Йозиф Ким
Перезагрузка

Часть I. Питер

Январь 1991 г. Павловская реформа

   Приезжать в офис к восьми уже вошло у нее в привычку. Лена прошла через кабинет в спальню. Кан был в душе.
   – Станислав Иванович! Вы, как обычно, спали на работе?
   – Нет, Леночка, я вернулся из Новгорода под утро. Привет, Ленок!
   – И вам здрасьте, Станислав Иванович.
   Лена достала из шкафа белую рубашку и галстук. Кан тут же заметил, что манжеты выглажены плохо. Секретарша перехватила его неодобрительный взгляд.
   – Я стараюсь, честное слово, но пока не получается.
   – Главное, что у тебя есть желание, а как выйдешь замуж – быстро научишься.
   – Как же я выйду замуж, когда вы меня не берете? Давайте-ка я лучше завяжу вам галстук: это я точно умею.
   Узел на галстуке у нее действительно выходил отлично. Как и многое другое. Завязывая Кану галстук, она прижалась к нему всем телом и слегка протиснула колено между его ног. Это был недозволенный прием. По его спине пробежали влажные мурашки, но он сумел себя пересилить. Мягко отодвинув от себя Елену, он спросил:
   – Что у нас сегодня?
   Она с недовольным видом отошла к столу и открыла ежедневник.
   – В 10:00 – банк. Звонила Варазова. Ждет тебя вместе с главным бухгалтером по вопросу кредита и обмена денег. Кстати, в понедельник с утра твоя Чубасова так гоняла бухгалтеров, что они потом боялись к ней в кабинет зайти.
   – Лена, это к делу не относится.
   – Хорошо. В 13:00 вы с Фофановым должны быть на встрече по компьютерам.
   – Хорошо, что напомнила. Все, идем в кабинет – там продолжишь.
   В кабинете у окна уже стояла Ирина Чубасова, его главный бухгалтер. По ее взгляду он понял, что день будет трудным.
   – Здрасьте, Ирина Сергеевна! – бросила Лена на ходу и направилась к двери, не глядя на Ирину.
   – Не забудь перед совещанием пригласить Фофанова! – напомнил ей Стас.
   – Я все помню, можете не волноваться, – ответила Елена и, призывно покачивая бедрами под обтягивающим ее сексапильную фигуру платьем, вышла из кабинета.
   – И что у тебя за пристрастие к девятнадцатилетним секретаршам? – проворчала Ира и быстро чмокнула его в щеку. – Здравствуй, дорогой, с приездом.
   – Спасибо.
   – Мог бы и заехать ко мне.
   – Чтобы разбудить тебя в три утра?
   – Раньше ты не смотрел на часы.
   – Раньше мы не работали в таком режиме. Сейчас ведь еще добавилась аренда рефрижераторов.
   – Кстати, об этом: дело, конечно, прибыльное, но уж очень мне не нравится этот «Бублик».
   – Ирина, я, похоже, с утра пораньше испортил тебе настроение?
   Чубасова сделала вид, что не слышала вопроса:
   – Сегодня к 10:00 мы должны быть в «Кредитбанке», дорогой.
   – Да, Лена мне уже напомнила. Поедем на моей машине. Из банка сразу отправимся на встречу по компьютерам.
   В кабинет уже начали заходить сотрудники для утреннего совещания. Ирина Сергеевна направилась к двери:
   – Поговорим в машине.
   Генеральный директор пригласил всех вошедших сесть за круглый стол:
   – Так, времени мало, давайте только срочные вопросы.
   После короткого совещания Кан вышел в приемную. Там его ждали посетители.
   – Станислав Иванович, мы с Канонерского завода. Можно к вам? – обратился к нему один из ожидавших, по-видимому, строитель завода.
   – Лена, почему Фофанов не пришел?
   – Так его после совещания атакует «Северная верфь».
   – А Павлов?
   – Он уехал в Невскую Дубровку с мастерами.
   «Похоже, у меня маловато замов», – подумал Кан.
   – Давайте, заходите, – повернулся он к рабочим.
   – Мы привезли чертежи подводной лодки и акты постановки в док.
   – Я подпишу, а вы сдайте их в технический отдел Юренинскому.
   Кан включил селектор:
   – Лена, что там с машиной?
   – Ее готовят для Фофанова. Его машина еще не вернулась из Луги.
   Он зашел в кабинет к Фофанову, где было не продохнуть от табачного дыма. Все присутствующие встали при виде генерального директора.
   – Нет, ну это надо же – с утра так накурить! Алексей, гони всех на перекур к Лене!
   – Иваныч, нет времени на перекуры.
   – Твоя машина в Луге?
   – Да. Еще не вернулась.
   – Тогда поедешь на моей с Артуром. А я из банка поеду на машине Ирины Сергеевны. Зайди-ка на минуту ко мне в кабинет.
   Уже у себя, наедине, Кан продолжил:
   – Начнешь встречу без меня, если не успею. Двигатель машины не глушите. Охрану возьмешь с собой на совещание.
   – Я уже дал команду Онуфриеву. Последний раз мне тоже не понравилось: видел там «зверей» [1 - Чеченская группировка. (прим. автора).].
   – Ладно, я – в банк. Постараюсь успеть.
   В фойе банка их встретила сама управляющая Варазова. Одетая в деловое черное платье, окутанная ароматом дорогих духов, она уже с утра выглядела, как восточная шахиня. Она протянула Кану руку с длинными красивыми пальцами.
   – Станислав Иванович, здравствуйте. Как прошла ваша командировка?
   – Очень удачно. Купил плавучий завод, сейчас его готовят к переходу в порт Ленинграда.
   – Поздравляю! Как вам это удалось?
   – Аккредитив еще не подошел, но главный инженер «Мурманрыбпрома» Самцов решил вопрос оплаты с бухгалтерией и плановым отделом.
   – Отлично. Ну что ж, прошу ко мне в кабинет.
   Они поднялись на второй этаж. В кабинете управляющей банка сидели два ее заместителя.
   – Станислав Иванович, я пригласила вас с Ириной Сергеевной по вопросу постановления Горбачева об обмене денежных знаков.
   Один из замов Варазовой продолжил:
   – Вероятно, у сберкасс и банков соберутся большие очереди: возможно, что люди будут стоять ночами.
   – К банку вам будет не подойти: толпа не пропустит, – продолжила Варазова.
   – У вас большая наличка, Станислав Иванович? – спросил другой зам.
   – У нас будет миллионов тридцать-сорок, – ответила Ирина Сергеевна.
   – Да уж, в карманах не пронесешь. За один раз мы не сможем столько принять. У нас будет работать рабочая комиссия. Но я заказала для вас 50 миллионов рублей, – сообщила управляющая.
   – Спасибо, я знаю, что вы не забываете нас, – поблагодарила Чубасова.
   – Как только получим наличные, один из моих замов свяжется с Ириной Сергеевной и назначит время и сумму.
   – Техническую сторону доставки денег я решу до завтра, – пообещал Стас.
   – Ну, тогда, Станислав Иванович, до встречи, – Варазова встала и, прощаясь, протянула руку для пожатия.
//-- * * * --//
   Машина ехала по Лиговскому проспекту.
   – Может, я поеду с тобой? – спросила Ирина.
   – Нет. Ты бери кассиров и бухгалтеров, и готовьте деньги к обмену. Надо разложить в бумажные мешки по пол-лимона.
   – Хорошо, думаю, к вечеру все подготовим. А как ты решишь вопрос доставки?
   – Я уже решил. Мне только нужно сделать несколько звонков.
   От офиса «Ленпан» машина выехала к Садовой. В этот момент охранник по своему каналу принял сигнал «SOS».
   – Станислав Иванович, с первой машиной проблемы: от них пришел сигнал «SOS».
   – Когда был последний сигнал от них? – с заднего сидения спросил Кан.
   – Три минуты назад. А сейчас непрерывно горит «маяк», – отозвался охранник, вынимая пистолет.
   – Попробуйте вызвать по «Алтаю».
   – Нет связи. «Алтай» у них выключен.
   – Борис, включай сирену! Гони! – скомандовал Кан водителю. Машина под резкий вой сирены понеслась по трамвайным путям.
   – Станислав Иванович, давайте мы вас пересадим в такси, а сами поедем на Бабушкина? – предложил старший охраны, сидевший рядом с Каном.
   – Нет, едем, не задерживаясь.
   Охранник, сидевший впереди, на ходу пересел назад. Теперь Кан был зажат между двумя охранниками. Телефоны молчали, только мигал на торпеде маяк «SOS». Водитель, не сбавляя скорости, свернул на улицу Бабушкина. Сразу за поворотом они увидели кордон милицейского оцепления, а за ним – несколько машин «скорой помощи» и УАЗ ПМГ с включенными синими мигалками. В стоящей рядом с ними изуродованной машине с разорванными в клочья передней и задней левыми дверями с трудом угадывалась БМВ Кана. Санитары суетились рядом с носилками с ранеными. Одни из носилок были накрыты простыней. Борис остановил машину у оцепления. Кан вышел в сопровождении охраны и подошел к одному из милиционеров.
   – Стоп! Дальше нельзя, – поднял руку тот.
   – Серега, братан, ты, что ли? – шагнул вперед старший охранник.
   – Вот так встреча! Андрюха, ты какими судьбами в Питере? – обрадованно воскликнул милиционер.
   – Да я уже год как живу здесь, на Лиговском, – протянул руку для пожатия охранник.
   – Ну и дела! А тут как оказался?
   – Да вот, видишь, это наша машина, – охранник кивнул на БМВ. Милиционер быстро взглянул на Кана.
   – Понятно. Стреляли, суки, из гранатомета: видимо, целились в пассажирскую дверь, но снаряд попал в стойку. Остались живы водитель и пассажир, сидевший на переднем сиденье, по всей видимости – охранник. А на заднем сиденье – только куски мяса: пассажира буквально в клочья разнесло.
   – Да уж, Серый, мы в Афгане с тобой видали, что случалось с бронетранспортерами, когда «духи» лупили по ним из гранатометов, а тут – всего лишь БМВ. Разреши моему шефу взглянуть, – попросил охранник.
   – Пропустите! – крикнул лейтенант оцеплению.
   Картина была жуткая. БМВ была бронированной, ее собирали в Германии. Однако киллер явно хорошо знал машины таких типов, потому что стрелял он по ее уязвимому месту – зазору между стойкой и задней дверью. Выстрел был произведен минут 20–30 назад. Омоновцы к машине никого не подпускали, ждали следователя. «Скорая» готовилась к отъезду. Кан глазами показал на машину «скорой помощи» старшему охраннику. Тот попросил санитара открыть дверь.
   – Там особо нечего смотреть, – пытался протестовать санитар.
   – Открывай!
   Санитар понял, что спорить бесполезно, и открыл дверь машины. Там на передних носилках лежал Фофанов. «Как это? Он же сидел сзади?» – удивился Кан. Из переднего окна «скорой» показалась голова врача.
   – Закройте двери – нам надо спешить.
   К ним подошел все тот же лейтенант из оцепления.
   – Этого мы вытащили с переднего сиденья, – кивнул он в сторону Фофанова, – а водителя уже увезла пожарная машина: не было времени ждать. Знаешь, Андрюха, – повернулся он к охраннику, – после Афгана я думал, что никогда уже больше не увижу разорванные снарядами трупы. И в милицию ведь пошел простым участковым, думал, работа будет спокойная. А тут почти каждый день какие-то разборки, стрельба, смерть – как на войне.
   – Да уж, это верно. Ну ладно, спасибо тебе за помощь. Меня можешь найти в фирме «Ленпан», на Лиговке.
   Охранник протянул руку лейтенанту милиции и тот крепко пожал ее.
   – Бывай, Андрей, и смотри – будь осторожен.
//-- * * * --//
   Кан посмотрел на настенные часы. Было уже восемь вечера. В кабинет тихо вошла Ирина.
   – Звонили из больницы. Операция у Фофанова прошла успешно. Осколок застрял в левой ключице. Сейчас он в реанимации, посетителей к нему пустят только через сутки. С Артуром хуже: он так и не приходил в сознание.
   – Спасибо. Семьям погибших ребят сообщили?
   – Я ездила к матери Онуфриева и передала деньги на похороны. Дверь открыл его отчим – мать слегла. А у Володи жена вообще не открыла дверь.
   – Ира, сколько я уже потерял людей! И сколько еще впереди потерь?
   Она подошла к нему, положила ему руки на плечи.
   – Ты не казни себя. Что поделаешь – такие сейчас времена.
   – Я должен был быть там, а погибли невинные люди.
   – Не надо, не говори так. Видимо, так суждено. Я только когда от Володи ехала, осознала, что могла сегодня потерять тебя.
   Ирина нагнулась и поцеловала Кана в висок.
   – За границей нам будет легче, правда, Канушка?
   – Скорее всего, там будет то же самое.
   В дверь кабинета постучали. Вошел Осипов.
   – Вы, как всегда, будете работать до утра? Пришла другая смена вместе с водителем.
   – Иваныч, хорошо, что зашел. Завтра Ирина Сергеевна подготовит приказ о твоем назначении старшим группы охраны. Нужно нанять еще двоих. Это в твоей компетенции. Даю двое суток. Завтра с утра возьмите людей и машину Фофанова – нужно наведаться в офис к Домбровскому.
   – Понял, шеф. Как там – с «шумом» или без?
   – Утром перед выездом я дам вам подробный инструктаж.
   – Хорошо. Тогда я пойду менять смену.
   – Одну минуту, – остановила его Ирина. – Не забудьте зайти в отдел кадров к Пугачевой, чтобы заполнить анкету на загранпаспорт и сдать фотографии.
   – А это зачем?
   – Теперь вы – старший охраны, и вам придется сопровождать Станислава Ивановича в загранкомандировки.
   – С этим могут быть проблемы. Я в Афгане был в штрафбате.
   – Я в курсе, и я это решу. Ты только сдай документы, а остальное за мной, – вмешался генеральный директор.
   – Есть! – обрадованно гаркнул старший и вышел из кабинета.
   – Ира, напомни мне утром, чтобы я позвонил нашему «куратору» на Литейный.
   – Хорошо. Но ты должен был решить вопрос с деньгами. Мы все приготовили.
   – Сколько вышло мешков?
   – Восемьдесят один.
   – Почему «один»?
   – Там четыреста тридцать тысяч.
   – Хорошо, что напомнила, что один мешок не полный.
   Кан поднял трубку, набрал номер.
   – Дежурный, соедините меня, пожалуйста, с начальником РУВД товарищем Гавриловым. Говорит Кан из фирмы «Ленпан».
   – Соединяю.
   – Станислав Иванович, добрый день, – услышал он голос Гаврилова на другом конце провода. – Банк подтвердил оплату счета.
   – Александр Васильевич, здравствуйте. Хорошо, что деньги успели. Теперь вы сможете получить УАЗы. Но я, собственно, по другому вопросу.
   – Слушаю вас, Станислав Иванович.
   – В понедельник мне понадобится инкассаторская машина и группа ОМОНа из шести человек.
   – Что, много денег нужно перевозить?
   – Да, Александр Васильевич, зарплату для судоремонтников и экипажей на кораблях.
   – Во сколько и куда подъехать ОМОНу?
   – К офису в восемь утра, если это возможно.
   – Договорились, Станислав Иванович. Они будут у вас к восьми.
   – Спасибо, Александр Васильевич. До скорого!
   – Успехов вам! Звоните, если что понадобится.
   Ирина с тревогой взглянула на шефа.
   – Ты уверен, что все получится?
   – Я знаю, что все будет хорошо. Только еще раз проверьте деньги.
   – К понедельнику я буду готова.
//-- * * * --//
   Группа Осипова подъехала к офису Домбровского. У дверей, как обычно, стоял охранник. Сами двери были чуть приоткрыты, но на внутренней лестнице никого не было видно. Осипов поднял вверх руку и пальцем очертил круг над головой. Один из его охранников сразу ушел влево за здание, другой – в правую сторону. «Хорошо понимают. Не зря столько времени ушло на тренировки. Молодые еще, посмотрим, что из них вышло», – размышлял Владимир, входя в здание. В коридоре он никого не увидел, и только ковровые дорожки, скомканные в спешке, были в пыли и песке от обуви. Двери всех кабинетов были распахнуты настежь.
   – Второй. В окнах чисто. Никого нет, – послышался в наушнике голос одного из охранников.
   Тут же включился другой: «Первый. То же самое!».
   – «Первый», «Второй», оставайтесь на местах.
   Два дня назад Осипов приезжал сюда с генеральным директором «Ленпана». Тут был суперсовременный офис, оснащенный современной оргтехникой, компьютерами, мобильными телефонами. Мебель из темного дуба, кресла и диваны с обивкой из натуральной кожи, бесшумные кондиционеры во всех кабинетах. А сейчас здесь – пустота, и только ветер гуляет по этажам. Владимир поставил свою рацию на мраморный подоконник и набрал номер:
   – Станислав Иванович! Осипов. Тут пусто – будто ураган прошел. Ничего и никого нет. Только у парадного входа охрана для маскировки: чтобы видимость была, будто офис работает.
   – А Домбровский?
   – Такое ощущение, что его забрали вместе с креслом и шкафами из кабинета. Люди и офис исчезли, будто их и не было.
   – Ясно. Возвращайтесь.
   – Установить маячки?
   – Нет. Будем искать Домбровского и его команду в другом месте.
//-- * * * --//
   В больницу к раненным Фофанову и водителю их не пускали. Дежурная даже не хотела разговаривать.
   – Позовите главного врача, – потребовала Ирина.
   – Главврач сейчас на обходе. Освободится через десять минут, – и дежурная захлопнула свое окошко. Тут подошел водитель Иван:
   – Станислав Иванович, вам звонят по «Алтаю».
   – Спасибо, иду.
   «Алтай» работал с сильными помехами. Видимо, они стояли под проводами.
   – Здравствуйте, Станислав Иванович. Это Гаврилов. Мне сказали, что вы в больнице.
   – Здравствуйте, Александр Васильевич. Да вот, пытаемся навестить Алексея Фофанова и водителя, только нас не пускают.
   – Нам надо срочно переговорить. Вы сможете после больницы заехать ко мне в управление?
   – Хорошо. Непременно буду.
   – А почему вас не пускают? Я сейчас позвоню главврачу, скажу, чтобы пустили. Там просто охрана стоит у палаты.
   – Спасибо, Александр Васильевич.
   – Ваня, – повернулся Кан к водителю, – будут еще звонить, скажи, чтоб перезванивали на мобильный.
   – Хорошо, Станислав Иванович.
   Кан вышел из машины и направился к дверям больницы.
   – Оказывается, это следователь не разрешает никого пускать к нашим ребятам, – сказала ему Ирина, все еще стоявшая у демонстративно закрытого окошка дежурной.
   – Я в курсе: мне Гаврилов сказал по телефону. Он сейчас даст распоряжение главному врачу.
   Действительно, через несколько минут подошел главный врач и повел их по длинным мрачным коридорам, где вдоль стен стояли койки с лежащими на них больными. «Больница переполнена: не хватает мест», – извиняющимся голосом сказал главврач. В воздухе стоял густой запах йода, касторки, хлорки – и безнадежности. «Как все бедно и мрачно! Какая же она нищая – эта наша советская медицина… Вот и оклад у этого замученного главврача наверняка рублей двести, при этом ужин в ресторане стоит сегодня не меньше трехсот», – возмущался про себя Кан. Даже халат на главном враче был какой-то прожженный хлоркой и с желтыми пятнами.
   Алексей, с забинтованной грудью и шеей, лежал на горе подушек. Завидев входящих, он широко улыбнулся, сверкнув своим золотым зубом. Главврач взял табличку, висевшую над кроватью.
   – Так, температура и давление – в пределах нормы, процесс заживления идет успешно. Ну что же, скоро переведем в общее отделение.
   – А может, лучше домой, доктор? – вставил Фофанов.
   – Об этом пока еще рано говорить. Посмотрим, как будет протекать послеоперационный период. Больному нужен покой, – повернулся он к Кану с Ириной, – так что даю вам двадцать минут. Не больше! – он выразительно посмотрел на дежурившего у дверей милиционера.
   – Спасибо. Постараемся уложиться, – с улыбкой поблагодарила главврача Чубасова.
   – Алексей, как ты похудел за двое суток! – удивленно воскликнул Кан. – Послушай, а как ты оказался на переднем сидении этой проклятой машины?
   – Хочешь спросить, Иваныч, почему я оказался жив, когда Онуфриев и Иванов погибли?
   – Не говори так. Ты жив, и это главное. Ты ничего не мог изменить.
   Фофанов отвернулся к стене. Казалось, что он весь сжался внутри. Прошло несколько минут, и его как будто отпустило. Он продолжил:
   – Перед тем как повернуть на Бабушкина, Артур вдруг предложил мне поменяться местами с передним охранником – будто предчувствие у него какое-то было. Все равно, говорит, стекла в машине все темные и бронированные, а мне так спокойнее будет. Я и пересел. И почти сразу как грохнуло! Больше ничего не помню. Они ведь тебя поджидали. Говорил я тебе: надо было уступить им эту партию компьютеров.
   – Алексей, сейчас уже поздно об этом. Домбровский просто исчез со своим офисом. Мы его ищем – и найдем обязательно. А ты давай, поправляйся. Все, что тебе понадобится, Осипов подвезет. А мы пойдем – мы еще к Артуру должны зайти.

21 января 1991 г. Питер

   С понедельника у всех сберкасс и банков Советского Союза выстроились многокилометровые очереди на обмен старых денежных знаков на новые. Люди стояли в этих очередях сутками, там же и ночевали. Официальное объявление о денежной реформе появилось только в среду.
   Рано утром Чубасовой позвонила Варазова:
   – Ирина Сергеевна, наш банк второй день – просто в кольце блокады. Сегодня после обеда будут наличные. Передайте Станиславу Ивановичу, что вы можете подъезжать.
   – Спасибо, передам.
   Чубасова пошла в кабинет генерального. У него сидели гости из Польши, Роман и Лариса Чернявские. Кан прервал разговор с ними и вопросительно посмотрел на Ирину Сергеевну.
   – Я прошу прощения. Станислав Иванович, звонила Варазова, просила подъехать сегодня, после обеда.
   – Хорошо. Пусть ко мне зайдет капитан ОМОНа. Начнем грузить.
   – ОМОН у меня в кабинете. Сейчас я им скажу, – Ирина вышла, и Кан вновь повернулся к гостям.
   – Роман, Лариса, давайте вечером встретимся за ужином – я приглашаю! А сейчас вас отвезут в гостиницу.
   Вошла Лена с папкой на подпись.
   – Леночка, пусть Ваня отвезет гостей в гостиницу.
   – Хорошо, Станислав Иванович. К вам капитан ОМОНа.
   – Пусть войдет, и пригласите Павлова.
   Вошли Павлов и капитан ОМОНа в полевой форме и с десантным «Калашниковым» на шее.
   – Капитан, задача несложная: нужно из кассы нашего офиса перевезти деньги в отделение банка на Лиговке. Пусть ваши люди начинают грузить деньги в машину.
   Капитан ОМОНа был явно удивлен:
   – Извините, но у меня приказ сопровождать денежные знаки по другому маршруту.
   – Капитан, это была намеренная дезинформация. Теперь вам придется ехать по новому маршруту, – Кан дал понять, что это не обсуждается.
   – Николай Васильевич, возьмите человек пять из мастеров – и поезжайте к банку. Как только увидите инкассаторскую машину с ОМОНом, то пустите слух, что новенькие деньги везут.
   – Понял, Иваныч. Только мне нужна машина.
   – Возьмите машину генерального бухгалтера.
   – Всё. Лечу!
   Деньги были загружены в инкассаторскую машину, и кортеж тронулся. Впереди ехала патрульная машина с включенными сиреной и мигалками. Перед банком они увидели живое оцепление из людей в очереди. Никого не пропускали.
   – Капитан, не сбавляйте скорость, – по рации командовал Кан.
   Было видно, как Павлов что-то говорил впереди стоящим в очереди. Толпа нехотя начала отступать.
   – Капитан, мы сейчас задним ходом подъедем к дверям, – давал последние инструкции Кан. – Закройте проходы между дверями банка и машины! Свой УАЗ поставьте перед инкассаторской машиной. Никого не подпускайте!
   – Понял.
   В толпе слышались возгласы: «Наконец-то подвезли деньги! Пропустите быстрее!».
   Водитель профессионально подал машину задом к дверям банка. Двери открылись. На пороге стояла Варазова с кассирами.
   – Станислав Иванович! Вы сами приехали? Давайте быстрее!
   Мешки начали переносить в хранилище денег. Последний был совсем легкий.
   – Это все? – спросила управляющая.
   – Да. Вот табели, – Ирина Сергеевна протянула управляющей банка стопку документов.
   – Завтра в 11 инкассаторы все привезут к вам в офис, – Варазова скрылась за дверью.
   Машины выехали на Лиговский проспект.
//-- * * * --//
   Денежная реформа стала агонией горбачевского режима. Ожидаемого эффекта для экономики Советского Союза она не принесла, зато мощно ударила по низшим слоям населения. Трудовой народ, всю жизнь откладывавший деньги – на свадьбу детей, на отпуск, на черный день, – после реформы остался со «сбережениями», на которые можно было купить пятьдесят буханок хлеба и десять килограммов мяса. А вот банкиры, кооператоры, дельцы сделали огромное состояние на обмене денег. Период обмена уже закончился, а банки все продолжали обменивать старые банкноты за двадцать-тридцать процентов стоимости их номинала. При отсутствии системного учета в Минфине СССР огромные наличные средства оседали в карманах новых советских бизнесменов. В ходу на черном рынке появились «условные рубли». Только при нашем строе было возможно иметь рубли в разной «валюте»: чеки Внешторгбанка, морские чеки Внешторгбанка, сертификаты капстран, сертификаты соцстран, карточки на продукты и товары народного потребления.
   Закончилась денежная реформа, а во дворе «Ленпана» уже второй месяц стоял бортовой КамАЗ с прицепом, нагруженный доверху десятью тоннами чеченских денег. Каждый день велись переговоры с Русским банком. Заместитель управляющего банка Ким предложил Станиславу Ивановичу только семь процентов от номинала банкнот. Банкир знал, что за его спиной стоит Ярцев, человек больших возможностей. Сам Романов выделил ему пост председателя областного профсоюза Ленинградской области. Через несколько дней КамАЗ исчез. Новенькие деньги уехали в Чечню.
   С Ярцевым Кана познакомили год назад. При первом знакомстве он производил вид делового человека. Кану нравилось, что он не скрывал свои возможности и свою цель уехать в Москву – в аппарат ЦК. Возможности Ярцева в Ленинградской области были огромные: от распределения жилья и товаров народного потребления до предоставления автомобилей вне очереди. Каждую неделю Кан приезжал к нему с очередной матерью-героиней из области, нуждающейся в автотранспортном средстве. Секретарь Ярцева усаживал мать-героиню в приемной, а Кана провожал в кабинет своего шефа. Всякий раз Ярцев сидел за письменным столом и делал вид, что пишет, не поднимая своей узкой головы с залысиной. Их беседа проходила примерно так.
   – Как дела? Что нового? – обращался он к Стасу как бы вскользь.
   – Пока нормально. На этот раз нужен «рафик».
   – Сколько принес? – внимательно рассматривая свои каракули, задавал следующий вопрос Ярцев.
   – Двадцать тысяч.
   Кан подходил к столу, неся в руках коричневый «дипломат». Под столом у ног Ярцева, обутых в черные лакированные туфли, стоял точно такой же. Кан нагибался и менял «дипломаты». Ярцев тут же накладывал на нужные бумаги свою резолюцию и размашисто подписывал заявление матери-героини на микроавтобус «РАФ».
   – В следующий раз нужны будут две «Волги» ГАЗ-24, – говорил Кан.
   Председатель Ярцев, продолжая писать, не поднимая головы, отвечал:
   – Хорошо, но это будет сорок пять.
   – Договорились. Сорок пять.
   – Сразу езжайте на Варшавскую: там уже разгрузили.
   – Спасибо. До следующего раза.
   Только тут Ярцев поднимал голову и коротко бросал:
   – Пока.

Судоремонт. Туркменистан

   В аэропорту было очень холодно. На дворе уже вовсю стоял июль, но погода не баловала ленинградцев. Машину пропустили прямо на взлетное поле – видно, Павлов подсуетился. Наверняка воспользовался связями «куратора»: он вообще любил все делать за счет других. Шла посадка на ТУ-154М. Автобус подвез к трапу последних пассажиров. До взлета оставалось двадцать минут. В основном среди пассажиров были туркмены и узбеки. Кан вырос в Узбекистане и поэтому легко различал эти этнически похожие нации. Туркмены больше родственны иранцам, а узбеки – арабам. Кан с Павловым не спешили: их места были в первом салоне у входа. Тут к трапу подъехал черный «мерседес» с тонированными стеклами. Из машины вышла молодая элегантная пара: мужчина – высокий азиат в темно-синем костюме от Кардена и бежевой рубашке с галстуком в тон, и девушка – настоящая славянская красавица. На ней было легкое мини-платье алого цвета, подчеркивающее ее стройную фигуру. В руках она несла торт «Невский». Павлов, который не мог оторвать глаз от ее длинных ног, вплотную подошел к Кану.
   – Иваныч, я где-то видел этого парня с его красоткой. Ты же знаешь: у меня хорошая память на лица. Да и машина у него приметная.
   – Даже если и видел, что тут такого? А насчет машины – так сейчас половина Питера ездит на «мерседесах» и БМВ.
   – Нет, это не простая парочка, точно тебе говорю.
   – Василич, ты давай, поднимайся по трапу. Смотри – весь народ уже в самолете. А молодых людей оставь в покое, пожалуйста.
   Посадка закончилась, и стюардессы пересчитывали пассажиров. Молодая пара тоже оказалась в первом салоне. И тут, специально чтобы поприветствовать красавицу в алом платье и ее спутника, в салон вышел командир корабля. Рейс был туркменского авиаотряда. Павлов чуть не свернул шею, пытаясь все рассмотреть.
   – Иваныч, как ты думаешь, зачем ей этот торт?
   – Я думаю – чтобы съесть, – усмехнулся Кан. – Если ты предполагаешь, что там бомба, так не беспокойся: бомбы в самолете так не возят.
   – Да нет, я не о том. Я понимаю, что это торт, я просто очень люблю «Невский» торт.
   – Я знаю, что ты очень любишь красивых девушек. Слушай, дай мне собраться с мыслями. Через несколько часов у нас встреча с самим министром Абдурахмановым.
   – Расслабься, Иваныч! Не будет сегодня никаких переговоров. Прямо из аэропорта они повезут нас на дачу, а там шашлыки, водка, девочки…
   – Так вот почему в последней командировке ты задержался у них на целых два дня?
   – Нет, я согласовывал ремонтную ведомость «Огурчинского».
   – Хорошо ты согласовывал, если два дня не выходил на связь.
   – Иваныч, на эту тему уже был разговор. Фофанов у тебя неделями не выходит на работу, и ты это пропускаешь.
   – Василич, у Фофанова – неизлечимая болезнь. Но что поделаешь – другого такого экономиста нам не найти. Ты вот прикинь, сколько он сэкономил нам денег и сколько спланировал!
   – А сколько ты потратил и продолжаешь тратить на его лечение от пьянства? – парировал Павлов.
   Кан ничего не ответил на это, только вздохнул и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза.

Март 1989 г. Фофанов

   Кан смотрел с третьего этажа на улицу в окно своего офиса. Собственно, это был не офис, а всего одна комната в пятнадцать квадратных метров. По соседству размещались кабинеты Ассоциации «Промстройтрест». Ключи от офиса привез черный полковник [2 - Так называли в ВМФ СССР береговых штабных полковников.] Чороков. Одному Богу известно, какая была связь между начальником отдела кадров Морской военной базы капитаном первого ранга Чороковым и этой комнатой, на дверях которой висела табличка: «Кооператив «Судоремтрест»».
   – Слушай, Кан! У тебя тут отпуск целых три месяца, помоги ребятам. Может, сможешь вытянуть кооператив.
   – Ты что? Впервые слышу о кооперативах по судоремонту.
   – Иваныч, у них неплохо получалось, но там хозяин заработал на ремонтах судов круглую сумму «зелененьких» и свалил в Израиль. Ребята остались без шефа. Основная рабочая сила перешла в другие кооперативы, а двенадцать молодцов задержались. Но это – лучшие из лучших, и притом все – с высшим образованием. Среди них есть сварщики, которые варили атомные реакторы на Балтийском заводе и потолочные швы по нержавейке.
   – Нет, ты можешь представить такое? Я – морской офицер, и буду возглавлять какой-то кооператив по судоремонту?
   – Кан, ну помоги им хоть один месяц, – Чороков упорно гнул свое. – Вот тебе ключи от комнаты. В столе – печать кооператива и журнал с номером расчетного счета в Лиговском банке. Но на счету только сто пятьдесят рублей.
   – Ты, Чороков, шутишь, наверное: начинать ремонт кораблей со ста пятьюдесятью рублями?! Да за эти деньги велосипед не отремонтировать!
   – Зато ты имеешь двенадцать Кулибиных, лучших слесарей-судоремонтников Питера. Кстати, через полчаса они все будут здесь.
   Чороков положил ключи на стол и направился к выходу.
   – Станислав, я тебя очень прошу, выручи меня, – Чороков боком вышел в коридор. Паркет в проходе заскрипел под 130-килограммовым капразом.
   На улице было серо и грязно. Весна брала свое: снег сошел, но песок и соль лежали кучками на тротуарах. Дворники не успели убрать их в хорошую погоду. «Запорожец» Чорокова с кряхтеньем отъехал от мостовой, обдав прохожих черной копотью. Кан в раздумье смотрел в окно на кооперативный ларек, из которого шла бойкая торговля: там продавали раннюю черешню. Вот времена настали! Раньше до лета никакой черешни в помине не было. Теперь кавказцы-кооператоры привозят даже посреди зимы зелень, бананы, ягоды. В ларьке работал только один продавец. «Пойду-ка куплю черешни дочке: она как раз вчера просила», – подумал Кан. За прилавком у весов стоял рыжеволосый невысокий плотный мужчина лет сорока, явно некавказской национальности с характерным синеватым носом. Одет он был в потрепанное кожаное пальто, когда-то, наверное, стоившее хороших денег. Ловко зачерпывая ягоды, он рассовывал их по мешкам и с невероятной скоростью взвешивал, непрерывно разговаривая с покупателями и улыбаясь широкой улыбкой, обнажавшей полный рот железных зубов.
   – Два килограмма двести грамм! С вас, гражданочка, три рубля восемьдесят пять копеек. А у вас, моя сладенькая, килограмм пятьсот пятьдесят грамм. Итого будет два рубля семьдесят одна копейка.
   И так без остановки, при этом все расчеты он делал в уме. Народ шел, как по конвейеру. Кан подошел к продавцу.
   – Что, обсчитываешь, не глядя? – спросил он.
   – Гражданин, не мешайте! Мы ему верим, – напирали старушки, стоявшие в начале очереди.
   – А ты что же, сомневаешься в моей арифметике? – улыбнулся «железный зуб».
   – Даже очень…
   – Вот, возьми! – протянул продавец калькулятор. – Будем считать вместе.
   Кан взял счетную машинку.
   – Так, три килограмма двадцать шесть грамм. Итого: пять рублей двадцать девять копеек и еще пятьдесят пять десятитысячных.
   Ответ сошелся с точностью до тысячных!
   – Давай лучше так: ты называй действия с любыми числами, а я тебе буду давать ответ.
   Кан стал давать ему примеры и тут же считал на машинке.
   – Сорок пять тысяч умножить на триста пятьдесят восемь.
   – Шестнадцать миллионов сто десять тысяч, – Кан еще не усел сделать расчет на калькуляторе, а продавец давал ответ, не прекращая при этом торговли.
   – Гражданин, а с вас рубль восемьдесят пять!
   – С такими способностями – и у весов?! – воскликнул Кан.
   – Бывает и так, – спокойно отвечал продавец. – А что, ты можешь предложить что-то другое?
   – Как закончишь, поднимись на третий этаж вот этого дома. Видишь окна? – Кан показал рукой.
   – Заметано!
   – Только прихвати с собой пару килограммов ягод – дочка просила.
   – Буду. Жди, – пообещал рыжий.
   Двенадцать слесарей толпились в пятнадцатиметровой комнате. Старший, высокий блондин, подошел первым и протянул Стасу руку. На нем было серое драповое пальто и бобровая шапка-ушанка. Видно, когда-то были неплохие заработки у судоремонтника.
   – Павлов! – сказал он и крепко пожал руку.
   – Кан, Станислав Иванович, – ответил Стас.
   – Чороков вчера нам сказал, что вы будете в шестнадцать часов в офисе.
   – Странно, но мне он об этом сообщил только час назад.
   – Похоже на него. Он хороший психолог.
   «По речи не похоже, чтобы этот парень был из рабочей среды. Хотя кто теперь разберет: вон, в метро полно работяг с книжками в руках», – размышлял Кан, рассматривая Павлова.
   Тот тем временем представлял ему остальных.
   – Вот ключи от сейфа, – Павлов положил связку ключей перед Каном.
   – А где здесь сейф? – недоуменно спросил тот.
   – А вот тут, в столе, – Павлов открыл крышку бюро и достал металлический ящик. – Здесь тысяча восемьдесят рублей. Это последние наши сбережения. Хотим на них купить шланги для газорезки.
   – Ну что ж, плюс еще сто пятьдесят рублей – это уже что-то. Чороков попросил меня поработать в течение месяца, но я честно скажу вам, что с кооперативом сталкиваюсь впервые и даже не знаю, с чего начать.
   Ребята тут же заговорили все одновременно, оживленно жестикулируя.
   – Давайте-ка по очереди, – предложил Павлов. – Шпырев, ты первый!
   Все посмотрели в сторону двери. Там стоял, подпирая косяк, высокий черноволосый мужчина лет тридцати пяти с огромными ручищами, которые, казалось, он не знал куда девать.
   – Надо начинать с заказа, – начал он тихо и медленно. – Главное – найти заказ.
   Все засмеялись.
   – Это и без тебя ясно!
   – Мне понравилось, что Станислав Иванович честно сказал, что не знает, с чего начинать, – продолжил Шпырев.
   – Вы, главное, Станислав Иванович, начинайте, а мы поможем, – отозвался Павлов.
   – Тогда такое предложение, – сказал Кан. – Вот журнал. Каждый запишет в нем свой адрес и телефон. Сегодня пятница. В понедельник, если не позвоню, то собираемся в 16:00. Если будет надо, то позвоню раньше. Дайте мне время до понедельника.
   Павлов начал заполнять журнал с адресами. Через час все разошлись. Кан подошел к окну. Ларек с черешней уже был закрыт. Дворники убирали пустые ящики и разбросанные газеты. В этот момент кто-то постучал в дверь: громкий звук глухим эхом отскочил от стен пустой комнаты и задребезжал в стеклах окон. Держа в руках большой пакет с черешней, в комнату вошел давешний рыжий продавец.
   – Вот, три килограмма тебе принес, – сказал он и положил ношу на стол.
   – Сколько с меня? – Кан направился к висящей на вешалке куртке, чтобы взять из нее бумажник.
   – Нисколько. Считай, это мой подарок твой дочке.
   – Ну, спасибо. Присаживайся! Кан, Станислав Иванович, – он протянул руку для пожатия.
   – Алексей Фофанов, – представился рыжий, крепко пожав ее.
   – И откуда, Алексей, у вас такие способности?
   – А я кандидат технических наук. Заведовал лабораторией в Институте тяжелого топлива.
   – Это тот, что в Купчино? – поинтересовался Кан.
   – Точно. Уволили за это… – он приставил два пальца к шее.
   – Я так и понял: алкоголь. Есть предложение взять вас на должность заместителя председателя кооператива по экономике.
   – А чем занимается твой кооператив?
   – Судоремонтом.
   – О! Это серьезно, тут крутятся большие бабки. Но я отказываюсь.
   – Почему? Слабо?
   – Меня обычно хватает где-то на месяц, а потом срываюсь на две недели. Правда, с последнего раза прошло уже два месяца, а желания пить пока нет. Но в любом случае – у меня нет бабок, чтобы войти в кооператив. Вообще ничего нет: только в гараже стоит разбитый «запорожец».
   – Тогда точно сработаемся. У меня – тысяча сто рублей в кассе да двенадцать слесарей.
   – Ты что, с Луны свалился? С этим судоремонт не осилить. Я немного разбираюсь в этом.
   – А я хорошо разбираюсь в этом, ведь это моя специальность. Военная специальность.
   – Ну, тогда я тоже «за». Может, из двух чокнутых что-то и выйдет. Да и что мне терять? Ларек, в котором стою в качестве продавца-пугала, да разбитый «запорожец», не подлежащий ремонту, – Фофанов протянул руку: – Ну что же, начнем работу, Кан!
   Алексей не знал тогда, что за спиной у Кана – огромный опыт в эксплуатации и ремонте кораблей. Не знал он также и того, что перед ним стоял не просто военный, а морской штабист.
//-- * * * --//
   Туркмения встретила их знойной жарой. Дул горячий ветер-«афганец». Температура в тени доходила до сорока пяти градусов, как сообщила стюардесса. У трапа стояла белая «Волга» с министерскими номерами. Встречал их сам министр морского флота Шавкет Мухамедович Абдурахманов вместе со своим пресс-секретарем. Павлов представил Кана:
   – Генеральный директор компании «Ленпан», Кан, Станислав Иванович.
   – Министр Абдурахманов, Шавкет Мухамедович, а это мой пресс-секретарь Латыпов.
   Абдурахманов пригласил их сесть в машину, где было на удивление прохладно.
   – Вот ведь – наши тоже умеют делать комфортабельные машины, – заметил Кан.
   – Станислав Иванович, – ответил пресс-секретарь министра, – это только для правительства. Кондиционер здесь стоит от «тойоты».
   Машины двинулись в сторону Красноводска, к загородной резиденции министерства.
   – Как прошел перелет? – поинтересовался министр.
   – Спасибо. Я привык к длительным перелетам.
   – Павлов говорил мне, что вы бывший адмирал флота.
   – Он, как всегда, преувеличивает. Всего лишь бывший вице-адмирал, и то – понизили в звании и уволили в запас.
   – А что, вице-адмиралов и адмиралов не увольняют в запас?
   – Обычно они остаются на посту до конца жизни. А вот капитанов первого ранга, то есть полковников, можно свободно увольнять.
   – А у нас хоть министр, хоть председатель совета министров – всех под одну гребенку. Не сожалеете об отставке, Станислав Иванович?
   – Нет. Это был мой выбор. Я выбрал понижение и увольнение.
   – А вы из каких корейцев будете?
   – Из ваших, Шавкет Мухамедович.
   – Не уверен, что понял вас, Станислав Иванович.
   – Я вырос в Узбекистане, в местечке Каган под Бухарой.
   – Так я хорошо знаю Каган! Я сам из Чарджоу. А это всего восемьдесят километров оттуда. Значит, мы с вами земляки!
   – Выходит, что так.
   – Теперь я не сомневаюсь, что мы сработаемся. Знаете, все время думал: «Как мы найдем общий язык?». Ведь Павлов – бывший партийный работник, а о вас мне сказали, что вы морской штабист.
   – Работа объединяет людей, Шавкет Мухамедович, независимо от национальности и убеждений.
   Машины проехали Красноводск и направились в сторону моря. Каспийское море – самое древнее и самое большое озеро в мире. Его огромной ценностью являются недра с черным золотом – нефтью. Азербайджанцы и иранцы уже больше ста лет занимаются добычей нефти на Каспии. Уникальность этого огромного озера не только в нефти, но и в черной икре. В былые времена арабские шейхи выменивали чистокровных скакунов на черную икру и золотую рыбу – осетра. Именно в просторах Каспия обитает осетр, который мечет икру у Астрахани, где русская Волга впадает в Каспийское море. А нагуливает жирок эта уникальная рыба у берегов Ирана и Туркмении. Только в Туркмении можно отведать настоящий шашлык из осетра.
   Резиденция министерства располагалась на берегу моря недалеко от нефтеперерабатывающего завода. Машины подъехали к воротам, и охраняющие их милиционеры подняли шлагбаум. Под колесами зашуршала щебенка.
   – Когда асфальт нагревается, от него идет сильный запах нефтепродукта, поэтому дорожки в зоне отдыха мы посыпаем галькой и щебенкой, – заметил Абдурахманов.
   Подъехав к большому павильону, все вышли из машин. Этот павильон посреди оазиса на берегу моря, с огнедышащими красными драконами у входа, будто вышел из древней японской сказки: от его красоты захватывало дух. Скорее он напоминал не павильон, а древнюю пагоду. Глядя на него, Кан вспомнил услышанную когда-то историю, связанную с Красноводском.
   …Шел 1947 год. Закончилась война с Японией. Американские пилоты уже сбросили атомную чуму на Хиросиму и Нагасаки. Теперь они писали мемуары о том, как первыми в истории человечества увидели смертоносный гриб, который только в момент взрыва унес жизни около двухсот тысяч мирных жителей Японии. Тысячи и тысячи отравленных радиацией людей продолжали умирать годы спустя после бомбардировки, передавая мутировавшие гены из поколения в поколение.
   В тот год в Красноводске появились японские военнопленные. Непростая судьба забросила их в далекий жаркий Туркменистан. После окончания войны о них все забыли: никто и не думал о том, как вернуть их на родину. Оборванные и грязные, они скитались по Красноводску в поисках куска хлеба. Каждый день они погибали от голода и незаживающих ран, оставленных штыками советских воинов. Однажды один из плененных офицеров японской армии, полковник Якимото, обратился к полковнику НКВД:
   – Товарищ полковник, наши военнопленные могут построить в Красноводске жилые дома и дворец культуры.
   – На каких условиях, Якимото? – заинтересовался тот.
   – Проект мы разработаем сами, нам будет необходим только строительный материал местного кирпичного завода. Мы скажем, в какой пропорции нужен песок и цемент для кирпича, и какая необходима температура для обжига.
   – То есть считаете, что ваш кирпич будет прочнее?
   – Гораздо. Ручаюсь, что построенные из него дома простоят на триста лет дольше, чем ваши.
   – Ну что ж, это все решаемо, но вот только платить вам я не смогу.
   – Нам не нужны деньги. Нас устроит хорошее питание, добротная одежда, нормальные условия проживания. А самое главное – отправка на родину по окончании строительства.
   – Полковник Якимото, ваше предложение интересно. Я доложу о нем своему начальству.
   Через месяц японские военнопленные, переодетые в советское обмундирование тридцатых годов, начали строительство здания будущего Дворца культуры нефтяников в жаркой песчаной долине на берегу Каспийского моря. Для фундамента они вырыли траншеи глубиной пятьдесят сантиметров и утрамбовали их морским песком. За строительством наблюдал главный архитектор города Красноводска:
   – Якимото, вы что, собираетесь строить курятник? – поинтересовался он язвительно.
   – Почему вы так решили? Это будет очень большое здание.
   – Грунт песчаный, а вы только роете траншеи и заполняете их морским песком. Тут под фундамент нужна бетонная подушка. Ведь вы собираетесь возводить два этажа.
   – Песок лучше любого бетона. Наши деды строили на песке и дома, и дворцы, которые стоят уже сотни лет, – возразил полковник.
   – В институте нас учили по-другому, – не унимался архитектор.
   Время разрешило их спор. Ашхабадское землетрясение 1948 года волной докатилось до Красноводска. В результате почти все кирпичные строения в городе были разрушены или частично повреждены, фундаменты домов получили трещины. Лишь здания, построенные японскими военнопленными, выдержали натиск стихии.
   За девять месяцев японцы воссоздали в песках Туркмении кусочек своей Страны восходящего солнца. Среди приземистых саманных [3 - Сама́н ([тюркск.] – [солома]) – строительный материал из глинистого грунта с добавлением соломы (отсюда и название) или других добавок, высушенного на открытом воздухе.] домов особенно выделялось здание Дворца культуры нефтяников – действительно похожее на японский дворец, – поражавшее богатством архитектурных форм и искусной отделкой интерьеров. А также в городе появились добротные жилые дома для рабочих, в которых тоже чувствовались отголоски японского стиля.
   Полковник НКВД сдержал свое слово: по окончании строительства японских военнопленных отправили на родину, да только уехали совсем не многие: многие сотни остались лежать на кладбище за городом.
   В конце восьмидесятых без единого ремонта здание Дворца культуры по-прежнему выглядело значительно лучше, чем остальные сооружения в городе. Тем не менее ему уже требовался капитальный ремонт, однако у Туркмении не было на это ни средств, ни специалистов. Тогда японская Ассоциация по захоронениям японских солдат в Европе и Азии обратилась к руководству города Красноводска с предложением произвести ремонт домов и дворца за свой счет, но с условием разрешения на перезахоронение останков японских военнопленных, чтобы спустя десятилетия они наконец-то смогли вернуться на родину.
   Кан видел могилы русских солдат во Франции и Австрии, оставшиеся еще с наполеоновских войн. Он видел могилы советских солдат времен второй мировой войны в Бельгии, Испании, Германии, Польше, Чехословакии. Эти могилы были ухожены, на многих были памятники с выгравированными именами и иногда даже фотографиями погибших. А в Трептов-парке в Берлине, где захоронены около 7 тысяч советских солдат и офицеров, погибших в последние дни войны, есть даже огромный мемориал памяти советских воинов.
   Но вот только в России вы нигде не увидите памятников на могилах итальянских, немецких, японских солдат. Все они лежат в общих захоронениях, как правило, вообще без каких-либо опознавательных знаков.
   Власти Красноводска подняли все послевоенные архивы, но так и не смогли определить точное место захоронений японских военнопленных. Тогда ассоциация в память о своих погибших соотечественниках отремонтировала здание Дворца культуры за свои средства, а на его стене появилась мемориальная доска с надписью: «Вечная память всем солдатам, лежащим на чужбине».

Ночной гость

   На ужине у Абдурахманова гостей угощали пловом с фруктами и настоящим осетровым шашлыком, какой можно отведать только в Туркменистане, у Каспийского моря. Готовится он так:
   Осетра вынимают из сетей рано утром. Дархомщик [4 - Работник кухни в Средней Азии.] обливает улов холодной пресной водой, острым топориком разрубает тушу на несколько кусков и тщательно промывает их, удаляя внутренности и сгустки крови. Затем он обсыпает куски рыбы солью, красным и черным перцем и сухой кинзой и ставит все в прохладное место. Шинкует десять больших луковиц соломкой, растирает с солью и поливает тремя столовыми ложками уксуса. Эту массу он затем тщательно перемешивает до выделения сока. Потом промывает лук в холодной воде, отжимает и добавляет чайную ложку уксуса. После двадцати минут маринования рыбы в специях он разрезает ее на шампурные куски и нанизывает эти куски на шампуры. К этому времени мангал с горячими углями уже должен быть готов. На этих углях дархомщик готовит шашлык, внимательно следя за тем, чтобы от капающего рыбьего жира не вспыхнул огонь. Запеченный шашлык укладывают в большую емкость, засыпают маринованным луком и перемешивают.
   Ужинали, удобно расположившись на мягких подушках вокруг дастархана [5 - Низкий (ок. 30 см высотой) накрытый скатертью обеденный стол, вокруг которого на коврах располагаются гости.]. Прием был достоин падишаха: он сопровождался музыкой и танцами в исполнении местных красавиц. Кульминацией вечера стала танцовщица Гульбахор, мастерски исполнившая танец живота. На десерт им подали чарджоуские дыни. Таких дынь Кан не встречал ни в каких заморских странах. Их семена ранней весной сажают в песок и начинают поливать, пока из земли не появится росток. Поливают вечером, чтобы дольше держалась живительная влага. Когда росток дает устойчивые побеги, полив прекращают. Под жарким солнцем начинают вызревать плоды. Они принимают вытянутую продолговатую форму и покрываются желто-серой кожурой. Вес одной спелой дыни может доходить до шести килограммов, и едва ее срезают, она сама начинает лопаться, истекая сладким медовым соком. Каждый кусок ее тает во рту, оставляя аромат меда и солнца, и рука сразу же тянется за следующим куском, а пальцы слипаются от золотистого сиропа. Чарджоуская дыня с горячим зеленым чаем словно погружает вас в объятия прекрасной Шахерезады, окутывая волшебством «Тысячи и одной ночи».
   Глаза слипались, голова тяжелела. Видимо, перелет и непривычная жара брали свое. Кан извинился перед хозяевами и пошел в свои апартаменты, обставленные с большим вкусом. Полы в них покрывали огромные туркменские ковры ручной работы, а стены украшали старинные панно, иллюстрирующие победные битвы Алпамыша – национального героя Азии времен Алишера Навои, когда еще не было Туркмении. Эти земли тогда были населены людьми из Ирана и Согдианы. Подвиги Алпамыша остались на старинных гравюрах и в народных песнях этих племен.
   Тихо работал кондиционер: в комнатах было прохладно. На столе чьей-то заботливой рукой были расставлены напитки и фрукты. Кан открыл сумку, чтобы достать несессер. В дверь тихо постучали. «Видимо, Павлов, – предположил Кан. – Обычно он так стучится». За дверью стоял «жених» из самолета. Только на нем уже был светло-серый костюм и белые туфли. Незнакомец улыбнулся.
   – Прошу прощения за вторжение, Станислав Иванович.
   – Да, но мы с вами не знакомы. И как вы вообще смогли сюда пройти?
   – Разрешите, я сначала войду, а потом все объясню, – предложил незнакомец.
   – Пожалуйста, – Кан пропустил непрошеного гостя и выглянул за дверь. Коридор был пуст.
   Гость прошел в гостиную.
   – Прошу, – Кан указал на кресло. – Пожалуйста, напитки, фрукты?
   – Спасибо, после шести вечера ничего не ем.
   – Ну, воду-то можно?
   – Даже воду не пью. Не беспокойтесь, давайте лучше перейдем к делу.
   – На Востоке принято сначала накормить, напоить гостя, а потом дождаться, когда он заговорит сам. А вы, как я вижу, с Востока? – поинтересовался Стас.
   – Да, вы угадали. Я родился тут, в Красноводске. Моя фамилия – Бекетов. Вам она о чем-то говорит?
   – Извините, но я никогда прежде о вас не слышал.
   – Так я и предполагал. Вы приехали сюда для переговоров с Абдурахмановым. Так вот, результативность этих переговоров будет зависеть от нашей с вами встречи сейчас.
   – Это что, шантаж?
   – Нет, что вы! Я здесь, чтобы помочь вам.
   – Мне? – Кан протянул руку к телефону.
   – Не трудитесь, охрана не придет. А ваш Павлов слишком занят танцовщицей Гульбахор.
   – Вы так уверены, что исход переговоров будет зависеть от вас?
   – Да не только уверен, а именно так и есть. Вы заметили, что я прилетел с вами одним рейсом?
   – Да, я видел и вас, и вашу обворожительную спутницу, девушку в алом платье.
   – Это моя невеста.
   – Поздравляю.
   – Спасибо. Как вы поняли, я тоже из Питера. В городе и области мы, малышевцы, контролируем ГСМ [6 - Горюче-смазочные материалы (топливо, масло).] процентов на пятнадцать. Киришский НПЗ [7 - НПЗ – Нефтеперерабатывающий завод.] почти весь под нами. А здесь, в Красноводске, есть уникальный нефтеперерабатывающий завод.
   – Да, вы правы. Он единственный в Союзе выпускает флотский и топочный мазут 5 и 12.
   – Станислав Иванович, уже поздно, поэтому я буду краток. Позже у нас с вами будет возможность пообщаться больше.
   Кан чувствовал, что ночной гость все время старается вести странную беседу в своем русле. И он решил следовать его направлению.
   – В беседе с министром, – продолжал гость, – вы убедитесь, что я тут играю не последнюю роль.
   – А как вы это докажете, господин Бекетов?
   Их разговор прервал стук в дверь. Бекетов взглянул на свои часы «Rolex» и процедил сквозь зубы:
   – Похоже, это ваш Николай Васильевич Павлов пожаловали. Видимо, не смог уговорить Гульбахор.
   Действительно, на пороге стоял Павлов со всклокоченными волосами и развязанным галстуком. Чуть заметно покачиваясь, он прошел в гостиную. Увидев Бекетова, ничуть не удивился и только, грузно садясь в кресло напротив него, произнес:
   – А вот и наш сосед по авиарейсу, – и протянул руку Бекетову. – Павлов Николай Васильевич.
   Бекетов в ответ руки не подал, а только взглянул на него с плохо скрываемым презрением.
   – Мы ведь с вами уже знакомы.
   – Да? Видимо, я забыл.
   Кан с удивлением посмотрел на своего заместителя, но тот уже заснул. Бекетов поднялся с кресла.
   – Завтра в разговоре с вами министр сам предложит маршрут транспортировки сырья: Азов – Черное море, с финансированием через питерскую фирму. Он даст вам номер телефона. Это будет мой номер. Вот этот, – Бекетов протянул визитную карточку и направился к двери. Уже в коридоре он повернулся и продолжил: – По ремонту и аренде кораблей Абдурахманов имеет предложения от нескольких фирм Союза, но я постараюсь, чтобы именно вы выиграли тендер.
   – Собственно, почему вы помогаете нам?
   – Я помогаю лично вам, Станислав Иванович… Мы еще встретимся с вами до вашего отъезда. А теперь извините, мне пора. Спокойной ночи.
   С этими словами Бекетов скрылся в полумраке коридора. Кан вернулся в комнату. Там в кресле спал или делал вид, что спит, Павлов.
   – Василич! Давай, иди к себе! – начал расталкивать его Кан. – Нам работать с самого утра!
//-- * * * --//
   Завтрак был накрыт на первом этаже. Стол с мясными блюдами, местный сыр с молоком и непременные свежие лепешки, запах которых сразу вызвал в памяти Кана множество воспоминаний. В Средней Азии такие лепешки называются «патыр». Хозяйка замешивает крутое тесто из белой муки, теплого молока и соли. На столе, щедро посыпанном мукой, она раскатывает это тесто в огромный круг – такой тонкий, что сквозь него просвечивает стол. Она намазывает этот круг растопленным овечьим жиром и принимается раскатывать следующий, который накладывает на первый и тоже промазывает жиром. В результате получается лепешка в восемь-десять слоев. К этому времени тандыр [8 - Танды́р – [печь]-жаровня, [мангал] особого вида для приготовления [пищи] у народов Азии.] уже раскален: саксаул в нем весь прогорел, и остались только угли.
   Саксаул – дерево Аллаха. Повсюду в пустыне вы можете встретить эти кустарники с плоскими переплетенными стволами. Корни саксаула в отчаянных поисках воды уходят на десятки метров вглубь песка. Самое удивительное, что этот кустарник тонет в воде: такую он имеет плотность!
   Хозяйка обливает стенки тандыра водой, пар с шумом выходит наружу с верхним жаром. Тандыр после водяной обработки готов к принятию теста. Лепешку укладывают на матерчатый круг и набивают на ней десятками игл нехитрый национальный узор. Это делается не только для красоты лепешки. Во время запекания из дырочек выходит влага, и тесто поднимается от жара. Лепешки располагают на горячих стенках тандыра, и уже через несколько минут хозяйка достает из печки свежий ароматный патыр.
   По старой традиции, если в семье рождался сын, его отец кинжалом прибивал к ковру на стене патыр. В день свадьбы сына этот патыр снимали со стены, сдували с него пыль и опускали в горячее молоко. Удивительная лепешка вновь приобретала мягкость и аромат, будто свежеиспеченная! После завтрака все были приглашены к министру в кабинет. Абдурахманов, посверкивая очками в золотой оправе, вышел из-за стола и направился приветствовать вошедших. Его чуть раскачивающаяся походка выдавала в нем бывшего профессионального борца. На нем был белый китель, на погонах одна широкая полоса и два средних просвета. На груди знак капитана дальнего плавания.
   – Я слышал, что вы долгое время провели в Чили, – обратился он к Кану, после того как все расселись.
   – Точнее – в Перу и Аргентине. Это последнее место моей службы, Шавкет Мухамедович.
   – Вам можно только позавидовать! А я вот только Каспий и Черное море исходил, да еще недолго служил на Кубе. Ну что же, давайте попробуем чай!
   – Спасибо, можно и чай, – сказал Кан. – На Востоке с чая начинается любая беседа.
   – Вы хорошо знаете наши обычаи! – министр разливал чай в пиалы с национальным орнаментом.
   – Я окончил среднюю школу в Узбекистане, и преподавание там шло на узбекском языке.
   – Что вы говорите? И после этого вы поступили в Ленинградское морское училище?
   – Да, я выпускник Ленинградского высшего военно-морского училища. А после него еще учился в «корабелке» [9 - «Корабелка» – неофициальное название Ленинградского кораблестроительного института.].
   Кан окинул взглядом кабинет, все в котором напоминало о брежневских временах. Мебель из красного дерева была сделана со вкусом и добротно. В центре кабинета стоял длинный стол для заседаний, а пол, как это принято в Туркмении, покрывали красные ковры ручной работы. Вдоль стен стояли книжные шкафы: на их полках располагались тома сводов Морского судовождения и макеты судов.
   – Ну что ж, перейдем к делу, – прервал паузу министр. – Сначала давайте послушаем Эркина Юсуповича Халилова, моего заместителя: он представит предварительный контракт.
   Заместитель министра Халилов походил скорее на учителя музыки в сельской школе, нежели на представителя административной власти. Высокий, худой и сутулый, он стоял, склонив свою лысеющую голову набок, сжимая тонкими длинными пальцами папку с докладом. Морская форма сидела на нем, как на подростке: брюки были не по росту коротки и явно давно не глажены. Из-под брюк выглядывали носки – почему-то желтого цвета, явно не по уставу. Когда Халилов начал свой доклад, оказалось, что он говорит на чистом русском языке без всякого акцента.
   – Сначала – касательно ГСМ. «Туркменрыбпром» сможет отгружать вам до двухсот тысяч тонн в год летнего и зимнего дизтоплива. В месяц – не больше 8–10 тонн каждого вида, цена будет учитываться на условиях поставки до границы, в терминал Красноводска.
   – Если я правильно понимаю, это после загрузки топливных цистерн или бункеровки танкера на терминале? – уточнил Кан.
   – Да. Вы правильно поняли.
   – Оплата за ГСМ согласно условиям контракта, – продолжил Эркин Юсупович. – В основном в валюте через Центральный банк Ашхабада.
   «Ашхабадский Центральный банк, – размышлял Кан. – Это уже было когда-то. В 1990-х годах шла перевалка дизтоплива в Афганистан через южную точку СССР – Кушку. Афганцы безналичную часть переводили через этот банк, а вот наличные доллары они привозили на уазике в бумажных мешках из-под хлеба и всегда – в банкнотах по сто долларов…
   – Технические вопросы оплаты с вами обговорит сам Шавкет Мухамедович.
   С этими словами зам поклонился в сторону министра. Кана всегда удивляла безупречность поведения подчиненных в Средней Азии. Складывалось такое впечатление, что здесь, на Востоке, они проходят какую-то специальную школу, где их учат так преданно и внимательно смотреть на своего хозяина, что многим собакам до них далеко.
   – Предлагаю стоимость дизтоплива в соответствии с ценами Лондонской биржи на момент загрузки и ниже на десять процентов, – вступил в разговор министр.
   – Давайте в протоколе, то есть в контракте, изменим этот пункт так: «Стоимость определяется на момент загрузки и должна быть на десять процентов ниже цены, установленной Лондонской биржей», – скорректировал Павлов.
   Халилов посмотрел на министра. Тот молча кивнул головой. Павлов нервно крутил на столе пепельницу в форме Нептуна с трезубцем. Кан перехватил взгляд своего заместителя.
   – Ну что ж, перейдем ко второму вопросу, – предложил Абдурахманов своему заму.
   Тот опять низко склонил голову, подтверждая свою готовность, и продолжил.
   – Мы с Николаем Васильевичем Павловым очень тщательно проработали второй пункт контракта. В этом месяце два наших судна с полными бункерами топлива через Астрахань поднимутся в Ленинград и Балтику. До зимы они будут работать в аренде у вас, фирмы «Ленпан». Ежемесячную арендную плату за каждое судно определили в тридцать тысяч долларов США. Зимой, как только встанет лед, корабли пойдут на капитальный ремонт. Экипажи останутся на ремонте. Вот, таковы условия контракта, – закончил Халилов.
   Абдурахманов вышел из-за стола и зашагал по ковру.
   – Ваше мнение, Станислав Иванович? – обратился он к Кану, который до сих пор молчал.
   Тихо зазвонил белый аппарат на боковом столе. Абдурахманов снял трубку. Несколько минут внимательно слушал, потом ответил:
   – Хорошо, я попробую переговорить со Станиславом Ивановичем, надеюсь, он даст свой ответ сегодня. Я вам перезвоню, – он положил трубку. В кабинете стояла тишина. Министр нажал на кнопку селектора. – Наргиза, ни с кем меня не соединяй.
   – Хорошо, Шавкет Мухамедович. А если «сам» позвонит?
   – Я уже говорил с ним по ВЧ [10 - Закрытая система телефонной связи, использующая высокие частоты (ВЧ), была организована в 1930-е годы как оперативная связь органов ОГПУ. Впоследствии ей стали пользоваться также высшие гражданские и военные чины.].
   В кабинете работали кондиционеры, но их мощности не хватало, чтобы победить жару. Павлов уже выглядел неважно. Вероятно, у него подскочило давление.
   – Василич, выпей-ка зеленого чая, – тихо сказал Кан.
   – Иваныч, какой чай в такую жару? Ты хочешь, чтобы меня увезла «скорая»?
   – Как раз наоборот, Николай Васильевич, в жару наш чай очень помогает, – вмешался Халилов. – Вот у Шавкета Мухамедовича высокое давление, так он только зеленым чаем и спасается.
   Павлов с недоверием взглянул на министра. Тот утвердительно кивнул.
   – Это так, Николай Васильевич. А особенно помогает чалап.
   Министр снова нажал на кнопку селектора:
   – Наргиза, организуй нам холодный чалап.
   – Сейчас принесу, – ответил женский голос.
   Спустя несколько минут с подносом вошла секретарша, одетая в национальное платье и шаровары с кисточками. На подносе стояли пиалы, наполненные спасительным чалапом – молочным напитком, популярным в горных районах Средней Азии. Готовят его, сбивая в ступе коровье или кобылье молоко. Потом туда вливают молочную закваску, и напиток приобретает вкус кислого молока. В него добавляют мелко нарезанную зелень и охлажденным подают к столу. Чалап выравнивает кровяное давление – будь оно повышенным или пониженным. Одна маленькая пиала чалапа дает прилив сил и бодрости на целый день.
   Выпив спасительный напиток, Павлов почувствовал себя гораздо лучше и начал активно участвовать в переговорах. В какой-то момент он поглядел на своего генерального директора. По его взгляду Кан понял, что пришло время подключаться к разговору и ему.
   – В целом контракт проработан, – начал он, – но я предлагаю иную схему по его первому и второму пунктам.
   Министр перестал вышагивать по ковру и повернулся на каблуках к Кану.
   – Интересно, что вы имеете в виду, Станислав Иванович?
   – Согласно контракту, вы предлагаете нам получать топливо здесь, в Красноводске?
   – А как же? Завод здесь. В других регионах у нас нет топлива, – ответил Халилов.
   – Вы сами знаете, что зимой начнутся сложности с транспортировкой топлива. Волга замерзнет, железнодорожники не смогут вовремя обеспечивать наливными вагонами. Поэтому я предлагаю физически не забирать ваше топливо из Красноводска.
   – Вот так новость! А как же я вам тогда буду его продавать, Станислав Иванович? – удивленно спросил министр.
   И он, и все присутствующие смотрели на Кана, как на сумасшедшего.
   – Вы, вероятно, пошутили, Станислав Иванович, – осторожно сказал Абдурахманов.
   – Нет, я говорю очень серьезно. Я даже перед этим выпил две пиалы чалапа, Шавкет Мухамедович. Предлагаю только обмениваться денежными фондами.
   Министр присел на соседний стул.
   – То есть как? Впервые слышу о таких вещах!
   – Тут все просто. У вас в Туркмении насчитывается пятьдесят пять судов. Сколько кораблей в среднем стоит у вас в году на ремонте?
   – Так, минутку, – оживился министр и позвонил Наргизе: – Соедини меня по конференц-связи с начальниками планового, судоремонта и снабжения!
   – Секундочку, – раздался голос Наргизы. – Можете говорить, Шавкет Мухамедович!
   – Товарищи начальники управлений! – начал селекторное совещание министр. – У меня тут идут переговоры с ленинградской фирмой «Ленпан», и у нас возник ряд вопросов. Кто сейчас на линии?
   Начальники управлений по очереди доложили о своей готовности участвовать в совещании. Министр обратился к первому из них:
   – Умар Азизович, в среднем сколько единиц судов в году стоит у нас на ремонте?
   – А какие ремонты вы имеете в виду?
   Кан подсказал министру: «Средние и капитальные».
   – Мы имеем в виду средние и капитальные.
   – В среднем выходит от восемнадцати до двадцати пяти судов, Шавкет Мухамедович.
   – Товарищи, сейчас напротив меня сидит генеральный директор совместного предприятия «Ленпан» Станислав Иванович Кан. Давайте для экономии времени он сам вам будет задавать вопросы! – предложил министр.
   Кан сел у селектора. На столе под стеклом был список начальников управлений Министерства морского флота Туркмении, которые сейчас были на линии, и он мог обращаться к ним по имени.
   – Юрий Якубович, каков суточный расход топлива у судов типа «Огурчинский»?
   – Станислав Иванович, мы списываем по три тонны в сутки.
   – Людмила Александровна, как вы списываете топливо судов, находящихся в ремонте, включая и те, которые на текущем ремонте?
   – Станислав Иванович, я поняла ваш вопрос. Списываем по часам работы судовых дизелей и котлов по данным, которые нам предоставляют старшие механики судов.
   – Вы, вероятно, стараетесь покрыть перерасход топлива по министерству?
   – Да, вы правы. Эти суда дают нам большую экономию топлива. Приходится идти на это, чтобы нам не урезали фонды.
   – Спасибо всем. У меня больше нет вопросов, – поблагодарил Кан.
   – Все свободны, – и министр отключил селектор.
   – Я даже об этом не знал! – недоумевал министр. – Выходит, у нас в министерстве скопился огромный резерв топлива? Вы приезжаете из Ленинграда и меня буквально тычете носом в тот факт, что я сижу на топливе… Нет, такой разговор надо перенести на обед. Вы не против, Станислав Иванович, если мы пообедаем у меня на даче?
   – Конечно не против, Шавкет Мухамедович!
   Кан заметил, как воспрянул духом Павлов, услышав предложение министра. Вот уж поистине «свадебный генерал»!
   Николай Васильевич Павлов начинал работу у Кана слесарем-судоремонтником 6-го разряда. Хоть он и имел высшее образование, его последним местом работы был ювелирный завод «Самоцветы», где он занимал должность секретаря партийной организации объединения. Спустя месяц после начала работы у Кана Павлов получил должность мастера, а через полгода Николай Васильевич уже выехал в командировку в Мурманск в качестве второго заместителя Кана. В судоремонте и бизнесе бывшему секретарю парторганизации было тяжко, но на встречах и в поездках это был незаменимый человек. С его ростом метр восемьдесят шесть и внешностью Алена Делона он пользовался успехом у женщин, и ни секретарши, ни начальницы всех возрастов не могли устоять перед ним. Манерой держаться и говорить он напоминал князя Болконского в исполнении Тихонова. Если нужно было пить в компании за подписание контрактов, Кан всегда выдвигал вперед Павлова. Он, кроме всего прочего, имел абсолютный музыкальный слух и голос, как у Шаляпина, и при необходимости мог покорить своим пением любую аудиторию.
   Все вышли на улицу. Туркменская жара мгновенно обдала лицо, руки, плечи. Рубашка тут же намокла и прилипла к телу.
   – Ну что ж, Станислав Иванович, ради таких гостей из Ленинграда мы сделаем выходной, – с этими словами министр пригласил всех в свой огромный лимузин ЗИЛ-114. Охрана села впереди, а они разместились в салоне, где вовсю работал кондиционер и позвякивали в баре бутылки с коньяком и водкой.
   – Вот так мы и живем, – министр кивнул на охрану и бар. Было очевидно, что говорит он это не без удовольствия и очень гордится своим положением в Туркмении. Белый лимузин плавно отъехал от здания министерства. Милиционеры отсалютовали ему вслед.
   – Что мы тут видим, Станислав Иванович? Работа, дом – вот и все, – жаловался министр. – В прошлом году летом я возил детей в Ташкент, чтобы походить по театрам, музеям. Но там одно убожество! Вот у вас в Ленинграде! Это действительно мировой масштаб!
   – Шавкет Мухамедович, вы не думайте, что моя жизнь чем-то отличается от вашей! Хоть я и живу в Ленинграде, но работа занимает все время. Я уже и не помню, когда последний раз был в театре.
   – Да уж, зачастую приезжие и гости больше знают о Ленинграде, чем его коренные жители, потому что чаще посещают культурные и исторические места. Парадокс большого города…
   Машина остановились у огромных голубых ворот. Водитель коротко просигналил, охрана открыла ворота, и лимузин въехал во двор. Охранники учтиво открыли двери машины. Взглянув на загородный дом Абдурахманова, Кан понял, почему ему с семьей нет надобности ездить по курортам и большим городам. Прямо на берегу Каспия на пяти гектарах плодородной земли, засаженной пирамидальными тополями и тутовыми деревьями, раскинулся настоящий зеленый рай, красоте и ухоженности которого позавидовал бы любой падишах.
   По песчаным аллеям под тенью вековых деревьев лениво прогуливались павлины, изредка издавая оглушительные крики. Рядом с ними важно расхаживали цесарки в своих сиреневых «одеяньях». Сам дом был построен в национальном стиле. Его голубая крыша напоминала бухарские минареты. Круглые резные столбы подпирали громадный купол. Красота резных дверей из темного карагача поражала мастерством резчика, который настолько искусно выполнил узоры с восточными птицами, что, казалось, был слышен их крик и шум хлопающих крыльев.
   Из дверей дома показалась молодая женщина лет тридцати с подведенными сурьмой бровями, одетая в белое джинсовое платье и элегантные белые босоножки, подчеркивающие стройные ноги. Абдурахманов на ходу бросил:
   – Моя ханум [11 - Законная жена.], – и жестом пригласил всех в дом.
   Через прохладный коридор они прошли в просторный зал, обставленный в современном европейском стиле. Его большие окна выходили прямо в сад. Абдурахманов, извинившись, вышел, предложив гостям располагаться за большим стеклянным столом. Через несколько минут он вернулся, переодетый в белый костюм. Он достал из шкафа сигареты «Мальборо» в белой упаковке. Было жарко, гостей мучила жажда, поэтому они отказались от курения, но с удовольствием принялись за напиток «Тархун».
   – Тогда, может, по сигаре? – предложил хозяин и открыл крышку сигарницы.
   – О, эти мне хорошо знакомы, – сказал Кан, взяв сигару и с удовольствием вдохнув ее запах. – Это же настоящие гаванские сигары, любимый сорт Фиделя Кастро!
   – Я вижу, вы неплохо разбираетесь в гаванских сигарах, – заметил хозяин.
   – Было время, мне случалось бывать в Гаване.
   – Тогда понятно, почему вам знакома эта марка.
   Павлов вынул сигару из целлофановой обертки и попробовал закурить.
   – Секундочку! – министр забрал у Павлова сигару и гильотинкой [12 - Нож для сигар.] отсек кончик, затем подал ее обратно. Павлов от первой затяжки закашлялся.
   – Николай Васильевич, не затягивайтесь, сигары так не курят – они очень крепкие, – предупредительно сказал Халилов.
   – Иваныч! – с удивлением глядя на сигару, обратился Павлов к Кану. – В Туркмении умеют курить гаванские сигары, а мы знаем только «Беломор»!
   – А вы что же, Николай Васильевич, думаете, что мы – темнота? Между прочим, Халилов два года пробыл в командировке в Эмиратах, – гордый за своего зама, парировал министр.
   В этот момент вошла жена хозяина дома и пригласила всех к столу. Кухне и столовой в этом доме явно уделялось особенное внимание. Половина первого этажа была отведена под столовую, к которой прилегала открытая кухня, оборудованная новейшими бытовыми приборами, с огромной электроплитой с вытяжкой. Посреди столовой стоял длинный стол со столешницей из зеленого мрамора. Стол был сервирован серебряными приборами и дорогим фарфором. Сидящих за обедом обслуживала сама жена министра, которой помогали две девушки-туркменки, одетые в национальные платья. В качестве первого блюда гостям была предложена настоящая шурпа – самый распространенный в Средней Азии суп. Для его приготовления сначала очищают морковь, картофель и репчатый лук и оставляют их на некоторое время в холодной воде. Затем варят бульон из говядины – желательно с косточкой – и реберной части баранины. Мясо с косточкой рубят на большие куски, укладывают в кастрюлю с холодной водой, ставят на максимальный огонь и после закипания удаляют образовавшуюся пенку. Теперь в бульон добавляют черный перец и лавровый лист, немного соли, убавляют огонь и варят его до готовности. После этого замоченные заранее в воде морковь, картофель и луковицы режут пополам и кладут в бульон. Через полчаса шурпа готова. Мясо из супа нарезают небольшими кусочками. Суп разливают в пиалы, посыпая сверху мелко нарезанной петрушкой и кинзой.
   На второе подали запеченного фазана. Это блюдо, как и жареные перепела, родом из Бухары. Именно там, в чайханах, трудились самые искусные мастера по приготовлению фазанов и перепелов. Во многих чайханах специально содержали перепелов в клетках из прутьев вербы. Павлов впервые ел фазана и даже попросил добавки.
   После обеда им принесли холодной водки в запотевшем графине. Оба зама – и Халилов, и Павлов – с удовольстием потянулись к рюмкам.
   – Станислав Иванович, пусть наши подчиненные немного расслабятся! Давайте мы с вами попьем чаю в саду, – предложил Абдурахманов.
   – Отличная идея! – Кан с министром вышли на свежий воздух.
   – Так значит, вы учились в Ленинграде?
   – Да, Шавкет Мухамедович. Закончил военно-морское училище, затем служил в Канаде – Галифакс – море Баффина, потом в Африке – Сенегал, горячая точка Ангола, а напоследок – в Перу и Аргентине.
   – В каких годах вы служили в Южной Америке?
   – Я там был два раза. Первый раз – в конце семидесятых, а потом служил там с восемьдесят третьего по восемьдесят девятый в штабе юго-восточной части Тихого океана.
   – В середине восьмидесятых я служил в Гаване в должности представителя Министерства рыбного хозяйства СССР на Кубе и слышал там о так называемой «Чилийской рапсодии». Тогда очень много писали и говорили об этом.
   Стас уточнил:
   – Вы имеете в виду роман советского офицера и известной миллионерши в Чили?
   – Да, да, точно.
   – Шавкет Мухамедович, этим советским офицером был я.
   – Постойте, тогда вы наверняка знаете бывшего советника Фиделя Кастро по морским делам?
   – Александра Васильевича Дергунова? – спросил Кан.
   – Точно, Дергунова! Тогда получается, что он рассказывал мне именно о вас, Станислав Иванович! Не думал, что когда-нибудь познакомлюсь с вами лично.
   Министр крикнул в отрытое окно дома:
   – Гуля, Гульнора, иди быстрее сюда!
   Из дома выбежала жена с тревожным лицом:
   – Шавкетик, что случилось?
   Абдурахманов взял ее за руку и подвел к Кану.
   – Помнишь, как на Кубе все газеты писали о романе советского офицера и чилийской миллионерши?
   – Конечно, дорогой! Все женщины совпредства буквально рыдали над этой историей. Только это она потом стала миллионершей, а сначала была просто прислугой.
   – Так вот, моя дорогая. Перед тобой тот самый советский офицер из этой истории!
   – Не может быть, Шавкетик! – женщина схватила край фартука и поднесла к губам, глядя на Кана такими глазами, будто он был Тахиром, а она Зухрой. [13 - Поэма «Тахир и Зухра» написана А. Навои.] – Как жаль, что подруга моя, Амина, уже домой ушла. Помню, когда я ей эту историю рассказывала, она не верила – говорила, что так бывает только в сказках, – Гульнара, причитая, пошла к дому.
   Кан и министр медленно прогуливались среди вековых деревьев. Дорожка шла к пляжу.
   – Станислав Иванович, я слышал от Дергунова, что вы отказались от миллионов, даже миллиардов долларов ради горбачевской перестройки?
   – Да, именно так, Шавкет Мухамедович.
   – Когда мне говорили об этом, я особо не верил. Но теперь, познакомившись с вами лично, я вижу, что это была чистая правда.
   Они подошли к пляжу, который выглядел довольно запущенным: судя по всему, семья министра не использовала этот участок берега. Кан вернулся к прерванному в кабинете разговору:
   – Шавкет Мухамедович, по плану в течение года мы заберем у вас двенадцать судов. Из них десять пройдут капитальный ремонт в Ленинграде. Ваше министерство переведет к нам в Ленинград выделенные вам на все двенадцать судов топливные фонды от Госкомнефтепродукта СССР.
   – Выходит, что мы передадим фонды топлива как на работающие суда?
   – Совершенно верно. Фонды по топливу необходимо передать на Киришский НПЗ. Вы отправите телеграмму в Минрыбхоз СССР с просьбой о переводе фондов ГСМ на Киришский НПЗ. Они в свою очередь отпишут Госкомнефтепродукту, и тот даст указание на перевод Киришскому НПЗ необходимого объема ГСМ. Таким образом, физически нет необходимости везти топливо из Туркмении через всю страну в Ленинград. Мы его просто получим в Киришах.
   – Тогда получится дополнительная прибыль оттого, что не нужно будет оплачивать перевозку.
   – Именно так. Это будет еще один плюс, который мы разделим пополам.
   – Как вы здорово придумали!
   – Да это не я придумал, а система «Боминфлота».
   – Что это за система такая?
   – «Боминфлот» это организация, занимающаяся бункеровкой кораблей разных стран по всему земному шару. Их главный офис находится в Лондоне, рядом с лондонской топливной биржей. Государства, имеющие флот, за бункеровку отгружают «Боминфлоту» топливо или расплачиваются в твердой валюте. В таком случае корабли могут забункероваться в любом порту мира или в нейтральных водах с танкеров, арендованных «Боминфлотом». Советский Союз не мог стать членом «Боминфлота» до конца шестидесятых годов, и наконец стал им, вступив в систему международных перевозок и войдя в клуб «Боминфлота» – только благодаря жене покойного Онассиса, Жаклин Онассис. В восьмидесятых годах мне приходилось довольно плотно работать с «Боминфлотом», и я очень хорошо изучил их систему. Сегодня вы можете перевести двенадцать тысяч тонн топлива на Кириши. Минрыбхоз СССР из годового фонда снимет у вас двенадцать тысяч тонн. Физически вы их не отдаете – только на бумаге. А в конце года я пришлю вашим снабженцам акты о списании этого объема вашими кораблями.
   – А деньги вы переведете сейчас?
   – Как только Киришский НПЗ подтверждает получение разнарядки, я сразу даю команду на перевод средств.
   – Слушайте, Станислав Иванович, – загорелся министр. – А ведь мы так сможем сработать и с теми кораблями, которые будут на ремонте в других судокомпаниях. У меня сейчас на очереди на ремонт еще тринадцать судов стоят.
   – К сожалению, этот вариант не получится. Я хочу отработать эту схему только на кораблях, которые заберу в эксплуатацию и на ремонт на СП «Ленпан».
   – Хорошо. Но давайте сейчас не будем принимать окончательное решение. Как говорят на Востоке, перешагнул арык – не говори, что трудности позади.
   – Пусть будет так, но и в следующий раз я скажу вам то же самое, Шавкет Мухамедович. А вот на Севере рыбаки говорят так: «Если кушать понемножку, то хорошо для здоровья, а если сразу много съесть, то может быть заворот кишок». Я предлагаю действовать так, как лучше для здоровья.
   – А как вы собираетесь поступить с остатком топлива, Станислав Иванович?
   – Остаток я заберу в этот приезд.
   – Как? Вы уже заказали танкер?
   – Не совсем так, в танкере не было необходимости.
   – Значит, вы заберете его вертушками железной дороги? – пытался разгадать очередную загадку гостя министр.
   – Не вертушками и не танкерами. Мы с вами подписываем контракт о передаче нам в аренду двух судов с последующим ремонтом. И тут у меня есть к вам такое предложение. Два корабля необходимо забункеровать по максимуму, кроме этого, необходимо будет заполнить все балластные танки и диптанки топливом. Танки для пресной воды тоже можно смело бункеровать дизтопливом. После прихода их зачистят и забункеруют водой. Итого на двух кораблях можно забункеровать восемнадцать тысяч тонн дизтоплива. За двенадцать тысяч тонн мы заплатим сразу по прилету, а за остаток – после прихода кораблей в Ленинград.
   – Корабли с таким бункером топлива и снабжением судов на год не пройдут по осадке на шлюзах по Волге!
   – Снабжение завтра грузим на железнодорожные платформы и через пять дней они будут в Ленинграде.
   – Я думал, что топливо буду передавать вам в течение года, а вы, оказывается, заберете его в течение месяца! – обрадовался Шавкет. – Да эти восемнадцать тысяч тонн я бы передавал вам несколько месяцев! Вот это удача! Сегодня же вышлю телеграмму в Москву по фондам.
   – Теперь относительно двух кораблей. «Огурчинский» и «Туркменистан» будут у нас работать год с условием, что один из них пройдет капитальный ремонт. Арифметика по кораблям следующая: месячная аренда за корабль – как договорились наши замы – тридцать тысяч долларов США. Расходы, зарплата экипажей – за нами. Корабли заработают вам за год семьсот двадцать тысяч долларов США. Ремонт, а он будет капитальным, с вводом судна на класс Регистра СССР, – один миллион триста тысяч долларов. На капитальный ремонт у вас уходит один год. Мы предлагаем следующее: за годовую аренду «Огурчинского» мы заплатим триста шестьдесят тысяч долларов США, «Туркменистан» поставим на капитальный ремонт на один год. Вы нам заплатите один миллион триста тысяч долларов. Из них триста тысяч наличными я выдам вам.
   – А что я буду должен дать взамен?
   – «Туркменистан» мы отремонтируем за четыре месяца с отличным качеством ремонта. Семь месяцев он будет у нас в эксплуатации. Ваша задача – оставить нам эти семь месяцев эксплуатации без оплаты аренды судна.
   – Вы действительно можете за четыре месяца провести капитальный ремонт с вводом в класс Регистра СССР?
   – Да. У нас уже есть такой опыт.
   – Ну что ж, тут я ничем не рискую. В министерстве все знают, что такой ремонт занимает не меньше года и стоит миллион триста тысяч. Тогда по рукам! – министр протянул руку, Кан пожал.
   – Станислав Иванович, а есть возможность за топливо семьдесят процентов перечислить в валюте на Ашхабадский Центробанк, а оставшуюся сумму плюс триста тысяч за ремонт отдать налом в долларах в Ленинграде?
   – Тогда, Шавкет Мухамедович, нам надо изменить контракт и включить в него только перечисление.
   – Да-да! Конечно, изменим! Я попрошу отдать нал в Ленинграде Бекетову. Я дам вам его телефон.
   – Никаких проблем не вижу. Будет сделано. Перед расчетом вы мне еще раз подтвердите получателя.
   Становилось прохладно: солнце начинало садиться за горизонт. С моря подул сильный ветер. Они за беседой не заметили, как пролетело время.
   «Да уж – много нового я узнал за сегодня! Как говорится, век живи – век учись. Прав был Дергунов: у Кана в голове масса отличных планов. Только нужны время и люди для их реализации, – медленно шагая рядом с Каном, рассуждал про себя министр. – Чем бы мне его заинтересовать?»
   – Станислав Иванович, мне пятьдесят четыре года. На посту министра я всего один год, но, видимо, пробуду еще семь лет. Почему бы нам не попробовать поработать вместе? Тем более что вы выросли здесь и знаете наши обычаи.
   – В начале восьмидесятых я работал в Таджикистане несколько месяцев; однако возвращаться в Среднюю Азию не входило в мои нынешние планы. А за предложение спасибо, Шавкет Мухамедович. Устал служить государству: теперь можно поработать на себя и своих людей.
   – Станислав Иванович, как вы отнесетесь к тому, что мы дадим вам еще два судна в аренду?
   – Это заманчиво, но я пока не готов. Вы же сразу попросите оплату и за аренду, и за топливо?
   – Мы могли бы договориться.
   – Тогда, как только мы вернемся в Ленинград, с вами свяжется Павлов, потому что я сразу улетаю в Берлин.
   – Буду ждать вашего ответа.
   Было уже поздно. Попрощавшись с хозяевами, Кан и Павлов поехали обратно в резиденцию.
   После теплого душа, снявшего напряжение в теле, Кан сел в удобное кресло и смог наконец расслабиться. «Приятная семья у министра. Чувствуется, что они соблюдают древние традиции, хотя и живут в современном комфорте. Такое случается в тех семьях в Средней Азии, где муж и жена родились в дальнем кишлаке, а образование получили в городе…» Его мысли прервал стук в дверь.
   – Войдите! Не заперто.
   На пороге появился Павлов.
   – Не спишь еще? – сказал он, проходя в комнату и усаживаясь на диван.
   – Да нет, вот, сижу, перебираю в уме разговор с Абдурахмановым.
   – Я понял, что «уложил» ты его по всем правилам! А жена его только про тебя весь вечер и спрашивала. Оказывается, они слышали о тебе на Кубе!
   – Никто никого не «укладывал»: мы договорились о новом контракте. А насчет Кубы – так это старая история.
   – Ну – старая так старая. Стас, послушай, выходит, что Бекетов был прав. Он действительно имеет влияние здесь, в Красноводске.
   – Получается так. К тому же, Бекетов говорит, что вы с ним хорошо знакомы.
   Павлов сделал вид, что не услышал последних слов Кана. Потянувшись, он встал с кресла и сказал:
   – Ну, я, пожалуй, пойду: поиграю в нарды с охранниками.
   – Иди, а я сегодня лягу пораньше.
   Уже стоя в дверях, Павлов сказал:
   – Слушай, Стас, а ведь выходит, что из Ленинграда тянутся нити к НПЗ. Видимо, наверху Госкомнефтепродукта распродают лицензии и квоты. Грядут времена, которые мы видели только в старых американских кинофильмах: мафия, террористы, рэкет. Мир движется по спирали: все повторяется – только в новом обличии.
   …Сквозь сон Кан слышал телефонные трели, но не было сил дотянуться до трубки. Наконец, преодолевая усталость, он ответил на звонок:
   – Да, слушаю. Алексей, это ты?
   В трубке послышался тихий голос:
   – Это Бекетов. Поздравляю вас с успешными переговорами!
   – Спасибо, но контракт еще не подписан.
   – Это уже дело техники. Главное, что вы открыли ему глаза! Он теперь торопит меня. Станислав Иванович, вы не возражаете, если мы посидим с вами внизу в баре?
   – Хорошо, я только оденусь и сразу спущусь.
   – Хорошо. Жду вас, – Бекетов первым положил трубку.
   В баре никого не было. За столиком в углу зала Павлов играл в нарды с лейтенантом службы охраны. Судя по тому, как он весело размахивал кружкой пива, было очевидно, что выигрывал. У стойки бара сидел Бекетов со своей давешней спутницей. Только теперь она была не в алом, а в сиреневом платье с глубоким вырезом. Пышные светлые локоны мягкими волнами лежали у нее на груди и плечах. Бекетов выглядел безупречно: белая накрахмаленная рубашка, белые брюки со стрелками, туфли и ремень в тон и даже одной фирмы. Он приподнялся с барного стула и протянул руку для пожатия. Потом представил свою спутницу:
   – Это Натали. Вы не против, если она посидит с нами? Не захотела оставаться одна.
   – Почту за честь присутствие такой девушки, – произнес Кан.
   Наташа удивленно взглянула на узкоглазого корейца.
   – Не удивляйся, Натали. Станислав Иванович – бывший морской офицер.
   – Ты тоже бывший офицер, но что-то от тебя таких слов я не слышала, – с грустью сказала девушка.
   Времена менялись: теперь стало модно возить своих «половин» в служебные командировки – по примеру первых государственных лиц. Первым из советских лидеров начал брать в поездки супругу Михаил Сергеевич Горбачев. И если бы она просто сопровождала его в этих поездках! Она принимала в них самое активное участие. Это именно Раисе Максимовне пришла в голову идея поставить страну на путь трезвенников. Это именно «благодаря» ей в Молдавии и на Кавказе в течение двух лет были уничтожены виноградники с ценнейшими уникальными сортами, а в Кишиневе и Сочи – хранилища коньяков и вин столетних выдержек.
   – А почему вас зовут Натали, а не Наташа? – поинтересовался Кан.
   – Посмотрите внимательно, Станислав Иванович: она вам никого не напоминает? – спросил Бекетов.
   – Точно! Девушка в роскошной шубе с рекламного щита фирмы «Лена» на углу Невского и Садовой! Неужели это вы?
   – Вы угадали! – рассмеялась она. – Та шуба называлась «Натали». Кстати, ее потом на пушной бирже в Ленинграде продали финнам за двадцать тысяч долларов.
   – Финны получили свою «Натали», а я – свою, – сказал Бекетов, погладив девушку по плечу. – Станислав Иванович, вы не против того, чтобы сесть за стол?
   – Не против. Давайте сядем, – согласился Кан.
   Они заказали напитки, и Бекетов продолжил:
   – Из разговора с Абдурахмановым я понял, что вы подсказали ему, как нужно зарабатывать деньги, сидя в кресле министра морского флота Туркмении. Когда он только вступил в должность, то все жаловался, что его поставили командовать старым флотом. А тут вы приезжаете и открываете ему глаза. Он завтра будет говорить со своим приятелем, министром рыбного хозяйства Туркмении Азизовым. Хочет привлечь его в ваш контракт.
   – Думаю, пока это преждевременно. Нужно сначала рассчитаться за первую партию топлива. Кстати, вы оказались правы: Абдурахманов намекнул, что нал хотел бы получить через вас.
   – А я, Станислав Иванович, вообще редко ошибаюсь. Вы это потом поймете.
   «Непонятно: это угроза или предложение дружбы?» – подумал Кан.
   – В Ленинграде Павлов встретится с вами, как только мы будем готовы.
   – Может, не надо через него? – Бекетов кивнул в сторону играющего Павлова. – Не люблю я его и не верю ему. К тому же, мой приезд не связан с вашим туркменским контрактом.
   – Тогда я ничего не понимаю. Поясните.
   Кан попросил, чтобы им принесли боржоми со льдом.
   – У нас боржоми из холодильника. Льда нет, – ответил из-за стойки бармен.
   – Подойдет из холодильника, – согласился Кан.
   Бекетов продолжал:
   – Родом я из Красноводска, здесь мои родные места. Нашу семью знают все местные жители. Мой род происходит из Ирана. Прадед пришел на эти земли с большим состоянием, и каждое следующее поколение только умножает семейную казну. Мой отец здесь очень уважаемый человек. Если кому-то нужны большие деньги, а большие деньги зачастую нужны деловым и высокопоставленным людям, то они обращаются к моему отцу, и тот всегда их выручает. А учился я в Ленинграде – окончил юрфак Ленинградского университета еще при Брежневе…

