Александр Ананичев
Святые воины преподобного Сергия Радонежского

   Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви ИС 13-308-1681

   © Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2013
   © Ананичев А., текст, 2013
   © Подивилов С., иллюстрации, 2013
//-- * * * --//

   К 700-летию со дня рождения преподобного Сергия Радонежского

   Дорогой первоклассник!
   Сегодня у тебя знаменательное событие – первый день в школе. Это очень важный этап в жизни. Школа откроет для тебя много тайн: ты научишься хорошо читать и писать, освоишь математику, узнаешь, как устроен наш мир, изучишь историю нашей великой страны.
   Но главное, ты научишься дружить, трудиться и быть достойным гражданином.
   Твои близкие будут смотреть, как с каждым днем ты становишься взрослее, и радоваться твоим успехам.
   В этом тебе помогут учителя, друзья и книги. Книги – это удивительная вещь! Они могут нас многому научить. Рассказать об удивительных местах и приключениях. Поведать о героях и добрых людях. На их примерах ты научишься поступать так, чтобы счастливо и достойно прожить жизнь.
   В твоих руках – книга о святом Сергии Радонежском и его учениках. Он родился 700 лет назад, но мы до сих пор вспоминаем и чтим его. Немало великих дел совершил за свою жизнь преподобный Сергий. Но участие в единении Русского государства – поистине главный подвиг Радонежского праведника. Весть о том, что игумен Сергий благословил князя Дмитрия на войну с ордынцами, да еще и двух монахов-богатырей ему дал, мигом разлетелось по Руси. «Если Бог с нами, кто против нас? – укрепляли друг друга воины, уходившие на смертный бой. – Если Бог с нами – мы победим!»
   Желаю и тебе стать достойным наследником наших святых предков, пройти увлекательный путь школьных наук, любить своих близких и нашу прекрасную Родину!

Глава твоего родного Воскресенска
Александр Васильевич Квардаков

   Дорогие ребята!
   Вы держите в руках книгу о великом святом Русской земли преподобном Сергии Радонежском и героях Куликовской битвы. Эта книга выпущена специально для вас, накануне юбилейной и памятной даты – 700-летия со дня рождения преподобного, которая будет широко отмечаться по всей России в 2014 году. Издана она с целью познакомить вас с жизнью и трудами лучших сынов нашей Родины.
   Преподобный Сергий основал Троицкий монастырь, куда стекаются тысячи и тысячи паломников. Его наставлений и молитв искали богатые и нищие, князья и крестьяне, монахи и священники. Поразительная духовная красота и твердая вера в Бога святого Сергия и его учеников оказались сильнее материальных благ и внешней силы, что и сыграло ключевую роль в объединении разрозненной Руси и победе русского воинства, под предводительством благоверного великого князя Дмитрия Донского, в Куликовской битве.
   Памятуя слова Христа Спасителя – где сокровище ваше, там будет и сердце ваше – наши с вами предки всегда считали истинным сокровищем своей жизни и истории именно таких людей, которые жили Небесной красотой, любовью к людям и своему Отечеству, искавших только Небесной правды.
   Дорогие дети, будьте достойны того великого духовного и культурного наследия, которое на протяжении веков с любовью сохранялось многими поколениями русских людей и служило мощной силой единения. Усердно изучайте родную историю и культуру – свидетельство величия нашей Родины и многих поколений наших соотечественников.
   Да благословит Господь ваше детство, пусть оно будет мирным, счастливым и радостным!

Благочинный церквей Воскресенского округа
протоиерей Сергий Зибров

«Господи, прости!..»

   Бежит лесная река, петляет, звенит в изгибах чистым серебристым голоском. Вдоль реки раскинулись духмяные луга и пологие холмы с зелеными травами. Высоко над рекой безмятежно плывут облака, отражаясь в лазурной глади. Смотришь в реку – и забываешь, где находишься: то ли на небе, то ли на земле. То ли вода отражается в небе, то ли небо опрокинулось в прозрачные речные струи. Так хорошо все у Господа!
   Но отчего загрустил человек? Склонился он над водой и будто не себя в реке видит – одетого в монашеские одежды, а кого-то другого пристальным взором оглядывает. Или молится он, или жизнь свою вспоминает…
   Качаются над ним вековые деревья, птицы радостно щебечут, вокруг травы шелестят золотистые, а инок стоит на коленях, не шелохнется и глядит, глядит на разбегающиеся волны.

   Отчего столько злобы на земле? Отчего страдает земля Русская? Больше века терзают Русь страшные завоеватели, нагрянувшие из далеких монгольских степей точно грозовое пламя. Сколько городов и селений оказалось в огне, сколько христиан погублено православных! Есть ли такая сила на земле, которая могла бы остановить это адово нашествие…
   Словно волки добычу, дерут на куски Русь не одни татары, но, что горше всего, – княжеские междоусобицы. Московские князья Даниил, Иван Калита и Симеон Гордый, благословляемые святейшими архипастырями Русской Церкви, положили начало великого дела – единодержавного правления в разрозненном Отечестве. Да удельные князья все одно – о независимой власти мечтают. Каждый ищет первенства и величия. А степнякам княжеские ссоры только на руку. «Разделяй и властвуй» – древнее правило всех поработителей.
   Для того, видать, и попускает Господь испытания, чтобы люди научились их преодолевать. Не будет искушений – не будет и побед над ними. Или Царство Божие не силой берется?

В светлой реке вдруг увидал монах себя, прежнего, облаченного в ратные доспехи, а затем главы родных брянских церквей, княжий двор, обнесенный высоким частоколом. Увидал монах строгих воинов, с кем бился плечом к плечу за родную землю и Православную веру. В былые времена не раз приходилось ему, сыну боярина Пересвета, брать в руки острый меч и оберегать от напастей Отечество. Даже имя его – Александр, что значит защитник, – звало к ратным подвигам во славу Руси.

