Людмила Гайдукова
Эльфёнок

Повесть первая. Эльфёнок

1

   «Подумаешь, двойка по физике! Ну и что, что в конце года! Далась им всем эта физика, честное слово… А мне вот по барабану!» – И всё же Лас с досадой пнул сосновую шишку, которых без счёта валялось на дорожках парка.
   Домой идти не хотелось. Весна в этом году выдалась ранней, и сейчас, в середине мая, уже казалось, что лето давно наступило. В садах отцветали яблони и красные пионы, на школьных клумбах лиловели изящные ирисы, а здесь, в парке, все поляны были усыпаны жёлтыми звёздами одуванчиков. Солнечные зайчики плясали в свежей зелени кустов. Если долго-долго следить за их игрой, то начинает казаться, что всё кругом сплошь зелёное с золотом. Лас крутил головой и прищуривал глаза до тех пор, пока ему действительно не пригрезилось, будто он в Карас-Галадоне [1 - Карас-Галадон – «город на деревьях», столица эльфийского королевства Лориэн (см. Дж. Р.Р.Толкин)], среди золотых мэллорнов [2 - Мэллорн – род ясеня (см. Дж. Р.Р.Толкин)], а вовсе не в парке на окраине большого промышленного города…
   Мама, как и следовало ожидать, расстроилась: эта двойка означала крушение надежд определить сына на физтех. Его одноклассники – серьёзные мальчики, знают, куда поступать, во всю готовятся. Только Назар никак не повзрослеет!
   У Ласа всегда сжималось сердце, когда мама вот так молча, с упрёком смотрела на него. Он бы пошёл на физтех только, чтобы её не расстраивать. Но не давались ему точные науки!
   – Мам… – Он виновато взглянул на неё снизу вверх. – Ну, прости…
   Мама чуть не плакала.
   – Дурень здоровый… Сколько мы с отцом на тебя нервов потратили! Репетитора нанимали – зачем?!! Учиться не можешь, хоть бы с девочками дружил! Женишься, может, тогда человеком станешь?
   Вопрос был риторическим: не станет её Назарка человеком. Упрямый, как осёл. Дошло до того, что стричься не хочет! Отрастил патлы и две косички сбоку заплетает, чтобы волосы не лезли в глаза. Не знаешь, что думать, вокруг такое творится! Вот опять: закрылся в своей комнате. Что он там делает?
   Лас терпеть не мог нравоучительных разговоров. Поднявшись к себе на второй этаж, он первым делом задвинул щеколду и со злостью швырнул в угол школьную сумку:
   – Вражина!
   Уроки мальчик делать не собирался. Школа ему успела надоесть так сильно, что мечталось только об одном: получить, наконец, аттестат и забыть десять лет учёбы, как страшный сон. Ясно, что ни о каком выпускном он даже слышать не хотел. А это подливало масла в огонь, то есть, в конфликт отношений с родителями… Лас сел за стол, обхватив руками голову, и задумался.
   Всё началось зимой, после дня рождения, когда папа с мамой (надо же было такому случиться!) подарили ему толстенную книгу в серебряной обложке. Стилизованные замысловатые завитки по центру выстраивались в надпись: «Полная История Средиземья. Джон Рональд Руэл Толкин». А чуть ниже – картинка, изображавшая отряд из девяти странно одетых персонажей на фоне каменистой равнины.
   Тогда он был ещё просто Назаркой – обыкновенным мальчишкой, как все мечтающим о необыкновенных приключениях. Друзей у него хватало, но общение в дворовой и школьной компании не приносило радости. Более того, к старшим классам ограниченные интересы приятелей начали вызывать раздражение, и Назар увлёкся книгами. Он читал всё подряд: классику, фантастику, детективы, даже пробовал браться за мамины любовные романы, но, в конце концов, остановился на исторической и философской литературе. Потом ему подарили компьютер, и к печатным изданиям добавились электронные книги.
   Однако этот серебряный, толстый том явился для мальчика настоящим потрясением. Перед молодым умом открылись новые горизонты. Привычная, порядком надоевшая и не приносящая душевного комфорта оценка действительности, уступила место новой, в которой было возможно всё, к чему сердце давно рвалось, вслепую нащупывая дорогу.
   Теперь он жил странной, раздвоенной жизнью. С одной стороны, выпускник средней школы Назар Щукин, с другой – Лас-эл-Лин, настоящий эльф. К своему реальному имени он давно привык: хорошо ещё, что Назар – не так банально, как, скажем, Лёха или Серый. Так же, как к имени, он привык к реальной жизни. Здесь всё просто и правильно: мама, папа, две младшие сестры-близняшки, школа – будь ей неладно! – и вечный вопрос: куда пойти учиться, чтобы не забрали в армию? Девочки его не интересовали: с ними абсолютно не о чем разговаривать! Назара злило, когда одноклассницы начинали строить ему глазки, и он в ответ отпускал ядовитые шуточки по поводу их вечных секретных сборищ в тупике коридора, рядом с туалетом. Девочки тоже в долгу не оставались, принимаясь смеяться над его длинными волосами. Эта непрекращающаяся, вынужденная война выводила юного эльфа из состояния душевного равновесия, укрепляя решимость не идти на выпускной, что, в свою очередь, выливалось в ежедневные ссоры с родителями.
   Причёска Назара действительно обсуждалась всей школой: белокурые, вьющиеся волосы с боков были заплетены в две тонкие косички. Кто-то подшучивал, кто-то откровенно издевался, а главный враг – завуч – не раз обещала самолично отвести его в парикмахерскую. Когда терпение учителей иссякло, в школу вызвали родителей. Его ругали. Он упрямо молчал. Потом процитировал на память статьи из «Декларации прав человека и гражданина» и «Конституции Российской Федерации», коротко бросил: «Имею право!» – и вышел, провожаемый взглядами остолбеневших учителей и родителей. После этого случая отец всерьёз хотел его выпороть, да почему-то раздумал.
   Но Лас-эл-Лин жил совершенно другой жизнью. Он принял новую реальность слишком серьёзно и, сравнивая свой внутренний путь с персонажами Профессора [3 - Профессор – Дж. Р.Р.Толкин.], находил много соответствий. Словно этот мир был создан специально для него. Смутные догадки постепенно оформлялись в единую систему. Крепло представление, что мир фантазий вовсе не является таким, как мы привыкли думать – зыбким и бесплотным; его обитатели живут вполне по-настоящему, с недоумением глядя на людей из-за тонкой завесы, которая зовётся гранью между воображаемым и действительным.
   В книгах Лас неоднократно находил этому подтверждение. Однако новыми идеями было совершенно не с кем поделиться. Родители сердились, замечая на его столе философскую литературу, и подозревали бог знает в чём, постоянно упрекая в нежелании жить как все. Приятели подшучивали, недвусмысленно намекая, что им, взрослым выпускникам средней школы, уже не интересны детские увлечения Назара. Поиск единомышленников через Интернет и оживлённая эльфийская переписка тоже не принесли ожидаемого результата. Анализируя письма своих сетевых друзей, Лас пришёл к выводу, что для многих из них книги Профессора были просто выдумкой, игрой, красивой сказкой, очень далёкой от реальной жизни. В сознании ролевиков два разных мира не смешивались, как вода и масло, и Назар интуитивно чувствовал, насколько в этих людях велик внутренний, духовный разрыв. Сам он считал подобное положение дел неправильным. Как можно разорвать собственную личность, если в реале ты – человек, а на ролёвке – эльф?! Да и что такое ролевая игра? Нужна ли она настоящему эльфу? Ведь антураж – костюмы, оружие – не главное, важно то, что внутри.
   А внутри жил эльфёнок: непривычное и прекрасное существо. Назар чувствовал, как стремительно меняется его взгляд на мир, и удивлялся, почему этого не замечают окружающие? Он был уже не мальчиком, играющим в эльфа, а скорее эльфом, запертым в ограниченном существовании мальчика и вынужденно играющим чужую роль. Трудно было сказать, в какой именно момент случился этот переворот в сознании, но теперь Назар уже не мог представить себя другим, упорно не желая верить, что увлечение закончится, и, в конце концов, он тоже придёт к печальному финалу разочарования. Однако в одиночку создавать новый мир и бороться за него было очень трудно. С каждым днём надежда становилась всё меньше. В сердце поселилась жёсткая, упрямая решимость.
   – Что ж, один – значит один, – говорил себе Назар. – Только это – мой мир! Никто не имеет права мне запретить жить в нём!
   Каждую ночь мальчик писал электронные письма, пытаясь найти хоть одну родственную душу, а утром, увидев его покрасневшие глаза, родители устраивали скандал. «Сколько я так ещё выдержу?» – спрашивал себя юный эльф. Но ответа не было. И впереди мрачно маячила перспектива навсегда стать Назаром Щукиным – физиком, добропорядочным гражданином и примерным семьянином, лишённым мечты и потерявшим свою уникальность.

2

   Учебный год подходил к концу. Полусонный после ночных бдений и расстроенный очередной утренней ссорой с родителями, Лас торопился в школу. Пробегая через парк к трамвайной остановке, он с завистью остановил взгляд на весёлой компании молодых рабочих, пришедших сюда после ночной смены отдохнуть и пообщаться. Вот лечь бы сейчас так же на лавочку! Солнце светит, птички поют, а ты лениво и беззаботно следишь за тем, как плывут в просветах лип и сосен белые облака…
   – Эй, паренёк, – толкнула его в трамвае какая-то сердобольная тётя. – Проснись! Где тебе выходить-то?
   Лас открыл глаза и тут же от удивления открыл рот: прямо перед ним стояла молодая женщина в длинном розовом платье с широкими, украшенными вышивкой рукавами. Пышные русые волосы были распущены по плечам, в них блестели бисерные нити. Женщина смотрела прямо и ласково, без иронии, видимо, она уже некоторое время наблюдала за мальчиком. Эльфёнок замер, восхищённо глядя на незнакомку: «Галадриэль!» [4 - Галадриэль – королева эльфов, правительница Лориэна (см. Дж. Р.Р.Толкин)] В лицо пахнуло свежим, ароматным ветерком, усталость и напряжение сменились неожиданным приливом бодрости, а слух уловил нежный перезвон колокольчиков, покачивавшихся на сумке женщины в такт движению трамвая.
   Сердце пело! Шумел золотой лес, а шелковистая трава под ногами была вся в росе и солнечных зайчиках. Прекрасная королева танцевала под цветущими мэллорнами. Взгляд скользил вслед за плавными, лёгкими движениями, а душа подхватывала рисунок танца, воплощая его где-то там, внутри, в самой середине существа. В руки Ласа упал золотой цветок – такой же невесомый и прекрасный, как песня, – и мальчик почувствовал, что уже не сможет расстаться с этим миром. Пусть пока он не воин, не король, не маг, но если Владычица позвала его, то надо идти вперёд, не раздумывая и не сомневаясь, как поступил бы на его месте любой эльфийский рыцарь, связанный клятвой…
   Колокольчики зазвенели громче. Трамвай остановился. Кивнув на прощание, женщина вышла, и Назар, не помня себя, выскочил вслед.
   Он шёл за странной незнакомкой чуть поодаль, шагах в десяти, не замечая названий улиц и перекрёстков шумного центра города. В голове не было ни единой мысли, лишь серебристые отзвуки прекрасной мелодии вплетались в стук собственного сердца. «Если потеряю её, тут же умру, наверное…» – Но безотчётная тревога вдруг растворилась в спокойной уверенности, совершенно не свойственной Ласу. Это удивляло, заставляя всё настойчивее отыскивать в толпе прохожих розовое пятнышко платья эльфийской королевы. Впрочем, в школу он давно уже опоздал… Разве сейчас это важно?
   Споткнувшись о ступеньку, Лас немного пришёл в себя и огляделся. Прямо перед ним высилось здание гуманитарного университета, занимавшего какой-то старинный особняк. Белые колонны, казалось, уходили прямо в небо; из-под карнизов нескольких крылечек любопытно таращились ангелочки в крылышках и завитушках. А со стороны центрального входа, перед которым застыл поражённый Назар, строго смотрели две высокие женские статуи в ниспадающих складками греческих одеяниях. Вокруг были аккуратные газоны, клумбы и лавочки. Суетились студенты, вбегая в здание, что-то перелистывая и переписывая тут же во дворе; словно яркие тропические бабочки, мелькали перед глазами их сумки, пакеты и рюкзаки. Иногда во двор въезжали машины, из которых выходили какие-то люди – преподаватели, наверное, или студенты, – и тоже шли в здание, занятые своим делом и своими мыслями.
   Когда первое впечатление немного улеглось, мальчик, наконец, перевёл дыхание. Женщина, за которой он шёл, исчезла. Растворилась! Пропала! Растерянно оглядываясь и не зная, что ему теперь делать, Назар постоял ещё немного на пороге университета, потом опустился на ступеньки и заснул, прислонившись к цоколю колонны.
   – Смотри-ка, эльфёнок!
   – Сам пришёл, надо же…
   Где-то в глубине сознания запели колокольчики, и Лас испуганно открыл глаза, боясь снова упустить исчезающую мелодию. Над ним склонились студенты: парень и девушка.
   – Ты откуда здесь? – Мягкий, словно тысячу раз слышанный голос заставил Назара внимательнее взглянуть на студента. Парень был удивительно похож на эльфа, во всяком случае, Лас представлял их именно такими: лёгкий, красивый, с добрым глубоким взглядом, сверкающим, как звёзды в ясную ночь. Тёмные волосы, изящными волнами падавшие на плечи, были заплетены с боков в две тонкие косички. Но самым поразительным явилось даже не внешнее сходство, а то, что золотой цветок в сердце моментально раскрылся, потянувшись навстречу незнакомцу, и это чувство отдалённо напомнило другое, испытанное в трамвае, рядом с женщиной, похожей на Галадриэль.
   – Так, шёл… случайно… – пробормотал эльфёнок в ответ. – А мы раньше нигде не встречались?
   Парень окинул его внимательным взглядом и, улыбнувшись, протянул руку, помогая встать со ступенек:
   – Если только во сне!
   Заметив, какое замешательство вызвали у Назара эти слова, девушка рассмеялась. Она была одета в длинное пёстрое платье с кружевами, и смех её походил на звон маленьких колокольчиков, вплетённых в волосы и браслеты.
   – Ярослав любит шокировать народ! А ты тоже из толкинистов [5 - Толкинисты – поклонники творчества Дж. Р.Р.Толкина. Их отличительной особенностью являются ролевые игры по мотивам произведений Профессора. Здесь и далее термины «ролевик» и «ролевая игра» будут употребляться в контексте принадлежности к движению «толкинизма».]? Эльф, судя по причёске?
   Назар кивнул:
   – Эльф. Только маленький… Лас-эл-Лин, – поклонился он, но тут же, смутившись, добавил: – А по паспорту – Назар.
   Ярослав вернул поклон с таким достоинством, что сразу становилось ясно: подобный способ знакомства для него – дело естественное и привычное.
   – Итиль [6 - Итиль – «Луна» (см. Дж. Р.Р.Толкин). Эльфийское имя Ярослава возможно перевести как «Лунный рыцарь».]. Среди близких друзей известен ещё, как рыцарь Гвен. Впрочем, можно просто – Ярик.
   Девушка, видимо, предпочитала другой способ общения, принятый более у людей, нежели у эльфов. Тепло улыбаясь, она протянула Назару руку, которую тот учтиво пожал.
   – Наташа. Алиэ.
   Спустя некоторое время, все трое сидели в университетской столовой, оформленной, как хороший ресторан. Лёгкие занавески на окнах колыхал ветерок, на столах в изящных вазочках стояли букеты искусственных цветов. Скатерти, расписные подносы, сияющий чистотой прилавок… Это сильно отличалось от представлений Ласа о столовых вообще. Он удивлённо крутил головой, пока Ярослав не принёс им по стаканчику сока с горкой пышных ароматных булочек.
   Назар чувствовал, как с каждым словом этих молодых людей в его душе распускаются незабудки. Было непривычно легко, отпадала необходимость подыскивать нужные фразы для разговора, сама собой исчезла его всегдашняя настороженная готовность отражать град насмешек. Глядя в весёлые глаза студентов, Назар впервые в жизни не стеснялся своей глупой, доверчивой улыбки.
   – Слушайте, ребята, вы меня точно не разыгрываете? – вдруг спросил он. – Как-то всё очень странно получается: я шёл за женщиной в розовом платье, с колокольчиками, пришёл сюда, заснул, просыпаюсь – эльфы! С ума сойти!
   Алиэ залилась звонким смехом, Ярослав дружески подмигнул:
   – Ничего, Лас, привыкнешь. Этот университет – рассадник толкинизма, как говорит наша деканша. Эльфами здесь никого не удивишь. Даже настоящие среди них имеются: знаешь, те, для кого это не игра вовсе, гораздо серьёзнее любой ролёвки.
   В этот момент Назар встретился с ним взглядом и невольно вздрогнул: эльфёнку почудилось, будто Итиль хочет сказать что-то другое, или, скорее, спросить…
   Неловкую паузу прервала Алиэ:
   – Ну да, хоть и странно, правда? Та женщина, с колокольчиками, которая тебя так удивила, у нас на истфаке читает философию. Мы все зовём её Руаэллин, потому что по-настоящему – Марта Всеволодовна – язык сломаешь!
   Из дальнейшего разговора со студентами Лас выяснил для себя много интересного. Оказывается, в этом вузе есть всё, что пожелает гуманитарная душа: филология, иностранные языки, история и обществознание, право, культурология и множество других потрясающих специальностей, никак не связанных с физикой. Решение созрело быстро: Назар будет поступать только сюда и только на исторический факультет, – другого варианта своего ближайшего будущего мальчик теперь не представлял.
   Но не менее важным явился тот факт, что душевная искренность Ласа (качество, которого он так стеснялся в компании школьных товарищей) вызвала нескрываемое восхищение новых знакомых. Итиль и Алиэ смотрели с уважением, удивляясь ему так же, как он удивлялся им. Узнав о желании Назара поступать в гуманитарный университет, они сразу же предложили свою помощь, и это ещё больше укрепило Ласа в уверенности, что его решение – правильное. Поэтому из столовой эльфёнок пошёл прямиком в приёмную комиссию с твёрдым намерением сделать всё, что от него зависит.
   Никогда раньше дорога домой не казалась такой длинной! Назар брёл по знакомым улицам, поминутно останавливаясь и поднимая взгляд к яркому полуденному солнцу. Представлялось, что тёплый свет льётся только на него, окутывает мысли, преображает реальность, а из золотых лучей сам собой ткётся невидимый волшебный плащ. Сегодня Лас впервые почувствовал биение нового мира в своём существе, более того, он уже стал частью этого мира, и пусть дальше будет то, что будет! Он шёл навстречу новой, прекрасной судьбе и ни секунды не жалел о своём выборе!..
   А дома ждал скандал. Уже с порога стало ясно: родители знают о том, что Назар прогулял уроки.
   – Где ты был?! – грозный голос отца вызвал у юного эльфа тяжёлый вздох. Мама плакала, стараясь не смотреть на сына.
   Успокоить их, честно во всём признаться?… Но разве поймут, если он расскажет, как выскочил из трамвая вслед за прекрасной королевой, как нашёл новых друзей и решил поступать на исторический факультет гуманитарного университета? Ведь мама с папой даже не подозревают о том, насколько для него это важно! И вся школьная возня не идёт ни в какое сравнение со звоном колокольчиков, золотыми цветами и звёздным взглядом Итиля… Нет, тут даже говорить не о чем: не поймут!
   Назар стоял, грустно опустив голову, и смысл слов отца доходил до него с трудом:
   – Ты единственный из всех одиннадцатиклассников не сказал ещё, какой предмет будешь сдавать по выбору. Завтра я сам отведу тебя в школу, Назар! Пора прекратить это безобразие! Запрещаю тебе без моего разрешения включать компьютер: ночью надо спать.
   Родителей было жалко. Но раз уж им не интересна его внутренняя жизнь, то пусть и всё остальное останется секретом!
   Лас поднял взгляд, полный упрямой решимости и внутреннего достоинства, и медленно, но твёрдо произнёс:
   – Буду сдавать историю.
   Потом сам вытащил все разъёмы из компьютера и, аккуратно смотав их, отдал отцу на хранение. Слова своего Лас не нарушил: школу больше не пропускал, а к выпускным экзаменам подготовился настолько хорошо, что сдал их все на пятёрки. Но ни родители, ни одноклассники до сентября так и не узнали, в какой вуз он подал документы на поступление.

3

   Сентябрь ворвался в жизнь Назара с беззаботностью недавнего школьника, вдруг покинувшего свой надоевший тесный мирок. Звенящий прохладный воздух наполнял грудь ощущением безграничности мировых просторов: все дороги открыты, ступай, куда хочешь! Ещё цвели на клумбах яркие душистые табачки и огненно-рыжие бархатцы, ещё не успели пожелтеть клёны в парке, а летний отдых не совсем выветрился из памяти. Но уже хотелось бежать с новым рюкзаком, подпрыгивая от радости, в новое здание к новым предметам и друзьям. Нестерпимо хотелось учиться!
   Родители, наконец, смирились с тем, что их непутёвый сын не станет физиком. И большим утешением явилось отсутствие необходимости хлопотать за него: мальчик сам подал документы, отлично сдал вступительные экзамены и был зачислен на бюджетной основе. Отец одобрил решительные действия Назара:
   – Молодец, сынок, не пропадёшь! Учись, старайся!
   Лас от счастья готов был прыгать до потолка: эти слова означали не просто перемирие с отцом, а самый настоящий мирный договор, подписанный и утверждённый на веки вечные! Правда, оставался ещё конфликт с мамой, которая по-прежнему подозревала его во всех смертных грехах. Поступление Назара в гуманитарный вуз её ни в чём не убедило, и она, сокрушённо качая головой, повторяла время от времени:
   – Ты ведь что-то задумал, сынок? Неспроста это всё!
   Но пока на семейном фронте не велось активных боевых действий, Лас самозабвенно наслаждался жизнью. Теперь у него появились друзья, с которыми он проводил свободное время.
   Итиль и Алиэ были на два года старше, но Назар совершенно не замечал этой разницы. С Ярославом они быстро нашли общий язык, и вспыхнувшая при знакомстве взаимная симпатия скоро переросла в крепкую дружбу. Лас чувствовал себя счастливым: именно о таком товарище он мечтал последние несколько лет! С Итилем было очень легко, к тому же он обладал редкой способностью появляться в самый нужный момент и предлагать то, в чём эльфёнок испытывал необходимость. Они могли часами бродить по городским закоулкам, обсуждая какую-нибудь философскую или эзотерическую тему, могли отправиться на выставку в картинную галерею или на выступление симфонического оркестра. Классическая музыка была слабостью Ярослава, но эльфёнка удивляло, что на концерты Итиль ходит чаще всего один, и в компании приятелей музыкальных тем старается не касаться.
   – Алиэ нравится этно, а Сэм просто засыпает в филармонии, – объяснил он в ответ на настойчивые расспросы Ласа.
   – Но меня ты зовёшь не ради компании! – не унимался Назар. – Честно признаюсь, я люблю классическую музыку, только один бы на концерт не пошёл.
   Итиль усмехнулся, и его глаза сверкнули звёздными отблесками.
   – Ты – совсем другое дело! Ты вообще, как я понял, себя мало знаешь. А музыка – это путь, и если хочешь обдумать что-то важное, то лучшего места, чем филармония, просто не найти!
   – Ох, – вздохнул эльфёнок. – Иногда мне кажется, что ты разговариваешь со мной, а обращаешься к кому-то другому… Впрочем, на последнем концерте я сидел с закрытыми глазами и представлял себе белые корабли Альквалондэ [7 - Альквалондэ – «лебединая гавань», город эльфов на Благословенной Земле (см. Дж. Р.Р.Толкин)].
   – Вот видишь…
   Подобные странные разговоры, возникавшие между ними время от времени, заставляли Назара серьёзно задуматься. Пожалуй, он действительно не знает себя, и Итиль прав, намекая на необходимость сосредоточенного погружения в глубины личных впечатлений. Но эльфёнок не представлял, с какой стороны к этому подступиться, а после бесед с Ярославом возникало больше вопросов, чем ответов.
   С Алиэ было по-другому – просто и весело. Первое время эльфёнок сильно смущался, оставаясь с ней наедине, краснел и путался в разговоре. Но Наташа всегда очень терпеливо и тактично помогала ему выбраться из неловких ситуаций, и Назар постепенно оттаял, порадовавшись про себя тому, что не все девушки похожи на его глупых одноклассниц. С Алиэ можно было беседовать о чём угодно. Она много читала, с удовольствием слушала рок и этническую музыку, любила живопись, часто удивляла Назара глубокими познаниями в технике и изобретательстве. Иногда вместе со своей лицейской подругой Эльнарой Наташа ездила кататься на мотоцикле, а вечера девушки проводили в рок-клубе в компании музыкантов и байкеров. Итиль на эти тусовки не ходил, хотя с Эльнарой-Арвен тоже был знаком с незапамятных времён, и их связывала крепкая дружба.
   Ещё одним удивительным человеком, с которым познакомился Лас, был Семён – менестрель [8 - Менестрель – в средневековой Европе странствующий певец. В субкультуре толкинистов менестрелями чаще всего называют ролевых бардов – авторов и исполнителей собственных песен на сюжеты любимых произведений.] с филфака. Этот единственный в своём роде чудак вечно попадал в какие-то невероятные истории и умел так рассказать об этом, что все просто умирали со смеху. Сэм писал стихи, замечательно играл на гитаре, а за внешней весёлой бесшабашностью безошибочно угадывалась натура романтичная и страстная. Ласа многое привлекало в этом человеке, хотелось более близкого и глубокого общения, нежели ни к чему не обязывающие разговоры в компании. Однако по отношению к себе со стороны менестреля эльфёнок замечал враждебную настороженность. И хотя Назар не понимал причины такого отношения, нарушить дистанцию всё же не решался.
   Однажды на вечеринке Лас случайно стал свидетелем странного разговора:
   – Вы словно с ума посходили, особенно Яр! – говорил Семён злым, приглушённым шёпотом. – Я вообще ничего не понимаю!
   – Не понимаешь, – не лезь! – отвечала Алиэ твёрдо и резко. – Забыл, Руа и Фроди нас ещё зимой предупреждали!..
   При этих словах Назару показалось, что менестрель в бешенстве скрипнул зубами.
   – И ты туда же! – бросил он и ушёл, ни с кем не прощаясь.
   После этого разговора Семён долго не появлялся в тех компаниях, в которых бывал Назар, а при случайных встречах в коридорах университета неизменно провожал его мрачным взглядом. Но недели через две менестрель сам отыскал эльфёнка и, стараясь скрыть смущение, протянул ему руку:
   – Лас… Ничего не спрашивай! Я был не прав.
   С тех пор Назар без преувеличений мог назвать Сэма своим другом и даже порой разделял с ним сумасшедшие вылазки по окрестностям – святая святых, куда менестрель не пускал никого, кроме Итиля, Алиэ и Боромира.
   Серёга Боромир тоже учился на историческом факультете, на курс старше Назара. Он был рыжим, коренастым и угрюмым молчальником, так что оставалось загадкой, что их связывает с Семёном, и о чём они разговаривают во время многодневных походов. Сергей занимался в клубе исторической реконструкции, являясь отличным фехтовальщиком. О мечах и доспехах он знал, казалось, всё, что о них вообще известно. Однако, несмотря на это, учёба Боромиру давалась с трудом, а объясняя друзьям приёмы боя, он гораздо большее внимание уделял практике, нежели теории.
   В такой компании Лас чувствовал себя счастливым. Но существовало ещё одно обстоятельство, вызывавшее у эльфёнка бурную радость. Среди студентов и молодых преподавателей университета распространилось повальное увлечение книгами профессора Толкина! Здесь можно было встретить мудрых эльфов и весёлых хоббитов, важных гномов и горделивых гондорцев [9 - Эльфы, хоббиты, гномы, гондорцы (люди, жители королевства Гондор), орки – названия народов из книг Дж. Р.Р.Толкина.]. Хотя одеты они были в современные одежды, все настолько стремились походить на своих любимых героев, что отличить гнома от эльфа по манере поведения ничего не стоило. На качество учёбы игра практически не влияла, наоборот, успеваемость даже повышалась, потому что за лодырями и двоечниками прочно закреплялось звание «тупого орка». А это было очень обидно и больно било по самолюбию.
   Время от времени определённые группы студентов устраивали ролёвки или толкинистские праздники. Кто-то даже выезжал в другие города для встреч с единомышленниками и обмена опытом. Наличие костюма, навык ремесла и владения оружием были для участников игры обязательными, поэтому Лас решил позаботиться обо всём этом в самом ближайшем будущем.
   Огорчало эльфёнка только одно: даже здесь, в университете, слишком мало людей по-настоящему верило в реальность своих героев. Он чувствовал, что за внешней красочностью игры должно стоять что-то большее, очень важное, не мешающее жизни, а, скорее, помогающее ощутить себя её хозяином и творцом. Беспокойное сознание напряжённо искало ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми, и Лас приходил к мысли, что без мудрого наставника ему уже не обойтись.

4

   – Приветствую вас, свободные жители Средиземья [10 - Средиземье – земли к востоку от Великого Моря, населённые представителями самых разных народов (см. Дж. Р.Р.Толкин)]! – зазвенел с кафедры лектория весёлый голос Марты Всеволодовны. – Сегодня мы поговорим о том, что такое ролевая игра и выясним, нужна ли она настоящему эльфу?
   Этот неожиданный семинар стал хорошим подарком для любознательной молодёжи. Несмотря на вечернее время, огромный зал был почти полон. Здесь собрались студенты с разных факультетов и курсов, с дневного и заочного отделения. Даже несколько преподавателей устроились где-то с краю, стараясь не привлекать к себе внимания.
   Марту Всеволодовну на историческом факультете очень любили. У младших курсов она читала философию, у старших – психологию. И хотя занятия составляли весьма плотный график, она всегда находила время для дополнительных семинаров и внеплановых пересдач. Чувствуя к себе столь уважительное отношение, студенты тоже старались не создавать проблем своей любимой преподавательнице, а видя такую трогательную гармонию при общей неплохой успеваемости, ректорат закрывал глаза на странную манеру Руаэллин одеваться в пышные платья, сшитые по моде европейского средневековья.
   Что касается Ласа, то после встречи в трамвае он смотрел на Марту Всеволодовну глазами, полными нескрываемого восхищения. Да, он так же, как прочие студенты, слушал лекции, готовился к семинарам и сдавал зачёты по философии, но за всем этим жило чувство столь трепетное, столь возвышенное, что ему просто не находилось названия в человеческом языке. К Руаэллин невозможно было привыкнуть. От неё словно всегда исходил внутренний свет, казавшийся Ласу золотистым, переливающимся, как радуга на росистом лугу. Порой их взгляды встречались, и эльфёнок замирал, забывая обо всём на свете, теряя дар речи и невольно краснея. В сознании распускались золотые цветы, было так светло, свежо и просторно, что с трудом верилось: эти ощущения действительно принадлежат ему! Но что бы ни думала о нём Марта Всеволодовна, как бы ни относилась, Назар не мог переступить границу восхищения и заговорить с преподавательницей о том, что его живо интересовало. Поэтому сейчас он ловил каждое слово, интуитивно чувствуя важность момента.
   Про семинар Лас узнал на кафедре Отечественной истории, когда там проводились занятия их группы. В перерыве между лекциями вошёл завкафедрой – немного суетливый, вечно серьёзный и сосредоточенный молодой человек по прозвищу Рюрик.
   – Так. Первый курс, тихо! – Александр Павлович поднял руку, словно призывая верную дружину под свои знамёна. – Сели. Эльфы среди вас есть?
   Недавние школьники осторожно молчали. Кто знает, что на уме у этого загадочного препода, которого уважают и побаиваются даже старшекурсники? Между тем, скользнув взглядом по лицам студентов, завкафедрой удовлетворённо кивнул и объявил:
   – Кому интересно, в пятницу в шесть часов вечера в большом лектории состоится семинар на тему: «Ролевая игра, как способ самовоспитания личности». Впрочем, и не эльфам тоже полезно послушать. Занятие внеплановое, по просьбам трудящихся, учить ничего не надо, оценки ставить не будут.
   – А кто проводит? – спросил Лас.
   Рюрик весело прищурился:
   – Какой шустрый эльфёнок! Марта Всеволодовна решила призвать к порядку вашу разношёрстную братию. И хочу сказать: давно пора!
   Взмахнув рукой, словно скомандовав: «Вперёд!», – Александр Павлович взял у лаборантки толстую пачку рукописей и вышел.
   С того момента потянулись томительные часы ожидания. Ласу казалось, что он даже во сне считает дни до пятницы! В пятницу же с утра Назар просто не находил себе места, а оказавшись в лектории, нетерпеливо ёрзал в кресле до тех пор, пока не поймал на себе внимательный, задумчивый взгляд прекрасной королевы.
   – Итак, начнём, – проговорила Руаэллин. – Тема, которую мы собираемся обсудить, и которая большинству из вас кровно близка, – это ролевая игра. Знаете ли вы, дорогие средиземцы, что ролёвка – отнюдь не изобретение толкинистов? Это один из инструментов практической психологии, призванный самым оптимальным образом сконцентрировать внимание на заданной теме…
   Дальше Марта Всеволодовна говорила о том, как устроена нервная система человека, как работают его органы восприятия в привычной и незнакомой ситуации. Сознательно меняя взгляд на мир в ходе ролевой игры, можно управлять своими нервными реакциями, развивать новые, полезные качества, избавляться от вредных привычек и комплексов.
   – Ставя перед собой задачу изменения внутреннего мира, духовного строя, вы можете добиться больших результатов. С каждой новой игрой будете яснее чувствовать, как меняется ваша реальность; заметите, что стали чуть-чуть похожи на любимых героев: отважных рыцарей, прекрасных принцесс. Таким образом, можно развить в себе любое желаемое качество. Запомнили как? Перед игрой поставить цель, во время игры представить, что вы уже обладаете этим качеством, и после игры обязательно проанализировать, что же получилось хорошо, а над чем ещё надо работать.
   Лас во все глаза смотрел на Руаэллин. Ничего себе! Он-то думал, всё просто: собираются эльфы в клубы, переодеваются, – и давай мечами махать, инсценируя эпизоды из книги. А тут такое! Для Назара эта лекция стала просто откровением свыше. Дух захватывало от перспективы! Оказывается, он был прав, и за игрой стоят уже открытые и описанные психологами законы развития личности, а внутренними процессами можно сознательно управлять с помощью ролевой игры.
   Теперь становилось ясно, почему среди ролевиков так мало настоящих эльфов. Далеко не все стремятся к самопознанию, и уж совсем единицы готовы упорно работать для развития в себе новых качеств и изменения духовной реальности. Тем, кто привык прятаться за чужое мнение, желая избежать ответственности, гораздо удобнее говорить, что жизнь тяжела и некрасива, а настоящих эльфов не бывает.
   Лас прекрасно понимал, что увлечение книгами Профессора – всего лишь один из множества способов изменить себя. Есть другие пути, в том числе религиозные. Но он выбрал то, к чему звало сердце, и сворачивать с намеченной дороги не собирался. Здесь рядом друзья и единомышленники, а мудрая Руаэллин может помочь разрешить сомнения. Вот бы поговорить с ней наедине! Наверняка, она знает ответы на все вопросы, которые не дают ему покоя.
   Время, отведённое для семинара, давно закончилось, но аудитория не спешила расходиться. Студенты задавали вопросы, обменивались мыслями, и вообще было видно, что Марта Всеволодовна затронула самую животрепещущую тему. В конце концов, самые любознательные средиземцы столпились вокруг кафедры, продолжая засыпать Руаэллин вопросами.
   Решился и Лас. Только едва он открыл рот, как снова встретился взглядом с этой удивительной женщиной. В её глазах сияли звёзды, и эльфёнок мог бы поклясться, что Владычица слышит все его сокровенные мысли! «Ну и хорошо! – думал Назар, краснея, но не опуская головы. – Зато не надо подбирать нужные слова! Да, моя королева, я хочу говорить с Вами! И не просто, а один на один! Кто Вы? Уж верно, не простой преподаватель! И что за чувство владеет мной сейчас? А сам я – кто?! Каков мой мир? Нет, я не сверну с дороги!.. Но так хочется идти по ней рядом с Вами!.. Я слишком смел? И слишком многого хочу?…» Галадриэль улыбнулась. Сияние, исходившее от неё, слепило и завораживало, наполняя тело лёгкостью, а душу – восторгом. Потеряв счёт времени, забыв, где он находится, Лас не видел ничего, кроме огромных золотых цветов, и ничего не слышал, кроме тонкой музыки колокольчиков. Он не поверил бы, узнав, что этот немой диалог длился мгновение!
   Но тут Марта Всеволодовна отвела взгляд и, обращаясь к студентам, произнесла твёрдо, по-учительски:
   – Достаточно на сегодня! Дорогие эльфы, люди и хоббиты, объявляю собрание закрытым. По домам! Быстренько!
   Все рассмеялись, заторопились. В стихийно возникшей толчее прощания, у самого уха остолбеневшего Назара, прошелестели таинственные слова:
   – Свободные Каменщики [11 - Свободные каменщики – масоны.] не всякому позволяли войти в свою ложу. Мы позже поговорим с тобой. Один на один.
   Руаэллин загадочно улыбнулась и лёгкими шагами вышла из лектория.

5

   Первого мая договорились отправиться на ролёвку в лес. День был самым подходящим: в древние времена на родине Профессора его почитали особо. Место выбирали долго и тщательно, в конце концов, остановившись на крутом береговом склоне, поросшим светлым берёзовым лесочком. Ручей, бежавший с дальних холмов, образовывал здесь небольшой водопад, прыгая вниз по глыбам известняка. А чуть поодаль находились знаменитые на всю округу пещеры, беспрестанно исследовавшиеся местными спелеологами [12 - Спелеологи – исследователи пещер.] и часто посещавшиеся туристами.
   Утром все собрались у здания университета. В этот раз к студентам решила присоединиться Руаэллин, хотя обычно она не участвовала в толкинистских праздниках. Девочки были просто счастливы: все знали, что Марта Всеволодовна занимается стилизованной вышивкой. Парни втайне мечтали блеснуть перед очаровательной преподавательницей умением владеть оружием, и Лас знал, что тренировались они очень серьёзно.
   Переодевшись в заранее приготовленные костюмы, участники праздника бодро зашагали по дороге, ведущей к реке. Назар немного побаивался, что его увидят знакомые, но в то же время ужасно хотелось покрасоваться перед бывшими одноклассниками в новом наряде. А наряд был потрясающим! Батистовая голубая рубашка с широкими рукавами украшена золотой тесьмой и вышивкой; узкие штаны заправлены в мягкие сапоги. Гордостью своего костюма Лас по праву считал пояс: расшитый бисером и самоцветами кожаный ремешок с эмалевой пряжкой.
   Свои приготовления к игре юный эльф начал сразу же после Нового года. Но тут не обошлось без неприятных сюрпризов. Когда он попросил маму научить его строчить на швейной машинке, она страшно рассердилась. Выгнав сына гулять, сама, как рассказывали сестрёнки, долго пила валерьянку и плакала. Чтобы больше не расстраивать маму, Лас обратился за помощью к Алиэ. Вместе они сделали превосходный эльфийский костюм. Правда, пояс Наташа достала где-то уже готовым и торжественно вручила эльфу, заявив, что делала не она, а кто – секрет. И что это – специальный подарок для него, Назара. Понятно, как рад и горд был Лас, шагая в таком прекрасном одеянии рядом с друзьями, тоже наряженными по всем правилам праздника. У некоторых юношей и девушек к поясной перевязи были прицеплены мечи, а за спиной виднелись луки и колчаны со стрелами. В сумочках юных эльфиек лежали журналы, образцы орнаментов и всякие штучки для вышивки: ткань, нитки, иголки, бисер. И, конечно же, не забыли взять еду и гитару! Предполагалось провести в лесу весь день до самого позднего вечера.
   Путь к назначенному месту сам по себе стал замечательным праздником. Весёлое майское солнышко ласкало своими лучами нежную зелень. Щебетали птицы, звонко оповещая людей о том, что настала пора любви. Когда последние дома города скрылись за поворотом, студенты свернули на просёлочную дорогу. Впереди уже маячили холмы над рекой, поросшие берёзовым лесом, – цель их путешествия. Здесь даже дышалось легче и слаще, а весна чувствовалась ещё сильнее. Эльфы шутили и смеялись, гоняясь друг за другом по свежим утренним лужайкам. Сэм взял в руки гитару.
   – Ну-ка, Эльнара, – обратился он к Арвен, которая по случаю ролёвки сменила кожаную куртку на изумрудное эльфийское платье, – сбацай нам праздничную балладу о весне! Ты лучше всех её поёшь!
   Студенты захлопали, на ходу сгрудившись вокруг менестреля, и Сэм ударил по струнам. Эльфийка запела. Её низкий бархатный голос уверенно вёл мелодию, смешиваясь с чистым переливом колокольчиков.

     – Всё цветёт! Вокруг весна!
     Эйя!
     Королева влюблена
     Эйя!
     И, лишив ревнивца сна,
     Эйя!
     К нам пришла сюда она,
     Как сам апрель сияя.

   Менестрель весело подхватил припев:

     – А ревнивцам даём мы приказ:
     Прочь от нас, прочь от нас!
     Мы резвый затеяли пляс.

   Арвен танцевала, высоко подняв тонкие руки в серебряных браслетах и хлопая в такт песне:

     – Ею грамота дана,
     Эйя!
     Чтобы, в круг вовлечена,
     Эйя!
     Заплясала вся страна
     Эйя!
     До границы, где волна
     О берег бьёт морская.

     – А ревнивцам даём мы приказ:
     Прочь от нас, прочь от нас!
     Мы резвый затеяли пляс, —

   Уносились к небу молодые голоса.
   Последний куплет исполнил Сэм, в то время как девушки во главе с Эльнарой окружили его в танце:

     – Хороша, стройна, видна,
     Эйя!
     Ни одна ей не равна
     Красавица другая.
     – А ревнивцам даём мы приказ:
     Прочь от нас, прочь от нас!
     Мы резвый затеяли пляс. [13 - Провансальская баллада ХII века, связанная с обрядами празднования начала весны (Цитируется по изданию: Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия. – М, Просвещение, 1974).]

   Припев утонул в весёлом смехе. Руаэллин захлопала:
   – Браво! У нас получился настоящий Бельтайн [14 - Бельтайн («Огонь бога Беля») – один из самых важных праздников кельтского языческого календаря. Открывал светлое время года и был связан с возжиганием жертвенного огня и соответствующими подношениями великому богу Солнца.]!
   – Что – настоящий? – не понял Назар. Он впервые слышал это слово.
   – Бельтайн – первомай у древних ариев, – пояснила чуть запыхавшаяся и раскрасневшаяся Арвен. – Обычай праздновать начало весны есть у многих народов. В этот день выбирают Королеву и веселятся, танцуя вокруг майского деревца.
   Лас подмигнул Семёну:
   – Немного необычное дерево! Вы не находите?
   – Сэм у нас – признанный менестрель и сказочник! – рассмеялась Марта Всеволодовна. – А вот Королева Мая – должность очень почётная. Избранная на эту роль девушка как бы олицетворяет богиню Лелю – персонификат Весны. Леля – владычица зелени и дождя, вечная невеста, танцующая среди зелёных трав со своими такими же юными подругами. Под их ногами выше поднимаются ростки, пробиваются родники, над ними гуще зеленеют деревья…
   Как стройна и изящна эта женщина, похожая на сказочную фею, как идёт ей белое платье, вышитое серебром! «Так не бывает! Или бывает? – размышлял Назар. – Рядом с ней я тоже чувствую себя волшебником, способным творить чудеса!..»
   Наконец, эльфы свернули с тропинки в лес и расположились на большой поляне, уютно обрамлённой со всех сторон берёзами. В просветах между ровными стволами виднелась зеркальная гладь реки. По тёмной воде плыли, отражаясь, белые облака, а сверху раскинулось голубое, безмятежное небо. День обещал чудеса.
   Часов до трёх всё было замечательно: эльфам никто не мешал, и они развлекались в своё удовольствие. Боромир обучал новичков приёмам владения мечом. Гвен-Итиль тренировал лучников. Несколько девочек вместе с Руаэллин обсуждали вопросы стилизации костюма и украшений. Пробегавший мимо с охапкой хвороста для костра Лас был пойман и оставлен, как наглядное пособие. Из той чепухи, которую несли эльфийки, прикладывая к разным частям его костюма тряпочки с орнаментами, он, конечно же, ничего не понял. Но один момент в разговоре заставил насторожиться: дамы обсуждали пояс.
   – Посмотрите, работа мастера! – заметила Арвен.
   Назар кивнул:
   – Это подарок.
   – Дорогой подарок! – покачала головой Эльнара, обратив внимание подруг на переднюю часть пояса, где, рядом с пряжкой, красным и белым бисером были вышиты странные значки, плавно переходящие в орнамент.
   – Похоже на рунескрипт [15 - Рунескрипт – несколько рун, расположенных последовательно в определённом порядке или связанных в один знак. Используется в магии.]? – спросила худенькая, глазастая Эстель, однокурсница Ласа. Коротко, из-под ресниц, глянув в её сторону, юный эльф смущённо вспомнил, как во время зимней сессии на каком-то экзамене сидел с нею рядом.
   Разглядывая пояс, девушки поворачивали Назара, словно манекен.
   – Точно, рунескрипт, – согласилась Арвен. – Здесь связано пять рун охранного назначения. Уже само число пять – защита и победа. Красный цвет, кроме традиционного мужества и любви, символизирует так же защиту. И белый имеет функцию охраны владельца от злых сил. Ещё белый – это истина и чистота. Тот, кто делал пояс, видимо, особое значение придавал защите человека, который будет его носить. Похоже на предупреждение. Кстати, а кто делал пояс?
   Вопрос остался без ответа. Все переглядывались, пожимая плечами. Алиэ, конечно, знала, но сейчас она самозабвенно рубилась с Боромиром, и отвлекать её никто бы не стал. Предмет обсуждения заинтересовал Ласа не на шутку, так что когда одна из девушек попросила Марту Всеволодовну объяснить значение рун, он замер на месте, весь превратившись в слух. Но, до сих пор молчавшая преподавательница, только улыбнулась:
   – Сильные руны. Очень сильные… И я, пожалуй, не стану говорить того, о чём они предупреждают. Изречённое предсказание лишает нас права выбора…
   Назар вдруг ощутил, как его сердце сжало странное чувство, похожее на тревогу или ожидание. Бросив быстрый взгляд в сторону Руаэллин, он склонил голову в почтительном поклоне и, не дожидаясь, пока кто-нибудь из девушек снова его о чём-то попросит, бросился бежать на дальний край поляны, где тренировались лучники.

6

   После обеда, когда утомлённые и счастливые эльфы отдыхали у костра, на туристической тропе, ведущей к пещерам, послышался подозрительный шум. Около трёх часов назад туда проехала экскурсия, а сейчас, визжа сиреной, промчался уазик службы спасения.
   – Весёлый у кого-то Первомай, – заметил Итиль, проводив глазами машину. Все ребята, не сговариваясь, повернулись в ту сторону, хотя за деревьями ничего нельзя было разглядеть. Тревожное молчание нарушила Эстель:
   – А кто бывал в пещерах? Там опасно?
   – Ну, я бывал, – пожал плечами Боромир. – Так, ничего себе. Если с группой, то не заблудишься.
   – Пока свет не погаснет! – пошутил Семён. Руаэллин усмехнулась про себя: Сэм и приврать любил, – это все знали. Она тоже несколько раз бывала со спелеологами в пещерах и слышала, что есть там одно место…
   Ужасная догадка заставила Руаэллин, Сэма и Боромира с тревогой переглянуться.
   – Если там, то никакие спасатели не помогут… – растерянно пробормотал менестрель.
   – Что? Что? – загалдели ребята. Всем было интересно узнать подробности. Кто-то предложил пойти посмотреть, вдруг они окажутся полезными. Но идти хотелось далеко не всем, и эльфы разделились: несколько человек вместе с Руаэллин отправились вниз по экскурсионной тропе; остальные, не пожелав досаждать спасателям своим любопытством, остались в лагере.
   По дороге Сэм рассказал, что, по словам спелеологов, есть в пещерах местечко, где иногда пропадают люди. Вроде бы, обычная трещина: если провалишься, можно вылезти, там всего около двух метров высотой. И, тем не менее, никто оттуда не вылезал. Щель узкая, не всякий сможет провалиться. Да и не водят по тому ходу туристов, потому что, если долго находиться рядом с трещиной, начинаются глюки, а то и чего похуже.
   Лас слушал рассеянно. Пещеры его не особенно интересовали, и вмешиваться в чужие дела тоже не хотелось. По правде говоря, он с удовольствием остался бы в лагере, но в какой-то момент юный эльф поймал на себе удивительный, зовущий взгляд Руаэллин. Сердце вдруг забилось так сильно, что у Назара перехватило дыхание. И, как когда-то в трамвае, он пошёл за ней, не раздумывая ни секунды.
   Входы в пещеры представляли собой несколько расположенных рядом довольно крупных лазов, куда можно было без труда проползти на четвереньках. Невдалеке стояла туристическая «газель», уазик спасателей, а вокруг спелеологов-экскурсоводов толпились люди. Подойдя ближе, эльфы услышали обрывки разговора:
   – Бессмысленно держать здесь всю группу, – басил крупный, бородатый спасатель. – Предлагаю отправить людей в город, если нет добровольцев.
   – Да что это меняет?! – воскликнула девушка-экскурсовод, одетая в заляпанную глиной и свечкой спецовку. – Говорю я вам: выход оттуда только один, и даже я туда не пролезу. А посылать в щель ребёнка мы не имеем права!
   – Пустите! – закричал вдруг растрёпанный, перепачканный подросток лет тринадцати. – Я не ребёнок! Там моя сестра!
   Бородатый спасатель обнял его и, поглаживая по голове, начал что-то тихо говорить, видимо, объясняя ситуацию.
   Картина была яснее ясного. Во время экскурсии любопытная девочка зачем-то свернула с туристического маршрута. Её брат бросился за ней, но было уже поздно: на одном из поворотов он увидел, как сестрёнка проваливается в трещину. Она только коротко вскрикнула, когда падала, а снизу голоса не подавала. Конечно, в группе нашлись добровольцы, но никто из них, включая самих экскурсоводов, не мог спуститься в узкую щель. Вызвали спасателей, которые привезли необходимую технику. Только на глубине полутора метров обнаружился неровный, неудобно расположенный каменный выступ, делавший безуспешными все попытки вытащить девочку. Видимо, ударившись об этот выступ, она потеряла сознание. Спелеологи в один голос говорили о том, что если в течение часа ребёнка не поднимут наверх, может случиться непоправимое.
   Тем временем, группу туристов отправили в город. У входа в пещеры остались только спасатели, экскурсоводы Василий и Татьяна, мальчик и эльфы. Руаэллин подошла к перепуганному, едва не плачущему подростку.
   – Всё будет хорошо. Мы достанем твою сестрёнку. Ты мне веришь?
   Ребёнок кивнул, шмыгая носом и потихоньку успокаиваясь. Откуда взялась эта красивая женщина? Она похожа на добрую фею, и говорит так, как не говорили спасатели. Ей нельзя не поверить!
   А Сэм, быстро оценивший обстановку, уже выяснял у экскурсоводов, сможет ли он пролезть в трещину. Невысокий, плотный Боромир угрюмо стоял рядом: ему с такой комплекцией даже пытаться не стоит!
   – Нет, пожалуй, – ответил Василий, осмотрев Семёна с ног до головы. – Ты сложен так же, как я, а я не пролезаю. Пробовал.
   – Делать-то что надо? – не успокаивался менестрель.
   – Аккуратно спуститься и поднять девочку до высоты, откуда можно будет принять её сверху. Но, боюсь, тут потребуется ещё кое-что, кроме силы и ловкости. У щели сильно глючит, и никто не знает, как там внутри. Возможно, это выход какого-то газа.
   К ним подошла Алиэ.
   – Я пролезу? – спросила она у Татьяны.
   Та лишь коротко глянула на Наташу и покачала головой:
   – Нет. Ты там не согнёшься. Вон тот паренёк, пожалуй, пролез бы, – Девушка указала на стоящего поодаль Ласа. – Он невысокий, худенький и гибкий.
   Но Лас не слышал этого разговора. Он заворожено наблюдал за Руаэллин, которая вдруг стала раскладывать костерок. Её спокойствие помимо воли передалось юному эльфу. Наверняка она знала, что делать! И не случайно позвала его за собой…
   Велев притихшему мальчику присматривать за огнём, Руаэллин обернулась к Назару.
   – Это твоё приключение, эльфёнок. От тебя сейчас многое зависит. Настало время выбора.
   В этот миг Ласу снова показалось, что перед ним вовсе не Руа, а Галадриэль – Владычица Золотого Леса. Её сверкающие глаза смотрели прямо в душу, длинные ресницы напряжённо вздрагивали, и во всём облике отразилось тревожное ожидание. Что скажет Лас-эл-Лин?
   Юноша никогда не испытывал ничего подобного! Что это: ветер, песня? Чудо… Он физически, каждой клеточкой существа ощущал сияющий неземной взгляд, от которого по телу разливалось приятное тепло. Непреодолимо хотелось рухнуть на колени перед Руа и уткнуться лбом в её ладони. Это чувство, мгновенной вспышкой осветив все мысли и рассыпавшись гроздьями праздничного салюта, угасло так же внезапно, как появилось. Глядя широко распахнутыми, восхищёнными глазами на прекрасную королеву, Назар вдруг с удивлением понял, где он, кто он и что должен делать. Он словно бы проснулся.
   Руаэллин одобрительно кивнула в ответ на его мысли:
   – Ступай. Всё будет хорошо. Помни: это я вышила твой пояс.
   Юный эльф повернулся и, чуть пошатываясь, пошёл прочь, чувствуя, как огненный взгляд Владычицы держит его за руку. В голове не было ни одной мысли, а в душе горел отпечаток глаз Руа. Лас был так потрясён, что не сразу услышал собственный голос, просивший проводить его к трещине, куда упала девочка. Ещё через несколько минут он, обвязанный страховочной верёвкой, уже спускался вниз. Вокруг – ни звука, только звенели колокольчики где-то в отдалении. Назар не слышал, что говорили ему спелеологи, напутствуя, не видел досады на лице Сэма (уплывало к другому такое приключение!) и тревоги в глазах Алиэ. Его фонарик осветил коварный каменный выступ, затем ровное дно трещины с белевшими костями и, наконец, Лас увидел лежащую в глубоком обмороке девочку.
   Невозможно было просто взять и поднять её наверх: слишком узкой и неудобной была щель. Вот если бы девочка сама схватилась за верёвку, а он бы подсадил, то сверху её легко примут спасатели. Иначе никак.
   – Очнись! – эльфёнок тряс маленькое, бесчувственное тельце, растирал грудь и виски, даже пытался делать искусственное дыхание.
   – Ну, что же ты?! Давай!
   Никакого результата. Постепенно он догадался, отчего девочка не приходит в себя. Сильно ушибиться она не могла, но воздух здесь… Вернее, его отсутствие… Голова закружилась, всё завертелось колесом, и фонарик заплясал в дрожащих руках. Быстрее! Надо что-то придумать! Но в голове не было ни одной мысли, и Лас ухватился за последний образ, который так поразил его перед тем, как он спустился сюда. Казалось, уже неделя прошла… Глаза Руа – яркие, горящие звёздным огнём. Ему вдруг представилось, как она сидит у костра, что-то тихо напевая. Эта песня вливается благоуханным потоком в его лёгкие, наполняет тело свежим ветром и жизнью. Надо просто поверить в себя.
   Эльф может то, чего не может человек. Он лёгок, силён и вынослив. Он умеет исцелять одним прикосновением. Вот сейчас произнести какое-то заклинание, – и девочка встанет, крепко ухватится за верёвку, тогда спасатели смогут поднять её наверх. Но Лас не знает этого заклинания! Не беда – Руа знает! Она мудра и прекрасна. Владычица! Галадриэль.
   – Моё сердце открыто, – шептал Назар, кружась в мерцающих бликах, – и твоё Слово в моих устах… Ветер исцеляющий…
   Теперь юноша уже был полностью во власти галлюцинаций. Из последних сил он напрягал память, стараясь не забыть, зачем спустился сюда. Вокруг шумел золотой лес, среди стройных мэллорнов порхали диковинные птицы и огромные бабочки, а камень под ногами вдруг превратился в изумрудную лужайку. На мокрой, блестящей от росы траве, беспомощно лежала маленькая девочка. Лас склонился над нею, позабыв все слова. Что же он должен сделать?… Ах да, – разбудить!
   – Проснись, детка! Я сейчас возьму тебя на руки и подниму высоко-высоко. Ты увидишь солнышко! Смотри, как здесь красиво!
   Девочка вдруг доверчиво протянула к нему перепачканные ладошки. Открыла глаза, тихо засмеялась. Лас подхватил её неловко, руки не слушались. Попробовал поднять… Нет, не удержит.
   – О Элберет… [16 - Элберет (Варда) – «Госпожа Звёзд», величайшая из валар (стихий) – правителей и хранителей сотворённого мира (см. Дж. Р.Р.Толкин)] Владычица…
   Сверху, наверное, с самого неба, спустилась золотая верёвочка. Ну, как он сам не догадался! Дети так любят качели! Надо только чуть-чуть подсадить. Руки ватные… Малышка казалась необыкновенно тяжёлой. А сверху светило солнце, эльфы резвились среди прекрасных мэллорнов. Он ведь тоже эльф, значит, сильный, хоть и маленький. Ещё немного… выше… – раз! – девочка, наконец-то, крепко ухватилась за верёвочные качели и стремительно взмыла вверх, к самому небу, теряющемуся в звенящей, причудливой листве.
   Юный эльф без сил упал на траву. Хотелось спать, глаза слипались, тело отказывалось слушаться. Но кто-то настойчиво теребил за плечо, и, собрав остатки воли, Лас обернулся… Как прекрасна она в ореоле золотых локонов! Улыбка дышит теплом и заботой. Протянула к нему тонкие, полупрозрачные ладони.
   – Поднимайся, эльдэ [17 - Эльдар (ед. число – эльдэ) – «звёздный народ», эльфы трёх старейших племён (см. Дж. Р.Р.Толкин). Обращаясь к Назару таким образом, Руаэллин подчёркивает его высокое происхождение и важность жизненной задачи.]. Пойдём! Ты молодец!
   Лас улыбнулся в ответ и крепко сжал протянутые к нему, пахнущие фиалками руки… С тобой – куда угодно, Владычица!
   Руаэллин не видела, как Назар спустился в трещину. Она неподвижно сидела чуть поодаль и неотрывно глядела на огонь. Притихший, вмиг повзрослевший подросток время от времени подбрасывал в костёр хворост. Оба они молчали, и почему-то ни у кого не возникало желания к ним подойти.
   Потянулись томительные минуты ожидания. Лас перестал отзываться, его фонарик погас, и лишь изредка снизу доносилось невнятное бормотание, говорившее о том, что юноша ещё пытается что-то сделать. Наконец, Татьяна вышла из пещеры: ей стало плохо. Около трещины остались двое спасателей и спелеолог Василий. Но и у них начинала кружиться голова. Двадцать минут. Полчаса. Сорок минут. Руаэллин с мальчиком по-прежнему сидели у костра, эльфы тревожно замерли у входа в пещеру. Подъехала, вызванная спасателями, карета скорой помощи. Сорок пять минут. Пятьдесят.
   Вдруг верёвки, опущенные в щель, натянулись. Худенький, жилистый Василий насколько мог, наклонился вниз и вытащил на поверхность девочку. Малышка была без сознания, но её ручки так крепко сжимали спасательные верёвки, что трое взрослых мужчин едва смогли их расцепить. Вслед за ребёнком подняли и Ласа. С большим трудом ему удалось преодолеть неудобно торчащую каменную глыбу. Когда же, наконец, Назар вылез наверх, всё тело его колотила мелкая дрожь напряжения. Свободно вздохнув полной грудью, он закрыл глаза и рухнул на руки спасателям.

7

   Куда исчез золотой лес, Назар не знал, но запах фиалок остался. Он лежал в незнакомом месте, на ворохе белоснежных, вышитых подушек. Комната, явно не больничная, принадлежала женщине или девушке: это можно было определить по изящному убранству и разным милым мелочам, обычно наполняющим женскую спальню. Лас заметил целые каскады колокольчиков, свешивающихся с потолка. Лёгкий сквознячок пробегал по ним иногда, и колокольчики издавали тихий, переливчатый звук.
   Атмосфера этой комнаты дышала спокойствием и уютом. Изящная гобеленовая гардина была опущена, но в открытое за ней окно влетал сладостный, свежий аромат зеленеющего сада. На столике для рукоделья лежали пяльцы с натянутой тканью, в фарфоровых пиалах поблёскивали разноцветные бусины. Через спинку кресла было небрежно перекинуто что-то кремово-шёлковое с золотым шитьём: может – платье, а может – покрывало.
   Лас попытался встать и тут только обнаружил, что сам одет в тонкую, почти прозрачную рубашку канареечного шёлка, сплошь покрытую вышивкой каких-то диковинных райских птичек и бабочек. Голова болела, руки и ноги не слушались. От резких движений изнутри подкатывала противная тошнота. «Вообще-то, какая разница, где я? – подумал вдруг юный эльф. – Главное, не в больнице и не дома…» И он блаженно откинулся на пахнущие фиалками подушки.
   Ласу снилась мама. Вернее, её голос, полный тревоги и слёз. А рядом – другой голос, смутно знакомый, принадлежащий, наверное, очень красивой женщине.
   – Что случилось, доктор? Почему с ним всегда что-то случается? Ну, почему он не может жить, как все нормальные люди?!
   – Потому что он – эльф.
   – Но ведь это игра, расстройство воображения. Его детство давно закончилось!
   – Поверьте, все мы до старости во что-то играем! А ваш сын – вполне нормально развивающийся мальчик, впечатлительный, с тонкой душевной организацией. Но это свойственно всем талантливым людям. Я думаю, вам не о чем волноваться.
   Юноша открыл глаза. Он вспомнил этот голос! Руаэллин! И это не сон?! Действительно, в приоткрытую дверь из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Мама называла преподавательницу «доктором», и беседа протекала очень спокойно, что тоже немало удивило Назара. Женщины то и дело возвращались к какой-то ранее начатой теме психологического характера, но суть её Лас так и не смог уловить. Зато он понял, что случилось с ним в пещерах.
   Оказывается, надышавшись ядовитыми испарениями, он потерял сознание и на поверхность выбрался каким-то чудом, будучи уже в глубоком обмороке. Спасатели недоумевали, как девочка смогла так крепко схватиться за верёвку, получив смертельную дозу ядовитых паров?! Она сейчас жива – и это тоже похоже на чудо. Самого Ласа в больнице продержали недолго: его отравление не было сильным. Это казалось удивительным, если учесть, какую порцию токсинов получил его организм за почти полный час времени, проведённого в трещине. Но в больнице Назар беспрерывно бредил и говорил такое, что у него начали подозревать расстройство психики. Потому Руаэллин, пользуясь положением практикующего доктора психологии, забрала его к себе домой. Затем позвонила родителям, и теперь они с его мамой говорят за стеной на какие-то странные темы, не подозревая, что он внимательно прислушивается, а вовсе не спит.
   – Вы успокоили меня, доктор! Я так вам благодарна за Назара и за всё… – мама запнулась, видимо, смутившись.
   – Значит, вы разрешаете ему провести эти праздники у меня? – спросила Руаэллин.
   У юного эльфа перехватило дыхание от неожиданно свалившегося счастья. Он не верил своим ушам! Ему так хотелось спросить Руа о многом, но раньше это было сделать просто невозможно, зато теперь… Лас чувствовал, что она знает ответы на все его вопросы. Ему не терпелось вскочить с кровати и бежать в соседнюю комнату, чтобы обнять маму и благодарить Руа. Но предательская слабость не давала подняться.
   Мама, наверное, улыбалась. Её голос был полон нежной заботы:
   – Пусть отдохнёт здесь, если не будет вам в тягость. Теперь я полностью доверяю сыну: он у меня герой!
   Для Назара эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу его утомлённого сознания. Мама доверяет ему! Ради того, чтобы снова это услышать, он ещё раз, не раздумывая, полез бы в ядовитую щель или куда угодно, – только бы мир навсегда воцарился в их семье! Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди.
   – Мамочка… – прошептал Лас и, уткнувшись носом в подушки, вновь забылся странным, похожим на беспамятство, сном.
   Когда эльфёнок проснулся в третий раз, за окном уже стемнело. В комнате тихо пели колокольчики, а из сада доносилось стрекотание кузнечиков. За столиком для рукоделия сидела Руаэллин и вышивала при свете настольной лампы. Но едва лишь Назар зашевелился, она положила пяльцы и, улыбаясь, подошла к нему.
   – Как себя чувствует наш герой?
   Юноша вздохнул поглубже, проверяя своё состояние. Голова уже не болела, исчезла тошнота и слабость. Но как только он убедился в том, что почти здоров, щёки эльфа залил румянец смущения. Днём ему казалось замечательным вот так остаться с Руаэллин наедине, в час сумерек, и беседовать при свете свечей. Теперь же, когда этот момент наступил, он едва ли не с ужасом осознал, что находится в её спальне, на её кровати, и что она заботливо ухаживала за ним всё это время. Молодая женщина рассмеялась, заметив, как Лас вновь с головой зарылся в одеяло.
   – Сегодня мой эльдэ вполне заслужил одежду и ужин! Одежда – на кресле, а ужин – на кухне.
   И, шурша длинным шёлковым платьем, Руаэллин вышла из комнаты.
   Смущение окончательно покинуло Назара лишь за накрытым столом. Они смеялись, вспоминая удачно проведённую ролёвку, и говорили друг другу «ты». Ласковый взгляд этой мудрой женщины наполнял душу лёгкостью, а во всём теле разливалось ощущение свежести и сладостного восторга. Эльфёнок наслаждался новым чувством, блаженно закрывая глаза и счастливо улыбаясь.
   А когда Руаэллин достала чайный прибор и зажгла свечи, Лас отчётливо осознал, что вся его предшествующая жизнь была лишь подготовкой к этому моменту. Потому что сейчас он, наконец, узнает то, что поможет ему правильно выбрать свою дорогу и идти по ней, не спотыкаясь и не останавливаясь. Рядом вновь была Владычица Золотого Леса, её глаза таинственно сияли, и чистый голос звенел серебряными переливами:
   – Настал час песен и бесед, мой юный друг! Мне нужно многое тебе рассказать…

Повесть вторая. Приключения менестреля

Глава 1. Сокровища графа Воронцова

   – Налетай, перворожденные [18 - Перворожденные – эльфы. Считалось, что они бессмертны: эльфы, в отличие от людей, жили долго и были вечно юны, а умирая, не уходили из Круга Мира, но возрождались (см. Дж. Р.Р.Толкин)]! Картошечка – самый смак!
   Алиэ, опустившись перед костром на колени, выгребала из золы печёную картошку.
   Ночь была тёмная, звёздная. Стоял конец июля. Уже несколько дней, как четверо друзей-эльфов разбили лагерь здесь, на пологом берегу реки Оки, под сенью векового, кряжистого дуба. Поросшие сосновым лесом береговые холмы защищали это место от ветров. Шоссейных дорог поблизости не было, не ходили сюда вездесущие дачники, и потому даже небольшое расстояние до города: всего шесть километров через поля, – не портило создававшегося впечатления, будто здесь с самого начала мира не ступала нога человека.
   Лето выдалось изобильным, так что голодная смерть эльфам не угрожала. Недалеко от лагеря протекал родниковый ручей, из которого они брали воду для питья; в реке водилась рыба и раки, а лес был полон грибов и земляники. К тому же, ребята договорились время от времени выбираться в город за продуктами, поскольку намерены были прожить здесь до тех пор, пока ночи не станут невыносимо холодными, или пока не польют затяжные дожди.
   Лас, Сэм, Итиль и Алиэ крепко сдружились за прошедший год. Немало этому способствовали события последней первомайской ролёвки. Тогда же эльфёнок по-новому взглянул на Семёна, всерьёз заинтересовавшись его личностью. Характер менестреля интересовал Назара тем больше, чем меньше он понимал причины, толкавшие Сэма на поиски необыкновенных, порой рискованных приключений. Пусть правда в его рассказах была сильно приукрашена, основой самых невероятных историй всё же служили реальные события, и находилось множество людей, готовых это подтвердить.
   Сэм был отчаянным. Не бесстрашным, а именно отчаянным. Но, осознавая всю степень риска в той или иной ситуации, он никогда не отступал назад. И, являясь незаурядным психологом, в компании друзей предпочитал скрывать свой тонкий ум и чуткое сердце под шутовской маской. Кто знает, признавался ли он в этом сам себе? Может, и была здесь некая доля бравады, Лас не мог бы сказать точно. Но противоречивый характер и неординарное поведение Семёна ни в коем случае не являлись следствием тяги к розыгрышам. Его внутренняя искренность никогда не ставилась под сомнение, а невинное лукавство всего лишь составляло часть того образа, который он сам себе создал…
   Покусывая кончик шариковой ручки, Назар отложил в сторону блокнот и задумался.
   Тёплый вечер настраивал мысли на романтический лад. Эльфы у костра притихли, залюбовавшись пламенем и игрой переливов цвета на горячих углях. Восхитительно пахли зрелые, влажные травы. Стрекотали кузнечики. От реки тянуло прохладой, а из-за прибрежных лоз доносился тихий плеск воды. Самих лоз, конечно, сейчас не было видно в темноте, но ребята знали, что там, за деревьями, в Оку впадает родниковый ручей, который они между собой окрестили Нимродэлью [19 - Нимродэль – река близ эльфийского королевства Лориэн (см. Дж. Р.Р.Толкин)].
   Наконец, Итиль призывно хлопнул в ладоши:
   – Ну-с, начнём, что ли? А где наш эльфёнок?
   Все обернулись в сторону палатки, брезентовую стену которой изнутри освещал желтоватый луч фонарика.
   – Пишет, наверное, – заметила Алиэ, разливая чай по кружкам.
   Итиль сложил ладони рупором.
   – Лас! – позвал он. – Давай сюда!
   Фонарик тотчас погас, и юный эльф выполз наружу на четвереньках. Сэм захихикал:
   – Ты похож на черепаху!
   – Да ну тебя! – шутливо отмахнулся Назар. – Я и не заметил, как замёрз. Есть, чем согреться?
   Зябко кутаясь в шерстяной плащ, Лас придвинулся ближе к огню. Итиль, посмеиваясь, натянул ему на голову капюшон.
   – Чай горячий и картошка. Нельзя столько думать, это вредно для здоровья, – наставительно изрекла Алиэ. Она теперь ловко нарезала бутерброды, отправляя в рот бракованные куски колбасы.
   – Слышь, эльфёнок, а что ты там всё пишешь? – поинтересовался Семён.
   Лас не замедлил с ответом:
   – Трактат о вреде любопытства. Специально, чтобы Сэм спросил.
   Эльфы рассмеялись.
   – Ну-ну, этому палец в рот не клади! – сказал Итиль. – Я вот, как простой бессмертный, даже не стремлюсь проникнуть в тайны, доступные лишь посвящённым.
   Поймав весёлый взгляд Ярослава, Алиэ подхватила:
   – А я знаю, что наш эльфёнок умеет гадать на рунах!
   Рука Ласа вместе с бутербродом замерла в воздухе, и его испуганные глаза вызвали у друзей новый взрыв смеха.
   – Откуда ты…? Я же никому ещё не говорил! Хвастать-то пока особо нечем…
   Озорно сощурившись, Наташа подмигнула Назару:
   – Руа сказала. Я просила как-то погадать мне, а она в ответ: «Скоро Лас вам гадать будет. У него после майских приключений сверхспособности открылись».
   – А Руа откуда…? – начал было Сэм, но тут же досадливо перебил сам себя. – Впрочем, она всё знает.
   Некоторое время друзья ужинали молча, однако теперь их мысли, взбудораженные воспоминаниями, обратились к пещерам. И никто не удивился, когда Алиэ завела речь о сокровищах графа Воронцова.
   – Я слышала, что спелеологи этими байками пугают туристов, особенно под вечер, – проговорила она таинственным шёпотом.
   Эльфы, как по команде, обернулись к Семёну, но тот в знак протеста замахал руками:
   – Не-е, Ярик, давай лучше ты. А то опять скажете, что я вру!
   – Ладно, – согласился Итиль, – хоть я всех подробностей тоже не знаю. Рассказывают, будто в восемнадцатом веке в наших местах жил знаменитый чернокнижник граф Воронцов. В молодости он, якобы, вылечил Петра Первого, за что тот пожаловал ему имение. Барский дом стоял высоко над самой рекой, а из подвалов на другой берег вёл тайный ход. Теперь уже никто не помнит, где это: лазы, через которые мы забираемся в пещеры – всего лишь остатки штолен. В конце девятнадцатого века здесь работала артель по добыче известняка. «Тарусский мрамор» – слышали о таком? После революции шахта перестала приносить прибыль, и артель закрыли. Входы частично были завалены, частично они осыпались сами. Но спелеологи говорят, что через старые штольни по карстовым ходам можно пройти очень далеко и глубоко, ведь пещеры тянутся на много километров вдоль берега. С ними связано столько невероятных легенд! И не известно ещё, есть ли там хоть маленькая доля правды.
   – Про кровавое озеро, например, – подсказал Сэм. – Меня не раз тянуло отправиться на его поиски.
   Алиэ скептически покачала головой:
   – Я бы на твоём месте не ходила. Сказки сказками, а заблудиться там очень даже просто. И обвалы часто бывают, всё-таки река: песок кругом, глина, где-то в разлив подмоет, – и поминай, как звали!
   – Но ведь спелеологи лазают! – возразил Семён.
   Ярослав усмехнулся:
   – Давай, давай! Может, найдёшь винный погреб графа! Пещеры уходят вниз на шесть кольцевых уровней. На первом – штольни, на втором летают огненные шары, на третьем, якобы, существует волшебное озеро. Если вода в нём красного цвета, то колдун ни за что дальше не пропустит: обязательно угодишь под обвал! А если зелёного – всё спокойно, лазить можно. На четвёртом уровне была тайная лаборатория, на пятом – сокровищница, а на шестом – винный погреб. С нижнего уровня на правый берег ведёт ход, и в нём – масса разнообразных ловушек, устроенных графом.
   – Ого! – удивился Лас.
   – Да, – подтвердил Итиль, – наш чернокнижник был не прост! Говорят, он укрывал у себя раскольников, организовавших свой скит. За занятия колдовством его арестовали, а дочь и жену бросили в реку, сочтя ведьмами. Самого графа привезли в Москву и долго пытали в застенках Тайного приказа. Но добиться ничего не смогли, а следов истязаний на его теле не оставалось. Воронцова решено было четвертовать. Однако дьявольская сила его была так велика, что палач четыре раза пытался отрубить ему ноги и руки, но промахивался. Срочно пришлось изменить сценарий казни и вести её не по правилам: сначала отрубили голову, а потом уже руки и ноги. Крови при этом было на удивление мало. Пока колдуна пытали, его дом стоял опечатанным. А позже царёвы люди не обнаружили там никаких сокровищ, хотя жена и дочь графа имели много ценных украшений. Если верить слухам, он спрятал их в ходах под Окой. После казни тело прибили к воротам, но ночью оно непонятным образом исчезло, и с тех пор призрак графа Воронцова бродит по пещерам, охраняя свои сокровища.
   Ярослав отхлебнул чаю из железной кружки. Эльфы, как зачарованные, смотрели на него.
   – Ну, ты даёшь! Даже я поверил! – восхищённо выдохнул Сэм.
   – А мне страшно стало, – призналась Алиэ.
   Лас молчал, наблюдая за ребятами. Новая волна впечатлений смешивалась в его сознании с образами, неизгладимо отпечатавшимися после собственных приключений в пещерах. А Сэм уже нетерпеливо ёрзал на бревне и довольно потирал руки, ожидая продолжения.
   – Но это ещё не всё, – заговорил, наконец, Итиль. – По легенде, после смерти графа остался манускрипт, в котором зашифрован путь к кладу. В восьмидесятых годах сотрудники КГБ приехали сюда в поисках тайной лаборатории. И вот группа из восемнадцати москвичей спустилась в пещеры на нижние уровни, даже, говорят, что-то там обнаружила, однако у графа с Тайным приказом были свои счёты! Их всех похоронил обвал. Живым удалось вытащить лишь одного человека, который тоже скоро умер в больнице, не приходя в сознание. Только вот какая штука: при нём нашли золотое женское украшение, – и ни знакомые, ни родня раньше этой вещицы не видели [20 - Легенды о графе Воронцове, владельце имения Горяиново (ныне село Кольцово Ферзиковского района Калужской области), записаны по материалам, предоставленным научным сотрудником Калужского краеведческого музея В.И.Абакуловым.].
   Эльфы снова притихли, вслушиваясь в ночную тишину. Таинственный час и темнота располагали именно к таким историям: о сокровищах и привидениях. Отсветы костра бликами играли на встревоженных лицах ребят, отражаясь в их широко распахнутых глазах. Кузнечики уже стрекотали не так отчаянно, и шум воды казался ближе и звонче. Молчание нарушил Сэм:
   – Я вам, конечно, не рассказывал, как мы с Орлом Шестого Легиона в пещерах извращенцев пугали?
   Ярослав едва заметно вздрогнул и отвёл глаза, скрывая от друзей блеснувший в них огонёк. Это движение было настолько мимолётным, что увидел его лишь Сэм, не спускавший с Итиля пристального взгляда. В ответ на свои мысли менестрель решительно кивнул: если у него и возникли какие-то сомнения в том, нужно ли продолжать рассказ, то теперь они исчезли окончательно.
   – Когда это было? – беспечно спросила Алиэ.
   Вновь искоса взглянув на Ярослава, Семён небрежно бросил:
   – Весной, когда мы первый курс заканчивали. Два с небольшим года назад.
   Друзья Сэма знали, что, окончив первый курс университета, он серьёзно решил переводиться в духовную семинарию. Твёрдость его намерения удивила всех приятелей и родственников, которые просто не знали, что делать в подобной ситуации и как ко всему этому относиться. Родители Семёна в отчаянии решились на беспрецедентный шаг: настояли, чтобы их сын прошёл обследование у психотерапевта. К счастью, в конфликт вовремя вмешалась Руаэллин, тронутая просьбами Итиля помочь его другу. С тех пор Сэм стал толкинистом. Но, зная склонность менестреля к экстремальным вариантам решения любых проблем, его никто не расспрашивал о причинах возникшей ситуации: опасались, как бы Семён не выкинул ещё какой-нибудь номер. Виновник суматохи тоже не горел желанием изливать душу, и эльфы сильно удивились, когда их друг сам заговорил об этом.
   Однако волнение Итиля было вызвано не только удивлением: в его движениях Лас заметил лёгкую растерянность. А небрежный тон менестреля и тайная горечь в уголках его губ окончательно убедили наблюдательного эльфёнка в том, что отношения друзей складываются непросто. Но он был терпелив, и сейчас молчал, опасаясь сказать лишнее.
   Тем временем Алиэ уставилась на Сэма с откровенным изумлением:
   – Вот это да! И вместе с Андрюхой?! Ты его знаешь?
   – Лучше спроси, кто его не знает? – довольно ухмыльнулся Семён.
   Но Лас остановил их:
   – Я не знаю! Что за Андрюха?
   Ему ответил Итиль, непринуждённо улыбающийся и, по всей видимости, уже полностью справившийся с волнением. Назар в который раз отметил про себя, что у его друга железное самообладание.
   – Ещё та личность! Энциклопедист. Сейчас ему где-то под сорок, и закончил он всего девять классов школы. Но, бьюсь об заклад, такой обширной эрудиции, как у Андрюхи, нет ни у кого в городе!
   – Внешность его тоже необычная, – продолжила Алиэ, – ночью увидишь – испугаешься! Высокий, худой, сутулый, будто сейчас из концлагеря. Весь чёрной бородищей зарос, и волосы длинные, кучерявые.
   – Ничего себе! – удивился Лас. – А почему – Орёл? Да ещё – Шестого Легиона?
   – Это мы его в крымской экспедиции так прозвали, – сказал Ярослав. – Знаешь, песня такая есть… А у Андрюхи фамилия Синицын.
   Словно пытаясь отвлечься от преследовавших его навязчивых мыслей, Сэм задумчиво протянул:
   – Да-а, он такой – Орёл Шестого Легиона… Меня с ним Василий познакомил, спелеолог. Ты, эльфёнок, должен его помнить: он был в тот день у трещины вместе с Таней, своей сестрой.
   Назар кивнул:
   – Помню, хотя смутно. Я тогда не в себе был немного…
   – Василий – главный любитель постращать туристов разными байками. Рассказывает им, что в полнолуние призрак графа Воронцова бродит по пещерам, гремит цепями, или чем там греметь полагается. А если кого живого встретит – поманит своим проклятым золотом, и поминай человека, как звали.
   – Ну, и что туристы? – улыбаясь, спросил Итиль.
   – Кто-то верит, кто-то – нет. Но, сам же знаешь, людей хлебом не корми, дай страшилки на ночь послушать! Я вас тоже сейчас ужасами потчевать буду, время как раз подходящее.
   И, выдержав приличествующую хорошему рассказчику паузу, Сэм начал:
   – Вышло всё случайно. Лазили мы как-то по весне с Андрюхой в пещерах. Он мне ходы всякие показывал, гроты, подземные залы. Байки травил. Интересно, нечего сказать. То место, где ядовитая щель, ну, где девчонка провалилась, мы с зажатыми носами проползали. Дальше от щели ход ведёт в большой красивый зал, в котором можно стоять в полный рост, и спокойно поместятся человек двадцать. Одна стена зала гладкая, словно шлифованная, из чёрного блестящего камня. Это тем более удивительно, что во всех ходах – и в карстовых, и в шахтах – сплошной известняк. Что за камень – не знаю, врать не буду. Только в свете свечей стена – как зеркало: переливается разноцветными блёстками и даже можно разглядеть своё отражение.
   Андрюха подвёл меня к самой ровной части этого камня и показывает на пол. А там, люди добрые, чего только нет! Свечных огарков видимо-невидимо, спички валяются, палки какие-то, железки, ремни. Словно кто их специально спрятал от чужих глаз. Орёл говорит: «Тут в полнолуние чёрт знает что творится! Раз увидишь, страху натерпишься на всю жизнь!» Мне, сами понимаете, интересно. Словом, выяснилось, что под чёрным камнем проходят оргии. То ли сатанисты, то ли извращенцы. Нанюхаются у ядовитой трещины, а потом ползут сюда и творят всякие непотребства. И всё с ритуальной точностью при свете свечей. Я спрашиваю Орла: «Ты откуда знаешь?» А он мне: «Сам видел». Оказывается, над большим залом есть грот, где щёлка в полу выходит как раз над самым гладким местом чёрного камня. Щель выполняет роль вентиляции, и, благодаря ей, воздух в зале всегда свежий. Но попасть в этот грот можно только из другого хода, который на сто метров ниже по реке. Спелеологи знают, конечно, а больше, думаю, никто. Туда туристов не водят, потому как в половодье через входное отверстие заливается вода, и всё лето до осени стоит страшная сырость. Выше-то вода уже не доходит, а над залом и вовсе божья благодать: сухо, тепло, двоим сидеть можно и дырка в полу. Вот я и предложил заявиться сюда в полнолуние, посмотреть, чем люди около камня занимаются, а заодно шутку придумал. Про призрак колдуна все знают, и если мы с собой цепи прихватим, погреметь, плёночку со звуками природы типа «вопли мертвеца», или что-то в этом духе, – то веселье будет знатное! Главное, не заржать в самый ответственный момент!
   Лас заметил, как дрогнула рука Семёна, державшая кружку, как опустил он глаза, избегая смотреть на друзей. Но отступать было уже поздно, и потому, безнадёжно махнув рукой, менестрель попытался улыбнуться:
   – Ладно… Значит, засели мы с Андрюхой в гроте в первый день полнолуния. Цепями запаслись, как положено, приготовили музычку со спецэффектами. Еду с собой взяли: знали, что до утра выбраться не удастся, ведь внизу слышен каждый шорох. Чтобы родители не волновались, я им сказал, что на дискотеку пошёл. А до этого мы всё проверили: входы-выходы, как звук идёт сверху, не видно ли света, если мы свечу оставим гореть, и так далее… В половине двенадцатого ночи начали подтягиваться люди. Мы по очереди смотрели в щёлку. Ну и жуть, скажу я вам! Сколько они у ядовитой трещины торчали, не знаю, только в зал вползали уже на четвереньках и штабелями валились на пол. Всего человек пятнадцать. В основном, малолетки: по пятнадцать – семнадцать лет, но были и старше. Все как один – в чёрном. Зажгли свечи, стали их выстраивать фигурами у зеркального камня. А как полночь наступила, завыли дурными голосами, поснимали одежду, и давай друг друга хлестать, чем ни попадя: верёвками, ремнями. Натурально, извращенцы! Мне аж дурно стало от такого шоу… А взгляда оторвать не могу: смотрю в щёлку, как приклеенный. Никогда не видел ничего подобного и, надеюсь, больше не увижу!.. Кровь, крики, пена на губах, в лицах ничего человеческого… Если мне не верите, спросите у Андрюхи… Главное, там девчонки были, мелкие совсем, пацанята, вроде тебя, Лас, – а попадись им кто чужой в это время, разорвали бы!..
   Сэм замолчал. Эльфы сидели с широко открытыми глазами, пытаясь представить дикую сцену, только что описанную менестрелем. Разум отказывался верить в её реальность, но никто даже не попытался уличить рассказчика во лжи.
   – А я, например, думаю, что так и было, – нарушил молчание Лас, выразив тем самым общие мысли. – Кто знает, что им приглючилось у трещины? Там про всё забываешь, остаётся только…
   Сплетаясь в сознании в дивную, серебристую мелодию, далёкие колокольчики рождали слова, продолжая начатую фразу: «…то, что скрыто глубоко в душе, мой друг. То, что составляет тайную суть твоего существа. Ты стоял лицом к лицу с самим собой – не испугался и ничего не забыл. У других – иное. Поверь, не так просто глядеть себе в глаза…»
   – Лас?
   Эльфёнок вздрогнул. Он снова сидел среди друзей у ночного костра, а невдалеке по камушкам звенел невидимый ручей, так похожий на голос Руа…
   Итиль мудро улыбнулся:
   – Чувствую, это необычная ночь. Что-то случилось в подзвёздном мире. И Сэм давно не был так откровенен…
   Действительно, от прежней плутовской беспечности менестреля не осталось и следа. Он сидел, обхватив руками колени, весь как-то подобравшись и съёжившись. Из-под длинного, взлохмаченного чуба задумчиво поблёскивали глаза, и горькая усмешка порой, совсем не в такт разговору, кривила его тонкие губы с ямочками в уголках. Наконец он вернулся к прерванному рассказу:
   – А дальше было самое интересное… Лежу я, такой обалдевший, вдруг чувствую, Андрюха в бок пихает: пора, мол, чего застыл? Чуть не заорал от неожиданности, честное слово! Хорошо, Орёл мне вовремя рот рукой зажал, а сам на часы показывает. Медлить уже и правда было нельзя, внизу малолетки дошли до последней стадии исступления, и я сильно сомневался, услышат ли они что-нибудь вообще. Тут мы магнитофон включили, цепями забренчали… Сначала, действительно, эти бешеные не обращали внимания на посторонние звуки. Но как дурь маленько выветрилась, они насторожились, засуетились. Наконец, прозвучало заветное: «Призрак графа Воронцова!»
   Семён невесело усмехнулся:
   – Что тут началось, люди добрые! Глядя вниз, я просто счастлив был, что наш вход на сто метров ниже по реке и грязища там непролазная! Представляете, наши могильные завывания на их больное воображение и расстроенные нервы?! Думаю, этот глюк они на всю жизнь запомнили! Но и нам уже не до смеху было, тем более что пришлось просидеть в пещере до утра: боялись наткнуться в лесу…
   – Не завидую, – пробормотал Итиль.
   Алиэ подняла на него встревоженные глаза:
   – Кому? – Было видно, что девушка находилась под сильным впечатлением от рассказанной истории.
   – Никому. Ни тем бедолагам, которые из пещеры удирали, ни Сэму с Андрюхой. Вам, поди, самим тогда хороший психотерапевт был нужен? – обратился Итиль к менестрелю.
   Тот попытался улыбнуться сквозь колотившую его мелкую дрожь:
   – Спасибо Руаэллин, иначе бы я тут с вами не сидел!
   Тишина вновь повисла над лагерем. В этот предрассветный час и в природе всё замерло, наслаждаясь последними каплями ночного отдыха. На траву начала оседать роса, кузнечики окончательно угомонились, и только невдалеке плескал бессонный ручеёк, тревожа своим воркованием мягкие струи Оки.
   Сэм положил на горячие угли сухую веточку можжевельника, которая мгновенно вспыхнула. В воздухе разлилось пряное благоухание.
   – Говорят, можжевельник хорошо злых духов отгоняет, – задумчиво заметил менестрель и, помолчав, добавил:
   – А знаете, ребята, у этой истории продолжение было. В том году.
   – Да ну? – удивился Лас.
   – Верно говорю. Я когда ходил к бабушке в больницу, с сестричкой познакомился. Милая такая девушка, скромная, приветливая. Аней зовут. И показалось мне ещё, будто где-то я её видел. Словом, начали мы встречаться. Только она о себе молчала, как я ни выспрашивал. Ну, вы тут все – люди взрослые, стесняться нечего. Дошло у нас до любви… Лас, ты чего краснеешь? Вижу, хоть и темно ещё пока! Не было у нас с Аней ничего. Только начал её раздевать, смотрю – вся спина в шрамах. Тут меня словно обожгло: вспомнил, где видел это милое личико! Покраснел, не хуже, чем наш эльфёнок. И признаться во всём не мог, и объяснить, почему на меня столбняк напал, тоже не получалось. Наверное, я так изменился в лице, что Аня с перепугу мне всё и рассказала. Молодой была, глупой, не хватало острых ощущений! Однажды они с приятелями до того доглючились, что примерещился им призрак графа Воронцова. Все – бежать! А Анечка моя обессилела так, что ноги от страха отнялись. Тут она вспомнила про Бога, взмолилась, если выберется живой из пещеры, до конца своих дней будет людям помогать и вести здоровый образ жизни. А сама ползёт, подтягивается на руках, поскольку ноги не работают. Так в её ладони перстень оказался. Аня решила, его кто-то из приятелей потерял, и сунула в карман, чтобы потом вернуть. Но когда она из больницы вышла, зараз вылечив ноги и голову, оказалось, что перстень-то ничей, причём антикварный и очень дорогой. Может, тоже из сокровищ графа, кто знает? Только Аня эту вещицу продала, не долго думая. Сказала, что не хочет к прошлому возвращаться. А сама в медицинский институт поступила и параллельно устроилась работать в больницу. Вот такие дела, ребята.
   – Ну, и как у вас теперь? – полюбопытствовал Итиль.
   – А никак. Мы расстались почти сразу же. Не мог я быть с ней рядом после того, что видел, сами понимаете…
   Сэм вздохнул. Молчание дрожало в воздухе, словно рассветная тишина, изредка нарушаемая робким посвистыванием самых ранних птах. Ребята вдруг почувствовали на своих плечах всю тяжесть бессонной ночи, навалившуюся неожиданной усталостью. Эта усталость настойчиво толкала их в палатку, в тёплые спальные мешки, – и трое эльфов, перестав сопротивляться, вскоре пошли спать, а Итиль, взяв полотенце, решительно зашагал купаться.
   Светало. Над Окой дрожал густой, молочный туман – верный признак ясного дня. Слышно было, как в прибрежных лозах просыпаются птицы, и плещет рыба в реке. Белые кисточки случайно задетого дудника стряхнули на руку Ярослава свои прохладные капли. Наступало новое, прекрасное утро, и ночные рассказы уже казались сном, отдаляясь с каждой минутой.