Бекетов 80-х

   В те времена, когда у руля коммунистической партии Советского Союза стоял его пятикратный герой, вся страна жила девизом: «Возьми сам и дай возможность другим!». Как-то Брежнев сам рассказал такую историю в одном из своих выступлений: «Помню, учился я в техникуме, времена были голодные. По ночам мы разгружали вагоны с цементом, песком, мукой. А бывало, попадался вагон с яблоками – так мы тогда его быстро разгружали и несколько мешков брали себе, пока не видел охранник». Советский Союз был изолирован от внешнего мира. Все – от хлеба до самолетов – производили союзные республики. Импортные товары широкого потребления можно было купить только в специализированных магазинах, где оплата производилась чеками и сертификатами, которые получали граждане, работавшие за границей. В таких магазинах без всякой очереди продавали импортные телевизоры, видеомагнитофоны, бытовую технику, даже автомобили, в то время как обычные советские граждане могли без очереди купить только уксус да кабачковую икру. Чтобы купить автомобиль, нужно было ждать шестьдесять лет. У валютных магазинов и интуристовских гостиниц кружились армии фарцовщиков. В Ленинграде в начале восьмидесятых был такой известный фарцовщик по кличке Грузин. На самом деле звали его Александр Фомин, и был он наполовину азербайджанец, наполовину русский. Ему было тогда лет тридцать, и все знали, что он работает в порту – сутки через двое. Сутки он был на работе, а потом двое суток занимался фарцовкой. В восемьдесят четвертом Грузин имел особую популярность среди фарцовщиков, которые с утра до вечера тусовались в баре на Двинской. Все знали, что именно через него проходил основной поток импортной радиотехники, холодильников и автомашин. Поскольку весь импортный товар для валютных магазинов поступал на склады Внешмортрансфлота, было очевидно, что за Грузином кто-то стоял сверху, но никто из фарцовщиков не знал его имени. В разговорах называли его «Пахан».
   Бекетов в то время служил младшим лейтенантом в транспортной прокуратуре на Двинской, где прокурором был В. Г. Мампория. Фарцовщики, если попадались на перепродаже валюты или чеков ВТБ, в основном проходили через молодого лейтенанта. Бекетов имел неограниченные финансовые средства, которые высылал ему отец. А доступа к импортному товару у него не было. Он искал надежный контакт, который обеспечил бы ему такой доступ, тем более что отец все время просил его достать новую «Волгу». В то время в Красноводске только председатель горисполкома ездил на «Волге». В какой-то момент Бекетов узнал, что все пути сходятся на Фомине-Грузине. Но тот работал осторожно и сам не светился у магазинов. Лейтенант понимал, что взять Грузина на деле невозможно. И тогда он решил устроить ему «подставу». Он вызвал из КПЗ [14 - Камера предварительного заключения.] сидевшего там фарцовщика по кличке Тощий, который промышлял на «куклах» у валютного магазина «Альбатрос». Обычно на «куклах» работали два фарцовщика. Происходило это примерно по такому сценарию.
   …Тощий стоял у «Альбатроса» уже пару часов, но клиентов все не было. Наконец его напарник по кличке Нос махнул рукой с остановки трамвая, указывая на «фраера» в морской форме. Тощий пошел навстречу потенциальному клиенту. Моряк явно был не из Ленинграда, похоже, что с Севера.
   – Чеки [15 - Чеки Внешэкономбанка СССР. Курс на черном рынке в те годы – один к восьми рублям.] не продаете? – приостановившись за несколько шагов от него, тихо спросил Тощий.
   – А почем? – моряк замедлил ход.
   – Могу купить по десять, – предложил Тощий явно завышенный курс.
   – Пойдет. А если я продам больше? – моряк уже остановился.
   Тощий подошел вплотную.
   – Не останавливайся! Идем к магазину. А сколько у тебя есть?
   – Если продашь по одиннадцать, то тысяча, а после «Альбатроса» – еще пятьсот.
   – Давай по двенадцать – и все полторы тысячи сейчас?
   Клиент задумался и замедлил шаг.
   – Хорошо, идет!
   – Давай зайдем за угол этого дома. Тут никто не помешает, – предложил Тощий.
   Встали между домами. «Вот подфартило! Хорошо, что с утра Нос приготовил «куклу»» на десять тысяч», – стучало в голове Тощего.
   – Давай быстрее, чтоб менты не засекли! Приготовь шесть книжек, – нагнетал он обстановку.
   – Да у меня уже все готово.
   Тощий вынул пачку двадцатипятирублевых банкнот и передал моряку.
   – Вот. Тут десять тысяч.
   Он вынул другую пачку и отсчитал восемь тысяч рублей.
   – Еще восемь. Давай чеки! Считай!
   Моряк достал шесть книжек чеков и отдал Тощему.
   – Ты, давай, шустро считай, пока нет ментов! – торопил Тощий, проглядывая чеки. Клиент от возбуждения начал пересчитывать второй раз.
   «Так. Все как по маслу. Теперь надо незаметно достать «куклу» и спрятать в рукав куртки. А вот и Нос стоит наготове – ждет сигнала», – спокойно планировал Тощий. Моряк был весь красный от возбуждения.
   – Тут все правильно: восемь тысяч, – он держал в левой руке пачку. – А тут на пятьсот рублей больше! – моряк тряс правой рукой пачку двадцатипятирублевок.
   – Вот спасибо! Дай проверю! – Тощий взял пачку и начал пересчитывать. В этот момент он и заменил ее на «куклу» – пачку нарезанной бумаги – и отступил от моряка на шаг. Нос начал движение в их сторону.
   – Да, ты прав! – обрадованно сказал Тощий. – Тут больше на пятьсот рублей, в спешке проглядел. Вот, пятьсот рублей я вынимаю, а остальное – твое.
   Нос быстро прошел рядом.
   – Орлы, атас! Менты! – раздался тихий оклик.
   Клиент схватил пачку, протянутую ему Тощим, и быстро зашагал к «Альбатросу», на ходу засовывая деньги во внутренний карман шинели. Тощий завернул за дом, где в «девятке» его уже ждал Нос. Машина медленно поехала по Двинской. Только в гостинице морячок достанет деньги, чтобы пересчитать, и увидит вместо пачки из двадцатипятирублевок «куклу»: сверху и снизу две банкноты по двадцать пять рублей, а между ними – нарезанная бумага. Вместо восемнадцати тысяч он получил восемь. После такой удачной «сделки» Тощий не появлялся на «работе» пару дней.
   Но в последний раз ему не повезло, и теперь он сидел в КПЗ, откуда его и доставили к Бекетову. Тощий вошел в просторный кабинет лейтенанта. «Интересно, что этому менту надо? Ребята говорили – он ничего», – думал он, приглядываясь к следователю. Форма на менте была сшита не из государственного сукна, а на заказ – из лавсана, который можно купить только на валюту или у моряков с рук. На ногах вместо форменных ботинок – явно дорогие итальянские. «Да эта форма с ботинками потянет баксов на шестьсот», – прикинул фарцовщик. Бекетов предложил сесть на стул напротив и пододвинул к нему пачку сигарет «Кэмел».
   – Закуривай, Тощий!
   Тощий не любил импортные сигареты: слишком слабые. Но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба! Свои-то у него отобрала конвоир в юбке. «Вот баба! Заставила раздеться догола, да еще за член схватила, будто ей это нравится, и говорит: «Моя бы воля – я бы всем фарцам яйца поотрывала!» – а потом дернула так, что кадык заходил от боли. Стерва! Еще бы в двери зажала», – взвыл про себя Тощий. Она швырнула в него одежду и прошипела в самое ухо:
   – Вечером достану тебя из конуры. Если не удовлетворишь, то опять шмотки отниму, и просидишь голый до утра!
   А тут еще этот мент в импортных ботинках. Ему-то что надо?
   – Тощий, скажи-ка мне, среди ваших крутится вот этот тип? – Бекетов положил на стол черно-белую фотографию, на которой он сразу узнал Грузина. Только жаль, на фотографии не вышла золотая коронка во рту. Тощий сильно затянулся сигаретой и выпустил дым:
   – В «Альбатрос» приходят тысячами разные люди, разве всех запомнишь?
   – Давай сразу условимся. Ты мне сейчас отвечаешь без дураков, а я постараюсь сделать так, чтобы Мампория не попросил лично для тебя годков пять, скажем так, где-нибудь на БАМе. Тут на прошлой неделе был морячок с Севера. Его кинули на десять тысяч косых. Так он на фото опознал тебя, – Бекетов похлопал по лежащей перед ним синей папке и, выдвинув ящик стола, вынул из него хорошо знакомую Тощему «куклу». – Узнаешь, браток?
   – Понятия не имею, что это – отпарировал Тощий.
   – Можешь не стараться, я знаю, что тебе ее сделал Нос. Но Нос по делу не проходит, а вот ты как раз тянешь на…
   – Ладно, понял. Короче, это – Грузин. То есть зовут его Сашкой, а фамилию не знаю.
   – То, что его фамилия Фомин, я и без тебя разобрался. Говорят, что он имеет «ключи» к складам Мортрансфлота?
   – Можно еще сигарету?
   – Твое здоровье – мне не жалко! – не отказал лейтенант.
   – Грузин появился в Питере несколько лет назад. Сначала он работал в морском порту, скупал у моряков чеки и отоваривался в «Альбатросе»: покупал товар по заказам знакомых. Потом он начал покупать холодильники «Шарп» и цветные телевизоры «Панасоник». На них навар выходил триста процентов. Два года назад он перевелся сменным механиком на портовый буксир. И вот с тех пор он стал самым крутым среди фарцы. За ним стоит Пахан. Говорят, Пахан занимает большой пост в морском флоте. Обо всем, что поступает на склады, Грузин знает заранее. Он на заказ все братве доставляет, а остаток товара распределяет в «Альбатрос» и «Березку».
   – Гонишь ты мне, Тощий, – перебил лейтенант.
   – Бл… буду! Не гоню! – возмутился арестованный.
   – И что же – так-таки никто и не видел этого Пахана? – съехидничал лейтенант.
   – Говорю же – не видел. Похоже, Грузин с ним встречается на работе, а в порт из наших никого не пропускают. Полгода назад я заказал Грузину две «восьмерки» [16 - ВАЗ-2108.]. Мне надо было их перекинуть черным [17 - Кавказцы.], так Грузин в течение двух дней дал мне накладные на машины. Я сам получал их в порту.
   – Ну ладно, Тощий: будем считать, что ты меня убедил. Завтра тебя отпустят, но должен будешь сделать Грузину заказ.
   – Что за заказ? – нервно заерзал на табурете Тощий, подумав с тоской: «Похоже, от бабы-конвоира не отвязаться».
   – Закажешь ему два японских холодильника. Вот тут для тебя приготовлены чеки, – лейтенант снова выдвинул ящик стола и вынул из него две книжки ВТБ. – Мы возьмем вас, когда будете рассчитываться.
   – Ага! А потом ты пришьешь мне две статьи – за старое и новое?! – возмутился Тощий.
   – Нет. Холодильники эти нужны мне и начальнику, а Грузин сам будет расплачиваться. Тебя за неимением улик отпустим сразу.
   – И это потом будет часто повторяться? Нет, я не согласен быть стукачом! – Тощий опять заерзал на табурете.
   – Я же тебе сказал, что это нужно будет только один раз. Грузин и не подумает на тебя, – сказал Бекетов.
   – Который сейчас час? – спросил вдруг Тощий, у которого часы тоже отобрали при обыске.
   Бекетов посмотрел на свои часы «Сейко» с электронным циферблатом:
   – Без пяти час.
   «Ого! – увидев часы, сразу подумал Тощий. – Такие «котлы» в «Березке» за час были бы проданы подчистую. Они стоят триста баксов! Уж наверняка этот лейтенантик их приобрел не на свою зарплату в триста рэ!»
   У Тощего созрел план:
   – Слушай, так может, я прямо сегодня сделаю заказ? Наверняка Грузин еще сидит в кафе на Двинской.
   – Вот это уже дело! На, звони! – следователь придвинул к нему телефон и отошел к шкафу.
   Тощий набрал номер:
   – Олег, это ты?
   – Да, а что? – ответил голос бармена в трубке.
   – Слушай, это Тощий. Грузин там?
   – Да, тут он. Сидит уже второй час с двумя телками.
   – Слушай, а передай ему трубку!
   – Сейчас, подожди.
   – Алло… – послышался в трубке голос Грузина.
   – Сань, привет. Это Тощий говорит.
   – Ну, здорово, Николай!
   – Сань, там у тебя нет двух холодильников, «Шарпов»? Мне заказали.
   – Когда надо? – уточнил Фомин.
   – Вчера еще надо было. Помоги, прошу, – клянчил Тощий.
   – Ты знаешь, что я теперь беру по двести пятьдесят за штуку?
   – Да, я в курсе: на той неделе Нос брал у тебя по этой цене.
   – Готовь пять косых чеков. Завтра в три привезу к бару.
   – Сань, буду обязан. Может, тебе талоны на девяносто третий подкинуть?
   – Завтра разберемся. Пока… – в трубке послышались короткие гудки.
   Бекетов снова сел за стол.
   – Вот тебе пятьсот чеков. Завтра в баре встретимся.
   – Дать расписку на чеки? – поинтересовался Николай.
   – Мне твоя расписка ни к чему – за пятьсот чеков ты и сам не сбежишь. Сейчас тебя отпустят. Давай, готовься к завтрашнему дню. Ну, будь здоров, Колян!
   Операция прошла успешно, и наконец перед Бекетовым сидел Фомин, а во дворе постовые разгружали холодильники. Бекетов разглядывал Грузина. «А что – и правда на грузина похож, – думал он. – А еще, когда улыбается своей наглой усмешкой, как сейчас, то слева во рту виднеется золотой зуб».
   Во дворе что-то грохнуло. Бекетов подскочил к окну и высунулся в форточку:
   – Вы, осторожнее там! Не поцарапайте! – крикнул он трудившимся внизу милиционерам.
   – Не беспокойтесь! Они упакованы в пять слоев картона! – ответил постовой.
   Бекетов вернулся за стол и достал бланк протокола.
   – Ну что ж, пожалуй, начнем, Александр Фомин! Твои данные у меня есть, осталось только несколько формальностей.
   – Откуда данные-то? – возмутился Фомин, нервно потирая руки. – Я ведь еще не привлекался.
   – Тем не менее у меня есть на тебя полное досье. Ты ведь работаешь в порту?
   – Да, в морском порту – судомехаником на буксире «Вьюга». Работаю сменно, сутки через двое.
   – Второе место работы? – с улыбкой спросил лейтенант.
   – Я работаю только в порту. Остальное время дома.
   – Ну что ж, стояние у валютных магазинов засчитаем как работу на дому.
   – Я уже сказал, что работаю только судомехаником на «Вьюге», – перестал улыбаться Грузин.
   – Тогда я поставлю вопрос иначе. Будем считать, что двое суток, свободные от вахт, ты отдаешь своему хобби. Это оно тебе приносит столько валюты? – Бекетов открыл сумку и высыпал на стол перед Грузином кучу чеков и сертификатов ВТБ. – Тут тянет на «в особо крупных размерах», да еще и в валюте. Или, может, ваш буксир «Вьюга» ходит за границу? Или заработную плату в порту нынче выдают в чеках ВТБ?
   – Это мне дали знакомые, чтобы я купил им товар, – заученно ответил Фомин.
   Лейтенант засмеялся.
   – Я был о тебе, Фомин, лучшего мнения. А ты сразу раскололся.
   У Грузина пробежала по лицу тень сомнения.
   – В каком смысле – раскололся?
   – Да в таком. Твой ответ хорош для моих постовых. Кто из твоих знакомых может дать тебе столько чеков? Тут заработок целого экипажа, и не за один рейс! И даже если чеки тебе могли дать знакомые моряки, то сертификаты-то кто тебе дал? Знакомые дипломаты? Это детский лепет. Придумай что-нибудь посерьезней. У тебя в камере для этого будет полно времени.
   Бекетов нажал кнопку под столом. Вошла все та же баба-конвоир.
   – Уведите задержанного!
   – Товарищ лейтенант, а у нас там битком. Только что привезли уголовников. Может, в одиночку его?
   – Нет, одного из них перекиньте в одиночку, а этого, – Бекетов кивнул на Грузина, – в общую. Пусть увидит небо в алмазах.
   – Поняла, – довольно ухмыльнулась баба-конвоир. – Сейчас мы его, голубчика, ощупаем, а потом определим к уголовникам.
   К обеду следующего дня Фомина вновь доставили в кабинет Бекетова. Теперь вид у него был ужасный. Модный костюм покрыт пятнами, рубашка порвана у воротника, ухо надорвано, и кровь на нем запеклась черным сгустком. От него воняло так, как будто ночь он провел на «параше».
   – Как отдыхалось, Фомин? – участливо поинтересовался Бекетов.
   – Спасибо, хреново, товарищ начальник, – в тон ему ответил тот.
   – Тогда перейдем к делу, – продолжал лейтенант. – Ты подумал, что мне написать в протоколе насчет денег? Откуда они у тебя? И еще. Сегодня у тебя дома был обыск.
   Фомин старался скрыть нервозность. «Он спросил, что писать в протоколе? – лихорадочно думал он. – Значит, есть надежда. Что-то от меня нужно этому щеголю лейтенанту». Как можно спокойнее он спросил:
   – И что вам дал этот обыск?
   – Тут я задаю вопросы, а ты отвечаешь, если, конечно, хочешь. Если нет, то я сам заполню графу на свое усмотрение, а там суд разберется.
   – Ну, мне тяжело так сразу сказать, чьи это деньги.
   – У тебя была целая ночь на раздумье, Фомин.
   – Какие там раздумья! Я впервые в жизни провел такую ночь. Врагу не пожелаю такого!
   – Видишь ли, теперь к деньгам, изъятым у тебя при задержании, добавились еще и чеки, обнаруженные в процессе обыска. Я уже подготовил заявление на имя прокурора Мампории о выдаче постановления на обыск у твоей тещи на Лесном проспекте и у твоей матери в Луге. Так, глядишь, и насобираем с родственников Александра Фомина по нитке – прокурору на рубашку. Думаю, что тут выйдет не рубашка, а целая коллекция одежды, которой хватит, чтобы одеть все население Китая.
   – Я понял. Давайте ваши вопросы, буду отвечать.
   – Откуда у тебя чеки ВТБ и сертификаты? Если их тебе дали знакомые, то выкладывай их данные.
   – Валюта моя, заработанная за несколько лет. Другие тут ни при чем. А можно мне адвоката?
   – Ты, видимо, насмотрелся американских боевиков. Это у них на следствии и даже при задержании может присутствовать адвокат. Наш процессуальный кодекс подключает адвоката только после окончания предварительного следствия или вообще на суде.
   Фомин сник. Бекетов между тем продолжал:
   – У меня собраны данные за последние шесть месяцев твоей «работы» с фарцовщиками. Так вот, за это время ты поставил им тысячу пятьсот комплектов цветных телевизоров «Панасоник» и видеомагнитофонов той же марки, и четыре тысячи двадцать японских холодильников фирмы «Шарп» объемом пятьсот литров – прибавь сюда еще два, которые стоят у меня на складе, – триста тридцать автомобилей марки «Жигули» и, наконец, сто пять автомобилей марки «Волга» ГАЗ-24. И это – только перечень зафиксированного нами крупногабаритного товара. А сколько прошло мимо нас? Остается только догадываться.
   Пока он говорил, на лице Фомина заметно проступало облегчение, а под конец он вообще заулыбался. Он еще раз повторил про себя: «…и, наконец, автомобилей «Волга» ГАЗ-24»… Так вот где собака зарыта!»
   Указом правительства СССР от февраля 1963 года автомобили ГАЗ-21, а в последующем ГАЗ-24, ГАЗ-24А, ГАЗ-24-10 и ЗИЛ-14, ЗИЛ-117, ЗИЛ-114 поставлялись только транспортным предприятиям под такси или для обслуживания лиц из правительства или аппарата управления. Продавать их позволялось только по спискам и только определенным слоям населения, а именно: заслуженным гражданам Советского Союза, Героям Советского Союза и Героям Социалистического Труда. Одним словом, простой смертный мог прокатиться на «Волге», только заказав такси или работая водителем такого «членовоза», как их называли в народе. И даже герои войны и труда и заслуженные граждане порой ждали своей очереди на получение заветного автомобиля до глубокой старости.
   – Откуда у тебя, простого судомеханика портового буксира, столько товара?
   – Да уж не украл, поди, – это любому понятно!
   – Любому, может, и понятно, а мне, следователю морской транспортной прокуратуры, нет, – задумчиво произнес лейтенант, разглядывая свои холеные ногти.
   «Во дает! Даже у моей Натки маникюр похуже будет, – думал Фомин, глядя на руки мента. – Вот ведь как любит себя. Такие, как он, падки на деньги да подарки». Как бы нехотя он произнес:
   – Ну, есть у меня один канал, вернее, человек, который мне помогает.
   – Не прибедняйся, друг Саша: это не канал, а целая река, и не просто человек, а Гулливер в стране лилипутов!
   – Может, и так. У него действительно большие возможности.
   – Давай, Фомин, имя, адрес и занимаемую должность, – Бекетов положил перед Грузином чистый лист бумаги и простой карандаш с резинкой.
   «Так-так, он хочет, чтобы я писал не ручкой, которая осталась лежать на столе рядом с протоколом, а карандашом с резинкой! – промелькнуло в голове Фомина. – Два-ноль в мою пользу!»
   – Товарищ начальник, может, вы еще хотите ключи от квартиры, где деньги лежат?
   – Ну что ж, если ты хочешь играть в эти игры, то я тебя хочу предупредить, что весь твой «винегрет» может потянуть лет на десять с конфискацией.
   – А нельзя с «винегретом» подождать? Может, пока пусть будет салат из двух «Шарпов»? – Грузин перешел на шепот.
   – Ты можешь спокойно говорить: у меня тут прослушки нет. Что ж, Фомин, в таком случае ты мне не только ключ от этой квартиры отдашь, но еще и его дубликат, потому что он понадобится моему шефу.
   «А вот теперь уже три-ноль в мою пользу. Только бы не продешевить!» – возликовал про себя Фомин и, стараясь не показывать радость, произнес как можно официальнее:
   – Тогда давайте по существу.
   – Это хорошо, что мы друг друга поняли. Теперь можем начать работать, – заключил лейтенант.
   Через неделю Фомин уже был на вахте. Никакой «телеги» из прокуратуры на него не поступило. Был март. Весна постепенно вытесняла остаток дождливой зимы. На улицах продавали подснежники и мимозы, и казалось, что повсюду пахнет свежими огурцами. На самом деле это был запах любимой рыбы ленинградцев – корюшки. У всех станций метро с бортовых машин шла бойкая торговля свежей корюшкой. До сооружения в 1983 году кронштадтской дамбы в Финском заливе было очень много этой рыбы. Дамба нарушила экологию залива, корюшки в нем почти не осталось, и сегодня уже очень мало кому доводится полакомиться знаменитым питерским деликатесом.
   Грузин после вахты заехал домой помыться и переодеться. Зазвонил телефон. Его жена Наташа взяла трубку.
   – Алло! Здравствуйте, могу я поговорить с Александром? – произнес незнакомый мужской голос.
   – Саш, тебя к телефону! – крикнула жена.
   Фомин взял трубку.
   – Да, слушаю!
   – Привет! Не узнаешь?
   – Почему же – узнал. Привет.
   – Можем сегодня встретиться?
   – Давай в баре на Двинской. Я там буду в час.
   – Идет, в час в баре. До встречи!
   В обед в кафе на Двинской собиралась вся фарца. Обменивались информацией о приходе и наличии товара за коктейлями и бутербродами с красной икрой, которые мастерски готовил бармен Гоша, получавший за каждый такой бутерброд рубль четырнадцать и еще чаевые сверху. Бармен разбирался не только в бутербродах и коктейлях: он был в курсе всех дел фарцовщиков, но каждый из них знал, что дальше него эта информация не пойдет. Грузин приехал на полчаса раньше назначенного времени. Фарца была в сборе, и дым стоял коромыслом. Он протолкнулся к столу у стены. Там сидели моряки из Кронштадта. Один стул был свободный.
   – Не помешаю? – спросил он у моряков.
   – Конечно, нет, – моряк забрал со стула фуражку и предложил сесть.
   Фарцы заметили Грузина и ждали. Бармен тут же оказался у стола.
   – Саш, что будешь? – спросил бармен, убирая со стола пустые пивные бутылки.
   – Гоша, если не трудно, бутылку пива и два бутерброда с икрой.
   – Уже несу, Сань.
   Через минуту на столе стояли пиво и бутерброды.
   – Вот это сервис! А мы пива ждали целый час, – проворчал моряк справа.
   Фарцовщики входили и выходили, и все старались поздороваться с Грузином.
   – Сань, сегодня есть что? – поинтересовался бармен. Видимо, всех уже давно мучил этот вопрос.
   – На этой неделе выкинут «Волги» и видаки.
   – Сань, мне нужно пять видаков, и пиво в банках заканчивается, – шепнул ему на ухо бармен.
   – Пиво привезу завтра: там уже приготовлено сто ящиков, а видики – в конце недели.
   Бармен похлопал Фомина по плечу.
   – Спасибо, Сань. Смотри, чтобы толпа не разорвала тебя с этими тачками, – с этими словами он отошел к бару.
   Фарцы тут же ринулись к стойке: за «бутербродами» с информацией.
   В этот момент в кафе вошел Бекетов. Основная масса народа толпилась у бара и не обратила на него внимания. Одет он был в штатское, а те из фарцовщиков, кто его знал, привыкли видеть его в форме. Зато Грузин заметил вошедшего сразу. Бекетов подошел к столику, за которым сидел администратор кафе, Вадим. Тот привстал и поздоровался с Бекетовым, а затем предложил ему стул напротив себя. Бекетов, усаживаясь, повернулся к Грузину и незаметно подал ему знак, что вскоре подойдет. В основном говорил Вадим, а лейтенант слушал и кивал головой. Через несколько минут Бекетов пересел к Грузину и первым начал разговор:
   – Я принес бабки за холодильники. Я слышал, что в порт поступили машины?
   – Да, тридцать пять «Волг» и еще видаки. Распределять будут в конце недели.
   – У меня имеется информация, что там будут ГАЗ-24 на семьдесят шестом бензине и «Жигули» девятой модели реэкспорт, – сказал Бекетов.
   – Может быть. Утром, когда сменился с вахты, я зашел к генеральному, а он спешил на совещание. На ходу сказал только количество товара и ассортимент, но я могу уточнить, если это важно.
   – Очень важно! Уточни.
   Грузин направился к бару:
   – Гоша, дай телефон, – попросил он бармена, подойдя к стойке. Тот протянул ему аппарат. На том конце провода долго не снимали трубку. В баре стало тихо. Все знали: Грузин просто так звонить не станет – только по важному поводу.
   – Здравствуйте, это Фомин с БТР-25, можно… Алло, это я. Можно уточнить поступление? – Фомин что-то быстро записал в свою записную книжку, потом положил трубку на рычаг телефонного аппарата и пошел к выходу. Бекетов понял, что толпа не даст им поговорить и двинулся следом за ним. Грузин стоял на ступенях.
   – Пятьдесят автомобилей ГАЗ-24, из них пять на семьдесят шестом бензине, и двести «Жигулей» модели 2109 финского реэкспорта. «Волги» белого и бежевого цветов, а «Жигули» – всех цветов, – доложил он.
   – Мне нужны две «двадцать четвертые» на девяносто втором бензине. Белые. И пять «девяток» любого цвета, кроме белого, – тихо произнес Бекетов.
   – Хорошо, готовь деньги на среду. Я как раз сменюсь с вахты. Только мне будут нужны водители, чтобы из порта перегнать тачки.
   – Утром в среду приеду к воротам порта с водителями.
   – Все, привет! Мне еще ребенка везти к врачу, – сказал Грузин и, пожав Бекетову руку, поспешил к машине.
   «Наконец-то сбудется мечта отца! И по какой цене! Это же почти даром!» – радовался Бекетов, отъезжая от бара.
   Близились майские праздники. Как-то вечером Бекетов позвонил Фомину. Теперь он вообще звонил довольно часто, и жена Фомина уже узнавала его голос в трубке.
   – Саша, тебя Бекетов, – привычно сказала она.
   – Привет, Саш. Как дела?
   – Привет, нормально. Сегодня после вахты отдыхаю дома.
   – Слушай, есть небольшая проблема. Мне звонил отец: он узнал, что у тебя были «Волги» на семьдесят шестом бензине и просил поменять.
   – Да ты что: это же было три недели тому назад! Все тачки давно проданы. Правда, через месяц будет еще.
   – Саша, через месяц – это поздно. Ты бы узнал у него, может, есть какой-то резерв?
   – Понимаю, что поздно. Слушай, завтра у нас будет собрание во Дворце культуры моряков в честь праздника. Генеральный будет там выступать. Попробую переговорить с ним потом.
   – Спасибо, Сань. Я очень на тебя надеюсь. Пока!
   – Саша, а что, Бекетов теперь занимается импортными товарами? Его уволили из прокуратуры? – язвительно спросила Наташа.
   «Так, значит, завтра собрание, и он будет выступать. Интересно», – размышлял Бекетов; затем он набрал домашний телефон прокурора.
   – Добрый вечер, Вадим Григорьевич. Это Бекетов.
   – Чего не отдыхаешь? Что-нибудь случилось?
   – Нет, все в порядке. Завтра во Дворце культуры моряков собрание. Я подумал, почему бы нам туда не пойти?
   – Дело стоящее. Мне прислали приглашение, но я, к сожалению, утром буду в горкоме партии. А вот ты поезжай, билеты лежат у меня на столе.
   – Спасибо, я воспользуюсь. Спокойной ночи!
   Во Дворце культуры моряков было много народу. Все спешили занять места в зале. Грузин подходил к лестнице, когда его окликнули.
   – Фомин! Добрый день. Вы почему не зашли ко мне?
   Грузин увидел, что к нему подходит весь генералитет со своей свитой.
   – Товарищи, вы проходите, я вас сейчас догоню, – с этими словами заместитель начальника Балтийской морской базы пропустил сопровождающих вперед и подошел к Фомину.
   – Что у тебя там? – спросил он тихим голосом.
   – Я все передал вашему водителю.
   – Хорошо. После моего выступления подойди к машине. Мы поедем в объединение и там переговорим.
   Заместитель направился в президиум, а Фомин – в зал. В перерыве он увидел, как к его начальнику подошел заместитель прокурора морской транспортной прокуратуры Ленинграда Васильев в сопровождении Бекетова. Они о чем-то беседовали, стоя в глубине сцены.
   …Машина ехала по проспекту Стачек. Фомин сидел рядом с заместителем начальника морской базы.
   – Сколько тут? – указал тот на пластиковый пакет в руках Фомина.
   – Ровно. Можно не считать, – спокойно ответил Грузин.
   – Что у тебя за дело срочное? Кстати, на наше мероприятие приезжал поздравить с праздником, а заодно познакомиться со мной, заместитель прокурора морской прокуратуры с молодым следователем. Говорит, что большое будущее у этого лейтенанта. Так что за дело-то?
   – Одному важному клиенту надо поменять «Волгу» на семьдесят шестом бензине.
   – Александр, машины все были проданы в течение двух суток. Новое поступление ожидается только в следующем квартале. Но и то – никто не гарантирует, что они будут на семьдесят шестом топливе.
   – Мне очень нужно…
   – Ну ладно. Одну на семьдесят шестом я оставил для себя, но «Волга» для меня тяжеловата. Так что, забирай мою.
   – Вот спасибо – выручили!
   – Завтра я улетаю в командировку в Аргентину на три недели. Вы с Захарычем, – он кивнул на водителя, – заберете машину из гаража. Захарыч, останови у метро! Все, звони, как вернусь из командировки.
//-- * * * --//
   К столику, за которым сидели Кан и Бекетов со спутницей, подошел Павлов с кружкой пива в руках. Судя по его довольной физиономии, он только что выиграл в нарды.
   – Не помешаю? – обратился он к Кану. Тот кивнул на пустой стул. – Представьте меня прекрасной незнакомке, – нагло разглядывая Натали с ног до головы, сказал Павлов.
   – Натали, моя невеста, – сухо произнес Бекетов, не называя имя Павлова, который, не обращая на это внимания, поцеловал девушке руку. Бекетов продолжал прерванный разговор.
   – Благодаря Пахану мой отец получил тогда «Волгу» на семьдесят шестом бензине. До сих пор у него единственного в области есть такая машина.
   – А откуда вам известно, что это был именно Пахан? – поинтересовался Кан.
   – Грузин проговорился по телефону, что его «благодетель» будет выступать на мероприятии во Дворце культуры моряков. Я уговорил заместителя прокурора поехать туда. Среди генералитета морской базы я знал Симончука – заместителя начальника морского пароходства по снабжению. По должности он как раз соответствовал Пахану, но в фойе я случайно увидел, как к Фомину подошел молодой полковник и что-то ему сказал. Потом наш зампрокурора представил меня этому полковнику и сказал, что Ленинградский обком партии рекомендовал его на работу в министерство. Мне стало ясно, что это и был Пахан.
   – Постойте! Так вы говорите не о туркменском контракте! – вскочил со стула Павлов.
   – Да нет, я просто вспомнил прошлое, – ответил Бекетов.
   – Какое это имеет отношение к нашей встрече? – не унимался Василич.
   – Николай Васильевич, вы лучше отнеситесь внимательно к моим словам. Иначе можем поговорить и по-другому.
   – Иваныч, ты слышал?! Это же угроза! Зачем ты слушаешь его бредни? Пусть наш Осипов займется этим. В конце концов, безопасность фирмы – это его прямые обязанности.
   – Василич, ты, видно, устал от жары. Иди, отдохни, – прервал его Кан. Павлов молча сел на стул. Бекетов продолжал: – Как я уже говорил, мы на сегодня имеем контроль над топливом в Ленинградском регионе. Благодаря этому мы вышли на судовладельца, и наши ребята взяли под контроль «Моррефтранс».
   – Так это же хозяйство Бублика! – не удержался Павлов.
   Бекетов не обращал внимания на реплики заместителя Кана.
   – Николай Васильевич, предлагаю вам погулять в саду, – поднялась с места Натали.
   – С превеликим удовольствием! – просиял Павлов и, взяв девушку под руку, направился в сад.
   – Да, Павлов прав, – констатировал Бекетов. – Там действительно командует Бублик. Очень скользкий тип, чем-то похож на вашего зама. У Бублика есть несколько рефрижераторов, которые работают на линии Стамбул – Новороссийск. Вначале мы не обращали внимания на такие предприятия, как у него. Нас больше интересовали кооператоры и обменные пункты. Бублик сам вышел на нас и попросил деньги под проценты. У него задерживалась зарплата членам экипажа. Я лично перевел ему 350 тысяч долларов США на лондонский счет какой-то Елены. С расчетом он запоздал, и мы начислили ему дополнительные проценты. За полгода его долг вырос до восьмисот пяти тысяч долларов. В группировке встал вопрос: «Что с него взять?». Корабли он имел в аренде, дома у него не было, офис арендован. Оставалась только пятилетняя «ауди-80», которая тянула тысячи на три – не больше. Есть закон сицилийской мафии, которого придерживается вся братва: «Не требуй того, чего нет!». Мы решили, что будем контролировать Бублика, пока он не отработает свой долг. В прошлом месяце я вернулся из командировки по Европе. Я провел там несколько недель: мне нужно было наладить новые контакты и открыть новые счета в банках. Сразу после возвращения я заехал в казино к Малышеву с отчетом о поездке. У него были странные люди: бывшие «афганцы». Отморозки, которые за пятьсот баксов загонят любого в гроб. Я услышал краем уха про «заказ», который предложили моему шефу на какого-то «клиента». Шефу протянули фотографию и назвали фамилию. Я подошел к столу и перехватил фото. На фото были вы, Станислав Иванович!
   – Шеф, я знаю лично этого «клиента». Тут что-то не то, – обратился я к Малышеву.
   – Тогда займись им сам. Вот тебе ксива от Бублика и эти двое, – он кивнул на киллеров. – Забирай ребят, можешь спуститься с ними вниз.
   Я с этими отморозками вышел к лифту.
   – Придете сюда через неделю, найдете меня, а пока отдыхайте.
   Я дал им по сто баксов:
   – Это за предварительный приезд, у нас так принято.
   Так вот, Станислав Иванович, из бумаг Бублика выходило, что весь свой долг он перевел на СП «Ленпан», на вашу фирму. Он встречался с вами, а нас предупредил, но вы отказались платить и сообщили ему, что вылетаете в Красноводск. Я сразу навел справки у Абдурахманова – он давний знакомый моего отца. Министр подтвердил, что вы прилетаете на переговоры. Вот я и решил слетать в Туркмению – тем более что я давно не был у родителей.
   Кан внимательно выслушал Бекетова.
   – Долг Бублику? – наконец сказал он. – Странно: это он должен нашей фирме триста пятьдесят тысяч долларов за фрахт двух кораблей. Послушайте, я хотел у вас спросить: откуда вы знаете Павлова?
   – У меня есть помощник, Игорь Рогов. Он как-то привел Павлова в офис. Тот искал выход на кумаринцев. Видимо, он в контакте с Роговым.
   – Сейчас я услышал две новости: Бублик заказал меня, а мой заместитель за моей спиной пытается наладить контакт с преступной группировкой. Да уж… Знаете, мой отец всегда говорил мне: деньги, богатство найти или потерять легко, а вот найти настоящего друга, компаньона очень сложно. И еще: предатель всегда – в самом ближнем окружении. Да только получается, что плохо я усвоил родительский наказ.
   – Так у вас есть доказательства, что вы не должны Бублику эту сумму?
   – Конечно, есть! В бухгалтерии все расписано: сколько мы получили от «Мортрансфлота», сколько он должен нам. По бумагам, подписанным им и мной, за ним числится долг. Я утром позвоню своему главному бухгалтеру, и она подготовит все накладные и счета.
   – Так я и думал. Опоздай я на самолет, этого разговора уже не было бы, – сказал Бекетов.
   Из сада пришли Павлов с Наташей. В баре почувствовался аромат ночного воздуха. У Наташи в руках был букет из белых роз.
   – Откуда розы? – спросил Бекетов свою невесту.
   – Тут в саду большие кусты роз. Нашелся джентльмен, который, рискуя своей рубашкой, срезал мне букет, – она указала на порванный рукав рубашки Павлова. Тот смущенно переминался с ноги на ногу, как жеребец.
   – Я вас понял; только не пойму, почему вы решили помочь мне? – продолжал необычный разговор Кан.
   Бекетов встал и разлил всем боржоми. Кан поблагодарил его кивком головы.
   – Благодаря вам, Станислав Иванович, я осуществил мечту своего отца и приобрел ему «Волгу».
   – Извините, но вы меня с кем-то путаете! Вас я вижу второй раз в жизни. Никакого Пахана и Грузина я не знал и не знаю.
   – Но вам знакомо такое имя – Александр Фомин?
   – Может, и был такой. На базе только плавсостава было больше трех тысяч да плюс две тысячи береговых подразделений. Разве всех упомнишь? А насчет «Волги»? Да, я купил новую машину этой модели, но отдал ее своему знакомому. В этом вы правы.
   – Тогда все сходится… Вы сможете дать мне копии документов Бублика?
   – Иваныч, какие еще документы Бублика? – забеспокоился Павлов, усаживаясь на стул.
   Кан сделал вид, что не расслышал вопроса своего заместителя, и ответил Бекетову:
   – Конечно, ведь это в моих интересах. И еще: мы должны передать вам наличку для министра.
   – Тогда по прилету свяжитесь со мной. Павлов знает, как меня найти, – Бекетов похлопал Василича по плечу и посмотрел ему в глаза.
   – Я могу только догадываться, где вас найти, – слукавил Павлов.
   – Не скромничай. Станислав Иванович в курсе, что ты неоднократно бывал у меня в казино.
   Кан устало наблюдал за последовавшей вслед за этими словами немой сценой. Наступила полночь, наполненная пением сверчков и стрекотанием ночных кузнечиков.
   …Самолет сделал еще один круг и пошел на снижение. В иллюминаторе сверкнули стеклянными крышами теплицы фирмы «Лето». Самолет вздрогнул и плавно покатился по бетонке. Стас вспомнил, как Бекетов сказал ему на прощание в аэропорту Красноводска:
   – Понимаю, что вы, Станислав Иванович, не хотите будоражить прошлое, но и я и мой отец обязаны тому Пахану из прошлого. И теперь я должен вернуть ему долг.
   Так закончилась командировка в жаркую и гостеприимную Туркмению. Впереди Кана ждал Ленинград, горбачевская перестройка. Ему было всего тридцать пять лет…

