Константин Суворов
Ветвь сливы. Разноцветные бусинки (сборник)

От автора

   «Ветвь сливы» – это необычный сборник маленьких рассказов, которые, будучи самостоятельными, объединены единой сюжетной линией, раскрывающей любовь, преодолевающую разные времена и эпохи. Сборник создавался тогда, когда меня интересовала мифология древнего Китая, и именно поэтому выбор основных персонажей позаимствован из древнекитайской мифологии.
   Волшебные существа «Ветви сливы» напоминают нам, людям, через символический образ ветви сливы о том, часто не выразимом человеческими словами источнике всего живого.

   От себя добавлю, что, если бы не вечная любовь, которая коснулась меня своим крылом, «Ветви сливы» просто бы не было.

   Отдельные избранные рассказы-миниатюры, написанные мной с 2007 по 2015 год, я собрал под общим названием «Разноцветные бусинки», и они отражают разноплановость моих интересов в литературе с точки зрения использования жанров.

Ветвь сливы

Случай в горах Удан

   Я бросил взгляд назад. На белом широком языке снега лежала увядающая ветка сливы. «Откуда она здесь взялась? Ведь сейчас зима, да и сливы именно тут не растут…» Но ветка сливы по-прежнему лежала на снегу, и ее нежные, но уже начинающие увядать цветы горели живым огнем в последних лучах закатного солнца. Я осторожно взял ее в свои озябшие ладони и спрятал под длинным шерстяным плащом, потуже запахнув его на груди.

   Последние лучи солнца еще продолжали освещать верхушки Уданских гор, а я уже разжег небольшой костер (только не спрашивайте меня как мне это удалось!) в небольшом укрытии, которое хорошо защищало от ветров клочок каменистой земли, и приготовил немудреный ужин: немного риса с сушеным мясом барана и парой глотков старого сливового вина.

   Медленно наступила ночь. Небо гостеприимно зажгло свои многочисленные светильники, чтобы богам было веселей пировать во Дворце Желтого Императора. Холодный ветер к этому моменту стих и стала слышна сама тишина. Прикрыв глаза, я сосредоточенно слушал ее, медленно поглаживая отломанную веточку сливы. Далекий монастырский колокол прозвонил вторую стражу… Затем донеслось тихое пение монахов. «Неужели праздник сегодня? Хотя какой может быть праздник здесь, в снежной пустыне?» – подумал я, отчаянно зевая. Сон незаметно овладел мной, и я погрузился в его крепкие объятия…

     Сгоревший, я из пепла восстаю,
     Чтоб жить и любить тебя бесконечно,
     Заступаю сейчас на защиту твою,
     И, обнимая тебя, тихо, нежно шепчу:
     «Тебя очень сильно на свете люблю».

   Я проснулся внезапно, словно что-то тупое ударило меня в грудь. Резко вскочил, огляделся… Вроде бы во сне ужасов не было, но что-то все же разбудило меня? Утро только-только занялось. Холодные лики скал настороженно молчали. «Видно, к вечеру будет снежная буря, пора уходить отсюда». Я быстро собрался и торопливым шагом начал спускаться по горной тропинке вниз. В последний раз оглянулся и замер, не в силах оторвать взгляд от… веточки сливы, о которой я впопыхах совсем забыл. Налетел колючий злой порыв ветра и скрыл под снегом ее навсегда…

   Бог обезьян Сунь Укун [1 - Сунь Уку́н (кит. трад. 孫悟空 – китайский литературный персонаж, известен по роману «Путешествие на Запад» У Чэнъэня] проводил взглядом удаляющуюся фигуру человека, мягко спрыгнул на землю, бесшумно подошел к стоянке одинокого путника и взял в руки ту самую ветку сливы, осторожно отогрел и оживил ее своим дыханием. Усмехаясь, Сунь Укун медленно растворился в воздухе – как будто его и не было никогда.

Ветвь сливы ранним утром

     В тот час, когда так смутно на Душе
     Твоей: так нежной, тихой, терпкой.
     Позволь мне другом быть наедине
     Безмолвных встреч на грани «Между».

   «Откуда у меня в голове эти строчки? И почему в сердце встает волнующий образ варварской женщины? У нее огромные глаза…. Совсем не такие, как у наших женщин, и по земле ходит она не как наши женщины Поднебесной. Разве та женщина красива? Ведь она полностью не соответствует общепринятым канонам красоты, и вообще она из далеких варварских земель!». Лю Вэй уже третий час пытался сосредоточится на исполнении старинной мелодии для поперечной бамбуковой флейты. Мелодия называлась «Ветвь сливы ранним утром» и была достаточно сложна для исполнения. Лю несколько раз слышал ее в исполнении своего учителя музыки, и каждый раз мелодия звучала чуть-чуть по-другому. Учитель говорил, что эта старинная мелодия живет в сердце, и умом ее сыграть невозможно. Через несколько лет, умирая, учитель подарил своему ученику старые ноты, в них было записано множество старинных и прекрасных мелодий. «Ветвь сливы ранним утром» нашлась на последней странице. Нотная запись была чуть смазана, но Лю Вэй думал, что ее все же можно сыграть, если как следует приложить усилия и усердно заниматься флейтой каждый день.

   Через несколько месяцев Лю Вэй почувствовал, что его искусство как музыканта стало более совершенным, и он решил попробовать сыграть эту необычную мелодию. Он даже купил себе новую флейту, которая была гораздо дороже старой и, по мнению всех знатоков, лучше звучала. В заранее выбранный утренний час Лю Вэй открыл старые ноты, поднес к губам новенькую флейту и начал играть. Мелодия зазвучала неуверенным быстрым ручейком, откликнулась легким дуновением утреннего ветерка… но вдруг резким диссонансом прервалась. Лю Вэй вздрогнул и чуть было не выронил флейту из рук. В смятении он посмотрел на свои руки, осмотрел флейту, поднес ее к своим губам, но не смог сыграть ни одной ноты. «Попробую завтра, что-то я себя нехорошо чувствую, прилягу лучше, высплюсь и сыграю, ведь учитель сыграл, а чем я хуже него?» Лю Вэй осторожно убрал флейту, быстро разделся и лег. Сон не шел к нему… «Почему у старого учителя получалось сыграть ее? В чем секрет? Разгадаю завтра!»
   Но ни завтра, ни через неделю Лю так и не разгадал секрет исполнения этой мелодии.

   К концу второй недели измученному Лю Вэю приснился сон. Мягкая шелковистая трава стелилась у подножия ажурной беседки. В глубине нее сидела молодая стройная женщина с очень светлыми и короткими волосами и большими голубыми глазами. Она взяла старую флейту Лю Вэя, поднесла к губам и стала легко играть «Ветвь сливы ранним утром». Лю не видел, чтобы перед этой удивительной женщиной были ноты. Окончив играть, женщина убрала флейту, легко встала на ноги и, выйдя из беседки, лучезарно улыбнулась музыканту. Лю Вэя мгновенно прошиб пот, а в горле пересохло. На слабеющих ногах он попытался догнать удаляющуюся от него таинственную незнакомку, но, споткнувшись, упал на траву и проснулся. Было раннее утро. Солнце только что взошло, осветив своими теплыми радостными лучами дворик дома флейтиста.

   Третий час Лю Вэй пытался сыграть чарующую мелодию «Ветвь Сливы…» И третий час образ незнакомой и таинственной молодой женщины из сна не давал ему сосредоточиться. Лишь строчки странного стихотворения будоражили душу Лю Вэя:

     В тот час, когда так смутно на Душе
     Твоей: так нежной, тихой, терпкой.
     Позволь мне другом быть наедине
     Безмолвных встреч на грани «Между».

   Лю Вэй так и не смог сыграть на флейте «Ветвь сливы ранним утром». Через полгода, измученный, он продал злополучные ноты и свою старенькую флейту. Говорят, он долго восстанавливал свои силы недалеко от городка Лицзян, а затем в том же городе преподавал местной знати основы игры на флейте.

Потерянная книга

   Самолет известной китайской аэрокомпании вылетел из Пекина и взял курс на Москву. Лететь предстояло около 8 часов, и Чжан Лумин с удовольствием подумал: «Ну наконец-то отдохну, так все надоело!» Привычно отключив мысли и чувства, он откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, уснул.

   «Наш самолет прилетает в Москву через полчаса…» – приятный голос стюардессы наполнил собой все пространство самолета. Чжан открыл глаза. Его не покидало смутное беспокойство: в течение почти всего перелета ему казалось, что на крыле самолета со стороны его кресла сидела очень большая обезьяна, которая помахивала перед собой веточкой сливы. Обезьяна корчила рожи. «Ну совсем как туреттик – человек со множественными двигательными тиками. А ведь как подражала спящим пассажирам эта обезьяна!» – доктор Чжан Лумин в какой-то миг восхитился видением. – «Но ведь это галлюцинация, хоть и совершенная!» Но доктор, практикующий одно их направлений даосизма, не мог просто так отбросить «эту чертову обезьяну». Слишком уж она была реальна.

   Тем временем самолет рейса 572 приземлился в аэропорту Шереметьево у терминала F. Через некоторое время, пройдя все формальности, Чжан Лумин оказался в зале ожидания, где навстречу ему спешила молодая китайская пара: сотрудник той же клиники, где работал доктор Чжан Тао Шу, и его молодая жена Лян Си. После положенных приветствий Чжан спросил Тао: «А почему ты здесь?»
   «Да командировку руководство продлило», – ответил Тао. «Пойдемте, нас уже ждет машина, номер в гостинице уже забронирован и столик в ресторане той же гостиницы уже заказан».

   Еще через три часа они уже сидели в ресторане и с удовольствием обедали. «Поздний обед получается», – заметил Тао Шу.
   «Да, но зато вкусный», – в тон ответил Чжан. Пока Тао с Лян Си и Чжаном ждали очередную перемену блюд, Лян Си легонько коснулась руки мужа и чуть пристальнее, чем требовали правила добродетели, посмотрела ему в глаза. Шу чуть смущенно начал:
   «Тут вот какое дело, моя жена говорит, что третий день ей снится какая-то обезьяна с веточкой сливы в руках… кривляется, иногда даже смеется, ты не поможешь разгадать сон?»
   Чжан Лумина прошиб холодный пот, он, уважаемый доктор, какой-то миг не мог выдавить из себя ни слова. Все же ему удалось взять себя в руки и он сказал:
   «Не знаю… странный сон, хотя, знаешь, мне уже несколько человек рассказывали, что видели во сне странную обезьяну, вот забавно! А что предшествовало сну? Какое событие?»
   «Понимаешь, в прошлый год, когда мы с женой были зимой первый раз в Москве, она нашла старую потрепанную книгу… После того, как она прочитала ее, сон у Лян Си стал беспокойным, а в последнее время еще и эта непонятная обезьяна…»
   «А книга у вас?» – спросил Чжан.
   «Сейчас нет», – подала голос Лян Си, – «она в гостиничном номере, но я помню некоторые из стихотворений…»
   «Пожалуйста, прочти что-нибудь!» – воскликнул Чжан Лумин. – «Если ты, Тао Шу, также не против…» И Лян Си прочла следующие строчки:

     И лишь гитара в поздний час,
     Твой тихий звук серебряный,
     Мне помогает в трудный час
     В любви пройти через неверие.

   Чжан и Тао одновременно порывисто вздохнули, нахлынувшие на них чувства трудно было описать словами. «Прочти еще что-нибудь», – чуть слышно попросил Шу, доктор Лумин молча смотрел куда-то в сторону.

