   Василий Чибисов
   Красный ангел
   1
   Сто лет без права пересылки

Есть два страха…

   И отдаленный, едва слышный лай какого-то огромного пса продолжает мучить меня.
Лавкрафт. Собака

   Любое погружение в транс оставляет нас наедине с нашим бессознательным. И никто не может поручиться, что за следующим поворотом лабиринта из самых невинных ассоциаций не притаилась лохматая и зубастая…
   – Собака.

1

   Психологический центр «Озеро»
   2 февраля, 2017
   Светлана Александровна Озёрская отложила маятник в сторону и пристально посмотрела на мирно спящего в кресле пациента. Уже пятый сеанс гипноза срывался самым постыдным образом. И это была не методическая ошибка, а отдельная, трудно решаемая проблема. Остальные клиенты, впадая в транс, вели себя «как положено», как дедушка Фрейд завещал. Вернее, прадедушка Шарко, но это уже детали.
   Озёрская редко, крайне редко использовала гипноз. «Любое внушение невольно блокирует некоторые стороны Вашей личности, краткий период облегчения может смениться неделями депрессии», – так она говорила и своим клиентам, и своим ученикам. Но это была только часть правды. Сон разума рождает страшных, но относительно безопасных тварей. Гипноз выпускает этих зверей из заточения. Иногда всех разом.
   Психотерапевт прервала поток своих неуместных философских рассуждений и прислушалась. Ей не показалось: пациент сквозь сон что-то бормотал. Но это не был связный рассказ или даже поток сознания. Многие во сне разговаривают. Ну как разговаривают? Так, издают какие-то звуки, иногда произносят отдельные слова или даже фразы. Но осмысленной речи там нет. Не было осмысленности и в словах пациента.
   – Какая пушистая собака! – настойчивее произнёс спящий в кресле мужчина и погрузился в ещё более глубокий сон. На губах играла блаженная улыбка, дыхание было ровным и спокойным.
   Светлана не собиралась его будить. Во-первых, клиент был состоятельным и обязался честно оплачивать каждый час консультаций – даже если большую часть времени он спал. Во-вторых, в книге записей этот «соня» теперь всегда был последним: когда он уснул так в первый раз, пришлось следующего пациента принимать в другом кабинете. В-третьих, хотя никакого прогресса не было, Света не сдавалась. Ей нужно было разгадать эту загадку. Кроме того, постоянные бессонницы никому не идут на пользу, и надо использовать каждую возможность смягчить симптоматику невроза.
   И, как обычно, неврозы не ходят поодиночке…
   Вообще, в чём заключается миссия психотерапевта? Не в лечении, как думают многие. Если уж психика дала трещину, то можно только замедлить или сгладить распад личности. Это в лучшем случае. Как правило, врачам остаётся только наблюдать, изучать, писать статьи, делиться опытом. Тяжкое зрелище… от которого зачастую свободны психотерапевты. Всё-таки психиатрия и психотерапия – это совершенно разные области. Такие, как Светлана, помогают психически здоровым (формально) людям самостоятельно найти дорожку к темным закоулкам собственной души и провести там генеральную уборку, при необходимости разгоняя затаившуюся по углам мелкую шушеру.

2

   Владислав Янковский был вполне успешным здоровым человеком. Он возглавлял небольшую фирму по производству эхолокационного оборудования. «Небольшую» в смысле числа работников и состава акционеров, разумеется. Откровенно говоря, фирма занимала большую часть рынка, а её совет директоров имел прямой выход на самого Верховного. Ещё откровеннее: Янковский заменил собой рынок. Возможные конкуренты были либо надежно рассажены по российским тюрьмам, либо не менее надежно уложены по российским же канавам. Что делать? Эти дельцы не могли не обворовывать собственную страну, даже накануне возможной войны. А Владислав происходил из старинного рода польских промышленников, и посему щепетильно относился к финансам: как своим, так и чужим. Он свято верил, что кроме него никто не способен организовать производство пьезокерамических элементов, и эта вера заставляла его фанатично вгрызаться в ВПК своей новой Родины.
   Что же произошло с психикой этого польско-российского гусара? Светлана стала мысленно листать историю болезни. «Никаких записей о клиентах» – золотое правило психотерапевта, консультирующего российскую элиту. Память у Озёрской была отменная, закалённая в боях за международное признание. Ей не нужны были ни «дворцы воспоминаний», ни цепочки ассоциаций, ни мнемотехники. Она просто всё помнила.
   Начало 2017-го года было отмечено массовыми забастовками рабочих всех мастей: от заводских тружеников до официантов и операторов call-центров. И что самое неприятное: волна докатилась и до России, парализовав несколько важных для ВПК отраслей. Поговаривали о том, что все эти акции протеста инспирированы извне. Обстановка накалялась. Масла в огонь подливали «проверенные источники», которые нестройным хором обвиняли власть в закулисной охоте на ведьм. И на этот раз никакого иносказания. В прямом смысле: администрация Верховного якобы заключила контракт с австрийским демонологом. Справедливости ради следует отметить, что ни демонолога, ни представителей администрации эти «проверенные источники» в глаза никогда не видели. Тем не менее, массовая истерия медленно, но верно набирала обороты.
   Социально-политические страсти неминуемо находят отклик в страстях душевных. Особенно у тех, кто имеет прямое отношение к действующей власти. Примерно месяц назад у Владислава пропал сон. Он мог до рассвета лежать с закрытыми глазами и даже чувствовать себя отдохнувшим, но упорно не засыпал. Мозг словно отказывался ослаблять хватку рациональной активности. Потом появилась тревожность, которая стремительно переросла в беспричинный страх. Янковский боялся тёмных углов, старух, узких улиц и собак…
   – Собака. Она опять пришла. Можно её погладить? – опять пробормотал он сквозь сон.
   Странно. В его текущем состоянии Владислав близко бы не подошёл даже к таксе. Ему пришлось отправить своего терьера к родственникам в Польшу. Разлука далась тяжело, но ещё тяжелее было находиться в одной квартире с собакой, пусть и преданной. Один вид лохматого существа внушал бизнесмену суеверный ужас.
   – Ну почему? – резко поднялся с кушетки Янковский, по щекам его текли слезы. – Почему меня не пускают…
   Светлана склонила голову и, успокаивающе улыбаясь, жестом предложила клиенту пересесть на стул. Янковский охотно покинул кушетку и, пытаясь отдышаться, торопливо достал бумажник. На стол легли несколько сотен евро.
   – Светлана Александровна, я не знаю, как Вам это удалось, но я всё вспомнил. Но ещё одного такого экскурса в прошлое, боюсь, я не выдержу. Лучше сидеть на таблетках, чем заново испытывать такую тоску.
   Когда Озёрская тщательно подбирала слова, она издавала звук, похожий на смесь утробного кошачьего урчания и тибеткой мантры. Сейчас же психотерапевт напоминала небольших габаритов белорусский трактор. Янковский насторожился. Может, он что-то пропустил, и часть безумия должна передаваться лечащему врачу?
   – Владислав, сейчас услышьте и поймите меня правильно – медленно проговорила Озёрская, слегка подавшись вперёд и тут же отодвигаясь. – Тоска – это всего лишь одна из форм страха. То, что Ваши эмоции стали менять форму означает лишь одно: мы близки к их подлинному содержанию. У каждого страха есть свои корни, которые уводят нас в наше детство. Если Вы видели что-то из своего далекого прошлого, то я могу быть спокойной.
   – Уж куда дальше. Мне было не больше четырех лет, когда я жил с дедом в деревне. Этот период я почти не помню. Но этот сон. Чёрт возьми, я же видел его однажды. Где-то месяц назад…
   – Когда всё и началось?
   – Да! Я вспомнил, вспомнил, – клиент спешил всё высказать, его взгляд блуждал, превращая интерьер кабинета в декорации памяти. – Мы жили на краю леса, на отдалении от остальных изб. Но каждый вечер к нам приходил пёс: большой, чёрный и лохматый. Довольно дружелюбный. Он гулял по двору, иногда просто сидел и смотрел в окно. Я очень хотел выйти и погладить его, ведь он так приветливо вилял хвостом… Но дед всегда мрачнел при появлении пса и запирал дверь на засов. Я просил впустить зверя, но дед лишь качал головой.
   – Может, это был волк? Только чёрный. Приходил из леса…
   – Нет. Он приходил со стороны деревни и к лесу даже не приближался.
   – А уходил куда?
   – Не могу сказать. Быстро темнело, и я шёл спать. Мне было очень грустно тогда… Всё. Не могу больше. Спасибо Вам огромное, Светлана Александровна! – Янковский встал и направился к выходу.
   – Последний вопрос. К другим жителям он тоже приходил?
   Владислав замер и втянул голову в плечи, словно контрабандист, которого резко окрикнули уже после перехода границы. Он стоял так около минуты, потом вернулся, сел обратно на стул, обхватив голову.
   – Там не было других жителей… – тихо пробормотал он. – Вернее, я их не помню. Нет. Не так. Их точно не было. Я вижу брошенные дома, поросшие сорняком дворы, засыпанный колодец. Запустение и разруха. И оттуда, из этой покинутой всеми территории приходил ухоженный приветливый пёс, с лоснящейся великолепной шерстью.
   – Приходил и просто приветливо смотрел в окно?
   – Приветливо? Не знаю, возможно. Он был очень лохматый, я не видел его глаз, не видел выражения его… лица… морды… нет, всё-таки лица. Да что ж такое! У собак ведь морда?
   – У собак – морда, – с самым серьёзным видом подтвердила Светлана Александровна. – А у каждого воспоминания раннего детства – лицо, или даже лик. Пожалуй, нет ничего страшнее безликих воспоминаний.
   – Безликий ужас, приветливо виляющий пушистым хвостом! – с каким-то мрачным торжеством изрёк Владислав.
   – Почему же ужас? Вполне обычная собака, просто лохматая.
   – Вот именно, что лохматая. Доктор, ну представьте себе гуляющую по траве лохматую псину. Неужели к шерсти ничего не прицепится? А этот пёс мог похвастаться идеальным состоянием своей чёрной шубы.

3

   Улыбка Светланы стала ещё шире, глаза заблестели. Как всегда, она нашла и решение, и способ указать клиенту на это решение. Психотерапевт не всегда имеет права выдавать пациенту ни диагноза, ни причины его страхов, иначе невротик уйдёт в такую глухую оборону, что никакой гипноз не спасёт. А уж тем более специалист, использующий ряд методик из психоанализа! Фрейд даже называл повышенную честность в лечении не иначе, как вульгарным, варварским психоанализом.
   Светлана Александровна Озёрская была кем угодно, но только не дилетантом и уж тем более не вульгарной особой. И теперь она шла от обратного, ведя своего клиента в стремительную и отчаянную атаку на бастионы памяти. Единственное чувство не давало ей покоя. Первый раз в жизни ей стало самой страшно открывать подвалы бессознательного. Что-то древнее и безымянное дремало там. Но отступать было нельзя.
   – Вполне возможно, что Вы просто не разглядели репейников в собачьей шерсти. Или Вам просто было не до этого.
   – Нет, я точно помню идеальную блестящую шерсть. И ещё такая тоска…
   – Какая? Договаривайте! Вы же сами нашли нужное слово.
   – Смертная тоска! – поднял тяжёлый взгляд Владислав.
   – И вряд ли она связана с собакой. Тоска появляется, когда после вытеснения памяти не наступает замещения. Это не страх. Это именно тоска. Если маленький ребёнок видит большого мохнатого зверя, то страх просто не может возникнуть.
   – Почему же?
   – Очень просто! – Озёрская виновато улыбнулась, безмолвно извиняясь за предстоящую лекцию. – Все наши рефлексы формируются на протяжении жизни. Но есть безусловные рефлексы, которые даны нам с рождения. Безусловных у человека выявлено довольно немного. Например, здоровые маленькие дети, все без исключения, крайне положительно реагируют на две вещи: на еду и на пушистые объекты.
   – Какие объекты? – не понял Янковский. Его психика была готова выкашивать всё, что хотя бы отдалённо могло напомнить о той собаке. Но терапевтическая атмосфера, с таким трудом созданная Светланой, сводила на нет практически любое сопротивление «заградительных отрядов» души.
   – Пушистые. Это и плюшевые игрушки, и даже шерстяные вещи. Но особенно хорошо дети относятся к кошкам и лохматым собакам. Более того. Часто это взаимно. Сейчас я найду материалы.
   Светлана «разбудила» миниатюрный малиновый нетбук и сделала несколько поисковых запросов. Клиент всё это время внимательно смотрел на зимний пейзаж за окном.
   – Я Вас понимаю. Поэтому мне и было грустно, что дед не пускал меня поиграть с собакой. Конечно, он боялся за меня, это очевидно. Сейчас очевидно. Но тогда-то я этого не понимал и вряд ли мог понимать. Так почему же сейчас я стал бояться собак? И почему этот пёс вызывает во мне такой ужас?
   – Что, и сейчас вызывает?
   – Да. Кажется, что стоит подойти к окну, и я вновь увижу его там, на снегу. Дело-то зимой было.
   – Так может, поэтому и не было народу-то? Зима, все разъехались… – Светлана ощущала явный азарт, подталкивая пациента встать лицом к лицу со своим подсознанием.
   – Ну это же не дачный посёлок, а самая настоящая деревня. Я ведь и летом там был.
   – Пёс приходил только зимой?
   – Да, после больших снегопадов. Вот как сейчас… – Владислав встал и подошёл к окну, из которого открывался чудесный вид на заснеженные кусты и заметённые тропинки. Психологический центр Светланы располагался в центре небольшого ухоженного парка. – В деревне зима тянулась долго. Я и сейчас не особо верю, что февраль на дворе. Всё кажется, что только-только выпал первый снег.
   – У Вас хорошее воображение. Как думаете, если бы сейчас собака и в самом деле сидела у окна, Вы бы вышли к ней? А я пока пойду и открою для Вас дверь… – с этими словами Светлана демонстративно поднялась из-за стола и пошла к выходу.
   Секунда напряжённого молчания. Янковский что-то нарисовал перед мысленным взором и как ошпаренный отскочил от окна.
   – Нет! Нет! Не открывай дверь. Не надо! – чтобы не упасть, он прислонился к стене, где был пойман врасплох психотерапевтом. Врач развернула нетбук экраном к пациенту и тот, как загипнотизированный, стал смотреть на фотографии.
   Материалы, которые искала Озёрская, оказались обычными снимками детей и собак. Вот две маленькие девочки уткнулись в густую шерсть сенбернара. Вот мальчик обнимает лохматого колли. Вот лабрадор охраняет сон ещё одного ребёнка… Полтора десятка фото – и пациент явно успокоился.
   – Какая прелесть! – наконец сказал он.
   – Вот. И собак Вы не боитесь. Никаких. И значит, не можете бояться и того лохматого визитёра. Ведь он ничем не отличается от остальных собак, не так ли?
   На мониторе во весь экран развернулась последняя фотография: большой чёрный ньюфаундленд сидел на снегу и смотрел на окна хозяйского дома.
   – Ничем. Хотя подождите! Не убирайте картину.
   Светлана и не собиралась. Её пульс слегка участился, пока она наблюдала за реакцией пациента. Вот сейчас мозаика собирается воедино, последний осколок встаёт на место. Ещё чуть-чуть и…
   – Вопрос! – Владислав был как никогда сосредоточен. Даже во время президентских приёмов его чувства не были так обострены. – Светлана Александровна, а у собак ведь колени назад сгибаются?
   К этому вопросу психотерапевт была не совсем готова. Она посмотрела на передние лапы ньюфаундленда, по которым аккуратно провёл пальцем клиент. Житейский опыт почему-то мгновенно уступил место сравнительной анатомии, которую она благополучно сдала на втором курсе. Надо заметить, единственная на потоке, кому это удалось с первого раза. Поэтому о строении собачьего скелета она могла рассказать многое. «Digitigrada… Деление плотоядных, предложенное Кювье. Неточное, так как большинство плотоядных занимает промежуточное положение… Истинные digitigrada: собаки, кошки…»
   Перевести бы ещё это с латыни на человеческий язык! Впрочем, «дурында ты старая» (так часто называла себя Озёрская), тебя ведь не о том спросили! Отвечай просто, по-житейски, без премудростей. И плевать, что это не совсем коленки.
   – Да. Точнее нет. Это не колени вовсе.
   – А что?! – удивился Янковский. Озёрская зажмурилась, проклиная собственную точность. Но пришлось объяснить.
   – Это соединение голени и скакательного сустава. Забавное название, я понимаю, но посмотрите сами… – еще несколько поисковых запросов, и на экране возникла подробная схема костей задней собачьей лапы. – Коленный сустав гораздо выше, мы его редко видим. Собаки касаются земли только пальцами, и вот этот вот изгиб (Озёрская постучала ногтем по монитору) люди обычно называют коленкой. Но с настоящими коленями там всё в порядке: сгибаются вперед, как и наши. Так что до кузнечиков и нам, и собакам явно далеко.
   Последней фразой Светлана хотела разрядить обстановку, но свести лекцию по анатомии к шутке не получилось. По спине терапевта пробежал холодок. Озёрская внимательно наблюдала за клиентом, чьё лицо вдруг приобрело крайне отрешённое выражение.
   – А вот у моей собаки, – с мечтательным ужасом произнёс пациент. – У моей собаки такого изгиба не было. И когда она гуляла по нашему дворику, и когда сидела и смотрела в окно.
   – Как это не было?
   – Да просто! Никаких этих ваших скакательных суставов, хождения на цыпочках. А обычные колени. Прямо как у нас. И ходила моя собака, опираясь на всю стопу. Прямо как мы.
   В кабинете повисла непроницаемая тишина.

4

   Московский институт психоанализа
   13 марта, 2017
   Светлана заняла место у прохода, на предпоследнем ряду тесных кресел в небольшом душном зале. Самое существенное отличие московской школы психотерапии от питерской заключалось вовсе не в теоретических концепциях, а в подходе к организации массовых мероприятий. В Питере ни одну конференцию никогда никто не «пиарил». Специалисты узнавали о слёте по своим каналам и ехали только в том случае, если тематика была им близка. Такие тусовки неминуемо носили налёт элитарности, нисколько не мешающей мозговому штурму. Лучшие психотерапевты, гипнологи, аналитики, психиатры скидывались «по мелочи», арендуя огромный зал и люксы в загородном пансионе. Участвовали в таком интеллектуальном курорте около двух десятков человек (со всей страны!) – и это в лучшем случае. Зато итогом конференции становился толстый альманах поистине прорывных статей.
   Полная противоположность – московские сборища. Навязчивая реклама, близкий к нулю организационный сбор, никакой толковой фильтрации докладов и ужасные условия. Вот и сейчас пыль от обивки кресел плотной завесой повисла под низким потолком, смешавшись с терпким запахом пота и чьим-то дешевым одеколоном. Со сцены плешивый очередной докладчик бодро рапортовал об успешном избавлении очередного клиента от фобии. Ни теоретического анализа, ни личных ощущений, ни попытки систематизировать накопленный материал – просто пересказ длинной череды бесед. Бесед, больше похожих на монологи клиента…
   «Нет. Ни о каких собаках они у меня не услышат. Слишком жирно будет!» – решила Светлана, которая никогда к такого рода выступлениям специально не готовилась. Более того: она редко регистрировала свой доклад заранее. Озарение касательно того или иного аспекта терапии могло посетить её за пару минут перед выступлением. Повод мог быть любым: разговор с коллегой, брошенная кем-то с кафедры фраза, провокационный вопрос из зала… Сегодня дух причинности вселился в кривоватый баннер с названием мероприятия. «Удвоение объекта при массовой истерической фобии». Фрейдовщина сплошная.
   И что она, психотерапевт высшей категории, забыла на встрече психоаналитиков? Ах да, визит вежливости. А удвоение объекта… что ж, будем им сейчас удвоение. И массовая истерия.

5

   Психологический центр «Озеро»
   8 февраля, 2017
   – Здравствуйте! Мы на полтретьего.
   Администратор бросила взгляд на монитор и приветливо улыбнулась женщине в деловом костюме, державшей за руку мальчика лет пяти. Если бы не ребенок и мягкий усталый голос, возраст посетительницы было бы трудно определить. Ухоженное лицо не выражало никаких эмоций, кроме вселенской заботы. Идеальную осанку и уверенную походку можно было списать как на крайнюю степень напряжения, так и на грациозную стать. И даже волосы не давали точного ответа: огненно-медную гриву рассекала пополам полоска седых прядей.
   – Добрый день, Елена Дмитриевна. Проходите в кабинет. Доктор Вас уже ждёт.
   «Озёрская С.А. Врач-психотерапевт высшей категории» – гласила табличка на двери.
   – Дима, сынок, ты ничего не бойся. Тётя Света просто маму успокоит, и всё.
   – А ты спросишь её про чучелку?
   Женщина обречённо вздохнула и, ничего не ответив, толкнула тяжёлую дверь.
   За столом сидела дама, в белом накрахмаленном халате, с причёской, как у Мирей Матье. Почему-то именно образ этой некогда популярной французской певицы вспомнился Елене Ерофеевой, одной из самых влиятельных и самых одиноких финансистов России.
   – Добрый день. Располагайтесь! – голос врача был спокойным и тёплым. От психотерапевта исходило какое-то гипнотическое обаяние. «Наверное, так и должно быть» – подумала Ерофеева и села на один из стульев, расставленных в разных точках кабинета. Дима, обычно робко прижимающийся к матери в присутствии незнакомых людей, вдруг подошёл прямо к столу Озёрской.
   – А Вы маму лечить будете или меня? – с некоторой мольбой в голосе спросил он, доверчиво глядя Светлане прямо в глаза.
   – Ну… а если никого не придётся лечить? – она ласково улыбнулась.
   – Так не бывает! – возразил мальчик. – Вы же доктор. Значит, должны кого-то лечить. Другие доктора меня лечили.
   – Может быть, это были неправильные доктора? Просто расскажи пока немного о себе.
   Мальчик явно успокоился и немного повеселел, когда понял, что эта доктор не будет стучать молоточком под коленкой, светить в глаз фонариком. А главное, не заставит искать лишнюю картинку. Диме никогда не нравились такие задания. Каждая из четырёх карточек как-то отличалась, и он всегда хотел рассказать врачам обо всех отличиях. Но те только печально качали головой и что-то записывали в блокнот. А тётя Света никуда ничего не записывала и не задавала глупых вопросов. Она просто слушала, как Дима, усевшись на кушетку и болтая ногами, рассказывает об игрушках, о книгах, о друзьях, о мороженном… И даже мама стала улыбаться, видя, что её дорогой мальчик снова такой же жизнерадостный и беззаботный, как раньше.
   – Это прекрасно, что ты любишь читать! – Светлана Александровна искренне и с интересом слушала рассказ Димы о себе. – Какая твоя любимая книга?
   – «Капитан Немо»! – не задумываясь выпалил Дима. – Я тоже хочу, чтобы у меня была подводная лодка…
   – Нашёл старые книги на чердаки в бабушкином доме, – пояснила Елена. – Его теперь за уши не оттянешь от чтения! А «Жюльверна» (смешала она в одно слово имя и фамилию автора) может по нескольку раз перечитывать.
   Каждый раз казалось, что ещё более довольной Светлану сделать трудно. Однако, чем дольше мальчик Дима рассказывал, тем сильнее были исходящие от доктора волны тепла и одобрения. При этом непосредственная, искренняя радость за чужого ребёнка проявлялась отнюдь не в профессиональной улыбке: она искрилась в глазах, отскакивала от мягко постукивающих по столу подушечек пальцев, едва-едва раздувала ноздри.
   Непринужденная беседа длилась еще минут двадцать, и всё это время никто не вспомнил о причинах визита семьи к врачу-психотерапевту. Мальчик рассказывал о своих поездках на дачу, о рыбалке, о соседском задире, о том, как он любит собак… Светлана Александровна отрешенно слушала, словно растворяясь в рассказе юного пациента. Его реальность становилась её реальностью. Внимание парило над картинами из жизни Димы, не останавливаясь ни на одной из них, но и ничего не пропуская. Словно кто-то разбросал по полу детскую мозаику. Теперь Светлана могла перемещать эти кусочки воспоминаний. Это было трудно, ведь дети не владеют чувством времени. Вчерашний день для них может быть бесконечно далек, а события трехлетней давности переживаются так ярко, как если бы случились прямо сегодня после завтрака. Но это не беда, ведь ещё есть мама Дмитрия: несмотря на регулярные депрессивные эпизоды и ярко выраженную тревожность, она очень хорошо распоряжается собственным временем, тренирует память, ведёт записи. Это стало ясно уже на десятой минуте разговора. Так что она поможет.
   Мозаика стала довольно быстро собираться. Книги, которые так любил мальчик, можно было объединить повторяющимися образами. Капитан Немо, живущий в подводной лодке; таинственная Владычица озера, лишь однажды поднявшаяся из глубин, чтобы подарить Артуру экскалибур; циклоп, притаившийся в своей пещере; рыцарский замок, обнесённый широким рвом. Сокрытое, спрятанное в безопасности, далёкое и почти недостижимое.
   – А тебе бы хотелось отправиться вместе с капитаном Немо в глубины океана? – внезапно вернулась к началу разговора Светлана.
   – Конечно! – с радостью воскликнул мальчик. – Там очень здорово!
   – Почему же?
   – В подводной лодке никто меня не найдёт! – не задумываясь, ответил Дима.
   – А кто тебя хочет найти?
   Мальчик внезапно погрустнел, опустил взгляд и что-то виновато пробормотал. Светлана вопросительно посмотрела на маму мальчика. Елена Ерофеева только развела руками.
   – Светлана Александровна, поймите правильно. Он уже рассказывал об этом многим врачам. И они его чуть ли не кричали на меня, настаивая не госпитализации.
   – Я понимаю… Понимаю, какие глупые у нас бывают врачи! – услышав это, Дима удивлённо поднял влажные от слёз глаза и уставился на психотерапевта. – Здесь, у меня в кабинете, никто никого никуда не отправляет. Я вот тоже хотела бы на недельку взять отпуск, залезть в подводную лодку и погрузиться поглубже ото всех проблем. Там меня не найдут ни генералы ФСБ, ни конкуренты, ни…
   – Ни Колька с пятого этажа, ни чучелка! – подхватил мальчик.
   – Чучелка?

6

   – Да! Чёрная чучелка. Я от неё на подводной лодке уплыву, она меня не достанет!
   – Она не умеет плавать? – спрашивать, что это за существо такое, Светлана не собиралась. Либо мальчик сейчас всё расскажет сам, забыв о страхе быть непонятым. Либо на это потребуется очень много времени.
   – Конечно нет. Она даже из дома не выходит и людей боится. Живёт в своём тёмном углу!
   – А тебя она тоже боится?
   – Нет…
   – Почему?
   – Потому что это я её боюсь. Но она этого не знает. Я прячусь, когда она приходит.
   – А когда она приходит?
   – Когда я у бабушки живу. В городе её нет, здесь я её не боюсь. Но из-за неё меня хотели положить в больницу, и поэтому мне всё равно немного страшно. А ещё мне грустно, потому что мне нравится в большом доме, а чучелка там теперь поселилась и мне мешает спать!
   – Как мешает?
   – Она ночью приходит, и я залезаю под кровать. А там холодно! Она может до самого утра по комнате прыгать…
   – Шумно прыгает?
   – Очень шумно! И страшно.
   – А бабушка слышала, как чучелка прыгает по комнате?
   – Да!
   – Да? И что она сделала? – немного помедлив, спросила Светлана.
   – Она пришла и сказала, что это я сам прыгаю, – обиженно насупился маленький Дмитрий. – А чучелка сразу спряталась, потому что бабушка её не боится.
   – После этого мы и решили обратиться к врачам! – вмешалась Елена Дмитриевна. – Мы были сильно обеспокоены. Раньше он ничего подобного не придумывал.
   – И когда в первый раз пришла чучелка?
   – Зимой! – уверенно сказал Дима.
   – Да, это было в середине января! – тут же подтвердила Елена. – Моя маман как раз вернулась в Россию и все время проводила в особняке на Барвихе. У меня наметились, скажем так, некоторые проблемы, надо было ненадолго исчезнуть из страны. Вот я и решила ребёнка наконец-то познакомить с бабушкой.
   «Прямо смена караула» – подумала Светлана. Розалию Львовну Альтберг (урожденную Ерофееву) она знала очень хорошо. Для бабушки Дмитрия выход на пенсию обернулся пиком политической карьеры в Германии. Как назло, под занавес прошлого года в ЕС разразился парламентский кризис. Вездесущая комиссия по этике шерстила всех, по привычке бросившись искать невидимую «руку Кремля». Разумеется, за неимением улик, за руку схватили не Кремль, а мирно проходившую мимо Розу Львовну, которой срочно пришлось бежать в Аргентину.
   Но там она почему-то не задержалась, почти сразу прилетев обратно в Россию, замкнув долгий круг политической эмиграции длиною в жизнь.
   Озёрская навещала свою знакомую в том самом особняке на Барвихе (дачей этот шедевр архитектуру назвать язык не поворачивался) и поэтому хорошо могла себе представить атмосферу дома. Госпожа Альтберг появлялась в России гораздо чаще, чем думали родственники. И загородную резиденцию использовала как раз для конфиденциальных встреч. Разумеется, Елене знать об этом не следовало.
   – Главное, в городе у сына всё нормально! – вернул Озёрскую в реальность голос женщины. – Димочка молодец, даже темноты не боится, спит один, да и дома его можно на пару часов оставить. Но мне-то опять скоро уезжать, на этот раз надолго! В стране что-то непонятное творится. С кем оставить мальчика? Нанять гувернантку, конечно, можно, но я им не доверяю…
   Монолог обеспокоенной бизнес-леди длился ещё минут двадцать. Конечно, картина была типичной для семейных клиентов Светланы. Она консультировала только «вип-персон»: предельно платежеспособных, с тяжелейшими травмами детства, лишенных (в силу напряженного графика и обилия конкурентов) даже надежды на простое человеческое счастье. И вроде всё было ясно, мозаика должна была вот-вот сложиться. Ребёнок лишен внимания матери, малознакомая бабушка не может компенсировать этот пробел, зимнее одиночество в дачном посёлке, книги вместо друзей-мальчишек, бурная фантазия… Но что-то же должно было послужить спусковым крючком? Когда зародился этот образ? Что это за чучелка такая?
   – А ты не боишься, что чучелка придёт сюда? – осторожно спросила Светлана.
   – Нет! – храбро ответил мальчик и пояснил. – Что ей здесь делать? Она живёт в своём тёмном углу, выходит оттуда ночью, бродит по комнате, прыгает иногда.
   – А тебя она пытается найти?
   – Нет. Наверное, нет. Зачем ей это?
   – Я думала, что ты знаешь! – искренне удивилась врач. – Раз она к тебе приходит, значит ей что-то нужно? Может, ты боишься, что чучелка тебя съест.
   Конечно, так давить на детские страхи было категорически нельзя. Но что-то подсказывало Светлане: это особенный случай. Страх мальчика перед чучелкой не имеет конкретных причин. Это и не страх в привычном смысле. Скорее, смесь раздражения и брезгливости. «Вот придёт баба-яга, украдёт и съест» – эти сказки не для него, он в них не поверит и даже если сам выдумает подобный сюжет, то не найдёт там повода бояться. Чутьё и в этот раз не обмануло психотерапевта.
   – Я же говорю, – с достойным взрослого терпением пояснил Дмитрий. – Чучелка вылазит из своего тёмного угла, бродит по комнате и прыгает. Всё. Она просто страшная… Да. Вот так. Я её боюсь, потому что она страшная!
   – Поэтому ты прячешься под кровать…
   – Поэтому я просто лежу под кроватью! – возразил мальчик. – Это не прятки.
   – То есть, Дмитрий, ты хочешь сказать, что тебе всё равно: заметит она тебя или не заметит? Просто на неё неприятно смотреть?
   – Да! – энергично закивал Дима. – Просто она страшная, и я её боюсь. А зачем она приходит, я не знаю. Она непонятная и поэтому страшная.
   Вот дела! Уже ни в какие рамки такой ответ не вписывался. Дети в таком возрасте обычно очень детально прописывают свои страхи. У их фантазий есть своя внутренняя логика, свои законы. Пусть на первый взгляд это незаметно, и страх перед «злым дядей» совершенно иррационален. Но стоит только спросить ребёнка, и он выдаст целый свод правил, которым подчиняется его страх. Иначе и быть не может: психика знает всё о природе своих фобий, она сама же их создала и поэтому вынуждена контролировать. Родители могли бы гораздо лучше понимать своих детей, если бы за каждым «глупым» страхом видели мощный психический труд.
   А здесь?! Чучелка в рассказах мальчика ведёт себя как самостоятельное существо, наделенное какими-то скрытыми мотивами. Скрытыми не только от нас, но и от юного пациента. Либо его фантазия настолько сильна, но тогда темноты он боялся бы гораздо больше и давно бы населил свою реальность множеством опасных образов. Либо какая-то область фантазирования отправилась в долгое путешествие, оторвалась от основной личности. Второй вариант был весьма нежелателен, ибо наводил на мысли о внутреннем психическом расстройстве. Чтобы отсечь самое худшее, Озёрская решила обратиться к истории болезни.
   – А можно взглянуть на Ваши карточки?
   – Конечно-конечно, я всё, что можно, оставила у себя. Не хочу, чтобы они копались в голове моего сына! – Елена достала из сумочки пару тонких книжечек.
   На одной красовалась жёлтый «икс» в чёрном ромбе.
   – Это что-то новое… – присмотрелась Светлана и ахнула. – Ховринская больница?! Когда её успели достроить?
   – Ещё только собираются! – фыркнула Елена. – Она существует только на бумаге, как государственная клиника самого современного уровня. И к ней приписывают психиатров из всех московских больниц и диспансеров. Оптимизация!
   – И кто же у нас тут ставит диагнозы направо и налево? – Озёрская увидела знакомую размашистую подпись. – Ну конечно! Смирнов, старый ты шарлатан. Такой же «настоящий» психиатр, как и твоя фамилия.
   – А мне Ерванд Оганезович показался очень грамотным врачом. Столько тестов провёл: и для Алёши, и для меня!
   – Я даже не сомневалась! – горько усмехнулась Озёрская. – Тесты – это его основной и единственный метод. Больше ничего он не умеет. Знаете, коллег я никогда не стала бы обсуждать, но он мне не коллега. Смирнов никакой не врач.
   – А кто?! – округлила глаза Елена.
   – Будете смеяться. Театральный режиссёр. Кто его устроил на пост замглавы департамента, я могу только с ужасом догадываться. Даже у меня нет столь мощных связей. Впрочем, не в связях счастье. Мне было важно взглянуть на результаты тестов.
   – Тесты ничего не показали: так сказал врач. Но всё равно прописал какие-то таблетки.
   – На таблетки здоровье не тратьте. Никаких патологий у вас нет, это и без тестов понятно было. Я просто хотела проверить. Дмитрий, ты любишь рисовать? – мальчик кивнул. – Вот тебе альбом, карандаши, садись за тот столик и нарисуй свою комнату в бабушкином доме, – дождавшись, когда ребёнок начнёт увлеченно перебирать карандаши и наносить первые штрихи, Светлана повернулась к Елене. – У Димы хорошее воображение и нестандартное мышление. Это безусловно радует. Вам следует больше времени проводить с ребёнком, как бы банально это ни звучало.
   – Да, я знаю. Но бизнес. Да ещё эти бесконечные забастовки, протесты… Все помешались на этих лисьих хвостах. Семье даже стали поступать угрозы из-за дружбы с партией. Мне страшно. Никаких мужей в запасе у меня нет. Кинулась к знакомым из администрации. И знаете что? В Кремле говорят, что скоро какой-то там демонолог все разрулит. Нет, Вы представляете… демонолог… Это уже через край.
   – Понимаю… Скажите, пожалуйста, а Дмитрий часто болеет?
   – Почти никогда. Последний раз два года назад подхватил в кружке по рисованию грипп.
   – Астма, аллергии?
   – Нет.
   – Кожные заболевания?
   – Ни разу. А что такое?
   – Нет-нет, всё хорошо.
   – И всё же?
   – Леночка, я знакома с Вашим семейством уже давно и знаю Ваш потомственный интерес к медицине. Почти вся Ваша родня имеет медицинское и даже психологическое образование…
   – И ни один из нашего клана не работает по специальности. Финансы, политические технологии, масс-медиа! – гордо вскинула голову леди. Клан Ерофеевых действительно пронзал российскую действительность ярко-красой нитью. – Что не мешает мне читать кое-что по офтальмологии, загорая на лазурном берегу.
   – А психосоматикой Вы никогда не интересовались?
   – Нет. Я просто всегда невольно начинаю искать болезни у себя. А проверить ясность зрения гораздо легче, чем убедиться, что все шарики и ролики на месте. Так к чему Вы ведёте?
   – К тому, что у каждой детской болезни есть своя функция. Это не просто слабость молодого организма. Порой ребёнок, которого обделили вниманием, болеет, чтобы исправить ситуацию. Его окружают заботой, о нём говорят, с ним общаются – это мощная мотивация. Здесь этого нет. И я подумала, что…
   – Что собственный страх он придумал? – закончила мысль Елена.
   – Именно. Но…
   – Я нарисовал! – мальчик подошёл и протянул Озёрской свой рисунок.