Ольгино

   Ровно в 18:00 к универмагу «Купчинский» подъехал новенький черный «мерседес». На автостоянке не было свободных мест. Водители бросали машины у тротуара и бежали в магазин. Наконец отъехал какой-то «жигуленок», и водитель «мерседеса» ловко припарковался между автобусом и серым БМВ. Из машины вышел молодой человек азиатской наружности лет тридцати в черном плаще и с барсеткой в руках. Кан – а это был он – на ходу включил сигнализацию машины и направился к входу в универмаг. На первом этаже было очень людно: приближались праздники, и все торопились купить подарки. Возле эскалатора одиноко стояла девушка в красном плаще и длинном белом шарфе. Взглядом она искала кого-то в толпе и явно нервничала, теребя ручку сумочки. Кан незаметно подошел к ней и нежно взял ее за руку. Девушка вздрогнула от неожиданности, но, увидев Стаса, облегченно рассмеялась. Лицо ее, в котором было что-то по-детски капризное, светилось радостью и преданностью. Пробиваясь сквозь толпу людей, Кан повел ее к выходу. Они подошли в машине, он открыл перед ней дверь и галантно помог сесть.
   – Долго ждала, Катюша? – включая двигатель, спросил он.
   Машина плавно начала набирать скорость.
   – Минут десять. Там было очень много людей, и я думала, что ты не найдешь меня, – Катя с нежностью посмотрела на него.
   Он оторвался от дороги и быстро взглянул на девушку. Она сразу покраснела: ей было всего двадцать лет, и он был ее первой настоящей любовью. Кан отлично помнил их первую встречу.
   …«Станислав Иванович, к вам пришли из РУВД», – раздался по селектору голос Татьяны, временной секретарши Кана.
   Татьяна училась на экономическом факультете по направлению от СП «Ленпан». Постоянная секретарша Кана ушла в декретный отпуск, и пришлось на какое-то время взять на ее место студентку. Только недавно приступив к работе, она еще не узнавала в лицо всех постоянных посетителей.
   – Но я никому не назначал встречу. Кто именно? – удивился Кан.
   – Начальник отдела кадров РУВД Тикова.
   – Хорошо, пусть войдет. И заодно принеси, пожалуйста, два чая.
   – Сейчас принесу.
   Начальника кадров Фрунзенского РУВД он знал очень хорошо. Стасу она нравилась. Занимая такую беспокойную и ответственную должность, она одна, без мужа, поднимала двух детей. Эта красивая женщина обладала волевым и сильным характером, но при этом была добрейшим человеком, всегда готовым помочь своим друзьям. Начальник РУВД Гаврилов считал, что такие сотрудники, как Тикова, – это золотой фонд управления.
   Тикова в форме капитана МВД вошла в кабинет в сопровождении двух девушек. Кан сразу определил, что одна из них – дочь Тиковой: у нее были такие же рыжие волосы, огромные темно-серые глаза и точеная фигура. Взгляд девушки был таким чистым и свежим, что Кану показалось, что в кабинете стало светлее. Он вышел из-за стола, поздоровался за руку с дамами и пригласил их сесть. Татьяна принесла четыре чашки чая.
   – Спасибо, Таня. Я как раз хотел попросить еще два чая.
   – Не беспокойтесь, я поняла, – улыбнулась девушка и вышла из кабинета.
   Разговор начала Тикова:
   – Станислав Иванович, извините, что отрываем вас, но я решила приехать, – сказала она и сразу смутилась, покраснела, и на лице ее проступили веснушки.
   «Сколько в этой женщине чистоты! В этом возрасте она все еще краснеет», – мелькнуло в голове генерального директора.
   – Очень хорошо, что не забываете меня.
   – Как видите, я сегодня не одна: это моя Катя, – она указала на девушку с огненно-рыжими волосами. – А это Оля – дочь моей коллеги капитана Дыбенко.
   Оля была брюнеткой с вьющимися волосами. Видимо, ровесница Кати. Только она была немного выше ростом, с греческим профилем. В ней чувствовалась зрелость не по годам, и было видно, что она знает себе цену.
   – Александр Васильевич сказал мне, что вы ищете секретаршу, – продолжала Тикова. – Вот мы и решили заехать к вам. Может, кто-то из девочек вам подойдет, а может, для обеих работа найдется.
   – Да, я разговаривал с Гавриловым на эту тему. Рад, что он не забыл о моей просьбе. Только не знаю, устроит ли девушек работа секретаря?
   – А вы, если можно, расскажите им о фирме и о требованиях к секретарше.
   – Давайте я лучше приглашу начальника отдела кадров Пугачеву.
   Кан включил селектор:
   – Татьяна, пригласите ко мне Пугачеву, пожалуйста.
   – Хорошо, Станислав Иванович. Тут вас еще доктор ожидает.
   Через несколько минут в кабинет вошла Пугачева.
   – Вызывали, Станислав Иванович?
   – Да, Людмила Сергеевна. Вы знакомы с Валентиной Петровной Тиковой? Это ее дочь Катя, а это – Оля, дочь капитана Дыбенко. Обеих интересует наша открывшаяся вакансия секретарши.
   – Очень приятно, – Пугачева села напротив девушек и продолжила: – Валентина Петровна, может, возьмем обеих, если, конечно, подойдут нам? А вы, девушки, знаете, что у нас приходится работать до девяти вечера?
   – Я подумала об этом, но не решилась сказать им, Людмила Сергеевна.
   Кан обратился к Пугачевой:
   – Вот что, Людмила Сергеевна: забирайте их к себе в кабинет и побеседуйте с ними, а потом скажете мне, кто из них, по вашему мнению, сможет влиться в наш коллектив.
   Пугачева и Катя с Олей вышли из кабинета.
   – Валентина Петровна, теперь скажите, что случилось? – обратился Кан к капитану милиции.
   – Станислав Иванович, вы же знаете, я одна, без мужа, поднимаю двоих детей. Катенька старшая, ей девятнадцать лет, а сыну двенадцать – переходный возраст. После окончания школы Катя поступила в техникум. Я тогда служила участковой: день и ночь на работе, дети практически росли сами по себе. Поэтому Катя у меня очень самостоятельная. Но вот началась студенческая жизнь – и пошло: дискотеки, подружки. А тут еще волна кооперативов по стране с импортными шмотками в свободной продаже. В этом возрасте хочется модно одеться, весело провести время, а на мою зарплату капитана МВД не больно разгуляешься. На дискотеке подружка познакомила Катю с крутым грузином. А он оказался кооператором – у него три торговые точки у метро «Купчино». Катя начала бегать к нему на работу, забеременела от него, а он старше ее на десять лет! Дело даже не в возрасте и национальности: она стала приходить домой подвыпившей, а то и по несколько дней не ночевала дома – оставалась у него. Техникум забросила, начала работать у него на точке. Появились деньги, какие-то сомнительные приятельницы. А тут неделю назад приехала домой вся побитая. Оказывается, она сделала аборт, а он, когда узнал, избил ее. Теперь Катя хочет начать все сначала, с чистого листа. Я вас очень прошу, помогите, если можете.
   – А Оля почему решила пойти работать?
   – Оля – хорошая девушка. Она выросла у меня на глазах. С ее мамой мы служим вместе. Отец их бросил – ушел к другой женщине. Матери тяжело поднимать троих детей, и Оля старается ей помогать, как может. Она учится в институте имени Герцена на вечернем отделении. Говорит, что хочет работать. Вот мы с ее мамой и решили показать вам наших девочек. Гаврилов говорит, что у вас хорошая зарплата; к тому же, женскому персоналу вы даете дополнительно один день в неделю оплачиваемого отдыха. Да и обеспечиваете своих сотрудников продуктами питания со своей новгородской фермы. Александр Васильевич иногда шутит, что надо закрыть РУВД и переходить на работу в СП «Ленпан», к Кану.
   – Хорошо, Валентина Петровна, сейчас Пугачева поговорит с вашими девушками, а в понедельник она позвонит вам. Конечно, мы их возьмем на работу, но не нужно, чтобы они думали, что устроиться на работу – это так просто. Пусть до понедельника попереживают.
   – А не поздно ли мы пришли? Я вижу, у вас такая приятная секретарша.
   – Она наша стипендиатка, учится на очном в университете и помогает нам только по необходимости.
   – Большое вам спасибо, Станислав Иванович. Буду ждать звонка от Пугачевой.
   – Это вам спасибо, что привели девушек. Облегчили Пугачевой задачу. Вы же понимаете, что с улицы просто так никого не возьмешь на работу. Нам нужны рекомендации.
   …Воспоминания Кана прервал Катин голос:
   – Ты прямо из командировки? Как съездил?
   – Да, только переоделся и забрал машину из гаража. Съездил хорошо. Корабли в понедельник выходят к нам. Только Павлов недоволен: на этот раз не смог привезти себе восточную Шахерезаду.
   Катя засмеялась и потянулась к Кану. Он почувствовал на шее ее теплые губы. Девушка просунула руку под его рубашку, но тут же резко одернула. Он повернулся к ней с недоумением:
   – Что случилось, милая?
   Катя глубоко вздохнула и взглядом показала на заднее сиденье, где лежал карабин.
   – Ты опять с оружием?!
   – Тебя пугает оружие, дорогая?
   – Оружие меня не пугает: я с детства привыкла к нему.
   – Катенька, ничего не поделаешь, мы же без охраны.
   – Но мне неприятно чувствовать на твоем теле ремни от кобуры.
   – Когда доедем до Сестрорецка, я сниму амуницию. Честное слово!
   Катя молча взяла его руку и нежно поцеловала ладонь.
   «Мерседес» притормозил у коммерческого магазина рядом с метро «Пионерская».
   – Кать, давай здесь купим продукты? У них тут есть немецкие сласти, которые ты так любишь.
   Девушка очень оживилась.
   – Вот здорово! Ольга говорила, что тут где-то открыли новый магазин, который торгует на условные единицы. Говорят, в нем товары со всей Европы!
   – Да, действительно, открыли здесь такой магазин – в традициях «Елисеевского» гастронома, – ответил Кан, вспомнив одно из своих любимых мест в городе.
   В начале двадцатого века «Елисеевский» – тогда «магазин колониальных товаров торгового товарищества «Братья Елисеевы»» – называли лучшим гастрономом Европы. В роскошном здании на Невском проспекте, стиль которого был призван показать богатство товарищества и привлечь покупателей, можно было купить сыры из цветочной Голландии и колбасы из далекого Дрездена, английский чай и болгарские вина. Иностранцев привлекали здесь сахарные головы, красная и черная икра и особая медовуха на гречишном меду: заморские купцы увозили ее бочками, чтобы подивить всех на родине русским напитком. Только у Елисеева можно было купить мясо молодой косули или медведя, забитого в Сибири. Только здесь самый придирчивый покупатель мог выбрать свежайшую, будто только что выловленную, стерлядь или осетра. Поставленное на широкую ногу дело началось с малого: с вольной и ста рублей, выданных графом Шереметьевым его садовнику, Петру Елисеевичу Елисееву, который сумел зимой порадовать графа выращенной в оранжерее земляникой. Тот полученные деньги не растратил, а пустил в дело: купил мешок апельсинов, переносной лоток и пошел по Невскому, продавая зимой экзотические фрукты по копейке за штуку. Вложения окупились за несколько дней, и уже к 1813 году Петр Елисеевич смог открыть магазин по торговле фруктами. Его сыновья, прозвавшись в честь отца, продолжили и многократно преумножили его дело. Революция 1917-го года заставила их всех покинуть страну, увозя с собой торговую марку «Братья Елисеевы» и патент на водку «Смирнов». Все так же стоит на Невском проспекте огромный дом торгового товарищества, все так же в нем располагается гастроном. Только ничего в нем, кроме стен, не осталось от того знаменитого на всю Европу «Елисеевского».
   В коммерческом магазине еще издали заметили подъезжающий новый «мерседес» со спецномерами «00–01 ЛЕ». Припарковавшись, из машины вышел молодой лысоватый азиат с пышногрудой девушкой. Хозяйка коммерческого магазина, очень приятного вида блондинка, весь облик которой навевал скорее мысли о парфюмерном магазине, выпорхнула на порог встречать гостей.
   – У нас лучший выбор импортных сигарет и алкогольных напитков, кондитерские изделия из Европы и немецкая гастрономия! – расхваливала она свой товар.
   – Если вы сделаете покупок на сумму больше ста условных единиц, то мы дадим вам скидку десять процентов! – продолжала щебетать блондинка, сопровождая пару.
   – А доллары вы принимаете к оплате? – поинтересовался Кан.
   – Это даже лучше, потому что нам тогда не надо пересчитывать по курсу, – ответила хозяйка и оценивающе посмотрела на Катю.
   Катя набрала полную корзину продуктов.
   – Ты думаешь, нам этого хватит на два дня? – спросил Кан.
   – А что, там вообще ничего нет?
   – Не знаю: я там был последний раз три недели назад.
   – Можно я тогда еще возьму колбасы и сыров?
   – Катюша, за продовольствие отвечаешь ты. Я бы, конечно, не хотел потом гонять в Сестрорецк за хлебом или колбасой.
   Девушка вернулась к прилавкам.
   – Приезжайте на следующей неделе: у нас будет финский сервелат и голландские сыры! – не замолкала хозяйка.
   – Спасибо, мы редко выезжаем за город.
   Катя тут же подошла к нему и обиженно шепнула:
   – Что это она все вертится возле тебя? Только и ждет, когда я отойду.
   – Она предложила заехать еще раз. Крашеные блондинки не в моем вкусе, дорогая. К тому же, она намного старше тебя, и у нее не такая красивая грудь.
   Катя прижалась к Кану и обняла его свободной рукой. Блондинка насчитала сто семьдесят три доллара.
   – Вот двести. Сдачи не надо, – Кан протянул две сотни и взял пакеты с покупками.
   Блондинка вышла на порог и наблюдала за тем, как молодые люди укладывали покупки в багажник машины и как Кан потом галантно усаживал свою спутницу на переднее сиденье. Он встретился взглядом с хозяйкой магазина. «Выбрал себе девчонку! Нет бы обратить внимание на зрелых женщин!» – явственно читалось в этом взгляде.
   Машина неслась по Приморскому шоссе. Впереди показалась табличка «Ольгино». Слева по шоссе располагался мотель-интурист «Ольгино». Катя дотронулась до руки Кана.
   – Милый, давай остановимся тут, в Ольгино? Это хороший мотель. Помню, когда я была в восьмом классе, мы ночевали здесь с мамой: у них была конференция с финскими полицейскими. Мне тут очень понравилось тогда.
   Машина притормозила на перекрестке и съехала к мотелю. На стоянке перед мотелем стояли финские фуры и автобусы. Было много машин с немецкими и польскими номерами.
   Этот мотель был построен в семидесятых годах – в основном для финнов, приезжавших сюда на выходные попить русской дешевой водки. Мотель «Ольгино» кишел кагэбэшниками и интердевочками. И проститутки, и обслуживающий персонал мотеля были под контролем КГБ. Такса за услуги «жриц любви» была, как за границей, – сто баксов за час.
   К подъехавшей машине подбежал охранник.
   – Вы с ночевкой или на несколько часов?
   Катя приоткрыла свое окно и ответила на финском:
   – Мы на одну ночь.
   Охранник сказал на ломаном финском:
   – Это будет тридцать пять марок. Можете поставить машину у коттеджа номер семь. Ключи в дверях, – он показал на коттедж во дворе.
   Кан подогнал «мерседес» к дверям коттеджа. Тем временем из главного здания вышли две валютные проститутки и подозвали охранника:
   – Влад, это что за фраер подкатил на черном «мерсе»?
   – Какой-то узкоглазый, но из наших, а лялька его – из Финляндии. Разное видел, но такого, чтобы сюда от финнов привозили девочек, еще не было.
   Девицы пожали плечами:
   – В Тулу – и со своим самоваром? Только азиаты способны на такое.
   Они поняли, что заработать на этом «узкоглазом» им не удастся.
   – Катя, – сказал Кан, – ты разгружайся, а я загляну к портье и закажу сауну или бассейн.
   – Если там будет дискотека, то обязательно закажи нам столик!
   – Непременно, дорогая! Осторожно с карабином! Он заряжен. Занеси его в комнату.
   – Я уже заметила, что он на предохранителе.
   Катя отнесла карабин в спальню.
   За стойкой администратора в главном вестибюле гостиницы сидела девушка в красной блузке и такого же цвета юбке. «Униформа у них такая, что ли?» – подумал Кан.
   – Как вы устроились? Чем могу вам помочь? – с дежурной улыбкой спросила она.
   – Как у вас с сауной? – спросил Стас. – Если работает, то я хотел бы заказать на двадцать два часа. На двоих.
   – Я бы посоветовала на двадцать три. Будет меньше народу.
   – Отлично! С удовольствием приму ваш совет.
   – В два часа у нас в программе ночная дискотека. Хотя я слышала, у вас уже есть спутница. Из Финляндии.
   – У вас неплохо поставлена служба информации, – усмехнулся Кан. – Сколько с меня?
   – Не беспокойтесь, оплата при выезде.
   – Спасибо, – Кан пошел к выходу.
   На дворе уже стемнело, прохладный ночной воздух наполнился свежим запахом сосновой хвои. А в коттедже уже пахло совсем по-домашнему. Катя на кухне готовила ужин, вся раскрасневшаяся от жара плиты. Кан подошел к ней сзади и обнял ее. Само ее присутствие рядом снимало его напряжение.
   – Иди, мой руки! Сейчас будем ужинать, – скомандовала она.
   Кан прошел в спальню, снял портупею с пистолетом и переоделся в спортивный костюм. В ванной были разложены зубные щетки и парфюмерия. «Когда только она успела? Такая хозяйственная: хорошо воспитала ее мама», – порадовался Кан.
   Ужин, хоть и на скорую руку, был очень вкусным.
   – Мне всегда нравится, когда ты готовишь, – похвалил Кан Катю.
   – Всего лишь хорошие продукты и немного фантазии. Вот скоро научусь готовить по-корейски, тогда увидишь!
   – К сожалению, Катюша, для этого надо родиться кореянкой, иначе не получится.
   – Ты же говорил, что твоя бывшая жена очень хорошо готовила блюда корейской кухни?
   – Да, очень хорошо, но не как кореянка.
   – Может, ты и прав. Мама моей подружки Оли Хван тоже так говорит. Но все равно она учит меня, и мне нравится.
   – Я не знал, что Оля кореянка. Она не похожа на наших девушек.
   – Воспитывал ее отчим-кореец, а ее родной отец не был корейцем.
   Кан посмотрел на часы.
   – Через полчаса в сауну, а потом – в ночной клуб!
   – Вот здорово! Пойду приготовлюсь.
   – Катя, в сауну ничего не надо. Полотенце там дадут. Лучше в чем мать родила – мы там будем одни.
   – Нет, я надену купальник. Ты же знаешь, я стесняюсь своих грудей. Слишком они большие, прямо коровье вымя какое-то.
   – Надо гордиться, что тебе от мамы досталась такая красивая грудь.
   – Мне неприятно, когда мужики бессовестно пялятся на мою грудь. Поэтому стараюсь максимально скрывать ее под одеждой.
   – Ну, ладно, тогда иди, переодевайся! – уступил Кан.
   Катя пошла в спальню, а Кан понес грязную посуду на кухню. Тут в дверь кто-то постучал. Кан, вытирая руки полотенцем, открыл входную дверь. На пороге стояли три незнакомца. Первый обратился к нему на ломанном русском языке:
   – Это ты здесь с нашей девкой?
   Кан почувствовал, как его обдало запахом перегара и лука. Придерживая дверь, он спокойно сказал:
   – Ребята, вы уже неплохо погуляли, а теперь идите, проспитесь! Тут вам не Финляндия.
   В ту же секунду сбоку по двери ударили ногой. Кан почувствовал сильный удар в челюсть. Его отбросило в комнату. Он успел заметить, как один из нападавших занес над ним бейсбольную биту. В последний момент, уже лежа на полу, Кан резко метнулся влево и увернулся от удара, который пришелся по деревянному полу.
   – Говори, желтая собака, где наша девчонка?!
   Сквозь приоткрытую дверь Кан увидел стоящих за порогом в темноте двух интердевочек. Нападавшие продолжали бить его ногами по животу и бедрам.
   – Где наша сучка?! – прохрипел пьяным голосом один из них.
   Били без жалости и профессионально. Сопротивляться было бесполезно.
   «Забьют насмерть!» – мелькнуло в голове у Кана.
   Вдруг в этом шуме раздался женский голос:
   – Я здесь! – Катя в одном купальнике стояла в дверях спальни.
   Пьяный финн отбросил Кана и пошел на девушку. Катя спросила на финском:
   – Вы меня ищете?
   И тут раздался выстрел. Кан видел, как повисла в воздухе рука финна, и бита с треском отлетела в сторону. Раздался нечеловеческий крик. Горилла-финн, зажав руку между ног, крутился как волчок, и по его ногам стекала кровь. Кан, уже теряя сознание, увидел, как остальные кинулись на улицу. Катя подбежала к Кану. Он лежал без сознания в крови. «Убили!» – мелькнуло в голове у девушки. Она направила дуло пистолета на раненного финна, и тот со стоном, скорчившись, выбежал из коттеджа в темноту, оставляя кровавый след. Катя со слезами села на пол и уложила окровавленную голову Кана себе на колени. Тут наконец прибежали охранники – и обомлели. Было от чего! Посреди комнаты в луже крови лежал азиат, а молодая финка в одном купальнике держала его голову на своих коленях и рыдала.
   – Что случилось? Вызывайте «скорую»! – крикнул охранник.
   – Закройте дверь снаружи! Я сама позвоню куда надо! – на чистом русском языке крикнула девушка. Охранник без возражений закрыл дверь. Раздался звонок – кто-то звонил на телефон Кана. Катя осторожно сняла голову любимого с колен, встала и взяла со стола трубку.
   – Алло! Станислав Иванович, это Ваня. Где вы? – услышала она взволнованный голос.
   – Ваня, это Катя. У нас беда!
   – Катя? Что случилось?
   – Мы в мотеле «Ольгино», срочно приезжай.
   Потом она набрала номер матери.
   – Мама, мы в мотеле «Ольгино». На нас напали.
   – Ты в порядке, доченька? – тревожно спросила Тикова.
   – Я – да, но Стасу досталось!
   – Я уже выезжаю!
   Через двадцать минут первым приехал Иван. Катя, сидя на полу, вытирала кровь с лица Кана. Иван подхватил своего генерального директора и понес его в спальню. Катя вбежала за ним и стала снимать покрывало с кровати.
   – Катя, оставь покрывало, я прямо так положу, – остановил ее Иван.
   И тут с грохотом упал пистолет.
   – Откуда это? – Иван посмотрел на Катю.
   – Я стреляла в нападающего и задела его. Видел кровь на крыльце?
   – Кать, пойди, оденься. Ты, наверное, забыла, что в купальнике?
   – Да, я сейчас. Ты присмотри за ним, – она схватила платье и пошла в ванную.
   В комнату вошла Тикова в сопровождении охранника.
   – Что со Станиславом Ивановичем? Где Катя?
   – Мама, я здесь, со мной все в порядке. Только Стас еще не пришел в себя, – произнесла Катя, выходя из ванной.
   Тикова сразу оценила обстановку и повернулась к охраннику.
   – Срочно вызывайте «скорую»!
   Охранник выбежал из коттеджа.
   – Катя, вот ключи от моей машины, давайте вы с Ваней быстро перенесите оружие в машину.
   – Я никуда не отойду от него!
   – Ты сейчас ничем не поможешь. Тут нужен врач.
   Иван собрал оружие, и они вышли к машине. Укладывая все в багажник своих «Жигулей», он спросил:
   – Катя, кто стрелял?
   – Я. Прострелила финну руку, похоже…
   Ваня достал пистолет, основательно вытер его тряпкой и взял рукоятку в правую руку. Затем, положив пистолет в багажник, он строго сказал:
   – Теперь – я стрелял в финна! Поняла? Пошли обратно!
   В коттедже Тикова стояла рядом Каном и пробовала прощупать его пульс.
   – Катя, – повернулась она к входящей дочери, – как все произошло?
   – После ужина мы собирались в сауну. Я пошла переодеться в спальню. Видимо, в этот момент кто-то постучал в дверь. Станислав Иванович пошел открывать. Я услышала удар, а потом финны кричали: «Где эта наша девка?». Я выскочила из спальни и увидела, как три здоровенных амбала избивали Кана. Он уже лежал на полу, один из них бил его вот этой бейсбольной битой.
   Иван держал в руках окровавленную и раздробленную рукоятку бейсбольной биты.
   – Все орали: «Где наша проститутка?» – продолжала Катя.
   – Почему они решили, что ты финка? – спросила Тикова.
   – Когда мы приехали, я сказала охраннику несколько слов на финском – так просто, чтобы отвязался побыстрее. Но недалеко от него стояли интердевочки и слышали это.
   – Тогда все ясно.
   – В спальне лежало оружие, я бросилась за пистолетом. Когда я вышла из спальни с пистолетом, финн замахнулся битой над головой Станислава Ивановича. Я выстрелила ему в руку.
   Вошел охранник с врачом и санитаром.
   – Прошу всех выйти, – быстро распорядился врач.
   Осмотрев Кана, он сказал санитару:
   – Давай носилки! Срочно грузим!
   «Скорая» стояла у крыльца. Кана погрузили в машину. Санитар закрывал двери, когда Катя встала перед ним:
   – Я тоже должна ехать, – сказала она твердо.
   – В машине нет места. Где доктор будет ставить капельницу?
   – Катя, они везут его в Приморскую больницу. Едем за ними! – предложила мама.
   Включили сирену, и машина «скорой помощи», сорвавшись с места, исчезла в темноте.
   – Ваня, вымой все внутри и на крыльце, вещи грузи в «мерседес» и приезжай в Приморскую больницу, – сказала Тикова.
   – А вдруг следователю понадобятся следы и отпечатки пальцев?
   – Я разговаривала с охраной. Это дежурный из шестого отдела КГБ, им не нужен этот инцидент.
   – А если со Станиславом Ивановичем будет совсем плохо, то с кого мы спросим? – не унимался бдительный Иван.
   – Ваня, я уже сообщила обо всем своему шефу Гаврилову, и он сам разберется. Ты сделай то, о чем я тебя попросила. Мы ждем тебя в больнице.
   – Мама, давай быстрее, – с нетерпением просила Катя.
   – Садись в машину! Все, едем!
   «Жигуленок» выехал из ворот и помчался в сторону города. Солнце уже встало, но трасса была пустой. Казалось, что весь мир спит крепким летним сном, и только капитан РУВД с дочерью спешат вдогонку «скорой помощи», в которой уставший после ночного дежурства врач борется за жизнь Кана.
   – Доктор, почему вы решили, что он кореец? – спросил санитар, придерживая капельницу.
   – Капитан милиции дала мне его данные. А фамилия Кан – корейская. У меня в детстве был друг с такой же фамилией, кореец.
   – Доктор, вас вызывают, – протянул ему рацию водитель.
   – Степушка, ты гони быстрее, тут одной капельницей не поможешь, – попросил врач водителя.
   – Это центральная. В Приморскую ехать нельзя, – раздалось по рации.
   – Это еще почему? Пусть готовятся там к приему пострадавшего, – ответил врач.
   – Семнадцатый, я вам говорю, что нельзя. Ваш пострадавший, Станислав Иванович Кан, – бывший морской офицер. Так что везите его на Лесной, в военно-медицинскую академию. Там вас уже ждут.
   – Говорит семнадцатый. Боюсь, не довезем, – докладывал врач.
   – Его еще сможет принять Свердловка, но это от вас далеко. Так что везите в академию.
   – Центральная, понял. Едем в ВМА, – принял решение врач. – Степан, слышал? Гони на Лесной!
   – Я уже повернул, док. Не беспокойся! Через тридцать минут будем на месте!
   Катя рыдала в машине матери.
   – Доченька, успокойся. Все будет хорошо, вот увидишь.
   – Мама, поворачивай налево! Смотри, «скорая» свернула влево.
   Голубой маяк несущейся впереди «скорой» действительно уходил в левую сторону. Тикова притормозила на перекрестке и тоже круто взяла влево.
   – Мама, почему они везут его в центр?
   – Видимо, Приморская переполнена.
   – Мама, позвони, узнай, может, ему совсем плохо.
   – Катя, перестань паниковать! С ним все будет нормально. Вот уж не думала, что ты так влюбишься.
   – Мамуля, мы уже говорили на эту тему. Сейчас я думаю только о Стасе. Лучше бы я была на его месте.
   Тикова покосилась на дочь:
   – Не говори глупостей: если бы ты открыла дверь, и эти пьяные финны попробовали бы тебя изнасиловать, то он бы их расстрелял на месте. Я проверила карабин – обойма полная.
   Наконец они въехали в город. Улицы были пусты, и только с протяжным воем сирены неслась вперед машина «скорой помощи», а за ней, не отставая, – машина капитана Тиковой. Тикова включила рацию на милицейской волне:
   – Седьмой, седьмой, как слышите? Прием!
   – Двадцать второй, это вы?
   – Седьмой, это двадцать второй, слышу вас на четверку.
   – Двадцать второй, слушаю вас.
   – Седьмой, «скорая» едет в центр. Почему изменили маршрут?
   – Двадцать второй, потерпевший – бывший морской офицер. Он обслуживается только в Свердловке [18 - Больница для аппарата горкома и обкома КПСС.] или в Военно-медицинской академии. Поэтому его везут на Лесной, в ВМА.
   – Седьмой, спасибо. Мы уже подъезжаем.
   – Двадцать второй, позвоните из больницы – Гаврилов хочет с вами поговорить.
   – Седьмой, вас поняла. Конец связи, – Тикова выключила рацию.
   На улице прибавилось транспорта и горожан. Рабочий Ленинград готовился к утренней смене.
   – Катя, под тобой мигалка. Открой окно и поставь ее на крышу машины.
   «Жигуленок» с включенной сиреной и мигалкой рванул вперед по трамвайным путям. Капитан Тикова обогнала «скорую» и понеслась впереди, предупреждая остальной транспорт. Через несколько минут обе машины подъехали к отделению «скорой помощи» Военно-медицинской академии. У дверей их уже ждал военврач с санитарами и носилками.
   Кана быстро перегрузили на носилки и увезли.
   – Катя, пойдем в приемную. Нас дальше не пустят, здесь моей власти мало. В академии в основном обслуживают полковников и генералов.
   У крыльца стоял «мерседес». Ваня, увидев мать и дочь Тиковых, вышел из машины.
   – Вань, как ты догадался, что мы приедем в академию, и еще быстрее нас оказался тут? – удивилась Тикова.
   – На телефон в машине позвонил Гаврилов и сказал мне, что Станислава Ивановича везут в академию. Я так и думал, что его сюда повезут. В прошлый раз, когда у него был аппендицит, пока спорили, куда его везти, начался перитонит. Шесть часов шла операция тут, в академии.
   – Ты – молодец! Так быстро приехал… – похвалила Катя.
   – Оставайтесь у машины. Я схожу в приемную, – Тикова скрылась за дверями приемного покоя.
   – Катя, я рассказал Гаврилову все, как ты говорила, только добавил, что я тоже был с вами в коттедже. В момент нападения я был в туалете, и стрелял я.
   – Но пострадавший финн скажет, что стреляла я.
   – Нет, не скажет. Они ведь сразу рванули из Ольгино. Часа через полтора в Выборге в больницу обратился водитель финской фуры с оторванным пальцем правой руки. По его словам, травму он получил при замене баллона колеса.
   – А может, это другой водитель финн?
   – Ну как же – другой, если палец его оторванный здесь. Я его нашел.
   Ваня развернул газету «Смена». Прямо на портрете бывшего секретаря Ленинградского обкома КПСС товарища Г. Романова лежал окровавленный палец с черной грязью под ногтем.
   – Ваня, гадость какая! Выкинь подальше!
   – Ты что, Катя, это же вещдок! Гаврилов сказал, что наш КГБ возбудил дело. Еще неизвестно ведь, что будет с шефом.
   – Надо у мамы забрать его пистолет.
   – Пусть твоя мама сама решит, что делать с ним. А кстати, Катя, кто тебя научил обращаться с оружием?
   – Вань, я же дочка офицера милиции, и мне было десять лет, когда я начала стрелять у мамы в тире. Мама и научила.
   Из приемного покоя вышла Тикова и подошла к машине.
   – Он сейчас на операционном столе. Будем ждать.
   – Мама, что с ним будет? – Катя разрыдалась.
   – Катя, я всегда учила тебя выдержке. Возьми себя в руки! Надо ждать. Мы сейчас ничем ему не поможем. Ваня, ты оставайся здесь. Если что, позвонишь Гаврилову, а мы поедем в управление.
   – Хорошо. Буду держать с вами связь через Гаврилова.
   – Я хочу остаться с Ваней! – воскликнула Катя. – Может, потом пустят к нему.
   – Доченька, после операции к нему еще сутки никого не пустят. Давай, поехали. Немного отдохнешь, потом вернемся обратно.
   Валентина убедила дочь, и они уехали в управление.
   Утренний развод уже закончился, и начальник РУВД Гаврилов сидел в своем кабинете, просматривая ночную сводку по городу. Но думал он о другом: «Как там проходит операция? Профессор Сенченко борется за жизнь Кана уже второй час». Рано утром ему позвонил сам генерал Шевцов:
   – Александр Васильевич, мне доложили, что ночью было совершено нападение на нашего спонсора, и что он доставлен в ВМА в тяжелом состоянии.
   – Так точно, товарищ генерал-майор, – отрапортовал Гаврилов Шевцову.
   – Ты там проконтролируй, чтоб академики вылечили парня! И держи меня в курсе. Насчет финнов: ими занимается шестой отдел на Литейном. Мне звонил полковник КГБ Молин и просил разрешения с тобой пообщаться. Как только побеседуете, дуй ко мне – покумекаем вместе.
   – Понял, товарищ генерал-майор.
   – Все. Будь здоров! Смотри, за парня отвечаешь головой!
   Гаврилов беспокоился еще больше, чем Шевцов. Он знал Кана много лет и сейчас вспомнил, как впервые увидел его.
   Гаврилов тогда был начальником отделения милиции Фрунзенского района. Он, еще совсем молодой капитан милиции, искал средства, чтобы отремонтировать свое отделение, но хозяйственники в управлении поставили их в очередь на три года.
   – Да через три года нам будет не войти в туалеты! Стены осыпаются, трубы текут, – возмущался молодой капитан.
   – У нас не хватает денег на оружие и транспорт, а ты со своим ремонтом! Да наши оперативники скоро будут ходить на дежурство только с резиновыми дубинками, – в свою очередь возмутился начальник хозяйственной части управления подполковник Скаргин. – Если спешишь, то делай ремонт своими силами.
   – У меня работают оперативники, а не шабашники, – не унимался Гаврилов. – Операм надо преступников ловить, а не ремонтом заниматься.
   – Вот иди и лови преступников! Жди своей очереди. Ты у меня не один.
   В сентябре однокашник Гаврилова по училищу Лазарев пригласил его на рыбалку в Карелию с ночевкой. Круг рыбаков в основном был из бывших офицеров – там, за наваристой ухой у костра, Гаврилов и познакомился с Каном. Сидели вместе у воды с удочками, разговаривали, вспоминали былое. Молодой лысоватый кореец произвел неплохое впечатление на Александра Васильевича. После рыбалки Гаврилов позвонил Лазареву:
   – Слушай, а ты давно знаком с Каном?
   – Что, хочешь еще раз съездить с ним на рыбалку?
   – Да нет, просто, похоже, он неплохой парень и многое прошел…
   – Я знал, что вы сойдетесь. Он так же, как и ты, повсюду ищет трудности, чтобы потом успешно их преодолевать.
   – Как я понял из разговора, он из морских офицеров?
   – Да. Но сейчас Стас в отставке, ремонтирует подводные лодки на мощностях Кронштадтского военно-морского завода и строит корпуса яхт для голландцев.
   – Так что ж ты мне раньше не сказал?! Ты же знаешь, что я ищу такого человека!
   – А я потому и пригласил тебя на рыбалку, чтобы ты лучше узнал его.
   – Дай мне его телефон!
   – А что ж ты не попросил его сам? Это на тебя не похоже. Записывай! – майор продиктовал номер телефона Кана.
   Кан приехал сам в отделение милиции к Гаврилову. Капитан провел «экскурсию» по вверенному ему хозяйству.
   – Ну, как впечатление, Станислав Иванович? – поинтересовался капитан в кабинете.
   – Сказать откровенно?
   – Конечно. Как офицер офицеру.
   – Довольно хреновое впечатление.
   – Я сам долго добивался назначения поближе к дому в Купчино, а теперь добиваюсь ремонта отделения, но очередь до нас дойдет в лучшем случае только через три года, – пожаловался капитан.
   – А вот стрельбище зато вы неплохо оборудовали, профессионально! – похвалил Кан.
   – Это мы своими силами. Мишени у ракетчиков позаимствовали. Как открыли тир, показатели сотрудников по стрельбе за месяц перескочили с «тройки» на «пятерку»!
   – У меня вот такое предложение, – сказал Кан. – Мы сделаем полный ремонт вашего отделения – наружный и внутренний. В трех кабинетах – в вашем, вашего заместителя и начальника отдела кадров – заменим мебель.
   – Так я же не смогу с вами рассчитаться, Станислав Иванович! Просто у нас нет средств.
   – Смету на ремонт мы составим, чтобы вы видели, какие мы понесем затраты. А в обмен я прошу дать мне четыре комнаты на верхнем этаже под наш офис.
   – Как? Вам нужен офис?
   – Да. Я тоже живу в Купчино и хотел бы открыть офис рядом с домом.
   – А четырех комнат вам будет достаточно?
   – На первое время да. Мастера у меня на рабочих местах, рабочие трудятся вахтенным методом – неделя через неделю. Только раз в месяц нам необходим будет на несколько часов ваш актовый зал. Но учтите, что за четыре комнаты мы не будем платить в течение года.
   – Но ремонт отделения плюс мебель в трех кабинетах стоят гораздо больше, чем годовая аренда четырех комнат! – все еще не верил своему счастью капитан.
   – Мы кроме четырех комнат будем пользоваться туалетами и коридорами. Так что используемая площадь увеличится. А года нам достаточно. Знаю, что за год мы заработаем на собственный новый офис, – заверил его Кан.
   – Ну что ж, тогда по рукам!
   – По рукам, Александр Васильевич! И последнее: разрешите мне и нашей охране пользоваться вашим стрельбищем.
   – Об этом можно было даже и не спрашивать! С удовольствием с вами посоревнуюсь.
   Воспоминания Гаврилова прервал стук в дверь.
   – Входите, пожалуйста!
   Вошла капитан Тикова.
   – Александр Васильевич, вызывали?
   – Присаживайся. Ну что, как там Катя?
   – Отвезла домой, дала снотворное, чтобы поспала хоть немного. Никогда бы не подумала, что за любимого она готова убить человека.
   – Валя, да я бы сам за Кана застрелил кого угодно.
   – Это у вас мужская дружба, а она еще девчонка.
   – Валентина, ну какая она девчонка! Она у тебя всегда была развита не по годам, и ей было неинтересно со сверстниками. Это я давно заметил, еще когда, помнишь, мы ее класс возили в поход.
   – Я тут привезла оружие Станислава Ивановича. Представляешь, у него есть кавалерийский карабин Мосина. Насколько я знаю, в продаже таких нет.
   – Это у него наградной от командования. Мы уже проверили.
   – Катя сказала, что его водитель Иван взял на себя выстрел. На «Макарове» его отпечатки.
   – Это похоже на Ваню. Он в Германии за Кана буквально голову подставил. К счастью, у киллера вышла осечка – не сработал парабеллум тридцать шестого года. Вот действительно везенье: мне отец всегда говорил, что это самый надежный немецкий пистолет.
   – На Станислава Ивановича в Германии было покушение? – удивилась Тикова.
   – Да, были разборки по его кораблю «Даля Кристи». Они тогда арендовали офис у меня в купчинском отделении. Такие времена, Валя, что тут скажешь.
   – Что делать с оружием?
   – Верни Ивану. Тут шестой отдел КГБ ждет, когда можно будет поговорить с Каном. Я разговаривал с полковником Молиным – они хотят закрыть это дело. Финн у себя дома, жалоб от него не поступало. А здесь, в Ольгино, замешаны проститутки и охрана, которая из шестого отдела. На Катю натравили пьяных клиентов: интердевочки подумали, что она финка и приехала отбивать их заработок. Она ведь у тебя, оказывается, говорит на финском без акцента.
   – Конечно, говорит: ведь ее отец финн, и каждое лето она проводит у бабушки в Турку. Но что если операция закончится плохо?
   – Не каркай, Валентина! Без тебя тошно. Генерал требует доклад о состоянии Кана каждые полчаса.
   – Вас можно понять. Кан вооружил целое управление ижорскими пистолетами и АКМ, купил оперативникам двадцать УАЗов. Конечно, вы будете беспокоиться о его здоровье.
   – Не двадцать, а двадцать пять, – уточнил начальник РУВД.
   Зазвонил телефон. Гаврилов поднял трубку и некоторое время молча слушал.
   – Спасибо, – наконец сказал он. – А когда оперативники смогут с ним поговорить? – выслушав ответ, он повесил трубку.
   – Операция прошла успешно. Правую ключицу по кусочкам из осколков собрали, а вот по поводу поврежденного нерва профессор пока не может дать ответ. Надеется, что зрение восстановится.
   – А когда можно его навестить? – обрадованно спросила Тикова.
   – Не раньше, чем через три дня. Надо ждать.
   – Бедная моя девочка, она за три дня вся измучается.
   – Валя, помнишь, как я тебя предупреждал, чтобы ты не воспитывала из нее тургеневскую девушку? Пусть будет, как современная молодежь.
   – Вы полагаете, что современная молодежь другая? Нет. И среди них есть Ромео и Джульетты. Просто мы их не знаем.
   – Валя, вот в тебе так сказывается твое педагогическое образование. Ты же закончила филологический?
   – Я пойду лучше к себе, позвоню Ивану. Пусть заберет оружие.
   – Добро. А я свяжусь с Молиным и позвоню генералу.
//-- * * * --//
   Бекетов положил перед Малышевым какие-то счета и платежки.
   – Бек, что это и с чем его «хавать»? – удивился шеф.
   – Это разборка по Бублику.
   – Не буду читать. Лучше объясни на словах. Так легче врублюсь.
   – По документам Бублик получил от СП «Ленпан» свои восемьсот тысяч баксов, и еще они оплатили ремонт его судов и зарплату экипажу в размере триста тысяч баксов. Выходит, наоборот: это Бублик должен им триста тысяч, а не они ему.
   – Тогда куда Бублик дел восемьсот тысяч баксов?
   – Это ты сам у него спроси.
   – Бек, если это правда, то Бублика надо просто зарыть. Ладно, с Бубликом разобрались. А ты не можешь нажать на этого узкоглазого, чтоб и его пустить на дно?
   – Нет, потому что он мне очень помог когда-то.
   – И теперь ты спасаешь своего знакомого? – уточнил Малышев.
   – Вот документы. Убедись сам и поговори с Бубликом, – спокойно отвечал Бекетов.
   – Да ладно, это я так – больше для понтов! Верю тебе, конечно. Ладно, времени нет. Собирайся за бугор. Надо уложить пять лимонов. [19 - Жаргон: положить на счет в банке пять миллионов долларов США.]
   – Сейчас не могу. Готовлю новый канал выхода на другие европейские банки.
   – Ну, так давай уже, открывай его!
   – Вот как раз на новые банки мы и выйдем через СП «Ленпан», пока мой знакомый лежит в больнице.
   – Так, может, помочь? За нами не станет. Сам знаешь, что за нужных людей мы пасть порвем!
   – Там без нас все под присмотром очень крутых людей.
   – Он что, как и ты, из ментов?
   – Нет. Он бывший морской офицер. Но менты тоже пекутся о нем. Им он купил стволы и УАЗы.
   – Бек, распределение баксов за бугром – твоя прямая обязанность. Моя забота – их нарыть. Баксы не должны тут лежать. Так что, давай, проследи, чтобы твоего кореша лечили лучшие костоправы Союза, – и выезжайте. Даю тебе месяц сроку.
   – В месяц управлюсь. А Бублика я забираю себе.
   – Вопрос Бублика я закрыл. Даже не напоминай! Ты лучше приглядись к своему Рогову.
   – Мы же договаривались, что со своими людьми я сам разбираюсь.
   – Был такой разговор, – согласился Малышев. – Но он крутился возле Комара-Кумарина, а тот лезет на Киришский НПЗ. Ему Бодрова мало, так он хочет отхватить чужой кусок!
   – Это домыслы – или есть сигнал?
   – Когда ты последний раз ездил домой, Игорь встречался два раза с Комаром. Если хочешь, мои орлы наведут справки.
   – Разберусь сам. Я заберу у тебя «мерс»?
   – Конечно, Бек! Эту тачку наши немецкие друзья пригнали для тебя. А я и своей очень доволен.
//-- * * * --//
   Иван медленно ехал к офису, стараясь объезжать ухабы и рытвины на перекопанной Будапештской улице.
   – Вань, а быстрее можешь? – просил Осипов.
   – Саш, шеф ведь после операции. Растрясу его раны.
   – Ты видишь, он спит? Все окей, – настаивал охранник.
   – Он не спит, а думает, – настаивал на своем заботливый водитель. – Его мозг работает и во сне. За два года я хорошо изучил его.
   «Станислав Иванович, мы на месте!» – не поворачивая головы, Иван разбудил Кана.
   – Спасибо, Вань. До обеда свободен.
   – Хорошо. Поеду пока помою машину и заправлюсь. Буду на телефоне.
   Кан медленно вышел из машины и вместе с Осиповым направился в офис. Там вовсю кипела работа. В приемной было полно народа: строители, мастера, монтажники с конструкторами ждали, пока их примут Фофанов, Павлов или заместитель генерального директора по судоремонту Юренинский. «Молодец Фофанов! – подумал Кан, довольный своим первым заместителем. – Все смог потянуть. Хорошо, что закодировался от алкоголя, наконец». На секретарском месте была Оля. На столе перед ней сидел один из водителей Кана, Артур, и показывал ей фотографии. Увидев Кана, девушка смутилась.
   – Ой, Станислав Иванович, а мы вас ждем только завтра, – покраснев, сказала она.
   Кан взял одну из фотографий со стола.
   – Да это же мы все в последней поездке в Швецию, – заметил он. – Ты, Оленька, не шуми. Пусть мои замы работают, а мне дай сводку по кораблям за последнюю неделю.
   – Я мигом в планово-экономический!
   – Артур, а ты зайди ко мне!
   Кан прошел в кабинет. Теперь понятно, почему его ждали только завтра. У него меняли стеклопакеты. Двое работяг в зеленых комбинезонах с названием их фирмы на спине топтались у окна.
   – Здравствуйте, – поприветствовал их генеральный директор и подумал про себя: «Униформу сменили, а вот лица те же – с легко узнаваемой печатью алкоголизма. Может, и правильно в свое время первая леди Советского Союза пыталась искоренить пьянство. Да только рановато. Не готово наше поколение к таким кардинальным изменениям».
   – Мы уже заканчиваем. Через полчаса будет наладчик, он и примет стекла в работе, – пояснил один из рабочих.
   – Спасибо. Работайте, – не торопил их Кан. – Артур, помоги мне снять пиджак.
   – Да, крепко вас помяли, – заметил Артур. – Это я виноват: надо было ехать с вами в Сестрорецк.
   – Артур, даже пророчица Ванга не знает, когда умрет, – успокаивал его Кан. – У меня был выбор: или Катя, или охрана. Я, конечно, выбрал первое.
   – А как тогда там оказался Иван? – с плохо скрываемым ревностным чувством по отношению к другому водителю не унимался Артур. – Говорят, он спас вам жизнь.
   – С утра для больного слишком много вопросов, – уклончиво ответил генеральный. – Лучше скажи: как вы съездили с Павловым?
   – Вы спрашиваете про его встречу с Роговым? Да нормально все.
   – Я, конечно, спрошу самого Павлова, и он мне не даст прямого ответа. А ты не умеешь врать.
   – Это нечестно – пользоваться моей слабостью, – отшучивался Артур.
   – Артур, вы с Иваном не только мои водители, но и персональная охрана, которая отвечает за мою безопасность. Встречи моих заместителей с такими людьми, как Рогов, без моего ведома могут для меня плохо кончиться.
   – Зачем вам вообще нужен этот павлин?
   – Какой павлин?
   – В офисе все называют Павлова павлином. Пыжится, делает вид, что важный, а толку от него – ноль.
   – Артур, у нас в компании только очень ограниченный круг лиц может давать оценку сотрудникам, и ты в этот круг пока не входишь.
   – И все равно: вы уж извините меня, Станислав Иванович, но на кой хрен он вам сдался?! – не унимался водитель. – Он только и занимается своей больной женой и дачей. Водители уже устали возить его придурочную жену с псом, который уделал все заднее сиденье в машине!
   – Артур, я все это знаю, и позвал я тебя не для этих разговоров. После обеда поедешь с Ваней на Варшавскую в автомагазин. Примете новую машину. Проверите ее в автохозяйстве у Липатова и заодно подготовите к выезду в Австрию.
   – Когда вывозим?
   – Через три дня. Все эти дни обкатывать ее будешь ты – вози Фофанова. А мы с Ваней будем на стройке в Сестрорецке.
   – Понял, шеф. Бегу!
   – Только Фофанову руль не давай! Машина весит пять тонн, хотя с виду обыкновенная БМВ.
   – Вы каждый раз меня предупреждаете, как маленького.
   – Зайди к Ирине Сергеевне и позови ее ко мне.
   В дверях Артур столкнулся с Олей.
   – Ты что это, прям сияешь весь от радости? – спросила она.
   – Да вот – бегу получать бронированный БМВ!
   – Так разнарядка пришла неделю назад, пока шеф был в больнице!
   – А на следующей неделе мы на этом новеньком БМВ уезжаем в Австрию! – продолжал хвастаться Артур.
   – Наверное, с вами поедет эта старуха главная бухгалтерша? Бедная Катька! Она нужна только здесь, в Союзе.
   – Ладно, не причитай! Иди, тебя шеф ждет. Поговорим после работы.
   – Станислав Иванович, вот сводки, – Оля положила длинные склеенные листы на стол. – Маргарита Владимировна хочет зайти к вам с отчетом за июль месяц.
   – Оля, ко мне никого не пускай. Всех к Фофанову.
   – А Чубасову?
   – Ее я уже сам позвал через Артура. А к Алексею я зайду позже.
   – Может, вам чайку принести?
   – Спасибо, это тоже – позже.
   Тут вошел наладчик окон с начальником безопасности Осиповым. Начальник безопасности был явно чем-то разозлен.
   – Станислав Иванович, они теперь внаглую «обстреливают» окна средь бела дня!
   – Минутку, давайте сначала примем работу, а потом поговорим.
   Рабочие доложили наладчику о завершении работ и начали складывать инструменты. Наладчик подписал им документы, и они вышли из кабинета.
   – Теперь давайте по порядку, – повернулся Кан к Осипову.
   – Мы проверяли окна со стороны бухгалтерии. Их прибор показал, что детектор находится в доме напротив. Лучше пусть он сам вам доложит, – Осипов кивнул в сторону наладчика.
   – Да, сигнал идет из дома напротив с третьего этажа, – подтвердил тот.
   – А что показывают наши новые стекла?
   – Станислав Иванович, стекла в бухгалтерии показывают стопроцентное отражение луча.
   – Тогда все в норме. Осипов, надо радоваться, что мы смогли проверить стекла в боевой обстановке. Хоть какое-то время нас не смогут прослушивать.
   – Обижаете, Станислав Иванович, наши стекла будут работать несколько лет. Мы гарантируем, – заверил наладчик.
   – Будут, если завтра не придумают новый детектор. Осипов, подписывайте акт, и пусть бухгалтерия перечислит деньги.
   – За что им перечислять деньги? За то, что рабочие разбили мне вазу? – в дверях стояла главный бухгалтер.
   Осипов заступился за рабочих:
   – Ирина Сергеевна, за вазу я с них вычту, а вот деньги перечислить надо. Стекла работают отлично.
   – Хорошо, Владимир Иванович. Давайте акт. Надеюсь, что завтра увижу вазу на положенном месте, – полушутя сказала Чубасова.
   Когда все вышли из кабинета, Чубасова подошла к Кану и положила руку ему на плечо.
   – Как ты себя чувствуешь, дорогой?
   – Как новенький. Пытаюсь работать.
   – Ты всегда отшучиваешься, когда вопрос касается твоего здоровья.
   – Как у вас с балансом?
   – Боюсь, не успею. Галина Ивановна старается, но у нее неприятности дома. Родственника ранили на работе. Ей приходится ездить в госпиталь кормить его, а еще ребенок на руках.
   – Значит, «Судоремонт» опаздывает с балансом?
   – Я ведь сказала: «Боюсь, что не успеем», – но можем и успеть.
   – Тогда давай отложим твою поездку в Австрию. Поеду сам с Павловым.
   – Да, я тоже так подумала. Сейчас важнее баланс, чем этот австрийский банк «Кредиткапитал». Послушай, может, вы самолетом полетите? Ты все-таки еще очень слабый.
   – Не получится, мы ведь наличные повезем. Артур готовит новую машину: там заднее сиденье раскладывается, как диван, и можно лежать.
   – Хорошо, я подготовлю приказ на валюту.
   – Ира, я после обеда уеду в Сестрорецк и буду там на стройке до отъезда. Если что, звони туда.
   – А меня ты теперь не приглашаешь? Говорят, с тобой в Ольгино была Катя?
   – Это говорят, а на самом деле был Ваня, что подтверждает милицейский протокол. И потом – ты же занята, готовишь баланс с бухгалтерами.
   – Да, ты прав. У меня сейчас нет свободного времени.
   – Как Галина Ивановна?
   – Очень грамотный бухгалтер, я ею довольна.
   – Ну и отлично.
   – Кстати, она очень изменилась после того вечера, когда ты пригласил ее с ребенком к себе домой на ужин. Говорит, не думала, что Кан такой человек. После того дня она как будто замкнулась, что ли.
   – Да нет, тебе показалось. Мы ведь просто съездили ко мне домой, потому что надо было покормить ее сына. Дома была моя бывшая жена и наша дочь Кристина. Галина накормила детей, потом женщины немного поговорили – вот и все.
   – Ладно, может, и правда показалось. Будешь уезжать – зайди ко мне.
   – Обязательно, дорогая.
   Ирина остановилась в дверях.
   – Ты действительно так думаешь или просто так сказал? – задумчиво спросила она Кана.
   – Ирина, ты действительно очень мне дорога. Мы с тобой и Фофановым прошли уже очень длинный путь в Ленинграде. И ты же знаешь, как и откуда мы начинали.
   – Тогда я лечу! В последнее время мне очень не хватает твоего внимания.
   Кан остался один в кабинете. Набрал номер телефона.
   – Катя, привет! Не разбудил?
   – Ой, привет! А я как раз собиралась звонить Оле, узнать, где ты.
   – Я на работе. К пяти Ваня подъедет за тобой. Поедем до понедельника в Сестрорецк на стройку.
   – Вот здорово! Буду готова к пяти.

Галина Ивановна

   – Алексей, ты мог бы в «Горлите» забрать готовую печать нашей фирмы? – сказал Кан, заходя в кабинет к Фофанову.
   – Иваныч, забыл тебе сказать, что вчера звонили: печать будет готова через месяц. Там какой-то госзаказ.
   – Слушай, но это же просто катастрофа! Ты же сам знаешь, что послезавтра без этой печати «Внешэкономбанк» не переведет нам валюту.
   – Я пытался с ними спорить, но бесполезно.
   – Ладно, после райкома партии заеду к ним сам. Дай мне бумаги на печать.
   В машине генеральный директор вспомнил, что ему надо ехать в «Горлит».
   – Артур, после райкома сразу в «Горлит» поедем.
   – Станислав Иванович, я по дороге заправлюсь? Там неплохой бензин.
   Секретарь райкома партии Безруков поднимался по лестнице. Завидев ждущего у его кабинета Кана, приостановился.
   – Станислав Иванович, вы ко мне?
   – Здравствуйте, Игорь Никитич! Угадали. Специально не звонил. Знаю, что вы помните очередность посетителей.
   – Раньше даже даты рождения помнил, а теперь уже память не та: старею. Подождите меня в кабинете. Я только в кассу забегу.
   Кабинет был знакомый. За последний месяц Кан тут был уже несколько раз. Безруков, видимо, все еще приглядывался к нему и не хотел сразу открываться. Сказывалась его прежняя работа во внутренних войсках. Кан был рекомендован с хорошей протекцией генералом Байдуковым, и, тем не менее, требовалось время, чтобы завоевать доверие партийного администратора. Сегодняшний визит был переломным. Вошел хозяин кабинета.
   – Да вы садитесь, Станислав Иванович. В ногах правды нет.
   – Спасибо. Я, собственно, по минутному вопросу. Помните, при нашей последней встрече вы предложили мне занять под офис второй этаж райкома партии?
   – Конечно, Станислав Иванович, помню. Я даже получил ответ из обкома партии и сегодня собирался вам звонить по этому вопросу.
   – И какое ваше решение?
   – Получил «добро» из Смольного. Бухгалтерия готовит договор: переезжать можете уже на следующей неделе. Только я бы хотел обговорить пункты, не входящие в договор.
   «Так, уже теплее», – подумал Кан.
   – Разумеется, я готов обговорить устные дополнения, Игорь Никитич.
   – Режим работы офиса мы не ограничиваем. Можете работать хоть круглые сутки. Но просим вас обеспечить охрану всего здания за счет вашей фирмы.
   – У вас же стоит охрана на входе?
   – Только до конца месяца, а там мы переходим на хозрасчет. Придется уволить половину райкома партии. И еще вот такой довольно щекотливый вопрос, Станислав Иванович: вы будете занимать весь второй этаж? Насколько я понимаю, ваш кабинет и касса будут поставлены на сигнализацию?
   – Обычно у меня три кабинета и бухгалтерия с кассой находятся под сигнализацией.
   – Это здорово. Мы бы хотели оставить на втором этаже два сейфа.
   – Какого они размера и как часто ваши сотрудники будут ими пользоваться?
   – Давайте сейчас пройдем туда, и вы все прямо на месте посмотрите.
   Они вышли из кабинета и спустились на второй этаж.
   – Пользоваться сейфами буду только я и мой заместитель Дегтярев, и, может, только раз в месяц.
   Вошли в приемную. В углу стоял серый железный шкаф, который занимал полстены у окна.
   – Да, внушительный у вас сейф, – удивился Кан, – такие я видел только в хранилище банка.
   – Вы угадали, Станислав Иванович, он и есть из банка. Сделан на совесть. Второй такой же стоит у моего зама в кабинете, но его сегодня нет, а ключи только у него. Вероятно, вы будете занимать этот кабинет?
   – Вы правы. Приемную и эти три кабинета мы так и оставим. А сейфы? Пусть стоят. Они нам не помешают. Только бы перекрасить их в другой цвет, если вы не возражаете. Уж очень они выглядят как-то по-казенному.
   – Да конечно, перекрашивайте в любой цвет.
   – Тогда договорились. За договором заедет мой главный бухгалтер, и она же во вторник организует переезд.
   – Очень буду рад видеть Ирину Сергеевну. Ведь мы с ней знакомы добрых десять лет. Она была у нас куратором от ЦК профсоюзов.
   – Насколько мне известно, Чубасова была куратором при ЦК по морским делам, а вы служили в МВД?
   – Так точно, Станислав Иванович. Я действительно служил во внутренних войсках и был заместителем по политической части командующего Шикотанского округа. Тогда лагеря для заключенных находились на кораблях.
   – Извините, не совсем понял. Как на кораблях?
   – Я думал, что Ирина Сергеевна вам рассказывала об этом. Остров Шикотан – самая восточная точка Советского Союза. Там проживают только военные и заключенные. Продукты и топливо доставляются судами раз в месяц, если позволяет погода. На острове находится рыболовная база. На рыбных траулерах некому работать – вот и организовали на них плавучую тюрьму. В рыбном цеху и на палубе работают заключенные, а офицеры – из вольнонаемных моряков.
   – И что, заключенным там год засчитывается за два?
   – Нет, дорогой Станислав Иванович, мотают свой положенный срок. Даже бывало, что многие после срока оставались работать на траулерах, уже получая заработок моряка. А заработки были хорошие по тем временам.
   – Мне в моих поездках по роду службы довелось видеть разные тюрьмы, – задумчиво сказал Кан. – В Афганистане я видел зиндан – это глубокая яма, в которой, как шакала, держат заключенного. На Кубе в качестве тюрем используют островки, засаженные сахарным тростником. Заключенные убирают этот тростник при температуре 55 градусов по Цельсию. Но о кораблях-тюрьмах я слышу впервые.
   Когда ехали обратно, в машине зазвонил телефон. Артур поднял трубку.
   – Артур, шеф на месте? Дай ему трубку, – попросил Фофанов. – Иваныч, как там секретарь?
   – Получил «добро»: во вторник переезжаем.
   – Слушай, я вчера встречался с Юрой Дегтяревым, так он сказал, что они нам оставляют два сейфа на хранение.
   – А что, здесь есть какая-то проблема?
   – Я спросил Юру об этом. Ты же знаешь, он мой бывший однокашник. Он сказал, что время покажет. Больше я из него ничего не смог вытянуть. Зачем нам проблемы? Нужно отказаться от них.
   – Уже поздно. Я согласился с тем, что один останется в приемной, а другой в твоем кабинете.
   – Вот ведь – забыл предупредить тебя об этих сейфах до твоего отъезда. Ладно, прости. Да, и насчет «Горлита»! Там, кстати, есть такая Галина Ивановна, фамилию не знаю. Она заведует производством. Сама по себе очень ничего. Тебе такие нравятся.
   – Алексей, нам нужна печать, – раздраженно прервал зама Кан, – а ты мне о какой-то Галине Ивановне!
   – Так я к тому, что если ты ее очаруешь, то она сделает печать за несколько часов.
   – Фофанов, ты ездил к ней три раза, а печать будет готова только через месяц.
   – Поэтому и выпускаем «тяжелую артиллерию». Ты же в курсе, что я не пользуюсь успехом у молоденьких дам. Так что дерзай, генеральный директор СП!
   Артур остановил машину у крыльца «Горлита». Кан в сопровождении Осипова вышел из машины. На проходной попросили документы. Осипов достал свои малиновые «корочки», которые всегда попадали в десятку.
   – А второй? – неуверенно спросил охранник.
   – Со мной, дорогой мой человек, – отрезал Осипов.
   Охранник уступил дрогу и показал на дверь с табличкой «Прием печатей». В кабинете сидела женщина лет сорока. Она подняла взгляд на входящих.
   – Слушаю вас, молодые люди.
   Осипов протянул женщине документы.
   – Мы заказывали печать и сегодня должны были ее получить, но нам сказали, что готова она будет только через месяц.
   Та даже не посмотрела документы, а ограничилась мимолетным взглядом на Осипова.
   – Ну, раз сказали – через месяц, вот и приходите через месяц.
   – Но мы бы хотели ускорить, – не сдавался охранник.
   – Молодой человек, не морочьте мне голову. Сказано: через месяц – значит, через месяц. Ходят тут всякие.
   – Мешают работать, – продолжил Кан.
   – Вот именно, я это и хотела сказать, – удивилась женщина.
   – Старо как мир, – сказал генеральный директор и добавил: – Извините, а можно Галину Ивановну? Если она не занята, конечно.
   – Вы по личному вопросу или служебному?
   – По обоим, но больше по личному.
   – Минуточку, – женщина набрала номер. – Галина Ивановна, тут к вам молодой человек. Говорит, что больше по личному вопросу. Хорошо, так и передам.
   Она положила трубку и повернулась к Кану.
   – Подождите в коридоре. Она сейчас выйдет.
   – Извините, а какая она из себя? Ну, чтобы ее узнать?
   – Говорите, что по личному вопросу, а сами не знаете ее.
   – Вот потому и говорю, что по личному вопросу: хочу узнать.
   – Ух, и хитры же вы! Высокая блондинка с короткой стрижкой «каре» и голубыми глазами.
   – Значит, красивая?
   – У нас тут все красавицы! – женщина легким движением поправила прическу.
   – Вы правы, как же я сразу не заметил?
   Из дверей с табличкой «Служебный вход» вышла молодая девушка лет двадцати пяти в сиреневом платье. «Алексей был прав: до чего же хороша!» – подумал Кан.
   – Галина Ивановна? Здравствуйте, – сказал он, подходя к ней.
   – Да, я самая. Добрый день. А вы откуда меня знаете?
   – Мой заместитель Фофанов пытался получить у вас печать.
   – Подождите, это такой рыжий, с золотым зубом?
   – Точно, он самый.
   – Совместное предприятие «Ленпан»?
   – Ну вот, вы все про нас знаете! Давайте отойдем в сторону, – предложил Кан.
   Ему понравилось, как она ведет беседу. Улыбается, держится свободно, изучающий взгляд, будто не о работе разговаривает, а просто беседует со старым знакомым.
   – Так он же у вас пьяница! Какой может быть из него заместитель?
   – Вы так думаете?
   – Да у него же на лице написано, что он алкоголик.
   – Но и среди алкоголиков есть деловые и незаменимые люди.
   – Согласна, но все равно, ваша печать будет в производстве не раньше, чем через месяц.
   – Печально, а нельзя ли получить ее завтра? Иначе у меня пропадет контракт и с ним валюта во Внешэкономбанке.
   Галина засмеялась весело и открыто, как девчонка:
   – Смешной вы! Я вам – через месяц, а вы мне – завтра! А чем вы занимаетесь, что вам платят валютой?
   – Наше совместное предприятие занимается ремонтом кораблей, и еще мы строим корпуса яхт для голландцев.
   – Так у вас серьезное предприятие?
   – Да – даже без печати.
   – А вам случайно не нужны бухгалтеры или экономисты?
   – Хорошие бухгалтеры всем нужны, а вот экономикой как раз командует этот «пьяница». И он очень требовательный начальник. Я бы побоялся идти к нему на работу!
   – Что вы говорите! И много у него в команде экономистов?
   – На трех предприятиях двенадцать человек.
   – Ого, так у вас действительно большое предприятие!
   – Как раз предприятие называется «малое», и их три, а вот новому совместному предприятию с поляками к завтрашнему дню нужна печать.
   – А мне нужна работа, – подытожила девушка Галина. – Я закончила торгово-экономический институт, имею опыт работы главным бухгалтером.
   – Насколько я понял, в «Горлите» вы заведуете производством?
   – Да, это так. Работаю не по профилю, к тому же, здесь мало платят, а у меня ребенок.
   – Тогда договорились. Завтра я вас заберу на этом месте и в это же время с печатью СП «Ленпан» и дипломом вуза в руках!
   – Как? Так сразу?
   – А чего нам ждать? Как говорил Юлий Цезарь, пришел, увидел, победил!
   – Если вы помните, он плохо кончил, – с улыбкой сказала девушка.
   – Что ж, – в тон ей ответил Кан, – кто не рискует, тот не покоряет вершин.
   – И не оказывается в пропасти, – парировала Галина.
   – Даже в пропасти надежда дает нам крылья.
   – Ну что ж, я тоже из рисковых. Вы меня убедили. Побегу отливать вам печать. До завтра, товарищ генеральный директор!
   – Зовите меня Кан. Кан, Станислав Иванович.
   Фофанов был еще на месте, когда Кан вошел в его кабинет без стука. Он знал, что в это время у Алексея нет посетителей.
   – Ты оказался прав. Она действительно – очень красивая девушка.
   – Я же говорил, что знаю твои вкусы.
   – Завтра наша печать будет готова.
   – Как тебе это удалось? Какой ценой?
   – Ты, конечно, думал, что за печать мне придется рассчитываться из своего кармана? Нет, Алексей, ошибаешься. Оплата произведена за твой счет.
   – Не понял, как это?
   – Очень просто. Я взял Галину Ивановну на работу в твое ведомство. Она, оказывается, дипломированный бухгалтер со стажем работы на производстве.
   – Ты шутишь?
   – Даже и не думаю. Осипов подтвердит. Будешь воспитывать новые кадры.
   – Может, это и к лучшему. Маргарита совсем зашивается, а ей скоро на пенсию. Если девушка окажется толковой, то у нас будет замена главному бухгалтеру.
   – Вот завтра в это же время и заберешь нового бухгалтера из «Горлита» – с печатью и дипломом.

