А. А. Дорская
Влияние церковно-правовых норм на развитие отраслей российского права

Введение

   Начиная с конца 80-х гг. ХХ века в России стала складываться система взаимоотношений между государством и религиозными объединениями на основе сотрудничества (партнерства). Началось возрождение церквей, монастырей, появились первые законодательные разработки по регулированию государственно-церковных отношений, церковь получила права юридического лица, свобода совести стала рассматриваться не только как право на атеизм. Однако этот процесс сопровождается массой трудностей.
   Во-первых, необдуманная либерализация законодательства в данной сфере уже неоднократно приводила к тяжелым последствиям. Например, после того, как в октябре 1990 г. Верховным Советом РСФСР был принят Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий», создавший режим максимального благоприятствования для создания любых религиозных организаций в России, в страну хлынули представители различных сект, что способствовало еще большей дестабилизации обстановки как накануне, так и вскоре после распада СССР.
   Во-вторых, несмотря на то, что ныне действующий Федеральный Закон Российской Федерации «О свободе совести и о религиозных объединениях», был принят десять лет назад, и в него вносились поправки, не прекращаются обращения российских граждан в Европейский суд по правам человека. Так, весной 2007 г. дело против России выиграли саентологи. Если учесть, что Европейский суд в делах по свободе совести придерживается позиции, что «государство должно действовать как нейтральный и беспристрастный организатор исповедания различных религий, верований и убеждений» [1 - Гарлицкий Л. Государственное регулирование религии: противоречивые тенденции? Замечания относительно недавней практики применения прецедентов, касающихся статьи 9 Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Сравнительное конституционное обозрение. 2006. № 3 (56). С. 51.], то значит, проигранные Россией дела, свидетельствуют о несовершенстве законодательства и правоприменительной практики в этой сфере. Представители различных вероисповеданий считают, что они не могут реализовать свои права в религиозной сфере. Таким образом, церковно-правовые нормы нуждаются в изучении и влияют на развитие международно-правовых и конституционных стандартов, закрепляющих свободу совести.
   В-третьих, сегодня многие специалисты говорят о двусмысленности формулировки статьи 14 Конституции Российской Федерации, т. к. «светское государство» как минимум может быть четырех видов:
   – эквипотенциальный тип – светское государство, характеризующееся стремлением к достижению максимально возможной внерелигиозности и изоляции религиозных объединений от государственной и общественной жизни (Япония, КНР, Южная Корея, отчасти США),
   – преференциальный тип – государство, характеризующееся одним из наиболее «мягких режимов» отделения религиозных объединений от государства, выделением государством одной или нескольких религий, для которых создается льготный режим существования и деятельности (большинство стран Европы),
   – контаминационный тип – государство, характеризующееся максимальной размытостью границ между религиозным и светским и значительной степенью влияния норм религиозного права на правовую систему государства (государства исламского мира, Израиль),
   – идентификационный тип – государство, характеризующееся расширенным сотрудничеством государства с несколькими религиозными объединениями на основе партнерства государства и граждан в гарантиях, защите и реализации их прав на национально-культурную и религиозную идентичность (Франция, Россия, страны Балтии, Украина) [2 - Понкин И. В. Современное светское государство: конституционно-правовое исследование. М., 2005. С. 293–303.].
   Такая размытость формулировок привела к тому, что Русская Православная Церковь стала высказываться по некоторым политическим вопросам, стала демонстрироваться конфессиональная принадлежность высших государственных лиц страны, началось возрождение некоторых дореволюционных церковно-правовых институтов, например, в 2000 г. Архиерейский собор принял решение о воссоздании церковных судов и т. д.
   В-четвертых, принципы правового регулирования взаимоотношений государства и церкви вызывают постоянную дискуссию в российском обществе. Одним из последних ярких примеров является письмо десяти академиков Российской Академии наук Президенту Российской Федерации относительно их обеспокоенности клерикализацией российского образования и науки, которое фактически раскололо российское общество пополам и показало, что оппоненты по-разному понимают как юридическую терминологию, так и ценности, которые за ней кроются. Недовольство высказывают и общественные организации. Например, Московская Хельсинская группа подготовила доклад «Свобода совести, правозащитное движение и политические партии». В нем, в частности, Сергей Мозговой, представляющий Институт свободы совести, сделал вывод о том, что мы наблюдаем настоящий «системный кризис», к которому относится, в том числе «массовое нарушение принципа светскости государства» [3 - http://www.newsru.com/religy/30mar2007/rechtfrage.html].
   Кроме того, что влияние церковно-правовых норм на светское право вызывает сегодня серьезные споры в российском обществе, данная тема имеет важное теоретическое значение, т. к. церковное право сыграло огромную роль в процессе формирования современной европейской правовой системы, к которой в том числе относится и Россия. Как отмечает в своем диссертационном исследовании М. Ю. Варьяс, «по существу церковное право стало первой общеевропейской наднациональной системой права; институты и правовые процедуры, порожденные этой протосистемой, опередив национально-правовое регулирование по времени своего появления, легли в основу сформировавшихся позднее национальных правовых систем Европы» [4 - Варьяс М. Ю. Церковное право в романо-германской правовой системе. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М.,1997. С. 3.].
   Нижняя граница настоящего исследования определяется концом XVIII века. Павел I самостоятельно возложил себе на голову корону, надел далматик (одежда византийских императоров, очень сходная с саккосом архиереев) и порфиру [5 - Манифест «О назначении коронации Императора Павла I и Императрицы Марии Федоровны в Москве в апреле месяце 1797 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. СПб., 1830. № 17659. С. 243–244.], затем провозгласил свой указ о русском монархе как главе Церкви. Произошло «открытое восстановление византийских обычаев» [6 - Величко А. М. Церковь и император в византийской и русской истории. СПб., 2006. С. 84.]. Кроме того, конец XVIII в. характеризуется первыми попытками осмысления церковно-правовых норм, зарождением науки церковного права в Российской империи в конце XVIII века, а также началом процесса выделения церковного права из богословских наук и приобретения им черт юридической науки.
   Во второй четверти XIX в. начался расцвет церковного права. Во-первых, в царствование Николая I в рамках работы по систематизации российского законодательства началось приведение в систему в том числе и норм церковного права: в 1834 г. вышло новое издание Кормчей книги, в 1839 г. – на греческом и русском языках была издана Книга правил Святых Апостолов, вселенских и поместных соборов и Святых Отцов, а в 1841 г. был издан Устав духовных консисторий, содержащий 368 узаконений. Во-вторых, с 1835 г. преподавание церковного права было введено в российских университетах. В-третьих, к 1844 г. относится первая попытка определения церковного права в системе российского права: в свет вышел труд архимандрита Гавриила (Василия Николаевича Воскресенского) «Понятие о церковном праве и его история».
   Серьезные изменения в церковном праве Российской империи могли произойти в царствование Александра II. Одной из буржуазных реформ предполагалось провозглашение свободы совести. Как отмечает Т. П. Минченко, к Пасхе 1881 г. готовился Манифест о свободе совести, но смерть Императора в результате покушения снова отложила решение этой наболевшей проблемы [7 - Минченко Т. П. Государственно-религиозные отношения и возможности конструктивной перспективы // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 161.].
   Особого внимания заслуживает изменение институтов церковного права в годы первой русской революции, его взаимовлияние с развитием науки церковного права.
   В феврале 1917 г. была изменена вся система государственного права России, в том числе и статус церкви как государственного учреждения.
   В советское время влияние церковно-правовых норм на развитие отраслей советского права не признавалось. Вследствие провозглашения Декрета СНК от 23 января 1918 г., Церковь и ее организации в течение последующих 72 лет не являлись субъектами гражданских правоотношений, а следовательно, не имели прав юридического лица. Такое положение Церкви изменилось в связи с принятием Закона «О свободе совести и религиозных организациях» от 1 октября 1990 г. Однако возникло много трудностей, в том числе и при принятии и реализации действующего Федерального Закона «О свободе совести и религиозных объединениях» 1997 г., в преамбуле которого была подчеркнута «особая роль Православия».

   Влияние церковно-правовых норм на развитие отраслей российского права стало активно изучаться в последние пятнадцать лет.
   Наибольшее количество научных работ по данной теме посвящено влиянию церковно-правовых норм на развитие государственного права России. Это связано с тем, что вплоть до 1917 г. Русская Православная Церковь была вписана в государственный механизм и выполняла важнейшие государственные функции. Среди последних исследований необходимо отметить докторскую диссертацию А. В. Стадникова, в которой было показано, что, начиная с середины XVII в., «отношения государства и церкви осложнились, обнаружив несовпадение интересов» [8 - Стадников А. В. Взаимоотношения государства, церкви и общества в русской политической и правовой мысли второй половины XIV – первой половины XVII веков. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2007. С. 26.], именно в это время началось форсирование процесса превращения церкви в государственное учреждение. В диссертации А. Г. Семашко «Русская Православная Церковь в государственном механизме Российской империи XIX века: историко-правовой аспект» был проведен блестящий, наиболее полный на сегодняшний момент, анализ юридической и исторической литературы, посвященной государственно-церковным отношениям, а также показаны положительные и отрицательные стороны государственного положения Русской Православной Церкви [9 - Семашко А. Г. Русская Православная Церковь в государственном механизме Российской империи XIX века: историко-правовой аспект. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2007.]. В очерках по истории отечественного права Н. И. Комарова, Д. А. Пашенцева, С. В. Пашенцевой проанализирован правовой статус обер-прокурора Святейшего Синода и сделан вывод о том, что фактически обер-прокурор отделял Святейший Синод от Церкви [10 - Комаров Н. И., Пашенцев Д. А., Пашенцева С. В. Очерки истории права Российской империи (вторая половина XIX – начало XX вв.). М., 2006. С. 346.].
   История семейного права долго не изучалась в советский период, т. к. оно напрямую выросло из церковного права. Одной из первых работ была монография М. К. Цатуровой «Развитие русского семейного права в XVI–XVIII вв.», изданная в 1991 г. Сейчас данная проблема активно изучается. В 2001 г. была защищена кандидатская диссертация Л. А. Тищенко о соотношении церковных и светских норм в семейном праве XIX – начала XX вв. [11 - Тищенко Л. А. Соотношение законодательства России о браке и семье XIX – начала XX вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2001.] В. В. Момотов, раскрывая проблемы формирования русского средневекового права в IX–XIV вв., показал, что «церковь преднамеренно шла на компромисс с обычным правом, … что позволило ей победно закрепиться и занять доминирующее положение в роли социального регулятора брачно-семейных отношений» [12 - Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в IX–XIV вв. Автореферат на соискание ученой степени доктора юридических наук. М.,2003. С. 35.]. Э. М. Левшин рассмотрел соотношение обычно-правовых, церковно-правовых и светских норм в семейном праве и пришел к выводу, что «в структуре нормы брачно-семейного права церковное право определяло правило (предписание), выступающее как требование должного поведения, обычное право регулировало реальное поведение людей («сущее»), светское право выполняло функцию отражения и разрешения противоречия между «должным» и «сущим» [13 - Левшин Э. М. Становление и развитие брачно-семейного законодательства в дореволюционной России. Автореферат на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2003. С. 8. См. также: Левшин Э. М. Брачный договор (историко-правовое исследование и анализ современного законодательства): Учебное пособие. Нижний Новгород, 2003.]. Д. Ф. Латыпова в своей работе о правовом положении женщин сделала вывод о том, что «одновременно с тем, что нормы религиозного права содержали определенные положения, ущемляющие права и свободы женщин, они, в значительной мере, выступали и источником появления и развития юридического права о статусе женщин» [14 - Латыпова Д. Ф. Правовое положение женщин (историко-методологический аспект). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Казань, 2004. С. 14.]. В докторской диссертации Н. С. Нижник было показано, что в XVIII в. «государство взяло на себя регулирование части вопросов в сфере брачно-семейных отношений, решение которых ранее являлось прерогативой Церкви. Государство предпринимало попытки усовершенствования институтов семейного права: брака, вдовства, опеки. Светским законодательством были закреплены положения, устанавливавшие имущественную самостоятельность супруги. В XIX в. российское семейное законодательство в целом соответствовало уровню развития большинства европейских стран… Однако, уменьшив влияние Церкви на семейно-бытовые проблемы, государство не смогло ее заменить в полном объеме» [15 - Нижник Н. С. Правовое регулирование брачно-семейных отношений в контексте эволюции государственно-правовой системы России (IX–XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. СПб., 2003. С. 4.]. В диссертационном исследовании М. М. Трапезниковой показано, что развитие законодательства о брачном договоре в России базировалось на системе обычного и канонического права [16 - Трапезникова М. М. Возникновение и развитие законодательства о брачном договоре в Древнерусском и Российском государстве в Х-начале ХХ вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ставрополь, 2005. С. 9.].
   В последние годы активно изучается и соотношение уголовного и церковного права. Н. С. Федосова посвятила свою кандидатскую диссертацию исследованию взаимосвязи уголовного права и религии и сделала вывод о том, что в XVI–XIX вв. «огромное значение церкви в деятельности государства напрямую оказывает влияние на политику светской власти в законодательной сфере» [17 - Федосова Н. С. Уголовное право и религия: проблемы взаимовлияния и взаимодействия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Владивосток, 2003. С. 8.]. В 2002 г. В. Л. Ефимовских была защищена диссертация на тему: «Религиозные преступления в русском праве Х– начала ХХ вв.» [18 - Ефимовских В. Л. Религиозные преступления в русском праве Х – начала ХХ вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Екатеринбург, 2002.]. В работах Н. А. Липского рассматривается влияние христианства на развитие уголовной политики и судопроизводства в России [19 - Липский Н. А. Влияние христианства на развитие уголовной политики и судопроизводства в России (историко-правовой анализ). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. СПб.,2003.]. В работе А. В. Холопова соотношение уголовного и церковного права изучается с точки зрения расследования ритуальных убийств [20 - Холопов А. В. Методика расследования ритуальных убийств. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. СПб.,2004.]. Интересные выводы о том, что «труд выступал как средство коррекции криминально-пораженной личности и совместно с религиозным воздействием был одним из основных факторов воспитательного воздействия», содержатся в диссертации С. П. Яковлева, посвященной изучению использования труда осужденных к лишению свободы [21 - Яковлев С. П. Организационно-правовые формы трудоиспользования лиц, осужденных к лишению свободы в дореволюционной России (XVII – начала XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2005. С. 9–10.]. В диссертационном исследовании А. И. Сидоркина показано, что уже во второй половине XVII в. «произошел разрыв светских и религиозных начал в теории уголовного права» [22 - Сидоркин А. И. Наказания, связанные с лишением и ограничением свободы в русском уголовном законодательстве IX–XVII вв.: проблемы правового регулирования, систематизации и применения. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Казань, 2005. С. 46.], однако окончательно эта двойственность не была преодолена даже в имперский период, что приводило к непоследовательности и двойственности некоторых принципов уголовного права.
   Влияние церковного права на гражданское право так же в последнее время стало объектом исследований. В докторской диссертации В. Е. Рубаника был сделан вывод о том, что «первоначальный этап развития института права собственности определялся двумя главными факторами: 1) религиозно-символическими представлениями восточных славян, основанными на духовном синкретизме, соединении языческих и христианских взглядов на собственность; 2) влиянием византийского и светского законодательства» [23 - Рубаник В. Е. Отношения собственности в восточнославянской традиции правового регулирования (начало X в.-1991 г.). Историко-правовое исследование. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М.,2004. С. 31–32.].
   А. Н. Садков в диссертации «Религиозные организации как субъекты гражданского права», посвященной современному законодательству, опирался в том числе, на труды русских ученых-канонистов, в частности Н. С. Суворова [24 - Садков А. Н. Религиозные организации как субъекты гражданского права. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Волгоград, 2004. С. 4.].
   В 2005 г. вышла монография Т. Е. Новицкой «Правовое регулирование имущественных отношений в России во второй половине XVIII века», в которой рассмотрены особенности правового статуса церковных учреждений как юридических лиц, место духовенства в экономической жизни России данного периода. В монографии были использованы труды известного специалиста в области церковного права Н. С. Суворова.
   Особо необходимо выделить монографию Е. В. Беляковой «Церковный суд и проблемы церковной жизни» (М., 2004), являющейся первой фундаментальной работой по истории церковно-процессуального права.
   Среди зарубежных исследователей необходимо отметить работы, посвященные положению Русской Православной Церкви. Эти сюжеты затрагивались канадским ученым Д. В. Поспеловским [25 - Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в ХХ в. М., 1995.], американскими исследователями Д. Куртиссом [26 - Curtiss J.Sh. Church and State in Russia. The last years of Empire. 1900–1017. New York, 1940.] и Г. Л. Фризом [27 - Фриз Г. Церковь, религия и политическая культура на закате старого режима // Реформы или революция? Россия. 1861–1917 гг.» СПб.,1992. С. 31–43.].
   Особо хотелось бы выделить работы профессора Университета Невады Пола Верта, посвященные правовому положению представителей различных вероисповеданий в дореволюционной России [28 - Werth P.W. Arbiters of the Free Conscience State, Religion, and the Problem of Confessional Transfer after 1905 // Sacred Stories: Religion and Spirituality in Modern Russia, ed. H.Coleman and M.Steinberg. Bloomington, 2005; Верт Пол. Трудный путь к католицизму. Совесть, вероисповеданая принадлежность и гражданское состояние после 1905 г. // Доклад для Ежегодника литовской католической академии наук. Вильнюс, 2005 Рукопись. С. 1–30.).]. В частности, он сделал важный вывод о том, что «с 1770 до 1840 г. государство предоставило неправославным конфессиям больше обязанностей, прав и институциональных структур, чем уже имели православные. Тогда как православные получили «Духовный регламент» в 1721 г., римско-католики получили сравнимый документ в 1769 г., евангелическая лютеранская церковь и реформатская церковь – в 1832 г., … мусульмане Крыма – в 1831 г., калмыки-буддисты – в 1834 г., иудеи – в 1835 г., армяно-григорианская церковь – в 1836 г…» [29 - Werth P.W. Schism Once Removed: State, Sects, and Meaning of Religious Toleration in Imperial Russia // Imperial Rule, ed. A.Miller and A. Rieber. Budapest, 2004. P. 86.]. Это объясняет одну из причин, почему в 40-е гг. XIX в. активно стало изучаться православное церковное право, иначе возникший «перекос» мог нанести удар по «господствующему и первенствующему положению» Русской Православной Церкви.
   Таким образом, современные исследователи не отвергают церковное право и его влияние на светское право как тему научного исследования. Однако комплексный анализ так и не был проведен.
   Целью настоящей работы является исследование влияния церковно-правовых норм на развитие отраслей российского права, места церковного права в системе права Российской империи в конце XVIII – начале XX вв., что может быть полезно для понимания отношения верующих к современному законодательному процессу и защиты ими своих прав.

Глава I. Церковно-правовые нормы и их место в российском праве конца XVIII – начала XX вв.

§ 1. Понятие церковного права и его эволюция

   В российском законодательстве конца XVIII – начала XX вв. определения церковного права не было. В связи с этим обратимся к определениям церковного права, которые давали специалисты данного периода.
   Все исследователи конца XVIII – начала XX вв. начинали определение церковного права с понятия «церковь», но вкладывали в него разное юридическое содержание. Главным вопросом, по которому возникли научные споры, стало соотношение в церкви «видимой» и «невидимой» частей. В XIX веке в юридической литературе выделилось три основных направления.
   В 1874 г. Н. К. Соколов в своих лекциях по церковному праву писал: «Сущность христианской церкви определяется конечной целью христианской религии. Эта цель заключается в том, чтобы уничтожить противоположность между божественным законом и человеческой волей посредством свободного, при содействии Божьей благодати достигаемого подчинения человека божественной воле, другими словами: в воспитании человечества согласно с волей божественной и в достижении через то высшей, последней цели бытия человека – вечного усовершенствования в Боге… Церковь сама по себе не есть институт юридический, а нравственное царство Божие на земле» [30 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 3–5.]. Исходя из этого, Н. К. Соколов выделял следующие отличительные признаки Церкви: «1) Это союз религиозный, …основанием его служит вера в учение и учреждения, установленные Основателем христианства… 2) Это союз видимый, внешний. А не внутренний только духовный союз людей одинаковых религиозных убеждений… 3) Церковь, как внешний религиозный союз, имеет твердо установленный порядок и соответствующую ее внутренней сущности внешнюю организацию… 4) … Это церковный союз, который приходит необходимо в соприкосновение с другими политическими и общественными союзами» [31 - Там же. С. 5–8.]. Эту точку зрения поддерживал и известный специалист в области церковного права М. Е. Красножен, выделявший три основных признака Церкви: «1) церковь есть союз религиозный, существующий для достижения высших религиозно-нравственных целей человека, указанных христианством; 2) это союз видимый, внешний, а не внутренний только или духовный; 3) церковь, как внешний религиозный союз, имеет свое право и свою организацию» [32 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 7.]. Таким образом, видимая и невидимая церкви возникли и развивались параллельно.
   В 1882 г. профессор Н. С. Суворов в «Курсе церковного права» писал: «Церковь есть прежде всего невидимый союз истинно верующих исполнителей воли Бога по учению Христа. Христианский религиозный союз выражается затем в Церкви, как видимом общении людей, внешним образом исполняющих христианскую веру…» Это определение соответствовало протестантскому пониманию происхождения церкви, при котором человек первоначально научается Богом внутренне, а потом освящается Им [33 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Т. 1. С. 3.]. Т. е. невидимая церковь формирует видимую. Похожая позиция была и у А. С. Павлова, который считал, что «церковь – это … божественное учреждение, которое и через которое осуществляется в роде человеческом идея царства Божия на земле, т. е. сообщается людям истинное богопознание» [34 - Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 5.].
   В 1883 г. во «Введении в православное церковное право» экстра-ординарный профессор Харьковского университета М. А. Остроумов писал: «Христианская церковь есть основанное Господом нашим Иисусом Христом для освещающего возрождения человечества общество, в котором через учение веры, через таинства и через видимое иерархическое руководство посредством невидимого действия благодати Святого Духа под невидимой Главой Самим Иисусом Христом в душах верующих в Него и самоотверженно исполняющих заповеди Его осуществляется всеобщее невидимое царствие Божие» [35 - Остроумов М. Введение в православное церковное право. Т. 1. Харьков, 1893. С. 16–17.]. Близкая точка зрения была и у законоучителя Императорского училища правоведения М. И. Богословского, который считал, что «Церковь Христианская есть собрание последователей Иисуса Христа, соединенных между собой на тот конец, чтобы хранить, открыто свидетельствовать, утверждать и распространять веру, преподанную Господом Иисусом Христом и Его Апостолами, и таким образом приготовляет на земле людей для царства небесного» [36 - Богословский М. И. Курс общего церковного права. М.,1885. С. 1.]. Профессор Санкт-Петербургского университета М. И. Горчаков считал, что лучшее определение церкви следующее: «Церковь есть от Бога установленное общество лиц, соединенных между собой верой, законом Божьим, священноначалием и таинствами» [37 - Записки церковного права по лекциям, читанным профессором Императорского Санкт-Петербургского университета протоиереем М. И. Горчаковым, изданные студентами Университета в 1893–1894 гг. СПб.,1894. С. 12–13.]. Таким образом, выделялась третья точка зрения, заключавшаяся в том, что именно видимая церковь формирует невидимую церковь.
   В начале ХХ века в России появились новые теории. В 1906 г., в период первой русской революции, в связи с новым подъемом интереса к вопросу о взаимоотношениях государства и церкви А. Петровским и П. Флоренским на русский язык были переведены первые двенадцать параграфов книги профессора канонического права Рудольфа Зома «Церковный строй в первые века христианства», в которой он доказывал, что «церковное право стоит в противоречии с существом церкви» [38 - Die geschichtliche Grundlagen. B.I. Leipzig, 1892. 698–700.]. «Церковь, – по его учению, – не может быть ни сама юридической организацией, ни носительницей какого-то «божественного права». Ибо право – по природе своей противно сущности Церкви; сущность Церкви – духовная; сущность права – мирская. Церковь хочет быть водимой, управляемой господством божественного Духа; право в состоянии произвести только человеческое господство, по природе земное, погрешимое… Церковь держится реальной истины… Право, наоборот, держится основным образом формы, потому что только таким образом оно оказывается в состоянии достигнуть сверхпартийного решения, принуждающего обе стороны, не смотря на противоположность интересов, признавать его справедливость… С этим связано то, что хотя право по своему понятию и не требует принуждения, однако стремится к принудительному осуществлению, между тем, как сущности Церкви ненавистно всякое принуждение, потому что только свободное усвоение божественного имеет духовную ценность» [39 - Зом Р. Церковный строй в первые века христианства. М.,1906. С. 1–12.].
   Эта точка зрения породила новые вопросы в определении церкви как юридической категории. Так, Н. А. Заозерский подчеркивал, что Церковь, как и право, имеет социальную природу. Государство и Церковь являются союзниками, каждый из которых не должен захватывать у другого то, что ему не нужно и даже вредно [40 - Заозерский Н. А. О сущности церковного права. Сергиев Посад, 1911. С. 95.], поэтому, например, он всячески приветствовал идею о созыве Церковного Собора, который должен был обсудить вопрос о восстановлении церковной практики, существовавшей до учреждения Святейшего Синода [41 - Заозерский Н. А. О нуждах церковной жизни настоящего времени. Сергиев Посад, 1909. С. 5–8.].
   В связи с отсутствием единого мнения о юридическом содержании понятия «церковь» не было единого подхода и к определению церковного права. Это объяснялось несколькими причинами.
   Во-первых, некоторая неясность наблюдалась в соотношении понятий «церковное право» и «каноническое право». Дело в том, что на Западе под каноническим правом понималась совокупность всех исходящих от церкви постановлений, независимо от того, являлись ли они предметом церковных или гражданских отношений, а под церковным – совокупность норм, исходящих как от церкви, так и от государства, и регулирующих чисто церковные отношения. На православном Востоке в связи с тем, что церковное законодательство всегда находилось в соответствии с государственными законами, такое различие в названиях не имело значения. Однако не все исследователи были согласны с данным тезисом. Профессор М. И. Горчаков считал, что «каноническим правом следует называть правила, составленные Церковью и утвержденные соборами» [42 - Записки церковного права по лекциям, читанным профессором Императорского Санкт-Петербургского университета протоиереем М. И. Горчаковым, изданные студентами Университета в 1893–1894 гг. СПб.,1894. С. 24.]. Известный русский цивилист Г. Ф. Шершеневич выстроил следующую логическую цепочку: «Жизнь … религиозного союза поддается нормировке в двояком отношении: со стороны внутренних отношений среди членов Церкви и со стороны внешних отношений Церкви, как общественного союза, к государству как внешней принудительной организации. На этой почве создалось двоякое право: а) каноническое и b) церковное. Отождествление этих двух терминов является неправильным… Церковное право дает нормы, церковные по своему содержанию, хотя бы своим происхождением они обязаны были не Церкви, а государству… Каноническому праву вообще нет места в системе права. Это учение о нормах sie generis» [43 - Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1910. Выпуск I. Т. I. С. 553–554.].
   По нашему мнению, термины «церковное право» и «каноническое право» в конце XVIII – начале XX вв. существенно различались. Нормы канонического права принимались только церковными органами и становились нормами церковного права, только если получали санкцию государства. Например, в Уставе духовных консисторий. Церковное право – это позитивное право, источником которого являлось государство.
   Во-вторых, в связи с тем, что в Российской империи проживали представители разных вероисповеданий, дискуссионным являлся вопрос о том, можно ли считать церковным правом право неправославных исповеданий. Например, профессором Московского университета Н. И. Крыловым был составлен проект общего церковного права. Однако митрополит московский и коломенский Филарет так отозвался о нем: «Сочинение хочет преподавать в университете каноническое право общего содержания для всех христианских исповеданий. Как сие исполнится? Как преподается, например, общее содержание правил о браке, которые только в православной церкви сохраняют древний, общий кафолический вид, а в римском изменены по-своему, а в протестантизме по-своему?… Им общее содержание не сообщит знание дела или, если сообщить знание дела, то не окажется общего содержания» [44 - Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита московского и коломенского по учебным и церковно-государственным вопросам. СПб.,1885. Т. 3. С. 39.]. Точку зрения Н. И. Крылова поддерживал и Н. К. Соколов в книге «Из лекций по церковному праву» (выпуск 1. М.,1874. С. 24). Большинство же исследователей разделяло мнение Филарета. Например, экстраординарный профессор Харьковского университета М. Остроумов считал, что право неправославных исповеданий необходимо называть особым термином «вероисповедное право» [45 - Остроумов М. Введение в православное церковное право. Т. 1. Харьков, 1893. С. 33.].
   В-третьих, церковным правом в России занимались как богословы, так и юристы, что так же вызывало разнообразие подходов. Если сначала в исследованиях по церковному праву основным был богословский подход, с 60-х гг. XIX в. возобладал юридический. Однако вплоть до 1917 г. церковным правом занимались как профессорско-преподавательский состав юридических факультетов университетов, так и ученые духовных академий. Разделение исследований по церковному праву на богословские и юридические не представляется возможным, т. к., например, профессора Московской духовной академии Н. А. Заозерского называли одним из идеологов «обновленческого» движения, имевшего прекрасную юридическую подготовку.
   Определения церковного права давались разные.
   По мнению архимандрита Гавриила, «церковное право есть наука о законах, принятых Апостолами, соборами, святыми Отцами и всею церковью во всегдашнее руководство при суждении о делах, суду церковному подлежащих, с тою целью, чтобы в обществе Христианском все благообразно и благочинно происходило» [46 - Гавриил, архимандрит. Понятие о церковном праве и его история. Казань, 1844. С. 3.]. А далее уточнял, что предмет церковного права преимущественно касается внешнего благоустройства церкви.
   Как справедливо отмечал позже М. Е. Красножен, «первые ученые труды по науке церковного права в России принадлежали ученым духовной богословской школы» [47 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 13.]. Таким образом, архимандрит Гавриил в 1844 г заложил основу богословского понимания церковного права, которое было принято приблизительно до 60-х гг. XIX в. Он подчеркивал, что «церковное право есть богословие, раскрытое в законах и законоправильных, а особенно обрядовых и таинственных действиях, составляющих видимую жизнь церкви» [48 - Там же. С. 5.]. Эту идею развил архимандрит Иоанн, предложивший в 1851 г вместо понятия церковного права термин «церковное законоведение», предметом которого считал «изучение содержания церковных законов, изложение их в общей связи между собой и в систематическом порядке» [49 - Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. С. 9–10.].
   В 1863 г., согласно новому Университетскому уставу, преподавание церковного права было введено на юридических факультетах. Начались попытки юристов дать определение церковному праву. Сразу появилась идея о его двойственности.
   Так, в 1874 г. Н. К. Соколов дал следующее определение: «… церковное право представляет собой тот внешний, необходимый, от личной воли независимый порядок, который должен господствовать в религиозном союзе, установленном для осуществления целей христианства. Таково понятие о праве церкви в объективном смысле. В смысле субъективном оно есть совокупность различных прав и обязанностей, принадлежащих членам церкви, сообразно с различным положением, занимаемым ими во внешнем церковном союзе» [50 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 13.]. Однако сам автор почувствовал, что данное определение нуждается в уточнении:
   1) не все религиозные и нравственные обязанности, которые налагаются на человека христианством, носят характер правовых обязанностей; к правовым обязанностям относятся только те, которые неразрывно связаны с внешним положением христианина в церковном союзе (обязанность молиться, каяться – обязанности религиозно-нравственные, обязанность принимать участие в общественном церковном богослужении – правовая);
   2) не подлежат юридическим определениям все церковные учреждения и действия, имеющие чисто религиозный предмет; если подобные действия попадают в область церковного права, то только по своим внешним условиям и внешним правовым последствиям;
   3) в церковном праве не все нормы имеют внешне принудительный характер, принуждение, как и наказание, в церковном праве значительно видоизменяются и смягчаются.
   В 1893 г. М. Остроумов так же попытался определить двойственность церковного права: «Церковное право в объективном смысле есть совокупность независящих от частной воли членов Церкви норм или правил, определяющих внутренние и внешние отношения Церкви, как видимого общества, поскольку такие отношения служат целям существования Церкви на земле. Система прав и обязанностей членов Церкви, устанавливаемая определением этих отношений, есть церковное право в субъективном смысле» [51 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Т. 1. Харьков, 1893. С. 21.]. Как признавался сам М. А. Остроумов, «характер системы церковного права постепенно изменяется и она все более и более приобретает историко-каноническую конструкцию» [52 - Там же. С. 92.].
   В 60–90 гг. XIX в., в основном, велось изучение древних христианских источников и делались попытки выделить в них юридический смысл. Например, П. А. Лашкарев писал: «отличительную черту права нашей Православной греко-восточной церкви составляет глубокая христианская и общечеловеческая древность ее основ. Период образования положительного религиозного … права нашей Церкви … закончился эпохой разделения церквей» [53 - Лашкарев П. А. Право Церкви православной в ряду других юридических наук. Киев, 1886. С. 1.]. Даже духовные лица в этот период стали вносить в понятие «церковное право» больше юридический, чем богословский смысл. Так, в 1882 г. священник М. Альбов писал: «Церковное право есть совокупность норм, которыми определяется жизнь и отношения между людей в Церкви, как самостоятельном обществе, основанном Иисусом Христом для их спасения» [54 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб.,1882. С. 1–2.].
   Новый этап в осмыслении церковного права начался в 1901 г., со времени отлучения от церкви Л. Н. Толстого. В определении церковного права больше внимания стало уделяться такому субъекту как верующий. В посмертном издании статей профессора А. С. Павлова, написанных в 1899–1902 гг., давалось следующее определение церковного права: «Нормы или желательные правила, которыми определяются… отношения церкви… как носительницы своего собственного права… и как общественного союза, существующего в мире наряду с другими человеческими союзами…, составляют церковное право в объективном смысле… В субъективном же смысле церковное право есть совокупность правомочий и обязанностей отдельных членов церковного общества в отношении друг к другу и к церкви, а равно и этого целого, – в отношении к отдельным его членам и к другим человеческим союзам» [55 - Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 7.]. Таких развернутых определений церковного права с точки зрения правоспособности верующего в предшествующие эпохи не наблюдалось.
   После издания указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» началась разработка новых вероисповедных законопроектов, как на правительственном уровне, так и в Государственной думе (I–IV созывов). Начался пересмотр многих институтов церковного права. Однако, в целом, серьезных изменений не произошло вплоть до 1917 г.
   Таким образом, дореволюционные специалисты давали различные определения церковному праву, что было вызвано, с одной стороны, неразработанностью многих юридических понятий в целом, а с другой – процессом становления самого церковного права, предмет и задачи которого еще только намечались.
   В советское время церковное право не становилось предметом специальных исследований. Как отмечает М. Ю. Варьяс, «одни профессора вынуждены были уехать за границу (С. В. Троицкий), другие старались приспособиться к новым условиям (П. В. Гидулянов, С. В. Юшков), третьи погибали в лагерях (Н. Н. Фиолетов, В. Н. Бенешевич)» [56 - Варьяс М. Ю. Краткий курс церковного права. Учебное пособие. М.,2001. С. 6.]. Кроме того, после 1917 г. все духовные учебные заведения были закрыты. Поэтому с начала 20-х гг. канонические исследования издавались исключительно за границей. Когда в 1945–1946 гг. духовные школы были возрождены в Москве и Ленинграде, в них снова началось преподавание церковного права.
   В современный период новый этап в изучении церковного права начался в 1994 г., когда в свет вышла монография протоиерея Владислава Александровича Цыпина «Церковное право», а затем в 1996 г. и учебное пособие с одноименным названием. В его работах кроме общей попытки исследования системы церковного права были рассмотрены такие сюжеты, как церковное право Византии и Греции, а также Российской империи.
   Говоря об определении церковного права с современных позиций, необходимо отметить три работы.
   В 1997 г. в Московской государственной юридической академии М. Ю. Варьясом была защищена кандидатская диссертация на тему: «Церковное право в романо-германской правовой семье», в которой были рассмотрены такие вопросы, как возникновения и развитие церковного права в Западной Европе и отчасти России, теоретико-правовые критерии для выделения церковного права в континентальной правовой системе. В диссертации был сделан важный вывод о том, что «церковное право является корпоративной правовой системой» [57 - Варьяс М. Ю. Церковное право в романо-германской правовой системе. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М.,1997. С. 18–24.].
   Это положение взято за аксиому во второй важнейшей работе по церковному праву, вышедшей в последние годы, – «Церковное право в правовой системе российского общества (общетеоретический и исторический аспекты)» Е. П. Гарановой [58 - Гаранова Е. П. Церковное право в правовой системе российского общества (общетеоретический и исторический аспекты). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2004. С. 9–10.]. Автор раскрывает место церковного права в правовой системе общества, рассматривает церковное право как корпоративную правовую систему, показывает реализацию норм церковного права на примере института церковного суда.
   В конце декабря 2004 г. в Ставрополе Д. Д. Боровым была защищена кандидатская диссертация на тему «Каноническое (церковное) право как нормативная система социально-правового регулирования». Он также охарактеризовал церковное право как «действующую корпоративную правовую систему, регулирующую конкретные реально существующие отношения людей внутри особого религиозного общества – Церкви.
   История церковного права стала темой представительной конференции «Церковное право и государственное законодательство в истории России», состоявшейся 12–14 мая 2003 г. в Институте российской истории Российской Академии наук и посвященной 75-летию известного историка Я. Н. Щапова [59 - http://сounter.rambler.ru/top100/]. Проблемы развития церковного права в изменяющихся условиях начала ХХ века рассматривались также на Международной научно-теоретической конференции, посвященной столетию Первой российской революции – «Власть и общество в России во время русско-японской войны и революции 1905–1907 гг.» [60 - Власть и общество в России во время русско-японской войны и революции 1905–1907 гг. Тезисы докладов Международной научно-практической конференции. 29–30 сентября 2005 г. СПб., 2005.].
   Анализ современного законодательства и исследований позволяет сделать несколько выводов. С позиций современной юридической науки церковное право России конца XVIII – начала XX вв. можно определить как совокупность норм, установленных и защищаемых государством, определяющих структуру и деятельность Церкви. В связи с тем, что в юридической науке XIX – начала XX вв. еще до конца не сформировалось понятие «система права», не были четко определены признаки отраслей права, дореволюционные юристы определяли его как «особую правовую систему». Даже Свод законов Российской империи был построен не по отраслевому принципу, а по тематически-отраслевому. Однако церковное право дореволюционной России имело свой объект регулирования – все сферы жизни, прямо или косвенно связанные с интересами Церкви. Предметом церковного права были общественные отношения, возникающие в процессе осуществления прав церковной организации и верующих. К методам церковного права можно отнести как императивный, так и диспозитивный, при преобладании первого. Таким образом, применение к церковному праву дореволюционной России современных признаков отраслей права позволяют назвать его отраслью права.
   В современный период применительно к Российской Федерации мы можем назвать церковное право системой корпоративных норм, оказывающих влияние на нормы практически всех отраслей права.