   Сколько врагов полегло от Пересветова меча! И теперь, хотя прошло много времени, он не в силах забыть, как падали они на землю под его ударами.
   – Господи, прости! – выдохнул Пересвет, закрывая лицо ладонями. – Что человек, даже букаха малая и та жить хочет!
   А я… Господи, прости меня, окаянного!
   Пересвет снова заглянул в воду. И вновь перед взором его заблестела вода, отражая дробящийся на мелкие осколки солнечный свет.
   – Александр! Ты куда пропал? Отец Сергий хочет видеть тебя.
   Пересвет оглянулся. За спиной стоял Андрей. Вместе они когда-то стояли на страже Руси, вместе пришли в лесную обитель очищать свою душу и вымаливать прощение у Господа.
   – Идем, Ослябя. Замешкался я.

Новые воспоминания

   Ничего нет тайного пред Богом. Даже ручей в глухом лесу можно отыскать по журчащему голосу. Тем более человека, живущего праведной жизнью, пускай и вдалеке от шумных селений.
   Уже не один десяток лет у многих тогда на Руси не сходило с уст имя святого подвижника, поселившегося в дремучих Радонежских лесах, что шумели на ветру пышными кронами в семидесяти верстах к северу от Москвы. Совсем юным пришел на гору Маковец сын ростовских бояр Варфоломей. Срубил здесь келью для уединенного моления, а вскоре и церковка была освящена в честь Живоначальной Троицы.
   На пятую зиму забрел к нему на Маковец спасать душу первый ученик. Затем – еще и еще. И на пустынном прежде холме, точно грибы из-под нападавшей листвы, стали вырастать приземистые келейки.

Между пнями пустынники вскопали огород, на котором выращивали овощи для своей скудной трапезы. Преподобный трудился вместе со всеми – таскал бревна, ходил за водой, молол для братии зерно, пек хлебы, шил одежду и обувь. Так что трудно было пришедшему в первый раз различить, кто в монастыре младший, а кто наставник. Все смиряли себя, все считали друг друга братьями.

   О смиренной жизни и чудесах Преподобного, исцелившего бесноватого и поднявшего из гроба умершего отрока, говорили в самых отдаленных уголках Русской земли. Раздробленная и униженная, страждущая, но несломленная Русь радовалась каждому известию о благодатном иноке.
   С недавних пор в монастыре Преподобного определился новый общежитийный устав. Равенство, послушание и распределение обязанностей между иноками – вот главные правила общежития.
   Александру Радонежский игумен поручил ходить за водой к подножию Маковца. Работа эта не каждому по плечу. Пересвет же с ней справлялся играючи – недаром его Господь наградил недюжинной силой.
   «То ли посланный кто от великого князя, то ли сам Дмитрий Иванович к нам пожаловал, – размышлял Пересвет, завидев приезжего. – В последнее время многие идут к игумену. Всех принимает Преподобный. Как только времени у него хватает! А иной после бесед со святым настоятелем в монастыре остается – сначала потрудиться во славу Божию, а потом, глядишь, и навсегда здесь задержится».
   Пересвету была знакома история о том, как пришел однажды в лесную обитель человек, никогда прежде не видевший настоятеля.
   – Где найти мне славного игумена? – спросил пришелец встречных монахов.
   – Отче Сергий на огороде трудится. Подожди, пока он сам не выйдет.
   Пришелец не стал дожидаться игумена Сергия, заглянул за ограду и увидел там инока в ветхой сермяге, копающего заступом землю.
   – Какой же это настоятель? Я издалека пришел, чтобы встретиться с ним. А вы показываете мне нищего!
   Даже на трапезе не мог понять незнакомец, с кем он разговаривает и кто его угощает. И только когда в монастырь прибыл окруженный свитой великий князь и попросил у монаха благословение, наконец уразумел, что рядом с ним не обыкновенный чернец, а сам отче Сергий. Едва-едва дождался он конца трапезы, а затем бросился в ноги Преподобному, прося прощения за невежество и неверие. И так он был потрясен смирением святого подвижника, что вскоре явился в обитель вновь, чтобы уже никогда не покидать ее.

   А вот и московский гость – гарцует на буланом коне! Поверх сверкающих на солнце доспехов на плечи всадника накинут алый плащ, чело укрывает шлем.
   Взглянул на него Пересвет и оторопел. Новые воспоминания заставили чаще стучать его сердце.
   С этим воином, теперь возмужавшим и окрыленным славой, он бился однажды в Москве на княжьем дворе. Молод был тогда его соперник, но попросился поучиться ратному искусству у Пересвета.
   Помнил Пересвет слова, которые обронил поверженному юноше: «Любое неверное движение обернется раной. Но страх в очах воина – на погибель его».
   За тем поединком наблюдали люди из дружин московского князя Дмитрия Ивановича и брянского князя, приехавшего на переговоры в Москву.
   «Здорово бьется Пересвет, – говорили они. – Но одно дело юнца победить, другое – знатного воина. А ну, пусть на нас покажет свою силу!»
   Недолгими были эти поединки. Искусными приемами боя на мечах Пересвет повергал любого наземь, вызывая громкие возгласы одобрения у обеих дружин.

   «Что, у тебя все такие?» – улыбаясь, спрашивал Дмитрий Иванович брянского князя.
   «Есть еще и Ослябя – тоже воин славный…»
   Княжий посланник узнал Пересвета. Но промолчал, опустил очи. А затем стеганул коня, подняв на дороге облако пыли.

«Возьми оружие и защити!»

   Возле келейки настоятеля шумел раскидистый дуб. Птицы на ветвях его щебетали на разные голоса. Но громче других орал на дубу ворон.
   «Кар-карр! Будто кличет кого, – подумал Пересвет, глядя на черную птицу. – Кар-карр! Тар-тар… Татар… Татары. Слово-то какое шумное… Кто они такие, эти татары, отчего такая грозная сила таится в них?»
   В древности все племена, обитавшие к северу от Китая – гунны, тюрки, монголы – назывались одним словом «татары». В середине XII века в монгольских степях в семье знатного воина Есугея родился сын, которому было суждено объединить те народы. В детстве его звали Тэмуджином. А в двадцать один год соплеменники уже называли его уважительно Чингисом, что значит «полноправный».
   Чингисхан создавал военное государство, под страхом смерти сплачивая разрозненных степняков. Непреложный свод законов, Великая Яса, составленный Чингисханом и его знатными нойонами, в первую очередь карал трусов и предателей.
   В 1211 году войска Чингисхана вторглись в Китай и спустя четыре года заняли Пекин. Затем настал черед Средней Азии. Уже к 1221 году к империи монголов силой присоединили Бухару, Самарканд, Хорезм, Северный Иран, Южный Афганистан, Хорасан… Цветущие города кочевники превращали в пустыни.