Сестрорецк

   Иван уверенно вел машину, напевая какую-то мелодию. Хорошо, что рядом не сидел Осипов, а то за последнее время Ваня порядком устал от его советов по вождению машины. «Прямо не охранник, а инструктор по вождению. Была бы воля Фофанова, он давно бы уже сменил начальника безопасности, а Иваныч терпит». Впереди показалось Ольгино. Водитель специально прибавил скорость, чтобы сидящие сзади шеф с Катей не увидели проклятый пансионат.
   Катя убрала подлокотник, разделяющий пассажиров, и подсела ближе к Кану. Взяла его за руку и преданно посмотрела в глаза.
   – Катя, не смотри так, а скажи сразу: чего хочешь?
   – Хочу знать, как ты себя чувствуешь: я же вижу, как ты напрягаешься от тряски машины.
   – Чувствую себя не хуже, чем твои сверстники.
   – Ты всегда уходишь от вопроса, когда дело касается тебя или твоего здоровья. Может, лучше остались бы в городе? На выходных поехали бы к маме, она приготовила бы твой любимый рассольник.
   – Заманчиво, но надо ехать на стройку. Посмотрим, что там творит Геннадий. Наверное, уже третий этаж заканчивает. Как думаешь, Ваня?
   – Третий он уже закончил, теперь они готовятся собирать стропила под четвертый. Надо бы вам в этот раз проверить его расходы. Он же страх какой прижимистый!
   – Понимаешь, Катенька, Гена – друг детства Ивана. Ваня сам мне рекомендовал его на стройку прорабом, а теперь вот, видишь – говорит, что его надо контролировать.
   – Я же за справедливость, Станислав Иванович! В детстве он не был таким жадным, а теперь, как появилась лишняя копейка, он шкуру снимает с рабочих и на бетоне начинает экономить.
   – Хорошо, Ваня, мы его проверим, – засмеялась Катя.
   Кан перевел разговор на другую тему:
   – Вань, будем выезжать в понедельник. Не забудь карты Европы.
   – Спасибо, что напомнили. Мне надо их будет переложить из этой машины в ту.
   – Ты что, уезжаешь куда-то? И на машине? Почему я узнаю в последний момент? – взволнованно спросила Катя.
   – У тебя был выходной, когда принималось это решение. Да и еду я всего на три недели.
   – Ты только после операции: тебе нельзя ни в какую дорогу.
   – С Ваней можно. Видишь, как он осторожно ездит?
   – А можно мне с тобой?
   – На этот раз нет. Серьезная будет поездка. Поедет еще Павлов со своей секретаршей – она знает немецкий, будет для нас переводить.
   – Но хотя бы до воскресенья мы будем вместе?
   – Поэтому и едем сейчас в Сестрорецк. Ваня, закажи корейский ресторан на вечер!
   Водитель тут же набрал номер телефона:
   – Андрей, это ты? Это Иван. На вечер зарезервируй столик моему шефу. Да, на двадцать часов. Спасибо. Пока.
   – Вот, Катя, вместо маминого рассольника будет у нас с тобой корейский ужин.
   Наконец показался Сестрорецк. Машина въехала на мост. Отсюда хорошо были видны деревянные финские домики у мемориала «Ленинский шалаш» в Разливе. А неподалеку от них шла диковинная по тем временам стройка большого коттеджа.
//-- * * * --//
   Шел 1936 год. В Пушкинском танковом училище был выпускной вечер. Молодые лейтенанты в новеньких формах вальсировали по парадному залу со своими подругами. Иван Кан и его однокашник Сан Енг Цой сидели за столом в кругу таких же, как они, новоиспеченных офицеров.
   – Когда выезжаешь? – спросил Кан у друга.
   – Утром в Москву, а через сутки – во Владивосток.
   Кан перешел на корейский язык:
   – А дальше?
   – Из Владивостока пароходом до Кореи, – ответил по-корейски Цой.
   – Не завидую тебе. Политическая обстановка в стране говорит о том, что скоро будет война. Мы нужны тут.
   – А я думаю, наоборот. Японцы терзают нашу страну. Мы – кадровые офицеры, и должны помочь нашей Корее. Ты окончил училище с отличием, и такие офицеры сейчас нужны Родине.
   – Мои родители – в Союзе, я выучился тут, значит, моя Родина – Советский Союз.
   – Прежде всего, ты – кореец, и твои предки – корейцы, – настаивал Цой.
   – Санг Енг, прежде всего, я – коммунист. Партия приказала мне служить в Ленинградском округе, значит, здесь мое место. Давай не будем спорить перед расставанием, мы же друзья, – Кан улыбнулся другу.
   – Я переживаю, как бы судьба нас не развела по разные линии фронта, – задумчиво сказал Цой.
   – Все может случиться. Корея всегда была нестабильна. Сейчас она заискивает и с коммунистами, и с буржуями. Но что бы ни случилось, я не стану стрелять в тебя, даже если мне придется идти под трибунал.
   – Знаю. Ведь мы как братья. Я у тебя восьмой брат, – улыбаясь, сказал Цой. У Ивана Кана было семь братьев и четыре сестры. Сам он был вторым ребенком в семье.
   – Ребята, хватит вам болтать по-своему, – вмешался в разговор сидевший рядом лейтенант Соколов. – Идемте лучше танцевать с девушками!
   – Кан, давай хоть напоследок познакомимся с русскими девушками! Когда еще нам выпадет шанс потанцевать? – и офицеры пошли на другую сторону зала, где у стены стояли русские красавицы в нарядных платьях.
   …Перрон Московского вокзала в это раннее утро был пуст. Отъезжающих в столицу было мало. Цой, держа в руках коричневый чемодан с металлическими заклепками на углах, в ожидании вышагивал вдоль вагона. Наконец в начале перрона он заметил поверх голов редких пассажиров Кана. Он, высокий и стройный, в новой форме, подчеркивающей его ладную фигуру, сразу выделялся из толпы. «Жаль, что мы расстаемся. Тем более что, скорее всего, будет война с финнами, – думал Цой, – а Кан ведь в первых рядах попросится на фронт». Кан подошел и обнял друга.
   – Боялся опоздать. Я ночевал на Васильевском, а трамваи в этот час еще не ходят. Спасибо конным милиционерам: подвезли меня на лошади.
   Цой взглянул на часы.
   – Ты не опоздал: до отправления поезда еще целых двадцать минут. Послушай, я ведь буду во Владивостоке, и могу заехать к твоим.
   – Спасибо, Санг Енг, но я думаю, что они уже выехали на Кавказ. С месяц назад я встретил земляка в Пушкине. Он знал моих родственников и сказал, что они собирались туда.
   – Ты сегодня в часть?
   – Провожу тебя – и сразу в часть. Буду устраиваться. Со мной туда же попал Агапов, но его не назначили командиром танка.
   – Стас, за тебя я не переживаю: я уверен, что ты будешь отличным офицером! Сбылась наша мечта. Вот только жаль, что разъезжаемся.
   – Ты не пропадай, пиши. Если потеряемся, пиши на училище. Они нам помогут найтись.
   – Кан, давай поменяемся личным оружием! – Цой вынул из кобуры новенький наган.
   Кан отдал свой, а наган друга вложил в кобуру и пристегнул рукоятку к карабину.
   – Теперь каждый из нас будет помнить о друге.
   – Ну что, товарищи военные, кто из вас едет? Поезд отправляется! – крикнула проводница.
   Цой напоследок обнял «младшего брата» и вскочил на ступеньки отъезжающего вагона.
   – До встречи! – крикнул Кан и отдал честь.
   Цой в ответ приложил правую руку к козырьку фуражки.
   Кан долго смотрел вслед поезду, который уносил его друга в далекую Корею. Никто из них не знал и не догадывался тогда, что дорога эта будет длиной в десять лет. Лейтенанта Цоя задержат во Владивостоке и распределят в Посьетский район, в шестую танковую бригаду. В тридцать седьмом году Сталин подписал указ о переселении корейцев, проживающих во Владивостокском, Сахалинском, Буденовском и Посьетском районах, вглубь страны. Войска НКВД и шестая танковая бригада плотным кольцом окружили районы, где проживали корейцы. Они хватали людей и, как скот, загоняли их в теплушки. За двое суток в товарные вагоны погрузили семьсот тысяч корейцев. Молодой лейтенант Цой смотрел из дальномера танка, как его земляков гнали на товарную станцию прикладами винтовок, пиная коваными сапогами. Над толпой раздавались крики милиционеров:
   – А ну, выродки узкоглазые, шире шаг! Живо по вагонам!
   Цой до боли сжимал рукоятку нагана, и слезы бессильной ярости падали на петлицы потрепанного мундира.
   – А вы что, видели отца Станислава Ивановича? – медленно спросила Катя.
   – А ты разве не знала? – удивился Иван Арсеньевич. – Я не только видел Ивана Ивановича Кана, но и был его ординарцем.
   – Выходит, что вы воевали вместе с его отцом?
   – Нет, воевал я в штрафном батальоне. Это, доченька, длинная история.
   – Расскажите, Иван Арсеньевич, – попросил Гена.
   – Да, да, мы вас очень просим, – просила за всех девушка.
   – Хорошо, Катенька, только поставь на стол вон те граненые стаканы.
   – Но их всего два.
   – А их и должно быть два, доченька. Именно из этих стаканов в последний раз в жизни пили вместе мой отец и Иван Иванович. А через несколько дней началась Финская война. Отец сохранил их на память.
   – Вы пока слушайте Ивана Арсеньевича, а мы с Ваней съездим в ресторан, – сказал Кан, вставая из-за стола.
   – Это же интересно! Он же будет рассказывать про твоего отца! – воскликнула Катя.
   – Мы с Иваном все знаем не только со слов Ивана Арсеньевича, но и из документов Инюрколлегии, – сказал Кан и вышел вместе с Иваном во двор.
   В ресторане уже не было клиентов. Официантки убирали со столов. Хозяйка, завидев входящих Ивана и Кана, позвала мужа.
   – Может, хотите что-нибудь выпить, закусить? – предложил хозяин.
   – Спасибо, мы только что из-за стола. Наши еще ужинают.
   – Вы извините, что мы хотели поговорить насчет ресторана, – начала разговор хозяйка.
   – Оля, зачем так сразу! Неудобно ведь! – на корейском языке остановил ее муж.
   – Нет, так даже лучше. Время позднее: зачем тянуть? – ответил на корейском Кан.
   – А вы неплохо говорите по-корейски! – удивилась хозяйка.
   – Вы говорили что-то насчет ресторана?
   – Да, да, – продолжила женщина. – Мы хотели выкупить помещение, но горком Сестрорецка нам отказал.
   – А чем они мотивируют отказ?
   – Говорят, что тут зона заповедников и исторических мест. Мы знаем, что у вас вначале было то же самое.
   – Нет, у меня было по-другому. Хотя место, где стоит дом, тоже относится к такой же зоне, но мне не надо было покупать дом и участок. Мне все перешло по завещанию от бывшего владельца.
   – А как вы тогда строите?
   – Вот со строительством все оказалось намного труднее, и пришлось очень много потратить времени и средств. На этом Угольном острове все деревянные дома – исторические памятники, а зона заповедная. Все строения и сооружения должны сохраняться в первозданном виде.
//-- * * * --//
   В назначенное время Кан был в секретариате горкома Сестрорецка. На обитой дерматином двери висела голубая табличка, на которой было написано «Н. Б. Дыбенко». Секретарша, классическая старая дева в больших круглых очках, сверилась со списком назначенных на этот день посетителей:
   – Товарищ Кан? – спросила она строго, как учительница начальных классов, приподняв очки.
   – Да, мне назначено на пятнадцать тридцать.
   – С вами вместе будет главный архитектор города.
   – Я в курсе, спасибо.
   Через несколько минут из кабинета секретаря горкома вышла пожилая пара. Дама была заплаканная и вытирала платком покрасневший от слез нос. «Похоже, начальство не в духе. Придется действовать иначе», – мелькнуло в голове Кана.
   – Товарищ Кан, ваша очередь, – оторвалась от бумаг «училка».
   Кан вошел в кабинет. За ним проследовал мужчина с рулонами бумаг в руках.
   – Добрый день, – поздоровался Дыбенко, не вставая из-за стола и жестом приглашая обоих посетителей садиться.
   – Товарищ Кан, я внимательно ознакомился с вашим заявлением, поэтому пригласил нашего архитектора присоединиться к разговору. Знакомьтесь, Геннадий Абрамович Давыдов.
   Геннадий Абрамович разложил на столе карты Сестрорецкого района.
   – Вот, смотрите: это район Угольного острова между реками Сестра и Малая Сестра. Эти дома были построены финнами в начале тридцатых годов. В шестьдесят восьмом прошел капитальный ремонт с заменой венцов и крыш. А вот – в трехстах метрах оттуда – мемориал «Шалаш В. И. Ленина». Здесь все в радиусе пяти километров относится к мемориалу. Если вы начнете строительство современного дома, то мы нарушим архитектурный облик музея. Два года назад финны хотели вывезти эти домики к себе, предлагали взамен построить современный район на двести семей. Смольный категорически отказал.
   – Но теперь другие времена, и я думаю, что горком может в данной ситуации принять решение самостоятельно?
   – Вы правы, товарищ Кан, но вопрос по новому строительству в этом районе горком не может взять на себя. Исторически нам не простят нарушение архитектуры музея Ленина.
   – Неужели Сестрорецкий горком не хочет получить новую школу с бассейном взамен разрешения владельцу участка построить на этом участке дом? Не могу же я жить в этом деревянном домишке тридцатых годов с семьей и мамой?
   – Но, товарищ Кан, вы нам предлагаете нарушить экологию музея!
   – Думаю, что я обратился не по адресу. Вам будет обидно, когда вы не подпишете мне разрешение на строительство и не получите соответственно школу с бассейном.
   – Товарищ Кан, поосторожней! Тут горком, а не рынок.
   – Прошли те времена, когда люди молчали и боялись высказываться.
   – В таком случае я вместе с главным архитектором подписываю резолюцию об отказе. Бумаги получите в секретариате.
   – Спасибо, что уделили мне тридцать минут вашего драгоценного времени. В следующий раз постараюсь не показываться вам на глаза, чтобы вам не стыдно было подписать мое заявление на строительство нового дома на острове мемориала «Шалаш».
   Кан вышел из кабинета.
   – Ну что, не в духе он сегодня? – заботливо спросила «старая дева».
   «Ого! Она может быть заботливой?!» – удивился про себя Кан и ответил:
   – Да, отказал. Говорит, что это решение городского совета.
   – Какой совет? Все решения он принимает сам. Вы вот что – подождите архитектора: кажется, у него были соображения по этому поводу.
   – Спасибо, я подожду его на улице.
   Через несколько минут архитектор, все с теми же рулонами бумаг в руках, вышел из здания.
   – Товарищ Кан, лично я давно предлагал снести эти домики и построить на их месте молодежный центр с многоквартирными домами. Сейчас на это можно легко найти средства. Но эти, – он махнул головой в сторону горкома, – ждут, когда умрет последний жилец на острове, чтобы участки взять под свои дачи. Дыбенко простить вам не может, что вы смогли получить этот дом.
   – У вас есть какое-нибудь предложение?
   – Да, есть. «Первый» готовится ехать в Москву, к Силаеву. Если у вас там есть связи, то это ваш единственный путь.
   – Спасибо. Я вас понял.
//-- * * * --//
   Председатель областного профсоюза Яров вышагивал по ковру, меряя шагами расстояние от стола до двери.
   – Конечно, ты можешь сам все отвезти. К тому же, давно пора познакомиться с премьером.
   – А вы думаете, у него есть перспектива удержаться на этом посту? – спросил Кан.
   – Думаю, да, поэтому мы с Большаковым собираемся в Москву. Вот только тебя никак не уговорить.
   – Ну, со мной все ясно: пятая графа не позволяет.
   – Сейчас другие времена! Посмотри, как твой земляк работает уже несколько лет с Лужковым. Помню их обоих еще с тех времен, когда они работали в Москве с рынками. А сейчас разовыми пластмассовыми изделиями завалили все рынки в Московской области.
   – Так это жена Лужкова там разворачивается.
   – Жена – ширма. За ней стоит он сам, градоначальник Москвы.
   – Я устал быть хорошим заместителем без перспективы быть первым.
   – Ладно, звоню Силаеву. Но имей в виду, что в моей команде всегда имеется бронь для тебя.
   Кан был благодарен:
   – Спасибо, но не думаю, что смогу воспользоваться вашей бронью. У меня есть планы за границей.
   – Тогда зачем ты строишься в Сестрорецке?
   – Я только собираюсь строиться. Недвижимость даже на Луне будет дорожать. Это самое лучшее вложение свободных денег.
   – Ты прав. В этом успех бизнеса. Кажется, теперь так говорят про спекуляцию?
   Яров поднял трубку ВЧ и набрал номер.
   – Григорьич, это я. Как там погода в Москве?
   – А что, завтра будешь у меня? – спросил Силаев.
   – Нет, на этот раз приедет Кан – вот и познакомитесь с ним. Последний раз ты сам им интересовался.
   – Хорошо, только подожди, я посмотрю, что у меня на завтра.
   Наступила пауза. Было слышно, как в кабинет кто-то вошел.
   – Садись, не стой у двери, – сказал кому-то председатель Совета министров СССР.
   Силаев продолжил разговор по телефону:
   – Завтра не могу. У меня Госплан, потом буду в Зеленограде. Давай на среду. Скажем, в одиннадцать.
   – Все, заметано на одиннадцать. Не забудь заказать на него пропуск, – попросил Яров.
   – Не забуду. Это и в моих интересах. У него все будет при себе?
   – Конечно! Только подпиши ему на следующую вертушку дизельного. И у него есть к тебе разговор.
   – Договорились. Жду его в среду.
//-- * * * --//
   Совет министров располагался в огромном здании, являющем собой классический образец сталинской архитектуры. Председатель Совета министров занимал левое крыло второго этажа. Кана встретил помощник Силаева лет тридцати пяти, очень странного вида. Был он в синем костюме-«тройке», белой рубашке с красным галстуком и светло-коричневых туфлях со стоптанными каблуками.
   – Товарищ Кан?
   – Так точно, он самый.
   – Прошу следовать за мной. Товарищ Силаев ожидает вас.
   Кан с коричневым кожаным «дипломатом» в руках проследовал за помощником. Они прошли через массивные дубовые двери с вырезанным на них гербом Советского Союза – такие высокие, что их ручки находились на уровне плеч, – и вошли в приемную. Посетителей не было, и только в углу за стеклянным столиком сидели два кагэбэшника, которых сразу можно было вычислить по их внешнему виду и портупеям. Помощник открыл дверь кабинета и пропустил Кана вперед, после чего дверь бесшумно закрылась. Силаев, невысокого роста брюнет с зачесанными назад волосами, стоял рядом со своим рабочим столом. На нем был темный прекрасно сидящий костюм, в петлице пиджака – значок депутата Верховного Совета. Галстук под цвет сорочки. «Похоже, что любит хорошо одеваться. А скорее, у его жены неплохой вкус, как сказали бы в народе», – подумал Кан.
   – Здравствуйте, товарищ Кан, – Силаев первым протянул руку для пожатия.
   – Здравствуйте, товарищ председатель Совета министров.
   – Как доехали? Какая в Ленинграде погода?
   – Спасибо, неплохо. В этом году весна дождливая.
   – Нас тоже погода не балует. Аграрии наши беспокоятся, что посевная задержится.
   Силаев сел за свой стол. В этом огромном кабинете за большим письменным столом, на котором красовался массивный письменный прибор из янтаря, Силаев казался мальчишкой, который влез в кабину папиного грузовика. Кан подошел и под столом поменял «дипломаты». Точно такая же кожа и ручка, только новый был легче. Силаев постучал пальцем по столу. Кан положил перед ним лист из блокнота, на котором перьевой ручкой было написано «Пятьсот тысяч долларов США». По лицу председателя Совета министров было видно, что он очень доволен. Затем он молча взял зажигалку и сжег листок в пепельнице.
   – Товарищ Кан, вот ваши документы, – он протянул Кану синий конверт Совета министров. – Здесь все, как просил товарищ Яров. Как вы думаете, сколько вам потребуется времени, чтобы реализовать предложение?
   Кан понял, что Силаев хотел знать, когда он получит следующий дипломат. Он спешил: наверху постоянно шли перестановки, и надо было успеть «наесться».
   – Я буду у вас опять через две недели.
   – Отлично, я к тому времени как раз вернусь из командировки в Китай. Предварительно сообщу, когда именно мы встретимся. Да, кстати, Яров сказал, что у вас ко мне личный вопрос. Какой именно, и чем я могу помочь?
   – Под Ленинградом, в Сестрорецке, я получил в наследство участок с финским домом, который находится у мемориала «Шалаш».
   – Это, если я не ошибаюсь, хозяйство Дыбенко?
   – Да, председателем горсовета является товарищ Дыбенко. Он против моего строительства на этом участке.
   – А проект у вас есть?
   – Проект готов, и стройматериалы я уже завез.
   – Быстро работаете! Минуточку, сейчас попробуем. Труханов, соедини меня по ВЧ с Сестрорецким горкомом: я хочу поговорить с товарищем Дыбенко.
   Через минуту секретарь доложил, что Дыбенко на линии.
   – Здравствуйте, Николай Васильевич! – послышался в трубке его голос. – Когда приедете на охоту?
   – Охота, дорогой, подождет. Собираюсь в Китай. Кстати, хочу оттуда привезти себе карабин. Могу прихватить и для тебя. Мой зам такой привез оттуда – супер! Лучше карабина Мосинского.
   – Спасибо, что не забываете.
   – А ты почему обижаешь моих ребят?
   – Это наговаривают. Встретил, как положено: организовал рыбалку, вывез к финнам.
   – Я тебя не о финнах спросил, а о товарище Кане.
   – Он что, и до вас дошел?
   – Не дошел, а я его вызвал. Что у тебя там с шалашом?
   – Да он там не дом собирается строить, а дворец! Здание – покруче исполкома.
   – А ты что же, позавидовал? Тебе-то что? Ты же все равно собираешься в Москву.
   – Да я, в общем-то, не против, но вот горсовет…
   – Знаю я, как горсоветы решают вопросы на местах! Так что давай, подпиши все, что нужно, и позвони!
   – Понял. Если бы он сразу сказал, что в вашей команде, то и не пришлось бы ему ехать к вам.
   – Я тебе уже сказал, что сам вызвал его по делам Совета министров. Все, до встречи! А карабин за мной.
   Усмехаясь, Силаев повесил трубку.
   – Спасибо вам, – внутри у Кана все ликовало.
   – Это мелочи. Ты, главное, объявись через две недели.
   – Буду точно в срок, где назначите.
   – Вот это по-военному! Ну, будь здоров!
   Силаев пожал ему руку и проводил до двери. Кан вышел из здания Совета министров с коричневым кожаным «дипломатом» в руках…
   …Разговор в корейском ресторане продолжался.
   – Вы бы не могли помочь нам в данном вопросе? – спросила Оля.
   – Сейчас здесь новый председатель горисполкома, но недавно я был у него по своим делам. Не буду обещать, но попробую.
   – Нам уже обещали. Даже взяли деньги, но до сих пор не решили вопрос, – одернул Олю муж.
   – А кому вы дали деньги, если не секрет?
   Оля посмотрела на мужа и поправила рукав.
   – Лучше я скажу. Цой взял нас под опеку. Вы же знаете, что все торговые точки платят сестрорецким, а Цой договорился с ними и взял нас под себя как земляков. Вот он и пообещал решить вопрос с горисполкомом.
   – И сколько вы ему дали?
   – Две тысячи долларов вперед, а еще восемь должны заплатить, когда получим разрешение, но прошло уже три месяца, а вопрос так и не решен.
   – Похоже, что и не решится. Нынешний председатель горисполкома, насколько я знаю, взяток не берет. Есть у меня одна мысль. Попробую кое-что сделать.
   – Спасибо вам! Как хорошо, что мы обратились к вам.
   – Спасибо скажете, когда решим ваш вопрос.
   – Мы вам очень благодарны уже за то, что откликнулись на нашу просьбу.
   – Как говорит ваш знакомый Цой, корейцы должны помогать друг другу. И в этом я полностью с ним согласен. А что за это он берет деньги, в этом я с ним не согласен. Только я появлюсь у вас через месяц: уезжаю в командировку на три недели. За это время, думаю, смогу переговорить с председателем горисполкома.
   – Спасибо еще раз. Будем вас ждать.
   Иван открыл ворота и въехал во двор. Белка заскулила от радости, узнав водителя, и замахала хвостом.
   – Успокойся, пойдем в дом, – сказал ей Ваня.
   Но она улеглась у колеса машины.
   – И вот ведь будет так лежать до утра и охранять машину! – воскликнул Иван.
   – Знает свое дело! Отрабатывает свой кусок хлеба, – заметил Кан.
   – Станислав Иванович, на охоте она незаменима! Хорошо ее выучил Иван Арсеньевич.
   Дома никто не заметил, как они вошли. Катя внимательно слушала рассказ хозяина. В глазах ее стояли слезы. Геннадий лежал на кушетке и тоже слушал рассказчика.
   – А вот и наши! Я сейчас заварю свежего чая, – вскочила Катя, увидев Ваню и входившего позади него Кана.
   Чай был душистый, с мятой.
   – Иван Арсеньевич, вы продолжайте.
   – Да ты уже вся зареванная. Давай в следующий раз, – предложил старик.
   – Нет, до следующего раза я не вытерплю. Прошу вас, закончите рассказ сегодня.
   – Лейтенанта увезли, продолжал старик, – мы остались одни с майором. Я с детства называл его дядей, так как он был другом моего отца, как рассказывала мне мама. Время было предвоенное, поэтому уже на следующий день назначили заседание трибунала. Трибунал состоял из трех офицеров. Лейтенанта Кана привезли в гимнастерке без петлиц и в галифе. Меня доставили раньше. В зале присутствовали несколько офицеров и конвой. Военный прокурор первым вызвал лейтенанта Кана.
   – Товарищ лейтенант, вы утверждаете, что сами отпустили старшину Белинского в клуб и дали ему свое личное оружие. Вы подумайте, прежде чем ответите. Необдуманный ответ может стоить вам офицерских петлиц и гарантировать вам службу рядовым в штрафбате.
   – Я все хорошо обдумал. Старшину Белинского я сам отпустил в клуб и дал ему свое личное оружие.
   – Почему вы дали ему свой наган?
   – Потому что днем мы получили приказ о ношении личного оружия круглосуточно.
   – Но приказ был для офицеров.
   – Я посчитал, что к старшинскому составу он тоже относится.
   У прокурора не было больше вопросов к Кану, и поэтому начали спрашивать меня.
   – Вы стреляли в участкового милиционера?
   – Если в постели моей жены был участковый милиционер, то тогда я стрелял в него.
   – Вы осознавали, что могли убить человека?
   – Да, и поэтому выстрелил ему в ногу.
   Вопросов больше не было. Трибунал ушел на совещание, и уже очень скоро нам зачитали приговор: «Лейтенанта Кана Ивана Ивановича понизить в звании до младшего лейтенанта и назначить ему месяц содержания под домашним арестом. После окончания срока домашнего ареста уволить его из рядов Советской Армии в звании младшего лейтенанта. Старшину Белинского Ивана Арсеньевича понизить в звании до звания рядового и отправить в штрафной батальон Ленинградского округа для прохождения дальнейшей службы».
   Из зала первым вывели моего лейтенанта, и больше я его никогда не видел. Я хорошо понимал, что приговор, вынесенный трибуналом, был для него смерти подобным. Он был, что говорится, до мозга костей офицером и не представлял свою жизнь без армии.
   Все молчали, только слышны были редкие Катины всхлипывания.
   – Катюш, это было пятьдесят лет назад, – успокаивал ее Кан, поглаживая по спине.
   – Какой был благородный твой отец! Теперь таких мужчин нет.
   – Откуда тебе знать? Ты еще совсем молодая. Может, сегодня еще больше таких мужчин, – возмущенно сказал Гена.
   – Иван Арсеньевич, а что было дальше? – не отступала Катя, вытирая салфеткой слезы.
   – В понедельник объявили войну с Финляндией. Утром меня увезли на фронт. Попал я в штрафбат. В основном там были кулацкие и белогвардейские сынки. Из военнослужащих нас там было мало. На второй день нас первыми пустили на линию огня. Сзади нас стояло оцепление НКВД, а уже за ними – регулярные части.
   Ночью меня вызвали в штаб. Там ожидали полковник НКВД и наш ротный капитан. Полковник налил мне стакан спирта.
   – Белинский, пей! Угощаю!
   Я, не возражая, выпил спирт и отказался от тушенки: «После первой не закусываю, гражданин начальник».
   – А второй может и не быть, рядовой штрафбата.
   – Слушай, Белинский, – перешел к разговору капитан, – есть возможность смыть кровью свою вину. Нужно пройти через линию Маннергейма, дойти до штаба противника и взять «языка». Обязательно офицера штаба, и живого!
   – Но ограждение под напряжением, и каждый метр линии обстреливается!
   – Вот видишь, какой ты умный! И без карты знаешь, какая это линия. Да, задача почти невыполнимая, но если ты вернешься с «языком», то подчистую сниму с тебя вину и переведу в полковую разведку старшиной.
   – Обещание покойнику, что место приготовят в раю. Знаете, что не вернусь, вот и обещаете.
   – Белинский, ты бывалый охотник, старшина. Надеюсь, что справишься. Не буду обманывать: ушли пять групп, да еще и какие ребята! Но больше никого не осталось.
   – Понимаю, что у меня один выбор – идти в разведку.
   – Возьми трех бойцов. Сам их подберешь. Оружие и снаряжение тебе выдаст капитан Чулков. Инструкцию и схему расположения финского штаба тоже получишь.
   – Еще мне нужна деревянная бочка, желательно две.
   – А бочка-то зачем? Может, тебе еще По-2 подогнать? [20 - Самолет Поликарпова.]
   – С самолетом было бы много шума. А бочка нужна, чтобы пройти через колючее ограждение, которое под напряжением. Вторую бочку спрячем в тылу у финнов, чтобы назад пройти.
   – Ишь ты, какой сообразительный! Капитан, пусть твои разведчики поучатся у штрафников. Найди ему две деревянные бочки! Обратно жду через сутки. Если не успеешь, попадешь под огонь наших батарей.
   – Удача сопутствовала нам, – продолжал свой рассказ Иван Арсеньевич, – эта местность была мне хорошо знакома: еще пацаном я с финскими мальчишками лазил там по старым окопам. Приграничные финские хутора знал по памяти. В пяти километрах от штаба стоял хутор Кукоял. Помню, с пацанами мы как-то украли курицу с этого хутора и запекли ее на костре. Старый хозяин хутора выследил нас и запер у себя в погребе. А там у него была квашеная капуста и окорока. Так мы всю ночь объедались, откусывая огромные куски от подвешенных к потолку окороков.
   И вот теперь я с тремя бойцами прятался рядом с этим хутором, где проходила дорога. Вдалеке послышался шум мотоцикла.
   – Лешнев, – сказал я одному из них, – давай, клади веревку на дорогу, а конец ее привяжи вон к той березе. Только привязывай на уровне груди.
   Мотоцикл приближался. В его коляске сидел офицер в плащ-накидке и рукой придерживал фуражку. Второй конец веревки я взял в руки и, когда мотоциклист поравнялся с березой, резко обеими руками потянул ее на себя. На полном ходу мотоциклист с криком вылетел из седла. Его выбросило влево, переднее колесо мотоцикла врезалось в сосну, и мотор заглох. Мои ребята бросились на офицера, который был без сознания: он головой ударился о приклад пулемета, установленный на коляске мотоцикла. Я нырнул в кусты, где барахтался водитель мотоцикла. Каска с него слетела, и он крутился на траве, схватившись руками за шею, разрезанную натянутой нами веревкой. Я прекратил его мучения, воткнув ему в грудь финский нож по самую рукоятку. Ребята тем временем упаковали финского офицера. Тот уже пришел в себя и крутил глазами, не понимая, почему у него связаны руки веревкой и во рту кляп. Я сдернул с него плащ и не поверил своим глазам. Перед нами брыкался ногами, как свинья перед забоем, тепленький финский полковник. Весь такой аккуратный, как игрушечный оловянный солдатик: с погонами, со знаками различия и орденскими планками. Похоже, он ехал в штаб, а может, возвращался оттуда. На боку у него висел офицерский планшет, а в пяти метрах от мотоцикла в пыли валялась кожаная сумка. Второй из моих бойцов, рядовой Чулков, притащил ее и открыл – главным образом в поисках пайка. Сумка оказалась набита бумагами и картами.
   – Ребята, вот так удача! Да здесь целый передвижной штаб! – Белинский, уложив сумку, открыл планшет. Карта в планшете была местная, вся покрытая отметками, сделанными химическим карандашом. «Полковник разберется», – подумал Белинский.
   – Все, сворачиваемся, уходим.
   – Белинский, надо убрать мотоцикл. Наткнутся финны – нам хана, – заметил третий разведчик, Сергеев.
   – Дельно говоришь. Оттащите его за дерево, к мотоциклисту.
   Финский полковник начал было приседать, делая вид, что ушибся, да только Чулков ударил его рукояткой нагана по спине, и он сразу очень резво побежал впереди разведки. Белинский на ходу надел планшет и стал догонять ребят. К полудню они вышли к линии фронта.
   – Надо дождаться темноты, – сказал Белинский. – Будем переходить тут.
   Он указал на подбитый советский танк, стоявший с опущенным стволом на пригорке.
   – А как мы перейдем без бочки? – заволновался Сергеев.
   – Вот, посмотри, – Белинский передал ему бинокль. – Видишь, танк подбитый? Прошлой ночью его здесь не было. Это, похоже, уже после нас тут был бой. Левее от него метрах в двадцати – та березка, под которой наша бочка, если только ее не нашли финские солдаты.
   – Давайте тогда перекусим и поспим чуток, – предложил Чулков.
   – А как с финном быть? Его ведь спать не уложишь… – сказал Лешнев.
   – Отведи его за кусты и расстегни ему штаны – пусть поссыт. Обратно приведешь – решим, что с ним делать.
   – Только штаны не забудь ему застегнуть, – прыснул Чулков.
   Все засмеялись.
   – Отставить! – крикнул Белинский. – Не забывайте, мы в тылу у финнов.
   – Поэтому давайте пройдем несколько километров по болоту, чтобы сбить след, – предложил Чулков.
   – И так не чувствуешь ног, а еще по болоту таскаться с этим боровом, – возмутился Лешнев.
   – Да нет, Чулков дело говорит, – сказал Белинский. – Давай, веди финна до ветру, и двигаем дальше.
   Сзади послышался лай собак. Белинский, направив в сторону звука бинокль, увидел финских солдат: растянувшись цепочкой, они с собаками прочесывали местность.
   – Нашли мотоцикл. Уходим к лесу! – скомандовал он.
   Пленный полковник снова начал приседать, изображая, что не может идти. На этот раз он получил солдатским сапогом между ног. Подскочив, как резиновый мяч, он екнул с тряпкой во рту и побежал вприпрыжку за Чулковым. Цепочка финнов двигалась медленно: это означало, что собаки еще не взяли след разведчиков. Белинский повел свою группу к болоту. Он знал, что посреди этого болота есть островок, на котором стоит охотничья избушка.
   – Чулков, я пойду впереди, а ты будешь замыкающий. Все идут по моем следу. Десять сантиметров влево или вправо – смерть. И главное, смотри за «языком»: наши жизни от него зависят.
   – А как объяснить финну?
   – За него не беспокойся, я ему все объясню.
   Старшина начал по-фински что-то объяснять полковнику. Тот утвердительно кивнул головой. Белинский вынул ему кляп изо рта. Тот глубоко вздохнул, выплюнул обрывки ниток и шепотом подтвердил по-фински, что все понял.
   – Вот повезло: такой понятливый нам попался! – сказал с усмешкой Белинский и снова засунул ему кляп в рот.
   – Командир, я пройдусь вдоль берега с километр, вернусь по воде, чтобы сбить след, – предложил Чулков.
   – Хорошо, а мы пойдем вглубь. Я вернусь за тобой.
   Чулков, потоптавшись немного на месте, начал удаляться вдоль берега. Белинский повел группу вглубь болота. Деревца вокруг них были хилые и невысокие, как это всегда бывает в болотистых местах. Зато мох и лишайники раскинулись под ногами густым буро-серым ковром. Сапоги вытягивали из глубины болотной жижи запахи гнилья и перестоя. Болото будто застыло и ждало очередной жертвы – птицы, зверя или человека, отчаянного искателя приключений. Старшина уверенно шел вперед по меткам, только ему видимым и понятным. Замыкающий, Сергеев, не попал в след и провалился в трясину. Болотная жижа начала со страшной скоростью затягивать его. Старшина услышал его хрип, повернулся и крикнул Лешневу:
   – Стой на месте! Развернись, не переступая, и подай ему палку!
   Тот протянул палку – Сергеев ухватился за нее двумя руками.
   – Мне его не вытянуть! Палка скользит!
   Старшина сорвал с финна плащ-палатку и бросил тонувшему.
   – Хватайся за плащ!
   Он послушно подхватил другой конец плаща.
   – А ты свободной рукой хватайся за пояс финна, – крикнул старшина Лешневу, и сам крепко обхватил финского офицера за пояс. Финн крякнул. Старшина выдернул кляп у него изо рта. Наконец Сергеев начал медленно выползать из болота. Через пару минут, обессилевший, весь в тине, он лежал на мху. Рой мошкары немедленно облепил его. Пленный что-то хрипло сказал по-фински и усмехнулся.
   – Старшина, он выплюнул кляп! – заметил второй разведчик.
   – Я сам его вытащил, иначе он задохнулся бы. Ладно, вставай, пройдем еще метров пять. Там есть пятачок – должны втроем на нем уместиться.
   Старшина разместил людей на привале.
   – Финну рот не закрывайте. Он и так понимает, что тут бесполезно кричать или убегать. Я мигом.
   Чулков медленно передвигался по болоту. Старшина, завидев разведчика, остановился и оперся на шест.
   – Давай левее! Ориентируйся на вот этот куст.
   Дальше пошли быстрее.
   – Что, кто-то тонул? – увидел грязную жижу Чулков.
   – Да вот, Сергеев пытался утонуть, только мы ему не дали. А ты наблюдательный, как я погляжу.
   – Бывший лейтенант полковой разведки.
   – За что тебя в штрафбат?
   – Майор застукал меня в постели с его женой.
   – Она этого стоит?
   – Не то слово! Эх, старшина, такая женщина! Просто монумент колхозницы перед ВДНХ. Не сожалею.
   – Тогда порядок!
   Впереди показался пятачок, на котором расположились отдыхать разведчики, при этом Лешнев сидел на коленях у финского полковника.
   – Ну и что это значит? – поинтересовался старшина.
   – Да, похоже, островок уменьшился, и места стало мало даже двоим.
   – Привал окончен! Идем дальше. Замыкающий – Чулков.
   Вышли к сторожке. Старшина глянул на часы: было без пяти три. Значит, по болоту шли целых два часа. Маленький домик с крышей из дратвы словно врос в болото. Впечатление усиливала возвышавшаяся над ним осина, которая почти полностью закрывала его своими длинными ветвями. Чулков растопил печь и поставил котелок с водой на огонь. Вода отдавала тиной, но пить ее было можно.
   – Сейчас прокипятим ее – и можно пить: будет солоновата, зато без бактерий, – сказал старшина. – Поедим – и всем спать. Караул по очереди через два часа. Первым заступаю я.
   К бочке они вышли к полуночи. Ждала их, как миленькая, на месте. Старшина объяснил полковнику, что нужно пролезть через бочку, и финн послушно кивнул головой. Старшина последним прошел заграждение. Наконец они были на своей стороне.
   – Стой, кто идет? – раздался окрик из окопа.
   – Свои! – ответил Чулков.
   В ту же секунду раздался взрыв. Старшина увидел ослепительную вспышку света – и все погрузилось в темноту.
   Очнулся он в госпитале; на койке сидел капитан.
   – Ну что, старшина, очухался? С прибытием с того света!
   – Что, так серьезно?
   – Серьезней не бывает. Новобранец увидел из окопа кокарду финского полковника и шарахнул в вас гранатой. Хорошо, промахнулся – но осколок гранаты попал тебе в грудь.
   – А полковник жив?
   – Живехонек. Отправили его в штаб армии. Очень ценный оказался полковник, а уж про карты его и не говорю. Эх, да за такое орден полагается, а тебе только вольную дали и восстановили в прежнем звании. Теперь ты, Иван, у меня в полковой разведке.
   Белинский отвернулся к стене, чтобы капитан не видел слез радости и облегчения, катившихся по его лицу.
   – Понимаю, старшой, поправляйся – и ждем тебя в полку!
   – …Закончил я войну младшим лейтенантом, – продолжал Иван Арсеньевич, – заслужил два ордена Славы. Знание финского языка очень помогло мне в разведке. Вернулся домой, а дом заколочен. Родители умерли, а жена еще после той ночи со стрельбой ушла. Я так и прожил один. Еще в шестидесятых начал я искать своего бывшего командира, лейтенанта Кана. Куда я только ни обращался: и на Дальний Восток, и в Среднюю Азию, и на Кавказ. Казалось, след моего лейтенанта был утрачен. Я понимал, что минуло две войны, и миллионы солдат и офицеров лежат в земле, многие из них – без вести пропавшие. А в восемьдесят седьмом году знакомый журналист опубликовал статью в журнале «Смена» с фотографией моего лейтенанта. На эту статью откликнулась Инюрколлегия Узбекистана. Оказалось, что лейтенанта моего уже не было в живых, но после него осталось трое детей. Младший сын после службы в военном флоте остался в Ленинграде. Мне помогли встретиться с ним. В семье Кана хранилась фотография отца с экипажем танка. У меня была такая же фотография, и экспертиза установила подлинность обеих. Так я выполнил просьбу моего отца, коменданта Сестрорецка: нашел семью лейтенанта Кана. А потом я решил передать им в наследство дом моих родителей и земельный участок при нем.
   – Выходит, что я строю дом на участке, где проживали ваши родители? – спросил Геннадий.
   – Да, прораб, мой домик будет стоять здесь до конца моей жизни. Так хочет Станислав Иванович. А мне осталось немного. Возраст и старые раны дают о себе знать.
   – До ста лет еще доживете, Иван Арсеньевич, – сказал Кан.
   Катя выбежала из комнаты. Иван пошел следом.
   – Ваня, оставь девушку, пусть поплачет. Это хорошо, что она душевный человек.
   – Иван, а ты все это знал? Мог бы и мне сказать! – обиженно сказал прораб.
   – И что – ты бы тогда лучше занимался стройкой? – съязвил водитель.
   – Да тут же такие корни! Надо дом поставить особенный, с душой, чтобы родственники Станислава Ивановича чувствовали в нем теплоту Ивана Арсеньевича.
   – Ребята, вы можете говорить хоть до утра, а я пошел спать. Тем более что завтра рано вставать на охоту, – с этими словами Кан вышел из комнаты, чтобы заодно проверить, что с его девушкой.
//-- * * * --//
   Когда Галина наконец вышла с работы, было уже восемь вечера. На станции метро «Купчино» была толпа народа. «Наверное, едут на концерт в «Юбилейный»: я слышала по радио, что там Зыкина выступает. Летом, в белые ночи, часто устраивают поздние концерты. Но им веселиться, а мой останется без ужина, если не сяду в этот поезд», – рассуждала Галина, протискиваясь сквозь толпу. На нее напирали со всех сторон. «Только бы не пролить суп. Надеюсь, что крышка выдержит, не откроется».
   До госпиталя она доехала за сорок минут. У входа в палату стоял незнакомый ей милиционер. Галина запахнула накинутый на плечи белый халат и подошла к нему.
   – Гражданочка, вы ошиблись, сюда нельзя! – новенький встал перед дверью и закрыл проход.
   Галина покраснела.
   – Я жена полковника.
   – Извините, но его жена с дочкой ушли пятнадцать минут назад.
   «Как хорошо, что я задержалась на работе, – подумала Галина. – Он же предупреждал, что прежде чем идти сюда, надо узнать в приемной, нет ли у него кого. Вот дура! А все эта вечная спешка. Ничего в суете не соображаю».
   – А вы спросите полковника, можно ли мне к нему!
   – А что у вас под халатом? – строго спросил новенький.
   Галина распахнула халат и показала ему пакет.
   – Обед для полковника. Куриный бульон.
   – Ладно, проходите. Надеюсь, не влетит мне, – сжалился милиционер.
   Галина быстро вошла в палату, будто ее кто-то в спину толкнул. Молин лежал на кровати с закрытыми глазами и слушал по радио вечерние новости. Услышав, как скрипнула дверь, он приоткрыл глаза и улыбнулся, увидев Галину.
   – Привет, что так поздно?
   Она поставила сумку на тумбочку.
   – Мой дорогой, я же прямо с работы.
   Тут она заметила на полу у тумбочки пакет с продуктами.
   – Галка, я умираю с голоду.
   – Так всего ж пятнадцать минут назад была здесь твоя половина: что ж она, не покормила тебя?
   – Уже успели доложить?
   – Новенький какой-то стоит у двери. Еще не хотел меня пускать. Я ему сказала, что твоя жена.
   – Вот это правильно. Да, правда, была здесь Зося. Я подписал ей заявление на развод. Так что, выписываюсь из госпиталя – и прямо к тебе домой!
   – Поменять дом на коммуналку? Это неразумно, Юрочка.
   – Ну, как говорится, с милым рай и в шалаше.
   – Вот именно, что с милым, а не с милой. Мы, бабы, решительнее, а вы, мужики, – эгоисты! Поэтому ты сделал опрометчивый шаг, товарищ полковник.
   А сама радостно прильнула к нему и нежно поцеловала.
   – Ух, как у тебя грудь дрожит! Через одежду чувствую, – сказал Молин.
   – Не грудь, а сердце, дорогой. Что-то я заболталась. Кормить тебя надо.
   Галина налила ему в тарелку еще горячий бульон, и Молин с нескрываемым удовольствием принялся за него.
   «Слава богу, идет на поправку», – радуясь его здоровому аппетиту, подумала Галина.
   – Какой вкусный и горячий! Ты же сказала, что прямо с работы?! Тогда откуда домашний бульон?
   – Представляешь, на работе готовлю.
   – У вас же сейчас дел – невпроворот? Ты говорила, даже поесть некогда.
   – Да, подводим баланс, и я действительно боюсь не успеть. Он ведь у меня первый на новой работе. Но ты знаешь, в офисе в основном работают женщины – так наш шеф поставил на кухне автоматическую стиральную машину с сушкой. Приходишь на работу, забрасываешь белье, а вечером забираешь выстиранное и высушенное. Обед для нас готовят, но кто хочет, может сам приготовить еду: кухня полностью для этого оборудована, и холодильник постоянно полный.
   – Это ты мне какую-то коммунистическую утопию описываешь?
   – Юра, это правда. Кроме того, те женщины, у кого есть дети, имеют дополнительный свободный день раз в неделю. Он так и называется: «семейный день».
   – А платят как на твоей новой работе?
   – Ты ешь, ешь, а то я тебя заговорю.
   – Нет, мне это очень интересно.
   – За месяц мне начислили две с половиной тысячи рублей. Да я в жизни не видела такой зарплаты! Сейчас я на должности старшего бухгалтера, а к осени буду главным.
   – Так что же, выходит, что ты получаешь больше, чем я, полковник?
   – Знаешь, я была у шефа дома. Не успевала в тот день забрать Сережку из садика, так его водитель Кана забрал и отвез к нему домой. Его дочь там присматривала за моим. А вечером после работы я подъехала за Сережей. Я-то думала, что генеральный директор такой большой фирмы должен жить в хоромах, а у него – обыкновенная «двушка» в Купчино, только что в доме сто сорок седьмой серии.
   – Может, он деньги собирает в чулок? – усмехнулся Молин.
   – Не знаю. Он сам – кореец, а жена, оказывается, у него русская; так она не отпустила нас с Сережкой домой, пока не накормила. Мы разговорились, и я ее так, по-женски, спрашиваю, что, мол, как же так, муж имеет совместное предприятие с приличным валютным оборотом, под его началом – несколько тысяч рабочих, а вы живете в двухкомнатной квартире…
   – Галь, можно я закурю? – Молин, кряхтя, сел в кровати.
   – Тебе нельзя! Зайдет сестра – криков не оберешься. Так слушай: и она тут показывает мне свой гардероб, а в шкафу – самая обыкновенная одежда, никаких сногсшибательных и дорогих нарядов. Говорит, он всегда был такой. Всю прибыль тратит на производство, а получает только зарплату: так решил совет директоров.
   – Что ж, правильно делает. Предприятие же – его собственность?
   – А вот и нет, товарищ полковник. Я же видела все учредительные документы. Акции у совета директоров: они даже в долевом участии в строительстве двух жилых домов на Гражданке.
   – Значит, квартиры в этом доме хапнут себе директора.
   – Нет, я сама слышала, что Кан чуть не уволил своего заместителя Павлова. Тот хотел выделить квартиру своему сыну, но совет директоров уже распределил все квартиры среди рабочих и матерей-одиночек.
   – Ты что, хочешь сказать, что, проработав полтора месяца, ты получишь квартиру?
   – Да, мой дорогой. Главный бухгалтер, Чубасова, выдвинула мою кандидатуру. В бухгалтерии работают восемнадцать сотрудников в ленинградских офисах и еще пять – на местах ремонтов кораблей. Я – единственная мать-одиночка, проживающая в коммуналке. Мою кандидатуру поддержал Фофанов.
   – Насколько я знаю, он – мозг всего предприятия. Кажется, это именно он там составляет ребусы, которые мы не можем разгадать.
   – Ты давай поправляйся, а не решай ребусы. Пусть твои ребята сами поработают, без тебя.
   – Да, пожалуй, поживешь с тобой спокойно! Ты мне сейчас принесла больше информации, чем мои ребята собрали за два месяца.
   – Юра, это нечестно! Я тебе просто рассказываю про работу, а ты хочешь использовать эту информацию против Кана. Тогда я тебе, мой милый, тоже объявляю войну!
   – Галина, ты даже не представляешь, насколько ты открыла мне глаза. Но я думаю, что ты права, и мне сейчас нужно заниматься только своим здоровьем. Пусть мои пацаны сами узнают о том, что ты мне рассказала.
   – Вот какой ты хороший! – Галина прилегла рядом на узкой кровати и пощупала повязку в паху. – Больно, дорогой?
   – Болит не рана, а душа. Как я теперь – с таким диагнозом?
   – Юр, а жена быстро согласилась на развод?
   – Да, и я ее понимаю. Ей всего тридцать лет, и у нее очень высокие сексуальные аппетиты. К сожалению, я узнал об этом только после свадьбы. А тут еще моя работа – с нервами и риском. Придешь с дежурства, поешь, и ничего не хочется. А у нее потребность каждый день. Хочешь – не хочешь, а надо выполнять мужской долг.
   – Раньше я думала, что такие женщины бывают только в кино да в книжках. А вот, поди ж ты – и наша главный бухгалтер тут со мной поделилась, что минимум три раза в неделю ей обязательно нужен хороший секс, а иначе у нее мигрень и голова кружится. А ведь с виду – очень спокойная интеллигентная дамочка.
   – Эту Чубасову он привез из Москвы. Она там в аппарате ЦК профсоюзов работала.
   – Юра, ты не переживай, профессор говорит, что есть такие протезы. Он постарается помочь.
   – Боюсь, моя дорогая, что никакой протез тут не поможет.
   – Юрочка, я сильная, и я очень тебя люблю. Думаю, все будет хорошо, а сейчас главное – чтобы ты выздоровел.
//-- * * * --//
   Рано утром Кана разбудила Белка, которая в предчувствии охоты начала прыгать на дверь и лаять. Проснувшись, он взглянул на спящую Катю. Девушка спокойно дышала, грудь ее при каждом вдохе слегка вздрагивала под ночной рубашкой. Шелковистые волосы разметались по подушке, а кожа была такой свежей и гладкой, что хотелось прижаться к ней губами и целовать до бесконечности.
   Иван Арсеньевич встал и с ворчанием вышел во двор.
   – Что, милая, замерзла? Ведь тепло на дворе, – с нежностью проворчал старик своей собаке.
   У ворот стояла машина с включенными фарами. Кан услышал со двора голос Ивана Арсеньевича:
   – Кого нечистая принесла в такую рань, да еще в субботу?
   В спальню постучали.
   – Станислав Иванович, Борис Лернер приехал, – шепотом сказал Иван из-за двери.
   – Ваня, зайди, помоги одеться.
   Кан одеялом прикрыл плечи и грудь Кати. Девушка во сне поискала своими нежными руками любимого и, не найдя, повернулась к стенке. Иван помог Кану одеться, поправил повязку. В столовой старик уже наливал чай Борису. Кан взглянул на ходики с кукушкой. Кукушки в них не было: наверное, устала прятаться и уже много лет как улетела из гнезда, но сами часы еще ходили и показывали пять минут пятого. Увидев Кана, Лернер встал из-за стола.
   – Доброе утро, Станислав Иванович, – сказал он и протянул руку для пожатия.
   – Доброе, если, конечно, ты, Борис, привез добрые вести. Но в такой час обычно привозят только плохие вести.
   Лернер виновато улыбнулся. Кан знал, что этот надежный молодой человек даже в самую трудную минуту не падал духом и был готов поддержать других. В нем чувствовалась порода: он был потомственный офицер российского флота. Еще дед его был морским офицером, а его отцом был легендарный капитан первого ранга Лернер, который во время войны служил на подводной лодке на Балтике. В свое время Борис окончил военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского комсомола. Кан забрал его к себе из Кронштадта – прямо в погонах старлея.
   – Борис, садись, и давай спокойно попьем чай.
   Иван начал разливать по чашкам свежий чай. Иван Арсеньевич ушел покормить собаку и сделать дежурный обход. Вдруг открылась дверь спальни и оттуда вышла Катя, завернувшись в покрывало.
   – Борис, Ваня, привет! – сказала она, потом посмотрела на Кана и сказала, как бы извиняясь:
   – Я думала, что вы уехали на охоту без меня, и немного испугалась.
   – Без тебя точно не уедем. Иди, поспи еще немного, – ответил Иван.
   Катя ушла, и Кан опять повернулся к Лернеру, готовый слушать.
   – Станислав Иванович, в двенадцать ночи звонил дежурный с кронштадтского завода: в понедельник к нам приезжают из шестого отдела Литейного [21 - Шестой отдел КГБ по борьбе с организованной преступностью. Начальник отдела – полковник Молин Ю. Б.]. Будут проверять личный состав работающих на подводных лодках и кораблях.
   – И что – не мог подождать с этим до воскресенья и приперся ни свет ни заря? – возмутился Иван, отхлебывая чай из розового блюдца.
   – Вань, он все сделал правильно. На самом деле он даже должен был сразу позвонить.
   – Я звонил. Это было после часа ночи, и вы, наверное, уже спали.
   – Ваня, у меня что, мобильный выключен?
   – Да. Катя выключила ночью, чтобы вас не беспокоили.
   – Принеси телефон. Говоришь, проверка? – спросил он Бориса. – Сколько у нас в Кронштадте рабочих на сегодня?
   – Точно по списку без строителей и мастеров – тысяча сто пять человек, из них четыреста пятьдесят – с кронштадтского завода, они работают на подряде.
   – Значит, шестьсот пятьдесят пять наших, – уточнил Кан.
   – Да, вот ведомость последней зарплаты. Тут точно такое же количество рабочих без ИТР, кому в Кронштадте выдали зарплату.
   – Борис, сколько из них у тебя в резерве?
   Пришел Иван с телефоном.
   – Вань, давай, буди Фофанова и Павлова.
   – Хорошо, я позвоню с кухни. Там связь лучше.
   – Резерв у меня – сто двадцать человек.
   – Ты уверен, что все на местах? Может, кто уехал или болен?
   – Пять дней назад на зарплате были все. Если что, они меня заранее предупреждают. Думаю, все на месте.
   – Станислав Иванович, Алексей на связи!
   – Иваныч, – послышался в трубке голос Фофанова, – ты что так рано? Я думал, ты уже на рыбалке.
   – Алексей, я пока у Ивана Арсеньевича. Сейчас сюда приехал Лернер из Кронштадта.
   – Там у него должно быть все в порядке. В понедельник получит металл и нержавейку для лодок.
   – Тут другое. В понедельник парни с Литейного будут пересчитывать наш личный состав.
   – Но они не имеют права без разрешения прокурора!
   – Ты прав. Поэтому они приезжают не к нам, а на КМОАЗ.
   – Тогда дело серьезное. Я сейчас приеду к тебе. Пусть Лернер дождется меня.
   – Хорошо, а я вызываю Павлова.
   – А вот этого не надо! Пусть готовится к поездке с тобой. Разберемся без него. Приеду – расскажу.
   Лернер пришел на кухню.
   – Фофанов едет сюда. Придется подождать. Ваня, давай, готовь завтрак.
   К семи часам утра подъехала черная «Волга» Фофанова. Алексей вышел из машины в спортивном костюме и с барсеткой в руке.
   – Вот хорошо! Как раз к завтраку! – обрадовался хозяин.
   – Свининку с картошкой будешь? – спросил Иван.
   – Конечно буду! Клади больше! Я свинину люблю, – моя руки в умывальнике, приговаривал Фофанов.
   На шум вышла Катя – уже одетая и причесанная.
   – А секретаршу вроде не вызывали, – засмеялся Алексей.
   – Алексей, привет! Ты же знаешь, что после работы я по совместительству еще и медсестра. Кто шефу сделает перевязку? Ты, что ли?
   – А что? Я умею. Спроси Ваню, как я ему сделал перевязку в Швеции.
   – Врачи не могли потом ее снять. Пришлось разрезать ножницами, – сказал со смехом Геннадий.
   – Минуточку, но ведь повязки и положено разрезать, – оправдывался Фофанов.
   Завтрак прошел со смехом и шутками. Ваня с Катей начали убирать со стола.
   – Иваныч, давай пройдемся по стройке, – сказал Алексей Кану.
   На первом этаже рабочие уже установили окна и двери и готовили помещения под внутренние работы. Внутри было тепло. Фофанов с Борисом спустились в подземный этаж посмотреть бассейн. Кан осматривал двери, еще обернутые в пленку. Мамина дверь вышла, как он хотел. Он специально заказывал для нее карагач из Узбекистана. Дерево как будто светилось изнутри и поблескивало цветом сандала. Пусть эта дверь напоминает маме Азию.
   – Иваныч, ты думаешь, что бетонные плиты выдержат такую домину без свай? – Алексей поднимался наверх.
   – Видишь ли, в России технология своя. Дома строят на мощном фундаменте. Здесь берег залива, и вода в двадцати метрах. Грунт – сплошной песок. На Западе имеется большой опыт строительства на песке. В Азии – тоже. Я привез Гене проект фундамента для строительства на песчаном грунте из Польши. Сначала мы распланировали участок, потом утрамбовали и вбили шестиметровые железобетонные сваи. Потом пошли железобетонные плиты с неглубоким фундаментом где-то пятьдесят сантиметров. По расчетам и опыту, такой фундамент выдержит и десять этажей и простоит тысячу лет.
   – А окна – из того дуба, что привезли из Сибири?
   – Да, спасибо Никифорову: он там все просушил и отсортировал. Столяр говорит, что отходов практически нет. И структура подходит. На остальные этажи двери тоже уже готовы. Ждут монтажа.
   – Борис, ну что там срочного?
   – Как ты уже знаешь, в понедельник к нам нагрянут гости: будут искать наш резерв в Кронштадте.
   – Ты не подумал: может, кто-то капнул на нас?
   – Сейчас не время выяснять детали. Давайте говорить по существу, – вмешался генеральный директор.
   – Сколько у тебя «мертвых душ» по последней зарплате? – продолжил Алексей.
   – Сто двадцать человек.
   – Ну и зачем ты тогда летел сюда через дамбу сломя голову? Решал бы все на месте сам!
   – Дело в том, что они живут в Ломоносове, Ленинграде и Кронштадте. За двое суток я не в состоянии всех объехать.
   – У тебя же есть списки всех людей?
   – Да, я их привез. Они в машине.
   – Тогда давайте распределим их между собой. Ленинградских возьмешь ты, Алексей, а Ломоносов и Кронштадт – Лернер, – предложил Кан.
   – Но ленинградцев только восемь, остальных мне одному не осилить.
   – Дай мне тогда еще Ломоносов. Сколько человек у тебя?
   – Двадцать три.
   – Вот и прекрасно! Я поеду в Ломоносов, потом в Ленинград, а ты подключи Шмырева и давайте по Кронштадту! Вечером, около одиннадцати, позвонишь мне в машину или домой.
   – Все понял, еду за Шмыревым.
   – А ты, Иваныч, дыши свежим воздухом. Тебе сейчас это полезно. Все будет нормально. Утром доложу тебе об обстановке.
   – Хорошо, держите меня в курсе. Ваня будет на телефоне.
   – Отдыхай и не мучай людей. Ему еще три недели быть за рулем. Утром я сам тебе позвоню. Сказал же, что решу все сам.
   Кан пошел провожать их к воротам. С ним вместе вышла Катя, кутаясь в пуховую шаль.
   – Ты смотри, вовремя делай ему перевязки, ухаживай как следует, иначе уволю без выходного пособия, – подшучивал над ней Алексей.
   Катя надулась, не воспринимая шутку. Она побаивалась первого заместителя Кана. На работе говорили, что он бывает очень крут, хотя и справедлив. Только он может все прямо высказать в глаза генеральному.
   – Слушай, Иваныч, пусть прораб заедет ко мне в офис, как поедет за кирпичами в Ленинград – я ему шею намылю. И пусть прихватит все счета и накладные. Ты оставь это мне, все равно я лучше тебя считаю.
   – Я давно предлагал Станиславу Ивановичу, чтобы тебе передали Гену, – поддержал Ваня.
   – Пока вы будете в командировке, я наведу порядок, – пригрозил Алексей, усаживаясь в «Волгу».
   – Борис, звони мне, а генерала не беспокой! – крикнул он в открытое окно отъезжающей машины.
   Борис Лернер поехал в Кронштадт следом за машиной Фофанова.
   – Ну что ж, готовимся к выезду! – сказал Иван Арсеньевич.

Калининградский переход границы Мамонова. Ваня

   Когда въехали в Эстонию, дорога пошла хуже. Водители у поста ГАИ поменялись. Артур уверенно вел БМВ: он хорошо знал эти места.
   – Артур, не гони! «Форд-транзит» за нами не поспевает, – заметил Осипов.
   – Ты лучше предупреди передний БМВ. Я держу дистанцию.
   Осипов взял рацию.
   – Первый, я второй, держите сто, «транзит» не успевает.
   – Так мы и идем сто, – возмутился Павлов. – Второй, как там шеф?
   – Все нормально, отдыхает.
   – Первый, я второй. Мы сменились за рулем. Все нормально. Идем сто.
   – Артур, ты все же поаккуратней на ухабах. Вчера, говорят, у шефа открылась рана, – настаивал охранник.
   – Ваня меня предупредил, но, к сожалению, ухабов не избежать после весны.
   Кан проснулся в салоне машины. Через стекло перегородки он увидел, что за рулем Артур. «Значит, мы уже в Эстонии», – подумал он, и тут же в боковом окне промелькнул указатель «Тарту – Таллинн». «Неплохо проехали ребята». Он достал из бара бутылку боржоми и наполнил фужер. В холодильнике лежали бутерброды, завернутые в фольгу. Он вспомнил, как Катя давала инструкцию Ване, чтобы он переложил их в холодильник салона. Осипов чуть опустил перегородку.
   – Станислав Иванович, вас Фофанов спрашивает.
   – Переключи на меня, – Кан открыл дверцу бюро.
   Телефонный аппарат мигал красными точками.
   – Слушаю тебя, Алексей.
   – Не разбудил? Как ты себя чувствуешь? Говорили, что опять открылась рана?
   – Не разбудил – я не спал уже. В этом лимузине лучше, чем в старом. Спишь, как в гостиничном номере. Чувствую себя нормально. Мы уже в Эстонии.
   – Павлов уже доложил. Говорит, что на завтрак ребятам дал по сто рублей. Иваныч, ты предупреди его, что я за каждый рубль и доллар с него спрошу. Не получится так, как с его последней командировкой в Англию? Иваныч, в общем, так: была проверка с утра, они не смогли связаться только с двумя нашими людьми, оба из Кронштадта. Один, слесарь, был выходной и уехал за город за грибами, а другая, маляр, была в больнице. Так что все нормально. Особисты были удивлены: одного слесаря просили показать руки. А у него ногти грязные и длинные. Потом он Лернеру говорит: «Жена меня всегда ругает, что грязные руки». Так что поезжай спокойно. Но прослушку через окна они не сняли. В программе «600 секунд» Невзоров показывал, как ранили их полковника при задержании западного дипломата.
   – Думаю, что после проверки они вызовут меня на собеседование к себе на Литейный.
   – Похоже, что так. Уж больно крепко они в нас вцепились. Как вы утром загрузились?
   – Рогов привез два «дипломата», Павлов их проверил. Все прошло нормально.
   – Не успел тебе сказать в Сестрорецке, вернее, забыл с этим Лернером. Мне не нравится знакомство Павлова с Бекетовым, а особенно – с Роговым. У них с Игорем есть что-то общее, но я пока не могу нащупать, что. Только чувствую я, что будет у нас много проблем с этим тандемом, вот увидишь.
   – Алексей, тебе по должности положено всех подозревать и никому не доверять. Галина Ивановна тебе тоже не нравилась, а теперь ты рекомендуешь совету директоров ее кандидатуру в главные бухгалтеры. Я в больнице видел твое заявление.
   – Вот черти! Предупреждал же, чтоб следили, чтобы в больницу ни бумаги, ни телефон не просочились.
   – Это естественно, Алексей. Мы с тобой делаем одно дело, но подходим к этому разными командами людей.
   – Но цель у нас одна! А вот Павлов пусть едет на своей машине! Постарайся, чтобы он меньше крутился возле тебя. Он же вечно пытается бежать впереди паровоза.
   – Алексей, ладно, звони.
   Кан выключил телефон, закрыл крышку бюро и включил телевизор. По эстонскому каналу показывали документальный фильм о достопримечательностях Тарту. Слушая рассказ о Тартуском университете, Кан вспомнил, как в семьдесят восьмом году на БПК [22 - Боевой противолодочный катер.] «Гремящий» проходили Зунд. Командир выставил караул по всему периметру корабля. Была суровая зима, и по Балтике плавали огромные льдины. Пролив Зунда прошли ночью, а утром политпомощник командира корабля не досчитался одного из матросов, по национальности эстонца. Через несколько дней, когда БПК был у берегов Франции, по каналу «СиЭнЭн» показывали интервью с этим самым матросом. Он обмазался тавотом [23 - Техническая смазка.], чтобы не замерзнуть, и выбросился за борт. Через несколько минут его подобрал датский паром. Впоследствии Кан узнал, что тот моряк был единственным сыном ректора Тартуского университета. С тех пор никто ничего не слышал ни о командире БПК, ни о ректоре. Сработала коммунистическая система инквизиции, разработанная главным грузином Советского Союза, под жернова которой попадали не только сами провинившиеся перед властью, но и члены их семей.
   – Станислав Иванович, через час будем въезжать в Литву. Павлов просит сделать остановку: хочет накормить ребят, – доложил Осипов через приспущенное стекло перегородки.
   – Пусть выберет нормальное кафе, я тоже поужинаю.
   Через час кортеж из трех машин с желтыми номерами [24 - Регистрационные знаки автомобилей совместных предприятий и иностранных организаций, аккредитованных в СССР, были желтого цвета.] остановился возле кафе в маленьком литовском поселке Мику. К лимузину подошел Павлов.
   – Иваныч, нам заказать отдельно?
   – Нет, я буду ужинать со всеми.
   Павлов с водителем вошли в кафе. Кан с трудом вышел из машины: сказывалась многочасовая поездка. К нему подошел Осипов.
   – После ужина нужно сменить вам повязку, и заодно посмотрим, как заживает рана.
   – Хорошо. Как там ваши ребята в «форде»?
   – Нормально, только беспокоятся насчет своих австрийских виз.
   – Извини, что до сих пор не сказал: визы на всех твоих ребят ждут вас в Калининграде. Перед выездом сообщили.
   – Спасибо. Одного оставлю у лимузина, потом сменит другой.
   Кан вдруг подумал: надо же – совсем забыл, что в машине столько денег. Может, и к лучшему. Проехали две республики: на некоторых КПП только документы смотрели. В кафе было людно и шумно, а по телевизору шел футбольный матч литовских команд. Павлов составил вместе несколько столов и теперь диктовал заказ на всех официантке – литовской девушке в униформе с национальными мотивами.
   – Василич, только мне не заказывай мне мультикапс, – Кан сел рядом с Павловым.
   – Это что еще?
   – Это национальное блюдо из теста с белой подливой. Вот, в меню тридцать пятый номер.
   – Тогда этого не надо.
   Официантка приняла заказ и ушла за стойку.
   – Как ты сказал? Мультик…?
   – Мультикапс. Это что-то наподобие украинских галушек, только тесто наполовину из муки и наполовину из картошки. Заливается белым мучным соусом. Мне не нравится. Вообще, этот литовский белый соус – на любителя, к нему надо привыкнуть.
   – Зато он дешевый.
   – Василич, ребят корми нормально! Они в командировке. Не слушай Фофанова.
   – Иваныч, мне Иван рассказывал, что как-то раз они поехали в Швецию, так Фофанов взял с собой чемодан сала и лука, чтобы на еду не тратиться – только хлеб покупать. В отеле – опять же, из экономии – он снял двухместный номер на четверых. Регистрируя их при въезде в отель, администратор морщилась от запаха лука, а потом задала Фофанову какой-то вопрос, который он то ли не расслышал, то ли не понял, но решил, что она спрашивает, почему у них с собой еда. Он ответил, что это у русских такая национальная традиция. Администратор удивленно уставилась на Алексея и сказала:
   – У нас в городе живут русские, но об этом я впервые слышу.
   Тут вмешался Ваня.
   – Алексей, она тебя спросила: «Почему вы заказали две койки на четверых. Вы голубые пары?».
   Вся группа смеялась до слез. Когда Иван на шведском объяснил хозяйке, почему они так смеются, то она побежала рассказать мужу. В итоге муж бесплатно дал им еще один номер на двоих, а Алексей подарил ему полкило сала.
   – Я помню эту поездку. Алексей еще тогда привез себе «вольво 416». А ты кричал в моем кабинете: «Людей голодом моришь, а себе машины покупаешь!».
   – Да, тогда мы только начинали зарабатывать. Но – нет худа без добра. Благодаря его старому «вольво» я решился на японскую «сакуру». Мы сразу получили большие деньги, но потеряли Константинова.
   Ребята с аппетитом ели, переговариваясь между собой. Только Осипов постоянно отходил от стола, меняя своих бойцов и беспокоясь, чтобы все поели. Такова его должность.
   – Иваныч, я тогда был у тебя слесарем-ремонтником и ничего не знал об этой истории. Потом я много слышал об этой трагедии с японской «Сакурой»…

Японская сакура

   Константинов приехал ночным московским поездом. Иван стоял на платформе и всматривался в выходящих из восьмого вагона пассажиров. Он никогда раньше не видел человека, которого приехал встречать. Кан сказал, что он очень высокий и с военной выправкой. Вот этот, в шапке? Точно – он.
   – Вы – Александр Константинов?
   – Точно. А вы Иван?
   – Да. Давайте вашу сумку.
   – Спасибо, она не тяжелая. Там только сменное белье.
   – Пойдемте к машине.
   На парковке среди «Жигулей» стояла БМВ-«троечка».
   – Это ваша машина?
   – Да, я вожу заместителя Кана, Фофанова.
   – А на какой машине ездит сам Кан?
   Ваня усадил пассажира и завел двигатель.
   – Его возит Артур на «семерке» БМВ.
   – Крутая тачка, только японские лучше.
   – Лучше немецких БМВ пока еще ничего не сделали.
   – Это твое мнение, Ваня, а вот по комфорту и качеству езды японцы сейчас лучше всех. Международный рынок переполнен «тойотами», «митсубиси», «хондами»: они популярны даже в Америке!
   – В Америке самые дорогие машины – немецкие, – не сдавался Иван.
   – Сейчас специально для американского рынка «тойота» готовит «лексус» – своего рода аналог «мерседеса». Это будет бомба и в Америке, и в Европе!
   – Я видел в рекламе лимузин «лексус». Это та же «тойота-краун».
   За разговорами подъехали к отделению милиции. Иван остановился у входа.
   – Вань, ты зачем привез меня в милицию?
   – А мы здесь на втором этаже снимаем офис.
   – Понятно. Ты вот что, Иван, свое мнение насчет немецких тачек оставь при себе. Я приехал агитировать твое руководство за японцев.
   – А шеф сам признает только БМВ.
   – Ну, мы договорились, да? Твой шеф – это моя проблема.
   – Хорошо, но на «японце», да еще с правой баранкой, никто не будет ездить!
   Константинов вышел из машины с сумкой в руках. По лестнице спускался капитан милиции.
   – Вань, подбрось до РУВД! Наш уазик уехал в Купчино.
   – Садитесь, Александр Васильевич.
   Ваня высунулся в окно.
   – Товарищ Константинов, поднимайтесь на второй этаж, а там – прямо. Мы весь этаж занимаем под офис. Пожалуйста, скажите там, что я в РУВД.
   БМВ отъехала от отделения. Александр поднялся по ступенькам крыльца. За дверью сидел дежурный.
   – Гражданин, вы к кому?
   – В фирму «Судоремонт».
   – Тогда вам на второй этаж. Проходите, пожалуйста.
   Он открыл дверь и указал на лестницу.
   – Только мы без лифта.
   – Вот и отлично: пешком здоровее!
   «Тяжело мне будет переубедить Кана, – думал Константинов, поднимаясь по ступенькам. – Тем более, столько времени не виделись. Когда мы в семьдесят пятом закончили морское училище, меня отправили на Дальний Восток на подлодку, а его – в Эстонию, на БПК. Он перед увольнением занимал должность заместителя начальника штаба юго-восточной части Тихого океана, а меня уволили капитан-лейтенантом – из-за старшины Суворова. Хорошо еще, что за меня походатайствовал отец, капитан первого ранга, а то вообще пошел бы под трибунал. Как Кан меня примет через столько лет и с такой разницей в званиях?»
   На этаже у двери стояла Ирка! Точно, Ира Чубасова!
   – Ирка, ты ли это, моя красавица?
   – Константинов, какими судьбами у нас?! – Чубасова с визгом бросилась ему на шею.
   – Ирка, задушишь!
   На шум в коридоре стали открываться двери кабинетов. Чубасова отскочила от Александра, поправила юбку и приняла деловой и важный вид.
   – Действительно, что подумают подчиненные? – шепнула она и глазами указала на двери, из которых с любопытством выглядывали женщины.
   – Ты, наверное, к Фофанову?
   – А кто это у вас такой? Я уже второй раз слышу эту фамилию.
   – Это первый заместитель Кана. Он – держатель всех средств и контрактов.
   – Понятно, но нет – я к Кану.
   – Давай тогда я тебя провожу.
   Они вошли в большую приемную. У стола секретаря стоял невысокий кореец с заметной лысиной, в темно-коричневом костюме. Послышался звук открывающейся двери – Кан обернулся. В дверях стояли Чубасова и Александр. Кан подошел к ним и протянул руку Константинову.
   – Александр, рад тебя видеть в добром здравии!
   – Кан, на улице я бы тебя не узнал в штатском, – ответил тот и обнял Кана с высоты своего роста.
   – Проходите ко мне в кабинет. Я через минуту освобожусь, – сказал Кан и стал писать что-то в журнале секретаря.
   В кабинете Чубасова усадила Константинова на диван. Он с любопытством огляделся.
   – Неплохо вы устроились под охраной милиции. Да и ремонт, я думаю, обошелся недешево.
   – Мы стали хорошо зарабатывать.
   – Что, все на судоремонте?
   – Начали ремонтировать подводные лодки на кронштадтском заводе.
   – Кан всегда имел слабость к Кронштадту. Конечно – ведь там зародился российский флот.
   Вошел Кан.
   – Секретари меняются. Пришлось дать письменные распоряжения.
   – Тебе одной смены мало, работаешь в две?
   – Теперь надо. Работаем ведь на себя, а не на дядю.
   – Стас, я не знала, что вы с Сашей знакомы! – удивленно сказала Ирина.
   – Мы же однокашники! Вместе учились в морском училище. Сколько, Саня, мы не виделись?
   – Да с самого выпускного в семьдесят пятом.
   – А откуда ты знаешь Ирину?
   – Я училась вместе с его Олей в ВПШ [25 - Высшая партийная школа.], – ответила за Константинова Чубасова.
   – Выходит, мы все – бывшие однокашники?!
   – Выходит. Ира, давайте вместе позавтракаем, а потом поговорим о деле.
   – Пойдемте на кухню. Я приготовлю завтрак.
   На кухне завтракали девушки из отдела кадров.
   – Доброе утро, Станислав Иванович, – поприветствовали они Кана.
   – Приятного аппетита. Не помешаем?
   – Нет, что вы? Давайте мы угостим вас яичницей.
   – Саш, ты как?
   – Не откажусь.
   Втроем они уселись за стол.
   – Как Оля, дети? – спросил Кан.
   – Да уж, Оле досталось: столько всего перенесла… – вставила Ирина.
   – Когда меня арестовали, ей пришлось уехать на материк. Я ведь служил на острове, а там на базе тридцать семей офицеров, а остальные – матросы. Все всё про всех знают. С первым транспортом она уехала во Владик, а оттуда отец забрал ее в Москву. Я под трибуналом просидел шесть месяцев. Отец вышел в отставку капитаном первого ранга и работал в Зеленоградском горисполкоме. На двести рублей в месяц тяжело вытянуть две семьи, вот Ольга и пошла к нему работать на сто двадцать. Отец помог нам решить квартирный вопрос, а через месяц умер от рака легких. Я тогда был уже в Зеленограде.
   – Демобилизовался?
   – Нет, уволили за халатное отношение к службе в звании каплея и с белым билетом [26 - Белый билет дают или по состоянию здоровья, или при нарушении устава со снятием с воинского учета.] – подчистую.
   – Ясно. Невесело.
   После завтрака Кан повел гостя к себе в кабинет. В приемной уже сидела секретарша Наташа.
   – Станислав Иванович, я прочитала распоряжение. Сейчас все разнесу по кабинетам.
   – Спасибо, Наташа. Меня не беспокоить. Если буду нужен Фофанову, то пусть зайдет. Кстати, закажите номер люкс в Морской гостинице на имя Константинова.
   – Мальчики, вы разговаривайте, а я пойду. Много дел. Константинов, вечером ко мне! Кирилл обрадуется, – попрощалась Чубасова.
   – Давай выкладывай, зачем тебе нужны ленинградские ребята, – начал разговор Кан, усаживаясь в кресло.
   «Похоже, что его не смутила моя ситуация. Кан совсем не изменился внутри», – подумал Константинов.
   – Ты заметил, что в Союзе появились тачки из Японии с правым рулем? – сказал он.
   – Как не заметить, когда все больше на дорогах этих, как говорит Иван, нарушителей безопасной езды.
   – Вот в этом он неправ.
   – Тебе приходилось ездить на таких машинах?
   – Да, я и сейчас на такой езжу. Привыкаешь к правому рулю всего за один день езды по Москве.
   – Да, но далеко не все могут привыкнуть к «японцам»! Сколько нужно внимания, чтобы обогнать транспорт! Справа же не видно дороги.
   – Статистика говорит, что за год в Союзе не было ни одной аварии по вине правостороннего руля.
   – Константинов, ты же знаешь нашу статистику. Рост урожая пшеницы сравнивают с урожаем 1910 года. Последняя перепись населения была в 1979-м году. По статистике, у нас нулевая безграмотность.
   – Но ты все же меня выслушай. Ты только сравни. Вот ваша БМВ какого года?
   – Которая? У нас их две.
   – «Тройка», на которой меня привез Иван. Да, слушай, я забыл тебе сказать, что он повез милицейского капитана в РУВД.
   – Не беспокойся: он уже на кухне завтракает. Ему к десяти с Ириной в банк. Это не «тройка», а «пятерка», и ей пять лет. Другая – «семерка» – посвежее. Ей три года.
   – И сколько вы выложили за «пятерку»?
   – Она обошлась в двенадцать тысяч долларов.
   – Вот видишь, двенадцать тысяч долларов, и при этом никаких наворотов. К тому же, передний амортизатор нужно менять, и на счетчике двести тысяч километров.
   – Насчет амортизатора ты прав. Ждем доставку. Поэтому машина ездит только в городе с одним пассажиром.
   – Представь, там…
   Кан перебил.
   – Это где – там? Ты, Саша, поточнее.
   – Во Владике. Во Владивостоке за пять тысяч баксов можно купить трехлетнюю «тойоту-марк-2» класса «семерки» БМВ, с пробегом не более двадцати тысяч и с полным наворотом, кроме кожаного салона.
   – Но мне не нужны машины, тем более – с правым рулем.
   – Я тебе лошадей предлагаю не для собственной конюшни, а для перепродажи.
   – Это интересно. Подожди минутку. Тут нужен Алексей.
   Кан вышел в секретариат.
   – Наташа, пригласите ко мне Фофанова и сделайте три чая, пожалуйста.
   Вошел Алексей в белой рубашке с закатанными рукавами: явно чертил схемы кому-то.
   – Ты меня звал, Иваныч?
   – Познакомься, это Константинов, мой однокашник из Москвы.
   Мужчины пожали друг другу руки.
   – Алексей.
   – Александр.
   – Саша, давай, продолжай.
   – Во Владике можно купить машины, которым от трех до пяти лет, с пробегом не более тридцати тысяч километров, по цене от двух с половиной до четырех тысяч долларов.
   – Это с правым рулем? – поинтересовался Алексей.
   – Да, с правым – для японского рынка.
   – Я, Иваныч, читал в «Комсомолке», что эти машины скоро вытеснят у нас на рынке все остальные западные автомобили.
   – Вот и я полчаса уже ему об этом твержу, – поддержал Константинов. – Если эти машины привезти в Москву, то можно на них получать по три тысячи сверху без учета расходов. Я привез «хонду» за две с половиной и получил чистой прибыли три тысячи пятьсот долларов.
   – Это сто десять процентов прибыли, Иваныч! – Алексей явно зажегся.
   – А какие расходы? Ведь это везти через весь Союз! – спросил он Константинова.
   – Из Владивостока в Клайпеду морские контейнеры часто идут пустые, потому что обратного груза с Дальнего Востока практически нет. В сорокафутовый контейнер входят две машины. Контейнер по железной дороге идет до Москвы двадцать восемь суток.
   – И сколько он стоит?
   – Тысячу долларов. Но, как я уже сказал, в каждый контейнер можно загрузить две машины. Выходит по пятьсот за машину.
   – Там можно свободно достать контейнер? – вмешался генеральный.
   – Вот с этим большая проблема. Во Владике все стоянки машин, а их несколько тысяч, контейнерная станция – все под контролем местных группировок. В последнюю поездку меня познакомили с Юрием Багиным. Он, похоже, стоит над всеми этими группировками.
   – Иваныч, Багин – бывший футболист. Играл с Яшиным в советской сборной, – сказал Алексей, повернувшись к Кану.
   – Точно, он теперь директор спортивного комплекса, а там тренируются бойцы этих группировок. В общем, он у них авторитет.
   – А как доставляются машины из Японии во Владивосток? – спросил Кан.
   – Два раза в неделю во Владик приходит паром.
   – Саш, а если машины брать прямо в Японии, это дешевле?
   – Стас, конечно! И выбор больше. Мою «хонду» можно было взять за семьсот долларов на месте.
   – Иваныч, тут я прикинул, что, если мы вложим сорок тысяч баксов в эти сделки, то за полтора месяца получим сто тысяч! Шестьдесят тысяч чистой прибыли! Даже если снимем десятку на неучтенные расходы, включая отмазку от группировок, то остается пятьдесят тысяч долларов. Что мы раздумываем? Надо ехать! – Фофанов был полон энтузиазма.
   – А есть возможность другой доставки машин в Москву, кроме как по железной дороге? – Кан хотел подстраховаться.
   – Кавказцы переправляют их воздухом: на Ил-76 или «Антеем». Но это дорого стоит.
   – Ясно. Вот что, давайте на сегодня закончим. Пойдем пообедаем. Леша, а ты узнай, сколько будет стоить чартерный рейс «Москва – Владивосток» и обратно.
   В коридоре Ирина разговаривала с Павловым.
   – Саша, – сказал Кан, – познакомься, это Николай Васильевич Павлов, мой заместитель.
   Павлов радостно потряс протянутую ему руку.
   – Слышал, что вы с хорошими новостями к нам приехали с Дальнего Востока. Этот регион нас очень интересует.
   – Что ж, тогда все идем на обед. Там и поговорим, – предложил генеральный директор.
   – Я собираюсь в банк, езжайте без меня, – отказалась Ирина.
   У крыльца стояла БМВ-7. За рулем сидела бухгалтер Нина Михайловна.
   – Не понял юмора, а где Артур? – спросил Павлов, садясь на переднее пассажирское сиденье.
   – Сегодня обслуживаю вас я. Артур едет с Ириной Сергеевной в банк.
   – Иваныч, если не возражаешь, тут один грузин открыл кафе у метро. Там такая бастурма, не оторваться!
   – Николай Васильевич, вы что-то зачастили к Ашоту. Случаем, не ваше ли это кафе? – язвительно заметила Нина Михайловна.
   – Ниночка, у меня нет времени заниматься гастрономией, хотя сейчас это очень прибыльное дело. А вы, как всегда, спешите все высказать прямо в лицо.
   – Зато ты точно знаешь, что Нина Михайловна не шушукается за твоей спиной с дамами на кухне, – заступился Кан и вспомнил свое первое знакомство с Ниной.
   Была весна. Солнце открыло новый сезон и припекало, как летом на пляже. Снег почти полностью растаял за несколько теплых солнечных дней, но кое-где оставались еще сугробы – совсем недавно белые, а теперь по-весеннему окрашенные в разные непримечательные серые тона.
   Кан с осени не был на автостоянке. В будке, как всегда, сидел толстяк Вадим и курил свою вечную трубку.
   – Станислав Иванович, что так рано в выходной день? Собираетесь на дачу?
   – Дачи у меня нет. Решил проведать машину: посмотреть, как отзимовала.
   – Как нет? А в прошлом году вы часто выезжали на дачу.
   – Так это была ведомственная. А теперь я строюсь в Сестрорецке.
   – Это хорошее дело. А машина ваша в порядке.
   С виду машина действительно была в порядке – только очень грязная от дорожной пыли.
   Тут у ворот резко затормозило зеленое такси. Кан оглянулся. Из такси вышла стройная брюнетка лет тридцати пяти в белом пальто и модных сапогах на платформе. Она махнула рукой охране и, позванивая ключами, быстро направилась к своей машине. Это была белая «нива» по соседству с машиной Кана.
   – Здравствуйте, наконец-то я вижу соседа, – с улыбкой сказала женщина.
   Кан не мог не заметить искорки любопытства в ее красивых карих глазах.
   – Кан, – представился он.
   Девушка открыла дверь своей машины и ловко села за руль. Прогрев мотор, выехала из ряда и подрулила к воротам, где все еще стояло такси, на котором она приехала.
   С машиной было все в порядке. Аккумулятор не разряжен. Кан включил сигнализацию и направился к воротам. Его соседка тем временем достала из багажника такси двадцатилитровую канистру с бензином. Кан быстро подбежал и перехватил канистру из ее рук.
   – Позвольте, я помогу!
   – С удовольствием. Вы к тому же еще и джентльмен?!
   Тут Кан заметил на заднем сиденье такси старшего мичмана в парадной форме, который не сделал попыток участвовать, даже когда он помогал молодой женщине заправить «ниву» из канистры. Когда все было сделано, она поблагодарила Кана и сказала:
   – Меня зовут Нина. Работаю страховым агентом и уже давно пытаюсь выйти на владельца «Волги», но мне так и не дали вашу информацию.
   – Меня зовут Станислав. Живу вот в этом доме в двенадцатой квартире. Заходите. И, пожалуйста, помните, что женщинам нельзя носить ничего тяжелее своей сумочки!
   Нина заразительно засмеялась.
   – Хорошо, постараюсь запомнить. И непременно зайду, чтобы оформить вам страховку. А сейчас извините: мы спешим на свадьбу.
   Нина завела мотор и припарковала машину на место. Кан пошел к выходу. Старший мичман вышел-таки из такси и стоял, как будто поджидая его.
   – Какие-то проблемы, молодой человек? – спросил он с угрозой в голосе, обращаясь к Кану.
   – Никаких, товарищ офицер! Только в следующий раз извольте сами бегать с тяжестями.
   – Ты что, самый умный? Да у нас на флоте с такими умниками…
   – Отстань от человека! – воскликнула подошедшая Нина. – Садись в машину! Едем. Извините, Стас.
   Она хлопнула дверью, и машина уехала.
   У Кана было такое чувство, будто ему плюнули в лицо. Вадим, который стал свидетелем этой сцены, вышел из своей будки.
   – Станислав Иванович, он на всю голову больной. Сам не водит, жена у него за водителя. Не обращайте внимания.
   Воскресенье было испорчено. Солнце как будто уже не так пригревало, и день казался хмурым.
   С того дня прошел месяц. Кан отдыхал дома после очередной деловой поездки, когда зазвонил телефон. Трубку на кухне подняла жена.
   – Минуточку, сейчас позову, – услышал он ее голос.
   Она вошла в комнату.
   – Возьми телефон. Тебя диспетчер спрашивает.
   – Товарищ капитан первого ранга, на «Григории Оводовском» авария на главной установке.
   – В каком они районе?
   – У Западной Сахары. Они сейчас на связи. Я вышлю за вами машину.
   Кан посмотрел на часы. Через час корабль уйдет из зоны досягаемости.
   – Так будет слишком долго. Я поеду на своей.
   Он положил трубку.
   – Гал, подай мундир, мне надо срочно ехать на работу. И где ключи от машины?
   – Ну вот. А я приготовила твои любимые галушки…
   На проходной автостоянки Кан положил в окошко пропуск и направился к машине. В этот момент с парковки выезжала знакомая ему «нива». За рулем сидела Нина, а рядом с ней – мичман. Увидев Кана, Нина радостно помахала ему рукой. Проехав метров десять, «нива» затормозила. Из машины без фуражки выскочил мичман и побежал в сторону Кана. Подскочив, вытянулся по струнке и выпалил:
   – Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга! Извините за мою выходку в прошлый раз.
   – Здравия желаю, товарищ старший мичман. Не имею понятия, за что вы извиняетесь. Пожалуйста, отойдите от машины – я спешу на службу.
   Мичман весь поник. Похоже, теперь ему день показался хмурым, хотя солнце пекло, как в середине лета, и на небе не было ни облачка – только тонкая серебряная стрела самолета рассекала голубой небосвод белой нитью.
   После трех лет знакомства с Ниной Михайловной Кан пригласил ее на работу в свое СП «Ленпан» бухгалтером.
//-- * * * --//
   Они заказали шашлыки из баранины. Павлов оказался прав: кухня у Ашота была отменная: настоящая кавказская. Об этом можно было судить по количеству посетителей: в кафе не было ни одного свободного места.
   – Александр, а вы можете помочь организовать поставку горбуши и красной икры из Владивостока? – Павлов не отставал от Константинова.
   – Я могу узнать: у меня есть знакомства среди рыбников в Находке. А как оттуда поставлять эти продукты?
   – Мехсекциями. В каждой секции – два рефрижераторных вагона вместимостью по пятьдесят тонн каждый.
   – Ну что ж, я созвонюсь с Москвой и узнаю, какие есть возможности.
   – Василич, – обращаясь к Павлову, сказал Кан, – вот, Александр предлагает заняться ввозом японских машин из Владивостока.
   – Иваныч, это сейчас очень модная тема. Мои знакомые привозят с Дальнего Востока тачки. Там такой навар, что они побросали свои кооперативные ларьки и теперь занимаются только ввозом «японцев».
   – Вот я и думаю, может, уже поздно, и там все исчерпано?
   – Я сужу по рынку в Москве, – ответил Константинов. – Там только начинается привоз этих машин. Да и на ваших улицах, как я заметил, они редко попадаются.
   – Хорошо, тогда пусть Фофанов все пробьет, и завтра примем решение.
   – Иваныч, видишь, какая несправедливость? Как что прибыльное, так ты поручаешь дело Фофанову.
   – Василич, поскольку он – держатель и распределитель средств, ему и заниматься планированием. А на тебе лежит производство.
   К их столику подошел Ашот.
   – Николай Васильевич, спасибо за помощь. Теперь все от меня отстали. Надеюсь, что вам и вашим друзьям понравился шашлык?
   – Ашот, спасибо. Очень понравился всем. Нам уже надо идти, так что принесите счет, пожалуйста.
   – Вай, какой счет? Это я вам обязан!
   – Ашот, – сказал Константинов, – я приехал из Москвы, хочу угостить моих друзей. Поэтому скажите официанту, чтобы принес мне счет.
   – Понял, дорогой! Сейчас принесут.
   Ашот виновато взглянул на Павлова. Нина Михайловна тоже посмотрела на его покрасневшее лицо – с плохо скрываемой насмешкой. Кан с водителем вышли на улицу.
//-- * * * --//
   – Второй, ответьте первому! – в машине включилась рация.
   – Второй слушает, – ответил на позывной Осипов.
   – Подъезжаем к границе. Впереди пост. Предупреди шефа.
   – Шеф слышит. Въезжайте за шлагбаум – там встанем.
   – Хорошо. Если нас пропустят без проблем. Там стоит наш пограничник. Дальше начинается Калининградская область.
   Водитель Леонид остановил машину перед шлагбаумом. К ним подошел пограничный наряд.
   – Государственная граница России. Прошу приготовить документы, – лейтенант с солдатом отдали честь.
   Павлов опустил стекло заднего пассажирского сиденья.
   – У нас тут три машины. Можно мы въедем за шлагбаум и решим все формальности?
   – А этот броневик тоже с вами?
   – Да, лимузин наш и «форд-транзит» – тоже.
   – Проезжайте. Встанете там под деревом, – солдат поднял шлагбаум, пропуская кортеж.
   Павлов вышел из машины с паспортами.
   – Иваныч, давай паспорт. Я пойду с пограничником. Видимо, таможня тоже там.
   Стоянка транспорта вся была забита грузовыми и легковыми машинами. Фуры стояли в очереди слева у обочины, а очередь была длиной не меньше пяти километров. Перед окном с табличкой «Таможня» тоже столпилась длинная очередь. Наконец вернулся Павлов с паспортами.
   – С погранцами проблем нет. Въезжаем в Россию спокойно, а вот таможню надо проходить. Я занял очередь: думаю, что часа на два.
   – Вот и разделили Советский Союз. Теперь считается, что мы въезжаем в Россию из соседнего государства, Литвы. Поэтому и такие очереди, – отозвался генеральный.
   – Осипов, расставляй людей! Поедим и заодно заправимся с «форда». Иваныч, ты будешь есть со всеми?
   – Нет, я не хочу есть. Пусть Иван придет и сменит мне повязку после обеда.
   – Хорошо. Артур, не выключай двигатель. Пускай в салоне работает кондиционер.
   – В этом автомобиле кондиционер и отопление работают от «Вебасто». Двигатель можно заглушить.
   Павлов махнул рукой и пошел к «форду».
   Наконец-то дошла очередь и до них. Павлов протянул в окно паспорта и заполненные таможенные декларации. В будке сидел молодой таможенник. Он внимательно изучил документы и декларации по отдельности.
   – У вас импортные новые машины. Где на них документы?
   – Машины совместного предприятия. Вот все бумаги.
   Павлов протянул через плечо Леонида стопку техпаспортов с учредительными документами СП.
   – А эта БМВ почему весит пять тонн?
   – Посмотрите на перевод, – Павлов показал на вклеенный листок. – Эта машина бронированная, поэтому и вес такой.
   – Минуточку, тут в декларации зарегистрировано два миллиона сто тысяч долларов США. Случайно не ошибся, товарищ Кан С. И.? – голос таможенника возмущенно зазвенел над толпой, которая тут же оживленно зашушукалась.
   – Послушайте, – вполголоса сказал Павлов, – вы можете потише говорить? Вы не ошиблись? Там точно такая сумма?
   – Не ошибся! Где разрешение на вывоз?!
   – Я же просил вас не кричать. Вот, прямо перед вами, на вашем столе – выписки из банка о вывозе из России данной суммы.
   – Что вы мне указываете, как мне надо разговаривать? Я исполняю свой служебный долг. Буду я еще шептаться с вами. Забирайте бумаги и предъявите наличность.
   – Прямо сюда предъявить?
   – Да, именно сюда, к моему окну! – таможенник разошелся не на шутку.
   Павлов пошел к машине. Толпа теснее прижалась к окну. Леонида не было видно из-за спин в очереди.
   – Иваныч, таможенник требует предъявить наличность.
   – То есть как? Всю?
   – Да, он хочет посмотреть и убедиться.
   – Я не знаю кодов двух «дипломатов» Бекетова.
   – Набери «812». Мне Рогов дал на всякий случай.
   Кан с Павловым и Осиповым подошли к окну с тремя «дипломатами» в руках. Осипов с Павловым потеснили толпу и пропустили генерального вперед.
   – Вы хотите здесь посмотреть на наличность? – поинтересовался Кан.
   – Да. И немедленно. Иначе я вас не пропущу.
   – Но тут много народу. Может, я зайду вовнутрь?
   – Делайте, что я вам говорю!
   Кан начал набирать код на замке «дипломата».
   – Подождите минуточку, – у окна рядом с ним появился старший таможенник. – Не открывайте.
   Старший вошел в будку. Молодой встал и уступил ему место. Старший таможенник взял декларации, проверил паспорт. Потом просмотрел выписки из банка. Поднял усталые глаза на Кана.
   – Вы генеральный директор СП «Ленпан»?
   – Да, он, – ответил за Кана Павлов.
   – Зайдите ко мне с охраной, – с этими словами он захлопнул окно.
   Они вошли в будку. Молодой таможенник, увидев входящих, поспешил на улицу в противоположную дверь. Старший обратился к Кану.
   – Извините. Вдвоем работаем, уже целые сутки без смены, а очередь не уменьшается, а наоборот, увеличивается. У вас какие суммы в этих «дипломатах»?
   – В моем и вот в этом, – Кан указал на «дипломат» в руках Осипова, – по девятьсот тысяч долларов, а в третьем – триста.
   Кан открыл свой дипломат. Таможенник прошелся рукой по стопкам, вытянул среднюю и пощупал купюру.
   – Все. Закрывайте. Пожалуйста, вот ваши бумаги, и будьте осторожны.
   – Спасибо, – Кан закрыл дипломат, сбил код и вышел на улицу.
   Павлов дал команду, и охранники начали рассаживаться по машинам. Иван не успел тронуться: к его машине подошел старший таможенник. Осипов приоткрыл свое окно.
   – Вы, вероятно, старший охраны? – спросил он.
   – Допустим, что так, – настороженно ответил Осипов.
   – Тут случается, что проезжают люди с большими деньгами, а потом на дороге к Калининграду попадают в аварии. Я не доверяю своему помощнику. Похоже, что он бегал и звонил кому-то. Будьте осторожнее: с такой суммой у нас проезжают впервые.
   – Спасибо за предупреждение.
   Кортеж выехал на шоссе в сторону Калининграда. Согласно дорожному указателю, до города оставалось сто двадцать пять километров. Осипов передал Кану свой разговор со старшим таможенником.
   – Первый, третий, ответьте второму! – сказал Осипов в рацию.
   – Второй, слушаем.
   – Переходим на связь на нашем канале. Как поняли?
   Через несколько минут во всех машинах перешли на «Алтай».
   – Второй, как слышите?
   – Первый, третий, слышу вас на четверку. Видимо, на дороге будут «гости». Третий, полная готовность. Замените водителя. Все, скорость восемьдесят.
   – Поняли.
   Осипов начал проверять на СВ все частоты и каналы.
   – Говорит первый. Послушай на двадцать первом канале частоты Европы.
   Осипов переключил СВ на двадцать первый. Отчетливо послышались голоса:
   – Сколько выехало машин? Прием.
   – Выехали три, касса в средней БМВ. Прием.
   – А он не ошибся, там точно больше двух лимонов? Прием.
   – Нет, я переспросил его два раза. Прием.
   – Они уже минут двадцать движутся в сторону Светлого. Прием.
   – Хорошо. Держись на этом канале. Мы организуем встречу. Прием.
   – Второй первому! Прием.
   – Первый, третий, мы все слышали. Видимо, они перекроют дорогу, – предупредил Осипов. – Третий, поменяйтесь с первым. Прием.
   – Второй, поняли, начинаем маневр.
   «Форд» прибавил скорость и начал обгон. Лимузину пришлось прижаться к обочине. Дорога петляла между старыми деревьями и была настолько узка, что водители выезжали на встречную полосу при обгонах. Повсюду на Калининградской земле ощущается немецкая педантичность бывшей Восточной Пруссии. Дороги были построены стратегические, росшие вдоль них деревья должны были укрывать от самолетов идущий по ним военный транспорт. Поля вокруг были размечены проволочными ограждениями. Прусский фермер держал участок под парами [27 - Под парами – время отдыха земли от посевов.]: на следующий год на отдохнувшей земле сеял зерновые. До войны Восточная Пруссия кормила всю Германию и европейские страны.
   Теперь «форд-транзит» шел ведущим в колонне, а «мерседес» занял позицию с тыла.
   – Первый, третий, дистанция пятьдесят метров, – командовал Осипов.
   – Второй, говорит третий. На хвосте появился желтый «жигуленок».
   – Третий, попробуй пропустить.
   «Мерседес» сбавил скорость и включил правый поворотник. «Жигуленок» заметно начал притормаживать. По СВ послышалось:
   – Лось, ты тут? Прием.
   – Слушаю, Гром. Прием.
   – Лось, я догнал эти тачки. Только передо мной – один «мерседес» с желтыми номерами. Похоже, что остальные съехали. Прием.
   – Гром, может, едут впереди? Прием.
   – Лось, не думаю. «Мерс» валит восемьдесят. Может, обойти? Прием.
   – Нет, Гром, следуй за «мерсом». На каком ты километре? Прием.
   – На семидесятом. Прием.
   – Мы на тридцатом. Остальные все равно выйдут на нас. Прием.
   Осипов вызвал машину Павлова.
   – Третий, держите восемьдесят. Мы поедем вперед. Прием.
   – Второй, понял. Держим восемьдесят.
   «Форд» и БМВ прибавили скорость и начали удаляться. Минут через сорок включился первый:
   – На тридцатом километре вижу перекресток. Перед ним поперек дороги стоит трактор с прицепом.
   – За десять метров прижмись к обочине.
   – Понял – за десять метров встать.
   – Ваня, прижмись сзади «транзита»!
   «Форд» стоял у обочины. Подъехал БМВ, и Осипов с охранником вышли из машины и направились к трактору.
   – Второй, осторожно! Вижу у трактора двоих.
   – Юра с Лешей, идите за мной, остальным приготовиться и ждать сигнала. Третий, справа будет ответвление от дороги – остановись там и жди.
   – Понял, въезжаю в ответвление. «Жигуленок» притормозил.
   Осипов подошел к трактору, где двое мужиков делали вид, что пытаются завести мотор.
   – Мужики, это надолго?
   – Да вот, искра пропала, – ответил «тракторист», внешне совсем не смахивавший на колхозника. Второй стукнул ключом по капоту. В ту же секунду из кузова прицепа спрыгнули четверо и набросились на Осипова. Двое из них были с пистолетами. Охранник Юра сзади дал очередь вверх из АКМ.
   – Ложитесь, суки, иначе перестреляю! – разнесло эхо по лесу его крик. Нападающие на секунду застыли. Осипов ударил прикладом одного из навалившихся на него бандитов, перевернулся на спину, и разрядил в трактор всю обойму своего «Макарова». «Колхозники» лежали ничком в придорожной пыли.
   – Третий, вперед! У БМВ развернешься!
   Услышав выстрелы, из «форда» выскочили охранники с акаэмами и заняли позиции по сторонам машины. «Мерседес» резко притормозил и в два приема развернулся у БМВ. «Жигуленок» остановился метрах в двадцати. Осипов поднял пистолеты нападавших и, сбросив обоймы, швырнул их в кусты. Алексей с Юрой держали их всех под прицелом.
   – Отцепите прицеп и столкните в кювет! – крикнул Осипов.
   Юра выстрелил в колесо прицепа. Воздух с визгом вырвался наружу. Бойцы бросились к фаркопу и начали отцеплять прицеп – через несколько минут он на боку лежал в кювете.
   – Ваня, выезжай первым, заберешь меня. Первый, грузи ребят – и за Ваней!
   Через несколько минут машины объезжали трактор.
   – Третий, вперед! И дай очередь по «жигуленку»! Потом догонишь.
   «Мерседес» сорвался с места и понесся к «жигуленку». «Жигуль», завидев несущийся в его сторону «мерседес», дал задний ход. Примерно с десяти метров Артур, опустив стекло, сделал три выстрела по капоту «жигулей». Машина резко затормозила, открылись все двери, и из нее бросились бежать трое здоровенных мужиков и одна девица. Артур вплотную подъехал к «Жигулям». В пустом салоне было СВ-радио. Он выстрелил по боковым колесам «Жигулей» – и машина начала медленно опускаться на бок. «Мерседес» развернулся и устремился вслед за остальными машинами. У трактора стояли «колхозники», пряча глаза. Павлов открыл окно и крикнул:
   – В следующий раз яйца вам отстрелим!
//-- * * * --//
   В кабинет Кана вошли Алексей и Константинов.
   – Иваныч, с «Антеем» сложности, – с порога сказал Фофанов.
   – Что? Не летают на этой линии?
   – Нет, они летают по всему шарику, только плати. Тут в другом загвоздка. Отряд грузовых Ил-76 базируется в Шереметьево-2 и подчиняется ВВС России.
   – Не понимаю, в чем проблема?
   – Надо договариваться с военными. Поэтому я думаю, что этот вопрос лучше решишь ты.
   – Подожди, но мне кажется, что у нас есть канал в Шереметьево.
   Кан подошел к стенному шкафу и начал рыться среди книг и папок. Через минуту Фофанов увидел в его руках узкий синий блокнот.
   – Слушай, Иваныч, такие телефонные книжки были в семидесятых! – он весело рассмеялся. – Может, у тебя там и телефон Брежнева есть?
   – Минутку, сейчас посмотрю на букву «Л». Точно, есть.
   Кан набрал номер телефона. Трубку сразу взяли.
   – Здравствуйте, будьте добры Валентину.
   – Стас, это ты?
   – Валя, сколько лет прошло, а ты сразу узнала мой голос!
   – Может, я все эти годы ждала твоего звонка!
   – Не думаю. Расскажи, как живешь? Где сейчас служишь?
   – Ну, знаешь – тут одним звонком не отделаешься! Слишком много всего произошло. Ты знаешь, что Орлов погиб?
   – Нет. Когда?
   – Два года назад в Афганистане. Там вся его группа полегла: двенадцать человек. Ладно, давай говори, зачем я тебе понадобилась?
   – Ты все еще имеешь отношение к Шереметьево-2?
   – Да, служу там, только перешла начальником в таможню.
   – Валя, мне нужно арендовать Ил-76 для полета во Владивосток и обратно.
   – Ты что, тоже хочешь привезти японские машины?
   – Как ты догадалась?
   – Да я недавно одному кооператору из Горького помогала пробивать самолет до Владивостока – для тех же целей.
   – Ну вот, тем более, ты в курсе. Скажи, возможно ли это, и сколько это будет стоить?
   – Предупредите меня за неделю, и я организую вам «Антей». Деньги – около сорока тысяч рублей – нужно будет перевести на ВВС России.
   – Какой у тебя график работы?
   – Работаю теперь, как все нормальные служащие – с двумя выходными. Ты только запиши все мои телефоны. Слушай, говорят, что ты так и не женился на хозяйке урановой горы? Помню, я даже читала в газете, что она приезжала за тобой в Москву.
   – Нет, не женился. Все еще ищу свою единственную.
   – Значит, сейчас ты холостой? Ну-ну. Слушай, Кан, мне надо бежать в школу за детьми. Ты звони, как определишься, и заодно встретимся и обо всем поговорим.
   – Спасибо, думаю, на той неделе позвоню. Пока!
   – Вот видишь, Саша, как некоторые личности решают вопросы с военной авиацией, – с ухмылкой сказал Фофанов.
   – Валя служила вместе с моим другом в Перу и Аргентине, – оправдывался Кан.
   – Ладно, не крути! Только я думал, что она кореянка. А ты говорил, что не имел амурных дел со своими землячками.
   – Я сказал правду. Давайте вернемся к насущному вопросу, – твердо сказал Кан, возвращая разговор в прежнее русло. – С самолетом вопрос решен. Теперь надо наметить дату выезда.
   – Думаю, на первый рейс возьмем машину на загрузку самолета. Саша, сколько туда войдет?
   – В «Антей» входят два морских контейнера. В каждый войдет четыре машины. Как вариант, выгрузить контейнеры: тогда под углом входят двенадцать машин, и на рампе портала можно разместить маленькую – размером с «Оку».
   – Значит, тринадцать машин! На машины надо взять примерно пятьдесят тысяч баксов и на расходы – десять тысяч.
   – Алексей, тогда подготовь семьдесят тысяч долларов с собой и пятьдесят тысяч рублей – на оплату за самолет.
   – Иваныч, Валентина ведь сказала, что самолет будет стоить сорок тысяч!
   – Но нужно ведь еще заплатить кому-то за хлопоты.
   – Теперь понял. Думаю, что через пять банковских дней буду готов. – Фофанов повернулся к Константинову: – Как ты думаешь, Саша, сколько времени уйдет на всю сделку?
   – Включая продажу машин?
   – Да, все вместе: начиная от старта на «Антее» и до продажи всех машин?
   – Полагаю, максимум двадцать дней.
   – Это хорошо. Тогда, Иваныч, зачем нам снимать средства с оборота? Может, используем аванс голландского заказчика? Я как раз получил извещение из лондонского банка о том, что эти деньги упали на наш счет.
   – Хорошо. Послезавтра «Даля Кристи» выходит из Лондона. Пусть капитан возьмет с собой необходимую сумму.
   – А куда он приходит?
   – В субботу должен быть в Клайпеде. Вылетайте туда с Осиповым.
   – Иваныч, а кто такой Осипов? – спросил Константинов.
   – Осипов – это наша безопасность, – сказал Фофанов, довольный, что вопрос с деньгами решился за несколько минут.
   – Саша, – сказал Кан, – вот ты и познакомишься с моей землячкой. Она сейчас начальник таможни в Шереметьево-2. В воскресенье Алексей прилетит обратно с деньгами. Ты закажешь самолет на четверг, чтобы в субботу быть на месте.
   – Заодно я подготовлю Багина, чтобы он нас встретил и помог с закупкой.
   – Ну что ж, вроде все решили. Алексей, командировочные на Александра оформишь от нашей фирмы.
   – А кто еще поедет с нами?
   – Оформляй Ирину Сергеевну на всякий случай и готовь визы в Японию.
   Валентина привезла всех к самолету. Похоже, что Константинов за неделю сумел наладить с ней контакт. Они общались, как старые знакомые. А вот Кан за два дня пребывания в Москве так и не успел поговорить с Валей. Этому не способствовало и присутствие Ирины. У трапа «Антея» их встретил командир корабля. Валентина представила ему пассажиров.
   – Егорыч, пассажиров я проверила, давайте ваш полетный лист – я поставлю печать, – обратилась она к командиру. Тот из внутреннего кармана достал вчетверо сложенный лист и передал таможеннице.
   – Только имей в виду, что это мои друзья: помоги им с загрузкой во Владивостоке.
   – Валечка, твои друзья – мои друзья. Добро пожаловать на борт! Будем взлетать.
   Самолет начал выруливать к взлетной полосе. Валентина стояла у машины, придерживая разлетающиеся от ветра полы плаща, и смотрела вслед удаляющемуся «Антею», уносящему на своем борту Кана. Вот уже второй раз она провожала его. «Когда теперь увидимся? Что он гоняется по свету и ищет свою единственную? Почему не видит, что я здесь и жду его? Ведь мы с ним одной крови, мы живем и думаем так же, как наши предки. Одно его слово, и я бы побежала за ним хоть на край света. Безглазый, я же начинаю стареть».
   Кан, сидя у иллюминатора, провожал глазами Валентину и думал: «Хоть бы она вышла замуж, нарожала детей. Я ведь дал ей понять, что хоть она и кореянка, это еще не все. А я ищу ту единственную кореянку, с которой мы сможем быть не только друзьями, которой я смогу отдать всего себя».
   Интерьер самолета был истинно спартанский: ведь этот транспорт предназначался для перевозки контейнеров и военной техники. Переборки без изоляции, видна серая алюминиевая обшивка и титановые шпангоуты. Удобств для пассажиров почти никаких. Командир показал, где находится туалет – такой же маленький, как на пассажирских самолетах, – и откинул от борта две двухметровые алюминиевые лавки. В хвостовой части самолета лежали десятки сложенных парашютов. Командир, показывая на них, сказал:
   – Если устали, можете поспать прямо здесь. К сожалению, это все наши удобства. Зато продуктов нам загрузили на месяц – при этом с черной икрой и коньяком. Это ваша Валентина постаралась. Кухня у нас, как на пассажирском – с микроволновкой и холодильником. Так что все тип-топ. Вы располагайтесь, а я к ребятам. Как только будем в «коридоре», я выйду к вам.
   Фофанов с Константиновым разложили парашютные мешки. Получилось нечто вроде мягкого ковра.
   – Ирина Сергеевна, можете ложиться. Полет будет долгим, – пригласил Фофанов.
   – А сколько нам лететь? – поинтересовалась Ирина.
   – Если с посадкой в Красноярске, то восемнадцать часов. А без посадки – на три часа меньше.
   «Антей» приземлился на военном аэродроме Владивостока. Кругом стояли МиГи, Су, «Туполевы» и такие же «Антеи» – все выкрашенные в цвет хаки, и от этого непривычного вида. Погода была теплая: свежий океанский ветер доносил запахи моря, смешавшиеся с выхлопами взлетающих истребителей. Без формальностей они вышли из здания аэродрома. На стоянке перед ним было несколько японских машин вперемешку со старыми «Жигулями».
   – Смотри, «Волги» ни одной! – заметил Алексей.
   – Тут «Волга» на вес золота: сюда не доходят поставки с Горьковского завода. Их распределяют только в таксопарки и обкомы партии, – сказал Константинов и продолжил: – Наша задача немного осложняется. Багин встречает нас в аэропорту, а мы приземлились на военном аэродроме. Отсюда до Владика километров тридцать.
   – Командир специально так сделал – чтобы нам никто не помешал с загрузкой. Будем грузиться тут.
   – Алексей, это здорово, но теперь нам придется ехать самим до аэропорта и искать Юру.
   – А зачем нам теперь Багин, если с загрузкой мы все решили? Тут никто не сунется.
   – Ладно, для начала давайте выберемся в город. Пойду поговорю с диспетчером. Может, нас подкинут на служебном транспорте.
   Александр ушел внутрь здания аэродрома. Ирина подошла к Кану и обхватила его за руку.
   – Эта Валентина, она что – полукровка? Уж больно красивая.
   – Да, в ней есть корейская кровь, и воспитана она в корейской семье.
   – Я помню ее по Лиме. Она, кажется, была подчиненной Орлова?
   – Ты права. Извини, я не хотел бы сейчас обсуждать тот период.
   – Извини, но я вижу, какими глазами ты сейчас смотришь на Тихий океан.
   – Ты опять права. Не думал, что еще раз встретимся с ним. Правда, теперь я на другой его стороне.
   Тут подъехал зеленый автобус КАвЗ, и его водитель открыл им дверь. Константинов уже сидел на переднем сиденье.
   – Оказывается, аэропорт по дороге отсюда в город, – сказал он. – Заскочим туда. Если Юрки там уже нет, то я договорился, чтобы нас подбросили до гостиницы.
   Дорога, по которой они ехали, спустилась к берегу океана. Перед ними раскинулась бескрайняя гладь воды с виднеющимися на горизонте силуэтами кораблей. Константинов смотрел на океан повлажневшими глазами.
   – По вашим глазам, мальчики, сразу видно, насколько вы соскучились по своей профессии, – Ирина приобняла Кана и Александра за плечи.
   – Ирочка, тут был мой дом, место моей службы. Легче, когда уходишь со службы сам, и гораздо труднее, когда тебя увольняют, – откликнулся Константинов.
   – Не думаю. Вон, у Кана такая же тоска в глазах. Правда, его уже не заманишь на океан никакими коврижками.
   Кан не отвечал и только продолжал смотреть, не отрываясь, на бескрайние дальневосточные просторы.
   Константинов с Алексеем ушли в здание аэропорта.
   – Почему-то возвращается только Алексей, – заметила Чубасова.
   – Выгружаемся. Сейчас они подъедут, а я рассчитаюсь с водителем.
   Через несколько минут к их автобусу подъехал синий джип «ниссан-патрол», сияя хромированными деталями. Из машины вышел Константинов с высоким блондином, одетым в джинсовый синий костюм. Блондин вертел в руках ключи от машины с брелоком «ниссан» и улыбался, сверкая золотыми коронками.
   – Знакомьтесь, это Юра. А это мои друзья.
   – Точно! Полузащитник Юрий Багин! Я помню ваш последний гол в ворота сборной Англии. Вы его забили через себя. Это был гол сезона! – тряс руку Багина Алексей.
   – Это все в прошлом, а сейчас я занимаюсь спортивным комплексом.
   Салон «ниссана» был очень просторный – на семь человек. Только было непривычно, что на месте водителя сидел пассажир.
   – Программа такая: сейчас я вас отвезу в нашу спортивную гостиницу. Там надежно. Вечером заеду за вами на ужин, а завтра поедем выбирать тачки. Я уже подобрал несколько: может, вам подойдет. Думаю, за два дня управимся.
   Они въехали в город. По широким проспектам в основном ехали «японцы», и только изредка попадались «москвичи» и «Жигули». Только грузовой транспорт был сплошь советский. Во дворах и на открытых стоянках десятками стояли японские машины, готовые к продаже. «Япончики» были припаркованы везде, где только была возможность поставить четыре колеса. В одном месте они даже увидели стоянку автомашин на крыше трехэтажного дома.
   – Здешний автомобильный рынок поделен между группировками. Каждая имеет в среднем от трехсот до пятисот машин. Четыре группировки – самые сильные в области – имеют до пяти тысяч машин.
   – И что, вы все это сливаете в Россию? – поинтересовался Фофанов.
   – В основном машины уходят на Кавказ и в Среднюю Азию через Москву.
   Они подъехали к чаше спортивного комплекса. Стадион вмещал до двадцати тысяч человек. К нему примыкали огромные помещения для нужд комплекса. «Ниссан» остановился у гостиницы «Спорт». У машины тут же появился молодой человек спортивного вида в футболке и джинсах.
   Багин бросил ему ключи от машины.
   – Багаж занесешь в номер.
   Он пригласил всех пройти в гостиницу. За стойкой регистрации стояли две девушки в зеленых спортивных кепках.
   – Добрый день, Юрий Иванович. Восьмой и девятый приготовлены. Ключи в дверях.
   – Спасибо, девочки. Я сам проведу туда гостей.
   Им подготовили два номера люкс с двумя спальнями, большим залом и кухней в каждом. Номера соединялись общей дверью.
   – Эти номера мы держим для больших гостей, – Багин был доволен, что имеет возможность предоставить такие апартаменты москвичам. – Вы заметили спортсмена в коридоре у вашей двери? Это двадцатичетырехчасовая охрана. Пожалуйста, без меня не выходите из гостиницы. Если что-то очень надо, звякните мне или скажите охране – они меня найдут по нашим каналам.
   – А зачем такая осторожность? – поинтересовалась Чубасова.
   Бывшему футболисту сборной СССР явно приглянулась эта стройная блондинка в больших круглых очках, которые делали ее похожей на бабочку. Багин приблизился к ней вплотную и взял ее за руку.
   – А это потому, что сюда приезжают в основном за машинами и с большими деньгами. И есть ребята, которые продают, а есть такие, которые отнимают деньги у таких красивых девушек.
   Ирина густо покраснела: даже кончик носа стал розоватым.
   – А теперь отдыхайте и загляните до ужина в холодильник. Я специально приготовил вам вкусненькое.
   Юрий попрощался до вечера и вышел в сопровождении все того же спортсмена, который уже доставил в номер багаж. Фофанов с Сашей пошли к себе в номер устраиваться.
   – Ты примешь ванну?
   – Нет, Ирина, иди первой. Я постараюсь дозвониться на работу.
   – Ты забыл, что у нас еще раннее утро. Все спят.
   – Ну да, точно! Там же четыре утра. Ты иди в ванную, а я посижу, посмотрю телевизор.
   На ужин Юрий пригласил их в китайский ресторан за городом. Интерьер был богато оформлен: мраморные драконы и гравюры на сандаловом дереве, видимо, были привезены из самого Китая. В зале стояли круглые столы с вертящимися вставками-салатницами. Обслуживающий персонал состоял из корейцев и китайцев. Багин как постоянный клиент предложил свои услуги в выборе меню. Китайцы решили иначе и принесли им фотографии блюд и закусок – не хватало только аромата.
   – Ирина, для вас закажу утку по-пекински, – Багин начал с дамы.
   – Все что угодно – только не икра!
   Смех разразился за столом. Багин не мог понять, что такого сказала Ирина.
   – Вы не переживайте, – Ирина успокаивала Багина сквозь слезы. – Вы оставили нам в холодильнике по трехлитровой банке красной икры на каждого. Мы никогда не видели такого количества. Наелись так, что теперь не можем про нее даже слышать.
   Юрий тоже засмеялся.
   – У нас сезон горбуши. Ее зарывают в землю бульдозерами. Решил сделать вам приятное.
   Ужин прошел весело. Юра умел встречать гостей. Китайская кухня всем понравилась, особенно Фофанову, который не мог оторваться от рыбы с бамбуком. После ресторана Багин провел для них экскурсию по ночному Владивостоку.
   Весь следующий день ушел на выбор машин. Такого количества машин сразу никто из них никогда не видел. К вечеру они закупили шесть автомобилей.
   В воскресенье с утра они поехали в сервис «Тойоты». Багин был знаком с хозяевами-японцами. В салоне стояли в продаже «тойоты» для европейского рынка – с левой колонкой. Двор и прилегающие стоянки были забиты подержанными японскими машинами. Юрий взял у коммерческого директора Якои прайс-лист, в котором было две тысячи пятьсот машин. Директор неплохо говорил по-русски.
   – Извините, – сказал он, обращаясь к Кану, – вы японец?
   – Нет, я кореец. Но предки мои жили на Сахалине.
   – Когда-то это был наш остров.
   – Да, я знаю от наших стариков, что на острове жили японцы с корейцами. Фамилия моей мамы – Лян.
   – Значит, ваша мама японка? У нас это благородная фамилия.
   – У нас род определяется по отцу.
   – Вы хотите взять всего шесть машин. Это у вас разовая сделка?
   – Надеюсь, что нет. В самолет за один раз мы можем загрузить только тридцать шесть машин. Через неделю будет второй рейс.
   – Это приятно. К нам через неделю приезжает председатель концерна «Тойота» Акура-сан. Вам было бы полезно познакомиться с нашим председателем. Для нас сейчас очень важен российский рынок. Такого количества подержанных автомашин мы никогда не продавали. За этот год мы продали больше, чем за последние десять лет. Но интерес нашего Акуры-сана не только в реализации автомашин. Он имеет самую большую в мире коллекцию автомобилей – даже у вашего Леонида Брежнева было на пятьдесят единиц меньше. Он уже много лет ищет для своей коллекции недостающие в ней экземпляры: «Волгу» ГАЗ-21 и мотоцикл «Ирбит» образца 1949 года.
   В сервисе на подъемнике стоял черный ГАЗ-21. Директор подвел к подъемнику клиентов.
   – Можете опустить машину? Я бы хотел взглянуть на нее, – Кан встал у подъемника.
   Машина эта явно поменяла много владельцев. Двигатель был оригинальный, но салон переделывался несколько раз. Сиденья были несколько лет назад обшиты каким-то народным умельцем современным дерматином. Но самое характерное, что крылья были из пластика.
   – Боюсь, что данный образец не обрадует вашего хозяина, – и Кан высказал свои замечания.
   – Спасибо. Извините, я должен срочно позвонить уважаемому Акуре-сану и сказать, чтобы он не выезжал.
   Директор ушел звонить.
   Фофанов с Александром выбирали оставшиеся машины.
   – Надо бы поторговаться с ними! Может, скинут пятьсот долларов? Тогда оправдаем перелет.
   Ребята подошли к подъемнику.
   – А это что за антиквариат? – Фофанов сел в ГАЗ-21.
   – Да вот, это они приобрели для коллекции председателя концерна «Тойота».
   – Так тут все поклеенное! Не осталось ничего от оригинала.
   – Вот и я то же самое сказал директору. Он сразу побежал звонить в Японию.
   – Иваныч, помнишь, мы покупали уазики с вооружения для милиции? – спросил Фофанов. – Так там на складе ПВО в подземном гараже стоят штабные ГАЗ-21 в пушечном масле на столбиках!
   – А почему на столбиках? – не поняла Чубасова.
   – Чтобы резина не портилась, – пояснил Константинов.
   – Они на вооружении с пятидесятых годов. Их не могут уничтожить. Раз в год заводят моторы. Там даже были хромированные – для генералитета.
   Подошел директор.
   – Может, пройдем вовнутрь? Тем более, ваши помощники уже выбрали шесть машин.
   – Спасибо, если, конечно, угостите чаем.
   – Не только чаем. У меня есть саке. Недавно прислали с нашей родины.
   Саке не произвело впечатления на гостей. Японцы говорят, что рисовую водку надо пить с вдохновением. Видимо, в автосалоне вдохновение было найти нелегко.
   – Наш уважаемый Акура-сан передал вам огромную благодарность и просил узнать: если вы так хорошо разбираетесь в «Волгах», то, может, вы поможете подобрать ему три машины?
   – А какую цену ваш председатель дал бы за двадцать первую «Волгу»?
   – Мы понимаем, что это сейчас очень трудная задача, и поэтому цену должны определить вы сами.
   – Разговор идет о новых ГАЗ-21 пятидесятых годов, которые имеют пробег не более десяти километров. И даже на оригинальных шинах, – завелся Фофанов.
   – Вы полагаете, что эти «Волги» держали тридцать с лишним лет в морозильнике?
   – Почти так, если это можно назвать морозильником.
   – А сколько будет машин?
   – Три, как вы и хотите. Но давайте сначала закончим с покупкой шести машин. Не могли бы вы снизить цены на них на пятьсот долларов? – Кан хотел вначале проверить на покупке уступчивость продавца.
   – Безусловно! Если вы будете платить наличными, то считайте, что сделка состоялась!
   – Тогда примите кассу и, пожалуйста, дайте распоряжение своим людям подготовить машины к отправке.
   Через час машины были погружены на автовоз и готовы к отправке на аэродром с Константиновым.
   – Теперь можем поговорить о «Волгах», – сказал Кан. – У меня такое предложение: в понедельник вечером мы вам дадим окончательный ответ. Если у нас получится решить этот вопрос, то к пятнице можете приглашать вашего уважаемого Акура-сан.
   – Вы, я вижу, очень деловые люди. Во сколько к вам приехать в понедельник?
   – В понедельник прошу вас подъехать в гостиницу «Спорт» к восьми часам.
   – Я так и подумал, что вы остановились в этой гостинице, раз вы друзья господина Багина.
   – Но ответ для вас у меня будет в понедельник вечером. Извините, а сколько лет вашему уважаемому председателю?
   – Нашему уважаемому председателю, которого мы все любим и почитаем, восемьдесят девять лет. Но он еще в силах биться на мечах и иметь пятидесятилетнюю жену.
   – Дай бог вашему председателю дожить до ста пятидесяти лет, и до встречи в понедельник! – попрощался Фофанов.
   Директор салона стоял у ворот и кланялся отъезжающему «ниссану». Кан наблюдал за уезжающим Константиновым. Его размышления прервал Фофанов.
   – Иваныч, ты веришь, что этот их дед все еще ничего как мужчина?
   – Так он же сказал, что председатель давно этим не занимается.
   – Почему ты так решил?
   – Потому что его жене за пятьдесят.
   – Да уж, без саке вас, восточных людей, не разберешь…
   – Ты хочешь сказать, что после пятидесяти нас уже не будут интересовать мужчины? – в разговор вмешалась Ирина.
   – Нет, дорогая, я думаю, что тебе это не грозит.
   Ирина покраснела и отвернулась к окну. По улицам мчались «япончики» с русскими водителями.
   – Нужно немедленно связаться с Павловым. Может, попросить Юрия? А что? Надо попробовать.
   – Юра, можно организовать связь с большой землей?
   – Тебе в Ленинград?
   – Да, если можно. Потом в Москву.
   – В Москву у меня прямая «вертушка» в кабинете, а Ленинград наберут девочки.
   – Знал, что ты поможешь.
   – Иваныч, раз у вас есть канал на этот автомобильный антиквариат, может, организуете мне новую «двадцать четвертую»? Я бы хорошо заплатил.
   – Тебя устроит с пробегом двадцать пять тысяч километров, бежевый цвет?
   – Это же новая машина! За нее я могу отдать джип «ниссан-патрол» прошлого года зеленого цвета. У меня такой же стоит в гараже – с пробегом в двенадцать тысяч, – Багин похлопал по рулю.
   – Все, договорились. Будет тебе «двадцать четвертая» следующим рейсом.
   – Так сразу? А ты уверен, что за три дня достанешь?
   – Она у него стоит в гараже, – смеялась Ирина.
   – Тогда по рукам! Константинов должен был познакомить нас раньше.
   Павлов не отвечал на телефон. Кан дал девушке номер рабочего телефона.
   – Станислав Иванович, это вы? – Наташа подняла трубку.
   – Да, у вас, я так понимаю, доброе утро? А Павлова можешь попросить?
   – Сейчас. У него как раз телефонный мастер чинит связь.
   – Иваныч, я у аппарата.
   – Нужно срочно связаться с генералом Васильевым из штаба ПВО. Фофанов видел у него «двадцать первые» «Волги» на колодках. Передай ему мою личную просьбу: мне нужны три экземпляра в хроме. Заодно поинтересуйся мотоциклом «Ирбит» тех же лет выпуска с нулевым пробегом.
   – Понял. Позвоню. Дай мне номер, по которому можно вам звонить. Как там у вас дела? Покупаете?
   – Телефон тебе сейчас скажет Алексей. Он хочет еще поговорить с бухгалтерией. Да, все тринадцать машин куплены. Саша уже грузит их на борт «Антея».
   Фофанов взял трубку и продиктовал номера телефонов Багина.
   – Теперь давай Маргариту Алексеевну.
   Они вернулись в гостиницу. После долгого хождения по холмистой местности с постоянными спусками и подъемами у всех с непривычки болели ноги. Наконец-то можно было принять душ и растянуться в постели.
   В номере Кана зазвонил телефон.
   – Иваныч, звонил Павлов, я дал ему ваши номера. Вечером поедем в клуб. Заеду к девяти.
   – Спасибо, будем готовы.
   Не успел Кан положить трубку, как раздался следующий звонок.
   – Алло, это гостиница «Спорт»? Примите вызов. На линии Ленинград. Ленинград, говорите!
   – Иваныч, я разговаривал с Васильевым. Он хорошо помнит тебя и приглашал на стрельбище. Он может продать нам по остаточной стоимости три генеральские «Волги». Там смешная цена – по тысяче за машину.
   – Это в рублях?
   – Ну конечно! Не в долларах же! Теперь насчет мотоцикла. Есть только с коляской и с пулеметом.
   – А можно нам взять с пулеметом?
   – Такой же вопрос задал и я. Он сказал, что нет проблем. Там стоит ПМ пятидесятых годов. Ствол просверлен.
   – Василич, тогда слушай меня. Бортом прилетят Фофанов с Константиновым. Алексей по прилету сразу свяжется с тобой. А ты пока готовь к отправке в Москву на «ТИРе» три ГАЗ-21 и забери мою «двадцать четвертую» из гаража. Иван знает, где ключи и документы. Не забудь про мотоцикл с пулеметом. Загрузите самолет, и сразу отправляй его обратно. Будет второй рейс с машинами.
   – А что делать с первыми?
   – У Константинова уже есть клиенты. Он сразу отдаст – и с Фофановым обратно. «Волги» переоформлять будем здесь, на месте.
   – Понял. Действую. А можно мне прилететь со вторым бортом?
   – Я знал, что ты не вытерпишь, поэтому доставишь «Волги» до Владика. Буду вас ждать тут.
   – Тогда я не буду ждать звонка Алексея, а займусь машинами.
   – Только не трогайте консервацию машин. За себя оставь Шмырева с Борисом Ивановичем.
   – Понял. Конец связи.
   За гостями Багин приехал на новом «ниссане». Фофанов был в восторге от джипа. Оказалось, что это была удлиненная модель – на девять человек.
   – Иваныч, может, присоединишься к нам, чтобы понять, какова машина?
   – Вижу по движению. Машина отличная! Да и поздно проверять. Сделка заключена. Я не умею пятиться, как рак.
   – Но еще есть время. Никогда не поздно.
   – Юра, поздно. «Волга» грузится на Владивосток. Лучше давай я попробую прокатиться, – Фофанов решил сам опробовать «ниссан».
   – Алексей, если ты сядешь за руль, то я выйду и подожду.
   – Видишь, Багин, у нас иногда женщины имеют слово, а Кан может молчать, – обиделся Алексей.
   Генеральный перевел разговор на другую тему.
   – Юра, а что за суматоха была ночью в гостинице? В два ночи я слышал шум в коридоре.
   – Это мои ребята перехватили находкинских: они хотели поговорить с вами. Саша, ты что, ничего не сказал Станиславу Ивановичу? – Багин повернулся к Константинову.
   – Зачем беспокоить генерального по пустякам?
   – Да тут, похоже, совсем не пустяки. Будешь здесь один, и они могут тебе напомнить о себе.
   Они подъехали к ресторану «Морячка». Перед рестораном рядом со своими машинами – в основном японскими внедорожниками последних моделей – стояло человек десять ребят в спортивных костюмах – явно одетых не для ужина в ресторане.
   – Посидите пока в машине. Я узнаю, что к чему.
   Юра вышел из машины и, по привычке вертя брелоком на пальце, вразвалочку подошел к ребятам. Из машины было видно, как «спортсмены» очень вежливо поздоровались с ним.
   – Это и есть находкинская группировка. У них тут что, офис?
   – Саша, у тебя с ними какие-то проблемы? – Алексей попытался продолжить разговор.
   – Я вам потом расскажу. Смотрите, как Юра держится. Тут все его уважают.
   Через несколько минут ребята стали разъезжаться. Багин вернулся.
   – Ну что ж, приглашаю всех в ресторан. Стол уже готов.
   Внутри ресторан был оформлен как трюм старинного парусника. В качестве столов и стульев здесь служили огромные деревянные бочки с металлическими обручами. На некоторых бочках даже был выжжен год – 1720. На стенах, отделанных сосновыми планками, красовались имитации иллюминаторов, туалет был копией морского гальюна, а официантки были одеты в матросскую форму с кожаными потертыми портупеями-кошельками через плечо. Их «столиком» – была огромная перевернутая бочка, заставленная закусками и салатами из дальневосточного краба и морской капусты. Большая керамическая миска была доверху наполнена корейским салатом из тонко нашинкованной моркови.