7

   Светлана положила рисунок перед собой и обхватила голову руками. Бессознательное мальчика говорило с ней. Внешний мир заволокло туманом. Её взгляд парил над изображением, словно ястреб, отрешённо созерцающий долину. Хищные птицы не ищут добычу. Они просто летят куда-то: величественно и бесцельно. Но стоит только чему-то внизу начать движение, птица без лишних раздумий выходит в пике. Всё ниже-ниже, туманный образ обретает очертания, он уже рядом…
   – Есть! – громкий шёпот, от которого замерли мать и сын. – Покажи угол, из которого выходит она.
   Мальчик молча указал на тёмное пятно по правому краю бумаги.
   – А что здесь? – Светлана прошлась взглядом по серым квадратам чуть левее.
   – Шкаф.
   – А почему он серый?
   – А он скучный.
   – Оттуда чучелка тоже выходила?
   – Нет. Вернее выходила, но позднее. И это была другая, грязная.
   – Их было две? И обе прыгали по комнате? – ястреб схватил добычу.
   – Нет. Она всегда одна, чёрная. Вылазит из своего угла и хулиганит. Последний раз достала из шкафа вторую чучелку и стала с ней по комнате скакать.
   – Вторую ты тоже боишься?
   – Нет! Чего её бояться? Она неживая.
   – Шкаф… Ну как же я сразу не поняла! – всплеснула руками Елена. – У нас в огороде стояло пугало. Мы его вместе с Алёшей шили еще летом, когда вдвоём жили на даче. Потом стало сыро, холодно, и я решила его убрать. Положила в этот шкаф (там целый склад старых игрушек), но Диме сказать забыла. Сынок, ты открывал шкаф?
   – Нет. Он скучный, там ничего нет интересного.
   – Дима, скажи честно.
   – Я правда не смотрел туда! Там скучно! – настаивал мальчик.
   – Вы полагаете, что страх возник из-за этого пугала? – вмешалась Света.
   – Да.
   – Дмитрий, а тебе было обидно, когда мама убрала пугало?
   Мальчик промолчал, но погрустнел.
   – Ты бы хотел, чтобы мама приезжала чаще и Вы вместе мастерили чучелку?
   – Да! – Дмитрий просиял.
   Вытеснение. Сын очень привязан к матери. Но, будучи не по годам развитым, он понимает, что у неё дела. И психика вытесняет желание постоянно быть рядом с матерью. В итоге на бессознательном уровне рождается тревога, которая ищет объект. И когда Елена убирает с огорода пугало, в которое было вложено столько совместных усилий, тревога «вселяется» в это пугало – так появляется фантазия о чучелке. «Вот и всё ясно!» – хотелось сказать Светлане. Но вместо мышки-полевки ястреб схватил что-то эфемерное, оказавшееся влекомой ветром газетой.
   – Не то… что-то не то… Дмитрий, ты любишь паззлы?
   – Конечно!
   – Давай сейчас сделаем такой? – Светлана достала ножницы и протянула мальчику. – Можешь разрезать свою картинку и собрать?
   Дима стал радостно и старательно кромсать рисунок на примерно равные полоски. Конечно, он соберет всё без труда. В этом Озёрская даже не сомневалась. Важно, что он без особых колебаний прошёлся ножницами и по шкафу, и по тёмному углу, оставив нетронутой только кровать – место своего невольного спасения.
   Начался увлекательный процесс восстановления рисунка. Шкаф был собран относительно быстро, а вот угол никак не желал обретать прежних очертаний. Кусочки перемешивались, не стыковались, терялись… Наконец, Светлана решила помочь мальчику и через пять минут была потрясена до глубины души: из хаоса жирных чёрных линий на неё смотрело чьё-то «лицо», если можно было так назвать этот гротескный образ.
   – Ты ведь не открывал шкафа? – осторожно спросила Озёрская.
   – Конечно нет! Я уже говорил.
   – А когда мама убрала туда пугало?
   – Когда приезжала в последний раз!
   – Когда это было?
   – Когда она решила меня забрать, потому что я боялся чучелки.
   – Стоп. Стоп. То есть чучелка появилась раньше?
   Озёрская вопросительно посмотрела на Елену. Мама мальчика стала торопливо листать ежедневник.
   – Не может быть. Вот, пятнадцатое января. Возвращается маман. Дима знакомится с бабушкой, она позволяет нам пожить в особняке еще какое-то время. Двадцать первое число. Поступают угрозы. Я за неделю успеваю слетать в пару спасительных командировок. На следующих выходных звонит маман и сообщает, что Дмитрий шумит по ночам и рассказывает про чучелку. Я забываю про безопасность, несусь сюда. Начинается гонка по врачам. Четвертое февраля. Вроде улучшение. В ту ночь я тихонько ходила проверять, как спит Дима. Всё было нормально. Уехали мы в понедельник, шестого февраля, то есть позавчера…
   – А когда же Вы всё-таки убрали чучелку?
   – В начале зимы… – опять зашелестели страницы органайзера. – Вот, в декабре я поехала… планировала… Не сложилось. Январь… да что же такое! Время. Время опять утекает сквозь пальцы.
   – Итак? – Светлана внимательно изучала, как меняется выражение лица бизнес-леди. Несчастная выглядела не просто потерянной. Как будто в деловом ежедневнике могло быть что-то про чучелку. У Елены словно отобрали спасательный круг самообмана, заставив тонуть в океане гротескных образов и сумрачных откровений.
   – До нового года мы ни разу не были в доме! – вмешался мальчик. – Летали отдыхать. А вторую чучелку мама только позавчера убрала в шкаф, потому что она шумела!
   – Позавчера? Похоже, с рациональным объяснением придётся расстаться? – подняла бровь психотерапевт. – Убранное в шкаф пугало было не причиной, а следствием страха. И страх этот принадлежит не только Вашему сыну. Что Вы услышали в ту ночь, которую провели на даче? Или увидели?
   – Ничего я не слышала! – взвилась Елена. – Спасибо, Светлана Александровна. Мне всё ясно. Самое главное, что ребёнок здоров. Мы уходим.
   – Но маааам…
   – Никаких «мам»! – Елена подхватила сумочку, открыла дверь и ошарашенно отступила на шаг назад. – Ой…
   – Ну как это «никаких мам»? Мам много не бывает!
   В дверях стояла пожилая дама, изысканно одетая и державшая себя с небывалом достоинством. Лицо её напоминало старинную маску, но в глазах искрилась гремучая смесь из неугасимой воли к жизни и тревоги за своих родных.
   – Бабушка! – радостно закричал Дима и бросился обнимать женщину.
   – Розалия Львовна! – Светлана была не менее удивлена внезапным визитом своей старой знакомой. – Вы ко мне или приехали поддержать дочь и внука?
   – Светочка! Конечно, к Вам. Это безумие какое-то! Отпустите скорее моих несчастных потомков! С Димой всё в порядке. И умоляю, налейте мне Вашего фирменного чая с виски. Дело срочное!
   – Мама, а как же?
   – Лена! Ты сама сказала: «никаких мам». Ваше время вышло. Подождите меня на улице.
   Когда дверь за мальчиком и мамой закрылась, Розалия Львовна обессилено опустилась в кресло и щедро пригубила не в меру крепкого чая.
   – Думала, не доеду! Всю ночь не спала.
   – А что случилось? Бессонница? Переживаете из-за внука?
   – Да какая там бессонница?! Просто это проклятое существо, эта мерзкая чучелка, опять прыгала по комнате Димы. До самого рассвета. Рылась в шкафу и противно хихикала!
   Светлана минуту пыталась переварить услышанное. А потом пошла к буфету. Ей тоже вдруг срочно понадобилась чашечка чая с виски.

8

   Московский институт психоанализа
   13 марта, 2017
   Из уважения коллеги дослушали доклад Озёрской, но по мере её выступления в зале нарастал недовольный шёпот. Некоторым особо ортодоксальным слушателям откровенно не сиделось на месте. Ещё немного – и они протёрли бы в старой обивке несколько здоровенных дыр.
   «Вот дурында! Забыла, что пришла не к терапевтическим друзьям, а к страдающим снобизмом аналитикам! Хотя сколько здесь настоящих спецов – ещё большой вопрос». Озёрская была недалека от истины. Чтобы стать настоящим психоаналитиком, необходимо не только постоянно совершенствоваться, но и самом ложиться на кушетку. А прохождение личного тренингового анализа – дело, сопряжённое с болезненными ударами как по кошельку, так и по собственному нарцистическому эго. И если ты однажды пощадишь собственный нарциссизм, то сам нарциссизм не будет щадить никого.
   И вот сейчас господа нарциссы набросятся на её методику, браня за излишнее сочувствие. Конечно, аналитики могут рассказать много интересного о принципе нейтральности. Но на деле многие из них просто прячутся от чужих и своих эмоций за этим теоретическим щитом. Однако были в этом зале и те, кто выходил навстречу бессознательному с открытым забралом. Зал притих, когда со своего места неторопливо поднялся глава Европейского общества психоанализа. К нему Светлана, как и все присутствующие, относилась с глубочайшим уважением. Тем весомее было его первое и последнее замечание.
   – Докладчик очень грамотно описала удвоение объекта страха: чучелка распалась на «живую» и «неживую». Что из этого следует? То, что чучелка реальна? Может быть. Но давай не колебать столпы реальности без нужды. Вполне возможно, что это просто истерическая идентификация. Очевидно, что образ чучелки настолько вдохновил докладчика, что она сама заразилась страхом. И бабушка, и мать юного пациента, и терапевт – все стали жертвами массовой фобии. Я не буду развивать здесь линию обратного Эдипа и борьбы всех трех женщин за мальчика. Но советую докладчику лучше проанализировать собственные эмоции по отношению ко всем участникам терапии.
   Озёрская не нашлась, что ответить на это. Она на самом деле не успела усмирить эмпатию, и страх неведомой чучелки нашёл дорожку к её психике. Ведь Светлана своими руками собрала из клочков бумаги ту страшную физиономию! Дальнейшая дискуссия была бессмысленной. Светлана покинула сцену, ограничившись выражением благодарности за ценные методические замечания.
   Пусть этот небольшой провал станет ей уроком за недостаточный профессионализм. Как будто его когда-то бывает достаточно!
   К счастью, после Озёрской никто выступать не вызвался. Врач не могла больше вынести удушающей атмосферы зала. Озарение душило её, то выбрасывая в сферу непознанного, то размазывая о бетонную стену науки. Страх. Чучелка. Тоска. Раздвоение. Кем стала вторая чучелка? Кого зашифровала психика мальчика в этом страхе? Или все эти тёмные образы исходили не от Димы и даже не от его бабушки?
   Психологический центр «Озеро»
   8 февраля, 2017
   – Сколько пустовала Ваша дача?
   – Почти всю осень и половину зимы.
   – С октября, значит. Вы тогда просили меня уничтожить кое-какие бумаги из Вашего секретера.
   Альтберг кивнула в ответ и пригубила чайный коктейль.
   Озёрская хорошо помнила свой осенний визит на дачу. Атмосфера пустого особняка крепко въелась в полы белоснежного халата. Уже тогда в доме начал вить гнездо безымянный страх.
   – Чучелка появилась вскоре после Вашего возвращения из Аргентины?
   – Да.
   – Первым её увидел Дима?
   – Да. И я долго не верила, пока однажды ночью не засиделась над документами допоздна.
   – Как выглядит чучелка?
   – Не знаю. Я только слышала, как она прыгает на первом этаже дома.
   Светлане очень хотелось верить, что чучелка была лишь выдумкой, слишком красочной страшилкой, которую вызвали к жизни просто так, со скуки или как лекарство от одиночество. Пожилые люди, как и дети, особо уязвимы. Они жаждут общения. И общий страх был бы идеальным поводом для воссоединения семейства.
   Но что-то здесь явно не клеилось. Если бы для Розалии Львовны этот тёмный образ чучелки был способом общаться с родными, то она пришла бы на приём первой. И вообще бы раструбила о своих страхах всем и каждому. Но пожилая дама молчала до последнего! Тревогу забил мальчик, да и то – чучелка не внушала ему страха, а лишь доставляла определенные неудобства. Кроме того, за здоровье Димы и его мамы Озёрская могла быть спокойной. Наверное.
   – А как Елена Дмитриевна отреагировала на появление существа?
   – Лена? Да она как будто ничего не замечала. Только вдруг стала учиться рисовать. Притащила в столовую мольберт, краски и все выходные водила кисточкой по холсту, как заправский портовый художник.
   – Может, парковый?
   – Может.
   Светлана не стала обращать внимание на очевидную ассоциацию, которая соединяла порт и представительниц немного другой профессии, не имеющей с изобразительным искусством почти ничего общего. Можно было подумать, что в самом факте внезапной художественной активности фрау Альтберг видела свой триумф. Или же ей было просто приятно, что всё семейство заразилось страхом.
   Получалось так. Роза Львовна придумала чучелку и напугала внука (с богатой фантазией!) до того, что он стал искать спасения под кроватью. Потом страх заразил Лену, без того тревожную и взвинченную до предела новым переделом сфер влияния. Наконец, Альтберг пришла и эмоциональной историей о чучелке сейчас пытается испугать и саму Светлану Александровну.
   Впрочем, Розалия Львовна сейчас не была похожа на триумфатора. Её попытка воссоединиться с родными потерпела фиаско, Светлана избавила Диму от последних остатков страха. Елена усмирила тревогу с помощью рисования. И всё же: чучелка никуда не делась! Похоже, образ приобрел над своей создательницей определенную власть. И как показало время, мягкий деспотизм невроза быстро перерос в психопатическую тиранию.
   Психологический центр «Озеро»
   13 марта, 2017
   Утро. За несколько часов до начала конференции
   – Мне это надоело! Я решила устроить засаду этому существу! – с этих слов начала свой последний визит к психотерапевту Альтберг. – И почти поймала с поличным!
   – И что же Вам помешало? – спросила Светлана.
   Вместо ответа Розалия Львовна засучила рукав, и терапевт увидела покрытые ссадинами и синяками руки.
   – Эта гадость оказалась на редкость ловкой. И злобной. Не зря Дима от неё прятался… Ну что Вы молчите, Света? Я понимаю, как всё это выглядит со стороны. Я сама насмотрелась на психов и наркоманов из самых разных уголков планеты. Устройте меня куда-нибудь полечиться и отдохнуть от всего. Дом я продала одной хорошей девушке. Всеми делами давно занимается мой личный секретарь. Я вот только за внука боюсь. А то Лена что-то последнее время… Ох. Что-то мне нехорошо.
   Скорая доставила пожилую даму с обширным инфарктом в одну из лучших частных клиник Москвы. Её физические и душевные силы были исчерпаны борьбой с собственной иллюзией. Впрочем, иллюзией ли? Во всяком случае. период восстановления обещал быть долгим. Хотя бы потому, что ни о каком личном секретаре Светлана никогда не слышала.
   Московский институт психоанализа
   13 марта, 2017
   Вечер. Спустя несколько минут после окончания конференции
   Ожил мобильник. Какое совпадение!
   – Здравствуйте, Роза Львовна – устало произнесла Света.
   – Светочка! – голос никогда не выдавал владелицу. Тревога скользила где-то за кадром, шла едва различимым фоном. – Ты сейчас свободна?
   – Более-менее. Как Вы там, Роза Львовна?
   – Не жалуюсь. Здесь хорошие условия. Но не обо мне сейчас речь. Будешь смеяться, но я начинаю верить в родовые проклятия. У внучатой племянницы беда. Можешь к ней срочно приехать? Там какой-то ад творится.
   – В каком смысле?
   – Почти в таком же, в каком у меня. У Лизы снимала комнату подруга. Всё вроде было хорошо. Но потом квартирантка выпила лишнего или я уж не знаю, что молодёжь там нюхает, но… в общем, девчата стали хором с ума ехать. Первой съехала подруга Лизы.
   – В каком смысле? – от усталости у Светланы немного заело пластинку.
   – Сначала в переносном. Всё ей нечисть какая-то мерещилась, книжки падали, голоса раздавались. А потом в прямом. Сбежала квартирантка. И Лизавета осталась в квартире одна, и понеслось. Я не знаю деталей, всё со слов её матери рассказываю. Сама понимаешь, никакой огласки я не могу допустить, поэтому звоню лично тебе. Вполне допускаю, что девочки просто баловались с химией. Но вдруг?
   – Ох. Диктуйте адрес, Роза Львовна… Далековато. Нет, нет. Я понимаю, что это срочно. Да… Я что-нибудь придумаю. Больше ничего не случилось?
   – Не знаю. Похоже, что случилось. Не хотела тебе говорить. Но с Леной давно что-то не так. Она последний месяц рисует без остановки. И бормочет что-то про чучелку. А недавно придумала себе ложную беременность. И стала бегать по врачам с требованием сделать аборт.
   – Почему же Вы только сейчас об этом сказали?
   – А ты думаешь, это так просто? Да и я понадеялась, что встреча с тобой как-то повлияет на Лену. Это же моя идея была – их к тебе направить.
   – Роза Львовна, ну как же так?..
   – Вот так, Света. Все это невозможно выносить. Жаль, что я передала особняк новому владельцу только сейчас. Боюсь, уже ничего не исправить. Дима пропал. А Лена совсем тормоза потеряла…
   – Как?!
   – Никак. Это я придумала. Забыли. Мне надо подлечиться.
   Гудки. Озёрская задумалась. Слишком острым было чувство вины за то, что позволила пожилой даме довести себя до крайности. Можно было только гадать, что происходит с разумом фрау Альтберг, а гадалкой Светлана не была. Поэтому решила сосредоточиться на новой задаче: доехать неизвестно куда, неизвестно зачем, неизвестно надолго ли. А главное, неизвестно на чём? Лучшая психотерапевт России никогда не умела водить, а найм личного шофера считала чем-то вроде содержания экзотических животных в неволе. Придётся вызывать такси.
   – Светлана! Ну надо же! И ты на этом празднике полусмерти? – раздался знакомый вкрадчивый тенор за спиной. – Подвезти?

Посылка ищет адресата

   А это зок Медов взял посылочный ящик, накрылся им и, расхаживая туда-сюда, стал бормотать:
   – К вам посылочка пришла… к вам посылочка пришла…
Тюхтяевы. Зоки и Бада

   – Посылка пришла!
   Ирина обернулась. Не показалась. Нелепая сутулая фигура отделилась от стены дома и начала медленно приближаться.
   – Посылка.

1

   Жилой комплекс «Тихие холмы»
   Ночь с 12 на 13 марта, 2017
   Закон подлости. Решил удрать с корпоратива пораньше – обязательно задержишься допоздна. Поняв, что своей подруги и временной соседки уже не дождаться, Ирина поехала домой одна. Сарочке-то что? Пусть развлекается от души, невинное развратное создание. Эта милейшая овечка спала со всеми подряд вовсе не из корыстных интересов. Скорее, это была её манера общения. Ни деньги, ни карьера Сарочке, по сути, не были нужны: эта штучка недавно вернулась из аргентинской общины сефардов с богатым наследством. Оттуда же она привезла увлечение оккультизмом, алкоголизмом и пофигизмом. Последним в особенности. Властная родня по материнской линии устроила Соколову в банк исключительно для того, чтобы девочка окончательно не слетела с катушек и не спилась. Сама Сарочка решила своей родне помочь и устроила сама себя еще в архитектурный.
   Ирина Юрьевна Храброва не могла похвастаться свалившимся с небес родительским капиталом – единственным наследником был старший брат. Поэтому свою постельную стратегию прорабатывала с филигранной точностью. Да и время – существо коварное. Пусть сейчас она и выглядит на десять лет моложе, и тридцати ей никто не даст. Но кто знает? Завтра привлекательность может покинуть телесную обитель.
   Свою карьерную войну Ира уже выиграла, пусть и с тяжёлыми потерями. Вопрос о её избрании в совет директоров был решён. Конкурентки сброшены за борт. До победного финала оставался шаг. Завтра состоится собрание акционеров. И не похоже, что жизнь подставит ей подножку в виде возмездия за грехи.
   – Посылка пришла!
   Или подставит?
   У «почты России» всегда были проблемы с чувством времени, но не до такой же степени! Разве может почтальон торчать до полуночи у подъезда, чтобы вручить бандероль? Скорее, так станет действовать безнадежный наркоман. А именно на наркомана был похож этот субъект, выползший на свет фонаря. Долговязый, бледный, с пустым бессмысленным взглядом, он сжимал в руках потрёпанную картонную коробку, обмотанную скотчем. И как только его пропустили на территорию комплекса? Вот и верь после этого в сказки об элитном жилье.
   – Посылка пришла! – разлепил почтальон тонкие синюшные губы. Голос, мерзкий и скрипучий, шёл откуда-то глубоко изнутри этого человека. Человека ли?
   Девушка резким движением выдрала из недр сумки клубок из наушников, ключей, мелких мятных леденцов и стилуса. С последним возникли проблемы. Брендовый кусок пластика за две сотни долларов шел в комплекте с металлизированным шелковым шнурочком, который по прочности не уступал капроновой нитке. От резкого движения аксессуар и не подумал рваться. Как раз наоборот: шнурок исправно натянулся и потащил за собой айфон. Через мгновение гаджет уже валялся на асфальте.
   Наплевать! Лишь бы быстро открыть дверь!
   Рядом с телефоном приземлились и наушники, и леденцы.
   Кое-как попав магнитным ключом по металлическому кружку, девушка поспешно скрылась в подъезде. Только переведя дух, она поняла, что по железной двери кто-то наносит редкие глухие удары. «Головой он, что ли, бьётся?» – подумала Ирина. И тут же её разум был оккупирован образом беглого психа, сжимающего в руках наполненную потрохами коробку и разбивающему свой лоб о дверь подъезда. Образ был столь ярким, что на ожидание лифта было решено не размениваться.
   Несостоявшаяся получательница бегом поднялась к себе и закрылась на все замки. Стоило ей облегченно вздохнуть, как тишину и мрак прихожей прорезал звонок домофона, угрожающий и тревожный. Девушка по привычке схватила трубку и тут же бросила обратно на рычаг.
   – Посылка пришла! – успела расслышать она знакомую мантру, звучащую теперь торжественно и глумливо.
   Почтальон знает номер её квартиры! Выходит, какая-то посылка у него всё-таки есть, но разве в таких случаях не принято… Нет-нет-нет, это какая-то глупость. Этот тип ждал её целый день! И знал номер квартиры! Но почему он не представился? Не хотел? Или не мог? Может, это вообще единственная фраза в его лексиконе.
   – Посылка, посылка… – сердито пробурчала девушка и пошла на кухню сделать себе кофе, бодрящий чёрный кофе.
   Домофон звонил.
   Бодрящий кофе в час ночи.
   Домофон звонил.
   Ирину колотило. Она не могла понять, что нужно этому почтальону. Кто он? Что он? Какого чёрта происходит? Реальность определенно сошла с ума.
   Домофон звонил.
   Последние несколько месяцев и так отняли много душевных сил. А тут еще этот… кадавр. Вот бы кто-нибудь помог ей расставить всё по своим местам!
   Домофон звонил.
   Храброва прилегла на диван и прикрыла глаза, позволяя миру стремительно закружиться и унести её подальше от смутной тревоги, от всех накопившихся проблем.
   Домофон смолк.

2

   Жилой комплекс «Тихие холмы»
   13 марта, 2017
   Мгновения тишины безвозвратно растворялись в вечности предрассветного сна. Трезвон стих только для того, чтобы возобновиться с новой силой и уже никогда не прекращаться. Что, опять посылка? Нет, кажется, нет. На этот раз всего лишь будильник… Ирина потянулась. После сна на диване всё тело ломило. На столике рядом стояла чашка с недопитым кофе.
   Она на всякий случай прислушалась. В квартире было тихо. Ничто не напоминало об очередном ночном визите странного почтальона.
   Ира выбралась из кухни и засобиралась на собрание акционеров. Потратив всего лишь полчаса на внешний вид и комплектацию сумочки, девушка вышла в подъезд. Да. Несмотря на свои похождения она чувствовала именно девушкой. Какой-то внутренний голос настоятельно не советовал относиться к себе именно как к женщине.
   Был ли это инфантилизм, нарциссизм, оптимизм или заимствованный у Сарочки пофигизм – неважно. В самом деле! Воли к жизни Ире было не занимать. А возраст зависит от того, насколько сильно мы нагружаем наше прошлое. Если не придавать значения мелким неурядицам и проблемам, то кривая времени будет иметь вид гладкий и привлекательный. Никто и не заметит подвоха. Привычка сглаживать кривую своей биографии помогла Ире играючи выкинуть из головы события прошлой ночи.
   Девушка пробкой от игристого шампанского вылетела на улицу. Какое удовольствие, когда можешь просто так постоять, зажмурившись от нежного весеннего солнца. Тук-тук. Птицы, не дожидаясь нормального потепления, сходили с ума, ветер гонял по асфальту выбравшийся из-под снежного покрова мусор. Стук-постук. Как же всё-таки хорошо, что кошмар отступил! А может, ей просто всё приснилось? Тук-тук. Тук-тук-тук. Что это за звуки, кстати?
   Неохотно открыв глаза, девушка огляделась. На лавочке сидел мужчина в чёрном поношенном костюме и ручкой небольшого зонтика стучал по деревянной спинке. Это был странный ритм. Стук то замедлялся, то становился очень частым. Было ясно, что стучит мужчина в такт какой-то песне. Он, похоже, её и напевал, глядя на небо. Его поза была расслабленной, даже немного расхлябанной. Только рука напряженно сжимала зонтик, словно он боялся не попасть в ритм.
   Неожиданно стук прекратился. Любитель маршей подобрался, словно перед прыжком и внимательно посмотрел на Иру. Взгляд тёмных глаз был одновременно и злобным, и осуждающим, и презрительным, и успокаивающим. Но что-то здесь было неправильным. Может быть то, что зрачки мужчины постепенно расширялись, заполняя сперва не только всю радужку, но и всё глазное пространство. Он моргнул. Показалось! Всего лишь последствия ночных неурядиц.
   – Ваше? – зонтик чуть-чуть повернулся, указывая на лежащий под дверью айфон.
   – Мое! – обрадовалась Ира и подхватила с бетонной дорожки драгоценный агрегат вместе с наушниками. Леденцы, по понятной причине, она трогать не стала. – А… А откуда Вы знаете, что мое?
   – Даже случайно брошенный без присмотра телефон может спасти чью-то жизнь, сударыня! – промурлыкал шпик (так окрестила его про себя Ира), пожал плечами и устало закатил глаза, всем видом выражая ну очень уважительное отношение лично к Ирине и к таким, как она. Потянувшись и немного повыделовавшись (сейчас он напоминал хорошо откормленного наглого чёрного кота), обладатель зонтика, старого костюма и дорогих замшевых ботинок продолжил изучать облака.
   Заторопившись к охраняемой парковке, Ирина устремилась вглубь прилегающего к дому небольшого сквера. По привычке оглянувшись, девушка заметила, что шпик провожает её взглядом. И опять – этот замысловатый жест из оперы «я ни при чём». Вот ведь котяра! Ира поймала себя на мысли, что не отказалась бы выпить с ним по чашечке кофе. Но не в этой ситуации. И вообще, все мужики, как известно…

3

   В парке было непривычно безлюдно. Не гуляли даже вечные мамы с колясками и пожилые джентльмены с фокстерьерами. Команда вымуштрованных дворников уже успела собрать редкий мусор в аккуратные «сугробы», заменившие собой недавно растаявшие настоящие. Но ветер с упорством беспощадного вандала разрушал пакетно-оберточные пирамиды, не оставляя мумифицированным банановым кожуркам ни единого шанса на посмертие. Странно, что они пощадили ее ай-фон. Или просто сообразили, что хозяйка скоро спустится за потерей.
   Ирина быстро зашагала по вымощенной декоративным булыжником дорожке, невольно отстукивая каблуками подслушанный ритм «цок-цок, цок-цок-цок…». Интересно, а этот котяра всё ещё греется на солнышке? В который раз за последний месяц девушка оглянулась. У тополя стоял шпик с зонтиком и, теперь уже не отрываясь, смотрел Ирине в глаза. Очень интересно. А ведь поблизости никого. Вот что значит начинать свой рабочий день ближе к полудню! В безлюдных местах никогда ничего хорошего не происходит.
   Сначала «почтальон», теперь этот! Посменно работают, что ли? Эта мысль выбитыми пробками щёлкнула в голове девушки. И вот уважаемая сотрудница кредитного банка (без пяти минут заместитель генерального) несётся сквозь кусты, перепрыгивает канавки и огибает мирно спящих кое-где кошек.
   Первые минуты Ира ещё проверяла, не мелькает ли среди деревьев чёрный костюм. Бежать за ней преследователь и не думал. Но кто сказал, что это повод сбавлять ход? Расстроенные нервы не позволяли мозгу наладить работу и отдавали приказы ногам напрямую.
   Только отбежав от парка метров на пять, Храброва остановилась. Вокруг не было ни души. Обитатели комплекса либо уже улетели по своим делами куда-нибудь во Францию, либо только лениво потягиваются в своих уютных постелях, либо тусят где-нибудь как Сара. Погоня-погоней, но нужно было вспомнить и о чувстве собственной значимости. Изящным жестом поправив причёску и одёрнув юбку, Ирина приняла самый независимый вид и повернулась на каблуках.
   Мужчина стоял у выхода из парка, скрестив руки на груди и блаженно жмурился на солнце. Ну точно котяра! Опасный и наглый котяра. Ира тряхнула головой и, довольная своей временной неуязвимостью, зацокала по асфальтовой дорожке дальше. Она сама порой поражалась собственной беспечности и способности отвлекаться от стрессовых ситуаций. И привычке опаздывать, кстати, тоже!
   Как назло, между парком и охраняемой стоянкой располагался небольшой пустырь. По инерции чувствуя себя в полной безопасности, девушка бодро продолжила свой путь. Что ж, придётся немного прогуляться. Вот впереди уже виднеется первый ряд гаражей, каждый из которых мог бы сойти за небольшой дачный домик. Но одна неудачно подвернувшаяся ямка – и с сухим треском от её новенького сапога отлетел каблук. Ирина растянулась на асфальте. Возможно, это спасло ей жизнь, потому что с такого положения она смогла заметить между рядами гаражей какое-то движение. Затем она услышала скрежет металла о металл. И вот всего в десяти метрах от неё с крыши гаража прямо на землю падает бесформенная куча тряпья. Хотя нет, никакая это не куча. Это одетый в лохмотья старый знакомый! Картонная коробка прикреплена к его спине на манер рюкзака, а вид ещё более изможденный и устрашающий, чем вчера.
   – Посылка пришла! – громко шипит он и, не тратя времени на вставание, начинает на четвереньках двигаться в сторону Ирины, странным образом выворачивая суставы.
   Чудо стучится в каждый дом, как говорится. И порой оно даже не тратит времени, чтобы как следует поскрестись у порога, дожидаясь приглашения. А она чего ожидала? Что сегодня без приключений доберётся до банка? Нет уж, голубушка. Ночные кошмары имеют привычку в один прекрасный день не исчезать после пробуждения.
   Тут она увидела, что коробка на спине почтальона ведёт себя крайне неспокойно: что-то усиленно рвётся оттуда наружу. До слуха девушки донеслось злобное повизгивание.
   – И что? Долго мы будем им любоваться? – донеслось над самым её ухом.
   – А что делать-то? Ой!.. – Ирина повернула голову на голос и оказалась нос к носу со своим утренним знакомым.
   Ему не пришлось слишком уж сильно наклоняться к павшей в неравном бою с модой воительницей. Он был в лучшем случае на пол головы ниже девушки, однако это не придавало ей никакой уверенности. А ведь туфли на каблуках она специально подбирала так, чтобы смотреть на коллег-мужчин свысока!
   – Я не люблю бегать. Совсем. Особенно за юбками. Поэтому прошу Вас, – он галантно протянул руку, предлагая помощь.
   – Аааааааа! – сказанная интригующим густым баритоном фраза стала последней каплей. Наотмашь заехав сумочкой по физиономии шпика, Ирина с силой оттолкнула его и вскочила, чтобы пуститься в очередной марафон. Однако идея добежать до гаражей оказалась не совсем хорошей.
   – Посылка пришла! – захрипел ревностный труженик почтового фронта, вставая с четверенек и протягивая к ней ручища. – Посылка…
   Не помня себя от ужаса, Ира сделала крутой вираж, огибая обоих своих новых знакомых, и понеслась к дому.
   «Скорее всего, шпик сейчас разобрался с почтальоном. Если они не друзья, конечно» – вслух рассуждала на бегу девушка. – «Но потом он и со мной разобраться может!» На одном дыхании преодолев парк, она стала судорожно искать в сумочке ключи. Как назло, они были на самом дне.
   «Уж больно улыбка этого котяры похожа на оскал. Вдруг он меня съест! Или посмотрит прямо в душу. А потом съест». Ключи! Да, она нашла их. Скорее! Невдалеке уже маячил чёрный костюм, замшевые ботинки деликатно касались асфальтовой дорожки. Ирина приложила магнит к кружку. Тишина! Ещё раз и ещё. Тишина!
   – Открывайся! – она с досадой пнула дверь. Хищник медленно и грациозно приближался. Деваться жертве было некуда. – Да открывайся же, чёрт возьми!
   – Не чертыхайтесь, – устало произнёс шпик, продевая зонтик через дверную ручку на манер крюка и распахивая перед завороженной девушкой дверь. – В доме нет света, все магнитные замки работают по принципу «заходи, кто хочет». Или «что хочет». Прошу!