   Русская земля в первый раз услышала о монголо-татарах в 1223 году. Князь Мстислав Галицкий испытал силу татарскую на берегах реки Калки и бежал с поля боя, погубив войско и лучших своих богатырей. Не прошло и двадцати лет, как монголо-татарские завоеватели покорили Русь. Князья, искавшие прежде первенства и власти, теперь сравнялись: все сделались данниками варваров. Чуть ли не каждый год татары звали их к себе на Волгу, в кочевую столицу. Покорных награждали ярлыками на великое княжение, а строптивых убивали, наказывая огнем и мечом подвластные им княжества.
   В поверженные русские города отправлялись надзиратели – баскаки, которые следили за сбором дани. Если горожане не могли откупиться, их уводили в Орду. Они были обречены на вечное рабство. Баскаков в случае народных волнений спасали от расправы русские воины. Стоило волосу упасть с головы надзирателя, как городу грозила страшная месть.
   Пересвет по велению князя был однажды у мурзы в услужении. Ездил с ним по Руси дань собирать для ханов. Горько и невыносимо такое воинское послушание. Но только попробуй вступись за своих! Мурза обещал в отместку Москву спалить. Потому и сменил Пересвет железные доспехи на монашескую рясу, ибо не было больше сил смиряться перед этим злом, видеть слезы сородичей, слышать их громкие стенания.
   – Благослови, отче. – Пересвет сложил ладони и склонился пред настоятелем.
   Дивным спокойствием веяло от него. От лучистого кроткого взгляда игумена становилось легко на душе. Сама Пречистая беседовала с ним, обещая обители Свое покровительство. Святитель Алексий – Царствие ему Небесное! – любил Преподобного и даже предлагал ему «парамандный» золотой крест митрополичий, чтобы тот после смерти его возглавил Церковь Русскую. Но отказался Сергий. «Прости меня, – сказал он святителю. – От юности я не был златоносцем, а в старости тем паче желаю в нищете пребывать. Ты хочешь возложить на меня бремя выше моих сил, ибо кто я, грешный и худший из всех людей…»
   – Гонец из Москвы был. Великий князь едет, – тихо ронял слова Преподобный. И, вздохнув, продолжил: – Сеча предстоит, доселе невиданная. Мамай на Русь полки ведет.
   «Мамай, Мамай…» – слегка защемило сердце Пересвета.
   Темника Мамая, с недавних пор ставшего полноправным правителем Золотой Орды и в жилах которого не было и капли Чингисхановой крови, давно уже беспокоило своеволие московского князя: дань перестал платить, крепость каменную выстроил, ни у кого на то разрешения не испросив. Тут еще поход на Тверь учинил супротив воли ордынцев. Но, пока не утихла борьба за власть в Орде, медлил Мамай, ожидая более подходящего времени для карательного набега на земли московские.
   А два года назад – неслыханное дело! – Москва и вовсе меч подняла на ордынцев! На реке Воже московский князь, словно позабыв о вековом унижении и рабстве, разбил войско Бегича. Когда это было, чтобы татарское войско в открытом поле обратилось в бегство!

   – Ох железо ты, железо окаянное! – выдохнул Пересвет, угадав, зачем его звал преподобный Сергий. – Думал я, что в монастыре от него укроюсь…
   – Разве в железе зло? Мы хлеб нарезаем ножом. Но этим же ножом в безумном гневе кровь людская проливается. Да, Господь сказал: «Не убий!» Но Он же говорит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Где же правда?
   Пересвет наклонился к игумену ближе, чтобы не упустить ни слова.
   – Если враг угрожает тебе лично, то можешь и стерпеть. Но если смерть угрожает твоим близким, земле родной, то возьми оружие и защити! Это твой долг.

«Победишь супостата!»

Великий князь Дмитрий Иванович понимал – без помощи Божией врага не одолеть. Перед тем как обрушиться на супостата, следует помолиться и благословение на бой испросить.
Во все века славилась Русь молитвенниками. Оттого и названа она Святою. Целый сонм святых дал нам Господь. Но тот, к кому отправился московский князь, – великий из великих. К преподобному игумену Троицкого монастыря, старцу Сергию, незадолго до праздника Успения Пресвятой Богородицы прибыл князь с отборной дружиной.

   …В деревянной Троицкой церковке пахло смолой и ладаном. Шла вечерняя служба. Дмитрий Иванович заметил, как в Алтарь внесли одеяния, в которые облачаются схимники: куколи, черные рясы, аналавы, хитоны, пояса, две пары сандалий и четки. «Уж не Пересвета ли с Ослябей готовит игумен Сергий к великой схиме?» – подумал он.
   Великий князь надеялся после всенощной все обсудить с Преподобным, да тот не спешил одарить его своим благословением.
   Августовская ночь в монастыре прошла быстро. Настало тихое светлое утро. В начале Литургии иноки, наполнившие Троицкую церковь, запели особый канон, после чего великий князь увидел Пересвета и Ослябю – они вошли в церковь во время Малого входа, сняли покров с головы, а затем освободили ноги от обуви и трижды земно поклонились.
   «Овча есмь словеснаго Твоего стада, и к Тебе прибегаю. Пастырю доброму, взыщи мя заблудшаго, Боже, и помилуй мя», – плыла под сводом церкви покаянная молитва.
   Преподобный Сергий, озаренный лучами солнца, падающего в алтарные оконца, поочередно обратился к каждому:
   – Что пришел еси, брате? Желаеши ли сподобитися ангельскому образу?
   – Желаю, отче, – отвечали монахи, а у обоих в горле будто пересохло.
   – Отрицаешися ли мира, и яже в мире, по заповеди Господней?
   – Отрицаюсь, – тихо молвил Пересвет.
   – Отрицаюсь, – вторил ему Ослябя.
   Игумен обратил свой взор на Евангелие, лежащее на аналое:
   – Се, Христос невидимо здесь предстоит; зрите, чада, яко никтоже ны принуждает прийти к сему образу; зрите, яко ны от вашего произволения хощении обручения великаго ангельскаго образа…
   Трижды Пересвет и Ослябя подавали ножницы настоятелю, целуя его руку. Наконец, в третий раз приняв ножницы, Преподобный крестообразно состриг волосы с их голов, дабы отныне никакие земные помыслы не влекли их к миру.