Корейский салат

   Морковь чистят, промывают холодной водой и укладывают в большую миску с водой вместе с парой луковиц. Потом ее шинкуют тонкой соломкой, посыпают солью, перемешивают и оставляют так на несколько минут. Соль вытягивает из моркови сок. Тем временем лук нарезают тонкими полукольцами, очищают от кожуры три зубчика чеснока и подготавливают подсолнечное масло и черный и красный перец. Также необходим пучок петрушки, а еще лучше – свежей кинзы. Морковь промывают холодной водой, отжимая сок. Теперь она стала мягкой и нежной, но без соли. В нее нужно добавить, тщательно перемешивая, соль по вкусу, затем измельченный чеснок, молотые черный и красный перец, кинзу, уксус. В раскаленное растительное масло кидают лук, обжаривают его на среднем огне, и сразу добавляют в морковь и перемешивают. Салат почти готов. Осталось только оставить его на ночь в прохладном месте, а утром убрать в холодильник, чтобы вечером порадовать друзей отличным дополнением к крепким напиткам и интересной беседе.
//-- * * * --//
   – Откуда здесь корейская морковка? – удивилась Ирина, усаживаясь с Юрой.
   – Раньше хозяйкой этого заведения была кореянка. Говорили, что она приехала с Сахалина. Находкинские обложили эту точку данью, и вначале все было нормально. Потом они от своих людей получили информацию, что хозяйка основную прибыль оставляет себе. Она жила одна – тут неподалеку, в частном доме. Как-то ночью к ней нагрянули бойцы из находкинской группировки. Говорят, пытали ее всю ночь электрическим паяльником, а под утро она умерла от ожогов.
   – Какой ужас! Изверги, а не люди! – воскликнула Ирина. – А с виду – милые спортсмены.
   – Эти «милые спортсмены» и подобные им за сто баксов готовы бросить лимонку в окно дома, где спит семья с грудным ребенком.
   – Юра, тогда зачем вы предоставляете им зал для тренировок? Выходит, вы способствуете подготовке этих бандитов?
   – Не совсем так. Когда они – еще совсем мелкие пацаны и девчонки – приходят в зал тренироваться, у них на лбу не написано, чем они будут заниматься впоследствии.
   – Извините, Юра. Вы правы. Воспитываешь детей – и не знаешь, кто из них выберет какую дорогу в жизни.
   – Так вот, тут раньше была очень неплохая корейская кухня. Люди приезжали отовсюду, чтобы отведать традиционные корейские супы и салаты. А деликатесы из чау-чау здесь пользовались особым успехом.
   – Это что? Собака?
   – Да, собачье мясо. Только собака обязательно должна быть выращена дома. Это маленькая порода с рыжим окрасом.
   – Какие гадости вы рассказываете! Чтобы у нас пропал аппетит? – Ирина посмотрела на Кана. – Почему ты молчишь и улыбаешься? Скажи наконец, что это не так. Нет, ты не хочешь говорить.
   – Юрий говорит правду. Собачье мясо пользуется огромным успехом у корейцев, вьетнамцев и японцев. Порода чау-чау – собака с синим языком – была выведена во дворце японского императора.
   «И он туда же! – возмущалась про себя Ирина. – Даже предположить не могла, что его соплеменники едят собак».
   – Теперь делами ресторана занимаются находкинские. Из корейской кухни у них остался только морковный салат. В основном здесь готовят морепродукты – что тоже неплохо у них получается.
   Гости погрузились в чтение меню.
   – Ребята, я предлагаю суп из морской черепахи, а на второе – запеченного омара или мясо рыбы-меч на гриле.
   – Мне обязательно – суп из морской черепахи! – воскликнула Ирина. – В Аргентине меня им угощал Станислав Иванович. Это был не суп, а бальзам из райских трав.
   – О, вы были даже в Латинской Америке! – Багин снова пододвинулся к Чубаровой.
   – Да. Именно в Латинской Америке. В Перу, Аргентине и на Кубе. В первых двух странах служил Станислав Иванович, а я там была в то же время в командировке.
   – Ира, закажи себе рыбу-меч. Тут ее слегка коптят, а потом на гриле готовят. В прошлый приезд я объелся. Такой вкусноты не найдешь больше нигде, – Саше явно не хотелось возвращаться к теме разговора в машине.
   К их столику подошел официант в матросской форме.
   – Ну как, дорогие гости, решили, что будете заказывать?
   – Давайте я закажу на всех? – предложил Юрий, и все согласились с таким решением.
   – В общем, так: неси пять порций черепахового супа и три порции тройной ухи. Только она у вас точно тройная? – Юра пристально посмотрел в плутовские глаза «матроса».
   – Обижаешь, начальник. В нашем меню все точно, как в аптеке.
   – А на второе – пять порций рыбы-меч с гриля и три омара.
   – Начальник, так вас пятеро или кто-то еще будет? – спросил официант, записывая заказ в блокнот.
   – Это у нас такой аппетит! Ты давай, неси все поскорее, пока мы с голоду не померли!
   – Уже несу! – с этими словами официант умчался на кухню.
   Алексей решил, что наступил удобный момент для возобновления прерванного ранее разговора.
   – Саша, так что там было ночью в гостинице?
   Все посмотрели на Константинова: «Давай, мол, говори дальше, раз начал».
   – Я приехал с машинами на аэродром, и там перед входом к диспетчеру столкнулся со знакомыми ребятами из находкинской группировки. Я знал их по первому приезду: они тогда помогли мне грузить контейнер: не бесплатно, конечно. С Юрой я познакомился уже перед самым отъездом, – Багин подтвердил правоту слов Саши утвердительным кивком. – На аэродроме это была случайная встреча. Они узнали, что прилетел военный «Антей» и ждет погрузку. А тут я с машинами.
   – Каплей, ты не можешь узнать, кто заказал «Антей»? – обратился к нему тогда старший из группировки.
   – Мои друзья из Ленинграда.
   – Если твои друзья, значит – ты.
   Подошел старший, и они пошептались в стороне, потом подозвали Константинова.
   – Слышь, моряк? Ты теперь наш клиент. С тебя не будем брать оброк, но привезешь наши две тачки в Москву в виде процентных.
   – Ребята, у меня полная загрузка. Мест нет.
   – Это твои проблемы. Снимай свои две тачки, загрузишь наши. Это твоя проблема, и тебе ее решать.
   – Но в этой загрузке заинтересован Багин. Вам придется с ним иметь дело.
   – А с какого конца у вас Юра?
   – Этим бортом обратно привезут его «Волгу» из Ленинграда.
   – Говоришь, «Волгу»? Тогда мы сами поговорим с Юрой.
   – В комплексе они узнали, что ленинградские гости живут в гостинице. Пошли поговорить напрямую, а охрана их не допустила к вашим номерам. Ну и выкинули их из гостиницы.
   – Я еще в прошлый раз советовал Саше: «Не лезь на глаза находкинским, это может очень плохо кончиться». Вопросы с ними я все решил. Даже сегодняшний ужин – за их счет.
   Ночью Фофанов с Александром вылетели в Москву.
   – Иваныч, звоню из Москвы. Я с машинами на месте, – докладывал Павлов по телефону.
   – Отлично. А они ночью вылетели. Думаю, что часов через двенадцать приземлятся в Шереметьево-2. В аэропорту зайди к главному таможеннику Валентине Ли. Она поможет оформить новый самолет или переоформит этот. Загрузку тоже обеспечит.
   – Понял. Слушай, «Волги» – просто новенькие, как с конвейера: по три километра пробега. Только вот не знаю, смогут ли японцы расконсервировать пушечное масло? Мотоцикл – настоящая находка. Оказывается, что Ленфильм арендует у ПВО технику для съемок. За работу не переживай. Там все нормально. Я загружусь и сразу позвоню.
   Утром после завтрака позвонил Якио-сан.
   – Станислав Иванович, наш уговор на вечер остается в силе?
   – Разумеется. У нас есть хорошая новость для вашего Акура-сана: может, он даже уже в курсе, потому что мой помощник выслал ему факсом из Москвы фотографии машин и мотоцикла, которые он может получить для своей коллекции.
   – Я поэтому и звоню вам утром. Уважаемый Акура-сан получил снимки ночью. Через день он прилетит во Владивосток. Он заказал военный грузовой самолет для перевозки ваших машин.
   – Тогда я предлагаю перенести нашу встречу на день прибытия Акура-сана.
   – Очень хорошая идея. Я вас поддерживаю. Я позвоню вам, как только приземлится самолет.
   В ресторане играла японская музыка – специально для Акура-сан, высокого гостя из страны цветущей вишни. Местные японцы при виде автомобильного магната низко склонили головы в поклоне. Высокий худощавый старик с черной копной волос говорил тихо и с ударением на последний слог, что означало, что ничто не подлежит обсуждению и должно беспрекословно выполняться.
   – Мне не терпелось познакомиться с вами, Кан-сан. Я бросил все дела и прилетел сюда.
   Глаза у председателя концерна «Тойота» были живые, с молодым задором. Ирина с любопытством разглядывала старика, чья фирма покорила Европу и Америку. «Живая мумия с молодыми глазами», – заключила она.
   Подошел Багин и склонился к Кану:
   – Самолет на аэродроме – нужно ехать.
   – Скажите, Кан-сан, а какие машины нравятся вам и вашим приятелям?
   – Я предпочитаю большие машины и пикапы. Со мной сейчас два моих заместителя. Один любит спортивную езду, а другой – больше склоняется к автомобилям класса люкс. А вот наша главный бухгалтер. Она предпочитает женские машины – маленькие, но комфортные.
   – Мне приятно, что вы так хорошо знаете вкусы своих подчиненных относительно транспорта.
   – Извините, Акура-сан, но нам пора ехать на аэродром.
   – Тогда вперед! – старик резко встал и пошел быстрым шагом, как мальчишка. Свита из восьми японцев направилась за ним к выходу.
   Павлов выгрузил «Волги» и мотоцикл перед «Антеем» на взлетную полосу и прохаживался вдоль машин. Лимузин «тойота» почти бесшумно подъехал и встал неподалеку. Из него вышли Акура-сан с Каном и направились к самолету. Глава концерна остановился в двух метрах от ГАЗ-21. Помощник подставил ему походный раскладывающийся стул. Акура-сан медленно сел, не отрывая пристального взгляда от машин. Он смотрел на них, как загипнотизированный. Казалось, что его состояние передалось всем присутствующим японцам. Фофанов открыл все двери и капот с багажником у «Волги». Константинов, в военной каске времен Великой Отечественной войны на голове, подкатил на мотоцикле с коляской, на которой был установлен пулемет. Акура-сан дрожащими тонкими пальцами гладил хром на крыле ГАЗ-21 и слезы текли из помолодевших глаз. Он не стеснялся своей слабости перед подчиненными и иностранцами. Это была не слабость, а урок, как надо любить, как надо преодолевать все препятствия для достижения задуманного. Это были слезы сильного и могущественного человека, чья давняя мечта наконец сбылась.
   Он как будто бы вернулся во времена своей молодости, в те годы, когда советские солдаты давили шинами мотоциклов «Ирбит» посевы в его Стране восходящего солнца, когда он рисовал на кальке силуэт далекой русской машины. И сейчас они встретились: человек и машина, два ветерана, два старика, совсем юные внутри, не успевшие очерстветь и огрубеть за суровые годы, пролетевшие вихрем в истории планеты Земля.
   – Сегодня вы как будто подарили мне день рождения, но я чувствую себя опустошенным, – говорил Акура-сан, держа Кана за руку. – Столько лет я искал этих «красавиц». В тяжелые ли, в радостные ли минуты жизни я жил надеждой, ощущением, что я в поиске, в движении. Теперь, когда благодаря вам я получил желаемое, я вдруг понял, что впереди – пустота. Нет цели, нет движущей силы.
   Японские солдаты ждали команду на загрузку автомобилей в транспортный самолет. Багин привез документы на «Волги», переоформленные на концерн «Тойота» в Японии. По команде Якио-сан солдаты начали погрузку машин. Они грузили их так, будто сделаны они были из хрусталя.
   Акура-сан отвел Кана в сторону от самолетов, держа его под руку.
   – Мой уважаемый друг, вас устроит, если я заплачу вам по двадцать тысяч долларов за каждую «Волгу» ГАЗ-21? А за мотоцикл я дам вам восемь тысяч. Если вам не нужны доллары, то я могу рассчитаться машинами из «конюшни» уважаемого Якио-сан, – перевел переводчик.
   – Я глубоко тронут и с радостью принимаю ваши цены.
   «Он уже сам начал говорить, как японец: наверное, саке перебрал, – думала Ирина, слушая диалог двух «самураев». – Наверное, каждый из них думает, что совершил очень выгодную сделку. Но только не вышло у них правильной торговли. На рынке один глупец продает, другой глупец покупает».
   – Тогда утром мои помощники привезут вам в отель деньги, а я, с вашего разрешения, откланяюсь. Хочу как можно скорее привести домой моих «девочек». Хотя врачи мне категорически запретили летать.
   – Надеюсь, что мы снова увидимся, Акура-сан.
   – Уже у меня дома, мой юный друг.
   Утром все ждали приезда Багина: он опаздывал на сорок минут. Наконец в дверь постучали. Ира открыла дверь.
   – Станислав Иванович, к нам гости.
   На пороге стоял Якио-сан в сопровождении двух японцев. После рукопожатия управляющий передал Ирине доллары, уложенные в пластиковый контейнер.
   – Прошу вас, пересчитайте, – попросил он ее.
   Все оказалось точно. Вынув из нагрудного кармана пачку банкнот, Якио-сан тоже протянул их Ирине.
   – Здесь пять тысяч долларов. Это дополнительный бонус от глубокоуважаемого Акура-сан за ваши машины.
   – Но мы так не договаривались, – возразил Кан.
   – Акура-сан сам лично был за рулем «Волги», когда она ехала по улицам города к месту своей стоянки в его коллекции. В Токио на первых полосах всех газет и по телевидению освещали это событие. Он получил поздравление телеграммой от нашего любимого императора. Он просил меня еще раз выразить вам его бесконечную благодарность. Друзья мои, я прошу вас одеться и спуститься со мной вниз!
   Это было очень кстати, поскольку Багин должен был уже подъехать. Они вышли из гостиницы. Перед входом стояли четыре новенькие машины. Директор сделал торжественное лицо, как перед журналистами, а его помощник подал Якио-сан синюю папку и стал переводить на русский язык:
   – Уважаемый Кан-сан и его верные помощники! За вашу искреннюю заботу о моем музее автомобилей, за ваш огромный вклад в автомобилестроение нашей Страны восходящего солнца, Японии, наш концерн дарит вам следующие машины: «тойота-краун» – господину Кан-сан, «тойота-селика» – господину Фофанову А. А., «тойота-карина» – господину Павлову Н. В., и «тойота-королла» – госпоже Чубасовой И. С. Пусть солнце, которое встает у наших берегов, донесет дружественные лучи к вашим северным берегам. Председатель концерна «Тойота» Акира-сан.
   Якио-сан торжественно протянул Кану обращение от главы концерна «Тойота» и ключи от машин. Ленинградцы от радости не знали, что и делать.
   – Все машины имеют пятилетнюю гарантию на бесплатное обслуживание в любом европейском сервисе «Тойоты». Так что – счастливого вам пути!
   Через неделю Кан со своими помощниками вернулся в Ленинград. Алексей не мог нарадоваться деньгам, заработанным от продажи машин в Москве. Но генерального ничего не радовало: ни новая машина, аналога которой не было в Ленинграде, ни прибыль от очередной сделки. Утром в офис приехала Ирина на своей новенькой «тойоте» и, поигрывая ключами, зашла в кабинет к Кану.
   – Слушай, машина – просто класс! Никак не могу привыкнуть к мысли, что она – моя. Даже холодильник не забыли поставить в салон. Вчера возила маму за покупками. Она так рада за меня! Говорит, что в моей машине чувствует себя комфортнее, чем в своей квартире. А ты чего такой хмурый, мой дорогой?
   – После поездки меня что-то мучает. Чувствую какое-то беспокойство, но не могу понять его причину.
   – Может, это оттого, что Саша не послушал тебя и в последний раз решил съездить на Дальний Восток?
   – Точно. Ты права. Теперь я это понимаю очень четко.
   В кабинет начали заходить заместители генерального директора и мастера. Начиналось утреннее совещание по судостроению и судоремонту.
   – Ладно, я пошла. Зайду после обеда. Совещайтесь.
   Кан смотрел, как Ирина, здороваясь с Алексеем, выходила из кабинета. Начинался будний день генерального директора МП «Судоремонт».
//-- * * * --//
   В Польшу въехали без особых проблем. Польские таможенники проверили декларацию и выписки из банков о вывозе наличности.
   – Все деньги у вас с собой?
   – Да, в машине. Могу предъявить.
   – Нет. Спасибо. Проезжайте и постарайтесь на ночь остановиться в большом городе.
   – Спасибо. Мы непременно воспользуемся вашим советом, – Осипов неплохо говорил по-польски.
   – Первый, третий, переходим на режим СВ на нашем канале, – Осипов координировал конвой кортежа. – Первый, возьмите направление на Вроцлав.
   Машины повернули в сторону Гданьска, чтобы вдоль побережья выйти к Вроцлаву.
   Ночью они прибыли на место. Осипов быстро нашел гостиницу, в которой останавливался раньше. На первом этаже гостиницы шли ремонтные работы. Дороги вокруг тоже ремонтировались: город восстанавливался после недавнего наводнения, которое помимо разрушений оставило в воздухе запах гнили.
   На завтрак они спустились в кафе на втором этаже, где предлагался шведский стол. Павлов пришел первым и пил уже вторую чашку кофе. Кан взял себе бутерброд и подсел к его столику.
   – Иваныч, к девяти приедут супруги Чернявские. Ты не против, если и я поеду с вами?
   – Мне даже нужно твое присутствие. Ты же знаешь, я не переношу этого поляка, хотя его идея с таможенным складом на границе Германии политически очень актуальная.
   – Я потому и созвонился с ним уже с раннего утра. Жена приедет с ним – будет переводчицей.
   В девять утра Кан и Павлов вышли из гостиницы. Перед отелем была большая площадь, выложенная брусчаткой. За домами виднелись башни красивого средневекового замка, построенного в готическом стиле во времена рыцарей-крестоносцев. Вроцлав выглядел как старинный немецкий город. До войны он носил название Бреслау и действительно был немецким.
   Через площадь по направлению к гостинице шли супруги Чернявски. Роман Чернявски был потомком древних польских князей, которые жили в Кракове. Выглядел он, как пан Володыевский из романа Сенкевича. Его жена Лариса была настоящей русской красавицей с черными, будто пронзающими своим взглядом, глазами и красивыми собольими бровями. Они шли, как чужие: она впереди, а муж – на несколько шагов позади нее, засунув руки в карманы куртки, семеня за стройной высокой женой. Подойдя, поздоровались по-русски, обменялись рукопожатиями. Лариса начала переводить мужу слова Павлова по поводу поездки на территорию склада. Станислав в это время внимательно разглядывал молодую женщину, которую видел второй раз в жизни. Казалось, он не мог оторвать взгляда от ее лица, от ее черных глаз и будто чуть припухших губ. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись чуть заметные ямочки, которые делали ее еще привлекательней в его глазах.
   – Иваныч, очнись: ты идешь с нами или нет? – Павлов обращался к Кану уже во второй раз.
   – Да, конечно, идемте.
   Все четверо направились к ожидающему их на площади лимузину. Осипов открыл двери машины и усадил гостей. Чернявски что-то сказал.
   – Роман говорит, что впервые едет на такой машине. Видимо, она стоит немалых денег? – перевела Лариса.
   – Стоит эта машина действительно дорого, но благодаря ей мы спокойны за нашего генерального директора, – с некоторым пафосом ответил Павлов.
   Лариса сидела напротив Кана и внимательно разглядывала его в раздумьях. «Похоже, именно такого мужчину мне нагадала румынка в последнюю поездку к маме в Иваново. Может, это он и есть? Правда, невысокий, зато с лысиной – такие сексуальней. С этим польским выродком я уже больше трех лет не чувствую себя женщиной. Сколько можно ждать достойного мужчину? По-моему, он тоже не может оторвать от меня – по крайней мере от моих ног – своих узких глаз».
   Роман вывел ее из задумчивости, толкнув в бок.
   – Переводи, что я сказал.
   – Не беспокойтесь, мы поняли, что вы нас везете к месту, где можно поставить склад, – помог ей Павлов, заметив ее замешательство.
   Участок был неплохой, со всеми коммуникациями: к его центру были подведены вода и канализация. Газ и электричество централизованно подходили к месту постройки склада. Чернявски повел их по периметру участка. Павлов взял «польского князя» на себя, а Кан с Ларисой шагали позади.
   – У вас есть дети? – спросил Кан.
   – Сыну через месяц будет семь лет.
   – Вам нравится жить в Польше?
   – В Польше – да, с мужем – нет. Я ужасно устала от его диких фантазий.
   – Вы хотите сказать, что могли бы уехать назад домой?
   – Я пробовала. В первый раз это было, как раз когда я приходила к вам в офис. Тогда я возвращалась из Дубая в Иваново. Планировала прожить у мамы несколько месяцев, но через неделю была уже в Польше.
   – Да, я хорошо вас помню. На вас было бриллиантовое ожерелье каратов на пять.
   – Это муж продал меня арабу. Пришлось прожить в Дубае год с лишним.
   – Интересная у вас судьба.
   – Обычная судьба обыкновенной русской женщины, которая на чужбине ищет себе лучшей жизни с достойным партнером.
   За разговором они не заметили, как отстали: Павлов с Романом стояли и ждали их.
   – Как вы оцениваете этот участок, если мы тут поставим таможенный склад? – снова начала переводить Лариса.
   – Нам нужны расчеты. Полные расчеты по строительству, включая аренду земли.
   – Когда вы возвращаетесь назад?
   – Думаю, через неделю мы снова будем во Вроцлаве, – Кан быстро взглянул на Ларису.
   – К этому времени я постараюсь подготовить для вас все необходимое.
   – Иваныч, я думаю, что тут потянет на лимон, если не больше, – прогнозировал заместитель.
   – Посмотрим, что посчитают польские специалисты.
   Они вернулись к машине. Павлов уселся рядом с Чернявски, чтобы продолжать беседу. Тут он нашел себе отличного собеседника, который тоже любил толочь воду в ступе.
   Сидя рядом с Ларисой, Кан чувствовал сквозь тонкую ткань летних брюк прикосновение ее колена и украдкой смотрел на вырез платья у нее на груди. На поворотах она слегка прижималась к нему, и он ощущал манящий запах ее молодого тела. Этот вырез платья на груди не давал ему покоя – он не мог оторвать от него взгляда.
   В Вену они въехали рано утром. Банк забронировал для них номера в отеле «Холидей Инн». Дежурный сразу нашел бронь по компьютеру и разместил всех на третьем этаже. Гараж в отеле был подземный: сразу возникла проблема с лимузином.
   – Господин Кан, извините, но ваш лимузин не поместится в гараж по своим габаритам. Он слишком длинный.
   – У вас есть другое предложение?
   – Не беспокойтесь, портье покажет водителю место парковки.
   Портье выделил для них парковочное место прямо перед входом в отель. Рядом стояли пятисотые «мерседесы» и «лексус» с российскими и украинскими номерами.
   – Оказывается, у вас много гостей из России? – спросил Иван у портье, забирая ключи машины.
   – Наше казино – лучшее в Европе! Конечно, не считая Монте-Карло. Вот, приезжают поиграть.
   – Господин Кан, может, я сразу включу завтрак, чтобы ваши люди смогли сейчас поесть?
   – Это было бы очень любезно с вашей стороны. Еще мне нужен один номер люкс с сейфом.
   – Об этом вы не беспокойтесь. У нас в каждом номере вмонтированы цифровые сейфы, ведь наши основные постояльцы – посетители казино.
   Кан отдал все ключи от номеров Павлову.
   – Размести всех так, чтобы Осипов был вместе с заместителем, и кассу перенесите ему в сейф.
   – Иваныч, может, пусть перенесут в мой номер? Так будет надежнее.
   – Василич, охрана кассы – обязанность Осипова и его людей. Пусть установят круглосуточное дежурство. Завтра будем заполнять счет.
   Они спустились на первый этаж в ресторан. Осипов уже поел и собирал бутерброды с собой.
   – Пойду сменю моих ребят.
   – После завтрака я попрошу администратора, чтобы обед вам принесли в номер, – сказал Павлов.
   – Василич, было бы здорово, если в номере всегда будут два человека. Мне не нравится, что тут много русских. Все, побежал.
   Водители с охраной организовали свой стол, за которым теперь слышались анекдоты и смех. Посетители в зале удивленно смотрели на весело завтракавших русских.
   – Вот черти, – буркнул Павлов, – такую дорогу проехали, а будто и не устали совсем!
   – Василич, это ты стареешь! – с улыбкой сказал Кан.
   – Почему ты так решил? Вон Осипов – мой ровесник, но ты ему такого не говоришь.
   – Ты стал много ворчать. А ворчание и погружение в воспоминания прошлого – признак старения.
   – Иногда мне кажется, что это ты, Иваныч, старше всех по возрасту. Разве человек может знать все? А у тебя есть решение и определение для каждой ситуации.
   – Тут дело не в возрасте. Просто морская школа меня научила. В море бывают такие ситуации, когда нет времени на размышление – иначе за тебя будут думать рыбы. Ладно, Василич, водителям дай сегодня отдых. Если понадобится транспорт, то воспользуемся услугами отеля. А Осипов пусть сам определится со своими людьми. И выдай всем суточные доллары.
   – А я буду тебе нужен? Хотел бы выйти в город. Это же Вена! Сам знаешь, что для меня значат Моцарт, Штраус.
   – До утра мне никто не нужен. Только имей в виду, что в программе банка есть экскурсия в парк с конным манежем и посещение театра, где тебе будут и Штраус, и Моцарт.
   – А что за конный манеж?
   – В Вене находится всемирно известная испанская школа верховой езды. Это древнейшая школа такого рода: она берет начало в шестнадцатом веке. Монархи европейских стран всегда именно в Вену отправляли своих отпрысков для обучения верховой езде. Так что это место уникальное. А вальсы Штрауса здесь играют везде: слышали даже сегодня за завтраком.
   Вечером Кан позвонил в номер Осипову.
   – Иваныч, я хочу заглянуть в казино. Составишь мне компанию?
   – Охотно. Только наряд удвою – и зайду к тебе.
   Кан позвонил Павлову, но его телефон не отвечал. Наверное, он все еще был в городе. Пусть гуляет: он же впервые в Австрии.
   На входе в казино они купили билеты. Администратор выдала им по две фишки. У дверей стояли молодые люди в черных костюмах и пропускали всех через металлоискатель.
   – Хорошо, что ты меня предупредил, чтобы я не брал с собой оружие.
   – Оно нам и не нужно: у них там своя охрана.
   Публика только начинала стекаться в казино. В зале игровых автоматов пока было пусто: одинокие «однорукие бандиты» стояли в ожидании своих жертв. В основном зале клиентов тоже было мало, и крупье вяло крутили рулетки. Только за покерными столами шла оживленная игра – похоже, там сидели уже несколько часов. Кан первым заметил Бекетова. Тот держал карты и неторопливо посасывал кончик тоненькой сигары. Выпуская дым, он чуть наклонял голову и прикрывал глаза. Игроки делали очередные ставки, когда он заметил Кана и жестом показал ему, что подойдет сам. Осипов направился к кассе покупать фишки, а Кан, ожидая его, сел в кресло у восьмого стола.
   – Вот, взял на сто долларов, – сказал Осипов, вернувшись. – Будешь играть?
   – Нет, я просто посмотрю. Вот тебе еще две фишки, которые нам дали на входе.
   Осипову сразу начало везти. Фишки его увеличивались и становились все более разноцветными. Подошел Бекетов со стаканом джина и опустил руку на плечо сидящего Кана.
   – Приветствую!
   – Рад видеть. Я думал, что увидимся только завтра.
   – Как вы доехали?
   – На границе Калининграда у нас пытались отобрать деньги, но мои ребята отбились. А после этого ехали без проблем.
   – Этот участок – один из сложнейших в России. Там нет никакого контроля, и хозяйничает некий Лось. В прошлом году они остановили людей Кумарина, но ленинградцы не смогли договориться с Лосем.
   – Утром к десяти нас ждут в банке. При себе нужно иметь паспорта: они откроют нам кодовый счет.
   – А что с депозитом?
   – Осипов будет со мной в банке. Как получите номер своего счета, он поможет донести деньги до кассы, а там надо будет положить их на счет.
   Тем временем посетителей в казино становилось все больше. У кассы, где продавали фишки, уже скопилась очередь. Между клиентов ловко сновали девушки с подносами, разнося напитки.
   – Понял, в десять буду ждать у банка. Видишь тех двух с дипломатами? Это ребята из Москвы. Они каждый год тут катают. Делают ставки до двухсот тысяч. С собой везут по лимону, чтобы увезти полтора. В последнее время тут только новые русские, у кого касса.
   – Ты где остановился?
   – Тут недалеко, в «Мариотте». Прямо через дорогу отсюда. Ну что, пойдем посмотрим на твоего Осипова?
   Ставка была сделана на 32. Крупье запустил игру, и присутствующие затаили дыхание. Русский выложил все фишки. Колесо рулетки еще продолжало крутиться, когда шар перескочил с двадцати одного на тридцать два! Казалось, воздух над столом застыл на секунду перед тем, как его взорвал гром оваций. Все поздравляли русских. Только наши ребята не выражали никакой радости.

Лариса Чернявска

   Машины выехали на Губен – пограничный переход между Германией и Польшей.
   – Отсюда до Вроцлава сто километров, – сообщил Осипов водителям.
   Поляки называют этот участок приграничной дороги «стиральной доской». До войны, когда Вроцлав все еще был последним немецким городом на Востоке, здесь проходила стратегическая автострада из бетонных плит. До восьмидесятых годов польские власти не занимались ремонтом немецкой бетонки.
   Пятьдесят километров пути здесь приходилось проезжать со скоростью тридцать километров в час. В какой-то момент они остановились на заправке. Павлов пошел звонить Чернявским. Кан спал в салоне.
   – Иваныч, – разбудил его Павлов, – я сейчас разговаривал с Романом. Документы будут готовы завтра после обеда.
   – Ты думаешь, все это серьезно? У меня что-то этот поляк не вызывает особого доверия.
   – Вначале в Питере мне тоже так показалось, но тут я убедился, что его проект – очень реальный. Мы же можем подождать один день?
   – То есть нам снова нужно искать отель, чтобы разместить наших людей.
   – Чернявские настаивают на том, чтобы мы остановились у них. У них свой большой дом, и они приглашают всех к себе.
   Кан постучал в стекло перегородки, привлекая внимание Осипова, сидевшего впереди.
   – Иваныч, тут Павлов предлагает ночевку в частном секторе. Твои соображения?
   – Неплохо. А то ребята за месяц соскучились по домашней пище, а с безопасностью я разберусь на месте. В крайнем случае выставим свои «маячки».
   – Думаю, что в Польше будет спокойно, – Павлову не терпелось побывать в гостях у Чернявских.
   – Раз так, то поехали! Только это не означает, что мы автоматически принимаем их проект.
   – Я побегу позвоню, чтобы они готовились встречать нашу армаду.
   Артур отказался въезжать во двор дома. Осипов никак не мог его убедить:
   – Артур, тут слева есть место. Ставь машину, и идем в дом!
   – Нет, я поставлю ее за воротами и буду спать в салоне.
   Мелко моросил холодный дождь. К ним подошел Кан.
   – Артур, говорят, что ночью будет мороз. Что ты придумал?
   – Станислав Иванович, вы посмотрите на этого пса, – сказал Артур, указывая на громко лающую хозяйскую собаку. – Он же все время прыгает на наши машины. Я не хочу, чтобы он краску поцарапал.
   Генеральный директор только развел руками и ушел в дом. В прихожей хозяйка, одетая в легкое платье, помогала ребятам развешивать намокшие под дождем куртки.
   – Здравствуйте, Лариса, а где ваш супруг?
   – Станислав Иванович, здравствуйте. Муж в Варшаве – забирает документы. Вернется завтра.
   Генеральный пристально посмотрел на Павлова.
   – Вы не ругайте Николая Васильевича. Это моя была идея – насчет ночевки. Мне очень приятно, когда к нам приезжают гости из России. Давайте ваш плащ – я его повешу сушиться.
   Ваня с Леонидом заняли место на кухне и начали чистить картошку. Хозяйка переоделась в новый наряд и руководила у плиты. После обеда ребята разошлись по комнатам на отдых. Все-таки сказался месячный переезд по Европе.
   Лариса принесла альбомы с фотографиями Польши и предложила Кану посмотреть. Павлов смотрел футбольный матч польских команд.
   – Не думал, что в Польше столько красивых мест.
   – Польша – маленькая страна, но расположена она в самом центре Европы, и тут есть и Карпаты, и Балтийское море, и озера с чистой водой, и красивые леса. Вот взгляните на эти необычные плоские горы! Поляки называют их Столовые.
   Лариса сидела рядом с ним на диване, держа альбом на коленях.
   «Как приятно и тепло от ее легкого прикосновения. Почему она так смотрит на меня? Интересно, она специально сделала так, чтобы мы приехали?» – мелькало в голове у Кана.
   Открылась дверь, и в зал вошел мальчик лет семи с рюкзаком в руках. Лариса мгновенно отложила альбом и подошла к нему.
   – Это Рома, мой сын. А это наши друзья из России. Они приехали в Польшу по делам.
   Она повела мальчика на кухню – кормить его после школы. Выходя из комнаты, она оглянулась на Кана. Взгляд ее будто говорил: «Не уходи, я сейчас вернусь».
   И действительно, не прошло и получаса, и хозяйка вернулась с чаем и печеньем. Разлила чай и вновь присела на диван рядом с Каном.
   «Попробую дотронуться до ее руки и посмотрю на ее реакцию. А вдруг она не так поймет? Но она сама положила свою руку между нами – так что же я сомневаюсь?» Продолжая рассматривать фотографии, которые показывала Лариса, он накрыл ладонью ее руку. В тот же миг по ее телу пробежала дрожь, а нежная кожа на груди слегка покраснела. Она замолчала на полуслове, изо всех сил сжав пальцы Кана, и подняла на него свои огромные повлажневшие глаза. В ту же секунду Павлов, будто почувствовав повисшее в воздухе накаленное напряжение, повернулся к сидящим на диване. Лариса поднялась, глубоко вздохнула и вышла из комнаты. Послышались ее шаги по лестнице в спальню на второй этаж.
   Ужин приготовили ребята Осипова – из своих запасов. Лариса сначала возмущалась, но, увидев селедку и сало, уступила им место на кухне. Ужин получился исконно российский: картошка в мундире, гречневая каша, селедка с луком, маринованные грибочки, которые Осипов собирал лично, когда гостил в Белоруссии у тещи. Хозяйка принесла водку московского разлива.
   – Берегу для таких гостей.
   За столом стоял праздничный шум. Было видно, что ребята устали от заграничных полуфабрикатов и соскучились по домашней пище. Они засиделись за столом до поздней ночи. Наконец шум улегся, и все начали готовиться ко сну.
   Кан проснулся рано утром: его разбудил дворовый пес, который начал под утро скрестись в дверь. Кан вышел на крыльцо, и пес стал радостно прыгать на него. Впустив собаку в дом, Кан спустился по ступеням вниз. Ночью ударил мороз, и стекла всех машин, кроме лимузина, были в инее. Видимо, у Артура работал обогреватель. Спускаясь с крыльца, Кан поскользнулся, но вовремя ухватился за перила. Слой льда лежал на ступенях. «Утром ребята еще разобьются здесь, чего доброго». Кан принес из кухни соль и посыпал ею ступени. За этим занятием его застала Лариса, которая вышла на крыльцо, кутаясь в белую пуховую шаль.
   – Доброе утро, что-то вы рано проснулись.
   – Доброе утро, Лариса, да я и не спал: не мог уснуть.
   – Тогда идемте, попьем чаю. Я тоже не могла уснуть.
   Чай Лариса заварила с мятой. Кан не любил такой, но, сделав глоток, сказал:
   – Такого душистого чая я давно не пил.
   Лариса поняла его по-другому.
   – Мне тоже нравится с мятой. Может, наши бессонницы – на одинаковой почве?
   – Не думаю. Мне всегда тяжело спать на новом месте.
   Лариса накрыла ладонями руки Кана.
   – Не обманывай себя и меня. Мы друг друга давно понимаем. А вообще, у нас считается плохой приметой, если крыльцо дома посыпают солью к приезду хозяина.
   – Извини, но стучать топором я не мог, а лед нужно было убрать.
   Кан смотрел в глаза утренней красавице. «Хорошо, что она чувствует, как я хочу ее».
   Вчера после ванной она специально в распахнутом ночном пеньюаре прошла мимо открытой двери его комнаты. «Я видел ее, и сколько нужно было сил, чтобы не подойти к ней, не взять ее за руку… Знал, что она потом долго не могла заснуть в своей спальне, соседней с моей комнатой. Но я должен уважать хозяина, который дал ночлег моим людям и мне. В его собственном доме с его женой? Никогда! Ее женские провокации не столкнут меня с правильной жизненной позиции. Я знаю, что эта женщина может принести мне много счастливых минут, но также и глубокое разочарование и сомнения. Лариса из тех роковых женщин, из-за которых мужчины покоряют моря и океаны, совершают подвиги и идут на эшафот».
   – Я пойду, проверю ребят, что спят в машине, а то на улице холодно.
   На самом деле он беспокоился не о спящем в машине Артуре, а скорее боялся за себя. Лариса улыбнулась и принялась мыть посуду.
   «Ничего, есть время, подожду. Никуда ему не деться. Птичка в клетке. Нужно только время, чтобы ее захлопнуть», – думала она, продолжая улыбаться.
   Кан вышел во двор. «Ничего у нее не выйдет, даже если мы станем любовниками. Я знаю цену таким женщинам. Их волнует только внешняя оболочка: кто как выглядит да сколько получает».
   С крыши лимузина стекала стаявшая вода: видимо, машина прогревалась всю ночь. За тонированными стеклами не разглядеть было спящего Артура, и будить его Кан не хотел. К воротам подъехало такси, из задней двери которого вышел Роман с «дипломатом» в руке.
   – Пан Кан, что ж вы так рано встали?
   – Доброе утро! А я думал, что вы приедете после обеда.
   – Мне удалось получить документы вчера вечером, и я сразу отправился на вокзал. Пойдемте домой, а то холодно.
   В воротах Кан пропустил хозяина вперед и направился за ним.
   – Я смотрю, ваши ребята успели почистить ступени?
   – Да, все равно они дежурят.
   После обеда начали собираться в дорогу. Роман был доволен ответом русских. Павлов заверил, что проект он протолкнет к весне, и летом начнутся строительные работы. Кан пообещал выделять средства из голландских заказов. Лариса на дорогу напекла им пирожков с картошкой и мясом. В свою очередь, Осипов пригласил ее с семьей к нему на дачу на Финском заливе. Чувствовалось, что хозяева и гости были довольны друг другом. Павлов после разговора с Чернявски попросил Кана на пару слов.
   – Иваныч, хозяин просит подвезти Ларису до Ленинграда. Она собирается к маме в Иваново.
   – Вчера она даже не намекала на свою поездку к маме.
   – Это их семейные дела. Может, действительно возьмем?
   – Дорога тяжелая, мы задержимся в Варшаве, а потом еще в Риге. Пусть едет поездом или летит самолетом.
   – Значит, я так понял, что не берем?
   – Василич, давай в семейные дела не будем вмешиваться.
   Этот разговор Павлов, видимо, передал хозяину по-своему. Было заметно, что хозяйка расстроилась гораздо больше, чем ее муж. Попрощавшись, все расселись по машинам, и кортеж двинулся в сторону Варшавы.
   Чарек выехал навстречу и ждал их в Янках. Осипов остановил машины на заправке в Янках. Возле кафе была припаркована новенькая серая «ауди-80» канадской сборки. Из нее вышел Цезаре Вьонцек собственной персоной. Он был в короткой дубленке и джинсах. Увидев Кана, он радостно заулыбался и, подойдя, крепко обнял его и похлопал по спине. – Очень рад тебя видеть на польской земле, – сказал он на чистом русском языке. Неудивительно: ведь у него был диплом инженера, полученный по окончании Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта имени Образцова, а еще он был судебным переводчиком с русского и польского языков.
   – Чарек, как там наша фирма? Растем, движемся?
   – Фирма расширяется. Детские кровати продаем не только по всей Польше, но и начали экспорт в Германию. Первую партию – сто пятьдесят штук – я вчера отправил в Берлин.
   – Молодец, пан Вьонцек. Правильный я сделал выбор, открыв фирму с тобой.
   – Давай поедем на моей машине, заодно сам посмотришь, какую тачку ты мне подарил!
   – Ты сам ее купил. Я только выделил тебе на личный транспорт восемнадцать тысяч долларов.
   – Друг за двадцать дней привез мне мою ласточку из Америки!
   – Хорошо, поеду с тобой. Только скажу ребятам.
   Чарек поехал вперед, а ребята потянулись следом за ним.
   – Ты был во Вроцлаве?
   – Да, смотрели проект Чернявского, но я думаю, что это пустое вложение денег. Из этого ничего путевого не выйдет. Роман думает развести меня.
   – Я тебе не советую связываться с ним.
   – Чарек, я тебя не понимаю. Год назад ты прислал его с семьей, чтобы я взял его на работу, а теперь говоришь противоположное.
   – То было год назад, а теперь я понял, что он не в состоянии выполнить хоть какую-нибудь настоящую работу.
   – Я думаю, Чарек, в тебе говорит ревность. За «Ленпан» в Польше ты не беспокойся. Я как финансировал его, так и буду финансировать.
   – Но все-таки не надо сильно задумываться над проектами Романа. Лучше посмотри, какая машина! Полный люкс, круиз-контроль, абээс, ну все, что только пожелаешь! Правда, вчера круиз-контроль немного забарахлил, но в сервисе за пять минут это исправили.
   Они въехали в Варшаву, где дорога была скользкая из-за оттепели и моросящего дождя. Вьонцек забронировал для них номера в отеле «Форум» в самом центре города. Рядом с гостиницей возвышался огромный небоскреб, похожий по архитектуре на московский университет.
   – Стас, не удивляйся: это наш Дворец культуры и науки – подарок Сталина польскому народу. Выглядит как брат-близнец здания МГУ на Ленинских горах в Москве. Это самый высокий небоскреб в Варшаве и местная достопримечательность, хотя многие требуют снести его как памятник сталинизму.
   – Наш отель тоже занимает внушительное здание.
   – Ты правильно заметил. В Варшаве четыре высотных здания: это, сталинское и три отеля – «Мариотт», «Форум» и «Интрако». До войны Варшава была красивым городом, наподобие старой Вены. В сорок четвертом советские войска вместе с Войском Польским подошли к Висле. Варшавяне, рассчитывая, что они начнут форсировать реку и помогут им, подняли восстание в городе. Но «старший брат» предал польский народ, как в тридцать девятом году. С другого берега Вислы они хладнокровно смотрели, как немецкие солдаты убивают значительно уступавших им в силе повстанцев. Через несколько дней русские начали бомбардировку Варшавы. Советские и немецкие бомбы оставили после себя одни руины. Видишь, основная архитектура города – это послевоенные постройки? От старого города осталось только несколько маленьких улиц и Королевский замок. Это как музей на открытом воздухе, чтобы новое поколение помнило о традициях польского народа.
   – Чарек, я знаю, что ты можешь многое рассказать о Польше. Давай сначала мы устроимся в «Форуме», а потом обсудим все на фирме.
   – Стас, вы пока устраивайтесь, я поеду в торговую палату и возьму бланки. И пока ты здесь, надо подписать декларации. Через час я приеду за вами, поедем в офис, а по дороге пообедаем.
   Портье переставил машины в гараж, а ребята начали заносить багаж в номера. Осипов в фойе разговаривал с Павловым. Похоже, они решали вопрос о размещении в номерах. Увидев подходящего к ним генерального директора, оба замолчали.
   – Какие-то проблемы? Вы так орете, что вас с улицы слышно.
   – Кому-то из водителей придется брать одноместный номер, а Василич против, так как хочет разместить водителей с охранниками.
   – Николай Васильевич, возьми Артуру одноместный и не забудь всех ребят хорошо накормить. Тем более, ты неплохо разбираешься в польском меню.
   – И если можно, то надо бы ребятам выдать валюту, тем более что здесь неподалеку есть отличный вещевой рынок.
   – Валюту выдам тебе, и ты сам распределишь.
   – Вот, Василич, – сказал Осипов, – мог бы и сам разобраться и не забивать голову генерального директора пустяками.
   – Пусть ребята отдыхают. Машина мне не понадобится: меня Чарек будет возить.
   – А охрана?
   – Польская сторона берет это на себя. Так что отдыхайте.
   – Иваныч, я поеду с тобой? – предложил Павлов.
   – Конечно. Через тридцать минут вернется Вьонцек, так что спускайся вниз.
   Вьонцек привез их на улицу Броневского. Офис занимал отдельно стоящий дом. Под крышей горела красная неоновая вывеска на польском языке: «Фитнесс-центр Ленпан». В главной приемной за столом сидела секретарша Бася. Увидев вошедших, она поднялась к ним навстречу.
   Этот центр Вьонцек купил на деньги, которые перевел Кан. По счету-фактуре выходило сто двадцать тысяч долларов США, а генеральный перевел им сто восемьдесят тысяч. «Где остальные деньги?» – этот вопрос надо было решать в этот приезд.
   Бася хорошо говорила на русском, так как уже больше года помимо своих основных обязанностей помогала Чареку с переводами на русский язык.
   – Как ваша поездка по Европе?
   – Спасибо Басенька, неплохо. Многое успели сделать.
   – Вам чай, как обычно? А Николай Васильевич что будет?
   – Бася, кофе и, если можно – с млечком.
   – О, вы начинаете говорить по-польски! Это похвально.
   Чарек повел Павлова показывать центр, где на сравнительно небольшой площади оригинально и со вкусом разместились спортзал, солярий, сауна и парикмахерская, а Кан остался в приемной.
   – Станислав Иванович, вам звонила Лариса Чернявская из Вроцлава и оставила телефон.
   Бася положила перед Стасом листок с номером телефона.
   – Спасибо. Бася, с какого телефона можно позвонить?
   – С любого, который к вам ближе.
   – Алло, это ты, Станислав? – послышался в трубке знакомый голос.
   «Видимо, мы перешли на «ты», а я что-то не помню», – подумал Кан.
   – Мне передали, что ты звонила. Что-то случилось?
   – Да, случилось. Ты так и не ответил на мой вопрос. Поэтому я хочу встретиться и поговорить.
   – Мы здесь будем всего два дня, а потом нам надо ехать. Может, встретимся в Ленинграде, когда ты будешь там?
   – Мы с Романом решили относительно моей поездки к маме в Иваново. Завтра утренним поездом буду в Варшаве. Сможешь меня встретить?
   – Какой поезд и как долго ты здесь собираешься пробыть?
   – В семь утра на Центральный вокзал приходит только один поезд из Вроцлава, а как долго пробуду – зависит от нашего разговора. Потом я все равно поеду к маме.
   Вернулись Павлов с Вьонцеком.
   – Не успел приехать – уже донимают звонками? – засмеялся Чарек, увидев Кана с телефонной трубкой в руках.
   Похоже, он знал, что Лариса уже звонила утром.
   – Хорошо, утром встречу. До завтра.
   На перроне было холодно. Ветер пробирал до костей. Большие настенные часы показывали семь утра. Диспетчер объявил, что на вторую платформу прибывает поезд из Вроцлава. Кан стоял в начале платформы, смотрел на выходящих пассажиров и думал: «Всякий раз, когда выхожу на платформу железнодорожного вокзала, испытываю непреодолимый страх. Может, пора к психиатру? Разве можно держать это в памяти всю жизнь?»
   …Перрон махачкалинского вокзала казался пятилетнему мальчишке огромным и необъятным. Перед ним лежали тюки с одеялами и четыре больших чемодана. Старший брат ходил вокруг вещей и зорко следил за проходящими пассажирами. Сестра сидела на чемодане и крутилась во все стороны. Белые банты в ее волосах так и мелькали. Она выглядывала маму, которая ушла узнать о билетах на московский поезд. Старший брат схватил младшего за руку и потащил ближе к вещам.
   – Что ты стоишь и глазеешь на гору? Тебя с ног собьют или потеряешься, – ругался он.
   Младший брат, и правда, не мог оторвать глаз от белой вершины Казбека, видневшейся вдали.
   – Ира, этот Казбек можно видеть с любой точки Земли? – спросил он сестру.
   – Нет, только здесь. Вот уедем – и больше ты его не увидишь.
   – Неправда, в поселке Сулак мы всегда видели Казбек, а когда приехали в город Махачкалу, тоже видели Казбек. Это самая высокая гора в мире!
   – Опять ты выдумываешь. Помолчи, и без тебя тошно. Мама что-то долго не возвращается.
   Сестра привстала на цыпочках, стараясь разглядеть хоть что-нибудь за толпой пассажиров. Шел шестидесятый год. Вокзал был битком забит отъезжающими. Люди с тюками и чемоданами, с детьми сидели на перроне на всех свободных местах, и через них и их багаж переступали пытающиеся протиснуться к вагонам пассажиры. Поезд на Москву ходил всего два раза в неделю.
   – Смотрите, приехали военные! – младший сорвался в сторону первого перрона, где из полуторки выгружались солдаты.
   Старший брат догнал младшего почти у самого перрона и тут же дал ему подзатыльник.
   – Ты что, хочешь потеряться? И не реви, вытри слезы.
   Когда они вернулись обратно, мама уже стояла рядом с чемоданами, держа за руку их сестру.
   – Где вы бегаете? Сейчас подадут поезд. Свободных мест нет – придется подсаживаться.
   Начали подавать поезд, и толпа рванула к вагонам еще до того, как они остановились у перрона. Двери вагонов были закрыты, а пассажиры уже штурмом брали московский поезд. Мама схватила тюк с чемоданом, остальные вещи – старший брат и сестра. Толпа подхватила их и вынесла к вагону. Вдруг мама исчезла из виду, а толпа между тем с криками напирала, толкая детей прямо к колесам вагона. Младший и сестра громко плакали и звали мать, но на них никто не обращал внимания. Вдруг раздался крик: «Звери! Стойте! Раздавите детей! Вань, а ну дай этому мешочнику!». Мешочник, получив удар в спину прикладом, взвыл на весь вокзал. Толпа оцепенела и начала отступать от шестого вагона. Группа солдат с винтовками наперевес образовала проход между тремя плачущими маленькими детьми и разъяренными пассажирами.
   – Не подходите! Будем стрелять!
   Наконец кондуктор открыл двери вагона. Двое солдат подхватили детей и их вещи и занесли в тамбур вагона. Приостановившаяся было толпа рванула вслед за ними, отталкивая друг друга. Живой поток внес солдат с детьми на руках внутрь вагона. Там их встретил молоденький лейтенант.
   – Сидоркин, наши все сели?
   – Кажись так, товарищ лейтенант.
   – Кажись или все?
   Лейтенант не услышал ответа: его заглушил плач младшего с сестрой.
   – Мама, мама, где наша мама? – кричали они, заливаясь слезами.
   – Козлов, откуда дети? – проорал лейтенант прямо в ухо солдату, стараясь перекричать шум толпы и крики плачущих малышей.
   – Из-под колес вагона подняли.
   Тут поезд тронулся, и дети заплакали еще громче.
   – Козлов, видно, мать не успела сесть в вагон, а мы сейчас увозим детей. Дергай стоп-кран! Слева от тебя на переборке! Да опусти ты ребенка на пол!
   – Не могу, товарищ лейтенант, его толпа раздавит. Смотрите, все пассажиры держат своих детей на руках.
   – Так они своих держат: он же не твой!
   – Я за него несу ответственность, а стоп-кран – вот, пожалуйста.
   Солдат дернул свободной рукой рукоятку стоп-крана – состав резко качнуло, и пассажиры в вагоне попадали друг на друга, а с верхних полок посыпался багаж. Через несколько минут в вагон как-то сумел просочиться усатый кондуктор в красной фуражке. Он размахивал кожаным чехлом с двумя палками, красной и желтой, и кричал:
   – Кто дернул стоп-кран?! Я спрашиваю, кто посмел остановить поезд?!
   Младший мог все это видеть, потому что солдат посадил его к себе на плечи. И тут он увидел кое-что еще: за сердитым кондуктором пробиралась по вагону их мама.
   – Мама, мама, это наша мама! – закричал он и стал стучать маленькими ногами в пыльных сандалиях по карманам солдатской гимнастерки.
   Мама плакала вместе с детьми и благодарила солдат.
   – Я ведь думала, больше не увижу своих детей. Спасибо военным.
   …Из вагона вышла Лариса в светло-коричневой дубленке с белым воротником и манжетами, с дорожной сумкой в руках. На голове у нее в виде чалмы был повязан красный шерстяной шарф, из-за чего она казалась еще выше ростом. Кан подошел к ней и взял сумку из ее рук.
   – Как доехала?
   Лариса взяла его под руку, и они направились к выходу.
   – Ты знаешь, я совсем не могла спать последние дни, а в поезде заснула – правда, уже перед самой Варшавой – и мне приснился удивительный сон. Я, вообще-то, очень верю снам. В этом сне мы с тобой оказались на чем-то большом и сером – как огромная птица или машина. Вдруг нас начало поднимать высоко-высоко в небо. Внизу были видны дома, люди. Я очень испугалась высоты и прижалась к тебе, а ты меня вроде как обнимаешь, но голоса твоего я не слышу, а только вижу шевеление твоих губ – будто ты за стеклом. В какой-то момент нас опустили на землю. Тут меня разбудил голос, объявивший, что поезд подъезжает к Варшаве.
   Они вышли из вокзала на стоянку машин. Кан подвел Ларису к серо-перламутровой «ауди-80».
   – Вот приблизительно такого цвета было то, на чем мы сидели в моем сне, – длинными тонкими пальцами она дотронулась до автомобиля.
   Кан нажал кнопку на брелоке, и машина пикнула, два раза моргнув желтым светом. Лариса одернула руку, будто обожглась.
   – Ты что, сам за рулем? И откуда у тебя эта машина?
   – Это машина нашей польской фирмы. Водителям и охране я дал выходной. Ты же хотела поговорить со мной без свидетелей?
   – Да, но на этой машине я не поеду! – в ее голосе слышался неподдельный страх.
   Кан открыл багажник и уложил Ларисину сумку среди коробок Чарека. Обойдя машину, он открыл дверь своей пассажирке.
   – Садись! Это был лишь всего лишь сон, да и то с хорошим концом.
   Лариса садилась в машину, словно ее затягивали туда канатом. Она смотрела на него умоляющим взглядом, в котором ясно читалось: «Может, не поедем?».
   Кан неумолимо покачал головой: «Надо ехать», – и захлопнул дверь. Машина выехала на Иерусалимские аллеи и понеслась в сторону Кракова. Шел дождь, и дворники на лобовом стекле работали непрерывно. В салоне было тепло и уютно. Из магнитофона доносился голос Высоцкого: «Корабли постоят – и ложатся на курс…».
   – Это кассета Чарека? Он теперь слушает только советскую музыку? – спросила Лариса.
   – Тут все в машине его, раз он сам на ней ездит.
   – Стас, а куда мы едем?
   – В тридцати километрах от Варшавы в районе торгового центра «Янки» новые русские открыли ресторан, и там очень хорошая кухня.
   – Ты давно не был в Польше. Откуда же ты все знаешь?
   – Там участвуют деньги моего приятеля из Москвы. Думаю, они их так отмывают.
   Ресторан был построен в стиле старинной фермы или постоялого двора. Во дворе стояли телеги столетней давности, наполненные древними сельскохозяйственными орудиями. Внутри было очень уютно. Официант – симпатичный русский парень в косоворотке – провел их к столику рядом с маленьким искусственным прудом, в котором плавали золотые рыбки и караси, и подал им меню, все состоящее из традиционных русских блюд. Настроение Ларисы заметно улучшилось.

