Ю. В. Голик, А. И. Коробеев
Преступность – планетарная проблема. К итогам XI Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию

Авторы

Авторы настоящей работы – Юрий Владимирович Голик, доктор юридических наук, профессор Елецкого государственного университета им. И. А. Бунина, директор Центра Российского государственного торгово-экономического университета по изучению организованной преступности и коррупции в экономике и торговле, глава делегации Советского Союза на VIII Конгрессе ООН, член делегации Российской Федерации на X и XI Конгрессах, постоянный член делегации Российской Федерации на Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию в 1996–2000 гг.;
Александр Иванович Коробеев, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой уголовного права Юридического института Дальневосточного государственного университета, член Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации, член делегации Российской Федерации на XI Конгрессе ООН и на Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию в 2001 г.

Предисловие

   Борьба с преступностью – одна из проблем, которые тревожат и беспокоят человечество уже не одно столетие. Поиски приемов обуздания этой социальной негативной стихии не прекращались все это время. Успехи, конечно же, были, но они всегда носили точечный и кратковременный характер. Сегодня ежегодно в мире совершается свыше 100 млн преступлений, из них в России, по официальным данным, – около 3 млн, а по экспертным оценкам (с учетом латентности), – 10–12, а то и все 15 млн. Мир становится все более преступным. Общество сопротивляется как может, но преступность «наступает по всем направлениям». «Доминирующей криминологической тенденцией в начале нового тысячелетия остаются продолжающийся рост преступности в мире, увеличение ее тяжести и общественной опасности с одновременным отставанием социально-правового контроля от растущей мобильной и мимикрирующей криминализации общественных отношений» [1 - Лунеев В. В. Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции. М.: Волтерс Клувер, 2005. С. IV.].
   Если в 70-х годах прошлого века американские криминологи говорили об «их» преступном обществе [2 - Шур Э. М. Наше преступное общество. М., 1977.], то сегодня всем нам впору говорить о нашей преступной планете.
   На этом мрачном фоне криминалисты – ученые и практики в сфере борьбы с преступностью, а также в сфере современных социальных технологий управления общественными процессами и самим обществом – продолжают интенсивные поиски эффективных методов борьбы с преступностью.
   На официальном международном уровне такую работу координирует Организация Объединенных Наций. Эта уважаемая организация последнее время подвергается интенсивной критике со всех сторон, но заменить-то ее пока нечем, да и работает она не так уж и плохо. Конечно, деятельность ООН нельзя назвать совершенной, но если тот или иной субъект международного права не выполняет решений ООН или просто не в состоянии понять и оценить суть и масштабность этих решений, то проблема – в нем самом, а не в ООН. Впрочем, наш мир вообще несовершенен.
   ООН – организация универсальная, занимающаяся всеми проблемами планеты. В рамках ООН с 1955 г. действует Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию (до 2000 г. он назывался несколько иначе: Конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями). Конгресс собирается раз в пять лет и обсуждает самые насущные проблемы борьбы с преступностью в текущем периоде.
   18-25 апреля 2005 г. в Бангкоке (Таиланд) прошел последний – Одиннадцатый – Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию. Его особенность состояла в том, что он проходил вскоре после представления (2 декабря 2004 г.) Доклада Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (документ ООН А/59/565), подготовленного по заданию Генерального секретаря, и Доклада самого Генерального секретаря (21 марта 2005 г.) «При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех» (А/59/2005). В первом документе много внимания уделяется проблемам борьбы с терроризмом и транснациональной организованной преступностью, а во втором – вопросу укрепления верховенства права, демократии и правам человека в их практическом достижении для каждого жителя планеты. Огромное значение этих документов подчеркивалось многими выступающими.
   В наши дни изменения в самой преступности и в сфере борьбы с преступностью происходят настолько стремительно, что данные, полученные в результате аналитической работы, очень быстро устаревают. Например, в ноябре 2005 г. в Шаньдунском университете (Китай) проходила Вторая международная конференция по теории уголовного права. Достаточно представительное мероприятие. Так вот участники конференции, используя в том числе и материалы Бангкокского Конгресса ООН, уже пытались двигаться дальше, предлагая новые решения [3 - См.: HeSingsong. New era and the reconstructing of the system of criminal theory. – О позиции российской делегации см.: Уголовное право. 2006. № 2. С. 18–20.].
   Несомненно одно: поиски приемов и способов обуздания преступности не прекратятся ни при каких условиях – в противном случае человечество просто погибнет. Более того, в новом столетии появятся новые механизмы социального контроля с использованием современной техники электронного слежения и контроля. Возможности естественных и точных наук все более интенсивно и эффективно будут использоваться в правоохранительной деятельности различных стран и международных организаций, занимающихся изучением и организацией дела борьбы с преступностью. Законодательство разных стран должно быть готово к адекватной оценке нововведений. Некоторые из этих вопросов уже поднимались на последних Конгрессах ООН.
   Мы надеемся, что предлагаемая работа пригодится всем, кого интересуют вопросы борьбы с преступностью.

Глава I
Преступность планеты Земля: глобальная угроза

§ 1. Преступность в мире: современное состояние и основные тенденции

   Анализ отечественной и зарубежной литературы позволяет обнаружить один любопытный феномен: в ней отсутствуют сведения о том, сколько (в абсолютных, а не в относительных показателях) ежегодно совершается преступлений в целом в мире. Отдельные же (как правило, публицистические) высказывания на этот счет не выдерживают никакой критики. Так, в последнее время в некоторых российских источниках стала «гулять» информация, согласно которой в мире якобы ежечасно совершается 200 тыс. преступлений [4 - См.: Куликов А. С. Глобализация и новые вызовы безопасности в виде преступности и терроризма // Мировое сообщество против глобализации преступности и терроризма. М., 2002. С. 18.]. Элементарный арифметический подсчет показывает, что за год таких преступлений должно «набежать» 1,7 млрд.
   Если бы это было действительно так, то (с учетом населения Земли в 6,5 млрд человек) мир, скорее всего, уже бы рухнул под натиском криминального вала. Однако подобной катастрофы до сих пор не произошло. И не потому, что преступлений на самом деле совершается гораздо меньше (хотя это и очевидно) или сами преступления не представляют собой угрозы безопасности человечества (увы, некоторые из них уже являются таковыми), а в силу того, что мировая преступность пока еще удерживается в контролируемых мировым сообществом рамках.
   Что же касается попыток с помощью примитивных методик установить истинное количество совершаемых в мире преступлений, то остроумнее всего несостоятельность таких попыток продемонстрировал в свое время американский криминолог Р. Кларк. В качестве примера он привел хронометр преступности, которым пользуется Федеральное бюро расследований США. Последнее измеряет только частоту совершения преступлений на территории всей страны, о которых сообщено в полицию, но не коэффициент преступности в соотношении с общей численностью населения. Если бы ту же самую частоту преступлений применить к Виргинским островам, то все население этих островов за три года пало бы жертвой убийств, будучи перед этим дважды изнасиловано и восемнадцать раз подвергнуто разбойным нападениям. «Если бы все эти преступления были совершены в тех местах, – заключает Р. Кларк, – где нам с вами пришлось побывать, мы все были бы ликвидированы за несколько недель или месяцев» [5 - Кларк Р. Преступность в США. М., 2002. С. 78.].
   Тем не менее в мировой уголовной статистике имеются сведения и об абсолютном количестве преступлений, совершаемых в тех или иных странах мира. Так, по официальным данным, в 70-е годы в США регистрировалось до 8-10 млн индексных преступлений, в 90-е годы – до 15 млн, в последние годы – около 12 млн. Вышеприведенные цифры можно считать мировым рекордом. Следует, правда, оговориться, что за последние 10–12 лет США добились существенного – почти на треть – снижения преступности. Этот факт, насколько нам известно, до конца не осмыслен американскими криминологами, а наша криминология его почти полностью игнорирует, во всяком случае мало кто подвергает его анализу [6 - См.: Кваишс В. Е. Преступность в США: реальность позитивных изменений или «временное исключение»? // Уголовное право. 2005. № 5; Наумов А. В. Существуют ли пределы роста преступности? // Уголовное право. 2005. № 3.].
   На противоположном полюсе находятся такие (сопоставимые с США по количеству населения) страны, как: Китай – в 1997 г. здесь было зарегистрировано 1,6 млн преступлений, Индия – 1,7 млн (1997 г.), Россия – 2,4 млн (1997 г.), Япония – 2,5 млн (1997 г.). К другим странам-«миллионерам» можно отнести: Великобританию – 4,6 млн преступлений (1997 г.), Италию – 2,4 млн (1997 г.), Нидерланды – 1,2 млн (1996 г.), Францию – 3,5 млн (1997 г.), Швецию – 1,2 млн (1997 г.), Канаду – 2,5 млн (1997 г.), Республику Корея – 1,4 млн (1997 г.), Австралию – 1,2 млн (1997 г.), Египет – 4,3 млн (1994 г.), ЮАР – 2,1 млн (1997 г.) [7 - См.: Преступность стран мира. Статистический сборник. Красноярск, 2000; Морозов Н. А. Преступность и борьба с ней в Японии. СПб., 2003. С. 22; Ведерникова О. Н. Теория и практика борьбы с преступностью в Великобритании. М., 2001. С. 172, 179.].
   Сложность в определении абсолютных показателей мировой преступности заключается в том, что, с одной стороны, в разных странах существует неодинаковое представление о круге преступного и уголовно наказуемого, индексные преступления во многих странах существенно разнятся между собой как по количественным, так и по качественным параметрам. С другой стороны, серьезным «возмущающим» фактором здесь выступает латентная преступность.
   Российский криминолог Д. А. Ли на основе глубокого исследования статистических данных о преступности в разных странах мира с применением методологии модульного анализа и конструирования социума пришел к следующим выводам. Во-первых, число зарегистрированных преступников составляет 24 % от общей численности предполагаемых преступников, а 76 % – удается избежать уголовной ответственности, т. е. латентная преступность соотносится с фиксируемой в пропорции три к одному. Во-вторых, количество преступников в конкретном обществе должно составлять 5,6 % от общего числа населения. В-третьих, указанное число преступников выполняет положительную функцию целостности общества как системы и поддержания необходимого разнообразия, что служит необходимым условием самоорганизации системы [8 - См.: Ли Д. А. Преступность как социальное явление. М., 1997. С. 41, 103.].
   Не вдаваясь в оценку исходных криминологических посылок Д. А. Ли, уязвимость которых уже рассматривалась в литературе [9 - См.: Долгова А. И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. М, 2003. С. 70–71, 84–85.], отметим, что усреднение удельного веса латентной преступности и сведение ее к 76 % от общего числа совершаемых в мире преступлений непродуктивно, ибо на самом деле (с учетом остроты криминальной картины в разных странах мира) показатель скрытой преступности, скорее всего, гораздо выше. Отсюда можно заключить, что и количество совершаемых в мире преступлений (и их субъектов) все-таки несколько больше той идеальной (по мнению Д. А. Ли) цифры, которая составляет 5,6 % от общего числа населения. Рискнем предположить, что в реальной действительности совокупная масса ежегодно совершаемых преступлений составляет 8-10 % от мирового социума. Таким образом, ежегодный общемировой «криминальный валовой продукт» выражается цифрой в 600–700 млн преступлений. Это меньше предлагаемых публицистами показателей, однако больше прогнозированных в прошлом различными криминологами значений.
   Изложенное позволяет констатировать печальный факт: мир становится все более криминальным. «Последнее десятилетие XX века и начало XXI века, – отмечает А. И. Долгова, – стали не только в России, но и во всем мире временем триумфа преступной среды» [10 - Там же. С. 3.]. Особенно наглядно заявленный выше тезис просматривается при анализе тенденций развития современной мировой преступности. Каковы же они?
   Доминирующими тенденциями преступности за последние сто-двести лет являются: ее интенсивный рост, обгоняющий по своим темпам рост народонаселения; расширение сфер преступной деятельности; «окорыствование» мотивации преступного поведения; повышение ее организованности, технической вооруженности и самозащищенности; использование все более разрушительных средств и способов совершения преступлений; рост причиняемого преступностью ущерба; транснационализация преступной среды; юнизация и феминизация субъектов преступлений; увеличение общественной опасности преступной деятельности и т. д. Все это связано не с изменениями наследственности (определенное влияние которой на человеческое поведение бесспорно), а с бурными изменениями среды, условий жизни и деятельности людей [11 - См.: Лунеев В. В. Предисловие ко второму русскому изданию книги: Кларк Р. Преступность в США. М., 2002. С. 11–12.].
   Остановимся на некоторых из этих тенденций подробнее.
   1. Определяющей тенденцией преступности в мире является ее абсолютный и относительный рост(относительно населения, экономического развития, культуры и т. д.). Это не означает, подчеркивает В. В. Лунеев, что преступность в любой стране всегда только растет.
   Есть страны, где преступность в какие-то периоды их развития сокращается или ее уровень стабилизируется. Речь идет о среднестатистической тенденции преступности в мире, рассчитанной за длительный период времени [12 - См.: Лунеев В. В. Преступность XX века: мировые, региональные и российские тенденции. М., 2005. С. 23.].
   По данным Организации Объединенных Наций, общая тенденция свидетельствует о том, что в мире доля зарегистрированных преступлений в 1995–2002 гг. увеличилась на 12 %. Количество нападений возросло на 22 %, при этом более резкое увеличение отмечено в отношении правонарушений, связанных с наркотиками (47 %), и случаев грабежа (41 %). Сократилось количество квартирных краж, преднамеренных убийств и хищений автотранспортных средств (на 14, 19 и 35 % соответственно). Практически не изменилось количество изнасилований и случаев мошенничества.
   Однако следует отметить, что данные, касающиеся вышеуказанной тенденции, могут зависеть от различий в структуре представления информации о преступности в рамках Обзора ООН на региональном и национальном уровнях. Например, из 21 страны, по которым имеются данные об общем количестве зарегистрированных преступлений за весь период 1995–2002 гг., 15 находятся в Европе, одна – в Африке, 3 – в Северной и Южной Америке, 2 – в Азии и ни одной – в Океании. Из этого можно заключить, что делать общие выводы о всемирных тенденциях в области преступности следует крайне осторожно [13 - См.: Доклад Генерального секретаря ООН «Положение в мире в области предупреждения преступности и уголовного правосудия» // Материалы XI Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию (Бангкок, 15–25 апреля 2005 г.). Владивосток, 2005. С. 477.].
   Анализ региональных особенностей мировой преступности приводит исследователей к выводу о том, что самый высокий уровень преступности наблюдается в наиболее индустриально развитых, социально обустроенных и демократических регионах. При среднем коэффициенте преступности 1992,6 на 100 тыс. населения самый высокий уровень отмечается в Северной Америке (5909,8, причем он явно занижен, так как данные по США включают только 8 видов деяний) и Западной Европе (3669,3), а самый низкий – в арабских странах (142,4 на 100 тыс. населения). Разница в 26–42 раза! Подтверждается трудновоспринимаемый вывод: чем выше развитие, тем выше преступность. Наряду с этим идет процесс унификации деяний и их глобализации [14 - См.: Лунеев В. В. Криминальная глобализация // Государство и право. 2004. № 10. C. 32.].
   Если теперь обратиться к анализу конкретных видов преступлений, то последние данные с разбивкой по регионам позволяют увидеть следующую картину. В 2002 г. коэффициент убийств (в расчете на 100 тыс. населения) составил в Африке – 16,5, в Северной и Южной Америке – 13, в Европе – 6,5, в Азии – 3, Океании – 3 (для сравнения: в России в том же году – 22, 4).
   Самый высокий уровень грабежей в 2002 г. зафиксирован в Северной и Южной Америке (480), Африке (300) и Европе (180), самый низкий – в Океании (130) и Азии (10). Несколько иные показатели по разбоям. Лидерами по этому виду преступлений являются Африка (770), Океания (750) и Америка (690). Наименьший показатель – в Азии (30) [15 - См.: Материалы XI Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию. С. 480–481.].
   Удельный вес преступлений, связанных с наркотиками, в различных регионах мира в 2002 г. характеризуется следующими данными. Наивысшие показатели отмечаются в Северной и Южной Америке (300) и Океании (270), за ними следуют Европа (160), Африка (50) и Азия (20).
   На основании данных семи обзоров ООН (1970–2000 гг.) B. В. Лунеевым обобщены сведения о преступности в более чем 100 странах мира. Эти сведения позволяют судить о реальных тенденциях постоянного роста преступности. Он неравномерен по отдельным странам и по конкретным периодам (годам), но он неуклонен по доминирующему тренду.
   Среди индустриально развитых государств особое криминологическое значение приобретают несколько стран: США, Франция, Германия, Англия и Уэльс, Япония, Россия. Анализ криминологических данных свидетельствует о высоком уровне преступности во всех этих странах (кроме Японии), высоких темпах ее роста и среднегодового прироста.
   Лучшие показатели отмечаются лишь в Японии. Однако и в этой стране идет процесс абсолютного и относительного роста преступности, хотя и более медленными темпами. Среднегодовые темпы прироста числа учтенных преступлений в расчете на 100 тыс. жителей в Японии за последние 40 лет истекшего столетия были равны 0,45 %, тогда как в Англии и Уэльсе – 4,60, в России – 4,40, во Франции – 3,70, в США – 3,40 и в Германии – 2,45 %, т. е. в 5-10 раз выше. А рассчитав те же среднегодовые темпы прироста преступности в Японии за последние 10 лет прошлого века, мы получим их равными 3,20 %. Они увеличились в 7 раз, хотя коэффициент преступности в Японии в расчете на 100 тыс. населения до сих пор является самым низким. Он ниже североамериканских и западноевропейских коэффициентов в 3–4 раза. Тем не менее тенденции преступности последних лет свидетельствуют о постепенном «приобщении» Японии к мировым криминологическим тенденциям [16 - См.: Лунеев В. В. Криминальная глобализация. С. 35–36; Тё И. Б. Проблемы назначения, исполнения смертной казни и других видов уголовного наказания по законодательству современной Японии. Автореф. дис… канд. юрид. наук. Владивосток, 2005. С. 15–23.].
   2. Глобализация преступности. Глобализм – явление многоплановое, многофакторное и уже в силу этого имеет аверс и реверс, негативную и позитивную стороны.
   Если взглянуть на прошлое, то можно в качестве примера привести Австралию, которая какое-то время была известна как отдаленное место ссылки каторжников, а сегодня является процветающим государством с минимальным уровнем преступности. Критическая масса отрицательных социальных элементов в экстремальных условиях проживания и полной географической изоляции породила новое качество.
   Проблема борьбы с преступностью сопровождает человечество всю его историю, начиная с добиблейских времен. В связи с этим закономерно возникает вопрос: «Что нового может привнести модное ныне слово „глобализм“ в понимание сути проблемы?».
   Отвечать на него можно по-разному. В. С. Овчинский, например, поступил очень просто: он взял за основу Доклад ЮНРИСД (НИИ социального развития при ООН) 1997 г., в котором ООН выделила шесть основных тенденций глобализации (распространение либеральной демократии; преобладание рыночных сил в экономике; интеграция мировой экономики; трансформация систем производства и рынка рабочей силы; быстрота технологического обновления; революция средств массовой информации и диктат идеологии потребительства), и проанализировал их применительно к развитию преступности [17 - Овчинский В. С. XXI век против мафии. М., 2001. С. 8–24.]. Такой подход допустим, но надо иметь в виду, что, во-первых, материалы Доклада уже успели «состариться», во-вторых, далеко не все аспекты глобализации напрямую связаны с преступностью. Так, распространение либеральной демократии само по себе не может стимулировать и провоцировать рост преступности, если не накладывается на примитивное правосознание населения.
   Допустим и другой подход к проблеме. Если мы возьмем, например, формально-количественные характеристики, то увидим рост преступности в абсолютных и относительных показателях, о чем уже говорилось выше.
   По законам диалектики количественные изменения по мере их накопления приводят к качественным деформациям. Одними из первых это замечают законодатели и начинают модернизировать нормативную базу [18 - Авакьян С. А. Глобализация, общие конституционные ценности и национальное регулирование // Национальные интересы. 2001. № 4. С. 44–47; Лукашук И. И. Глобализация, государство, право, XXI век. М., 2001.]. Анализ динамики уголовного законодательства показывает постоянный рост объема уголовно-правового нормативного материала. Так, в УК РСФСР 1922 г. на момент принятия было 227 статей [19 - СУ РСФСР. 1922. № 15.] (почему-то иногда его ошибочно считают самым коротким Кодексом в нашей истории), в УК РСФСР 1926 г. – 205 (потом их стало значительно больше – одних 58-х, как считается, было 14, а на самом деле – 18, так как были статьи со значками 1а, 1б, 1в, 1г); в УК РСФСР 1960 г. – 269 статей, в УК РФ 1996 г. – 360 (на 1 сентября 2006 г. в нем насчитывается уже 380 статей, и их общее количество постоянно увеличивается). Конечно, это не предел. Уголовное законодательство дореволюционной России включало в себя до десяти источников и суммарно насчитывало 2330 статей. Вряд ли к этому нужно стремиться, но ориентир нам известен.
   Новое уголовное законодательство других стран также увеличивается в объеме. Так, УК Китая 1997 г. состоит из 451 статьи, УК Республики Беларусь 1999 г. – из 466 и т. д. Тренд, таким образом, виден четко.
   Одновременно растет и количество международных уголовно-правовых актов и норм. Мы вплотную приближаемся к моменту создания международно-правового акта прямого действия, не требующего инкорпорации в национальное законодательство.
   Создается и система международной уголовной юстиции. Давно и достаточно эффективно действует Интерпол; создан и начинает работать Международный уголовный суд. Вполне вероятно, что в обозримом будущем начнется подготовка к формированию международной прокуратуры. Таким образом, речь сегодня идет о создании системы нетрадиционной (наднациональной) уголовной юстиции.
   Наконец, растет количество осужденных, и оно будет увеличиваться в дальнейшем. Н. Кристи прогнозирует большой рост числа тюремного населения планеты [20 - Кристи Н. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к ГУЛАГу западного образца. М., 1999.]. Реституционное правосудие только встает на ноги и не в состоянии спасти положение. Все это может привести к переоценке многих ценностей (как по ту, так и по эту сторону решетки), к пересмотру всей уголовной политики государств, нормативов и стандартов ООН. Иными словами, необходим новый взгляд на проблему. В противном случае если продолжить карательную политику по принципу «сажать, сажать и сажать», то очень быстро может случиться так, что одна половина человечества будет «сидеть», а другая – ее охранять. Мало того, что не будет ясно, кто же находится в заключении, а кто – на свободе, так еще и возникнет проблема: кто же будет работать на производстве? Между тем уже сейчас происходит постоянное сокращение собственно производящей составляющей. По данным И. В. Лисиненко, в крупных корпорациях на Западе она сегодня насчитывает не более 80 % [21 - Лисиненко И. В. Торгово-промышленные группы: механизм формирования и функционирования. М., 1999.].
   Нельзя также не учитывать, что стремление «пересажать» всех без исключения преступников вступает в противоречие с другой общемировой тенденцией – тенденцией к гуманизации уголовной репрессии, а главное – ложится на государство тяжким бременем дополнительных расходов, которые могут быть покрыты только за счет производственной составляющей. Круг, таким образом, замыкается.
   Преступность – динамично развивающееся явление и рассматривать ее можно только в контексте всех протекающих в обществе процессов. Общество, вступающее в период глобализации, вступает в него все целиком. Преступность не может быть изолирована от этого транссистемного процесса. Преступность в ее качественно новых проявлениях есть теневая, негативная сторона глобализации: там, где есть аверс – положительная компонента, должен быть и реверс – негативная сторона (каковой и является в глобализирующемся мире его криминальная составляющая).
   Таким образом, преступность сама по себе приобрела сегодня глобальный характер как с позиции характеристики проблемы, так и с количественной точки зрения. Об этом неоднократно говорилось во многих документах ООН последнего десятилетия. Сегодня данное негативное социальное явление приобрело характер планетарной проблемы.
   В результате на уровне отдельных государств преступность стала уже угрожать национальной безопасности. При проникновении преступности во все сферы общества и институты государственной власти государство становится неуправляемым, наступает хаос, а преступность из просто общенациональной проблемы перерастает в проблему национальной безопасности. Сказанное в первую очередь означает, что появляется реальная угроза для существования государства в целом. Формы такой угрозы могут быть разными: распад государства на более мелкие государственные или псевдогосударственные образования, введение внешнего управления и утрата государством своего суверенитета, аннексия территории или ее части другими более мощными или более «наглыми» государствами и т. д. Общим является одно: государство как суверенное образование прекращает свое существование.
   Затронутая проблема вызывает отнюдь не только чисто теоретический интерес. Как справедливо отмечает А. Н. Харитонов, «на политической карте мира появились государства, которые с полным основанием можно назвать государствами криминального типа. Криминалитет демонстрирует политические притязания в государствах, традиционно считающихся демократическими. Еще более заметны такие тенденции в странах, которые идут трудным путем социального реформирования» [22 - Харитонов А. Н. Государственный контроль над преступностью. Омск, 1997. С. 3.].
   Гораздо более жесткий вывод сделан в Докладе Совета национальной безопасности США «Оценка реальности угрозы, исходящей от международной преступности», подготовленном в 2000 г.: «Мир в 2010 г. может увидеть появление „криминальных государств“, которые не просто служат убежищами для международной преступной деятельности, но и поддерживают ее как само собой разумеющееся. Участие „криминальных государств“ в сообществе наций могло бы подорвать международную финансовую систему и торговлю, создать препятствия для эффективного международного сотрудничества против организованной преступности» [23 - Закономерности преступности, стратегия борьбы и закон. М., 2001. С. 570.].
   Конечно, государство не обязательно должно исчезнуть с политической карты мира – это крайний вариант развития событий. Наиболее вероятный путь – ослабление государства. Конкурентом слабого государства начинают выступать как легальные репрессивные структуры, так и структуры, находящиеся на периферии общества. Становятся все сильнее нелегальные и полулегальные структуры – организованная преступность, субкриминальные формирования, воинственные религиозные секты и объединения.
   Описываемая проблема имеет уголовно-правовой догматический аспект. Объектом уголовного посягательства становятся не отдельные лица, а целые социальные и этнические группы. Темпы развития преступных технологий таковы, что сегодня уже «ни одна страна мира не может быть защищена от угрозы разорения» [24 - Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Глобальная империя зла. М., 2001. С. 37.]. Речь идет об искусственном, преступном разорении. Поразительно, но сами «разорители» этого нисколько не скрывают и публично в этом признаются [25 - См.: Перкинс Дж. Исповедь экономического убийцы. М.: Pretext, 2005.]. Зачастую таким действиям нет адекватного определения ни в национальном, ни в международном законодательстве. Формы могут быть различными – Югославия и Ирак демонстрируют это со всей очевидностью, ряд мировых экономических кризисов последних лет – с меньшей очевидностью, но не с меньшей эффективностью.
   Есть и факты использования чисто криминальных приемов и методов [26 - Watson P. J. Order out of Chaos. Elite Sponsored Terrorism and the New World Order. Austin: Alex Jones Productions, 2003.].
   Таким образом, проблема имеет уже не локальный и даже не региональный, а глобальный характер. С указанных позиций следует отметить три группы преступлений, которые, с одной стороны, тесно связаны друг с другом, а с другой – в той или иной степени характерны если не для всех, то для подавляющего большинства стран современного мира: организованная преступность, коррупция и терроризм. Сюда же примыкает такое явление, как наркотизм со всеми вытекающими, в том числе, криминальными проблемами. Словом, наиболее важной характеристикой текущего момента является то, что преступность стала приобретать новые качества, отражающие ее «глобальный» характер.
   3. Транснационализация преступности. Данное качество преступности появилось не вчера. Точкой отсчета, видимо, надо считать конец 20-х – начало 30-х годов XX в., когда возникли первые преступные кланы в США. Они были основаны итальянцами, которые очень быстро наладили соответствующие связи со своими «коллегами» – сначала на своей исторической родине, в Италии, а потом и в других европейских странах. Вторая мировая война как-то «затемнила» этот процесс, но после ее окончания он стал развиваться очень бурно. Оружие, наркотики, проституция – вот традиционные темы для преступной кооперации [27 - См.: Абадинский Г. Организованная преступность. СПб., 2002. С. 175–234.].
   Сегодня уже очевидно, что преступность не знает государственных границ, преступники эти границы преодолевают очень успешно, чего не скажешь о законопослушных гражданах. Кроме того, криминальные элементы не знают и межнациональной вражды. Они прекрасно «дружат» и «сотрудничают» друг с другом, несмотря на расширяющиеся разногласия между странами, гражданами которых они формально являются. Все межнациональные конфликты на территории бывшего СССР прекрасно это подтверждают.
   Транснациональная преступность является одной из сторон, внутренне присущей процессу современной глобализации мира. Формы ее могут быть самыми разными.
   В литературе отмечается, что особую опасность в глобализирующемся мире представляют следующие формы транснациональной преступной деятельности: 1) внутренний и международный терроризм; 2) незаконный оборот наркотических средств, оружия, военной техники, радиоактивных веществ и ядерных материалов, человеческих органов и тканей для трансплантации; 3) фальшивомонетничество; 4) отмывание незаконно приобретенных денежных средств и иного имущества; 5) работорговля, в том числе женщинами и детьми; 6) компьютерное мошенничество [28 - См.: Современная уголовная политика в сфере борьбы с транснациональной организованной преступностью и коррупцией. М., 2002. С. 5–6.]; 7) кражи и контрабанда автомобилей; 8) преступления, связанные с произведениями искусства и культурного наследия; 9) кражи интеллектуальной собственности и пиратство.
   Глобализационные процессы создают большие возможности для эскалации транснациональной преступности. В. В. Лунеевым в связи с этим приводится перечень экономически позитивных процессов, которые в то же время способствуют разрастанию транснациональной преступности.
   А. Улучшение государственных и международных отношений, расширение экономических и социальных связей, повышение «прозрачности» границ, упрощение международных поездок, развитие международной торговли, появление новых рынков сбыта, увеличение международных перевозок не только облегчают жизнь людей в международном сообществе, но и создают комплекс возможностей для активной деятельности транснациональной организованной преступности.
   Б. Развитие международных финансовых сетей и, как следствие, быстрый перевод денег электронным путем в нужное место и нужным людям, с одной стороны, серьезно затрудняют процесс регулирования и контроля денежных потоков государством, а с другой – облегчают сокрытие денег, полученных преступным путем, и их отмывание в тех странах, где это возможно.
   В. Усиливающийся процесс миграции населения в мире и образование в различных странах этнических диаспор успешно используются организованными преступниками из других стран для создания национальных группировок, которые отличаются большей сплоченностью и защищенностью от правоохранительных органов. Национальная солидарность, а иногда и родственные связи, языковой и культурный барьеры надежно защищают такие группировки от проникновения в них посторонних лиц, в том числе и агентов спецслужб.
   Г. Существенные расхождения в уголовном законодательстве и правосудии различных стран, позволяющие решать свои национальные проблемы, умело используются преступными сообществами для более безопасного совершения тех или иных операций: отмывания денег в странах, где нет ответственности за эти действия, уход от налогов в так называемых налоговых убежищах (оффшоры, свободные зоны) и в странах с низким налоговым бременем, занятие поставками незаконных товаров и услуг в регионы со слабым правовым регулированием данной коммерческой деятельности, выбор места пребывания базовой организации на территориях с неразвитым уголовным законодательством в отношении организованной преступности и т. д.
   Д. Окончание «холодной войны», ликвидация «железного занавеса» и разрушение тотального контроля за людьми в постсоциалистических странах открыли возможности не только для честного, но и для преступного предпринимательства. Эти страны широко используются в качестве транзитных территорий и новых рынков сбыта незаконных товаров и услуг, а также как источники поставок различных контрабандных товаров, особенно химических и радиоактивных веществ.
   Е. Многонациональные мегаполисы, такие, например, как Москва, являющиеся центрами деловой активности и узловыми элементами мировой экономической системы и выполняющие важную роль в перемещении денежных средств и законных товаров, умело используются в качестве перевалочных баз для запрещенных товаров и финансовых расчетов организованных преступников, проследить деятельность которых на фоне огромных товарных и денежных потоков практически невозможно.
   Ж. Демократические преобразования, происходящие во многих странах и часто связанные с разрушением прежних систем контроля и медленным становлением адекватного демократического регулирования, с суверенизацией и автономизацией регионов, политической и экономической нестабильностью, как правило, коррелируют со значительным ослаблением борьбы с преступностью и уж тем более с транснациональной, что также учитывается и используется организованными преступниками.
   3. Расширение международных контактов, торговли, коммуникаций, теле-, радиоинформации, приобщающих людей к культуре других народов, способствует распространению «чужих», в том числе и криминальных, стандартов жизни, порочных потребностей, разрушению самобытных многовековых национальных традиций, а затем и созданию новых рынков сбыта незаконных товаров и услуг (наркотики, оружие, азартные игры, секс-бизнес и т. д.), входящих в сферу деятельности преступных организаций.
   И. Неимоверно быстрый рост новых потребительских товаров и услуг, распространение психологии общества потребления и философии жизни одним днем, коммерциализация жизни и окорыствование общественных отношений способствуют в странах с низким уровнем жизни распространению комплексов социальной несправедливости и продажности государственных служащих, что является одним из условий выживания организованной транснациональной преступности, особенно там, где от чиновников зависит очень многое [29 - См.: Лунеев В. В. Криминальная глобализация. С. 39–40.].
   Из изложенного следует, что преодоление тенденции в виде транснационализации преступности требует не просто объединения усилий различных государств на международном уровне, а решения этой проблемы со столь же глобальных позиций – на уровне всего мирового сообщества.
   4. Коррупциализация. Анализ современного состояния коррупции в мире приводит к выводу, что она является одной из опаснейших тенденций в развитии общемировой преступности. Более того, последние исследования показывают, что коррупция с неизбежностью ведет к деградации любого общества [30 - Бабурин С. Н., Голик Ю. В., Карасев В. И. Коррупция – наиболее опасный вектор деградации общества: Материалы к размышлению. – М.: Изд-во РГТЭУ, 2004.].
   Под коррупцией в международном криминологическом сообществе принято понимать «злоупотребление государственной властью для получения выгоды в личных целях». Такое злоупотребление включает в себя: а) взяточничество государственных должностных лиц; б) плату за контракты на поставку товаров для государственных нужд; в) растрату государственных денежных средств [31 - Global Corruption Report 2001. Transparency International // http://www.globalcorruptionreport.org/gcr2001.shtml.].
   Коррупция имеет повсеместное распространение: ни одна страна мира, независимо от уровня ее экономического развития, не обладает иммунитетом против «коррупции власти», с разницей лишь в степени пораженности общества и государства этим явлением. Заявленный тезис подтверждается следующими данными.
   В 2002 г. на «коррупционной карте мира» выделилось три основных центра («триада развитых стран»), характеризующихся наименьшей степенью коррупции, – Западная Европа, Северная Америка и Тихоокеанский регион, состоящий из двух групп стран: Австралия, Новая Зеландия и Япония, Сингапур и Гонконг (провинция Китая).
   Несмотря на то, что в целом западноевропейский регион может быть оценен как один из наименее коррумпированных регионов мира, его отличает мозаичный страновой характер коррумпированности. Северная и центральная его части (страны Скандинавии, Великобритания, Нидерланды и Швейцария) характеризуются низкой степенью распространения коррупции: именно к этой группе относятся наименее коррумпированные страны мира – Финляндия и Дания (индекс восприятия коррупции (ИВК) в них составляет соответственно 9,7 и 9,5). Более высокий уровень коррупции характерен для Германии, Испании, Франции и Португалии (7,3–6,3). Наиболее коррумпированной страной Западной Европы является Италия (5,2).
   В Канаде уровень коррупции считается одним из самых низких в мире наравне со странами Северной Европы (9,0). Степень коррумпированности США существенно превышает соответствующий показатель для Канады и сопоставим с уровнем коррупции крупных экономических держав Западной Европы (7,0).
   Коррумпированность Сингапура и Гонконга (провинции Китая) традиционно воспринимается как самая низкая в Азиатском регионе – по уровню коррупции эти новые индустриальные страны сопоставимы с наименее коррумпированными странами мира (Сингапур – со Швецией и Канадой, Гонконг – со Швейцарией и Норвегией). На этом фоне относительно большей степенью коррупции характеризуются Япония (7,1), Новая Зеландия (9,5) и, в несколько меньшей степени, Австралия (8,6), воспринимаемые как одни из наименее коррумпированных стран мира.
   Среди многочисленной и разнообразной группы развивающихся стран трудно выделить четко сформированные «полюса коррупции». Как правило, каждый крупный регион обладает собственными «коррупционными экстремумами».
   В Латинской Америке наименее коррумпированной страной считается Чили (7,5). Уровень коррупции здесь сравним с аналогичным показателем в таких развитых странах, как США и Германия. Коррумпированность Бразилии, Перу, Колумбии, Мексики превышает среднемировые показатели (4,0–3,6). В категорию чрезвычайно коррумпированных стран входят Аргентина, Венесуэла, Боливия, Эквадор и большинство стран Карибского бассейна. Самой коррумпированной страной этого региона является Парагвай (1,7).
   Спектр коррумпированности африканских стран чрезвычайно широк. С одной стороны, именно здесь расположены «полюса» мировой коррумпированности – Нигерия, Мадагаскар, Ангола (1,7–1,6). С другой стороны, уровень коррупции таких стран, как Ботсвана (6,4) и Намибия (5,7), даже по мировым оценкам, достаточно невысок: например, коррумпированность Ботсваны считается ниже коррумпированности Франции, а уровень коррупции в Намибии – ниже уровня коррупции в Италии. Для большинства же африканских стран этот показатель оценивается выше среднего (ЮАР, Тунис, Гана, Марокко) либо ближе к высокому (Уганда, Камерун).
   Азиатские «центры коррупции» также традиционны. К их числу относятся, прежде всего, Бангладеш (самая коррумпированная страна мира – 1,2) и Индонезия (1,9). Немногим лучше ситуация во Вьетнаме, на Филиппинах, в Индии и Пакистане (2,7–2,4). Благоприятнее положение в отношении коррупции в более экономически развитых азиатских странах – так называемых новых индустриальных государствах «второй волны»: в Китае (3,5), Таиланде (3,2) и особенно на Тайване (5,6) и в Малайзии (4,9).
   В целом высокий уровень коррупции отмечен в странах Восточной Европы и Балканского полуострова, среди которых наибольшей коррумпированностью характеризуются Румыния и Албания (2,6–2,5). Более низкий уровень коррупции наблюдается в Венгрии, Греции, Польше (4,9–4,0). Словения является самой «чистой» страной региона (6,0).
   Относительно стран – бывших республик СССР ситуация складывается далеко не однозначно. Коррумпированность Эстонии, Литвы и Белоруссии расценивается как средняя. На их фоне Латвия характеризуется более высоким уровнем коррупции (3,7). Остальные страны региона (в том числе и Россия) отличаются чрезвычайно высокой коррумпированностью (2,7). Среди бывших союзных республик наиболее коррумпированными считаются Азербайджан и Молдова (2,0 и 2,1).
   Таким образом, первичный анализ представленной «коррупционной карты мира» позволяет сделать выводы о практически повсеместном распространении коррупции. Очевидно, что она не является уделом исключительно стран «третьего мира» и даже в наиболее экономически развитых странах мира коррупция может достигать внушительных масштабов [32 - Все вышеперечисленные данные приводятся по работе: «Коррупция в мире и международная стратегия борьбы с ней». (Владивосток, 2004. С. 19–21).].
   Угрозы и тенденции, связанные с коррупцией, по мнению экспертов ООН, сводятся к следующему.
   А. Политическая коррупция. Политическая коррупция охватывает целый ряд различных действий: от незаконного финансирования партий и выборов до покупки голосов избирателей и «торговли влиянием», которую практикуют политики и государственные чиновники на выборных должностях.
   За последние годы условия, в которых действуют политические партии, изменились: в эпоху развития средств массовой коммуникации политическим партиям необходимы значительные финансовые ресурсы для того, чтобы дойти со своими лозунгами до граждан, получить известность и информировать их о своих стратегиях, политических идеях и концепциях, чтобы заручиться их поддержкой. Рост цен вынуждает политические партии искать новые финансовые средства в дополнение к тем, которые разрешены законом. Иногда это достигается в обход действующих правил, путем изыскания нетрадиционных источников финансирования или даже прямого подкупа.
   Б. Коррупция в системе юстиции. Уважение всех других прав и пользование этими правами в конечном итоге зависят от надлежащего отправления правосудия.
   Коррупция в судебных органах угрожает их независимости, беспристрастности и справедливости и подрывает основы законности – одного из главных условий экономического роста и искоренения нищеты. Для эффективной защиты прав человека и безопасности людей необходима хорошо отлаженная система судебных органов с честными и неподкупными работниками, способными обеспечивать соблюдение закона и отправлять правосудие на справедливой, эффективной и предсказуемой основе. Право на справедливое судебное разбирательство – одно из основополагающих прав человека – может обеспечиваться только беспристрастным судом и при условии процессуального равенства сторон. В коррумпированной судебной системе не присутствует ни один из указанных элементов.
   Коррупция в судебных органах – это проблема общемирового масштаба, не ограниченная конкретной страной или регионом. Однако наихудшие проявления этой разновидности коррупции имеют место, судя по всему, в развивающихся странах и странах с переходной экономикой. По данным Центра по вопросам независимости судей и адвокатов, из 48 стран, охваченных в его ежегодном докладе за 1999 г., в 30 странах коррупция в системе юстиции носила «повсеместный» характер [33 - Centre for the Independence of Judges and Lawyers. Ninth Annual Report on Attacks on Justice, March 1997 – February 1999.]. Все чаще выявляются факты подкупа судебных чиновников во многих частях мира.
   В. Коррупция и частный сектор. На протяжении многих лет считалось, что частные предприятия являются невинными жертвами алчных чиновников, а отнюдь не сообщниками в незаконных сделках, имеющих целью получение тех или иных выгод нечестным путем. Однако теперь частный сектор осознал риски, связанные с коррупцией, которая подрывает основы честной конкуренции и принципы функционирования рыночной экономики, негативно отражается на качестве товаров и услуг, сужает перспективы для инвестиций в экономику и дискредитирует нормы деловой этики. Деньги, используемые для дачи взяток, теоретически могут использоваться для продуктивных вложений капитала. Из-за расходов, не имеющих отношения к экономическим операциям, уровень развития предприятий остается низким в относительном выражении [34 - Gaeta Barta, Danial Kaufmannand Andrew H.W. Stone. Voices of the Firms 2000; Key Findings of the World Business Environments Survey 2000 (World Bank Group, 2003).]. Коррупция пагубна для всех типов компаний – больших и малых, многонациональных и местных. Тем не менее коррупции в большей степени подвержены более мелкие предприятия.
   В последние годы особую остроту приобрела проблема взяточничества во взаимоотношениях между частными предприятиями, поскольку правительства начали приватизировать многие функции и услуги, которые ранее относились к сфере компетенции государственных учреждений.
   Г. Присвоение собственности и легализация доходов, полученных в результате коррупции. С коррупцией тесно связаны присвоение финансовых активов и государственного имущества и их утечка за рубеж. Хотя данные, свидетельствующие о масштабе этого явления, весьма и весьма скудны, недавно произошедшие случаи показывают, что оно разрослось до такой степени, что способно подорвать устои национальной экономики и завести в тупик процесс развития.
   По оценкам Международного валютного фонда, общий объем ежегодно отмываемых денежных средств эквивалентен 3–5 % общемирового валового внутреннего продукта. Как следует из Ньянгской декларации об изъятии и репатриации богатств Африки, общий объем похищенных и переведенных за рубеж средств оценивается в 20–40 млрд долларов США.
   Указанные проблемы требуют принятия оперативных и решительных превентивных мер, которые предполагали бы строгое соблюдение международных правил борьбы с отмыванием денег, установление таких мер наказания, которые имели бы сдерживающий эффект, и помощь в преодолении трудностей в области международного сотрудничества. Присвоение собственности и легализация доходов, полученных в результате коррупции, имеют ряд серьезных последствий для затронутых этой проблемой стран: сбои в процессе оказания иностранной помощи, истощение запасов иностранной валюты, сокращение налоговой базы, подрыв конкуренции и свободной торговли, рост масштабов нищеты. Ущерб, причиняемый странам, огромен как в абсолютном, так и в относительном выражении. Так, бывший президент Республики Заир Мобуту Сесе Секо, по сообщениям, присвоил себе из государственной казны около 5 млрд долларов США – сумму, равную объему внешнего долга страны на тот момент. По данным правительства Перу, в период, когда у власти находилось правительство Альберто Фухимори, в стране было похищено и вывезено за рубеж около 227 млн долларов США. Бывший премьер-министр Украины Павел Лазаренко, как утверждается, похитил из государственной казны около 1 млрд долларов США. В настоящее время, находясь под арестом в Соединенных Штатах Америки по обвинению в «отмывании» суммы примерно в 114 млн долларов США, Лазаренко признал, что «отмыл» 5 млн долларов США через банковские счета в Швейцарии, которая вернула Украине почти 6 млн. Макроэкономические аспекты присвоения собственности и его последствия для экономического развития страны становятся очевидными, например, в случае с Нигерией, где покойный Сани Абаша и его приспешники присвоили себе, по оценкам, суммы до 5,5 млрд долларов США. Кроме того, по данным правительства Нигерии, за последние десятилетия из страны было нелегально вывезено 100 млрд долларов США, что вызывает особую тревогу, поскольку внешний долг страны составляет приблизительно 28 млрд долларов, а валовой внутренний продукт в 2003 г. оценивался примерно в 41,1 млрд долларов США.
   Присвоение активов, как правило, является результатом двух действий – взяточничества и хищения государственного имущества. Взятки и выплаты «благодарности» зачастую, хотя и не всегда, остаются частным делом родственников и близких партнеров ведущих государственных деятелей. Ко второму типу крупной коррупции относится хищение государственного имущества – от прямого перевода средств из государственной казны на личные счета до физического хищения золотых запасов государства, а также природных ресурсов и присвоения средств займов, полученных от международных финансовых учреждений. Ключевую роль здесь играют международные банки. В конце 2000 и начале 2001 г. Британское управление финансовых служб и Швейцарская федеральная комиссия по банкам выявили серьезные нарушения в области надзора за деятельностью многих банков, на счетах которых хранились деньги, незаконно переведенные Сани Абашей и его партнерами [35 - Bola Ige. Abacha and the Bankers: cracking the conspiracy. Forum on Crime and Society. Vol. 2, N 1 (December 2002).].
   Таковы основные современные тенденции общемировой преступности. А как обстоят дела с преступностью в России?