   Когда закончилась Литургия, великий князь был приглашен к настоятелю. Утренние лучи солнца вновь озолотили сквозь узкое оконце и без того светлый лик преподобного Сергия. В углу кельи перед образом Богородицы сияла лампада. С этой иконой четыре десятка лет назад пришел на Маковец юный молитвенник.
   – Предложи Мамаю злато и серебро, и Господь, по смирению твоему, не позволит врагу одолеть нас, – сказал Преподобный.
   – Все это я уже делал, отче. Не принимает Мамай подарков от нас. Ему Москва нужна. Уже полки к Дону двинул.
   Возле оконца горели, потрескивая, две свечи. Вдруг одна из них покачнулась, закапала воском и зачадила.
   – Тогда ступай на безбожных! И не бойся ничего, – проговорил игумен, благословляя великого князя. – Гордеца ожидает погибель. А тебя – помощь, милость и слава от Господа.
   Князь взглянул в глубокие проницательные очи настоятеля и попросил:
   – Отче, дай мне двух иноков, Александра Пересвета и Андрея Ослябю. Тогда и ты вместе с нами в той битве поборешься.
   Преподобный Сергий наклонил в ответ седую голову. Ему ли не ведать о том, что уставы церковные не велят монахам брать оружие в руки. А уж схимникам, совершенно отделившим себя от мира ради общения со Христом, тем паче. Но свое согласие Дмитрию игумен все же дал, ибо на священную войну добра со злом, света с тьмою посылал он духовных сыновей.
   – Победишь супостата! – наклонившись к князю, молвил преподобный Сергий.
   Когда он вышел с крестом из Троицкой церкви, воины сняли шлемы и упали на колени.
   – Во имя Отца и Сына и Святого Духа…
   Широким крестом осенил Преподобный могучих ратников, а затем окропил их святой водою.
   Обратившись к Пересвету и Ослябе, он указал на их новые одежды схимников и сказал:
   – Вот вам, дети мои, оружие нетленное. Да будет вам оно вместо шлемов и щитов бранных. С Богом!

«Берегите себя, соколики…»

   Закончилось знойное лето. Сколько работы для крестьянских рук! Но ежели не отбиться от Мамая, ежели отсидеться вдалеке от грозной битвы по своим углам, все добро достанется ордынцам: сожрет хлеба дракон, спалит города и монастыри, растопчет малые села. И наступит тогда время вечного рабства и унижения…
   Сыновья деревенского кузнеца Василия – Юрко и Андрейка – тоже хотели бы за Отечество постоять и за веру Православную, да родитель не берет их с собой – малы, говорит, еще. Даже лапти у них забрал, чтобы не вздумали убечь. Мамку тятя взял – раны воинам перевязывать, а их – ни в какую. «На кого, – спрашивает, – хозяйство оставлю? На дедка?
   Так он стар совсем и немощен».
   Копье, шлем и щит, украшенный железным крестом в сердцевине, положил Василий-кузнец на дно телеги. Подозвал жену:
   – Ну, Марфа, пришла пора прощаться с сынами!
   Марфа отерла краем платка набежавшие слезы, обняла сыновей:
   – Берегите себя, соколики…
   Кузнец, чтобы не тянуть расставание, ловко запрыгнул в телегу и подобрал поводья.
   – Нн-о, пошла, родимая! – Оглянувшись на родителя, тихо сказал: – Отец, лапти завтра мальцам отдашь!
   – Ладно, ладно, эхе-хе… – дедушка вздыхал и охал, глядя на уходящую повозку: – Вот беда-то…
   Юрко и Андрейка недолго топтались на месте.
   – Ишь, шо удумали! Без нас на битву…
   Как только скрылась телега за поворотом, они, быть может, впервые в жизни ослушались родительского наставления. Перемахнув через изгородь, припустились лесными тропами к Коломне, где собиралось на страшную битву русское воинство.
   – Куды, окаянные! – только и крикнул им дедушка вдогонку. – Эх-эх, босые утекли…

«В единстве наша сила»

   Как малые ручьи наполняют реку, так полки со всей Руси наводнили войско московского князя. Ростовский князь Андрей Федорович, с которым не так давно стоял Дмитрий возле стен Твери, одним из первых по Владимирской дороге привел в распоряжение великого князя своих молодцов.
   За ним – стародубский князь, с коим вместе били булгар, явил пред светлыми очами Дмитрия Ивановича своих пеших и конных ратников.
   Полк тарусского князя Ивана Константиновича заметным ручейком влился в славное войско.
   Ярославские отряды, ведомые князьями Василием, Романом и Глебом Васильевичами, шли к Коломне с севера. Следом – спешил мологский князь Федор Михайлович, не раз доказывавший верность Дмитрию Ивановичу…
   Белозерцы, смоленцы, устюжане, нижегородцы, муромцы, дмитровцы, переславльцы, вологжане – вся Русь откликнулась на зов молодого князя постоять за Святое Отечество.
   Доблестное войско московского князя пополнили и новокрещеные зырянские воины. Полк в шестьсот человек возглавил пыросский князь Аликей, обращенный в Христову веру святым Стефаном Пермским – великим просветителем северных земель.
   Отчего вся Русь вышла на битву с Мамаевой ордой? Оттого, что разглядел преподобный Сергий вслед за святителями Петром и Алексием в нарождающейся Москве силу, способную одолеть ненавистное иго, оттого, что благодаря своей кротости и незлобию разрушал узы удельного собственничества и мелкого княжеского возвеличивания. Ходил он в Нижний Новгород и Рязань увещевать строптивых князей Бориса и Олега в необходимости собирания единого государства с центром в Москве. «В единстве наша сила, – говорил Преподобный. – Бог в Трех Ипостасях: Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух. Однако же Он в Трех Лицах един. Так будьте Ему во всем подобны…» Неслучайно выбрал Маковецкий холм для своей молитвы преподобный Сергий. Рассказывают, прежде здесь то свет вспыхивал, то огонь блистал, а то и благоухание разливалось. А звезды, звезды над Маковцем! Висят над темным лесом, словно зеленые яблоки.
   Тяжело и грозно гудел над землей набатный колокол. Уходили под Коломну закованные в доспехи русские воины. Уходили разрозненными княжескими отрядами, чтобы вернуться, закалившись в пламени сражения, единым войском, единым народом.

