Резеда Шайхнурова
Дочь Монастыря

С благодарностью Луизе – сестренке и лучшей подруге
Москва, 2015

   Резеда Шайхнурова

   КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
   1. Имя: Шойхнурово Резеда Рушановна.
   2. Датой место рождения: родилась 01.03.1986, г. Пермь.
   3. Возраст: 29 полных лет.
   4. Образование: высшее юридическое образование (Пермский государственный университет, 2003–2008, с отличием).
   5. В процессе обучения были опубликованы научные статьи:
   – Плюсы и минусы законодательства относительно возмещения морального вреда // Норма. Закон. Законодательство. Право. Материалы Всероссийской студенческой научной конференции (Пермь, май 2006 г.). – Пермь: Перм. гос. ун-т, 2007. – С. 187–189. http://www.lawlibrary.ru/article2079059.html
   – Правовая позиция Пленума Верховного Суда РФ по вопросам компенсации морального вреда: Законодательство России: проблемы и решения // Молодая наука: Законодательство России: проблемы и решения. Сборник статей студентов юридического факультета. – Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2006, Вып. 1. – С. 126–129. http://www.lawlibrary.ru/articlel213547.html
   Творческая деятельность: с 16 лет печаталась в школьных журналах и газетах (в основном стихи и рассказы). После поступления в университет занималась написанием статей и эссе в рамках программ «Молодые таланты» и «Молодая наука». Публикации: Эссе на тему «Любовь в творчестве Кнута Гамсуна» (ж. «Иностранная литература», 2009); Рассказ «Черная роза» (ж. «По стопам Шарлотты Бронте», 2006); Стихотворение «Ода» (г. «Роман», 2005). Под впечатлением от знакомства с произведениями английских писательниц Шарлотты Бронтэ, Эмили Бронтэ, Джейн Остен и др. было написано несколько романов в аналогичном стиле («Дочь Монастыря», «Демон», «Сапфир»), среди которых наибольшее вдохновение и творческие способности выражены именно в романе «Сапфир»
   (http://love-library.ru/love_history/1797-rezeda-shajxnurova-sapfir.html,
   http://www.mini-soft.ru/product/451345,
   http:// aldebaran.ru/author/shayihnurova_rezeda/kniga_sapfir/).
   6. Видеоинтервью о романе «Сапфир»: http://vk.com/ video?z=video3018029_ 170027006%2F75a21fcbbedde2b921%2 Fpl_updates.

Глава I
Монастырь

   Англия. Июнь 1768 года.
   Всю ночь лил дождь, только под утро прозрачная роса стада стекать с листьев. Спокойное летнее утро не предвещало ничего чрезвычайного, но возле девичьего монастыря перевернулась добротная карета. По обшитому внутри бархату и кожаным сиденьям можно было предположить, что её хозяином является дворянин или иной знатный господин.
   – Хозяин! Хозяин, Вы живы? – суетился лакей возле повозки.
   Кабина была пуста. Это означало, что её пассажир либо находится под ней, либо, вылетев из салона, может быть, задавлен конём. Всё, что лакею удалось высмотреть в потёмках – лежавшего без сознания кучера. Вдруг послышался лёгкий стон в четверть мили от аварии. Лакей сразу же направился на зов своего хозяина – графа Далтона Веллингтона.
   – Хозяин! Господи, Вы живы! Слава Богу!
   – Помоги мне встать! – дрожащим голосом велел граф. – Да, не за эту руку! Мммм!
   Кажется, она сломана, боль нестерпимая. Мне необходима медицинская помощь. Здесь поблизости есть какой-нибудь госпиталь или хотя бы приют?
   – Только женский монастырь, сэр!
   – Жаль, хотя… А где кучер?
   – Лежит без сознания возле кареты.
   – Значит, ему тоже нужна помощь. Вот что, Уильям, сделай всё точно так, как я тебе скажу!
   Граф Веллингтон приказал лакею настойчиво постучаться в монастырь и вежливо попросить о помощи у первого, кто откроет дверь.
   Через некоторое время Уильям пришел за хозяином с подмогой.
   – Сэр, Вы в порядке? Сейчас Вам помогут!
   Рядом с лакеем стояло двое почтенных по возрасту мужчин, один из которых обратился к нему:
   – Господин, Вы ранены?
   – Думаю, ничего опасного, – последовал ответ. – Кажется, правая рука сломана, но я сам справлюсь. Помогите лучше моему кучеру! Он лежит возле кареты.
   – Хорошо, а Ваш слуга пусть доведёт Вас! Здесь не так уж далеко.
   – Спасибо!
   Когда двое мужчин удалились, граф спросил Уильяма, кто они.
   – Это сторож и садовник, хозяин, но мне открыли не они, а какая-то монахиня! Предположу, что настоятельница монастыря.
   – Мне всё равно.
   – Обопритесь на меня, сэр!
   Уильям и граф Веллингтон зашли в помещение уже после того, как туда занесли кучера. Их встретила та самая мать-настоятельница, которая открыла лакею.
   – Бог мой! Да Вы все в грязи и слякоти! Кто же путешествует так рано, тем более в такую погоду, когда дождь льёт как из ведра?! Ну, ладно, теперь нечего пенять. Кучера Вашего уложили в комнате садовника. Слуга Ваш пусть направляется в комнату сторожа! А Вы… а Вы… Ах, Вас абсолютно негде разместить, тем более раненого! Хотя у одной моей воспитанницы пустует одна кровать, и она, я знаю, сейчас не спит, но я не могу Вас туда впустить, пока она там. Ей нельзя Вас видеть.
   В разговор вмешался Уильям, возмущенный речью этой уважаемой монахини, но вместе с тем разговорчивой пожилой женщины, которая посмела заподозрить в бесчестии его хозяина. Вдруг послышались быстрые шаги из глубины коридора: кто-то мчался в их сторону. Настоятельница обернулась и с ужасом увидела, как к ней и путникам приближается фигурка 14-летней воспитанницы, судя по всему, наспех одетой и без головного убора.
   – Стой, дитя! Куда ты побежала без моего разрешения! – выкрикнула монахиня, едва сдерживая дыхание. – Опусти глаза и сейчас же возвращайся в келью!
   Но юная воспитанница уже ничего не слышала. Она только хотела поскорей увидеть тех, кому принадлежали неизвестные ей до сих пор мужские голоса. А граф и Уильям с удивлением смотрели, как им навстречу выбежала совсем юная девушка в сером платье странного покроя, полы которого волочились, а рукава были такими длинными, что виднелись только кончики пальцев воспитанницы.
   Это одеяние носили все послушницы, которые в будущем станут монахинями. Воспитанница матери-настоятельницы не принадлежала к их числу. У неё была своя судьба.
   Русые волосы девушки были растрёпаны. На незнакомцев смотрели большие восторженные глаза серого цвета. Живой взгляд воспитанницы буквально сверлил аристократа и его слугу.
   – Элодея, где твой головной убор? – гневно спросила настоятельница, вставая между воспитанницей и незваными гостями.
   – Ах, я совсем забыла! – схватившись за голову, воскликнула девушка.
   В одной руке она держала потрёпанную книгу.
   – Что это? – монахиня яростно вырвала книгу из рук Элодеи. – Я же предупреждала тебя, что это богохульство! Только Господь посылает нам испытания и сам избавляет от боли!
   – Медицина – это не богохульство, матушка, – попыталась защититься воспитанница. – К тому же, книги – единственная вещь, оставшаяся мне от матери.
   – Уильям, я теряю сознание! – перебил дискуссию граф Веллингтон, обратившись к слуге. – Наверное, сильно ударился головой при падении.
   – Сестра, помогите скорей! Мой хозяин теряет сознание!
   – Как тебя зовут, сын мой?
   – Уильям!
   – Вот что, Уильям, ты сейчас иди отдохни в комнате сторожа: по коридору и направо, затем по лестнице вниз, а хозяина твоего я сама доведу!
   – Нет, сестра, я не могу оставить господина, пока он сам меня не отпустит!
   – Я позволю моей воспитаннице обработать и перевязать рану Вашему хозяину…
   – И наложить шину! – вмешалась Элодея.
   – Помолчи, дитя! Я позволю воспитаннице заняться Вашим хозяином, поскольку она не послушница, и господин Ваш почти без сознания, – продолжила монахиня, – но двух мужчин в келью я не пущу ни при каких обстоятельствах. Да простит меня Бог!
   – Иди, Уильям, я отпускаю тебя! – еле слышно произнёс раненый. – Только не забудь завезти карету под крышу, чтобы она успела высохнуть!
   – Её уже завезли, сэр, и коня покормили!
   – Ступай тогда!
   Через несколько минут мать-настоятельница завела графа в комнату воспитанницы.
   – Ты точно справишься, дитя?
   – Не беспокойтесь, матушка! Помните, как я руку вправляла двум послушницам в прошлом году?
   – Помню, – согласилась монахиня. – Перевяжи раны этому господину, дай ему воды и смотри, не закрывай дверь! Если понадобится помощь, позовёшь меня, а я пока пойду на утреннюю молитву.
   – Хорошо, матушка!
   Элодея помогла усадить путника на кровать, когда настоятельница вышла, и принялась рассматривать рваную рану на его локте. Вспомнив, что у неё совсем ничего нет для оказания помощи, она выбежала из кельи и уже через несколько минут возвратилась с аптечными принадлежностями.
   Граф Веллингтон почти не смотрел на неё. От боли у него всё плыло перед глазами. Видя страдания путника, юная медсестра позволила ему вздремнуть, пообещав закончить «лечение» к его пробуждению. Как только граф впал в беспамятство, Элодея расстегнула рубашку до середины пояса и попыталась вынуть руку из окровавленного рукава, но мужчина застонал от боли. Тогда воспитанница взяла лезвие и разрезала ткань по шву. Смыв кровь с локтя, она забинтовала руку и наложила шину, коей послужила ножка от стула.
   Не зная, чем она ещё может помочь этому господину, воспитанница присела на край своей кровати и принялась разглядывать его с ног до головы. Графу Веллингтону с виду было около 28–30 лет, он был высоким брюнетом с несколькими седыми волосками на висках, сильными руками и длинной шеей с родинкой у ключицы. Невольно взглянув на крепкое тело путника, Элодея смутилась и опустила глаза. Этот аристократ, по всей видимости, считался красивым мужчиной, хотя она не была уверена наверняка. В любом случае, ей он показался чрезвычайно привлекательным.

Глава II
Элодея

   Наблюдая за посетителем, воспитанница не заметила, как он сам уже разглядывает её несколько минут.
   – О, господин, Вы уже проснулись! – испуганно пролепетала она, словно застигнутая врасплох. Никогда ещё на неё так оценивающе не смотрели, отчего стало не по себе.
   – Недавно, – произнес граф. – Сколько времени я спал? Который сейчас час?
   – Вы спали недолго. Скоро будет девять часов.
   – Как Вас зовут?
   – Элодея, господин!
   – Какое странное имя. Вы не англичанка? – Моя мать была француженкой. Это она меня так назвала.
   – А сейчас она где?
   Девушка перевела взгляд и посмотрела на пол.
   – Я не знаю, – еле слышно ответила она. – Мать-настоятельница говорит, что после того, как её приняли в этом монастыре 14 лет назад, когда она ещё носила меня в своем чреве, сразу после родов мама… ушла, – запнулась воспитанница, – оставив мне записку. Но записка на французском языке, которого я не знаю и не могу прочитать.
   Граф Веллингтон знал французский язык, поскольку несколько лет назад уезжал по делам в Квебек и прожил там год, но он считал, что письмо для дочери – слишком личное. Дать его прочитать незнакомцу решится не каждая.
   – Мне очень жаль, Элодея, но я уверен, что твоя мама очень тебя любила и у неё были причины оставить тебя. Когда-нибудь, возможно, Вы встретитесь, и она всё тебе объяснит.
   На графа взглянули благодарные глаза.
   – Спасибо Вам за эти слова, господин!
   – Я действительно так считаю. Скажи, Элодея, тебе сейчас около 14 лет? Я понял это из разговора.
   – Да. Первого июня исполнилось 14 лет.
   – Такая молодая, а уже умеешь оказывать помощь пострадавшему, как настоящая медсестра.
   Элодея улыбнулась.
   – А ты думала, я не заметил, как ты перевязала меня и смягчила боль?
   – Только благодаря учебникам, которые оставила мама. Слава Богу, они на английском языке.
   – Даже при наличии учебников не каждая 14-летняя девочка, тем более послушница, отважится хотя бы взглянуть на кровь!
   – Но ведь Вас лихорадило от боли, к тому же, Вы промокли под холодным дождем! И я не послушница. Матушка говорит, я ещё не готова быть монахиней. К этому нужно прийти осознанно и по доброму своему волеизъявлению.
   – Ты говоришь как настоящая монахиня, – улыбнулся граф.
   – Я надеюсь ей стать. Пока только мать-настоятельница ближе к Богу, чем все послушницы, но я уже принадлежу Господу. Я одна из его невест, потому что храню ему верность и в мыслях, и на словах. Так учит нас матушка.
   – Какой же ты ещё всё-таки ребёнок, Элодея!
   Граф Веллингтон взглянул на воспитанницу, и теперь она уже не казалась ему ребёнком, хотя он не мог себе объяснить почему. Наверное, что-то взрослое таилось в её серьезном взоре. В этот момент девушка отвела глаза.
   – Не смотрите на меня так, господин! Мне…неуютно как-то, – Элодея сказала это, не зная, как лучше описать своё смятение. – Вы смотрите на меня по-другому, не как господин Чарльз и Том.
   – Кто они?
   – Вы должны были их видеть! Это наш сторож и садовник.
   Послышался странный звонок.
   – Что это за звук, Элодея?
   – Хор собирается.
   – Что это значит?
   – Ну, в шесть часов все послушницы собираются на шестичасовой молебен, а в девять часов поют церковные песни.
   – Ты должна идти?
   – Да. Я и так пропустила молитву, а в хоре у меня центральный голос.
   – Когда Вы закончите?
   – Через час, а потом завтрак.
   – Значит, сегодня я тебя уже больше не увижу!
   – Почему?
   – Мне нужно уезжать в своё имение, Элодея.
   – Как жаль. Ох, я совсем не знаю Вашего имени, господин?
   – Граф Далтон Веллингтон, сын сэра Артура Веллингтона и графини Беатрис.
   Прозвенел ещё один звонок.
   – Всё, мне пора! – крикнула воспитанница, направляясь к выходу. – Увижу ли я Вас ещё когда-нибудь, граф Веллингтон?
   – Завтра! Я приеду завтра, милая Элодея, и отблагодарю тебя за доброту! Мой слуга предупредит настоятельницу.
   – Она не позволит! – бросила девушка, выбежав из кельи.
   – Тогда я сам всё ей объясню, – прошептал граф. – У меня чистые намерения.
   Возвратившись в комнату, воспитанница увидела на столе какой-то конверт, рядом с которым лежала записка следующего содержания:

   «Элодея, если ты читаешь это письмо, значит, я уже покинул монастырь. К сожалению, завтра я не смогу тебя навестить, необходимо закончить одно очень важное дело, о котором мне несколько минут назад сообщил слуга. Но через неделю я освобожусь и обязательно к тебе приеду. Обещаю! Рядом с запиской лежит конверт, в который я вложил пожертвования в пользу монастыря. Передай их, пожалуйста, своей настоятельнице!»
Граф Д.Дж. Веллингтон.

   Прочитав записку, Элодея расстроилась, сама того не ожидая, словно потеряла связь с внешним миром. Но она не привыкла долго грустить и даже в подобном месте нашла себе скоро утешение в виде книг.

