сначала порядок, потом демократия. // Вед. 12.07.04. – С. А4. (Перепечатка статьи Пола /Павла/ Хлебникова из мартовского 2001 года номера Moscow Times).
   337. Чурбанов Ю. М. Я расскажу все, как было… / Издание 2-е, испр. и доп. – М.: ИЦ «Лиана»; Изд. «Независимая газета», 1993. – 176 с.
   338. Чухрай П. Прием у чиновника решает проблемы?: Вопрос дня // РГ. 22. 05.04. – С. 8.
   339. Шелленберг В. Мемуары / Перевод с нем. – М.: Прометей, 1991. – 352 с.

Приложения

//-- Приложение 1. Перечень предложений по совершенствованию УПК РФ 2001 года (развернутая аргументация – в тексте книги) --//
   Очень хотелось броситься в бой сразу же после выхода в свет (из темноты законодательных коридоров) УПК РФ 2001 года. Останавливало: давайте посмотрим, что получится.
   Согласитесь, терпения у нас хватило. Сейчас у нас на дворе уже 2006-й год.
//-- Место законодательства в системе уголовно-процессуального целеполагания --//
   1. Уголовно-процессуальное законодательство, издание нормативного правового акта, даже их системы – не цель государства и/или общества. Оно – средство достижения определенных целей.
   2. Внося предложения об изменении и дополнении УПК РФ 2001 г. мы исходили из того, что сегодня общество, его члены и государство нуждаются в Уголовно-процессуальном кодексе переходного периода.
   1. Причины предлагаемой правки: в п. 1 ч. 1 ст. 6 УП К РФ термин «потерпевший» применен рассогласованно с определением процессуального статуса потерпевшего, даваемого УПК в ст. 42.
   Ее (правки) цель: устранить возможную при буквальном толковании дискриминацию лица, пострадавшего от преступления, если оно по какой-либо причине не будет признано потерпевшим.
//-- Содержание предложения --//
   1.1. В п. 1 ч. 1 анализируемой статьи употреблен термин «потерпевший» для обозначения лиц, коим преступлением причинен ущерб. Мы полагаем, что корректнее было бы записать после слов «и организаций» – «пострадавших от преступлений».
   Дело в том, что термином «потерпевший» обозначается в кодексе определенный участник уголовного процесса, лицо, уже обладающее процессуальным статусом (ст. 42). Согласно закрепленной в этой статье правовой норме лицо становится после признания его таковым компетентным лицом.
   2. Причины предлагаемых правок: в УПК РФ терми н «подозреваемый» применяется для обозначения двух в процессуальном аспекте совершенно различных понятий.
   Их цели: устранить недостаточную строгость в терминологии законодательных актов.
//-- Содержание предложения --//
   2.1. Наименование главы 12: вместо «Задержание подозреваемого» – «Задержание».
   2.2. Наименование статьи 91: вместо «Основания задержания подозреваемого» – «Основания задержания лица, подозреваемого в совершении преступления».
   2.3. Наименование статьи 92: вместо слов «Порядок задержания подозреваемого» – «Порядок задержания лица, подозреваемого в совершении преступления».
   2.4. В тексте ст. 92 ч. 2 после слов «основания и мотивы задержания» вместо слова «подозреваемого» – «лица, подозреваемого в совершении преступления,». Далее по тексту».
   2.5.В тексте ст. 92 ч. 3 после слов «с момента задержания» вместо слова «подозреваемого» – «лица, подозреваемого в совершении преступления». Далее по тексту.
   3. Причины предлагаемых правок: отрыв законодательных текстов от современных потребностей и реалий отечественного уголовного судопроизводства.
   Их цель: уменьшить опасность, угрожающую участникам физического задержания от посягательств со стороны задерживаемого, предотвратить утрату объектов, могущих быть в дальнейшем использованными в качестве доказательств по делу.
//-- Содержание предложения --//
   3.1. В текст ст. 93 добавить следующий абзац, считая его частью первой: «Производство личного обыска является обязательным в случае, если при физическом задержании лица, подозреваемого в совершении преступления, имеются достаточные основания полагать, что оно скрывает на себе оружие, которое может быть использовано для нападения при его доставлении или нахождении в транспортном средстве, или/и предметы или документы, которые может уничтожить, передать другому лицу, укрыть или выбросить.»