4

   – Какое странное у Вас имя… – задумчиво произнесла Ирина, ставя покрытый декоративным шипастым панцирем чайник на стол. От кофе шпик отказался, потому что напиток действовал на мужчину как сильное снотворное. – Как Вы сказали? Морфий? Митерних?
   – Морфинх! – фыркнул гость и пододвинул чайник к себе поближе. Китайский чай был ему явно по вкусу. – Бэзил Энгельрот фон Морфинх. Можно просто Бэзил.
   – Вы немец? – первое, что пришло в голову девушке. Где-то этот вопрос она уже слышала.
   – Пожалуй, немец! – с радостью поддержал гость цитирование классика. – Но если серьезно, то австриец. Прекрасная страна Австрия! Хотя в Европе меня постоянно пытаются арестовать просто за то, что я мурлычу под нос любимые марши. Здесь я чувствую себя гораздо свободнее, как это ни горько признавать.
   – Зачем же Вы приехали в Россию? – разговор ни о чём был просто необходим Ирине, стоящей на грани нервного срыва. Простые вопросы, простые ответы, простое молчание. Что может быть лучше для загнанного в угол человека?
   – Российское Геополитическое Общество предложило выгодный контракт. Меня пригласили изучить интересную переписку между лидерами большевиков и европейскими оккультистами. Тема, сами понимаете, скользкая. Поэтому мне нужно как можно быстрее завершить свою работу, пока меня не выгнали из страны.
   – А кто должен выгнать?
   – Да кто угодно! – Бэзил поместил стул прямо в центр гостиной и теперь неторопливо пил чай с карикатурно-торжественным видом. – Вы сами видите, что тут происходит. Даже маленькую невинную революцию «лисьих хвостов» довольно жёстко подавили этой ночью.
   – Пока я спала?! Ну вот. Пропустила самое интересное!
   – Самое интересное только начинается, – зажмурился Морфинх. – Чистка рядов, ротация кадров. Всех подозрительных или слишком умных начнут выдворять из страны. А на меня у церкви и всяких там казаков воооот такой зуб. – гость развернулся, облокотившись левым боком на спинку стула. – До Вас, кстати, тоже скоро доберутся. Или уже добрались. М? Ведь если мне не изменяет память, Вас минут десять назад преследовал довольно странный субъект.
   – О, да! Ещё как преследовал! – накопившееся напряжение последних недель наконец-то нашло выход. Не слёзы, так гнев. Для эмоциональной разрядки все средства хороши. – И этот странный субъект таскает с собой в солнечный день зонтик, одевается во всё чёрное и поджидает меня у подъезда! И не делайте такую наглую наивную морду! Я видела, как Вы мелькали за деревьями. Чёрная дыра!
   Он и в самом деле напоминал чёрное пятно в пространстве. Чёрный костюм, замшевые ботинки, рубашка цвета запекшейся крови, тёмные волосы. И даже зрачки всё время норовят расшириться на всю радужку и даже за её пределы. На фоне белой обивки стула это было ещё более заметно.
   А ещё гость оказался довольно чувствительным к необоснованным обвинениям.
   – Знаете что?! – он вскипел и теперь уже чеканил слова, словно с трибуны угрожал врагам австрийской нации самыми страшными карами. – Если и кому из нас говорить про дыру, то точно не Вам. Интересно, как именно Вы взбирались по карьерной лестнице?! Что-то мне подсказывает: не ударным трудом или продвижением гениальных идей! Не окажись я на этой несчастной лавочке…
   – А как Вы на ней оказались?!
   – Хотел навестить одну талантливую даму и забрать у неё кое-какие рисунки.
   – И где рисунки?!
   – Боюсь, вместо бумаги художница решила использовать обои. А сама куда-то исчезла.
   – Обои?! Что Вы несете? Чтоб Вам провалиться вместе с Вашей Австрией, лавочкой и зонтиком!
   – И заставить Вас лично вскрыть посылку?! Можем устроить!
   Ирина хотела разразиться встречной критикой или хотя бы (последний аргумент) расцарапать этому мерзкому типу физиономию. Но тут же она поняла, что в чём-то этот явно сумасшедший эмигрант прав. Боже мой! Да он во всём был прав! В какой же заднице она оказалась! За что?! Гнев закономерно уступил место слезам. Она обессиленно опустилась на колени и, уткнувшись в плечо не ожидавшего такой подлости Бэзила, устроила чёрному пиджаку влажную химчистку.
   – Warum weinst du, kleine Gärtnersfrau? – выждав некоторое время и аккуратно поставив чашку на стеклянный столик, осведомился Бэзил. Ирина подняла на него непонимающий взгляд заплаканных глаз. – Песня есть такая, в которой поётся, что не надо лить слёзы понапрасну.
   – Понапрасну? Вы считаете, что всё наладится?
   – Просто так не наладится. Но цели наши ясны, задачи определены. Хе-хе. Кто-то пытается подарить Вам малоприятную посылочку. Мы собираемся этот дар с негодованием отвергнуть. Попутно выяснив природу этого сутулого чуда без перьев. Из чисто научного интереса, разумеется.
   – Да какого-такого интереса? Обычный наркоман с коробкой. Сверните ему шею, да и всё!
   – Сударыня! – мужчина выразительно поднял руки, словно нахваливающий свой товар еврей-ювелир (Ирина улыбнулась сквозь слёзы). – Я даже Вас догнать не смог. Разве похоже, что я могу свернуть шею наркоману? Кстати, а Вы сами-то верите, что он наркоман?
   В свою версию Ирина, разумеется, не поверила, поэтому решила повторно уткнуться в пахнущую дорогим одеколоном ткань пиджака.
   – Не думайте, что я явился, чтобы читать Вам лекции, но у меня есть версия о происхождении нашего почтальона, – добрался до её сознания голос Бэзила. Теперь речь его была похожа на тихий шумную колыбельную прибоя. – В нашем мире всегда находятся те, кто пытаются навязать своё представление о морали первому встречному. Для того, чтобы над их идеями не смеялись, наши поборники морали изобрели массу страшилок. Например, Ваш модный стиль жизни сейчас принято называть греховным. А там, где есть грех, должны быть воздаяние. Хотя бы изредка. Иначе никто бояться не будет.
   – Что?! Этот вот наркоман – моё воздаяние?!
   Ирина была возмущена. Да, она вела довольно аморальную жизнь, но женская гордость требовала расплаты более фатальной и яркой.
   – Ну, не он, а содержание посылки. Почтальон – и в России почтальон. Доставил и развалился.
   – Как развалился?
   – На куски. Впрочем, это всего лишь научная гипотеза. И нам её предстоит проверить.
   – Научная? О саморазваливающихся почтальонах? – хихикнула Ира. – А что это за наука такая?
   – Скорее стык нескольких наук. Немного биологии, немного диалектики, психологии и квантовой механики. Смешиваем все компоненты в адронном коллайдере, доводим до температуры земного ядра, украшаем синей розочкой. И вот она!
   – Хто? – девушка слушала, раскрыв рот.
   – Демонология! – Бэзил улыбнулся, демонстрируя белоснежный оскал с дополнительной парой аккуратных клыков.

5

   У девушки в голове разразился не просто фейерверк – настоящий победный салют вопросов. Такого с ней давно не было. Последний раз она столь живо интересовалась окружающим миром на втором курсе литературного. Когда слегка нетрезвый лектор, потрясая томиком Блаватской, громко рассказывал про последние открытия физиков в области тёмной материи. Потом выяснилось, что ничего мистического в этом нет, это просто термин из космологии. А она-то думала… Ещё несколько таких ложных надежд на чудо– и она забросила Булгакова, Кинга, Лавкрафта и других далеко на антресоль. Теперь она читала в основном модные журналы да финансовые сводки. Первые гораздо чаще.
   – А что изучает демонология?
   – Теорию вероятности, если совсем просто, – снова зажмурился Бэзил. Ему определенно нравилось читать лекции. – Вот происходит у Вас в жизни какая-то легкая наркомания. Всегда можно найти рациональное объяснение. Почти всегда. Но однажды на Вашу голову свалится одна тысячная доля вероятности, и наркомания начнёт стремительно набирать силу тяжести.
   – Э… и как эта вычурная теория мне поможет? Теория без практики того, кряк-бряк, мертва.
   – А практика без теории голодна, – парировал Бэзил. – Того гляди, и Вас проглотит с голодухи. Ваш дом – Ваша крепость. Кстати, сколько квадратов жильё? Не отвечайте, просто интересно, какие нынче премиальные у банковского руководства. В любом случае, на свои честно наво… заработанные деньги Вы приобрели себе полноценное Lebensraum. И в него никакие наркоманы просто так не врываются: у них уже был печальный исторический опыт.
   – Что я себе приобрела? Какой-такой «лебен»… «сраум»?
   – Das Lebensraum. Жизненное пространство. В Вашем случае начинается с порога квартиры. Здесь Вы в безопасности. Достаточно лишь принять элементарные меры безопасности: на звонки не отвечать, к двери не подходить, в глазок не смотреть, в ночное время закрываться как следует. Окна, на всякий случай, зашторить.
   – Святой водой окропить? – решила помочь со списком Ирина, но Бэзил так гневно на неё зыркнул, что стало ясно: к святым вещам этот эксцентричный джентльмен питает отвращение ничуть не меньшее, чем к наркоманам с посылками.
   – Позвольте, я не буду уточнять, какое место Вам следует «окропить» в первую очередь!
   – А на ночь Вы здесь останетесь?
   – Это ещё зачем? – вопрос почему-то заставил Ирину покраснеть и потупить взгляд. Тем более, что от бэзиловского пиджака она так и не отцепилась. – Завтра проблема будет решена. Хотя соблазн устроить засаду прямо у подъезда есть. Значит, хотите, чтобы я остался?
   Ирина радостно закивала.
   – Так уж и быть. Но мне надо кое-что проверить!
   Стряхнув со своего плеча девушку, Бэзил быстро вышел из комнаты. Его шаги стихли на кухне. Повисла тишина. Храбровой вдруг стало страшно. Может, всё это ей только кажется? Этот тип рассказывает страшные вещи: вещи, несовместимые с её устоявшейся картиной мира. Но, какое бы ни вызывал он раздражение, всё-таки сейчас так не хочется оставаться одной в пустой квартире, одной в целом мире. Наедине с собственными мыслями и страхами.
   – Это катастрофа! – всё-таки настоящий. Настоящий и чем-то сильно встревоженный.
   – Что случилось? – подскочила Ира и была вынуждена схватиться за спинку стула: от сидения на коленях ноги сильно затекли.
   – Гуманитарный апокалипсис в отдельно взятой квартире!
   – Да что такое?!!
   – У Вас в холодильнике совсем нет нормальной еды. Одни овощи да йогурты. Удивительно, как Вы ещё не только ходите, но и взбираетесь по карьерной лестнице прямо через головы Ваших коллег!
   – Я слежу за своим здоровьем и фигурой! – забывшись, Ирина попыталась игриво расположить ладони на тонкой талии, но тут же снова стала искать точку опоры у мебели. – К тому же, Вы разве не знаете, что животные страдают?
   – Что?! – глаза Бэзила злобно блеснули, он угрожающе стал надвигаться в сторону девушки, но резко остановился на полпути. – Какие, к чёрту, животные?! Сейчас страдаю конкретно я! Или я похож на вегана? Auf einem verdammten verachtenswerten Grasfressenden? На барана, который послушно жуёт травку, или на кролика, которому от жизни немного, как известно, надо? Мне нужно мясо. Желательно говядина. Желательно жареная. Я хищник. Ясно Вам?!
   «Да уж, ты и меня съешь. Покусаешь точно» – подумала Ирина, а в слух сказала:
   – Ну уж тут ничем не могу помочь. Разве что заказать еду. Если Вы, конечно, обещаете защитить меня от всяких посылок!
   – Договорились!
   Но не успел демонолог устроиться на стуле и налить себе ещё чаю, как тишину нарушил громоподобный марш, сопровождающийся многоголосым хором. «Вставай, проклятьем заклеймённый!» – запели откуда-то из пиджака.
   – Представляете? Мне звонит советский народ! – с ядовитовой улыбкой пробормотал мужчина и вытащил из внутреннего кармана исцарапанный допотопный мобильник. – Чтоб его…
   Не этот ли марш он отстукивал своим зонтиком? Сходство очень сильное, но недостаточное. Тем более за советские песни в Австрии никаких наказаний не предусмотрено. Странный он, всё-таки. Темнит, ох темнит. Но выбора нет. Помощи ждать больше неоткуда.
   – Морфинх слушает. Здравствуйте, Михаил Васильевич! В столице. Надеюсь, что надолго. Так, а я тут каким боком?.. Хм, и какие гарантии, что не будет, как в прошлый раз? Да какие там призраки? Меньше пить надо! Что значит «уже не пьёте»? Партийным товарищам тоже пить не давайте. Белочка – штука заразная. Ах, и они «уже не пьют»? Ну смотрите сами, тарифы-то повысились. Вот и отлично. У Библиотеки, как обычно. До свидания! – Бэзил спрятал телефон обратно.
   В полном молчании он быстро направился к входной двери.
   – А как же я?! Вы меня тут бросаете одну?!
   – Работа. Этот Михаил Васильевич, добрый волшебник, будь он неладен.
   – Прямо волшебник?
   – Особенно когда напьётся. Такие волшебные сказки рассказывает. И про бесклассовое общество, и про дружбу народов, и про доброго вождя. А потом со всей партией по Смольному бегает, чёртиков ловит. Правда, сейчас всё наоборот. Чёртики завелись в их московском филиале и сами стали ловить «това’ищей». Придётся изображать перед этими алконавтами обряд изгнания. И вызывать не духов, а вполне телесных санитаров.
   – А где здесь демонология?
   – Вы плохо слушали. В тысячной доли вероятности. Самая банальная ситуация нет-нет, да и вывернется наизнанку, уничтожив все наши наивные представления об этом мире. И даже санитары не помогут.
   – Забавная работа, нечего сказать… – обиженно надула губы девушка. Если он такой умный, пусть принесёт ей голову почтальона. Или пусть покажет издалека и убирается куда подальше вместе со своим зонтиком и запрещенными маршами! Но ни в коем случае не оставляет её здесь одну! И убирается прочь! Логика, где же ты?
   – Не грустите! Завтра я за Вами заеду. Надеюсь, к тому времени всё уже кончится, – на пороге он обернулся. – Свет во всём доме не просто так вырубился, поэтому будьте осторожны!
   – Но у меня же тут «лесбинрум», – попыталась девушка повторить пройденный материал. Не получилось. – Короче, я в безопасности?
   – Скорее всего.
   – Скорее всего?! – задохнулась она от возмущения.
   – Если не начнёте срочно есть мясо, то от медленного отупения Вас не спасёт даже бронированная камера, – Бэзил расхохотался, довольный произведенным впечатлением, и побежал вниз по лестнице. Ирина мысленно пожелала демонологу свернуть себе шею.

6

   Жилой комплекс «Тихие холмы»
   Ночь с 13 на 14 марта, 2017
   Кое-как удалось уснуть. За окном бушевала гроза. Яркие вспышки молний пробивались даже сквозь тяжёлую ткань штор, заставляя предметы отбрасывать причудливые тени. Ветер завывал, словно воспевая павших в борьбе за светлое будущее. Каких павших? О чём ты, женщина? Тише… Завтра будет новый день и посмотрим, какое там будущее. Шум дождя отдавался в утомлённом разуме девушки забытым маршем. Как-кап! Кап-кап-кап, кап, кап-кааап кап! Весь мир голодных и рабов…
   Во сне её жилище удивительным образом смешалось со старой квартирой её дедушки, куда её часто сплавляли родители. И хотя обстановка близка к сегодняшней, возраст героини вдруг возвращается к отметке в пять лет. Дед сидит за столом и пьёт её вчерашний кофе (над этим напитком ни время, ни законы сна не властны), напевая себе под нос бодрую, но непонятную песню. «Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут» – эти слова очень сильно пугают девочку. Зачем петь такое?
   Солнце клонится к закату, на небе ни облачка, горизонт переливается всеми цветами радугами, через пустые оконные рамы прорывается вечерняя прохлада… Дед допивает кофе, начинает колоть дрова и укладывает их в микроволновку, то и дело поглядывая на балконную дверь. За ней змеится широкая просёлочная дорога. Во взгляде заметно помолодевшего старика читается и беспокойство, и ожидание чего-то важного, радостного. Невдалеке показываются три фигуры. Дед улыбается и приветливо машет рукой. Трое неторопливо приближаются. На всех странная тёмно-серая форма с красными нашивками на лацканах шинелей.
   Они о чём-то негромко переговариваются с дедом. Его лицо светлеет. Один из гостей – лысый мужчина c резкими величественными чертами квадратного лица – протягивает деду небольшой квадратик из красной слюды. Ирине интересно, она подходит ближе. Второй – высокий молодой человек с шевелюрой непослушных каштановых волос – улыбается ей и что-то спрашивает у деда.
   – Да вот, внучка моя. Куда я её дену-то потом? А если у наших не получится, если синие верх возьмут? – она слышит голос дедушки издалека, сквозь шум и эхо прожитых лет.
   – Я бы боялся не синих, а чёрных! – вмешивается третий. – Синие себя уже проявили. Завтра от здания правительства одни головешки останутся. Но зато нас никто в подполье загонять не будет. Посидим лет тридцать без советских газет – уже хорошо. Может, думать начнём самостоятельно. А вот если чёрные в игру влезут… Хо-хо! Такой крестовый поход против наших поднимут! С хоругвиями, анафемами и, миль пардон, ментами. А я опять в Аргентину не хочу. Мне хватило общения с тамошними политическими беженцами. Никакого понятия о чести мундира! Не правда ли, Ирэн?
   Говоривший поворачивает голову в сторону девочки и смотрит на неё грустным взглядом тёмных глаз, зрачки которых внезапно заполняют всю видимую площадь глазных яблок. Ирина начинает падать в разверзшуюся бездну. Провал смыкается над ней со страшным грохотом. Гром далёких сражений и двойная молния, скальпелем разрезающая пространство, память, историю!
   Ирина резко села на постели. Новый раскат грома заставил зазвенеть оконные стёкла.
   – Гроза, что ты делаешь? Прекрати…
   Этого ещё не хватало! Он что, намерен обеспечить ей безопасность таким образом? Нехорошо влезать в чужие сны! Особенно так вульгарно.
   Завибрировал мобильник. Дисплей чернее черного. «На звонки не отвечать» – прозвучал в её голове спокойный, но настойчивый голос Бэзила.
   – Ну хорошо, хорошо. Я послушная. Бываю. Иногда… – она накрыла выключенный телефон подушкой. Трель тут же оборвалась. Ай-фон всё-таки смирился с фактом своей смерти от недоедания. Найти зарядник? Миссия невыполнима.
   На частичном автопилоте девушка пошла на кухню, чтобы сделать ставший привычным ночной кофе. Пощёлкала чайник. Ну конечно, света-то нет. Частые вспышки молний за окнами освещали квартиру даже сквозь шторы. Старые дедушкины часы показывали половину пятого. «Отлично, формально уже рассвет, а с рассветом вся эта нечисть уходит в норы. И наркоманы засыпают». Она нашла в холодильнике пакет сока смягчила невыносимую сухость во рту. «И что ему не понравилось? Овощи полезны для здоровья, а йогурты вообще микрофлору восстанавливают. Не все, конечно, а только достаточно дорогие и рекомендованные специалистами». Специалистов Ирина видела только в рекламе.
   Возвращаясь в спальню в надежде увидеть какой-нибудь оптимистичный сон (без всяких там демонологов или с ними, но без одежды, как вариант), Ира остановилась посреди коридора и прислушалась. За входной дверью явно что-то шуршало. Мышь? Пьяный сосед не может найти свою квартиру? Она подошла к двери и приложила ухо к декоративной лицевой панели. Шуршание прекратилось. «Когда в доме выключают свет, магнитный замок работает по принципу: заходи кто хочет. Или что хочет» – опять властный голос Бэзила в голове.
   Сердце бешено забилось. «Бу-бу-бу-бу» – невнятно бормотали под дверью. Желания смотреть в глазок никакого не было, стоять так в одних тапочках – тоже. Но кто-то всё-таки сейчас притаился у порога? Неужели?! Бормотание резко оборвалось, Повисла мёртвая тишина, которая нарушалась лишь шумными ударами перепуганного сердца и отдаляющими раскатами грома. Ирина пошевелила затекшей шеей, размяла плечи. Сердце колотилось ещё какое-то время, пока ему это не надоело – удары становились всё спокойнее и размереннее. Показалось. Можно добраться до тёплой постели и проспать до самого прибытия Бэзила. Если, конечно, он существует за пределами сновидений. Ира шумно выдохнула…
   – Посылка! – истерично заорали за дверью. – Посыыылка!

7

   ХЗБ
   14 марта, 2017
   Ирина очнулась в маленькой уютной больничной палате. Пахло лекарствами, рядом с кроватью на подставке кардиограф уныло и буднично вычерчивал биения, под потолком нарезал круги старый вентилятор с широкими, как у сказочного вертолёта, лопастями. У открытого окна стоял Бэзил и, приспособив подоконник под кафедру, что-то быстро записывал в толстую тетрадь, то и дело сосредоточенно листая книгу в цветастой мягкой обложке.
   Новоявленная пациентка огляделась. Палата ей определённо нравилась. Тёмно-зелёные шторы хорошо сочетались с салатовыми новенькими обоями. Напротив кровати висела репродукция «Утра в сосновом бору», в углу стояла кадка с раскидистой не то пальмой, не то фикусом, не то мутировавшей бегонией. С её стороны вполне хватало кровати, тумбочки и уже упоминавшегося прибора. Ничего лишнего. Что особенно понравилось Ирине, так это отсутствие вездесущей больничной раковины, которую норовят воткнуть в каждое лечебное помещение и от которой всегда несёт сыростью и затхлостью. Воздух в палате был на удивление свежим.
   – Повезло Вам, сударыня, что мы умеем проходить через закрытые двери, – не отрываясь от конспекта, укоризненно промурлыкал Бэзил.
   – Это как?! – окончательно проснулась Ира.
   – Это так, что я на всякий случай прикарманил Ваши ключи. Чувствовал, что Вы обязательно нарушите правила. А головушкой Вы приложись о кафель довольно сильно. На сердце раньше не жаловались?
   – Нет… – растерянно протянула Ирина и аккуратно ощупала шишку на затылке. – Надо же, совсем не больно!
   – Скажите спасибо Моррисону! Он последнее время таки начал разбираться в лекарствах и снадобьях. Попали бы Вы к нему года три назад, то я бы не ручался за Вашу жизнь, – Бэзил стал что-то высматривать в оглавлении. – Орден затратил уйму времени, чтобы этот кадр забыл всё, чему его учили в израильском Технионе. Хотя я поражаюсь, что ему вообще было что забывать. Учитывая, чем он там занимался. А Вы ему понравились, без сомнения.
   – В смысле?
   – Ну, как только я привёз Вас, бедняга стал бегать по коридору в поисках «лекарства от инфаркта». Признаться, я тоже сперва подумал, что у Вас сердце не выдержало. Посмотрели в глазок и увидели что-то нехорошее?
   – Скорее услышала. Кто-то шуршал и бубнил. Я сразу подумала, что опять этот наркоман под дверью ошивается. Собиралась сразу охрану вызвать, чтобы его скрутили. Но потом этот вопль про посылку, пронзительный такой. Просто не ожидала.
   – Не просто. Эффект баньши. Знакомое словечко? Сразу представили себе седую старуху в лохмотьях, высасывающую жизнь из случайных путников? Так вот. Это грубое обобщение. Предрассветная тишина потому непроницаема, что хочет уберечь нас от целого хора голосов. Не все ночные крики одинаково безопасны. А я говорил: не подходите к двери! Да, права была старая ведьма Озёрская: если девушка красивая, то она дура.
   – Какая ещё озёрная ведьма? – Ирина всё ещё плохо соображала и не смогла бы отличить оскорбление от комплимента.
   – Ну, никакая она, конечно же, не ведьма. Без всякого колдовства залезет Вам в мозги так глубоко, что только держись, – Бэзил решительным росчерком дописал последнюю фразу и положил серебряную перьевую ручку на подоконник. – А вопль слышали не только Вы. Некоторые даже проявили бдительность и вышли посмотреть на источник криков. И кое-кто их надежно закодировал от бдительности. Правда, посмертно.
   – Ой…
   – Вот Вам и «ой».
   – Их всех убил почтальон! Маньяк укуренный!
   – Сударыня, успокойтесь. Вы эту шпалу видели? Ну что он может?! Ныть под дверью «посылка, посылка»? Его задача – доставка. А уж содержимое посылки само разберётся.
   – Но вы же говорили про жизненное пространство, про то, что он не сможет сам войти!
   – Я говорил только про квартиру. Хотя подъезд тоже считается защищенной территорией. Видимо, какая-то скотина его впустила в подъезд. И не просто впустила, а ещё и вежливо дверь придержала! В любом случае, посылка сейчас ищет адресата. Сама. Уже без всякой посторонней помощи.
   – Посылка? – от волнения Ира невольно растянула гласные.
   – Ну только Вы тут еще в почтальона не превращайтесь! Да, посылка. Сама. У Вашего порога валялась только пустая картонная коробка, разорванная изнутри.
   Ирина ещё раз оглядела палату, потом перевела взгляд на опутывающие её провода.
   – Можете снять эти датчики, – понял её немой вопрос демонолог и подошёл, чтобы распутать многочисленные провода.
   – Так это всё-таки больница? – девушка сняла с запястий несколько липучек. Кардиограф выдал прямую линию и замигал разноцветными лампочками.
   – Ну, на публичный дом вроде не похоже, не правда ли? Хотя тут вопрос дисциплины, а не статуса. Дай только Моррисону разгуляться! – в коридоре раздались поспешные шаги. – А вот и наш санитар!
   В палату влетел запыхавшийся молодой человек высокого роста, довольно стройный, с взлохмаченными каштановыми волосами, приятными чертами лица и слегка ошалелым взглядом. Одет он был в джинсы и какой-то безумной расцветки клетчатый пиджак прямо на голый торс. Штиблеты также были обуты на босу ногу. Поверх всего этого спектакля был наброшен белый халат, изрисованный в стиле военного кителя. Не добежав пары шагов до кровати, бедолага споткнулся и проскользил по полу до самого изголовья.
   – А я-то думал, опять летательный исход! – облегчённо вздохнул он. – Пациенты порой бывают такими непредсказуемыми. Позвольте представиться…
   – Отставить! – скомандовал Бэзил. – Лежи где лежишь. Про тебя здесь уже все наслышаны. Скажи лучше, как обстоят дела с охраной территории?
   – Милорд, дела обстоят просто замечательно!
   – Да ну? – Бэзил удивлённо приподнял бровь. – Сдаётся мне, что если у кого они и обстоят замечательно, то только у тебя. Сколько охранников в здании?
   – Четверо, милорд.
   – Что с электричеством?
   – Запасной генератор сегодня ночью вышел из строя. Напряжение скачет весь день.
   – Весь день? – вмешалась в разговор Ирина, удивленная длительностью собственной отключки. – А сколько сейчас времени?
   – Около шести, – зевнул Бэзил. – Я чувствую вечернее время, спать ужасно хочется. Мечты-мечты. Сон нам только снится.
   – Без четверти шесть! – подтвердил Моррисон, сверившись с небольшими часиками не левой руке. Ирина перегнулась через изголовье, чтобы самой убедиться в этом. Но на циферблате не было даже намека на стрелки и цифры. – Сударыня, Вам у нас нравится?
   – Так где это «у нас»? – эти двое, похоже, обожали резко менять тему разговора.
   – Ховринская заброшенная больница. Слыхали про такую? – Бэзил жестом подозвал девушку к окну и изящным жестом заставил шторы разлететься по углам. В вечерних сумерках серели стены противоположного корпуса. В некоторых окнах напротив горел свет, по территории ходили люди в странной военной форме.
   – Ховринка?! – удивлению Ирины не было предела. Куда ещё её затащит судьба? Даже не судьба, а этот странный человек в чёрном костюме. – Я думала, её никогда не достроят.
   – Власти, положим, и не достроят. А мы тут давно навели порядок. И в материальном, и, хммм, не совсем материальном плане. Самое трудное было поставить хорошее ограждение. А то лезли сюда всякие прошлые жильцы. Только ярким светом и можно отвадить. В остальном очень даже милое заведение получилось. Работают проверенные специалисты. А за лечением обращаются только наши соратники.
   – Какие соратники? – Ирина окончательно перестала что-либо понимать.
   – Ну, какие-какие? – Бэзил постучал пальцем по обложке лежащей на подоконнике книги. («Демонология для домохозяек» – гласил заголовок) – Вольные художники науки. Они и спонсируют наш небольшой бизнес.
   – Бизнес? И сколько с меня?
   – Да ладно Вам! Всё оплачивает партия! – с неожиданной теплотой улыбнулся Бэзил и махнул рукой. – Потом сочтёмся как-нибудь. Меня вот беспокоит другое. В это время по периметру уже обычно включают дополнительное освещение. Моррисон, прогуляйся-ка и раздай пару нагоняев. И сообрази нам лёгкий завтрак. В смысле, обед. Да чего уж там? Ирэн, разрешите предложить Вам ужин?
   Девушка, по привычке подумав пару минут (для виду), не без жеманства согласилась.
   Моррисон поспешно поднялся с пола, кивнул и вышел, едва не сбив стоявшую у двери вешалку и не упав снова.

8

   Ирина доедала принесённый Моррисоном греческий салат. От свинины девушка отказалась. Даже пережитая опасность не заставила её забыть о своих вегетарианских заскоках. Бэзил, напротив, отнёсся к мясу с должным уважением, устроив стол всё на том же подоконнике.
   – Ну что? Поговорим? – спросил Морфинх, буквально мурлыча от удовольствия.
   – О чём? – лениво осведомилась Храброва. Обычный салат получился на удивление сытным, и она бы предпочла крепкий сон любой беседе. Перегруженный впечатлениями мозг ликовал, получив желанную подпитку.
   – О грехах Ваших тяжких! – улыбнулся демонолог.
   – Опять Вы за своё! Скорее уж тогда надо сразу о семейном проклятье. Этого почтальона еще на горизонте не было, когда за моим братом стали следить. И на связь он не выходит уже давно.
   – А как зовут Вашего брата?
   – Илья Храбров.
   – Вот те раз! – протянул Бэзил. – Одну из самых влиятельных фигур российского ВПК кто-то снимает с доски на несколько недель. А ситуация всё равно патовая.
   – Вы о чём?
   – Не обращайте внимания, – отмахнулся мужчина. – Просто сомневаюсь, что он тут как-то причастен. Это совершенно другой уровень игры, Ирэн. За такими, как господин Храбров, посылают вовсе не почтальонов с коробками. Поэтому вернёмся к Вашему житию.
   Весь остаток вечера Ирина в красках описывала всю свою бурную молодость и не совсем честно построенную карьеру. Сложные отношения с отцом (одним из богатейших людей Европы) и старшим братом (единственным наследником) заняли особое место в её рассказе. Она также подробно вспомнила всех людей, которым перешла дорогу и которых оставила ни с чем. Не посетив в жизни ни одной исповеди, ни разу не побывав у психоаналитика, Ира испытывала целую гамму доселе незнакомых ей ощущений.
   Она словно парила над пластами отжившей реальности, счищая налёт времени с призмы восприятия. Выговорившись, она облегчённо вздохнула и закрыла глаза. На миг ей показалось, что она несётся над городом и видит яркие белые звёзды, сверкающие подобно ледяным многогранникам. Хотя, возможно, это были всего лишь её слёзы.
   – Нда, многим Вы умудрились насолить. Зачем же так с людьми? Они ведь очень любят мстить. Как нам теперь искать заказчика среди всего этого пантеона обиженных? – Бэзил стоял, скрестив руки на груди, и вглядывался в вечернюю мглу. – Неудивительно, что прошлое воспользовалось поводом вернуться к Вам в столь извращённой форме, да ещё почтовым переводом. Без права пересылки следующей жертве.
   – Интересно, а что же всё-таки было в коробке?
   – Вам действительно хочется это знать?
   Лампы несколько раз моргнули и погасли. Вентилятор застыл под потолком, слега поскрипывая. Внезапная тишина, которая бывает только при массовом отключении всех электроприборов в помещении, расплескалась, казалось, на многие мили вокруг. И не осталось больше во вселенной ни звуков, ни мыслей, ни движения.
   – Перегорело что-то в Дунайском королевстве! – процедил сквозь зубы Бэзил и за руку вывел из палаты парализованную от страха Ирину.
   В обе стороны разбегался длинный тёмный коридор.
   – Налево выход, направо тупик и окно. Как думаете, сударыня, куда нам? Я думаю, что сюда, – Бэзил повернул налево, и они стали красться вдоль стены.
   Темнота сгустилась вокруг них. Ирина с трудом различала даже очертания стен, скорее бессознательно ощущая коробку коридора, но и это ощущение скоро покинуло её. Бэзил пропал. Вокруг клубился только дым прошлого, угрожая поглотить ставший беззащитным разум.
   Ещё немного, и душа её капитулирует перед сжимающимся кольцом небытия. Окружение разорвал далекий звон разбитого стекла. Он не растворился моментально в безмолвном пространстве, но продолжал тревожить воздух, словно предупреждая о притаившейся внизу опасности. Трассером артиллерийского снаряда звон прочертил путь от коридора до лестницы, где был поглощен бетонными плитами.
   Храброва осознала, что сейчас единственной связью с реальностью остались внешние шумы. Они же были гарантией жизни души, разума, тела. Сама же девушка не могла издать ни единого звука. Её просто не было здесь. Психика решительно вырвалась из земной оболочки, устремившись в неизведанные дали подобно Маргарите.
   Тишина не успела вновь сомкнуть кольцо. Внизу кто-то вздохнул. Шумно и злобно. С астматическим присвистом. Вздох эхом пронесся по лестнице вверх и вихрем влетел в непроницаемо чёрный коридор, сметая покров психоза и одновременно показывая путь к спасению.
   Бэзил сделал шаг вперёд и замер, прислушиваясь. Снизу раздался ещё один шумный вздох, а потом кто-то начал активно принюхиваться.
   – Нет, нам всё-таки не сюда! – спокойно заявил Бэзил, но в голосе его сквозило напряжение. – Ирина, Вы когда-нибудь обнимались в чулане во время шумной вечеринки? Думаю, сейчас самое время повторить этот опыт. Разворачиваемся!
   Бэзил повёл девушку назад, к потерянной во мраке палате. Внизу опять вздохнули. Потом кто-то злобно захныкал. Вдалеке послышалось уверенное клацанье маленьких когтистых лапок по бетонным ступенькам.
   Некоторая схожесть с семейством кошачьих вовсе не гарантировала хорошего ночного зрения.
   – Осторожно, здесь… – оглушительный грохот и пронизывающая боль в ноге.
   – … где-то стул стоял.
   Внизу взвизгнули и начали быстро-быстро преодолевать ступеньку за ступенькой. Бэзил негромко выругался и пнул опрокинутый Ириной стул. Приближающаяся опасность обострила ощущение девушки. Теперь уже она вела удивленного демонолога по коридору, умело обходя расставленную тут и там мебель.
   – Где?..
   – Предпоследняя дверь справа, – без слов понял Бэзил.
   Эхо от стучащих по кафелю когтей выхватило из пустоты прямоугольник нового убежища, которое на поверку оказалось обычной кладовкой с вёдрами, швабрами и всевозможными химикатами. Влетев внутрь маленького помещения и втянув следом Ирину, Бэзил захлопнул увесистую дверь и вцепился в ручку.
   – А засова или замка покрепче здесь нет? – умоляюще всхлипнула девушка, возвращаясь к привычному восприятию реальности.
   – Отдышитесь сначала, сударыня. И не начинайте искать новых проблем, не решив старые. Зачем Вам засов, если до ручки наш гость всё равно не дотянется. Там почти на всех лестницах завалы. Надо быть знатным карликом, чтобы протиснуться между кусками бетонных плит. Слышите, как он семенит по плитке своими коготками? Роста в нём не сильно больше 40 сантиметров.
   Где-то по близости раздался частый-частый цокот.
   – Я видела эти плиты! – Ирина, стараясь выровнять дыхание и хотя бы немного успокоиться. – Точнее слышала!
   Бэзил не ответил. Стих и цокот. Ирина стала опять тонуть в тоскливой тишине, проваливаясь в омут безвременья. Кто бы ни был в посылке, его приближение будило в её памяти самые глубокие и тёмные пласты. Прошлое задушило бы девушку, и она бы так и сошла с ума, не выпуская руки Бэзила и опираясь на металлический шкафчик с моющими средствами, если бы на дверь не набросились с другой стороны.