§ 2. Преступность в современной России: состояние и тенденции

   Анализ особенностей современных криминальных российских реалий невозможен без хотя бы краткого обзора тех тенденций преступности в России, которые имели место в недалеком прошлом. Учет этих тенденций позволяет понять, как именно (и почему) эволюционирует российская преступность, чем объяснить ее современные масштабы, в силу каких причин криминогенная обстановка в стране в последние годы становится все более острой.
   Исследование динамики преступности 60–90-х годов XX в. позволило А. И. Долговой выявить четыре тенденции, соответствующие четырем историческим периодам.
   1. В советский период, с середины 60-х и до первой половины 80-х годов (1966–1985 гг.), шло нарастание преступности, причем каждые пять лет размер прироста средних коэффициентов преступности почти удваивался.
   В целом показатели преступности свидетельствовали о том, что кризис общества нарастал, преступность увеличивалась и становилась все более общественно опасной, в ней усиливалась организованность.
   2. Период перестройки характеризовался противоречивыми процессами: 1986–1987 гг. отмечены снижением ситуативной, зависимой от пьянства части преступности и одновременным ростом предумышленной, корыстной ее части, дальнейшим усугублением организованной преступности. С 1988 г. зарегистрированная и фактическая преступность стали интенсивно нарастать.
   Процессы криминализации общества стали выходить из-под контроля государства. Криминологические исследования приводили к выводу о том, что уголовная статистика на рубеже 80-90-х годов XX в. все менее точно отражала реальное положение дел, а круг деяний, признаваемых преступными, все в меньшей мере совпадал с теми фактическими совершавшимися преступлениями, которые по своей общественной опасности не уступали запрещенным уголовным законом.
   3. Период реформ начался с резкого нарастания зарегистрированной преступности (1991–1993 гг.) и со все более активным вовлечением населения в преступную деятельность. Одновременно все отчетливее проявляла себя структурная перестройка преступности, нарастала ее организованность, продолжали изменяться формы крайне общественно опасного поведения. Продолжалась декриминализация (юридическая и фактическая) ряда общественно опасных деяний.
   Эти обстоятельства отразились на противоречивой статистической картине преступности, в частности снижении числа зарегистрированных преступлений в середине 90-х годов.
   4. Середина 90-х годов (1994–1997 гг.) отмечена некоторой стабилизацией зарегистрированной преступности. Это отчасти стало следствием изменения уголовного законодательства и принятия нового Уголовного кодекса РФ. При этом, однако, общие статистические данные зафиксировали некоторое снижение уличной, бытовой преступности. Это указывало на то, что правоохранительные органы в новой ситуации стали более успешно реагировать на «традиционные» общеуголовные деяния. В то же время ослаблялся процесс социального контроля за многими тяжкими преступлениями, включая заказные убийства, экономические, должностные и иные.
   Уголовная статистика адекватно не отражала фактические процессы структурной перестройки преступности. Увеличивалась ее латентность в целом.
   Криминальная активность населения за пять лет реформ возросла вдвое. Усугублялись организованная преступность, коррупция, терроризм, которые отражались в уголовной статистике, как правило, в незначительных проявлениях.
   Конец 90-х – начало 2000-х годов характеризуются усугублением криминальной ситуации в России на базе увеличения числа ранее не совершавшихся или редко совершавшихся преступлений.
   В целом фиксировались следующие особенности: росло число зарегистрированных преступлений и выявленных лиц, их совершивших, а также численность осужденных и потерпевших; возрастала общественная опасность зарегистрированной преступности; отмечались отрицательные структурные изменения преступности; наблюдалась все более интенсивная криминализация различных сфер жизни общества, в том числе политической; в преступность все активнее втягивались те, кто ранее не совершал преступлений, особенно молодежь в возрасте 18–29 лет; статистическая картина преступности все менее точно отражала криминальные реалии [36 - См.: Долгова А. И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. С. 115–117.].
   Таковы истоки современного состояния преступности в России. Краткий анализ этого состояния позволяет обнаружить следующую картину.
   В 2000–2005 гг. криминальная ситуация в стране продолжала усугубляться, что нашло отражение в официальной уголовной статистике. Так, если в 2002 г. общее количество зарегистрированных преступлений составило 2 526 305, в 2003 г. – 2 756 398, то в 2004 г. – 2893,8 тыс., а в 2005 г. – уже 3554,7 тыс. преступлений (рост по сравнению с 2004 г. на 22,8 %).
   Число зарегистрированных преступлений в расчете на 100 тыс. человек населения в 2005 г. составило 2478 против 2007 в 2004 г. (увеличение на 23,5 %). Максимальное значение этого показателя зафиксировано в республиках Тыва (3348), Хакасия (3563), Пермском (4474), Хабаровском (3674) краях, Курганской (3854), Тюменской (3707) областях.
   Из общего числа преступлений, зарегистрированных в 2005 г., 1,1 млн отнесено к тяжким и особо тяжким. Удельный вес подобных преступлений в общем их объеме составил 30,3 %. Примечательно, что среди раскрытых преступлений доля тяжких и особо тяжких составила 30,0 %, среди нераскрытых – 31,0 %. Симптоматично также и то, что в общей структуре преступности доля особо тяжких преступлений возросла на 6,3 %, тяжких – на 16,1, средней тяжести – на 25, небольшой тяжести – на 28,8 %.
   В 2005 г. увеличилось число изнасилований и покушений на изнасилование (на 4,9 %), умышленных причинений тяжкого вреда здоровью (на 0,9 %). Не снижалась динамика наиболее опасных и распространенных преступлений корыстной и корыстно-насильственной направленности, в том числе: разбоев (+14,8 %), грабежей (+37 %), краж (+23,2 %), вымогательств (+16,8 %), мошенничеств (+42,4 %).
   В 2005 г. зарегистрировано 209 тыс. преступлений, причинивших крупный ущерб или совершенных в крупных размерах. При этом заметно снизилась эффективность деятельности соответствующих подразделений по борьбе с такого рода преступлениями: их раскрываемость составила 60,4 % против 64,0 в 2004 г., 71,9 % – в 2003 г., 76,2 % – в 2002 г.
   Число зарегистрированных в 2005 г. преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков, увеличилось на 16,8 % по сравнению с 2004 г. и составило 175,2 тыс., из них тяжких и особо тяжких – 135,0 тыс. Продолжился рост числа преступлений, сопряженных с незаконным оборотом оружия. В 2005 г. зарегистрировано 29,9 тыс. таких преступлений. С применением оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств было совершено 21,6 тыс. преступлений.
   В 2005 г. количество выявленных лиц, совершивших преступления, увеличилось на 6,1 % и составило 1297,1 тыс. человек. При этом удельный вес лиц без постоянного источника доходов возрос на 8,8 % (781,8 тыс. человек), удельный вес ранее судимых лиц достиг 308,9 тыс. человек (+11,9 %).
   Число лиц, совершивших в 2005 г. преступления в составе организованной группы либо преступного сообщества, составило 10,7 тыс. человек, что на 0,3 % больше, чем в предыдущем году. Каждое четвертое оконченное расследованием преступление совершено лицами, ранее совершавшими преступления, почти каждое пятое – в состоянии алкогольного опьянения, каждое десятое – несовершеннолетними или при их соучастии.
   Иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации в 2004 г. совершено 48 297 преступлений, что на 20,6 % больше, чем в 2003 г., в том числе гражданами государств – участников СНГ – 45 098 преступлений (+20,9 %), их удельный вес составил 92,2 %. В отношении иностранных граждан и лиц без гражданства совершено 10 300 преступлений.
   Итак, можно констатировать, что преступность в России в первые годы XXI века развивается по восходящей экспоненте и своего кульминационного пика, скорее всего, еще не достигла.
   Анализируя современное состояние преступности в России, необходимо учитывать развитие криминальных процессов во всем мире. Если оценивать состояние российской преступности в контексте общемировых тенденций, то окажется, что она приближается к преступности, характерной для стран с устойчивой рыночной экономикой и демократической социально-правовой системой. Например, коэффициенты преступности (на 100 тыс. населения) составляли в среднем в последние годы: в ФРГ – 7100, Англии – 6900, США – 5800, Италии – 3800, России – чуть более 2000 (в 2005 г. – 2478).
   Данные ООН за последние 40 лет, отраженные в обзорах преступности, показывают, что преступность в мире увеличилась в 3–4 раза. В некоторых странах эта тенденция проявилась сильнее, во Франции, например, в 4,6 раза. За этот же период преступность в России увеличилась в четыре раза [37 - См.: Криминология. СПб., 2005. С. 252–253.].
   Таким образом, преступность в современной России ни в чем не хочет уступать общемировым показателям. Она давно уже пустилась вдогонку за «передовыми» в этом отношении странами мира. Возможно, что, двигаясь именно в этом направлении, России в обозримом будущем суждено осуществить свою заветную мечту – не только догнать, но и перегнать Америку, тем более что уровень преступности в США за последние годы снижается. Во всяком случае, анализ форм проявления преступности в России и наиболее типичных ее тенденций заставляет поверить и в такой вариант развития событий.
   Наиболее опасной формой современной российской преступности (и одновременно самой характерной ее тенденцией) стала организованная преступность. Она монополизировала многие виды противоправной деятельности, внедрилась в новые экономические и политические структуры, заняла господствующее положение в распределительной сфере.
   На место общеуголовной преступности пришли крупномасштабные организованные акции, посягающие на государственный строй, его экономические, политические и нравственно-правовые основы. На первый план вышли преступления, связанные с терроризмом, незаконным оборотом оружия, наркотических средств, торговлей людьми, незаконной миграцией, организованным вымогательством, фальшивомонетничеством, отмыванием «грязных» денег и т. п. [38 - См.: Абызов Р. М., Пашаев X. П. Криминологический анализ организованной преступности. Барнаул, 2004. С. 4.]
   При исследовании феномена организованной преступности в России мы должны исходить из того, что это – крайне сложное, целостное, многообразное, особое криминальное явление. Его сутью является наличие такой системы организованных преступных формирований, которые рассчитаны на высокоэффективную и масштабную преступную деятельность, а также целенаправленное создание благоприятных для нее условий. Указанная система функционирует успешно при ее надлежащем криминальном экономическом, социальном, идеологическом и политическом обеспечении [39 - См.: Долгова А. И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. С. 369.].
   Бурное развитие организованной преступности в России на рубеже веков заставило власти при разработке «Концепции национальной безопасности Российской Федерации» признать: «Угроза криминализации общественных отношений, складывающихся в процессе реформирования социально-политического устройства и экономической деятельности, приобретает особую остроту… Масштабы организованной преступности возрастают вследствие зачастую сопровождающегося конфликтами изменения форм собственности, обострения борьбы за власть на основе групповых и этнонационалистических интересов… Угрозу национальной безопасности России в социальной сфере создают глубокое расслоение общества на узкий круг богатых и преобладающую массу малообеспеченных граждан, увеличение удельного веса населения, живущего за чертой бедности, рост безработицы» [40 - Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 52. Ст. 5909.].
   Принимая во внимание изложенное и обращаясь к анализу данных, характеризующих организованную преступность в современной России, следует признать, что уголовная статистика дает лишь самую приблизительную картину состояния, структуры и динамики организованной преступности (причины такого положения самые разные, но не они являются предметом настоящего исследования).
   Ныне преступные сообщества существуют практически во всех субъектах Российской Федерации и более половины из них имеют общеуголовную направленность. Продолжается процесс их консолидации и расширения. В криминальные отношения в настоящее время вовлечены 40 % предпринимателей и 66 % всех коммерческих структур. Организованной преступностью установлен контроль над 35 тыс. хозяйствующих субъектов, среди которых 400 банков, 47 бирж, 1,5 тыс. предприятий государственного сектора. Поборами мафии обложено 70–80 % приватизированных предприятий и коммерческих банков. Размер дани составляет 10–20 % от оборота, а нередко превышает половину балансовой прибыли предприятий. Экономические структуры, скрывающие свои доходы от налогообложения и допускающие другие противоправные действия, особо подконтрольны ей [41 - См.: Лунеев В. В. Криминологическая характеристика организованной преступности в России // Изучение организованной преступности: российско-американский диалог. М., 1997. С. 42–43.]. К этому можно добавить, что, по данным Российской Академии наук, на момент окончания ваучерной приватизации 55 % капитала и 81 % голосующих акций были сосредоточены в руках криминалитета. Закончилось это тем, что через несколько лет МВД России констатировало: «Степень проникновения криминалитета в экономику и власть достигла критического уровня» [42 - Информационно-аналитические материалы к Всероссийскому совещанию по проблемам борьбы с организованной преступностью, в том числе транснациональной. 24 сентября 1999 г. М., 1999. С. 6.]. По некоторым данным, примерно 30 % состава высшей элиты в России составляют представители легализованного теневого капитала, организованной преступности [43 - См.: Организованная преступность – 4. М., 1998. С. 11.].
   Таким образом, можно констатировать наличие лавинообразного роста организованной преступности в последние годы в России. Вывод об эскалации организованной преступности на рубеже веков в России базируется на следующих данных.
   1. Растет число организованных преступлений, т. е. планируемых, заранее продуманных, предумышленных.
   2. Организованные преступления перерастают у немалого числа субъектов в организованную преступную деятельность как систему взаимосвязанных организованных криминальных деяний.
   3. Активизируют свою деятельность различные организованные преступные формирования: организованные группы, банды, вооруженные бандформирования, экстремистские сообщества, преступные организации (преступные сообщества).
   При всем разнообразии в России высокоорганизованных преступных формирований, осуществляющих совместную преступную деятельность, криминологи выделяют их общие устойчивые характеристики. К числу обязательных относятся следующие признаки:
   – устойчивость и достаточно продолжительное время существования конкретной преступной организации (либо неоднократное совершение преступлений одного вида);
   – разграничение функций между ее участниками (в том числе по горизонтали);
   – иерархичность данной преступной структуры (как минимум наличие главаря);
   – более или менее четко определенная специализация сферы ее деятельности;
   – цель организации – извлечение наибольшей прибыли в минимально короткий срок;
   – наличие своеобразного специального страхования членов своей группы;
   – меры по обеспечению безопасности, включая коррумпирование властных структур, прежде всего правоохранительных органов, а также организацию внутренней контрразведки с целью выявления и ликвидации агентуры правоохранительных органов;
   – поддержание жесткой дисциплины, в том числе путем культивирования обета молчания и кары ослушников.
   Таким образом, организованная преступность, как справедливо отмечает А. И. Долгова, представляет собой совершенно особое криминальное явление, целостное и по существу не дифференцируемое на ее различные виды. Речь может также идти об особом субъекте организованной преступности – устойчивом организованном преступном формировании, действующем как единый слаженный организм. Системность организованной преступности проявляется в единой преступной деятельности, в которой преступления – это только отдельные звенья целостной системы [44 - См.: Там же. С. 4–5.].
   Качественно новым признаком организованной преступности как социальной системы, характеризующим ее в качестве системообразующего явления, можно считать ее способность ставить и достигать общие цели. В качестве таковых в криминологической литературе приводятся: получение сверхдоходов, легализация преступной деятельности и преступных общностей, а не просто удовлетворение тех или иных потребностей, как это имеет место в общеуголовной преступности. От групповой преступности организованная взяла общность и совместимость при совершении преступной деятельности; от профессиональной – высокий уровень знаний и навыков, становясь при этом источником социального существования; от экономической – принцип сверхобогащения и методику добывания материальных средств экономическими методами и способами. Коррупционизм из отдельного вида преступлений превратился в механизм политического и социально-экономического обеспечения организованной преступности.
   Состав организованной преступности как системы также значительно отличается новыми качествами составляющих ее компонентов по сравнению с качествами компонентов общей преступности. Составляющими частями организованной преступности являются организованные преступные формирования, организованная преступная деятельность и управление формированиями и процессом их деятельности.
   Организованному преступному формированию как социальной организации также присуща иерархичность, как структурная, так и функциональная. Для достижения общей цели создается такой социальный институт, как управление. В прямой зависимости от социальной позиции и социальной роли каждого члена в организации устанавливается его социальный статус. Управление в организованном сообществе выделяется уже в самостоятельный вид преступной деятельности, с определением для нее специализированных лиц или органов.
   Функционирование преступных сообществ представляется настолько сложным и не до конца определяемым, что законодательство оказалось не в состоянии выделить в самостоятельный состав преступления уголовную ответственность за их создание, участие в их деятельности и руководство преступным сообществом [45 - См.: Организованная преступность: тенденции, перспективы борьбы. Владивосток, 1999. С. 57.].
   Как социальная организация преступное сообщество выполняет управленческие функции, такие как идеологическое обеспечение, координационная деятельность, контроль, карательная функция и др. Поскольку они входят в единую систему преступной деятельности в качестве опосредующих, хотя и руководящих, функций, то в силу пробельности законодательства и сложности определения доказательной базы каждого конкретного преступления они не только не подпадают под уголовный запрет, но и имеют тенденцию в последнее время действовать практически легально. Имея официальный статус определенной экономической или общественной структуры, такие преступные сообщества открыто взаимодействуют с органами государственной власти и управления, зачастую получая от них властную поддержку, и, в свою очередь, поддерживают власть мощным криминальным экономическим и материальным ресурсом.
   В орбиту функционирования преступных сообществ втягивается значительная часть населения, рассматривая их в качестве альтернативных органов власти и правосудия. Таким образом, по мере ослабления государственного влияния на социальные и экономические процессы и усиления на этом фоне влияния на них преступных структур, образуется мнимый баланс общественных интересов, имеющий для реального развития социума тяжкие социальные последствия.
   Целостность преступного формирования практически в любой из его форм связана с интеграцией факторов, влияющих на его управляемость и расширение обратных социальных связей. Эти связи позволяют определить границы организованной преступности как системного образования прямо и опосредованно внешним влиянием. Чем выше уровень организации системы, тем она более зависима от внешней среды, но и в большей степени оказывает обратное влияние на эту среду. В частности, организованные преступные формирования обладают коррупционными связями с органами власти как необходимым механизмом и условием собственного существования. Однако уже через корруптеров, организованно или индивидуально, преступность сама формирует необходимые элементы воздействия на социум в своих интересах, включая в этом случае, как правило, государственных служащих и иных должностных лиц в свои ряды. Нередко в их состав входят работники правоохранительных органов, военных ведомств и представительных органов власти.
   Выявление криминологически значимых черт и свойств организованной преступности как системно структурированного социального явления необходимо не только для формулирования уголовно-правовой характеристики с целью выработки конкретных правовых мер борьбы с ней и совершенствования профилактических мер государственного и социального контроля, но и для понимания того жесткого факта, что современная преступность «вписывается» в мир глобализации намного быстрее и эффективнее, чем социальная политика государств, чья деятельность должна давать возможность как для нормального социального развития, так и для снижения вала преступности и ее тяжести путем пресечения негативного воздействия социальных криминогенных детерминант.
   Организованная преступность в России в последние годы претерпела целый ряд характерных изменений, среди которых:
   а) консолидация преступной среды;
   б) проникновение лидеров организованной преступности в государственные и общественные структуры;
   в) легализация: лидеры организованной преступности стараются легализовать свою деятельность, становятся формально крупными предпринимателями и контролируют экономику городов, регионов либо отдельных отраслей производства;
   г) выход на зарубежные страны: лидеры организованной преступности все чаще налаживают межнациональные связи, сами выезжают за границу, имеют там недвижимость, предприятия;
   д) переход к совершению наиболее опасных для общества и государства преступлений: организованная преступность начинает смыкаться с террористическими организациями, финансировать их, продавать оружие и т. п., увеличивая собственные незаконные доходы;
   е) приход во властные структуры: организованная преступность все активнее начинает проникать в политическую сферу жизни общества, используя это в собственных целях;
   ж) широкое использование коррупции: укрепление связей организованных преступных групп и преступных формирований с коррумпированными должностными лицами и другими служащими [46 - См.: Преступность в разных ее проявлениях и организованная преступность. М., 2004. С. 85–86.].
   Особое внимание следует обратить на два последних момента. У российских криминологов уже не вызывает никакого сомнения, что организованная преступность действительно тесно связана с другим криминальным явлением – коррупцией. Именно коррупция стала эффективным инструментом взаимодействия организованной преступности с властными структурами [47 - См.: Кудрявцев В. Н. Социальные причины организованной преступности в России // Организованная преступность и коррупция. М., 2000. Ч. 1. С. 13.]. Произошел процесс определенного разделения труда: экономические структуры организованной преступности образуют ее материальную базу, источник приложения и накопления незаконного капитала, а коррумпированные государственные чиновники обеспечивают получение необходимой информации, заключение выгодных сделок, нейтрализацию конкурентов и контролирующих органов и, в конечном счете, подготовку и принятие важных политических решений. «Когда те или иные структуры уголовного мира понимают, что существование управленческого аппарата, который, естественно, требует известных дотаций, оправданно экономически, политически и с точки зрения безопасности, а не является излишним атрибутом, – тогда появляется эффект организованной преступности» [48 - Цыплакова О. Г. Организованная преступность в России: факторы развития и меры контроля // Организованная преступность в России: философский и социально-политический аспекты. М., 1999. С. 58.].
   Однако наиболее важным является не понимание криминальным сообществом важности управленческого аппарата, а тот факт, что государство в современных условиях практически находится на параллельном содержании у организованного преступного мира. Так, по материалам выборочной уголовной статистики, 90 % предпринимателей регулярно дают взятки, а, по данным бывшего министра внутренних дел РФ А. С. Куликова, каждая седьмая группировка преступников использует подкупленных государственных чиновников [49 - См.: Преступность и реформы в России. М., 1998. С. 115, 249.]. Речь, таким образом, идет не об отдельных фрагментах взаимосвязи государства и криминалитета, а о социальном феномене сращивания государства и преступной элиты.
   По экспертным оценкам специалистов фонда ИНД ЕМ, ежегодно около 55 млн россиян передают чиновникам различных органов власти независимо от их уровня в качестве взяток более 36 млрд долларов США, из них только около 3 млрд долларов население России вкладывает в рынок «бытовой коррупции», а остальные 33 млрд выплачивают чиновникам российские бизнесмены. По другим данным, общее количество получаемых чиновниками незаконных «подношений» и выплат в течение года составляет не менее 520 млрд рублей в год. Третьи специалисты предполагают, что объем взяток, получаемых российскими чиновниками, находится в пределах 16 млрд долларов США. Четвертые отмечают, что только малые предприятия современного российского бизнеса ежегодно тратят на взятки чиновникам не менее 6 млрд долларов США. Эти данные о последствиях коррупционного поведения чиновничества находят свое подтверждение в работах других отечественных специалистов, проводящих социологические исследования феномена коррупции на региональном уровне [50 - Подробнее об этом см.: Кабанов П. А. Политическая коррупция в России: понятие, сущность, причины, предупреждение. Казань, 2004. С. 81; Голик Ю. В., Карасев В. И. Коррупция как механизм социальной деградации. СПб., 2005. С. 247.]. В докладе о деятельности Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации в 2002 г. указывалось, что минимальные затраты населения России на взятки составляют 3 млрд долларов США в год, хотя на самом деле эти суммы в 3–5 раз выше.
   Наибольшему влиянию, естественно, подвержена экономическая сфера, в которой организованная преступность проявляется в различных формах. Несмотря на то, что удельный вес преступлений экономической направленности в общем числе зарегистрированных общественно опасных деяний составил в 2003 г. всего 13,9 %, материальный ущерб от указанных преступлений (на момент возбуждения уголовного дела) выражался цифрой в 275,4 млрд рублей, что в 3,6 раза превысило аналогичные показатели предыдущего года (75,2 млрд руб.). Рост опасности данного вида преступных деяний не только связан с активизацией борьбы и уточнением статистики, но и отражает общую тенденцию дальнейшей криминализации финансово-хозяйственного комплекса.
   По оценкам экспертов Ассоциации российских банков, банковское дело в связи с развитием и распространением организованной преступности стало зоной чрезвычайной опасности. С 1992 г. в банковской сфере совершено около 150 посягательств на жизнь руководителей и сотрудников банков. За это время погибло приблизительно 80 человек, в том числе 50 руководителей-банкиров [51 - См.: Организованная преступность – 4. С. 11.]. При этом тотальный контроль со стороны государства сменился такой же тотальной социально опасной бесконтрольностью. Организованная преступность, в других странах являющаяся так называемой «обратной стороной медали», в России обволакивает криминогенным влиянием легальные социальные институты, тормозит их формирование и развитие, порой подменяя собой некоторые государственные механизмы.
   Определенное и всевозрастающее значение для преступного мира имеет область властных политических отношений. Сегодня она является сферой интересов наиболее крупных преступных образований и в основном их лидеров, стремящихся к созданию своего лобби в парламенте, занятию важных постов, которые предоставляют широкий круг полномочий, дополнительные возможности по формированию нелегального капитала или вложению нелегально полученных доходов.
   Под политизацией организованной преступности следует понимать не процесс смыкания высокопоставленных должностных лиц с преступными группировками, а осознание криминальной средой собственных политических интересов, отличных от интересов других социальных слоев, и выдвижение политически значимых требований [52 - См.: Малышева И. В. Политические аспекты проблемы организованной преступности в России // Организованная преступность в России. С. 303.]. В ряде исследований под процессом политизации организованной преступности понимается установление контроля над органами государственной власти, принятием и реализацией их решений. Эти явления, скорее, характеризуют процесс криминализации государственного механизма, криминализации власти. Это – встречные процессы, не изолированные друг от друга. Если политизация организованной преступности связана с артикуляцией политических интересов данного слоя, то криминализация политики отражает особенности механизма принятия политических решений и их направленность.
   Показателем процесса политизации организованной преступности выступает политическое лоббирование, в то время как показателем криминализации политики является сама политика.
   Лоббирование используется элитой организованной преступности при осуществлении функции стратегического управления, идеологического обеспечения, реализации политических задач. Это наиболее распространенный способ действий любой из элит общества. Лоббирование следует отличать от выдвижения организованной преступностью своих ставленников в органы представительной власти и претензий отдельных представителей элиты организованной преступности на депутатские мандаты и руководство влиятельными общественными объединениями.
   Коррупция заключается в использовании должностными лицами доверенных им прав и властных возможностей в целях личного обогащения. С точки зрения политологического подхода к деятельности организованной преступности, коррупцию можно охарактеризовать как процесс продажи власти, где покупателем выступает элита организованной преступности.
   Таким образом, политическая сфера может быть использована крупными преступными организациями в качестве инструмента для достижения своих целей [53 - См.: Устинов В. С. Понятие и криминологическая характеристика организованной преступности. Н. Новгород, 1993. С. 14; Лунеев В. В. Криминогенная обстановка в России и формирование новой политической элиты // Соц. исследования. 1994. № 8–9. С. 89–101.]. И сегодня об этом можно узнать не только из компетентных органов, но и из периодических изданий [54 - См.: Коржаков А. В. От рассвета до заката. М., 1997; Стрелецкий В. В. Мракобесие. М., 1998; Руцкой А. Преступности будет дан встречный бой// Сов. юстиция. 1993. № 6. С. 4–5 и др.], включая откровения самих «крестных отцов» приватизации и иных форм реформирования экономики нашей страны [55 - См.: Кох А. Зачем пугать электорат моей персоной? // Комсомольская правда. 1999. 13 января; Минкин А. Прощай, умытая Россия. Признания бывшего вице-премьера// Новая газета. 1998. 2 ноября и др.].
   Констатируя формирование нового по качественным параметрам социального явления взаимоотношения государства и организованной преступности, необходимо проанализировать его социальные истоки, причины и следствия для исторического развития России.
   Изменение социальной направленности преступности характеризовалось двумя наиболее отчетливо проявившимися тенденциями.
   Во-первых, объектами преступных посягательств все больше становились экономические интересы. Во-вторых, объектами преступных посягательств все чаще выступали не локальные интересы личности, а широкий публичный интерес. Так, был выделен массив преступлений, связанных с государством, формированием и действием его органов, его атрибутикой.
   Изменение социального состава преступников связано с изменением социальной структуры общества, развитием частного сектора экономики, кризисом производственной сферы, оттоком рабочей силы в иные сферы экономики, ростом безработицы. В обществе возник и непомерно вырос новый социальный слой населения, состоящий из лиц, не занятых в официальных государственных и частных структурах производственной и непроизводственной сфер общества. В большинстве своем это лица, не имеющие постоянного источника дохода. Они отстранены от легального общества, решающего свои проблемы законным путем, зато играют основную роль в обществе криминальном, действующем за рамками закона, нарушая его нормы.
   Если судить по выявленным преступникам, то общая криминальная ситуация в стране более чем на 50 % определяется лицами, не имеющими постоянного источника доходов. Это – наиболее общественно опасная, организованная и профессиональная в криминальном отношении группа преступников. Ее участие в преступности тем активнее, чем выше степень тяжести и опасности совершаемых преступлений, а применение насилия чаще всего обусловлено корыстными мотивами.
   Хотя удельный вес служащих в общем числе выявленных преступлений сохраняется сравнительно небольшим и относительно стабильным – около 3,4 %, в последние годы наблюдается повышение криминальной активности служащих, с одной стороны, при возникновении возможности использования своего служебного положения, с другой стороны, при совершении преступлений, требующих организованности и профессионализма.
   Произошел более чем двукратный рост количества предпринимателей среди лиц, совершивших преступления в соответствующей сфере экономики, и четырехкратный рост количества сотрудников кредитно-финансовой и банковской систем, совершивших преступления в сфере экономической деятельности.
   Расширяется слой дельцов «теневого», в том числе криминального, бизнеса, формирующегося из числа устойчивых, имеющих уголовное прошлое преступников, стремящихся занять наиболее прибыльные ниши бизнеса.
   Тезис о развитии криминального предпринимательства в России верен, даже если отвлечься от прежних судимостей предпринимателей и других их характеристик. Криминологи наблюдают своеобразный замкнутый круг: прежний криминальный опыт определяет в дальнейшем способы действий тех или иных лиц, характер создаваемой ими среды, а затем эти способы и среда формируют определенный стандарт поведения, решения возникающих проблем. Виновный со временем становится и жертвой, и участником развивающейся криминализации соответствующих сфер деятельности и отношений. Другими словами, налицо один из механизмов самодетерминации преступности [56 - См.: Преступность в России и проблемы борьбы с ней. М., 2001. С. 32.].
   По мнению 69 % опрошенных сотрудников правоохранительных органов, усиливается организованность преступности. Организованная преступность стала элементом общественной жизни и жизни немалого числа граждан.
   Проведенные исследования позволяют утверждать, что организованные преступные формирования действуют в сегменте, который включает около 60 % от общего числа всех зарегистрированных преступлений; имеют определяющее значение для оценки состояния преступности в целом; действуют в двух аспектах – как параллельные государству и обществу системы и как в полной мере использующие возможности государственных и общественных образований. Они находятся в постоянном развитии, сохраняя в качестве ведущей корыстную мотивацию (получение сверхдохода), которая все более отчетливо сочетается с политической – обеспечение власти ради сохранения и умножения криминального капитала.
   В России функционирует организованная преступность как сложная система организованных преступных формирований, их отношений и широкомасштабной преступной деятельности. Речь идет об устойчивых взаимосвязях между формированиями различного характера на базе совместного обеспечения преступной деятельности и наиболее благоприятных условий для ее развития, легализации и приумножения преступных доходов. С одной стороны, организованная преступность представляет собой криминальное общество со своей экономикой, социальной и духовной сферами, своими системами управления, безопасности, формирования молодого поколения, юстицией, своей внутренней и внешней политикой. С другой – организованная преступность пронизывает различные легальные отношения, в том числе имея собственные легальные юридические лица; считается с потребностями и интересами разных социальных групп населения, пытаясь привлечь их на свою сторону, чтобы иметь кадровый резерв; наряду с постоянными и активными участниками преступной деятельности включает тех, кто сотрудничает с ней на нерегулярной или даже разовой основе.
   Факты проникновения организованной преступности в политическую сферу жизни общества, по данным социологического опроса работников правоохранительных органов, могут быть сведены к следующим направлениям: выдвижение своего кандидата на выборах в государственные органы (52 %); финансовая или иная поддержка «перспективных» политиков (33 %); личное проникновение лидеров организованной преступной среды в органы государственной власти (37 %); подкуп членов избирательных комиссий (11 %); подкуп иных государственных служащих (23 %); оказание влияния на политику путем использования СМИ (22 %); создание общественных организаций и фондов (18 %); установление контроля над уже существующими организациями (15 %); активное влияние на политику через подготовку в высших учебных заведениях «своих» кадров (11 %); устрашение неугодных политических деятелей (8 %) и их устранение (4 %) [57 - См.: Организованная преступность – 4. С. 28.].
   Уголовные дела и другие материалы также свидетельствуют о том, что развитие организованной преступности вышло на новый виток. Если раньше она опиралась на государственные и общественные институты путем подкупа, устрашения, дискредитации, устранения неугодных государственных чиновников и политических деятелей, то с 1996–1998 гг. функционеры организованной преступной среды стали стремиться сами проникнуть на соответствующие должности и посты. Другими словами, с коррупцией, как орудием подчинения себе государственных и иных органов, начинает конкурировать иной механизм: лидеры и активные деятели организованного преступного мира сами стремятся вершить политику, не полагаясь уже на посредников. Тем самым они решают задачу приобретения высокого легального социального, а не только криминального и экономического, статуса [58 - См.: Бабурин С. И., Голик Ю. В., Карасев В. И. Коррупция – наиболее опасный вектор деградации общества. С. 141.].
   В регионах России организованная преступность контролирует те виды бизнеса, которые являются наиболее доходными и более развитыми в данной местности. В промышленных регионах страны это – производство стали, алюминия, банковская деятельность, производство и продажа автомобилей, добыча золота, алмазов, иных драгоценных металлов и камней, редкоземельных металлов, нефти, леса, рыбы и морепродуктов и т. п. Таким образом, организованная преступность все шире проникает в те сферы экономики, которые способны приносить ей значительные прибыли и в которых тем самым создаются серьезные угрозы национальной безопасности страны.
   Наиболее распространенными криминальными сферами деятельности организованной преступности являются нарко– и порнобизнес, торговля людьми, в том числе незаконными мигрантами, оружием и боеприпасами, заказные убийства, незаконная трансплантация органов и тканей, огромный блок так называемых «экономических преступлений» и др.
   Характерной особенностью российской организованной преступности в последнее время стала усиливающаяся широкомасштабность криминальной деятельности в изменяющихся условиях и ее глобализация. Многие лидеры организованной преступности либо выехали за рубеж, либо вывезли туда свои семьи и сориентировались на последующий выезд на постоянное место жительства, имеют двойное гражданство либо становятся гражданами (подданными) иных государств. При этом они из-за рубежа продолжают руководить организованной преступной деятельностью и выполнять общеуправленческие криминальные функции.
   Если теперь посмотреть на феномен организованной преступности глазами не криминолога, а специалиста в области уголовного права, то можно обнаружить следующее.
   Первое. В уголовной статистике отражается лишь небольшая часть фактически совершаемых организованными преступными формированиями и группами преступлений. Чаще происходит другое – преступления таких формирований предстают в уголовных делах как отдельные преступления одного или небольшого числа лиц.
   Здесь отмечается особенно высокая латентность таких преступлений. Если общий расчетный уровень латентности в современной России определяется в 70 %, то латентность преступлений, совершаемых организованными группами, приближается к 100–200 %. Например, в 2001 г. в России зарегистрировано 118 случаев организации преступного сообщества (ст. 210 УК РФ), латентность же этого вида преступной деятельности составила 203 случая. В 2002 г. соответствующие показатели данного преступления выражались уже цифрами 404 и 1071. Таким образом, коэффициент латентности составил в последнем случае 3,4 [59 - См.: Латентная преступность в Российской Федерации за 2001–2002 гг. М., 2004. С. 10, 17.].
   Скрытый характер организованной преступности, незафиксированность ее истинных масштабов в судебной статистике приводят некоторых российских ученых к выводу о том, что проблема организованной преступности в России преувеличена, организованными формированиями совершается 1–2 % всех регистрируемых преступлений. Отчасти это действительно так. Причем противоречия в оценке этого феномена между криминологами и специалистами в области уголовного права все более усиливаются. Криминологи постоянно бьют тревогу, убеждая общество, что организованная преступность проникла во все сферы государства и растет невиданными темпами. А криминалисты в ответ просят: покажите нам этих преступников, признанных таковыми по приговору суда за совершение конкретных преступлений, и назовите цифру таких приговоров. Цифра же эта ничтожна: на долю организованной преступности приходится лишь 1–1,5 % зарегистрированных уголовно наказуемых деяний [60 - См.: Алексеев А. И., Герасимов С. И., Сухарев А. Я. Криминологическая профилактика: теория, опыт, проблемы. М., 2001. С. 52–53.].
   Второе. Недостаточная эффективность борьбы с организованной преступностью в качестве одной из причин, возможно, имеет пробельность в уголовной наказуемости отдельных видов организованной преступной деятельности. Эта пробельность в УК РФ до сих пор не устранена, поскольку ни комплексный Закон о борьбе с организованной преступностью, ни Закон о борьбе с коррупцией пока не приняты. Зато есть яркие примеры законодательства со знаком минус (имеется в виду исключение в 2003 г. российским законодателем из системы уголовных наказаний «конфискации имущества»).
   Из изложенного становится ясно, что законотворческие процессы в сфере борьбы с организованной преступностью не могут быть правильно поняты и раскрыты без анализа правоприменительной практики, а также без учета всей совокупности экономических, социальных, политических, идеологических, организационных факторов, порождающих феномен организованной преступности.
   Сегодня российское общество и российское государство столкнулись с такими угрозами, которые являются для нас относительно новыми. К числу таких угроз относится и организованная преступность. Тем не менее мы сегодня имеем реальные возможности для того, чтобы обуздать эту угрозу. Как скоро мы справимся с этой задачей – покажет самое ближайшее будущее.
   Пока же приходится констатировать, что эффективность борьбы с организованной преступностью в России невысока. Несмотря на все усилия правоохранительных органов России поставить организованную преступность под контроль не удается, число преступлений, совершаемых организованными преступными группами, с каждым годом растет, сфера организованной преступной деятельности расширяется, а выявляемость и раскрываемость этих преступлений правоприменительными органами остаются крайне низкими. По данным российских криминологов, примерно в 40 % случаев подсудимые по ст. 210 УК РФ (организация преступного сообщества) судами оправдываются, а данная статья из обвинения исключается.
   31 % опрошенных в 2000–2001 гг. сотрудников правоохранительных органов считали, что организаторам, руководителям организованных преступных формирований удается полностью избежать уголовной ответственности, 28 % полагали, что такие лица привлекаются лишь в качестве рядовых исполнителей, 26 % – в качестве организаторов только конкретного преступления, в том числе 11 % – за хранение наркотиков, 14 % – за иные преступления, не связанные непосредственно с деятельностью организованных преступных сообществ.
   Каков же выход из сложившейся ситуации? По каким направлениям необходимо вести борьбу с организованной преступностью, с тем чтобы если и не полностью искоренить ее, то хотя бы поставить в контролируемые государством рамки? На все поставленные вопросы ответ необходимо искать в концепции политики российского государства в сфере борьбы с преступностью в целом и организованной преступностью в особенности.

§ 3. Уголовная политика России и стран мирового сообщества: современные тенденции и перспективы