«Кто равен Богу? Никто, как Бог!»

   Юрко и Андрейка добрались до Куликова поля вечером 7 сентября, накануне праздника Рождества Богородицы. С высокого холма увидали они, как в том самом месте, где Непрядва впадает в Дон, переправлялись на другой берег наши полки.
   Над раздольным полем вились дымные языки костров, белели шатры, возле которых трепетали на ветру хоругви с ликами Спасителя, Богородицы, Архистратига Михаила. Юрко и Андрейка сразу узнали предводителя Небесного воинства, самого сильного и храброго Ангела Божия. В родной сельской церковке возле самых Царских врат есть его икона. В одной руке Архистратиг держит зеленую финиковую ветвь, а в другой – копье, на котором развевается белый стяг с огненно-красным крестом.
   Как-то, две или три осени назад, Юрко и Андрейка приступили к родителю с вопросами: «Кто этот прекрасный юноша с крыльями за спиной? С кем он ведет войну?»
   – С темными, злыми духами, – неторопливо отвечал отец. – Вы углядели, наверное, что на иконе Архангел Михаил наступил на черного змея – дьявола?
   – Да.
   – Этот дьявол тоже был когда-то Ангелом Божиим. Сильнейший и могущественный, он славил Творца вместе с иными Ангелами. Но потом воспротивился воле Божией, захотел сам стать равным Богу.
   – А почему? Ведь плохо предавать своего Создателя! – воскликнул Андрейка.
   – Он возгордился своим могуществом и силою. И захотел, окаянный, чтобы Небесные Силы служили и поклонялись ему, как Богу. Многих ангелов смутил он, внушив им обманом злые, коварные мысли против Творца.

   – Значит, он обманщик?
   – Да. И само имя его означает: клеветник, обольститель. Те ангелы, которых он обманул, стали его рабами, слугами тьмы. Образ Божий в них утерян. А там, где нет Бога, – вечная ночь.
   Они даже перестали именоваться ангелами. Демоны они, бесы. – А Архангел Михаил не отрекся от Бога! – выпалил Юрко.
   – Да, сынок, не отрекся. Само имя Михаил означает: «Кто равен Богу? Никто, как Бог!» Будто солнце, блистали доспехи Архистратига Михаила и верных Ангелов, когда они ринулись на битву с темными духами. Кто устоит перед такой силой! Так что, детки, войны разные бывают. Первая война на небе началась…
   – Андрейка, может, нам сегодня переправиться на тот берег? – предложил Юрко. Уж больно не терпелось ему встать под стяг Архистратига в этой битве с Мамаем.
   – Ага! А если увидят? Вот завтра ужо не до нас будет.
   Юрко не стал спорить. Да и ноги налились свинцом после долгого пути. Нужно хорошенько выспаться перед боем.
   Постелив на землю охапки травы, братья тотчас заснули.

Чудесный сон

   Кому – война, а кому – мать родна… Предвкушая небывалый пир, слетелось на закате к полю Куликову воронье, оглашая землю победным криком.
   Тихо в русском стане ночью перед битвой. Кто предался недолгому сну, кто шепчет молитву – не всем суждено вернуться в отчий дом.
   – Как там детки наши? – вздохнул Василий-кузнец, остря тяжелый меч.
   – Спят уж, наверное, за день намаялись, – отвечала Марфа. – И нам отдохнуть пора.
   Над полем все выше и выше поднималась желтая луна – круглая, словно щит татарского воина. День обещал быть погожим.
   Великий князь объехал войско и теперь возвращался в свой шатер. Он также вглядывался в небеса – искал знамения. В шатре от мерцающей свечи было светло. Князь медленно перекрестился пред иконою Богородицы. Не снимая железных доспехов, лег на полу и закрыл очи.

   Тотчас по левую руку увидел князь пред собой бесовское войско. Над крикливым полчищем сгустилась тьма. Бесы хохотали, блеяли, хрюкали, сотрясая воздух длинными копьями и трезубцами. Среди них был главный – самый огромный и наглый, с козлиной, как у Мамая, бородой.
   Вдруг справа от себя заметил московский князь другое войско. Это были Ангелы Божии, от ликов, одежд и мечей их исходил ослепительный свет, будто от дневного солнца. Точно грозовые молнии, обрушились они на врага. И затрепетали бесы, с гиком и воем поспешили прочь, в самые недра томительной ночи.
   – О Господи, Ты с нами! – прошептал пробудившийся князь. И сердце его возликовало.

«В крови утоплю!»

   Мамай, хотя и был уверен в победе, не сразу покорился сну. В нарядном шатре, со всех сторон окруженном крытыми войлоком кибитками, в которых прибыли вместе с ним знатные воины, он вдруг вспомнил о своей дороге к власти.
   Да, в нем не текла кровь знаменитого Чингисхана. Он происходил из монгольского племени киятов. И даже взяв в жены дочь хана Бердибека, Мамай никогда бы не стал властителем всей Золотой Орды. Зато ловкости и сметливости в нем было столько, что сами генуэзские купцы позавидовали б ему! Такому смута в Орде, во время которой за двадцать лет сменился двадцать один хан, пришлась весьма кстати. Потеснив Тохтамыша, Мамай подчинил себе земли от Дона до Дуная. Ядом и кинжалом прокладывал он путь к власти. Ордой управлял руками подставных ханов, коих русские летописи именовали Мамаевыми царями.
   Не спалось Мамаю оттого, что больно много было поставлено на карту. Падет войско строптивого князя Дмитрия, и станет Москва новым ханством Ордынским. Уж тогда Москве не поздоровится, пепел и дым оставит Мамай от ее Кремля. Тверь или Рязань будет главным городом русских. А в случае его поражения… Мамай прогонял эту мысль, но она не отступала. «Неужели у русских наберется такая сила, что сможет остановить мое многотысячное войско! Нет. Не может быть такого». Мамай сладко улыбнулся и пригубил кумыс из золотой чаши, подаренной ему генуэзцами.