     Словно лунная дорожка
     украшает сталь озер.
     Словно легкая щекотка,
     Будто милый сердцу взор

     Вдруг поднял меня до неба,
     Крылья просто подарил,
     И в душе мои порывы
     Без труда вдруг усмирил.

     Ты пришла ко мне сквозь время,
     Осветила ярче дня.
     Гласу твоему я внемлю,
     ласковому, как заря.

     Назову тебя хорошей,
     даже если я один.
     Долгий миг столетьем тоже
     Для меня сейчас един.

   Мужчины молчали. Официант разлил по бокалам легкое белое сливовое вино, зажег свечи. «А вот это мое самое любимое стихотворение», – молвила Лян Си. – «Послушайте!»

     Люблю тебя,
     Совсем не зная,
     До слез души
     Боготворю.
     И каждый раз,
     Тебя встречая,
     В тот миг
     Пресветлую молю.

   Какое-то время все трое тихо сидели за столом при свечах и молчали.
   «Что ж, завтра много дел, пора расходится», – наконец произносит Тао Шу.
   «Можно мне почитать эту книгу», – робко спросил Чжан Лумин. – «Я обязательно верну ее».
   Лян Си молча кивнула, а затем добавила: «Мой муж занесет ее сегодня в ваш номер чуть позже».

   Почти ночью Лумин осторожно открыл заветную книгу и начал читать…

     Я люблю тебя без надежды
     На счастливо долгие дни.
     И душа моя без одежды
     Зажигает в сердце огни.

     Я живу среди бурь и смятений,
     В Сердце светлым огнем горя.
     Не страшны мне судьбы потрясенья,
     Коль любовь в душе, как свеча.

     Мне дарить тепло и заботу
     Так приятно, просто поверь.
     Для тебя я открыл сегодня
     Потайную души своей дверь.

     Образ женственный твой – «Жар-птица» –
     Буду нежно хранить в груди.
     Часто ты неожиданно снишься,
     И с тобою теплей, пойми.

     На твоей стороне я сегодня.
     Каждый миг вспоминаю тебя.
     Разделять твою радость не сложно.
     И душа поет тебе «Да!»

//-- * * * --//

     В руках цветок:
     Он белый, нежный,
     Но не найдешь его в саду
     Земном. Цветок, ведь он не здешний –
     В душе цветет лишь поутру.

     Его убить
     Легко так можно.
     Небрежностью смешать с золой,
     Но если Солнце вдруг проснется,
     Согреет радостной игрой,

     В ладонях Духа
     Обогреет… И тихо молвит:
     «Я люблю». Я подарю цветок с надеждой:
     «За все тебя благодарю, мой милый друг,
     Мой друг сердечный, Тебя так трепетно люблю».

//-- * * * --//
   «Он плачет, моя госпожа», – тихо сказал бог обезьян Сунь Укун.
   «Но именно ты помог ему, никто, кроме тебя, не смог бы так провернуть это деликатное дело, только такой хитрец, как ты, а ты единственный, кого я знаю, кто провернул это дело безупречно!» – в ответ молвила богиня любви и брака Нюйва.
   Нюйва достает из рукава своего роскошного одеяния свежую ветвь сливы с распустившимися цветками и кладет ее возле раскрытой старинной книги.

Слезы царя Обезьян

   Нежные перламутровые облака были расцвечены золотисто-белой зарей. Дымчато-прозрачный туман медленно и торжественно тянется к самому удивительно чистому и прозрачному небу, которое не скрывает иные, более высокие Небеса. Неподвижные озера молятся новому дню, приветствуя зарождающее Солнце. Вершины Гор Удан подобно Вечным часовым хранят покой этих мест.

   Сунь Укун, мягко перепрыгивая с ветки на ветку, зорко смотрит по сторонам. Вдруг где можно поразвлечься, а он упустит? Но никаких развлечений не было, и, нагулявшись вдоволь, Царь обезьян возвращается назад, в небесные покои владычицы Запада, Си Ванму.

   Войдя в покои владычицы как обычно по потолку, бог обезьян замер, необычная тишина мягко обволокла его. Только у самого дальнего, резного, отделанного мраморной и нефритовой крошкой окна слышались тихое, необычайно мелодичное пение.

   Сунь Укун тихо приблизился на почтительное расстояние и сел. Владычица Си Ванму пела удивительную песню. Царь обезьян вдруг вспомнил свои первые годы, проведенные на горе Цветов. Долгий вздох вырвался из его груди. Ему вспомнились первые похождения в небесных Чертогах, сопровождение буддийского монаха и еще много удивительных приключений. Затем он вспомнил свою первую любовь, свое многочисленное обезьянье потомство, как он играл с ними, тренировал. И царь обезьян заплакал, по его сморщенному лику потекли слезы.
   Си Ванму закончила петь и тепло улыбнулась богу обезьян.

   «Госпожа!» – молвил Сунь Укун. – «Когда вы пели, я вспомнил гору Цветов – мою волшебную родину! Эти удивительно красивые цветы, сосны, горные ручьи, реки, водопады! Как я там любил резвиться!»

   «Ах ты, проказливая каменная обезьяна! Умеешь найти нужные слова! Мне приятно, что тебе так мое пение понравилось!» – с легким смехом ответила Си Ванму. – «Знаешь, я подарю тебе ветвь сливы. Эту ветвь сливы мне подарила Нюйва – богиня любви, эта ветвь – волшебная, сколько ее не дари, а она…» И лукаво хихикнув, Владычица Запада исчезла.

Меч-Цзянь и ветвь сливы

   Я зашел в небольшую пагоду, стоящую на высоком месте, возле быстрой горной речки.
   На удивительном по своей красоте алтаре на красной шелковой ткани лежат скрещенные мечи-цзянь [2 - Меч-цзянь – китайский традиционный меч с прямым лезвием.] и никогда не увядающая ветвь сливы. Рядом с алтарем все время можно видеть молодую печальную женщину. Любому посетителю она может рассказать следующую легенду.
//-- * * * --//

     Свист клинка: чуть слышен ропот
     Тихих дум; и шуршанье одежд.
     Блеск клинка – безмолвный шепот
     быстрых ног, заметавших свой след.

   Казалось, Мастер Шан Гу танцует и меч-цзянь ведет его к недостижимой для смертного цели. Часа через два мастер почувствовал то наполненное состояние, которое всегда сопровождало его в минуты наивысшего напряжения духа и тела. Изящным, словно завершающий мазок кистью в каллиграфии, движением Шан Гу завершил форму. Через несколько минут он, войдя в свои покои, сел, скрестив ноги перед небольшим алтарем, возжег свечи и погрузился в созерцание пламени трех тонких свечей.

     Триграммы сонные качали
     Одну страницу Книги Перемен.
     И звезды неподвижные встречали
     Луны и Солнца циклов смен.

   Медленно, как бы перекликаясь между собой, текло время. Свечи медленно таяли. Казалось, тело изнутри стало одной сплошной Драгоценностью Пустоты. И в глубине этой немыслимой Пустоты зрели Три Цветка удивительного и теплого света. В какой-то момент это необычное состояние, пройдя множество оттенков, превратилось в тихую радость бытия с легким оттенком грусти. Мастер беззвучно рассмеялся и, легко поднявшись, вышел во двор своего дома.
   На западе горел закат. Темные тучи, сталкиваясь с игрой закатного солнца, образовывали головы мифических существ – феникса, дракона, всевозможных птиц. Дул легкий ветерок. Жена мастера Лю Фэн угостила Шан Гу крепким чаем.
   «Вот еще один день прожит», – подумал мастер. – «А обещание, данное странному незнакомцу с очень подвижным лицом, я до сих пор не выполнил».
//-- * * * --//

     Как змеи живые,
     Словно тигра атака:
     Танец парных клинков.

   Как-то раз, еще будучи молодым, мастер отрабатывал сложную форму с парными клинками, когда в ворота его дома громко постучали. Открыв ворота, Шан Гу увидел закутанную в темные одеяния, как ему показалось, женскую фигуру. В руках загадочная фигура держала маленького ребенка – прелестную девочку.

   «Милостивый господин, не могли бы приютить эту очаровательную девочку? Я слышала о Вас только хорошее и Вам поклон от старого друга с очень подвижным лицом», – быстро закончила она свой короткий монолог. Шан Гу глубоко вздохнул и не смог отказать «гостье», тем более обещание, да еще такое, невозможно не выполнить, ибо в случае отказа от своего обещания – позор будет хуже смерти.

   Прошло несколько лет.
//-- * * * --//

     «Искусство Шелковых Плетений [3 - Искусство шелковых сплетений – одна из даосских практик, используемая в боевых искусствах Китая, другое название – «шелковая нить».]
     Пришло из сумрака веков.
     Познать ты можешь суть явлений:
     Первостихий игры основ.
     Искусство сочетай с дыханьем
     И ввысь ты обязательно стремись
     Душою, Сердцем; Нет названий,
     И будь подобно слову «Высь».

   Маленькая Си Мо старательно повторяла за мастером все движения. «Не спеши, дочь, у тебя все получится позже». Си попробовала еще раз повторить и, споткнувшись, упала. Мастер осторожно поднял свою маленькую дочку и, гладя по спине, стал успокаивать.
   «Вечно ты со своими тренировками!» – Лю Фэн с недовольным видом взяла у мужа девочку и ушла в дом.
   Мастер горько улыбнулся: «Я не могу рассказать своей жене о том странном обещании, но я должен выучить свою приемную дочь».

     Той странной тайной мифологией
     Я заразился сотни лет назад.
     Великое Искусство Желтого [4 - Искусство желтого – символическое отображение даосских практик самосовершенствования.]
     Приоткрывало дивный сад
     Деревьев: персики и абрикосы,
     И сливы дикие цветут.
     Брильянтами играют росы,
     Когда до Солнца пять минут,
     Заря озолотила все вокруг.

//-- * * * --//
   Прошли годы. Девочка стала удивительно красивой женщиной. Мастер за это время похоронил свою рано умершую жену. Свое мастерство он передал дочери. И часто их можно было видеть во дворе дома за совместными тренировками.

   Однажды вечером, в час, когда закат особенно красив, мастер увидел в небе быстро растущую точку. Вскоре точка превратилась в красивого величественного желтого журавля, на шее которого сидел беззаботный Дамо. Си Мо услышала шум и выбежала во двор. И в тот же миг молодая девушка стала меняться, и уже стареющий мастер увидел богиню любви Нюйву.
   «Спасибо тебе, благородный мастер! Тебе было трудно, но ты выполнил давнее обещание, и я скажу тебе: тот человек, которому ты пообещал – царь обезьян Сунь Укун, и он в знак признательности помогал тебе в изучении боевых искусств», – молвила Нюйва и, поклонившись мастеру, положила у его ног ветвь сливы.

   Мастер от изумления не мог и слова молвить. Он живо вспомнил ту сцену, когда его, еще мальчика, спас из медвежьей ямы тот странный человек. «Чем же мне отблагодарить тебя?» – спросил будущий мастер тогда. – «Обещай, что однажды воспитаешь приемную дочь», – последовал ответ.

   Тем временем Нюйва села на шею журавля рядом с Дамо и, тепло улыбнувшись, улетела в свои чертоги, а на Шан Гу снизошло тихое озарение, которое на земле мало кто достигает.
   Умирая, Шан Гу завещал построить пагоду, посвященную богине любви Нюйве. А на алтарь положить ветвь сливы и пару мечей-цзянь.