Глава 2. Святая чудотворная

   – Люблю я, Сэм, твои чудесные истории! – лукаво заметил Итиль, когда эльфы, вдоволь намахавшись мечами и поужинав, расположились у костра.
   Вечер выдался на удивление тихим. Едва солнце успело скрыться за верхушками деревьев, как закатные полосы расчертили небо в красно-синюю линеечку. Быстро темнело, и ползущая от реки прохлада заставляла ребят ближе придвигаться к огню.
   Вообще-то, хвалить рассказчика считалось хорошим тоном, однако Ярослав нисколько не преувеличивал, говоря о таланте друга. Действительно, они пережили вместе множество приключений, но только в устах Сэма истории о них обретали очарование сказки. Неожиданно возникая из канвы беседы или спора, каждая была похожа на кружево, сплетённое искусным мастером из случайно подобранных нитей. Руаэллин как-то сказала, что Семён – настоящий скальд, ибо он удостоился чести испить мёда поэзии из рук самого Одина [21 - Мёд поэзии – в скандинавской мифологии волшебный напиток, отведав который, любой человек станет великим поэтом (скальдом) или учёным.Один – верховный бог древнескандинавского пантеона.]. И тем, кто слышал эту похвалу, не пришло в голову принять её за поэтическую метафору.
   В кругу друзей рассказы Сэма пользовались бешеной популярностью ещё и потому, что сам он ими совершенно не дорожил. Увлечённый новой сюжетной нитью, менестрель мог прервать повествование на самом интересном месте. Или вдруг убегал, спохватываясь о чём-то важном: «Заболтали вы меня совсем!» Не раз товарищи предлагали ему записывать свои приключения, но Семён неизменно отшучивался: «Что я вам – Иисус Христос, чтобы с моих слов Евангелие писать?» И потому в университетской среде его истории приобрели форму устного народного творчества, обрастая новыми подробностями и превращаясь в легенды.
   К просьбе Итиля присоединилась Алиэ:
   – Сэмчик, миленький, расскажи что-нибудь! Красивое такое, волшебное! Ладно?
   Лас только молча улыбался, догадываясь, что менестрель уже придумал, чем бы позабавить друзей.
   – Ну, хорошо, – наконец смилостивился Сэм. – Расскажу я вам историю – волшебнее не бывает! Из серии моих прошлогодних похождений. Кто не в курсе, объясняю: в том году, в конце августа, я внезапно обнаружил, что лето на исходе, а со мной ничего интересного так и не случилось. До начала учебного года оставалось недели полторы. Вы, дорогие мои друзья, – обернулся он к Итилю и Алиэ, – были заняты заботами поступления Ласа в нашу альма-матер. Тебя, эльфёнок, понятно, я ещё не знал. Боромир готовился к очередному фестивалю на Куликовке [22 - Военно-исторический фестиваль «Поле Куликово» проводится с 1997 года накануне празднования годовщины Куликовской битвы на берегу реки Дон вблизи д. Татинки (Кимовский район Тульской области). Ежегодно в нём принимают участие клубы военно-исторической реконструкции из России, Украины, Белоруссии, Прибалтики.] и не вылезал из своего клуба. Андрюха искал каких-то змеев под Питером. Словом, остался я один одинёшенек. И вот собрал добрый молодец Сэм свой походный рюкзак, положил туда карту местности и эльфийский плащ прихватил, чтобы по ночам не мёрзнуть. Тот самый, из светлой шерсти, что мне Руаэллин вышивала… И отправился я вниз по Оке. В Алексине был, в Поленово – столько насмотрелся, что и за месяц не расскажешь!
   – Как же ты передвигался? Пешком? – полюбопытствовал Лас.
   – Большей частью. А там, где на катере, где мужики на моторках подвозили. Получилось, что в Тарусе я оказался поздним вечером. Темнело уже. В этом городе у меня живёт дядька по матери, только адрес я не спросил, когда уезжал. Помню ещё с детства: у него частный дом на две семьи и огород. Однако, вот в чём штука: Таруса – городок небольшой и очень старый, частных домов с огородами там видимо-невидимо! Разве в темноте найдёшь нужный? Да ещё не зная адреса! Я и решил: переночую где-нибудь, а утром отправлюсь на поиски родичей. Забрёл во двор какого-то дома на окраине. А там словно меня ждали: в окнах темно, ни собак, ни хозяев, и сарай приоткрыт! Кто бы на моём месте от такого шанса отказался? Конечно, я не стал в дом ломиться, прямо в сарай пошёл. Сам думаю: ну, не убьют же меня за то, что я тут ночь посплю? Может, даже вовсе не заметят, если уйду на рассвете…
   Ярослав, представивший, что должно было последовать за столь многообещающим началом, вдруг прыснул, весело поблёскивая искорками глаз. Алиэ и Лас тоже улыбались, но Семён наставительно поднял вверх указательный палец:
   – Рано ржать начали! Хотя, тут ты, Ярик, прав: я и сам не ожидал такого продолжения. Значит, захожу в сарай, посветил фонариком… Батюшки мои, а там гробы кругом! Чуть не убежал сломя голову, честное слово! Только потом самому стало смешно: решил, что попал в мастерскую ритуальных услуг. И гробы-то, как оказалось, все либо бракованные, либо недоделанные. Иначе, чего бы сарай был открыт! Я нашёл в дальнем углу гробик поприличней, залез в него, в плащ завернулся и крышку сверху пристроил, чтобы меня не сразу нашли, если хозяева зайдут.
   Трое друзей уже смеялись во весь голос. Алиэ размазывала по щекам слёзы, её огромные голубые глаза превратились в узкие щёлочки. Лас, отвернувшись, закрыл лицо руками.
   – Как же ты дышал-то там, Сэм? – сквозь смех выдавил, наконец, Итиль. – Небось, сочиняешь!
   Менестрель напустил на себя серьёзный вид.
   – Не вру пока, погоди, – отмахнулся он. – Говорю тебе: гробов целых не было! Я взял широкую доску, что стояла в углу, и вместо крышки её приладил. А доска оказалась коротковата. Так и дышал… Слушайте дальше. Заснул я, наконец. Жестковато, правда, тесно, но выбирать не приходилось. Утешало то, что впервые в жизни довелось спать в гробу. Вдруг – шорох! Слышу, в темноте кто-то крадётся. Ну, думаю, конец мне: хозяева пришли! И рассказывай потом, что делал ночью в чужом сарае?! Я от страха, кажется, даже дышать перестал. Затаился, голову накрыл краем плаща, жду, что дальше будет. Только тут до меня дошло: ночь ведь ещё на дворе, а хозяин зажёг бы свет. Чего ему прятаться? Но эти двое крались по-воровски и говорили шёпотом. Я прислушался. Один спрашивает: «Ты уверен, что она здесь?» А второй: «Да здесь, точно, сам видел. Может, просто, её Костян куда переставил?» Полазили они ещё, кто-то споткнулся, выругался. А потом слышу: «Ты вон в том углу посмотри: видишь, гроб доской накрыт! Не она ли?» У меня внутри всё похолодело. Представляете, ситуация? В таких случаях полагается читать молитвы, я их много выучил, когда в семинарию готовился. Только ничего вспомнить не могу, крутится в голове: «Богородица, дева, радуйся!» – и всё!
   Вот вам сейчас весело, а мне тогда каково было?! Особенно, как один грабитель, здоровенный бугай, ухватил доску, которой мой гроб был накрыт, а вместе с ней – край плаща. Я тут же вскочил и с перепугу заорал дурным голосом. Эти двое как шарахнулись от неожиданности, а я ещё – весь в белом! Они так резво ломанулись к выходу, что опрокинули все гробы по дороге! И вопят: «Не погуби, Пречистая!» Так и убежали.
   – Теперь, сами понимаете, спать я уже не мог, – продолжил Семён через некоторое время, позволив друзьям вдоволь насмеяться. – И рад бы был, если бы хозяева пришли. Едва рассвета дождался. А чуть стало светло, разглядел, наконец, эту злополучную доску. На ней была написана икона, образ Богоматери с младенцем. Как это называется, когда щека к щеке?
   – Умиление, – подсказал Итиль.
   – Во-во! Но не церковная, насколько я в этих делах понимаю. Только всё равно, глянул я на икону и понял, что тайком отсюда уйти не удастся. Уж так просительно младенец смотрел и так он на меня был похож… Даже верилось с трудом! Потому я и решил в дом постучаться. Если, думаю, придут второй раз – уворуют обязательно, а мне отчего-то жалко. Надо хозяев предупредить, иначе совесть замучает.
   Сэм окинул развеселившихся эльфов удовлетворённым взглядом и, хитро подмигнув, начал подбрасывать в костёр дрова. Лас, Алиэ и Итиль с нетерпением ждали продолжения, но рассказчик не торопился.
   – Чем же дело кончилось? – не выдержал, наконец, Назар. – Не забрали тебя в милицию?
   Менестрель улыбнулся:
   – Нет. Даже не побили. Дверь открыл дядя Костя собственной персоной. Это, оказывается, я в его сарае ночевал! А сосед, с которым они дом делят, – гробовщик, ритуальных дел мастер, – хранит там заготовки для своих шедевров. В общем, я даже рад был, что всё так получилось. Дядя Костя с тётей Леной отмыли меня после недели странствий, накормили по-человечески. А когда я им свои ночные приключения рассказал, смеялись, не хуже, чем вы сейчас. Икону, конечно, тут же в дом перетащили. Тётя Лена всё приговаривала: «Чудотворная ты моя! Людей от греха спасла, а дом – от воров!»
   Семён был очень доволен. Он плутовато поглядывал на друзей, и его улыбка выражала торжество мастера, создавшего нечто гениальное.
   – Ты мне вот что скажи, – попросил Итиль после того, как стало ясно, что менестрель закончил свою историю, – икона-то настоящая была?
   Сэм встрепенулся.
   – Чуть не забыл самое интересное! – воскликнул он. – У дяди Кости в Алексине живёт друг, художник. Иногда приезжает в гости. Тут, ясное дело, наливочка, самовар… Вот однажды подвыпили они, и художник говорит: «Хочешь, я твою Ленку-красавицу так нарисую, что хоть сейчас – в церковь рядом с образами?» И написал портрет тёти Лены на той доске. А поскольку детей у моих родичей нет, личико младенца было срисовано с детской фотографии вашего покорного слуги. Не зря я сразу почувствовал сходство! Когда художник уехал, дядя Костя стал всем соседям в шутку хвастать: мол, нашёл я в сарае старинную икону! Кто-то позавидовал, решил украсть и продать. Интересно, во сколько бы её оценили?

Глава 3. Ангел в кожаной куртке

   С обеда зарядил дождь. Река сразу покрылась мурашками, а сосновый лес, погрустнев, нахмурился. Тёмные, тяжёлые облака густо облепили небо, и нашим друзьям оставалось надеяться только на то, что ночью поднимется ветер. Ливень временами усиливался, громко звеня листьями прибрежных лоз, или вдруг ненадолго прекращался, позволяя облегчённо вздохнуть травам, поникшим под тяжестью капель.
   Лас и Алиэ, лёжа рядом и высунув головы из палатки, с интересом наблюдали за безуспешными попытками Семёна и Ярослава развести костёр. Намокшие дрова упорно не загорались, а над рекой уже повисла чёрная туча, обещавшая вылить вниз целый потоп воды.
   Уже не первый раз Назар ловил себя на мысли, что его эльфийская стыдливость не распространяется на отношения с Алиэ. И дело было вовсе не в том, что Наташа являлась девушкой его друга. Конечно, это обязывало двух остальных эльфов соблюдать некую моральную дистанцию, чтобы не создавать неудобных ситуаций. Но подобные тонкости не казались слишком сложными, учитывая рыцарскую честность взаимоотношений, бывшую нормой для всех четырёх друзей. Наташа стала для Назара по-настоящему близким человеком, а духовная открытость и доверие придавали их взаимной привязанности тёплый, родственный оттенок. Поэтому рядом с ней эльфёнок вёл себя так, будто Алиэ была его старшей сестрой.
   – Двадцать минут возятся! Костровые! – посмеиваясь, произнесла Наташа.
   Лас кивнул:
   – Гляди, сейчас пойдёт дождь, и мы останемся без ужина. Может, хватит нам их мучить? Сказать, что под навесом лежат сухие дрова?
   Но девушка остановила его:
   – Погоди! Яр, похоже, догадался.
   Действительно, Итиль уже вытаскивал из-под навеса, где была оборудована походная кухня, вязанку сухого хвороста. Ещё через несколько минут костерок весело запылал, и ребята успели приготовить ужин до того, как ливень накрыл их маленький лагерь.
   – Мы сегодня герои! – похвалился Сэм, втаскивая в палатку горячий котелок. – Жаль, мокро, пострелять не удастся.
   – Можно искупаться, – предложил Лас.
   На это возразила Алиэ:
   – Ага, будете тут от холода зубами стучать!
   Наташа была невероятно практичной девушкой, любившей во всём порядок и точность. С доверчивым, романтичным Итилем они составляли прекрасную пару, замечательно дополняя друг друга.
   – А я бы пошёл, – пожал плечами Ярослав. – Когда в дождь купаешься, можно увидеть русалку.
   Его слова развеселили Алиэ.
   – Гляди-ка, дамский угодник! – проворковала она медовым голосом. – Кто ж тебе такую длинную лапшу на уши навешал?
   Великий лучник капризно надулся:
   – И помечтать теперь нельзя! А про русалок я от Фроди слышал, когда был у реконструкторов.
   – Угу, – скептически покачала головой Наташа, – она вам сказки рассказывала! Ты что, Фроди не знаешь?
   Сэм не участвовал в этом споре. Он молча сидел у входа и, приоткрыв брезентовую полу палатки, наблюдал, как тучи в небе медленно ползут к западу.
   – Ночью будет ветер, – тихо, словно про себя, сказал менестрель.
   – А я думаю, что это совсем не сказки, – вступил в разговор Лас. – Когда на улице дождь или туман, можно не только русалок, но и привидения, и даже ангелов увидеть. В физике есть такая теория о преломлении пространства.
   – Точно! – воскликнула Наташа. – Яр, прости! Не знаю, как называется это явление, но выглядит оно примерно так: капли преломляют пространство, и те формы жизни, которые имеют более разреженную, по сравнению с нами, структуру тела, становятся относительно видимыми.
   – Как это понимать: разреженную структуру тела? – удивился Итиль.
   Ему ответил Лас:
   – Это духи, во всяком случае, мы их так называем. Атомы относительно друг друга у подобных существ расположены на большем расстоянии, чем у людей. Поэтому наше зрение их не воспринимает.
   – Вот, значит, почему привидения ходят через стены! – догадался Ярослав. Он радостно захлопал в ладоши и совершенно по-детски зажмурился от удовольствия. – Физика, оказывается, полезная наука! Слышишь, Сэм? Хочешь ангела увидеть?
   С сожалением оторвавшись от созерцания дождя за стенами палатки, менестрель проворчал:
   – Не хочу. Видел уже…
   Когда поздно вечером эльфы лежали, упакованные в тёплые спальные мешки, и лениво перебрасывались ничего не значащими фразами, Лас вдруг вспомнил:
   – Сэм, ты говорил, что видел ангела!
   Ребята были не прочь послушать интересную историю на ночь. Но сегодня менестрель выглядел рассеянным и, по всей видимости, находился в лирическом состоянии духа. Он не заставлял друзей уговаривать себя, как обычно, и вообще было видно, что к шуткам Семён не расположен. Немного помолчав и вздохнув поглубже, словно собираясь с мыслями, он произнёс:
   – Расскажу-ка я вам на сон грядущий сказочку про жадность… Случилась эта история, когда мы заканчивали школу. Помнишь, Итиль, на майские праздники я ездил в Питер? К Ромику Терёхину? Ты ещё жалел, что не смог со мной поехать…
   – Помню, – буркнул Ярослав из глубины спального мешка. – Я тебе обзавидовался.
   Сэм обратился к Алиэ и Ласу:
   – Вы Ромика не знаете. Он учился в нашей школе на год старше. Удивил всех, когда поступил в Питер, в юридическую академию. А нас с Яром приглашал на Первомай в гости, обещал устроить в общаге, организовать экскурсию по городу. Но так получилось, что поехал я один. Встретив на вокзале, Ромик отвёз меня к себе и предупредил, что завтра они сдают последний зачёт, а потом будет мне культурная программа, как у интуриста. Поэтому на следующий день я отправился гулять по городу один. Деньги взял с собой, побоявшись оставить в общаге. Половина была рассована по карманам, половина – в рюкзаке.
   Эльфы притихли, проникшись настроением менестреля, который задумчиво лежал, подперев голову рукой. Его серьёзный взгляд был устремлён куда-то мимо друзей в глубину воспоминаний. По крыше палатки по-прежнему барабанил дождь.
   – Так вот, – неторопливо продолжил Сэм, – когда я ехал в троллейбусе в сторону центра, обратил внимание на девушку. Куколка! Красавица! Стройная, лёгкая, вся словно воздушная, светлые волосы по плечам струятся. Вижу, и она меня заметила, улыбнулась. А глаза тёплые, как весеннее солнышко! И выходить нам получилось на одной остановке.
   – Ты, надеюсь, не растерялся? – осторожно спросил Итиль. – Эту историю даже я не знаю.
   – Конечно! – усмехнулся Семён, саркастически скривив губы. – Если бы я тогда проявил себя героем, уже похвастался бы давно!.. Упустил я эту девушку в толпе. Потом долго ходил по Невскому проспекту, всё разглядывал и забрёл, наконец, под Арку Главного Штаба. Оттуда доносилась музыка, я, собственно, на звуки и пошёл. Вижу, моя красавица стоит, а с ней – два парня. Играют русский рок, и одеты в кожу, не хуже нашей Арвен. Студенты, подрабатывают таким образом. Девушка – ко мне, так и вьётся вокруг: мол, за десять рублей мы тебе что хочешь споём! И тут, братцы, я пожадничал. Смотрю ей в глаза, а сам думаю, паршивец: «Что я, миллионер, что ли? Деньги вам – щаз-з!» И пошёл дальше. Только в душе неприятный осадок остался. Скверно было, честное слово: девчонка такая красивая, и ребята здорово играли, а я десятки пожалел!
   – Угрызения совести, конечно, нужная штука, но увлекаться ими вредно, – заметил Назар, когда менестрель прервал свой рассказ.
   Семён согласно кивнул:
   – Да, Итиль всегда говорил, что у меня самооценка занижена. Только в тот раз некому было толкнуть в спину, сказать: «Ты что делаешь, болван? Поступай, как сердце велит, если голова не работает ни к чёрту!» А за подобные фокусы судьба, обычно, даёт по шее. Мне в тот же день где-то в городе порезали рюкзак, и все деньги оттуда вытащили. Может, девушка и вовсе ангелом была, посланным с небес, чтобы проверить мою честность! Но я не сдал экзамен, не созрел ещё для добрых дел. Одно хорошо: после этого случая стал учиться играть на гитаре. Как сказала бы Руа, включилась система сложных подсознательных ассоциаций.
   Семён замолчал, и в палатке стало тихо. Каждый думал о своём. Ласу никак не удавалось связать в единое целое образ беспечного, лёгкого, рыцарски великодушного Сэма, с тем слабым и неуверенным в себе подростком, каким предстал менестрель в этой истории. Оставив, наконец, безуспешные попытки разобраться в тонкостях сложного характера своего друга, эльфёнок стал слушать дождь. А ливень за стенами не унимался, монотонно шурша промокшей травой.

Глава 4. Рыцарь, лекарь и насмешница

   За ночь ветер действительно разогнал тучи, и непогода прекратилась. На рассвете Итиль растолкал Ласа, как у них было условлено ещё с вечера. Потихоньку, чтобы не будить остальных, приятели выбрались из палатки.
   – Да здравствуют романтики! – прошептал Ярослав, вытаскивая из-под навеса удочки. – Пойдём русалок ловить!
   Было ещё очень рано и холодно. Высокие травы гнулись от обильной росы, а с узких листьев лоз стекали крупные капли, норовя попасть прямо за шиворот. Итиль, любивший утренние купания, закатав штаны до колен, шагал босиком. Его лицо озаряла светлая улыбка, и Лас не мог припомнить случая, который бы заставил друга надолго утратить бодрость духа. Никто не видел великого лучника мрачным или скучающим: даже если в его жизни и случались неприятные моменты, окружающим этого заметно не было. С самого первого дня знакомства эльфёнок восхищался той лёгкостью, с которой Ярослав шёл по жизни, и его железным самообладанием.
   Немного отойдя от лагеря, Итиль весело запел рассветную альбу [23 - Альба – жанр средневековой провансальской поэзии; лирическая песня, рисующая расставание влюблённых утром, после тайного свидания.], мотив к которой несколько дней назад они придумали вместе с Сэмом:

     – Вместо нежного привета
     Ей, царице всех услад,
     Чтоб забыться, песнь рассвета
     Я сложу на новый лад.
     Лунный свет забрезжил где-то,
     В птичьих трелях дремлет сад, —
     Так мне тяжко бденье это,
     Что заре я был бы рад.
     О боже, как
     Наскучил мрак!
     Как я жду рассвета!

     Брал я с бою замок грозный,
     Мне не страшен был медведь,
     Леопард неосторожный
     Попадал мне часто в сеть, —
     Пред любовью же ничтожна
     Мощь моя досель и впредь:
     Трепет сердца невозможно
     Ни унять, ни одолеть!
     О боже, как
     Наскучил мрак!
     Как я жду рассвета! [24 - Эта альба ХIII в. принадлежит перу французского трубадура по имени Ук де ла Баккалария (Цитируется по изданию: Зарубежная литература средних веков. Хрестоматия. – М: Просвещение, 1974)]

   Пел Ярослав хорошо. Его голос словно был специально создан для того, чтобы исполнять эльфийские баллады или песни трубадуров. Не отличаясь особенной силой, своими тёплыми, ласковыми интонациями он напоминал Ласу утренние птичьи трели. Однако в кругу друзей первенство музыканта и сочинителя Итиль неизменно отдавал Семёну. Великий лучник не стремился стяжать славу скальда, хотя замечательно играл на гитаре, и даже иногда подбирал нехитрые мотивы для новых баллад менестреля.
   – Какая прелесть! – похвалил эльфёнок песню и исполнителя.
   Итиль, улыбаясь, поклонился.
   – Мне самому нравится, особенно припев, – сказал он. – Правда, там, в середине, есть ещё два куплета, но в них слишком много имён и латыни!
   Увлечением поэзией трубадуров всех своих друзей заразил Сэм – большой поклонник средневековой европейской литературы. Он мог часами говорить о короле Артуре и Сигурде [25 - Сигурд и Брюнхильд – герои древнескандинавского эпоса «Сага о Волсунгах».], цитировать «Речи Высокого» [26 - «Речи Высокого» – произведение древнескандинавского эпоса.] и пересказывать рыцарские романы [27 - Имеются в виду средневековые куртуазные рыцарские романы, в число которых входят: цикл о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, повествование о Тристане и Изольде и др.]. Лас удивлялся той серьёзной страстности, с которой менестрель описывал своих любимых героев, принимая их чувства слишком близко к сердцу. Самого эльфёнка в романах и сагах больше привлекали героические эпизоды, и он был полностью согласен с мнением Итиля, утверждавшего, что в хорошем произведении должен быть счастливый конец.
   Едва в конце тропинки показалась серая в утреннем тумане гладь Оки, Ярослав с радостным криком бросился в реку, не потрудившись даже снять одежду. Эльфёнок, поёжившись, тоже вошёл в холодную воду. Он не разделял восторга друга, но выглядеть перед ним неженкой не хотелось.
   – Опять я всю рыбу распугал! – спохватился Итиль, когда друзья, вдоволь наплескавшись и наплававшись, выбрались на берег. – Даже не подумал…
   Лас уже отжал волосы и теперь натягивал сухую рубашку, которую предусмотрительно снял перед купанием. С одежды и волос Ярослава струями стекала вода.
   – Ты не замёрзнешь? – поинтересовался эльфёнок.
   – Ерунда! Гляди, что у меня есть! – Итиль достал из дупла старой лозы коробок спичек.
   Скоро сухие ветки, нашедшиеся под корягами, весело затрещали. Маленький костерок почти не давал тепла и, конечно, не мог высушить мокрую до нитки одежду великого лучника, но ребята были абсолютно счастливы.
   – Расскажи о Фроди, – попросил вдруг Назар. – Я вчера спрашивать постеснялся из-за Сэма.
   Проницательные карие глаза Итиля на миг сверкнули странным огоньком. Нет, не просто так интересуется Лас!
   – Ты тоже заметил?
   Ярослав многое видел, понимал, о многом догадывался, но обычно держал это при себе. Он разбирался в людях гораздо лучше, чем об этом думали многие, и, научившись доверять случайным впечатлениям, практически никогда не ошибался. Сейчас Итиль подозревал, что Назар пытается разрешить задачу, которая ему самому оказалась не по силам, но всё же откровенность давалась с большим трудом.
   – Сэму всегда неприятно, когда разговор заходит о Фроди, – начал Ярослав тихо и медленно, словно раздумывая о том, стоит ли продолжать, – он терпеть не может вспоминать день их знакомства. Это произошло после той истории в пещерах, в конце первого курса. Как раз на фоне скандала в его семье.
   Постепенно речь эльфийского принца становилась всё смелее, а голос – увереннее. Но у Ласа возникло ощущение, что его друг тщательно обдумывает каждую фразу, опасаясь сказать лишнее. А как бы он сам повёл себя на месте Итиля, отвечая на столь прямой и бестактный вопрос? И хотя смущение не покидало Назара, слушал он очень внимательно.
   – Никто от Сэма такого не ожидал, – продолжал Ярослав. – Родители боялись, что их сын повредился в рассудке, настолько странно он себя вёл. Ни с того, ни с сего, как им казалось, перестал общаться со всеми друзьями, сидел дома и читал божественные книги. А когда начал отказываться от еды и объявил, что переходит учиться в семинарию… Ну, сам понимаешь… Только после того, как Руаэллин его уговорила не менять место учёбы, тётя Юля – мама нашего друга – со слезами на глазах стала умолять меня хоть чем-нибудь его отвлечь, чтобы вернуть назад к мирской жизни. Я оказался между двух огней. С одной стороны, не хотелось вмешиваться в личный выбор Сэма: неприятно ведь, когда тебе лезут в душу! А с другой – не мог отказать тёте Юле: я ей слишком многим обязан. К счастью, всё это случилось на заре нашего повального увлечения книгами Профессора. Не без труда, но Семёна тоже удалось заинтересовать. Это была первая победа. Я к тому времени уже познакомился с Боромиром, кстати, именно Фроди нас познакомила, и ходил к реконструкторам практиковаться в стрельбе. Когда же Сэм стал толкинистом, мы и его притащили в клуб, чтобы он овладел навыками боя. Конечно, до этого ни меча, ни лука наш менестрель ни разу в руках не держал!
   Ты, Лас, может быть, заметил, что самым слабым местом в характере Семёна является его самолюбие. Он очень болезненно воспринимает неудачи и потому боится показаться неловким или смешным. Хоть это и странно звучит, если вспомнить, как он держится в компании… Но я Сэма знаю с детства, мы в школе за одной партой сидели. Он упрямый, будет в одиночку часами тренироваться, чтобы достичь успеха в каком-то деле. А потом представит это так, будто ему всё удаётся шутя и играючи. Многие верят, и никто не представляет, какого напряжения нервов и сил стоит Сэму эта кажущаяся лёгкость. Теперь понимаешь, что он чувствовал в клубе реконструкторов, когда перед множеством незнакомых людей предстояло обнаружить своё полное неумение владеть оружием? Признаться, я боялся, что он уйдёт, но здесь тоже помог случай.
   Когда мы подходили к кузне, перед ней на площадке как раз был поединок. У нашего друга сразу глаза загорелись! Представь себе: два дюжих молодца в полном русском вооружении времён Дмитрия Донского дубасят друг друга за милую душу! Мечом оба владеют мастерски. Мы с Боромиром застыли с открытыми ртами, чего уж говорить про Сэма, который видел это впервые в жизни! Силы поединщиков были примерно равны, поэтому никто бы не решился определить, кому достанется победа. Но вдруг один, поскользнувшись на мокрой траве, неожиданно упал, этим бой и закончился. Второй поединщик протянул ему руку, помогая встать, и мы услышали голос, насмешливый, звенящий, как у подростка: «Спасибо, Руслан! Жаль, что грохнулся не вовремя, а то бы я тебе ещё наподдала!» Оказывается, это Фроди с Русом Маровым, руководителем клуба, пробовали новые доспехи.
   Естественно, после такого зрелища Сэм не пожелал ударить в грязь лицом и перестарался, когда ребята стали обучать его приёмам боя. Он в первой же схватке получил травму: мечом по ключице! Хорошо – вскользь, кость осталась цела, зато рука сразу повисла и на глазах начала опухать. Реконструкторы ужасно перепугались, тем более что до этого в клубе не было серьёзных травм. Синяки и порезы не в счёт. Кто-то предложил: «В каморку его, к Фроди! Она же известная травница и знахарка!» – и мы повели Сэма в комнатушку в дальнем углу кузни. Там везде баночки со снадобьем, на стенах висят пучки трав, – ребята так и зовут эту комнату: «аптекарская». Пока Фроди оказывала Сэму первую помощь, мы ждали снаружи, и чем она его лечила, осталось тайной за семью печатями. Только после этого травмированная рука очень быстро отошла, даже в больницу не потребовалось обращаться. Конечно, нашему менестрелю пришлось несладко, а Фроди, насмешница, ещё на прощание дала напутствие, чтобы он за меч никогда не брался и тяжелее гитары ничего не поднимал. С тех пор Семён всякий раз скрипит зубами при одном только упоминании её имени. В клубе он больше не показывается, в центральную библиотеку, где она работает, – не ходит. Но зато и про семинарию тоже ни разу не заговаривал – как бабка отшептала!
   Замолчав, Ярослав принялся разматывать удочки. Тема была закрыта. Несомненно, Итиль рассказал далеко не всё, и для Ласа в этой истории по-прежнему осталось много неясного. Но, опасаясь показать себя недостойным доверия великого лучника, эльфёнок не задавал вопросов. Утро подарило ему достаточно информации для размышления, заставив совершенно по-новому взглянуть на отношения двух друзей. Собственное участие в них Назар представлял себе очень смутно, однако тонкое, едва уловимое чувство, зародившееся где-то в глубине сознания, советовало набраться терпения и ждать. Чего? Ответ на этот вопрос знала, пожалуй, только Руаэллин.

Глава 5. Заколдованная зачётка

   В летнем лагере эльфов Назар был абсолютно счастлив, но всё же, порой, он ловил себя на том, что скучает по своей прекрасной наставнице. Искренний в чувствах эльфёнок не без удивления замечал, как дорога ему стала эта женщина. Она учила никогда не лгать себе, осознанно воспринимать и оценивать любое случайное впечатление. «Наш внутренний мир состоит из мелочей, – говорила Руа. – Никогда нельзя недооценивать значение жеста, взгляда, мимолётного порыва души. Относись к ним сознательно, мой друг, и помни, что красота и богатство твоего мира зависят от того, как ты станешь воспринимать мелочи жизни».
   В университете говорили, что у них роман. Но Назар только посмеивался, слыша тонкие намёки и словно бы случайные замечания. Сплетням он не верил. И Руаэллин не давала ни малейшего повода усомниться в кристальной чистоте своих намерений относительно Ласа. Их объединяла сказка. Жизнь представлялась прекрасным образцом совершенства, чудом, радостью. Новое видение мира предполагало и новый тип взаимоотношений, не укладывающийся ни в одну известную Ласу схему. К тому же, Руаэллин была мудрейшим человеком, и эльфёнок по праву гордился своим ученичеством у неё.
   Что касается приятелей Назара, то его дружбу с преподавательницей они воспринимали по-разному. Рассудительная и не склонная к мистицизму Алиэ видела в ней просто деловое партнёрство, полезное общение. Сэм, напротив, усматривал нечто глубокое, тайное, невысказанное, оттого немного трагическое и ужасно притягательное. Однако ближе всех к истине находился Итиль, подозревавший, что Лас избрал Руаэллин своим духовным наставником. На все попытки друзей прояснить ситуацию в этом вопросе, Назар неизменно отвечал шутками, заставлявшими его смущаться и краснеть, что, в свою очередь, создавало определённую почву для слухов о его неразделённой любви к Руа.
   Когда за вечерним чаем Сэм предпринял новую попытку навести разговор на этот щекотливый вопрос, эльфёнок даже не удивился. В последние дни часто вспоминая о Руаэллин, Лас охотно допускал мысль, что он – далеко не единственный, кому загадочный образ эльфийской владычицы не даёт спокойно спать.
   – Слушай, правду говорят, что Руа умеет читать мысли? – Таинственный шёпот менестреля вызвал у Назара улыбку.
   – А ты сам как думаешь?
   Семён пожал плечами:
   – От человека, который всерьёз интересуется староскандинавской магией и гадает на рунах, всего можно ожидать!
   – А мне кажется, зря болтают, – вступила в разговор Алиэ. – Просто она – хороший психолог: только глянет на нас, как ей всё ясно.
   – Может, и так, – согласился Сэм, – но я всё-таки думаю, не обходится у неё без сверхъестественных штучек. Где бы Руа ни появилась, там сплошные необъяснимые явления!
   – Чем докажешь? – поинтересовался Итиль. До сих пор он скромно сидел в стороне, обматывая кожаным шнурком рукоятку ножа.
   Сэм через пламя костра сощурил на него плутовские зелёные глаза:
   – Помнишь плащ, который она мне подарила? Именно в нём я был, когда обнаружил в сарае у дяди Кости чудотворную икону… А в пещерах на Первомай? Почему при такой дозе яда в крови девчонка жива осталась? И Лас слишком подозрительно быстро выздоровел. Я уж про мелочи не говорю…
   – Эльфёнок крепким оказался, и девочка… – заступилась Алиэ. – Всё вполне объяснимо с медицинской точки зрения.
   Но Назар молчал, закусив губу. Он очень хорошо помнил тот взгляд Руаэллин, благодаря которому его психика сумела преодолеть наркотическую амнезию. И голос – неземной, прекрасный, наполнивший замкнутое пространство ядовитой трещины свежим ветром… Это не было галлюцинацией! Эльфёнок знал, что подобные вещи возможны, хотя и впрямь похожи на сказку.
   Бросив быстрый взгляд в сторону Ласа, Итиль заметил, насколько ему неприятен этот разговор. Видимо, Сэм слишком далеко зашёл в своих предположениях.
   – Ладно, Шерлок Холмс, успокойся, – заговорил он мягко, – напугаешь Ласа до смерти, а ему на втором курсе экзамен по философии сдавать.
   Однако тема была настолько интересной, что менестрель не собирался так просто заканчивать её обсуждение.
   – Ну и что, если напугаю? – спросил он, увлечённый новой мыслью. – Вот объясни мне, например, почему одна Руа не собирает зачётки перед экзаменом?
   – Может, не верит в эту чертовщину? – предположила Алиэ.
   Семён укоризненно покачал головой и ехидно заметил:
   – А остальные преподы верят? Нет, я думаю, Руа и смотреть не надо, чтобы понять, у кого синяя зачётка. Она нас насквозь видит! Это я вам говорю!
   – Ты скажешь… – протянул Итиль.
   Назар обвёл лица друзей вопросительным взглядом:
   – Вы мне голову морочите коллективно, да?
   Сэм, Итиль и Алиэ, переглянувшись, дружно расхохотались. Но поскольку Ласу была непонятна причина их веселья, Ярослав поторопился объяснить:
   – Как же ты две сессии-то сдал, если до сих пор не слышал университетскую легенду? Вот скажи, какого цвета твоя зачётная книжка?
   Эльфёнок удивлённо пожал плечами:
   – Красная. А что?
   – А то, – подхватил менестрель, – что их уже лет семь красными делают. Но раньше зачётки были синими, в твёрдых корочках. И рассказывают, что училась в нашем вузе одна девушка. С первого по пятый курс в её зачётной книжке не было ни одной четвёрки – круглая отличница! А когда она получила свой заслуженный красный диплом, преподы повесили её зачётку в рамочку под стекло в кабинете ректора. И долго висела там эта достопримечательность, пока однажды не нашли кабинет открытым, стекло разбитым, а зачётку – пропавшей! Того, кто стащил реликвию, так и не поймали. Но с той поры ходят упорные разговоры, будто синяя зачётка отличницы появляется иногда перед экзаменами у разных студентов. У кого – не угадаешь. Только если вдруг привидится, что твоя зачётная книжка синяя, можно вообще ничего не учить: на экзамене язык сам будет говорить то, что нужно.
   Лас недоверчиво покачал головой:
   – Обычные байки!
   Но на это совершенно неожиданно возразила прагматичная Алиэ:
   – Ты за преподами понаблюдай! У вас перед экзаменами зачётки собирали?
   – Ну.
   – Кто?
   – Да все. Разложат на столе, полюбуются, и лишь после этого приглашают нас тянуть билеты.
   – Ага! – воскликнул Сэм. – Одна Руаэллин так никогда не делает. Единственная!
   – Точно, – подтвердила Наташа, – мы на всех факультетах узнавали. У них вроде как – традиция. Но поговаривают, что преподы тоже видят синюю зачётку. И студента, кому такое счастье выпало, лучше не спрашивать: позора не оберёшься!
   – Это месть отличницы за то, что не уберегли её сокровище! – произнёс Семён зловещим голосом.
   – Кстати, я тут одну историю вспомнил! – вдруг хихикнул он, спустя некоторое время. – Весьма поучительную и с моралью.
   – Давай!
   Эльфы расселись поудобнее, и менестрель начал рассказ:
   – В июне, после сессии, решили мы с ребятами отметить сдачу. Ты, Алиэ, помнится, тоже вместе с Арвен там тусовалась.
   Наташа улыбнулась:
   – Было дело. Только мы рано ушли, не дожидаясь, пока вы общагу разнесёте.
   – Да ладно тебе! – слегка обиделся Сэм. – Мы, филологи, народ мирный. А шумно стало только после того, как историки набежали!
   – Думаю, вы все друг друга стоите, – заметил Итиль, никогда не участвовавший в студенческих пирушках.
   Семён повернулся к другу, и в его плутовских глазах зажёгся непривычно тёплый, ласковый огонёк.
   – Молчи, трезвенник, и слушай, что за чудеса с людьми происходят! Когда все уже собирались расходиться, заявился Денёк Мальцев с пятого курса исторического. Тот ещё алконавт! Он уже был под мухой, и с собой что-то принёс. Мы попытались, конечно, воззвать к его совести, поскольку назавтра Денёк готовился сдавать последний дипломный экзамен. Но совести у него не оказалось, и наши увещевания пропали зря. «Э, что тут! – безнадёжно сетовал наш гений. – Мне не жалко! Я всё равно на лекции не ходил, и учить ничего не собираюсь. Давайте, ребята, лучше выпьем за то, как меня завтра попрут из родного вуза!» В этот момент кто-то вдруг и ляпнул про синюю зачётку, в том смысле, что только чудо может Дениса спасти. Как он обрадовался, если бы вы видели! Выложил на стол свою зачётную книжку и сказал, что будет пить до тех пор, пока она синей не станет. Теперь всем стало интересно, чем дело кончится. Расходиться мы раздумали, притащили выпивку, закуску и организовались по второму кругу. К утру я отключился, как и следовало ожидать, а когда проснулся, гляжу, Денёк тут же, рядом, в зеркало смотрится, глаза протирает и бормочет: «Синяя… Синяя…» «Что? – спрашиваю. – Морда у тебя? Так это точно!» Он только пальцем у виска покрутил. «Дурак, – говорит, – зачётка ночью была синяя, сам видел!» Потом и остальные ребята проснулись. Затолкали мы Дениса в холодный душ, привели немного в чувство и на экзамен отправили, так сказать, в последний путь. Даже панихиду спели, не удержались!
   Дальше вот что было. Пришёл наш герой на дипломный экзамен: лицо опухшее, мозги ничего не соображают и перегаром разит на три метра! А там целая комиссия преподов под председательством Рюрика. Собрали у всех зачётки, разложили на столе, шепчутся. Вдруг Рюрик как рявкнет: «Мальцев! Позорище рода человеческого, ко мне!» Денёк, пошатываясь, к нему. А ваш грозный Сан Палыч весело посмотрел на него и ла-асково так предлагает: «Мы сейчас сыграем с тобой в русскую рулетку: я задаю один вопрос – всего один! Ответишь – будешь аттестован и диплом получишь, как полагается. Не ответишь – вылетишь из университета без разговоров. И считай, что пять лет зря сюда ходил. Идёт?» Денёк перед ним стоит, икает. Согласился, конечно, выбора-то нет! Не знаю, что за вопрос Рюрик задал, только этот паршивец ответил правильно. Как он сам потом рассказывал, не помнил, что говорил. Мелет что-то заплетающимся языком, а преподы в комиссии всё бледнее и бледнее становятся. Кончилось дело тем, что аттестовали нашего студента и отпустили с миром. А он после экзамена прямиком в больницу угодил с сильным алкогольным отравлением. Вот такой печальный финал!
   Последние слова менестреля утонули в дружном, громком хохоте.

Глава 6. Момент истины

   В походной жизни лесных эльфов наступил знаменательный день: у них закончились продукты. После долгих и горячих споров решено было так: Итиль и Алиэ пойдут в город за провизией, Сэм останется присматривать за лагерем, а Лас – за Сэмом.
   Свежим, росистым утром, когда сонное солнышко только что выглянуло из-за дальних холмов, окрасив верхушки сосен в золотисто-розовый цвет, неразлучная парочка собралась в путешествие. Закинув за спину самодельные вещмешки, и даже не потрудившись сменить зелёные одеяния эльфийских пограничников на костюмы, более соответствующие концу ХХ века, Наташа и Ярослав простились с друзьями.
   – Эльфёнок, остаёшься за старшего! – помахала рукой Алиэ.
   – Ждите нас к полудню! – добавил Итиль и, весело посвистывая, зашагал в сторону дороги, ведущей в город.
   Сэм растерянно глядел ему вслед. Странное выражение на секунду омрачило его лицо, так, что казалось, даже веснушки на щеках потускнели, скрытые тенью невесёлых мыслей. Лас это заметил.
   – Что у вас с Яром? – тихо спросил он, положив руку на плечо застывшего в меланхолической неподвижности Семёна.
   Менестрель вздрогнул, но головы не повернул. Какое-то время он стоял так, собираясь с мыслями, и эльфёнок почти физически ощущал бурю противоречивых эмоций, владевших сейчас его другом. Слова Ласа были подобны пощёчине, резко и больно хлестнувшей именно в тот момент, когда Семён не был готов ответить ударом на удар. Наконец, повернувшись, он медленно произнёс с удивлением и горечью:
   – Не знал я тебя, Назар. И недооценил. Ты слишком похож на него…
   Один беглый взгляд дал Сэму понять, что Лас догадался обо всём: о муках его больного самолюбия, о титанических и безуспешных попытках найти своё место в этом мире… Даже о том, что дружба с Ярославом значила для него слишком много. С самого детства Итиль был единственным человеком, к мнению которого Семён внимательно прислушивался и которому старался подражать, часто забывая, насколько различны их характеры. Это стремление, наконец, создало трагический, почти непреодолимый раскол в его собственной личности. Тяжело признаваться себе в том, что ты неспособен разрешить проблему взаимоотношений с лучшим другом, и вдвойне больно оттого, что уже не можешь этого скрывать. Семён не видел выхода.
   Сейчас он стоял, устало потупив глаза, понимая: откровенного разговора не избежать. Отпираться было бесполезно, а смотреть правде в глаза – невыносимо. Но эльфёнок словно и не нуждался в объяснениях. Улыбнувшись светло и ласково, так, наверное, как ему самому улыбалась Руаэллин, Лас заметил:
   – Ты всегда будешь ему другом, Сэм!.. И мне тоже.
   Менестрель со вздохом отвернулся. Ох уж это внутреннее благородство! Они оба сумасшедшие! Откуда взялся этот солнечный эльф, так похожий на его друга… и так непохожий?! Тонкая, иронично-горькая усмешка скользнула по губам Семёна:
   – Вот и Яр мне всегда говорил, что чувство собственного достоинства не зависит от внешних обстоятельств. Он на своей шкуре это испытал! Кто бы сейчас поверил, что наш эстет, красавец и денди – мальчик из неблагополучной семьи?! Мы росли, как братья, и, пожалуй, из всех знакомых ребят только я знал, как ему тяжело. Сколько раз он приходил ко мне с портфелем на ночь глядя, просился переночевать – и всегда улыбался! Представляешь?! Лицо разбито в кровь, в глазах слёзы, – а он смеётся! И верит в людей, в мечту, в удачу… Искренне верит… Я уже тогда, в детстве, чувствовал огромную разницу между нами! У меня было то, чего не было у Яра: дружная семья, собственный дом. Среди многочисленной взрослой родни я оказался единственным ребёнком, и потому каждый мой каприз удовлетворялся моментально… Потом всё изменилось. Когда мы учились в старших классах, Итиль познакомился с Фроди и, сбежав от отчима, года полтора жил у неё. А ещё через некоторое время вернулся из Америки его родной дядя – брат матери. Он разыскал племянника, купил ему квартиру, помог поступить в университет. Теперь уже Яр воспитывался в духе высшего света научной аристократии, намереваясь стать учёным-историком, как дядя, преподававший в Гарварде. А я по-прежнему пытался себе что-то доказать, пока не понял: это может длиться бесконечно…
   Лас был потрясён. Итиль никогда не рассказывал о своём детстве, он вообще мало говорил о себе. Весёлый менестрель тоже предстал теперь Назару совершенно иным. И картина взаимоотношений двух друзей вдруг развернулась перед ним совершенно отчётливо. Здесь было всё: привязанность и чувство вины, благодарность и отчаяние, желание помочь и невозможность принять эту помощь. Ярослав считал себя виновным в постоянных неудачах друга, в его неосуществлённых мечтах, поскольку знал, что всё это проистекает единственно из желания Сэма походить на него. Семён, в свою очередь, тоже страшно мучился, чувствуя, насколько он недостоин чистой привязанности благородного сердца Итиля. Этот узел затягивался всё туже, грозя в ближайшем будущем превратиться в серьёзный конфликт.
   Тем временем, приятели вышли на берег Оки. Солнце уже стояло довольно высоко, его горячие лучи почти полностью высушили росу на прибрежных травах. Опустившись на крупный щебень, намытый волнами со дна реки, эльфы смотрели на её сдержанно-спокойную поверхность, скрывающую под собой могучую силу потока. Было очень тихо.
   – А ты не пробовал всё начать заново? – спросил вдруг Назар.
   Глаза Сэма лихорадочно блестели, полускрытые длинными ресницами. Лас прав: это предельная черта, которую не растянешь до бесконечности. Слишком много усилий потрачено на борьбу с самим собой. Сейчас Семён не чувствовал ничего, кроме смертельной усталости. Но чтобы что-то поменять в своей судьбе, ему нужен серьёзный стимул, нечто необыкновенное, способное заставить раз и навсегда твёрдо поверить в себя. Менестрель грустно усмехнулся.
   – Мотивации не хватает… – сказал он и, поднявшись, медленно побрёл по тропинке вдоль берега. Эльфёнок проводил его задумчивым взглядом.

Глава 7. Праздник Перуна

   Время давно перевалило за полдень, а Итиля и Алиэ всё не было. Эльфы нарубили дров, прибрали поляну, даже успели найти немного грибов в березняке на склоне ближайшего холма. К утреннему разговору они больше не возвращались. Сэм был равно благодарен Ласу за то, что он вызвал его на откровенность, заставив, наконец, посмотреть правде в глаза, и за то, что сейчас эльфёнок тактично молчал, предоставляя менестрелю следовать течению собственных мыслей. Со стороны сложно было сказать, о чём думает Семён: беспечно и весело улыбающийся, он порой замирал, недовольно хмурился, покусывая губы, потом неожиданно в его зелёных глазах загорались искорки победного торжества и веснушки вспыхивали под ярким солнцем, словно приглашая Ласа разделить с ними игривое праздничное настроение.
   Сам Назар к обеду просто измучился от мыслей и предчувствий. Нельзя сказать, чтобы они были тревожными. Пожалуй, суетливыми и беспокойными. Эльфёнку хотелось действия, ожидание становилось невыносимым. Как призывно поблёскивает кованый меч! Устроить бы сейчас поединок! Но с Сэмом нельзя: он не может держать удар травмированной рукой. В лагере менестрель дрался только посохом, которым неплохо владел, однако их тренировки всё равно больше напоминали индийские фильмы, где орудие боя почти никогда не достигает цели. Зато стрелял Семён великолепно и, находясь в ударе, вполне мог соперничать с Итилем – лучшим лучником среди городских толкинистов. Но сейчас менестрель был очень далёк от мыслей о поединке, поэтому Лас решил оставить его в покое.
   Бесцельно побродив по лагерю и не придумав, чем бы заняться, эльфёнок поймал себя на том, что ему нестерпимо хочется свернуть палатку. Просто руки чешутся! Да что же это такое происходит?! Не в силах больше бороться со своими бредовыми ощущениями, Лас опустился на бревно и обхватил голову руками.
   – Руа, Руа, – прошептал он, – где же ты? Твой верный эльдэ, кажется, сходит с ума!
   Подошедший в этот момент Семён со вздохом присел рядом.
   – Слушай, Лас, я вот уже битый час думаю о том, куда провалились эти бездельники? Есть хочется, да и тревожно что-то, не пойму отчего…
   Эльфёнок кивнул, но обменяться замечаниями они так и не успели: на тропинке показалась лёгкая фигура Итиля. Великий лучник ещё издали приветственно помахал рукой:
   – Эй, рыцари, заждались?
   Ярослав был один. И без мешков, набитых провизией. Лас с Сэмом удивлённо переглянулись, чувствуя, что их опасения начинают сбываться.
   – На вас что, разбойники напали? – поинтересовался менестрель. – Где Алиэ? И еда?
   Но лицо вернувшегося эльфа сияло торжествующей улыбкой:
   – Бери выше! Мы встретили реконструкторов. Вон за тем лесочком, в излучине реки, нас ждут обед и приключения!
   – Что-о?! – Сэм вытаращил на друга полные ужаса глаза, в которых ясно читалось: «Ах ты, предатель!»
   На это Ярослав только по-королевски повёл бровью, давая понять, что возражения не принимаются.
   – На большой поляне целая толпа народу: и воины, и славяне-ролевики, только эльфов не хватает, – объяснил он. – Поэтому мы все официально приглашены на праздник Перуна, который начнётся за два – три часа до заката и будет продолжаться… ну… Руслан советовал прихватить с собой палатку!
   Лас облегчённо вздохнул: пожалуй, он поторопился с выводами о собственном сумасшествии! Все предчувствия объяснялись просто: на этом празднике их ждало нечто необыкновенное. Несомненно, для каждого эльфа судьба уже приготовила сюрприз. И хотя Семён всем своим видом показывал, что идти не собирается, Итиль уже посвящал друзей в подробности:
   – Котелки давно кипят, мясо жарится на вертелах! Свои мешки мы тоже там оставили. Алиэ помогает готовить пиршество. Впрочем, и для нас работа найдётся: вечером намечаются ратные игры и турнир лучников в честь прекрасных дам. А в полночь Фроди будет класть требу Перуну. После этого Руслан с Добрыней обещали сюрприз! Ну? Что вы стоите? Сматываем лагерь!
   Лас, конечно, был «за» двумя руками. Но Сэм, всё это время исподлобья глядевший на Итиля, вдруг насмешливо поинтересовался:
   – Ты правда думаешь, что я пойду?
   В воздухе запахло ссорой.
   – У тебя нет выбора, – спокойно ответил Ярослав, глядя в презрительно-зелёные щёлочки глаз своего друга. – Фроди лично передала приглашение, сказала, что ей было бы очень приятно видеть Сэма-скальда. Если мне не веришь, можешь у неё спросить.
   Дважды задетый за живое, Семён взбесился.
   – Ты… – прошипел он с искренней злостью, едва подбирая слова, – ты… что сделал?! Мы не виделись два года, с того самого раза… Я думал… она…
   И рука его вдруг взметнулась, готовая нанести удар. Семён никогда бы не простил себе этой пощёчины, но сейчас он совершенно не владел собой, плохо понимая, что говорит и делает. Ярослав, внимательно следивший за каждым движением Сэма, знал это прекрасно. Стремительным жестом он успел перехватить руку менестреля и, крепко сжав её, медленно отвёл от своего лица. Ласу даже показалось, что Итиль не столько защищается от удара сам, сколько защищает от него Семёна.
   – Остынь, – тихо сказал лучник, – биться будем на турнире. А Фроди помнит тебя, и всегда помнила. Пошли!
   Бледный и испуганный, Сэм всё же нашёл в себе силы посмотреть прямо в глаза Ярославу так, что тот, не выдержав, отвернулся. Однако эта попытка сопротивления была последней, и вскоре менестрель молча присоединился к Итилю и Ласу, которые начали разбирать лагерь. Они вместе быстро свернули палатку и, побросав в мешки свой нехитрый скарб, зашагали к большой поляне, где вечером должен был состояться праздник Перуна.
   Чтобы добраться до излучины реки, им пришлось пересечь широкий прибрежный луг, поросший клевером. Здесь важно гуляли разморенные жарой коровы, и несколько коз ощипывали листья с густой поросли ивняка. Пастух, сидевший тут же, в тени высокой ивы, не обратил ни малейшего внимания на трёх парней в зелёных костюмах.
   Немного пройдя по тропинке вдоль берега среди огромных валунов, принесённых сюда, наверное, ещё ледниками, друзья, наконец, оказались прямо напротив места, где Ока делала крутой поворот. Здесь-то и располагался лагерь реконструкторов, спрятанный в сухой береговой низине и окружённый высокими холмами. Великолепные смолистые сосны – остатки древней, самой южной полосы хвойных лесов – тянули к небу свои шершавые стволы, а на склонах холмов привлекали взгляд несколько старых, раскидистых дубов, неизвестно как поселившихся тут.
   Поляна была достаточно большой и ровной, чтобы устроить на ней помимо всего прочего площадку для турниров. Эльфёнок удивлённо отмечал про себя, насколько грамотно реконструкторы выбрали место и организовали лагерь.
   Справа от большого кострища, обнесённого кругом брёвен-скамеек, брезентовые домики образовывали жилой сектор. Сейчас там было тихо, и только из крайней от леса палатки доносился плач младенца вместе с ласковым женским голосом, мурлыкавшим колыбельную. Зато слева, где был натянут навес для продуктов, жизнь кипела вовсю! Несколько девушек и женщин постарше, в группе которых Лас заметил Алиэ, готовили праздничное угощение. Им помогал проворный подросток лет тринадцати, одетый в белую славянскую рубаху. Назар, посмеиваясь, отметил про себя, что паренёк просто бестолково путается под ногами, вызывая у женщин громкие весёлые восклицания. Ему, несомненно, хотелось поучаствовать во всех подготовительных этапах, сунуть свой любопытный нос всюду, где это только возможно.
   – Отдай сюда сыр, иначе он не доживёт до полуночи! – высокая загорелая девушка с длинной русой косой шутливо попыталась схватить мальчика за полу его длинной рубахи. Но тот ловко увернулся, продолжая отщипывать от свёртка, который держал в руках.
   – Не дам!
   – Пашка, рассержусь! Тебе что, больше нечем заняться? – девушка притворно строго сдвинула красивые брови.
   Но тут за расшалившегося подростка заступилась Алиэ:
   – Оставь человека в покое, Мирослава! У него, может быть, личная драма: ему Руслан не позволил пилить дрова!
   Девушки рассмеялись, а Лас только сейчас обратил внимание на звук, доносившийся с дальнего края поляны: там жужжала бензопила и стучали молотки. Лагерь был наполнен весёлой суетой – верной предвестницей праздника. Мужчины сбивали мишени, натягивали верёвочные ограждения, отделяющие площадки для турниров от зрительских мест. Кто-то пилил дрова, кто-то носил воду из родника, наполняя огромные канистры, – словом, каждому здесь находилось дело. Это маленькое подобие муравейника выглядело тем более живописно, что все люди были одеты в костюмы, стилизованные по древнеславянскому обычаю. Полотняные рубахи, обильно украшенные вышивкой и тканой тесьмой, кафтаны с коваными застёжками, меховые шапки. Даже кожаная обувь была скроена так, как её носили наши далёкие предки! Сейчас, в жаркое время суток, все тёплые детали одежды вместе с доспехами и оружием лежали в тени некоего подобия плетня, ограждавшего лагерь со стороны дороги.
   Этот плетень привлёк к себе особое внимание юного эльфа именно потому, что ничего подобного он раньше не видел. На ореховых колышках, воткнутых в землю и переплетённых несколькими прутьями, красовались два черепа: лошадиный и коровий. Здесь же был укреплён флаг с гербом клуба, а по центру, на специально устроенной небольшой площадке, стоял деревянный идол, изображавший Перуна. Где, когда и кем был вырезан идол, а также, насколько точно он соответствовал славянским образцам, Лас даже не попытался узнать. Его воображение поразило другое.
   Все эти люди: взрослые мужчины и женщины, девушки, парни, подростки, – сейчас самозабвенно играли, отрешившись от мира, который они называли «реалом». Для них не существовало городской суеты, этот маленький палаточный посёлок в старославянском стиле казался центром вселенной. Даже поклонение силам природы приобретало здесь совершенно особый смысл. За время своей многовековой истории человек слишком отдалился от первоосновы – Земли с её всеобъемлющей любовью и нежной красотой. Люди стали забывать, насколько дивно возвышенными могут стать они сами, приблизившись к природе и впустив её гармонию в свою жизнь. А здесь, на зелёном берегу, переодевшись в старинные костюмы, можно было перенестись в другую реальность, почувствовать себя человеком другой эпохи, прикоснуться к истокам мудрости, ощутить чистоту взаимоотношений.
   Назар так увлёкся созерцанием собственных мыслей, что не заметил, как кто-то подошёл им навстречу.
   – Опа-ньки, эльфы прибыли! – вдруг раздался весёлый, пронзительный голос, похожий на голос мальчика-подростка. Лас от неожиданности вздрогнул. Уже собираясь шуткой ответить на задорные слова паренька, он повернулся и… остолбенел.
   Голос принадлежал не мальчику, а высокой, крепкой женщине средних лет с царской осанкой и приветливой, детской улыбкой. Её когда-то чёрные, теперь же густо посеребрённые сединой волосы были коротко острижены и схвачены золотой тесьмой. Карие глаза блестели молодо, их острый взгляд оставлял впечатление глубокой, идущей от самых корней мудрости. Мужской древнеславянский костюм очень подходил воинственному виду незнакомки: широкая рубаха и штаны из тонкой шерсти, крашеные в блекло-сиреневый цвет и расшитые золотой тесьмой. На кожаном поясе гордо красовался охотничий нож вместе с неожиданно изящным, вышитым золотом и бисером кошельком. Бросалось в глаза отсутствие украшений, даже тех, что обычно носили мужчины: шейных гривен и браслетов, поддерживавших длинные рукава.
   – Будьте как дома! – вновь заговорила женщина, приветливо улыбнувшись каждому эльфу. – Вы с палаткой? Очень хорошо! Сэм, здравствуй, голубчик! Рада тебя видеть!
   Но в ответ Семён только холодно кивнул, торопливо прошагав мимо. Нарочитая небрежность его движений выдавала внутреннюю скованность, вызванную сильным волнением; однако незнакомка, казалось, не заметила этого: взгляд её остался столь же ласковым, а выражение лица – суровым. Зато Итиль, смущённый вызывающим поведением друга, виновато опустил голову.
   – Не обижайся на него, Фроди! Он ведь пришёл…
   Фроди?! Эта женщина – Фроди?! Назар не ослышался? Он представлял её молодой, стремительной, весёлой – этакой богатыркой с длинными русыми косами в славянском стиле. Теперь же Лас пришёл в такое замешательство, что даже на секунду отвернулся, чувствуя, как предательский румянец заливает его щёки. Фроди, внимательно наблюдавшая за эльфёнком, насмешливо сверкнула белозубой улыбкой.
   – Как я выгляжу, синдэ [28 - Синдары (ед. число – синдэ) – сумеречные эльфы (см. Дж. Р.Р.Толкин)]? – обратилась она к Ярославу. – Неужели, так страшно? Сегодня все мужчины шарахаются от меня, как чёрт от ладана!
   Сердце Итиля вдруг трепетно дрогнуло, словно хрупкий стеклянный шарик, готовый упасть с высоты. «Синдэ…» Как бы сложилась его жизнь, если бы не эта мудрая атани [29 - Атани (мн. число – эдайн) – человек, смертный, в отличие от бессмертных эльфов (см. Дж. Р.Р.Толкин)]? Даже представить страшно! А ведь для неё он – всё тот же маленький ласковый синдэ, и ничего не изменилось…
   Объятый внезапным порывом, Ярослав вдруг опустился на одно колено и благодарно обхватил обеими руками жёсткую ладонь Фроди.
   – Жрица народа эдайн великолепна! И я по-прежнему её верный рыцарь!
   Растроганная женщина по-матерински нежно улыбнулась ему.
   – Выучила на свою голову! – проворчала она, стараясь скрыть волнение под маской суровости. – Придётся принять твою клятву верности!
   Эльфёнок наблюдал эту сцену с открытым ртом. Вот как! Жрица… И у Итиля, оказывается, тоже всё серьёзно: он эльф, настоящий сумеречный эльф, далёкий от игры с переодеванием как сам Назар, как Руаэллин. Почему раньше Лас не замечал этого?! Радостное эхо отдалённых колокольчиков заполнило поляну и всё его существо, подхватило, закружило звёздной мелодией. А рядом в ослепительном сиянии стоял молодой рыцарь в сером плаще с лунными узорами, тонкая серебряная скань венца временами вспыхивала отблесками драгоценного алмаза, искусно вплетённого в её прихотливый рисунок.
   Итиль положил руку на плечо притихшего Ласа.
   – Ты видел мой камень? – шепнул он. – Молчи! Это секрет!
   И Ярослав, почтительно поклонившись Фроди, оставил её наедине с Назаром. Эльфёнок совершенно не представлял, о чём они будут разговаривать. Окинув Ласа изучающим взглядом, женщина удовлетворённо кивнула. Её пристальное внимание не вызывало неловкости, а взгляд… Руаэллин тоже иногда так смотрела на него.
   – Ты прав, малыш, что не задаёшь вопросов, – наконец, сказала воительница, – всё станет ясным в свой срок. Быть учеником Руа – большая честь!
   Улыбнувшись в ответ, эльфёнок мысленно поблагодарил жрицу за то, что она избавила его от необходимости самому рассказывать о себе. Наверное, Фроди знала о нём больше, чем он сам, во всяком случае, у Ласа создалось именно такое впечатление.
   – Я не пойму только одного, – медленно заговорил юный эльф, подозревая, однако, что Фроди известен ход его мыслей. – Зачем Итилю было нужно, чтобы Сэм непременно сюда пришёл? Боюсь, это плохо кончится…
   Жрица едва заметно покачала головой. Лас-эл-Лин Анариэ [30 - Анариэ – «Солнце» (см. Дж. Р.Р.Толкин). Эльфийское имя Назара возможно перевести как «Солнечный рыцарь».]! Совершенно такой, как рассказывала Руа: искренний, порывистый, действительно похожий на солнечный луч. Когда-то давно Владычица Звёзд Варда предсказала ей, что это случится: ночь и день встретятся, а в пограничном сиянии зари родится новая реальность. Однако, эльфёнок ещё слишком мал, нужно дать ему окрепнуть, подождать, пока он придёт к осознанию великой силы своего духа. Не стоит торопиться говорить об эльфийской мудрости: истина не преподносится готовой, она постигается. Солнечному рыцарю Анариэ даны огромные возможности, но раскрыть их он сможет только сам.
   – Кончится так, как задумаешь ты, – осторожно ответила Фроди, глядя прямо в доверчиво распахнутые глаза Ласа. – А синдэ сейчас разрывается между привязанностью и благодарностью. Для него это очень трудный выбор.
   Назар глянул на площадку, предназначенную для будущего турнира. Там вместе с другими мужчинами Ярослав устанавливал мишени и готовил почётные места дамам-участницам. Он безмятежно смеялся, перебрасываясь весёлыми шутками с молодыми реконструкторами, и по выражению лица Итиля было совершенно невозможно догадаться, что происходит у него на душе. Поискав глазами Сэма, Лас обнаружил его на другом краю поляны беседующим с Боромиром и худеньким чернявым пареньком в меховом жилете. Менестрель был мрачен и тих, время от времени он энергично тряс головой, видимо, от чего-то отказываясь.
   Фроди внимательно наблюдала за эльфёнком.
   – Я слышала, ты неплохо стреляешь? – вдруг спросила она лукаво. – Будешь участвовать в турнире?
   Игривый тон воинственной девы насторожил Ласа: в её вопросе эльфёнок заподозрил подвох. Конечно, он с удовольствием выступил бы, если бы его партнёршей оказалась Руаэллин: наверное, из всех возможных дам, только перед ней Ласу было не стыдно проиграть. Ещё перед Алиэ, но Наташа уже занята: за честь её имени собирается стрелять самый меткий лучник, неоднократный победитель всевозможных городских состязаний. А прекрасной королевы нигде не было видно, и Назар ответил:
   – Пожалуй, Фроди, ты преувеличиваешь мои достоинства: я не отважусь позорить даму своей стрельбой.
   Понимающе усмехнувшись, жрица склонила голову набок:
   – Ясно! В настоящий момент дама сердца отсутствует в лагере. Но она обязательно появится к турниру, не сомневайся!
   Эльфёнок покраснел, как альпийский мак. Теперь он начал понимать, за что Семён так сердит на Фроди: хотя жрица была мудрейшим, проницательным человеком, деликатность у неё совершенно отсутствовала.
   – Эй, малыш, что случилось? – насмешливо поинтересовалась дева-воительница. – У тебя даже уши горят!
   Собрав всю свою храбрость, всю силу воли, Лас твёрдо глянул в весёлые глаза Фроди и ответил с достоинством, которого сам от себя не ожидал:
   – Рад слышать, что Руаэллин будет здесь! С удовольствием выступлю за честь её имени… если она позволит, конечно.
   Женщина перестала смеяться. Её чёрные брови удивлённо поползли вверх.
   – О-о! Ты далеко пойдёшь, помяни слово старой волчицы! Подобная смелость дорого стоит!
   От этой похвалы Лас ещё больше смутился и, чтобы окончательно не потерять присутствие духа, попытался переменить разговор:
   – А за тебя кто-нибудь будет стрелять?
   Дева-воительница издевательски хмыкнула:
   – Наши рыцари стреляют не в пример хуже меня, потому и боятся, что засмею их после турнира. К тому же, глянь, разве я похожа на прекрасную даму? Скорее – на прекрасного Илью Муромца или Алёшу Поповича!
   Действительно, мощная, атлетичная Фроди выглядела очень грозно. Позже, во время состязаний, Лас с восхищением наблюдал, как она билась на мечах и кидала копьё. Эльфы тоже продемонстрировали своё мастерство, немало удивив реконструкторов, которые перед началом турнира, посмеиваясь, говорили, что в алюминиевых доспехах невозможно показать хороший бой. Раздуваясь от гордости за своих учеников, Боромир принимал заслуженные комплименты. Итиль, Лас и Алиэ участвовали в нескольких поединках, причём эльфёнку из-за его невысокого роста доставались партнёрами, в основном, девушки. Своей стремительной и изящной манерой боя Назар в одночасье покорил столько женских сердец, что любая молодая славянка с радостью согласилась бы выступить с ним в паре на турнире лучников. Такого успеха у дам Лас ещё никогда не имел!
   – Здорово дерёшься! – похвалила эльфёнка Мирослава, когда он, сняв шлем после очередного поединка, вытирал рукавом мокрое лицо. – Кто учил?
   – Боромир, – ответил Лас. – А фокусы разные Алиэ показала.
   Славянка одобрительно закивала головой:
   – Серёга – мастер! И Наташину манеру я знаю. Жаль, только с тобой сразиться не получится, было бы интересно.
   Эльфёнок глянул снизу вверх на статную, крепкую девушку и с сомнением проговорил:
   – Можно, конечно, попробовать… Но ты меня всё равно побьёшь!
   – Воистину дивный народ! – рассмеялась Мирослава. – Посмотришь на вас, и самой в эльфы хочется податься: такие вы все необыкновенные! Только менталитет не позволяет: вятич я по крови и духу!
   К ним подошёл Итиль.
   – Ну что, Славушка, готовь свой клинок! – весело воскликнул он. – Подойду я тебе вместо Ласа?
   Кокетливо поправив кольчугу, славянка задорно тряхнула длинной косой.
   – Гляди-ка, как подраться, так он первый! Пошли, я тебя сейчас на раз-два-три уложу!
   Схватка вышла очень упорной. Сошлись два равных противника: там, где Мирослава уступала в силе, она брала хитростью и неожиданностью выпадов. Итиль тоже был лёгок и увёртлив, потому бой, начинавшийся столь шутливо, затянулся уже по серьёзному. Для обоих являлось делом чести не уступить сопернику, чтобы не дать повода к насмешкам в свой адрес. Сгрудившиеся около верёвочных ограждений зрители с интересом наблюдали за поединком, по ходу перебрасываясь замечаниями:
   – Кто кого уложит, как думаешь?…
   – Ого, идут на рекорд!..
   – Да, такого длинного боя сегодня ещё не было!..
   Заметно уставшие противники двигались всё медленнее и тяжелее. Зрители притихли, предчувствуя скорую развязку. И точно, во время очередной схватки Итиль с Мирославой как по команде вместе рухнули на траву.
   – Ой, не могу! – хохотала девушка, снимая шлем. – Уморил ты меня! Ничья, что ли?
   Она лежала на площадке и размазывала по раскрасневшимся щекам весёлые слёзы. Ярослав сидел рядом, тоже не в силах подняться.
   – Давай, ничья! – смеялся он. – Не начинать же заново!
   Семён в поединке мечников не участвовал. Он дурачился, примеряя на себя доспех, и казался вполне довольным жизнью. Лишь иногда, отыскивая в толпе зрителей Фроди, по лицу менестреля пробегало мимолётное облачко. На Ярослава он вообще старался не смотреть, и в продолжение вечера ни разу не заговорил с ним.
   Развлекаясь в своё удовольствие, Лас всё же не оставлял без внимания эту игру взглядов, чувствуя, как обманчиво нервное веселье Сэма. Да и в олимпийском спокойствии Итиля эльфёнок не был уверен до конца, а потому так или иначе стремился быть рядом, подозревая, что в любой момент может потребоваться его помощь.
   Гроза грянула почти сразу после поединка Итиля с Мирославой. Великий лучник приводил себя в порядок, умываясь в тени раскидистого старого дуба, и Алиэ поливала ему на руки воду, когда к ним подошёл Сэм с двумя посохами в руках. Менестрель был настроен очень решительно.
   – Ты обещал мне бой, – начал он без предисловий. – Сейчас наши силы равны, думаю, не стоит откладывать.
   Ярослав с достоинством выпрямился и хмуро глянул на друга. Драться ему не хотелось, тем более теперь, когда, утомлённый сражением со славянкой, он не рассчитывал силу удара. В серьёзной схватке Сэм мог повредить больную руку, и тогда ему неминуемо грозила бы операция. Хотя, конечно, этот упрямец всё понимает, требуя именно серьёзного поединка. Любые попытки отказа тут же воспримутся новым оскорблением. Жалости и сочувствия Сэм не терпит, впрочем, как сам Итиль… Остаётся – драться? Отказ отправит Семёна в больницу куда вернее, чем не рассчитанный удар…
   Словно отгоняя последние сомнения, Ярослав медленно провёл рукой по лицу и начал перевязывать тесьмой растрепавшиеся волосы. Его спокойствие удивило Сэма, не думавшего так просто получить согласие на бой. Конечно, Итиль понял его… Он всегда его понимал лучше других!.. В который раз за один сегодняшний день этот эльф доказывал своё превосходство! Теперь поединок уже ничего не решит, надо немедленно просить прощения! Но… гордость? Может у него тоже быть гордость?! И уже безразлично, чем закончится схватка… Сердце менестреля обливалось кровью от сознания собственной подлости: он поставил друга перед таким выбором, которого тот был сделать не в состоянии. Да и сам Семён совершенно не знал, как поступить дальше.
   Наташа, не посвящённая в причины ссоры приятелей, с тревогой следила за их приготовлениями. Девушка была уверена, что драки можно избежать, какой бы сложной не казалась проблема. А в существовании серьёзного конфликта она теперь не сомневалась, с замирающим сердцем наблюдая, как вспыхивают, свившиеся тугим жгутом, взгляды двух застывших в напряжении парней.
   – Итиль, не смей! – прошептала Алиэ в предгрозовой тишине, повисшей под старым дубом, так что каждое слово эхом зазвенело в его тёмной листве.
   – Не смей!
   Лучник на секунду закрыл глаза, подавляя страстное желание повернуться, броситься успокаивать любимую девушку, уверяя её в том, что всё хорошо, и они не будут драться. Но вместо этого, скрипнув зубами, Ярослав обратился к другу:
   – Прости, Семён, я страшно виноват… Понимаю тебя: так больше продолжаться не может!
   Кивнув благодарно и решительно, менестрель подал ему посох. «Ты подлец, Сэм, и сволочь последняя! – мелькнуло в голове незадачливого упрямца. – Теперь иди до конца!» Эта мысль тут же обернулась глупой, беспомощной улыбкой…
   Спасение неожиданно пришло в тот момент, когда казалось, что поединка не избежать. Лёгкая, маленькая фигурка вдруг вынырнула из-за широкого дубового ствола, разбив напряжённую преграду, повисшую между стоявшими в позиции эльфами. Лас всё это время скромно ожидал в стороне и не привлекал внимания к своему присутствию, в глубине души надеясь, что его помощь может не потребоваться. Однако ситуация приняла слишком опасный поворот, поэтому эльфёнок выступил из своего укрытия, удачно поймав последнюю паузу перед боем.
   – Погодите! – воскликнул он. – Сэм, можно тебя на пару слов?
   Изумлённый сверх всякой меры менестрель повиновался без вопросов. Они отошли в сторону, чтобы поговорить один на один.
   Глаза лучника сверкнули надеждой. Ярослав остался стоять на том же месте, осторожно переводя дыхание и стараясь успокоить сердце, колотившееся, как ему казалось, слишком часто и громко. Тихо подошедшая Алиэ молча обняла своего друга, спрятав у него на плече заплаканное лицо.
   Тем временем Назар с Семёном спокойно разговаривали.
   – Подумай, ведь ваш поединок ничего не решит, – заметил эльфёнок с точно рассчитанной небрежностью в голосе.
   – Знаю, – откликнулся Сэм. – Только если я уже сейчас – последняя скотина, надо быть ею до конца!
   – А как ты будешь смотреть в глаза Фроди? Именно ей придётся оказывать тебе первую помощь!
   Менестрель вдруг пристыжено потупился.
   – Что ты предлагаешь? – спросил он после короткой паузы, вызванной замешательством. Эльфёнок с готовностью ответил:
   – Быть мужчиной и проявить характер. Итиль не хочет драться, он извинился. Извинись и ты. Это будет замечательный, благородный жест – тебе он по силам.
   Семён на секунду задумался, потом с сомнением спросил:
   – Так просто? Извинился – и всё?
   Лас отрицательно замотал головой:
   – Если было бы – всё, я бы вообще не вмешивался. Ваша ссора произошла из-за Фроди? Так?
   Менестрель смущённо кивнул.
   – Вот тебе и поле для подвигов! Поговори с ней для начала.
   – А потом?
   – Потом… сам решай. Но на турнире лучников у вас с Итилем должна быть разная мотивация, чтобы тебе опять не пришлось себе ничего доказывать. Я правильно понял, Сэм? Ты этого хочешь?
   Семён вздохнул, собираясь с силами и мыслями, и вдруг порывистым, искренним жестом протянул Ласу раскрытую ладонь.
   – Значит, ты в меня веришь?
   Эльфёнок с чувством пожал её.
   – Верю! Давай!..
   … Назар сидел на холме над лагерем и смотрел, как вечерние тени сосен удлиняются, делая большую поляну полосатой. Надо было немного прийти в себя, оценить новые ощущения – именно для этого он взобрался сюда по крутой тропинке, усыпанной сосновыми шишками. Мягкая хвоя хранила тепло солнечных лучей, пальцы безотчётно перебирали её ребристые иголочки, порой соскальзывая и натыкаясь на прохладные, мохнатые листья земляники.
   Лас испытал большое облегчение, когда Сэм и Итиль, наконец, пожали друг другу руки. Огромный груз моральной ответственности камнем свалился с души, и эльфёнок почувствовал, насколько тяжело ему далась эта дипломатическая миссия. Но наградой был благодарный, сияющий взгляд Ярослава и спокойная решительность Семёна, намеревавшегося во что бы то ни стало довести начатое дело до конца. Как получилось, что менестрель сразу же поверил ему? Этот своевольный, отчаянный упрямец, совершенно неуправляемый в минуты сильного волнения?… Значит, права Фроди: Лас действительно способен справиться с любой поставленной задачей… Ведь нашёл же он сейчас нужные слова! Вспомнилось усталое, бледное лицо Итиля: спокойствие и здравый смысл ему дались очень нелегко. Один опрометчивый жест, один неверный взгляд – и он бы навсегда лишился товарища, к которому был искренне привязан.
   Эльфёнок повалился на тёплую хвою и стал смотреть в небо, где так же полосато, как тени, растянулись розовые облака.
   …Вечереет. Солнце опускается к горизонту. Белые небесные корабли плывут в вечную гавань Альквалондэ – лебединый край. Жаркая степь кажется непреодолимой. За степью – горы, их высокие пики призывно сияют ослепительной белизной. Туда! Туда! Но каждый шаг уже даётся с трудом. Вдруг – всадник! Лёгкая пыль вьётся от копыт его белого коня. Эй, Вестник, стой! Что говоришь ты, куда зовёшь? «Скорее, она уже ждёт! Твоя Владычица ждёт тебя!» Всадник передаёт ему повод, и вот он сам уже летит на белом коне сквозь бескрайние степи. Ветер бьёт в лицо, а горы… горы всё ближе!..
   Задыхаясь от быстрой скачки, Лас испуганно открыл глаза. Высокий холм над лагерем реконструкторов, земляничный пригорок, внизу – Ока. Это правда или ему почудилось, что Итиль зовёт его? Он говорил о Владычице… Неужели, Руаэллин приехала?!
   Эльфёнок вскочил и, чувствуя внезапный прилив бодрости, помчался вниз по тропинке. Неудержимая радость захлестнула его существо! Сумасшедший восторг и сказочная лёгкость во всём теле предупреждали о том, что сердце не лжёт и Владычица где-то рядом. Внезапно Лас остановился, словно натолкнувшись на невидимую, но очень мягкую преграду. Серебристая дрожь выгнала из мышц последние остатки усталости, и даже уши заложило от ощущения полёта! Она стояла среди тёмно-шершавых стволов, в вечерних сумеречных тенях, освещённая последними брызгами заката, и протягивала ему навстречу полупрозрачные руки в тонких золотых браслетах. Глаза слепли в мерцающем радужном сиянии, исходившем от прекрасной королевы, так что эльфёнок восторженно зажмурился. Волнуясь и робея, он медленно подошёл и, так же, как Итиль перед Фроди, опустился перед Руаэллин на одно колено, склонив голову в почтительном поклоне.
   – О, повелительница! Дозволь сложить к твоим ногам все стрелы, которыми я владею!
   Растроганно улыбаясь, Владычица взяла его за руки и притянула к себе.
   – Мой маленький эльдэ всё сделал правильно! Это было серьёзное испытание, но награда не заставит себя ждать! – И, заглянув в ясные, счастливые глаза эльфёнка, она добавила:
   – Пойдём, турнир начинается!
   Только теперь, когда ослепительное сияние пропало, Назар заметил, что одета Руаэллин в длинное платье алого шёлка, расшитое золотом. Широкие рукава в прорезях открывали красивые руки, перевитые тонкими золотыми цепочками. Такие же цепочки блестели в её светлых, распущенных волосах. Лас глубже вздохнул, потряс головой, снова зажмурился и открыл глаза: наваждение исчезло окончательно. Руаэллин рассмеялась:
   – А вы тут, как видно, не совсем одичали! Меня встретил Итиль, он по-прежнему галантен. И Сэм хорош, как никогда! Я увидела его беседовавшим с Фроди, но не стала им мешать. Хотелось поговорить с тобой до турнира!
   Со склона холма, откуда спускался Лас вместе со своей прекрасной наставницей, сквозь широкие просветы сосновых стволов разворачивалась замечательная панорама. По всему изящно очерченному изгибу реки разлилась тёмная пастель сумерек, на которой застыли жёлтые пятнышки бликов. Дальний берег вместе с кромкой горизонта был уже закрашен чёрной тушью, а там, где днём поле встречалось с небом, горела последняя роспись закатного художника – блекло-рыжая полоска с красной итоговой чертой. Она дрожала, угасая, оставляя свою палитру в тихих звёздочках рыбачьих костров, что мерцали на границе туши и пастели.
   Зато ближний берег был освещён и шумен. К вечеру большая поляна преобразилась. Посередине пылал огромный костёр, а семь разрисованных мишеней освещались укреплёнными сбоку факелами. В их трепещущих, густых огнях проворно двигались тёмные фигуры: реконструкторы завершали последние приготовления к турниру лучников.
   Руаэллин и Лас подошли вовремя, им осталось только уточнить правила у судей и занять свои места. Дамы-участницы расположились на специально устроенных скамейках, зрители толпились за верёвочными ограждениями. У мишеней, путаясь в свете факелов, сновали любопытные подростки. Собственная причастность к состязанию наполняла юные сердца гордостью турнирных бойцов: организаторы доверили им собирать стрелы и приносить их лучникам. Глядя на детей, эльфёнок улыбнулся: не так давно подобная помощь и ему казалась верхом блаженства!
   Наконец, призывно запел рожок. Это руководитель клуба Руслан – статный чернобородый воин в русском доспехе времён Дмитрия Донского и татарской лисьей шапке подал сигнал к началу состязаний. Семь парней-участников по очереди подходили к дамам и, кланяясь, произносили речь. Они выражали восхищение красотой своей избранницы, а затем, превознося собственные доблести, испрашивали дозволения сразиться за честь имени «божественной феи». В ответ дама давала короткое напутствие, как правило, подкрепляя его небольшим подарком, считавшимся своеобразным пропуском на турнир: платок, ленту или шарф рыцарю можно было укрепить на своём костюме перед тем, как судьи выдадут оружие и лучники займут свои места у мишеней. Лас получил в подарок алый шёлковый платок с золотой вышивкой, а Итиль – белый с серебряной. Друзья многозначительно переглянулись, прикалывая к одежде знаки внимания своих дам.
   Семён произносил речь последним. Выжидал ли он удобного случая или боролся с остатками нерешительности? Но одно то, что он выбрал в партнёрши Фроди – самую несговорчивую женщину среди реконструкторов, великолепно владеющую луком и потому считавшую себя вправе посмеяться над рыцарем, не добывшим ей победы, – уже одно это обстоятельство вызывало недоумение в рядах зрителей и участников. Как Сэм сумел уговорить Фроди стать его дамой на время соревнований? Разве он не боится насмешек, способных вывести из равновесия любого хоть немного самолюбивого лучника? Чудеса, да и только! Или он на сто процентов уверен в своей победе, или просто захотелось острых ощущений: в случае поражения воинственная дева ему спуску не даст!
   Но Семён сейчас был сосредоточенно сдержан, его взгляд, обращённый к Фроди, сверкал искренним восхищением. Всё же остальное менестреля мало заботило. Едва он начал речь, вокруг воцарилось вдохновенное молчание: затих даже лёгкий шёпот, порой пробегавший по рядам зрителей. Взволнованный, напевно звенящий голос рисовал удивительные картины, унося воображение далеко-далеко на север, в ту страну, от которой остались одни легенды. Не где-нибудь, а здесь и сейчас доблестный Сигурд отправлялся на поиски подвигов в честь прекрасной девы-воительницы – валькирии Брюнхильд [31 - Валькирии – «выбирающие мёртвых». В скандинавской мифологии божественные девы, спутницы Одина. Они определяли судьбу тех, кто вышел на поле боя и кому суждено на нём пасть, вступив в ряды личной дружины Одина.]. Он должен стать достойным её смелости, её чистой, хрупкой души, похожей на первый снег, застилающий берега фьордов. И он непременно добудет для неё голову дракона – доселе непобедимого чудовища собственных страхов и сомнений, глупых обид, несовместимых со званием столь доблестного рыцаря. Да, он торжественно клянётся именем прекрасной валькирии, памятью их первой встречи! – и исполнит эту клятву!
   Во время речи Семёна Фроди ни разу не улыбнулась. Она сидела прямо, с царским величием, сурово сдвинув чёрные брови и всем своим видом подтверждая, что выбор образов менестреля отнюдь не случаен. Сэм сейчас говорил правду и – разве можно сказать лучше?! Жрица, как никто, понимала, что пережил этот юноша, прежде чем решился просить её стать его дамой. Преодолевая себя, он являлся главным победителем этого турнира, и Фроди готова была вызвать на поединок любого, кто осмелился бы сказать, что это не так.
   Наконец, лучники встали у мишеней. Засвистели стрелы, направляемые верной рукой, закричали и захлопали зрители. В свете факелов события на турнирной площадке казались ожившими кадрами исторического фильма. Словно время повернуло назад и остановилось, залюбовавшись. Один за другим выбывшие рыцари покидали стрельбище и, согласно предписанию правил, занимали места у ног своих дам. На площадке остались только три участника: Лас, Итиль и Сэм.
   Эльфёнок по-прежнему находился в том состоянии радостной эйфории, когда ничего не видишь, ни о чём не думаешь, только чувствуешь сердцем и удивляешься непривычной внутренней красоте ощущений. Сердцем он чувствовал мишени и оружие, сердцем посылал стрелу, – она стремительно и точно находила цель. Но представить себя победителем Лас не мог даже на секунду: для него самой драгоценной наградой являлось уже участие в этом турнире за честь имени прекрасной Руаэллин.
   Вдруг его великолепная партнёрша поднялась со своего места и жестом попросила минуту внимания.
   – Почтенные зрители и судьи! – обратилась она ко всем в наступившей тишине. – Я вполне довольна успехами моего рыцаря и не желаю, чтобы он продолжал участие в турнире. Подойди ко мне, Лас-эл-Лин! Сегодня ты сделал всё возможное, чтобы порадовать свою даму!
   Правилами турнира не воспрещалось, чтобы дама снимала своего рыцаря с соревнований. Более того, она могла даже приказать ему проиграть. Но всё же поступок Руаэллин выглядел очень странно, поскольку Лас был одним из главных претендентов на победу. По рядам пробежал недоумённый шёпот. Удивило реконструкторов и то, что эльфёнок не выразил ни малейшего неудовольствия необычным поведением своей партнёрши. С прежней, счастливой улыбкой он передал оружие судьям, поклонился Руаэллин и устроился у её ног, приготовившись наблюдать за окончанием турнира. Склонившись к самому уху своего юного рыцаря, Владычица что-то коротко шепнула. Лас кивнул, не оборачиваясь, и устремил взгляд туда, где Семён и Ярослав готовились к последней схватке за призовое место.
   Волшебные звёзды Элберет сверкали в небе и в душе Итиля. Это внутреннее спокойствие ни с чем не сравнимо! Привязанность и благодарность… Разве нужно делать выбор между ними? Разве можно выбрать что-то одно? Он видел глаза Фроди… Так, как она сегодня смотрела на Сэма, она не смотрела ни на кого, никогда, сколько он её помнил! А может быть стоит хоть раз в жизни попробовать вспорхнуть на тоненькую веточку собственных ощущений и радостно пропеть рассветную песню? Как это делает Лас! Что получится?…
   На бархатной небесной подушке мягко поблёскивали далёкие бриллианты. Их свет сплетался в кружево, раскинув над рекой свои прихотливые узоры. Серебряные нити тянулись вниз, трепетно вздрагивали в ясном пространстве и без следа растворялись среди жёлтых огней факелов. Густой сумрак давно окутал поляну, лица лучников от зрителей и судей скрывала таинственная тень. Но зачем смотреть в ночь, если ярко освещены мишени, если факелы пылают так, что в их пламени теряется даже звёздный свет?… Ярослав бросил взгляд в высокое небо, кротко улыбнулся и, закрыв глаза, начал натягивать тетиву.
   Секунда – и стрела великого лучника вонзилась в мишень: на полсантиметра выше маленького чёрного кружка, утверждая тем самым бесспорный факт поражения. Сэм был точен. Но поверит ли он в свою победу?… Эльфы обнялись, и сквозь этот искренний жест отчаянной надеждой скользнули слова менестреля:
   – Ты ведь не нарочно?
   Итиль улыбнулся, вытирая тыльной стороной ладони по-настоящему влажные глаза:
   – Факелы слепили. Я не привык.
   Ближе к полуночи Боромир и Добрыня – тот самый худенький чернявый паренёк в меховом жилете, – занялись таинственными приготовлениями. Отойдя подальше от любопытных взглядов на край поляны, они над чем-то склонились, подсвечивая себе факелом. Яркий блеск выхватывал то огненную шевелюру Боромира и его круглое, сосредоточенное лицо, то резко-ироничные глаза Добрыни, внимательно изучавшие какие-то предметы, разложенные в траве. Эльфёнок тронул Итиля за плечо:
   – Что там?
   – Потрясающая вещь! Скоро будут чудеса!
   В самом деле, скоро со всех концов поляны начали подтягиваться реконструкторы. Они выстроились полукругом около того самого плетня, который так поразил воображение Назара. Место рядом с идолом осталось свободным. Некоторые девушки спешно прихорашивались, поправляя причёски и платья. Лас заметил, что Фроди тоже сняла доспех вместе с длинным бархатным кафтаном, придававшим её костюму колорит воина времён Московской Руси, и осталась в той славянской одежде, в которой ходила днём. Только золотую повязку на голове жрица заменила на белую, с символикой Перуна, похожей на шестилепестковые цветы. Когда к идолу с двух сторон подошли Боромир и Добрыня, сжимавшие в руках горящие факелы, по рядам пробежал восторженный шёпот:
   – Полночь! Полночь! Начинаем!
   Выступив в центр свободного пространства, и остановившись в двух шагах от идола, Фроди отвесила ему земной поклон. Теперь это была не суровая валькирия, а мудрая славянская жрица, исполненная непобедимой, неотвратимой силы самой Земли. Её высокий, мальчишеский голос с резкими нотками звенел среди замерших сосен и, отражаясь от задумчивой глади реки, улетал на другой берег. На двух языках звучала речь, обращённая к богу грозы: на древнем северном наречии, из которого слух выхватывал только отдельные слова, оставляя в стороне их истинный, забытый смысл; и на современном русском – понятном каждому, но утратившем былую напевность. Лас не запомнил эту речь, хотя она была совсем короткой, только чувства взметнулись искрами и замкнули круг сегодняшних ощущений в древней, мудрой истине: «единение».
   «Мать-Земля кормит нас и поит, солнце щедро посылает свой живительный свет всем, не деля людей по группам и признакам. Отче Перуне, даруй и нам разумение быть едиными с этим миром и питаться мудростью от истоков его!»
   Эльфёнок дрожал, как осиновый лист. Звенящий в ночной тишине голос; непривычный, певучий язык, на котором говорили наши далёкие предки; два молодых воина с факелами, застывшие, словно в почётном карауле; серьёзные лица реконструкторов – всё было искренним, настоящим. И люди вокруг сразу стали родными. Лас сердцем чувствовал каждого из них, ощущал их волнение, дыхание, биение крови в их жилах. Внутри него самого вдруг опрокинулось огромное небо с таинственным мерцанием предвечных звёзд, и зашумела река, передавая телу свою упругую, спокойную силу. Его подхватило, закружило, увлекло непривычное, нечеловеческое, то, о чём нельзя рассказать! Он растворялся в свете факелов, плыл в воздухе вместе с ароматами травы и звоном кузнечиков. Он был небом и рекой, землёй и деревьями, ветром, звуком, сиянием. Его душа теперь вмещала весь мир – это ли не чудо!
   Когда чувства достигли своего апогея, и Лас поймал себя на мысли, что его теперь нет, что он давно уже стал тем самым космическим эфиром, из которого рождается первооснова, – Фроди вдруг простёрла руки к звёздам и воскликнула:
   – Славе Перуне!
   – Славе!
   И снова всё словно оборвалось, канув в ночную тишину. На краю горизонта сверкнула зарница, далёкое эхо грома докатилось до неподвижно застывших на поляне людей. Их дружный восторженный вздох слился в новое, радостное:
   – Славе!
   А потом вперёд вышел чернобородый богатырь и с поклоном подал жрице посох, горящий с двух концов яркими огнями. Фроди легко подхватила его, и закружились, заплясали факелы в ловких, умелых руках! Их свет растекался по поляне, сплетался в тугие жгуты, отражаясь в сияющих глазах зрителей. Вслед за жрицей в центре круга появились Боромир и Добрыня. Искусство факельщиков было выше всяких похвал! Их синхронные движения повторяли жёлтые бегущие огни, и порой казалось, что обнажённые до пояса тела парней полностью охвачены пламенем.
   Восхищение Ласа не имело границ! Он даже на время забыл, что перед ним такие же мальчишки: действо с факелами подняло их на недосягаемую высоту. Фроди вообще виделась существом сверхъестественным: эльфёнок готов был поклясться, что зарницы и гром в эту ясную ночь вызвала именно она. Только оказавшись у костра за накрытым столом, Лас понемногу начал приходить в себя. Рядом звучали весёлые голоса, девушки разносили угощение. Теперь настало время песен…
   …В эту ночь было много веселья, прекрасных песен и танцев, интересных историй, но ближе к утру реконструкторы стали расходиться по палаткам. Усталые и довольные, они покидали гостеприимный круг, так что, в конце концов, у костра осталось шесть человек: эльфы, Руаэллин и Фроди.
   Итиль с Алиэ сидели, обнявшись, накрывшись одним плащом, и о чём-то тихо разговаривали. Нежное, волшебное сияние окутывало эту пару, скрывая блеск глаз и игру улыбок. Склонив голову на плечо своего друга, Наташа порой сладко жмурилась, но очарование этих задумчивых предрассветных часов было сильнее желания уснуть, забравшись в палатку.
   Сэм осторожно перебирал струны гитары, извлекая какую-то старинную мелодию. Его зелёные глаза ловили отблески пламени, а ямочки в уголках губ придавали лицу трогательное выражение. Сидевшая рядом Фроди набросила на него свой бархатный кафтан: перед рассветом стало прохладно. Менестрель прекратил играть и удивлённо глянул на жрицу:
   – А ты?
   – Мне тепло, – В доказательство Фроди тронула руку Сэма своей – сухой и горячей.
   Как хорошо помнил он её руки, бережно касавшиеся больного плеча! Изящные очертания запястий, тонкие пальцы – полузабытая, старинная аристократичность. Одинаково ловко держали они тяжёлый меч и швейную иглу, аккуратно перелистывали страницы книг и внимательно отмеряли лекарство… Он боялся насмешек этой женщины больше всего на свете, и всё же не мог забыть её голос. А теперь… теперь, наверное, будет иначе…
   Назару смертельно хотелось спать. Впечатления этого дня разом обрушились на него, смешав в голове все мысли и рождая ассоциацию с пузырчато пенящейся газировкой. От большого счастья, оказывается, тоже можно устать! Эльфёнок настойчиво убеждал себя в том, что надо срочно ползти в палатку, иначе он уснёт тут же, на месте, но один вопрос, прорастая сквозь взрывы пузырьков, заставлял Ласа медлить. Наконец, изъёрзавшись на бревне и проклиная своё любопытство, он подсел ближе к Руаэллин.
   – Слушай, – позвал тихонько Назар, – есть одна штука, которую я никак не могу понять. Сэм как-то рассказывал нам про синюю зачётку…
   Эльфёнок смущённо умолк, но Руаэллин тут же продолжила его мысль. Можно было подумать, что она ничуть не устала, настолько весело и бодро сверкали озорные глаза!
   – Хочешь знать, почему я зачётки не собираю? Нет надобности. Это моя книжка гуляет среди студентов.
   Лас изумлённо захлопал ресницами.
   – А я думал – это сказки! Ты была той самой отличницей?! Разве можно так закончить вуз?
   Руаэллин, пряча улыбку, покачала головой: какой же он, в сущности, ребёнок! Милый, доверчивый… И как много предстоит ему совершить!
   Волшебница приглашающим жестом расправила свою пышную юбку, легонько кивнув Назару:
   – Ложись спать! Это будет твоя последняя сказка на сегодняшний день.
   Эльфёнок тут же забрался на бревно и, свернувшись клубочком, пристроил голову на коленях Руа. Не прошло и минуты, как он сладко спал, заботливо укрытый тёплым шерстяным плащом. Семён, видевший это, только вздохнул: вот и пойми их, настоящих эльфов! То у них всё сложно, а то – проще некуда!
   – Сэм, – вдруг позвала его Руаэллин, – пожалуйста, спой нам о зеркале Галадриэль [32 - Зеркало Галадриэль – волшебное зеркало, способное по воле королевы Галадриэль показывать прошлое, настоящее и будущее (см. Дж. Р.Р.Толкин). В балладе Семёна описан эпизод из книги «Властелин колец».]!
   Менестрель поднял на неё полные изумления глаза:
   – А откуда…? Я ведь доделал её только сегодня! Ещё никто не знает!
   Эльфийская Владычица взглянула на него весело, не скрывая усмешки:
   – Сам же говорил ребятам, что я мысли читать умею! А теперь удивляешься?
   Семён улыбнулся в ответ. Обведя тёплым, благодарным взглядом лица друзей, он взял в руки гитару, и лёгкий вальсовый напев баллады закружился в предрассветном тумане:

     – Оглянись: за тобою ночь,
     Как серебряный звездный свет.
     Тяжесть сердца не превозмочь.
     Горек ран отравленный след.