   4. Причина предлагаемой правки: отрыв законодательного текста от современных потребностей и реалий отечественного уголовного судопроизводства.
   Ее цель: споспешествовать законодательной регламентации активности судьи в судебном разбирательстве.
//-- Содержание предложения --//
   В связи с изложенным представляется целесообразным внести следующие изменения в ст. 15 ч. 3 УПК РФ:
   4.1. Первую фразу в указанной части «Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты» удалить.
   4.2. После слов «…предоставленных им прав» дополнить часть 3 статьи 15 словами, «,а также пресекает попытки сторон злоупотреблять предоставленными им правами, в частности, препятствовать установлению по делу объективной истины»
   4.3. Дополнить ст. 15 частью 3.1 следующего содержания «В случаях, если суд придет к выводу, что исследование доказательства сторонами в ходе судебного следствия сохранило н неясности в познании важных для вынесения судебного решения вопросов, он вправе и обязан принять в нем активное участие»
   5. Причина предлагаемой правки: неопределенность законодательного текста.
   Ее (правки) цель: предотвратить расхождения в толковании неопределенного текста.
//-- Содержание предложения --//
   5.1. Удалить из п. 4 ст. 164 могущие внести в судоговорение смуту слова «и иных незаконных мер». В этом случае текст фрагмента закона звучал бы следующим образом: «4. При производстве следственных действий недопустимо применение угроз и насилия, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц».
   6. Причина предлагаемой правки: необходимость избавиться от могущего быть истолкованным как запрет, однако практически неисполнимого положения о невозможности задержания по п. 1 ч. 1 ст. 91 УПК.
   Ее (правки) цель: предотвратить расхождения в толковании неопределенного текста.
//-- Содержание предложения --//
   Нелинейная логика: Задержание лица, подозреваемого в совершении преступления, объявить актом возбуждения уголовного дела против этого лица.
   С целью реализации этой идеи предлагается внести следующие дополнения и изменения в законодательство.
   6.1. Дополнить ч. 1 ст. 140 пунктом 2 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

следующего содержания: «задержание лица, подозреваемого в совершении преступления на основании пункта 1 части 1 статьи 91 и в порядке, предусмотренном указанной статьей».
   7. Причина предлагаемой правки: неопределенность законодательного текста.
   Ее (правки) цель: установить в законе обязанности лица, вызываемого в качестве понятого, обеспечивающие следователю возможность исполнение возложенных на него обязанностей.
//-- Содержание предложения --//
   Для того, чтобы уголовно-процессуальный нормативный акт исполнил свою вторичную задачу, он должен, в частности, наделить своих будущих исполнителей достаточными для его исполнения правами и средствами. Совершенно необходимо также столь часто отсутствующее в уголовно-процессуальных нормативных актах установление в законе обязанностей, коррелирующих с этими правами.
   Одна из многочисленных иллюстраций к высказанному суждению – регламентация участия в УСП понятого. Следователь, дознаватель или иное компетентное лицо, проводящее следственное действие, обязано в многочисленных предусмотренных процессуальным законом случаях привлечь «для удостоверения факта производства следственного действия, а также содержания, хода и результатов следственного действия» не заинтересованное в ходе следственного действия лицо (ч. 1 ст. 60 УПК РФ).
   УПК РСФСР 1960 г. и первоначальная редакция УПК РФ 2001 г. никакой обязанности для лица, приглашаемого к участию в уголовном деле в качестве понятого, не предусматривали. В нынешнем виде ч. 4 ст. 60 УПК РФ (в ред. Фед. Закона от 04.07.03 № 92–ФЗ) содержит следующую формулировку: «понятой не вправе уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя, прокурора или в суд». Однако эта формулировка становится чистой декларацией, если лицо, вызываемое в качестве понятого, вызову не подчинится. Не предусмотрено никаких санкций ослушнику. В частности, ст. 113 УПК РФ, регламентирующая привод, не предусматривает его применению в отношении понятого.