Лиса [5 - В Китае существует поверье: лисы – это оборотни, которые обращаются в очень красивых девушек с целью соблазнения мужчин.] и ветвь сливы

     В том храме разрушенном,
     В том храме поруганном
     Лисы живут,
     Лисы живут.
     На алтаре том расколотом
     Поверхности каменной
     Ветвь сливы лежит,
     Ветвь сливы лежит.
     В том храме разрушенном,
     В том храме заброшенном
     Увядшую ветвь все еще стерегут,
     Не смея бежать, черные лисы живут.

   Глаза в темноте при свете луны горят таинственным огнем. Черно-бурая лиса осторожно пробирается к скрытому от глаз полуразрушенному храму. В пасти у ней – ветка сливы. Вот лиса уже в храме и осторожно кладет ветку на каменный алтарь. Потом отползает немного назад и, положив голову на пол, плачет, а когда-то она была самой красивой девушкой в уезде. И слава о ее красоте разошлась по разным уголкам Поднебесной.

   В ту пору в том же уезде и том же городке жил молодой просвещенный человек, который готовился к сдаче экзаменов на младшего чиновника. Молодой человек был очень скромен и вежлив. Ему даже иногда торговцы делали скидку, ибо слава о его вежливости и учтивости шла вперед него.
   Как-то раз этот молодой человек пришел на рынок – купить немного овощей и немного мяса. Когда он возвращался назад, то неожиданно его кто-то толкнул. Молодой человек, назовем его Ли Чу, споткнулся, но удержал равновесие. Однако раздавшийся за его спиной мелодичный смех сильно смутил его. Ли Чу обернулся и глазами встретился с глазами удивительно красивой незнакомки. Молодой человек, пробормотав несколько слов извинения, поспешил удалился.

   Вечером после ужина Ли Чу отводил пару часов за подготовкой к государственным экзаменам. Но образ прекрасной незнакомки и ее сияющих глаз и чуть лукавой улыбки никак не выходил из его сердца и путал мысли. Закончив занятия каллиграфией, безупречное владение которой было обязательным для будущего чиновника, Ли критически взглянул на плоды своих трудов и остался недоволен: каждый иероглиф как будто мелко, чуть заметно дрожал. Рассердившись на свою невнимательность и помолившись местным богам, молодой человек лег спать.
   Следующие несколько дней для будущего чиновника прошли весьма спокойно. И хотя образ той незнакомки подспудно поселился в сердце Ли Чу, наш молодой человек смог сосредоточиться на подготовке к важным для него событиям. Тем более, что до государственных экзаменов оставалось чуть больше месяца.

   Однажды, когда до дня экзаменов оставалось меньше двух недель, Ли Чу прогуливался возле города в сливовой роще и слушал пение птиц. И хотя он очень волновался перед наступающим важным событием, на душе у него в тот момент было тепло и радостно. Пели птицы. Ли медленно шел по узкой дорожке, заложив руки за спину. Вдруг он услышал мелодичный голос: «Ли Чу!»
   Ли Чу огляделся, казалось, голос был совсем рядом. Молодой человек осторожно пошел на звук голоса и увидел у сливового дерева ту самую девушку, которая его толкнула две недели назад на рынке.
   «Такой скромный молодой юноша! Говорят, вы готовитесь стать чиновником и у вас скоро экзамены?»
   «Да, я действительно скоро сдаю экзамен», – отвечал Ли Чу.
   «Вы не смотрите на меня? Опустили свой взор, краснеете… я вам не нравлюсь?» – тон молодой девушки стал нетерпеливым. – «Может, ты даже целоваться не умеешь?» – лукаво улыбнулась она, и какие-то задорные, но и в то же время опасные огоньки зажглись в ее прекрасных глазах. – «Поцелуй же меня!»
   Ли Чу стоял ни жив, ни мертв, боясь пошелохнуться и посмотреть на стоявшую перед ним красавицу.
   Вздохнув, девушка медленно подошла к будущему чиновнику и поцеловала его долгим-долгим обжигающим поцелуем.

   К ночи усталый и разбитый Ли Чу пришел наконец домой и, не раздеваясь, рухнул в кровать и мгновенно уснул.

   Проснулся он поздно и долгое время никак не мог понять, что с ним происходит. Потом он вспомнил и ту девушку: и ее поцелуй, и ласки, и восхитительные часы, проведенные вместе.
   Сердце Ли Чу в тревоге сжалось… «Неужели я ее никогда не увижу?»
   Молодой человек кое-как поел. Надо было готовиться к экзаменам, но у него все валилось из рук. Даже каллиграфия выглядела у него как у маленького мальчика – нервными мазками. Невозможно было прочитать то, что он написал.
   К вечеру Ли чу опять был в той сливовой роще.

   Так повторялось каждый день в течение недели. Молодой человек осунулся, побледнел.

   Но однажды случилось событие, которое сильно изменили жизнь Ли Чу.
   В тот день, накануне государственного экзамена, Ли Чу пришел на свидание пораньше. Девушки еще не было, и Ли сел под сливовое дерево в ожидании любовного свидания.

   Очнулся он оттого, что какой-то густой мужской голос во всю бранился и выговаривал кому-то: «Опять ты, Ся Фэн, развлекаешься и совращаешь достойных мужей!» Будущий чиновник осторожно повернул голову и увидел высокого сильного человека, который держал черно-бурую лисицу за серебряный с рубинами ошейник.
   «Вот твоя возлюбленная! Лиса!» – бросил незнакомец Ли Чу.
   «А ты кто?» – сдавленно спросил Ли Чу.
   Высокий человек усмехнулся и осторожно провел кончиками пальцев по глазам юноши.
   Ли Чу несмело взглянул и увидел, что перед ним стоит сам Дун Вангун – Владыка Востока, а на поводке у него была недавняя возлюбленная Ли Чу, которая очень быстро превращалась то в лису, то обратно в девушку.
   Сердце молодого человека гулко стукнуло, слезы застлали глаза. Дун Вангун осторожно обнял его за плечи и мягко сказал:
   «Я понимаю твое горе, но сама покровительница любви Нюйва следит за тобой, ибо ведомо ей многое о тебе. Она шлет тебе в подарок ветвь сливы, которая будет для тебя талисманом».
   С этими словами Владыка восточных земель вложил в слабеющие пальцы Ли Чу распустившуюся ветвь сливы.

   На следующий день молодой человек блестяще выдержал трудный экзамен.
   Через год он женился на другой девушке, и у них родились три сына и две дочери. Они и сейчас живут, а во дворе дома у них растет слива, цветы которой никогда не увядают.

Белый шелк

     Пики Кунь Лунь;
     Белые вершины
     Засыпаны снегом…
     Свет моих глаз,
     Помнишь, как было?
     Слива помолвила нас.

   Я уже очень стар. В молодости моя жизнь была насыщенной. Я вращался в самых высоких кругах, иногда удостаивался аудиенции самого императора. Но сейчас… я живу в маленькой хижине в Куньлуньских горах. Мне теперь мало что нужно в этой жизни. У меня есть все и главное мое сокровище – Ветвь сливы, на котором цветы никогда не увядают.

   Каждое утро я выхожу из своего домика и иду в беседку. В центре беседки небольшой чайный столик, а на нем никогда не увядающая ветвь сливы. В течение всего утра я пью один из сортов чая, каждый раз новый, и, глядя на ветвь сливы, вспоминаю, вспоминаю…

   В свое время я был преуспевающим художником при императорском дворе. Мои картины и портреты вельмож славились по всей Поднебесной. Мне казалось, что сам император восхищается моими скромными талантами, что уж говорить о различных сановниках императорского дворца!
   Однажды я сидел в своей комнате и читал интересный свиток: в нем неизвестный автор написал такие строки:

     Киноварью окрасил
     Ты сонмы воздушных дворцов.
     Землю окутал туманом,
     Выпустил в Небо армии Слов.

   Прочитав последнюю строчку, я вдруг почувствовал, что рядом кто-то находится… Быстро подняв глаза, я увидел высокую незнакомку, которая, к тому же, была очень странно одета.
   «Госпожа!»
   Незнакомка откинула со лба капюшон, и предо мной предстала удивительно красивая девушка с необычными цвета белого золота длинными волосами и зелено-карими глазами.
   «Па Чуй, мне сказали, что здесь живет императорский художник Па Чуй».
   «Да, Госпожа», – совсем уж растерянно ответил я и, окончательно смутившись, умолк… «Может быть, это незнакомка от самого Юй Чжоу, знаменитого флейтиста, автора «Ветви сливы ранним утром»? Да, я уверен, что эта прекрасная незнакомка от него, и наверняка с просьбой!»
   «Мой возлюбленный, Юй Чжоу, просит Вас оказать ему небольшую услугу», – продолжала тем временем она. – «Весть о Ваших талантах известна не только в столице, но и во всех ее провинциях».
   «Вот, посмотрите», – таинственная госпожа извлекла из рукава небольшую шкатулку.
   «Как она туда смогла поместиться?» – подумал я.

   Тем временем гостья открыла шкатулку, и я увидел изумительной работы флейту.
   Видя мои изумленные глаза, гостья сказала: «Это действительно та самая флейта, и мой возлюбленный хочет, чтобы Вы нарисовали меня за игрой на этой флейте на белом шелке».
   «Госпожа! Но у меня нет такого шелка!»
   «Не волнуйтесь, Па Чуй, такой шелк у вас всегда будет. Мой возлюбленный позаботится об этом. Я же смогу приходить к Вам один раз в месяц в середину растущей луны, имя же Юй Чжао не позволит злопыхателям разносить о вас небылицы».
   «Госпожа», – я согнулся в глубоком поклоне, – «это честь мне, недостойному, нарисовать ваш портрет…»

   Прошло полгода. Я нарисовал портрет этой удивительной гостьи. В последнюю встречу, в день середины убывающей луны, она забрала портрет, а на прощание молвила:
   «Такой мастер, как вы, должен быть щедро вознагражден. Эта ветвь сливы, – и девушка откуда-то извлекла ее, – будет вашим талисманом в долгой и счастливой жизни».
   Прошло еще два года. За это время произошло множество событий: умер старый император, его сменил старший сын, я женился на хорошей, образованной девушке, и мы уехали из столицы, так как, по слухам, новый император был нами недоволен. Потом было еще много разных событий, но нам везло, и не исключено, что именно ветвь сливы охраняла нас от всех бед.

Нефритовая статуэтка

   Мягкий, не яркий светло-зеленый свет падает на небольшую нефритовую статуэтку.
   Иногда мне кажется, что статуэтку охватывает легкое серебристо-дымчатое сияние, почти не видимое на глаз.

   В прошлом году известный когда-то на весь Китай флейтист Лю Бао-Син подарил эту статуэтку мне, когда я был в Поднебесной, в Нанкине. Он уверял меня, что статуэтка некогда была в даосском храме Желтого Журавля и символизирует богиню любви Нюйву. Но современные синологи (специалисты по китайской культуре) в один голос утверждают, что такой статуэтки не могло быть никогда. Да и храма такого не было. Они считают, что статуэтка изображает молодую женщину, которая могла бы жить на восточной стороне Уральских гор в середине XVIII века. Тем не менее, для всех синологов остается загадкой следующее:

   1. Девушка держит в руках традиционную бамбуковую флейту так, как будто собирается играть на ней.