Вспомнив о торговцах из Генуи, нанявших ему почти четыре тысячи человек и оплативших многие расходы на этот поход, который в случае удачи сулил им контроль над всем черноморским побережьем, Мамай немного заскучал. «Ох уж эти проныры! Они со света меня сживут, если я не окуплю их денег. Но не бывать тому! Москва будет покорена».
Глаза Мамая наконец отяжелели. «Утоплю, в крови утоплю!» – пробормотал он и захрапел.

Перед битвой

   Еще в туманной мгле из стана русских ушел в сторону дубовой рощи полк, ведомый серпуховским князем Владимиром Андреевичем и воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем. Многие даже не догадывались, куда и зачем отходит отборный полк тяжелой конницы. А большинство об этом и не ведало – густой туман застилал глаза.
   – Главное, не торопись, Боброк! – напутствовал Волынца Дмитрий Иванович. – Дай битве пожарче разгореться, а там уж ударь.
   Рядом с великим князем стояли Пересвет и Ослябя.
   – В бою будьте там, где сочтете нужным, – строго произнес он.
   – Добро, княже! За тобой правда и сила Божия…
   Перед началом кровавой сечи великий князь снял с себя латы и плащ, снял золоченый шлем со стальным переносьем и облачился в доспехи и одежду простого воина.
   – Опомнись, князь, что ты делаешь? – обратились к нему бояре.
   – Не следует тебе впереди сражаться, – предупреждали его воеводы.
   Дмитрий с досадой посмотрел на них:
   – Как же я кличу воинов наступать, а сам за их спинами схорониться хочу? Не бывать тому!
   Князь подозвал к себе боярина Михаила Бренка:
   – Вот кто отныне пойдет под великокняжеским стягом. Облачайся, брат, в мои доспехи. Когда еще такой наряд примеришь…

Поединок

   И расступился туман. Сквозь тающую завесу русские увидели врага.
   Татары стояли во всю ширину поля плотной темной стеной. Несметные вражеские полчища, покрытые железной щетиной заостренных копий, были похожи на драконье тулово. Восходящее солнце глядело ордынцам в затылок, и от этого едва поместившееся на поле войско Мамая выглядело черным, точно и вправду явилось из-под земли, из самого ада.
   На русских воинах доспехи сияли, шлемы переливались в солнечных лучах, оружие искрилось светом. Воистину, сошлись возле Дона свет и тьма, добро и зло, жизнь и смерть…

   Колыхались на легком ветру хоругви. Под святыми стягами замерли воины, напряженно вглядываясь в передовую пехоту врага.
   Вдруг выехал из ордынского войска всадник. Огромный, скуластый, шириной в сажень, наводивший страх даже на лошадей, которые вокруг него приседали и пятились.
   – Эй вы! Трусы! Бейтесь со мной! Посмотрим, на чьей стороне боги… Любого прибью! – хохотал Челубей, словно ветхозаветный Голиаф.
   В строю русских – молчание. Уж больно здоров противник. Биться с таким лишь великому богатырю под силу.
   Князь Дмитрий сам уж хотел выйти на поединок. Но вдруг слышит голос Пересвета:
   – Этот печенег ищет себе подобного. Я хочу с ним силой помериться!
   – Добро, Пересвет.
   В рядах русских одобрительно загудели.
   – Только копье бы надобно… Сменяемся, брате, возьми мой меч, а ты дай мне копье, – обратился Пересвет к Василиюкузнецу, оказавшемуся рядом.
   – Да как же ты без меча с этакой силищей справишься!
   – Не в мече сила, а в правде Божией.
   Пересвет в последний раз обернулся к братьям:
   – Простите меня, грешного!
   – Бог простит, – гулко ответило ему Христово воинство.

   Хлестнули коней поединщики. Кони захрапели и, выбивая копытами комья земли, помчали всадников навстречу друг другу.
   Ах как многое зависело от этого поединка! Сколько жизней спасет Пересвет, если одолеет ужасного вепря! А как всколыхнется от радости воинство русское, какой надеждою и верою озарится, ежели хвастун ордынский будет на землю повергнут!
   И вот они сошлись на полном скаку. Тяжелые копья ударили о железные латы. От этого удара раскололось железо.

   Копье Пересвета насквозь прошибло доспехи печенега и вылетело из его спины почти на полсажени.
   Пересвет видел, как рухнул его противник. Слышал, как позади него возрадовались воины русские, ударяя оружием о щиты. Но отчего-то тело перестало слушаться Пересвета, ослабела рука, держащая поводья, и небо опрокинулось над головой…
   – Господи, укрепи братьев моих, – шептал, умирая, Пересвет.
   Вдруг он увидел себя. Сверху взглянул на распростертое тело – оно недвижимо лежало в высокой траве, из-под черной схимы сочилась на землю кровь.
   Все выше и выше, легкая, точно малая птаха, поднималась к небу душа Пересвета. Поднималась на ласковый и нежный свет, исходящий от одежд и Лика Того, Кто этой душой его одарил.
   – Прими, Господи, в руце Твои душу усопшего раба Твоего, Александра… – услышал Пересвет тихий голос Радонежского игумена, который в Троицкой церковке первым помянул его среди павших.