9

   Глухой звук удара чего-то мягкого, но увесистого разорвал удавку тишины. Единственная преграда, отделяющая парочку от неведомой опасности, предательски затрещала. Даже не затрещала, а загудела от напряжения.
   – Вот ведь тупая обезьянка! Достаточно лишь потянуть дверь как следует на себя, а оно чуть ли не головой бьётся. Интересно, есть ли у него вообще голова?
   Ирина удивилась неуместному юмору своего защитника, однако мужчину выдавала температура ладоней. Они то холодели, то становились до невозможности горячими. О том, что коридор пройден, и руку можно отпустить, она, разумеется, забыла. А что? Вдруг он один не удержит дверь и ему нужна помощь? Ну хотя бы чисто символическая?
   Второй удар, не менее сильный и яростный. Теперь к нему прибавился ещё и злобный визг незваного гостя. Этот звук был ужасен и незнаком человеческому уху. Словно мертворожденный младенец на минуту воскрес, чтобы из принципа всё-таки огласить родильное отделение своим первым – и последним – криком. В этом плаче не было жизни. Лишь её изуродованное эхо.
   Бесноватое существо бросалось на дверь снова и снова, пока не выбилось из сил. Затем оно стало обнюхивать пространство между косяком и полом, изредка булькая в астматическом кашле. По плитке скрежетали когти. Но не так, как при беге или ходьбе этого существа. Оно пыталось протиснуть пальцы (если они у него были) под дверь.
   – Meine Ehre! А оно умнее, чем я думал! – Бэзил ухватился за дверную ручку покрепче. – Похоже, оно как-то зацепилось за дверь снизу и теперь… SCHEISSE!
   Демонологу пришлось плечом упереться о стену и приложить все усилия, чтобы его не выкинуло в коридор вместе с дверью.
   – И теперь оно даёт нам понять, что такое «на себя». Вот тебе, тянитолкай несчастный! – демонолог обрушил удар замшевого ботинка на торчащие из-под двери коготки.
   Дверь тряхнуло, на этот раз послабее. Когти спрятались обратно. Звук их ударов о кафель опять изменился. Он стал реже и глуше, словно сила удара стала больше, а само касание дольше…
   – Оно прыгает! Чёрт побери, оно прыгает! – нервно рассмеялся Бэзил. – Я смотрю, за Вами прислали ну очень смышлёную мартышку. Сейчас оно повиснет на дверной ручке, и… В общем, Ирэн, возьмите любую понравившуюся Вам швабру и приготовьтесь защищать свою бессмертную душу!
   Изображать тибетского монаха с бамбуковой палкой девушке не пришлось. В коридоре раздались выстрелы. Существо за дверью разразилось самым настоящим гневным плачем и заметалось между стенами коридора. Когти заскрипели о кафель и стены с удвоенным усердием, словно гость выписывал на полу виражи.
   – Повезло обезьянке! – с досадой прошептал Бэзил. – Моррисон ужасно стреляет. Даже если тварь под носом проскочит, промахнётся. Ну вот, что я говорил?!
   Цокот стал стремительно удаляться. Раздался возмущённый крик, на этот раз человеческий. Снова выстрелы. Где-то вдали снова брякнуло разбитое стекло. И всё стихло.
   Бэзил толкнул дверь и вышел в коридор с поднятыми руками.
   – Так, рембо, спокойно. А то ещё нас подстрелишь. Уж когда не надо, так у тебя развивается какая-то инфернальная меткость. Здравствуй, дружище.
   – Милорд, никогда не поверю, что Вы рады меня видеть! – раздался из темноты дрожащий голос. – Вы точно настоящий?
   – А какой же ещё? – Бэзил сделал шаг навстречу незадачливому стрелку. – Да, в кои-то веки я рад тебя видеть. Можно сказать, ты спас всем нам жизнь. Вот только есть один вопрос…
   – Готов ответить на любые вопросы, милорд! – Моррисон тоже сделал два шага вперёд. Даже в полной темноте чувствовалось, что он очень доволен собой и своим подвигом. Однако Бэзил быстро покончил с комплиментами.
   – Вопрос такой… Какого чёрта Вы стреляете, как близорукая косоглазая тупая куница?! – вкрадчивый тон демонолога сменился громоподобным гневным речитативом. – Вы упустили эту тварь! Где Вас носило?! Куда делась охрана? Что Вы делали все эти двадцать минут? Почему до сих пор нет света?
   – Милорд, я… Теперь я верю, что Вы – это Вы! А свет сейчас будет, обещаю. Оба замолчали. Моррисон приблизился ещё на несколько шагов.
   – Вот, вот сейчас будет освещение.
   – Когда?! – рявкнул Бэзил так, что Моррисон резко отскочил назад и поднял страшный грохот. Вспыхнувшие лампы осветили бедолагу, лежащего среди двух опрокинутых стульев и корзины для бумаг.
   – А вот оно! – торжественно поднял руку молодой человек и широким жестом предложил полюбоваться на струившийся из ламп яркий холодный свет. Подниматься Моррисон не торопился. По всей видимости, он умел наслаждаться жизнью в любом положении.
   – Вы… Да я… Митерхейн, чтоб Вас!.. – Бэзил повернулся к Ирине, выглядывавшей из кладовки. – Идём. Хватит прятаться. Настало время познавательных историй.
   – Как же, как же! Одна история познавательней другой! – пробурчала под нос девушка.

10

   ХЗБ
   Ночь с 14 на 15 марта, 2017
   – А ведь ещё вчера Вы считали почтальона обычным наркоманом. Логично предположить, что в чулан нас загнал карлик-алкоголик? – мужчина лукаво подмигнул без сил повалившейся на кровать девушке. – Про брата Вы тоже далеко не всё рассказали. Как же мы будем сотрудничать, если у Вас столько секретов?
   – Ох… Слушай, давай на «ты» уже! – Храброву настолько потряс визит ночного зверька, что вполне законные вопросы демонолога она решительно пропустила мимо ушей. Просто чтобы сохранить остатки разума. – Я уже не верю в реальность происходящего, а ты требуешь от меня исповеди? И не надо так смотреть!
   – Я на тебя и не смотрю. Я на звёзды смотрю. Это всё отражение.
   И действительно, Бэзил стоял, постукивая по подоконнику, отвернувшись от своей собеседницы. Его восторженный взгляд скользил по контурам созвездий, величественно озаряющих безоблачное ночное небо над Ховринкой.
   – Я просто принципиально против, чтобы естественный ход вещей нарушался не совсем естественными силами.
   – Может, ты уже перестанешь изображать Анубиса?
   – Анубиса? – округлил глаза Бэзил.
   – Ну, кто там в Египте загадки загадывает? Неважно. Что пыталось нас съесть сегодня? Я слушаю внимательно! – Девушка взбила подушку и, обхватив её руками, уселась в центр кровати.
   – Ладно, начнём сначала, – демонолог как будто собирался с мыслями, то вставая на носки, то прислоняясь к подоконнику. – Смотрите, не засыпайте.
   Вы, конечно же, слышали о том, как церковь трактует понятие греха. Если ты сделал что-то, что не нравится богу, то тебе надо либо срочно покаяться и больше ни-ни, либо… А вот что «либо», библия как-то не особо уточняет. Ну попадешь ты в ад после смерти, это да. Но и там Христос вроде всем обещал спасение. Философ Ориген вообще утверждал, что все, даже «аццкий сотона», должны спастись. Этого церковь ему простить не могла. Всегда нужен образ абстрактного врага, чтобы отвлечься от вполне конкретной несправедливости.
   Возникает справедливый вопрос! Вот жрецы и клирики пугают народ довольно реалистичными описаниями демонов, левиафанов, всадников и прочей нечисти. А уж как богат славянский эпос на легенды о вурдалаках и других малоприятных зверушках! Откуда? Я Вас спрашиваю: откуда они всё это вытащили? Из каких глубин больного разума? Не мог же простой народ всё это сам придумать, да еще выстроить целостную систему похлеще любой энциклопедии!
   Напротив, об ангелах у священников самые смутные представления. Как будто опыт общения с нечистой силой гораздо богаче. И неудивительно! Чувствуя себя великими праведниками, религиозные фанатики принесли в этот мир столько зла, что никакой ангел с ними общаться не будет. Ни светлый, ни падший, ни ледяной, ни красный (и да хранит нас Эль Азар). Столько призывов отдать жизнь за други своя… Но жертвовать эти господа решили не своими, а чужими душами! А зачем? Не просто из жажды крови и зрелищ? Долгое время всё это было вполне банальной человеческой трагедией.
   Но вот началась Тридцатилетняя война, изменившая облик средневековой Европы. Контрреформация стала захлебываться в крови собственных армий. И тогда католическая церковь открыла двери своих тайных монастырских катакомб.
   Выяснилось, что церковные сказки о первородном зле – не такие уж и сказки. Конечно, ацтеки и всякие там майя об этом знали давно, просто их никто не слушал. Поэтому будем считать ключевой датой 1630 год. Земли германских княжеств наводнили существа, о которых народ слагал мрачные сказания. Именно это послужило финальным доводом для Швеции вступить в войну против католических стран. Адольф лично вёл войска навстречу неведомому врагу.
   – Адольф? Какой ещё Адольф?! – вышла из ступора Ирина.
   – Эх, ты всё-таки решила вздремнуть. Ну, не Гитлер, разумеется. Густав второй Адольф, шведский король, который со своими войсками переломил ход Тридцатилетней войны. А заодно и выжег логова расплодившейся на территории Европы нечисти. Кстати! Моррисон является его дальним потомком. С его слов. Никто эту информацию не проверял. О, Моррисон! Что это ты тут уши развесил?
   – Ваш маузер, милорд! – Митерхейн протянул демонологу допотопного вида пистолет.
   – Нда. Твои наручные часы очень точно отражают твоё чувство времени. И где он был в этот раз?
   – В кабинете, на книжном столике. Как обычно, Вы его забыли… В смысле, он там просто был. Как-то случайно так получилось.
   – Погоди! – Ирина собственноручно развернула обалдевшего Моррисона по направлению к выходу и легонько подтолкнула. – А откуда ты всё это узнал? Про церковь и нечистую силу?
   – Придумал, – спокойно ответил Бэзил. – Вернее, это моя рабочая гипотеза. Я успел разворошить много архивов, пока скрывался в Аргентине. А что?
   – Если честно, такого бреда я ещё не слышала!
   – Спасибо. Я люблю искренность! – демонолог и бровью не повёл. – Но, возможно, у тебя есть какая-то своя версия? Ведь ты знаешь гораздо больше, чем говоришь!
   – Ой всё. Ничего я не знаю! И вообще, я сильно устала. Может, оставишь меня в покое хотя бы до утра? – Ирина взбила подушку и с удовольствием растянулась на чистой простыне. Она так и не успела обуться перед экстренной эвакуацией из палаты.
   – Не вопрос. Спокойной ночи. И не забудь помахать ручкой нашему недавнему гостю. Он сейчас сидит прямо под окном.
   Ирина как ужаленная подскочила на кровати и, вприпрыжку подбежав к окну, проследила за взглядом демонолога. В свете фонаря на асфальте валялась куча тряпья. Внезапно лохмотья зашевелились, и из недр грязного клубка выглянула уродливая мордочка. Выдающийся вперёд высокий бугристый лоб не смог скрыть злобных близкопосаженных маленьких глазок. Бэзил почти не ошибся, назвав существо мартышкой: оно напоминало недоношенного лысого шимпанзе с раздутой мускулатурой и костяными выростами вместо кистей.
   – Ну что, узнаёшь своё тёмное прошлое? – раздался издалека властный голос.
   Девушка отчаянно замотала головой. Это не её. Точка. Оставьте все в покое несчастную высушенную душу!
   – Хорошо. Тогда мы сейчас отправим его прямиком в светлое будущее, – Бэзил открыл окно и стал целиться из маузера. – Всего лишь второй этаж, мишень неподвижна и на свету. Что может быть легче? Ну-с…
   Но не успел демонолог нажать на курок, как Ирина повисла у него на плече.
   – Не надо!
   Фонарь разлетелся вдребезги. Существо фыркнуло и исчезло в кустах.
   – Интересно! – протянул Бэзил. Зрачки его медленно расширялись. – Выходит, тёмное прошлое у тебя всё-таки есть. И ты только что продлила его земную жизнь. Ирэн! Последний раз спрашиваю: ты точно не хочешь мне ничего рассказать?
   Ира отпустила демонолога и села на кровать, накинув на плечи одеяло. Она хотела было разрыдаться, закричать, убежать, выпрыгнуть в окно – непонятно пока, в какой последовательности. Но все эти порывы ушли, как только она стала вглядываться в тьму зрачков собеседника. Туман, похожий на кипящую смолу, на нефтяное пятно, на эбонит. Он полностью заполнил глаза демонолога. Не было больше ни палаты, ни ночного неба, ни Бэзила, ни её самой. Только этот взгляд небытия. И он являлся лучшей гарантией: здесь её выслушают, поймут, утешат. И никогда не осудят. Открывшейся бездне можно было рассказать всё самое сокровенное, растворяясь в ней без остатка.

11

   Так похожий на пингвина-дистрофика почтальон оказался лишь очередной чёрной ласточкой в косяке моих кошмаров. Гроза стала собираться ещё в середине февраля, но гром грянул только с наступлением весны. Словно зло наконец-то додумалось вылезти из спячки и наказать наглых туристов, пытавшихся проникнуть в его берлогу. Впрочем, обо всё по порядку.
   17 февраля, 2017
   Брат был старше Ирины на добрых два десятка лет: отец их, как и подобает русскому олигарху, периодически менял жён и любовниц. Детей у Храброва-старшего было немало, но наследник всегда оставался один. Илья получил всё состояние, а также был лично представлен сильным мира сего.
   Надо признать, Храбров-младший не был избалованным или праздным мажором и достиг бы много и без посторонней помощи. С юношества он методом проб и ошибок учился строить свой бизнес. Перестройка стала питательной средой для многих предпринимателей. А девяностые – неплохим испытанием на прочность. Бандитский беспредел породил свою особую нишу на рынке электроники.
   И браткам, и спецслужбам, и политикам нужно было следить друг за другом. А если по дешевке скупить у очумевших от голода учёных несколько сотен патентов и чертежей, то можно в одиночку пожинать плоды от собственного технологического превосходства. В общем, на российском рынке шпионского оборудования, конкурентов у Ильи Храброва не было. Илья нашёл свою нишу, а потом (не без протекции отца) зачистил даже подступы к занятому сегменту рынка.
   Со временем бизнес стал не только источником баснословных прибылей, но и опасным хобби. Илья покупал квартиру на окраине Москвы или в небольшом городишке где-нибудь за Уралом, перебирался туда с запасом продуктов, ноутбуком, оборудованием и следил. Это были репортажи с изнанки российской жизни, полные бытового насилия, разборок, самоубийств, социальной деградации, вязкой апатии и безысходности.
   Двадцать первый век встретил своё начало не научной революцией, а взрывным интересом к мистике, НЛО и прочей аномальщине. Храбров не особо старался быть в тренде, однако реальность продолжала сама выворачиваться наизнанку перед благодарным зрителем. Опустившись на самое дно, психика начинает копать.
   Репортажи стали напоминать экранизацию лагерных страшилок. Кровавые ритуалы сатанистов, маньяк-каннибал за разделкой добычи в окне дома напротив, выползающие из подвалов глубокой ночью странные создания, целые процессии бездумно бредущих в никуда детей-инвалидов.
   Илья подходил к краю бездны ближе и ближе, всё более жадно всматриваясь в её нутро. Теперь он нередко покидал свои относительно безопасные наблюдательные точки. На место квартир пришли крыша дома, раскидистая крона старого дуба, кузов самосвала, груда строительного мусора на заброшенном складе. А однажды Илье пришлось прятаться в вагончике у лесорубов, когда он слишком близко подобрался к рыскающим на краю лесополосы человекоподобным существам.
   Впрочем, Ирина не особо верила в эти рассказы, списывая их на типичную для любого рыбака привычку прихвастнуть уловом. Результаты своих наблюдений брат показывал крайне редко. Да ему и нужно было признание. Охота за неведомым давно стала азартом, источником адреналина, к которому быстро привыкаешь.
   Всем известно, что долго всматриваться во тьму нельзя. Она рано или поздно заметит это безобразие и попытается поглотить шпиона. Именно шпиона, потому что за спиной спортивного интереса вдруг замаячили корыстные мотивы.
   В один прекрасный февральский вечер Илья навестил сестру и с порога заявил, что ему нужна помощь в научном шпионаже.
   – Прямо под окнами одного из моих гнёзд стоит абортарий. Небольшое серое здание, три этажа, территория огорожена. Стоит себе и стоит. Закрыт уже лет пять. Был закрыт. А месяц назад без предупреждения возобновил работу. Да как! Туда толпами бабьё повалило. Многие прям с животами, хоть завтра роды принимай. Таких даже в подпольных не рискнут чистить. Но нет! Всех обслуживают, уходили «пузатые» уже пустыми. Я даже на дневной график перешёл поначалу, чтобы за клиентурой следить. А персонал вообще не покидают абортарий.
   – Может они просто без белых халатов выходят, и ты их с клиентками спутал….
   – Нет! – отмахнулся Илья – с ними не спутаешь. Шуганые несчастные бабцы. Да и учет я вел всех входящих и исходящих. Даже решил автоматике не доверять, сам стал следить. Ночью, кстати, туда тоже посетители ходят, но другого рода.
   – Какого-такого рода?
   – Не знаю. Странного. Бесноватые какие-то. Во дворе что-то копают, пляшут, снуют туда-сюда. Чтобы лучше наблюдать, я устроился на балконе с биноклем. Камера пусть снимает, ей-то что сделается. Но одного ракурса было мало. Ну вот. Слежу я за их хороводами – а ведь натурально хоровод, то есть танец по кругу. А в центре круга стоит какой-то пингвин. Высокий, горбатый, ручища кривые. Стоит себе неподвижно, ноль эмоций. Я уж подумал, что это статуя. И тут эта статуя ни с того ни с сего как голову задерет вверх и прям мне в глаза смотрит. Я чуть со стула не упал. Стекло затемненное, да и я никогда не высовываюсь. Но отполз на всякий случай, переместился к окну в спальне – а во дворе уже никого!
   – Тебя видели?! – Ирина уже давно боялась, что невольные актёры и статисты вдруг догадаются о непрошеном зрителе.
   – Сестрёнка, ты только не волнуйся! Может, мне просто показалось. Хотя с тех пор по ночам тихо. Только на третьем этаже окна светятся, и тени внутри мечутся.
   – Ну вот видишь? Нечего там больше ловить! Может, свернешь наблюдение?
   – Я и собирался! – в это Ирина не слишком верила. – Но вчера позвонили не самые простые люди и настойчиво попросили добыть кое-какую информацию из абортария. Как только мы её добудем, я завершу свою карьеру оператора. Навсегда.
   – Вот и отлично! Подожди, а почему «мы»?
   – Потому что нужна твоя помощью. Ты пойдешь в абортарий, надев вот эти серьги. В них встроены миниатюрные…
   – Пойду туда в качестве кого?! – Ира даже не взглянула на протянутую братом коробочку со шпионским ноу-хау.
   – Как кого?! Клиентки! Или у тебя уже всё наладилось?
   Ирина тяжело вздохнула. Ну как всё могло наладиться? Полгода назад она забеременела от сопредседателя совета директоров своего банка и использовала беременность как эффективное тактическое прикрытие. Шантажировала мужика, проще говоря. А вместе с ним добрую половину руководства! Круг «близких знакомых» Ирины не ограничивался одной лишь банковской сферой. Шумиха и скандалы никому из финансистов нужны не были. О генетической экспертизе воротилы кредитного террора вспоминали не сразу. Кроме того, большинство было женато на весьма авторитетных особах – сам факт связи на стороне мог плачевно сказаться на «династической карьере». В общем, Ире всё сходило с рук. Она даже обошла своих главных соперниц по карьерному росту. Теперь до заветного кресла в совете директоров оставалось рукой подать.
   Как следствие, вынашиваемый плод из тактического преимущества превратился в стратегическую уязвимость. В обузу. Но случилось страшное: время было упущено, и ни одна солидная клиника не соглашалась на операцию на таком большом сроке.
   Поэтому предложение брата совместить шпионаж с лечением Ира спокойно приняла. В любом случае, ребенок (а уж тем более плод) был ей так же неприятен, как и его биологический папаша.
   – Предположим. А что я должна там увидеть?
   – Если бы я знал! Мои заказчики не любят делиться информацией, даже если это нужно для дела. Одно они сказали конкретно: их интересуют некрогистонные технологии и всё, что с ними связано.
   – Какие технологии?!
   – Не-кро-гис-тон-ные.

12

   14 марта, 2017
   – И ты пошла, нацепив волшебные серьги? Шпионить за страшными-ужасными некрогистонными технологиями? – вмешался в рассказ Бэзил.
   – А что мне оставалось делать?
   – Да я и не пытаюсь осуждать, Ирэн. Это твоя жизнь, твой выбор. Меня другое интригует. Что это за некрогистонные технологии? Ты когда-нибудь это слово слышала?
   – Нет.
   – Вот-вот. Если бы это была некая инновация, о ней бы гудел уже весь мир. А тут просто красивое словцо. «Некро» – мёртвый, «гисто» – ткань. Или патологоанатомы скинулись и наняли пиар-менеджера?! – Бэзил привстал на носочки и посмотрел на окна противоположного корпуса. – Пойдём дальше. Твой брат покупает квартиру всегда с целью следить за каким-то действом. Абортарий закрыт уже пять лет. Причин ожидать его открытия нет. Почему же герр Храбров так удачно выбрал себе новую точку наблюдения? Понимаешь, к чему я веду?
   Пока что Ирина понимала, что ничего не понимает. И пока понимание собственного непонимания расползалось по её психике, зазвонил телефон. Девушка полезла в сумочку и извлекла нечто лопатообразное. Только поднеся ай-пад к уху, она заметила, что экран абсолютно темный. Выключенный планшет продолжал играть мелодию вызова, хотя ещё с прошлого вечера был разряжен.
   – Без паники. Это меня! – Бэзил аккуратно изъял у онемевшей девушки аппарат. – Морфинх слушает!
   Минуту Ирина пыталась слушать вместе с Морфинхом. Из динамика раздавался только треск. Никакого намёка на человеческую речь. Бэзила это ничуть не смущало.
   – По моим данным, узор полностью готов. Чертёжница скрылась. Никаких холстов. Она прямо на обоях рисовала. Будет исполнено, мессир! – отчеканил демонолог и отдал Ирине ай-пад. – Ну что ты делаешь такие удивленные глазища? За те деньги, которые ты заплатила, эта штука должна до альфа кентавра в пасмурную погоду дозваниваться! Продолжай.
   Решив, что пора бы уже привыкать к чертовщине, Ирина продолжила исповедь.
   22 февраля, 2017
   Абортарий изнутри напоминал палубу космического корабля. Всюду стояли большие картонные коробки, обклеенные знаками биологической и радиационной опасности; через распахнутые двери кабинетов и операционных были видны массивные приборы неизвестного назначения; тянулись по полу кабели, провода и оптоволоконные световоды. И ни души. Бесцельно послонявшись по первому этажу, как велел ей брат, Ирина прошла в регистратуру. Впрочем, это была скорее комната для переговоров. Никаких окошек, карточек и сварливых сотрудниц. Встретивший её доктор больше напоминал менеджера по работе с VIP-клиентами. Опытного такого менеджера, матёрого.
   – Чаю, мисс Храброва? – любезно улыбаясь, спросил этот очень располагающий к себе толстощекий эскулап.
   Ирина бессильно кивнула.
   – Понимаю, всё понимаю! – моментально прочитав её состояние, засуетился врач. – Сделаем аккуратно и в лучшем виде. Плод не успеет ничего понять. Да ему и не положено. Оперировать буду я лично. Кровельских Алексей, академик РАЕН.
   Американский акцент никак не вязался с русской фамилией доктора.
   Врач указал на развешанные по стенам дипломы. Поняв, что Ирину они совершенно не заинтересовали, академик приступил к формальностям. Ирина подписала несколько бумаг, выложила на стол круглую сумму, заполнила анкету об аллергии на лекарства и хронические заболевания… После всех гигиенических процедур и переодевания в синий балахон она оказалась в гинекологическом кресле. Едва уловимый укол в предплечье, вспышка ламп над головой.
   Разум стал погружаться в забытье, утопая в горячей ванне наркоза. Где-то на краю сознания замелькали тени. Вели себя они на редкость странно. Не принадлежа ни одному живому существу, они следовали по сложнейшим траекториям, образуя во тьме кружевные узоры. Но откуда тени во тьме? Глаза ведь закрыты. И где глаза, где она сама, где тьма?
   Вскоре Ирина поняла: это не тени, а звуки. Она утонула в расплескавшейся реальности помрачённого сознания и теперь воспринимала мир сквозь толщу мирового океана. Океана, образованного её собственной утробой. Какая-то часть психики упорно не хотела мириться с потерей ребенка. Не имея сил помешать убийству, мстительная совесть запустила механизм самоуничтожения, самораспада.
   Теперь любые несколько секунд тишины могли окончательно свести Иру с ума, перекрыв последние подступы к реальности. К счастью, абортарий был наполнен монотонным гудением медицинского оборудования, эхом шагов и чем-то еще, далеким и мелодичным.
   Немного освоившись в своей новой реальности, пациентка мысленно потянулась к вьющейся во тьме лиловой ленте. Лента оказалась отрывком хорового пения. Хор располагался где-то на третьем этаже здания. Психика уже была готова устремиться туда, свободно перемещаясь вне тела, но вдруг ленту перерубил зазубренный нож искажённого механического голоса.
   – Вот и всё, мы его извлекли. Хотите посмотреть?
   Что за чушь? Зачем ей видеть извлеченный плод?!
   – Хотите посмотреть?
   Нет, она не хочет! Страх и омерзение переполнили разум, загоняя восприятие обратно в привычные рамки.
   – Хотите посмотреть? Хотите посмотреть?
   Голос повторял свой вопрос снова и снова, пока не сорвался на крик. Да и тот скоро потонул в смеси металлического скрежета и песнопений. Последнее, что запечатлела психика: похожую на худого пингвина фигуру, убегающую из операционной с кровавым свертком на руках. Искаженное сознание подарило Храбровой последнее видение: тусклые овальные вспышки спешили навстречу лиловым лентам. Это беглец поднимался по лестнице туда, где пел хор, шаркая и притоптывая на каждой ступеньке.
   14 марта, 2017
   – А потом тьма рассеялась. Я очнулась на лавочке около своего дома, где ты вчера рассиживался.
   – Нда, занятно. Хочешь сказать, что именно тогда ты стала видеть с помощью звуков?
   – Не с помощью звуков. И не видеть. Скорее вся реальность стала одним звуком. А тишина – подобием смерти.
   – В тебе умирает Шекспир.
   Бэзил заставил себя замолчать, поняв неуместность возможного каламбура.
   – У меня было желание вернуться туда и задать пару ласковых вопросов персоналу, – Храброва сделала вид, что не поняла бэзиловской чёрной иронии. – Или добраться до третьего этажа. Хотя из интереса проверить, насколько мои галюники правдивы.
   – Достаточно правдивы, раз уж ты нам наколдовала дверь в чулан. А что тебя остановила от повторного визита?
   – Страх!
   – Охотно верю. И понимаю.
   – И свою задачу я выполнила. Отдала брату серьги. Надеялась, что на этом всё закончится. Но нифига! Мне редко снятся сны, а тут каждую ночь операционная стала сниться. И голос, который требует открыть глаза. Во сне я подчиняюсь, смотрю – а там… там!..
   – Тише, тише… Всё хорошо. Оно там было и там же и осталось.
   – Там что-то зубастое сидит, окровавленное, злое, – Ирина всхлипнула. – Что-то не моё.
   – Отчего же не твоё? Ирэн, ты же умная девочка. Сама прекрасно понимаешь смысл своих снов. Собранная мозаика всегда выглядит внушительней, чем горка разноцветных стеклышек. Но раз уж мы стали в этом копаться, то предлагаю добраться до зарытой собаки. Что же было потом?
   – А потом до весны я приходила в себя, решала карьерные вопросы. В тот район не ездила. И даже с братом связаться не пыталась. Пыталась забыть эти шпионские игры как страшный сон. Но…
   4 марта, 2017
   Звонок со скрытого номера. Испуганный голос брата в трубке.
   – Ира! Они следили за мной! По ночам у дверей дежурили, у них есть…
   Связь прервалась. Но через пару секунд мобильник опять ожил. На мониторе высветился знакомый городской номер. Храбров настраивал стационарные телефоны во всех своих наблюдательных пунктах особым образом, подключая их к выделенной защищенной линии. Эти номера различались лишь последними тремя цифрами, обозначавшими шифр очередного наблюдательного пункта.
   Но сейчас на том конце провода сидело что-то совершенно не по-братски настроенное.
   – Ирина Юрьевна? – скорее не спросил, а уверенно, механически пролаял мерзкий голос. – Из абортария беспокоят. Будьте добры, зайдите к нам, заберите Ваш плод.
   – Что, какой плод?! Прекратите свои шуточки? Вы кто?! – испуганно закричала Ира. – Где Илья?
   – Заберите плод, заберите плод… – повторял голос, всё быстрее и громче. Когда вместо слов из динамика стал литься скрежет и чей-то злобный плач, Ирина бросила трубку.
   14 марта, 2017
   Бэзил нервно постучал по подоконнику. Отражение неподвижно наблюдало за своим хозяином.
   – Или эти господа любят изощренное телефонное хулиганство, или они просто идиоты. Они что, реально думали, что ты вот так запросто вернешься в абортарий. «Ой, я тут сумочку забыла»?! Что это? Акция устрашения, попытка выйти на контакт, банальная проверка твоего присутствия в городе?
   – Не знаю! Дней пять они звонили, потому перестали. А позавчера прислали почтальона! И его голос я узнала сразу. Тот самый голос! В операционной, в кошмарах, в телефоне…
   Ирина без сил рухнула на кровать. Исповедь закончилась. Тревога и страх на время отступили, дав возможность душе залечить давние раны.
   – Каждый раз его программировали на одну-единственную фразу… Непонятно только, почему ты сразу не уехала из города? – Бэзил посмотрел на мирно спящую девушку. – Непонятно…
   – Как раз понятно. Эта дамочка водит тебя за нос, – донеслось из оконного стекла, превратившегося в зеркало из-за перепада освещенности. – Почини примус. У меня всё.
   И, нагло показав спину своему хозяину, отражение вернулось к своему любимому созерцательному упражнению: считать звёзды.

Ужас родом из детства

   Первые фобии у детей – страх перед темнотой и одиночеством. Ребенок, боявшийся темноты, кричал в соседнюю комнату:
   «Тетя, поговори со мной, мне страшно. Когда кто-то говорит, становится светлее».
Фрейд. Лекция о страхе

   С третьего щелчка
   Отшибло ум у старика
Пушкин. Сказка о Попе и его работнике Балде

   – Только умоляю, будь тактичнее. Она находится на грани.
   – А по какую сторону?
   – Игнатий! Серьёзно. Острое пограничное состояние.
   – И надо помочь скрытно пересечь границу?
   – Игнатий!
   – Ладно-ладно, я сама Тереза-мать.
   Светлана хмыкнула и нажала кнопку звонка.

1

   Элитный жилой комплекс «Тихие Холмы»
   Ночь с 13 на 14 марта, 2017
   Конференция, посвящённая массовой истерии, закончилась уже час назад. Но для Озёрской судьба, похоже, подготовила второе действие. И звонок с антракта уже был дан. Телефонный звонок. От хорошей знакомой, которая предпочла добровольное заточение в психиатрической лечебнице, только бы оградить родных от эпидемии страха. Но ужас продолжал своё победоносное шествие по семейному древу Ерофеевых.
   Обычно Светлана Александровна Озёрская принимала пациентов у себя в кабинете. Само собой, сеансы не предполагали посторонних. Но если уж нарушать правила, то все разом. На выходе из института Озёрская встретила своего лучшего аспиранта, а ныне успешного коллегу – Игнатия Валерьевича Аннушкина. Он любезно вызвался подбросить никогда не умевшую водить Светлану до места распространения «бациллы страха». Уже в пути она поделилась с Игнатием некоторыми подробностями истории.
   – Твои клиенты обычно не живут за пределами Садового. Мы случайно не к фрау Альтберг с визитом едем? – спросил он, когда они только выехали на Третье транспортное.
   – К её внучатой племяннице. И несколько сеансов поддерживающей терапии не делают из Розы клиентку. Она всегда останется моей хорошей знакомой, попавшей в ловушку собственной психики.
   – Не рой другому яму…
   – Игнатий! – укоризненно протянула «старшая по неврозам». В такие моменты этических упрёков Светлана была похожа на печально известную ламу в шляпке. Ну, или без шляпки.
   – А что? Ты же сама понимаешь, где был источник этой массовой фобии. И оставим эту историю. Сейчас мне хотелось бы знать, что нас ждет по месту прибытия: шизофрения, бред преследования, биполярка?
   – Нас ждет не диагноз, а человек, который попал в травмирующую констелляцию.
   – Светлана Александровна, ну что ты опять красивыми иностранными ругательствами разговариваешь? – нарочито обиженным тоном произнёс Игнатий.
   – Да вот же, дурында я старая! Я говорила-то с Розой всего пару минут. Возможно, никакой клиники. Просто девушку напугала собственная квартирантка. Что-то там у неё в комнате «поселилось». Ну знаешь, как это бывает? Книжки падают, по полу кто-то когтями елозит, кровать трясется.
   – Конечно знаю! Каждый день такую нечисть изгоняем. Силой святых и животворящих нейролептиков. Но почему мы едем лечить хозяйку квартиры, а не сбежавшую любительницу галлюцинаций?
   – Потому! Квартирантка сбежала, а страх остался. И нашел себе новую счастливую обладательницу! Девушка вся в истерике позвонила Розалии Львовне, а уж госпожа Альтберг – мне.
   – А ты решила и меня втянуть в этот экзорцизм! – укоризненно сострил Игнатий. – Какая длинная цепочка людей, и всё ради стандартного психического расстройства! Зуб даю, галлюцинации квартирантки существенно отличались от «хозяйских»!
   – Вот это ты сам и выяснишь. Если захочешь. А можешь просто довезти меня до нужного подъезда.
   – Ах! Всегда знал, что ты бессовестно манипулируешь своими коллегами! – страдальчески поднял брови домиком психиатр и заглушил мотор. – Вот мы и на месте. Ого! А я и не знал, что на краю света, простите, МКАДа есть кусочек рая.
   – Какой же смысл афишировать существование таких вот элитных жилых комплексов? Дразнить население?
   – Согласен. Вот только похоже самое дорогое жильё у нас не защищено от конца света. Даже фонари не горят.