   2. В ногах у девушки сидит небольшая обезьяна, сжимающая в одной лапе посох, а в другой – ветвь сливы.
   На эти вопросы специалисты до сих пор не получили ни одного внятного ответа.
   Сама статуэтка около 50 см высотой и сделана чрезвычайно искусно. Вот еще поражающий воображение факт: девушка одета в китайский женский национальный костюм того времени, а такие одеяния носили только аристократки очень высокого общественного положения. И опять синологи разводят руками – такого факта просто не могло быть.

   Однажды я показал эту статуэтку моему другу из Китая, Пэн Чуню. Пэн Чунь очень удивился, спросил: «Откуда у меня статуэтка, как она ко мне попала?» А затем рассказал легенду, что эту статуэтку действительно сделали по заказу известного флейтиста XVIII века, более того, тот флейтист – его дальний родственник по материнской линии. Пэн Чунь показал мне искусно сделанный рисунок на белом шелке – на нем была изображена та же самая девушка, что и на статуэтке. Мой друг сказал, что, по преданию, если статуэтка появляется в жизни какого-то человека, значит того человека в скором времени ждут большие перемены…

   Вечерело. За окном весело громыхнул гром, сверкнула цепь красивых и ветвистых молний. Я взглянул в окно. Дождь лил сплошным потоком. На миг мне показалось, что дождь рисует хитрую сморщенную обезьянью морду. «Да нет, не может быть такого!» – с раздражением подумал я. – «Дождь, рисующий обезьянью морду! Смешно очень!!!»

   Легкое дуновение воздуха заставило меня вздрогнуть от неожиданности. Я быстро поглядел на стол – статуэтки не было! Вместо нее на столе лежала ветвь сливы. Резкий звонок вывел меня из оцепенения, и я бросился открывать входную дверь. На пороге стояла удивительно красивая девушка, в точности похожая на ту, что была изображена на статуэтке.
   «Меня зовут Ульяна», – молвила она мелодичным низким грудным голосом.

Старики Мэй [6 - В средневековом Китае слова Сваха и слива Мэй звучали одинаково.]

   – Старуха, ты опять помогаешь людям сходиться вместе?
   – А ты все так же остужаешь огненные сердца? – с хитрой усмешкой парировала она.
   Уже второй час старик Мэй и его старая жена плыли над землей на облаке и с интересом разглядывали землю.
   – Смотри! – вдруг закричала старуха. – Опять старый флейтист ссорится со своей светловолосой супругой!
   – Сейчас я их остужу, это быстро! – старик достал откуда-то изящный чайничек и стал поливать ссорящихся.
   – Ну вот, и ссориться перестали, – удовлетворенно сказала старуха Мэй и осторожно прикоснулась веточкой сливы к сердцам супругов.
   – А ведь мы могли бы быть вместе с тобой, а? – вдруг задумчиво сказал старик, – Места здесь красивые!
   – А сейчас что, не вместе? Ты же умер, да и я умерла, и сидим мы на облаке, а не где-нибудь в бедных кварталах Гуанчжоу!
   – Ох… а я и не заметил… А как мы здесь очутились?
   Старая Мэй только фыркнула в ответ и отвернулась.
   – Слушай, Мэй Фэнь (так звали жену старика Мэя), а давай и дальше помогать людям, ведь хорошо вышло с той семейкой – ссориться перестали.
   – И кто ж тебе подсказал столь умную мысль? – резко повернулась к нему старуха.
   – Я подсказал! – Из-за спины появилась улыбающаяся сморщенная мордочка. – Бог обезьян, Сунь Укун, к вашим услугам. Госпожа Си Ванму со своим супругом Дун Вангуном ждут вас у себя во дворце. Не опаздывайте!

   А где-то далеко в Уданских горах усталый странник глядел в Небо и осторожно прижимал к груди Веточку сливы, а по щекам его текли слезы утешения и надежды.

Тринадцатая ветвь

     Тринадцатая ветвь –
     Она одна осталась,
     Двенадцать брошены судьбой.

     Тринадцатая ветвь:
     Любовь в снегах казалась
     Старухой с непокрытой головой.

     Тринадцатая ветвь:
     Игра стеклянных бусин
     Мелодию рождает просто так.

     Тринадцатая ветвь:
     Взгляд вековечных сосен
     Причудливый рождает знак.

   Сюнь Чженчунь задумчиво смотрел на спокойную поверхность воды. Несмотря на свое внешнее спокойствие, он с трудом сдерживал себя. Еще бы! Вот уже 13 раз ему посыльный приносит свежую ветвь сливы. Предыдущие двенадцать ветвей Чженчунь в гневе выкинул прочь. Ему невыносима была сама мысль о том, что кто-то его там любит. Какая-то девушка, да еще простолюдинка уже тринадцатый год его домогается!

   «Я – флейтист при императорском дворце, мой род – уважаемая династия флейтистов – ведет свое происхождение от самого Юй Чжоу! Я достоин большего, намного большего! Что же, пора заканчивать этот балаган, высушу-ка я эту ветвь и отошлю ее обратно – надеюсь, этот знак будет наконец-то правильно истолкован! Тем более, дочь хранителя императорской печати ко мне благосклонна, а то, что она замужем, так это пройдет как болезнь, которую можно вылечить».

   Прошло несколько дней. Однажды днем Сюнь Чженьчунь обратил внимание на траурную процессию на его улице. Вскоре он увидел, кого именно хоронят: это была именно та самая девушка-простолюдинка. Позади шла небольшая процессия из двенадцати человек, и каждый нес в руке по одной веточке сливы.
   «Что за чертовщина! Эти веточки точь-в-точь такие, как те, которые она мне присылала! А тринадцатая веточка, где же она?» Какое-то нехорошее предчувствие закралось ему в душу, как будто тень беспокойства поселилась в его сердце.
   Через некоторое время ему удалось выяснить, что же на самом деле случилось: девушка покончила жизнь самоубийством, а родители заплатили государственным чиновникам за то, чтобы смерть в заключении выглядела естественным образом.
   Сюнь очень разгневался и, пользуясь связями, наказал родителей той девушки.

   Далеко наверху на перламутровом облаке пролетали старик и старуха Мэй. Они, как обычно, шутливо переругивались между собой.
   – Ой, бабка, смотри, что флейтист тот натворил! – Старик Мэй резко указал вниз. – Двенадцать раз мы его останавливали, а он все никак – все-таки он добился своего!
   – И какой ценой! – вскричала старуха. – Этого нельзя оставлять без наказанным! Ну-ка, дед, правь облако к нему!
   Сюнь Чженьчунь как раз отдыхал после обеда. Приятная музыка, девушки… Вдруг небо мгновенно потемнело, и перед испуганным флейтистом предстали старик со старухой.
   – Не играть тебе на флейте! – гневно промолвил старик.
   – Твоя новоявленная жена с этого момента пусть станет лисой! – вторила ему старуха.
//-- * * * --//
   Высоко-высоко, где владычествует сам Небесный Император, есть изумительной красоты сад. Молоденькая девушка бережно ухаживает за тринадцатью веточками сливы, которые со временем станут великолепными деревьями. В ней с трудом можно узнать ту самую девушку, которая не вынесла равнодушия забытого всеми флейтиста. Рядом с ней живут ее родители, которым Небесный император даровал покой, отдохновение и бессмертие.

История супругов Мэй

     На облаке белого света
     Старик и старуха летят,
     Молчанье им ведомо Неба,
     О чем их сердца говорят?

     Когда-то они, молодые,
     Сердцем узнали любовь.
     Памяти дни те лихие
     Соединила ветвь сливы без слов.

     Сердца их два века как вместе
     Открыты навстречу любви.
     Когда-то жених и невеста
     Через страданья прошли.

     Им ведомы боль поражений,
     Потеря сынов, дочерей.
     Мой друг, во всей Поднебесной
     Любви не найдешь ты верней.

   Однажды в одном уездном городе на юге Китая жил один зажиточный человек. Звали его Мэй Чжан. В молодости он служил в отборных императорских войсках, получил повышение по службе. Затем он оставил военное дело и, перебравшись в тихий городок, открыл свое небольшое дело по продаже шелка. Также было известно, что ему очень нравилась музыка, и он с удовольствием слушал местных музыкантов-флейтистов. Он искренне считал, что звук флейты – самый чистый, возвышенный и нежный в природе.
   Как-то раз Мэй шел на базарную площадь, чтобы купить немного овощей и мяса для ужина. Он долго торговался с местными торговцами: это был своеобразный каждодневный ритуал, которому он следовал вот уже на протяжении своей трехлетней городской жизни. И торговцы, и Чжан Мэй получали от этого ритуала огромное удовольствие.

   Но в этот раз глаза торговца были чуть хитрее обычного.

   – Господин, ходят слухи, что в городе остановилась богатая девушка, которая желает приобрести качественный шелк. Возможно, она явится к вам.
   Мэй поблагодарил торговца и поспешил к себе домой. Дома, в беседке, его уже ждала та самая девушка.
   – Госпожа, я к вашем услугам, – почтительно склонился Чжан Мэй.
   – Так вы и есть тот самый Мэй Чжан, чьи шелка пользуются славой и известностью далеко за пределами провинции?
   – Я всего лишь скромный ваш слуга, вы хотите взглянуть на образцы шелка? Позвольте предложить вам чаю для начала…
   Через несколько дней весь город говорил о том, что господин Мэй удачно расширил свое дело. На протяжении всего года Мэя и ту очаровательную девушку можно часто было видеть вместе, а еще через полгода Мэй Чжан и Ся Лянь, а именно так звали тут девушку, сыграли свадьбу. В положенное время у них родились дети.

   Казалось бы, счастливая история, но в то время в разных уголках Китая прокатилась волна кровавых мятежей. Не обошла она и наших героев. Они потеряли все, что имели – детей, дом, деньги. В течение многих лет они скитались из города в город, из деревни в деревню. И, странное дело, они никогда не предавали друг друга, бывало, ссорились, мирились, но никогда не переставали любить друг друга.

   Прошло еще несколько лет. Мятежные волнения улеглись, и супруги Мэй вернулись в родной город. Им предстояло заново начинать жить.

   Однажды те края посетил сам бог обезьян – Сунь Укун. Пролетая над тихим уездным городком, он увидел, как какие-то бедные люди пытались спасти несколько чахлых слив. А в тот год стояло засушливое лето, и множество деревьев стояло выжженными. Сунь Укун увидел, что эта супружеская пара пережила много горя и лишений, но они сохранили в своем сердце самое дорогое – любовь к друг другу. Став невидимым, царь обезьян подошел к чахлым деревцам сливы и тихонько коснулся до каждого из них своим каменным посохом.

   Через несколько дней в садике супругов Мэй зацвели сливовые деревья.

   Говорят, с тех пор эти сливы никогда не увядали и давали сочные плоды круглый год.

   Старики Мэй дожили до глубокой старости, а умерев, стали жить на облаке.

     На облаке белого света
     Старик и старуха летят,
     Им ведомо все, что на свете
     Людские сердца говорят.

     В объятьях сливового сада
     Их души связала любовь,
     Им воля Небес как награда –
     Быть вместе вовеки веков.

     И людям, в земных испытаньях
     Сумевшим любовь обрести,
     Ее сокровенное знанье
     От имени Неба нести.

Флейта с рисунком

   Такая неподвижная гладь родного озера, отражающая горные пики Куньлунских гор! Так насыщен ароматами горных трав воздух! А как птицы поют! Разве есть место лучше, чем то, где я сейчас нахожусь?