   Усиление политических аспектов в изучении проблем искоренения наиболее опасных форм отклоняющегося поведения требует, прежде всего, уточнения понятийного аппарата, рассмотрения общих, концептуальных вопросов. К таковым, безусловно, следует отнести вопрос о понятии уголовной политики, ее содержании и структуре.
   Российская уголовная политика, являясь частью социальной политики и представляя собой политику государства в области борьбы с преступностью, с точки зрения ее структуры, не есть нечто внутренне недифференцируемое. И внутри нее можно выделить несколько составных частей (элементов), а также различные направления, соответствующие структуре преступности: борьба с рецидивной преступностью, с преступлениями против личности, собственности, с преступлениями несовершеннолетних и т. д.
   Уголовная политика есть выработанная государством генеральная линия, определяющая основные направления, цели и средства воздействия на преступность путем формирования уголовного, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного законодательства, регулирования практики его применения, а также путем выработки и реализации мер, направленных на предупреждение преступлений.
   Иными словами, уголовная политика определяет стратегию и тактику борьбы с преступностью, имея в качестве конечной цели максимальное сокращение преступности на основе устранения причин и условий, ее порождающих, и используя в качестве средств уголовное, уголовно-процессуальное, уголовно-исполнительное право и меры профилактики. Дальнейшая детализация и конкретизация понятия единой уголовной политики происходит на уровне отдельных ее элементов: уголовно-правовой, уголовно-процессуальной, уголовно-исполнительной, криминологической политики. В последнее время такую трактовку понятия уголовной политики с некоторыми оговорками разделяют многие другие исследователи [61 - См.: Босхолов С. С. Основы уголовной политики. М., 2004. С. 28–29; Лопашенко Н. А. Концептуальные основы уголовной политики: взгляд на проблему // Правовая политика и правовая жизнь. 2000. № 1. С. 123–124; Российская правовая политика: Курс лекций. М., 2003. С. 361–362; Лесников Г. Ю. Уголовная политика Российской Федерации (проблемы теории и практики). М., 2004. С. 13–20.].
   Все составные части российской уголовной политики находятся между собой в функциональной зависимости и взаимодействии. Механизм этого взаимодействия таков, что изменения в одном элементе с необходимостью влекут соответствующие изменения и в других элементах уголовной политики. Большая часть таких изменений носит локальный характер. Например, дополнение в 1996 г. системы уголовных наказаний новым видом – пожизненным лишением свободы – потребовало внесения определенных корректив в осуществление уголовно-исполнительной политики. Функциональные сдвиги могут приобретать и глобальный характер. Так, постепенное свертывание уголовной репрессии в виде лишения свободы как стратегическая установка уже сейчас требует расширения и усиления комплекса мер воздействия, не связанных с лишением свободы, и предупредительных мер, с тем чтобы в борьбе с негативным социальным явлением не создавался вакуум.
   Какое же место в структуре российской уголовной политики занимает уголовно-правовая политика?
   Уголовно-правовая политика представляет собой ту часть уголовной политики, которая вырабатывает основные задачи, принципы, направления и цели уголовно-правового воздействия на преступность, а также средства их достижения, и выражается в директивных документах, нормах уголовного права, актах толкования норм и практике их применения.
   Российская уголовно-правовая политика, поскольку она теснейшим образом связана с уголовным правом, играющим определяющую роль в комплексе отраслей, институтов и норм, составляющих правовую основу борьбы с преступностью, занимает доминирующее положение в структуре уголовной политики. Остальные ее части в известной мере производны от уголовно-правовой политики. Важно только иметь в виду, что не политика в своем развитии идет за правом, приспосабливается к его логике и системе, а, наоборот, право эволюционирует в направлении все более полного охвата политических установок, в реализации которых оно призвано участвовать.
   Российская уголовно-правовая политика формирует законодательную базу управления борьбой с преступностью, отграничивая преступное от непреступного, уголовно наказуемое от морально порицаемого или влекущего применение других мер воздействия. От того, какой круг деяний будет объявлен преступным, какой характер наказуемости им придан, при каких условиях и на каких основаниях уголовная ответственность будет исключаться или заменяться другими мерами воздействия, зависит в конечном счете развитие уголовно-процессуальной, уголовно-исполнительной, криминологической политики. Вот почему перенос акцента на те или иные стороны борьбы с преступностью в процессе развития самой уголовно-правовой политики с неизбежностью требует внесения соответствующих корректив в осуществление других видов уголовной политики.
   Содержание уголовно-правовой политики определяется теми задачами, которые стоят перед данным направлением политики в области борьбы с преступностью. Политика (от греческого слова politike – искусство управления государством) есть в конечном итоге участие в делах государства, определение форм, задач, содержания деятельности государства. В указанном смысле уголовно-правовая политика представляет собой ориентацию деятельности государства на борьбу с преступностью специфическими уголовно-правовыми средствами. Содержательную сторону уголовно-правовой политики образуют следующие элементы.
   Во-первых, определение основных принципов уголовно-правового воздействия на преступность. Данные принципы, являясь отражением общих руководящих начал уголовной политики в сфере уголовного права, имеют и свои особенности.
   Во-вторых, установление круга общественно опасных деяний, признаваемых преступными (криминализация), и исключение тех или иных деяний из числа преступлений (декриминализация).
   В-третьих, установление характера наказуемости общественно опасных деяний (пенализация) и условий освобождения от уголовной ответственности или от наказания (депенализация).
   В-четвертых, определение альтернативных наказанию мер уголовного характера (заменяющих мер), а также мер, применяемых наряду с наказанием (подкрепляющих мер). К первым из них относятся, например, принудительные меры медицинского характера, применяемые к лицам, совершившим деяние в состоянии невменяемости; ко вторым – принудительные меры медицинского характера, применяемые к лицам, осужденным за преступления, совершенные в состоянии вменяемости, но нуждающимся в лечении психических расстройств, не исключающих вменяемости.
   В-пятых, толкование действующего законодательства в области борьбы с преступностью с целью выяснения и разъяснения его точного смысла.
   В-шестых, направление деятельности правоохранительных органов по применению на практике институтов и норм уголовного права, выяснение их эффективности.
   Таким образом, содержание уголовно-правовой политики не сводится только к правотворчеству, в него входит и правоприменительная деятельность. Однако главное, основное в ее содержании заключается в обнаружении тех негативных явлений, с которыми необходимо бороться уголовно-правовыми средствами, осознании потребности общества в уголовно-правовом регулировании, установлении уголовной наказуемости общественно опасных деяний, ограничении круга преступного, определении характера наказуемости, мер уголовной ответственности и условий освобождения от нее. В теории центральным направлением разработки и осуществления уголовно-правовой политики справедливо считают процесс выявления и обоснования социальной обусловленности проектируемых и действующих уголовно-правовых норм, установление в системе законодательства таких статей, которые в современных условиях фактически утратили свое предназначение, практически не применяются и в силу этого не могут выполнять поставленной перед законом задачи. Речь, следовательно, идет о путях формирования системы уголовно-правовых норм, ее оптимизации, т. е. о приведении данной системы в максимальное соответствие с реальными потребностями общества в уголовно-правовом регулировании.
   Уголовный закон социально обусловлен. Данный вывод базируется на известном положении о том, что «общество основывается не на законе… Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих, вытекающих из данного материального способа производства интересов и потребностей, в противоположность произволу отдельного индивидуума» [62 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 6. С. 259.]. Закон создается не «на всякий случай», не «про запас», он продуцируется реальными потребностями общества в уголовном запрете и более или менее адекватно отражает их в уголовно-правовой норме. Можно все же предположить, что в силу сложности законотворческой деятельности среди принимаемых норм некоторые недостаточно полно отражают нужды общества в уголовно-правовом регулировании. Дефекты норм могут заключаться и в отсутствии необходимой четкости, устойчивости и определенности правовых предписаний. Отсюда – их низкая эффективность даже в условиях безукоризненной работы правоприменительных органов. То, что это действительно так, косвенно подтверждается определенной нестабильностью современного уголовного законодательства.
   Можно представить себе и обратную ситуацию, когда причины слабой «живучести» норм кроются не столько в издержках самих норм, сколько в недостатках практики их применения. В результате взаимодействия обоих факторов имеют место либо низкая применяемость отдельных норм, либо ошибки в квалификации. Сошлемся хотя бы на практику применения ст. 213 УК РФ. По делам о хулиганстве ошибки в квалификации фиксируются иногда в 46,8 % случаев. Социологические исследования показывают, что среди всех причин и условий совершения правоприменительными органами ошибок четвертое место по степени субъективной значимости занимает такой фактор, как неясность и противоречивость законодательства. По данным А. Д. Назарова, неправильное применение уголовного закона в структуре следственных ошибок составляет 15,6 % [63 - См.: Назаров А. Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда. СПб., 2003. С. 104.].
   В целом к недостаткам, снижающим эффективность правовых норм, можно отнести: несоответствие норм права объективным закономерностям жизни общества; неправильное определение целей правового регулирования; неверный выбор правовых средств достижения целей; недостаточный учет условий действия нормы; нарушение взаимосвязи между элементами системы правового регулирования (в том числе между нормами разных отраслей законодательства); внутреннюю противоречивость нормы, чрезмерную сложность, непонятность нормы для исполнителей; неосуществимость санкции нормы и др.
   Из изложенного следует, что законотворческие процессы не могут быть правильно поняты и раскрыты без анализа правоприменительной практики. В последнее время в связи с необходимостью дальнейшего совершенствования действующего уголовного законодательства, его развития и обновления внимание специалистов сосредоточилось на выяснении вопросов, касающихся обусловленности уголовно-правового запрета некими причинами, побуждающими законодателя устанавливать (или отменять) уголовную наказуемость тех или иных общественно опасных деяний. В самом деле, почему из огромного множества поведенческих актов человека законодатель относит к числу преступных лишь определенные их виды? Сам законодатель ответа на этот вопрос не дает. Бессмысленно его искать и в действующей системе права, ибо он находится не внутри, а вне ее. Традиционный юридико-догматический анализ уголовного права как «вещи в себе» не мог, естественно, приблизить к пониманию данного вопроса. Он мог быть раскрыт лишь в процессе изучения генетической природы уголовно-правовых явлений.
   Не вызывает сомнения тот, ставший уже бесспорным, факт, что признание деяния преступным и уголовно наказуемым не есть произвольный акт законодателя, результат его прихоти или «игры ума». Нормотворчество в сфере уголовного законодательства не может, образно говоря, носить характер действия, «свободного в своей причине». Законодатель не устанавливает уголовную ответственность за явления, возможность возникновения которых в реальной действительности носит лишь характер потенции, и не делает этого как раз потому, что точно отразить в уголовном законе свойства таких явлений было бы невозможно.
   Ограниченность законодательного усмотрения объясняется существованием причинно-следственной зависимости между некоторыми отрицательными явлениями экономического, социального, социально-психологического, криминологического характера и порождаемой ими потребностью в установлении уголовно-правового запрета. Указанная причинная зависимость является важнейшей детерминантой, обусловливающей возможность, допустимость и целесообразность принятия нового уголовного закона. Законодатель может дать правильную уголовно-правовую оценку негативным явлениям социальной действительности, только познав всю сложность взаимосвязи и взаимодействия различных звеньев в цепи анализируемых явлений. Уголовный закон лишь тогда будет эффективен, когда уголовно-правовая оценка адекватно отразит реальности социальной действительности. А это значит, что весь процесс законотворчества в сфере уголовного права должен рассматриваться как постижение объективной необходимости в установлении уголовно-правового запрета и лишь затем происходит закрепление его в законе. Такой подход, разумеется, отнюдь не означает, что законодателю отводится всего лишь пассивная роль, «функция механизма, бесстрастно регистрирующего социальные импульсы и лишенного какой бы то ни было свободы действия и свободы выбора оптимального решения» [64 - См.: Грошев А. В. Правосознание и правотворчество (уголовно-правовой аспект). Екатеринбург, 1996.]. Для законодателя важно не просто уловить пульс общественной жизни, но и правильно диагностировать возникшую ситуацию, с тем чтобы помочь отмиранию отживших общественных отношений и стимулировать в нужном направлении развитие новых.
   При опосредованном характере законотворчества, его известной самостоятельности и неизбежной неполноте субъективного отражения объективной действительности, в принципе, не исключена опасность волюнтаристского подхода к процессу принятия уголовно-правовых норм. На эту опасность обращал внимание еще К. Маркс, когда писал, что «само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их» [65 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 516.]. Современное уголовное законодательство многих стран (и мы здесь не исключение) дает немало примеров такого рода субъективизма в праве. Даже в новом УК РФ 1996 г. можно встретить отдельные законодательные пассажи, которые иначе как «псевдопреступлениями» назвать нельзя: например, незаконное использование товарного знака (ст. 180 УК), незаконное распространение порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК). В уголовных кодексах других государств нередко попадаются такие эрзац-преступления, как покушение на самоубийство (ст. 327 УК Нигерии; ст. 57 УК Ганы; ст. 306 УК Индии), неосторожная дипломатическая измена земле (п. 2 ст. 267 УК Швейцарии), неосторожное истязание животных (п. 2 ст. 264 Швейцарии), неосторожное ложное показание (ст. 3 гл. 15 УК Швеции), неосторожное укрывательство имущества (§ 303 УК Дании) и т. д.
   К подобной умозрительности в правотворчестве приводит забвение известного положения о том, что «законодательная власть не создает закона, – она лишь открывает и формулирует его», что «законодатель… должен смотреть на себя как на естествоиспытателя» [66 - Там же. Т. 1. С. 162, 285.]. Инструментом такой «естествоиспытательской» работы служит уголовно-правовая политика. Именно она лежит в основе формирования уголовно-правовых норм.
   Российская уголовно-правовая политика на основе глубокого изучения объективной действительности, правильного отражения ее в директивных установках, всестороннего учета экономических, социальных, социально-психологических и криминологических требований обоснованности уголовно-правового запрета призвана дать законодателю необходимый ориентир в его правотворческой деятельности. Законотворчество тем самым включается в сферу действия уголовно-правовой политики, а его результаты являются одной из форм объективизации ее содержания вовне. Таким образом, законодательная деятельность служит важнейшим связующим звеном между уголовной политикой и уголовным правом, а само законодательство есть квинтэссенция политики в области борьбы с преступностью.
   С учетом сложного характера уголовно-политических требований к процессу законотворчества трансформация тех или иных форм социальной действительности в уголовно-правовые запреты возможна лишь на строго теоретической основе. Любая политика базируется на определенной теории. Научной основой уголовно-правовой политики в сфере законотворчества выступает теория криминализации и пенализации.
   Исследование вопросов, связанных с преступлением и наказанием, а точнее – с установлением круга преступного и определением характера наказуемости, до недавнего времени шло в основном параллельными путями, практически почти не пересекаясь. На нынешнем этапе развития политики в области борьбы с преступностью назрела настоятельная необходимость в объединении этих исследовательских «потоков», поиске точек соприкосновения между ними, создании единой теоретической концепции криминализации и пенализации деяний как составной части уголовно-правовой политики. Исходным моментом здесь должна быть мысль о том, что связь между преступлением и наказанием диалектична. Как невозможно себе представить существования понятия преступления, лишенного признака наказуемости, так и наказание немыслимо без преступления, ибо производно от него. Игнорирование взаимообусловленности преступления и наказания приводит либо к признанию примата наказания над преступлением, абсолютизации наказания, либо к гипертрофии преступления с отведением наказанию третьестепенной вспомогательной роли в системе мер борьбы с ним. Обе тенденции искажают истинное соотношение рассматриваемых категорий и должны быть преодолены в ходе создания теоретических основ криминализации и пенализации.
   Установление уголовной наказуемости общественно опасных деяний (криминализация) и определение характера наказуемости (пенализация) связаны между собой как две стороны одного и того же процесса. Объем, характер, способы и критерии криминализации влияют на пенализационные процессы в такой же мере, в какой особенности пенализации оказывают обратное воздействие на процесс установления уголовно-правового запрета. Запрет и санкция должны быть не только сбалансированы между собой, но и согласованы с принципами уголовно-правовой политики, со всей системой действующего права.
   Вновь проектируемое и уже действующее уголовное законодательство можно признать научно обоснованным, если оно, во-первых, полностью (беспробельно) охватывает круг деяний, уголовно-правовая борьба с которыми допустима, возможна и целесообразна; во-вторых, своевременно исключает уголовную наказуемость тех деяний, основания для криминализации которых уже отпали; в-третьих, адекватно отражает в характере применяемых уголовно-правовых мер характер и степень общественной опасности деяний, с которыми призвано бороться.
   Дальнейший анализ уголовно-правового запрета в частности и уголовно-правовой политики в целом приводит к выводу о необходимости учета и исследования целого ряда стадий, которые проходит уголовно-правовая норма в процессе своего рождения и жизнедеятельности. Все разнообразие указанных стадий укладывается в следующую схему: а) сбор информации о наличии в реальной действительности негативных явлений, требующих уголовно-правовой борьбы с ними; б) анализ их экономической, социальной, социально-психологической и криминологической обусловленности;
   в) прогнозирование последствий криминализации и пенализации;
   г) принятие решения о целесообразности признания деяния преступным и уголовно наказуемым; д) формулирование уголовно-правовой нормы; е) издание нормы; ж) применение нормы на практике; з) анализ эффективности правоприменительной деятельности. Некоторые теоретики сводят все названные стадии, укрупняя их, к трем этапам: обусловливание, формулирование, реализация уголовно-правовых норм.
   Не только количество, но и качество уголовно-правовых предписаний зависит от того, насколько последовательно в процессе правотворчества пройдены законодателем все упомянутые стадии, в какой мере им учтены те требования, которые предъявляются к законотворчеству на каждой из них, начиная с этапа установления оснований уголовно-правового запрета, продолжая этапом законодательной архитектоники и завершая стадией выяснения эффективности действия принятой нормы.
   Анализ практики, следовательно, начинает и венчает весь процесс законотворчества. Отсюда становится понятной та роль, которую играет изучение реальных изменений социальной действительности, закономерностей и тенденций в правоприменительной деятельности для дальнейшего развития российской уголовно-правовой политики.
   Однако, прежде чем обратиться к анализу закономерностей и тенденций в развитии уголовной политики, необходимо задаться вопросом: что представляет собой концепция политики современного российского государства в сфере борьбы с преступностью и есть ли она вообще?
   Увы, приходится признать, что таковой в завершенном, четко выраженном (в том числе и нормативно) виде на сегодняшний день не существует. Правда, имеется Концепция реформирования уголовного законодательства 1992 г. Принятый на ее основе УК РФ 1996 г. более или менее удачно реализовал принципиальные направления Концепции: была устранена пробельность уголовного закона, которая образовалась ввиду изменения предмета правового регулирования и появления новых видов и форм преступности, из Кодекса также были исключены необоснованные нормы. Сделаны решительные шаги по деидеологизации законодательства, признанию приоритетов общечеловеческих ценностей перед ценностями классовыми. Сняты многочисленные противоречия внутри самого УК, а равно противоречия уголовного законодательства и Конституции Российской Федерации, национального закона и международных обязательств Российской Федерации [67 - См.: Лесниевски-Костарева Т. А. Концепция развития уголовного законодательства // Концепция развития российского законодательства. М., 1998. С. 222.]. Тем не менее следует признать, что сегодня «уголовная политика полностью неадекватна криминальной ситуации» [68 - Овчинский В. Криминал и либерализм. Как преодолеть кризис уголовной политики // Независимая газета. 2006. 18 апреля. С. 11.] в стране.
   В то же время концепция реформы российского уголовного законодательства предполагала приведение его в соответствие с криминологической реальностью. Иными словами, изменения в уголовном законодательстве и в других отраслях права криминального цикла должны были быть криминологически обоснованы, при этом предполагался тщательный учет выявленных и прогнозируемых тенденций преступности, ее структуры, новых видов, контингента преступников и т. п. Уголовная политика любого государства должна основываться на четком и ясном понимании того, каких изменений в состоянии, структуре и динамике преступности можно будет добиться, совершенствуя соответствующие институты и нормы [69 - См.: Побегайло Э. Ф. Кризис современной российской уголовной политики // Преступность и уголовное законодательство: реалии, тенденции, взаимовлияние. Саратов, 2004. С. 89.].
   К сожалению, в России при выработке вышеупомянутой концепции отмеченные моменты учтены не были.
   Еще одной составляющей фундамента российской уголовной политики является Концепция судебной реформы в Российской Федерации, представленная первым Президентом России Б. Н. Ельциным и одобренная Верховным Советом РСФСР 24 октября 1991 г.
   Судебная реформа как одна из стратегических линий развития государственности в Российской Федерации имела строго определенную цель – становление в России самостоятельной судебной власти, чья деятельность должна быть направлена на защиту прав человека, обеспечение социальной устойчивости и режима законности в государстве, осуществляемых посредством мер правового характера.
   Если предпринять попытку инвентаризации положений Концепции судебной реформы, реализованных и нереализованных в ходе ее осуществления, то можно увидеть следующую достаточно любопытную картину.
   Из 160 позиций Концепции, поддающихся более или менее конкретной оценке, на сегодняшний день не реализовано или реализовано не полностью около 80. Разумеется, это не дает повода утверждать, что Концепция судебной реформы выполнена на 50 %. Во-первых, положение спасают многие решения Конституционного Суда РФ, которые направляют судебную и следственную практику в русло, соответствующее духу и букве Конституции РФ, а также согласно Концепции судебной реформы. А во-вторых, «бухгалтерский» способ оценки в данном случае неприменим. Дело в том, что в Концепции содержатся как положения сущностного, фундаментального свойства, так и положения, призванные лишь обеспечить преобразования. Поэтому и нам стоит оценивать реализацию именно такого рода положений, опираясь на акценты (приоритеты) судебной реформы. Напомним, ими являются: тотальный судебный контроль; обеспечение доступности правосудия и юридической помощи; независимость судей как залог их объективности; гарантии состязательности судебного процесса и равноправия сторон; изменение правового сознания судейского корпуса; изменение образа полицейской деятельности. К сожалению, нельзя констатировать, что хотя бы по одному из этих приоритетов достигнут впечатляющий успех [70 - См.: Краснов Н. От концепции 1991 года до сегодняшнего дня (попытка инвентаризации) // Российская юстиция. 2001. № 11.].
   Основой осуществления судебной реформы явилось создание нормативно-правовой базы как важнейшего условия становления российского правосудия. Приходится признать, что качество ряда принятых в последнее десятилетие законов заслуживает серьезной критики. Нормы многих из них признаны Конституционным Судом Российской Федерации противоречащими Конституции Российской Федерации, большое число законов внутренне противоречиво, постоянно изменяется и дополняется, в том числе по причинам, не носящим объективно-необходимого характера, не всегда предусматривается механизм реализации норм. Все это создает трудности в правоприменительной практике, включая деятельность судов, увеличивает число судебных ошибок, в том числе и по уголовным делам.
   Так, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (принят в 2001 г.) изменен 12 законами, Уголовный кодекс Российской Федерации (1996 г.) – 36, многочисленные изменения внесены в Кодекс РФ об административных правонарушениях.
   Между тем тенденции современной российской преступности, как отмечалось, настолько неблагоприятны, что многие отечественные криминологи вполне справедливо утверждают: преступность создает угрозу национальной безопасности России, а само государство постепенно превращается в криминальное. На этом фоне особое значение приобретают разработка и реализация именно концептуальных основ политики нашего государства в сфере борьбы с преступностью.
   Анализируя проблемы, опасности и вызовы, с которыми столкнулась уголовная политика России на новом этапе своего развития, исследователи обращают внимание на следующие моменты.
   Во-первых, прежняя уголовная политика в новых условиях оказалась несостоятельной. В то же время до сих пор обществу не предложена новая ее концепция. Глубокий кризис в основополагающих сферах жизнедеятельности государства и общества пагубно отразился на состоянии теории и практики борьбы с преступностью.
   Во-вторых, наука в целом и юридическая наука в частности оказались исключенными из числа приоритетных областей. Изменилась ситуация, и применительно к теории уголовной политики, к ее рекомендациям заметно снизился интерес властей, руководства правоохранительных органов. Накопленный научный потенциал все больше остается невостребованным. Из-за отсутствия финансирования практически свернуты научные разработки проблем региональной уголовной политики.
   В-третьих, проведение правовой реформы предполагает реформирование всей правоохранительной системы в целом, особенно системы уголовной юстиции. Для этого необходимы стратегическая концепция деятельности образующих ее органов, новая законодательная база, новые подходы в нормативном, информационном, ресурсном, организационном обеспечении [71 - См.: Тихонов Е. Уголовная политика государства в сфере защиты прав личности // Уголовное право. 2001. № 2. С. 34.].
   Итак, единой, четко сформулированной, закрепленной в нормативном акте и принятой на соответствующем уровне концепции уголовной политики государства в России сегодня нет [72 - Между тем в Научно-исследовательском институте проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ подготовлена теоретическая модель Основ государственной политики борьбы с преступностью в России. Она обсуждалась на заседании Совета Безопасности РФ, была поддержана заинтересованными ведомствами, научными учреждениями, однако отклонена Администрацией Президента РФ (см.: Губарец Д. П. Стратегия государства в сфере борьбы с преступностью // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. М., 2004. С. 37–38).]. Есть лишь отдельные идеи, некие векторы в развитии стратегии и тактики борьбы с преступностью, спонтанно возникающие директивы, которые исходят от властных структур и весьма противоречиво и непоследовательно реализуются в реальной действительности.
   Основной такой идеей (которую можно рассматривать как главное стратегическое направление в борьбе с преступностью) является тезис о гуманизации уголовной репрессии. Эта тенденция (как своеобразный антипод) пришла на смену идеям тотального ужесточения карательных элементов уголовной политики России в конце советского – начале постсоветского периода ее развития.
   Если обратиться к истокам возникновения последней из указанных тенденций, то в исторической ретроспективе можно обнаружить следующее.
   Уже с конца 20-х годов прошлого столетия еще не окрепший государственно-правовой механизм в России стал подвергаться серьезным, а главное, необратимым деформациям. Наметилась опаснейшая тенденция к сращиванию государственного и партийного аппарата. При этом вся реальная власть концентрировалась в аппарате партии, государственным же органам отводилась «почетная» роль декораторов политических решений, принимаемых партийным аппаратом. Делалось это настолько неприкрыто и откровенно, что до 1939 г. Сталин не считал целесообразным занимать какую бы то ни было государственную должность. Постепенно утверждавшиеся во все больших масштабах административно-командные методы управления страной сплошь и рядом входили в противоречие с принципами правового государства. Отсутствие же политико-правовых механизмов, гарантирующих господство права над государством, верховенство закона над всеми органами, организациями, должностными лицами и гражданами, привело в конечном итоге к тому, что административно-командная система полностью подчинила себе всю государственно-правовую машину. Праву были отведены роли «служанки государства» и «ночного сторожа» с гипертрофированным расширением ограничительных и запретительных функций. Были отброшены как идеологически чуждые важнейшие общеправовые принципы: подчинение исполнительных органов законодательной власти, независимость судей, презумпция невиновности, принцип состязательности, приоритет прав и свобод личности, гуманизм, справедливость. Лишенный сдерживающих правовых начал, государственный корабль стал дрейфовать в сторону тоталитаризма.
   Отказ от идей правового государства создавал необходимые предпосылки для перехода к практике массового террора. В этих условиях наиболее вопиющие формы произвола и беззакония были допущены при осуществлении уголовной политики. Именно уголовная репрессия (как самое острое и радикальное средство) чаще всего использовалась тогдашним режимом для достижения различных целей и задач на всех этапах своего существования. Уголовно-правовая политика того периода подверглась деформациям как на законотворческом, так и на правоприменительном уровнях.
   В сфере законотворчества это выражалось: в социально необоснованном расширении пределов уголовной ответственности за контрреволюционные и особо опасные преступления, нечетком описании их составов (пропаганда и агитация, активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, саботаж – ст. 58 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 58 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 58 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК РСФСР 1926 г.); в установлении уголовной ответственности без вины для членов семьи изменника Родины (Постановление ЦИК СССР от 8 июня 1934 г.); в возможности применения уголовного закона по аналогии; в возможности применения мер социальной защиты в отношении лиц, не совершивших преступления, но «представляющих опасность по своей связи с преступной средой или по своей прошлой деятельности» (ст. 7 УК РСФСР 1926 г.); в придании обратной силы ряду уголовных законов, предусматривающих в качестве меры наказания расстрел осужденного (Постановление Президиума ЦИК СССР от 21 ноября 1929 г.); в снижении возраста уголовной ответственности за совершение некоторых преступлений до 12 лет (Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г.); в неоправданной избыточной криминализации ряда деяний (нарушение акцизных правил, переплавка государственной разменной металлической монеты в слитки, производство абортов, прогул без уважительных причин); в неоправданно резком ужесточении уголовных наказаний (УК РСФСР 1926 г. содержал 46 норм, предусматривающих расстрел в качестве высшей меры наказания, отдельные из них имели абсолютно-определенную санкцию, максимальный предел наказания в виде лишения свободы был поднят до 25 лет, указанные виды наказаний могли применяться в полном объеме и к несовершеннолетним); в лишении обвиняемых по делам о государственных преступлениях полностью права на защиту и обжалование приговора; в приведении в исполнение высшей меры наказания немедленно по вынесении приговора (Постановление ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г.) [73 - См.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917–1952). М., 1953.].
   В правоприменительной сфере деформации выразились: в активной деятельности внесудебных органов («троек», особых совещаний); в игнорировании принципа презумпции невиновности, придании признанию обвиняемым своей вины качества «царицы доказательств»; в организации «ударных кампаний» по борьбе с определенными категориями преступлений, что вело к быстрой переполняемости мест лишения свободы, а вслед за этим – широкому распространению условного освобождения, иногда принимавшему характер «разгрузки тюрем» (в 1939 г. из ГУЛАГа были освобождены 327,4 тыс. человек, в том числе из лагерей – 223,6, из колоний – 103,8 тыс.) [74 - См.: Эстрин А. Я. Развитие советской уголовной политики. М., 1933. С. 234–235.]; в фальсификации материалов следствия и суда, применении пыток к обвиняемым (возможность применения пыток была узаконена в 1937 г., чуть позже несколько заводов страны было перепрофилировано на производство орудий пыток); в поощрении провокаций, доносительства, оговоров и самооговоров (в 1947 г. агентурно-осведомительная сеть в ГУЛАГе охватывала около 8 % заключенных, или 139 тыс. человек, из них: 10 тыс. – резидентов, 4 тыс. – агентов, 65 тыс. – осведомителей и 60 тыс. – противопобеговая агентурно-осведомительная сеть); в чудовищных злоупотреблениях по отношению к осужденным со стороны администрации мест лишения свободы.
   В результате тотального террора, граничащего с геноцидом, жертвами уголовной репрессии в СССР в период с конца 20-х до начала 50-х годов XX в. стали миллионы людей. О масштабах репрессии некоторое представление дают статистические данные о контингенте заключенных, содержавшихся в подразделениях системы ГУЛАГа. Следует только иметь в виду, что эта статистика не включает в себя количество лиц, приговоренных к расстрелу, отбывавших лишение свободы в тюрьмах и лагерях НКВД, отбывавших наказание в виде ссылки и высылки, и некоторые другие категории осужденных.
   По состоянию на 1 марта 1940 г. ГУЛАГ состоял из 53 лагерей (включая лагеря, занятые железнодорожным строительством), 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний для несовершеннолетних. Общий контингент заключенных, содержавшихся только в лагерях ГУЛАГа, определялся по данным централизованного учета: 1934 г. – 510 307, 1935 г. – 725 483, 1936 г. – 839 406, 1937 г. – 820 881, 1938 г. – 996 367, 1939 г. – 1 317 195, 1940 г. – 1 344 408, 1941 г. – 1 500 524, 1942 г. – 1 415 596, 1943 г. – 983 974, 1944 г. – 663 594, 1945 г. – 715 506, 1946 г. – 600 897, 1947 г. – 808 839, 1948 г. – 1 108 057 человек. Удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключенных ГУЛАГа составлял: в 1934 г. – 26,5 %, 1935 г. – 16,3, 1936 г. – 12,6, 1937 г. – 12,8, 1938 г. – 18,6, 1939 г. – 34,5, 1940 г. – 33,1, 1941 г. – 28,7, 1942 г. – 29,6, 1943 г. – 35,6, 1944 г. – 40,7, 1945 г. – 41,2, 1946 г. – 59,5, 1947 г. – 54,3, 1948 г. – 38,0 %.
   В конце 50-х годов в результате разоблачения культа личности Сталина были предприняты меры, направленные на преодоление последствий произвола и беззаконий, в том числе и в сфере уголовной политики. Осуществлена широкая (но недостаточно полная) реабилитация невиновно осужденных, ликвидированы органы внесудебной репрессии («особые совещания» и т. п.), отменен упрощенный порядок рассмотрения дел о государственных преступлениях, органы государственной безопасности и внутренних дел очищены от преступных элементов и взяты под контроль партии и высших органов государства, проведена реформа уголовного законодательства (отмена аналогии, ответственности без вины и т. д.).
   Однако осуществленные изменения даже не ставили целью полностью ликвидировать административно-командную систему и заменить ее правовым государством. Неудивительно, что сохраненная и лишь слегка модифицированная система постепенно и неуклонно регрессировала и к середине 80-х годов прошлого столетия оказалась в состоянии глубочайшего кризиса [75 - Подробнее об этом см.: Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. Владивосток, 1987; Коробеев А. И., Усс А. В., Голик Ю. В. Уголовно-правовая политика: тенденции и перспективы. Красноярск, 1991. С. 22–25; Политический режим и преступность. СПб., 2001; Кудрявцев В. И., Трусов А. И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002.].
   Суммируя все вышеизложенное, можно констатировать, что в советский период истории нашего государства доминирующей в уголовной политике России была тенденция к ужесточению уголовной репрессии. По словам А. Л. Цветиновича, это проявилось: а) в последовательной криминализации все большего числа деяний, снижении возраста уголовной ответственности, отмене уголовно-досрочного освобождения, ужесточении норм о применении наказания; б) в практике применения уголовного законодательства, росте числа случаев применения смертной казни, длительного лишения свободы, конфискаций, тенденциозном толковании законов вразрез с их действительным смыслом; в) в судоустройстве и уголовном судопроизводстве, во введении чрезвычайных судов и несудебных органах расправы с инакомыслящими, а также чрезвычайных процедур судопроизводства; г) в сфере исполнения уголовных наказаний, превращении исправительных учреждений в места дикого произвола, подавления человеческих прав осужденных, беспредельного подавления их достоинства и беспощадной эксплуатации их труда; д) в применении никакими законами не предусмотренных административных высылок, ссылок и депортаций [76 - См.: Цветинович А. Л. Тенденции уголовной политики: вчера, сегодня, завтра// Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства. М., 1994. С. 11–12.].
   В постсоветский период в России в силу целого ряда причин (смена социально-экономической формации, переход к рыночной экономике, восприятие обществом общедемократических либеральных ценностей, деидеологизация права, глобализация преступности и интернационализация мер борьбы с нею, укрепление международного сотрудничества в противодействии девиантному поведению и т. д.) был взят курс на гуманизацию уголовной политики. Он стал отражением общемировой тенденции к поиску эффективных и адекватных средств воздействия на криминальное зло.
   Из истории хорошо известно, что в начале человеческого пути упор делался исключительно на возмездие и воздаяние (т. е. на кару в чистом виде). Затем акцент был смещен на иное средство – неотвратимость ответственности («эффективность наказания обусловливается вовсе не его жестокостью, а его неотвратимостью»). Но и этот путь не привел к ожидаемым результатам. В последнее время предложен ряд новых мер: от рекомендаций расширить социально-правовой контроль за поведением населения (В. В. Лунеев) до предложений использовать реституционное правосудие в качестве некой альтернативы традиционной модели борьбы с посягательствами на частные интересы (позиция X Конгресса ООН по борьбе с преступностью и обращению с правонарушителями) и даже совета осуществить в экстренном режиме удовлетворение всех нарушенных преступлением прав и интересов граждан (А. И. Бойко).
   В уголовной политике современной России в рамках общей тенденции к ее гуманизации прослеживается постепенный переход от сугубо карательных к реабилитационным и реституционным началам. Это нашло свое выражение в Уголовном кодексе РФ (1996 г.), Уголовно-исполнительном кодексе РФ (1997 г.), Уголовно-процессуальном кодексе РФ (2000 г.). Однако данный процесс, во-первых, далеко не всеми воспринимается как безусловно позитивный, а во-вторых, развивается в настоящее время отнюдь не однолинейно.
   Для того чтобы убедиться, что это действительно так, проанализируем вначале криминализационные и декриминализационные процессы, благодаря которым репрессия должна постоянно приводиться в соответствие с реальностями социальной действительности.
   Криминализация есть процесс выявления общественно опасных форм индивидуального поведения, признания допустимости, возможности и целесообразности уголовно-правовой борьбы с ними и фиксации их в законе в качестве преступных и уголовно наказуемых [77 - Термин «криминализация» в последнее время приобрел и другое значение. Этим термином (как в публицистике, так и в ряде научных работ) стали обозначать «процесс экспансии (проникновения) преступности в различные сферы общества». И хотя такой дуализм в понимании термина «криминализация» вносит некоторые элементы дисгармонии при исследовании данной категории в научном обороте, масштабы его употребления во втором значении столь велики, что отказаться от двойного стандарта при оперировании этим термином уже вряд ли возможно.].
   Соответственно декриминализацию можно определить как процесс установления оснований отпадения общественной опасности деяний, признания нецелесообразности уголовно-правовой борьбы с ними и отмены их уголовной наказуемости.
   Таким образом, криминализацию и декриминализацию можно рассматривать и в динамике (как процесс), и в статике (как результат этого процесса). Такой подход позволяет лучше уяснить социальную значимость рассматриваемых категорий. Социальная функция процесса криминализации выражается в том, что уголовный закон, объявляя то или иное деяние преступным, очерчивает круг социальных ценностей, охраняемых государством. Одновременно закон формулирует и антиценности, т. е. определяет те виды поведения, которые этим ценностям противостоят. В этом и заключены позитивный и негативный аспекты криминализации. Актом декриминализации законодатель снимает «табу» с тех или иных форм поведения, признавая их не представляющими большой опасности для общества, а отсюда – и непреступными.
   Криминализация, если рассматривать ее в динамике, как процесс, включает в себя ряд стадий, в целом соответствующих тем, которые проходит норма в процессе законотворчества. Последняя стадия процесса криминализации одновременно является и его результатом. Результат выражается в создании системы уголовно-правовых норм, фиксирующих круг преступного и уголовно наказуемого.
   Декриминализация также представляет собой процесс, однако он прямо противоположен предыдущему. Последовательно проходя те же стадии, декриминализация завершается иным результатом – исключением деяния из круга преступного и отменой его уголовной наказуемости. В теории декриминализацию нередко именуют криминализацией «со знаком минус»: деяния декриминализируются тогда, когда отпадают основания для их криминализации. При этом декриминализация может осуществляться в двух формах: исключение уголовной наказуемости деяния сопровождается либо признанием такого поведения правомерным, непорицаемым, либо переводом его в разряд административного, дисциплинарного или гражданско-правового деликта.
   Криминализацию и декриминализацию условно можно представить как дорогу с двусторонним движением. На одних этапах развития уголовно-правовой политики усиливается движение в направлении расширения круга преступного, на других – возрастает интенсивность встречного потока.
   Уголовно-правовой запрет порождается объективными потребностями общества в уголовно-правовой охране общественных отношений. Форма его выражения в законе должна соответствовать содержанию запрещаемого деяния. Опасность несоответствия подстерегает на любой стадии процесса криминализации либо как следствие недостаточно полного учета тех или иных факторов или ошибочного прогноза, либо как результат несовершенства законодательной техники. Недостатки уголовно-правового законотворчества, издержки криминализации могут привести к двум противоположным, но одинаково нежелательным, последствиям: пробельности в уголовной наказуемости или, наоборот, к ее чрезмерности, избыточности.
   В первом случае незащищенность определенных общественных отношений уголовно-правовыми средствами на фоне реально причиняемого им вреда нередко толкает к поиску не предусмотренных законом альтернатив. Все они умещаются в интервале от просто самосуда до «натяжек» в квалификации и плохо скрытой аналогии. Сошлемся в качестве примера на практику квалификации как хулиганских действий или умышленного уничтожения личного имущества граждан случаев жестокого обращения с животными (живодерства), которая имела место до принятия УК РФ 1996 г. Фактически это приводило к возрождению в завуалированной форме аналогии, принципиально чуждой российскому уголовному праву. Ясно, что от подобных паллиативов практика борьбы с преступностью должна быть очищена.
   Не меньший вред таит в себе и так называемая криминализационная избыточность – перенасыщенность законодательства уголовно-правовыми запретами, необходимость в которых уже отпала или даже не существовала вовсе. Криминализация с «запросом» подрывает сразу два принципа уголовно-правовой политики: принцип экономии уголовной репрессии, поскольку к ответственности привлекается неоправданно большое число граждан, и принцип неотвратимости ответственности, поскольку еще чаще такой закон на практике применяться перестает.
   Социологическими исследованиями установлено, что ст. 200 УК РФ 1996 г. применялась не более чем в 12–15 % случаев от общего числа выявленных обманов потребителей. С учетом высокой латентности этой категории преступлений последовательная реализация уголовно-правового запрета привела бы к необходимости ежедневно возбуждать множество уголовных дел по ст. 200 УК (вероятно, именно в силу указанного обстоятельства данное деяние в 2003 г. было декриминализировано). Примерно ту же картину можно было бы наблюдать, пойди сейчас практика на бескомпромиссное применение норм, предусматривающих уголовную ответственность за отказ в предоставлении гражданину информации (ст. 140 УК РФ), уклонение гражданина от уплаты налога путем непредставления декларации о доходах (ч. 1 ст. 198 УК РФ). Криминализационной избыточностью страдают и некоторые другие нормы действующего уголовного законодательства. Неудивительно, что такие нормы либо не применяются, либо служат препятствием, которое общество различными путями обходит.
   Нельзя, однако, не учитывать, что неприменяемость отдельных уголовно-правовых норм на фоне широкой распространенности запрещаемых ими деяний может подорвать престиж и авторитет уголовного закона как такового, ибо в общественном сознании может укрепиться уверенность в бессилии и недейственности уголовного права вообще.
   Отмеченные теневые стороны процесса криминализации могут и должны быть устранены на основе глубокого и всестороннего изучения социальной действительности и адекватного отражения ее в уголовных законах. Юридическая регламентация человеческого поведения в сфере криминализации должна иметь разумные пределы, а система социального контроля – воспринимать результаты этой регламентации и чутко реагировать на них, изменяя методы и пределы воздействия на общественные отношения в зависимости от изменения задач социального контроля в процессе развития общества [78 - См.: Антонов А. Д. Теоретические основы криминализации и декриминализации. Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2001. С. 12.]. Причем соответствующие коррективы могут быть внесены только законодателем, ибо лишь ему принадлежит исключительное право нормотворчества. Поскольку криминализация есть исключительная прерогатива законодателя, устранение выявленных несоответствий должно осуществляться не «корректированием» правовых предписаний их исполнителями, а путем внесения в законодательство изменений соответствующими органами государства. Практика же как более гибкий инструмент уголовно-правовой политики должна диагностировать всякого рода аномалии в системе действующего уголовного законодательства и своевременно информировать о них правотворческие органы.
   Если теперь проследить, как упомянутые общетеоретические положения были учтены российским законодателем в процессе осуществления реформы уголовного законодательства, то можно будет обнаружить следующее. На момент принятия УК РФ 1996 г. в его Особенной части появились 63 новых, по сравнению с УК РСФСР 1960 г., состава преступления и в то же время в УК РФ не были включены 78 составов преступлений, входивших в УК РСФСР. Из последнего, в период до принятия нового УК РФ, законодательно были исключены 26 составов преступлений.
   Таким образом, впервые в истории России за столетие, на протяжении которого было принято четыре разных уголовных кодекса, при принятии нового Уголовного кодекса число криминализированных деяний оказалось меньше числа декриминализированных [79 - См.: Тихонов Е. Указ. соч. С. 34.].
   Однако достигнутый результат продержался недолго. Менее чем за 10 лет существования УК РФ 1996 г. в него вносились изменения 43 федеральными законами. При этом изменения были внесены в 52 статьи Общей части УК (43 % всех норм) и в 285 статей Особенной части (85 %). Исключены (утратили силу) из Кодекса 7 статей, включены (введены) в Кодекс 23 статьи. В отдельные статьи Особенной части УК изменения вносились неоднократно, например в ст. 171 (незаконное предпринимательство) – четыре раза.
   Анализ перечисленных изменений позволяет установить следующую закономерность: отчетливо выраженное превалирование числа криминализированных деяний над декриминализированными. Так, за период действия УК РФ 1996 г. была установлена или расширена уголовная наказуемость таких деяний, как: торговля людьми (ст. 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), использование рабского труда (ст. 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), нарушение порядка финансирования избирательной кампании кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), фальсификация итогов голосования (ст. 142 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат (ст. 145 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), производство, приобретение, хранение, перевозка или сбыт немаркированных товаров и продукции (ст. 171 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления (ст. 174 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), злостное уклонение от предоставления инвестору или контролирующему органу информации, определенной законодательством Российской Федерации, о ценных бумагах (ст. 185 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), неисполнение обязанностей налогового агента (ст. 198 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), сокрытие денежных средств либо имущества организации или индивидуального предпринимателя, за счет которых должно производиться взыскание налогов и (или) сборов (ст. 198 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению (ст. 205 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), прекращение или ограничение подачи электрической энергии либо отключение от других источников жизнеобеспечения (ст. 215 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), приведение в негодность объектов жизнеобеспечения (ст. 215 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), незаконное производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов (ст. 228 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), изготовление и оборот материалов или предметов с порнографическим изображением несовершеннолетних (ст. 242 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), организация экстремистского сообщества (ст. 282 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), организация деятельности экстремистской организации (ст. 282 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), нецелевое расходование денежных средств (ст. 285 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), нецелевое расходование средств государственных внебюджетных фондов (ст. 285 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), организация незаконной миграции (ст. 322 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), изготовление, сбыт поддельных марок акцизного сбора, специальных марок или знаков соответствия либо их использование (ст. 327 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК).
   В то же время декриминализации (полностью или частично) подверглись: заведомо ложная реклама (ст. 182 УК), обман потребителей (ст. 200 УК), некоторые разновидности хулиганства (ст. 213 УК), некоторые виды преступлений, предметом которых являются наркотические средства, психотропные вещества или их аналоги (ст. 228, 228 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), оставление места дорожно-транспортного правонарушения (ст. 265 УК), причинение по неосторожности вреда здоровью средней тяжести (во всех статьях УК, кроме ст. 124).
   Обращает на себя внимание тот факт, что декриминализация (весьма скромная по числу отмененных норм) коснулась в основном тех деяний, которые достаточно часто встречаются в реальной жизни. А потому объем фактически применяемой репрессии в этой части несколько сузился. Вместе с тем нельзя не учитывать, что отмеченная тенденция наталкивается на целый ряд объективных препятствий в виде определенного состояния, структуры, динамики преступности, других негативных социальных явлений, поэтому уголовное право в данном направлении эволюционирует не так быстро, как того бы хотелось. Если же оценивать ситуацию в целом, то необходимо признать, что уголовная репрессия в том виде, в каком она выражена в нормах Особенной части УК, за последние 10 лет непрерывно расширялась.
   В результате объективного и закономерного процесса постоянного развития, изменения и совершенствования социальных структур, появления новых общественных отношений возникает необходимость в уголовно-правовой защите некоторых из них. Установлением уголовной наказуемости деяний, могущих причинить вред вновь возникающим общественным отношениям, и обеспечивается такая защита. Отмеченная тенденция является отражением принципа динамизма в уголовном праве. Он, как известно, требует постоянного учета изменений в системе общественных отношений и своевременного отражения их в законе.
   Сказанное, разумеется, не означает, что уголовно-правовая регламентация должна простираться на все вновь возникающие общественные отношения без исключения. Ставить под защиту уголовного закона необходимо лишь наиболее важные и ценные из них и только тогда, когда такая защита не может быть обеспечена менее репрессивными средствами. Как справедливо отмечает В. Н. Кудрявцев, «уголовно-правовой запрет следует рассматривать как субсидиарный, – в том смысле, что наказание надо устанавливать в качестве последнего средства» [80 - Кудрявцев В. Н. Закон, поступок, ответственность. М., 1986. С. 108.].
   Потребность в уголовно-правовой защите новых общественных отношений возникает в силу разных причин. Толчком к установлению уголовно-правового запрета может послужить расширение конституционных прав и свобод граждан, требующее их соответствующей правовой, в том числе и уголовно-правовой, защиты. Например, Конституция РФ 1993 г. гарантировала гражданам охрану неприкосновенности частной жизни. В ст. 136 УК РФ 1996 г. была установлена уголовная ответственность за нарушение такой неприкосновенности.
   Необходимость в уголовно-правовой регламентации может быть вызвана возникновением особо экстремальных условий (военная обстановка, обострение международной ситуации, экономические осложнения и т. д.). Как реакцию законодателя на обострение международной обстановки можно, по-видимому, расценивать установление Уголовным кодексом 1996 г. уголовной ответственности за нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360 УК).
   Потребность в уголовно-правовой защите может возникнуть и в связи с развитием науки и техники. Известно, что научно-технический прогресс приносит человечеству не одни лишь блага. Зачастую он сопровождается издержками технического и социального характера, приводит к появлению новых угроз безопасности человечества. Отрицательные последствия научно-технической революции могут быть нейтрализованы различными способами, в том числе и путем регламентации вновь возникающих общественных отношений в уголовном законе. Необходимость борьбы с указанными негативными последствиями уже породила такие системные образования, как группа транспортных преступлений, деяния, связанные с использованием радиоактивных веществ, некоторые преступные посягательства на природную среду. В перспективе развитие высоких научных технологий может вызвать постановку под защиту уголовного закона общественных отношений, например в области медицины (клонирование человека), биологии (генная инженерия), психиатрии (модификация поведения), компьютерной техники (компьютерное мошенничество).
   Систему действующего уголовного законодательства также нельзя назвать настолько законченной и безупречной, чтобы исключить вероятность принятия новых уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за новые виды общественно опасного поведения. Потребность в установлении новых уголовно-правовых запретов еще сохраняется. Достаточно назвать осуществленную в последнее время криминализацию различных деяний в сфере экономической деятельности.
   Таким образом, на нынешнем этапе развития уголовно-правовой политики необходимость в принятии новых и расширении границ действующих уголовно-правовых норм полностью не исключена. Более того, данный процесс пока еще нужно рассматривать не как серию эпизодических мероприятий, а как определенную тенденцию. Суммируя изложенное, следует прийти к выводу, что необходимость расширения до известных пределов сферы уголовной ответственности вполне оправдана целым рядом причин: а) выявившимися на практике пробелами в уголовной наказуемости; б) появлением новых общественных отношений, нуждающихся в уголовно-правовой защите, или новых общественно опасных деяний, требующих уголовно-правовой борьбы с ними; в) международными соглашениями, в которых участвует Россия; г) укреплением гарантий защиты конституционных прав и свобод; д) целесообразностью выделения специальных составов из общих.
   Очевидно, что установление уголовной наказуемости деяний при наличии упомянутых выше причин (и соблюдении всех иных условий криминализации) нельзя признать недостатком уголовного законодательства. В зависимости от того, какая из причин оказала решающее воздействие на законодателя в процессе установления им уголовно-правового запрета, все вновь криминализированные деяния можно разделить на четыре группы.
   В первую группу входят деяния, криминализация которых вызвана необходимостью уголовно-правового регулирования относительно новых видов антиобщественного поведения. Ранее они либо не встречались в жизни, либо совершались эпизодически. Однако в результате изменившейся обстановки, под воздействием различного рода факторов, степень общественной опасности таких деяний резко возросла, что потребовало уголовно-правовой борьбы с ними. К ним относятся: заражение ВИЧ-инфекцией (ст. 122 УК), незаконная банковская деятельность (ст. 172 УК), лжепредпринимательство (ст. 173 УК), легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенного лицом в результате совершения им преступления (ст. 174 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), хищение или вымогательство ядерных материалов или радиоактивных веществ (ст. 221 УК), организация экстремистского сообщества (ст. 282 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК).
   Вторую группу образуют деяния, криминализированные в целях усиления гарантий охраны конституционных прав и свобод граждан: в последнее время такой криминализации подверглось нарушение порядка финансирования избирательных кампаний кандидата, избирательного объединения, избирательного блока, деятельности инициативной группы по проведению референдума, иной группы участников референдума (ст. 141 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), фальсификация итогов голосования (ст. 142 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК).
   Третья группа деяний криминализирована как результат обязательств, взятых на себя Россией по международным соглашениям: торговля людьми (ст. 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), использование рабского труда (ст. 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК), захват заложника (ст. 206 УК), пиратство (ст. 127 УК), экоцид (ст. 258 УК), наемничество (ст. 359 УК).
   Четвертую группу составляют деяния, подвергшиеся криминализации в процессе дифференциации уголовного законодательства и выделения специальных составов из общих. Сюда входят преступления, предусмотренные ст. 242 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 285 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 285 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК и др.
   Что же касается «пробуксовки» тенденций в сфере декриминализации, то «консервация» в уголовном законодательстве деяний с уже, казалось бы, давно (и явно) отпавшими основаниями для их криминализации может быть результатом ряда причин. Одна из них, вероятно, кроется в отставании общественного сознания, в силу его известной традиционности и консервативности, от бытия. Дело в том, что уже сам факт наказуемости деяния в глазах общественного мнения представляется достаточно веским аргументом против его декриминализации, поэтому отмена уголовной наказуемости требует более развернутой аргументации, чем криминализация деяния.
   На позицию законодателя, возможно, оказывают соответствующее воздействие и предложения ученых-юристов, высказываемые ими de lege ferenda. Вряд ли мы найдем диссертацию, касающуюся исследования проблем уголовной ответственности за конкретные виды преступной деятельности, автор которой не счел бы своим долгом предложить некоторое количество рекомендаций, направленных на совершенствование действующего уголовного законодательства. Причем признаком хорошего тона считается формулирование предложений, связанных с расширением сферы уголовной репрессии. Примечательно, что из нескольких сотен предложений по совершенствованию уголовного законодательства, сделанных в последнее время, более 90 % сводятся к расширению ответственности и усилению наказания. В бурном потоке уголовно-правового ригоризма нередко тонут голоса тех, кто выступает за декриминализацию отдельных деяний. Чрезмерное увлечение криминализационными процессами приводит к появлению целого ряда «псевдопреступлений» и порождает ситуации, когда правоохранительные органы, образно говоря, «стреляют из пушек по воробьям». Иногда недостаточно обоснованная криминализация признается самим законодателем неоправданной, и в дальнейшем скоропостижно принятая норма отменяется. Нечто подобное произошло со ст. 162, 200, 265 УК. В правосознании же населения подобные законодательные метаморфозы могут восприниматься как разрешающий сигнал к совершению аналогичных (но еще запрещенных) деяний. Криминализация различных форм отклоняющегося поведения невысокой степени общественной опасности порождает ситуацию, о которой К. Маркс в свое время писал так: «Народ видит наказание, но не видит преступления, и именно потому, что он видит наказание там, где нет преступления, он перестает видеть преступление там, где есть наказание» [81 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 122.]. Расчет в подобных случаях на общепревентивное действие уголовного закона оказывается, как правило, несостоятельным.
   Объективности ради следует отметить, что судебная практика давно нашла «противоядие» к таким статьям, компенсируя отсутствие декриминализации неприменением этих норм. По нашим подсчетам, за последние 8 лет около 15 статей Особенной части УК ни разу не встречались в судебной практике России. Еще по 31 статье судимость в среднем не превышала одного человека в год. Не применяемые на практике нормы получили в литературе название «мертвых».
   Но так ли уж очевидна в связи с этим «уязвимость» действующего уголовного законодательства? Думается, что подход к оценке рассматриваемого явления должен быть дифференцированным.
   Действительно, некоторые уголовно-правовые нормы предусматривают ответственность за деяния, крайне редко встречающиеся в жизни. Но они могут служить гарантией соблюдения конституционных принципов и положений либо вытекать из международных соглашений, в которых участвует Россия (ст. 136, 140, 149, 353, 354, 357, 358 УК и др.). Неприменение данных норм на практике не может исключить право на существование их в законе. Круг уголовно-правовых норм с заведомо низкой применяемостью в перспективе, видимо, будет даже расширяться. Вполне мыслимо установление уголовной ответственности за такие деяния, как нарушение правил полета космических кораблей, неоказание помощи в космическом пространстве, клонирование человека и т. д. Можно предположить, что в будущем законодатель криминализирует отдельные посягательства и на некоторые конституционные права граждан.
   Было бы заблуждением считать, что криминализировать подобные деяния законодателя побуждает анализ юридико-криминологических факторов. Скорее наоборот, исследование этих оснований должно было бы привести его к мысли об отмене уголовно-правового запрета ввиду практически не встречающихся случаев совершения подобных преступлений. Он же не только не декриминализирует существующие деяния, но и вводит новые нормы. Учитывая исключительно важный характер охраняемых общественных отношений, следует признать вполне оправданным стремление законодателя обеспечить возможно более полную защиту конституционных прав граждан, распространив ее и на те случаи, когда вероятность их нарушения является небольшой. Отсюда представляется обоснованным не только дальнейшее сохранение в уголовном законодательстве подобных норм, но и до известных пределов увеличение их числа.
   Далее. Определенная часть «неработающих» норм содержит ответственность за деяния, довольно часто совершаемые в жизни, но остающиеся безнаказанными в судебной практике в силу трудностей их выявления и доказывания (ст. 120, 145, 250, 251, 252, 257 УК и др). Степень общественной опасности указанных преступлений еще настолько велика, что не позволяет ставить вопрос о переводе их в категорию проступков. Выходом из создавшегося положения может стать переориентация практики на более последовательное и строгое соблюдение принципа неотвратимости ответственности применительно к названным составам.
   Наконец, имеется еще одна группа норм, неприменение которых обусловлено отпадением оснований для криминализации предусмотренных ими деяний при весьма высокой распространенности их в реальной действительности (ст. 141 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 171 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 180, 326, 327 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК и др.). Разрыв между содержанием подобных запретов и реальными потребностями современного момента более чем очевиден. Он может быть преодолен только путем отмены уголовно-правовых норм, переставших соответствовать социальным ожиданиям. Сохранение в уголовном законодательстве таких норм неоправданно и даже вредно, ибо порождает у населения отношение к уголовному закону как к нереальному. Если верно, что практика – критерий истины, то следует признать и то, что массовое неприменение на практике отдельных уголовно-правовых норм означает их несостоятельность, ненужность, криминализационную избыточность. На наш взгляд, преступления этой группы подлежат декриминализации. Чтобы такая декриминализация не создавала иллюзию безнаказанности, она может быть нейтрализована введением или усилением административной ответственности.
   В целом УК РФ 1996 г. страдает, на наш взгляд, ярко выраженной криминализационной избыточностью. Концептуально это было обусловлено восприятием разработчиками проекта нового УК идеи не «маленького и жесткого», а «большого и мягкого» Уголовного кодекса. Однако в еще большей степени дефектность действующего УК проистекает от того, что в процессе его разработки и принятия практически полностью была проигнорирована теория криминализации и декриминализации. Без особого риска ошибиться можно утверждать, что за исключением деяний, относящихся к так называемому «ядру преступного» (убийства, кражи, грабежи, разбои, изнасилования и т. д.), многие новеллы вводились в УК без какого бы то ни было учета всей суммы факторов, обусловливающих допустимость, возможность и целесообразность установления уголовно-правового запрета. Процесс законотворчества в этой части носил почти исключительно умозрительный характер. Особенно наглядно это видно на примере норм, «поселившихся» в главе 22 УК «Преступления в сфере экономической деятельности».
   В результате мы получили ситуацию, когда без радикальной ломки (и чистки) Особенной части УК исправить положение невозможно. Остается, по-видимому, накапливать какое-то время опыт применения (и неприменения) в судебной практике соответствующих норм с тем, чтобы в будущем, в процессе реформирования нынешнего уголовного законодательства, учесть допущенные при его проектировании ошибки и сконструировать новейший УК уже в строгом соответствии с требованиями теории криминализации и пенализации. При этом, как нам думается, есть резон вернуться к идее «маленького, но жесткого УК», переведя часть ныне уголовно наказуемых деяний в разряд гражданско-правовых деликтов, дисциплинарных, административных или уголовных проступков.
   Законодатель отчасти уже идет по этому пути. Так, Федеральным законом РФ № 162 ФЗ от 8 декабря 2003 г. «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации» предусмотрены: декриминализация заведомо ложной рекламы (ст. 182 УК), обмана потребителей (ст. 200 УК), оставления места дорожно-транспортного происшествия (ст. 265 УК), отказ от уголовной наказуемости причинения по неосторожности вреда здоровью средней тяжести, некоторые другие нововведения, свидетельствующие уже не столько о гуманизации, сколько о либерализации (едва ли до конца оправданной) современной российской уголовно-правовой политики.
   Вместе с тем упомянутый Закон содержит ряд серьезных дефектов. В литературе справедливо отмечалось, что при реформировании уголовного законодательства был нарушен принцип системности, допущено немало отступлений от законов формальной логики и требований полноты и непротиворечивости уголовного закона, включено в УК РФ много нерациональных либо недостаточно определенных решений [82 - См.: Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. М., 2005. С. 5 и сл.; Российское уголовное право: традиции, современность, будущее. СПб., 2005. С. 15 и сл.].
   Так, этим Законом из диспозиции ч. 1 ст. 263 УК исключено указание на причинение вреда здоровью средней тяжести и крупного ущерба. Это означает, что причинение «среднетяжкого» вреда здоровью потерпевшего при совершении транспортного преступления отныне уголовно не наказуемо. В случае же причинения крупного ущерба при совершении того же преступления деяние виновного может быть квалифицировано по ст. 168 УК (уничтожение или повреждение чужого имущества по неосторожности). Данная норма предусматривает уголовную ответственность за уничтожение или повреждение чужого имущества в крупном размере, совершенные путем неосторожного обращения с огнем или иными источниками повышенной опасности (к каковым относятся все транспортные средства). Таким образом, в случае совершения транспортного преступления, повлекшего причинение вреда здоровью и крупного ущерба, все содеянное придется квалифицировать по совокупности преступлений, что с неизбежностью приведет к усилению уголовной ответственности и наказания виновного. Нетрудно убедиться, что законодатель в этом случае получил результат, прямо противоположный тому, на который рассчитывал.
   Еще более нелепая ситуация сложилась со ст. 124 УК (неоказание помощи больному). Дело в том, что в ч. 1 ст. 124 УК речь идет о причинении вреда здоровью средней тяжести. Обращает на себя внимание тот факт, что с принятием Закона РФ от 8 декабря 2003 г. ст. 124 УК осталась единственной нормой, в которой не декриминализировано причинение вреда здоровью средней тяжести по неосторожности. Иначе как элементарным просмотром, «зевком» законодателя это не объяснить.
   Особый интерес представляют те последние изменения Общей части уголовного закона, которые рикошетом ударили по целому ряду норм Особенной части УК РФ. Имеется в виду отказ законодателя от института неоднократности преступлений (с исключением из УК РФ ст. 16) и изменение в связи с этим понятия «совокупность преступлений» (ст. 17 УК).
   Упомянутые законодательные метаморфозы привели к резкому изменению правил квалификации некоторых видов преступлений. Приведем в качестве примера убийства.
   Так, под убийством двух или более лиц еще не так давно понималось умышленное причинение смерти двум или более потерпевшим в процессе совершения единичного преступления. Исходным моментом для квалификации по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК, разъяснял Пленум Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г., должно служить то обстоятельство, что действия виновного при убийстве охватывались единым умыслом и были совершены, как правило, одновременно. Однако после исключения 8 декабря 2003 г. пункта «н» (убийство, совершенное неоднократно) из ч. 2 ст. 105 УК РФ под убийством двух или более лиц должны пониматься все разновидности множественных убийств (независимо от того, охватывались они единым умыслом и были совершены одновременно или нет).
   Важное значение для квалификации множественных убийств имеет оценка юридических последствий ранее совершенного убийства. Если истек срок давности привлечения к уголовной ответственности за предыдущее убийство, то последующее убийство не может квалифицироваться по пункту «а» ч. 2 ст. 105 УК. В случае же рецидива (т. е. совершения убийства лицом, осужденным за ранее совершенное убийство) п. «а» ч. 2 ст. 105 УК не может инкриминироваться ни при каких обстоятельствах, в том числе и в ситуации, когда судимость за предшествующее убийство еще не снята или не погашена. В противном случае уголовная ответственность за эти убийства искусственно удваивалась бы.
   Если предложенная квалификация убийства двух или более лиц с учетом изменившегося законодательства возражений практически уже ни у кого не вызывает, то по поводу квалификации убийств, сопряженных с похищением человека либо захватом заложника (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК), соединенных с разбоем, вымогательством или бандитизмом (п. «з» ч. 2 ст. 105 УК), связанных с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера (п. «к» ч. 2 ст. 105 УК), споры не прекращаются.
   При этом наиболее ортодоксальную позицию занимают представители судейского сообщества, авторы одного из комментариев УК РФ. Они по-прежнему считают единственно правильным квалифицировать подобные убийства по совокупности преступлений. Между тем нынешняя редакция ст. 17 УК РФ таких оснований не дает.
   В соответствии с новой редакцией ч. 1 ст. 17 УК действия виновных, совершивших убийство, сопряженное с похищением человека либо захватом заложника, полностью охватываются п. «в» ч. 2 ст. 105 УК и дополнительной квалификации по ст. 126 и 206 УК не требуют.
   Аналогичным образом должен решаться вопрос в случае совершения убийства, отягощенного разбоем, вымогательством или бандитизмом. Содеянное в подобных ситуациях должно квалифицироваться только по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК без дополнительной ссылки на статьи УК, предусматривающие ответственность за бандитизм, разбой или вымогательство.
   Точно так же обстоят дела с убийством, сопряженным с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера. И хотя очевидно, что в данном случае (как и в ранее приведенных примерах) совершаются два преступления, все содеянное следует квалифицировать только по п. «к» ч. 2 ст. 105, ибо совершение рассматриваемых преступлений предусмотрено в анализируемом пункте в качестве обстоятельства, влекущего более строгое наказание (ч. 1 ст. 17 УК).
   Вряд ли можно отнести к достоинствам действующего законодательства наметившуюся в последнее время тенденцию ко все большей дифференциации уголовной ответственности за счет выделения из общих норм все новых и новых специальных статей. Так, вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению и без появления в УК РФ ст. 205 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