   Да, и вообще, с какого момента лицо становится понятым и, следовательно, на него начинает распространяться ч. 4 ст. 60? Вот подходит посреди ночи сотрудник милиции к случайному прохожему, полуночнику, опасливо пробирающемуся домой по улице разбитых фонарей и приглашает (или вызывает?) его поприсутствовать при осмотре трупа, обнаруженного на соседнем пребывающем во тьме кромешной пустыре. Давайте представим себе психологическое состояние вызывае-мого! Вот законодатель, судя по приведенным извлечениям из ст. 60, конкретной жизненной ситуации, нуждающейся в процессуальной регламентации, не представлял.
   Другое наше замечание вызвано, пожалуй, небрежностью составителей в использовании юридической терминологии. В том же п. 1 ч. 1 анализируемой статьи употреблен термин «потерпевший» в отношении лиц, коим преступлением причинен ущерб. Мы полагаем, что корректнее было бы записать «пострадавших от преступлений». Дело в том, что термином «потерпевший» обозначается в кодексе определенный участник уголовного процесса, лицо, уже обладающее процессуальным статусом (ст. 42). Согласно закрепленной в этой статье правовой норме лицо становится потерпевшим в случае признания его таковым постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда. Подчас лицо, пострадавшее от преступления, может и не стать потерпевшим (в конкретной ситуации пострадавшего от преступления просто не признают потерпевшим по той или иной причине).
   В случае, если бы законодатель принял это предложение, было бы целесообразно дополнить ст. 5 пунктом 25 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

следующего содержания: «пострадавший – лицо, которому преступлением причинен тот или иной вид ущерба, предусмотренный ч. 1 ст. 42 настоящего кодекса».
   Для того, завершить круг поправок, начатый предложением заменить термин в п. 1 ч. 1 ст. 6 обратим внимание на то обстоятельство, что названная часть содержит регламентацию двух разных вопросов. Первый: определение того, кто может быть признан потерпевшим, и второй: регламентация способа признания потерпевшим, и перечень участников процесса, которые вправе это сделать. В связи с этим, полагаем, что было бы целесообразным выделить установление, завершающее нынешнюю ч. 1 ст. 42: «Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда» – в самостоятельную часть, назвав ее частью второй. В тексте же, который предлагается оставить содержанием части первой слово «является» заменить словом «признается».
   Положительным качеством действующей ст. 6 УПК РФ представляется и ее простая и отчетливая форма. К слову, может, эта простота и отчетливость формулировок и делает выпуклыми, явственными содержательные ее недостатки.
   Формулировка ст. 6 является формулировкой высокой степени общности; по своей сущности – определение назначения уголовного судопроизводства – она и не могла быть иной. Беда же всех общих формулировок заключается в том, что от них к правилам производства процессуальных действий, образующих уголовно-процессуальную деятельность, ведет длинная цепочка умозаключений, тем более длинная, чем более высока общность исходной формулировки. Эти цепочки умозаключений разными участниками уголовного судопроизводства, разными субъектами толкования закона, не являющимися УУП, могут строиться по-разному.
   Кроме того, нормами высокой степени общности трудно охватить все случаи необходимой регламентации. Мы видим выход из положения в максимальном сокращении в УПК норм высокой степени общности. Однако тенденции развития уголовно-процессуального законодательства носят сегодня прямо противоположный характер. Проявлением таких тенденций является, в частности, на наш взгляд, опасная попытка записать в УПК РФ формулировки принципов уголовного судопроизводства. С той поры, как мы написали предыдущие две фразы прошло немного времени, однако попытка уже реализовалась. В кодексе появилась глава 2-я, поименованная принципы уголовного судопроизводства. Названная нами тенденция проявись.
   У нас есть еще одна претензия к составителям статьи 6-й. Из буквального толкования ее части 2-й следует, что от наказания могут быть освобождены только невиновные. Об освобождении кого бы то ни было от уголовной ответственности в анализируемой статье речи вообще не идет. Между тем, в главах 11–13 раздела IV УК РФ устанавливается целый ряд оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания. В том числе введенная федеральным законом № 162–ФЗ от 08.12.03 ст. 81 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, установившая возможность освобождения от наказания в связи с изменением обстановки.
   8. Причина предлагаемой правки: рассогласованность ст. 89 УПК РФ 2001 г. со ст. 5о ч. 2 Конституции РФ 1993 г.