2

   – Здравствуйте. А у нас тут авария – во всём комплексе вырубили электричество! – встретила их смуглая миниатюрная девушка, одетая в ночнушку и держащая большую ароматическую свечу. – Проходите скорее. Вау!
   Последнее восклицание относилось к вошедшему следом за Озёрской молодому гипнотерапевту.
   – Ваша двоюродная бабушка дала только адрес, поэтому я не успела предупредить, – виновато развела руками Светлана. – Это мой ученик и коллега, Игнатий Валерьевич Аннушкин. Не беспокойтесь. Он может и не участвовать в нашей работе: выбор за Вами.
   – Я не беспокоюсь! – весело засмеялась девушка. – Вам сам бог велел работать в паре. Просто вылитые Пинки и Брейн! Хи-хи… Идёмте на кухню. Там безопаснее.
   Пациентка, которую визит двух живых и материальных людей очень даже обрадовал, убежала куда-то в глубь тёмной квартиры, оставив врачей в некотором недоумении. Озёрская не была в курсе молодёжной культуры: её единственный сын уже восемь лет жил где-то в Европе. Но даже она слышала про знаменитых лабораторных мышей.
   С девушкой было трудно поспорить. Пара действительно производила яркое впечатление на коллег, особенно при совместных докладах или супервизиях. Низенькая, с безнадежно испорченной фигурой, спрятанной за похожим на балахон белым халатом, Светлана никогда на любила смотреться в зеркало. Она порой носила неприлично дорогие и брендовые вещи, но поверх них всегда развевался этот вечный накрахмаленный монстр, похожий на плащ-палатку!.. А волосы? Никакая краска не могла перекрыть их иссиня-чёрный цвет, который приводил в ужас многих суеверных пациенток. Причёска чем-то напоминала каре известной французской певицы, с той лишь разницей, что певицы успевают хотя бы раз в день мыть голову…
   То ли дело Игнатий! В свои тридцать с небольшим он выглядел на двадцать. Высокий, стройный блондин (даже брови были по-есенински золотыми), ухоженный, с изысканными манерами, гипнотизирующим голосом, плавными движениями – ну полная противоположность своей наставницы!
   Но это всё внешнее! Аннушкина и Озёрскую буквально роднил высочайший уровень мастерства. График приёма у обоих был расписан на полгода вперёд. Стоимость одного часа консультации лучше было не озвучивать в рабочей среде, дабы не провоцировать новой революции. И после насыщенного рабочего дня оба, даже не задумываясь, набросились на новый запутанный случай возможного психического расстройства.
   Правда, и тут были некоторые расхождения. Аннушкин глубоко и безвылазно закопался в психиатрию, его манили самые тёмные стороны человеческого разума, способность психики к внезапному и изощренному самоубийству. А ещё он обожал гипноз. Техники Эриксона и других Игнатий соединил и выплавил столь мощный терапевтический инструмент, что за два года собрал материал для докторской и нескольких государственных премий. Озёрская довольствовалась классической терапией, лишь изредка прибегая к трансовым техникам. Но она наполняла консультационное пространство такой теплотой и позитивом, что многие неврозы просто распадались изнутри под напором проснувшихся у клиента душевных сил.
   И пока «Брейн» упивалась глубиной и точностью «мышиного» сравнения, «Пинки» уже ощупью продвигался по квартире в поисках кухни, которую клиентка объявила безопасной. Что ж, клиент всегда прав. Даже если слегка невменяем.

3

   – Вы не думайте, я не всю жизнь в таких роскошных условиях живу. Когда папа нас бросил, мы с мамой лет десять еле-еле сводили концы с концами. Но потом у моей тёти вдруг дела стали идти в гору. Власть, деньги, связи. И у бабушки в Германии тоже политическая карьера под старость лет вдруг сложилась. Уж и не знаю, кто кому помог: Розалия Елене или наоборот. Только с тех пор у всех Ерофеевых жизнь резко изменилась. Не поймите неправильно: деньги никто никому не раздавал. Но бизнес внезапно стало вести гораздо легче. Любой. Моя мама, например, не долго думая, занялась и недвижимостью, и антиквариатом, и фармацевтикой. «Тихие холмы» – её творение, поэтому я тут и живу. Но с условием, что учусь и зарабатываю на жизнь сама. Проблем никаких, головой работать я люблю.
   – А Ваша матушка?..
   – В Канаде, давно, всерьез и надолго. Она очень занята, мы созванивались-то последний раз полгода назад.
   Лиза вела свой рассказ довольно бодро, хотя плечи её были напряжены. по руками то и дело пробегала волна тремора, а взгляд был прикован к двери в коридор. Ни Игнатий, ни Светлана и не думали перебивать внезапную клиентку. Связная речь, эмоциональный контакт – на душевнобольную девушка не была похожа. Просто сильно напуганный чем-то человек. Впрочем, истерия страха часто именно так и выглядит.
   – На жизнь мне хватает с лихвой. Но недавно я решила сделать Розалии Львовне подарок в честь возвращения в Россию. А как удивить человека, у которого не дом, а полная чаша, да и жизнь бурная была? Но я нашла! В Венгрии вывели новый сорт роз с синими-синими лепестками. Один куст стоит как хорошая машина, но я знаю, как тётушка любит всё необычное! А тут подруга в конце января приехала из Аргентины. Да не одна, а с манией преследования за плечами. Всё искала, где бы ей переждать бурю. Ну, я и решила «сдать» ей комнату на дружеских условиях. Сарочка никогда не бедствовала, а тут еще и наследство получила. Вот и вступили мы в преступный сговор. Хи-хи. Можете представить, сколько стоит аренда в таком сказочном месте? Прогуляйтесь тут утром, не пожалеете. Природа, фонтанчики, инфраструктура, магазины…
   – То есть свою квартирантку Вы знали давно?
   – Лет пять. Да, где-то так. И она не квартирантка! Я бы не стала малознакомого человека пускать в квартиру. А Сара своя в доску. Хотя у неё на уме одни парни и гулянки последнее время. Она всегда была мажористая, но как в Аргентину слетала, так прям с цепи сорвалась.
   – А что она там делала? – Светлана старалась не подать виду, что удивлена. Уж слишком точно этот аргентинский маневр совпадал по времени с путешествием Розы.
   – Как раз наследство получала.
   Девушка по привычке попыталась включить чайник. Поняв, что горячий чай отменяется, она поплелась к холодильнику и, добыв из его недр пачку клюквенного морса, стала разливать его по чашкам. Светлана отрешённо (а если точнее, в режиме равномерного внимания) следила за манипуляциями и вслушивалась в тишину дома. Всё-таки непередаваемое блаженство – сбросить пелену монотонного гудения, шуршания, щелканья всевозможных электроприборов. Соседи тоже не подавали звуков: видимо, легли спать ввиду отсутствия интернета. Только раздавалось тихое настойчивое покашливание откуда-то из-за стены.
   – Соседи не признают прививок? Опасно в такое время года болеть! – Игнатий тоже обратил внимание на кашель.
   – А это не из соседней квартиры! – поставила стаканы на стол пациентка, ничуть на пациентку не похожая. – За этой стеной комната, которую я пыталась сдавать.
   Кашель резко оборвался. Озёрская облегченно вздохнула, но спасительное «послышалось» не желало слетать с языка.
   – А кто же там кашлял?!! – как ужаленный, подскочил Игнатий.
   – А вот это надо у Сарочки спросить. Приехала, понимаешь, вся такая продвинутая. В первую же ночь стала какие-то глиняные ромбики по углам раскладывать. Я не стала возражать: всё-таки предоплата за полгода, да и тихая она… была… первое время. А потом началось! Из запоев не выныривала. Бросала на пол вещи, пела по-французски, исходя на крик, металась по комнате, царапала паркет.
   – Царапала?
   – Ага! – закивала девушка. – Я среди ночи просыпаюсь от дичайшего скрежета. Прибегаю, а эта бешеная по полу катается и дерёт его ногтями. Да сейчас сами увидите!

4

   Комнату можно было без натяжки назвать уютной. Зажженные тут и там свечи неплохо разгоняли мрак. Застеленная кровать, большое окно, старый добротный шкаф, заставленный дорогими куклами и статуэтками журнальный столик, две пальмы в больших кадках. Немного портили картину длинные борозды на полу, в самом центре помещения. Паркет был не просто оцарапан, а буквально изодран – опилки торчали в разные стороны. След от ногтей начинался недалеко от двери и обрывался около шкафа.
   – Вот! – указала на зловещие полосы девушка. – Что я вам говорила? Она постаралась. Правда, я не стала её тогда выгонять. Просто договорились о возмещении ущерба. Да и интересно мне было, что будет дальше. А дальше глюки у этой мадам становились всё забористей, судя по рассказам. В прошлую субботу она вообще сбежала, собрав все свои немногочисленные пожитки. А сегодня мне приходит СМС с советом вызвать раввина. Ну, я посмеялась только и стала наслаждаться спокойствием. Ага! Не больше часа пронаслаждалась. Во-первых, утром приходил какой-то странный господин с зонтиком, представился деканом из Архитектурного. Искал Сару и ее курсовую: какие-то расчеты и чертежи. Но нашел только стены.
   – А что со стенами? – после нескольких лет работы в психушке Аннушкин привык, что пациенты оставляют на обоях самые неожиданные послания.
   – Сарочка оказалась большой затейницей. Как напьётся, так берёт фломастеры, краски, мелки. Да что угодно! И давай тут рисовать. Часами рисует, пока не успокоится. Потом засыпает. И так по кругу. Вот эти стены якобы декан и нашел. Посмотрел, поцокал языком. Позвонил кому-то по выключенному телефону, сердито фыркнул и ушел.
   – Но если она всё время рисует, то как ей удаётся ещё и паркет царапать? – спросил Игнатий.
   – Вот ее декан то же самое спросил. И после его ухода я всерьез стала об этом думать. И началось: грохот, скрежет, кашель.
   – А раввина Вы вызывали? – осторожно осведомилась Светлана. – Раз уж подруга так настаивала. Или хотя бы медиума.
   – Ха! – фыркнула девушка. – У меня свои методы. Я сделала курительные палочки особого состава, развесила их по стенам, перетащила сюда эти «кусты», под кроватью начертила кое-что… После этого вся эта неорганика утихла.
   – Кто утихла?
   – Неорганика. Ну, неорганическая сущность, которая тут после этой старой дуры осталась.
   – Скажите, – начал Игнатий, но запнулся. Он плохо запоминал имена, если они не значились в листе ожидания клиентов.
   – Лиза. И можно на «ты», если не сложно! – девушка протянула миниатюрную смуглую ручку.
   – Очень приятно, – Аннушкин осторожно ответил на рукопожатие. – Лиза, скажи, ты увлекаешься мистикой?
   – Да с детства! И что значит «увлекаюсь»?! У меня целая библиотека и четыре года ежедневной практики за плечами.
   Светлана и Игнатий тревожно переглянулись.
   – Откуда такой интерес к потустороннему? – поинтересовалась Светлана.
   – А у мамы была соседка и подруга, тётя Катя. Родители всё время мне говорили, чтобы я лишний раз на глаза ей не показывалась. Пугали, что она ведьма и может меня сглазить. Ясен перец, мне интересно стало и я стала тайком таскать у отца книжки. Когда подросла, сама попыталась тётю Катю расспросить, но та только бросила что-то злобное в ответ. А со следующего дня катина собака стала на меня буквально бросаться. Какой-то карликовый вариант добермана, жутко противный и сильный, всё время тусовался во дворе без поводка. Я иду с пакетами из магазина, а эта псина в них вцепится и начинает потрошить. Родители на мои жалобы отмахивались только: «сама виновата»!
   Светлана медленно подошла к девушке, которая всё больше распалялась и была близка к тому, чтобы заплакать. Врач взяла Лизу за руку и усадила на кровать. Девушка была где-то далеко и даже не прервала рассказа.
   – Когда эта крыса-переросток загрызла моего любимого котёнка, я решила действовать! Дождалась, когда ведьмы не было дома, забралась к ней в квартиру через балкон и устроила обыск. Не поверите: ни одной книги! Но зато море засушенных трав, птичьи лапки, заспиртованные трупики каких-то уродливых зверьков. Мерзость! Я не стала особо любоваться на эту кунсткамеру, а только взяла кое-какие ингредиенты.
   – Для чего ингредиенты? – еле слышным шёпотом, чтобы не сбить девушку с мысли, спросил Игнатий.
   – Для порчи! – сверкнула та глазами. Она была близка к маниакальному взрыву. Светлана полезла в сумочку за успокоительным, но Игнатий жестом остановил её медикаментозный порыв. – У отца в книжке нашла прекрасный рецептик. Я набрала нужных мне трав, пару вороньих лапок, растерла там же в ступке, нашептала кое-чего и всё.
   – Всё? – двухголосным эхом отозвались коллеги.
   – Сдохла псина! – мрачно и торжественно подвела итог Лиза и погрузилась в собственные мысли.
   Пока Светлана вслушивалась в учащенное дыхание пациентки, Игнатий прошёлся по комнате, внимательно всматриваясь в пол. Видимо, в комнате несколько лет назад был ремонт – паркет был покрыт двойным слоем лака. Аннушкин использовал в качестве фонарика смартфон – сомнительное удовольствие, но этого хватило, чтобы заметить: под некоторыми углами свет почти не отражается от лакированной поверхности.
   – А потом папа нас бросил. Он понял, что это моих рук дело. Мама долго кричала не него: она всегда боялась этих книжек.
   – Он вас сам бросил или это была идея?.. – начала было Светлана, но её прервал молчаливый укор коллеги. Она хорошо знала это выражение лица своего ученика, редко выражавшего эмоции с помощью мимики. Клиентка витала в облаках, и возвращать ее с небес на землю подобными вопросами было нетерапевтично.
   Но в том-то и дело, что сейчас Озёрская, пользуясь прострацией Лизы, общалась скорее со своим собственным бессознательным. Игнатия тоже припер к стене священный трепет, граничащий с ужасом. Только этот ужас был родом не из детства, как у пациентки, а из недавнего случая из практики. И к стене этот ужас приковывал в самом буквальном смысле. Аннушкин не мог наглядеться на изрисованные обои.
   В «иероглифах» без труда можно было узнать обычный иврит. Текст, если этот поток смыслов можно было назвать текстом, касался каббалистической тематики. Размещенные тут и там схемы создавали какой-то безумный оккультный узор, соревнуясь с буквами в наполненности и информационной универсальности.
   Изучал ли Игнатий каббалу, чтобы понять это? Знал ли он иврит? Конечно нет. Чего нельзя было сказать об авторе этих художеств и по совместительству – его пациентки.

5

   Московский институт психоанализа
   13 марта, 2017
   – Благодарю организаторов конференции за приглашение выступить с пленарным докладом. В регламенте указано, что в случае интересного клинического случая можно отойти от основной темы конференции. Чем я и воспользуюсь. Итак. Пациентка: молодая девушка, без высшего образования, обеспеченная.
   – Как будто он необеспеченных лечить будет! – донесся громкий шепот с первых рядов. Игнатий всегда игнорировал подобные выпады, но представленный для доклада случай был слишком ценным, чтобы оставлять тылы без защиты.
   – Подчеркну, что впервые за мою практику лечение началось по инициативе пациентки. Более того, ее случай, на мой взгляд, имеет высокую научную ценность. Поэтому я предложил С. (будем называть ее так) несколько бесплатных консультаций.
   Слушатели обменялись недоверчивыми взглядами и едкими замечаниями: кто по поводу неуместного благородства, кто по поводу возможных альтернативных способах оплаты.
   Этот момент Игнатий тоже решил отсечь заранее.
   – С. обладает явно выраженными истероидными чертами. При обострении поведение принимает вид классического истерического соблазнения. Пациентка прекрасно осознает особенности своей внешности и манеры вести диалог. Насчет ювенильной мимики и истероидных напряженных поз не уверен. Важным терапевтическим успехом было пресечение любых попыток флирта с ее стороны.
   – А со стороны врача?
   Присутствующие обернулись на голос и тут же, поняв в чем дело, потеряли интерес к вопрошающему. При иных обстоятельствах подобные реплики можно было бы счесть хамством. Но в психолоической тусовке хорошо знали Озерскую. И особенно ее манеру «отключаться» во время сложных и важных докладов. Вопросы, которые Светлана задавала чисто автоматически, словно во сне, били точно в яблочко.
   – Со стороны врача эта сложная задача контрпереноса была решена эффективно, хоть и достаточно просто, – ответ был адресован всем, кроме Светланы, которая продолжала дремать. – Я исключил зрительный контакт. Коллеги-психоаналитики оценят: С. была отправлена на кушетку, я сидел за изголовьем, к ней спиной. Таким образом, мы не имели возможности друг друга видеть. Но это и единственное, что может понравиться последователям Фрейда и Лакана.
   Выжидающее молчание. На этой конференции большинство как раз были классическими психоаналитиками. Анализ всегда считался своеобразной противоположностью терапии. Современные концепции, открыто призывающие к сочетанию методов из разных ветвей практической психологии, приживались крайне неохотно. Зато те, кто не поленился или не побоялся вникнуть в психологические инновации, остался в выигрыше.
   – А вот все остальное к психоанализу не имеет никакого отношения. Я применил гипноз.
   Недовольный ропот. Мол, что ты еще умеешь, кроме гипноза? Пусть даже ты хороший гипнотерапевт, но, как говорил Фрейд, «психоанализ начинается там, где заканчивается гипноз». Впрочем, злые языки объяснили это тем, что дедушка Фрейд (в отличие от своего коллеги Брейера) был далеко не самым успешным гипнотизером.
   – С Вашего разрешения я зачитаю отрывок из протокола первой сессии…
   «…– Итак, Вы слышите голоса? Как бы банально это ни звучало.
   – Ну, наверное.
   – Вы не уверены?
   – Просто я последнее время немного перебираю с алкоголем. Мало ли. Может, это белочка.
   – Я видел многих пациентов в состоянии алкогольного делирия, когда проходил врачебную практику. Поверьте, у Вас совсем другая картина.
   – А… ну тогда все. Кукушка уехала.
   – И снова вынужден Вас обрадовать. Никаких признаков психоза нет.
   – Но эта скотина теперь требует от меня рисунков!
   – Прошу прощения?
   – За что?
   – Я имею в виду: каких рисунков? Вы говорили только про его советы касательно магии.
   – Советы?! Да эта зараза мне мозги вправляла конкретно! По три часа в день. Ближе к рассвету. И до момента, когда солнце полностью не оторвется от горизонта и не побелеет.
   – Вы смотрели на солнце в упор?
   – Нет! Не помню.
   – Вы сами пришли за диагнозом. Теперь обижаетесь на намек, которого не было. Это прогресс. Значит, терять душевное равновесие Вы не хотите.
   – Ясен перец.
   – Хорошо. Но есть люди, которые получают от своих болезней вторичную выгоду. Их лечение порой невозможно.
   – Да они просто лошары. А ангел читал мне свои е… пахать как интересные лекции. В итоге я за неделю прошла трехлетней курс переподготовки. Я даже не знала, что в каббале столько всего понапихано. Прикиньте, их красивые шрифты – это просто еврейская азбука! И все множество миров – так, чисто кастрация.
   – Абстракция?
   – Ну да.
   – Да… Но в конечном итоге ангел Вас многому научил.
   – Есть такое.
   – Может, это результат Вашего длительного старательного обучения? Вы прочитали и услышали много разной информации. Большую часть забыли или не сразу поняли. Ваш мозг не захотел мириться с пробелами в знаниях. На бессознательном уровне началась кропотливая и активная работа. Бессознательное крайне активно в часы сна. Вот Вы во сне и изучали каббалу заново, строили свою таблицу Менделеева.
   – Во сне? Я тоже так думала сначала. Стала тусить по ночам, ложилась спать ближе к полудню Чтоб наверняка. Да только шиш там. Голос все равно звучал. И никакой клубный музон его не мог заглушить.
   – Остается только поблагодарить собственный мозг за экстренную помощь. Если бы Вы не перестроили собственные знания в простую и понятную конструкцию, могли бы точно сойти с ума. Вы же теперь свою каббалу хорошо понимаете?
   – Лучше некуда. Вот только голос на этом не успокоился и стал требовать платы.
   – Самоубийство, убийство, участие в оргиях?
   – Доктор, Вы что, больной?
   – Обычно голоса требуют от по-настоящему больных примерно таких поступков. Что же нужно было Вашему ангелу?
   – Он хотел, чтобы я научилась рисовать…»
   – У меня остается всего две регламентных минуты, – Игнатий по привычке затянул вступительную часть, но тем эффектнее будет смотреться решение. – Так и пациентка хотела, чтобы проблема была решена как можно скорее. Любой на моем месте попробовал бы провести арт-терапию. Но еще профессор Кибиц говорил, что психика пациентов порой гораздо богаче нашей. Поэтому я поставил конкретную задачу: дать начальный импульс, выпустить на волю говорящие от имени ангела аффекты.
   Опасно делать такие доклады. Нет, если бы в зале сидели только психиатры и гипнотерапевты – no problem. Но Игнатия-то занесло к психоаналитикам, для которых любая попытка «подстегнуть» клиента была сродни вопиющему авторитаризму и насилию. Что уж говорить про гипноз…
   – Гипноз не был глубоким. Пациентка сама прекрасно ввела себя в состояние транса. Я просто попросил ее представить красного ангела, опредметить собственную галлюцинацию. Это прибавило С. уверенности в себе, она поняла, что может вызывать собеседника когда угодно. Единственный императив гипноза заключался в том, чтобы разузнать у ангела: что именно он хочет нарисовать ее руками. В результате у пациентки включились мощные механизмы активного фантазирования. Дальше всё пошло как по Юнгу. Редко когда начавшийся психоз удавалось купировать так просто. Теперь каждый раз, когда голос начинал что-то требовать, пациентка старалась представить себе образ красного ангела и начинала рисовать. Это помогло. У меня всё.
   – Спасибо за доклад, – поднялся с места президент Европейского общества психоанализа, специально прилетевший в Москву послушать «новости с фронта». – Конечно, методы у Вас антианалитические, но мы для того и собираемся, чтобы каждое направление психологической мысли не окуклилось до состояния секты. Случай действительно очень интересный. По ряду причин. Хотел бы обсудить его с Вами во всех деталях, но лучше это сделать уже после конференции. Боюсь, Вы недооцениваете всех последствий такого заигрывания с ее Сверх-Я. Напоследок поинтересуюсь катамнезом. Что с пациенткой сейчас?
   – Психика сохранна, насколько я могу судить. Пациентка поступила в университет. То ли на дизайнера, то ли на архитектора. Но пить не бросила. Самое забавное, что в ее случае алкоголь не провоцирует, а – напротив! – подавляет галлюцинаторную активность.

6

   Элитный жилой комплекс «Тихие Холмы»
   Ночь с 13 на 14 марта, 2017
   Ещё полчаса прошли в стандартном для таких случаев молчании, изредка прерывающимся короткими монологами пациентки и стабилизирующими внушениями Озёрской. Аннушкин в терапию не влезал. Ему, похоже, куда интереснее было изучать квартиру: особенно книжные полки, дверные косяки и странные узоры на полу. Мероприятие рисковало затянуться до поздней ночи, но отчего-то ни один из врачей не торопился. Совсем наоборот. С каждым новым обходом совсем немаленькой квартиры Игнатий выглядел всё более заинтересованным. В конце концов, Светлана уже сама была заинтригована активностью своего коллеги.
   Предложив клиентке сделать перерыв, она вышла вместе с Игнатием на кухню. За окном начиналась гроза. Вспышки молний играли в высоких прозрачных стаканах с так и не тронутым морсом. Алая жидкость, казалась, закипала с каждым ударом далекого, но неумолимо нарастающего грома.
   – Ну-с, любезный сыщик. Делись! – без лишних предисловий, как и положено старым друзьям.
   – Делюсь. Всё-таки зря мы не до сих пор не включили в диагностику осмотр жизненного пространства пациента. Ну да ладно! – он стряхнул с длинных пальцев воображаемую паутину. – Три вещи. Первое. Косяки все в трещинах и вмятинах. Как будто двери здесь за собой не просто закрывают, а впечатывают. Второе. Ни одной книги о колдовстве и ритуалах. Даже сонника или желтой прессы об НЛО. Только женские журналы, Кант и маркетинг для чайников. Третье. Весь пол у Лизы в комнате…
   – Я заметила. Старый и обшарпанный. Странно, ведь всему дому лет пять максимум.
   – Вот именно! И судя по всему, в квартире недавно делали глобальный ремонт. Но помогло не особо. Что касается комнаты нашей клиентки, то там пол покрыт двойным слоем лака.
   – Да ты что? – с сомнением пригубила морс Светлана. – А почему тогда он так странно выглядит?
   – Он выглядит не странно, а старо. Вот как ты определяешь новизну паркета? По блеску. А тут свет отражается только под определенными углами. Я присмотрелся повнимательнее. Новый слой лака лежит идеально. Более того! Старый слой сохранился даже слишком хорошо. И он весь исцарапан! При ярком комнатном свете мы бы не заметили ничего странного – лампы достаточно яркие, отражения от верхнего слоя хватает. Но вот в полумраке…
   – А что? Сильно исцарапано?
   – Ну вот как у шкафа, только в тигров там играли гораздо дольше и в более широких масштабах! Получается целый слоёный пирог: слой лака, слой царапок, слой лака… Повторить по вкусу.
   – Кошмар какой-то! – всплеснула руками Озёрская. – Теперь я ничего не понимаю. То есть квартирантка просто повторяла чьё-то действие?
   – Или никакой квартирантки не было. И запои, и художества, и изувеченный паркет – всего лишь сезонное обострение. Весну чует…
   – Но у неё нет признаков психоза! Даже обычным пограничным состоянием не пахнет. Просто у девочки сильный стресс!
   – Светлана Александровна, усмирите эмпатию. Ты слишком сочувствуешь девочке. Хочешь повторить трюк с чучелкой? – Игнатий направился к двери. – Отдохни и соберись с мыслями. А я тебя подменю. Посмотрю, что там можно придумать.
   Игнатий уже успел составить свою версию происходящего. Ни в какой психоз у клиентки он не верил. Реальность Сарочки, по понятным причинам, не вызывала у него сомнений. Аннушкин проверял реакцию Озёрской на подобный «вброс». Коллега лишь подкрепила его мнение: Лиза психически нормальная, но что-то её очень сильно напугало. Что-то родом из детства. И сейчас была прекрасная возможность обкатать новую методику «психодрамы».
   Светлане действительно следовало находиться на кухне (как бы провокационно это заявление ни звучало), чтобы не подставляться под удар собственных эмоций. Всё-таки Лизу и пострадавшую от «чучелки» Розу связывали родственные узы, и Озёрская легко могла увязнуть в трясине самообвинений.
   Лизавета сидела на кровати, скрестив ноги и «ковыряясь» в планшете. От страха почти не осталось и следа.
   – Знаете, а я ведь не столько всей этой чертовщины испугалась, а своей собственной реакции, – не отрываясь от экрана, сообщила она. – Я-то всегда считала себя спокойной. Вся из себя такая циничная, практичная. А тут истерика, сопли веером. Бабушку всполошила, вас двоих на ночь глядя… Или Вы по ночам редко спите?
   В первый раз за всё время общения, Елизавета допустила прямой зрительный контакт. И бросила на Игнатия такой игривый и пламенный взгляд, что в клинической картине тут же стали проступать совершенно иные штрихи. Как же он мог сразу не заметить этой истерической сексапильности?! Ведь не один десяток его статей был посвящён именно эротическому поиску утраченного объекта у истеричек!
   А что нужно для счастья истерической личности? Внимание. И неважно, как оно достигается. Все средства хороши. Например, всегда можно закатить истерику («Первый критерий: истерики катают истерики» – шутливо объяснял он своим студентам). Грандиозную такую истерику по поводу чего-то страшного и непостижимого. А потом забыть и про страх, и про его причину – ведь вот оно, внимание! Да ещё не чьё-нибудь, а пары известных терапевтов. Стоп. «Вам сам бог велел работать в паре!» – это ведь её слова?! Она видит в них не просто врачей, а бессознательный образ своей семьи. Поэтому-то сейчас она кажется абсолютно здоровой! Ведь семья воссоединилась. Стоит им со Светой уйти, как все симптомы вернутся вновь… Значит, и этот истерический страх был попыткой спасти семью. И страх не мог возникнуть за пару дней. Страх обитал здесь с самого дня развода родителей Лизы. А значит, придётся глубоко копать, слой за слоем преодолевая сопротивление памяти. И вот для этого Игнатий и решил применить свою новую разработку.
   – А в детстве Вы боялись темноты? – психиатру даже не пришлось прерывать поток собственных мыслей: они пронеслись в его сознании мгновенно, оставив лишь ослепительно-яркий росчерк нужных действий и слов.
   – Не помню, – пожала плечами девушка. – Но в этой комнате мне всегда было неуютно. С самого первого дня после переезда.
   – Но сейчас Вам спокойно? Вы расслаблены? – Врач скорее утверждал, чем спрашивал.
   – Да! Вы ведь со Светланой здесь. И на душе хорошо. Только спать хочется.
   – Спаться хочется… – эхом отозвался Игнатий. Только что он попутно получил ещё одно подтверждение своим догадкам. В комнате стало неуютно именно после развода родителей И сейчас образ семьи был перенесен на двух визитёров. – Вообще сегодня был какой-то сумасшедший денёк. Глаза просто закрываются. Возможно, у Вас тоже тяжелеют веки. Но это не страшно. Нашему общению это не мешает.
   – Правда? А если я сейчас усну?
   – Не беспокойтесь. Я Вас разбужу. Вы ведь хорошо слышите мой голос сейчас? И во сне Вы будете его также хорошо слышать. Вы слышите только мой голос. С ним Вы обретает лёгкость. Страх отступает. На смену ему приходит спокойствие. Вы расслаблены?
   – О да… – томно произнесла девушка, которая и на самом деле была на пороге трансового состояния. Планшет выскользнул из её рук, глаза стали закрываться. – Но я не хочу спать! Вы же меня усыпить пытаетесь.
   – И вовсе не надо спать, – быстро согласился Игнатий. Лёгкое возмущение пациентки было сигналом ко второй фазе. – Вы же чувствуете лёгкость? Поэтому можете легко встать с кровати сейчас. Вставайте. Видите? Спать не нужно. Вам вовсе не хочется спать, спать… Вы ведь слышите мой голос. Это не позволит Вам спать… спать…
   Через пару минут в центре комнаты стояла погруженная в глубочайший транс пациентка, готовая выполнить любое психическое задание. Впрочем, третья, самая важная фаза (собственно, изобретение Игнатия), была ещё впереди.
   Большая ароматическая свеча пригодилась как нельзя лучше. Игнатий, не обращая внимания на стекающий по рукам парафин, медленно то приближался, то отступал на пару шагов. Повезло еще, что это была не масляная дешевка, а бытовой шедевр из натурального воска с добавлением сушеных трав. В глазах Лизы отражался пляшущее пламя, и можно было поручиться, что сейчас она видит только его. Тьмы больше не было. Даже полумрак скрылся где-то в недрах приоткрытого шкафа. Внешний свет стал внутренним и теперь согревал, давая возможность выплеснуть все накопившиеся обиды и подавленные воспоминания. Но Игнатий контролировал ситуацию. Он не был психоаналитиком, поэтому не привык следовать за пациентом. Наоборот, сейчас он готовился повести Элизу по единственному ведущему к цели коридорчику.
   – Елизавета! Вы слышите мой голос? Кивните, – девушка отреагировала на команду.
   – Хорошо. Вы растворитесь в прошлом, как только я щелку пальцами. Но мой голос будет следовать за Вами. И пока горит эта свеча, Ваше прошлое будет наполнять эту комнату. Когда я задую свечу, Вы проснетесь. Вам ясно? Кивните, – вновь послушный кивок.
   – И каждый раз, когда я буду щелкать пальцами, Вы будете менять маски прошлого. Вы можете быть собой, своей матерью или отцом. Кем решите. Здесь у Вас полная свобода. Но как только я щелкну снова, роль должна смениться. Вы понимаете меня? Кивните… Хорошо. Тогда приступим!
   Игнатий щёлкнул пальцами.

7

   За окном бушевала настоящая буря. Светлана сидела на кухне и задумчиво смотрела на экран мобильного. Ей очень хотелось позвонить матери девушки и прямо спросить обо всём. Но номера она не знала, а Розу Львовну тревожить было просто неприлично. Кроме того, этот порыв был проявлением той самой чрезмерной эмпатии, необоснованного сочувствия, которое позволяет пациенту манипулировать врачом. Что бы там ни говорили клинические руководства, но многие «больные» гораздо умнее своих «целителей» и играючи встраивают последних в свою искаженную реальность. Со всеми вытекающими последствиями.
   Усмири эмпатию, Света!
   За стенкой раздавался вкрадчиво-слащавый, но властный голос Аннушкина. «Ага, решил без лишних разговор вводить в транс. Ну что ж, вот и посмотрим, кем на самом деле была квартирантка!».
   Озёрская чувствовала, что в рассказе юной пациентки переплетались правда и ложь. Даже не ложь, а покрывающие воспоминания, выстроенные психикой для защиты. Защиты от чего? От собственных желаний, надо полагать.
   Так называемые покрывающие воспоминания всегда сопровождают наше прошлое, особенно если в нём были травмирующие элементы. И все эти фантазии по поводу увлечения магией и наведения порчи – искажённое желание нанести вред соседке. Или, если эта самая «Катя» была и в самом деле женщиной странной и увлекалась оккультизмом, то… То что? Получается, Лиза своим выдуманным увлечением отождествлялась с соседкой.
   Образ непутевой и распутной квартирантки тоже был таким ярким и эмоционально нагруженным, что вполне мог быть выдумкой, но выдумкой особенной. Девушка искала для себя идеал, но идеал со знаком минус. В который можно было бы безоговорочно поверить и наделить этот идеал запретными качествами. Механизм проекции, вполне невинный и распространенный, смешиваясь с истерией, мог выродиться в самое настоящее безумие.
   Сарочка стала воплощением всех столь привлекательных пороков, всех забытых страхов, всех запретных влечений. Лиза фактически создала себе своего рода «чучелку».
   Как ни крути, опять получается удвоение объекта! То Катя, то Сара – обе не самых лучших моральных качеств. И с каждой Лиза бессознательно отождествляла себя. И обеих она, мягко говоря, недолюбливала. Как известно, одновременные ненависть и подражание в сумме означают соперничество. Соперничество!
   Вроде всё складно. Но теория Озёрской имела один существенный недостаток. Она была столь безупречна, что ей было прост нечем зацепиться за реальность. В самом деле, те же соображения можно было привести и для соседки-соблазнительницы.
   Так бы Озёрская и погрязла в рассуждениях, если бы совсем рядом кто-то не закашлялся. Светлана подскочила на стуле и выронила мобильный. А это что? Тоже выдумки юной пациентки? Или фобии последнее время стали слишком заразными. Усмири эмпатию, Света!
   Озёрская услышала тихий скрежет и завертела головой, пытаясь найти его источник. Её взгляд упал на порог кухни. В свете частых молний было видно, как на паркете появляется тонкая борозда, словно кто-то невидимый водил по полу гвоздём.
   Что ж это делается?
   Усмири эмпатию, Света!
   Сделав пару зигзагов, борозда направилась прямо к забравшейся на стул с ногами Озёрской. На этом усмирение эмпатии было решено отложить. Психотерапевт не стала ждать развязки и пулей бросилась в коридор.
   Дверь за её спиной захлопнулась с чудовищной силой. Что-то с той стороны явно не могло выйти и сильно было недовольно этим фактом. На кухне кто-то ходил, покашливая и с громким скрежетом царапая паркет. Пару раз этот кто-то подходил к двери и пытался её открыть, но это ему не удавалось. После таких попыток следовало несколько ударов по ни в чем не повинному дубовому массиву. Теперь становилось понятно, почему все порожки и косяки здесь были покрыты вмятинами.
   Из спальни донесся девичий плач. На кухне его тоже «услышали» и «забеспокоились». Теперь в дверь не ломились, а аккуратно постукивали и тяжело вздыхали, словно упрашивая разрешения посмотреть, что случилось с хозяйкой квартиры… Что за фантазии?
   Усмири эмпатию, Света!
   Дыши глубже…
   – Разорвать в клочья! Сожрать! – плач мгновенно сменился натуральным рычанием, от которого кровь терапевта застыла в жилах.
   Как там говорил Игнатий? К черту этику? Вот именно.
   Дрожащие пальцы с третьей попытки набрали номер Альтберг.