     В мою чашу льется вода
     Из кувшина цвета зари.
     Что откроет тебе Звезда?
     Не противься судьбе, смотри!

     Шелестит золотой листвой
     Стройных мэллорнов хоровод.
     Этот путь изначально твой,
     По нему никто не пройдет!

     Твои мысли мечту таят:
     Чаек крики, морской простор…
     Взор опущенный отразят
     Сотни ласковых эланор [33 - Эланор – цветок (см. Дж. Р.Р.Толкин)].

     Как тебя защитить в пути,
     Скрыть могущественной рукой,
     От отчаяния спасти,
     Сердцу хрупкому дать покой?

     Каждой клеточкой существа
     Суждено тебе боль познать.
     Но сквозь искренности слова
     Будет в мире любовь сиять!

     Страх уйми: песней дальних звезд
     Буду рядом с тобой везде.
     Не увидит враг твоих слез,
     И не дрогнет сердце в беде.

     А когда заблестит заря,
     Ты увидишь морской причал…
     Почему же рука твоя
     Так волнительно горяча?…

     Ты пока еще не герой,
     Не о славе твои мечты,
     Друг, хранимый моей рукой
     У волшебной чистой воды.

Повесть третья. Серебряный ветер или повесть о сумеречном эльфе

   «Неисчерпаемы сокровища души того, кто верит в прекрасную реальность, озарённую Светом и Любовью! Кто твёрдо идёт вперёд, отвергая соблазны иллюзии – тени, полумрак, безверие, поселившиеся в сердце. Воинам духа неведомо отчаяние! Запомни это, Фроди! Ищи Вестника! Серебряный ветер укажет путь… Ищи до победы, – это станет твоим собственным посвящением веры!» – так сказала Светлая Варда, Владычица Звёзд.
//-- * * * * * --//
   Часы показывали половину шестого утра, когда Ярослав начал собираться в школу. Он не стал зажигать свет, опасаясь разбудить отчима, и, потихоньку выбравшись из своего угла за шкафом, прокрался на кухню. Маленькая кухонька старой хрущёвской квартиры хранила следы ночной гулянки: стол завален объедками, пол – бутылками, а раковина – грязной посудой. Всё это мальчику сейчас предстояло убрать и вымыть. Утро начиналось совершенно так же, как всегда.
   Дышать было нечем: дым тлевших в пепельнице окурков смешивался с вонью из наполовину пустой банки самогона. Спотыкаясь о перевёрнутые стулья, Ярослав подобрался к окну, открыл форточку и замер, подставив худое лицо свежему октябрьскому ветру. Где-то внизу, на уровне третьего этажа, звенел в предрассветном сумраке клён: желтеющие листья с красивыми вырезами, колеблемые неугомонным ветерком, исполняли свою утреннюю песню специально для него – тощего пятнадцатилетнего подростка, сидевшего на грязном подоконнике.
   – Эй, сладенький, иди ко мне! Наконец-то это сборище козлов свалило отсюда! – послышался приглушённый, охрипший после ночных возлияний, голос Таньки – сожительницы отчима.
   Ярослав едва не свалился с подоконника. Двадцатишестилетняя деваха с миловидным, но несколько опухшим лицом стояла перед ним во всей красе своего огромного, не совсем свежего тела: кроме короткой прозрачной рубашки на ней больше ничего не было. Мальчик зажмурился.
   – Тань, ты чё? Оденься, что ли, я смотреть не буду!
   Красотка рассмеялась тихим, воркующим смехом и, угрожающе подняв пышную грудь, сделала шаг в сторону Ярослава.
   – Перестань недотрогу из себя корчить! Как будто не видел, чем мы с мужиками ночью занимались? Или не наблюдал ни разу, как твой х* меня…
   Но мальчик не дал ей продолжить, выпалив на одном дыхании:
   – Я за вами никогда не подглядываю и уши затыкаю, чтобы спать не мешали! А ты не смей на отчима ругаться: хоть он и пьяница, а любит тебя по-настоящему!
   Вытянув трубочкой пухлые, ярко накрашенные губы, девица вдруг стала оглаживать себя по бёдрам, так что Ярославу сделалось дурно. Но, вынужденный следить за каждым её движением, чтобы не упустить момент к бегству, он не мог ни закрыть глаза, ни отвернуться.
   – Надо же, заступничек! – пропела Танька. – А кто тебя в ларёк за водкой до четырёх утра гонял? Или не он? Может, скажешь, что не бьёт тебя здесь никто? Не ругает? Квартиру не заставляет драить от всей этой блевотины? А?
   В мгновение ока сделавшись белее кафельной плитки на стене, подросток до боли сжал губы, и так уже искусанные в кровь. Вот бы высказать ей всё-всё-всё! Только бесполезно: разве поймёт эта жадная до любви стерва, что для вспыльчивого, слабохарактерного отчима она, возможно, является последней соломинкой, удерживающей его от пьяной смерти где-нибудь под забором?
   Пока Ярослав боролся с приступом бешенства, девица сделала ещё один угрожающий шаг навстречу и ласково заворковала:
   – Ты глупый совсем, жизни не видел. Разве есть вечная любовь? А со мной тебе хорошо будет. Ну, иди же сюда, маленький, я сделаю тебя мужчиной!
   И Танька всей своей массой пошла на приступ. Но мальчик оказался проворнее: поднырнув у неё под рукой и ловко избежав пугающих объятий, он схватил свой старый рюкзак с учебниками, ветхую спецовочную куртку, доставшуюся в наследство от мамы, и едва ли не кубарем скатился вниз по лестнице с пятого этажа. Обманутая в своих лучших чувствах Танька обиженно вопила вслед в открытую дверь:
   – Ну и катись, сучий выродок! Я всё равно твоему п* скажу, что ты ко мне приставал! Он тебя изметелит, а я добавлю! Мелкая тварь! Гадёныш!
   Опомнился Ярослав только у артезианской колонки, где частенько умывался по утрам. Этот осколок социалистического прошлого находился через квартал от его дома, на стыке района хрущёвской застройки и частного сектора. Убедившись, что за ним никто не гонится, мальчик, тяжело дыша, опустился на притоптанную площадку рядом с желобом колонки, сплошь усыпанную весёленькими сердечками липовых листьев. Конечно, Танька сделает так, как сказала, а отчим, без сомнения, ей поверит. Он всегда ей верит. Потом будет жестокая расправа, и если Ярика не убьют сразу же, эта стерва воспользуется моментом… Расстроенное воображение услужливо нарисовало ненасытные прелести молодой развратницы. Мальчик с омерзением сплюнул: пусть лучше убивают! Мёртвому, по крайней мере, не так противно…
   Решительно нажав на рычаг колонки, Ярослав сунул голову под ледяную струю. Немного подумав, он стянул с себя куртку, футболку и с наслаждением принялся плескаться в холодной воде. Испытанное средство всегда действовало безотказно, не подвело оно и сейчас: на душе стало уже не так погано, в теле появилась бодрость, словно не было бессонной ночи, наполненной пьяным дебошем и руганью.
   – Салют, Ярик! Моржуешь? – чистый девичий голос с низкими, бархатными нотками заставил Ярослава моментально отпустить рычаг и натянуть футболку. Хотя Элька, в общем-то, свой человек, проверенный, но всё равно неудобно разгуливать перед девчонкой голышом.
   Черноглазая татарка Эльнара была на год старше. Среди друзей её разносторонняя натура, полная всевозможных достоинств, обретала идеальную завершённость в факте обладания стареньким, хотя ещё весьма приличным мопедом. Однако для Ярослава это немаловажное обстоятельство всё-таки не являлось определяющим: Элька была мировым товарищем, и с ней всегда находилось, о чём поговорить. Сейчас она скромно стояла в стороне, одетая в новую форменную тройку синего цвета – отличительный знак единственного в городе элитного лицея, – эластичные чулки и резиновые сапоги до колен. Две аккуратно заплетённые косички скрывала алая шёлковая косынка – последний привет пионерского прошлого. Глубокомысленно приподняв чёрные брови, девушка с философским выражением изучала мокрую, давно не стриженую шевелюру Ярослава. В её руках неприкаянно болталось оцинкованное ведро. Мальчик молча подхватил его и, наполнив водой, предложил:
   – Давай донесу, а то забрызгаешься. Небось, технику мыть?
   – Чуть протру, – согласилась Эльнара. – Надо себе настроение поднять: батя уехал, а мама, пользуясь тем, что за меня некому заступиться, заставила новую форму надеть.
   Ярослав одобрительно кивнул. Он знал, что для этой девушки самой желанной формой стала бы кожанка с цепями и рваные джинсы.
   У открытой настежь калитки стоял мопед – гордость Эльнары и предмет зависти многих её приятелей. Рядом, под липой, были небрежно брошены модные лакированные туфельки. Девушка принялась ласково протирать своё сокровище, а Ярослав, облокотившись на забор, внимательно следил за каждым её движением.
   – Слушай, Элька, – вдруг спросил он, – ты куда будешь поступать?
   – В гуманитарный, на филфак… Или факультет русской словесности, как это у них теперь называется? – не отрываясь от своего завораживающего занятия, ответила девушка. – А тебе зачем?
   – Да вот думаю, понимаешь. Семён, мой друг, тоже хочет по этой части, но он завёрнут на средневековой литературе, просто бредит ею. А я не знаю пока, – задумчиво сказал Ярослав и, помолчав, добавил:
   – В гуманитарный, небось, деньги нужны?
   Эля пожала плечами:
   – Если с подготовительного, то – да. А если будешь просто экзамены сдавать, может, и так примут. Только ты сто раз передумать успеешь за два года!
   – Я на историка хочу, – мечтательно произнёс Ярослав. – Мама ещё давно рассказывала, что её брат, мой дядька, выучился на историка, уехал в какую-то экспедицию за границу, да там и остался. Последнее письмо мы получили из Америки. Я бы к нему рванул, если бы деньги были…
   Девушка вдруг выпрямилась.
   – Он сам вернётся, он же твой дядя, – уверенно сказала она. – Не отчаивайся, Яр! Сейчас границы открыты.
   Мальчик едва заметно вздохнул, но тут же снова на его губах появилась улыбка:
   – Прокатишь?
   Эльнара, уже успевшая аккуратно вылить воду под забор, сменить сапоги на туфельки и задвинуть ведро за калитку, весело рассмеялась:
   – Не вопрос! Или я не видела, как ты смотрел на мою красотулю?
   Однако в этот момент с высокого крыльца послышался рассерженный женский голос:
   – Эльнарочка, девочка моя, отойди от этого бомжа! Сколько раз я говорила, чтобы ты с ним не общалась?! Вдруг он больной или вшивый?
   Даже не обернувшись на окрик матери, девушка обиженно фыркнула:
   – То-то я и смотрю, как он каждый день плещется в ледяной воде! Не обращай внимания, Яр! У мамы мания преследования: ей везде мерещатся микробы.
   Но Ярослав, смущённо улыбаясь, уже махал ей рукой:
   – Пока, Элька! Увидимся! Маму нельзя расстраивать! – И он вприпрыжку бросился прочь, юркнув между заборами частных домов так, чтобы юная байкерша в красной косынке не смогла его догнать.
   Сердитые слова Элиной мамы никак не шли из головы Ярослава по дороге в школу. Он похож на бомжа? Очень может быть… Мальчик кивнул своему отражению в стеклянной витрине магазина: заляпанная краской куртка, полинявшая футболка, штаны неопределённого цвета с живописной бахромой внизу. А на кроссовки вообще страшно смотреть. И не стригся он давно. Вдруг Элька действительно начнёт его стесняться? Не хотелось бы терять такого товарища! Эльнара и Семён являлись, пожалуй, единственными ребятами, которым было безразлично, как он одет. Но не просить же денег на новый костюм у отчима!
   В школьном туалете Ярослав ещё раз придирчиво оглядел себя с ног до головы в большое зеркало, которое безжалостно отразило бледную, невыспавшуюся физиономию с тёмными кругами под глазами и огромным синяком над левой бровью. Н-да… Если с одеждой сделать ничего невозможно, остаётся косички заплетать, как у эльфов. Он видел на картинках в книге Профессора…
   Едва уловимое, тонкое, светлое чувство вдруг налетело свежим ветерком, заставив сердце мальчика забиться часто и трепетно. Ему даже показалось, что в зеркале на мгновение мелькнул образ прекрасного рыцаря в доспехах, с луком за плечами. Гордо поднятую голову украшал тонкий серебряный венец, мерцающий волшебным блеском прозрачного камня. «Допрыгался! – испуганно подумал Ярослав. – Вот и глюки!» Рыцарь исчез, а вместе с ним исчезло неповторимое, светлое чувство.
   Вместо этого в зеркале отразились плутоватые глаза Семёна, неслышно подошедшего сзади, и его растрёпанный чуб цвета спелой пшеницы.
   – Здорово! Кто это тебя? Опять отчим?
   – Ерунда! – беспечно махнул рукой Ярослав. – Расчёска есть?
   Порывшись в своей сумке и не без труда обнаружив искомый предмет, Семён хихикнул:
   – На, держи. Хотя ты и непричёсанный нашей старосте нравишься.
   – Нинке?! Да брось! Она меня вечно ковыряет и в классе заставляет убираться чаще других.
   – Оттого и заставляет, чтобы подольше побыть с тобой наедине. А насмешки, как известно, признак внимания… Эй, да ты косички, что ли, заплетаешь?!
   Действительно, Ярослав, старательно расчесавший непослушные волны тёмно-каштановых волос, теперь заплетал их с боков в две тонкие косички.
   – Ну как? – поинтересовался он, закончив. – Я похож на эльфа?
   – Смена имиджа всегда требует определённого мужества, – философски заметил Семён, разглядывая новую причёску друга. – Ты готов?
   – К чему? – не понял Ярослав.
   – К тому, чтобы это мужество проявить! Представь, вот пришёл ты в класс с косами… Представил? Далее по плану: насмешки, издёвки, выволочки от училок за аморальное поведение, кабинеты завуча и директора…
   – Индивидуальность надо уметь отстаивать! – весело прервал его новоявленный эльф. – И потом, в мире есть вещи пострашнее, чем трескотня нашей директрисы.
   – М-м-м… – неуверенно промычал Семён. Он, конечно, даже в страшном сне не мог себе представить, как его друг провёл ночь и утро. Но Ярослав, старательно пытавшийся хотя бы на время забыть о своих неприятностях, и не собирался посвящать его в эти душераздирающие подробности. Он только спросил с надеждой в голосе:
   – Ты ведь меня не бросишь, Сэм?
   Ответом был дружеский тычок в спину и недвусмысленно-преданный взгляд зелёных глаз.
   – По мне хоть крокодилом нарядись, Ярик! Ты меня знаешь!
   В класс они вошли перед самым звонком. Ярослав держался уверенно. Спокойно, с достоинством пройдя на своё место, он, как ни в чём не бывало, сел и начал раскладывать учебники. Семён постарался изобразить на лице подобие такого же королевского величия, но, чувствуя, насколько глупо это выглядит со стороны, тут же воинственно сдвинул брови, приготовившись наброситься на любого, кто осмелится выпустить хоть одну отравленную стрелу в сторону его друга. Острый язык был испытанным, верным оружием Сэма, не подводившим его даже в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях.
   Однако ребята, моментально отметившие перемену в причёске Ярослава, не спешили высказывать свои замечания вслух. Все давно привыкли: с этой парочкой лучше не связываться. Семён всегда так отчаянно защищал своего друга, что желания лезть грудью на амбразуру его ядовитых шуточек не возникало ни у кого. К тому же, любая открытая насмешка по поводу одежды или поведения Ярика неизменно наталкивалась на спокойный, удивлённый взгляд, исполненный внутренней силы и королевского достоинства. Похоже, этот чудак даже не понимал, что его хотят обидеть или вывести из себя. В классе Ярослава серьёзно считали «больным на всю голову» и сторонились, как человека, с которым совершенно не о чем разговаривать.
   Сейчас всех интересовало только одно: как отнесётся к столь скандальной смене имиджа математичка – строгая дама в годах, на уроках которой даже самые дерзкие ученики отличались примерным поведением. Ирина Рудольфовна всегда ратовала за порядок и дисциплину, а потому никто не удивился, когда сразу после приветствия прозвучало её грозное:
   – Встаньте, Зарецкий! Какой пример вы подаёте одноклассникам?! Неужели не стыдно?
   Ярослав спокойно встал, доверчиво распахнув карие глаза навстречу надвигающемуся урагану. Было заметно, что он не собирается вступать в битву и готов ответить за своё поведение. Взгляды учительницы и ученика встретились. Класс замер.
   Семён чувствовал, как взволнованно колотится его сердце. Если Ярика сейчас выгонят – он уйдёт вместе с ним! И плевать, что родителей вызовут в школу, а самому придётся долго торчать в кабинете завуча и слушать нудные нотации. Но предательство – последнее дело! Тем более, сейчас, когда эта молчаливая поддержка так нужна другу, ради которого он действительно готов на всё.
   Тем временем Ирина Рудольфовна внимательно изучала выражение лица Ярослава. Какие серьёзные глаза, полные глубокого, тайного страдания! Что происходит с этим мальчиком за порогом школы? Всем известно: он живёт в неблагополучной семье, – но данный факт до сих пор не становился предметом пристального внимания педагогов. Отличаясь идеально примерным, с точки зрения учителей, поведением, Ярослав прилежно учился, а на любые расспросы и предложения помощи неизменно весело отвечал, что он абсолютно счастлив и ни в чём не нуждается. Попытки узнать у Семёна о том, как живёт его друг, тоже всегда оканчивались неудачей: лишь только речь заходила о Ярославе, этот взбалмошный, не в меру разговорчивый упрямец становился нем, как рыба. Вот и сейчас он сидит, надувшись, видимо, готовый порвать на куски любого, кто осмелится обидеть его друга. Ирина Рудольфовна мудро покачала головой: эти двое слишком непохожи на всех остальных десятиклассников, и то, что заставило Ярослава бросить решительный вызов общепринятым школьным нормам, вероятно, имеет под собой очень глубокую, недетскую основу, далёкую от стремления подростков выделиться среди ровесников.
   – Садитесь, Ярослав, – произнесла она строго. – Уверена, ваши причины достаточно серьёзны и не имеют ничего общего с желанием обратить на себя внимание, – при этих словах Ирина Рудольфовна сверкнула в сторону класса предупреждающим, инквизиторским взором: «Только попробуйте повторить, – вам это с рук не сойдёт!»
   Кое-кто из ребят скорчил презрительную гримасу. Подумаешь, принц! Всю жизнь ходит у училок в любимчиках! Набить бы ему морду хорошенько, да связываться не хочется: у Ярика кулак железный, а Сэм потом растрезвонит на всю школу так, что не отмоешься! Тьфу!.. Девочки хихикали и перешёптывались, украдкой с интересом поглядывая на сегодняшнего героя. И лишь Семён сидел, отвернувшись к окну, его потерянно опущенные плечи порой судорожно вздрагивали. Подавив тяжёлый вздох, Ярослав отдёрнул, протянутую было для ободряющего жеста руку, и быстро нацарапал что-то на клочке бумаги. Минуя десятки внимательных взглядов, записка легко впорхнула в беспомощно раскрытую ладонь. Там было только одно слово: «Спасибо».
   После уроков Сэма поймала старшая вожатая и поволокла готовить какой-то концерт. К Ярославу уже давно никто не приставал с общественной работой: организаторы внеклассных мероприятий сторонились его так же, как и товарищи по учёбе. В этом, конечно, были свои несомненные плюсы, поскольку время, сэкономленное на школьных сборищах, можно было гораздо продуктивнее провести в центральной библиотеке. Туда Ярослав и направлялся, когда у ворот его догнала староста Нина.
   – Постой, Ярик! Нам, кажется, по пути?
   Некоторое время они молча шли рядом. Нина, видимо, не решалась завязать разговор просто потому, что не знала, как это сделать, а Ярослав был слишком погружён в свои мысли. Наконец он спросил:
   – Скажи мне одну вещь. Только честно, ладно? Почему от меня все шарахаются? Разве я какой-то особенный?
   Посмотрев на него сочувственно, как на скорбного разумом, девочка покачала головой, от чего длинная кисточка её берета вздрогнула задумчиво и грустно:
   – Ты себя в зеркало-то видел?
   – Видел, ну и что? – пожал плечами Ярослав. – Ты же не стесняешься со мной рядом идти. И Сэму всё равно, как я одет, и Эльке…
   – А вот многим не всё равно, – возразила Нина. – Про Сэма вообще болтают, что он влюблён в тебя, как в девчонку. Ему и достаётся из-за этого порядочно.
   – Мне он никогда ничего не говорил… – удивлённо протянул Ярослав.
   – И не скажет. Что он – дурак?… А кто такая Элька?
   Пряча улыбку, мальчик лукаво сверкнул глазами: пожалуй, он действительно нравится старосте. Слишком живой интерес прозвучал в её последнем вопросе!
   – Байкерша. Хороший человек.
   – Слушай, – предложила вдруг Нина, – давай вечером сходим куда-нибудь? В кино, например, пока кинотеатры не все позакрывали. Или на дискотеку?
   Они уже стояли на пороге центральной библиотеки. Маленький скверик перед входом был засажен рябинами и клёнами; повсюду в ослепительном золоте лучей горели созревшие, алые ягоды, и разноцветные листья, невесомо шурша, падали на деревянные скамейки. Ярослав не торопился с ответом. Подобрав несколько особенно красивых листьев, он поднял их повыше, так, чтобы остывающее осеннее солнце ярко осветило маленький букет, прищурился, следя за игрой света на цветной палитре, а потом спросил:
   – Нин, ты Толкина читала?
   Девочка удивлённо подняла брови:
   – Первый раз слышу. Кто это?
   Грустно улыбнувшись, Ярослав протянул ей букетик разноцветных листьев вместе с запутавшимися в них золотинками солнца.
   – Писатель, – со вздохом сказал он. – Ты замечательная. Правда! Но у меня на вечер другие планы…
   В библиотеке всегда очень спокойно. Здесь можно отдохнуть, не спеша сделать уроки и, устроившись за крайним столиком у окна, снова в своё удовольствие перебирать страницы тысячу раз перечитанной книги. Солнечные зайчики, с трудом пробиваясь сквозь пышные, густо-жёлтые кроны клёнов весело пляшут на лакированной глади стола. Рябиновая ветка тут же, за стеклом, вздрагивает и замирает, а ветерок доносит в открытую фрамугу сладковатый, едкий запах осенних костров.
   «Синдары, – прочёл Ярослав, – сумеречные эльфы. Имя, применяемое ко всем эльфам телери, которые к моменту возвращения нолдоров жили в Белерианде…» [34 - Синдары, телери, нолдоры – названия эльфийских племён. Белерианд – земли на северо-западном побережье Средиземья (см. Дж. Р.Р.Толкин)].
   Профессор – великий человек! Он сумел создать целый мир так, что можно в него поверить – огромный, восхитительный мир! С непреходящей красотой Амана [35 - Аман – Благословенный Край; земли на Западе, за Великим морем, обиталище валар (см. Дж. Р.Р.Толкин)], с мудростью Валар [36 - Валар – «силы», «стихии». Существа, созданные творцом Эру, правители и хранители сотворённого мира (см. Дж. Р.Р.Толкин)], с нежным, хрупким очарованием Средиземья и народов, его населяющих. Сегодня в глубине души Ярослава впервые шевельнулось новое, странное чувство: словно серебряные лучи вдруг проросли сквозь его сознание, распустившись великолепными, ослепительно-белыми цветами. Это чувство было мимолётным: мальчик даже не помнил, в какой именно момент оно вспыхнуло и погасло, оставив тонкое, едва уловимое ощущение восторга, трогательной чистоты и наивной доверчивости, в реальности которой тонули все издевательства отчима, приставания Таньки и отчуждение ровесников. Не было здесь голода и усталости, одно сплошное светлое счастье, наполненное родными взглядами и голосами. Разве такое возможно? Надо верить. В прекрасное всегда надо верить!
   Солнце через стекло ласково грело щёку, кленовый ветерок тихо напевал за окном чудесную мелодию, и звон листьев поразительно походил на голос флейты или свирели. Улыбнувшись своим мыслям, Ярослав устало уронил голову на руки и закрыл глаза…

     Наивная песня весёлой свирели,
     И камень в венце ослепительно ярок.
     В ночь полной луны соловьиные трели —
     Мой самый желанный, заветный подарок!

     Тебя я искала средь тысяч прохожих:
     Заглядывать в лица и вновь ошибаться, —
     И в близких сердцах и в сердцах непохожих
     Высматривать контур эльфийского танца…

     Но знаю – один! Ведь грядущее явно,
     Не сгонишь со следа ведомого ветром!
     Ты будешь мне сыном, ты станешь мне равным,
     Избранник Луны, провозвестник рассвета!

     Пусть верою в чудо твой путь озарится,
     И пусть заклинанья развеют напасти.
     Серебряный ветер – печатью на лицах
     Потомков легенды, хранителей власти.

   Заведующая научным отделом библиотеки – высокая, крепкая женщина в джинсах и мужской рубашке – стремительно шагала в свой кабинет, помахивая папкой с долгожданными документами, которые она только что получила в городской администрации. Теперь, наконец, их военно-исторический клуб обрёл официальный статус: он был приписан к центральной библиотеке как подшефная организация, и ему полагалось собственное помещение. Заведующая научным отделом уже планировала занять для этой цели одну из пустующих построек гаражного типа, которые в недавнем прошлом были отведены для собраний комсомольских ячеек, проводивших при библиотеке общественную работу.
   Проходя между столиками читального зала, женщина вдруг остановилась. Серебряный ветер… Неужели?! Знак, которого она ждала вот уже несколько месяцев; подсказанный Владычицей Звёзд, предупреждающий, что Вестник где-то рядом. Кто этот человек – вместилище света ночи, сокровище эльфийских мудрецов, драгоценный бриллиант в ожерелье избранных? Внимательно оглядевшись, женщина вдруг улыбнулась ясной, непривычно мягкой для себя улыбкой, растворившей без остатка суровое, по рабочему сосредоточенное выражение. За крайним столиком у окна, уронив голову на руки, спал мальчик. Солнечные лучи весело играли в его длинных, тёмных волосах, заплетённых с боков в две тонкие косички. Бледное лицо поражало чистотой и одухотворённостью, за измученной оболочкой угадывалась несгибаемая сила духа и гордость древних королей. Без сомнения, эти правильные, классические черты могли принадлежать только наследному принцу сумеречных эльфов!
   – Здравствуй, синдэ! – едва слышно вздохнула женщина. – Благодарение Варде, вот и ты!..
   Ярославу приснилась огромная радужная бабочка. А ещё – белый конь, боевой меч, лук и стрелы. Он открыл глаза, пытаясь связать воедино разрозненный набор образов, но, чувствуя, что какое-то важное звено безвозвратно утеряно, с сожалением прекратил эти попытки.
   Вдруг в сторону его стола кокетливо процокали аккуратные чёрные туфельки, и мелодичный голос поинтересовался:
   – Хочешь чаю, красавчик? У меня лишний бутерброд есть.
   Мальчик удивлённо повернулся: рядом стояла молодая практикантка, выдававшая сегодня книги в читальном зале, и держала в руках две кружки горячего чая. Из модной сумочки, висевшей у неё на плече, высовывался свёрток с бутербродами. Тут Ярослав вспомнил, что не ел со вчерашнего вечера, и, не имея сил отказаться, молча сдвинул учебники на край стола. Девушка, тем временем, вынула из сумочки салфетку.
   – Не могу обедать в одиночестве! Ты не стесняйся: мне одной столько не съесть! – весело сказала молодая библиотекарша и добавила, по-хозяйски придвигая себе стул: – Лена.
   – Ярослав, – улыбнулся мальчик и без лишних вопросов приступил к чаепитию.
   Сегодня Лена впервые работала в читальном зале. Так распорядилась Анжела Владимировна – заведующая научным отделом и организатор всех мероприятий, проходящих в библиотеке. «Ты общительна и любишь интересных людей, – сказала она утром, – новое место должно тебе понравиться». Действительно, не прошло и половины рабочего дня, как внимание молодой практикантки привлёк плохо одетый, но очень симпатичный мальчик, со смущённой улыбкой спросивший Толкина. Заглянув в его формуляр, Лена изумлённо захлопала накрашенными ресницами: такого списка она ещё не видела ни у кого! При почти ежедневном посещении здесь были отмечены книги русских и зарубежных классиков, исторические монографии, философские труды, альбомы живописи и графики. Пожалуй, стоит с ним познакомиться! Первое впечатление не обмануло: мальчик оказался приятным собеседником с хорошим чувством юмора и оптимистичным взглядом на жизнь. Они болтали до тех пор, пока в читальный зал не пришёл очередной посетитель, заставивший Лену торопливо занять своё рабочее место.
   «Кажется, всё не так плохо! – думал Ярослав, покидая библиотеку. – Если есть люди, которым со мной интересно, значит, должны найтись и такие, кому я смогу принести пользу. Сейчас самое время поискать работу!» И, насвистывая весёлую песенку, он направился в сторону ближайшего продуктового магазина…
   Удивительно, сколько же в центре города маленьких сквериков, совершенно непохожих друг на друга! Берёзовые, липовые, кленовые, с простыми деревянными скамейками, лавочками на чугунных опорах-лапах и качелями на цепочках. Асфальтовые и выложенные плиткой дорожки усыпаны листвой, по которой приятно шагать, высматривая оставленные посетителями сквериков пивные бутылки, пригодные для обмена. Ярослав уже насобирал их целый пакет, и, по его подсчётам, денег от этого должно было хватить на сегодняшний ужин или завтрашний завтрак. Конечно, бутылки – это не способ заработка, а всего лишь крайняя мера, к которой Ярик и раньше частенько прибегал, наряду со сбором макулатуры и металлолома. Но с завтрашнего дня он будет, как взрослый, работать в двух продуктовых магазинах на утренней разгрузке машин!
   Вспоминая свои переговоры с заведующими, Ярослав удивлённо качал головой: обычно подростков без паспорта на работу не брали, а если и брали, то очень неохотно и с большими оговорками. Но для него сегодня, как видно, везде была зелёная улица: препятствия исчезали, словно по мановению волшебной палочки! Более того, разговаривая с заведующими магазинов, мальчику казалось, будто за его спиной стоит кто-то взрослый, сильный настолько, что ему невозможно отказать и остаётся только повиноваться. Это ощущение было тем более удивительным, что ничего подобного раньше Ярослав не испытывал. Окрылённый первыми успехами, он уже думал о том, как должна измениться его жизнь с получением долгожданного паспорта. Но пока между настоящим и будущим мальчика непреодолимой преградой стояла необходимость возвращения домой – к отчиму и Таньке.
   Вечернее солнце брызнуло последним золотым всплеском по листьям берёз, осветило их ровные, гладкие стволы и начало стремительно таять в единственном белом облаке, выглядывавшем из-за края многоэтажки. А с другой стороны, на ясном, темнеющем небе уже показалась луна – круглая и яркая, словно фонарь. В сгущающемся сумраке её свет всё чаще притягивал взгляд Ярослава, заставляя высоко задирать голову и с восторженным замиранием ощущать, как полузабытое за день, но очень реальное чувство серебряных лучей и белых цветов вновь оживает в его душе.
   Итиль! Конечно же, Итиль – лунный свет! Он долго не мог подобрать точного названия этому чувству, зато теперь всё встало на свои места: радужная бабочка, приснившаяся днём в библиотеке, белый конь, меч, рыцарь в зеркале… Проведя рукой по своим волосам и нащупав косички, мальчик блаженно зажмурился. Эльф по имени Итиль из рода синдар – вот кто он теперь! Свободный, сильный, красивый, смело шагающий навстречу великолепному, поистине сказочному будущему. Теперь ему не нужно бояться отчима и прятаться от Таньки – он больше к ним никогда не вернётся! Будет всю зиму ночевать в подъездах, но не вернётся. Разве можно допустить, чтобы исчезло это волшебное, серебристое чувство, прорастающее сквозь всё его существо и распускающееся в сердце огненными, ослепительно-белыми цветами?! Оно такое… Выше страха, выше боли и усталости, выше всего, к чему Ярослав успел привыкнуть за свои неполные шестнадцать лет жизни. Оно близкое, реальное, необыкновенно прекрасное и хрупкое, как свежий весенний бутон! Разве можно предать его?! Предать самого себя?
   Новые ощущения и мысли нахлынули столь внезапно, что мальчик был вынужден опуститься на ближайшую скамейку: казалось, внутри него всё ломается с треском и грохотом, плавится раскалённой вулканической лавой и взрывается разноцветным фейерверком мыльных пузырей. Сердце то отчаянно колотилось, то совершенно останавливалось, дыхание замирало, а перед глазами проплывали прекрасные, нереальные картины, сопровождаемые тонкой мелодией флейты.
   Наконец, немного успокоившись, Ярослав удивлённо огляделся по сторонам. Луна уже успела заметно сменить своё положение на небе, и время сейчас, должно быть, перевалило за полночь. Он сидел у единственного подъезда двухэтажного дома – одного из тех, что строили после войны пленные немцы. Из палисадника доносился аромат левкоев, а на соседней скамейке, элегантно подвернув под себя хвост и понимающе щуря глаза, лежала рыжая кошка. Вокруг не было ни души, тёмные окна в доме красноречиво говорили о том, что все жильцы спят.
   «Вот как! – думал Ярослав, качая головой. – Теперь пусть кто-нибудь только попробует сказать, что эльфов не существует!» После этого неожиданного внутреннего взрыва он чувствовал себя свободным и лёгким, как пёрышко. Теперь можно было спокойно выспаться, а с завтрашнего утра начать долгожданную новую жизнь. Счастливо улыбаясь, юный эльф сладко потянулся и встал со скамейки. Заметив это, рыжая кошка тоже поднялась, разминая лапки и позёвывая. Выжидающе глядя своими зелёными, ярко блестящими в лунном свете глазами, она потопталась у ног мальчика и, задрав хвост трубой, важно зашагала к двери.
   – За тобой, что ли, идти? – спросил её Ярослав.
   Кошка, уже стоявшая на пороге, обернулась, коротко, утвердительно мяукнув, и юркнула в подъезд.
   На лестничной клетке между первым и вторым этажом обнаружилась батарея центрального отопления. Здесь было чисто, тепло и сухо. Не долго думая, Ярослав устроился прямо на дощатом полу и, положив под голову рюкзак с учебниками, притянул к себе кошку. Ласково мурлыча, зверёк тотчас же уткнулся пушистой мордочкой в горячую ладонь мальчика. Так они и уснули…
   – Что это здесь ещё такое?! Развели бомжатник, житья от вас нет! А ну отпусти кошку, мерзавец!
   От этого гневного крика Ярослав вскочил, как ошпаренный, едва не ударившись головой о батарею. Занималось раннее утро, за окном светало. Свесившись через перила и испепеляя его яростным взглядом, на лестничной клетке второго этажа стояла женщина в халате; её волосы, накрученные на бигуди, были завязаны жёлтым платком.
   – Маня, Манюнечка! – звала она. – Иди ко мне, маленькая! Сейчас я твоей хозяйке постучу!
   Но рыжая Маня, как выяснилось, не собиралась покидать Ярослава в трудную минуту. Неторопливо потянувшись, она потёрлась о его древние, полуразвалившиеся кроссовки, а потом, по-хозяйски запрыгнув на рюкзак, начала демонстративно умываться. Несмотря на неловкость ситуации, презрительное спокойствие кошки развеселило мальчика. Он фыркнул и заулыбался, чем окончательно довёл даму до бешенства. Из соседней квартиры на шум вышла старушка в аккуратном ситцевом платье.
   – Ты чего раскричалась, Маргарита? Любишь себе нервы с утра поднимать, – её воркующий, мягкий голос с едва заметным оканьем подействовал на женщину в жёлтом платке, как холодный душ.
   – Баб Жень, что творится-то! – запричитала она. – Тут бомж ночевал в подъезде, может, пьяный, может, наркоман. И ещё, наглец, тискает вашу кошку!
   Старушка сквозь очки строго глянула на женщину, потом внимательно посмотрела на юного оборванца, даже не пытавшегося бежать от расправы.
   – Ты, Маргарита, погоди ругаться. Моя Манька – умница, к плохому человеку в руки не пойдёт. А тут, вишь ты, ластится!.. Ты чей будешь, милок? – обратилась она к мальчику.
   – Ничей, – честно развёл руками Ярослав. – Сирота. Вчера от отчима сбежал.
   Баба Женя, сочувственно закудахтав, всплеснула руками, а яростная Маргарита впервые за это суматошное утро серьёзно взглянула на бродягу.
   – Врёшь, наверное, – заявила она. – Вы на это мастера. А что в подъезде делал?
   – Спал.
   – И куда теперь пойдёшь?
   Мальчик отвечал охотно и просто, без дерзости. Он действительно был совершенно трезв и даже отдалённо не походил на наркомана.
   – Сначала в магазин, работать. Потом в школу. Да вы не переживайте так: я себе другой подъезд найду!
   Старушка снова сочувственно закудахтала:
   – Вот она, ихняя хвалёная демократия: детишки беспризорные по подъездам ночуют! Куда ж ты пойдёшь, милый? Оставайся, я тебе сейчас поесть вынесу! Раз Манька тебя признала, значит, хороший человек.
   Притихшая Маргарита, облокотившись о перила, тоже качала головой.
   – Не ходи никуда, – вдруг сказала она твёрдым, начальственным голосом. – У нас хоть тепло: стены толстые, ещё немцы строили на совесть, и батарея горячая. Чисто, опять же. У меня есть старое одеяло, пуховое, я тебе королевскую постель устрою. А там, глядишь, всё утрясётся: может, домой вернёшься или в детдом определишься.
   Бродяга весело заулыбался. Чмокнув рыжую Маньку в мокрый нос, он приветливо помахал женщинам рукой:
   – Спасибо! Вечером вернусь! – и, схватив свой рюкзак, стремительно выскочил из подъезда…
   Наступил ноябрь. Бабье лето закончилось, пожухли липовые сердечки, облетели яркие клёны. И только алые ягоды рябин в скверике у входа в центральную библиотеку по-прежнему ловили своими глянцевыми шариками солнечные лучи.
   Семён и Ярослав сидели на лавочке. Спешившие в библиотеку посетители не обращали на мальчиков никакого внимания, и всё же Сэм порой тревожно озирался, провожая прохожих подозрительным взглядом. Впрочем, он не догадывался поднять голову и посмотреть наверх, иначе бы заметил, что из окна второго этажа за ними внимательно наблюдают задумчивые карие глаза.
   – Что ты весь извертелся, как американский шпион в плохом детективе? Не хватает только чёрных очков и котелка на голову! – наконец не выдержал Ярослав.
   – Зря мы сюда пришли, – ответил Сэм, снова украдкой стрельнув глазами в сторону очередного посетителя. – Так и кажется, будто за нами следят.
   – Ерунда! Это у тебя глюки: всех знакомых ребят в библиотеку калачом не заманишь.
   – Не знаю… – тоскливо протянул Семён. – У меня такое чувство странное… Сам не пойму… Лучше скажи, правда, что ты из дома сбежал?
   Ярослав отвернулся, пытаясь скрыть досаду.
   – А ты заметил…
   – Что я тебя первый год знаю? – обиделся Сэм. – Гордый, никогда ничего не скажешь! Только догадываться и остаётся! Смотрю, Ярик стабильно на первый урок опаздывает, – значит, работу нашёл.
   – Работать можно и днём, – улыбнулся юный эльф.
   – Тебе? Нет! Ты бы иначе в библиотеку не смог ходить.
   – Логично.
   – Смотрю дальше: синяки на лице зажили, а новых нет, – значит, из дома сбежал.
   – Ну, это ещё не аргумент! – попытался возразить Ярослав, но его друг категорически затряс длинным чубом цвета спелой пшеницы.
   – Даже не говори мне ничего! Я тебе и день назову, когда ты впервые дома не ночевал: когда додумался косички заплести, помнишь? С тех пор ты другим стал, Ярик, совсем другим. Более уверенным, что ли, сильным, взрослым. И смотришь не так, как раньше, будто постоянно видишь такое, чего никто не видит.
   Ярослав закусил губу. Преданное сердце Сэма верно угадало то, чего никто больше не заметил.
   – А что же ты мне раньше ничего не говорил? – спросил он после короткой паузы. – С тех пор почти месяц прошёл.
   Семён горько усмехнулся:
   – Всё ждал, когда в тебе проснётся совесть. Знаешь, что это такое?
   Ярославу вдруг действительно стало стыдно.
   – Прости, Сэм, – сказал он, виновато опустив голову. – Не хотелось нагружать тебя своими заботами. Я ведь тоже тебя знаю. Сказать, что бы ты сделал?
   – Ну, – осторожно поинтересовался Семён, в глубине души всё-таки побаиваясь, что Ярослав угадает. И хотя он уже разработал смелый план выхода из кризисной ситуации, эти идеи до сих пор хранились в строжайшей тайне, которую мальчик никак не мог решиться открыть своему другу. Однако сейчас любопытство взяло верх над осторожностью: слишком велик был соблазн.
   – Для начала пригласил бы меня пожить к себе, – начал Ярослав. – Уверен, твои родители не были бы против.
   – Точно, – согласился Семён. – Мама любит тебя, как родного! В чём же дело?
   Юный эльф отвернулся, печально перебирая съёжившиеся от ночных заморозков кленовые листья, лежащие на скамейке.
   – Дело… – проговорил он медленно, – дело в том, Сэм, что я и так тёте Юле по гроб жизни обязан. Когда с мамой беда случилась, она же всё… и в больницу, и похороны… пока отчим пьянствовал. А тут я ещё… Так и сидеть у вас на шее до старости?
   Семён вздохнул. Осторожно тронув друга за руку, он тихо сказал:
   – Прости, Яр. Я об этом не подумал.
   Какое-то время друзья сидели молча. Семён уже жалел, что начал этот разговор, и мысленно ругал себя последними словами. Но, глядя на Ярослава, было совершенно невозможно определить, что творится у него на душе: это спокойное выражение и серьёзный, ласковый взгляд всегда вызывали замешательство у многих знакомых. Наконец, юный эльф улыбнулся:
   – А вот по поводу твоих дальнейших действий, Сэм, у меня есть несколько вариантов. Принимая во внимание твой бешеный характер, ты бы, наверное, попытался доказать моему отчиму, что он не прав. Пошёл бы по инстанциям, в суд, привлёк бы юристов, добрался до администрации… Даже не представляю − как, но у тебя ума на всё хватит! В конечном итоге, отчима лишили бы опекунства, а возможно, и посадили за издевательство над несовершеннолетним пасынком. Меня бы затаскали по судам, и я бы, знаешь, как был тебе за это благодарен?!
   Семён в ужасе заглянул в весёлые, лучистые глаза друга.
   – Ты – колдун? – поинтересовался он. – Всё верно, именно это я и собирался предложить. Только сначала думал привлечь внимание общественности с помощью местной прессы и телевидения… Что ты ржёшь, Ярик?! Разве зло не должно быть наказано? Разве тебе самому не хочется восстановить справедливость?
   Бродяга действительно смеялся – искренне, по-доброму, не обидно.
   – Ты, Сэм, один такой на всём белом свете, – за что и дорог! – наконец сказал он, хлопнув друга по плечу. – Только знаешь, добро, зло и справедливость – философские понятия, текучие. У меня одна справедливость, у отчима – другая. В принципе, он неплохой человек, мне даже не за что на него сердиться. Вспыльчивый – да, бесхарактерный – да, но не сажать же его за это в тюрьму!
   Семён даже присвистнул от удивления:
   – Получается, ты его оправдываешь?! Ударили по одной щеке, – скорей подставь другую? Так, что ли?
   – Не совсем, – покачал головой Ярослав. – Во-первых, щёку я ему никогда не подставлял, просто старался не давать повода. А если он выходил из себя, мне было проще улизнуть, чем ввязываться в драку.
   – Знаю я твою мораль: нельзя бить женщин, стариков и детей, – проворчал Семён. – А язык нам зачем нужен, по-твоему?
   – Не-е, – протянул юный эльф, – это не моё оружие. Тем более, отчиму хватало и того, что я постоянно рядом. Живой укор совести, так сказать. Тут ни одна психика не выдержит! Думаю, теперь он, наконец, вздохнул свободнее, и если примется меня разыскивать, то не сразу.
   – Ладно, с этим ещё можно согласиться, хотя концепция спорная. А во-вторых?
   – Во-вторых, мы люди, Сэм. Нам дано право прощать. И надо этим правом пользоваться, иначе, зачем оно нужно?
   Семён вздохнул. Конечно, если смотреть с общечеловеческих позиций, то Ярик прав. А если конкретно? Где он сейчас живёт? Чем питается? И зима на носу… Что он со своей королевской гордостью будет делать дальше?!
   – Ну, раз твой отчим такой хороший, что же ты сбежал?
   Ярослав помрачнел.
   – Тут другое, – едва слышно вымолвил он. – Тебе лучше не знать.
   – Мне всегда лучше не знать! – обиженно взорвался Сэм. – Кто из нас кого жалеть должен?! Давай, выкладывай! А если не доверяешь – так и скажи!
   На секунду подняв на друга взгляд, полный странных, смешанных чувств, Ярослав замахал руками и поспешно, словно боясь, что решимость оставит его, проговорил:
   – С ума сошёл?! Кому мне доверять, как не тебе? Это Танька… Доволен? Охотится за мной, как за дичью, и если поймает – мне не жить. А я ни послать её не смогу, ни ударить – женщина всё-таки!
   Семён испуганно ахнул. Он слишком хорошо знал своего друга и не сомневался, что в случае проигранного единоборства с Танькой тот без промедления вскроет себе вены. Вот ведь чёртово благородство! Ну, почему он такой?! Почему он всегда прав, что бы ни делал? Прав, даже когда ошибается…
   Бессильный помочь или что-либо изменить, мальчик чувствовал, как слёзы злости на самого себя в любой момент готовы брызнуть из глаз. Чтобы не допустить этого, он резко вскинул голову вверх, – в этот момент в окне второго этажа на мгновение мелькнул и пропал женский силуэт.
   – Не бросай меня, Яр! – произнёс Семён дрожащим голосом. – Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится!
   И тут же, устыдившись собственной слабости, бегом бросился прочь. Ярослав не стал его догонять. Он сидел, закрыв лицо руками, и шептал, виновато вздыхая: «Сэм… Ну, почему ты такой?!..»…
   Первые снежинки кружились за окнами библиотеки, робко касаясь тёплых стёкол и стекая вниз грустными каплями. Солнце уже несколько дней не показывалось, тучи ходили низко, раздражённо брызгая на прохожих холодным дождём.
   Безучастно следя за медленным танцем снежинок, Ярослав, возможно, впервые за последнее время ни о чём не думал. Усталость ноющей болью пронизывала всё тело, горела порезанная утром рука, но на душе было необыкновенно спокойно.
   Теперь он эльфийский рыцарь. Что дальше? – Какая разница! Надо просто довериться своей новой судьбе… Ярослав ни на секунду не сомневался в том, что сделал правильный выбор, однако, обдумывая разные варианты возможного будущего, мальчик чувствовал, что между ним и этим будущим всё ещё стоит некая преграда – невидимая, но почти непреодолимая. Он не умел просить. Что было тому причиной: врождённое ли свойство характера или какие-то иные обстоятельства, – Ярослав не задумывался. Просто именно тогда, когда помощь была действительно необходима, внутри становилось так жёстко и холодно, что всё существо цепенело, язык прилипал к гортани, и проще было уйти, оборвав разговор на полуслове, чем объяснить, что с ним происходит. Раньше мальчик пугался этого странного свойства своей натуры, считая его чем-то вроде разновидности душевной болезни. Но теперь, поразмыслив, он решил, что для рыцаря-эльфа любая данность должна быть изначально наполнена особым смыслом. «Если это есть и происходит именно со мной, – думал Ярослав, – значит, оно для чего-то нужно. Может, пора экспериментировать? Иначе как я узнаю свои новые возможности?» Прежде всего, нужно было научиться просить. Элберет… Светлая Варда! К богам обращаться не стыдно, они же не люди… и не эльфы. Он сумеет их отблагодарить своей преданностью, если потребуется – жизнью; только сейчас он сам должен сделать первый шаг, иначе весь дальнейший путь потеряет смысл! Должен! Должен!..
   Ярослав склонился к столу, немного подумав, положил под голову руку и закрыл глаза. Преодолевая сопротивление всего организма, внутренний холод и тяжесть попытался, сначала мысленно… Нет! Непривычное напряжение отняло последние силы. «Я смогу!» – Он стал медленно сжимать пораненную руку, так чтобы физическая боль поглотила всё его внимание, и на этой новой волне ощущений снова попытался… Наконец, из раскрывшегося пореза выступила кровь и губы разжались, пропустив короткий долгожданный вздох: «О Элберет… Пожалуйста!..»
   Зима… Белые цветы в кружеве серебряных лучей сплетались венками перед мысленным взором, и в этой прекрасной раме, словно портреты, возникали лица – родные, светлые, незнакомые. С добрыми глазами и весёлыми улыбками. А вот и Сэм – не такой: взрослый, странный, с непривычной горькой складкой у губ. Вот женщина с суровым лицом, в доспехе, похожая на древнюю жрицу. Вот другая – великолепная королева Галадриэль. Рядом, в дымке нереальности, радужный образ, озарённый сиянием светлых волос. В чистых голубых глазах – нежность, в голосе – переливчатый звон колокольчиков. Это так чудесно, что хочется плакать! И смеяться! И петь! И никуда не отпускать! Никогда-никогда… Но вот взошло солнце, в его ослепительных лучах белые цветы начали таять, растворяться, стекая грустными каплями по холодному окну. Солнце! Анариэ…
   – Просыпайтесь, ваше высочество! Пора домой!
   Этой фразой Лена частенько будила Ярослава перед закрытием библиотеки. Весёлый бродяга был ей искренне симпатичен. Он приходил в читальный зал каждый день и всегда со смущённой улыбкой протягивал девушке букетик осенних листьев или поздних цветов, не боящихся ночных заморозков. Они обедали вместе, непринуждённо болтая, и Лена, питавшая слабость к своему постоянному посетителю, всегда умудрялась незаметно сунуть ему в рюкзак что-нибудь вкусненькое. Благодарностью Ярослава за столь трогательную заботу была помощь в подготовке зала к мероприятиям и выставкам, и молодая библиотекарша не раз с удивлением признавалась себе, насколько эта помощь незаменима. Помимо великолепной эрудиции и врождённой аристократичности манер юный бродяга обладал тонким художественным вкусом. Он превосходно рисовал, умел составить изысканную икебану и оформить любую выставку в лучших традициях модного дизайна. Его буйная фантазия не имела границ, а способность к смелым, нестандартным решениям вызывала в душе девушки восхищённый трепет.
   Иногда Ярослав засыпал прямо за столиком в читальном зале, и Лена, жалея его, не будила до самого закрытия библиотеки. Однако сегодня сон мальчика был более крепок и беспокоен, чем обычно. Его ресницы взволнованно вздрагивали, тонкие пальцы расслабленно лежащей на столе руки порой сжимались так сильно и судорожно, что из свежего рубца на запястье выступала кровь. В бреду мальчик горячо и тревожно звал кого-то, так что молодая библиотекарша невольно прислушалась.
   – Анариэ? Фроди? – она с трудом разобрала несколько слов незнакомого, певучего языка и тут же испуганно вскрикнула:
   – Боже мой, да у него жар! Надо срочно вызвать скорую!
   В этот момент твёрдая рука легла на её плечо и спокойный, уверенный голос произнёс:
   – Не надо, Леночка. Мы поедем ко мне…
   Едва открыв глаза, Ярослав удивлённо вскочил, оглядываясь по сторонам. Он находился в незнакомой комнате, от пола до потолка набитой книгами, доспехами и оружием. Свет луны свободно лился в незашторенное окно, выхватывая из ночного полумрака очертания старинной прялки с куделью и волчьих шкур, висевших на стене вместо ковра.
   – Ну и дела! Где это я?
   Он чувствовал себя вполне отдохнувшим и полным сил. Левое запястье, пораненное утром при разгрузке машины, было аккуратно перебинтовано. Боли под бинтами не ощущалось, так же, как и противной, изматывающей слабости, преследовавшей его вот уже несколько дней. На душе было так спокойно и весело, будто он пришёл в гости к близкому другу, с которым давно не виделся.
   – Есть кто живой? – позвал Ярослав громче.
   За тканой портьерой, ведущей, вероятно, в соседнюю комнату, послышался шорох, и в дверном проёме тотчас же показалась высокая женская фигура. Щёлкнул выключатель. Яркий электрический свет озарил незнакомые строгие черты, ласковые карие глаза, лучащиеся мудростью и добротой. Ярослав застыл, изумлённо моргая. Женщина была одета как на картинке из учебника по истории: длинная холщовая рубаха, богато украшенная вышивкой, такие же штаны, верёвочная опояска. Чёрные, коротко остриженные волосы перевязаны белой вышитой лентой, и во всей осанке такая уверенность, такое величие и сила, которым невозможно сопротивляться. В душе юного эльфа вдруг снова вспыхнуло серебристое, завораживающее чувство, закружило, увлекло в свой радостный вихрь, заставив сердце взволнованно забиться! Глаза его засияли восторгом и надеждой. А незнакомка – родная, близкая, чудесная, – произнесла вдруг звонким, мальчишеским голосом:
   – Добро пожаловать, синдэ! Это твой новый дом.

Повесть четвёртая. Орден Святого Игнатия

Часть первая. Изменить предначертанное

1

   Окно было открыто. Густо-жёлтый свет предвечернего солнца свободно лился в него, застывая каплями драгоценного янтаря на переплётах книг. Под окном стояла прялка. Здесь, на грубой деревянной лавке, Фроди по вечерам занималась рукодельем: пряла, ткала тесьму или вышивала. На противоположной стене поверх потёртого войлочного ковра красовался целый набор новеньких метательных ножей, видавший виды турнирный меч и старый эльфийский лук Ярослава. Пол был застелен линялыми шкурами лис, как видно, не первый год служащими цели утепления жилища, а стену над старомодным диванчиком украшала роскошная шкура волка, выделанная вместе с лапами, хвостом и головой. Хозяйка по праву гордилась этим трофеем, подаренным ей главным егерем лесничества, и надевала только на самые важные праздники – берегла. Рядом с волком на той же стене висел большой шаманский бубен и широкий жреческий пояс с низками медных бубенцов вместо кистей. Ближе к двери, прямо на полу, грудой были сложены доспехи – сейчас они тоже светились жёлтыми солнечными бликами, как и все остальные предметы, составлявшие убранство этой необычной комнаты.
   Среди столь экзотической обстановки присутствие двух женщин в старинных одеждах совершенно не казалось странным, скорее наоборот.
   Руаэллин отбросила газету и с наслаждением растянулась прямо на полу, на лисьих шкурах. Её пышные шёлковые юбки зашуршали в такт музыке колокольчиков на браслетах.
   – Что скажешь?
   Фроди задумчиво смотрела в окно.
   – Я за радикальное решение вопросов, – наконец строго произнесла она. – Все зубы пересчитаю, не посмотрю, что женщина! Дай только найти!
   Руаэллин улыбнулась про себя: жрица неисправима! Сейчас Фроди готова порвать на кусочки неизвестную силу, вставшую на их пути, а когда всё закончится, станет первая просить пощады побеждённым. В том, что победа будет за ними, волшебница не сомневалась. Но не могла она предвидеть ни того, когда это случится, ни даже того, с кем им предстоит вступить в противоборство. Одно ясно: нельзя оставаться в стороне, когда чувствуешь в себе силу изменить ситуацию, разорвав цепь случайных совпадений и трагических финалов.
   – Ты так уверена, что это – женщина?
   Жрица вскинула голову: резкий, стремительный жест словно подвёл черту под её словами:
   – Уверена! Что хочешь со мной делай, это баба! Причём, психически неуравновешенная.
   Руаэллин закрыла глаза. Ленивое спокойствие волшебницы контрастировало с энергичной напряжённостью Фроди, но это были лишь разные проявления одного чувства. Возмущение и растерянность, смутная тревога и желание немедленно вмешаться владели ими с тех пор, как стало ясно, что «ведьмина болезнь» – не обычное психическое заболевание, а проявление чьей-то злой воли.
   – Не знаю… – пробормотала молодой психолог. – Я ведь тоже совершенно уверена в мужском аспекте энергии, положившей начало всем этим безобразиям. Тут, видимо, всё не так просто. Думаю, нам надо серьёзно заняться средневековой теософией.
   Фроди рассмеялась. Сверкнули в улыбке белые зубы, жгучие тёмные глаза отразили золото предзакатного солнца.
   – Инквизиция, что ли? Глупости! Какой анахронизм! Всех порядочных ведьм уже давно истребили, как класс. То, что осталось – дешёвые гадалки, годные только на обрубку кармических хвостов!
   Волшебница улыбнулась: она была того же мнения о современных экстрасенсах. Но ведь существуют и иные силы, далеко не всегда поддающиеся людскому контролю. Есть и общие для всех космические законы, которые невозможно игнорировать…
   – Кстати, есть ещё карма – закон причины и следствия [37 - Карма (от санскр. «причина-следствие, воздаяние») – материальная деятельность человека и её последствия. Является одним из центральных понятий в философии индуизма, джайнизма, сикхизма и буддизма. Согласно общей концепции кармы, последствия действий создают прошлый, настоящий и будущий опыт, таким образом, делая человека ответственным за свою собственную жизнь. В религиях, принимающих реинкарнацию (переселение души в новое тело после смерти), действие закона кармы распространяется также на прошлые и будущие жизни человека.]. Сама напомнила.
   Фроди скептически пожала плечами.
   – Ну да, так я и поверю, что все средневековые ведьмы резко воплотились в начале двадцать первого века от Рождества Христова! Большинство из них до сих пор тихонько сидит в Чистилище!.. Хотя, карма – хорошая мысль… Следует обдумать.
   Подруги понимали, что это только одна из возможных ниточек, ведущих к решению проблемы, – ниточка тоненькая и зыбкая, – но им приходилось действовать наугад. К тому же, они не знали, с какой силой вступают в противоборство. Судя по огромному числу пострадавших от «ведьминой болезни» людей в разных странах (планетарный масштаб – не шутка!), сила эта способна быстро вычислить и попытаться устранить всех, кто осмелится встать на её пути.
   – Времени у нас мало, – вздохнула Фроди. – Надо сделать всё возможное до того, как нас обнаружат.
   Руаэллин удивлённо вскинула на подругу лучистые глаза:
   – Ты не уверена в защитных свойствах Лориэнского Плаща [38 - Лориэнский Плащ – эльфийский плащ-невидимка (см. Дж. Р.Р.Толкин). Здесь: энергетическая защита, позволяющая человеку оставаться невидимым в тонких мирах.]? Нас с тобой никогда не найдут, если мы сами не захотим!
   – Не в этом дело, – возразила мудрая атани. – Мы имели глупость обзавестись учениками, и сейчас Итиль и Анариэ несут в мир вибрации нашей защитной оболочки. Они, пожалуй, единственное наше слабое место.
   Руаэллин серьёзно задумалась. Действительно, открыв своё поле для учеников и распространив на них защитную силу Плащей, женщины тем самым признавали равноправие Итиля и Ласа в магических вопросах. В обычной обстановке подобное сотрудничество было одинаково полезно обеим сторонам, раскрывая многогранные натуры Учителей и Учеников для позитивного, радостного творчества. Но в условиях напряжённой борьбы и опасности мальчики становились «слабым звеном», поскольку именно через их неокрепшие полевые структуры неизвестная сила могла вычислить источник угрозы и воздействовать с целью его уничтожения.
   – Остаётся только одно – быть вместе, – сказала волшебница. – Мы намного уменьшим степень риска, как для них, так и для себя, если ребята выступят с нами на равных. К тому же, – она лукаво улыбнулась, – эти неугомонные эльфы давно просились в большое дело, вот и будет им возможность оценить свои силы и повысить квалификацию.
   Фроди покачала головой:
   – Очень мало времени прошло, слаб ещё синдэ для больших дел. А бедовый: не удержишь – полезет в самое пекло! Кровь королевская, порода, будь ей не ладно!.. Твой эльфёнок покрепче будет, только опыта у него меньше. Не разглядит вовремя опасность – пропадёт мальчонка!
   Руаэллин вздохнула. Она понимала, как велика опасность: Лас слишком неопытен, а душевные раны Итиля ещё не окончательно затянулись. Один неосторожный шаг – и любой из них способен погубить всё дело и погибнуть сам. Не исключено, что физически… Но на карту поставлена судьба множества людей – таких же студентов, школьников. Сколько их? Тысячи, миллионы? И если фея, жрица и двое юных эльфов имеют в сердце столько любви и веры, чтобы остановить страшную волну суицида среди молодёжи, то надо рисковать!
   В ответ на мысли Руаэллин Фроди сурово кивнула:
   – Будем рисковать! Чего мы сами-то стоим без доверия? Да и не поймут они нас, коли попытаемся соломки подстелить…

2

   Такого алого заката не было давно. Всё великолепное разнообразие красных, багряных, розовых и оранжевых тонов в одночасье обрушилось на город, спешно перекрасив дома, деревья, машины и даже людей. Закатный художник постарался, стушевав границы перехода ярких цветов призрачной полудымкой, отчего нереальность всего окружающего ощущалась с особенной силой. Небо – ярко-розовое, с ядовитыми кляксами рыжих облаков – опрокинулось над розовым же городом, и непонятно было, где кончается небо и начинается город. Но там, где должна быть эта граница, в дымчатом мареве, растворяющем и примиряющем все цвета, уверенно прокладывало себе дорогу сумасшедшее алое солнце. Четверо эльфов заворожено наблюдали, как опускается оно за кроны великанских лип прямо в реку.
   Парк, где ребята облюбовали скамейку, назывался «Центральным», хотя находился на одной из окраин города и несколькими своими аллеями спускался прямо к Оке. Здесь было всё, что пожелает душа студента, уставшая от суматошной радости начала сентября: красивые виды и тихие тропинки, аллеи высоченных древних лип и молоденьких клёнов, только-только начинающих примерять на себя осеннюю позолоту. В парке работали разнообразные аттракционы, конный парк и даже террариум. Где-то в глубине, по слухам, располагался вольер с птицами, но где именно находилось их обиталище, проверить было как-то недосуг. Сейчас друзья просто отдыхали, обмениваясь впечатлениями первых дней учёбы и радуясь наступившим выходным.
   – Сэм, про такое чудо можно песню сложить! – воскликнула Алиэ, вскакивая со скамейки и восхищённо раскинув руки, словно пытаясь обнять сразу и небо, и солнце, и весь розовый город.
   Глядя на Наташу, Лас тоже беспричинно весело улыбнулся. «…Чертит рдяный закат небо узором рун…» – пришли на память стихи. Или сам он их только что сочинил? Впрочем, это так и осталось для эльфёнка загадкой, поскольку ехидный смешок менестреля тут же вернул его с небес на землю:
   – Петров-Водкин. Купание красного коня. Это не моя тема.
   – Вечно ты… – надулась Алиэ. – Но ведь неспроста же такой закат!
   – Знак небес? – предположил Лас.
   – Вроде того.
   – «Красное солнце садится, значит, сегодня была пролита чья-то кровь…» – задумчиво процитировал Итиль.
   Он стоял, облокотившись на спинку скамейки, и внимательно изучал какую-то газетную статью. Друзья давно привыкли, что для Ярослава «отдыха» в общепринятом значении не существует. Он мгновенно переключался с одного дела на другое, и мог в одно и то же время поддерживать беседу на отвлечённо философскую тему, обдумывать план очередного исторического доклада и сочинять стихи. В рюкзаке его в самый, с точки зрения культурного отдыха, неподходящий момент мог обнаружиться томик Шекспира или Данте, а то и чего похуже – Конституция Российской Федерации, например…
   Лас искренне восхищался способностью друга думать сразу о нескольких вещах. Но, несмотря на свои отчаянные попытки приобрести столь ценный навык, он всегда с большой долей разочарования признавал своё поражение. «Ты на верном пути, – утешил его как-то менестрель. – Мудрые китайцы говорят: «Когда моешь чашку – мой чашку». А на Ярика не смотри: таких идиотов один-два на тысячу!» Однако сейчас Лас многое отдал бы за то, чтобы проследить ход мыслей Итиля – эльфёнок смутно чувствовал, что думают они об одном и том же. Спрашивать напрямую было бесполезно: Ярослав, конечно, промолчит, по своему обыкновению, – он никого не пускает в свой внутренний мир, даже Алиэ. Оставалось только догадываться и анализировать собственные ощущения, которые совершенно не поддавались анализу.
   Всё мысленное пространство Ласа без остатка заполнял этот алый солнечный диск, медленно исчезающий за липовыми кронами. Назар вздохнул. Как там Руа учила? – если не знаешь, о чём думаешь, надо прибегнуть к помощи ассоциаций. В памяти возник образ волшебницы, такой, какой она была на празднике Перуна этим летом – одетой в длинное алое платье, окутанной золотым сиянием силы и тайны. «Сейчас я думаю о тебе, Руа, – тоскливо констатировал эльфёнок. – И о том, какой я неспособный ученик! Напрасно, наверное, ты так веришь в меня…» Красное закатное солнце… Что на него похоже? Бантики Ники, его детской подружки! Лас невольно улыбнулся, вспомнив, как восьмилетняя девочка, шустрая и забавная, словно комнатный зверёк, стащила у мамы из сумочки помаду только для того, чтобы раскрасить бантики на своей чёрно-белой фотографии. «Зачем тебе это?» – спросил тогда Назар. «Не мне – тебе, серый волк!» – ответила Ника и протянула фотографию ему. Они не виделись с тех самых пор…
   Не прекращая попыток разобраться в стихийно возникших ощущениях, Лас безотчётно повторил:
   – Красное солнце садится… Сэм, я чувствую себя полным идиотом. Не знаешь отчего?
   Менестрель сочувственно фыркнул.
   – Знаю, – заявил он, посмеиваясь, – у дураков мысли сходятся! Держу пари, ты сейчас думал о том, что же Ярик такое читает, и отчего ему в голову лезут столь странные сравнения? На фоне его вездесущей сущности мы выглядим просто одноклеточными амёбами. Не так ли, пан профессор?
   Последний вопрос был уже обращён к великому лучнику и окрашивался более в тона любопытства, нежели язвительности. Ярослав всё с той же неподражаемой серьёзностью протянул ему газету.
   – «Ведьмина болезнь», – прочёл Семён заголовок статьи. – Ты что, Ярик, рехнулся? С каких это пор тебя медицинские темы стали интересовать?
   Итиль терпеливо указал на какой-то столбец.
   – «…один из бостонских санаториев на побережье Атлантики, уже около десяти лет поддерживающий самые тесные и дружественные отношения с российским гуманитарным университетом города…» Чёрт! Это же наш вуз! Пожалуй, статья действительно интересная, – И Сэм углубился в её изучение.
   Лас и Алиэ переглянулись.
   – Ну-ка, поподробнее, пожалуйста, – попросил эльфёнок.
   – Извольте, – Итиль задумчиво прищурился на исчезающее солнце. – Среди молодого населения планеты стремительно распространяется неизвестное, но очень опасное психическое заболевание, вызывающее приступы суицида. Условно врачи называют его «ведьмина болезнь», поскольку одним из симптомов является самоотождествление больного с ведьмой или колдуном. Общая тема суицида такова: я – злодей, погубивший множество невинных жертв, а следовательно, недостойный жить на этом свете. И тут все подручные средства хороши. Печальнее всего, что такие самоубийцы действуют, как запрограммированные зомби, и в любом случае добиваются своей цели.
   – А при чём тут наш вуз? – удивилась Алиэ.
   – В Америке удалось выявить и спасти несколько подобных больных. Их свезли в один санаторий для наблюдения и лечения. И санаторий этот…
   Итиль многозначительно замолчал, но Алиэ тут же подхватила, изумлённо захлопав ресницами:
   – О! Тот самый, что ли, куда наши инязовцы ездят каждую осень на трудовую и языковую практику?
   Ярослав утвердительно кивнул.
   – Отъездились, – подал голос Сэм, внимательно изучивший статью. – С этой осени санаторий закрывают на карантин. Неизвестно ещё, что будет с той группой, которая уже сформирована и готова к вылету. Может, вместо студентов преподы отправятся, да и то не из нашего вуза, а из медицинского… Вот Руа там, например, самое место, – помолчав, добавил менестрель.
   Лас недоверчиво покачал головой:
   – Она не поедет.
   – Почему? Студентов жалко бросить?
   – У неё в марте защита кандидатской, – пояснил Назар. – Нам по такому случаю годовой курс философии упаковали на семестр. В январе сдадим экзамен – и прощай навсегда, дедушка Кант!
   Алиэ согласно кивнула:
   – Точно. Нам тоже интереснейший спецкурс по психологии сняли, он как раз с марта должен был начаться.
   – Один сняли, другой поставят, – усмехнулся Семён. – Свято место пусто не бывает. А вот в Америку я бы слетал…
   Наташа вдруг прищурила свои огромные глаза, и из-под длинных ресниц в сторону менестреля сверкнули две голубых молнии.
   – На больных посмотреть, себя показать? – поинтересовалась она строго. – Только боюсь, Сэм, ничего там весёлого нет. Суицидники – тяжёлый народ. С ними и сам умом тронешься.
   Семён оглядел Алиэ с ног до головы так, словно видел её впервые. В число университетских красавиц Наташа не входила, но многие парни откровенно завидовали Итилю, а вместе с ним – Сэму и Ласу. Последним – за ту дружескую свободу, с которой гордая принцесса позволяла к себе обращаться. Действительно, было в этой девушке что-то от особы королевских кровей: то, с каким достоинством она держалась, не оставляло сомнений в её высокородном происхождении. Но вместе с характерной презрительной усмешкой, появлявшейся порой в уголках её губ и заставлявшей бесславно ретироваться непрошенных воздыхателей, свойственна ей была также лёгкость в общении, твёрдость и свобода в проявлениях собственной воли. Наташа обладала практически безупречным эстетическим вкусом. Вокруг неё всегда витал флёр лёгкой недосказанности, интриги, тайны, словно аромат французских духов. Семён безошибочно называл это магическое обаяние «шармом». И в то же время жизнь Алиэ практически ничем не отличалась от жизни других студентов гуманитарного университета.
   Сейчас, окинув Наташу испытывающим взглядом, менестрель понял, что она догадалась о его честолюбивых целях в данном предприятии. Но сразу сдаться в словесном поединке было противно его натуре, а потому Сэм насмешливо заметил:
   – Получается, наша смелая, безбашенная эльфа струсила? И не поехала бы? А как же – помощь нуждающимся? Где наши рыцарские принципы, воинское бесстрашие?
   Итиль и Лас переглянулись, но промолчали. Алиэ трудно было сбить с толку, поймав «на слабо».
   – Меня пока ещё туда никто не звал, – не растерялась она, – поскольку мой английский даже хуже твоей латыни.
   Менестрель опустил голову, признавая поражение: крыть действительно было нечем. Ещё в прошлом году он похвалялся друзьям самостоятельно изучить латынь, но пока дело не двигалось даже к середине. Свою лень Сэм оправдывал то недостатком мотивации, то внезапно возникающими более важными делами. «Не все же такие трудоголики, как Ярик! – разводил руками Семён в ответ на насмешки друзей. – Это он у нас – самый способный, а мне чужой славы не надо! «В многой мудрости много печали» – я полностью согласен с этим великим утверждением!» Слыша косвенную критику в свой адрес, Ярослав только улыбался и неизменно повторял: «Лодырь ты, Сэм, и болтун хороший!»
   Сейчас урок, преподанный Алиэ, не пошёл менестрелю на пользу. Мысль о поездке в Америку не на шутку увлекла его. В порыве творческого вдохновения Семён уже представлял, как белый пароход везёт его к дальним неведомым берегам, где он – Сэм великолепный! – бесстрашно освобождает молодых суицидников от злых чар «ведьминой болезни».
   – Туда самолётом добираются, – еле слышно заметил Итиль.
   Занятый своими мыслями менестрель не обратил на эту фразу внимания, но Лас насторожился: снова Ярослав вёл какой-то отвлечённый внутренний диалог, далёкий от общего разговора. Наверняка он смог бы ответить на главный вопрос, интересующий сейчас Назара. Но как спросить? «Ты ведь знаешь, к чему это красное солнце! – думал эльфёнок, пристально глядя на друга. – Тогда почему молчишь? Отчего мне так тревожно, может, ты тоже это знаешь? И как спросить, чтобы ты мне ответил?» Итиль едва заметно вздрогнул. На мгновение их взгляды встретились, Лас почувствовал, как лёгкий неприятный озноб пробежал по его спине. Ярослав отвёл глаза, звёздные искры в них погасли, и Назар облегчённо вздохнул: минутное наваждение растаяло. «Знает!» – только и успел подумать эльфёнок, прежде чем на него обрушился шквал вопросов менестреля.
   – Лас, а ты бы поехал в Америку? К больным? Помощь оказывать?
   – Не знаю, Сэм. Я в своих силах не уверен. Зачем ехать, если не сможешь ничего изменить?
   – А если тебе Руа скажет или Фроди, что ты великий чародей? Им-то ты веришь?
   – Им верю, – подтвердил Назар, но тут же с сомнением покачал головой: – Да только ведь не всё в нашем мире подчиняется власти волшебников! К тому же, мне с трояком по логике никогда в супергерои не выбиться.
   Наташа звонко рассмеялась. Семён вздохнул обречённо:
   – Никто не хочет поддержать мой творческий порыв! – пожаловался он. – А ты, Ярик? Скажи, рванул бы в Америку? Помнится, ты рассказывал, что у твоего дяди в Бостоне пассия живёт?
   Ярослав, улыбаясь, кивнул:
   – Живёт. Звонит иногда, доводит дядю Валеру до истерики своей ревностью. Я теперь понимаю, почему он не хочет в Америку возвращаться! Но вообще-то Кейт добрая, и ко мне хорошо относится…
   – Вот, – Семён многозначительно поднял брови, – значит, жильё у тебя будет не казённое. Интересно, чем они там питаются?
   – Фаст-фуд, в основном, – ответил Итиль небрежно.
   Менестрель усмехнулся:
   – Жрут, что попало, а потом болеют! Вот тебе и корни всякого суицида… Зато, какое приключение! Только представьте: белый пароход, лихо рассекающий голубые волны Атлантики. Чайки, дельфины…
   – Акулы, – подсказала Алиэ.
   Оторопевший на мгновение от столь практического вмешательства Семён вдруг рассмеялся:
   – Нет, акул не будет. Давай так: далёкий берег Заокраинного Запада [39 - Заокраинный Запад – он же Аман, Благословенный Край (см. Дж. Р.Р.Толкин)] становится ближе. И наш белый пароход, несущий на борту бесстрашных воинов – освободителей от неведомой болезни, торжественно встречают стайки дельфинов. Не знаю, правда, водятся ли там дельфины? Но пусть будут, ради такого случая… Крики белых чаек раздаются повсюду, птицы летят за нами, вьются вокруг судна. Их голоса протяжны и прекрасны. Белые крылья отливают серебром на фоне ярко-голубого неба. А потом вечер, закат. Не такой, конечно, как здесь… Берег в огнях всё ближе, но вокруг ещё много моря и неба в звёздной россыпи. И вот, наконец, мы ступаем на незнакомый берег чудесной земли, воспетой в легендах и… Итиль, ты чего?
   Лицо Ярослава действительно вдруг сделалось белым, словно крылья чаек, придуманных Сэмом. Юный принц стоял, прислонившись к стволу старой липы и, запрокинув голову, пристально вглядывался в небо, туда, где мерцали первые звёзды. Закат почти угас, парк окутали густые, уютные сумерки. Поймав на себе вопросительные взгляды друзей, великий лучник попытался улыбнуться.
   – Ничего, – ответил он тихо. – Просто… я бы поехал в Америку.
   И, не прощаясь, Итиль побрёл в глубину тёмной аллеи. Растерянные эльфы с недоумением смотрели ему вслед, не решаясь ни окликнуть, ни броситься вдогонку. Лас украдкой вздохнул: перед его мысленным взором всё ещё стояло красное солнце и синее море, а крики чаек из воображаемой дали слышались протяжными и прекрасными.

