-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Илья Александрович Энтус
|
|  Петечка
 -------


   Петечка
   Мужчине со сложной судьбой, Ивану Сергеевичу Подберезкину, недавно стукнуло 35 лет, из которых добрую половину, а то и больше, жил он скорее по наитию, чем по призванию. Работы разного рода Иван Сергеевич не жаловал, зато очень любил проводить время на широкую ногу. И женщин любил, и выпить, и закусить. В общем, гордость современного электората.
   Проблема у Ивана Сергеевича была одна – деньги. Вернее, проблема-то была, а денег – не было. Можно было бы, конечно, и поработать – скажете вы, но для Ивана Сергеевича работать было пуще всякой неволи. Это и вставать надо рано, и домой возвращаться впотьмах, да еще и деятельность какую-то изображать. А лишняя, никому не нужная деятельность, внушала Ивану Сергеевичу тоску. Так и тосковал он, лежа на продавленном, старом диване, в доставшейся ему от родителей в наследство квартире.
   Так бы и жил дальше сей персонаж, перебиваясь случайными доходами, не случись в его необременительной жизни Маргариты Степановны Тищенко. Маргарита Степановна, в отличие от Ивана Сергеевича, была женщиной чрезмерно деятельной. Уже в 15 сбежала от отца-алкоголика из села Коклюево в город, где начала искать себя. И так, долго ли, коротко ли, а привели ее эти поиски в одинокому, безработному, временами тоскующему, но не отягощённому жилищными проблемами Ивану Сергеевичу.
   Так и образовался этот дуэт, такой характерный для нашей с вами современной родины – ленивый, нахальный, гулящий Иван Сергеевич, и хитрая, халдоватая, завистливая Маргарита Степановна.
   Работала последняя уборщицей в школе. Платили немного, да и работа не из приятных, но покуда Иван Сергеевич постигал дзен на диване, и Маргариту Степановну у себя прописывать отнюдь не торопился, приходилось крутиться. Так и подрядилась Маргарита Степановна на подработку сразу в несколько семей учеников той школы, в которой тянула трудовую лямку.
   Одна из семей – семья Савушкиных – была особенно обеспеченной по меркам Маргариты Степановны – у них дома стояла 3D телевизор и висели картины на стенах. Именно там, в доме Савушкиных, и случилось событие, предопределившее описанную далее историю.
   Мама Маши Савушкиной, статная женщина, среднего возраста и тяжелого веса, Анна Павловна, жалела молодую, и несчастную по ее меркам, Маргариту Степановну, и по возможности, старалась давать ей подзаработать. Если бы она знала, что Маргарита Степановна, из чувства зависти периодически плевала ей в суп (все эти картины виноваты), возможно, она бы так не суетилась. Но Маргарита Степановна хозяйке демонстрировала лишь кроткий нрав и трудолюбие, оставляя успешно скрывая то, что нужно скрыть.
   Приближался день рождения Маши Савушкиной, отличницы и просто красавицы. Народу была приглашена уйма, вследствие чего, к готовке на праздничный стол были привлечены все имеющиеся в резерве у Анны Павловны ресурсы, одним из которых являлась как раз-таки Маргарита Степановна.
   И вот, в самый разгар подготовки, во время приготовления виноградного желе, на кухню вошла отличница и гордость класса Маша Савушкина, с пылающими щеками, заплаканными глазами, и непоколебимой решимостью во взгляде.
   – Мама! Мы должны помочь Павлику!
   Анна Павловна, опешив перед внезапным напором дочери, присела перед ней на стул.
   – Доченька, какому Павлику? Чем помочь-то?
   Маша, всхлипывая, решительно достала из сумки планшет (при виде оного Маргарите Степановне захотелось растоптать практически готовое желе), пару раз провела по нему пальцем, и повернула экраном к матери.
   – Вот! Это Павлик!
   На экране был изображен лысый, похудевший мальчуган с оттопыренными ушами, и измученными, полными боли глазами. Из носа его торчали трубки, а сбоку от ребенка виднелась капельница. Подпись под фото гласила: «Паша Нефедов, 11 лет. Саркома кости».
   – Господи ты Боже мой – перекрестилась Анна Павловна. – Доченька, кто это? Что с ним такое?
   – Это Павлик, он мой одноклассник. Мы с ним на английском за одной партой сидим. Он хороший и добрый, портфель мне носит! А теперь он заболел! Учительница нам сказала, что он умрет, если его не отвезут в Швейцарию, на операцию!
   – Бедный ребятенок! Ну а мы-то, Машенька, что можем? Мы ведь не в Швейцарии…
   – Мама, там написано, что каждый может помочь деньгами! Каждый, кто неравнодушен! Мы ведь не равнодушные, а, мама? Павлик, он такой хороший! Можно ему помочь?
   Анна Павловна растерянно смотрела на дочь. В это время на кухню зашел Евгений Викторович, отец Машеньки, мужчина мечты Маргариты Степановны. Мечта сводилась к трем характеристикам: усат, пузат и богат.
   – Машуля! Доча! Что у вас тут случилось? Почему ревем?
   Анна Павловна перевела взгляд на мужа, и развернула к нему планшет.
   – Вот. Это Павлик. Машин одноклассник. Ему помощь нужна, он болен. Они сбор средств открыли.
   Маша, полными слез глазами, посмотрела на папу.
   – Папочка, не надо мне подарков на день рождения! Давай лучше Павлику поможем! Я не хочу, чтобы он болел.
   У матери по щеке прокатилась скупая соленая капля. Отец, насупившись, сел на стул, взял в одну руку планшет, другой обнял Машу.
   – Так-с. Сбор… Так-с. Сбербанк. Ага. – посмотрел на жену. – ну что, Анна Павловна, надо помочь молодому человеку. Глядишь, кавалер вырастет. Улыбнувшись сквозь усы, он потрепал Машу по голове, встал, и пошел с планшетом в комнату.
   – Я переведу деньги, Манюнчик. Десять тысяч переведу. Надеюсь, не одна ты у нас такая благородная, найдутся еще люди, поможем твоему Пашке. Будет и дальше тебя за косички дергать.
   У Маши разом высохли слезы на щеках.
   – Папочка, спасибо! Он не дергает!
   Евгений Викторович оглянулся, посмотрел на дочь, и усмехнулся:
   – Это пока. Ты подожди, вот вырастет – тогда и начнет.
   И, довольный своей шуткой, мужчина мечты Маргариты Степановны пошел в комнату, переводить деньги в адрес несчастного Павлика. А что до самой Маргариты Степановны, так она стояла ни жива, ни мертва. В это время в ее голове родился один очень умный, но не оттого не менее гнусный, план.