   Через неделю граф Веллингтон действительно появился на пороге монастыря. Ему навстречу вышла мать-настоятельница со словами благодарности за оказанную графом материальную помощь «святому месту, где заблудшие души находят покой и смирение».
   – А где моя спасительница? Я принёс ей небольшой подарок!
   – Позвольте узнать какой, господин граф?
   – Книги, сестра. Я знаю, Элодея увлекается чтением и решил порадовать её.
   – К сожалению, я не могу дать Вам вручить их ей, поскольку единственной книгой, чтением которой она может радовать себя – это Святая Библия, – твёрдо заявила настоятельница.
   – Прошу Вас сделать исключение, сестра! В благодарность за это я беру на себя обязательства по поддержанию благополучия монастыря в меру своих возможностей.
   – Честно говоря, я не поощряю подобное пристрастие к книгам со стороны моих послушниц, но сделаю исключение в знак признательности за Вашу помощь, – нехотя согласилась настоятельница. – Подождите здесь! Как только она закончит молитву, я приглашу Вас.
   – Благодарю, сестра!
   Граф Веллингтон заметил, что мать-настоятельница с подозрением относится к его визитам, но терпеливо ждёт конца свиданий с её воспитанницей, только благодаря его пожертвованиям монастырю. По большому счёту, первая встреча графа с Элодеей была случайной, а вторая является не чем иным, как благодарностью аристократа за оказанную помощь и заботу.
   Через полчаса графа пригласили в кабинет матери-настоятельницы. Элодея была уже там и очень обрадовалась, увидев Далтона Веллингтона, но внешне сохраняла бесстрастное выражение лица.
   – Граф, рада Вас видеть, – хладнокровно произнесла она, восторженно ликуя в душе.
   – Я тоже очень рад тебя видеть, Элодея! – откликнулся гость и хотел было обнять воспитанницу, но не стал этого делать в присутствии настоятельницы. – Это тебе!
   Граф передал девушке обложенные в плотную бумагу книги.
   – Ты можешь унести их в келью, дитя, и продолжить занятия с послушницами, – вмешалась монахиня.
   – Если позволите, сестра, я бы хотел остаться с Элодеей наедине, – невозмутимо предложил Веллингтон. – Дверь может остаться открытой.
   Настоятельница и её воспитанница опешили от произнесенных в их присутствии слов и переглянулись.
   – Боюсь, что я делаю ошибку, но надеюсь на Ваше благоразумие, – ответила монахиня и вышла из кабинета.
   – Граф, зря Вы решились на такую дерзость! Мне попадёт из-за этого, и послушницы ударят тонкими прутьями мои ладони на вечерней молитве.
   – Не посмеют без приказа матери-настоятельницы. А она, уверяю тебя, как и любой другой человек на земле, предпочтет идеалам свою выгоду. Теперь скажи мне, как ты провела эту неделю?
   – Аналогично всем остальным, господин граф: пела «хвалу Господу», молилась, читала, снова молилась – в общем, не скучала и не впадала в уныние.
   – Я очень рад. А вот моя жизнь до встречи с тобой не сулила ничего особенного.
   – Чем Вы занимаетесь, господин граф?
   – Выращиваю и продаю породистых лошадей, но в конюшне моего замка в Северном Йоркшире всего несколько коней и пара пони. За остальными ухаживают в Квебеке мои поверенные.
   – Как интересно! – воскликнула Элодея. – Я видела лошадей только на картинках.
   – Если настоятельница позволит, когда-нибудь я покажу их тебе и даже прокачу!
   – Это было бы чудесно! Но матушка никогда мне не позволит выйти за порог монастыря!
   Веллингтон опустил голову, раздумывая.
   – Не грустите, граф! Я рада уже тому, что беседую с Вами!
   – Даже в этом я не могу удовлетворить тебя, милая Элодея. Мне пора!
   Воспитанница схватила руку гостя и печально произнесла:
   – Побудьте со мной ещё чуть-чуть! Куда Вы спешите?
   – На мне лежит много обязанностей, но я приду завтра.
   – Вы обещаете? Обещаете? – Элодея ещё сильней сжала руку графа.
   В этот момент в двери показалась фигура одной из послушниц, которая жестом пригласила её подойти. Девушки уединились в коридоре, и до графа дошли только обрывки слов: «Матушка разрешила нам…пойти в сад полюбоваться… цветами».
   – Всем послушницам разрешено прогуляться в цветочном саду, – озвучила воспитанница, вернувшись, – пока господин Чарльз и Том уехали в город за едой и некоторыми вещами.
   – Иди, Элодея! Мы скоро увидимся.

Глава III
Поместье Веллингтон-холл

   Каждые два-три дня в течение трёх месяцев граф Веллингтон посещал свою маленькую «невесту Господа», как он называл её иногда, оставлял пожертвования монастырю и однажды решил забрать Элодею к себе погостить в его имении. Настоятельнице он объяснил, что желает показать воспитаннице мир за воротами монастыря, с тем чтобы она осознанно избрала путь своих послушниц, если после увиденного и услышанного захочет постричься в монахини.
   На самом деле аристократ желал научить Элодею верховой езде, игре на музыкальных инструментах, хотел проводить с ней время на экскурсиях по графствам и столице Англии. Конечно, за свою дерзость он внес немалые пожертвования в развитие монастыря и обещал оградить воспитанницу от светских развлечений и небогоугодного общения со сверстниками.
   – Я прослежу, чтобы она каждый день молилась и читала Библию, – заверил он почтенную монахиню. – Прошу Вас, сестра!
   – Во мне эта идея вызывает тревогу и ужас, граф, не буду скрывать! Я боюсь, что нахождение Элодеи за пределами монастыря подорвёт её воспитание и веру в Бога, а дурные привычки, которые она может в себе развить, после её возвращения скажутся на других послушницах.
   – Я обещаю Вам, что этого не случится! В моем замке все слуги делают то, что я им прикажу. Они не смогут научить Элодею плохому, а кроме меня и слуг в имении никто не живет. Соседей у меня тоже нет на три мили вокруг.
   Граф Веллингтон и не догадывался, что единственным источником дурных примеров настоятельница считает его.
   – Попытаюсь довериться Вам, но предупреждаю, что в Сочельник несколько моих послушниц, которые хорошо поют, а также Элодея выступают в церковном хоре.
   – Хорошо, сестра. Я привезу её к этому времени.
   – Тогда я сегодня предупрежу и подготовлю Элодею, а завтра Вы сможете приехать за ней.
   – Благодарю Вас! Вы не пожалеете, что отпустили её со мной!
   Этот диалог графа лицом к лицу с монахиней не вызвал у последней более доброжелательного к нему отношения, и даже наоборот, – насторожил её ещё больше.

   По прибытии в поместье вместе с Элодеей граф первым делом предупредил своих слуг быть осторожными со словами в её присутствии, не допускать в речи вульгарных и грубых выражений, быть с ней учтивыми и не подавать дурных примеров. Девушке отвели самую красивую комнату в замке. Эта комната принадлежала покойной матери Далтона – графине Беатрис.
   Сам замок был огромным: в нем было 22 комнаты, большая гостиная, бальный зал, большая столовая с овальным столом из красного дерева посередине, уютная кухня, библиотека, ванные комнаты и будуары в каждой комнате, подвал и чердак.
   Комната самого графа не блистала роскошью и великолепием, но была обставлена со вкусом: большая кровать с балдахином, туалетный уголок, состоящий из зеркал, столика с личными предметами и парфюмерией, – в общем, скромно, но с энтузиазмом.
   В первый день Веллингтон провёл экскурсию с Элодеей по своему замку. Ей очень понравилась её комната, особенно матрац, привезенный из-за границы по заказу графини. Все слуги показались робкой девушке самыми милыми и услужливыми людьми на свете: и экономка, и кухарка, и горничные, и садовник, и конюх, а также личный слуга и друг графа – Уильям. На второй день Элодея перечитала сборник стихов неизвестного ей автора, и они показались ей очень глубокими и вдохновенными. Специально для нее Далтон пригласил портного и модистку, которые должны были снять с гости мерки и сшить для нее несколько платьев, плащей, перчаток и шляпок.
   В последующие дни Веллингтон звал для своей «невесты Господа» преподавателя музыки, учителя французского языка и гувернантку. Для первого не составило труда приступить к своим обязанностям немедленно, поскольку распознавать ноты и чисто петь Элодея научилась ещё в монастыре. В итоге все свои усилия мистер Корбер обратил на обучение подопечной игре на клавесине и арфе. А мсье Жубер уже через три дня стал восхищаться способностями и неумолимым усердием юной француженки в изучении родного языка её матери.
   Остальные дни были заняты у Элодеи её собственной персоной. С рассветом ей пудрили и аккуратно укладывали локоны, лимонным соком обтирали кожу лица и тела, полировали ногти. Никогда ещё кроткая воспитанница монастыря не чувствовала себя столь свободной и раскованной, как в замке её благородного опекуна.
   Через две недели были готовы платья и аксессуары для Элодеи. Веллингтон сделал для своей гостьи ещё один сюрприз: кроме основной работы, портной по его заказу ушил костюм графини Беатрис для верховой езды в соответствии с мерками Элодеи. В тот же день девушка отправилась в конюшню.
   – О, какой милый и красивый! – воскликнула гостья при виде пятнисто-белого пони с рыжеватой гривой и густым хвостом.
   – Это твой подарок, милая, – обрадовал её граф. – Выбери ему имя!
   – Пятнышко! Вот, у него на лбу большое черное пятнышко!
   – Прекрасно! Ты умница! А теперь можешь покататься.

   В начале октября граф Веллингтон позволил своей подопечной сесть на взрослого коня. Перед этим она много тренировалась держаться в седле, управлять и не бояться коня.
   Сначала Элодея неуклюже пыталась взобраться на лошадь, но, быстро освоившись, медленно поскакала в сторону лесной поляны. Несколько минут она довольно уверенно руководила шагом Вороного, но вдруг конь резко сорвался с места и галопом помчался к деревьям. Далтон заметил на лице девушки какую-то неопределенность и страх и быстро побежал к конюшне за своим Гнедым. Вскочив на него без седла, Веллингтон поскакал за Элодеей.
   Вороной пытался скинуть наездницу, но перепуганная амазонка так схватилась за его гриву, что тот вынужден был искать другой способ избавления от неё. Им послужил самый ветвистый дуб в роще. Приближаясь к нему, Вороной замедлил шаг, чтобы наездница потеряла бдительность и выпрямилась. В какой-то момент конь ускорился, и девушка, не успев заметить перед собой ветку, сильно о нее ударилась и упала на землю.
   Граф добрался до неё через несколько секунд. Элодея лежала без сознания. Ссадины и царапины покрыли её лоб, не умалив при этом девичьей красоты. Далтон взял хрупкую девушку на руки и быстрым шагом направился к замку. Он не воспользовался Гнедым, потому что с момента падения Элодеи перестал доверять лошадям. До этого оба его коня были послушными и верными хозяину, но что творится у них в голове, он знать не мог.
   В доме Веллингтон приказал конюху найти и завести лошадей в конюшню, покормить только Гнедого. Вороного ждало наказание. И хозяин, и подопечный это знали.
   Элодею положили в её комнате и обработали ссадины, после чего позвали врача. В это время граф с кнутом в руках шел в конюшню. Вороной, почуяв опасность, завозился на месте, слегка ступая назад. Хозяин появился перед ним с гневным взглядом, отражающим глубокую обиду, и замахнулся. Первый удар пришелся коню на правый бок, следующий по морде, остальные по очереди рассекали кожу то на копыте, то на торсе. Вороной держался, не издавая ни звука, но когда кнут стад жалить всё сильней, и алые капли крови стекали в глаза, он не выдержал и тихо зафыркал, потом застонал. Его хозяин услышал эти бессловесные мольбы, но они его не остановили, и он продолжал всё быстрей и сильней взметать кнут.
   Наконец, обессилев, граф опустил руку и выронил кнут. Казалось, его тело испытало ту же боль, что и его коня, а сердце обливалось кровью от жалости. Веллингтон медленно подошел к Вороному и пытался положить его морду себе на плечо, показывая тем самым, что простил его проступок и сам просит прощения, но гордый конь попятился назад и поднял голову выше. Боль и обида на хозяина были слишком сильны, чтобы так быстро простить того, кто мог отплатить таким образом за верность и преданность.
   Через несколько минут Далтону всё же удалось подавить пылающую в груди коня обиду и усмирить его. Вороной нехотя опускал морду всё ниже, фыркая и выпуская дым из ноздрей. Когда его голова коснулась плеча хозяина, он, наконец, дал волю чувствам, и из глаз Вороного покатились две крупные слезы. Он ещё дергал головой, но только чтобы дать хозяину понять, что до конца не простил его.
   – Ну-ну, тише, мальчик, тише! – пытался успокоить дорогого сердцу друга Веллингтон, понимая, что животное тоже может чувствовать и боль, и обиду. – Прости меня!
   Но ты вынудил меня это сделать. Зачем сбросил Элодею? Она же ничего плохого тебе не сделала!
   Вороной снова хотел оттолкнуть хозяина.
   – Нууу! Я знаю, знаю! – граф погладил своего коня. – Ты предан только мне. Меня единственного ты считаешь своим господином, наездником и другом. Я знаю, прости меня!
   Далтон покормил своего питомца, угостив сахаром и морковью, наложил побольше овса, а пока Вороной трапезничал, промыл и обработал ему раны.