Великое сражение

   Перекрестился великий князь. С грозным лязгом вышел его тяжелый меч из ножен и острием обратился на врага.
   – С Богом! На бо-о-ой…
   Битва началась в полдень. Два огромных войска сгрудились, яростно зазвенели мечи. Копья и щиты трещали, словно сухие поленья в пламени. Место порубленных воинов занимали нетерпеливые из задних рядов.
   Со времен Чингисхана татары почти в любом сражении умели неожиданно направить удар своей конницы сбоку или с тыла на врага. Но на поле Куликовом главная сила Мамая почти бездействовала – равнину омывали две реки с обрывистыми берегами.

   Ордынцы надеялись проломить русскую стену по центру, а уж потом разорвать на части и все воинство. Для этого Мамай бросил в самую середину поля свежее подкрепление, а правое крыло усилил конницей.
   До трех часов дня исход битвы был не ясен. Оба войска ожесточенно бились, не продвигаясь вперед. Но потом вдруг стало заметно, что русские начинают изнемогать, все ближе подходя к берегам Непрядвы и Дона.
   Напротив дубравы, где князь Владимир Серпуховской и Дмитрий Боброк спрятали засадный полк, татары особенно преуспели. Сотни конных всадников просочились в тыл нашим воинам, готовясь ударить в спину. Они и представить не могли, что из соседней рощи глядит на них сквозь шелестящее на ветру листье отборный русский полк, собранный не из ополченцев, а из настоящих умелых ратников. Богатыри! Даже кони под ними были закованы в крепкие железные доспехи.

   – Кому помогать будем? Мертвым? – вопрошал молодой князь Владимир Андреевич опытного Волынца. – Самая пора ударить!
   – Не время еще, – отвечал Боброк, до боли сжимая рукоять тяжелого меча.
   – Нет мочи видеть, как наши полки тают! – не унимался князь.
   – Пусть враг сначала свои запасные силы в бой бросит.
   Потом и мы ударим.

Подвиг Осляби

   Все тяжелее было сдерживать татар. Русские бились отчаянно, храбро. И все же ордынцы, в рядах которых были и генуэзцы, и фряги, и наемные черкесы, брали верх. В иных наших полках, где особенно напирали враги, уцелело всего по горстке воинов.
   – Вперед, за веру Православную! – кричали отдельные смельчаки, надеясь воодушевить приунывших воинов.
   – Хотели бы наступать, да не с кем, – пытались оправдаться они. – От нашего полка и половины не осталось.
   – А от моего полка лишь я один уцелел! – говорил отступавшим к Непрядве храбрец.

   И хоть коня под ним убило и меч в битве повредился, ловко орудуя копьем, он и не думал бежать от врага, словно пытался доказать, что и один в поле воин.
   Такое мужество бодрило сердца. И откуда-то брались новые силы, а значит, и вера в победу.
   Великий князь, как лев, сражался в гуще боя. Всю битву бок о бок с князем бился Андрей Ослябя. Точно Ангел Хранитель берег его от вражеского меча.
   Дивились татары силе Андрея, дивились его черным одеждам. Но в ближнем бою не могли одолеть воина-монаха.

   Вдруг покачнулся Ослябя. Это вражеская стрела, а потом еще одна вонзилась в его грудь.
   – Береги себя, княже… – выдохнул Андрей, найдя в себе силы в последний раз поднять свой щит и укрыть им спину Дмитрия.
   «Прими, Господи, в руце Твои душу усопшего раба Твоего, Андрея…» – услышал над собой Ослябя тихий голос преподобного Сергия.

Слезы радости

   – Эх, проспали! – первым встрепенулся Андрейка.
   – А! Где? Что? – вертел головой Юрко, приходя в себя после долгого сна. – Говорил, вчера надо было переправляться… – Ничего, успеем.
   Мальцы припустились к реке. Отыскали на берегу лодку, подняли со дна ее весла и, оттолкнувшись от земли, принялись торопливо грести.

   Река была вспенена сотнями лодок. С того берега, где гремела битва, где бешено ржали кони и скрежетало железо, женщины перевозили раненых воинов.
   – Потерпите, родненькие… Сейчас мы вас водицей омоем и чистым перевяжем…
   Мимо Юрко и Андрейки проплыла лодка с едва живыми богатырями.

   – А у тебя какого цвета щит будет, а, Юрко? – вдруг спросил Андрейка.
   – Мне не щит, а меч нужен! – обиделся Юрко.
   – Где ж ты его найдешь?..
   Наконец лодка уткнулась в песок. Весь берег зарос высокой травой.
   – Андрейка, гляди! – Юрко первым заметил возле реки воина – он лежал ничком, лицом в землю.
   – А он что – мертвый?

   – Не знаю. Наверное.
   Андрейка подобрал с земли червленый щит, а Юрко, как мечтал, обзавелся мечом.
   – Ух, тяжелый!
   Сделав несколько шагов, братья оглянулись – к берегу подошел другой воин, взвалил товарища на спину и бережно положил его на дно лодки.
   – Значит, раненый, – догадались братья.
   И вдруг, как если бы прутиком стегать по воздуху, тонко запела стрела. Ополченец, только что стоявший возле лодки и намеревавшийся вернуться на поле брани, неожиданно упал – стрела вонзилась ему под сердце.
   Татары, видать, все ближе подходили к реке, осыпая тылы русских огненными стрелами. От того сухой камыш вдоль берега вспыхнул и задымился.
   – Андрейка, ты чего? Ну идем же… – Юрко не понимал, почему медлит брат. А огонь тем временем все сильнее разгорался на ветру и уже раскинул свои крылья над лодкой с раненым воином.
   – Он же живой! Сгорит ведь…
   Андрейка побежал к воде и начал отталкивать тяжелое судно от берега.
   – А воевать? – едва не заплакал от огорчения Юрко.
   Но брат был прав – нужно спасать раненого.
   На этот раз мальчики плыли позади лодки, ухватившись руками за корму. Над головой все еще свистели стрелы.