§ 2. Система церковного права

   Система церковного права являлась дискуссионным вопросом в юридической науке конца XVIII – начала ХХ вв. Основная проблема состояла в том, что церковно-правовые нормы не были систематизированы. Исходя из дореволюционного законодательства по делам церкви, выявить систему невозможно.
   Попытки создания системы церковного права предпринимались. Так, на развитие церковного права серьезно повлиял процесс систематизации российского права, активно начатый в царствование Николая I.
   Первой попыткой объединить и систематизировать церковное законодательство стал труд служащего Святейшего Синода Я. Гиновского «Оглавление законов Греко-российской Церкви» (части 1 и 2, 1827–1828 гг.). Однако, как отмечает Е. В. Белякова, «этот труд вызвал резкую критику митрополита Филарета (Дроздова), который добился ареста тиража. Митрополит считал невозможной публикацию совместно церковных и гражданских законов» [61 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 25.].
   В марте 1835 г. обер-прокурор Святейшего Синода С. Д. Нечаев испросил у Императора разрешения извлечь из синодального архива и собрать воедино все постановления, касающиеся церковного управления, начиная с введения синодальной системы в 1721 г. Фактический руководитель работы по систематизации российского законодательства во Втором отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии М. М. Сперанский поручил реализацию данного проекта профессору Санкт-Петербургского университета А. П. Куницыну. Следующий обер-прокурор Н. А. Протасов посчитал эту работу полезной для того, чтобы Святейший Синод мог получать справки при рассмотрении различных дел, но неудобной для опубликования. М. М. Сперанский с этим согласился, но работа все-таки была доведена до конца. Кроме того, граф Н. А. Протасов предложил Святейшему Синоду возобновить работу, начатую в 1734 г., но затем остановленную, по изданию важнейших канонических постановлений Православной Церкви на русском и греческом языках. Эта работа была закончена в 1839 г [62 - Чистович И. А. Рецензия на «Историю Московской духовной академии до ее преобразования (1814–1870)» С. Смирнова. СПб.,1880. С. 12.].
   Таким образом, ни один из официальных источников не давал представлений о системе церковного права. Не была решена эта проблема и в Своде законов Российской империи. Вплоть до 1917 г. системы церковного права создавали только ученые. Возникали различные мнения.
   Одним из источников для русских ученых-канонистов были системы, созданные европейскими юристами.
   К изучению европейского опыта призывал К. П. Победоносцев, являвшийся обер-прокурором Святейшего Синода в течение двадцати пяти лет и отрицательно относившийся к любым изменениям в сложившейся системе государственно-церковных отношений. Он признавал достоинства других христианских церквей: «Католики… А они показывают. И умеют показывать, и, правду сказать, есть им что показывать, в совершенном порядке – веками созданные, сохраняемые и упроченные дела и учреждения… Смотрите, – говорит протестантская церковь, – я не терплю лжи, обмана и суеверия. Я привожу дела в соответствие и разум в соглашение с верой. Я освятила верой труд, житейские отношения, семейный быт, верою искореняю праздность и суеверия, водворяю честность, правосудие и общественный порядок» [63 - Л. Тихомиров-К. Победоносцев. Личность, общество и Церковь. Издание второе. Сергиев Посад, 1913. С. 48–49.]. Далее обер-прокурор делал вывод о том, что недостатки организации Православной Церкви носят случайный и временный характер.
   Наиболее часто российские специалисты в области церковного права ссылались на следующие системы науки церковного права.
   1) Дж. Филлипс исходил из того, что «Иисус Христос есть глаза церкви, и Его лицо, будучи жизнью для Церкви, тем самым, в отношении к церковному праву составляет центр, около которого все должно вращаться и в нем сходиться» [64 - Цит. по: Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 52.]. В связи с этим его система церковного права состояла из трех частей: а) учение о церкви как царстве Христовом (церковном правительстве); б) учение о церкви как школе (учреждения для религиозного обучения и меры против ересей и расколов); в) учение о церкви как храме Христовом (богослужение) [65 - По французскому переводному изданию: Du Droit Ecclesiastique dans ses principes generaux. 1855. Т. 1. С. 39–44.].
   2) Система Ф. Вальтера строилась на двойственной точке зрения на церковь. С одной стороны, церковь рассматривалась как организм, через который отдельным лицам сообщается учение о жизни христианства, а с другой стороны – изучалось все то, что должны делать члены церкви, чтобы быть соучастниками этой жизни. При этом Вальтер в одинаковом объеме рассматривал все ветви христианства. Поэтому труд Вальтера делился на 8 частей: а) общие основания права католической, православной и протестантской церквей, а также отношения церкви к государству и взаимоотношения церквей между собой; б) источники права; в) учение о церковном устройстве; г) учение о предметах церковного управления д) учение о церковных должностях; е) учение о церковном имуществе; ж) учение о церковной жизни отдельных членов церкви; з) очерк влияния церкви на развитие светского права [66 - Walter, Lehrbuch. d.K. Rechts aller chistl Confessionen. 1856. Стр. 6.].
   3) Профессор Берлинского университета Рихтер в своем учебнике церковного права предложил следующую систему: а) изучение истории церковного права (истории устройства церкви, развития источников права), б) рассмотрение общего учения (главных оснований права и устройства церкви и ее отношения к политическим и другим религиозным союзам); в) учение о церковной жизни (богослужение, монашество); г) церковно-имущественное право [67 - Richter. Lehrbuch d. Kath. u. Evang. K. Rechts.1858. параграф 6.].
   4) Профессор Фрейбургского университета Буес разделил всю систему церковного права на четыре части. Основная часть включала в свою очередь четыре раздела: первый – религия в своей сущности, понятие «церковь», отношения между государством и церковью, взаимоотношения церквей между собой; второй – философия положительного христианского права по отдельным христианским исповеданиям; третий – методология и систематика церковного права; четвертый – обзор церковно-правовой литературы. Историческая часть посвящалась обозрению развития церковного права, истории церковного устройства и церковного законодательства, истории становления и развития науки церковного права. Догматическая часть включала в себя проблемы церковного устройства, органов церковной власти, церковного управления, воздействия церковного права на светскую жизнь. Практическая часть представляла собой руководство для церковного управления в законодательной, административной и процессуальной сферах [68 - Die Methodologie des Kirchenrechts.].
   5) Профессор Шульте основывал свою систему на следующих принципах: а) рассмотрение церковного права как части богословия – это непонимание сущности данной науки; б) для нормального изучения церковного права необходимо юридическое образование, и прежде всего, знания по римскому праву и внутригосударственному праву отдельных христианских стран; в) нельзя применять к церковному праву систему, заимствованную из другой отрасли юриспруденции; г) система церковного права не может быть построена также на богословских началах и должна быть развита из него самого. В связи с этим Шульте разделил систему церковного права на:
   – вводную часть, включающую понятие о церкви, ее праве и задачах,
   – учение об источниках церковного права,
   – материальную часть церковного права, состоящую из церковного публичного права (право внутреннее – учение о церковной власти, иерархии, и право внешнее – отношение церкви к государству, к другим христианским исповеданиям, к сектам и нехристианам) и церковного частного права (условия приобретения церковных прав, сущность прав и обязанностей отдельных церковных лиц, права церковных корпораций, например, монашества, имущественные права) [69 - Sistem des allegemeinen Katholischen Kirchenrechts.].
   Изучение российскими специалистами в области церковного права зарубежных систем церковного права привело к парадоксальной ситуации. С одной стороны, на протяжении многих веков подчеркивались различия между католической и протестантской церквами, с одной стороны, и православной церковью, с другой. Однако в период развития церковного права в России за основу были взяты именно протестантские учения.
   Изучались и труды восточноевропейских ученых-богословов. Так, в 1841–1847 гг. на сербском и латинском языках была издана книга архимандрита Евфимия Иоанновича «Начатки церковного права древней Восточной Церкви по книге Кормчей», представлявшая собой первый опыт систематического изложения православного церковного права. Евфимий положил в основу своего изложения «Институции канонического права католической церкви»» Ланцелотта 1563 г., которые затем неоднократно переиздавались. В них была заимствована система «Институций» императора Юстиниана: о лицах, о вещах, о действиях, т. е. о церковном суде.
   Это издание позже вызывало критику в среде российских ученых. Например, Н. С. Суворов писал, что такой способ изложения, конечно, отличается классической простотой, но едва ли он способен изобразить сам организм права, ибо, во-первых, само деление носит внешний характер, а во-вторых, в это деление, относящееся к частному праву, не могут быть вмещены элементы публичного церковного права [70 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль, 1890. Т. 1. С. 17.]. Труд Евфимия все равно стал классическим. Так, в издании 1854 г. епископа, а впоследствии митрополита, Андрея Шагуньи на румынском языке «Элементы канонического права православной восточной церкви» содержалась та же система изложения [71 - См.: Остроумов М. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. С. 100.], которую И. С. Бердников называл «смесью догматики и церковного права» [72 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной Церкви. Казань, 1903. Издание 2. С. XVIII.]. В 1868 г. Андрей Шагунья издал еще одну работу – «Каноническое право Вселенской церкви», в которой поделился своим опытом практической деятельности. Он пришел к убеждению, что «церковь может развиваться и жить для блага общества и национальности только лишь при полной самостоятельности в своих делах, а эта самостоятельность в делах церкви может быть достигнута только лишь при общинной организации ее» [73 - Цит. по: Записки церковного права по лекциям, читанным профессором Императорского Санкт-Петербургского университета протоиереем М. И. Горчаковым, изданные студентами университета в 1893–1894 гг. СПб.,1894. С. 36–37.]. Шагунья выступал за независимость церкви от государственной власти, что могло сильно изменить систему церковного права. Однако эта его работа редко упоминалась русскими специалистами в области церковного права.
   Таким образом, русские специалисты в области церковного права при создании системы науки церковного права, в основном, использовали труды протестантских ученых.
   Среди исследователей XIX в. только М. А. Остроумов детально проанализировал системы церковного права, созданные его предшественниками. Также следует выделить магистерскую диссертацию П. А. Прокошева «Канонические труды Иоанна, епископа смоленского», в который была поставлена цель «определить место преосвященного Иоанна в ряду русских канонистов, показать, что сделано им для русской науки церковного права» [74 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 5.]. Для этого П. А. Прокошев рассмотрел системы церковного права, созданные предшественниками Иоанна, им самим и некоторыми последователями. Краткую характеристику систем церковного права давал И. С. Бердников в своей работе «Краткий курс церковного права Православной Церкви». Из современных специалистов в области церковного права кратко охарактеризовал некоторые систематизации протоиерей В. А. Цыпин. Однако системы начала ХХ века так и не стали предметом исследований, поэтому до сих пор отсутствует их единая линия развития. Рассмотрим основные системы церковного права, созданные в конце XVIII – начале XX вв. в соответствии с хронологическим принципом.
   Первым систему православного церковного права предложил митрополит московский и коломенский Филарет. В 1814 г., когда он был еще ректором Санкт-Петербургской Духовной академии, он издал «Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах». Исходная позиция Филарета состояла в следующем: «Если принять в рассмотрение 1) множество правил церковных, происшедшее в продолжении времени, 2) разнообразие оных по разности обстоятельств, того требовавших, 3) неодинаковую важность правил вселенских, поместных, отеческих и законов гражданских, привнесенных в церковное право, 4) необходимость защищать древние правила против произвольных и опасных нововведений, наконец, 5) необходимость допускать с благоразумием новые частные правила по требованию вновь отрывающихся обстоятельств, – то можно видеть, что собирательный образ изложения канонического права в настоящее время уже неудобен и недостаточен. Потребно исследование и система» [75 - Филарет, архимандрит. Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах. СПб.,1814. С. 50–51.].
   В соответствии с этими принципами Филарет создал следующую систему церковного права: предварительные понятия о церкви, соборах и преданиях; церковное чиноначалие; церковное чиноположение; церковное домостроительство (брачное право); церковное судопроизводство.
   Однако вряд ли ее можно рассматривать эту систему, как самостоятельную, в связи с тем, что все-таки Филарет рассматривал богословские науки, не соединяя их с юриспруденцией.
   В 1844 г. архимандрит Гавриил в своей работе «Понятие о церковном праве и его история» предложил следующую систему церковного права:
   1) право церкви вообще,
   2) право церковных лиц,
   3) право касательно церковных вещей,
   4) право священнодействия,
   5) право церковного судоустройства [76 - Гавриил, архимандрит. Понятие о церковном праве и его история. Казань, 1844. С. 5–6.].
   Несмотря на то, что Гавриил и его сочинение практически не упоминались последующими исследователями церковного права, именно его система с небольшими дополнениями стала доминирующей в науке церковного права. Гавриил, принадлежа к духовенству, предопределил развитие церковного права как юридической, а не богословской науки.
   Серьезный вклад в разработку системы церковного права внес митрополит Макарий – автор «Введения в православное богословие», изданного в 1847 г. и затем выдержавшего еще пять изданий (последнее – 1897 г.). В отличие от митрополита Филарета, Макарий считал, что каноническое право (церковное законоведение) относится не к применительным, а составным богословским наукам и имеет своим предметом христианское управление: «Христианское управление может быть предметом трех частных наук…: исторического обозрения канонического права; канонического права, ныне действующего в православной церкви, и канонического права сравнительного» [77 - Макарий, архимандрит. Введение в православное богословие. СПб.,1847. С. 672.]. Макарий выделял внутреннее право церкви (законы, регулирующие устройство церкви, как особого общества верующих) и внешнее право церкви (отношение церкви к другим обществам). В результате это и предопределило трехчастную систему церковного права, предложенную митрополитом Макарием:
   1) основания канонического права Православной Церкви: а) первоначальные права Церкви, определенные в Слове Божьем: право на самосохранение, право на собственную иерархию, право распространения, право благоустроения, право учить, священнодействовать и т. д., б) исторические основания: постепенное становление церковного законодательства, которое можно разделить на три этапа – в первые века христианства, в период действия Вселенских соборов и до патриарха Фотия, от Фотия до XIX в.;
   2) внутреннее право церкви – а) Святейший Синод и управление, клир, миряне, б) средства, используемые Церковью – учение, богослужение, церковная судебная дисциплина,
   3) внешнее право церкви: отношение Церкви к обществу гражданскому, отношение к инославным христианам, отношение к иноверцам.
   Особое значение имела система церковного права, предложенная протоиереем И. М. Скворцовым. Его «Записки по церковному законоведению» многие современники считали первой попыткой систематического изложения церковного права в России.
   Он исходил из того, что изучение церковных законов возможно по двум направлениям. Первое – в виде правил и законов Церкви, которые систематизируются в один Свод. Второе – научное: изучение состава и устройства Церкви, средств и действий, которыми это устройство обеспечивается.
   Система церковного права И. М. Скворцова состояла из двух частей:
   1) Состав и благоустройство Церкви:
   А) о свойствах власти и управления в Церкви: носители церковной власти, характер и свойства церковной власти, источники церковных правил, характер Церкви в союзе с государством,
   Б) о церковной иерархии (епископская, включая патриархов и митрополитов, и соборная власть, состоящая из поместных, вселенских соборов, а также постоянного собора в форме Святейшего Синода),
   В) о служебных званиях и должностях (о духовенстве вообще, о белом духовенстве, о монахах),
   Г) о священных местах и вещах, о материальном содержании церквей и монастырей, а также духовенства.
   2) Перечень и содержание церковных действий:
   – церковное учение (духовное просвещение, его средства, учение в храмах и вне их, образование духовенства, училища духовного ведомства),
   – богослужение и священнодействие (общие для всех верующих – службы, праздники, посты, крещение, покаяние; особые – венчание на царство, посвящение служителей церкви, монашеское пострижение, брак, присяга),
   – церковный суд и дисциплина (церковные преступления и наказания, прекращение и расторжение браков, суд над духовными лицами),
   – действие Православной Церкви в отношении представителей других вероисповеданий: общие принципы и особенные правила.
   И. М. Скворцов подчеркивал, что «… законы Церкви вселенские могут быть названы в теснейшем смысле церковными; но они обыкновенно соединяются, хотя не смешиваются, с теми законами, коим, со времени христианских Государей, подчиняются Церкви частные, по свойству положения своего в том или другом государстве, и кои называются церковно-гражданскими… Те и другие законы составляют предмет церковного законоведения» [78 - Скворцов И. М. Записки по церковному законоведению. Киев, 1848. С. 1–2.].
   Однако и у И. М. Скворцова были свои приоритеты. Как отмечал П. А. Прокошев, каждое его положение «строго обосновано или на церковных канонах или на государственных законах; последнее основание впрочем указывается автором гораздо реже, чем первое» [79 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 32.].
   Научные труды епископа Иоанна получили высокую оценку современников и специалистов в области церковного права последующих поколений. Так, Иоанна называли «отцом новой науки православного церковного права» [80 - Милаш Никодим, отец. Црквено право. Киев, 1890. С. 25.]. Как отмечал П. А. Прокошев, Иоанн взял за основу систему церковного права, предложенную Макарием [81 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 15.].
   В 1851 г. Иоанн выделил три главных предмета науки церковного права:
   1) «обозреть и изучить источники церковного права и законов, как в историческом, так и каноническом смысле (по их содержанию и важности), чтобы видеть различное значение их в общем составе церковного законоведения» [82 - Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. Т. 1. С. 10.],
   2) раскрыть основные начала церковного права,
   3) изложить действующие законы церкви по различным частям ее управления, т. е. «постановления и учреждения, которые в настоящее время определяют состав и образ церковного управления» [83 - Там же. С. 11.]. Сюда же относится изучение церковной практики: а) подробнейшее развитие церковных правил по разным случаям, возможным в церковном управлении или духовной жизни христиан (например, учреждение учебных заведений для образования служителей церкви; б) разнообразие внешнего церковного порядка в поместных пределах Вселенской церкви; в) отношения Церкви к обществам гражданским, среди которых она существует.
   Оценивая систему церковного права, созданную Иоанном, трудно не согласиться с П. А. Прокошевым, который писал: «Что касается самой конструкции системы церковного права, то нужно заметить, что преосвященный Иоанн дает в ней значительное место богословскому элементу в широком смысле слова» [84 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 49.].
   Однако сам Иоанн понимал, что созданная им система не является универсальной и допускал различные ограничения, соответствующие специальным задачам научного изложения канонического материала [85 - Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. Т. 1. С. 16.].
   Н. К. Соколов считал, что система науки церковного права должна состоять из трех обширных частей.
   Первая – посвящена внешней истории церковного права, т. е. истории и критики источников, их состава и развития. При этом Н. К. Соколов подчеркивал, что этой частью исследователи практически могут не заниматься, т. к. она хорошо и подробно исследована [86 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 62–63.].
   Вторая часть посвящена внутренней истории церковного права – генезису и развитию различных церковно-государственных учреждений и институтов, и представляет собой систему общих законов церковного управления, устройства и жизни, независимо от тех форм, в которых они развиваются в разных церквах.
   Третья часть изучает действующее право важнейших церквей в современном его состоянии.
   Профессор М. А. Остроумов, изучая систему церковного права Н. К. Соколова, отмечал, что «профессор Соколов является в сущности последователем и продолжателем епископа Иоанна… К сожалению, смерть помешала ему напечатать весь курс. Напечатаны только введение и часть учения о составе церковного общества», однако далее подчеркивал и зарубежные источники: «Вслед за Шульте, различая источники права материальные от источников познания его или формальных, профессор Соколов останавливается только на последних» [87 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. С. 113–114.].
   Уже в предисловии к «Краткому курсу лекций по церковному праву» М. П. Альбов отказался от построения цельной системы церковного права, заявив, что он «не имел возможности и не стремился написать полную и цельную систему науки церковного права, а старался только изучить самое существенное – государственные и церковные законы и о церкви, и о церковной жизни, выяснить их смысл и изложить в надлежащем порядке». Правда, у некоторых исследователей это вызвало протест. Так, архимандрит Никодим Милаш писал: «Ово jе олака и непотпуна радньа» [88 - Никодим Милаш. Црквено право. С. 28.].
   При этом М. П. Альбов оговаривался, что вычленение богословского и церковно-правового элементов является весьма сложным: «Система науки по своему содержанию и форме должна быть выведена из самого существа предмета. И прежде всего – необходимо, чтобы предметом ее содержания был юридический материал, а не догматический и обрядовый. Поясним эту мысль несколькими примерами. Таинство священства сообщает посвящаемому особые духовные дарования. Но эта сторона очевидно не юридическая, ибо действие таинства есть предмет веры и не может быть внешне доказано – получил ли рукоположенный духовные дарования, соединенные с понятием таинства. Поэтому священство, как таинство, не может иметь места в юридической науке. В церковном праве рассматриваются только условия его сообщения и принятия, и все юридические последствия, отсюда вытекающие» [89 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб., 1882. С. 4.].
   М. П. Альбов разбил систему церковного права на две части.
   В первой – общей, он рассмотрел вопрос об отношении между церковью и государством, показав, что может быть три главных варианта:
   А) государство и церковь существенно сливаются между собой и управляются одной верховной властью – церковной или государственной,
   Б) государство и церковь – равноправные величины,
   В) государство и церковь существенно различны между собой; взаимный их союз поддерживается не религией, а правом. Государство отделяется от церкви, но церковь и религиозные общества подчиняются верховному надзору государства [90 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб., 1882. С. 28.].
   Кроме того, в первой части он рассмотрел такие вопросы, как гарантия индивидуальной религиозной свободы, а также ее ограничения, независимость политических и гражданских прав от вероисповедания, основные начала современного ему законодательства относительно внешнего положения церкви в государстве.
   Вторая часть – особенная, была посвящена внутреннему церковному праву: устройству церкви, церковному законодательству, церковному суду, церковно-юридической жизни частных верующих.
   Современники невысоко оценили этот труд М. П. Альбова. Так. И. С. Бердников писал: «Этот курс заключает в себе далеко не все отделы, входящие в науку церковного права, и по своему исполнению есть труд, составленный на скорую руку» [91 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Казань, 1903. С. XVIII.]. Позже П. А. Прокошев упрекал М. П. Альбова в том, что он выступал за государственный контроль в церковной жизни, полагая, что церковные законы получают правовой характер только в силу признания их таковыми со стороны государства, и призывал специалистов в области церковного права изучать именно эти законы. Однако работа М. П. Альбова содержит в себе ценный материал по вопросам церковной власти, церковных источников.
   М. И. Богословский в 1885 г. в «Курсе общего церковного права» предложил двухчастную систему:
   1) Общее церковное право. «В церкви Христовой, – писал М. И. Богословский, – имеет место три союза. Как общество Богоучрежденное, она находится в союзе с Небом… Она по необходимости соединяет членов своих видимым внутренним союзом. Находясь среди обществ земных, … она предполагает и внешний союз» [92 - Богословский М. И. Курс общего церковного права. Уроки, преподанные воспитанникам Императорского Училища правоведения их законоучителем. М.,1885. С. 3.]. Отсюда выделяется три разряда прав:
   – право основное иерархическое (правительственная, законодательная и судебная церковная власть),
   – внутреннее право Церкви (Священное Писание, обыкновения, существующие во Вселенской церкви – Апостольские правила, правила Вселенских соборов и Святых Отцов),
   – внешнее право Церкви (соотношение Церкви с обществом домашним, обществом политическим или государством, институтами наук, искусств и художеств, благотворительными заведениями, другими религиозными обществами).
   2) Особенное церковное право, т. е. право разных церквей.
   Сам М. И. Богословский исследовал только общее церковное право.
   Необходимо отметить, что данный ученый, в основном, сосредоточил свое внимание на вопросах морали и догматики. Например, в разделе II «О внутреннем устройстве церкви» главное внимание было уделено таким вопросам, как живые примеры святой жизни, причисление к лику святых, способы приобщения к святой жизни, сословие учителей веры, образцы учительства. В III разделе целая глава посвящена отношению христианской церкви к «домашнему обществу»: кроме проблем брачного права М. И. Богословский отдельно рассмотрел вопрос об отношениях родителей и детей.
   Серьезной критике со стороны коллег всех направлений подвергалась система церковного права П. А. Лашкарева. Несмотря на то, что в 1886 г. П. А. Лашкарев написал специальную работу «Система церковного права», сама система осталась непонятной как специалистам, так и рядовым читателям.
   В первой главе он рассмотрел вопрос о власти и управлении христианской церкви, но уже во второй главе «Организация церковного управления от времен Апостольских до IX века включительно» – обратился к историко-правовым вопросам [93 - Лашкарев П. А. Система церковного права. Киев, 1886. С. 1–11.].
   Такой подход невозможно понять, если не обратиться к главному принципу, положенному в основу системы П. А. Лашкарева: «Наука права церкви православной, чтобы быть достойной своего имени, должна более или менее отрешать нас от установившихся в настоящее время юридических принципов и теорий, возвращать к воззрениям и принципам мира античного (в связи с тем, что право православной церкви греко-римское и византийское. – А. Д.), – воскрешать для нас самую науку древнего права, насколько право церковное между прочим обязано и ей своим образованием» [94 - Лашкарев П. А. Церковное право в его основах, видах и источниках. Киев, 1889. С. 5, 10.].
   Такой подход резко критиковал И. С. Бердников, который писал, что «так не думали уже в начале текущего столетия» [95 - Бердников И. С. Несколько слов по поводу рецензии на исследование профессора Павлова о 50-й главе Кормчей книги. Казань, 1891. С. 43.]. П. А. Прокошев считал, что П. А. Лашкарев «хочет втиснуть церковное право в рамки богословия, видеть в нем только составную часть последнего» [96 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 72.].
   Несмотря на то, что Н. А. Заозерский является автором многочисленных монографий по церковному праву, он не создал ни одного крупного ученика или учебного пособия, по которому можно было бы судить о том, как он представлял себе науку церковного права.
   Единственным исключением, да и то с некоторыми оговорками, является работа «Право православной греко-восточной русской церкви как предмет специальной юридической науки» (М.,1888).
   Он избрал нетрадиционную систему, рассмотрев сначала вопрос о праве вообще, проанализировав понятие «право», показав его происхождение и источники, соотношение права и морали, классификацию видов права, а также деление права на публичное и частное.
   Затем Н. А. Заозерский рассмотрел церковное право как особый род в общем понятии права.
   Следующий раздел был посвящен положению церкви в государстве в историческом аспекте.
   Только после этого Н. А. Заозерский раскрыл основные начала и свойства права Русской церкви, к которым отнес: особенность положения и отношения к государству Русской церкви по сравнению с западной, верность преданиям древней Восточной церкви, особенное уважение к царской власти, положение Государя в церкви и особенное его к ней отношение.
   Последний раздел посвящался задачам науки церковного права: 1) кодификации церковного права и его толкования; 2) научная систематизация церковного права, включающая историческое исследование и приведение в порядок источников церковного права. Как считал Н. А. Заозерский, эти две задачи были абсолютно равны [97 - Заозерский Н. А. Право православной греко-восточной русской церкви как предмет специальной юридической науки. М.,1888. С. 141.].
   Утверждая, что наука церковного права есть юридическая, а не богословская наука, Н. С. Суворов вместе с тем признавал, что понимание догматического учения церкви необходимо для уяснения существа как целой системы церковного устройства, так и отдельных его институтов.
   «Курс церковного права» Н. С. Суворова состоял из двух томов. Первый том был посвящен традиционным проблемам определения церковного права, его места в системе наук, источникам церковного права. Второй том содержал догматическое изложение церковного устройства, вопросы церковного управления, внешних отношений церкви.
   Н. С. Суворов избрал особый порядок изложения основных проблем церковного права, объяснив это следующим: «т. к. в существующей системе церковного устройства выражаются известные общие начала, которые определяются и от которых получают смысл подробности церковной организации, отличающие при том одну христианскую церковь от другой; то изложение общих начал должно предшествовать изложению подробностей. Затем, т. к. западное церковное право в обоих его направлениях – католическом и протестантском – развивалось при пособии юридической науки, которая выясняла юридические понятия и классифицировала, со свойственными юриспруденции приемами, юридические отношения и институты; то вообще западное церковное право должно предшествовать православному русскому праву, не как образец для подражания, а как отправная точка для целесообразного освещения институтов русского церковного устройства» [98 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль, 1890. Т. 2. С. 1.]. В результате профессор М. А. Остроумов сделал следующий вывод о работе Н. С. Суворова: «Для знакомства с правом католической и евангелической церквей «Курс» может быть очень полезной книгой» [99 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. С. 125–126.].
   Еще одной особенностью взглядов Н. С. Суворова было то, что, в отличие от многих коллег, которые не были довольны синодальной системой, хотя и не говорили об этом открыто, он был ее сторонником, видя в ней канонические основания. Эти взгляды не поменяла даже первая русская революция, когда большинство специалистов в области церковного права выступили за созыв Поместного собора. В. А. Цыпин охарактеризовал Н. С. Суворова, как «убежденного апологета синодальной системы» [100 - Цыпин В. А. Церковное право: Учебное пособие. М.,1996. С. 20.].
   Хотелось бы отметить, что многие современники восприняли «Курс» Н. С. Суворова, как продолжение научной линии М. П. Альбова, правда, считая, что первый пошел еще дальше в «скатывании» к протестантскому учению [101 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 73–74.].
   К сожалению, М. И. Горчаков не оставил фундаментального труда, в котором обосновывалось бы его видение проблемы систематизации церковного права. Однако студенты записали его лекции, исходя из которых можно судить о взглядах М. И. Горчакова по данному вопросу.
   Во введении М. И. Горчаков освещал такие вопросы, как существо права, существо церкви, право и церковь, церковное право как наука.
   Первая часть была посвящена источникам церковного права и состояла из двух отделов: источники церковного права по их значению и употреблению (общие и особенные) и история источников права Православной церкви.
   Вторая часть лекций содержала материал о церковном устройстве вообще и устройстве Православной церкви, в частности. Эта часть также делилась на два отдела: о лицах, принадлежащих к церкви (миряне и духовные лица), и о церкви как обществе (епархии, приходы, синодальное устройство Русской Православной церкви, устройство римско-католической, евангелическо-лютеранской, армяно-григорианской церквей).
   В третьей части рассматривался вопрос о церковно-правительственной власти: законодательной, исполнительной и судебной.
   Четвертая часть раскрывала проблемы церковного управления: учение церкви, богослужение, имущественное право церкви [102 - Записки церковного права по лекциям, читанным профессором Императорского Санкт-Петербургского университета протоиереем М. И. Горчаковым, изданные студентами университета в 1893–1894 гг. СПб.,1894; Каноническое право. Лекции профессора М. И. Горчакова. СПб., б/г.].
   Система церковного права, предложенная М. А. Остроумовым, существенно отличается от предшествующих. Он создал трехчастную систему включающую:
   1) публичное церковное право, т. е. те церковные нормы, которые включают и регулируют отношения всего церковного общества, как целого;
   2) частное церковное право, т. е. нормы, регулирующие личную жизнь отдельных членов церкви: право частной молитвы, частного учительства, право вступления или невступления в брак, право обетов;
   3) общее церковное право – права различных братств, попечительств, монастырских общин и подобных учреждений, возникающих самостоятельно по частной инициативе, но потом принимаемых церковью в свой состав [103 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. С. 43–44.]. При этом данная часть рассматривалась как необязательная.
   Однако сам М. А. Остроумов фактически описал только предмет науки церковного права, церковное право как науку и систематизировал памятники церковного права.
   Одной из главных фундаментальных работ А. С. Павлова стал «Курс церковного права», изданный в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре в 1902 г. и ставший итогом многочисленных статей, опубликованных в 1899–1902 гг. в «Богословском вестнике».
   А. С. Павлов предложил в своей работе следующую систему церковного права.
   Во-первых, источники церковного права.
   Во-вторых, церковное устройство, включающее в себя личный состав церковного общества и церковную власть.
   В-третьих, церковное управление: право религиозного учения, право религиозного освящения, право церковного управления и суда, имущественное право церкви.
   В-четвертых, внешнее право церкви, т. е. как общественного союза, существующего в мире наряду с другими человеческими союзами [104 - Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 7.].
   Как отмечал профессор И. С. Бердников, «Курс … знакомит со всем существенным содержанием науки. Изложение ясное, доступное всякому, стройное, увлекательное. Система одна из лучших, хотя и не без недостатков» [105 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Казань, 1903. С. ХХ.].
   Исходя из этой системы, мы видим, что к началу ХХ века уже установился определенный взгляд на структуру церковного права, его основные институты.
   М. Е. Красножен оставил много работ, посвященных системе церковного права. В «Кратком очерке церковного права» 1900 г., представляющем собой, несмотря на название, серьезное учебное пособие, он предложил следующую систему:
   1) общие основы церковного права, включающие такие вопросы, как церковь и ее право, отношение науки церковного права к другим наукам, содержание науки церковного права, ее задача, положение науки церковного права на Востоке, на Западе и в России [106 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900.],
   2) источники церковного права,
   3) внешнее право церкви, содержащее вопросы о соотношении церкви и государства на Востоке, на Западе и в России и отношении Русской Православной Церкви к отдельным христианским исповеданиям,
   4) внутреннее право церкви, включающее проблемы устройства церкви (вступление в церковь, личный состав церковного общества, органы церковной власти) и церковного управления (церковно-судебная власть, освящающая власть церкви, церковно-имущественное право).
   На примере И. С. Бердникова мы имеем уникальную возможность проследить, как менялись взгляды русских ученых-канонистов во второй половине XIX-начале XX вв., хотя, как уже было отмечено были некоторые принципиальные научные вопросы, по которому мнение этого ученого всегда оставалось одинаковым (например, о невозможности применения в России теорий западных исследователей).
   В 1888 г. в «Кратком курсе церковного права Православной греко-российской церкви с указанием главнейших особенностей католического и протестантского церковного права» И. С. Бердников предложил следующую систему церковного права:
   Введение, в котором давалось определение церковного права как совокупности норм, по которым живет и которыми управляется церковь, не относящейся ни к публичному, ни к частному праву [107 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной греко-российской церкви с указанием главнейших особенностей католического и протестантского церковного права. Казань, 1888. С. 1.].
   Источники церковного права и собрания церковных правил.
   Состав церковного общества: право гражданства в церкви, способы принятия в православную церковь сектантов и раскольников, лишение прав церковного состояния, церковные состояния (клир и простые верующие).
   Брак.
   Правительственная организация церкви.
   Церковный суд.
   Отношения между церковью и государством.
   Однако во втором издании своей работы И. С. Бердников в значительной мере пересмотрел эту систему.
   Во-первых, он разбил свой труд на две части. Первая была издана в 1903 г. и содержала материал только об источниках церковного права и собраниях церковных правил [108 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Казань, 1903.]. Таким образом, этот раздел был значительно дополнен. Вторая часть, посвященная остальным проблемам церковного права, вышла в 1913 г. [109 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань, 1913.]
   Во-вторых, сравнивая эту свою работу с предыдущей, И. С. Бердников отмечал: «не было трактата о церковно-имущественном праве, … отдел, трактующий об отношении между церковью и государством, увеличен в своем содержании более чем вдвое … привнесением исторического обозрения этого вопроса, особенно у нас в России и изложения новейшего законодательства о свободе совести. Второй и третий отделы первого издания (о составе церковного общества и о правительственной организации церкви. – А. Д.) соединены во втором издании в один… Третий отдел носит заглавие «О полномочиях церковной власти»… В него вошли вопросы – о браке и … о суде церковном; а кроме того в нем помещено много нового материала о религиозно-просветительных и богослужебных полномочиях церковной власти» [110 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань, 1913. Предисловие (без нумерации страниц).]. Таким образом, видно, какие вопросы стали наиболее актуальными после первой русской революции.
   К сожалению, найти работы, в которой бы содержалась система церковного права А. И. Алмазова не удалось. Этот исследователь писал свои труды по более частным вопросам.
   Однако студенты Новороссийского университета издали литографию его курса лекций 1888–1889 учебного года [111 - Алмазов А. И. Краткий курс церковного права. Лекции, читанные в Императорском Новороссийском университете в 1888–1889 гг. экстраординарным профессором. Одесса, 1889.]. Система права А. И. Алмазова выглядела следующим образом:
   1) Введение, включающее определение понятий «религия», «церковь» «общество», вопросы положения церкви в области права, определения науки церковного права, ее места среди богословских и юридических наук, задач и содержания науки церковного права, а также перечисление основной литературы,
   2) Часть первая полностью была посвящена изучению источников церковного права в соответствии с хронологическим подходом, при этом изучались церковно-правовые источники не только православной, но и других церквей,
   3) Часть вторая содержала материал по устройству церкви, который включал в себя такие проблемы, как вступление в церковь и выход из нее, положение простых верующих, правовой статус клира.
   Известно, каким образом А. И. Алмазов строил свои лекции по церковному праву и в более позднее время. В 1915–1916 учебном году для студентов IV курса Московской духовной академии он читал курс «Церковное право» по следующему плану:
   1) основные понятия о праве вообще и церковном праве в частности,
   2) источники церковного права,
   3) учение о составе церковного общества,
   4) устройство высшего управления Вселенской церковью, Поместными церквами,
   5) освящающая власть Церкви,
   6) действия учащей власти Церкви [112 - Отчет о состоянии Императорской Московской духовной академии в 1915–1916 учебном году. Сергиев Посад, 1916. С. 37.].
   Таким образом, А. И. Алмазов проявлял оригинальность, т. к. последняя часть практически не выделялась исследователями как самостоятельная.
   Изучение систем церковного права, созданных российскими учеными-канонистами, позволяет сделать следующие выводы.
   Во-первых, в формировании системы церковного права можно выделить три подхода. Богословский, представленный митрополитом Филаретом, митрополитом Макарием, епископом Иоанном, протоиереем И. М. Скворцовым, М. И. Богословским, П. А. Лашкаревым, А. И. Алмазовым, которые считали церковное право производным от догматики. Юридический, основы которого заложил архимандрит Гавриил, а затем продолжили Н. К. Соколов, А. С. Павлов, М. И. Горчаков, М. А. Остроумов, И. С. Бердников, М. Е. Красножен. Они применяли к церковному праву юридические конструкции, известные правовой науке того времени. Еще один подход базировался на неприятии существующего положения Православной церкви в России и проявлялся либо в отказе от построения системы церковного права (Н. А. Заозерский), либо в обращении к западным системам (М. П. Альбов, Н. С. Суворов).
   Во-вторых, главное отличие богословского и юридического подходов состояли в том, что первый в качестве системообразующего элемента рассматривал правовое положение Церкви и ее взаимоотношения с государством, второй же занимался, прежде всего, изучением правового статуса верующих, как духовенства, так и мирян.
   В-третьих, и богословское, и юридическое направления в науке церковного права изучали такие институты, как церковно-имущественное право, наказующая власть церкви (религиозные преступления и наказания за них), семейное право, церковно-процессуальное право.
   В-четвертых, построение системы церковного права во многом определялось тем понятием церковного права, которого придерживался то или иной ученый. Сторонники богословского направления преимущественно говорили о богословских проблемах, облеченных в форму законов, и поэтому даже применяли термин «церковное законоведение». Представители юридического направления подчеркивали двойственный характер церковного права, а отсюда – и системы науки церковного права. Они предпочитали говорить о внешнем и внутреннем праве Церкви, возникающем в соотношении ее видимой и невидимой частей.
   В-пятых, на наш взгляд, наиболее удачным критерием создания системы церковного права является ее деление на 1) внешнее право церкви, содержащее вопросы правового регулирования взаимоотношений с государством и другими церквами и религиозными союзами, 2) внутреннее право церкви, включающее проблемы устройства церкви (вступление в церковь, личный состав церковного общества, органы церковной власти) и церковного управления (церковно-процессуальные вопросы, освящающая власть церкви, церковно-имущественное право).
   Подводя итог изучению понятия церковного права и его системы, необходимо сделать следующие выводы. Церковное право Российской империи конца XVIII-начала ХХ вв. представляло собой совокупность правовых норм, регулирующих организацию и деятельность церкви. Источники церковного права делились на две группы: церковные каноны, одобренные государством, и законы и подзаконные акты светской власти. Система церковного права не была четко определена. Важнейшими сферами регулирования церковного права являлись: взаимоотношения государства и церкви, взаимоотношения церквей или других религиозных союзов (внешнее право церкви); брачно-семейные отношения, церковно-имущественное право, религиозные преступления и наказание за них, церковно-процессуальное право.