Глава IV
О матери

   Элодея ещё не очнулась, когда Далтон зашел к ней в комнату проведать. Приблизившись к кровати, он взял её холодную руку и поцеловал, потом взглянул на неё. Длинные волосы девушки веером лежали на подушке, персиковые щёки и губы, словно из розовых лепестков, украшали юный облик.
   «Нет, она слишком любит жизнь, чтобы провести ее в монастыре, не знакомясь с людьми, – думал про себя Веллингтон, – слишком прекрасна, чтобы принадлежать одному Богу. Я правильно сделал, что забрал её к себе!»
   Элодея открыла глаза.
   – Что со мной?
   – Ничего страшного, милая, – успокоил граф. – Несколько ссадин на лбу, серьезных травм нет.
   – А… Вороной… Он в порядке?
   – Ох, я совсем забыл! Уильям! Уильям!
   В комнату забежал слуга.
   – Что изволите, сэр?
   – Уильям, пригласи ветеринара для Вороного! Ему нужно… залечить раны.
   – Раны?! Так это к нему Вы шли с кнутом? Боже, сэр! Он же предан Вам, как ни один человек на свете!
   – Уильям, замолчи!
   – Кнут? Раны? Господин граф, что Вы наделали? Вы избили Вороного? Из-за меня? – с тревогой в голосе произнесла Элодея и попыталась сесть на постели.
   – Лежи, милая! Доктор сказал, что некоторое время у тебя ещё будут головокружения. Ты должна отдыхать! Уильям, иди же!
   – Простите, сэр! Я не…не знал о произошедшем.
   – Ничего! Только иди!
   Уильям вышел. Далтон взглянул на Элодею. Её глаза были влажными от слёз.
   – Это из-за меня! Я не должна была на него садиться! Бедный Вороной, ему, наверное, так больно.
   – Успокойся, маленький глупый ребёнок! Вороной не такой слабый, как ты думаешь! Хочешь, я расскажу тебе про него?
   Элодея сжала руку графа и по-детски пролепетала:
   – Да, хочу! Хочу!
   – Сейчас… Вороной появился у меня года полтора назад. Он чистокровный верховой конь, совсем недавно выведенный в Англии. Лошади этой породы самые резвые, у них пылкий темперамент. У Вороного крепкая, прекрасно развитая, плотная мускулатура, поэтому он может выдержать тяжелые удары. Но из-за тонкой кожи у коней его породы быстро лопаются сосуды. Я люблю этого строптивого жеребца, потому что по резвости и красоте с ним не может сравниться ни одна порода, у него длинные мощные конечности. Лошади только этой породы пробегают один километр меньше, чем за минуту.
   – Как интересно!
   – Я рад, что угодил тебе!
   – С того дня, как я здесь, Вы только и делаете, что угождаете мне. Я уже немного играю на пианино, арфе, научилась распознавать ноты, выучила несколько песен, умею танцевать, а самое главное – пишу и читаю по-французски, и теперь могу прочитать мамино письмо!
   – Письмо? Ты взяла его с собой?
   – Да. Оно в нижнем ящике комода. Достаньте, пожалуйста! Я хочу узнать, как мама объясняет свой поступок.
   Веллингтон достал мятый и пожелтевший от времени лист бумаги и отдал его подопечной.
   – Вот оно! Наконец-то!
   – Я оставлю тебя, чтобы ты спокойно его прочитала.
   Далтон бесшумно встал и вышел из комнаты. Элодея посмотрела на письмо, потом стала его теребить. Страх перед прошлым не давал ей покоя. Наконец, она вытащила французско-английский словарь и развернула письмо, в котором мать описывала причины своего поведения и просила прощения у дочери:

   «Здравствуй, родная! Если наставница не сожгла это письмо, на что имела полное право, ведь знание того, что твоя собственная мать оставила тебя, может глубоко травмировать и сердце, и душу, то ты сейчас читаешь, возможно, со слезами на глазах мою исповедь.
   Я была вынуждена оставить тебя в монастыре. В этой стране я была чужой, у меня не было средств, чтобы прокормить даже себя. Я знаю, что это не оправдание, но ты должна понять меня! Ко мне взывал материнский инстинкт – спасти от голода и нищеты хотя бы своего ребёнка, свое продолжение, свою плоть и кровь!
   Моя жизнь – это череда испытаний: то сиротство, то безответная любовь, то предательство, то болезнь… Но ты, я знаю, будешь счастливой! Каждый день об этом молю Бога. Пусть же твой разум и твоё сердце простят меня! И когда тебя спросят, кто была твоя мать, не стыдись и скажи: «Бедная француженка, которая никогда не знала меня, но всегда любила!»
   Имя, которое я дала тебе при рождении, – Элоди. Но наставница на ломаном французском уговорила меня для удобства произношения изменить его на Элодею. Это имя, по её мнению, более похоже на английское. Ну, что ж, пусть будет так! Прощай!»
Мари Лавье.

   – Только спустя 14 лет, я узнала своё собственное имя – Элоди Лавье. Как странно. Я никогда не задумывалась о том, чтобы простить её. За что простить? За то, что она избавила меня от унижений и скитаний, от нищеты и голодной смерти? Мама. Мама! О, как же хочется произносить это слово каждый день! Мама! Мамочка! Если бы ты была со мной, то, наверное, читала бы мне сказки, которые оставила с учебниками, обнимала бы меня и целовала на ночь!
   В момент этих детских размышлений, которым предавалась Элодея, в комнату вошла экономка.
   – Как ты, дитя мое? Голова не болит? – хриплым голосом произнесла милая старушка.
   – Нет, Аннабелль! Спасибо!
   – Вот! Я принесла тебе вкусный горячий бульон и сладкие пирожки с яблоками, а ещё чай с мятой и чабрецом! Все готовила специально для моей девочки.
   Экономка положила поднос с едой на колени Элодее.
   – Спасибо! Честно говоря, я так голодна, – призналась Элодея и поцеловала женщину в щёки.
   – Как хорошо, что хозяин привез тебя сюда! До этого никто ничего не ел в замке, всем было некогда даже поужинать. Здесь было так скучно, а теперь я каждый день слышу детский голосок! Ты наше спасение.
   – Благодарю Вас за эти слова, Аннабелль! Ещё никто так не радовался моему присутствию на этом свете: ни в монастыре, ни в этом замке, кроме Вас!
   – Да что ты говоришь, дитя? Ты же ангелочек! Неужели ты кому-нибудь не нужна?
   Элодея опустила голову.
   – Что с тобой, малышка? Я что-то не так сказала? – тревожно спросила экономка.
   – Нет, нет! Просто Вы очень ко мне добры. Я к этому не привыкла.
   – О, дитя моё! Какая же ты всё-таки ранимая, Элодея.
   Женщина подошла ближе к гостье и поцеловала её в лоб.
   – Приятного аппетита!
   Экономка вышла, оставив девушку наедине с собой, снова возвращая её к нерадостным размышлениям.
   Вечером Элодея вышла к ужину. За столом уже сидел граф, Уильям, господин Корбер и мсье Жубер, а кухарка расставляла все столовые приборы по местам. Первым Элодею поприветствовал преподаватель французского:
   – Бонжур, Белль!
   – Мерси, мсье Жубер! – отблагодарила за комплимент ученица.
   – Элодея, милая, ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался Веллингтон. – Аннабелль хотела принести тебе ужин в комнату.
   – Мне скучно одной в комнате. К тому же, сегодня я хотела проведать Вороного.
   – Зачем? – Далтон боялся, что Вороной навредит его подопечной.
   – Чтобы погладить его, сказать, что я сожалею и не виню его в своем падении.
   – Я не в восторге от этой идеи, но раз ты желаешь, то пойдём вместе! Но только после ужина.
   – Я согласна.
   – Ещё я хотел бы, – вмешался в диалог господин Корбер, – чтобы моя ученица сыграла после ужина на арфе. Она сочинила прекрасную мелодию.
   – Хорошая мысль! – граф хотел, чтобы Элодея развеялась и забыла о грусти. – Почему ты мне ничего об этом не сказала, милая?
   – Я не считала это важным.
   – Это очень важно! Ты понимаешь толк в музыке. У тебя есть талант!
   – Раз Вы хотите, я с удовольствием сыграю после ужина.
   – Договорились! А теперь, господа, приятного аппетита!

Глава V
Правда рождения

   После трапезы Элодея, как и обещала, села играть на арфе. Мелодия потекла, как прозрачный быстрый ручей. Девушка не допустила ни одной фальшивой ноты. Вся её игра была вдохновенной, только при каждом прикосновении тонких пальцев до струн, слышались тревожные мотивы. Веллингтон понял их значение, и ему стало не по себе. На мгновение графу показалось, что виновником печали кроткой воспитанницы монастыря является он. «Что было бы, если б Элодея так и не прочитала письмо матери? Возможно, в этом клочке бумаги женщина пишет о любви к дочери, а может быть, и о том, что её ребенок был ошибкой молодости. Что сейчас Элодея чувствует? Привязанность к матери или боль?»
   Послышался глухой звук и неприятный скрип. Далтон взглянул на подопечную. Её голова касалась опоры арфы, а руки неподвижно лежали на коленях. Одна струна у инструмента оборвалась и скрутилась у основания.
   – Мама, мамочка, – глотая слёзы, прошептала арфистка и зарыдала.
   Граф подбежал к ней и крепко обнял.
   – Я хочу увидеть маму! Хочу увидеть! Помогите мне!
   Преподаватель музыки, удрученный такой картиной, направился к выходу, бормоча себе под нос: «Чему мог, тому научил. От меня больше ничего не требуется, и плату за обучение тоже получил. Оно и к лучшему. Как можно играть на арфе и одновременно рыдать? Почему? Ничего не понимаю».
   За господином Корбером последовал и мсье Жубер, восклицая вслух: «Но! Но!» Уильям жестом показал горничной Адель, чтобы та вышла, а сам, пристально взглянув на хозяина, удалился в свою комнату. Граф Веллингтон и его гостья остались одни безмолвно стоять посреди гостиной. Конечно, в таком состоянии ни о каком примирении Элодеи с Вороным не могло идти и речи.
   На следующий день Далтон, посоветовавшись с подопечной, отправил письмо своему другу, графу де ЛаВуа, проживающему во Франции. Он попросил его разузнать любую информацию о коренной француженке Мари Лавье, которая 14 лет назад переехала в Англию. В конверт граф также вложил N-ную сумму денег на расходы, связанные с поисками.
   Ответ был получен только через две недели. Вместе с письмом в конверте лежало маленькое серебряное колечко, на котором по-французски было выгравировано «Elodie».

   «Приветствую Вас, друг мой! Признаюсь, дело, которое Вы мне поручили, было очень интересным и занимательным. Итак, перейду непосредственно к результатам поиска…
   Мари Лавье 5 лет работала служанкой в доме богатой четы в Париже. Позвольте мне не называть фамилию этой семьи, поскольку я знаком с ней лично и ее глава просил не разглашать их имен, дабы уберечь от позора, связанного с романом их сына с Мари. До этого их слугами были родители Мари Лавье, которые умерли, когда их дочери исполнилось 13 лет.
   После приезда домой их сына, окончившего колледж в Вене, мои знакомые стали замечать между ним и молодой служанкой… физическое влечение. Через некоторое время родители приказали сыну прекратить связь с Мари, но было слишком поздно: девушка забеременела. Её возлюбленный нашел единственный выход избавить себя и свою семью от неминуемого позора – увезти служанку в другую страну под предлогом того, что во Франции им не удастся пожениться, а в Англии никто не помешает.
   Приехав в Лондон, сын моих знакомых поселился вместе с Мари в каком-то постоялом дворе и ночью уехал обратно в Париж, оставив одинокую сиротку в незнакомой стране с жалкими грошами в кармане.
   Позже Мари Лавье очутилась в графстве Йоркшир, где нашла пристанище в женском монастыре. Во Францию она вернулась уже после рождения ребенка одна. На родине Мари скиталась ещё 4 года и умерла в старой церкви, где её нашли лежащей на скамье с распятием в руках, укутанную в тряпки.
   Вот и всё, что мне удалось узнать. С письмом я посылаю тебе небольшое колечко этой бедняжки. Думаю, что оно должно принадлежать её дочери».
С уважением, граф Пьер де ЛаВуа.

   – Она умерла в нищете, – проговорила Элодея, словно в оцепенении, когда Веллингтон дочитал последнее предложение.
   После этого Элодея заперлась в своей комнате и не выходила оттуда два дня. Единственное, что пугало графа, это отсутствие слёз, которые он ожидал увидеть на глазах эмоциональной девушки. Далтон боялся, что Элодея может потерять рассудок, но на самом деле ей просто нужно было время всё обдумать; решить, хочет ли она когда-нибудь увидеть своего отца и простит ли его когда-либо.

   Однажды ночью, когда на улице лил дождь и гремел гром, граф проснулся от криков, доносившихся из комнаты Элодеи.
   – Мне страшно! Страшно! – кричала она неистово.
   Веллингтон вскочил с постели и помчался к подопечной.
   – Элодея! – позвал он, остановившись возле ее комнаты.
   Дверь была заперта, поэтому Далтону пришлось выломать ее. Элодея лежала на кровати, свернувшись в клубок и обхватив голову руками.
   – Тише, милая, тише! Я здесь! Здесь, – повторял граф, прижимая перепуганную девушку к своей груди.
   – Граф Веллингтон, это Вы? – прошептала Элодея.
   – Да, девочка моя. Я с тобой, я рядом.
   Подопечная вытянула руки и, желая убедиться в присутствии графа, крепко обняла его за шею.
   – Когда в монастыре была гроза, мне всегда было страшно. Гремел гром, я звала кого-нибудь, но никто не приходил.
   – Теперь ты со мной.
   – Не оставляйте меня, граф Веллингтон!
   – Хорошо. Я посижу здесь, пока ты не уснешь.
   – Нет! – запротестовала девушка. – Так я не смогу уснуть. Вдруг Вы уйдете!
   Далтон улыбнулся.
   – Чего же ты хочешь?
   Но Элодея не успела ответить. В комнату вбежал Уильям и, удивившись присутствию хозяина в комнате гостьи, от смятения иди от смущения спросил:
   – Сэр, что Вы здесь делаете? Я слышал крики.
   – Да. Я тоже их услышал, поэтому прибежал сюда. Оказалось, наша гостья боится грозы. Я побуду с ней немного. Ты можешь идти спать!
   Уильям подозрительно взглянул на своего хозяина и нехотя удалился, оставив их двоих наедине. Прошло некоторое время. Элодея умоляюще посмотрела на графа и произнесла:
   – Ложитесь, пожалуйста, вместе со мной!
   – К тебе?
   – Это плохо? – спросила девушка под напором неодобрительного взгляда.
   – Нет. Конечно, нет! – смягчившись, ответил Веллингтон.
   Он снял халат, накинутый поверх пижамы, и лёг рядом с подопечной. В этот момент грянул ужасный гром, комната осветилась светом от молнии. Элодея от страха прижалась к Далтону, хватаясь за пуговицы его рубашки.
   – Не бойся, малышка, я же с тобой!
   – Спасибо, господин граф! Наверное, я кажусь Вам слишком пугливой для того, кто 14 лет ночевал один в монастырской келье?
   Граф засмеялся.
   – Страху все возрасты покорны, уверяю тебя!
   – И даже Вы иногда боитесь?
   – Чаще, чем ты думаешь. Просто я умею это скрывать.
   – Ну, тогда я спокойна. Доброй ночи!
   – Спи спокойно, Элодея! Спи, милая!
   Через несколько минут Элодея крепко уснула, а Веллингтона ещё долгое время посещали тревожные мысли. «Что подумал Уильям, когда увидел Элодею в моих объятиях? Почему я так взволнован? Ведь я не сделал ничего, унижающего мою репутацию! Но в репутации ли дело, – раздумывал граф под шум дождя. – А что творится у меня в душе? Всё то время, которое Элодея живет в моем замке, я заглушал в себе чувства и эмоции. Как я отношусь к ней? Ведь не как к дочери! Сколько я сам себя спрашивал, хочу ли удочерить её… Но каждый раз внутренний голос давал мне отрицательный ответ. Я знаю только одно: она дорога мне. Я хочу, чтобы она всегда была со мной. Боже, о чем я думаю! Она же ещё ребенок! Надо выбросить глупые мысли из головы и просто наслаждаться её присутствием в моей жизни. Элодея наполняет мой дом детским смехом. Она ребенок, ребенок. Тогда почему я смущаюсь, когда она прикасается ко мне? – сердце Далтона стало учащенно биться. – Нет! Я слишком уважаю её, чтобы думать о ней иначе, чем как о «невесте Господа». Я должен, должен видеть в ней лишь воспитанницу монастыря! Я никогда не причиню ей боли, никогда не заставлю страдать и стыдиться чего-либо или кого-либо!
   Элодея, под моей опекой ты в безопасности. Обещаю тебе!»
   Граф ещё долго пытался разобраться в себе. Только под утро ему удалось заснуть. Весь остаток октября он больше не возвращался к этому вопросу: ни в мыслях, ни на словах. Веллингтон просыпался и засыпал с улыбкой на лице, ничто не тревожило его сон.