   Ее (правки) цель: установить в законе порядок использования результатов оперативно-розыскных мероприятий, оптимизирующий достижение цели доказывания и, тем самым, цели уголовного процесса.
//-- Содержание предложения --//
   Заменить текст статьи 89 УПК РФ 2001 г. текстом следующего содержания: «Использование результатов оперативно-розыскных мероприятий в качестве доказательств по уголовному делу допускается при соблюдении двух следующих условий:
   1) Если предлагаемые компетентным должностным лицом для применения в процессе доказывания по уголовному делу предмет или документ получены при проведении оперативно-розыскного мероприятия в соответствии с нормами Закона об оперативно-розыскной деятельности; 2) Если при приобщении к уголовному делу представленного предмета или документа и оперировании с ним соблюдены требования уголовно-процессуального кодекса.
   При решении вопроса о допустимости использования в качестве доказательства по уголовному делу документа или предмета, полученного субъектом оперативно-розыскной деятельности в результате проведения оперативно-розыскного мероприятия, к процедуре оперативно-розыскного мероприятия требования ее соответствия процедуре, предусмотренной уголовно-процессуальным кодексом, недопустимо».
   Это разные отрасли процессуального права.
   Было бы целесообразно дополнить ст. 5 пунктом 25 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

следующего содержания: «пострадавший – лицо, которому преступлением причинен тот или иной вид ущерба, предусмотренный ч. 1 ст. 42 настоящего Кодекса».
   В п. 1 ч. 1 ст. 6, обратим внимание на то обстоятельство, что названная часть содержит регламентацию двух разных вопросов. Первый: определение того, кто может быть признан потерпевшим, и второй: регламентация способа признания потерпевшим, и перечень участников процесса, которые вправе это сделать. В связи с этим, полагаем, что было бы целесообразным выделить установление, завершающее нынешнюю ч. 1 ст. 42: «Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора или суда» – в самостоятельную часть, назвав ее частью второй. В тексте же, который предлагается оставить содержанием части первой слово «является» заменить словом «признается».
//-- Приложение 2 --//
//-- Последовательный перечень элементов уголовного судопроизводства, с некоторыми пояснениями [573 - Терминология в этом перечне использована с учетом истории и традиций отечественной уголовно-процессуальной науки и отечественного уголовно-процессуального законодательства.] --//
   1. Задача (почему не цель?) охраны условий существования и развития общества, членов общества и государства.
   УСП решает эту задачу во взаимодействии с рядом других отраслей гос. деятельности и населением. – Задача ОУСиР. Границы сегмента, отведенного УСА очерчивается исходя из – Задач УСП.
   2. Задачи, для разрешения которых создана такая отрасль государственной деятельности как уголовное судопроизводство. – Задачи УСП.
   3. Цель для достижения которой ведется производство по каждому уголовному делу – цель уголовного процесса. Аббревиатура – ЦУП.
   4. Цель уголовно-процессуального доказывания.
   5. Уголовно-процессуальные функции – УПФ.
   УПФ, по нашему мнению, находятся в прямой связи с системой целеполагания в УСП.
   6. Предназначенность (служебная роль) мер процессуального принуждения.
   7. Предназначенность (служебная роль) мер пресечения.
   8. Непосредственные задачи стадий уголовного процесса. – НЗСУП.
   9. Задачи структурных частей стадии.
   10. Цель производства следственных действий. – ЦСД.
   11. Функции-задачи государственных органов – участников уголовного процесса. – ФЗГО.
   12. Законные интересы участников уголовного процесса (потенциальных, актуализированных и случайных) как необходимая детерминанта конструирования целеполагания в уголовном судопроизводстве. – ЗИ УУП.
   13. Задачи уголовно-процессуального законодательства. – Задачи УПЗ.
   14. Задачи фиксации.
   15. Функции гласности.
   16. Функции конспирации.
   17. Задачи сохранения тайны предварительного расследования.
   18. Задачи сохранения тайны совещательной комнаты.
   19. Задачи обережения УУП.
   20. Функции мер процессуального принуждения.
   Наряду с экспертизами экономической, криминологическими, языковедческими – не худо бы еще иметь экспертизу здравого смысла.
//-- Приложение 3 --//
//-- Глоссарий --//
   Адат – термин, находящийся на виду и на слуху специалистов. Это форма обычая, в том числе и обычного права у народов, исповедующих ислам. Адат – форма не писанная.