§ 3. Источники церковно-правовых норм дореволюционной России

   В 1841 г. в статье 6 Устава духовных консисторий были перечислены источники действующего права Русской Православной Церкви. К ним были отнесены: Закон Божий, законы или правила Святых Апостолов, святых вселенских и поместных соборов и святых отцов, Духовный регламент и последовавшие за ним императорские указы и определения Святейшего Синода, действующие государственные узаконения.
   Хотелось бы отметить, что перечень этих источников был неизменен вплоть до 1917. Это подтверждает тот факт, что когда в годы первой русской революции специальной комиссией Высочайше утвержденного Предсоборного совещания при Святейшем Синоде был разработан проект Церковного судебника, в статье 12 было закреплено: «Церковно-судебные места и лица при производстве и решении подлежащих их ведению дел основываясь на Законе Божьем, в Священном Писании предложенном, на правилах Святых Апостол, святых соборов Вселенских и Поместных и Святых Отцов, действуют согласно постановлениям сего Судебника, узаконениям Русской Поместной Церкви и общим законам Российской империи» [113 - Комиссия Высочайше утвержденного Предсоборного совещания при Святейшем Синоде. Церковный судебник. Б/м., б/г. С. 3.].
   К основным источникам церковного права относились божественное право, апостольское и церковное предание, древний церковный канон.
   Необходимо отметить, что российские подданные должны были знать эти источники. Еще Петр I 17 марта 1728 г. издал Манифест «О наблюдении Синоду, чтоб православные христиане сохраняли Закон Божий и церковное предание…» [114 - Полное собрание законов Российской империи. Т. VIII. № 5518. СПб., 1830. С. 257.]
   Даже те исследователи, которые признавали божественное право источником церковного права, подчеркивали первостепенную важность и спорность этого вопроса [115 - См., напр.: Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Вып.1. М.,1874. С. 66; С. 203–208.]. Это объяснялось следующими моментами:
   а) в Новом Завете, который все христиане признают выражением воли божественного Основателя церкви, содержатся изречения, заповеди, установления (например, изречение об отношении к верховной власти – Мф.,22,21), однако некоторые из них сильно видоизменились (в частности, предание апостола предстоятелю эфесской церкви обличать согрешающих перед всеми оставалось, пока была практикуема в церкви публичная исповедь и покаяние);
   б) очевидными становились различия между церковным правом в смысле юридическом и божественным правом как религиозно-нравственным законом;
   в) в различных ветвях христианской церкви по-разному отвечали на вопрос, кому внутри церкви принадлежит декларативная и констатирующая деятельность по отношению к божественному праву: католики отдавали эту функцию папе римскому, православные – соборам православных церквей, протестанты – отвергали существование в церкви непогрешимого органа [116 - См., напр.: Meier. Die Rechtsbildung in Staat und Kirche.1861. 224–237.].
   Русские исследователи церковного права не имели единого мнения о юридическом содержании божественного права.
   Архимандрит Гавриил считал, что право божественное – это установления, изображенные в Священном Писании [117 - Гавриил, архимандрит. Понятие о церковном праве и его история. Казань, 1844. С. 7.]. При этом архимандрит Иоанн отмечал, что преимущественно нужно изучать цитаты из Нового Завета, т. к. «древнее церковное право заключающееся в ветхозаветных законах обрядовых или установлениях иерархических, церковно-судебных и прочих, уже пришло вместе со всем Ветхим Законом и в Новом обязательной силы не имеет, как это утверждено и апостольским собором: «Что касается ветхозаветных постановлений (например, о родстве), принятых христианской церковью, то они с большей точностью и ясностью раскрыты в канонах соборов и Святых Отцов»» [118 - Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. С. 26.].
   С точки зрения Н. К. Соколова, божественное право – это «совокупность содержащихся в Священном Писании установлений в той мере и в том смысле, в каком признавала, признает и объявляет их таковыми вселенская церковь, ее разум» [119 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Вып.1. М.,1874. С. 74.]. Для объяснения положения божественного права в системе церковного права он использовал аналогию между естественным и позитивным правом вообще: «Власть церковная путем законодательства сообщает юридический характер и значение основным положениям божественного права» [120 - Там же. С. 83.]. Таким образом, божественному праву отводилась роль естественного права в рамках церковного права. Именно эта точка зрения возобладала в современной науке церковного права. Известный современный специалист В. А. Цыпин считает, что в зависимости от источников церковное право делится на божественное (divinum) или естественное (naturale), основанное на ярко выраженной божественной воле, и положительное (positivum) или церковное право в узком смысле слова, основанное на точно установленных законодательных актах самой церкви [121 - Цыпин В. А. Церковное право. Учебное пособие. М.,1996. С. 15.].
   Однако не все исследователи XIX-начала ХХ вв. были согласны с таким тезисом. Например, М. И. Богословский писал: «…Право церковное … прежде всего должно показать, как сообразнее с божественными законоположениями понимать все так называемые прирожденные права человека, какие назначить им пределы, и какую следует приписать им обязательную силу» [122 - Богословский М. И. Курс общего церковного права. М.,1885. С. 87.]. К естественным прирожденным правам были отнесены: право питаться, охранять свою жизнь, право на брак, труд, отдых, увеселения, право пользоваться вещами, право общежития, охрана душевной самостоятельности, любознательность, сохранение в чистоте своей совести, стремление к нравственному совершенству, поиск чистейших наслаждений для духа, право исповедовать религию.
   Похожая позиция была и у П. А. Лашкарева. [123 - Схема составлена по работе: Лашкарев П. А. Право церковное в его основах, видах и источниках. Киев, 1886.]
   Таким образом, естественное и божественное право внутри церковного права разводились.
   Некоторые исследователи вообще не упоминали термин «божественное право» [124 - См.,напр.: Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. С. 23; Альбов М. П., священник. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб.,1882. С. 6; Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 15–18.], упоминая только о Священном Писании. А профессор Н. С. Суворов вообще привносил в это понятие другой смысл: «Церковное право в объективном смысле не есть право божественное, Самим Богом непосредственно установленное; оно есть человеческое право» [125 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль, 1889. Т. 1. С. 11.]. Однако эта точка зрения не нашла поддержки в научной литературе, посвященной церковному праву.
   Апостольское и церковное предание иногда имело первостепенное значение в вопросах не только веры, но и практической жизни церкви. Церковь приводила предания в единство через постоянное общение между церквами, соборы представителей различных церквей, деятелей знаменитых церковных деятелей: Игнатия Антиохийского, Поликарпа Смирнского, Ириния Лионского, Дионисия и Петра Александрийских и других.
   Еще около 500 г. римский аббат Дионисий Малый перевел с греческого на латинский язык для епископа салоникского Стефана собрание церковных правил, поместив перед ними 50 апостольских правил. Сборник Дионисия завоевал на Западе большую популярность, поэтому апостольские правила вошли в употребление на церковных соборах.
   Через 50 лет антиохийский пресвитер (с 565 г. – константинопольский патриарх) Иоанн Схоластик издал Номоканон, в котором поместил 85 апостольских правил. В конце VII в. на Трулльском соборе, утвердившем состав церковного канона, указанные апостольские правила были утверждены. Как писал П. А. Прокошев, посвятивший данному источнику церковного права специальное исследование, «Трулльский собор … дает понять, что считает их (апостольские постановления. – А. Д.) в первоначальной форме за подлинное апостольское произведение и только впоследствии интерполизированное еретиками, исказившими его изначальную чистоту и красоту» [126 - Прокошев П. А. Didascalia apostolorum и первые шесть книг Апостольских постановлений. Историко-критическое исследование из области церковного права. Томск, 1913. С. 6.]. Однако затем и у церковных деятелей, и у исследователей возникли серьезные сомнения по поводу их происхождения: в 870 г. знаменитый архиепископ реймский Гинкмар стал отвергать апостольское происхождение данных правил, в XVI в., с началом Реформации, это мнение на Западе стало господствующим. Как отмечал Н. К. Соколов, «ни один из ученых … теперь уже не сможет доказать, чтобы апостольские правила в том виде, в каком мы имеем их теперь, произошли непосредственно от Апостолов» [127 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Вып.1. М.,1874. С. 98.]. В результате апостольские правила заняли двойственное положение среди источников церковного права: с одной стороны, начиная с IV в. на них ссылались церковные соборы, с другой стороны, те же соборы не считали их неприкосновенными. Однако в русской богословской и церковно-правовой науке Апостольские правила стали главнейшим источником, знакомящим с порядком судебного разбирательства в первые века христианства, усвоенным затем церковной практикой последующих веков. Как писал Н. А. Заозерский, «в истории права Русской церкви авторитет Апостольских правил 85-ти никогда не подвергался со стороны церковной власти сомнению, а напротив стоял всегда весьма высоко. Доказательством этого служит не только неизменное присутствие сих правил в канонических сборниках Русской церкви всегда на первом месте, но и торжественное обещание блюсти эти правила, даваемое каждым, избираемым в епископы при его рукоположении: «К сему моему святой веры исповеданию обещаются блюсти каноны святых Апостол и семи Вселенских соборов»» [128 - Заозерский Н. А. Историческое обозрение источников права Православной Церкви. Выпуск 1. М.,1891. С. 108.]. Кроме того Н. А. Заозерский констатировал, что Святейший Синод издал только одно ограничительное постановление относительно применения данных 85-ти правил: «относительно постановлений Апостольских, написанных Клементом, время и провидение Божие открыли нужду в новом правиле, которое есть второе Шестого Вселенского собора» [129 - Заозерский Н. А. Историческое обозрение источников права Православной Церкви. Выпуск 1. М.,1891. С. 108.].
   В последнем 85 Апостольском правиле к числу всеми почитаемых канонических книг были отнесены постановления Клемента в восьми книгах, включающие основы вероучения и практику церкви первых трех веков:
   – первая книга – «о мирянах», содержащая общее религиозно-нравственное учение для верующих, правила относительно чтения книг Ветхого и Нового Завета, предостережение о языческих книгах;
   – вторая книга – «о епископах, пресвитерах и дьяконах» посвящена описанию качеств духовных лиц, церковному суду и отношению к бедным;
   – третья книга – о качествах и образе жизни вдов, крещении и рукоположении, а также о благотворительности;
   – четвертая книга – о сиротах, их призрении и воспитании бедных детей, о жертвенных приношениях, о девственницах, об обязанностях по отношению к власти;
   – пятая книга – «о мучениках», содержащая учение о страданиях Иисуса Христа, о христианских праздниках и постах, о семейной жизни;
   – шестая книга – «о ересях и расколах», освещающая вопросы о браке лиц, принадлежащих к иерархии и клиру, об отношении христианства к иудейству и язычеству, о супружеской верности;
   – седьмая книга – «о правах и обрядах христианских», посвященная нравственным предписаниям относительно образа жизни христиан (описание двух путей: пути жизни и добра и пути смерти и греха), литургическим молитвам и формулам, обряду крещения и помазания елеем;
   – восьмая книга – «о духовных дарованиях, о хиротонии и правила церковные» – литургического содержания, в которой преимущественно говорится о благодатных дарованиях и служениях, об избрании и посвящении епископов.
   Составитель апостольских постановлений неизвестен, хотя свидетельства о них идут с начале IV в. В западной церкви эти постановления были мало применяемы, а в православной церкви – напротив, никогда не выходили из употребления.
   Древний церковный канон составляли решения церковных соборов. В первые три века существования христианства церковные соборы не были редкостью, но они не имели общего церковного и законодательного значения. С IV по IX вв. прошло несколько Вселенских соборов. Как отмечает А. М. Величко, «их компетенция никогда не была определена полностью виде закрытого перечня. Соборы и анафематствовали, и излагали догматы, и принимали каноны, и решали вопросы административного характера… Изучение истории Соборов показывает, что этот перечень, во-первых, далеко не закрытый и, во-вторых, варьировался от обстоятельств» [130 - Величко А. М. Церковь и император в византийской и русской истории. СПб., 2006. С. 81.].
   Светская власть придала канонам церкви характер государственных законов.
   Первый Никейский вселенский собор 325 г. был созван императором Константином для рассмотрения вопроса об учении александрийского пресвитера Ария, отрицавшего единосущие и равенство Сына Божия с Богом Отцом. Так, по толкованию Вальсамона, Арий «произносил хулу против Сына Божия … и говорил, что Он не единосущ Богу и Отцу, а есть тварь, и что было (время), когда Его не было» [131 - Правила святых Вселенских соборов с толкованиями. М., 2000. С. 2.]. Критике также подверглось учение александрийского епископа Александра, защищавшего существовавшие устои. На соборе присутствовало 318 епископов. Никейский собор составил символ веры, 20 канонов, относящихся к церковному управлению, дисциплине и богослужению.
   Второй вселенский собор в Константинополе в 381 г., созванный императором Феодосием для рассмотрения учения бывшего константинопольского епископа Македония, отрицавшего божественную природу третьего лица Святой Троицы. На нем присутствовало 150 восточных епископов. Этот собор постановил семь канонов относительно церковного управления.
   Третий Вселенский собор был созван императором Феодосием-младшим в Эфесте в 431 г. для рассмотрения учения архиепископа константинопольского Нестория, разделявшего оба естества в Иисусе Христе. На нем присутствовало более 200 епископов. Особых правил для церковного управления собор не принял.
   На Четвертом Вселенском соборе, созванном в Халкидоне императором Маркианом в 451 г., критиковалось учения архимандрита Евтихия и его ученика Диоскора Александрийского, которые считали, что человеческая природа в Иисусе Христе совершенно поглощалась божественною. На нем присутствовало около 630 представителей. Было принято 30 канонов, относящихся к церковному управлению и дисциплине.
   Пятый и Шестой Вселенские соборы (соответственно – 553 г. и 680 г.), состоявшиеся в Константинополе, занимались исключительно вопросами догматическими и не составляли канонических определений. Однако на их решения неоднократно затем ссылался Святейший Синод. В частности, когда в 1810 г. рассматривался вопрос о возможности заключения браков между крестными родителями и их крестниками, Святейший Синод взял за основу 53 правило Шестого Вселенского собора, согласно которому крестные родители не могли вступать в брак со своими крестниками, а также с их родителями. Циркулярный указ Святейшего Синода от 19 апреля 1810 г. полностью повторил это правило [132 - Григоровский С. П. О родстве и свойстве. СПб., 1894. С. 11.].
   На Трулльском соборе 692 г. и Седьмом вселенском соборе 787 г. был утвержден полный состав церковного канона и определено каноническое значение отдельных памятников церковного законодательства.
   Среди поместных соборов особое значение имели:
   – Анкирский собор 313 г. под председательством епископа антиохийского Виталия, установивший правила, по которым отпавшие от христианства по разным обстоятельствам могли снова приобщиться к христианской церкви;
   – Неокессарийский собор 315 г. под председательством того же Виталия, составивший 15 правил относительно нравственной дисциплины в жизни духовенства и некоторых частных предметов управления;
   – Гангрский собор, состоявшийся между 340 и 370 гг. для критики учения Евстафия, который учил, что брачная жизнь неугодна Богу, что привело к тому, что многие духовные лица оставили своих жен;
   – Антиохийский собор 341 г., созванный по случаю освящения храма, заложенного императором Константином, и постановивший 25 правил по церковному управлению;
   – Сардикийский собор 344 г., принявший 20 новых правил;
   – Лаодикийский собор 343–381 гг., 13 правило которого установило, что окончательный и авторитетный суд и решение вопроса о выборе достойного кандидата на епископство, а также все необходимые распоряжения по делу о выборах принадлежат собору епископов во главе с митрополитом.
   – Карфагенский собор 419 г., который пересмотрел, соединил и подтвердил правила многих прежних африканских соборов: I Карфагенского собора 348 г., II Карфагенского собора 390 г., III Карфагенского собора 397 г., IV Карфагенского собора 401 г., Милевидского собора 402 г., VI Карфагенского собора 419 г., VII Карфагенского собора 419 г. [133 - См.: Богословский М. И. Курс общего церковного права. М.,1885. С. 134.]
   Как отмечал Н. А. Заозерский, поместные соборы IV века «составляются с замечательной легкостью и свободой политической. Они возникают тотчас, как только явился какой-либо повод к тому в жизни той или иной страны; возникают свободно по инициативе церковной власти, без всякого разрешения, или испрошения соизволения на то у светского начальства, например, полицейского. Иногда впрочем собор составляется и по желанию Императора» [134 - Заозерский Н. А. Историческое обозрение источников права Православной Церкви. Выпуск 1. М.,1891. С. 139.]. В сумме Н. А. Заозерский насчитал 1129 правил, принятых поместными соборами [135 - Там же. С. 143.].
   Значение основополагающих источников в церковном праве Российской империи определялось тем, что в уже упоминавшейся статье 6 Устава Духовных консисторий в ряду источников для церковного управления и суда наряду с другими назывались «каноны или правила Святых Апостолов, святых соборов Вселенских и поместных м святых отцов», т. е. вообще весь объем древнего канона. Но его место среди других источников церковного права не было определено и, наоборот, порождало массу вопросов: о степени преемственности древних правил и церковных соборов, о возможном сочетании действующего законодательства с древним каноном.
   К историческим источникам церковного права относились исторические свидетельства, содержащиеся в сочинениях отцов церкви и церковных писателей о древней церковной жизни, правилах и обычаях, определения разнопоместных соборов, не вошедшие в канон, постановления византийских императоров относительно церкви.
   Трулльский собор 692 г. придал нескольким канонам, составленным отдельными отцами церкви, характер общеобязательных. Как отмечал М. И. Богословский, «…между Епископами первых пяти веков христианства было много пастырей, которые и ревностью по вере и Апостольской чистотой учения и святости жизни доказали Церкви свое помазание от Святого и потому справедливо носят имя Отцов Церкви» [136 - Богословский М. И. Курс общего церковного права. М.,1885. С. 35.]. Удивление, однако, вызывает тот факт, что список Святых Отцов назывался разными исследователями не совсем одинаковый. Например, М. Е. Красножен, относил к ним каноны: III в. – Дионисия Александрийского, Григория Неокессарийского, IV в. – Петра Александрийского, Афанасия Александрийского, Василия Великого, Тимофея Александрийского, Григория Богослова, Амфилохия Иконийского, Григория Нисского, V в. – Феофила Александрийского, Кирилла Александрийского, Геннадия Константинопольского. Впоследствии сюда же было отнесено послание Тарасия Константинопольского к папе Адриану 809 г. Кроме того, Трулльский собор включил в число канонов постановления Карфагенского собора 255 г., а также правила Константинопольского собора при патриархе Нектарии 394 г. [137 - См.: Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 19.] М. И. Богословский добавлял к этому списку священника Кирилла Карфагенского (III в.) [138 - Богословский М. И. Курс общего церковного права. М.,1885. С. 35.].
   Среди знаменитых законоведов особое место принадлежало Иоанну Схоластику. Сначала он был адвокатом в своем родном городе Антиохии, потом вступил в клир и стал пресвитером, заняв должность апокрисиария (уполномоченного агента) от антиохийской церкви при императорском и патриаршем дворе в Константинополе. В 565 г. он был возведен на константинопольский патриарший престол, на котором оставался вплоть до своей смерти в 578 г.
   Еще будучи пресвитером он издал сборник церковных правил в 50 титулах. Между 565 и 578 гг. Иоанн, уже будучи константинопольским патриархом, составил в дополнение к своему сборнику свод гражданских законов из кодекса Юстиниана, относящихся к церкви. После этого сборник получил название Номоканон.
   Сам Иоанн Схоластик так определял задачу своего труда: «Благодатно Господа Иисуса Христа, старался я собрать в один состав все Правила Святых Отцов, изданные в разные времена, и разделив оные на пятьдесят титл, я не наблюдал хронологического порядка и старшинства, начиная с первого и так далее до последнего, напротив того, соединил, сколько можно было сходнее, предметы и приближая по самому содержанию все статьи, принадлежащие к одному предмету, надеясь, что облегчил своим трудом приискание тех правил, которые каждому надобны» [139 - Цит. по: Розенкампф Г. А. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. М., 1829.с.37–38.].
   В Номоканон вошли 85 правил Апостольских, постановления первых четырех Вселенских и шести поместных (анкирский, неокессарийский, сардикийский, антиохийский, гангрский, лаодикийский) соборов. Каждый титул сопровождался аннотацией о содержании, затем шел сам текст апостольских и соборных правил, относящихся к означаемому предмету.
   Как отмечал Н. К. Соколов, значение Номоканона «было несколько ослаблено изданием Номоканона Фотиева, но никогда совершенно не утрачивалось» [140 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 174.]. Номоканон упоминался в Повести временных лет, в Церковном уставе князя Владимира (980-1015). При патриархе Иосифе 5 ноября 1649 г. началась работа над первым печатным вариантом Номоканона. Вышли первые четыреста экземпляров. Патриарх Никон перепечатал Номоканон, включив отрывки из сочинений Зонара, Аристина и Вальсамона. Второе издание было подготовлено в 1786 г.
   Фотий происходил из знатного и богатого рода. Он был внуком патриарха Тарасия. Его брат Сергий был женат на одной из сестер императрицы Феодоры. Фотий получил блестящее образование и занимал важные посты посланника в Персии и первого секретаря при императоре. После вступления в клир он очень быстро в 857 г. стал константинопольским патриархом, но в 867 г. при императоре Василии Македонянине (867–886) – низложен. Однако в 877 г. он снова был возведен на константинопольский патриарший престол и опять низложен в 887 г. при императоре Льве Философе и сослан в один из монастырей Армении, где умер в 892 г.
   Фотий издал сочинение церковных правил, расположенных в хронологическом порядке принимавших их Вселенских соборов, и Номоканон. Оба этих труда, хотя и не составляли единого целого, были помещены в один сборник, изданный в 883 г. и состоявший из четырнадцати титулов. С X века сборник получил широкое распространение в Византийской империи и стал использоваться не только в церковных, но и гражданских учреждениях. В России имя Фотия было неизвестно вплоть до XVI в., хотя текст его сборника появился на Руси еще в XIII в., когда русский митрополит Кирилл II в 1262 г. получил из Болгарии его славянский перевод.
   В Российском государственном историческом архиве (РГИА) находится дело «О содействии к ознакомлению русской публики с предпринимаемым Великим Логофетом Константинопольского вселенского престола изданием бесед патриарха Фотия», свидетельствующее о реальном значении в начале ХХ века древних церковных источников для русского права. В январе 1900 г. Великий Логофет Святейшего Синода Константинопольской патриархии Ставраки-Бей-Аристархис обратился к директору Русского археологического института с просьбой посодействовать распространению в России «Собрания слов и бесед патриарха Фотия», в котором были собраны 83 проповеди, беседы и т. п. Началась активная переписка по данному вопросу. Константинопольский архимандрит Яков в письме к товарищу обер-прокурора Святейшего Синода В. К. Саблеру писал: «Вашему Высокопревосходительству хорошо известно, как велики заслуги и как высоко положение, занимаемое в сонме Святых Отцов Православной Церкви, великого проповедника Слова Божия и учителя Христовой веры Фотия» [141 - РГИА. Ф.799. ОП.10. Д.78. Л.7.]. Однако реакция российских чиновников была достаточно холодной. Например, обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев написал в письме к митрополиту Антонию: «… по выходе означенного издания в свет некоторое количество экземпляров сего издания будет приобретено для библиотек духовно-учебных заведений» [142 - Там же. Л.6 об.]. Это была единственная материальная помощь издателям этого труда.
   Необходимо отметить, что изучение Номоканонов стоит особняком в науке церковного права. Еще в 1825 г. в свет вышел небольшой труд киевского митрополита Евгения (Болховитинова) «Описание Киево-Софийского собора и киевской иерархии», в котором он попытался ответить на вопрос: имеет ли Номоканон (Кормчая книга) силу в российских гражданских и уголовных судах? Его вывод состоял в том, Кормчая всегда использовалась в России. В подтверждение этого он приводил следующий факт. В 1817 г. министр юстиции обратился к новгородскому митрополиту Амвросию за консультацией во вопросу: «Какие украденные в церкви вещи почитать и судить за святотатство?». В ответ Святейший Синод, по представлению Амвросия, сделал выписки из градских законов Кормчей книги, которые и отправил министру. В дальнейшем Сенат разослал их всем уголовным палатам страны в качестве руководства [143 - Евгений, митрополит. Описание Киево-Софийского собора и киевской епархии. Киев, 1825. С. 244.]. Подводя итог, митрополит Евгений отмечал: «Если Кормчая книга и помещенные в ней градские законы потеряли уже свою силу в назначении меры наказания по делам гражданским и уголовным, по причине изданных уже у нас на оные своих гражданских уставов, то не теряет еще доныне силы своей в определении существа преступлений, по крайней мере, в делах церковных и духовных, а иногда и в гражданских делах о наследстве обращается внимание на степени родства по Кормчей книги» [144 - Там же. С. 244.].
   Следующее серьезное исследование о Номоканоне принадлежит Густаву Андреевичу Розенкампфу (1764–1832). Он предположил, что славянский перевод Номоканона вошел на Руси во всеобщее церковное употребление со второй половины XIII в. [145 - Розенкампф Г. А. Обозрение Кормчей в историческом виде. М.,1829. С. 51–52.]. Однако затем этот тезис был опровергнут другим ученым-канонистом А. С. Павловым, который доказал, что еще до времен митрополита Карилла II в русской церкви Номоканон использовался в славянском переводе [146 - Павлов А. С. Первоначальный славянский русский Номоканон. Казань, 1869. С. 80–81.].
   Огромный вклад в изучение переводов Номоканонов в России внес Н. В. Калачев. Он подчеркивал, что и в XIX в. Кормчие книги не потеряли своего значения в России как правовые источники: «Кормчие книги … источники византийского права могут быть несомненно названы также источниками и в применении к древнему законодательству нашего Отечества, а с другой стороны, памятники юридические относительно нашего времени» [147 - Калачев Н. В. О значении Кормчей в системе древнерусского права. М., 1850. С. 10.].
   Еще одним церковным писателем, оставившем труды о древней церковной жизни, был Иоанн Зонара, занимавший в правление византийского императора Алексея Комнина важные должности первого секретаря при императорским кабинете и начальника дворцовой стражи. Однако затем на Афоне он поступил в монашество. В 1107 г. император Алексей Комнин в своей новелле на имя константинопольского патриарха жаловался на «всеобщее забвение древних канонов и почти совершенную неизвестность их самому духовенству» [148 - Цит. по: Соколов Н. К. ИЗ лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 181.]. В связи с этим создание Ианном Зонарой исторической хроники, охватившей период от сотворения мира до смерти Алексея Комнина 1118 г., в восемнадцати книгах и толкования церковных правил в 1120 г. было определенным ответом на слова императора.
   По просьбе митрополита Кирилла II на Русь из Болгарии попало толкование синопсиса церковных правил, составленных в 1160 г. в правление императора Мануила Комнина Алексеем Аристином. В XIII в. этот синопсис был переведен на славянский язык и сделался достоянием всех церквей православного Востока.
   По поручению императора Мануила Комнина Феодор Вальсамон между 1169 и 1177 гг. написал комментарии к Номоканону Фотия, который в 1192 г. был дополнен. Главной целью Вальсамона было «изъяснить темные места церковных канонов, указать …где можно устранить разногласия и противоречия их между собой и с постановлениями государственными» [149 - Цит. по: Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 184.]. Исходной позицией Вальсамона являлось то, что он считал, что в церковных вопросах каноны должны быть предпочтительнее государственных законов. Текст комментариев Вальсамона был переведен на славянский язык Епифанием Славеницким, но так и остался в рукописи.
   В 1335 г. иеромонах Матвей Властар написал алфавитное собрание всех предметов, содержащихся в церковных правилах. В 1874 г. М. И. Горчаков в рецензии на книгу А. С. Павлова «Номоканон при Большом Требнике» (Одесса, 1872) под названием «К истории епитимийных номоканонов Православной Церкви» (СПб., 1874) впервые заявил о существовании в Санкт-Петербургской синодальной библиотеке славянского списка Властаревой Синтагмы, отнесенного им по почерку и переводу к XV– началу XVI вв. Затем эта работа была продолжена В. Н. Бенешевичем, который нашел два списка – XIV и XVI вв [150 - Бенешевич В. Н. Два списка славянского перевода синтагмы Матфея Властаря, хранящиеся в Санкт-Петербургской синодальной библиотеке. СПб., 1902. С. 2.]. Эта работа была переведена на русский язык под названием «Алфавитная Синтагма Матфея Властаря» священником Н. Ильинским и, видимо, представляла большую ценность. В марте 1908 г., после смерти переводчика, Святейший Синод купил у его вдовы сто экземпляров этого труда [151 - РГИА. Ф.799. Оп.10. Д.169.].
   В 1362 г. фессалонитский судья, советник императоров Иоанна Кантакузена и Иоанна Палеолога Гарменопул Константин издал дополнение к сборнику, составленному при Василии Македонянине, представлявшее собой собрание больше гражданских, чем церковных законов.
   Хотелось бы отметить, что сочинения данных церковных писателей и сегодня имеют огромное значение в церковной жизни. Даже последние издания толкований правил Вселенских соборов, как правило, основываются на дореволюционных изданиях, где главное значение имели толкования Зонары, Вальсамона и других [152 - См., напр.: Правила святых Вселенских соборов с толкованиями (по изданию 1877 г.). М., 2000.].
   Кроме упомянутых сочинений церковных писателей к историческим источникам относились постановления византийских императоров: Феодосиев кодекс, содержащий законодательство со времен императора Константина до 438 г.; результаты пересмотра и исправления древних церковных законов в 884 г. при императоре Василии Македонянине (867–886); Базилики, представлявшие собой кодекс из шести томов, разделенных на шестьдесят книг, составленные в 911 и 961 гг., соответственно при императорах Льве Философе и Константине Багрянородном. В дореволюционных российских законах и подзаконных актах допускались прямые ссылки на законы византийских императоров. Например, в Высочайшей резолюции на доклад Сената «О бытии псковским церковным вотчинам в ведомстве архиерейском и о выборе в церковные старосты из прихожан» от 8 января 1733 г. содержалось указание на то, что решение основывается на церковных правилах и «уставе греческого царя Мануила» [153 - Полное собрание законов Российской империи. Издание I. Т. 9. 1733–1736. СПб., 1830. № 6303. С. 11.].
   Церковные обычаи как источник церковного права Российской империи были слабо изучены в дореволюционный период. Уважение к церковным обычаям встречалось еще в Священном Писании (Коринф., 11, 16). Многие Вселенские и Поместные соборы основывали свои постановления на обычаях. Например, В. Г. Певцов отмечал, что «на основании древнего обычая Первый Вселенский собор подтвердил преимущества епископов Рима, Александрии, Иерусалима (правила 6,7)» [154 - Певцов В. Г. Лекции по церковному праву. СПб., 1914. С. 13.].
   К практическим источникам относились частные источники права, содержащие в себе действующее законодательство той или иной поместной христианской церкви.
   Таким образом, статья 6 Устава Духовных консисторий закрепила огромное количество разнообразных источников церковного права Русской Православной Церкви. Одни из них имели канонический характер, другие отражали конкретную политическую обстановку в Византийской империи и в мире в целом и поэтому явно устарели, третьи имели характер обычаев. Все они стали источниками церковного права благодаря государственному признанию и только в том объеме, который был признан государством. Основным источником являлись императорские указы, определения Святейшего Синода, законы по делам церкви. Такое количество разнородных источников создавало трудности в определении системы церковного права, а также противоречия в церковно-правовых нормах.
   Кроме того, Российское государство признавало и санкционировало и канонические источники других вероисповеданий.
   Церковно-правовые нормы римско-католической церкви содержались в: 1) постановлениях Вселенских соборов, включая Ватиканский собор 1869–1870 гг., причем особое место среди них занимал Тридентский собор 1545–1563 гг., пересмотревший и упорядочивший дисциплину в западной церкви; 2) постановлениях поместных соборов, являющихся источником права только тогда, когда они разъясняли законы или постановления папы; 3) constitutiones – папском законодательстве в виде булл, бревиарий, энциклик и других; 4) договорах светских правителей с папой, в которых определялись отношения церкви и государства, а также степень и форма участия католических иерархов в управлении поместных церквей.
   К источникам армяно-григорианской церкви были отнесены правила первых трех вселенских соборов и поместных соборов от Анкирского до Сардикийского включительно, а также правила местных армянских соборов (наиболее важными являются 38 правил Товинского собора 527 г.) и постановления армяно-григорианских патриархов-католикосов. Разрыв между греко-восточной и армяно-григорианской церковью начался еще со времен Халкидонского собора 451 г. Армяно-григорианская церковь на своих поместных соборах в Вагаршабаде в 491 г. и в Товине в 596 г., а затем в 645 г. предала его анафеме. После присоединения части Армении к России в 1828 г., и в частности, г. Эчмнадзина – местопребывания католикоса, при нем был учрежден Постоянный синод, постановления которого стали считаться источником права для армяно-григорианской церкви, находящейся как на территории, так и вне пределов России. В 1836 г. был утвержден Устав армяно-григорианской церкви.
   В группу источников евангелическо-лютеранской церкви входили: а) Аугсбургское исповедание 1530 г. и его апология 1531 г., Шмалькальденские артикулы 1537 г., малый и большой катехизисы, соответственно 1528 и 1529 гг., Мартина Лютера; б) церковные уставы, изданные светскими государями и городами, определяющие подробности церковного устройства и управления; в) государственное законодательство. В 1832 г. в России был издан Устав евангелическо-лютеранской церкви.
   Это отразилось в том, что в томе XI Свода законов Российской империи были собраны Уставы духовных дел иностранных исповеданий. Том состоял из пяти книг: об управлении духовных дел христиан римско-католического и армяно-католического исповеданий, об управлении духовных дел христиан протестантского исповедания, об управлении духовных дел христиан армяно-григорианского исповедания, об управлении духовных дел евреев, об управлении духовных дел магометан, об управлении духовных дел ламаитов и язычников.

§ 4. Место церковного права в системе права Российской Империи

   Система права Российской империи до сих пор недостаточно изучена в теоретико-правовой и историко-правовой науке [155 - См.: Система права и его отдельных отраслей: государственно-правовой аспект. Сборник научных трудов. Омск, 2002. С. 208; Курдюк Г. П., Бутько Л. В. Отрасль права: эволюционирование и перспективы. Краснодар, 2004. С. 5; Волкогон Т. А. Система права в условиях обновляющегося общества. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Красноярск, 2006. С. 3 и др.]. Исходными при ее исследовании являются пять положений.
   Во-первых, и в дореволюционный, и в советский периоды, а также на современном этапе вопрос о системе права является одним из наиболее дискуссионных в юридической науке. До революции основными участниками дискуссии о системе права были К. Д. Кавелин, С. А. Умов, Д. И. Мейер, П. П. Цитович, С. А. Муромцев, Ю. С. Гамбаров, Н. Л. Дювернуа, Н. М. Коркунов, Л. И. Петражицкий, Г. Ф. Шершеневич. Их основные выводы состояли в том, что «1) необходимо сочетать при построении системы права материальный и формальный критерии; 2) невозможно четко определить существующие нормы по отраслям частного и публичного права» [156 - Черенкова Е. Э. Система права и система законодательства Российской Федерации: понятие и соотношение. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2006. С. 15.]. В советское время итогом дискуссий о системе права (1938–1941, 1955–1958, 1980 гг.) стало признание в качестве важнейших критериев деления права на отрасли и институты предмета и метода правового регулирования. В 1996 и 2003 г. снова поднимался вопрос о системе права. Предметом дискуссии стали вопросы систематизации права по отраслевому принципу, определения понятий самой системы права, ее элементов, критериев типологизации.
   Во-вторых, система права – понятие историческое, в разные эпохи существуют различные системы права и подходы к их формированию. Это процесс непрерывный. Как отмечает Д. Е. Петров, ««система», применительно к праву, указывает на его динамику, развитие постоянный процесс добавления, изменения или исчезновения составляющих» [157 - Петров Д. Е. Отрасль права / под ред. М. И. Байтина. Саратов, 2004. С. 32.]. В связи с этим, говоря о системе права Российской империи, необходимо учитывать представления о системе права дореволюционных юристов и в то же время анализировать систему с позиций современной юридической науки.
   В-третьих, изучение системы права России в XIX – начале XX вв. возможно только по Своду законов Российской империи, различные редакции которого показывали изменения, происходившие в системе. До выхода первого издания Свода законов в 1832 г. говорить о системе права практически невозможно, т. к. в XVIII – начале XIX в. в российском праве царил хаос, о чем свидетельствует работа десяти комиссий, созданных в разное время для приведения законодательства в систему.
   В-четвертых, господствующим в XIX – начале XX вв. было деление права на публичное и частное. Хотелось бы отметить, что такое деление, известное еще в древнем мире, возродилось в Европе только в XVIII в. Все буржуазные революции проходили под лозунгом противопоставления прав частного лица правам государства. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в XIX в., прежде всего в Своде законов, в России стали утверждаться принципы буржуазного права.
   Внимание дореволюционных юристов было обращено на разграничение публичного и частного права. Характеристика различных взглядов по данному вопросу дана в монографии Г. П. Курдюк и Л. В. Бутько. Они выделили такие критерии деления публичного и частного права: 1) различие интересов, юридической формы отношений, различия в порядке приобретения частных и публичных прав, в способах их потери, в содержании самих прав и в соотношении права и обязанности (Н. М. Коркунов), 2) по различию свойств объективной юридической нормы и по различию свойств элементов юридического отношения (Ф. В. Тарановский), 3) деление права на «социально-служебное и свободное» (Л. И. Петражицкий) [158 - Курдюк Г. П., Бутько Л. В. Отрасль права: эволюционирование и перспективы. Краснодар, 2004. С. 17–18.]. Г. Ф. Шершеневич основой деления считал различие бытовых отношений, нормируемых объективным правом [159 - Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1912. Выпуск III. Т. I. С. 536.]. Таким образом, в связи с отсутствием единого критерия деления права на частное и публичное возникали проблемы с определением места церковного права Российской империи в системе права.
   В-пятых, начиная с М. М. Сперанского, фактически возглавлявшего работу по систематизации российского права, а затем последующими юристами при изучении системы права за образец брались зарубежные системы и исследования на данную тему.
   Система, по которой был изложен материал в Своде законов Российской империи, была основан на следующем принципе: «Два союза, два порядка отношений необходимы в государстве: союз государственный и союз гражданский. Союз государственный есть внутренний и внешний. Союз гражданский есть или семейственный или союз по имуществам. Из союзов возникают права и обязанности. Те и другие определяются и охраняются законами. Отсюда два порядка законов: законы государственные и законы гражданские» [160 - Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1911. Выпуск I. Т. I. С. 432.].
   Определение системы российского права вызывало большие затруднения, т. к. при составлении Свода законов М. М. Сперанскому изначально не дали сделать задуманное: вместо кодификации была проведена лишь систематизация огромного законодательного материала. Как отмечал Г. Ф. Шершеневич, «Последующая история нашего законодательства обнаружила, какие крупные затруднения создал Свод, затруднения, – которые тогда не осознавали, а если и осознавали, то закрывали глаза, оставляя будущему распутываться» [161 - Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1911. Выпуск I. Т. I. С. 426.].
   Кроме того, что при создании Свода законов система права уже не была четкой, дальнейшие издания Свода еще больше ее запутали. Изначально предполагалось, что полное издание Свода законов будет проводиться каждые десять лет. И действительно второе издание вышло в 1842 г. Но третье издание было опубликовано уже в 1857 г., т. е. через пятнадцать лет, после чего обновление Свода стало проводиться только по частям и в разное время. Появились Продолжения к Своду законов, которые были двух видов: очередные, указывавшие на те изменения, которые произошли со времени предшествующего Продолжения, и сводные, содержащие изменения в законодательстве со времени последнего издания Свода.
   В Своде законов трудно найти разграничительную линию между публичным и частным правом, а также отраслями права.
   В первом издании Свода законов Российской империи 1832 г. деление на публичное и частное право не было четко выдержано. После норм публичного права (основные законы и учреждения государственные, учреждения губернские, уставы о службе гражданской, свод уставов казенного управления, свод законов о состоянии людей) в томе X содержались нормы частного (гражданского) права, а затем свод уставов благочиния и свод законов уголовных вновь содержали публично-правовые нормы.
   В последующих изданиях также четкого деления на публичное и частное право не было. Зато более четко стало проявляться деление права на отрасли. Оформлялось государственное, административное, гражданское, уголовное, финансовое, уголовно-процессуальное и гражданско-процессуальное право [162 - См., напр., Указатель к Своду действующих законов Российской империи / Сост. Е. В. Антонов. СПб., 1888.С. 5–7.].
   Обратимся к вопросу о месте церковного права в системе публичного и частного права.
   Православная и католическая церкви исходили с убеждения, что церковное право к светскому не относится, а поэтому не может быть отнесено к какой-либо его ветви. Только в период Реформации началась попытка вписать церковное право в систему светского права. В XIX веке мнения ученых существенно разошлись. Как писал священник М. П. Альбов, «следовало только желать, чтобы наука церковного права получила… более строгую юридическую конструкцию» [163 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб.,1882. С. 4.].
   Наиболее популярными в XIX – начале ХХ вв. российскими и зарубежными теориями являлись следующие.
   1) Такие российские правоведы, как Н. Ф. Рождественский [164 - Рождественский Н. Ф… Энциклопедия законоведения. 1863. С. 176–177.], Н. К. Ренненкампф относили церковное право к государственному праву. Как отмечал Н. К. Ренненкампф, церковное и военное право относятся к государственному праву, т. к. «внешняя организация церкви (насколько она определяется правом) и порядок военный составляют существенную принадлежность государственной жизни, а между тем не успели развиться (если исключить неоправданные притязания средневековых юристов) в особые самостоятельные ветви публичного права… Церковная организация и управление … получают юридическое значение только вследствие признания их государством» [165 - Ренненкампф Н. К. Очерки юридической энциклопедии. Киев, 1868. С. 215.]. Похожей точки зрения придерживался Н. С. Суворов, который писал: «В церковном праве нет надобности различать публичное и частное право, потому что все вообще церковное право носит публичный характер» [166 - Суворов Н. С. Учебник церковного права. М.,1913. С. 6.].
   2) Дж. Фальк считал, что церковное право должно принадлежать системе частного права. Его аргументация состояла в том, что религия есть дело совести, а не внешнего государственного принуждения, следовательно, дело частное [167 - Цит. по: Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 13.]. В своей системе от отличал повиновение и повеление. Каждый повинующийся член государства есть частное лицо. Каждое повеление в государстве исходит от общего, целого. Отсюда и происходит различие частного и публичного права. Первое есть право повинующихся, к которому относятся частное церковное, полицейское, уголовное право и процесс. Второе есть право повелевающих – государственное право, право управления, финансовое и международное право.
   3) Т. Марецоль, Р. А. Штекгарт, Ф. А. Шиллинг находили в церковном праве черты и публичного, и частного права. Например, Теодор Марецоль (1794–1873), автор известного в России «Учебника римского гражданского права», изданного в 1867 г., писал: «Каждый человек по своим верованиям входит в состав той или другой религиозной общины. Отсюда возникают более или менее своеобразные религиозные отношения. Отношения эти совпадают иногда всецело со всеми прочими отношениями в государстве, именно – там, где существует вполне национальная религия… Где же нет такового отождествления интересов государства с интересами религии, именно в новейших государствах, отношения верующих к их религиозной общине, церкви, образуют особенное право – церковное. Церковное право, поскольку речь идет об отношении церкви к государству, входит, правда, в состав государственного права. Но т. к. оно затрагивает и интересы отдельных лиц и видоизменяет их, то оно относится к частному праву. Все же остальное в церковном праве лежит на границе между частным и публичным правом» [168 - Цит. по: Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 14.]. Ф. А. Шиллинг выделял в праве на свободную внешнюю деятельность в пределах права третьим пунктом «право на осуществление целей своей духовной природы, следовательно – на содействие своему умственному, нравственному и религиозному развитию и усовершенствованию», подчеркивая, что в тесной связи с ним находится свобода мысли, свобода совести и религии [169 - Шиллинг Ф. А. Естественное право или философия права. М.,1863. С. 11–12.].
   4) Георг Пухта [170 - Puchta G.F. Cursus der Institutionen. Bd,1. Leipzig, 1856. S.75.], Фридрих Карл Савиньи [171 - Savigny F.C. System des heutigen romischen Rechts. Bd 1. Berlin, 1890. S.28.], Роберт фон Моль, Генрих Аренс относили церковное право к общественному праву, возникающему независимо от государства для осуществления разных целей: родов, сословий, религиозных общин и т. д. и выделяющемуся наравне с публичным и частным правом.
   Рассмотрим систему Роберта фон Моля. В определении места церковного права он исходил из того, что «с одной стороны, народонаселение, представляющее единство в других отношениях, очень часто имеет различные религиозные убеждения и вместе с тем различные церковные организации; с другой стороны, многие из религиозных общин и соответствующих им церквей простираются далеко за пределы одного государства и одного народа» [172 - Моль Р. Энциклопедия государственных наук. СПб.,1867. С. 19.]. В результате получилось следующее деление:
   I. Догматические общественные науки:
   1. Общее учение об обществе, т. е. определение понятия «общество», его общих законов, различных составных частей и целей.
   2. Общественное право:
   А) Философское общественное право.
   Б) Положительное общественное право (права сословий, промышленных компаний, церквей).
   3. Учение об общественной нравственности.
   4. Учение о целесообразности в обществе (социальная политика).
   II. Исторические общественные науки:
   1. История общества и его отдельных групп.
   2. Статистика общества [173 - Там же. С. 35.].

   Г. Аренс (1808–1874), ординарный профессор философии права императорского королевского университета в Гратце, выделял «науку религиозного или церковного общества, касающуюся всех его жизненных отношений; науку общественной, нравственной жизни, науку об общественных учреждениях, устроенных с научной и художественной целью воспитания; науку общественного вещного блага (т. е. науку общественного хозяйства), и науку о правовой и государственной жизни». При этом он подчеркивал, что общественные науки не могут отождествляться с государственными [174 - Аренс Г. Юридическая энциклопедия, или органическое изложение науки о праве и государстве, на основании принципов этической философии права. М.,1863. С. 78.].
   Подобной точки зрения, хотя и без употребления термина «общественное право», придерживались Ф. Вальтер, И. К. Блюнчи, М. А. Остроумов [175 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. С. 41.], Н. К. Соколов [176 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. Выпуск 1. М.,1874. С. 32.], И. С. Бердников, Н. А. Заозерский, М. П. Альбов. Они считали, что церковное право – это самостоятельная область права, не подчиняющаяся ни публичному, ни частному праву. По словам профессора И. С. Бердникова, «Церковь Христова представляет собой общество особого рода… Она не сливается ни с государством, ни с семьей, ни с каким-либо другим институтом общественного житейского характера… Соответственно этому, и правовые нормы, по которым живет и управляется Церковь, составляет особую область права, стоящую параллельно праву, получившему свое происхождение и значение от государства» [177 - Бердников И. С. Церковное право как особая самостоятельная правовая область и его отношение к общей системе права. Казань, 1885. С. 6.]. Интересной представляется логическая цепочка Н. А. Заозерского. Он подтверждал, что «те положительные предписания, какие оно (церковное право – А. Д.) представляет человеку и какими регламентирует употребление даваемых им прав, носят характер прав… и публичного и частного. Церковь дает иерархические и правительственные полномочия некоторым из своих членов; эти полномочия никаким образом не могут быть отнесены к сфере частного права. Но она дает предписания и семейственного права, она вносит свои определения…, видоизменяет характер даже имущественных прав». Таким образом, Н. А. Заозерский делал вывод о двух возможных вариантах: «… или признать, что сама по себе Церковь не в силах сообщить никаких прав, а то, что выдается под именем церковного права, есть в сущности государственное право; или признать, что церковное право есть право совсем иного порядка, не сравнимое ни с публичным, ни с частным правом, ни соподчинено, ни подчинено ни тому ни другому, есть особый род права» [178 - Заозерский Н. А. Право православной греко-восточной русской церкви как предмет специальной юридической науки. М.,1888. С. 44–45.]. Сам ученый защищал вторую точку зрения. Священник М. П. Альбов предлагал выделить церковное право в «особую ветвь права», отличную от публичного и частного права [179 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб.,1992. С. 1–2.].
   Как отмечал профессор М. Е. Красножен, и эта точка зрения была наиболее распространенной, из юридических наук церковное право ближе всего соприкасалось с государственным правом (взаимоотношения церкви и государства, права клира как особого сословия), с гражданским правом (собственность, брак), с уголовным правом (преступления против веры м церкви), с римским правом, с административным (полицейским) по вопросам о предупреждении религиозных преступлений, религиозно-нравственном просвещении, правил общественной благотворительности, с гражданским и уголовным процессуальным правом (подсудность духовенства), а также с историей русского права, большая часть институтов которого развивалась под влиянием церковного законодательства [180 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 9.].
   Только в работах профессора А. С. Павлова удалось найти рассмотрение проблемы взаимосвязи церковного права с международным. Он подчеркивал, что взаимосвязь церковное право имеет больше общего с международным правом, чем даже с государственным, т. к. «то и другое стремятся обнять своим действием все человечество». Главное же отличие состояло в том, что международные союзы устанавливаются договорами и держатся только до тех пор, пока заинтересованные в них государства и народы находят возможным оставаться в договорных отношениях. Внешней организации, подобно церкви или государству, эти союзы не имеют [181 - Павлов А. С. Курс церковного права. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 13.].
   Практически все исследователи отмечали, что нормы церковного права отличаются от норм права светского. Во-первых, как отмечал профессор М. Остроумов, придерживавшийся взглядов основателя социологической школы права Рудольфа фон Иеринга, «светское право по содержанию своему есть порядок, обеспечивающий человеку возможность самоутверждения и спокойного пользования натуральными средствами своего существования и развития. В церковно-правовом порядке отношения между лицами определяются под постоянным влиянием сознания обязанностей к Богу, и поэтому лицо выступает здесь, главным образом, как субъект различных обязанностей» [182 - Остроумов М. Введение в православное церковное право. Т. 1. Харьков, 1893. С. 22.]. Во-вторых, нормы церковного права, в отличие от светских, имеют более нравственно-принудительный, чем материально-принудительный характер [183 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 7.]. Но это было не совсем так. Церковно-правовые нормы защищались как государством, так и церковью.
   Таким образом, церковное право Российской империи имело как публично-правовой, так и частно-правовой характер, что затрудняло определение его места в системе права и в Своде законов Российской империи. В результате церковно-правовые нормы содержались практически во всех томах Свода законов. Соотношение церковного права с отраслями права также вызывало дискуссии. Церковно-правовые нормы присутствовали в государственном, гражданском, уголовном, процессуальном праве, полностью пронизывали собой семейное право.

Глава II. Взаимодействие церковного права с другими отраслями российского права в конце XVIII – начале XX вв.