   Здесь я провел детство, мои родители были небогатыми чиновниками и рано отдали меня в школу. В школе я прилежно учился, но больше всего меня занимала игра на флейте. Когда я разучивал мелодии, то словно маленькие взрывающиеся пузырьки какого-то легкого газа весело бежали по моим жилам, и мне хотелось и хотелось дарить радость людям своей музыкой.
   Я успешно выдержал государственный экзамен и потом несколько лет скитался по южной части Китая, зарабатывая себе на чашку риса, играя различным богатым чиновникам и купцам.

   Через несколько лет я накопил достаточную сумму денег, чтобы купить себе действительно приличную флейту. Но судьба распорядилась так, что флейта мне досталась самым чудесным образом.

   Да уж… вот действительно удивительная история! Да, сама флейта очень необычная: серебряная, с зеленоватым узором в виде листьев сливы. Казалось, что флейта и есть сама по себе веточка сливы, вот-вот готовая распуститься.

   Однажды в городе N градоначальник города устраивал праздник Прихода весны. В тот день я должен был играть вместе с другими музыкантами на том празднике. Утром, наскоро поев и собравшись, я поспешил в дом хозяина, устроившего великолепное празднество. Вдруг на меня обрушилась толчея, крики «Старуху убили!», всхрап лошадей… Я увидел, как какую-то старую женщину отбросило с дороги в сторону. Бросив все, я метнулся к ней… не зная толком, чем я смог бы ей помочь…
   Я взял ее на руки и отнес в сторону, подальше от суеты. Через некоторое время она пришла в себя и тихо сказала:
   – Не волнуйся, со мной все будет хорошо, тебя же ждут в доме градоначальника… ты должен играть на флейте… погоди… – старуха вынула из широкого рукава продолговатую черную шкатулку с простым узором из листьев сливы. – Твоя флейта все равно разбилась, а эта послужит тебе долго-долго. Ты успеешь к празднику вовремя.
   Взяв необычный подарок и поблагодарив старую женщину, я поспешил на праздник.

   С тех пор прошло много лет. К старости я вернулся в родные края. Мне мало что нужно от жизни: чашка риса с тушеными овощами и мясом и маленькая фляжка вина, а по вечерам – возможность, сидя на берегу горного озера, играть на серебряной флейте.
   Возможно, это была сама старуха Мэй, которая любила иногда сходить с облаков не грешную землю… Видать, нравимся мы, люди, ей чем-то…

Ледяное озеро

     Ты не отдашь мне чуда явного,
     В себе его ты сохранишь,
     Минут счастливых, не загаданных
     Я не забуду только их.
     Ветвь сливы тайной неразгаданной
     Связала души, времена.
     Не все еще здесь мной рассказано,
     Еще жива одна игра.

//-- 1 --//
   Утром рижский скорый как-то неожиданно и плавно остановился в Себеже. Проводница помогла мне сойти на перрон. Пожелав попутчикам Нового года, я с рюкзаком за плечами отправился к выходу.
   – Сбегаете? – спросила меня напоследок женщина, которая была каким-то научным сотрудником какого-то НИИ.
   – Получается, что так, – ответил я как единственный пассажир, для которого путешествие уже заканчивалось. Остальных же ждала встреча с представителями двух таможенных служб России и Латвии.
   – Ваши документы, – спросили меня у выхода из вокзала. У меня, кстати, часто спрашивают документы: возможно у меня физиономия подозрительная, но пропустили без проблем, все ж к себе домой приехал. Правда, у меня дом не в Себеже, а в Праснях – небольшой деревушке возле Себежа. А вообще, во дожил! Чтобы попасть из Москвы к себе домой, который на территории России, нужно пересечь русскую же границу!

   Ладно уж, это все лютики и птички уставшего с дороги человека. Главное то, что меня уже ждала машина, на которой меня быстро довезли до дома, который был к тому же протоплен. Эх, что бы я без соседей делал?

   Слушайте, как же непривычно-то! В Москве всегда светло, даже на окраине, где живу, а здесь – первозданная тьма! И тишина, невозможная тишина, которую ничто не нарушает! А непонятное нечто – похожее на дневной сумрак – нехотя вступило в свои недолгие права только к часам одиннадцати, раскрасив мир во всевозможные оттенки серого и сепии. Впечатление усиливалось висящим в воздухе туманом. Даже зелень сосен, можжевельника, мха, елей была обильно сдобрена всепроникающей серостью окружающего пейзажа.

   А я еще хотел лопатой для расчистки снега разжиться! И как бы я смотрелся в рижском фирменном с рюкзаком и снеговой лопатой? Еще б шапку с бубенчиками до кучи, и получился бы из меня форменный шут с психологическим и дефектологическим образованием, который в бесснежную зиму поехал под Себеж лопатой снег сушить у себя на участке!

   Дождавшись более-менее светлого времени суток, я отправился поглазеть на озеро – говорят, там еще лед наблюдался, хотя со стороны города льда вроде бы как и не было уже – теплынь все же. Пока шел до озера, все дивился: то ли поздняя осень еще, то ли весна ранняя в гости заглянула. Местами только полузамерзшие лужи и бочажки, а в основном – зеленый мох, пожухлая (а у меня на участке – зеленая) трава. А еще почки на лиственных деревьях, ну просто смех, а не Новый год! Здравствуй, дедушка жара, борода без ваты, новогодний снег украл, старый хрыч горбатый!
   Ну вот и озеро, в которое просто невозможно было не влюбиться. Со стороны аэродрома – местного пляжа – лед еще был, но и здесь уже начинал подтаивать. А красиво ведь! Вот сами посудите! Небольшая полоска песка, затем, как бы окаймляя основную массу льда, чистейшая в легких волнах вода, затем лед с собственной белой каймой, повторяющей застывшее движение воды к берегу, дальше сам желтовато-белый лед, который медленно растворялся в туманном просторе.

   Туман, кстати, был таким, что противоположного берега с набережной города Себеж не было видно.
   Я подошел к самой кромке воды: почти осязаемую тишину нарушал только перестук двух дятлов в лесу (одного я потом удачно сфотографировал). Вода у самого берега была подернута легкой рябью. Мимолетно взглянув в даль, в попытке все ж рассмотреть противоположный берег, я вдруг заметил что-то яркое не так уж и далеко от себя: небольшая ветвь с распустившимися цветами сливы лежала прямо на льду озера недалеко от меня!
   – Откуда она здесь? – успел подумать я, одновременно озираясь по сторонам и чувствуя нелепость происходящего. А мир вокруг действительно стал как будто нарисованным и неестественно неподвижным: застывшие, словно рельефные березы без листьев, охраняемые небольшими желтовато-серо-зелеными сосенками. Я снова взглянул на озеро: ветвь сливы медленно исчезала у меня на глазах, и я пронзительно остро понял, что это ледяное озеро никогда не отдаст мне в руки явленное чудо. Но, с другой стороны, не так много людей вообще замечают чудеса, которых так много вокруг них. А чудо… его не должно быть в руках, иначе оно теряет свои волшебные свойства.
//-- 2 --//
   На следующее утро я поехал в город Себеж. А рано поехал, потому что меня сосед подбросил, он на работу, ну и мне вроде как по пути. В городе мне нужно было зайти в налоговую, а потом мелочевку в магазине. Пока ждал начала работы налоговой, гулял по тускло освещенной набережной. С озера дул пронзительный ветер, с неба – мелко моросил редкий дождик, огромная давящая черная из-за того, что светает все же поздно, масса воды навевала мрачноватое настроение, давила своей свинцово-холодной неотвратимостью, которое тем не менее помогло мне продумать сюжет этого рассказа.
   Впереди меня ждал самый бесснежный Новый год, а значит, пора готовить к воплощению новые творческие задумки и исполнять данные самому себе новогодние пожелания!

Разноцветные бусинки

Владычица

     «…Так кожа твоя бела,
     Свежа и лучится тайной,
     Так блик одинокого солнца
     Проходит по ней случайно…»

   «Что это за стихи?» – спросила Владычица – царица Восточных Пределов Земли Си Ванму.
   «Не знаю, о Госпожа, – суетливо ответил один из многочисленных ее слуг, – это точно не из жителей Небесных Нефритовых и Золотых Чертогов».
   «Так найдите творца этих стихов и приведите его ко мне! Ну же, шевелитесь быстрее!» – приказала Владычица.

   Несколько дней слуги владычицы искали незадачливого стихоплета. Ничего не найдя, возвратились они в Небесные Чертоги своей повелительницы.
   Прошло несколько дней… и вот однажды…

     «…Так кожа твоя бела,
     Чиста и нежна, шелковиста,
     И лилией белой она
     Мне часто загадочно снится…»

   «Немедленно найти это проходимца! – вскричала Владычица, – никто не смеет обо мне писать стихи! Я запрещаю это всем живым на земле и Небе под страхом немедленного умерщвления!»
   И опять слуги никого не смогли найти.
   Тогда Повелительница Восточных Пределов Земли в надежде, что ей разгадать эту головоломку, обратилась к старому монаху, который, достигнув просветления на Земле, был милостиво приглашен жить на Небо.
   «Как же мне поступить?» – обратилась к нему царица.
   «Поэзия – негласный дар Желтого Императора Нефритовых Небес, – смиренно ответил старый монах, – не в нашей власти разрушить творение и творца тех дерзких строк».

Крестьянин Ляо

   Крестьянин Ляо шел по пыльной дороге. В течение всего дня он работал на рисовом поле, собирал рис. Тяжелая работенка, неблагодарная. И за что Небеса так разгневались на него? Вот если бы какой-нибудь случай… Но ничего необычного не происходило. День за днем он вставал ни свет ни заря и ложился спать, когда уже было затемно.

   Вот и сейчас идет он себе по дороге домой в деревню, по сторонам поглядывает. Птицы ночные уже стали просыпаться, что-то говорят на своем языке – вроде и не скучно домой возвращаться. Вдруг птицы замолкли, наступила звенящая тишина. Ляо очнулся от своих размышлений и с беспокойством огляделся по сторонам: дорога на месте, поля рисовые тоже… вон, вдали и домики деревни показались, но что-то все равно не так – какой-то силуэт впереди по дороге. Ляо с опаской подошел поближе…

   Что за чудеса, видит: идет навстречу то ли человек, то ли обезьяна какая, существо какое-то странное.

   Остановился Ляо, смущенно и с испугом поприветствовал шедшего ему навстречу путника. А путник возьми да превратись в маленькую мартышку! И как эта мартышка закричала, запрыгала вокруг крестьянина, стала отбирать у крестьянина собранный рис и тут же есть его.
   Опечалился Ляо, но, поскольку он был добрым крестьянином, отдал мартышке рис: «Возьми все, ешь, не жалко», – говорил он.

   И вот тут произошло еще одно чудо: мартышка превратилась в человека, только лицо было похоже на обезьянье:
   «Не печалься, крестьянин, не буду отбирать у тебя рис, ты поделился со мной тем, что тебе было сегодня дороже всего, я Сунь У-Кун – бог обезьян, за доброту твою я дарю тебе достаток в доме и вечную жизнь в Агатовых Чертогах Неба», – молвил так бог обезьян и исчез в вечерней дымке, как будто его и не было.
   А крестьянин Ляо продолжил свой путь домой, и не смотря на то, что бог обезьян исполнил свое обещание, крестьянин Ляо не стал менее добрым, а когда поселился в Агатовых чертогах, иногда спускался он на землю и тайно помогал бедным, ибо не мог он забыть, что сам был таким.