8

   После первого же щелчка Лиза вполне предсказуемо «впала в детство». Судя по всему, она перенеслась в пятилетний возраст. Рисовала несуществующими карандашами и показывала «рисунки» кому-то, путешествовала по прошлому жилищу, обходя несуществующую мебель. Так могло бы продолжаться долго, но Игнатий решил немного ускорить процесс.
   – Лиза! – девочка замерла, прижав к груди большого лохматого медведя с неестественно большими лапами. Каждое движение заставляло игрушку звенеть: внутри, наверное, были спрятаны шарики с двойными стенками. Звон был чистейший и мелодичный, но Игнатию он совершенно не нравился. Он пока не понимал, почему.
   – Сейчас наступил день, когда тебе было очень грустно. Вспоминай. И переносись в этот день, как только я щелкну пальцами. И не забывай, что каждый новый щелчок – смена маски, времени или места.
   Девушка кивнула, не дожидаясь команды. Это странно. Трансовое состояние дало трещину. Но почему? Игнатий щелкнул пальцами и нарисовал свечой в воздухе восьмерку. Да нет, вроде всё в порядке. Взгляд девушки опять затуманился. Она что-то вспомнила, подошла к подоконнику приняла характерную для психической реконструкции напряженную позу и отбросила игрушку.
   Медведь ударился об пол и опять зазвенел. Звон произвел непредвиденный эффект. Девушка прервала начатое было действие, в глазах замелькали искорки раннего пробуждения. Игнатий снова щелкнул пальцами. Лиза вернулась к «рисованию». Ни следа грусти или тревоги, всё как в самом начале… Так вот оно что! Этот звук разрушал гипнотический сон! Снова щелчок пальцами. Всё. Порядок. Девушка вернулась на «исходную позицию» у подоконника.
   На кухне что-то заскрежетало, но Аннушкин умел не отвлекаться. Всё-таки, у него не было поводов ни верить в мистику, ни сомневаться в способности Светланы постоять за себя.
   Щелчок. В глазах девушки заблестели слёзы.
   – Мама, а почему папа от нас уходит? Это я виновата? – умоляюще спросила она пустоту.
   Первый защитный барьер пройден. Вот и нужные воспоминания. Неспроста в поведении Лизы сразу просматривалось инфантильное чувство вины. Развод родителей часто превращается для ребенка в настоящую трагедию. И, как это часто бывает, девочка обвинила во всём себя. Другой вопрос, что возраст девочки в тот период нельзя угадать. С одной стороны, она таскает этого медведя, ведет себя довольно наивно. С другой, если верить её рассказам, тогда она знала и понимала многие «взрослые вещи». Новый периметр защиты? Посмотрим. Щелчок.
   – Ну что ты, девочка моя! – Лиза не меняла ни тембр голоса, ни даже интонацию. Но было очевидно, что она переключалась на роль матери. – Просто папа связался с плохой женщиной.
   Щелчок.
   – С тётей Катей, да? – приятная неожиданность, однако.
   Щелчок.
   – Откуда ты зна… и вообще, тебе спать пора!
   Щелчок. Тишина. Щелчок. Девушка никак не реагировала. Щелчок. Да что же такое? Игнатий. Определенно в симфонию гипноза вторгся странный дуэт. За стеной что-то скрежетало металлом по паркету, всё громче и громче. А этому скрежету вторил другой, еле различимый звук. Мелодичный перезвон… Не может быть! Внутри большого игрушечного медведя сами собой стали звенеть маленькие шарики. Или бубенчики? И как такое вообще возможно? Да какая разница! «К черту этику!», как любил говорить Игнатий. В очередной раз послав несчастную этику к черту, он резким движением стащил с кровати пуховое одеяло и накинул на игрушку. Кто-то издевался над кухонной дверью, но это уже не мешало.
   – Лиза, теперь ты опять в комнате, но на полу нет ни одной царапины. Правила те же. Ты вспоминаешь, как эти царапины появились. Хорошо? Кивни… Хорошо.
   Щелчок.
   – Дочка! Зачем ты рисуешь на полу? Что… Это же… Лизавета! Ты портишь паркет?!
   Щелчок.
   – Мама, это не я. Я же тебе говорила. Это домовой.
   Щелчок.
   – Зачем ты придумываешь? Какой домовой?! Ты же взрослая девочка уже. Третий класс окончила, а всё туда же.
   Щелчок.
   – Ну мам! Я его сама вызвала. Он добрый, он меня будет охранять!
   Щелчок.
   – Так! С меня хватит. Ты опять читала эти чертовы книги?! Завтра же выброшу их всех до одной.
   Значит, книги всё-таки были, но на старой квартире. И там же Лиза начала портить паркет. Значит, и следы под слоем нового лака в этой комнате – её проделки. Только непонятно, зачем она всё сваливает на домового. Вернее наоборот! Ясно, почему в десятилетнем возрасте она врала, но зачем повторять сценарий? Вернуть отца? Или изобрести себе воображаемого защитника? Но защитников не боятся. А Сара не годится ни на одну из ролей. Надо найти источник её страхов.
   – Лиза, а теперь…
   Дзинь-дзинь-дзинь! Одеяло уже не заглушало звона. Девушку начало трясти. Гипнотический покров слетал с неё незримыми хлопьями. Нужно добавить модальность. Срочно. Звук, свет… Запах! Игнатий подошел ближе и буквально сунул под нос пациентки ароматическую свечу.
   – Лиза, а теперь Вы вдыхаете аромат ладана и успокаиваетесь. Ничто Вас не тревожит. Вы вновь слышите только мой голос и только щелчки пальцев. Нужно, чтобы Вы вспомнили тот момент, когда Вам было очень страшно. Здесь, в этой комнате. Хорошо? Кивните. Лиза! (щелчок) Хорошо.
   Щелчок.
   – Мама! Я боюсь спать одна. Он опять ходил сегодня.
   Щелчок.
   – Ну вот! Опять навызывалась своих домовых…
   Щелчок. Дзииииинь. Нет, только не сейчас. Щелчок!
   – Нет! Домовой меня защищает. И в прошлый раз он его прогнал.
   Щелчок.
   – Кто кого прогнал?! Что ты мне голову морочишь! Спи сейчас же.
   Щелчок.
   – Домовой прогнал зверя с колокольчиком. Я его специально для этого по папиным книжкам вызывала! А тётя Катя опять приходила и оживила зверя.
   Что? О чём она, черт побери?
   Щелчок.
   – Когда это она приходила? Ах да. Вещи забрать… – Лиза села на кровать и погладила «дочку» по воздушным волосам. – Послушай, солнышко. Я тоже очень не люблю эту… мммм… женщину. Да, она во многом виновата перед нами. Но….
   Что такое? Щелчок. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь… звон уже не прекращался. Одеяло ходило ходуном. Щелчок. Дзинь. Щелчок же!
   – Я знаю, в чём она виновата! Я уже взрослая и всё понимаю! Хорошо… Дзинь. Щелчок. Дзинь. Щелчок, щелчок, щелчок.
   – Хорошо, что я отравила её гадкую псину.
   Щелчок.
   – Ты что сделала?!
   Щелчок.
   – Да, я отравила её лающую крысу! И ты можешь выкинуть хоть все папины книги, я… дочка, послушай, ррррр…. я не могу…. сожрать… сдохни…. мама, я правда… сожрать! Разорвать на части!
   Дзинь. Дзинь… Игнатий в ужасе смотрел, как его пациентка начинает биться в конвульсиях, попеременно меняя роли и маски. И кого это она пытается сейчас изобразить?! Пути назад, похоже не было. Щелчок.
   Лиза вскочила на четвереньки и стала медленно приближаться к Игнатию. Перезвон всё не умолкал, и теперь было ясно, что гипноз разрушится через несколько секунд. Щелчки уже не помогали. Девушка же переместилась в центр комнаты так, что Игнатий оказался между ней и шкафом.
   – Прячься, прячься, маленькая дрянь. Всё равно я тебя сожру… – не своим голосом зарычала Лиза. Ей нужно было сделать всего один прыжок, чтобы раздробить психиатру голову об угол шкафа. И у Аннушкина не было сомнений в том, что девушка сейчас прыгнет. Каждый её мускул был напитан поистине психотической энергией. В таком состоянии даже самый хлипкий больной может сам скрутить двух санитаров. Или голыми руками растерзать человека.
   Но роковому прыжку не суждено было случиться.
   Скрежет, скрежет, скрежет – он наполнял пространство квартиры, заглушая мелодичный перезвон колокольчиков. В иных обстоятельствах Игнатий бы предпочел лучшую шумоизоляцию, но не сейчас. Скрежет оказался не менее терапевтически ценным, чем пламя свечи или голос гипнотизера.
   Щелчок.
   – Ну давай с тобой проверим, солнышко. Смотри. Давай. Ты под кроватью, а я проверю шкаф.
   В подтверждение своих слов Лиза сделала небольшой круг по комнате, заглядывая во все темные углы, а потом открыла дверцы шкафа.
   – Видишь? Ничего и никого. Ой, а зачем ты медведя наверх забросила? Сейчас я его достану.
   Щелчок.
   – Нет! Не надо! Это он тут ходит! Я от него в шкафу как раз пряталаааааась!..
   Девушка бросилась на кровать и разрыдалась, свернувшись калачиком.
   Щелчок. Щелчок. Нет. Никакой реакции. Видимо, резерв выработан. Или потерян зрительный контакт со свечой? В любом случае, такая степень регрессии – хороший знак. Проснётся свежей и бодрой…
   Перезвон стих. Порядком раздраженный, Игнатий пнул медведя. Одеяло слетело с игрушки, обнажив её здоровые лапы. Интересно, ему кажется или конечности «мишутки» стали больше? Из кухни тем временем раздавалась целая канонада звуков. Интересно, что Светлана там делает?
   В комнату ввалилась Озёрская.
   – Какого чёрта? – только и смог произнести Игнатий. – Кто на кухне?
   – Значит так! – Сдула налезшую на глаза чёлку Света. – Я не знаю, что тут происходит. Но выяснила многое. Позвонила я Розе. Пресловутая «тётя Катя» действительно существует и увела…
   – Да-да, отца из семьи. Это я уже понял. Собаку соседки-разлучницы она отравила. Без всякой магии, разумеется. И всё детство пряталась в шкаф от якобы ожившего медведя, вызывала каких-то домовых и даже расцарапала пол, чтобы убедить в этом мать.
   – Сама расцарапала, говоришь?! – вскипела Озёрская.
   – Говорю. Успокойся, Светлана. Усмири эмпатию. Эта милая девушка чуть меня самого по шкафу не размазала. Стояла посреди комнаты и рычала. А столь сложная фантазия оттого, что травма пришлась на эдипальный период. Она не могла простить «колдунье» не столько развод родителей, сколько победу в «соперничестве».
   – Хватит! – рявкнула Светлана так, что сама перепугалась, а на кухне вмиг смолкли все звуки. Видимо, «домовой» испугался не меньше. – Будешь свои теории рассказывать тому, кто сейчас на кухне по паркету на коньках катается. Можешь сам посмотреть на эти сказочные узоры!
   – И посмотрю! – Игнатий аккуратно поставил свечу на стол. – Может, просто лак трескается, а? – Игнатий не хотел расставаться со своими научными взглядами на мир до последнего. Он сделал было шаг к выходу, но задумался, глядя на грубые борозды перед шкафом. – Подожди! Ты говоришь, узоры?
   – Да. Как будто кто-то гвоздем водит по полу, оставляя размашистые петли, спирали и линии. Ну, насколько я успела увидеть, пока не убежала…
   – А здесь? Ведь явно кто-то когтями поработал. Или ногтями.
   Светлана уставилась на борозды. Что-то её сильно смущало.
   – Кхм, Игнатий. Как бы тебе намекнуть-то помягче. Тебе не кажется, что у нашей клиентки всего десять пальцев на обеих руках. Десять, а не двенадцать.

9

   Аннушкин нервно поперхнулся и принялся пересчитывать полосы. Сначала слева направо. Потом справа налево. Двойками. Тройками. Четвёрками.
   – И в самом деле! Дюжина! – Игнатий раздосадованно щелкнул пальцами. Лиза тут же прекратила плакать: видимо, регрессия всё-таки была не полной.
   Девушка встала в дверном проеме и посмотрела на столик с игрушками. Вернее, на того, кто «стоял» рядом.
   – Давай быстрее, милая. Не хочу, чтобы мы кого-то разбудили. Не к чему лишний раз волновать Лизу. Ей с матерью и так не сладко приходится
   Светлана и Игнатий переглянулись. Видимо, девочка запомнила момент, когда её отец с новой женой приходили за вещами. Интересно, что она еще может вспомнить? И хотя интуиция встала на дыбы и требовала прекратить психическую реконструкцию, но профессиональный долг (или любопытство Фауста?) держал за горло железной хваткой.
   Щелчок?
   – Да брось! Иди, я тебя догоню. Пару секунд. Я где-то здесь помаду обронила…
   С этими словами Лиза подошла к столику и бросила полный ненависти взгляд в сторону кровати.
   – Что, не спишь, мелкая тварь? Сколько я из-за тебя натерпелась! – буквально выплюнула «разлучница». – Думала уже, что он не бросит тебя с этой промокашкой. А ты ещё и моего Бармаглотика отравила. Ну ничего. Я тоже отберу у тебя любимого зверя!
   Звон потерял свою власть над девушкой. Травматическая сцена была разыграна. Задача решена. Лиза успокоилась, расслабилась и снова села на край кровати. На этом моменте Игнатию стоило бы остановиться, но какая-то сила тянула его в глубины чужого прошлого. Чисто человеческое искушение переступить черту и вкусить запретное знание. Но что ждет за чертой кроме знания?! И как же этика?
   А впрочем, к черту этику!
   Щелчок!
   Лиза склонилась над медведем и стала что-то быстро шептать и делать какие-то пассы руками.
   – Это же надо! Назвать карликового добермана Бармаглотом! – усмехнулся немного опьяневший от перенапряжения Игнатий. – В любом случае, она придумала историю с проникновением в квартиру соседки! Это идентификация. Ведь всё совсем наоборот: как раз к Лизе ворвалась эта дама. А отравление собаки она творчески исказила, под стать своему больному сознанию, которое откатилось назад к первобытной вере в магию. Разумеется, она никогда не просила свою соседку поделиться секретами магии. Это всего лишь вытесненный комплекс Электры, запрос: «Научи меня, как соблазнить отца. У тебя же это получилось»…
   – Да молодец, молодец! – раздраженно отмахнулась Светлана, завороженно наблюдая над «колдовскими» манипуляциями Лизы. – Я от тебя это ещё на экзамене, лет так пятнадцать назад, слышала. Но ты же сам только что рассказывал про домовых, прятки в шкафу. Было дело?
   – Было, – обреченно согласился Игнатий. – Девочка защищалась от навязчивых страхов с помощью таких же навязчивых магических ритуалов. Но пусть её домовой разукрасит в квартире хоть весь пол! Она не от него пряталась! Её домовой, её защитник – это скрежет. А её страх – это звон колокольчиков, которые зашиты внутри медведя. Понимаешь? Она же сразу нам сказала: на кухне безопасно. Как раз потому, что домой сейчас там. А опасность здесь.
   – Что ты имеешь в виду? – Светлана внимательно посмотрела на Игнатия и только сейчас заметила, что её коллега бледен как полотно.
   – Что почти все её воспоминания спутаны и искажены. Кроме одного. Эта самая соседка, Катя, разлучница, колдунья и всё прочее. Она действительно была в её старой квартире. И что-то сделала с этим медведем. То, что имело… некоторые последствия. Вопрос теперь только в том, насколько точно Лиза тогда запомнила текст заклятия.
   – А почему это сейчас так важно?
   Светлана уже знала ответ. Вернее, слышала его. Дзинь. Дзинь… Коллеги синхронно повернулись в сторону замолчавшей и отступившей на шаг Лизы. Дзинь-дзинь-дзинь. Перезвон исходил изнутри плюшевой игрушки. Всё настойчивее и всё громче. Это был уже не кристально чистые переливы, а какая-то уродливая канонада, смесь расстроенных гармоник, несколько перебивающих друг друга мотивов.
   От свечей к потолку потянулись струйки черного дыма. Отблески дрожащего пламени заметались по острым когтям словно распухшей медвежьей лапы. По острым едва подрагивающим когтям. Числом ровно шесть.
   Усмири эмпатию, Света!
   Озёрская моргнула, надеясь стряхнуть страх словно соринку. Передразнивая её, моргнула за окном молния. Моргнула шевелящая лапами игрушка. Моргнули и погасли свечи.
   Темную тишину пробил глухой удар.
   – Что это?!
   – Это Лиза упала. Свеча погасла. Гипноз закончился.
   – Нет. Что это вообще творится, бегемотину твою люстрой за ногу!
   – Светлана?
   – Игнатий! Я серьёзно!! И перестань скрипеть зубами.
   – Это не я.
   Вспышка молнии выхватила из темноты перекошенную злобой и жаждой крови морду плюшевого медведя. Заскрипели по паркету когти. Светлана едва успела увернуться – мимо неё что-то пролетело и ударилось о шкаф.
   На кухне сходил с ума домовой. Дверь буквально рвалась в петель.
   Игнатий стоял как вкопанный. К такому его не готовили даже на углубленном курсе психиатрии. Ну не положено чужим галлюцинациям становиться настолько реальными!
   Где-то совсем рядом зазвенел колокольчик. Аннушкин почувствовал, как кто-то схватил его за рукав и потянул на себя. Тут же, оставляя за собой огненный след, по бедру скользнула полоска острой боли.
   – Да не стой же ты! – это была Светлана. Если бы не её вмешательство, когти ожившего медведя вонзились бы коллеге в живот. – Быстрее на кухню.
   – Но там же домовой!
   – Вот именно! Там безопасно! Надо уметь не только слушать пациентов, но и верить им! А то привык манипу… – снова мимо пролетела плюшевая машина убийства, с каждым прыжком становясь всё ловчее. – лииииировать! Бегом!
   Озёрская выбежала в коридор и ринулась к спасительному повороту. Аннушкин изо всех старался не отставать, но с раненой ногой далеко не ускачешь. Особенно если тебе в спину вдруг врезается обезумевший игрушечный медведь. Игнатий растянулся на полу и приготовился ощутить, как шесть острых лезвий превращают ухоженную плоть в кровавое месиво.
   Светлана тем временем повернула ручку, толкнула дверь и…
   – О боже! Я пропустила поворот! – промолвила она, глядя в полумрак ванной комнаты. – Вот поэтому я и не вожу машину.
   Услышав, как упал Игнатий и как угрожающе звякнул и замолк колокольчик, Озёрская поняла, что никуда добежать уже не успеет. Квартира превратилась в тёмный непроходимый лабиринт. Оставалось только одно средство, которому её учила ещё бабушка.
   – Домовой! Выползи уже из своей кухни! К добру или к худу!
   Народной мудрости оказалось достаточно. Дверь слетела с петель и, ударившись о стену, превратилась в труху – столько неведомой психической силы было вложено в этот удар. Порыв ураганного ветра пронесся через весь коридор и сбил со спины Игнатия гневно зазвеневшего медведя. Наверное, весь дом слышал, как по квартире носятся два мартовских кота, не желающих делить последнюю кошку. Плюшевый монстр катался по полу, вставал на четвереньки, рычал, отлетал на несколько метро, снова вскакивал, молотил лапами по воздуху. И по пятам за зверем следовал скрежет, скрежет, скрежет. Врачи наблюдали кадры этой кинохроники в частых вспышках молний, слившихся в единую засветку.
   Всё закончилось на удивление быстро. Медведя словно стали накачивать воздухом. Он раздулся раза в четыре и лопнул, усеяв пол кусками ваты… К ногам Озёрской, позвякивая, прикатилось несколько небольших шариков. Не раздумывая, она раздавила их каблуком. В воздухе растворился злобный крик обреченного на небытие кадавра.
   – Да уж… – Игнатий с трудом поднялся на ноги, отряхнулся и оглядел исцарапанный пол. Теперь «узоры» были повсюду: как от когтей медвежонка, так и от «коньков» неизвестного защитника. – Похоже, наша работа здесь закончена.
   – Она была закончена час назад. Всё остальное было каким-то оккультизмом!
   – Светлана заглянула в спальню. Лизу уже кто-то уложил в кровать и заботливо укрыл одеялом. – Завтра она проснется и ничего не будет помнить. Завидую ей.
   – Если хочешь, могу заблокировать воспоминания и тебе.
   – Иди ты. Знаешь же, что меня гипнотизировать бесполезно.
   – А я не про гипноз. Я про коньяк.
   – Игнатий!
   – А что опять «Игнатий»?
   – Какой коньяк? Только виски. Ладно! Спасибо большое! – обратилась она к квартирной тишине. – Было приятно работать вместе. Береги её.
   Совсем рядом кто-то одобрительно закашлял.
   Озёрская и Аннушкин вышли в коридор. Входная дверь захлопнулась. В замке тихо повернулся ключ. Домовой оказался на редкость бдительным.

10

   Лифт, конечно же, не работал. Помогая Игнатию ковылять вниз, Светлана рассуждала вслух.
   – Ну вот ты подумай! Как такие случаи описывать? Так нас не просто лишат лицензии, но и самих положат лечиться.
   – А что? Это не единственная ерунда? – Игнатий с опаской покосился на коллегу.
   – Ещё как. Я очень долго лечила одного демонолога от раздвоения личности. Пока он не принёс на приём зеркало! Я ещё не видела такого наглого отражения.
   – Я промолчу. А вот и первый этаж. А это что? Новые домовые?
   В дверь кто-то скребся. Коллеги застыли и испуганно переглянулись.
   – Да ладно! Не бьет молния в одно и то же место! – Игнатий смело подошёл к железной двери. – Ккккккто там?
   – Посылка! – обреченно донеслось снаружи.
   – Посылка? Да это обычный пьяница! – облегченно засмеялась Света. – Дверь ведь даже не запрета.
   Электричества в доме все еще не было, поэтому магнитный замок не работал. Игнатий толкнул дверь. На пороге, окутанная густым предрассветным мраком, стояла сутулая долговязая фигура, держащая в руках большую картонную коробку.
   – Посылка… – тоскливо раздалось в ночи.
   – И действительно! Посылка! – Игнатий вышел, придерживая дверь и открывая проход почтальону. – Да Вы проходите, проходите.
   – Посылка… – хмуро протянул субъект и, переступив порог, начал медленно подниматься по лестнице. – Посылка…
   Светлана и Игнатий перевели дух. Небольшой подъездный козырек не был преградой для косого ливня.
   – Бедный курьер! Это же надо! Ночью, в ночь. Неудивительно, что он топтался около двери. Такие круги под глазами! И с осанкой проблемы! – сокрушалась Света. – Молодец, что позволил ему пройти. Иначе бы он там всю ночь стоял, уж как пить дать!
   – Ага… Ты знаешь, это, бесспорно, хороший художественный приём – постоять под дождем и подумать о вечном после схватки с врагом. Но… как-нибудь в другой раз. Тем более это не мы одержали победу в схватке. Предлагаю добежать до машины!
   – О! А ты можешь бегать с поврежденной ногой?
   – Будешь смеяться, но с ногой у меня всё в порядке. Даже штанина целая-невредимая. Похоже, мы всё-таки недооценили степень заразности детских страхов. Если у психики разных людей и есть общий предок, то имя ему Ужас и родом он из детства.
   – Хочешь сказать, что нам всё это показалось?
   – Возможно, я слишком хороший гипнотизер, – пожал плечами Игнатий. – По крайней мере, на раненого воина я не похож.
   – Проверим?
   И они наперегонки рванули к машине, радуясь тем редким часам, когда их не видят многочисленные клиенты…

Зародыш, будь человеком!

Как же вы узнали об этом? Использовали в своих интересах тайну исповеди? Очень хорошо! Очень красиво!
Ильф и Петров. Двенадцать стульев

Впервые за последние полгода она почувствовала себя в безопасности. Душа её была отдохнувшей, свежей, как будто помолодевшей лет на восемь… А тело – очень голодным.

1

   ХЗБ
   15 марта, 2017
   Ирину разбудил целый букет необычайно вкусных запахов. Она лениво потянулась, вспоминая, где и почему находится. За окном светило мягкое весеннее солнце, на небе не было ни облачка, но асфальт и кроны деревьев были мокрыми. «Сколько же я проспала?» – подумала гостья Ховринки.
   Обувшись и прихватив с собой сумочку и неработающий мобильный, Ира отправилась на прогулку по коридору. Пол у спасительного чулана сохранил следы дроби, которой Моррисон щедро обстреливал ночного гомункула. Мебель, доставившая вчера столько хлопот, была не просто старой, а буквально рассыпалась в труху. Даже негодяй-стул заслуживал жалости – от столкновения с беглецами он развалился надвое.
   В другом конце коридор упирался в узел-развилку, но по факту там был тупик. Проход во второе ответвление этого крыла был перекрыт двумя толстыми стальными решетками. Сквозь прутья можно было разглядеть голые бетонные стены и дырявый пол. Лестница вниз и правда была завалена плитами – ночное искаженное восприятие оказалось не таким уж и искаженном. Верхний пролёт и вовсе представлял собой пропасть, уходящей куда-то далеко вниз, где можно было различить плеск воды. Заглянувший в окно лестничной площадки луч выхватил еще одну стальную решетку, на этот раз горизонтальную, перекрывающую весь провал.
   Выходит, Бэзил слегка преувеличил насчет реставрации здания, хотя от заброшенных секций он отгородился на совесть. Но как же тогда она попала в свою палату? Может, второй коридор всё-таки открыт?
   Ирина потормошила решётку. Звякнули несколько поржавевших тяжёлых висячих замков. В конце коридора, словно из ниоткуда, появилась фигура в белом халате. Звук, видимо, привлек чье внимание. Мужчина это или женщина, определить с такого расстояния было трудно. Как и описать походку. Из-за игры света и тени казалось, что человек перемещается только в двух измерениях. Словно в подтверждения этой иллюзии, фигура резко остановилась, развернулась в профиль и исчезла. Только причудливая комбинация белых картонных треугольников зависла в воздухе и вскоре отправилась в след за первой иллюзией. Коридор был пуст. Впрочем, что в этом удивительного? Это ведь заброшенная часть и без того заброшенной больницы.
   «Интересно, а если он плоский, то почему не пройдет между прутьями?» – странная мысль заставила Ирину затаить дыхание и просунуть руку за грань обитаемой области. Не тут-то было. Преграда была не просто двойная – пространство между решётками было заполнено натянутой тончайшей медной проволокой: лишь по случайности девушка не порезалась. Выходит, демонолог тоже задавался вопросом о проникновении картонных фигур сквозь преграды.
   Размышлять над очередной зловещей задачей девушке не хотелось, и она вернулась в коридор. На этот раз в ход пошло обоняние, собственно и явившееся причиной пробуждения. Проще говоря, девушка пошла на запах. А пахло просто божественно: жареными овощами, оладьями, яичницей, индийскими приправами и чем-то еще, чрезвычайно вкусным, но почему-то забытым.
   После недолгих поисков Ирина толкнула приоткрытую дубовую дверь и вошла в просторное помещение. Первое, на что она обратила внимание – стол, рассчитанный на добрый десяток лиц. Махина из цельного массива неведомого дерева-рекордсмена, с наборными узорами, множеством выдвижных ящиков, неожиданных скруглений и впадин. Как эта конструкция могла спокойно стоять, опираясь всего на три точки, Ирина понять не могла. Но зрение её не обманывало. Примерно в полуметре от пола из лакированной толщи отделялись три изящных ножки причудливой формы. Две с одной стороны и одна с другой, как у рояля. Рядом стояло четыре стула, все под стать столу.
   Примерно треть необъятной поверхности шедевра неизвестных краснодеревщиков занимала потрепанного вида карта Европы, вся исписанная и изрисованная. Видимо, геополитический этюд был давно завершен, потому как был частично завален бумагами, папками, чертежами, схемами, книгами и письменными принадлежностями. У самого края канцелярских завалов, опершись левой рукой на край столешницы, стоял Бэзил и буравил взглядом развернутый перед ним график, иногда пикируя маркером и добавляя несколько точек. Зрачки были расширены до невозможности.
   Стулья мужчина решительно игнорировал. «Была бы его воля, он и стоял бы вот так над картой военных действий, а не корпел над чертежами» – холодком пробежала по позвоночнику непрошеная ассоциация, ведущая прямой дорожкой к документальным фильмам о войне.
   Стол так напомнил Ирине о столярных работах её дедушки, что она еще несколько мгновений восхищенно рассматривала этого одинокого офисного левиафана. Однако голод и обострившееся обоняние подсказывали, что всё самое интересное происходит за дверью в другом конце кабинета. И действительно, скоро оттуда появился Моррисон в забавном клетчатом малиновом фартуке, который был ему явно мал и только мешал передвигаться.
   – Сударыня, проходите сюда. Не стоит отвлекать милорда демонолога от работы! – почтительно произнес он. – Он сейчас ловит льва.
   – Что?
   – Ну есть такой прикол в матанализе. Делим пустыню мысленно на две части. В одной из них будет лев. Эту часть делим еще раз. И так далее, пока не получим достаточно малый участок, в котором находится лев. Сбрасываем в этот квадрат клетку. Задача решена.
   – А… М… Но…
   – Что-то не так, Ирина Юрьевна?
   – А если лев уйдет? Или его там не будет?
   – Точно! – поднял взгляд Бэзил. Храброва отпрыгнула, попав под шквальный огонь темноты из пары зрачков диаметром в пару евро каждый. – Наша львица Синая, похоже, не просто гуляет по своей проклятой пустыни, но еще и норовит ее покинуть.
   – Не слушайте его сейчас. Это у него от нехватки морепродуктов в организме. Давайте лучше не будем мешать милорду демонологу! – проявил настойчивость Моррисон.
   – Нет-нет, – не меняя положения и не поднимая взгляда, отозвался Бэзил. – Мы позавтракаем здесь. Здесь, – маркер спикировал в очередной раз. – И вот теперь. Попалась!
   Победный росчерк фломастером где-то в правом нижнем квадранте. Краткий миг довольной хищной улыбки. И гримаса боли.
   – Песок! – демонолог согнулся пополам. – Кто научил эту девчонку поднимать бурю в пустыне?! Мои глаза…
   – Капли, милорд?
   – Не нужно, – отмахнулся Бэзил. – Все равно это исключительно моральные страдания. Не смотри так, Ирэн. Просто задача о поимке одной юной наивной львицы никак не поддается решению. Предлагаю найти утешение в хорошем завтраке. Митерхайн! Неси все сюда, будь так добр. Порадуй даму своими кулинарными фантазиями. И не забудь про мои морепродукты. Стандартная порция. Если, конечно, Ирэн не поклонница осьминогов. М?
   Ирина замотала головой. Конечно, она была голодна, но «морских гадов» не стала бы пробовать даже под страхом смерти.
   Моррисон исчез за дверью и вернулся через пар минут, неся соблазнительно пахнущее блюдо. То, что Ира сначала приняла за букет ароматов разных видов пищи, – всё исходило от одного кулинарного изыска. На широкой тарелке лежал бифштекс, утопающий в пышном омлете с овощами. Сделав ещё пару рейсов, Моррисон принес графин апельсинового фреша, соусницу с кисло-сладким пряным соусом, кофейник, три чашки, серебряный кувшинчик со сливками… В общем, еще треть стола оказалась заставленной.
   – Только не игнорируй бифштекс, умоляю, – сказал Бэзил, бочком приближаясь к миске с осьминожками. – Если пациентов Моррисону я бы не доверял, то в вопросах готовки он специалист.
   – А что это за мясо?
   – Это? – Бэзил задумался. – Допустим, говядина. Двойной прожарки, без капли крови. Кровь вообще категорически неуместна, когда речь идет о пище. А о своем вегетарианстве забудь. Поиграли в кроликов – и хватит. Тем более, сама видишь, какие волки стали за тобой бегать.
   Дважды уговаривать не пришлось. Мясо просто таяло во рту, а омлет мог потягаться с классическими оладьями и в сытности, и по вкусовым качествам.
   Бэзил тем временем уже поддел вилкой зажаренный в оливковом масле комочек щупалец, но замер, с подозрением поглядывая на испещренный странными узорами лист. Наконец он решительно отложил прибор с морской добычей на полпути и фломастером нанёс на график ещё несколько точек. Попытку донести фломастер вместо вилки до рта демонолог пресёк после очередного секундного раздумья.
   – Всё. Расчёт окончен. Это бесполезно. Мало того, что она все это время как будто под землей отсиживалась, так теперь еще и песком кидается.
   – Кто? – Ира с неподдельным интересом разглядывала сложные переплетения линий метро, формул, пентаграмм и рун.
   – Одна недобросовестная заказчица, – Бэзил быстро сложил несколько листов с художествами в бумажную папку на веревочке. – Отнеси в инженерный отдел, будь другом.
   Моррисон кивнул и принял ценный груз, а Бэзил, поймав удивленный взгляд девушки, решил пояснить.
   – Да, у нас тут даже инженеры есть. Без этого никак. Понимаешь, мы обнаружили удивительные закономерности в расположении станций метро.
   Похоже, узлов там несколько больше, чем известно широкой публике. Возможно, там отсиживалась та самая беглая «львица».
   – Мммм… Заброшенные станции, – Ирина потянулась к графину с апельсиновым фрешем.
   – А ты откуда знаешь?!
   – Да это все в Москве знают! По телеку постоянно передачи на эту тему! – пренебрежительно махнула рукой девушка.
   Демонолог и его помощник переглянулись.
   – Нда. Надо чаще прислушиваться к голосу народа. Я на эти расчёты месяц потратил! – разочарованно протянул Бэзил, рассматривая осьминога под разными углами словно бриллиант.
   – Хи-хи. У меня есть знакомые диггеры, могут туда устроить экскурсию.
   Очередной лёгкий шок отобразился на физиономии демонолога.
   – Хочешь сказать, что самые простые люди свободно проникают на закрытые объекты?
   – А то! Заброшенные заводы, долгострои, старые больницы.
   – Вроде Ховринки?! – аж подскочил демонолог, отправляя вилку вместе с маленьким средиземноморским астронавтом в далекий полёт.
   – Почему «вроде»? Я сама лет десять назад по местным подвалом прошвырнулась. Только мы с охраной ходили. Всё-таки золотая молодёжь, все дела…
   – О времена, о нравы! – Морфинх, казалось, был и подавлен, и восхищен. – Правда, в случае чего никакая охрана бы тебя не спасла.
   – А эта заказчица, которую ты ловишь с помощью математических методов. Что она такого умудрилась заказать?
   – Назовем это образовательными услугами. Ты же заметила, что я люблю читать лекции. А эта дама выбрала для себя слишком сложный и долгий курс. Теперь вот бегает.
   – Не хочет платить?
   – Не хочет продолжать обучение! – страдальчески скривил брови Бэзил.
   – Оу…
   – И не говори! Кстати, Моррисон! Осьминоги просто великолепны! В этом я уверен даже без экспериментальной проверки.
   Ирина охотно присоединилась к похвалам в адрес повара.