   – Мама! – как подстреленная птица крикнул Андрейка. Ногу его обожгла жуткая боль – это татарская стрела достигла цели. Андрейка начал медленно уходить под воду.
   – Эй, ты чего? – испугался Юрко, оглянувшись. – Держись, Андрейка!
   Вовремя оглянулся Юрко. Глубоко нырнул и успел спасти брата.
   Едва держась на ногах, братья вышли на берег в том самом месте, где причалила их лодка. Вокруг дымились костры, сушились повязки, женщины перевязывали раненых.
   – Марфа, Марфа! Принеси воды, еще одного привезли…
   Мальчики подошли ближе к тому воину, ради которого вплавь вернулись на безопасный берег. Теперь он лежал на спине, бледный, но живой.
   – Василий! – вскрикнула подбежавшая женщина. И горшок с водой выпал на землю из ее рук.
   Воин открыл глаза. И увидел над собой удивленное, счастливое и заплаканное лицо любимой Марфы.
   – Тятя! – прошептал Юрко.
   – Мама! – выдохнул Андрейка.
   Слезы радости катились по их щекам.

Ветер переменился

   Целый день ветер дул в лицо войску великокняжескому. Но ближе к вечеру вдруг переменился.
   Мамай уж кубок победный пригубил, наблюдая, как тут и там, словно берестяной свиток, поджимается великокняжеское воинство.
   Но что это? Мамай не верил своим глазам. Русский конный полк, будто на крыльях, вылетел из рощи и ударил в спину его несокрушимой коннице.

– Проклятый Дмитрий! Проклятые русские леса! – скрежетал зубами очумевший темник.
Воины князя Владимира Андреевича и Дмитрия Боброка раскололи войско ордынцев, напиравшее на левый край. И возликовали, воспрянули духом ратники суздальского и владимирского полков, отодвинутые к речным заводям. Силы в отяжелевших за день руках будто вдвое прибавилось.

   – О великий Бог христианский! – стонал темник от горя и злобы.
   Всю жизнь Мамаю везло, но славы великого полководца он так и не заслужил. А ведь победа была почти в руках…
   Прыгнул Мамай в кибитку и впереди всех кинулся бежать в степи. Увидев его бегство, задние ряды ордынцев дрогнули и тоже побежали, в панике ломая свои ряды.

Жив князь Дмитрий!

   До самой Мечи-реки гнали русские воины ордынцев.
   Но где же Дмитрий? Жив он или мертв? Может быть, он тяжело ранен и ему нужна помощь?.. Однако отыскать княжеское тело в одежде простого ратника среди множества погибших воинов не просто.
   Стали спрашивать очевидцев. Одни говорили, что видели, как храбро и крепко рубился князь. Другие – как пересаживался он с покалеченного коня… Третьи вспоминали о том, как напали на него сразу четыре татарина. И он, отбиваясь от них, получил много ударов…
   А ночь между тем медленно сползала на печальное и скорбное поле. Еще какой-нибудь час – и поздно будет.
   Ужаснувшись, обрели в одном месте воина в княжеском облачении. Но то оказался Михаил Бренок.

   Наконец на правом краю поля у опушки дубравы в измятых и продавленных доспехах нашли князя. Похоже, кто-то ему помог сюда добрести, подрубил рядом березовое деревце и схоронил раненого от чужих глаз. И, кажется, он еще дышал.
   – Брат мой, слышишь ли меня? – встав на колени, обратился к Дмитрию князь Владимир. – Божией помощью басурмане побеждены!
   Дмитрий с великим трудом приоткрыл веки.

   – Кто ты? – еле выдохнул он.
   – Это я, брат твой! Бежал Мамай. Победа, княже… – Свободны… Слава Тебе, Господи!
   С князя осторожно сняли доспехи. Раны оказались несмертельными. Дмитрий даже постарался сам встать на ноги и попросил подать ему коня.
   За эту победу народ назвал князя Дмитрия Донским.

Трепещите языцы, яко с нами Бог!

   Всю битву, будто рядом с Куликовым полем стоял, видел преподобный Сергий. То и дело в деревянном храме на Маковце, тяжко вздыхая и проливая слезы, называл он инокам имена павших князей, бояр, воевод… И они молились за каждого, пока не возвестил падающий от усталости седой игумен, что покарал наконец Господь нечестивых ордынцев.
   Теперь уже не одному Радонежскому угоднику, а всем живущим на земле открылось – страну Русскую хранит от гибели Господь. Для утверждения спасительной Истины избрал Всевышний Святую Русь, и, какие бы напасти ни терзали Отечество наше, Бог непременно возродит его в новой силе и славе.
   А когда наступила ночь, на Куликово поле с небес спустились Ангелы. Их одежды, светлые и сияющие, развевались на легком осеннем ветру. Они брали души усопших Христовых воинов и возносили их к куполу звездного неба, к Престолу Господню, где их ожидали уже преподобные братья – Александр Пересвет и Андрей Ослябя.
   Юрко и Андрейка, возвращаясь с битвы домой, видели, как тут и там загорались в небе новые звезды – яркие и близкие. И казалось им, что это не звезды, а горящие, как лампады, души погибших воинов.
   «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих…»
   – Эта звезда – Пересвета, – шептал Юрко.
   – Эта звезда – Осляби, – тихо шевелил губами Андрейка.
   Осенним ветрам и свинцовым тучам если и загородить этот звездный иконостас – то на время. Придет беда, и вспомнят русские люди своих защитников, напишут их имена на своих знаменах – и любого врага одолеют. Непременно одолеют, потому что с нами Бог!

//-- * * * --//

   Дорогие друзья!
   В московском храме Рождества Пресвятой Богородицы, что в Старом Симонове, покоятся мощи преподобных Александра Пересвета и Андрея Осляби, которые были похоронены здесь по повелению великого князя Дмитрия. Место погребения героев Куликовской битвы всегда почиталось на Руси, и особенно ее правителями. Множество людей приходят сюда и сегодня, чтобы помолиться о даровании нам, потомкам участников Куликовского сражения, победы: «Православие хранити и врага рода человеческаго побеждати».

   Богослужения совершаются ежедневно: начало Божественной литургии в 8.00, вечерней службы – в 17.00. Заказные молебны у раки с мощами преподобных Александра Пересвета и Андрея Осляби служатся после Литургии в течение дня. Настоятель храма – протоиерей Владимир Силовьев.

Александр Ананичев Святые воины преподобного Сергия Радонежского