   Придя домой, Маргарита Степановна тотчас же, безапелляционно заявила Ивану Сергеевичу:
   – Ваня! Нам нужен ребенок!
   От осознания подобных перспектив Иван Сергеевич чуть не упал с насиженного дивана.
   – Ты че, дура?! Какой еще ребенок?! Деньги откуда взять?!
   Маргарита Степановна, тем временем, плясала по квартире, возбужденная своей хитрой задумкой.
   – Да ты меня не понял, идиот! Не свой нам ребенок нужен, чужой! Отказник, или из приютских. Чем меньше, тем лучше! И больной, обязательно больной! Инвалид!
   Иван Сергеевич, озадаченно наблюдавший за плясками сожительницы, сделал вывод:
   – Нажралась, сука. И где успела-то?
   – Сам ты кобель! Я знаю, как нам денег заработать! Много.
   Слова «деньги», и «много», сказанные в одном предложении, заставили Ивана Сергеевича насторожиться.
   – Ну? И где же?
   – В Интернете, Ваня, в интернете! Нам надо объявление там дать, мол, ребенок у нас болен! И денег попросить.
   Иван Сергеевич засмеялся тоненьким, противным смехом.
   – Ага, даст тебе кто! Щас! Я бы хрен че сдал!
   – Ты бы – да! Только тебе и сдать-то нечего, окромя анализов! Но не все такие! Савушкин сегодня при мне 10 000 перечислил такому больному!
   Иван Сергеевич недоверчиво хмыкнул:
   – Врешь поди?
   – Да больно мне надо! Вот, смотри, я тебе сейчас в интернете его покажу! Он в нашей школе учится!
   Маргарита Степановна, на домашнем компьютере, открыла страничку, с которой пришла к маме благородная именинница Маша Савушкина.
   – Вот! Гляди! – и вместе с Иваном Сергеевичем впялилась в монитор.
   Из него на них смотрело лопоухое лицо Павлика. Ниже приводилась история болезни. А еще ниже, в поле с комментариями, было сообщение от Риммы Нефедовой:
   – Друзья! Родные! Неравнодушные люди! Спасибо вам всем за Пашеньку! Я знаю, с Вашей помощью у нас все получится! Мы уже собрали 215 340 рублей! Я знаю, вы поможете, и мы соберем и оставшиеся деньги! Дай Бог здоровья вам и вашим детям!
   Ниже были другие комментарии, но они уже не интересовали никого из сидящих за компьютером.
   Иван Сергеевич откинулся на стуле.
   – Двести пятнадцать штук! Это ж надо! И долго они собирали?
   – Не знаю. Но думаю, не слишком. Сердобольных у нас много в стране, с миру по нитке – вот оно и вышло. Так что, соображаешь? Где нам ребенка взять?
   Мысли Ивана Сергеевича работали быстро, как никогда. Слишком уж осязаемы были деньги, увиденные им на экране.
   – Как где? Да у Борьки же! Он же врач, педиатр! С отказниками работает, да с детдомовцами! Где, если не у него!
   В тот вечер у Маргариты Степановны и Ивана Сергеевича даже случилась романтическая близость, чего не бывало уже несколько недель. Мотивация, как известно, объединяет.

   Борька, или Борис Семенович Давыдюк, когда-то был врачом, и пахал за идею. Сейчас же, как и большинство людей, он работал за деньги. Это тяготило Борис Семеновича, но сделать он с этим ничего не мог. Поэтому Борис Семенович пил.
   Пил он в то утро, когда к нему нагрянули, взбудораженные идеей быстрого и легкого заработка, Маргарита Степановна и Иван Сергеевич, в прошлом, его сосед по лестничной клетке. Именно поэтому, выслушав все аргументы своих визитеров, он произнес, заикаясь:
   – Пять… Пятьдесят. Значит, это, да. Пятьдесят.
   – Чего пятьдесят, Борис Семенович? – поинтересовался Иван Сергеевич.
   – Ну как же, как же чего… Процентов, етить их.
   – Ты перепил тут, что ли?! – вскричала Маргарита Степановна. Какие еще пятьдесят процентов?! Да ты тут вообще не при делах, это моя идея!
   Борис Семенович пожал плечами:
   – Ну, так если твоя, ты и ищи ребенка тогда. Сама.
   Маргарита Степановна заскрипела зубами, а Иван Сергеевич, знавший гораздо более действенный подход к врачу, достал из пакета бутылку коньяка.
   – Борис Семенович, давай может бахнем? А потом уже о процентах? А то не по-людски как-то…
   Борис Семенович согласно кивнул.
   – А что, это дело. У меня сегодня все одно больше пациентов не будет. Наливай.
   Спустя час Борис Семенович согласился на двадцать процентов. Мужчины скрепили соглашение рукопожатием, что, по какой-то давней традиции, для врача имело определяющее значение. После приступили к выбору объекта.
   – Ммм, итак – сказал, уже совсем заплетающимся языком, заслуженный педиатр. – Ребенок, он же должен это, из отказников быть, чтоб родителей нема. И больной. Ага?
   – Да не обязательно, чтоб больной – вступила Маргарита Степановна. Может просто выглядеть больным. А уж диагноз ты ему сам пропиши. Позаумней что-нибудь надо, чтоб люди верили.
   – Больной… Здоровый… Эх, что ж не сделаешь ради мзды? А все почему? Потому что медицину у нас прос-ра-ли – резюмировал Борис Семенович. – И такой честный, любящий свою работу врач, вынужден за сущие гроши, да… За копейки – идти на подлог… Ох, ребята. Все это наше государство проклятое. – с этими словами любящий работу врач потянулся к очередной стопке, однако был грубо оборван Маргаритой Степановной:
   – Борис! Хорош бухать! Давай с ребенком определяться, потом хоть спирт свой весь выжри!
   Борис Семенович поднял кривой указательный палец и назидательно произнес:
   – Экая ты, Ритка, глупая. Нельзя выжрать то, что давно уже выжрано!

   Слегка покачивающийся Иван Сергеевич, шатающийся, аки медведь в зимнем лесу, Борис Семенович, и трезвая, злая, но целеустремленная Маргарита Степановна, стояли у входа в больничную палату. Педиатр давал последние указания:
   – Значится, так. Мальчик здоровый, но рахит. Не кормили его, менты на улице подобрали, он листву подгнившую ел. Они его в детдом, а оттуда к нам – он весит, как пудель карликовый, думали, умирает. Ан нет, живучий, выходили вроде его медсестрички наши. Но худоба осталась, и волосы не растут. Выглядит, как типичная онкология. Плюс, не говорит – мутизм у него, хрен знает, что с ним было.
   – Мутизм? Он что, мутант?! – удивился Иван Сергеевич.
   Даже в чрезвычайно пьяном состоянии Борис Семенович умудрился посмотреть на Ивана Сергеевича настолько уничижительно, что тому неловко стало.
   – Сам ты, Ванечка, мутант. Мутизм – это когда человек говорить отказывается. Последствие пережитой травмы. Мало ли, что там с мальчиком стряслось.
   – То, что он не говорит – это же хорошо! – восхитилась Маргарита Степановна, – он же ничего не скажет против! Так даже лучше! Пойдемте, посмотрим его!
   Борис Семенович, еле переступая заплетающимися ногами, подошел к палате и отворил дверь.