2

   После завтрака Ирина отправилась в душевую, довольно современную и чистую. Девушка ничего не знала об устройстве больницы, но подозревала, что демонолог и его команда внесли большие изменения в планировку помещений. По крайней мере тех, которые были приведены в порядок. Очень большие изменения. Начать хотя бы с того, что вместо полотенец здесь была сушилка. Нет, не для рук. Для всего сразу – в человеческий рост. Плюс, душевая примыкала непосредственно к кухне, где сейчас хозяйничал Моррисон. Никаких других выходов (например, в тот же коридор) не было.
   Стоя под струями теплой воды, Ирина не могла отделаться от сомнений по поводу реальности происходящего. Может, она потеряла сознание там, в квартире, и сейчас лежит в обмороке? А может, она всё еще под наркозом?.. Где тут холодная, а где горячая вода, кстати? «Ой, мама!» – повернув кран не в ту сторону, Ирина тут же убедилась, что не спит.
   Обсушившись, Ирина оделась в любезно предоставленные чистые вещи и вернулась в кабинет.
   – У тебя совершенно нет вкуса. Ну кто так подбирает цвета? – строго сказала девушка.
   – Разве я похож на человека, разбирающегося в цветных вещах? – усмехнулся Бэзил. – В любом случае, всегда пожалуйста. А вообще, мне нравится твой боевой настрой. Он нам пригодится сегодня.
   – Боевой настрой? А с кем будем сражаться? – насторожилась единственная пациентка Ховринки.
   – Сюрприз. Пока что отдохни. Вот там диванчик, подушки, книжки. Кстати, с водой всё было нормально?
   – Вполне. В первый раз вижу такой душ в больнице.
   – А такую больницу, значит, не в первый? Я просто почему спрашиваю… Перепланировкой руководил я лично. Есть такой стиль архитектуры: конструктивизм называется. Там всё одновременно и рационально, и красиво, и удобно. К сожалению, этот стиль требует точнейших математических расчётов. Ошибки потом всплывают во всяких мелочах. Например, давления не хватит, и вода просто не дойдёт до верхних этажей.
   – Верхних? Но мы же вроде на втором?
   – Да ты что?
   – Ну да! Ты же сам говорил. И в мою посылку ты стрелял почти в упор! – Ирина подбежала к большому окну и застыла в изумлении. Внизу открывался вид на город с высоты птичьего полёта, далеко внизу можно было разглядеть забор и чёрточки фонарных столбов. – Но моя палата…
   – Правильно. Палата на втором. Она и сейчас там. Можешь спуститься, проверить.
   – Да, но мы…
   – … на девятом, под самой крышей многострадальной ховринской заброшенной больницы. Почти пентхаус, не правда ли?
   – Как на девятом?! – «Он издевается?!»
   – Ну, это как на восьмом, только на этаж выше.
   – Но я же не поднималась по лестнице!
   – И что? – Бэзил был невозмутим. – Видишь, как замечательно тут всё устроено. Не надо бегать вверх-вниз по ступенькам.
   – Это… Это опять какая-то шутка! Я сейчас, я… подожди. Стой здесь!
   Ирина погрозила пальчиком неведомо кому и выскочила за дверь. Она собиралась повторить свой маршрут до палаты в обратном порядке, пробежать по коридору для верности, но… застыла на пороге небольшого фойе, заставленного кадками с цветами и не имеющего никаких других выходов, только двери лифта. Коридора не наблюдалось.
   Она оглянулась. Бэзил с интересом наблюдал за её паникой поверх очередного документа.
   – Что…
   – Не трудись. Я же говорю, это конструктивизм. Не правда ли, уникальный архитектурный стиль?
   – О! Милорд стоит у истоков советского конструктивизма! – из кухни вышел Моррисон, уже без своего абсурдного фартука. Однако строгий взгляд демонолога заставил молодого человека немедленно исправиться. – В смысле, так можно было бы сказать, если бы милорд жил лет сто назад!
   – Ты ещё здесь? – нахмурился «милорд».
   Моррисон тут же скрылся за дверью фойе и вызвал лифт.
   – Вот такая вот топология, – демонолог потянулся за очередной пачкой документов. – Жизнь любит сюрпризы.
   – Зато я их не люблю! – буркнула собеседница и с досады оккупировала предложенный ей ранее диван и брезгливо осмотрела книги, разбросанные рядом на полу и на столике. – Не понимаю! Ты вот весь из себя такой крутой демонолог. Зачем тебе эта макулатура? «Демонология для домохозяек», «Тысяча заговоров на каждый день». Ограбил киоск с жёлтой прессой?
   – Vox populi vox Dei. Я полгода потратил на «открытие» заброшенных станций метро с помощью математического моделирования, а тебе достаточно просто позвонить друзьям. Здесь то же самое. Можно написать несколько томов, но кто этот бред станет читать? Разве что Моррисон из вежливости. А главное! Где гарантия, что теория окажется надежнее практики?
   Словно в подтверждение слов демонолога, зазвонил выключенный ай-пад. Девушка, уже ничему не удивляясь, молча отнесла телефон Бэзилу. Тот благодарно кивнул.
   – Морфинх слушает. Да не вопрос. Мы сами съездим и проверим. А за обоями сгоняет Моррисон, устроит там небольшой капремонт. Кстати, опять приходил этот усатый майор, как его… Белкин. С повесткой. Требовал Вас. Кажется, он сильно сомневается в Вашем существовании. Нет, не в метафизическом смысле. Завербовать-то завербуем. А зачем он нам?.. Понял. Молчу. Будет сделано, мессир.
   – Так что там с теорией? – напомнила Ирина, получив обратно свой ай-пад и кокетливо хлопая ресницами.
   С теорией оказалось всё сложно. Бэзил раскрыл первый попавшийся под руку сборник советов от потомственной целительницы. Между страницами хранилось несколько диаграмм и графиков.
   – Человек структурирует свой жизненный опыт с помощью слов. Большие группы людей образуют социум в том числе на основе общих словесных конструкций. Поэтому в народных «заклинаниях» вполне можно найти некую закономерность. Мы провели лингвистический анализ нескольких десятков таких вот книженций. И вот что получилось.
   Ирина уставилась на множество переплетающихся кривых, распылённых по координатной сетке словно граффити начинающего анархиста. Ничего подобного она не видела ни на биржевых диаграммах, ни в годовых отчётностях, ни в студенческом курсе матанализа.
   – Моррисон и ещё несколько наших знатоков сумели извлечь и очистить от информационного шума вот эти хаотические аттракторы. Правда, красота?
   – Ну… – протянула девушка. – А что дальше с этим делать?
   – Вот! – щелкнул пальцами демонолог. – Раз мы построили для всех текстов единое информационное поле, то можно попытаться самим что-нибудь на этом поле посеять. Авось взойдет. Современные математические методы на службе демонолологии. Разве не чудесно? Мы можем создавать собственные, по-настоящему мощные ритуальные формулы!
   – И много уже создали?
   – Ни одной! – вздохнул Морфинх. – Но это не повод отчаиваться. Я думаю, там что-то сидит на квантовом уровне, и простой математикой туда не залезешь. Придётся ждать, когда изобретут нанокомпьютеры.
   – По-моему, ты опять всё усложняешь! – Ира отняла лист с аттрактором у демонолога и повернула на девяносто градусов. – Смотри. Вот это пятно похоже на осьминога, убегающего от злобной овечки. А здесь…
   – Брррр! – демонолог отобрал график и повернул его ещё раз. – Сама ты злобная овечка. Это экспериментальные данные, а не тесты Роршаха!
   – О! А вот так ещё лучше видно! – лист снова резко сменил владельца. – Как будто вихрь закружил несколько черепов.
   – Как закружил?
   – Ну вот так: жжжжжж!
   – Так, хватит! Хватит. Хватит глумиться над наукой.
   – Но ты же сам хотел услышать голос народа! Попробуй показать эти рисунки всяким бабкам-знахаркам. И если они будут ругаться и креститься со страху, то ты на правильном пути.
   – Эх, как оно повернулось! – задумался демонолог. – Скажи, Ирэн, чисто гипотетически, ты никогда не думала сменить вид деятельности? А то у нас вырисовывается одна вакансия.
   Сообщить о вакансиях Бэзил не успел. В дверях показался Моррисон, сгибающийся под тяжестью двух коробок. «Огнеопасно! Не трясти, не трогать, не изрекать, не внимать, не созерцать!» – было написано на одной из них.
   – Это что?!
   – Ваш заказ, милорд. Инженерный отдел постарался на славу.
   – Ага! А вот и примус починили. Очень хорошо. Спасибо! А что во второй?
   – Да так. Запчасти для гироскопов. А то они быстро выходят из строя.
   – Брось. Ни из какого строя они не выходят. Просто ты вечно их даришь своим бабам вместо цветов. Извращенец. Впрочем, твои проблемы. Тебе же самому потом эти агрегаты по винтикам собирать.
   – Странно. Мне вчера показалось, что ты очень любишь официальное обращение! – не удержалась Ирина. – Что случилось?
   – Как раз ничего не случилось. Просто когда от Моррисона больше пользы, чем вреда, можно и неформально обращаться, – охотно пояснил Бэзил. – Это очень редко бывает, поэтому не переживай. Вот когда он начинает создавать вокруг себя бардак, тон обращения резко меняется. Так он лучше понимает, когда прятаться.
   – Прятаться? От кого? Зачем?
   – От меня. Чтобы не получить пулю. Или чтобы его не превратили в обугленную тушку! – с этими словами Бэзил распечатал коробку и извлёк на свет спиртовую горелку с удлиненным соплом. – Вот теперь моя душенька довольна. Ай да со мной на полевые испытания!
   – Куда?
   – На место преступления. Адрес злосчастного наблюдательного пункта помнишь?
   – Конечно! Хотя… я могу уточнить. У меня в телефоне записан.
   – Ни в коем случае! – воскликнул демонолог и пояснил, поймав удивленный взгляд собеседницы. – Очень прошу пока не включать и не заряжать яблофон. А ещё лучше: оставь его здесь. Мне нужна рация.
   Храброва послушно положила мобильник вместо закладки в «демонологию для домохозяек», прихватив в качестве компенсации листок с несостоявшемся Нобелем.

3

   В лифте оказалось всего несколько кнопок. Моррисон нажал самую нижнюю, помеченную литерой Р. Кабина ехала вниз довольно долго. Когда двери открылись, Ирина увидела пустую подземную парковку. Здесь стояла только чёрная «волга» советского образца, скромно прячась за бетонной колонной. Бэзил помог девушке устроиться на заднем сиденье, Моррисона отправил за руль, а сам занял место рядом с водителем.
   Моррисон вел на удивление аккуратно, можно даже сказать, играючи. Они быстро проскочили длинный тоннель, который был лишь одним из многих ответвлений, объединенных пустой парковкой, и выбрались на поверхность где-то совсем в другом районе Москвы.
   – Вот оно, стратегическое значение Ховринки! – не без хвастовства объяснил Бэзил. – Это тебе не сквозь этажи перемещаться! В любой конец вашей резиновой столицы за полчаса. Настоящее чудо. А теперь рассказывай, как до наблюдательного пункта доехать?
   – Налево у следующего светофора, – начала прокладывать маршрут Ирина. – Нет, направо. В смысле не у следующего, а у этого. В общем, здесь прямо… надо было.
   Через час блужданий компания поднималась по лестнице башенки-шестнадцатиэтажки напротив абортария. Троица остановилась у запертой двери. Моррисон открыл было рот для справедливого вопроса о ключе, но одновременно поднятые брови демонолога определенно были призывом молчать.
   Задумавшаяся о своём Ирина, меж тем, достала из сумочки ключ и впустила своих спутников в «штаб-квартиру». Едва переступив порог, девушка бросилась в дальнюю комнату. Услышав её сдавленный крик, Бэзил поспешил следом, оставив Моррисона закрывать дверь.
   Спальня, она же кабинет, она же столовая, она же наблюдательный пункт, представляла собой печальное зрелище. Линолеум содран, подушки и матрас выпотрошены, книги разбросаны по полу, ящики письменного стола вырваны с корнем. Ноутбуку досталось больше всего: разобрали по деталькам.
   Ирина шагнула вперед, но была поймана Бэзилом за локоть.
   – Не приближайся к окну. Если оно выходит на абортарий, то о нашем визите быстро узнают. Хорошо хоть подъезд с другой стороны, но всё равно действовать надо быстро. Осмотрись. Что-нибудь пропало?
   Ирина заморгала.
   – А?
   – Что из вещей пропало? Ты же была здесь раньше.
   – Но я не…
   – Сосредоточься! Ты. Здесь. Уже. Была. Задача элементарная! – голос Бэзила звучал властно и угрожающе. Он развернул Ирину лицом к себе и уставился девушке в глаза. Его зрачки расширились и стали словно растекаться по всей склере. Ирина провалилась во тьму этих двух омутов и теперь всё сознание её было подчинено только голосу. Голосу, похожему на рокот волн и рычание дикого камышового кота, оставшегося без обеда. – Вспоминай! Дай разуму самому найти ответ!
   Тьма переполнила глаза демонолога и выплеснулась на стены, окутывая комнату вуалью прошлого. Теперь девушка видела всё так, как это было около месяца назад. Вот перед ней сидит брат, справа на стене охотничьи трофеи, на столе приборы слежения: очки-визоры, бинокль, камера с ночной съемкой, набор отверток…
   Ирина вынырнула из состояния транса, рывкам хватая воздух. Абсолютно дикими глазами она уставилась на Бэзила, вцепившись в его воротник. Тот спокойно ждал ответа.
   – Зарядное… от камеры, отвертки, трофеи, стул! – выпалила девушка и стала оседать на пол.
   Бэзил подхватил её и слегка встряхнул.
   – Тише, тише. Это пройдёт. Вот, съешь, – он достал из внутреннего кармана пиджака небольшую (фактически сувенирную) плитку. – Венский карамельный шоколад. Каждый кусочек просто тает… Нда. Таких не берут в дегустаторы.
   Ирина развернула фантик и мгновенно схомячила деликатес. Шоколад и правда помог, хотя вкуса она толком не ощутила. Она села прямо на пол, подавшись вперед и положив голову на колени, и решила ещё немного отдышаться.
   – Илья сидел здесь на чёрном пластиковом стуле, – придя в себя, начала объяснять Ира. – У него при себе всегда был запас батареек и всякие зарядные. Но сейчас здесь нет большого такого зарядника от камеры. Я его отлично помню. Ещё на столе стояла коробка с отвертками, её я раньше никогда не видела и сейчас не вижу.
   – Не густо… – задумался Бэзил.
   – Да, и на стене еще висели морды всяких зверей.
   – Он охотник? – встрепенулся демонолог.
   – Нет. Никогда не увлекался охотой.
   – Откуда тогда трофеи?
   – Не знаю… – у Ирины начинала болеть голова. – Может, остались от прошлого хозяина квартиры.
   – Забыть, оставить или даже продать такие вещи ни один охотник просто так не сможет. Нет, тут что-то другое. – Бэзил начал слегка раскачиваться, иногда вставая на носочки и потягиваясь. – Посиди-ка пока здесь. И вот, возьми ещё про запас шоколадок. Угостишь потом кого-нибудь.
   Несколько сувенирных плиток полетели в боковой карман сумочки.
   Демонолог вышел, держа под мышкой спиртовую горелку. Зачем он тащил агрегат сюда, девушка не стала спрашивать. Она бездумно уставилась на серую полоску неба, видимую из её положения. В быстро сгущающихся сумерках можно было различить оранжевые всполохи на горизонте. Словно кто-то направил на кружево туч несколько ярких прожекторов и теперь развлекался.

4

   – Всё оказывается очень просто! – объявил Бэзил, заглядывая в комнату и кивком приглашая девушку выйти. – Можно сказать, элементарно. Хоть Ватсона зови. Моррисон, будешь доктором Ватсоном.
   – А он был гинекологом, милорд?
   Бэзил ничего не ответил, но кинул на Митерхейна такой мрачный взгляд, что помощник понял: конкретно для него Ватсон может вполне оказаться злым проктологом.
   Троица прошла на кухню, окно которой не выходило на абортарий. На стене висели впритык друг к другу пропавшие из спальни трофеи, в углу стоял черный пластиковый стул, на подоконнике валялись, все в пыли, две отвертки.
   – Инструменты я нашел за газовой плитой и положил сюда. А теперь давайте воспроизведем действия последнего жильца. – Бэзил подошёл к голове лисицы и бесцеремонно содрал её с крепления. – Вот, смотрите, тут ценник на обороте. Это интерьер, а не настоящие трофеи. Можно купить в гипермаркете, который мы проезжали по пути сюда. Ценники свежие. Так что это не прошлый хозяин оставил Илье Юрьевичу зверушек. Великий наблюдатель решил сам побаловать себя. Или нас.
   – Но… – Ирина хотела сесть на пластиковый стул и чуть не упала, когда Бэзил резко передвинул его к окну.
   – Подоконники здесь очень высокие, а гимнастикой наш клиент заниматься не хотел, – Бэзил с грацией сытого кота вскочил на стул, а оттуда на подоконник. – Он знал, что его не увидят отсюда наши общие знакомые. Отвёртки лежали как раз вот так. Твой брат ведь высокий?
   – Ну, не так чтобы очень.
   – Насколько он меня выше? Вот так?
   – Нет, повыше… ещё повыше.
   – Да ну тебя! – якобы обиделся Бэзил. – Зато я не занимаю слишком много пространства. Моррисон! Нужна твоя помощь.
   После нескольких падений с высоты собственного роста и выше, Моррисону удалось раскорячиться на подоконнике так, чтобы держать равновесие и свободно достать до муляжа оскаленной морды матерого волка.
   – Нда, Митерхейн. Ну и поза! Или ты так к появлению доктора Ватсона готовишься? – язвительно осведомился Бэзил. – Замри! Вот! Именно этого серого зверя герр Храбров счел нужным наиболее крепко привинтить к стене. Здесь несколько явно чужеродных шурупов. Они есть только у двух пушистых имитаций. Держи отвёртку.
   – Милорд, но ведь получается, что кто-то должен был подавать Илье Юрьевичу инструменты и держать эту морду. Без посторонней помощи здесь никак.
   – В самом деле? – приподнял бровь демонолог. – Может, это ты падаешь при каждом удобном и неудобном случае?
   – Нет-нет, я серьезно. Представьте! Даже если отвёртка у меня в руке, волчара не в воздухе ведь висит! Значит, нужно его держать. А как? Приходится отложить отвертку. У любого возникнут проблемы.
   – Хм… А волк разве тяжелый? Это же поролон или что-то такое… – Бэзил подкинул лисью голову, почти невесомую, невзирая на её габариты.
   – Сейчас скажу точно… – запыхтел Моррисон, отвинчивая шурупы. И с грохотом рухнул вниз, пытаясь удержать трофей.
   Волк оказался просто неподъемным.
   – Да! В одиночку здесь даже твой хорошо сложенный брат не справился бы, – озадаченно протянул Бэзил. – Внутри чучела что-то есть.
   Достав из кухонного шкафчика нож, начинающий детектив аккуратно вспорол искусственную шкуру и извлек обычное на вид зарядное устройство.
   – Это оно! – воскликнула Ирина, отогнав Моррисона от стула и с удовольствием усевшись.
   – Я догадываюсь. Вот только зачем оставлять адаптер, если сам собираешься бежать из страны? Ладно, разберемся. Интересно, кто же все-таки помогал Храброву? Можешь сходу назвать хотя бы пару вариантов?
   Ирина задумалась.
   – А вот у медведя тоже шурупы новые. Давайте его тоже проверим! – вместо ответа предложила она.
   – Так это медведь?! – Бэзил с недоверием покосился на трофейную морду странного зверя, незнакомого ни одному бывалому охотнику. – Больше похоже на какую-то гиену.
   – Милорд! – испуганно прошептал Моррисон и указал на входную дверь.
   В замке кто-то копошился ключом.
   Клац-клац. Клац-клац. Действия индивида снаружи были до отчаяния механическими: ключ можно было вставить, только если замочная скважина пустовала с обеих сторон. Тем не менее, вот уже полминуты вся троица затаила дыхание и слушала, как вновь и вновь некто упрямо пытается вставить ключ в замок.
   Бэзил бесшумно открыл дверь в санузел и кивком голову приказал своим спутникам спрятаться там. Сам он стремительно вынул ключ и в два прыжка достиг кладовки. Ирина бы и не заметила неприметной дверцы в полушаге от спальни.
   Входная дверь отворилась и в коридор вошел, пошатываясь и спотыкаясь, сутулый, с синюшной бледной кожей, словно ссохшийся за последние дни, «почтальон». Сквозь щель в проёме Ира могла видеть, что её преследователь держит в руках вместительную клетку-переноску. В таких обычно на выставку кошек доставляют представителей какой-нибудь крупной породы. Очень крупной породы.
   Почтальон постоял, словно прислушиваясь. Когда он сделал шаг в сторону санузла, у девушки перехватило дыхание. Сутулый сделал еще шаг, и Ирина впала в ступор. Протянув руку с длинными синюшными пальцами, почтальон взялся за ручку двери и слегка потянул на себя. В этот момент клетка-переноска, которую он теперь поставил на плечо и придерживал свободной рукой, накренилась и начала сползать. Видимо, живой груз был более важным, чем осмотр туалета, потому что почтальон моментально подхватил клетку, крякнув от напряжения и обреченно заковылял в спальню.
   Но Ирина уже не видела траектории почтальона. Она вообще ничего не видела, кроме наполненной звуками тьмы. Разум дал понять, что силы его на исходе, а близость родных плоти и крови, пусть и искаженных до неузнаваемости, выбивала психику из колеи напрочь. Тишина моментально превратилась в пытку. Только далекий источник звука спасал от сенсорного голода.
   Вот почтальон зашёл в спальню, закрыл за собой дверь и, хрустя суставами, поставил клетку-переноску на пол. Гомункул рвался на волю, фыркая, принюхиваясь и злобно смешивая визг и плач в невыносимый акустический фарш. Впрочем, это было лучше, чем тишина. К тому же, вскоре появился и новый звук, рассыпающийся искрами электросварки по тишине коридора: что-то среднее между приятным гудением и стрекотанием бор-машины.
   Ирина глубоко вздохнула, выныривая из искаженной реальности, и выдох её получился бы слишком шумным, если бы Моррисон предусмотрительно не зажал девушке рот. Но несмотря на это прикосновение, а может и благодаря ему, молодой человек стал казаться каким-то нездешним, ненастоящим, неубедительным.
   Попытка сконцентрироваться на собственных ощущениях была грубо прервана. В спальне гневно заверещали. Такой злобы в визге гомункула Ира еще не слышала. Дверь в санузел резко распахнулась. На пороге стоял взмыленный Бэзил, закинув на плечо горелку Бунзена. От него пахло паленым. Рукава рубашки дымились.
   – Быстро! Уходим! – Второе слово он бросил, уже отпирая входную дверь.
   Из спальни доносились полные ярости вопли; существо опять оказалось перед преградой и пыталось преодолеть её проверенным способом – выбить весом своей тушки. Уже выбегая из квартиры, Ирина оглянулась, желая посмотреть на новый фокус демонолога. Ничего примечательного. Лишь по периметру двери в спальню пластик был расплавлен и, застыв, запечатал проем.
   Бэзил переставил ключ на внешнюю сторону и повернул на пол-оборота.
   – Вот так. Пусть теперь мучается, домушник недоделанный… А вы, ребята, так и будете в молчанку играть?
   Ирина и Моррисон переглянулись. Только сейчас до них дошло, что Митерхейн по-прежнему зажимает рот девушки ладонью.
   Внутри квартиры громыхнуло.
   – Вниз. Быстро. На выходе разбегаемся, как договаривались. И с тебя обои!.
   – А как мы догова…? – начала было Ирина, стоило только Моррисону убрать руку. Однако он тут же подхватил девушку на руки и побежал по лестнице вниз.

5

   Разбегаться договаривались просто. Моррисон передал девушку Бэзилу из рук в руки, вскочил в черную «волгу» и умчал в неизвестном направлении.
   – Ну что, красавица? – Демонолог аккуратно поставил Ирину на ноги. – Теперь я абсолютно уверен, что с твоим братом всё в полном порядке и что уехал он по собственной воле.
   – Точно? – отозвалась Ирина.
   – Угу. Пойдём-ка пройдёмся. Всё равно нужно небольшой крюк сделать, чтобы из окон абортария нас не заметили. И еще вот видишь полицейскую машинку за углом?
   – Вижу. Но в ней никого нет.
   – Вот именно. Похоже, силовики решили устроить засаду.
   – Для нас?
   – Может, для нас. А может, и для хозяев абортария. В любом случае, нам лучше поторопиться. Итак, помнишь, как донимал тебя почтальон? Скребся у порога, но зайти не мог, даже если бы ты случайно оставила дверь открытой. Жилое помещение, всё-таки. Lebensraum. Но твой брат навсегда покинул свой штаб, поэтому запрет спал. Нежилая квартира – уже и не совсем квартира. Вот и заходят всякие.
   – Это ужасно. Зачем они всё разнесли? Даже ноут.
   – Ты невнимательна. Как раз ноутбук был аккуратно разобран. Храбров сам вынул жёсткий диск и увез с собой. Вот, держи. Тебе лучше знать, зачем понадобилось это так тщательно прятать! – демонолог протянул девушке зарядник, который немедленно исчез в сумке.
   – Я не ожидала, что он бросит меня тут одну.
   – Не просто бросит. Боюсь, всё гораздо циничнее. Ты была своего приманкой, чтобы задержать наступление мстительных врачей из абортария.
   – Каким образом, если я тут больше не появлялась?!
   – Ты чего кричишь? – демонолог не мог не заметить, что ход его мыслей нервирует собеседницу, но продолжал. – У тебя ведь оказались ключи в сумочке. И ты на полном автопилоте открыла нам дверь. А теперь представь: ищешь ты брата, решаешь навестить квартирку, проходишь в кабинет, тебя видят из окон абортария и – цап-царап!
   – Получается, что своим звонком из «штаба» меня хотели заманить сюда? Или наоборот отпугнуть?
   – Возможно, у почтальона просто не хватило мозгов подумать об определители номера. Или о том, что у вас там своя система шифров и тайных знаков. Но поиски они вели на совесть. И если бы не твоя неряшливость, у нас было бы еще пару дней в запасе.
   – В смысле?
   – В смысле зря позавчера не убрала свои мятные конфетки с пола. Мята очень хорошо пахнет. Этот аромат привел зубастого гомункула в Ховринку.
   – Кстати, а почему на него не подействовала граница твоего лебенсдрома? Больница ведь неплохо так обжита.
   – О, здесь у меня две версии. И обе отвратительные. Первая. Гомункул не является в строгом смысле существом. Ни живым, ни мертвым. Это вообще конструкт, робот, порождение злосчастных некрогистонных технологий.
   – Зубастые твари, которым не нужно приглашение. Ужас.
   – Ужас. Для всей страны. Вторая версия – это уже мой персональный ужас. Я уже третий месяц пытаюсь привести Ховринку в уютное состояние. И потихоньку собираю документы для передачи территории и всех строений в собственность Ордена. Но формально больница принадлежит властям. И мне почему-то кажется, что у них совсем другие планы касательно и меня, и моей штаб-квартиры. Эх.
   – Грустно, – согласилась Ира. – А для меня есть разница: какая из версий правильная?
   – Уже нет. Ведь гомункул прибежал не просто проведать тебя и слегка покусать. Он взял след. И вот охотник пришёл на поиски добычи не один, а с ищейкой. Увы и ах, теперь они доберутся до кухни и заберут оставшийся трофей. Волка вскрыли мы, а то ли медведя, то ли собаку разорвут они. Ничья пока что.
   – А как ты их запер в комнате? – перебила Ира.
   – О! Я же обещал полевые испытания моего нового примуса! – Бэзил не без гордости посмотрел на подпаленные рукава рубашки. – Пластик хорошо плавится. Но настоящее дело нас ждёт впереди. Вот. Держи маузер. Стрелять умеешь?
   – Когда-то стреляла в тире, отдачей синяк набило, месяц потом сходил, – Храброва с подозрением посмотрела на оружие, от пуль которого она сама спасла вчера их ночного гостя.
   – Сойдёт! Спрячь пока в сумочку, чтобы нас не арестовали за оборот и хранение.
   – А как же ты?
   – Я? Да я вообще мирный, зачем мне пистолет? Вот, у меня только примус, – Бэзил поудобнее устроил под мышкой горелку. – О! Мы пришли. Ну что, нанесём дружеский визит лечащему врачу? Тебя же так настойчиво туда зазывали.
   «Женская консультация» – гласила потёртая вывеска у входа, однако никто тут и не собирался консультировать. Абортарий пустовал. Ни следа от современного оборудования не осталось. Только в углу свалены те самые удобные кресла из регистратуры и тут же покоилась в пыли разнесчастная медная табличка.
   – Кровельских А.М., академик РАЕН, – вслух прочёл Бэзил. – Интересно, он этот бренд у кого-то украл или сам смастерил? Где-то я эту фамилию уже видел. На какой-то цветастой афише. Ладно, здесь больше делать нечего.
   – Ну и пылюга! – чихнула девушка.
   – И следы-следы-следы. Видимо, всё ценное оборудование упаковали, приделали к нему колесики и тю-тю. А ты обещала космический корабль. Кхе.
   Хорошо различимые на пыльном полу борозды говорили о том, что отсюда что-то в спешке убирали с помощью тележек. Следы тянулись в сторону грузового лифта. А ещё тут и там были видны отпечатки маленьких лапок.
   – Я, конечно, параноик, но похоже, что здесь шлялось как минимум десяток разных маленьких гомункулов. Пойдемте-как быстрее наверх.
   – А как же оборудование? Мы можем пойти по следам.
   – По следам только после дам, – Бэзил уже стоял на середине лестничного пролета и нехотя обернулся. – Зачем нам фанерные декорации? Выбрось из головы свои шпионские грёзы. Перед пациентками здесь разыграли большой спектакль. Основное действо, если верить твоему «звуковому зрению», вершилось на втором или третьем этаже. Поверь, для аборта достаточно кресла, наркоза, набора инструментов, антисептика и неплохого врача. Никак не академика. А твой брат повёлся на красивую обёртку. Вас двоих решили убрать только из-за нескольких не слишком удачных кадров. Что-то должно было попасть на видео.
   – Например?
   – Чья-то физиономия. Смотри. Выбор калечащих врачей довольно богат.
   И правда, весь второй этаж представлял собой двойную коробку, разделенную замкнутым изломанным коридором, по обе стороны которого были двери в разные кабинеты.
   – И что, надо все проверять?
   – Нет, конечно. Нам нужен кабинет без таблички.
   Долго искать не пришлось. недавно покрашенная дверь просто бросалась в глаза. На ней были видны четыре дырки от шурупов. Демонолог повернул ручку. Заперто.
   – Не успели. Сбежал наш доктор.
   – Собака, – тихо откликнулась Ирина.
   – Согласен. Редкостная собака.
   – Большая и лохматая, – мечтательно продолжала девушка.
   – Ну уж этого я не знаю, – Бэзил изучал пространство между косяком и дверью. – Странно. Дверь не просто заперли на врезной замок, но и подпёрли чем-то тяжелым с другой стороны. Похоже на шкаф. От кого же ты прятался, академик?.. Стоп! Какая ещё собака?!
   Ирина не ответила. Она как завороженная уставилась в пустой угол коридора и чего-то ждала. Бэзил стал аккуратно тормошить барышню. В его планы не входило выводить её из ступора, поэтому демонолог просто взял девушку за плечи и, развернув, повёл обратно к лестнице. Помогло: её шаг постепенно ускорился, а взгляд приобрёл осмысленность.
   – И что же это было? – строго спросил Бэзил, когда они остановились у лестничного пролёта.
   – Я не знаю. Оно просто сидело или лежало в углу. Когда ты пытался попасть в кабинет, оно подняло лицо, посмотрело на нас и ушло за поворот.
   – Лицо? У собак ведь морда.
   – Да, наверное, морда. Хотя нет. Ой. – Лаборатория! – выдохнула Ирина, увидев слева знакомые ей по первому визиту махины оборудования.
   – Декорации, – презрительно бросил Бэзил. – герр Храбров говорил про свечение внутри здания. А окна здесь выходят на другую сторону. И послушай, какая тут акустика! В твоём, кхм, особенном восприятии громкое эхо должно «выглядеть» как-то целостно, ровно, ярко. Но когда ты впала в забытье из-за наркоза, то видела «ленты песнопений». Обрывки лент. Значит, пение просачивались через какую-то щель.
   – Ну ты даешь! Хочешь сказать, что стал разбираться в моей реальности лучше меня?
   – Красный ангел упаси. Просто мне на самом деле было интересно слушать твою исповедь. Теперь хорошо бы научиться проходить сквозь стены. Дверей для нас не оставили.
   – Может, туда можно на лифте доехать? Раз уж он тут есть.
   – Стой!
   Но было поздно. Нажав на кнопку, девушка разбудила кабину, которая с тяжким вздохом стала подниматься с первого этажа. Шум облетел всё здание, медленно оседая по углам.
   – Вот кто тебя просил?! Хотя, может, ты и права: какой-нибудь этаж номер два с половиной наверняка предусмотрен. Я просто не сильно люблю лифты. Кроме нашего ховринского, разумеется.
   – А где лифт-то?
   Морфинх подошёл к дверям шахты.
   – Ползёт. Похоже, он просто перегружен. Забит чем-то под завязку. Ты слышишь?
   К сожалению, она слышала. Плач целой армии убитых и изуродованных неизвестными технологиями эмбрионов. И доносился он из грузового лифта, медленно поднимающегося со дна прошлых грехов, подобно гигантскому половнику, зачерпнувшему скверны из вод забвения.
   – Сколько же их там?! Бежим!
   – Куда?! – отмахнулся Бэзил. – На лестнице они нас быстро достигнут. Самое время готовиться принять последний бой. Это не значит, что надо самозабвенно щупать стену!
   – Морфинх! Ты же вроде слушал меня внимательно! А я вот как-то недооценивала собственный опыт. Короче, я вспомнила, откуда лилась песня. Кия…
   Каблук пробил в обоях дыру. Ловко орудуя снятой туфелькой, Храброва вырезала из стены рваный прямоугольник наспех приклеенной облицовки, за которым обнаружилась дверь.
   – Да ты Хрущёв, красавица, – с неподдельным уважением произнёс Бэзил. – Надо было тебя вместо Моррисона послать за настенной живописью… После вас!