вполне успешно могло квалифицироваться как соучастие в совершении соответствующих преступлений террористической направленности. Представляется сомнительным, что изготовление и оборот материалов с порнографическими изображениями несовершеннолетних (ст. 242 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК) настолько общественно опаснее просто незаконного распространения порнографических материалов или предметов (ст. 242 УК), что действительно возникла острая необходимость в выделении первого из упомянутых преступлений в самостоятельный состав.
   Принципиально ошибочным представляется исключение из уголовного законодательства примечания № 2 к ст. 198 УК, предусматривавшего основания освобождения от уголовной ответственности за впервые совершенные налоговые преступления. Во-первых, такое решение никак не согласуется с общей идеей гуманизации уголовного законодательства (аналогичное примечание введено к ст. 210) и повлечет значительное расширение действия указанных уголовно-правовых норм. Во-вторых, это неверно по существу и принесет только вред как возможному превентивному воздействию уголовно-правовых норм, так и государству, которое не получит в свои бюджеты значительных сумм.
   Отдельного разговора заслуживают положения, касающиеся незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ и их аналогов. В новой редакции ст. 228 УК приобретение, хранение, перевозка, изготовление, пересылка соответствующих предметов влекут уголовную ответственность, если они совершены без цели сбыта. В ст. 228 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК уголовная ответственность предусмотрена за сбыт, производство и пересылку наркотиков и т. д. Таким образом, получается, что перечисленные выше действия, предпринятые с целью сбыта, преступными не признаются. Исходя из буквального грамматического толкования нормы, привлечь к уголовной ответственности, например, за приобретение наркотиков в крупном размере с целью сбыта будет невозможно, если только не усложнять квалификацию и не рассматривать такие деяния как приготовление к сбыту (ст. 30, 228 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК). Но даже в последнем случае, принимая во внимание правила назначения наказания за неоконченное преступление, мы вынуждены будем признать, что фактически более опасные действия влекут несравненно более мягкую уголовную ответственность, чем действия, обладающие меньшей общественной опасностью (предпринятые без цели сбыта).
   Можно было бы назвать еще целый ряд погрешностей, допущенных законодателем в процессе принятия последних поправок к УК РФ 1996 г. Но и без этого ясно, что законодатель в своей нормотворческой деятельности по-прежнему опирается на все что угодно, но только не на теорию криминализации и декриминализации общественно опасных деяний как ключевой элемент российской уголовно-правовой политики. Поэтому мы и имеем тот уголовный закон, который имеем.
   В отличие от криминализации, являющейся исключительной прерогативой законодателя, область применения понятия пенализации несколько шире. Пенализация – это процесс определения характера наказуемости деяний, а также их фактическая наказуемость, т. е. процесс назначения уголовного наказания в судебной практике. Пенализация есть количественная сторона криминализации, ее показатель, мерило. «Санкция, – писал Ю. А. Демидов, – сводит общественную опасность преступления к одному показателю – к степени общественной опасности, а меру ее оценки-к мере наказания» [83 - Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975. С. 98.].
   Поскольку наказание является признаком, имманентно присущим преступлению, отнесение общественно опасного деяния к числу преступных означает вместе с тем и придание ему уголовной наказуемости. Вопрос, однако, в том, какой характер наказуемости придается преступлению. Вполне очевидно, что наказуемость криминализируемого деяния может носить инвариантный характер. С указанных позиций пенализация не есть лишь составная часть криминализации и не поглощается полностью последней, ибо и при объявлении определенного общественно опасного деяния преступлением возможна его различная наказуемость. Важно, тем не менее, подчеркнуть не относительную независимость этих категорий, а неразрывную связь криминализационных и пенализационных процессов. На существование такой связи указывают результаты ряда исследований социально-психологических механизмов действия уголовного наказания. Ими, в частности, установлено, что успех превентивной мотивации наказания: а) находится в обратной зависимости от степени распространенности и устойчивости запретных форм поведения; б) зависит от соразмерности карательной санкции и запретного поведения; в) зависит от того, насколько приемлемым, желаемым и должным субъект считает для себя запрещенное действие [84 - См.: Ратинов А. Р., Ефремова Г. X. Правовая психология и преступное поведение. Красноярск, 1988; Ситковская О. Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998.].
   Пенализация обладает и самостоятельной сферой. Имеются в виду те достаточно распространенные случаи, когда наказание за уже криминализированное деяние подвергается законодателем изменению (ужесточению или смягчению). Правильнее именовать этот процесс изменением интенсивности пенализации. Причем способы его могут быть различными: от изменения санкций статей Особенной части до внесения корректив в отдельные положения норм Общей части уголовного законодательства.
   Пенализация путем изменения норм Общей части УК РФ 1996 г. (на момент его принятия) выразилась, в частности, в виде установления более высоких низшего и высшего пределов наказания в виде лишения свободы на определенный срок: от шести месяцев до двадцати лет (ч. 2 ст. 56 УК РФ); определения более строгих правил частичного или полного сложения сроков лишения свободы при назначении наказания по совокупности преступлений (максимальный срок лишения свободы – до двадцати пяти лет) и по совокупности приговоров (максимальный срок – до тридцати лет); введения новых видов наказания: обязательные работы, ограничение свободы, арест (ст. 44 УК РФ).
   Наиболее широкой сферой применения понятия пенализации является область судебной практики. Здесь обращает на себя внимание то обстоятельство, что фактическая наказуемость (или пенализация на практике) нередко расходится с законодательной. Попытка объяснения феномена рассогласованности уголовного закона и практики его применения приводит к обнаружению троякого значения практической пенализации.
   Во-первых, практическая пенализация является наиболее гибким инструментом уголовной политики, позволяющим осуществлять и корректировать карательную практику по определенным категориям преступлений в зависимости от изменений социальной действительности, динамики преступности, оперативной обстановки и других причин. Так, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 11 июля 1999 г. «О практике назначения судами уголовного наказания» указал: «С учетом характера и степени общественной опасности преступления и данных о личности суду надлежит обсуждать вопрос о назначении предусмотренного законом более строгого наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, преступным сообществом (преступной организацией), тяжких и особо тяжких преступлений… Вместе с тем с учетом конкретных обстоятельств по делу, данных о личности следует обсуждать вопрос о назначении менее строгого наказания лицу, впервые совершившему преступление небольшой или средней тяжести и не нуждающемуся в изоляции от общества».
   Во-вторых, фактическая наказуемость – это индикатор обоснованности и целесообразности придания преступлению определенного вида и размера наказания. Если усилению наказания в законе соответствует снижение наказания на практике – значит, это уже можно рассматривать как сигнал законодателю об «излишествах» пенализации.
   В-третьих, практическая пенализация – один из самых мощных рычагов воздействия на общественное правосознание, поскольку реально население ощущает пенализацию по тем конкретным приговорам, которые выносятся судами по конкретным уголовным делам. Об интенсивности пенализации судят, как правило, не по санкциям статей уголовного закона, а по тем реальным срокам наказания, которые «получают» конкретные преступники за совершенные ими преступления.
   Нетрудно убедиться, что во всех случаях практическая пенализация играет чрезвычайно важную роль в реализации целей и задач российской уголовно-правовой политики.
   Депенализация есть неприменение наказания за совершение уже криминализованных деяний, а также установление в законе и применение на практике различных видов освобождения от уголовной ответственности или наказания. Тем самым депенализация существенно отличается от декриминализации.
   Депенализация, если прибегнуть к традиционной терминологии, есть не что иное, как освобождение от уголовной ответственности и (или) от наказания. Видами депенализации являются различные формы: а) освобождения от уголовной ответственности, б) освобождения от наказания, в) освобождения от отбывания наказания.
   В правоприменительной практике перечисленные виды депенализации занимают все более заметное место, решают важные уголовно-политические задачи, демонстрируя гуманизм российского государства в конструировании системы мер исправления преступников без изоляции их от общества.
   Анализ закономерностей в сфере наказуемости деяний позволяет обнаружить, казалось бы, ту же тенденцию, что и при исследовании криминализационных процессов: примат пенализации над депенализацией. Всего, по нашим подсчетам, за период действия УК РФ 1996 г. (по состоянию на 1 января 2006 г.) деяния пенализировались 347 раз (в сторону усиления – 244, смягчения – 103), актов же депенализации насчитывается 7. Из приведенных данных видно, что количество актов усиления пенализации почти в 2,5 раза превышает число актов ее ослабления, а все вместе они значительно преобладают над актами депенализации. Означает ли сказанное, что происходит явное ужесточение уголовной репрессии? Если ориентироваться только на характер санкций, в том числе и измененных, то ответ будет, безусловно, утвердительным. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что 83,3 % санкций, содержащихся к сегодняшнему моменту в нормах Особенной части УК, предусматривают в качестве вида наказания лишение свободы.
   О том же говорит и факт существенного увеличения пределов срочного лишения свободы, сохранения смертной казни, включения в УК в качестве наказания пожизненного лишения свободы. По Уголовному кодексу 1960 г. самый большой срок срочного лишения свободы составлял 15 лет, безотносительно к тому, назначалось ли наказание за единичное преступление, по совокупности преступлений, или по совокупности приговоров. В ряде правовых ситуаций предельный срок срочного лишения свободы был еще существенно ниже. По УК РФ 1996 г. лишение свободы за отдельные преступления установлено на срок от 2 месяцев до 20 лет. В случае частичного или полного сложения сроков лишения свободы при назначении наказания по совокупности преступлений максимальный срок лишения свободы установлен в 25 лет, а при совокупности приговоров – в 30 лет (ст. 56). Следовательно, если даже не принимать во внимание того, что в санкциях статей появилось еще и пожизненное заключение, можно констатировать ужесточение российского уголовного законодательства, как правильно считает Д. А. Шестаков, по крайней мере в два раза, что означает существенное отступление по сравнению с более гуманным (в части лишения свободы) последним советским законодательством [85 - См.: Шестаков Д. А. Российская уголовно-правовая политика под углом зрения исторической тенденции к смягчению репрессии // Правоведение. 1998. № 4. С. 158.].
   Вместе с тем необходимо учитывать, что акты депенализации, хотя и меньшие по количеству, затрагивают, тем не менее, обширную сферу уголовно-правовых отношений, а потому объем уголовной репрессии в результате введения в закон и широкого применения на практике таких институтов, как условное осуждение, условно-досрочное освобождение, отсрочка исполнения приговора, иные виды освобождения от уголовной ответственности и (или) от наказания, заметно сокращается.
   С особой наглядностью сказанное можно проиллюстрировать на примере Федерального закона РФ от 8 декабря 2003 г., существенно расширившего сферу действия институтов и норм, направленных на дифференциацию уголовной ответственности, наказания и освобождения от них.
   Упомянутым законом, в частности, дифференцировано (с учетом целого ряда квалифицирующих признаков) наказание за преступления, предусмотренные ст. 146, 158, 183, 189, 194, 199, 205 и др. УК РФ; ужесточены санкции за преступления, предусмотренные ст. 160, ч. 2 ст. 161, ч. 2 ст. 162, ч. 3 ст. 163 и др. УК; установлена возможность условного осуждения в случае назначения наказания в виде лишения свободы на срок до восьми лет за преступления любой категории; существенно либерализированы основания и порядок применения института условно-досрочного освобождения от отбывания наказания.
   Уголовно-политическая оценка перечисленных нововведений не может быть однозначной. Вполне похвальное стремление отечественного законодателя смягчить (с учетом общемировой тенденции к гуманизации уголовной юстиции) острие уголовной репрессии не должно доводить его до абсурда, элементы которого усматриваются в ситуации, когда вооруженный групповой разбой путем смягчения санкции в ч. 2 ст. 162 УК переводится из категории особо тяжких преступлений в разряд тяжких. Анализ уголовной статистики не дает оснований полагать, что, во-первых, число вооруженных разбойных нападений пошло на убыль, а во-вторых, сам по себе этот вид преступной деятельности стал вдруг настолько менее общественно опасным.
   Столь же алогичным выглядит решение законодателя сделать применение условно-досрочного освобождения от наказания взрослых преступников обязанностью суда, а такого же освобождения в отношении несовершеннолетних – только правом суда.
   Наконец, определенные сомнения вызывает обоснованность снятия законодателем практически всех ограничений для применения условного осуждения. Практика использования данного института не только выявила его уязвимые места, но и привела некоторых ученых к выводу о небезупречности самого решения оперировать им в качестве доминирующего и едва ли не универсального средства в системе мер борьбы с преступностью. Применение указанного института получило столь масштабное распространение, что из исключения, каким он должен быть по своей юридической природе, условное осуждение превратилось практически в правило. В итоге традиционная связь между преступлением и наказанием начинает постепенно утрачиваться, а вместо типичных уголовно-правовых мер воздействия во все больших масштабах применяются их суррогаты.
   Особенность нынешнего этапа развития российской уголовно-правовой политики состоит именно в том, что смягчение уголовной репрессии, ограничение уголовно-правового воздействия происходят в большей степени за счет установления в законе и широкого применения на практике различных оснований освобождения от уголовной ответственности и наказания и в меньшей степени – за счет декриминализации общественно опасных деяний. Объясняется это тем, что объем реально применяемой уголовной репрессии может быть сокращен и без резкой ломки сложившейся системы Особенной части действующего законодательства. Результат в этом случае достигается путем расширения законодателем возможностей для отказа от применения мер уголовно-правового характера или даже от привлечения к уголовной ответственности за фактически совершенные лицами (при определенных обстоятельствах) преступления. Изучение изменений действующего законодательства приводит к выводу, что депенализация выбрана главным направлением развития уголовно-правовой политики.
   Смягчение уголовной репрессии в основном идет в указанном направлении, т. е. по пути депенализации общественно опасных деяний. Но нельзя не учитывать и иные возможности для сокращения сферы применения уголовного наказания. В качестве потенциального канала сокращения можно рассматривать, например, замену уголовного наказания в процессе его исполнения. Ю. М. Ткачевский совершенно справедливо отмечает, что вся система замены одного наказания другим в процессе его исполнения ведет к экономии репрессии, ибо, во-первых, действующее законодательство устанавливает большое число льготных видов взамен наказания и, во-вторых, смягчение отбывания наказания при замене применяется чаще, чем замена с усилением карательного содержания наказания [86 - См.: Ткачевский Ю. М. Замена уголовного наказания в процессе исполнения. М., 1982. С. 18–19.]. На фоне рассмотренных тенденций уголовно-правовой политики спорным представляется мнение Н. С. Малеина, что общим правилом должно быть точное исполнение приговора в части отбытия назначенного наказания: год, число, день (и даже час) освобождения должны соответствовать резолютивной части приговора [87 - Малеин Н. С. Правонарушение: понятие, причины, ответственность. М., 1985. С. 116.]. Создание у правонарушителей в случае их досрочного освобождения от наказания перспективы частичной безнаказанности, чего опасается автор, не идет ни в какое сравнение с возможностью порождения у них полной бесперспективности своего положения при отбывании раз и навсегда фиксированного наказания.
   Перспективы развития уголовно-правовой политики нельзя изолировать от сферы применения норм, являющихся по своей природе поощрительными (ст. 75, 76, 78, примечание к ст. 126, 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