Глава VI
Притяжение

   В середине ноября хозяин замка решил провести с Элодеей экскурсию по Лондону, на что вторая согласилась без малейших колебаний. Они прогулялись по центральному парку, потом обошли широкие улицы, посмотрели на красивые дома и здания, замки и церкви. Вечером, когда граф и Элодея возвращались домой, начался ливень. Перед этим он отпустил кучера с каретой, потому что нужно было покормить лошадей. В итоге Далтон с Элодеей прошли не меньше мили под дождем, чтобы арендовать кэб. Это их нисколько не огорчило, даже наоборот. Они веселились, пока бежали по сырому асфальту, взявшись за руки и распевая забавные песенки. Граф чувствовал себя 17-летним юношей, сбежавшим из дома в поисках приключений. Элодея уже не боялась грома. «Мамино кольцо защитит меня», – считала она.
   Подъезжая к замку, Веллингтон обратился к подопечной:
   – Аннабелль обвинит меня в том, что я позволил тебе промокнуть до нитки, и будет права. Боюсь, ты посчитаешь это бестактностью, но я предлагаю нам подождать в конюшне, пока дождь не прекратится. А когда высохнем, проберемся в замок незаметно.
   – Но ведь уже поздно! – возразила девушка.
   – В это время Аннабелль обычно вышивает в гостиной. Она нас увидит.
   – Вы уверены?
   – Абсолютно!
   – Тогда Вы правы. Я не хочу, чтобы по моей вине Вас обвинили в легкомыслии.
   – Ты ангел, моя милая!
   Элодея улыбнулась, и они с графом попросили извозчика остановиться возле лесной чащи. Расплатившись, они побежали на задний двор, а потом в конюшню. Все лошади при виде непрошеных гостей разом вскочили на дыбы, только Пятнышко крепко спал и не заметил вторженцев. Вороной заржал, когда Элодея приблизилась к нему.
   – Милая, не подходи к нему! – предупредил Далтон.
   – Но я должна помириться с ним!
   – Не смей!
   Элодея ослушалась приказа и дотронулась до гривы Вороного. Конь стал нервно пятиться назад. Граф подошел к подопечной и хотел взять её за руку, чтобы увести, но она воспротивилась.
   – Если с тобой что-нибудь случится, я не прощу себе! – умолял Веллингтон.
   – Не беспокойтесь! Я буду осторожна.
   Девушка повернула морду Вороного в свою сторону и посмотрела ему в глаза, легко поглаживая шею.
   – В том падении ты не виноват, – говорила она. – Я сама не увидела ветку и не удержалась. Глупо, правда! Не держи на меня зла и прости своего хозяина за эти раны! – Элодея прикоснулась к следу от кнута. – Он очень тебя любит. Давай будем друзьями!
   Сентиментальная воспитанница поднялась на носки и обняла Вороного. Несмотря на волнение, конь не отступил. Он проникся доверием к маленькому человеку, из-за которого несколько недель назад его жестоко порол хозяин, и положил свою голову на хрупкое девичье плечо.
   – Вот видите, господин граф, я смогла найти с Вороным общий язык!
   – Просто он знает, что ты будущая монахиня, и боится, что ты пожалуешься на него Богу, – засмеялся Далтон.
   Элодея нахмурила брови.
   – Не богохульствуйте, господин вельможа! Вам это не к лицу!
   – Ты права, Элодея, извини. А теперь скорей поднимайся по лестнице наверх! Не будем больше тревожить лошадей.
   – Хорошо!
   Подопечная забралась на второй этаж, весь заваленный соломой, и уселась в уголке, где луна освещала ей место. Через минуту к ней присоединился граф.
   – Как здесь тепло, – сказал он, сжимая ладони.
   – И уютно, – согласилась гостья.
   – А теперь снимай скорей мокрое платье, пока ты не заболела!
   – Что? – удивленно спросила подопечная.
   – Ты вся промокла, милая.
   – Но я не могу! Настоятельница…
   – Ты сейчас не в монастыре, и наставница не упрекнет тебя.
   – Но…
   – Ты хочешь умереть от воспаления лёгких?
   – Нет.
   – Тогда исполняй!
   – А Вы отвернитесь!
   Далтон повернулся к Элодее спиной. Кроткая воспитанница, не спуская с него глаз, быстро расстегнула пуговицы и сняла мокрое платье, оставшись в атласном корсете и шелковых панталонах. Слегка прикрыв грудь и ноги сухой соломой, Элодея обратилась к нему:
   – Можете повернуться!
   Граф повернулся и взглянул на девушку.
   – При лунном свете твои глаза блестят ещё ярче, чем при солнечном, – произнес он вполголоса.
   – А Ваше лицо кажется бледней.
   – Интересно, видит ли сейчас тебя Мари с небес?
   – Мать-настоятельница говорила, что души мертвых следят за живыми и некоторые из них, становясь ангелами, оберегают своих близких. Мама любила меня, значит, стала ангелом-хранителем.
   По лицу девушки покатилась слеза. Граф увидел это и прикоснулся к щеке Элодеи, чтобы вытереть ее.
   – Не плачь, милая! Мне тяжело видеть твои страдания.
   – Почему жизнь была к ней так несправедлива: смерть родителей, предательство любимого, нищета? Она этого не заслужила!
   – Это испытания, через которые Бог велел ей пройти для очищения души.
   – Возможно. Но разве Бог не может испытывать приверженцев дьявола или атеистов? Моя мать была верующей христианкой, раз оставила меня в монастыре!
   – Бог мудр. Он знает лучше нас, что творит.
   – Ох, я живу в монастыре, и это я должна уповать на Господа и говорить Ваши слова. А сама клевещу на него. Какая же я тогда «невеста Господа»?
   – Ты ещё слишком юна, чтобы твой разум возобладал над чувствами.
   Элодея благодарно посмотрела на опекуна и поцеловала его руку.
   – Бог послал Вас мне, чтобы освободить от грешных мыслей. Вы мое спасение, – пролепетала она.
   – А я не представляю своей жизни без тебя! Что случилось? – спросил Веллингтон, заметив, что Элодея смотрит на него как-то иначе, словно оценивает.
   Девушка действительно смотрела на графа другими глазами, разглядывала черты его лица.
   – Ничего! Почему Вы спрашиваете?
   – Твой взгляд блуждает по моему лицу.
   – О, я просто…просто не знаю почему. Что-то заставило меня…
   – Посмотреть на меня как на мужчину? – озвучил он её мысли.
   На щеках Элодеи выступил румянец. Она уткнулась глазами в одну точку и боялась заговорить с покровителем.
   – Милая, ты чувствуешь смущение в моем присутствии?
   – Лишь в последнее время. Я стала ощущать при Вас стеснение и не могу объяснить себе почему.
   – Я тоже думал об этом. После дождливой ночи, помнишь, когда мы спали вместе? Что-то тревожило меня, не давало заснуть. Это страх перед будущим. Я боялся…навредить тебе, родная.
   – Каким образом?
   Последний вопрос застал Далтона врасплох. Он раскрыл было рот, чтобы ответить, но чрезмерное волнение в присутствии подопечной остановило его. Элодея с недоумением бросала на графа короткие взгляды, то ожидая ответа, то намереваясь сменить тему разговора. Веллингтон посмотрел в глаза девушки, желая убедиться в том, что его спутница не прочитала его мысли. Потом он прикоснулся теплой ладонью к её щеке. По телу Элодеи пробежала дрожь. Она положила свою руку поверх ладони графа, чтобы он доверился ей и ответил, наконец, на простой вопрос.
   Брови Далтона приподнялись, а лицо приняло мучительное выражение, словно ему придется в чем-то покаяться.

Глава VII
Близость

   – Что ты со мной делаешь? – спросил граф, выдавливая каждое слово, и отдернул руку.
   – Я?
   Девушка испуганно прижалась в угол. Ей нестерпимо было наблюдать за внутренними переживаниями покровителя, в чем частично была виновата она, хотя и не понимала почему. В один момент Элодея положила свою руку ему на плечо, слегка касаясь шеи.
   – Не надо! Ты пытаешься ещё больше смутить меня? Хочешь скомпрометировать в собственных глазах? – гневно прокричал Веллингтон, схватив и отбросив от себя бледную ручку. – Зачем ты это делаешь? Скажи! Неужели ты не видишь моего смятения?
   Подопечная видела, как граф мечется. Красноречие выдавало его душевное состояние.
   – Вы негодуете из-за моей близости рядом с Вами? Или из-за близости наших отношений вообще? Ответьте мне! Потому что я не знаю, чем обидела Вас! – пытаясь скрыть дрожь в голосе, произнесла она, так как слезы уже подступили к её глазам.
   Далтон бросил на Элодею быстрый взор. Его нервный срыв расстроил её и испугал. Девушка уже не могла сдерживать слёз и расплакалась прямо у него на глазах, отчего сердце графа сжалось. Он бросился к ней и прижал к себе.
   – Ну, что ты! Я же не со зла, – проговорил Веллингтон, раскаявшись в чрезмерном проявлении чувств.
   Но Элодея не хотела скрывать обиду на опекуна и попыталась отстранить его, он не выпускал её из объятий. Ощутив трепет сердца, готового выпрыгнуть из груди спутницы, Далтон с мягкостью в голосе произнес:
   – Не отталкивай меня, Элодея! Боже, ты вся дрожишь, словно голубка, пойманная в ловушку! Прости меня, родная! Я не знаю, что со мной.
   Граф поцеловал девушку в лоб, потом прикоснулся губами её век, поцеловал щёки и, уже не контролируя себя, спустился ниже, дотягиваясь губами до уголка её губ. Будущая монахиня осознавала недопустимость его действий и прошептала, не имея возможности приказать, так как мешал комок в горле:
   – Отпустите меня! Быть так близко с мужчиной мне не позволяет религия.
   Осмыслив эти слова, Веллингтон отодвинулся от Элодеи и закрыл руками свое лицо.
   – Что я делаю? Что со мной происходит? – спрашивал он сам себя.
   Подопечная хотела было взять руку графа, но её будто парализовало. Он поднял на неё глаза и долго всматривался, потом снова приблизился к ней.
   – Я не могу совладать с собой, девочка моя, не могу побороть в себе желание обладать тобою, не могу бороться со своими чувствами, со вторым «Я». Понимая, что ты ещё ребенок и уже выбрала свой путь в жизни – посвятить себя Богу, – продолжал Далтон, неистово глядя на маленькую «невесту Господа», – я всё же… люблю тебя самой пылкой любовью, что есть на земле.
   – Но ведь любить не грех, – заступилась за любовь Элодея. – Почему Вы так боитесь своей любви?
   – Наивная девочка, – засмеялся опекун. – Но ведь существует разная любовь: к родителям, к учителям, к священнику. А я люблю тебя так, как твоя мать любила твоего отца.
   Девушка испугалась последних слов покровителя, поняв их смысл.
   – Это грешная любовь, первородный грех, – произнесла она серьезно.
   – Нет! Нет, это не грешная любовь! Клянусь тебе! Грехом было бы соблазнить тебя, изображая несуществующую любовь. Неужели ты не веришь в искренность моих чистых порывов, порывов сердца? Твоя неискушенная душа должна определить, где правда.
   Я никогда бы не простил себе, если б обманул тебя и причинил боль.
   Элодея опустила голову, а граф, не желая больше волновать её, сказал:
   – Я не буду больше мучить тебя, милая. Зачем я вообще затеял этот безрезультатный разговор? До твоего отъезда я больше не заговорю с тобой, обещаю! А потом уеду в Лондон и не вернусь, чтобы не встретиться с тобой. Гнусность моих сегодняшних речей, надеюсь, сотрётся из твоей памяти к этому времени. Я не хочу, чтобы ты плохо думала обо мне. Так будет лучше. Да, лучше.
   Веллингтон поднялся и поспешил спуститься по лестнице, но подопечная кинулась к нему, опустилась на колени и быстро заговорила:
   – Господин граф, не уходите! Прошу Вас! Я не смогу простить себе, если мы расстанемся с Вами таким образом! И я не хочу, чтобы Вы уезжали из графства после моего возвращения в монастырь! Ваш замок стал моим вторым домом, а Вы – самым близким человеком после наставницы. Если бы не Вы, я бы никогда не прочитала мамино письмо, не узнала о её жизни. Останьтесь!
   Далтон присел рядом с Элодеей.
   – Ваше откровение удивило меня, – продолжала она. – Вы раскрыли мне свои чувства, а я не знаю, что чувствую к Вам: благодарность или…или что-то другое. Временами я замечаю Вашу красоту, пытливый взгляд, когда Вы смотрите на меня. Но чаще я обращаю внимание на Вас как на опекуна.
   Граф взял руку Элодеи.
   – Жизнь сыграла со мной злую шутку, познакомив нас, – обратился он к ней. – Будь ты старше или я моложе… Будь ты простой девушкой, а не воспитанницей монастыря, всё могло бы ещё измениться. Боже, как я люблю тебя! Что же мне делать?
   Мужчина отвернулся, чтобы не видеть глаз любимой, но она снова повернула его лицо к себе.
   – Граф Веллингтон, если Вас это сделает счастливым, я буду с Вами всегда!
   – Я давно затонул в твоих бездонных серых глазах, девочка моя, но я не стану жертвовать тобой ради своих эгоистичных прихотей.
   Элодея обняла Далтона за шею.
   – Вы самый благородный, самый честный, самый добрый человек на свете! – запротестовала она, жарко целуя своего покровителя то в лоб, то в щёки, то в шею. – Я не хочу жить без Вас! Пусть все люди мира проклянут меня, пусть матушка и послушницы откажутся от меня, но я не оставлю Вас! Никогда-никогда!
   Граф зарылся головой в локоны своей возлюбленной и вдохнул аромат её волос, забывая о чести, обо всем на свете, ощущая только тепло её тела, шелк её кожи. Щека девушки коснулась щеки Веллингтона.
   – Детка, ты совсем замёрзла, – сказал он тихо.
   – Только подбородок и нос.
   – И щёки. Подожди, сейчас я тебя согрею! Где там мой плед?
   Далтон достал бежевый плед и укрыл им Элодею, нечаянно коснувшись её обнаженного плеча.
   – Мне страшно, граф Веллингтон, – произнесла она дрожащим голосом.
   – Ничего не бойся, жизнь моя! Я никогда не причиню тебе вреда. Ты веришь мне?
   Подопечная посмотрела на него так доверчиво и преданно, как никто никогда на него не смотрел. Больше не сдерживая себя, он обнял и страстно поцеловал её в губы, желая до конца испытать самое прекрасное чувство на земле – любовь. Именно любовь, эта любовь подарила ему долгожданное счастье. То время, которое граф провел с рождения до этого дня с уверенностью можно назвать лишь существованием. Теперь же начиналась его настоящая жизнь, жизнь с ней – с воспитанницей девичьего монастыря.
   Граф медленно развязал корсет, всё ещё мокрый от дождя, и снял его с Элодеи, которая в одной руке сжимала конец пледа, а в другой солому. Когда Веллингтон, поддерживая любимую за спину, положил её на плед, она закрыла глаза и тихо заплакала.
   В момент соединения их тел и душ Элодея не чувствовала ни стыда, ни страха, ни боли. Всё её существо было отдано любимому человеку.
   – Я принадлежу Вам и телом, и душой, – произнесла она, серьезно глядя Далтону в глаза.
   – Ты одна владеешь моим сердцем, ласковая моя.
   Граф заключил подопечную в крепкие объятия и спокойно заснул.