Московские разборки. Константинов

   Ирина вошла в кабинет и села напротив генерального директора. Кан посмотрел на свои часы: было без десяти шесть утра.
   – Я думал, что я один буду в офисе в эту пору. Хочу поработать до совещания. Ты же знаешь, что через несколько дней мне нужно ехать в Карелию.
   – Из Москвы приехала Константинова.
   – Ну и хорошо. Она будет здесь, пока муж во Владивостоке?
   – Нет, Саша дома. Именно поэтому она тут.
   – Что случилось? Говори яснее.
   – Послушай ее сам. Она сидит в приемной. Прямо с поезда приехала сюда.
   Чубасова вышла из кабинета и вернулась вместе с Ольгой Константиновой. Вид у нее был взволнованный и испуганный. Кан поздоровался, усадил ее на диван, налил воды. Сделав несколько глотков, она благодарно кивнула и начала рассказывать:
   – Саша не послушался твоего совета и выехал во Владивосток за машинами. Уже перед самым его возвращением нам вдруг начали названивать какие-то люди. Они все просили его к телефону и интересовались, когда он приезжает. Мне бы, дуре, догадаться тогда, что им зачем-то нужно знать дату его приезда. Из Владивостока он звонил только два раза, и я об этих звонках просто забыла сказать. В день прилета Саши в Москву Кирилл, возвращаясь из школы, увидел на лестничной площадке нижнего этажа двух мужиков, которые пили пиво из бутылок. Как только Кирилл начал открывать дверь в квартиру, они быстро поднялись на наш этаж, а с верхнего этажа спустились еще двое. Они впихнули Кирилла в квартиру и сами вошли следом. Я на балконе вывешивала белье и посматривала вниз – не подъехал ли Саша из аэропорта. Вхожу в комнату, а там четверо в черных масках рыщут, и Кирилл стоит – весь белый, такой напуганный. Я тоже, конечно, очень перепугалась, и хотела было закричать, но тут меня схватил один из них и заткнул мне рот тряпкой. Я думала – задохнусь. А он мне тихо так говорит:
   – Я кляп выну, если ты орать не будешь.
   Я кивнула головой – мол, согласна. Он тряпку эту вынул, а сам пистолет мне к голове приставил и говорит:
   – Сейчас приедет твой муженек – откроешь дверь. Смотри, пикнешь – продырявлю голову и тебе, и сынку твоему.
   Он продолжал держать меня и Кирилла под прицелом, а один из его напарников вышел на балкон и стал высматривать Сашу. Через полчаса Саша подъехал на такси. Двое из них встали по обе стороны от входной двери, один держал Кирилла в его комнате, а тот, что мне рот кляпом затыкал, встал так, что его от входа не видно было, и пистолет на меня направил. Пришел лифт, затем Саша позвонил в дверь, и я открыла. Саша, ничего не подозревая, переступил порог и хотел обнять меня. Тут сзади его ударили прикладом автомата в голову. Он упал, потерял сознание, а когда пришел в себя, то они ему сказали, что приехали из Находки и что у него есть перед ними должок. Он должен им сто тысяч долларов, иначе они нас всех по очереди разрежут на куски и вынесут на помойку. Три дня они держали нас дома. Я готовила, кормила семью и этих бандитов. Продукты им привозили свои. К окну и балкону запретили подходить.
   Кан внимательно слушал Ольгу.
   – А как вышло, что тебя выпустили?
   – Саша убедил их, что у него нет таких денег. Предложил им машины, которые придут. Но они знали, что он выслал две машины, которые прибудут только через месяц. Видимо, они поняли, что деньги он сможет достать у друзей, поэтому и решили выпустить меня – за деньгами. Предупредили, что если я наведу на них милицию, то они порешат нас всех троих. Так я оказалась у вас в Ленинграде.
   – Ира, вот что: езжайте с Ольгой к тебе домой, а я займусь этим делом. Только Ольга, дай мне ваш домашний адрес и телефон.
   Ольга начала писать свои данные на листе бумаги.
   – Ты никому не говорила об этом?
   – Никому, честное слово, даже деверю. Сразу на вокзал – и к вам.
   – Какое оружие ты видела у них?
   – Два пистолета. Это точно. Автомат АКМ. Мы с Иркой в институте из такого стреляли. И у одного такой длинный пистолет с двумя ручками.
   – Это «Узи», израильский мини-автомат. А не было у них в мешке или сумке что-то вроде гранат?
   – У двоих было что-то в пластиковых пакетах. Они положили их на кухне. Вроде – четыре рифленых шара.
   – Все, девочки, езжайте, отдохните.
   – Да какой тут отдых, когда моя семья под прицелом! Хорошо еще, что младший у бабушки на даче.
   – Понимаю, но все же – постарайся. Ты свое дело сделала. Теперь моя очередь.
   – Оля, поедем к моей маме, так будет лучше, – сказала Ирина. – Не будем терять время. Ему нужно подумать одному.
   Ира, хорошо изучившая его за столько лет, знала, что у него есть уже план, а они только мешают ему. Она взяла Ольгу под руку, и они вышли из кабинета. Кан взглянул на часы, было семь пятнадцать. Подошел к окну, посмотрел, как Чубасова усаживает Ольгу в машину, и позвонил в машину Фофанова.
   – Иваныч, мы на мосту Александра Невского. Будем через пятнадцать минут, – сказал Алексей, взяв трубку.
   – А где Осипов?
   – Тут, рядом. Разговаривает с водителем.
   – Как приедете, зайдите оба ко мне.
   – Хорошо, мы быстро: пробок нет.
   «Посмотрим, что скажет служба безопасности», – подумал Кан и в который раз порадовался про себя, что все основные позиции у него в фирме занимают верные друзья.
   Вскоре Осипов с Фофановым зашли в кабинет. Артур выглядывал у них из-за спин.
   – Артур, заходи тоже.
   – Станислав Иванович, доброе утро. Я только хотел спросить у Алексея Ивановича, можно ли мне поехать заправиться.
   Фофанов махнул рукой и прикрыл дверь кабинета.
   – Ну, что еще у нас случилось? – обратился он к Кану.
   – Из Москвы приехала жена Константинова. У них в квартире бойцы находкинской группировки держат Сашу и их старшего сына в заложниках. Требуют сто тысяч баксов.
   – Иваныч, это компетенция Осипова. У меня сейчас в кабинете, ты сам знаешь, сидят голландские заказчики, да и не силен я в таких делах. Деньги – пожалуйста, готов перечислить.
   – Ты прав. Давай, иди на переговоры, а я к вам подключусь завтра.
   – Только держите меня в курсе и постарайтесь не привлекать Павлова, чтобы потом не пришлось выкупать и его.
   – Станислав Иванович, мне нужны все детали: сколько там человек, какое у них вооружение – ну, вы сами знаете.
   – Вот тут, я все написал.
   Осипов взял лист и погрузился в чтение.
   – Мне нужно знать: будем платить или уничтожение?
   – Если один раз заплатить, то придется платить и дальше. Опухоль надо вырезать.
   – Понял. Пойду к себе: посоветуюсь с коллегами из КГБ.
   – Не теряйте времени, и имейте в виду, что внизу под их домом стояли две машины с их ребятами. Они подвозят продукты и дежурят.
   – Хорошо. Я буду вас информировать.
   Пришел Павлов с мастерами. Нужно было проводить утреннее совещание по судоремонту. А Алексей в это время вел у себя в кабинете переговоры с голландцами по судостроению.
   После совещания Катя соединила его с Ириной.
   – Как у тебя?
   – Начали работать. Думаю, сегодня определятся.
   – Мы тут, у мамы. Дали ей успокоительное, и сейчас она спит. Знаешь, она вспомнила номер «восьмерки», на которой они отвозили ее на вокзал. «МА 82–27» белого цвета.
   – Спасибо, я сейчас передам своим.
   – Может, приедешь на обед сюда?
   – Спасибо, у меня голландцы. Надо их кормить в ресторане.
   Вечером зашел Осипов. По лицу его было ясно, что хороших новостей нет…
   Владимир уселся в свое кресло и взял со стола потертую записную книжку. «Так, кажется, номер Леонида я записывал сюда», – раздумывал он вслух. Он листал книжку, вчитывался в имена и фамилии. «Стоп, есть! Записываем!» И он выписал нужный номер телефона на настольный календарь.
   – Алло, Лёнь, привет. Это Владимир.
   – Ты куда пропал? Как в воду канул! В прошлый четверг все наши собирались в бане, только тебя не было.
   – Леня, много работы, часто приходится ездить с хозяином.
   – Слышал, что ты получаешь больше генерала.
   – Лёнь, я по делу звоню – для коллег из Москвы.
   – Давай, озадачим московских.
   – Я пошлю тебе информацию по телетайпу из нашего офиса. Только ты скажи, чтобы принесли ленту СП «Ленпан».
   – Подожди, я запишу. Эспэ, как дальше? «Ленпан»? Записал. Высылай. Позвони через час. Пока.
   Полковнику принесли ленту телетайпа «Ленпан». Он внимательно изучил ее и записал что-то в свой блокнот. Поднял голову.
   – Срочно передайте нашим московским коллегам и полковнику Филатову и напишите, что ответ у аппарата.
   – Есть, немедленно передать. Ответ у аппарата, – эхом подтвердил капитан КГБ.
   Через час оперативники Филатова подъехали по указанному адресу на «фольксвагене-транспортере». У одного из домов стояла белая восьмерка. В машине сидели водитель и трое пассажиров. На другой стороне скверика стоял «ниссан» с правым рулем и владивостокскими номерами. В салоне четверо играли в карты. Один из игроков обратил внимание на проезжающий синий автобус с тонированными стеклами.
   – Внимание! – капитан Кузнецов группы «Альфа» говорил в микрофон, встроенный в каску. – Берем одновременно по моей команде: вы – «жигуленка», а мы – «ниссан». Главное, чтобы было неожиданно.
   Синий автобус начал парковаться между «ниссаном» и «москвичом».
   – Видимо, салага за рулем. Вот тебе козырный туз!
   – Все, начинаем!
   Автобус подал назад и ударил «ниссан» в передний бампер.
   – Вот сука! – послышались крики из «ниссана». – Сейчас мы тебя научим ездить!
   Игроки, роняя игральные карты, высыпались из машины. У автобуса открылись боковые двери.
   Уже через минуту Кузнецов снова был на связи.
   – У нас все чисто. Лежат в салоне. Как у вас?
   – У нас тоже. Мы подъезжаем к дому.
   – Тогда начинайте. Мы будем внизу.
   Белая «восьмерка» подъехала к дому, из машины вышли пять бойцов группы «Альфа» и вошли в подъезд. На площадке второго этажа их ждал капитан с тремя оперативниками в бронежилетах и с противогазами на шеях. Капитан подал знак: «Начинаем!». Бесшумно они подошли к дверям квартиры. Оперативник ткнул десантным автоматом в спину дальневосточника. Тот позвонил два раза и стукнул кулаком в дверь.
   – Сила, ты? – спросили за дверью.
   – Нет, это Сухой. Сила внизу: говорит с Япончиком по телефону.
   Дверь приоткрылась, и, увидев Сухого, цепочку отстегнули. Оперативники, отбросив Сухого, ворвались в коридор. Из дальней комнаты послышался выстрел. Пуля прошла в плечо капитану и отбросила его к стене, но он успел бросить гранату с газом. Двое подхватили раненого и стали выносить его на лестничную площадку. Оставшиеся бойцы, надев противогазы, начали обходить комнату. Сквозь дым показался ствол, и сержант дал короткую очередь. Послышались крики о помощи. Вдруг в ванной приоткрылась дверь, и показалась рука, сжимающая пистолет. Боец «Альфы» дал очередь по двери. За дверью послышался стон, и наступило затишье. Только в комнатах слышен был кашель и мат находкинцев. Через минуту стихли все звуки: только раздавался шум работающих клапанов противогазов бойцов группы «Альфа». Оперативники открыли окна и начали надевать наручники лежащим. Проветрили комнаты и всех бандитов перенесли в большую комнату.
   – Двое убиты, трое в наручниках, – докладывал боец по радио раненному капитану.
   – А где Константинов?
   – Среди убитых. Из туалета выходил со стволом. Ребята дали очередь по двери.
   Осипов дальше не мог говорить. Кан подошел к окну. В горле стоял ком, в висках стучало. «Что же я скажу Оле? Что я скажу Оле? Она приехала в Ленинград, чтобы найти смерть своему мужу? Если бы я утром не вмешался, то сегодня он был бы жив. Что я скажу Оле? Я послал туда людей, а они по ошибке застрелили моего друга?» Тяжелое раздумье прервал вопрос Осипова.
   – Иваныч, наши ребята думали, что Константинов отобрал ствол у находкинцев, а это оказалось именное оружие его отца. Но почему пистолет был в доме сына?
   – На этот вопрос уже никто теперь не даст ответа. Поеду к Оле. Попробую ей объяснить. Сам еще не знаю, как.
//-- * * * --//
   Еда в ресторане очень понравилась Ларисе. Особенно грибочки в соусе из сметаны, красиво разложенные в розетках вместе с северными ягодами. Во втором зале на банкет начали собираться гости. Хозяин ресторана перебросил туда всех свободных официантов. Из динамиков грянул Шуфутинский.
   – Похоже, нам пора, – сказал Кан. – Сейчас здесь будут гулять важные люди.
   – Я то же самое хотела тебе предложить. Что-то здесь стало очень шумно.
   Они возвращались по автостраде в Варшаву. Шел моросящий дождь, но машина хорошо держала дорогу. На скорости сто десять километров в час Кан включил круиз-контроль. Компьютер мгновенно принял управление на себя. Лариса взяла его руку в свою и уже не отпускала, прикрыв глаза длинными изогнутыми ресницами. Ей было спокойно и приятно в обществе этого лысеющего корейца: казалось, так и ехала бы с ним всю вечность. Начиналась Варшава, и впереди показался перекресток без светофора.
   «Надо перевести машину в ручной режим», – Кан дотронулся правой ногой до педали тормоза, но «ауди» не сбросила оборотов, и стрелка спидометра осталась на той же отметке. Боковым зрением сквозь моросящий дождь Кан заметил, что со стороны города по Краковской аллее наперерез ему едет рейсовый автобус. «Успею!» – мелькнуло в голове. Он резко нажал на тормоз. Машина на секунду притормозила, но потом круиз-контроль прибавил обороты, и стрелка на спидометре снова поползла вверх на сто десять километров, а на табло замигала красная лампочка. Неуправляемую машину на полной скорости несло на перекресток. Кан, вцепившись в руль, изо всех сил жал на тормоз. Мотор взревел с еще большей силой, и «ауди» на всем ходу врезалась в переднее колесо рейсового автобуса. В глазах наступила темнота. Все остановилось. Водитель автобуса успел затормозить, но его вынесло через встречную полосу на обочину. Автобус уперся в песчаную насыпь и застыл. В его салоне не было пострадавших, только кондуктор упал с бокового сиденья на пассажира. Серая «ауди», как мячик, отскочила от автобуса и, несколько раз перевернувшись, вылетела на середину перекрестка. Из перевернутой машины посыпались разбитые стекла, потекла тормозная жидкость, смешанная с маслом. В салоне не было никакого движения. Через несколько минут послышался вой сирены, и к перекрестку подъехал полицейский «Polonez» с включенными мигалками. В машине сидели два сержанта полиции. «Polonez» остановился рядом с «ауди» на обочине дороги и выключил сирену. Только продолжали угрожающе мигать синие лампы на его крыше. К полицейским подбежал водитель автобуса.
   – Как это случилось? – через открытое окно поинтересовался сержант у подошедшего водителя.
   – Я ехал из города со скоростью восемьдесят километров. «Ауди», не затормозив на перекрестке, выскочила на меня и ударилась в переднее колесо. Он должен был уступить мне дорогу.
   – У вас есть пострадавшие?
   – Слава богу, нет. У меня свидетелей полный салон – они все видели.
   – Давайте ваши документы – и можете ехать. Будете возвращаться из Янков – заберете. Тут проезжала инкассаторская машина, и они все видели. Позвонили нам. Так что с вами все нормально. Поезжайте.
   – А как там? – водитель махнул рукой на перевернутую «ауди».
   – Там, я думаю, протокол подписывать некому. Ждем «скорую», чтобы увезла трупы в морг.
   Кан почувствовал, как что-то сильно сдавило грудь. Он открыл глаза. «Что это? Почему так неудобно ехать? Переднее лобовое стекло почему-то было мутное. Кто заменил стекло на пластиковую пленку? Стекло-пленка согнулось углом и вошло прямо в лицо Ларисы. Девушка лежала, не двигаясь. Что это все такое красное и липкое? Почему Лариса лежит перевернутая? Ее красивая дубленка задралась и оголила ее ноги. Кто вылил красную краску ей на лицо? Из-за этого мутного стекла, которое уперлось ей в лицо, ничего не видно. Надо нажать рукой на угол планки, чтобы убрать его от лица Ларисы. Надо вытереть с ее лица краску». Кан схватил одну из валявшихся повсюду салфеток и стал вытирать красную краску с ее лица. «Вот так. Теперь возьму другую салфетку. Почему эта краска снова появилась на ее лице?» Вдруг Лариса застонала. «Стой! Что ты делаешь? Это же не краска! Это – кровь! Ты убил ее! Скорее! Скорее!» Кан выкарабкался из перевернутой машины. «Почему никого нет? Куда все подевались?» Он начал бегать вокруг машины и звать на помощь Ларисе. Почему его никто не слышит? Он же кричит так, что в собственных ушах слышится звон.
   Ожидавшие приезда «скорой» полицейские с удивлением увидели, как из разбитой машины вылез, как им показалось, вьетнамец и начал бегать вокруг – явно в шоке. С трудом они поймали его и впихнули на заднее сиденье «полонеза». «Вьетнамец» вращал безумными глазами и что-то мычал. «Язык, может, прикусил», – решил сержант-водитель. Вдруг «вьетнамец» выскочил из «полонеза» и, вырвавшись из рук пытавшихся остановить его полицейских, бросился обратно к «ауди» и снова залез в разбитую машину. Полиция рванула следом. Тут подъехали «скорая» и пожарная машина. Пожарные перевернули «ауди» и поставили ее на колеса. Домкратами начали разрывать двери и крышу. Через несколько минут достали обезумевшего водителя и девушку без лица. «Скорая» с воем сирены снялась с места аварии и понеслась в сторону города.
   К Кану постепенно возвращалось сознание. Сначала он видел только нестерпимо яркий белый цвет. Постепенно на белом фоне стала вырисовываться люминесцентная потолочная лампа. Потом он начал замечать силуэты людей в одежде зеленого цвета, с масками на лицах. Они разговаривали вполголоса, и Кан сумел разобрать слово «операция». «Похоже, я в больнице», – догадался он.
   – Вы пришли в себя? Сейчас закончим. Потерпите, – сказал кто-то по-русски.
   – Доктор, где я? Дома?
   – Вы в Польше, в Варшаве. Вам нельзя разговаривать.
   Чуть позже, когда его перевезли в палату, и он уже окончательно пришел в себя, к нему пришел хирург, который делал ему операцию.
   – Как себя чувствуете?
   – Ничего, спасибо – благодаря вам.
   – У вас есть в Варшаве родные или знакомые?
   – У меня здесь фирма.
   – Тогда дайте телефон. Мы им сообщим.
   – Все вылетело из головы. Постойте, мне нужен телефонный аппарат – я вспомню номер.
   Доктор что-то сказал по-польски сопровождающей его медсестре. Та принесла телефонный аппарат с диском.
   – Нет, с этим я не смогу вспомнить. Мне нужен аппарат с кнопками.
   Сестра поняла и принесла трубку с кнопками. Кан машинально начал нажимать цифры, а медсестра их записывала.
   – Доктор, со мной в машине ехала женщина. Как она?
   – С ней все довольно сложно. Лобовым стеклом ей выбило левый глаз и отрезало нос. К тому же вы, видимо, в шоке, несколько раз вытирали ей лицо салфетками, полными осколков. Мы несколько часов пытались вытащить эти осколки, но, увы, тут нужна другая операция.
   – Доктор, она жива?
   – Она-то жива, только почти без лица.
   Кана словно ударили по голове. В глазах потемнело, и вдруг стало тепло и спокойно, он не чувствовал больше ничего. Откуда-то издалека до него донесся голос: «Отдохни, будет лучше. Надо спать».
   Врачи снова везли его в операционную. У него остановилось дыхание.
   Когда он опять пришел в себя, над ним стоял все тот же хирург, с беспокойством вглядываясь в его лицо.
   – Молодой человек, не надо так пугать нас. Боюсь, мне будет сложно еще раз вытащить вас оттуда, – он показал пальцем вверх.
//-- * * * --//
   Наконец-то Кану разрешили ходить. Чарек приезжал по несколько раз в день, привозил домашнюю еду, которую его жена готовила для Кана, чтобы он скорее выздоравливал. Несколько дней назад он отправил всех своих заместителей домой. Остался только верный Иван. Ваня практически жил рядом с шефом. Вначале спал в машине на стоянке госпиталя. Главный врач, услышав о русском Санчо Пансе, разрешил поставить для него койку в палате Кана.
   – Иваныч, завтра из Вроцлава приезжает Чернявский, навестить свою жену, – сказал в один из этих дней Чарек.
   – Я думал, что он уже был тут.
   – Нет, в первый раз приедет. Может, мне тоже подъехать?
   – Нет необходимости, со мной Ваня. Думаю, он умный мужик, все понимает. С каждым может такое случиться.
   – Я думаю, что от него можно всего ожидать.
   Наутро в больницу приехал Роман со своим другом. Чернявски, в элегантном новом костюме, поверх которого он небрежно набросил белый халат, вошел в палату к Ларисе. Она лежала на горе подушек с полностью перевязанной головой. «Лариса!» – тихо позвал Роман. Она не реагировала на зов мужа или не хотела отвечать. Чернявски осторожно прикрыл дверь и пошел по коридору. У кабинета главного врача стоял его друг Збышек и разговаривал с врачом. Увидев Романа, друг попросил врача еще раз повторить сказанное.
   – Вы муж Чернявской? Мы сделали все, что могли.
   – Что у нее с лицом? – в истерике выкрикнул Роман.
   – Мы сумели спасти ей один глаз. Рот и губы не пострадали.
   – Вы хотите сказать, что у моей жены нет носа и одного глаза? – Чернявски рыдал на всю больницу.
   – Сожалею, но это все, что мы смогли сделать, – с этими словами доктор удалился в свой кабинет.
   Чернявски с другом направились к другой палате. Войдя, они увидели две кровати. На одной из них лежал с перевязанной грудью Кан. Чернявски, вытирая слезы, встал возле кровати больного. В проеме двери показался хирург.
   – Ты, русский, слушай меня внимательно! – начал Чернявски по-польски. – Я специально привез с собой моего друга адвоката. Он будет тебе переводить. Збышек, давай, переводи! Я тебе доверил красивую молодую женщину, чтобы ты довез ее до России. А ты сделал из нее урода. Я – Роман Чернявски, из древнего княжеского рода, и мне не нужна такая жена! Теперь ты обязан лечить и кормить ее. Будь ты проклят, русская свинья!
   Кан молча слушал эту истерику. Из туалета вышел Иван и остановился у кровати шефа. В гневе Чернявски бросился на лежащего Кана. Иван мгновенно схватил табуретку и встал между поляком и больным. Чернявски завизжал и затопал ногами. Збышек схватил его за локоть и потащил к двери. Когда они проходили мимо хирурга, тот сказал: «Молодые люди, к сожалению, я это тоже слышал», – и закрыл дверь палаты. Кан лежал с закрытыми глазами. В голове сгущался туман. «Похоже, я надолго застрял в Польше. Ребята вчера должны были быть уже дома. Надо подумать о Ларисе. В каком ужасном состоянии ее оставил муж».
   – Стас, доктор сказал, что завтра тебя и Ларису выпишут, – Чарек сидел на койке возле Вани.
   – Наконец-то! А то надоело лежать и бездельничать.
   – Но теперь другое дело. Надо будет решать вопрос с жильем. Ты же не сможешь сразу уехать домой?
   – Не собирался. Надо определиться с Ларисой, а на это уйдет время.
   – И деньги тоже. Я предлагаю тебе поселиться у меня в квартире. Ты же знаешь, в Жолибоже у меня есть свободная квартира, которая досталась мне от родителей. Там вам с Иваном и Ларисой будет удобно.
   – Спасибо, Чарек. Ты настоящий компаньон!
   – И друг тоже! Тогда решено. Завтра я заберу вас, а сейчас поеду туда вместе с Басей: наведу там порядок и куплю продукты.
   – Хорошо, ждем тебя завтра.
   Тут в палату вошел хирург, и Чарек попрощался и уехал.
   – Вы уже знаете, что завтра вас выписывают?
   – Да, мой польский друг только что сообщил мне об этом.
   – Я принес вам адрес моего коллеги из Берлина. Он знаменитый пластический хирург. Также я написал рекомендательное письмо к нему. Вот тут все – в этой папке.
   – Доктор, большое вам спасибо за заботу. Если бы не вы, не знаю, что бы я делал.
   – На свете много добрых людей. Вы же, русские, говорите: «Свет не без добрых людей». А может, вам еще недельку побыть у нас?
   – Спасибо, доктор, но мне надо работать.
   Ко времени выписки Иван подогнал вычищенный и намытый «мерседес» прямо к крыльцу больницы. Все ходячие больные вышли посмотреть, как уезжают русские, – ведь варшавские газеты несколько дней перемывали им косточки, причислив Кана к русской мафии и описывая его поездки на бронированном БМВ. Кан с Чареком ждали, когда вывезут Ларису. Иван открыл багажник, чтобы поставить туда инвалидную коляску. Во двор въехала полицейская машина. Полицейские подошли к Кану.
   – Пан Станислав Кан?
   – Да, панове полицейские, – ответил Чарек.
   – Ваши документы! – полицейский проигнорировал компаньона Кана.
   Кан подал ему только что полученный обратно при выписке красный паспорт. Полицейский взглянул на фото и на лицо Кана.
   – Решением прокурора Варшавы вы подлежите аресту. Вот ордер. Согласно закону Республики Польши, вы с момента ареста имеете право на адвоката.
   Лариса сидела в инвалидной коляске и все слышала. Полицейский положил паспорт Кана в папку с ордером на арест и начал надевать на него наручники. Его напарник тем временем подогнал «полонез» прямо к «мерседесу», чтобы перекрыть дорогу к воротам на случай попытки побега. Кана усадили на заднее сидение полицейского «полонеза».
   – Стас, это недоразумение! – кричал Чарек. – Я отвезу Ларису с Иваном и сразу же приеду. В какое отделение вы его везете?
   – В Средместье.
   Полицейская машина уехала, увозя Кана. Он оглянулся с заднего сиденья и увидел, как Ваня усаживает в «мерседес» Ларису. «Полонез» выехал на трассу и с воем сирены понесся в центр Варшавы. Кан даже и предположить не мог в тот момент, что ему придется застрять в Европе на очень долгое время. Он не знал еще тогда, что молодая женщина с изуродованным лицом остановит сумасшедший бег его рабочих будней и отодвинет на задний план решение всех насущных житейских проблем. В одном он был абсолютно уверен: где бы ему ни пришлось жить, в какие бы ситуации он ни попадал, всегда рядом будет его водитель и телохранитель, человек, преданный ему до мозга костей, в любую минуту готовый отдать за него жизнь, – русский паренек Иван.
//-- * * * --//
   Чарек приехал в полицию с адвокатом. Тот ознакомился с материалами следствия и попросил следователя предоставить ему копии всех документов.
   – Я хотел бы поговорить с моим клиентом.
   – Конечно, сейчас его приведут.
   Конвоир доставил Кана в помещение, предназначенное для бесед заключенных с их адвокатами. Там стояли металлический стол и два стула, прикрученные к полу болтами.
   – Здравствуйте, меня зовут Петер, и я буду вашим адвокатом. Вы меня понимаете? Я не очень хорошо говорю по-русски.
   – Напротив, вы очень неплохо говорите по-нашему.
   – Сначала давайте разберемся с формальностями. Подпишите эти бланки, которые заполнил Вьонцек. Это – о назначении меня вашим защитником. Я ознакомился с материалами задержания. Пан Чернявский подал на вас заявление в суд за то, что вы в его отсутствие насильно увезли его жену из Вроцлава, что привело к ее тяжким телесным повреждениям. За то, что его жена лишилась нормального внешнего облика, за разрушение семьи и за собственный моральный ущерб он требует взыскать с вас миллион долларов США. На предстоящее лечение и содержание его семьи, так как в период лечения жены он не сможет работать, – еще восемьсот тысяч долларов. Итого один миллион восемьсот тысяч долларов плюс оплата всех судебных издержек.
   – Неплохо: почему сразу не три миллиона? Это же просто бред! Даже если он докажет, что я разбил его драгоценную семью, какой суд сможет оценить стоимость ущерба?
   – Пан Кан, это заявление я прочитал вам в общей форме: без дат, предисловий и статей польского закона. Но заявление его составлено грамотно, в соответствии с действующим законодательством. Совершенно очевидно, что его составлял опытный юрист. Видите ли, наш закон превыше всего ставит благополучие семьи. Поэтому у нас в стране бракоразводные процессы длятся по несколько лет. Так что к заявлению пана Чернявского надо подойти со всей серьезностью.
   – Меня несколько смущает сумма, которую он назвал.
   – В приложении есть полный расчет. Я вам приведу один пример: пластическая операция на лице его жены, с восстановлением тканей, стоит пятьсот тысяч марок. К расчету также прилагается содержание медицинского персонала в послеоперационный период. Итого выходит семьсот тысяч марок.
   – Каковы в таком случае ваши предложения как адвоката?
   – Думаю, что сейчас главное – это забрать вас отсюда до суда, и как только вы окажетесь дома, начать подготовку к суду. Сейчас я буду говорить с прокурором на эту тему, а потом мы с паном Вьонцеком начнем действовать. Должен сказать, что вам очень повезло с компаньоном.
   – Особенно если учесть, что именно он познакомил меня с паном Чернявским, – с невеселым смешком сказал Кан.
   На следующий день Кана выпустили под залог. Во дворе следственного изолятора его ожидали Чарек с Петером.
   – Ну что, Стас, с освобождением из польского застенка, – пошутил компаньон, обнимая Кана.
   Петер пожал ему руку и сказал:
   – Что ж, первый шаг сделан. Теперь готовимся к суду!
//-- * * * --//
   Ваня пытался накормить Ларису. Она капризничала и отказывалась есть. Кан тихо подошел к ней сзади. Она почувствовала, что рядом есть кто-то посторонний.
   – Ваня, кто здесь?
   – Это я, Лариса.
   Фарфоровая чашка выпала из ее рук и разбилась о кафельный пол.
   – Прошу тебя: не оставляй меня одну.
   Лариса плакала, сидя в инвалидной коляске, но никто не видел ее слез под бинтами повязки.
   Чарек нашел ей сиделку. Это была одинокая еще не старая женщина, которая пережила всех своих близких, и горе оставило на ней явственный отпечаток. Кану понравилась аккуратность и заботливость пани Каси. К Ларисе она относилась, как к собственной дочери.
   Судебное слушание было назначено на тринадцать часов. Кан поехал в суд вместе с Чареком и специально оставил Ивана дома, чтобы Лариса ничего не заподозрила.
   Суд находился на площади Красинских. Это было огромное серое здание с необъятными и высокими колоннами, которые поддерживали купол монументального строения. Внутри люди казались лилипутами в стране великанов. Видимо, по задумке архитектора, этот стиль предполагал, чтобы люди помнили о всемогущем трибунале, решающим людские судьбы.
   В назначенное время перед входом в здание суда собрались журналисты из местных газет. Им не терпелось узнать все из первых уст. Чарек подтолкнул рядом идущего Кана:
   – Давай зайдем с бокового входа.
   Кан заметил, что пан Роман с удовольствием выступает перед журналистами. По дороге в зал суда в голове его роились невеселые мысли: «За последнюю неделю, как сказал Петер, у прокурора появился дополнительный материал на меня. Оказывается, Роман ездил в Ленинград и встречался там с моей бывшей женой. Теперь следствие может пойти другим руслом. Меня еще могут обвинить в шпионаже, где я хотел использовать его жену. Газетам только дай такой лакомый кусок! В Польше сейчас охлаждение отношений с бывшим военным партнером – Россией, потому что поляки готовятся вступить в НАТО и объединенную Европу. Старший брат им теперь ни к чему».
   Переводчиком Кана в суде официально выступил Вьонцек. Вначале выслушали показания истца, потом адвокат и прокурор начали задавать вопросы…
   – Кася, почему ты сегодня такая грустная? – Лариса дотронулась рукой до своей сиделки.
   – Это, доченька, тебе показалось.
   – Я вижу, Кася, что ты что-то недоговариваешь и ходишь, как русские говорят, как в воду опущенная.
   – Ты ничего не можешь видеть, доченька: у тебя лицо перебинтовано.
   – Кася, или ты мне скажешь сама, или я узнаю от Ивана!
   – Лариса, я здесь. Что ты хочешь узнать? – Ваня за столом ремонтировал будильник.
   – Ваня, а кто же со Станиславом Ивановичем? Куда он поехал?
   – Они с Чареком поехали на работу. Он сказал, что к вечеру вернется.
   – Почему он мне ничего не сказал?
   – Он никогда никому не говорит, куда едет. У него это еще со старой службы.
   – А почему Кася сегодня такая странная? Я слышу, как у нее все валится из рук. Она явно от меня что-то скрывает!
   – Не знаю я ваших бабских дел. К тому же, она говорит только по-польски.
   – Вань, а ты от меня ничего не скрываешь?
   – Нет. И вообще, пойду-ка я машину помою.
   Судья: Пан Кан, вы утверждаете, что пани Лариса сама приехала поездом в Варшаву?
   Кан: Это так, ваша честь. Я утром встретил ее на центральном вокзале.
   Судья: И вы вместе поехали за город?
   Кан: В ресторан за городом, рядом с торговым центром «Янки», ваша честь.
   Прокурор: У меня есть показания соседей истца о том, что одиннадцатого декабря подсудимый находился в доме потерпевшей, пока ее муж был в отъезде. В тот момент они договорились о встрече. Но подсудимый, воспользовавшись отсутствием мужа пани Чернявской, увез ее силой.
   Судья: Что вы ответите на это, подсудимый?
   Кан: Разговор, который был между мной и пани Чернявской, я не могу огласить, но могу подтвердить, что я с моими людьми ожидал приезда пана Романа. Он привез проект на строительство таможенного склада. После встречи с ним мы с проектом выехали в Варшаву.
   Прокурор: Покажите этот проект.
   Кан: Он в Ленинграде. Его здесь нет.
   Прокурор: Как проект может быть в России, если вы из Варшавы не выезжали? Выходит, что проекта не было?
   Адвокат Кана: Ваша честь, вот бумаги из Ленинграда, где указано, что пан Кан – бывший морской генерал российского флота. Также к ним приложены показания его бывшей жены Галины, согласно которым, по роду службы пан Кан постоянно связан с КГБ России. В свой последний визит он ввез в Польшу два миллиона американских долларов. Это устно подтвердил его коллега – пан Чернявски.
   В зале раздался смех, присутствующие начали показывать пальцами на Чернявского. Судья постучал молотком по столу:
   – Тишина в зале! Иначе я прикажу очистить зал суда!
   Прокурор: На эти деньги пан Кан хотел организовать таможенный склад на границе Польши и Германии, через который проходила бы военная техника России.
   Адвокат Кана: Я протестую, ваша честь! Данные источники и так называемые материалы к следствию не относятся!
   Судья: Протест принимается.
   Прокурор: Подсудимый, вы можете доказать, что потерпевшая сама села к вам в машину? У вас есть свидетели?
   Кан: У меня нет свидетелей.
   Прокурор: Ваша честь, в заключение я хочу сообщить, что у подсудимого нет доказательств, подтверждающих разговор с истцом во Вроцлаве, нет доказательств, подтверждающих, что пани Лариса сама приехала к нему, а проекта, который, по мнению обвинения, был выдуман для следствия, вообще никто не видел. У меня больше нет вопросов к подсудимому.
   Судья: Слово имеет истец пан Роман Чернявски. Подойдите к месту свидетеля и на Своде законов поклянитесь говорить правду!
//-- * * * --//
   Кася вошла в комнату с тарелкой супа в руках и присела на стул возле инвалидной коляски.
   – Доченька, поешь суп, а потом я покатаю тебя по комнате с открытыми окнами.
   – Кася, я все поняла! Мне пан Анджей, когда я уезжала, сказал, что этот идиот Чернявский подал на Стаса в суд из-за меня.
   Кася поставила тарелку с супом на пол и заплакала.
   – Так ты, оказывается, знаешь? А пан Стас велел ничего тебе не говорить. Сегодня суд и, вероятно, он не приедет домой.
   – Почему же ты мне ничего об этом не сказала? Кася, нужно срочно ехать в суд! Кася, почему ты сидишь? Делай что-нибудь!
   – Доченька, ему уже ничем не поможешь. Он сам так сказал. Вот, он открыл тебе счет в PKO-банке, положил на него большие деньги. А мне заплатил за два года вперед. Моя девочка, какой он добрый человек! Дай бог ему счастья!
   – Кася, о чем ты говоришь? Какие деньги? Надо срочно ехать в суд! Где Ваня? Почему вы все меня обманываете?!
   Сиделка подбежала к окну и крикнула в форточку по-польски: «Иван, иди домой!».
   Ваня в это время чистил салон «мерседеса». Увидев Касю, он все бросил и вбежал в дом.
   – Ваня, подойди и дай мне руку, – сказала Лариса, услышав, что он вошел.
   Иван смущенно вытер мокрые руки о куртку и дотронулся до ее руки.
   – Говори честно! Станислав Иванович в суде? Ванечка, не ври мне, если хочешь еще увидеть его. Господом Богом прошу: отвези меня в суд. Только я могу сейчас помочь ему: ведь я единственный свидетель.
   – Я тоже ему говорил об этом, но он и слушать не хотел. Сказал, что вы и так сильно пострадали, и не надо вас беспокоить.
   – Ванечка, я должна ему помочь! Вези меня в суд!
   – Эх, пусть что будет! Пусть ваша Клуша собирает вас, а я подгоню машину к дверям.
   – Кася, едем, едем! Давай быстрее и не забудь взять мои документы и эту книжку из банка!
//-- * * * --//
   Чернявский: Я вырос в истинно польской семье. У нас самое святое – это семья. Поэтому для меня моя Лариса – это вся моя жизнь. Я точно знаю, что во время нашего приезда в Россию подсудимый пытался уговорить мою любимую остаться с ним жить. Но моя Лариса, хоть и воспитана в русской семье, почитает семью и верит в Бога. Нашего сына она назвала Романом в честь меня. Так она любит меня. А тут этот азиат!
   Судья: Истец, говорите по существу, пожалуйста!
   Чернявский: Он разрушил польскую семью, украл мою любимую и изуродовал ее! Теперь только одна операция будет стоить огромных денег!
   Судья: Я просил вас говорить по существу! Ваши расчеты мы уже видели.
   Чернявский: Он должен ответить за все по законам нашей республики!
   Судья: Я лишаю вас слова, садитесь!
   В зал вошел Иван и начал что-то шептать Чареку на ухо, после чего Вьонцек нагнулся к адвокату Петеру.
   Судья: Суд заслушал обвинителя и выслушал обе стороны. У защиты есть вопросы?
   Петер поднялся с места, подошел к кафедре судьи что-то сказал ему.
   Судья: Заседание суда продолжается! Сейчас показания даст новый свидетель по данному обвинению. Попросите в зал пани Чернявску!
   Роман вздрогнул, наклонился к своему адвокату и начал что-то ему лихорадочно нашептывать, выпучив глаза на покрасневшем лице.
   Открылась дверь, и в зал вошла Кася, катившая перед собой инвалидную коляску, в которой сидела Лариса с перебинтованной головой, в накинутом на плечи черном пальто. Она так сильно вцепилась в подлокотники коляски, что видны были выступившие на руках вены. Губы ее непрерывно шевелились: она неслышно молилась. «Господи, если ты есть, помоги мне спасти невиновного. Господи, только дай мне не опоздать, дай мне сказать несколько слов судье. Господи, всю жизнь буду замаливать свои грехи, только не оставь меня одну с таким горем». Присутствующие в зале поднимались с кресел, чтобы увидеть потерпевшую, но видели, увы, только перевязанную голову и руки, которые сильно сжимали поручни. Послышались возгласы:
   – Изверг! Как ее изуродовал!
   – Такого изверга надо сажать на кол! Бедный муж! Как он все это терпит?
   Судья в очередной раз призвал к порядку в зале суда. Потом сказал, обращаясь к Ларисе:
   – Подойдите и положите правую руку на Свод законов. Повторяйте за мной.
   Лариса повторила слова клятвы за судьей.
   Судья: По документам вы – гражданка России.
   Лариса: Да, ваша честь, я урожденная россиянка.
   Судья: Вы утверждаете, что вы Лариса Чернявска?
   Лариса: Да, ваша честь, я Лариса Чернявска.
   Судья: Сколько вам лет? И назовите данные мужа и сына.
   Лариса: Мне тридцать три; муж Роман Чернявски, пятьдесят пять лет; сын Роман Чернявски, шесть лет.
   Судья: Как вы попали в Варшаву и как оказались в автомобиле «ауди» вместе с подсудимым?
   Лариса: Мы с мужем решили, что я поеду на Новый год к маме в Россию, и он купил мне билет до Варшавы. Потом из Варшавы я должна была ехать поездом до Москвы. Днем я созвонилась с паном Каном, чтобы утром он встретил меня в Варшаве. С вокзала мы с ним поехали обедать в загородный ресторан. Вечером, когда возвращались, мы попали в аварию. Никто меня не принуждал садиться в машину. Я сама попросила пана Кана отвезти меня в ресторан.
   Адвокат Чернявского: Ваша честь, я протестую!
   Судья: Этого достаточно. Потерпевшая может остаться в зале суда.
   Адвокат Чернявского: Протестую! Это не Лариса Чернявская!
   Судья: Протест принят.
   В зале наступила полная тишина, только слышно было, как поскрипывали сиденья под присутствующими.
   Судья: Потерпевшая, вы можете доказать суду, что вы Лариса Чернявска, а истец – ваш муж Роман Чернявски?
   Все глаза обратились на забинтованную молодую женщину. Она слегка приподнялась в инвалидной коляске.
   Лариса: Если он в синем костюме в полоску, то на правом лацкане пиджака с оборотной стороны вышита белыми нитками латинская буква «Р». А еще у Романа на левой стороне груди есть круглое родимое пятно с голубиное яйцо. У нашего сына такое же, только меньше размером.
   Теперь все перевели взгляды на истца: «Его очередь!».
   Роман зашептался с адвокатом. Адвокат выслушал его, потом встал.
   Адвокат Чернявского: Ваша честь, я отзываю свой протест. Эта пани – действительно Лариса Чернявска.
   В зале послышались аплодисменты. Судья вновь застучал молотком по столу.
   Судья: Суд выносит следующее постановление: Подсудимого освободить из-под стражи в зале суда. Все обвинения, выдвинутые в его адрес, снимаются. Все судебные издержки обеих сторон будут оплачены Романом Чернявски.
   Все присутствующие встали, и суд удалился из зала.
//-- * * * --//
   Через два месяца в Берлине успешно прошла пластическая операция у Ларисы. Гений пластической хирургии, доктор Берг, «подарил» ей новое лицо – почти такое же, как было на фотографии, сделанной в день ее свадьбы, когда ей едва исполнилось двадцать два. Кан вернулся в Ленинград.
   – Борис, как дела? Чем порадуешь? – Кан звонил в Берлин.
   – Стас, у нас, как и везде, люди готовятся к Новому году. Естественно, и профессор Берг тоже, но он возвращается из Австрии десятого января. Я записал вас на прием на пятнадцатое в одиннадцать утра.
   – Боренька, спасибо! Нас это устроит. Тогда закажи мне на двенадцатое два двухместных номера, пожалуйста.
   – Стас, у профессора кабинет в «Гранд-отеле». Это недалеко от зоопарка. Может, забронировать в том же отеле?
   – Это неплохая идея. Тогда на праздники я выеду в горы тут, в Польше, а после праздников мы будем в Берлине.
   – Стас, Берг удивился, что русские обратились к нему. Он говорит, что лучший пластический хирург в Германии – это профессор Семенов. Он работает в советском военном госпитале в Берлине. У него была обширная практика в Афганистане. Может, я поищу каналы на него?
   – Нет, Лариса боится советских врачей. Думаю, что в данном случае психическое состояние пациентки – это значимый фактор.
   – Тогда, Стас, я жду тебя двенадцатого. Перед этим еще созвонимся.
//-- * * * --//
   Они проехали Катовице, и Иван свернул по указателю «Закопане». Поток машин тянулся до самых вершин Карпат. Дорога была скользкая, как стеклянный стол. Часто им встречались на обочинах перевернутые или съехавшие в кювет машины. Они ехали с предельной осторожностью на скорости не больше пятнадцати километров в час.
   – Стас, почему мы снизили скорость? – Лариса схватила Кана за руку. Кася сидела рядом с водителем и явно поняла вопрос, поскольку уже стала неплохо понимать по-русски.
   – Деточка, перед нами на дороге сломанная машина, и всем приходится объезжать ее.
   – Ваня, это правда? – в голосе Ларисы чувствовалась тревога.
   – Я не понимаю, что говорит наша бабуля. Она ведь строчит, как из пулемета, да еще и по-польски, – отшучивался Иван, чтобы успокоить незрячую Ларису.
   – Ваня, я только с тобой в машине чувствую себя спокойно, но пожалуйста, говори мне всегда правду!
   – А он и не умеет врать, и это его слабость. Павлов всегда этим пользуется, – заметил Кан.
   За окном машины открывалась неприятная картина. Дорога была полностью обледеневшая, к тому же, дул сильный ветер, гоняя поземку. Попавших в аварию машин становилось все больше, и полицейские топтались вокруг них, пытаясь укрыться от морозного ветра за меховыми воротниками форменных курток.
   – Лариса, не волнуйся, Станислав Иванович заменил нам резину. Мы едем на зимовках «Nokian»! Эти «галоши» – самые дорогие, и лучше их для зимних дорог нет!
   – Долго нам еще ехать?
   – Часа за три должны управиться.
   – Мы не спешим. Если ты хочешь, то можем остановиться, переночевать, и поедем дальше.
   – Неплохая идея! Я бы привела себя в порядок.
   – Тут за поселком есть неплохой придорожный отель. В прошлом году мы останавливались там, когда ездили к святым местам в Закопане, – сказала Кася.
   – Я понял. Ну что же, Катюша, давайте, командуйте, – весело сказал Иван.
   – Какая я тебе Катюша? – обиженно сказала сиделка. – Меня зовут Кася.
   – А по-русски – Катя. Наша великая императрица тоже была Екатерина, так что ты радоваться должна, когда тебя так называют.
   – Ты бы, голубчик, вместо того чтоб болтать, на дорогу смотрел, – проворчала Кася.
   – Опять она меня ругает!
   – Ванечка, она не ругает, – вступилась Лариса. – Сказала, чтобы лучше смотрел на дорогу, да еще и «голубчиком» назвала.
   – Вот ведь, огонь-бабка! Не знаю, как она ухаживает за тобой, но готовит она первоклассно. За последние две недели я, наверное, килограмм на пять поправился.
   – Интересно было бы тебя снова увидеть, Ваня.
   Кан почувствовал, как вздрогнула рука Ларисы в его руке.
   – Лариса, совсем скоро ты будешь видеть. Осталось немного.
   – Ванечка, твои слова – да Богу в уши. Только я, видно, плохо молилась, – вздохнула молодая женщина.
   Иван въехал во двор отеля. Непогода разгулялась в полную силу. Мела настоящая вьюга, и уже в пяти шагах ничего не было видно из-за снега. Только по красным фонарям Иван смог определить, где стоянка.
   – Стас, – сказала Кася по-польски, – мы с Иваном зайдем внутрь и узнаем, готовы ли наши номера.
   – Хорошо, Касенька, идите, – тоже по-польски ответила Лариса и тут же повернулась к Кану: – Они с Иваном пойдут, а ты будешь охранять меня.
   – Но у нее нет денег!
   Водитель с Касей с трудом вышли из машины, которая была вся белая от налипшего снега.
   – Не беспокойся, у нее много денег. Ты же перед судом оставил ей за два года вперед.
   – Откуда тебе известно?
   – Об этом мне тоже известно, товарищ генеральный директор, – сказала она, вынимая из кармана серую книжечку банка «PKO. SA», – только вот не знаю, кто же за меня подписывался в банке.
   – Ну, раз уж ты все знаешь, могу сказать. Книжка – на предъявителя кода и документа, подтверждающего личность. В банке есть копия твоего паспорта. Код на третьей странице, где номер карты. Последние восемь цифр с буквами – это и есть код. Кася должна была тебе это передать, если бы я не вернулся.
   – Интересно, и сколько же там денег?
   – Теперь это неважно.
   – Нет, Стас! Ты должен мне сказать! Неудобно будет, если я с таким вопросом обращусь к Касе.
   Открылась дверь водителя. Ваня, весь в снегу, с пушистыми белыми бровями, сел в машину.
   – Все нормально. Наша бабуля навела там порядок. Даже дали один номер на первом этаже. Вы потихоньку входите, а я перенесу багаж и коляску. Осторожно на лестнице! Там сплошной лед.
   – Опять ледяные ступеньки!
   – Только на этот раз пусть их чистят сами хозяева, – тихо сказала Лариса, и Кану почудилось, что он видит ее взгляд.
   Он первым выбрался из машины, чтобы помочь ей выйти. Быстро накинул ей на плечи шубу и повел к отелю.
//-- * * * --//
   Некоторое время спустя Кан постучался в пятый номер. Дверь открыла сиделка.
   – Хорошо, что пан пришел, а то я никак не могу накормить ее ужином, – сказала она по-польски.
   – Но я действительно ничего не хочу. Только выпью сладкого чаю, – капризничала Лариса.
   – Пусть она закажет ужин в номер, а там будет видно.
   – Ладно, мы так и сделаем. А вы идите на ужин.
   – Да, Ваня уже там.
   – Во сколько мы завтра выезжаем?
   – Как только вы будете готовы. У нас по путевкам заезд в отель только завтра после шестнадцати.
   – А можно я вечером позвоню домой и поговорю с сыном и мужем?
   – Лариса, ты можешь звонить куда хочешь и кому хочешь. Это твое право. За все заплачено. Я думал, что ты ежедневно общаешься со своей семьей.
   – Нет, после суда я только один раз говорила с ними.
   – Это плохо. Не думай о деньгах и звони, когда захочешь. Я буду только рад.
   – Спасибо, что ты меня понимаешь.
   Все отдыхающие готовились к новогоднему балу. Повсюду в городке продавали карнавальные костюмы и петарды для фейерверков. Поляки – ревностные католики, и Рождество для них – главный праздник в году. У людей верующих принято отмечать его в кругу семьи, за праздничным столом со специально приготовленными блюдами. По традиции, на рождественском столе должно быть не меньше шести рыбных блюд, и обязательно должен стоять дополнительный столовый прибор – для запоздавшего или заблудившегося гостя. Когда на вечернем небосводе загорается первая звездочка, вся семья садится за стол. Старший в семье читает молитву, после чего все угощают друг друга облатками – белыми хлебными пластинками – и обмениваются добрыми пожеланиями на следующий год. Только после этого начинается праздничная трапеза в домашней доброжелательной атмосфере.
   А для современных польских граждан – это рядовой светский праздник, извещающий о новом календарном годе. Вечером в клубах, ресторанах и домах отдыха проводят шумные и веселые новогодние балы.
   К десяти вечера в главном зале отеля начал играть оркестр, извещая всех о начале новогоднего бала. Кан спустился к Ларисе в номер. Она все еще сидела в коляске и слушала новогодний концерт по телевизору. Кася собиралась на часок к своей знакомой, которая, как она выяснила накануне, остановилась в том же отеле.
   – Это ты? – сказала Лариса. – А я и не слышала, как ты вошел.
   – Неудивительно, потому что громко играет телевизор.
   – Я специально сделала звук погромче, чтобы не слышать звуки бала. Это ведь первый новогодний бал в Польше, который я пропускаю. Роман, где бы ни находился, на Рождество обязательно приезжал домой. А в Новый год мы надевали новые наряды и встречали его в кругу близких друзей.
   Кася приоделась и вышла из номера. Кан слушал Ларису и в окно смотрел на снежные вершины, которые будто сошли с новогодней открытки.
   «Наши сегодня собираются в ресторане «Юбилейный», – думал он. – Уже с утра позвонил Фофанов и поздравил от всего коллектива. Говорит, что им тяжело без меня. Голландцы хотят, чтобы я подписал следующий контракт. Мне самому все надоело, но я должен вернуть Ларисе лицо, иначе ей никто не поможет. Да, все могло бы быть не так страшно, пристегни мы тогда ремни. А вот насчет не сработавших в «ауди» тормозов – это загадка. Немецкие специалисты говорят, что в их практике ничего подобного не было. Так что, вполне возможно, что не обошлось без постороннего вмешательства. Павлов считает, что польской стороне было бы очень выгодно, если бы в той аварии я не выжил. Я это и без него знаю. Сам финансировал в Варшаве «Lenpan» без участия польского учредителя. Хотя акции – по пятьдесят процентов. Также знаю, что Чарек, если серьезное что со мной случится, ни одного злотого не даст моим дочкам. И все равно, не думаю, что они до этого дошли».
   – Стас, ты здесь?
   – Извини, засмотрелся на снежные вершины.
   – Доктор мне сказал, что если начнет очень чесаться под бинтами, то значит – заживает.
   – Наверное, так и есть, если доктор говорил.
   – У меня второй день очень сильный зуд, особенно по вечерам. Стас, сними мне повязку, я хочу увидеть, как я выгляжу.
   – Лариса, может, сегодня не надо? Давай лучше после Нового года.
   – Стас, я тебя очень прошу. Давай сейчас.
   – Нет, давай после праздника. Да и Каси нет дома, а я потом не смогу обратно тебя перевязать.
   – Стас, сейчас! Иначе я сама начну снимать. Все же я врач по специальности.
   – Ты еще не готова. Давай лучше завтра.
   – Стас, я давно готова к худшему, и меня уже никто и ничто не испугает.
   Кан подошел сзади и начал развязывать узелок повязки. Первый слой бинтов сошел быстро, и открылись нежные розовые уши, потом показалась кожа на висках. Лариса вся напряглась, и казалось, не дышала. Из коридора была слышна музыка.
   – Стас, смелее, осталось немного.
   Бинты кончились, но на лице лежала стерильная салфетка.
   – Сними ее. Не бойся, – в ее голосе слышались железные нотки профессионального медика.
   Пальцы не слушались, но он подчинился. Открылся лоб с большим красным рубцом и мелкими шрамами на воспаленной коже. Дальше – о боже! На месте носа было только неровное отверстие и небольшая часть переносицы. И тут открылся один глаз. Лариса резко подняла веки. Хотя в комнате было темно, и только через окно падал свет уличного фонаря, который раскачивался от ветра и вьюги, девушка вскрикнула от боли в глазу. Там, где должен был быть ее второй глаз, зияла пустая темно-красная глазница. Кан почувствовал, что у него слабеют ноги.
   «Я – боевой офицер, – думал он в отчаянии. – Я видел раненых и погибших. Я прошел Анголу и Афганистан, но почему же теперь мне никак не собраться? Видимо, когда раненые и убитые – посторонние люди, то чувствуешь боль потерь, но не так остро. Но когда страшное случается с кем-то близким, и ты при этом еще и виноват в этом сам, то это тяжело пережить. Думаешь, что лучше бы сам был на месте этого человека».
   Собрав всю силу воли, Кан снял салфетку с лица Ларисы. Вся кожа ее была испещрена мелкими и глубокими шрамами – последствие того, что Кан вытирал ей лицо, – поэтому кожа напоминала наждачную бумагу.
   – Дай мне зеркало! – приказным тоном сказала она.
   Кан взял настольное зеркало с прикроватной тумбочки, но тут же остановился в нерешительности.
   – Дай, не бойся. Ведь я могу и сама пройти в туалет и посмотреть на себя там.
   Кан молча, не глядя на нее, протянул ей зеркало. Взглянув на свое отражение, Лариса медленно поднялась с кресла, качнулась на ногах, и упала бы, если бы Стас не успел подхватить ее. Он изо всех сил прижимал ее к себе, а она вырывалась и била кулаками ему в грудь.
   – Я урод! – кричала она в истерике. – Кто тебя послал сделать из меня такого урода?! Господи, за что ты меня так наказываешь? Я была молодая, красивая, а теперь – одноглазая уродина! За что? За что ты отнял у меня лицо? Будь проклят тот день, когда я увидела тебя!
   Лариса в истерике билась на его груди, а он молчал и только сильнее сжимал ее в объятьях.
   – Будь ты проклят! Бог накажет тебя за это! Лучше бы тебя осудили и сгноили в тюрьме! Как ты мог сделать со мной такое?!
   Слезы заливали ее лицо, обжигая воспаленную кожу, но Кан не мог вытирать их, боясь отпустить ее. Вдруг он почувствовал, как тело Ларисы потяжелело и обмякло в его руках, и она замолчала. Стас осторожно положил ее на диван. Лариса была в обмороке. Перед ним лежала молодая женщина с точеной фигурой, лебединой шеей, прекрасными волосами, но вместо лица у нее было красное месиво. Кан упал на колени и впервые в жизни разрыдался.
   – За что мне такое наказание? Что я сделал плохого? Должен же быть всему этому конец?!
   Музыка праздника звучала все громче и громче. Вскоре к ней прибавился топот десятков ног, выплясывавших старинную польку. Празднование Нового года было в самом разгаре.
   Луна выглянула из-за хмурых туч и озарила комнату холодным светом. На диване лежала молодая прекрасная женщина, а Кан, держа ее голову у себя на коленях, бережно закрывал ее лицо новой повязкой.
   За окном послышались радостные крики и грохот петард – и ночное небо озарилось разноцветьем тысячи огней праздничного фейерверка. Наступил Новый год. «Вот и закончился, наконец, этот год – год больших перемен, год конца горбачевской перестройки, год огромных неприятностей в Польше, – думал Кан. – Что принесет с собой наступивший год? Радости или испытания? Скорее всего, и то, и другое. У меня иначе не бывает».
   Кан сидел на диване около спящей Ларисы, а рядом стояла пустая инвалидная коляска с накинутым на спинку белым пуховым платком. С улицы слышались радостные возгласы, и ракеты взмывали в морозное небо. Кан не услышал, как вошла Кася.
   – Это что же – она уже легла? – спросила она по-польски.
   – Да, Кася, пусть спит до утра.
   Кан тихо вышел из номера.
   – Борис, поздравляю с Новым годом! Желаю тебе и семье всего наилучшего в наступающем году!
   – Стас, спасибо за поздравления! Жаль, что тебя нет с нами, но на Старый Новый год обязательно будем вместе. Гостиницу я забронировал, а профессор прислал открытку из Австрии, что подтверждает ваш визит.
   – Боря, спасибо. Привет Лене!
//-- * * * --//
   Портье занес весь багаж в номер Кана и замер у двери. Тот протянул ему пять марок. Портье поклонился и закрыл за собой дверь. Ваня занес «дипломаты».
   – Станислав Иванович, я пойду вниз и помогу нашей бабуле.
   – Хорошо, только включи им отопление и не забудь из машины принести им электрический плед и продукты.
   – Я уже занес им и плед, и продукты.
   Кан стоял у окна и смотрел на открывающийся из него вид на Берлинский зоопарк. Машины сплошным потоком шли по оживленной улице, сотни пешеходов спешили по своим делам. Обычный день в жизни одной из крупнейших столиц Европы. Он вдруг вспомнил день, когда ломали Берлинскую стену. Немцы обнимались, целовались и плакали. Молодежь не понимала слезы старших: над чем плакать, когда вся жизнь впереди и нужно только радоваться?
//-- * * * --//
   Лифт остановился на пятом этаже. На стене была прикреплена сверкающая табличка с надписью: «Профессор А. Берг. Пластическая хирургия». Иван катил коляску с Ларисой, чуть позади шел Кан. В назначенное время они вошли в приемную профессора, где их приветствовала миловидная немка в розовом медицинском халате и такого же цвета шапочке.
   – Добрый день, – сказала она, улыбаясь, по-немецки. – Профессор Берг ждет вас у себя в кабинете. Ему ассистирует Элизабет.
   Профессор, грузный мужчина лет шестидесяти, рассматривал рентгеновские снимки Ларисы на негатоскопе. Увидев вошедших, он подошел к ним и протянул руку для пожатия.
   – Берг. Господин Кан, вы говорите по-немецки?
   – Нет, профессор.
   – Ну что ж, – сказал тот по-русски с сильным немецким акцентом, – тогда будем говорить по-русски. Я учился и защищал диссертацию в Москве.
   – У вас очень хороший русский, господин Берг.
   – У меня такое предложение: вы оставите фрау Ларису со мной, а сами попьете кофе у меня в приемной, а потом я вас приглашу.
   – Хорошо, профессор. Спасибо.
   Прошло сорок минут. Ассистентка вывезла Ларису, чья голова была заново перебинтована. Лариса заметно нервничала – руки ее мелко дрожали.
   – Не волнуйся так, – сказал ей Кан. – Я сейчас поговорю с профессором, а Ваня посидит с тобой.
   – Да, да. Я поняла, что они хотят поговорить с тобой после осмотра. Иди, я подожду.
   Профессор был в неплохом настроении. Он отошел от стола и вертел в руках золотую цепочку карманных часов. Настенные часы пробили полдень – профессор вынул из кармана луковицу часов «Павел Буре» и привычным нажатием пальца открыл крышку и сверил время. На лице его промелькнула еле заметная довольная улыбка. Обернувшись к Кану, он сказал:
   – Оказывается, фрау Лариса – тоже медик? Это облегчает положение, но я все же хочу предварительно поговорить с вами, господин Кан. Такую пластическую операцию, как та, что нужна Ларисе, не делают на сыром материале. Нужно время, чтобы раны зарубцевались. Если пациент не старше тридцати пяти лет, то нужно ждать как минимум год, если старше – то два или даже три года. Ей тридцать три. Операция может быть гарантированно успешной, если будет сделана после того, как заживут ее раны.
   – Профессор, но вы должны понять ее состояние. Она не сможет ждать еще год.
   – Это большая ответственность – делать операцию сейчас. В этом случае я не могу гарантировать успех.
   – Профессор, может, тогда пригласим саму пациентку? Тем более, Лариса – медик.
   – Неплохая идея. Почему мне не пришло это в голову сразу?
   Берг позвонил в приемную. Ассистентка привезла Ларису и оставила коляску возле стола профессора.
   – Госпожа Лариса, я сообщил господину Кану о моем мнении касательно преждевременности операции.
   – Я это поняла, но, тем не менее, хочу оперироваться сейчас.
   – Вы должны понимать, что шансы на успех минимальны.
   – Но это же не приведет к отторжению кожи?
   – Послеоперационный период очень опасен. Ваш организм может не воспринять трансплантацию, и тогда придется повторять операцию через определенный срок.
   – Если вам необходимо мое письменное согласие, то я подпишу его прямо сейчас.
   – Нет, нет, нет! Я только обязан предупредить вас о серьезности вашей операции.
   – В таком случае, профессор, думаю, что нам не стоит терять время. Я верю в ваши золотые руки.
   – Тогда, господин Кан, – начал профессор и сам себя прервал на полуслове. – Извините, это у вас японская фамилия?
   – Нет, профессор, я кореец.
   – Очень приятно. Так вот, вам нужно будет снова пройти в приемную и закончить все формальности с моей ассистенткой. Я вас предупреждаю, что за донорские глаз и нос вам придется заплатить сразу. Таковы правила.
   – Профессор, можно переводом из Deutsche Bank?
   – Даже лучше! А госпожу Ларису мы забираем, и пока будем готовиться к операции. Донорские органы могут подойти в любое время.
   В кабинет вошли два ассистента. Кан подошел к Ларисе и взял ее за руку.
   – Я думаю, так лучше. Постарайся не волноваться. Мы на верном пути.
   – Ты не оставишь меня? Не уедешь в свой бандитский Петербург?
   – Не переживай. Я увезу тебя отсюда самолетом. В аэропорту ты сама предъявишь свой паспорт.
   Лариса нащупала его руку и прижала ее к губам.
   Подошли ассистенты и повезли Ларису к лифту.
   – Господин Кан, не беспокойтесь. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуть ей лицо. Кстати, на что мне ссылаться?
   Кан вынул из нагрудного кармана фотографию и протянул ее профессору. Берг увидел на ней Ларису в свадебном наряде.
   – Какое красивое лицо! Так она славянских кровей? А я почему-то думал, что она из Азии.
   – Нет, профессор, Лариса русская. На этой фотографии ей двадцать два года.
   – Ну что ж, теперь нам остается только ждать.
   – Спасибо, профессор.
   Кан слегка поклонился и вышел из кабинета.
   В приемной он оформил все документы, получил информацию для перевода денег, но все не мог уйти. Он вспомнил разговор с Ларисой днем первого января.
   – Извини меня за вчерашнее, но ты должен понять мое состояние, – Лариса держала в руках чашку с давно остывшим чаем.
   – Это ты меня извини. Мне не надо было тебя разбинтовывать.
   – Я в отчаянии. Не думала, что все так ужасно. Теперь я поняла, что надежды нет.
   – Ты ошибаешься. Я обещаю, что верну тебе твою былую красоту.
   – Стас, я медик, и мы не в сказке, где Иванушка окунулся в котел и вынырнул удалым красавцем. Современная медицина делает только самые первые шаги в направлении пластической хирургии.
   – Лариса, я не уеду, пока не верну все на прежнее место и в лучшем виде.
   – Мне остается только верить в твои слова и ждать.
   – Ждать недолго. На следующей неделе мы едем в Берлин. Там нас ждет профессор Берг.
   – Ты говоришь мне правду? Почему ты скрывал это от меня?
   – Ждал, когда подтвердят визит. У него очередь на полгода вперед. К тому же, профессор сейчас мало занимается практикой. А сегодня утром я получил подтверждение: позвонил мой друг из Берлина, вернее, я сам позвонил поздравить его, а он мне сказал, что профессор прерывает отдых в Австрии и возвращается в Берлин.
   – Неужели Бог услышал мои непрерывные молитвы?
   Кан попрощался с девушкой в приемной профессора и направился к лифту с Иваном.
   – Станислав Иванович, такое ощущение, что мы что-то забыли, – Иван нажал кнопку вызова лифта.
   – Нет, мы просто оставили Ларису в клинике.
   Лифт плавно поехал вниз. Кан вспомнил, что сегодня день рождения сестры. Январь должен быть счастливым месяцем. Сначала день рождения старшей сестры, а потом дочери.
   В обед позвонил Борис. Он хотел заехать, но Кан уже уезжал на встречу с Островским.
   – Стас, тогда позвони, как освободишься. Я только хочу напомнить, что операцию Берг назначил на сегодня в десять вечера.
   – Наконец-то, а то уже неделя прошла.
   – В общем, отзвонись, как освободишься, и имей в виду, этот Островский – очень скользкий тип. Смотри, чтобы не заглотил твой корабль.
   – Спасибо, Борис. Такое впечатление, что Берлин кишит русскими акулами!
   Фирма «Concord» расположилась прямо у метро Alexanderplatz. Иван кружил добрых пятнадцать минут, так как свободных мест на стоянке машин не было.
   – Ваня, я, пожалуй, пойду, а ты ищи место.
   – Хорошо, потом поднимусь. Я помню: шестой этаж.
   Кан вошел в вестибюль. У лифта помощник Островского стоял, облокотившись на ручки инвалидного кресла. Александр, сидя в кресле, что-то объяснял ему. Помощник первым заметил входящего Кана.
   – А мы было спустились, чтобы встретить вас там, но не дождались.
   – Добрый день! Извините за опоздание, но мы целых двадцать минут искали место для парковки.
   – Да, это здесь большая проблема, Стас. Я поэтому окончательно решил поменять офис.
   Его помощник возразил:
   – Зато тут центр, и все под рукой, проезд любым транспортом, и приезжим легко нас найти.
   – Геннадий, даже не уговаривай. Ольга ищет помещение.
   Подъехал лифт, и все начали грузиться.
   После обеда Островский снова вернулся к аренде корабля «Даля Кристи»:
   – Стас, я предлагаю тебе неплохие условия, учитывая, что кораблю двадцать лет. Его остаточная стоимость не превышает двух миллионов долларов.
   – Вопрос не в остаточной стоимости, а в том, что этот корабль мне особенно дорог. Его я купил для своей дочери, поэтому и дал ему название «Кристи», то есть Кристина. Ремонт мне обошелся более чем в шестьсот тысяч американских долларов, и теперь я хочу, чтобы корабль поработал хотя бы год у меня. Корабль имеет не только класс Регистра СССР, но и класс Ллойда.
   – Стас, не дразни меня. Ты же знаешь, какой спрос сейчас в Европе, особенно в Англии, Бельгии и Голландии, на такие суда – смешанного плавания и со средним тоннажем! Тут же сплошные судоходные реки и Балтика с Северным морем. Корабль твоей Кристины был бы постоянно под фрахтом. Я же предлагаю тебе хорошие условия.
   – Саша, оставь пока в покое «Даля Кристи». Лучше давай вернемся к «Огурчинскому». Мне надо пересмотреть расходы за последние три месяца.
   – Это мы подготовим к пятнице. Устроит?
   – Хорошо, в пятницу – по «Огурчинскому».
   В пять утра зазвонил телефон. Кан с кушетки бросился к аппарату, но трубка выскользнула из рук.
   – Господин Кан, мы закончили, можете подняться, – на шестом этаже ассистентка положила трубку.
   «Ночь была трудная: операция продолжалась десять часов. Мы-то менялись по очереди, а профессор выстоял всю операцию, хотя пересадку носа мог бы доверить мне. Ведь актрисе Стелле уменьшала нос я, хоть операция и была очень ответственная! Но что говорить, старик молодец! Такой носик ей прицепил! Лучше старого. А как он подобрал глаза! Этому, конечно, надо учиться, пока он еще может держать скальпель и видеть в микроскоп», – тяжелые раздумья первой ассистентки прервал приехавший лифт с нижнего этажа. «Интересно, чем занимается этот азиат, если не смутился, когда выписывал счет на сто пятьдесят тысяч наших марок за донорские органы? Он даже глазом не моргнул». Элизабет вспомнила, как он стоял несколько минут у окна, а мысли его явно блуждали далеко от этих мест.
   – Доброе утро, фрау Элизабет, – произнес Кан по-немецки.
   – Доброе утро, господин Кан. Профессор ждет вас.
   Ассистентка пропустила его в кабинет Берга и осторожно прикрыла за ним дверь.
   – Операция прошла успешно благодаря хорошей подготовке. Мои ассистенты провели огромную предоперационную работу. Вот вам сувенир, господин Кан.
   Берг подал Кану стеклянную пробирку, в которой было множество мелких, как бисер, стекол.
   – Пришлось их вытаскивать вручную.
   – Извините, профессор, вы абсолютно уверены, что под кожей у пациентки не осталось стекол?
   – Абсолютно. Вот, посмотрите сами.
   Профессор развернул монитор компьютера в сторону Кана. На экране появилась видеозапись только что прошедшей операции. Профессор перемотал запись на подготовительный момент. На экране высветилось цифровое изображение головы Ларисы в ста восьмидесяти горизонтальных и девяноста вертикальных плоскостях. Компьютерный маркер отметил на нем сто три точки: это были кусочки стекла общим весом двадцать семь граммов. Был расчет в объеме, но это сразу вылетело из головы Кана.
   – Компьютер зафиксировал все осколки: из них вот эти два, увеличенные, – надкостные. Через четыре дня посмотрите работу моих коллег.
   – Удивительно, что компьютер показывает, что состояние «ноль». Вес головы уменьшился на двадцать два грамма, а где тогда еще пять граммов?
   – Молодой человек, эта разница – в наростах, то есть в маленьких шрамах, которые корочкой покрывали ее лицо. А теперь я вам покажу финал операции. Правда, это живой вариант, и еще видны швы и бандажи.
   Кан подошел ближе к монитору, чтоб лучше рассмотреть. На экране появилось лицо спящей Ларисы. Нос и глаза ее были разрисованы серыми пунктирами, словно девушке сделали африканский татуаж лица. Глаза были закрыты. Только было видно, что на левом глазу ресницы короче и прямее. Брови над левым глазом были гуще и шире.
   – Вы не смотрите на эти мелочи. Как только организм примет в работу все пересаженные органы, то симметрия восстановится. Такова сила природы человека. Если хирург удаляет одну почку, то вторая принимает все функции первой. Вы сейчас просто попробуйте принять зрительно картинку без швов, бандажей и этих мелочей по симметрии.
   – Удивительно, профессор, но я не узнаю в этой девушке Ларису.
   – Молодой человек, теперь будем надеяться, что послеоперационный период пройдет без осложнений, и тогда мой скальпель преподнесет вам картину, достойную кисти Рафаэля. Будем надеяться на лучшее, и давайте две недели подержим за это кулаки.
   – Спасибо, профессор. А почему вы все же взялись за операцию?
   – Господин Кан, по двум причинам. Во-первых, за вас очень просил Розенжак, а я ему обязан. Пять лет назад он привез в больницу подобранную на автостраде девушку. Какой-то лихач наехал на нее и скрылся с места преступления. Это была моя дочь. Во-вторых, сейчас зима, а это самый прекрасный период для таких операций. В воздухе меньше инфекций, которые страшны в послеоперационный период. Мы, пластические хирурги, больше работаем в холодное время года. Все, господин Кан, отдыхать, отдыхать! Мы сделали свое дело, теперь очередь за организмом пациентки и за моими ассистентами, чтобы через несколько недель она могла взглянуть на себя в зеркало. Идите спать. Я выключаю компьютер.
   После четырех недель Кан впервые увидел Ларису. Она сидела в полутемной комнате в бежевом платье, которое висело, как мешок, на ее исхудавшем теле. Профессор вместе с ассистентами ждал Кана.
   – Можем начинать? – посмотрел на входящего.
   – Если можно, то да.
   Три ассистента приступили к снятию бандажей.
   – Стас, ты где?
   – Не беспокойся, я здесь.
   – Можешь подойти? И дай мне руку.
   Кан взял ее за руку и почувствовал, как ее пальцы сжали его ладонь.
   Помощники профессора не спешили и постоянно смачивали бандажи каким-то раствором. Наконец приоткрылся лоб. Кожа на нем была чистой и прозрачной. Кан вспомнил, какой там был большой рубец. Из-под повязки показались веки, и профессор попросил выключить верхний яркий свет. Остались гореть только дальние лампы у входа. Его ассистенты освободили от повязок глаза и переносицу. На левом глазу просматривался небольшой красноватый шов, а на переносице было почти ничего не заметно, и только цвет кожи отличался с небольшой разницей. Пациентка сидела с закрытыми глазами. Кан посмотрел на профессора. Тот покачал головой, заметив его взгляд, – еще рано. Наконец открылось все лицо. Лариса сидела неподвижно, вытянувшись с прямой спиной на стуле, как школьница-первоклассница. Глаза ее были закрыты.
   Профессор подошел ближе и тихо позвал пациентку по имени.
   – Фрау Лариса, откройте глаза и посмотрите, сколько людей хотят вас увидеть.
   Брови ее приподнялись, и ресницы чуть дернулись вверх.
   – Профессор, я боюсь. Будет больно.
   – Не бойтесь, вы же не можете сидеть вечно с закрытыми глазами?
   Подошла Элизабет.
   – Фрау Лариса! Откройте глаза, пожалуйста!
   Лариса открыла глаза на мгновение и сразу зажмурилась.
   – Кажется, я видела женщину.
   – Вы не ошиблись. Теперь можете смело смотреть.
   Девушка открыла глаза, и сразу первый взгляд упал на лампы у входа.
   – Профессор, а где Кан?
   – Я тут, – Кан отошел от темной стены.
   – Вижу, вижу, только не пойму, каким глазом.
   – Вы закройте их по очереди, только не руками, – посоветовал профессор. Он махнул рукой, и сразу в зале медленно начали загораться лампы вдоль стен.
   – Кажется, что обоими. Не может быть! – Лариса всхлипнула от восторга и встала с кресла.
   Когда свет достиг максимального уровня яркости, профессор усадил пациентку обратно в кресло.
   – Следите за моей рукой, – сказал он и поводил рукой вправо, влево, вниз и вверх перед лицом Ларисы. Глаза пациентки синхронно следовали за движениями его руки.
   – Господин Кан, это невероятно, но – полная победа! Мы победили! – Берг тряс руку Стаса.
   – А могу я посмотреть на себя? – спросила Лариса робко.
   – Конечно, моя девочка. – Профессор обнял ее за плечи и подвел к зеркалу, висевшему на стене. Лариса внимательно и строго разглядывала незнакомку в зеркале. Крутила головой вправо, влево, потом отошла на шаг и рассматривала себя в профиль.
   – Кан, Кан, подойди сюда! – слезы катились из ее новых глаз, а профессор нежно смахивал их с ее щек большим носовым платком и внимательно осматривал зрачки.
   – Все работает, как мои часы «Павел Буре», – радовался Берг.
   – Ты видишь? Я снова вижу и выгляжу еще красивей! Бог услышал мои молитвы!
   – Через неделю вы спокойно можете выходить на улицу. Остаточных следов видно не будет.
   – Профессор, – сказал Кан с улыбкой, – мне эта девушка кого-то напоминает. Только у той девушки на левой щеке была маленькая родинка.
   – Надеюсь, что через две недели вы окончательно познакомитесь с двадцатидвухлетней Ларисой. Вот только фамилии ее я не знаю.
   Лариса обняла профессора и нежно поцеловала в щеку.
   – Благодаря вам я родилась заново. Сегодня мой день рождения!
   – Именно ради таких минут в жизни я не могу бросить свою практику, хотя мои помощники уже давно прекрасно справляются без меня. У меня сегодня тоже праздник. Я вернул сегодня долг вашему другу Розенжаку. Он спас мою дочь, а я вернул к нормальной жизни девушку его друга. Теперь мы с ним, как говорят русские, в расчете!
//-- * * * --//
   Самолет начал снижение, и они вошли в густые облака. Сразу стало темно, а по стеклу иллюминатора заструились нити дождя. Через несколько минут самолет выпустил шасси и пошел на посадку. Командир, видимо, до этого летал только грузовыми рейсами: самолет довольно жестко ударился о бетонку. Верхние багажные полки открылись от удара, пассажиры вскрикнули в испуге, но Ту-154 уже ровно бежал по посадочной полосе вслед за желтым «жигулем» наземной службы. Кан смотрел в иллюминатор на приближающееся здание аэропорта Пулково-2. «Какой долгой была моя поездка в Австрию! Ведь прошло уже четыре месяца». Выйдя из самолета, он с радостью вдохнул полной грудью весенний воздух, наполненный знакомыми запахами ленинградского дождя.
   Его встречал Павлов.
   – Иваныч, с прилетом. Как дорога?
   – Спасибо, неплохо. Только садился он странно. Честно говоря, подумал на секунду, что не увижу больше Питера. Как у вас?
   – Без тебя было тяжело. Ты же знаешь Алексея.
   В машине было тепло. Водитель спросил, куда ехать.
   – На Невский, в кафе «Север»! – сказал Павлов.
   – Что, сразу начинаем с трапезы?
   Павлов сел поудобнее и вытянул ноги.
   – Это Бекетов попросил срочно привезти тебя к нему.
   – Василич, скажи-ка, откуда столько информации было у поляка на суде?
   – Иваныч, ты же знаешь меня. Он приезжал, встретился со мной. Ты, кажется, был тогда в больнице. Мы с ним поужинали вместе, но я ничего не говорил ему.
   – Василич, он не мог приехать в Ленинград только для того, чтобы поужинать с тобой в ресторане. Ты лучше подумай, как мне ответить, а я пока переговорю с Бекетовым.
   Машина притормозила прямо на остановке автобуса напротив кафе. Рядом был магазин «Торты и пирожные». Когда-то тут продавали великолепные пирожные немецкой кухни. Кан заметил сменившуюся вывеску. Теперь здесь было казино. Внутри играла музыка, и за столиками сидела в основном молодежь. Официанты в белых больших передниках и черных жилетках сновали с подносами между столиками. Интерьер кафе был обновлен и очень напоминал немецкий гаштет. В глубине у бара стоял большой круглый стол, за которым сидели бекетовцы в модных костюмах. Бекетов встал из-за стола и пошел навстречу под пристальными взглядами своих подчиненных.
   – С приездом, Стас. Долго же ты добирался домой. Думал, что уже на помощь буду высылать своих ребят, – он повел Кана к своему столу.
   Официант приставил для него стул рядом с Бекетовым.
   – Не буду спрашивать, как дела. Раз приехал, значит, все решил. Что будешь есть?
   – Да я особенно не хочу есть. Обедал в аэропорту в Берлине три часа назад.
   – Хорошо живем, если обед в Берлине, а полдник у нас.
   Рогов поздоровался через стол. Его плечи явно не помещались в пиджак от Кардена.
   – Учитывая, что ему пришлось хлебать щи в польской тюрьме, завидовать нечему.
   Бекетов косо посмотрел на своего зама и жестом подозвал официанта.
   – Гриша, неси нашему гостю луковый суп!
   – Сейчас принесу. Прямо с плиты.
   – Вот русские официанты, пойми их: он принесет горячее или действительно с плиты? Каждый клиент понимает по-своему, но все обязаны приготовить чаевые, – сказал Бекетов и продолжал: – Ведь мы тогда в венском казино сняли пятьдесят три тысячи, а утром в банк я прошел с деньгами. Стас, спасибо тебе. Канал работает отлично. Сейчас в основном гоняем через них.
   Бекетов явно был чем-то обеспокоен. За столиком напротив сидели двое молодых людей. Один из них был худой парень лет двадцати пяти, одетый в черную кожаную куртку. Облокотившись о стол, он внимательно наблюдал за шумной компанией у бара. В какой-то момент Бекетов встретился с ним глазами.
   – Дима, мне не нравится этот парень за столиком напротив меня. Проверь-ка его.
   Рогов резко отодвинул стул и подозвал официанта. Вместе они пошли за стойку бара.
   – Стас, я ждал тебя. Мне нужно расширять свою деятельность. Можешь мне организовать еще один канал? Естественно, не бесплатно.
   – Я подумаю. Обещать не буду, но постараюсь. Только сразу оговорим, что я сделаю это по дружбе, как и раньше. Мне ничего не надо.
   – Иваныч, мои наверху не верят, что ты не получил ничего за услугу. Почему ты отказываешься от денег? Ведь, как говорится, деньги не пахнут.
   – Нет, мне не надо, я и так постараюсь.
   Вернулся Рогов и кивнул на пустой стул напротив. Бекетов махнул рукой, чтобы он говорил.
   – Паренек этот – глухонемой и читает все по губам. Скоро узнаем, кто его прислал, – тихо доложил Дима.
   – Стас, вышли фонды топлива на тебя, но ты мог бы все переиграть. Киришский НПЗ, видимо, наши сдадут. Кумарин его скоро проглотит. Я не смогу тебе там ничем помочь. Хотя я против, но на меня давят сверху.
   – Понял, я тебе сообщу, как только переведу фонды на другой НПЗ.
   – Тогда я спокоен. Боялся, что задержишься и не успеешь перевести. Тогда у меня всё.
   Принесли луковый суп. Он действительно был отменный.
   Бекетов пошел проводить Стаса до дверей.
   – Если со мной что случится, ты ничего не знаешь. И не верь Рогову. Лучше держись от него подальше. Имей в виду, что у тебя работает жена начальника шестого отдела КГБ. Смотри в оба за Павловым: это он сдал тебя поляку. Вот это я хотел тебе сказать, а вопрос канала – это ширма для моих подчиненных.
   – Что-то у тебя плохое настроение.
   – Тут многое изменилось. Чувствую я, что-то будет. Будь осторожен.
   Машина стояла все на том же месте.
   – Как Бекетов? Чего хотел? – спросил Павлов с деланым безразличием.
   – Да ничего особенно не хотел. Угостил немецким луковым супом.
   – Иваныч, имей в виду, что сейчас Бекетов слабеет. Его позиции пытается занять Рогов.
   – Василич, у нас своих проблем до задницы, как говорит Алексей, а ты возишь меня по кафе. Какое нам дело до группировок? Пусть хоть все перестреляются, как в Детройте в тридцатых годах.
   – Но нам надо платить за туркменское топливо.
   – Василич, заруби себе на носу: что бы ни случилось, а деньги за топливо из Туркмении мы должны отдать Бекетову как человеку Абдурахманова. Рогов или Малышев для нас не имеют значения. Мы действуем только по распоряжению министра. Ты лучше готовься ехать в Польшу, отправишься туда на две недели.
   – Один?
   – Да, совершенно один – только в сопровождении Осипова. Полетите самолетом.
   – Ну, ты меня порадовал, шеф.
   «Если верить тому, что говорит Павлов, то у Бекетова есть причины, чтобы быть в таком настроении, – думал Кан, глядя из окна машины на дома и прохожих. – Похоже, немало всего произошло за эти месяцы. Как трудно сразу окунуться в дела после такого перерыва! Особенно сейчас, в этой стране, где каждый день, каждый час что-то меняется, и происходят события, подчас такие тяжелые и страшные, что радуется им только этот Александр Невзоров. Похоже, настали «невзоровские» времена. Как писалось в старинных русских былинах: «Пришло черное время, и огромные стаи черных воронов слетелись со всех сторон».