   Вторичная задача стадии – под вторичной мы, понимаем такую задачу, которая решается посредством успешного исполнения непосредственной. К примеру, положительное воспитательное воздействие окажет на УУП и судебную аудиторию такое судебное разбирательство, которое при нормальном его течении завершилось вынесением правильного и убедительного судебного решения. Именно поэтому, представляется нам, нецелесообразны весьма популярные среди значительной части судей нотации и филиппики, которые они произносят в ходе судебного заседания, адресуя их тому или иному участнику процесса.
   Капер [гол. kaper] – 1) (по российскому Морскому уставу, Петербург, 1720) «торговое морское судно, вооруженное и наносящее вред неприятелю с разрешения правительства, т.е. морской партизан»; 2) лицо, занимающееся каперством (см.).
   Каперство [< гол. kapen хватать, захватывать] – 1) занятие, хотя и рискованное, но доходное: получив дозволение властей, нападать на коммерческие неприятельские, а также суда нейтральных стран, осуществляющих перевозку грузов в пользу неприятеля, и захват их и их грузов; 2) в переносном знач. – морской разбой.
   Кутюм – сборник норм обычного права во Франции.
   Маслагат – решение старейшин или суда посредников. На основе адата, впрочем, может быть и на основе шариата. В случаях, когда в адате не находится решения конкретной ситуации М. все равно выносится и ссылки на очень приблизительно подходящие положения адата или даже шариата в нем имеются. Однако, по существу создается новая норма обычного права. Такой М. – эмбрион адата. Со временем он станет адатом. Впрочем, адатом может стать и М., ему противоречащий.
   Ограничение системы – под ограничением системы понимаются такие компоненты среды, которые заданы для решения задачи и в рамках конкретной акции не могут быть изменены. Ограничение системы, как правило, продуцировано макросистемой, системой, включающей в себя исследуемую в качестве составной части. К ограничению системы в области борьбы с преступностью и охраны общественного порядка относятся прежде всего право (уголовно– и административно-процессуальная регламентация методов и средств деятельности, уголовно– и административно-правовая детерминация целей) [574 - Отметим для сравнения, что в управленческой литературе встречается рассмотрение закона как ограничения социальной системы. См., например: Янг С. Системное управление организацией. – М., 1972. – С. 43], установленный набор функций-задач ее управлявшего параметра, нравственные устои общества и ряд других действующих в обществе социальных норм.
   Ограничения системы могут быть сняты или преобразованы лишь при выходе за ее пределы: изменение законодателем процессуальных норм, установление ответственности за деяния, ранее не наказуемые в уголовном или административном порядке, или устранение такой ответственности; изменение вышестоящим органом состава функций-задач органа внутренних дел и т.д.
   Окружение системы – множество элементов и их существенных свойств, которые не являются частями системы, но изменения в любом из них может стать причиной или продуцировать изменение в состоянии системы.
   Среда функционирования – часть окружения системы, совокупность внешних по отношению к ней факторов, влияющих на ее функционирование и, в свою очередь, испытывающих нецелеустремленное воздействие функционирующей системы. Функционирующие системы в процессе осуществления повседневной деятельности начинают воздействовать на компоненты СФ с целью их преобразования и перевода отрицательных факторов в положительные (в менее отрицательные, в нейтральные), то объект исследования предстает в этих ситуациях уже не как компонент среды функционирования, а как объект управляющих воздействий. Правоохранительный орган в этих случаях являет собой субъект управления, а импульсы, исходящие от «несовершеннолетних и молодежи», приобретают характер обратной связи.
   Различение СФ и объекта управляющих воздействий в этом случае проводится по признаку соотношения результатов воздействия и цели функционирования. Если осуществляемое продуцирование изменений или управляющих воздействий на элементы, не входящие в управляющую систему, является целью функционирования, то мы имеем дело с объектом управляющих воздействий. Если же внесение изменений в состояние таких не входящих в систему элементов или вообще оказание воздействий на них явилось побочным, хотя и необходимым результатом целеустремленного воздействия на другие объекты, то имеет место процессы взаимодействия со СФ.