Глава VIII
Терзания

   Утром возлюбленных разбудили яркие лучи солнца, освещающие их лица сквозь трещины в деревянном настиле. На первом этаже конюх уже числил лошадей, наложил им корм, налил воду. По спокойствию, с которым он выполнял каждодневные обязанности, можно было предположить, что слуга не заметил присутствие лишних людей на сеновале.
   Когда конюх вышел с ведром, Веллингтон быстро оделся и разбудил Элодею.
   – Милая, ты проснулась?
   – Да, – ответила девушка, протирая глаза.
   – Альберт вышел. Я знаю, он не придет ещё минут сорок, пока натрет морковь, пока переоденется. А в это время мы с тобой пройдем через сад на кухню, потом в столовую и поднимемся в свои комнаты.
   Элодея замешкала. Плохое самочувствие отражалось на её бледном лице и бескровных губах.
   – Ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоился граф.
   – Всё хорошо. Просто ночь была прохладной.
   – Ты уверена?
   – Да, да, не волнуйтесь.
   – Тогда я спущусь и подожду тебя внизу, чтобы не мешать одеваться.
   Далтон спустился и первым делом притупил свет в лампе, висящей возле кабинки пони. Это на случай, если слуга вернется раньше времени, чтобы подопечная успела в таком случае спрятаться. Но Альберт не спешил появляться, поэтому влюбленные успели уйти домой незамеченными и спуститься к завтраку как, ни в чем не бывало.
   На вопрос Аннабелль, когда её хозяин и Элодея вернулись вчера с прогулки и как оказались незамеченными, граф ответил, что они добрались на арендованном кэбе только ближе к ночи. Дальнейшие расспросы экономки граф либо игнорировал, либо обещал ответить на них позже. Что касается его подопечной, то за столом она не проронила ни слова и даже не смотрела на опекуна. Также Элодея укрывалась от бдительного взгляда Аннабелль и Уильяма. Ей было стыдно и невыносимо тошно сидеть в присутствии таких достойных людей, пользоваться их любовью и доверием, а вместо благодарности лгать им. Молчание она тоже считала ложью. Любовь покровителя перевернула всё её представление о жизни, изменила сознание. Теперь ей казалось, что она предала Бога, сблизившись с мужчиной.
   Вечером того же дня Элодея не вышла к ужину и совсем не выходила из комнаты, потратив время на молитвы о прощении. Веллингтон, не дождавшись любимую к ужину, решил принести ей еду в комнату, но она не открыла. Через дверь подопечная попросила его организовать её возвращение в монастырь, но опекун попросил её подумать и оставил ужин у порога.
   Всю ночь ни он, ни она так и не смогли спокойно уснуть, обдумывая произошедшее между ними и свои дальнейшие действия. Временами воспитаннице удавалось подремать, но длилось это недолго и сопровождалось неприятными видениями. В одном сне её проклинала мать-настоятельница, обвиняя в прелюбодеянии, в другом привиделся Сатана с коварным черным блеском в глазах и оскалом чудовища, который пытался затащить её в преисподнюю.
   Когда Элодея просыпалась, ужас овладевал ею, и она начинала рыдать, взывая отца всего человечества помочь ей, защитить от Дьявола, спасти душу. Однако никто не являлся и не посылал ей ответов на нескончаемые вопросы. В конце концов, изможденная собственными страхами, гостья замка Веллингтон забылась крепким сном.
   Хозяин же замка в это время бродил по своей комнате, спрашивая воздух, любит ли его Элодея, но отрицательный ответ причинял ему невыносимую боль, а положительный был маловероятен, потому что владелица его сердца не захотела даже поговорить с ним. Потом Далтон, не снимая одежды, лег на край кровати и уставился в одну точку. Так прошла ночь.
   Наутро Аннабелль передала хозяину, что её девочка осталась непреклонна и просит его распорядиться, чтобы ее отвезли обратно в обитель. Слуги запрягли для нее карету, а кучер был предупрежден сразу после возвращения доложить хозяину о том, как приняли воспитанницу в монастыре. Спуститься и проститься с любимой граф не пожелал. Ему стоило немалых усилий подойти к окну, чтобы напоследок увидеть свою возлюбленную и запечатлеть её в своем сердце.
   Элодея садилась в экипаж бледная, с кругами под глазами, всё тело дрожало от холода и волнения, поэтому кучеру пришлось держать её за руку, пока она поднималась по ступенькам в кабину. Гостья уезжала в том же, в чем приехала в замок, не взяв ни одной подаренной аристократом вещи, кроме письма матери и серебряного колечка.
   Увидев на пороге монастыря свою воспитанницу, мать-настоятельница безмолвно впустила её внутрь и также безмолвно взяла из рук слуги конверт с пожертвованием.
   В сочельник послушницы девичьего монастыря должны были исполнить на церковном хоре рождественский молебен, но обладательница самого прекрасного голоса последнее время чувствовала постоянное недомогание. Вот уже две недели Элодее нездоровилось: кружилась голова, тошнило от еды, лихорадило почти каждую ночь. Сначала наставница считала все это симптомами простуды, но с каждым днем состояние воспитанницы ухудшалось, никакие настойки не могли ей помочь. Как бы то ни было, настоятельница не желала мириться с таким положением дел и уговорила певицу выступать в церкви, после чего обещала разрешить ей не ходить на совместные молитвы до выздоровления.
   Элодее ничего не оставалось, кроме как согласиться выполнить просьбу монахини. Она не хотела подвести ни её, ни послушниц, которые не обладали необходимой интонацией и слухом, вложенных в нее с рождения.
   В праздничный день воспитанница чувствовала себя ещё хуже, чем в предыдущие дни: кружилась голова, от яркого света болели глаза, а запах свечей вызывал у нее рвоту. Но хористка выстояла, и после выступления все взоры были устремлены только на неё.
   Настоятельница сдержала обещание и позволила девушке молиться у себя в комнате, а приглядывать за ней отправила одну послушницу, которая заняла вторую кровать в келье.
   В имении Веллингтон в это время хозяин замка не мог найти себе места. Он не желал есть, боялся спать, потому что во сне искал любимую и не мог найти, перестал ходить на улицу. Однажды Уильяму удалось подслушать разговор о своем господине между экономкой и одной из служанок.
   – Когда я сегодня утром вошла в комнату той гостьи, чтобы сделать уборку, – начала горничная, – увидела там нашего хозяина. Боже, как я испугалась! Мне показалось, что передо мной привидение с бледным щетинистым лицом, закатившимися глазами и впалыми щеками.
   – Потише, Мелани! Мы всё-таки не одни, – одернула болтливую женщину Аннабелль.
   – Не перебивай, Энн! Ну вот… Он стоял возле кресла худой, как мумия!
   Экономка нахмурилась и с укором посмотрела на служанку.
   – Я подошла к кровати, чтобы заправить постель, но только дотронулась до подушки, как господин вцепился мне в руку и так гневно посмотрел, – продолжала горничная, не обращая внимания.
   – Ближе к сути, Мелани!
   – Я так испугалась! Думала, что упаду в обморок. На чем я остановилась? Ах, да! Не смей прикасаться к её вещам! – говорит. – Ещё рассеешь её запах! Ну, я и выбежала оттуда, как ошпаренная. Чуть с лестницы не упала.
   – Хозяин правильно сделал, что выгнал тебя! Он же сразу после отъезда девочки всех предупредил, чтобы в ее комнату никто не входил.
   – Я думала, что это не относится к горничным. Кому-то же надо убираться там!
   – Глупая, глупая, Мелли!
   – Хватит прохлаждаться и обмениваться сплетнями! – вмешался Уильям. – В гостиной пыли в три слоя! Иди, приберись там!
   Служанка обиженно посмотрела на старика и, гордо подняв подбородок, удалилась. Экономка, проводив её взглядом, подошла к Уильяму.
   – Ох, Уилл, иногда мне кажется, что хозяин теряет рассудок, – тяжело вздохнула она.
   – Просто он привык к этой малышке, а без нее его одолевает грусть.
   – Как же нам ему помочь, Уилл?
   – Если бы я знал, Аннабелль. Если бы знал…

Глава IX
Грехопадение

   Через три дня Элодею посетил пастор одной сельской церквушки. Он кое-что понимал в медицине, поэтому по просьбе матери-настоятельницы пришел обследовать больную. К тому же, монахиня не доверяла городским врачам, они, по ее мнению, были далеки от Бога, потому что наука стала для них важнее религии.
   Недолго пробыв в комнате воспитанницы, пастор Рейни вышел вместе с наставницей. Его лицо выражало взволнованность и было напряжено.
   – Чем она больна? – спросила настоятельница, держа в руках серебряный крест. – Надеюсь, ничем серьезным! Она не умирает?
   – Упаси Вас Боже ещё раз такое сказать! – перекрестился духовник. – Конечно, нет! Однако это не грипп и не лихорадка, уверяю Вас.
   – Тогда что же?
   – Послушайте, в Вашем монастыре есть мужчины?
   – Да, – прямо сказала монахиня, недоумевая, к чему может быть подобный вопрос. – Сторож и садовник.
   – Они молоды?
   – Обоим больше 50 лет.
   – А кто-нибудь из них общается с послушницами? Им это дозволено?
   – Не запрещено, но я не видела, чтобы они общались с сестрами или послушницами.
   – Яяясно, – протянул пастор, почесывая бороду. – А Вы разрешаете рабочим ходить по коридорам монастыря или… заходить в кельи?
   – Да что Вы такое говорите, пастор Рейни! Как такое возможно? Один большей частью находится у ворот обители, а второй всегда в саду возле своих цветников.
   – А выходить за пределы монастыря послушницам разрешается?
   – О чем Вы говорите? Конечно, нет! Они могут посещать только церковь и всегда только со мной!
   – Странно…
   – Почему? К чему такие вопросы? – настоятельница не выдержала и повысила голос от возмущения.
   – Вашу юную воспитанницу одолел не вирус, а… Не знаю, как сказать.
   В это время Элодея выбежала из кельи, закрыв рукой рот.
   – Куда ты, дитя? – прокричала ей вслед наставница.
   – Предположу, что в уборную, – вмешался Рейни.
   – Пастор, Вы скажете мне, что с ней?
   – У неё болит живот, сестра. Я прикоснулся к нему…
   – И что же?
   – Он очень упругий, как резиновый мяч, и слегка выпячивает.
   – Что? – произнесла монахиня, ужаснувшись своим догадкам.
   – Мне пора, – сказал Рейни и ушел.
   Проводив его взглядом, настоятельница ещё несколько минут стояла на одном месте, потом повернулась и пошла в уборную. Элодею рвало.
   – Тебя опять тошнит, дитя?
   Воспитанница подняла голову и взглянула на монахиню.
   – Да, – ответила она виновато.
   – Боже мой. Боже мой! Какой грех ты совершила, безбожница? Какой позор ты навлекла на мой монастырь?
   Элодея понимала, что наставница имеет основание подозревать её в совершении греха, но не знала, от кого она могла это узнать. «Ведь не кучер графа Веллингтона!» – подумала она, испугавшись.
   – Как ты могла осквернить это святое место? – продолжала монахиня. – Хотя, конечно, ты дочь своей матери. Только Вы обе могли без стыда войти в мою обитель, испачкав перед этим свое тело, поддавшись соблазну дьявола! Возможно, молитвами ты и сможешь спасти свою душу от адского пламени. Господи! Весть о том, что под крышей моего монастыря содержится нимфетка, совершившая прелюбодеяние, разнесется в мгновение ока по всему графству! Какой ужас! Какой позор на мою голову!
   Вдруг настоятельница отвернулась и взялась за голову, потом снова повернулась к Элодее и приложила пальцы к губам.
   – Однажды твоя мать смогла спасти нашу репутацию, сбежав отсюда после твоего рождения, – на одном дыхании произнесла монахиня и не смогла сдержать улыбку.
   Потом она направилась к выходу и, остановившись возле двери, надменным тоном сказала: «На вечернюю молитву можешь не приходить», – и удалилась.

   Ночью Элодеи уже не было ни в своей келье, ни в обители. Она ушла, когда все легли спать. Одеяние воспитанницы девушка сняла, оставив его на убранной постели. Вместо этого она надела серый сарафан у послушницы, которая ухаживала за ней во время болезни, и укуталась в её плащ. Ступни были замотаны белой материей, а поверх них одеты тонкие матерчатые ботинки на два размера больше.
   Беспризорница брела по дороге, не имея цели, не зная, куда и зачем идет. Мимо проезжали дилижансы, и их пассажиры с интересом разглядывали нелепое бесполое существо.
   Но Элодее не хотелось просить помощи у незнакомцев. Через несколько миль бывшая воспитанница монастыря набрела на рыночную площадь, которая была уже пуста, и можно было расположиться на одной из здешних скамеек. Усталость пересилила холод, и бедное создание, еле держась на озябших ногах, упало на первой попавшейся скамье. Как только девушка сомкнула глаза, ничто больше не тревожило её сознание: ни боль в животе, ни стыд, ни бедность. Только полноценный сон мог возвратить ей силы, и она с радостью поддалась этому искушению.
   Граф Веллингтон, в отличие от своей возлюбленной, не желал спать. Все его мысли были только о ней. В ночь, когда Элодея ушла из монастыря, он особенно не находил себе места, что-то твердило ему: «Ты потеряешь её». Изнуренный бессонницей хозяин замка спустился в гостиную, не имея сил больше находиться в пустой и темной комнате.
   Треск костра в камине разбудил Уильяма, комната которого находилась недалеко от парадного зала. Он сразу понял, кому не спится в середине ночи, и решил составить своему господину компанию. Далтон сидел, откинув голову на спинку кресла, руки его неподвижно лежали на подлокотниках. Слуга и верный друг тихо подошел к нему сзади, чтобы укрыть пледом, но вдруг услышал мучительный вздох.
   – Что случилось, Уильям? Почему ты не спишь?
   – Простите, сэр! Я думал, Вы отдыхаете. Увидев свет в гостиной, решил проверить Ваше состояние. Может быть, Вам что-то нужно?
   – Ничего. Иди спать!
   – Я считаю, что Вам нужно поспать, хозяин. С тех пор, как…как эта юная монашка уехала, Вы не сомкнули глаз.
   – Это мое дело: спать или не спать. Оставь меня!
   – Могу я поговорить с Вами, господин?
   – О чем?
   – Я хотел бы поведать Вам одну историю.
   Веллингтон кивнул головой.
   – Я знаю одного одинокого человека, – начал повествование Уильям. – Когда-то он был очень счастлив. Это была пора его молодости. Юноша любил красивую девушку, которая тоже была в него влюблена, но они не могли соединить свои судьбы. Этому препятствовали родители обоих. Дело в том, что молодой красавец являлся сыном простого цирюльника, а его возлюбленная дочерью богачей. Для неё уже был «подобран» жених из знатной семьи. Юная Джульетта была согласна убежать с любимым, но она до конца не понимала того, что бы ждало её тогда впереди. Она не была бы так уважаема, отказывала бы себе в обновках, драгоценностях, вкусной еде. Но к этому девушка привыкла с детства. Её возлюбленный не желал, чтобы когда-нибудь она сбежала от него или всю жизнь упрекала в том, что он обрек её жизнь на существование в нищете. Поэтому юноша уговорил любимую выйти замуж за того, кого ей предлагали родители. Они поклялись друг другу в вечной любви и расстались навсегда. Через три года сын цирюльника узнал, что его некогда невеста не выдержала жизни без него и покончила с собой, а он так и не женился. Теперь ему было бы все равно, кто и что о них скажет, но любимой уже нет.
   Граф задумчиво опустил голову, потом снова ее поднял и посмотрел на огонь, пылающий в камине.
   – Но у Вас было право выбора, Уильям, – произнёс он спокойно. – Ты бы мог согласиться убежать с любимой, а она не слушать родителей и тебя и отказаться выходить замуж за другого. К тому же, ты был уверен, что она тебя любит, а я не уверен в любви Элодеи ко мне. Твоя возлюбленная не была связана крепкими узами с Богом, которому ты неровня, как ни крути. Твоя невеста не была воспитанницей монастыря, и ей не было 14 лет.
   Уильям потерял дар речи. Он не думал, что хозяин догадается о том, кто был героем его истории.
   – Всё, что Вы сейчас озвучили, сэр, не должно помешать Вам стать счастливым. И с чего Вы решили, что она не любит Вас? Если бы эта девочка Вас не любила, то, уверяю, она бы не стада жертвовать своим призванием и не отдалась Вам.
   Далтон резко встал.
   – Что ты сказал? Откуда ты знаешь, что мы были…близки?
   – Сэр, что Элодея Вам небезразлична и Вы к ней неравнодушны, я понял в ту грозовую ночь, когда увидел Вас вместе в её комнате. А то, что Вы были с ней близки, я узнал от кучера.
   – Альберт об этом знает?
   – Нет, даже не догадывается.
   – Тогда, как он…
   – Две недели назад Альберт выгружал в конюшне солому со второго этажа и заметил пятна крови. Вернее, посчитал их краской, но я сразу понял, что это на самом деле.
   – Потому что за день до этого мы были с ней вдвоем, да? Гуляли до ночи, а вернулись только утром?
   – Верно, хозяин. И разве она доверилась бы Вам, если бы не любила? Подумайте!
   Граф медленно опустился в кресло.
   – Ох, Уильям, я не знаю, что делать, – произнес он, зажмурив глаза. – Если Элодея не захочет оставлять монастырь? Если мать-настоятельница будет против? Что я говорю? Конечно, будет против!
   – Эта монахиня должна понять, господин, – Элодея не создана для затворничества. Она дитя Божье, но не его собственность. Девочка попала в монастырь не по собственной воде и должна сама выбрать свой путь!
   – Ты прав, Уильям! Сидя здесь, я ничего не добьюсь. Ситуация не изменится. Я должен увидеть её! Распорядись, чтобы с рассветом Альберт заложил карету!
   – Хорошо, сэр. А теперь идите спать! Вы должны выспаться и набраться сил.
   Веллингтон подошел к слуге и похлопал его по плечу со словами благодарности. Этой ночью он спал спокойно, предвкушая долгожданную встречу.