§ 1. Государственное и церковное право

   При изучении соотношения государственного (с 1906 г. можно сказать конституционного) и церковного права Российской империи следует исходить из того, что «первенствующее и господствующее» положение было у Православной Церкви. Как отмечал И. С. Бердников, «вопрос о государственном положении христианской церкви… есть самый сложный канонический вопрос. Он обнимает собой многоразличные отношения, в которых выражается взаимная связь между церковью и государством и их взаимное влияние друг на друга. Он касается значения, какое придает государство религии в успешном достижении своих государственных целей, влияние ее на ход государственных дел, также отношения того исповедания той или другой религии к правам гражданства. В него входят далее вопрос о взаимном отношении права священного к государственному и о правовом значении государственного законодательства по делам религиозным. К его же области относится потом исследование об отношении государства к церковному законодательству, управлению и суду и о влиянии государственного строя на организацию церковного управления. Наконец, неизбежно в него должны войти вопросы о государственной веротерпимости, о гражданских правах духовенства и об имущественных средствах церкви» [184 - Бердников И. С. Государственное положение религии в Византийско-Римской империи. Казань, 1881. Т. 1. С. I.].
   Взаимодействие государственных и церковных учреждений Российской империи наилучшим образом раскрывается структурой органов церковной власти, способами их формирования и нормативно-правовой базой, на основе которой осуществлялась их деятельность.
   В 1909 г. Е. Н. Темниковский писал: «Вопрос о положении Императора Всероссийского в русской православной церкви составляет предмет резкой контроверзы в русской литературе церковного права» [185 - Темниковский Е. Н. Положение Императора Всероссийского в русской православной церкви в связи с общим учением о церковной власти. Историко-догматический очерк. Ярославль, 1909. С. 2.].
   В начале ХХ века в науке церковного права выделилось два направления по этому вопросу.
   Первое представлял Н. С. Суворов, который в «Учебнике церковного права» в 1902 г. высказал идею о том, что в древней восточно-православной церкви субъектом высшей церковной власти был византийский император, и признание за русским императором высшей правительственной власти в православной церкви является историческим наследием после византийских императоров. До издания Основных законов Российской империи 23 апреля 1906 г. это положение обосновывалось тем, что между царским самодержавием, как осознанным принципом русского публичного права, и между передачей царю высшей церковно-правительственной власти есть необходимое соответствие: русский народ, политически управляемый самодержавным царем, поскольку этот же самый народ составляет русскую православную церковь, не может допустить существования в русской земле другой юридической власти, независимой от самодержавного царя [186 - Суворов Н. С. Учебник церковного права. Издание второе. М.,1902. С. 228.]. Несмотря на критику в свой адрес, Н. С. Суворов не только повторил, но и развил этот тезис в следующем издании своего учебника в 1908 г. В статьях 63–65 Основных законов появилась другая формулировка: верховная самодержавная власть русского императора содержит и государственную, и церковную власть. Последняя обосновывалась не тем, что император как глава государства имеет власть над церковью, находящейся в пределах государственной территории, а тем, что он лично принадлежит и не может не принадлежать к православной церкви и что в качестве христианского государя, он есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, блюститель правоверия и всякого святого церковного благочиния. В результате Н. С. Суворов сделал следующий вывод: «Русскому монарху принадлежит в русской православной церкви законодательная власть во всем том, что касается юридического порядка церкви … в смысле внутренней правообразующей силы. Ему же принадлежит верховный надзор за состоянием жизни православной церкви не в смысле государственного надзора, имеющего целью охрану государственных интересов, а в смысле надзора, исходящего от внутренней верховной власти церкви. Хотя в отправлениях суда самодержавная царская власть не принимает участия, но в чрезвычайных случаях она есть высший источник правосудия по всяким делам и для людей всех ведомств, не исключая и духовного» [187 - Суворов Н. С. Учебник церковного права. Издание третье. М.,1908. С. 192–193, 231, 238–239,272.].
   На этой же позиции стоял Е. Н. Темниковский, однако, в отличие от Н. С. Суворова, он воспринял это как факт, который требует законодательного изменения. Он был разочарован, что законодательство времен первой русской революции не коснулись этого вопроса: «Ожидание это не оправдалось: статьи законов о вере … перешли без всякого изменения в текст Основных законов 23 апреля 1906 г., а затем в Свод законов (т. 1.,ч. 1., издания 1906 г.)» [188 - Темниковский Е. Н. Положение Императора Всероссийского в русской православной церкви в связи с общим учением о церковной власти. Историко-догматический очерк. Ярославль, 1909. С. 36.]. В связи с этим Е. Н. Темниковский призывал: «Начало соединения в лице государя страны государственной и церковной власти, … должно исчезнуть, раз в правосознании общества проникнет убеждение, что религия составляет абсолютно запретную область для государственного властвования. Правовое, конституционное государство должно дать свой чекан церковному строю. В правовом государстве должна быть правовая церковь» [189 - Темниковский Е. Н. Положение Императора Всероссийского в русской православной церкви в связи с общим учением о церковной власти. Историко-догматический очерк. Ярославль, 1909. С. 71.].
   Часть духовенства, стоящая на консервативных позициях, открыто заявляла свое несогласие с этой теорией. В духовной литературе утверждалось, что объединение в лице монарха государственной и церковной власти – протестантская идея. Большинство юристов обходили данный вопрос молчанием.
   На наш взгляд, однозначный ответ о статусе российского императора в Русской Православной Церкви дает законодательство, начиная с 1721 г., когда в России была введена синодальная система церковного управления. Еще в Духовном регламенте 1721 г. фактически было закреплено, что:
   1) духовные нужды и управление оных духовный чин, также как и чин воинский и гражданский, составляют объект властного попечения монарха,
   2) монарх своей волей учреждает орган, ведающий управлением духовного чина (Святейший Синод),
   3) монарх осуществляет свое властное попечение о церкви, как власть государственная, вместе с Сенатом.
   Отчасти положения Духовного регламента были повторены в Своде законов Российской империи. Согласно статье 42 части тома I, «Император, яко христианский государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в церкви святой благочиния». По словам Е. Н. Темниковского, статья 43 Свода законов Российской империи противоречила Духовному регламенту: «В управлении церковном Самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного». Один из главных создателей Свода законов М. М. Сперанский в 1838 г. так объяснял это противоречие: «Святейший Правительствующий Синод есть орган верховной государственной власти, высшее государственное установление, которой принадлежит лишь «управление» церковное. Высшей властью в церкви является самодержавный Государь» [190 - Цит. по: Темниковский Е. Н. Положение Императора Всероссийского в русской православной церкви… С. 29–30.].
   Проверка приведенной Е. Н. Темниковским цитаты показала ее отсутствие в «Руководстве к познанию законов». На указанной странице мы находим вывод М. М. Сперанского о том, что «самодержавие…, когда оно прилагается к особе Государя: то оно означает соединение всех стихий державного права во всей полноте их, без всякого участия и разделения» [191 - Сперанский М. М. Руководство к пониманию законов. СПб.,1845. С. 50.]. Говоря о предметах ведомства Святейшего Синода, М. М. Сперанский, в соответствии с Духовным регламентом, выделял дела церковного управления, судебную функцию в отношении духовных лиц и бракоразводных процессов, духовную цензуру, обучение [192 - Сперанский М. М. Руководство к пониманию законов. СПб.,1845. С. 141.].
   Таким образом, правовой статус российского Императора в Русской Православной Церкви был точно определен. Единственное, что вызывало некоторое затруднение: разграничение земных и «небесных» дел. М. М. Сперанский подчеркивал, что «Слово неограниченность власти означает то, что никакая другая власть на земле (курсив наш. – А. Д.), власть правильная и законная ни вне, ни внутри Империи, не может положить пределов верховной власти российского Самодержца» [193 - Сперанский М. М. Руководство к пониманию законов. СПб.,1845. С. 56.]. Об этом же писал позже М. П. Альбов: «… несправедливо мнение, будто русский Государь есть глава Церкви во всем, национальный папа… Император – есть глава Церкви только во внешнем управлении, а не по делам веры» [194 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву… С. 118.].
   Как известно, начиная с 1721 г., высшим церковным учреждением Русской Православной Церковью являлся Святейший Синод. Как отмечает священник Е. Тюрин, к упразднению патриаршества Петра I «побудили беседы с Вильгельмом III Оранским, ставшим королем Англии, который доказал Петру, что, если он желает быть полным хозяином в своей стране, то ему самому необходимо стать главою Церкви» [195 - Тюрин Е. Церковь и государство: взаимодействие или размежевание? // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 57.]. С выводом о протестантском характере петровских церковных преобразований согласны и другие современные исследователи. Например, Е. В. Белякова пишет, что «связь церковной реформы с протестантскими образцами установлена и доказана в работах П. В. Верховского [196 - Речь идет о работе «Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент». Ростов-на-Дону, 1916. Т. 1–2.]» [197 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 23.]. Таким образом, сама идея замены патриаршества государственным учреждением может рассматриваться как протестантская.
   Первоначально Святейший Синод был учрежден без согласия патриархов, что вызывало у духовенства сомнения в его легитимности. В связи с этим Петру I пришлось начать переговоры с константинопольским патриархом Иеремией III о признании Святейшего Синода высшим церковным правительством в России. Патриарх долго медлил и только в 1723 г. составил грамоту, согласно которой Синод являлся постоянным духовным собором из двенадцати духовных лиц, равным по своей власти четырем патриархам и потому получившим титул «Святейшего».
   Анна Иоанновна определила персональный состав членов Святейшего Синода: три архиерея (Феофан Прокопович, Леонид Крутицкий, Питирим Нижегородский), два архимандрита (харьковский Платон и новоспасский Илларион), два протоиерея (Успенского собора Иван и Благовещенского собора Иван). Подобным образом присутствие Синода составлялось до 1764 г., когда были изданы «Духовные штаты», согласно которым в Синод приглашались три архиерея, два архимандрита и один протоиерей [198 - См.: Павлов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг. СПб., 2002. С. 196.].
   Практически весь XIX век действовал «Штат Святейшего Синода» от 9 июля 1819 г., согласно которому Синод состоял из представителей двух групп. Первую составляли постоянные члены – семь архиереев, один из которых назывался «первоприсутствующим». Они назначались пожизненно императорскими указами из митрополитов или старейших архиереев. Во вторую группу входили временные члены, вызываемые высочайшими повелениями из числа епархиальных архиереев до объявления об их возвращении в свою епархию. При этом ни постоянные, ни временные члены Святейшего Синода не освобождались от управления вверенными им епархиями. Только указ от 14 октября 1865 г. разрешил им временную отлучку из Санкт-Петербурга в свои епархии.
   Положение членов Святейшего Синода не было прочным. Один из известных церковных писателей XIX в. А. М. Иванцов-Платонов так характеризовал эту ситуацию: «Приглашаемые для присутствования в Синоде на кратчайший срок (отдельно на каждый год или собственно на один зимний сезон, причем подобные приглашения могли возобновляться, но могли и не возобновляться, главным образом … по соображениям обер-прокурора), духовные члены Синода не могли получить здесь большого значения. Есть, правда, пастыри, считающиеся постоянными членами Святейшего Синода. Это – три русских митрополита и экзарх Грузии. Но экзарх Грузии собственно никогда не бывает в Синоде…И митрополиты, … не могут однако ж являться для присутствования в Синоде без особенного Высочайшего вызова. И если такового вызова, по соображениям обер-прокурорским, не последует, они могут оставаться десятки лет лишь номинальными членами Синода. Так, знаменитейшие пастыри русской Церкви: Филарет московский и Филарет киевский, вследствие своей размолвки с обер-прокурором Протасовым, не были вызываемы в Синод с 1842 г. до самой своей смерти» [199 - Иванцов-Платонов А. М. О русском церковном управлении. СПб.,1898. С. 66–67.].
   Правовое положение Святейшего Синода в XVIII–XIX вв. практически не менялось. Как писал М. П. Альбов, «в настоящем своем положении, по основным законам Империи, Святейший Синод имеет то же значение по отношению к государственной власти, что и по Духовному регламенту» [200 - Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву…С. 117.].
   Заседания Святейшего Синода проходили три раза в неделю (понедельник, среда и пятница), за исключением летнего времени и нескольких недель великого поста. Решение считалось принятым при согласии всех членов Святейшего Синода, причем первоприсутствующий имел равный со всеми голос. В случае разногласий обер-прокурор Святейшего Синода докладывал существо дела Императору.
   Компетенцию Святейшего Синода можно разделить на несколько сфер.
   Во-первых, Синод считался властью законодательной, правда, его постановления получали в Российской империи силу закона только после утверждения Государя. Кроме того, Синод участвовал в разработке государственных законов по предметам, касающимся одновременно и духовных, и светских дел. Таким образом, Святейший Синод 1) издавал постановления, относящиеся к вопросам сохранения, утверждения и распространения православной веры, 2) устанавливал в Русской церкви чествования Святых, новые праздники, посты, службы, обряды, а также изменял существующие, 3) занимался толкованием канонов Вселенской церкви.
   Во-вторых, Святейший Синод осуществлял высшую церковно-административную власть в стране:
   – избирал кандидатов в епископы и протопресвитеры военного и морского духовенства, а также осуществлял поставление в епископы,
   – открывал новые епископии и викариатства, мог переводить епископов с одной кафедры на другую, принимал меры в случае неизлечимой болезни или дряхлости епископа,
   – утверждал годичные отчеты епархиальных епископов о состояниях епархий,
   – разрешал открытие новых монастырей, приходов, причтов,
   – мог менять штат приходского причта,
   – назначал и увольнял ректоров духовных академий, членов духовно-учебного комитета,
   – утверждал ректоров семинарий, членов консисторий, инспекторов духовных академий и семинарий, наместников лавр, членов цензурного комитета,
   – утверждал в ученой степени доктора богословия,
   – возводил в степени архимандрита, игумена и протоиерея,
   – награждал благословениями и другими знаками отличия, а также представлял духовных лиц к Высочайшим наградам,
   – давал разрешения на пострижение в монашество на штатные вакансии,
   – решал вопросы о добровольном сложении духовного сана или монашества,
   – осуществлял высшее руководство и надзор за церковно-приходскими школами,
   – хозяйственное управление Святейшего Синода заведовало всем церковным имуществом: давало разрешение на перестройку древних церквей, построенных до XVIII в., и столичных церквей, разрешало устройство домовых церквей и т. д.
   В-третьих, Святейший Синод являлся высшей духовно-судебной властью. Он выносил окончательные решения по любым делам, относящимся к церковной юрисдикции, а также по делам членов Синода, архиереев, настоятелей монастырей, по апелляциям и частным жалобам на епархиальные духовные суды, давал окончательные определения по бракоразводным делам, решал вопросы о наложении высшего церковного наказания – отлучения от церкви.
   Особое место в системе высшей духовной власти занимал обер-прокурор. Эта должность, существующая с мая 1722 г., в XIX веке получила новый юридический статус. По петровской инструкции обер-прокурор должен был 1) сидеть в Синоде и смотреть, чтобы последний «свою должность хранил, решал подлежащие ему дела правдиво, законно и без промедления»; 2) вести журнал синодальных решений и контролировать их выполнение; 3) пересылать важнейшие указы Синода не по почте, а с посыльными, чтобы преодолеть медлительность. Обер-прокурор не подлежал ничьему суду, кроме императорского. В случае отсутствия царя в столице, Синод мог арестовать обер-прокурора и приступить к рассмотрению дела, не подвергая его пыткам и не вынося наказание.
   В XIX веке обер-прокурор так же считался представителем государственной власти в Святейшем Синоде и посредником между Императором и Синодом, а также министерствами и главными управлениями, с одной стороны, и Синодом – с другой. В ведении обер-прокурора, кроме его собственной канцелярии, состояли практически все вспомогательные учреждения Святейшего Синода, прокуроры синодальных контор и секретари духовных консисторий.
   С 1835 г. обер-прокурор Святейшего Синода, наравне с министрами и главноуправляющими отдельными частями, стал приглашаться на заседания Государственного совета и Комитета министров.
   Согласно параграфам 19 и 20 Положения о хозяйственном управлении от 1 марта 1839 г. обер-прокурор стал разрешать расходы до 3000 рублей и утверждать контракты по своему ведомству до 15000 рублей. О суммах, превышающих указанные, необходимо было докладывать Святейшему Синоду.
   В 1865 г. была введена должность товарища обер-прокурора Святейшего Синода с правами и обязанностями, соответствующими товарищам министров.
   С утверждением в 1896 г. Устава пенсионного, согласно статье 187, обер-прокурор наравне с министрами и главноуправляющими собственной властью стал назначать пенсии и единовременные пособия чиновникам и канцелярским служащим по духовному ведомству.
   В соответствии с высочайше утвержденным указом Правительствующему Сенату от 19 октября 1905 г. «О мерах к укреплению единства в деятельности министерств и главных управлений» обер-прокурор Святейшего Синода стал участвовать в заседаниях возрожденного Совета министров по предметам своего ведомства. При необходимости обер-прокурор мог вносить в Государственную думу или Государственный совет проекты об изменении или дополнении законов, предварительно обсудив их в Совете министров.
   Несмотря на то, что обер-прокуроры имели столь серьезную власть, известно, что часто на этом посту оказывались люди далекие от православия. С. М. Санькова отмечает, что «во главе Синода оказывались люди не только далекие от веры, но и подчас представители других конфессий (подобно протестанту Мелиссино), которые безапелляционно вторгались в богослужебные дела, вплоть до сокращения церковной службы и отмены крестных ходов. Подобные действия, как правило, совершались при угодливой поддержке высших церковных иерархов. Так, митрополит московский Платон Левшин, выступавший против произвола обер-прокуроров, с горечью писал: «Наше-то начальство не только не идет против них, но даже содействует им и бежит с ними вперегонку» [201 - Санькова С. М. Кризис Русской Православной Церкви как одна из составляющих дестабилизации государственной жизни России в первой четверти XIX века // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 329.]. Фактически обер-прокурор отделял Святейший Синод от Церкви [202 - См.: Комаров Н. И., Пашенцев Д. А., Пашенцева С. В. Очерки истории права Российской империи (вторая половина XIX – начало XX вв.). М., 2006. С. 346.].
   Подводя итог о правовом статусе обер-прокурора Святейшего Синода, хотелось бы отметить, что его значимость в XIX в. как в Святейшем Синоде, так и во всей системе государственных учреждений неизменно возрастала. Как писал И. С. Бердников, «обер-прокурор Святейшего Синода есть главный начальник всех гражданских чиновников, служащих по ведомству православного исповедания» [203 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань,1913. С. 50.]. Однако это было не совсем так. Показательным является факт, что, когда в 1840 г. в Россию прибыл англичанин Вильям Пальмер с целью «изучить догматы, обряды и чиноположения Российской Церкви и даже российский язык, в Духовной академии или в другом заведении» [204 - РГИА. Ф.797. Оп.10. Д.26608. Л.9–9 об.], затем чтобы в дальнейшем вести переговоры о соединении православной и англиканской церквей, Николай I написал на его прошении карандашом следующую фразу: «Полагаю, что передать в Синод можно; но предугадываю ответ; хорошо бы однако свести его со знающим умным и благонадежным духовным» [205 - Там же. Л.9.]. Наиболее «благонадежным» оказался никто иной как обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов.
   При Святейшем Синоде в этот период состояло десять учреждений:
   1) Канцелярия Святейшего Синода, куда поступали все документы.
   2) Канцелярия обер-прокурора с подобными функциями, но с дополнительным делопроизводством самого обер-прокурора.
   3) Хозяйственное управление, учрежденное в 1839 г. для заведования денежными и другими средствами Святейшего Синода, составления годичной сметы доходов и расходов. Именно сюда ежегодно из государственной казны поступали средства для удовлетворения церковных потребностей. В Российском государственном историческом архиве в фонде Хозяйственного управления (799) хранится множество дел о продаже леса и лесных материалов с церковных дач, о распределении процентного вознаграждения из типографской прибыли, о назначении пособий на содержание церковно-приходских школ, отчеты по ревизиям и т. п. [206 - РГИА. Ф.799. Оп.20 (1862–1891 гг.). Д.3,150,164; Оп.10 (1895–1917 гг.). Д.36,64,65 и др.]
   4) Контроль Святейшего Синода, учрежденный в 1867 г., для ревизии средств Святейшего Синода и церковных учреждений.
   5) Учебный комитет, официально созданный в 1867 г., хотя и имевший предшественников в виде Комиссии духовных училищ, преобразованной в 1839 г. в Духовно-учебное управление. Он обсуждал предложения по усовершенствованию духовно-учебных заведений по учебно-педагогической части, программам преподавания, учебным руководствам, книгам и периодическим изданиям. Этот комитет объявлял конкурсы и присуждал премии лучшим учебным пособиям. Сюда приходили годичные отчеты о состоянии духовных учебных заведений.
   6) Духовно-училищный совет был учрежден указом Святейшего Синода от 12–17 февраля 1885 г. № 228 для удобного ведения дел по управлению церковно-приходскими школами и распоряжения отпускаемыми для них средств. 26 февраля 1896 г. было утверждено Положение об управлении школами церковно-приходскими и грамоты Ведомства православного исповедания, согласно которым Духовно-училищному совету было предоставлено право чрезвычайных собраний для обсуждения дел церковно-приходских школ и школ грамоты. Была введена должность наблюдателя за этими школами.
   7) Санкт-Петербургская синодальная типография, существовавшая с XVIII в., в которой печатались издания Священного Писания и другие книги духовного содержания на русском языке.
   8) Московская синодальная типография, также созданная еще в XVIII в. для напечатания книг на церковно-славянском языке [207 - Книги духовного содержания еще могли печататься в Киевской и Почаевской типографиях, но только по непосредственному дозволению Святейшего Синода (см.: Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань, 1913. С. 60).].
   Ежегодно от обеих типографий по разным губерниям отправлялись представители, которые проверяли правильность торговли на местах церковными изданиями. Например, в октябре 1900 г. в Казань и Оренбург с подобной целью был командирован управляющий Московской синодальной типографии [208 - РГИА. Ф.799. ОП.10. Д.77.].
   9) Московская синодальная контора, созданная еще 3 декабря 1742 г. в связи с частыми переездами двора в Москву. При возвращении в Санкт-Петербург Святейший Синод оставлял в Москве несколько членов для завершения дел. Кроме того, в Москве осуществлялось управление бывшей патриаршей епархией, перешедшей при Петре I в ведение Синода. В состав Московской синодальной конторы входили: первоприсутствующий – московский митрополит, и два члена. С 1762 г. при этой конторе была учреждена должность прокурора, который заведовал управлением московского синодального хора, училищем церковного пения и недвижимыми имуществами Святейшего Синода в Москве и ее окрестностях;
   10) Грузино-Имеретинская синодальная контора, созданная в 1814 г. под председательством экзарха Грузии и четырех членов (трех архимандритов и одного архиерея). Ей принадлежало общее управление делами и церковным имуществом в Закавказском крае, избрание и представление Святейшему Синоду кандидатов на архиерейские кафедры, решение дел о недействительности и расторжении браков (но недовольным предоставлялось права апеллировать в Святейший Синод), суд над духовными лицами и мирянами. Обо всех распоряжениях эта синодальная контора докладывала Святейшему Синоду.
   Давая оценку структуре и функциям Святейшего Синода, трудно не согласиться с уже упоминавшимся знаменитым церковным писателем XIX в. протоиереем А. М. Иванцовым-Платоновым, который писал: «… наше церковное управление представляется слишком сложным. Святейший Синод с различными отделениями, принадлежащими к нему… представляют собой такую массу чиновничества, которая даже по внешнему виду дает высшему церковному управлению характер особого государственного ведомства, особого министерства. По своему составу Святейший Синод обыкновенно представляется собором пастырей русской Церкви. Но по внутреннему строю и направлению синодальная администрация вовсе не имеет характера соборного, и едва ли даже можно сказать, что она имеет характер церковно-пастырский» [209 - Иванцов-Платонов А. М. О русском церковном управлении. СПб.,1898. С. 66–67.].
   Русская церковь делилась на несколько епархий. Епархии в России неоднократно менялись: в XVIII в. епархиальное и губернское деление отличались, Павел I соединил принцип деления, в XIX в. почти каждой губернии стала соответствовать епархия. Исключения составили: 1) Прибалтийский край, составивший одну епархию, 2) Кавказ, в котором число епархий было меньше числа губерний, 3) Финляндия, составляющая одну епархию.
   Главой каждой епархии был епископ. Согласно Духовному регламенту, Святейший Синод выбирал трех кандидатов, а Император утверждал одного из них. Акт рукоположения епископов осуществлял собор епископов, насчитывающий не менее двух человек.
   Епископы являлись религиозными учителями и выразителями религиозного сознания общины, осуществляли право проповедования. Они руководили православными миссиями в епархии, утверждали братства для распространения веры и «противодействия расколу». Епископы разрешали издание сочинений и брошюр религиозно-нравственного содержания. Им подчинялись все духовно-учебные заведения епархий. Разрешен был контроль светских учебных заведений.
   Епископы в пределах своей епархии имели право совершать все священнодействия. Они считались главными администраторами и судьями на своей территории [210 - Устав духовных консисторий. СПб.,1903. С. 1.]. Это соответствовало 35 правилу Святых Апостолов, согласно которому власть епископов не может распространяться далее границ, вверенных им епархий.
   Епископы смещались с должности в трех случаях: 1) низвержения по суду; 2) добровольного сложения сана; 3) пострижения в схиму (особый вид монашества, обязывающий не выходить из монастыря, строго вести аскетическую жизнь и не занимать должности, соединенные с властью).
   При епархиальных архиереях состояло три органа.
   Во-первых, викарные епископы. Предложение об учреждении этой должности поступило еще на Большом московском соборе 1666–1667 гг., осудившем патриарха Никона. Однако только в 1708 г. викарии были даны архиепископу Новгородскому и митрополиту Санкт-Петербургскому. При Екатерине II эти должности были введены при всех крупнейших кафедрах, а 17 декабря 1865 г. они были учреждены во всех епархиях, которые смогли найти средства для их содержания. Викарные епископы являлись главными помощниками епископов в епархиях, а в случае вакантности епископской кафедры – замещали ее до назначения нового епархиального епископа.
   Во-вторых, при епископах существовали духовные консистории, созданные еще в соответствии с указом Елизаветы Петровны от 9 июня 1744 г. 27 марта 1841 г. был издан Устав духовных консисторий, а в 1883 г. – его второе переработанное издание. Предшественниками таких консисторий считались освященные соборы. Однако у современников канонические основания такой системы вызвали сомнения. Как отмечал профессор Н. К. Соколов, «в различных определениях Устава нет ни одной ссылки на древние каноны как на основания…» [211 - Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. М., 1874. Выпуск 1. С. 146.].
   Согласно статье 1 данного Устава, духовные консистории – это «присутственное место, через которое под непосредственным начальством епархиального архиерея, производится управление и духовный суд в поместном пределе Православной Русской Церкви, именуемом епархией» [212 - Устав духовных консисторий. СПб.,1903. С. 1.]. Формирование состава консистории зависело от епископа: он предлагал пять или более членов из числа архимандритов, игуменов, иеромонахов и священников. Затем этот состав утверждался Святейшим Синодом. Увольнение членов консистории также проводилось только через Синод.
   Заседания духовных консисторий проходили пять раз в неделю. На них рассматривались такие вопросы, как: 1) охрана и поддержание православной веры; 2) надзор за благоустройством церквей; 3) наблюдение за «благочинием» в церквах и монастырях; 4) надзор за исполнением духовенством своих обязанностей; 5) вынесение суждений о способности к церковному служению кандидатов в священники; 6) надзор за управлением церковным и монастырским имуществом; 7) осуществление духовного суда (правда, решения консисторий утверждалось епархиальными епископами).
   Третьим органом при епархиальном епископе был благочинный, осуществляющий церковно-полицейскую власть. Впервые обязанности благочинных были определены на Стоглавом соборе 1551 г., а затем – особой Инструкцией, изданной патриархом Адрианом в 1699 г. и исправленной в 1775 г. Платоном, будущим митрополитом московским.
   Благочинный избирался епархиальным епископом из кандидатов, представленных духовной консисторией. Ему поручался надзор за 10–30 церквами с их причтами. В случае поручения благочинному более пятнадцати церквей ему давался помощник. При выявлении нарушений во время проверок, проводимых два раза в год, благочинный докладывал об этом епископу (статья 65) [213 - Устав духовных консисторий. СПб.,1903. С. 27.].
   Монастыри состояли под наблюдением архимандритов – особых благочинных из монастырских настоятелей.
   Каждая епархия делилась на приходы – церковные общины, состоящие под духовным управлением приходских священников и имеющие свой храм для богослужебных собраний. Учреждение новых приходов и закрытие существующих находилось в компетенции Святейшего Синода. Границы же между приходами распределяли епархиальные епископы. По определению Святейшего Синода от 16 февраля 1885 г., утвержденному Императором, в каждом приходе, в котором проживало не более 700 душ, должны были быть священник и псаломщик. В более крупных приходах утверждался штат в составе священника, диакона и псаломщика [214 - Цит. по: Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 75.].
   Главным лицом в приходе считался священник, являющийся представителем епархиальной власти в пределах прихода. Каждому священнику архиерей выдавал «ставленную грамоту». Приходские священники совершали богослужения, церковные и внецерковные проповеди, руководили церковно-приходскими школами.
   Прихожане каждой церковной общины в присутствии благочинного избирали на три года из своей среды церковного старосту с правом переизбрания. В виду важности данной должности кандидатуру избранного старосты утверждал епархиальный архиерей.
   Несмотря на то, что эта должность существовала с 1721 г., только Инструкцией от 17 апреля 1808 г. были определены их обязанности. Инструкция была небольшой по объему и состояла из 19 статей. Согласно статье 1 Инструкции 1808 г., «староста есть поверенный прихожан церкви, выбранный из числа их доверия достойный человек, для охранения и употребления церковных денег и вообще для хранения всякого церковного имущества» [215 - Инструкция церковным старостам от 17 апреля 1808 г. // Полные духовные законы для православных священников и церковнослужителей, монашествующих, настоятелей монастырей, благочинных, членов Консистории, архиереев и других начальствующих лиц. СПб., 1877. С. 237.]. Функции церковных старост были определены в статье 5 Инструкции: «Староста должен в обыкновенное при священнослужении время собирать от доброхотных дателей деньги в кошельки или кружку, продавать свечи, принимать делаемое в церковь приношение, как-то: образа, оклады, привесы, воск, светильники, ладан, муку на просфоры и другие вещи, к церковному употреблению служащие; смотреть за сохранностью церковных сумм равномерно и за чистотой церкви; пещись о целости церковного имущества; и вносить в особую опись прибыльные вещи, – при главном наблюдении за всем сим священно– и церковно-служителей» [216 - Инструкция церковным старостам от 17 апреля 1808 г. // Полные духовные законы для православных священников и церковнослужителей, монашествующих, настоятелей монастырей, благочинных, членов Консистории, архиереев и других начальствующих лиц. СПб., 1877. С. 237.]. Церковным старостам кафедральных соборов и приходских церквей в столичных и губернских городах, за исключением крестьян, было предоставлено право носить мундир IX класса, старостам же из крестьян – кафтаны с галунами и кистями.
   Определением Святейшего Синода от 15–23 июня 1890 г. № 132 в действие была введена новая Инструкция церковным старостам, Высочайше утвержденная 12 июня 1890 г. Эта Инструкция была гораздо больше по объему, чем предыдущая, и содержала 58 статей. Изменения, в основном, должны были привести к усилению контроля за деятельностью церковных старост со стороны епархиального начальства и Святейшего Синода. Так, например, статья 1 теперь закрепила, что «церковный староста есть поверенный прихода, избираемый в каждой приходской церкви для совместного с причтом приобретения, хранения и употребления церковных денег и всякого церковного имущества, под надзором и руководством Благочинного и епархиального начальства» [217 - Инструкция церковным старостам от 12 июня 1890 г. // Серебряков В. Церковный староста, его права и обязанности. Справочная книга. СПб., 1912. С. 12.]. Работа церковных старост была явно усложнена, т. к. статья 5 предусматривала, что «церковный староста в отправлении своей должности руководствуется как правилами сей инструкции, так и другими существующими по духовному ведомству постановлениями, подчиняясь в своей деятельности всем распоряжениям епархиального начальства» [218 - Инструкция церковным старостам от 12 июня 1890 г. // Серебряков В. Церковный староста, его права и обязанности. Справочная книга. СПб., 1912. С. 13.]. Более детально были сформулированы и функции церковных старост. Статья 22 Инструкции 1890 г. возложила на церковных старост: «1) сбор денег в церковный кошелек и кружку, прием всякого рода сумм…; 2) продажа восковых свечей и огарков; 3) покупка, по указанию причта, всего необходимого для церкви…; 4) ведение приходно-расходных книг…; 5) поддержание в исправности, обновление и пополнение ризницы и церковной утвари; 6) ближайшее наблюдение за исправным состоянием иконостаса, лампад, подсвечников…; 7) надзор за отоплением, освещением и чистотой церкви…; 8) присмотр за домами, приобретенными церковным иждивением…, лесными дачами…; 9) наблюдение за тем, чтобы в пределах прихода не происходило противозаконной продажи церковных восковых свечей; 10) наблюдение за сохранением богомольцами тишины и порядка во время богослужения в церкви и вне ее – во время крестных хождений» [219 - Инструкция церковным старостам от 12 июня 1890 г. // Серебряков В. Церковный староста, его права и обязанности. Справочная книга. СПб., 1912. С. 17.].
   К числу приходских учреждений относились также церковные братства. Они издавна существовали на Руси, однако их правовой статус был определен только в Высочайше утвержденном положении Комитета министров от 8 мая 1864 г. «О православных церковных братствах». В нем говорилось, что церковные братства – это общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния для служения нуждам и пользам Православной церкви, для противодействия посягательствам на нее со стороны иноверцев и раскольников, для созидания и украшения православных храмов, для дел христианской благотворительности, для распространения и утверждения духовного просвещения. Церковные братства учреждались при церквах и монастырях, с благословения и утверждения епархиального архиерея. В связи с тем, что им был придан статус юридических лиц, они могли пользоваться правом приобретения недвижимой собственности.
   2 августа 1864 г. было издано Высочайше утвержденное положение Комитета министров «О приходских попечительствах при православных церквах». Их целью была благотворительность. Члены попечительств делились на две категории: 1) непременные, которые обязаны были заниматься благотворительностью – священники, церковные старосты и волостные старшины, 2) добровольные – любой прихожанин. В отличие от церковных братств, попечительства не имели статуса юридического лица.
   После утверждения Александром III 13 июля 1884 г. «Правил о церковно-приходских школах» у приходского начальства появилась еще одна важная функция. Согласно параграфу 1 «Правил…», церковно-приходские школы – это «начальные училища, открываемые православным духовенством, имеющие целью утверждение в народе православного учения, веры и нравственности христианской и способной сообщать полезные знания» [220 - Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания / Сост. Т. В. Барсов. СПб., 1885. Т. 1. С. 399.]. Если в 1883 г. церковно-приходские школы существовали при 13 % приходов России, то в 1893 г. – уже при 67 % [221 - Леонтьева Т. Г. Церковно-приходская школа: прошлое и настоящее православной педагогики // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 595.].
   Кроме общепринятой в Российской империи системы существовали и некоторые специальные.
   Во-первых, православные церкви, учрежденные при посольствах, миссиях, консульствах и дворах высочайших особ императорской фамилии за границей, состояли в ведении Министерства иностранных дел. Священники и церковнослужители заграничных церквей назначались и увольнялись духовным ведомством по согласованию Министерства иностранных дел с обер-прокурором Святейшего Синода.
   Во-вторых, еще при Петре I для каждой воинской части были введены должности полевых священников и флотских иеромонахов. Несколько воинских частей составляли своеобразный округ, в котором назначался полевой обер-священник или обер-иеромонах. Павел I в 1797 г. учредил должность главного обер-священника армии и флота и особое управление при нем. В 1890 г. было создано новое Положение об управлении военным духовенством, согласно которому всеми церковными учреждениями военного ведомства стал заведовать протопресвитер военного и морского духовенства. Фактически он осуществлял некоторые права епископского сана: определял на духовные должности по военному ведомству, ходатайствовал перед Святейшим Синодом о награждении находящихся у него в подчинении лиц, налагал епитимьи на лиц военного звания, назначал следствия по проступкам военного духовенства. Непосредственный надзор за всем военным духовенством осуществляли особые благочинные.
   В-третьих, издавна при русских царях была должность духовника Государя, который являлся протопресвитером московского Благовещенского собора, как главной дворцовой церкви. В императорский период главой придворного духовного ведомства стал духовник их Императорских Величеств, назначаемый указом Императора Святейшему Синоду и в иерархическом управлении состоящий в ведении Святейшего Синода и митрополита Санкт-Петербургского.
   Таким образом, в XVIII – начале XX вв. Русская Православная Церковь являлась государственным учреждением, правовой статус и структура которого были точно определены законом.
   Российское государство заботилось о законодательном регулировании управления и другими вероисповеданиями.
   Как отмечал Н. Д. Кузнецов, до Петра I «отношение русской государственной власти к делам иностранных исповеданий определялось двумя принципами: охранением господствующей православной веры и полным невмешательством во внутреннюю церковную жизнь пребывающих в Россию иностранцев. «Государю нашему до их веры дела нет», – вот мысль, руководившая обыкновенно правительством по вопросам иностранных исповеданий» [222 - Кузнецов Н. Д. Управление делами иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Ярославль, 1898. С. 2.]. Первой попыткой со стороны государственной власти установить управление делами иностранных исповеданий в России является учреждение в 1711 г. должности супер-интенданта, который осуществлял надзор за протестантской церковной жизнью. При Анне Иоанновне появилась Юстиц-коллегия Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел. Екатерина II перешла к прямому законодательному регулированию различных сторон церковной жизни неправославных, издав «Регламент петербургской католической церкви 1769 г.» и «Манифест 1778 г. об учреждениях для восстановления согласия между членами петербургской реформатской церкви».
   В XIX в. при Министерстве внутренних дел был создан Департамент духовных дел иностранных исповеданий, состоящий из двух отделений. К первому были отнесены дела римско– и армяно-католического исповеданий, а ко второму – дела армяно-григорианской и протестантских церквей, а также нехристиан. В части I тома IX Свода законов Российской империи были помещены «Уставы духовных дел иностранных исповеданий». Сама подведомственность показывает, что государственная власть жестко контролировала управление неправославными исповеданиями. По словам Н. Д. Кузнецова, эта система была подчинена главной цели: «Русское государственная власть всегда заботилась и заботится, чтобы в России не происходило какой-нибудь пропаганды иноверных учений» [223 - Кузнецов Н. Д. Управление делами иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Ярославль, 1898. С. 6.].
   В Своде законов Российской империи был раздел «Об управлении духовных дел христиан протестантского исповедания», который включал принятые еще в 1832 г. [224 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права православной церкви. Казань, 1913. С. 1259.] и просуществовавшие до 1917 г. Уставы евангелическо-лютеранской и евангелическо-аугсбургской церквей, особые постановления об управлении духовными делами евангелическо-реформаторских обществ. В них детально определялись структура этих конфессий, функции и полномочия их органов управления, права, обязанности и меры наказания духовенства, обязанности верующих, порядок отправления культа. В главе «Об учении» закон описывал исповедуемое вероучение и запрещал членам церкви распространять мнения, «противные» ему. Высшие духовные лица, президенты консисторий (особых советов, состоящих как из служителей культа, так и мирян для руководства делами общины) назначались императором, пробсты утверждались министерством внутренних дел, а проповедники – губернаторами [225 - Свод законов Российской империи. Т. XI. Ч.1. СПб.,1896. С. 54–204.].
   Для общего заведования делами протестантов была учреждена Генеральная консистория, собиравшаяся два раза в год и состоявшая из депутатов, избираемых на три года участвующими в церковном управлении сословиями. Как Генеральная, так и другие консистории, имели светского президента, духовного вице-президента и равное число светских и духовных заседателей [226 - Павлов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг. СПб.,2002. С. 202.].
   Структура и деятельность католических учреждений жестко регламентировались государством. Высшим правительственным учреждением для римско-католической церкви являлась Духовная коллегия в Санкт-Петербурге, которая была создана в конце XVIII века. В составе коллегии было 10 человек: председатель – митрополит Могилевский, один епископ, один прелат и семь заседателей (по одному представителю от каждой католической епархии – Могилевской, Виленской, Тельшевской (Ковенская и Курляндская губернии), Луцко-Житомирской, Минской, Каменецкой (Подольская губерния), Тираспольской) [227 - Свод законов Российской империи. Т. XI. Ч.1. СПб., 1896. Ст.11–13,21,34,35.]. Митрополит и епископы назначались указами императора Правительствующему Сенату по предварительному соглашению с папой римским. Они приносили присягу на верность императору и наследнику престола, после чего им разрешалась присяга римскому первосвященнику [228 - Павлов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг. СПб., 2002. С. 200–201.].
   Общее руководство армяно-григорианской церковью осуществлял Эчмиадзинский армяно-григорианский синод, состоящий из католикоса всех армян, четырех архиепископов или епископов и такого же числа архимандритов – вартапедов. Члены Синода назначались императором по представлению католикоса через министра внутренних дел из двух кандидатов на каждое место. К распорядительным функциям Синода относились: 1) контроль за действиями подчиненных ему мест и лиц, 2) надзор за управлением церковным имуществом, 3) предварительное рассмотрение дел об учреждении монастырей, церквей и семинарий, а также общение по данным вопросам с министерством внутренних дел и императором, 4) разрешение армянам на вступление в духовный сан и пострижение в монашество, а также сложение сана, 5) окончательное рассмотрение дел по прошениям на вступление в брак в сложных случаях, 6) наблюдение за оказанием помощи вдовам и сиротам духовных лиц, 7) ведение списков всех церквей, монастырей, семинариях и богоугодных заведениях, а также духовенства и монахов армяно-григорианского вероисповедания на территории Российской империи, 8) дела о разрешении принятия армяно-григорианского вероисповедания мусульманами и язычниками, 9) предоставление в министерство внутренних дел ежегодных отчетов. Кроме того, Синод имел еще судебные полномочия в отношении жалоб на епархиальных начальников и епархиальные консистории, жалоб на членов Синода, апелляций по делам о браках, тяжб священнослужителей между собой, дел о преступлениях, подлежащих церковному суду.
   Армяно-григорианская церковь имела в Российской империи шесть епархий: Нахичеванскую, Бессарабскую, Астраханскую, Эриванскую, Грузинскую Карабахскую и Ширванскую. Епархиальные начальники назначались российским императором и при вступлении в должность приносили присягу на верность подданства и службы. В управлении делами им помогали консистории, а в некоторых епархиях – еще духовные правления.
   Все религиозные наставники мусульман подлежали ведению Духовного собрания, во всех остальных вопросах мусульмане подчинялись только гражданским властям.
   Управление делами иудеев осуществляла раввинская комиссия при Департаменте духовных дел иностранных исповеданий, состоящая из председателя и шести членов. Избрание кандидатов было предоставлено еврейским обществам тех губерний, где евреи имели постоянное жительство. Комиссия могла рассматривать и принимать решения по вопросам о правилах и обрядах иудаизма, по действиям раввинов, а также по делам о расторжении браков в тех случаях, когда раввины нашли неясности в законе или поступила жалоба на неправильное действие раввина [229 - Сборник узаконений, касающихся евреев. Составлен по распоряжению министра внутренних дел в Департаменте полиции исполнительной. СПб.,1872. С. 6.].
   В конце XIX – начале XX вв. российские ученые, в том числе и специалисты в области церковного права, указывали на необходимость изменения системы управления как Русской Православной Церкви, так и других церквей. За основу была взята идея Н. М. Коркунова о том, что «властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, а с пассивной стороны, со стороны подвластного. Все, от чего человек сознает себя зависимым, властвует над ним, все равно имеет ли и даже может ли оно иметь волю, направленную на такое властвование… Для властвования требуется только самое сознание зависимости, а не реальность ее» [230 - Коркунов Н. М. Указ и закон. СПб.,1894. С. 180.]. Эту идею активно подхватил профессор Московского университета П. В. Гидулянов, который считал, что «настала пора пересмотреть учение о власти, как о воле, также и в церковном праве» [231 - Гидулянов П. В. Сущность и юридическая природа церковного властвования. Пг., 1916. С. 6.]. В результате ученый пришел к выводу, что «вся церковь построена на чувстве веры, на добровольном подчинении церковному авторитету. Вследствие этого сфера деятельности церкви определятся свободным, добровольным подчинением ей в силу веры в Бога и во исполнении Его воли. Поэтому подчинение личности Церкви есть самая свободная форма подчинения и всецело зависит от свободного соизволения подчиняющегося человека… Церковная власть – это сила, вытекающая из чувства зависимости верующих от управляющей Церковью поли Божьей» [232 - Гидулянов П. В. Сущность и юридическая природа церковного властвования. Пг., 1916. С. 37.].
   Таким образом, Российское государство формировало церковную власть не только Русской Православной Церкви, но и протестантских, католической, армяно-григорианской церквей. Особо положение Русской Православной Церкви как «первенствующей и господствующей» определялось тем, что император обязан был принадлежать к православию, являлся его защитником, а Святейший Синод являлся единственным церковным органом, относящимся к высшей государственной власти. Государственное вмешательство в управление нехристианских религиозных союзов формально отрицалось, но регламентировалась индивидуальное поведение каждого нехристианина как подданного Российской империи.