2 рыбы

   В некоей провинции появился человек. Говорят, что он был раньше отшельником, но потом почему-то забросил сие подвижничество и стал просто странствовать.

   Так же прошел слух, что бывший отшельник пришел в эту провинцию не просто так. Мол, слышал он, что в местной речке появились две диковинные рыбины. Одна рыбина была черной с белыми глазами, а вторая рыбина – белой с черными глазами. Говорят, что эти рыбины исполняют волшебный танец… да такой, что не поймешь, где какая находится.
   И стал этот бывший отшельник ходить на ту реку, а всем объяснял так: «Иду на рыбалку…»

   Однажды жители той провинции стали свидетелями небывалого. Смотрят как-то утром: сидит этот странный рыбак, а удочку держит наоборот: толстая часть в воде, где диковинные рыбины плещутся, а тонкий с леской и крючком – в руках «рыбака». Да не просто сидит, а приговаривает: «Ну когда же вы на меня обратите внимание, когда же вы меня поймаете?»
   Подошли жители ближе, а рыбин уже и след простыл! Только Рыбак и остался. Говорят, он до сих пор там сидит и бормочет: «Ну когда же вы на меня обратите внимание, когда же вы меня поймаете?»

Поймать облако

   – Спокойнее, граждане! Без паники! Места всем хватит! Эй, уважаемый! Вот стул, садись! А вы, дамочка, там! Нет, никто не украдет вашу розовую сумочку! Она никому не нужна! Вот увидите, никто на нее не позарится! И нечего на меня дуться! Я уже 20 лет провожу этот инструктаж, еще никого не обворовали!
   – Ну что, все сели? Внимание, тишина! И прекратите есть свой несносный попкорн! Это я вам говорю, молодой человек!

   – Итак, на повестке дня вопрос: как поймать облако?
   – Что? Какое облако, вы спрашиваете? Да хотя бы вот это!
   Часть покатой крыши отъезжает в сторону, и собравшиеся видят большой кусок неба, по которому там и сям прохаживались вольготные и невозможно красивые облака. Их вид словно сам за себя говорил: «Эй ты, поймай меня! Слабо?»

   В зале поднялся невообразимый гул разгневанных голосов:
   – Нет, вы только посмотрите, – кричал тощий с выдающимся носом узколицый мужчина. – Собрали нас черт знает где! Пообещали большой бесплатный подарок КАЖДОМУ участнику! А теперь дурят нам головы всякой чепухой! Нас ХОТЯТ заставить оседлать какое-то там ОБЛАКО!
   – Возмутительно! Где мы и где это самое злосчастное облако? Ну скажите мне, нет, правда, ведь полная собачья чушь? Мы что, ангелы, что ли? Да и у нас крыльев-то нет!
   – Товарищи, ввиду полнейшего абсурда возникшей ситуации предлагаю немедленно отпустить нас по домам к нашим женам, телевизорам, диванам и прочим мелким человеческим приятным удовольствиям!!!
   – Поддерживаю и протестую! – вскричал сидевший рядом с узколицым дородный мужчина. – Требую заявить протест и отпустить нас по домам. Нам не нужны облака и прочая муть!
   – Хочу к маме! Дайте печеньку! Зрелищ, зрелищ! А вот и не подеретесь! Полицию сюда, прокурора! – Голоса, раздававшиеся с разных сторон конференц-зала, слились в сплошную режущую слух какафонию.
   – Товарищи! – приятный женский голос, усиленный во много раз ультрасовременной аппаратурой, мягко и настойчиво принялся успокаивать разбушевавшихся.
   – Никакой это не абсурд, а вы были избраны нами для испытания новых нанотехнологичных ангельских крыльев, спроектированных специально для человека. Крылья просты и безопасны, а также чрезвычайно удобны в своем использовании. Пожалуйста, возьмите себе по комплекту, который лежит справа от каждого из вас.
   Участники сего странного для непосвященного зрителя действа как загипнотизированные оглянулись вправо и действительно там увидели новенькие серебристо радужные крылья, кем-то заботливо и аккуратно сложенные.

   – Надевайте их вот так. Азраил Иешуевич, не поможете ли продемонстрировать?
   – Охотно, – ответил Азраил, тот самый лектор, который начинал это в высшей степени странное собрание. Он легко взошел на помост и быстро и ловко надел свои крылья.
   – А теперь смотрите, – продолжил он, изящно взлетая под самый потолок конференц-зала. – Крылья управляются силой мысли и чувства, они могут менять форму, цвет, размер, степень прозрачности и снабжены дополнительными эффектами: можно менять звуки, добавлять визуальные анимации, добавлять различные смеси приятных запахов. Крылья имеют двенадцатискоростной движок и могут летать по всем направлениям нашего трехмерного пространства…
   – Ух, ты! – вдруг раздался восторженный детский голосок. – Я так же хочу, можно?
   – Конечно, можно! – обрадовался Азраил Иешуевич. – Вот, надевай, давай помогу…
   – Ура! Я умею летать! – Восторженный крик самого смелого мальчика нарушил тревожную тишину, которая вот уже несколько минут как заполнила весь конференц-зал.
   И тут взрослых прорвало: они все как один стали надевать выданные им крылья, и вскоре в зале не осталось никого, кто бы не летал под самым потолком!
   – Вот это да! Ты смотри, я умею летать! Как здорово! Как легко! Какой же я была дурой! – Восторженные голоса собравшихся, веселыми ручейками возникали там и сям.
   Азраил Иешуевич взял микрофон в руки и с мягкой улыбкой сказал, глядя куда-то в сторону:
   – Ольга Вячеславовна, думаю, дальше мы сами справимся, не забудьте про нано-сачки для поимки облака.
   – Хорошо, Азраил Иешуевич, – произнес приятный женский голос.
   – Эй, как вас там, уважаемый, – раздался знакомый уже нам голос узколицего мужчины, – а как же облако ловить? Что-то там про нано-сачки было…
   – Вы совершенно правы, Викентий Павлович! – вскричал Азраил Иешуевич. – А вот и они, – продолжил он, показывая на большую самостоятельно парящую корзину в воздухе. – Разбирайте!

   Нано-сачки были удивительно красивые, отделанные тонкой резьбой из черного золота с платиновыми вставками в виде переплетающихся стеблей винограда на тонких и длинных ручках.
   Крыша конференц-зала плавно отъехала в сторону, Азраил Иешуевич вновь взял микрофон и прокричал:
   – Дамы и господа, вы готовы поймать облако?
   – Да! – Дружный хор голосов оттолкнулся от стен конференц-зала и взмыл куда-то в голубые выси пронзительно яркого летнего неба.
   – Тогда вперед! И пусть каждый сегодня поймает облако!

   – Поймай облако! – закричал тот самый, самый смелый мальчик.
   – Поймай облако! – вторили ему сотни счастливых голосов.
   И вся эта веселая орава взрослых и детей, сбросившая со своих плеч бремя навязанных комплексов воспитания и обучения, взмыла в небеса.

Град Заоблачный

   – Ты знаешь, а я теперь не могу жить спокойно. Словно содрали с меня, со всего моего в раз обнажившегося тела тонкую мутную пленку. Я чувствую, что изменился душой на один самый маломальский микрон. Но этот микрон что-то поменял во мне. Вчерашний я умер. Какой я сейчас? Не знаю вот. Какой-то.
   – Ты по порядку-то расскажи, интересно же. – Мой собеседник расположился напротив меня и с видимым удовольствием священнодействовал с заварочным чайником и прочими чайными принадлежностями.
   – Анамнез, что ли, соберешь? – чуть недоверчиво спросил я.
   – Ага, и диагноз штампом! – расхохотался мой приятель. – Шизофрения в галлюцинатовой окантовке и маниакально-бредовом оформлении. Чудик! Кто же смеется над душевным взлетом? Кто посмеет? А посмеют, так сами в дураках будут! Ибо ты на миг прозрел в непрозреваемое! Ладно, не томи, рассказывай! Я тебе тоже про одно переживание расскажу потом. Все лучше, чем мещанское вкушать… Все рассказывай, вот, чаю тебе налью, все, я слушаю тебя очень внимательно.

   – Даже не знаю, с чего начать. Понимаешь, такие штуки с душой совершенно происходят помимо воли. Просто в какой-то момент тот сон стал более чем сон. Да и сам сон… Мне приснился поэт Роберт Рождественский, мы были в каком-то помещении, разговаривали как ни о чем – типа, быт всякий. Потом я уснул прямо во сне и… Все в какой-то миг и произошло, я почувствовал себя в центре мощного урагана, который стал стремительно поднимать меня вверх. Знаешь, я совершенно не испугался, это был восторг, такой всепоглощающий, и его становилось все больше, казалось, меня разорвет от той всепоглощающей радости. Ан нет, я цел, как видишь, цел и здоров.
   – Да ты прямо цветешь, хотя что-то в тебе строже стало, скажу я тебе, бескомпромиснее, что ли? Ты чай пей, я себе тоже налью, вот баранки – бери, угощайся.
   Я отпил большой глоток горячего черного сладкого чая, закусил баранкой и продолжил:
   – Так вот, этот расширяющийся восторг вдруг окутался неимоверной игрой света, и перед моими глазами бешеным калейдоскопом замелькали образы, они как бы кипели и смеялись. Я видел лица Саровского, Андреева, Льва Толстого, но как маски, что ли, так как их воспринять не возможно, это как снопы переливающего более полного света, а маски – для узнавания и не более. Они теперь много более, чем их знали при жизни. Гораздо более.
   – Эх! – Мой собеседник вскочил и стал в волнении прохаживаться по комнате.
   – Знаешь, – продолжил я, – я даже на землю взглянул с тех неимоверных высот.
   – И что? – Мой собеседник на этот вечер резко сел на свое место за столом и, смотря на меня с видимым беспокойством, стал настойчиво требовать продолжение рассказа. – Что именно ты увидел?
   – Я увидел нашу Землю как бы затянутой нефтяного цвета пленкой, и кто-то из окружающих меня Сутей сказал, что возможности прозрения в высшие миры невероятно усложнились за последние десять лет.
   – Что было потом? – Мой товарищ по чаепитию поставил пустую чашку на стол.
   – А дальше я проснулся, – просто закончил я. – Было 5 часов утра. Утро только вступало в свои права. Мне было радостно оттого, что вечность после долгого молчания вновь коснулась меня. И одновременно ужасно одиноко…
   – Понимаю, – молвил мой собеседник. – Что ж, слушай, я обещал рассказать тебе о том случае…
   – Это случилось более 20 лет назад. Я стоял у окна и смотрел на дома девятиэтажек, расположенных напротив. Было лето, наступающий вечер медленно плавил воздух над Москвой. Знаешь, то, что произошло со мной в следующие минуты, я до самой смерти не забуду. Как бы в груди возникло быстро охватившее меня состояние радости и… Перед моим взором возникла в полнеба светящяяся гора. И кто-то вложил мне мысль, что Бог не наказывает, наказываем мы сами себя, а он делает все, чтобы мы пришли к нему для со-творчества и со-радования.