Глава X
Прошлое и настоящее

   Ранним морозным утром Далтон отправился в дорогу. На сиденье рядом с ним лежали засушенные розы разных цветов. Ничто в этот момент не могло омрачить его радость: ни возможные упреки пожилой монахини, ни возраст его возлюбленной, ни осуждение слуг и соседей, когда они узнают о женитьбе графа и его подопечной. Однако у входа в обитель у Веллингтона внезапно защемило в сердце, а ноги не желали его слушаться.
   Ему открыл сторож, который оглядел аристократа с головы до пят и, нахмурив брови, процедил: «Моя бы воля, я сию секунду спустил бы Вас с лестницы. Ждите!»
   Потом господин Чарльз захлопнул перед графом двери и пошел разыскивать настоятельницу. Она разучивала с послушницами новую молитву, когда сторож доложил ей о непрошеном госте.
   – Продолжайте, девочки! – приказала монахиня и вышла из молельни.
   Далтон уже отчаялся дождаться кого-либо, когда настоятельница вышла к нему.
   – Что Вам нужно? – спросила она презрительно.
   – Здравствуйте, сестра! Мне нужно поговорить с Вами. Позвольте мне войти!
   – Ни за что! Не смейте переступать порог этой обители! Никогда, слышите! – прокричала она и заперла ворота.
   Посетитель опешил от такого приема. Он не мог понять, почему сторож и наставница ополчились против него. Перебрав мысленно тысячу версий, граф Веллингтон решил, что Элодея рассказала обо всём, что было между ними, в монастыре, возможно, даже на исповеди.
   Возле экипажа его кто-то окликнул.
   – Господин! Господин, подождите!
   Далтон обернулся. Ему навстречу шла одна из послушниц, украдкой оглядываясь по сторонам.
   – Это Вы граф Веллингтон? – спросила она, подойдя ближе.
   – Да, это я.
   – Если Вы пришли к Элодее, то её нет.
   – А где же она?
   – Сегодня утром матушка сказала, что Элодея сбежала.
   – Сбежала? Когда?
   – Видимо, ночью. Она оставила одеяние воспитанницы и, думаю, вместо этого надела мой балахон, потому что я не нашла свою одежду и обувь.
   – Но почему? Какие могли быть причины? – аристократ не на шутку заволновался и не знал, может ли доверять словам этой девушки. – Я знаю Элодею, она очень рассудительна и не…
   – Вчера наставница приглашала для неё пастора, который осмотрел Элодею, – перебила его послушница.
   – Осмотрел?
   – Да. С момента её возвращения от Вас Элодее всё время нездоровилось. А когда матушка узнала из-за чего, то очень рассердилась. На вечернюю молитву Элодея не пришла, и наставница не обмолвилась об этом ни словом. А после молитвы я не застала её в нашей келье.
   «Боже мой! Она узнала», – подумал граф и выронил розы.
   – Не волнуйтесь так, господин! – пыталась ободрить мужчину послушница. – Элодея не знает города. Она не могла далеко уйти. А теперь простите, я должна идти! Меня хватятся, если я сейчас же не вернусь в молельню.
   Девушка убежала, оставив Далтона наедине со своими мыслями. Он сел в карету и приказал кучеру объехать всю округу в надежде встретить свою скиталицу. Однако пять часов поисков не дали результата, и граф вернулся в замок усталый и опечаленный. Теперь его целью было разыскать ту, которая научила его любить, чувствовать, жить, мечтать и надеяться на счастье.
   Он вспомнил свою покойную жену, строптивую, алчную и не умеющую сострадать женщину. Нора Корнуэл была дочерью друзей его отца, таких же жестоких и порочных людей, как и их отпрыски, дочь и сын Джеймс Корнуэл, который скончался в возрасте 23-х лет, упав с крыши собственного особняка. Многие после этого считали, что его толкнула сестра, не планировавшая делить с братом наследство.
   Веллингтон и Нора встретились на дне её рождения. С первой встречи у юного графа вызвали отвращение змеиный взгляд и улыбка гиены, свойственная этой девушке, но его родители уже определили её в качестве будущей супруги своему сыну. «Она из богатой и благородной семьи», – твердили ему ежедневно, словно это могло изменить его представление о ней. Однако слово отца было законом, и Далтон не мог его ослушаться. Через полгода будущий граф Веллингтон-младший женился на дочери Адама Корнуэла, ему тогда было 20, а Норе 18 лет.
   С первого же дня совместной жизни графиня возомнила себя хозяйкой в доме мужа: она поменяла всех слуг, изменила привычный распорядок дня, заполнила обновками свой гардероб. За один год жизнь молодого графа превратилась в ад, а его родители слегли с чахоткой, и через несколько месяцев покинули его навсегда, наказав сыну оберегать свою жену.
   Далтон пытался во всем угодить супруге, но она была ненасытна, требовала большего, чаще всего невозможного, и, в конце концов, он устал от такой жизни, совсем отстранился от жены, избегая встреч с ней, надолго уезжал во Францию. Именно в Париже он узнал о том, что Нора смертельно больна. Возвратившись домой, граф Веллингтон застал супругу в ужасном состоянии: она сильно похудела, её лицо, пожелтевшее от болезни, совсем потеряло былую красоту, а взгляд стал ещё более злобным и коварным.
   Перед смертью муж простил ей все грехи, боль и страдания, которыми она наполнила их совместную жизнь, и даже то, что юный граф получил после её ухода лишь долги, покрываемые большей частью ее наследства.

   Элодея проснулась около полудня. Её разбудил запах еды, доносившийся совсем недалеко, и проголодавшаяся девушка открыла глаза. Напротив стояла небольшая лавка, где торговали свежим хлебом. При виде пшеничного каравая у Элодеи забурлило в животе, ведь она не ела со вчерашнего утра, а боль в желудке усиливалась. Подойдя к столу с едой, она набралась смелости и попросила у продавщицы кусок хлеба, но женщина лишь с силой оттолкнула «бродяжку», как она её назвала, и пригрозила оттаскать за волосы, если несчастная сейчас же не уйдет.
   Бедняжка направилась к другому прилавку, но и там ей грубо отказали. Пройдя несколько базарных рядов, бывшая воспитанница почувствовала сильную слабость и поняла, что если сию секунду не проглотит чего-нибудь съестного, упадет в обморок. Рядом продавали куриные колбаски и, забыв про заповедь «не укради», она схватила одну и побежала так быстро, как только позволяли ей окоченевшие конечности. Ни крики, ни погоня не могли остановить её, но Элодея не успела полакомиться своей добычей: кто-то настиг её и повалил на землю. Следом подбежали остальные и стали пинать девушку, рвать волосы, бить по лицу. «Воровка» молила обидчиков о пощаде, но никто не слышал её просьб. В какой-то момент она ощутила во рту вкус железа, кровь текла по щекам из разбитой брови и из носа.
   Вдруг послышались крики, отличные от брани.
   – Остановитесь! Прекратите! Что Вы делаете? – кричала какая-то женщина. – Это же ребёнок! И из-за какой-то колбасы вы готовы убить человека, нелюди?!
   Элодею кто-то поднял и растолкал толпу.
   – Детка, ты жива? – спросила женщина ласково. – Что же они с тобой сделали? Господи!
   Избитая девушка посмотрела на спасительницу. Её поддерживала невысокая женщина старше средних лет с очень добрыми глазами.
   – Ну, ничего. Сейчас мы поедем ко мне домой, и я присмотрю за тобой, пока ты не поправишься. Хорошо?
   – Да, – благодарно ответила Элодея и побрела за новой знакомой по каменистой тропинке вплоть до стоянки дилижансов.

Глава XI
Приют

   Очнулась она в небольшой комнате, слева от неё стоял комод, а на нем керосиновая лампа и графин с водой. Перед кроватью, на которой она лежала, висело большое зеркало, а слева располагалось единственное окно.
   – Вы хорошо себя чувствуете, милочка? – спросила дама, спасшая Элодею накануне от разъяренных торговцев.
   – Относительно. А где я и который сейчас час?
   – Ты у меня дома. Сейчас около шести часов вечера.
   – Боже, как поздно!
   Девушка хотела подняться.
   – Нет! Нет, лежи! – остановила её хозяйка дома.
   – Но я Вам, наверное, мешаю… К тому же, мне намного лучше, и я должна уйти, чтобы не стеснять Вас!
   – Что ты! Ты меня совсем не стесняешь, тем более я живу одна, и ты можешь жить здесь сколько угодно! Ведь если бы у тебя было, где жить или были родные, ты бы не воровала еду на рынке. Правда?
   Элодея кивнула.
   – Тогда скажите, кому я обязана своим пристанищем? – спросила она.
   – Миссис Кэтрин Грейс, вдова покойного Алана Джеймса Грейса.
   – Очень приятно. А меня зовут Элодея Лавье.
   – О, ты стало быть француженка, моя дорогая! – восторженно произнесла миссис Грейс.
   – Да.
   – Но у тебя абсолютно нет акцента, дитя! Ты говоришь на чистом английском.
   – Просто всю жизнь я жила в Англии, а французский выучила совсем недавно, – призналась гостья.
   – Ну, ладно, не буду тебя спрашивать почему. Когда захочешь, тогда и расскажешь историю своей жизни, – улыбнулась женщина.
   – Боюсь, я никогда не поведаю Вам мою историю. Слишком тяжело вспоминать о прошлом.
   – Хорошо, моя дорогая! Больше не буду тебя об этом спрашивать. А теперь, если ты можешь встать, пойдем ужинать!
   Элодея медленно встала. Миссис Грейс взяла её за руку, и они вместе спустились в столовую. Так мисс Лавье и осталась жить в доме своей благодетельницы, чудом попавшейся ей на пути. Со временем девушка стада забывать о монастыре и наставнице. Единственное, что она не могла выбросить из головы и сердца – это воспоминания о графе Далтоне Веллингтоне.
   Сам аристократ в это время направлял все свои силы на поиски возлюбленной. Он нанял сыщика, который должен был найти информацию об Элодее в ближайшее время, поскольку через полтора месяца Далтону нужно было покинуть Англию. Во Франции его ждал покупатель английских пород лошадей.

   В начале февраля сыщик передал графу неприятные новости. Он прислал письмо, в котором известил Веллингтона о том, что пропавшая не нашлась:

   «…Девушку с такими приметами, как у Элодеи Лавье, не встретил ни в одном приюте, ни в одном пансионате. Её не видели ни в одном постоялом дворе, не знают в деревнях, а священник городской церкви сказал, что не помнит всех своих прихожан. Таким образом, не могу Вас ничем обрадовать, сэр. Может быть, если бы у меня было больше времени, я мог бы хоть что-нибудь разузнать, но, боюсь, скорее всего, пропавшей уже нет в живых».
С почтением, Гилберт Стайл.

   Прочтя письмо, Далтон ещё несколько часов не мог прийти в себя. В итоге улаживать дела во Франции вместо своего господина пришлось Уильяму. Благо, всё прошло удачно, и он продал нескольких жеребцов по довольно высокой цене.
   По возвращении в Англию Уильям узнал от экономки Аннабелль, что граф не есть уже пять дней, а слуги боятся заходить к нему в комнату. Ей одной приходится держать графин с водой полным.
   На следующий день слуга решил сам ухаживать за своим хозяином. В обеденное время он вошел в комнату господина, который неподвижно лежал на постели, и поставил поднос с едой ему на колени. От графа не последовало никакой реакции, поэтому Уильяму всё-таки пришлось насильно покормить хозяина. Он взял ложку и окунул ее в тарелку с бульоном, потом поднес ко рту Далтона, но тот не открыл рот.
   – Если Вы сейчас же не проглотите этот бульон, клянусь, я волью его Вам в нос! – нагрубил слуга.
   Однако и эта угроза не возымела своего действия. Веллингтон отвернулся и закрыл глаза. Тем не менее, Уильям не желал сдаваться. Он повернул господина лицом к себе и разжал его челюсть.
   – Вот так, сэр! А теперь возьмем кусочек мяса, – ехидно сказал Уильям, засовывая кусок отбивной в рот хозяину.
   Далтон злобно посмотрел на своего слугу, но больше не сопротивлялся.
   – Вы обещаете, сэр, что всё съедите? – спросил Уильям, оставив поднос с едой и выходя из комнаты графа.
   – Хорошо! Хорошо. Только оставь меня!
   В этот день Веллингтон спустился к ужину, но так ни с кем и не заговорил.