УК и др.). Остается констатировать, что депенализация является более гибким инструментом уголовной политики, чем декриминализация. Получившие широкое распространение в последние годы депенализационные процессы нейтрализуют до известной степени издержки чрезмерно узкой декриминализации. Но и сам процесс пенализации и депенализации не лишен ряда недостатков.
   Обратим вначале внимание на систему и виды наказаний.
   В истории уголовного права зафиксирован любопытный феномен: по мере того как дифференцировалось само понятие преступления, появлялись все новые и новые виды и формы отклоняющегося поведения, законодательная мысль, боясь отстать от этого процесса, пыталась с такой же последовательностью и интенсивностью разнообразить и виды наказаний, применяемых к преступникам. Надо ли говорить, что подавляющая часть такого рода нововведений была направлена на ужесточение мер наказания, на усиление их карательных элементов. Во многом это было обусловлено бессилием и отчаянием законодателя перед мощным натиском преступности, во многом – его безудержной фантазией. Однако в любом случае человечеству суждено было пережить целый исторический этап появления и применения на практике крайне разнообразных видов и мер уголовного наказания. Именно этот период «дает нам печальную картину человеческой изобретательности, всецело направленной к изысканию средств и способов причинения наибольшего страдания людям, навлекшим на себя кару закона» [88 - Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 2. М., 1994. С. 99–100.].
   С течением времени многие из таких нововведенных наказаний были «забракованы» самим законодателем либо как результат их низкой эффективности, либо в процессе гуманизации общества (изуверские способы исполнения смертной казни, членовредительство, отлучение от веры и т. д.). Оставшиеся же наказания в конечном итоге все более типизировались, унифицировались, так или иначе согласовывались между собой, т. е. приводились в некоторую систему. Если теперь с учетом изложенного и сквозь призму целей, стоящих перед наказанием в современном российском уголовном праве, посмотреть на те виды наказаний, которые фигурируют в уголовном законодательстве России, то можно обнаружить следующее.
   Для достижения целей наказания (ст. 43 УК РФ) законодатель устанавливает определенные их виды, применение которых на практике и позволяет реализовать упомянутые выше цели. Все предусмотренные Уголовным кодексом виды наказаний образуют жесткую, иерархически выдержанную структуру, именуемую системой наказаний.
   Построение шкалы наказаний в определенной, иерархически заданной последовательности имеет не только сугубо технико-юридическое, но и большое практическое значение. Лестница наказаний позволяет правильно сориентироваться при разрешении коллизии, какой закон является более строгим или мягким, при решении вопроса о замене неотбытой части наказания более мягким, при изменении приговора, при взаимозачете различных видов наказаний и т. д.
   В силу того, что система наказаний носит дискретный характер, входящие в нее виды наказаний, располагаясь в определенной последовательности и соподчиненности, должны соблюдать некоторую дистанцию между собой, выдерживать равномерный «шаг». В действительности же в результате пока еще редкого применения судами таких наказаний, как штраф, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, обязательные работы (а также в результате полного неприменения ограничения свободы и ареста), в системе образовались перекосы и диспропорции: интервалы между часто применяемыми видами наказания оказываются в некоторых случаях слишком широкими.
   Из всего многообразия содержащихся в системе видов наказания практика выбрала и использует в основном лишение свободы, исправительные работы и штраф, что, несомненно, дестабилизирует систему и свидетельствует о неприобретении пока ею своего главного качества – системности.
   В действующем уголовном законодательстве России лишение свободы предусмотрено 216 статьями. В структуре назначаемых наказаний этот вид по-прежнему постоянно лидирует: в 2003 г. лишение свободы на определенный срок назначено 32,8 % осужденных, пожизненное лишение – в отношении 111 человек; в 2004 г. эти показатели составили соответственно 32,4 % и 89 человек. При этом средний срок лишения свободы в 2004 г. составил 3,8 года (в 2003 г. – 4,4 года). Средний срок лишения свободы по отдельным категориям преступлений в последние годы оказался стабильным: за преступления небольшой и средней тяжести он составил 1,3 и 2,2 года соответственно. В то же время в 2004 г., по сравнению с предыдущими годами, изменился средний срок лишения свободы за тяжкие преступления с 3,6 до 3,7 лет и за особо тяжкие с 7,9 до 7,7 лет [89 - См.: Российская юстиция. 2005. № 6. С. 27–28.].
   В уголовном законодательстве всех современных зарубежных государств также присутствует лишение свободы как вид наказания. Однако применяется оно в гораздо меньших объемах. Так, лишение свободы в структуре назначаемых наказаний в Нидерландах, Бельгии, Австралии, Швеции, Франции, Германии в среднем составляет от 10 до 20 %, в Японии – менее 5 %. В США этот показатель колеблется в зависимости от особенностей судебной практики в различных штатах и может варьироваться от 12,5 % (штат Пенсильвания) до 76,5 % (штат Монтана) [90 - См.: Уголовное право зарубежных государств. Разработка и реализация программы борьбы с преступностью за рубежом. М., 1997; Уголовное наказание и назначение наказания (на примере законодательства США, Канады и некоторых западноевропейских стран). М., 1997; Морозов Н. А. Указ. соч.].
   Столь масштабное применение в России реального лишения свободы не могло не отразиться на соответствующих криминологических показателях. Коэффициент заключенных на 100 тыс. населения оставался в нашей стране до самого последнего времени очень высоким. В 1995 г. по осужденным заключенным он составлял 471,3, что на 54,7 % выше, чем в СССР в 1991 г. А по сравнению с другими странами число заключенных в России в пересчете на население примерно в 3 раза больше, чем в Чехии, Польше, Словакии, в 4 раза – чем в Венгрии, Болгарии, в 5 раз – чем в Англии, Уэльсе, в 6 раз – чем во Франции, в 11 раз – чем в Японии.
   В абсолютных цифрах число лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы, в 2005 г. в России превысило 800 тыс. человек. Для сравнения укажем, что, например, в Германии, Франции и Швеции суммарное количество заключенных не превышает 121 100 человек, а в Японии насчитывается всего 44 212 тюремных узников. Из-за чрезвычайной переполненности мест лишения свободы участившиеся в последние годы в России амнистии стали приобретать характер акций по «разгрузке тюрем».
   И хотя по длительности сроков лишения свободы, по количеству тюремных узников (в 2005 г. – 2,1 млн человек) рекорд принадлежит не нам, а США, да и по уровню преступности – тоже, известен и другой примечательный факт: в Швейцарии и Японии, где практика назначения уголовных наказаний достаточно мягкая, уровень преступности – один из самых низких в мире [91 - См.: Иншаков С. М. Зарубежная криминология. М., 1997. С. 209.].
   На рубеже XX–XXI вв. практически во всем цивилизованном мире возобладала тенденция к широкому применению штрафа как вида уголовного наказания. Во многих зарубежных странах (США, Испания, Франция, Германия, Чехия, Словакия, Польша, Австралия, Япония и т. д.) к штрафу приговариваются от 40 до 90 % осужденных. Не обошла эта тенденция стороной и Россию. Так, если в УК РСФСР 1960 г. санкция в виде штрафа содержалась в 25,4 % статей Особенной части, то в УК РФ 1996 г. – в 57,9 %. Именно штраф в новом УК РФ открывает перечень наказаний. Законодатель тем самым ориентирует суды на более частое применение данного вида наказания, ибо презюмируется, что вид наказания, стоящий в перечне выше остальных, должен (при прочих равных условиях) и чаще назначаться в судебной практике. К сожалению, этот «призыв» законодателя по целому ряду причин практикой пока не подхвачен: в 2003 г. к штрафу приговорено 6,5 % осужденных, в 2004 г. – 9,9 %.
   Повышение престижа видов наказаний, не связанных с лишением свободы, и в первую очередь штрафа, необходимость более широкого применения его на практике продиктованы современным этапом развития отечественной уголовно-правовой политики, которому свойственно усиление утилитарных начал в оценке эффективности карательных средств.
   В теории отмечается, что возрастание роли материальной заинтересованности в условиях современного развития общества, повышение значения имущественных ценностей в жизни человека и необходимость использования экономических стимулов в борьбе с преступностью создают социальные предпосылки для расширения применения штрафа как вида наказания [92 - См.: Курц А. В. Штраф как вид уголовного наказания по законодательству России и зарубежных стран. Автореф. дис… канд. юрид. наук. Ижевск, 2001.]. Заслуживает также внимания сравнительно высокая эффективность штрафа: по одним данным, рецидив среди лиц, подвергнутых штрафу, составляет 6,2 % (3. А. Тадевосян), по другим – 2,5 % (В. С. Минская). Приведенные цифры демонстрируют высокую превентивную способность штрафа как вида уголовного наказания.
   В связи с этим нельзя не обратить внимание на то обстоятельство, что максимальные размеры штрафа (и как вида наказания, и как конкретной его меры в санкциях некоторых норм Особенной части УК РФ) представляются неоправданно заниженными. И дело даже не в том, что в новом УК РФ не сохранился известный предыдущему законодательству принцип исчисления штрафа в виде определенной кратности размера причиненного ущерба (максимальный размер штрафа мог достигать пятидесятикратной суммы причиненного ущерба), а в том, что для достаточно обширной категории российских преступников, занимающихся незаконным предпринимательством, незаконной банковской деятельностью, отмыванием денежных средств, уклонением от уплаты налогов и т. д., штраф даже в размере 1 млн рублей является величиной, абсолютно неосязаемой. Поэтому штрафные санкции в нынешнем их виде по этой категории уголовных дел перестают быть реальной альтернативой лишению свободы.
   А в тех случаях, когда они все-таки назначаются судами, последние можно упрекнуть в том, что они не в полной мере выполняют требования ч. 3 ст. 46 УК РФ об обязательном учете имущественного положения осужденных.
   Между тем в уголовном законодательстве многих зарубежных государств штраф как разновидность имущественного наказания содержит в себе гораздо больший карательный потенциал. Так, в США максимальный размер штрафа для физических лиц достигает в ряде штатов 50 тыс. долларов, в Германии – 3 млн 600 тыс. марок, во Франции – 50 млн франков, в Испании – 3 млн 600 тыс. песет, в Польше – 720 тыс. злотых, на Кубе – 200 тыс. песо. Не случайно в судебной практике упомянутых стран уже в течение многих лет отмечается тенденция к замене (особенно в случаях совершения преступлений, не представляющих значительной опасности) наказания в виде лишения свободы более мягкими наказаниями, исполняемыми вне пенитенциарных учреждений, и в частности штрафом. В перспективе представляется целесообразным и в российском уголовном законодательстве расширить число санкций, предусматривающих возможность применения штрафа в качестве основного и дополнительного видов наказания, а также существенно повысить максимальный размер штрафа за совершение отдельных категорий преступлений, в первую очередь в сфере экономики.
   Но вначале не мешало бы вернуться к прежней системе исчисления штрафа. Как известно, Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. штраф как вид уголовного наказания переведен в абсолютные единицы (рубли). В 70–80-е годы XX в. долго велись поиски замены абсолютным единицам, и только с появлением МРОТ эта проблема для уголовного права (причем достаточно элегантно) была решена. Сегодняшние новеллы возвращают нас к архаичной системе построения имущественных санкций, заложенной Русской Правдой XI–XII вв., воспринятой Судебниками XVI–XVII вв., Уложением о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями 1864 г., УК РСФСР 1922, 1926, 1960 гг. Между тем современное зарубежное уголовное законодательство (ФРГ, Испании, Дании, Польши, Латвии, Эстонии и других стран) давно отказалось от использования абсолютных величин и предусматривает размер штрафа в условных единицах (дневных ставках, ставках дневного заработка, штрафо-днях, минимальных размерах оплаты труда и др.), определяемых с учетом личного материального положения лица, чистого дохода, которое лицо имело или могло иметь в среднем в исчисляемую единицу времени.
   Использование в УК РФ абсолютных величин при определении размера штрафа может привести к тому, что в условиях нестабильной экономики и перманентной инфляции законодатель будет вынужден регулярно, чуть ли не ежемесячно, изменять редакции более 30 % статей Особенной части УК. В противном случае значительная часть преступников окажется фактически выведенной из-под уголовно-правового карательного воздействия. Формально как будто все правильно, а по существу – издевательство.
   Еще один принципиально важный момент, тесно связанный с предыдущим, касается изъятия в 2003 г. из УК такого вида наказания, как конфискация. Уголовный закон лишился очень мощного правового инструмента устрашения нечистых на руку людей. Этот инструмент известен со времен Древнего Рима. Его превентивное значение особенно возрастало в период неустойчивых экономических и политических ситуаций. Достаточно сказать, что в 2001 г. к конфискации имущества были приговорены 26 178 человек. Применялся данный вид наказания за такие тяжкие и особо тяжкие преступления, как квалифицированное убийство, хищения, незаконная банковская деятельность, отмывание денежных средств, добытых преступным путем, контрабанда, фальшивомонетничество, взяточничество. В 2003 г. конфискация как вид наказания из Уголовного кодекса исключена, что ни юридически, ни социально необоснованно. Положения ст. 15 Конституции РФ о примате международного права над внутригосударственным обязывают Россию к соблюдению ратифицированных ею международно-правовых актов.
   Ряд международных конвенций, например: Конвенция ООН «О борьбе с финансированием терроризма» (ратифицирована Россией 10 июля 2000 г.); Конвенция ООН «Против транснациональной организованной преступности» (подписана Россией 15 декабря 2000 г.); Европейская конвенция «Об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности» (ратифицирована Россией 22 мая 2001 г.); Конвенция Совета Европы «Об уголовной ответственности за коррупцию» (подписана Россией в 1999 г.), Конвенция ООН «Против коррупции» (ратифицирована Законом № 40-ФЗ от 8 марта 2006 г.), предусматривают конфискацию имущества как вид уголовного наказания. В частности, Конвенция ООН «Против транснациональной организованной преступности» определяет конфискацию как «окончательное лишение имущества по постановлению суда». В ст. 12 сказано, что если «доходы от преступлений были превращены или преобразованы, частично или полностью, в другое имущество, то меры, указанные в настоящей статье, применяются в отношении такого имущества». Такая мера наказания предусмотрена в законодательствах Германии, Франции, Австрии и ряда других стран, которые совершенно не собираются ее исключать.
   Сторонники отмены конфискации любят ссылаться на мнение известного русского юриста И. Я. Фойницкого [93 - Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М.: Добросвет 2000; Городец, 2000. С. 173–174.]. При этом напрочь игнорируется то обстоятельство, что Фойницкий писал об этом во второй половине XIX в. Писал он о недостатках конфискации, сопряженной со смертной казнью виновного, когда все тяготы наказания падают на семью осужденного. Однако сегодня у нас смертная казнь не применяется, а в УИК РФ существовал очень пространный перечень имущества, на которое ни при каких обстоятельствах не распространялась конфискация, что давало гарантии семье от обнищания. Сегодня ни одно государство в мире не ставит целью обогащение за счет конфискации имущества осужденного. Это невозможно сделать практически: иное время, иные государства, иные масштабы цен.
   С отменой конфискации в России во многом утратила свою силу превентивная функция уголовного закона. Ведь ясно, что современные экономические преступники больше всего боятся не привлечения к уголовной ответственности, не осуждения как такового, а конфискации имущества, оставляющей их лишь с «потребительской корзиной», как у большинства рядовых законопослушных граждан. Вот почему в отечественной литературе высказана пока еще никем не опровергнутая гипотеза, что исключение в 2003 г. из «лестницы наказаний» конфискации имущества есть такой пример «неприкрытого и демонстративно-вызывающего лоббирования интересов экономической преступности в уголовном законодательстве, которого не было за всю историю существования русского и российского уголовного права» [94 - Самый гуманный УК в мире // Известия. 2004. 5 марта.]. О пагубности и недопустимости изъятия из Уголовного кодекса конфискации, – еще раз подчеркнем, как вида уголовного наказания, – ученые говорили и до принятия закона, но к их мнению решили не прислушиваться [95 - Подробнее об этом см.: Кузнецова Н. Мнение ученых о реформе УК (или Qui prodest?) // Уголовное право. 2004. № 1. С. 26–27. – Н. Ф. Кузнецова употребила в заголовке статьи известное латинское выражение «Qui prodest?» – кому выгодно? Статья же в «Известиях» вполне могла иметь уже другой подзаголовок: «Qui bono?» – кто выиграл?].
   Справедливости ради следует отметить, что после опубликования в «Известиях» 5 марта 2004 г. группой ученых статьи «Самый гуманный УК в мире» в Государственной Думе была создана рабочая группа под руководством депутата Государственной Думы, доктора юридических наук, профессора А. И. Гурова. Рабочая группа достаточно быстро внесла свои предложения, которые встретили, однако, сильное сопротивление, и приняты они были не сразу. Только после ратификации в феврале 2006 г. Конвенции ООН «Против коррупции» Государственная Дума приступила к экспертизе поправок, возвращающих норму о конфискации имущества в Уголовный кодекс. И вот 27 июля 2006 г. конфискация, пусть и в измененном виде, вернулась в Уголовный кодекс. И не просто вернулась, а в виде самостоятельной главы 15 [96 - См.: 20 поправок против коррупции // Российская газета. 2006. 1 марта.], которая так и называется «Конфискация имущества». Правда, теперь конфискация – не вид уголовного наказания, а иная мера уголовно-правового характера, но фактическое положение дел от этого не меняется. Лучше это или хуже – покажет время. Мы полагаем, что покажет очень быстро. Судебная практика «соскучилась» по конфискации.
   Правда, одно замечание следует сделать уже сейчас. В принятом виде закон производит странное впечатление: конфискация может применяться в случае совершения виновным или виновными, в частности, бандитизма (ст. 209 УК РФ) или такого экзотического для России преступления, как пиратство (ст. 227), но не может быть применена в случае совершения корыстных преступлений – кражи (ст. 158), мошенничества (ст. 159), присвоения или растраты (ст. 160), грабежа (ст. 161), разбоя (ст. 162), вымогательства (ст. 163). Воруйте и грабьте! Никто у вас награбленного отнять не посмеет. И это при том, что названные преступления занимают самый весомый сегмент в структуре преступности. Кстати, в одном из проектов принятого закона эти составы были, но затем по каким-то неясным причинам они исчезли без каких бы то ни было объяснений.
   Исправительные работы долгое время были одним из самых применяемых видов наказаний, не связанных с изоляцией осужденного от общества. Достаточно сказать, что в 1988 г. к исправительным работам были приговорены 25,5 % всех осужденных. В последние годы наметилась обратная тенденция. Так, если в 1993 г. в структуре всех назначенных наказаний исправительные работы занимали 18,1 %, то в 1996 г. – уже 8,4, в 2003 г. – 5,2, а в 2004 г. – лишь 4,6 %. Правда, объективности ради надо заметить, что число статей, в санкциях которых упоминаются исправительные работы, снизилось со 140 (в УК РСФСР 1960 г.) до 76 (в УК РФ 1996 г.).
   Столь незначительный объем применения в судебной практике рассматриваемого вида наказания обусловлен, прежде всего, социально-экономическими факторами и объясняется наличием кризисных явлений в экономике в пореформенный период развития России: свертывание производства, сокращение рабочих мест, банкротство предприятий, легальная и латентная безработица и т. д. Вряд ли и в обозримом будущем удастся преодолеть отмеченную выше тенденцию.
   Исправительные работы, поскольку они дают возможность осужденному отбывать наказание, не меняя при этом место жительства, хорошо согласуются с принципом экономии уголовной репрессии и, кроме того, весьма эффективны в достижении стоящих перед наказанием целей. Так, авторы, проводившие исследование эффективности исправительных работ, свидетельствуют, что в течение трех лет после отбытия такого наказания из всех обследованных лиц вновь осуждены за совершение преступлений 9,2 %, а в отдельных местах рецидив не превышает 4–5 % [97 - См.: Новое в уголовном законодательстве. Общая часть (1977–1984 гг.). М., 1984. С. 46.]. Это значительно ниже рецидива со стороны лиц, отбывших наказание в виде лишения свободы.
   Особое значение в последнее время приобрела проблема смертной казни как вида уголовного наказания. Смертная казнь, как известно, предусмотрена за совершение всего пяти преступлений: убийство при отягчающих обстоятельствах (ст. 105 УК РФ); посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277); посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное следствие (ст. 295); посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317); геноцид (ст. 357). Нетрудно убедиться, что при желании законодатель мог бы сократить этот перечень до двух составов, оставив в нем лишь квалифицированное убийство и геноцид, ибо три оставшихся преступления можно рассматривать как специальные разновидности убийства. Не исключено, что этот вариант им будет избран как очередной шаг на пути к полной отмене смертной казни.
   Другим, уже сделанным шагом можно считать, как отмечалось выше, установление пожизненного лишения свободы в качестве альтернативы смертной казни. В русле тех же идей сформулировано правило, зафиксированное в ч. 3 ст. 53 УК РФ. Оно гласит: смертная казнь в порядке помилования может быть заменена пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок двадцать пять лет.
   Однако радикальными эти решения назвать нельзя. Российский законодатель по-прежнему стоит перед дилеммой, суть которой заключается в известном афоризме «казнить нельзя помиловать».
   Зададимся и мы вопросом: можно ли, живя в XXI веке, продолжать применять к преступникам столь явно антигуманную меру, каковой, без сомнения, является смертная казнь, и можно ли найти ей в арсенале уголовных наказаний столь же эффективный (но уже относительно гуманный) эквивалент, если от нее отказаться? Однозначного ответа на поставленный вопрос пока нет.
   Не вдаваясь в подробный пересказ всех точек зрения на эту проблему и их оттенков, отметим лишь, что полемика в настоящий момент уже перешла из сугубо теоретической сферы в область практической уголовной политики.
   Дело в том, что при вхождении в 1996 г. в Совет Европы Россия подписала Дополнительный протокол № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, взяв на себя тем самым обязательство законодательно отменить смертную казнь в течение трех лет, а до этого – ввести мораторий на исполнение смертных приговоров. Пока этот вид наказания не только не отменен, но даже законопроекта о его отмене в Государственной Думе РФ не имеется. В сложившейся ситуации вначале Президент России заблокировал исполнение смертной казни, отказавшись рассматривать ходатайства о помиловании осужденных, затем Конституционный Суд Российской Федерации 2 февраля 1999 г. постановил, что российские суды без вердикта присяжных не имеют права приговаривать к смертной казни. Наконец, указами Президента РФ в феврале того же года были помилованы последние 720 (по другим источникам – 713 и 718) [98 - См.: Старков О. В., Милюков С. Ф. Наказание: уголовно-правовой и криминологический анализ. СПб., 2001. С. 19.] «дофевральских» смертников, 190 из которых будут отбывать 25-летний срок, а 530 – содержаться в местах лишения свободы пожизненно.
   Таким образом, смертная казнь, продолжая оставаться в УК РФ как вид наказания, ни назначенной, ни тем более исполненной практически быть не может. Как долго сохранится достигнутый к настоящему моменту в отношении смертной казни status quo под девизом: «Ни отмены – ни применения»?
   Вариантов решения проблемы несколько. Во-первых, можно не только оставить смертную казнь в УК, но и «разморозить» процедуру ее применения. Основаниями для этого будут служить следующие соображения. Продолжая сохранять смертную казнь как вид наказания, законодатель, очевидно, не способен игнорировать ни исторические традиции, ни реалии современной криминальной России, ни голос общественного мнения. Нетерпимость же общественного мнения в этом вопросе приобретает столь масштабные формы, что уже свыше 80 % населения высказывается не только за сохранение смертной казни, но и за ее расширение, и лишь 9 % российских граждан считают, что смертную казнь следует отменить [99 - См.: Кваишс В. Е. Смертная казнь и общественное мнение // Государство и право. 1997. № 4. С. 54.].
   Таким образом, степень подготовленности общественного правосознания значительных групп населения к восприятию обоснованности полной отмены этого наказания еще крайне невысока. В этих условиях самый простой выход для законодателя – сохранить смертную казнь в УК РФ, пусть даже и ценой «изгнания» России из Совета Европы. Или пойти еще дальше по этому пути, дополнив список норм, предусматривающих в санкциях смертную казнь, статьями об изнасиловании, терроризме, бандитизме, диверсии и др., как это предлагают сделать отдельные криминалисты [100 - См.: Афонин И. Н. Смертная казнь: проблемы назначения и исполнения по российскому законодательству. Автореф. дис… канд. юрид. наук. СПб., 1999; см. также: Кизилов А. Ю. Смертная казнь: апология. М., 2003; Улицкий С. Я. Политические и правовые проблемы смертной казни. Владивосток, 2004; Дзигарь А. Л. Смертная казнь и преступность. Ростов н/Д, 2003.].
   Есть и второй вариант: можно попытаться навязать обществу идеалы человеколюбия силой, исключив смертную казнь и резко расширив сферу применения пожизненного лишения свободы. Однако вряд ли и эту меру безоговорочно можно признать гуманной, особенно если учесть, что российские «смертники» вынуждены будут коротать оставшийся век в условиях, несравненно более худших, чем те, которые существовали в казематах Бастилии или Петропавловской крепости.
   Тем не менее, при всей бесспорной антигуманности смертной казни как таковой и небесспорной гуманности пожизненного лишения свободы, приходится констатировать, что в нынешних условиях российский законодатель опустил уровень применения смертной казни «ниже низшего» предела, т. е. довел этот уровень до такой черты, за которой наступает только полная отмена данного вида наказания. Пока это, пожалуй, объективно невозможно, ибо правосознание российского обывателя уже смирилось с пониманием того, что сжигать ведьм на костре или вешать фальшивомонетчиков – негуманно, но еще не доросло до осмысления того, почему надо считать варварством расстрел душегуба.
   Нельзя не учитывать также и то, что на сегодняшний день исключительная мера наказания в виде смертной казни отменена лишь в 60 странах мира (Исландия, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Франция, Чехия, Швеция, Бельгия, Германия, Венгрия, Италия, Испания, Австралия, Ангола, Маврикий, Мозамбик и др.).
   Еще около 30 стран сохранили смертную казнь в законодательстве, но не применяют ее на практике в течение последних 10 и более лет (Чили, Гватемала, Турция, Болгария, Латвия и др.).
   Наконец, свыше 100 стран мира до сих пор применяют смертную казнь за различные категории преступлений. К их числу относится большинство бывших республик Советского Союза, Куба, ряд азиатских стран (Афганистан, Бангладеш, Вьетнам, Индия, Индонезия, КНР, КНДР, Республика Корея, Монголия, Пакистан, Япония и др.), целая группа африканских государств (Замбия, Зимбабве, Нигерия и др.), все арабские государства (Египет, Ливия, Иордания, Иран, Ирак, Сирия и др.). В США 38 штатов применяют смертную казнь [101 - См.: Михлин А. С. Смертная казнь: вчера, сегодня, завтра. М., 1997. С. 25–26; он же. Высшая мера наказания: история, современность, будущее. М., 2000. С. 29–38.]. Из 38 стран – членов Совета Европы 10 государств сохранили ее пока в своем законодательстве.
   Некоторые государства из названных применяют смертную казнь особенно интенсивно. Среди них – Ирак, Иран, КНДР, Китай, Саудовская Аравия, Нигерия, США. Например, в США ежегодно приговариваются к смертной казни в среднем 243 человека. В 1997 г. казнено различными способами (смертельная инъекция, электрический стул, газовая камера, повешение, расстрел) 74 осужденных. Еще 3250 приговоренных к смертной казни ожидают своей участи. По данным Международной амнистии, к 1995 г. 87 % всех казней в мире приходилось на долю Китая, Ирана и Нигерии.
   В послевоенной России пик применения смертной казни приходился на начало 60-х годов. Так, в 1961 г. приговорено к расстрелу 1890 человек, в 1962 г. – 2159. Затем число приговоренных резко падает (во второй половине 60-х годов – ежегодно 379–500 человек). За годы перестройки число осужденных к рассматриваемой мере наказания продолжает сокращаться (1985 г. – 409 человек, 1990 г. – 223) [102 - См.: Михлин А. С. Высшая мера наказания: история, современность, будущее. С. 53–54.].
   С принятием нового УК РФ эти показатели несколько уменьшились: в 1997 г. приговорено к расстрелу 202 осужденных, в 1998 г. – 112. В результате коэффициент осужденных к смертной казни в России за отмеченный промежуток времени снизился более чем в 30 раз. Это свидетельствует об устойчивости тенденции к свертыванию смертной казни как наиболее острой формы уголовной репрессии.
   Что же касается смертной казни как вида наказания, то остается надеяться, что рано или поздно в России созреют условия для ее полной отмены, и тогда государство откажется от этого наказания.
   Несмотря на четкую ориентацию законодателя на усиление гуманных начал в осуществлении уголовно-правовой политики, уровень карательных притязаний в судебной практике по-прежнему остается очень высоким. Прослеживается, в частности, тенденция, выражающаяся в том, что суды первой инстанции чаще назначают наказания, которые вышестоящими судами признаются несправедливыми вследствие их чрезмерной строгости.
   Негативный характер указанной тенденции во многом обусловлен недостатками в законодательной конструкции санкций ряда уголовно-правовых норм. В процессе пенализации законодатель в идеале должен адекватно отразить санкцией степень и характер общественной опасности криминализируемого деяния. Фактически же в силу неразработанности теории пенализации, субъективизма законодательных оценок и других причин такой адекватности удается достичь не всегда. Вот почему некоторые нормы действующего уголовного законодательства с точки зрения соответствия содержания уголовно-правового запрета характеру наказания за его совершение еще весьма далеки от совершенства.
   Установление круга уголовно наказуемых деяний есть важная, но отнюдь не единственная задача законодателя. Не меньшее значение приобретает проблема придания криминализированным деяниям определенного характера наказуемости. Решить поставленную задачу можно лишь на основе разработки и использования теории построения санкций уголовно-правовых норм. Важно также иметь в виду, что и сам процесс создания логически стройной системы криминализируемых деяний предполагает в конечном счете выдержанность санкций, их научную обоснованность, соответствие существу запрещаемых деяний, а также взаимную согласованность между собой. «Свобода существует, – писал Ш.-Л. Монтескье, – когда уголовные законы налагают кары в соответствии со специфической природой преступлений». И далее продолжал: «Здесь нет места произволу: наказание зависит уже не от каприза законодателя, но от существа дела, и оно перестает быть насилием человека над человеком» [103 - Монтескье Ш.-Л. Избранные произведения. М., 1955. С. 318.].
   Приходится констатировать, что в настоящее время теоретические основы конструирования санкций уголовно-правовых норм еще в достаточной мере не разработаны, практика же законотворчества, лишенная научно обоснованных рекомендаций, вынуждена зачастую прибегать в этой сфере к методу «проб и ошибок», устанавливая санкции не путем научного постижения существа уголовно-правовых запретов, а, так сказать, «прикидывая на рулетке», исходя из уже существующих санкций по другим составам и из субъективных мнений участников выработки предложений. Вызывает поэтому серьезные сомнения обоснованность утверждения, что «установление вида санкции в каждой статье уголовного закона всегда тщательно продумано и подчинено цели обеспечить наилучшее выполнение задач по борьбе с преступлениями» [104 - Курс советского уголовного права. Т. 1. М., 1970. С. 178.]. Правилом, скорее, является прямо противоположный результат: неадекватное отражение санкцией уголовного закона характера и степени общественной опасности запрещаемого деяния.
   В юридической литературе неоднократно обращалось внимание на серьезные расхождения в оценке санкциями статей УК РФ однородных преступлений; на неоправданно резкие различия в санкциях статей, предусматривающих смежные составы преступлений; на наличие завышенных или, напротив, заниженных санкций, не соответствующих истинному характеру и степени общественной опасности запрещаемых деяний; на взаимную рассогласованность санкций между собой [105 - См.: Российское уголовное право. Курс лекций. Т. 1: Преступление. Владивосток, 1999. С. 101.].
   Так, в ходе проведенного нами исследования группы транспортных преступлений удалось установить, что санкции ст. 263, 264, 266, 267, 269 УК не соответствуют в полном объеме ни характеру и степени общественной опасности этих преступлений, ни особенностям личности преступников, их совершивших. Анализ действующего уголовного законодательства и практики его применения позволяет прийти к выводу, что санкции многих статей о транспортных преступлениях чрезмерно завышены (ч. 3 ст. 263, ч. 3 ст. 264, ч. 3 ст. 269 УК) или, напротив, занижены (ст. 271 УК), имеют неоправданно большие интервалы между верхними и нижними пределами (ст. 166, 211 УК), не всегда согласованы между собой.
   Показателен в этом отношении подход законодателя к оценке степени общественной опасности различных преступлений (в том числе и транспортных), причиняющих по неосторожности смерть потерпевшему. Так, санкция ч. 1 ст. 109 УК (причинение смерти по неосторожности) содержит наказание в виде трех лет лишения свободы. Если даже исходить из того, что максимальное наказание за неосторожное преступление не должно превышать пяти лет лишения свободы, то и в таком случае решение законодателя, воплощенное в ст. 109 УК, следует признать недостаточно последовательным. Неосторожное причинение смерти, бесспорно, является одним из самых опасных видов неосторожных преступлений, а потому санкция в ст. 109 УК должна содержать максимальное для данной разновидности преступлений наказание. Однако она не только не содержит гипотетически считающийся оптимальным размер наказания до пяти лет лишения свободы, но существенно отличается от санкций, предусматривающих наказание за другие виды неосторожного посягательства на жизнь человека.
   За причинение смерти по неосторожности одному потерпевшему в результате нарушения правил безопасности движения и эксплуатации железнодорожного, воздушного или водного транспорта (ч. 2 ст. 263 УК), нарушения правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств (ч. 2 ст. 264 УК), недоброкачественного ремонта транспортных средств и выпуска их в эксплуатацию с техническими неисправностями (ч. 2 ст. 266 УК), нарушения правил, обеспечивающих безопасную работу транспорта (ч. 2 ст. 268 УК), нарушения правил безопасности при строительстве, эксплуатации или ремонте магистральных трубопроводов (ч. 2 ст. 269 УК) наказание установлено в виде лишения свободы на срок до 5 лет, а в результате приведения в негодность транспортных средств или путей сообщения (ч. 2 ст. 267 УК) – до восьми лет; угона судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава (ч. 3 ст. 211 УК), а также пиратства (ст. 227 УК) – до пятнадцати лет. Ясно, что неосторожное причинение смерти, совершенное при обычных обстоятельствах (даже с учетом того, что в этом случае нарушаются только общественные отношения, связанные с охраной жизни человека), не должно все же наказываться мягче неосторожного лишения жизни, допущенного в результате нарушения специальных правил, действующих на транспорте. Попутно заметим ничем не оправданный разброс (от 5 до 15 лет) в оценке санкцией максимальных пределов наказания за перечисленные выше однородные транспортные преступления, что свидетельствует уже о несогласованности санкций между собой [106 - Подробнее об этом см.: Коробеев А. И. Транспортные преступления. СПб., 2003. С. 263–265.].
   Изложенное позволяет прийти к выводу, что не только «ветхозаветное», но даже и новейшее уголовное законодательство не могут служить эталоном в законотворческой деятельности по дальнейшему совершенствованию уголовно-правовых норм. Вопреки широко распространенному мнению, что санкции уголовного закона являются наиболее достоверным и едва ли не единственным мерилом сравнительной тяжести отдельных преступлений, на самом деле они таковыми не являются или, по крайней мере, не могут выполнять данную роль в действующей системе уголовного законодательства.
   Подход, согласно которому оценка общественной опасности криминализируемого деяния определяется исключительно сквозь призму содержащегося в санкции наказания, страдает, на наш взгляд, и существенным методологическим изъяном. Суть его в том, что проблема определения истинной степени общественной опасности запрещаемых деяний ставится с ног на голову, и ранжирование преступлений по степени тяжести производится не путем объективного измерения количества и качества заключенной в них вредоносности, а благодаря лишь ориентации на санкцию, конструируемую законодателем зачастую весьма произвольно. Поэтому не санкция (и тем более не средний размер назначаемого судом наказания) должны определять примерную тяжесть криминализируемых деяний; в самом деянии необходимо искать мерило, критерий его общественной опасности. Как наказание производно от преступления, так и санкция, содержащая наказание, должна служить всего лишь вспомогательным средством отражения характера и степени общественной опасности данного преступления. Но и при условии, что санкции отводится роль показателя сравнительной тяжести преступлений, острота проблемы правильного ее построения отнюдь не снижается.
   Главная трудность здесь состоит, несомненно, в необходимости адекватно отразить санкцией выявленную количественными методами общественную опасность запрещаемого деяния. Не меньшее значение имеет и осуществление согласованного, системно-структурного подхода к конструированию диспозиций и санкций конкретных уголовно-правовых норм.
   Решение проблем построения санкций уголовно-правовых норм предполагает рассмотрение целого ряда вопросов общего характера. К их числу следует отнести вопросы классификации преступлений, системы уголовных наказаний, дальнейшей дифференциации ответственности различных категорий преступников, более полного учета смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств, уточнения системы Особенной части уголовного законодательства, совершенствования конструкций составов преступлений и т. п.
   Принципиальное значение имеет вопрос о пределах законодательного и судебного подхода к выбору видов и размера наказания за конкретное преступление. Законодатель устанавливает пределы наказуемости, ограничивая судейское усмотрение определенными рамками. Суд, определяя меру наказания за содеянное, может действовать лишь в указанных рамках. Чем уже будут эти рамки, тем меньше окажется возможностей у суда для принятия произвольных решений, и наоборот. В первом случае само уголовное законодательство будет более или менее жестко предопределять выбор мер уголовно-правового воздействия, во втором – процесс правильного применения уголовно-правовых санкций будет во многом зависеть от совершенства судебной деятельности. Какой из двух возможных путей избрать в качестве оптимального в ходе совершенствования действующего уголовного законодательства?
   П. П. Осипов предлагал пойти по пути повышения эффективности судебной деятельности на основе шкалирования законодательных санкций, разработки соответствующего набора целесообразных, рациональных или гуманных наказаний применительно к различным категориям преступников [107 - См.: Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения уголовно-правовых санкций. Л., 1976.]. Прямо противоположного мнения придерживается С. И. Дементьев, полагающий, что помочь суду в выборе наиболее целесообразной меры наказания может только законодатель, причем до определенных пределов, с тем чтобы всегда имелась возможность для индивидуализации ответственности и наказания [108 - См.: Дементьев С. И. Построение уголовно-правовых санкций в виде лишения свободы. Ростов н/Д, 1986.]. С. И. Дементьев, бесспорно, прав, ибо чрезмерно широкие законодательные пределы наказуемости даже при достаточно высоком уровне правосознания судей оставляют неоправданно большие возможности для судейского усмотрения, таящего в себе опасность произвола, или, во всяком случае, разброса мнений, неодинаковости решений по однородным делам и т. п. Анализ тенденций российской уголовно-правовой политики также приводит к выводу, что ее развитие идет по пути последовательного ограничения пределов судейского усмотрения: отказ от использования в качестве единственного руководящего начала в определении характера наказуемости деяний «революционного правосознания», отказ от абсолютно неопределенных санкций и аналогии, переход ко все более детальной регламентации порядка назначения наказаний и выбора мер уголовно-правового воздействия. На нынешнем этапе развития уголовно-правовой политики реализация принципа справедливости требует дальнейшего законодательного сужения пределов судейского усмотрения, ограничения его таким минимумом, который был бы необходим и достаточен для индивидуализации наказания. С учетом отмеченных тенденций должны конструироваться и санкции уголовно-правовых норм.
   Приемы и способы сужения пределов судейского усмотрения в процессе построения санкций могут быть различными. Рассмотрим наиболее типичные из них.
   Утверждение, что наказание за менее тяжкое преступление всегда должно быть меньшим, чем наказание за более тяжкое преступление, можно без колебаний отнести к разряду трюизмов. Действующее уголовное законодательство, как ни странно, пытается опровергнуть эту общеизвестную истину. Если квалифицированный вид разбоя (ч. 2 ст. 162 УК) наказывается лишением свободы на срок от семи до двенадцати лет, то особо квалифицированный (ч. 3 ст. 162 УК) – от восьми до пятнадцати лет. Санкция ч. 1 ст. 131 УК предусматривает в качестве наказания лишение свободы на срок от трех до шести лет, квалифицированные виды изнасилования наказываются сроком от четырех до десяти (ч. 2 ст. 131 УК), особо квалифицированные – от восьми до пятнадцати (ч. 3 ст. 131 УК). Тот же разнобой можно усмотреть в санкциях и других норм действующего УК. Такой подход законодателя к построению санкций не исключает ситуации, когда совершение менее тяжкого вида преступления будет наказано более строго, чем совершение его квалифицированного вида. Найти рациональное обоснование подобной ситуации не представляется возможным. Думается, что конструкция санкций была бы более оправданна, если бы высший предел за менее опасное преступление был одновременно низшим пределом санкции за его квалифицированный вид. Ту же мысль можно сформулировать и в виде следующего правила: минимальный предел санкции части статьи, усиливающей наказание, не должен заходить за максимальную границу статьи, устанавливающей наказание за менее опасное деяние. Законодатель уже идет по этому пути, используя данный принцип конструирования санкций в ст. 117, ч. 1 и 2 ст. 166, ч. 1 и 2 ст. 228 УК.
   Другим приемом построения санкций является обоснование точных пределов их верхних и нижних границ. В настоящее время как минимальные, так и максимальные пределы санкций многих статей УК плохо согласуются друг с другом. Несбалансированность минимальных значений общественной опасности преступлений и минимумов санкций обнаруживается во многих статьях УК. Нельзя обойти молчанием и тот факт, что верхние и нижние пределы наказаний за целый ряд преступлений в судебной практике почти не встречаются. Это обстоятельство свидетельствует, с одной стороны, об известной умозрительности законодателя в установлении таких пределов, с другой – о стремлении судебной практики руководствоваться житейским правилом «золотой середины». В любом случае установление чрезмерно широкой амплитуды наказаний оказывается неоправданным.
   Заслуживает внимания предложение ряда авторов установить границы санкций в пределах трех лет. Как общий принцип построения санкций уголовно-правовых норм данное предложение может быть учтено законодателем, но нельзя не учитывать и то, что интервал в три года между верхними и нижними границами наказания не всегда способен обеспечить реализацию принципа индивидуализации наказания. В одних случаях, когда диспозиция нормы содержит большое число квалифицированных видов преступления, целесообразно уменьшить «шаг» санкции до одного-двух лет (кстати, трехлетний интервал в санкциях некоторых таких норм будет невозможно установить и по чисто техническим причинам). В других ситуациях, когда диспозиция нормы содержит лишь два вида преступлений и квалифицированный состав значительно превышает по степени общественной опасности простой, становится необходимым увеличить интервал между границами санкций до четырех-пяти лет.
   Поскольку санкция должна жестко коррелировать с характером и степенью общественной опасности запрещаемого деяния, то правилом должно стать соответствующее уменьшение минимальных и максимальных пределов наказаний по мере снижения тяжести преступления. Но едва ли этот процесс должен простираться столь далеко, чтобы завершиться «открытием» нижней границы наказания. Даже в преступлениях невысокой степени общественной опасности следует сохранить определенный порог наказания, с тем чтобы ввести правоприменительную практику в известные рамки. Не всегда обоснованным представляется довольно часто используемый законодателем прием, с помощью которого конструируются санкции, содержащие в качестве нижнего предела наказание, минимальное для данного вида (например, в санкции ч. 2 ст. 213 УК говорится о лишении свободы на срок до пяти лет).
   Приемы построения санкций во многом зависят от конструктивных особенностей диспозиций уголовно-правовых норм. Пределы санкции должны быть прямо пропорциональны конкретности и точности признаков состава, описанных в диспозиции. Чем определеннее и конкретнее описана объективная сторона преступления, тем уже могут быть минимальные и максимальные пределы санкции. Действительно, коль скоро в санкции должна адекватно отразиться общественная опасность запрещаемого деяния, то детальная регламентация в законе особенностей этого деяния предполагает и столь же четко ограниченные пределы его наказуемости. Если же уголовно-правовая норма сформулирована так, что имеет разные градации степени общественной опасности в силу ли употребления оценочных понятий, или большого разнообразия могущих наступить последствий, то и пределы санкции должны быть более широкими. В данном случае только сравнительно гибкая санкция, т. е. санкция с достаточно широким интервалом между верхними и нижними границами наказания, позволит отразить общественную опасность всего многообразия различных вариантов антиобщественного поведения.
   Особого рассмотрения заслуживает проблема конструирования альтернативных санкций. В юридической литературе наметились два взаимоисключающих подхода к решению указанной проблемы. Одна группа авторов (М. И. Ковалев, Ю. А. Костанов) считает необходимым расширение числа альтернативных санкций, обосновывает целесообразность в каждой санкции предусматривать наказание различных видов, что обеспечит реализацию принципов неотвратимости и индивидуализации наказания. Представители другой группы (С. И. Дементьев, в частности) опасаются, как бы такой подход не привел к еще большему судейскому усмотрению, что не будет способствовать укреплению законности, авторитету правосудия и уголовного закона. Думается, что опасения эти лишены достаточных оснований, так как при правильном построении альтернативные санкции должны содержать эквивалентные виды и размеры наказаний и, следовательно, призваны не способствовать расширению судейского усмотрения, а создавать суду более широкие возможности для индивидуализации наказания.
   Создание прочных правовых основ процесса назначения наказания немыслимо без серьезных исследований зависимости типа санкции от того или иного вида преступления (небольшой, средней тяжести, тяжкого и особо тяжкого), от особенностей характера посягательства, вида диспозиции, иных факторов, обусловливающих выбор определенного типа санкции. Более углубленное представление о санкциях можно, в частности, получить, установив, к какому подтипу они относятся.
   В решении проблемы построения санкций наибольшую сложность представляет согласование между собой санкций статей, предусматривающих ответственность за различные виды преступлений. Анализ действующего уголовного законодательства показывает, что санкции многих уголовно-правовых норм не «стыкуются» друг с другом. Так происходит потому, что в процессе конструирования санкций законодатель использует отнюдь не универсальный механизм их образования, оперируя далеко не всегда сравнимыми показателями и одномасштабными единицами. Это, в свою очередь, объясняется тем, что не созданы пока еще «стоимостные» показатели общественной опасности самих преступлений. Круг, таким образом, замыкается. В результате заключенные в запрещаемом деянии количество и качество общественной опасности, не установленные достоверными способами, определяются в санкции произвольно. Отсюда и бросающаяся в глаза несогласованность санкций некоторых статей действующего уголовного законодательства, и неоправданные различия в законодательной регламентации объема уголовной ответственности за те или иные преступления. Так, максимальное наказание за неосторожное причинение смерти двум или более лицам бытовым способом по ч. 2 ст. 109 УК составляет пять лет лишения свободы. Причинение тех же самых последствий по неосторожности в процессе управления транспортным средством может влечь наказание по ч. 3 ст. 264 УК в виде десяти лет лишения свободы. Сравнительный анализ упомянутых санкций может привести либо к курьезному выводу, что жизнь потерпевших, которым смерть причинена на бытовой почве, «стоит» на пять лет «дешевле», чем жизнь тех несчастных граждан, которым суждено было погибнуть в автомобильной катастрофе (чего, конечно, быть не может), либо к констатации того бесспорного факта, что наказание за данные деяния в УК РФ установлены произвольно.
   Решение проблемы адекватного отражения санкцией уголовно-правовой нормы количества и качества общественной опасности запрещаемого деяния следует, на наш взгляд, связывать с поисками объективных критериев вредоносности такого деяния, ее шкалированием, использованием в этих целях математических методов исследования, достижений правовой кибернетики, с одновременным совершенствованием на законодательном уровне классификации преступлений и системы уголовных наказаний.
   В области депенализации несомненную практическую ценность и теоретический интерес представляет такой способ ее осуществления, который выражается в законодательном стимулировании поведения субъектов преступлений по предупреждению или устранению тяжких последствий совершенного ими деяния. Речь идет о целесообразности расширения числа норм, подобных примечаниям к ст. 126, 127 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 205, 205 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

, 206 и др., включающих ряд признаков, при наличии которых виновные лица освобождаются от уголовной ответственности. В зависимости от вида и характера преступления такими видами деятельного раскаяния можно было бы признать: принятие субъектом преступления мер к предотвращению тяжких последствий совершенного им преступления, оказание помощи пострадавшим, возмещение причиненного материального ущерба и т. д. Стимулирование позитивного постпреступного поведения законодателем должно привести к устранению или уменьшению вредных последствий совершенного преступления действиями самого виновного. Представляется поэтому целесообразным трансформировать институт деятельного раскаяния из обстоятельства, влияющего на индивидуализацию наказания, в фактор, дифференцирующий пределы уголовной ответственности.
   Соответствующие разновидности деятельного раскаяния можно было бы предусмотреть в различных нормах, регламентирующих ответственность за посягательства на безопасную работу транспорта, за преступления против личности, собственности и т. д. Идея расширения числа поощрительных норм в российском уголовном праве находит все большее число сторонников [109 - См.: Голик Ю. В. Уголовно-правовое стимулирование позитивного поведения: вопросы теории. Новосибирск, 1992; Аликперов X. Д. Преступность и компромисс. Баку, 1992; Звечаровский И. Э. Современное уголовное право России. СПб., 2001.].
   Итак, наиболее характерным проявлением отечественной уголовно-правовой политики на современном этапе является линия на ее дальнейшую гуманизацию и демократизацию. Вместе с тем нельзя не обратить внимание на то, что в последнее время под флагом усиления борьбы с преступностью все чаще стали появляться предложения о необходимости дегуманизации уголовно-правовой политики. Атаки на ее, якобы, чрезмерный гуманный характер особенно усилились после принятия Федерального закона от 8 декабря 2003 г.
   Общественное мнение оказалось недостаточно готовым к восприятию новых идей. Между тем реально сложившийся уровень общественной психологии и правосознания является тем фактором, который подлежит обязательному учету в процессе выбора путей дальнейшего развития уголовно-правовой политики. В общественном правосознании можно видеть барометр, который достаточно чутко реагирует как на изменения в реальных общественных отношениях, охраняемых уголовным правом, так и на действия законодателя, обеспечивающего их защиту. Но абсолютизировать роль этого фактора нельзя. Законодатель не может и не должен тянуться в «хвосте» общественного правосознания. В силу его неоднородности, наличия определенных дефектов, противоречий и пробелов зеркальное отражение в законодательных решениях реального состояния и степени развития этого правосознания было бы отступлением от принципа научности.
   В ряде случаев общественное правосознание само нуждается в корректировке. Известно, например, как искаженно общественным правосознанием воспринимаются возможности уголовного наказания в борьбе с преступностью. Настолько же распространенным, насколько и ошибочным является глубоко укоренившийся в широких слоях населения взгляд на то, что только усилением наказания и ужесточением карательной практики можно и нужно вести борьбу с антиобщественным поведением. В жесткости, а нередко и жестокости наказания, многие видят панацею от всех бед, связанных с неблагоприятным течением преступности. Отсюда – многочисленные предложения граждан о необходимости усиления карательных мер. В устах наиболее экстремистски настроенной части населения даже принцип талиона приобрел несколько иное звучание: «За око – два ока, за один зуб – всю нижнюю челюсть!».
   В последнее время и конкретно-социологическими исследованиями установлен ряд факторов, которые свидетельствуют о достаточно высоком уровне карательных притязаний населения. По некоторым данным, около 77 % опрошенных лиц считают гуманность уголовных законов одной из причин существования преступности. Уголовно-правовой ригоризм населения выражается и в том, что, по некоторым данным, уже более 90 % российских граждан высказываются за сохранение смертной казни. Столь же широко распространено суждение о чрезмерном либерализме судебных органов, которое полностью или частично разделяют почти 70 % респондентов.
   Крайним проявлением иллюзорности обыденного сознания является представление о том, будто смертная казнь и длительные сроки лишения свободы есть эффективнейшее средство общей превенции в отношении наиболее тяжких преступлений. Уголовная статистика – убедительное подтверждение беспочвенности таких взглядов. Другим подтверждением является отношение преступников к наказанию. Лица, которые при совершении преступления относились к грядущему им наказанию индифферентно, по одним данным, составляют 58 % (А. И. Марцев), по другим – 64 % (И. С. Ной) от общего числа осужденных к лишению свободы. Страх перед уголовным наказанием удерживает от совершения преступления от 2,6 до 21 % граждан.
   Установка на бесконечное ужесточение уголовной репрессии является типичным проявлением некомпетентности общественного мнения, его неспособности правильно оценить оптимальное для интересов общества сочетание суровости и терпимости как в законодательной, так и в правоприменительной деятельности. Уместно, видимо, в связи с этим напомнить известные слова Ж.-Ж. Руссо: «Суровость наказаний – это лишь бесполезное средство, придуманное неглубокими умами, чтобы заменить страхом то уважение, которого они не могут добиться иным путем» [110 - Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 117.].
   Отмеченные дефекты общественного правосознания и психологии требуют их устранения на основе проведения соответствующих правовоспитательных мероприятий. В противном случае искаженные представления о возможностях уголовной репрессии в борьбе с преступностью могут явиться непреодолимым препятствием на пути к научно обоснованной гуманизации уголовно-правовой политики, декриминализации целого ряда деяний.
   Пока же приходится констатировать, что находящийся под мощным прессом общественного мнения [111 - См.: Должна ли уголовная политика быть либеральной? // Российская Федерация сегодня. 2003. № 11. – Отдельными политиками забывается элементарная вещь: борьба с преступностью есть необходимый и обязательный элемент национальной безопасности, а «при обеспечении национальной безопасности недопустим безбрежный либерализм» (Зубков А. И. Геополитика и проблемы национальной безопасности России. СПб., 2004. С. 188).] законодатель вынужден делать определенные уступки. Они выразились, в частности, в том, что максимальный размер наказания в виде лишения свободы, применяемый к совершеннолетним преступникам, поднят в УК РФ 1996 г. до 20 лет (при назначении наказаний по совокупности преступлений он может достигать 25 лет, а по совокупности приговоров – 30 лет), расширено число составов преступлений, за совершение которых устанавливается пожизненное лишение свободы (Федеральный закон от 21 июля 2004 г.), разрабатывается целый ряд законопроектов, являющихся по своей сути чрезвычайными.
   Так, 10 марта 2006 г. вступил в силу Федеральный закон «О противодействии терроризму». Законом, в частности, предусматривается возможность введения «режима контртеррористической операции», который можно смело рассматривать как эвфемизм словосочетания «чрезвычайное положение». На время проведения контртеррористической операции спецслужбы наделяются правом прослушивать телефонные переговоры, осуществлять контроль за средствами электронной связи и перепиской, использовать транспортные средства организаций и граждан, прекращать деятельность опасных производств, временно отселять людей, вводить карантин, ограничивать движение транспортных средств и пешеходов, беспрепятственно проникать в жилье и др. При определенных обстоятельствах спецслужбам предоставляется право уничтожать воздушные, морские и речные суда, захваченные террористами.
   Принятие чрезвычайных мер, направленных на усиление борьбы с терроризмом, в сложившейся ситуации есть шаг вынужденный, а во многом, видимо, и неизбежный. Целесообразность этого шага у многих не вызывает сомнений. Однако есть и скептики, полагающие, что вести борьбу с терроризмом столь жесткими, экстраординарными методами по меньшей мере небесспорно. Во-первых, некоторые из упомянутых средств борьбы (право сбивать самолеты и топить суда) не вписываются даже в рамки института крайней необходимости. Во-вторых, реакция законодателя, облеченная в такую бескомпромиссную форму, явно неадекватна пока фактическому масштабу и характеру российского терроризма. Достаточно сказать, что в 2005 г. зафиксировано всего 203 факта терроризма (в 2004 г. – 265).
   Между тем из недавнего прошлого нашего государства мы знаем, к каким негативным последствиям нередко приводило увлечение чрезвычайщиной, особенно в сфере осуществления уголовной политики. Поэтому вызывает озабоченность то обстоятельство, что данные меры могут вводиться на неограниченный временными рамками период и будут сопряжены, скорее всего, с ужесточением уголовной репрессии.
   Конечно, вести борьбу с негативными социальными явлениями можно различными средствами. Из истории, например, известно, что Петр Великий, по словам классика, искоренял варварство на Руси варварскими же средствами. Но та же «история, – писал К. Маркс, – и такая наука, как статистика, с исчерпывающей очевидностью доказывают, что со времени Каина мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Как раз наоборот!» [112 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 530.]. Может ли современная российская уголовно-правовая политика для достижения своих целей избирать заведомо неэффективные средства? Вправе ли она ограничивать себя лишь карательными элементами? Допустимо ли сводить ее только к репрессии? На все поставленные вопросы ответ может быть только отрицательным.
   Цели, стоящие перед уголовной репрессией, должны достигаться не любыми средствами, не любой ценой. В правовом государстве борьба с преступностью должна вестись демократическими методами. Думается, что для нас по принципиальным соображениям неприемлемы некоторые средства повышения эффективности репрессии, широко применяемые в ряде стран. На опасность увлечения этими средствами указывают сами зарубежные криминологи. Так, К. Свери пишет: «В принципе вполне возможно повысить эффективность, разрешив использование пыток или продлив сроки тюремного заключения для подозреваемых. Эффективность выявления определенных типов преступлений в современном обществе может, несомненно, значительно повыситься за счет более широкого использования ЭВМ или новейших подслушивающих устройств. Однако цена, которую мы должны будем платить за снижение преступности такими путями, будет чрезмерно высокой, может легко возникнуть ситуация, в которой мы будем меньше бояться самих преступников, чем представителей государства» [113 - Свери К. Использование некоторых криминологических исследований для выработки мер борьбы с преступностью // Криминология и уголовная политика. М., 1985. С. 99.].
   Реализация призывов «твердой рукой» навести «железный порядок», сбить волну преступности «красным террором», объявить чрезвычайное положение на той или иной территории страны может в конечном итоге привести только к тому, с чем мы уже неоднократно сталкивались в отечественной истории: к диктатуре, беззаконию, массовым репрессиям, тоталитаризму.
   Резюмируя изложенное, отметим, что перспективы развития российской уголовно-правовой политики необходимо связывать с тенденциями к последовательному сужению сферы уголовной репрессии за счет постепенной декриминализации деяний, утративших высокую степень общественной опасности; к дальнейшей дифференциации в подходе к различным категориям преступлений и преступников; к усилению убеждения и предупреждения как методов уголовно-правового регулирования; к расширению сферы применения стимулирующих мер поощрения; к продолжению линии на смягчение уголовной репрессии.
   В последние годы российская уголовная политика стала все больше ориентироваться на международные стандарты в сфере борьбы с преступностью, учитывая при этом опыт международного сотрудничества и результаты совместных действий различных государств в предупреждении негативных социальных явлений. Исследователи отмечают, что наметившаяся тенденция интеграции российской уголовной политики в международную уголовную политику может продуктивно развиваться по целому ряду направлений: сотрудничество в сфере оперативно-розыскной деятельности, сотрудничество в сфере уголовного правосудия, сотрудничество в борьбе с отдельными видами транснациональных преступлений (отмывание доходов от преступной деятельности, терроризм, наркопреступность, торговля оружием и др.) [114 - См.: Шорор А. Российская и международная уголовная политика: тенденции // Закон. 2003. № 6. С. 94–98.].
   В результате есть основания полагать, что по мере глобализации преступности стала формироваться и глобальная уголовная политика как ответ на вызовы и угрозы международного преступного интернационала. В качестве первых конкретных шагов в направлении формирования глобальной уголовной политики предлагается ускорить процесс принятия проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества (третий по счету проект которого приняла Комиссия международного права ООН в 1996 г.) и вступления в силу Статута Международного уголовного суда, принятого и открытого для подписания в 1998 г. на дипломатической конференции полномочных представителей в Риме.
   В литературе небезосновательно подчеркивается, что указанные документы закладывают фундамент глобальной (универсальной) уголовной политики и создают необходимую нормативно-правовую основу для разрешения конфликтных ситуаций, связанных с предупреждением и пресечением международного терроризма и реагированием на многие другие угрозы глобальной безопасности [115 - Мишин Г. Глобальное государство и глобальная уголовная политика как ответ на вызов международного терроризма // Уголовное право. 2002. № 1. С. 97–98.].
   Иными словами, перспективы борьбы с транснациональной организованной преступностью, достижение положительных результатов такой борьбы необходимо связывать с усилением международного сотрудничества государств в предупреждении и искоренении этого негативного социального явления.

§ 4. Международное сотрудничество государств в сфере борьбы с преступностью

   По сравнению с 2000 г., когда состоялся X Конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, положение в мире в области преступности кардинально изменилось. После террористических актов 11 сентября 2001 г. обеспечение безопасности стало одной из приоритетных задач, поскольку многие люди начали осознавать, что угроза терроризма является не только международной, но и внутренней проблемой. Борьба с международным терроризмом приковала к себе внимание общественности и теперь занимает центральное место в политической повестке дня ряда стран, которые играют ведущую роль в определении парадигмы преступности.
   Изменились и приоритеты международной деятельности по предупреждению преступности как в мире в целом, так и в ряде стран и регионов: теперь они связаны не с традиционными проблемами в области преступности, а с терроризмом, транснациональной организованной преступностью, коррупцией, торговлей людьми и отмыванием денег. По этим приоритетным направлениям и проводится сейчас кооперация усилий мирового сообщества по противодействию международному преступному интернационалу.
   Международное сотрудничество государств в борьбе с преступностью осуществляется в разных формах и по нескольким направлениям. Оно реализуется на двустороннем, региональном и универсальном уровнях.
   Формами такого сотрудничества на двустороннем уровне является заключение Россией договоров о правовой помощи по уголовным делам с различными государствами (в настоящее время подобные договоры имеются с США, Республикой Корея и другими странами). Двусторонние соглашения предусматривают следующий объем помощи, оказываемой по уголовным делам:
   1) получение показаний и заявлений;
   2) предоставление документов, материалов и других предметов;
   3) вручение документов;
   4) установление местонахождения и идентификация лиц и предметов;
   5) исполнение запросов о проведении обысков и выемок;
   6) передача лиц, содержащихся под стражей, для дачи показаний или для других целей, предусмотренных Договором;
   7) установление местонахождения и арест имущества с целью его конфискации, возмещения ущерба и взимания штрафов;
   8) любая иная правовая помощь, не запрещенная законами запрашиваемой стороны.
   Как правило, на основе двусторонних международных договоров осуществляется институт выдачи преступников (экстрадиция). В последнее время Россия такие международные договоры (об обязанности сторон по их требованию выдавать друг другу лиц, находящихся на их территории, для привлечения к уголовной ответственности или для приведения приговора в исполнение) заключила с Китаем (1995 г.) и Бразилией (2002 г.). Вместе с тем три государства – члены СНГ, участвующие в Минской конвенции 1993 г. (Россия, Украина, Молдова), ратифицировали Европейскую конвенцию о выдаче 1957 г. и тем самым, не имея между собой договоров о выдаче, при решении вопросов об экстрадиции должны применять положения Европейской конвенции.
   Формой двустороннего сотрудничества следует признать заключение соглашений о противодействии определенным видами транснациональной преступной деятельности (терроризму, незаконному обороту наркотиков, торговле людьми и т. п.).
   Наконец, еще одной разновидностью двустороннего сотрудничества (на сей раз не с государствами, а международными правоохранительными организациями) является участие России в деятельности международной организации уголовной политики – Интерпола.
   Международная организация уголовной полиции – Интерпол существует с 1956 г. и ее основными целями деятельности являются:
   а) обеспечение взаимодействия всех органов уголовной полиции в рамках существующего законодательства страны и в духе Всеобщей Декларации прав человека;
   б) создание и развитие учреждений, которые могут успешно способствовать предупреждению уголовной преступности и борьбе с ней. Интерпол создавался как средство борьбы с общеуголовной преступностью, но, тем не менее, в настоящее время эта организация и ее структуры могут сыграть большую роль в противодействии организованной преступной деятельности, поскольку в их функции входит координация работы правоохранительных органов разных стран.
   Указом Президента № 1113 от 30 июля 1996 г. в РФ создано Национальное центральное бюро Интерпола, задачами которого являются: обеспечение эффективного международного обмена информацией об уголовных преступлениях; оказание содействия в выполнении запросов международных правоохранительных организаций и правоохранительных органов иностранных государств в соответствии с международными договорами РФ; осуществление наблюдения за исполнением международных договоров по вопросам борьбы с преступностью, участником которых является РФ.
   В соответствии с Положением о Национальном центральном бюро Интерпола, утвержденным Постановлением Правительства РФ № 1190 от 14 октября 1996 г., НЦБ Интерпола является подразделением криминальной милиции, входящим в состав центрального аппарата МВД РФ, имеющим статус главного управления, органом по сотрудничеству правоохранительных и иных государственных органов РФ с правоохранительными органами иностранных государств – членов Международной организации уголовной полиции – Интерпола (далее – Интерпол) и Генеральным секретариатом Интерпола.
   С учетом возложенных на него задач, НЦБ Интерпола осуществляет следующие функции:
   – в установленном порядке принимает, обрабатывает и направляет в Генеральный секретариат Интерпола и НЦБ Интерпола иностранных государств запросы, следственные поручения и сообщения правоохранительных и иных государственных органов РФ для осуществления розыска, ареста и выдачи лиц, совершивших преступления, а также для осуществления розыска и ареста перемещенных за границу доходов от преступной деятельности, похищенных предметов и документов, проведения иных оперативно-розыскных мероприятий и процессуальных действий по делам, находящимся в производстве этих органов;
   – принимает в пределах своих полномочий и в порядке, установленном международными договорами РФ, Уставом Интерпола и обязательными решениями Генеральной Ассамблеи Интерпола, меры по своевременному и надлежащему исполнению международными правоохранительными организациями и правоохранительными органами иностранных государств – членов Интерпола запросов правоохранительных и иных государственных органов РФ;
   – определяет, подлежат ли, согласно Уставу Интерпола и обязательным решениям Генеральной Ассамблеи Интерпола, федеральным законам и международным договорам РФ, исполнению на территории РФ запросы, поступившие из НЦБ Интерпола иностранных государств, и направляет их в соответствующие правоохранительные и иные государственные органы РФ;
   – анализирует практику исполнения правоохранительными и иными государственными органами РФ запросов международных правоохранительных организаций, правоохранительных органов иностранных государств – членов Интерпола, информирует руководителей соответствующих правоохранительных и иных государственных органов РФ о нарушениях установленного порядка исполнения этих запросов;
   – запрашивает и получает от правоохранительных и иных государственных органов РФ материалы и документы для представления в Генеральный секретариат Интерпола в соответствии с Уставом Интерпола и обязательными решениями Генеральной Ассамблеи Интерпола;
   – обеспечивает соблюдение установленного порядка обращения с конфиденциальной информацией, содержащейся в международных запросах, следственных поручениях и сообщениях, принимает меры, исключающие возможность несанкционированной передачи этой информации юридическим и физическим лицам, которым она не предназначена;
   – участвует по поручению МВД РФ в разработке международных договоров РФ, федеральных законов и иных нормативных правовых актов РФ по вопросам борьбы с преступностью;
   – разрабатывает и представляет на утверждение министра внутренних дел РФ согласованный с правоохранительными и иными государственными органами РФ порядок взаимодействия с международными правоохранительными организациями, правоохранительными органами иностранных государств – членов Интерпола и Генеральным секретариатом Интерпола по вопросам борьбы с преступностью;
   – вносит в правоохранительные и иные государственные органы РФ предложения о формировании делегаций для участия в проводимых Интерполом форумах и других встречах;
   – оказывает необходимую консультационно-методическую помощь правоохранительным и иным государственным органам РФ по вопросам международного сотрудничества в сфере борьбы с преступностью в рамках Интерпола;
   – формирует банк данных о лицах, организациях, событиях, предметах и документах, связанных с преступлениями, носящими международный характер;
   – формирует справочно-информационный фонд зарубежного законодательства, обязательных решений и рекомендаций Генеральной Ассамблеи Интерпола, сведений о состоянии и основных тенденциях развития преступности в иностранных государствах;
   – изучает зарубежный опыт борьбы с преступностью, разрабатывает предложения по его использованию в деятельности правоохранительных и иных государственных органов РФ;
   – составляет по установленной форме и направляет в Генеральный секретариат Интерпола сведения о состоянии преступности (в том числе ее структуре), о лицах, входящих в организованные преступные группы, а также о лицах, совершивших преступления, связанные с терроризмом, незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, изготовлением и сбытом поддельных денег, с посягательством на исторические и культурные ценности, и другие преступления, которые в соответствии с обязательными решениями Генеральной Ассамблеи Интерпола подлежат включению в международную уголовную статистику. При этом не допускается передача сведений, распространение которых может причинить ущерб безопасности РФ;
   – издает по вопросам своей деятельности информационный сборник и направляет его заинтересованным правоохранительным и иным государственным органам Российской Федерации.
   На региональном уровне сотрудничество государств в сфере борьбы с преступностью осуществляется прежде всего путем заключения международных договоров в рамках Совета Европы. К важнейшим из них относятся:
   – Европейская конвенция о выдаче 1957 г. с дополнительными протоколами 1975 и 1978 гг.;
   – Европейская конвенция о взаимной правовой помощи по уголовным делам 1959 г. с дополнительным протоколом 1978 г.;
   – Европейская конвенция о надзоре за условно осужденными и условно освобожденными правонарушителями 1964 г.;
   – Европейская конвенция о международной силе решений по уголовным делам 1970 г.;
   – Европейская конвенция о передаче производства по уголовным делам 1972 г.;
   – Европейская конвенция о контроле за приобретением и хранением огнестрельного оружия частными лицами 1978 г.;
   – Европейская конвенция о борьбе с терроризмом 1977 г.;
   – Европейская конвенция о компенсации жертвам насильственных преступлений 1983 г.;
   – Европейская конвенция о предотвращении насилия и хулиганского поведения зрителей во время спортивных мероприятий и, в частности, футбольных матчей 1985 г.
   – Конвенция об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности 1990 г.
   – Конвенция о защите окружающей среды посредством уголовного права 1998 г.
   – Конвенция об уголовной ответственности за коррупцию 1999 г.
   – Конвенция о преступности в сфере компьютерной информации 2001 г.
   Известной спецификой обладает участие России в другом региональном проекте. Речь идет о сотрудничестве в сфере борьбы с преступностью стран – членов СНГ. Регламентируется такое сотрудничество Минской конвенцией о правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам (1993 г.).
   В соответствии со ст. 4 Конвенции учреждения юстиции Договаривающихся Сторон оказывают правовую помощь по гражданским, семейным и уголовным делам в соответствии с ее положениями. Договаривающиеся Стороны оказывают друг другу правовую помощь путем выполнения процессуальных и иных действий, предусмотренных законодательством запрашиваемой Договаривающейся Стороны, в том числе: составления и пересылки документов, проведения осмотров, обысков, изъятия, передачи вещественных доказательств, проведения экспертизы, допроса сторон, третьих лиц, подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, свидетелей, экспертов, розыска лиц, осуществления уголовного преследования, выдачи лиц для привлечения их к уголовной ответственности или приведения приговора в исполнение, признания и исполнения судебных решений по гражданским делам, приговоров в части гражданского иска, исполнительных надписей, а также путем вручения документов. Статья 19 устанавливает, что в просьбе об оказании правовой помощи может быть отказано полностью или частично, если оказание такой помощи может нанести ущерб суверенитету или безопасности либо противоречит законодательству запрашиваемой Договаривающейся Стороны. Правовые отношения по уголовным делам предусматривают: выдачу лиц для привлечения к уголовной ответственности или исполнения приговора, в том числе сопряженную с их розыском и взятием под стражу; осуществление уголовного преследования по поручению одной из Договаривающихся Сторон; передачу предметов, признаваемых в установленном порядке вещественными доказательствами. Общие положения Конвенции были раскрыты в аналогичных двусторонних соглашениях между РФ и государствами – членами СНГ. Следует отметить, что в указанных документах предусмотрен унифицированный порядок оказания правовой помощи по уголовным делам без учета их специфики [116 - См.: Криминология. СПб., 2003. С. 30–31.].
   25 ноября 1998 г. было подписано Соглашение о сотрудничестве государств – участников СНГ в борьбе с преступностью, основанное на документах ООН, Минской конвенции и Межгосударственной программе совместных мер по борьбе с организованной преступностью. Соглашение предусматривает следующие формы сотрудничества в предупреждении, пресечении, выявлении, раскрытии и расследовании преступлений:
   1) исполнение запросов о проведении оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий;
   2) розыск лиц, скрывающихся от уголовного преследования или отбывания наказания, а также без вести пропавших;
   3) розыск и возвращение в установленном порядке похищенных предметов, имеющих номера или специфические отличительные признаки, в том числе автотранспорта и огнестрельного оружия, а также номерных ценных бумаг и паспортов (удостоверений личности);
   4) обмен информацией о готовящихся или совершенных преступлениях и причастных к ним физических и юридических лицах;
   5) обмен информацией о новых видах наркотических средств и психотропных веществ, появившихся в незаконном обороте, технологиях их изготовления и используемых при этом веществах, а также о новых методах исследования и идентификации наркотических средств, прекурсоров и психотропных веществ;
   6) обмен информацией о юридических лицах и объектах собственности, используемых для легализации (отмывания) доходов от преступной деятельности;
   7) обмен опытом работы, в том числе проведение стажировок, консультаций, семинаров и учебных курсов, а также информацией о новых способах и средствах совершения преступлений и опытом их расследования;
   8) обмен законодательными и иными нормативными правовыми актами, содействие в приобретении учебной и методической литературы;
   9) проведение совместных научных исследований по проблемам, представляющим взаимный интерес;
   10) обмен на взаимовыгодной основе научно-технической информацией;
   11) согласование действий по пресечению преступлений и деятельности лиц, совершивших преступления или готовящихся к их совершению.
   Наконец, универсальный характер имеет многостороннее международное сотрудничество государств в борьбе с преступностью в рамках Организации Объединенных Наций. Благодаря усилиям этого авторитетного международного органа Концепция международного уголовного права стала в настоящее время общепризнанной в доктрине и получила закрепление в ряде решений Генеральной Ассамблеи ООН. В одной из резолюций Генеральной Ассамблеи ООН отмечается необходимость дальнейшего развития международного уголовного права в целях обеспечения успешной борьбы с международной преступностью [117 - См.: Иногамова-Хегай Л. В. Международное уголовное право. СПб., 2003. С. 18.].
   Организацией Объединенных Наций и ее специализированными институтами проведена большая работа по определению понятий и очерчиванию круга международных преступлений и преступлений международного характера, их последующей кодификации.
   Так, Комиссией международного права было подготовлено несколько вариантов Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Принятый во втором чтении проект этого Кодекса 1996 г. отнес к такого рода деяниям: 1) агрессию; 2) геноцид; 3) преступления против человечности; 4) преступления против персонала ООН и связанного с ней персонала; 5) военные преступления.
   Под эгидой ООН были разработаны и приняты многочисленные международные конвенции, регламентирующие ответственность за преступления международного характера. К важнейшим из них относятся:
   – Конвенция о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов, 1963 г.;
   – Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов 1970 г.;
   – Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации, 1971 г.;
   – Конвенция о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов, 1973 г.;
   – Международная конвенция о борьбе с захватом заложников 1979 г.;
   – Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности морского судоходства, 1988 г.;
   – Конвенция о маркировке пластических взрывчатых веществ в целях их обнаружения 1991 г.;
   – Единая конвенция о наркотических средствах 1961 г.;
   – Конвенция о психотропных веществах 1971 г.;
   – Конвенция о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 г.;
   – Конвенция о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности, 1970 г.
   Уголовное правосудие в отношении лиц, виновных в совершении международных преступлений, осуществляется с помощью учрежденных ООН Международных судов. Ими являются: Международный уголовный трибунал для рассмотрения дел о преступлениях, совершенных на территории бывшей Югославии, Международный уголовный трибунал по Руанде, Международный уголовный суд.
   Основная цель последнего из перечисленных Судов заключается в привлечении к уголовной ответственности физических лиц, совершивших преступления против мира и безопасности человечества (международные преступления). Статут Международного уголовной суда был принят в 1998 г. в Риме на дипломатической конференции полномочных представителей государств под эгидой ООН. Он вступил в силу с 1 июля 2002 г.
   Особое место среди специализированных институтов ООН принадлежит Экономическому и Социальному Совету ООН (ЭКОСОС). Поскольку он является основным координирующим органом ООН по борьбе с преступностью. В его составе действует Комиссия по предупреждению преступности и уголовному правосудию. Именно она осуществляет необходимую аналитическую деятельность по разработке как общей концепции, так и конкретных мер борьбы с международной преступностью, готовит и проводит раз в пять лет Конгрессы ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию, в том числе и тот, который состоялся в Бангкоке 18–25 апреля 2005 г.
   Проблемы борьбы с преступностью вынуждены решать и миротворческие силы, действующие по решению ООН в различных «горячих точках» планеты. Для России этот опыт является достаточно новым. Пик миротворческих операций ООН пришелся на конец 80-х – начало 90-х годов прошлого столетия. Это во многом объясняется тем, что развал Советского Союза сдвинул «тектонические плиты» современного мироустройства. Политические процессы, начавшиеся в Европе (и не только в Европе), стали характеризоваться неустойчивостью и взрывоопасностью. Одна гражданская война в Югославии чего стоит!
   В этой ситуации Российская Федерация как постоянный член Совета Безопасности ООН не могла оставаться безучастной к происходящим деструктивным процессам. С 1992 г. Россия постоянно направляет свои миротворческие силы в различные регионы мира. Эти силы Россия направляет по приглашению ООН. Советский Союз ни разу не получал от ООН такого приглашения. За прошедшие годы (1992–2005 гг.) опыт миротворчества приобрели более 500 работников МВД и более 200 пограничников, не считая представителей других специальных служб. Число российских наблюдателей неуклонно растет, что заставляет оперативно, но не всегда последовательно и грамотно, решать вопросы их правового статуса. Дело в том, что «несмотря на фактическое существование института участия сотрудников правоохранительных органов в миротворческой деятельности, юридически этот институт еще не получил должного признания в Российской Федерации, хотя российские полицейские наблюдатели заслужили авторитет в мире как высококлассные профессионалы, способные решать сложные задачи, их охотно и часто приглашают к участию в операциях по поддержанию мира» [118 - Земское Ю. В. Международно-правовые проблемы организации и деятельности российских полицейских наблюдателей в операциях ООН по поддержанию мира. М.: Московский университет МВД России, 2005. С. 5–6.].
   Единственный акт, который регламентирует сегодня деятельность российских миротворцев, – это Федеральный закон 1995 г. «О порядке предоставления Российской Федерацией военного и гражданского персонала для участия в деятельности по поддержанию или восстановлению международного мира и безопасности» [119 - Собрание законодательства РФ. 1995. № 26. Ст. 2401.]. Закону уже более десяти лет, а процессы, происходящие в этой сфере, обладают очень высокой динамикой, поэтому интересы наших правоохранительных органов учтены там слабо. Кроме того, меняется и международная практика, меняются оценки международного сообщества, что также требует законодательного обеспечения и гарантированности на национальном уровне. Строго говоря, и международно-правовые документы в этой направлении также требуют доработки.