6

   – Опять чулан! – обиженно надула губки Ирина. – Только просторный.
   – Не надо недооценивать чуланы. Один из них вчера спас нам жизнь. Так! В сторону.
   Ближайший стол был рывком отправлен к двери, образовав надежную баррикаду. Жалобно звякнули пробирки. Бэзил ловко поймал бутыль с прозрачной жидкостью и развернул этикеткой к себе.
   – Всего лишь серная кислота, к тому же сильно разбавленная. Да у меня глазные капли более едкие! – Зрачки совершили привычный маневр за пределы радужки и обратно. – Это всё, что осталось от настоящей лаборатории. Боюсь, что мы серьезно опоздали.
   Шшшух, клац-клац-клац – множество маленьких когтистых лапок тем временем уже штурмовали коридор, вырвавшись из своей коробки с сюрпризом.
   – А теперь представь, что мы бы реально пошли по пыльным следам от липового оборудования! Кто-то очень умный хорошо приготовился к нашему приходу… Ладно. Времени мало. Сейчас сюда начнётся ломиться здешний зверинец.
   «Чулан» и в самом деле оказался лабораторией, пусть и небольшой. Вдоль стен стояло несколько столов, равномерно заставленных самыми примитивными реактивами, ретортами, колбами. Бэзил обежал комнату по периметру, пытаясь найти хоть какие-нибудь записи об экспериментах.
   «Цок-цок-цок» – деликатно донеслось из-за двери. Потом ещё раз и ещё. Скоро по ту сторону собрался целый ансамбль неведомых науки чечеточников. Коридорная плитка сходила с ума от нескольких сотен царапающих её когтей.
   – Они же сюда не попадут? – с угасающей надеждой в голосе спросила девушка.
   Ответом стала артиллерийский обстрел несчастной фанеры ловкими и сильными тушками, полными злобы ко всему живому. Каждый удар устраивал небольшое землетрясение в разуме загнанной в угол жертвы. Психика наконец-то дала трещину. На этот раз основательную. Не успела Ирину окутать акустическая тьма, как со стороны двери рванул сноп белесых искр, другой, третий – это скрежетали по плитке когти существ и ударялись о дверь их тушки.
   Бэзил не заметил перемены в своей спутнице: ему в глаза бросился гораздо более интересный объект. Он быстро пересек комнату и открыл крышку стоящего в углу железного бака.
   – Scheisse. Плохи наши дела. Ирэн! – девушка медленно приблизилась к позвавшему её огненному океану. – Подержи пока примус. Спасибо. Нет-нет, сюда смотреть не советую.
   Демонолог выплеснул содержимое склянки в бак и быстро закрыл крышку. Вспышка боли и отчаяния заслонила от девушки океаническую гладь. Внутри ёмкости вопило как минимум пять разных существ.
   Из коридора раздался ответный вопль.
   – Что, шпана когтистая, «наших бьют»? – съехидничал Бэзил.
   Его радость улетучилась, когда слишком сильно разогнавшийся гомункул пробил фанерную дверь зубами. Существо застряло и повисло на своих клыках с другой стороны, жалобно плача, словно младенец, оставленный вдруг в одиночестве. Демонолог видел только часть торчащих лезвий. Габариты молочных зубиков энтузиазма не вызывали.
   – Что ни говори, а биоматериала они за это время надёргали в избытке. У нас есть пара минут, чтобы что-то придумать. От двери скоро ничего не останется. Ирэн?
   Ирэн поспорила бы с демонологом по поводу «пары минут», если бы не витала в своих акустических грезах. Впрочем, кто мог её винить за это? Там, за горизонтом восприятия, она разглядела смертельно опасную тишину, благородно вышагивающую по коридору. Новый источник звука и силы напоминал бархат и принадлежал существу с густой чёрной шерстью.
   Злорадное повизгивание стаи гомункулов, штурмовавших лабораторию, внезапно стихло, чтобы через секунду смениться паническим ором. Коготки стали беспорядочно скользить по плитам, высекая искры. То и дело раздавался короткий предсмертный вскрик очередного существа. Постепенно количество орущих глоток сокращалось, пока цокот всего лишь нескольких пар лапок не стих где-то вдали.
   Однако последний штрих этого невидимого побоища все ещё висел на кончике кисти загадочного живописца. Висел, ибо не мог самостоятельно освободить свои острые зубы из фанерного плена. Впрочем, ему быстро помогли. Всхлип, хруст позвонков – и клыки благополучно исчезли, оставив после себя средних размеров дыру.
   Повисло неловкое молчание. Демонолог ни за какие коврижки не хотел бы увидеть непрошеного спасителя. Храброва, в общем-то, тоже, но сейчас для неё не существовало ни двери, ни стен, ни столов. Коридор – как на ладони.
   – Я же говорила тебе, что видела собаку. Теперь она там сидит и смотрит на меня. Можно мы уберем этот стол, и я выйду туда?
   – Не думаю, что это хорошая идея.
   – Ну Бэзил! – Ирина стала хныкать, как маленький ребенок.
   Демонологу пришлось опять резко ориентировать девушку в пространстве. Луч рыжего заката привел её в чувство, а чувства – расставил по местам.
   – А что у них с окнами? – Храброва вдруг с небывалом интересом и энергией стала ковырять ногтем прилепленную к стеклу материю.
   Это были те самые окна, в которых Илья видел рыжие отсветы. Если бы не закат, вдруг ставший необыкновенно ярким, никто бы и не заметил странную пленку.
   – Похоже на высветление оптики, только в каком-то совсем странном исполнении, – Бэзил вновь бегло осмотрел комнату, иногда с опаской косясь на дверь. – Видишь эту треногу и рядом порошок? Это магний. К выведению гомункулов он не имеет никакого отношения. Здешние ребята специально устроили тут лазерное шоу, чтобы привлечь внимание твоего брата. Готов поспорить, они же «заказали» сами себя, надеясь заманить шпиона в своё логово. Как видишь, никаких некрогистонных технологий здесь нет. Или мы плохо искали.
   – Но…
   – Вопросы потом. А сейчас нам надо искать другой выход.
   Бэзил швырнул недавно «обезвреженный» бак в окно. Плотно облепленное пленкой стекло не разлетелось в разные стороны, но было благополучно выдавлено почти целиком.
   – По пожарным лестницам лазать любишь?

7

   – А ничего, что лестница обрывается на втором этаже? – цепляясь за ступеньки и стараясь не смотреть вниз, спросила Ирина.
   – Ничего. Мне почему-то внушает доверие вот это открытое окно. Придётся правда немного поиграть в турнички. Раз, два…
   Храбровой залёт с лестницы в кабинет дался гораздо легче, чем далеко не ловкому Морфинху. Если на то пошло, залёты вообще давались ей с досадной легкостью.
   – И где мы?
   – В кабинете твоего лечащего врача, будь он неладен. И он тоже обожает строить баррикады.
   К двери был придвинут массивный книжный шкаф.
   – Некрогистонные технологии! Так-так-так. Неужели это была не шутка? – демонолог стащил с полки средних размеров брошюру. На кожаной обложке были вытеснены две змеи, сладострастно оплетающие молот. – «Собственность чёрной ложи». Ну привет тебе, чёрная лужа. Похоже, собака появилась как раз вовремя, чтобы не дать местным учёным уничтожить все улики.
   – А я думала, она мне только кажется! – призналась Ира.
   – Академику она тоже просто показалась. И он решил на всякий случай забаррикадироваться в кабинете.
   – Тогда как он отсюда вышел?
   – Непонятно. Может, через окно? – демонолог посмотрел на горящие в лучах заката стёкла многоэтажки. – Хм…
   Бэзил положил книжку на подоконник и угрожающе забарабанил пальцами по жерлу примуса.
   – Что-то не так? – вздрогнула Ирина, которую разум норовил затащить в логово безумия при первой же паузе в разговоре.
   – Твой брат определенно выбрал не самое удачное место для съемки. Солнце почти всю вторую половину дня будет светить прямо в объективы. А ты говорила, что он весь вечер следил за абортарием, пытаясь заснять персонал. Точно! Я идиот! Он ведь с самого начала выслеживал какого-то конкретного учёного! А о «некрогистонных технологиях» ему сообщили неизвестные заказчики, которыми, бьюсь об заклад, были местные некроманты.
   – Местные кто? – Храброва явно теряла связь с реальностью и пыталась всеми силами обратить на себя внимание спутника. Но Бэзил только отмахнулся от вопроса. Сейчас его несло в бурном горном потоке озарений. Вывести демонолога из состояния пафосного монолога порой было не под силу даже магистру алого ордена.
   – Я так ошибался в заказчике и в мотивах! Посылка не была никаким искуплением. Это ликвидация. Опасного свидетеля как минимум. Ты не просто грешник. Ты для них враг. Активный соучастник шпионажа и провокатор.
   Храброва промолчала. Лишь поудобнее перехватила сумочку и стала медленно обходить Морфинха.
   – Мне сразу надо было догадаться! – продолжал своё разоблачительное токование обманутый демонолог с самозабвением, достойным альфа-глухаря.
   – Илья Храбров покупает квартиру за несколько месяцев до открытия абортария! Несколько месяцев! А ведь обычно новое «логово» возникает спонтанно: либо в самых трущобах, либо на основании неких мрачных слухов. Здесь же – вполне цивильный район, да и точка наблюдения пригодна разве что для изучения солнечных пятен! Ночное видение – это одно. Но ты говорила про круглосуточное наблюдение за пациентами! Кроме того: дорожки ведут отсюда в самых разных направлениях. Для слежки за ними нужна была альтернативная съемочная площадка. Понимаешь, куда я веду?
   Храброва молчала и бесшумно приближалась со спины к погруженному в собственные рассуждения Бэзилу.
   – А веду я к тому, что вокруг абортария с самого начала нарезала круги портативная камера. Еще до официального открытия! Ты сама слышала цокот сотен и сотен маленьких лапок. Они не могли так быстро набрать столько плодов. Материалы свозили сюда с нескольких точек. Здесь был всего лишь подпольный сборочный цех. Официальное открытие стало приманкой для вас обоих, потому что главный «цеховик» догадался о слежке. И вот после открытия у ходячей видеокамеры возникли проблемы.
   – Проблемы? Сейчас у меня одной проблемой станет меньше, – процедила сквозь зубы девушка. До демонолога оставалось всего пару шагов. Надо только сконцентрироваться…
   – Проблемы. Как смешаться с толпой пациенток? А по возможности ещё и попасть внутрь под прикрытием. – Бэзил взял горелку «под ружье», словно огнемет, но не спешил пускать оружие в дело. Экстаз от внезапного озарения требовал высказать всё решение головоломки до конца. – Волшебные серёжки брат тебе подарил едва ли не в первый день слежки. Ключи у тебя оказались не случайно. В квартире жила ты, а не Илья! Ты добросовестно разгуливала вокруг абортария по несколько часов в день, пересылая брату данные. И адаптер вы прятали вместе. Поэтому ты так быстро восстановила расположение предметов. Я ведь не волшебник. Окажись ты в наблюдательном пункте впервые, черта с два что-нибудь путное вспомнила бы. Но наружной слежки было мало. Поэтому ты решила совместить продвижение по службе и шпионскую игру, специально дав своей беременности затянуться. Конечно, гарантии, что абортарий вдруг откроется, не было. Ты пошла на чудовищный риск, и риск оправдался.
   – Гениально! – съязвила Храброва. – Долго же до тебя доходило.
   – Просто не мог поверить, что можно вот так запросто вынашивать ребёнка, заранее – заранее! – с самого начала! – зная, что пустишь его под нож ради каких-то сомнительных шпионских целей! Ради вот одной чёртовой монографии, бросающей вызов всему живому! – Бэзил обернулся и наставил на девушку примус. – Hände hoch du Spinne!
   С улицы раздался звон разбитого стекла и визг тормозов. Морфинх непроизвольно обернулся. Из окна многоэтажки спиной вперед выбросило почтальона. Через мгновение следом выпрыгнул гомункул, ловко приземлившись на бездыханное тело своего курьера, и рванул в сторону абортария. Из-за угла дома вылетела полицейская машина и вместо поворота вписалась в столб. Храброва, похоже, ничуть не удивилась произошедшему и спокойно воспользовалась оплошностью демонолога.
   Дамская сумочка, утяжеленная адаптером, была способна оглушить бегемота. Чего уж говорить об обнаглевшем котяре? Теперь Морфинх эффектно дополнял узор на ковре, лёжа лицом вниз и изображая большое чёрное пятно.
   – Не мог он поверить! Ха! Я всегда была чайлд-фри. И менять привычки не собираюсь.
   Заветная брошюрка с последними разработками неизвестных и жутких испытателей была отправлена в сумку. Миссия длинною в полгода была выполнена. И Бэзил собственноручно помог Ире преодолеть ряд трудностей на пути к заветной цели. Хотя жалко, что он начал не с того трофея. А то полетел бы из окна, как почтальон минуту назад. И где только брат достал этого медведя? Или гиену? Или собаку?
   Кстати, о собаках! И о столь губительной для разума тишине. Когда звуки стихают, психика вынуждена сама их изобретать. И сейчас она старательно выстилала потускневшее пространство тёмным нежным бархатом.
   Если бы у бархата был голос, и нас бы научили видеть голоса, то выглядел он именно так: завораживающими пируэтами у самой кромки восприятия. Этот голос бы спрыгнул со шкафа на пол, не проронив ни крупицы шума, не потревожив случайных прохожих. И, величаво перебирая большими черными лохматыми лапами, голос бархата пошёл бы по бесконечному коридору, деликатно давая своим единственным слушателям насладиться безысходностью их ситуации.
   Оглушающе бесшумно раздавались чьи-то аккуратные шаги. Они остановились у забаррикадированной двери и даже не думали возвращаться по своим делам. Психика раскалывалась на части. Не спас бы даже суперклей супер-кризисной ситуации. Хотя куда уж кризиснее? Ан нет, есть куда.
   Демонолог оказался не так опасен, как его личные вещи. Примус, ожив, опрокинулся на бок и покатился в сторону окна. Ирина не успела перехватить горелку. Из сопла вырвалась струя пламени, и уже через пару секунд ткань занавесок стала угрожающе потрескивать. Ещё немного – и рыжие змейки поставили на пути возможного отступления непроницаемую огненную преграду. Надо было срочно выбираться.

8

   Треск пламени заглушил щелчки шестеренок в голове. Со дна разума уже поднялась волна паники, грозя снести последние защитные дамбы и разрушить и без того слегка иллюзорную реальность. Хотя… почему бы не попросить помощи в океане безумия, пока не поднялась буря? Задержав дыхание, девушка нырнула во тьму искаженной реальности, состоящей только из звуков.
   Справа по-прежнему гудело пламя, которому никакое искажение не могло испортить жизнь. Слева клубился смертельно ядовитый дым тишины. За дверью же кто-то мягко и части притоптывал. Ирина вынырнула из своего океана, сжимая жемчужину озарения.
   Собака! Она сидит за дверью и старательно делает вид, будто роет землю на соседской лужайке. Зачем? Чтобы подсказать решение, зачем же еще! Даже если никакой собаки не существует.
   Как сдвинуть тяжёлый шкаф с книгами? Надо просто сделать его легким шкафом без книг! Во все стороны полетели папки, фолианты, журналы, монографии, в твёрдых, мягких, пружинных переплетах; красные, чёрные, глянцевые, матовые… Книги покрывали ковёр ровным слоем. Ирина рылась в недрах шкафа не хуже собаки, допущенной до соседской лужайки. Храброва выкинула прочь последнюю порцию печатной продукции и прислушалась. Тишина за дверью тяжело дышала и ждала.
   Только освободив проход и повернув ручку, Ира вспомнила, что дверь еще и заперта. Какая ирония! Полоска металла зажатая между двумя досками – и хоть ты головой бейся! Занавески уже пылали, а пламя стало расползаться по обоям.
   Что же делать? Да то же, что в любой непонятной ситуации! Сесть в сторонке и плакать. В какой-то степени тактика сработала. Стоило девушке отойти от двери, как та слетела с петель.
   – Хороший пёсик! – только и успела произнести пленница горящего абортария.
   Вместе с последней преградой вылетели и последние предохранители в голове. Присутствие несуществующей собаки и её активная помощь стали соломинкой, переломившей хребет разуму. Психика решила категорически отвергнуть происходящее. Теперь вокруг был только мрак. И ядовитый дым прошлого.
   Похоже, демонолог не зря отказывался даже смотреть на чёрного лохматого зверя. С другой стороны, эта собака выглядела вполне дружелюбной. Да и враг моего врага… А где гарантия, что с ней не сделают то же самое, что и с оравой растерзанных гомункулов? Отвечая в рифму: нигде. Однако есть на свете самый действенный метод поиска оптимальных решений. Зовётся он женской интуицией.
   Повесив на плечо сумочку, бестелесная оболочка сделала шаг в неизвестность.
   Неизвестность встретила экскурсантку холодным молчанием. Никто не нападал, не пытался съесть или растерзать. Тишина била в мозг, как в гигантский набат, и этот звон воскрешал давно похороненное прошлое. Куда там исповеди, которую довелось услышать Бэзилу? Детский лепет на фоне восставших из небытия воспоминаний! Холод грехов, которым нет ни имени, ни прощения, проникал в каждую клеточку души, парализуя волю и растекаясь по полу чёрными волнами. Густой чёрный дым психоза стелился клубами, поглощая и время, и пространство.
   Колени подкашивались, воздух сделался отравленным и плотным. Девушку штормило. Первая ступенька лестница оказалась полнейшим сюрпризом – и Ирина кубарем полетела в своё прошлое, в самые его мрачные глубины. Боль брала самые абсурдные аккорды на струнах тела. Определить, что же она ушибла при падении, было невозможно. Кости вроде бы целы, можно попытаться встать. Но как же это титанически трудно! «Стою тут, как дура, на четвереньках. Интересно, что подумает этот чёрный зверь? Примет за свою?». От неуместных пошлых ассоциаций Ирина залилась неистовым истерическим смехом, перешедшим в хриплое подвывание. Хоть так она могла приподнять покрывало тишины.
   Как часто мы бежим от наименьшего зла, не видя за его спиной опасности пострашнее! Тишина, до того момента надежно скрывающая девушку под пледом покаяния, дала трещину. И сквозь эту трещину просочился до боли знакомый цокот острых коготков по кафелю. Цокот затормозил у поворота. Гомункул принюхивался, оценивая обстановку. Чёрная собака могла сгрызть не одну сотню подобных существ, но конкретно с этим порождением чрева Храброва обязана была справиться сама. Или погибнуть.
   Зубастый гомункул торжествующе взвизгнул и мелкой рысцой бросился прямиком к жертве.
   – Сейчас, только с колен поднимусь! – Ирина опять залилась полным отчаяния смехом. Существо, не ожидавшее такой реакции на свою скромную, но очень жуткую персону, притормозило, высекая когтями искры. – Что?! Не нравится мамочкин смех?!
   Гомункул заплакал, но всё же предпринял атаку. Храброва не видела ни его разбега, ни прыжка, ни расправляющихся в полёте лепестков челюстей. Время остановилось. Тьма стала окончательно непроницаемой и реальной. Холодная тоска окончательно сковала душу девушки, не давая воли достойно встретить врага. Существо просто не успело бы долететь: сердце Ирины остановилось бы на несколько секунд раньше.
   Когда изморозь смерти вовсю серела на ресницах, а мозг угасал, не в силах вынести нахлынувших истин, Ирина ощутила на ладони чьё-то горячее и тяжелое дыхание. В пальцы уткнулся мокрый нос.
   – Хорошая собака… – с благодарностью прошептала девушка.
   Мгновение исцеляющей безмятежности сменилось вечной жаждой боя. По телу побежали нити совершенно новых, точных и многогранных чувств. Мышцы не только слушались хозяйку: они сами подсказывали контуры движений.
   Храброва перенесла вес с центра ладоней на кончики пальцев и прыгнула навстречу зависшему в воздухе гомункулу. В высшей точки полёта девушка снова перегруппировалась – и вместо столкновения со своим порождением, камнем рухнула вниз, спружинила и, не вставая с четверенек, отбежала на несколько метров. Теперь уже её собственные акриловые когти зацокали по плитке, высекая искры.
   Гомункул не был готов к новому пределу ловкости своей противницы. Агукнув что-то нелицеприятное, существо развернулось и сжалось для нового прыжка – и получило прямо в зубастое рыло сумочкой. Это Ирина раскрутила свой аксессуар подобно молоту и швырнула в темноту. Поняв своим несформированным мозгом, что надо менять тактику, зубастый шарик откатился к стене, подпрыгнул и, уцепившись когтями за косяк ближайшего кабинета, затаился.
   Тишина тут же воспользовалась шансом на реванш. Её смирительная рубашка вновь затягивалась на теле Ирины бесчисленными узлами. Тьма прошлого возвращала потерянные владения в разуме грешницы. Но в чёрных волнах совести, памяти и раскаяния нежданно замаячил алый парус. Это от горевшего на третьем этаже примуса отделился крохотный язычок пламени. Он полетел вниз, рассекая тьму и уворачиваясь от щупалец смертоносного дыма. Огонёк завис за спиной Ирины, над правым плечом. Где-то впереди испуганно завозился гомункул. Предостерегающе заворчал лохматый пёс.
   – Ирэн, ты неисправима. Не успел я потерять сознание и приготовиться к кремации, как на твою голову опять свалилась какая-то беда.
   Беда на самом деле свалилась. Гомункул атаковал, но не рассчитал силу прыжка и, запутавшись в прическе своей жертвы, принялся хаотически мельтешить лапками, оставляя на шее девушки глубокие борозды. Согнувшись от боли, Ира схватила мохнатый шарик в охапку и отбросила куда-то в сторону. Справа раздалось рычание, затем визг, и вот существо, как ошпаренное, пронеслось у самых ног Ирины и скрылось в акустическом мраке.
   Храброва резко обернулась, желая проследить за гомункулом, и опешила от яркой картины, изображённой её внутренним взором.
   Во-первых, дым памяти и раскаяния: он стелился по всем граням пространства, стирая их. Именно в его клубах Ирина потеряла связь с настоящим и была готова навеки сгинуть в омуте прошлого. Однако – и это во-вторых – у самых ног девушки кто-то словно возвёл преграду, за которую морок не смел перешагнуть. Здесь же смирно сидел лохматый кусок темноты. Собака словно отбрасывала тень во мрак.
   В-третьих, тьму впереди рассекали мириады огненных ниточек. Но это был не пожар на третьем этаже. Алое пламя жило своей жизнью, пульсировало, играло с тьмой в бисер, созидало и разрушало узоры. Но один узор оставался неизменным. Крылья, алые крылья простирались от края и до края пространства, теряясь в клубах дыма.
   И посреди огненного великолепия – золотой нимб и глаза. Пара чёрных бездонных зрачков, готовых соревноваться с самой тьмой по жадности к свету.

9

   – Ты ведь мне только кажешься? – взяла быка за рога Ира.
   – Конечно, – охотно согласился красный ангел. – Твой мозг просто старается как-то удержаться на плаву.
   – И к этому психопату с примусом ты не имеешь никакого отношения?
   – Знать его не знаю! – крылья возмущённо дрогнули.
   – И собаки тоже не существует?
   – Зверя-то? – ангел задумался. – Тоже. Поэтому можешь смело открыть глаза.
   Храброва было обрадовалась, но вдруг поняла, что не чувствует век. Она стала единой со своими ощущениями. Мгла прошлых грехов стала её второй реальностью. Бездонные зрачки внимательно наблюдали за попытками заблудшей души достучаться до тела.
   – Похоже, кое-кто нырнул гораздо глубже своего звукового океана? Копать дно ещё опаснее, чем тонуть.
   – Это твои проделки?!
   – Что значит «мои»? Ирэн, есть только ты. Успокойся. Расслабься. Сейчас всё закончится, и ты будешь свободна от своих иллюзий. Просто подойди ближе. Отдохни среди корней старого дуба.
   Девушка сделала шаг навстречу и почувствовала, как крылья ангела трепещут, словно готовые заключить её в объятия. Пёс рядом предостерегающе заворчал, громко и утробно. Ещё шаг. Провалы зрачков смотрели в упор, убаюкивая и убеждая в бессмысленности борьбы. Какой борьбы? За что? Ведь ничего этого нет. И не было. Оставалось сделать только последний шаг и, вспыхнув спичкой, навсегда истлеть в потоке времени.
   В чёрном зеркале бездонных глаз промелькнула отражённая тень. Мелочь, соринка, недостойная её внимания. Однако Зверь был иного мнения и своим мощным корпусом оттолкнул новую хозяйку в сторону.
   Над ухом просвистел зубастый шерстяной шар, врезавшись прямо в сплетение огненных нитей. Раздался визг. Запахло палёным. Гомункул отскочил, чтобы напороться на бдительного пса. Клацнули челюсти, угрожающе разгоняя дым.
   Инстинкт самосохранения когтистой твари испытал перегрузку, и, залившись отчаянным плачем, гомункул спружинил, во второй раз запутываясь в причёске Храбровой.
   – Да вы издеваетесь! – гневно воскликнула девушка и поймала существо прямо за когтистую лапку. Боль от резаных ран только раззадорила Иру. Она раскрутила гомункула подобно праще и со всей силой шваркнула головой об угол коридора. – Устроили тут волейбол! Получай!
   Вложив в удар последний резерв, Храброва снова оцепенела. Колени её подкосились. Кольцо дыма стало медленно, но верно сжиматься. Как преждевременно!
   Реальность, сотворённая дымом прошлого, не желала причинять физического вреда своей посылке. Гомункул собрал последние силы и, вскочив, кинулся на ту, которая дала ему генетическую основу. Существо уже не выбирало тактику, не прицеливалось. Оно просто жаждало пустить в ход когти и зубы. Как можно скорее. Не считаясь с побочными эффектами. И от этого гомункул становился в сто раз опасней. Тело и душа, тем не менее, в один голос отказывались защищать себя.
   Мокрый нос, тревожащий ледяную кожу на ладонях, уже не вызвал ни радости, ни прилива сил.
   – Да, пёсик, настало время прощаться! – Ира обреченно потрепала Зверя за ухом.
   Собака разжала пасть – и на пол упала раскрытая сумочка девушки. Без раздумий запустив туда руку, Ира извлекла на свет (точнее, на тьму) маузер.
   – Вот это хороший пёсик!
   Гомункул стал выходить на свой последний круг плача. Его визг нарастал, медленно разгоняясь, циркулярной пилой вгрызаясь в височную долю Ирины.
   – Да не визжи ты так, жертва аборта, – процедила Храброва. – у мамочки уже крыша едет от твоего плача. Будь, сука, человеком.
   Не выпрямляя руки и даже не целясь, девушка выстрелила. Пуля встретила гомункула в нескольких сантиметрах от предполагаемой жертвы. Жаждущий крови и разорванной плоти шарик сам превратился в кровавые ошметки.
   Грохот столкнулся со стеной тишины и дыма, порождая ударные волны. Одна тьма раскололась на тысячи осколков, чтобы уступить место другой. Пространство вокруг теперь принадлежало красному ангелу.
   – Разрывные пули. Спецзаказ! Можешь не благодарить! – раздался знакомый голос. – Ну что? Продолжим наш разговор. Время посмотреть правде в глаза?
   Ира слишком ослабла, чтобы сопротивляться воли ангела. Огненные нити оплетали её, лишая последней надежды.
   – Ты ведь говорил, что тебя не существует, – обреченно упрекнула Храброва своего огненного визави.
   – Конечно, не существует, – тут же согласился ангел. – Ни меня, ни тебя, ни твоего питомца. Не морочь себе голову. В маузере еще остались пули. Воспользуйся им по назначению. Избавься от мук совести.
   Он прав. Либо раскаяние сожрет её, либо умрёт вместе с ней. Разве можно спорить, когда тебе в душу смотрят эти бездонные зрачки? Но всё же…
   – Пожалуй, я с радостью пущу себе полю в висок, – Ира покрутила маузер в руках. – Тем более всё вокруг иллюзорно. Но сначала я хочу узнать, что будет при столкновении двух иллюзий.
   – Не понимаю.
   – Сейчас поймешь! Пёсик! ВЗЯТЬ!
   Задорно зарычав, зверь бросился прямо на обладателя огненных крыльев и бездонных зрачков. Ни крика, ни звуков борьбы Ира не услышала.
   Вернулась способность управлять телом.
   Она рывком села на диване и открыла глаза.
   Утреннее солнце освещало кухню. Где-то в спальне тихо плакал будильник.

Курицы бегут с корабля

   А очнувшись увидеть лишь ночь и туман,
   Обманите и сами поверьте в обман.
Волошин. Обманите меня

   Жилой комплекс «Тихие холмы»
   16 марта, 2017
   Это же надо было так крепко уснуть! Ещё и будильника рядом не оказалось. А нечего было устраивать себе бессонные ночи и глушить кофе с коньяком вёдрами! И не будут сниться тогда никакие собаки, почтальоны, демонологи и даже бр… Пищащий подобно будильнику гомункул.
   Ирина сладко потягивается. Тело ноет гораздо сильнее, чем после обычного сна на неудобном диване. Шею слегка саднит.
   Конечно, никакого кофе она вчера так и не сделала. Но сейчас самое время приготовить хороший завтрак и крепкий напиток. Проголодалась, как зверь. Вот, даже мясо во сне схомячила целый кусок. Ужас.
   Подходит к окну. Солнышко!.. Мягкое, утреннее солнышко. Асфальт абсолютно сухой. Гроза ей тоже приснилась.
   Интересно, сколько времени? Надо позвонить коллегам и предупредить, что задержится. Нехорошо просыпать собственное назначение на руководящую должность! Где же это я-блоко?! Лежало же вчера на столике, ещё не безжизненное, но уже издыхающее. Стоит поискать в сумочке.
   По пути в коридор заглядывает в гостиную. Странно. На столе стоит чайник с заваренной китайской «отравой». Стул кем-то передвинут прямо в центр комнаты. А вот и сумка, лежит себе в углу. Храброва открывает сумочку – и тут же закрывает. Это не её вещи!
   Опять Сара с её розыгрышами! Подкинула по пьяни, понимаешь, чей-то «реквизит». Известное дело: общается постоянно то с бандитами, то с артистами, то с сектантами. Сейчас Ира спустится и ей устроит. А потом они вместе поедут на собрание акционеров. Или куда они там собирались?
   Лишь бы эта взбалмошная девица была у Лизы. Хотя куда ей деться? Спит ведь до обеда. Храброва мельком смотрится в зеркало. Видок, конечно, тот ещё. Нельзя засыпать накрашенной и при параде! Даже если поздно приходишь с корпоратива. Да ещё и блузка какого-то странного цвета. Воротник словно над костром коптили. Ирина принюхивается. И в самом деле, от неё пахнет гарью.
   Соседняя квартира опечатана. На лестничной площадке затёртые бурые пятна. Обивка её собственной двери разодрана в клочья.
   Пятью этажами ниже на звонок открывает миловидная смуглая студентка в пижаме.
   – Ира?! Привет, родная. Что с тобой?! Заходи скорее.
   – Здравствуй, Лизок. Это я просто выспалась! – пытается она отшутиться. – Тело затекло. По шее как будто наждачкой прошлись.
   – Я сама спала, как убитая! – сообщает студентка. – Даже гроза не мешала.
   – Так ночью была гроза?! Почему тогда на улице сухо?
   – Понятия не имею. Мне не до погоды. Я пока пытаюсь прийти в себя после того, что Сарочка устроила в моей квартире! И прикидываю размер ущерба…
   – А что Сара устроила?
   – О! Мало того, что она тут целый месяц своей еврейской магией страдала. Так вчера она попросту исчезла. И вещи забрала. Перед этим испортив мне новые обои. Представляешь, вырезала целый кусок! Ладно, изрисовала всю комнату своими чертежами и странным алфавитом. Ладно, на всём полу узоры как от коньков. Но зачем обдирать-то?..
   – Как вчера? Не может быть! Мы вчера весь день вместе праздновали.
   Щёлкает замок. В дверном проёме появляется смазливая мордашка в обрамлении мелированных кудряшек.
   – Лизик, приветики! Я зашла отдать ключ, извиниться и заплатить за свои художества. Можно?
   Студентка обреченно посторонилась.
   – Ты опять с самокатом, чудище?
   – Вот поэтому я и съезжаю в один уютный домик, где не надо таскать эту махину по лестницам. Хотя у тебя было чертовски уютно.
   – А не тот ли это домик, о котором я думаю? – вмешивается Храброва.
   – Ой, Ирусик! Чмоки-чмоки. Кстати, с назначением тебя! Ты, конечно, молодец. Не прийти на собрание акционеров и всё равно пролезть в совет. Кое-кто из наших милых знакомых конкретно утёрся. Куда пропала, заюшка?
   – Как куда?! Мы же вчера только корпоративили.
   – Так вот оно что! – возмущается Лиза. – То есть Сарочка опять напилась, у неё начались глюки. И, вернувшись с пьянки, она стала резать обои. Спасибо, что не меня. Ничего смешного, Сар!
   – Вы чего, девочки? Какие обои, какие «вчера»? Из нас троих активно пьянствую я, а проблемы с головой у вас! Меня тут с субботы не было. Корпоративили мы в воскресенье. Я, между прочим, по смс предупредила, что всё, финиш, съезжаю. Совсем не хочется с местным домовым лишний раз пересекаться. Так что не надо. А сейчас четверг, вообще-то!
   – Четверг?! – в один голос восклицают Ира и Лиза.
   – Прикинь! Я уже устала тусить по знакомым и прятаться по закрытым станциям подземки. А сейчас посторонись, народ, мне надо сфотографировать свои художества, чтобы меня не выперли с курсов архитектурного дизайна!
   – Сарочка, но ведь, – Лиза пытается остановить подругу, но та проносится в свою бывшую комнату, замирает на пороге и испуганно пятится.
   – А где?!
   – Я же тебе говорила. Ты сама их. Того.
   – Неееет! За что?!! Я как чувствовала. Это катастрофа! Ириш! У тебя машина в каком состоянии?
   – В нормальном, а?..
   – Отлично! Твоя идея пожить у меня на новой даче ещё актуальна?
   – Не уверена…
   – Да что ж подстава такая?!
   – Кстати о подставах, дорогуша! – Ирина распахивает сумочку. – Это что за вещички?!
   – Не моё! – Сара бросает мимолетный взгляд на маузер и черную брошюрку с белыми змеями на обложке. – Хотя пистолет клёвый. И вообще ты на вечеринке была с другой сумочкой. С беленькой такой, фирменной до невозможности. Эээй! Я не то сказала? Шо с тобой не так? Мне, конечно, водители на дороге часто кричат, что в дурдоме выходной. Но сейчас ты сама как из больницы сбежала. Взгляд такой…
   – Девочки! Не надо про больницу, – умоляюще восклицает Лиза. – У меня двоюродную бабушку, оказывается, в психушку забрали. Всё за ней какие-то чучелки бегали… Сара!!
   – Ну шо опять не так?
   – Ты ещё и мишку раздербанила?!
   – Кого???
   – Медведя. Игрушку с колокольчиками, – студентка указывает в дальний угол, где валяется куча ваты, опилок и металлических шариков.
   – Да говорю же, проверь свою память. Я здесь не появлялась с прошлой недели. У тебя же тут такая чертовщина творилась. Не помнишь? Счастливая! Ладно, не скучай. Оплату переведу тебе на карту. И ущерб туда же.
   – Пока, Лизик, – Храброва копается в сумочке и извлекает пару маленьких плиток. – Вот. Это бельгийский какой-то там очень классный шоколад. Не знаю, откуда он у меня и знать не хочу. Но силы восстановить поможет. Ты как будто два дня ничего не ела.
   Лиза устало кивает и закрывает за ними дверь.
   Поудобней устроив самокат за спиной, Сара выбегает на лестничную площадку и вызывает лифт. Кажется, что даже минутное промедление ввергает её в состояние паники.
   – САРА!!! – доносится изнутри квартиры сердитый крик. – Что ты сделала с кухней?!
   – Упс, – делает невинное личико девушка. – Не знаю, что она имеет в виду, но лучше нам поспешить.
   – Сар! Но так же нельзя! Зачем ты ей квартиру разгромила?
   – Я?! Да сколько раз объяснять! Я слиняла оттуда всерьёз и надолго ещё до корпоратива. Правда, там с хатой было мутно, поэтому смс не сразу отправила. Квартира была в полном порядке. Вообще я так тебе скажу. Кажется, мне дачу продала не кто-то там, а та самая бабушка Лизы. Тоже что-то там про чучелку рассказывала. Может, у них это наследственное? Пойми! Обои я бы точно не тронула. Крылатый меня убьёт за пропажу рисунков!
   – Какой ещё крылатый? – Ирина непроизвольно перехватывает слишком тяжёлую сумочку поудобнее.
   – Забей. Меня последнее время глюк один преследует. Если засыпаю на трезвую голову, то приходит этот, блин горелый, с огненными крыльями и чёрными глазами. Эхей! Расслабься! Я не буйная. Вот, даже психиатра себе хорошего нашла. Вчера только у него была, он меня научил песчаную бурю делать… – тараторит кудрявая.
   – Сар.
   – Шо? – неохотно тормозит на ступеньках девица.
   – Я поеду с тобой. Мне вдруг очень захотелось залечь на дно. Поглубже. И не вылезать где-то пару месяцев.
   – Вот и кошерно. Всё. К черту лифт, погнали скорее!
   Сара стремительно уносится вниз. Ирина ещё долго стоит, прислонившись к холодной стене, и слушает, как эхом по подъезду разлетается стук каблучков.
   Вокруг сгущается жаждущая реванша тишина.

Продолжение следует

Василий Чибисов Красный ангел 1 Сто лет без права пересылки

Есть два страха…

1

2

3

4

5

6

7

8

Посылка ищет адресата

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

Ужас родом из детства

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Зародыш, будь человеком!

1

2

3

4

5

6

7

8

9

Курицы бегут с корабля

Василий Чибисов
Красный ангел
1
Сто лет без права пересылки