   Наступил первый день марта. Миссис Грейс, давно заметившая округлившийся живот своей подопечной, решилась напрямую спросить у неё о причинах молчания. Элодея поведала благодетельнице о совершенном грехе и о жизни в монастыре после прелюбодеяния, в том числе о странной боли в животе и тошноте.
   – Ты хочешь сказать, что тогда ты не знала о ребёнке, которого носишь под сердцем?
   Элодея удивленно посмотрела на хозяйку дома.
   – О чём Вы говорите, миссис Грейс? Какого ребёнка?
   – Ты беременна, моя дорогая! – засмеялась женщина. – Внутри тебя развивается новая жизнь, твоё дитя. Это такое счастье – быть матерью, правда, ты слишком молода.
   – Значит, значит, у меня будет ребёнок? – не могла поверить Элодея. – Мой… малыш? Я стану матерью, миссис Грейс?
   – Конечно! Ты рада?
   – Я не знаю. Я и представить себе не могла, что такое может случиться со мной, – радостно пролепетала будущая мать. – Раньше я не знала, как у женщины появляется ребёнок, поэтому не могла понять, почему так сердится мать-настоятельница. Боже! Я так счастлива, миссис Грейс! Я буду любить своё дитя, буду воспитывать его или её, только не знаю как.
   – Конечно! Ты сама ещё слишком юна. Но ничего, я помогу тебе и с рождением, и с воспитанием дочери или сына. Даже стану крёстной твоему ребёнку, если хочешь?
   – Да! Да! – воскликнула Элодея и бросилась на шею миссис Грейс.
   Они обнялись, расцеловали друг друга и спустились в гостиную, чтобы разыскать хоть какую-нибудь литературу о рождении и воспитании детей, ведь у хозяйки дома их никогда не было. Но ни одной книги или хотя бы брошюры не нашлось.
   – Мне не нужны никакие книги, чтобы быть уверенной в том, что Вы поможете мне стать настоящей матерью, – добродушно произнесла Элодея, глядя на расстроенную вдову.
   – Благодарю тебя за доверие, моя дорогая. А сейчас садись на кресло! Мне неудобно спрашивать тебя об этом, и ты, конечно, можешь не отвечать на мой вопрос, но кем является отец твоего ребёнка?
   Элодея смутилась, но решила ответить.
   – Это богатый и знатный в Йоркшире граф, – начала она. – Он живет в нескольких милях от девичьего монастыря, где я росла. Мы познакомились случайно: его карета перевернулась возле обители, и они со слугой попросили помощи у матери-настоятельницы. Рану обработала я. Через некоторое время граф пригласил меня погостить в своем имении. Нет более благородного и доброго человека, который бы так заботился обо мне! С течением времени я сильно к нему привязалась, но не дочерней любовью, – сконфуженно озвучила девушка. – Потом всё произошло так быстро и неожиданно. Я даже сейчас не знаю, что чувствовала к графу тогда.
   – Скажи мне, моя дорогая, почему Вы расстались? Зачем ты снова вернулась в монастырь?
   – Я испугалась, – призналась Элодея. – Испугалась гнева Божьего, ведь наставница изо дня в день твердила, что ждёт грешников. Вернувшись, я надеялась вымолить у Бога прощение.
   – А сейчас! Сейчас ты осознаешь, что чувствуешь к графу?
   – Я чувствую, как моё сердце трепещет, когда я вспоминаю его лицо и взгляд. Иногда ночью я просыпаюсь и так хочу его увидеть, положить голову ему на грудь. Как часто после расставания я снова и снова хотела обнять его, хотела посмотреть ему в глаза, коснуться своей щекой его щеки, вдохнуть его запах, услышать его голос.
   Элодея заплакала и закрыла ладонями лицо.
   – Тогда за что же ты просила прощения у Бога? За то, что полюбила! Но это не грех, дитя моё, – успокаивала подопечную миссис Грейс. – Однако если твой возлюбленный смог так легко отпустить тебя после близости между Вами, то, боюсь, с его стороны любви не было.
   – Что Вы такое говорите? – возмутилась девушка и вытерла слёзы. – Граф Веллингтон любит меня! Он не хотел отпускать меня, это я настояла!
   Поняв, что она раскрыла имя отца своего ребёнка, Элодея прикусила губу. Миссис Грейс не могла скрыть удивления, ведь Далтон Веллингтон Йоркширский занимался благотворительностью. Вырученные от продажи лошадей деньги он отдавал детским приютам, церкви, больницам. Как мог такой благородный человек совратить совсем ещё девочку, да к тому же, воспитанницу монастыря.
   – Не может быть! – удивленно произнесла хозяйка дома.
   Элодея не могла сдержать слёз от досады и обиды на саму себя. Как могла она очернить имя своего любимого в глазах доброй женщины, которая не перестала твердить: «Не может быть!»
   – Ну, хватит плакать, моя дорогая! Я не осуждаю ни тебя, ни его. Никто не вправе судить, кроме Всевышнего. От меня твою историю не узнает ни одна живая душа.
   Девушка протёрла глаза и, взяв за руку свою благодетельницу, благодарно улыбнулась, потом поднялась в свою спальню и легла спать. Тяжелый разговор измотал её.

Глава XII
Горничная замка Веллингтон

   В это время в замке графа Веллингтона происходили события, которые слуги окрестили «Порочной игрой бесстыжей Адель». Молодая горничная уже несколько лет обхаживала и оказывала знаки внимания своему хозяину. Она ничем не проигрывала по чёрствости и лицемерию графине Норе, которая и наняла её в качестве личной служанки.
   Ещё при жизни госпожи Веллингтон Адель украдкой бросала томные взоры в адрес графа, нарочито случайно задевала его руку, подавая блюда за ужином, и реализовывала иные мерзкие и недостойные леди методы соблазнения.
   Однажды во время отсутствия графини, гостившей у своих родителей, экономка Аннабелль заметила молодую горничную возле покоев господина. Это было поздно вечером. Почтенная женщина наблюдала, как Адель в одной сорочке, едва прикрывавшей бёдра, пытается пробраться в спальню графа.
   Девушка самостоятельно хотела войти, однако дверь изнутри была заперта. Тогда она, оглядев коридор слева и справа и не заметив прятавшуюся экономку, стала легонько стучать костяшками пальцев. Веллингтон открыл дверь, но не впустил горничную к себе, а сам вышел в коридор.
   – Что ты здесь делаешь в таком виде? – спросил он грубо.
   – Господин, я люблю Вас! – не имея понятия, что значит это слово, произнесла Адель.
   – Неужели? – ехидно заметил Далтон. – Почему же тогда ты не признаешься в этом прекрасном чувстве в присутствии своей хозяйки? Пусть она знает, до какой степени ты преданна ей.
   Даже при темном освещении можно было заметить, как горничная покраснела.
   – Вы же знаете, что графиня уничтожит меня на месте, если я позволю такое при ней! – всхлипывая без единойслезинки, оправдывалась Адель. – Но я, правда, люблю Вас и хочу сделать счастливым! Ведь с ней Вы несчастливы.
   – Нет, несчастлив, это правда, – спокойно ответил граф. – Но в отличие от неё, я не делаю гадостей за чужой спиной. Я не она и не позволю себе опуститься до её уровня. А теперь ступай! Иначе твои прекрасные ножки посинеют от холода…
   Дверь хлопнула, и опозоренная горничная вынуждена была ретироваться.
   В последующем она забыла про изощренные планы соблазнения и старалась не показываться лишний раз на глаза хозяину. Однако всё изменилось, как только графиня Нора покинула бренный мир. Среди слуг даже ходили слухи, что это Адель отравила её, но без доказательств не осмелились клеветать.
   С течением времени после смерти жены Далтон несколько проникся к флирту со стороны горничной и позволял себе иной раз улыбнуться её в ответ, но всё снова изменилось, когда он стал регулярно посещать монастырь на окраине графства, а потом и вовсе поселил у себя в замке юную воспитанницу.
   В отличие от остальных слуг, которые видели в девушке лишь ребенка, горничная сразу заподозрила в ней соперницу, и только бдительность экономки Аннабелль не позволила ей навредить малышке. Когда же и от этой напасти ей удалось избавиться, Адель с новыми силами принялась за обслуживание графа.
   Несколько дней она вызывалась носить хозяину завтрак, обед и ужин, если же экономка направляла к нему другую горничную, Адель встречала её в коридоре и отбирала поднос, чтобы под нужным предлогом войти в комнату господина. В один из таких дней ей удалось обратить на себя внимание графа. Что-то заставило его очнуться от своей грусти и мыслей об Элодее. Он схватил руку горничной в момент, когда она поднесла ложку к его рту, и проглотил содержимое лишь через несколько долгих секунд.
   – Я смогу унять Вашу боль, – произнесла Адель с фальшью в голосе. – Вы только доверьтесь мне!
   – Как ты сможешь её унять? – спросил Далтон в надежде на избавление от мук.
   – Моё тело согреет Вашу душу, – ответила лицемерка.
   Граф отвернулся.
   – Ты ничем не отличаешься от покойной хозяйки. Прошу, оставь меня!
   – Тогда я приду завтра и послезавтра, – не унималась Адель. – Всё равно Вы не сможете долго без женского тепла, и я буду рядом.
   Горничная поцеловала хозяина в уголок рта и вышла с подносом. «Никуда ты от меня не денешься, – подумала она про себя. – Всё равно влюбишься».
   С каждым последующим днём Аннабелль и Уильям замечали, как старания Адель венчаются успехом. Экономку это очень злило, но Уильям однажды попросил её оставить всё, как есть, поскольку предпочтет роман хозяина с блудливой горничной, чем его одиночество и меланхоличную апатию к жизни.
   Через два месяца Адель уже хвасталась перед слугами, что побывала в теплой постели графа. Ей, конечно, не поверили, но Веллингтон, действительно, стал как-то оживать. В конце концов, он даже позволил горничной обедать и ужинать вместе с ним в столовой, а не на кухне. Она пользовалась любым послаблением от графа, в том числе перестала носить униформу горничной и одевалась в красивые платья, средства на которые получала в виде прибавки к жалованию.
   Остальным слугам не нравилось поведение Адель, но они помалкивали, поскольку боялись за своё будущее в замке, учитывая заносчивость молодой горничной и её влияние на графа. Она уже в открытую называла себя при них хозяйкой замка, позволяла себе спать до полудня и давать поручения другим горничным, переваливая на них свои обязанности.
   Всё изменилось, когда в гости к Веллингтону стал наведываться его друг и сосед – граф Ривер. Более влиятельный и богатый, аристократ привлёк внимание Адель своими недвусмысленными ухаживаниями. Несмотря на то, что граф Джозеф Ривер был женат, горничная с охотой отвечала на его комплименты. Иной раз она принимала его в замке, даже если граф Веллингтон отсутствовал. В один из таких дней владелец Ривер-холла преподнёс горничной своего соседа дорогой подарок.
   – Аделита, не будете ли Вы так снисходительны ко мне, чтобы принять этот скромный подарок? – спросил он, держа девушку за руку.
   Адель открыла бархатную коробочку и вынула оттуда бриллиантовые серьги. Её глаза тут же засияли, но, вспомнив о «правилах игры», она кокетливо отказалась от подарка.
   – Я чем-то обидел Вас, милая? – взволнованно произнес граф.
   – Боюсь, граф Веллингтон не одобрит ни Вашего, ни моего поступка, если я приму эти дорогие серьги.
   – Они не дороже Вашей улыбки, Аделита!
   – Я ценю Вашу настойчивость, граф Ривер, но не поменяю своего мнения, – жеманничала горничная.
   Вернулся Далтон, и диалог пришлось прервать. Хозяин замка ничего не сказал Адель в присутствии соседа, но его взгляд был красноречивее слов. Горничная присела в реверансе и покинула гостиный зал.
   – Однако Вы зачастили ко мне, дорогой сосед! – бросил Веллингтон с порога. – Или не ко мне…
   – Признаюсь, Далтон, меня манит не Ваше общество, – засмеялся Ривер.
   – Я догадался, и уже давно.
   – Как будем её делить? – вполне серьезно спросил оппонент.
   – Думаю, делить не придётся, дорогой друг. Адель никогда не упустит своей выгоды, поэтому предпочтет остаться подле своего хозяина – то бишь меня. Возможно, Вы богаче и влиятельней, но женаты, – а это огромный минус, так как моя амбициозная горничная видит себя полноправной хозяйкой и законной супругой.
   – То есть ты, Далтон, собираешься сделать ей такое предложение?
   – Упаси меня Боже от такого опрометчивого поступка, Ривер! – воскликнул Веллингтон. – Однажды я уже расплачивался за то, что женился на интриганке. Больше это не повторится.
   Граф Ривер встал с дивана и подошел к хозяину замка.
   – Что же ты собираешься делать: жениться на своей нимфетке и одновременно пользоваться услугами Адель?
   Веллингтон изменился в лице.
   – Что ещё тебе поведала о моей жизни эта лицемерка? – спросил он ровным тоном.
   – Не ожидал от тебя такого поступка, Далтон, – стал разглагольствовать сосед. – Приютил у себя юную монашку. Зачем? Собирался удочерить её, чтобы не сплетничали соседи, а потом что?
   – Не твоё дело! – рявкнул хозяин замка.
   – Как раз моё, – ответил Ривер. – Думаю, ты помнишь, что я председатель Общественного комитета графства. Если наши Члены узнают о том, что ты совратил ребёнка – и не просто ребёнка, а послушницу монастыря…
   – Она не послушница монастыря и не монахиня, – не выдержал Далтон. – Настоятельно советую тебе не лезть в мои дела.
   – Иначе что?
   – Иначе Члены Комитета и твоя жена узнают о том, что ты совратил хоть и не ребёнка, но горничную своего соседа и даришь ей драгоценности своей жены!
   Граф Ривер стиснул челюсть.
   – Прошу покинуть мой дом, дорогой сосед! – озвучил наконец Далтон и указал на дверь.
   После ухода Ривера граф вызвал к себе Адель. Ей было велено выполнять свои прямые обязанности в униформе горничной и строго в установленное время; она не имеет права принимать гостей в отсутствие хозяина и отдавать поручения остальным слугам. Кроме того, если Веллингтон узнает о том, что Адель продолжает разносить слухи о происходящем в его замке среди соседей, она будет уволена. Горничная пыталась оправдаться, однако не сумела убедить господина в своей невиновности.

Глава XIII
Адель

   С каждым днём ей становилось невыносимей жить и работать в имении Веллингтона, и, в конце концов, она согласилась на предложение графа Ривера стать официальной управляющей в его поместье и «неофициальной любовницей».
   Далтон легко дал ей расчет и впоследствии даже не вспоминал о её существовании.
   Однако Адель Степфорд не забыла свою обиду на прежнего хозяина и сумела внести лепту в его будущее. В должности управляющей имения уважаемого графа Ривера она легко смогла убедить полграфства в порочности Далтона Веллингтона.
   К нему перестали приходить соседи, у него не покупали больше породистых лошадей и исключили из Комитета графства. Эти обстоятельства нисколько не огорчили Далтона, но сказались на его репутации во всей Англии.
   Однажды госпожа Степфорд сама наведалась к Далтону справиться о его делах и здоровье. Ей было отказано в визите, однако Адель проигнорировала запрет слуг графа Веллингтона и прошла в гостиную.
   – Я не сдвинусь с места, пока Ваш хозяин не примет меня, – сказала она надменно и села на софу.
   – Что тебе здесь нужно, бесстыжая? – удивилась Аннабелль, случайно увидев бывшую горничную.
   – Мы не впускали её, миссис Гроу! – хором воскликнули служанки. – Она вошла без позволения и просит сообщить о ней графу, иначе не уйдет!
   – Вы свободны. Идите, занимайтесь своими делами! – приказала экономка слугам и подошла к Адель.
   – Мало ты доставила неприятностей хозяину? Ещё какую-то гадость задумала? – спросила она ледяным тоном.
   – Мне как-то недосуг сейчас с тобой общаться, Аннабелль, – ответила бывшая горничная. – В отличие от тебя, я занята более важными делами. Поэтому пригласи ко мне графа и ступай восвояси!
   – Зачем он тебе? Господин занят!
   – Чем? Разглядыванием узоров на потолке? – засмеялась Адель.
   – Порочная! Бесстыжая блудница! Да как ты… – не успела договорить экономка.
   – Достаточно, Аннабелль! – прервал её Веллингтон, появившись на пороге. – Ты иди! Я разберусь.
   Когда экономка вышла, Далтон улыбнулся и сел в кресло напротив незваной гостьи.
   – Какой сюрприз! Сама управляющая Ривер-холла меня посетила!
   Адель ничего не ответила на эту ремарку, лишь взглянула исподлобья.
   – Какими судьбами к нам, мисс Степфорд? – продолжал хозяин замка.
   – Я пришла получить то, чего добивалась все эти годы, – Вас, граф!
   – Зачем же? Ведь у Ваших ног сам Джозеф Ривер…
   – Он уже принадлежит мне, – заявила Адель, – а Вы… Уничтожив Ваше имя и репутацию, я надеялась выбросить Вас из своей головы, вычеркнуть и из своей жизни. Однако Ваше равнодушие не дает мне покоя.
   – Чем же я заслужил внимание такой находчивой и дальновидной служанки с замашками графини?
   – Пытаетесь задеть меня за живое, граф Веллингтон? – рассмеялась Адель. – А ведь я на Вашем месте была бы со мной поприветливей!
   – И по какой же это причине? – заинтересовался Далтон.
   – Потому что я знаю, где находится Ваша монашка.
   Хозяин замка перестал улыбаться.
   – Ты лжешь. Я больше не желаю видеть тебя в своем доме. Убирайся вон!
   – Жаль. За информацию о ней я не многого прошу.
   Веллингтон встал и намеревался покинуть компанию бывшей горничной.
   – Только одну ночь, Далтон! – воскликнула Адель. – Я прошу лишь одну ночь с тобой!
   – Скажи сейчас! Где Элодея?
   – Нет. Сделка есть сделка. Пока моё условие не будет выполнено, я не скажу ни слова.
   Ту ночь бывшие хозяин и служанка провели вместе. Адель называла графа своим господином, а Веллингтон, закрывая глаза, представлял на её месте Элодею. Так, двое чужих друг другу людей пытались обмануть самих себя. Но лишь обман женщины причинил ощутимую, почти физическую боль мужчине. Целуя шею и грудь графа, Адель с улыбкой призналась, что понятия не имеет, где находится Элодея Лавье, что она всё придумала в надежде получить то, за чем пришла. Близость с Далтоном была её целью с момента встречи с ним, когда графиня Нора впервые представила новую горничную мужу.
   – Что ты сказала?! – неистово кричал граф, тряся любовницу за плечи. – Я не верю тебе! Ты знаешь, где она, и скажешь мне! Иначе я задушу тебя!
   Адель пыталась освободиться от разъяренного мужчины, но Далтон не отпускал её и в порыве гнева отвесил ей пощечину. Женщина потеряла равновесие и упала с кровати.
   – Я не знаю, где эта девчонка, – всхлипнула она. – Правда, не знаю. Я лишь хотела твоего тепла, твоей близости перед смертью…
   Веллингтон посмотрел на неё.
   – Перед чьей смертью? – спросил он вполголоса.
   – Моей, – последовал ответ.
   Граф опустился рядом с Адель. Его взгляд смягчился, но он не был уверен в том, что это не очередная уловка падшей.
   – Это правда?
   – Как бы я хотела ответить, что ложь! – зарыдала мисс Степфорд. – Эту ночь я не могла не провести с тобой, Далтон. Завтра я уезжаю в Лондон к матери, так как не хочу чахнуть на глазах у Ривера. Мне нужна была эта ночь, понимаешь! Я мечтала о близости с тобой с момента первой встречи.
   Веллингтон поднялся и стал бродить по комнате.
   – Значит, ты не знаешь, где сейчас моя Элодея, – твердил он себе под нос. – Мне жаль тебя, Адель, но я не могу думать ни о ком на свете, кроме неё. Моя девочка, наверное, страдает без тепла и уюта, без меня… Я прошу тебя: покинь мой дом! Мне хочется побыть одному. Если моя Элодея одна, то и я должен нести этот крест.
   Когда граф закончил свою тираду, управляющей Ривер-холла уже не было ни в его комнате, ни в его замке. Больше он никогда не услышит имя Адель Степфорд, и её образ навсегда сотрется из его памяти.