   Мы какое-то время молчали, наконец я осторожно спросил:
   – Что ты думаешь об этой светящейся горе?
   – Много позже, когда я читал Розу Мира Даниила Андреева, я нашел упоминание о Христианском Трансмифе и какое-то время думал, что видел отблеск именно этой решали. Но сейчас – не знаю, слишком объемно.
   – Тебе дорога эта память. – просто сказал я.
   – Да, – согласился сидевший напротив меня человек. – Эти воспоминания, возможно, отгородили меня от массы сомнительных изломов судьбы. Но с тех пор я внутри души религиозные конфессии не приемлю, есть в них что-то смутное… Ладно, вот еще расскажу: у меня было еще одно, назовем, путешествие, – продолжил мой собеседник, – оно похоже на твое недавнее, тот же стремительнейший полет ввысь и неудержимое расширение сознания…
   – Что же ты увидел тогда? – спросил я.
   – Землю, нашу Матушку-Землю. Она была красива, светилась аурой такой от бледно-голубых оттенков до глубокого сиреневого цвета. Величественная такая, Живая и Безащитно нагая перед нами, людьми.
   – Вот уж поистину удивительный миг ты испытал! – Я от волнения стал отрывестее говорить – не хватало дыхания. – Столько людей мечтают побывать в Космосе, а ты побывал, не выходя из дома!
   – Да уж! – воскликнул мой собеседник. – Если ты говоришь, что земной слой покрылся «нефтяной пленкой», то плохи дела, очень плохи.
   – У меня до этого подъема был много лет назад еще подъем.
   – Те же признаки? – спросил мой гость.
   – Те же, – кивнул я, – но я много меньше помню, помню 7 фигур, облаченных в лазуревые одежды, бездонно-желтые пространства, ощущение миллионов молящихся душ. И помню, как мне сказали голосом, идущим из глубин сердца: «Это Мир-Храм».
   – Воистину все это удивительно! – Мой собеседник чуть придвинулся ко мне, налил мне и себе еще чаю. – А образы из этого, твоего самого последнего путешествия, ты помнишь, хоть что-то?
   – Дома, красивые такие, открытые, увитые яркими поющими цветами, есть храмы – они чем-то схожи с древневизантийскими и русскими, но такие легкие, как бы парящие, переливающиеся радужными цветами, огоньками. Храмы всегда открыты в любой момент времени… Ансамбль, как бы парящих в облаках строений, похожих на кремль, тоже есть…
   А храмы… Знаешь, еще помню: вот смотришь на них, а стены как бы прозрачны, и купола, и башни, каждый светится своим мягким светом, а цвета – это как смеющееся радуга!
   Я внутрь храмов заходил…
   – И? Не томи меня, потом отмолчишься! – Мой гость нетерпеливо ерзал на месте.
   – В каждом храме как бы свой настрой, – продолжил я, – в одном – тихая радость, в другом – легкое веселье, в третьем – внутренняя строгость и сосредоточенность. И еще, ты знаешь, понятие совесть?
   – Ну да, – мой собеседник утвердительно кинул, – у нас часто совесть подменяется понятием вина.
   – А там, – более взволнованно продолжил я, отпив глоток чая, – совесть становится со-вестью. И у каждого своя со-весть. И самое интересное то, что такое множество Со-Вестей не противоречит Словам Его.
   – Вот как? – Сидевший на против меня человек удивленно поднял брови.
   – Я когда-то так же думал, что Слово оно одно у Бога, – сказал я, – ан нет, их более чем достаточно, причем для каждой души, для каждой…

   Мы немного помолчали.
   – Красиво. – Мой собеседник, задумчиво глядел в окно. – Знаешь, я буду мечтать об этом Надоблачном Граде. Я хочу там побывать, ведь должно же быть что-то противовесное наступающему бездушию!

   – Должно, – согласился я, – тем более, что много возможностей утеряно уже.
   – Утеряно, но это не повод вешать нос! Что же, поздно уже, пора расходится уже, – стал подытоживать мой гость, – то, что ты рассказал, очень важно для меня, ты даже не представляешь, как!
   – Представляю, еще как представляю, – ответил я, выходя с моим собеседником на крыльцо дома.

Московское волшебство

   Ранняя ночь опустилась на московский суетный калейдоскоп событий. На асфальте лежал мокрый снег, с неба моросил мелкий дождик, холодало. Коварный гололед потихоньку брал власть в свои руки.
   Я выгуливал своих собак, идти приходилось осторожно, коварный ледок так и норовил выдернуть из под ног снежный наст. Собаки мои весело бегали, иногда поскальзывались, хотя и не падали, чихали от попадавших на нос снежинок.
   Один раз я чуть не упал, но чья-то твердая рука поддержала меня в самый последний момент. Рука незнакомца была очень твердой. «Как камень, – подумал я, – хотя это очень живой и теплый камень…»
   Я оглянулся… передо мной, склонив голову на бок, стояла большая каменная обезьяна с железным посохом в руках и одетая в традиционные китайские одежды невероятно древней эпохи.
   – В этой одежде расхаживал сам Желтый император, – безмолвно молвила каменная обезьяна. – не ушибся? – участливо спросила она.
   – Сунь Укун! – выдохнул я.
   «Все-таки живой теплый камень – это странно», – промелькнула у меня мысль.
   Но большее удивление у меня вызвал то, когда Сунь-Укун скорчив самую зверскую рожу, передразнил меня гнусавым голосом:
   – Все-таки теплый живой камень – это странно! Все слышали? Я странен! Теплый и живой камень!
   И расхохотавшись во весь свой божественный голос, король обезьян огрел меня железным посохом.

   Очнулся я дома. Собаки были накормлены и напоены, все, как обычно: на улице температура упала ниже нуля. Я выглянул в окно и увидел, как Сунь Укун искусно что-то делал со снежинками, преобразовывая унылую московскую улицу в лес гигантских белоснежных холодных кораллов. В свете оранжевых уличных фонарей обычный городской пейзаж стал вдруг сказочным и необычным. Захотелось выйти на улицу и бродить среди деревьев, отрешившись от глупой суетности земного мира. Но помня, что на улице гололед, своего желания в тот момент не выполнил.
   Закончив свои дела, Сунь Укун обернулся и посмотрел прямо мне в глаза. Мое сознание оказалось растворенным в безмерной мудрости этого природного божества, и я знал, что однажды найду в себе силы описать одну из своих встреч с древним богом.

Сити Джем [7 - CITY JAM (Городской винегрет) – это направление является комбинацией нескольких стилей клубных танцев. В отличие от Хип-хопа здесь более плавный ритм, акценты в движениях сглажены.]

   – Госпожа, что вы делаете? – Сунь Укун остановился на почтительном расстоянии от трона владычицы Запада богини Си Ванму. – Мне кажется, вы нарушаете Высокий Этикет, Госпожа, – закончил он не совсем уверенным тоном.
   – И это говоришь ты? Ты, каменная сморщенная мартышка? – Владычица Запада деланно удивилась и сделала брови домиком, а губы бантиком. – Ты сам когда последний раз нарушал Высокий Этикет?
   – На прошлой неделе… – сконфуженно ответил Сунь Укун. – Но…
   – А я вот никогда не нарушала Этот Чертов Этикет! – Си Ванму выпрямилась и легкой танцующей походкой направилась к замеревшему на месте царю обезьян. – А теперь нарушу! Уже нарушила! И ты мне в этом не помешаешь, старый гиббон!
   – Госпожа! – Царь обезьян довольно ощерился хитрой клыкастой улыбкой. – Вы великолепны! Я так долго мечтал, что вы скинете с себя этот дурацкий официальный наряд Небесной Владыки Запада!
   – А что, – кокетливо заулыбалась Владычица, – Нравлюсь?
   – Очень! – восхищенно выдохнул Царь обезьян.

   И действительно, Си Ванму выглядела потрясающе: китайские кеды фирмы «Ляо и сыновья», короткие светлые шелковые шорты с клепанным кожаным ремнем, черный кожаный лиф с блестками, образующий надпись «В топку!», серебристые дреды. На руках и ногах браслеты в виде изящных латунных змеек. За спиной черный рюкзачок с замысловатым киберпанковским символом, в ушах – плеер-наушники.
   – Ну что, лохматый! Повеселимся? – кокетливо спросила Владычица Запада. – Есть свежие идеи?
   – Есть идейка одна… – Царь обезьян охотно подхватил настроение Госпожи, – на Императорской площади, в Пекине, станцевать… Сити Джем! Мы с моими подданными, что живут на Горе Цветов, недавно разучили этот танец…
//-- * * * --//
   Уважаемые читатели! Вы видели, как мифические существа танцевали Сити Джем на главной площади Пекина? Я – нет. А вот миллионы китайцев в то памятное утро – видели! А некоторые – даже танцевали!!

Крот с каменной арфой

   Жил был крот. Все было бы с ним хорошо, но получил он в наследство от родителей каменную арфу, которая почти никогда не звучала.
   Жил крот в глубокой и тесной норе, жил он жил, в меру тужил, иногда унывал, иногда «дрозда всем давал».

   Когда другие звери видели, как крот тащит свою каменную арфу, то они жалели его и пытались помочь, давали разные советы, как каменную арфу оживить.
   Крот и сам пытался неоднократно заставить зазвучать арфу: и бил ее, и ритм выстукивал, и кричал на нее, и что только не делал, но арфа не желала звучать, как надо.
   – Что же мне делать? Ведь жизнь уходит, неужели я так и не сыграю на своей арфе? Неужели она так и будет со мной… каменная и мертвая?!
   – Да нет же, – вдруг ответил ему голос…
   – Эй, кто ты? – воскликнул крот. – Покажись!
   – А ты обернись, – посоветовал ему тот же голос.
   Крот обернулся и увидел красивого Белого олененка.
   – Я знаю одного кузнеца-музыканта, который из камня делает музыкальные инструменты. Я уверен, он и тебе поможет. Только тебе надо из норы выйти, а чтобы тебе глаза солнце не спалило, вот тебе солнечные очки – они защитят тебя!
   И крот отправился вместе с олененком к тому чудо-кузнецу. Путь был очень нелегким, но крот с удивлением заметил, что он и не так сложный – нужно было пересекать ручьи, крутые тропы, овраги. Наконец они пришли к дому кузнеца-музыканта.
   – Твоему горю можно помочь, – сказал кузнец-музыкант, – корпус арфы я оставлю каменным, но сделаю его легким, чтобы тебе не было тяжело, а струны заменю на серебряные.
   – А мне бы еще играть научиться… – робко сказал крот.
   – Научу, – добродушно молвил кузнец, – я ведь еще и музыкант все-таки.
   А через три года крот уже играл очень красивые мелодии, и музыка для него так и оставалась на первом месте.

Спички

   Однажды на прошлой неделе много лет назад жил был маленький мальчик. Когда его дедушка умер, он передал ему в наследство коробку спичек. Коробка спичек была серой и неказистой, а спички сами по себе были из драгоценной породы дерева – красный кедр.
   Дедушка умер, а маленький мальчик стал разбирать наследство: что еще осталось? Оказалось, что кроме тонкого листа с небольшим письмом, ничего не было.
   В письме том было написано следующее:

   «Дорогой внук! Если ты читаешь это письмо, значит, я умер, и ты остался один. Я дарю тебе эту коробку спичек. Пожалуйста, не сжигай спички, а также не теряй их, так как таких ты нигде не купишь. Храни их и зажигай их только когда станет совсем сложно в жизни. Прощай, мой внук, и помни, что спички могут тебя однажды выручить».

   Погоревав положенный срок, мальчик решил уйти из дедова дома в город. Собрав нехитрые пожитки, он ушел в город.
   Какое-то время он жил в городе. Город поразил его своей роскошью, своим величием, своими возможностями.
   Много раз мальчик брался за какие-то дела и всегда ему помогала коробка спичек. Зажжет спичку – и дело получается.