3

   Принц сумеречных эльфов бесцельно бродил по тёмному парку. Мысли и предчувствия, долго тлевшие в самой глубине его души, словно прогоревшие, но не остывшие ещё угли, сегодня взметнулись разом, оглушили своей внезапно осознанной ясностью. Всё сводилось к тому, что лететь в Америку должен именно он. Несомненно, узнав о «ведьминой болезни», Руаэллин и Фроди не останутся в стороне. Они, конечно, попытаются остановить волну суицида. Как? Итиль не мог и не хотел ничего предполагать: волшебники живут и думают иначе, наверняка, они уже выработали какую-то стратегию. Но Ярослав давал клятву верности Фроди, потому он не вправе оставить её сейчас, в минуты опасности. Точно так же, как и она не может не призвать его на служение. Они связаны клятвой! И это уже не игра…
   Сегодня, в огненном закате, разлитом над городом, он видел свою кровь, вытекшую до последней капли. Как это будет? Когда? Во имя чего? Какая разница… «Я рыцарь, – думал Итиль, чувствуя, как ледяной озноб обдаёт его изнутри, – значит, буду сражаться. Только бы скорее! Без долгих прощаний… Одно твоё слово, Фроди, – и я немедленно отправлюсь в путь! Вещие Пряхи [40 - Вещие Пряхи – норны. В скандинавской мифологии богини судьбы.] уже сплели нити наших судеб – можно ли изменить предначертанное?»
   Сэм всё верно угадал… Он часто сердцем чувствует то, чего объяснить не в силах. Такой искренний, преданный, настоящий! Но всё-таки в эльфов менестрель только играет. Даже отчаянная любовь его – любовь эдайн, а не Перворожденных! Он не слышит мыслей Фроди так, как слышит их Итиль. Сэм… Свободный певец, не связанный обетами, живущий одним днём и следующий порывам своего сумасшедшего сердца… Как расстаться с ним?!
   Море, чайки… Дальний берег в огнях… Нет, Семён, всё намного проще: суета аэропорта, самолёт. И горечь воспоминаний, смертоносным ядом вливающаяся в сердце. Не будет рядом прекрасных глаз Алиэ, их ясная голубизна растворится в небе. Её жаркий шёпот не отгонит тяжёлых мыслей, тихая песня не навеет волшебных снов. Им предстоит разлука. Надолго ли? Возможно, навсегда… Ярослав невесело усмехнулся. «Сэм бы сейчас поднял меня на смех, – подумал он. – Да и Лас удивился бы: подумаешь, разлука! Полгода в Америке! А я просто боюсь одиночества! Как глупо! И признаться в этом нет сил…»
   Итиль давно уже бежал, задыхаясь, чувствуя, как горят в груди невысказанные мысли и невыплаканные слёзы. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его слабым. В глубине парка, куда не проникал свет с главных аллей, было темно и безлюдно. Ясное звёздное небо скрывали густые кроны деревьев, незнакомые тропинки спутывались под ногами, уводя всё дальше и дальше от плеска реки и людских голосов.
   «Истина и чистота – это твой девиз, эльфёнок! Пожалуй, ты смог бы меня понять, ведь ты так же клялся Руа, как я – Фроди. Ты сильный, очень сильный – и отважный. Если бы из всех, кого я люблю, рядом остался только ты, одиночество не казалось бы таким безысходным. Если бы выпало нам сражаться вместе, я стал бы твоим ангелом-хранителем – за эти годы жрица научила меня многому! Ты так смотрел сегодня, Лас… Знаю, ждал и не решился спросить. Ты получишь ответ! Сам всё увидишь!» – лихорадочно думал юный принц, почти ощупью пробираясь по тёмной аллее. Как неистово колотится сердце! Что же ты медлишь, Фроди? Одно слово… Только одно слово…
   Впереди приветливо замигал жёлтый огонёк, и Итиль с разбегу вылетел на ярко освещённый пятачок моста. По обе стороны невысоких перил колыхалась блестящая водная гладь. Птичье озеро! Громко гоготали, хлопая крыльями, потревоженные гуси, в небо взвилась стайка уток, криком оглашая окрестности. А в небольшом кругу света, который отбрасывал на воду ближайший фонарь, не обращая внимания на общий гам и суматоху, спокойно покачивался на воде чёрный лебедь. Схватившись за перила, и судорожно хватая ртом воздух, Ярослав без сил опустился на деревянный настил моста. Он не мог оторвать зачарованного взгляда от царственной птицы – это был знак, и принц сумеречных эльфов понял его.

4

   Проводив Алиэ и Сэма до остановки, Лас отправился домой пешком. Смутная тревога, зародившаяся в его душе ещё на закате, сейчас всё сильнее накатывала изнутри штормовыми волнами, билась о невидимую преграду и таяла, оставляя на пути отступления клочья пены – обрывки образов и предчувствий.
   Причин для волнения вроде бы не было. Даже то, что Итиль ушёл столь поспешно, не слишком удивило друзей: он и раньше в самый разгар веселья убегал куда-нибудь один, чтобы поговорить со звёздами. Но сегодня всё было не так. Глядя вслед растворяющемуся в тёмной аллее лучнику, Алиэ взволнованно прошептала:
   – Что-то случится скоро… Я чувствую. Он никогда таким не был!
   Семён предложил проводить её. Наташа только растерянно кивнула. Но чуткое сердце Ласа уловило в этом мимолётном диалоге самое важное, несказанное. Потому эльфёнок деликатно оставил Сэма и Алиэ, догадываясь, о чём, вернее, о ком, будет их разговор.
   Домой Назар вернулся к полуночи. Его никто не встречал: папа уже третий день был в командировке, а мама, баюкая сестрёнок, наверное, сама уснула вместе с ними. Наскоро поужинав, эльфёнок поднялся к себе. На душе было нехорошо. Образ алого солнечного диска, медленно плывущего сквозь розовую дымку, никак не шёл из головы. Итиль, наверное, многое понял, глядя на этот закат… Что он знает?
   Лас вздохнул, в который раз за сегодняшний вечер убедившись в своей неспособности к адекватной оценке ситуации. Но сдаваться эльфёнок не собирался. «Ладно, – решил он, наконец, – пойдём другим путём». В нижнем ящике письменного стола, в коробке из-под печенья «октябрьское» жили детские воспоминания. Сейчас, в свете новой, яркой жизни, все они как-то отдалились, выцвели, став похожими на эти чёрно-белые фотографии. Назар долго, с отсутствующей улыбкой перебирал старые снимки, пока в его руках не оказалась маленькая карточка – та самая, ради которой он достал всю коробку. С фотографии глядело круглое весёлое личико, похожее на мордочку комнатного зверька. Чёрные, совершенно непрозрачные глаза. Алые ленточки в длинных, цыганских косах… Более не в силах сопротивляться нахлынувшей волне ощущений, Лас решительно поднялся. Положив фото своей детской подружки в нагрудный карман куртки, он потихоньку выбрался из дома и зашагал к остановке, где ещё можно было поймать маршрутное такси, идущее в сторону центра.
   На людном и шумном, несмотря на ночное время, центральном перекрёстке Лас ненадолго задержался: отсюда хорошо просматривался единственный в городе элитный дом с двухэтажными квартирами. Это была модная новостройка, очень красивая как снаружи, так и внутри. Квартиры в ней стоили бешеных денег. Но поскольку Назару всё равно был больше по душе собственный коттедж в тихом районе на окраине, в этот дом он обычно заходил без надлежащего почтения. Отыскав с перекрёстка знакомые окна, Лас удовлетворённо кивнул: в них было темно. «Подожду на улице», – решил он и зашагал по направлению к новостройке.
   Не желая тревожить консьержку в столь поздний час, давая тем самым повод к настойчивым расспросам и ненужным разговорам, Назар устроился на одной из лавочек так, чтобы свет фонаря падал прямо на него, и погрузился в созерцание разноцветных огней перекрёстка. Ночной город завораживал, населяя сердце незнакомыми образами, которые вспыхивали и, подобно стёклышкам калейдоскопа, плавно перетекали один в другой. За этой игрой можно было следить бесконечно…
   – Лас? Что ты тут делаешь?
   Эльфёнок открыл глаза. Сколько же времени прошло? Рядом с ним сидел Итиль, его лицо по-прежнему покрывала неестественная бледность, а всегда аккуратно причёсанные волосы в беспорядке растрепались. Но глаза друга блестели вполне живым, хотя немного лихорадочным блеском, и голос был спокоен. Лас улыбнулся про себя.
   – Убедиться хотел, что с тобой всё в порядке, – сказал он, стараясь придать голосу выражение небрежной беспечности. – Ну, пока, что ли? Я пошёл.
   И Назар поднялся, намереваясь отправиться домой. Итилю, верно, сейчас не до него…
   – Постой! – Ярослав настойчиво потянул эльфёнка за рукав, усаживая обратно. – Ты спросить меня хотел сегодня… Про закат, да?
   Ласу показалось, что он даже дышать перестал, боясь спугнуть открывающуюся тайну. Вдруг Итиль передумает? Но внезапно сознание его осветилось одной догадкой, вспыхнувшей, словно молния.
   – Я же никому не говорил, – удивлённо вытаращив глаза, проговорил он хриплым, срывающимся шёпотом. – Ты читаешь мысли?!
   Великий лучник едва слышно рассмеялся:
   – Нет, просто ты громко думаешь! – Однако тут же снова стал серьёзен: – Ты мне доверяешь, Лас?
   Эльфёнок только махнул рукой, не считая нужным отвечать. Глупый вопрос! Конечно, доверяет! Но Итиль был настойчив:
   – Не так! Жизнь свою смог бы мне доверить?
   Где-то в глубине существа Назара, на самой грани подсознания, зашевелилось странное чувство. Он не смог подобрать названия, но отметил, что оно не было неприятным. Словно искра мелькнула, словно сверкнула падающая звезда… а он не успел загадать желание!
   – Зачем спрашиваешь? Знаешь ведь, я за тобой хоть к чёрту на рога полезу! А что, всё так серьёзно?
   Итиль молча взял его за руку и заглянул в глаза. Ласу вдруг показалось, будто время и пространство вокруг расступаются. Нет уже огней перекрёстка, есть только выжженная, горькая степь – серая, пыльная. На губах противный привкус соли – не слёзы, не кровь, а словно морской воды наглотался. Вдалеке – костры, костры и безумные, исступлённые выкрики, сумасшедшие пляски в темноте. На чёрном небе ни звёздочки. Нет луны. Да и не ночь вокруг! Солнце никогда не освещало этих горьких, выжженных пустошей, по которым ему предстоит дойти до самого края, до пламени костров, и даже дальше – через пламя до криков боли, до ужаса, до самого НИЧТО.
   Эльфёнок задрожал и отпрянул. Ощущения были реальными, но словно размытыми. То, что отражается в зеркале Галадриэль, не всегда правда… Помнится, однажды летом он уже видел это, или слышал песню? Да, да, всё было так! Только тогда он спал, а сейчас… лучше бы вообще ничего не знать!

     В мою чашу льётся вода
     Из кувшина цвета зари.
     Что откроет тебе Звезда? —
     Не противься судьбе, смотри!

   Жуткая равнина исчезла, на него глядели печальные глаза рыцаря. Белый камень сверкал в серебряном венце, выхватывая из темноты узоры лунных рун на сером плаще. Рыцарь молчал, и невозможно было угадать, о чём он думает.
   – Итиль, это – Мордор [41 - Мордор – «Чёрный Край», владения Чёрного Властелина Саурона (см. Дж. Р.Р.Толкин)]? Я не хочу туда! Не хочу!!!
   Лас не сразу понял, что бьётся в руках друга и кричит вполне по-настоящему. Наваждение рассеивалось медленно. «Что будет с теми, кто попытается изменить предначертанное?» – это была последняя фраза, услышанная на грани видения. Ощущения таяли, и эльфёнок постепенно успокаивался, приходя в себя.
   – Уф-ф! Что это было? – наконец, спросил он.
   Его друг сидел, откинувшись на спинку скамейки, скрестив руки на груди и устремив взор в ночное небо с едва видимыми отсюда звёздными точками.
   – Ты сам сказал – Мордор, – пожал плечами Ярослав. – Только где он? Меня эти костры давно преследуют, словно бы я сам в них горю… Но хуже всего, что дальше них ничего не видно.
   Эльфёнок замотал головой, пытаясь вытрясти из памяти остатки кошмара.
   – Держись, Итиль, прорвёмся! – сказал он, стараясь унять нервную дрожь. – Это сегодняшнее солнце, да?
   Ярослав утвердительно кивнул.
   – Сто раз проклял бы своё любопытство! – воскликнул Лас с чувством. – Теперь всё думаться будет… Может, у Руа спросить?
   – Спроси, пожалуй. Только вряд ли она скажет тебе что-то определённое, – медленно проговорил Итиль.
   – Почему?
   – Мне Фроди ничего не говорила… и не скажет. Наверное, нам самим надо всё понять.
   – Что – понять?
   – Не знаю, Лас. Догадываюсь только, что это как-то связано с «ведьминой болезнью».
   – А при чём тут мы?
   Итиль снова задумчиво поднял глаза к звёздам, потом посмотрел на эльфёнка и улыбнулся ободряюще:
   – Если судьба готовит тебе большое приключение, неужели ты от него откажешься?
   – Ни за что! – уверенно сказал юный эльф и добавил просительно: – Но рядом с тобой было бы спокойнее…
   Ярослав только молча усмехнулся.

5

   Весёлое солнце враз осыпалось на город тёмным золотом и сверкало теперь повсюду. Даже в утреннем звоне трамваев чувствовался его блеск. Редкие прохожие спешили по своим делам, и Лас, проезжая через центр, удивлённо отметил про себя эту немноголюдность. «Надо же, словно два разных города – днём и ночью!» – подумал он.
   Но в частном секторе, куда, собственно, и направлялся эльфёнок, жизнь начиналась именно с утра. Из палисадников уже доносился людской гомон, где-то пилили и стучали молотком, кто-то заводил машину, а у колонок, несмотря на утренний час и выходной день, толпились детишки с вёдрами. Лас нагнал семилетнюю Дину, внучку соседки Руаэллин, и подхватил у неё огромный чайник, который девочка едва тащила обеими руками.
   – Уф-ф! – Дина деловито поправила красный беретик, сползший ей на лоб. – Доброе утро, Назар! Ты к тёте Марте? А она картошку собирается копать, мне помогать не позволила. Дядя Вася, что через дорогу живёт, нашему Шарику новую будку делает, я ему гвозди подавала. А бабушка пироги поставила, послала меня за чистой водой!
   Лас рассмеялся: вот так и узнаешь с утра все новости! Лучше всякого радио!
   – Наш пострел везде поспел! – сказал он, открывая калитку, ведущую на половину соседки. На пороге уже стояла бабушка Дины и, улыбаясь, вытирала мокрые руки о передник.
   – Здрас-сте, баб Кать! Не потеряли внучку-то?
   – Потеряла, Назар, уж полчаса, как потеряла! Ты ступай, Марта тебя ждёт, просила пирогов испечь!
   Лас не удивился. Руаэллин трудно было застать врасплох, она всегда точно знала, кто и когда пожалует к ней в гости. Студенты в университете говорили, что она умеет читать мысли. Марту Всеволодовну побаивались, а её предметы учили, не надеясь на «халяву». Но эльфёнка совершенно не смущали суперспособности преподавательницы: во-первых, ему нечего было скрывать, а во-вторых, это очень выручало, когда ему самому не хватало слов, чтобы выразить какую-нибудь особенно сложную мысль. Руа всегда понимала его правильно, и для Назара важно было только это.
   Толкнув ажурную калитку и оказавшись в цветущем палисаднике, Лас блаженно зажмурился. Буйство красок и ароматов свойственно осенней поре, потому обычно, насладившись первыми всплесками её щедрости, суетливый людской взгляд перестаёт удивляться, спокойно взирая на открывающуюся ему отовсюду красоту. Но привыкнуть к маленькому саду Руаэллин эльфёнок не мог. Он восхищался этим местом с самого первого дня, когда, после опасных приключений лёжа у открытого окна, с наслаждением впитывал звуки и запахи новой, чудесной жизни: серебряный перезвон колокольчиков, терпкий вишнёвый ветерок и фиалковую свежесть. Везде, где бы она не находилась, волшебница умела создавать вокруг себя атмосферу цветущего вдохновения. Около её дома всегда пели птицы, растения радовали глаз своим крепким, здоровым видом. Любой год в саду Руаэллин оказывался обильно урожайным, и молодая хозяйка щедро делилась с соседями и друзьями крупной клубникой, сочными сливами или душистыми яблоками. Цветы в её палисаднике казались Ласу неувядающими, словно у доброй феи, приютившей Герду из сказки. С ранней весны до поздней осени цвели они, меняясь в зависимости от сезонов и времени суток.
   Руаэллин не переставала удивляться и радоваться каждому новому дню. Она учила Ласа обращать внимание только на самые яркие, необычные стороны мира и с улыбкой встречать даже грустный дождик. «Настоящий волшебник – не тот, кто может разогнать тучи, а тот, кому они не мешают видеть солнце, – говорила Руа. – Чудеса подстерегают нас везде, надо только уметь отличать их».
   Улыбаясь про себя, Назар вспомнил, как однажды душистым июльским вечером до темноты задержался у волшебницы. Руаэллин поставила самовар, и они пили чай прямо на ступеньках крыльца под первыми звёздами. Тихая песня и неспешный разговор, сплетаясь со звоном колокольчиков на браслетах, рождали ощущение первого в мире чуда – пробуждение эльфов на берегах Куйвиенен [42 - Куйвиенен – озеро, на берегах которого проснулись первые эльфы (см. Дж. Р.Р.Толкин)]. Тогда Лас впервые обратил внимание на запах, заполнивший всё подзвёздное пространство: сладкий, и в то же время не назойливый, освежающий, с приятной терпкостью и несмелой горчинкой. Этот аромат был похож на бархат синего неба, едва успевшего потемнеть.
   – Пахнет чудесами! – сказал тогда эльфёнок, принюхиваясь.
   Руаэллин рассмеялась:
   – Это маттиола! Видишь сиреневые цветочки?
   – Где?
   – Да вот же, перед тобой! Они совсем крошечные.
   И Лас увидел скромные звёздочки на трепетных стебельках, тесно сбившиеся у самых ступеней крыльца в маленькую грядку. Днём он думал, что это просто декоративная травка: никаких цветов не было и в помине!
   – Разве не чудо – маттиола? Ночные, душистые звёздочки! – проговорил эльфёнок, с детским восторгом растворяясь в незнакомом запахе. – Хорошее имя для хоббитанской девочки [43 - Хоббиты – один из народов Средиземья. В их в обычае было называть девочек именами цветов (см. Дж. Р.Р.Толкин)]…
   Сейчас, в первые дни осени, в палисаднике Руа Назара встретили царственные георгины и яркая россыпь разноцветных астр. Бордюры садовых дорожек были аккуратно убраны низенькими бархатцами, и казалось, будто жёлтая разметка указывает направление пути. Охваченный внезапным радостным вихрем, Лас с гиканьем помчался вдоль этой разметки:
   – Эй, хозяйка! Помощь идёт!
   Руаэллин ждала его в огороде. Верная своим привычкам, она была одета в длинное платье свободного кроя, какое носили некогда поселянки западных королевств. Однотонную грубую ткань чуть оживлял длинный, вышитый передник, вместе с подолом юбки подоткнутый за ременную опояску. Лёгкий ветерок кокетливо поигрывал золотистым локоном, выбившимся из-под платка. Сейчас волшебница была похожа на средневековую крестьянскую девушку, и эльфёнок, в восхищении застывший на повороте дорожки, в который раз отметил про себя, что его наставница, наверное, умеет управлять временем.
   Опершись на черенок лопаты, молодая женщина приветливо улыбалась своему ученику:
   – Доброе утро, Лас! Ты, как всегда, кстати!
   Грядок с картошкой оказалось немного, вдвоём они справились за час. Привычный к садово-огородным работам, Назар ловко орудовал лопатой.
   – И как тебе юбка не мешает? – удивлялся эльфёнок, глядя, как споро Руа выбирает картошку, складывает её в вёдра и рассыпает на самом солнечном участке огорода.
   Волшебница посмеивалась:
   – У меня что? Две сотки – баловство одно, только для удовольствия сажаю. А вот у Алиэ – двадцать, и ей там сейчас совсем не сладко…
   – Алиэ сейчас картошку копает?! – Воткнув лопату в грядку, Лас недоуменно уставился на Руаэллин. Он предполагал, что после вчерашнего разговора в парке, сегодня Наташа отправится к Итилю, но никак не на огород! – А ты откуда знаешь?
   – Знаю, – уклончиво ответила Руа. – Я много чего знаю. И ты можешь научиться, если захочешь.
   У Назара от восторга даже голова закружилась. Подумать только: уметь читать мысли и знать, что, где и у кого сейчас происходит! Это же так интересно! А может, Руаэллин научит его видеть будущее? Или свои прошлые жизни? Вот было бы здорово!
   – Разве такое возможно? Научиться? – с сомнением спросил эльфёнок. Он раньше думал, что необыкновенные способности, как особый дар, даются далеко не всем и только от рождения.
   – А чем ты, в таком случае, занимаешься в университете? – ответила Руа вопросом. – Изучаешь то, чего раньше не знал, и делаешь то, чего раньше не умел. Запомни, – она внимательно заглянула в ясные глаза своего ученика, жадно ловившего каждое слово, – любой человек на земле рождается гением! И ты – не исключение.
   – Но почему тогда все твердят про избранных? Ждут кого угодно: пророков, доброго царя, Мессию, который придёт и спасёт?
   – От собственной лени спасти никак нельзя! – улыбнулась Руаэллин. – Если ничего не делать, то ничего и не будет – никаких способностей не разовьётся. А если ты действительно хочешь стать мудрым и великим, то знай: нет предела человеческим возможностям! Совершенствоваться можно бесконечно.
   – Ух ты! – Назар перевёл дыхание и снова взялся за лопату. Услышанное с трудом укладывалось в голове. Конечно, он и раньше читал подобные мысли в книгах по психологии и эзотерике [44 - Эзотерика (эзотеризм) – учение о скрытой мистической сути (предначертании) судьбы человека и других объектов Мира.], но никогда не догадывался применить их к себе. Неужели и он может стать таким, как Руаэллин?! Эльфёнок попытался представить образ себя – супергероя, но тут вмешался внутренний голос, насмешливо напомнивший фразу из мультфильма: «Я – Чёрный Плащ, я – десница судьбы! Все негодяи, готовьте гробы!»
   – Нет, Руа, – вздохнул Лас, – я, наверное, на супергероя не потяну…
   – А зачем повторять чужие подвиги? – удивлённо заметила волшебница. – Чёрный Плащ! Выдумал тоже! (Назар при этих словах покраснел и отвернулся.) Ты же – эльф! А значит, стремление к познанию и творчеству должно быть тебе изначально присуще. Ищи собственные, уникальные таланты, развивай их. И обязательно изучай духовные законы – это основа основ. Вот тогда ты и мысли сможешь читать, и много других полезных умений приобретёшь, поскольку уже будешь знать, на что их направить.
   Нет, всё-таки Руаэллин – мудрейший человек! Она всегда так точно может подметить самую суть и высказать её в нескольких словах. Для Ласа огромной загадкой мироздания являлись его собственные мысли, привести их в порядок и построить на их основе какой-то вывод пока виделось юному эльфу желанной и недостижимой мечтой. Но рядом со своей наставницей он начинал понимать сам себя, и за это был ей безмерно благодарен.
   – А где узнать про духовные законы?
   – Это ты у меня спрашиваешь, студент истфака? – рассмеялась волшебница. – В твоём распоряжении масса книг: Библия, Коран, Веды, труды Конфуция, Рамаяна… Что там ещё? На выбор! Можешь «Велесову книгу» изучить или египетскую «Книгу мёртвых». «Старшая Эдда», опять же… Ты к Семёну обратись, он её наизусть знает! Если не хочешь классику читать, можно найти что-нибудь посовременнее: труды Рериха и Блаватской, например [45 - Книги, которые называет Руаэллин, позволяют глубже понять основы религиозного и мифологического мышления человека, сравнить духовные пути разных народов и культур. В самом упрощённом виде эти книги можно обозначить так:«Библия» – еврейская религиозная традиция;«Коран» – арабская религиозная традиция;«Веды» – индуистская религиозная традиция;«Труды Конфуция» – китайская философская традиция;«Рамаяна» – индийская мифологическая традиция;«Велесова книга» – славянская мифологическая традиция;«Египетская Книга Мёртвых» – древнеегипетская мифологическая традиция;«Старшая Эдда» – скандинавская мифологическая традиция;«Труды Рериха и Блаватской» – русская оккультная философия XIX–XX в.в.]… Но для начала, думаю, и одной книги хватит – толстой такой, в серебряной обложке. Тем более что содержание её тебе уже известно. А перечитать и выделить основные духовные законы труда не составит!
   – Профессор Толкин! – догадался Лас. Сердце так и запрыгало от радости: значит, изначально он был на верном пути!
   Руаэллин кивнула:
   – Именно. Это не просто сказки для детей или героические истории для подростков. Всё гораздо глубже. Миры Профессора многих привлекают своей подкупающей искренностью. Посмотри, разве есть в его произведениях выдающиеся художественные достоинства? Новые изобразительные средства? Литературные изыски? Нет! Но эти миры очень органичны, они пронизаны внутренней логикой и прекрасно вписываются в космогонию [46 - Космогония (от греч. «создание мира») – миф о сотворении; дорациональное, донаучное мифически-религиозное учение о возникновении и развитии мира.] любой мифологической системы. Они совершенно не оторваны от реала, потому так близки читателям. Ну и конечно, у Профессора замечательно воплощается стремление каждого человека к идеальным взаимоотношениям.
   – Да, любовь – чтобы сразу до гроба, дружба – так преданная, клятва – нерушимая… – подхватил Лас. – Вот Итиль меня вчера так прямо и спросил: смогу ли я ему свою жизнь доверить?
   – А ты? – Руаэллин с интересом взглянула на своего ученика.
   – Растерялся, – честно признался Назар. – От тебя-то что скрывать? Конечно, Итилю я доверяю даже больше, чем себе. Без разговоров пошёл бы за ним, куда угодно! Ну, да ты знаешь. Но…
   – Но?
   – Если спросил, значит ему самому нужно подтверждение. Значит, он либо в себе не уверен, либо во мне. Иначе и вопроса бы не возникло.
   Волшебница одобрительно усмехнулась:
   – Тройки по логике тебе явно мало. Я бы пять с плюсом поставила! Только не забывай, Лас: Итиль – рыцарь Фроди. А у эдайн совсем другая логика. Вот наш лучник и мечется между собственными представлениями о мире и тем, как этот мир понимает его наставница. И далеко не всегда ему удаётся найти компромисс.
   – А я думал, мораль у всех одна… – задумчиво протянул эльфёнок. – Добро там, зло всякое…
   Глаза Руаэллин на мгновение сверкнули необыкновенным, звёздным блеском. Без сомнения, у неё самый лучший ученик на свете! В ответ на безмолвную похвалу, Лас снова застенчиво покраснел, а волшебница произнесла голосом мягким и тёплым:
   – Ты непременно придёшь к пониманию сути всех вещей, но позже. Не всё сразу! А о добре и зле мы поговорим за чаем.

6

   Когда свежевыкопанная картошка сушилась на солнышке, а умытые огородники сидели на кухне, разговор был продолжен. На жестяном подносе дымком сосновых шишек благоухал самовар, увенчанный расписным заварочным чайником. Румяные пироги красовались на огромном фарфоровом блюде. Лас жмурился, вдыхая разнообразие запахов, наслаждаясь видом по-осеннему сервированного к чаю стола: варенье из чёрной смородины, яблочный бисквит, сливовый джем, груши в сахаре.
   – Когда ты всё успеваешь? – изумлялся эльфёнок.
   Руаэллин, посмеиваясь, отшучивалась:
   – Нам по должности положено! Знаешь, взмахнул волшебной палочкой…
   – Нет, правда! – не отставал Лас.
   – Правда, – Молодая женщина улыбнулась: – Помнишь, что я говорила: если ничего не делать, то ничего и не будет.
   Едва первый голод был утолён, эльфёнок тут же приступил к удовлетворению любопытства.
   – Руа, ты обещала про добро и зло, – напомнил он, жуя бисквит.
   Волшебница кивнула:
   – Слушай и размышляй. Вот тебе первый урок: голод – это плохо, а изобилие на столе – хорошо. Но как бы мы оценили его, если бы не чувствовали голода? Как бы мы узнали, что свет есть именно свет, если бы не было тьмы?
   – Значит, зло нужно для того, чтобы мы умели отличать и ценить добро? – догадался Лас.
   – В самом упрощённом варианте – да. Так и есть… Жаль только, что люди и этим-то воспользоваться не всегда умеют, – Руа не то вздохнула, не то усмехнулась. – Но всё просто только на первый взгляд. Существуют целые системы миров с разной степенью упорядоченности элементов. Слышал поговорку: хаос – высшая степень порядка? То, что мы зачастую воспринимаем как разрушение, зло, негатив, тоже является системообразующим элементом. Убери его – рухнут многие миры, а не только наш.
   – Миры? Какие?
   – Разные. Мы своими мыслями порождаем целые системы миров в ментальной проекции [47 - Ментальная проекция (от лат. «ум, мышление, рассудок, представление») – проекция человеческих мыслей и суждений, понятий и представлений.]. И там тоже живут всякие существа. Мы думаем, что они – плод нашей фантазии, что их нет. А они – оттуда – так же не верят в нас. Но данная теория, как ты понимаешь, всего лишь одна из многих. И все равновероятны, заметь!.. Так вот. Придумывая собственные миры, мы закладываем в их основу ту же эмоционально-ментальную базу, к которой привязаны сами, в своём существовании на Земле. Проще говоря, создавая героев, автор наделяет их собственным видением мира. И как бы он не хотел отойти от привычных рамок, устойчивая система представлений заставляет его энное количество раз проделывать тот же путь. Оттого и миры, созданные нами, живут по нашим законам. В них присутствуют те же понятия добра и зла, а вместе с ними – дуалистичное разделение мира… Хотя я скорее склонна считать дуаль [48 - Дуаль – двойственность.] не разделённым, а объединённым целым.
   – Единство и борьба противоположностей! – воскликнул поражённый эльфёнок. – Один из законов диалектики [49 - Законы диалектики – основные закономерности мира, выступают как универсальные принципы всякого бытия, как что-то общее, что проявляется во множестве законов.]. Так вот, что такое – дуаль!
   Руаэллин согласно кивнула:
   – Именно. Один из «архимедовых рычагов» [50 - «Архимедов рычаг» – крылатое выражение, иносказательно обозначающее средство, идеально подходящее для решения какой-либо задачи, сколь сложна бы она ни была.], с помощью которых можно перевернуть мир… Кстати, эльфы Толкина в диалектике были не сильны, иначе бы они не наделали такого количества роковых глупостей. Эдайн, впрочем, мало чем отличаются от Перворожденных. И те, и другие – дети Эру – изначально есть сам закон в действии, как две стороны одной медали… Однако это тема скорее для диссертации, чем для беседы, – заключила волшебница.
   Лас озадаченно потёр лоб. Так глубоко над книгой Профессора он ещё не размышлял. Не зря его наставница говорит, что там описаны основные духовные законы. Тогда почему этого никто не видит? Самые разные толкинисты читают фантастический роман, играют в эльфов, проживают жизни героев, по-настоящему страдая, что родились не в Арде… Другие – изучают языки и наречия придуманного Профессором мира, составляют карты. Но это тоже слишком мало для такой глубокой книги! В ней есть что-то не поддающееся описанию, что читается только между строк сердцем – таинственное, вечное, мудрое. Учебник жизни, пособие по воспитанию героев и мудрецов… Надо только задуматься, попытаться проникнуть вглубь, попробовать применить к себе. А это уже – серьёзная духовная работа.
   – Но если ни люди, ни эльфы не идеальны, кто же тогда держит мир Арды в целостности, не давая ему развалиться? – спросил эльфёнок, не желая так просто завершать столь интересную тему. – Валар? Майа? [51 - Валар – «силы», «стихии». Существа, созданные творцом Эру, правители и хранители сотворённого мира (Арды). Майа – существа, порождённые разумом валар, их помощники и ученики (см. Дж. Р.Р.Толкин)]
   – Безусловно, и те, и другие знают о существовании законов, иначе бы они не обладали столь сильным творческим началом или, обладая, не смогли бы его использовать. Но если бы они были ВНЕ законов, среди майа не появился бы Саурон, воплощённое зло, а среди валар – Мелькор – тёмный властелин.
   – Значит, Эру? Больше некому… – растерянно пробормотал Лас.
   Руаэллин покачала головой.
   – Эру, бесспорно, воплощённое единство. Но не борьба. Хотя есть у меня одна мысль на этот счёт… Думаю, что единый Эру тоже создание диалектичное. И оборотной его стороной является то самое желание, можно сказать – потребность, творить, что породило и музыку Айнуров, и создание Арды [52 - Музыка айнуров – песнь сотворения. Мелодия, которую создали Эру и его айнуры (валар и майа), прежде, чем мир Арды обрёл зримую, материальную форму (см. Дж. Р.Р.Толкин)]. Но если в единстве сущности Эру это начало выступало разделяющим, то у эльфов, скажем, жажда и потребность творчества была уже объединяющим элементом, поскольку они изначально создавались в той части дуали Эру, которая отвечала за разделение.
   – Погоди! Мозги кипят! – взмолился эльфёнок. Но ненадолго.
   – Так это получается маятник, – заметил он после короткой паузы. – В народах, населяющих Арду, творчество выступает элементом объединяющим. У их творца, Эру, то же творчество – разделяющий элемент. А самого Эру создал Профессор. И у него творчество – снова элемент объединяющий, поскольку он сам – лишь часть диалектически разделённой дуали. А человека, если верить всем религиям сразу, создал Бог. Значит, Божественное творчество…
   – Логос, – подсказала Руаэллин.
   – Вот это да! – Эльфёнок ошеломлённо смотрел на свою наставницу. – Творчество, выходит, не просто качество, свойство, а неотъемлемый элемент Системы! Да ещё, вдобавок, живущий своей собственной жизнью! Руа, что же получается, я сам себе только что доказал, что Бога нет, а есть взаимодействие начал во Вселенной?!
   Волшебница, улыбаясь, потрепала эльфёнка по светлым волосам.
   – Умница! Пять с плюсом! Только ведь никто не давал Богу точного определения. Или давал?
   – Бог есть любовь. Так, по крайней мере, в Библии сказано… – без запинки, точно школьник на экзамене, ответил Лас.
   – Хорошо. Тогда почему бы нам не предположить, что именно взаимодействие начал во Вселенной и есть, собственно, Бог? А значит – любовь? Выходит, что любовь по сути своей – не чувство, не качество, а вполне разумная субстанция, имеющая способность и возможность творить. А если закон диалектики действует на любом этапе творения одинаково и в каждой единице творения имеется своя дуаль, то вывод напрашивается сам…
   – Бог, то есть любовь, присутствует во всём! – торжественно заключил Лас.
   Некоторое время они молчали, углубившись в практическое изучение чайной церемонии с пирожками и вареньем. Сейчас эльфёнок чувствовал некую двойственность своего положения. С одной стороны, он понимал, что темы, о которых они беседовали с Руаэллин, достаточно общие, а, следовательно, ничего конкретного к разгадке тайны вчерашних событий не добавляют. Но ведь его наставница терпеть не может пустых разговоров! Она слишком ценит своё и чужое время, чтобы позволить себе вести многочасовые отвлечённые беседы ни о чём. Видимо, стоит поискать скрытый смысл? Конечно, он мог бы спросить напрямую и про «ведьмину болезнь», и про костры, показанные ему ночью Итилем. Но Ярослав прав: Руаэллин не ответит ничего определённого. Наверняка, она знает, с какими вопросами шёл к ней Назар. Если бы волшебница желала развеять его сомнения, она бы давно уже это сделала. Но она молчит. Значит надо думать самому!
   Лас украдкой вздохнул и, поблагодарив Руаэллин, начал собираться. На крыльце эльфёнок замешкался: куртка, которую он держал в руках, зацепилась за дверную ручку, и из кармана выпала небольшая чёрно-белая карточка с самодельной красной ретушью. Молодая женщина подняла фотографию. Её глаза вдруг сверкнули так резко, что внезапная дрожь пробежала по спине Назара.
   – Прости меня за бестактность, Лас! Кто это? – голос Руаэллин казался взволнованным.
   Эльфёнок покраснел.
   – Ника, – выдавил он неохотно. – Дочка маминой подруги. Мы вместе играли в детстве.
   Молодая женщина снова внимательно взглянула на фотографию.
   – Ника… – повторила она задумчиво. – Победа, стало быть?… Спасибо!
   Спрятав карточку обратно в карман, сгорающий от смущения эльфёнок уже собирался было бегом броситься прочь, но Руаэллин порывистым жестом поймала его за руку.
   – Погоди! – остановила она своего ученика. – Дело слишком серьёзное, ты ещё можешь отказаться.
   Назар оторопело поднял глаза на волшебницу. Отказаться? От чего? Но она не шутит! Ждёт его решения в напряжённом внимании… Мысли вихрем пронеслись в голове юного эльфа: статья в газете, предложение Сэма отправиться в Америку, волнение Итиля, солнце и костры – всё сложилось теперь в подобие общей картины. Как он может остаться в стороне, если его королева вступает в противоборство с неведомой силой?! Как он может предать её, предать друзей, предать самого себя?! Он клялся, он рыцарь! Теперь никто не вправе заставить его нарушить клятву!
   – Я же слово дал! – проговорил эльфёнок медленно и твёрдо, глядя прямо в чарующие глаза Руаэллин.
   В улыбке молодой королевы мелькнули одновременно торжество и лёгкая грусть. Её ученик сделал свой выбор! Но как не волноваться за него? Как уберечь от ошибок и случайностей? Ведь каждая из них может оказаться роковой…
   – Ты справишься, Лас! Я верю в тебя! – сказала Руаэллин, снимая с шеи кулон на золотой цепочке и протягивая его юному эльфу. Весёлый камень авантюрин – маленькое солнышко с мерцающими внутри таинственными искорками.
   Растроганный эльфёнок так крепко стиснул кулон, что побелели пальцы. Не находя слов, он схватил руку Руа, на секунду прижав её к своей груди, вспыхнул, смешался и бросился бежать. А волшебница, проводив его задумчивым взглядом, ещё долго стояла на крыльце среди осенних цветов.

7

   Ясным светом мерцали звёзды на вечернем небе: в сентябре уже темнеет рано. Руаэллин сидела у открытого настежь окна с вышивкой в руках. Прохладный воздух освежал мысли, волшебница напряжённо думала. Сейчас начинала выстраиваться общая картина событий, становилось ясно, куда в первую очередь направить свои усилия.
   Однако как сложно делать выводы, основываясь на том, что предлагают средства массовой информации! Всё связанное с «ведьминой болезнью» сопровождалось безотчётным страхом и паникой. Телевидение демонстрировало душераздирающие картины, с тайным злорадством повторяя их бессчётное количество раз, словно говоря зрителям эфира: «Смотрите, смотрите, до чего мы дожили!» Газеты смаковали самые жестокие подробности самоубийств. Обсуждения на форумах в Интернете вообще напоминали массовый кошачий психоз. И ни медики, ни психологи, ни экстрасенсы не могли объяснить причин, вызывающих это ужасное заболевание. Откуда оно распространилось, тоже сказать было трудно. Лишь один факт не вызывал разногласий: американцы первыми забили тревогу.
   Надо было лететь в Америку, в тот самый санаторий, где под строгим наблюдением врачей содержалось несколько десятков людей, страдающих страшным недугом. На месте изучить их поведение, выявить закономерности. Возможно, тогда станет ясно, какую первую помощь нужно оказывать и поддаётся ли лечению «ведьмина болезнь»? Но волшебница знала, что этот путь, хотя и трудный, всё же наиболее безопасный. И потом, если она отправится в санаторий, который через неделю закрывают на карантин, то выбраться оттуда раньше чем через полгода возможности не будет. Руаэллин чувствовала, что её присутствие необходимо здесь, в России, и что за полгода всякое может случиться.
   Но если не она, то кто же? Фроди визу не дадут, ведь у неё нет специализированного образования. Остаются только эльфы. Сославшись на то, что ребята пишут научную работу по психологии, можно будет определить любого из них в группу студентов, на следующей неделе вылетающую в Америку. Любого ли? У Ласа нет загранпаспорта, а подготовка необходимых документов займёт, как минимум, месяц. Остаётся Итиль. Он, помнится, говорил, что дядя собирается свозить его на Рождество в гости к своей даме. Ярослав не станет тянуть до последнего, он из тех людей, которые делают всё заранее. Значит, паспорт должен быть уже готов.
   Волшебница покачала головой. Фроди предупреждала об опасности такого поворота событий. Юный принц слишком раним, и его вынужденное длительное одиночество может стать их общей роковой ошибкой. Что же делать?…
   Размышления Руаэллин прервал телефонный звонок. Молодая женщина вздрогнула, тревожно оглянувшись, словно бы в поисках помощи, но тут же взяла себя в руки. «Нельзя допускать даже тени сомнений! Всё должно решиться в нашу пользу!» – сказала она и уверенной рукой сняла трубку. Звонила коллега по университету.
   – Марта Всеволодовна! Ну, ты что? В понедельник уже списки подаём на утверждение, а твоего заявления ещё нет. Неужели отказываешься? Или студентов на это место никак не найдёшь?
   – Я отказываюсь, не хотелось бы завалить защиту, – Голос Руаэллин был по-рабочему спокоен. – Но местечко одно за мной оставьте, хорошо? Для студента. В понедельник утром принесу заявление.
   – Ладно, договорились! Ты нас никогда не подводила…
   Положив трубку, Руаэллин снова присела у открытого окна. Душистый ветерок легонько шевелил её волосы, но молодая женщина не чувствовала осенней свежести. Внезапная тревога неприятной тяжестью навалилась на сердце. Мысли путались мокрыми водорослями, видения накатывали штормовой волной, оставляя на губах противный привкус соли и горечи. Море… Сейчас оно зовёт эльфов не в Аман, Благословенные земли, а туда, где пылают костры инквизиции. Возможно, эдайн там будет проще: люди быстрее смогут понять людей. Но тебе, Ярослав, ехать нельзя! Море убьёт тебя…
   Можно ли попытаться изменить предначертанное? Надо только верить, что всё получится! Верить и ждать…

     В дивных ночных землях Пряха живёт седая.
     С вещей улыбкой вёльвы [53 - Вёльва – в скандинавской мифологии вещунья, пророчица.] судьбы людей сплетает.

     Я упаду рядом с Пряхою на колени,
     Я попрошу только, чтоб отвела тени

     От твоего сердца, знавшего столько горя,
     Чтобы печаль стихла, чтоб не звало море!

     Чайка рванулась в небо резким крыла взмахом.
     Буду всю ночь ждать я, что же решит Пряха?

8

   Первый выходной сентября выдался солнечным, сухим и тёплым. Конечно же, родители не преминули воспользоваться столь благоприятной для огородных работ погодой и, словно из вредности, потащили Наташу с собой.
   – Мам, ну чем я-то вам там помогать буду? – упиралась девушка. – Папа на тракторе, друзья его, Элькиной родни целая тысяча! Вы со всей картошкой за три часа управитесь!
   – Собирайся, давай, – настаивала мама, – с бабушкой посидишь, пока мы копать будем. Тоже помощь. Обед нам приготовишь.
   Наташа вздохнула тяжело и обречённо. Угадав, о чём она сокрушается, мама сразу сменила строгий тон на ласковый, хотя осталась по-прежнему непреклонной:
   – А к рыцарю своему вечером пойдёшь, хоть ночуй у него. Только семейных традиций нарушать не следует.
   И Наташа весь день провела на огороде. На душе было неспокойно. В голову лезли разные мысли, своей нелепой фантастичностью напоминавшие абстракции Дали [54 - Сальвадор Дали – испанский художник XX века.]. Девушка так и не смогла понять, что же произошло вчера вечером. Лас, скорее всего, понял: Алиэ заметила, как они с Итилем переглядывались! Да и Сэм, возможно, догадался. Но менестрель относится к жизни слишком легко, и насколько бы серьёзной не оказалась ситуация, для него это всё равно будет сущий пустяк. А ведь правду нужно знать теперь же, немедленно!
   Вчера Алиэ ясно почувствовала, что её возлюбленный рыцарь в беде. Поэтому сегодня с самого утра она начала считать минуты до встречи. «Нет, мой дорогой молчун, – упрямо твердила себе девушка, без устали таская вёдра с картошкой, чтобы хоть как-то приблизить вожделенную свободу, – я так просто не сдамся! На сей раз тебе не удастся без меня уйти в свои миры! Дай только вырваться с этого чёртова огорода!»
   С Итилем они встречались уже более трёх лет, с первого курса. Это было похоже на взаимное сумасшествие. Помнится, ещё до поступления в вуз её лицейская подруга Эльнара рассказывала про Ярослава всякие необыкновенные вещи. Но тогда верилось в них с трудом, и Наташа думала, что Элька малость привирает. Однако судьба твёрдо решила их познакомить, и даже для верности определила обоих в один вуз, на один факультет, на один курс и в одну группу. Мало этого: на первой же лекции посадила за одну парту! Едва взглянув на статного, кареглазого красавца, занявшего свободное место рядом с ней, Наташа решила, что отныне для неё поиски принца на белом коне навсегда закончены.
   Искомый принц оказался смел и парадоксален. Девушка удивлялась тому, как легко и изящно он завёл разговор, удивлялась его манере – этот юноша говорил и делал только то, что сам считал нужным, не признавая ограничений и авторитетов. И в то же время его нельзя было назвать дерзким. Галантность, уважительность и чувство такта сквозили в каждом взгляде, слове, жесте. После лекции, выбрав момент, когда никто не мог их слышать, Ярослав сразу признался в том, что она ему нравится. И Наташа поверила! Удивляясь сама себе, отмечала, что в данном случае для неё совершенно не работает логика привычных представлений. Насколько раньше тон в общении с парнями задавала именно она, настолько теперь ей хотелось во всём довериться человеку, который волею случая оказался рядом. Ярослав не обманул её. С каждым днём девушка всё сильнее ощущала, как горячо и преданно он её любит, чувствовала его внимание, нежность и поддержку.
   Только одно обстоятельство неизменно огорчало Алиэ. Итиль никого не пускал в свой внутренний мир. Он никогда не делился переживаниями, не рассказывал о прошлом. Порой глаза его сияли особенно ярко, точно звёзды на ясном ночном небе, губы безотчётно шептали незнакомые слова забытого певучего языка, – и Наташа с горечью чувствовала, что в этот мир ей дорога закрыта. Вчера она поделилась своими мыслями с Сэмом, но менестрель в ответ только вздохнул:
   – Куда нам, смертным! Может, отыщутся на земле ещё один – два таких же чудака. А больше – не думаю.
   Сегодня Алиэ была преисполнена решимости серьёзно поговорить с Ярославом. Что происходит с ним? Может быть, ему нужна помощь? Может, она сумеет эту помощь оказать? Во всяком случае, попытается… Если потребуется, она даже готова пойти на конфликт с родителями и со всем миром, лишь бы видеть счастливую улыбку своего возлюбленного!..
   Размышляя таким образом, Наташа звонила в знакомую дверь. С другой её стороны раздавался громкий басовитый голос Валерия Николаевича, дяди Ярослава, видимо, говорившего с кем-то по телефону.
   – Ну, я же сказал тебе – в Москву! Что?… нет, возможно, придётся там задержаться… А, Наташенька, проходи, дорогая! – Дверь распахнулась, и на пороге возникла внушительная фигура учёного. Прикрывая мобильный телефон широкой ладонью, Валерий Николаевич весело подмигнул девушке:
   – Это Кейт!
   Однако его приветствие было всё-таки услышано, и трубка разразилась негодующими женскими воплями. Когда-нибудь предел наступает любому терпению, даже терпению такого бесконечно деликатного человека, которым, без сомнения, был дядя Ярослава.
   – Ненормальная! – вдруг рявкнул он так, что Алиэ сделалось страшно. – До каких пор я буду оправдываться перед тобой, как школьник?… Кто «дорогая»? Так это Наталья, подруга моего племянника… Да, гёл-френд… Что? Ах, трубку дать?
   Посмеиваясь и потихоньку остывая, Валерий Николаевич протянул телефон Алиэ:
   – Хочешь поговорить с этой сумасшедшей? Не бойся: она по-русски, как мы с тобой. Переводчицей работает в агентстве отдыха.
   Наташа с опаской приложила трубку к уху:
   – Алло. Здравствуйте…
   …Когда сеанс связи с американкой был, наконец, завершён, девушка и учёный дружно, как по команде, вздохнули с облегчением, а, заметив это, так же дружно рассмеялись.
   – Любовь – самое ужасное чувство на свете! – прогудел Валерий Николаевич, поглаживая аккуратную, с проседью, бородку. – Хуже может быть только женитьба на Кейт!
   – Она всегда такая… – Алиэ на мгновение задумалась, подбирая нужное слово, – импульсивная?
   – Всегда, – добродушно ответил учёный. – Я ко всему уже привык, даже к её бешеной ревности, а вот заставить замолчать никак не могу. Оттого и беседую с Кейт только по-русски: по-нашему она меньше говорит и медленнее.
   Алиэ задумчиво теребила колокольчики на браслетах. Разговор с американкой воскресил в памяти вчерашний вечер в парке. Наконец, она решилась задать мучивший её вопрос:
   – Кейт меня в гости звала. Это правда?
   Валерий Николаевич кивнул, и ясно было, что он не шутит:
   – Правда. Рада будет и Ярославу, и тебе, и каждому из вас по отдельности. У них ведь совсем другие понятия: получается, ты вроде как жена моего племянника, значит – моя родственница. Так что если надумаешь, поезжай в любое время: все документы вон в той тумбочке лежат.
   – И на меня? – удивилась Алиэ. Только тут она вспомнила, как летом вместе с Ярославом ходила делать загранпаспорт. Но поскольку тогда это казалось ненужной забавой, то теперь почти стёрлось из памяти. К тому же, стараясь избавить свою подругу от длительного стояния в очередях официальных учреждений, основные хлопоты взял на себя Итиль.
   Учёный хитро улыбнулся:
   – А что ж? Хотел я вас с племяшем на Рождество к ней в гости свозить, да, видно, не судьба: у меня дело важное в столице, вернусь, пожалуй, только к весне… Ладно, ступай наверх, тебя Ярослав с самого утра ждёт, места себе не находит. А к ужину я вас позову.
   Итиль был в библиотеке. Эта высокая, светлая комната с большим окном являла собой редкий образец причудливого смешения вкусов её хозяина. По стенам до самого потолка взбирались лёгкие фанерные конструкции стеллажей, но имелся здесь и антикварный книжный шкаф морёного дуба, покрытый затейливой резьбой. Рядом с компьютером и суперсовременным музыкальным центром стоял, по-видимому, нисколько не стесняясь такого соседства, видавший виды проигрыватель с набором грампластинок. На стеллажах, в просветах между книгами и альбомами живописи, таились небольшие, но очень изящные акварели, офорты и литографии, панели в стиле модерн, рисунки карандашом и тушью. Здесь можно было встретить образцы скандинавских и славянских вышивок, пёстрый татарский коврик, модель парусника, пластмассовый паровоз братьев Черепановых, греческую чернолаковую вазу и шаманский бубен.
   Библиотека являлась далеко не единственным местом скопления диковинных и причудливых вещей. На втором этаже в распоряжении Итиля имелось ещё две комнаты: спальня, оформленная в стиле средневекового готического замка, и мастерская – там хранились доспехи и оружие, стоял верстак с инструментами, а при желании эту комнату можно было использовать для спортивных упражнений.
   Сейчас Ярослав сидел за столом, заваленным грудой книг, компьютерных дисков и собственных тетрадей с лекциями, и что-то увлечённо писал. Алиэ покачала головой: Итиль не имел привычки работать в выходные, видимо, дело было действительно серьёзным. Подкравшись сзади, девушка нежно обвила руками шею своего друга, искоса бросив взгляд на его бумаги.
   – Привет!
   Ярослав моментально прекратил свои научные изыскания.
   – Привет, – ответил он, целуя тонкие, унизанные звенящими браслетами запястья девушки. – Как картошка?
   – А ты откуда знаешь? – удивилась Алиэ. За три года достаточно близкого общения можно было бы привыкнуть к его странной манере угадывать мысли и говорить полунамёками, но Наташа честно признавалась себе, что Итиль всегда застаёт её врасплох.
   Ярослав рассмеялся:
   – Пальчики шершавые от земли, волосы пахнут загородной свежестью, да и день сегодня самый огородный. Вот я и подумал… Впрочем, так даже лучше, у меня было время кое о чём поразмыслить.
   – Об этом? – Алиэ скорчила презрительную гримасу, кивком головы указав на бумаги, разложенные на столе. – Экзамен по «средним векам» мы сдали на втором курсе… к счастью! А тут полный набор… Погоди, что это? «Молот ведьм» [55 - «Молот ведьм» – книга инквизиторов Генриха Инститориса и Якова Шпренгера, изданная в 1487 г. Кельнским университетом, подробно рассказывающая о колдовстве, ведьмах и методах борьбы с ересью.]? А повеселее ничего не нашлось?
   Ярослав смущённо прикрыл тетрадью сильно потрёпанную репринтную книжицу.
   – Это я для Ласа… материалы собираю, – пробормотал он.
   Алиэ недоверчиво прищурилась:
   – Наш эльфёнок никогда бы по доброй воле тему инквизиции не взял, не в его это характере. И ты сроду никому не помогал писать курсовые… Ну да ладно, Эру с вами! Я не об этом хотела с тобой поговорить.
   – А о чём? – насторожился Итиль.
   – О ком, – уточнила Алиэ. – О нас. Вчера, когда ты ушёл, мы с Сэмом долго беседовали. Он так хорошо умеет сказать то, чего не выразишь словами! И я вдруг поняла одну простую истину: ты – эльф, настоящий. Ты живёшь этим. А я – только играю. Грустно, знаешь ли… Может, оттого я так плохо понимаю тебя?
   Глаза Ярослава вдруг блеснули тем самым загадочным звёздным светом, приводящим Наташу в отчаяние. Улыбаясь, Итиль бережно усадил её в кресло и сам опустился рядом. Руки их, посвящённые в тайны жеста, вели свой немой диалог.
   – Берен и Лютиэн, Арвен и Элессар [56 - Ярослав говорит о любви между представителями разных народов: эльфами и смертными. Истории Берена и Лютиэн, Арвен и Элессара – это истории верности, мужества и бескорыстного самопожертвования во имя любви (см. Дж. Р.Р.Толкин)]… Да? История повторяется? Мне совсем не важно, к какому народу ты принадлежишь.
   – Но мне это важно! – взмолилась Алиэ, едва сдерживая слёзы. – Пойми ты, наконец, наше счастье – не игра! Не ролёвка! Это навсегда… Потому я тоже хочу жить, как ты, думать, чувствовать! Я хочу научиться любить по-эльфийски!
   Если бы она знала, как красива сейчас! Как дорога ему в своём искреннем порыве! Ярослав и раньше с трудом представлял, сможет ли он расстаться со своей возлюбленной принцессой, но сейчас неизбежность грядущего пути стала особенно невыносимой. Алиэ хочет разделить с ним его судьбу, какой бы та ни оказалась. Она примет любое его решение. Она будет ждать столько, сколько потребуется, пусть даже всю жизнь. Можно ли быть слабым рядом с такой девушкой?! Но сумеет ли он изменить предначертанное?…
   – Я должен лететь в Америку, – наконец, сказал Итиль. Его тихий, печальный голос острой болью отозвался в сердце напряжённо застывшей Алиэ. – Сэм вчера всё угадал, кроме одного – это моя дорога. Я не знаю подробностей, но чувствую, что вместе с Руа, Фроди и Ласом мы сможем раскрыть тайну «ведьминой болезни». Группа специалистов уже готова к вылету, осталось несколько человек – студентов нашего вуза. Я вижу свою судьбу, но… Фроди отчего-то медлит. Ты ведь понимаешь, правда? Я клялся ей в верности, и потому она в ответе за мою жизнь… Что могло случиться? Не знаю… А объяснений просить бесполезно!
   Итиль с горькой улыбкой заглянул в широко распахнутые глаза своей подруги. «Теперь ты всё знаешь, – подумал он. – Но легче ли от этого?»
   За окном сгустились сумерки. Полумрак окутал комнату, стушевав очертания книг и картин. Только яркий луч фонаря, падая сквозь незашторенное окно, выхватывал на столе чёткие контуры тетрадей. «Инквизиция… – вздохнула про себя Алиэ. – Вот к чему ты готовишься, дорогой мой рыцарь. Фроди просто жалеет тебя, и я её так понимаю! Возможно, она ещё надеется изменить твою судьбу…»
   Итиль вздрогнул и нахмурился. Можно было подумать, что он читает её мысли! Однако лучник молчал, решив, видимо, что наговорил уже достаточно лишнего. Наташа невольно улыбнулась: как он красив, когда сердится! Рядом с таким человеком ей тоже нельзя быть слабой!
   – Послушай, – заговорила Алиэ с жаром и страстью, так что Ярослав невольно проникся этой уверенностью, – Руа и Фроди обязательно найдут выход – на то они и волшебники! Нет неизбежности… вернее, я в неё не верю! А ты справишься с любой задачей, где бы ни находился! Ведь уже сейчас твоя судьба – и моя тоже! Пусть я не эльф, может, это и к лучшему: вместе мы сможем больше! Только не отворачивайся, не уходи в свои миры! Я всегда с тобой! Разве можно иначе?!
   – Нельзя, – прошептал Ярослав, нежно обнимая её колени…
//-- * * * * * --//
   Её губы – словно алые маки, сладкий предвестник очарованного сна. Глаза – голубые озёра, бездонность небес. Вся – стремительный порыв весны: такая же сумасшедшая, бредовая, нестерпимо близкая и обескураживающе непредсказуемая. Песня! Тугая тетива лука, струна арфы, натянутая до исступления, до крика – так, что больно держать и страшно выпустить.
   Звёздными бликами расцвечены стёкла, словно снежинками в Новый год. Осенняя, пряная прохлада в бережных пальцах, в волосах, струящихся невесомым шёлком. Жаркой волной, болью и трепетом, мыслью – непойманной, растворённой в густом городском небе цвета переспелой вишни…
   Только не покидай!..
   Спал ли он?… Грезил с открытыми глазами: маки, вишни – тоже алое, как костры, и такое же жгучее, дурманящее. Такое… – и нет. Живое. Вишни… На нежной, гладкой кожице не тает роса, отражая солнечные лучи; внутри – переплетение жилок, сок, биение пульса. Не раскалённое марево зноя – горячая жажда жизни. Способность питать, делиться. Беспечность лета, щедрость осени. Земля. Женщина…
//-- * * * * * --//
   Ночь. Тихая ночь в золотом Лориэне [57 - Лориэн – край, которым правила эльфийская королева Галадриэль (см. Дж. Р.Р.Толкин). Здесь: намёк на то, что видение послано Руаэллин.]. Серебром отсвечивают гладкие стволы. Звёздный покой отражается в раскрытых чашечках цветков эланор и нифредил [58 - Нифредил – цветок, обычно выраставший на могилах доблестных героев (см. Дж. Р.Р.Толкин)]. На их золотых и белых лепестках играет тайна. Зелёный холм Керин-Амрот [59 - Керин-Амрот – холм в Лориэне, место упокоения Арвен (см. Дж. Р.Р.Толкин)], откуда вечно слышится шум прибоя и крики морских чаек. В путь, Вестник, в путь! Корабль уже ждёт тебя в Гаванях [60 - Гавани – место, откуда уходили корабли в Аман, Благословенный Край, забирая с собой эльфов, задача которых исполнена (см. Дж. Р.Р.Толкин)], отсюда он хорошо виден. Белые лепестки нифредил устилают твою дорогу, их тонкие стебли тянутся вослед шагам, их крошечные сердечки бьются в унисон твоему. Ступай, Вестник! Иди навстречу своей судьбе!
   Но не зря растёт на холме Керин-Амрот золотой эланор! Цветок жизни, так похожий на маленькое солнышко. Пряхи свивают несколько нитей в судьбу – так прочнее и надёжнее. Не в силах уклониться от выполнения своей задачи, можно идти к цели разными путями. Слышишь, Вестник! Ступай, не медли…
//-- * * * * * --//
   Внезапно разбуженная призрачной песней, Алиэ открыла глаза. Они проговорили почти до утра и уснули тут же, на тахте в библиотеке. Первые рассветные лучи уже пробрались в комнату, робко ощупывая корешки книг, скользили дальше – по стеллажам и вышивкам, по гобеленовой обивке тахты. Падали на ресницы Ярослава, путались в них и, выбираясь на свободу, ласково гладили бледные щёки. Итиль чему-то улыбался во сне. Улыбнулась и Алиэ. Опасаясь разбудить своего друга, она тихонько скользнула на пол и на цыпочках подкралась к письменному столу. Ей хотелось внимательнее рассмотреть книги и тетради, чтобы понять, какой именно темой из истории «средних веков» интересуется сейчас Итиль. Может быть, узнав это, она сможет решить, как помочь ему?
   Тетрадь с лекциями открыта на странице про инквизицию. Внутрь вложен листок, наполовину исписанный чётким, твёрдым почерком Ярослава. Конспект? Стихи…

     На высоком холме
     Под зелёной травой
     Я нашёл бы приют.
     Я нашёл бы покой,
     Где ветвей золотых
     Переменчива тень,
     Тихий отдых сулит
     Их звенящая сень.
     Слушать шелест волны,
     Клики птиц в вышине,
     Голос твой в вечно юной,
     Певучей струне.
     И не ведать о том,
     Что корабль этот – мой! —
     Скоро берег покинет
     Дорогой ночной,

     И умчится в тревожную,
     Чёрную зыбь
     Под стенанья ветров,
     Под молчание рыб.
     Что же там? – дальний берег,
     Объятый тоской
     От бессменности лет,
     От разлуки с тобой…

     Там чужая любовь
     Прогорела дотла:
     Вместо памяти – дым,
     Вместо тела – зола.
     Свет предвечный не виден
     Закрытым глазам,
     Не подняться молитве
     К благим небесам.

     Их костры – не очаг,
     Не рыбацкий уют;
     Голоса исступлённо,
     Надрывно поют…
     Это страх, это боль,
     Это смерть… Это стон,
     Так похожий на странный,
     Горячечный сон!

     Я не верю в него!..
     Но пора уплывать:
     Кораблю на причале
     Не вечно стоять.
     Только взгляд твой прощальный
     За мной полетит —
     Белой чайкой, звездой,
     Сильмариллом [61 - Сильмариллы – волшебные камни, с которыми оказалась тесно связана судьба народов, населяющих Арду (см. Дж. Р.Р.Толкин)] в пути…

   Потрясённая до глубины души, Алиэ едва перевела дыхание. Листок жёг ей руки, но положить его на место она не могла. Вздрагивая всем телом, девушка спрятала стихи в потайной карман платья и попятилась к выходу. «Вот оно что! – Мысли лихорадочно плясали, цепляясь друг за друга. – Смерть ждёт тебя, ходит по пятам! Ты знал… и не смог сказать…»
   Предчувствия не обманывают эльфов! Но как же так?! Это её возлюбленный, её единственный принц! Другого никогда не будет… Да, она ждала бы его сколько нужно, из любой, даже самой длительной поездки. Разве не одна у них судьба?…
   Девушку вдруг осенило. «Одна судьба! – обрадовано подумала она, хватаясь за эту мысль, как за последнюю соломинку. – Конечно! Если ты останешься здесь, Руа и Фроди сумеют защитить тебя! А я поеду в Америку, я справлюсь, не сомневайся!» И, захватив необходимые документы, Наташа выбежала из дома. Она спешила к Руаэллин, торопясь завершить все бумажные формальности до того, как об этом узнает Ярослав.

9

   Через четыре дня Алиэ уехала. Все, кто знал её, удивлялись этому решению. Особенного рвения к дальним путешествиям Наташа никогда не проявляла, да и с языком у неё было не очень.
   – Подумаешь, язык! – говорила девушка в ответ на настойчивые расспросы знакомых. – Там и выучу его – на месте. А вот второго случая пообщаться с суицидниками, боюсь, не будет. Мне же самой это интересно!
   Оправившись от первого шока, родители одобрили решение дочери: языковая и медицинская практика никогда не окажется лишней. К тому же, за океаном Наташа не останется без присмотра: Валерий Николаевич созвонился с Кейт, и американка уже с нетерпением ждёт в гости подругу его племянника. Всё складывалось более чем удачно.
   Но ни родители, ни знакомые не знали, что всё свободное время, оставшееся до отъезда, Алиэ вместе с Итилем, Ласом и Фроди проводит у Руаэллин. Разговаривали они в обстановке строгой секретности, и никто не смог бы предположить, что девушка отправляется в Америку не ради практики, а облечённая особой миссией. Самой Алиэ подобное положение вещей казалось скорее забавным: она была не против поиграть в шпионов и супергероев. Но, видя сосредоточенную серьёзность волшебниц и Ласа, Наташа начинала верить, что затея эта – опасная, и значит надо быть как можно более осторожной.
   Немое отчаяние Итиля вообще нельзя было выразить словами. Известие о том, что Алиэ отправляется в Америку, он принял, как трагическую неизбежность. Остановить её Ярослав не пытался, не произнёс ни единого слова упрёка или одобрения, только, казалось, ещё больше замкнулся в себе.
   – Я вернусь! – говорила Наташа, умоляюще глядя в потухшие глаза своего друга. – Дождись меня! Обещаешь?
   Пытаясь улыбнуться, Ярослав только крепче сжимал её руку, и Алиэ отчётливо ощущала, как тяжело у него на душе. В эти моменты ей самой нестерпимо хотелось разрыдаться и, бросившись на шею возлюбленному, умолять: «Ругай меня, пожалуйста, хочешь – бей, только не молчи, слышишь?!» Но чтобы не расстраивать его ещё сильнее, Наташа брала себя в руки и только тихо говорила:
   – У нас с тобой одна судьба. На моём месте ты бы поступил так же…
   Итиль, конечно, соглашался, но легче от этого не становилось.
   Наконец, настал день отъезда. Избегая долгих прощаний, Алиэ не позволила друзьям провожать её до аэропорта. С ней отправились только родители и Руаэллин. Последние улыбки, поцелуи и рукопожатия – и машина тронулась с места.
   – Пока, Алиэ! До встречи! – прокричал вслед Лас, видя, как, высунувшись из окна, Наташа машет им рукой.
   – До встречи… – едва слышно повторил Ярослав.
   Сэм положил руку на его плечо. Плутовские глаза менестреля лучились нежностью и теплотой.
   – Такая девушка! – заметил он восхищённо. – Ты, Яр, держись, не раскисай! Она у тебя одна! А мы всегда рядом будем. Правда, Лас?
   Эльфёнок только кивнул. У него не находилось слов, чтобы выразить всю бурю чувств, нахлынувших в момент прощания. «Всё-таки есть настоящая любовь! – повторял он себе с удивлением и гордостью за друзей. – Пусть, что хотят, говорят, но есть! Я видел, я теперь знаю!»

Часть вторая. У кошки девять жизней

1

   Октябрь подходил к концу. Бабье лето закончилось рано, и вот уже вторую неделю без перерыва моросил мелкий холодный дождь. Под порывами ветра листья быстро облетали с деревьев, густо устилая асфальт и размазываясь по нему, словно паштет по бутерброду. Везде блестели лужи, серые тучи ходили низко, едва не задевая крыши девятиэтажек.
   Настроение у Ласа было сродни погоде – пасмурным. Смутная тревога, которую он ощутил ещё в начале сентября, сейчас разрасталась, порой заставляя нервничать и раздражаться по пустякам. Напряжённое ожидание витало в воздухе, и эльфёнок признавался себе в том, что ему совсем не хочется развлекаться. Свободное время он теперь делил на две части: вечер проводил у Ярослава в обсуждении темы курсовой, а ночью выискивал в Интернете материалы по «ведьминой болезни». Мама радовалась: наконец-то её непутёвый сын повзрослел и всерьёз занялся учёбой! И Назар не спешил её разочаровывать: он понимал, что с головой окунуться в науку – это сейчас для него, пожалуй, единственная возможность не думать о кострах инквизиции.
   С Руаэллин Лас виделся достаточно часто, но, в основном, в университете, где возможностей поговорить об интересующих его вещах совершенно не было. В связи с предстоящей защитой кандидатской диссертации Марта Всеволодовна была вынуждена просить изменить своё расписание, и теперь на курсе, где учился Лас, философия стала едва ли не основным предметом. Экзамен предполагалось сдать после Нового года, с небольшим отставанием от основной сессии. Но студенты на судьбу не жаловались: гораздо лучше сдать философию у своей преподавательницы – молодой и весёлой, чем у какого-нибудь чужого зануды с кафедры.
   Несмотря на частые встречи с эльфами в стенах университета, предметов разговора, входящих в сферу дружеского общения Руаэллин не касалась. То ли не хотела задевать чувства других студентов и давать повод к ненужным разговорам о несуществующих «любимчиках», то ли опасалась быть услышанной нескромными ушами. Лишь однажды, когда они случайно остались одни в аудитории, Руа взглядом подозвала Назара и заговорщически шепнула:
   – Вчера Алиэ звонила. Всё идёт по плану!
   Эльфёнок открыл было рот, чтобы спросить подробности, но в дверь уже входили студенты следующей группы. Волшебница моментально превратилась в преподавательницу (Лас всегда поражался, как быстро и незаметно у неё это выходило) и, взяв со стола стопку листов, протянула оторопевшему эльфу.
   – Назар, ты всё равно понесёшь журнал в деканат, отдай, пожалуйста, эти контрольные четвёртому курсу. Группа «Б» там рядышком, в восьмой аудитории.
   Лас кивнул и, улыбаясь, едва ли не бегом бросился исполнять поручение Руаэллин. Эти слова, сказанные строгим учительским тоном, на самом деле означали: «Передай скорее Итилю, что у Алиэ хорошие новости». Влетев в восьмую аудиторию, где занималась группа Ярослава и где Назара все знали прекрасно, эльфёнок прямо с порога крикнул:
   – Четвёртый курс! Контрольные по психологии!
   Подбежали студенты, стали смотреть листочки и обсуждать оценки. В этой суматохе Лас успел шепнуть Итилю: «Вечером мы идём к Руа: Алиэ звонила, есть хорошие новости!» Лицо Ярослава осветилось счастливой улыбкой. Как бы ни было тяжело юному принцу, но в целях конспирации приходилось мириться с тем, что его возлюбленная из Америки звонила только Руа или Фроди. Итиль прекрасно понимал, что сейчас им с Ласом надо вести себя как можно осторожнее, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, и, находясь в курсе всех событий, связанных с «ведьминой болезнью», самим оставаться в тени.
   Наташа звонила редко, торопливо и скупо сообщая то, что ей удалось выяснить, общаясь с больными. Все они панически боялись смотреться в зеркало и бредили кострами инквизиции. Иногда кто-нибудь из них упоминал «синюю смерть» или «синий ужас», однако после таких воспоминаний беднягам требовалось срочно давать успокоительное. О себе Алиэ не рассказывала ничего, но Ярослав готов был поклясться, что спокойствие и трезвая оценка ситуации уже сейчас даются ей с большим трудом.
   Сам Итиль был стоически спокоен. Он вёл себя так же, как раньше, словно ничего не случилось: учился, смеялся с друзьями, ходил в клуб и библиотеку. Неделю назад его дядя уехал в длительную командировку в столицу, однако это обстоятельство практически никак не отразилось на образе жизни племянника. На расспросы приятелей об Алиэ, он с беспечной улыбкой говорил, что у неё всё в порядке, а подробности Наташа расскажет сама, когда вернётся. Лас удивлялся спокойствию принца сумеречных эльфов и… не верил ему. Вечерами, когда они с Ярославом обсуждали тему курсовой по «истории средних веков», Назар отмечал про себя, какой у его друга уставший взгляд. Когда же наступало время прощаться, Итиль неизменно бледнел и прятал глаза. Он не хотел оставаться один.
   Однажды, уже после лекций, Лас за какой-то надобностью забрёл в ту часть здания, где занимались филологи. Потеряв нужное направление, эльфёнок медленно шёл по пустому коридору, заглядывая во все аудитории в поисках ориентиров. За одной из дверей он услышал голоса, но, двинувшись, было, навстречу, вдруг остановился. Говорил Сэм:
   – Ты форменный псих!
   – А что теперь делать прикажете? – насмешливо поинтересовался другой голос, в котором Лас с удивлением узнал голос Итиля. – Или ты караулить меня вздумал?
   – Если понадобится, буду под дверью спать, – огрызнулся Семён. – Только нечего тебе шляться по ночам, где ни попадя!
   – Ты меня ещё поучи! – Ярослав, казалось, намеренно издевался. Но менестрель не поддался на провокации.
   – Придурок! – почти ласково заметил он. – Анжела ведь всё знает! Глупо искать приключений тогда, когда они сами вот-вот тебя найдут!
   – Спасибо, утешил!..
   Лас попятился назад. Лучше уйти сейчас, а то, не дай бог, ещё узнаешь чужую тайну. Если бы Итиль хотел что-то рассказать ему, он бы уже давно это сделал. Однако эльфёнок смутно чувствовал, что этот нарочито насмешливый тон друга сродни его собственной подавленности. «Мы оба сходим с ума от ожидания… каждый по-своему, – подумал он, выходя на улицу. – И Фроди понять можно: я-то у Руа постоянно на виду, а за Итилем не уследишь, особенно ночью. Вот она и просила Сэма приглядеть…» Назар вдруг торжествующе улыбнулся: если волшебницы так заботятся о них, значит, эльфам действительно отведена серьёзная роль во всей этой истории.
   – Лас!
   Эльфёнок обернулся. Его догонял Ярослав – в расстёгнутой куртке, с рюкзаком, небрежно перекинутым через плечо, растрёпанный и… весёлый. Лицо его светилось задорной, плутовской улыбкой, карие глаза излучали счастье, и это казалось тем более странным, что радоваться-то вроде было нечему.
   – Ты спешишь?
   Назар неопределённо пожал плечами:
   – Нет. А что?
   – Пройдёмся?
   – Угу…
   Они молча вышли из ворот университета и направились в сторону парка. Лас чувствовал, что разделить радость Итиля он не в силах: на душе сейчас было тяжело и хмуро, хотя, казалось бы, для этого тоже нет серьёзных причин. Но особенное внутренне неудобство доставляло воспоминание о только что услышанном разговоре. Идти рядом с другом, зная, что совсем недавно ты подслушивал за дверью то, что твоим ушам не предназначалось… И хотя всё действительно вышло случайно, но до чего же погано себя при этом чувствуешь!
   – Итиль, прости, – вдруг сказал эльфёнок, остановившись посреди улицы. – Я нечаянно слышал ваш разговор с Сэмом. Всё так глупо получилось!.. Мне бы сразу уйти…
   Но вопреки ожиданиям Ласа Ярослав не рассердился. Даже не удивился.
   – Знаю, – подмигнув, коротко бросил лучник. – Там не было ничего такого… секретного. Просто Фроди волнуется, да и Сэм туда же.
   Назар непонимающе заморгал:
   – Знаешь?!
   Итиль рассмеялся.
   – Напряжённое ожидание на всех по-разному действует, – заметил он. – Ты засыпаешь на ходу, у меня чувства обостряются. Что тут удивительного?
   – Наверно, ничего, – вздохнул эльфёнок. – Мне как-то в последнее время особенно муторно. Словно с головой засасывает в болото. Пока барахтаюсь, силы уходят, а толку никакого…
   Ярослав озабоченно глянул на друга. Вид у эльфёнка действительно был более чем подавленный.
   – Болото? Может, ты чувствуешь то, что не с тобой происходит? У меня такое бывает иногда…
   – А если не со мной, то с кем?
   – Ну… – Итиль задумался. – Ты о ком чаще всего думаешь в последнее время?
   Назар пожал плечами.
   – Сам не знаю, мысли разбегаются. О тебе думаю, об Алиэ, о волшебницах наших… А иногда такое накатит: вижу лица незнакомые – мелькнут и тонут в красном мареве. Я тот закат всё забыть не могу…
   – Закат… – пробормотал Ярослав, видимо вспомнив о чём-то. – Слушай, может это тебя на мысль наведёт. Я когда от вас ушёл в тот вечер, долго бродил, пока окончательно не заблудился. Опомнился у птичьего озера, там чёрный лебедь на волнах качался. Там же впервые возникло очень странное чувство: будто я звёзды в себе собираю. Падают они с неба, а я их руками ловлю и к груди прижимаю – уходят звёзды прямо в сердце. Удивительно и сладко, и прекрасно непередаваемо, только больно потом по-настоящему. А теперь это чувство всё чаще возникает. Так много уже во мне звёзд скопилось, что стали рваться наружу. Тесно им. Фроди чувствует, что у меня сердце барахлит время от времени, оттого и волнуется. Только дома одному сидеть тошно! Как ты уходишь, меня словно раздирает – на улицу, на воздух, а ноги сами в парк тащат, к птичьему озеру.
   Назар оторопело глядел на друга.
   – Сэм прав, – наконец проговорил эльфёнок с нескрываемым восхищением. – Ты форменный псих.
   Ярослав расхохотался.
   – Глупости, всё под контролем! Светлая Варда не даст мне пропасть, пока предназначение своё не исполню! Да и тебе волноваться не о чем, просто делай, как сердце велит.
   – Почему не о чем волноваться?
   Итиль сразу стал серьёзен.
   – Понимаешь, мы не случайно оказались втянутыми в эту историю. Значит, нам предначертано что-то такое… – он сделал паузу, подбирая нужное слово, – важное, что положит конец всей «ведьминой болезни». Я думаю об этом каждый день. И звёзды стал собирать не от нечего делать: сердце само рвётся им навстречу. А если Фроди до сих пор не вкатила мне нагоняй за самодеятельность, значит, пока всё идёт по плану.
   – Но мы же рыцари, воины! – Ласа вдруг прорвало. – Ты хоть знаешь, с кем мы сражаемся? Меня порой страшно мучает сознание того, что Алиэ там работает, а мы тут… И хотелось бы сделать что-то, только ума не приложу – что и как!
   Эльфёнок от досады даже ногой топнул. Итиль усмехнулся:
   – Делать – не всегда значит мечом махать. Жди. К тому же, ты сейчас занимаешься темой инквизиции.
   – Ты про курсовую? – удивился Лас.
   – Именно. Почему-то сдаётся мне, что твоя работа просто обязана быть лучшей. Оттого и помогать тебе взялся.
   Эльфёнок задумчиво пошевелил носком кроссовка кучку мокрых осенних листьев. Друзья находились в парке, достаточно далеко от тех тропинок, по которым гуляли обычно. Вокруг не было ни души. Смеркалось.
   – Как-то по другому я себе эту войну представлял… – пробормотал Лас. Порывшись в карманах, он достал кулон, подаренный Руаэллин, и фотографию Ники. Смущённо улыбаясь, эльфёнок вдруг протянул свои сокровища Итилю.
   – Помнишь, ты спрашивал, смогу ли я тебе свою жизнь доверить? Смотри – вот здесь сейчас моя жизнь, вся, без остатка! Как оно так получается?!
   Ярослав бережно взял кулон, поднял его за цепочку так, чтобы исчезающий вечерний свет блеснул весёлыми искорками в камне, и, улыбаясь, застегнул на шее Ласа.
   – Этот амулет слишком драгоценен, чтобы ты носил его в кармане! Даже догадываюсь, кто его тебе подарил…
   Эльфёнок смотрел на друга широко распахнутыми глазами: перед ним вновь стоял Лунный рыцарь. Белый камень в серебряном венце переливался призрачно и прозрачно, а взгляд лучился мягким звёздным светом. То, что говорит он сейчас – истинная правда!
   Итиль внимательно рассматривал фотографию. Руаэллин, помнится, тоже сильно заинтересовалась этим снимком…

     Девять жизней у кошки моей, девять звёзд,
     Девять утренних солнышек, радужных рос.
     Девять разных улыбок на алых губах,
     Девять сказок таится в лучистых глазах.

     Только ты для меня неизменно одна!
     В новогоднюю ночь наступает весна,
     Под пушистою лапкою тают снега,
     Утихает сварливая вьюга-пурга.

     Я тебя сберегу от коварных волков,
     Хитрых лис, зимних сумерек и сквозняков.
     Через тени и мрак я иду за тобой!
     Девять жизней у кошки моей дорогой.

   Улыбаясь ласково и как-то отрешённо, принц сумеречных эльфов вернул Ласу фотографию.
   – Береги её, прячь, никому не показывай! Эта девочка не простая. А я не всегда смогу быть рядом с тобой…
   Опять Итиль говорит загадками! И к чему ему сейчас виделась чёрная кошка? Мелькнула, как те призрачные лица, и ушла в закат. Только под лапами будто снег похрустывал. Лас затряс головой, отгоняя видение. Однако вместе с кошкой исчез и Лунный рыцарь. А от Ярика объяснений не дождёшься. Досадно!
   Эльфёнок со вздохом убрал фотографию в карман.
   – Пойдём?
   Итиль кивнул и уверенно зашагал по тёмным, незнакомым тропинкам. Лас шёл следом, стараясь не отставать. Он сейчас отмечал в себе странную внутреннюю перемену: тяжёлые и неприятные ощущения исчезли бесследно, стало легко, весело и даже захотелось петь.

2

   В этом приподнятом, беспричинно радостном настроении Лас вернулся домой. Едва стукнула входная дверь, из комнаты моментально вылетела одна из сестёр-близняшек и, подпрыгнув, повисла у брата на шее.
   – Ритуля-красотуля! Ритуля-красотуля! – пропел Назар, подхватив малышку на руки и поднимая к самому потолку. – Что ты скачешь, как солнечный зайчик?
   – Ай, высоко! – смеялась девочка. – И Раечку потом так же, ладно?… Мама говорит, мы зимой к Бабе-Яге в гости поедем!
   – Не к Бабе-Яге, а в избушку на курьих ножках! – пропищала вторая сестрёнка, показываясь в освещённом дверном проёме комнаты.
   Близняшкам Рае и Рите было уже почти шесть лет, но больше четырёх им обычно не давали. Обе крохотные, шустрые, как мышата, с льняными кудряшками и огромными голубыми глазами. Мама рассказывала, что и Назар в детстве был таким – все его принимали за девочку. Эльфёнок обижался и уходил к папе, который, посмеиваясь, замечал, что характер у сына всегда был трудным. Сейчас, глядя на сестёр, старший брат по праву гордился ими: несмотря на кукольную внешность и наивную веру в сказки, девочки росли бедовыми и любознательными, в дворовой компании всегда были заводилами и в обиду друг друга не давали.
   – На курьих ножках? – переспросил Лас удивлённо. – И где же она – эта избушка?
   – В лесу, под Калугой, – Из комнаты выглянула мама. – Мыши, дайте Назару покушать! Папа вам паровоз настроил.
   С радостным визгом сёстры тут же полетели к папе, а Лас вместе с мамой отправился на кухню.
   – Что-то случилось? – поинтересовался эльфёнок, усаживаясь за накрытый стол.
   Мама выглядела очень озабоченной.
   – Сегодня Марина звонила… Тётя Марина, подруга моя. Помнишь Нику? Вы вместе в детстве играли.
   Назар едва не выронил ложку. Ещё бы он Нику не помнил!!! Но ведь не будешь маме объяснять, что вот уже целый месяц он повсюду с собой таскает её фотографию! Огромным усилием воли взяв себя в руки, старательно скрывая волнение, Лас небрежно кивнул:
   – Помню. Как она?
   Ой, как колотится сердце! Сейчас из груди выскочит! И руки дрожат… Мама, говори же скорее, что случилось?!
   Раньше тётя Марина вместе с дядей Лёшей и Никой, дочерью от первого брака, жили в соседнем коттедже. Потом купили квартиру в Калуге и переехали. Назар ещё тогда удивлялся: если не знать, что дядя Лёша Нике не родной отец, ни за что не догадаешься! Он всегда играл с ней, водил в цирк, в зоопарк, даже книжки читал на ночь! А в последний год они вместе часто ходили в парк, на карусели. Нике тогда было восемь лет, а Назару – одиннадцать…
   – Странное что-то с девочкой происходит, – вздохнула мама. – Марина и звонила посоветоваться. То всё за компьютером сидела, как и ты, училась хорошо. А сейчас криком кричит – не хочу в школу! И ведь последний год, выпускной класс… Хочу, говорит, к бабушке в деревню, чтобы ни телевизора, ни компьютера в глаза не видеть. Двойки стала приносить, с подругами никуда не ходит, и плачет – отправьте меня в деревню! Марина сама думает, что это – переходный возраст, повышенная возбудимость, или в школе какой-нибудь конфликт. Надо просто разобраться. А Алексей встал на сторону Ники: в деревню, и точка. Говорит, возьму отгулы, поживу там с ней до Нового года, тёще помогу, только лишь бы дочку не расстраивать.
   Помолчав, мама снова вздохнула. Назар с тревогой смотрел на неё, чувствуя, как забился, запульсировал под футболкой солнечный камень авантюрин.
   – Ну, и что ты сказала? – наконец, спросил эльфёнок.
   Мама покачала головой:
   – Ничего пока, обещала перезвонить. С одной стороны, Марина права – нельзя в последний год бросать учёбу. Да только кругом такое творится! «Ведьмина болезнь» эта… Вдруг и Ника подхватила? Её же, заразу такую, не распознаешь, пока с человеком беда не случится.
   Назар помрачнел. Ещё не хватало, чтобы его подружка покончила с собой! Какой он тогда, к чертям собачьим, эльф?! Надо срочно что-то делать! Он, конечно, помчался бы в Калугу прямо сейчас, но главная беда была в том, что он и сам не знает, чем можно помочь.
   – Мы решили этот Новый год провести у них в деревне, – сказала мама. – Вы с Никой наговоритесь, и малышам развлечение: у Василисы Михайловны в сундуках много интересного хранится. Как ты на это смотришь?
   – Позитивно! – кивнул Назар.
   Солнечный камень под футболкой продолжал пульсировать. Казалось даже, что теперь он начинает нагреваться. Ника… Что-то он упустил!.. «Эта девочка не простая, – вспомнились вдруг слова Лунного рыцаря. – Береги её, прячь, никому не показывай!»
   – Мам, – позвал эльфёнок, спохватившись, – она про ведьм или про костры не говорила? Или про что-нибудь синее?
   – Ничего, вроде. Только телевизор перестала смотреть, к компьютеру не подходит и от зеркал шарахается.
   – Что-о?! – по выражению лица сына мама тотчас поняла, что подтвердились её самые плохие предположения. Назар вскочил, дикими глазами оглядывая всё вокруг, словно уже готовый бежать на помощь. – Я знаю… читал про это… Пожалуйста, уговори тётю Марину! Очень прошу! Чтобы сделали всё так, как Ника просит, пусть это и кажется полным бредом. Ей нужно прятаться!..