   Стадии исключительные. Исключительными стадиями современного отечественного уголовного процесса являются такие обладающие обязательными признаками стадии его части, производство в которых начинается с властного волеизъявления органа или должностного лица, не являющегося уже (приговор вступил в законную силу или, может быть, даже обращен к исполнению и исполнен) и не являвшегося вообще участником уголовного процесса.
   Стадии, носящие служебный характер, – это такие стадии, непосредственная задача которых заключается в инициации и/или обслуживании следующей за ними стадии. Таких стадий, по нашему мнению, две. Это стадия возбуждения уголовного дела для предварительного расследования и стадия предания суду для судебного разбирательства.
   Стадии уголовного процесса (уголовного судопроизводства) – относительно самостоятельные части-этапы уголовного судопроизводства, обладающие обязательными свойствами стадии.
   Обязательные свойства С.:
   1) наличие непосредственной задачи;
   2) специфический круг ее участников;
   3) специфические, свойственные этой стадии методы разрешения непосредственной задачи;
   4) протяженность в процессуальном времени;
   5) структура стадии.
//-- Фак ультативные элементы цели уголовного процесса --//
   Федеральный закон – в Конституции РФ термин «федеральный закон» употребляется в двух смыслах: широком и узком. В широком – для обозначения всех законов, принимаемых федеральным законодателем, – как федеральных законов, принимаемых в обычном порядке, так и федеральных конституционных законов (например, ст. 4, ч. 2; ст. 55, ч. 3; ст. 76, ч. 5; ст. 115 чч. 1 и 3; ст. 121, ч. 2; ст. 125, чч. 2 и 4). В более узком (тесном) смысле – для обозначения обычных федеральных законов в отличие от федеральных конституционных законов (например, ст. 105, ч.2; ст. 107; ст. 129, ч. 5). При этом Конституция РФ исходит из верховенства ФКЗ по отношению к законам федеральным. Она устанавливает, что ФЗ не могут противоречить ФКЗ (ст. 76, ч. 3).
   Хадисы – предание о словах и действиях Мухаммеда, затрагивающее различные религиозно-правовые стороны жизни мусульманской общины. Состоит из двух частей: собственно информационной, называемой матн, и иснада – перечня лиц, передававших друг другу из поколения в поколение содержание матна. Х. Считаются вторым после Корана источником исламского права. На них основана сунна. Именно Х. Стали средством приспособления ислама к новым условиям, которые возникли после мусульманских завоеваний и возникновения Халифата.
   Халифат – система мусульманской феодальной теократии с халифом во главе; распространенное наименование арабо-мусульманского государства, созданного в 7 в. С 10 в. в Зап. Европе Х. наз. также гос-во, образовавшееся в результате араб. завоеваний 7–9 вв. В Турции Х. был ликвидирован в 1924 г.
   Целеполагание – деятельность, заключающаяся в осмыслении проблемной ситуации [575 - Вообще-то термин проблемная ситуация употребляется, по крайней мере, в трех смыслах: 1) ситуация, нуждающаяся в разрешении, иначе – система, нуждающаяся в преобразовании; 2) атрибут или событие человеческого бытия и деятельности, который проявляется как требующее осмысления препятствие в их продолжении; 3) осознание субъектом, индивидуальным или групповым, невозможности разрешить трудности и противоречия, возникшие в ситуации, с которой он столкнулся, ресурсами наличных познания и опыта. В нашей диссертации, если иное прямо не оговорено, этот термин употребляется в смысле, обозначенном 1) и выделенном курсивом.], переводе ее в ходе системного анализа в проблему и предполагающая создание на выходе целостной структуры целей, задач и функций, предназначенной и пригодной для разрешения той проблемной ситуации, которая и послужила началом для размышлений (для мыслительной деятельности).