Глава II
Преступность планеты Земля: поиски адекватных ответов

«Организация борьбы с преступностью в стране требует принципиально новых подходов», – эти слова В. В. Путин произнес 25 апреля 2005 г. в Кремле, выступая с Посланием Федеральному Собранию Российской Федерации.
В это же время на другом конце планеты в Бангкоке (Таиланд) завершал свою работу XI Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию, который пытался найти новые решения в сфере борьбы с преступностью. Он проходил с 18 по 25 апреля. В его работе принимали участие делегаты 131 страны, а общее число участников составляло около 3 тысяч.

§ 1. Конгрессы ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями: история и современность

   Конгресс ООН относится к числу уникальных институтов и инструментов ООН по отысканию современных способов реагирования государств, народов и всего международного сообщества на преступные проявления во всем их многообразии. Сегодня это самый авторитетный международный орган в сфере борьбы с преступностью. Поскольку в 2005 г. исполнилось 50 лет со дня проведения Первого Конгресса, постольку есть смысл более подробно рассказать об этой структуре международного сообщества.
   До середины XIX в. все государства боролись с преступностью индивидуально и самостоятельно. Исключение составляло только пиратство, для борьбы с которым прибрежные государства регулярно объединялись, начиная с XVII в., а эпизодически – еще раньше. Но союзы эти были недолговечными, так как многие государства если и не промышляли пиратством (как одно время Англия), то при случае фрахтовали каперы с наймом экипажа, но без контракта, с целью причинения вреда конкурентам. Однако с середины XIX в. государства столкнулись с тем, что преступность стала захлестывать промышленные города, и старые приемы и методы борьбы с ней оказались недейственными. Нужно было искать новые пути противодействия этому социальному злу, и эти поиски привели к необходимости консолидировать усилия государств.
   В связи с этим в 1872 г. в Лондоне собрался Международный конгресс по предупреждению преступности и борьбе с ней. Он положил начало целой череде Пенитенциарных конгрессов, которые в России одно время именовались Тюремными, что полностью соответствовало их содержанию, так как основное внимание конгрессы уделяли рассмотрению вопросов исполнения наказания в виде изоляции осужденного от общества. В 1890 г. Международный тюремный конгресс собирался в Петербурге. Надо отметить, что в тот период человечество предприняло консолидированные и невиданные до того усилия в целях борьбы с преступностью. Стало создаваться множество различных международных структур. Так, в 1885 г. в Антверпене был учрежден Конгресс уголовной антропологии, который собирался еще несколько раз. Самое активное участие в работе таких форумов принимали российские юристы, например Д. А. Дриль [120 - Люблинский П. И. Д. А. Дриль как участник международных конгрессов // Дриль Д. А. Преступность и преступники. Учение о преступности и мерах борьбы с нею. М.: ИНФРА-М, 2006. С. 751–755.].
   Международный конгресс в Лондоне учредил Международную тюремную комиссию, которой было поручено заниматься сбором статистических данных в пенитенциарной области, содействовать проведению уголовной реформы и созывать международные конференции. Комиссия просуществовала достаточно долго и даже работала в рамках системы Лиги Наций, где провела в течение 1925–1935 гг. три конференции. Последняя из этих конференций переименовала Международную тюремную комиссию в Международную уголовную и пенитенциарную комиссию.
   Лига Наций, как известно, была распущена, такая же участь постигла и Международную уголовную и пенитенциарную комиссию (МУПК). Однако вопрос о борьбе с преступностью с повестки дня не был снят и сразу после создания Организации Объединенных Наций функции и архивы Комиссии перешли в эту вновь созданную организацию. В своей резолюции 415 (V) от 1 декабря 1950 г. Генеральная Ассамблея санкционировала передачу ООН функций МУПК и одобрила инициативу, в соответствии с которой ООН обязалась каждые пять лет проводить международный конгресс для обсуждения политиками, чиновниками, учеными и специалистами в этой области любых актуальных проблем борьбы с преступностью. Одновременно в рамках Экономического и Социального Совета ООН (ЭКОСОС) был учрежден Комитет экспертов по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями. Именно он вел подготовку Первого Конгресса. В 1971 г. Комитет преобразовали в Комитет по предупреждению преступности и борьбе с ней, а в 1993 г. на его базе был создан более значимый по статусу орган – Комиссия по предупреждению преступности и уголовному правосудию. Комиссия работает в межконгрессионный период (заседания проходят, как правило, один раз в год) и готовит следующий Конгресс.
   Чем занимается Конгресс? Ответ на этот вопрос содержится в п. 29 Декларации принципов и программы действий Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, которые содержатся в приложении к резолюции 46/152 Генеральной Ассамблеи от 18 декабря 1991 г.: «Конгрессы Организации Объединенных Наций… в качестве консультативного органа программы представляют собой форум для:
   a) обмена мнениями между государствами, межправительственными и неправительственными организациями и отдельными экспертами, представляющими различные специальности и области знаний;
   b) обмена опытом в области исследований, права и разработки программ;
   c) выявления новых тенденций и проблем в области предупреждения преступности и уголовного правосудия;
   d) представления рекомендаций и замечаний Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию по отдельным вопросам, передаваемым им Комиссией;
   e) представления предложений для рассмотрения Комиссией в связи с возможными темами для включения в программу работы».
   К настоящему времени проведено одиннадцать конгрессов.
   Первый Конгресс собрался в Женеве (Швейцария) в 1955 г. В его работе участвовало 512 делегатов из 61 страны и территории, многочисленные наблюдатели и представители межправительственных и неправительственных организаций, а также 235 экспертов. По тем временам это был более чем представительный форум. На Конгрессе были приняты Минимальные стандартные правила обращения с заключенными, которые впоследствии неоднократно перерабатывались и дополнялись и действуют до сих пор. Они стали отправной точкой, прототипом международных моделей, стандартов, норм и руководящих принципов в области отправления уголовного правосудия. Советский Союз на этом Конгрессе представлен не был.
   Второй Конгресс проходил в Лондоне (Великобритания) в 1960 г. На нем обсуждался уже более широкий круг вопросов, в числе которых были: а) деятельность специальных служб полиции по предупреждению преступности несовершеннолетних; б) влияние средств массовой информации на отклонения в поведении несовершеннолетних; в) роль национального планирования в предупреждении преступности; г) краткосрочное тюремное заключение и использование труда заключенных; д) подготовка освобождаемых заключенных к жизни в обществе. Надо отметить, что подбор вопросов был связан с тем, что после Второй мировой войны в обществе произошли существенные социальные перемены, сопровождавшиеся бурным экономическим развитием. Преступность приобрела новые качества, в частности, резко возросла преступность несовершеннолетних, и необходимо было реагировать на эти изменения. Начиная с этого Конгресса делегации Советского Союза, а затем Российской Федерации активно работали на всех стадиях подготовки и проведения этого масштабного форума.
   Третий Конгресс был проведен в Стокгольме (Швеция) в 1965 г. На нем впервые участвовали представители новых независимых государств «третьего мира». Общее количество делегатов превысило тысячу человек, они представляли, в частности, 74 государства. Много внимания Конгресс уделил вопросам криминологических исследований с целью предупреждения преступности и профессиональной подготовке. На этой основе были выработаны политические рекомендации в отношении: а) связи между социальными изменениями и преступностью; б) роли общественности в предупреждении преступлений; в) снижения уровня рецидива; г) применения испытательного срока; д) применения специальных превентивных мер в отношении несовершеннолетних.
   Четвертый Конгресс собрался в Киото (Япония) в 1970 г. Это первый Конгресс, который проходил за пределами Европы. На нем впервые была сформулирована общая тема: «Преступность и развитие». Также впервые был обсужден вопрос о применении ранее принятого документа. Речь идет о Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными. Таким образом, были получены первые эмпирические результаты проделанной работы, которые подтвердили, что этот документ сыграл свою положительную роль в обеспечении основных прав миллионов заключенных в государствах – членах ООН.
   Пятый Конгресс собрался вновь в Женеве в 1975 г. На нем была представлена 101 страна и десятки организаций. Они обсуждали тему «Предупреждение преступности и борьба с ней – задача последней четверти века». На Конгрессе впервые преступность рассматривалась как бизнес и подчеркивался транснациональный характер прогрессирующей преступности. Конгресс разработал основы Кодекса поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка, который был принят Генассамблеей ООН (резолюция 34/169 от 17 декабря 1979 г.).
   Шестой Конгресс проходил в Каракасе (Венесуэла) в 1980 г. В определенном смысле слова это был прорыв: Конгресс впервые проходил в развивающейся стране, впервые – на американском континенте, впервые был подготовлен подробный всемирный обзор по преступности, информацию для которого представили 65 государств – членов ООН, впервые Конгресс признал, что программы предупреждения преступности должны основываться на социальных, культурных, политических и экономических условиях стран и составлять часть процесса планирования в целях развития (вполне марксистский, материалистический подход, за который до этого критиковали советскую криминологию). Форум был посвящен теме «Предупреждение преступности и качество жизни» и констатировал, что преступность принимает новые формы и масштабы, поэтому традиционные меры предупреждения преступности и борьбы с ней более не способны разрешить эту проблему. На Конгрессе была принята знаменитая Каракасская декларация, одобренная позже Генассамблеей ООН (резолюция 35/171 от 15 декабря 1980 г.). Было принято также около двадцати резолюций, сохраняющих свою актуальность до сих пор.
   Седьмой Конгресс вернулся в Европу и прошел в Милане в 1985 г. по теме «Предупреждение преступности в целях свободы, справедливости, мира и развития». Конгресс принял знаменитый Миланский план действий, одобренный Генассамблеей ООН (резолюция 40/32 от 29 ноября 1985 г.). В нем была изложена всемирная программа предупреждения преступности и уголовного правосудия в таких приоритетных областях, как незаконный оборот наркотиков, транснациональная организованная преступность и терроризм, особое внимание уделялось необходимости проведения исследований с целью выработки действий и оказания технической помощи развивающимся странам (последний тезис будет проходить красной нитью на всех последующих Конгрессах). Из наиболее значимых документов, принятых или разработанных Конгрессом для принятия на Генассамблее, следует отметить: Минимальные стандартные правила ООН, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила); Декларацию основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью; Основные принципы, касающиеся независимости судебных органов; Типовое соглашение о передаче заключенных-иностранцев (первый типовой двусторонний международный договор), а также рекомендации в отношении обращения с заключенными-иностранцами.
   Восьмой Конгресс снова вернулся на американский континент и прошел в Гаване (Куба) в 1990 г. Почти 1500 участников из 127 стран обсуждали десятки вопросов. Делегация Советского Союза являлась одной из самых представительных. Это был самый информационно насыщенный Конгресс, он принял самое большое число резолюций – 35. Из международных документов, которые были приняты или рекомендованы для принятия Генассамблеей, необходимо отметить следующие: а) Минимальные стандартные правила ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), – резолюция 45/110 Генассамблеи; б) Основные принципы обращения с заключенными – резолюция 45/111 Генассамблеи; в) Руководящие принципы ООН для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы) – резолюция 45/112 Генассамблеи; г) Правила ООН, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы, – резолюция 45/113 Генассамблеи; д) Основные принципы применения силы и огнестрельного оружия должностными лицами по поддержанию правопорядка; е) Руководящие принципы, касающиеся роли лиц, осуществляющих судебное преследование; ж) Основные принципы, касающиеся роли юристов.
   Кроме того, Конгресс принял или рекомендовал Генассамблее принять пять типовых международных договоров – проектов двусторонних соглашений, которыми руководствовались бы правительства в своих переговорах. Среди них был и такой принципиально важный для сегодняшнего дня документ, как Типовой договор о предупреждении преступлений, связанных с причинением ущерба культурному наследию народов в виде движимого имущества. Впервые была принята резолюция о преступлениях, связанных с использованием компьютеров, в которой Конгресс призвал государства-члены принять ряд мер, включая меры по обеспечению более надежной компьютерной безопасности и превентивные меры с учетом проблем, касающихся защиты неприкосновенности частной жизни, уважения прав человека и основных свобод, а также регулятивных механизмов, относящихся к использованию компьютеров. Конгресс принял также резолюцию о коррупции в органах государственной власти, во исполнение которой позже был разработан Международный кодекс поведения государственных должностных лиц (принят Генассамблеей 12 декабря 1996 г. – резолюция 51/59). Много внимания было уделено вопросам накопления и изучения опыта в сфере борьбы с преступностью в целях развития.
   Представители советской делегации принимали участие в обсуждении всех тем. Вносимые ими предложения, как правило, получали высокую оценку участников Конгресса. В частности, советской делегацией было предложено принять в максимально короткие сроки Конвенцию ООН «О борьбе с организованной преступностью» и разработать Минимальные стандартные правила обращения с лицами, обвиняемыми в совершении преступления. Кроме того, было внесено предложение рассмотреть на одном из следующих Конгрессов вопрос «Об общих принципах применения поощрения в борьбе с преступностью».
   Первое из упомянутых предложений получило выражение даже не в одной, а в нескольких конвенциях ООН и региональных международных организаций. Причем процесс этот не останавливается, конвенциональное развитие законодательства именно в этой сфере идет очень интенсивно. В будущем оно станет еще более заметным и значимым для национального законодателя. Организованная преступность не знает границ и не признает государственного суверенитета – это хорошо известное положение. Но она на этом не останавливается, и уже на следующем Конгрессе было специально подчеркнуто, что преступные группы, проводя свою деятельность на международном уровне, рассматривают границы не как барьеры, а как коммерческие возможности. Это очень опасная для государств тенденция.
   Второе предложение – Минимальные стандартные правила обращения с лицами, обвиняемыми в совершении преступления – интенсивно воплощается в жизнь. Многие национальные законодатели стали более внимательно относиться к этой проблеме.
   Третье предложение не получило, к сожалению, должного развития в том виде, в каком было внесено. Однако нельзя не заметить, что международное сообщество и национальные законодательные системы многих стран стали много внимания уделять реституционному правосудию. Выработавшийся за столетия стереотип пунитивного (от английского punitive – карательный) правосудия, известного у нас как обвинительный уклон, стал вытесняться доктриной реституционного правосудия, что вполне разумно. Дж. Мид в связи с этим пишет: «Враждебность по отношению к нарушителю закона неизбежно предполагает установки на возмездие, подавление и исключение. Последние не обеспечивают нас никакими принципами для искоренения преступности, для возвращения нарушителя к нормальным социальным отношениям или для формулировки нарушенных прав и установлений с точки зрения их позитивных социальных функций» [121 - Мид Дж. Психология пунитивного правосудия // Американская социологическая мысль. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 249.].
   Для согласования этих непримиримостей мы и должны использовать метод поощрения в уголовном праве как равноправный. Вопрос достижения подлинной гармонии между принуждением и поощрением в уголовном праве – это вопрос будущего. Мы находимся лишь в самом начале этого пути.
   Реституционное правосудие (от английского restorative – восстановление), главная цель которого – урегулирование конфликта [122 - E/CN.15/1998/2/Add. l/Rev. l.], может стать новым шагом в деле борьбы с преступностью. Иными словами, цель уголовного правосудия переносится с осуждения на восстановление, реставрацию нормальных общественных отношений, в том числе и между виновным и потерпевшим, которые оказались порушены совершенным преступлением. В полной мере на достижение этой цели направлена норма ст. 76 УК РФ: «Лицо, впервые совершившее преступление небольшой тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред». (Следует обратить особое внимание на обязательность признака заглаживания вреда для приведения нормы в действие.) Это принципиально иной подход к проблеме уголовного правосудия, который не исключает и не может исключить существующий, но обязан его максимально дополнить [123 - Горичева В. Л. Освобождение от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим как институт уголовного права: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Рязань, 2004.].
   Данная тема напрямую связана с другой проблемой, вызвавшей острую полемику на Конгрессе. Речь идет о политике в области тюремного заключения (под тюремным заключением понималось наказание, связанное с контролируемой изоляцией осужденного от общества). Споры велись в основном вокруг возможности перевоспитания преступника в местах лишения свободы. В разных странах на это смотрели с различных позиций. Одни утверждали, что наказание само по себе уже несет элемент перевоспитания. Другие весьма скептически отнеслись к идее перевоспитания вообще. В конце концов и те и другие сошлись на том, что, если есть хоть малейший шанс перевоспитать преступника, следует незамедлительно принять все меры для его реализации.
   Одним из наиболее важных вопросов, затронутых в рамках этой темы, был поиск возможностей для введения мер, альтернативных лишению свободы. Дело в том, что уже долгие годы лишение свободы во многих странах является основной формой наказания, которое применяет общество по отношению к правонарушителям. Эта практика, как оказалось, беспокоит многих, тем более что содержание преступников за решеткой было признано неэффективным по отношению к лицам, совершившим малозначительные по своей общественной тяжести преступления, и к тем, кто совершил преступления по неосторожности. Кстати, на Конгрессе было отмечено, что в связи с усиливающейся индустриализацией общества увеличивается и число преступлений по неосторожности. В целом же при обсуждении этого вопроса выработалось мнение о необходимости использования мер, альтернативных тюремному заключению. Было предложено более широко использовать системы штрафов и материальных компенсаций потерпевшим.
   Мы достаточно подробно остановились на анализе этого Конгресса, поскольку он был одним из самых плодотворных и по сути последним конгрессом, работавшим в сложившемся формате.
   Девятый Конгресс впервые собрался на Африканском континенте в Каире (Египет) в 1995 г. Главными вопросами повестки дня были планы по борьбе с транснациональными преступными синдикатами и с экономической преступностью посредством укрепления международного сотрудничества и оказания практической технической помощи с целью укрепления принципа верховенства права, а также меры борьбы с «отмыванием денег». Успешной работе способствовали два других мероприятия, проведенные годом раньше: Международная конференция по предупреждению «отмывания денег» и использования доходов от преступной деятельности и борьбе с ними: глобальный подход (Курмейёре, Италия – E/CONF.88/7) и Всемирная конференция на уровне министров по организованной транснациональной преступности (Неаполь, Италия – А/49/748).
   На Конгрессе впервые была реализована такая форма работы, как семинары-практикумы. С тех пор они стали неотъемлемой частью последующих конгрессов. Семинары-практикумы проводились с целью содействовать осуществлению более эффективных действий в области предупреждения преступности и виктимизации, а также реформе систем уголовного правосудия во всем мире. Эти семинары обеспечили уникальную возможность для обмена опытом и осуждения успешных мер по решению конкретных проблем, связанных с материально-правовыми вопросами, которые рассматривались на Конгрессе. Конгресс принял 11 резолюций. Его работа показала, что основная текущая работа уже перенесена в Комиссию и этот процесс будет продолжаться.
   Во время открытия Конгресса Генеральный секретарь Джорджио Джакомелли обратил внимание на то, современная преступность сумела превратить множество положительных качеств развивающегося мира в отрицательные. Она в уродливых формах использует именно те тенденции, которые обеспечили так много выгод: прогресс технологии в области информатики и транспорта, ослабление пограничного контроля и интернационализация мировых рынков. Так, например, участники современных транснациональных группировок занимаются не только незаконной торговлей, в том числе людьми, оружием и опасными материалами, но и порождают коррупцию, совершают преступления, причиняя страдания людям и нанося ущерб окружающей среде. Каждая страна обязана сделать все возможное для того, чтобы защитить своих детей и будущие поколения от бедствий, причиняемых преступностью, которая в некоторых странах достигла таких размеров, что бросает вызов законным правительствам, создавая угрозу их экономическому и социальному порядку.
   Несмотря на достаточную жесткость такой постановки вопроса, проблема все же была смягчена, ибо преступность уже в тот период времени приобрела в ряде регионов характер угрозы национальной безопасности. Суть реализации этой угрозы проста: государство как суверенное образование прекращает свое существование [124 - Организованная преступность: тенденции, перспективы борьбы. Владивосток, Изд-во Дальневост. ун-та, 1999. С. 7.]. Современные события на территории ряда государств СНГ, на Балканах, в Ираке ярко иллюстрируют этот тезис. К сожалению, опасный тренд пока не преодолен.
   Десятый Конгресс состоялся в Вене (Австрия) в 2000 г. и был посвящен теме «Преступность и правосудие: ответы на вызовы XXI века». В работе Конгресса приняли участие представители 137 правительств, в том числе 89 министров и глав государств. Принимающая страна сформировала самую большую делегацию – 45 человек. На этом Конгрессе впервые был проведен этап высокого уровня. Конгресс обсудил следующие вопросы: а) укрепление законности и упрочение уголовного правосудия; б) международное сотрудничество в борьбе с транснациональной организованной преступностью: новые вызовы в XXI веке; в) эффективное предупреждение преступности: в ногу с новейшими достижениями; г) правонарушители и жертвы: отчетность и справедливость в процессе отправления правосудия. В отличие от предыдущих форумов, данный Конгресс не рассматривал ни одной резолюции. Обсуждалась и была принята только Венская декларация о преступности и правосудии: ответы на вызовы XXI века [125 - Подробнее о Конгрессе см.: Десятый Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями: Сборник документов / Сост. канд. юрид. наук А. Г. Волеводз. М.: Юрлитинформ, 2001; Лунеев В. В. Десятый Конгресс ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, его место в истории Конгрессов // Гос. и право. 2000. № 9. С. 95–100.]. Это еще раз подчеркивает значимость межконгрессионной работы, проводимой, прежде всего, Комиссией по предупреждению преступности и уголовному правосудию.
   На Конгрессе впервые очень остро прозвучала тема, которая беспокоит правительства многих, если не всех, стран, – вывоз капитала из страны происхождения и «отмывание денег». Причем понимание существа этой проблемы в разных странах различное. И в дискуссиях на Конгрессе это проявилось особенно ярко.
   Дело в том, что крупные промышленно развитые страны, мягко говоря, высказывают постоянную обеспокоенность оффшорной политикой островных и малых государств. При этом они иногда в достаточно императивной форме требуют «наведения порядка» в зонах «налогового рая». В то же время сами оффшоросодержащие страны обоснованно говорят, что тем, кто высказывает претензии, необходимо, прежде всего, навести порядок с вывозом капиталов в своей стране. Именно на этом вопросе сосредоточил свое внимание, выступая на Конгрессе, Д. Симмонс – Генеральный прокурор Барбадоса.
   На данный момент ситуация в определенном смысле тупиковая: «большие» страны не могут навести порядок у себя, поэтому стремятся навести порядок в оффшорных зонах, а те, в свою очередь, разумеется, всячески этому препятствуют. Без разработки блока наднациональных, международных норм из тупика не выйти. Но процесс согласования на этом пути видится очень и очень трудным.
   Даже минуя тему оффшора, понятно, что страна – получатель капитала – «чистого» или «грязного» – не хочет просто так расставаться с ним. Вот почему на Западе до сих пор нет ни одного «громкого» дела по капиталам, вывезенным из России. Дело с Bank of New York и ряд других на глазах превратились в дела о неуплате налогов, что вовсе не равнозначно первоначально продекларированным обвинениям.

§ 2. XI Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию

   Одиннадцатый Конгресс проходил с 18 по 25 апреля 2005 г. в Бангкоке (Таиланд). Это первый Конгресс, проходивший под новым названием – Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию. Новое название более адекватно отражает суть проблем, рассматриваемых на Конгрессе. Российскую делегацию возглавлял заместитель министра внутренних дел А. П. Новиков. В состав делегации входили представители МИДа, МВД, ФСБ и Минкультуры. В работе Конгресса впервые принимал участие и выступал А. Е. Сафонов – специальный представитель Президента Российской Федерации по международному сотрудничеству в вопросах борьбы с терроризмом и транснациональной организованной преступностью. Общая численность делегации – 20 человек. К сожалению, не были представлены органы прокуратуры и суда, Минюст и другие правоохранительные структуры. Научные учреждения были представлены только Дальневосточным государственным университетом.
   Главная тема Конгресса – «Взаимодействие и ответные меры: стратегические союзы в области предупреждения преступности и уголовного правосудия». В повестку дня были включены следующие основные пункты: а) эффективные меры по борьбе с транснациональной организованной преступностью; б) международное сотрудничество в борьбе с терроризмом и связи между терроризмом и другой преступной деятельностью в контексте работы Управления ООН по наркотикам и преступности; в) коррупция: угрозы и тенденции в XXI веке; г) экономические и финансовые преступления: вызовы устойчивому развитию; д) обеспечение действенности стандартов: пятьдесят лет деятельности по установлению стандартов в области предупреждения преступности и уголовного правосудия.
   Проходили также шесть ориентированных на практические действия семинаров-практикумов по темам: а) расширение международного сотрудничества в правоохранительной области, включая меры по выдаче; б) активизация реформы системы уголовного правосудия, включая реституционное правосудие; в) стратегия и самые эффективные методы предупреждения преступности, в частности применительно к преступности в городах и к молодежи, составляющей группы риска; г) меры по борьбе с терроризмом согласно соответствующим международным конвенциям и протоколам; д) меры по борьбе с экономическими преступлениями, включая «отмывание денег»; е) меры по борьбе с преступлениями, связанными с использованием компьютеров.
   С 23 по 25 апреля прошел этап высокого уровня, где выступали главы делегаций, представители правительств государств-участников.
   ООН – организация универсальная, занимающаяся всеми проблемами планеты. Особенностью прошедшего Конгресса, как указывалось, было то, что он проходил вскоре после представления (2 декабря 2004 г.) Доклада Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (А/59/565), подготовленного по заданию Генерального секретаря, и Доклада самого Генерального секретаря (21 марта 2005 г.) «При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех» (А/59/2005). Если в первом документе много внимания уделяется проблемам борьбы с терроризмом и транснациональной организованной преступностью, то во втором – проблеме укрепления верховенства права, демократии и правам человека в их практическом достижении для каждого жителя планеты.

2.1. Необходимое отступление, или Синергетика и преступность: взгляд в будущее [126 - При написании этого раздела неоценимую помощь оказал своими консультациями Николай Николаевич Энгвер – доктор экономических наук, профессор, ученый энциклопедического склада. Огромное ему за это спасибо.]

   Итак, главная тема Конгресса была сформулирована как «Взаимодействие и ответные меры: стратегические союзы в области предупреждения преступности и уголовного правосудия». Это официальный перевод и официальное название темы на русском языке. Официальная версия английского названия выглядит следующим образом: «Synergies and responses: Strategic alliances in crime prevention and criminal justice». Перевод на русский язык в целом не вызывает нареканий, кроме одного момента. Для нас в данном случае важно правильное уяснение смысла одного слова – «synergy» (синергия, синергизм). Во французском и испанском вариантах названия также присутствует это слово (о китайском и арабском языках ничего сказать не можем). Таким образом, в трех из шести официальных языков Конгресса присутствует слово «синергия», хотя во всех этих языках есть аналоги слова «взаимодействие». Это вполне естественно, поскольку «синергия» – не испанское, не французское и даже не английское, а греческое слово, которое давным-давно используется в медицине. Synergeia (сотрудничество, содружество) – «вариант реакции организма на комбинированное воздействие двух или нескольких лекарственных веществ, характеризующейся тем, что это действие превышает действие, оказываемое каждым компонентом в отдельности» [127 - Словарь иностранных слов. М.: Русский язык, 1989. С. 467.] (речь идет об эффекте эмерджентности, что очень важно для уяснения смысла). В медицине используются также другие понятия, производные от этого слова: «синергиды» – совместно действующие, синергисты, или синергетические мышцы, – действующие в одном и том же направлении относительно другой мышцы и др. О синергии – согласовании между машиной и управляющим ею человеком – упоминается во многих работах по кибернетике; о синергетическом слиянии ряда методов говорят математики и т. д. Этот ряд сегодня можно продолжать достаточно долго.
   Более детальное изучение показывает, что практически во всех случаях известного ранее использования этого слова есть указание на совместность действия, приводящего очень часто к созданию нового качества. Таким образом, мы не можем использовать слово «взаимодействие» при переводе на русский язык. Вот почему в иноязычных версиях европейских языков присутствует греческое слово, а не собственный аналог. Нам тоже не следовало переводить, точнее, искать русский заменитель этого слова, поскольку оригинальное греческое слово более полно отражает суть происходивших на Конгрессе поисков адекватных ответов на вставшие перед человечеством вызовы, связанные с ростом преступности и приобретением преступностью новых качеств [128 - О новых качествах преступности см.: Россия в фокусе криминальной глобализации. Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2002. С. 27–40.]. Кстати, во время синхронного перевода выступлений переводчики очень часто, а концу Конгресса почти всегда, не переводили используемые ораторами термины, произнося вслед за ними «синергия», «синергизм», «синергетический эффект». И ни у кого не возникло трудностей с осмыслением сказанного.
   Мы понимаем, что внедрение в гуманитарную среду такого «громоздкого» на сегодняшний день термина выглядит достаточно «коряво», поэтому еще раз подчеркнем: использование переводчиками слова «взаимодействие» вместо, допустим, «синергизм» или «синергетические проявления» – пусть поразмышляют специалисты-лингвисты – совершенно правомерно, с точки зрения перевода, но оно напрочь стирает основную смысловую нагрузку термина «синергия». С точки зрения герменевтики, мы в этом случае теряем значительно больше, чем приобретаем.
   Это не технологический, а чрезвычайно важный смысловой, содержательный вопрос. Некоторое время тому назад, когда все бросились обсуждать проблему «устойчивого развития», Н. Н. Моисеев – большой ученый и мыслитель современности – специально подверг анализу английский термин «sustainable development», показав неадекватность его перевода на русский язык именно как «устойчивое развитие» [129 - Моисеев Н. Н. Время определять национальные цели. М.: Изд-во МНЭПУ, 1997. С. 80–102.]. По его мнению, более адекватно переводить это выражение как «допустимое развитие», а «устойчивое развитие» – особенно неудачная трактовка. [130 - Моисеев Н. Н. С мыслями о будущем России. М.: Фонд содействия развитию социальных и политических наук, 1997. С. 127.] К сожалению, его рассуждения на этот счет по большей части стали известны только специалистам (хотя докладывались даже депутатам Государственной Думы), что привело и продолжает приводить к непониманию сути концепции «sustainable development». Само выражение, «родившееся как научный термин, постепенно приобрело и политический контекст» [131 - Там же.].
   Мы пытаемся воспрепятствовать подобному развитию событий в сфере формирования идеологии борьбы с преступностью. В ней и так сегодня присутствует непонимание, связанное не только с подходами различных научных школ, но и с элементарным незнанием, безграмотностью тех, кто принимает решения [132 - Более подробно об этом см.: Побегайло Э. Кризис современной российской уголовной политики // Уголовное право. 2004. № 3, 4.], поэтому не стоит это непонимание усугублять ссылками на международный опыт.
   Собственно о взаимодействии при изучении окружающего мира философы писали давно, а может быть, и всегда [133 - Во всяком случае, такой вывод напрашивается после изучения работы Р. Рорти «Философия и зеркало природы» (Новосибирск: Изд-во Новосибирск, ун-та, 1997).]. Гегель ввел даже категорию взаимодействия, которой уделял большое внимание. Позже Ф. Энгельс в «Диалектике природы», ссылаясь на Гегеля, будет, по сути, его цитировать: «… взаимодействие является истинной causa finalis [134 - Конечной причиной.] вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади его нечего больше познавать» [135 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 546. – Современные теории естествознания уверяют и подтверждают это примерами из естественных наук, что и дальше причинно-следственных связей есть что познавать. Философы помогают осмыслить эти утверждения (см.: Сагатовский В. Н. Философия развивающейся гармонии: философские основы мировоззрения: В 3 ч. СПб.: Изд-во С. – Петерб. ун-та, 1997–1999). Юристы также считают, что традиционно ограничиваться причинной связью в деле изучения преступности нельзя (см.: Тер-Акопов А. А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. М.: ЮРКНИГА, 2003; Филимонов В. Д. Норма уголовного права. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. С. 141–157 и др.).]. Однако сам Гегель рассматривал категорию взаимодействия как многомерную, специально подчеркивая, что, исключительно с точки зрения взаимной причинности, само взаимодействие есть «только пустой способ» [136 - Гегель Г. В. Ф. Наука логики. М.: Мысль, 1999. С. 639.], «сама причинность» [137 - Там же. С. 640.].
   На каком-то этапе развития человеческой мысли термин «взаимодействие» перестал вмещать в себя всю необходимую глубину подходов к осмыслению различных явлений.
   С 1973 г., с подачи профессора Штутгартского университета Г. Хакена, мир заговорил о синергетике как новом направлении исследований [138 - См.: Хакен Г. Синергетика. М., 1980.]. Поначалу синергетика развивалась как междисциплинарное научное направление, но сегодня уже ни у кого нет сомнений в самостоятельном характере новой дисциплины и науки – синергетики. «Возникновение синергетики оказало влияние на развитие научного знания в целом. Синергетика, инициируя изучение универсальных законов порядкообразования, создает в научном знании своего рода „эффект кристаллизации“, структурируя научную среду, группируя вокруг себя предметные поля и методологические интенции самого широкого круга естественных, гуманитарных и социальных наук, так или иначе связанных с анализом проблем порядка и хаоса, и оказывая существенное влияние на теорию и методологию этих наук» [139 - Василькова В. В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. (Синергетика и теория социальной самоорганизации). СПб.: Лань, 1999. С. 6.].
   Синергетика зарождалась как наука, изучающая хаос и его метаморфозы при стабилизации и упорядочивании хаотических процессов. Оказалось, что реальный мир управляется не только детерминистическими законами, но и спонтанно происходящими процессами, причина которых не известна не только нам, но и Природе, но которые мы очень часто можем наблюдать. Как происходят процессы в точке бифуркации – в точке слома старых системных связей и появления новых, в точке «принятия решения», мы не знаем, но до определенной степени можем их иногда предугадать. Достаточно вспомнить знаменитое: «Сегодня выступать рано, а завтра будет поздно…» Синергетика изучает сильно неравновесные системы, в которых «самое слабое воздействие может иметь совершенно неожиданный результат» [140 - Сагатовский В. Н. Указ. соч. С. 22.].
   Пока еще мы не знаем всех возможностей синергетики, но в ближайшее время она, вполне возможно, блеснет новыми, неожиданными гранями. Недаром директор Института философии РАН, академик В. С. Степин считает, что синергетика будет в центре естественно-научной парадигмы XXI в. «Идеи синергетики сегодня претендуют на роль фундаментальных представлений общенаучной картины мира» [141 - Степин В. С. Самоорганизующиеся системы и постнеоклассическая рациональность // Вопросы философии. 2003. № 8. С. 11.]. Во всяком случае, сегодня интерес к синергетике огромен. В Москве издательство УРСС уже на протяжении ряда лет издает серию «Синергетика: от прошлого к будущему». По некоторым данным, ежемесячно распродается более тысячи книг этой серии [142 - Пенроуз Р. Новый ум короля: О компьютерах, мышлении и законах физики. М.: Едиториал УРСС, 2005. С. 4.], а ведь речь идет об очень специальной литературе, и эти показатели растут.
   В самом общем виде сегодня синергетика – это наука о самоорганизации и самоорганизующихся системах, это теория самоорганизации, теория эволюции самоорганизующихся систем «открытого типа с нелинейными обратными связями» [143 - Словарь философских терминов. М.: ИНФРА-М, 2005. С. 504.]. Если говорить более предметно, то синергетика – это наука о самоорганизации, происходящей за счет механизмов взаимодействия особого вида, который описывают посредством корреляций и флуктуации. Причем корреляции и флуктуации следует рассматривать в том аспекте, в котором говорил о них И. Пригожин [144 - Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: КомКнига, 2005.]. Дело в том, что И. Пригожий рассматривал корреляцию и флуктуацию в режиме возникновения диссипативных структур, возникающих как процесс и результат самоорганизации. Для их возникновения необходимо появление диссипативного (рассеивающего) фактора. События октября-ноября 2005 г. в Париже, других городах Франции и Европы хорошо это иллюстрируют. Вот почему дополнение о механизмах особого рода является весьма важным. Следует отметить, что дополнительность сегодня «стала одной из категориальных характеристик современной картины мира: полная картина любого явления включает в себя разные, вплоть до взаимоисключающих, описания, поскольку любое явление существует на пересечении различных взаимодействий, порождающих у него различные свойства» [145 - Сагатовский В. Н. Указ. соч. С. 16.]. Этот тезис, как ни странно, подтверждается математически. Речь идет о теоремах К. Гёделя о неполноте и непротиворечивости: формальная система, если она не противоречива, то она не полна, но непротиворечивость системы не может быть доказана или опровергнута языком и средствами данной системы. Всегда остается некий «нерастворимый осадок», восходящий к отсутствующей структуре [146 - Здесь надо погружаться в лабиринты мысли Умберто Эко (см.: Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. – СПб.: Симпозиум, 2004).], ибо «всякая формальная система имеет свойство сиюминутности и „человеко-зависимости“» [147 - Пенроуз Р. Указ. соч. С. 121.].
   Несмотря на эти короткие и, откровенно говоря, поверхностные замечания, у читателя наверняка возникнет вопрос: почему именно корреляция и флуктуация приобретают такую значимость в данном контексте?
   Если с корреляцией, характеризующей статистически заметное и поэтому просчитываемое соотношение, соответствие, согласованность, взаимосвязь и взаимозависимость предметов или явлений, юристы, особенно работающие с правовой статистикой, сталкиваются достаточно часто, то о флуктуации многие и не слышали. Между тем знание истинного значения флуктуации помогает пониманию тех процессов, которые привычным языком не поддаются адекватному описанию. В самом общем виде флуктуации – мгновенные случайные отклонения от средней величины, от состояния равновесия, к которому стремится любая система. «Флуктуации могут оказаться столь сильными, что возникает необратимость развития: прежняя система либо качественно изменяется (рождается новая структура, порядок, связанный с новой дифференциацией элементов системы), либо вообще разрушается» [148 - Василькова В. В. Указ. соч. С. 19.]. Сильные отклонения от средней величины могут породить новое качество, которое нужно будет впоследствии учитывать как основное. В этом и заключается огромное значение флуктуаций, вот почему их надо изучать.
   Как наглядный пример флуктуации в криминологии можно рассматривать феномен случайного преступника – человека, совершившего деяние, которое противоречит общей положительной направленности его личности, а сам человек не вписывается в привычные характеристики преступников и преступной среды [149 - Голик Ю. В. Случайный преступник. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1984.]. В местах лишения свободы таких лиц называют «случайными пассажирами» [150 - Яковлев Н. А. Тюремная (пенитенциарная) субкультура как криминогенный фактор и перспективы нейтрализации ее негативного влияния: Дис… канд. юрид. наук. Елец, 2006.].
   В этом отношении значение флуктуаций сродни значению анормального дискурса в герменевтике. «Результатом анормального дискурса может быть все что угодно, – от полной бессмыслицы до интеллектуальной революции, и никакая дисциплина не может описать этого дискурса, как нельзя описать непредсказуемое или „творческое“». [151 - Рорти Р. Указ. соч. С. 237.]
   Здесь мы должны использовать еще одно новое для юристов понятие, введенное А. Пуанкаре, – аттрактор (квазиустойчивое состояние). «Аттракторами называют точки или замкнутые линии, притягивающие к себе все возможные траектории поведения системы» [152 - Томпсон М. Философия науки. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2003. С. 200.], при этом все малые возмущения автоматически подавляются. В политологии и социологии последнего десятилетия аттракторами называют центры притяжения, влияющие на поведение системы, изменяющие ее отдельные параметры или ее самою. При этом происходит удивительная и уникальная вещь: будущее влияет на настоящее. «Будущее бросает тень на настоящее». Не прошлым, а будущим можно формировать настоящее – что может быть привлекательнее для социального конструктора (политика, социолога, юриста).
   Помимо аттрактора существуют и так называемые странные аттракторы. Если поведение системы при наличии аттрактора можно до определенной степени просчитать, то странный аттрактор – это непредсказуемо и произвольно двигающийся центр притяжения, просчитать движение которого и реакцию на это движение системы иногда практически невозможно.
   Многие жители Санкт-Петербурга знают, что в какие-то дни в центральные ворота знаменитых «Крестов», стоящих на набережной Невы, врезаются на полной скорости легковые и грузовые автомашины. Никаких причин для такого странного поведения водителей обычно не находится. Вразумительного объяснения никто – ни работники ГАИ, ни сами водители – дать не могут, хотя ветераны администрации «Крестов» склонны утверждать, что это «отрицательная энергия» преступников, содержащихся там, притягивает к себе водителей («минус», как мы знаем, притягивает «плюс»). Возможно, кто-нибудь когда-нибудь и сможет это просчитать.
   Харизма также притягивает людей, и люди готовы совершать и совершают самые разные поступки. Это известно давно и в какой-то мере описано Л. Гумилевым [153 - Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: Рольф, 2001.] и А. Чижевским [154 - Чижевский А. Л. Земля в объятиях Солнца. М.: Эксмо, 2004.]. События в Москве в августе 1991 и сентябре-октябре 1993 гг., а равно «футбольный погром» на Манежной площади в Москве в июне 2002 г. и киевский «майдан» 2004 г. хорошо иллюстрируют этот тезис.
   Рано или поздно должен возникнуть вопрос: зачем это нужно юристам и тем более юристам-«уголовникам» и криминологам? Ответ прост: только во взаимодействии различных наук, при комплексном использовании их достижений, мы сможем познать окружающий нас мир, сможем добиться реальных успехов в деле борьбы с преступностью, досаждающей человечеству все больше и больше [155 - Очень интересен и перспективен в этом отношении подход теоретиков к изучению феномена правовой жизни современной России (см.: Правовая жизнь в современной России: теоретико-методологический аспект. Саратов: Изд-во ГОУ ВПО «Саратовская государственная академия права», 2005). Без использования синергетического подхода понять этот феномен вряд ли возможно.]. Г. Г. Малинецкий в своем предисловии к великолепной книге Роджера Пенроуза «Новый ум короля», ссылаясь на Э. Вигнера, приводит метафору, в которой здание науки сравнивается с большим красивым замком [156 - Пенроуз Р. Указ. соч. – С. 7.]. Но мало в него попасть, надо еще знать все ходы и переходы, все соединения, все тайные комнаты, чердаки, подвалы и т. д. И это действительно так. Кто бывал в главном – высотном – здании МГУ, вспомните, как вы первый раз плутали там: аудитории, лаборатории, столовые, магазины… Там можно жить годами, не выходя на улицу, нужно только уметь ориентироваться. А это не самая сложная постройка Москвы. Храм науки намного сложнее и стократ прекраснее. В него можно войти и… Впрочем, это как у кого получится.
   Преступность можно рассматривать как открытую подсистему всей системы общественных отношений. В свою очередь преступность делится на ряд относительно автономных подструктур (не стоит городить огород из словосочетаний «подсистема подсистемы»). В связи с этим процессы, происходящие в подсистеме, влияют на процессы, происходящие в системе в целом, и наоборот. При более подробном анализе конкретной ситуации мы легко выйдем на примеры кольцевой причинности, т. е. «обратной связи», при которой следствие начинает функционировать уже как причина изменения предшествующих связей («круговорот воды в природе» – классический пример кольцевой причинности). Возможно появление точек бифуркации, после которых развитие пойдет другим, непредсказуемым путем, влекущим распад ряда подсистем, расшатывание всей системы, а то и ее замену другой [157 - Очень занимательный анализ на это счет проводит Умберто Эко (см.: Эко У. Средние века уже начались // Иностранная литература. 1994. № 4. С. 259–268).]. В новейшей истории это подтверждают события 1991–1993 гг. в России.
   Преступность представляет угрозу национальной безопасности. Этот ставший расхожим и даже популярным сегодня тезис также подтверждает эту мысль.
   Очевидно, что, для того чтобы эффективно противостоять преступности, надо эту самую преступность знать. И знать очень хорошо! Как происходило и во многом происходит до сих пор познание этого феномена? В основном через изучение того или иного фактора или группы факторов (пол, возраст, время года, местность, образование, имя и т. д., и т. п.). В настоящее время количество изучаемых криминогенных факторов исчисляется уже сотнями и продолжает увеличиваться. В скором времени наверняка наступит предел информационного насыщения по этому направлению, который приведет к появлению каких-то новых интегративных показателей. Разработали же экономисты систему абстрактных биржевых индексов, которыми каждый день пичкают нас информационные каналы и которые отражают реально происходящие в экономике процессы. Отражают буквально пошагово и в реальном времени.
   Так должно произойти и с описанием преступности. Наверняка есть несколько реальных показателей – два, три, четыре… (их не может быть слишком много), которые «вчерне» характеризуют всю преступность. Эти показатели, в свою очередь, должны обрасти другими, характеризующими детали, важные для государственных органов. На этой основе и должен появиться некий индекс (или индексы), который и будет давать почти исчерпывающую характеристику текущего криминального момента. Наша задача – отыскать эти обстоятельства. Другого выхода нет, так как сам по себе количественный рост изучаемых параметров уже не способен давать исчерпывающие ответы на возникающие вопросы. Эти показатели должны гармонично объединять все ныне существующие. Количество должно перейти в качество. Причем делается это не просто для описания социального явления, называемого преступностью, а для выработки оптимальных мер реагирования общества на все негативные отклонения, для прогноза развития ситуации, а по большому счету – для защиты общества, для обеспечения национальной безопасности.
   Преступность предстает перед нами как открытая социальная система, связанная тысячами живых нитей со всем обществом, постоянно «подпитывающаяся» за счет общества и постоянно его «отравляющая». В искаженном виде, а точнее в преломленном, приспособленном под свои цели, преступный мир воспринимает и общесоциальные идеи о добре и зле, гуманизме, наказании и прощении. Разъединить и изолировать друг от друга преступный мир и здоровое общество объективно невозможно [158 - См. об этом: Анисимков В. М. Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003.]. Если бы это удалось сделать, то с преступностью было бы покончено раз и навсегда, ибо, «закрыв» социальную преступную среду, мы обрекли бы ее на вымирание. «Закрытые», замкнутые системы нежизнеспособны и обречены на самопоглощение и вымирание. Спасти и обновить их может только приток новой крови. Вот почему крупные преступные группировки в последнее десятилетие обратили внимание на молодежь и загодя подбирают и готовят себе замену.
   В каждой сложной системе, и тем более в системе, состоящей из множества подсистем, происходят постоянные конструктивно-деструктивные процессы, процессы самоорганизации. Происходят такие процессы и в преступной среде: там постоянно кто-то «выбывает», но так же постоянно кто-то и вливается в эту среду. Старые воровские «законы» рушатся, им на смену приходят новые «понятия». Затем появляются «отморозки», которые не соблюдают никаких «понятий», т. е. не соблюдают ничьих правил игры, а свои не устанавливают. Отношения между ними основываются на агрессии или на дружеской договоренности. Возможен и союз по принципу общих интересов. Между различными группами идет непрекращающаяся война. Иногда она возникает даже без формальных и видимых причин. Литература и телевидение последних пятнадцати лет полны примерами на эту тему. Речь идет как о документальных примерах, так и об их художественном обобщении. Полезно знать и то, и другое.
   С начала 80-х годов прошлого века мы постоянно говорим о проблеме организованной преступности. При этом очень часто забывается, что сама по себе организованная преступность есть порождение сложнейших процессов самоорганизации в преступной среде. В противном случае она не стала бы организованной. Или надо было искать источник, генератор организации вне преступной среды. Однако сегодня уже мало признать сам по себе этот факт. Преступность приобрела в современной России качественно новый характер и качественно новое значение, что позволяет делать выводы о том, что «организованная преступность стала одной из наиболее распространенных форм социальной организации в России» [159 - Овчинский В. Криминал и либерализм. Как преодолеть кризис уголовной политики // Независимая газета. 2006. 18 апреля. С. 14.].
   Процессы самоорганизации происходят в живой и неживой природе постоянно, не останавливаясь ни на мгновение. Это типичное явление для всего Космоса [160 - Лем С. Сумма технологии. М.: ООО «Издательство ACT»; СПб.: Terra Fantastica, 2004. С. 51.]. Когда «физические» процессы накладываются на жизнь социума, тогда могут происходить самые вероятные и самые невероятные вещи. Например, в литературе подробно описывался и всесторонне анализировался пример энергетической катастрофы в Нью-Йорке в 1977 г., когда вслед за выходом из строя системы энергоснабжения города начались непредсказуемые социальные происшествия как преступного, так и непреступного характера [161 - Мучник Г. Порядок и хаос // Наука и жизнь. 1988. № 3. С. 71.]. Нечто подобное происходило и в октябре 2005 г. в Пакистане после сильнейшего землетрясения, а летом этого же года – в Новом Орлеане после мощнейшего шторма. Дело в том, что современный город очень сильно зависим от внешней инфраструктуры и энергоснабжения. Если двести лет назад город нуждался только в воде и хлебе, то сегодня даже кратковременный выход из строя относительно небольшой энергомагистрали, как было в Москве летом 2005 г., способен парализовать – полностью или частично – жизнь мегаполиса: мгновенно останавливается общественный транспорт, все магистрали превращаются в одну сплошную пробку, начинаются аварии и связанные с ними «разборки». Начинается хаос, могущий очень быстро перерасти в панику. Затем следуют погромы магазинов – больших и маленьких, нападения сильных на слабых и т. д. Легче всего из хаоса выходят более отсталые в техническом плане общества: они меньше теряют, люди быстрее приспосабливаются к ухудшившимся условиям и таким образом им проще реадаптироваться к прошлому. Упоминавшиеся события в Пакистане это наглядно продемонстрировали.
   В сфере борьбы с преступностью необходимо помнить, что синергетические процессы идут «по обе стороны баррикад»: самоорганизуется преступная среда и самоорганизуется сама сфера борьбы с преступностью. Когда у правоохранительных органов не хватает сил легальными средствами и способами противостоять натиску преступной среды, тогда начинают спонтанно применяться нелегитимные способы борьбы с преступностью. К сожалению, иногда такие идеи проникают и в среду теоретиков уголовного права [162 - См.: Философия уголовного права. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. С. 44–46.].
   Процессы самоорганизации постоянно происходят в среде осужденных, отбывающих наказание в виде лишения свободы. Администрации мест лишения свободы хорошо известна категория приспособленцев, которые разыгрывают из себя «раскаявшихся грешников», заслуживая таким образом условно-досрочное освобождение. Как правило, примерное законопослушное поведение у них начинается незадолго до истечения требуемого законом срока реального отбытия наказания в виде лишения свободы.
   Заметно меняется и поведение осужденных в ИТУ накануне возможного объявления Государственной Думой амнистии. Те осужденные, которым заведомо не на что надеяться, часто резко и демонстративно ухудшают свое поведение, демонстрируя, по сути, немотивированные нарушения режима. Это своеобразная форма «протеста».
   Приспособленцы, наоборот, резко улучшают «качественные показатели» поведения, всячески демонстрируя свое, якобы состоявшееся, перевоспитание.
   Эта картина убеждает в справедливости давно известного тезиса, что за дисциплину не надо бороться, «дисциплиной надо научиться управлять» [163 - Венгеров А. Б. Синергетика, юридические науки, право // Сов. гос. и право. 1986. № 10. С. 42.].
   Точно так же нет смысла бороться с преступностью, ибо ее нельзя искоренить в обозримом будущем. Надо научиться жестко контролировать преступность, загнав ее в рамки, из которых она не сможет безнаказанно выбраться. Чем сильнее и мудрее общество и государство, тем жестче и надежнее рамки социального контроля. Постепенно – именно постепенно – эти рамки будут сжиматься все больше и больше, но это произойдет очень не скоро и потребует колоссальных усилий со стороны всего общества и государства, со стороны всех государств планеты Земля. Конгресс ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию целенаправленно идет к этой цели, и наша общая задача помочь ему и самим себе.