Глава XIV
Опустошение и обретение

   Нрошел год. Имение Веллингтон совсем потеряло былую красоту и величие, а обитатели замка, кроме экономки Аннабелль, ходившей иногда на рынок, почти не выходили на улицу. Изнутри особняк ещё более или менее сохранял божеский вид: слуги поддерживали все комнаты в чистоте и порядке, но в целом это уже был не тот сказочный замок, который когда-то показался кроткой воспитаннице дворцом.
   Граф, как обычно, сидел в своей комнате в полной темноте. Последнее время он не вставал со старого потрепанного кресла, которое стало ему ближе, чем кто-либо. Его заросшее небритое лицо, словно неживое, и «стеклянные» глаза ничего не выражали: ни грусти, ни страха, ни ненависти.
   Майский ливень проникал даже сквозь закрытые окна. В хозяйскую комнату вошел Уильям, держа в руках поднос с едой. Перед этим он несколько минут стоял возле двери, не решаясь войти.
   – Господин, я принёс Вам ужин, – тихо произнес он. – Здесь Ваш любимый суп.
   Далтон никак не отреагировал.
   – Хозяин, Вы меня слышите? – чуть громче спросил Уильям, но ответа не последовало.
   Тогда рассерженный старик подошел к комоду и звонко опустил поднос.
   – Уильям, ты здесь? – очнулся граф. – Что ты здесь делаешь? Я же сказал, что хочу провести это утро в одиночестве.
   – Сэр, утром я бы и не осмелился Вас тревожить, но сейчас девять часов вечера!
   – Так поздно?
   – Господин, неужели Вы не чувствуете, как проходит время? Уже несколько месяцев Вы не выходите из комнаты, почти ничего не едите. Может, хватит мучить себя и нас! – не выдержал преданный слуга и выплеснул свое негодование.
   Граф Веллингтон взглянул на Уильяма. Боль и отчаяние выражали его глаза. Старик вздрогнул. Он ещё не видел хозяина в таком состоянии – отрешенном и опустошенном. Уильям подошел к Далтону и взял его за руку.
   – Сэр, что мне сделать для Вас? Мне очень тяжело, когда я вижу Вас таким.
   – Ох, Уильям, я скучаю по ней! Как же я по ней скучаю, – вздохнул граф.
   – Господин, не теряйте самообладания! Вы с самого детства были самым мужественным мальчишкой во всей округе. Так будьте же мужчиной сейчас!
   – Ты знаешь, Уилл, я так давно не был на свежем воздухе!
   Глаза слуги засияли, и он радостно воскликнул:
   – Прогулка! Сэр, хотели бы прогуляться по двору?
   – Нет, Уилл, мои ноги почти не держат меня, но я бы согласился проехаться в карете, – озвучил свое желание Веллингтон.
   – Это самая здравая мысль за несколько месяцев! Мы объедем всю округу, обещаю Вам!
   Уильям выбежал из комнаты как ошпаренный. Через несколько минут граф услышал возмущенные вопли кучера:
   – Прогулка!? Вы совсем спятили на старости лет? Скоро ночь, к тому же ливень! Лошади уже поели и отдыхают в конюшне. Я тоже иду спать! И ничто не заставит меня передумать!
   – Ну и к черту тебя! – воскликнул Уильям. – Я сам заложу карету, а кони перечить мне не будут, вот увидишь!
   Кучер покрутил пальцем у виска и направился в свою комнату. К одиннадцати часам вечера экипаж был готов и ожидал хозяина возле ворот. Уильям помог Далтону спуститься, открыл зонт на выходе из замка и усадил его в салон кареты, как ребенка.
   Уже через минуту они мчались прочь от поместья, наблюдая за сумерками.
   Граф укрылся одеялом, заботливо приготовленным слугой, и снова предался грустным воспоминаниям, которые не оставляли его ни дома, ни на улице.
   – Где же она? – думал он, глядя в окно. – Жива или мертва? Любит или ненавидит? Что мне делать? Я не могу забыть о ней…
   Веллингтон закрыл глаза, считая, что так он лучше представит себе образ маленькой «невесты Господа», но бессилие и усталость от бессонницы и голода одержали верх над его стремлением вспомнить лицо Элодеи. Далтон был изнурен, и это отразилось на его здоровье: частые всхлипывания в дороге, дрожь во всем теле, худоба и бледность – всё выдавало его болезненное состояние как моральное, так и физическое.
   Он проснулся через два с половиной часа. За окном царила тьма, ливень не прекратился. Граф окликнул своего спутника, но ему никто не ответил. Уильям сопел, слабо держась за поводья, а лошади вяло ступали по каменистой дороге.
   – Друг мой! – позвал пассажир.
   – А! Что! Что случилось? Хозяин, Вы меня звали? – испуганно прокричал слуга, не успев окончательно проснуться.
   – В карете ещё кто-то есть? – ехидно спросил Веллингтон. – Где мы?
   – Предполагаю, что в Уитби, сэр, в рыбацком городке.
   – Мы так далеко от дома?
   – Боюсь, что да, хозяин, – виновато протянул старик. – Простите меня! Я заснул, не уследил за лошадьми.
   – Не вини себя! Но до замка я не дотяну, Уилл. Меня лихорадит. Тебе придётся найти ночлег…
   – Здесь? – взволнованно спросил слуга. – Может, всё же потерпите до имения?
   – Не смогу, – признался Далтон. – Руки и ноги окоченели, совсем их не чувствую.
   – Хорошо, сэр! Вы пока побудьте здесь, а я попрошу кров у местных жителей! Авось кто-нибудь откликнется за пару фунтов…
   Уильям спустился с облучка и направился вдоль тропы в сторону жилых домов. Не прошло и часа, как он вернулся к господину с хорошей новостью:
   – Хозяин! Хозяин, я нашел нам ночлег! Одна добрая женщина приютит нас на ночь! – радостно поведал старик и помог графу выйти из кареты.
   Выбравшись, Веллингтон перекинул руку через плечо слуги, и так они смогли дойти до скромного, но с виду уютного домика. Их встретила дама лет 50-ти, опрятно одетая и держащая в руках книгу в синей обложке.
   – Проходите в дом! Можете называть меня миссис Грейс! – представилась она. – Вы совсем промокли. А этот господин, – хозяйка указала на Далтона, – похоже плохо себя чувствует… Посадите его ближе к огню!
   Уильям усадил графа на софу возле камина и снял с него обувь.
   – Как Вам пришло на ум так поздно путешествовать? – запричитала женщина. – Куда Вы направлялись через наш рыбацкий городок? Ведь даже собак не выгоняют в такую погоду!
   – Вы правы, мэм, – оправдывался старик. – Сюда нас завели лошади, и мне необходимо спрятать их от дождя. Могли бы Вы оказать и эту услугу?
   – Что ж поделать, – недовольно пробурчала хозяйка. – Ведите их в хлев! Другого места всё равно нет.
   Пока слуга возился с каретой и лошадьми, миссис Грейс предложила Далтону выпить горячего чая с молоком.
   – О, да, госпожа! Чашка горячего чая была бы очень кстати! – обрадовался Веллингтон.
   – Тогда садитесь за стол, а я позову свою дочь поухаживать за Вами!
   Хозяйка вышла из гостиной, чтобы принести столовые приборы. За это время Уильям успел вернуться в дом и присоединился к графу за столом.
   – Куда ставить пудинг, матушка? – из кухни вышла стройная девушка в белом фартуке поверх плотного коричневого платья и в белом чепчике, расшитом по бокам.
   – Рядом с чайником, Элодея! – отозвалась миссис Грейс позади неё.
   Последняя фраза пробудила гостя от забытья. Сначала ему показалось, что он бредит из-за горячки, но всё же поднял глаза и обернулся на голос.
   Послышался звук разбивающейся посуды. Посреди гостиной стояла возлюбленная графа Веллингтона, его маленькая «невеста Господа» и бывшая воспитанница монастыря – Элодея Лавье. В руках она держала пустой поднос. Тарелки и их содержимое лежали на полу, поскольку от дрожи в руках и во всём теле девушка не смогла удержать их. Она с раскрытым ртом и слезами в глазах смотрела на посетителя и не могла поверить в то, что видит его.
   И у аристократа, и у девушки всё трепетало внутри, сердце бешено колотилось и было готово выпрыгнуть из груди обоих. Ноги Элодеи подкосились, и она бы рухнула вслед за посудой, если б миссис Грейс не подхватила её.
   – Дочка, что с тобой? – с материнской заботой спросила она. После рождения ребёнка Элодея согласилась называть миссис Грейс своей матерью и бабушкой своей дочери.
   – Любимая, – произнес гость, поднимаясь со стула.
   Он боялся моргнуть, чтобы образ Элодеи не превратился в мираж. Внезапно Далтон почувствовал прилив сил и, опустившись на колени перед возлюбленной, крепко её обнял. Они смотрели друг на друга и улыбались так долго, что миссис Грейс за это время успела узнать от Уильяма, кем является его хозяин и сколько всего он пережил, разыскивая любимую.
   Элодея прикоснулась холодными пальцами к горячим щекам графа Веллингтона, а он, схватив её руки, поцеловал каждый пальчик.
   – Ты здесь, – прошептала девушка и засмеялась.
   – Родная, милая, желанная, – произнёс Далтон и тоже засмеялся.
   Они не знали, чему так звонко смеются, ведь жизнь разделила их более, чем на год, но не могли остановиться. Уильям и миссис Грейс лишь переглянулись, с удивлением наблюдая за происходящим.
   – Чаю? – предложила она старику.
   – Не откажусь! – сказал Уильям. – Иначе он остынет, пока эти двое не охрипнут.
   Хозяйка дома засмеялась и вместе с гостем вышла на кухню.

Заключение

   После долгожданной встречи Элодея показала графу его дочь, названную Мари в честь родной матери. Впервые взяв малышку на руки, Далтон наконец понял, для чего и для кого жил всё это время, – для будущей жизни своей семьи.
   Его любимая не стала рассказывать ему о том, с каким трудом и риском для жизни она произвела на свет их малютку. Среди ночи у будущей матери начались схватки, которые продолжались всю ночь, все утро, весь день и следующую ночь. На утро следующего дня обессиленная девушка почувствовала сырость меж бёдер, но воды отошли давно.
   Миссис Грейс боялась сказать ей, что это кровь пропитала простыню. В конце концов, перепуганная женщина поняла, что не сможет самостоятельно принять роды у бедной девочки, и побежала на другой край Уитби, чтобы привести с собой местную повитуху.
   Пожилая и почти ослепшая женщина приблизилась к Элодее и велела терпеть. «Если хочешь спасти и себя, и дитя – терпи!» – произнесла она с акцентом. Роженица испугалась, но спрашивать что-то у неё не было сил. Она жестом попросила миссис Грейс нагнуться и озвучила то, чего ее попечительница так боялась услышать:
   – Спасите дитя, даже в урон моей жизни.
   – Нет, милая, ты будешь жить! Вы оба будете жить! – воскликнула миссис Грейс.
   Повитуха оттолкнула её и стала кричать, чтобы Элодея тужилась сильнее, надавливая ей на живот. Девушка не могла издать ни звука от боли, только слёзы катились по щекам. В какой-то момент она дёрнулась и вскрикнула, после чего потеряла сознание. Это произошло, когда старуха попыталась своей рукой ухватить головку ребёнка в родовом проходе. Теперь уже миссис Грейс оттолкнула её от подопечной и поднесла нюхательные соли к лицу Элодеи.
   Когда девушка очнулась, поняла, что нужно собрать все имеющиеся силы и тужиться, иначе она погибнет сама и убьет ещё не родившегося ребенка. Появилась головка малышки, которая почему-то не плакала. Разрешившись от бремени, Элодея умоляла дать ей дочку на руки.
   – Я поцелую её, и она очнется, – кричала она обеим женщинам.
   Миссис Грейс положила девочку на грудь матери, и в этот момент послышались едва уловимые всхлипывания малышки. Повитуха повернула ребёнка лицом к себе и ртом втянула жидкость из её уст и ноздрей. Тогда крёстная внучка миссис Грейс заплакала в полную силу, а Элодея вслед за ней.
   Однако обо всём этом граф Далтон Веллингтон узнает от супруги только в день годовщины их свадьбы.

Резеда Шайхнурова Дочь Монастыря

Глава I Монастырь

Глава II Элодея

Глава III Поместье Веллингтон-холл

Глава IV О матери

Глава V Правда рождения

Глава VI Притяжение

Глава VII Близость

Глава VIII Терзания

Глава IX Грехопадение

Глава X Прошлое и настоящее

Глава XI Приют

Глава XII Горничная замка Веллингтон

Глава XIII Адель

Глава XIV Опустошение и обретение