§ 2. Взаимодействие уголовного и церковного права

   Изучение взаимодействия уголовного и церковного права Российской империи позволяет выделить два этапа.
   Первый этап – XVII – конец XIX вв. – характеризовался серьезным влиянием церковных канонов на развитие уголовного права. Именно церковным правом было определено значительное количество преступных деяний. Как отмечал известный специалист в области церковного права профессор М. Е. Красножен, «в России Православная церковь с самого начала своего появления получила в свое ведение чрезвычайно много уголовных дел разного рода: 1) преступления против веры и церкви, 2) преступления против семейного союза, 3) преступления против целомудрия, 4) некоторые случаи смертоубийства…, если убитым являлось лицо бесправное, стоявшее под покровительством церкви, 5) личные обиды, совершенные в кругу семейного союза или против женщин, или обиды, нанесенные способом особо позорным» [233 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 114–115.]. Причем неважно, кем были совершены преступления – духовными лицами или мирянами.
   В светском источнике впервые религиозные преступления были помещены в первой главе Соборного уложения 1649 г. «О богохульниках и церковных мятежниках» [234 - Российское законодательство X–XX вв. М., 1985. Т. 3.]. Кроме того, и в других главах, например, XXII, встречались упоминания о преступлениях такого рода.
   При составлении Свода законов Российской империи все религиозные преступления были отнесены ко второму разделу первой книги XV тома «О преступлениях против веры». Этот раздел состоял из следующих глав: 1) о богохулении и порицании веры, 2) об отступлении и отвлечении от веры, 3) о наказаниях за ереси и расколы, 4) о подложном проявлении чудес, лжепредсказаниях, колдовстве и чародействе, 5) о нарушении благочиния в церквах, притом учиненное а) мирянами и б) духовными лицами, 6) о святотатстве (похищении церковных вещей и денег, разрытии могил и ограблении мертвых тел).
   В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. система Свода законов относительно религиозных преступлений была сохранена. В результате в Уложении 1845 г. раздел второй «О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих веру оную постановлений» (первый раздел был посвящен общему понятию преступлений, проступков и наказаний, третий раздел – государственным преступлениям) был разбит на пять глав: о богохулении и порицании веры (статьи 182–189), об отступлении от веры и постановлений Церкви (об отвлечении и отступлении от веры (статьи 190–205), об ересях и расколах (статьи 206–217), об уклонении от исполнения постановлений Церкви (статьи 218–222), о святотатстве, разрытии могил и ограблении мертвых тел, о лжеприсяге [235 - Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1846. Т. ХХ. Отделение I. С. 628–644.].
   Необходимо отметить, что количество религиозных преступлений во второй половине XIX в. постоянно возрастало. С. В. Познышевым были изучены материалы петербургского, московского, одесского, харьковского, саратовского и казанского судебных округов за 20 лет (с 1874 по 1893 гг.), на основании которых ему удалось выявить следующую статистику [236 - Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М.,1906. С. 286.]:

   Несмотря на рост числа религиозных преступлений, долгое время специальных работ, посвященных их изучению не было. Так, доктор уголовного права Н. Д. Сергеевский (1849–1908) писал, что «особое настроение многих писателей-юристов XIX столетия … побуждало их умалять их во что бы то ни стало значение религиозного момента в праве вообще и в уголовном праве в частности… Писатели как бы игнорировали, что религиозные убеждения граждан представляют собой, может быть, самую могучую из духовных сил, движущих человеком, притом силу всепроникающую, не только господствующую в сфере внутренних движений человека, но и управляющую в значительной степени его внешней деятельностью, его отношениями к ближним, к обществу и даже к государству» [237 - Сергеевский Н. Д. К учению о преступлениях религиозных // Журнал Министерства юстиции. 1906. № 4. С. 14–15.]. Действительно, например, в книгах признанного авторитета в сфере уголовного права И. Я. Фойницкого, написанных во второй половины XIX в., о религиозных преступлениях и наказаниях практически ничего не говорится [238 - В работе «Учение о наказании. Лекции, читанные ординарным профессором Санкт-Петербургского университета И. Я. Фойницким в первом полугодии 1886 г.» (СПб.,1886) церковные наказания только один раз упоминаются (с.60), но о них ничего не говорится; в некрологе «А. Ф. Кистяковский как криминалист» (Киев, 1895), И. Я. Фойницкий ни слова не сказал о работах покойного по проблеме религиозных преступлений.]. В результате, когда в 1886 г. на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета Л. С. Белогриц-Котляревский (1855–1908) защищал докторскую диссертацию «Преступления против религии в важнейших государствах Запада: историко-догматическое исследование», ему пришлось признать, что «вопрос о преступлениях против религии принадлежит к числу наименее разработанных в особенной части уголовного права не только у нас, но и в западноевропейской юридической литературе» [239 - Белогриц-Котляревский Л. С. Преступления против религии. Ответ И. Я. Фойницкому. Ярославль, 1887. С. 3.].
   Анализ природы религиозных преступлений, закрепленных в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., был предпринят профессором уголовного права Санкт-Петербургского университета Н. С. Таганцевым. В своих лекциях он пришел к следующему выводу: «Наиболее старинным воззрением на сущность этих преступлений является воззрение еврейского законодательства. Основная черта его исходит из отождествлений понятий преступления и греха… Эти начала нашли себе выражение и в законодательстве первых христианских императоров и в каноническом праве, а затем отразились на светском законодательстве и более поздних времен. Таким образом, в основе этого воззрения лежат уже два источника: … Пятикнижие Моисея и Евангелие…» [240 - Чернявский А. Религиозные преступления (из лекций Н. С. Таганцева). СПб., 1905. С. 2.].
   Далее Н. С. Таганцев разобрал религиозные преступления, выводимые из этих источников.
   Согласно первой заповеди – «Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим», определяется первая группа религиозных преступлений – отпадение от веры. Виновный в нем посягает на основную святыню и должен подлежать смерти «со всем племенем своим».
   Подобной ответственности подвергается наряду с отступившим и его совратитель. Таким образом, определяется вторая группа религиозных преступлений – совращение из православия.
   Второй заповедью, запрещающей создавать себе кумира и выражать ему поклонение внешним образом, к религиозным преступлениям были отнесены «суеверные» преступления: колдовство, чародейство и любые попытки обращения к помощи дьявола.
   Заповедью о «дне субботнем» верующим было предписано соблюдение внешних обрядов, ритуала. Неисполнение установленных культов и догматов рассматривались как ересь и смута.
   Следующую категорию религиозных преступлений составила хула на Бога, на религию и ее учение, а также на предметы религиозного почитания и уважения. Об этом говорится в книге Левит: «Кто будет злословить Богу моему, тот понесет грех свой, и кто хуленно произнесет Имя Всевышнего, да умрет, да побьют его камнями».
   Согласно заповеди – «Не приемли Имени Господа Бога твоего всуе», к религиозным преступлениям относились: простое упоминание Божьего имени всуе, божба, клятвопреступление, лжеприсяга.
   Практически за все эти преступления назначалась смертная казнь.
   Подводя итог изучению преступлений по религиозным источникам, Н. С. Таганцев пришел к следующему выводу: «… отправная точка Уложения о наказаниях на существо религиозных посягательств – каноническая… Составители Уложения о наказаниях в каждой отдельной категории религиозных посягательств внесли целый ряд частных случаев, введя излишнюю конкретность в изложении, благодаря чему в этом разделе, вместо тридцати семи статей, бывших в Своде, оказалось восемьдесят одна статья (176–240)» [241 - Чернявский А. Религиозные преступления (из лекций Н. С. Таганцева). СПб., 1905. С. 7.].
   Как отмечал А. Ф. Кистяковский, «всякому криминалисту и даже всякому образованному человеку ведомо, что общая постановка преступлений против веры в Уложении о наказаниях принадлежит к самым несовершенным и отсталым отделам нашего законодательства» [242 - Кистяковский А. Ф. О преступлениях против веры // Наблюдатель. 1882. Октябрь. С. 102.]. Он подсчитал, что кроме того, что в редакции Уложения о наказаниях 1866 г. осталось 65 статей о преступлениях против веры, две статьи содержались в Уложении о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (35 и 36 статьи), и 135 статей – в Уставе о предупреждении и пресечении преступлений (с 3 по 138) [243 - Там же. С. 103.].
   Серьезное влияние церковное право оказало и на систему наказаний.
   Во-первых, церковное право способствовало постепенной трансформации цели наказания от устрашения к перевоспитанию преступника. Говоря о целях церковных наказаний, исследователи церковного права обычно обращались к главе XVIII Евангелия от Матфея: «Если согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его меду тобой и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата своего; если же не послушает тебя брат твой, возьми с собой еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви, а если и церковь не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (ст. 15–17). Приват-доцент Императорского Московского университета С. В. Познышев в своей работе об уголовных наказаниях писал: «Принцип возмездия, в котором большинство … видит одно из руководящих начал карательной деятельности, решительно противоречит Евангельским заповедям… Нельзя утверждать на религиозных основаниях и законность наказания как необходимого средства предупреждения преступлений. Предупреждение преступлений представляет собой задачу, обязанность осуществления которой покоится вовсе не на религиозных основах» [244 - Познышев С. В. Основные вопросы учения о наказании. М.,1904. С. 107.].
   Как отмечал известный специалист в области церковного права Н. С. Суворов, выделялось три цели церковных наказаний: 1) исправление преступника, 2) благо целей церкви – «продолжать совершенное Христом дело искупления, через усвоение его заслуг каждым верующим, вести человека к возможному на земле нравственному совершенству и воспитывать его для вечности» [245 - Послание к Ефесянам. IV. 11–13.], 3) поддержание и охрана чести церкви по отношению к не принадлежащим к ней [246 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб.,1876. С. 27.]. М. Е. Красножен писал, что цели церковных наказаний имеют особенности. Во-первых, в данном случае цель наказания состоит не в возмездии за вину, а в примирении человеческой воли с законом Божьим и в исправлении виновного. Таким образом, церковным наказаниям не должен был быть присущ насильственный, материально-принудительный характер. Во-вторых, церковные наказания могут назначаться только духовной властью. В-третьих, карательная юрисдикция церкви может распространяться лишь на ее членов [247 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права… С. 116.], т. к. церковные наказания – это лишение благ и прав, раздаваемых церковью (участия в общественных богослужениях, в молитвах, в таинствах, в церковно-приходских делах, преимущественного положения клира в обществе).
   Именно наличие церковных наказаний позволило не распространять уголовную ответственность на совершивших невиновные деяния. В частности, в Российском государственном историческом архиве, в фонде Канцелярии Святейшего Синода, хранятся дела о рапортах местных епископов: рапорты Павла, архиепископа тверского и кашинского 1803 г., о наложении церковного покаяния на дворового человека Антона Семенова «за нечаянное им задавление во время проезда на лошади» малолетнего крестьянина Федора Иванова и на крестьянского сына Василия Аксенова за неумышленное убийство из ружья крестьянина Федора Яковлева и т. д. [248 - РГИА. Ф.796. Оп.84. Д.5. Л.7–8 об.]
   Во-вторых, церковные наказания активно использовались государством. К церковным наказаниям относились: отлучение, церковное покаяние, лишение церковного погребения и другие.
   В пункте 16 Духовного регламента, посвященном делам епископов, было дано учение об церковном отлучении: «аще кто явственно хулит имя Божие, или Священное Писание, или Церковь, или явно грешник есть, не стыдясь дела своего, но и паче чем чванятся, или без правильной вины покаяние и св. евхаристию больше года не приемлет, или что – либо иное творит с явным закона Божьего надругательством и посмеянием, таковой по повторенном наказании, упрям и горд пребыв, достоин судится толикой казнь. Ибо не просто за грех подлежит анафеме, но за явное и гордое презрение суда Божия и власти церковной с великим соблазном немощных братий, и что тако воню безбожия издает от себя».
   Духовный регламент предусматривал следующую процедуру отлучения:
   – епископ посылает духовника «выговорить» грешнику его вину с глазу на глаз,
   – епископ зовет грешника к себе и повторяет ему наставление в присутствии лишь одного духовника,
   – епископ поручает протодиакону в праздничный день в церкви известить народ: «Человек, ведомый вам (имя) таковым-то явногрешием именно соблазняет церковь и презорник гнева Божия является, и наставление пастырское, не единожды ему повторенное, с ругательством отметнул; того ради пастырь ваш (имя) молит вашу любовь отечески, да все помолитесь о нем благоутробному Богу, да умягчит его жесткосердие, и да сердце чисто сотворит в нем и преклонит его в нем и преклонит его к покаянию. А которые ближайшие имеют с ним сообщение, увещайте его и умаляйте и единолично всяк и прочие совокупно со всяким усердием, да принесет покаяние, и доложите ему, что еще не исправлен и презорлив будет до такого времени (называется): то подпадет низвержению от Церкви» [249 - Духовный регламент // Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. СПб.,1830. Т. 6. С. 326.],
   – если опять грешник не раскаялся, епископ должен был сообщить обо всем Святейшему Синоду и предать виновного анафеме.
   При этом в Духовном регламенте различались анафема и «малое отлучение»: за удаление от церковного пения, нанесения обиды честному лицу грешника могли отлучить от общения с правоверными в общих молитвах, запретить ему входить в храм и причащаться.
   Как отмечал Н. С. Суворов, отлучение от церкви и анафема в России практически тождественны:
   1) у нас анафема … имеет применение только к определенной категории лиц: к еретикам, к обидящим церковь Божию…, к лицам, действовавшим в ущерб интересам московской политики,
   2) … анафема … предполагала специальный судебный акт, тогда как отлучение могло быть фактическим, недопущение в церковь, например,
   3) имена преданных анафеме нередко вносились в синодик для провозглашения над виновными проклятия во время богослужения, преимущественно в неделю православия» [250 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. СПб.,1876. С. 119.].
   Однако Духовный регламент по данному вопросу больше остался теоретическим документов. В основном, отлучение от церкви практиковалось на древних началах: отлучение осуществляли архиереи или простые священники за обиды, нанесенные Церкви или причту.
   Статья 1001 Устава уголовного судопроизводства предусматривала: «На основании Свода 1857 г., духовному суду подлежат не только такие преступления и проступки, за которое полагается церковное покаяние или отсылка виновных к духовному суду, но и такие, за которые виновные подвергаются разного рода церковным запрещениям и наказаниям, присуждаемым собственно на основании церковных правил (лишения приобщения к святым таинствам, лишение общения с церковью и другие). Статьи 95 и 706 того же Устава запрещали свидетельствовать под присягой лицам, отлученных от церкви.
   Согласно статьям 84 и 371 Устава гражданского судопроизводства также к свидетельству не допускались лица, отлученные от церкви по приговору церковного суда.
   Однако в XIX веке отлучение от церкви практически не применялось как вид наказаний. Новый всплеск интереса к этому наказанию начался в начале ХХ века в связи с отлучением Л. Н. Толстого.
   Церковное покаяние, наоборот, очень широко использовалось.
   Согласно Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., церковное покаяние назначалось в следующих случаях:
   1) если статьи Уложения не содержали уголовной санкции, ограничиваясь отсылкой виновных к церковному суду: уклонение от исполнения уставов Церкви со стороны новообращенных в православную веру и приверженность их каким-либо иноверческим обычаям (статья 207), уклонение от исповеди или причащения по нерадению или небрежению (статья 208), неприведение родителями к исповеди своих детей (статья 209), неправильное лечение, в результате которого был нанесен тяжкий вред здоровью или смерть (статья 870), противозаконное сожительство неженатого мужчины с незамужней женщиной (статья 994), оставление погибающего без помощи (статьи 1228, 1521), случайное причинение смерти человеку (статья 1470), покушение на самоубийство (статья 1473);
   2) в случаях неосторожного причинения смерти: подготовка для продажи или продажа съестных припасов или напитков, вредных для здоровья или испортившихся, а также выделки посуды из вредных для здоровья материалов (статья 865), нарушение правил, установленных для продажи, хранения или употребления ядовитых веществ (статьи 866–869), неумышленное вызывание повивальной бабкой преждевременных родов (статья 878), продажа мнимоволшебных напитков (статья 933), неумышленное убийство в драке (статья 1465), нанесение с намерением, хотя и без умысла на убийство, побоев или иных насильственных действий (статья 1464), неумышленное повреждение телеграфа (статья 1139);
   3) если превышены пределы необходимой обороны, приведшие к смерти нападавшего (статья 1467),
   4) если был убит младенец с внешними пороками развития по невежеству (статья 1469),
   5) если доказано злоупотребление властью со стороны родителей, опекунов или других лиц, побудившее опекаемое ими лицо к самоубийству (статья 1476),
   6) если православным не были приняты меры в отношении лиц, которые находятся под его опекой или наблюдением и стремятся «отступить от православия» (статья 192),
   7) в случае прерывания богослужения побоями или другими насильственными действиями в отношении священнослужителей (статья 211),
   8) в случаях мужеложства или скотоложства (соответственно статьи 995 и 997),
   9) в случае вступления в брак при наличии другого брака (статья 1554) или с несоблюдением степеней родства или свойства, кроме первых двух степеней родства, рассматриваемых как кровосмешение (статья 1559) или вступления в четвертый брак или в брак христианина с нехристианином (статья 1564),
   10) когда похищена замужняя женщина с ее согласия (статья 1582),
   11) если супругу или супруге были нанесены увечья, раны, тяжкие побои или иные истязания (статья 1583),
   12) если родители принуждают детей к вступлению в брак или монашество (статья 1586),
   13) в случае прелюбодеяния (статья 1585).
   Церковное покаяние могло осуществляться в двух формах.
   Первая форма представляла собой открытое церковное покаяние. В статье 17 III главы «Артикулов воинских» церковное покаяние было поставлено на один уровень с денежными штрафами, отсечением пальцев, изгнанием с земли, отсылкой на каторгу.
   В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных церковное покаяние было отнесено к разряду дополнительных наказаний. Согласно статье 58, «к наказаниям как уголовным, так и исправительным присоединяется в некоторых, определенных законами, случаях церковное покаяние, по распоряжению духовного начальства осужденных. Определяется также в случаях, именно в законе означенных, и конфискация всех или части принадлежащих осужденным вещей или других имуществ». В связи с этим, с одной стороны, это наказание не подчинялось правилам о совокупности (статья 152 Уложения о наказаниях) [251 - Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях с разъяснением по решению кассационного департамента Сената. СПб., 1873. Тезис 560.], но с другой – при его назначении учитывался срок давности. Так, например, при рассмотрении дела о дворянине Павле Корсини и мещанке Дарье Никифоровой, обвиняемых в незаконном сожительстве, следствием которого было рождение незаконнорожденного ребенка, Сенат согласился с постановлением Санкт-Петербургского окружного суда, вынесенного на основании пункта 2 стать 771 Устава уголовного суда, согласно которому за давностью обвиняемых «личной ответственности не подвергать, а под личной ответственностью здесь не может быть понимаема другая мера, кроме церковного покаяния» [252 - Цит. по: Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб.,1876. С. 195.].
   В качестве дополнительного наказания церковное покаяние применялось к одному уголовному наказанию – лишению всех прав состояния и ссылкой на поселение в Сибирь, а также ко всем исправительным наказаниям за исключением временного заключения в крепости [253 - Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях с разъяснением по решению кассационного департамента Сената. СПб., 1873. Тезис 560.]. Как отмечал Н. С. Суворов, это было «едва ли справедливо в виду того, что в крепость заключались не только политические преступники, но и дуэлянты» [254 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб.,1876. С. 197.]. Правда, 22 апреля 1827 г. Государственный Совет опубликовал свое мнение, согласно которому преступник, осужденный на каторжные работы, может нести церковное покаяние по назначению Святейшего Синода. Вторая форма покаяния состояла в том, что церковное покаяние осуществлялось в монастыре под присмотром церковного начальства.
   При этом статья 208 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. содержала ограничение относительно видов и сроков церковного покаяния: «Лица православного исповедания, уклоняющиеся от исповеди и причащения святых Таинств, по нерадению или небрежению, подвергаются церковным наказаниям по усмотрению и распоряжению духовного начальства с наблюдением, чтобы при этом не были надолго отлучаемы должностные от службы, а поселяне от домов и работ своих».
   Однако часто духовные суды отправляли для покаяния в монастырь. В 1851 г. в монастырях содержалось более 700 таких осужденных [255 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб.,1876. С. 202.]. В результате указом от 11 июля 1851 г. Святейший Синод предписал епархиальным архиереям: а) рассмотреть дела, по которым светские люди содержатся в монастырях под епитимьей и, если не будет выявлено каких-либо особых условий, перевести таковых для церковного покаяния по месту жительства под надзором духовников, б) донести о своих распоряжениях Святейшему Синоду, в) выявить раскаявшихся, г) впредь прибегать к покаянию в монастырях только в случаях безуспешности данного наказаниях на местах или по особому составу преступления.
   Видимо, количество светских лиц, содержавшихся в монастырях, уменьшалось медленно. По подсчетам Н. С. Суворова, в 1864 г. таковых было 266 человек, в 1865 г. – 212, в 1866 – 193 [256 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб., 1876. С. 203.].
   В результате 18 марта 1868 г. был издан новый указ Святейшего Синода, согласно которому заключение в монастырь для церковного покаяния могло осуществляться только по статьям 138, 1549, 1585, 1593, 1594 и 1597 Уложения о наказаниях редакции 1866 г. Впредь разрешалось применять в качестве наказания для светских лиц покаяние в монастыре только с высочайшего повеления или по приговору уголовного суда по указанным статьям.
   Новый этап взаимодействия церковного и уголовного права начался в 1885 г., когда началась разработка нового Уголовного уложения.
   Необходимо отметить, что среди специалистов в области уголовного права не было единства относительно существа религиозных преступлений. Во многом это объяснялось тем, что историческая школа права, господствовавшая в первой половине XIX века, постепенно стала вытесняться социологическим направлением в юриспруденции, согласно которому право необходимо было рассматривать только вместе с другими социальными явлениями, в том числе и государством, церковью и т. д. Тон здесь задавали немецкие юристы, которые разделились по этому вопросу на две группы. Первую – представлял всемирно известный профессор Берлинского университета Франц фон Лист (1851–1919), один из основателей Международного союза уголовного права, основанного в 1888 г. [257 - Пржевальский В. В. Профессор Франц Лист и его основные воззрения на преступления и наказания. СПб., 1895. С. 4.] Он считал, что «задача государства должна ограничиться защитой свободы религиозного убеждения от противоправного посягательства третьих лиц. Поэтому ядром религиозных преступлений является нарушение церковной службы» [258 - Лист Ф. Учебник уголовного права. Особенная часть / перевод с немецкого Ф. Ельяшевича. М.,1905. С. 106.]. Таким образом, государство должно было защищать религиозные интересы для охраны общественного порядка и спокойствия.
   Представители второй группы (Г. Гуго, Г. Майер, И. Колер) смотрели на существо религиозных преступлений гораздо шире – как на посягательство на основы государственной жизни. В частности, немецкий юрист Иосиф Колер (1849–1919) писал: «Ход нашего культурного развития привел к тому, что отдельные религиозные общества охватывают большую часть всего населения и даже большую часть всего человечества за пределами единичного государства. При таких условиях совершенное устранение государственного вмешательства не соответствовало бы требованиям жизни. Государство … должно принять какие-либо меры, чтобы такие чрезмерно могущественные религиозные институты не ослабили его силы и самостоятельности. Под влиянием этих соображений были приняты в качестве корректива следующие две меры. Во-первых, некоторые религиозные общества были превращены в общества публично-правовые… Второй мерой является известные ограничительные вмешательства законодательства в отношения церкви, выражающиеся, например, в том, что … государству принадлежит право утверждения или не утверждения в деле выборов представителей церкви» [259 - Колер И. Введение в науку права (краткий курс правоведения) / перевод с немецкого В. А. Гольденберга под ред. С. Ф. Платонова. СПб.,1903. С. 146–147.].
   Русские специалисты при разработке нового Уголовного уложения, естественно, стали придерживаться второй позиции. Однако призывали к ее корректировке. Так, еще в 1881 г. на заседании уголовного отделения Санкт-Петербургского юридического общества известный российский адвокат В. Д. Спасович предлагал исключить из числа религиозных преступлений лжеприсягу как преступление против судебной власти, святотатство, ограбление и разрывание могил, как общие преступления, а не преступления против веры, богохульство и кощунство в том виде, в котором они закреплены в российском законодательстве. При этом он предлагал сохранить как религиозные преступления оскорбление святыни и нарушение церковного благочиния [260 - Протоколы уголовного отделения Санкт-Петербургского юридического общества за 1881 г. // Журнал гражданского и уголовного права. 1882. Май. С. 9–11.].
   Как отмечал один из главных составителей Уложения 1903 г. Н. С. Таганцев, основными отличительными чертами нового Уложения являлись: «I. Отрешение от старого канонического взгляда на существо религиозных преступлений и признание за ними, прежде всего, нарушений общественного характера. II. Удаление из числа преступлений этой группы деяний, не затрагивающих непосредственно самой религии (лжеприсяги…, святотатства, повреждения предметов как освященных употреблением при богослужении, так даже и почитаемых священными, т. к. нет надругательства над святыней, случаи отклонения от исполнения церковных постановлений)» [261 - Чернявский А. Религиозные преступления (из лекций Н. С. Таганцева). СПб., 1905. С. 8.]. Таким образом, уголовное право освобождалось от непосредственного церковного влияния и, наоборот, навязывало ему юридические конструкции.
   При составлении Уголовного уложения 1903 г. система религиозных преступлений была значительно изменена. К группе преступных деяний, направленных на постановления, ограждающих религию и Церковь, были отнесены: 1) надругательство и осмеяние Церкви, религиозных верований, возложение хулы на Бога; 2) нарушение требований о погребении христиан с соблюдением церковного обряда; 3) нарушение уважения к усопшим; 4) нарушение свободы отправления веры, выражающееся в принуждении к выполнению какого-либо религиозного действия или в воспрепятствованию такового; 5) совращение; 6) проповедь некоторых лжеучений; 7) принадлежность к вероучениям, признаваемым нетерпимыми в государстве; 8) нарушение некоторых особых постановлений нашего закона в ограждении православной веры от отвлечения православных в другие вероисповедания.
   Однако многие современники считали, что Уголовное уложение 1903 г. сохранило ряд черт прежнего законодательства. Так, С. В. Познышев писал: «Оба наши Уложения – и старое, и новое – в общем стоят на точке зрения … полицейского типа охраны религии». Затем он сравнил структуру Уложений и пришел к выводу, что «…религиозными преступлениями … начинается особенная часть Уложений, а непосредственно за ними помещены преступления государственные (новое Уголовное Уложение отводит им вторую главу, старое Уложение – второй раздел)» [262 - Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М.,1906. С. 222–223.]. С. В. Познышев критиковал Н. С. Таганцева, как одного из главного составителя Уложения 1903 г., за то, что он считал объектом религиозных преступлений Церковь, подчеркивая, что на самом деле – это религиозная свобода [263 - Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М.,1906. С. 143.]. Подобной точки зрения придерживался и М. А. Рейснер [264 - Рейснер М. А. Право свободного исповедания // Вестник права. Журнал юридического общества Санкт-Петербургского университета. 1899. Ноябрь. С. 89.].
   Издание 17 апреля 1905 г. указа Правительствующему Сенату «Об укреплении начал веротерпимости» показало необходимость пересмотра исходных позиций Уголовного уложения 1903 г. по религиозным вопросам. Таким образом, из уголовного права должны были исчезнуть последние элементы церковного права.
   Министерству юстиции была поручена подготовка введения в действие главы II Уголовного уложения 1903 г., и согласовании его устаревших статей с указом 17 апреля 1905 г., а также на принятии мер к облегчению участи тех осужденных, наказание которых должно было быть смягчено или совсем отменено.
   25 июня 1905 г. появился указ «Об облегчении участи лиц, осужденных за религиозные преступления» [265 - Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. 1905. № 117. Отдел 1. 2 июля. Ст.1035.], который отменил многие статьи Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Но, как было отмечено М. Н. Куровым, «оставалась юридическая лазейка, дававшая возможность сохранять в основном силу старого закона» [266 - Куров М. Н. Революция 1905–1907 гг. и кризис политики царизма в религиозном вопросе // Вопросы научного атеизма. Вып.19. М.,1976. С. 179.]. Например, в отделении I «Об отвлечении и отступлении от веры» главы II из 10 статей было отменено 9. Но оставшаяся статья по-прежнему защищала преимущества православной церкви и давала возможность наказывать за «совращение» в другую веру.
   Была подготовлена и II глава Уголовного уложения 1903 г. Восемь статей Уложения (80, 84, 86, 90, 93, 94, 96, 98) были изменены, а две (91 и 92) – отменены [267 - Уголовное уложение 1903 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. Т. 9. М.,1994. С. 265.]. Но главные дебаты по ней развернулись в Государственном совете, куда из Министерства юстиции были направлены все материалы. Сомнения вызвали три главных вопроса.
   Первый – подлежат ли изменению статьи 88 и 89, предусматривающие наказуемость родителей, 1) обязанных по закону воспитывать своих детей в правилах православной веры, за совершение над детьми до 14 лет обрядов нехристианских исповеданий; 2) обязанных воспитывать своих детей в православии, за крещение их и приведение к иным таинствам другого христианского вероисповедания. 57 голосов против 20 решили, что статьи должны остаться без изменений.
   Второй – подлежит ли отмене пункт 2 статьи 93 об ответственности духовного лица инославного исповедания за допущение к исповеди заведомо православного или за причащение его. 56 членов Государственного совета против 21 решили сохранить и эту статью.
   Третий – о неотложном предоставлении присяжным заседателям права ходатайствовать о смягчении участи подсудимого или об освобождении его наказания. 35 голосов было отдано за это право, 42 – против. Николай II по всем вопросам согласился с мнением большинства [268 - Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за сессию 1905–1906 гг. СПб.,1906. С. 31–35.].
   В результате, 14 марта 1906 г. II глава была введена в действие. Но действительного согласования ее статей с указом 17 апреля 1905 г. так и не было сделано: канонический элемент отчасти остался. Это объяснялось государственным статусом Русской Православной Церкви. В частности, сохранили свое значение такие статьи Уложения о наказаниях уголовных исправительных, как: 211–218 – о разных насильственных действиях над священнослужителями и оскорблении их во время совершения ими богослужения, 219–233 – о святотатстве, 234–235 – о разрытии могил с целью ограбления и о повреждении могил и памятников, 236–240 – о присяге. Это разрушало логику II главы Уголовного уложения 1903 г., т. к., например, оно не содержало статьи о святотатстве как религиозном преступлении. Сохранение в силе данных статьей из прежнего Уложения повлекло за собой недоразумения в системе наказаний. Так, за похищение со взломом из церкви священных предметов виновный, в соответствии со статьей 221 Уложения о наказаниях наказывался каторжными работами на срок от 10 до 12 лет, а за оскорбление публично в грубых формах, но не во время общественного богослужения, святых мощей, в соответствии со статьей 73 Уголовного уложения, максимально наказывалось ссылкой на поселение [269 - См.: Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М.,1906. С. 229, 247–248.].
   Оценка главы II Уголовного Уложения 1903 г. была различной. В частности С. В. Познышев призывал решить вопрос о религиозных преступлениях кардинальным образом через внесение в Основные законы Российской империи следующих статей: «1) Религиозные верования, их распространение и выражение вовне пользуются полной и равной для всех свободой, караются лишь преступления и проступки, совершенные при пользовании этой свободой; 2) Никто не может под предлогом своих религиозных убеждений отказываться от исполнения обязанностей, возлагаемых на него законами или основанными на них распоряжениями власти» [270 - Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М.,1906. С. 296.]. Этот вопрос затем поднимался в Государственной думе.
   Однако были и те, кто абсолютно приветствовал произошедшие в законодательстве изменения и считали, что на этом реформирование должно остановиться. Например, профессор Н. С. Суворов в рецензии на указанную книгу С. В. Познышева писал: «Книга профессора Познышева написана очень хорошим, ясным, отчетливым языком и обнаруживает значительную эрудицию в ее авторе… Но следует усомниться в том, что выработанная им «система идеальных норм» могла быть предложена «в качестве проекта отечественному законодателю», и что она «отвечает наличным условиям современной русской жизни» [271 - Суворов Н. С. К вопросу о религиозных преступлениях (разбор сочинения С. В. Познышева «Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы»). М.,1908. С. 14.]. Этой же позиции придерживался профессор Н. Д. Сергеевский.
   Таким образом, история уголовного и церковного права на протяжении была неразрывна. Взаимовлияние церковного и уголовного права было сложным: с одной стороны, церковное право долгое время тормозило развитие уголовного права, с другой стороны, развитие институтов уголовного права расшатывало «наказующую» власть церкви, являющуюся необходимым атрибутом Церкви как государственного учреждения. Однако было и положительное влияние: если церковные преступления и наказания после 1917 г. в связи с отделением церкви от государства исчезли, то такие принципы, как наличие вины как признак преступления, допущение раскаяния преступника, утверждение различных целей наказания, а не только устрашения, послужили исходной позицией для дальнейшего развития уголовного права.

§ 3. Церковь и правовое регулирование имущественных отношений

   В 1906 г., в разгар первой российской революции, когда начало работать Предсоборное присутствие, с докладом выступил Николай Дмитриевич Кузнецов, который подчеркнул, что вопрос о церковном имуществе, являющийся составной частью науки церковного права, «выступает как довольно сложный» [272 - Кузнецов Н. Д. К вопросу о церковном имуществе и отношении государства к церковным недвижимым имениям в России. Сергиев Посад, 1907. С. 3.]. Таким образом, даже в начале ХХ века в церковно-имущественном праве оставалось достаточно много нерешенных вопросов.
   Практически все специалисты в области церковного права считали, что регулирование имущественных отношений, в которых участвуют Церковь и духовенство, относится к компетенции государства. Так, А. С. Павлов писал, что «право церкви на приобретение имущества дано ей самим бытием… Но чтобы естественное право церкви на приобретение имущества в собственность облеклось во все обыкновенные формы частного или гражданского права, для этого необходимо, чтобы государство, в сфере деятельности которого находятся все материальные блага, признало церковь субъектом прав, т. е. юридическим лицом. В противном случае церковь может владеть только фактически» [273 - Палов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг. СПб.,2002. С. 312.]. Схожей точки зрения придерживался Н. С. Суворов: «т. к. церковь, в смысле общества, состоит из людей, соединяемых в одно целое христианскими религиозными потребностями, и т. к. на, в смысле учреждения, должна, по воле своего Основателя, преследовать до конца мира задачи распространения и укрепления христианской религиозной жизни между людьми: то и удовлетворение потребностей членов общения, и выполнение церковных задач предполагают необходимость имущества для церкви, как совокупности материальных средств, обеспечивающих и то, и другое. Имущественные объекты не изменяют своей физической природы вследствие того, что они становятся церковными, точно также как не изменяется вследствие этого их юридическое качество. Следовательно, церковно-имущественное право подлежит принципам частного или гражданского права, как и всякое другое» [274 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль,1890. Т. 2. С. 382–383.]. Таким образом, в регулировании имущественных вопросов можно говорить только о государственно-правовом регулировании. Необходимо выделить три основные проблемы: 1) канонические основания необходимости церковного имущества, на которые ссылалось государство, 2) определение имущественных прав Церкви и ее учреждений как юридических лиц, 3) особенности гражданской правоспособности духовенства в Российской империи.
   Остановимся на канонических основаниях необходимости церковного имущества и распоряжения им, признаваемых государственной властью в России в конце XVIII – начале XX вв.
   Необходимость для Церкви иметь свое имущество выводилась из Евангелия от Иоанна, где евангелист говорил о денежном ящике, находившемся у Иуды и предназначенном для удовлетворения насущных потребностей общества Христова и подаяния нищим.
   После легализации христианства императором Константином I в 313 г. римские, а затем византийские законы предоставили Церкви широкие права на приобретение имущества. Так, в 321 г. Константин Великий издал закон, разрешавший каждому жертвовать в пользу Церкви все, что он пожелает и в любом количестве. В Византийской империи Церковь имела право получать имущество по духовным завещаниям и через сделки. К Церкви стало переходить выморочное имущество клириков, лиц, погибших в плену, треть имущества умерших без завещания на помин души, совершивших церковные преступления.
   Можно согласится с выводом Н. Д. Кузнецова о том, что «… государственные законы Византии способствовали образованию церковных имуществ и их охранению, что особенно ярко выражено в законах Юстиниана. В них церковное имущество называется бессмертным и рассматривается как неприкосновенное в соответствии с вечными, постоянными и неизменными целями Церкви» [275 - Кузнецов Н. Д. К вопросу о церковном имуществе и отношении государства к церковным недвижимым имениям в России. Сергиев Посад, 1907. С. 8.].
   Постепенно появлялись и другие способы приобретения Церковью имущества.
   В 38-м «Правиле Святых Апостолов» о церковном имуществе говорится как об имуществе, принадлежащем Богу, т. е. предназначенном для служения угодным Богу целям. В 40-м правиле проводится разграничение между церковным имуществом и имуществом епископов, о котором он должен объявлять, чтобы затем иметь возможность им распорядиться. В 41-м правиле определяются пределы пользования епископами церковным имуществом: «не на что-нибудь излишнее, не на предметы роскоши и изнеженности, но только на то, чем поддерживается жизнь, каковы … суть пища и одеяние, и этим довольствоваться» [276 - 1 Тимоф. VI, 8 // Правила Святых Апостолов. Выпуск I. М., 1901. С. 80.].
   В 41-м правиле содержалось еще одно важнейшее положение, которое затем стало развиваться в решениях вселенских и поместных церковных соборов: епископам следует использовать церковное имущество для помощи нуждающимся и странникам, но делать это не единолично, а через пресвитеров и диаконов.
   В 24-ом правиле Антиохийского поместного собора 341 г. эта идея была повторена.
   Вселенский Халкидонский собор 451 г. принял двадцать шестое правило, установившее механизм коллективного управления и распоряжения церковным имуществом: епископы для управления церковным имуществом должны были иметь из собственного клира эконома.
   В одиннадцатом правиле VII Вселенского собора 787 г. уже прямо было определено, что к епископам, не имеющим экономов, таковых должны назначать митрополиты, а к последним – патриархи. Интерес вызывает и двенадцатое правило, согласно которому продажа епископом или игуменом церковных угодий властям или лицам признается недействительной. Если же земля является убыточной, то ее можно отдавать клирикам и земледельцам, принадлежащим к бедному состоянию и возделывающим поля.
   Таким образом, можно согласиться с выводом Н. Д. Кузнецова о том, что характерными чертами природы церковных имуществ являлись «служение церковным целям, необходимость их употребления в согласии с этими целями и невозможность обращать на другое назначение…, неотчуждаемость» [277 - Кузнецов Н. Д. К вопросу о церковном имуществе и отношении государства к церковным недвижимым имениям в России. Сергиев Посад, 1907. С. 12.].
   То, что в Российской империи прямо использовались канонические нормы доказывают многочисленные факты. В частности, в уже упоминавшейся Высочайшей резолюции на доклад Сената «О бытии Псковским церковным вотчинам в ведомстве архиерейском и о выборе в церковные старосты из прихожан» Святейший Синод прямо сослался на церковные правила и устав греческого царя Мануила: «… тем, которые что в церковь дадут, своим почитать уже не должно, но церковное есть, и то бесспорно, что единой церкви надлежит, а не до собственной кому духовному или светскому или их подчиненным, которые бы в свою пользу такие церковные доходы употребляли…» [278 - Полное собрание законов Российской империи. Издание I. СПб.,1830. Т. IX. № 6303. С. 11.]. Как мы видим, эти нормы четко повторяют правила Вселенских соборов.
   Рассмотрим имущественные права Церкви и ее учреждений как юридических лиц по российскому законодательству. На Руси фактически уже при великом князе Владимире (980 – 1015) церковь стала владеть имуществом, причем к XVI в. пользовалась неограниченным правом приобретения имущества. Размеры церковного имущества назывались разные. По подсчетам М. Е. Красножена, к концу XV века «церковные владения составляли треть всей территории государства» [279 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 148.]. Но, например, В. Милютин считал эти данные «невероятными и крайне преувеличенными» [280 - Милютин В. О недвижимых имуществах духовенства в России // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. 1860. Книга III.].
   Ограничения имущественной правоспособности Русской Церкви начались при Иване Грозном, когда монастырям и архиереям было запрещено увеличивать свои земельные владения.
   В XVII веке государственная власть стала вести приход и расход церковного имущества. Как отмечает А. В. Коновалов, «процесс ограничения полновластия Церкви в отношении церковных имений получил развитие в нормах Соборного Уложения 1649 г.» [281 - Коновалов А. В. Церковь и собственность // Православная государственность: 12 писем об Империи / Сборник статей под ред. А. М. Величко, М. Б. Смолина. СПб.,2003. С. 250.]. Статьи 41 и 42 главы XVII «О вотчинах» устанавливали: «Монастырским слугам вотчин не покупати, и в закладе за собой не держати … впредь с нынешнего уложения Патриарху, и митрополитам, и епископам, и в монастыри ни у кого родовых и выслуженных и купленных вотчин не покупати, и в заклад не имати, и за собою не держати, и по душам в вечный поминок не имати … а вотчинникам никому вотчин в монастыри не давати» [282 - Полное собрание законов Российской империи. Издание I. СПб.,1830. Т. 1. № 1.].
   Начиная с эпохи Петра I, управление церковными вотчинами было передано в руки правительственных органов. Указом от 31 января 1701 г. все церковные вотчины были переданы в ведение Монастырского приказа. С 1721 г. имуществом всей Русской Православной Церкви управлял через свои Хозяйственное управление и Контроль Святейший Синод. В епархиях управление церковным имуществом было функцией епархиального архиерея и консистории, в архиерейских домах – эконома, в монастырях – настоятелей и настоятельниц с советом старшей братии или старших сестер, в церквах – избранным прихожанами церковным старостам. Как справедливо отмечает А. В. Коновалов, «это был жесткий и радикальный поворот во взаимоотношениях государства и Церкви (и если смотреть глубже, то не только лишь в экономической сфере): если раньше светская власть только определяла рубежи распространения церковного влияния в сфере землевладения, то отныне она, во-первых, по сути, отстранила Церковь от пользования и управления ее собственностью, которые перестали быть внутренним делом клира, а во-вторых, продемонстрировала последовательно реализуемое далее притязание на определение места Церкви в системе государственных институтов. Именно по этим двум направлениям – продолжению ограничения экономических прав Церкви и усвоение ей государственными установлениями задач и функций, представляющихся желательными с точки зрения светской власти – эти отношения развивались далее в имперский период» [283 - Коновалов А. В. Церковь и собственность // Православная государственность: 12 писем об Империи / Сборник статей под ред. А. М. Величко, М. Б. Смолина. СПб.,2003. С. 251.].
   В XVIII в. земельные владения Русской Православной Церкви оставались значительными. По данным второй ревизии 1742–1746 гг. крепостное население церковных вотчин составляло 906305 душ (14,1 % сельского населения Российской империи): 728736 – монастырских крестьян, 37426 – синодальных, 116376 – архиерейских, 23767 – соборных и церковных. По данным третьей ревизии 1761–1767 гг., церковных крестьян было 991761 человек (13,8 % сельского населения) [284 - Жаринов Д. А. Крестьяне церковных вотчин // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М., 1911. Т. 1. С. 147.].
   Как отмечал Д. А. Жаринов, в XVIII веке в церковно-имущественном праве было много нарушений: «…бывали случаи, что в залог принимались не монастыри, а отдельные монахи, причем другие монахи расписывались при заключении сделки в качестве свидетелей. В погоне за мирским богатством церковные власти не останавливаются иногда и перед прямым насилием: в киевской епархии в XVIII веке сами монастыри отнимали земли друг у друга. Развивается сутяжничество, достигшее в XVIII веке таких размеров, что издержки на тяжбы были одной из видных причин упадка некоторых монастырей киевской епархии» [285 - Жаринов Д. А. Крестьяне церковных вотчин // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М., 1911. Т. 1. С. 148–149.].
   При Екатерине II, в результате издания Манифеста от 26 февраля 1764 г., произошла секуляризация монастырских земель и перевод монастырских крестьян в разряд экономических, т. е. фактически государственных. Однако данная реформа не покончила с монастырским землевладением. Указом от 18 декабря 1797 г. монастырям было отдано по 30 десятин земли. В 1838 г. монастырям было предоставлено право иметь лесные дачи размером от 50 до 150 десятин. По данным Д. А. Жаринова, «далее монастырское землевладение начало опять расти» [286 - Жаринов Д. А. Крестьяне церковных вотчин // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М., 1911. Т. 1. С. 162.].
   Интересно, что подобные мероприятия были проведены властями и по отношению к католической Церкви. Указом Правительствующему Сенату от 26 февраля 1786 г. «О несовершении крепостей в Могилевском и Полоцком наместничествах на передачу недвижимых имений монастырям, церквам и духовным людям» [287 - Полное собрание законов Российской империи. Издание I. Т. XXII. № 16333.] католическим монастырям их имения оставлялись только в управление, впредь земельные вклады в эти монастыри запрещались. Как отмечает Т. Е. Новицкая, анализируя последствия данных монастырских реформ, «… по сравнению с Русской Православной Церковью Католическая, конечно, находилась в привилегированном положении» [288 - Новицкая Т. Е. Правовое регулирование имущественных отношений в России во второй половине XVIII века. М., 2005. С. 240.].
   Законом от 8 июня 1805 г. Русской Православной Церкви было разрешено приобретать незаселенные имения за исключением родовых. Согласно статьям 392 и 398 Законов гражданских, монастыри, церкви и архиерейские дома не могли иметь в своем владении населенных имений и не могли приобретать их через покупки и дарения, но ненаселенные земли и угодья оставлялись за церковными владельцами. Эти нормы неоднократно повторялись в российских законах и подзаконных актах, например, определением Святейшего Синода от 18 марта 1904 г. за № 1535. Как отмечает И. В. Заикина, в отношении церковных учреждений «это запрещение распространялось на все способы приобретения населенных недвижимых имений и крепостных людей – поэтому они не могли не только покупать таковые имения, но и брать их в вечный поминок, или принимать в дар» [289 - Заикина И. В. Правовое положение монастырей в Российской империи XVIII – начала XX вв. (государственно-правовой и канонический аспект). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ростов-на-Дону, 2004. С. 14.]. Таким образом, власть заботилась о пополнении казны.
   В целом, правительственная линия в отношении церковного имущества была продолжена в XIX веке. Так, император Николай I указом от 25 декабря 1841 г. забрал в казну церковные имения, перешедшие еще в конце XVIII в. к России от Польши губерниях, – Витебской, Могилевской, Виленской, Гродненской, Минской, Подольской, Волынской и Киевской. Взамен были назначены денежные штатные оклады.
   Российское законодательство в XIX-начале XX вв. признавало следующие способы приобретения церковного имущества:
   1) отвод от казны земель и угодий монастырям от 100 до 150 десятин, приходским церквам – от 33 до 99 десятин (Свод законов Российской империи, том Х, статьи 458, 462 и примечания к ним),
   2) получение временных пособий и штатных сумм на содержание церковных установлений из государственного казначейства,
   3) пожертвования, причем в отношении пожертвований недвижимых имуществ было два ограничения: а) они могли быть приняты только с Высочайшего соизволения; б) епархиальный архиерей должен был проверить, что лицо, пожертвовавшее это имущество, действительно является его собственником,
   4) покупка также по статье 429 части I тома X Свода законов могла производиться только Высочайшего соизволения,
   5) давность владения, которая согласно решению Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената от 23 февраля 1882 г. № 50 была определена в 10 лет,
   6) наследование по завещанию, причем согласно статье 1067 части I тома X Свода законов недвижимость разрешалось принимать по завещанию только в разрешения Императора,
   7) наследование по закону:
   – монастыри наследовали движимое имущество монахов, а также строения внутри монастыря, построенные монахами на собственные средства или деньги частных лиц,
   – архиерейские дома наследовали имущество архиереев, если не являлись родственники умершего.
   При приобретении движимого имущества верхние пределы не устанавливались. Согласно статье 134 Устава духовных консисторий и статье 984 Законов гражданских пожертвования деньгами и вещами разрешались на любую сумму без ограничений. Если пожертвование было сто или более рублей, об этом следовало доложить епархиальному начальству.
   Относительно пользования и распоряжения церковным имуществом государство ввело некоторые ограничения.
   Во-первых, отчуждение недвижимого церковного имущества было возможно только с разрешения Императора, которое давалось через Комитет министров.
   Во-вторых, недвижимость, принадлежащая монастырям, церквам или архиерейским домам, могла отдаваться в аренду не более, чем на двенадцать лет, при утверждении епархиальным начальством.
   В-третьих, земли вокруг монастырей или церковных оград не могли сдаваться в наем под торговые заведения.
   В-четвертых, дома и другая недвижимость, принадлежащие духовному ведомству, могли закладываться в городские кредитные учреждения только с разрешения Святейшего Синода.
   В-пятых, церковь могла приобретать только государственные кредитные бумаги.
   Характеризуя церковно-имущественное право, профессор И. С. Бердников отмечал, «Церковь как организм общественный для достижения своих целей нуждается в материальных средствах. Доставление этих средств лежит в обязанности членов Церкви. Юридическое право приобретать и владеть имуществом Церковь получает от Государства. Дарование этого права связано неразрывно с признанием Церкви в качестве публичной корпорации… Государство при этом сохраняет за собой право наблюдать, чтобы церковные имущества не умножались свыше действительной потребности церковных установлений, и для ограждения общественных интересов ограничивать имущественную правоспособность церковных установлений известными пределами» [290 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань, 1913. С. 594.].
   При определении субъектов имущественного права Церкви исходным принципом, согласно статьям 413, 698, 985 Законов гражданских и статьям 401, 435,443 Закона о состояниях, являлось то, что церковное имущество, предназначенное для обеспечения духовенства, считалось собственностью Церкви, а не клира.
   Циркуляром № 3 от 25 февраля-9 марта 1892 г. Святейший Синод предписал всем епархиальным архиереям сделать распоряжение о том, чтобы внесенные на имя церковных причтов в Государственный банк, конторы наличные деньги и процентные бумаги были переведены на имя тех церквей, при которых состояли причты. Новые вклады должны были осуществляться только на имя церквей.
   Затем определением Святейшего Синода от 6-15 сентября 1900 г. № 3657 было установлено, что в тех случаях, когда в завещании назначена какая-либо денежная выдача в пользу церкви или монастыря «на поминовение», без ясного указания о передаче денег на тот или иной предмет, то проценты с этой суммы делились в равных долях: одна шла в пользу церкви или монастыря, а другая – как вознаграждение за труд «поминовения» причту.
   Лицо, построившее на свои деньги храм или монастырь, не могло считать его своей собственностью и распоряжаться им. Даже домовая церковь не составляла принадлежности дома. После смерти домовладельца такая церковь подлежала закрытию, а ее внутреннее убранство переходило в собственность приходской церкви (Устав Духовных консисторий, статья 49).
   При определении объектов церковно-имущественного права необходимо обратиться к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., согласно которому церковные вещи были разделены на три разряда:
   – священные вещи,
   – вещи, освященные через употребление их при богослужении,
   – вещи, не освященные, но составляющие церковную собственность.
   Незаконное присвоение любых из этих вещей, согласно статьям 219–233 Уложения о наказаниях, наказывалось как святотатство.
   Уголовное уложение 1903 г. о святотатстве уже не упоминало, но предусматривало наказания за похищение следующих видов церковного имущества:
   1) священных предметов, к которым были отнесены потиры, дискосы, дароносицы, дарохранительницы, звездицы, лжицы, копия, рипиды, кресты, евангелия, иконы, мощи, а также оклады и украшения на иконах, крестах, мощах, одежды с престола и жертвенника и т. д. Как отмечал И. С. Бердников, сюда же нужно было отнести освященный храм, престол и жертвенник, которые не упоминались потому, что предполагалось, что их нельзя похитить [291 - Бердников И. С. Краткий курс церковного права Православной церкви. Издание 2-е. Казань, 1913. С. 606.],
   2) предметы, освященные через употребление их при богослужении (купели и другие большие чаши для водоосвящения, блюда, ковши, кропила, ризы, кадила, подсвечники, паникадила, а также поставленные уже в них свечи, богослужебные книги, кроме Евангелий, лампады, украшения, повешенные на иконах),
   3) вещи, не освященные (воск, свечи, не поставленные в подсвечники или паникадила, ладан, церковное вино, церковные библиотеки и т. п.),
   4) загородные дворы, рыболовные участки, земли, принадлежащие монастырям и архиерейским домам.
   Таким образом, охране и защите церковного имущества государство уделяло большое внимание.
   Существовали и привилегии церковного имущества. Так, церковные дома, занимаемые духовными лицами, освобождались от военного постоя. Земельные, лесные и прочие угодья, а также все церковное имущество, не приносящее доход, были освобождены от поземельного сбора на местные земские повинности. Кроме того, процентные бумаги, вложенные до 1 июля 1885 г. освобождались от 5-процентного государственного налога на приносимый ими доход.
   Кроме того, необходимо отметить еще одно явление, на которое указывал еще Н. А. Заозерский: «… в нашем Отечестве наблюдается достопримечательный факт, что наши так называемые гражданские законы, т. е. X том Свода законов, имеют силу только для меньшинства подданных: большинство же их – крестьянское сословие управляется обычным правом, во многих отношениях резко отступающим от законодательства X тома» [292 - Заозерский Н. А. Духовное лицо в звании третейского судьи. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1899. С. 1.]. Компромиссной формой являлись третейские суды. В Древней Руси и отчасти Московской Руси третейским судьей в имущественных спорах обычно выступал сельский священник. Таким образом, Церковь влияла на регулирование имущественных отношений крестьянского населения, составляющего большую часть российского населения. В XVIII в. эта практика была забыта. Однако 15 апреля 1831 г. было Высочайше утверждено «Положение о третейском суде», вошедшее в Свод законов Российской империи, согласно которому прибегать к третейскому суду могли все категории подданных. Снова открылась возможность для духовных лиц выступать в качестве третейских судей. Однако эта практика не прижилась, и Церковь мало влияла на решение имущественных споров.
   Говоря об особенностях гражданской правоспособности духовенства в Российской империи, необходимо обратиться к IX тому Свода законов Российской империи и отчасти к X тому.
   Относительно белого духовенства в российском законодательстве существовали следующие ограничения в правоспособности: 1) духовные лица не могли обязываться и ручаться за других в судах по подрядам и подобным делам, 2) духовные лица не могли быть поверенными в делах за исключением дел, когда они представляют духовное ведомство, своих жен или детей, а также лиц, находящихся на их попечении (т. IX, статья 379), 3) запрещались промыслы, налоги с которых могли бы отнести духовное лицо к торговому классу.
   В отношении монахов существовали дополнительные ограничения. Как отмечал Н. С. Суворов, «наше законодательство смотрит на монашество, как на нечто подобное смерти. Это видно из того, что в Своде гражданских законов стоят рядом две статьи – 1222 и 1223, в которых говорится о смерти владельца (ст. 1222) и о поступлении владельца в монахи (ст. 1223), как об основаниях открытия наследства» [293 - Суворов Н. С. Лекции по гражданскому праву, читанные в Демидовском юридическом лицее в 1889/1890 академическом году. Ярославль, 1889. С. 54.].
   В IX томе Свода законов содержались следующие постановления относительно гражданской правоспособности монахов:
   1) монахам было запрещено владеть недвижимым имуществом. Таким образом, монахам не разрешалось приобретать недвижимость любым способом, а также удерживать недвижимое имущество, которым они владели до поступления в монашество: родовое переходило к законным наследникам, а благоприобретенным можно было распорядиться по своему усмотрению, если распоряжения не последовало, это имущество переходило к наследникам по закону. Кельи и строения внутри монастыря, устроенные монахами, после их смерти переходили в пользу монастыря;
   2) согласно статье 361 IX тома Свода законов, если монах вносил денежные капиталы в кредитные установления, после его смерти они отправлялись в монастырскую казну;
   3) монахам запрещалось торговать любыми товарами, за исключением своих собственных рукоделий, и то – с разрешения монастырского начальства. Торговать такими изделиями могли только специально избранные для этого престарелые монахи из братии. Монахам также запрещалось брать на хранение чьи-либо сбережения или имущество, кроме книг. Если монах пытался это сделать, такое имущество переходило в монастырскую казну;
   4) согласно третьему пункту статьи 1067 X тома Свода законов монахи не могли быть наследниками по закону или по завещанию. Исключением, по примечанию к статье 1025 X тома, являлось наследование по завещанию от духовных властей вещей, относящихся к богослужению (икон, панагий, наперстных крестов). В отношении возможности выступать в качестве наследодателя монахи делились на монашествующие власти (митрополитам, архиепископам, епископам, архимандритам, игуменам разрешалось завещать движимое имущество в пользу своих родственников, посторонних лиц, богоугодных заведений) и простых монахов (все их имущество после смерти отходило в монастырскую казну).
   Таким образом, Русская Православная Церковь являлась субъектом гражданского права дореволюционной России. Она не влияла на развитие основных институтов гражданского права, однако занимала привилегированное положение среди остальных субъектов. Светское законодательство, наоборот, влияло на развитие церковно-имущественного права: Церковь обладала значительным имуществом, являлась активным участников обязательственных отношений, становилась наследницей.

§ 4. Влияние церковного права на развитие семейного права

   На Руси фактически с IX века все вопросы семейного права находились в юрисдикции церкви. До середины XVI в. нормы русского семейного права не формировались, т. к. основные институты были заимствованы из византийских источников, прежде всего, Номоканона, Эклоги и Прохирона.
   При Иване Грозном появились решения Стоглавого собора 1551 г., нравственно-поучительный литературный памятник «Домострой». Однако именно церковь оставалась главной организацией, занимающейся формированием и толкование правовых норм в этой области. Даже Петр I сохранил основные принципы регулирования брачно-семейных отношений.
   Юридическое и политическое значение института брака в России всегда высокого оценивалось и властями, и специалистами. Как писал известный публицист Николай Николаевич Страхов (1852-?), «по отношению к брачному институту – и государство, и Церковь имели право и обязанность охранения его неприкосновенности от нарушения со стороны человеческого произвола. Но при этом, однако, задачи государства и Церкви относительно брака не только не совпадают, но… для того и для другой они представляются совершенно различными. Государство, соответственно природе своей, как общество, имеющее временные задачи и интересы, без сомнения, должно касаться брака главным образом с внешней стороны, с той, по которой он является простым естественным отношением; его деятельность по отношению к браку преимущественно должно простираться на все то, что в нем принадлежит к естественному положению человека, что в нем есть условного и относительного и не может подлежать обыкновенному праву. Таким образом, из различных сторон брака под защиту государства, очевидно, должны стать внешние атрибуты его, как, например, взаимные имущественные права супругов, права наследства и т. п. Церковь, с другой стороны, по существу своему, как общество, имеющее вековечные интересы, призванное к осуществлению задач абсолютного значения, должна, очевидно, обращать внимание на все то, что в браке относится к области чистой нравственности и ставит его в ближайшее отношение к религиозной жизни и религиозным целям человека, значит надзору Церкви в браке должно подлежать то, что составляет внутреннее глубочайшее существо его» [294 - Страхов Н. Н. Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения. Харьков, 1893. С. 265.].
   На протяжении веков, вплоть до второй половины XIX века, в России существовала только церковная форма брака и, соответственно, церковный развод. Данное правило пришло на Русь из Византии вместе с христианством. Еще в 893 г. император Лев Мудрый постановил считать законным лишь тот брак, который заключен с благословения Церкви. В 1085 г. император Алексей Комнин распространил церковное благословение и на представителей низших классов, которые раньше до него не допускались.
   В Российской империи, как и в предшествующие периоды, церковная форма брака состояла из двух актов. Во-первых, обыска, который с 1765 г. состоял в том, что священник требовал от желающих вступить в брак паспорт, метрическое свидетельство, разрешение начальства для служащих, кроме того, для православных – удостоверение о присутствии на исповеди и причастии.
   Далее священник сообщал о предстоящем браке во время трех воскресных или праздничных служб. Если невеста была из другого прихода, такое оглашение должно было проводиться и там. Все прихожане, знавшие о препятствиях к предстоящему браку, должны были сообщить об этом.
   Вторым актом было бракосочетание, состоявшее из обручения и венчания. Согласно указу Святейшего Синода от 5 августа 1775 г., обручение и венчание совершались вместе. Обручение состояло в том, что стороны давали друг другу клятву вступить в брак.
   Браки не могли быть повенчаны во время постов, по вторникам, четвергам и субботам, а также накануне коронования или восшествия на престол Императора.
   Условия вступления в брак в России на протяжении веков устанавливались Церковью. В имперский период государство стало активно вторгаться в данную сферу, внося соответствующие изменения и уточнения. Как справедливо отмечает Н. С. Нижник, «XVIII – начало XX вв. – новый этап в развитии семейного права, важнейшими чертами которого стали усиление роли светского законодательства и попытки устранения с его помощью пробелов в существующем каноническом праве» [295 - Нижник Н. С. Правовое регулирование брачно-семейных отношений в контексте эволюции государственно-правовой системы России (IX–XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. СПб., 2003. С. 35.].
   Рассмотрим, как в конце XVIII-начале XX вв. под государственным воздействием изменялись условия вступления в брак.
   Первую группу условий преодолеть было нельзя ни при каких обстоятельствах, они делали брак недействительным (impedimenta dirimentia). Причем, как подчеркивают А. Л. Воронцов и Я. П. Гаврилюк, «одним из самых распространенных способов прекращения брака было признание его недействительным. Церковь, будучи ярой противницей расторжения брака, вместе с тем без всякого снисхождения аннулировала заключенные браки» [296 - Воронцов А. Л., Гаврилюк Я. П. Роль Церкви в регулировании брачно-семейных отношений XVI–XVII вв. // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 386.].
   1) Отсутствие взаимного согласия вступающих в брак. Если один из брачующихся заявлял, что не желает вступать в брак, венчание должно было быть остановлено. Браки, при совершении которых имел место обман или ошибка одного из брачующихся, считался недействительным.
   2) Несоответствие брачному возрасту. Указом Святейшего Синода от 17 декабря 1774 г. в России жениху разрешено было вступать в брак с 15, а невесте – с 13 лет. Эти возрастные нормы соответствовали тому, что предписывала еще Эклога в VIII веке. 19 июля 1830 г. брачный возраст был повышен: соответственно до 18 и 16 лет. Местным жителям Закавказского края разрешено было вступать в брак в соответствии со старыми нормами – 15 и 13 лет (Свод законов. Т. Х. Ч. 1. ст. 3).
   Если брак был повенчан до достижения брачного возраста, супруги временно разлучались до наступления гражданского совершеннолетия, а потом имели право без повторного венчания вновь воссоединиться.
   Видимо, таких нарушений все-таки было немало.
   Существовала и верхняя «граница» брачного возраста. Согласно Инструкции патриарха Адриана 1697 г. и определения Святейшего Синода 1744 г. запрещалось вступать в брак лицам, старше 80 лет (Свод законов. Т. Х. Ч. 1. ст. 4).
   3) Неспособность к брачному сожительству (отсутствие детей в браке в течение трех лет, вызванное болезнью одного из супругов). Эта норма практически не менялась.
   4) Душевная болезнь. С безумными и сумасшедшими, согласно статье 5 части 1 тома X Свода законов Российской империи, браки считались недействительными.
   5) Священнослужительский сан или монашество. Согласно статье 205 Устава Духовных консисторий «законными и действительными не признавались брачные сопряжения монашествующих, а равно и посвященных в иерейский или диаконский сан, доколе они пребывают в сем сане».
   6) Вступление в четвертый брак, запрещенный статьями 21 и 37 частью 1 тома X Свода законов. Хотя уже второй или третий браки считались нежелательными. И. Громогласов писал: «… во втором и особенно в последующем (третьем) браке Церковь осуждала собственно субъективное нравственное расположение вступающих в такой союз, но не отрицала таинства в самом этот союзе» [297 - Громогласов И. О вторых и третьих браках в Православной церкви. Историко-канонический очерк // Богословский вестник. 1902. Сентябрь. С. 41.]. При этом «заключение таких браков не могло обставляться тою торжественностью религиозных церемоний, какую издавна стремилась Церковь связать в началом первого брака» [298 - Громогласов И. О вторых и третьих браках в Православной церкви. Историко-канонический очерк // Богословский вестник. 1902. Октябрь. С. 149.].
   7) Наличие близких степеней родства.
   Как отмечал один из основателей науки церковного права в России И. М. Скворцов, «из Кормчей книги известны у нас три главных вида родства: а) родство однородное или кровное, б) родство двухродное, которое есть собственно свойство (affinitas), в) родство трехродное, иначе свойство» [299 - Скворцов И. М. О видах и степенях родства. Издание 4. Киев, 1864. С. 2.].
   Родство делилось на естественное (кровное) и искусственное (производное).
   Кровное родство рассматривалось как связь лиц, возникающая или из происхождения одного лица от другого или от происхождения нескольких лиц от одного общего родоначальника. Близость кровного родства определялась степенями, под которыми признавался факт рождения или происхождения одного лица от другого. Долгое время в России запрещался брак между родственниками до седьмой степени, что соответствовало определению Константинопольского синода 1168 г. Синодальный указ от 19 января 1810 г. запретил браки включительно до четвертой степени.
   Производное родство в свою очередь делилось на три вида.
   Во-первых, свойство, т. е. родственные отношения, происходящие от сближения двух родов вследствие брака их членов. Как отмечал профессор М. Е. Красножен, «оно приравнивается к кровному родству потому, что муж и жена, по закону Божьему, составляют одну плоть» [300 - Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. С. 134.]. Свойство могло быть двухродным, возникающим из одного брака, соединяющего два рода. Если нужно был определить степени свойства между родственниками одного супруга и родственниками другого, степени родства считались в каждом роде, а затем суммировались. По указу Святейшего Синода от 19 января 1810 г. двухродное свойство считалось препятствием к браку до четвертой степени включительно (родные братья не могли жениться на родных сестрах, брат мужа не мог жениться на сестре жены). Эта ситуация была несколько изменена циркулярным указом Святейшего Синода от 20 июля 1904 г., разрешившим вступление в брак лицам, находящимся в четвертой степени двухродного свойства, за исключением браков с сестрою зятя и сестрою невестки. С 1906 г. Синод рассматривал каждый такой случай в отдельности и мог давать разрешение на браки с сестрой жены брата и сестрой мужа сестры [301 - См.:Красножен М. Е. Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви. Юрьев, 1909. С. 3.].
   Свойство могло быть и трехродным, возникающим из двух брачных союзов, соединяющих три рода. Здесь также в основу исчисления бралось количество рождений (например, родной брат мужа приходится жене шурина в четвертой степени трехродного свойства). Указом Святейшего Синода от 21 апреля 1841 г. предписано было запрещать такие браки только до третьей степени свойства. Указ Святейшего Синода от 28 марта 1859 г. повторил эту норму. При этом законодательство допускало, что запрещаются браки только в первой степени свойства.
   Степени свойства учитывались и в случаях, когда брак заключался с родственниками умершего супруга или супруги. Так, В. А. Веременко описывает случай с отставным штабс-капитаном А. Ф. Линдфорсом, который в 1885 г. вступил в третий брак с Е. Я. Гревс, с которой он уже имел пятеро внебрачных детей, и которая приходилась родной сестрой его второй жене О. Я. Гревс. Брак был заключен. Но когда А. Ф. Линдфорс подал прошение об усыновлении своих детей оказалось, что в связи с тем, что брак не отвечал православным каноническим нормам, то в случае возбуждения дела духовным судом брак будет признан недействительным [302 - Веременко В. А. «Дело невозможное и несогласное с нравственностью» (об узаконении и усыновлении детей дворянами России во второй половине XIX – начале XX вв.) // Адам и Ева. Альманах гендерной истории / под ред. Л. П. Репиной. 2005. № 9. С. 86–87.]. Правда, затем Император разрешил детям А. Ф. Линдфорса получить фамилию и отчество отца и даже права личного дворянства без права наследования по закону имущества.
   Во-вторых, духовное родство, возникающее через таинство крещения. Еще в 530 г. император Юстиниан запретил вступать в брак крестным родителям со своими крестниками. Трулльский собор 692 г. ужесточил эту норму, запретив крестным отцам вступать в брак с вдовствующими матерями своих крестников. В России это положение неуклонно соблюдалось. Но, согласно указу Святейшего Синода 1873 г. по делу Анны Гульдынской, было разрешено вступать в брак крестным родителям со своими крестными детьми. Нормы же о запрещении браков между крестным отцом мальчика и его овдовевшей матерью, а также между крестной матерью девочки и ее овдовевшим отцом, были сохранены указами Святейшего Синода от 19 января 1810 г., 16 апреля 1874 г. и 31 октября 1875 г.
   В-третьих, родство по усыновлению служило препятствием к браку еще в римском праве, т. к. усыновление рассматривалось как аналогия физического рождения. Поэтому здесь брак запрещался до седьмой степени родства, как при кровном родстве. Однако постепенно российское законодательство отошло от этой нормы. Согласно статьям 145–163 тома X части I Свода законов Российской империи (издание 1887 г.), усыновление совершалось лишь гражданским путем, а поэтому стало пониматься как родство гражданское (например, в вопросах наследования), а не церковное, и препятствием к браку перестало считаться.
   Известный специалист в области семейного права Сергей Петрович Григоровский (? – 1912), который с 1886 г. и вплоть до самой смерти служил в бракоразводном отделении Канцелярии Святейшего Синода [303 - Григоровский С. П. О разводе. Причины и последствия развода и бракоразводное судопроизводство. Историко-юридические очерки. СПб.,1911. С. 3.], выделял еще родство физическое незаконное [304 - Григоровский С. П. О родстве и свойстве. СПб., 1894. С. 5.], т. е. происходящее от внебрачного сожительства. Определением Святейшего Синода № 488 от 17 марта 1877 г., «незаконно прижитые дети по родству или свойству, полагаются наравне с законными детьми» [305 - Цит. по: Григоровский С. П. О родстве и свойстве. СПб., 1894. С. 15.]. Как отмечал А. С. Павлов в начале ХХ века, «наш гражданский закон ничего не говорит о родстве физическом или незаконном как препятствии к браку» [306 - Павлов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг. СПб., 2002. С. 254.].
   8) Судебное запрещение вступать в брак так же считалось условием вступления брак, которое нельзя было преодолеть. Ему подвергался супруг, по вине которого был расторгнут брак, если поводом к разводу было двоеженство или двоемужство (Свод законов Российской империи, т. Х., ст. 40), прелюбодеяние (Устав духовных консисторий, ст.253), физическая неспособность к брачному сожительству (Устав духовных консисторий, ст. 253), безвестное самоукрывательство одного из супругов в течение пяти лет и более (Свод законов Российской империи, т. Х., ст. 41, 42).
   9) Различие веры. Впервые этот вопрос встал в 1721 г., когда пленные шведы стали просить разрешения жениться на русских девушках. В результате 23 июня 1721 г. был издан указ Святейшего Синода, разрешивший браки между представителями различных христианских исповеданий. Однако неправославный супруг должен был дать расписку («сказку») о том, что дети от этого брака будут православными, и он не будет склонять жену в свою веру.
   В 1833 г. русские православные мужчины получили право жениться на иностранках другого вероисповедания.
   10 февраля 1864 г. было разрешено венчать невест православного исповедания с иноверными женихами, не состоящими в русском подданстве без специального разрешения Императора.
   После издания указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» в юридической практике появилась еще одна проблема. Если раньше уход из православия запрещался, то теперь появились случаи, когда лица, числившиеся раньше православными, переходили в другое вероисповедание, к которому относились в действительности. Иногда такой переход вызывал категорический протест у супруга или супруги, считавшими, что вступили в брак с православными. Например, в сентябре 1905 г. на имя императрицы Александры Федоровны пришло прошение от табельщика депо Стржемешице Привислинской железной дороги Т. И. Клименко следующего содержания: «С 1880 г. я был женат на девице мещанке губернского города Радома Антонине Петровне (урожд. Монка), которая 27 июля сего года обратно перешла в римско-католическую веру, проживши в православной вере в браке со мной 25 лет… Покорнейше прошу… помогите мне теперь ради Господа моего в том, чтобы я опять имел дома не врага, а истинную, верную и любящую жену, как это было до 17 апреля с.г., с переходом которой в католичество, ныне между нами произошел полный разрыв союза и любви» [307 - РГИА. Ф.821. Оп.2. Д.75. Л.44.].
   Существовал также был запрет православным вступать в брак со старообрядцами и сектантами (Свод законов Российской империи. Т. Х. Ст. 33).
   При нарушении второй группы условий вступления в брак, он сохранял свою силу, но имел невыгодные последствия. К таковым относились: отсутствие согласия на брак со стороны родителей, опекунов или попечителей и отсутствие для лиц, находящихся на службе, разрешения начальства на вступление в брак.
   В отношении первого условия было неважно, являются ли дети совершеннолетними или нет. Невыполнение данного условия по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных (ст. 1566 и 1567) приводило к наступлению уголовной ответственности.
   Невыполнение второго условия, согласно статье 1565 Уложения о наказаниях, влекло за собой строгий выговор с внесением в послужной список как для учащихся, так и для отбывающих воинскую повинность.
   Таким образом, государство, с одной стороны в XVIII – начале XX вв. стало активно подключаться к регулированию брачно-семейных отношений, что приводило к частичной демократизации семейного законодательства, но с другой – сознательно сохраняло церковное влияние в этой сфере и не посягало на основные церковные установки относительно семьи как социального института.
   Однако в XIX веке вопрос о гражданском браке стал актуальным по нескольким причинам.
   Во-первых, в первой половине XIX в. к Российской империи были присоединены новые территории (центральная часть Польши с Варшавой, Финляндия, Грузия, Армения, Азербайджан, часть Бессарабии и другие), населенные представителями различных вероисповеданий и национальностей. Естественно, что в областях, где вперемежку проживали представители различных вероисповеданий, возникал вопрос о смешанных браках. Российскому правительству необходимо было, с одной стороны, сохранить старые устои, чтобы не вызвать сопротивления местного населения, а с другой стороны – унифицировать законодательство. Введение гражданской формы брака и развода могло бы значительно упростить решение данного вопроса.
   Во-вторых, во многих европейских странах эта проблема уже была решена положительно. В Нидерландах еще в 1580 г. в двух штатах было разрешено регистрировать брак государственным чиновникам. В 1656 г. этот закон был распространен на все Нидерланды. В Англии гражданский брак был введен в 1653 г. законом О. Кромвеля. В 1787 г. король Людовик XVI ввел для протестантов во Франции так называемый факультативный брак – брачующиеся сами выбирали форму брака. Однако вскоре началась революция, и в 1792 г. был издан закон об обязательном гражданском браке. С 1842 г. началось отделение Церкви от государства в Германских государствах, и в некоторых из них был признан необходимым гражданский брак. В 1864 г. гражданская форма брака появилась в Румынии. На территории Италии гражданский брак был введен Уложением 1866 г. и очень скоро стал преобладающей формой брака. Так, в Палермо с 1866 до 1871 г. было зарегистрировано 8911 браков, из которых только 2859 – были церковными. В 70-е гг. – в Испании и Швейцарии были введены реестры гражданского состояния с устранением от этого процесса духовенства. В Португалии с 1877 г. католики должны были вступать в брак по церковной форме, остальные – регистрировали браки в государственных органах.
   Таким образом, изменения в семейном законодательстве не могли не коснуться России, и они начались в царствование Александра II. 19 апреля 1874 г. были изданы Правила, согласно которым старообрядцам-беспоповцам было разрешено регистрировать браки в полицейских участках.
   В Правилах было закреплено, что «браки раскольников приобретают в гражданском отношении, через записание в установленные для сего метрические книги, силу и последствия законного брака» [308 - Высочайше утвержденные Правила о метрической записи браков, рождения и смерти раскольников от 19 апреля 1874 г. // Полное собрание законов Российской империи. Т. XLIX. Отделение I. № 53391. С. 653.]. Их толкование сначала не вызвало разногласий специалистов. Даже обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев, сторонник консервативных взглядов, в своем «Курсе гражданского права» писал: «Всякий, кому известна наша история и знакомы условия нашего народного быта, конечно согласится в том, что существующая церковная форма брака одна только у нас и возможна и права, и соответствует верованиям и потребностям народным… Практическая необходимость отступать от нее может представиться только в тех случаях, когда вступающие в брак принадлежат к вероисповеданию, не признаваемому государством. Такие случаи у нас именно могут представиться и об них остается сказать несколько слов… Известно, что у нас есть целый ряд людей, которые, не принадлежа к числу иноверцев, не принадлежат и к Православной Церкви. Таковы наши раскольники… Брак у раскольников лишен было значения законного брака, если он не освящен венчанием в православной или единоверческой церкви… Семейные отношения раскольников представлялись не более как фактическим состоянием, не имевшим юридической твердости и определенности. Вопрос этот был разрешен с изданием в 1874 г. новых правил о раскольничьих браках» [309 - Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Ч.2. СПб., 1889. С. 66–67.].
   Но в 1894 г. начался новый всплеск интереса к Правилам 1874 г. в связи с рассмотрением дела Василия Алексеева (Парфенова). Так, на заседании 11 октября 1894 г. Кассационного департамента Сената возникло два мнения. Московская судебная палата считала Василия Парфенова виновным в том, что он, состоя с 13 мая 1883 г. в браке с Капитолиной Суконщиковой, заключенном по раскольническому беспоповскому обряду и записанном в метрическую книгу, 20 июля 1892 г., приняв православие, вступил в новый брак с крестьянкой Еленой Яковлевной Кутилиной. Адвокат В. Парфенова Розенблюм считал несправедливым применение к его подзащитному статьи 1554 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, предусматривающей вступление во второй брак при существовании другого брака, совершенного по обрядам христианской церкви [310 - См.: Бердников И. С. Вторая заметка по вопросу о раскольническом браке. Казань, 1896. С. 10.].
   Это дело вызвало серьезную дискуссию в печати.
   В 1895 г. Н. А. Заозерский, давая оценку Правилам 1874 г., писал: «Двадцать лет протекло со времени издания этого в высшей степени важного закона…: между тем за все это время не было повода до настоящего дела официально и гласно напомнить о силе этого закона… Этот закон едва совсем не позабыт и даже многим священникам, в приходах коих есть много раскольников, был до настоящего дела совершенно неизвестен» [311 - Заозерский Н. А. Что такое раскольничий брак // Богословский вестник. 1895. Февраль. С. 263.].
   Выделились три позиции.
   Первой придерживался Н. А. Заозерский, считавший, что «закон придает раскольническому браку особое значение – значение исключительно гражданского брака» [312 - Заозерский Н. А. Что такое раскольничий брак // Богословский вестник. 1895. Февраль. С. 268.], т. е. что это был первый пример светского (гражданского) брака в России. Похожая позиция была и у Н. С. Суворова, который писал: «Форма заключения брака, введенная законом 19 апреля 1874 г. для раскольников есть тот же самый институт, который на Западе называется гражданским браком, но с тем отличием от этого последнего, что западноевропейский способ заключения гражданского брака заключается в соблюдении известной церемониальности: в объявлении нуптуриентами взаимного согласия, в вопросах государственного чиновника и в ответах на них со стороны жениха и невесты, в чтении документов, законов, относящихся к браку, в провозглашении супругами во имя закона, причем наконец производится регистрация брака, т. е. внесение его в брачный реестр или в метрическую книгу; русский же способ заключения гражданского брака, введенный для раскольников, ограничивается только и исключительно регистрацией» [313 - Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль, 1890. Т. 2. С. 330–331.].
   Второй точки зрения придерживался А. Ф. Кони, выступавший на процессе Парфенова (Алексеева) в качестве прокурора Сената. Фактически он считал, что раскольничий брак является высшей формой гражданского брака: «Прежде всего брак раскольников совершается вовсе не записью в метрической книге – он ею лишь узаконяется; закон в статье 48 первой части X тома прямо говорит что брак раскольников через записание в метрической книге приобретает силу и последствия законного брака, причем запись эта указывает самое существование брака, а статьи 11 и 13 Привил о метрической записи браков в томе IX говорит о «раскольнике, желающем, чтобы брак его был записан в метрическую книгу» и о лицах, «имеющих сведения о препятствиях записи брака в метрическую книгу» [314 - Цит. по: Заозерский Н. А. Что такое раскольничий брак // Богословский вестник. 1895. Февраль. С. 272.].
   Это выступление А. Ф. Кони породило третью позицию [315 - Заозерский Н. А. Юридическое и каноническое значение религиозного элемента в раскольничьем браке // Богословский вестник. 1896. Январь. С. 133.]. Так, И. С. Бердников в 80-е гг. XIX в. писал: «Закон о метрической записи раскольничьих браков есть опыт применения у нас гражданского брака, вызванный действительной потребностью жизни» [316 - Бердников И. С. Форма заключения брака у европейских народов в ее историческом развитии. Казань, 1887. С. 40.]. Однако в 90-е гг. ученый пересмотрел свои взгляды и предложил другую формулировку: «Метрическая запись раскольничьих браков имеет в глазах закона значение акта, удостоверяющего существование брака, и тем придающего ему законную силу, а не бракозаключительного» [317 - Бердников И. С. Вторая заметка по вопросу о раскольническом браке. Казань, 1896. С. 4.].
   Кассационный департамент поддержал мнение Московской судебной палаты, Василий Алексеев (Парфенов) был признан виновным в двоеженстве.
   Пунктом 11 указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» старообрядцы и сектанты были уравнены в правах с инославными относительно заключения браков с православными. Определением Святейшего Синода от 26 октября 1905 г. удовлетворение ходатайств о таких браках передавалось епархиальным архиереям. Однако определением Святейшего Синода от 12–17 июля 1907 г., в условиях, когда революционный нажим уже спал, было разъяснено, что «смешанные браки православных с раскольниками и сектантами могут быть разрешаемы лишь в том случае, когда лицо… принадлежит к таким раскольничьим толкам и сектам, которые исповедуют Господа Иисуса Христа истинным Сыном Божьим, Искупителем мира и принимают водное крещение, правильно совершенное» [318 - Цит. по: Красножен М. Е. Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви. Юрьев, 1909. С. 3–4.].
   Запрет на заключение браков между христианами и нехристианами существовал в России всегда. Только в 1906 г. Правительство П. А. Столыпина разработало семь законопроектов о свободе совести, один из которых «О семейственных правах» предусматривал следующие изменения: разрешались браки христиан с нехристианами, но только совершенные по христианскому обряду; устанавливалось правило, что, если один из брачующихся был православным, то венчание производилось только по православному обряду, а во всех остальных случаях (кроме браков с сектантом) венчание происходило по правилам веры жениха или невесты по их соглашению; отменялись подписки о вере детей, рожденных в смешанных браках [319 - Государственная дума II созыва. Законопроекты, внесенные министром внутренних дел. СПб.,1907. С. 269–270.]. Данный законопроект был внесен на рассмотрение II, а затем III Государственной думы, однако так и не был принят.
   Таким образом, в годы первой российской революции законодатели пошли по другому пути, нежели введение в Российской империи гражданской формы брака, кроме того, вплоть до 1917 г. существовали законодательные ограничения относительно браков между представителями разных вероисповеданий, хотя уже начинался процесс отделения семейного права от церковного.
   Несмотря на то, что старообрядцы-беспоповцы фактически имели гражданскую форму брака, в отношении остальных подданных в российском праве был другой подход. Например, когда по Германскому трактату 1878 г., к России отошла часть Бессарабии в томе X (часть I) Свода законов появилось приложение к статье 25: все лица, вступившие при действии на данном участке Бессарабии румынского законодательства в браки без подтверждения их церковным бракосочетанием, обязывались вступить в брак почину Православной Церкви; если эти браки не будут повенчаны, лица, заключившие гражданские браки, признаются состоявшими в браке только до момента издания данных правил [320 - См.: Суворов Н. С. Гражданский брак. СПб.,1896. С. 118.].
   В России прекращение брака было возможно в трех случаях.
   Первый был вызван смертью одного из супругов. Оставшийся в живых получал статус вдовства.
   Развод, являвшийся вторым способом прекращения брака, был явлением, которому Церковь и государственная власть пытались всячески препятствовать. Так в Законе от 1 января 1805 г. подчеркивалось, что развод – это учреждение, «кое с великими предосторожностями и в одних только нетерпимых, ясно доказанных случаях, дозволяется».
   Развод был одним из актуальнейших вопросов в жизни российского общества XIX – начала XX вв., требовавших законодательного решения. М. Е. Красножен в 1899 г. писал по данному поводу: «Вопрос о разводе является одним из наиболее жизненных вопросов, которые не перестают занимать общество и периодическую печать: постоянно слышатся жалобы на неудовлетворенность бракоразводного института в России и указывается необходимость реформ в этой области» [321 - Красножен М. Е. О разводе в России. Исторический очерк. М.,1899. С. 3.]. Ему вторил И. С. Бердников: «Главными пунктами церковной дисциплины о браке, против которой направляются возражения современной светской науки и литературы… служат следующие: церковная форма заключения брака, строгость правил о разводе и подсудность брачных и бракоразводных дел церковному суду» [322 - Бердников И. С. «Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения» Николая Страхова (Харьков, 1893). Казань, 1906. С. 2.].
   Согласно статьям 45 и 46 части 1 тома X Свода законов Российской империи, брак мог быть расторгнут только церковным судом. Разводы знатных персон с 1744 г. восходили на Высочайшее усмотрение, разводы остальных категорий населения осуществляли суды Духовных консисторий. Дела о разводах супругов, принадлежавших к разным христианским исповеданиям, подлежали суду того вероисповедания, священником которого был заключен брак. А 24 февраля 1832 г. Николаем I было утверждено Мнение Государственного совета «О судебном ведомстве бракоразводных дел между лицами разных христианских исповеданий», согласно которому компетенция о разводах такого рода была передана духовным судам Русской Православной Церкви [323 - Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч.1. Ст.58; Устав духовных консисторий. СПб., 1883. Параграф 233.].
   Прекращение брака могло быть связано и с просьбой одного из супругов расторгнуть брак по нескольким причинам.
   1) Прелюбодеяние, которое должно было соответствовать следующим критериям: оно должно было быть фактом состоявшимся, а не покушением, должно было быть совершено сознательно и свободно. Согласно параграфу 253 Устава духовных консисторий (издание 1883 г.), виновный после развода осуждался на вечное безбрачие и подвергался епитимье. Статья 1585 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных в редакции 1885 г. уточняла, что «состоящее в браке изобличенное в прелюбодеянии лицо подвергается за сие по жалобе оскорбленного в чести своей супруга: заключению в монастыре, если в том месте есть монастыри его исповедания, или же в тюрьме на время от 4 до 8 месяцев».
   Согласно статье 359 Уголовного уложения 1903 г., состоявший в браке виновный в прелюбодеянии, а равно заведомо вступивший с ним в прелюбодейную связь, наказывается арестом от одного дня до шести месяцев. А у оскорбленного супруга был выбор: либо просить о разводе, либо о наказании виновного.
   Двоебрачие считалось квалифицированным прелюбодеянием и также являлось поводом к разводу, только если первый законный супруг не пожелал сохранить брак. Согласно параграфам 214 и 216 Устава духовных консисторий, последствием развода при двоебрачии являлось запрещение вступать в новый брак навсегда.
   2) Неспособность к брачному сожительству (отсутствие детей в браке), если она оказалась прирожденной, добрачной или если со дня заключения брака прошло не менее трех лет.
   3) Безвестное отсутствие одного из супругов. Статья 54 X тома Свода законов Российской империи закрепляла, что «когда один из супругов, отлучившись по какому-либо случаю из места своего жительства, будет в продолжении пяти лет или более находиться в совершенно безвестном отсутствии, то оставшемуся супругу дозволяется о расторжении брака и о дозволении вступить в новое супружество просить свое епархиальное начальство». 22 ноября 1883 г. Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета к безвестному отсутствию супруга были приравнены побег солдата со службы, пропажа без вести на войне и взятие неприятелем в плен.
   Супруг, просящий развода по данному поводу, должен был доказать, что он не давал повода к оставлению себя супругом и не просил об этом. Для этого опрашивали родственников супругов и их соседей. Последствием такого развода было осуждение виновного на вечное безбрачие.
   4) Применение к одному из супругов в качестве наказания лишения всех прав состояния. Не осужденный супруг, согласно параграфу 225 Устава духовных консисторий (редакции 1883 г.) и статье 27 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, мог либо «просить духовное начальство о расторжении прежнего брака и о разрешении вступить в новый», либо последовать за осужденным супругом в ссылку.
   Одним из главных вопросов в бракоразводном процессе стало распределение обязанностей в определении поводов к разводу между государством и Церковью, а затем – между Святейшим Синодом, с одной стороны, и Государственной думой и Государственным советом, с другой.
   Данный вопрос имел свою историю. Еще Петр I законом от 12 апреля 1722 г. ограничил право супругов расторгать брак по причине «мирской смерти», т. е. пострижения в монашество. В 1810 г. обер-прокурор Святейшего Синода князь А. Н. Голицын заявил, что законодательство о поводах к разводу – дело исключительно церковное, и что брак может быть расторжим только по одной причине – прелюбодеянию одного из супругов [324 - Свод законов Российской империи. Т. Х. Ч.1. Ст.58; Устав духовных консисторий. СПб., 1883. Параграф 233.Заозерский Н. А. Государство и Церковь в деле законодательства о поводах к разводу. СПб., 1910–1913. С. 4–5.].
   Позиция А. Н. Голицына была принята светскими властями, поэтому в Своде законов Российской империи (редакциях 1835 и 1842 гг.) разделов о поводах к разводу не было. Они были включены только в редакции 1857 г.
   Духовное ведомство стало разрабатывать проект об увеличении поводов к разводу только в связи с началом работы Предсоборного присутствия в начале ХХ века. Определением Святейшего Синода от 28 февраля 1907 г. было образовано Особое при Святейшем Синоде совещание для обсуждения и выработки проекта положения о поводах к разводу. Совещание имело восемь заседаний в марте-апреле 1907 г. Итогом его работы стало опубликование «Проекта положения о поводах к разводу». Основными изменениями и нововведениями в действовавшем законодательстве являлись:
   1) более широкое понимание «неспособности к брачному сожительству». Если раньше под этим термином подразумевали неспособность к совершению полового акта, которая существовала еще до вступления в брак, то теперь – неспособность к деторождению. Кроме того, было введено понятие относительной неспособности, вызванной субъективными психическими причинами, делающими продолжение существования брака невозможным;
   2) сокращение срока возможной подачи заявления о разводе по причине безвестного отсутствия супруга с пяти до трех лет, кроме жен военнослужащих, пропавших без вести на войне;
   3) появление новых поводов к разводу: по причине душевной болезни одного из супругов, заражения сифилисом, дурного или жестокого обращения между супругами, намеренного оставления одного супруга другим, уклонения одного из супругов от православия.
   Среди специалистов началась дискуссия.
   С серьезной критикой проекта выступил Н. С. Суворов. Он считал, что ошибочной является «почва, на которой стоит законопроект», т. к. она «не отличается определенностью и устойчивостью». Базой для разработки подобного законопроекта Н. С. Суворов считал «перечисление бракоразводных дел из ведомства церковного суда в область светского суда» [325 - Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. С. 49–50.]. Кроме того, он высказал несогласия и по более частным вопросам. Расширенное понимание «неспособности к брачному сожительству», по его мнению, «широко откроет двери произволу и распущенности» [326 - Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. С. 13.]. Проект не допускает случаев, когда осужденный на лишение всех прав состояния супруг, может просить о разводе. Определение дурного или жестокого обращения между супругами, как «причиняющие такие физические или нравственные страдания, которые, представляя собой вред для здоровья и опасность для жизни, устраняют возможность супружеского сожития» [327 - Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде. СПб., 1907. С. 7.], также вызвало у Н. С. Суворова несогласие. Он считал, что сюда должно быть отнесено и покушение на жизнь со стороны супруга или супруги. Факт перехода из православия в другую веру ученый вообще не считал поводом к разводу. По его мнению, можно было говорить о разводе при «нежелании уклонившегося продолжать супружество с верным православию супругом и насилии над религиозной свободой последнего со стороны первого» [328 - Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. С. 45.]. В оставлении одним супругом другого как каноническом поводе к разводу Н. С. Суворов увидел обращение к «русскому уставу евангелической церкви» [329 - Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. С. 28.].
   Защищать проект Особого совещания стал Н. А. Заозерский. Он был лицом заинтересованным, т. к. выступал в судном отделе Предсоборного присутствия с докладом о каноническом происхождении такого повода к разводу, как оставление одним супругом другого, ссылаясь на девятое правило Василия Великого, что «муж оставленный женой достоин снисхождения, и сожительство с ним не осуждается». [330 - Журналы и протоколы заседаний Высочайше утвержденного Предсоборного присутствия. СПб., 1907. Т. IV. С. 128.] Н. А. Заозерский считал, что «проект так отвечает назревшим потребностям времени, что кроме приветствия ничего не заслуживает и возбуждает желание скорейшего утверждения законодательным порядком» [331 - Заозерский Н. А. К вопросу о злонамеренном оставлении одним супругом другого как основании расторжения брака (по поводу книги Н. С. Суворова «Замечания на «Проект положений о поводах к разводу»»). Сергиев Посад, 1908. С. 1.].
   Однако ни проект Особо совещания, ни дискуссия, которую он вызвал, не принесли серьезных изменений. Коренной смены курса не произошло. Даже в более поздний период Н. А. Заозерский писал, что «наше законодательство о поводах к разводу должно быть установлено совместными усилиями Церкви и государства» [332 - Заозерский Н. А. Государство и Церковь в деле законодательства о поводах к разводу. СПб., 1910–1913. С. 20.]. Вплоть до 1917 г. в этом вопросе сохранилась старая система.
   Третьим вариантом прекращения брака было признание его недействительным, если было не соблюдено хотя бы одно из условий вступления в брак. В этом вопросе также сочеталось церковное и государственное регулирование. Так, вступление в недействительный брак церковными законами наказывалось епитимьей, а в случае двоебрачия – «всегдашним безбрачием». Уголовные наказания были – от трех недель домашнего ареста до лишения всех прав состояния и ссылки на каторжные работы на большой срок [333 - См.: Веременко В. А. «Дело невозможное и несогласное с нравственностью» (об узаконении и усыновлении детей дворянами России во второй половине XIX – начале XX вв.) // Адам и Ева. Альманах гендерной истории / под ред. Л. П. Репиной. 2005. № 9. С. 96–97.].
   Итак, можно констатировать, что вплоть до 1917 г. значение церковных норм в семейном праве было велико. Многие христианские каноны сохранялись веками. В конце же XVIII в. наблюдается усиление вмешательства государства в правовое регулирование семейных отношений, которое постепенно нарастало и в XIX в. привело даже к допущению гражданского брака для старообрядцев-беспоповцев. В конце XIX – начале XX вв. государственная власть, несмотря на разработку проектов введения гражданского брака и развода, пыталась долго сохранять старые устои, т. е. церковную форму брака, а также условия вступления в брак и отнесение разводов к церковным судам. Видимо, наиболее умеренную позицию в данном вопросе выражал Н. А. Заозерский, который считал, что вопросами семейного права должны заниматься и Церковь, и государство, но их юрисдикция должна быть четко определена.