   Мальчик действительно был очень худ. Он напоминал скелет в кабинете анатомии, обтянутый кожей по недоразумению. Маленькая, лысая голова венчала шею, толщиной с карандаш. Глаза, кажущиеся особенно большими на фоне малюсенького личика, напоминали автомобильные фары. Мальчик был одет в серую больничную рубашонку, явно ему большую, и в штаны, абсолютно непонятного коричнево-серого цвета, болтающиеся на тоненьких ножках, как паруса.
   Ребенок выглядел не просто больным – он выглядел безнадежным. И при этом кричал о помощи, даже не применяя голоса.
   Маргарита Степановна вцепилась в рукав свитера Ивана Сергеевича.
   – Вот он, Ваня! Он идеальный! На него взглянешь – и плакать хочется!
   Иван Сергеевич сосредоточенно молчал, обдумывая дальнейшие действия. Заслуженный педиатр за спиной пьяно икнул.
   – Ну дык, что тут? Ага, вот он, да. Пойдет?
   – Пойдет, Боря, пойдет. Что в диагнозе напишешь?
   Борис Семенович задумчиво почесал затылок.
   – Ну, это… Лейкемию можно. Он вон, белый какой. Ну, лейкемия подойдет. Только мы это, вот еще что не обсудили. Мне ж надо будет главврачу на лапу дать, и медсестрам. А то они такие, раскроют ведь нас.
   – У нас денег нет – констатировала Маргарита Степановна. – Дать можем только процент. Двадцать тебе, десять остальным.
   – Проценты процентами, но ведь анализы надо сделать, там, ну, процедуры всякие. Без них-то – куда? Оно без них не получится, раскроют ведь…
   Маргарита Степановна, скрепя сердце, раскрыла все карты:
   – У нас есть 20 тысяч. Это на все. Больше нет, мы это скопили. Договаривайся на них.
   – Ну, вот это другое дело. За двадцать тысяч я вам все анализы сделаю.

   Следующим подельником нашего, слегка отдающего гнильцой дуэта, стал Евгений Геннадьевич Мышкин. Евгений Геннадьевич был толст, близорук, отчаянно страдал одышкой и искренне считал себя потомком «того самого Мышкина». Он так и говорил в незнакомых компаниях, преимущественно дамам и шепотом, загадочно и слегка надменно – «А знаете, милейшая N, я ведь из тех самых, Мышкиных!». Ни у него самого, ни у дам-собеседниц, отнюдь не вызывал удивления тот факт, что сей персонаж мнит себя потомком вымышленного князя. Федор Михайлович был в этих компаниях не в ходу.
   Несмотря на свою напыщенность и все прочие недостатки, Евгений Геннадьевич был хорошим специалистом в своей области, именуемой страшным словом «SMM», Social Media Marketing. Иначе говоря, Евгений Геннадьевич был рекламщиком, только в социальных сетях. Рекламируя там любую ерунду, которую только можно было представить, Евгений Геннадьевич зарабатывал и на вечера в незнакомых компаниях, и на столь любимые потомком князя Мышкина деликатесы. Такого довольного сома двадцатью тысячами было не купить. Собственно, сомов и не покупают – их преимущественно глушат. Ломом.
   В качестве лома была избрана, сама того не зная, Анжелика Сергеевна Подберезкина.
   Анжелика Сергеевна, как весьма нетрудно догадаться, приходилась сестрой Ивану Сергеевичу, причем, сестрой младшей. Дамой она была гламурной, с претензиями, с князьями не якшалась (пусть и «теми самыми»), предпочитая им бизнесменов средней, а подчас и чуть выше среднего, руки. Евгений Геннадьевич познакомился с этой особой на одном из светских раутов, и с тех пор земля безудержно сбежала у него из-под ног. Евгений Геннадьевич, со всей его одышкой и SMM, влюбился, как первоклассник.
   Анжелика Сергеевна, пусть и выражала презрительное «Фи» мужчинам типа Евгения Геннадьевича, однако, пользовалась плодами его любви почем зря. Евгений Геннадьевич повсюду возил Анжелику Сергеевну на собственном автомобиле, мчась за тридевять земель по первому требованию оной. В короткие, но столь тоскливые периоды отсутствия внимания со стороны бизнесменов, Анжелика Сергеевна позволяла Евгению Геннадьевичу покупать ей продукты, водить по кафе, и даже иногда – засиживаться у нее дома дольше обычных 21. Дальше дело решительно не шло – возможно, мешала одышка. Однако именно в такой период Евгений Геннадьевич и познакомился с Иваном Сергеевичем, который зашел к сестре в гости, вместе с Маргаритой Степановной.
   Посредине застолья, сдобренного фактами из княжеской биографии Евгения Геннадьевича и жалоб на несправедливость жизни, Иван Сергеевич возжелал узнать у потомственного князя, чем занимается аристократия в неспокойное нынешнее время. Мышкин, будучи слегка под градусом, горестно вздохнул, и поведал вопрошавшему его Ивану Сергеевичу о своей нелегкой доле интернет-рекламщика. Профессия крайне заинтересовала последнего – ведь со слов Евгения Сергеевича выходило, что можно было сидеть дома и получать солидные деньги! Как раз то, чего так не хватало Ивану Сергеевичу Подберезкину!
   Однако, после краткого, пьяного ликбеза в основы предмета Иван Сергеевич понял, что сие действо для него все же трудозатратно, и потому забросил данный проект подальше. И вот, спустя пару месяцев, это «подальше» приобрело совершенно другой смысл…
   Шел второй час обсуждения действа. Евгений Геннадьевич, князь и гроза SMM, никак не поддавался на уговоры.
   – Да вы поймите, ребята, не могу я! Это – огромный вред моей репутации! Я слишком многим рискую!
   – Да чем ты рискуешь то, Женя? – воскликнула Маргарита Степановна. – Никто же ничего не узнает! Создали группу, собрали денег, хлопнули – и по домам! Кто чего узнает-то?
   Евгений Геннадьевич закрыл лицо руками.
   – Вот так просто, да? Создал, собрал, закрыл. Так у вас получается, да? Открою тайну вам – не бывает такого! Это – сложная, кропотливая работа! Надо ведь, чтобы как можно больше народу узнало! Чтобы как можно больше поверило! И, самое главное – чтобы как можно больше денег скинуло! А вы – сунул, вынул, и пошел, пардон за мой французский! Не бывает такого!
   – Значит, не возьмешься? – подытожил Иван Сергеевич.
   – Нет, конечно! Ерунда это все!
   Иван Сергеевич развел руками и поднялся со стула.
   – Ну, Рит, пойдем. Правильно Лика говорила – тюфяк он, испугается. А мне все казалось – есть в нем что-то. Да видать, казалось просто. Пошли!
   – Да, пойдем, Вань. Другого поищем, что нам.
   Евгений Геннадьевич часто-часто задышал, и приподнялся со стула.
   – Что, она так и сказала – тюфяк? Испугается?! Про меня?!
   – Ну, не про меня же. Зачем мне врать? Я про тебя бы вообще не вспомнил – да ведь нужно же кого-то нам нанять. Тут Лика и говорит, мол, Мышкина можно. Правда, тюфяк он, и испугается, скорее всего, но можно попробовать. Права была сеструха.
   – Я?! Тюфяк?! Да я на такое не размениваюсь просто! Я – да я покрупней дела проворачиваю, а это – да это как два пальца!
   – Так вот и я говорю – Маргарита Степановна провокационно положила руку на колено Евгения Геннадьевича, от чего тот задышал еще чаще, – Женька – он сможет! А она мне в ответ – вот если сможет – тогда признаю, что неправа была, а там посмотрим – может что и получится у нас. Мне решительные мужчины нравятся, а не тюфяки.
   Это было жестоко – так играть чувствами потомственного князя, но не было способа эффективней. Евгений Геннадьевич поправил очки на носу, и мгновенно преобразился, из толстого мужичка в заношенных домашних трико разом превратившись в ведущего специалиста по SMM, известного чуть ли не по всему миру.
   – Так, ладно, давайте. Я найду для вас двадцать минут в день на неделю. Как зовут ребенка? Фото принесли?