3

   Поднимаясь в свою комнату, Лас чувствовал, как дрожь нетерпения охватывает его всё сильнее. Началось! Война уже близко! Это не где-нибудь в Америке или Японии, это совсем рядом – в Калуге! И хотя пока в Центральной России официально не было зарегистрировано ни одного случая «ведьминой болезни», Назар знал, что гроза готова разразиться с минуты на минуту. Только что же делать?…
   Сейчас эльфёнок напоминал сам себе гончую, учуявшую запах добычи. Странно было вспоминать, что ещё с утра он смотрел на мир, словно через мутное стекло, вяло и апатично отмечая происходящие не с ним события, – теперь хотелось действия. Период ожидания закончился.
   – Ты прав, Итиль, – бормотал Лас, вытаскивая из рюкзака тетради и диски, – моя курсовая должна быть лучшей! И я её сделаю раньше других! И вообще все экзамены надо сдать автоматом! Учиться… Буду учиться!
   Это не было внезапно возникшей манией величия – юный эльф понимал: чем раньше он сдаст сессию, тем раньше увидится с Никой. Экзаменов на втором курсе было не так уж много, и, что самое главное, их можно было попробовать сдать досрочно. Если всё сложится удачно, в начале декабря он окажется совершенно свободен! А это на целый месяц раньше запланированного срока. Эльфёнок чувствовал, что Ника что-то знает. Не зря он таскал с собой её фотографию с того самого вечера! Эта девочка непостижимым образом оказалась втянута в события, будоражащие сейчас весь мир.
   И ещё одна тема не давала Назару покоя. Как-то в сентябре, до отъезда Алиэ, они с Руаэллин говорили о добре и зле. Позже, провожая Наташу в Америку, Фроди сказала: «Что бы ни случилось, следи за своими чувствами. Ненависти быть не должно! Иначе они сразу найдут тебя, а вместе с тобой – нас. Помни, ненависть гасится прощением». Но как простить тех, кто причинил боль тебе и твоим близким? Как – не ненавидеть?! Не искать виноватых? Не наказывать преступников? Или это – совершенно разные понятия?
   «Бог есть любовь. Добро и зло едино в основе своей, и дуаль присутствует в каждой единице творения».
   «Руа, я понимаю это… умом, – мысленно беседовал эльфёнок со своей наставницей. – Но сердцем не могу! Если с тобой что-нибудь случится, или с Итилем – да я горло за вас перегрызу кому угодно! Из-под земли достану! Какая уж тут любовь?!» Но всё-таки нужно было учиться прощать. Волшебница объяснила, что эмоция ненависти обладает особыми энергетическими характеристиками, которые, уходя в пространство, выдают наше местонахождение той силе, что стоит за всеми проявлениями «ведьминой болезни». «Ей нужен страх – страх смерти. А ненависть она просто нейтрализует. Нам нельзя быть замеченными, нужно действовать тайно. Учись прощать».
   И эльфёнок добросовестно учился. Несколько раз за это время он даже в церковь ходил, беседовал со священниками. Однако те говорили книжные истины, и после подобных бесед у Ласа неизменно возникало разочарование. Вроде бы всё верно, но то, о чём рассказывали святые отцы, было ориентировано скорее на утешение страждущих, чем на удовлетворение практического любопытства. Церковь знала ЧТО делать, но ни слова не говорила о том, КАК добиться определённого состояния сознания. В отчаянии Лас отправился к Руаэллин.
   – Руа, я ничего не понимаю! Они говорят – молись. Я пытался, только чувствую, если встречусь с этой силой в физическом воплощении, кто бы ни был – ударю! И молитва не поможет!
   Волшебница смеялась:
   – Ты слишком горяч! Но ударить можно и не имея в сердце ненависти.
   – Как?
   – Очень просто. Если знаешь, что сильнее. Разве ты будешь ненавидеть маленькую злую собачку? Ты просто отгонишь её палкой, пройдёшь мимо и забудешь о ней.
   – Верно… – удивлённо протянул эльфёнок. – А зачем тогда молиться?
   – Молитва укрепляет дух, тренирует сознание. И на каком-то этапе ты вдруг ясно ощутишь – что Бог есть любовь, и что он – в тебе, он – это ты. Просто почувствуешь, что это так и никак иначе. Тогда и доказывать ничего не нужно будет.
   – А священники это знают?
   – Конечно! – рассмеялась Руаэллин. – Оттого они тебе готового рецепта и не сказали: ведь путь к Богу у каждого свой.
   Вспоминая этот разговор, Лас снова и снова мысленно повторял, что всех прощает, что сердце его наполнено любовью ко всему живому. Он старательно начинал читать молитвы, но тут же признавался себе, что думает о совершенно посторонних вещах, и со вздохом прекращал это занятие. «Прекрасная Йаванна [62 - Йаванна – валар, покровительница всего, что живёт и растёт (см. Дж. Р.Р.Толкин)], дарительница жизни, можно, я буду к тебе обращаться за помощью? Мне совсем не важно, есть ты на самом деле или просто выдумка Профессора, но я не знаю, каким богам молиться! Я жил в стране, где Бога не было, потом он вдруг появился, но я не могу верить в то, чего не чувствую! А в природу я верю, знаю, как мудро она устроена, и что человек – её неотъемлемая и очень важная часть. Итиль говорит с Вардой, и она всегда помогает ему! Значит, и ты, прекрасная Йаванна, можешь помочь, если я буду очень просить?»
   Обращаясь к дарительнице жизни, Лас и не предполагал, что ищет веру в своём собственном сердце, и что путь к прощению ему теперь открыт.
//-- * * * * * --//
   Отложив вышивку, Руаэллин улыбнулась. «Путь к Богу у каждого свой! – подумала она. – А ты, мой дорогой эльфёнок, свой путь, похоже, уже нашёл. Вера приведёт тебя к прощению, а сердце укажет правильную дорогу».
   Волшебница встала и подошла к зеркалу. Хмурая, осенняя ночь заглядывала в комнату сквозь незашторенное окно. Подготовительный период завершён, пора действовать!
   – Ну, что ж! – произнесла молодая женщина, подмигнув своему отражению. – Мы готовы встретить незваных гостей. Добро пожаловать!

4

   Фроди склонилась над столом. Перед ней лежала карта Центральной России, вся размеченная красным маркером. Жрица напряжённо думала, пытаясь найти закономерности в переплетениях жирных и пунктирных линий, и бормотала себе под нос:
   – Что бы ты там ни говорила, Светлая, но есть у них база данных! И план готовый был. Иначе бы «ведьмина» зараза так стремительно не разбежалась по всему миру. Дай срок – найдётся и змеиное кубло! Только теперь нам много работы предстоит, малыш, – да благословит тебя пресветлая Варда!..
//-- * * * * * --//
   Ярослав был дома. В эту ночь он не пошёл гулять, как обычно. Фроди расстраивать не хотелось, да и Сэм волнуется вполне искренне. Ещё чего доброго и впрямь станет под дверью ночевать! Он такой, он может.
   Но одиночество было просто невыносимым! С тех пор, как уехал дядя, Итиль не находил себе места. Оставаясь один в пустой квартире, он чувствовал, как полузабытые детские страхи возвращаются вновь. Отчим… Танька… Пьяные компании, ругань и побои… Старая боль ощущалась физически, и снова хотелось сунуть голову под холодную воду – забыть всё! Забыть… Не получается.
   Именно в такие моменты он опрометью выскакивал из дома и бежал, куда глаза глядят. На освещённом перекрёстке становилось немного легче – там люди. Пусть у них свои заботы, но здесь всё же теплее, чем в пустой квартире, наедине с детскими кошмарами. Потом – в парк, к птичьему озеру, собирать звёзды. Это чувство было новым и необходимым – волшебное, волнующее, оно подхватывает и уносит в сказочные дали, дарит забвение и даёт силы для нового дня. Правда, потом всегда побаливает сердце и становится трудно дышать… Но оттого, что звёзды внутри горячие, живые, боль не доставляет никакого неудобства.
   Интересно, есть на земле такие же, как он? Кто собирает звёзды? И зачем это нужно? Сегодня Лас показал фотографию девочки, и у Итиля возникло странное ощущение, будто не девочка это вовсе – а кошка. Чёрная кошка, гуляющая сама по себе среди звёздных миров. Она никому не принадлежит и ничего не боится. Она знает многое, но никому не расскажет о том, что видела в своих путешествиях. Почему? Просто потому, что она – ничья.
   Телефонный звонок раздался внезапно. Ярослав вздрогнул и нерешительно протянул руку к трубке: кому это он понадобился в четвёртом часу ночи?
   – Алло! Яр? Я не знала, кому позвонить, – Задыхающийся, всхлипывающий голос Мирославы узнать было трудно. – Антон с ума сошёл: он вешался! Его бабушка плачет, а я дома одна. Звонить в «скорую»? Или не надо? Он мечется, нас не узнаёт, говорит, что подлец, и по нему самому костёр плачет…
   – Костёр?! – Ярослав вдруг почувствовал, как сердце его на мгновение остановилось. Дыхание перехватило и, едва шевеля немеющим языком, он выдавил в трубку:
   – Не надо «скорую». Я уже еду.
   Антон, он же Добрыня, был первым факельщиком реконструкторского клуба. Кроме поистине фантастических штук, которые он выделывал с горящими предметами, Добрыня ещё пыхал огнём и ходил по раскалённым углям. Это занятие всегда доставляло ему непередаваемое удовольствие, и должно было случиться что-нибудь совершенно из ряда вон выходящее, чтобы Антон отказался от своего хобби. С Итилем он познакомился благодаря Мирославе – своей однокласснице и соседке по лестничной клетке.
   Выскочив из дома, Ярослав поймал такси. Антон… Читать про «ведьмину болезнь», слушать официальные сообщения по телевизору – это одно. Но когда страшный недуг начинает поражать твоих друзей… Что же делать? Фроди, конечно, знает, она непременно подскажет там, на месте. В последнее время принц сумеречных эльфов постоянно ощущал близкое присутствие своей наставницы. Несомненно, Фроди наблюдала за ним, и если бы он сделал что-то не так, дала знать. А сейчас надо спешить. Быстрее!
   Дверь в квартиру Антона была распахнута настежь, Мирослава – бледная и серьёзная – ждала на пороге. Едва заслышав шаги по лестнице, девушка бросилась навстречу.
   – Яр! Ты пришёл… Это то самое, да?!
   О «ведьминой болезни» знали все. Знали, что она поражает внезапно, и лекарств от неё пока не найдено. Но почему Мирослава позвонила именно ему? Как она догадалась, что Итиль действительно может помочь? Ярослав окинул молодую славянку испытывающим взглядом: сухие, горящие глаза, прерывистое дыхание. Рука, сжимающая его руку, нервно вздрагивает.
   – Ты ведь поможешь? Правда? Ты можешь всё!
   Лучник попытался улыбнуться:
   – Помогу. Иди, успокой бабушку.
   Войдя в комнату, он первым делом завесил зеркало и экран телевизора подвернувшимися под руку покрывалами. Окно уже зашторено, а других отражающих предметов вроде не видно. Так. Спокойно. Нельзя поддаваться эмоциям!
   Неудавшийся самоубийца тихо лежал на кровати, безучастно глядя в потолок. Его пытливые зелёные глаза подёрнула дымка отрешённости, чёрные волосы беспомощно растрепались по подушке, а на губах застыла горькая полуулыбка. На шее Антона Итиль заметил вспухший багровый рубец. Присутствия в комнате людей юный факельщик словно не замечал, время от времени он бормотал что-то сам себе, но слов разобрать было невозможно: пораненное горло пропускало только хрипы и стоны.
   Стараясь унять волнение, Ярослав медленно подошёл и присел на край кровати. Добрыня на это никак не отреагировал. Тогда Итиль осторожно взял его за руку. Холодная, чуть влажная ладонь вздрогнула – и только. Что же делать?… Вдруг белый камень в серебряном венце лунного рыцаря вспыхнул яростным светом. Радужные лучи на мгновение озарили комнату и, едва задержавшись на бледном лице больного, растаяли в тёмных озёрах его безумных глаз. Ярослав почувствовал неприятный ледяной озноб во всём теле, неизвестно откуда накатила тошнота, а голову сдавило ощущение внутреннего пожара. Но эхо далёкой, чужой боли было мимолётным – тотчас же белый камень в венце запульсировал, забился настоящими ударами живого сердца.
   Антон вдруг дёрнулся всем телом и со стоном повернул голову. Взгляд его теперь был вполне осмысленным.
   – Руку… сюда… – прохрипел он, рванув рубашку так, что пуговицы полетели в разные стороны.
   Итиль послушно прижал ладонь к его груди. Удары сердца становятся всё ровнее, дыхание – глубже и тише. Но чьё же это сердце так бьётся? Антона? Или его собственное? Так сладко!.. И больно. Сознание мутнеет, хочется петь и смеяться. Добрыня, ты видел звезду? Она теперь твоя! Возьми! Как она прекрасна…
   Когда Мирослава влетела в комнату, Итиль смеялся. Он был белым, как льняное полотенце, тёмные глаза сверкали удивительным блеском, и он смеялся! А Антон сидел на кровати, растирая шею.
   – Жив, Мира! – прохрипел он, обращаясь к застывшей на пороге потрясённой девушке. – Эта синяя сволочь больше не имеет надо мной власти!
   – Что ты сделал, Итиль? – воскликнула молодая славянка. Но лучник только весело улыбнулся, и словно бы не ей, а кому-то невидимому.
   – Не сейчас. Ладно? Никто не должен знать, что я здесь был! – И, слегка пошатываясь, он направился к выходу. Мирослава предложила вызвать такси, но Итиль отказался: он дойдёт, здесь недалеко.
   Юный принц шёл по пустынному предрассветному городу и напевал что-то весёлое. Он был счастлив. Теперь он знает, что делать с теми звёздами, которые живут в его сердце! Он знает своё предназначение…

5

   В конце ноября выпал снег. Вопреки прогнозам синоптиков он не растаял, и, проснувшись однажды утром, люди увидели, что город стал белым. Белые крыши, клумбы, тротуары… На ветках деревьев налипли белые шапки, и парк превратился в сказочный лес. А снег валил и валил. Дворники не успевали очищать улицы, на дорогах образовались пробки. Люди вязли в сугробах, но в воздухе витала радость обновления, отражаясь улыбками на всех лицах. Зима пришла! Скоро Новый год!..
   А повод для радости действительно был не шуточным. Свирепствующая по всему миру эпидемия «ведьминой болезни» каким-то непостижимым образом упорно обходила регионы Центральной России. Медики тут же принялись изучать этот феномен и выяснили любопытные подробности. Пострадавшие всё-таки были! Но случаи заболевания не оканчивались смертельным исходом, и выздоровление наступало на удивление быстро. Повторные обследования не находили у бывших суицидников никаких психических отклонений. На вопросы о том, как им удалось обойтись без медицинской помощи, все как один говорили о какой-то звезде, якобы спустившейся с неба и рассеявшей мрак в сознании. Являлось ли это правдой или было остатками бреда, медики сказать не могли. Но один факт не вызывал сомнений: кто-то нашёл действенное лекарство против страшного заболевания. Изолированные в карантинных зонах больные по всему миру тоже постепенно начали выздоравливать. Только говорили они уже не о звёздах, а о цветах и бабочках, внезапно появляющихся перед их мысленным взором и возвращающих ясное видение мира.
   В университете эти новости обсуждались всеми – преподавателями и студентами, а когда пришло сообщение из бостонского санатория, что больные начинают выздоравливать и что, возможно, уже в феврале карантин будет снят, – всеобщему ликованию не было предела.
   – Ярик, ты рад? – тормошил друга менестрель. – Слышал, в феврале Алиэ вернётся? Осталось всего два месяца!
   Итиль только молча улыбался. Семён волновался неспроста: в последнее время Ярослав тихо таял. У него постоянно кружилась голова, а тёмные пятна под глазами говорили о хроническом недосыпании. Может, было и ещё что-нибудь, но юный принц выглядел вполне счастливым, а о неприятностях со здоровьем предпочитал не распространяться.
   Друзья сидели в пустой аудитории на самом верхнем этаже особняка. Раньше здесь, вероятно, жила прислуга, а теперь в маленьких комнатках с низкими потолками занимались филологи. За крохотными окошками белел занесённый снегом город.
   – Я давно хотел с тобой поговорить, – начал вдруг Сэм решительно. – Скажи честно, ты болен?
   – Вот утешитель на мою голову выискался! – вздохнул Ярослав. – Всё в порядке со мной! Не веришь?
   – Не верю! – Менестрель категорически замотал светлым чубом. – Вижу, что ты не спишь.
   – Ну и что?
   – И не ешь.
   – Не успеваю.
   Семён демонстративно возвёл к потолку зелёные очи.
   – С тобой с ума сойдёшь! Так и буду каждое слово клещами вытаскивать? Что ещё? Голова кружится? Сердце болит? Уж не беременны ли вы, королева Гвиневера?
   Откинувшись на спинку стула, Ярослав расхохотался. Среди ролевиков его иногда называли «рыцарь Гвен», потому что когда-то, в шуточном спектакле про короля Артура он играл Гвиневеру. Справедливости ради, все мужские роли там были отданы девочкам…
   – Чего вспомнил! – сказал Итиль, улыбаясь: на Сэма сердиться было невозможно. – А с какой это радости тебя моё здоровье так волнует?
   – Хотелось бы, чтобы к приезду нашей принцессы ты был ещё жив!
   Но вдруг, отбросив шутовской тон, менестрель заметил вполне серьёзно:
   – Лас уезжать собирается. Надолго. Хочешь, я у тебя поживу?
   Ярослав опустил голову. Улыбка исчезла с его лица, уступив место выражению тоскливой, безысходной усталости. Сэм, как никто, знает, насколько тяжелы для него одинокие вечера в пустой квартире. Алиэ и дядя далеко, а теперь ещё Лас… Но просить и жаловаться… Ни за что! Лучше умереть, чем показать свою слабость! Только Сэма не обманешь, оттого он и предлагает помощь, чутким сердцем угадав, что главный враг Ярослава – одиночество.
   – Мне не важно, чем ты по ночам занимаешься, – горячим шёпотом заговорил менестрель, – что у вас за дела такие с Анжелой, Ласом и Руа. Но не могу же я тебя бросить! Буду в магазин ходить, обед готовить. Слышишь, Яр? Ты же друг мне, чёрт возьми!..
   Так и получилось, что в день, когда выпал первый снег, Семён временно переехал к Ярославу. Узнав об этом, эльфёнок обрадовался: теперь его не будет мучить совесть за то, что оставил друга в трудную минуту, теперь он сможет полностью сосредоточиться на предстоящей поездке.
   Все зачёты и экзамены были позади. В деканате, конечно, удивились, когда второкурсник Назар Щукин подал заявление о досрочной сдаче сессии, но парень учился хорошо, и ему пошли навстречу. Немало посодействовала здесь и Руаэллин. Она вошла в деканат в тот самый момент, когда дотошный Рюрик, временно совмещающий должности заведующего кафедрами Отечественной и Всеобщей истории, выспрашивал причины, побудившие Назара к столь поспешному и отчаянному решению.
   – Понимаете, – бормотал Лас, чувствуя, что ни врать, ни сказать правду просто не в состоянии, – семейные обстоятельства… Форс-мажор.
   – Так форс-мажор или семейные обстоятельства? – допытывался Рюрик.
   В этот момент вошла Руаэллин.
   – И то, и другое, Александр Павлович. Ты прости, пожалуйста, Назар, что я вмешиваюсь и выдаю твой секрет.
   Эльфёнок покраснел, чувствуя, что если он врать не может, то сейчас за него это сделает его наставница. А Руаэллин как ни в чём не бывало снова повернулась к Рюрику:
   – Родственница у него чуть не покончила с собой. «Ведьмина болезнь». В декабре они всей семьёй уезжают проведать.
   Заведующий кафедрами сразу стал серьёзен.
   – Вот оно что. Ладно, облегчим твою участь, студент. Я за свой период могу хоть сейчас пятёрку автоматом поставить. Где там твоя зачётка?
   Лас покраснел ещё сильнее и благодарно глянул на Руаэллин. Но та, словно не заметив этого, уже склонилась над столом, отмечая что-то в журнале. Тем временем Александр Павлович со странным выражением на лице разглядывал зачётную книжку Назара, причём, открывать её не торопился – разглядывал корочки.
   – Гм… Ну-ну, господин Щукин… – бормотал он удивлённо.
   Лас медленно перевёл взгляд на грозного Рюрика, соображая, чем могли бы быть вызваны столь странные замечания, – и тут же замер на месте с открытым ртом. Завкафедрой держал в руках зачётку – его зачётку! – но в новеньких, твёрдых синих корочках. Эльфёнок снова вопросительно воззрился было на Руа, однако преподавательницы в деканате уже не было: либо она неслышно вышла, либо растворилась в воздухе, как это умеют делать волшебники.
   Теперь заявление Назара было подписано без лишних вопросов. Все препятствия к сдаче экзаменов моментально рассеялись, и уже через несколько дней в его зачётной книжке красовались необходимые отметки. Как и предполагалось, к началу декабря эльфёнок оказался совершенно свободен.

6

   Леса под Калугой глухие. Не зря Кутузов, сдав Москву Наполеону, именно здесь готовил к бою армию и ополчение! По обе стороны трассы бежали деревья, занесённые снегом, и лишь изредка в этот монотонный пейзаж вклинивалась распаханная пустошь с зеленью озимей или полузаброшенная деревенька. Но когда машина свернула на просёлок, стало совсем грустно: за окнами потянулись нескончаемые еловые леса. «Как там говорят? В ельнике – удавиться? И правда, лучшего места не найдёшь!» – думал Лас, внутренне удивляясь, почему Ника так настойчиво просилась из города сюда, в глухомань? Он в детстве бывал в Калуге с родителями – ходили в музей Циолковского, в планетарий и в парк. Этот светлый, красивый город напоминал Назару расписной ларец, который купец из сказки «Аленький цветочек» привёз своим дочерям из-за моря.
   Деревенька, где сейчас обитала Ника, была небольшой, наполовину брошенной. Почти у всех её жителей имелись в городе квартиры, куда перебрались молодые семьи. И только старики, упорно не желавшие покидать родной очаг, зимой поддерживали здесь иллюзию жизни. Семья тёти Марины не была исключением. Василиса Михайловна, бабушка Ники, не захотела переезжать, когда дочь купила в городе квартиру, и осталась в своём бревенчатом доме с русской печкой и колодцем во дворе. Впрочем, жилище бабушки Василисы теперь почти ничем не напоминало сказочную избушку: это был просторный, добротный дом с застеклённой верандой и новеньким крыльцом. К печному отоплению добавился «котёл» АГВ, имелся здесь водопровод, газ и свет. Вот только телевизионной антенны не было, а ближайший телефон располагался на почте, на другом конце деревни.
   Щукиных встретили очень радушно. Тётя Марина и дядя Алексей ничуть не изменились за те годы, что Назар не видел их. Бабушка Василиса оказалась бодрой и бойкой, она сразу же взяла под свою опеку близняшек, разморенных дорогой.
   – Пойдёмте, цыплятки, в горницу! Я вам настоящую печку покажу, там, в чугунке щи вас дожидаются. А завтра будем ёлку наряжать!
   Оробевшие было Раечка и Ритуля тут же развеселились и затараторили наперебой:
   – Ба, у тебя кошка есть?
   – А мышка?
   – А ты сказки знаешь?
   – Расскажешь сказку?
   Бабушка Василиса улыбалась, лучики морщинок разбегались от её добрых глаз.
   – Знаю много сказок, цыплятки! Мы с внучкой каждый вечер друг другу сказки рассказываем…
   Назар вдруг спохватился: где же Ника? Она не вышла встречать гостей…
   Когда бабушка увела близнецов, а суета приветствия немного улеглась, к нему обратилась тётя Марина:
   – Вот ты какой вырос, Назар! Не узнала бы, так изменился! Настоящий жених!
   Лас смутился. Однако в полумраке сеней можно было не опасаться, что мамина подруга заметит его предательский румянец, потому эльфёнок сразу же приступил к расспросам, стараясь придать голосу будничный тон:
   – А где Ника? Она знает, что мы приехали?
   Тётя Марина вздохнула:
   – Знает, Назар, в том-то всё и дело… Что с ней происходит, понять не могу. Может быть, тебе расскажет? Вы почти ровесники, и в детстве дружили… Пойдём: пока мы с твоими родителями стол накроем, вы поговорите.
   В небольшой, но достаточно просторной комнате, куда привела его мамина подруга, было темно. Несмотря на то, что на улице только начинало смеркаться, окна были плотно завешены непрозрачными шторами. Мягкий, рассеянный свет давали только поленья, потрескивавшие в камине, и Лас догадался, что эта комната находится в новой, недавно пристроенной части дома. Ничто не указывало на то, что здесь кто-то есть, однако тётя Марина уверенно позвала куда-то в темноту:
   – Ника, солнышко! Назар приехал! – кивнула ему ободряюще и вышла.
   Едва стукнула, закрываясь, дверь, в дальнем углу за комодом послышался шорох. Тревожные глаза сверкнули, поймав отблески пламени, но их обладательница не спешила покидать своё укрытие. Лас улыбнулся про себя.
   – Ника, это я! Это точно я! – сказал он громко и весело.
   Однако его подружка по-прежнему пряталась за комодом, словно чего-то ожидая. Назар нерешительно переступил с ноги на ногу, глядя, как вспыхивают в камине поленья. Мысль о том, что девочка сошла с ума, он отмёл сразу: слишком горячее, нетерпеливое ожидание блеснуло в тёмных глазах. Значит, она боится. Чего? Чужого, незнакомого… Они так долго не виделись! Разве угадаешь, кем теперь стал мальчик, с которым она играла в детстве?
   Незнакомого?! Назара вдруг осенило.
   – Хорошо, тогда давай знакомиться! – сказал он, внимательно вглядываясь в темноту. – Меня зовут Лас-эл-Лин Анариэ.
   Снова за комодом послышался шорох.
   – Анариэ? – переспросил тихий, мелодичный голосок. – Так это ты – Солнечный рыцарь?
   – Да, – подтвердил Назар, удивлённый тем, что Ника знает его эльфийское имя.
   – Не верю… – с сомнением произнёс голосок. – Я его не таким видела…
   Ох уж эти девчонки! Лас даже немного расстроился: попробуй теперь докажи, что ты – это ты! Только где же Ника могла его видеть?… Ему вдруг вспомнилась чёрная кошка, ушедшая в закат, когда он показывал Итилю фотографию своей подружки… Но если он видел Ярослава в образе Лунного рыцаря, значит сам может показаться Нике в образе Солнечного? Правда! Смотри, Ника, это я!
   Тёплый, красноватый с искорками камень несмело сверкнул в золотом венце. Золотые волосы до плеч, решительные глаза, светлый плащ с жёлтыми узорами. Да, это, несомненно, он – Солнечный рыцарь, Анариэ! Она выбрала его своим хозяином после того, как он спас ей жизнь, вытащив из зеркального тупика. Она искала его следы повсюду, забиралась на разные астральные уровни [63 - Астрал, астральный план (от лат. «звезда») – мир эмоций, проекция человеческих чувств. Здесь: универсальное пространство, в котором возможна наиболее полная реализация духовных возможностей героев.Астральный мир не вступает в конфликт с материальным, а наоборот, пронизывает его, дополняя существующие образы новыми значениями.Поэтому одни и те же люди и события в астральном и реальном мире могут выглядеть по-разному.], и только однажды, месяц назад, ей вновь удалось увидеть своего спасителя: он стоял рядом с другим рыцарем – в сером плаще и серебряном венце с белым камнем. Она отчаянно рванулась навстречу, но видение растаяло, лишь когти, неприятно скрипнув, скользнули по чему-то красному и гладкому. Теперь же он был рядом, и в это счастье верилось с трудом!
   Назар сам не ожидал такой реакции: едва сверкнул авантюрин в его венце, на секунду озарив комнату тёплым светом, Ника выскочила из своего укрытия и бросилась юному эльфу на шею.
   – Это ты! Ты! Я тебя везде искала!
   – Погоди, удавишь! – смущённо бормотал эльфёнок. – Ты – кошка?
   – Майя – «иллюзия», – кивнула девочка.
   Теперь, стоя у камина, он, наконец, смог её рассмотреть. Ника оказалась очень маленькой и тонкой для своих неполных шестнадцати лет. Чёрных цыганских кос с бантами не было и в помине, вместо них худенькое личико обрамляло очень милое каре с мелированием кисточками, делавшее девочку окончательно похожей на прирученного комнатного зверька. Кошачья грация просматривалась во всех движениях, а тёмные, совершенно непрозрачные глаза с длинными ресницами время от времени загадочно щурились.
   – Кошка… – повторил Назар ошеломлённо. – Итиль прав: ты – непростая!
   – Это тот, другой рыцарь с белым камнем? – промурлыкала Ника, потёршись щекой о его руку. Хотя сам Лас был небольшого роста, девочка едва доставала ему до плеча.
   – Да. А ты откуда знаешь?
   – Видела вас вместе. И ещё много чего видела, я потом тебе расскажу!..
   Когда тётя Марина заглянула в комнату звать их к ужину, Назар и Ника вполне дружелюбно беседовали, расположившись на коврике у камина. К огромному удивлению мамы, Ника даже спустилась в горницу, где был накрыт праздничный стол, и провела весь вечер с гостями – весёлая и довольная.

7

   Майя любила гулять по астральным тропинкам между звёзд. Реальность здесь постоянно менялась, и на одной и той же дороге нельзя было увидеть что-либо дважды. Но для кошки-оборотня не существовало страшных тайн и неразрешимых загадок. Она свободно перемещалась между астральными уровнями, порой пугая призрачных жителей и случайных посетителей этого удивительного мира.
   – Фу ты, чёрная кошка! – шарахались одни.
   Другие принимали её за Бастет – лунную богиню [64 - Бастет – в египетской мифологии богиня, принимающая образ кошки, покровительница женщин.], и пытались выпросить себе какие-то блага. Майя смеялась и исчезала, подобно Чеширскому Коту. Её улыбка ещё долго колыхалась перед поражённым просителем.
   Она любила играть со звёздами и подглядывать за запертые двери. Не то, чтобы ей нравилось узнавать чужие тайны, просто было весело тайком пробраться туда, где тебя не ждут, напугать или обрадовать обитателей определённого астрального уровня и растаять перед их носом, притворившись туманом или миражом. Майя любила пустые города – когда-то кем-то покинутые или просто ещё не населённые, с узкими каменными улочками и черепичными крышами домов. Порой в домах светились окна, но это совсем не означало, что там кто-то живёт. Хотя, возможно, в какой-то комнатке заезжий волшебник пишет книгу гусиным пером, или греет чайник на керосиновой лампе вечно простуженный и ворчливый архивариус – хранитель места.
   Она любила оставить свои следы на песке у придуманного кем-то моря, или подложить тайком папирус с непонятными письменами, взятый из другого астрального уровня. Забавно видеть изумление на лицах авторов – создателей мира: «Откуда это? Я ничего об этом не знаю!» Чаще всего после таких шуток сюжет обретал новое направление, мир менялся, а чёрная кошка, отправляясь в новые странствия, довольно щурилась в приоткрытую дверь.
   Однажды, за странной синей завесой, студенистой и похожей на кисель, она увидела необыкновенно ясные глаза. «Интересно!» – решила для себя Майя. Завеса колыхалась, и кошка заметила, что время от времени в неё вливаются такие же синие студенистые струйки. «Несомненно, это запретная зона. Но кому и зачем надо отгораживаться таким странным способом?» Она наблюдала довольно долго: синее нечто то переливалось разными цветами, то посверкивало искрами, а то казалось ровным и гладким, словно стекло. Протянутая лапа исчезла в мерцающем тумане. Запахло дымом. Кошка зажмурилась и прыгнула прямо в синий кисель, навстречу неизвестности.
   Внутри было пусто. Отряхнув с шёрстки неприятный, дурно пахнущий дым, Майя огляделась. Она привыкла к иллюзорности и текучести астральных образов, которые порой проявлялись не сразу. Но здесь действительно было пусто. Лишь откуда-то доносилась странная песня на неизвестном языке. Она походила на отдалённый гул снежной лавины. Кошка замерла, прислушиваясь.

     – Тёмные знаки, тёмные знаки – будет светлее,
     Разум закружит, разум подхватит близкая тайна.
     Ты – отраженье, лишь отраженье этого мира.
     Рядом познанье эхом далёким ласковой боли…

   Несомненно, кто-то пел заклинания. Только смысл их Майя не смогла понять, как не старалась…
   …– А потом рука в чёрной перчатке схватила меня за шкирку, как нашкодившего котёнка! – обиженно сказала Ника.
   Они сидели рядом у камина, за окном давно уже была ночь, но Лас и его подружка не спешили укладываться спать. Разговор был слишком интересным.
   – Понимаешь, Назарка, со мной никто так не обращался! Никогда! – Голосок Ники предательски всхлипнул. – Я хотела в морду вцепиться этому нахалу, потому и запомнила его, чтобы мстить! Это был рыцарь, молодой, как одет – не рассмотрела, потому что сверху на нём был тёмный плащ, похожий на монашескую рясу, и так же верёвкой подпоясан. Сапоги выпачканы чем-то грязным и неприятным, и на перчатках следы той же вонючей жижи.
   – А лицо его ты запомнила? – спросил Назар, чувствуя, как волнение вместе с нежданным азартом подступают к горлу.
   – Только синие глаза. Ясные, острые, будто два стальных клинка. Какого цвета волосы, тоже не знаю, потому что капюшон до самых глаз был надвинут. Рыцарь держал меня своей вонючей перчаткой и разглядывал. Долго разглядывал. А потом вдруг затряс со всей силой: «Говори, кто тебя шпионить послал?» Я всё пыталась вывернуться и вцепиться ему в морду. Но тут услышала другой голос: «Отпусти её, Идальго». Этот подлец перестал меня трясти. «Да, ваше святейшество, – сказал он почтительно. – Но чёрная кошка здесь оказалась не к добру, возможно, кто-то пронюхал о вашем открытии». Это самое святейшество помолчало, а потом выдало такую фразу, что у меня вся шерсть встала дыбом: «Ладно, делай с ней что хочешь, только шкуру не попорти: она мне пригодится для следующей партии».
   – Для чего? – удивлённо переспросил Назар.
   Ника пожала плечами.
   – Для следующей партии, – повторила она. – А чего – не знаю. Да и не до этого тогда было. Чёрный рыцарь уже тащил меня сквозь какие-то мрачные коридоры – то ли замок, то ли старая крепость. Нижние этажи все пропахли плесенью, со стен капало что-то противное, похожее на синий кисель, из которого была сделана дверь в этот мир. Но меня знаешь, что удивило? Это безобразие, капавшее со стен, издали казалось настоящим зеркалом, а подойдёшь – шевелится, как живое. Идальго злорадно усмехался и бормотал что-то про зеркальный тупик. Мне впервые в жизни так страшно стало! Хотела проснуться, я так всегда делаю, если не знаю, как выбраться из какого-нибудь астрального мира. Но даже глаза открыть не получалось! Вижу себя, словно со стороны: как я лежу в комнате на своей кровати, – а встать не могу! Только думаю: «Вот, если выберусь отсюда, найду тебя и так располосую – сам себя не узнаешь!» Шкура им, видите ли, моя потребовалась!
   – Но ты ведь говорила, что можешь в туман превращаться? – спросил Назар. – Взяла бы и утекла из его перчатки!
   – Пробовала, – сказала Ника, досадливо покачав головой, – не вышло. В том мире, за синей стеной, наверно, только их законы действуют. Можно было бы перескочить на другой уровень, если бы Идальго стал открывать какую-нибудь дверь: тогда у пространства характеристики меняются. Я бы просто в его руках растворилась. Но ведь там ни одной двери не было! Только стены эти противные! Фу!
   Девочка брезгливо зашипела, словно настоящая кошка, и Лас невольно улыбнулся.
   – Но ведь ты же выбралась? Как?
   – А ты не помнишь? – Ника сверкнула тёмными глазами. – Совсем не помнишь?
   Назар вздохнул. Заёрзав на коврике, девочка весело рассмеялась:
   – Это же ты меня спас, Солнечный рыцарь!
   – Я?!
   – Конечно! Я искала тебя с тех самых пор!.. Идальго долго шёл по коридорам, уходящим вниз, в подземелья, но вдруг остановился. Ход закончился, перед нами была стена, покрытая той же самой зеркальной плесенью, что и всё вокруг. «Ну, вот и всё, лохматая шпионка! – сказал рыцарь в рясе, глаза его при этом злобно сверкнули. – Здесь от тебя только шкурка и останется!» И он, размахнувшись, с силой швырнул меня в стену. Я даже мяукнуть не успела! На секунду показалось только, что всё кругом красное, просто огненное, и я сейчас в нём сгорю! Но когда Идальго разжал руку, в пространстве всё-таки появилась небольшая щель. Кто-то с другой стороны будто только этого ждал: меня подхватили и втащили в мир, где цвели золотые деревья и летали огромные бабочки. Открыв глаза, я увидела Солнечного рыцаря: он смотрел на меня и улыбался. Тогда я вдруг поняла, что именно он спас меня, и этот сияющий мир – его мир. Здесь было безопасно. Можно спокойно заснуть, свернувшись на тёплой, душистой траве, что я, собственно, тут же и сделала… А когда проснулась, рыцаря уже не было, я лежала в своей комнате и почему-то думала о том, как давно мы с тобой не виделись.
   Назар озадаченно тёр лоб рукой.
   – Повезло тебе, – наконец сказал он. – Недаром говорят, что у кошки девять жизней! Только я не помню ничего такого…
   Ника удивлённо распахнула на него огромные глаза:
   – Как ты можешь не помнить, если я точно видела?! Это было в самом начале сентября, мы только неделю отучиться успели. Около полуночи я, как обычно, закрылась у себя с намерением побродить по мирам в своё удовольствие…
   – Около полуночи… – потрясённо прошептал вдруг Назар. – Да, именно около полуночи!
   Закат в парке, красные бантики на чёрно-белой фотографии… Ему тогда было так тревожно! И костры… костры инквизиции, впервые показанные ему Итилем… Значит, достав в тот вечер из коробки детский снимок своей подружки, он спас её! Он открыл ей вход в свой мир – радостный и безопасный – именно тогда, когда она больше всего на свете в этом нуждалась!
   – Вспомнил? – Девочка, казалось, не удивилась.
   – Вспомнил! – кивнул Назар. – Но зачем тогда ты в деревню перебралась? Ведь всё же закончилось хорошо.
   Ника с сомнением покачала головой.
   − Разве закончилось? Они меня ищут, заглядывают во все зеркала. Боятся, что я их тайну кому-нибудь расскажу. А я тебе уже рассказала, потому что отомстить поклялась – Идальго и этому… святейшеству. Будут знать, как на мою шкуру покушаться! А тебя я специально искала, потому что ты – сильнее их, и друг твой – Лунный рыцарь – сильнее. Я вам даже их логово могу показать!
   …Не знал эльфёнок, какая редкая удача для колдунов – добыть шкуру оборотня! Внезапное исчезновение чёрной кошки заставило Идальго долго биться в припадке бешенства: он поклялся найти и наказать шпионку во что бы то ни стало!

8

   В декабре везде, даже в глухой деревне, окружённой непроходимыми лесами, чувствуется скорое наступление праздника. В доме бабушки Василисы поставили настоящую, живую ёлку, и в горнице запахло хвоей и свежестью. Близнецы, Назар и Ника радостно носились по комнатам, играя в прятки, водили хороводы и громко распевали о том, как «маленькой ёлочке холодно зимой». Женщины достали откуда-то целый ящик старинных новогодних игрушек, которые так приятно было рассматривать по вечерам. Бусы из цветного стекла, картонные зайцы и снеговики, ватные клоуны вызывали у Василисы Михайловны поток воспоминаний. Подперев щёку рукой, бабушка сидела за деревянным столом и, улыбаясь, смотрела, как дети и внуки теперь играют в то, во что сама она играла в далёкие довоенные годы.
   – Деревня тогда большая была, Новый год всегда в клубе праздновали. Парни ёлку из леса привозили, ставили, а мы, девки, наряжали. Там, Мариночка, я с твоим отцом познакомилась. Он из города в наш колхоз приехал как молодой специалист. Хороводы водили, песни пели, малышам утренники готовили… А потом война. Я на Урал группу сирот повезла, Сашенька – на фронт. А когда вернулись – дома уже нет. Всё сгорело, только подвал и остался целым. А там – этот ящик, да бабкины кружева… Мы в сорок пятом тоже ёлку наряжали… Потом колхоз подняли, дом отстроили… Всё наладилось потихоньку. А потом и Мариночка родилась!
   Назар слушал эти рассказы очень серьёзно. Порой он представлял, как бы поступил сам, случись такая война сегодня, сейчас? Пошёл бы на фронт? Или остался в тылу работать? Наверное, остался… Как бы трудно не было, лишь бы не убивать! Он знает, что не сможет поднять руку даже на врага. Ударить – да, но не убить!.. А ведь сейчас такая же война, и все, кто участвует в ней, так же стоят перед выбором. Ему вдруг подумалось, что во время Великой Отечественной многие солдаты шли в бой без ненависти. Они убивали и умирали просто потому, что такова необходимость времени. Они воевали не с людьми, а за идею.
   «Значит, и мы воюем не с людьми? – думал эльфёнок. – Зла в мире достаточно, а если есть идея, то найдётся и тот, кто её реализует. Получается, что люди, виновные в распространении «ведьминой болезни», сами заложники ситуации? Если бы этого не сделали они, это сделал бы кто-то другой. И так же нашлась бы противоположная сила – не мы, кто-то ещё. Значит, воюют идеи, а не люди, и нам не за что друг друга ненавидеть! Так вот почему Руа так предостерегала от ненависти! Если ты сражаешься за идею, то из других миров очень сложно наблюдать за тобой: ты, как идея, везде и нигде. Но если твоё возмущение обращено к конкретному человеку, он ясно видит тебя в пространстве… Наша идея – жизнь. Мы сражаемся за неё, значит, погубить любую жизнь – недопустимо. Даже жизнь врага. Парадокс!»
   Придя к этому любопытному заключению, Лас тут же поделился им с Никой. Кошка только покачала головой:
   – Можно, конечно, допустить, что кто-то, болтаясь по мирам, вместо меня наткнулся бы на синий замок. Но это сделала именно я! И именно передо мной стоит выбор, как дальше поступить с полученной информацией! Однако если возникнет вопрос жизни и смерти, то я не знаю, чего от себя ждать. Майя порой делает такое, на что Ника никогда в жизни не решится!
   Эльфёнок серьёзно задумался. Может быть, и он просто не знает, на что способен? Ему иногда удавалось совершить невозможное, это происходило как бы само собой, но каждому важному событию предшествовала огромная духовная работа. Подготовительный период, как правило, отнимал столько времени и сил, что на конкретном деле сконцентрироваться даже не удавалось. Так было, когда он вытащил девочку из ядовитой трещины в пещерах, когда за один день помог разрешить многолетний конфликт отношений Семёна и Ярослава. Может, пора, наконец, начать действовать осознанно? Ника права, пора применить ситуацию к себе!
   Разговоры с детской подружкой не на шутку увлекали Назара. Ника удивляла его обширной эрудицией и парадоксальностью выводов, спорить с ней было интересно. Вечерами, устроившись на коврике у камина, прихватив с кухни вазочку с печеньем или яблоками, они подолгу обсуждали книги, музыку, исторические открытия или новые направления в науке. Иногда девочка рассказывала о том, что видела во время своих астральных путешествий, и эльфёнок только диву давался, сколько же она успела узнать и пережить!
   – А твои родные знают, что ты летаешь по ночам? – спросил как-то Лас.
   Ника сощурилась совершенно по-кошачьи.
   – Не-а! Зачем им? Ещё в больницу отправят, лечить. А так – сплю и сплю, никто будить не станет.
   – И никому не рассказываешь, что видела? – удивился Назар.
   – Никому!
   – А мне почему рассказала про синий замок?
   Девочка улыбнулась и замурлыкала:
   – Тебе можно, а больше – никому! Хочешь, ещё одну вещь расскажу?
   – Спрашиваешь!
   Назар приготовился слушать. Ника придвинулась ближе и заговорила таинственным шёпотом.
   – Однажды я бродила по Млечному Пути и вдруг заметила, что звёзд словно больше становится. Нет, думаю, это не астрономическое небо, меня опять занесло в чей-то мир! Дождалась, пока очередная звезда зажжётся, и когда дверца приоткрылась, скользнула туда.
   Смотрю – сидят две пряхи, так что я даже решила, что в какой-нибудь скандинавский миф зашла, и что передо мной – норны. Только странные это были норны! Одна светлая, молодая, сверкает вся, словно солнышко в полдень, и пряжа у неё на коленях сверкает, аж глазам больно! Пригляделась внимательнее – да это и не пряжа вовсе, а вышивка! И с полотна яркие бабочки слетают. Мне вдруг так играть захотелось, еле утерпела, чтобы не погнаться за ними! Вторая женщина – постарше, вся серебристым светом окутана, и нитки у неё в руках серебряные. Она эти нитки в клубки наматывала. Намотает клубок – глядь: а это уже звезда! Вот, думаю, откуда новые звёзды появляются! Готовые клубки серебряная пряха просто под лавку кидала, они там исчезали через какое-то время. А я ведь под этой самой лавкой и спряталась! Представляешь, искушение?! Столько клубков, столько бабочек! Ну, я и не выдержала, наконец, выкатила звезду из-под лавки и давай гонять между пряхами!
   Они смотрят, смеются, а работы своей не бросают. Вдруг у золотой в руках миска с молоком появилась. Я знаю, конечно, что в чужом доме есть ничего нельзя, иначе привяжешься к нему навсегда, да только запах у этого молока был таким… таким… ты себе не представляешь! Я и опомниться не успела, как миска оказалась уже пустой! Обе женщины погладили меня, дали наиграться и отпустили восвояси. Я потом этот мир ещё искала, только не нашла, и прях больше не видела.
   – Кто это был, как ты думаешь? – спросил Назар, чувствуя, как сладко замирает сердце, предчувствуя тайну и волшебство.
   – Не знаю, – Ника пожала плечами. – Но не норны. Может славянские оленихи – Лада и Леля [65 - Лада и Леля (иначе: Рожаницы) – в славянской мифологии богини жизни и плодородия. В мотивах народных вышивок можно встретить их изображение, как двух оленей или двух птиц по разным сторонам Мирового Древа.]? Только их всегда рядом с Мировым Древом изображают, а в том мире не было никакого дерева.
   Помолчав немного, девочка грустно добавила:
   – Зря я всё-таки молоко там пила. Теперь скучаю… Они такие добрые…

9

   – В новогоднюю ночь всегда происходят чудеса. Всем по заслугам воздаётся: добром – за доброе, злом – за злое. А малышам Дед Мороз со Снегурочкой приносят подарки! – ворковала бабушка Василиса притихшим близнецам. Раечка и Ритуля в заснеженной избушке на краю леса были абсолютно счастливы. Конечно, в такой Новый год с ними непременно должно случиться чудо! Впрочем, здесь в это верили все, а не только дети.
   Назар и Ника вернулись с улицы уже под вечер, похожие на два снежных сугроба. После обеда они с родителями до одури играли в снежки и строили крепость. Потом взрослые вернулись в дом – готовить праздничный стол, а молодёжь отправилась догуливать – кататься с горки на санках и собирать шишки в лесу. Только ввалившись в сени, и с трудом выбравшись из валенок, они поняли, насколько устали.
   – Мы – спать! – сообщил родителям раскрасневшийся с мороза эльфёнок.
   – Чур, не будить! Может, нам Дед Мороз приснится! – подхватила улыбающаяся, румяная Ника.
   И они, спотыкаясь и пересмеиваясь на ходу, поплелись к себе в комнату. В этом, конечно, не было ничего удивительного. Потому взрослые и не удивились…
   Как только закрылась дверь, Ника весело расхохоталась:
   – Ура! Сегодня мы вместе отправляемся бродить по мирам! Устраивайся, как тебе удобно, и – полетели! Только не выпускай меня из виду, остальное ты знаешь.
   Назар, целый месяц готовившийся к этому путешествию, немного волновался. Сегодня они договорились отправиться туда, где Ника видела вход в синий замок. Чёрная кошка подробно проинструктировала юного эльфа относительно астральных полётов, рассказала, как пользоваться плащом-невидимкой.
   – Главное – это чтобы нас не нашли, – говорила девочка. – Внутрь мы забираться не будем, покараулим снаружи. Запоминай дорогу!
   Наконец, удобно устроившись на кроватях, Назар и Ника притихли. Со стороны казалось, что они спят…
   … Солнечный рыцарь открыл глаза и огляделся. Вокруг была только чёрная пустота – словно бездонное осеннее небо, только без звёзд. О его ноги потёрлось что-то тёплое, из темноты сверкнули два золотых глаза.
   – Майя?
   – Мяу! – отозвалась кошка-оборотень. Вот она какая здесь!
   – Оружие брать?
   Кошка только заурчала, как показалось Ласу, весьма ехидно. В самом деле, какое оружие?! Они же не воевать идут!
   – Тогда вперёд!
   Чёрная пустота рванулась в разные стороны. Эльфёнок только удивлялся, как у него это получается? Но впереди, распластав лапы и вытянув в струнку длинный хвост, летела пушистая проводница. Шкурка её переливалась, хотя никаких источников света рядом не было, порой казалось даже, что от кончика носа до кончика хвоста пробегают искры статического электричества. Интересно, как же он сам здесь выглядит?
   Лас резко повернулся, представив, что смотрится в зеркало, и замер на месте. Прямо перед ним стоял необыкновенно красивый рыцарь, словно с картинки про эльфов, даже лучше! Светлые, сияющие волосы венчал золотой обруч с тёплым красноватым камнем. Иногда камень переливался искрами, переливались и радужные глаза Солнечного воина. Одет он был, как все прочие эльфы: светлая рубашка, камзол с золотым шитьём, штаны, сапоги. А пояс… «О, Элберет, это же мой пояс! Тот самый, что подарила Руаэллин перед первой ролёвкой!» – Лас удивлённо коснулся эмалевой пряжки, чувствуя, как бурная радость заливает всё его существо. О руку рыцаря ласково потёрлась чёрная кошка.
   – Пойдём?
   – Майя, это же я! Неужели такое возможно?!
   – Чему удивляться? – промурлыкало золотоглазое создание. – Здесь наш внешний облик отражает внутреннюю суть. Видишь, какова твоя душа?
   – Душа эльфа… – восхищённо выдохнул Лас. – Значит, я тоже настоящий, как Итиль?
   – Мр-р-к! – Майя вдруг подпрыгнула, оттолкнувшись лапами от чёрной пустоты, и устроилась на плече Солнечного рыцаря. – Почему бы нам сейчас твоего друга не пригласить? Вы же всегда вместе!
   – А как? – Эльфёнок впервые осознанно действовал в астральной реальности; всё, что он видел и чувствовал здесь, являлось новым и неожиданным.
   – Просто позови.
   – Просто?
   – Да ты уже позвал, когда о нём подумал! Встречай!
   Действительно, в чёрной пустоте вдруг замерцали серебряные лучи, и прямо перед ними возник принц сумеречных эльфов. Казалось, он даже не был удивлён.
   – Лас, ты звал меня? Что-то случилось?
   – Ой… Ты настоящий?
   Лунный рыцарь улыбнулся так, как это умел делать только он, и протянул руку. Узкая ладонь мерцала серебристым светом, но была вполне живой и тёплой. Лас чувствовал, что его просто распирает от восторга! Столько новых возможностей теперь открыто!
   – Ты где сейчас, Итиль?
   – Дома. Один… Благодарен тебе безмерно, но всё-таки не дело сейчас болтаться по мирам. Нас могут заметить.
   – Ну вот, хоть одна здравая голова здесь появилась! – проурчала кошка, спрыгивая с плеча Солнечного рыцаря. – Идём быстрее!
   И они втроём полетели куда-то сквозь чёрную, пустую бесконечность. Лас только удивлялся: как же Майя находит дорогу, ведь здесь ничего нет?! Но потом заметил, что чернота не везде одинаковая. В каких-то местах они словно летели по туннелям, где-то пересекали канавки. И вокруг то и дело вспыхивали разноцветные маячки, похожие на звёзды.
   – Это – другие миры, – пояснил Итиль, – нам туда не надо.
   – А как узнать, что движешься в верном направлении?
   – Просто представить свою цель. Сейчас нас ведёт очаровательная барышня, но второй раз ты и сам найдёшь дорогу… Кстати, куда мы летим? – спросил Лунный рыцарь, помолчав.
   – В очень странное синее место, – охотно ответил Лас.
   – Синее? Это интересно!
   Место действительно оказалось интересным. Набросив защитные плащи, рыцари притаились рядом с кошкой, которую в чёрной пустоте не выдавал даже блеск глаз. Перед ними возвышалась стена. Она вырастала из ниоткуда и уходила во все стороны, куда достигал взгляд, теряясь в бесконечности. Цвет стены определить было сложно: она мерцала, но камни казались мягкими. Время от времени струйки сизого дыма стекались сюда из пространства и, обретая человеческий облик, уходили в камень. Ласу вдруг вспомнились те призрачные лица, которые возникали порой в его воображении – эти люди имели такие же отрешённые, пустые глаза, и двигались так, словно невидимый кукловод дёргал их за верёвочки.
   – Мы пойдём внутрь? – спросил Итиль, поёжившись. Видимо, эти странные фигуры и у него вызвали какие-то ассоциации.
   – Нет, – ответила чёрная кошка, – там живёт Идальго и… его святейш-ш-шество.
   Даже в темноте друзья увидели, как шерсть её встала дыбом.
   Призрачные люди продолжали стекаться к стене. Однако Лас заметил, что не все они исчезают за ней безвозвратно. Многие потом возвращались, каким-то образом прожигая камни изнутри. Но теперь их взгляд уже не был пустым, а движения напоминали отчаянные попытки утопающего вынырнуть на поверхность. Выбравшиеся назад люди тут же бесследно исчезали, дыры в стене моментально срастались, однако было очень странно, что этого не замечают новоприбывшие. Некоторое время оба рыцаря и кошка с интересом наблюдали за немым спектаклем у мерцающей, мягкой стены. Но действие не менялось, и Итиль, наконец, заметил:
   – Похоже, это наши суицидники. А внутри – колдовской притон или база данных.
   Эльфёнок встрепенулся:
   – Точно?
   Было бы слишком большой удачей вот так, скитаясь по астральным мирам, наткнуться на змеиное гнездо! Но Руа говорит, что случайностей не бывает. Все события имеют свою причину…
   – Я узнал это чувство, – устало сказал Лунный рыцарь, – его ни с чем не перепутаешь! Эхом, отголоском, но оно отражалось и во мне, когда я дарил звёзды.
   – Дарил звёзды? – переспросила чёрная кошка, насторожённо поведя ушами. – Серебряные? Похожие на клубки?
   Итиль улыбнулся:
   – Разве? Хотя, может, и на клубки – они были мягкими и тёплыми.
   Майя довольно заурчала, а Ласу вдруг так захотелось рассмеяться, что он едва сдержался.
   – Я теперь знаю, кто наматывал звёзды и вышивал живых бабочек! – зашептал он, сгребая в охапку и радостно тормоша маленького оборотня так, словно она была обыкновенным котёнком. – И кто поил тебя молоком! И где этот мир! Мы туда ещё вернёмся, когда всё закончится!
   Вспомнив о своей наставнице, Ласу вдруг страшно захотелось отмотать время назад, чтобы самому посмотреть, как Руаэллин и Фроди соединяют искусственно разорванные «ведьминой болезнью» нити жизней. Время назад… А ведь это мысль!
   – Майя! – позвал он, удивляясь простоте и гениальности внезапно возникшей идеи. – Мы можем здесь отмотать ленту времени назад? Чтобы посмотреть, когда и кто построил стену?
   – Почему нет? – мяукнула кошка. – Задавай отрезки.
   При внимательном просмотре хроники событий выяснились любопытные детали. С конца октября, когда Итиль впервые подарил звезду Добрыне, число вернувшихся из-за стены заметно увеличилось. До этого назад выбирались лишь единицы, да и те долго топтались рядом, не решаясь идти дальше. Некоторые из них даже возвращались обратно, в киселеобразный камень. По сравнению с сентябрём, в августе призрачных фигур было не так много, в октябре же они повалили толпами. А в июле ещё не было самой стены.
   – Вот так статистика! – удивлённо качал головой солнечный рыцарь. – Кому-то очень срочно чужие жизни понадобились! В августе только пускали линию, а в сентябре дело уже встало на поток. Давай-ка, Майя, по дням отсчитывать, до постройки стены.
   Синий замок возник практически в одночасье. Он вдруг появился в чёрной пустоте, сверкая живыми зеркалами, и тотчас же скрылся за мягкой стеной от глаз любопытных астральных бродяг. Однако строителей нигде не было видно. Казалось, что он необитаем.
   – А зеркала? – предположил Итиль. – Разве не они населяют замок?
   – Зеркала – это плесень, – возразила чёрная кошка. – Я видела их близко. Фу!
   – Но, может быть, чужие жизни нужны именно для того, чтобы питать плесень? – сказал Солнечный рыцарь.
   – Замок из зеркал, замок из плесени… – бормотал Итиль. – Замок! Вот что главное! Кому-то нужно было построить замок!
   – Зачем? – удивился Лас. – Негде жить?
   – Свой мир, как ты не понимаешь! Свой мир со своими законами…
   Майя вдруг насторожилась. Сжавшись в комок, она встревожено зашипела и прыгнула в чёрную пустоту, увлекая за собой рыцарей.
   – Здесь Идальго! Быстро бежим из астрала!..
   … Назар открыл глаза и едва смог поднять руку, чтобы взглянуть на часы. Без десяти двенадцать. Ника, уже вскочившая с кровати, поняла этот жест.
   – Нам сейчас лучше не думать о том, что видели. Хотя бы полчаса.
   – Зачем? – простонал эльфёнок. Реальные ощущения возвращались медленно.
   – Чтобы не оставлять следов. Пойдём за стол, скоро Новый год!
   Назар с трудом поднялся. Он чувствовал себя разбитым, словно старая калоша. Как же его подружка так быстро перескакивает из мира в мир? Может, дело привычки?
   – Он нас не видел? – спросил эльфёнок уже в дверях.
   – Нет. Не думай об этом. Загадывай желание! Новый год наступает!
   Ника стремительно впрыгнула в освещённую горницу, где за накрытым столом собрались все, даже близнецы. Старинные ходики бабушки Василисы уже начинали бить полночь.
   С Новым годом! С новым счастьем!

10

   В городе повсюду гремели фейерверки. И без того светлое небо было раскрашено разноцветными брызгами огней.
   – С Новым годом! – доносилось из-за окон. – С новым счастьем!
   Прижимаясь пылающим лбом к холодному стеклу, Ярослав смотрел, как стекаются на центральную площадь к огромной, сверкающей ёлке люди. Его знобило. Он раздал уже почти все звёзды, и внутри стало непривычно холодно. Сэм уехал с родителями в Тарусу встречать Новый год и решать какие-то важные юридические дела. Возможно, он даже пропустит начало семестра. Алиэ сегодня не позвонит… Лас тоже.
   Ярослав вдруг улыбнулся, вспомнив, как стремительно они выскочили в реальный мир. Не думать! Хотя бы полчаса, пока не остынет их след в астральной бесконечности.
   Принц сумеречных эльфов оделся и вышел на улицу. Его сразу же окружил весёлый гвалт, в лицо пахнуло сыростью растоптанного снега и удушливым дымом фейерверков. Куда бы скрыться от всего этого?! На площади на него налетела пьяная девица в распахнутом полушубке и принялась поздравлять с Новым годом.
   – Что грустишь, красавчик? Вчера мой парень себе вены резал, а сегодня замуж зовёт. Выпей со мной на радостях! Не хочешь? Зря! Тогда возьми вот это. Да улыбнись же ты! С Новым годом! – Девица сунула ему в руки пакет и исчезла в пёстрой толпе.
   В пакете был целый ворох алых роз и коробка дорогих конфет. Ярослав улыбнулся: он помнил молодого юриста, которому вчера подарил звезду…
   В доме Руаэллин горел свет. Впрочем, сейчас свет горел почти во всех окнах, и это не было удивительным. Незапертая калитка отворилась тихо. Сад встретил Итиля таинственным шуршанием и мягким блеском снега под ясными звёздами. Дверь в дом тоже была не заперта. Прижимая к груди розы, принц сумеречных эльфов вошёл и замер на пороге: в комнате друг напротив друга сидели две женщины – одна молодая, светлая, сверкающая, словно солнышко в полдень; другая – постарше, окутанная серебристым лунным сиянием. Руаэллин вышивала последнюю бабочку, Фроди наматывала последнюю звезду.
   – Пришёл, малыш? – улыбнулась жрица. – Мы славно потрудились, пора и праздновать!
   Разделив букет на две части, Ярослав протянул розы женщинам:
   – С Новым годом! С новым счастьем!

Часть третья. Магистр и Идальго

1

   – Как уехала?! – Лас переводил непонимающий взгляд с деканши на Рюрика.
   – Марту Всеволодовну срочно вызвали её научные руководители.
   Руаэллин уехала в Петербург! Вот это новость в первый день семестра! Второй курс трагически молчал, но любому опытному преподавателю было ясно, что это – отнюдь не выражение покорности судьбе. Скорее, затишье перед бурей.
   – А наш экзамен?
   – Успокойтесь, – заверила студентов деканша, – экзамен состоится, как и назначено – через неделю. Принимать будет профессор Орлов с кафедры философии.
   Преподаватели уже покинули аудиторию, а ребята всё ещё тихо сидели, потрясённо переглядываясь. Только минут через десять их словно прорвало: все сразу вскочили с мест и заговорили хором.
   – Безобразие! Они не имеют права на сдачу авторского курса ставить другого препода!
   – Догадались, кого пригласить – Орлова! Он только у девчонок хорошо принимает, парням изначально шансов нет!
   – А нам что, по-твоему, легче сдавать? Когда он всех девушек взглядом раздевает и оценивает не знания, а размер бюста?!
   – Давайте скинемся на взятку? Прокатит?
   – Вряд ли. Этот старый козёл взяток не берёт, ещё ректору заложит!
   – А экзамен итоговый, в аттестат пойдёт.
   – Что же делать?!
   – И надо было Руаэллин уехать именно сейчас?!..
   Лас сидел, обхватив руками голову. Уехала! Уехала! А ведь ему так нужен совет мудрой наставницы! После разговоров с Никой эльфёнок словно бы увидел изнанку той войны, в которую оказался втянут. Он в полной мере почувствовал ответственность за каждый свой шаг, за каждую мысль. Да, кошка права: если именно ему досталась необходимость выбора, то надо выбирать! Надо действовать! Но как?! А тут ещё этот экзамен…
   Назар вдруг вскочил с места и, остановившись посередине аудитории, поднял руку, призывая товарищей к вниманию.
   – Ребята, тихо! Есть предложение!
   Все взгляды с надеждой обратились к нему: Назар был старостой одной из групп, возможно, он действительно придумал что-то дельное.
   – Сначала скажите, может, кто-то хочет сдавать у Орлова?
   Дружный язвительный хохот дал Ласу понять, что этот вариант всем одинаково ненавистен. Эльфёнок усмехнулся:
   – Понятно! Тогда я предлагаю восстание.
   Суть его предложения заключалась в том, чтобы весь курс написал прошение об отсрочке экзамена до возвращения Марты Всеволодовны.
   – Наша сила – в единстве! – говорил Назар. – Подписаться должен будет каждый! Потом выберем революционный комитет из нескольких человек, кто понесёт заявление в деканат. Не захотят мирно всё решить – дойдём до ректора, устроим скандал на кафедре философии. У нас два года читался авторский курс, и теперь никто не имеет права принимать по нему экзамен без участия в комиссии разработчика курса. А Руаэллин каково, представляете?! Она вернётся, а у нас всех в аттестате трояки по философии? Мы и её сильно подставим, если сдадимся на милость деканата!
   Студенты снова загудели. Предложенный вариант успеха не гарантировал, но Руаэллин всегда относилась к ним с пониманием, и подставлять любимую преподавательницу было бы чистым свинством. К тому же, если они действительно выступят единым фронтом, то, возможно, испугавшись скандала, деканат отложит сдачу экзамена. В любом случае, терять им практически нечего.
   – Рули, Щукин! Даёшь революцию!
   И, не откладывая дела в долгий ящик, второкурсники тут же принялись составлять текст петиции.

2

   На втором курсе восстание! Ребята бойкотируют экзамен у чужого препода! Эта новость мгновенно стала главным событием начала семестра.
   Исторический факультет штормило. Руаэллин здесь пользовалась необыкновенной популярностью, поэтому локальный конфликт очень скоро перерос в мировую революцию. Студенты всех без исключения курсов поддержали бунтовщиков. Коридоры и аудитории пестрели красочными плакатами: «Долой Орлова!», «Поддержим второй курс!», «Ребята, мы с вами!». За неделю движение приобрело такой размах, которого не ожидали даже зачинщики бунта. Революционный комитет под предводительством Назара Щукина предоставил в деканат прошение об отсрочке экзамена до возвращения Марты Всеволодовны. В противном случае студенты грозили неявкой и повторной подачей прошения – уже в ректорат. Прилагались также списки участников акции протеста – в них не было ни одного несогласного.
   Удивлённым сверх всякой меры преподавателям ничего не оставалось делать, как удовлетворить требования бунтовщиков: сдачу экзамена по философии перенесли. Однако успокоить разгорячённых студентов оказалось не так-то просто, и Рюрик, временно совмещающий должности заведующего кафедрами Отечественной и Всеобщей истории, предложил удалить от очага стихийного бедствия главного организатора и идейного вдохновителя революции Назара Щукина.
   Его план был до гениальности простым, так что никто бы не заподозрил подвоха. Ежегодно в январе проводилась межвузовская конференция «Чтения по средневековой истории». Это большое мероприятие проходило в гуманитарных университетах разных городов и собирало множество студентов, преподавателей и музейных работников, занимающихся темой средневековья. В этом году гостей готовилась встретить соседняя область. Студент Щукин в прошлом семестре сделал замечательную курсовую работу на тему инквизиции. Если отправить его на недельную конференцию, парень забудет о своих реформаторских планах, а страсти на факультете успеют остыть.
   Предложение было высочайше одобрено деканшей, и Рюрик включил курсовую Назара в список конкурсных работ для конференции.

3

   Сегодня лекции казались особенно бесконечными. Голова кружится так, что строчки расплываются перед глазами. И по-прежнему знобит. Нет, с ним всё в порядке, он просто сильно отравился, раздаривая людям звёзды. Отравился чужим страхом и болью. Он был не готов… Фроди знала это с самого начала!
   «Вот почему она не хотела, чтобы я ввязывался в войну! – думал Ярослав, чувствуя, что смысл слов лектора для него всё равно тонет в пространстве. – Но если бы можно было начать всё заново, я бы поступил так же! Слышишь, Фроди?! Как равнодушно смотреть в их безумные глаза и не подать руки? Не взять на себя часть этого груза? А разве ты сама делала по-другому? Вы вместе с Руаэллин вернули обратно гораздо больше людей – и ничего не случилось. Значит, я просто был не готов».
   Лас вернулся из деревни сам не свой. Теперь он учится осознанно жить сразу в двух мирах, и видно, насколько тяжело эльфёнку удаётся привыкнуть к этому новому состоянию сознания. Его эмоции сейчас подобны буре в пустыне, и, что опаснее всего, сам он пока не может их контролировать. Не успел приехать – устроил революцию! И ведь за ним пошёл весь курс, весь факультет поддержал его! Сила Анариэ действительно велика, однако стоит ли так бездумно бросаться ею? Кроме того, вспышки света слишком хорошо видны из любого мира, Лас пока не может контролировать их и не успевает прятаться. Почему же уехала Руа? Сейчас только она способна сдерживать спонтанные выбросы силы своего ученика! Значит, случилось что-то непредвиденное…
   Стараясь не привлекать к себе внимания, Ярослав выбрался из аудитории. Прислонившись к приятно прохладной стене и блаженно закрыв глаза, он какое-то время постоял в коридоре. Если в университете в последнее время бывает тяжело, то дома вовсе невыносимо. Итиль с радостью оставался бы здесь ночевать, если бы особняк не ставили на сигнализацию! Юный принц саркастически усмехнулся: «О, ваше высочество, до чего вас доглючило! Хуже барышни, право!» – и, вздохнув так, словно ему не хватало воздуха, отправился бродить по тихим, извилистым коридорам старинного здания.
   У доски расписаний стоял Рюрик и безуспешно пытался прикрепить под стекло какой-то список.
   – А, Ярослав! – обрадовался завкафедрой, увидев блуждающего, словно привидение, эльфа. – Иди сюда, поможешь!
   Итиль молча подхватил тяжёлую раму со стеклом, закрывающую расписание. Рюрик тем временем крепил листок кнопками. «Список работ для участия в межвузовской конференции ”Чтения по средневековой истории”» – гласил заголовок. Будучи студентом второго курса, Ярослав ездил на такое мероприятие, делал доклад по Византии. Он знал, что попасть на конференцию в качестве участника было непросто: преподы всегда отбирали работы очень придирчиво, поскольку речь шла о защите чести и престижа родного вуза. Интересно, кто сейчас стал этим счастливчиком?
   Скользнув взглядом по списку, юный эльф побледнел и пошатнулся. Он хотел сказать Рюрику, что Ласу нельзя уезжать ни в коем случае! Сказать, что пока «ведьмина болезнь» не остановлена, любой необдуманный шаг может оказаться последним! Недоучка-эльфёнок один в чужом городе может натворить такого!.. И внезапный отъезд Руаэллин слишком подозрителен! Он хотел сказать… и не мог. Что-то тяжёлое, липкое и душное сдавило горло, сжало виски, остановило сердце. «Молчи! Молчи! Молчи!»…
   … На кафедре оказался нашатырь вкупе с целой аптечкой вонючих снадобий, которые с таким циничным упрямством терзали обоняние, что Ярослав, не открывая глаз, попробовал отмахнуться от запаха рукой.
   – Ой, Сан Палыч, он пришёл в себя! – послышался вдруг неподдельно радостный голос Ольги – лаборантки с кафедры Всеобщей истории.
   Итиль разлепил, наконец, отяжелевшие веки, хотя поначалу эти попытки казались невозможными. На фоне зимнего окна, за которым переливались хрупкие, хрустальные снежинки, горел, подобно сочному апельсину, рыжий локон Ольгиных волос. Этот контраст неожиданно заворожил Ярослава. Он приподнял голову, стараясь не упустить ничего из переливов игры оттенков. Глаза эльфа сверкали так, что лаборантка, заботливо над ним склонившаяся, невольно вскрикнула и отпрянула. Итиль улыбнулся:
   – Оля, ты такая красивая!
   Девушка снова опасливо приблизилась.
   – Ты бредишь? Сначала напугал нас с Сан Палычем: рухнул в обморок в коридоре! А теперь комплименты говоришь?
   Хрупкое наваждение моментально рассеялось. Ярослав в ужасе вскочил с диванчика в лаборантской. Обморок?! Не может быть!
   – Со мной всё в порядке! – заверил он. – Это досадная случайность!
   Рюрик строго качал головой:
   – Случайность? – проговорил он тихо и, как показалось Ярославу, почти ласково. – Ты на себя в зеркало посмотри! Ступай домой, отлежись, и не появляйся здесь в ближайшую неделю! Увижу – лично провожу в больницу! Ты меня знаешь.
   Снег слепил глаза и весело поблёскивал изморозью на ветках огромных клёнов в университетском дворе. Зачерпнув его в пригоршню, Итиль погрузил горящее лицо в белую, колючую крупку. Ему было непередаваемо стыдно за свою слабость, но вместе с тем нестерпимо, до озноба хотелось снова упасть, только так, чтобы больше уже не подниматься. Что он будет делать дома целую неделю?! Рюрик, конечно, не виноват: он же не знает… он ничего не знает… Но надо взять себя в руки: возможно, Ласу потребуется совет. Раскисать сейчас нельзя!
   Скрипнув зубами и улыбнувшись – специально назло своей слабости! – Ярослав медленно побрёл прочь с университетского двора, подальше от знакомых.

4

   – Привет! – выпалил с порога запыхавшийся эльфёнок. – Ты как?
   Ярослав пожал плечами:
   – А что мне будет?
   Он был бледен, но не более обычного, и даже самый взыскательный взгляд не нашёл бы сейчас в облике юного принца ничего, напоминающего болезнь или слабость. Лас облегчённо вздохнул.
   – Фу! Ольга меня напугала, лаборантка. Сказала, что ты… Впрочем, девчонки всё преувеличивают! Им бы только пожалеть кого-нибудь.
   Итиль усмехнулся.
   – Проходи. Я, признаться, ждал тебя сегодня, но не сейчас, а к вечеру.
   Друзья прошли в библиотеку. В комнате было чисто прибрано, на столе мерцал монитор компьютера. Лас вздохнул: в его собственной комнате порядок наводился лишь изредка, когда мама, окончательно разозлившись на его вечный художественный бедлам, сама убирала сваленные кучами вещи. Обычно после этого эльфёнок долго не мог найти нужный диск или книгу.
   – Я тут любопытный форум в инете обнаружил, – сказал Итиль. – Люди обсуждают статью какого-то Магистра, где говорится о том, что современные ролевики – суть воплотившиеся граждане прошлых столетий. Этакие восставшие из гробов в процессе апокалипсиса. А играют они затем, чтобы закрыть остатки кармы прошлых жизней в ожидании исполнения своего предназначения.
   – Интересная теория, – кивнул Лас, придвигаясь ближе к компьютеру. – Есть у тебя эта статья?
   Ярослав загадочно улыбнулся:
   – В том-то всё и дело! Нет этой статьи! Нигде! На форуме ссылок нет, поисковые системы результата не дают. Я весь инет уже пролазил, три часа сижу. Сначала думал, что статья – печатная, но в этом случае где-нибудь были бы ссылки на публикацию. И какой нормальный человек будет публиковаться под ником? В печать обычно дают материалы, подписанные именем или псевдонимом, анонимные, на худой конец. Ники, в основном, только в инете используют.
   – А форум чей? – спросил Лас.
   – Сайта любителей магии. Средненький сайт, ничего серьёзного, сплошные газетные сенсации и реклама услуг экстрасенсов: сниму сглаз, наведу порчу.
   Эльфёнок хихикнул.
   – Дай гляну! – попросил он.
   Ярослав отодвинулся. Но едва Лас занял место за пультом управления и положил руку на мышь, как картинка на мониторе мгновенно сменилась. Вместо ровных строчек диалогов по экрану растеклась голубая клякса, на которой стали возникать буквы стилизованного под готический шрифта.
   «Заклинаю силой и вечной жизнью…»
   – Чёрт! – эльфёнок с досадой ударил ладонью по столу. – Опять этот глюк! Теперь придётся комп перегружать и по новой искать форум!
   Тем временем Итиль внимательно вглядывался в возникающие буквы.
   «… во имя Единого Сущего и абсолютного завершения циклов…»
   – Лас, – прошептал он, словно боясь спугнуть наваждение, – эксплорер работает! Это не глюк! Ты глянь на адрес!
   Бросив взгляд на адресную строку, Назар остолбенел: там чётко высветилось «@magist.ru». Но это невозможно! Так не бывает! Однако компьютер работал нормально, с чёткостью машины демонстрируя потрясённым друзьям новые буквы в голубом окошке мистического ресурса:
   «… открываю пути к осознанию истины. Ищу тебя, жду тебя, утолю голод твой и жажду твою, помогу вернуть утраченное в долгих скитаниях и тяжком поиске. Приди! Пусть сольётся дух твой с Единым Сущим и цикл завершится. Да будет так!»
   Восклицательный знак ещё не успел проявиться до конца, как Ярослав, словно внезапно разбуженный, нервным, порывистым движением дёрнул провод, и вилка выскочила из розетки. Компьютер затих. Эльфы переглянулись.
   – И давно у тебя такие глюки завелись? – спросил, наконец, Итиль.
   Лас покачал головой.
   – С начала семестра. Два раза только было: в университете и дома. Только я внимания не обращал на адрес, думал, мало ли что в сети летает…
   – Ты неподражаем! – Ярослав безнадёжно поднял глаза к потолку. – Тут даже ежу ясно: тебя ищут и хотят обезвредить!
   – Меня? Зачем? И кто?
   – Если бы я знал… Возможно, кто-то в астрале заметил вспышки новой силы. Ты же такую бурную деятельность в последнее время развёл!
   – Ой… – притихший эльфёнок опустился на тахту. Конечно, здорово, что его дремавшая до сих пор сила теперь проявляется так активно. Но пока солнечный рыцарь не научился ею пользоваться, надо быть осторожным, иначе он погубит всё дело и подведёт людей, которые ему так дороги.
   – Получается, я сам спровоцировал появление этого глюка?
   – Получается так, – кивнул Итиль. – А значит, за тобой кто-то уже очень пристально наблюдает.
   Лас выглядел подавленным.
   – Они меня знают, как ты думаешь? Не хотелось бы всё провалить… И кто это?
   – «Во имя Единого Сущего и абсолютного завершения циклов…», – повторил Итиль. – «Ищу тебя, жду тебя…»… Нет, скорее всего, они тебя не знают и в реале смогут отличить только по характерным вспышкам силы. Так что, будь добр, теперь без самодеятельности! Ладно?
   – Но как?! Как? – взорвался эльфёнок. – Руа уехала, а я уже столько всего натворил! Рюрик посылает меня на конференцию, и мне плохо становится уже при мысли, что придётся ехать одному! Я же не умею думать сразу о двух вещах! Увлекусь докладом и забуду про всё на свете! А там могут оказаться люди, что-то знающие о «ведьминой болезни», об инквизиции и прочей нашей чертовщине!
   Ярослав ободряюще положил руку ему на плечо.
   – Поехали вместе.
   – Что? – Лас поднял на друга полные изумления глаза и непонимающе заморгал.
   Итиль улыбнулся:
   – Я все продумал. Если кто-то тебя вычислил и теперь активно создаёт обстоятельства для того, чтобы ты не смог проявить свою силу, то обо мне они могут и не догадываться. Пока ты будешь занят докладом, я позабочусь, чтобы на тонком плане тебя никто не видел. К тому же, вместе удобнее собирать информацию.
   – Здорово! – расцвёл эльфёнок. – Нас ждут великие дела!.. Кстати, – вдруг добавил он, – смотри, как интересно звучит этот странный адрес: «собака – магистру». Уж не тот ли это Магистр, статья которого подняла шум на магическом форуме?
   Итиль задумчиво провёл рукой по клавиатуре выключенного компьютера.
   – «Собака – магистру», – повторил он. – В преломлении к нашей теме «магистр» может оказаться Магистром какого-нибудь тайного ордена. А «собака»… «Собака»… Разве только псы святого Доминика [66 - Псы святого Доминика – монахи-доминиканцы, ревнители католической веры. Орден доминиканцев, неофициальное название которого «Псы Господни», основан в XIII в. испанским монахом св. Домиником. Герб ордена изображает собаку, которая несёт в пасти горящий факел: символ двойного назначения ордена – охранять церковь от ереси и просвещать мир проповедью истины.]? Больше ничего в голову не приходит.
   – Кроссворд… – тоскливо протянул Лас. – Отгадаешь – узнаешь, кому это я так понадобился.
   Вдруг эльфёнок встрепенулся: в голову пришла совершенно неожиданная мысль. Глаза его радостно заблестели.
   – Псы святого Доминика, ты сказал? Это же инквизиция! Помнишь синий замок? Если предположить, что «его святейшество» – это Магистр, то «собакой» окажется Идальго! Вот кто меня ищет!
   Итиль кивнул:
   – Похоже на правду. Я, знаешь, о чём сейчас подумал? А ведь, если такого адреса не существует в реале, то он не должен был вообще проявляться. Значит, эта информация рассчитана на передачу только через астральные каналы. Ты сильнее Идальго, если сумел вытащить в реал его магическое послание! Может быть, у тебя получится и статью Магистра раскодировать?
   Друзья тут же включили компьютер. Однако ни форума, ни даже самого сайта, посвящённого магии, найти не удалось. И хотя Ярослав предусмотрительно записал адрес, все попытки вернуться на страницу с обсуждениями интересной статьи оказались безуспешными.

5

   В ночь перед отъездом на конференцию Ласу снились странные, неприятные сны. То на него кидались бешеные собаки, то смазливые девочки обступали со всех сторон. Он стоял словно бы в кругу света и протягивал руку вперёд ладонью – от этого жеста собаки разбегались, жалобно повизгивая, а девочки превращались в отвратительных жаб. «Ты не пройдёшь!» – звучали в ушах слова Гендальфа [67 - Гендальф – мудрец, маг (см. Дж. Р.Р.Толкин)].
   – Ты не пройдёшь! – Назар проснулся от собственного крика. За окном светало.
   Они с Итилем договорились отправиться на первом автобусе, однако уже сейчас было ясно, что первый автобус эльфёнок проспал. Будильник не прозвонил. И мама не разбудила его. Вскочив с постели, Лас метнулся на кухню. На столе его ждал завтрак и записка: «Мы ушли на утренник в детский сад. Целуем! Удачи!» За десять минут собравшись и схватив приготовленный с вечера рюкзак, Лас пулей вылетел на улицу. Итиль, должно быть, уже час ждёт его на автовокзале! Досадно! Но до чего же мерзко на душе от этого сна!..
   Холодный воздух пощипывал щёки, скользкий наст хрустел под ботинками. После недельной оттепели неожиданно ударил мороз, за одну ночь превратив дороги в каток. Сейчас отовсюду слышались глухие удары ломиков – дворники разбивали лёд у подъездов домов и посыпали песком тротуары.
   Ярослав действительно ждал его в здании автовокзала. Он сидел в самом дальнем углу, стараясь, видимо, не привлекать к себе внимания, и, облокотившись на рюкзак, что-то записывал в блокнот.
   – Привет! Извини, проспал, – выпалил запыхавшийся эльфёнок.
   – Да ничего, всё равно первый рейс отменили. Солярка замёрзла.
   Лас расстроено присел рядом с другом. Утро начиналось более чем неудачно, неужели вся поездка будет такой же?
   – А следующий когда?
   Итиль взглянул на часы.
   – Через два часа.
   Эльфёнок расстроился ещё сильнее.
   – Вот досада! Если опоздаем на заселение, то может и комнаты не достаться… Хотя, можно на маршрутке доехать или на такси!
   – Заселение? – сумеречный эльф задумчиво теребил ручку. Казалось, его совершенно не заботит вопрос дороги. – Ах, да, помню: участникам конференции дают комнату в общаге… Нет, Лас, маршрутка – не вариант, и такси… Послушай, что бы могло значить «завершение циклов»?
   – Ты о чём? – Назар нетерпеливо заёрзал в кресле. Как может Итиль сейчас рассуждать о метафизике [68 - Метафизика (от греч. «то, что за физическим») – раздел философской науки. Здесь: указывает на отвлечённые понятия.], когда требуется срочно решить, как быстрее добраться до места? Но юный принц был созерцательно спокоен и, по всей видимости, у него имелись на то основания.
   – О нашей таинственной надписи.
   – Наверное, окончание чего-то, – Лас ляпнул первое, что пришло в голову. Сейчас ему совершенно не хотелось обсуждать философские темы. – Поехали! – И эльфёнок настойчиво потянул друга за рукав.
   – Погоди… – заглянув в свой блокнот, Ярослав процитировал: – «Пусть сольётся дух твой с Единым Сущим и цикл завершится»… Не нравится мне такая постановка вопроса! Пошли пешком!
   – Что?! Ты шутишь?
   До места назначения было около трёх часов езды на автобусе, и предложение идти пешком в мороз по скользкой трассе в данной ситуации выглядело более чем абсурдным. Но Итиль настаивал:
   – Лас, прошу тебя, ничего не спрашивай! Просто доверься мне! Я всё объясню… позже.
   Эльфёнок молча поднялся и закинул за спину рюкзак. Лицо его вмиг приобрело выражение серьёзной решимости. Конечно, Итиль не станет предлагать заведомо невыполнимые вещи! Он знает, что говорит! Возможно, он уже просчитал каждый их шаг по дороге в неизвестность, так стоит ли сомневаться?
   – Пойдём.
   Ярослав бросил на друга благодарный взгляд, и ребята вышли из здания автовокзала. Маршрутное такси уже стояло с открытой дверью, набирая пассажиров. Водитель окликнул их, но, замотав головами в знак отказа, эльфы прошли мимо. То же повторилось и на стоянке такси. Лас отметил про себя, как напряжённо Итиль вглядывается в лица водителей, однако вопросов задавать не стал.
   Идти по скользкой трассе было более чем неудобно. Машины иногда заносило на дорожной наледи, так что приходилось внимательно следить за тем, чтобы не попасть под колёса. Разговаривать в таких условиях было не с руки, потому друзья шли молча, время от времени перебрасываясь замечаниями стратегического характера. Пытаясь оценить свои ощущения, Лас с удивлением замечал, что эта дорога ему нравится. С каждым шагом на душе становилось всё легче и веселее, неприятные ощущения утреннего сна уходили на второй план. Мысли постепенно успокоились и приобрели новое направление. «Почему Итиль спрашивал о завершении циклов? – думал эльфёнок. – В нашем мире всё развивается циклично. Значит, если цикл завершён, то развитие остановилось. Абсолютное завершение циклов – это абсолютная остановка процесса… чего? Жизни, например. Ведь есть же понятье – жизненный цикл. А согласно той надписи, цикл завершится тогда, когда дух сольётся с Единым Сущим. Кто этот Сущий? И почему именно он должен завершить жизненный цикл?»
   Мимо проехала та самая маршрутка, в которую эльфы не стали садиться на автовокзале. Лас проводил её задумчивым взглядом, а Итиль, казалось, даже не заметил: он был полностью погружён в свои мысли. Ребята уже оставили позади последние строения города, и вышли на открытое пространство. Вдоль трассы с обеих сторон, насколько хватал глаз, тянулись поля и перелески. Этот заснеженный мир обнимал путешественников со всех сторон, словно обещая свою защиту. Эльфёнок вдруг ясно представил себя в роли маленького хоббита, бредущего к далёкой и опасной цели. Так же, как Фродо Арагорну, он сейчас доверился Итилю; так же ищут его неведомые и невидимые назгулы. Возможно, и кольцо он несёт с собой… то есть, не кольцо, конечно, но что-то очень опасное для этих тварей, то, что они настойчиво ищут, и чем хотели бы завладеть [69 - Назар вспоминает эпизоды из книги Дж. Р.Р.Толкина «Властелин колец». Кольцо всевластья – достаточно многозначный символ. Одной из его функций является объединение воли людей во имя какой-то задачи и подчинение этой коллективной воли хозяину кольца. В своих рассуждениях Назар и Ярослав отталкиваются именно от этого значения.].
   – Лас! – Ярослав, шедший впереди, остановился и опустил свой рюкзак на обочину дороги прямо в снег. – Привал.
   Назар с готовностью принял предложение.
   – Перекусим? Я чувствую себя настоящим хоббитом!
   – Не успеем, – улыбнулся Итиль. И добавил:
   – А про кольцо – это ты в самое яблочко! Я размышлял над тем, что значит «завершение циклов», и думаю, в нашем случае «цикл» подобен кольцу всевластья. Кому-то очень надо, чтобы ты смирился с существованием своего кольца, а, следовательно, попал под власть Единого Сущего.
   Эльфёнок удивлённо поднял брови:
   – Значит «цикл» – это предопределение?
   – Возможно.
   Лас уже открыл, было, рот, намереваясь ещё что-то спросить, как рядом с ними остановился старенький «москвич» редкостно ядовитого жёлтого цвета.
   – Мальчики, – окликнул их пожилой добродушный водитель, – у вас попить не найдётся?
   Эльфы, улыбаясь, подошли к машине. На заднем сиденье они заметили крохотное существо, по самый нос укутанное в зимнюю мужскую куртку. Из-под капюшона торчали только огненно-рыжие кисточки волос и поблёскивали хитрые зелёные глаза.
   – Внучку везу к родителям, – пояснил водитель. – Бабка надавала в дорогу конфет, а попить положить забыла.
   Ярослав вытащил из рюкзака бутылку минералки. Девочка на заднем сиденье радостно заёрзала.
   – Я тебя узнала! – звонко провозгласила она, обращаясь к сумеречному эльфу. – Дед, давай их с собой возьмём!
   Когда выяснилось, что все они едут в один город, эльфы, не мешкая, залезли в машину, причём рыжая малютка настойчиво потребовала, чтобы Ярослав сел рядом с ней.
   – Ты помнишь меня? – допытывалась она. – Мы так весело играли!
   – Машенька у нас фантазёрка, – сказал водитель, качая головой и словно бы извиняясь. – Ей нравится представлять, что она – кошка.
   Удивлению Ласа не была предела, когда при этих словах лицо его друга озарилось счастливой и одновременно чуть печальной улыбкой.
   – Маня! – воскликнул он. – Рыжик мой волшебный! Вот ты какая выросла!
   – Мур-р! – Девочка забралась Ярославу на колени и довольно свернулась клубочком. – Дед, я же говорила!
   Всю дорогу они тихонько беседовали о чём-то, известном только им двоим: о полной луне, ярких звёздах и левкоях в палисаднике. О том, как здорово прыгнуть в кучу осенних листьев, а потом вместе убегать, скрываясь от гневных окриков дворника. И как хорошо ночью сидеть на крыше, тайком от Маргариты пробравшись наверх через чердачное окно…
   Дед только улыбался и качал головой.
   – Хорошие вы ребята, – сказал он Назару, сидевшему рядом с ним. – Эта маленькая капризуля меня вконец измучила: то конфетку ей, то попить, то погулять. А тут притихла. Твой друг, наверное, заветное слово знает, чтобы детишек успокаивать.
   Но Ласа удивляло другое. Невольно вслушиваясь в тихий разговор Итиля с рыжей крохой, он отмечал про себя странные темы, которые взрослые обычно с детьми не обсуждают. Ярослав спрашивал о том, можно ли изменить предначертанное, а девочка отвечала серьёзно и строго:
   – Если ты сделал это однажды, почему не сможешь повторить? И если ты сделал это для друга, почему не сможешь для себя?
   – Я слишком верю в судьбу и предопределение…
   – Глупости! Ведь это ты открыл мне, что можно изменить судьбу! Ты же делал это! Верил и делал! Почему не веришь теперь?
   – Я боюсь. Тогда мне было нечего терять, а сейчас я слишком счастлив…
   – Сейчас тебе тоже терять нечего.
   – Да, возможно… уже нечего.
   О чём они говорят? Ласу вдруг стало так тревожно и неуютно, что он завертелся в кресле, глядя по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы его отвлечь от разговора Маши и Итиля. «Москвич» ехал медленно и аккуратно. За окнами виднелись всё те же заснеженные поля и перелески, иногда мелькали деревни или дачные посёлки, но в целом пейзаж не менялся. Эльфёнок зевнул.
   Вдруг его внимание привлекла группа машин, остановившихся у обочины: рядом с перевёрнутой на бок «газелью» стояла «скорая помощь», фура и несколько автомобилей, водители которых, видимо, предлагали свою помощь.
   – Как её развернуло! – заметил дед Машеньки. – Гололёд, куда ж так гнать?! Да ещё с пассажирами! Наверное, милицию ждут.
   Лас с замершим сердцем проводил взглядом картину аварии: это была та самая маршрутная «газель», на которой они не уехали только благодаря предусмотрительности Итиля. Повернувшись к другу, испуганным, срывающимся голосом эльфёнок спросил:
   – Ты знал?
   Ярослав кивнул:
   – Догадывался. Думаю, нам сейчас лучше не ехать в общагу, а поселиться в какой-нибудь гостинице. Желательно, в самой дорогой.
   Назар был согласен на всё. Он всегда доверял другу, а сейчас и вовсе был готов повиноваться слепо, без рассуждений. Эльфёнок чувствовал, как над его головой сгущаются тучи, и мысленно благодарил Ярослава просто за то, что он отправился с ним на эту конференцию. Возможно, им предстоит совершить что-то важное? Открыть какую-то тайну? Сердце замирало в предвкушении, но вместе с тем было тревожно и тоскливо. Словно холодным ноябрьским вечером он стоит на ветру. Последние листья, неприкаянно лежащие на асфальте, мокнут под дождём. Так зябко и одиноко, что хочется выть от безысходности… «Руа, где ты сейчас? – подумал вдруг эльфёнок. – Как мне нужна твоя уверенность и сила! Я чувствую, что будет бой, возможно, последняя схватка в этой войне. Только почему я? Я ведь ещё так мало знаю! И почему теперь, когда ты так далеко?…»
   Водитель «москвича» высадил их на пороге самой лучшей гостиницы города. Прощаясь, благодарные эльфы выгребли из рюкзаков все запасы сладостей. Итиль снял с запястья латунный браслет с изящной чеканкой и протянул его Маше:
   – Возьми, Рыжик. На память.
   Зажав в ладошках украшение, девочка в голос разрыдалась. Вид этого маленького создания, залитого слезами и с ног до головы укутанного в дедову куртку, был до того жалостливым, что Лас настойчиво подтолкнул друга ко входу в гостиницу: долгие прощания всегда тяжелы, незачем напрасно терзать детское сердце. Дедушка Маши уже завёл машину.
   – Я буду верить за тебя! – выкрикнула вдруг рыжая кроха в приоткрытое окно, и яркий «москвич» исчез, растворившись в потоке автомобилей на большом проспекте.
   Ярослав, замерший на пороге, долго смотрел вслед, так долго, что Ласу, уже оформившему проживание и перетащившему в номер рюкзаки, пришлось почти насильно увести друга с мороза в тепло гостиницы.