   Целеполагание в уголовном судопроизводстве – осмысление субъектами, к нему причастными, проблемной ситуации в сфере уголовного процесса, переводе ее в ходе системного анализа в проблему [576 - Проблема – 1) осознанная проблемная ситуация и сконструированные или хотя бы указанные пути ее разрешения (преобразования системы); 2) неотъемлемое свойство объекта или субъекта (атрибут), человеческого бытия и/или деятельности, который проявляется как затруднение в их продолжении и/или сохранении; 3) осознание субъектом невозможности разрешить противоречия, иные трудности, возникшие в данной ситуации, средствами наличных познания и опыта. Термин многозначен и употребляется, особенно в устной речи и публикациях (обнародованиях СМИиП), и в др., не всегда строгих значениях. В нашем диссертационном сочинении термин проблема понимается в первом из указанных значений.], и предполагающее на выходе создание структуры целей, задач и функций, а также средств их реализации, в правотворчестве (в конституционном, уголовно-процессуальном, а также смежных отраслях законодательствования) и правоприменении указанных норм в сфере уголовного процесса, предназначенной и пригодной для разрешения той проблемной ситуации, которая и послужила началом для размышлений (для мыслительной деятельности).
//-- Приложение 4 --//
//-- Сокращенные названия газетных и журнальных источников, издательств --//
   Вед. – Ведомости, газета. Учредитель – ЗАО «Бизнес Ньюс Медиа». Изд. совм. с the Wall Street Journal & Financial Times. Издатель М. Дубик. Имеет региональные выпуски.
   ВКС – Вестник Конституционного суда. Изд. – Конст. суд.
   Карьера – Ежемесячный деловой журнал. «Вместе с Entrepreneur». Учр. и издатель ООО «Издательский дом Родионова». Гл. ред. группы деловых изданий Г. Бовт.
   КП – Комсомольская правда, газета. Издатель – Изд. Дом «Комсомольская правда».
   НВО – Независимое военное обозрение: Еженедельное приложение к «Независимой газете».
   НР – Нижегородский рабочий, газета. Учр.: Администрация Нижнего Новгорода и ЗАО «Ежедневная городская газета «Нижегородский рабочий».
   РГ – Российская газета. Учредитель правительство РФ. Ее редакция – ФГУ.
   О(Сы) – Всероссийское периодическое вневедомственное научно-практическое и информационное издание. Соучредители: И. И. Шумилова и проф. А. Ю. Шумилов. Основано в мае 2004 г. Издается 4 раза в год. Гл. ред. А. Ю. Шумилов.
   Сов. гос. и право – Советское государство и право. ИГП АН СССР. Изд. «Наука».
   Сов. Сп. – Советский Спорт, газета. Учредители: Олимпийский комитет России, ЗАО «Изд. Дом Советский спорт».
   СР – Советская Россия, газета.
   «ЧД» – «Черные дыры» в Российском законодательстве: Юридический журнал». Учредитель: ЗАО «1с: Компьютерный аудит».
   «Ъ» – Коммерсантъ, ежедневная газета. Учредитель, редакция и издатель ЗАО «Коммерсантъ. Издательский дом».
   ЮГ – Юридическая газета.
   ЮЛ, Юрид. лит. – Издательство «Юридическая литература».
   ЮУ – Юрист Украины. Научно-практический журнал. Учр.: Национальная юридическая академия им. Ярослава Мудрого, Академия правовых наук Украины и др. Место издания: Харьков.
//-- Приложение 5 --//
//-- Используемые сокращения --//
//-- Аббревиатуры --//
   ВАК-специалиализация – научная специализация, предусмотренная перечнем Высшей Аттестационной Комиссии.
   ВС – Верховный Совет
   Вс – Верховный суд РФ
   ЗШЧ – закон штатной численности
   МП – меры, мера пресечения
   МПП – меры, мера процессуального принуждения
   НА – ГОУ ВПО «Нижегородская Академия МВД РФ»
   ННГУ – ГОУ ВПО «Нижегородский университет им. Н. И. Лобачевского»
   Основы – Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик
   ОВШМ – «Омская высшая школа МВД СССР»
   ОА – «Омская Академия МВД РФ»
   ОПГ – организованная преступная группа
   ОРД – оперативно-розыскная деятельность
   ОРМ – оперативно-розыскное мероприятие
   УД – уголовное дело (-а, -у, -м, -е)
   УО – уголовная ответственность
   УПД – уголовно-процессуальная деятельность
   УПФ – уголовно-процессуальная функция (-и)
   УУП – участник (-а, -у, -м, -е) уголовного процесса
   ЭБИ – эмпирическая база исследования

Алексей Павлович Попов Современный отечественный уголовный процесс: целеполагание, система целей, задач и функций, средства