   Но однажды зимой постигла его большая беда: увязались за ним бандиты, хотели побить его и спички отобрать. И вот погналась та банда за ним, а в банде той были и мужчины, и женщины, все лохматые, да немытые. И загнали они того мальчика в дремучий волшебный лес. Забежал он в какое-то логово, сидит, пытается отдышаться. Вдруг слышит – рык, вроде как волчий, смотрит – волчица с волчатами маленькими.
   А мальчик купил как раз до этого случая сырого мяса, чтобы его поджарить на ужин. «Отдам его им, авось не сожрут!» – подумал он. Волчица накормила своих щенят, щенята поели и уснули. наш герой тоже устал и лег там, где сидел.

   Наутро он проснулся от тяжелого дыхания – огромный матерый волк стоял над ним и смотрел то на него, то на волчицу со щенками. Потом мотнул мальчику мордой в сторону выхода, а затем, ухватившись за край теплой куртки, потащил его из волчьего логова.
   Мальчик решил, что лучше подчинится. Так они и шли: волк и он. Иногда волк останавливался возле чуть заметного снежного бугорка, и тогда там наш герой находил несколько потерянных спичек.

   Наутро волк вывел мальчика к дедушкиной хижине. Мальчик вошел внутрь и увидел, что в углу висит на стене гитара, а рядом на тумбочке лежат ноты.

   Через несколько лет мальчик выучился играть и стал хорошим гитаристом, а спички он больше старался не зажигать. И за оставшуюся долгую жизнь сжег всего несколько спичек, да и то в часы крайней нужды.

Серебряная флейта

   В некоем дремучем лесу жила старая ведьма. Была она толста и безобразна настолько, что ее боялся весь белый свет. И звери, и люди старались обходить ее домик стороной. Ее домик, кстати, был таким же неказистым, как и она. Днем она пробиралась сквозь лес в поисках чего-нибудь этакого, а по вечерам старая ведьма любила играть на серебряной флейте, представьте, у ней была такая! И когда она играла, то вокруг ее домика распускались дивные цветы, а сама она молодела и становилась удивительной красивой девушкой. И тогда она начинала танцевать и играть одновременно. Красивое зрелище, надо сказать вам! И никто не смел нарушить священную игру на флейте. Никто!
   Однажды, гуляя по лесу, старая ведьма нашла странное озеро идеально круглой формы с тонким ободком песка у самой воды. Вода была в озере прозрачная и чистая настолько, что ведьме захотелось пить.
   Зачерпнула она в пригоршню немного озерной воды, выпила. Чувствует – легче ей стало немного. Захотелось ей сыграть на флейте – играет, а звучание-то другое у флейты! Чуть более нежное, чуть более трепетное, чуть более мягкое и мелодичное.
   Выпила ведьма еще пригоршню воды – захотелось танцевать. Танцует и чувствует, как по телу пробежал приятный подкожный зуд.
   Третий раз зачерпнула она ладонями той воды. Захотелось ей петь. А голос у ней – чистое сопрано!
   И глянула ведьма на свое отражение в озере и не узнала себя, так как на нее смотрело из воды отражение молодой красивой девушки.
   «Неужели это я? – удивилась она. – Боже, какая я красивая! Не хочу это тряпье на себе носить!»
   И тогда ведьма скинула с себя эту старую одежду и сожгла ее на костре, а сама долго плавала в озере, постепенно вспоминая, какая она была в молодости и как ее звали.

   Вечером ведьма, ставшая молодой красивой девушкой, сшила себе новую просторную, не мешающую ее движеньям и прочную одежду. Разожгла костер и поднесла к губам серебряную флейту.
   Говорят, что люди, услышав ее красивые мелодии, стали навещать ее и слушать ее пение и смотреть, как она танцует…
   А лес со временем перестал быть дремучим, а снова стал светлым и волшебным.

Девочка и Тишина

   Однажды на белом свете жила-была девочка. Как-то раз она пошла в лес по грибы да по ягоды. Собирала-собирала, да и собрала корзинку грибов да лукошко ягод. Устала, решила отдохнуть. Смотрит – пенек виднеется, села на него отдохнуть. Сидит, смотрит: птички поют, веселятся, белки скачут, легкий ветерок игривый раскачивает ветки елок и сосен.
   Вдруг в какой-то момент почудилось девочке, что лес вокруг стал замолкать, и через некоторое время наступила странная тишина. Лес по-прежнему жил своей жизнью, но совершенно беззвучно. Девочка страшно испугалась.
   – Что это такое? Почему так происходит? Я ничего не слышу!
   Что-то мягкое осторожно коснулось ее плеч.
   – Кто ты, что тебе от меня надо? – пискнула от страха девочка. – Я тебя не вижу! Что ты такое?
   – Я Тишина, самое тихое существо на свете. Обычно меня не слышно из-за Шума. Шум ведь везде обитает, и в городе, и на природе… Человеку надо постараться, чтобы меня услышать. А увидеть меня нельзя, так уж я устроена.
   – Но… ты вроде не страшная… Тишина, – неуверенно молвила девочка. – Можно я опять сяду на пенек, а то мои ножки еще не отдохнули.
   – Конечно, можно, – ответила Тишина. – А еще ты можешь попробовать вслушаться в меня, и тогда ты сможешь услышать самое неслышимое – то, что тише всего.
   Через некоторое время девочка неуверенно шевельнулась – как будто что-то неуловимое, пульсирующее, как множество сердец… на самой границе слышимости.
   – Что это такое? – спросила она. Даже не шепотом, а про себя, чтобы не нарушать Тишину.
   – Ты услышала сердца живых существ. Всех, не только людей, – ответила Тишина. – Я удивлена, что у тебя так хорошо получилось! Знаешь, что? Пусть это будет нашей тайной – ты будешь приходить сюда, когда захочешь, а я буду помогать тебе услышать самое сокровенное – саму тайну Жизни.
   – Хорошо, – задумчиво ответила девочка, – я буду приходить сюда. А Тайну эту я никому не скажу. Но знаешь, услышать тысячи сердец – это так неожиданно. Но мне кажется, что я теперь лучше понимаю радости и печали тех, кто меня окружает. И постараюсь относиться к ним бережнее…

Медвежонок в капкане

   Однажды в лесу жил заяц. Звали его Длинноух Мохнорыл Первый. Он был очень веселым и жизнерадостным зайцем: любил по лесу скакать, морковку есть, капусткой не брезговал, а главное, никогда не унывал ни при каких обстоятельствах. Жил он далеко в лесу, в просторной норе, под корнями старых и мудрых деревьев.
   Как-то раз Мохнорыл весело скакал по лесу, слушал птичек, напевал веселые песенки. Вдруг наверху промелькнула быстрая тень. Это прилетела молодая сова Сова.
   Удивился заяц про себя: «Невиданное дела, сова днем!»
   – Что случилось, Сова?
   – Беда, заяц, беда! Медвежонок в капкан попал, плачет, больно ему! Помоги медвежонку! Ты же среди людей жил, может, что придумаешь!
   – Конечно, помогу, – быстро ответил Мохнорыл. – Скорее к медвежонку, показывай дорогу!
   Сова полетела вперед, а заяц поскакал за ней, пытаясь придумать что-нибудь путное на ходу.
   Через некоторое время сова и заяц примчались к медвежонку. Видят: лежит медвежонок на боку, передняя правая лапа в капкане, а звери собрались вокруг, галдят-кричат, советы дают на перебой. Несколько мгновений заяц прислушивался к этому шуму, но поскольку ничего понять не мог, крикнул:
   – Тихо! Угомонитесь! Ну-ка, принесите мне длинную крепкую палку!
   Лисичка, первой почуяв, что теперь все будет с медвежонком хорошо, быстро нашла такую палку.
   Заяц пропустил один конец палки в щель капкана так, чтобы длинный конец палки можно было резко поднять вверх.
   – Эй, лосенок! Помоги мне эту палку рывком поднять вверх, – громко сказал Длинноух.
   Вместе с лосенком они освободили лапу медвежонка из капкана. Пара взрослых волков взялась помочь медвежонку в лечении лапы.
   – Спасибо тебе, заяц, – сказала сова, – выручил! – поблагодарила сова.
   А через пару недель медвежонок подарил зайцу сувенирный бочонок меда и мешок морковки.

Рыж и Белокрыл

   Ах, какое чудесное утро! Мммм, что там у нас? Ай, опять что-то на шерсть попало! Погодите, вылезать надо! Ну вот, теперь порядок полный! Пойду прогуляюсь, на птиц погляжу… Они такие важные, суетливые… вдруг кто-то мне на обед по глупости попадется?
   Ну вот, пришел я…. прогуляюсь-ка по бордюру деловой походкой самого важного рыжего кота.
   Ну, утки – этих я каждый раз вижу… попрошайки и болтушки! Наглые чайки – с ними лучше не связываться! А то заклюют еще… Чайки… такие крикливые, помойные птицы! Склочные до жути! Но в воздухе невозможно красивые и грациозные!
   Так, идем дальше… вот тут большие странные существа часто что-то делают совершенно невобразимое… Сплошная жесть! Но я ж красивый котенок, поэтому меня прикармливают.
   Мммм, я даже замер от неожиданности – какая большая птица, белая, с изогнутой шеей, плывет медленно, ей нет дела до суеты птичьего базара! Вот с кем надо познакомиться! Та-а-а-к вот! Давай, подплывай ближе… Ага, и я поближе к тебе, принюхаться надо… все же ты такой странный! Постоянно голову в воду опускаешь и еще плывешь при этом… не по-кошачьи это!
   Так… еще чуть-чуть… Ай, ты чего шипишь?! Я даже отпрыгнул! Испугался! Это мы – коты и кошки шипим, но не птицы! Нет, я все-таки познакомлюсь с тобой! Еще одна попытка, вот так, осторожненько, мягко-мягко, тихо-тихо подбираюсь…
   Ай, опять шипишь! Нет, ну нельзя же меня так пугать! Эх… Ладно… не буду с тобой знакомиться. Вот сюда сяду и буду смотреть в другую сторону! На свете полно всякого красивого и интересного! А на тебя я больше не взгляну!

Бог погоды

   «Деда, деда, а ты будешь делать черта – бога погоды?» – кричит внук, когда они с дедом и бабушкой приехали отдыхать на лето на реку Молома, что протекает в Кировской области, в России.
   «Конечно, внучек, но ты найди в лесу самую красивую корягу, а то не из чего делать-то», – говорит дедушка.
   Внук несколько дней искал в лесу самую необычную корягу, наконец-то нашел, с трудом приволок ее деду. Дед несколько дней трудился над ней, вырезал лицо черта – с рогами, клыками. Черт получился на удивление добродушным; у него было 3 рога, нос картошкой, борода и широкая однозубая улыбка. Черт (бог погоды) был повешен на почетное место на специальном столбе.
   «Ну вот, внучек, – сказал дедушка, – теперь у нас есть бог погоды, если он будет плохо вести себя, то мы его накажем, а если хорошо – дадим сгущенного молока или еще что-нибудь. Если он будет служить исправно, ты мы заберем его домой, в Москву, на пенсию, а коли будет вести себя плохо – сожжем на последнем этим летом костре».
   «А как его зовут?» – спросил внук.
   «А пусть зовется Пумпокой», – улыбаясь, ответил дед.

   P.S.
   Бога погоды Пумпоку осенью увезли домой за хорошее поведение и служение.

Константин Суворов Ветвь сливы. Разноцветные бусинки (сборник)