6

   – Лас, для нас с тобой главное – не привлекать к себе внимания. Особенно тебе, – говорил Ярослав, разливая чай по кружкам. – Неспроста нам подсунули маршрутку, которая заведомо должна была перевернуться. Кому-то здесь ты можешь сильно помешать одним своим присутствием.
   Было утро. Друзья готовились отправиться в университет, где должна была состояться сначала регистрация участников конференции, а потом их распределение по корпусам и лекториям, согласно избранной теме. За окном сияло яркое зимнее солнце, и от этого на душе невольно становилось светлее. Назар самозабвенно причёсывался перед большим зеркалом.
   – Как я смогу остаться незамеченным, если в регистрационной форме всё равно придётся писать свою фамилию? А потом ещё доклад с кафедры читать перед всем честным народом? – спросил он, оканчивая заплетать светлые волосы в косички.
   – Я не об этом!.. Иди завтракать.
   – А о чём?
   Итиль поднял на эльфёнка глаза, полные весёлого лукавства.
   – Мало ли кто захочет с тобой дружбу завести? И никому не говори, где мы поселились. Лучше прослыть нелюдимым ботаником, чем на последнем этапе завалить всё дело, которое, заметь, до сих пор двигалось успешно.
   – Понятно, – Лас присел за журнальный столик, сервированный к завтраку. – А ты что будешь делать?
   – Находиться рядом. И если ты вдруг надумаешь устроить в астральных мирах фейерверк силы, постараюсь незаметно потушить. Но всё-таки будь спокойнее, ладно?
   – Хорошо, – ответил эльфёнок, жуя бутерброд. – Итиль, а ты умеешь врагов прощать? Мы как-то с Руаэллин говорили о прощении, и с тех пор мне эта тема покоя не даёт.
   Ярослав опустил глаза.
   – Стараюсь, – ответил он тихо, – только плохо получается. Я когда звёзды дарил, такого насмотрелся… Даже хочется порой кое-кого вызвать на поединок!
   – Так ведь насилие порождает насилие, – удивлённо заметил Лас. – А мы сражаемся за жизнь, значит, нам нельзя.
   Итиль кивнул:
   – Согласен, нельзя. Но есть парадокс в самой формулировке «сражаемся за жизнь». И что же делать, когда на твоих глазах убивают вполне реальных людей, да ещё так извращённо?
   – Должен быть какой-то другой способ, – вздохнул эльфёнок. – А я хочу научиться прощать так, чтобы совсем… понимаешь? Чтобы не на показ, а для себя, и в самом сердце. Тогда, наверное, будет по-другому.
   Улыбнувшись грустно и как-то обречённо, Ярослав принялся собирать посуду со стола.
   – Надо верить, Лас. В прекрасное всегда надо верить. А тебе дано видеть дальше меня.
   Опять Итиль говорит загадками! Ну, ничего, скоро всё прояснится! И эльфёнок улыбнулся своим мыслям: теперь он чувствовал себя готовым к любым неожиданным поворотам судьбы.
   Главный корпус университета был полон народу. Не без труда отыскав место, где регистрировали студенческие конкурсные работы, Лас узнал, что его доклад назначен на завтра. От девушки, сидевшей за столиком, он получил карточку с указанием номера своего лектория и временем выступления, а также расписание занятий на все дни конференции. «Вот это сервис! – удивлённо отметил про себя Назар. – Надо будет Рюрику рассказать, чтобы опыт перенимали! Что у нас на сегодня?… Занятия по классу средневековой Европы проводит доцент Ливнева Елизавета Николаевна. Так я её работы читал, когда курсовую готовил! Интересно!» Елизавета Ливнева среди историков, занимающихся изучением средневековой Европы, была достаточно известным специалистом, и Лас, решивший не пропускать ни одного дня конференции, про себя порадовался тому, что именно она будет вести занятия в его классе.
   Пройдя в лекторий, и скромно забившись в самый дальний угол, Назар придирчиво оглядел своих соседей. В основном это были парни и девушки – студенты, так же, как и он, подававшие работы на конкурс. Шумные, весёлые, одетые ярко и разнообразно – среди них так легко затеряться! Итиль прав: даже если Лас выступит с докладом, это не станет обстоятельством, способным обратить на себя пристальное внимание тайных врагов. Интересно, как они выглядят? Ника говорила, что Идальго молод. Несомненно, он осторожен и хитёр, твёрд, решителен, фанатично предан своему делу. И, конечно же, находится неподалёку – на этой конференции, в одном из лекториев, может быть здесь. Лас снова огляделся. Кто-то из этих парней с пытливыми ясными глазами – его яростный и жестокий противник? Не верится… Не хочется верить. А «его святейшество» Магистр? Здесь ли он? Как выглядит? И какова роль этого человека в событиях, связанных с распространением «ведьминой болезни»?…
   Размышления Назара были прерваны появлением лектора. Едва в зал вошла высокая, болезненного вида женщина в чёрном брючном костюме, разговоры мгновенно стихли, и все взоры устремились к ней.
   – Добрый день, – обратилась она к аудитории, – меня зовут Елизавета Николаевна Ливнева, я буду вести у вас занятия в течение четырёх дней конференции. На сегодня у нас запланирована лекция об актуальности некоторых тем, уходящих корнями в историю средневековой Европы; три последующих дня мы будем заслушивать и обсуждать конкурсные работы; а в последний день организаторы конференции подведут итоги и объявят победителей. Есть у вас вопросы относительно плана нашей работы? Нет? Тогда приступим.
   Лас с нескрываемым любопытством разглядывал лектора, отмечая, насколько свободно и отточено-привычно та общается с огромной аудиторией. Елизавете Ливневой на вид было немногим за тридцать, однако болезненная бледность худого лица и глубокий, строгий взгляд говорили о том, что испытать ей уже пришлось немало. В то время как чёрный костюм и отсутствие косметики придавали её облику некую официальную отстранённость, манеры и голос были настолько располагающими, что Назар застыл на месте, заворожено следя за каждым движением этой необычной женщины. «Так вот она какая! – думал он. – Мне же обзавидуются все наши отличники, когда скажу, что я Ливневу слушал живьём! Ну, Сан Палыч, спасибо! Это подарок так подарок!»
   Елизавета Николаевна говорила без бумажки, слушать её было интересно и легко. К тому же тема, о которой шла речь, была действительно глубоко актуальна и, так или иначе, касалась всех присутствующих в зале. Потому аудитория внимательно и напряжённо следила за словами лектора.
   – Ввиду событий, будоражащих сейчас весь мир и связанных с психическим расстройством, получившим название «ведьмина болезнь», я бы хотела особое внимание уделить вопросам средневековой инквизиции. Конечно, мы не медики и не психиатры, однако, рассмотрение исторических аспектов данной темы может оказаться полезным каждому из нас…
   Эльфёнок заворожено слушал…
   …– Итиль, где ты был? Я не заметил тебя в нашем лектории, – спросил Назар после того, как друзья вернулись в гостиницу.
   – Обстановку разведывал, – уклончиво ответил Ярослав.
   Лас мечтательно вздохнул:
   – А у нас была потрясающая лекция. Теперь я даже рад, что сюда попал.
   – Околдован чарами доцента Ливневой? – хитро подмигнул сумеречный эльф. – Наслышан уже о её способности завоёвывать сердца студентов!
   Смутившись и почувствовав, что краснеет, эльфёнок яростно запротестовал:
   – При чём тут это?! Ты знаешь, что она говорила? В самом начале – про «ведьмину болезнь»…
   – Интересно. Ты конспектировал?
   – Немного. Смотри, – Лас достал тетрадь и, пробегая глазами строчки, украдкой, из-под ресниц, глянул на друга. Откуда в нём столько скептицизма? Уж не узнал ли Итиль чего-нибудь такого… важного и страшного? Но лицо Ярослава выражало только заинтересованность и ничего более. Эльфёнок успокоился.
   – Она говорила о массовых явлениях, характерных для определённого исторического периода. Это похоже на моровые поветрия. Например, в средние века были очень популярны процессы над ведьмами. Ведьм жгли и убивали по всему миру, а не только в тех странах, куда достигала власть инквизиции. И массовость какого-либо явления – есть одна из характеристик времени.
   Ярослав кивнул:
   – Я знаком с этой теорией. В качестве примера массовости можно привести и волну революций в Новое время – начиная с казни англичанами Карла Первого и заканчивая нашей, Октябрьской [70 - Новое время – период в истории человечества, находящийся между Средневековьем и Новейшим временем. Согласно российской историографии его начало связывают с английской революцией середины XVII века, начавшейся в 1640 году, а окончание – с 1917 годом, когда в России произошла социалистическая революция.].
   – Так вот, – продолжил Лас, – Ливнева говорила о том, что «ведьмина болезнь», как одно из психических заболеваний, – тоже есть массовое явление, характеризующее исторический период. А поскольку исторические процессы имеют тенденцию к цикличности, то нет ничего удивительного в том, что новое заболевание носит черты, характерные для средневекового мировоззрения.
   – Всё новое – это хорошо забытое старое, – задумчиво кивнул Итиль. – Итак, если я правильно понял, получается, что каждый исторический период имеет свои характерные черты, которые со значительной долей изменённости повторяются через определённое время. Степень изменения определяют условия конкретного периода.
   – Да.
   – Из этого вытекает, что «ведьмина болезнь» – вещь совершенно не новая, поскольку в её основе лежит средневековая вера в реальность колдовства. А условием возникновения этого психического расстройства послужил всплеск в мировом обществе интереса к магии и оккультным наукам. Закономерно, и никто не виноват.
   – Точно. Именно об этом она и говорила.
   Но Ярослав вдруг недоверчиво покачал головой:
   – Историческая закономерность – хорошо. Но объясни мне тогда, Лас, почему «ведьмина болезнь» распространилась не в начале двадцатого века, когда интерес к магии и оккультизму был не в пример выше нынешнего, а сейчас?
   Эльфёнок задумался. Действительно, выходило явное противоречие. И, конечно, в аудитории нашлись бы люди, которые бы это заметили. Но никто не задал ни одного вопроса по теме лекции. Всё казалось логично вытекающим одно из другого, и спорить не имело смысла…
   – Мне вообще не понятно, зачем она подняла эту тему? – заметил Итиль.
   – Возможно, чтобы заинтересовать слушателей, – откликнулся Назар. – Ты не представляешь, какая тишина была в лектории! Но я завтра спрошу…
   – Ни в коем случае! – перебил Ярослав. Голос его был так резок и холоден, что эльфёнок невольно вздрогнул. – Не вздумай! Этим ты сразу привлечёшь к себе всеобщее внимание… Да и собственную работу не советую рьяно защищать. Мы здесь в исключительном положении, а в зале, где может находиться Идальго, очень опасно высказывать свои смелые исторические взгляды.
   – Ох… – вздохнул Назар. – Но тебе-то удалось что-нибудь узнать?
   – Ничего, – в голосе Ярослава мелькнули грустные нотки, – только я чувствую, Идальго где-то рядом. Он ищет тебя, и не исключено, что именно он создал обстоятельства, чтобы ты прибыл сюда. Посмотри, как всё гладко сложилось: Руаэллин внезапно уехала в Питер, Фроди занята поиском базы данных и, следовательно, не может постоянно контролировать наши глупости. А тут конференция. Рюрик послал не кого-нибудь, а тебя… Будь осторожен, Лас!
   Назар задумчиво кивнул. Итиль волнуется не напрасно: у него самого на душе неспокойно. Сколько раз Лас представлял себе, что скажет и что сделает, если встретится с Идальго лицом к лицу. А вот теперь, когда этот момент неуклонно приближается, он растерялся. «Руа, как ты сейчас нужна мне!» – подумал вдруг эльфёнок. В памяти возник сияющий образ его прекрасной наставницы. Светлые волосы, добрая, чуть лукавая улыбка, и глаза – необыкновенные, в которые можно смотреть часами и тонуть в их удивительном, радужном блеске. Королевская стать и уверенность, чарующее обаяние… Елизавета Ливнева не такая. И обаяние её другого рода. Зачем Лас вспомнил о ней? Эта женщина невольно поразила его воображение именно тем, что ничего подобного эльфёнок раньше не встречал. «Она похожа на чёрного лебедя. Да! Замкнутая, спокойная, уверенная в своей правоте. С ней, должно быть, очень интересно беседовать. Жаль, что мне нельзя, а так хотелось бы!..» – думал Назар, засыпая.
   А его друг в это время, до крови кусая губы, рисовал в своём блокноте чёрных птиц…

7

   Когда Елизавета Ливнева объявила тему его работы и попросила докладчика занять место за кафедрой, Назар вдруг понял, что ноги его слушаются с трудом. Но отступать было поздно. Каждый шаг отзывался в сердце глухим ударом, руки, державшие папку с курсовой, непроизвольно вздрагивали. Ещё шаг. Ближе. Он никогда не думал, что можно так волноваться перед выступлением! Раньше ничего подобного Назар за собой не замечал. Или всему виной странный взгляд этой женщины? Тёмно-русые волосы свободно падают на узкие плечи, глухой воротничок пиджака. И руки… Теперь их можно разглядеть ближе: очень выразительные нервные пальцы, словно созданные для игры на фортепиано. Невозможно оторвать глаз… Что с ним происходит?!
   Чёрный лебедь расправляет крылья, поворачивает к Ласу свою изящную головку на гибкой шее и словно зовёт за собой. Ещё шаг. Ближе. Вокруг только звёзды. В словах уже нет нужды. Сейчас солнечный воин поднимет голову и у него достанет смелости заглянуть прямо в глаза царственной птице! Зачем? Так ли это важно! Ну же, смелее!..
   Споткнувшись о ступеньку кафедры, Назар словно проснулся. Под одеждой отчаянно пульсировал солнечный камень, подарок Руаэллин, а в сознании ясно раздавался голос Итиля: «Смотри только на меня!» Лицо эльфёнка осветилось радостной улыбкой: «Я слышу тебя! Слышу наяву!» Долгожданное чувство возникло столь внезапно, что Лас, не скрывая восторга и торжества, отыскал глазами своего друга, сидящего в том же лектории. Итиль довольно улыбался. Эта игра взглядов длилась всего мгновение, которого, однако, Назару оказалось вполне достаточно, чтобы прийти в себя. Нечаянное волнение улетучилось, как дым, и бодрым, уверенным голосом эльфёнок приступил к изложению тезисов своей работы. Во время выступления и обсуждения, на Елизавету Ливневу он старался не смотреть, зато, встречаясь взглядом с Ярославом, неизменно торжествующе улыбался. «Теперь я тоже читаю мысли! Это правда, Итиль? Скажи что-нибудь, чтобы я поверил до конца!» – И в ответ в его сознании раздавался спокойный голос друга: «Правда. Ты молодец! Смотри на меня, ещё немного осталось».
   По завершении своего выступления Лас незаметно выбрался из лектория. Он не мог сидеть на месте, когда хотелось громко петь и смеяться или же носиться по коридорам с воплями: «Люди! У меня получается! Получается!» Бурная радость требовала выхода, потому эльфёнок решил, что будет лучше, если он немного прогуляется и, успокоившись, вернётся обратно. Поскольку шли занятия, в коридорах здания было немноголюдно. Бесцельно покрутившись в холле, Лас вошёл в приоткрытую дверь пустой аудитории. В окна, выходящие во двор, жизнерадостно вливались потоки солнечных лучей, и, опершись о подоконник, юный эльф замер, подставив лицо этим холодным, но ослепительно ярким струям. Он стоял, закрыв глаза, изо всех сил стараясь успокоить бешено скачущие мысли.
   «Почему эта женщина так странно действует на меня? – подумал вдруг Назар, вспомнив образ Елизаветы Ливневой. – Когда вижу её, всё внутри сжимается. И есть в этом чувстве что-то очень знакомое, зовущее и отталкивающее одновременно. Она не такая, как мы, – и это привлекает. Ах, как хотелось бы с ней поговорить!»
   Стукнула дверь. Эльфёнок вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла девушка – маленькая, хрупкая, темноволосая, с огромными печальными глазами. Весь её облик казался исполненным отчаянной решимости, однако Лас заметил, что пальцы её левой руки, теребящие чётки, порою сжимаются слишком судорожно – и было в этом жесте что-то необъяснимо неприятное.
   – Мне… мне очень понравилась твоя работа, – сказала девушка ровным, ничего не выражающим голосом. Но пристальный взгляд её обжигал, так что Назару сделалось неуютно. – Я вышла вслед за тобой. Будем знакомы – Яна.
   – Назар, – Лас снова вздрогнул: его собственный голос показался сейчас чужим.
   А у этой девушки необычная внешность: чёрные, естественного оттенка, волосы и васильковые глаза – удивительно! Зачем она шла за ним? Хотелось познакомиться?
   Яна не стремилась нарушить затянувшуюся паузу, казалось, ей было довольно того, что они здесь вдвоём. Физически ощущая прикосновение её взгляда, Лас вспыхнул и попятился: вот она погладила по волосам, скользнула по щеке, по шее до ворота свитера, вот осторожно взяла за руку. Что ей нужно?
   – Я не видел тебя вчера, – медленно проговорил Назар, прервав неловкое молчание.
   Девушка подошла совсем близко и, остановившись в шаге от него, произнесла по-прежнему ровно, словно заведённая кукла:
   – Не удивительно: ты смотрел на неё, ты никого не видел. А я всю лекцию смотрела на тебя. Ты очень красивый.
   Ласу вдруг неудержимо захотелось провалиться сквозь землю. Ему никогда не делали комплиментов такого рода! Возможно, он просто не привык… Бывало, девушки хвалили его за умение точно стрелять в цель, за турнирное искусство, бывало даже, что обнимали и целовали в щёку. Но прежде он никогда не чувствовал себя столь стеснённо! А сейчас… Это новое – оно заставляет сердце сильнее биться, и в глазах темно… Яна одной рукой сжала его холодную ладонь, другой провела по волосам – кисточка чёток невесомо коснулась щеки. Так близко… Хочется бежать! А он не может даже двинуться… Что это с ним?
   – Ты мне нравишься… очень. Признайся, ведь у тебя нет девушки?
   Конечно, нет, что за вопрос? Да только уместно ли обсуждать это сейчас? Ну, за что ему это наваждение?! Бежать, бежать!.. И невозможно оторвать глаз от этого хрупкого, чёрного и синего, такого горячего, смотрящего с надеждой. Лас застыл, не в силах сказать ни единого слова, не в силах двинуться, чувствуя, что ещё секунда – и он упадёт тут же, на этом самом месте!
   – Эй, подруга, мне очень жаль тебя огорчать… Извини! – Ярослав тщательно закрыл за собой дверь и, в мгновение ока очутившись рядом с Ласом, обнял его за плечи: – Что случилось? Она напугала тебя, милый?
   Глядя в сверкающие неземным, отрешённым светом глаза друга, Назар вдруг пошатнулся. «Я умер!» – подумал он, в изнеможении склоняя голову на плечо Итиля. В последний раз мелькнул в сознании презрительный васильковый взгляд, и стало окончательно темно.
   Обморок длился мгновение. Как выяснилось, Назар даже не успел упасть. Когда он очнулся, с трудом приходя в себя, Итиль сидел напротив, на столе, и едва сдерживая хохот, тряс Ласа за плечи.
   – Быстро уходим! Хватит с тебя на сегодня. И не забывай, мы теперь – голубые!
   – Позор на мою седую голову! – простонал эльфёнок, но Ярослав, схватив его за руку, уже тащил к выходу.

8

   – Ну что? – Его привычно холодный голос теперь выражал явное нетерпение. Идальго склонился в почтительном поклоне.
   – Ложная тревога, ваше святейшество. Это просто слишком впечатлительный гей.
   Святой человек! Когда он так близко, сердце начинает биться с сумасшедшей скоростью. Идальго и теперь уже готов на всё ради него: жизнь, честь, все тайные помыслы рыцаря давно во власти его обожаемого патрона. Святой без сомнения! Так можно ли ему не повиноваться?
   – Где он сейчас?
   – Умчался со своим дружком, надо признать, редкостным красавчиком. Где они остановились, узнать пока не удалось.
   – Узнайте, Идальго, вы меня этим сильно обяжете. Мы должны проверить всех. Что-то подсказывает мне, что наш враг где-то рядом. У вас в распоряжении два дня. Действуйте, – и его святейшество протянул правую руку с гладким металлическим кольцом на указательном пальце. Рыцарь в экстазе пал на колени, прильнув горячими губами к символу власти и святости. Всё его тело колотила мелкая дрожь.
   – Позвольте убить его! Клянусь, он расплатится сполна за каждую секунду отнятой у вас жизни!
   Но этот страстный порыв не встретил должного понимания у того, к кому был обращён. Всегда пронзительный взгляд его святейшества сейчас был полон задумчивой печали.
   – Не клянитесь, мой друг. Наша жизнь в руках Господа. А я слишком хорошо знал, на что шёл, начиная воплощать свой безумный замысел. Ступайте.
   По-военному щёлкнув каблуками и сверкнув взглядом, полным решимости и обожания, Идальго вышел. Безумец! Он согласен положить к ногам того, кому предан, тысячи жизней, включая собственную. Он слеп и безрассуден в своих порывах, но его искренность достойна восхищения. Идальго не предаст, как предавали многие, будет рядом до самого конца… И только это сейчас важно!
   Устремив отрешённый взгляд в глубину собственных мыслей, его святейшество непроизвольно теребил в пальцах, перевитых тонкой нитью чёток, кусок зеленоватого пергамента. Месяц назад пришлось заблокировать базу данных – заново шифровать все списки; и теперь несколько миллионов имён уместилось в нескольких десятках значков, начертанных на этом листке. Кто мог вмешаться в его планы?… Может быть, не стоило позволять Идальго развешивать листовки на всех астральных перекрёстках? Привлечение людей, не входящих в изначальный цикл, – это больше чем риск, это безрассудство. Но, начиная воплощать открытый им механизм завершения кармы, Магистр не мог оставаться вне цикла: его жизнь теперь полностью зависела от выполнения взятых на себя обязательств.
   Когда-то, будучи Великим Инквизитором, он стремился к славе, которая в глазах Папы и короля измерялась количеством сожжённых еретиков. Он был уверен, что Господь оценит каждую жертву, принесённую на алтарь Церкви во имя Его. Господь… То, что делалось с такой уверенностью во славу Божью, впоследствии стало для Магистра тайной болью и мукой на протяжении всех последующих воплощений. Забыть ему не удавалось… Кто бы знал, как жестока память! Счастливы те, кто не ведает о своих прошлых злодеяниях! А он всё помнил, он снова и снова умирал, отравленный ощущением своей вины, и рождался с тайной мукой в сердце. Только недавно ему показалось, что выход найден! Можно разорвать этот страшный круг, отпустив на волю всех, кто проклял его тогда, перед кем он был виноват. И Магистр начал собирать имена… Не было нужды в долгом поиске: они уже давно жгли огнём его собственную душу. И тот пергамент, который он сейчас держит в руках, – результат бессонных ночей и сомнений, жарких молитв и изнуряющих постов. А потом был построен синий замок. ОНИ приходили лишь затем, чтобы заглянуть в зеркало – своё для каждого, и взять обратно проклятие, навсегда впечатанное в вечность. Но память жестока. И каждый из них должен был испытать частицу той боли, что терзала Магистра на протяжении столетий. ОНИ видели её в своих зеркалах и умирали свободными. Их раскаяние – раскаяние проклявших – было нужно ему, как воздух, как глоток воды, для того, чтобы продолжать своё дело. Ведь он был тяжело болен, и жизнь его поддерживалась только ИХ смертью. Но однажды ОНИ перестали приходить… И тогда Идальго предложил продлить его жизнь поклонением – проявлением свободной воли. Да, когда-то его считали святым, но стоит ли сейчас воскрешать память об этом?! Или для выполнения главной задачи его жизни годятся все средства? Умирают только проклявшие, значит новой вины не будет! Не будет? Он скоро узнает об этом, увидит всё сам… там, за гранью.
   Впрочем, надо успеть найти того, кто обрёк на провал дело всей его жизни. Найти, чтобы заглянуть в глаза! Узнать, кто этот человек, и какой силой он обладает. Возможно, их несколько… Сегодня ему показалось в этом мальчике что-то новое, чуждое – на мгновение мелькнул в сознании яркий луч, и погас. Или это всего лишь галлюцинации, видения, которые нередко посещают Магистра в последнее время? Приступы стали повторяться чаще, и скрыть их последствия уже не получается. Ему давно стало глубоко безразлично то, что смерть совсем близко. Но если бы было возможно умереть на руках у своего врага! Умереть, глядя в глаза человеку, который сильнее тебя; вызвать его ненависть, заставить мучиться от безысходности и невозможности что-либо изменить! Передать ему часть своей памяти и оставить в наследство незавершённое дело. Сломить его волю навсегда! Так, чтобы эта победа обернулась для него вечным поражением – это ли не счастье? Не к этому ли он так настойчиво стремится сейчас? Тогда, может быть, стоит открыть двери синего замка для того, кто жаждет туда попасть? Но когда он придёт, и ловушка захлопнется…
   Его святейшество вдруг улыбнулся бледным подобием улыбки и откинулся на спинку кресла. Мучительно ныли виски, предвещая приближение очередного приступа.

9

   Добравшись до гостиницы, Лас без сил повалился на кровать и зарылся головой в подушку.
   – Итиль, знаешь ты кто?! Мне сейчас жить не хочется, а если вдруг ещё в родном вузе узнают?! Как ты там объяснишь свои шуточки?
   – Шуточками и объясню, – Ярослав спокойно выкладывал из пакета купленные по дороге припасы. – Опаснее было бы, кабы тебя эта дева целовать принялась! А по всему видно, до этого едва не дошло, так что я очень вовремя появился.
   – О-о-о! – простонал эльфёнок и отвернулся к стене.
   Ярослав осторожно присел к нему на край кровати. На лице лучника застыло двойственное выражение. Наконец, решившись, он тронул друга за плечо, но Назар даже не пошевелился.
   – Прости, виноват, – холодно сказал Итиль. – Ты сейчас про честь думаешь? Так знай: плевать я хотел на честь, когда твоя жизнь в опасности! Слышишь! И я сделаю всё, чтобы с тобой ничего не случилось! Любой ценой!
   Эльфёнок повернулся и внимательно заглянул в глаза Лунного рыцаря.
   «Мне теперь на всё плевать: на честь, мораль… потому что в сердце лишь одна звезда осталась – последняя. Не знаю, чья она, и молюсь ежечасно, чтобы не твоя! Слышишь, Лас? Ты мне слишком дорог…»
   Во взгляде Ярослава было отчаяние и ещё что-то такое, отчего Назару вдруг захотелось кричать, так что он едва подавил в себе этот порыв. Опять Итиль прав? Он всегда прав, даже, когда ошибается! – так Сэм сказал когда-то.
   – Слышу, – тихо проговорил эльфёнок, вставая. – Теперь я тебя хорошо слышу… Говори.
   Ярослав кивнул:
   – Отлично. Мне очень не понравилась настойчивость, с которой эта дамочка к тебе приставала. Её манеры и голос – словно металлический, – казались такими ненастоящими. Впрочем, возможно, она сильно волновалась. Но не исключено, что это – шпионка Идальго.
   – Шпионка?
   – Ты чуть не обнаружил себя перед выступлением. Я едва успел вмешаться и подставить подножку. Зачем было смотреть на Ливневу? В тот момент ты готов был открыть ей все сокровенные мысли!
   Эльфёнок удивлённо заморгал:
   – Да, я споткнулся там, когда поднимался на кафедру… Так это ты? Но при чём тут Ливнева?
   Ярослав улыбнулся кривой, недоверчивой улыбкой:
   – Она очень сильный человек. Её мысли – тайна. А ведь она тоже смотрела на тебя!.. Кстати, откуда взялась эта дамочка, которая к тебе приставала? Я не видел её в лектории.
   – Что?… – И, схватившись за голову, Лас начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. – Я тупица! Ты прав! Прав! Не надо было смотреть! Это чувство было одинаковым… да, от них двоих исходило что-то одинаковое, что сковывало меня, не давая ни уйти, ни отвернуться. Они словно ворожили к себе, заставляли смотреть в глаза… Итиль, она сказала, что слушала мой доклад, что наблюдает за мной уже два дня, а я ведь помню: вчера её не было в лектории!
   – И сегодня не было, – кивнул Ярослав, – с такой приметной внешностью трудно обознаться: чёрные волосы, синие глаза…
   – Яна говорила, что я смотрел только на Ливневу, потому ничего не помню. И это правда, то, что смотрел. Но она откуда знает? Или они заодно?
   – Не знаю, – Лунный рыцарь задумчиво покачал головой. – Только теперь нас точно в покое не оставят… Да, слушай, совсем забыл тебе сказать! – Итиль вдруг встрепенулся и радостно заулыбался. – Фроди нашла базу! Сейчас расшифровывает. Она постоянно со мной на связи.
   – Ура! – завопил эльфёнок. По сравнению с этой новостью все сегодняшние неприятности отошли на второй план. – Что же ты молчал? Рассказывай скорее!
   – Она с самого начала подозревала, что у тех, кто запустил в действие механизм «ведьминой болезни», имелся чёткий план, – начал Ярослав, – значит, где-то должны были храниться списки очередных жертв. Но по какому принципу формировались эти списки? Какая идея лежала в основе поиска потенциальных суицидников? Руа ещё осенью выдвинула предположение, что «ведьмина болезнь» каким-то образом связана с кармой – космическим законом причины и следствия. А идеи статьи Магистра, – помнишь, той, которую мы так и не смогли найти? – натолкнули Фроди на интересную мысль. Она предположила, что наши суицидники – люди, которым в этой жизни необходимо в первую очередь закрыть кармические вопросы, связанные с жизнью в средневековой Европе. Круг поиска сузился всего до нескольких стран и сравнительно небольшого периода времени. Каким образом Фроди докопалась до местонахождения базы данных, знает, наверное, только она сама. Расчёт оказался верным – и нашим неизвестным врагам пришлось временно затормозить процесс вербовки новых членов в команду самоубийц. Сейчас они и сами не могут пока воспользоваться этой информационной базой, поскольку она закрыта, зашифрована. Чтобы продолжить своё чёрное дело, они сначала должны уничтожить нас – всех, кто им противостоит. А мы им этого сделать не дадим! Правда, Лас?
   Радости Назара не было границ. Теперь их настоящее положение представилось ему в совершенно другом свете. Что ж, если надо, он будет старательно разыгрывать смазливого гея, только бы отвлечь внимание Идальго и его святейшества от Фроди! Но когда жрица расшифрует базу данных, то никто уже не сумеет ею воспользоваться! Потенциальные самоубийцы вновь обретут свободу воли, никому больше не понадобятся самозваные жертвы, и с «ведьминой болезнью» будет покончено навсегда!
   – Как здорово, Итиль! Я согласен ещё несколько дней побыть «противным». Я на всё согласен!.. Только, знаешь что? Как им удалось подчинить себе механизм кармы? Он же безличен и работает независимо от воли людей.
   Ярослав пожал плечами:
   – Не знаю. Силой тут ничего не сделаешь, ты прав. Значит, у Магистра и Идальго были на то особые основания, которые они использовали в своих целях.
   – Надо будет спросить у Руа, когда она вернётся, – сказал Лас и, подумав, добавил: – Она мудрая и прекрасная… и умеет прощать.

10

   Следующий день не принёс ничего нового. Яны нигде не было видно, а Елизавета Ливнева ничем не выдавала того, что отличается от прочих преподавателей вузов, проводящих занятия на конференции. Лас даже начал сомневаться, не напрасно ли он подозревает её в причастности к действиям Магистра и Идальго? Может быть, он поторопился с выводами? Но в этот момент Итиль, сидевший рядом, склонился к самому его уху и таинственно прошептал:
   – Она на первой лекции была так же одета?
   Назар кивнул, украдкой глядя на доцента Ливневу, – и поймал на себе её короткий, ничего не означающий взгляд.
   – Чёрный костюм… – прошептал Итиль. – Странно.
   …– Что же тут странного? – поинтересовался Лас уже в гостинице. – Я про костюм. Разве так важно, как человек одет?
   – Возможно, и не важно, – Ярослав пожал плечами. – Только одежда отражает нашу внутреннюю суть. Вот тебя, эльфёнок, ни одна земная сила не заставит носить официальные пиджаки. А мне очень трудно отказаться от побрякушек.
   – Ты о браслетах? Так это же оберег, а не побрякушка!
   – Но ведь ты их не носишь! – рассмеялся Ярослав.
   – Точно. У меня другое, – И Лас потрогал солнечный камень на цепочке, подарок Руаэллин.
   Лучник многозначительно поднял кверху указательный палец:
   – Одежда – есть продолжение нашей личности. А если человек носит строгий чёрный костюм с глухим воротничком… кстати, очень похожий на одежду католических священников… Не пользуется косметикой, не делает сложных стрижек и укладок, во всём стремится к естественности, и при этом до педантизма точен и аккуратен… Тебе это ни о чём не говорит?
   – Итиль, ты меня измучил своими подозрениями! – взмолился Назар. – Ты сам сейчас больше, чем Ливнева, похож на инквизитора! Давай спать!
   – Давай, давай! Больше ни слова, обещаю, – Ярослав вдруг лукаво улыбнулся. – Только про инквизитора не я сказал! – И он, прыгнув на свою кровать, тут же с головой накрылся одеялом.
   Эльфёнок вздохнул. Так не хотелось верить, что эта странная, но всё же непередаваемо привлекательная женщина принадлежит к числу их врагов. Завтра – последний день, который они проведут, находясь в одном лектории. Так близко – и так далеко. Но всё же можно будет украдкой наблюдать за ней, отмечая случайные жесты, тайно восхищаться, признаваясь себе в том, что встреча с этой женщиной стала важным событием в его жизни. Итиль, возможно, излишне осторожен. Но надо отдать должное эльфийскому принцу: зная о симпатиях Назара, он, тем не менее, деликатно молчит. «Ах, если бы не эта война, – думал эльфёнок, засыпая, – я мог бы говорить с вами, Елизавета Николаевна. Мог бы спорить, мог бы близко видеть ваши глаза. Хотя, кто знает, встретились бы мы когда-нибудь, если бы не эта война?…»
   Неожиданно проснувшись среди ночи, Лас долго лежал, глядя в потолок. Эта мучительно страшная головная боль только приснилась ему? Похоже, что так. Но сон не отпускал. Снова и снова юный эльф старался вызвать столь поразившее его ощущение: сначала лёгкое покалывание в висках, тяжесть, потом боль – постепенно нарастающая, подчиняющая себе мысли и чувства. По нервным дорожкам она растекается по всему телу, и не хочется более ничего, только умереть быстрее! Уже недолго, ждать совсем недолго…
   Лас вдруг увидел себя, стоящим на коленях перед каким-то алтарём. Его лицо в слезах, и губы шепчут молитву: «Во имя Единого Сущего сердцем и рукой добровольно принимаю завершение своего цикла и отдаю дух мой навечно во власть силы, более достойной владеть им. Аминь. Да будет так!» Блеснул ритуальный нож: вот сейчас, он положит левую руку на алтарь и окропит его своей кровью.
   Назар вдруг вскочил, но тут же снова рухнул на подушку, часто и тяжело дыша. Это не он был там, у алтаря! И не у него болела голова! Этот сон – чужая жизнь, чужие чувства и чужие видения. Свет полной луны, пробиваясь сквозь тюлевые занавески, вычерчивал на потолке причудливые знаки, напоминавшие тайные формулы Каббалы [71 - Каббала – мистическая традиция, связанная с осмыслением Творца и Творения, роли и целей Творца, природы человека, смысла существования.]. Занавески иногда колыхались, колеблемые сквозняком из незаклеенных окон, и формулы тоже меняли своё очертание. Постепенно Лас заметил определённую закономерность в смене знаков. Робкое желание заснуть растворилось в тревожном предчувствии. Сколько прошло времени? Час или несколько минут? Эльфёнок лежал, не в силах пошевелиться и шептал, сам того не осознавая: «Во имя Единого Сущего сердцем и рукой…»
   Вдруг Итиль, до сих пор тихо спавший на соседней кровати, болезненно застонал, заворочался и, вскрикнув, сел, прижавшись лбом к холодной стене. В мгновение ока Назар очутился рядом.
   – Что с тобой? Приснилось, да?
   Ярослав повернул к нему бледное лицо, искажённое страшной гримасой.
   – Сон… – едва слышно выдавил он. – Слава богам, Лас, это только сон…
   Таким своего друга Назар не видел никогда: в глазах его застыло выражение смертельного страха и отчаянного, королевского величия, лоб в слабом лунном свете блестел от испарины, а сердце колотилось так, что эльфёнок слышал его частые и неровные удары. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Ярослав провёл по лицу чуть вздрагивающей, влажной ладонью.
   – Совсем рядом… вас уже ничто не разделяло, – Но вдруг он резко выпрямился, словно неожиданно вспомнил что-то важное. – Погоди, так ты не спал?
   Назар кивнул. Он только сейчас понял, насколько кошмар Итиля напугал его самого. Думать уже не было сил, глаза слипались, и усталость сковала все мышцы.
   – Тревожно было, – пробормотал он, засыпая, – знаки на потолке… формулы…
   Лас покачнулся, но Итиль, следивший за каждым его движением, не позволил эльфёнку свалиться на пол. Подхватив друга, он уложил его на свою постель, на которой они сидели, и заботливо укрыл одеялом.
   – Спи, пожалуй, – прошептал Ярослав, доставая блокнот и делая в нём последнюю пометку. – Прости, Фроди, но теперь даже ты не сможешь меня удержать! Боюсь, такого случая больше не будет!
   Походив немного по комнате, прислушиваясь к тишине и ровному дыханию спящего друга, он скоро лёг на его свободную постель. Отсюда тени на потолке действительно были похожи на ряд магических знаков. «Благослови, пресветлая Варда! – прошептал Лунный рыцарь. – Да воздастся нам всем по вере нашей!» И Ярослав закрыл глаза. Со стороны казалось, что он спит.

11

   Назар проснулся с больной головой, но свежий и полный сил. Убедившись, что встал он гораздо раньше будильника, а, следовательно, времени ещё предостаточно, эльфёнок сладко потянулся, оценивая обстановку. Ага, он спал на кровати Итиля… Ощущения ночных кошмаров нахлынули неожиданно. Лас вдруг вспомнил, как не мог пошевелиться, следя за игрой теней на потолке, и как волнение друга мгновенно вывело его из летаргического оцепенения. Наверное, он тут же снова заснул, а благородный лучник не посчитал нужным спихивать его со своей подушки. Да, пожалуй, так и было.
   Наведя утренний марафет, Лас раздвинул занавески. За окнами четвёртого этажа занималось румяное утро. Солнце ещё не взошло, но по заснеженным двускатным крышам домиков частного сектора уже мерцали матовые разноцветные радуги – предвестники искристого зимнего дня. Вороны и галки подняли перекличку, деля удобные места на антеннах и крыше гостиницы. Гам стоял неимоверный, но самих птиц не было видно. День обещал быть удачным, и Лас решил, что пора будить Итиля. Обычно великий лучник просыпался намного раньше, это ему выпадало несчастье каждое утро расталкивать эльфёнка, выслушивая его сонные упрёки. Но вспоминая сегодняшнюю тревожную ночь, Назар не нашёл ничего странного в том, что проснулся раньше своего друга.
   – Вставай, синдэ! Подъём! – Лас легонько потряс Итиля за плечо, но, видя, что тот никак не реагирует, более решительным жестом повернул к себе его голову.
   Принц сумеречных эльфов лежал без сознания с высоченной температурой и, судя по тому, как горели его щёки и растрескались губы, – уже давно. Назар всё понял. Тихо опустившись перед кроватью на колени, он в отчаянии обхватил руками голову и заскрипел зубами:
   – Это формулы! Какой я болван! Они звали меня, специально дверь открыли пошире, а пошёл ты! Зачем, Итиль?! Что мне делать теперь?
   Нет, лихорадку Ярослава таблетками не вылечить! Медицина не поможет… Фроди! Да! «Скорее, жрица, приезжай! Если ты слышишь меня!..» – мысленно умолял Лас. Чувства его метались в растерянности. Беспомощно оглянувшись по сторонам, эльфёнок заметил блокнот, лежащий рядом, на прикроватной тумбочке. В другое время он никогда бы не стал читать чужие дневники, но сейчас сомневаться было некогда. Возможно, Итиль оставил записку, ведь он всегда так предусмотрителен! Подавив тяжёлый вздох, Лас раскрыл блокнот. Записей было немного, и первая гласила:
   «Заклинаю силой и вечной жизнью во имя Единого Сущего и абсолютного завершения циклов открываю пути к осознанию истины. Ищу тебя, жду тебя, утолю голод твой и жажду твою, помогу вернуть утраченное в долгих скитаниях и тяжком поиске. Приди! Пусть сольётся дух твой с Единым Сущим и цикл завершится. Да будет так!»
   Переведя взгляд на болезненно-умиротворённое лицо Ярослава, эльфёнок вздрогнул.
   – Ты всегда молчал о том, что думаешь и чувствуешь, не позволяя помочь себе. Но если в моих силах сделать это сейчас – я это сделаю. Прости, – И он углубился в чтение, пробегая глазами строчки, написанные твёрдым, аккуратным почерком.
//-- * * * * * --//
   «Единый Сущий» – не Бог, но тот, в кого верят, как в Бога. «Отче наш, сущий на небесах…» – «сущий» здесь: значит «пребывающий», «находящийся». Думаю, что этот «Единый» существует реально… или существовал в какой-то точке времени и пространства. А «цикл», возможно, подобен кольцу всевластья. Если понятия «Единого Сущего» и «завершения циклов» в заклинании стоят нераздельно рядом, если они равны по значению, то этот «Сущий» сам есть причина и следствие «завершения циклов». Причина и следствие – это карма. А карма, в каком-то смысле, – предопределение.
   Предначертанное должно исполниться рано или поздно… Лас, я буду рядом до тех пор, пока ты не почувствуешь в себе силу великого воина! Обещаю! Только и ты поторопись: времени нет, уходят драгоценные минуты. Холодно. А последняя звезда не греет, она словно чужая мне. Интересно, чья это жизнь?
//-- ____________________ --//
   «Я буду верить за тебя!» – сказала Рыжик. По вере нашей воздастся нам! Но как хорошо стало: я помню её кошкой. И снова она пришла на помощь тогда, когда ничто, казалось, не способно было изменить ситуацию. Будь счастлива, маленькая! Я не в силах просить тебя о большем!
//-- ____________________ --//
   Лас говорил о прощении. И странно, почему я сам не думал об этом раньше? Привык к тому, что смысл жизни рыцаря – война, а на войне неизбежны потери. Но возможно ли простить? Не думаю, чтобы Лас видел этой осенью то, что видел я… Эти пойманные вскользь чужие чувства едва ли забудешь! Когда со всех сторон к тебе тянутся невидимые руки, невидимые безумные глаза умоляют о помощи. Теперь я понимаю, что отдал им больше, чем мог отдать, я был не готов вместить столько чужой боли… Но как иначе?
   Розы в Новый год были благодарностью… а может, тоже просьбой о прощении? Помню лицо той девушки – хмельная, счастливая. И сколько их, что за радость момента готовы забыть всю причинённую боль, все обиды! Но если прощают они, то я тем более не вправе…
//-- ____________________ --//
   Чёрный лебедь… Вот я и дождался знака судьбы. Ждал его с того самого сентябрьского вечера, всё думал: как это будет? А теперь, когда знамение свершилось, невыносимо хочется жить! Хочется верить. Рыжик, ты веришь ли? Алиэ, родная, веришь? А терять мне сейчас нечего. Последняя звезда в сердце принадлежит тому, кому я меньше всего хотел бы её подарить! Теперь её огонь просто невыносим, за эти дни он измучил меня так, что хочется лишь одного – скорее бы свершилось! Хочется испытать радость прощения и умереть счастливым.

     Судьбы не изменить. Теперь я это понял.
     Не стану больше безрассудно лгать,
     Молясь чужим богам у тысячи часовен:
     Мне безупречным рыцарем не стать!

     Все средства хороши, когда душа живая
     В отчаянии бьётся: помоги!
     Как поздний жёлтый лист в кострах горю – и таю.
     Прощаю вас, невольные враги!

     Мне праведность святых не стала обреченьем.
     За граню вашей веры находясь,
     Я отрицаю смерть, в любви ищу спасенье —
     И таю тихим шорохом дождя.

     Когда настанет срок, порву без сожаленья
     Земных исканий золотую нить.
     Благодарю, Творец, за дивные мгновенья!
     Никто не виноват.
     Судьбы не изменить.

//-- ____________________ --//
   Лас, ты так верил мне! Прости за разочарование, и проси за меня прощения у Фроди – теперь она ничем не сможет помочь: я готов нарушить клятву.
   Смерти нет! Иду громить базу.
//-- * * * * * --//
   Потрясённый эльфёнок закрыл блокнот. Ярослав знал! Знал с того первого вечера в парке, и не сказал ни слова! И клятву верности нарушил только затем, чтобы скорее уничтожить списки потенциальных суицидников! Получилось ли у него? Что произошло этой ночью?
   Положив ладонь на пылающий лоб друга, Лас прошептал:
   – Разочарование? Нет, Итиль, я восхищаюсь тобой! Ты сделал больше, чем было предназначено: ты помог мне стать самим собой! Только скажи, что случилось? Я должен знать!
   Но Лунный рыцарь не отзывался. В отчаянии эльфёнок сжал в ладонях кулон с солнечным камнем. Наверное, Итиль сражался в астральных мирах. Что ж, настал момент истины! Он не будет больше прятаться, он выйдет в бой с открытым забралом! Лас вдруг почувствовал, как сердце его наполняется новыми ощущениями: внутри стало непривычно холодно и спокойно. Паника и растерянность уступили место сосредоточенной решимости. И хотя он по-прежнему не знал, что делать, медлить было уже нельзя. Некогда думать и оценивать: он – Солнечный рыцарь Анариэ! Он может всё! Он может остановить Идальго… и должен сделать это во что бы то ни стало!
   …Принц сумеречных эльфов лежал на его руках, истекая кровью. Удар был нанесён метко – в самое сердце, однако оно ещё билось – глухо, слабо, а в глубине мерцала тёплым светом единственная звезда. Конечно это она – неисполненное предназначение, – помешала смерти немедленно увести с собой Лунного рыцаря! И он не умрёт, пока не подарит последнюю звезду! Жива надежда!
   Анариэ решительно сдвинул брови.
   – Кто это сделал, Итиль? Я найду его! Из-под земли достану!
   – Идальго! – раздался рядом тихий печальный голосок, и что-то мягкое доверчиво прижалось к его руке.
   – Майя?!
   Это действительно была чёрная кошка. Лизнув бледную щёку раненого рыцаря, она обратила к Ласу золотой взгляд, подёрнутый дымкой грусти.
   – Я всё видела. Твой друг уничтожил какие-то важные документы, хранившиеся в синем замке. Он вошёл беспрепятственно, и, наверное, его там никто не ждал.
   – Ждали другого – меня, – подтвердил Анариэ.
   – Сначала Лунный рыцарь перебил все зеркала, – мяукнула кошка, – и только потом появился Идальго. Они сразу узнали друг друга и начали драться. А я испугалась… Так было страшно, когда сверкнули мечи! Идальго говорил про погибшие списки, а твой друг только смеялся. «Я могу убить тебя хоть десять тысяч раз, и ты всё равно останешься жив! – сказал он своему противнику. – Но не стану этого делать. Живи так, зная, что ты мне ничем не обязан!» После этих слов Идальго рассвирепел. Он зарычал, как зверь, и в ярости откинул с лица капюшон. Только я уже не смотрела на него, потому что твой друг тотчас опустил меч и распахнул плащ, словно ожидая удара. Я бросилась к нему, хотела разбудить, но поздно: Идальго вонзил меч ему в сердце и исчез.
   Анариэ слушал в напряжённом внимании, и когда кошка окончила свой рассказ, благодарно прижал её к груди.
   – Майя! Я понял! Последняя звезда предназначалась Идальго!
   Значит, Итиль всё это время носил в сердце жизнь своего врага? Солнечный рыцарь отрешённо вглядывался в прозрачно-чёрную даль астральной бесконечности. Он вдруг осознал всё коварство ловушки, подготовленной для него хитрыми инквизиторами. Понял, почему Ярослав так боялся исполнения своей судьбы, мечтая изменить предначертанное. Руаэллин и Фроди тоже знали это с самого начала… Тогда почему они молчали? Почему не предупредили заранее?! Они не могли вмешаться в свободный выбор эльфов, просто не имели на это права…
   Алые капли крови на руках Анариэ казались розами, и с этим ничего нельзя было поделать. «Наша вера определяет наш выбор, а свободой выбора можно изменить предначертанное», – подумал вдруг солнечный рыцарь. Итиль свой выбор сделал… А ведь всё могло быть намного хуже! Если бы сам Анариэ вошёл в ту дверь, распахнутую настежь силой магических формул, сразился с Идальго и победил его, то погиб бы совсем не враг его, а лучший друг! Ведь Лунный рыцарь отдал бы последнюю звезду и ушёл навсегда, исполнив своё предназначение. Так должно было случиться, если бы не вера и благородство Итиля, обязавшегося остерегать эльфёнка от необдуманных и несвоевременных действий. «Я буду рядом до тех пор, пока ты не почувствуешь в себе силу великого воина!» – вспомнил вдруг Анариэ. Теперь настало время его собственного выбора, и медлить было нельзя.
   В золотых глазах притихшего рядом маленького оборотня блестели слёзы:
   – Что ты теперь будешь делать?
   – Не знаю… – Солнечный рыцарь чувствовал, как всем его существом овладевает тяжёлая, томительная пустота. – Если Итиль простил его, то я тем более не вправе… Благородное сердце!.. Но пора.
   – Я с тобой! – воскликнула кошка.
   – Идём, – И Анариэ, едва подавляя желание разрыдаться, склонился над умирающим другом: – Дождись меня, слышишь! Я завершу это дело сегодня же: найду их, чтобы простить. Дождись!
   В этот момент из самых дальних далей астральных миров долетело ласковое радужное эхо, сопровождаемое нежным переливом колокольчиков:
   – Дождись!

12

   Оставив Итиля в гостинице, Лас опрометью помчался к зданию университета. Теперь он не побоится заглянуть в глаза Елизавете Ливневой! Она ведь знает всё! Она приведёт его к Идальго!
   Снег слепил глаза, а потоки солнечного света оставляли на щеках робкое тепло – первое предвестие приближения весны. Это случается в конце января: ещё морозно, ветрено, но из-за облаков уже выглядывает лазурное небо и солнце светит так, что кажется, будто вот-вот зажурчат первые ручьи. Лица людей озаряются улыбками, и думается: эта нечаянная радость не исчезнет с наступлением сумерек, а останется навсегда. Верьте, люди! В прекрасное всегда надо верить!
   Словно во сне, Лас бежал по заснеженным тротуарам, жмурясь от яркого света, натыкался на прохожих, извинялся мимоходом и снова бежал. Он ни о чём не думал, и чувства его замерли, оставшись там, в гостинице, рядом с Ярославом. В распахнутой куртке, с непокрытой головой эльфёнок не ощущал холода – солнечные лучи окутывали его, золотом переливались в растрёпанных волосах, в глазах, вместивших в себе весь радужный блеск вселенной. Так влетел он в здание университета. Едва отдышавшись, Назар отправился вперёд по коридору, ведущему к лекторию, где проводила занятия Елизавета Ливнева. Нет, прерывать чтения и будоражить студентов он не думал. Доцент Ливнева сама сейчас выйдет к нему! Она услышит и выйдет! Стоит ли сомневаться?
   Дверь лектория отворилась. Она! Царственной походкой идёт навстречу; идёт к нему медленно, словно против воли, но взгляд её прям и твёрд. Ещё вчера Лас многое отдал бы за подобный случай! Но это было вчера…
   … Это он – без сомнения! Её враг, пришедший за её жизнью, её расплата. Но не позор! Да, сила его велика, сила иного мира, иных богов, неподконтрольных её власти. Он ещё так молод и наивен, надеется всё изменить. Но где твоё оружие, Солнечный воин? Тебе суждено пасть жертвой собственного раскаяния! Недолго ты будешь торжествовать победу! Боль уже близко… В глазах темно… Смотри же, с кем говоришь: я – Магистр святой инквизиции! И не тебе, мальчишка, решать мою судьбу!
   – Ваше святейшество?… – прошептал Анариэ, остановившись. – Это вы?
   Как слеп он был раньше! Прав Итиль! Чёрный костюм, надменный взгляд, чарующее обаяние… Женщина – вот что сбило его с толку! Сейчас перед ним стоял высокий монах в чёрной сутане. Какие благородные черты! Их не портит даже восковая бледность лица. Тонкие губы сжаты, в глазах огонь – синий огонь! Этому человеку подвластно многое – время, пространство, чужие жизни и помыслы. Он знает цену преданности и предательству, он довольно пережил, чтобы отдать свою судьбу на волю случая. Он равно бесстрастно сумеет убить и умереть. В своей отрешённой отстранённости Магистр одновременно страшен и привлекателен. И ему уже нечего терять.
   Анариэ замер на месте, не опуская глаз. Что значат власть и воля Магистра инквизиции, когда жизнь его друга висит на волоске?! Сейчас ему даже нечего сказать этому человеку. Лас вдруг заметил на пальце монаха металлическое кольцо. Так вот какова его сила – сила завершения циклов! Кольцо… Не об этом ли писал Итиль в своём дневнике: если понятия Единого Сущего и завершения циклов равнозначны…
   – Безумец! – прошептал Солнечный рыцарь, неотрывно глядя на приближающегося к нему человека. – Ты возомнил себя Богом и решил управлять его именем. Подменял волю этих людей своей. Зачем?!
   Восковое лицо Магистра дрогнуло в презрительной усмешке:
   – А ты умён. Не ожидал! Приятно говорить с достойным противником. Да, Великий Инквизитор – не воплощённое зло, каким его любят представлять святоши от науки. Он добрый пастырь, избавляющий людей от столь тягостной для них свободы воли. И я делал выбор за тех, кто был когда-то связан со мной. Любовь, ненависть, что кострами пылали тогда, сейчас стали прахом. Стоит ли печалиться о них? Я избавил от сомнений тысячи несчастных, и они должны быть благодарны мне за то, что об этой карме им уже не нужно заботиться. Когда они родятся вновь, созидание станет их главной задачей.
   Анариэ слушал и не верил своим ушам: лишить человека воли – это гуманность?!
   – В повторении циклов есть высшая справедливость, – продолжал Магистр. – Сегодня ты палач, завтра – жертва, а послезавтра – снова палач. Воля отдельных индивидов, в конце концов, вообще теряет смысл. Человек живёт только ради исполнения своей задачи. Но если задача исполнена, зачем жить?
   – Есть любовь! – пронзительный голос Солнечного рыцаря был звонок и запальчив. Монах снова презрительно скривил губы:
   – Иллюзия. Этим понятием люди часто прикрывают свои низменные инстинкты. Но кто из них готов любить бескорыстно, не надеясь ничего получить взамен? Неужели ты веришь в то, что говоришь? Ты сам – воин, твоя стихия – смерть!
   Анариэ не торопился спорить, он чувствовал, что слова всё дальше уводят их от главного. Но хорошо уже то, что этот безумный учёный высказал сейчас свои мысли: Солнечный рыцарь теперь начал понимать мотивы его поступков. Бредовая теория, погубившая столько жизней, опиралась на божественную справедливость, выраженную цикличностью исторических процессов. Но в какого бы Бога не верил человек, разве хоть одному Творцу нужны слёзы и кровь его созданий?! Ведь абсолютное завершение циклов – это смерть, остановка развития! И если Магистр так убеждённо проповедует смерть, то он, Анариэ, смотрит на всё иначе.
   «Дуаль!.. – Солнечный рыцарь вдруг вспомнил давний разговор со своей прекрасной наставницей. – В каждой единице творения есть дуаль. Добро и зло едино, а на всякое действие непременно найдётся противодействие. Ты стремишься к завершению циклов – хорошо! Значит моя задача – не допустить завершения твоей собственной жизни. Только тогда восстановится гармоничное равновесие!.. Да, я воин! Но смерть – не моя стихия: сильному дано право щадить своих врагов. Только сильному дано право прощать!»
   Магистр уже стоял совсем близко, и Лас чувствовал, как синее пламя его глаз полыхает в его собственном сердце. Но он не ощущал ненависти к этому чуждому огню. Они не могут быть врагами, потому что они – единое целое. Они – дуаль, единица творения.
   Эльфёнок вдруг искренне улыбнулся и протянул руку, на которую с готовностью оперлась молодая женщина, стоящая напротив. Снова во все окна светило зимнее солнце, и тень Магистра инквизиции исчезла в ярких потоках его лучей. Перед Назаром стояла просто женщина – больная, страдающая. Кем бы она ни была, с какой бы ненавистью не смотрела на него, он не вправе оставить её в трудную минуту!
   – Елизавета Николаевна, вам плохо? Отвезти вас домой?
   Лицо доцента Ливневой исказилось гримасой боли, однако голос прозвучал твёрдо и бесстрастно:
   – Да. Начинается приступ. Идёмте скорее.
   Назар помог ей одеться и вывел на улицу. Рванулся навстречу морозный ветер, потоки ярких солнечных лучей слепили глаза, снег блестел. И небо – лазурно-чистое, близкое и прозрачное – обступило их со всех сторон. «Это жизнь, прекрасная Йаванна! – подумал вдруг эльфёнок, останавливая такси. – Жизнь продолжается! Теперь я верю в неё так, как никогда ещё не верил!»
   Покинув шумный центр, такси выбралось на окраину и свернуло в грязный проулок, остановившись у бывшей когда-то белой хрущовской пятиэтажки. Убожество, нищета и старость выглядывали изо всех окон этого дома. Ласу доводилось видеть и городские трущобы, и брошенные деревни, но прежде ни одна из этих картин не оставляла столь тягостного впечатления. Рядом с подъездом, в который они входили, на привязанной за два чахлых тополя верёвке болталась застиранная до последней ветхости простыня. Застыв на морозе, она шуршала под ветром, жалобно поскрипывал тополь, которому вторила болтающаяся на одной петле подъездная дверь. Эльфёнку стало жутко. Он вдруг вспомнил ту осеннюю ночь, когда с фотографией Ники в кармане, прибежал к Ярославу. Выжженная, горькая степь, застывшие слёзы и костры, безумные вопли в ночи… Теперь это видение наяву обступало его со всех сторон, а он шёл всё дальше, через леденящий ужас, не в силах бросить женщину, в последней надежде опирающуюся на его руку. «Это Мордор! Я не хочу туда, не хочу!» – вспомнил Назар свои собственные слова и мысленно добавил, помедлив: «Итиль, если бы ты был рядом сейчас!..»
   В этот момент из-под заснеженной лавочки донеслось кошачье мяуканье – живой голосок в царстве смерти и тления. Чёрный котёнок-подросток играл с кусочком ветоши. «Ника!» – обрадовался Назар. Раньше он никогда бы не поверил, что астральные образы могут так ясно проявляться в реале, но котёнок выжидающе смотрел на него золотыми глазами, всем своим видом давая понять, что эльфёнок не ошибся. Лас улыбнулся маленькому зверю и бестрепетно вошёл в подъезд.
   Их ждали. Одна из дверей второго этажа оказалась распахнутой настежь, а на пороге стояла та самая девушка – хрупкая, изящная, с синими печальными глазами.
   – Яна?
   Но девушка только хлестнула его взглядом полным высокомерного достоинства и презрения:
   – Убийца!
   – Оставьте, Идальго. Это мой гость, – голос Елизаветы Ливневой был по-прежнему ровен и спокоен, однако то, с каким трудом она двигалась, и гримасы боли, временами искажавшие благородные черты, давали понять, как тяжело даётся ей это спокойствие.
   Они прошли в комнату, и Лас осторожно усадил молодую женщину в старое плюшевое кресло – единственный предмет роскоши в этом убогом жилище. Однокомнатная квартира с низкими потолками и крохотными окошками напоминала келью монаха. Мебели в ней практически не было, кроме кровати, кресла и стола, на котором среди гор книг и папок с рукописями стоял ноутбук. Книги лежали стопками на полу вдоль стен, на подоконнике, и было заметно, что им отводится главное место в этой квартире. Нищенская бедность обстановки отчасти компенсировалась идеальным порядком, царившим в комнате, где даже самому взыскательному взгляду не к чему было придраться.
   Назар был потрясён. Растерянно скользнув взглядом по стопкам книг и рукописей, он сделал шаг по направлению к двери.
   – Я вызову врача…
   – Не нужно, моя жизнь теперь в руках Господа, – едва повернув голову, молодая женщина глазами указала гостю на кровать, застеленную дешёвым гобеленом. Однако Лас остался стоять, отметив про себя, как дрогнули в презрительной усмешке губы Идальго.
   – Вы человек сильный и благородный, – продолжила Елизавета Ливнева, – и, без сомнения, должным образом оцените моё к вам расположение. Меня давно не интересует мирская суета – этот прах ложных стремлений и желаний. Тщеславие и жажда власти также чужды мне. Но когда внутри горит огонь великой силы, неисполненной задачи… Впрочем, вы поймёте меня, как никто. Ведь именно благодаря вам прервалась моя миссия, окончательно прервалась, а скоро прервётся и жизнь.
   – Врача, «скорую»! – прошептал Назар, отступая к двери. – Вы больны!
   – Ни с места! – Яна вдруг решительным движением загородила ему проход. В руке её блеснуло острое лезвие кухонного ножа.
   – Если вы смогли помешать осуществлению моей жизненной задачи, – пояснила Елизавета Ливнева по-прежнему спокойным голосом, – то никто не вправе отнять у меня свободу умереть так, как я этого хочу!
   Глядя на этих безумных женщин, Назар не чувствовал страха. Не было в его сердце ненависти или презрения, только жалость, сострадание. Он удивлялся сам себе, ведь сейчас рядом с ним находились люди, повинные в стольких смертях, в стольких искалеченных жизнях, – а он жалел их! Знают ли они, что такое настоящая радость, дружба, любовь? Видели ли они другую сторону жизни – упоительно счастливую, где даже грусть светла, а горе не безысходно? Он прощает их, прощает от всего сердца! Для будущего, для любви, для надежды!
   – Вы так свободно распоряжались волей других, – воскликнул Назар, обращаясь к молодой преподавательнице, – а теперь я возьму вашу волю! Я не дам вам умереть! Вы ещё узнаете счастье, и боли больше не будет! Я прощаю вас и прошу у вас прощения!
   Елизавета Ливнева, в изнеможении закрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Яна вскрикнула. Солнечный рыцарь решительно направился к двери.
   – Ты не смеешь! – зарычал Идальго, загораживая ему дорогу. – Воля его священна!
   – Пусти!
   Камень в венце Анариэ горел так ярко, что из окон на улицу вырывались пучки света, заставляя прохожих волноваться. В мгновение ока у подъезда собралась толпа, кто-то крикнул: «Пожар!», кто-то вызвал «скорую». Однако два рыцаря, застывшие друг против друга, ничего этого не слышали. Идальго вдруг истерически расхохотался:
   – Я не в силах тебя убить, потому что не могу нарушить волю святого человека, но я убью твоего дружка! О, как он красив! И как упоительно сладко держать в руках его судьбу! Он, конечно, поделится последней каплей жизни, что осталась в его сердце! Я знаю, она принадлежит только мне! Как благородно – опустить меч, увидев, что сражаешься с женщиной! – В голосе воинствующего монаха зазвучали издевательские нотки. – Но эта война без правил! Если бы чёрная стерва не вмешалась, я ещё ночью забрал бы то, что мне принадлежит!
   И Идальго приставил нож к своему горлу. «Во имя Единого Сущего сердцем и рукой…»
   – Майя! Задержи его! Спаси Итиля! – прокричал Анариэ, опрометью бросаясь в открывшийся проход. – Врача!
   Чёрная кошка возникла прямо из лучей света, бьющих из камня в венце Солнечного рыцаря. Мгновение – и с яростным шипением она вцепилась в лицо Идальго, который от неожиданности выронил нож. Секунды оказалось вполне достаточно.
   Выскочив из подъезда, Назар увидел перед собой карету «скорой помощи».
   – Скорее! – крикнул он, указывая на окна, в которых ещё секунду назад полыхал яркий свет. – Там две женщины: одна больна, другая безумна!
   – Но там пожар! – раздался из толпы взволнованный возглас. Врачи уже скрылись за дверью подъезда. Проводив их взглядом, Назар прислонился к тополю, чувствуя, как всё его тело сотрясает нервная дрожь.
   – Нет пожара, это солнце, – негромко заметил Анариэ, и голос его, исполненный силы и спокойной уверенности, услышали все. Люди восхищённо смотрели на светлого, не похожего ни на кого, паренька, словно ожидая чуда, а он в ответ скользил по их лицам уставшим, невидящим взглядом. Да, это он собрал здесь народ, вызвал «скорую», а сейчас так же, мысленно, попросит всех разойтись по своим делам и забыть о происшествии. Теперь он может это.
   Эльфёнок закрыл глаза. Падал снег, и было так тихо, словно он сам уже умер. Вдалеке мерцала неярким, но живым светом серебряная звезда. Надежда… Мимо него проплыли носилки: Елизавету Ливневу, конечно, спасут. Будет тяжёлая операция, но она останется жива. А вот ведут рыдающую девушку: лицо её изуродовано, одежда залита кровью, но синие глаза по-прежнему смотрят с ненавистью. И Лас слышит, будто сквозь сон:
   – Кто это её так?
   – Кошка. Еле оторвали.
   – Тихо, тихо, сейчас мы укол сделаем, и вы уснёте…
   Кто-то трогает его за плечо:
   – Молодой человек, вам помощь нужна? – и он едва узнаёт собственный голос:
   – Да. Я приезжий, отвезите меня в гостиницу.
   Падает снег…

13

     Я смотрю на тебя, как в зеркало… – и не пишу стихов.
     И сказать мне нечего, только глупости на языке.
     Просто солнце играет среди сосновых стволов,
     Просто в тёмной полночи звёзд огни вдалеке.

     Я когда-то сильным воином быть хотел,
     И как Гэндальф, магом, только без бороды.
     Детство вмиг завершилось, когда наступил предел:
     Ничего не нужно, лишь бы остался ты!

     Твоя жизнь мне дороже магии, Звёздный Брат!
     Я до этого дня не знал ни потерь, ни слёз…
     Эту нить теперь ни спутать, ни разорвать:
     Под моей рукой ожила прекраснейшая из звёзд!

//-- * * * * * --//
   Лас не помнил, сколько времени просидел у постели Ярослава. Его друг был по-прежнему в жару и без сознания.
   – Как же так? – шептал эльфёнок. – Вернись!
   Всё закончилось. Не будет больше крови и жертв, принесённых на алтарь Единого Сущего. Магистр не умрёт и равновесие не нарушится. Он сделал всё, что мог, и теперь он – совершенно взрослый Солнечный воин. Только сейчас, как никогда раньше, хочется кричать и рыдать от бессилия.
   – Вернись! Скоро приедет Алиэ… Что мне делать теперь?!
   За окном начало смеркаться, синие тени окутали комнату, и в гостиничном номере стало по-домашнему уютно. Лас вдруг почувствовал себя маленьким беспомощным мальчиком. Эта война что-то перевернула в нём, надломила. Раньше так хотелось быть героем, великим воином и магом, обладающим силой, недоступной прочим людям! Теперь он – герой и маг, но не нужно более ничего, только бы очнулся его друг! А потом – домой, к маме и сёстрам; и чтобы Ника была рядом; чтобы вернулись Алиэ и Руа… Собраться бы всем вместе в её домике, теряющемся в цветущих вишнях, наполненном перезвоном колокольчиков, и говорить о звёздах…
   Дверь открылась. На пороге стояла Фроди. Снежинки блестели в её седеющих волосах, а глаза сверкали доброй улыбкой. Назар бросился ей на шею:
   – Приехала! Я так звал тебя!
   – Как ты вырос, малыш! Совсем взрослым стал… Я всё знаю.
   Подойдя к постели Ярослава, жрица склонилась и ласково погладила тёмные, спутанные волосы ученика.
   – Мальчик мой! Ты совсем немного не дождался, поторопился – и я больше не властна над твоей судьбой. Прощаю тебе нарушенную клятву и возвращаю назад твоё слово! Теперь ты уже не ученик – ты мастер! Да благословит тебя Владычица Звёзд!
   Лас с замирающим сердцем ждал, что сейчас вот-вот случится чудо… но Итиль даже не пошевелился.
   – Как же так, Фроди? – позвал он в недоумении. – Он не может умереть: там звезда! Я видел!
   Суровая жрица мудро покачала головой:
   – Синдэ слишком горд, чтобы взять то, что принадлежит не ему… пусть даже оно теперь совершенно никому не принадлежит. Но ты вправе подарить ему эту звезду: рука короля исцеляет!
   – Я?!
   Задыхаясь от волнения и восторга, Лас медленно подошёл к лежащему без сознания другу и положил руку ему на грудь. Под пальцами трепетно забилась, заметалась звезда.
   – Тёплая! – прошептал солнечный эльф в восхищении. – Пусть она будет твоей, Итиль! Ты, как никто, её заслужил!
   Серебряный комочек ослепительно вспыхнул и растворился в синих сумерках комнаты. Ярослав открыл глаза, сердце его теперь билось ровно и спокойно. Рядом стоял Лас – счастливый, не скрывающий радостных слёз, и Фроди смотрела добрым, ласковым взглядом. Он был жив.

Эпилог

   – Назар! Назарка! Ника приехала! – Раечка и Ритуля, держась за руки, влетели в комнату Ласа.
   За окнами бушевала весна. Город утопал в солнечных лучах и цветущих вишнях. Экзамен по философии был благополучно сдан, и радость эльфа уже ничто не омрачало. Назар вернулся с конференции героем: его работа заняла первое место в своей теме, – так что Рюрик на радостях простил ему устроенную зимой революцию.
   Руаэллин успешно защитила диссертацию. Она по секрету призналась Ласу, что так срочно уехать её вынудили слухи о том, что в северной столице действует секта поклонников Единого Сущего.
   – Несложно было всё проверить, сложнее – очистить астральное и Интернет-пространство от посланий Идальго. Думаю, скоро все забудут о сумасшедшем Магистре, тем более что Елизавете Ливневой навсегда запретили заниматься наукой: её организм не выдержит такой нагрузки.
   Итиль наотрез отказывался чувствовать себя больным, и хотя врачи разрешили ему встать сравнительно недавно, за это время неугомонный рыцарь успел написать весьма солидную работу, благодаря которой ему предложили место в научном отделе краеведческого музея. Валерий Николаевич и Наташа вернулись почти одновременно, вскоре после окончания конференции, так что у Ярослава не было недостатка в заботливых сиделках.
   – Не терзайте меня, инквизиторы! – смеялся он, отмахиваясь от прописанных врачами лекарств. – Сколько можно? Дайте пожить в своё удовольствие!
   Однако в глубине души Итиль и сам понимал, насколько испытания, выпавшие на его долю этой осенью и зимой, подорвали его силы, поэтому сопротивлялся скорее только для виду.
   Лас тоже часто навещал друга, и хотя он старался не волновать его, вспоминая о событиях, связанных с «ведьминой болезнью», теперь молчание между ними носило характер более чем условный. Однажды, когда они были в комнате одни, Ярослав вдруг спросил:
   – Как она?
   – Кто? – Назар поспешно опустил глаза, стараясь скрыть загоревшиеся в них огоньки. Но его притворство было встречено снисходительной усмешкой:
   – Яна. Ты ведь о ней сейчас думал?
   Солнечный эльф вздохнул:
   – Не знаю, радоваться или нет, что мы теперь не можем ничего скрыть друг от друга? Да, Руаэллин навещала её и только вчера вернулась.
   – Она в больнице?
   – В дурке. Серьёзное психическое расстройство. Врачи ничего не говорят о том, можно ли её вылечить. И лицо сильно изуродовано – шрамы останутся на всю жизнь.
   – Шрамы – ерунда, – пожал плечами Ярослав, – пластику можно сделать. А разум медицинским путём не вернёшь…
   Назар вздохнул.
   – Я слышал где-то замечательную фразу, – сказал он, помолчав, – «нас наказывают те боги, в которых мы верим». Это про Идальго. Но всё же мне жаль её…
   – А Магистр? Да не бойся ты, говори! Я вполне адекватен.
   Лас лукаво улыбнулся:
   – Алиэ не велела тебя волновать. Но с Елизаветой Ливневой тоже всё хорошо. У неё нашли опухоль мозга, делали сложную операцию. Она всё ещё в больнице, однако, врачи говорят, её жизни ничто не угрожает. Только наукой заниматься больше нельзя.
   Эльфы помолчали. Вдруг Лас поднял голову, в глазах его заблестели радостные искорки:
   – Выздоравливай скорее! Руаэллин предлагает собраться у неё на Первомай в годовщину нашей первой ролёвки. Я Нику пригласил в гости – познакомитесь. Вы же виделись только в астрале!
   – Приду, – кивнул Итиль.
   Сейчас вспоминая этот разговор, Назар радостно улыбался: всё сбылось! Ярослав выздоровел, цветут вишни, и вечером они вместе с Никой пойдут в гости к прекрасной волшебнице, где маленькая кошка познакомится с добрыми пряхами и Лунным рыцарем. А менестрель Сэм споёт им самые лучшие песни. Как хорошо!
   Схватив брата за обе руки, Раечка и Ритуля потащили его вниз, встречать гостей.
   Ника тоже была счастлива. Её тёмные, непрозрачные глаза сияли, как звёзды. Какой взрослой и красивой казалась она сейчас! Уже не маленький, испуганный зверёк, а милая, очень грациозная девушка. Назар невольно покраснел, замерев на последней ступеньке лестницы. Ника удивлённо приподняла тёмные стрелочки бровей и, смеясь, прыгнула ему навстречу.
   – Привет! А у меня сегодня день рождения!

Повесть пятая. Королева Гвиневера

   – Слушай, Итиль, мне давно хотелось спросить одну вещь… – начал как-то Назар.
   Эльфёнок, как это часто бывало в последнее время, пришёл проведать друга, после зимних приключений всё ещё находившегося под опекой врачей. Товарищи внимательно следили, чтобы Ярослав до своего окончательного выздоровления не оставался больше один, и их визиты сам лучник, усмехаясь, порой называл «сменным дежурством у постели умирающего». Однако от помощи не отказывался, и это уже было хорошо.
   Сейчас двое эльфов находились в квартире одни. Они обосновались в библиотеке: Итиль лежал на тахте с книгой и тетрадью, в которую время от времени делал выписки, Лас за его компьютером готовился к семинару. В окно врывались ослепительные лучи мартовского солнца – ещё холодные, но наполняющие сердце светом неясных, радужных надежд.
   – Спрашивай, – сказал лучник, откладывая книгу, и добавил, весело блеснув карими глазами: – Вдруг отвечу?
   Назар смущённо улыбнулся, однако момент упускать не стоило: подобная расположенность к откровенным разговорам у его друга случалась не часто.
   – Помнишь, летом Сэм рассказывал о своих питерских приключениях? Но вы же тогда, вроде, вместе в Питер собирались, почему ты с ним не поехал? Денег не было?
   Приподнявшись на локте, Итиль остановил на лице друга долгий, странный и внимательный взгляд, а потом заметил, тоже явно смущаясь:
   – Деньги были. У меня тогда головы не было… Дело, конечно, давнее, да и история по глупости своей не уступает лучшим похождениям Сэма, только всё равно, это между нами. Идёт?
   – Идёт.
   Эльфёнок выключил компьютер и, перебравшись поближе, сел на край тахты.
   – Это случилось, когда мы заканчивали школу, – начал Ярослав. – Я жил у Фроди. К тому времени она уже разыскала моего дядю, связалась с ним, и мы ждали, когда он переедет из Америки сюда. Не представляешь, Лас, как я был счастлив! Думаю, из-за этого крышу-то и сорвало: мне же никогда ничего в жизни не давалось просто так, и принимать подарки от судьбы я не привык. Разогнался, как всегда, а вовремя остановиться не получилось…
   В центральной библиотеке, где работает Фроди, я бывал каждый день – по учёбе и просто так, – а поскольку и раньше часто помогал там с выставками, Лена меня просватала на роль в одной постановке, которую библиотека готовила для серии «последних звонков». Ты ведь знаешь Лену? Такая милая молодая женщина, выдаёт книги в читальном зале. Мы давно дружим, и она мне очень много помогала в своё время. Потому я даже не пытался отказаться от участия в мероприятии, хоть и недолюбливаю все эти общественные сборища. Потом ещё выяснилось, что постановка про короля Артура – юмористическая, рыцарей там будут играть девочки, старшеклассницы из разных школ города, а мне дали роль королевы Гвиневеры.
   – Так вот откуда у тебя прозвище «рыцарь Гвен»! – догадался Лас.
   Итиль утвердительно кивнул:
   – Оттуда. Спектакль стал самым большим недоразумением в моей жизни, надеюсь, ничего подобного больше не случится. Я думал, умру со стыда! Однако тогда меня очень поддержал Сэм: его в школе вечно таскали участвовать в разных внеклассных мероприятиях, и он говорил, что любая роль – просто роль, а не ты сам. Это немного примиряло с действительностью. Ведь главное, Фроди и Лене было приятно, что я участвую в спектакле, а остальное можно потерпеть. Но я рано успокоился, поскольку моей главной партнёршей оказалась Мирослава, игравшая Ланселота…
   – Значит, вы с Мирой знакомы с тех самых пор? – удивлённо воскликнул эльфёнок.
   – С тех самых… – вздохнул Ярослав. Как он ни старался казаться спокойным, но Назар заметил, что щёки друга потихоньку заливает румянец смущения. – Это был кошмар, Лас! Форменный ужас, наваждение! Она была так похожа на… Как бы это тебе объяснить? Я давно знал, что рано или поздно повстречаю Алиэ, даже несколько раз видел во сне её образ. Только там, в видениях, образ был не чётким, и в реальности я смог бы узнать девушку лишь по характерному чувству, понимаешь? Я ждал её – очень горячо, нетерпеливо, мне казалось, что дни без неё уходят впустую, и что я просто не доживу до встречи! И вот – Мира: те же длинные русые волосы, та же стать, голубые глаза… На репетициях я не мог оторвать от неё взгляда, всё пытался выяснить для себя, та ли это девушка из снов или нет? А когда она подходила близко, совершенно терял голову, забывая слова, путался в роли и вызывал смех девчонок. Мне и так-то было страшно неловко играть королеву, а ещё когда этот чёртов «Ланселот» обнимал за талию, признавался в любви… На самом деле, у Мирославы талант, играет она замечательно, потому и подалась в ролевики. И человек она хороший, с ней легко, не надо юлить, можно говорить, что думаешь, – всё поймёт правильно.
   Но тогда я её не знал, а объяснить ничего не мог. И к тому же стал замечать, что я ей тоже нравлюсь, хоть она этого старалась не показывать. Теперь ко всем моим страхам добавился ещё один: как бы нас вдвоём не увидел Сэм. Тут дело в чём? Сэм всегда говорил, что я красивый, девчонки от таких теряют голову. А ещё он всегда очень точно замечал, если я кому-то нравлюсь. И каждый раз оказывался прав, мы проверяли! Мне же, до того, как познакомился с Наташей, вообще было всё равно, как я выгляжу, поэтому и замечания Сэма никогда не воспринимал всерьёз. Но тут ситуация получилась очень неловкой! С одной стороны, не хотелось давать надежду Мирославе: вдруг это не «она»? Как я потом буду с ней объясняться? С другой стороны, Сэм, увидев нас вместе, сразу бы разгадал мои сомнения, а говорить ему о том, что я жду свою эльфийскую принцессу, тогда было слишком преждевременно. Только к Мире меня тянуло с неодолимой силой, ничего не мог с собой поделать, а Сэм всё равно должен был увидеть меня на спектакле, потому что у нашей школы тоже было запланировано в библиотеке городское мероприятие.
   – Да-а, ситуация! – сочувственно протянул Лас. – У меня подобного, к счастью, не случалось: одноклассницы все – ведьмы и мировое зло, а потом я познакомился с вами, и Алиэ научила меня верить в человечество. Самое страшное было, пожалуй, только в тот раз с Идальго…
   – Когда мне внезапно пришлось объявить себя твоим парнем, чтобы избавить от домогательств этой сумасшедшей? – рассмеялся Итиль. – Не-е, Лас, ты тоже красавец будь здоров! Покорить сердце самого преданного адепта ордена Магистра – это ещё суметь надо!
   – Хм, – скептически хмыкнул Назар, опустив глаза. Не стоило рассказывать другу, кто на самом деле покорил безумное сердце Идальго: Лас слишком хорошо помнил слова, брошенные ему в лицо рыцарем инквизиции Яной во время их схватки на квартире Магистра. Возможно, он когда-нибудь расскажет об этом, но не сейчас: пока что, главное – дождаться, чтобы Ярослав окончательно выздоровел, и не волновать его понапрасну. Впрочем, с этим у эльфёнка всё равно ничего не получается: похоже, у него просто талант расковыривать старые раны и вызывать болезненные воспоминания! Потому что история, которую сейчас рассказывает Итиль, явно из тех, о которых хочется забыть навсегда.
   Но пауза была недолгой. Улыбнувшись светло и грустно, лучник продолжил:
   – Однако опасался я напрасно: Сэм так ничего и не заподозрил, потому что развязка этой истории случилась раньше спектакля. После одной из репетиций мы с Мирой целовались – в первый и последний раз. Всё вышло очень глупо и странно, я до сих пор ей благодарен за то, что она поняла меня правильно… Помню, она задержалась, убирая реквизит: вообще, по спектаклю у неё была большая общественная нагрузка, – а я случайно за чем-то вошёл в подсобку, и мы вдруг поняли, что одни, и сюда никто не войдёт. Во мне тогда словно что-то взорвалось, казалось, сердце лопнет от перенапряжения, если я сейчас же, сию секунду не буду знать точно, та ли это девушка из снов или не та! Я сам её поцеловал, она не была против… И понял – не та. И не смог ей этого объяснить. Мы просто смотрели друг другу в глаза, очень долго, и молчали. Наверное, у меня всё было написано на лице… Я не находил в себе сил произнести хоть слово, но Мира вдруг сказала, что я ей ничего не должен, и предложила остаться друзьями. Сейчас мы уже заканчиваем четвёртый курс, только я не слышал, чтобы она с кем-то встречалась. Никогда не имел желания это проверять или спрашивать напрямую, но мы ведь почти пять лет общаемся в одной компании, было бы заметно, если бы что-то изменилось.
   Итиль задумчиво опустил глаза. Внимательно глянув на друга, Лас спросил с осторожностью:
   – Считаешь себя виноватым?
   Ярослав утвердительно кивнул.
   – Хотя для этого нет оснований, – добавил он через некоторое время. – Потому что вскоре сама судьба предоставила мне возможность извиниться. Буквально за пару дней до начала «последних звонков» случилась серьёзная неприятность. Мира с подругами ехали покупать подарки учителям, и где-то в транспорте у них вытащили все общественные деньги. Там оказалось достаточно много, второй раз собирать просто не хватило бы времени, не говоря уже о том, что девочкам было ужасно стыдно. Может, Фроди, как сотрудник библиотеки, что-нибудь придумала бы, но ты же знаешь, как сурово выглядит наша жрица! Она способна напугать кого угодно, не то, что проштрафившихся девчонок! Потому Мира пришла за советом ко мне, и я, не раздумывая, отдал всё, что в течение года собирал на поездку в Питер. Она не отказалась, ведь это были действительно мои деньги, заработанные, а не взятые у кого-то, и я мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Все ребята знали, что я подрабатываю на разгрузке машин в продуктовых магазинах: ещё в десятом классе устроился, а потом не бросил, потому что было стыдно сидеть на шее у Фроди. Вот так оно и получилось… Сэму я тогда сказал, что не набрал нужной суммы, а в долг он даже не предлагал, он меня знает.
   Ярослав замолчал и, как показалось Ласу, едва заметно вздохнул. Эльфы ничего не забывают, прошлое для них всегда слишком живо, а шрамы в душе заживают слишком медленно. Ярким воспоминанием в сознании самого эльфёнка сверкнули синие гостиничные сумерки, бесконечные, горькие до слёз, минуты отчаяния, и безжизненная рука Ярослава в собственных ослабевших ладонях.
   – Итиль, прости, что я начал этот разговор, – сказал вдруг Назар. – Ты ведь мне тоже ничего не должен…
   Лучник улыбнулся.
   – Да брось, Лас! Ты бы всё равно сделал это – спас Магистра и поквитался с Идальго. Даже не ради меня, а просто потому, что должен был. Я это тоже понимаю. Но мы с тобой – такие, как есть, и уже ничего не изменишь.
   «Такие, как есть… – повторил про себя Назар. – Эльфийские рыцари, давшие клятву». Ярослав согласно кивнул. Умение слышать мысли друг друга, обретённое этой зимой, не пропало, когда война закончилась и жизнь вошла в обычное русло. Потому сейчас не имело смысла что-то скрывать или умалчивать, и конечно, это было главной причиной откровенности Итиля. Но если раньше Лас не раз признавался себе, как много отдал бы, лишь бы слышать мысли Лунного рыцаря, сейчас это умение больше пугало, чем радовало. Потому что Ярослав был другим, слишком на него не похожим. И только теперь, когда их сердца научились говорить, минуя барьер слов и непонимания, Назар осознал, насколько тяжело нести груз сомнений, принадлежащих не тебе. Впрочем, это действительно уже ничего не меняло: судьбы двух рыцарей оказались связаны слишком крепко.
   Итиль устало закрыл глаза. Заметив это, эльфёнок задёрнул занавеску, чтобы яркое мартовское солнце не мешало другу отдыхать, а сам вернулся за стол, к учебникам.