2.2. Борьба с транснациональной организованной преступностью

   В последнее десятилетие главной тенденцией глобального развития организованной преступности была ее диверсификация. В это время организованная преступность быстро развивалась, что стимулировалось открытием новых рынков, появлением новых коммуникационных технологий и решительными действиями правоохранительных органов. Щупальца организованной преступности в той или иной степени дотянулись едва ли не до каждой страны. В ряде стран возникла взаимосвязь между организованной преступностью, коррупцией и терроризмом. После окончания «холодной войны» в странах с переходной экономикой усилился рост организованной преступности, и борьба с ней идет с переменным успехом. Новое поколение организованных преступных групп формируется в государствах, вовлеченных в длительные конфликты или преодолевающих их последствия. Прямо на наших глазах нечто подобное происходит в Ираке. Если говорить о России, то нельзя не упомянуть Чечню.
   Другой важный тренд последнего десятилетия – появление новых видов противозаконной деятельности, которой занимаются преступные организации. Имеющиеся данные позволяют предположить, что повысилась активность организованных преступных групп в области мошенничества с использованием сети Интернет и в соответствующей сфере высоких технологий. Торговля людьми стала бизнесом с многомиллиардным оборотом. Преступные группы заняты также контрабандой оружия, культурных ценностей и природных ресурсов.
   Приведем только два примера. Первый касается компьютерных преступлений, темпы роста угрозы от которых очень высоки. Если на VIII Конгрессе (Гавана, 1990 г.) только отмечалась опасность компьютерных преступлений, на ГХ (Каир, 1995 г.) подчеркивался их быстрый рост, на X уже говорилось об этом как о серьезной проблеме, то на XI Конгрессе было констатировано появление качественно нового явления – киберпреступности. И это всего лишь за двадцать лет! От киберпреступности, кстати, больше всего стали страдать развивающиеся государства, совершенно не готовые к борьбе с этим явлением, способным в мгновение ока разрушить всю экономику небольшого государства.
   У нас в стране это явление сегодня подвергается интенсивному изучению. В самом общем виде под киберпреступностью понимается «совокупность преступлений, совершаемых в киберпространстве с помощью или посредством компьютерных систем или компьютерных сетей, а также иных средств доступа к киберпространству, в рамках компьютерных систем или сетей, и против компьютерных систем, компьютерных сетей и компьютерных данных» [164 - Тропика Т. Л. Киберпреступность: понятие, состояние, уголовно-правовые меры борьбы: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Владивосток, 2005. С. 8.]. Даже если это не самая удачная дефиниция, то вектор поиска истины виден очень ясно.
   Второй касается хищений и незаконного оборота предметов культуры. Дело в том, что если ранее разграбление произведений искусства происходило в периоды войн и завоеваний, то в последние годы оно превратилось в один из наиболее широкораспространенных и процветающих видов незаконной транснациональной торговли. Случаи хищений и незаконного оборота предметов культуры и старины приняли настолько массовый характер, что целые культуры и народы могут лишиться своего культурного наследия.
   Эта проблема усугубляется еще и причастностью к ней транснациональной организованной преступности. Происходит процесс расширения транснациональных сетей, в рамках которых устанавливаются связи между местными жителями в районах обнаружения предметов древности и торговцами, которые в нарушение национального законодательства, запрещающего незаконный вывоз предметов искусства, контрабандным путем доставляют такие предметы старины в другие страны для продажи скупщикам и частным коллекционерам. О хорошей организации черного рынка предметов культуры и древности убедительно свидетельствует тот факт, что удается обнаружить лишь около 5 % похищенных произведений искусства. В то же время востребованность таких преступлений чрезвычайно высока [165 - Коваленко Е. О. Контрабанда культурных ценностей: востребованность преступлений // Проблемы борьбы с проявлениями криминального рынка. Владивосток, 2005. С. 187–190.].
   ООН признает важность сохранения культурных ценностей и предупреждения уголовных правонарушений, связанных с посягательством на культурное наследие наций. В 1970 г. была принята Конвенция ЮНЕСКО о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности. В 1990 г. в Гаване на VIII Конгрессе ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями был принят Типовой договор о предупреждении преступлений, связанных с посягательством на культурное наследие народов в форме движимого имущества, что с удовлетворением отметила Генеральная Ассамблея ООН в своей резолюции 45/121 от 14 декабря 1990 г.
   В настоящее время ставится вопрос о создании всеобъемлющей базы данных для сбора и распространения информации о похищенных объектах культуры, а также использования механизмов взыскания ущерба и возвращения похищенных культурных ценностей в форме движимого имущества.
   В предварительном проекте Бангкокской декларации «Взаимодействие и ответные меры: стратегические союзы в области предупреждения преступности и уголовного правосудия», разосланной накануне Конгресса, эти вопросы, как ни странно, отражения не получили. В связи с этим нами были предприняты меры на уровне неформальных консультаций с наиболее авторитетными участниками Конгресса, в результате которых вопрос удалось актуализировать. Это дало свои плоды: на необходимость активизации борьбы с незаконным оборотом культурных ценностей прямо указывается в пп. 12 и 15 итогового документа, что само по себе имеет огромное значение.
   Произошли также важные сдвиги в организационных структурах и методах деятельности организованных преступных групп. Сейчас эти группы в меньшей степени представляют собой крупные иерархические организации. Чаще всего это небольшие группы или сетевые структуры, объединяющие лиц с конкретными навыками. Дело в том, что в мире уже второй десяток лет одной из мегатенденций является переход от иерархических структур к сетевым. Эти изменения не могли не затронуть преступный мир.
   Параллельно с процессом глобализации происходит беспрецедентный рост сложных сетевых структур организованной преступности, чья деятельность охватывает много стран, правительства которых имеют разный потенциал для борьбы с этим явлением. При осуществлении некоторых видов своей деятельности преступные группы стали чаще привлекать «подрядчиков» со стороны – другие преступные группы – или формировать стратегические альянсы как с конкурентами, так и с союзниками. Новый, сетевой характер преступных групп – это отчасти отражение возросшего использования ими технологий для обеспечения связи. Словом, имеющиеся данные говорят о повсеместном распространении организованных преступных групп, их большей организационной гибкости и расширении их деятельности в плане как географии, так и видов преступлений.
   Современную организованную преступность не обуздать без широкого международного сотрудничества. Важнейший международный документ, направленный на консолидацию усилий в этом направлении, – Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности (резолюция 55/25), которая вступила в силу 29 сентября 2003 г. и которую ратифицировали уже почти 100 государств, и этот процесс продолжается (только во время Конгресса проведено 16 договорных мероприятий). Теперь главная задача – обеспечить эффективную реализацию этой Конвенции и Протоколов к ней. Конвенция является правовой базой не только для организации эффективной борьбы с организованной преступностью, но и для обеспечения верховенства закона во всем мире. Учреждена Конференция участников Конвенции с широким спектром задач.

2.3. Борьба с терроризмом

   Борьба с терроризмом волнует мировое сообщество достаточно давно. Более двадцати лет назад сформировалось мнение о связи терроризма с другими формами преступности, тогда же был введен в употребление термин «наркотерроризм» применительно к террористическим актам, совершаемым в Колумбии и Перу крупными организациями, занимающимися наркоторговлей. (Отголоском этого является расхожий ныне лозунг «Употребляя наркотики, вы поддерживаете терроризм!»).
   Связь терроризма с организованной преступностью очевидна. После окончания «холодной войны» террористы стали активнее интересоваться методами, используемыми в мире организованной преступности, но в результате глобализации торговли, финансов и коммуникации появились также и новые возможности. Транснациональные преступные организации, возникшие в 90-е годы, во многих отношениях послужили для террористических групп примером для подражания, которому они следовали, когда им были нужны деньги для финансирования своей деятельности. Следовать этому примеру было сравнительно просто, так как большинство форм организованной преступной деятельности не требовали ни особых навыков, ни больших первоначальных вложений или инвестиций. С учетом низких первоначальных затрат на эту деятельность, с одной стороны, и ее высокой рентабельности – с другой, террористы стали шире заимствовать методы, используемые в мире организованной преступности.
   Эффективную, слаженную борьбу с терроризмом можно вести только тогда, когда будет выработано однозначное понимание этого феномена. Уже многие десятилетия продолжаются поиски приемлемого для всех определения терроризма. Его нет до сих пор. И на Конгрессе вновь говорилось о необходимости выработать такое определение. Кофе А. Аннан в упоминавшемся Докладе в п. 91 указал на необходимость такого определения, «которое ясно давало бы понять, что терроризм – это не только действия, уже запрещенные существующими конвенциями, но и любое действие, которое направлено на то, чтобы сеять смерть или тяжелые увечья среди мирных жителей или некомбатантов с целью запугать людей или заставить правительство или международную организацию делать или не делать что-то». Вполне возможно, что в ближайшее время определение будет принято и зафиксировано в международном документе. Вполне возможно, что это будет сделано в интенсивно готовящейся сейчас всеобъемлющей конвенции против терроризма.
   Вместе с тем очевидно, что сегодня, особенно после событий 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, мировое сообщество находится в некоторой растерянности: старые подходы и приемы борьбы с терроризмом доказывают свою неэффективность едва ли не ежедневно, а новых – никак не находится. Отсюда начинают возникать предложения, которые могут появиться только тогда, когда человек (или общество) оказывается в тупике.
   Так, в 2002 г. в США вышла книга Алана Дершовица «Why terrorism works» – «Почему терроризм работает». В русском переводе она появилась чуть позже под названием «Почему терроризм действует», хотя термин «работает», на наш взгляд, более точно отражает содержание книги [166 - Дершовиц А. М. Почему терроризм действует. Осознать угрозу и ответить на вызов. М.: РОССПЭН, 2005.]. Алан Дершовиц – профессор права Юридической школы Гарвардского университета, один из наиболее известных в США защитников гражданских свобод, или, как его охарактеризовал Председатель Конституционного Суда РФ В. Д. Зорькин, «в недавнем прошлом ярый правозащитник» [167 - Зорькин В. Апология Вестфальской системы // Российская газета. 2006. 22 августа.]. Так вот этот «ярый правозащитник» предлагает в качестве средств борьбы с терроризмом коллективное наказание, точечные убийства, упреждающие удары, массированные ответные удары, секретные военные суды, пытки подозреваемых и многое другое, что отвергается современной официальной правовой доктриной всех современных стран. При этом он ссылается на совсем недавний опыт Германии, США, Советского Союза и современный опыт Израиля, широко, по утверждению автора, практикующий пытки в борьбе с терроризмом. Можно по-разному оценивать позицию автора, можно его ругать и хвалить, можно отыскивать «рациональное зерно» в его высказываниях, но нельзя отрицать очевидного факта: мир – в растерянности, не знает, что делать, поэтому возможны любые решения и любые действия.
   Только в 2006 г. несколькими высокопоставленными должностными лицами Российской Федерации были сделаны заявления о возможности нанесения превентивных ракетно-бомбовых ударов по выявленным базам террористов, находящимся на территории другого государства, о возможности уничтожения в воздухе гражданского самолета, захваченного террористами и направляющегося к жизненно важным объектам страны. Мы не осуждаем и не поддерживаем в данном случае эти высказывания, а используем их как факт: мир находится в поисках новой парадигмы борьбы с терроризмом. Так или иначе, она будет найдена. Тогда, когда она будет найдена, никого уже не будет волновать общественное мнение по этому вопросу. Раз уж «ярые правозащитники» отстаивают идею применения пыток, пусть даже «нелетальных», то общественное мнение при его минимальной обработке встретит эту идею «на ура».

2.4. Борьба с коррупцией

   Сегодня признано, что коррупция несет огромную угрозу стабильности, миру и обществу [168 - См.: Бабурин С. Н., Голик Ю. В., Карасев В. И. Коррупция – наиболее опасный вектор деградации общества: Материалы к размышлению. М., 2004; Голик Ю. В., Карасев В. И. Коррупция как механизм социальной деградации. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005.]. Радикальные изменения, происшедшие после окончания «холодной войны», породили новые возможности и новые стимулы для того, чтобы прибегать к разного рода коррупционным действиям. Недавно господствовавший тезис о том, что «свободный» рынок и невмешательство государства в бизнес являются панацеей против коррупции, был безжалостно опрокинут жизнью. Теперь никто об этом не рискует даже вспоминать. Сегодня каждая социально-политическая и экономическая система рождает на свет свою собственную модель коррупции, и нет ни одной системы в мире, которая бы не была так или иначе попорчена этой «социальной ржой». В бедных странах коррупция распространена обычно шире, чем в других. Судя по всему, коррупция и нищета тесно связаны и обусловливают друг друга, ухудшая общую ситуацию и нередко выливаясь в острый политический и гуманитарный кризис, а то и в ожесточенный конфликт.
   Признано, что необходимым основанием успешной борьбы с коррупцией является наличие политической воли. Это особенно важно, когда коррупция пустила глубокие корни в политической элите. Очевидно, что политической волей могут обладать только сильные лидеры – это второе необходимое условие борьбы. Третье заключается в том, что само общество должно быть готово к такой борьбе. Только при определенном ансамбле этих трех условий можно рассчитывать на успех в деле борьбы с коррупцией. Недаром представитель Китая заявил в выступлении, что борьба с коррупцией – это дело молодых в XXI веке.
   Другое серьезное препятствие для проведения антикоррупционных действий – коррупция в системе юстиции. Сегмент преступности – в сфере борьбы с преступностью. Коррумпированность судебных чиновников означает, что организационно-правовые механизмы борьбы с коррупцией, какими бы целенаправленными они ни были, никогда не будут работать в полную силу.
   Наконец, необходимо резко изменить систему стимулов. Пока взятка будет оставаться допустимым методом ведения бизнеса, стимулы для коррупционных действий не только никуда не исчезнут, но и будут захватывать все новые и новые ниши.
   Кроме того, коррупция служит питательной средой для конфликтов и способствует их разжиганию. В связи с этим предупреждение коррупции и борьба с ней должны рассматриваться как один из ключевых аспектов урегулирования конфликтов, равно как и ликвидации их последствий и деятельности на постконфликтном этапе.
   ООН, стремясь дать достойный отпор коррупции, проделала за последние годы огромную работу. Одно перечисление принятых правовых документов займет достаточно много места. Однако необходимо упомянуть самый последний, являющийся и самым значимым. Это – Конвенция ООН «Против коррупции», принятая Генассамблеей 31 октября 2003 г. (резолюция 58/4). В 2004–2006 гг. Конвенция активно ратифицировалась государствами – членами ООН. Только во время Конгресса несколько государств заявили о сдаче ратификационных документов в ООН. Российская Федерация, как мы уже упоминали, ратифицировала эту Конвенцию 8 марта 2006 г.
   Конвенция, без всякого преувеличения, является прорывным документом в сфере борьбы с коррупцией. Одно включение в нее принципиально новых и имеющих далеко идущие последствия положений о возвращении активов, а также о технической помощи и механизмах осуществления многого стоит [169 - Подробнее о Конвенции см.: Камынин И. Д. Конвенция ООН «против коррупции» – новые контуры международного сотрудничества // Проблемы борьбы с проявлениями криминального рынка. Владивосток, 2005. С. 108–129.]. Если в ближайшие годы хотя бы ряд государств – членов ООН положат идеи этой Конвенции в основу своего сотрудничества в сфере борьбы с коррупцией, то эффект не заставит себя долго ждать.

2.5. Борьба с экономическими и финансовыми преступлениями

   Ущерб, наносимый экономической и финансовой преступностью, стал особенно очевиден в последние годы, когда по Европе и Северной Америке прокатилась серия громких дел, которые значительно подорвали престиж ряда компаний и финансовых учреждений, что привело к банкротству и потере рабочих мест, а также причинило серьезный ущерб инвесторам из числа как юридических, так и физических лиц. Россия, надо заметить, не стоит в стороне от этого «магистрального пути» современности. Даже не стоит перечислять все громкие дела, которые были, идут и «готовятся к показу», – они и так у всех на слуху. Часть из этих дел уже подвергнута научному анализу [170 - См.: Мысловский Е. Н. Уголовно-правовые и криминологические проблемы современных нетрадиционных форм мошенничества (на примере «финансовых пирамид» «МММ», «Русский дом Селенга», «Тибет», «Хопёр»): Автореф. дис… канд. юрид. наук. М., 2003.], но большая – такого анализа еще ждет.
   В промышленно развитых странах, несмотря на всю серьезность этих дел, их последствия можно ограничить, учитывая как масштабы экономики стран, в которых они имеют место, так и способность соответствующих стран создавать надлежащие регулирующие механизмы для предупреждения новых инцидентов. В развивающихся же странах долговременные последствия экономической и финансовой преступности оказываются значительно более серьезными. Действительно, в силу слабой нормативной базы, ограниченного потенциала органов управления и низкого профессионального уровня работников правоохранительных органов, многие развивающиеся страны особенно уязвимы с этой стороны.
   В широком смысле термин «экономическая и финансовая преступность» означает любые ненасильственные преступления, которые причиняют финансовый ущерб, хотя иногда этот ущерб может быть скрытым или не восприниматься обществом как таковой. Такие преступления охватывают широкий спектр противоправных деяний. Тем не менее категория «экономическая преступность» не поддается точному определению и сформировать четкую концепцию на этот счет по-прежнему трудно. Еще в 1981 г. Комитет министров Совета Европы определил 16 правонарушений как экономические преступления: от правонарушений, связанных с деятельностью картелей, до экологических преступлений (рекомендация N R(81)12). Большая часть этих правонарушений вполне обоснованно может быть отнесена к категории «экономической и финансовой преступности».
   Задача концептуализации экономических и финансовых преступлений осложняется стремительным развитием технологий, которые открывают новые возможности для совершения таких преступлений. Технический прогресс, и прежде всего развитие Интернета, оказывает значительное влияние на общий уровень экономической и финансовой преступности. Одновременно эти факторы осложняют также попытки понять и проанализировать масштабы преступлений, подпадающих под широкое понятие «экономическая и финансовая преступность».
   Международное сообщество обоснованно опасается тех угроз, которые исходят от данного вида преступной деятельности, но, в силу стремительной динамики процесса, предложить эффективные меры противодействия не всегда удается. Как правило, они запаздывают. К тому же эта группа преступлений все чаще и чаще напрямую связывается с терроризмом, коррупцией и прочими угрозами современному миру [171 - Робинсон Д. Всемирная прачечная: Террор, преступления и грязные деньги в оффшорном мире. М.: Альпина Бизнес Букс, 2004.].

2.6. Некоторые итоги

   В рамках прошедших конгрессов удалось разработать материалы, которые можно рассматривать как законодательную базу, так как они содержат нормативные стандарты, применимые ко всем государствам. Недаром многие выступающие на последнем Конгрессе говорили, что у нас теперь есть хорошая нормативная основа для деятельности, поэтому задача правительств заключается в эффективном использовании этой основы.
   Большинство материалов относятся к «мягкому праву», закрепленному в резолюциях соответствующих органов ООН. Однако все чаще формулировки некоторых материалов включаются в международные договоры или становятся частью свода норм международного обычного права. Эти документы охватывают те области, в которых что свидетельствует о том, что мир не стоит на месте, а интенсивно развивается. Однако не подлежит сомнению их влияние на развитие уголовного правосудия, укрепление принципа верховенства права и всеобщее уважение норм поведения, свобод и общих ценностей.
   В силу глобальности проблемы борьбы с преступностью, которая не знает границ и с которой ни одно государство в мире сегодня не в состоянии совладать в одиночку, в ближайшие годы усилится тенденция конвенциального развития уголовного правосудия. Об этом говорит и К. Аннан в своем Докладе (п. 136 и др.). К этому следует готовиться и теоретически и идеологически. Мы не можем, как и любое другое государство в мире, все принять и приспособить для себя, но мы не можем и не должны все отвергать. В связи с этим надо подключать значительные интеллектуальные силы для отыскания оптимального результата, причем результат этот должен закладываться еще при выработке самого конвенциального решения. Иными словами, успех в сфере борьбы с преступностью будет зависеть от повышения согласованности международной повестки дня в этой сфере.
   Работа Конгресса закончилась принятием итоговой Декларации. Это весьма значимый документ, поэтому есть смысл привести его целиком. Одновременно приведем тексты основных резолюций, принятых на последних трех Конгрессах ООН. При их тщательном прочтении видна позитивная динамика в деятельности Конгресса при одновременном твердом сохранении выработанных ранее позиций.

Приложения

РЕЗОЛЮЦИИ, ПРИНЯТЫЕ ТРЕМЯ ПОСЛЕДНИМИ КОНГРЕССАМИ
Рекомендации в отношении четырех основных тем девятого Конгресса Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями

   Девятый Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями,
   принимая во внимание, что одной из целей Организации Объединенных Наций, указанных в преамбуле к Уставу Организации Объединенных Наций, является осуществление международного сотрудничества в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера и в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех,
   принимая во внимание также принятые Организацией Объединенных Наций обязательства в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в соответствии с резолюцией 155 С (VII) Экономического и Социального Совета от 13 августа 1948 года и резолюцией 415 (V) Генеральной Ассамблеи от 1 декабря 1950 года,
   принимая во внимание далее резолюцию 46/152 Генеральной Ассамблеи от 18 декабря 1991 года о создании эффективной программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия,
   ссылаясь на резолюции Экономического и Социального Совета 1992/24 от 30 июля 1992 года, 1993/32 от 27 июля 1993 года и 1994/19 от 25 июля 1994 года, касающиеся подготовки к девятому Конгрессу Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями,
   ссылаясь также на резолюцию 1993/34 Экономического и Социального Совета от 27 июля 1993 года, касающуюся осуществления резолюций Генеральной Ассамблеи 46/152 и 47/91 и резолюции 1992/22 Экономического и Социального Совета о предупреждении преступности и уголовном правосудии,
   ссылаясь далее на резолюцию 1993/31 Экономического и Социального Совета от 27 июля 1993 года об укреплении программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия,
   ссылаясь на Венскую декларацию и Программу действий [172 - Доклад Всемирной конференции по правам человека. Вена. 14–25 июня 1993 года (A/CONF. 157/24 (часть I)), глава III.], принятые на Всемирной конференции по правам человека, которая проходила в Вене с 14 по 25 июня 1993 года, и резолюции Генеральной Ассамблеи 48/132 от 20 декабря 1993 года и 49/194 от 23 декабря 1994 года, в которых неоднократно подчеркивалось значение программ технического сотрудничества, направленных на укрепление демократических институтов, законности и национальных инфраструктур по обеспечению прав человека,
   ссылаясь на резолюцию 48/137 Генеральной Ассамблеи от 20 декабря 1993 года, в которой Ассамблея признала ключевую роль отправления правосудия в поощрении и защите прав человека,
   ссылаясь на резолюцию 1994/64 Комиссии по правам человека от 9 марта 1994 года и резолюцию 49/147 Генеральной Ассамблеи от 23 декабря 1994 года о мерах по борьбе против современных форм расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с этим нетерпимости, и на соответствующие пункты Венской декларации и Программы действий [173 - Там же.],
   будучи обеспокоен экономическим положением в развивающихся странах и его негативным влиянием на социальные условия, положением, затрудняющим осуществление стратегий в области предупреждения преступности, как на это указывается в Неапольской политической декларации и Глобальном плане действий против организованной транснациональной преступности, принятых Всемирной конференцией на уровне министров по организованной транснациональной преступности, которая состоялась в Неаполе, Италия, с 21 по 23 ноября 1994 года, и утвержденных Генеральной Ассамблеей в резолюции 49/159 от 23 декабря 1994 года, в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи 48/103 от 20 декабря 1993 года,
   будучи убежден в важности работы Организации Объединенных Наций по созданию основы для укрепления международного сотрудничества,
   будучи убежден, что проведение таких оперативных мероприятий, как оказание консультативных услуг, осуществление программ подготовки кадров, распространение информации и обмен ею, является одним из наиболее эффективных средств активизации международного сотрудничества,
   признавая значительную роль Организации Объединенных Наций и важные функции региональных институтов по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, ассоциированных с Организацией Объединенных Наций, в разработке стратегий в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, учитывающих региональные политические, экономические, социальные и культурные потребности,
   будучи убежден, что Организация Объединенных Наций призвана играть важную роль в активизации многостороннего сотрудничества, направленного на борьбу с преступностью, и что необходимо расширять возможности Организации Объединенных Наций по оказанию технической помощи развивающимся странам, с удовлетворением отмечая принимаемые Комиссией по предупреждению преступности и уголовному правосудию меры с целью придать программе Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия более практический и оперативный характер,
   будучи глубоко обеспокоен тем фактом, что неоднократные просьбы директивных органов Организации Объединенных Наций об укреплении Сектора по предупреждению преступности и уголовному правосудию Секретариата и его преобразовании в отдел до сих пор не выполнены,
   ссылаясь на резолюции Экономического и Социального Совета 1993/29 от 27 июля 1993 года о Всемирной конференции на уровне министров по организованной транснациональной преступности и 1993/30 от 27 июля 1993 года о борьбе с использованием доходов от преступной деятельности,
   сознавая, что преступность стала серьезной проблемой национального и международного масштаба, которая препятствует политическому, экономическому, социальному и культурному развитию и которая может представлять угрозу внутренней безопасности и стабильности суверенных государств,
   будучи встревожен угрозой, создаваемой организованной преступностью, террористическими преступлениями и их связями, насильственными деяниями в городских районах, незаконным оборотом наркотиков, незаконным оборотом оружия, международной торговлей несовершеннолетними, контрабандным провозом иностранцев, экономической преступностью, фальшивомонетничеством, экологическими преступлениями, коррупцией, преступлениями против культурной собственности, крахами транспортных средств, преступностью, связанной с применением компьютеров и телекоммуникационных средств, отмыванием денег и проникновением организованных преступных групп в сферу законной экономики, и влиянием этих видов деятельности на общество,
   будучи глубоко встревожен быстрым ростом масштабов и опасностью террористических преступлений, которые во многих случаях могут создавать угрозу безопасности граждан и безопасности их стран, международной стабильности и законности,
   признавая настоятельную необходимость в расширении международного сотрудничества в целях борьбы с пагубным влиянием транснациональной преступности, особенно организованной преступности, включая незаконный оборот наркотиков, экономическую преступность, коррупцию, незаконный перевод денежных средств, экологические преступления и преступления против культурной собственности,
   сознавая настоятельную необходимость в расширении международного сотрудничества в целях предотвращения перевода доходов от незаконной деятельности через национальные границы преступными организациями, которые используют недостатки международного сотрудничества, чтобы тем самым избежать обнаружения,
   сознавая, что полному осуществлению прав человека могут способствовать согласованные усилия государств-членов, направленные на предупреждение национальной и транснациональной преступности и борьбу с ней, с учетом стандартов Организации Объединенных Наций в области правоохранительной деятельности и прав человека,
   будучи обеспокоен тем фактом, что уголовное преследование и сбор доказательств бывают затруднены, когда свидетели совершенного преступления не находятся в государстве, в котором это преступление было совершено,
   сознавая растущую угрозу для общества экологических преступлений, в частности, связанных с неправильным удалением и незаконным сбросом опасных отходов,
   будучи встревожен ростом преступности в городах и создаваемой ею угрозой городскому и национальному развитию, особенно в условиях неустойчивой экономики и быстрых социальных перемен,
   сознавая, что средства массовой информации, концентрируя внимание на насилии, в частности, в фильмах и репортажах, часто могут вызывать негативные последствия, но сознавая также, что средства массовой информации могут играть весьма позитивную роль в предупреждении преступности и отправлении уголовного правосудия, разъясняя, в частности, сложные факторы, лежащие в основе различных проявлений преступности,
   ссылаясь на резолюции Экономического и Социального Совета 1992/23 от 30 июля 1992 года об организованной преступности и 1993/27 от 27 июля 1993 года о предлагаемых руководящих принципах предупреждения преступности в городах,
   придавая исключительно важное значение вопросам предупреждения преступности и уголовного правосудия,
   выражая желание сообща осуществлять активное многостороннее сотрудничество под эгидой Организации Объединенных Наций.

I. Международное сотрудничество и практическая техническая помощь в укреплении законности: содействие осуществлению программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия

   1. отмечает важные процессы, связанные с демократизацией, укреплением законности и расширением информированности в государствах, и рекомендует международному сообществу оказывать поддержку таким усилиям в рамках его вклада в обеспечение устойчивого развития;
   2. настоятельно призывает государства-члены активизировать их усилия с целью укрепления законности посредством международного сотрудничества и практической технической помощи;
   3. вновь подтверждает важное значение Сборника стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия [174 - Издание Организации Объединенных Наций, в продаже под N R. 92. IV.1.] для укрепления законности на национальном и региональном уровнях;
   4. предлагает государствам-членам улучшить разработку политики, шире использовать двусторонние и/или многосторонние соглашения о сотрудничестве и, в случае необходимости, проводить более широкие исследования по вопросам транснациональной организованной преступности, террористических преступлений и их связей, насильственных деяний в городских районах, незаконного оборота наркотиков, незаконного оборота оружия, международной торговли несовершеннолетними, контрабандного провоза иностранцев, экономической преступности, фальшивомонетничества, экологических преступлений, коррупции, преступлений против культурной собственности, краж транспортных средств, преступности, связанной с применением компьютеров и телекоммуникационных средств, отмывания денег и проникновения организованных преступных групп в сферу законной экономики и влияния этих видов деятельности на общество;
   5. призывает государства-члены активизировать их усилия, направленные на обеспечение более тесного сотрудничества и координации в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, в целях разработки комплексной региональной политики, программ, планов и механизмов, уделяя при этом должное внимание общим социальным и религиозным традициям и ценностям и учитывая нормы и стандарты Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия;
   6. призывает государства-члены активизировать субрегиональное и региональное сотрудничество в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в рамках региональных соглашений, инфраструктуры и механизмов;
   7. предлагает государствам-членам оказывать активную поддержку программе Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в организации и осуществлении оперативных мероприятий путем предоставления внебюджетных средств;
   8. призывает государства-члены организовывать ознакомительные поездки и обмен сотрудниками системы уголовного правосудия в целях содействия углублению взаимопонимания и разработки совместных стратегий для решения общих проблем;
   9. призывает государства-члены вносить взносы в Фонд Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию с целью предоставления средств для выполнения существующих и будущих проектов технической помощи в области предупреждения преступности и уголовного правосудия;
   10. призывает Комиссию по предупреждению преступности и уголовному правосудию и Программу развития Организации Объединенных Наций, Всемирный банк и другие международные, региональные и национальные финансирующие учреждения оказывать поддержку мероприятиям по техническому сотрудничеству, направленным на укрепление законности и сотрудничества с программой Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в целях обеспечения надлежащей координации;
   11. отмечает, особенно ввиду растущего числа просьб государств-членов об оказании технической помощи, резолюции Генеральной Ассамблеи 46/152 от 18 декабря 1991 года, 47/91 от 16 декабря 1992 года и 48/103 от 20 декабря 1993 года и резолюции Экономического и Социального Совета 1992/22 от 30 июля 1992 года и 1993/34 от 27 июля 1993 года, в которых содержится просьба к Генеральному секретарю предоставить необходимые ресурсы для осуществления программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия и преобразовать Сектор по предупреждению преступности и уголовному правосудию Секретариата в отдел, возглавляемый директором;
   12. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию обратиться с призывом к Генеральному секретарю рекомендовать в качестве одного из путей укрепления законности включение, по соответствующей просьбе, в рамки операций по поддержанию мира вопросов воссоздания и реформирования систем уголовного правосудия;
   13. с удовлетворением принимает к сведению проект по оказанию Камбодже практической помощи в воссоздании ее системы уголовного правосудия и другие оперативные мероприятия в различных государствах, предлагаемые и осуществляемые Сектором по предупреждению преступности и уголовному правосудию Секретариата в целях совершенствования систем уголовного правосудия и укрепления законности;
   14. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря и далее укреплять оперативную деятельность в развивающихся странах и странах, находящихся на переходном этапе, путем предоставления, за счет внебюджетных взносов, консультативных услуг и осуществления программ подготовки кадров и путем проведения практических исследований на национальном уровне;
   15. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию обратиться ко всем соответствующим международным, межправительственным и неправительственным организациям с призывом продолжать сотрудничать с Организацией Объединенных Наций в разработке руководств и учебных программ и в организации курсов по различным аспектам предупреждения преступности и уголовного правосудия.