Часть II. Польша

//-- * * * --//
   Бесстрастный голос из громкоговорителя в аэропорту объявил пассажирам на двух языках, что по техническим причинам их вылет задерживается на неопределенное время. Общий вздох разочарования прокатился над залом ожидания. За последние полгода рейсы откладывались слишком часто. От группы пассажиров, стоявших перед электронным табло, отделился мужчина азиатской наружности. На вид ему было лет тридцать пять: он был небольшого роста, с заметной лысиной. Из багажа при нем был только кожаный портплед. Азиат направился к магазину «дьюти-фри». Там почти не было покупателей, и продавцы от безделья перевешивали одежду с вешалки на вешалку. Пассажир долго приглядывался к фотоаппарату «Ricoh» с телеобъективом.
   – Скажите, а у вас есть сменный объектив к этой модели? – спросил он у молоденькой продавщицы.
   – Для этого фотоаппарата не предусмотрена замена объектива, к нему есть только дополнительные конвекторы, – ответила та с дежурной улыбкой.
   – В таком случае я беру его.
   – Вы будете платить наличными или кредитной картой? И покажите, пожалуйста, ваш посадочный талон.
   – Вот, пожалуйста, кредитка и посадочный.
   – Извините, на кредитной карте написано только – Кан. Это имя или фамилия?
   – Это фамилия. Я возьму еще вот эти духи, «Chanel-5»: тоже посчитайте, пожалуйста.
   – Да, конечно. Теперь, пожалуйста, распишитесь вот здесь.
   Кан снова вышел в зал ожидания и пошел, не спеша, вдоль стоек и магазинов.
   «Если меня не задержали на паспортном контроле, то зачем волноваться? – думал он. – А эта прапорщица-пограничница даже куда-то звонила, а потом только глазами зыркнула, но пропустила. Возможно, здесь есть какая-то связь. Зачем купил фотоаппарат? Да, надо было проверить, заблокировали мне кредитку или нет. Интересно, сколько она еще протянет? Что он там сказал? Вроде, что через десять лет она автоматически закроется».
   …После трехмесячной командировки в Вену он все никак не мог нагнать время. Алексей старался как-то тянуть на себе судоремонт, но ему не хватало знаний, опыта, которых у шефа было в избытке.
   В кабинет влетел Павлов, подбежал к окнам и начал опускать плотные шторы. Кан оторвался от приказа по объединению и с любопытством наблюдал за своим заместителем. Тем временем тот выключил свет в кабинете и зажег настольную лампу. Только после этого он наконец сел и, задыхаясь, сказал:
   – Произошло ужасное! Только что в передаче «600 секунд» Невзоров вел репортаж из плавучего ресторана «Корюшка». Там застрелили Бекетова.
   – Может, это другой Бекетов? Это ведь не самая редкая фамилия в Ленинграде.
   – Иваныч, Невзоров сказал, что его убили в ходе разборки за Киришский НПЗ и раздел топлива в ленинградском регионе.
   – Если даже и так, то зачем так суетиться, и чего ты так боишься, мой дорогой заместитель?
   – Да не за себя ведь я боюсь, а за фирму.
   – А за фирму тебе бояться не надо. Бекетов с нами не был связан. Ты же знаешь, что услугами группировок мы не пользовались. А то, что ты, Василич, два раза лично ему передавал нал, так это были туркменские деньги. Если бы он сказал отдать деньги папе римскому, то ты поехал бы в Ватикан и отдал.
   – При чем тут Ватикан?
   – При том, что папа римский живет в Ватикане. Надо чаще бывать в церкви.
   – Иваныч, в нашей церкви не говорят про Ватикан.
   – И тем не менее, уже сотни лет идет внутренняя война между православием и католичеством, то есть между Москвой и Ватиканом. А насчет Бекетова – давай подождем. Если это действительно его застрелили, то наверняка Рогов тебе отзвонится на радостях.
   – Иваныч, давай без намеков. Ты как из Польши вернулся, все на что-то намекаешь, чего-то не договариваешь. Ты же знаешь, что нет никого, кто был бы предан тебе так, как я.
   – Василич, преданность нужна от женщин, а у нас с тобой общее дело. От тебя мне нужно только хорошее исполнение твоих обязанностей.
   – А от Алексея?
   – От Алексея нам всем нужны еще его деловые качества, благодаря которым мы получаем наши деньги. От его мозгов зависит успех нашего предприятия.
   – Ну ладно, я вижу, ты не в настроении. Я пойду к себе. Мне там уже звонят, наверное.
   – Не забудь перед уходом убрать свое затемнение и включить свет.
   На улице было темно, ветер рвал листья с деревьев. Кан подошел к окну с пуленепробиваемым стеклом, которое не пропускало ни малейшего шума с улицы. Он долго не мог привыкнуть к этим стеклам. Вот и сейчас он смотрел на ворон за окном, бесшумно разевающих свои черные клювы, и ему казалось, что он смотрит немое кино.
   Похоже, предчувствие его не обмануло, и дни его здесь сочтены. Когда он виделся с Бекетовым в последний раз, тот вдруг сказал:
   – Имей в виду, если со мной что-нибудь случится – тебе лучше уехать.
   Уехать? Но зачем и куда? Как-то раз Бекетов намекнул, что его группировка – полностью под контролем спецслужб. Он даже предупредил, что у Кана работает человек, связанный с шестым отделом.
   В приемной не замолкая звонил телефон. Похоже, его секретарша оставила свой пост. Не выдержав, Кан поднял трубку сам.
   – Станислав Иванович? – он узнал голос заместителя Бекетова, Дмитрия Рогова, на другом конце линии.
   – Добрый вечер, Дмитрий! Слушаю вас.
   – Вы уже в курсе того, что случилось? Смотрели «600 секунд»?
   – Нет, не в курсе, – соврал Кан и тут же подумал: «А что если он уже разговаривал с Павловым? Ну и что? Он всегда знал, что я не особо расположен к нему».
   – Бекетова застрелили вчера вечером в ресторане. Только в телерепортаже дали неправильное название этого ресторана.
   – Ну какое это уже может иметь значение?
   – Вы правы. Мы тут все вместе собираем на похороны. Надо проводить его в последний путь как полагается. Вы можете присоединиться, если есть желание. И еще – мне хотелось бы пообщаться с вами.
   – Мне подъехать?
   – Если вы не возражаете, то я приеду к вам сам. Я слышал, что у вас там надежно, как в сейфе, и можно говорить, не опасаясь прослушки.
   «Наверняка Павлов растрепал! – подумал Кан с досадой. – И как он везде успевает?»
   – Не возражаю. Все равно мне работать до утра.
   – Я подъеду через час, – сказал Рогов и отсоединился.
   В кабинет вошла запыхавшаяся Катя с перекинутым через руку пальто.
   – Здравствуй, извини за опоздание. На самом деле это мой автобус опоздал.
   – Привет! Да я знаю, что наш общественный транспорт точностью расписания не блещет. Катюша, сделай-ка мне горячего чая, да покрепче.
   – Ты что, простыл? Плохо себя чувствуешь?
   – Нет, все в порядке. Ты вот что – когда чай приготовишь, отнеси его в кабинет Алексея, мы там вместе с ним чайку попьем.
   С этими словами Кан вошел в кабинет Фофанова. Тот уже отпустил мастеров судоремонта и теперь рылся в своем сейфе. Он поднял красное лицо на вошедшего и широко улыбнулся, сверкнув золотой коронкой.
   – А я как раз собирался к тебе. Не могу найти свою школьную золотую медаль. И куда я мог ее положить?
   – Можешь не искать. Она лежит у меня на столе.
   – Быть того не может! Я же ее клал в сейф.
   – Ты ею вчера хвастался, показывал Павлову, а тот принес ее ко мне в кабинет. Ладно, слушай, я пришел насчет Бекетова поговорить.
   – Да, Иваныч, я уже слышал. Сорока на хвосте принесла.
   – Павлов и у тебя успел побывать? До чего ж он у нас болтливый! Послушай, через час сюда приедет заместитель Бекетова, Рогов.
   – И это я знаю. Я заходил к Павлову в кабинет за ремонтной ведомостью по эсминцу «Строгий», а он как раз в это время толковал кому-то по телефону про ваш с ним разговор. Теперь я понимаю, что он говорил с Роговым.
   – У меня из головы не идет последнее, что мне сказал Бекетов, – а именно, что мне надо уезжать, если с ним что-то случится.
   – Иваныч, ты же долгое время находился под охраной спецслужб. У тебя наверняка осталось много знакомых в этих сферах. Может, наведешь справки?
   – Думаю, это очень опасно. За такое можно и пулю получить. Знаешь, говорят: «Не напоминай змею, что он – питон, а то заглотит с потрохами». Послушай, если мне действительно придется свалить за бугор и работать оттуда, ты здесь справишься один?
   – А ты что, считаешь, что уже пришло время?
   – Я не готов сейчас принять решение.
   – Ну что ж, справиться-то я справлюсь, да только ты ведь знаешь о моей проблеме с «зеленым змием».
   – Знаю, конечно. Кстати, как ты сейчас?
   – Это ты спрашиваешь, потому что у меня лицо красное? Так это из-за давления: я просто наклонялся к сейфу и быстро выпрямился.
   От крепкого чая в голове прояснилось. Надо было выпить его раньше – это помогло бы разложить мысли по полочкам.
   – Стас, ты слышишь, о чем я тебе толкую?
   – Прости, задумался. Размечтался о лекарстве от усталости. Знаешь, если смерть Бекетова действительно связана с Киришским НПЗ, то я об этом скоро узнаю.
   – И тогда тебе придется уехать?
   – Во всяком случае, нужно готовиться к худшему. Начинай сворачивать заграничные объемы. На моего старшего брата Геннадия, я думаю, надеяться не стоит. Он слишком слаб для таких игр, не сможет вытянуть весь судоремонт внутри страны и за границей.
   – А я, Иваныч, уволю Павлова. Он – пустое место, только деньги на его зарплату зря тратим.
   – В общем, полагаться мы можем только на плановый отдел, бухгалтерию да вот еще на строителей и мастеров судоремонта.
   В кабинет вошла Катя, неся поднос со свежезаваренным чаем. Вид у нее был испуганный.
   – Станислав Иванович, – сказала она шепотом, – к вам пришли.
   – Катя, мы от кого-то прячемся? – засмеялся Алексей.
   – Алексей Александрович, вам только бы посмеяться, а я, правда, напугалась. Там бандиты пришли. Один такой огромный, и глаза у него бешеные!
   Кан приобнял свою секретаршу за талию и повел ее к двери:
   – Катенька, не волнуйся так. Давай, веди их сюда.
   Рогов вошел в кабинет один. Его телохранитель, к ужасу Кати, остался в приемной.
   – Что будете пить? – спросил Кан. – Чай, кофе, что-нибудь прохладительное?
   – Спасибо, ничего. У меня мало времени. Все так навалилось разом.
   По лицу его не похоже было, что он особо огорчен. Видимо, давно был готов к такому повороту событий.
   – Объясните толком, что именно навалилось разом?
   – Помните, вы не так давно были в нашем офисе на Невском, и мы потом вместе сидели в «Севере»? Бекетову показался тогда подозрительным глухонемой парень. Так он был прав. Это они прислали киллера, чтобы тот осмотрелся и запомнил свою будущую жертву. Я тогда еще сказал Бекетову, чтобы он уступил кумаринцам Бодрова.
   – Вы говорите сейчас про топливный терминал в Балтийском морском порту? – перебил Кан.
   – Да, про топливный терминал БМП, которым руководит Бодров. Этот тип Бодров опередил нас и сам отдал в руки кумаринцам [28 - Кумаринцы – члены действовавшей в 90-е годы в Санкт-Петербурге преступной группировки под руководством Владимира Кумарина (Барсукова).] наливной терминал Балтийского пароходства. На встречу Бекетова с Кумариным я предлагал поехать вместе, но он решил отправиться туда один, и вот результат.
   – Мне кажется, что Бекетов в последнее время предчувствовал, что грядут какие-то важные перемены.
   – Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Станислав Иванович, я неоднократно замечал, как вы с ним разговаривали наедине. Иногда мне даже казалось, что он просил вас о чем-то. О чем?
   – Дмитрий, зачем это вам сейчас? Все его личные проблемы ушли вместе с ним. Мы на самом деле не были с ним близко знакомы. Он считал, что когда-то я оказал ему услугу, а потом он помог мне избежать пули, за что я буду благодарен ему до конца жизни, но встречались мы крайне редко.
   – Вы поймите, Станислав Иванович, именно он отвечал за деньги группировки, которые вывозились за бугор. Вначале у него это не особенно получалось, он говорил, что недостаточно знаком с системой банков в Европе. Но после поездки в Туркмению он сразу поехал в Лондон, а потом в Вену. А я точно знаю, что там – ваши каналы.
   – Ваша информация неверна. Мы только помогли ему перевести деньги в Вену, а там у него уже были налажены свои каналы.
   – Станислав Иванович, я не буду сейчас заниматься поиском доказательств. Тем более, все деньги, которые Бекетов переводил за границу, в казну малышевцев поступали полностью и вовремя. Но мне сейчас необходима ваша помощь. Теперь я буду вести дела Бекетова, соответственно, я буду отвечать за размещение капитала за бугром. Не могли бы вы помочь мне выйти на Европу, дать схемы размещения капитала в европейских банках?
   – Дмитрий, это очень просто – в Европе в любом банке могут открывать счета как резидентам, так и не резидентам.
   – А что это за резиденты и не резиденты?
   – Если у вас есть официально задокументированное право на проживание в каком-то государстве, то вы являетесь его резидентом, а если у вас только разрешение на временное в нем пребывание, то вы – не резидент.
   – Понял. Не резидент – это иностранец.
   – Не совсем так. Иностранцы могут, к примеру, иметь вид на жительство – в таком случае они являются резидентами.
   – Спасибо, теперь совсем понятно. Видите, как мне тяжело: все приходится начинать сначала. Они думают, что если я был заместителем Бекетова, то знаю все про его дела. А он эти вопросы решал лично сам. К тому же, у него было университетское образование.
   – Дмитрий, я тоже был абсолютно не в курсе его дел. Знаю, что в Вене он обращался в банк «Creditanstalt» – это международная сеть банков – но детали о его делах там могли быть известны только ему самому и работавшему с ним представителю банка.
   – Этот банк я знаю, но мне это ни о чем не говорит. Понимаю: вы не можете мне помочь.
   – Выходит, что так. Даже если я выведу вас на какой-то банк, вам все равно придется самостоятельно вести все переговоры, и никто не может гарантировать, как они пройдут. Единственное, что я могу вам сказать, так это то, что времена изменились, и европейские банки нынче опасаются клиентов из «новых русских». Знаете, они ведь тоже в курсе, что такое «чеченское авизо».
   – Честно говоря, я надеялся, что, учитывая, ваши отношения с погибшим, вы окажете помощь продолжателю его дела.
   – Дмитрий, вы не являетесь наследником Бекетова. Вам поручили его работу, и я ничего не слышал о его завещании, в которое был бы включен пункт об оказании помощи кому-то из его подчиненных.
   – Вы насчет этого серьезно или просто к слову пришлось?
   – Могу только сказать, что Бекетов что-то предчувствовал. Во время наших последних встреч я заметил, что он все время говорил о себе в прошедшем времени. Мне кажется сейчас, что он знал, что скоро погибнет.
   – Скажите, он не говорил вам, что нашел венский канал через немца в Берлине? Какой-то вроде инвалид-колясочник. Вы не знаете, кто это?
   – Нет, не имею понятия. А даже если бы и знал – Дима, ну какой нормальный бизнесмен даст вам пин-код своей кредитной карты?
   – Я все понял. Что ж, спасибо вам и на этом.

Литейный. КГБ

   Воскресным вечером Иван вез шефа из Сестрорецка в город. Сам он только было сел ужинать с семьей, как позвонил прораб Гена:
   – Вань, на выезд! Иванычу в город надо срочно!
   – Да ладно, что за спешка? Шеф вчера говорил, что свободен до понедельника.
   – Позвонили в Сестрорецк на дачу Борису Ивановичу, потом разговаривал он сам. Я так понял, это что-то важное. Он сразу позвонил Фофанову, и я только услышал, что тот будет ждать его на Литейном.
   На въезде на Каменноостровский проспект машину сильно тряхнуло. Шеф проснулся от толчка и спросил:
   – Вань, где мы?
   – На Петроградке, Станислав Иванович: этой дорогой пробок меньше.
   – Давай теперь на Литейный!
   – А там куда ехать?
   – К «Большому дому». Встанешь на их парковке, Фофанов уже должен быть там.
   Моросил дождь, на дворе стояла обычная питерская погода, Алексей уже был на месте. Без шапки, в распахнутой куртке, он нервно ходил взад-вперед у своей «Волги» с беломориной в зубах. Курил он только в исключительных случаях и только «Беломор»: да и то все больше дым пускал и портил папиросу. Увидев Кана, он выбросил окурок и направился к нему.
   – Привет, они тебе на который час назначили?
   – Через десять минут должен быть там.
   – Тогда давай пока обсудим это дело.
   – Алексей, времени нет. К тому же, мы не знаем, зачем они меня вызвали.
   – Стас, тогда поступим так. Ваня останется здесь. Если ты не выйдешь в течение двух часов, то он поедет в офис. А я туда поеду сейчас: все проверю, вывезу лишние бумаги. Ты сейчас возьми с собой только удостоверение морского офицера, а загранпаспорт и кредитные карты отдай мне.
   – Ты прав. Держи документы и портфель с деньгами. Всё, я пошел.
   Кан открыл массивные двери, обитые кованой бронзой, и вошел в вестибюль «Большого дома» на Литейном. Высокий покрытый мозаикой потолок создавал впечатление купола, уходящего к небу. К нему подошел дежурный офицер и козырнул привычным движением.
   – Попрошу ваши документы.
   – Пожалуйста. Мне назначено на двадцать два часа.
   Проверив документы Кана, офицер еще раз отдал честь и щелкнул каблуками своих хромовых, начищенных до зеркального блеска сапог:
   – Прошу следовать за мной, товарищ Кан.
   Да, для них нет разницы – рядовой ты или генерал, хоть сам Дзержинский. Если тебя вызвали, значит, ты – товарищ, а в случае чего… будешь гражданином. Кан шел за офицером и глядел под ноги. Что это? Он чуть не споткнулся от неожиданности. Весь огромный пол вестибюля, площадью больше трехсот квадратных метров, был выложен мраморными и гранитными плитами, и на некоторых из них проступали не полностью затертые имена и фамилии. Это были надгробные плиты! Коммунистические вандалы разграбляли кладбища, снимали мраморные и гранитные плиты с могил российского дворянства и купечества, стирали с них имена покойных и использовали для облицовки зданий и тротуаров. Но не все имена удалось стереть, и вот теперь Кану казалось, что он идет по могилам. С огромного портрета на стене вестибюля на него строго смотрел главный поляк Страны Советов – Дзержинский, будто пытаясь своим чекистским взглядом просветить его насквозь, как рентгеном. Сколько прошло этим же маршрутом невинных, впоследствии осужденных? Они поднялись по парадной лестнице на второй этаж. Там офицер остановился перед дверью с номером 48 и попросил Кана подождать, указав ему на стоявшие вдоль стены стулья. Сам он, не постучавшись, вошел. Через несколько минут он вышел и сказал, придерживая дверь:
   – Заходите, товарищ контр-адмирал, полковник вас ждет.
   От сердца немного отлегло. Значит, вспомнили об удостоверении. Значит, разговор будет у них с товарищем, а не с гражданином.
   Полковник, мужчина крепкого телосложения с густой рыжей шевелюрой, был в темно-синем костюме с белой рубашкой без галстука. Он вышел из-за стола и, подойдя к Кану, протянул руку для пожатия.
   – Полковник Молин, Юрий Борисович, – представился он и крепко пожал Кану руку. По его упругой походке было понятно, что он немало времени проводит в спортзале, а черты лица, глаза и мимика выдавали волю и глубокий ум.
   – Прошу, присаживайтесь, Станислав Иванович. Разговор у нас будет долгий.
   – Видимо, так, раз вы меня к себе пригласили.
   Молин улыбнулся. А вот улыбка у него была мальчишеская и какая-то будто немного смущенная.
   – Вы не так меня поняли. Мы долго решали, как и где с вами поговорить. Предлагались разные варианты, но в итоге мы сошлись на том, что на данном этапе лучше всего будет встретиться у меня в кабинете. Вы, я так понял, прямо с дачи сюда приехали?
   – Да, из Сестрорецка. Я там строю дом.
   – В непосредственной близости от шалаша Ленина?
   – Ну, у вас здесь всегда всё знают, поэтому скрывать от вас что-либо не имеет смысла.
   – Что ж, это даже неплохо, что вы такого мнения. Мы, разумеется, ознакомились с вашей биографией, в особенности с вашим участием в операциях в Тихоокеанском регионе, Анголе и Афганистане. Знаете что? Давайте по чаю? Время позднее, а нам с вами еще долго предстоит беседовать.
   – Пожалуй, от черного с сахаром не откажусь.
   Полковник нажал кнопку на коммутаторе и заказал дежурному два чая. После этого он вновь повернулся к Кану.
   – Так вот, все началось с того, что у нас возник интерес к деятельности возглавляемого вами совместного предприятия «LenPan». Этот интерес вполне оправдан. Совместное предприятие с тридцатью процентами иностранного капитала ремонтирует боевые корабли на мощностях одного из старейших в России военных заводов. Вы сами прекрасно знаете, что там же на стапелях стоят строго засекреченные военные суда. Скажу вам честно, что проверка других ваших фирм дала нам не много. Но зато мы узнали другой интересный факт: вы даете работу, связанную с ремонтом кораблей, тысячам военных специалистов, которые в свое время оказались не у дел. А потом по материалам нашей проверки я заметил, что вы регулярно встречались с Бекетовым. И вот это очень заинтересовало наших контрразведчиков, ведь мы контролируем все ныне действующие преступные группировки. Если этого не делать, то в стране наступит двоевластие.
   – Товарищ полковник, вы хотите сказать, что контроль над группировками в России-матушке находится в руках КГБ?
   – Вы – военный человек, и хорошо понимаете, что в любой войне выигрывает та сторона, у которой больше информации. До тех пор, пока КГБ контролирует криминогенную ситуацию в стране, перевес на нашей стороне.
   – Но сколько еще протянется эта «война» и сколько в ней будет жертв?
   – Из опыта наших американских и итальянских коллег можно предполагать, что этот период продлится еще лет пять. Потом в стране все встанет на свои места. Но может быть, это произойдет быстрее – если к правящей власти придет наш человек. Пример тому уже есть.
   – Вы хотите сказать, что в ленинградской зоне влияние группировок не так сильно, как в Москве и других регионах России?
   – Именно так. Объясняется это тем, что сейчас в мэрии города на ответственных постах сидят наши люди.
   – Но здесь еще необходимо, чтобы эти люди не перестарались. Тут должны быть задействованы кадры, которые хорошо видят и чувствуют обстановку и политическую ситуацию в стране.
   – Время покажет. Это люди, которые работают на будущее. Поэтому мы давно интересуемся группировками, которые контролируют экспортные линии сырья через Ленинград. И мы знаем о ваших прямых поставках дизтоплива и мазута в Англию и Германию.
   – Но я работаю по лицензиям и не имею никаких связей с группировками.
   – Я знаю. Вы – одиночка, и у вас все по документам. Именно поэтому до недавнего времени ваша деятельность не вызывала интереса ни у группировок, ни у нас.
   – Тогда почему я вам понадобился теперь, когда у вас и так много своих проблем и работы?
   – Станислав Иванович, вы пейте чай, а то остынет. Вы же уже знаете, что Бекетов убит? Убили его в результате разборки между группировками. Мы в итоге потеряли канал связи с Польшей и Германией.
   – Мне ничего не понятно. Какое отношение Бекетов имел к вашей работе?
   – Бекетов в свое время окончил юридический факультет Ленинградского университета, потом работал в прокуратуре. Когда по стране пошла волна преступных группировок, он оказался на гребне этой волны. Бекетов понимал, что основной доход можно получать, контролируя сырье, которое рекой начало утекать за границу. При этом в правящей партии страны оказались несколько его одноклассников. У них получился идеальный школьный союз. Все работало отлично, да только вот мы его не уберегли. В последних его отчетах появились упоминания о вас. Так что на вас мы вышли сразу по двум каналам, и похоже, что пришло время соединить все воедино.
   – Но у меня не было никаких общих дел с убитым!
   – Возможно, это звучит убедительно для Рогова, но не для нас.
   – То есть вы даже знаете, что ко мне приходил Рогов? Ну да, вы же сами сказали, что группировки у вас под контролем: так сказать, играют в шашки в вашей камере.
   – Мы знаем, с каким трудом вы перевезли через границу два миллиона долларов. Основная часть этой суммы предназначалась Бекетову. Доля Бекетова состояла из двух частей: одна из доли малышевцев, другая – для нужд контрразведки за границей.
   – Теперь я понимаю, почему группировка не ищет деньги, вывезенные Бекетовым за границу: просто они свое сполна получили.
   – Рогов был полностью в курсе того, что Бекетов вывозил деньги для группировки. Но он не знает схему локализации денег в Европе. Поэтому и пришел к вам «с частным визитом». Он чувствует, что Бекетов вышел на банки за границей благодаря вашим связям. И если бы братва узнала об этих его предположениях, то вы бы тут не сидели.
   – Значит, он все равно пойдет ва-банк. Как говорится, «с дурной овцы хоть шерсти клок».
   – Да, ситуация складывается не в вашу пользу. В Москве вам никогда не простят «Чилийскую рапсодию» – ваш бурный роман с племянницей генерала Пиночета во время вашей служебной командировки в Латинскую Америку, – а здесь, в Питере, Рогов в любую минуту может доложить группировке, что Бекетов пользовался вашими каналами.
   – Товарищ полковник, если в нашем разговоре сейчас вы раскрываете служебные тайны, касающиеся группировок и деятельности КГБ, то почему бы не говорить прямо, называя вещи своими именами?
   – Буду краток. Вы меня поймете. Мы знаем, что вы в бытность свою старшим лейтенантом оказались в чужой стране – совсем один, но с чеком на два миллиона долларов, который позволил вам открыть ремонтные места для военных кораблей Советского Союза. Вы занимались разработкой и испытаниями нового вооружения на Тихом океане, в Афганистане, Африке, Испании, Перу, Чили и в Аргентине. Мы знаем, что у вас за плечами специальная языковая школа Штази в ГДР, что вы можете читать по губам и умеете войти в биоконтакт с собеседником. Мы также знаем, что сейчас у вас налажены обширные связи с Польшей, Германией и Голландией.
   – Я занимаюсь бизнесом, у меня есть фирмы в Польше и Германии, а голландцам я строю корпуса яхт.
   – Это все мы тоже знаем. Как и то, что вы давно живете один, а ваша старшая дочь в этом году заканчивает школу.
   – И все же я думаю, у вас ошибочное мнение о моих возможностях.
   – Я пока что ни слова не сказал о ваших возможностях. Я только говорю о положении, в котором вы находитесь на данный момент.
   – Вы сказали, что Москва не может мне чего-то простить. Я хотел бы уточнить данный момент.
   – Станислав Иванович, я только могу сказать, что люди из министерств обороны и иностранных дел, которые пострадали из-за вашего отказа остаться жить в Чили и служить на благо Советского Союза, после военного переворота Янаева пришли к власти.
   – Вы думаете, что мне лучше работать за границей?
   – Я думаю – вам нужно уезжать из бывшего Союза. Вам не дадут здесь спокойно работать.
   – Товарищ полковник, ваш отдел целый год занимался «мертвыми душами» в моих фирмах, а теперь вы советуете мне перенести все дела за границу. Выходит, вы в курсе моей деятельности за рубежом?
   – Станислав Иванович, лично я в курсе всего, что касается вашего предприятия «LenPan». Я также знаю про теплоход «Даля Кристи», названный в честь вашей старшей дочери Кристины, а также про то, что Кристина уедет вместе с вами.
   – Но времена и политика меняются с годами? Вы же не король в «королевстве КГБ».
   – Вы правы, это место останется при любых политических вождях, но занимать его могут полковники с разными политическими убеждениями.
   Полковник посмотрел на часы – было тридцать пять минут пятого.
   – Вы не бывали в нашем буфете на первом этаже?
   – К счастью я у вас впервые.
   – Знаете, у нас тут неплохой буфет. Заходишь в зал, берешь бутерброды с чаем, садишься за столик возле холодильника. Там, правда, рядом с этим холодильником – служебная дверь, которая выходит прямо на Каляева, возле стоянки такси. Я уже столько раз говорил интенданту, чтобы он заколотил эту окаянную дверь, а он в ответ: а что, удобно – не надо проходить лишний раз мимо дежурных, да и обедают здесь только свои. Вы случайно не проголодались?
   – Спасибо, я так рано не ем. К тому же, не думаю, что у вас в буфете примут к оплате мою кредитную карту.
   – Да, эта карта, к сожалению, работает только за границей. А я вот проголодался. Тогда я вас оставлю. Скажу дежурному за дверью, пусть идет обедать, а я скоро буду.
   Молин встал, потянулся, размял суставы и направился к выходу.
   – Вот и ключи от кабинета оставил в машине: это уже старость, наверное.
   Из коридора не доносилось ни звука. Ковровая дорожка, покрывавшая там пол, заглушала звук шагов. Стас подошел к окну. Кабинет Молина находился на одном из верхних этажей, и отсюда открывался вид на Литейный мост через Неву. По нему, дребезжа, катился старый ремонтный трамвай, ехали грузовики и пустые автобусы. Под мостом прошел речной буксир, обдав черным дымом его пролет. Часы показывали пять утра. Пора идти. Надо, пожалуй, воспользоваться дверью в буфете. Стас вышел в коридор, на этаже никого не было. Он спустился на первый этаж. У входа дежурные принимали почту. Помимо конвертов там были большие пачки газет. «Возможно, для арестантов: ведь камеры находятся здесь же, в подвалах», – подумал Кан. От лестницы он незаметно прошел в буфет. Там было от силы человек десять: все офицеры, все занятые ранним завтраком. У стойки буфетчица с белой накрахмаленной наколкой в ярко-рыжих волосах раскладывала на подносе выпечку. Взглянув на цены, Кан усмехнулся про себя, подумав, что они здесь, похоже, не менялись года с 46-го.
   – Мне, пожалуйста, кефир и коржик.
   – Пожалуйста! С вас семьдесят копеек.
   Кан сел за тот самый столик у служебной двери, о котором говорил Молин. Он оглянулся вокруг, но полковника среди завтракавших не увидел. Куда ж он делся? Все были заняты едой или разговаривали между собой. Кан знал из рассказов, что ведомства, подобные этому, продолжают работать по старинке, как при Сталине – по ночам. Он встал из-за стола, прихватил недопитую бутылку кефира и незаметно вышел в служебную дверь. На улице, будто дожидаясь его, стояло зеленое такси с шашечками на дверях.
   – Куда, начальник?
   – В Купчино, на Софийскую.

Билет в одну сторону. Берлин

   Кан сел в кресло в зале ожидания и начал распаковывать фотоаппарат: вместе с коробкой он занимал бы слишком много места. Он не заметил, как в соседнее кресло сел пассажир с «дипломатом» в руках.
   – Ну как фотоаппарат? Работает? – услышал он вопрос.
   Стас удивленно перевел взгляд с фотоаппарата на соседа. Тот тем временем как ни в чем ни бывало разворачивал газету.
   – Вроде работает. Вы тоже ждете рейса?
   – Да, самолет задерживается по техническим причинам.
   Кан сделал вид, что читает инструкцию к фотоаппарату. Через минуту незнакомец, не отрывая глаз от своей газеты, тихо произнес:
   – Вы сейчас летите в Берлин. С сегодняшнего дня у вас нет ни дома, ни родных.
   – Не рассчитывал, что билет у меня будет в один конец, – Стас уже понял, что «случайный пассажир» подсел к нему совсем не случайно.
   – Благодарите Бога, что в самолете для вас нашли одно свободное место. Через пять минут объявят посадку на ваш рейс. Полковник Молин передал, что он с вами рассчитался сполна.
   – Не понял! За что это он со мной рассчитался? – возмутился Кан.
   – Галина Ивановна – его жена.
   Сказав это, «случайный пассажир» встал и быстро пошел к выходу. В ту же секунду все тот же вежливый голос из громкоговорителя объявил, что пассажиров рейса Санкт-Петербург – Берлин просят пройти на посадку.
   Так вот что у них были за «технические причины»…
//-- * * * --//
   В берлинском аэропорту Кан сразу увидел ожидавшего его на выходе из второго терминала Бориса. Тот бросился к нему, расталкивая встречающих.
   – Слушай, я не понял! Ты только вылетел – и сразу обратно? Ты же собирался возвращаться через полгода, не раньше.
   – Боря, ты что же, не рад видеть меня снова?
   – Стас, конечно, я рад, только есть у меня нехорошее предчувствие, что что-то здесь не так.
   – Боря, отвези меня, пожалуйста, в отель, но только номер запишем на твое имя, чтобы мне не светиться с первой минуты в Германии.
   – Иваныч, да зачем такие сложности? Поехали лучше ко мне! Тем более, Ленка пельмени накрутила.
   – Хорошо, на обед поедем к тебе, а там решим.
   Лена бросила пельмени в кипящую воду, вышла из кухни и вернулась с подарком в руках.
   – Борь, ты только посмотри, какую сумку мне привез Стас! Это же «Кристиан Диор», новая коллекция! Здесь таких еще нет. Все мои подружки просто лопнут от зависти!
   Стас подумал: «Хорошо, что при выходе из аэропорта успел купить ей подарок».
   – Да, Ленок, – ответил ей Борис, – в Россию нынче все приходит быстрее. Европа торопится торговать с русскими – ведь там сырье.
   – Ну, положим, это я и без тебя знала, – сказала Елена с улыбкой и повернулась к Кану. – Стас, мы не успели тебя проводить, а ты уже обратно прилетел?!
   – Вот и я ему о том же говорю, – проворчал Борис.
   – Ребята, мне нечего скрывать от вас: мне пришлось вылететь в Берлин первым рейсом. Я даже ничего с собой не смог взять – только костюм да смену белья.
   – Что, неужели так плохо?
   – Хуже не бывает. Боялся, что вообще не выпустят.
   – Ну что ж, – сказал Борис, – главное, что выпустили. Тогда надо решать вопрос с твоим жильем. У меня тут есть одна неплохая квартира на примете.
   – Ребята, – сказала Лена, – пельмени готовы. Давайте сначала поедим, а потом будем принимать важные решения.
//-- * * * --//
   Когда-то давно его водитель Иван сказал ему – и был абсолютно прав, – что для того чтобы найти парковочное место в центре Берлина, нужно приезжать туда к пяти утра. Стас описывал уже третий круг в нужном ему квартале, пытаясь припарковаться. Его красный «рено», похоже, порядком поднадоел полицейскому на велосипеде, и он решил помочь. Махнув рукой Стасу, он поехал впереди него, показывая дорогу к универмагу Kauf-Shop, где была большая парковка.
   – Bitte, hier parken zehn Minuten.
   – Danke, Herr Polizist. [29 - «Вот, пожалуйста, здесь вы можете припарковаться на 10 минут». – «Спасибо, господин полицейский» (нем.).]
   Оставив машину на стоянке, Стас направился в офис фирмы Островского. Тот был в Германии известной фигурой: его фирма «Конкорд» занималась фрахтом кораблей и всевозможными делами русской эмиграции. Застать его в офисе было нелегко, но Стасу повезло, тот был на месте. В кабинете он оказался не один: медсестра делала ему укол. Увидев Кана, он сделал приглашающий жест рукой.
   – Заходите, не стесняйтесь! Видите, и на работе приходится подчиняться медицине, но что поделаешь – моя болезнь требует пунктуальности, уколы нужно делать по часам. Мы уже заканчиваем, присаживайтесь.
   Закончив процедуру, медсестра собрала все свои инструменты в большую сумку, попрощалась и вышла из кабинета. Подождав, пока Островский устроится за своим рабочим столом, Кан сказал:
   – Извините, но я давно хотел у вас спросить: вы, случайно, не участвовали в московской Олимпиаде 80-го года?
   – Что, вам успели доложить?
   – Нет, эту тему я ни с кем не обсуждал, но вспомнил сам, поскольку интересовался в свое время спортивной гимнастикой. Ваши фотографии были тогда во всех газетах. Кажется, вы получили золотую медаль за упражнения на брусьях?
   – На той олимпиаде я заработал две золотые и одну серебряную медаль. Золото – на брусьях, вы правы, и еще на перекладине, а серебро – за упражнения на коне. К сожалению, вскоре за этим успехом последовала травма. В результате до конца жизни я оказался прикован к инвалидной коляске.
   – Извините, я, кажется, разбередил старые раны.
   – Нет, наоборот, меня подбадривают воспоминания о моих достижениях в советском спорте. Ну да перейдем, пожалуй, к делу. Я слышал, вы теперь обосновались в Берлине? Может, вам нужна помощь с бытовыми вопросами? Так это мы организуем сразу!
   – Спасибо, Борис уже все организовал наилучшим образом. К тому же, я скоро уже уеду в Польшу.
   – А почему бы вам не остаться у нас? В Германии сейчас уровень жизни гораздо выше, чем в других странах Европы, тем более в Польше, которая вообще еще находится в стадии развития.
   – Я подумаю и, может быть, приму ваш совет.
   – Тут главное – долго не раздумывать: чем скорее вы примете решение, тем лучше. Я бы мог вам помочь получить статус еврейского эмигранта. Немцы, если у тебя есть какие-либо родственники евреи, независимо, в каком поколении, разрешают выдать еврейский паспорт, а он приравнивается по значимости к местному. Через несколько лет вы получите немецкий паспорт. А я ведь отлично знаком с вашей бабушкой Сарой! Моя бабушка Зося была с ней очень дружна!
   – Михаил, «дружба» вашей бабушки Зоси с моей бабушкой Сарой, наверное, дорогого стоит?
   – Смотря как на это посмотреть. Пять тысяч наших марок – для вас дорого?
   – Нет, конечно, нет.
   – Если так, то я могу дать задание своему адвокату, чтобы он съездил к вашей «бабушке» на могилку и взял выписку из синагоги у раввина о вашем «родстве».
   – Спасибо. Давайте немного подождем. Может, после моей поездки в Варшаву.
   – Хорошо, договорились. А помните, я вам говорил, что мы с вами еще вернемся к разговору о вашем судне «Даля Кристи»?
   – Да, вы оказались правы. Я уже сделал соответствующие распоряжения, и судно через неделю будет в Киле.
   В дверь постучались.
   – Входите смело, мы уже одеты! – пошутил Островский. От упоминания о «Даля Кристи» у него сразу поднялось настроение. «Такой лакомый кусочек сам идет в руки! – думал он. – Видимо, у этого узкоглазого все не так уж хорошо, если уже во второй раз в течение месяца он готов вернуться к этому разговору. Тут главное – много не давать».
   В кабинет вошел высокий рыжий немец. Его внешний вид поражал несоответствием внешности и одежды. Строгий модного покроя костюм, модельные отменного качества туфли, розовая рубашка с галстуком в тон и при этом – десятидневная щетина, и торчащие во все стороны давно не мытые волосы.
   – Познакомьтесь, – сказал Островский, – это мой компаньон, господин Вейлер.
   – Очень приятно. Стас.
   – Кажется, ваша фамилия – Кан? Я много слышал о вас, – сказал Вейлер по-русски, пожимая протянутую ему руку. – Как я понимаю, вы – один из первых частных судовладельцев в новой России?
   – Вы хорошо говорите по-русски, – с удивлением заметил Кан.
   – Я раньше много работал с русскими в Восточной Германии.
   – Господин Вейлер был генеральным директором автозавода «Вартбург», который после воссоединения Германии объединили с «Опель», после чего все руководящие посты там заняли западники, – пояснил Островский.
   – Да, добавь еще, что после этого я три года зарабатывал на жизнь таксистом в Берлине.
   – Не вижу в этом ничего необычного, – сказал Кан. – Переходный период может случиться у каждого.
   – О! Я вижу, господин Кан, что вы, как и я, – оптимист! Тогда я хочу поближе познакомиться с вами! Может, после работы махнем ко мне домой на барбекю? Я живу недалеко от Берлина.
   – Спасибо, но я вечером уже приглашен друзьями. Давайте в следующий раз?
   – Хорошо, я следующий на очереди. Буду ждать.
   Островский налил себе кофе и подъехал к ним в своем инвалидном кресле.
   – Что, Вейлер, не смог уговорить? У Стаса здесь, в Берлине, очень много знакомых и друзей. Так что, он нарасхват.
   – Не смог, ну да еще не все потеряно. Миша, нам надо обсудить с тобой условия аренды «Даля Кристи».
   – Вейлер, я подготовил формы контрактов, как ты просил. Остается только обговорить все условия и занести их в эти формы.
   Стас встал с кресла:
   – Господа, в таком случае я бы хотел сейчас ознакомиться с проектом контракта, а завтра я вернусь с готовыми предложениями.
   – Это неплохая идея, а мы с Островским тем временем подготовим договор о субаренде вашего корабля англичанами, так как у них выше фрахтовая ставка на Европейской бирже судов.
   – Тогда до завтра. Я буду здесь в это же время, – сказал Кан и направился к двери.
   – Я вас провожу до лифта. Прошу вас, Стас, проходите.
   С этими словами Вейлер пропустил Стаса вперед и вышел следом, закрыв за собой дверь кабинета. Островский подъехал к своему огромному рабочему столу, сделанному на заказ специально с расчетом на инвалидное кресло. «Молодец немец! – думал он, машинально перебирая бумаги на столе. – Очень вовремя зашел. И про субаренду как нельзя кстати ввернул. Но у этого узкоглазого лицо не дрогнуло при этом ничуть. Может, фрахтователь Марина из Лондона уже вышла на него напрямую? Узнаем завтра, когда будем обсуждать с ней контракт. Надо подождать. А уж ждать я умею: меня этому научила моя болезнь».

Контрабандисты. Маро

   На границе рядом с Брестом была невероятная очередь. Легковые машины могли простоять две недели, а грузовики, поговаривали, и месяцами не пропускали. Измученные долгим ожиданием, лишенные самых простых удобств люди были вынуждены ночевать в своих машинах целыми семьями – вместе с детьми, стариками и инвалидами.
   За ночь Карен проехал всю Белоруссию и к пяти часам утра подкатил к границе и встал в хвосте очереди. К машине тут же подскочил рыжеволосый паренек, похоже, что из местных, и постучал в окно водителя. Джульета сладко спала на сиденье рядом с ним, а вот Маро, мамаша ее, не дремала: сидела сзади, как сыч на ветке, только очками сверкала на него из зеркала заднего вида. Вот ведь кремень бабка: третий день в дороге, а она ни на час не заснула! Карен начал открывать окно. Паренек, который уже отошел было, быстро вернулся. Старуха тут же начала бубнить по-армянски:
   – Послушай, ты, сынок, меня, старую. Пожалуйста, не открывай окошко полностью. Мы не знаем, что у этого парня на уме, – Карен послушно стал крутить ручку стеклоподъемника обратно, да только что-то заело там, и стекло перестало подниматься. Вот ведь, накаркала, ворона старая. И тут же рыжий просунул в щель окна голову.
   – Ара, тебе на другую сторону надо?
   – Ну да, а тебе что? – откликнулся Карен.
   – Ты сейчас стоишь в десяти километрах от шлагбаума.
   – Я понимаю, дорогой. И что ты можешь предложить?
   – Ара, очередь продвигается на два километра в день, а после шлагбаума поляки еще два дня мурыжить будут. Так что придется тебе жить в машине как минимум неделю.
   – Дорогой мой мальчик, – встряла старуха, – ты его не слушай. Он набивает себе цену. Лучше пойди к шлагбауму и узнай, что там происходит, а за руль пока Джуленька сядет. Доченька, просыпайся, мы к границе подъехали!
   – Что значит – пойди к шлагбауму? До него десять километров!
   – Дорогой мой, иди, иди. Заодно свежим воздухом подышишь.
   Карен вышел из машины, оставив ключи в замке зажигания. Рыжий тут же ринулся за ним.
   – Ара, если надумаешь, то поговорим, конечно, – но теперь уже только на пятом километре. Такие у нас тут правила.
   – Слушай, дорогой, иди куда шел. Как-нибудь разберемся без тебя.
   Пацан достал из-за пазухи рацию.
   – Олесь, запиши: «жигули-восьмерка» АР 31–18 с арами, на пятый километр, а я пошел к следующим.
   Карен шел по обочине дороги вдоль нескончаемой вереницы машин и мысленно проклинал старуху Маро, погнавшую его к шлагбауму. Он прошел уже около километра, когда увидел армянскую семью в машине с белорусскими номерами.
   – Здравствуйте, мы, кажется, земляки? – обратился он к ним по-армянски.
   – Да, дорогой, только мы из Минска. А ты откуда?
   – А я из Пятигорска, меня зовут Карен. Мы только подъехали.
   – Ну, если вы только подъехали, то ждать вам придется неделю, а то и десять дней. Наши пропускают нормально, а вот поляки ну уж очень стараются и каждую машину перетряхивают. Ищут не внесенные в декларации деньги и драгоценности. Мы проезжали здесь месяц назад: мы вообще в Варшаве на рынке на стадионе Десятилетия покупаем костюмы оптом, а потом у себя продаем. Так вот, простояли тогда восемь дней, и поляки все-таки нашли у нас и отобрали две тысячи баксов, не внесенных в декларацию. А мы, знаешь, где их спрятали? У дочки в косе. Вот так-то.
   – Земляки, а можно впереди вас встать?
   – Это сложно, они все время переписывают очередь. Тут ходят всякие и предлагают свои услуги – типа они тебя за сутки перевезут, но надо заплатить.
   – А сколько это стоит, и какие они дают гарантии?
   – Говорят, тысяча баксов с двух машин. А насчет гарантии – тут никто не ручается.
   – Спасибо, земляки. Пойду, скажу своим, что вас встретил: вот бабушка Маро обрадуется!
   – Маро? Послушай, дорогой, а она случайно не из Кировабада? Там жила одна Маро, она потом переехала в Минеральные Воды.
   – Ара, я этого не знаю, но спрошу у нее.
   – Такая крупная женщина, осанистая, очень строгая: мы ее звали армянская Васса Железнова. Она еще, помню, на один глаз косила.
   – Похоже на нее. У нее точно один глаз косит, в особенности когда она злится.
   Все засмеялись.
   – Ну, слушай, если это она, то передай ей привет от Якова.
   – Спасибо, обязательно передам.
   Карен вернулся к своей машине. За это время она не продвинулась вперед ни на метр, только теперь уже за ней стоял длинный хвост из подъехавших недавно автомобилей. Маро спала на заднем сиденье. «Уснула наконец-то, змея старая, – подумал Карен, но тут же сам себя одернул: – спокойно, Каренчик, не забывай про кольцо с бриллиантом, которое она тебе обещала, если мы доедем без приключений».
   Джульетта, с растрепавшимися после сна волосами, сидела за рулем, надавив на него своей огромной грудью, и слушала музыку.
   – Ну что там, Карен? – спросила она по-армянски, приглушая звук радио.
   – До шлагбаума действительно километров десять, не соврал этот рыжий. Придется загорать здесь неделю. Но самое худшее то, что поляки все перетряхивают – ищут деньги и драгоценности.
   – Карен, найди этого паренька, который предлагал помощь в переезде через границу.
   – Да он уже не будет говорить с нами. Поезд ушел.
   – Каренчик, ты его найди, а я сама с ним поговорю. Ты же знаешь – деньги открывают любые замки.
   – Вай, вай, доченька! – проскрипела с заднего сиденья Маро. – Этому тебя учили на службе?
   – Мама, мы же договорились: никаких упоминаний о службе. Я – просто врач-стоматолог!
   – Ну не ругайся, моя хорошая, конечно, я все помню. Слава Господу нашему: он меня не обделил ни памятью, ни хорошими зубами.
   – Положим, мама, твои зубы – это моя заслуга. Хорошо, что я умею лечить пародонтоз.
   Тем временем вернулся Карен в сопровождении все того же рыжего паренька. Уже издали было слышно, как тот кричит:
   – Я же сказал, что теперь буду разговаривать с вами только на пятом километре!
   Джульета вышла из машины и направилась к ним.
   – Послушай меня, дорогой, когда ты приходил, я спала, а теперь хочу с тобой поговорить.
   – А мне некогда. Здесь каждые десять минут подъезжают новые тачки. Если я даже по две минуты буду говорить с каждым, то мне суток на эти разговоры не хватит.
   – Ну, сейчас, положим, ты говоришь не с каждым, а с Джульетой Геворкян. Я врач-стоматолог, работаю в Варшаве, и за наш с тобой разговор ты получишь американские доллары.
   Паренек заинтересованно примолк и теперь уже нагло пялился на вырез ее платья, где между огромных грудей подрагивал на золотой цепочке большой рубин.
   – Я могу провести вас по ускоренному коридору, – сглотнув, тихо сказал он. – Пройдете всё за сутки. Стоимость – тысяча баксов с двух машин.
   – Но у нас одна машина, дорогой.
   – Найдите вторую. Это ваша проблема.
   – Хорошо. Подойди через час. Я найду вторую машину.
   – Нет, как найдете машину, подъезжайте на пятый километр. Там я вас поставлю в начало очереди.
   Парень уже смотрел не на рубин, а на ее просвечивающие сквозь светлое крепдешиновое платье соски, огромные, как спелые сливы. «Вот ведь эти армянки! – думал он. – Ростом маленькие, а сиськи, как у… А корма? Не обхватишь. При этом мужик у нее совсем малохольный. На такого только чихнешь – он и улетит. И как он справляется с такой бабой?»
   Тут он заметил вновь подъехавшую машину и побежал к ней, всю дорогу оглядываясь.
   Старуха Маро недовольно проворчала:
   – Доченька, я ведь тебе говорила: надень лифчик. Ты думаешь, я не видела, как он глазел на все твои достоинства?
   – Э, мама, в нем и жарко, и платье плохо сидит, и вообще, как я устала носить эти огромные лифчики из ситца! Это же не лифчики, а гамаки какие-то парусиновые!
   – Я, доченька, тоже ведь всю свою жизнь ношу лифчики, сшитые на заказ. Ну что ж поделаешь, если у всех женщин в нашем роду грудь десятого размера. Зато от мужиков отбоя нет!
   Тут пришел Карен и быстро сел за руль.
   – Кажется, я договорился насчет второй машины.
   – Вай, дорогой, с кем ты договорился? – всплеснула руками Маро.
   – Сейчас увидите, мы подъедем к ним.
   На дороге рядом с очередью стоял «жигуленок». Приблизившись к нему, Карен затормозил и мигнул фарами. Из машины вышел армянин лет сорока и подошел к ним с широкой улыбкой, сверкая золотыми зубами.
   – Здравствуйте, дорогие земляки! Я – Яков Зауркян. Мне Каренчик предложил войти в долю, так сказать, и мы согласились, но мы можем дать только триста долларов.
   – Ээ, Яков-джан, какие счеты между земляками?! Едем, мы заплатим за вас двести долларов, – махнула рукой Маро.
   – Тогда, Каренчик, ты езжай вперед, а мы – за тобой. Не будем терять время!
   Две машины, объезжая колонну ожидающих, двинулись к границе.
   – Мама, почему мы должны платить за них?
   – Доченька, зачем спорить о двухстах долларах, когда нам надо перевезти столько денег и драгоценностей. Запомни, милая, чем больше воды черпаешь из колодца, тем больше поступает туда свежей. Святой Николай все видит сверху.
   – Пожалуй, вы правы, бабушка Маро, – согласился Карен, вспомнив о кольце с бриллиантом, которое в мечтах уже видел у себя на пальце.
   Подошел все тот же рыжий и сунул голову в окно к Карену.
   – Сейчас – половину, остальное – после переезда на польскую сторону. Там стоит наша машина, – от его дыхания так воняло чесноком, что Джульета поморщилась.
   – Дорогой, подожди у машины. Сейчас Карен тебе деньги принесет.
   Она отвернулась и вынула из-за рукава тысячу долларов сотнями. Отсчитала пять сотен и передала Карену.
   – Вот, отдай ему, Каренчик. Да не забудь забрать триста долларов у наших земляков.
   Карен вышел из машины, и Джульета закрыла двери на замки. Она попыталась открыть окно со своей стороны, но ручка не поддавалась.
   – Вай, доченька, это наверняка Карен поломал. А ведь новая машина!
   – Мама, не беспокойтесь. Каренчик вернется и посмотрит. Он же мастер по машинам.
   Вскоре Карен действительно вернулся – явно очень разозленный. Он нервно ждал, пока Джульета откроет ему дверь.
   – Вы представляете, этот Яков сказал, что отдаст мне деньги на польской стороне. А еще называл меня своим земляком!
   – Вай, Карен-джан! – откликнулась старуха. – Эти кировабадские – все такие!
   – Мама, так выходит, вы его знаете?
   – Доченька, земля большая, а людей на ней не так уж много. Когда мы с твоим отцом только поженились, нашими соседями были такие Зауркяны. Я очень хорошо помню их старшего сына Якова.
   Рыжий парень тем временем поговорил о чем-то с мужиками из стоявшего в очереди «москвича» и начал готовить место. Через несколько минут он втиснул две машины с армянами перед этим «москвичом». Джульета огляделась. Машины перед ними и за ними стояли в этой очереди уже несколько дней. В них сидели измученные, обгоревшие на жарком солнце люди. Повсюду валялся мусор и пищевые отходы. Вдоль обочины дороги стояло несколько мусорных баков, но они давно уже были переполнены, и их никто не забирал. Горы отбросов окружали эти баки, над ними роились мухи, разлетаясь ненадолго только из-за возни бездомных собак и кошек, да крыс, которые никого не боялись и лишь иногда отскакивали в сторону, если какой-нибудь водитель бросал в них пустую пивную бутылку. У одной такой мусорной горы стоял старый бомж, обросший, как Робинзон Крузо, и ковырялся в ней лыжной палкой. В грязной полосатой пижаме неопределимого цвета, солдатской панаме на спутанных волосах, в рваных кедах без шнурков, он прикрывался от солнца красным детским зонтиком. Не спеша, по-деловому он перебирал отходы и, найдя что-нибудь съедобное, поддевал это на свою палку и отправлял в стоявшую рядом детскую коляску. Водитель проехавшей мимо машины отдал ему недопитую бутылку пива. «Робинзон» учтиво поклонился, выпил оставшееся пиво и положил пустую бутылку в ту же коляску. Старая Маро, наблюдавшая за ним из окна машины со смешанным чувством сострадания и брезгливости, сказала, вздохнув:
   – Да, доченька, Алексей был прав: нам надо было ехать поездом. Он все-таки генеральный консул, как-никак, и знает, что тут на границе творится.
   – Мама, вы же знаете – мне в Варшаве нужна машина. Я устала мотаться на трамвае между двух работ, – сказала Джульета и подумала: «Вот ведь вечно она так – заладит свое, не остановишь. Будто я сама не знаю, что Алексей прав».
   …В Москве Алексей приехал перед самым их отъездом к Карену домой.
   – Мама Маро, Джуленька, как вы доехали из Пятигорска?
   – Алексей-джан, неплохо, – ответила за них обеих Маро. – Джульета только два раза останавливалась в дороге. Правда, Игорь проводил нас до Минеральных Вод.
   – Как у него дела?
   – Алексей, ты же знаешь нашего Игоря – у него все время новые идеи. Сейчас вот нашел себе какую-то Татьяну и затевает вместе с ней открывать телевизионный канал в Дубае.
   – То есть, я так понимаю, у нее есть деньги?
   – Есть, это правда. У сына, конечно, тоже кое-что есть, он получил свою часть из того, что я поделила между ним и Джуленькой, но у Татьяны еще и драгоценности!
   Джульета поспешила вмешаться, зная, что Маро может наболтать лишнего.
   – Недавно умер ее старый муж, очень богатый адвокат. Он в Пятигорске брал такие взятки, что теперь молодая вдовушка может хоть все Останкинское телевидение себе купить. Такая, знаешь, бой-баба: здоровенная, в дверь проходит, пригибаясь. Вот братец мой и прилип к ней.
   – Вай, доченька, зачем так говоришь про своего единственного брата?
   – Мама, Алексей свой, он хорошо знает нашего Игоря. Игорю скоро будет сорок лет, а что он сделал? Только сумел кое-как закончить военно-медицинскую академию в Ленинграде и вот еще – три раза женился.
   – Не надо так говорить, доченька, не все же умеют, как ты – уехать в Польшу, найти работу по специальности и еще готовить свой диплом на эту… как это, Алексей, называется?
   – Нострификация [30 - Нострификация – процедура признания документов иностранных государств о высшем и послевузовском профессиональном образовании, то есть официальное согласие соответствующих государственных органов с тем, что эти документы имеют законную силу на территории государства.], мама Маро.
   – Вот-вот, чтоб нострификацию получить. А сынок мой все еще ищет себя, вот, может, Татьяна эта сумеет наставить его на путь истинный. Что она здоровая – так и что? Все русские бабы такие. Зато хоть и старше она Игоря, но любит его сильно.
   Алексей рассмеялся:
   – Ладно, не ругайтесь, мои дорогие, лучше послушайте, какая у меня есть для вас хорошая новость.
   – Ой, Алеша, говори скорее!
   – Меня назначили генеральным консулом в Польшу. Только вчера получил назначение.
   – Ты мой дорогой, вот обрадовал старуху! Вай, какой хороший день! Ты теперь будешь рядом с Джуленькой. Ну, дети, давайте за стол! Это непременно надо отметить!
   – Алексей, а как твои в этой связи? Как Нина? Что будет с учебой Иринки?
   – Джуля, все отлично. Нина поедет сразу со мной, а Иринка приедет к началу учебного года. Там при нашем посольстве есть и русская школа, и детский сад.
   – Алешенька, как здорово! Так ты теперь сможешь и мне помочь.
   – Конечно, Джуля, нет вопросов! Я, собственно, потому ведь и приехал. На этот раз я сам все смогу провезти и не придется просить Алканова.
   – Между прочим, твоего друга Алканова повысили в должности. Он был у нас в центре стоматологии, хвастался, что теперь он – заместитель военного атташе России в Польше.
   – Джуля, я был в курсе этого повышения, еще когда запрос на него готовился в МИДе, ты же знаешь мои возможности. Ну да ладно. Так сколько на этот раз вам надо провезти?
   – Двести тысяч долларов и два кольца с бриллиантами.
   – Да, мама Маро, это, конечно, многовато, если вы сами повезете. А что за кольца? Сколько карат в бриллиантах?
   – По три карата каждый, и кольца старинные. Сейчас доченьке нужны деньги в Варшаве. Она же хочет закончить учебу и заняться частной практикой.
   – Мама, Алеша все об этом знает. Да, еще я беру с собой пистолет Макарова.
   – Джуленька, дочка, а оружие-то тебе зачем? – воскликнула старуха, а Алексей даже присвистнул.
   – Ну тогда, девочки, это все пойдет в мой дипломатический багаж. Так будет спокойней и надежней.
   – А вы с Ниной когда приедете в Польшу, сынок?
   – Мама Маро, через месяц. Я еще должен подготовиться к симпозиуму европейских стран.
   – Алешенька, деньги я повезу сама, мне они понадобятся сразу по приезду, – сказала Джуля. – Вот кольца возьми с собой. Это не к спеху.
   – Хорошо, тогда я привезу тебе кольца и пистолет, но ты все-таки подумай насчет остального. Говорят, поляки свирепствуют на границе, и особенно цепляются к лицам кавказской национальности.
   – Спасибо, Алеша, что предупредил, но у нас нет другого выхода: Джуле в Польше срочно нужны будут деньги.
   …Ближе к вечеру рыжий сел в машину к Якову и все вместе они начали продвигаться к шлагбауму. На белорусской стороне перед шлагбаумом они увидели белый автомобиль «дэу» с включенными мигалками, рядом с которым стояли, широко расставив ноги, два омоновца с десантными автоматами и огромный, как горилла, белорусский милиционер с «Калашниковым» в руках. За шлагбаумом были пограничники, и начиналась новая очередь ожидающих. В объезд этой очереди в обе стороны непрерывным потоком шли пограничные и милицейские машины, а также дорогие «мерседесы» и БМВ с номерами разных стран. Высунувшись из окна, рыжий что-то быстро сказал «горилле» с автоматом. Тот даже головы не повернул в его сторону, только едва кивнул и чуть приподнял вверх ствол автомата. Шлагбаум поднялся – и две машины быстро проехали под ним. Рыжий буркнул Карену:
   – Ара, вот в этой синей будке оплатишь за экологию.
   – А это зачем? Какая экология? Кругом вонь, грязь, крысы! Ты что, ара, глаза потерял? – возразил Карен.
   Рыжий скрипнул зубами и процедил сквозь зубы:
   – Ара, ты не шуми. Делай то, что говорю. Иначе сам проезжай со своим гаремом.
   – А что, Каренчик, у Якова в машине тоже есть женщины? – спросила Маро.
   – Да, мама Маро, четыре, включая дочерей.
   Паренек перебил их:
   – Времени нет на разговоры, ара. Послушай: там белая будка. Купишь страховку, если у вас ее нет, и заполните декларации. Я подойду туда через два часа.
   С этими словами рыжий выскочил из машины и исчез в сумерках.

Польский переход. Губе́н

   Стас подъехал к дому на Борисенштрассе, но все парковочные места рядом с ним были заняты. Он медленно двинулся вдоль припаркованных автомобилей. Через перекресток проехала машина «скорой помощи» с включенной сиреной. Сразу вслед за ней появилась «тойота» Бориса и притормозила рядом с ним.
   – Боря, хорошо, что застал тебя. Приехал попрощаться.
   – Давай поднимайся, дома поговорим.
   – Нет времени, хочу до темноты пересечь границу.
   – А что у тебя с Островским?
   – По «Даля Кристи» подписал контракт на полгода, по тридцать тысяч в месяц.
   – Смотри, Стас, он, может, конечно, и в инвалидной коляске, а лиса еще та.
   – Спасибо, Боря. Я знаю, что ты беспокоишься за меня. В Польшу я еду на две недели, так что вот, возьми ключи от моей квартиры. Попроси за меня Ленку, чтобы там цветы поливала.
   Его «рено» отлично вел себя на автобане. Стас впервые проезжал этот участок трассы за рулем: обычно его везли водители Ваня или Артур. На дороге А10 за Берлином нужно было уходить по указателю на Бреслау: он боялся прозевать свой поворот.
   Наконец впереди показался Губен [31 - Губен – город в Германии, на границе с Польшей.], и вскоре Стас уже подъезжал к пограничному посту с серой будкой, из которой к нему вышел офицер-пограничник в мундире защитного цвета и таможенница в темно-синей форме. Стас протянул им свой красный паспорт с гербом СССР. Пограничник осторожно взял его двумя пальцами в черных перчатках – словно дохлую крысу за хвост.
   – Что это? Аусвайс? – спросил он по-немецки.
   – Герр офицер, это русский паспорт.
   – Хорошо, пожалуйста – из машины.
   – Конечно, – Стас послушно вышел.
   «Ну, начинается – кино и немцы, – подумал он. – С этой красной книжечкой границы пересекать – одно мучение».
   Тем временем пограничник тщательно перелистывал паспорт, сверял фотографию, вглядывался пытливо в лицо Кану – проверял, как мог, не бандит ли он или террорист. Таможенница тоже не стояла без дела: она осматривала машину, просвечивая ее внутренности своим фонариком. Она даже инструкцию к «рено» зачем-то прочитала – тоже с фонариком, хотя часы показывали полдень.
   – Машина зарегистрирована в Германии, – наконец произнесла она единственную фразу.
   – Да, эта машина принадлежит моей семье.
   – Хорошо, проезжайте.
   Немецкий пост остался позади, впереди ждали поляки. Продолжение фильма. Стас въехал в нейтральную зону, где было полно машин и магазинов с водкой и сувенирами. По обеим сторонам дороги стояли пункты обмена валюты. Он обменял в одном из них сто марок на пачку польских злотых и направился к пограничному переходу. Там машин не было, и он беспрепятственно подъехал к окошку пограничного поста. В окне виднелась физиономия изнуренного жарой польского офицера-пограничника в фуражке, на кокарде которой расправил крылья серый орел – почти такой же, как у немецкого пограничника. Кан протянул ему свой паспорт, офицер взглянул на визы, поставил штамп и передал паспорт куда-то еще. Махнул, зевая, рукой, – мол, давай дальше. В следующем окне уже другой офицер принялся листать паспорт.
   – Пан Кан, – медленно с польским акцентом прочитал он и, быстро взглянув на Кана, сказал:
   – Proszę na bok. [32 - «Пожалуйста, в сторону» (польск.).]
   Кан подумал было, что его просят повернуться боком, но потом сообразил. Отъехал в сторону, остановился и вышел из машины. Да уж, вот с немецкими паспортами они пропускали всех, даже не глядя.
   Начался осмотр машины «с особым пристрастием». Из нее вынули все, даже запасное колесо – Кан и не знал, что оно у него есть. Поиск продолжался уже полчаса, когда на помощь пограничникам пришли два механика в серых комбинезонах. После короткого совещания они начали снимать обшивку дверей и багажника. Кан от безделья присел на корточки и чертил прутиком на земле зверские рожицы. Мимо без всяких проблем проезжали машины, и сидевшие в них реагировали по-разному на этот «разборочный цех»: немцы больше ухмылялись или даже смеялись в открытую, а поляки пытались поддержать взглядом – мол, держись, у нас здесь и не такое бывает. Наконец обшивки дверей и багажника были сняты, оставался двигатель. Пограничник начал снимать изоляцию под капотом, как вдруг вскрикнул и отдернул руку. Сквозь резиновую перчатку быстро проступала кровь: видимо, он поранился пластмассовой клипсой – получил, так сказать, производственную травму. В этих обстоятельствах Кан при всем желании не мог ему посочувствовать: вместо этого он невольно вспомнил тургеневского Базарова, который поранил руку при вскрытии трупа и из-за отсутствия необходимой дезинфекции получил заражение крови и умер. Кан невольно потряс головой: что только не приходит на ум из-за этих поляков… Тем временем уже шел четвертый час осмотра, а вернее сказать, обыска. Сейчас красный «рено» Кана выглядел как недоделанный на заводском конвейере автомобиль. Вокруг него валялись элементы обшивки кузова, внутренняя отделка была снята до металла. Среди всей этой разрухи молчаливо копошились поляки в комбинезонах. Четырехчасовая бесполезная работа не могла не сказаться на их настроении. Одно неверное слово – и эти польские «служебные овчарки», наверное, разорвали бы желтка [33 - Так поляки пренебрежительно называют азиатов.] на куски. После четырех с половиной часов поиска неизвестно чего их старший со злостью швырнул на землю молоток. «Овчарки» медленно, не глядя друг на друга, пошли к своим «будкам». Проезжающие мимо немцы сигналили и кричали в открытые окна:
   – Polnisch Schweine, Scheiße! [34 - Польские свиньи! Дерьмо! (нем.).]
   Кан постоял у груды металла, которую оставили после себя польские пограничники, и направился вслед за ними. Завидев его, таможенник тут же захлопнул свое окошко: «Ходят тут всякие, мешают нести службу», – говорил весь его вид. Стас побрел к следующему окну.
   – Пан офицер, я не могу сам собрать машину.
   Тот, может, не до конца понял говорившего по-русски Кана, но не мог прикидываться, что не понимает ситуацию. Он быстро написал что-то на листке бумаги и сунул его Стасу:
   – Вот вам телефон, тут недалеко есть автосервис, они вам помогут.
   – Спасибо, конечно, но только за чей счет это будет сделано?
   Пограничник равнодушно пожал плечами и дал понять, что разговор закончен.
   Стасу ничего не оставалось, кроме как позвонить по предложенному телефону. На редкость быстро приехали два механика на сервисном «рено» и без лишних слов начали собирать обшивку, меняя пластиковые шпильки. В кармане передней пассажирской двери один из них нашел испачканную машинным маслом банкноту в 100 марок – непонятно, как она ускользнула от «овчарок». Несмотря на свою промасленность, банкнота была пригодна к употреблению, и Кан сказал мастерам, что это пограничники оставили им плату за работу. Ребята расхохотались, Стан подхватил их смех, и офицер пограничник, глядя на них из своей будки, гадал с недоумением, чему они так радуются. Кино подходило к концу.