Повесть шестая. Экспедиция Крым

   Поезд остановился на какой-то затерянной богом станции посреди бескрайних степей и, высыпав на платформу целый вагон шумных студентов, помчался дальше. Ярослав с любопытством обвёл глазами окрестности: в Крыму он ещё никогда не бывал. Если говорить честно, за все свои восемнадцать лет жизни путешествовать ему почти не приходилось: в раннем детстве мама возила его к отцу куда-то на север, кажется, в Мурманск, а потом пару раз брала с собой в дома отдыха, находившиеся неподалёку от их города. Впрочем, это тоже было ещё до школы. Поэтому дорога в поезде для эльфа уже являлась большим событием, однако он стеснялся выражать свой восторг перед Наташей, которую поездами было не удивить.
   Но сейчас принцесса тоже с восхищением оглядывалась по сторонам: начало августа, а трава вокруг совершенно жёлтая, выгоревшая, лишь кое-где виднеются бледные кустики акаций, похожие на неприкаянных зелёных призраков. Скифские степи, земли древнего Боспора [72 - Боспорское царство (480 г. до н. э. – VI в. н. э.) – античное государство, существовавшее на территории Восточного Крыма и землях Керченского пролива. Его столица – город Пантикапей, располагалась недалеко от современной Керчи.]! Место их будущей археологической практики.
   – Нас повезут в Керчь или сразу в лагерь? – поинтересовалась Наташа, усаживаясь на рюкзак. Ярослав невольно отвернулся, скрывая улыбку: как же она отличается от прочих девушек даже здесь, на перроне, когда все одеты одинаково – в шорты и разноцветные майки, и все одинаково растрёпаны после ночи, проведённой в поезде!
   – Олег Викторович сказал, сразу в лагерь. Сегодня устроимся, искупаемся, а завтра – на раскоп. Но, вроде, нам полагается выходной, может, удастся погулять по какому-нибудь городу?
   Принцесса подняла лицо к солнцу и мечтательно зажмурилась.
   – Как же я соскучилась по этим местам! В детстве родители возили нас с Элькой в большую турпоездку по Крыму: Севастополь, Ялта, Феодосия, ещё какие-то города… Но я почти ничего не помню! Только море, розовые камешки на пляже и огромные персики. А сейчас было бы здорово погулять по музеям!
   – Сейчас мы выросли, – улыбнулся Ярослав. – Я бы тоже по музеям погулял, и просто по городу… Говорят, в приморских городах какая-то своя, особенная атмосфера.
   – А ты романтик, – заметила Наташа и, прищурившись, внимательно глянула на своего друга.
   Ярослав смущённо отвёл глаза. Действительно, погулять по какому-нибудь южному приморскому городу было его давней, ещё детской мечтой, когда он зачитывался книгами Воронковой и Катаева [73 - Любовь Фёдоровна Воронкова и Валентин Петрович Катаев – советские писатели, авторы книг для детей и юношества.]. Сейчас эта мечта совсем рядом и вот-вот готова сбыться. Но оказаться в Крыму вместе с самой прекрасной девушкой на свете – об этом юный эльф не смел даже думать! Как прав он был, принимая для себя судьбу эльфийского рыцаря! С тех пор его жизнь неузнаваемо изменилась…
   Университетский автобус – дребезжащий, облезлый «пазик» с водителем по прозвищу Саид – отвёз студентов в экспедиционный лагерь. Брошенный детский сад в селе под Керчью: одна общая комната для девушек, одна – для парней, вместо кроватей – матрацы на полу. В полном распоряжении студентов оказалось целое здание с верандами и запущенным садом! Выразив свой восторг громкими радостными криками, и наскоро отметив рюкзаками занятые матрацы, ребята снова высыпали на улицу, чтобы организованной толпой отправиться к морю. Всем уже не терпелось купаться.
   Наверное, Ярославу здорово повезло: впервые увидеть море в ясную, тихую погоду с дикого пляжа, заросшего акацией и находящегося далеко от шумных туристов. И возможно, в этом было даже какое-то доброе предзнаменование. Однако юный принц всё равно не мог сейчас ничего оценить: море совершенно ошеломило его! Отойдя подальше от товарищей, которые уже вовсю плескались, взбаламутив чистую воду у берега, Ярослав зачарованно смотрел на водный простор, расстилающийся до самого горизонта. Белые чайки и белые корабли [74 - Имеются в виду корабли Альквалондэ (см. Дж. Р.Р.Толкин)], покинув пределы его внутреннего видения, вырвались на волю, и теперь, кажется, их могут увидеть все, кто захочет! Стоит только прислушаться, присмотреться… Когда-нибудь такой корабль придёт и за ним. Когда это случится? Может, завтра, а может, через тысячу лет, но сейчас нет ничего важнее этой безбрежной глади, сливающейся с небом у горизонта, этой чахлой травы и серебристых акаций. Нет ничего важнее того, что рядом она – его принцесса, его жемчужина, величайшая драгоценность; идёт босиком по жёлтой кромке песка, и улыбка её так же ясна, как южное солнце!

     Здесь звёзды – как яблоки,
     Море накатом шумит
     О чём-то неспешном, своём,
     Голубом и прозрачном.
     И шёпот волны нам с тобой
     Предвещает удачу.
     Полынная даль к горизонту,
     Дурманя, манит.

     Пахучие травы
     Вздыхают в ночной тишине.
     И мне так спокойно,
     Так ясно, так нежно и сладко.
     С тобою прожить до конца!
     Навсегда! Без остатка
     Я жизнь посвятил бы любви
     И прозрачной луне.

     Здесь верится песням о том,
     Что не будет беды,
     Что бури – иллюзия,
     Вечны лишь даль и закаты.
     Ведь сердце твоё
     Точно так же покоем объято,
     И светится взгляд
     Отраженьем вечерней звезды.

   …– Яр, а ты что не купаешься? Ты же говорил, что умеешь плавать!
   Она смеётся, и он, улыбаясь в ответ, идёт навстречу.
   – Умею. Я сейчас… только хочу спросить…
   – Да?
   – Если бы ты была эльфом, как бы тебя звали?
   Вопрос оказался неожиданным. Пытаясь скрыть смущение, Наташа снова рассмеялась:
   – Если по Толкину, то – Алиэ… наверное. Так красиво: словно журчит вода, и кто-то поёт нежную песню, и ещё – колокольчики звенят! Но это же глупости, правда? Я даже не знаю, откуда мне придумалось это имя!
   Но Ярослав был странно серьёзен. Сейчас его глаза сияли особенно ярко, отчего казались уже не карими, а серебристыми или же просто прозрачными, когда цвет не разберёшь, но можно в них, как в зеркале, разглядеть своё отражение. Девушка застыла, изумлённо глядя на своего друга. А он ответил мягко, без тени улыбки:
   – Совсем не глупости. Мне очень нравится! Можно, я буду так тебя называть?
   Они стояли и смотрели друг на друга так, будто только сейчас познакомились. Вокруг было лето, солнце и весёлые голоса товарищей-студентов, но это словно не касалось их, будто они находились в другой реальности.
   – Можно, – наконец, выдохнула Наташа и осторожно добавила: – А как мне называть тебя? По-эльфийски?
   На короткое мгновение отведя взгляд, словно стыдясь своей нерешительности, Ярослав тихо произнёс:
   – Итиль.
   Солнце погасло: снаружи стало темно, а внутри – больно. Так – надо? Ведь это правильно – доверять? Рано или поздно принцесса узнала бы его имя, и он бы без сожалений отдал ей то, что все эти годы собирал по крупицам. Но сейчас решиться доверить ключ от своего сердца – даже ей! – было слишком непросто, потому что всё ещё казалось преждевременным.
   – Яр! Что с тобой, Яр? Ты так побледнел! Тебе плохо? – встревоженный голос Наташи с трудом пробился сквозь пелену, на миг действительно помутившую сознание. Юный эльф смущённо улыбнулся:
   – Мне? Мне хорошо. Ты себе даже не представляешь, как мне хорошо! Пошли купаться… Алиэ?…
   В первую ночь Ярославу не спалось. День оказался слишком насыщенным новыми впечатлениями, так что юный эльф долго лежал с открытыми глазами, рассеянно глядя в пространство и словно заново проживая каждую минуту с того самого момента, как они утром вышли из поезда. Может быть, через некоторое время он привыкнет? А может – нет. Как привыкнуть к этому необъятному, светлому, словно выгоревшему от солнца, небу; к ароматам горьких трав, что витают в прозрачном воздухе; к морю? Даже луна здесь совершенно другая – огромная, зовущая…
   Ярослав встал и, натянув майку и шорты, чтобы случайно не смутить кого-нибудь из девушек (мало ли, кому ещё не спится в эту ночь?), выбрался на веранду. Тишина. Полная луна светила так, что видно было ясно и далеко: запущенный, заросший алычой сад, крыши домов, раскидистые кроны абрикосовых деревьев во дворах, а дальше – степь, теряющаяся в лунной дымке. Дневная жара потихоньку спадала, воздух свежел, и из глубины этого нереального пространства доносился треск цикад. Облокотившись на деревянные перила, шершавые от облупившейся краски, принц сумеречных эльфов долго стоял, обратив лицо к луне. Он ни о чём не думал, он был просто счастлив.
   Но вдруг сзади послышался шорох. Скрипнула дверь, и на веранду вышел Ёж.
   – Не спится? – поинтересовался он. Ярослав только кивнул, предлагая товарищу занять место рядом.
   Саша Ёж был, что называется, классическим «рыжим». Говорят, что таким, обычно, не везёт, а Ежу в первую очередь не повезло с фамилией. Он рассказывал, что при поступлении в университет даже ходил менять паспорт, потому что там забыли поставить точки над «ё», а это никак не состыковывалось с его свидетельством о рождении и паспортами родителей, где точки были. Саша периодически что-то терял и забывал, шнурки на его кроссовках были вечно развязаны, он спотыкался, наступая на них, а завязывая, обязательно ронял сумку или тетрадь. Со стороны это выглядело очень забавно, однокурсницы посмеивались над Сашиной неловкостью, ласково называя его «ёжиком». В ответ он только тяжело вздыхал и печально поднимал к небу голубые глаза с густыми, рыжими, как и волосы, ресницами. Действительно, с такой фамилией никакого прозвища не надо! Но Ёж был чертовски обаятельным, и хотя учился довольно средне, преподаватели, особенно женщины, многое ему прощали за покладистый характер. У девушек он тоже пользовался успехом: вокруг него вечно толпились студентки с филфака, опекавшие Сашу, словно ребёнка. Однако Ёж был личностью вполне самостоятельной, хоть, в некотором роде, и эксцентричной. Ярослав заметил это с самого первого дня знакомства, так же как то, что Ежу нравится Наташа.
   Какое-то время парни молча стояли рядом, глядя на сад и луну. Но убедившись, что они здесь одни, и их никто не может слышать, Саша сказал со вздохом:
   – Ярик, вот скажи ты мне, что она в тебе нашла?
   Эльф, не оборачиваясь, пожал плечами.
   – Ты же вечно по-своему, – продолжал Ёж с лёгким упрёком. – В компанию не заманишь: ни на пьянку, ни в КВН, даже в парк с группой не ходил ни разу. Такое ощущение, что в универ ты ходишь только учиться. Никакого участия в делах коллектива! О чём вы хоть с ней разговариваете?
   Ярослав, наконец, повернулся и, пристально глянув на товарища, заметил:
   – Мы с тобой разные, Санёк. И на мир по-разному смотрим. А с Наташей всё не так.
   – Вы уже целовались? Или, может, не только? – в голосе Ежа послышалась язвительность. Хотя Ярослав решил не поддаваться на провокации, его ответ помимо воли получился резким, а тон – ледяным.
   – А за такие вопросы можно и в морду получить.
   Саша только невесело усмехнулся: драка, вероятно, в его планы не входила.
   – Извини. Значит, у меня никаких шансов?
   – Ах, вот ты о чём, – протянул Ярослав и, помолчав некоторое время, спокойно добавил: – Я на неё чары не накладывал. Надо быть полным идиотом, чтобы пытаться удержать девушку рядом, не считаясь с её желанием. Она сама должна выбрать, здесь мы с тобой на равных. Но у меня всё серьёзно, Санёк. Надеюсь, ты понял?
   – Больной ты, как есть! Честное слово! – покачал головой Ёж. Его медные волосы в лунном свете казались бледно-золотыми, а взгляд был печальным и решительным. Что же, у Ярослава нет прав запретить ему ухаживать за девушкой, которая нравится, но что значит их воля перед судьбой? Вещие пряхи уже сплели нити так, что не разорвать. Юный эльф чувствовал, как его связь с принцессой с каждым днём становится сильнее и глубже, хотя за год, прошедший со дня знакомства, они даже ещё ни разу не держались за руки, не говоря о большем.
   В последний раз остановив долгий задумчивый взгляд на полной луне, уже успевшей заметно сменить своё положение на небе, Ярослав мягко улыбнулся:
   – Думаешь, ты лучше? Пойдём, Ромео, нам вставать в пять утра.
   И они вместе ушли с веранды.
   Олег Викторович – препод с кафедры Всеобщей истории, читавший у группы Ярослава Историю Древнего мира и Археологию – был достаточно странным человеком. Это, конечно, явно не отражалось на его внешности и поведении, но при длительном знакомстве невозможно было не заметить, что он всерьёз интересуется уфологией [75 - Уфология занимается изучением свидетельств о существовании НЛО, исследует различные аномалии и пытается объяснить мистические явления с позиций знаний, накопленных человечеством.]. Впрочем, на кафедре все принимали это за милое чудачество, потому что качество научной работы преподавателя не страдало от прочих его увлечений. Летом Олег Викторович неизменно выезжал в Крым в составе археологических экспедиций, а в этот год впервые привёз сюда собственную.
   Студентам предстояло исследовать участок земли, где планировалось проложить дорогу, на возможность обнаружения памятников периода Боспорского царства. Здесь ещё никто не копал, и когда ранним утром группа впервые оказалась на месте будущего раскопа, ребята не увидели ничего, кроме нескольких пологих холмов, поросших колючей травой. Отпустив студентов свободно «пастись» – бродить и осматриваться, – Олег Викторович занялся первичными замерами и разбивкой участка на квадраты, взяв себе в помощники только двух парней. Ярослав понял, что сегодня работы не будет. Полазив по холмам и выбрав такое место, чтобы даже случайно не помешать начальнику экспедиции, он устроился на одном из склонов с блокнотом и карандашом. Делать всё равно было нечего, а рисовать незнакомый пейзаж оказалось весьма увлекательным занятием. Какое-то время Ярослав ещё краем глаза следил за движениями на холме, где шла подготовка к раскопкам, вслушивался в голоса, доносящиеся оттуда, но общего сбора всё не было, и эльф совершенно погрузился в свой рисунок.
   Сколько прошло времени, он не заметил: за одним наброском следовал другой, а фантазия так и рвалась дальше, заставляя вписывать в местный пейзаж античные фигуры. Вот раб с кувшином на голове, вот женщина в покрывале, вот конный воин… Ярослав начал вспоминать таблицы и графические реконструкции из монографий по Древнему миру, и его рисунки становились всё живее и подробнее.
   – Любопытно, любопытно… – вдруг услышал он голос над самым ухом, так что едва не подпрыгнул от неожиданности.
   Оказывается, Олег Викторович уже некоторое время стоял рядом, внимательно наблюдая за ним, а вся группа в ожидании собралась у автобуса. Возможно, Ярослава звали, но он не слышал.
   – Ой, простите! – пробормотал студент. – Сейчас иду.
   Загадочно улыбнувшись, начальник экспедиции поинтересовался:
   – Перо в руках держал?
   Ярослав утвердительно кивнул.
   – С тушью работать умеешь?
   – Да.
   – А с калькой?
   Эльф непонимающе воззрился на преподавателя:
   – С калькой не умею.
   – Не беда, научишься! – весело сказал Олег Викторович и, взяв студента за плечо, тем самым подталкивая по направлению к автобусу, где их все уже ждали, подытожил: – Будешь художничать. Зайди ко мне после обеда, объясню, что делать.
   Задача художника экспедиции заключалась в том, чтобы зарисовывать найденные артефакты на кальке тушью – в трёх проекциях, с проставлением размеров. Художник работал в паре с керамистом, который сначала мыл принесённые с раскопа образцы, сортировал по категориям, промерял и заносил описания в полевой журнал. А потом наиболее интересные из них давал художнику для прорисовки. Эти два счастливчика – художник и керамист – были избавлены от вставания в пять утра и махания лопатой на раскопе. Их работа начиналась после обеда, когда ребята приносили в лагерь полные лотки накопанной керамики. А поскольку к ночи требовалось обязательно освободить лотки, чтобы с утра опять везти их на поле, то художник и керамист освобождались также от мытья посуды и помощи поварам по кухне. Подобная работа считалась бы блатной, если бы не одно обстоятельство: всё время после обеда и вечер группа обычно проводила на пляже, куда художник с керамистом не успевали. Впрочем, в их полном распоряжении было утро.
   Узнав, что его распорядок дня будет отличаться от общего распорядка группы, Ярослав даже обрадовался. Он ничего не имел против работы лопатой на раскопе, мытья посуды или помощи поварам, но перспектива общественных купаний и вечерних пьянок на пляже вгоняла его в тоску. Сейчас он был избавлен от них совершенно законным образом и уже планировал выстраивать свой день так, чтобы даже при наличии небольшого количества заданий времени на то, чтобы бесцельно тусоваться с однокурсниками, не оставалось. А первый рабочий день в качестве художника экспедиции подарил юному эльфу радостное открытие: керамистом была выбрана Наташа. Оказалось ли это случайным совпадением, или Олег Викторович в свете увлечений летающими тарелками развил в себе экстрасенсорные способности, а может быть, сама принцесса постаралась, – Ярослав не знал и не хотел доискиваться. Всё сложилось так, как должно, иначе быть просто не могло.
   Работать с Наташей было так же легко, как и общаться. Впрочем, за год учёбы у эльфов оказалось достаточно времени, чтобы привыкнуть друг к другу: на лекциях они неизменно садились рядом, после занятий иногда вместе гуляли по городу, или Ярослав провожал свою подругу домой. Веселее всего было, когда удавалось выбраться куда-нибудь вчетвером: приходили ещё Эльнара и Семён, учившиеся на филфаке, в том же корпусе университета. Взяв с собой гитару, мечи и луки со стрелами, ребята отправлялись в лес, подальше от назойливых глаз, и там до позднего вечера рубились и стреляли, разучивали старинные танцы, пели, смеялись и сочиняли истории. У Ярослава с Наташей действительно оказался похожий взгляд на мир, а общие увлечения сближали ещё сильнее.
   Теперь им обоим было приятно оставаться вдвоём в огромном здании детского садика. В такие моменты, когда рядом никого не было, и никто не мог подслушать, они называли друг друга эльфийскими именами, – это стало их секретом, частью таинственной игры, начатой ещё во время учебного года. Возясь с керамикой, Наташа обычно что-то тихо напевала, и от этого Ярославу становилось невероятно спокойно. Её голос звенел, как бубенчики, которые она вплетала в волосы. А потом принцесса садилась напротив, за широкий стол, и, вооружившись линейкой, циркулем и полевым журналом, начинала описывать находки.
   – Венчик… донце… снова венчик, тонкостенный, чернолаковый… – бормотала она. – А это что за таинственная фигня? Итиль, как ты думаешь, что это такое?
   Он брал из её руки непонятный артефакт, вертел в пальцах и, посмеиваясь, возвращал обратно:
   – Фигня! Так и запишем.
   И девушка, лукаво хихикая, заносила в журнал: «Фрагмент предмета неизвестного назначения. Материал – керамика».
   Сам Ярослав старательно осваивал навык работы с калькой, это оказалось не так просто, как говорил начальник экспедиции, но и не так сложно, как думалось самому эльфу. Выстраивать проекции фрагментов керамической посуды и наносить на них штриховку разного типа оказалось делом привычки. Спустя несколько дней он уже уверенно водил пером по большому листу кальки, порой не замечая, что, оторвавшись от своей работы, принцесса подолгу наблюдает за ним. Однажды она сказала:
   – Итиль, у тебя шрам на руке. Почему я его раньше не видела?
   Юноша смутился.
   – Обычно я ношу браслет или часы, чтобы под ремешком было не заметно. Но здесь жарко, а браслеты оставляют тёмные следы.
   – Помню: такие изящные украшения с чеканкой в скифском стиле [76 - Скифский (звериный) стиль – исторический художественный стиль, сложившийся в VII–IV вв. до н. э. на огромных территориях евразийских степей, включая территорию Южной Сибири. Характерной чертой скифского стиля является особая манера исполнения изображений животных.]… – медленно проговорила Наташа, словно обращаясь не к другу, а к себе самой. – Обратила внимание на рисунок, и даже как-то всю лекцию разглядывала, но мне совсем не показалось странным, что ты их носишь. Словно так и надо… Скажи, откуда у тебя шрам? – вдруг добавила она, и её серьёзный, внимательный тон заставил сердце эльфа забиться сильнее.
   – Случайность: в десятом классе зацепил гвоздём от ящика, – ответил он, опуская глаза. Принцессе не стоило знать о том, что этот шрам – знак его рыцарской клятвы, появившийся в тот день, когда Ярослав впервые решился обратиться к Богам с просьбой о помощи. И тогда Боги послали ему Фроди – друга, наставницу, мудрейшего человека, с которым юного эльфа теперь связывали почти родственные отношения.
   Но Алиэ только покачала головой, догадавшись, что её друг сказал далеко не всё. А на следующий день, когда они вновь остались одни во всём здании, подошла к нему и с тем же выражением серьёзности и печали протянула плетёную из ниток фенечку.
   – Итиль, пожалуйста, сделай мне одолжение – надень! – попросила принцесса. Серебристый голос её дрожал от волнения. – Я не могу смотреть на твой шрам, и глаз от него отвести не могу: мне всё кажется, это – знак, и он предвещает беду. Не буду ничего спрашивать, только закрой его, ладно?
   Закусив губу, Ярослав молча протянул вперёд левую руку, и принцесса обвязала его запястье широкой фенечкой, на которой по чёрному фону вилась змейка серебряных ниток, напоминающая лунную дорожку на тёмной глади ночного моря. Когда-то, когда они ещё учились в школе, Эльнара рассказывала, что у хиппи [77 - Хиппи – философия и субкультура, возникшая во второй половине ХХ века. Фенечки являются неотъемлемой принадлежностью атрибутики хиппи.] существует традиция обмениваться фенечками в знак дружбы и любви. Тот, кто подарил тебе плетёный браслет, никогда не предаст и всегда придёт на помощь.
   Зазвенели серебряные бубенцы, искрами вспыхнуло радужное сияние, осветив пространство ночного неба, где мерцала только одна звезда – Элберет [78 - Звезда Элберет – здесь: Венера. Эта планета является самым ярким светилом на небесном своде после Солнца и Луны, её также называют «Утренней» и «Вечерней» звездой.], и где под лучами этой звезды застыл в ожидании Лунный рыцарь. «Что ты делаешь, принцесса?! Догадываешься ли сама о значении этого подарка? Ведь теперь я знаю, чья рука отведёт беду, когда настанет срок исполнить клятву! Теперь ты никогда не оставишь меня. Алиэ, родная… Чем я заслужил такое счастье?!»
   Затянув узел фенечки, Наташа бережно и благодарно сжала руку Ярослава в своих мягких ладошках.
   – Спасибо, – тихо проговорила она, глядя ему в глаза.
   – За что?
   – За то, что доверяешь мне…
   Несколько мгновений Ярослав смотрел на принцессу, не отнимая своей руки, и чувствовал только то, как горячи её пальцы, и как сильно бьётся собственное сердце, а потом отчаянным, порывистым жестом притянул к себе и сжал в объятиях. Её сердце билось так же сильно…
   С этого дня для принца и принцессы словно началась новая жизнь. Они не говорили друг другу о любви, не клялись в верности, да и вообще не несли никакой словесной чепухи, что обычно так щедро дарят друг другу влюблённые. По правде говоря, со стороны вообще не было заметно, что их отношения как-то изменились: та же сердечная, тёплая дружба, добрые шутки, весёлый смех… Только, встречаясь взглядами, глаза их сияли ярче, и в разговоре стало проскальзывать что-то новое, трогательно-личное.
   По утрам, когда все ребята работали на раскопе, они вдвоём ходили на море. Не жаркое ещё солнце золотило песок пляжа, а вода была чистой и прохладной. Иногда здесь отдыхал кто-нибудь из местных, деревенских, но чаще Ярослав и Наташа купались одни.
   Итиль был абсолютно счастлив. Всё его внутреннее пространство, все мысли и чувства, весь мир вокруг переливались лучистым сиянием смеющихся глаз Алиэ. Она была солнцем, небом и звёздами, озаряя собой и золотую степь, и утреннее море. Теперь та невидимая преграда, которую юный принц не решался переступить, исчезла, и он, не опасаясь больше смутить Алиэ, рядом с ней уже не скрывал своего восхищения и радости. Они дурачились, плавая в ласковых волнах, а потом подолгу валялись на песке или бродили по берегу в поисках красивых ракушек. Обычно принцесса вплетала в волосы бисерные нити с бубенцами, и теперь, пока она загорала, Итиль осторожно играл этими звенящими прядями, напевая какую-нибудь красивую балладу. Иногда Алиэ брала его руку, рассматривая линии на ладонях, а он в ответ гладил её нежные пальчики. От этих прикосновений внутри становилось очень сладко и звонко, Итиль всё чаще признавался себе в том, как тяжело сохранять контроль над собой и ситуацией, когда принцесса так близко.
   Однажды, когда они вот так, наплававшись, грелись на песке, Наташа сказала:
   – Знаешь, тут всё нереальное, словно другой мир, и даже небо над нами другое. А что будет, когда мы вернёмся домой? Я так не хочу, чтобы всё заканчивалось! Кажется, что я и жить-то начала лишь недавно!
   – Значит, не закончится, – улыбнулся Итиль. – Всё так и останется – море, степь, здешние звёзды, огромные, как яблоки… Мы останемся, значит, и этот мир в нас не погаснет.
   Посмотрев на него внимательным, пристальным взглядом прищуренных от солнца глаз, принцесса вдруг спросила:
   – А где ты живёшь? В каком районе?
   – В центре, в новостройке, – удивлённо ответил Ярослав, не ожидавший такого поворота разговора. – Хочешь, заходи в гости: познакомлю тебя с дядей. Он у меня классный!
   – Ты живёшь с дядей? – в свою очередь удивилась Алиэ. – А родители?
   – Родителей у меня нет.
   – Извини… – И, смущённо улыбнувшись, она добавила: – Я ведь совсем ничего о тебе не знаю.
   Ласково тронув принцессу за руку, Итиль тихо заметил:
   – Я и сам о себе ничего не знал до этого лета… – но тут же весело сказал, меняя тему: – Завтра выходной. Поехали в Феодосию? У Олега Викторовича там дела, он собирается с Саидом на автобусе.
   Действительно, на следующий день всем полагался выходной. Начальник экспедиции собирался встречать своего коллегу, прибывающего поездом в Феодосию. Студентам, конечно, предложили провести день на Чёрном море, но автобус отъезжал из лагеря ранним утром, и ребята, посовещавшись, решили, что в выходной в первую очередь стоит выспаться, а потом можно будет дружно махнуть в Керчь на экскурсию. Когда Ярослав сказал, что они с Наташей всё-таки едут с Олегом Викторовичем, товарищи даже не удивились: что с этой парочки возьмёшь? Им-то всю неделю не надо было вставать на раскоп ни свет, ни заря, они каждое утро дрыхли, сколько влезет!
   Поэтому в выходной эльфы оказались полностью предоставленными сами себе. По прибытии в Феодосию их высадили у железнодорожного вокзала, и экспедиционное начальство отправилось по своим делам, простившись с ребятами до вечера.
   Мечта Ярослава сбылась! Вот он – курортный город, наполненный беззаботно отдыхающими людьми, широкая набережная, Чёрное море. А рядом – прекрасная принцесса, такая же счастливая, как и он сам. Весь день они бродили по непривычно узким улицам, то и дело взбирающимся в гору; дойдя до генуэзской крепости, лазили по обломкам старых стен; а вернувшись, ещё успели заглянуть в музей и посидеть в маленьком кафе у набережной. Ребята так набегались, что едва забравшись в автобус, Наташа сразу уснула, склонив голову на плечо своего друга. «Теперь – навсегда, до самого последнего часа…» – думал Ярослав, обнимая спящую девушку и безотчётным жестом теребя чёрную фенечку на своей руке.
   Но вдруг его словно обожгло: почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, юный принц настороженно обернулся. На соседнем сиденье устроился чернобородый незнакомец, внимательно изучавший Ярослава чёрными, как угли, глазами. Его худое сухощавое лицо было не старым, но и не молодым, так что о возрасте невозможно было судить даже приблизительно. Чёрные спутанные кудри длинными патлами свисали до самых плеч, а одет он был в какую-то выцветшую и обтрёпанную одежду, напоминавшую рабочую спецовку. Увидев, что юноша обернулся, незнакомец тут же пересел поближе и приветственно кивнул:
   – Андрей.
   – Ярослав, – улыбнулся в ответ юный эльф; протягивать руку для знакомства он не хотел, не желая будить Наташу. Но чернобородый Андрей это понял: едва скользнув по длинным волосам спящей девушки, его выразительный взгляд практически тотчас вернулся к лицу студента. Глаза их снова встретились.
   – Вы – коллега Олега Викторовича? – спросил Ярослав просто для того, чтобы как-то начать разговор. Его смутило пристальное внимание этого странного человека.
   – Да, мы с Олегом вместе учились, – ответил Андрей и добавил: – Давай сразу на «ты», не такой я и старый!
   Они перекинулись ещё парой общих фраз, потом Андрей пересел вперёд – к Олегу Викторовичу и Саиду, но принца сумеречных эльфов всё равно не оставляло ощущение, что время от времени чёрные угли глаз с интересом наблюдают за ним. Когда автобус вернулся в лагерь, и Ярослав проводил Наташу до комнаты, где обитали девушки, лучник снова заметил Андрея: тот в одиночестве сидел на веранде и, устремив взгляд к звёздному небу, наигрывал на гитаре какую-то бравую мелодию.
   – Пусть я погиб, пусть я погиб у Ахерона, пусть кровь моя досталась псам… А, Ярослав! Иди-ка сюда! Знаешь эту песню? – вдруг позвал он, заметив студента, остановившегося в дверях.
   Итиль подошёл и присел рядом на дощатый пол, ещё хранивший дневное солнечное тепло.
   – Не знаю.
   – «Орёл шестого легиона». Высоцкий [79 - Авторство песни «Орёл шестого легиона» нередко приписывают Владимиру Высоцкому. На самом деле, авторы песни: Александр Козлов, Владимир Рудаков и Владлен Колмогоров.]. Любишь Высоцкого?
   – Творчество – нет. Хотя очень уважаю как личность. Необычные люди всегда вызывают уважение.
   Откинув с лица длинную чёрную прядь, Андрей странно усмехнулся.
   – Ты, брат, сам – необычная личность! – сказал он. – Сколько через мои руки, так сказать, студентов прошло… В твоих глазах звёзды, свет далёких миров, – я сразу это заметил! Вон, мы с Олегом той весной ездили на семинар по уфологии. Там серьёзные дядьки с серьёзными рожами рассуждали про летающие тарелки. Смех один! Всё ждут зелёных человечков с других планет, а хоть бы раз на своих собственных студентов посмотрели: вдруг среди них – пришельцы?
   Итиль в молчаливом изумлении смотрел на этого странного человека, который сейчас в неярком свете фонаря сам напоминал пришельца с другой планеты. И ведь бесполезно отпираться: своим чёрным внимательным взглядом Андрей с самых первых минут знакомства точно определил, что Ярослав – не обычный студент. Кто же он такой, этот загадочный коллега начальника экспедиции? Неужели – «видящий»? Или жрец, как Фроди?
   А Андрей, словно в ответ на мысли Итиля, вдруг снова усмехнулся и спросил напрямую:
   – Ты какой расы?
   – Эльф, – ответил Ярослав просто.
   – Ясно, – кивнул пришелец. – Посланец Луны, я верно угадал?
   – Да.
   – А я с Венеры. Ну, будем знакомы! – И он протянул твёрдую, как доска, ладонь.
   С появлением Андрея Синицына жизнь студентов экспедиции стала более интересной, но и более упорядоченной. Если первую неделю в свободное время ребята были полностью предоставлены сами себе и развлекались, как могли, то теперь они неизменно крутились вокруг этого весёлого бородатого дядьки, ожидая от него новых затей и с охотой перенимая незнакомые забавы.
   При свете дня Андрей совсем не походил на пришельца, напоминая, скорее, типичного туриста, геолога, археолога или спелеолога. Он действительно неоднократно участвовал в археологических экспедициях, занимался исследованием пещер, и турпоходы являлись для него делом привычным. Андрей знал практически всю бардовскую классику [80 - Барды – авторы и исполнители собственных песен. Стиль авторской (бардовской) песни возник в середине ХХ века.] и с таким задором пел под гитару, что никому не приходило в голову упрекнуть его в некотором отсутствии слуха. Днём студенты теперь разучивали новые песни, передавая друг другу вырванные из блокнотов листочки с корявыми буквами текстов и значками аккордов, а вечером все собирались на веранде и, устроившись на полу, пели, пуская гитару по кругу. По кругу также ходили железные, пропитанные дымом костра кружки с чаем: алкоголь на этих посиделках был не принят. Часто на веранду подсаживался Олег Викторович, и когда они вместе с Андреем начинали вспоминать свои прошлые приключения, студенты просто рыдали от смеха. Уважение к начальнику экспедиции тут же возросло многократно, а его бородатый товарищ вообще виделся ребятам существом мифическим и легендарным, едва ли не посланцем самих античных богов.
   На раскопе теперь тоже стало намного веселее, потому что пошли первые интересные находки: детали женских украшений, осколки терракотовых статуэток, а однажды удалось поднять целый, не повреждённый, глиняный кувшин. Героем раскопа по праву был Ёж: именно ему принадлежала львиная доля находок, которые начальник экспедиции велел керамисту и художнику особенно тщательно обработать, потому что их планировалось сделать частью музейной коллекции. Разгружая в лагере лотки с керамикой, Саша с гордостью передавал Наташе самолично найденные ценные образцы. Ярослав, конечно, понимал, что Ёж любыми способами старается привлечь к себе внимание принцессы и заслужить её уважение. Но эльф не мешал товарищу, старательно делая вид, что ничего не замечает: Саша выбрал безупречную тактику, ведь керамисту для занесения данных в полевой журнал действительно надо было знать, в каком квадрате найден тот или иной образец, что лежало с ним рядом, и всё прочее в том же духе. Поэтому, замечая, что Наташа разговаривает с Ежом, Ярослав спешил незаметно исчезнуть из их поля зрения: принцессе он полностью доверял, а конфликт с однокурсником совершенно не входил в его планы.
   Но Саша оказался не только героем раскопа. Здесь с ним, так же как дома, периодически что-то случалось, и едва ли не каждый вечер ребята, смеясь, пересказывали друг другу байки о новых похождениях Ежа. Ещё в первый день по приезде он чуть не утонул. Резвясь на мелководье, студенты затеяли игру, которая заключалась в том, чтобы неожиданно прыгнуть кому-нибудь на спину и окунуть в море. Надо было не дать свалить себя и успеть «притопить» кого-то другого. Вот тут и выяснилось, что Саша не умеет плавать: будучи сваленным в воду кем-то из девушек, он чуть не захлебнулся там, где вода едва доставала всем до плеч.
   В другой раз, наслушавшись баек Андрея о привидениях в скифских курганах, Ёж подбил друзей отправиться ночью на раскоп. Вооружившись лопатами, трое студентов ушли в степь охотиться за привидениями, однако вернулись неожиданно быстро и чрезвычайно сконфуженными. А на следующий день Ёж усерднее обычного работал на раскопе, и товарищи стали подозревать, что тут дело нечисто. Некоторое время спустя распространился непроверенный слух, что горе-охотники за привидениями наткнулись в ночной степи на начальника экспедиции и его коллегу, возвращавшихся с тайной пирушки в ближайшем санатории.
   Подобные истории о том «как у Ежа в руках взорвалась бутылка с яблочной шипучкой», «как кто-то высыпал в отвал лоток черепков, а там сидел Ёж, и всё прилетело ему на голову», «как Ежа едва не забыли на раскопе, потому что он был в яме, из которой уже вытащили лестницу» приобрели характер экспедиционного фольклора. Ребята, посмеиваясь, пересказывали их друг другу, а главный герой только смущённо пожимал плечами: мол, что поделаешь, бывает! Но Ярослав мог бы поклясться: в глубине души Ёж был рад, что о нём в группе ходит столько разговоров, поскольку это привлекало дополнительное внимание девушки, в которую он был влюблён. С эльфом Саша практически не общался: им и так-то особенно не о чем было разговаривать, а после того, как Ярослав с Наташей ездили в Феодосию (да ещё вместе с экспедиционным начальством!), Ёж стал намеренно избегать его общества. Ярослав не считал нужным заострять на этом внимание, поскольку ещё со школы привык к непониманию и отчуждению со стороны ровесников, – однако выходки товарища из поля зрения не упускал и, со своей стороны, старался не давать повода для конфликта.
   Время экспедиции подходило к концу. По традиции первый заезд новичков должен был завершиться торжественной церемонией посвящения в археологи. Ребята долго старались выпытать у Андрея, какие сюрпризы он им готовит, однако бородатый археолог только ухмылялся.
   – Ваше дело – чтобы к девяти вечера рюкзаки уже стояли собранными, всё остальное мы берём на себя, – говорил он.
   – Но ведь отъезжаем утром, – возражали студенты. – Зачем так рано собираться?
   – Надо – значит надо. И не спорить с начальством!
   Так что, добиться от него ничего не удалось. Однако самые любопытные девочки заметили, как по вечерам, завершив работу с калькой, Ярослав рисует что-то тушью на черепках, специально принесённых из отвала и не представляющих научной ценности. Когда кто-нибудь из однокурсниц словно случайно подходил к нему, он неизменно закрывал свою работу ладонью и лукаво улыбался:
   – Это сюрприз! Андрей не велел показывать.
   Нетерпеливое ожидание дня посвящения в археологи немного скрашивало ребятам грусть от того, что экспедиция скоро закончится. Все очень сблизились. Несхожесть взглядов и личные противоречия, столь заметные дома, здесь совершенно потеряли смысл: все были – одна команда, группа приезжих студентов, в отличие от местных деревенских ребят, которые в последние дни часто приходили на их вечерние посиделки с гитарой.
   Даже Ярослав, несмотря на свою всегдашнюю обособленность, в экспедиции почти не ощущал оторванности от коллектива. Благодаря Наташе и Андрею, с которым он за неделю успел почти сдружиться, Итиль оставался в общем кругу всё чаще и дольше. Парни принимали это, как само собой разумеющееся, не обращая внимания, что Ярик в компании, обычно, молчит, а девушки встречали эльфа радостным оживлением, которого даже не пытались скрыть. Наташа не раз, посмеиваясь, замечала, что у Итиля появились поклонницы, так что скоро ей, возможно, придётся отбивать его у своих весьма настойчивых подруг. На это юный принц только смущённо улыбался, думая о том, что ни одна девушка на свете всё равно не сравнится с его принцессой.
   В последний день работа на раскопе завершилась раньше обычного. После обеда ребятам дали несколько часов, чтобы собрать рюкзаки, а потом экспедиционный автобус отвёз всех к морю. От лагеря до моря было не слишком далеко, но и не слишком близко – где-то около трёх километров. Каждый день проходить это расстояние пешком за разговорами, песнями и шутками, в общем, несложно, но сегодня тратить время на долгие прогулки было некогда.
   Церемония получилась красочной. Наряженный в белую простыню Андрей (после чего к нему намертво приклеилось прозвище «Орёл Шестого Легиона») с важным видом заставлял каждого опускаться на колени и пить из ложечки душистое крымское вино. Сопровождая свои действия речитативом в гомеровском стиле, он касался плеча студента отмытой для такого случая лопатой и нарекал археологом. После чего Олег Викторович торжественно вручал новопосвящённому шутливую грамоту, где вместо гимна был вписан текст песни «Над берегом клубится пыль веков» [81 - Ян Шильт «Над берегом клубится пыль веков», 1983.Страница автора на Стихи. ру: http://www.stihi.ru/avtor/janshiltНад берегом клубится пыль веков,Отвалы не спеша сползают к морю,И, вырванные нами из каменных оков,Встают года античною стеною…Здесь песню каждый черепок поетО той поре, когда весь мир был юным,И песня та покоя не даетВсем нам, таким начитанным и умным.Истерзана раскопками земляИ красный лак горит, как капли крови,При блеске молний скалы на меняГлядят, нахмурив каменные брови.Их летопись застывшую не всем дано понять,Их музыку не всем дано услышать,Морской соленый ветер спешит меня обнять,И дождь стучит в палаточные крыши.Он мимолетен, этот летний дождь,Он – только миг в извечности покоя,А под курганом дремлет скифский вождь,И спит в холмах ненайденная Троя…Гроза прошла… и снова тишина,И светлячки ночную пьют прохладу;Пора и нам поднять, поднять бокал винаЗа скифов, за богов и за Элладу.], а вместо сургучной печати – привязан черепок античной амфоры, на котором красовалась нарисованная тушью веранда детского садика с растущим рядом деревцем дикой алычи. После того, как над каждым студентом был проведён торжественный обряд, вся группа во главе с начальником экспедиции наполнила кружки вином. Начался пир. Песни, байки, хороводы вокруг воткнутой в песок лопаты и просто откровенные дурачества длились на пляже до самого позднего вечера, а когда стемнело, Саид на своём «пазике» отвёз всех обратно в лагерь, где уже ждали деревенские ребята, зашедшие попрощаться. На веранду вынесли магнитофон с кассетами и устроили импровизированную дискотеку.
   Ярославу вполне хватило общей кутерьмы на пляже, оставаться на танцы желания уже не было. Ему хотелось попрощаться со степью, с этой древней землёй; хотелось, уйдя подальше от людей, просто сидеть где-нибудь на холме среди звёзд и колючей травы и сердцем разговаривать с местными богами. Поэтому, едва с веранды зазвучала музыка, Итиль устроился немного в стороне, на скамейке под акацией, ожидая удобного случая, чтобы незаметно исчезнуть, когда веселье будет в самом разгаре. Но вдруг к нему подбежала встревоженная Наташа.
   – Яр, – заговорила она сбивчиво. – Машка напилась, настроила своих, и, похоже, сейчас они с нашими подерутся!
   Маша была предводительницей «банды» местных деревенских ребят, однако до этого момента ссоры ничто не предвещало.
   – А в чём дело, ты в курсе? – спросил Ярослав. Наташа только неопределённо пожала плечами:
   – Кажется, с ней Ёж говорил. Не знаю, что у них там случилось, только Машка требует медляк и грозится натравить на нас всё село, если… – Девушка вдруг замолчала и, закусив губу, отвернулась.
   – Что?
   – Если её не поцелует самый красивый парень из наших! – выпалила Наташа, чуть не плача от злости и обиды.
   Эльф встал со скамейки, мрачный, как грозовая туча. Раз Маша разговаривала с Ежом, то самый красивый парень, разумеется, – он, Ярослав. Такой подлости от товарища он не ожидал. Ёж, конечно, пьян, но это его не оправдывает: драка с деревенскими в последний день перед отъездом может сильно испортить репутацию Олега Викторовича, как начальника экспедиции, и поставить крест на возможности приехать сюда в следующий раз – возьмут кого угодно, только не их группу.
   Думать было некогда: каждая секунда промедления всё туже затягивала узел конфликта. И Ярослав решился. Подойдя к расстроенной девушке, он осторожно коснулся её щеки. Принцесса подняла голову, взгляды их встретились.
   – Только ты, Алиэ. Одна. Навсегда. Веришь?
   Итиль произнёс это едва слышно, но очень твёрдо. В его голосе и взгляде было что-то незнакомое, далёкое и звёздное, как тогда, у моря, когда он впервые назвал ей своё эльфийское имя. Принцесса вздрогнула, перед ней словно разверзлась пропасть, через которую был перекинут тоненький хрупкий мостик: сделай шаг – и назад уже не повернуть. Но стоит ли сомневаться? Он будет рядом! Навсегда! Можно ли ему не верить?! И Алиэ, перехватив руку друга, просунула пальцы под чёрную фенечку на его запястье, коснувшись шрама:
   – Верю.
   Даже в скудном свете фонаря, который едва достигал сюда с веранды, было заметно, что Итиль смертельно побледнел. Губы его дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но так и не смог. Несколько секунд эльфы смотрели друг другу в глаза – пристально, отчаянно, так, словно там пробегали кадры их прошлой или будущей жизни, а потом Ярослав, сделав над собой явное усилие, высвободил руку из руки принцессы и тихо сказал:
   – Пойду танцевать с Машей. Драки не будет.
   Атаманша местной «банды» действительно была пьяна. Однако она сильно удивилась, когда Ярослав сам подошёл и пригласил на танец. Смазливо улыбнувшись, девушка обхватила его за плечи, почти повиснув, и тут же сделала знак кому-то из своих ребят, сидевших у магнитофона. Заиграла медленная музыка, на веранду вышли ещё пары, и Ярослав, едва касаясь талии партнёрши, аккуратно повёл её в танце. Все попытки Маши прижаться к нему он тактично отклонял, сопровождая это такой очаровательной улыбкой, что атаманша, наконец, растаяла.
   – Ярик, ты и правда тут самый красивый, этот рыжий хмырь был прав, – сказала она ласково. – И танцуешь классно! Что я раньше тебя сама не разглядела?
   – Это даже хорошо, – ответил Ярослав, ловко направляя свою партнёршу в дальний край веранды, где их разговор никто не мог услышать. – Ты очень симпатичная, и боевая, и вообще клёвая, но у меня девушка уже есть.
   – Что, правда? – удивилась Маша. И тут же пьяно рассмеялась: – Ну, ты скромняга! А мне этот ваш придурок говорил, что ты не занят! Вот, скотина!.. А кто она? Погоди, догадаюсь… Наташка, да?
   Ярослав утвердительно кивнул. Атаманша из-под длинной чёлки вдруг сверкнула на него лукавыми глазами:
   – Мы сейчас тут с тобой вместе, а она, небось, ревну-ует!
   – Нет.
   – Почему?
   – А что плохого? Это же просто танец.
   Маша вздохнула.
   – Эх, всё-таки мало вы у нас побыли… – сказала она с сожалением. – Я с тобой порхаю, как бабочка, а с нашими недотёпами только ноги береги: оттопчут, медведи! Ну, ладно, пока! Вы ведь с Наташкой сейчас отсюда свалите? Валите, целуйтесь: вон, какая красивая луна!
   Благодарно улыбнувшись, Ярослав пожал атаманше руку на прощание и, легко спрыгнув с веранды, исчез в сумерках ночного сада.
   Однако сейчас принцу сумеречных эльфов было совсем не до романтики. Как только стало ясно, что драки с местными не будет, Ярослав пошёл разыскивать Ёжа и застал его за безуспешными попытками забраться на проржавевшую лестницу в саду – остаток детской игровой площадки. Саша был совершенно пьян.
   – Ёж, пошли, потолкуем, – мрачно позвал Ярослав. Однокурсник поднял на него мутные голубые глаза, однако возражать не стал и, повинуясь приглашающему жесту эльфа, молча последовал за ним.
   Ребята вышли с территории лагеря, оставив позади свет фонарей и оживлённое веселье товарищей, миновали несколько деревенских дворов и оказались в степи, на дороге, ведущей к морю. Здесь было безлюдно, а полная луна хорошо освещала окрестности. За тот короткий промежуток времени, пока они добирались сюда, Ёж всё-таки успел немного прийти в себя: хоть ноги его и заплетались, взгляд уже был вполне живым и осмысленным. Убедившись, что товарищ достаточно адекватен, чтобы понимать, что происходит, Ярослав, не говоря ни слова, влепил ему увесистую затрещину. Ёж попробовал ответить тем же, но промахнулся.
   – Сволочь! – процедил он, добавив к этому ещё несколько непечатных фраз.
   – Ты вообще понял, что у нашего вуза из-за тебя могли быть здесь большие проблемы? Нет? – сказал Ярослав, награждая Ежа ещё одним подзатыльником. Тот в ярости взвыл и бросился на эльфа:
   – Да плевать я на всё хотел!
   И ребята сцепились, повалившись на дорогу. Какое-то время они катались по ней, так что слышались только возня и сопение, но вдруг, получив особенно чувствительный удар, Ёж охнул и опустил кулаки. Медленно поднявшись, Ярослав начал отряхивать одежду, его лицо, разукрашенное несколькими свежими царапинами, казалось спокойным. Некоторое время Ёж, сидя на земле, со злостью смотрел на соперника, потом встал и, процедив сквозь зубы что-то нецензурное, пошатываясь, побрёл по направлению к морю. А Итиль, проводив его взглядом, свернул с дороги в степь и отправился навстречу полной луне.
   Если быть честным, то разборки с пьяным Ежом являлись не лучшим выходом из ситуации. Но едва эльф вспоминал о том, что драка сейчас могла получиться совсем другой – с местными, стенка на стенку, – он снова скрипел зубами от желания врезать Ежу по полной программе. То, что этот придурок хочет увести у него девушку, ещё можно было понять и как-то сгладить ситуацию. Но за то, что воспользовавшись именем принцессы, он мог серьёзно подвести всю группу, включая преподавателей, следовало бить морду. В общем-то, так и вышло, упрекнуть себя Ярославу было не в чем. Сейчас даже не хотелось думать о том, что предпримет Ёж, когда они вернутся домой. Разумеется, Санёк ничего не забудет и от своих попыток заполучить Наташу не откажется. Но это всё равно будет позже, а пока…
   Пока вокруг была крымская степь, её горьковатые запахи и ночная прохлада успокаивали разгорячённую голову, так что мысли эльфа постепенно приняли новое направление. Завтра поезд. Домой. Две недели промелькнули, словно секунда! Как же мало ему оказалось этого неба, и моря, и жёлтой травы, и узких улочек курортного города! Непременно стоит приехать сюда ещё, возможно, не раз… Опустившись на землю, Итиль долго лежал, раскинув руки, глядя в ночное небо. Звёзды здесь большие, впрямь похожие на яблоки, а луна и вовсе гигантская! Огромный мир – древний, суровый и нежный, прекрасный, как те края, о которых он изредка вспоминал во сне…
   Ярослав смотрел в небо до тех пор, пока чувства его совершенно не успокоились. Пора было возвращаться в лагерь. Юный эльф встал и не спеша выбрался на дорогу. Однако, сделав уже несколько шагов по направлению к селу, он вдруг неожиданно для самого себя повернулся и решительно зашагал к морю. Ёж! Рыжий ушёл неизвестно куда – пьяный, расстроенный, совершенно неадекватный. Вдруг его понесло купаться? Плавать он не умеет, а вечером, когда все веселились на пляже, было заметно, что море немного штормит. Может, конечно, пока Ярослав бродил по степи, Санёк вернулся в лагерь, но почему-то в это верилось с трудом.
   Чем дальше шёл Итиль, тем более странные ощущения овладевали его сердцем. На обычную человеческую тревогу это не было похоже, зато очень напоминало зов откуда-то со стороны. Кто-то вёл его, словно подталкивая в спину, чтобы эльф шёл в строго заданном направлении, не сбиваясь с невидимого маршрута. Внутри звучала тонкая, едва уловимая мелодия степи, и Ярослав, вдохнув поглубже горькие запахи трав, доверился этой песне, этому неведомому проводнику.
   Добравшись до пляжа, он внимательно осмотрелся. Шумело море, вокруг было пустынно. Песок утоптан их вечерними игрищами, на нём – следы лопаты, под акациями – примятая трава. Немного поколебавшись, Ярослав позвал:
   – Ёж! Ё-о-ож!
   Тишина. Даже если рыжий где-то здесь, за шумом моря он вполне может ничего не услышать. Сложив ладони рупором, эльф прокричал так громко, как только мог:
   – Санё-о-ок! Саша-а-а!
   Ответа не было. Но зов в груди не умолкал. Решив, что кричать всё равно бесполезно, Итиль сосредоточился на внутреннем ощущении. Отодвинул в сторону все мысли, как учила его Фроди, и, закрыв глаза, попытался увидеть окружающий пейзаж внутренним взором…
   Здесь море казалось серебряным. Не серебристым, а ярко-серебряным, почти стальным, блестящим и ровным, словно твёрдая земля. Шума его тоже не было слышно, только что-то звенело справа – назойливо и тонко, этот звук не ласкал слух, а, наоборот, раздражал его. Повернув голову, принц сумеречных эльфов попытался всмотреться дальше. Прибрежная полоса песка, гладкая, как шёлковое полотно, струилась до рощицы акаций, там удобный пляж заканчивался, и начинались большие валуны. Ярослав несколько раз из любопытства доходил туда и, забираясь на высокие камни, смотрел на море. Вот откуда-то из-за этих валунов и доносился зовущий звон – настойчивый, не отпускающий. Открыв глаза и едва вернувшись к ощущениям реальности, Итиль бегом бросился вдоль линии моря к тем самым камням. Да, да, звенит всё ближе! Наверное, за тем высоким валуном…
   За камнем лежал Ёж – головой к морю, так, что набегающие волны уже обдавали его осколками пенных брызг. Спит? Пьяному ведь всё равно, где спать! Но если его накроет большой волной, то этот придурок непременно захлебнётся. Надо скорее перетащить его подальше от воды!
   – Ёж, вставай! Ну-ка, просыпайся, идиот! Утонешь!
   Однако все попытки разбудить Сашу были безуспешными. Приподняв голову товарища, Ярослав вдруг почувствовал, что под его ладонью в одном месте волосы неестественно мокры и спутаны. Внимательно осмотрев свою руку, эльф похолодел: кровь. Вот оно что: рыжий свалился с камня. Полез пьяный и свалился. Ударился головой о другой камень, потерял сознание, и в лагере до утра его не хватятся. А когда хватятся, сколько будут искать? Времени вполне достаточно для того, чтобы захлебнуться или истечь кровью.
   – Дебил! – в сердцах выругался Ярослав. Он понимал, что Ежу срочно нужна медицинская помощь. Но ближайший медблок находится в санатории, отсюда примерно в трёх километрах, то есть, на таком же расстоянии, что и до их лагеря, где неудачника можно сдать на руки медсестре. Только ни того, ни другого делать сейчас нельзя! Почему именно нельзя, Итиль не мог бы сказать точно, он просто чувствовал, что всё случившееся – закономерно: так распорядились Боги, так повернулось колесо Судьбы. Пока они одни, Саше ещё можно как-то помочь, но если вдруг рядом окажутся люди, не посвящённые в причину их ссоры, что-то невидимое сразу порвётся, разрушится какое-то хрупкое равновесие, и последствия этого будет уже невозможно исправить.
   Решение созрело быстро. Стянув с себя футболку и разорвав её на несколько широких лент, Ярослав, прежде всего, перевязал Ежу голову, чтобы хоть немного остановить кровотечение. Потом подхватил на руки, как ребёнка, и понёс, стараясь не думать о том, что впереди – целых три километра по пустынной ночной дороге.
   Когда он дотащил товарища в лагерь, то сам уже едва стоял на ногах. Хорошо, что ребята под утро все разбрелись по комнатам и крепко спали. Оставив неудачника в саду, под густыми кустами акаций, Ярослав, спотыкаясь, доплёлся до комнаты, где обитал Андрей, и тихонько постучал. Орёл Шестого Легиона открыл сразу же: он не спал, занимаясь сборами в дорогу.
   – Ёж голову разбил. Поможешь? – попросил Итиль. Юный эльф догадывался, что сам, шатаясь от усталости, весь в синяках и с руками, перепачканными кровью, выглядит едва ли лучше, чем неудачник Саша, но сейчас было не до того.
   – Андрей, ты говорил, что – с Венеры. Я слышал, у вас целительство в крови…
   В ответ на эти слова археолог сверкнул чёрным внимательным взглядом так, что Ярославу показалось, будто тот знает всё: и про неудавшуюся провокацию Ежа, и про их драку в степи, и про то, как Итиль, последовав за таинственной силой, нашёл товарища у моря и как потом тащил его обратно в лагерь. Велев Ярославу показать, где он оставил Ежа, и принести из кухонного блока тёплой воды, Андрей быстро взял дело в свои руки: перенёс неудачника в комнату, осмотрел, достал из рюкзака походную аптечку и бинты. Когда Итиль вернулся с кухни с кастрюлей воды, тазом, кружкой и мылом, археолог сказал, улыбнувшись странно, как в день их знакомства:
   – Дверь закрой на щеколду. Иди сюда. Смотри внимательно… сердцем смотри.
   Ярослав устроился на табурете чуть поодаль, так, чтобы не мешать, но иметь возможность видеть всё, что делает Андрей, – и уже второй раз за сегодняшнюю ночь попытался сознательно вызвать у себя состояние «другого» видения. Ощущения были непривычными, то и дело они пытались сбиться на реальные чувства, особенно пока археолог состригал волосы и промывал рану Ежа, то есть, занимался подготовкой к процессу. Но вдруг Ярослав ясно увидел, как с ладоней пришельца потёк зеленоватый свет: Андрей водил руками над головой больного, осторожно касаясь пальцами места вокруг раны, и бормотал:
   – Так. Сейчас остановим кровь, уберём последствия сотрясения. Завтра этот фрукт будет огурцом! Даже зашивать не надо, всё само заживёт!
   Словно в ответ, от головы Ежа навстречу прозрачно-зелёному потоку энергии тут же заструился красно-коричневый. Пришелец усмехнулся:
   – Школота! Драться из-за девушки! Хотя, постой… а вот это плохо. Очень плохо!
   Зелёный поток с его ладоней вдруг сменился фиолетовым – таким насыщенным, ярким, что Итиль внутренне зажмурился и вздрогнул. Ему показалось, что фонтан фиолетового света обдал и его тоже, окатил с головы до ног, – внутри разлилось приятное тепло, физическая усталость растворилась, а картинка внутреннего видения стала намного чётче. Теперь он видел Андрея совершенно по-другому: это был уже не дядька-археолог, лохматый и бородатый, а изящное существо, сотканное из света нежных разноцветных энергий и словно бы окутанное туманным облаком.
   Когда Ёж зашевелился, приходя в сознание, Ярослав тоже повертел головой, возвращаясь к реальным ощущениям. Чёрные глаза Андрея были устремлены на него с любопытством, было ясно, что пришелец видит совсем не то, что обычно отражается в зеркале.
   – Вестник… – заметил Андрей негромко. – У тебя уже есть наставник?
   – Да, – кивнул эльф, вспомнив образ Фроди – суровой и ласковой жрицы.
   – Проси, чтобы обучил тебя целительству: с твоей задачей это будет не лишним. Сегодня ты всё сделал правильно, но в следующий раз такой удачи, как я, может просто не случиться. А теперь иди! У тебя есть час, чтобы вымыться и переодеться: в шесть буду всех будить, а то на поезд опоздаем.
   Когда за эльфом закрылась дверь, Андрей ещё раз внимательно оглядел лежащего на матраце студента, и со вздохом пробормотал:
   – А у меня есть час, чтобы вправить мозги этому недотёпе. Надо же было выдумать: идти поперёк Судьбы! Владычица хранит своего Вестника и всех, кто встанет на его пути, собственноручно раскатает в тонкий блинчик. Эх, детский сад!..
   Когда Саша Ёж открыл глаза, силясь вспомнить, что с ним вчера случилось такого, что сегодня так сильно болит голова, первым делом он увидел перед собой бородатого Андрея, протягивающего стакан крымской чачи:
   – Похмелье, брат, плохое дело. Пей…
   За вокзальной суетой грусть от расставания с этими прекрасными местами как-то притупилась. Зато с новой силой она накатила потом, в поезде. Забравшись на верхнюю полку, Ярослав долго лежал, глядя в окно на проносящуюся за ним жёлтую степь, кое-где вздымающуюся холмами скифских курганов. А когда пейзаж сменился, и снаружи замелькали пирамидальные тополя, абрикосовые рощи и поля подсолнухов, эльф со вздохом вышел в тамбур. Какое-то время он стоял там один, подставив лицо ветру, бьющему из приоткрытой фрамуги, совершенно ни о чём не думая. Но вот с лязгом отворилась вагонная дверь, и рядом очутился Ёж.
   – Ярик, скажи мне честно, – начал он без предисловий, – что было после того, как мы с тобой подрались?
   С сожалением оторвавшись от вида за окном, Ярослав повернулся к товарищу. Вспоминать и, тем более, рассказывать об их ночных подвигах совершенно не хотелось.
   – А ты ничего не помнишь?
   – Ну-у… – замялся Ёж. – Я был страшно зол на тебя и решил окунуться, чтобы полегчало. Но там штормило, поэтому лезть в море я побоялся. Помню, как бродил по берегу и обдумывал планы мести. А потом открываю глаза – голова раскалывается, и Андрюха мне даёт похмелиться.
   Сейчас Ёж был так забавен в своей похмельной откровенности, что Ярослав невольно фыркнул и заулыбался.
   – Санёк, ты себе голову разбил о камень. И чуть не утонул, – сказал он просто. – Я нашёл тебя у моря – почему-то так и решил, что ты купаться отправишься, – а потом притащил в лагерь, к Андрюхе.
   Ёж подозрительно сощурился.
   – Притащил? В лагерь? За три километра?
   – На руках, как девушку! – рассмеялся Ярослав. – Даже через плечо не мог перекинуть, чтобы твоя дурная голова не оторвалась!
   И без того сконфуженное лицо Саши стало совершенно пунцовым.
   – Тьфу! – пробормотал он. – Что ж ты за помощью не сходил? Саид бы меня довёз. И почему к Андрюхе, а не к медсестре?
   – Андрюха – мужик, не станет доискиваться «как?» да «почему?», чтобы потом весь курс над нами ржал. И походник – у него всегда аптечка с собой, а таких приключенцев, как ты, он на своём веку перевидал десятки. Вот я и решил, что нечего нам сор из избы выносить, сами разберёмся.
   Некоторое время парни молча стояли рядом, глядя в окно, а потом Ёж негромко сказал:
   – Ярик, я тут подумал… Месть отменяется. Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне сегодня будто кто в голову вложил, что вы с Наташей очень подходите друг другу. Как очнулся, выпил стопку – и понял, какой я дурак. В общем… спасибо! И действительно не надо, чтобы ребята знали… особенно она.
   И он протянул Ярославу руку. Тот кивнул:
   – Не узнает. Обещаю.
   Обменявшись рукопожатием, они расстались: Саша отправился играть с ребятами в карты, Ярослав остался в тамбуре у окна. Через некоторое время к нему подошла Алиэ. Юный эльф улыбнулся и обнял её, а она склонила голову ему на плечо. Маленькие бубенчики, вплетённые в волосы принцессы, нежно звенели, и это заменяло все слова, которые два счастливых эльфа сейчас могли бы сказать друг другу.
   За окнами поезда всё так же проносились пирамидальные тополя, абрикосовые рощи и поля подсолнухов. Начиналась последняя неделя лета.

Повесть седьмая. Люди Севера

1

   – Салют, Лас! Хочешь полазить со мной по Замку? – Голос Итиля в телефонной трубке звучал бодро и беззаботно. Эльфёнок заулыбался: перспектива прогулки сейчас была как нельзя кстати. Стояли сухие, солнечные октябрьские дни, и парк за городом, в центре которого возвышались развалины старинной усадьбы, в просторечии именуемой Замком, был по-осеннему великолепен. Полазить там сейчас вместе с другом, которого Лас практически не видел всю неделю и по которому уже успел соскучиться, – лучшего занятия для выходного дня просто невозможно придумать.
   – Спрашиваешь! Хочу, конечно!
   – Тогда собирайся, я уже еду.
   Дважды повторять не пришлось: через десять минут одетый по-походному Назар уже шагал к остановке. А ещё через некоторое время оба эльфа сидели в пригородном автобусе, который вёз их по старой просёлочной дороге в сторону Замка.
   Ярослав сейчас учился на последнем курсе университета и в учебном корпусе почти не появлялся: весь год у пятикурсников была преддипломная практика. Поэтому, пользуясь свободным графиком учёбы и отсутствием необходимости ходить на лекции, неугомонный эльф устроился работать в городской краеведческий музей. Итиль оформился туда ещё летом, и сейчас у него имелась даже своя постоянная тема для исследования: что-то, связанное с усадьбами, располагавшимися на территории края. Собственно, в Замок Ярослав и ехал для того, чтобы фотографировать остатки интерьеров, поскольку заброшенное здание с каждым годом всё стремительнее превращалось в руины.
   Огромный старый парк встретил ребят осенней тишиной. Липы и клёны роняли свои разноцветные листья на лужайки, в эти тёплые дни вновь зазеленевшие свежей травой. Солнечные зайчики прятались за неохватными стволами, разбегались по заросшим бурьяном тропинкам, словно нарочно пытаясь запутать тех, кто осмелился нарушить покой забытой усадьбы. Но друзья, уже и раньше неоднократно бывавшие здесь, прошли через парк быстро и уверенно, так что скоро их взору открылся вид на Замок.
   Это усадьба появилась здесь ещё в восемнадцатом веке и до начала двадцатого не раз перестраивалась. Последняя «версия» центрального дома была выполнена в стиле «эклектика», бытовавшем в эпоху, когда в архитектуре господствовал модерн [82 - Модерн – архитектурный стиль, получивший распространение в Европе и на европейской территории России на стыке XIX и XX вв. Архитектуру модерна отличает отказ от прямых линий и углов в пользу более естественных, «природных» линий, а также использование новых технологий.Эклектика – особое направление раннего модерна, для которого характерно использование исторических архитектурных стилей и их смешение.]: решение придать зданию средневековый готический облик выдавало в бывшем владельце большого оригинала. Сейчас старый дом выглядел достаточно жалко и сиротливо: полуразрушенная башня с зубцами, разбитые стрельчатые окна с потрескавшимися рамами, кое-где провалившаяся крыша. Но через пару лет, возможно, не будет и этого: время, растения, дожди и ветры сделают своё дело, превратив когда-то великолепную усадьбу в груду заросших крапивой камней.
   Ярослав расчехлил фотоаппарат и, сделав несколько снимков общего плана, повёл Ласа внутрь, попутно объясняя расположение комнат.
   – Итиль, а откуда ты всё это знаешь? – поинтересовался эльфёнок, когда они, облазив башню и второй этаж, на котором раньше располагалась бальная зала, спустились вниз, на первый.
   – Сначала мне Сэм показал, – откликнулся лучник. – Потом я кое-что уточнил у Андрюхи. А месяц назад в музейном архиве наткнулся на старый план и переснял его для себя. Кстати, на этом плане есть комнаты, про которые не знает даже Орёл Шестого Легиона! – добавил он с некоторой гордостью.
   – Значит, мы сейчас можем проверить? – с любопытством подхватил Назар. – У тебя с собой этот план?
   – Конечно! – кивнул Итиль, доставая из кармана куртки аккуратно сложенный листок с распечаткой. – Смотри: мы сейчас в бывшей столовой, вон там – дверь, ведущая на парадную лестницу. С другой стороны – проход в оранжерею. Если я ничего не путаю, там раньше была крытая галерея, по которой с кухни приносили обед. Галерея пристраивалась к зданию позже, и под ней должны проходить трубы калорифера. По идее, под нами – под столовой и оранжереей – тоже должны быть комнаты, какие-нибудь технические помещения для обслуживания калорифера, только они здесь не отмечены, потому что этот план для господ.
   Пока Ярослав фотографировал остатки лепного потолка столовой, эльфёнок внимательно разглядывал план. Да, вот дверь, которая раньше вела в оранжерею. Только сейчас там обрушилась стена и пол провалился. Впрочем, теперь это даже к лучшему: можно взглянуть, как выглядит калорифер! И Назар полез в наполовину засыпанную кирпичами дыру – всё, что осталось от двери в оранжерею. Через солидную брешь в обвалившейся стене пробивались яркие солнечные лучи, хорошо освещая сгнившие доски пола. Сквозь проломы в них виднелись круглые бока больших керамических труб.
   – Ух ты! – восхищённо пробормотал Назар. Как выглядит калориферная система отопления, он представлял только по таблицам из книг, но никогда ему не доводилось видеть этого вживую. Поэтому, упершись рукой в остаток стены, другой рукой эльфёнок потянул за доску, рассчитывая тем самым расширить себе обзор. Гнилая доска хрустнула, а вслед за ней – ещё одна, как раз под ногой Ласа; остаток стены содрогнулся, уронив на злосчастные доски несколько увесистых камней. Эльфёнок упал на колени, безотчётно закрывая руками лицо, а когда пыль немного рассеялась, и он открыл глаза, совсем рядом в полу уже зияла дыра, ведущая, вероятно, в одно из подвальных помещений.
   – Лас! – послышался встревоженный голос Ярослава. – С тобой всё в порядке?
   – Да, – заверил эльфёнок, кашляя и отплёвываясь. – Иди сюда, Итиль! Здесь вход в подвалы.
   Достав из рюкзака два походных фонарика, Ярослав вскоре присоединился к другу, и ребята осторожно спустились вниз, ловко скользнув в щель между керамическими трубами. Разумеется, вход был не там, где они пролезли, а чуть дальше. Осмотревшись, эльфы обнаружили низкую, наглухо засыпанную дверь, ведущую сюда, вероятно, из оранжереи. Подвалы представляли собой несколько небольших комнат, соединённых арочными переходами. Комнаты, располагавшиеся под столовой и оранжереей, действительно предназначались для обслуживания калорифера, а дальше по длинному, наполовину заваленному кирпичами переходу ребята попали в довольно просторный зал с низким сводчатым потолком. Осветив его фонарём, Ярослав вполголоса заметил:
   – Мы под башней. Лас, не кричи, пожалуйста, и будь осторожнее, иначе нас тут накроет.
   Назар только молча кивнул. Он помнил, с какой осторожностью они забирались на башню: там, где раньше были перекрытия между ярусами, теперь торчали лишь обломанные балки, и лестница тоже представляла собой довольно печальное зрелище. Кто при этом мог бы сказать, насколько крепки своды старого подвала? Двигаясь мягко и почти бесшумно, стараясь, чтобы их шаги не создавали резонанс, ребята исследовали найденную комнату. Итиль сделал несколько снимков, однако вспышка здесь создавала такое жуткое впечатление, что лучник скоро убрал фотоаппарат в чехол. Заметив, как его друг затягивает ремни, Лас вздрогнул: ему уже некоторое время казалось, будто за ними здесь кто-то наблюдает, а теперь, почувствовав настороженность Ярослава, он совершенно в этом уверился.
   «Итиль, здесь кто-то есть!» – мысленно позвал эльфёнок.
   «Я тоже чувствую, – откликнулся лучник. – Мне запретили снимать, пригрозив обвалом».
   «Как думаешь, мы здесь никому не мешаем?»
   «Никак не могу понять… Больше ничего не слышу. Попробуй ты!»
   Выключив фонарик, Лас стал сосредоточенно всматриваться в темноту. Враждебности он не ощущал, это чувство скорее напоминало чьё-то любопытство: их изучали, исследовали взглядом как нечто неизвестное и, возможно, опасное.
   «Прости, мы не хотели тебя потревожить! – мысленно произнёс Лас. – Меня зовут Анариэ. Можешь сказать, кто ты?»
   Эльфёнку показалось, что внимательный взгляд из темноты несколько смягчился, перестав быть таким напряжённым.
   «Рыцарь Солнца?» – раздался в его сознании бархатный голос. Было невозможно определить, кому принадлежит этот голос – женщине или мужчине, и Лас решил, что с ним говорит Существо.
   «Да».
   «А кто с тобой?» – продолжал спрашивать голос.
   «Рыцарь Луны», – ответил Лас.
   Последовала достаточно длительная пауза, во время которой эльфёнок явственно почувствовал, как взволнованно забилось сердце Итиля, стоявшего рядом, в нескольких шагах.
   «Владычица прислала своего Вестника, чтобы он забрал Наурру, – наконец сказало Существо. – Да будет так. Дух Замка отдаёт вам своё сокровище!»
   При этих словах Итиль вздрогнул так, будто его ударили, – Лас ощутил это почти физически, собственной кожей.
   «Эльфийские рыцари благодарны Духу Замка, – произнёс с поклоном солнечный воин. – Мы что-то должны дать тебе взамен?»
   «Нет. Пока печать не снята, я не имею права ничего требовать за хранение сокровища. Только пусть Вестник сам возьмёт то, что принадлежит его Владычице».
   – Итиль, – тихо позвал друга Лас. – Возьми, тебе можно.
   – Посвети, – хрипло откликнулся лучник.
   Эльфёнок включил фонарь и направил луч света туда, куда указал Ярослав. В чёрном проёме стенной ниши блеснул миндалевидный хрустальный глаз, больше Назар не успел ничего разглядеть, потому что его друг уже спрятал сокровище, прикрыв полой куртки. Не говоря больше ни слова, эльфы осторожно выбрались наверх и перевели дыхание только тогда, когда над их головой снова раскинулось голубое небо реального мира.
   Ярослав устало опустился на зелёный пригорок у полуразрушенного фонтана, но почти тут же, потерев рукой глаза, ослеплённые ярким солнцем, вовсе лёг на траву.
   – Лас, – сказал он извиняющимся голосом, – передохнём немного? Кажется, я сейчас до остановки просто не дойду…
   – Тебе плохо? – встревожился Назар.
   – Мне никак. Пустой, как яичная скорлупа, – усмехнулся лучник. – На, посмотри пока, что это за штука.
   В руках эльфёнка оказалась небольшая каменная статуэтка – изящно высеченная из кремня голова кошки. Неизвестный скульптор очень умело использовал особенности породы: жилка кристаллов горного хрусталя с двух сторон выходила именно там, где должны располагаться глаза. Повертев статуэтку в руках, Назар заметил, что взгляд кошки неодинаков: с правой стороны ясный миндалевидный глаз казался прищуренным в благодушном внимании, а с левой, там, где посередине зияла дырочка зрачка, был круглым и злым.
   – Дух Замка назвал её Науррой, – медленно проговорил Лас. – Сказал, что это – сокровище, которое принадлежит твоей Владычице. И пока с Наурры не снята печать, он не имеет права требовать благодарности за хранение.
   – Я ничего не слышал, – ответил Итиль и добавил, немного помолчав: – Сначала почувствовал на себе пристальный взгляд, потом стало ясно, что если я не выключу вспышку, на нас обрушится потолок. А потом, когда мы потушили фонари, в темноте зажглась звезда и сразу же ослепила все мысли, так что настроить себя на разговор с Духом Замка совершенно не получалось. Кажется, я принял за звезду глаз этой кошки. Возможно, она действительно принадлежит Элберет, только непонятно, что нам дальше делать с этим артефактом?
   Некоторое время Назар молча сидел рядом с другом, вертя в руках найденную статуэтку, а потом сказал:
   – Вообще ничего от неё не ощущаю: камень – и камень! Красивый очень, возможно, представляющий художественную ценность… но мне от него ни жарко, ни холодно. А ты как себя чувствуешь?
   Ярослав поднялся и, снова потерев рукой глаза, беспечно улыбнулся:
   – В порядке. Внезапно накатило – и внезапно схлынуло. Может, я просто ещё не совсем пришёл в себя после наших зимних приключений? И может, врачи всё-таки правы в том, что мне надо больше отдыхать?
   – А ты ещё сомневался? – фыркнул Лас. – Врачи всегда правы!
   Ещё некоторое время друзья сидели на зелёной траве у остатков фонтана, просматривая сделанные фотографии и обсуждая незавидную судьбу Замка, а потом Итиль убрал в рюкзак найденную статуэтку, и эльфы зашагали по тропинке через парк к автобусной остановке.

2

   Весь вечер мысли Ярослава то и дело возвращались к найденной кошке. Статуэтка сейчас стояла на его письменном столе в библиотеке и казалась вполне безобидным артефактом. «Камень – и камень», – вспомнил Итиль слова Ласа. Только слишком ясно вспоминалось и чувство абсолютной беспомощности, внезапно накатившее тогда, когда они вынесли Наурру из Замка. Это не походило на болезненную слабость, скорее, напоминало вмешательство чьей-то посторонней воли: она была связана с находкой, и Лунный рыцарь ощутил её влияние почти случайно, просто потому, что статуэтка оказалась в его руках. Но, как бы то ни было, перспектива ещё несколько месяцев проваляться в постели под наблюдением врачей вызывала у Ярослава панический страх. «Что может случиться теперь, когда моё предназначение исполнено? – думал он, внимательно вглядываясь в хрустальные глаза кошки. – Я выполнил обещание, оплатив своей кровью милость Богов, и если сейчас жив, значит, такова воля Владычицы Элберет. Кто я такой, чтобы отказываться от дара Великих?!»
   Взяв карандаш, Итиль сделал несколько разных набросков статуэтки – с одним и другим глазом. Не почувствовав тревоги или опасности, эльф достал фотоаппарат. Поставив каменную кошку на подоконник, где закатное солнце тут же окрасило её тёплыми бликами, Ярослав устроил артефакту настоящую фотосессию, – однако снова внутри ничто не шевельнулось, словно он фотографировал обычный музейный экспонат.
   – Кто же ты? – задумчиво проговорил Итиль, глядя на кошку. – И что мне с тобой делать дальше?
   То, что Дух Замка отказался от благодарности, было не совсем правильно, это настораживало. Обычно существа невысоких рангов посвящения охотно берутся служить тем, кто старше, в дополнение к своей собственной миссии. Любой неофит [83 - Неофит (от др. греч. «недавно насаждённый») – новый приверженец какой-либо религии или учения, новообращённый, новичок.] знает, что строгое соблюдение иерархии способно облегчить выполнение личной задачи. И если сокровище принадлежит Владычице Звёзд, то Дух Замка вправе даже не просить, а требовать что-то у Вестника. Но может, Существо, наоборот, хотело избавиться от опасной вещи, оказавшейся у него на хранении? Например, потому, что на статуэтку наложены какие-то чары, или просто ответственность слишком велика?… Нет, не похоже. Иначе каменную кошку не спрятали бы от посторонних глаз так надёжно!
   Действительно, о сети подвальных комнат под главным домом усадьбы можно было только догадываться, на планах они не обозначены. Дверь, ведущая к калориферу, оказалась полностью засыпанной ещё, наверное, во время революционных событий, когда рабочие местного завода захватили усадьбу, выгнав управляющего, как гласит городская легенда. К тому же, Дух Замка в любой момент мог похоронить под обвалом тех, кто попытался бы проникнуть вниз из праздного любопытства. Но Ласу проход открылся, и именно Анариэ смог поговорить с хранителем сокровища.
   Значит, всё дело в печати, которая наложена на каменную кошку. Что это за печать и кто её наложил? А главное – зачем? Однако если печать будет снята, Дух Замка сможет просить себе благодарность за хранение, и это будет правильно. Следовательно, в первую очередь надо раскрыть тайну печати.
   Уже ночью, лёжа в постели, ещё раз прокрутив в голове все события и мысли сегодняшнего дня, Ярослав обратился к Владычице Звёзд с просьбой о том, чтобы она указала ему, что делать дальше. И принцу сумеречных эльфов приснился сон.
   У неё были длинные тёмные волосы и чёрные глаза, только осталось не ясно, девушка это, женщина, или некое потустороннее существо, принявшее человеческий облик. Она с мольбой протягивала руки и кричала: «Марина! Марина!» Даже во сне Итиль не смог не провести параллели с романом Булгакова, так сильно это напоминало сцену из «Мастера и Маргариты»: «Фрида! Меня зовут Фрида!» Лунный рыцарь сделал шаг навстречу, намереваясь спросить, что ей нужно, и женщина тут же оказалась рядом. В следующем эпизоде сна Итиль увидел себя лежащим на спине, на холодном кафельном полу словно бы больничной палаты. Волосы Марины опутывали его, как верёвки, не давая двинуться, а сама она распласталась сверху, своим весом ещё больше придавливая рыцаря к полу, одной рукой упершись в грудь, а другой больно сжав левое предплечье. Голос её был безумен, глаза горели отчаянным огнём: «Они пришли с Севера, Вестник! Слышишь?! С Севера!» «Как же я смогу тебе помочь, если ты меня сейчас задушишь?» – резонно спросил Лунный рыцарь, пытаясь освободиться из дьявольских объятий. В ответ раздался больной, истерический хохот, тут же сменившийся надрывным воем, словно по мёртвому. «Моя любовь, моя жизнь… Моя память!» – рыдала Марина. Итиль чувствовал, что ещё немного, и она раздавит ему грудь, сама того не осознавая. В действиях этой сумасшедшей не было злого умысла, скорее какое-то исступлённое отчаяние: Лунный рыцарь явно оказался первым, кому несчастная женщина смогла поведать о своём горе. Она молила о помощи и сама же мешала эту помощь оказать.
   Дышать становилось всё труднее, но столкнуть с себя Марину или крикнуть на неё Итиль не мог. Тогда, закусив губу, нечеловеческим усилием он попытался свести руки, рассчитывая лишить это безумное существо возможности двигаться и тем самым перехватить инициативу. Но поскольку левая рука его была намертво придавлена к полу, правой он смог ухватить себя лишь за запястье. Концы латунного браслета сомкнулись, врезавшись в кожу, а женщина, оказавшаяся в объятиях Лунного рыцаря, растаяла, издав душераздирающий крик.
   Вздохнув, наконец, полной грудью, Итиль открыл глаза. Больничная палата тоже растаяла, он лежал на своей кровати, распластавшись в той же позе, что и во сне, одеяло было сброшено на пол словно в пылу борьбы.
   – Марина… – повторил Ярослав, с трудом дотянувшись до выключателя.
   При свете обнаружились ещё более любопытные подробности. Губу он и правда прокусил до крови, причём достаточно сильно: на подушке алело несколько свежих пятен. Концы браслета на левой руке были погнуты так, что украшение оказалось полностью замкнутым в кольцо, а на предплечье уже проявлялся большой синяк, в котором можно было без труда разобрать несколько более тёмных пятен, оставленных пальцами.
   – Ведьма! – пробормотал юный эльф, дотрагиваясь до распухшей губы.
   Часы показывали четверть пятого. Собираясь уже разомкнуть браслет, Итиль вдруг передумал. Он аккуратно застелил кровать, поменял испачканную наволочку, застирал кровь, убирая все следы ночных приключений. Потом привёл себя в порядок и, прихватив из библиотеки шкатулку, где хранились широкие браслеты, которые он обычно носил в качестве оберегов, вышел из дома в предрассветные осенние сумерки. Руслан Маров всегда встаёт рано и на рассвете отправляется в кузню даже по выходным. А сейчас Ярославу была просто необходима помощь кузнеца.

3

   Назар тоже никак не мог отделаться от чувства, что днём в Замке с ними случилось что-то очень важное. Ему постоянно вспоминались хрустальные глаза найденной кошки, и страшно хотелось позвонить другу, спросить, не пришла ли ему в голову какая-нибудь светлая мысль по поводу того, что бы всё это могло означать? Но, подумав, Лас решил отложить выяснение подробностей до завтра: сейчас, вероятно, Итиль как раз занимается исследованиями и экспериментами, не стоит ему мешать. Только любопытство – страшная штука! Уснуть эльфёнку удалось только под утро.
   Его разбудила мама, сказавшая, что уже два часа дня, и что сейчас на проводе Ярослав, который очень желает с ним поговорить. Всклокоченный, ещё не окончательно проснувшийся эльфёнок, как был – в трусах и майке – опрометью бросился вниз, к телефону.
   – Прости, Лас, знаю, что разбудил! Но мне очень надо с тобой поговорить, – В обычно спокойном и сдержанном голосе Итиля сейчас чувствовалось некоторое смущение.
   – Насчёт вчерашнего?
   – Да. Только не дома: нельзя, чтобы кто-нибудь слышал… Давай в парке? Через час на нашем месте.
   – Угу! – кивнул Лас и, положив трубку, тут же помчался собираться.
   Уже через сорок минут он был в парке, на том самом месте, где прошлой осенью показывал другу фотографию Ники. Тогда Лунный рыцарь сам надел ему на шею амулет, подаренный Руа, и с тех пор эльфёнок не расставался с искристым камешком, заключённым в лёгкую, почти невесомую золотую оправу. Именно здесь, в густых зарослях орешника, вдали от людных тропинок эльфы иногда собирались, чтобы без помех обсудить магические вопросы.
   Итиль был уже на месте. Он сидел на бревне и, прищурившись, наблюдал за солнечными зайчиками, игравшими в пожелтевшей листве. Лас опустился рядом.
   – Ну? Говори, я всю ночь от нетерпения не мог заснуть!
   Ярослав странно улыбнулся:
   – Я тоже полночи не спал… Даже не знаю, с чего начать… У меня к тебе личная просьба. Вот… – И он чуть приподнял рукав куртки на левой руке.
   Лас от удивления открыл рот, тут же потеряв дар речи: вместо привычного изящного украшения на запястье друга красовался стальной кандальный браслет.
   – Э-э-э… – протянул, наконец, эльфёнок. – И губа у тебя опухла, я сразу не заметил… Не знал, что ты такой затейник!
   Щёки Итиля порозовели от смущения.
   – Это совсем не то, что ты подумал! – тут же запротестовал он. – Просто Руслан не смог поставить застёжку ни на один из моих браслетов, а мне сейчас совсем не до того, чтобы бегать по ювелирным магазинам. В общем, мы не придумали ничего умнее, чем приспособить к делу пыточный девайс. Только я теперь представления не имею, как объяснить это Алиэ, если даже ты так среагировал!
   – Здесь-то как раз без проблем! – заверил Назар, потихоньку обретая дар речи. – Скажем ей, что Руслан проводит исторический эксперимент, а ты вызвался быть подопытным кроликом. Ведь ты носишь браслеты постоянно, следовательно, аллергии на металл у тебя нет, да и знакомым эту штуку привычнее будет увидеть на тебе, а не на ком-то из нас. Только надо с Русом договориться, чтобы всем врать одно и то же… А что всё-таки случилось?
   И Ярослав рассказал всё, что случилось с ним ночью, стараясь не упускать даже мельчайших подробностей. Лас слушал мрачно и серьёзно, а когда Итиль закончил, спросил:
   – Ведьма?
   – Это было первое, что пришло мне в голову, – кивнул Итиль, – потому и отправился к кузнецу ни свет ни заря. Браслет я, конечно, замкнул случайно, но вся штука в том, что он – на левой руке, как раз, где у меня шрам, метка Луны.
   – Помню, – откликнулся эльфёнок. В тот страшный вечер, вернувшись в гостиницу после схватки с Идальго, он долго держал друга за руку, словно надеясь тем самым передать ему хоть каплю своей жизни, заставить его сердце забиться заново. Тогда взгляд Назара неоднократно останавливался на этом шраме, забыть это было невозможно.
   Поймав мысли друга, Итиль опустил глаза.
   – Лас, – сказал он едва слышно, – можешь считать меня трусом, но врачей, бездействия и лекарств я больше не вынесу. История с Магистром многому меня научила. Мне есть, ради кого жить, и я больше не вправе перекладывать ответственность за свою жизнь на ваши плечи!
   Подавив вздох, Лас ободряюще похлопал друга по руке.
   – Поэтому ты решил замкнуть кольцо, даже не попытавшись выяснить, что надо этой ведьме?
   – Да, – кивнул Итиль. – Но это ещё не всё. Ключ от браслета только один, Руслан при мне сломал остальные. И я очень прошу, чтобы этот ключ хранился у тебя. Ты сильнее, а моё сердце может дрогнуть, поддавшись жалости. Второго раза не будет, понимаешь?…
   Назар всё отлично понимал. У него бы не повернулся язык обвинить друга в том, что он струсил: осторожно отошёл в сторону именно тогда, когда мог бы очень быстро разрешить загадку каменной кошки. Второго раза не будет. Итилю и так сильно повезло: Боги подарили ему новую судьбу, сохранив при этом жизнь. Впрочем, эльфёнок чувствовал, что и сам он едва ли вынесет испытание, подобное тому, которое случилось с ними этой зимой. Поэтому, не раздумывая ни минуты, протянул руку:
   – Давай. Обещаю, что не отдам его тебе или кому бы то ни было до тех пор, пока всё не закончится.
   Итиль вложил в ладонь друга маленький ключ, и Лас, сняв с шеи оберег, повесил этот ключ на золотую цепочку рядом с солнечным камнем.
   Эльфы решили действовать сообща. Тут же, в парке, они обсудили дальнейшую стратегию поведения. Главным условием было соблюдение тайны, и это вынуждало не медлить. Новое украшение Итиля оказалось слишком приметным, его требовалось снять как можно быстрее. И хотя принц сумеречных эльфов заверил, что все неудобства, связанные с постоянным ношением кандального браслета, готов терпеть столько, сколько потребуется, он был вполне согласен с Ласом: сохранять тайну с подобной игрушкой на руке очень сложно.
   Вторым важным моментом являлось то, что друзья не знали, сколько у них времени в запасе. А вдруг Наурра, взятая из подземного хранилища, начнёт проявлять скрытую в ней силу? И как поведёт себя печать, наложенная на каменную кошку? То, что Марина связана с этой печатью, эльфы теперь не сомневались и, снова вспомнив подробности её появления, рассудили: раз ведьма так активно показала себя уже в первую ночь, то дальше тем более не успокоится.
   Конечно, можно было бы обратиться за помощью к волшебницам, однако подобную перспективу рыцари даже не обсуждали, почему-то им обоим не хотелось этого делать. Дух Замка неспроста отдал Наурру в руки Итилю, в этом, вероятно, был какой-то смысл. Поэтому Лунный рыцарь сильно сомневался, имеет ли он право рассказывать о каменной кошке кому-то ещё: а вдруг разгадать тайну артефакта – его личная задача, что-то вроде экзамена на самостоятельность? Ведь Фроди больше не является его наставницей. Лас же просто решил не говорить Руа про Наурру до тех пор, пока она сама не спросит. Хотя эльфёнок тоже не случайно оказался участником этой истории и мог действовать на своё усмотрение, всё-таки подводить друга, обращаясь за помощью к наставнице, ему не хотелось. К тому же, что они – маленькие, чтобы вечно прятаться за спиной волшебников?! Неужели сами не справятся?
   Начинать стоило с исследования силы и магических свойств каменной кошки: надо было выяснить, не опасна ли она для окружающих? Итиль рассказал о своих вечерних экспериментах с рисунками и фотографиями, во время которых не почувствовал не то что опасности, но даже какого-то особенного напряжения пространства. И Лас предложил на несколько дней взять статуэтку к себе, чтобы понаблюдать за собственными ощущениями. Поэтому из парка друзья отправились к Ярославу домой, а уже вечером эльфёнок уносил в своём рюкзаке таинственный артефакт, аккуратно завёрнутый в столовую салфетку.