II. Меры по борьбе с транснациональной и организованной преступностью и роль уголовного права в охране окружающей среды: национальный опыт и международное сотрудничество

   1. настоятельно призывает государства-члены рассмотреть возможность организации и расширения сотрудничества, в частности, в форме практических мер в целях действенного предупреждения транснациональной и организованной преступности и борьбы с ней, в том числе в отношении доходов от такой преступной деятельности, уделив особое внимание вопросам выдачи и взаимной помощи, с тем чтобы не оставлять безнаказанными правонарушения, полностью или частично совершенные в других странах;
   2. настоятельно призывает государства-члены установить в отношении выдачи принцип максимально возможного широкого сотрудничества между государствами в вопросах выдачи, принимая во внимание права обвиняемых, а также интересы потерпевших;
   3. настоятельно призывает государства-члены, которые еще не сделали этого, обновить их внутреннее законодательство с учетом новых событий и тенденций, выявленных конгрессами Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, а также норм и стандартов Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия;
   4. призывает государства-члены содействовать развитию сотрудничества между их национальными секторами по предупреждению преступности и уголовному правосудию в целях принятия международных мер против транснациональной организованной преступности, террористических преступлений и их связей, насильственных деяний в городских районах, незаконного оборота наркотиков, незаконного оборота оружия, международной торговли несовершеннолетними, контрабандного провоза иностранцев, экономической преступности, фальшивомонетничества, экологических преступлений, коррупции, преступлений против культурной собственности, краж транспортных средств, преступности, связанной с применением компьютеров и телекоммуникационных средств, отмывания денег и проникновения организованных преступных групп в сферу законной экономики и влияния этих видов деятельности на общество, а также совершенствовать обмен информацией, особенно на региональном уровне;
   5. призывает государства-члены содействовать транснациональным расследованиям преступлений путем оказания взаимной правовой помощи в целях развития эффективного международного сотрудничества;
   6. призывает государства-члены изучить пути содействия незамедлительному оказанию взаимной помощи по уголовно-процессуальным вопросам и установления мер наказания за владение доходами от экономических преступлений;
   7. рекомендует государствам-членам рассмотреть вопрос о создании комплексных подразделений, специализирующихся на расследовании экономических или финансовых преступлений, и оказывать помощь в выявлении основных коммерческих сетей, находящихся под влиянием транснациональных преступных организаций, с целью повышения эффективности мероприятий по предупреждению такой преступной деятельности и борьбе с ней;
   8. настоятельно призывает государства-члены сотрудничать в поисках конкретных мер борьбы с коррупцией, взяточничеством и злоупотреблением властью;
   9. настоятельно призывает также государства-члены сотрудничать в выявлении новых форм/транснациональной организованной преступности, террористических преступлений и их связей и борьбе с ними и оказывать дополнительную помощь на международном, региональном и двустороннем уровнях в целях эффективного предупреждения такой преступности и борьбы с нею, в том числе путем заключения соответствующих соглашений о взаимной помощи;
   10. призывает государства-члены укреплять сотрудничество в обмене информацией о национальном опыте и практике борьбы с транснациональной организованной преступностью, террористическими преступлениями и их связями и предоставлять на регулярной основе данные и другую информацию, касающиеся такого опыта и практики. Сектору по предупреждению преступности и уголовному правосудию Секретариата;
   11. призывает государства-члены принять, в случае необходимости, правовые положения, в том числе положения, предусматривающие создание механизмов правоприменения и контроля в отношении таких экономических преступлений, как коррупция, мошенничество, растрата имущества и отмывание денег, каждое из которых часто является звеном в более крупной цепи правонарушений, оказывающих огромное негативное воздействие на экономическое положение регионов;
   12. просит государства-члены рассмотреть вопрос о разработке соответствующего законодательства о регистрации незарегистрированных импортированных транспортных средств и о других соответствующих мерах в целях содействия международному сотрудничеству в борьбе с кражами и незаконным оборотом транспортных средств;
   13. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию рассмотреть вопрос об эффективных мерах предупреждения и пресечения незаконного оборота транспортных средств;
   14. призывает государства-члены:
   a) рассмотреть вопрос о принятии природоохранного законодательства, отражающего важность здоровой окружающей среды, в целях сохранения и защиты окружающей среды;
   b) рассмотреть вопрос о принятии положений об уголовной ответственности, направленных на охрану окружающей среды, и рассмотреть вопросы о защите видов, находящихся под угрозой исчезновения, и культурной собственности в рамках аналогичных положений;
   c) рассмотреть вопрос об учреждении специальных органов по охране окружающей среды, например специальных прокуроров или специализированных органов расследования, с учетом роли, которую подобные органы могут сыграть в развитии соответствующих навыков и в привлечении внимания общественности к важности стоящих проблем;
   d) рассмотреть вопрос о содействии включению предмета о роли уголовного права в защите окружающей среды в планы изучения уголовного права и подготовки сотрудников правоохранительных органов и системы уголовного правосудия;
   15. просит Комиссию по предупреждению преступности и уголовному правосудию при рассмотрении приоритетных тем уделять особое внимание разработке стратегий эффективного предупреждения транснациональной и организованной преступности и борьбы с ней и роли уголовного права в охране окружающей среды;
   16. предлагает Комиссии про предупреждению преступности и уголовному правосудию изучить вопрос о возможности обращения к Генеральному секретарю с просьбой о создании комплексной системы периодического сбора и распространения информации о внутригосударственном законодательстве, действующем в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, и его осуществлении, и настоятельно призывает государства-члены предоставлять соответствующие данные в целях поощрения последовательного согласования вопросов, касающихся, в частности, международного сотрудничества, выдачи и других двусторонних и многосторонних форм взаимной помощи в области уголовного правосудия;
   17. предлагает также Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря продолжать изучать фактическое положение в области транснациональной и организованной преступности и эффективные меры по борьбе с нею;
   18. предлагает далее Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря оказывать государствам-членам, по их просьбе, помощь в целях внесения изменений в их внутригосударственное законодательство для повышения эффективности расследования и уголовного и судебного преследования транснациональных преступлений;
   19. предлагает далее Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря обеспечить тесное сотрудничество между Сектором по предупреждению преступности и уголовному правосудию и другими органами системы Организации Объединенных Наций, в частности, Программой Организации Объединенных Наций по международному контролю над наркотиками и Центром по правам человека Секретариата, включая поддержку совместных мероприятий, и поощрять развитие сотрудничества с Международной организацией уголовной полиции и другими соответствующими международными и межправительственными органами на основе совместных программ и проектов;
   20. настоятельно призывает государства-члены, которые еще не ратифицировали Конвенцию Организации Объединенных Наций о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ 1988 года или не присоединились к ней, сделать это как можно скорее, поскольку эта Конвенция является наиболее важным международным инструментом борьбы с транснациональной организованной преступностью, связанной с наркотиками.

III. Системы уголовного правосудия и полиции: управление и совершенствование работы полиции и других правоохранительных органов, прокуратуры, судов и исправительных учреждении и роль юристов

   1. настоятельно призывает государства-члены контролировать подготовку и повышение квалификации сотрудников правоохранительных органов и системы уголовного правосудия и содействовать проведению оперативных исследований, направленных на разработку более обоснованных с научной точки зрения планов пресечения преступности и повышения квалификации сотрудников правоохранительных органов и системы уголовного правосудия;
   2. призывает государства-члены обеспечить независимость и беспристрастность судебных органов и надлежащее функционирование органов прокуратуры и адвокатуры, принимая во внимание Основные принципы независимости судебных органов [175 - См. Седьмой Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями. Милан. 26 августа – 6 сентября 1985 года (издание Организации Объединенных Наций, в продаже под N R. 86. IV. 1), глава I, раздел D. 2.], принятые седьмым Конгрессом Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями. Руководящие принципы, касающиеся роли лиц, осуществляющих судебное преследование [176 - См. Восьмой Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями. Гавана. 27 августа – 7 сентября 1990 года (издание Организации Объединенных Наций, в продаже под N R. 91. IV. 2), глава I, раздел С. 26.], и Основные принципы, касающиеся роли юристов [177 - Там же, раздел В. 3.], принятые восьмым Конгрессом Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями;
   3. настоятельно призывает государства-члены, в случае необходимости, расширить применение мер, не связанных с тюремным заключением, и сократить как практику содержания под стражей, так и численность заключенных, с учетом Стандартных минимальных правил Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила) [178 - Резолюция 45/110 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года, приложение.], чтобы улучшить отправление правосудия;
   4. настоятельно призывает государства-члены обеспечить самые элементарные потребности и основные права содержащихся под стражей лиц и призывает мобилизовывать страны-доноры и международные финансирующие учреждения на оказание поддержки усилиям развивающихся стран улучшить условия содержания в тюрьмах;
   5. призывает государства-члены принять эффективные меры против распространения вируса иммунодефицита человека/синдрома приобретенного иммунодефицита (ВИЧ/СПИД) и других заболеваний среди заключенных;
   6. подтверждает чрезвычайную важность соблюдения сотрудниками правоохранительных органов и системы уголовного правосудия прав человека и обеспечения при этом эффективного функционирования систем уголовного правосудия и правоохранительных органов и уважения к ним со стороны местных общин;
   7. призывает государства-члены:
   a) рассмотреть вопрос о принятии подхода, предусматривающего привлечение населения к охране правопорядка, в качестве одного из методов работы органов полиции с целью сокращения социальной дистанции, разделяющей сотрудников правоохранительных органов и население, интересам которого они служат, и обеспечения более активной деятельности полиции и укрепления доверия к ней со стороны населения;
   b) содействовать расширению сотрудничества и установлению соответствующих партнерских связей с местными общинами и частным сектором при осуществлении мероприятий по предупреждению преступности;
   8. рекомендует государствам-членам рассмотреть возможность укрепления роли государственной прокуратуры, в частности укрепления ее самостоятельности, с учетом Руководящих принципов, касающихся роли лиц, осуществляющих судебное преследование, и оказания содействия международному обмену преподавателями учебных заведений, в которых преподаются соответствующие дисциплины;
   9. рекомендует также государствам-членам принять меры для повышения профессионального уровня сотрудников во всех секторах, деятельность которых связана с предупреждением преступности и уголовным правосудием, принимая во внимание резолюции, руководящие принципы и стандарты Организации Объединенных Наций в этой области;
   10. настоятельно призывает государства изучить вопрос о пересмотре пенитенциарной системы, включая принятие законодательства, направленного на обеспечение слаженного функционирования этой системы в более широких рамках системы уголовного правосудия, и с этой целью рекомендует:
   a) укрепить координацию между пенитенциарной системой и более широкой системой уголовного правосудия и обеспечить более тесное участие этой системы в исследованиях по разработке программ и в составлении законопроектов;
   b) обеспечить совершенствование учебных заведений по подготовке должностных лиц и сотрудников тюрем в качестве одной из основных приоритетных задач в области модернизации системы, организовывать регулярные учебные программы и содействовать обмену информацией и сотрудниками между администрацией тюрем и научным/университетским сообществом;
   c) продолжать и расширять обмен информацией и техническое сотрудничество на международном, региональном и национальном уровнях в целях улучшения подготовки персонала исправительных заведений;
   d) использовать, когда это целесообразно, альтернативные меры наказания в отношении правонарушителей;
   е) обеспечить уважение достоинства и прав заключенных на основе анализа и изменения, при необходимости, положений, регулирующих деятельность пенитенциарной системы;
   11. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря содействовать осуществлению проектов технического сотрудничества, касающихся реформы уголовного права и модернизации управления системой уголовного правосудия, особенно в таких областях, как сбор и компьютеризация данных, подготовка сотрудников правоохранительных органов, содействие применению мер, не связанных с тюремным заключением, и улучшение быта заключенных, с учетом таких стандартов и норм Организации Объединенных Наций, как Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), Основные принципы обращения с заключенными [179 - Резолюция 45/111 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года, приложение.] и Руководящие принципы Всемирной организации здравоохранения, касающиеся инфицирования ВИЧ и СПИДа в тюрьмах [180 - WHO/GPA/DIR/93. 3.];
   12. предлагает также Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря играть активную роль в получении поддержки со стороны развитых стран в виде оказания технической помощи, в том числе на долговременной основе, правоохранительным органам развивающихся стран;
   13. предлагает далее Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря ускорить распространение Комментария к Минимальным стандартным правилам Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила) [181 - ST/CSDHA/22.], который был опубликован в соответствии с резолюцией 45/110 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года, и с удовлетворением отмечает оказанную при его подготовке поддержку со стороны Азиатского и дальневосточного института по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, Международного уголовного и пенитенциарного фонда и Азиатского фонда по предупреждению преступности.

IV. Стратегии в области предупреждения преступности, в частности, в отношении преступлении в городских районах и преступности среди несовершеннолетних и преступлении с применением насилия, включая вопрос о потерпевших: оценка и новые перспективы

   1. предлагает государствам-членам разработать эффективные стратегии и программы предупреждения преступности в городах, преступности среди несовершеннолетних и преступлений с применением насилия, включая насилие в семье, и борьбы с ними, а также сокращения масштабов виктимизации, должным образом учитывая при этом роль семьи, школы, религии и общины и принимая во внимание существующие экономические и социальные потребности и условия на уровне всего общества;
   2. настоятельно призывает государства-члены в рамках решения проблемы преступности в городах разрабатывать проекты, касающиеся преступности среди несовершеннолетних, а также предупреждения и пресечения преступлений, совершаемых против детей и молодежи, уделяя при этом особое внимание проблеме беспризорных детей и их эксплуатации в преступных целях;
   3. предлагает государствам-членам уделять особое внимание разработке мероприятий по предупреждению преступности, направленных на молодежь, в целях изучения факторов, связанных с преступностью, и создания соответствующих механизмов ее предупреждения, в том числе служб консультирования;
   4. выражает свою обеспокоенность бедственным положением жертв преступности и настоятельно призывает в полной мере использовать и применять Декларацию Организации Объединенных Наций основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью и активизировать меры, направленные на защиту жертв и оказание им помощи, на национальном и международном уровнях, в том числе в области подготовки кадров, проведения исследований, направленных на принятие практических мер, постоянного обмена информацией и других форм сотрудничества по этим вопросам;
   5. рекомендует Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию рассмотреть вопрос о возможном воздействии миграционных потоков на преступность в городских районах;
   6. предлагает также государствам-членам рассмотреть проблемы, возникающие в связи с потоками мигрантов, особенно с точки зрения интеграции мигрантов в различных социальных и культурных условиях и опасности для них стать жертвами преступной деятельности или быть вовлеченными в нее, и настоятельно призывает государства-члены в полной мере учитывать эти вопросы при разработке стратегий предупреждения преступности в городских районах;
   7. настоятельно призывает государства-члены, в случае необходимости, принять профилактические краткосрочные и среднесрочные меры в таких областях, как городское планирование, жилищные условия, образование и профессиональная подготовка, а также на спортивных сооружениях и в местах отдыха, расположенных в районах, где население подвергается большому риску;
   8. призывает государства-члены приложить все усилия для принятия эффективных мер по борьбе с расизмом, расовой дискриминацией, ксенофобией и связанной с этим нетерпимостью во всех их формах;
   9. призывает государства-члены содействовать обеспечению надлежащего регулирования оборота огнестрельного и другого опасного оружия с помощью как нормативных актов, так и действий правоохранительных органов с целью сокращения преступности, связанной с применением насилия;
   10. предлагает государствам-членам и впредь оказывать активную поддержку организации практикумов и учебных программ по проблеме преступности в городах, уделяя при этом особое внимание взаимосвязи между преступностью в городах и социальным развитием;
   11. с удовлетворением приветствует предлагаемые руководящие принципы для борьбы с преступностью в городах, приложенные к резолюции 1994/20 Экономического и Социального Совета, и предлагает Комиссии по предупреждению преступности, на ее четвертой сессии, окончательно доработать и принять эти руководящие принципы;
   12. настоятельно призывает государства-члены разрабатывать просветительские, социальные и другие программы на основе принципов взаимного уважения и терпимости с целью снижения уровня насилия в обществе, уделяя особое внимание важной роли механизмов предотвращения и урегулированию конфликтов, альтернативных механизмов разрешения споров и иных механизмов урегулирования и принципиально важной роли просвещения на всех уровнях и для всех слоев общества;
   13. настоятельно призывает также государства-члены уделять внимание обеспечению осведомленности общественности и повышению роли информации в области предупреждения преступности и предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию изучить вопрос о том, чтобы просить Генерального секретаря в сотрудничестве со специализированными исследовательскими центрами и экспертами подготовить руководство по проведению общественно-просветительских кампаний, призванное содействовать государствам в разработке национальных программ по информированию общественности;
   14. рекомендует государствам-членам изучить с точки зрения затрат эффективность мер по предупреждению преступности и мер наказания, связанных или не связанных с тюремным заключением;
   15. настоятельно призывает далее государства-члены выработать политику в области предупреждения преступности среди несовершеннолетних и принять, в случае необходимости, соответствующее законодательство, касающееся правосудия в отношении несовершеннолетних, принимая во внимание Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила) [182 - Резолюция 40/33 Генеральной Ассамблеи от 29 ноября 1985 года, приложение.], Руководящие принципы Организации Объединенных Наций для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы) [183 - Резолюция 45/112 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года, приложение.] и Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы [184 - Резолюция 45/113 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года, приложение.], которые являются эффективным средством решения вопросов, связанных с преступностью среди несовершеннолетних, и содействия правосудию в отношении несовершеннолетних;
   16. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию призвать региональные комиссии Экономического и Социального Совета, институты, входящие в сеть программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, и другие соответствующие органы тесно сотрудничать между собой в планировании и проведении совместных мероприятий в области правосудия в отношении несовершеннолетних;
   17. рекомендует государствам-членам создавать, где это необходимо, при активном участии общества местные, региональные и национальные органы по вопросам предупреждения преступности и уголовного правосудия, учитывая, что проблема насилия и преступности в городах во всех ее формах и проявлениях представляет серьезную угрозу для жизни общества;
   18. призывает государства-члены рассмотреть вопрос о выделении необходимых ресурсов или перераспределении имеющихся ресурсов на цели содействия развитию, в случае необходимости, местных, региональных и национальных органов для осуществления мер по предупреждению преступности;
   19. рекомендует вновь подтвердить основные права детей и молодежи в вопросах, касающихся предупреждения преступности и уголовного правосудия;
   20. предлагает Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря в рамках имеющихся ресурсов:
   а) продолжать изучать последствия преступности в городских районах, содействующие ей факторы и меры по ее эффективному предупреждению, принимая во внимание последние достижения в социологии, детской и подростковой психологии, здравоохранении, криминологии и технологии, в том числе в области экологически обоснованного планирования, градостроительства и проектирования жилья;
   b) организовывать семинары и учебные программы по вопросам поиска путей и средств предупреждения преступности в городских и других районах;
   c) содействовать осуществлению проектов технического сотрудничества, направленных на совершенствование систем правосудия в отношении несовершеннолетних, с учетом Минимальных стандартных правил Организации Объединенных Наций, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила), Руководящих принципов Организации Объединенных Наций для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы) и Правил Организации Объединенных Наций, касающихся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы [185 - Там же.].

ВЕНСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ О ПРЕСТУПНОСТИ И ПРАВОСУДИИ: ОТВЕТЫ НА ВЫЗОВЫ XXI в. [186 - См.: A/CONF.187/4Rey.3.]

   Мы, государства – члены Организации Объединенных Наций,
   будучи обеспокоены воздействием на наше общество в результате совершения серьезных преступлений, имеющих глобальный характер, и будучи убеждены в необходимости двустороннего регионального и международного сотрудничества в области предупреждения Преступности и уголовного правосудия,
   будучи особо обеспокоены транснациональной организованной преступностью и взаимосвязями между ее различными видами,
   будучи убеждены, что надлежащие программы предупреждения и реабилитации имеют основополагающее значение для эффективной стратегии борьбы с преступностью и что такие программы должны учитывать социально-экономические факторы, которые могут обусловливать большую уязвимость людей с точки зрения преступных деяний и вероятность совершения людьми таких деяний,
   подчеркивая, что справедливая, ответственная, этичная и эффективная система уголовного правосудия является важным фактором содействия экономическому и социальному развитию и безопасности человека,
   сознавая потенциальные возможности реституционных подходов к правосудию, которые направлены на сокращение преступности и содействие исцелению жертв, правонарушителей и оздоровлению общин,
   собравшись на Десятый конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями в Вене с 10 по 17 апреля 2000 года для принятия решений о более эффективных согласованных действиях в духе сотрудничества по решению мировой проблемы преступности,
   провозглашаем следующее:
   1. Мы отмечаем с признательностью результаты региональных подготовительных совещаний к десятому Конгрессу Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями [187 - См.: A/CONF.187/RPM.1/1hCoit.1, A/CONF.187/RPM.3/1 и A/CONF.187/RPM.4/1.].
   2. Мы подтверждаем цели Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, особенно сокращение преступности, более эффективное и действенное обеспечение законности и отправление правосудия, уважение прав человека и основных свобод и содействие достижению самых высоких стандартов справедливости, человечности и профессионального поведения.
   3. Мы подчеркиваем ответственность каждого государства за введение и поддержание справедливой, ответственной, этичной и эффективной системы уголовного правосудия.
   4. Мы признаем необходимость более тесной координации и сотрудничества между государствами в решении мировой проблемы преступности, учитывая, что борьба с ней является общей и совместной обязанностью. В этой связи мы признаем необходимость активизации и содействия деятельности в области технического сотрудничества, с тем чтобы оказывать государствам помощь в их усилиях по укреплению своих внутренних систем уголовного правосудия и своего потенциала в области международного сотрудничества.
   5. Мы придаем первоочередное значение завершению переговоров по Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности и протоколам к ней с учетом интересов всех государств.
   6. Мы поддерживаем усилия по оказанию государствам помощи в наращивании потенциала, в том числе в подготовке кадров и получении технической помощи, и в деле разработки законодательства и правил, а также накопления специальных знаний и опыта в целях содействия осуществлению Конвенции и протоколов к ней.
   7. Учитывая цели Конвенции и протоколов к ней, мы стремимся:
   a) включать компонент предупреждения преступности в национальные и международные стратегии в области развития;
   b) активизировать двустороннее и многостороннее сотрудничество, в том числе техническое сотрудничество, в областях, охватываемых Конвенцией и протоколами к ней;
   c) расширять сотрудничество доноров в областях, включающих аспекты предупреждения преступности;
   d) укреплять возможности Центра по международному предупреждению преступности, а также сети Программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в отношении оказания государствам, по их просьбе, помощи в создании потенциала в областях, охватываемых Конвенцией и протоколами к ней.
   8. Мы приветствуем усилия, предпринимаемые Центром по международному предупреждению преступности в целях проведения, в сотрудничестве с Межрегиональным научно-исследовательским институтом Организации Объединенных Наций по вопросам преступности и правосудия, всеобъемлющего глобального обзора организованной преступности для обеспечения справочной базы и оказания правительствам помощи в разработке политики и программ.
   9. Мы подтверждаем нашу неизменную поддержку и приверженность Организации Объединенных Наций и Программе Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, особенно Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию и Центру по международному предупреждению преступности, Межрегиональному научно-исследовательскому институту Организации Объединенных Наций по вопросам преступности и правосудия и институтам сети Программы, а также решимость и далее укреплять Программу путем обеспечения соответственно устойчивого финансирования.
   10. Мы берем на себя обязательство укреплять международное сотрудничество в целях создания условий, способствующих борьбе против организованной преступности, росту и устойчивому развитию, а также искоренению нищеты и безработицы.
   11. Мы обязуемся принимать во внимание и решать проблему различных последствий осуществляемых программ и политики дли мужчин и женщин, соответственно в рамках Программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, а также в рамках национальных стратегий в области предупреждения преступности и уголовного правосудия.
   12. Мы также обязуемся разрабатывать ориентированные на конкретные действия программные рекомендации, основанные на учете особых потребностей женщин как практических работников системы уголовного правосудия, жертв, заключенных и правонарушителей.
   13. Мы подчеркиваем, что эффективные действия в области предупреждения преступности и уголовного правосудия требуют участия в качестве партнеров и субъектов правительств, национальных, региональных, межрегиональных и международных учреждений, межправительственных и неправительственных организаций и различных сегментов гражданского общества, в том числе средств массовой информации и частного сектора, а также признания их соответствующей роли и вклада.
   14. Мы обязуемся разрабатывать более эффективные способы взаимного сотрудничества в целях искоренения отвратительного явления торговли людьми, особенно женщинами и детьми, и незаконного ввоза мигрантов. Мы рассмотрим также вопрос о поддержке глобальной программы борьбы против торговли людьми, разработанной Центром по международному предупреждению преступности и Межрегиональным научно-исследовательским институтом Организации Объединенных Наций по вопросам преступности и правосудия, при условии проведения тесных консультаций с государствами и обзора этого вопроса Комиссией по предупреждению преступности и уголовному правосудию, и мы определяем 2005 год как год, когда будет обеспечено значительное уменьшение числа таких преступлений во всем мире, а если эта цель не будет достигнута, – для оценки фактического осуществления рекомендованных мер.
   15. Мы также обязуемся укреплять международное сотрудничество и взаимную правовую помощь в целях пресечения незаконного изготовления и оборота огнестрельного оружия, его составных частей и компонентов, а также боеприпасов к нему, и мы определяем 2005 год как год, когда будет обеспечено значительное уменьшение числа таких случаев во всем мире.
   16. Мы далее обязуемся более активно предпринимать международные действия против коррупции, основываясь на Декларации Организации Объединенных Наций о борьбе с коррупцией и взяточничеством в международных коммерческих операциях [188 - См.: Резолюция 51/191 Генеральной Ассамблеи, приложение.], Международном кодексе поведения государственных должностных лиц [189 - См.: Резолюция 51/59 Генеральной Ассамблеи, приложение.] и СООТВЕТСТВУЮЩИХ региональных конвенциях, а также опираясь на работу региональных и глобальных форумов. Мы подчеркиваем безотлагательную необходимость разработать эффективный международно-правовой документ против коррупции, помимо Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности, и мы предлагаем Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию просить Генерального секретаря представить Комиссии на ее десятой сессии, в консультации с государствами, тщательный обзор и анализ всех соответствующих международных документов и рекомендаций в качестве части подготовительной работы по разработке такого документа. Мы рассмотрим вопрос о поддержке глобальной программы борьбы против коррупции, разработанной Центром по международному предупреждению преступности и Межрегиональным научно-исследовательским институтом Организации Объединенных Наций по вопросам преступности и правосудия при условии проведения тесных консультаций с государствами и обзора этого вопроса Комиссией по предупреждению преступности и уголовному правосудию.
   17. Мы подтверждаем, что борьба против отмывания денег и экономической преступности является важнейшим элементом стратегий борьбы против организованной преступности, как это в качестве принципа закреплено в Неапольской политической декларации и в Глобальном плане действий против транснациональной организованной преступности [190 - См.: А/49/748, приложение.]. Мы убеждены в том, что залог успеха этой борьбы заключается в установлении широких режимов и согласовании соответствующих механизмов борьбы с отмыванием доходов от преступлений, в том числе поддержке инициатив, направленных на государства и территории, которые предлагают оффшорные финансовые услуги, позволяющие отмывать доходы от преступлений.
   18. Мы принимаем решение разработать ориентированные на конкретные действия программные рекомендации в отношении предупреждения преступлений, связанных с использованием компьютеров, и борьбы с ними, и мы предлагаем Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию приступить к работе в этом направлении, принимая во внимание работу, которая ведется в других форумах. Мы также обязуемся работать в направлении укрепления наших возможностей по предупреждению, расследованию и преследованию преступлений, связанных с использованием высоких технологий и компьютеров.
   19. Мы отмечаем, что по-прежнему вызывают глубокую обеспокоенность акты насилия и терроризма. В рамках Устава Организации Объединенных Наций и с учетом всех соответствующих резолюций Генеральной Ассамблеи, а также в совокупности с другими предпринимаемыми нами усилиями по предупреждению терроризма и борьбе с ним мы намерены совместно предпринимать эффективные, решительные и незамедлительные меры по предупреждению преступной деятельности, осуществляемой в целях содействия терроризму во всех его формах и проявлениях, и по борьбе с такой деятельностью. С этой целью мы обязуемся предпринимать все возможные усилия для содействия универсальному присоединению к международным документам, касающимся борьбы против терроризма.
   20. Мы также отмечаем, что сохраняются расовая дискриминация, ксенофобия и сопряженные с ними формы нетерпимости, и мы признаем, что важно предпринять шаги по включению в международные стратегии и нормы, касающиеся предупреждения преступности, мер по предупреждению преступности, связанной с расизмом, расовой дискриминацией, ксенофобией и сопряженными с ними формами нетерпимости, и борьбе с ней.
   21. Мы подтверждаем свою решимость бороться с насилием, проистекающим из нетерпимости на основе этнической принадлежности, и обязуемся внести значительный вклад в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в работу запланированной Всемирной конференции против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости.
   22. Мы признаем, что стандарты и нормы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия эффективно способствуют борьбе с преступностью. Мы также признаем важное значение реформы тюрем, обеспечения независимости судебной власти и органов прокуратуры и соблюдения Международного кодекса поведения государственных должностных лиц [191 - См.: Резолюция 51/59 Генеральной Ассамблеи, приложение.]. Мы будем стремиться, если это уместно, к использованию и применению стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия в национальном законодательстве и практике. Мы обязуемся, если это уместно, провести обзор соответствующего законодательства административных процедур, с тем чтобы создать возможности для необходимого образования и подготовки соответствующих должностных лиц и обеспечить необходимое укрепление учреждений, на которые возложены функции отправления уголовного правосудия.
   23. Мы также признаем практическую значимость типовых договоров о международном сотрудничестве по уголовно-правовым вопросам как важных средств развития международного сотрудничества, и мы предлагаем Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию призвать Центр по международному предупреждению преступности обновить сборник, с тем чтобы предоставить наиболее современные варианты таких типовых договоров в распоряжение государств, которые хотели бы воспользоваться ими.
   24. Мы далее признаем с глубокой обеспокоенностью, что несовершеннолетние, находящиеся в трудных обстоятельствах, нередко подвергаются опасности стать правонарушителями и(или) становятся легкой добычей для вовлечения в преступные группы, в том числе группы, связанные с транснациональной организованной преступностью, и мы обязуемся принимать контрмеры для предупреждения этого растущего явления и включать, где это необходимо, положения, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних, в национальные планы развития и в международные стратегии развития, а также учитывать вопросы, касающиеся отправления правосудия отношении несовершеннолетних, в своей политике финансирования сотрудничества в целях развития.
   25. Мы признаем, что всеобъемлющие стратегии предупреждения преступности на международном, национальном, региональном и местном уровнях должны затрагивать коренные причины и факторы риске связанные с преступностью и виктимизацией, посредством проведения соответствующей политики в социально-экономической области, а также в области здравоохранения, образования и правосудия. Мы настоятельно призываем к разработке таких стратегий, учитывая признанные успехи инициатив в области предупреждения во многих государствах и выражая уверенность в том, что масштабы преступности могут быть сокращены с помощью применения нашего коллективного опыта и обмена им.
   26. Мы обязуемся уделять первостепенное внимание сдерживанию роста и недопущению чрезмерного числа задержанных лиц и лиц, заключенных под стражу до начала суда в зависимости от обстоятельств, путем применения надежных и эффективных мер, альтернативных тюремному заключению.
   27. Мы принимаем решение принять, где это уместно, национальные, региональные и международные планы действий в поддержку жертв преступлений, такие как механизмы посредничества и реституционного правосудия, и мы определяем 2002 год как срок для проведения государствами обзора их соответствующей практики, укрепления служб по оказанию помощи потерпевшим и проведения кампаний по ознакомлению с правами потерпевших, а также рассмотрения вопроса о создании фондов для потерпевших в дополнение к разработке и осуществлению политики защиты свидетелей.
   28. Мы призываем к разработке политики, процедур и программ и реституционного правосудия, строящихся на уважении потребностей и интересов потерпевших, правонарушителей, общин и всех других сторон.
   29. Мы предлагаем Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию разработать конкретные меры по выполнению обязательств, которые мы приняли на себя согласно настоящей Декларации, и принятию последующих мер в связи с ними.

БАНГКОКСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ
«ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ И ОТВЕТНЫЕ МЕРЫ: СТРАТЕГИЧЕСКИЕ СОЮЗЫ В ОБЛАСТИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ПРЕСТУПНОСТИ И УГОЛОВНОГО ПРАВОСУДИЯ»

   Мы, государства – члены Организации Объединенных Наций,
   собравшись на одиннадцатый Конгресс Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию в Бангкоке с 18 по 25 апреля 2005 года в целях принятия решений о более эффективных согласованных действиях в духе сотрудничества в целях борьбы с преступностью и обеспечения правосудия,
   будучи убеждены, что конгрессы Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию, которые являются крупным международным форумом, оказывали и оказывают воздействие на национальную политику и практику путем содействия обмену взглядами и опытом, мобилизации общественного мнения и подготовки рекомендаций относительно программных решений на национальном, региональном и международном уровнях и вносят тем самым существенный вклад в прогрессивное развитие и поощрение международного сотрудничества в деле предупреждения преступности и уголовного правосудия,
   напоминая о работе десяти предшествующих конгрессов Организации Объединенных Наций,
   вновь подтверждая возложенные на Программу Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия функции по совместной работе с государствами-членами и региональными и международными организациями в области предупреждения преступности и уголовного правосудия,
   будучи глубоко обеспокоены распространением и масштабами транснациональной организованной преступности, в том числе незаконного оборота наркотиков, отмывания денег, торговли людьми, незаконного ввоза мигрантов, незаконного оборота оружия, а также терроризма и любыми существующими связями между ними, а также все большей ухищренностью и диверсификацией деятельности организованных преступных групп,
   подчеркивая, что укрепление диалога между цивилизациями, поощрение терпимости, недопущение огульных нападок в отношении различных религий и культур, а также урегулирование проблем развития и неурегулированных конфликтов будут способствовать международному сотрудничеству, которое представляет собой один из наиболее важных элементов борьбы с терроризмом во всех его формах и проявлениях, и вновь подтверждая, что ни один террористический акт не может быть оправдан ни при каких обстоятельствах,
   вновь подтверждая, что государства должны обеспечивать, чтобы любые принимаемые меры по борьбе с терроризмом отвечали всем их международно-правовым обязательствам и что им следует принимать такие меры в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций и международным правом, в том числе международными нормами в области прав человека, прав беженцев и гуманитарного права, будучи встревожены резким ростом, расширением географии и последствиями новых экономических и финансовых преступлений, которые превратились в опасную угрозу для национальной экономики и международной финансовой системы,
   привлекая внимание к необходимости в комплексном и систематическом подходе к борьбе с коррупцией и отмыванием денег при использовании существующих рамок и инструментов, в частности, тех из них, которые созданы под эгидой Организации Объединенных Наций, поскольку эти преступления могут способствовать проведению другой преступной деятельности,
   отмечая с признательностью работу региональных подготовительных совещаний к одиннадцатому Конгрессу Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию [192 - A/CONF.203/RPM.4/1.],
   заявляем следующее:
   1. Мы провозглашаем нашу политическую волю добиться реализации надежд и целей, изложенных в настоящей Декларации, и заявляем о своей приверженности этой задаче.
   2. Мы вновь подтверждаем нашу неизменную поддержку и приверженность Организации Объединенных Наций и Программе Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, особенно Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию и Управлению Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности, Межрегиональному научно-исследовательскому институту Организации Объединенных Наций по вопросам преступности и правосудия и институтам сети Программы, а также решимость и далее укреплять Программу путем обеспечения устойчивого финансирования, в надлежащих случаях.
   3. В духе общей и совместной ответственности мы вновь подтверждаем нашу готовность добиваться улучшения международного сотрудничества в борьбе против преступности и терроризма на многостороннем, региональном и двустороннем уровнях, в том числе в таких областях, как выдача и взаимная правовая помощь. Мы стремимся к обеспечению того, чтобы наш национальный потенциал и, в надлежащих случаях, совокупность нашего международного потенциала через Организацию Объединенных Наций и другие соответствующие глобальные и региональные организации были задействованы в международном сотрудничестве, в частности, в области предупреждения, расследования, уголовного преследования и судебного разбирательства в связи с транснациональной организованной преступностью и терроризмом и в выявлении любых существующих связей между ними.
   4. Мы приветствуем вступление в силу Конвенции Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности и двух протоколов к ней [193 - Резолюция 55/25 Генеральной Ассамблеи, приложения I–III.]. Мы призываем все государства, которые еще не сделали этого, стремиться ратифицировать эту Конвенцию и протоколы к ней, а также Конвенцию Организации Объединенных Наций против коррупции [194 - Резолюция 58/4 Генеральной Ассамблеи, приложение.] и международно-правовые документы о противодействии терроризму или присоединиться к ним, а также осуществлять их положения. При осуществлении положений этих документов мы обязуемся полностью соблюдать наши международно-правовые обязательства, в частности международные нормы в области прав человека, прав беженцев и гуманитарного права. Мы поддерживаем любые усилия по содействию осуществлению этих документов.
   5. Мы призываем государства-доноры и финансовые учреждения продолжать на регулярной основе вносить достаточные добровольные взносы на цели предоставления технической помощи развивающимся странам и странам с переходной экономикой для оказания им содействия в создании потенциала по предупреждению и пресечению преступности во всех ее формах и в применении стандартов и норм Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия и, в частности, для содействия их присоединению к международно-правовым документам о противодействии терроризму и к соответствующим международно-правовым документам о противодействии преступности, таким как Конвенция Организации Объединенных Наций против транснациональной организованной преступности и протоколы к ней, Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции и конвенции о международном контроле над наркотиками, а также осуществлению положений этих документов.
   6. Мы поддерживаем применение более комплексного подхода в рамках Организации Объединенных Наций в связи с предоставлением помощи для наращивания потенциала в области предупреждения преступности и уголовного правосудия, а также сотрудничества в уголовных делах транснационального характера, в качестве вклада в установление правопорядка и его укрепление.
   7. Мы стремимся к совершенствованию нашего противодействия преступности и терроризму на национальном и международном уровнях, в том числе, в соответствии с национальным законодательством, путем сбора информации о преступности и терроризме и эффективных мерах борьбы с ними и обмена такой информацией. Мы приветствуем важную работу, проделанную Управлением Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности и сетью Программы Организации Объединенных Наций в области предупреждения преступности и уголовного правосудия по вопросу о тенденциях в области преступности и правосудия.
   8. Мы убеждены, что поддержание правопорядка и благое управление, а также надлежащее управление публичными делами и публичным имуществом на местном, национальном и международном уровнях представляют собой необходимые предварительные элементы для создания и поддержания условий, позволяющих успешно предупреждать преступность и бороться с ней. Мы привержены созданию и поддержанию справедливых и эффективных институтов уголовного правосудия, в том числе гуманному обращению со всеми лицами, находящимися в местах предварительного заключения или исправительных учреждениях, в соответствии с применимыми международными стандартами.
   9. Мы признаем ту роль, которую отдельные лица и группы за пределами публичного сектора, например гражданское общество, неправительственные организации и общинные организации, играют в содействии предупреждению преступности и терроризма и борьбе с ними. Мы поощряем меры по укреплению этой роли в рамках законности.
   10. Мы признаем, что всеобъемлющие и эффективные стратегии предупреждения преступности могут существенно снизить уровни преступности и виктимизации. Мы настоятельно призываем к тому, чтобы в подобных стратегиях рассматривались вопросы коренных причин и факторов риска в области преступности и виктимизации, а также к их дальнейшей разработке и применению на местном, национальном и международном уровнях с учетом, в том числе, Руководящих принципов для предупреждения преступности [195 - Резолюция 2002/13 Экономического и Социального Совета, приложение.].
   11. Мы отмечаем, что страны, выходящие из конфликтов, особенно уязвимы перед лицом преступности, в частности организованной преступности и коррупции, и поэтому мы рекомендуем государствам-членам, региональным организациям и международным органам, таким, как Управление Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности, в сотрудничестве с Департаментом операций по поддержанию мира Секретариата и другими соответствующими учреждениями, принимать более эффективные меры по решению этих проблем в целях восстановления, укрепления или поддержания правопорядка и отправления правосудия в постконфликтных ситуациях.
   12. Что касается активизации участия организованных преступных групп в хищении и незаконном обороте культурных ценностей, а также в незаконном обороте охраняемых видов дикой флоры и фауны, то мы признаем важность борьбы с этими формами преступности и, учитывая соответствующие международно-правовые документы, такие как Конвенция о мерах, направленных на запрещение и предупреждение незаконного ввоза, вывоза и передачи права собственности на культурные ценности [196 - United Nations, Treaty Series, vol. 823, N 11806.], Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения [197 - Ibid., vol. 993, N 14537.], и Конвенция о биологическом разнообразии [198 - Ibid., vol. 1760, N 30619.], мы настоятельно призываем государства-члены принять эффективные меры по укреплению международного сотрудничества.
   13. Мы с обеспокоенностью отмечаем рост числа случаев похищения людей и торговли людьми, являющихся тяжкими, доходными и бесчеловечными формами организованной преступности, часто совершаемой в целях финансирования преступных организаций и, в некоторых случаях, террористической деятельности, и в силу этого рекомендуем разработать меры по борьбе с этими преступлениями и уделить особое внимание созданию практических механизмов по противодействию им. Мы признаем необходимость в осуществлении мер, направленных на предоставление надлежащей помощи и защиты жертвам похищений людей и торговли людьми и их семьям.
   14. Принимая во внимание резолюцию 59/156 Генеральной Ассамблеи от 20 декабря 2004 года о предупреждении незаконного оборота органов человека, борьбе с ним и наказании за него, мы отмечаем серьезную обеспокоенность, которую вызывают незаконное изъятие и оборот органов человека, и с интересом изучим доклад Генерального секретаря, запрошенный в этой резолюции.
   15. Мы вновь подтверждаем основополагающую важность осуществления действующих документов и дальнейшей разработки национальных мер и развития международного сотрудничества по уголовным делам, например, рассмотрения вопроса об укреплении и дополнении соответствующих мер, в частности по противодействию киберпреступности, отмыванию денег и незаконному обороту культурных ценностей, а также мер, связанных с выдачей, взаимной правовой помощью и конфискацией, мер по возвращению доходов от преступлений.
   16. Мы отмечаем, что в нынешний период глобализации быстрое развитие информационных технологий и новых систем телекоммуникаций и компьютерных сетей сопровождается злоупотреблением этими технологиями в преступных целях. Поэтому мы приветствуем усилия, направленные на активизацию и расширение нынешнего сотрудничества в области предупреждения и расследования преступности, связанной с использованием высоких технологий и компьютеров, а также уголовного преследования за такие преступления, в том числе на развитие партнерских связей с частным сектором. Мы признаем важный вклад Организации Объединенных Наций в проведение региональных и других международных форумов по борьбе с киберпреступностью и предлагаем Комиссии Организации Объединенных Наций по предупреждению преступности и уголовному правосудию изучить, с учетом этого опыта, возможность дальнейшего предоставления помощи в этой области под эгидой Организации Объединенных Наций в партнерстве с другими организациями, занимающимися аналогичными вопросами.
   17. Мы признаем важность уделения особого внимания необходимости в защите свидетелей и жертв преступлений и терроризма, и мы обязуемся укреплять, по мере необходимости, юридические и финансовые рамки оказания помощи таким жертвам с учетом, в том числе, Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью [199 - Резолюция 40/34 Генеральной Ассамблеи, приложение.].
   18. Мы призываем государства-члены предпринять шаги, в соответствии с их внутренним законодательством, по содействию доступу к правосудию, рассмотреть вопрос о предоставлении юридической помощи тем, кто в ней нуждается, и создать возможности для эффективной защиты их прав в системе уголовного правосудия.
   19. Мы с обеспокоенностью отмечаем проблему оборота незаконных наркотиков и порождаемые ею серьезные социально-экономические последствия и в силу этого призываем к укреплению международного сотрудничества в борьбе с этой формой организованной преступности.
   20. Мы будем укреплять международное сотрудничество в целях создания условий, благоприятствующих борьбе против преступности, в том числе путем содействия росту и устойчивому развитию и ликвидации нищеты и безработицы посредством эффективных и сбалансированных стратегий развития и программ предупреждения преступности.
   21. Мы призываем государства, которые еще не сделали этого, стать участниками универсальных документов о противодействии терроризму и осуществлять их положения. В целях укрепления возможностей государств в деле присоединения к этим документам и их осуществления, а также выполнения соответствующих резолюций Совета Безопасности о борьбе с терроризмом мы выражаем поддержку предпринимаемым Управлением Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности усилиям по оказанию поддержки государствам, в рамках его мандатов и в координации с Контртеррористическим комитетом и Контртеррористическим исполнительным директоратом Совета Безопасности, в их усилиях по ратификации и осуществлению этих документов посредством предоставления технической помощи, по их просьбе. Это может включать помощь системам уголовного правосудия в целях содействия эффективному осуществлению этих документов.
   22. Мы выражаем надежду, что проводимые в настоящее время переговоры по проекту всеобъемлющей конвенции о международном терроризме будут завершены в кратчайшие возможные сроки. В этом контексте мы признаем, что согласование возможного определения терроризма представляет собой одну из ключевых проблем, которую необходимо решить. Мы призываем государства-члены рассмотреть вопрос о подписании и ратификации Международной конвенции о борьбе с актами ядерного терроризма [200 - Резолюция 59/290 Генеральной Ассамблеи, приложение.].
   23. Мы убеждены, что скорейшее вступление в силу и последующее осуществление Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции имеют ключевое значение для усилий на международном уровне по борьбе с коррупцией, и поэтому мы придаем первоочередное значение поддержке усилий в этом направлении и призываем все государства, которые еще не сделали этого, стремиться подписать и ратифицировать эту Конвенцию или присоединиться к ней.
   24. Мы также убеждены, что надлежащее управление публичными делами и публичным имуществом и правопорядок имеют важнейшее значение для предупреждения коррупции и борьбы с ней, в том числе посредством эффективных мер по расследованию и уголовному преследованию. Кроме того, мы признаем, что в целях пресечения коррупции необходимо поощрять культуру честности, неподкупности и подотчетности как в публичном, так и в частном секторах.
   25. Мы убеждены, что меры по возвращению активов представляют собой один из важнейших компонентов Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции, и по этой причине мы подчеркиваем необходимость в принятии мер, направленных на содействие возвращению активов в соответствии с принципами этой Конвенции.
   26. Мы осознаем всю трудность расследования сложных дел, связанных с экономическими и финансовыми преступлениями, включая отмывание денег, и уголовного преследования за такие преступления. Мы призываем государства-члены к укреплению соответствующих программ, мер и учреждений в плане национальной деятельности и международного сотрудничества в деле предупреждения и расследования экономических и финансовых преступлений, включая отмывание денег, и преступлений, совершаемых посредством или с помощью информационных технологий, особенно в связи с финансированием терроризма и оборотом незаконных наркотиков, а также уголовного преследования за эти преступления.
   27. Мы осознаем первостепенную важность противодействия мошенническому использованию документов и личных данных для пресечения организованной преступности и терроризма. Мы стремимся к улучшению международного сотрудничества, в том числе посредством технической помощи, в деле борьбы с мошенническим использованием документов и личных данных, в частности мошенническим использованием документов на въезд/выезд, с помощью совершенствования мер безопасности и призываем к принятию соответствующего национального законодательства.
   28. Мы рекомендуем предоставлять добровольные взносы и надлежащую техническую помощь развивающимся странам для укрепления их потенциала в целях поддержки их усилий по эффективной борьбе с экономической и финансовой преступностью.
   29. В надлежащих случаях мы стремимся использовать и применять стандарты и нормы Организации Объединенных Наций в наших национальных программах предупреждения преступности и реформирования системы уголовного правосудия и предпринимать, по мере необходимости, усилия, направленные на обеспечение их более широкого распространения. Мы стремимся к поощрению надлежащей подготовки сотрудников правоохранительных органов, включая тюремный персонал, сотрудников прокуратуры и судебных органов, а также другие соответствующие профессиональные группы, с учетом этих норм и стандартов, а также наилучших видов практики, имеющихся на международном уровне.
   30. Мы рекомендуем Комиссии по предупреждению преступности и уголовному правосудию рассмотреть вопрос о проведении обзора достаточности стандартов и норм в том, что касается управления тюрьмами и положения заключенных.
   31. Мы с обеспокоенностью отмечаем, что физические и социальные условия, связанные с тюремным заключением, могут способствовать распространению ВИЧ/СПИДа в местах предварительного заключения и исправительных учреждениях и тем самым в обществе, что создает важнейшую проблему применительно к управлению тюрьмами; мы призываем государства, в надлежащих случаях и в соответствии с национальным законодательством, разработать и принять меры и руководящие принципы для обеспечения должного отношения в таких учреждениях к особым проблемам ВИЧ/СПИДа.
   32. В целях защиты интересов потерпевших и реабилитации правонарушителей мы признаем важность дальнейшего развития политики, процедур и программ в области реституционного правосудия, которые включают альтернативы уголовному преследованию, что позволит избежать возможных негативных последствий тюремного заключения, поможет снизить нагрузку уголовных судов и будет способствовать включению подходов, строящихся на принципах реституционного правосудия, в практику систем уголовного правосудия, в надлежащих случаях.
   33. Мы подтверждаем нашу решимость уделять особое внимание правосудию по делам несовершеннолетних. Мы рассмотрим пути обеспечения предоставления помощи детям, которые являются жертвами преступности, и детям, находящимся в конфликте с законом, особенно лишенным свободы, а также обеспечения такого порядка, чтобы при оказании этой помощи учитывались их пол, социальные обстоятельства и потребности в области развития, а также соответствующие стандарты и нормы Организации Объединенных Наций, в надлежащих случаях.
   34. Мы подчеркиваем необходимость рассмотреть меры по предупреждению роста масштабов преступности в городах, в том числе путем совершенствования международного сотрудничества и наращивания потенциала правоохранительных и судебных органов в этой области и путем содействия участию местных органов власти и гражданского общества.
   35. Мы выражаем глубокую признательность народу и правительству Таиланда за их теплое и радушное гостеприимство по отношению к участникам одиннадцатого Конгресса и за прекрасные условия, созданные для его работы.

Ю. В. Голик, А. И. Коробеев Преступность – планетарная проблема. К итогам XI Конгресса ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию