   Владимир Рачек
   Полярный старт
   Рассказы о северном туризме

Полярный старт

//-- Повесть --//

Глава 1
Москва – Воркута. Таежные опасности

   В городе стояла жара. Плавился асфальт, плавились люди. К автоматам газированной воды стояли очереди. Я уже взял отпуск и занимался подготовкой снаряжения и продовольствия к походу на Приполярный Урал, который мы запланировали еще в прошлом году на основе впечатлений от увиденного и пройденного.
   Я расскажу об этом немного дальше, в своем повествовании о добытых туристским трудом и телесными ощущениями незабываемых кадров из ленты путешествий в один из красивейших полярных районов.
   По большому счету – с него все и начиналось.
//-- * * * --//
   Первое неожиданное известие поступило с Ленинграда от Игоря, нашего хорошего старого знакомого, опытного туриста, уже заявленного на маршрут в группу: «Идти, мол, не могу, обстоятельства и т. д…»
   Т.д. уже не интересовало, так как было ясно, что одного участника просто нет.
   Времени подыскивать кого-то, производить замену не было. Связь с Мишкой и Виктором отсутствовала – они находились в альплагере где-то на Центральном Кавказе. Встретиться все договорились в Москве у поезда по телеграмме. С ними должны были приехать еще двое членов нашей группы, заявленных на маршрут.
   Ну, что же делать, – готовлюсь дальше.
   В семидесятые годы подобрать продукты хорошего качества – питательные и легкие по весу – было не так просто. Ассортимент, что называется, весьма ограниченный. А ведь при работе в горах за день сжигалось от четырех до шести тысяч килокалорий. И их нужно было как-то пополнять. Такие продукты, как сублимированное мясо, мучные галеты, фасованные питательные деликатесы, доставать было очень трудно. Выходили из положения – покупали полусухую колбасу «Московская», на солнце высушивали, убирая лишнюю влагу. Это служило хорошим калорийным мясным подспорьем в питании. Сало – тоже хорошо. Мед с орехами – вообще отлично: быстро усваивался, придавая энергию. Специи разные, чеснок и лук, крупы и каши в брикетах – хорошо паковать и быстро готовить. Чай, немного кофе для бодрости духа. Сухари – белые и черные – сушили и складывали в полотняные мешочки.
   Особое внимание – аптечка. На этом деле по весу и объему не экономили. Еще много всякой дребедени, которая, по ходу, отсортировывалась, а то и просто выбрасывалась.
   В общем, мотался по магазинам, закупал, сортировал, упаковывал да складывал. Получился объемистый рюкзак да баул, килограмм эдак на сорок. Упаковал также хороший топор (очень нужная вещь) и приемник «Селга» (не очень нужная вещь но… на всякий случай).
   Друзья завезли меня на вокзал, помогли загрузиться в поезд. В путь.
//-- * * * --//
   На Курском вокзале в Москве немая сцена: стоят прибывшие Витюля с Мишкой, и тут я со своими баулами. И все. И больше никого.
   – ?..
   – Где остальные? – спрашиваю.
   – Нету, они с нами не едут, – отвечает Мишка, – «спарились» в лагере. Не потянут, сказали.
   – А где Игорь?
   – Не будет, – отвечаю. – Если мы хотим ехать, то до поезда осталось сорок минут, а еще нужно билеты взять.
   Переглянулись, мол, что, втроем? В горы? На непростой маршрут? Решили: вперед.
   Нужно было еще перебраться к Ярославскому вокзалу. С нашим-то грузом, да пешком, это почти не возможно. В темпе нашли какую-то «скорую помощь», которая перебросила нас на другой вокзал. Быстро к кассам – все забито людьми. Поняли, что не видать нам билетов. Рванули к поезду. Возле одного из вагонов – три молодых девушки-проводницы сажают пассажиров.
   – Девушки, нам бы на поезд, да билетов нету. А нам на маршрут в горы, – объясняем с элементами прошения.
   Увидев у Мишки в руках небольшую походную гитару, спрашивают:
   – А петь будете?
   – Будем, – хором.
   – Ну, давайте, грузитесь. Как бы только нам с бригадиром договориться…
   – Мы мигом, – отвечаем.
   Быстро сгоняли за рюкзаками и баулами и уже через пять минут сидели в купе проводников, плотно забив его своими вещами.
   Поезд «Москва – Воркута» тронулся.
   Вагон общий. Девчонки-проводницы – на летней практике. Учатся в Московском институте культуры. Кое-как распихали они нас по вагону. Утряслись…
   Нашлось, наконец, время обстоятельно все обсудить. Заодно выяснили, что и денег у нас не особо. Осталось на билет обратно, но только до Москвы. И так…, по мелочи, – рублей тридцать– сорок. Да-а, поистратились ребятки в альплагерях..
   – Так ты же понимаешь, на то, на се. Да и ехали обратно с москвичками-альпинистками. Я Мишке говорил: экономь копейку. А он – давай винца, давай винца… – рассказывал Витюля, старательно жестикулируя для большей убедительности.
   – С вами все ясно. Ну да ладно. Разберемся.
   Рассказал им, что нового в городе. Как обстояли дела с подготовкой. Через полчаса останавливаемся. Подцепляют вагоны с заключенными. И дальше – в путь.
   Жизнь налаживается. Собрались в купе проводников. Из дома припас пару бутылок вина. Не виделись-то мы месяца два. Мишка взял гитару:

     А поезд длинный, смешной чудак,
     Все твердит он: «вопрос, вопрос,
     Что-то в мире не так, не так,
     Что-то не удалось…»

   Девчонки угощают свежими продуктами, поем вместе песни. Зашел бригадир поезда. Мягко говоря, несколько удивился всей нашей компании. Познакомились. Объяснили. Налили. Узаконили наш проезд.
   Из соседнего, зэковского, вагона охрана заходила – тоже песни послушать. Ночью – город Владимир. Разбудил лай собак, обрывистые выкрики-команды. Выгружали заключенных и сажали других. В лучах прожекторов метались на крепких поводках огромные овчарки. Надзиратели выкрикивали имена, а заключенные пулей выпрыгивали из вагона и садились на корточки прямо на железнодорожные пути. Рядом, на огороженной рядами солдат площадке, стояли автозаки, готовые принять своих «пассажиров». Жутковатая картина жизни.
   На следующий день – опять давали в купе концерт. Народ собрался послушать и поучаствовать (и под купе, и в тамбуре) – все равно делать нечего.
   У девочек-проводниц неприятности. Забыли выпустить людей на полустанке. Бригадир поезда рвет и мечет. Заодно обещал и нас высадить. Налили. Утрясли.
   Вот и станция Кожим. Выгружаемся. Вагон нас провожает, а мы со всеми прощаемся. Спасибо девчонкам. Спасибо всем. Спасибо и бригадиру.
//-- * * * --//
   Километров на семьдесят нам нужно было как-то заброситься к предгорьям. Из прошлогоднего опыта мы знаем, что вдоль реки Кожим есть тракт, по которому возят лес и ходит транспорт к прииску в горах. Вот и ищем возможности, беседуем с местными, которые подходят, интересуются, кто мы и что собираемся делать. Не удивительно: мы со своими рюкзаками и одеждами в поселке как бельмо на глазу. Разузнали, что с гусеничным и автотранспортом пока, что называется «облом». В ближайшее время не ожидается.
   А тут некий Степан – охотник и рыбак.
   – Буду, – говорит, – на своей моторке к заимке идти. При высокой воде – вас дальше закину.
   – Сколько? – спрашиваю.
   – Двадцать пять рублей. А спирт есть?
   – Есть, – отвечаю.
   – Ну, тогда и флягу спирта.
   – Хорошо, согласны.
   – После обеда отходим, – говорит Степан.
   – Ждите у лодок, что под железнодорожным мостом.
   Часа в три подошел Степан с сыном лет девятнадцати («зовут Валерка», – так он представился). Погрузили свои мешки. Загрузились и мы. «Казанка» – дюралевая моторная лодка – хорошо присела в воду. Отчалили. Степан включил мотор – старенький «Вихрь», и мы пошли вверх по Кожиму.
   Река была довольно широкой, с быстрым течением, и обжималась тайгой. Местами то правый, то левый берег поднимался над водой, демонстрируя свое скалистое основание. Над самым руслом вода подмывала таежные деревья, обнажая их корни, а некоторые вовсе сбрасывала и уносила вниз по течению. Именно река здесь диктовала свои жизненные условия.
   К вечеру пошли перекаты. Стало больше скалистых обрывов и прижимов. Степан мастерски вел «казанку». Было видно, что он хорошо знал реку. На перекатах с разгону брал быстрины и, казалось, лодка еле продвигалась. Скорость, которую придавал ей мотор, гасилась напором встречного течения. За перекатами опять набирали скорость и неслись дальше.
   – Скоро избушка! – прокричал Степан.
   – Держитесь, впереди порог! Будем проходить!
   Выше, действительно, просматривалась белая водяная пена порога. Отдельные валуны перегораживали русло. Лодка с разгону врезалась в пену между валунами, застыла на быстрине, но Степан сумел увернуть ее в сторону, где опять набрала ход. В очередном проходе мотор с натугой завыл, лодка задрала нос, наскочив на камень и, медленно двинулась кормой назад, в пену порога. Витюля, увидев это, снял с носа лодки якорь, чтобы бросить его в воду и таким образом затормозить снос.
   – Не трогай! Не трогай, мать его так! – Закричал Степан, – сорвет якорь!
   Витюля посмотрел на него, но бросать не стал.
   – Берите весла, и помогайте держать лодку. Шпонку на валу сорвало, – сообщил Степан.
   Мы бросились к веслам и, упирая их в дно, – тут было мелко – удерживали «казанку». Но под напором воды она все равно ползла вниз. Как-то увалив лодку в зону спокойной воды, за большой валун, спрыгнув в воду, мы ее остановили.
   – Держите, а я шпонку поменяю! – крикнул Степан.
   Быстро порывшись в вещах, нашел железку и установил ее на вал двигателя.
   – В лодку, – скомандовал он, включив мотор.
   Нас отнесло назад, но, набрав скорость, мы опять вонзились в порог и, от валуна к валуну, лавируя, вырвались на гладь более спокойной воды. Порог был пройден. А через двести метров по левому берегу заметили избушку и причалили к ней.
   – Ну, ты даешь, – говорю Степану, – рискованно мы проходили порог.
   – Все нормально, – отвечает, – я тут уже пятнадцать лет. Реку знаю.
   Да, уж, подумалось, мужик он рисковый. Но нервный.
   – А как с рыбой? – спрашиваю.
   – Вот сейчас и попробуем поймать, – говорит Валерка.
   – Есть чем ловить?
   – Есть – из дому припас небольшой складной спиннинг.
   От своей бороды отрезал клок волос и прикрепил к крючку. Вот и мушка готова. По этому поводу мужики посмеялись.
   – А чего, – говорю, – можно волосы для мушки с любого места брать, кроме как из головы. С головы волос намокает и будет висеть сосулькой. С бороды – нет, будет как натуральная мушка.
   Пошли к реке и минут за тридцать наловили с десяток жирных хариусов. Он вкусный сырой, если немного подержать его в соли. И в ухе вкусный.
   Степан с сыном расположились на ночевку в избушке, а мы – в палатке, рядом.
   Утром обещали нас забросить еще километров на пятнадцать – двадцать, как позволит вода. Сами они собирались рыбачить в районе избы.
//-- * * * --//
   Минуя ряд шивер и быстрин, Степан и сын закинули нас к началу горелого леса, что по левому берегу. Выгрузились. Достаю двадцать пять рублей, флягу спирта. Благодарим. Но, вижу, Степан не доволен.
   – С каждого по двадцать пять, – говорит.
   – Нету, ребята, больше, – отвечаю, – вот все, что договаривались.
   – Двадцать пять с каждого, – повторил сын Валера.
   Я обернулся и… обомлел. На нас смотрели два ружейных ствола.
   – Сейчас, мужики, спокойно, – говорю.
   – Что делать будем? – советуюсь с Мишкой и Витюлей, – денег у нас только до Москвы доехать.
   «Стоп», – думаю. – Степан, возьми приемник. Почти новый – «Селга», и стоит он прилично.
   Вижу, у сынка загорелись глаза. Советуются.
   – Ладно, давай, – говорит.
   Достаю транзистор, протягиваю, с опаской поглядывая на стволы. Валера включает – не работает.
   – Поменяешь «крону» – заработает, – объясняю.
   Не прощаясь, дыркнули мотором и ушли вниз.
   – Да, не все так просто в тайге, – резюмировали мы ситуацию.
   – А ведь могло быть и хуже, – заметил Витюля, – у нас и снаряжение хорошее и продукты. А кругом тайга. Да и никто и не видел, что мы ушли по реке. Давайте лучше двигать отсюда.
   Наскоро перераспределив снаряж, ушли в горелый лес.

Глава 2
Год назад. Бабуля. Через тайгу – к перевалам

   – А-а-а, сучьи дети! Счас я вам глазки-то повыколю! Чего разлегся!? Мать твою перетак!
   С перепугу дернулся, открыл глаза – на меня смотрят острые зубцы хозяйских вил. На держаке – костлявая рука с крупной сине-фиолетовой татуировкой. А выше рук – смотрит на меня бабушка со взъерошенными седыми волосами, плюя яростью в пространство вокруг.
   – Бабушка, прийміть вила, – говорю по– украински, так как еще не осмыслил, что я на севере России, а не в Украине, где, как правило, бабушки общаются на нашем родном языке. Она дернулась, повела вилами в сторону.
   – Тихіше, тихіше, бабушка, – а сам потихоньку сползаю со стожка сена, на котором задремал.
   – Понаезжали тута, сено мне топчите. Вы его собирали? Сушили? А ну брысь отсюда!
   Но уже как-то спокойней повела держаком на другие копны, где, как и я, дремали на северном солнышке наши ребята.
   – Уходим, уходим, – говорю, поправляя сено. – Вот, все в порядке, все сложено…
   – Откуда будете? – спрашивает она, воткнув холодное оружие в землю.
   – С Украины, с Винницы, – отвечаю.
   Бабуля как-то задумчиво медленно повернулась и ушла к деревянным избам, что находились недалеко от станции Косью, куда мы часа полтора назад прибыли.
   – Лучше пошли отсюда, – говорит Дима Едемский.
   – Давай перетащим рюкзаки назад, к станции, а то все тут какие-то психованные.
   Приехали мы сюда по старому железнодорожному северному тракту «Москва – Воркута». Год вынашивали идею о походе на дальние рубежи северных гор, начитались материалов о красоте, необычности Приполярного Урала, спортивной ценности прохождения здешних гор.
   Команда, получившая опыт Карпат, альплагерей, – была, чего еще – поехали. В основном все студенты – медики да политехники. Один я, уже постарше работал и учился на вечернем в институте. Подходят ребята: Миша Степаненко – он руководит, Лариса Павловская, Валя Высоцкая, Женя Прокопчук – они исследовали местный магазин. Рассказываю им про бабулю. Народ, естественно, улыбается да подтрунивает.
   – Чего ржете, вам бы вила к груди…
   А вон, кстати, и бабуля. Смех прекратился, все посмотрели в сторону бабки, которая действительно шла в нашу сторону.
   – Ходите сюда, чего уставились? – говорит бабка, а сама приседает на доски, лежавшие на пригорке возле станции. В руках у нее полотняный узел.
   – А вы чего с ними шатаетесь? – строго вопросила Ларису и Валю, – девушек в нашей группе.
   – Да туристы мы, бабушка, вот в горы пойдем.
   – В горы… Чего делать в тех горах-то будете?.. Садитесь поешьте, голодные, небось. Магазин, видать, не скоро откроется. Надька, продавщица, больно пьяная с вечера была.
   Бабушка развернула узел. Там картошка варенная, пару кусков рыбы копченой, хлеб.
   – Спасибо, бабушка, – говорим.
   – Наверное, из блатных бабуля, – говорит тихонько Мишка, – жаргонит сильно.
   – Земляки вы мне, – говорит она.
   – С Украины я, из под Ивано-Франковска. Как там у вас?
   Кто как мог порассказал о нашей жизни. Взгрустнула бабушка, даже всплакнула, но сдержанно. В ней чувствовалась сила, жизненная закалка.
   – В сорок шестом меня с сестрой и мужем выслали в эти края. Намыкались по завязку. Нет уж никого. Померли. Одна я теперь здесь.
   – Так чего ж не возвращаетесь, бабушка, – спросила Лариса, – чего вам тут одной?
   Строгие, рельефные линии на лице бабули не дрогнули, но стали какими-то мрачными.
   – Тут буду. Привыкла уже.
   «Немногословная она», – подумалось. А еще чувствовалось, что сильная жизненная печать была наложена советской властью на бабушку– переселенку, а может, и арестантку из Ивано– Франковщины. Не допустила она, чтобы к ней в душу полезли.
   – Будете дорогу спрашивать, с кривым Володькой – не разговаривайте, ходит он тут. Хитрый больно. Деньги требовать будет.
   – Да у нас карта, бабушка, – отвечаем.
   – Ну-ну, сказала, – пойду я…
//-- * * * --//
   По лицу и защитной одежде хлестали сырые ветки, в глаза лезли комары и паутина. Дождь и сырость. Горы на востоке закрыты облаками. Ноги давно и постоянно мокрые. В тайге мы шли в первый раз. Тропа иногда просматривалась, иногда терялась на осыпях и каменных сбросах отрогов уральского хребта. А мы уже неделю как продвигались к центральным горным массивам, где предстояло пройти ряд перевалов, а затем уйти назад, на запад по реке Кожим к той же железнодорожной нитке. Меньше внимания уже обращали на комаров, беспрерывно атакующих нас. Стоянки устраивали по возможности на открытой местности, чтобы продувалось ветром, который хоть как-то сносил кровососов. На реке пошел хариус – отличная рыба, которую ловили по вечерам на нехитрое приспособление «кораблик» и ели сырым или в приготовленной ухе. Вкусно. Прошли брошенный и заросший лагерь заключенных, отмеченный на карте как «командировка». По всей видимости, когда-то лесоповальный временный лагерь. В этих местах их много. Известна лагерями была, да и сейчас тоже, знаменитая трасса «Москва – Воркута».
   А в горах установилась хорошая погода. Удивительно красивы старые Уральские хребты. Нижняя тайга в поймах рек и ручьев с чистейшей водой переходит в редколесье в основном хвойных лиственничных пород. Затем кустарники кедрача и стланника взбираются на крупнокаменные склоны, переходящие в осыпи. Ближе к верхней части хребтов частоколами вздымаются скальные породы самых причудливых образований. На верхних горных «этажах» часто встречаются озера с темно-синим отливом воды, порой со снежниками, спускающимися к их поверхности и не успевшими растаять за лето. Участки кочковой тундры на высотах покрыты северными цветами и растениями, мхами, ягелем, который так любят местные стада оленей, и диких, и одомашненных, кочующих по приполярной гористой тундре.

Глава 3
Восхождение

   – Камень! – все внимание на Витюлю, который уже десять минут не может найти подходящую щель для металлического страховочного крюка, который бы обеспечил хоть какую-то относительную безопасность висящей на уступах троице, связанной страховочной веревкой.
   Чищу полку для рук. Вываливаю очередной «живой» уламок, который с грохотом устремляется в бездну.
   – Камень! – кричу.
   Это ничего, что он никого не заденет. Положено кричать и предупреждать. Все должны знать, что происходит на горе. Таковы правила.
   – Все сыплется вокруг! Все живое. Можем все слететь! – кричит Витя.
   Мы с Мишкой переглянулись. Он висит метров в семи немного выше. Веревку по причине отсутствия точек крепления крючьев мы закладывали за каменные углы и таким образом подстраховывали друг друга. Теперь надежные места закончились. На скале тишина. Даже легкий ветер поутих.
   – Ну, че, будем развязываться? – сказал Мишка то ли утвердительно, то ли вопросительно.
   – Развязываемся, – ответил Витя, – если кто слетит, то хоть один труп вместо трех.
   – Умеешь ты взбодрить, – отвечаю, выщелкивая веревку с карабина. – Принимай.
   Веревка вьющейся змейкой уползла за мокрые уступы скальных блоков. Это обстоятельство мгновенно вжало тело в породу горы. Далеко внизу, за осыпями старых гор, до горизонта, зеленела азиатская тайга восточных склонов Приполярного Уральского хребта.
   – Однако жутковато… Острое желание оказаться в безопасном месте, пусть не комфортном, но в устойчивом положении, пронизывало тело. В ногах чувствовались мелкие вибрации.
   – Давайте медленно и аккуратно вниз по косым уступам к перемычке, – голос Мишки из-за уступа.
   Тоже напряженный и тревожный.
   По нескольку раз обласкивая каждый выступ каменных образований, вычищая щели и пробуя на прочность уступчики, передвигаюсь вдоль стены к спасительной перемычке между горой Народа и пика Янченко, к которому и совершаем наш траверс.
   От Витюли, – находящемуся выше нас, впереди, то и дело слышится «мать-перемать», вместе с другими комментариями, перемежованными грохотом падающих камней, которые он намеренно сбрасывает, расчищая путь.
   «Ну, влипли… – думаю. – Черт нас дернул сократить путь траверса на северную перемычку между вершинами. – Думали, что так короче. Как бы не так…».
   – Ну, что, альпинисты, не расслабляйтесь, – говорю, нет, кричу дрожащим голосом, – больше для самоуспокоения.
   Жутковато без страховки. Этот факт ощущается в каждой клеточке тела.
   – Упремся – прорвемся! – кричит в ответ Витюля. – Я на хорошей полке! Держите немного вверх – ниже скалы мокрые со льдом.
   Действительно, дальше, в темном заглублении мокрых скал, – языки грязного льда.
   – Там я ступеньку во льду вырубил, так по ней переходите на угол скалы.
   – Да, да, да…
   «Да, да, да…» – пульсирует в голове, а руки и ноги нервно перебирают уступчики и ямочки горы для обретения хоть какой-то устойчивости.
   «Три точки постоянной опоры… Это правило. На скале ты должен постоянно иметь три точки опоры, – контролирует мысль действия, – так, осторожно, гора шевелится, черт… Дальше, дальше…».
   Мишка опасно уже над головой.
   – Подожди, я пройду, – говорит, тоже перебирая мокрые камни.
   Жду. За перегибом скалы, выйдя из темного мокрого угла, в глаза ударило заходящее солнце. Как ни странно, становится спокойней. До перемычки метров шестьдесят-семьдесят.
   – Сложно пока еще, мужики, – говорит Витя, находящийся уже в прямой видимости.
   На фоне заходящего солнца он как прилипшая к скале фигура ангела со смотанной веревкой на плече и оранжевой каской – нимбом на голове.
   – Слушай, мы в альплагере так не упирались, – высказывает Мишка Витюле, – а тут…
   – Нашли себе забаву. Слышь, посмотри в камни, нет ли какой – никакой трещины надежной? Может, страховку организуем?
   – Есть!
   Он находит, наконец, более-менее надежную щель, куда вгоняет скальный крюк. Связываемся.
   Мишка страхует Витюлю, который почти уже вышел на перемычку, потом я страхую Мишку, и в несколько приемов добираемся к выположенному участку.
   – Фу-у-у!.. Посмотрев друг на друга, молча закуриваем.
   – Красота, – говорю.
   – Да-а, – подтверждают.
   Молчим.
   К вершине пика Янченко осталось метров восемьсот подъема по несложному гребню. Спуск просматривается тоже почти весь – вниз по западному склону по камням да осыпям в ущелье, к ручью. Затем в долину, где мы оставили палатку и снаряжение.
   – Ну, что, время. Давай на вершину. День кончается.
   Мишка встал, подхватил ледоруб и зашагал вверх. Пошли и мы. Сейчас пять вечера. Вышли мы на восхождение и траверс вершин в десять утра. Напахались уже – будь здоров. Но особой усталости не чувствуется.
   Вечер хороший, теплый. Хоть тут повезло. Но сегодня он будет длинным, как это бывает на восхождениях. Гуськом идем вверх по курумнику. Так называют на Приполярье крупные валуны разрушающихся горных массивов. Подъем идет быстро. Молча и сосредоточенно работаем. Ноги и руки автоматом находят опору, продвигая тело вверх, к вершине. Вот и она. Видим тур – деревянную треногу, приваленную камнями. Находим записку предшественников.
   – Так… Кто тут был?
   Студенты-восходители Свердловского госуниверситета. Состав группы… так… погода, время, пожелания удачи последователям, то есть нам, получается. Это хорошо. Это приятно.
   Мишка садится, пишет нашу записку, помещает ее в стреляную гильзу, где хранилась записка свердловчан, заворачивает в полиэтиленовый мешочек и прячет в каменный тур.
   На горе было хорошо. Закурили. Великолепие горного ландшафта притягивало, завораживало, заставляло мысли уноситься вдаль, за горизонт бескрайнего ковра полярной тайги, размашисто простиравшейся по обе стороны Уральских гор.

Глава 4
Записка. Медвежья лапа

   Спускались с пика Янченко в лучах заходящего солнца. На юго-западе, на фоне темнеющего неба грациозно стоял массив горы Манарага, восхождение на которую было запланировано, как и траверс всех ее скалистых вершин – останцев.
   К палатке подходили уже в темноте. Осмотрелись. Вроде бы все на месте.
   – Тут что-то есть! – Витюля держал в руке бумажку.
   – Вот, записку на палатке оставили.
   – Что там? – подхожу к нему.
   – Читаю: «Стоим в трехстах метрах выше по оленьему ручью. Есть свежая уха. Подходите, пообщаемся. Группа из Москвы. Дата, время».
   Переглянулись.
   – Ну что? Уха – это хорошо, – говорит Мишка, – сбегаем?
   Конечно, мы дико устали. Конечно, мы голодные, с мокрыми ногами после бродов мелких ручьев. Но нужно было разводить костер или примус, что-то варить, но – это время. А тут всего-то триста метров. Не сговариваясь, бросаем веревки, ледорубы – и вверх в темноту. Через двадцать минут ходу должна уже быть стоянка. Но ее нет. Решили дальше пройти, может где-то выше стоят москвичи. Еще двадцать минут ходу. Нет ничего.
   – Вот, идрить… – Витюля чертыхнулся, – чего же они писали!?
   Но запах ухи уже прочно сидел в подсознании.
   – Давай еще минут двадцать, – решили.
   Дали. Ни людей, ни костра, ни ухи…
   Возвращались с усталым юмором, в непроглядной темноте – тут бы еще свою палатку отыскать. Не в состоянии приготовить ужин, съели по куску колбасы с сухарем, откомментировали друг другу москвичей с ихней ухой да и завалились ко сну.
   А утро было прекрасным – прохладным и солнечным. Значит, и день будет хорошим. Нижняя долина межгорья устлана белым туманом, горные хребты вокруг переливались разноцветными ликами. Зеленое покрытие отрогов гор уже было с желто-рыжими пятнами. Утреннюю тишину ранней осени Приполярья нарушало только монотонное журчание ручья за палаткой.
   Неспешно приготовили завтрак – гречку, заправленную сальцом, с зажарочкой, которую Витюля сам лично готовил – не доверял. Неспешно поели. Хорошо.
   Солнышко пригревало. Мокрая от конденсата палатка – альпинистская «серебрянка», – быстро высыхала. Медленно, со вкусом, попиваем чаек. Крепкий, настоянный, с сахаром. Сахару – побольше. Глюкоза требуется для работы. Мы не очень сегодня спешим. Сегодня подойдем только повыше, к седловидной перемычке горы Манараги, откуда завтра поутру и сделаем восхождение.
//-- * * * --//
   «Медвежья лапа» еще дремала в предрассветных клочьях утреннего тумана, а мы уже подходили к ее скальным нагромождениям, то и дело задирая головы вверх и прикидывая возможные пути подъема. Манарага – на языке коми и есть та самая медвежья лапа. Широкая, взлохмаченная, как бы особняком посаженная на горный хребет. А на верху горы – ее когти: пять заостренных, выветренных скальных нагромождения– вершин, которые, словно расческа, взъерошивают низко проносящиеся над ними облака. Очень экзотическая и красивая гора – украшение центральной части Приполярного Урала. Поднимаемся по крупным скальным нагромождениям на наивысший палец – останец. Вверх, вверх – передых. И опять вверх. Наверху у тура отдыхаем, меняем записку. Как и ожидалось – погода прекрасная. Видимость – что называется миллион на миллион. Вся неповторимая красота природного образования Урала перед нашими глазами. Горы, тундра, тайга, блеск речных нитей, пики старых вершин древних гор, которые условно, но разделяют Европу от Азии естественным барьером с севера на юг. По горизонту – бескрайний зеленый настил тайги. Передохнув, организуем спуск, а затем подъем на соседние пальцы – вершины. Тут уж и без страховки не обойтись. Используем веревку со страховкой за уступы скал. Которых предостаточно.
   – На страховке!
   – Пошел!
   – Я вышел, страхую! – короткие отрывистые команды подаем друг другу.
   Без них нельзя. Безопасность.
   На одном из пальцев перекусываем приготовленными бутербродами, съедаем плитку шоколада. Полезно. Попиваем водичку. Прямо перед нами, к востоку – хребет Неприступный, куда нам предстоит подняться. Впечатляет своими крутыми западными сбросами. Но это потом. А сейчас мы на Манараге, и нам хорошо.

Глава 5
Год назад. Продолжение. Дождливые прелести. Вездеходный бросок

   За перевалом, ведущим на запад, в горную тундру, нас накрыли дожди. Накрыли основательно. Все мокрые насквозь. В семидесятые годы не было еще легкого снаряжения из искусственных тканей, которое и от ветра защищает, и от влаги, а с легким наполнителем – служит хорошим изолятором от холода.
   В основном применялись прочные брезентовые ткани различной толщины как для одежды, так и для другого походного снаряжения. Когда льет неделю – промокает все. Главное – сохранить сухими спальники. Но и это удавалось не всем. Влага проникала повсюду. Чем ниже спускались с гор, тем мощнее становились потоки ручьев и речушек, которые приходилось бродить где по колено, а где и по пояс. В холодной северной водичке.
   Заметили в тундре верхушки яранг. Под пологими отрогами паслось стадо оленей. Вскоре залаяли собаки, учуяв сторонних в своей охранной зоне. На выпасе стояла бригада оленеводов – коми. Повезло нам. Посмотрели они на наше «мокрое» состояние, пригласили в ярангу. Просторную, с очагом посредине, на котором постоянно что то варилось. С превеликим удовольствием обсушились, пообщались. Ночевали в палатках, но рядом с ярангами, где вкусно поели оленинки и горячего чайку попили.
   А на утро опять в дождь. Постепенно тундра сменялась на редколесье из тонких лиственниц и елей, а затем и таежной полосой вдоль долины реки Кожим.
   Дождь, дождь, дождь…
   Общая усталость, усугублявшаяся постоянным промокшим состоянием, угнетала. Мы с опаской подходили к левому крупному притоку реки Кожим – Лимбекою. Из-за дождей реки «вспухли». Как и ожидалось, приток ревел своей мощью.
   Пошли смотреть, где переправиться. Ни выше, ни вниз по реке подходящих мест не было. Идем вверх по течению. В километрах двух – обнаружили разлив с отмелями. Только под другим берегом чувствовалось, что будет глубина.
   Решили бродить. Встали в «стенку», где самый крепкий – а это был Дима Едемский – стоял выше по течению и принимал на себя основной напор воды. Его подпирали остальные, крепко сцепив руки на лямках рюкзаков. Медленно бредем, подыскивая места, где помельче. Полреки прошли. Напор воды усиливался. Брели уже по пояс.
   – Держать! – кричали одни.
   – Держать! – кричали другие для поддержки духа.
   Ледяная вода обжигала тело и парализовала ноги. Ее уровень опасно доходил до груди.
   До берега оставалось метров пятнадцать. Мы на грани сноса в поток. Есть опасность, что когда стенку разорвет напором – разнесет нас по реке как щепки, с возможными последствиями.
   – В круг! Нужно становиться в круг! – заорал Миша Степаненко.
   «Круг» – это такой способ движения в воде при переправе вброд. Это когда все становятся в круг, сцепив руки на плечах друг у друга, что препятствует разрыву группы. Снесет – но не разорвет, – будет возможность зацепиться за какую-нибудь отмель. Так мы и поступили. Бродили дальше, медленно вращаясь в кругу и нащупывая ногами камни на дне, для фиксации устойчивости.
   Нас подхватил поток метров за пять от берега. Понесло.
   – Держать! – кричали.
   Снесло к крупным камням, что находились метрах в десяти ниже по течению. Но уже твердо чувствовалось дно. А вскоре и вовсе выбрались на берег. Синие и оцепеневшие, хорошо выкупавшиеся, желали одного – согреться. А где? А как?
   Не задубеть окончательно можно было одним способом – быстрым ходом, хоть немного разогнав кровь по телах. Кто-то предложил заложить в организм по куску сала.
   Сало – это энергия. Съев, вернее затолкав сало в рот, быстро двинулись дальше.
   И, о чудо! Через метров сто – сколоченный из бревен балок. К нему! В балке стояла железная печка. Главное – переодеться. Поменять мокрую одежду на полумокрую, находящуюся в рюкзаках. Не так просто это сделать… Руки были парализованы холодом. С большим трудом попереодевались, разожгли печку. Было выделено по две(!) пробки спирту на человека, который слегка, но оперативно, оттаял внутренности. Постепенно холод ушел.
   К вечеру услышали рев моторов. Выбежали из балка посмотреть. Вброд через реку рвались два вездехода – гусеничных тягача. Взревев моторами, они бесстрашно вошли в воду и, со сносом по реке, шли к берегу. Казалось, что вот-вот их захлеснут волны бушующей реки. Но, чувствовалось, что водители опытные – бывали в таких переделках. И они вырвали машины с воды. Подошли к балкам.
   – Кто такие? – спросил уже не очень молодой мужчина, спрыгнув на землю с высокого вездехода.
   – Туристы мы, с Украины, – отвечаем. Выходим с маршрута вот. Сушимся после переправы.
   – Вы что, вброд шли? Опасно же! – спросил.
   – Ничего, прошли. Теперь вот жопы отогреваем.
   Все засмеялись. Тягачи шли на Кожим с прииска «Желанный», что находился в центральном районе Приполярного Урала. Вез рабочих. Кого в отпуск, кого домой после вахты. Кузова вездеходов были забиты грузом и людьми. Внутреннее желание покончить с водяной напастью подталкивало спросить: как насчет подвезти? Но здравый смысл вызывал сомнения, когда мы увидели загрузку вездеходов. Немного передохнув и перекурив с нами, водители предложили: «Ну, что, втиснетесь?» Мы посмотрели на старшего. Тот потер носа, подошел к одному из тягачей. Спросил сидящих в нем: «Что скажете?»
   – Не бросать же их в тайге, – ответили. – Пусть грузятся.
   Мигом собрав пожитки, с большим трудом, но расположились в двух вездеходах. Двинулись. Машины пути не искали. Шли – где напрямую по редколесью, ломая лиственницы и ели, где по тракту, который знали опытные водители. Начались топи. Гусеницы с натугой мололи кустарник с болотом. Стояла ночь. В кузове трясло неимоверно. Тела людей амортизировали тряску. Фары вездеходов метались по тайге и небу, по-прежнему источающему на землю потоки воды.
   Вдруг передний вездеход крутанулся на месте и застыл.
   – Порвало трак! – слышим снаружи.
   – Чем помочь? – спрашиваем мы.
   – Чем тут поможешь, – отвечает водитель, – а впрочем, разожгите-ка костер.
   Сказано – сделано. Нашли рядом место посуше, насобирали полумокрого сухостоя, облили его солярой с тягача и подожгли. К костру подошли люди. Среди них несколько женщин, работавших на прииске. Тени собравшихся возле костра бросало на ели, шумевшие от мокрого ветра. Возле пострадавшего вездехода, в грязи, меняли вырванный палец трака. Стук ударов кувалды эхом относило в тайгу. Молодой парень из попутчиков включил маленький транзисторный приемник. Стук прекратился. Видимо, дело пошло на поправку. Парень нашел станцию на чистой волне. В тайге зазвучал детский хор. Пели «Беловежскую пущу»:

     Неприметной тропой пробираюсь к ручью,
     Где трава высока, там, где заросли гуще.
     Как олени с колен, пью святую твою
     Родниковую правду, Беловежская пуща…

   Мелодичные детские голоса необычно звучали здесь, в глуши Приполярья. Трещали мокрые дрова костра. Каждый грезил о чем-то своем. У женщин с прииска по щекам текли слезы…

Глава 6
Неприступный хребет. Красная рыба

   Уже около шести часов продираемся сквозь заросшие стлаником верхние участки тайги с перспективой выйти осыпным участкам западных цирков хребта с грозным названием Неприступный. Погода закончилась. Но мы не жалуемся. Все-таки дня три-четыре мы наслаждались солнцем. Причем именно тогда, когда оно было очень нужно. Наконец вышли с зоны леса на осыпные участки. Гулял ветер. Серые тяжелые облака закрыли перевалы хребта. Моросил дождь. В полиэтиленовых накидках брели вверх по склонах в предполагаемом направлении перевала. Вскоре ветер уже свистел. Проносились мокрые снежные заряды.
   – Давайте поищем укрытие и переждем, – говорю, – не видно, куда идти.
   – Давай вон к тому скальному навесику, – говорит Мишка и уходит в сторону скальных выступов.
   Сидим на рюкзаках, накрывшись пленкой, перекуриваем. Через час мокрый снег утих, лишь ветер посвистывал в каменных нагромождениях.
   – Поднимемся выше? Может, к завтрашнему дню все и уляжется, – сказал Миша.
   – Чего же ждать, двинемся вверх, а там посмотрим, – отвечаю, и принимаемся прятать под клапаны рюкзаков полиэтилен.
   По мокрой заснеженной осыпи пошли вверх, огибая скальный отрог, к довольно внушительному каменному цирку. С набором высоты ветер усиливался. Вершины горного хребта были по-прежнему закрыты плотными серо-белыми клубящимися облаками. Снова проносились мокро-снежные заряды.
   К вечеру, под свист ветра, вошли в просторный цирк. Снег с дождем забивал глаза. Нужно было где-то и как-то прятаться. По центру цирка возвышалась каменная морена – возвышение, под которым, более-менее выровняв площадку, устанавливаем на растяжках палатку. Главное, что мы подальше от стен, где периодически, слышим грохот осыпающейся скальной породы. Наветренную сторону палатки укрепили каменной стенкой. Все вещи вовнутрь.
   – Ну и задуло, так его… – Витюля со смаком высказался по поводу текущей погоды.
   Разложили вещи, как-то утряслись внутри. Нужно было готовить ужин. Я выполз из палатки, набил в котелок снега. Витюля уже разжег примус «Шмель» – надежный аппарат альпинистов и туристов. Его ровное шипение синего пламени создавало уют и тепло. Мишка рылся в рюкзаке, доставая продукты. Рисовый супчик, по куску колбаски, а потом и чайку горячего – чего еще надо для обретения сил и снятия усталости в горах? А ко всему этому по «наркомовской» – пробочке спирта от фляжки. Но не больше. Больше – вредит.
   Ночью палатку изрядно трясло ветром. Разгулялась непогода…
   Утром проснулись в тишине. Палатка укрыта толстой коркой льда. Высунули головы – вокруг «молоко». Горы в облаках, и мы в облаках. Ну, что ж делать. Приготавливаем и пьем чай. Ждем. Чтобы убить время – режемся в карты. В тысячу. Есть такая игра. Она длинная – ну и хорошо – время занимает. По ходу игры – треп о том да о сем. Весь день в атмосфере тишина. Ветра почти нет. Мы по-прежнему в плотном тумане облаков. После обеда стало ясно, что никто уже никуда не идет. Будем ждать до утра. Опять ждать…
   Ночью задуло. Хорошо задуло. Перед утром выходили укреплять палатку. Потом уже глаз не сомкнули.
   – Во, «скорый» пошел, – комментирует Витюля грохот обвала со стен горы.
   – А это – «местного значения», – подражая ему, говорю, ассоциируя каменную лавину с шумом проходящего поезда.
   – Не раздует – надо спускаться к лесу, – раздумывает Мишка над ситуацией.
   Когда отступила ночь, стало ясно, что изменений к лучшему не предвидится. Собрали пожитки, свернули палатку и двинулись вниз. Перед обедом стали видны участки леса – а там дрова, затишье, где пережидать непогоду куда приятней, чем в насквозь продуваемом горном цирке. Появился кустарник, зажурчал ручей, температура воздуха заметно выросла. Было уже плюс десять. Осторожно спускаемся вдоль ручья – склоны еще довольно крутые, – добираемся до пересечения с более мощным ручьем. А тут уже лес. Вдоль каскадов небольших водопадов теряем высоту. Уже и пение птиц слышно.
   Возле лоханки небольшого озерца, образовавшегося на одном из водяных каскадов, становимся на привал. Тут и ели повыше, и березки – правда, тонкие и крученные – шумят пожелтевшей листвой. На высоте осень в разгаре. Иду набрать воды. Смотрю – в глубине озерца с десяток рыбин стоят. Бегом назад. Роюсь в рюкзаке, вытаскиваю спиннинг, цепляю маленькую блесну.
   – Да какая тут рыба, – говорит Мишка, водопад на водопаде.
   – Ничего, ничего, попробую, – отвечаю, не говорю, что она уже здесь, и нужно только достать.
   Осторожно ложусь на каменный уступ, вода – метра на полтора ниже, – веду блесну поближе к стайке. Рывок, тяну и выуживаю крупную жирную семгу. Она трепыхается, бьет об камни своим темно-золотистым тельцем. Иду показываю.
   – Ух, ты! – восклицают. – Это же семга!
   – А в ней икра!
   – Давай, старик, пробуй еще, – заговорил Витюля с азартом, – кушать хочется!
   – Пошли вместе, – говорят.
   – Нет, вместе не нужно. Распугаем. Ты, Мишка, бери нож и тихонько со мной. Ты, Витя, готовь костер, – думаю, что уха будет.
   Снова забираюсь на уступ, бросаю блесну. Рывок – сорвалась! Ничего, стайка стоит на месте. Еще пробую – есть! И еще! Мишка собирает трепыхающуюся рыбу, оглушает ее ударом в голову тяжелым немецким штыком и укладывает на камни. Насобирав партию, несет Витюле на импровизированный камбуз. Голод – не тетка. По причине оскудения продуктов в наших рюкзаках ходим в режиме строгой экономии. А тут такая роскошь!
   Витюля по-деловому кипятит воду, разделывает рыбу.
   – Так, – говорит, – икорочку – сюда, в котелочек, – а сам аккуратно вынимает из тушки красные гроздья икры, – головы на ушицу, а филейки засолим – малосолочку забацаем.
   Я подошел, бросил еще пару рыбин, стал наблюдать за Витюлиными действиями.
   – Чего рот разинул! – прикрикивал он по-деловому.
   – Иди рыбу лови!
   – Деловой! – Мишка ржет, – пошли, старик, опять на добычу.
   К вечеру наловили штук сорок-пятьдесят и больших и малых. Естественно, поставили палатку. Куда же от такого добра идти. Возле костра сооружаю решетку для копчения. На ней раскладываю рыбу, что поменьше, и на сырых ветках ее прикапчиваю. Вкусно!
   Одной икры два котелка получилось. Царствуем!
   Несмотря на занимательную суету, поглядываем в сторону горного хребта. Но там по-прежнему – мрак. Все забито облаками.
   Вечером, уже не спеша, – первый голодный спазм был удовлетворен, – разбираемся с икрой и копченой рыбкой. Которую помельче и посуше – возьмем с собой. За сытой беседой всё удивляемся, как же семге удалось добраться в такую высь, преодолевая двух– и трехметровые водопады? Невероятно. Спать легли со счастливыми желудками.
   Наутро пошли с Мишкой в небольшую разведку, чтобы точнее определиться по погоде и ситуации вообще. Наверху все по-прежнему.
   – Мы уже на сутки отстаем от графика, – посмотрел на меня Мишка.
   – Ну, что остается, – ждем до вечера, если погода не улучшится, уходим на Косью, иначе не уложимся в контрольные сроки, а это чревато, – говорю.
   Дело в том, что для каждого маршрута устанавливаются контрольные сроки его прохождения. Об этом сообщается телеграммой в ближайшую от данного района контрольно-спасательную службу. Не пришла телеграмма об окончании маршрута в срок – начинаются поиски. В нашем случае, мы на контроле у спасслужбы города Печора. И об окончании, в оговоренный в маршрутной книжке срок, обязаны дать телеграмму. Это закон.
   – Да, ждем утра. Погоды нет – валим вниз, резюмировал Мишка.
   Возвращаемся в наш лагерь. Витюля уже навострил чайку. После вчерашней пирушки кушать не очень хотелось. Пошел со спиннингом к ручью. На удивление, в лоханке-озерце – ни одной рыбки. Пошлепал спиннингом по воде для порядку, да и ушел.
   – Что, где рыба?
   – Кончилась рыба, отвечаю, – наверное, подошла вчера залетная стая, да и сошла вниз, – которая цела осталась.
   – Жаль, – говорит Витюля, – еще бы побольше с собой да запастись. День закончился. Здесь было уютно. Горел костер, мы были сыты. Только угнетало сидение на месте и ожидание неизвестно чего.
   Утром стало ясно, что нужно уходить вниз.
   Хребет «Неприступный» так и останется для нас неприступным.

Глава 7
Вниз. Ночь в таежной избе

   Километр за километром нашагиваем по тропе, набитой вдоль реки Косью. Мокрые ветки хлещут по накидкам – кускам полиэтилена, завернутым таким образом, чтобы накрывало голову и рюкзак. Монотонная ходьба прерывается более динамичными гимнастическими упражнениями на скальных выходах, где нужно концентрироваться, чтоб не слинять в какую-нибудь расщелину или ручей.
   Уже второй день двигаемся вниз по мокрой таежной действительности. На перекусах ставим палатку, чтобы хоть на часок не принимать на голову потоки воды. На примусе готовим чай из прутьев дикой малины, смородины и еще каких-то кустов. Натуральный давно закончился, как и продукты. Да и бензину осталось грамм двести. Обычно только к вечеру на стоянке разжигаем костер, подыскивая в зарослях более-менее сухие ветки. Днем некогда этим заниматься. Немного согрелись, горячего попили – и на тропу.
   – Сегодня вечером сделаю расстегай, – объявляет Витюля, прерывая монотонное чавканье ног о почву.
   – Блюдо такое, – добавляет он как бы для нас, приторможенных.
   – Из чего же ты его сделаешь, уважаемый? – спрашиваю.
   – У меня крошки остались от сухарей. Со стакан будет. И яичный порошок имеется.
   – Попируем, запасливый ты наш, – отвечает Мишка.
   – Эх, сигареткой бы еще разжиться!
   Идем… Каждый опять погружается в свои личные мысли.
   А вообще-то, лучше идти без мыслей. На автомате. Мысленно включаешь автопилот для коррекции своего движения – и пилишь, и пилишь… Так время идет быстрей. Когда шагаешь, как бы осознанно, – устаешь и от мыслей, и оттого, что плечо зудит от рюкзачных лямок, нога ноет от вчерашнего вывиха. Нет, на автомате лучше. Если честно, то уже хочется поскорей выбраться из зарослей Урала.
   Вечером, действительно, Витюля начинает шаманить возле котелка. Покрикивает на нас: дай ему то, подай ему это. Замешивает сухари на яичном порошке, приправляет все это остатками соли и сахара. В крышке котелка печет какое-то подобие коржа.
   Мы с Мишкой заинтересованно наблюдаем за Витюлиными действиями и периодически отпускаем едкие замечания. Прутиком попробовав то, что пеклось, Витюля торжественно изрек: «Готово».
   Все честно делится на троих. Пробуем.
   – Божественно! – смакует продукт Мишка, – тебе бы в «Метрополе» подавать, – говорит.
   – Да-а, повторяю, – или в буфете на вокзале.
   Ржем…
   – А че!? – йо-тить! – Витюля любил вворачивать в пространство разные хитрые словечки. – Голодные бы тут сидели и портянки обсасывали, щелкали бы зубами, как волки. Вон как уплетаете!
   Конечно, данный продукт, при наличии «ничего» был чудом кулинарии.
   Дождь по-прежнему монотонно стучал по палатке. А у нас – относительный уют, да и желудки успокоены.
   – Давай «сытую», – говорит Витюля Мишке, протягивая гитару.
   Поем «сытую» песню:

     Прощайте все вокзалы, поезда
     Уходят в дальние края-а
     Прощай, проща-ай…

   Почему «сытая»? Кто знает? Так назвали. Наверное, когда пели ее когда-то на сытый желудок. А потом грустную, под настроение:

     Нахожу на дорогах подковы,
     Заполняю собой города,
     Человек из меня толковый,
     Не получится никогда…

   Перепели часть репертуара.
   – Концерт закончен! – кричит Витюля из палатки в тайгу. – Всем спать! Медведи и волки могут жить спокойно!
   Смеемся.
//-- * * * --//
   Утром – опять на мокрую тропу.
   – Через двадцать километров изба Мезенцева, – объявляет Мишка, тыкая пальцем в карту.
   – Да, где-то так, – тоже смотрю.
   – Даже ближе – километров пятнадцать осталось. Мы сейчас вот в этом распадке, – показываю.
   – Хоть обсушимся, а то, может, и еда какая, – Витюля мечтательно повел носом.
   Идем. Но темп заметно возрос. Изба манила. Надоели уже горы и лес.
   – Ну, что? Идем – пока не дойдем? – говорит Мишка на очередном привале, – все равно жрать уже нечего.
   – А что, есть варианты? – отвечаем, – вперед.
   К часам пяти вечера выходим к слиянию левого притока Вангыра с Косью. Перед нами поляна с прореженным лесом, видны постройки – большая изба на небольшой возвышенности да еще небольшая избушка рядом, чуть в стороне поляны. Неподалеку устроенный на сухих деревьях лабаз – место хранения продуктов и прочего, чтоб зверье не достало. Возле изб – кострище и добротный стол из толстых досок. От берега в воду положен трап из жердей. Пришли. Сбрасываем рюкзаки. Идем к избе, той, что побольше. В рубленой из бревен избе никого. Вдоль стен устроены дощатые лавы, под окном – стол. В углу – прикопченый образ Николая Угодника с лампадой. Посреди избы – железная печь. На столе заметили замусоленную общую тетрадь в темной клеенчатой обложке. В ней находим записи туристов, которые побывали в этих местах. С интересом читаем. Мишка толкает меня в бок и прикладывает палец к губам. Кивает назад – смотри, мол. Оборачиваюсь. Возле печки тихонько сидит на корточках Витюля, обчищает шкурки зеленых огурцов и пробует их на зуб. Заметил наше внимание:
   – Чего смотрите? Вкусно, между прочим, – смущенно отзывается.
   Ржем. Он тоже.
   На реке слышен звук мотора. Выбегаем к берегу. Большая черная смоленая лодка причаливает к берегу. На ней мужик лет шестидесяти пяти – семидесяти. В косоворотке, брезентовой куртке– дождевике, резиновых сапогах и с разлогой бородой седовато-пепельного цвета. Здороваемся. Рассказываем, кто мы и откуда.
   – Мезенцев Иван Федорович, – представляется он.
   – Помогите-ко, мне ребятки, лодку дернуть.
   Взялись за борта – ни в какую! Тяжелая она.
   – Погодьте, погодьте, ребятки, – я сам. Тут сноровка нужна.
   Подошел, приподнял нос и с легкостью выдернул ее из воды на полкорпуса.
   Ну и ну, только с удивлением и посмотрели.
   – Смотри, какие у него руки, – тихо говорит мне Витюля. Действительно, ручищи, а не руки, доходили до колен. Мы многозначительно переглянулись. Силен Иван Федорович!
   – Идите, ребятки, в избу да разжигайте печку, а я рыбки поднесу, – взяв на плечи весла, сказал Мезенцев и направился к маленькой избушке.
   Минут через пятнадцать печка горела. В избе распространялся теплый дух. Мы переоделись, а мокрое развесили на улице для просушки. Дождь, как ни странно прекратился. Иван Федорович принес несколько засоленных увесистых хариусов да пару кусков копченой семги. Заложили в котел рыбу на уху, остальное порезали для потребления в сыром виде. Хозяин и хлеба принес, да икорки семужьей на тарелочке. Живем!
   За обедом Мезенцеву все было интересно. Расспрашивал да расспрашивал. С каких мест мы, как оно у нас, на Украине. Все ему было интересно.
   – Из староверов мы, – говорил, окая, Иван Федорович в ответ на наш вопрос, откуда родом.
   – С Урала. А в здешних местах уж лет тридцать.
   – Семья? Есть семья. Жена в Сыктывкаре. А мне, охотнику, чего в поселках делать?
   – В тайге я привык. Несколько раз в году хожу к ним через перевал. А так, вот дом мой, – повел он рукой, как бы по округе.
   – Продукты, охотничье снаряжение в Косью беру. На лодке туда часов пять ходу. А зимой – по зимничку, да на лыжах.
   – И женщина у меня там есть. Ох и хоро-ошая женщина, – он задорно нам подмигнул.
   Смеемся, шутим. Хорошо сидим! А главное – с аппетитом.
   Показал нам свое хозяйство. Рыбу прямо тут, в реке, и ловит для пропитания, в лабазе шкурки добытые хранит, здает на промбазу – с того и живет.
   – А лет-то сколько вам, Иван Федорович? – спрашиваем.
   – Да годков уж семьдесят пять будет. Точно и не упоминаю.
   Да-а, здоровый мужик в свои годы. Зауважали.
   Уже в темноте – на реке стучит мотор.
   – Это Пашка Стародворский, тутошний начальник рыбинспекции, обещал бензину мне подкинуть, – объяснил Мезенцев.
   Встретили. Помогли занести груз в избу. Познакомились. Краснощекий, высокий, что называется косая сажень в плечах, крупного телосложения мужик сразу заполнил пространство избы.
   – Гоняю браконьеров, – говорит, – развелось их на реке. Семга на нерест пошла. А вы не видели моторок выше?
   – Нет, не было, – отвечаем.
   – Да, сейчас у меня время такое, что не очень и поспишь, как говориться.
   Выставил на стол бутылку водки «Столичной».
   – Ну, что, ребята, выпьем за встречу.
   – Угощайтесь и нашим, – Мишка выставил на стол полфляги спирту, который, как неприкосновенный запас, несли с собой до конца маршрута. Мало ли что.
   Рыбинспектор жест оценил. Разлили.
   – Ну, выпьем, – повторил он, – завтра на Косью пойдем, вас забросим.
   Иван Федорович выпил с нами тоже, но немного. Поблагодарил за компанию и ушел спать к себе в малую избу. Рыбинспектор сидел с нами до ночи. Все рассказывал о своей жизни, да о жизни на реке. Спиртное было выпито. Любил он выпить с размахом, с удалью.
   Спать легли тут же, в избе, расстелив на полу спальники, а инспектор – на лаве. Видать, выпивка уже здорово подкосила его. Несколько раз за ночь он вскрикивал, срывался, загонял лодку в затон, крыл матом браконьеров, а потом, что-то бормоча и всхрапывая, долго ворочался, пока опять не забывался сном. «Веселая» была ночь.
//-- * * * --//
   Утром вместительная, крепко слаженная лодка с мотором резала клубящуюся испарениями воду Косью. Мы сидели и молчали, укутанные в штормовки от раннего морозного воздуха, и думали каждый о своем. Звук мотора пугал стаи рыб, поднимавшихся в верховья на свой извечный ритуал – нерест. Прибрежные лиственницы и ели с подмытыми корнями застыли над водой, предчувствуя холода. Дикий орешник с березками укладывали на землю последние пожелтевшие листья.
   Жизнь продолжалась…

Рассказы о северном туризме

Юго-западная Тува, Роберт Бернс и другие местные этюды

//-- 1 --//
   Витя ушел в армию, а Мишка добывать другие горы. Словом, разбрелись. На год. Как то немножко грустно получилось. Но горы ждут.
   1980 год. На границе с Монголией – интереснейший горный район – западные отроги Саян встречаются с восточным Алтаем и его, круто спускающимися к степям Монголии, южными склонами. Весна ушла на подготовку к походу. При планировании маршрутов в такие отдаленные от европейской части районы всегда возникают вопросы: как туда добраться и как оттуда выбраться. Тут уж со всей тщательностью приступаем к отработке транспортной цепочки. Расстояние и сроки – вещь серьезная. В нашем случае нужно лететь в Москву, оттуда в Новосибирск, а затем – в Кызыл. Потом ждать оказию местной авиации в горный поселок Бай-Тал. А уж там – договариваться о заброске в нужную нам точку на грузовике-вездеходе, лошадях, или что там еще может двигаться и перевозить грузы.
   Ну, вот, наконец, с основной авиацией справились. Мы в столице Тувы.
   В Кызыле, казалось, все прохожие – депутаты. Со значками на опрятных и не очень одеждах – депутат городского совета, депутат районного совета, депутат Верховного Совета. Прямо все князья! А так – все как обычно в крайних районах России: мужики водку (в нашем случае араку) пьют, а женщины и дети за стадами яков и лошадей присматривают. Где-то так, или почти так устроена жизнь в степной и горной здешней глубинке.
   Относительно быстро долетели на Ан-2 в горный поселок. За флягу спирта – и транспорт для заброски нашелся. Пока был спирт – ехали хорошо. Как закончился – водитель с напарником бунтовать начали – мол, тяжелая дорога, да и на обратный путь может бензину не хватить. Так что километров десять-пятнадцать не доехали. Но и на том спасибо.
   Мы на маршруте. Красота Тувинских гор переполняет. В долинах встречаются целые плантации эдельвейсов невероятной красоты. Огромные, мохнатые. На подходах к горам идем, стараясь их не затоптать.
   Вечером у костра читаю вслух Роберта Бернса. Купил томик в столичном аэропорту Кызыла. Вещь! Всем нравится:

     Скалистые горы, где спят облака,
     Где в юности ранней резвится река,
     Где в поисках корма сквозь вереск густой
     Птенцов перепелка ведет за собой.

     Милее мне склоны и трещины гор,
     Чем берег морской и зеленый простор,
     Милей оттого, что в горах у ручья
     Живет моя радость, забота моя.

//-- 2 --//
   Это было лето Олимпиады – 80 и лето смерти Владимира Высоцкого. Москву проскочили быстро, несмотря на многочисленные неудобства для транзитных пассажиров. Тем более с нашим-то грузом…
   В походном рационе питания – деликатесы. Одноразовые разноцветные пакетики топленого масла, джемов, шоколадок разных. Это Мила Галешко припасла нам с Москвы. Она обслуживала олимпиаду как инженер по электронике. Все в удобной расфасовке и очень вкусно. В группе – Саша Папка, моя правая рука по опыту. Олег Мережко – тоже со мной уже ходил и в Карпаты и на плато Путорана, что на Таймыре.
   Олег Мережко худой, но настырный парень. Тянет как все, хоть и нелегко ему, чувствуется. Рано утром курьез. Умываюсь у ручья. С палатки появляется Олег в одних трусах и становится мыться выше по ручью, как раз напротив солнца. Поздоровался. Я посмотрел в его сторону и обомлел: его худющую фигуру просвечивало солнце! Я перепугался. Внутренний голос: «дотянет ли он до конца маршрута?!». Перед выходом говорю кому-то из мужиков, чтобы забрали у него часть груза. Не возражали…
   Природные особенности юго-западного тувинского горного района поражали. Богатство красок альпийского рельефа, разнообразие растительного мира, чистота и мощь водных потоков – все здесь есть для полного эстетического удовлетворения любопытного глаза туриста. Перевалы, которые находились на высотах от 2400 до 3500 метров над уровнем моря, проходили динамично, с разнообразным, с точки зрения спортивного туризма, набором препятствий. Встречи с местным кочевым населением вносили в будни маршрута необычные и приятные ощущения, знания. И в юртах пожили, и ячьего молока попробовали. И кобылье пили. Не все, правда. Кому по вкусу. В благодатных долинах росли вековые кедры и сосны, в поймах рек находили пустынные песчаные дюны, в предгорьях – продирались по таежным зарослям. Снежные языки спускались из горных цирков к каменным осыпям, обросшим стлаником и редколесьем лиственниц. Невольно вспоминались рериховские сюжеты – почти фантастические, с невероятным разнообразием красок и таинственности.
   А вот и величественная Мунгун-Тайга – одиноко стоящий горный массив с разложистой вершиной, покрытой огромным полем снежной шапки. Высота 3976 метров над уровнем моря. Считается самой высокой вершиной Восточной Сибири. У ее подножия ставим лагерь. Рано утром идем на восхождение. Преодолевая большие поля каменных морен, затем осыпей, выходим на одно из северных ребер, по которому пролегает путь на снежное предвершинное поле. Дышится с трудом. Высота все-таки. А дальше путь по снежной шапке к вершинному туру – самой высокой точке горы. Вот и все. Тут холодно. Высотный ветер насквозь прошивает наши куртки и пуховки, поднимает снежные флаги, уносящиеся со свистом на крутые южные склоны. Отдохнули, и вниз, вниз, вниз. Туда где тепло и свободно дышится. Вечером в лагере костер, прекрасное настроение и, естественно, хороший и более плотный ужин в честь проделанной работы, с традиционным чтением стихов:

     За тех, кто далеко, мы пьем,
     За тех, кого нет за столом.
     А кто не желает свободе добра,
     Того не помянем добром.

//-- 3 --//
   Перевал, который вел на южные склоны хребта – к Монголии, был непростой, с фирновыми и ледниковыми полями, скальными сбросами. Поработали напряженно. В конце концов добрались к поселку Мугур – Аксы. На аэроплощадке, где садятся и взлетают Ан – 2 и вертолеты, нас встретил подвыпивший начальник «аэропорта». С пистолетом системы ТТ в руке. Глаз у него был подбит. Представился – Толик.
   – Чего, – спрашиваю, – с оружием?
   – Задолбали местные! Сутки уже пьяные ломают двери, борт на Кызыл требуют. Пиво пить. Грозятся убить, ежели не дам борт. А где я им его возьму? Погода вон нелетная…
   Жена у Толика тувинка. Интересная и общительная женщина. После того, как на свет была вытянутая фляга неприкосновенного запаса спирта, всю ночь пела нам тувинские песни. Прикольно.
   Надо сказать, что с большими трудностями мы добрались до Кызыла. Другого пути уехать отсюда, кроме как «кукурузником», – нету.
   Тут технология авиаперелетов такая: «Аннушка» взлетает, пол часа набирает высоту около трех с половиной тысяч метров, проходит перевальную седловину и пол часа спускается по другую сторону – к поселку Ак-Довурак, а затем и к Кызылу.
   Три дня мы ждали погоду. Наконец прорвался через перевал санрейс Ан-2. С большим трудом втиснули нас в «кукурузник» – и в небо.
   Внизу проплывали грандиозно красивые хребты саяно-алтайской горной системы, заснеженные в небесной высоте и покрытые зеленью таежных языков в ущельях и долинах. Мы здесь прошли. Мы видели ЭТО. Все отложено в памяти, как и бессмертные строки великого шотландского поэта Роберта Бернса:

     В горах мое сердце… Доныне я там.
     По следу оленя лечу по скалам.
     Гоню я оленя, пугаю козу.
     В горах мое сердце, а сам я внизу.

     Прощай, моя родина! Север, прощай, —
     Отечество славы и доблести край.
     По белому свету судьбою гоним,
     Навеки останусь я сыном твоим!

     Прощайте, вершины под кровлей снегов,
     Прощайте, долины и скаты лугов,
     Прощайте, поникшие в бездну леса,
     Прощайте, потоков лесных голоса.

     В горах мое сердце… Доныне я там.
     По следу оленя лечу по скалам.
     Гоню я оленя, пугаю козу.
     В горах мое сердце, а сам я внизу!

Погоняла, как результат Витюлиных хитростей

   Хищно взмыв с твердой песчано-галечной отмели, вертолет улетел на юг Северной Камчатки – к поселку Ачайваям. Начались бесконечные пересортировки груза, снаряжения, питания. Хоть время позднее, часов девять вечера, но вокруг светло. Полярный день. Завтра уходим в горы, постепенно подбираясь к узлу горных хребтов веером расположенных и круто спускающихся на юго– восток к Беринговому морю. Основная наша цель – район горы Ледяной, возглавляющей интересующий нас узел, первопрохождение ряда намеченных перевалов и выход к бухте Наталии, к гидрометеостанции, где по договоренности нас будет ждать сейнер. Но только один день. А потому нужно успеть дойти в срок. Однако, это ни много – ни мало – 520 км по маршруту, по очень даже пересеченной местности. И если все будет согласно нашим планам, а также, с определенным фартом.
   Более-менее рассортировав грузы и растолкав их по палаткам, рядом с палатками и укрыв все это полиэтиленом, соображали ужин, собрав для костра ветки полярной березки. Костер – это громко сказано – так, огонь небольшой, чтоб пищу сварить, и только.
   Этот маршрут мы заявили на первенство СССР. Долго готовились. Практически все снаряжение – от одежды до группового, такого как спальники, палатки конструировалось и изготавливалось под заказ на винницких фабриках. Питание тоже подбиралось по принципу: калорийность, вес, габариты, потребность в ассортименте. Не экономили на главном – страховочном снаряжении, качестве обуви, одежды и ее защитных свойствах.
   Спать не хотелось. Напряжение длинного дня выброски на маршрут не отпускало. Весь день прошел в тревогах и волнениях: будет – не будет погода, будет – не будет, согласно договоренности, вертолет, хватит ли ему топлива для основной и промежуточной заброски груза, надежно ли все упаковано, будет ли настроение у командира вертолета, не ошибемся ли в ориентировании при заброске… и т. д. Настроение у командира вертолета было – мы накануне всем в Ачайваяме его подняли, дав концерт бардовской песни, чего там не видели вообще. Нижний потолок облачности с утра тянуло вверх, что тоже было на руку. Все сошлось и старенький, видавший виды МИ – 4, увез нас на север.
   Макароны с банкой тушенки, которая предназначалась для съедения в начале (консервы на маршруте не предполагаются из-за веса) растворили в желудках быстро – не ели весь день. Хорошо… Расслабились. За чаем начался обычный треп.
   – У Шефа кличка будет «Зам впредь», – изрек Витюля.
   – Чего, чего? – Никитич отодвинул в сторону свои любимые мешочки-узелочки с разными нужными и ненужными принадлежностями.
   – «Зам впредь», – повторил Витюля невозмутимо, вспыхнув сигареткой.
   Никитич – он же Владимир Никитович Бондарчук, вкратце – Шеф – был среди нас самым возрастным. Ему стукнуло 44 года, но слыл уже опытным туристом, на счету которого были десятки экспедиций по водным маршрутам горных сибирских рек и многое другое. По квалификации горных маршрутов он отставал и всем было интересно – потянет ли. Принадлежал он к касте партийно – номенклатурных работников, занимал пост заместителя председателя горисполкома г. Винницы. Этот факт с юмором обсасывался в среде туристов, но Шеф не обижался. Занятия спортом, общение с разношерстным людом уберегало его от заскорузлости и чиновничьего величия, что у многих ему подобных наблюдалось. Мужик он спортивный и с юмором. За это и ценили, не замечая возрастных границ. Его связи и статус депутата часто помогали решать многие проблемы во время подготовки и проведения таких сложных мероприятий, как дальние экзотические спортивные экспедиции.
   – Ги-ги – Мишка засмеялся, засмеялись все.
   – А чего? В точку, Шеф! Так и будет – «Зам впредь». Очень даже в точку. Вы зам, но впредь.
   – Так, так – Володя Киндрат, наш доктор, высунул голову из палатки. Впредь будете замом по Камчатке.
   – Молчи, Киндрат, – Никитич грозно шагнул к тлеющим уголькам стланика, взъерошил их для огня.
   – Санитаром будешь. Доктора в нашем бардаке не предусмотрено.
   – Так и запишем в маршрутке – санитар – довольно резюмировал Серега Игнатов, который имел кликуху Штурман. Он ее заработал еще в альплагере, и с тех пор – присохла намертво.
   – Не варнякай, – партайгеноссе Штурман. Иди лучше к Батюшке исповедайся – выдал Шеф.
   Батюшка – это уже ко мне. Видимо за бородатый лик. От Шефа пер, что называется, юмор и сарказм. Все ржали. Витюля – зачинщик – хитро сербал чай, затаптывая его сигаретным дымком. Это в его способностях – завязать тему, а потом, как бы со стороны, наблюдать за разворотом событий.
   Мы с Мишкой, похихикивая и по ходу вставляя свои пять копеек, уже развернули на спальниках карты для просчета завтрашнего пути.

На край земли. К мысу Челюскин

//-- 1 --//
   – Я борт сорок четыре ноль пять, вас понял – «на курс».
   «Опять», – только подумал, как Ми-8 крутым левым разворотом, со снижением, ушел назад, к юго-западу.
   Командир вертолета многозначительно посмотрел на меня и покачал головой.
   – Облом, – сказал, наклонившись, – шум двигателей в кабине стоял сильный.
   – Я понял, – говорю и, пошел в грузовой салон.
   По маневру вертолета ребята тоже все поняли.
   – Что, на базу? – спросил Миша Степаненко.
   Я кивнул и присел на бочку, предназначенную для заброски на маршрут. Вертушка уже шла на снижение к полуострову Косистый, что на северо-востоке Хатангского залива, сообщающегося с морем Лаптевых.
   Сходу приземлились на знакомую посадочную площадку.
   – Чертовы погранцы со своим радаром, – чертыхнулся борттехник Сеня, – не успели мы проскочить.
   Винты еще гасили остаточную инерцию, а мы, повыпрыгивав с вертушки, толпились возле бочек с горючим и обсуждали неудавшуюся попытку.
   – Не переживайте, – приземистый командир вертолета, спрыгнул не землю, и невозмутимо улыбался.
   – Ничего не поделаешь, бдят пограничники наш курс. Кого им еще здесь контролировать? Летчик весело кивнул в сторону гористого отрога, на котором вращалась станция кругового обзора – РЛС.
   – Может пойти, налить им? – спросил Ворощук Гриша, посмотрев на командира вертолета.
   – Да нет, – засмеялся тот, – попоем песен сегодня, а завтра у нас разнарядка на проверку бакенов. По пути что-нибудь свинтим и, кинем вас куда надо.
   На том и порешили.
   Под вечер все сотрудники поселка Косистый собрались в тесном помещении гидрометеослужбы на импровизированный концерт, который Шеф с присущей ему энергией организовал, сообщив об этом всем жителям. Да и жителей-то там – человек двести наберется в летний период обслуживания навигации по севморпути. А на зимовку остается и вовсе человек тридцать, ну сорок. Сейчас, в летний период, и женщины есть, и ремонтники разные, и дети бегают, вездеходы урчат по тундре.
   События разворачивались. Неутомимый Никитич (он же Шеф), уже рассказывал зрителям о цели нашей спортивной экспедиции, пересыпал рассказ шутками-прибаутками, все смеялись, хлопали в ладоши, подзадоривая нас на исполнение хороших песен. Люди забили все углы импровизированного зрительного зала, толпились у входа. Рядом с избой играли дети и собаки – северные лайки, тоже собравшиеся на невиданное, в этом углу Заполярья, зрелище.
   Солнце катилось по горизонту, не смея запрыгнуть за его пределы, в виду полярного дня, освещая косыми лучами залив и окружающие его гористые пространства Таймыра. Лилась лирическая украинская песня:

     Чом ти не прийшов,
     Як місяць зійшов,
     Я ж тебе чекала,
     Чи коня не мав,
     Чи стежки не знав,
     Мати не пускала-а…

   Пели все. И лирические, и туристские, и веселые шуточные песни. Витюля, наш импровизированный конферансье, гордо и торжественно объявлял исполнителей, присыпая свой текст солеными шуточками. Стоял смех.
   – Выступает солист нашей группы, он же врач, Володя Киндрат. Своими песнями, способен вышибить слезу у любой женщины. Кстати, гинеколог, – невозмутимо изрек Витюля.
   – Попросим.
   Киндрат (так, для краткости, его называли все), под аплодисменты идет петь, а в сторону Витюли тихо так зашипел, типа, – «Ну, я тебе припомню!».
   Просим, просим, – Витюля хитро улыбается, хлопая в ладоши вместе со всеми.
   Володя спел несколько задушевных песен. На глазах у женщин, действительно, стояли слезы. Музыкальный вечер удался как нельзя лучше.
   В предоставленной нам для ночевки избе, после концерта, собрались летчики, метеоработники, некоторые другие жители поселка, чтобы отметить мероприятие и пообщаться. Стоял галдеж, с удовольствием откушивали местные деликатесы севера – копченую рыбку с икорочкой, оленинку. Стук в дверь. Заходит женщина.
   – Извините, ребята, нам бы доктора по женской линии. Тут вот женщины собрались, им бы проконсультироваться.
   Все посмотрели на Киндрата, а Киндрат – на Витюлю.
   – Я нейрохирург, женщина, – говорит Володя, как же я смотреть-то буду?
   – Посмотрит, посмотрит, – Витюля подошел к женщине, трогательно обняв ее за плечи.
   – Это он так, от скромности. А вообще – он очень квалифицированный.
   – Владимир Васильевич, посмотрите женщин, не откажите, – играл ехидно свою роль Витюля.
   Володя молча, но крутя у виска пальцем в сторону Витюли, пошел на выход. Все за столом прыснули со смеху.
   Перед приходом Киндрата, Витюля, со словами: – «А пойду-ка я покурю на берегу залива», – предусмотрительно ретировался из избы.
   Пришел Володя.
   – Ну, что, – все живо поинтерисовались, – проконсультировал?
   – А что делать? Естественно… Как мог, – добавил он.
   – Кстати, где этот «провизор» хренов?
   – Да отошел, – ответили со смехом.
   Через некоторое время опять стук.
   – Доктор, можно вас на минуточку? – У входа стояло несколько женщин.
   – Примите от нас, вот… – и передают сверточки, баночки.
   – Кушайте ребята. Это от всего сердца. У нас тут, сами понимаете, с врачами проблема. А Владимир Васильевич и по-хорошему к нам. Кушайте на здоровье…
//-- 2 --//
   Утром было облачно и сыро. Верхушки гор затянуты серой пеленой.
   «Полетим ли?» – подумалось, но на аэродромной площадке уже полным ходом шла суета.
   Подошли и мы со своим грузом.
   Винты МИ– восьмого бешенно вращались, прогревались турбины. Гриша Ворощук с Володей перепаковывали бочку с содержимым для промежуточной заброски, а мы с Мишкой и командиром вертолета намечали на карте точки заброски продуктов и выброски команды.
   Сейчас пойдем на северо-восток по заливу а, затем, – нырну к воде, чтобы не засекла РЛС– станция и, кину вас на маршрут, – объяснял командир, – так что, все должно быть по плану.
   Очередной раз прощаемся с провожающими, взлетаем и уходим на северо-восток. Сижу с картой на приставном сидении между командиром и вторым пилотом, отслеживая путь к началу входа в долину, что в южной части полуострова Таймыр.
   Приближаемся, – кричу командиру, – на траверзе долина реки летчика Павлова, нам туда.
   Ныряем! – проговорил командир и, со снижением, уходит влево, на север, прижимаясь к самой воде.
//-- * * * --//
   Зима. На очередном «брифинге» за чашкой чая и ворохом разного картографического материала прикидываем маршрут на сезон 1982 года. Даю Мишке книгу полярного исследователя первой половины XX века Николая Урванцева «Таймыр – край мой северный». Зелененькая такая, в мягкой обложке, послужившая мне толчком к первому дальнему таймырскому походу на плато Путорана. Это в районе города Норильска. Там находятся интереснейшие геологические образования – знаменитые столовые горы, которые мы тщательно истоптали, приобретя первый опыт путешествий в полярных районах. Мишке два раза намекать не нужно. Понял с полуслова. Таймыр. Сквозной транспоход с юга на север. Такие опыты, по нашим данным, еще никто не делал в нашем классе спортивного туризма.
   Если честно, то давно мы с ним блуждали пальцами по различным картам полярных районов, по островам и архипелагам Заполярья. Но готов ты к этому или нет – все равно показывает время. Только оно является тем решающим фактором приобретения опыта, а, следовательно, необходимых знаний и решимости к чему-то. А маршрут по полуострову один. И простой, как линейка. Нужно начать на юге и закончить на севере – на крайней точке евразийского материка, мысе Челюскин, где есть варианты возвращения на большую землю.
   Такой маршрут мы и разработали. Состоял он из четырех частей: первая часть – это заброска через Хатангский залив на полуостров, затем подход к горной цепи, которая пересекает полуостров с запада на восток и называется горами Бырранга. Второй этап – преодоление гор и спуск к заливу Фаддея. Третий – переход к заливу Терезы Клавенес, что на северо-западе, у южного начала полуострова Челюскин и, на четвертом этапе – по каменному плато полуострова Челюскин к полярной станции Челюскин. Вроде бы все просто но… Это семьсот – восемьсот километров неизведанного для нас пути, абсолютная автономия и, невозможность выхода с маршрута в случае какой либо аварийной ситуации. Но это и отличает маршруты высшей категории сложности с включением первопрохождения района похода, или его части, от обычных категорийных спортивных маршрутов.
   В общем, когда мы показали маршрут нашему другу Витюле, то он высказался вполне привычно:
   – Вы что, психи?
   – Да, – ответили дружно, предложив ему подготовить раскладку по продуктам и снаряжению.
   Через пару дней он это сделал. С лучезарной улыбкой показал результат – по восемьдесят пять кг. на нос, без учета промежуточной заброски продуктов, на что мы ответили ему – «сам псих» и, посоветовали все урезать наполовину.
   Примерно, то же было высказано и членами республиканской маршрутно-квалификационной комиссии, где мне пришлось защищать маршрут для его официального прохождения. Члены комиссии – ребята все-таки знакомые, понимающие, одни из ведущих спортсменов Украины и не только, но и они требовали ответить на ряд вопросов, касающихся в первую очередь безопасности.
   – А если перелом, вдруг, что делать будете? – спрашивали.
   – Хирург в группе.
   – Резервные точки выхода с маршрута?
   – …, но перед выходом будем иметь информацию о расположении геопартий, оленеводов, других возможных групп людей со связью.
   – Н-да, ну-ну, – говорили, – впрочем, если брать во внимание опыт группы, то пусть идут, с учетом своего большого желания получить приключения на свои задницы, – заключили с юмором и, соответственно со штампом в маршрутной книжке.
   С этого момента проблемы стали нашими – серьезными и обширными, касательно подготовки, финансов и другой сопутствующей дребедени.
//-- 3 --//
   – За что мне такое наказание на старости лет? – с притворными причитаниями говорил Никитич, самый возрастной в нашей группе.
   – Ну, чего лыбитесь? Подымайте!
   Дело в том, что в начале маршрута рюкзаки весили сорок пять – пятьдесят пять килограмм, в зависимости от веса члена команды. Шеф (Никитич) был самый большой по весу, соответственно и вес его рюкзака, ну, с очень небольшой скидкой на возраст. А чтобы не порвать лямки – рюкзак на спину друг друга поднимали по двое. Шлось тяжело и медленно. Не втянулись еще в походный режим. Не привыкли спины к таким тяжестям. Как не экономили буквально на всем, вплоть до туалетной бумаги – а не убрали радикально вес полезного груза. Приспосабливались, кто как мог. Даже пробовали идти с дополнительными головными ремнями, как непальские шерпы. Кто шел, а я не мог, попробовал да и забыл. Пусть что-нибудь другое ноет, но не голова.
   Как правило, погода стояла мрачная. До обеда гнало тучи, а после обеда моросящий дождь с ветерком. И тогда шли, накрывшись накидками, погрузившись каждый в свои мысли, автоматически вышагивая за впереди идущим. Растительность была скудной, а то и вовсе отсутствовала. Так, горные мхи да лишайники разные, иногда кустики карликовой березки в защищенных от ветра долинах речек. Где-то на третий день к обеду почувствовал острую боль справа в паху. Присел на камень.
   – Привал, – говорю, позовите доктора.
   – Что случилось? – подошел Володя Киндрат.
   – Болит вот, говорю, поглаживая живот, – да и спину что-то сводит.
   Ну, со спиной понятно, а вот живот… Решаем ставить лагерь. В палатке идет обследование. Киндрат и так жмет, и эдак, и температуру меряет, и философствует потихоньку над теориями болезней разных. Рядом советчики и наблюдатели. Но неприятно все это. От того и насторожены. К вечеру, получив какие-то пилюли засыпаю, а через тонкую стенку палатки разговор слышу. Идет консилиум.
   – А если и вправду аппендицит? – говорит Мишка, – что делать будем?
   – Ничего не будем делать, попробую холодом купировать. Кстати, Гриш, пойди к снежнику, что возле горы, набери снега, или льда, – что будет.
   По моим наблюдениям, снежник этот в нескольких километрах виден был. Но, наверное, действительно пойти надо.
   – Ну а если, все-таки?.. – не унимается Мишка.
   – Ну, так вырежу, – говорит доктор Киндрат, – кое-какой инструмент имеется. А там как Бог даст…
   – Если что, надо будет идти на мыс Фаддея. Там связь должна быть. Налегке – дней пять…
   – «Да, ситуация», – думаю. Боль поутихла, но режущие приступы иногда давали знать о себе.
   Принесли лед. Володя приложил его к месту, засыпав в какой-то пакет, сделал укол, и я провалился в сон.
   На следующее утро вроде бы все ничего. Не болело. Пару часов мы все-таки покрутились возле палаток, попили вдоволь чаю.
   – Чего крутимся, – говорю, – давайте собираться.
   – О, герой командует уже! – Витюля жестом на меня указывает.
   – Пользуясь случаем, давай отдохнем немного, заодно тебя понаблюдаем. А вдруг опять.
   – Сплюнь… Не болит ничего. Вы меня на сегодня только подразгрузите, а там посмотрим.
   На том и порешили.
   Прошло недели полторы. Пообвыклись мы на маршруте. Приноровились к грузу, к особенностям рельефа, погоде. Мы в горах Бырранга. Погода под стать Северу. Холодная и ветреная. Такие же названия и у местных рек и гор: – гора Ледниковая, перевал Холодный, гора Холодная, ручей Каменный, речка Ледниковая. Проходим ряд перевалов, которые никто еще не проходил. Даем им свои названия: перевал «Спартак», перевал «Меркурий», перевал «Шестерка». Радует то, что мы в графике. Это главное, при таком длительном маршруте.
   Вечерами уже слышны подрынькивание инструмента типа ГК-4 (гитара кастрюльная, четвертой модификации). Для экономии места и веса – гриф со струнами. Когда прикладываешь к котелку – слышны приличные звуки. Вот и сейчас слышен тихий перебор струн. Это Шеф пописывает свои новые песенки. Мы с удовольствием приобщаемся.
//-- 4 --//
   Впереди залив Фаддея. Спускаемся с гор в тундровые долины, испещренные горными отрогами. Много ягеля. Замечали стайки диких оленей. Кушать хочется всегда, поэтому такие встречи вызывают у всех энтузиазм. А тут вдруг усматриваю в метрах пятидесяти на пригорке настоящего белого полярного зайца. Всем делаю знак присесть. Торопливо достаю ружье с рюкзака, складываю его и крадусь к потенциальной пище. Пища меня унюхала. Поскакала дальше. Такой шанс терять нельзя, скрадываясь ползу, перебегаю, стреляю. Заяц только кувыркается и опять наутек, догоняю, опять стреляю. Наконец он лег на землю. Поднимаю великолепный полярный трофей и несу.
   – Ура! Мясо!
   Уже почти конец нашего рабочего дня, поэтому без разговоров устанавливаем палатки. Разделываем зайца, нарезаем его на меленькие кусочки и варим на примусе. Вернее доводим до кипения, а там сам дойдет, обмотанный в пуховики. Бензин экономить надо. Свежее мясо взбодрило. Хоть немного сыроватое, но свежее и полезное.
   – Мя-ясо, – нежно приговаривает Витюля, тщательнейшим образом обсасывая косточки.
   – Это вам не пластмассовые супчики.
   Пластмассовые супчики – это суповые концентраты. Веса мало, а желудки заполняют. Необходимость.
   – Точно, – повторяет Никитич, – пора какую-то дичь стрелять.
   – Дойдем до залива, наверняка что-то да будет, – говорю.
   Через пару дней, вдоль каменистых отрогов спускаемся в район залива.
   Никитич идет первым вдоль реки, нашагивая последние километры к морю.
   – Гуси! – вдруг кричит.
   – Тихо, ложитесь.
   На реке спокойно плавает с десяток жирных гусей, готовых к отлету на юг. Пробираюсь с ружьем к речному обрыву, раскладываю патроны, прицеливаюсь и, начинаю отстрел. Шум, галдеж. Но шестеро гусей лежат на поверхности воды.
   – Ну что накачиваем лодку, – говорю.
   У нас имеется маленькая компактная такая лодочка, с аварийного запаса летчиков – истребителей.
   – Да не нужно. Я их и так достану, сказал Никитич, – быстрее будет.
   – Шеф у нас морж, – смеется Володя Киндрат.
   Но, действительно, Никитич раздевается догола и, вскрикивая от обжигающей холодной воды, плывет к гусям, собирает их и толкает перед собой, держа некоторых, даже в зубах, как фокстерьер, транспортирует все это к берегу.
   – Ну и ну! Какой ужин будет!
   Радуемся. Вот бы только дров найти в заливе.
   Идем дальше. Сзади, по ходу, уже ощипываются гуси. За группой стелется пух и перо, словно после стаи волков по пути с курятника.
   Залив забит льдом. Но, к нашей радости на берегу находим прибившиеся с моря бревна и коряги. Значит, будет костер. Первый за две недели пути. И еда. Да еще какая!
   Вечером на берегу залива горит сразу несколько костров. Каждый жарит себе по большому жирному гусю. Пируем. Завтра дневка. Кушаем и отсыпаемся.
   Отдолбав кусочком щепки остатки гуся от зубов, Витюля задумчиво говорит:
   – Старик, может шлепнешь еще пару уточек? Я там видел стайку в устье речки.
   Все попадали со смеху. Но наутро это стало всеобщей навязчивой идеей и, Володя – доктор, пошел, все же, на охоту и исполнил желание. Так что: – «Будь славен великий залив Фаддея! Ты нас приютил, обогрел, накормил и воодушевил, несмотря на свой холодный северный лик».
   Шли дожди. Шли дни. Переправляемся через множество спускающихся к морю Лаптева речек, идем по кочкообразной тундре к заливу Терезы Клавенес. Монотонная и будничная работа.
   Среди тундры торчит пень. Недоумеваем. Откуда? Сворачиваем в его сторону, чтобы посмотреть.
   – Да это же бивень мамонта, – восклицает Мишка.
   Начинаем рыть тундру вокруг него. Да куда там! Через тридцать сантиметров вечная мерзлота. Откалываем каждый себе на память по куску бивня и продолжаем путь. Обсуждаем мамонтов. Таймыр вообще страна внезапно замороженных доисторических животных – мамонтов. Лежат они себе в вечной мерзлоте. Не разлагаются особо, поэтому часто их находят в здешних местах. На всякий случай фиксируем координаты этого места для отчета. Кому нужно – достанут.
//-- 5 --//
   В конце очередного трудового дня неспешно ставим лагерь, поглядывая на темно-серые небеса, которые на глазах приобретали нехороший темно-фиолетовый оттенок. Со стороны северо-запада приближался нарастающий гул, словно к железнодорожной станции на высокой скорости подходил большегрузный состав, толкая перед собой сдавленную воздушную подушку. С первым ветровым ударом, до нас, наконец, дошло, что же происходит.
   – Вкапываемся! Скорее! – кричу ребятам, – и поглубже!
   Шквальный ветер рванул полотнища палаток, сбивает с ног, катает рюкзаки по тундре. Стоит вой и шум проносящихся со свистом зарядов дождя с мокрым снегом. Почти ползком работаем. Ночь. Но полярная – светло. Роем нечто подобное заглублению в тундре, приспускаем стойки палаток, залазим вовнутрь и держим хлипкое сооружение своими спинами. Напор воздуха такой, что тела внутри палатки бросает с места на место. Перекрикиваемся с ребятами в соседней палатке. Они тоже как-то закрепились и удерживают свое жилище от разноса.
   – Уу-у – работает таймырская кочегарка, – слышны возгласы из соседней палатки.
   – Навалились! Держим!
   К утру мощь шквалов ослабела, но напор ветра все еще сильный. Так что палатки по прежнему приходится держать спинами. Это называется – мы вышли на возвышенность – плато полуострова Челюскин, продуваемого насквозь с запада на восток.
   Пищу приготовить невозможно. Обходимся сухим пайком в виде кусочка колбаски, сала и галетки. К вечеру шквалы усилились. Но мы уже обтянули палатки, укрепили их, наложив с наветренной стороны слои дерна. Спать, наверное, опять не придется. Если хотим сохранить палатки – их нужно держать изнутри. Дремаем по очереди. При сильных шквалах наваливаемся на стойки и полотнища. Выйти по нужде – проблема. Впервые в жизни спокойно лежал на ветру под углом в сорок пять градусов.
   Так продолжалось трое суток. Когда ураган затих и уменьшил свой напор, решили двигаться. График.
   Через два дня, утром, на севере наблюдаем картину: – перед нами во всей красе пролив Вилькицкого, забитый льдом, за ним – горные массивы острова Северная Земля, слева, в проливе, стоит ледокол «Ленин». Мы знали, что данный пролив – зона ответственности этого ледокола и, кстати, надеялись на его вертолет. Перед проливом – отчетливо блестели антенны полярной станции Челюскин. Народ в большом волнении.
   – Мишка, иди сюда, – говорю, доставая карту, компас, бинокль.
   Смотрим, берем азимуты, сверяем по карте – все сходится.
   – Но этого не может быть!
   – ?..
   – Мы же каждый день делаем отсечки и сверки пройденного пути. По всем расчетам до Челюскина минимум восемьдесят, ну семьдесят километров. Мы этого всего не должны еще видеть. Не понимаю… Проверь-ка сам.
   Он садится на рюкзак и углубляется в карты, крутя компас по направлению ориентиров.
   Задумался… Пожал плечами.
   – Может с картой что?
   – Так до сих пор проблем же не было.
   В недоумении двигаем дальше. Все-таки картина конечного пункта маршрута здорово зарядила энергией. Настроение поднялось. Идем быстро, перебрасываясь репликами о перспективах: о еде, тепле, о здоровом и желанном сне на чем нибудь, что находится повыше от земли. Например – кровати. Шеф заставляет репетировать по ходу песню, которую написал для сотрудников полярной станции. Прикольную. Чего же не порепетировать!
   После обеда, словно по расписанию – снежные заряды. Когда поднимаемся на верхнюю точку очередной возвышенности – на горизонте по-прежнему пролив, остров, ледокол, станция. И на таком же расстоянии. Наваждение какое то. После перекуса решаем идти до конца. Энергия в запасе есть, настроение тоже.
   Двинулись. По огромной тундровой равнине мело снегом. Все-таки лучше, чем дождь. Температура упала, что заставило увеличить темп. За пеленой снега горизонта уже не было видно. Так что направление держали по верной примете. Ветра здесь устойчивые, дующие в основном из северо-западного направления. Так, что если дует в левую щеку – значит мы на правильном пути. Благо день длится круглосуточно.
   Часам к десяти вечера устроили ужин с чаем. И опять на север. Через пару часов хода наблюдаем на горизонте антенны радиоцентра Челюскин. Но уже без острова и ледокола. Странно все это. Пора бы уже и дойти. Закрались сомнения в истинности картины на здешней территории. Через час слышим рев мотора, а через некоторое время наблюдаем вездеход в нашу сторону.
   – Ур-ра! – закричали. Ну, наконец-то дошли. Рюкзаки на землю. Пожимали руки друг-другу, счастливо улыбаясь.
   – Ни чего себе, – воскликнул Гришка, – пограничники.
   Привет ребята! – восклицали мы, но служивые во главе с прапорщиком соблюдали сдержанность.
   – Здравствуйте. – Кто такие?
   Рассказали.
   – А мы за вами уже часов пять, как наблюдаем, – говорят погранцы, – со стороны материка еще такого цирка не видели.
   Загрузились на крышу вездехода и двинулись к станции.
   – Мы уже сутки, как видим пролив с островом и мыс, но никак дойти не могли, – говорю прапорщику.
   Он смеется.
   – Да это же мираж. Здесь такое бывает. Остров и в солнечную погоду не разглядеть.
   – А «Ленин» в проливе стоит?
   – Стоит. Это вам явление рефракции все подняло над горизонтом.
   – Ничего себе мираж, почти сутки на ногах, а станция перед нами, словно лист капусты перед ишаком.
   Смеются погранцы.
   Тем временем подъезжаем к большому бараку с антеннами – приемо-передающему центру Челюскин, обеспечивающему связь заполярных районов с Большой землей, а также, с авиацией и судами по северному морскому пути. Из него вышли люди – дежурные сотрудники. Все тут уже знали о движении со стороны материка каких-то подозрительных личностей. Обычно все движение на мысе происходило с моря или с воздуха. А тут такая вот неожиданность. Было уже утро. Нас поселили временно на радиоцентре, до выяснения. Посоветовали пограничникам сделать запрос в Хатангу и в Норильск, где мы были зафиксированы. С тем войско и удалилось.
//-- 6 --//
   Какая благодать и расслабление! Сидим в тепле радиоцентра, попиваем чаек и рассказываем вахтенным дежурным по станции о своих приключениях. Монотонно гудят генераторные лампы и трансформаторы передающего центра, здорово клонит ко сну. Лица наши раскраснелись. Отвыкли мы от комнатных температур.
   После обеда – опять вездеход пограничников. Приглашают нас в поселок, что в километре от радиоцентра, на самом мысе пролива. Личности наши подтвердили.
   – Кстати из Хатанги сообщили, что вы нам тут концерт можете устроить, – сообщили солдаты.
   Да уж… Молва идет впереди нас.
   В поселке нашли место для нас – на постой. Кто знает, сколько здесь придется прокукарекать. Ходили, знакомились с людьми, с жизнью поселка. Все здесь было направлено на обслуживание летней навигации по северному морскому пути. Пролив Вилькицкого – самое узкое место при проводке судов. Поэтому тут постоянно дежурили ледоколы. Караваны судов с Карского моря перебрасывают в море Лаптевых и обратно. В этом году ледовая обстановка тяжелая. То и дело с атомоходов взлетают вертолеты для ледовой разведки. В поселке чувствуется напряжение горячего сезона.
   Все здесь необычно для нас – людей с Большой земли. Побывали на метеорологической станции, на самой северной в мире обсерватории. Вечером следующего дня договорились о творческой встрече с концертом для полярников. Дело ответственное, так что Шеф закрутил подготовку по-полной.
   Тем временем на мысе приземляется здоровенный вертолет МИ-6. Этакий караван-сарай. Бежим к летчикам, а вдруг будет оказия эвакуироваться. Вертолет везет грузы на остров Северная Земля. Завтра сядет тут же. Если будет погода и, не изменятся обстоятельства – уедем в Хатангу, обещал командир экипажа. Это нас обрадовало, так как понимали, что в здешних местах застрять можно и на неделю и на месяц. Тут уж как карта ляжет и небеса распорядятся.
   На концерт, организованный в местной столовой собрались все свободные от работы полярники. Прибыл и экипаж вертолета, возвратившегося с острова. Настроение было отличное. Под аккомпанемент гитары и других подручных «инструментов», типа котелок, пустые гильзы осветительных ракет, исполнялись песни «широчайшего» назначения. Наш «ансамбль» принимали на ура. Особенно шуточную песню «Челюскинос», написанную Никитичем на маршруте:

     Дорогие, Челюсканос,
     Мы пришли к вам
     Сквозь холода, дожделос.
     Через горос, ледниканос,
     Голозадос, бороданос, голодранос.
     ……….
     В Челюскинос,
     Не ходит паровоз,
     А ходят медведанос,
     Белый – черный нос!

   На бис пели раза четыре. Атмосфера была веселой и теплой. На следующий день все в поселке называли друг друга не иначе как Челюсканос и, со смехом вспоминали вчерашний вечер.
   Летчики дали нам готовность в несколько часов до отлета. Памятное фото возле знаменитой кварцевой глыбы на берегу Северного Ледовитого океана, что на самой северной точке суши материка Евразия.
   На возвышенности мыса гордо стоял столб первооткрывателя с надписью:

   «77°42´ 07´´ с.ш. 104°18´ в.д.
   Открыт подштурманом Российского флота
   Семеном Челюскиным 9 мая 1742 года».

Этюд о казусах переездов и Витюле

   Сидели с Мишкой и пили на «девятке» (улица 9 – го Января, у меня дома) «Золотой корень», настоянный на водке, почти жень – шень, собранный в прошлогодней украинской экспедиции – сборах в Восточном Саяне. Уставшие – только с московского поезда.
   Вернулись с Олойского хребта, что на северо – востоке Якутии. Маршрут был первопроходным, но прошли его, на удивление, как по нотам. Четко, в графике, без особых эксцессов. Добирались домой долго. «Рогатый» багаж дергали с вездехода на самолет, из самолета на машину, из машины – к поезду. Почему рогатый? Да просто потому, что в тамошней тундре понаходили много красивых оленьих рогов. К концу маршрута решили самые приглянувшиеся фрагменты домой захватить. А Юра Зозуля – фанатично носил почти полмаршрута полномерный развесистый экземпляр. Сей факт, естественно, нуждался в острых комментариях со стороны членов группы, которые он регулярно и получал. Представляете, да? Идет вот такой себе взлохмаченный турист, на плечах у него рюкзак, величиной почти с самого туриста (а это так – все с собой) и сверху всей этой конструкции ветвятся рога дикого оленя – самца принадлежащего к полярному виду – карибу. Ха – ха! А иногда и не «ха-ха», так как имеются на маршруте сложные препятствия, где подобные габариты носить не очень желательно. Юра терпел. Он – собиратель. В горах Севера много находили и минералов интересных, и полудрагоценных камней, и хрусталя горного. Но учитывая сложность маршрутов, где рассчитывался каждый грамм веса на душу, не очень-то хотелось носить с собой такие коллекции. Юра топтал в рюкзак все. Но, были моменты, когда и ему приходилось выкладывать из рюкзака тяжелые скарбы, потому что до «точки» доходил. Не тянулось…
   А сидим мы еще с Мишкой и думу думаем, где же наш друг Витя?
   Дело в том, что в Москве, после переездов с аэропорта на вокзал, покупки билетов, у нас осталось три рубля свободного капитала в кассе. Но это уже не особенная проблема, так как переночевав в поезде, мы будем уже дома. Виктор, когда сели в поезд, а до отправки осталось минут пятнадцать, помялся, помялся, не выдержал, забрал три рубля и со словами «пойду-ка я быстренько, пирожков куплю», канул в неизвестность. Поезд тронулся. Голодные, с очередными впечатлениями, мы двинулись в Винницу. Витюля так и не появился…
//-- * * * --//
   «Золотой корень» заедали лососем с икрой. С собой привезли. Добрые люди подарили. Разговор особо не клеился, да и надоели друг другу за месяц. В углу горой снаряж. Стук в дверь.
   Ну, думаю жена. Но нет – на пороге счастливый Витюля.
   – Как?!
   – Ешьте, ешьте, я сыт – говорит.
   Миша: – Это ты на наши три рубля нажрался? Где был?
   – Просто отстал, и что делать?.. Съел пирожки – я ж на всех купил. Перезвонил друзьям в Москве, они тут же приехали, купили билет, и через два часа я за вами следом.
   – ?
   – В купе, между прочим. Да и бабушка некая кормила меня всю дорогу. Жалко, говорила, ей на меня смотреть. Видок-то еще тот.
   – Но выпить с вами – выпью.
   Вот так…
   P.S. Как ни странно, в тот же день «под настроение» наметали план следующей экспедиции – сложный и «дикий» траверс юго-восточных радиальных хребтов Корякского нагорья.
   Кстати, в следующем году мы его и сделали.

Корякский гамбит со злоключениями вокруг вершины 1802

//-- 1 --//
   – Н-да, – говорю я Мишке, – вырисовывается хорошая вздрючка на скальных горных сбросах к морю.
   – Похоже, что так, – Мишка затянулся сигаретой, – но ничего, пройдете.
   – Что значит пройдете? – завязывался нехороший разговор.
   – В этом году я – пас, – сообщает.
   – Предчувствую, что не нужны мне горы в этом году. Да и почки нужно подлечить. Врач сказал…
   Долго сидели в этот вечер мы над картами, описаниями, разными справочными материалами. Ситуация была не из лучших.
   Из года в год, сменяя друг друга в руководстве походами, у нас с ним образовался хороший тандем. Аналитически и практически мы вместе решали все вопросы по тактике и стратегии прохождения любого маршрута. А тут такая вот незадача…
   Маршрут был разработан сложнейшим в своем классе спортивного туризма. По новизне и по протяженности, по насыщенности разнообразием препятствий и в техническом плане.
   Да, район нам был знаком. Но ходили мы севернее, на южные склоны не лезли и то, – завоевали «бронзу» в чемпионате СССР.
   Конечно, ребята в группе опытные. Практически все с набором маршрутов высшей категории сложности. Имели альпинистскую подготовку, необходимый опыт полярных путешествий, сплавов по горным рекам. Но руководителю всегда нужно решать в ответственные моменты – да или нет, идти или не идти, мы в правильной точке маршрута, или нет. Ведь знание ответов на эти основополагающие вопросы, понимание конкретной обстановки и умение принять единственно верное решение – гарантия безопасности на маршруте. Поэтому, всегда нужен был критический взгляд на реальность. Вот в этом-то мы с Мишкой всегда дополняли друг друга.
   В выбранном нами маршруте в юго-восточный район Корякского нагорья, что на севере Камчатки, моим замом будет самый опытный – Виктор, – Витюля, как мы привыкли его называть на протяжении многих лет дружбы.
   Сергей Игнатов – Штурман (по прозвищу) – на многих маршрутах был в связке с нами, классно подготовлен и, соответственно, возьмет на себя горнотехническую сторону в походе.
   Гриша Ворощук – спортсмен с опытом, достойно проявил себя в экспедиции на мыс Челюскин.
   Врачом идет Петя Смешко – крепкий и знающий турист.
   Боря Варич – самый молодой, но уже бывалый спортсмен. А вообще-то, всегда подбор членов группы осуществлялся по принципу, что кроме опыта и профессионализма, необходимых знаний, человек должен подходить, как говорится, по духу и душе. Это – обязательно.
//-- * * * --//
   Стремительный Як – 40 нес нас на север от Петропавловска – Камчатского до поселка Пахача. Погода в небе была великолепной. В иллюминаторах по левому борту наблюдали гряду вулканов, где доминировала знаменитая Ключевская сопка. Из некоторых конусов клубился вулканический дым и пар. Не часто такое увидишь. Любовались вулканами и щелкали фотоаппаратами.
   В Пахаче удачно договорились с командой вертолета Ми – 8, обслуживающего геодезическую партию. Забросили нас в горы. Начались походные будни. Подходы, броды горных речек, перевалы, спуски, опять перевалы. Некоторые горные массивы были еще никем не пройдены. Приходилось делать много радиальных выходов – разведок, открывать новые перевалы и идти дальше, пересекая цепи радиально расположенных хребтов в горной системе Корякского нагорья.
//-- 2 --//
   Уже во второй половине маршрута мы подходили к хребту, где доминировала вершина, указанная на карте отметкой 1802 м., южные склоны которой круто обрывались и уходили к побережью Берингового моря. Со стороны северо-запада подъем проходил по каменистому гребню, который вел к предплечью вершины, где находилось перевальное седло. Мы знали, что относительно несложный путь подъема на перевал сменится крутыми скальными сбросами на юго-восточную сторону.
   Под перевалом, что уже просматривался, делаем привал. Совещаемся. Вершину 1802, по плану, нужно взять. От перевала к ней ведет крутой взлет. Хорошо просматривается и путь подъема и сама вершина. На нее все не пойдут. Пойдет связка – Витя Дьяконов и Сергей Игнатов, – подготовленные альпинисты. Мы же вынесем грузы на перевал, разведаем его и, будем там ожидать восходителей. Потом начнем спуск на южную сторону. Время утреннее. Устанавливаю контрольный срок для связки. Три часа на восхождение плюс один час резервный. Итого – четыре часа.
   Витюля и Серега налегке уходят к вершине, а я веду группу к перевалу. Погода благоприятная. Подтянули оставшиеся внизу рюкзаки, начали готовить перекус. Заодно просматриваем варианты спуска с перевала. С Петей Смешко по каменному колуару идем вниз. Спуск крутой – нужно будет бросать веревку но, ниже, в метрах ста-стапятидесяти, идет выполаживание к цирку с языками старого снега. Дальше не видно, но пока нам этого достаточно. Уходим назад на перевал. Вскоре должны вернуться ребята.
   На перевале готовится чай, нарезаются бутерброды. Ждем. До контрольного времени еще час.
   – А ведь должны бы уже вернуться, – рассуждаем, а сами посматриваем в сторону предвершинного взлета горы. Но нету их.
   Проходит еще час. Контрольное время истекло. На душе тревога.
   – Может они спускаются по южному склону? – говорит Боря, – могли промахнуться и, оттого задержка.
   – Да нет, спускаться они должны по пути подъема, – отвечаю. – Так договорено.
   А на душе «кошки» уже скребут. Не случилось ли чего. Прошло еще пятнадцать-двадцать минут Все. Нужно идти искать.
   – Боря, собирайся, – поднимаюсь, – идем налегке, возьми только веревку.
   – Петро, остаешься за старшего. Если появятся Витюля и Серега – дашь зеленую ракету. Наше контрольное время – полтора часа.
   Уходим с Борисом вниз, к месту подъема ребят на вершину. На плечи подвязали только пуховки на случай холода. В руках ледорубы.
   Спустились быстро. Осматриваем склоны горы. Никого не видать.
   – Боря, будем перебираться на другой склон, может быть оттуда что-то увидим.
   Путь к противоположному склону проходил через крутой кулуар, забитый мелкой осыпью. Здесь круто, поэтому связываемся.
   – На страховке! – кричит Борис.
   Ухожу вниз пересекая кулуар, подстраховываясь ледорубом, а Борис через свой ледоруб стравливает веревку. Возле осыпи принимаю и страхую Борю, который проходит чуть ниже и обеспечивает страховку мне. Выхожу на осыпь. Вдруг зыбкий пласт подо мной оживает и я вместе с ним устремляюсь вниз.
   – Боря, – кричу, – жди рывок, я в сносе!
   – Вижу! – отвечает, – жду!
   – Рубись! – орет мне.
   Инстинктивно переворачиваюсь на живот, вонзаю клюв ледоруба в мелкую осыпь, – несет.
   Рывок, – это выбралась свободная веревка.
   – Меня сорвало! – слышу крик Бориса, – рубись!
   Уже толстым штыком ледоруба режу осыпь. Швырнуло на какой-то камень, понесло дальше. Еще сильней давлю на ледоруб.
   – Камни! – орет Боря, а сам тоже несется по кулуару, сбрасывая на меня лавину обломков. В какой-то момент ледоруб находит опору в склоне и, притормаживает меня. Успеваю перебросить тело к левому краю кулуара, чтобы не попасть под лавину осыпи, обрушевшейся сверху от Бориса. Каким-то чудом Боря загнал ледоруб в склон. Я почувствовал натяжение веревки. Все остановилось. Затихло.
   – Как ты? – спрашиваю.
   – Нормально, – отвечает висящий на склоне Борис, намертво зажав ледоруб между обломками камней.
   Потихоньку и аккуратно выбрались на противоположный борт кулуара. Вытерли пот.
   – Спасибо, – говорю, – вовремя ты нас притормозил. Унесло бы к черту.
   Оценивающе посмотрели вниз. Долго бы пришлось лететь. Страха не было. Но была постоянная тревога, – где ребята?
   Бредем вдвоем по осыпям к перемычке, откуда можно увидеть южные склоны вершины. Может, что и заметим?
   Наконец – на перемычке. Смотрим. Я обомлел внутри: вертикальные стены от самой вершины с контрфорсами, между которыми висели полосы старого грязного натечного льда. И… пропасть! Если они попали сюда, то все… И если это так, то у нас большая проблема. Стало по настоящему жутко.
   Пробираемся под скальными отрогами что с вершины, попеременно страхуя друг друга, движемся назад в сторону перевальной перемычки. В мозгу хаос нехороших мыслей, пляшут разные варианты.
   «Если они сорвались и, где-то на скальных полках, – размышляю, – то, вероятней всего, травмированы. Без хорошего специального снаряжения – не достать. А как еще найти?
   Одни вертикали…».
   Мысли взламывают голову. Кровь пульсирует в висках с силой удара молотком. Наконец выходим к перевалу. Витюли и Сергея нет. Молча садимся с Борей на рюкзаки. Закурили. Ребята ничего не спрашивают. Все понимают.
   Черт… Что же делать?
   – «Так, спокойно», – думаю. Три дня назад прошли стоянку чукчей – оленеводов. Там была рация. Налегке туда сутки… В голове полным ходом разворачивался план спасательных работ.
   – Вовка, – кто-то дергает меня за плечо.
   – Не трогай его, – говорит Борис Петру, доктору, – дай человеку отдохнуть.
   – Командир, – опять Петро, – глянь, – показывает в сторону южного спуска с перевала.
   На фоне скал торчали колышущиеся головы, а потом появились и плечи Витюли и Сереги, выбирающихся на перемычку…

   Если оставить эмоциональный окрас момента встречи с восходителями, то рассказ потеряет много живых картин происходящего в горах. Но мы их опустим, потому что, как и в спорте, так и в процессе жизнеописания не место скоропалительным выводам и рассуждениям по поводу выбора пути. Делай выводы по результату, а не в процессе – это одно из основных правил в горах. Так и сделаем.
   Вечером, после спуска с перевала, слушали рассказ ребят о злоключениях на вершине 1802. Горячий приготовленный чай обжигал губы, их обросшие щетинами лица были еще настороженными и сосредоточенными, словно все еще пребывали в каменных джунглях горы.
//-- 3 --//
   – Чего нам еще раз заниматься эквалибристикой на спуске, – сказал Витюля, – давай заложим один «дюльфер» вниз на всю веревку и будем вон на той перемычке. Оттуда по осыпи на ребро и вниз. «Дюльфер» – это метод скоростного спуска по навешенной веревке, закрепленной в верхней точке.
   – Мы же не видим, что внизу. Правда, если правее уйти, то не попадем на сбросы, которые под нами, – ответил Сергей и стал спускаться ниже, к началу стены, чтобы поточней рассмотреть путь.
   Погода стояла нормальная, как для условий работы в горах. Попили чаю с фляги, припасенной для восхождения. В подходящий уступ скалы Витюля вбил единственный скальный крюк, который захватил на всякий случай, навесил петлю и пропустил сквозь нее веревку.
   – Потом продернем, – сказал и стал налаживать страховочную обвязку вокруг груди.
   – Я пошел, – Сергей обвил веревку вокруг плечевого сустава и ноги, завязал скользящий страховочный узел и начал спускаться.
   – Свободно! – крикнул Витюле, давая понять, что он уже внизу.
   Вскоре и Витюля оперативно съехал вниз. Скальная полка, куда спустились ребята была обширной и вела к предвершинным осыпям. Что дальше – не видно. Сергей пошел смотреть путь, а Витюля, тем временем, остался, чтобы вернуть вниз веревку.
   – Ты веревку продернул? – кричит Сергей ему, возвращаясь по полке назад.
   – Да! – ответил Витюля, сматывая в бухту упавший конец.
   – Очень жаль, пойди и посмотри… – он устало присел на каменную полку.
   Витюля пошел смотреть. За перегибом – два вертикальных кулуара со льдом внутри, по которому бежала таявшая вода.
   – Ну, как тебе? – посмотрел на него Сергей, – а ты говоришь быстренько вниз…
   – Хреново, товарищ майор, – философски ответил Витюля. – А еще крюк единственный наверху, блин, остался.
   – И что теперь? Страховать друг друга пальцем будем? Наверх отсюда уже не реально, – обстоятельно изрек тираду Серега.
   Пошли смотреть варианты, по пути перебрасываясь малопубликуемыми, но убедительными доводами и фактами из неожиданно возникающих жизненных сложностей в походе.
   В кулуаре было сыро и неуютно. Сверху капала вода.
   – Вариант один: страховку наладим через уступ в начале, затем, если лед будет прочным, то зацеплюсь за него ледорубом и переброшусь на скалы, – говорит Витюля, – а потом приму тебя. Не очень все это надежно, но вариантов больше не вижу.
   Сергей стал на страховку, а Витюля медленно двинулся во внутреннюю часть кулуара.
   Подобравшись к натечному льду он безуспешно царапал клювом ледоруба по его мокрой поверхности.
   – Не держит! – крикнул Сергею, – выдай еще веревки, спущусь пониже!
   – Веревка почти вся уже! Если сорвет, то не удержу я нас!
   – Удержишь, блин! – отвечал Витюля и с остервенением пытался подрубить хоть какое-то подобие ступеньки, чтобы закрепить на ней ногу.
   – Штурман! Веревка слишком натянута, дай слабину. Я попробую перепрыгнуть со льда на противоположные скалы. Там есть зацеп.
   – Кончилась веревка! Если я сниму её с уступа – останемся без страховки.
   Оценив ситуацию, Сергей наметил себе полку для выхода в кулуар.
   – Быстрее, я же на льду! Снимайся, у нас нет вариантов, – крикнул Витюля.
   – Эх ма, перема, – прикрикнул и себе Серега. – Ухожу со страховки. Давай! – и двинулся в кулуар, сняв веревку со спасительного уступа.
   Витюля, почуствовав слабину, вогнал клюв ледоруба в лед, перенес вес на ногу, стоявшую в вырубленной ступеньке, бросил тело на скальный зацеп, обняв его словно мать родную.
   – Я на месте! Сейчас организую страховку.
   Обвязав для надежности скальный выступ веревкой, Витюля принял Сергея на другую сторону кулуара. Мокрые от падающих ручьев воды они двинулись дальше вокруг скального склона. С нижней страховкой Сергей ушел на скальную стенку, что вела к более выположенному склону.
   Перебравшись на безопасный участок горы молча сидели и смотрели друг на друга.
   – Ну и ну…
   – Да, уж…, – перебросились впечатлениями.
   – Прошло уже три часа, – говорит Сергей, а еще пилить и пилить. Что-то там наверху наши думают?
   – А что думают? Придем – узнаем. Главное, что целы сидим.
   – Зато смотри, какая красота, – Витюля повел ледорубом на юг, где на горизонте блестела тихоокеанская вода Берингового моря с глубоким врезом в сушу бухты Наталии.
   – Наши этого еще не видят…

Верхоянская карусель. От Яны до Лены

//-- 1 --//
   – И туда они забрались, – сказал Мишка, задумчиво похлопав карандашом по крупномасштабной карте Северной Якутии.
   – Да, однако, тяжело у них проходил маршрут. Но, из-за сложностей с заброской все интересные направления пройдены не были, – рассказываю о нашей встрече с харьковскими туристами Юрием Оксюком и Виктором Можейко.
   – Эти ребята на той же волне, что и мы. Выбирают всё неизвестное и в таких северных углах страны, что не только транспортом, но даже и мыслью долететь сложно. Впрочем, как и мы. Конкуренты, одним словом.
   В конце концов, после долгих сидений за картографическим материалом, как обычно, подошли к маршруту просто, а значит логично. Итак, Северная Якутия. Северная, наиболее высокогорная часть, от бассейна реки Яны – до бассейна реки Лены. Так его и назвали – «От Яны до Лены».
   – Значит, будет вздрючка, – подытожил Витюля.
   – Женские имена к добору не приведут. Ну и, насколько это известно, верхоянский район – это материковый холодильник?
   – Да, это один из районов, где самые низкие температуры на земле. Но это зимой. Летом там все в норме. Бывает и холодно, а бывает и жарко. Нюансы – в преодолении каньонов. Там их целая сеть. Кроме гор, конечно. Вот с этим всем бы справиться…
   За разговорами незаметно вошли в подробности обсуждения тактики, словно находились уже в Якутии, только вот по какому из трех сказочных путей идти – не совсем ясно. Осталось только волшебный клубочек запустить.
   С мая мы его уже запустили на полную катушку, сформировав команду и начав планомерную подготовку. В группу, кроме меня, Мишки, Виктора и Володи-доктора, вошли Саша Папка, Боря Варич и Олег Жупанов, как наиболее подготовленные и солидарные по духу с нашей командой. Каждый знал что ему делать, чем заниматься. Только подготовка группового снаряжения велась под контролем Виктора. Это ответственное дело – пошив спецпалаток, изготовление различных приспособлений, характерных для специфики походов в конкретный географический район. Мы же с Мишкой занимались имеющимся в распоряжении картографическим материалом и описаниями, внимательно изучая различные изогоны, изобары, магнитные склонения, урезы воды и т. д., все, без учета которого можно на маршруте «махнуться» так, что называется «мама не горюй». Вычерчивали и обсуждали десятки вариантов подходов к перевалам, направлений движения, с учетом рельефа, запасные варианты на каждом из участков маршрута, так, как предугадать реальные события на местности всегда трудно. Как бы там ни было, а в июле Ту -154 приземлил нас в аэропорту города Якутска, а северная лошадка АН-2 доставила в предгорья Верхоянского хребта – поселок Батагай-Алыта. Теперь осталось путем дипломатических переговоров, компромиссов и других военно-тактических хитростей добыть вертолет для заброски на север, к началу маршрута.
   Добыли.
//-- 2 --//
   …Скольжу вниз по веревке с перевальной перемычки к более выположенному участку и смотрю на склон слева, где на скальном уступе стоит горный баран и тоже смотрит на меня, недоумевая, – «А ты мол, что здесь делаешь?»
   А я бы показал, что здесь делаю, только ружье у меня в рюкзаке, и сверху Мишкин голос:
   – Я долго буду тут мокнуть?
   Он стоит на скальной полке, почти под водопадом, страхуя меня. Остальные тоже терпеливо ждут своей очереди.
   – Баран здесь, – говорю, – красивый.
   – Два. Два барана, – это Витюля сверху, – только одному из вас нужно быстрее спуститься и освободить веревку. Мы тут уже задубели наверху. И нам очень хочется спуститься.
   Подходим к сердцу верхоянской горной системы – хребту Орулган, заледенелому, заснеженному, с острыми пиками и скалозубыми перевалами. Вот и к центральному леднику подошли – леднику Колосова. От ущелья – крутой взлет с выполаживанием к верхней его части, что в огромном горном цирке. Вперед выходит Витюля. Налегке, грациозно используя всю мощь своей альпинистской техники, с прибауточками, на нашей страховке пошел вверх рубить ступени, ввинчивать ледовые крючья и навешивать веревку для прохождения всей группы. Выглянуло солнце. Лед блестел, переливаясь зелено-голубыми оттенками. По веревочным перилам выходим к цирку. Только Саша Папка, щелкая фотоаппаратами и жужжа кинокамерой, все прикрикивал:
   – Ну не спешите! Дайте отснять как следует! Прут, как шахтеры к буфету!
   Мы действительно, словно шахтеры: в касках, с кирками-ледорубами, ломая лед, пробирались к верхней части ледника.
   В северных горах все происходит быстротечно. Задул ветер – облака упали на нас, а снежные заряды пригнули к основанию горного цирка.
   – Холодильник заработал, – изрек Витюля.
   – Опять будем сидеть.
   Это так. Передвигались пока что перебежками. Появилась погода – вперед. Накрыло с неба дождем или снегом – залегли.
   Раз такое дело, значит, перекус организовываем. Под полиэтиленовым куполом ставим котелочек со снегом на примус и – чаек готов. К нему бутербродики какие-никакие, – вот и пообедали.
   А вскоре и облака ушли в сторону. Значит вперед, на перевал. На перевале отдых, но короткий. Отсюда и вершину брать будем. Посматриваем на облачность в округе. Позволит ли?
   Налегке, с ледорубами и веревками уходим на гору. По скально-снежному гребню выбираемся на высоту 2380 метров. Все. Тур. Меняем записку, фотографируемся. Дует капитально, но видимость есть. Просматриваем – что видно по направлению дальнейшего пути. А дальше видно хитро-мудрое переплетение каньонов. Как-то мы выберемся оттуда? Пока не понятно.
//-- 3 --//
   Рация работала препаскудно: с треском и свистом. Вдвоем – я и Володя Киндрат – уходим в каньон на разведку. Крутизна, сырость, камнепады. Мишка уже в пятый раз нас вызывает, но мы не можем включиться, так как руки и ноги заняты одним – не сорваться бы. Наконец, мы внизу, в зажатом скальными стенами пространстве каньона. По его внутреннему ложе несется поток воды. А дальше – водопад высотой метров четыре-пять.
   – Пройдите вниз по ходу – здесь водопад – и ждите связь, – кричу в рацию, чтобы пересилить шум потока.
   Слышу в ответ Мишкино что-то типа —..онял!
   По мокрым боковым стенам каньона, под водопадными струями, спускаемся вниз. Дальше водопадов не наблюдаем.
   – Спускайтесь по осыпи ниже на сто метров! – кричу по рации команде, что наверху. Через полчаса все спустились.
   – «Колорадо», мать его, – заключает Боря Варич, – там хоть попросторней, а тут как в душегубке.
   Загадочная каньонная система, с не менее загадочным именем Маруптуматари, не дает расслабиться. Местами суживается до нескольких метров, заставляя брести по руслу потока воды, а иногда расширяется. Боковые тесные ущелья тоже сбрасывают водопадами воду прямо на нас. На расширенных участках делаем привалы. Головы постоянно крутятся, мечутся глаза по стенам каньона в поисках падающих камней. В некоторых местах не видно неба из-за навесов стен, высота которых колеблется от ста до двухсот метров. В таких местах чувствуешь себя ничтожной букашкой, глубоко забравшейся в каменную расщелину, а то и тараканом в банке, безуспешно ищущим выхода из нее. Вечером спускаемся к пересечению нашего каньона с более широким разломом и с галечными берегами вдоль реки. Устанавливаем лагерь. Будем ночевать.
   – Если ночью дождь, то нас подтопит, – говорит Мишка.
   – Других номеров в гостинице нет, – отвечаю, – будем стоять. Пойдет вода – полезем на скалы.
//-- 4 --//
   От дождя Бог миловал. Поутру, перебродив речку, уходим в верхний боковой каньон, что ориентирован к северо-западному перевалу и выводит нас на более нормальный горный рельеф. Погода хмурая, но без осадков. Дожди и работа в каньоне – очень нежелательное сочетание.
   Ну вот. Воткнулись в еще более тесное произведение природы с целым каскадом водопадов. Какой поменьше, а какой и побольше. Подстраховываем друг друга, занимаясь эквилибристикой на скальных стенках, обходя глубокие места, что под водопадами. Но продвигаемся. Повыше – час от часу не легче – снежно-ледовые пробки, перекрывающие каньон с тоннелями, пробитыми потоками воды. Что делать? Проходить в тоннеле – опасно, может в любую минуту рухнуть. Идти поверху? Во-первых, нужно будет навязать целую систему страховки, во-вторых – ледовый мост тоже может рухнуть. Решаем все-таки в тоннель. Жутко все это но, по одному и в темпе, пробираемся сквозь ледовую пробку. Повыше стенки начали понемногу разъезжаться в стороны, а все равно круто. Весь день проводим в воде и каньонном хаосе. Пора и место ночевки искать. Через несколько километров опять натыкаемся на большой снежно-ледовый мост. Взбираемся на него. Привал.
   Отправляем Олега и Борю вверх на разведку, поискать место ночлега. Через полчаса возвращаются.
   – Ну что?
   – Есть одна площадка недалеко, но она занята.
   – Кем занята?
   – Да медведица с медвежонком на ней, тут, недалеко.
   Берем ракеты, для отпугивания и все вместе идем смотреть. В метрах двухстах, действительно, прекрасная площадка, а на ней – хозяева местные.
   – Ну, что, пуганем? – говорит Володя, отвинчивая головку ракетницы, а то будем на льду спать.
   – Подожди, – говорим.
   Медведица с малышом смотрели в нашу сторону. Малыш прыгнул на мать, пытаясь свалить ее. Но та игры его словно не замечала – зорко наблюдала за нами, отмахиваясь лапой от назойливого малого.
   Придется ночевать на мосту, согласились мы. Если нагнать, мама может сильно обидеться, – так решили. Не мы, в конце концов, здесь хозяева.
//-- 5 --//
   Высокогорье оставалось на востоке, а мы продвигались уже по редколесью. Вдоль реки появлялись островки зарослей лиственницы со стланиковым кустарником. Спугнули огромного лося, который не спеша уходил на другой берег гордо, не боясь нас. Реку перешел как бы шутя, несмотря на довольно мощное течение. Рога ветвились, будто сухое дерево росло у него на голове. Красавец. Путь шел по богатой дичью местности. Взял на-изготовку ружье. Появилась возможность настрелять куропаток. Полярная куропатка – наше стандартное подспорье в еде, когда идем внизу, в поймах долин, тундре, лесу. Вот и сейчас стайка поднятых куропаток, хлопая крыльями, взмыла в небо. Выстрел. Еще выстрел. И есть две-три на ужин. Когда мазаю, получаю соответствующие комментарии от заинтересованных. Кусок мяса с настоянным бульоном очень способствует настроению и спокойствию в наших желудках. Заметили стадо оленей под склонами отрога. А внизу пастух. Значит, недалеко и бригада стоит. Это хорошо. Поставили лагерь в хорошем, зеленом месте. Есть дрова и есть что кушать. Парень лет двадцати сообщил, что завтра дойдем до бригадного чума, и, что иногда к ним прилетает вертолет с продуктами да разными хозяйственными принадлежностями. А вдруг и нам повезет с небесным транспортом.
   На следующий день шли вниз не спеша. По пути настреляли с десяток куропаток. Придем в гости к оленеводам не с пустыми руками. На просторе широкой долины с островками леса группами паслись олени. Пастухи же только следили за расположением стад, отпугивая при необходимости волков, которые также были на постоянном дежурстве при оленьих стадах. У каждого свой промысел.
   Подходим к расположению оленеводческой бригады. Три больших чума, с различным инвентарем и полукругом расположенными нартами, стояли на невысоком пригорке у слияния реки с боковым притоком. Место просторное, красивое. Рядом из жердей был сооружен просторный кораль, где кругами вертелась пара сотен оленей. Познакомившись с оленеводами, расположились рядом в палатках. Стали привыкать к их быту. В бригаде есть рация и о нас было сообщено в совхоз, который находился в поселке Кюсюр, что на берегу реки Лена. Там имелся местный аэродром и небольшой порт, где останавливались суда во время летней навигации по реке. Оттуда был прямой выход или в Тикси, или же в Якутск – как по воде, так и по воздуху. Оставалось ждать оказии. А пока ждали, учились бросать аркан и ловить оленей. У якутов это здорово получается. Ездят они на оленях как на лошадях – верхом. Это только в Якутии. В других местах такого нет. Изготавливают специальные приспособления, типа седла, и приучают оленя к езде верхом. Тоже не простое дело. Пробовали, не очень то и получается с непривычки. И падать пришлось, и догонять капризных олешек. Помогали пилить рога. Кончики рогов, бархатных таких, нам порекомендовали кушать. Мужская сила, сказали. Ну, что ж, отпиливали, ножиком надрезали и, поджарив на огне, ели.
   – Пантокрин. Понимать надо, – говорили нам.
   Где-то на третий день по рации было сообщено, что в бригаду вылетает ветврач для прививки оленей. Появилась надежда на эвакуацию. На следующий день вертолет прилетел. Помогали отлавливать оленей, пропускать их через сужение в загороди кораля для получения прививки. Работа шла весь день. А на следующее утро мы улетели в Кюсюр.
//-- 6 --//
   Река Лена огромна и величественна. Ширь реки с ее утесами, сопками, впечатляет своей мощью. Бродим вдоль реки и наблюдаем за большим танкером «Лена нефть», что стоит на якоре аванпорта поселка Кюсюр. Наше любопытство не праздное. С авиацией плохо. Вернее, нет, с авиацией хорошо, но когда она не летает – плохо. Из-за погоды. А на неделю – две, здесь всегда очень даже возможный вариант застрять. Так что нам порекомендовали поселиться где-нибудь и тихо себе ждать.
   Отчалившая шлюпка от танкера заинтересованно сопровождалась нашими глазами до самого берега. С нее вышли четверо и пошли в поселок. А у шлюпки остался один из матросов. Подошли. Поговорили о том да о сем, а тут и остальные моряки возвращаются. Идут-то они в Тикси, как выяснилось. С ними старпом, парень средних лет. Поговорили хорошо, рассказали о своих проблемах. Что в горах уже давно, что возвращаться на Большую землю пора, что самолеты не летают.
   – Ну, ребята, единственное, что могу, так это поговорить с капитаном. Тут как он скажет и какое у него настроение.
   Часа через два, от танкера в сторону берега опять отошла шлюпка. Это нас обрадовало. А то чего же им ездить туда-сюда? Не иначе, как за нами. И мы, к счастью, не ошиблись. Настроение у капитана было нормальным, а когда мы причалили к борту, то Его Высочество даже спустился посмотреть на северных бродяг.
   – Что, через Верхоянский хребет перешли? – спрашивал.
   – Перешли, Николай Егорыч (так его звали) – отвечали, – а вот вам спасибо, что подхватили нас, не дали закукарекаться в здешних местах надолго.
   Разместили нас в кормовой резервной каюте. Было тепло и уютно. На танкере чисто, все выкрашено. Матросы постоянно что-то драили, убирали, приводили в порядок. Чувствовалась железная воля капитана. К вечеру снялись с якорей. Напор воды стал тянуть судно по течению но, работая винтами и рулем, танкер развернулся и стал на фарватер. Курс на север, к морю Лаптевых.
   Команда на судне молодая. Четверо ребят недавно окончили училище речников, а двое и вовсе на практике. Судно длинное и груженное. От надстроек до носа сеть трубопроводов, мостиков разных, противопожарные системы. Класс – река-море. Ходят с грузом топлива в северные порты на побережье Северного Ледовитого океана, такие как Тикси, Хатанга, Певек. Навигация короткая, всего пять месяцев, а топливом необходимо обеспечить всю инфраструктуру Севморпути, включая поселки и города. Оттого и движение по Лене и другим судоходным рекам Заполярья в самом разгаре. То и дело раздаются протяжные гудки встречным судам, буксирам и баржам, идущим вверх по Лене под загрузку или выгрузку в какой-нибудь порт. В здешних местах река равнинная, широкая. А берега уже – безлесые. Полярная тундра сменила редколесье на склонах береговых сопок.
   Капитан пригласил нас к себе на чай. Это официальный визит, так что, готовясь к нему, мы почистились, побрились, приоделись, словом, исполнили морской этикет. Каюта капитана была просторной, двухкомнатной, с прекрасным обзором через иллюминаторы судна окружающего пространства. Внутри – словно на даче у преуспевающего огородника. Кроме различных тропических фикусов-кактусов, росли помидоры, лимоны и еще какие-то неизвестные диковинные растения. Все это придавало казенной каюте домашний уют и покой. Женщина, немного старше средних лет, на симпатичном подносе внесла чай.
   – Знакомьтесь, моя супруга Татьяна Семеновна, – представил капитан, улыбаясь.
   – Так вот откуда уют и порядок, – делаю комплимент женщине и, соответственно, капитану.
   – Это, уж конечно, ее заслуга – с гордостью отвечает, – и на камбузе порядок держит, и в буфете. Вместе уж лет восемь как ходим.
   Не спеша, как и подобает этикету, ведем беседу, пьем чай, закусывая вишневым вареньем, также поданым Татьяной Семеновной. Очень приятные люди, располагающие к себе общением.
   Слушаем рассказ о реке, о навигации, о богатейшем якутском крае.
   – Скоро будем входить в дельту Лены. Кстати, одной из самых обширных на планете. Около тридцати тысяч квадратных километров.
   – А идти как будем? Там же проток не счесть, которые к морю ведут?
   – Идти будем по Быковской протоке – ближней для захода в порт Тикси. Дельта начинается где-то в ста пятидесяти километрах от моря. Вот к вечеру и войдем в нее.
   К утру почувствовали волну. Танкер дрожал и клонился из стороны в сторону. Идем на мостик. На вахте находилось все начальство. Попросив разрешения поприсутствовать, получили добро и молча наблюдаем за действиями экипажа. Судно вышло в море Лаптевых. Тяжелые тучи клубились почти над водой, раздуваемые восточным порывистым ветром, образуя барашки на гонимых по морю волнах. Нос танкера бросало из стороны в сторону. Рулевой быстрыми поворотами штурвального колеса компенсировал рыскание судна. Удивляло то, что корпус изгибался на волне, словно гуттаперчевая игрушка.
   – Не удивляйтесь, – сказал старпом, – это заложено в его конструкции. Деформация на большой волне – это нормально.
   К северу стала видна полоска ледяного поля. Еще дальше, к горизонту, шел караван судов в восточном направлении под конвоем ледокола. Судно изменило курс на юго-восток.
   – Повернули на Тикси. К вечеру подойдем, – сообщил капитан и, попросив старпома оставаться на мостике, ушел к себе.
   К вечеру показались огни порта. Танкер встал на якорную стоянку внешнего рейда. К нему со стороны берега направился катер.
   – Собирайтесь ребята. Представитель порта едет. Попрошу, чтобы вас отвез поближе к аэропорту. Попрощавшись с капитаном и командой, поблагодарив за гостеприимство и выручку, отбыли в Тикси. Танкер таял в зябкой вечерней мгле полярного дня, отбрасывая свет своих ходовых огней на холодные воды Северного Ледовитого океана.

Медвежий синдром. Люди Севера. На тихоокеанской волне

//-- 1 --//
   Сон был крепким и глубоким. Еще бы! С самого утра продирались по извивистому, заросшему кедрачом ущелью на подходах к очередному перевалу через один из отрогов Корякского нагорья, что на севере Камчатки. Местами шли просто по каменному руслу ручья, переползая через мелкие водопады, местами занимались скальной акробатикой на прижимах и теснинах. Иногда, парами, уходили налегке вперед, чтобы просмотреть и выбрать оптимальный путь в этом крайне неприятном каменном мешке. К одному из расширений ущелья примыкала более широкая долина. При разведке пути ребята заметили чум на высоком левом берегу речки, поросшем одиноко стоящими лиственницами. Чум – это всегда хорошо.
   Усталость давала знать, да и желудки сами просились к подобным местам. Возле чума людей было немного – пара женщин, старик, строгавший длинную жердь и несколько юношей, с интересом наблюдавших, как вареница наших личностей с огромными рюкзаками поднималась к ним на возвышенность. Разгрузившись поздоровались, представились. Это были представители корякской народности, занимающиеся оленеводством. Старшие находились вверху ущелья со стадом. Попили чаю, рядом с чумом поставили палатки. Решили ночевать тут до следующего утра. Пока на улице шла обычная хозяйственная суета, прилег на спальник, да и крепко уснул.
   Проснулся от шума и толчков в бок. Открываю глаза – меня трясут корякские пацаны, что-то показывая в сторону другого берега реки.
   – Что случилось?
   – Медведь! Надо медведя стрелять!
   – Зачем? – спрашиваю, вылезая из палатки.
   – Стрелять, однако, надо. Большой медведь. Мяса много. Николай, наш бригадир, с карабином в стадо пошел. А у нас только мелкашка. Не убъёт медведя.
   Слушаю эту тираду и смотрю на другую сторону реки где, метрах в семидесяти – восьмидесяти стоит огромный камчатский экземпляр, смотрит в нашу сторону и нюхает воздух со стороны чума. Наверное, вполне аппетитный для него.
   – Есть ружье? – не угомонятся никак ребята.
   – Есть, – отвечаю, – да только такую «машину» оно не возьмет. Да и зачем он вам? Напугайте, он и сам уйдет.
   – Нет, стрелять надо, заряжай пулю, а мы с мелкашки будем!
   – «Черт подери, – думаю, сейчас шмальнут с мелкашки, ранят, а потом проблемы с этим подранком будут».
   Наши ребята стоят и понимают ситуацию. С этого расстояния ничего ты ему не сделаешь, кроме как подранить.
   – Да пугани ты его, – тихо говорит Серега, – а то эти хлопцы не отцепятся.
   Так и сделаю. Заряжаю пулю в дробовик, прицеливаюсь выше медведя в склон, нажимаю на курок. Выстрел. Фонтан пыли вздымается на склоне выше мишки, который тут же рванул вверх по склону.
   – Промазал, промазал! – кричали ребята, – давай еще, – а сами начали шмалить из своей мелкокалиберной. Но медведь, уже был далеко на склоне, выгребая лапами огромные камни, как экскаватор.
   – «Ну и хорошо, – подумал, – еще не хватало медвежий грех на душу брать».
   Все долго наблюдали как косолапый, местами оборачиваясь на нас, уходил вверх все дальше и дальше. Вечером, в стойбище вернулся бригадир. Взволнованные корячата рассказали ему о неудачной охоте, на что тот с улыбкой сказал им, что с такого расстояния дробовиком мишку не взять. На этом они и успокоились. Но за общим ужином нас все-таки угостили имеющейся медвежатиной. Ничего, вкусно. Постреливают местные медведей. А жаль. Красивые и впечатляющие создания.
//-- 2 --//
   Красивые и впечатляющие… Это точно. Впоследствии они нас впечатляли ежедневно, аж до окончания маршрута. Но – по порядку.
   Спустившись вниз, к южной части отрогов Корякского нагорья, примыкающих к непосредственно к Беринговому морю, мы заметили, как оживилась флора и фауна прибрежных зон. Продираясь сквозь густые заросли кедрача в поймах рек, находили множество медвежьих следов. Причем свеженьких. Словно они чуяли нас, довольно шумную толпу, и уходили со своих привычных мест, уступая нам дорогу. Впереди треск и густой шелест веток. Мелькнула рыжая тень.
   – Давайте песни петь, что ли, – предлагает Петя Смешко.
   А что – дело. Идем, поем, галдим как можем. До окончания маршрута еще дня три. В этих южных джунглях района бухты Наталии, красивейшего природного образования, нам осталось перевалить через очередной отрог, но это нужно сделать повыше, форсировав реку с одноименным с бухтой названием. Вот туда-то мы и продираемся.
   Все. Усталость доконала. Нужно становиться на ночлег. А где? Кругом заросли, ручьи, скалистые взлеты и за ними опять кедрач со стлаником. Находим более-менее подходящую площадку у небольшого ручья, расчищаем ее и устанавливаем две палатки. Все время прислушиваемся к шорохам в зарослях. Договариваемся далеко от лагеря не отходить. Возле устроенного кострища лежит наше вооружение: ружье, ракеты, взрывпатроны. Витюля по этому поводу шкварит:
   – Психоз здесь устроили! По нужде уже и отойти нельзя.
   Но отходя, все-таки ракетку-то прихватил…
//-- * * * --//
   Начало сентября… Жизнь в районе бухты кипит. Вскоре сюда, к месту постоянного забоя оленей, будут сгонять стада со всего побережья Корякии. На нерест, в реки и ручьи Северной Камчатки, пошел лосось. С океана косяки рыбы поджимают стаи любопытных нерп. За ними, словно тени, неотступно следуют морские охотники – акулы, привлекаемые поступающей в данный район живностью. А вскоре начнется забой оленей и тогда воды бухты примут в себя отходы этого грязного звериного производства, раскрасив их в цвет крови. Страсти накалятся максимально. И медведи об этом знают. И хищные стаи полярных волков к этому готовы. И многие тысячи небесных странников – чаек предвкушают пир. Пока же медведи спокойно занимаются рыбалкой, жируя на зиму красной рыбкой, организовав круглосуточное дежурство у северных ручьев и рек. Так что осторожно! Пищевая цепочка активирована. Она в действии.
   Обсуждаем ситуацию с ребятами, понимая, что мы не в Крыму на экскурсии, а являемся здесь прямым продолжением этой пищевой цепочки. И, желательно, нужно поскорее уносить отсюда ноги, так сказать, подальше от процесса. Ночью (естественно белой, заполярной), почти никто не спал. Договорились дежурить у костра по два часа, придерживая на чеку имеющийся боезапас. Всюду мерещились медвежьи тени, любой шорох возбуждал остроту чувств, выгонял из палатки. Но ничего особенного не случилось, что поутру, естественно, дало некоторым повод для возвышенно-язвительного трепа. В одном все были единогласны – нужно отсюда убираться. Чем раньше, тем лучше.
   Рванули вперед, да так, что трехдневную норму до временной базы геодезистов, куда мы стремились, выполнили за два дня, переночевав в районе перевала для собственного же спокойствия.
//-- 3 --//
   Последние дни на маршруте, а затем на базе геодезистов прошли как-то в повышенном темпе. Ребята, производившие в этих местах съемку местности, для составления картографической продукции, вполне приветливо нас приняли и, что не маловажно, предложили баньку.
   Ах, что за банька была! Разжаренные камни давали температуру и пар. Уставшие телеса наши с удовольствием ложились под венички, собранные с окрестных зеленых кустов.
   – А еще! – кричал вожделенно Витюля Гришке.
   – А еще!
   – Подкинь парку! – просили ребята хозяйственного Петруху Смешко, который следил заодно и за печной топкой.
   Дойдя до точки, когда влажный горячий воздух стал припекать в легких – гурьбой валили в ручей.
   – Хо-о-олодно! Хорошо-о! – кричали, остервенело погружая тело в каменное русло.
   И назад, в баньку. И опять в ручей. И еще в баньку.
   Выходили в мир после омовения, словно ангелы небесные: медленно, неторопясь, будто боялись спугнуть благость, сошедшую в разглаженные, чистые тела и разум.
   За ужином геодезисты сообщили, что на завтра планируется борт с Пахачи, который прибудет сюда со снаряжением. Если будет место – заберут. Новость как нельзя лучше. Не нужно будет искать выход к точкам цивилизации.
   Утром, только попили чай, в небе знакомое «плаф – плаф» с характерным свистом. Летит. Вертушка делает круг, заходит со стороны долины и приземляется на галечную отмель у самой реки.
   Помогаем выгрузить мешки, ящики, бочки. Я, тем временем, веду с командиром разговоры. Откуда, что и как, да как бы вознестись с ними до поселка ближайшего.
   Командир веселый, все понимает.
   – Поедем, не волнуйтесь, только слетаем за геологами, – они недалеко, и – на Пахачу.
   – Ребята, грузимся!
   – Эх, командир! Твоими словами, словно сам Господь Бог мягкими ногами по душе прошелся! – восклицает Витюля.
   Летчики смеются. Живо забегали – вертолеты ждать не любят! Через десять минут мы уже махали руками геодезистам, желая счастливо закончить свои сезонные полевые работы.
   Идем на низкой высоте куда-то в сторону северного ущелья. Вскоре круто развернувшись, приземляемся у небольшой брезентовой палатки. С нее вышел мужчина, стал говорить о чем-то с командиром. Тот махнул головой. Мы опять взлетели. Отойдя вниз по ущелью, приземлились на небольшую площадку. Турбины утихли. Ничего не понимаю. Иду к пилотам, спрашиваю, мол, в чем дело?
   – Женщина с ним, тоже геолог. Попросил еще полчаса. Любовь…
   – Ха! – говорю, – у них что, не было времени пообщаться?
   – Не «ха», а Любовь! – Летчик уважительно поднял палец вверх, к потолку кабины пилотов.
   – Понимать надо. Ничего, подождем.
   Удивительно… Север. Заполярье. Глушь. И маленькие – маленькие люди со своими судьбами, разбросанные по огромных территориях дикой матушки-природы. Не в уюте городов и селений, не в безопасных домах и квартирах, что рядом с магазинами, телевидением, развеселыми заведениями и умными библиотеками. Здесь жизнь откровенная, без хитростей и затей. Люди Севера буднично делают каждый свою работу, помогая друг другу в нужную минуту, поддерживая друг друга. На материке и попутку то иной раз поймать сложно. А здесь, – да и не только здесь – повсюду, без помощи людей севера мы и шагу ступить не смогли бы. За время наших многочисленных походов по Северу, Заполярью, в других «диких» районах обширной Территории, всегда Люди Севера шли навстречу. Это закон. Спасибо Вам, Люди Севера.
   Через полчаса мы взлетаем, через пару минут садимся снова, помогаем свернуть лагерь, грузим вещи геологов – мужчины и женщины, – лет сорока им по возрасту, – и улетаем к югу с огромным уважением к экипажу вертолета, геологам, да и всем, кого повстречали на маршруте.
//-- 4 --//
   В северокамчатском поселке Пахача, тихом и скромном, но имевшем весьма ощутимое влияние на здешние территории размером со среднюю европейскую страну, тихо и размеренно протекала жизнь. По пыльным улицам носились туда-сюда грузовики – вездеходы, по сторонам от дорог, словно памятники, заросшие травой, стояли ржавеющие останки гусеничной техники, на аэродроме садилась и взлетала северная авиация, на рейде – то появлялись, то уходили суда и суденышки камчатской флотилии.
   В аэропорту пришлось немного приуныть, так как все билеты на Петропавловск давно распроданы или зарезервированы. Ждите, сказали. Может, что и появится…
   Ждем. Расположились в каком то домике для командировочных – всё крыша над головой. Изучаем обстановку. Вскоре приходит женщина из аэропорта.
   – Ребята, на рейд заходит теплоход. Он везет забойщиков оленей в бухту Наталии, а затем идет в Петропавловск. Можете на нём уйти.
   Переглянулись. Ну что же, путешествовать, так путешествовать, решили плыть. Опять в бухту Наталии, ну прямо рок судьбы какой то.
   К вечеру на самоходной барже – жестяной коробке с двигателем – нас везут на внешний рейд к теплоходу «Николаевск», большому морскому лайнеру, очевидно трофейному, еще со Второй мировой войны. Загрузились. Определили нас в просторную общую каюту на нижней палубе – так дешевле – и лайнер взял курс опять на север. На судне народу было много, в основном крепкие мужики, кучковавшиеся в каютах и на палубе, занимавшихся возлияниями, так как на промысле наверняка у них будет «сухой закон». Были и женщины.
   Перед утром слышны гудки, суета. Выхожу на палубу. Вокруг теплохода катера, шлюпки, свет прожекторов сквозь утренний туман. Бухта Наталии. Идет выгрузка. Назад уйдем почти пустыми.
//-- 5 --//
   Свинцовая тихоокеанская вода со вздохами расступалась перед форштевнем теплохода «Николаевск», когда он натружено ухал в пространство между гребнями тягучих волн. Курс на юг, к Петропавловску – Камчатскому. Дальше на самолет и…
   Все расслабились, висели на леерах верхней палубы, наблюдая тихоокеанские просторы на востоке, а на западе – гряды камчатских вулканов – исполинов. Над некоторыми – дымы вулканического пепла и газов. Удивительный край. На судне работает бар. Иногда заходим, чтобы побыть в приличном месте и пропустить по несколько граммов коньячку с кофе. Благодать…
   – А давай еще, с лимончиком, по-людски – ведает Витюля, ощущая блаженство цивилизованной жизни.
   – А почему нет, – отвечаем, – давай с лимончиком…
   Особенно не разгуляемся, дорогое это удовольствие. А тут и новые знакомства, разговоры, посиделки. Так что жизнь налаживается.
   – Акулы за кормой, – сообщает Боря Варич.
   Идем смотреть акул. Теплоход во время движения, постоянно что-то сбрасывает в воду. В том числе и отходы продуктов. Вот и увязалась за ним с дюжина акул-молот. Снимаем их на камеру. Мощные и красивые создания, с широкими, словно крылья, образованиями на носу. Часами идут в кильватере теплохода. А над ними стаи чаек, которые тоже не хотят упускать свою добычу. Бросаем им кусочки хлеба с кормы. Ловят тут же, на лету. Ловкие. На горизонте, в сторону американского континента, видны небольшие шхуны.
   – Наверное, японцы, – говорит рыбак с траулера, направляющийся в отпуск.
   – Краба тралят. И в наши воды заходят. Их гоняют, а они все равно тралят. Да еще и методами запрещенными. Сквозным тралением. Все со дна выгребают.
   – А где же морская охрана? – спрашиваем.
   – Да разве уследишь на таких-то просторах? Шхуны быстроходные, с новейшими радарами. Если видят, что засекли, бросают все и в нейтральные воды. Шельф и банки камчатского побережья ох как соблазняет желающих обогатиться. Тут и краб, и красная рыба, и морские котики, – все ценное и драгоценное.
   На четвертый день с утра подходим к входу в Авачинскую бухту, в глубине которой расположен город Петропавловск-Камчатский. Красивейшая бухта, защищенная от тихоокеанских ветров и волн, дающая надежное пристанище судам и кораблям, наполняющая жизнью этот удивительный уголок полуострова Камчатка. Не доходя известных скал «Три Брата» – стоп.
   – Будем стоять, пока атомная лодка не зайдет в бухту, – объясняет наш попутчик всем, кто вышел на верхнюю палубу.
   Зрелище впечатляет. Огромный атомоход, в сопровождении буксира и эсминца втягивался в Авачинскую бухту. Грандиозно и зловеще на тихом ходу он взламывал волну, отбрасывая ее вперед и в стороны. На высокой рубке виднелись крошечные фигурки экипажа и вывешенный военно-морской флаг. Затем двинулись к порту и мы. В чистом и ясном небе, доминируя на горизонте, стояли два вулкана – Авачинская и Корякская сопки, покрытые блестящими на солнце снежными шапками.
   Путь наш подходил к концу.

Владимир Рачек Полярный старт Рассказы о северном туризме

Полярный старт

Глава 1 Москва – Воркута. Таежные опасности

Глава 2 Год назад. Бабуля. Через тайгу – к перевалам

Глава 3 Восхождение

Глава 4 Записка. Медвежья лапа

Глава 5 Год назад. Продолжение. Дождливые прелести. Вездеходный бросок

Глава 6 Неприступный хребет. Красная рыба

Глава 7 Вниз. Ночь в таежной избе