   «Люди, все, кто неравнодушен, помогите, Бога ради!
   В нашей семье случилось непередаваемое горе. Наш единственный, любимый горячо сыночек, Петенька, серьезно заболел. У него лейкемия, еще не запущенная, но он очень страдает! Сейчас мы проходим лечение в Первой городской детской больнице, но для должного лечения заболевания, во избежание рецидивов, нам нужно отправить ребенка в австрийскую клинику! Стоимость лечения – 70 тысяч евро, плюс реабилитационный период и пребывание матери в Австрии. Итого – около 100 000 евро. Это – стоимость маленькой жизни! Будьте милосердны, помогите нам спасти Петеньку!

   – Ну и дальше – реквизиты перевода и бла-бла-бла. Устраивает?
   – А душещипательности не маловато? Как-то все обыкновенно получается. Нет?
   Евгений Геннадьевич глубоко вздохнул.
   – Разъясняю по пунктам, для людей недалеких и частично безграмотных. Первое – мы обращаемся к людям, указывая на их неравнодушие. Неравнодушным сейчас быть модно, это тренд. К чему – всем наплевать, главное – неравнодушным. Далее – упоминаем Господа. Лучше в начале и в конце объявления, в начале привлечет верующих, в конце – напомнит им о том, что они лучше тех, что не верят, а это самое главное. Антагонизм! Затем – диагноз. Размыто, страшно, но обязательно указать, что вылечить можно. Безнадежные никому не интересны, они не смогут сказать «спасибо».
   – Глубоко копаешь.
   – А то. Дальше – обязательное описание страны, денег, и того, на что они пойдут. Конкретика, господа! Ну и напоследок – еще раз имя, с уменьшительно-ласкательных суффиксом, и фотография. Вуаля – призыв о помощи запущен. А дальше – дело техники.
   Маргарита Степановна сосредоточенно почесала нос.
   – Техники?
   – Ну, а как вы хотели? Сейчас во всех соцсетях разместим, к известным персоналиям в блоги заглянем, в фонды постучимся. С таким лицом, как у этого мальчугана, люди быстро денег дадут, уж больно страшный. Группу создадим, из нее будем записи репостить, людей держать в курсе о состоянии здоровья. И обязательно там публиковать собранные суммы – люди так верить начинают, что другие деньги сдают. А значит, им тоже пора. Так и живем.
   Иван Сергеевич смотрел на Евгения Геннадьевича с восхищением.
   – Жека, да ты гений, блин! Все знаешь!
   Тот зарделся от гордости.
   – Ну, ты ж сам понимаешь, я ж потомок-то – не самых глупых людей, да… Ну да ладно, родословная моя здесь не к месту. Как вы думаете, Маргарита Степановна, оценит ли Анжелика Сергеевна мои старания?
   Маргарита Степановна встала, и протянула Евгению Геннадьевичу руку:
   – Женя, если не она – то я. Вы незауряднейший человек! Вам надо работать в кино!
   – Отчего же в кино? – слегка удивился Евгений Геннадьевич.
   – А они там все – умищи! Как бы еще такое снимали..?

   Первые два дня группа приносила лишь сочувственные сообщения, со всех концов нашей необъятной Родины. Писали молодые мамы, бабушки, посетители тематических форумов… Все жалели Петеньку. Давали советы, как вылечить лейкемию в домашних условия. Рассказывали истории из серии «вот у соседа моего, Витьки», делились опытом. Только денег никто не давал. Совсем. Хороший совет, он, как водится, на вес золота.
   Только вот Маргарита Степановна так не считала. За два дня на безрыбье, в своей затее она успела порядком разочароваться, и была настолько зла на весь окружающий свет, что даже Иван Сергеевич боялся подойти к ней на расстояние вытянутой руки, а под вечер второго дня и вовсе сделал чай, что было для него крайне несвойственно.
   Но, как говорится, самая темная ночь – перед рассветом. И в случае наших героев данная поговорка носила буквальный характер. Не успел третий день после опубликования вступить в свои законные права, как округу огласил зычный крик Маргариты Степановны. Ей было от чего кричать – на банковском счете образовалось, буквально из воздуха, 9700 рублей.
   Это было сродни капле воды, в иссушенной склочными ветрами, пустыне. Но каплей сыт не будешь. Впрочем, с того самого рассвета в пустыне Ивана Сергеевича и Маргариты Степановны пошел дождь.
   Была ли в этом заслуга Петеньки, либо Евгений Геннадьевич, зарабатывающий мнимую благосклонность своей музы, расстарался вовсю, но факт остается фактом – к концу недели размещения Иван Сергеевич и Маргарита Степановна «заработали» 64895 рублей.
   Иван Сергеевич начал кутить, Маргарита Степановна купила новую косметику, да не где-то в переходе, а в самом (подумать только!), Ив Роше. Пельмени в холодильнике сменили дефицитные шпроты и ветчина.
   К концу второй недели благосостояние парочки увеличилось практически на 170 тысяч. Иван Сергеевич пил Хенесси, закусывая осетровой икрой. Маргарита Степановна наконец узнала, то значит заморское слово «пилинг».
   Это были две самые счастливые недели в жизни наших героев. Однако поговорка про ночь и рассвет верна в обоих направлениях.
   Все началось с пользователя Kenwood 43. В группе поддержки Петеньки этот персонаж начал задавать неудобные вопросы:
   – Господа, а какая стадия у ребенка? Можно точные прогнозы врачей? Динамика?
   – Какую клинику подыскали в Вене? Могу помочь с выбором.
   – Вам уже выставили счет на стационар в Австрии? Приложите фото к группе.
   – Кто родители мальчугана? Почему не выходите на связь? Ау?
   Иван Сергеевич и Маргарита Степановна были слишком заняты подсчетом денежных знаков, чтобы проявить должное внимание к Kenwood 43. Тревогу забил Евгений Геннадьевич, прекрасно понимающий опасность подобного смутьяна:
   – Вашу мать! Да вы что, охренели совсем? Он же уже требует выписку со счета! Ребята, еще пара часов – и все вскроется!
   Иван Сергеевич забегал по квартире, смоля Парламент, купленный на Петечкины деньги.
   – Что делать, Женя?
   – А я почем знаю?! Нужно на связь с ним выходить! Иначе – раскроет нас, как пить дать. Я-то ничего, наемный человек, а вот вы… Счет ведь на Риткино имя. Вот и будете перед ними… Отвечать!
   – Перед кем это?
   Евгений Геннадьевич криво усмехнулся:
   – Как это – перед кем? Перед народом, Ванечка! Кенвуд этот – он же глас народа, блин! А там вам и мошенничество могут впаять, при желании. Прям как за здрасьте. Вот и думайте.
   Уже через полчаса Маргарита Степановна (Иван Сергеевич был излишне взволнован перспективой потери дохода), сидела дома, за компьютером, налаживая диалог с таинственным Кенвудом.
   Rita 8012 – Добрый день, Kenwood 43. Я – мама мальчика, Петечки. Вы хотели задать мне какие-то вопросы?
   Kenwood 43 – Добрый. Хотел. Скажите, почему вы до этого не появлялись?
   Rita 8012 – Некогда было. Не до того мне сейчас, чтобы в Интернет лазить.
   Kenwood 43 – Заняты?
   Rita 8012. – Да.
   Kenwood 43 – Что, еще кого-то дурите? Или все Петеньке на лечение собираете?
   Rita 8012 – Мы никого не дурим, хотим вылечить сына!!!
   Kenwood 43 – Ну да, конечно. Странно оно, ведь у вас, Маргарита Тищенко, детей нет, как и у сожителя вашего. Так чьего сына вы вылечить хотите?
   Rita 8012 – Чего вы хотите?
   Kenwood 43 – Я? Справедливости)) Хотя, зачем она мне..? Я хочу денег. А чего, вы думали, я еще буду хотеть?
   Rita 8012 – Ну, кто же вас знает. Вы ведь таким положительным старались выглядеть.
   Kenwood 43 – Вот именно, старался. Чтобы побольше заработать, надо провести разведку боем. А для разведки нужна легенда. Я понятно изъясняю, а, Маргарита Степановна?
   Rita 8012 – Понятно. Сколько?
   Kenwood 43 – А сколько сейчас есть?
   Rita 8012 – Пятьдесят тысяч.
   Kenwood 43 – Маргарита Степановна, даю вторую попытку. Ответите неправильно – опубликую всю вашу биографию в группе. Вам тогда не то, что денег не видать – вам их и тратить ближайшие пару лет будет некуда. Понятно изъясняюсь?
   Rita 8012 – 204 тысяч заработали, но часть уже потратили.
   Kenwood 43 – Ну, это ведь не предел для вас, а, Маргарита Степановна? 204 тысячи – это ведь только начало! Петечка – он вон какой больной, ему люди и побольше пришлют. Так что, с вас 200 тысяч – и я от вас отстал.
   Rita 8012 – Вы что, с ума сошли? Это все наши деньги! Кто знает, заработаем мы еще, или нет?!
   Kenwood 43 – Заработаете. Я сейчас в группе опубликую информацию, что я встречался с Петечкой, что вся ваша история – правда, а ранее я ошибался. Лучше гаранта для вас не найти.

   Вечером Маргарита Степановна и Иван Сергеевич, стирая слезы с лица, пошли в Сбербанк. Таинственный интернет-разоблачитель предоставил им номер карты, на которую нужно было скинуть деньги. Не имея понятия о том, как осуществить сие действо посредством банкомата, преступный дуэт призвал на помощь оператора.
   – Предоставьте, пожалуйста, номер карты, и Ваш паспорт.
   – Да, конечно, – сказал Иван Сергеевич, доставая паспорт из кармана. В его голове разбивались уже запланированные было мечты – Турция, личный автомобиль, дубленка на зиму. Во всем виноват вот этот, собственник карты.
   – Так. Карта на Евгения Геннадьевича М. Все правильно?
   Маргарита Степановна и Иван Сергеевич переглянулись. Иван Сергеевич, слегка наклонившись к девушке оператору, переспросил:
   – Чья карта?!
   Девушка посмотрела на него с удивлением.
   – Евгений Геннадьевич. Фамилия начинается на «М». Вы что, не знаете, кому отправляете 200 тысяч?
   Иван Сергеевич открыл было рот, но его прервала Маргарита Степановна:
   – Все верно, девушка, он просто Женино отчество забыл. И, ущипнув за бок оторопевшего Ивана Сергеевича, мило улыбнувшись оператору, продолжила – Отправляйте денежку. Мы торопимся.

   Через полчаса парочка уже стучала в крепкую металлическую дверь квартиры рекламного светила – Евгения Геннадьевича М., он же Мышкин – потомок выдуманного княжеского рода.
   – Жека! – орал на весь подъезд Иван Сергеевич, – открывай, сука такая! Чего удумал, а?! Деньги мои увести! Ты мне сейчас все отдашь, с процентами!
   За соседской дверью можно было разобрать шорох – Ивана Сергеевича услышали. А еще через несколько секунд распахнулась дверь квартиры Евгения Геннадьевича.
   На пороге квартиры стояла женщина, не первой молодости и свежести, однако все же, весьма хороша собой. Одета она была лишь в легкий пеньюар с цветочками. Маргарита Степановна, завидев ее, ахнула, а Иван Сергеевич воскликнул:
   – Лика! Ах ты шалава!
   Сестра Ивана Сергеевича (а как не трудно догадаться, это была она), выразительно подняла правую бровь и спросила:
   – Это я – шалава? А ты тогда кто? На больных детях зарабатываешь? Да, братик, докатился ты!
   – Пошла ты со своими нравоучениями! Где Женька?! Где эта сволочь?!
   – Сам ты – сволочь. Женя к вам не выйдет, занят он. Хочешь что-то сказать – мне говори. Понял, нет?
   – О, так ты нашим потомственным князем увлеклась таки! – фальшиво восхитился Иван Сергеевич. – И ты же, наверное, его и уговорила на то, чтобы бабки у нас увести, а? Ты?!
   – Я! А ты что ему обещал, урод? А? Помнишь?
   Иван Сергеевич замешкался. За него ответила, пришедшая в себя, Маргарита Степановна:
   – Тебя он ему обещал. Что ты оценишь его, Женькину, решительности. Ты, я вижу, уже оценила.
   – Оценила – передразнила Маргариту Степановну Анжелика Сергеевна, – не поверишь, неоднократно! Только за то, что Женя делает, деньги платят, а не баб обещают, даже без их ведома! Поняла, курица?! Свободны! Пошли к черту оба! Еще раз заявитесь – ментов вызову, да посвящу их в ваши делишки, попрошу с Петечкой познакомиться! Ясно?
   С этими словами Анжелика Сергеевна попыталась захлопнуть дверь, однако Иван Сергеевич успел поставить ногу в проем.
   – Лика! Опровержение напишите! Вы обещали! Нам надо дальше зарабатывать, у нас бизнес встал!
   Сестра презрительно хмыкнула:
   – Бизнес? Тоже мне, предприниматель! Женька обещал – значит, напишем. А сейчас – идите лесом. Мы заняты.
   Дверь захлопнулась, оставив Ивана Сергеевича и Маргариту Степановну наедине с их мыслями, которые преимущественно сводились к одному: они доверились не тому человеку.

   Опровержение, надо заметить, Евгений Геннадьевич написал. Да какое! При прочтении оного, по меньшей мере, слезы наворачивались.
   «Я выражаю свое почтение семье Петеньки, и приношу свои глубочайшие извинения за свое недоверие. Побывав сегодня у ребенка в больнице, я понял, как ничтожна мала, по своей сути, наша жизнь. Мама Петеньки – святая женщина, терпевшая мои абсолютно неуместные и нерадивые комментарии. Простите меня, ибо я виноват. Официально подтверждаю – Петенька – абсолютно всамделишный, настоящий ребенок, как и его родители и близкие, неравнодушные люди, которые хотят помочь. Присоединяюсь к ним и вношу свою лепту. Петя должен жить!»
   – Вот шельмец толстожопый! – воскликнул, едва прочитав заметку, и добрую сотню слезливых комментариев к ней, Иван Сергеевич. – Но, однако ж, хорош, а! Так написать, я б – не в жизнь! Че там, Ритка, с деньгами? Пошли?
   – Пошли. Хорошо пошли. За сегодня за один день 27 тысяч накапало. На рекорд идем.
   Иван Сергеевич довольно потер руки.
   – Рекорды мы любим… Ладно, че теперь, пусть Женька с Ликой подавятся, деньгами нашими. Мы еще заработаем!
   Предпринимательский дуэт еще не знал, какие испытания ждут их на пути к светлому, денежному будущему.
   Уже на следующий день Ивану Сергеевичу позвонил заслуженный врач Борис Семенович Давыдюк. Театральным шепотом, временами срываясь на писк, Борис Семенович возопил:
   – Ваня! Все пропало! Все! Нам хана!
   Иван Сергеевич, только что проснувшийся и еще не выбиравшийся из опочивальни, недовольно проворчал:
   – Какого хрена, Боря? Чего ты так рано?
   – Рано?! Это в 10-то утра?! У нас тут коллапс, скандал грядет, а ему в 10 рано! Езжай сюда, срочно!
   – Да что случилось-то? Объясни русским языком!
   – Случилось?! Да ничего! Кроме того, что к нам завтра репортеры заявятся, про Петечку твоего сюжет снимать!
   Сон мигом слетел с Ивана Сергеевича.
   – То есть, как это – репортеры?! Какие еще репортеры?! За каким хреном?!
   – Да кто ж их знает-то, Ванечка?! Стуканул им кто-то, а я теперь – расхлебывай! С утра на валерьянке! Ты это, приезжай скорей, здесь и порешим!

   Спустя час Иван Сергеевич, в кабинете у Бориса Семеновича, выслушивал сбивчивую речь заслуженного педиатра.
   – Они утром позвонили, девяти еще не было. У вас де, говорят, в больнице, находится мальчик Петенька, которому деньги собирают на лечение? Ну мы ж из этого секрета-то не делали, я и говорю – у меня, мол. А они мне – мы де, с передачи «Помоги другому», хотим про Петеньку сюжет снять. Приедем к вам сегодня, говорит. Ну ты представляешь?
   – А ты что?!
   Борис Семенович сделал большой глоток коньяка «Арарат», припасенного на особый случай.
   – А что я? Я говорю, мол, не могу я сегодня, завтра давайте! Ну, они и согласились. А я коньяку выпил – и тебе звонить! Что делать-то будем?
   Иван Сергеевич растерянно почесал затылок:
   – Ну так это… Я бы знал!
   Борис Семенович широко распахнул глаза и взглянул на Ивана Сергеевича.
   – Ванечка! Ну как же! Ведь вы знали, на что идете! У вас должен был быть план действий на этот случай! Я думал, у вас все схвачено!
   – Да ничего у нас, Боря, не схвачено. Мы так далеко не заглядывали…
   Борис Семенович беззвучно открыл и закрыл рот. Лицо его стало серьезным, как у Штирлица из Семнадцати мгновений весны.
   – То есть как это – вы не заглядывали? Ты что, Ваня, идиот?! Да ведь на кону головы, Ваня! Моя, главврача, да и твоя в конце концов! Это же уголовка! Мошенничество! Как ты мог «так далеко не заглядывать»?
   Иван Сергеевич буравил взглядом носки ботинок, как провинившийся школьник.
   – Боря… Борис Семенович, ты это – погоди. Пусть Ритка приедет. Она у нас – мозг операции, во как!
   – Да уж видно, что не ты! Звони ей – пусть скорей приезжает! Нам надо решать, что с мальчишкой делать.

   Маргарита Степановна приехала через 45 минут. В смс Иван Сергеевич уже обрисовал ей кратко суть ситуации, так что она приехала уже подумавши.
   – Борис Семенович, мальчик ведь не говорит? Совсем?
   – Совсем. И вряд ли заговорит в ближайшие год-два. Тяжелая травма психологическая.
   – Тогда – чего мы боимся? Медсестры все в курсе, главврач – тоже. У нас и диагноз ведь есть, пусть липовый, но все же! Давайте его напечатаем – сделаем мальчику карту медицинскую, чтоб было, что предъявить. Снимем его на камеру, наоборот, интереса больше будет! Я – мама, Иван – отец, ребенок ничего ведь не скажет! А мы это на болезнь спишем!
   – Риточка, Ритуля, да что же ты говоришь?! А если все вскроется?
   Маргарита Сергеевна хмыкнула:
   – А если все вскроется, Борис Семенович. То и вы, и главврач – пойдете под статью. Это ведь подлог, мошенничество. Потом уже с нас спросят, но вы то – должностные лица! С вас и спросу больше!
   – Ах ты, шельма – проговорил Борис Семенович, прокашлялся, и чуть ослабил бордовый галстук. – Меня крайним сделать думаешь? Хрен тебе, родная, не выйдет, и не таких видали. Сделаю я ему медкарту, пусть снимают свои эти… Интервью, да! А потом – забирай его нахрен из моей больницы, раз он тебе так нужен.
   – Ага. То есть вы больного ребенка из больницы гоните? Я вас правильно поняла, господин «заслуженный педиатр»?
   Борис Семенович внимательно уставился на Маргариту Степановну, а потом вдруг ухмыльнулся:
   – Да, все вы, бабы деревенские, одинаковые – задним умом сильны. Зарекался вас слушать, да ведь – на деньги повелся… Где они, кстати – деньги мои?
   – Ну говорили же, Борис Семенович! – подскочил сидящий до этого на стуле Иван Сергеевич, – говорили! Увели у нас деньги! Но мы ж скоро новые заработаем, скоро! Вот только интервью это пройдем – и дальше все, победа!
   – Беда дальше, Ванечка, етить тебя… А, впрочем беда – она уже беда, бедовая…. Давайте, делайте, что хотите – мне побоку. Сам виноват я пред собой, зря согласился. А вы – интервью какие-то… Вот и проходите их. Сами.

   По такому случаю Иваном Сергеевичем из недр шкафа был извлечен костюм и галстук, красный, с бордовыми косыми полосками. Костюм был хоть и староват, и на увеличившимся со временем пузе категорически не сходился, однако все же, Ивану Сергеевичу шел. Подбоченившись, новоявленный отец битых полчаса крутился перед шкафом – дабы выглядеть достойно перед телекамерами.
   В три часа дня Маргарита Степановна, в специально приобретенном на заработанные барыши новом платье, и Иван Сергеевич, сидели на третьем этаже больницы, напротив двери в Петечкину палату, и сосредоточено ждали незваных гостей с телевидения.
   Гости, как профессионалы своего дела, ждать себя долго не заставили. Хлопнула дверь, и появилась процессия – здоровенный, волосатый мужик, с телекамерой в рука и стойким запахом сигарет и пота от одежды, пара молодых девочек с кисточками и еще каким-то косметическим инструментом в руках, суетливый молодой человек неопределенного возраста, и Она. Да, именно так – Она.
   – Николь, мы на месте. Девочки, располагаемся здесь. Захар, засними план больничного коридора и родителей!
   Николь, дама «слегка за тридцать, но все ближе к пятидесяти», короткостриженая, с осветленными пергидролью волосами, в светлой блузке, твидовых брючках и туфлях на высоченном каблуке, с ярким ожерельем из разноцветных камней, смотрелась словно белая ворона в тусклых больничных коридорах. Маргарита Степановна, прежде видавшая подобных светских львиц только по телевизору, не могла оторвать от нее взгляд.
   «Вот, как выглядит успех! Роскошный, накрашенный, преисполненный ароматом дорогих духов… А имя-то, имя! Николь! Это ведь не какая-то там – Ритка!»
   – Маргарита Степановна? Вы – мама мальчика?
   Молодой человек, тот, что больше других суетился, выжидающе смотрел на нее. Маргарита Степановна стушевалась:
   – А, ну, да, это самое, я мама, ага.
   Молодой человек протянул ей руку и, довольно жеманно представился:
   – Архип. Я ассистент телеведущего. А вы – отец?
   Второй вопрос был адресован Ивану Сергеевичу, нерешительно топтавшемуся возле двери в палату Петеньки. Тот выпучил на ассистента глаза, и промычал что-то совсем нечленораздельное. Архип скривился.
   – Так, отца по минимуму вставляем, он не фотогеничен! Захар, вы слышали?
   Волосатый великан с камерой пожал плечами:
   – По минимуму, так по минимуму, мне то что. Начинаем?
   Ассистент метнул на него полный негодования взгляд, привстал зачем-то на цыпочки, и театральным шепотом провозгласил:
   – Николь! Мы готовы?
   Женщина с обложки презрительно фыркнула.
   – Архип, сколько раз тебе повторять – я готова всегда! Ты-то все подготовил, умник? Хоть родителям-то объяснил, как перед камерой себя вести?
   Ассистент будто бы стал ростом ниже, и засуетился еще больше. Он обернулся к Маргарите Степановне и тираду:
   – Так, значит, программа не в прямом эфире, в записи. Но вы себя все равно ведите там, будто у нас только один дубль! Естественно! Так будет меньше работы с монтажом. Короткое интервью с вами, видео с ребенком, комментарий лечащего врача. Кстати, где он?!
   – Врач здесь! – будто по мановению волшебной палочки, из глубины коридора вынырнул свежевыбритый, намарафеченный, кристально трезвый Борис Семенович Давыдюк. – Я к вашим услугам!
   – Так! В общем, с вами интервью после того, как покажем видео с ребенком. Он готов пообщаться? Скажет что-нибудь на камеру? Приветы там, ну или помощи попросит?
   Повисла неловкая тишина, однако долго она не продержалась. Тихонько, неуверенно, Иван Сергеевич пробормотал:
   – Как же он скажет… Он же этот, етить того, мутант!
   Архип выпучил глаза.
   – Мутант?!
   В это время Маргарита Степановна, успевшая, что было сил, наступить острым каблуком на ногу Ивану Сергеевичу, поправила:
   – Не мутант, вы Ивана не слушайте, он с горя несет ерунду – сам не понимает. У Петечки мутизм, он не говорит.
   – Ясно. Значит, ребенка просто покажем, а про мутизм отдельной строкой. Все готовы? Захар?!
   – Да готов я, готов. Не суетись, киноакадемия.
   – Мотор! Снимаем!
   Николь подошла к Маргарите Степановне, встала рядом с ней, и тепло улыбнулась, глядя в камеру. Весь пафос мгновенно улетучился, осталось лишь искреннее участие.
   – В эфире передача «Помоги другому», и я ее ведущая, Николь Бердыева. Сегодня главные герои нашей передачи – люди, попавшие в беду, самую настоящую, злую и горькую. Ведь что может быть страшнее, чем болезнь собственного ребенка? Петечка еще очень мал, но его крохотной жизни уже угрожает жуткая опасность – рак крови, лейкемия. Только вместе с вами, дорогие телезрители, родители мальчика могут победить недуг. Сегодня мы в гостях у Петечки, в больнице, в которой он проходит обследование. Маргарита, его мама, сейчас здесь, со мной, обращается к вам, наши уважаемые зрители, за помощью. Я даю ей слово, чтобы она поделилась с вами своей непростой историей.
   Николь еще раз улыбнулась камере, и та переместилась на Маргариту Степановну, у которой, от волнения, лицо пошло красными пятнами.
   –Здравствуйте, люди добрые! У нас в семье произошла трагедия – у моего сына Пети обнаружили рак крови, лейкемию. Мы с Иваном (в этот момент камера наехала на Ивана Сергеевича, который самозабвенно ковырялся в носу, и съемка была остановлена возгласом оператора Захара):
   – Твою мать, мужик! Тебя снимают! Хочешь, чтобы вся страна видела, как палец в нос засунул, чуть ли не по локоть?
   Иван Сергеевич смущенно побормотал «Не специально ж я», увидел пущенный на него красноречивый взгляд Маргариты Степановны, и спрятался подальше от вездесущего ока видеокамеры, за спиной Давыдюка.
   Николь вздохнула и закатила глаза.
   – Повторяем. Захар, командуй!
   – Мотор!

   Съемка внутри палаты получилась особенно пронзительной. Когда вся делегация, во главе с Николь Бердыевой, зашла внутрь, Петечка как раз сидел на кровати, болтая туда-сюда ножками, больше похожими на веревочки, и смотрел в потолок. Телеведущая остановилась как вкопанная.
   – Господи… Да чего же он маленький! Вы что, его не кормили?!
   Иван Сергеевич затряс головой:
   – К-как это – не кормили?! Конечно, кормили, и кормим, и будем, ну это, кормить. Это он от болезни такой тощий стал, вон вам, врач подтвердит! Верно говорю я, Борис Семенович?
   Заслуженный врач, опустив взгляд на пол, кивнул
   – Верно. Это последствия интенсивного лечения и химиотерапии.
   – Ясно. Так, ладно, снимаем. Готовы все?
   – Да.
   – Начали! Итак, дорогие зрители, мы хотим познакомить вас с прекрасным маленьким человечком, который очень хочет жить и радовать своих родителей каждым днем своего пребывания на Земле. Встречайте Петечку Подберезкина!
   Камера наехала на ребенка. Петечка перестал изучать потолок, перевел взгляд на Николь, и вдруг, во весь, оказавшийся совершенно беззубым, рот, улыбнулся, и протянул ручонку к висящему на шее Николь ожерелью.
   Ведущая смущенно протянула руку и пожала маленькую Петечкину длань.
   – Здравствуй, мой хороший. Дорогие друзья, мы искренне просим каждого помочь Петечке преодолеть болезнь. Этот славный ребенок не может пока сам отблагодарить вас, ибо является немым, однако будьте уверены – это сделаем мы, и его родители. Петечка должен жить!
   С этими словами Николь повернулась лицом к ребенку, сняла ожерелье, и протянула ему.
   – Держи, малыш. Оно твое. Подарок от телеведущей, между прочим!
   Петечка довольно улыбнулся, и, по примеру теледивы, сразу же нахлобучил ожерелье на тоненькую шейку. Настолько тоненькую, что показалось, будто бы она сломается под весом разноцветных стразов.

   Передача вышла на славу. Более душещипательного, трогательного сюжета, в «Помоги другому» раньше не было.
   Лже-родителям, за первые два часа после показа пришло около 70 тысяч рублей. А в начале третьего часа у Ивана Сергеевича зазвонил телефон.
   – Алло!
   – Добрый день. Вы Иван Сергеевич Подберезкин?
   – Ну?
   – Что ну? Вы или не вы?
   – Ну, я, говорю же! Надо-то чего?
   Собеседница, судя по голосу, дама средних лет, свистящим шепотом выпалила:
   – Кто вы такой, и почему выдаете себя за отца моего ребенка?
   Иван Сергеевич выпучил глаза, и начал делать страшные пассы руками в адрес Маргариты Степановны.
   – Чего? Какого еще ребенка?!
   – Того самого! Петра Вениаминовича Куприянова! Вы называете его своим сыном, хотя это совершенно не соответствует действительности!
   Маргарита Степановна, услышавшая последнюю реплику, уверенным движением выхватила трубку телефона у Ивана Сергеевича:
   – Какой еще – Вениаминович?! А? Где ж тот Вениамин, что ребенка в больнице бросил?!
   – Не смейте упоминать имя моего покойного супруга, мошенница! – зашипела собеседница на том конце провода. Я вам обещаю, женщина, слышите – я обращусь в ту же программу, что выпустила сюжет и обязательно расскажу им все! Слышите, все!
   Маргарита Степановна хмыкнула:
   – Ну и то тебе рассказывать, а? Может скажешь, почему твой сын ни словечка не говорит? А? Ты его на улицу, должно быть, от большой любви выбросила?
   – Не твое дело, халда базарная – прекратила фамильярничать звонящая – еще я сволочи подзаборной ничего не рассказывала!
   – От сволочи слышу!
   – Слышишь, и услышишь еще! У меня и свидетельство о рождении есть, и фото детские найду, обязательно! Все это на телевидение отнесу! Поняла?!
   – Ну и пошла ты! Неси куда хочешь!
   На том конце провода слышалось прерывистое, озлобленное дыхание.
   – Плати! Плати, тварь!
   – Щас прям! Больно много вас таких, кому деньги нужны! Засунь себе свое свидетельство о рождении туда, куда солнце не заглядывает, поняла?
   С этими словами Маргарита Степановна бросила трубку. Притихший Иван Сергеевич смотрел на нее во все глаза.
   – Рит… Так это, как же? А если она на телевидение пойдет? Или того хуже, в полицию? Что делать будем?
   –Да ничего. Ничего мы не будем делать, Вань – улыбнулась Маргарита Степановна. – Что нам делать-то? На телевидение выйдет – там денег попросят. В полиции – то же самое. Да кто ее знает вообще, что там за Вениаминович. Может придумала, да и решила почву пробить. Видишь же – не звонит больше.
   – А делать-то что?
   – Да ничего, Ваня. Говорю же. Спать пойдем. Деньги идут?
   – Идут вроде.
   – Ну и хорошо. Менты попросят – дадим денег. Врачи, журналисты, хоть мэр со всем аппаратом – всем дадим, нам деваться-то некуда. Но этой – ни копейке не дам.
   – Почему?
   – Да ты представь, Ваня. Если она реально его мать – она его на улицу выкинула, даже до детдома довести не потрудилась. А если нет – то она аферистка почище нас с тобой. Итог – платить ей не за что. Логично?
   Иван Сергеевич одобрительно покачал головой.
   – Головастая ты, Ритка. Тебе бы бизнес вести, а не деньги выпрашивать у людей.
   – А какая разница, Вань?

   Около половины пятого утра в палату номер 3 детского отделения Первой Городской больницы вошла медсестра. Молоденькая, в белом халатике, с лицом, скрытым плотной, белой маской. Зайдя внутрь, она, не включая свет, первым делом открыла окно, впуская в палату свежий, прохладный воздух.
   Ребенок, лежащий на кровати, поднялся ей навстречу.
   – Пора?
   Медсестра согласно кивнула головой.
   – Да. Пора.
   Ребенок посмотрел на носки своих босых ножек, а потом снова поднял глаза на медсестру.
   – Мы им помогли?
   Она усмехнулась.
   – Им нельзя помочь.
   – Ты ошибаешься. Помочь можно всем. Вопрос лишь в том, насколько они сами нуждаются в помощи. Эти люди – нуждались. И мы им помогли.
   – Как? Как мы им помогли?
   Мальчишка улыбнулся, совершенно искреннее, и ответил:
   – Они получили то, что хотели. Все. Маргарита и Иван – поняли, что могут положиться друг на друга. Евгений – любовь желанной женщины. Борис – бросит пить, и снова станет хорошим врачом. Все получили, чего-то понемногу.
   – Ты думаешь, таким способом можно дать людям то, что они хотят? Вытаскивая наружу их низменные инстинкты? Алчность, корысть? Это ты называешь помощью?
   – Это. Все средства хороши для достижения высших целей. Эти люди живут в то время, когда средства уже совсем нельзя осуждать.
   Медсестра пристально посмотрела на ребенка.
   – Ты слишком добр. Я никогда с тобой не соглашусь.
   – Я знаю. Ведь я дарю людям помощь. А ты – забираешь у них шансы.
   – Именно так, дорогой. Ну что, пойдем?
   – Да. Я засиделся в больнице. И кормят здесь паршиво.
   Медсестра и ребенок взялись за руки и подошли к раскрытому окну. Воздух пах пылью ночных улиц, чуть прибитой струями поливальных машин.
   Через мгновение в палате осталась только пустота.

   – То есть как это – исчез?
   Борис Семенович пожал плечами.
   – Да кто ж его знает, Ванечка. Исчез, испарился, нет его. Точка. Только окно открытое. Никто ничего не видел.
   Маргарита Степановна, уперев руки в бока, смотрела в сторону.
   – Что за бардак у вас здесь, Борис Семенович? Дети сбегают из больницы, ночью, без следа, а вы их даже искать не собираетесь?
   Врач улыбнулся.
   – Я, Маргарита, доктор. Педиатр. Я не сыщик. Есть ребенок – его лечу. Нет – ну, значит, у него хватило сил уйти самому. А это уже заявка на выздоровление. Так что все, адью. Удаляйте вашу группу срочно.
   – Да что ты? А люди что скажут? Собирали деньги, а тут бац – и нет ребенка!
   – Ну, скажите, что он умер. Может, на похороны соберете. А я за сим – откланиваюсь. Помогать больше не готов, денег ваших мне не надо. До не скорого.
   С этими словами Борис Семенович развернулся, и пошел по коридору больницы, в сторону, противоположную от входа.
   Маргарита Степановна задумчиво посмотрела на Ивана Сергеевича:
   – А что, с похоронами неплохая идея. Надо к Женьке идти, чтоб он нам этот самый, некролог писал.
   – Ну его, князя этого жидовского – злобно выдохнул Иван Сергеевич. Я и сам некролог напишу. Вон, вступление уже придумал.
   Маргарита Степановна издевательски прищурилась:
   – И какое же? Может тебе того, в SMM пойти?
   – Не. В SMM я не пойду, мороки многовато. А вступление – проще некуда. Бог дал – Бог взял.