§ 5. Церковное и процессуальное право

   В 2000 г. Архиерейский собор принял решение о воссоздании системы церковных судов. К сожалению, как справедливо замечают некоторые современные исследователи, «не многие знают, что это такое» [334 - См., напр.: Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М.,2004. С. 6.]. Обращение к дореволюционному церковно-процессуальному праву может помочь в раскрытии принципов церковного судопроизводства и устройства и ответить на вопрос: нужны ли церковные суды в настоящий период.
   В России издавна Православная Церковь получила в свое ведение уголовные дела разного рода: преступления против веры и Церкви, против семейного союза, против целомудрия, убийства бесправных лиц, находящихся под покровительством Церкви, преступления внутри семьи, против женщин или совершенные особо позорным способом. Духовенство подлежало ведению церковного суда по всем преступлениям, кроме убийств, разбоев, кражи с поличным.
   Петр I сузил компетенцию церковных судов. Из ведомства епархиального суда были изъяты многие дела. Все дела между духовными и светскими лицами были переданы в светские приказы. Духовенство, домовые и архиерейские слуги, монашествующие отныне подлежали суду Монастырского приказа. Дела по государственным преступлениям могли рассматриваться только в Преображенском приказе. В 1720 г. судебные дела Монастырского приказа отошли к Юстиц-коллегии, а также к губернским и уездным канцеляриям.
   Ситуация изменилась с учреждением в 1721 г. Святейшего Синода. По его настоянию духовенство было освобождено от подсудности светским учреждениям. Как отмечает Е. В. Белякова, «государство признало за Святейшим Синодом право судебной власти, однако объем юрисдикции по сравнению с патриаршим временем был ограничен» [335 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 92–93.]. Церковные суды стали рассматривать только дела о богохульстве, ереси, расколе, колдовстве, двоеженстве, а также дела о похищении церковного имущества [336 - См.: Красножен М. Е. Очерки истории церковного права. Юрьев, 1900. С. 115.]. Но позиция государственной власти в этом вопросе не была последовательной. При Анне Иоанновне Тайная канцелярия проводила следствие и суд над духовными лицами. Екатерина II лишила Святейший Синод права преследования за колдовство и богохульство. В царствование Александра I, в 1816–1821 гг., светским судам были переданы дела о нарушении порядка и благочиния во время богослужения, даже если они касались духовных лиц.
   27 марта 1841 г. был принят Устав духовных консисторий, а в 1883 г. – его второе переработанное издание. По статье 1 данного Устава, духовные консистории – это «присутственное место, через которое под непосредственным начальством епархиального архиерея, производится управление и духовный суд в поместном пределе Православной Русской Церкви, именуемом епархией» [337 - Устав духовных консисторий. СПб., 1903. С. 1.]. Судебное разбирательство осуществлялось коллегиально духовными лицами, назначенными архиереем и утвержденными Святейшим Синодом (статьи 292, 293, 296, 310–312, 328–220). Важным лицом был секретарь консистории, который отчитывался за ведение дел перед обер-прокурором Святейшего Синода (статьи 275, 344). Архиерей лишь знакомился с итогами и утверждал определения.
   Согласно Уставу духовных консисторий, светские лица подлежали церковному суду по делам:
   1) о браках, заключенных незаконно,
   2) о расторжении и прекращении браков,
   3) по случаям, когда нужно удостовериться в действительности заключения брака или о рождении от законного брака.
   Духовные лица относились к юрисдикции церковных судов по взаимным спорам, возникающим из пользования недвижимой и движимой церковной собственностью, по просьбам о побуждении духовных лиц к исполнению бесспорных обязательств и уплате долгов. При этом по статье 203 Устава духовных консисторий это относилось только к тем местностям, в которых не были введены Судебные уставы 1864 г.
   Церковным судом первой инстанции в каждой епархии считался суд епископа, опирающегося на старших пресвитеров. На его решения допускались апелляции к областному собору. Если речь шла о жалобе духовенства или паствы на своего епископа, областной собор являлся судом первой инстанции. Процессу предшествовало следствие, которое проводилось на месте по распоряжению епархиального архиерея духовным следователем. Согласно Уставу духовных консисторий епархиальный суд окончательно решал следующие дела: 1) о духовных лицах, которые за свои преступления и проступки должны подвергаться дисциплинарным или исправительным наказаниям (ст. 174), 2) о разводе при осуждении одного из супругов к лишению всех прав состояния (ст. 229), 3) о разводах по безвестному отсутствию супруга крестьян и мещан (ст. 231), а также жен низших чинов, пропавших во время войны без вести или взятых неприятелем в плен (ст. 235).
   По остальным делам решения епархиальных судов поступали на утверждение Святейшего Синода. [338 - В частности, в РГИА, фонде 796 (Канцелярия Святейшего Синода), хранятся дела о рапортах местных епископов: например, рапорты Павла, архиепископа тверского и кашинского 1803 г., о наложении церковного покаяния на дворового человека Антона Семенова «за нечаянное им задавление во время проезда на лошади» малолетнего крестьянина Федора Иванова и на крестьянского сына Василия Аксенова за неумышленное убийство из ружья крестьянина Федора Яковлева // РГИА. Ф.796. Оп. 84. Д.5. Л.7–8 об.].
   Интересно, что наличие подсудимых не требовалось за исключением дел о разводе в связи с неспособностью к брачному сожитию или прелюбодеяния одного из супругов.
   Святейший Синод являлся высшей духовно-судебной властью. Он выносил окончательные решения по любым делам, относящимся к церковной юрисдикции, а также по делам членов Синода, архиереев, настоятелей монастырей, по апелляциям и частным жалобам на епархиальные духовные суды, давал окончательные определения по бракоразводным делам, решал вопросы о наложении высшего церковного наказания – отлучения от церкви.
   Наличие церковных судов вызывало множество проблем. Прежде всего, к ним относилось обоснование наказующей власти Церкви. Как отмечал Н. С. Суворов, ссылаясь на Послание к Ефесянам (глава IV, 11–13), «Церковь есть установление Божественное, которому вверены различные благодатные средства, в виду указаний для нее Христом Спасителем цели; цель эта – продолжат совершенное Христом дело искупления; через усвоение Его заслуг каждому верующему, вести человека к возможному на земле нравственному совершенству и воспитывать его для вечности» [339 - Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб.,1876. С. 2.]. Данное определение юридическим назвать было невозможно. Один из оппонентов, а именно М. И. Горчаков, написал целую работу «Научная постановка церковно-судного права» [340 - Сборник государственных знаний. СПб., 1876. Т. II. С. 223–270.]. Вывод известного петербургского специалиста был неутешительным: «Отсутствие в Церкви организованной, соответственной церковным целям общественной судной власти, самостоятельной и независимой от государства, сопровождается бесчисленными беспорядками и вредом для Церкви. Церковь … становится совершенно бессильной в уничтожении нравственных недостатков, вкравшихся в среду ее членов, в возвышении нравственной жизни в ее обществе» [341 - Сборник государственных знаний. СПб., 1876. Т. II. С. 255.].
   Все исследователи отмечали, что нормы церковно-процессуального права нужно отличать от религиозных правил: «…нравственные законы вообще не имеют внешнего принудительного характера…; они судятся внутренним судом совести, … нарушение церковного закона … подлежит внешнему церковному суду и сопровождается внешними последствиями, ограничением или лишением церковных прав, вообще изменяет внешнее положение члена в церковном обществе» [342 - Остроумов М. А. Введение в православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. С. 25. См. также: Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. М.,1874. С. 16–17; Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. СПб.,1851. Т. 1. С. 8–9.].
   Серьезные преобразования в церковно-судебной системе могли произойти при разработке Судебных уставов 1864 г. К этому же времени относится всплеск общественного интереса к церковному процессуальному праву. Как отмечает Е. В. Белякова, «интерес к проблеме церковного суда появился в русском обществе в связи с попыткой реформировать церковный суд в контексте общей судебной реформы 1860-х гг.» [343 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 85.].
   В 1865 г. был создан Комитет по выработке судебной реформы под председательством Филофея (Успенского), архиепископа Тверского и Кашинского. Двенадцать членов Комитета признали полезным отнести к ведомству общих судов дела о недействительности браков по неспособности одного из супругов брачному сожительству. Однако Святейший Синод категорически отверг это предложение, но дал обещание приступить в скором времени к преобразованию церковных судов [344 - Оршанский И. Г. Исследования по русскому праву, обычному и брачному. СПб.,1879. С. 214–215.].
   С этой целью 12 января 1870 г. был учрежден Комитет для преобразования духовно-судебной части при Святейшем Синоде под председательством архиепископа Макария (Булгакова). 30 апреля 1870 г. Комитет начал свою работу.
   Комитет оказался в двойственном положении. Он постановил «применить к духовному суду основные начала Судебных уставов 1864 г., ибо исторический опыт доказывает, что Церковь всегда брала для своих учреждений формы, усвоенные гражданским обществом», но, вместе с тем, определением Святейшего Синода об учреждении Комитета подчеркивалось, что применение начал светских судов должно быть проведено «насколько это окажется полезным и возможным по свойству, целям и потребностям духовного суда» [345 - Христианское чтение. 1871. Декабрь. С. 1031.].
   Комитет для преобразования духовно-судебной части при Святейшем Синоде разработал проект, согласно которому духовный суд должен был в общих чертах приобрести сходство с судом светским и состоять из трех инстанций:
   1) духовных судов, напоминавших мировые суды и имевших в своем ведении дела небольшой важности. Судьи таких судов должны были избираться всеми священнослужителями духовно-судебного участка и утверждаться епархиальным архиереем. При каждом духовном суде должен был быть кандидат, избрание и утверждение которого подлежало таким же правилам. Судьей и кандидатом могли стать духовные лица, достигшие тридцати лет и не подвергавшиеся взысканиям по суду;
   2) епархиальных судов, состоявших из трех членов и трех кандидатов, избираемых епархиальным духовенством из своих депутатов. Утверждение и тех и других должно было проводиться Святейшим Синодом по представлению епархиального архиерея. Судьи и кандидаты избирались на шесть лет из духовных судей, лиц белого и черного духовенства, получивших академическое образование и имеющих священнический сан, а также из священников не моложе тридцати лет, окончивших семинарский курс со степенью студента и прослуживших не менее пяти лет;
   3) судного отделения Святейшего Синода, назначаемого Императором из шести судей, четверо из которых должны были быть архиереями, а двое – священниками. Для принятия решений на заседании предполагалось присутствие не менее трех судей.
   В 1871 г. данный проект был дополнен допущением прокурора в духовные суды [346 - Оршанский И. Г. Исследования по русскому праву, обычному и брачному. СПб.,1879. С. 217–219.].
   В 1873 г. проект «О преобразовании духовно-судебной части был опубликован и разослан епархиальным архиереям и духовные консистории. По оценке Е. В. Беляковой, «проект получил резко отрицательную оценку подавляющего большинства архиереев и консисторий» [347 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 100.]. В результате реформа церковного суда была отложена, а Комитет распущен. В организацию церковных судов были внесены лишь небольшие изменения, отразившиеся в новой редакции Устава духовных консисторий 1883 г.
   Единственным серьезным итогом работы в области церковно-процессуального реформирования стала дискуссия о необходимости созыва Поместного собора как высшей судебной инстанции.
   Еще одним важным вопросом было участие Церкви, духовенства в гражданском судопроизводстве. На основании статей 414 и 415 части первой X тома Свода законов Российской империи духовные учреждения, архиерейские дома, академии, лавры являлись юридическими лицами, иски к которым предъявлялись по месту центра их хозяйственной деятельности. Церковные учреждения, монастыри могли выступать в качестве стороны в процессе.
   Существовали серьезные ограничения для духовенства в праве выступать в качестве судебных представителей. Монахи могли выступать представителями только по делам, в которых они ходатайствовали за свои монастыри и обители или по поручению монастырского начальства (статья 45, пункт 2, статья 246, пункт 3 Устава гражданского судопроизводства). Представители белого духовенства могли представлять только духовное ведомство или своих жен или детей, а также лиц, находящихся на их попечении (статья 45, пункт 3, статья 246, пункт 3 Устава гражданского судопроизводства).
   Духовные лица не могли выступать свидетелями в отношении признаний, сделанных на исповеди (статья 84, пункт 5, статья 371, пункт 5 Устава гражданского судопроизводства). Как отмечал ординарный профессор Новороссийского университета А. И. Загоровский, это делалось для того, «чтобы не ставить лицо в положение борьбы между сознанием служебного долга и обязанностью свидетельствовать по правде» [348 - Загоровский А. И. Очерки гражданского судопроизводства в новых административно-судебных и судебных учреждениях (у земских начальников, городских судей в уездных съездах и в губернских присутствиях). Одесса, 1892. С. 197.].
   В связи с тем, что необходимым элементов свидетельских показаний была присяга, имеющая религиозное значение, закон выделил категории свидетелей, которые:
   1) не допускались к присяге (отлученные от Церкви, дети до 14 лет, слабоумные, лютеране, не прошедшие конфирмацию и, таким образом, не получившие твердого общения с Церковью),
   2) были освобождены от присяги (священнослужители и монахи всех христианских исповеданий, которые дают показания соответственно по иерейской совести или по иноческому обещанию, лица, принадлежащие к вероисповеданиям и сектам, которые не приемлют присягу).
   Гражданские и церковные суды работали во взаимодействии. Например, производство в гражданском суде по делу об обязанностях супругов приостанавливалось, если в церковном суде возбуждался вопрос о законности данного брака. Без решения церковного суда не могло быть вынесено решение гражданского [349 - См.: Загоровский А. И. Очерки гражданского судопроизводства в новых административно-судебных и судебных учреждениях (у земских начальников, городских судей в уездных съездах и в губернских присутствиях). Одесса, 1892. С. 234.].
   В конце XIX века появилось еще несколько важных вопросов гражданского судопроизводства. 29 декабря 1889 г. были утверждены Правила о производстве судебных дел, подведомственных земским начальникам и городским судьям. В связи с этим Н. А. Заозерским была поднята еще одна важная тема, уже упоминавшаяся ранее, – возможность для духовных лиц выступать в качестве третейских судей. Ученый отмечал, что «усовершенствование волостной администрации и волостного суда, … улучшение … корня крестьянской бытовой жизни – гражданского права крестьян, т. е. регулирование права семейного, имущественного, права наследования по закону и по завещанию» наталкиваются на «достопримечательный факт, что … крестьянское сословие управляется обычным правом, во многих отношениях резко отступающим от законодательства X тома (Свода законов. – А. Д.)» [350 - Заозерский Н. А. Духовное лицо в звании третейского судьи. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1899. С. 1.]. Н. А. Заозерский считал, что ««батюшка» или сельский приходский священник в звании третейского судьи сослужил бы немалую службу в сфере волостной крестьянской юстиции, став рядом в качестве помощника с органом государственной юстиции – земским начальником, судьей и проч., а также и волостным судом» [351 - Заозерский Н. А. Духовное лицо в звании третейского судьи. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1899. С. 2.]. По словам Н. А. Заозерского, законодательная база для этого в России уже давно создана: еще 15 апреля 1831 г. было Высочайше утверждено Положение о третейских судах, вошедшее в Свод законов, согласно которому для всех категорий подданных Российской империи появилась возможность пользоваться выгодами третейского суда, а сельским священникам предоставлено право выступать в звании третейских судей [352 - Заозерский Н. А. Духовное лицо в звании третейского судьи. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1899. С. 49.]. Однако голос ученого не был услышан.
   Новый всплеск интереса к проблемам церковных судов и участия духовенства в процессуальной сфере начался уже в годы первой российской революции и, особенно, в период работы Предсоборного присутствия.
   В 1905 г. Святейший Синод предложил епархиальным архиереям выразить свое мнение относительно пересмотра «законоположений о существующих органах епархиального управления и суда и преобразований оных согласно каноническим соборным началам». Анализ отзывов архиереев, проведенный Е. В. Беляковой, показал, что «в большинстве из них отмечались недостатки духовного суда в том виде, как он осуществлялся духовными консисториями…, во многих отзывах говорилось о необходимости создания сводов законов для церковного суда…, в двадцати восьми отзывах было высказано пожелание отделения суда от администрации. В девятнадцати такое отделение признавалось одной из первых задач церковно-судебной реформы» [353 - Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. С. 109.]. В Предсоборном присутствии был создан III отдел об организации церковного суда и пересмотре законов по делам брачным вообще и о смешанных браках, в состав которого вошли: архиепископ Ярославский Иаков (Пятницкий) – председатель, протоиереи М. И. Горчаков и Ф. И. Титов, генерал-лейтенант А. А. Киреев – знаток старокатолического вопроса, а также известные специалисты в области церковного права – Н. С. Суворов, Н. А. Заозерский, М. Ю. Красножен.
   Результатом работы данного отдела стал проект Церковного судебника или Устава об устройстве церковно-судебных установлений. Согласно статье 4 данного Устава церковно-судебной власти должны были быть подсудны:
   «а) все предусмотренные церковно-карательным уставом преступные деяния, совершенные лицами, принадлежащими к составу Русской Православной Церкви: духовными, монашествующими и светскими во время пребывания их а лоне Православной церкви, хотя бы впоследствии они от нее отпали;
   б) дела о расторжении браков и о признании браков незаконными и недействительными…;
   в) дела об удостоверении событий рождения, бракосочетания и смерти…;
   г) дела по спорам имущественным…» [354 - Комиссия Высочайше утвержденного Предсоборного совещания при Святейшем Синоде. Церковный судебник. Б/м., б/г. Книга I. С. 2.].
   Кроме того, статья 5 уточняла, что «церковно-судебной власти подведомственны … все те преступления и проступки по службе, которые совершены должностными лицами церковно-судебного ведомства и духовными и монашествующими лицами Русской Православной Церкви, как в пределах ее, так и вне их, за время состояния в указанных должностях и званиях, и которые воспрещены Уложением о наказаниях под страхом одного из ниже следующих наказаний: исключение из службы, отрешение от должности, арест до семи дней, удаление от должности, перемещение с высшей должности на низшую, вычеты из жалованья, выговоры с внесением и без внесения в формулярный список и замечания» [355 - Комиссия Высочайше утвержденного Предсоборного совещания при Святейшем Синоде. Церковный судебник. Б/м., б/г. Книга I. С. 2.].
   Согласно статьям 1–3 Проекта, церковно-судебная власть в Империи должна осуществляться Святейшим Синодом и епархиальными архиереями, которые могут полностью или частично передавать это право преосвященным викариям. В составе Синода в соответствии со статьями 26–27 Проекта должно было быть образовано Судебное присутствие, состоящее под председательством Председателя Синода из семи членов. Пять из них должны были назначаться Высочайше утвержденными определениями Святейшего Синода (по Правительственному присутствию) из архиереев, а двое – ежегодно вызываться из числа епархиальных архиереев по очереди, установленной на каждые пять лет Синодом (по Правительственному присутствию).
   Однако реформирования церковных судов опять не последовало. Н. С. Суворов, характеризуя в 1908 г. состояние бракоразводных дел, показывал реальное состояние дел в системе церковных судов: «Наша консисторская практика русской юридической науке неизвестна и, вероятно, будет оставаться неизвестной, пока бракоразводные дела будут находиться в ведении епархиальных судов, сдаваться в архивы и лишь по истечении десятков лет делаться доступными для какого-нибудь исследователя старины» [356 - Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. С. 7.].
   Даже в 1911 г. известный специалист в области церковного права Н. А. Заозерский констатировал: «… в том и беда, что у нас нет суда церковного, а есть только суд ведомственный, скопированный с административного гражданского процесса очень старого типа… Да, введение только одного канонического процесса в наши церковные управления (консистории и Святейший Синод) было бы большим шагом вперед в улучшении нашей церковной жизни» [357 - Заозерский Н. А. Церковь и Государство. Сергиев Посад, 1911. С. 26.].
   Таким образом, даже при статусе православия как «первенствующей и господствующей» религии в Российской империи церковные суды имели двойственное положение: с одной стороны, это был суд духовного сословия, но с оговорками, с другой стороны – распространял свою компетенцию и на светское население, запутывая систему судоустройства.

   Подводя итог, хотелось бы отметить, что светское и церковное право в конце XVIII – начале XX вв. находились в постоянном взаимодействии и влияли друг на друга. В государственном праве это выражалось в том, что Церковь являлась одним из важнейших государственных учреждений, которое во многом составляло идеологическую основу Российского государства, правовой статус подданных Российской империи зависел от отношения к Русской Православной Церкви. Однако, проводя охранительную политику в отношении Церкви, государственные власти постепенно в XIX веке стали вторгаться в сферу церковного законодательства, вследствие чего началась его десакрализация. Священнослужители в этом вопросе заняли диаметрально противоположные позиции: одни приветствовали этот процесс, считая, что государство должно «забрать» у Церкви мирские функции, что приведет к постепенному высвобождению Церкви из-под влияния государства, возвращению к ее каноническим началам, другие – видели в этом дальнейшее развитие зависимости Церкви от государства. Однако этот процесс не был закончен в связи со сменой всего государственного строя в 1917 г.
   Церковное право оказало значительное воздействие на уголовное право, причем временами оно способствовало как развитию, так и стагнации. В связи с тем, что Церковь являлась важным государственным институтом, религиозные преступления по тяжести всегда находились в уголовном законодательстве после преступлений против государства. Этот факт долгое время тормозил развитие уголовного законодательства России. Однако из церковного права уголовным были заимствованы такие принципы, как наличие вины как признак преступления, допущение раскаяния преступника, утверждение различных целей наказания, а не только устрашения. Они послужили исходной позицией для дальнейшего развития уголовного права.
   Церковное право практически не оказало влияния на развитие гражданского права. Скорее наоборот, гражданское законодательство сделало Церковь привилегированным субъектом гражданско-правовых отношений.
   Огромное влияние церковное право оказало на становление семейного права. До XVIII в. брачно-семейные дела целиком находились в юрисдикции Церкви. Однако с конца XVIII в. наблюдается усиление вмешательства государства в правовое регулирование семейных отношений, которое постепенно нарастало в XIX в. и привело даже к допущению гражданского брака для старообрядцев-беспоповцев. В конце XIX – начале XX вв. государственная власть, несмотря на разработку проектов введения гражданского брака и развода, пыталась максимально сохранить старые устои – церковную форму брака, условия вступления в брак, отнесение разводов к церковным судам. Этот процесс существенно затормозил становление семейного права как отрасли российского права.
   Существование в Российской империи параллельно светских и церковных судов также, на наш взгляд, негативно сказывалось на развитии процессуального права в XIX – начале XX вв. Особенно это стало заметно в период проведения судебной реформы, когда появление новых демократических принципов процессуального права не коснулись системы церковных судов. Дореволюционный опыт показывает, что происходящее в современной России возрождение церковных судов может негативно сказаться на процессуальной сфере. Может быть допустимо рассмотрение церковными судами дел духовенства, но они не могут касаться мирян. Правовое пространство России должно быть единым.

Заключение

   В конце XVIII в. в Российской империи активно стало развиваться церковное право – отрасль права, представляющая собой систему юридических норм, определяющих организацию и деятельность церкви. Вплоть до 1917 г. церковно-правовые нормы приводились в систему, возникали центры науки церковного права.
   Определения церковного права и его системы давались разные.
   Среди исследователей XIX-начала ХХ вв. только Михаил Андреевич Остроумов детально рассмотрел системы церковного права, созданные его предшественниками. Особо следует выделить П. А. Прокошева, который в своей магистерской диссертации «Канонические труды Иоанна, епископа смоленского» рассмотрел системы церковного права, созданные предшественниками Иоанна, им самим и некоторыми последователями [358 - Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа смоленского. Казань, 1895. С. 5.]. Краткую характеристику систем церковного права давал И. С. Бердников в своей работе «Краткий курс церковного права Православной Церкви». Из современных специалистов в области церковного права хотелось бы отметить протоиерея В. А. Цыпина, который кратко охарактеризовал некоторые систематизации.
   Систематизации церковного права позволяют сделать следующие выводы.
   Во-первых, в формировании системы церковного права можно выделить три подхода. Первый – богословский, представленный митрополитом Филаретом, митрополитом Макарием, епископом Иоанном, протоиереем И. М. Скворцовым, М. И. Богословским, П. А. Лашкаревым, А. И. Алмазовым, которые считали церковное право производным от догматики. Второй – юридический, основы которого заложил архимандрит Гавриил, а затем продолжили Н. К. Соколов, А. С. Павлов, М. И. Горчаков, М. А. Остроумов, И. С. Бердников, М. Е. Красножен. Они применяли к церковному праву юридические конструкции, известные правовой науке того времени. Третий подход базировался на неприятии существующего положения Православной церкви в России и проявлялся либо в отказе от построения системы церковного права (Н. А. Заозерский), либо в обращении к западным системам (М. П. Альбов, Н. С. Суворов).
   Во-вторых, главное отличие богословского и юридического подходов состояли в том, что первый в качестве системообразующего элемента рассматривал правовое положение Церкви и ее взаимоотношения с государством, второй же занимался, прежде всего, изучением правового статуса верующих, как духовенства, так и мирян.
   В-третьих, и богословское, и юридическое направления в науке церковного права изучали такие институты, как церковно-имущественное право, наказующая власть церкви, семейное право, церковно-судебное право.
   Говоря о взаимодействии государственного и церковного права, необходимо отметить, что в XVIII веке в России окончательно утвердилась система тесного взаимодействия государства и церкви, основанная на византийской теории «симфонии властей». Святейший Синод, возглавивший церковное управление, относился к высшим государственным учреждениям страны, а поэтому его указы и определения стали частью системы права страны. С другой стороны, российский Император реализовывал свою власть как «христианский государь». Государственные и церковные функции переплелись. Церковь выступала как судебная, исполнительная и отчасти законодательная инстанция. Государство же взяло на себя часть традиционно церковных функций: общественное призрение, просвещение и т. д.
   Государственное право в XVIII – начале XX вв. оказало значительное влияние на право церковное. Это выразилось в отмене некоторых древних канонов, в приведении в соответствие церковных правил Своду законов Российской империи, в государственной защите церкви от преступлений.
   Однако церковное право тоже воздействовало на государственное право. Вероисповедный ценз играл решающую роль при определении правового статуса подданного Российской империи.
   Развитие науки церковного права в конце XVIII-начале XX вв. выявило внутренние противоречия в соотношении государственного и церковного права. Положение церкви как государственного учреждения не соответствовало новым юридическим принципам, выразившимся в лозунге «Свободная церковь в свободном государстве».
   К началу ХХ века наибольшую актуальность приобрел вопрос о правовом статусе личности, тогда как существующее церковное право преимущественно ориентировалась на защиту сложившихся публичных отношений. Особенно ярко это проявилось в годы первой русской революции.
   В последнее десятилетие существования Российской империи Предсоборным присутствием и Государственной думой предпринимались попытки превратить церковное право в самостоятельную систему, но взаимосвязь с государственным правом сделали этот процесс невозможным без изменения основных принципов самого государственного права.
   При определении места церковного права в системе права Российской империи конца XVIII – начала XX вв., на наш взгляд, необходимо учитывать три обстоятельства. Во-первых, то, что дореволюционные специалисты в данной сфере считали церковное право особой правовой системой. Во-вторых, что к таким базовым понятиям, как система права, отрасль права, институт права необходимо подходить исторически, учитывая терминологию рассматриваемого периода. В-третьих, квалификацию современными исследователями церковного права как «корпоративной правовой системы».
   Определение церковного права российских ученых-канонистов, как внешнего, необходимого, от личной воли независимого порядка, который должен господствовать в религиозном союзе, установленном для осуществления целей христианства, а также совокупности различных прав и обязанностей, принадлежащих членам церкви, находится в полном соответствии с выводами современных исследователей. В частности, М. Ю. Варьянс считает, что «корпоративное право как социальное явление можно определить как систему правил поведения, разработанных различными корпорациями для регулирования своих внутренних отношений этих корпораций, так и отношений между этими корпорациями и иными внешними субъектами (другими корпорациями, частными лицами, государством), выражающих волю данной корпорации (через ее руководящие органы или иные процедуры волеизъявления членов корпорации), обеспеченных силой корпоративного, а в ряде случаев, государственного принуждения» [359 - Варьяс М. Ю. Церковное право в романо-германской правовой системе. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 1997. С. 20–21.].
   Однако, данное определение не совсем подходит для церковного права дореволюционной России. Влияние церковного права на остальные отрасли права было слишком велико. Церковное право Русской Православной Церкви регулировало жизнь не только духовенства, не только православных верующих, но в силу государственного положения православия – жизнь и деятельность абсолютно всех слоев российского населения. Таким образом, в конце XVIII – начале XX вв. вряд ли можно рассматривать церковное право как право одной корпорации. Ярким примером этому служит случай, описанный П. Н. Красновым, участником Первой мировой войны, а впоследствии знаменитым белогвардейским генералом: «Император Вильгельм собрал всех пленных мусульман в отдельный мусульманский лагерь и, заискивая перед ними, построил им прекрасную каменную мечеть…Дело закончилось для германцев плачевно. По окончании смотра образцово содержанного лагеря и мечети, на плацу было собрано несколько тысяч русских солдат и мусульман. «А теперь Вы споете нам свою молитву», – сказало осматривающее лицо. Вышли вперед муллы, пошептались с солдатами, и тысячеголовый хор, под немецким небом, у стен только что отстроенной мечети дружно грянул: «Боже Царя храни». Иной молитвы за родину не было в сердцах этих чудных русских солдат» [360 - Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII–XX вв. М.,2002. С. 5–6.]. При этом русский монарх считался «христианским государем».
   Можно предположить, что церковное право было отраслью дореволюционного российского права. Например, Г. П. Курдюк в своем диссертационном исследовании показала необходимость исторического рассмотрения такого понятия, как отрасль права: «Отрасль права представляется как составная, организационно обособленная и неотъемлемая часть (ветвь) общего правового массива, действующего в государстве, типовой элемент системы права, выражающий его сущность на соответствующем этапе развития, обладающий общеправовыми, субстанциональными и индивидуальными признаками и предназначенный для методически обособленного урегулирования определенной сферы (блока) общественных отношений. Эволюционирование признаков отрасли права (также как и критериев отраслевого деления права) предопределено объективными процессами изменения самого содержания общественных отношений, изменениями в оценках социальной ценности права, в соотношении частного и публичного начала» [361 - Курдюк Г. П. Отрасль права как элемент системы права (теоретико-правовое исследование). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридически наук. Краснодар, 2004. С. 9–10.].
   Церковное право дореволюционной России имело свой объект регулирования – все сферы жизни, прямо или косвенно связанные с интересами Церкви. Предметом церковного права были общественные отношения, возникающие в процессе осуществления прав церковной организации и верующих. К методам церковного права можно отнести как императивный, так и диспозитивный, при преобладании первого. Однако в данном случае мы применили к церковному праву дореволюционной России современные признаки отрасли права, которые еще не настолько четко выделились в XIX веке. Даже Свод законов Российской империи был построен не по отраслевому принципу, а по тематически-отраслевому. В этом смысле дореволюционным исследователям ничего не оставалось, как определить церковное право особой правовой системой.
   Таким образом, церковное право Российской империи с точки зрения современного права можно назвать отраслью права, которая имела свой объект, предмет и метод регулирования. Однако современное церковное право, как справедливо отмечают современные исследователи, можно определить как корпоративное право. Дореволюционные специалисты не могли считать церковное право отраслью права, т. к. не были четко определены признаки отраслей права, поэтому ограничивались абстрактным понятием «особая правовая система».
   Тогда как остальные отрасли права дореволюционной России продолжали развиваться и в послереволюционный период, развитие церковного права было прервано на несколько десятилетий.