4

   Каменная кошка Наурра временно поселилась на письменном столе Ласа. Ради того, чтобы ценная статуэтка не затерялась среди множества прочих нужных вещей, эльфёнок даже не поленился навести на столе порядок, чем несказанно удивил маму. Разумеется, объяснять ей Назар ничего не стал, а мама не стала ничего спрашивать, но, покачав головой, она с улыбкой заметила, что дружба с Ярославом очень положительно влияет на её непутёвого сына. Покрасневший до корней волос эльфёнок тут же промямлил в своё оправдание, что разобраться на столе – не такая уж большая проблема. Но в глубине души Лас не мог не признаться себе, как мама права: общение с Итилем действительно вносило в его хаотический внутренний мир некое подобие гармонии.
   Поселив Наурру у себя в комнате, Назар стал внимательно наблюдать за ощущениями, но ничего сверхъестественного в жизни не происходило. Не было странных снов, необычных мыслей и чувств, хоть чем-то отличающихся от повседневности. Ничего! Наурра никак себя не проявляла. Эльфёнок подолгу вертел в руках статуэтку, рассматривая её хрустальные глаза, и задавал один и тот же вопрос:
   – Почему ты молчишь? Ведь ты позволила найти себя именно мне, это не может быть случайностью!
   На третий день поздно вечером, когда Назар готовился к семинару, к нему в комнату неслышно проскользнула одна из сестрёнок и тут же, свернувшись клубочком на кровати, зарылась носом в подушку. Лас озадаченно глянул на часы: обычно в это время девочки уже спали.
   – Эй, Райский-Садик-Маковый-Бутон, – позвал он сестрёнку, – что случилось?
   Раечка подняла на него зарёванную мордашку и горестно всхлипнула:
   – Папа уезжает! Как раз на наш день рождения! А он нас с Ритулей обещал сводить в парк, на большую карусель и на машинки! Какой праздник без папы-ы? Ы-ы-ы! – И сестрёнка заревела, спрятав личико на груди старшего брата.
   Назар вздохнул. Всё ясно: завтра у близняшек день рождения, а отца срочно отправляют в командировку. Новость получилась настолько неожиданной, что у девочек теперь настоящая трагедия, – Ритуля, наверное, тоже сейчас рыдает, только в другом углу, с мамой.
   – Ну, не реви, – мягко сказал Назар, потрепав сестрёнку по белокурым кудряшкам, – а то превратишься в красноглазую мышь. Что-нибудь придумаем. Без папы, конечно, какой праздник? Но на карусели и я вас могу отвести, только после обеда, как вернусь с учёбы.
   Раечка с надеждой посмотрела на брата.
   – Правда, Назарка? Отведёшь?
   – Конечно! – кивнул эльфёнок. – А с утра вы позовёте в гости подружек, мама вам уже торт испекла, я видел.
   Девочка начала старательно тереть кулачком глаза, вытирая слёзы: перспектива превратиться в мышь её совсем не радовала. Чтобы ей помочь, Назар потянулся к столу за салфетками. В ярком свете настольной лампы выразительно блеснул миндалевидный хрустальный глаз каменной кошки.
   – Слушай, Маковый-Бутон, – сказал вдруг эльфёнок, пристально глядя на сестрёнку, – вы с Ритулей сейчас рыдаете, а вдруг вас слышит какой-нибудь добрый волшебник? Давай попросим, чтобы папе командировку отложили? А? Работа ведь может подождать, а день рождения – нет! Пошли, поищем Красотулю, чтобы просить всем вместе. И, чур, не реветь больше! Ясно?
   Раечка тут же заулыбалась, радостно высморкавшись в салфетку.
   – Пойдём! Как же мы сразу не догадались попросить волшебника? Он точно где-нибудь здесь!
   Как и предполагал Назар, вторая сестрёнка обнаружилась на кухне, вместе с мамой. Заговорщически подмигнув, старший брат увёл близняшек в свою комнату проводить какой-то таинственный обряд, и сразу после этого успокоенные девочки отправились спать. Оставшись один, Лас погладил ладонью каменную кошку.
   – Не подведи, Наурра! – сказал он. – Детей нельзя обманывать, иначе я на всю жизнь прослыву вруном!
   То, что отец не уехал в командировку, Назар узнал уже с утра. Собираясь в университет, он вдруг услышал, как в прихожей стукнула дверь.
   – Папа?! Ты же, вроде, уходил?
   – Уходил, да вернулся, – улыбнулся отец, поставив на табурет дорожную сумку. – Успел доехать только до завода, а там выяснилось, что на моих документах не хватает одной важной подписи. Так что, пока начальство всё дооформит, я успею сводить девчонок в парк. Ладно, сын, иди, а то опоздаешь!
   По дороге в университет Лас крутил в голове это происшествие так и этак. Ему очень хотелось обсудить всё с Итилем, но увидеться с другом раньше выходных никак не получалось: с утра у Ярослава практика, а после обеда – работа. «Ладно, придумаю что-нибудь», – решил эльфёнок, в глубине души надеясь, что Наурра сама подскажет, что делать дальше.
   Из университета Назар вернулся не один: Серёга Боромир, учившийся на год старше, отправился с ним забрать кое-что из клубных вещей, оставшихся у Ласа с последней ролёвки. Дома было подозрительно тихо, вероятно, сестрёнки с родителями и подружками всё-таки ушли в парк. Ласу снова вспомнилась, как таинственно поблёскивал вечером хрустальный глаз каменной кошки.
   – Боромир, – спросил товарища Назар, – чего тебе сейчас хочется?
   – Есть, – мрачно буркнул Серёга. – И чтобы Петрова мне, наконец, поставила экзамен за прошлый год. А то весь мозг уже продолбила за лето!
   – Ну, обед – дело поправимое! – весело ответил Лас, заглядывая в холодильник.
   Петрова читала на истфаке несколько периодов Отечественной истории и слыла дамой весьма строгой. Назар знал, что она страшно не любит, когда пропускают её семинары, и потому старался хорошо готовиться к занятиям. А вот Боромиру в прошлом году не повезло: он и так учился достаточно средне, к тому же умудрился прогулять у Петровой несколько семинаров, в результате чего половину лета ходил к ней на пересдачи и сейчас всё никак не мог закрыть прошлогодний «хвост».
   – Слушай, Серёга, – сказал Назар, устроившись с тарелкой за своим письменным столом и искоса поглядывая на стоявшую рядом статуэтку, – у меня есть идея, как помочь тебе с пересдачей.
   – Да ну? – откликнулся Боромир из глубины кресла.
   – Не зря я на прошлой ролёвке отыгрывал колдуна! Видишь ли, Руа меня научила немного магичить с рунами, я теперь тренируюсь и могу попробовать на тебе свою новую формулу. Хочешь?
   Боромир оживился, глаза его заблестели.
   – Хочу! Мне сейчас, наверное, только магия и поможет.
   – Только давай договор: сегодня я проведу обряд, а завтра ты пойдёшь к Петровой. Не жди, пока она тебя вызовет, сам сходи, договорись о пересдаче. Просто я не знаю, как долго продержится заклятье, вдруг всего один день?
   Назар слукавил: на самом деле он не хотел терять времени, постоянно помня о том, какое украшение носит на руке Итиль. Но ничего не заподозривший Боромир тут же радостно закивал:
   – Идёт! Сегодня ещё раз просмотрю конспекты, а завтра – в деканат. Только ты это… колдуй аккуратнее, чтобы хуже не вышло!
   Проводив товарища, Лас вернулся к себе и, пользуясь тем, что домашние ещё не вернулись и не втянули его в весёлую суету праздника, сжал в ладонях фигуру Наурры, сосредоточившись на внутреннем видении…
   Когда на следующий день ближе к обеду в аудиторию, где занималась группа Назара, влетел Боромир, сияющий, как медный чайник, и сильными ручищами так сжал Ласа в благодарных объятиях, что едва не раздавил ему рёбра, эльфёнок почти не удивился.
   – Щукин, ты маг! Вот, как есть – колдун! Спасибо! Она мне без пересдачи зачётку подписала, представляешь?! Петрова! Мне! Без пересдачи! Сегодня в клубе будет пир в твою честь, только попробуй не прийти! – тарахтел обычно немногословный Сергей.
   Назар на это только улыбался светлой, довольной и загадочной улыбкой. Вечером, собираясь в клуб, он прихватил с собой мешочек с рунами: наверняка ребята, узнав об успехах Боромира, тоже захотят испробовать на себе действие магии. Но в этот вечер никто из товарищей так и не узнал, что в рюкзаке эльфёнка, аккуратно завёрнутая в столовую салфетку, лежала ещё фигура каменной кошки.

5

   С того дня, как Ярослав замкнул на руке стальной браслет, Марина больше не появлялась. Словно и не было её! Однако синяк, оставшийся после её посещения, не давал усомниться в том, что ведьма не привиделась ему и не приснилась, и что она по-прежнему где-то рядом. Марину было нестерпимо жалко, сердце грызло горячее желание скорее разрешить загадку каменной кошки, вдобавок, тяжёлый браслет в повседневной жизни доставлял массу неудобств… В общем, за эти несколько дней Итиль уже неоднократно успел порадоваться тому, что отдал ключ на хранение Ласу.
   Вестей от Назара пока не было, и это обнадёживало. Значит, эльфёнок уже что-то нащупал! Ярослав хорошо знал друга: в отличие от него самого, Лас в случае неудачи уже давно бы обратился за помощью. Итиль восхищался способностью Анариэ идти к цели кратчайшим путём, оставляя в стороне все психологические ограничения. Лас не боялся признавать свои ошибки, и открыто говорить о том, что чего-то не знает или не умеет. Поэтому, оказавшись в незнакомой ситуации, он первым делом обращался за помощью к старшим и более опытным. Сам Ярослав, напротив, почти никогда не рассказывал о своих трудностях, не желая расстраивать близких и нагружать их лишними заботами. Раньше он всегда самостоятельно искал выход из непростых ситуаций, но после зимних событий, связанных с избавлением мира от вируса «ведьминой болезни», Лунному рыцарю пришлось полностью пересматривать свой взгляд на мир. Открытость, умение доверять и принимать искреннюю помощь не были свойственны натуре Итиля. Но поскольку в определённых ситуациях этим качествам не находилось замены, сейчас надо было заново обучаться им, меняя характер. А это давалось тяжело, и Итиль вполне отдавал себе отчёт, насколько необходим ему добрый пример и поддержка Ласа.
   Чтобы не сидеть без дела, пока эльфёнок занят экспериментами с магическими свойствами найденного артефакта, Ярослав решил подробнее изучить историю Замка. Его интересовал вопрос, когда и каким образом Наурра попала в подвал усадьбы? Возможно, если они это узнают, станет ясно и то, кто и зачем наложил на неё печать. Начинать, конечно, следовало с изучения музейного архива. Однако тут Ярослава ждал большой сюрприз: оказывается, никто из научных сотрудников в своей работе даже косвенно не касается темы Замка. Для краеведческих обзоров и газетных статей используется минимум информации, взятой из путеводителя начала XX века, причём эта редкая книга хранится не в музейной библиотеке, а лично у директора. А в музейном архиве нет ни единого документа по усадьбе: ни записей бесед с очевидцами, ни заключения комиссии по охране памятников, ни карт, ни фотографий – ничего!
   Вернувшись на своё рабочее место, Ярослав открыл на компьютере папку с фотографиями Замка, сделанными в субботу, и достал из ящика стола оригинал плана главного дома усадьбы. Этот интересный документ он обнаружил совершенно случайно, когда помогал сотрудникам отдела природы оформлять выставку: старый, пожелтевший листок затерялся между страницами толстой книги с перечнем растений. Некоторое время юный эльф сидел в раздумьях, запустив пальцы в волосы и рассеянно теребя косички; его невидящий взгляд скользил по листьям комнатных растений, залитых жёлтыми солнечными лучами. Но вдруг, словно уловив из пространства какой-то знак, Итиль решительно поднялся и направился в кабинет директора.
   – Алексей Петрович, можно? Я не помешал?
   – Проходи, Ярослав.
   Алексей Петрович являлся самым старшим сотрудником музея. Директором он был назначен ещё в шестидесятых годах, и хотя сейчас уже вполне мог уйти на заслуженную пенсию, бросать любимую работу не спешил. Впрочем, учитывая его огромный опыт краеведа и руководителя, подходящей замены ему тоже пока не находилось. К новому молодому сотруднику старый краевед относился тепло и всячески поощрял инициативу Ярослава даже несмотря на то, что студент был оформлен в музее на полставки.
   – Алексей Петрович, меня очень интересует история Замка, – начал Итиль. – Поскольку у нас никто этой темой не занимается, я хотел бы попросить взять её для разработки. В дополнение к моим текущим обязанностям… – добавил он с лёгким смущением.
   Директор удивлённо поднял седые кустистые брови:
   – Усадьба Одинцова?
   – Да.
   – Хм… – Алексей Петрович задумчиво повертел в руках ручку, потом машинально снял очки в роговой оправе, тоже повертел в руках и снова надел. Было ясно, что просьба молодого сотрудника привела директора в большое замешательство. Студент молча ждал ответа, не выказывая нетерпения.
   – Вот что, Ярослав, – наконец сказал Алексей Петрович после достаточно длительной паузы, – я не одобряю твой выбор. Это не та тема, которой следует заниматься человеку с серьёзным научным и творческим потенциалом. Для музея ты – большая удача: историк во втором поколении, старательный, ответственный, въедливый. Как только закончишь учёбу, оформлю тебя на полную ставку, а если хорошо себя проявишь, – сделаю начальником отдела. Так что, брось эту затею!
   Ярослав понимал, что спорить сейчас с директором, настаивая на своём, означает навсегда испортить с ним отношения. Однако услышать подобные слова от этого прямого, искреннего, справедливого, хотя и немного резкого человека было слишком неожиданно. Смысл сказанного настолько не соответствовал всегдашней манере поведения старого краеведа, что заставлял заподозрить за похвалой какую-то иную, возможно, личную, причину отказа. Ошарашенный этим внезапным открытием, Итиль не сразу сообразил, что пора возвращаться к своим обязанностям, он сидел, изумлённо моргая, а на лице его застыл немой вопрос: «Вы не шутите? Вы серьёзно?!»
   Заметив, что похвалы и заманчивые обещания не только не отрезвили горячую голову молодого сотрудника, а, наоборот, ввергли его в состояние лёгкого шока, Алексей Петрович со вздохом снова снял очки, положил их на стол и решительно накрыл ладонью. Много лет проработав с людьми, старый директор понял, что с этим парнем ни угрозы, ни лесть не окажут своего действия. Только откровенный разговор, честное признание. Что же, возможно так оно и лучше… хотя после долгого молчания решиться приоткрыть кому-то завесу мрачной тайны, окружающей Замок, слишком не просто.
   – Можешь считать, что старый маразматик совершенно выжил из ума, – негромко произнёс Алексей Петрович, глядя Ярославу прямо в глаза, – только тебя я этой твари не отдам. Ты мне самому нужен. Знаешь, почему никто из наших сотрудников не занимается усадьбой Одинцова? Потому что я запретил. Со дня открытия музея я здесь второй директор. Мой предшественник, Поляков Николай – очень хороший человек, фронтовик – прошёл всю войну без единой царапины, а погиб, как дурак, когда взялся изучать историю этого Замка. Пошёл по весне на рыбалку и провалился под лёд. После него ещё много народа брались за эту тему, и со всеми обязательно что-то случалось. То ноги ломали, то инфаркт, то бытовая поножовщина. Пока я не сказал: хватит! Собрал документы по усадьбе в одну папку и отнёс в городской архив вместе с тортом для девочек, чтобы в каталог не вносили. Отдал. Приняли. Да затерялось где-то. Теперь эту папку сам чёрт не найдёт. Так-то, Ярослав. Иди, работай.
   Итиль со вздохом поднялся.
   – Большое спасибо, что были честны со мной, – сказал он твёрдо. – Я тоже не буду лукавить. Месяц назад среди книг отдела природы я случайно нашёл план главного дома усадьбы, переснял его для себя, и на прошлых выходных мы с другом лазили там, фотографировали остатки интерьеров. Фотографии получились хорошие, они у меня на рабочем компьютере. Там даже есть несколько снимков подвальных помещений: нам удалось попасть под бывшую оранжерею, к калориферу, куда вход был совершенно засыпан. Я очень ценю Вашу заботу и очень Вам благодарен, но понимаете, Алексей Петрович, я уже влез в это дело, обратной дороги нет.
   Директор снова надел очки, пристально глянув на студента. Потом он медленно поднялся из-за стола и удивлённо заметил:
   – Пропустили, значит, в подвалы? Ну-ка, пошли, покажи мне эти фотографии.
   Посмотрев снимки на рабочем компьютере Ярослава и удостоверившись, что план дома – действительно один из документов той папки, которую он собственноручно отнёс в городской архив, директор музея разрешил своему молодому сотруднику заниматься исследованием усадьбы.
   – Раз такое дело, даю добро, – сказал он. – Под мою ответственность. Но чуть что – сразу ко мне! Потому что это не шутки! Понял?
   Глаза Ярослава радостно заблестели. Заметив это, старый краевед усмехнулся в седые усы:
   – Пацаны! Я в вашем возрасте был таким же любопытным, и так же ничто меня не могло удержать… Об этом Замке я кое-что знаю, позже поговорим. А сейчас черкну тебе пару строчек к одной даме в городской архив. От прочих обязанностей освобождаю, занимайся только этой темой, обо всём, что найдёшь, докладывай мне. И вот ещё что, Ярослав, – познакомь меня с парнем, с которым вы вместе были на усадьбе. Хорошо?
   Итиль кивнул, благодарно улыбаясь. А через полчаса он уже ехал в городской архив на поиски тайных документов.

6

   Поздно вечером, когда осенняя темнота окутала город, а уютные огоньки в окнах гасли один за другим, извещая о наступлении ночи, на пороге дома Руаэллин появился гость. Этот высокий мужчина явно когда-то стеснялся своего роста, потому что плечи его были привычно сведены, сообщая всей фигуре лёгкую сутулость. Чёрные с проседью волосы сзади были собраны в хвост, а чёрная борода, вероятно по случаю визита к даме, – аккуратно подстрижена и расчёсана. Одет мужчина был в походный камуфляж и потрёпанные пыльные берцы, за плечом виднелся большой туристический рюкзак.
   Волшебница, видимо, очень ждала этого гостя, потому что едва за ним с лёгким стуком закрылась калитка, как дверь дома тут же распахнулась.
   – Здравствуй, Андрей! Ты так быстро! – приветствовала хозяйка. Её серебристый голос звучал радостно и удивлённо. Гость улыбнулся:
   – С вокзала – сразу сюда. Рад служить тебе, Светлая!
   Они обнялись, как старые добрые друзья. Бородатый Андрей со смехом поднял волшебницу над землёй и, покружив, поставил на место:
   – Пушиночка! Сто лет тебя не видел, Марта!
   Руаэллин тоже смеялась, казалось, что искры от её лучистых голубых глаз освещают полумрак прихожей.
   – Идём за стол! Рыцаря с дороги сначала надо накормить, и только потом нагружать работой. Кстати, у меня есть пончики!
   – Пончики? – Андрей весело прищурил чёрные, как угли, глаза. – Всё! Я твой навеки!
   Рыцарь Братства Утренней Звезды Андрей Синицын утром получил приказ явиться к Руаэллин. Он не был подданным Королевы, но добровольно принял на себя обет служить ей. И не только потому, что рассчитывал таким образом ускорить реализацию собственной миссии на Земле, ведь, как известно, тем, кто в иерархии Братства занимает более низкий ранг, не следует отказываться выполнять задания старших существ. Андрей давно был влюблён в прекрасную преподавательницу, и хотя осознавал, что его чувству в этой жизни вряд ли суждено сбыться, всё же не мог отказать себе в удовольствии видеть её хоть изредка.
   Друзья расположились на кухне. Свечи и нежный звон колокольчиков, каскадами свешивающихся с потолка, создавали романтическую атмосферу. Нырнув с чашкой крепкого кофе и пончиком в мягкое кресло, Андрей блаженно закрыл глаза.
   – У тебя здесь такой уют, что хочется бросить всё к чёртовой матери… – вздохнул он. – Забыть о миссии, жить, как все местные. Почти двадцать лет я скитаюсь по свету, и ничего! Ни-че-го! Ни единого намёка на то, где бы мог находиться Маяк. В последнее время меня всё чаще посещают мысли о бесполезности собственного существования…
   Руа внимательно взглянула на товарища.
   – Ты просто устал, – сказала она, легко качнув головой в сочувственном жесте. – Но хотя бы уже знаешь, как он выглядит?
   – Камень, кристалл, нечто рукотворное… А ведь когда-то я это точно знал! Только теперь от прошлой памяти остались одни лохмотья, – с досадой проговорил Андрей. – Плохо, что все Маяки имеют разную форму, так я мог хотя бы сравнительно вычислить, что искать… Ну, да ладно, – добавил он, меняя тему разговора и мягко улыбаясь, – налей, пожалуйста, ещё кофе! И перейдём к твоему вопросу. Не сидеть же мне тут до утра!
   Руа встала, шурша длинными юбками, и, взяв из руки Андрея чашку, подлила в неё из турки ароматного кофе. Чёрные глаза археолога блеснули особенным нежным и ясным светом: как же волшебница хороша! Сколько бы ни прошло времени, сколько бы эпох ни сменилось, – Королева Братства Утренней Звезды всегда юна и прекрасна! Сейчас она – стройная эльфийка в шёлковом вышитом платье, с бубенцами в длинных локонах светлых волос. Но он помнит и другой её образ – ослепительный и чистый, озарённый сиянием улыбки и торжественным великолепием радужной мантии. После того, как их экспедиция с родной Венеры оказалась здесь, на Земле, и все они приняли другой облик, чтобы не слишком отличаться от местных жителей, Марта осталась такой же прекрасной. Какой она была в те первые дни? Как её звали? Андрею казалось это очень важным, так же как и то, что его собственное сердце при взгляде не неё всегда переполняла нежность. Но вспомнить он не мог, только реяли перед мысленным взором белые крылья чаек…
   – Я позвала тебя, чтобы поговорить о моём ученике, – начала Руаэллин.
   – О Ласе?
   – Да. Ты лучше знаешь этих мальчишек, а я уже совсем отказываюсь что-либо понимать.
   – Эльфёнок, конечно, шустрый не по годам, но не думал, что он способен сбить тебя с толку! – рассмеялся Андрей.
   Руа тоже улыбнулась, только довольно скептически.
   – Боюсь, – заметила она, недоверчиво качая головой, – что дело гораздо серьёзнее, чем кажется. В последнюю неделю система мысленного контакта с ним даёт странные сбои. Причём, он хорошо меня слышит на любом расстоянии, я его тоже, но всё равно есть ощущение, что не полностью. Будто какие-то волны в диапазоне отсутствуют, будто на них стоит какой-то фильтр. Это не чужая сила, я уже проверяла. В университете Лас у меня постоянно на виду, да и в гости тоже часто заходит: мы занимаемся основами рунической магии, – и я не могу сказать, что в его жизни случилось что-то особенное. Но когда пытаюсь посмотреть внутренним взором, неизменно наталкиваюсь на этот фильтр.
   – Хм… – Андрей озадаченно потёр пальцами виски. – А амулет работает?
   – В полную силу.
   – Странно. Подобные сбои могли бы быть, если бы Лас научился своей волей блокировать действие амулета.
   – Я думала об этом, – кивнула Руа. – И уже несколько раз пыталась проверить. Получается, что эта возможность Ласу доступна, но сознательно он ею пользоваться ещё не умеет. А я не хочу торопить, пока не выяснится причина сбоев контакта. Меня беспокоит, что этот проныра может вне моего контроля связаться с сущностями Изнанки Мира.
   – Ясно, задание понял, – сказал археолог, кивнув лохматой головой. – Сколько у меня времени?
   – Чем быстрее, тем лучше, сам знаешь.
   – Пока эти раздолбаи не влипли в историю? Ну-ну! – усмехнулся Андрей. – Кстати, ты не в курсе, чем сейчас занят Итиль?
   Руаэллин тоскливо повела плечами.
   – К сожалению, нет. Теперь он совершенно взрослый, и Фроди не имеет с ним мысленного контакта. Конечно, мы по-прежнему можем что-то посоветовать как друзья и наставники, но пока он сам не обратится к нам за помощью, мы не вправе вносить корректировки в его мир.
   – А как он себя ведёт?
   – Как всегда. Но Итиль такой, что по нему не угадаешь, даже если что-то и случится.
   – Значит, придётся подключать агентуру! – весело сказал Андрей, вставая. – Что ж, мне пора. Пока не разберусь, что случилось у твоего эльфёнка, из города не уеду, – так что, я на связи!
   Уже стоя на пороге с рюкзаком, взявшись за ручку двери и собираясь покинуть тёплый гостеприимный дом, бородатый археолог вдруг обернулся.
   – Марта, – спросил он, – ты помнишь наши первые дни после высадки экспедиции? Как тебя тогда звали?
   Волшебница смущённо отвела глаза.
   – Какие-то глупости: белый кружевной зонтик, перчатки, вазоны с душистыми табачками… белые чайки над морем… Кажется, моя память тоже превратилась в лохмотья!
   – Прости, если что не так, – вздохнул археолог. – Просто мне это почему-то кажется очень важным.
   – Ничего… До свиданья, Андрей.
   – До свиданья.

7

   Проводив товарища, Руаэллин вернулась в кухню. Не спеша перемыла чашки, убрала стол и, придвинув лампу, устроилась с вышивкой в том самом кресле, где вечером сидел Андрей.
   С рыцарем они были знакомы с незапамятных времён даже по меркам этой жизни: ещё в младшей школе наставником их октябрятской звёздочки был темноглазый пионер – весёлый и заводной мальчишка, игравший с подшефными малышами в «Зарницу» и водивший их в первые турпоходы в ближайший лес за городом [84 - В советское время коммунисты большое внимание уделяли воспитанию молодёжи. Партийная структура имела возрастную преемственность, строилась на передаче опыта и подразумевала ответственность старших её членов за воспитание и развитие младших. В начальной школе дети становились октябрятами. Самой маленькой структурной единицей октябрятского движения была «звёздочка»: пять человек со своим лидером – «командиром». К каждой «звёздочке» в порядке шефства прикреплялся кто-то из пионеров – старшей организации, приём в которую начинался в средней школе. Над пионерами точно так же брали шефство комсомольцы, а над комсомольцами – взрослые партийные работники.Пионер Андрей являлся наставником той пятёрки октябрят, где была Марта. Задача наставника заключалась в том, чтобы организовать досуг малышей, привить им активную жизненную позицию и чувство ответственности, подготовить к дальнейшей социализации. Военная игра «Зарница» и турпоходы являлись не только весёлым времяпровождением, но и учили детей организованности, самостоятельности, навыкам работы в коллективе, т. е. всему тому, что могло бы им пригодиться в дальнейшей жизни.]. Позже, когда Марта и Андрей подросли и осознанно стали работать над пробуждением памяти, то часто уходили куда-нибудь вдвоём – обсуждать эзотерические книги, тренироваться видеть ауру [85 - Аура – энергетическое поле человека.] и играть потоками разноцветных энергий. Тогда радужный шлейф чистых, словно бы приглушённых белым сиянием, оттенков, который они замечали в энергетическом поле друг друга, казался им очень естественным. Думалось, что так – у всех людей, и иначе быть просто не может. Однако скоро Марта поняла, что её знакомство с Андреем – не случайно: друг детства оказался не только единомышленником, но и братом одного с ней космического ордена, товарищем по экспедиции. Разность миссий – жизненных задач – совсем не мешала общаться и помогать друг другу в земных делах. Поскольку по космическим меркам душа Марты была старше, в ордене Утренней Звезды она имела сан мага – более высокий, чем у Андрея, являвшегося просто рыцарем. Но это тоже не могло наложить никаких ограничений на земное общение. Однако их всё же что-то невидимо разделяло, неизменно отталкивая друг от друга при явной взаимной симпатии, – то, чего они не могли понять и преодолеть.
   Марта не раз пыталась прояснить для себя этот вопрос, снова и снова вспоминая в подробностях каждый эпизод небесных и земных встреч с Андреем. В гармоничном, стройном потоке памяти была лишь одна брешь: время, последовавшее за высадкой экспедиции с Венеры. Внутренним взором хорошо виделась только бескрайняя снежная пустыня, озарённая бликами радужного сияния, льющегося с небес. В этом сиянии невидимо покидал Землю лайнер, доставивший сюда Маяк – один из множества аппаратов, предназначенных для гармонизации магнитного поля Земли, а также команду членов Братства, отвечающую за его обслуживание. Но больше Марта ничего не помнила: ни того, какую форму принял здесь Маяк, ни того, как они стали выглядеть сами. Когда перед её мысленным взором появлялись белые крылья гигантских чаек, волшебница со вздохом прекращала дальнейшие попытки: это была черта, граница, проникнуть за которую казалось невозможным.
   Однако по обрывкам других, более поздних воспоминаний картина их миссии на Земле вполне достраивалась путём обычных логических рассуждений. Вскоре после высадки экспедиции Маяк был потерян, а действие его заблокировано. Когда и кем – по-прежнему оставалось загадкой, однако необходимо было найти аппарат и снова привести его в рабочее состояние. Миссия Андрея состояла в том, чтобы найти, миссия Марты – в том, чтобы отрегулировать излучатель для синхронизации действия этого Маяка с другими, уже работающими на Земле. Дальнейшая забота об аппарате предоставлялась другим членам экипажа, отвечающим за то, чтобы общие параметры настройки оставались неизменными.
   Именно поэтому с самого детства текущей жизни Андрей Синицын готовил себя к роли поисковика и исследователя. Он объездил множество мест, побывал во множестве археологических и геологических экспедиций, облазил множество пещер, подземных ходов и старинных развалин. Параллельно с полевыми исследованиями он также работал в архивах, библиотеках и музеях, ездил на уфологические и эзотерические форумы, в надежде узнать информацию, которая могла бы помочь в реализации его миссии.
   Всё это время Марта терпеливо ждала. Жила обычной жизнью преподавателя гуманитарного вуза, пополняла свой магический арсенал земными знаниями, занималась с учеником, посланным ей Небесами. Основной пакет формул, необходимых для функционирования Маяка, уже лежал наготове, оставалась самая малость: когда аппарат снова будет запущен в действие, надо запросить у Братства новый Ключ, отмыкающий магические формулы. Но это, разумеется, не раньше, чем Андрей найдёт сам аппарат.
   Марта и Андрей не теряли друг с другом связи, постоянно координируя свои действия в рамках миссий. Это общение доставляло им обоим удовольствие и служило лишним поводом к встрече. А когда однажды друг попросил разрешения служить ей лично, волшебница ничуть не удивилась. Она без малейших колебаний приняла его рыцарскую клятву: помимо того, что теперь у Андрея появилось больше шансов найти Маяк в течение этой жизни, молодые люди оказались связаны узами более крепкими и близкими, чем дружеские, и в глубине души Марта тоже была этому рада.
   Сейчас, когда к обычным заботам Руаэллин прибавилась тревога за ученика, волшебница, не мешкая, призвала на помощь своего рыцаря: Андрей действительно лучше знал, чем живут мальчишки, а Лас уже неоднократно доказывал свою феноменальную способность влипать в опасные истории. Конечно, Анариэ обладает невероятной магической силой, однако позволять ему полную свободу действий до завершения курса обучения рано. Спонтанные выплески энергии Солнца вкупе с хаотической структурой сознания эльфёнка могут иметь совершенно непредсказуемые последствия – как в созидательном, так и в разрушительном плане. Поэтому сперва следует помочь Ласу навести порядок в своём внутреннем мире, научить осознанно пользоваться данными от рождения способностями и силой. Кто бы что ни говорил, но магия – точная наука!
   Как наставница Руаэллин многое могла дать своему ученику, гораздо больше, чем Фроди – своему. Сейчас у Ярослава другая жизнь, новая судьба, и в ближайшее время ему неминуемо предстоит пройти серию космических посвящений, уже без наставника. Но эти задания не должны оказаться для него слишком сложными, ведь самое тяжёлое уже позади. Изменить земную судьбу и оплатить по счетам клятву Лунного рыцаря – даже по космическим меркам являлось испытанием весьма серьёзным. То, что юный принц с честью выдержал этот экзамен, открывало ему в магии большие возможности. Однако упускать Итиля из виду сейчас не стоило: два отчаянных эльфа могут натворить гораздо больше дел, чем один.
   Улыбнувшись ласково и мудро, прекрасная королева только покачала головой: мальчишки везде ведут себя одинаково, даже в магии!

8

   Лас едва дождался утра субботы. Ещё вечером они с Итилем созвонились и договорились встретиться на условленном месте. Вопреки своим привычкам эльфёнок не проспал и не опоздал, в девять часов он уже бодро шагал по дорожкам парка с рюкзаком, в котором лежала статуэтка каменной кошки Наурры. Однако Итиль всё равно пришёл раньше. Он сидел на бревне, так глубоко погрузившись в чтение какой-то старой, растрёпанной книжицы, что не сразу заметил, как подошёл Назар.
   – Салют, учёный! – приветствовал друга Лас. – Что это у тебя?
   – Путеводитель по окским просторам, – ответил Итиль, пожимая протянутую руку. – Ничего серьёзнее пока найти не удалось, но, надеюсь, скоро в моём распоряжении будет много документов по Замку… Только их сначала надо откопать в архиве, – добавил он, помолчав.
   – Хочешь узнать, как кошка попала в подвал? – догадался Лас. Итиль кивнул, бережно убирая библиографическую редкость. Пока он возился с книгой и застёжками рюкзака, эльфёнок не мог оторвать взгляда от его левого запястья, где поблёскивала в лучах утреннего солнца сталь браслета. Было заметно, что Итиль неосознанно старается лишний раз не делать рукой резких движений, и это лучше всяких слов говорило о том, сколько неудобств доставляет принцу сумеречных эльфов тяжёлое украшение. Поколебавшись немного, Лас всё-таки спросил:
   – Как тебе с ним?
   – Не сахар, – усмехнулся Итиль, ниже натягивая рукав свитера. – Особенно после того, как игрушку увидела Алиэ.
   – Рассердилась?
   – Не то слово! Представляешь, она сказала, что если я сам через три дня не избавлюсь от браслета, она мне вызовет слесаря и психиатра, а Руслану всю одежду перепачкает духами и помадой, чтобы ему от жены досталось по полной! А потом ещё побежала жаловаться Сэму, наговорила ему, что я псих и полный придурок.
   – То, что ты псих, Сэм и так знает! – рассмеялся Лас. – Но Алиэ – девушка серьёзная, я бы на твоём месте прислушался к её угрозам.
   Ярослав мученически вздохнул.
   – А что бы я ей сказал, по-твоему? Милая принцесса, на меня тут ночью набросилась ведьма, и, чтобы не быть задушенным, мне пришлось с ней обниматься?! Пусть лучше думает, что я придурок-мазохист.
   – Кажется, мы здорово влипли с этой кошкой… – расстроено проговорил Назар, доставая из рюкзака статуэтку.
   – Но у тебя ведь уже есть результаты? Рассказывай!
   – А ты откуда знаешь?
   Во взгляде эльфёнка было такое искреннее удивление, что Итиль расхохотался.
   – Никакой мистики! – заверил он. – Просто в противном случае ты бы уже сто раз обратился за советом. А раз молчит, думаю, значит, сам справляется.
   Лас смущённо улыбнулся и, пробормотав:
   – Экие вы все психологи… – начал рассказывать о своих открытиях.
   Наурра умела исполнять желания. Но не все и не в любых обстоятельствах. За три дня, прошедшие с того момента, как они вместе с сестрёнками сделали первый, наполовину шутливый, обряд, Назар успел провести множество экспериментов. Руническая магия немного ускоряла исполнение желаний, но ещё более действенным оказался амулет, подаренный Руа. Также выяснилось, что Наурра очень реагирует на геомагнитные поля земли, а её сила напрямую зависит от магнитных бурь и вспышек на солнце.
   – Можно было бы предположить, что это какой-то хитрый прибор, если бы в основе его действия не лежала магия, – подвёл итог Лас. – Или какой-то мощный амулет, завязанный на земные стихии… – добавил он чуть погодя.
   – А для людей он безопасен? – спросил Итиль.
   – Абсолютно. Когда какое-то желание несёт в себе разлад, – действие кошки тут же блокируется, словно внутри стоит настройка: «Желания определённого вида не выполнять». Мне показалось, что за блокировку опасных полей отвечает вот этот – круглый – глаз, а за исполнение желаний – другой, хрустальный. Вроде как две кнопки: «Пуск – Стоп».
   Итиль некоторое время обдумывал услышанное, внимательно разглядывая каменную кошку, а потом спросил:
   – Лас, как ты думаешь, Наурра всё-таки прибор или живое существо?
   Эльфёнок пожал плечами:
   – Не знаю. Работает – как прибор. Но ведёт себя так, словно она живая: подсказывает разные полезные штуки: куда идти, что делать… И вообще от неё тепло, словно от настоящей кошки, так и хочется погладить! Только что не мурчит!
   – Подсказывает, куда идти, говоришь? – задумчиво повторил Ярослав. – А возьму-ка я её с собой в архив, поискать документы по Замку…
   И он рассказал другу о своём разговоре с директором музея.
   – Алексей Петрович ждёт нас в гости, к себе домой, – добавил Итиль, закончив. – Я так понял, что он не хочет смешивать личные и рабочие вопросы, давать повод сотрудникам думать, что я у него в любимчиках.
   – Мудро, – согласился Назар. – Тёплую обстановку в коллективе надо беречь. Когда пойдём?
   – Завтра.
   – Отлично! Нам с тобой вообще, чем раньше, тем лучше!.. Кстати, – сказал Лас, чуть подумав, – тебе не кажется странным, что директор музея считает разговор об усадьбе личным вопросом? И почему с ним самим ничего не случилось, когда он работал с этими документами?
   Ярослав внимательно посмотрел на друга. Если Алексей Петрович действительно каким-то образом связан с усадьбой Одинцова, то беседа с ним может привести эльфов к разгадке тайны Замка гораздо быстрее, чем они рассчитывают.
   – Верно! Я об этом не подумал… – проговорил Итиль, уже мысленно прикидывая, что завтра надо будет узнать у директора. Наурру тоже следует взять с собой: возможно, с её помощью разговор получится более откровенным, чем в обычных условиях.
   Вспомнив о том, что каменная кошка умеет исполнять желания, сумеречный эльф вдруг спросил:
   – Слушай, Лас, а ты сам-то желание загадывал? Какое-нибудь из разряда невыполнимых?
   – А как же! – ответил Назар, краснея и смущённо отворачиваясь.
   – Ну?
   – Не сбылось пока, хотя отказа я не получил. Видно, моё желание даже для Наурры сложновато… Давай, теперь ты загадаешь? – добавил он, меняя тему.
   Итиль тут же взял в руки статуэтку каменной кошки: по всей видимости, ему не нужно было тратить время на раздумья, заветное желание уже было наготове. Расстегнув ворот толстовки, Лас высвободил из-под одежды амулет с солнечным камнем. Однако, заметив, каким жадным, нетерпеливым блеском сверкнули глаза друга, едва взгляд его упал на ключ, висевший на той же цепочке, эльфёнок передумал снимать амулет.
   – Дай руку, левую, – сказал он тихо, но очень твёрдо.
   Щёки эльфёнка при этом горели огнём, а взгляд был непривычно серьёзен и строг. У Ярослава закралось подозрение, что, рассказывая о своих экспериментах с найденным артефактом, его друг о чём-то умолчал. Но принц сумеречных эльфов не стал ничего спрашивать, лишь протянув руку, закованную в тяжёлый железный браслет, сжал в ладони солнечный камень.
   – Пусть Марина станет свободна, – проговорил он. – Ведь за любовь можно многое простить… И если для этого нужно её раскаяние, я желаю, чтобы она раскаялась и была прощена!
   Когда амулет и кошка были снова убраны, а эльфы уже поднялись и закинули за спину рюкзаки, намереваясь просто прогуляться по солнечному осеннему парку, Ярослав вдруг сказал, отвечая на так и не заданный другом вопрос:
   – Знаешь, Лас, я никак не могу забыть её взгляд… Понимаю, что ведьма, и что она едва меня самого к праотцам не отправила, но Марина молила о помощи, а я действительно хотел её выслушать. Ничего пообещать не успел, только всё равно чувствую себя так паршиво, будто пообещал и не выполнил. И сделать ничего не могу, ведь в любом случае я бы первым делом снял браслет, чтобы вызвать её…
   Едва заметно вздохнув, Назар только молча склонил голову: эти слова окончательно убедили эльфёнка в том, что он всё сделал правильно.

9

   Директор краеведческого музея Алексей Петрович жил в большом старом доме, так называемой «сталинке». Высокие потолки, украшенные лепниной, и антикварная мебель привели эльфов в совершенный восторг.
   – Ух ты! – не сдержался Назар. – У Вас даже дом – как музей, столько интересного!
   Престарелый директор по-доброму усмехнулся в седые усы.
   – Люблю старину, – заметил он. – Когда дочка с мужем делали нам ремонт, я наотрез отказался от всех этих подвесных потолков, стенных панелей и прочих новомодных штук. Раньше строили для жизни: чтобы воздуха было много, и глаз радовался, – а сейчас все квартиры похожи на курятники. К тому же, мебель от отца и тётки по наследству досталась мне, а это – память. Вот мы с Олей и решили: пусть будет музей!
   Ольга Валериановна – жена Алексея Петровича, невысокая улыбчивая старушка с добрыми глазами, – в гостиной собирала к чаю стол. Рядом с изящными фарфоровыми чашками и блюдом для пирога, взятыми явно из дореволюционного сервиза, красовался заварочный чайник советской эпохи – удобный, пузатый, с рисунком в горошек. Круглый стол покрывала вязаная скатерть, концы которой свисали до самого пола. Было заметно, что хоть хозяева и уважают старинные вещи, но превыше всего ценят их функциональность.
   Во время общего разговора Алексей Петрович внимательно наблюдал за ребятами, видимо решая для себя, о чём им следует рассказать, а о чём – нет. Ярослав отметил это, но виду, конечно же, не подал. Зато глядя на друга, похожего сейчас на весёлый солнечный луч, сумеречный эльф чувствовал, как тает в его сердце напряжение от незнакомой обстановки и необходимости важного разговора. Лас вёл себя так непосредственно, словно уже тысячу лет был знаком с хозяевами. Старики в ответ тепло улыбались, и беседа постепенно становилась всё более непринуждённой. Когда Ольга Валериановна вышла, прихватив опустевшее блюдо из-под пирога, директор музея сказал:
   – Что ж, Назар, я очень рад знакомству. Уже одно то, что усадьба не причинила вам зла, говорит о многом. А раз она сама хочет поведать о своих тайнах, значит, и мне молчать ни к чему. Только информация личная, не подведите старика!
   Я материалист, в бога не верю. Однако всё же что-то есть! Помню, в детстве бабка мне часто говорила: «Бойся Бога, Алёшенька, а то станешь, как моя дура Маруська, всю жизнь грехи замаливать!» Тётя Маруся – старшая сестра отца. Ещё девчонкой она до беспамятства влюбилась в тогдашнего хозяина усадьбы Павла Одинцова и пошла к деревенской ведьме, чтобы та наворожила и развела его с женой. В общем-то, я эту историю до конца не знаю, как не знаю и того, что в ней правда, а что – семейная легенда. Но общий смысл таков.
   Дело было ещё до революции. Павел Одинцов приехал сюда с молодой женой откуда-то с севера. Купили усадьбу на Оке, обустроились и много доброго сделали для города. Реальную гимназию [86 - Реальная гимназия – среднее учебное заведение в XIX – нач. XX вв. В отличие от «классической», в «реальной» гимназии не преподавались латинский и греческий языки, а в обучении основной упор делался на предметы естественной и математической направленности.] – это они открыли, и сами в ней преподавали, храм Петра и Павла достроили с их пожертвований. Богадельня [87 - Богадельня – благотворительное заведение для содержания стариков и инвалидов.], воскресная школа – тоже их рук дело. Даже новые бараки для заводских рабочих выстроили, хоть завод и принадлежал другому хозяину. Вроде, по слухам, Одинцов на севере держал прииск [88 - Прииск – рудник по добыче золота.], потому и денег не считал. Ещё он состоял в Петербурге при царе в каком-то комитете, – эту информацию можно проверить, только я никогда не занимался. А то, что красивый был, как бог, – мать рассказывала. Я сам с тридцатого года, хоть и застал его в живых, но почти не помню, маленьким был. А моя тётка в него влюбилась сразу, как увидела, устроилась работать на усадьбу кухаркой и, как велела ведьма, украла что-то у хозяина. С тех пор всё покатилось, как в этих новомодных бабских сериалах: Павел с женой развёлся, она куда-то уехала, а он женился на тётке Марусе. Только детей у них не было, и начал он с тех пор болеть. В революцию сам пришёл в комитет [89 - «В революцию сам пришёл в комитет…» – В 1917 году в тех населённых пунктах, которые поддержали идеи революции, власть перешла к новым, выборным органам самоуправления – Советам. В соответствии с «Декретом о земле», изданным В.И.Лениным, вся земля переходила из частной собственности в общественную. Здесь Алексей Петрович говорит о том, что Павел Одинцов добровольно передал принадлежавшие ему земельные угодья вместе с усадебными постройками в распоряжение новых городских властей.], передал усадьбу городу с просьбой, чтобы сделали там интернат для беспризорных. Но его управляющий, не желая отдавать барский дом, вроде бы позвал из соседней губернии казаков [90 - «Позвал из соседней губернии казаков…» – В годы, предшествовавшие революционным событиям, казачьи подразделения во многих городах выполняли функции охраны общественного порядка, сродни современной полиции. Эта фраза Алексея Петровича свидетельствует о том, что власти соседней губернии не поддержали революционных идей, там ещё сохранялся режим, существовавший при царе.], случилась кровавая стычка с рабочими. Вот тогда, вероятно, и обвалились входы в подвалы. Потом в этом здании много чего было: интернат для беспризорных, санаторий для рабочих, фабрично-заводское училище, потом снова санаторий, только уже для партийных работников. И хотя архитектура главного дома весьма интересная, почему-то комиссия по охране памятников ставить его на учёт отказалась. Уже на моей памяти приезжали немцы, хотели взять в аренду и отстроить, но тут воспротивился горком [91 - Горком («Городской комитет КПСС») – советский аналог того, что сейчас мы называем «Городской администрацией».]: видишь ли, нельзя было тогда здесь ничего строить на буржуйские деньги.
   А Одинцова в революцию не тронули, хоть он и «из бывших». Потому что, во-первых, человек хороший, во-вторых, взялся работать на новую власть, а в-третьих, был женат на кухарке, то есть, на девке из простых. Только семейная жизнь с тёткой у них не ладилась. Отец говорил, что они и виделись-то редко: Павел всё больше в разъездах по работе, несколько раз его на юг отправляли, в санаторий, лечиться, а как началась война, – одним из первых ушёл добровольцем на фронт. И не вернулся. Похоронки мы не получали, уже после войны тётка пыталась разыскать его следы, только безуспешно. А сама она, как только муж ушёл на фронт, будто с ума сошла: ударилась в православие. Сначала бегала в церковь, била земные поклоны, грехи замаливала, а потом записалась в партизанский отряд. После войны работала, как проклятая. Ударницей слыла, передовичкой [92 - Передовик производства, ударник – в советское время так называли человека, опережавшего в работе других и добивавшегося наилучших результатов. Труд ударников нередко поощрялся премиями и разными знаками отличия, любое предприятие гордилось своими передовиками. А вот ходить в церковь, наоборот, считалось занятием, позорящим советского человека. Поэтому то, что тётя Алексея Петровича была ударником производства, заставляло её начальство и коллег по работе относиться к ней более внимательно и уважительно.]. Потому начальство закрывало глаза на то, что она все выходные пропадает в церкви. Может, и жалели: красивая баба, работящая, а как муж на фронте погиб, для неё словно жизнь кончилась.
   Вот так, мальчики. Усадьба-то мне не совсем чужая. Тем более что тётка Маруся ещё жива. Сейчас ей девяноста восемь, из ума совершенно выжила и ослепла. Но бодрая, врачи говорят, хоть ещё сто лет проживёт! Когда отца похоронили, нас с Олей она уже не узнавала и страшно сердилась, думая, что мы хотим её обокрасть. Я, конечно, грешным делом, действительно мечтал узнать, с помощью какой вещи она приворожила Павла Одинцова: хотел проверить, правду ли гласит семейная легенда. У тётки была резная шкатулка ещё царских времён, красивая, прочная, с хитрым замком, ключ от которого она всегда носила с собой. А когда мы определили её в Дом престарелых, тётка забрала туда и шкатулку.
   – В Дом престарелых? – удивлённо переспросил Ярослав.
   Алексей Петрович кивнул:
   – Она была страшно рада от нас избавиться. Теперь вместе с другими бабульками поёт псалмы и рассказывает всем, какой у неё плохой племянник, хоть уже и не узнаёт, когда мы к ней заходим.
   – А про Замок Вы что-нибудь знаете, Алексей Петрович? – спросил Назар. – Почему никто не может взяться за его изучение?
   Директор музея только покачал головой:
   – Боюсь, что чертовщина на усадьбе связана с тем, что моя тётка ходила к ведьме. Я, конечно, сперва смеялся, потому как нас учили, что бога нет, и всё это глупости и тёмные суеверия. Но чем старше становишься, тем больше понимаешь, как много мы не знаем о мире. Вот моя жизнь, например, оказалась накрепко связана с музеем, будто бы тоже для того, чтобы замаливать родовые грехи. Сейчас музей практически восстанавливает то, что в своё время построил Павел Одинцов: реальная гимназия, храм Петра и Павла, богадельня… Мы собираем документы, передаём наверх, а дальше уже старается реставрационная комиссия. Например, главный корпус Дома престарелых, где сейчас обитает моя сумасшедшая тётка, – и есть бывшая богадельня Одинцова. Может, поэтому она туда так спокойно переехала?
   – А что было в той папке с документами, которую Вы отнесли в архив? – спросил Ярослав. – И как она выглядела?
   – Ищи, ищи, – улыбнулся в усы директор, – ты найдёшь, я в тебя верю! Папка обычная, картонная, с грифом «Дело №», завязывалась на синий шнурок. Бирок на неё я не клеил, но, помнится, на задней стороне есть пятно от кофе: сам неосторожно поставил чашку. А внутри – кальки плана усадьбы, ретушированные фото начала века и чёрно-белые – довоенные. Ещё заключение комиссии по охране памятников о том, что усадьба не представляет архитектурной ценности, вырезки из газет разного времени, в основном довоенных. И письмо немцев с просьбой ходатайствовать о передаче здания им в аренду.
   – А портретов или фотографий хозяев усадьбы не было? – снова спросил Ярослав.
   Алексей Петрович покачал головой:
   – Нет. Как-то так вышло, что ни одной фотографии Павла Одинцова не сохранилось, хотя он в своё время в городе был известным человеком. Я искал в семейном архиве, но тоже ничего: подозреваю, что тётка всё прибрала в свою шкатулку. А что касается первой жены Одинцова, то её след вовсе затерялся, даже имени не осталось.
   Ещё немного поговорив с Алексеем Петровичем о жизни и музее, ребята простились с хозяевами и, получив приглашение заходить в гости, отправились обдумывать услышанное.

10

   Найти в городском архиве нужную папку с документами было практически невозможно, – это Ярослав понял сразу, как приехал туда, то есть, в конце прошлой недели. Заведующая архивом, получив записку от директора музея, с которым она была знакома ещё с советских времён по партийной линии [93 - «Знакомство по партийной линии» означает, что в советское время директор музея и его коллега из архива были членами КПСС (Коммунистическая партия Советского Союза), поэтому, даже работая в разных учреждениях, они часто встречались в рамках общей партийной деятельности и были хорошо знакомы.], отвела студента на этаж, где теоретически могла бы находиться интересующая его папка, и, подписав пропуск на неделю вперёд, разрешила работать в своём кабинете.
   Оставшись один, Ярослав тоскливо обвёл глазами высокие шкафы с каталогами и необозримое пространство полок, на которых лежали самые разные папки. Именно здесь юный эльф понял всю глубину житейской мудрости Алексея Петровича: чтобы навсегда потерять какие-то документы, достаточно было просто положить их в папку без подписи и не вносить в каталог! В обычных условиях Лунный рыцарь вполне мог использовать навык «другого» видения, но сейчас стальной браслет, не позволяющий ведьме подобраться к нему, не мог позволить и ему самому действовать, применяя магические способности. Оставалось искать документы наугад, а эта задача казалась невыполнимой.
   Единственная надежда была на помощь Наурры. Решив, не теряя времени, воспользоваться силой каменной кошки, Ярослав в первый же день после выходных взял статуэтку с собой в архив. Лас не преувеличивал: сейчас Наурра ощущалась почти как живое существо, её так и хотелось погладить. Внимательно заглянув в хрустальные глаза, Итиль опустился прямо на кафельный пол под одним из стеллажей и стал задумчиво поглаживать кошку за ухом, размышляя, с какого конца зала удобнее начинать поиски. Это занятие скоро привело его в состояние какого-то медитативного успокоения: тело казалось почти невесомым, а мысли очень незаметно скользнули с деловых вопросов на совершенно посторонние вещи. Рассеянно разглядывая плитки на полу архива, Ярослав думал о том, что точно такой же пол был в том сне, когда появилась Марина. «Они пришли с Севера! Слышишь, Вестник?» – вспомнились вдруг слова ведьмы.
   – С севера… – повторил Ярослав вслух. Интересно, в какой стороне здесь север?
   Прикинув в уме расположение залов архива, юный принц направился к северным полкам. Затем, не выпуская кошку из рук, заскользил взглядом по корешкам папок, и это тоже скоро погрузило его в некое подобие транса. Сколько прошло времени? – двадцать минут, час или больше? Ярослав очнулся, услышав, как по коридору гулко процокали каблуки кого-то из сотрудниц, – и тут же осознал, что взгляд его уже некоторое время упирается в синий шнурок, свисающий с одной из верхних полок.
   Подтащив лестницу, студент аккуратно достал заинтересовавшую его папку: на обратной стороне её виднелся тёмный круглый след от кофейной чашки. Всё ещё не веря в свою удачу, Итиль развязал шнурок… Да это была та самая папка, которую он искал! Теперь надо было перебраться в кабинет заведующей и подробнее рассмотреть документы.
   Содержимое тайной папки оказалось самым обычным. Ярослав уже не раз видел нечто подобное, работая по другим пригородным усадьбам: пожелтевшие вырезки газетных статей; ученические тетради с расплывшимися чернилами – записи сотрудников музея, сделанные в разные годы; важные документы, переложенные папиросной бумагой, – заключение комиссии по охране памятников и переписка по поводу запроса из Германии. А вот и фотографии: дореволюционные ретушированные снимки с обтрёпанными краями и чёрно-белые – довоенные. На одной из дореволюционных почтовых карточек кривыми неумелыми буквами было старательно выведено: «Любезному Павлу Александровичу от Маруси». На другой, уже послевоенной, фотографии тот же почерк – более твёрдый и уверенный, но с узнаваемыми изгибами букв: «Городскому краеведческому музею в день открытия. Одинцова Марина Филипповна».
   Положив рядом две фотографии, Ярослав некоторое время внимательно их разглядывал. Он чувствовал, как сердце с тревожным, волнующим и острым нетерпением рвётся навстречу тайне. Без сомнения, две эти подписи сделаны одним человеком – тётей директора музея. Уточнить у Алексея Петровича полное имя-отчество его родственницы, конечно, необходимо, но этот вопрос казался уже решённым. Итиля сейчас занимало другое: является ли Марина Филипповна Одинцова той самой Мариной, что приходила к нему во сне, или это всё же другой человек, а совпадение имени – случайно?
   Теперь становилось ясно, что помочь ведьме – прямая обязанность Итиля, его долг. Надо идти до конца, даже несмотря на то, что он ничего не успел пообещать ей. Каменная кошка оказалась в его руках не случайно, и весь дальнейший рыцарский путь принца сумеречных эльфов теперь зависит от того выбора, который он делает в эти минуты.
   Нужно снять браслет и выслушать Марину. Боги не меняют своих решений, тем более, так быстро: Владычица Элберет не стала бы возвращать своему Вестнику жизнь, если бы планировала в скором времени снова отнять её. Тогда чего он боится? Если всему виной излишняя импульсивность Марины, то стоит только попросить Ласа составить Итилю компанию, как вопрос решится сам собой. Одного присутствия Анариэ во время разговора с ведьмой может оказаться вполне достаточно: внутренний свет и душевное тепло Солнечного рыцаря способны успокоить разбушевавшиеся эмоции несчастной женщины даже на расстоянии. Раньше Итиль никогда бы не обратился к другу с подобной просьбой, но сейчас что-то в его характере уже неуловимо изменилось, и это открыло возможность действовать по-новому.
   Однако Ярослав понимал, что, опасаясь за его жизнь, Лас не отдаст ключ от браслета. Выходом из сложившейся ситуации мог бы стать визит к Марине Филипповне в Дом престарелых: у неё имеется информация, необходимая для разгадки тайны Замка, и беседа с ней помогла бы многое прояснить. А когда эльфы начнут воплощать в жизнь сделанный Лунным рыцарем выбор, Наурра, возможно, подскажет, куда двигаться дальше.
   Теперь уже не было смысла медлить и сомневаться. Попросив у заведующей архивом разрешения позвонить, Итиль решительно набрал номер музея:
   – Здравствуйте, Алексей Петрович! Это Ярослав. Я нашёл документы… Что? Выходной? В музей сегодня не приезжать? Большое спасибо!.. А можно вопрос? Как полное имя-отчество Вашей тёти?

11

   Марта и Андрей медленно шли по просёлочной дороге вдоль берега реки. В её неподвижной глади отражались лозы и облака, а осеннее солнце в увядающих травах блестело особенно ярко. С дороги открывался замечательный вид на противоположный берег – холмистый, расцвеченный жёлто-красными пятнами лиственниц и клёнов.
   – Это ведь парк усадьбы Одинцова? – спросила молодая женщина, устремив взгляд за реку. – Ты там бывал?
   – Неоднократно, – кивнул Андрей. – Говорят, что в Замке имеются подвалы и подземный ход. Мне всегда хотелось посмотреть, что там, но как прихожу, такая тоска нападает… Сердце крутит, хоть волком вой, и никакого рабочего настроя! Поэтому в последнее время я туда только с ребятами ходил: с ними веселее. У меня есть подозрение, что место проклятое, только всё никак не могу решиться проверить, что и как.
   – Мне тоже от этой усадьбы как-то не по себе… – вздохнула Руаэллин.
   Молодые люди прошли ещё немного вперёд и остановились практически напротив места, где за рекой и буйно разросшимся парком должен был находиться главный усадебный дом с полуразрушенным каскадом фонтанов.
   – Андрей, – сказала вдруг волшебница, – вчера я получила Ключ с настройками. Маяк заработал.
   – Не может быть! Как?! – Бородатый археолог с выражением крайнего изумления заглянул в глаза своей подруги. Но Марта и не думала шутить.
   – Придётся поверить, – покачала она головой. – Кто-то не просто нашёл прибор, но и умудрился его запустить. Ума не приложу – как? В исходных настройках стоит жёсткая блокировка против магического использования, земные колдуны здесь бессильны. Запустить Маяк может только кто-то из членов Братства, но поскольку никто из нас этого не делал, я просто теряюсь в догадках.
   – А ты можешь определить его местоположение? – спросил Андрей спустя некоторое время, когда первый шок от услышанного уступил место любопытству исследователя.
   – Нет. И это – самое странное!.. Ладно, давай сначала поговорим про Ласа: признаться, ученик меня сейчас беспокоит ничуть не меньше.
   – Слушай, а что если Маяк у него? – вдруг предположил археолог.
   Внезапно пришедшая мысль казалась до гениальности простой. Марта вот уже неделю не может отслеживать передвижения своего ученика, и она не знает, где находится Маяк, хотя, имея при себе Ключ с настройками, могла бы легко определить его местоположение. Возможно, это означает, что прибор у Назара, а та сила, с помощью которой эльфёнок блокирует действие амулета своей наставницы, является одновременно и силой, заставившей Маяк заработать.
   Услышав такое предположение, Руа рассмеялась, изумлённо захлопав ресницами.
   – Ты серьёзно? Но Лас не может запустить прибор! Он не принадлежит к Братству Утренней Звезды, Маяк не станет его слушаться. К тому же, эльфёнок ещё не завершил курс обучения, сейчас ему доступны далеко не все магические возможности Анариэ.
   – А если без магии?
   – Что?
   – Предположим, что случилось невероятное, и пророчество сбылось: «День и Ночь встретятся, и в пограничном сиянии зари родится новая реальность…»
   Марта ошеломлённо посмотрела на товарища. Книгу пророчеств Владычицы все члены Ордена знали наизусть, волшебница и сама не раз её цитировала, работая здесь, на Земле, со жрецами и неофитами. Однако Руаэллин даже в голову не могло прийти, что её эльфёнок – светлый, ласковый паренёк с веснушками и наивной улыбкой – может пробудить эту великую силу всего лишь через два года после начала обучения, даже не закончив курс! Пожалуй, придётся признать, что Королева Братства Утренней Звезды недооценила своего ученика, не представляя, какой силой любви обладает его сердце!
   – Не могу поверить! – медленно проговорила Руаэллин. – Чтобы запустить Маяк без магии, у мальчика должны быть очень серьёзные личные мотивы… И без Ярослава здесь не обошлось! Потому что, кроме меня, только Итиль умеет гармонизировать сознание Ласа до такой степени, чтобы формулировки его желаний становились чёткими, готовыми к исполнению силой действия Маяка.
   – Ты права, без Итиля не обошлось, – согласно заметил Андрей и рассказал о том, что ему удалось узнать за несколько дней, прошедших с момента последней встречи с волшебницей.
   – Сейчас в реконструкторском клубе проходит какой-то эксперимент. Ярослав уже неделю носит на левой руке весьма любопытную игрушку – кандальный браслет, ключ от которого только один, да и тот он забрал с собой. Но от нашего лучника можно много чего ожидать, и я бы не придал эксперименту значения, если бы не реакция на это других ребят. Кто-то сердится, посмеивается или сочувствует, что, в общем, очень предсказуемо, – а вот Лас равнодушно пожимает плечами, мол, Итиль так решил, это его личное дело. Хотя эльфёнок-то обязательно должен иметь своё мнение по данному вопросу, учитывая, что он во время болезни друга от него практически не отходил.
   – Да, у них между собой нет секретов, – подтвердила Руа. – Без сомнения, Лас нашёл бы нужные слова, чтобы отговорить Итиля от подобных экспериментов со здоровьем. Впрочем, сам Ярослав после зимних приключений тоже не стал бы делать неоправданных глупостей…
   Андрей кивнул:
   – Потому я сразу и решил, что, возможно, этот браслет предотвращает какую-то другую угрозу. Но почему именно стальное кольцо, да ещё такое массивное и запирающееся на ключ? Что оно может блокировать? Только чью-то магию! Может быть, не слишком опасную, но, в любом случае, нежелательную. У меня есть подозрение, что ключ от браслета Итиля находится у Ласа, и именно он создаёт тебе помехи при контакте с эльфёнком.
   Руаэллин некоторое время молча разглядывала парк на другой стороне реки, а потом задумчиво произнесла:
   – Имея этот ключ, Анариэ действительно способен неосознанно запустить прибор, ведь кроме собственных возможностей в его распоряжении находится вся сила Лунного рыцаря и умение чётко формулировать желания, превращая их в магические формулы. Но если пророчество сбылось, то… Андрей, надо срочно найти Назара! – умоляюще добавила волшебница. – Пока излучатель не настроен, Маяк работает только по изначально заданным установкам. А Лас своей волей, возросшей теперь неограниченно, способен полностью сбить все настройки! Достаточно одного неосторожного, но искреннего желания…
   – Почему-то мне кажется, что у эльфов Маяк в безопасности, – проговорил Андрей, бережно касаясь руки прекрасной королевы. – Им не надо объяснять, что такое преданность, привязанность и долг.
   Руаэллин с надеждой посмотрела на друга. Ей очень хотелось верить в то, что он прав, и юные эльфы не совершат ни одной из тех ошибок, которые свойственно совершать молодым и неопытным, просто потому, что их дружба уже прошла серьёзное испытание на прочность. Сейчас Солнечный и Лунный рыцари действуют, как одно целое. Их объединённая сила увеличивает возможности каждого из них, и ничья чужая воля и магия не способна встать между ними, как когда-то встала она между Павлом и Ларисой – членами Братства Утренней Звезды, хранителями Маяка, людьми, несущими в своём энергетическом поле радужную чистоту Северного сияния…
   – Лариса! Моё первое имя – Лариса! – воскликнула вдруг волшебница, крепко стиснув большую загрубевшую ладонь археолога.
   Некоторое время молодые люди напряжённо смотрели в сторону усадьбы за рекой, а потом, не сговариваясь, в едином порыве сделали движение навстречу друг другу.
   – Чайка… – тихо проговорил Андрей, едва удерживая себя от того, чтобы не заключить в объятия прекрасную королеву и окончательно не потерять голову. – Марта, я знаю, где Маяк!
   И, кивнув на прощание, он стремительно зашагал по дороге к городу.

12

   Место, куда направлялся Андрей Синицын, называлось Дом престарелых. Пока археолог разговаривал с волшебницей на берегу реки, два неугомонных эльфа уже входили в здание бывшей богадельни Одинцова.
   Городской Дом престарелых считался организацией образцовой, и многочисленные комиссии из столицы не раз подтверждали этот статус. Старикам действительно было уютно среди красивой природы большого парка, буйно разросшегося там, где город граничит с сосновым бором. Во времена, когда Павел Одинцов строил здесь богадельню, это место отстояло от города достаточно далеко, но в советские годы часть леса вырубили, и на огромном пустыре быстро вырос новый микрорайон. После войны главный корпус богадельни – красивое здание с колоннами и мраморными львами, сидящими на приступках широкой лестницы, – был восстановлен, рядом пристроено несколько новых корпусов, снабжённых медицинским оборудованием, а также целая россыпь маленьких домиков для тех стариков, которым больше по душе уединение.
   Здесь царила атмосфера патриархального спокойствия. Время замерло в этом не тронутым житейскими заботами уголке, и казалось, что самым важным занятием для местных обитателей является созерцание природы, окрашенной в осенние тона. Проходя по аллее к главному корпусу, эльфы заметили кормушку для белок: из-под расписной крыши с миниатюрными коньками торчал пушистый рыжий хвост. Около одного из домиков чего-то настойчиво ожидал целый десяток кошек разного окраса, – ребята, посмеиваясь, решили, что в этом домике столовая. По аллеям чинно гуляли старики, причём некоторых из них в инвалидных колясках везли сиделки; на одной из лавочек два деда играли в шахматы.
   Миновав широкую поляну, служившую здесь одновременно двором и площадью, эльфы поднялись по ступеням административного корпуса – здания с колоннами и львами, чтобы попросить разрешения пообщаться с самой старшей обитательницей пансиона – Одинцовой Мариной Филипповной. Ребят проводили в большой холл, где вокруг телевизора стояли удобные диванчики и кресла, а через некоторое время через другую дверь, ведущую в глубину корпуса, вошла низенькая старушка, сопровождаемая сиделкой.
   С первого взгляда было заметно, что Марина Филипповна – женщина очень своенравная. Администраторы сказали, что она держала в страхе половину местных стариков, пока директор не догадался переселить не в меру энергичную бабушку в здание главного корпуса. И действительно, здесь она успокоилась, обзавелась подружками, с которыми вместе ходила в небольшую часовню молиться, а главным её развлечением было, когда молодая сиделка Катя нараспев читала жития святых. В облике Марины Филипповны, в самом деле, не было ни капли старческой беспомощности, хотя она совершенно ничего не видела. Эльфы отметили даже некую величавость в жесте, которым она отпустила сиделку, после того, как та подвела её к креслу и помогла устроиться.
   – Кто такие, зачем пожаловали? – с ходу поинтересовалась старушка. Голос её был так строг и подозрителен, что ребята немного оробели. Ярослав вежливо представился, сказал, что он – сотрудник музея, занимается изучением усадьбы Одинцова и хотел бы поговорить с Мариной Филипповной об истории старинного здания.
   Услышав это, престарелая дама с такой яростью дёрнула подбородком, что сразу стало ясно: разговора не будет.
   – Бездельник! Это тебя мой Алёшка подослал?! – Казалось, что незрячие, выцветшие до прозрачности тумана глаза старушки мечут молнии. – Ограбить меня хотите? Вон! Катя! Катя! Зови милицию! Как не стыдно над бабкой издеваться, изверги!
   Друзья в замешательстве переглянулись: они, конечно, предполагали, что Марина Филипповна может не захотеть с ними разговаривать, но даже представить не могли, насколько бурной окажется её реакция.
   – Ключ! – шепнул Ярослав на ухо совершенно растерявшемуся Назару. – Лас, открывай браслет, иначе нас выдворят отсюда! Скорее!
   Эльфёнок не успел ничего подумать, а тем более – возразить, как, повинуясь внезапно вспыхнувшему звёздным светом взгляду Итиля, уже снимал с шеи цепочку с амулетом. В следующее мгновение маленький ключ легонько щёлкнул, поворачиваясь в замке, и тяжёлый браслет на руке Лунного рыцаря разомкнулся. На секунду комната осветилась фейерверком радужного сияния, и Лас восхищённо выдохнул: Наурра извещала о том, что его желание, ещё вчера казавшееся невыполнимым, исполнено.
   Когда на шум прибежала сиделка, старушку уже словно подменили.
   – Батюшки мои! Соколик! Миленький! – причитала она, протягивая вперёд сухие руки в желании коснуться лица Ярослава. – Подойди, хочу видеть, какой ты!
   – Звали, баб Марин? – обратилась девушка к своей подопечной. Видимо, она уже привыкла к этим перепадам настроения, поскольку совершенно не удивилась, когда сразу за гневными криками услышала ласковое:
   – Катенька, дочка! Неси сюда шкатулку из моей спальни. Ты знаешь, какую.
   Сиделка вышла, а Ярослав медленно приблизился к пожилой даме и присел на табурет рядом с её креслом.
   – Марина Филипповна… – ошеломлённо проговорил он. – Значит, это были Вы?!
   Старушка скорбно покачивала головой. Из-под платка её выбивался седой локон, и он ничем не напоминал длинные чёрные пряди ведьмы Марины. Узловатые руки, осторожно и внимательно скользнув по лицу Ярослава, вслед за этим безошибочно опустились к левому запястью рыцаря, где алел припухший след, оставленный тяжёлым браслетом.
   – Соколик, как же я ждала тебя, как ждала! И, дура старая, сама же напугала! Ничего, миленький: бабка Марина умеет ворожить, заживёт так, что следа не останется! – бормотала старушка. – Ты мне уста разомкнул, просил за меня Пречистую Деву, я до гробовой доски твоя должница! А то уже и не знала, кого молить: Бог не слышит, святые угодники молчат, – видно, гореть мне в аду за мои прегрешения… Но чёрт со мной, лишь бы Павлушу из ада вызволить! Столько лет снится один сон: будто он в фашистском застенке пропадает! Солнышко моё ясное, сердечко моё… И не достучаться до него ни на земле, ни на небе, потому что сама же печать на уста наложила. Жизнью своей его любовь закляла! Да кто же знал, что оно обернётся такой бедой?!
   Из незрячих глаз Марины Филипповны по впалым щекам катились слёзы. Итиль молча гладил старушку по руке, а взгляд его был устремлён куда-то мимо неё, в то прошлое, которое ушло давно и безвозвратно. Лас тоже видел эти картины, потому что сейчас, как и в тот день в подвале Замка, когда они нашли Наурру, чувствовал, будто они с Итилем – единое целое. Их сердца бились слаженно, и каждое движение эхом отзывалось в теле друг друга. Ощущение было невероятным, эльфёнок не находил ему названия, но знал, что причина этому – каменная кошка. Словно она специально соединила силу двух рыцарей вместе, чтобы преобразить их обоих, сделать чем-то новым во имя исполнения очень важной задачи…
   Сиделка принесла шкатулку, и ведьма, сняв с шеи ключ, велела Ярославу её открыть. В деревянном резном ларчике с серебряным замком хранилось несколько старых фотографий, два обручальных кольца и небольшая фарфоровая статуэтка белой чайки, распластавшей крылья над морской волной. С фотографий на ребят смотрел необыкновенно красивый молодой человек со светлыми волосами и кротким, но исполненным внутренней силы взглядом, какой обычно рисуют у святых на иконах.
   – Вот он, мой Павлушенька, – с нежностью проговорила старушка. – За такую любовь и жизнь не дорога! Если бы не война, мне и жалеть-то было бы не о чем. Ещё девчонкой прикипела я к нему сердцем намертво, пошла к деревенской бабке, и та велела мне украсть имя его жены, чтобы навсегда он её позабыл. А я уже тогда служила на усадьбе и знала, что в хозяйской спальне стоит эта чайка, и будто бы подарена она молодым на свадьбу самой императрицей. Жену Павлушеньки как раз Лариской звали, что и значит – чайка. Вот я имя её украла, и всё случилось так, как говорила бабка: вскоре они разошлись, и хозяйка исчезла. Только, видно, что-то я сделала не так. Павлуша хоть Лариску свою забыл, но всю жизнь тосковал о чём-то, что было с нею связано. По ночам подолгу смотрел на звёзды, будто силясь вспомнить, а днём работал, как проклятый, чтобы только эта тоска не мучила. В последние годы дома он редко бывал, всё в разъездах. А как началась война, сказал: «Маруся, не могу я тут больше. Тяжко. Словно сильно перед Богом провинился, и никак мне этот грех не замолить». И на фронт ушёл… А я, уже провожая его, знала: не вернётся, – потому как умирать уходил. Сначала только плакала, а потом стала ведовству учиться, чтобы хоть в полночной стороне отыскать его следы. Только всё напрасно, пока тебя, соколик, не встретила! Ожила во мне надежда, потому что ты тому же Богу молишься, что и мой Павлуша, ты мою просьбу непременно передашь. А мне бы увидеть его хоть на минуточку, прощенья попросить… Пусть бы жил со своей Лариской, лишь бы из ада живым вернулся, не достался проклятым супостатам!
   При этих словах в осенних сумерках раннего вечера вспыхнула радужным светом ещё одна звезда. Эльфы зажмурились от яркого блеска, а когда открыли глаза, на пороге стоял Андрей Синицын – высокий археолог с седеющими патлами всклокоченных волос и окладистой бородой. Устремив в сторону вошедшего невидящий взгляд, Марина Филипповна ахнула и схватилась за сердце:
   – Павлушенька…
   И ребята вдруг обратили внимание, что взгляд у Андрея совершенно тот же, как и у Павла Одинцова на фотографиях – кроткий, но исполненный внутренней силы, именно такой, какой обычно рисуют у святых на иконах. Только глаза чёрные, как угли. Не сговариваясь, даже не переглянувшись, эльфы синхронно подали Марине Филипповне руки, помогая встать, потом подвели к Андрею, а сами отошли в дальний угол комнаты, чтобы в любой момент прийти на помощь, если потребуется.
   Протянув ладони в умоляющем жесте, видимо, не решаясь коснуться лица археолога, старушка бормотала:
   – Живой! Сердечко моё… Павлушенька… Прости дуру грешную, прости, прости!
   Не говоря ни слова, Андрей взял её руки, сжал в лёгком одобрительном жесте и поднёс к своему лицу. Коснувшись его косматой шевелюры, ведьма снова зарыдала:
   – Не захотел больше красоты, чтобы такой, как я, в твоей жизни снова не случилось! Прости, прости, моя ясная звёздочка!.. Ларисой её зовут, отдаю назад твою чайку! И то, что ищешь, найдётся… только глаза мне закрой, своей рукой закрой, Павлушенька! Снята печать, мне пора…
   Обхватив старушку за вздрагивающие плечи, Андрей усадил её на диванчик и тут же сделал знак эльфам, чтобы привели кого-нибудь из персонала. Ребята бегом вылетели из комнаты, но когда через несколько минут вернулись с сиделкой и медсестрой, Марина Филипповна Одинцова была уже мертва. Она лежала, откинувшись на спинку диванчика, незрячие глаза её были закрыты, а на лице застыло выражение неземного, счастливого успокоения. Едва заметно вздохнув, Андрей достал из шкатулки обручальные кольца и, надев одно на ещё тёплый палец старушки, другое повесил ей на шею, на тот же шнурок, где до этого висел ключ от шкатулки.
   Покинув комнату, эльфы и археолог направились в кабинет директора сообщить об обстоятельствах смерти самой старой жительницы пансиона. Сиделка Катя подтвердила, что бабушка передала старинную шкатулку – своё самое дорогое имущество – в руки Ярославу, и теперь Лунный рыцарь уносил шкатулку с собой.
   Когда Андрей с ребятами вышли из здания административного корпуса в парк, уже окутанный сумерками, Назар достал из рюкзака статуэтку каменной кошки.
   – Андрей, – спросил он со вздохом. – Она сказала, ты что-то ищешь… Не это?
   Бережно взяв из рук эльфёнка Наурру, археолог в зачарованном молчании долго смотрел на неё, словно всё ещё боясь поверить в такую удачу, а потом, странно улыбнувшись, проговорил:
   – Спи, Маруся, я не сержусь… Кажется, скоро мы с тобой снова встретимся.

13

   Вечером, когда темнота уже окутала город, а в окнах домов зажглись уютные огоньки, калитка, ведущая в сад Руаэллин, распахнулась. Хозяйка, как видно, очень ждала гостей, потому что следом за этим распахнулась и дверь дома. Бородатый археолог в камуфляже и берцах и два студента с рюкзаками за спиной склонили головы в молчаливом приветствии. Так же, не говоря ни слова, волшебница жестом пригласила их войти.
   В кухне на столе горела тонкая церковная свеча, рядом стояла маленькая ювелирная коробочка с откинутой крышкой. Внутри, на чёрном бархате, поблёскивал кристалл аметиста, огранённый так необычно, что это сразу бросалось в глаза. Некоторое время волшебники и эльфы молча смотрели на трепетный огонёк свечи, потом Андрей достал из-за пазухи Наурру.
   – Что ж, Светлая, – сказал он, бережно протягивая подруге каменную кошку, – моя миссия выполнена. Маяк найден, дальше дело за тобой и остальными. А мне пора.
   Ребята с тревогой переглянулись: Андрей говорил так же, как незадолго до этого говорила Марина Филипповна, и от этих слов веяло холодом тоскливой безнадежности. Что происходит? Куда он собрался уходить? Неужели Руаэллин так просто его отпустит?! Волшебница, сделай же что-нибудь, если это в твоей власти! Иначе случится непоправимое… Казалось, пространство маленькой кухни сжалось до крика, зазвенело натянутой струной, – столько в нём было напряжения. Сердца эльфов взволнованно бились, сосредоточившись только на одной мысли, на одном желании.
   Но вот, словно услышав эту невысказанную просьбу, Руаэллин взяла из рук своего друга статуэтку и, ласково погладив её каменные уши, произнесла мелодично и твёрдо:
   – Да, обещание, данное тобой Братству, исполнено. Но ты также клялся служить мне, а я этого слова не возвращала. Рыцарь Утренней Звезды, знай, что ты нужен здесь – своей Королеве и её ученикам. Приказываю тебе остаться!
   Опустившись на одно колено, Андрей склонил голову в почтительном поклоне.
   Завороженные эльфы притихли, глядя во все глаза: перед ними были уже не Марта Всеволодовна и Андрей, а два сияющих существа, окутанные разноцветной радугой энергетических потоков, – прекрасные и чистые, совершенно неземные. Взяв из коробочки, стоявшей на столе, кристалл аметиста, великолепная королева вставила его в круглую дырочку глаза статуэтки. И в тот же миг Наурра ожила, превратившись в крохотную кошку – изящную и почти прозрачную. Шерсть её замерцала голубоватым электрическим светом, хрустально-аметистовые глаза засияли. Издав какой-то странный звук, похожий больше на птичью трель, чем на кошачье мяуканье, она вскарабкалась вверх по разноцветной ауре Руаэллин и, оттолкнувшись лапами, словно бы для прыжка, растаяла, осенив всех присутствующих звёздными искрами.
   Когда эльфы пришли в себя, то обнаружили, что уже сидят за накрытым столом вместе с археологом, а Марта Всеволодовна, звеня колокольчиками, вплетёнными в волосы и браслеты, разливает в чашки душистый чай. Зачарованную тишину нарушил Андрей:
   – Что ж, Марта, приказывай! Признаться, после всего, что случилось, я чувствую себя совершенно оглушённым…
   Обратив лукавый взор к ребятам, волшебница вдруг весело им подмигнула.
   – Я велю своему рыцарю… – произнесла она с улыбкой, – В первую очередь, Андрей, я велю тебе побриться и сходить в парикмахерскую. Потому что сейчас мы похожи на Красавицу и Чудовище, и способны удивить кого угодно, а не только наших мальчишек!
   Догадавшись, что означают эти слова, Лас даже подпрыгнул на стуле. Итиль тоже догадался, но понимая, что уйти сейчас всё равно не получится, он только смущённо опустил ресницы. Однако сам Андрей ни в коем случае не думал стесняться. Издав победный клич, он радостно провозгласил:
   – Вы это слышали, братцы? Слышали?! Она согласна!!! Марта, милая, ты единственное существо на земле, ради которого я готов из чудовища стать человеком!
   До поздней ночи в маленьком домике Руаэллин слышались песни, смех и весёлые разговоры. А потом эльфы ушли, оставив двух счастливых волшебников наедине.

14

   – Итиль, я бы ни в жизнь не подумал, что у них любовь! Но как это здорово: они так друг другу подходят! Совсем, как вы с Алиэ! – говорил Назар, радостно подпрыгивая и вороша ботинками кучи разноцветных листьев, уже аккуратно собранные дворниками. Был выходной, и друзья снова выбрались в парк, чтобы без помех обсудить недавние события.
   Ярослав вёл себя намного спокойнее, но в его карих глазах сейчас тоже сияло солнце.
   – Я догадывался, что Андрей – не простой археолог, – сказал он. – Но чтобы рыцарь ордена Элберет! С ума сойти! Если бы я знал, то сразу отдал бы ему Наурру.
   – Но тогда бы ты не смог помочь Марине Филипповне, – возразил Лас.
   – Верно.
   Ведьму похоронили на городском кладбище рядом со своим братом – отцом Алексея Петровича. Директор музея взял на себя все хлопоты, связанные с печальным обрядом, и это послужило лишним доказательством того, насколько престарелая тётя была при жизни несправедлива к своему племяннику. Но Алексей Петрович только мудро качал седой головой: что с неё возьмёшь? – и так у тётки жизнь была тяжёлой, пусть хоть теперь её буйная душа успокоится.
   Увидев, с каким, поистине юношеским, любопытством директор музея рассматривает содержимое тёткиной шкатулки, Ярослав отдал ему шкатулку и фотографии. Но фарфоровую фигурку чайки юный принц оставил себе, рассчитывая приберечь её до свадьбы Марты Всеволодовны и Андрея. Он не без оснований полагал, что милая вещица, в своё время подаренная императрицей Павлу и Ларисе, теперь, когда её хозяева обрели новую жизнь, должна сослужить им добрую службу и стать символом нового счастья.
   В музее с одобрения директора Ярослав теперь занимался темой усадьбы Одинцова: предстояло обработать найденный архив и подготовить документы для передачи в реставрационную комиссию. Основной целью, которую поставил в этой работе Итиль, было присвоение Замку статуса памятника архитектуры для того, чтобы государство занялось, наконец, его восстановлением. Итиль и Анариэ рассчитывали таким образом отблагодарить Дух Замка, в вихре войн и революций сохранивший статуэтку Наурры невредимой. В распоряжении студентов оказалось много воспоминаний об усадьбе, рассказанных Руа и Андреем. В ближайшее время было нужно только найти фактическое подтверждение этим историям. Так что, с точки зрения эльфов, задача казалась не такой невыполнимой, как виделась директору музея. Назар взялся помогать другу в работе по усадьбе, справедливо решив, что если они вместе начинали это дело, то должны закончить его тоже вместе.
   – Слушай, Лас, – спросил друга Ярослав, – то, что Наурра – важный прибор, теперь ясно. А тебе Руа ничего не говорила о том, почему именно мы её нашли? Ведь Андрей всю жизнь искал – и ничего.
   – Говорила, – кивнул эльфёнок. – Вчера как раз я был у неё, и она мне много интересного рассказала. Понимаешь, это всё из-за того колдовства. Нельзя было, чтобы рядом с кошкой проявилась магия чьих-то личных интересов, тогда бы она весь город разнесла, даже больше. Андрей был внутренне связан печатью, которую ведьма наложила на его память. Рядом с ним Наурра могла сработать на разрушение, но включилась автоматическая блокировка, и Андрей просто не смог найти прибор. А я без всякой магии за тебя сильно волновался, только и думал о том, чтобы ты поскорее снял браслет!
   – Да-а?! – удивлённо протянул Итиль, заметив, как щёки Ласа вмиг сделались похожими на кленовые листья, пламенеющие на подстриженных газонах.
   – Да! – с вызовом подтвердил эльфёнок, тем не менее, закрывая щёки ладонями. – Потому что ты преданность ценишь выше жизни и думаешь только о других! А о тебе самом кто будет думать? Мы же зимой тебя с того света достали! И Алиэ с ума сходила, и Сэм… А я бы вообще не пережил, если бы по моей вине с тобой ещё раз случилось что-то подобное… Ведь я только теперь понял, насколько моя сила зависит от тебя. Я становлюсь другим, даже без всякой магии, а когда дело касается колдовства, с твоей поддержкой Анариэ способен вообще горы свернуть!
   – Я тоже с тобой становлюсь другим… – проговорил Итиль, смущённо улыбаясь. – Получается, у нас с тобой сила – одна на двоих?
   – Угу, – кивнул эльфёнок. – Руа именно об этом мне вчера и говорила. Вот так и вышло, что пока мы с тобой были единым целым, ничья магия не могла пробиться сквозь эту защиту. А я о тебе постоянно думал, и ключ на шее носил, и тем самым всю твою силу замкнул на себя. Потому Наурра исполняла наши желания так, словно мы были одним человеком… Тьфу! Опять не умею этого сказать, как надо!
   Итиль рассмеялся:
   – Надо же! А я постоянно думал о Марине: хотел ей помочь и боялся, что сам не справлюсь. Лас, так это же здорово! Мы теперь с тобой вместе можем таких дел натворить! И Замок восстановить обязательно получится, хоть Алексей Петрович и не верит.
   – Мечты имеют свойство сбываться! – наставительно изрёк Назар, поднимая кверху указательный палец. Светлые растрёпанные волосы эльфёнка блестели в лучах солнца, словно ворох осенних листьев. – Так говорит Орёл Шестого Легиона. А кому как не ему это знать?
   Ярослав согласно кивнул:
   – Точно! Андрей знает.

   Автор обложки: Alizeya (Ольга Ткачук)

Людмила Гайдукова Эльфёнок