Источники и литература

//-- I. АРХИВНЫЕ ИСТОЧНИКИ --//
   Российский государственный исторический архив (РГИА):
   1. Ф.744 (высочайшие указы, рескрипты и всеподданнейшие доклады по Министерству народного просвещения), опись 1, дело 220;
   2. Ф.796 (Канцелярия Святейшего Синода, II стол, III отделение); опись 84, дело 5;
   3. Ф.797 (Канцелярия обер-прокурора Святейшего Синода), опись 10, дело 26608;
   4. Ф.799. Оп.10 (Хозяйственное управление при Святейшем Синоде), дело 36, 54, 64, 65, 77, 78; Оп. 20, дело 3, 150,164;
   5. Ф.821 (Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел), опись 2, дело 75; опись 5, дело 6; опись 10, дело 39;
   6. Ф.826 (Канцелярия римско-католических митрополитов), опись 3, дело 127;
   7. Ф. 1081(личный фонд М. П. Чубинского), опись 1, дело 9, 427, 529;
   8. Ф.1263 (Комитет министров), опись 2, дело 5758;
   9. Ф.1276 (Совет министров), опись 2, дело 606;
   10. Ф.1278 (Государственная дума, III созыв), опись 2, дело 3568;
   11. Ф.1569 (фонд обер-прокурора Св. Синода П. П. Извольского), опись 1, дело 35, 132;
   12. Ф.1622 (фонд председателя Комитета министров, а затем – Совета министров С. Ю. Витте), опись 1, дело 992. 993;
   13. Библиотека РГИА. Печатные записки. № 2466.
//-- II. ОПУБЛИКОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ: --//
   I. НОРМАТИВНЫЕ АКТЫ И ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К НИМ; ЦЕРКОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ:
   14. Высочайше утвержденные Правила о метрической записи браков, рождения и смерти раскольников от 19 апреля 1874 г. // Полное собрание законов Российской империи. Т. XLIX. Отделение I. № 53391.
   15. Государственная дума II созыва. Законопроекты, внесенные министром внутренних дел. СПб.,1907. 748 с.
   16. Государственная дума. Созыв III. Сессия I. 1907–1908 гг. Законопроекты, внесенные Министерством внутренних дел. СПб.,1908. Страницы не нумерованы.
   17. Государственная дума. Обзор деятельности комиссий и отделов. IV созыв. Сессия I. 1912–1913 гг. СПб.,1913. 512 с.
   18. Государственная дума. III созыв. Стенографические отчеты. 1907–1908 гг. Сессия II. Ч. IV. СПб., 1909. 3477 стб.; Cессия IV. Ч.3. СПб., 1911. 4829 стб.
   19. Духовный регламент // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 6. С. 312–346.
   20. Журналы и протоколы заседаний Высочайше утвержденного Предсоборного присутствия. СПб., 1907. Т. IV.
   21. Комиссия Высочайше учрежденного Предсоборного совещания при Святейшем Синоде. Церковный судебник. Книга I. Б/м., б/г. 46 с.
   22. Законодательные акты переходного времени. 1904–1908 гг. СПб.,1909. 1018 с.
   23. Памятники древнерусского канонического права / сост. В. Н. Бенешевич. Выпуск 1. Ч.2. Пг., 1920. 104 с.
   24. Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. Т. I. СПб.,1830, № 1, 4, 410; Собрание II. Т. VIII. № 5518, Т. IX, № 6303, 7525, Т. Х. Отделение I. СПб., 1836. № 7912, 8337, Т. XII. Ч.1. СПб.,1838, № 10303; Т. XV. № 18726. Т. XXIV Ч.1. СПб.,1850, № 23062, Т. XXXVIII. Отделение I. СПб., 1866. № 39752, Собрание III. Т. IV. СПб., 1887. № 2404.
   25. Полные духовные законы для православных священников и церковнослужителей, монашествующих, настоятелей монастырей, благочинных, членов Консистории, архиереев и других начальствующих лиц. СПб., 1877. 291 с. + 54 с. (пастырская практика).
   26. Правила святых Апостолов. Выпуск 1. М., 1901.
   27. Правила святых Вселенских соборов с толкованиями. М., 2000. 736 с.
   28. Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде. СПб., 1907.
   29. Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания / Сост. Т. В. Барсов. СПб., 1885. Т. 1.
   30. Сборник памятников по истории церковного права, преимущественно Русской Церкви до эпохи Петра Великого / сост. В. Н. Бенешевич. Выпуск 1. Пг.,1915. 250 с.
   31. Сборник узаконений, касающихся евреев. Составлен по распоряжению министра внутренних дел в Департаменте полиции исполнительной. СПб.,1872. 264 с.
   32. Свод законов Российской империи. Т. I, IX, X, XI, XII, XIV, XV. Разные издания.
   33. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате за 1905 г. СПб., 1906.
   34. Соборное уложение 1649 г. // Российское законодательство Х-ХХ вв. М., 1985. Т. 3.
   35. Справка о свободе совести, составленная Департаментом духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. СПб.,1906. 41 с.
   36. Уголовное уложение 1903 г. // Российское законодательство X–XX вв. Т. 9. М.,1994. С. 240–320.
   37. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. // Полное собрание законов Российской империи. Спб., 1846. Т. ХХ. Отделение I. С. 628–644.
   38. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.// Российское законодательство X–XX вв. Т. 6. М.,1988. С. 214–232.
   39. Устав духовных консисторий. СПб., 1903. 200 с.
   36. Филарет, митрополит московский и коломенский. Пространный христианский катехизис православной кафолической восточной церкви. М., 1889.
//-- II. ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОТЧЕТЫ И ПРОГРАММЫ --//
   37. Вопросы: приходский, старообрядческий, вероисповедный. Речи и доклады в III Государственной думе. Сессия II. 1908–1909 гг. СПб.,1910. 134 с.
   38. Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за сессию 1905–1906 гг. СПб.,1906. 98 с. 53 с.
   39. Всеподданнейший отчет председателя Государственного совета за сессию 1909–1910 гг. СПб.,1910.
   40. Годичный акт в Императорском Томском университете 22 октября 1898 г. Томск, 1899. 161 с.
   41. Заключения факультетов, выработанные по поручению Правления, доклад профессора Г. И. Срезневского, доклад библиотечной комиссии и мнения отдельных членов Совета Императорского Юрьевского университета по вопросам, предложенным Господином министром народного просвещения относительно желательного устройства университетов. Юрьев, 1907 (без нумерации страниц).
   42. Краткий отчет Императорского Юрьевского университета за 1908 г. Юрьев, 1909. 32 с.
   43. Краткий отчет о состоянии и деятельности Императорского Новороссийского университета в 1879/1880 академическом году. Одесса, 1880. 29 с.
   44. Краткий отчет Императорского Новороссийского университета за 1882–1883 академическом году. Одесса, 1883. 35 с.
   45. Краткий отчет о состоянии и действиях Императорского Новороссийского университета в 1871/72 академическом году. Одесса, 1872. 24 с.
   46. Краткий отчет о состоянии и деятельности Императорского Новороссийского университета за первое полугодие 1906/1907 учебного года. Одесса, 1907. 35 с.
   47. Личный состав Императорского Юрьевского университета. 1907 г. Юрьев, 1907. С. 4–68.
   48. Мнения членов Совета Императорского Томского университета относительно предложенных г. министром народного просвещения изменений в действующем Университетском уставе 1884 г. Томск, 1901 (без нумерации страниц).
   49. Обозрение и программы в Императорском Томском университете за 1891–1892 учебный год. Томск, 1891. 21 с.
   50. Обозрение преподавания в Императорском Новороссийском университете на полугодие от 20 августа до 20 декабря 1885 г. Одесса, 1885. 21 с.
   51. Отчет о состоянии Императорской Московской Духовной академии в 1915–1916 учебном году. Сергиев Посад, 1916. 69 с.
   52. Отчет о состоянии Императорского Томского университета за 1898 г. (год 11-й). Томск, 1899. 144 с.
   53. Отчет о состоянии Императорского Томского университета за 1900 г. (год 13-й). Томск, 1901. 175 с.
   54. Отчет о состоянии Императорского Томского университета за 1909 г. Томск, 1910. 176 с.
   55. Отчет о состоянии и деятельности Императорского Юрьевского университета за 1912 г. Юрьев, 1913. 201 с.
   56. Отчет о состоянии и деятельности Императорского Юрьевского университета за 1913 г. Юрьев, 1914. 267 с.
   57. Протоколы уголовного отделения Санкт-Петербургского юридического общества за 1881 г. // Журнал гражданского и уголовного права. 1882. Май. С. 3–32.
   58. Спирин И. Л. Отчет о деятельности Государственной думы III созыва члена III Государственной думы от Могилевской губернии, крестьянина-старообрядца. СПб.,1912. 30 с.
   59. Список лиц, служащих по Императорскому Харьковскому университету. Харьков, 1913. 64 с.
   60. III Государственная дума (сессия I). Отчет фракции народной свободы с приложением речей депутатов. СПб.,1908. 127 с.
   61. Хроника русского законодательства за 1889 г. // Юридическая летопись. 1890. № 1. С. 59–60.
//-- III. ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ --//
   62. Биржевые ведомости. 1908. Июль.
   63. Вестник права. Журнал юридического общества Санкт-Петербургского университета. 1889. Ноябрь. 1905. Май.
   64. Духовная беседа. 1860. № 14.
   65. Киевлянин за 1903.
   66. Московские ведомости за 1901–1903 гг.
   67. Петербургский листок. 1901. Февраль.
   68. Православное обозрение. 1870. № 5, 6; 1871. № 3, 5.
   69. Православный собеседник. 1914. Ноябрь.
   70. Прибавления к творениям Святых Отцов. 1888.
   71. Речь. 1910. Октябрь.
   72. Санкт-Петербургские ведомости за 1901–1903 гг.
   73. Странник. 1860. Июль.
   74. Троицкий цветок. 1911. № 70.
   75. Ученые записки Императорского Казанского университета. 1901. Июль-август.
   76. Церковные ведомости. 1908. № 1.
   77. Церковный вестник. 1905 г.
   78. Церковный голос. 1906. № 26.
   79. Церковь и жизнь. 1917. № 15.
   80. Юридическая летопись. 1890 г.
//-- IV. ПУБЛИЦИСТИКА --//
   81. Еропкин А. Что делала и что сделала III Государственная дума (ответ кадетам). СПб.,1912. 84 с.
   82. Мельгунов С. П. Церковь и государство в России (К вопросу о свободе совести). Сборник статей. Т. 1–2. М.,1907–1909. Т. 1–193 с. Т. 2.-327 с.
   83. Не посягайте на православие! Обсуждение в Государственной думе III созыва законопроекта «О переходе из одного вероисповедания в другое». Вильно, 1909. 93 с.
   84. Открытое письмо Харьковским профессорам-«забастовщикам». Харьков, 1902. 18 с.
   85. Рейснер М. А. К общественному мнению! СПб.,1913. 66 с.
//-- V. ДНЕВНИКИ. МЕМУАРЫ. ПИСЬМА. --//
   86. Бенешевич В. Н. Михаил Иванович Горчаков (некролог). Спб., 1911. 19 с.
   87. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2, 3. М.,1960. Т. 2–640 с. Т. 3–723 с.
   88. В память празднования дня 40-летнего существования Императорского Училища правоведения. СПб., 1875. 3 с.
   89. Гидулянов П.В. Н. С. Суворов // Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1909 г. М., 1910. Ч.1. С. 433–446.
   90. Гиппиус З. Н. Живые лица. Воспоминания. Т. 2. Тбилиси, 1991. 383 с.
   91. Головин Ф. А. Воспоминания о II Думе // Исторический архив. 1959. № 4. С. 136–165; № 5. С. 128–154; № 6. С. 56–81.
   92. Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий (Воспоминания, 1881–1914 гг.). Прага, 1929. 524 с.
   93. Ко дню LXXV юбилея Императорского Училища правоведения. 1835–1910 гг. (исторический очерк), составленный воспитанником 61-го выпуска Георгием Сюзором. СПб., 1910. 514 с.
   94. Красножен М. Е. Профессор Алексей Степанович Павлов. Его биография и учебно-литературная деятельность (К 10-летию его кончины посвящается его памяти). Юрьев, б/г. 36 с.
   95. Красножен М. Е. Знаменитый русский канонист Алексей Степанович Павлов. Посвящается его памяти. Юрьев, 1899. 29 с.
   96. Лапин П. Памяти профессора И. С. Бердникова (13 июля 1839 – 30 сентября 1915 гг.). Казань, 1915. 16 с.
   97. Маклаков В. А. II Государственная дума (Воспоминания современника). Париж, 1936. 260 с.
   98. Малышевский И. М. Иван Михайлович Скворцов, кафедральный протоиерей Киево-Софийского собора (Некролог). Киев, 1863. 55 с.
   99. Памяти профессора Московского университета Н. К. Соколова. М., 1874. 27 с.
   100. Письма протоиерея И. М. Скворцова к преосвященному Иннокентию, архиепископу Херсонскому. Киев, 1887. 126 с.
   101. Прощание корпорации Казанской академии с Петром Васильевичем Знаменским. Казань, 1897. 12 с.
   102. Скворцов И. М. Дневник протоиерея. Киев, 1866. 326 с.
   103. Скрицицын В. А. Один из редких в наше время (посвящается памяти Н. П. Аксакова). СПб., 1909. 55 с.
   104. Смирнов С. К. Кончина и погребение высокопреосвященнейшего Макария, митрополита московского и коломенского. М., 1882. 45 с.
   105. Сорокопятилетие профессорской и ученой деятельности И. С. Бердникова // Прибавления к Церковным ведомостям. 1909. № 48. С. 2294–2296.
   106. Тихомиров Л. – Победоносцев К. Личность, общество, Церковь. Сергиев Посад, 1913. 84 с.
   107. [Филарет]. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита московского и коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. СПб.,1885. Т. 3. Т. IV. С. 277. Т. дополнительный. С. 182–188.
   108. Флоринский Н. И. Памяти протоиерея, доктора богословия Ивана Михайловича Скворцова, как профессора философии и богословия. М., 1889. 15 с.
   109. Шимановский М. В. Н. В. Калачев. Речь, произнесенная товарищем председателя Одесского юридического общества. Одесса, 1885. 15 с.
//-- VI. СТАТИСТИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ, СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ И СЛОВАРИ --//
   110. Биографический словарь преподавателей и профессоров Императорского университета Святого Владимира (1834–1884) / под ред. В. С. Иконникова. Киев, 1884. 816 с.
   111. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского Юрьевского, бывшего Дерптского университета, за сто лет его существования (1802–1902). Т. 1. Юрьев, 1902. 666 с.
   112. Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Казанского университета (1804–1904) в двух частях / под ред. Н. П. Загоскина. Казань, 1904. Т. 1. 552 с. Т. 2. 453 с.
   113. Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Санкт-Петербургского Университета за истекшую третью четверть века его существования. СПб., 1896. Т. 1. 419 с. Т. 2. 373 с.
   114. Первый год жизни IV Государственной думы. СПб.,1913. 32 с.
   115. Полный перечень трудов И. С. Бердникова // Православный собеседник. 1914. Ноябрь. С. 574–579.
   116. Профессора Томского университета. Биографический словарь. 1888–1917. Выпуск 1. Томск, 1996. С. 199–201.
   117. Рубакин Н. А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы (на основании официальных и научных исследований). СПб.,1912. 216 с.
   118. Тихомиров Л. Вероисповедный состав России. М., 1902. 27 с.
//-- III. ЛИТЕРАТУРА --//
   119. Аврех А. Я. Столыпин и III Государственная дума. М.,1968. 520 с.
   120. Академическое дело. 1929–1931 гг. Выпуск 1. СПб., 1993.
   121. Аксаков Н. П. Канон и свобода. СПб., 1905. 14 с.
   122. Акчурина Н. В. Историческое направление в русском правоведении XIX в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Саратов, 2000. 42 с.
   123. Акчурина Н. В. Историческое правоведение: становление, развитие в России в 30-70-х гг. XIX в. Саратов, 2000.
   124. Алмазов А. И. Краткий курс церковного права. Лекции, читанные в Императорском Новороссийском университете. 1888–1889. Одесса, 1889 (литография). 214 с.
   125. Алмазов А. И. Законоправильник при русском Требнике. СПб., 1902. 214 с.
   126. Алмазов А. И. К вопросу об изучении Закона Божия в средне-учебных заведениях (гимназиях). СПб., 1909. 40 с.
   127. Алмазов А. И. Канонарий монаха Иоанна. К вопросу о первоначальной судьбе Номоканона Иоанна Постника. Одесса, 1907. 164 с.
   128. Альбов М. П. Краткий курс лекций по церковному праву. СПб., 1882. 249 с.
   129. Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. С. Ю. Витте – мемуарист. СПб.,1994. 95 с.
   130. Аренс Г. Юридическая энциклопедия, или органическое изложение науки о праве и государстве, на основании принципов этической философии права. (перевод с нем.). М., 1863. 524 с.
   131. Барсов Н. Предисловие к письмам протоиерея И. М. Скворцова к преосвященному Иннокентию, архиепископу Херсонскому. Киев, 1887. С. 1.
   132. Баскин Ю. Я. Святоотеческая литература о власти и государстве // Правоведение. 1997. № 1. С. 52–69.
   133. Белогриц-Котляревский Л. С. Преступления против религии. Ответ И. Я. Фойницкому. Ярославль, 1887. 16 с.
   134. Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни. М., 2004. 664 с.
   135. Бендин А. Ю. О понятии веротерпимости. Российская империя (вторая половина XIX – начало XX вв.) // Власть и общество в России во время русско-японской войны и революции 1905–1907 гг. Тезисы докладов международной научно-практической конференции. СПб., 2005. С. 1–3.
   136. Бенешевич В. Н. Два списка славянского перевода синтагмы Матфея Властаря, хранящиеся в Санкт-Петербургской синодальной библиотеке. СПб., 1902. 78 с.
   137. Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. СПб., 1906. Т. 1. Выпуск I. 464 с. СПб., 1907. Т. 1. Выпуск III. С. 465–840.
   138. Бердников И. С. Церковное право как особая самостоятельная правовая область и его отношение к общей системе права. Казань, 1885. 31 с.
   139. Бердников И. С. Краткий курс церковного права православной греко-российской церкви с указанием главнейших особенностей католического и протестантского церковного права. Казань, 1888. 294 с.
   140. Бердников И. С. Краткий очерк учебной и ученой деятельности Казанской духовной академии за пятьдесят лет ее существования (1842–1892). Казань, 1892. 115 с.
   141. Бердников И. С. Рецензия на работу Ф. В. Благовидова «Обер-прокуроры Святейшего Синода XVIII – первой половины XIX столетия (Казань, 1899). Казань, 1900. 14 с.
   142. Бердников И. С. «Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения» Николая Страхова (Харьков, 1893). Казань, 1896. 22 с.
   143. Бердников И. С. Вторая заметка по вопросу о раскольническом браке. Казань, 1896. 59 с.
   144. Бердников И. С. Архаическое направление в церковном праве (Критический разбор сочинения профессора Киевской академии П. Лашкарева «Право церковное в его основах, видах и источниках», Киев, 1881). Казань, 1896. 50 с.
   145. Бердников И. С. Краткий курс церковного права православной церкви. Казань, 1903. Вып.1. 324 с. Казань, 1913. Вып.2. 1443 с.
   146. Бердников И. С. Новое государство в его отношении к религии (К вопросу о свободе совести). Речь, произнесенная на торжественном собрании Казанской духовной академии. Казань, 1904. 68 с.
   147. Бердников И. С. Открытия в области церковного права, сделанные современным так называемым обновленческим движением. Выпуск 1. Казань, 1908. 67 с.
   148. Бердников И. С. «Введение в православное церковное право» М. Остроумова. (Харьков, 1893. Т. 1.). Б/м., б/г. 6 с.
   149. Бердников И. С. Критико-библиографическая заметка на сочинение А. Алмазова «Тайная исповедь в Православной восточной церкви». (Т. 1–3. Одесса, 1894). Казань, 1897. 21 с.
   150. Бердников И. С. Несколько слов по поводу рецензии на исследование профессора Павлова о 50-й главе Кормчей книги. Казань, 1891. 89 с.
   151. Бердников И. С. Государственное положение религии в Византийско-Римской империи. Казань, 1881. Т. 1. 566 с.
   152. Бердников И. С. Форма заключения брака у европейских народов в ее историческом развитии. Казань, 1887. 56 с.
   153. Березовский Д. В. Права и свободы жителей Российской империи в период становления и развития капитализма (1861–1905). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Саратов, 2003. 24 с.
   154. Боголюбов Д. О двух настроениях // Церковный голос. 1906. № 26.
   155. Богословский М. И. Курс общего церковного права. Уроки, преподанные воспитанникам Императорского училища правоведения бывшим законоучителем их. М., 1885. 156 с.
   156. Боровой Д. Д. Каноническое (церковное) право как нормативная система социально-правового регулирования // Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ставрополь, 2004.
   157. Бузескул В. П. История Харьковского университета при действии Устава 1884 г. (с 1884 до 1905 гг.). Харьков, 1906. 89 с.
   158. Варьяс М. Ю. Церковное право в романо-германской правовой семье. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 1997. 25 с.
   159. Варьяс М. Ю. Краткий курс церковного права. Учебное пособие. М.,2001. 127 с.
   160. Величко А. М. Церковь и император в византийской и русской истории. СПб., 2006. 236 с.
   161. Веременко В. А. «Дело невозможное и несогласное с нравственностью» (об узаконении и усыновлении детей дворянами России во второй половине XIX – начале XX вв.) // Адам и Ева. Альманах гендерной истории / под ред. Л. П. Репиной. 2005. № 9. С.
   162. Верт Пол. Трудный путь к католицизму. Совесть, вероисповеданая принадлежность и гражданское состояние после 1905 г. // Доклад для Ежегодника литовской католической академии наук. Вильнюс, 2005 Рукопись. С. 1–30.
   163. Верховской П. В. Политика и право в делах церковных // Церковная правда. 1913. № 18. С. 229–233.
   164. Верховской П. В. Правовое положение христианских церквей на Западе и в России. Спецкурс для студентов юридического факультета Вапшавского университета. Варшава, 1911. 12 с.
   165. Верховской П. В. Церковное право. Программа на юридическом факультете Варшавского университета. Варшава, 1912. 14 с.
   166. Верховской П. В. Новые формы брака и семьи по советскому законодательству. Л., 1925. 54 с.
   167. Верховской П. В. Делопроизводство государственных учреждений. Рабочая книга для учащихся административно-советского уклона трудовой школы второй ступени. М.-Л., 1929. 336 с.
   168. Верховской П. В. Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент. Ростов-на-Дону, 1916. Т. 1–2. 686 с.
   169. Верховской П. В. Письменная деловая речь. М.-Л., 1931. 216 с.
   170. Вишнякова И. Н. Конституционно-правовое регулирование свободы вероисповедания. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М.,2000. 23 с.
   171. Власть и общество в России во время русско-японской войны и революции 1905–1907 гг. Тезисы докладов Международной научно-практической конференции. 29–30 сентября 2005 г. СПб., 2005 (без нумерации страниц).
   172. Волкогон Т. А. Система права в условиях обновляющегося общества. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Красноярск, 2006. 22 с.
   173. Воронцов А. Л., Гаврилюк Я. П. Роль Церкви в регулировании брачно-семейных отношений XVI–XVII вв. // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 381–386.
   174. Гавриил, архимандрит. Понятие о церковном праве и его история. Казань, 1844. 32 с.
   175. Ганелин Р. Ш. К истории революционных связей студентов Тартуского и Петербургского университетов (1899 и 1905 гг.) // Очерки по истории Ленинградского университета. Вып. 5. Л.,1984. С. 19–33.
   176. Гаранова Е. П. Церковное право в правовой системе российского общества (общетеоретический и исторический аспекты). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2004. 27 с.
   177. Гессен Ю. Закон и жизнь. Как создавались ограничительные законы о жительстве евреев в России. СПб.,1911. 186 с.
   178. Гидулянов П. В. Восточные патриархи в период четырех первых Вселенских соборов. Ярославль, 1908. 774 с.
   179. Гидулянов П. В. Отделение Церкви от государства в СССР // Полное собрание документов, ведомственных распоряжений и определений Верховного Суда РСФСР и других Советских Социалистических Республик. М., 1926. 712 с.
   180. Глубоковский Н. Н. За тридцать лет. К столетнему юбилею Императорской Московской духовной академии. М., 1914. 19 с.
   181. Горчаков М. Греческие номоканоны. СПб., 1879. 15с.
   182. Горчаков М. И. Записи церковного права по лекциям, изданным студентами Санкт-Петербургского университета в 1893–1894 гг. Спб., 1894. 359 с.
   183. Горчаков М. И. Научная постановка церковно-судного права // Сборник государственных знаний. СПб., 1876. Т. II.
   184. Горчаков М. И. Анафемствование (отлучение от церкви), совершаемое в 1 неделю Великого поста. Рецензия на «Историческое исследование о чине православия Константина Никольского.» СПб., 1879. 314 с.
   185. Горчаков М. И. Каноническое право. Литография. СПб., б/г. 591 с.
   186. Григоровский С. П. О родстве и свойстве. СПб., 1894. 25 с.
   187. Григоровский С. П. Причины и последствия развода и бракоразводный процесс на суде духовном. СПб., 1898. 92 с.
   188. Громогласов И. О вторых и третьих браках в Православной церкви. Историко-канонический очерк // Богословский вестник. 1902. Сентябрь. Октябрь.
   189. Гусев А. Разбор возражений Спенсера и его единомышленников против учения о Боге как личном существе. Казань, 1896.
   190. Гусев А. О браке и безбрачии. Против «Крейцеровой сонаты» Л. Н. Толстого. Казань, 1891.
   191. Дякин В. С. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911–1914 гг. Л.,1988. 229 с.
   192. Евгений, митрополит. Описание Киево-Софийского собора и киевской епархии. Киев, 1825. 272 с.
   193. Жаринов Д. А. Крестьяне церковных вотчин // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М., 1911. Т. 1. С. 147–162.
   194. Загоровский А. И. Курс семейного права. Одесса, 1913.
   195. Загоровский А. И. Очерки гражданского судопроизводства в новых административно-судебных и судебных учреждениях (у земских начальников, городских судей в уездных съездах и в губернских присутствиях). Одесса, 1892. 373 с.
   196. Заикина И. В. Правовое положение монастырей в Российской империи XVIII–XX вв. (государственно-правовой и канонический аспект). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ростов-на-Дону, 2004. 23 с.
   197. Замечания на проект Общего устава Императорских российских университетов. СПб., 1862. Ч.1. 479 с.
   198. Заозерский Н. А. Отношение Святой Православной церкви к миру и войне по учению канонического права. М.,1896. 40 с.
   199. Заозерский Н. А. Право Православной греко-восточной русской церкви как предмет специальной юридической науки. М., 1888. 143 с.
   200. Заозерский Н. А. К вопросу о злонамеренном оставлении одним супругом другого как основании расторжения брака (по поводу книги Н. С. Суворова «Замечания на «Проект положений о поводах к разводу»»). Сергиев Посад, 1908. 14 с.
   201. Заозерский Н. А. Что такое раскольничий брак // Богословский вестник. 1895. Февраль.
   202. Заозерский Н. А. Юридическое и каноническое значение религиозного элемента в раскольничьем браке // Богословский вестник. 1896. Январь.
   203. Заозерский Н. А. Государство и Церковь в деле законодательства о поводах к разводу. СПб., 1910–1913. 20 с.
   204. Заозерский Н. А. О сущности церковного права. Сергиев Посад, 1911. 95 с.
   205. Заозерский Н. А. О нуждах церковной жизни настоящего времени. Сергиев Посад, 1909. 63 с.
   206. Заозерский Н. А. Церковь и Государство. Сергиев Посад, 1911. 47 с.
   207. Заозерский Н. А. О личном составе собрания для избрания кандидата на Московскую митрополию. М.,1917. 16 с.
   208. Заозерский Н. А. Историческое обозрение источников права Православной церкви. Выпуск 1. М., 1891. 237 с.
   209. Заозерский Н. А. Духовное лицо в звании третейского судьи. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1899. 59 с.
   210. Зернов Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1991. 368 с.
   211. Знаменский П. В. История Казанской Духовной академии за первый (дореформенный) период ее существования (1842–1870). Выпуск 1. Выпуск 3. Казань, 1892. 466 с.
   212. Зом Р. Церковный строй в первые века христианства / перевод А. Петровского и П. Флоренского. М., 1906. 260 с.
   213. Иванов А. М. Введение в церковное право. Ч.1. Владивосток, 2000.
   214. Иванцов-Платонов А. М. О русском церковном управлении. Спб., 1898. 87 с.
   215. Иоанн, архимандрит. Опыт курса церковного законоведения. Т. 1, 2. СПб., 1851.
   216. Исаев А. В. Учение о государстве и праве в раннем христианстве. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Санкт-Петербург, 2004. 23 с.
   217. Истомин В. К. Филарет, митрополит Московский // Троицкий цветок. № 70. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1911. С. 8–9.
   218. Калачов Н. М. О значении Кормчей в системе древнего русского права. М., 1850. 80 с.
   219. Кистяковский А. Ф. Главнейшие моменты развития науки уголовного права. Киев, 1876. 49 с.
   220. Кистяковский А. Ф. О преступлениях против веры // Наблюдатель. 1882. Октябрь. С. 102–122.
   221. Ключевский В. О. Содействие церкви успехам русского гражданского права и порядка // Прибавления к Творениям Святых Отцов. 1888. Ч.42.
   222. Колер И. Введение в науку права (краткий курс правоведения) / перевод с немецкого В. А. Гольденберга под ред. С. Ф. Платонова. Спб., 1903. 261 с.
   223. Комаров Н. И., Пашенцев Д. А., Пашенцева С. В. Очерки истории права Российской империи (вторая половина XIX – начало XX вв.). М., 2006. 384 с.
   224. Коновалов А. В. Церковь и собственность // Православная государственность: 12 писем об Империи / Сборник статей под ред. А. В. Величко, М. Б. Смолина. СПб., 2003. С. 150–187.
   225. Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1914. Издание 9. 360 с.
   226. Коркунов Н. М. Указ и закон. СПб., 1894. 408 с.
   227. Костюков А. Н. Система российского права и муниципальное право // Система права и его отдельных отраслей: государственно-правовой аспект. Сборник научных трудов. Омск, 2002. С. 205–261.
   228. Красножен М. Е. Иноверцы на Руси // Ученые записки императорского Юрьевского университета. 1902. № 6. Приложения. С. 1–96.
   229. Красножен М. Е. Особое мнение декана юридического факультета по вопросу 19-ому (о богословском факультете). Юрьев, 1907. 3 с.
   230. Красножен М. Е. Особое мнение декана юридического факультета по некоторым вопросам, касающимся Университетского устава. Юрьев, 1905.
   231. Красножен М. Е. К вопросу о свободе совести и о веротерпимости. Юрьев, 1905. 18 с.
   232. Красножен М. Е. Краткий очерк церковного права. Юрьев, 1900. 160 с.
   233. Красножен М. Е. Новейшее законодательство по делам Православной Русской Церкви. Юрьев, 1909. 71 с.
   234. Красножен М. Е. О разводе в России. Исторический очерк. М., 1899. 22 с.
   235. Красножен М. Е. Пособие к изучению церковного права. Юрьев, 1900. 70 с.
   236. Красножен М. Е. Судьбы Македонии. Юрьев, 1915. 4 с.
   237. Красножен М. Е. Терния и плевелы в наших университетах. К вопросу об университетской реформе. Юрьев, 1905. 49 с.
   238. Краткий очерк истории Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805–1905). Харьков, 1906. 329 с.
   239. Кузнецов Н. Д. Управление делами иностранных исповеданий в России в его историческом развитии. Ярославль, 1898. 472 с.
   240. Кузнецов Н. Д. К вопросу о церковном имуществе и отношении государства к недвижимым имениям в России. Сергиев Посад, 1907. 142 с.
   241. Культура Древней Руси. М.-Л.,1951. Т. 2.
   242. Курдюк Г. П. Отрасль права как элемент системы права (теоретико-правовое исследование). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Краснодар, 2004. 27 с.
   243. Курдюк Г. П., Бутько Л. В. Отрасль права: эволюционирование и перспективы. Краснодар, 2004. 276 с.
   244. Куров М. Н. Революция 1905–1907 гг. и кризис политики царизма в религиозном вопросе // Вопросы научного атеизма. Вып. 19. М.,1976. С. 167–184.
   245. Куров М. Н. Проблема свободы совести в дореволюционной России // Вопросы научного атеизма. Вып.27. М.,1981. С. 252–273.
   246. Латыпова Д. Ф. Правовое положение женщин (историко-методологический аспект). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Казань, 2004. 22 с.
   247. Лашкарев П. А. Право Церкви православной в ряду других юридических наук. Киев, 1886. 11 с.
   248. Лашкарев П. А. Право церковное в его основах, видах и источниках. Киев, 1886.
   249. Лашкарев П. А. Система церковного права. Киев, 1886. 159 с.
   250. Лашкарев П. А. Об отношении древней христианской церкви к Римскому государству. Киев, 1873. 36 с.
   251. Левшин Э. М. Брачный договор (историко-правовое исследование и анализ современного законодательства): Учебное пособие. Нижний Новгород, 2003.
   252. Левшин Э. М. Становление и развитие брачно-семейного законодательства в дореволюционной России. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2003. 28 с.
   253. Леонтьева Т. Г. Церковно-приходская школа: прошлое и настоящее православной педагогики // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 590–598.
   254. Липский Н. А. Влияние христианства на развитие уголовной политики и судопроизводства в России (историко-правовой анализ). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. СПб., 2003. 18 с.
   255. Лист Ф. Учебник уголовного права. Особенная часть / перевод с немецкого Ф. Ельяшевича. М., 1905. 409 с.
   256. Ловинюков А. С. Свобода совести (анализ, практика, выводы) // Государство и право. 1995. № 1. С. 24–36.
   257. Макарий (Булгаков Михаил Петрович, 1816–1882) Введение в православное богословие. СПб., 1847. 695 с.
   258. Масляев А. И. Предисловие к книге «Русская Православная Церковь и право: комментарий». М., 1999. С. III–VI.
   259. Милютин В. О недвижимых имуществах духовенства в России // Чтенияв Императорском обществе истории и древностей российских. 1860. Книга III.
   260. Минченко Т. П. Государственно-религиозные отношения и возможности конструктивной перспективы // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 159–166.
   261. Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в IX–XIV вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М.,2003. 53 с.
   262. Моль Р. «Энциклопедия государственных наук» (перевод А. Попова). СПб., 1867. 591 с.
   263. Нижник Н. С. Правовое регулирование брачно-семейных отношений в контексте эволюции государственно-правовой системы России (IX–XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. СПб., 2003.56 с.
   264. Никодим М. Православное церковное право. СПб., 1897.
   265. Носова З. И. Церковь как субъект правоотношений: вопросы правового регулирования // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 202–206.
   266. Общие замечания о Виленском учебном округе, из отчета попечителя за 1863 г. Вильно, 1864. 74 с.
   267. О преобразовании Императорского Московского университета на началах русской государственности и русской народности. М., 1907. 28 с.
   268. Образцов В. Н. Императорский Новороссийский университет в 1913 г. Одесса, 1914. 13 с.
   269. Орманиан М. Армянская церковь. Ее история, учение, управление, внутренний строй, литургия, литература, ее настоящее. М.,1913. 217 с.
   270. Остроумов М. А. Введение в Православное церковное право. Харьков, 1893. Т. 1. 672 с.
   271. Остроумов М. А. Фалес Милетский. Первый греческий философ. Харьков, 1902.
   272. Остроумов М. А. О реформе духовной школы. СПб., 1908.
   273. Остроумов М. А. О христианско-гуманитарной общеобразовательной духовной школе. СПб., 1907.
   274. Остроумов М. А. Обзор философских учений для духовных семинарий. М., 1879. Издание 2. 220 с.
   275. Остроумов М. А. Граф Л. Н. Толстой. Харьков, 1887.
   276. Оршанский И. Г. Русское законодательство о евреях. Очерки и исследования. СПб.,1877. 456 с.
   277. Оршанский И. Г. Исследования по русскому праву, обычному и брачному. СПб., 1879. 453 с.
   278. Павлов А. С. Древние русские пасхалии на 8 тысячу лет // Православный собеседник. 1860. Т. III.
   279. Павлов А. С. Древние христианские праздники в честь мучеников // Странник. 1860. Июль.
   280. Павлов А. С. Страстная неделя // Духовная беседа. 1860. № 14.
   281. Павлов А. С. О празднике Пятидесятницы // Духовная беседа. 1860. № 14.
   282. Павлов А. С. Курс церковного права. Сергиев Посад, 1912. 539 с.
   283. Павлов А. С. Курс церковного права, читанный в 1900–1902 гг… СПб., 2002. 384 с.
   284. Павлов А. С. Первоначальный славяно-русский Номоканон. Казань, 1869.
   285. Парвов А. И. Церковное право. Лекции, читанные во 2 классе Училища Правоведения за 1876/7 академический год. СПБ., 1877.137 с.
   286. Певцов В. Г. История исповеданий. Литография. Б/м., б/г. С. 97–208.
   287. Певцов В. Г. Курс церковного права I класса Императорского Училища правоведения. 1886/1887 учебный год. Литография. СПб., 1887. 264 с.
   288. Певцов В. Г. Лекции по церковному праву. Спб., 1914. 240 с.
   289. Петров Д. Е. Отрасль права / под ред. М. И. Байтина. Саратов, 2004. 192 с.
   290. Петухов Е. В. Императорский Юрьевский, бывший Дерптский, университет в последний период своего столетнего существования (1865–1902). Исторический очерк. СПб., 1906. 211 с.
   291. Победоносцев К. П. Курс гражданского права. Ч.2. СПб., 1889. 676 с.
   292. Погожева О. В. Монархия как форма правления в Российской империи (историко-правовой аспект). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ростов-на-Дону, 2004. 23 с.
   293. Познышев С. В. Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы. М., 1906. 313 с.
   294. Познышев С. В. Основные вопросы учения о наказании. М., 1904. 407 с.
   295. Полунов А. Ю. Под властью обер-прокурора. Государство и церковь в эпоху Александра III. М.,1996. 141 с.
   296. Полухин Р. О. Проблемы соотношения общества, права и государства в правовой мысли России (конец XIX-начала XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Белгород, 2004. 27 с.
   297. Попов Ард. Суд и наказание за преступления против веры и нравственности по русскому праву. Казань, 1904. 516 с.
   298. Попов М. Ф. Краткий исторический очерк Императорского Томского университета за двадцать пять лет его существования (1888–1913). Томск, 1913. 29 с.
   299. Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX в. М.,1995. 510 с.
   300. Потанина С. В. Некоторые аспекты взаимоотношений государства и религии // Журнал российского права. 2001. № 4. С. 105–113.
   301. Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII–XX вв. М., 2002. 469 с.
   302. Пржевальский В. В. Профессор Франц Лист и его основные воззрения на преступления и наказания. СПб., 1895. 58 с.
   303. Прокошев П. А. Didascalia apostolorum и первые шесть книг Апостольских постановлений. Историко-критическое исследование из области церковного права. Томск, 1913. 195 с.
   304. Прокошев П. А. Канонические труды Иоанна, епископа Смоленского. Казань, 1895. 388 с.
   305. Прокошин В. А. Партнерство государства и церкви во имя гражданского согласия и благополучия России // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 30–41.
   306. Пругавин А. Старообрядчество во второй половине XIX в. М.,1904. 280 с.
   307. Пчелинцев А. В. Религия и права человека // Религия и права человека. На пути к свободе совести. Вып.3. М., 1996.
   308. Пухта Г. Ф. Энциклопедия права. Под ред. П. Карасевича. Ярославль. 1872. 99 с.
   309. Рейснер Л. М. Избранное. М.,1980. 372 с.
   310. Рейснер М. А. Государство и верующая личность. Сборник статей. СПб.,1905. 423 с.
   311. Рейснер М. А. Право свободного исповедания // Вестник права. Журнал юридического общества Санкт-Петербургского университета. 1899. Ноябрь. С. 85–102.
   312. Рейснер М. А. Рецензии на книги Ев. Темниковского «Государственное положение религии во Франции с конца прошлого столетия в связи с общим учением об отношении нового государства к религии» (Казань, 1898) и В. Соколова «Государственное положение религии в Германии по действующему праву» (Казань, 1899) // Вестник права. 1899. № 3. С. 193–204.
   313. Религия и демократия: На пути к свободе совести. Вып. II. М.,1993. 592 с.
   314. Религия и права человека: На пути к свободе совести. Выпуск III. М.,1996. 537 с.
   315. Религия и политика в современной России. М.: издательство РАГС. М.,1997. 83 с.
   316. Ренненкампф Н. К. Очерки юридической энциклопедии. Киев, 1868. 313 с.
   317. Розенкампф Г. А. Обозрение Кормчей книге в историческом виде. М., 1829. 854 с.
   318. Рождественский Н. Ф. Энциклопедия законоведения. Спб., 1863. 680 с.
   319. Рубаник В. Е. Отношения собственности в восточнославянской традиции правового регулирования (начало X в.-1991 г.). Историко-правовое исследование. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2004. 48 с.
   320. Русская Православная Церковь и право: комментарий / отв. ред. М. В. Ильичев. М.,1999. 464 с.
   321. Садков А. Н. Религиозные организации как субъекты гражданского права. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Волгоград, 2004. 30 с.
   322. Санькова С. М. Кризис Русской православной Церкви как одна из составляющих дестабилизации государственной жизни России в первой четверти XIX века // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 250-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск, 2004. С. 338–335.
   323. Семашко А. Г. Русская Православная Церковь в государственном механизме Российской империи XIX века: историко-правовой аспект. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2007. 23 с.
   324. Сергеевский Н. Д. К учению о преступлениях религиозных // Журнал Министерства юстиции. 1906. № 4. С. 13–22.
   325. Серебряков В. Церковный староста, его права и обязанности. Справочная книга. СПб., 1912. 128 с.
   326. Сидоркин А. И. Наказания, связанные с лишением и ограничением свободы в русском уголовном законодательстве IX–XVII вв.: проблемы правового регулирования, систематизации и применения. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Казань, 2005. 51 с.
   327. Сильвестр, архимандрит. Современные искатели полной свободы совести перед судом православной церкви. Опыт критического решения этого вопроса. Харьков, 1903. 22 с.
   328. Скворцов И. М. Записки по церковному законоведению. Киев, 1848. 266 с.
   329. Скворцов И. М. Критическое обозрение Кантовой религии в пределах одного разума. СПб., 1838. 56 с.
   330. Скворцов И. М. О видах и степенях родства. Киев, 1864. Издание 4. 38 с.
   331. Смирнов С. К. История Московской Духовной академии до ее преобразования (1814–1870). М., 1879. 632 с.
   332. Смирнов С. К. История Московской славяно-греко-латинской академии. М., 1855. 428 с.
   333. Смирнов С. Кончина и погребение высокопреосвященнейшего Макария, митрополита Московского и Коломенского. М., 1882. 45 с.
   334. Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита московского и коломенского. СПб.,1885. Т. 3.
   335. Соколов В. К. Католическая церковь и государство в Германии во второй половине XIX столетия (историко-критический очерк немецкого культуркампфа). Казань, 1912. 351.
   336. Соколов В. К. Государственное положение религии в Германии по действующему праву. Казань, 1899. 326 с.
   337. Соколов Н. К. О началах и формах духовного суда // Православное обозрение. 1870. № 5,6.
   338. Соколов Н. К. Основные начала судебной реформы в применении к ведомству духовного суда // Православное обозрение. 1871. № 3.5.
   339. Соколов Н. К. О судьбе науки церковного права. М., 1868. 14 с.
   340. Соколов Н. К. О влиянии церкви на историческое развитие права. М., 1870. 103 с.
   341. Соколов Н. К. Из лекций по церковному праву. М., 1874. Выпуск 1. 355 с.
   342. Соловей Э. Лариса Рейснер. Очерк жизни и творчества. М.,1985. 160 с.
   343. Сперанский М. М. Руководство к познанию законов. СПб., 1845. 170 с.
   344. Стадников А. В. Взаимоотношения государства, церкви и общества в русской политической и правовой мысли второй половины XIV – первой половины XVII веков. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2007.
   345. Страхов Н. Н. Брак, рассматриваемый в своей природе и со стороны формы его заключения. Харьков, 1893. 22 с.
   346. Суворов Н. С. Вступительная лекция по церковному праву, читанная в Демидовском юридическом лицее. Ярославль, 1877. 28 с.
   347. Суворов Н. С. К вопросу о религиозных преступлениях (разбор сочинения С. В. Познышева «Религиозные преступления с точки зрения религиозной свободы»). М., 1908. 14 с.
   348. Суворов Н. С. Гражданский брак. Спб., 1896. 152 с.
   349. Суворов Н. С. Лекции по гражданскому праву, читанные в Демидовском юридическом лицее в 1889/1890 академическом году. Ярославль, 1889. 456 с.
   350. Суворов Н. С. Лекции по римскому обязательственному, семейному и наследственному праву, читанные в Демидовском юридическом лицее в 1890–1891 академическом году. Выпуск 1. Ярославль, 1890. 275 с.
   351. Суворов Н. С. Замечания на «Проект положения о поводах к разводу, составленный Особым совещанием при Святейшем Синоде». М., 1908. 55 с.
   352. Суворов Н. С. Курс церковного права. Ярославль, 1890. Т. 1. Т. 2. 515 с.
   353. Суворов Н. С. О церковных наказаниях. Опыт исследования по церковному праву. СПб., 1876. 337 с.
   354. Суворов Н. С. По поводу разбора моего сочинения «О церковных наказаниях» профессором Н. С. Таганцевым. Ярославль, 1876. 26 с.
   355. Суворов Н. С. Светское законодательство и церковная дисциплина в России до издания Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. СПб., 1876. 47 с.
   356. Суворов Н. С. Предисловие к книге Ф. Маасена «Девять глав о свободной церкви и свободной совести. Ярославль,1882. С. I–XXXVI.
   357. Суворов Н. С. Рецензия на работу В. Бочкарева «Историко-канонические очерки» (Юхнов, 1906) // Журнал Министерства народного просвещения. Новая серия. Спб., 1907. № 2. С. 360–364.
   358. Суворов Н. С. Учебник церковного права. М., 1913.
   359. Суворов Н. С. Учебник церковного права. М., 2004. 477 с.
   360. Суворов Н. С. Из истории развития церковно-правительственной власти (разбор сочинения П. В. Гидулянова «О восточных патриархах в период четырех Вселенских соборов»). М., 1907. 37 с.
   361. Суворов Н. С. Лекции по церковному праву за 1880/1881 учебный год. Ярославль, 1880. 223 с.
   362. Таганцев Н. С. Уложение о наказаниях с разъяснением по решению кассационного департамента Сената. Спб., 1873.
   363. Тарновский Е. Религиозные преступления в России // Вестник права. 1899. № 4. С. 1–27.
   364. Тарновский Е. Четыре свободы // Библиотека самообразования. СПб.,1906. Вып.16. 76 с.
   365. Тачиева Т. Ю. Конституционно-правовое регулирование свободы совести в Российской Федерации. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Екатеринбург, 2003.
   366. Темниковский Е. Н. Государственное положение религии во Франции с конца прошлого столетия в связи с общим учением об отношении нового государства к религии (Опыт из области церковного права). Казань, 1898. 363 с.
   367. Темниковский Е. Н. Положение Императора Всероссийского в Русской Православной Церкви в связи с общим учением о церковной власти. Историко-догматический очерк. Ярославль, 1909. 72 с.
   368. Тищенко Л. А. Развитие семейного права в России: теоретический и историко-сравнительный анализ. М.,2000. 481 с.
   369. Тищенко Л. А. Соотношение светского и церковного законодательства России о браке и семье (XIX-начало XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М.,2001. 24 с.
   370. Толстой М. В. История русской церкви. Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1991. 736 с.
   371. Трапезникова М. М. Возникновение и развитие законодательства о брачном договоре в Древнерусском и Российском государстве в Х – начале ХХ вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Ставрополь, 2005. 19 с.
   372. Тюрин Е. Церковь и государство: взаимодействие или размежевание? // Партнерство государства и церкви. Стабильность политической системы гражданского общества. Сборник материалов Международной научно-теоретической конференции, посвященной 25-летию со дня рождения преподобного Серафима Саровского (25–26 июня 2004 г.). Курск. 2004. С. 272–271.
   373. Федосова Н. С. Уголовное право и религия: проблемы взаимовлияния и взаимодействия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Владивосток, 2003. 29 с.
   374. Филарет, архимандрит. Обозрение богословских наук в отношении к преподаванию их в высших духовных училищах. СПб., 1814.
   375. Фирсов С. Л. Православная церковь и государство в последнее десятилетие существования самодержавия в России. СПб.,1996. 660 с.
   376. Фойницкий И. Я. Учение о наказании. Лекции, читанные ординарным профессором Санкт-Петербургского университета в первом полугодии 1886 г. СПб., 1886. 450 с.
   377. Фоминых Е. В. Проекты церковных преобразований в России в начале XX в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Л.,1987. 16 с.
   378. Фриз Г. Л. Церковь, религия и политическая культура на закате старого режима // Реформы или революция? Россия. 1861–1917 гг. СПб., 1992. С. 31–43.
   379. Фруменкова Т. Г. Работа комиссии по делам православной церкви в Государственной думе III и IV созывов // История парламентаризма в России (К 90-летию I Государственной думы). Сборник научных статей. Часть I. СПб., 1996. С. 109–112.
   380. Холопов А. В. Методика расследования ритуальных убийств. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. СПб., 2004. 25 с.
   381. Цатурова М. К. Развитие русского семейного права в XVI–XVIII вв. М., 1991.
   382. Цветаев Дм. Положение иноверия в России. Варшава, 1904. 28 с.
   383. Цыпин В. А. Церковное право. Учебное пособие. Круглый стол по религиозному образованию Русской Православной Церкви. М., 1996.
   384. Чемеринская В. В. Влияние византийского права на древнерусское и российское законодательство X–XVII вв. (опыт сравнительного анализа). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2004. 25 с.
   385. Черенкова Е. Э. Система права и система законодательства Российской Федерации: понятие и соотношение. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. М., 2006. 25 с.
   386. Чернявский А. Религиозные преступления (из лекций Н. С. Таганцева). СПб., 1905. 43 с.
   387. Чистович И. А. Рецензия на «Историю Московской Духовной академии до ее преобразования (1814–1870)» С. Смирнова. СПб., 1880. 30 с.
   388. Чистович И. А. История Санкт-Петербургской Духовной академии. СПб., 1857. 458 с.
   389. Шапошников Л. Е. Консерватизм, новаторство и модернизм в православной мысли XIX–XX вв. Нижний Новгород: издательство НГПУ,1999. 278 с.
   390. Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1911. Выпуск 1. Т. 1. 512 с.; М., 1912. Выпуск 3. Т. 1. 292 с.
   391. Шиллинг Ф. А. Естественное право или философия права. Перевод с нем. М. Н. Капустина. М., 1863. 207 с.
   392. Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI–XIII вв. М.,1978.
   393. Щегловитов И. Г. Нарушение правил о крещении детей от смешанных браков // Юридическая летопись. 1890. № 2. С. 123–126.
   394. Энгельштейн Л. Скопцы и Царство небесное. М., 2002. 336 с.
   395. Яковлев С. П. Организационно-правовые формы трудоиспользования лиц, осужденных к лишению свободы в дореволюционной России (XVII – начала XX вв.). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород, 2005. 25 с.
   396. Curtiss J.Sh. Church and State in Russia. The last years of Empire. 1900–1917. New York, 1940. 387 р.
   397. Никодим М. Црквено право. Киев, 1890.
   398. Puchta G.F. Cursus der Institutionen. Bd, 1. Leipzig, 1856. S.75.
   399. Savigny F.C. System des heutigen romischen Rechts. Bd 1. Berlin, 1890. S.28.
   400. Walter F. Lehrbuch des Kirchenrechts aller cheristl Confessionen. Bonn, 1822–1856.
   401. Wering F. Lehrbuch des catolischen, orientalischen und protestantischan Kirchenrechts. 1881.
   402. Werth P.W. Arbiters of the Free Conscience State, Religion, and the Problem of Confessional Transfer after 1905 // Sacred Stories: Religion and Spirituality in Modern Russia, ed. H.Coleman and M.Steinberg. Bloomington, 2005. Р. 1–31.
   403. Werth P.W. Schism Once Removed: State, Sects, and Meaning of Religious Toleration in Imperial Russia // Imperial Rule, ed. A.Miller and A. Rieber. Budapest, 2004. P. 1–22.
//-- ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСЫ --//
   http://сounter.rambler.ru/top100/

А. А. Дорская Влияние церковно-правовых норм на развитие отраслей российского права