Тигран

   …Карен, задыхаясь от жары, вышел из машины и сел на обочине дороги. Он был сыт по горло ворчанием старухи Маро. «Зачем я только согласился на эту поездку? – думал он с тоской. – Главное, чтобы не нашли доллары, а то ведь, если найдут, мне придется все взять на себя». Старая Маро знала, как заставить его плясать под свою дудку. Здесь он ничего не мог сделать: он знал, что возвращает долг отца. Когда накрыли подпольный цех, которым его отец управлял вместе с Маро, она сумела как-то вынести деньги, набив их в свой огромный лифчик. Проверяющие из ОБХСС нашли тогда только изделия на территории цеха, поэтому отцу дали меньший срок, чем могли бы. «Через год он уже освободится, – думал Карен, – и мы снова заживем, если только эта старая карга не перетащит все в Польшу к своей любимой доченьке».
   К серой будке подъехал автобус «фольксваген» с тонированными стеклами и польскими номерами. Из него вышел высокий темноволосый мужчина с орлиным носом. На поляка он был мало похож, один нос чего стоил. Одет он был в бежевую джинсовую рубашку с короткими рукавами и синие джинсы с кожаным ремнем. Он бросил быстрый взгляд по сторонам сквозь темные очки и зашел в будку. Карену стало любопытно, и он пошел к автобусу. На задней двери «фольксвагена» красовалась огромная наклейка с изображением орла и надписью «USA America» на фоне сине-красно-белого флага. Карен разглядывал орла и не заметил, как «поляк» подошел сзади.
   – Что, братан, нравится? – спросил он с улыбкой.
   – Да, – ответил Карен, – хорошо у вас Польше научились это делать.
   – Не угадал, дорогой, это сделано в Минеральных Водах.
   – Так ты, может, еще и армянин?
   – Я – армянин, а автобус этот – польский.
   – Вай, ара, я ведь тоже армянин.
   – Ну, это я сразу понял. Далеко путь держишь?
   Карен кивнул в сторону машины, вокруг которой прогуливалась мама Маро под руку с Джулей.
   – Вот, сопровождаю тех двух женщин до Варшавы, младшая из них там работает.
   – Хорошее дело! – одобрительно сказал «поляк». – Постой-ка! Неужели?! – и он быстро пошел к машине Карена. – Бабушка Маро! Вы ли это?!
   Маро подняла глаза, посмотрела на подошедшего, и ее морщинистое лицо расплылось в счастливой улыбке.
   – Джуленька, ты только посмотри, это же Тигран, сын Левона! Ты не узнаешь его?
   Тигран обнял пожилую женщину и пожал руку Джуле.
   – А я вас сразу узнал, бабушка Маро. Все-таки земляки, как-никак.
   – Вай, Тигран-джан! Я же тебя помню совсем мальчишкой. Никогда мне не забыть, как я испугалась, когда ты упал с орехового дерева, и Игорь принес тебя к нам домой. У тебя колено было совсем разбито, и я на него повязку накладывала.
   – Вот он, след от той повязки! – засмеялся Тигран, задирая штанину и показывая шрам на колене.
   – Вай, какой ты взрослый стал! Вот отец твой обрадовался бы, если бы тебя увидел.
   – Я уже восемь лет не видел родителей. Как ушел в армию, так с тех пор и не был дома.
   – А мы вот видели твоего отца всего неделю назад. Он приходил к нам за сетками для ульев. Выглядит бодрым, на лето собирался в горы, к своим пасекам.
   – Как я рад вас видеть, бабушка Маро! Честное слово – будто дома побывал.
   – Давай-ка поедим все вместе. Джуля, расстилай скатерть вон там, под деревом!
   – Конечно, мама! Такую встречу надо отметить.
   – Я только подгоню автобус: у меня там друзья.
   Тигран пошел к автобусу, а Маро направилась к дереву, где Джуля с Кареном раскладывали на скатерти еду.
   – Мама, а ведь говорили, что он пропал.
   – Да, было такое, долго никто не знал, где он, а потом отец Симона случайно встретил его в Москве, и был он в офицерской форме. Потом пошли слухи, что он служит за границей. Он такие большие деньги присылал домой, доченька!
   Тут подъехал автобус, и из него вышли Тигран и двое молодых людей в спортивных костюмах.
   – Ребята, знакомьтесь: это мои земляки, тетя Маро, ее дочь Джульета и Карен. А это мои друзья, Слава и Збышек. Збышек – поляк.
   – Dzień dobry! [35 - Добрый день! (польск.)] – Джуля с кокетливой улыбкой подала руку Збышеку.
   – Pani dobrze mówi po polsku. [36 - Пани хорошо говорит по-польски (польск.).]
   – Я живу в Варшаве, работаю там в Центре стоматологии.
   – О, это замечательно.
   – Ребята, давайте к столу, а то все остынет, – пригласила всех Маро.
   – Збышек, Слава, попробуйте наши фирменные армянские лепешки с зеленью, называются женгялов хац. Вам понравится!
   – Вай, бабушка Маро, как же я скучал по такой еде! А бастурма! Даже запах наш, пятигорский.
   – Да уж, Тигранчик, давно ты отбился от своих, – качала головой бабушка Маро.
   Ребята ели с большим аппетитом, нахваливая армянскую кухню. Из разговора стало понятно, что они часто ездят этой дорогой. После обильного обеда Збышек и Слава пошли в автобус прилечь, а Тигран остался с земляками.
   – Джуленька, давно ты в Варшаве? – спросил он.
   – Два года. Недавно начала работать в Центре стоматологии.
   – Вот молодец! За два года добиться такого успеха.
   – Это что, она вот скоро откроет частный кабинет стоматологии, – с гордостью сказала Маро, и Джуля тут же ее перебила:
   – Мама, это неинтересно Тиграну.
   – Как раз очень даже интересно, – возразил Тигран. – А что у тебя с документами?
   – Подали на карту Stałego Pobytu [37 - Karta Stałego Pobytu (польск.) – вид на жительство, документ, который позволяет человеку, не имеющему польского гражданства, пребывать, жить, а также работать на территории Республики Польша постоянно и без каких-либо дополнительных разрешений.]. Мне помогает с этим директор нашего центра.
   – Очень порядочный мужчина, – тут же вставила Маро. – Дай Бог ему сто лет жизни и хорошую жену, такую, как моя дочь.
   – Мама, что вы такое говорите? – притворно засмущалась Джульета.
   – А что Игорь? – перевел разговор на другую тему Тигран. – Я слышал, он сменил форму военного врача на форму офицера внутренних войск.
   – Сынок, ты же знаешь, я сама вырастила детей, без мужа. Сын пошел в отца: он совсем нестойкий в этой жизни. Но зато Джуленька вся в меня: целеустремленная, энергичная, да только вот все одна.
   – Так что, ты до сих пор не замужем? – удивился Тигран.
   – Да знаешь, вначале как-то времени на это не было, а теперь уже не хочу выходить за кого попало.
   – Правильно, доченька. С твоим положением, деньгами и красотой, – тут Маро подхватила руками свой внушительный бюст, – надо дождаться принца.
   – Получается, Джуля, что ты скоро уже получишь все необходимые в Польше документы?
   – Да, поэтому нарабатываю стаж, чтобы заниматься частной практикой.
   – Но для этого в Варшаве тебе понадобится много денег.
   – Вот, Тигранчик, поэтому я, старая, тоже собралась с ней в Польшу. Ты свой, я тебе скажу, – Маро перешла на шепот. – Везем с собой доллары, да боимся, как их провезти без проблем.
   – В принципе, у Збышека тут все схвачено, и мы всегда проезжаем без обыска, а белорусскую сторону обеспечивает Слава.
   – Тигранчик, сам Бог послал нам тебя!
   – У вас одна машина?
   – Нет, с нами еще одна, – сказал Карен. – Это наши земляки, мы познакомились тут. Вон они, впереди стоят.
   – Тогда сделаем так. Сейчас деньги вы оставите у меня в автобусе, потом поедете за нами, а на польской стороне я вам их верну.
   – Хорошо, сынок, дай Бог тебе счастья. Идем в твой автобус.
   Границу с обеих сторон прошли за полчаса. Тиграна везде пропустили без очереди, только мельком взглянув на паспорта. На польской стороне все остановились у обменного пункта.
   – Ну, Тигран, не забывай нас! Адрес и телефон Джули у тебя теперь есть. Спасибо еще раз!
   – Бабушка Маро, счастливо вам и большое спасибо за обед от нас всех. Джуленька, непременно заеду, особенно когда будешь открывать кабинет.
   – Хороший он человек, как и дедушка его, даже внешне стал на него очень похож, – сказала Маро.
   Теперь за руль села Джуля, которой не терпелось опробовать польские дороги.
   – Бабушка Маро, – сказал Карен, – я видел в их автобусе оружие, и они говорили, что собираются через Австрию ехать в Италию.
   – Карен-джан, какое нам дело, что они везут? Если бы не Тигран, то кто бы нам провез через границу двести тысяч? Нет, сынок, все же они хорошие люди.
   – Мама, я обязательно приглашу его, когда буду открывать свой кабинет в Варшаве.
   – И Алексея не забудь пригласить, доченька. Все эти люди нам еще пригодятся…

Польские будни. Галина

   Стас подъехал к универмагу «Vola», припарковал машину и подошел к телефону-автомату.
   – Здравствуйте, можно Галину?
   – Галина слушает.
   – Привет, Галина! Это я, Стас.
   – Стас, откуда? Какими судьбами?
   – Да вот, вернулся в Варшаву, хотел бы снова остановиться у вас, если можно.
   – Верхний этаж у нас свободен, приезжай, конечно. Кшиштоф сейчас работает, он будет рад видеть тебя.
   Кшиштоф держал шиномонтажную мастерскую, где проводил каждый день с утра до вечера, благо находилась она прямо рядом с домом. Он услышал звук подъезжающей машины и выглянул в окно. Из красного «рено» с немецкими номерами вышел их прошлогодний постоялец. Вот это удача! Стас – хороший парень, платит за несколько месяцев вперед, спокойный, не пьет и не курит.
   – Dzień dobry, [38 - Добрый день! (польск.)] пан Кшиштоф!
   – Стас, dzień dobry! Извините, не подаю вам руку, она вся перепачканная.
   – Ничего страшного, это же техническая грязь. Пан Кшиштоф, я хотел бы опять снять у вас жилье.
   – Дело хорошее. Вы один или…?
   – Пока один, а там видно будет.
   – Я буду рад вас поселить. Проходите в дом, там Галина – с ней договоритесь обо всем.
   Вечером приехал польский компаньон Стаса, Цезаре Вьонцек, которого близкие называли попросту Чареком. С собой у него была бутылка коньяка, и, только поздоровавшись, он сразу ринулся к холодильнику.
   – Стас, почему холодильник пустой? Я думал, посидим у тебя.
   – Да я устал с дороги и заснул. Если бы не ты, проспал бы до утра.
   – Тогда поехали в «Мариотт»! Там на втором этаже такие рестораны!
   – Рестораны или казино? Помню, в последний раз мы попали в казино. Ну ладно, поехали!
   Чарек уже второй раз объезжал вокруг «Мариотта», но парковочных мест не было. «Ночные бабочки», дежурившие у отеля, заинтересованно следили за его машиной, по-своему расценив его действия.
   – Все как на Диком Западе, но девочки у вас определенно лучше, – сказал Кан.
   – Стас, и это – средний контингент, а вот ты посмотришь на тех, что в отеле!
   Так и не найдя парковки на улице, Чарек въехал в подземный гараж. Цены за стоянку тут были самые высокие в Варшаве, так что свободное место нашлось очень быстро. Чарек припарковался у самого входа в отель, и они пошли к лифту. Вдруг дверь, ведущая от лифта на парковку, с грохотом распахнулась, и навстречу им выбежала пьяная девица небольшого роста в разодранной белой блузке и босиком. В руках она держала горшок с огромным кактусом. Выкрикивая что-то нечленораздельное, она пыталась отбиться, размахивая этим кактусом, от двух официантов, бежавших за ней. Замыкала этот парад невысокая пышногрудая толстушка лет тридцати пяти, которая мелко подпрыгивала и умоляюще вскрикивала:
   – Катя, Катенька, ну пожалуйста, отдай им этот горшок!
   Но девица была настроена решительно. Все так же отмахиваясь кактусом, как дубиной, она крикнула:
   – Да пошли они в жопу, холуи польские! Мне нравится этот еж, и я беру его к себе домой!
   С этими словами она бросилась вместе со своим «ежом» к припаркованному неподалеку «ленд крузеру» и стала запихивать его на заднее сидение.
   Кан расхохотался. Его рассмешила до слез эта мелкая девчонка, в которой росту было метра полтора – не больше, и которая при этом запихивала огромный кактус в огромный джип. Ее подружка в общей суете споткнулась и упала прямо на Кана.
   – Ой, извините! – начала было она, но, заметив, что Кан хохочет, рассерженно воскликнула: – Посмотрите на него! Смешно ему!
   Поскольку Кан продолжал смеяться, она осыпала его градом ругательств, думая, что он ее не понимает.
   Официанты, воспользовавшись тем, что похитительница кактуса была занята его погружением в автомобиль, схватили ее сзади и вытащили на парковку. Катенька, оставив «ежа», яростно отбивалась от них босыми ногами.
   – Гады, мать вашу так, отпустите честную девушку!
   Стас перестал смеяться и подошел к официантам.
   – Простите, сколько стоит это растение?
   Официанты застыли от неожиданности и выпустили девушку, которая тут же отбежала в сторону.
   – Оно не продается. Этот кактус стоит при входе в мексиканский ресторан. Это часть интерьера.
   – Я думаю, двести долларов вам хватит, чтобы восстановить интерьер.
   Один из официантов схватил предложенные Каном деньги и потянул коллегу за рукав:
   – Ну их к черту! Сумасшедший дом какой-то! Пошли отсюда!
   Толстушка прошла мимо Кана к машине, выразительно сверкнув на него по пути черными глазами. Подошел Чарек.
   – Стас, идем в ресторан, дальше они сами разберутся.
   Уже подходя к дверям лифта, они услышали, как Катенька, захлебываясь смехом, прокричала:
   – Да это, оказывается, наши ребята, а ты, Джуля, на них целый ушат ругательств вылила!
   Они уже поднимались в лифте наверх, но все еще слышали снизу хохот двух подвыпивших подружек, весело проводивших время в самом дорогом отеле Варшавы.
//-- * * * --//
   Секретарша фирмы «ЛенПан» Бася уже привыкла к тому, что русский шеф приезжает теперь на работу каждое утро. В какой-то степени это даже оказалось приятным. Он был очень внимательный, в дела фирмы не вмешивался, если нужно было сделать большие покупки, например, мебель – то покупал все на свои деньги. И особенно ей нравилось, что его совершенно не интересовали ее отношения с Чареком вне офиса.
   Стас приехал на работу раньше Вьонцека и поставил машину на свое обычное место. Бася по телефону заказывала массажный крем для фитнес-центра, а сам массажист Томек стоял рядом и ждал. Повесив трубку, она сказала ему:
   – Томек, к обеду привезут тебе крем, так что можешь принимать клиентов.
   После этого она повернулась к Кану.
   – Стас, доброе утро! Вы сегодня даже раньше Чарека?
   – Ночью было так жарко, что я не мог спать. Утром думаю – все равно не сплю, так поеду лучше в офис.
   – Вам звонил Павлов, но я сказала, что вы в Германии, – как вы и просили.
   – Басенька, ну ты просто незаменима!
   Тут вошел Чарек и прямо с порога воскликнул:
   – Стас, поздравляю с покупкой! Бася, пойди посмотри, какая у Стаса теперь машина!
   Бася в сопровождении Томека вышла на улицу, где перед офисом красовалась пятая модель БМВ.
   – Это же новая модель! Я видел точно такую в салоне у Фуса! – восторженно сказал массажист.
   – Так это она и есть. Эдвард и Томаш Фус – давние приятели Стаса, – пояснил Чарек.
   – Ну, теперь у наших шефов самые крутые тачки, – сказала Бася с улыбкой. – У одного – «ауди», у другого – БМВ. Марек [39 - Марек, псевдоним Очко – шеф прушковской мафии в Польше.] обзавидуется.
   – Чарек, я еду в центр, что-нибудь купить? – сказал Стас.
   – Слушай, завези в российскую торговую палату мои переводы и заодно получи за них оплату.
   – А где эта палата находится?
   – Рядом с посольством России, на Бельведерской: это такое огромное здание из темного стекла и бетона.
   – Понял, а сколько денег нужно получить?
   – Они сами знают. Ты только подпиши счет за меня.
   Стас подъехал на автомойку. Здесь был телефон-автомат, с которого он мог позвонить, не опасаясь, что его номер можно будет определить.
   – Василич, ты искал меня в Польше? Мне передали оттуда.
   – Иваныч, хорошо, что ты позвонил. Ты где? Как сам-то?
   – Я сейчас в Германии, но завтра уезжаю в Австрию. Я нормально, пытаюсь работать.
   – А у нас тут такое творится! На Рогова было покушение, он сейчас в больнице, никто даже не знает, в какой. Но говорят, жить будет.
   – Василич, меня абсолютно не интересуют все эти разборки. Ты лучше скажи, зачем я тебе понадобился?
   – Ходят слухи, что ты больше не вернешься? Я бы хотел поработать с тобой за границей. И еще: тебя тут КГБ разыскивает, говорят, что ты в розыске.
   – Ну вот, тем более, ты говоришь, что меня ищут. Зачем тебе рисковать собой? Лучше помоги Алексею. А я закончу свои дела здесь и сразу появлюсь.
   – Слушай, вот такой еще вопрос. Ты же знаешь, у моей жены астма, ей необходимо быть на свежем воздухе, так я хочу купить дачу в Горелово. Как ты на это смотришь?
   – Как смотрю? Положительно. Если тебя только мое мнение интересует.
   – Стас, ну ты же понимаешь, я говорю о финансировании.
   – Тогда так и говори. Сколько нужно?
   – Пять тысяч баксов, она готовая.
   – Скажи Алексею, что я разрешил тебе купить эту дачу. И вот что: у меня к тебе просьба. Не ищи меня больше, как это делают другие. Я сам найду тебя, если это будет нужно. И в Польшу не звони, там люди никакого отношения к нам не имеют.
   – Понял. Конечно, больше не буду.
   Стас повесил трубку. Во время всего разговора его не покидало ощущение, что рядом с Павловым стоит Рогов и слушает каждое слово. Павлов теперь, похоже, играет в его команде. А ведь Алексей всегда предупреждал, что такое может случиться. Что там еще он сказал? Меня ищут официальные органы? Ну что же, похоже, питерский полковник не доложил наверх, где меня надо искать…

Советско-польский культурный центр

   Все сотрудницы в российской торговой палате были русские. За два месяца Стас начал уже было отвыкать от русской речи, а тут почувствовал себя, как в какой-нибудь большой российской фирме.
   – А почему Вьонцек сам не приехал? – допытывалась девушка из кассы.
   – А что, я вам не нравлюсь?
   – Нет, что вы? Просто Чарек всегда привозит очень вкусные конфеты.
   – Я это учту в следующий раз. Девушка, а у вас тут в палате есть русская библиотека?
   – Библиотека есть в Российском центре науки и культуры. Там, кстати, библиотекарем работает жена нашего шефа, Марина. Можете сразу позвать ее, если там будете.
   – Спасибо, девушки. В следующий раз обязательно приеду с конфетами.
   Российское посольство было самым большим в Варшаве. Оно находилось в одном из красивейших районов города, на улице Бельведерской, напротив дворца президента Rzeczpospolitej Polski [40 - Польской Республики (польск.).]. Когда-то Польша смотрела на Советский Союз как на своего старшего брата. Теперь времена изменились, и польское правительство ориентировалось только на Запад. Огромную роль в политике государства играл Иоанн Павел II, краковский священник, которого Ватикан избрал папой римским.
   …Осень восемьдесят первого года была жаркой и сухой. На Канарских островах горели плантации бананов, и пожарные самолеты ВВС Испании едва успевали сбрасывать тонны воды на горящие пальмы. От едкого запаха дыма Стас вторые сутки не спал – так же, как и остальная команда эсминца «Юрий Долгорукий», который проводил смену экипажа в порту Испании. Наконец на борт прибыл сотрудник советского консульства и подтвердил, что через день они все полетят в Москву рейсом CARAWELOY. Команда незамедлительно начала сборы домой. Теперь все разговоры в кубриках были только о доме и предстоящем отдыхе. Вечером Кан зашел в кают-компанию. Свободные от вахт офицеры смотрели по испанскому телевидению новости CNN. Транслировали события в Польше, где движение «Солидарность» выплеснулось на улицы с гданьских судоверфей, и всю страну охватили забастовки и митинги. В процессе освещения этих событий испанский телеканал сравнивал их с тем, что происходило в Чехословакии в 1968 году. На экране появилась хроника «Пражской весны»: советские танки жестоко подавляют мирное восстание, стреляют по невооруженным людям, давят их гусеницами. Офицеры, собравшиеся в кают-компании «Юрия Долгорукого», впервые видели эти кадры: в Советском Союзе они были строго засекречены. Затем программа новостей переключилась на Ватикан и показала прямую трансляцию из собора Святого Петра, где папа римский Иоанн Павел II обращался ко всем верующим планеты с призывом не допустить в охваченной восстаниями Польше второй «Пражской весны». Советские западные дивизии в полной боевой готовности уже стояли на границе с Польшей. Экипажи истребителей и танков ожидали приказов в своих боевых машинах.
   В кают-компании поднялся страшный шум.
   – Это провокация! Наши танки не могут стрелять по мирным демонстрантам! – возмущался капитан-лейтенант Воронцов.
   – Мой отец служил в западной дивизии, и они действительно подавляли мятеж чехов. Вернувшись домой со срочной службы, он так и не смог прийти в себя. Мать говорила, что он пять лет был в запое, потому что по трезвости не мог спать: ему снились кошмары о том, что случилось в Праге, – тихо сказал мичман Сергеев. После этих его слов Воронцов встал и вышел из кают-компании.
   – Это что тут еще за политинформация? Почему смотрите западный канал телевидения? Кто позволил? – замполит Алексеев подошел к телевизору и выключил его. Офицеры, не глядя на него, один за другим молча вышли из кают-компании.
   В аэропорту Санта-Круз начиналась регистрация пассажиров на рейс в Москву. До отлета оставалось два часа, когда к капитану «Юрия Долгорукого» подошел консул советского посольства.
   – Экипажу придется вернуться на корабль. Все католические страны, и Испания в том числе, поддержали призыв Его Святейшества. Авиакомпании отказываются обслуживать экипажи советских кораблей. К тому же, испанское правительство выдвинуло ноту протеста: в течение пяти часов ваш корабль должен покинуть территориальные воды Испании.
   Мир услышал слова папы римского, Польша была спасена! Ни один советский танк, ни один советский истребитель не нарушил границы демократической Польши. Впервые за время существования советского строя Кремль получил затрещину от руки старого святейшего поляка. И теперь кремлевские отцы затаились и ждали часа, когда можно будет все припомнить Ватикану.
   …Русский центр находился на улице Коперника в самом центре Варшавы, в четырехэтажном особняке постройки пятидесятых годов. Польские старожилы говорили, что этот дворец строился для русских. Когда-то здесь было людно, и почти каждый день выступали приезжавшие из Советского Союза артисты и музыкальные коллективы.
   Внутри дворца было прохладно и почти безлюдно. Согласно указателю, библиотека находилась на втором этаже центральной части здания. Кан направился вверх по лестнице. Навстречу ему спускалась уборщица с ведром и шваброй.
   – Вам куда, молодой человек?
   – Ищу библиотеку. Она на втором этаже?
   – Там сейчас ремонт, голубчик. Спускайтесь вниз и направо. Спросите Марину, она библиотекарь.
   В просторном помещении, похожем на танцевальную студию, по стенам висели огромные зеркала, а книги были разложены стопками прямо на полу. Среди гор книг стоял стол, за которым сидела молодая блондинка с длинной толстой косой и просматривала английский еженедельник.
   – Здравствуйте! Чем могу помочь? – спросила она, подняв на Кана ярко-голубые глаза.
   – Я ищу Марину. Меня зовут Кан.
   – Марина – это я. Временно помогаю тут в библиотеке. Вам нужна какая-то конкретная книга?
   – Мне бы русско-польский словарь и самоучитель польского языка. И, конечно, доступ к свежим газетам.
   – Значит, вы надолго? Словарь я вам, конечно, найду, а вот насчет газет – это вам надо наверх. Там редакция, и у них можно выписать любые газеты. Что касается самоучителя, то зачем он вам – вы в Польше и так быстро научитесь говорить, просто общаясь с местным населением.
   – У меня для этого, к сожалению, мало времени. Я занимаюсь бизнесом, так что придется осваивать польский на ходу.
   – Вот вам словарь и вчерашние газеты. Это я вам даю свои. Возьмите еще визитные карточки наших русскоязычных специалистов: вдруг вам что-то понадобится.
   Стас машинально поднял верхнюю визитку из лежавших в коробочке и прочитал: «Стоматология в Варшаве. Джульета Геворкян».
   – Ну, это, я так понимаю, армянский специалист?
   – Вы знаете, очень хороший стоматолог. Правда, у нее пока нет частной практики, но скоро будет. А сейчас она принимает пациентов в Центре стоматологии. Даже наш посол лечит зубы только у нее.
   – Вы, Марина, так ее рекламируете, будто она ваша подруга или платит вам за рекламу, – усмехнулся Стас.
   Девушка слегка покраснела, но лицо осталось спокойным. «Ну просто тургеневская девушка, – подумал Стас, – и надо же – в Варшаве!»
   – Мне не платят даже за то, что я сижу тут. Доктор Геворкян действительно моя подруга, но она также еще и высококлассный специалист: это признают сами поляки.
   – А у вас, Марина, нет ли визитной карточки? Может, мне понадобится консультация по русскоязычному населению Польши или фирмам.
   – Между прочим, я замужем и у меня двое детей.
   – Это хорошо. Я же только прошу телефон.
   – Меня вы можете найти здесь, в центре.
   – Даже в выходные и праздники?
   – Нет, тогда я с семьей, конечно. А муж у меня очень строгий. Между прочим, пани стоматолог занимается бизнесом и может проконсультировать по этому поводу, к тому же, она не замужем.
   – Вы, Марина, определенно решили сосватать меня вашей подруге, – засмеялся Стас, и молодая женщина опять покраснела.
   – Да нет, ну почему же? Будет у вас свободное время и желание – заходите к нам в библиотеку, милости просим.
   – Спасибо за приглашение. Я им непременно воспользуюсь, так же, как и вашими советами. Поэтому беру сегодня словари и визитные карточки всех русских бизнесменов: от сантехников до стоматологов.

«Студент»

   Алексей увидел впереди затор, машины стояли под виадуком. Часы в его «Жигулях» показывали десять пятьдесят.
   – Алеша, не нервничай, у тебя еще полтора часа в запасе, а до МИДа рукой подать, – мягко сказала сидевшая рядом Нина.
   – Эта пробка может быть надолго, я лучше объеду.
   Алексей свернул в ближайший переулок. Этот район Москвы он хорошо знал. В бытность свою студентом он снимал здесь комнату вместе с Нинкиной подружкой, которая была тогда его девушкой. Только потом с Ниной все завертелось, да так стремительно, что он не успел глазом моргнуть – а она уже была беременной. Подружку пришлось, разумеется, бросить. По переулку Алексей объехал виадук и снова выехал на Смоленское шоссе. Здесь уже было свободно. «Вот и отлично, – подумал он, – приеду пораньше, успею забежать к своим в отдел».
   В коридоре третьего этажа МИДа ему навстречу попался Абакумов и молча показал пальцем на свою дверь. Выхода не было – пришлось зайти.
   – Ты же уже должен быть в самолете! – сразу сказал он. – Чего ж шляешься здесь по кабинетам?
   – Тарас, меня Иванов вызвал. Не знаешь, почему?
   – Не знаю, но догадываюсь.
   – Тарас, ты давай без этих наших дипломатических выкрутасов. Знаешь или нет?
   – Знаю, только лучше пусть он сам тебе скажет. А я могу только предупредить, что разговор у тебя с ним будет в присутствии представителя первого отдела КГБ.
   – Ну ладно, и на том спасибо. Я побегу. Хочу еще в свой отдел заскочить.
   – Давай, только это бесполезно: твои вообще не в курсе. Ты лучше расскажи, как вы с Нинкой отдохнули в Таиланде.
   – Тарас, одно могу сказать: если ты туда соберешься, семью лучше оставь дома.
   – Интересно, сам с семьей летал, а мне советуешь одиночкой?
   – Да там такие девочки, обалдеть! А ты же у нас бабник и ловелас. Не выдержишь, сорвешься, и Людмила тебе башку открутит. Ладно, побегу. Еще увидимся.
   В кабинете Иванова за столом сидел генерал внутренних войск из первого отдела КГБ. На столе перед ним лежала синяя папка без надписи. Иванов предложил Алексею сесть напротив генерала.
   – Товарищ Оводовский, – начал Иванов, – с вами хочет поговорить генерал-майор Поляковский. Их ведомство просит вас оказать им содействие в Польше. Впрочем, он сам все вам объяснит. Конечно, они могли бы пригласить вас к себе, но тогда на то, чтобы уладить все формальности, потребовалось бы две недели, а вы завтра уезжаете. Поэтому мы приняли решение провести разговор здесь. Я оставлю вас на пару часов, – Иванов забрал свой коричневый портфель и вышел из кабинета.
   Генерал поднял на Алексея холодные глаза.
   – Вы направляетесь в Польшу уже во вторую командировку, – сказал он. – Мы приложим все усилия, чтобы избежать такой же ситуации, как та, что сложилась в прошлый раз, когда из-за ошибки нашего агента в течение двадцати четырех часов мы были вынуждены экстренно забирать вас из Польши.
   – Сейчас в Польше совсем другая обстановка, и еду я туда по линии консульства.
   – Вот как раз поэтому я и хотел с вами встретиться. Как вы правильно заметили, сейчас в Польше все изменилось. К власти в стране пришли люди, заинтересованные в союзе с Западом. По нашим данным, руководство Польши уже предприняло шаги в сторону ее присоединения к НАТО. Я думаю, вы представляете наше состояние, ведь в военном альянсе Варшавского договора Польша играет очень важную роль. Если Польша станет частью объединенной Европы, границы НАТО подойдут к нашим дверям. Мы знаем, что крепким связующим звеном между Западом и Польшей является Иоанн Павел II, поляк на престоле в Ватикане. Не без его влияния Польша полностью отошла от нашего лагеря и сейчас позиция ее однозначна – оказаться в ближайшем будущем в лагере объединенной Европы. МИД Польши постоянно меняет наших дипломатов. Мы, в свою очередь, отвечаем им тем же, но это усложняет нашу работу. Работа нашего военного атташе в Польше, как и всех его подчиненных, находится под особым наблюдением польского Управления государственной безопасности. Думаю, дни нашей нынешней военной миссии в Польше сочтены. Там необходимо делать кадровую перестановку. Первый отдел КГБ в данном случае ориентируется на дипломатов и специально подготовленных людей, замыкая их на Студента. Задача Студента как старшего – при необходимости принять на себя действия групп, а впоследствии самостоятельно организовать переходной канал.
   – Но вы должны учитывать, что Студент едет в Польшу с семьей.
   – В экстренной ситуации в первую очередь отправите домой семью. Параллельно у нас запущен новый канал на случай провала Студента. Сейчас он на начальной стадии разработки, мы рассчитываем, что полностью этот канал начнет работать через несколько лет на территории Польши, Германии и Бельгии. По нашим расчетам, к 2005 году политический центр объединенной Европы сместится в страны Бенилюкса. К тому времени мы будем полностью готовы.
   – Товарищ генерал, но сейчас мне будет необходим Ликвидатор.
   – Он в пути, едет через Турцию, у него там небольшая работа, а потом он должен выйти на Студента в Польше. Вы неплохо поработали с Кармен, а она, в свою очередь, очень успешно входит в круг польской элиты. Но имейте в виду, что основная ее задача – это религия. Удерживайте ее в этом направлении.
   Генерал встал, давая понять, что инструктаж закончен.
   Алексей обратился напоследок:
   – Как выходить на новый канал, если возникнет такая необходимость?
   – Это – самая крайняя мера, и мы надеемся, что вам не понадобится к ней прибегнуть. Но если все же такое случится, он сам вас найдет. Имейте в виду, группа военного атташе работает по своей программе. Связь осуществляется только со мной и только через дипломатическую почту. Никаких телефонных звонков.
   …Нина привыкла не задавать вопросов: муж сам расскажет, что ей следует знать, когда это будет нужно. Она молча разглядывала из окна машины дома и прохожих на тротуарах, понимая, что Алексей сейчас анализирует последнюю встречу. Сколько таких вызовов было у него за последние десять лет? Вот ведь – думала, что выходит замуж за дипломата, что поживут в двух, ну максимум в трех странах. Мама с отцом были только в Афганистане и Китае, а там – папа ушел на пенсию и стал преподавать в МГИМО. А она только за последние пять лет сменила три страны. А что было в прошлый раз в этой Польше? В течение нескольких часов их выставили оттуда, они даже вещи не успели собрать. Выезжали, как преступники какие-то, польские дипломаты вместе с полицейскими вели их до самого трапа самолета. А теперь Алексея снова отправляют в Польшу, да еще и генеральным консулом. Ее тяжелые мысли оборвал голос мужа:
   – Нина, Ирише придется остаться с бабушкой. Говорят, что посольская школа в Варшаве очень плохая.
   – Леша, я думаю, это даже к лучшему. Она ведь за последние пять лет сменила три школы, а последняя ей так нравится: и учителя хорошие, и друзей у нее там много. Да и мама моя будет счастлива.
   – Спасибо, Нинок, ты все понимаешь. К тому же, непонятно, сколько я могу прослужить в Польше. Вон, у Володьки Алканова такие связи в польских партийных кругах, а он говорит, что никогда не знает, где завтра проснется. Сейчас там тяжелая обстановка, для них мы все – виновники Катыни.
   – Если честно, Леш, мне страшно ехать туда.
   – Нинуля, да ты что? Там вон сейчас Джульета Геворкян будет открывать частную практику, ее мама поехала ей помогать. Видишь, уже у тебя там есть знакомые.
   – Леш, ну что это за знакомые! Ты не обижайся, тебе уже за сорок, и ты теперь генеральный консул, но в людях ты совсем не разбираешься. Видимо, мой папа тебя так ничему и не научил.
   – Ну, ты чего? Они же нормальные люди!
   Нина знала Алексея с пятнадцати лет. Когда в Харбине в автомобильной катастрофе погибли его родители, сотрудники посольства, отец привел его в семью. Он прожил с ними три года, а потом уехал в Москву, учиться в МГИМО. Но, несмотря на все свои познания в дипломатии, людей распознавать он так и не научился. Она-то насквозь видела этих армянок, которые куда угодно были готовы без мыла влезть. Эта косая старуха Маро даже называет его сыночком, лишь бы он перевозил их деньги и драгоценности через границу. И будто Алексей не знает, что это все – доходы от работы подпольных цехов по изготовлению трикотажных изделий, которые армяне держали в советские времена в Пятигорске. Они сами называют эти деньги «честными». Но разве можно было честным образом заработать миллион долларов в Советском Союзе 80-х годов, когда рабочий, стоявший у станка, получал чуть больше ста рублей в месяц? Ладно, пусть Алексей сам разбирается с этими армянами. Она-то знает, что они видят в человеке только выгоду и деньги.
   – Ау, Нинок, ты где? – шутливо спросил Оводовский.
   – Да нет, Алеша, я здесь, просто задумалась.
   – Мы уже подъехали. Ну что же, я думаю, что дома все обрадуются нашему решению оставить Иру здесь.
   – Тогда скажешь им сам после ужина.
   Эта командировка в Польшу очень беспокоила Алексея. Он ни на минуту не переставал думать о ней:
   «Почему Студент не дал информацию о канале? Похоже, что они действительно готовят айсберг [41 - Подготовка агентуры на будущее.] для Европы. Только кто же это? Явно не из наших кругов и не от Студента. Ладно, время покажет. Одно знаю точно, это должен быть кто-то, кто уже прошел через Польшу. И кто-то молодой и опытный, хотя второе не обязательно. Главное, чтобы в Польше все финансы были в моих руках: тогда я буду основным звеном. Отец Нины всегда говорил, что пока ты кредитоспособный, все пекутся о твоем здоровье. Знаю, что Нина не любит этих толстозадых армянок, но они мне нужны. Джульета – умненькая девочка, она своего добьется с деньгами старухи и выведет нас на правильную дорогу».

Польское соло. Лариса

   Галина принесла телефон наверх. Стас только что вышел из душа.
   – Ты не спишь? Извини, если разбудила, – Стас узнал в трубке голос Ларисы.
   – Да нет, я еще работать собираюсь.
   – Понимаешь, у меня страшная зубная боль. Пыталась дозвониться до дежурного стоматолога, но там никто не берет трубку. А Ромка, к тому же, лежит с температурой. Ты не мог бы подвезти нас в клинику?
   – А в «скорую» ты звонила?
   – Они дают тот же телефон дежурного врача, говорят, что нужно дозваниваться. Говорят, он один, а больных много.
   – Лариса, мне тут дали телефон русского стоматолога. Она работает недалеко от тебя, но, возможно, уже поздно, и она закончила прием.
   – Сейчас только восемь часов, а у меня очень зуб болит. Позвони, пожалуйста, – чуть ли не со слезами просила Лариса.
   Стас нашел визитку и набрал номер стоматолога.
   – Алло, извините, можно доктора Джульету Геворкян?
   – Добрый вечер, я у телефона.
   – Мне дали ваш телефон в российском центре.
   – Это, вероятно, моя приятельница Марина дала вам мою карточку. Вы, случайно, не Кан?
   – Да, а как вы догадались?
   – Марина сказала, что вы можете позвонить. Чем могу вам помочь?
   – У моей знакомой разболелся зуб. Очень острая боль.
   – Пусть подъезжает ко мне прямо сейчас. В данную минуту у меня пациент, но через полчаса мы заканчиваем. Подъезжайте в Варшавский центр стоматологии.
   Опять вошла Галина – на этот раз с тарелкой чего-то дымящегося в руках.
   – Вот, принесла тебе бигос, а то ходишь голодный, и Кшиштоф меня ругает, что не готовлю тебе ужин. Слушай, а давай мы познакомим тебя с нашей племянницей Доротой? Такая хорошая девушка: будет за тобой ухаживать, а то уже полгода живешь бобылем.
   – Спасибо, Галина. И Кшиштофу спасибо за заботу: он у тебя отличный мужик, но я сам разберусь с хозяйками. Я буду поздно, ворота можете закрывать, а машину я поставлю на улице.
   Стоматологический кабинет был выполнен в бело-зеленом дизайне, оборудование «KAVO» сверкало в неоновом свете ламп. Геворкян вышла к ним навстречу: невысокая женщина лет тридцати пяти с очень приятными восточными чертами лица, в черных глазах – усталость и легкое любопытство. Она изучающе посмотрела на длинноногую, похожую на модель пациентку, которая была на голову выше сопровождавшего ее лысого азиата, а по возрасту годилась ему в дочери. Красавица, морщась от боли, держалась за левую щеку.
   – Пожалуйста, садитесь в кресло, а вы, Стас, подождите в комнате ожидания.
   Ларису не надо было просить дважды. Установив нужную ей высоту кресла, Джуля склонилась над пациенткой. Кан у дверей оглянулся. Доктор опять посмотрела на него все с тем же любопытством и улыбнулась. Он прошел в комнату ожидания, где на диване среди газет и журналов уже заснул, поджав ноги, маленький сынишка Ларисы Ромка. Через некоторое время Джульета вышла из кабинета, за ней шла заметно повеселевшая Лариса.
   – Послезавтра я работаю днем, мы договорились с вашей женой, что она придет. Оказывается, мы с вами соседи.
   – Хорошо, тогда она уже сама до вас доберется. Сколько с нас сегодня?
   – Оплату произведете через фонд медицинского страхования.
   – Доктор, – вмешалась Лариса. – У меня нет здесь страховки, поскольку я не работаю и вообще собираюсь вскоре уехать в Австралию. Я заплачу наличными.
   Тут проснулся Роман.
   – Мам, когда мы пойдем домой? Я хочу спать.
   – А я подумала, что это ваш братишка. Вы такая молоденькая, а у вас с мужем уже такой большой сын! – Джуля снова посмотрела на Стаса с нескрываемым интересом.
   – Доктор, – засмеялась Лариса, – вы неправильно поняли. Стас мне не муж, мы просто приятели, и он мне помогает в сложных ситуациях.
   В черных глазах доктора явно промелькнуло облегчение.
   – Тогда рассчитаемся, когда вы придете ко мне в следующий раз.
   – Хорошо, доктор, – сказал Кан. – Вот вам мой рабочий телефон на тот случай, если я буду нужен здесь послезавтра.
   Как только они сели в машину, Ромка сразу заснул на заднем сиденье. Лариса повернулась к Кану:
   – Стас, я уже третий месяц живу в Варшаве, – ты хоть бы раз меня навестил.
   – Извини, совсем не было времени. Я все время мотаюсь между Берлином и Варшавой.
   – Да я знаю, Бася говорила. А ты заметил, как эта армянка оживилась, когда услышала, что мы с тобой не женаты?
   – А с чего ты взяла, что она армянка?
   – Она сама мне сказала. Она вообще все время что-то рассказывала, пока я сидела с открытым ртом и ничего не могла ответить, – рассмеялась Лариса.
   – А ты что, действительно уезжаешь в Австралию?
   – Да, разве Чарек тебе не говорил? Он же переводил мои документы на выезд.
   – Ты уж извини, но мы тебя не обсуждали. Он понимает, что для меня это больная тема.
   – Стас, я вышла замуж за австралийца. Он старше меня: по документам – на тридцать один год, а внешне – на все пятьдесят. Но он юрист, обеспеченный, очень хорошо относится к Ромке. И я надеюсь, что это и есть мое будущее, мое счастье. Я же семейная женщина, мне хочется за кем-то ухаживать, стирать, готовить обеды.
   – Я очень рад за тебя. Ты заслужила счастье.
   – В первое время я не могла привыкнуть к новому лицу, а теперь и сама верю, что мне двадцать два года. Я бесконечно благодарна тебе.
   – Не будем об этом. И если уж кого и благодарить, так это пластических хирургов. Кстати, не забудь – послезавтра ты опять должна быть у врача.
   Через неделю Лариса улетела с сыном в Сидней, больше не встретившись с Каном. Она оставила для него письмо у Баси, но он так и не открыл его, и оно осталось нераспечатанным лежать в его столе.
//-- * * * --//
   Чарек пожал Кану руку и сказал вместо приветствия:
   – Стас, ты выглядишь бодрым и отдохнувшим, будто не проехал только что 600 километров.
   – Чарек, слушай, хорошая дорога, отличная машина – сплошное удовольствие! Тут и уставать не от чего!
   Они пили пиво на террасе двадцать второго этажа «Мариотта».
   – Да, – произнес Стас, – совсем забыл тебе сказать: перед отъездом в Берлин я встречался с Ларисой.
   – А я знаю: ты возил ее к стоматологу, которая в ушах носит бриллианты по пять каратов каждый.
   – Откуда тебе это известно?
   – Стас, ты вообще помнишь, как мы с тобой познакомились? Через КГБ! Чему меня, по-твоему, учили в Союзе шесть лет? Да ладно, шучу. Лариса просто заезжала в фирму перед отлетом. Ну, и как тебе доктор?
   – Бриллиантов в ушах я не заметил. А так – доктор как доктор: в зеленом халате и с маской на лице.
   – Тут, вообще-то, несколько раз кто-то звонил в офис и спрашивал тебя приятным женским голосом.
   – Вот как? Ну что ж, попробую выяснить, кто это был. Слушай, Чарек, пошли лучше танцевать!

БМВ для администрации президента

   Шлагбаум поднялся автоматически, белый БМВ, не притормозив, проехал мимо охраны и остановился у главного входа в автосалон. Охранник бросился было вслед, но уже на бегу заметил, что из здания вышел сам владелец салона – Фус-старший, и с улыбкой направился к водителю БМВ.
   «Я всего месяц здесь работаю, – думал охранник, – откуда мне знать всех клиентов в лицо? Похоже, что этот – особенно важная шишка, если вон, даже сынок хозяина вышел и сам загоняет машину на подъемник».
   – Пан Стас, что будете пить? – спросил Фус. – Чай, кофе?
   – Газированной минеральной воды, если можно.
   Кану нравилось бывать в автосалоне Фуса на Остробрамской. Тут была постоянная выставка последних моделей БМВ.
   Подошел Томаш, сын владельца салона.
   – Пан Кан, ваша машина будет готова через полчаса. А пока – можем с вами переговорить?
   – Я всегда к вашим услугам.
   Наверху в кабинете Эдварда Фуса сидел мужчина лет сорока, одетый в синий костюм.
   – Пан Кан, знакомьтесь: это наш добрый друг Рышард Галиш. Прошу вас, присаживайтесь.
   Мужчины пили кофе и курили гаванские сигары, продолжая начатый ранее разговор о грядущих выборах в польский парламент. Наконец Томаш повернулся к Кану:
   – Пан Кан, наш друг приехал, собственно, из-за вас. Когда вы позвонили из Берлина и уточнили дату осмотра машины, мы его сразу известили.
   – То есть, как я понимаю, пана Рышарда интересую не я, а моя машина?
   – Вы неправильно поняли, пан Стас. В первую очередь, я хотел познакомиться с вами, а заодно поговорить по поводу машины.
   – Ну что ж, первый этап мы преодолели, перейдем ко второму.
   – Видите ли, с недавних пор я работаю в администрации президента Польши. На такой должности мне необходима хорошая машина.
   – Простите, что перебиваю, но разве вам не предоставляется служебный автомобиль?
   – Понимаете, у нас в Польше не так, как у вас в Союзе. Тут даже министры ездят на своих машинах, только премьер-министр и его первый заместитель имеют служебные машины с водителями.
   – Пан Кан, – сказал Томаш, – до того, как вы купили вашу машину, ее смотрели супруги Галиш, но они тогда не решились на покупку. А на следующий день отец оформил машину на вас: мы не могли вам отказать, вы наш лучший клиент.
   – Но у вас в салоне много других машин, и даже если нет такой, как нужно, ее можно заказать в Германии: я думаю, это не займет много времени?
   – Видите ли, пан Кан, моей жене очень хочется машину белого цвета, а это редкий цвет для моделей БМВ, представленных на нашем рынке: их в основном отправляют в арабские страны. А для меня очень важны объем двигателя и опции, имеющиеся только в вашей модели. Я могу заказать подобную машину в Германии, но она будет доставлена только через восемь месяцев. Вы, пожалуйста, подумайте – может, вы согласитесь уступить нам ваш БМВ?
   – А что тут думать? Вы убедили меня, что вам сейчас необходим именно такой автомобиль. Знаете, моя мама всегда говорила, что костюм должен соответствовать возрасту и положению в обществе. Я понимаю, что для вас настало время «сменить костюм».
   – Я очень вам благодарен, что вы меня поняли. В свою очередь, я всегда буду готов помочь вам всем, чем смогу. Когда мы сможем оформить продажу?
   – Да прямо сейчас, – Кан вынул бумажник и положил документы на БМВ на стол Фуса.
   – Томаш, переоформляйте машину! А мне, пожалуйста, предоставьте замену.
   – Пан Кан, вы все вопросы решаете так же быстро? Мне, право, неудобно.
   – Не беспокойтесь, Фусы меня не оставят без машины.
   – Это правда. Пан Стас – наш давний клиент. Отец познакомился с ним, когда еще только начинал свой бизнес.
   Вскоре, после оформления необходимых документов, белый БМВ мигнул Стасу на прощание задними фонарями и умчался со своими новыми владельцами.
   Ни одна из выставленных в салоне в этот день машин не приглянулась Стасу.
   – Пан Стас, как же этот Галиш смог уговорить вас отказаться от вашего БМВ? – спросил старший Фус.
   – Да нет, я очень хорошо его понимаю. Новая высокая должность требует новой престижной машины.
   – На самом деле вы очень правильно поступили, пан Стас. Сегодня вы помогли ему, завтра он поможет вам, – Фус быстро огляделся и понизил голос. – Галиш получил назначение министра UOP [42 - Urząd Ochrony Państwa, UOP – [Управление охраны государства].] – это вроде вашего КГБ. Мы с ним хорошие приятели еще с тех пор, когда он был начинающим адвокатом. Спасибо, что пошли ему навстречу. Он давно просил, чтоб я переговорил с вами, но я ответил, что вы для меня тоже больше, чем просто клиент, и все будет зависеть только от вашего решения. Я хотел, чтобы Галиш сам попросил вас об услуге, – многозначительно подмигнул Фус.
   – Что ж, спасибо за доверие, пан Эдвард.
   – Насчет машины не беспокойтесь. Поездите недельку на сервисной, а там уже новая придет. Уже заказал вам точно такую же, и деньги, что вы заплатили за старую, мы перевели на ее оплату. Она стоит на заводе в Мюнхене, готовая к отправке: только цвет серебряный, поэтому ее не надо будет ждать полгода. Постараюсь сделать все, чтобы ее доставили вам как можно быстрее.
   Кан возвращался из автосалона и думал, насколько странными были эти последние месяцы. Три часа разговора на Литейном перевернули его жизнь на сто восемьдесят градусов. Теперь он должен все начинать сначала, один, среди чужих людей. Сколько вообще пришлось ему поменять стран за относительно короткий период времени, сколько людей встретилось на пути? Он уже и не помнил.

Доктор Джульета

   Когда Джульета Геворкян вышла из Центра стоматологии, дождь лил еще сильнее, чем утром. Похоже, он зарядил надолго, и опять у мамы будут боли в суставах от этой погоды. Она посмотрела на свои золотые часики «Заря» – память о любимом дедушке. На часах была половина второго. Перед центром на стоянке стояла ее беленькая «восьмерка», уже с польскими номерами. Спасибо директору центра Адаму, без хлопот помог переоформить машину по переселенческому статусу и легализовать двести тысяч «зеленых» тут, в Польше: все по знакомству и благодаря лапувкам [43 - Łapówka – взятка (польск.).]. Не иначе, русские его этому научили.
   Прикрываясь зонтом, Джуля дошла до своей машины. Когда она, уверенно вырулив со стоянки, поехала в сторону Жолибожа [44 - Район Варшавы.], дождь полил так сильно, что она свернула к обочине и включила аварийные огни. Она решила использовать это время, чтобы перекусить. Достала из сумки бутерброды, аккуратно завернутые в фольгу, и сок. Раньше, до приезда мамы, она не каждый день успевала пообедать. А теперь мама Маро каждое утро делает ей вкуснейшие бутерброды. Дай ей Бог здоровья! «Ничего, – думала Джуля, – сейчас тяжело, но всего через месяц я получу разрешение на свой кабинет». Но Адам-то как был хорош, когда она последний раз ночевала у него! Джуля, вспомнив об этом, рассмеялась.
   Она уже выходила из кабинета директора Центра стоматологии, когда услышала его вопрос:
   – Джуленька, как мама себя чувствует после переезда?
   – Спасибо, Адам, для ее возраста неплохо.
   – Ты сегодня до которого часа работаешь?
   – До шести, но потом будет у меня еще один пациент. Ты же разрешил мне обслуживать моих собственных пациентов по вечерам?
   – Да, конечно. Но я замечаю, что многие важные клиенты постепенно становятся твоими.
   – Это разве плохо, что они видят, какой у тебя есть специалист?
   – Ты права, моя девочка. Останешься сегодня на ночь? Дочка уехала к матери до выходных.
   – Я только предупрежу маму – и к девяти буду у тебя.
//-- * * * --//
   Адам весь вспотел: он трудился уже больше часа, но ничего не выходило.
   – Девочка, тебя слишком долго не было рядом. Наверное, я отвык от тебя, – бормотал он, успокаивая скорее себя, а не ее.
   – Или, может, привык к другой? – Джульета улыбнулась в темноте. Он лежал рядом с ней, тяжело дыша: длинный, тощий, голый старичок, весь потный и с несвежим дыханием. Ей стало жаль старого Адама, который на самом деле стольким ей помог в этой чужой стране.
   – Давай, котик, я тебе помогу, – она притянула его на себя, и Адам начал ерзать поверх ее огромных грудей, пытаясь себя возбудить. Но никакой упругости в нужных местах не чувствовалось.
   – Знаешь, я слышал, кто-то говорил, что чтобы встало, надо восемь раз присесть. Я сейчас.
   Адам резво соскочил с нее на пол, вытянул свои старческие руки вперед и начал делать приседания. Джуля приподнялась на постели, чтобы лучше видеть ночного спортсмена. Он присел один раз на своих тощих ногах – и тут что-то у него хрустнуло, Адам застыл, а между ног у него повисло до пола нечто, напоминавшее тоненький канатик и сморщенный мешочек. Адам, тяжело дыша, поднялся и присел во второй раз. Мешочек расстелился на полу. Джульета покатывалась со смеху. Он залез на кровать и начал ее тормошить.
   – Похоже, что ничего у нас сегодня не выйдет, – сказала она сквозь смех.
   – Ты права, давай спать.
//-- * * * --//
   Серебристый БМВ развернулся на площади и медленно поехал между машинами. Шел дождь, и Стас опустил стекло, чтобы лучше разглядеть номер дома. Вдруг он заметил знакомую фигуру рядом с белым «жигуленком». Он подъехал и остановился сразу позади.
   – Добрый вечер, доктор!
   Джульета, в прозрачном дождевике, щеткой протирала свою новенькую «восьмерку». Заметив Кана, она широко улыбнулась.
   – Добрый вечер, Стас!
   – Доктор, кто вас научил мыть машину под дождем?
   Геворкян засмеялась, держа щетку в руках:
   – У меня есть приятель Симон, так он моет свою машину только так, под дождем: говорит, что воду экономит.
   – Доктор, похоже, что ваш приятель – большой юморист. Бросайте это грязное дело! Лучше помогите мне найти кинотеатр «Капитоль».
   – Так вот он! – она указала щеткой на дом напротив. – А вы что же, Стас, решили заняться культурной программой? Где же тогда ваша Лариса?
   – Я иду туда на выставку «Жертвы Катыни». А Лариса давно уехала в Австралию.
   – Стас, можно я пойду с вами? Или там вход по приглашениям? Но даже если так, директор «Капитоля» – мой знакомый.
   – Что ж, это явно лучше, чем мыть машину под дождем.
   – Я живу в этом квартале. Может, зайдете? Познакомитесь с мамой, а я тем временем быстро переоденусь.
   – Спасибо, но я предпочитаю не знакомиться с родителями – это обязывает. Я лучше пока поищу место для парковки.
   По выставке в основном ходили ветераны войны и, если и попадались молодые люди – то это были все больше парочки, скрывающиеся от дождя. У многих ветеранов на груди сверкали ордена и медали Англии. Они – из бригады генерала Андерсена, объяснял Кан Ларисе.
   – А почему в Советском Союзе в учебниках по истории ничего не упоминалось про Катынь? – спросила доктор.
   – Впервые эти материалы в 1992 году передал Польше президент Ельцин. Именно он разрешил тогда обнародовать архивы КГБ. В Советском Союзе всегда умалчивали о трех войнах: с Финляндией, Польшей и Афганистаном, потому что Союз выступал в них в роли агрессора.
   – Разве была война с Польшей?
   – Действительно крупные войны были в семнадцатом и восемнадцатом веках. В 1939 году немецкая танковая армия под руководством фельдмаршала Гудериана…
   – Армянином был, наверное? – перебила Джульета с улыбкой.
   – Гудериан, армянин, учился до революции в России, – улыбнулся ей в ответ Стас. – Так вот, с запада на Польшу двинулась армия Гудериана, а с востока – армия Ворошилова. Оккупировав Польшу, русские и немцы произвели ее раздел.
   – Стас, а как насчет того, чтобы поужинать вместе?
   – С удовольствием, только не дома.
   Ресторан «Der Elephant», предлагавший блюда немецкой кухни, находился прямо рядом с кинотеатром. Их посадили за столик на террасе под большим навесом.
   – А я ведь подумала вначале, что Лариса – ваша жена, хотя по возрасту она вам скорее в дочки годится. Очень красивая девушка.
   – Ей скоро будет тридцать два года, а молодость ей подарила современная медицина.
   – Это сколько же стоит поддерживать такую внешность!
   – Не дороже денег. А это неплохой район, – перевел разговор в другое русло Стас.
   – Я квартиру купила прямо в этом квартале. Очень удобно и все под рукой. А вы здесь по бизнесу или надолго?
   – Пока не решил. В Германии у меня совместный бизнес с немцами, а здесь – фирма на паях с поляком. У нас офис в Жолибоже.
   – Это вы говорите про Вьонцека? Извините, но, по-моему, он очень противный тип. Я раза два звонила вам на работу и попадала на него. Такой въедливый, все спрашивает: а кто? а почему? а зачем?
   – Да нет, он, вообще-то, неплохой, учитывая, конечно, что поляк. Ограждает меня от лишних звонков.
   Подошел официант со счетом, и Кан достал бумажник, готовясь оплатить его. Джульета, опередив его, положила на тарелку со счетом сто злотых.
   – Позвольте, я сам рассчитаюсь, – сказал Кан.
   – Я вас пригласила, я и буду рассчитываться.
   – Не хочу с вами спорить, но должен сказать, что я впервые ужинаю в ресторане за счет дамы. Но, как я понимаю, вы хотите чувствовать себя независимой?
   – Вы угадали. Давайте я дойду с вами до машины.
   Они вышли на улицу. Дождь прекратился уже давно.
   – Это у вас последняя модель БМВ?
   – Да, их в Польше только две: белая у одного высокопоставленного чиновника, а серебристая – у меня.
   – Стас, теперь я понимаю, что вы неплохо разбираетесь и в машинах, и в местных красавицах.
   Они подошли к машине. Стас выключил сигнализацию, и дверь БМВ автоматически приоткрылась.
   – Может, она у вас еще и ездить сама умеет? – пошутила Джуля.
   – Пока только учится. Да и я, признаться, не доверился бы машине, если бы даже и умела. Моя последняя поездка с использованием круиз-контроля закончилась тем, что мне пришлось заплатить триста тысяч немецких марок и отдать двухкомнатную квартиру на Повисле: такова была цена лечения Ларисы после аварии.
   – Моя мама Маро права, во всех бедах у мужчин присутствуют машины или женщины.
   – В таком случае смею предположить, что ваша мама хорошо знает мужчин.
   – Этого я не знаю, отца мы с братом почти не помним. Когда мы с ним росли в Пятигорске, мужчиной в доме был наш дедушка Каро.
   – Я почему-то думал, что вы из турецких армян.
   – Нет, мы из русских, если так можно сказать, – рассмеялась Джуля и добавила: – Кан, я все хочу спросить: вы, случайно, не из военных?
   – Нет, я бизнесмен, который хочет осесть в Европе.
   – Мы с моей подругой Катей в субботу едем к ней на дачу, это близко от Варшавы. Не хотите к нам присоединиться?
   – Спасибо за приглашение, но я уезжаю в Германию на неделю.
   – А я через неделю буду в Турции. Хочу немного отдохнуть перед экзаменами.
   – Доктор, вы еще и учитесь?
   – Да, мне нужно получить разрешение на частную практику.
   – Ну что ж, желаю вам успешной сдачи экзаменов! Подруге вашей большой привет – если это та Катя, о которой я думаю, – только пусть она больше не ворует кактусы из ресторанов!
   Джуля удивленно всплеснула руками.
   – Так это были вы тогда в «Мариотте»?! Как же я сразу вас не узнала? Вы тогда еще заплатили за этот злосчастный кактус!
   – Ну не мог же я позволить официантам обидеть русскую красавицу?
   – А с вами еще был такой толстый тип. Это ваш Вьонцек?
   – Совершенно верно. Его зовут Чарек.
   – Вы уж извините нас за эту дикую ситуацию. Катя – хорошая девчонка, но как переберет – ее сразу на подвиги тянет, благо муж ей все позволяет. А почему не позволить? Он держит два ресторана в центре Москвы, так что у него есть возможности.
   – Я так понимаю, что Катя и ее муж – из «новых русских».
   – А вы разве не относитесь к этому клану?
   – Нет, я сам по себе – как перекати-поле.
   – Насколько я помню, это трава в Средней Азии?
   – Да, такая сухая колючка, которую ветер гоняет по степи.
   – Как вернетесь в Варшаву, то позвоните мне сами, пожалуйста, чтобы мне не общаться опять с вашим злобным толстячком.
//-- * * * --//
   После завтрака Кану позвонил Вейлер. Странно, почему не Островский? Вейлер звонил ему сам впервые.
   – Ну что, Стас, как там Польша?
   – Стоит, а что ей будет, как отвечают русские.
   – Меня удивляет, что русские на все имеют свой ответ. Но вы же кореец, а не русский?
   – Я учился и служил в Союзе.
   – По поводу вашей службы я слышал кое-что от Бориса: Аргентина, Чили…
   – Бывало такое, это правда. В Восточной Германии тоже служил.
   – Что вы говорите? И как вам?
   – Не обижайтесь, но вы, немцы, еще больше расисты, чем янки.
   Вейлер, который был родом из Восточной Германии, рассмеялся:
   – Это западные немцы расисты, а мы, восточные, – совсем другие.
   – Думаю, нет разницы: немец есть немец.
   – Да, неплохо вы нас поддели с утра пораньше, – продолжал смеяться Вейлер. – Так когда вы выезжаете?
   – Хочу сегодня, во второй половине дня.
   – У нас есть такое предложение: езжайте на поезде до Слубиц, а там на границе вас заберет наша машина. Встретитесь с нашим представителем фирмы «Конкорд» недалеко от границы. У нас там вилла. После переговоров вас отвезут в Варшаву. Так будет спокойнее, чтобы вы не ездили сами с деньгами по дорогам Польши.
   – Островский в курсе?
   – Он это и предложил. Он сейчас у врача. Деньги подвезет наш представитель.
//-- * * * --//
   Джульета в прихожей вешала мокрый зонт, когда к ней вышла из своей комнаты Маро.
   – Мама Маро, почему не спишь?
   – Доченька, ты так быстро собралась и ушла, и тебя так долго не было – вот я и сижу здесь, переживаю.
   – Мама, я уже взрослая женщина, мне тридцать пять лет.
   – Вот выйдешь замуж – тогда я перестану за тебя переживать.
   – Помнишь, я тебе рассказывала, что ко мне на прием приходил бизнесмен с длинноногой русской моделькой?
   – Помню, доченька, ты еще говорила, что она выглядела, как его дочь.
   – Оказывается, этой девице уже за тридцать. Он сделал ей операцию, вернее – заплатил за пластическую операцию, поэтому она выглядит на восемнадцать лет.
   – Ненормальные эти мужчины! Платят за такие операции!
   – Мама Маро, как я поняла, это было связано с автокатастрофой.
   – Доченька, тогда это меняет дело. Значит, твой бизнесмен – человек чести.
   – Мама Маро, он не мой. Мы совсем недавно познакомились, ему Маринка дала мой телефон.
   – Дай, Бог ей счастья, она понимает, что тебе сейчас нужен только муж. И обязательно с высоким положением, денег нам не надо, слава Богу, своих хватает.
   – Мама Маро, вы опять про деньги?!
   – Доченька, а что делать без них? Без них ты так и жила бы любовницей у этого старика Адама, который, к тому же, свои мужские обязанности уже не может выполнять.
   – Мама Маро, но он же так помог мне во всем!
   – Милая, не за бесплатно. Он своими стариковскими руками лапал мою красавицу доченьку, а это дорогого стоит!
   – Мама, ты же говорила, что он тебе нравится?
   – Я не отказываюсь, но это же было, когда ты только приехала, а теперь тебе нужен муж, ребенок. У тебя уже есть польские документы, знакомства, деньги, работа, скоро получишь разрешение на частную практику. Остался только муж с положением. А ты пригласи его домой, этого бизнесмена: познакомимся, пусть посмотрит, как мы живем.
   – Я приглашала, да только он отказался. Сказал, что не любит знакомиться с родителями, потому что это обязывает.
   – Доченька, хорошо он это сказал. Значит, он человек ответственный и просто так не будет знакомиться с родителями. Похоже, его воспитали, как наших мужчин.
   – Он, мама, азиат, но чисто говорит по-русски. А машина у него какая! Самая последняя модель БМВ: наш Игорь такую же хотел себе купить.
   – Наш Игорь еще не заработал на такую машину. Вот ведь, вырастила его, выучила в академии, думала – будет в дедушку, а вышел в отца своего, и в голове у твоего брата только дорогие машины да красивые бабы.
   – Мама Маро, вокруг этого азиата тоже крутятся всякие молоденькие и длинноногие, а во мне он, похоже, видит только врача.
   – Если у настоящего мужчины есть глаза, то он увидит твою красоту, моя Джуленька. Вон как твоя бабушка. Дедушка женился на ней, хотя она была старше его на десять лет!
   – Э, мама Маро, это неудачный пример. Дедушка женился на ней, потому что ее родители владели виноградниками.
   – Ну ладно, дочка, успокойся. Я же вижу, что ты сама не своя с тех пор, как этот бизнесмен привел к тебе в кабинет свою модельку.
   – Мама, я пойду спать. Завтра рано на работу.
   Джуля ворочалась в постели, никак не могла уснуть. Ее одолевали тяжелые мысли: «Что ж такое: предложила ему поехать на дачу к Катьке – он сразу отказался. На Турцию намекнула – никакой реакции. Серьги поменяла на рубиновые, а он даже не взглянул. Видимо, я ему безразлична. Позвоню-ка завтра ему на работу, попробую разговорить толстяка Чарека, может, он расскажет больше о нем. Нет, лучше поговорю с Маринкой, он же заходил к ней в библиотеку. И откуда он только свалился на мою голову? Сейчас у меня совершенно нет времени забивать ее разными мужчинами. Ладно, сдам экзамен – и надо маму Маро сразу отправлять к Игорю. Раз он говорит, что не хочет знакомиться с родителями, то это, пожалуй, неплохая мысль».
//-- * * * --//
   Наконец-то все вышли из кабинета, и Алексей остался один. Он подошел к столу и примерился к креслу. Вроде выглядит солидно. «Ну что ж, – подумал он, – все визиты вежливости и знакомства позади, завтра я приступаю к обязанностям генерального консула. Все-таки приятно было, что все меня поздравляли: может, кто и не от чистого сердца, но слова говорили хорошие. Только вот Нинок была неспокойна. Вспоминает, наверное, нашу первую командировку в Польшу в восемьдесят первом. Тогда все испортил этот их папа римский: все средства массовой информации раструбили его выступление против СССР. Да уж, ватиканский старец многим попортил крови. Меня вон тоже из Польши выкинули в течение нескольких часов. Ну ничего, придет наш час, и он поплатится за все. Вот только что-то Ликвидатор не выходит на связь. Надо будет встретиться с армяночками. Думаю, бабка нормально перенесла переезд, но нужно, чтобы она подальше была от дочери. Уж слишком огромное влияние она имеет на своих детей. Сынок у нее, конечно, – форменный дебил, хоть и с академическим образованием: вечно живет за счет этих баб. А вот Джулька – молодец: все, что могла, выжала из Адама, ну да с него не убудет. Армяне – крепкий народ, сколько всего выдержали… Она должна вывести нас».
   Его мысли прервал вошедший в кабинет консул.
   – Мы собираемся пойти поужинать: может, с нами?
   – Лёнь, спасибо. Жена ждет дома. Идите сегодня без меня.
   Дождавшись, пока консул закроет за собой дверь, Алексей снял трубку телефона и набрал номер.
   – Доктор Геворкян слушает, – раздалось на другом конце линии.
   – Доктор, я хотел бы записаться к вам на прием, – с улыбкой сказал Алексей.
   – Алеша! Ты когда приехал?
   – Да вот, Джуленька, уже приступил к делам: сижу в своем новом кабинете.
   – Так приезжай к нам, поговорим. Мама будет рада.
   – Завтра вечером тебя устроит?
   – Дома не получится, но зато, Алексей, я приглашаю тебя завтра вечером на праздничный ужин в ресторане при отеле «Виктория».
   – Ого, как официально! Что за повод?
   – Алексей, я сдала экзамен! Получила разрешение на частную практику! Так что завтра будем отмечать. Обязательно приходите с Ниной, мы будем ждать.
   – Вот молодец: поздравляю тебя от души! Обязательно приду, только вот Нина не сможет: она что-то приболела, наверное, простудилась в дороге, – Алексей, конечно, врал, заранее зная, что Нина ни за что не поедет на это армянское пиршество.
   «Что ж, – подумал он, – это неплохо, с девочкой все идет, как намечено. Только вот беспокоит Ликвидатор».
//-- * * * --//
   В огромном зале ресторана вдоль левой стены стоял длинный ряд из соединенных вместе столов. Гости уже расселись и наполнили бокалы. Директор Польского центра стоматологии произносил тост в честь своей сотрудницы Джули, успешно сдавшей сложнейший экзамен. На него умиленно смотрели сидевшие по обе стороны от него Джуля и ее мать. Маро, ничего не понимавшая по-польски, многозначительно кивала головой, а Джуленька с полным бокалом вина в руках ерзала на стуле, всячески привлекая внимание к себе – такой, согласно ее шефу, умнице. Джульета, заметив вошедшего Алексея, что-то прошептала на ухо сидящему с ней рядом Карену, тот подбежал к генеральному консулу и проводил его к специально отведенному ему за столом месту. Алексей протянул Джуле букет цветов, таких чахлых, что она невольно подумала, что он наверняка купил их у кладбища, у какой-нибудь старушки, стащившей их с могилы и продававшей по три злотых, и поцеловал руку дочке, а потом маме. Директор успел закончить торжественную часть, и гости приступили к обеду.
   – Боялся опоздать, меня вызвали в президентский дворец, там я получил ноту на нашего консула и сразу рванул сюда. Джуля, я рад больше всех! Молодец!
   «Хоть в этом сказал правду, – подумал Алексей. – Сейчас главное, чтобы старая не отмочила что-нибудь, как обычно. А то начнет представлять меня всем как своего родственника. Как говорит Нинок: «Вы с ней такие же родственники, как свинья с апельсином»».
   – Теперь, Алексей, у меня прямая дорога, – сказала доктор Геворкян. – Завтра начну искать помещение под кабинет, потом закажу оборудование «KAVO».
   – Я очень рад за тебя. Знай, что всегда помогу – ты только звони. Вот, кстати, моя новая визитная карточка. Тут и домашний. Как мама Маро?
   – Она на седьмом небе от счастья. Второй день не может уснуть. Я ее в конце недели отправляю к Игорю – пусть теперь поможет любимому сыночку.
   – Вашему Игорю никто не сможет помочь, если он сам себе поможет.
   – Я ей то же самое говорила столько раз, да она не хочет слышать. А он, как всегда, ждет очередные деньги от мамочки. У него новая идея с его адвокатессой – открыть телеканал в Дубае.
   Многие из гостей после сытного ужина отправились на перекур. Мама Маро подошла к Алексею и поцеловала его.
   – Очень рада видеть тебя, Алеша. Спасибо, что приехал. Пусть все знают, что у нас такие друзья.
   Она присела рядом с ним на свободный стул. Алексей в этот момент посмотрел на Адама. Тот сидел рядом с Джулей, поглаживал ей спину, задерживая руку в старческих пигментных пятнах на проступающей под вечерним платьем застежкой от лифчика, и смотрел на всех присутствующих, как Юлий Цезарь. Весь его вид говорил: это моя заслуга, что русская армянка добилась разрешения на открытие частного стоматологического кабинета в Польше. А вы тут пришли на готовое! Вот, смотрите, кто сказал, что я старый импотент? Я при всех расстегиваю у моей девочки застежку на лифчике. Нет, я не импотент – я сильный мужчина.
   Алексей, наблюдая за блужданием стариковской руки по широкой спине Джуленьки, вспомнил, что та хоть и говорит, что некурящая, в некоторых случаях не отказывается от сигареты.
   – Джуля, пойдем, перекурим? – сказал он.
   Она с готовностью встала из-за стола. В фойе, где было ужасно накурено, они нашли место у лестницы.
   – Алексей, я недавно познакомилась с одним молодым человеком. Одиннадцать лет ничего не чувствовала, а тут – он как вошел ко мне в кабинет, у меня аж руки затряслись.
   – Он был у тебя на приеме?
   – Нет, он привел на прием какую-то модельку. Ноги выше моего роста, года двадцать два. Я думала, вырву ей все зубы.
   – Такое я слышу от тебя впервые. Интересно, а он не из наших?
   – Он то ли японец, то ли кореец, но чешет по-нашему лучше нас с тобой. Я так поняла, что он занимается бизнесом, но уверена, что в прошлом он был военным.
   – Что, не было времени поближе познакомиться?
   – Я пробовала пригласить его поехать вместе на дачу к этой дуре Катьке, даже намекнула насчет Турции.
   – А он что же?
   – Да переводил все в шутку, уходил от ответа.
   – Интересно, мне всегда казалось, что перед тобой не устоит ни один мужчина.
   – За одиннадцать лет впервые почувствовала, что проиграла. Сдавала экзамены, как в тумане. Его нет уже две недели, а мне кажется, что два года. Я даже тайком ездила к нему на работу.
   – Он здесь работает? Где?
   – Нет, я поняла, что он финансирует эту фирму, а работает там поляк, его зовут Цезаре Вьонцек.
   – Подожди, как ты говоришь: Вьонцек?
   – Да, а что, ты его знаешь?
   – Нет, но где-то слышал уже эту фамилию.
   – Так, в общем, там ничего мне не удалось узнать. Он не говорит, когда уезжает или приезжает. Оказывается, у него еще есть бизнес с Германией и Францией.
   – Ну а хоть какая-то информация о нем у тебя есть?
   – Зовут его Станислав Иванович Кан, ему лет тридцать пять, небольшого роста, лысый.
   – Значит, он – кореец. Кан – это корейская фамилия. Я постараюсь тебе помочь.
   – Алексей, очень прошу, помоги. У меня просто из рук все валится.
   – Хорошо, попробую. Ну расскажи хоть: как вы проехали?
   – Тут нам повезло. На границе уже в нейтральной зоне, знаешь, где все эти киоски и обменники…
   – Я понял, Джуленька, продолжай.
   – …Карен встретил парня из нашего города – Тиграна. Он жил по соседству, потом ушел в армию, и никто о нем с тех пор ничего не слышал. Он был с друзьями, и они без проблем провезли через границу деньги Маро.
   – А на какой машине они были?
   – На микроавтобусе «фольксваген». Их было трое.
   – И что, все трое были русские? И кстати, сколько лет твоему земляку?
   – Нет, один из них поляк, они его называли Збышек. А Тиграну сейчас тридцать восемь. А почему тебя это так заинтересовало?
   – Джуля, ты же знаешь, у меня это профессиональное.
   – Ну ладно, пойдем обратно в зал. Карен о них лучше может рассказать: он больше с ними общался.
   Все снова сидели за столом, ели десерт. Алексей извинился, сославшись на работу, и стал прощаться.
   – Алексей, я скоро уезжаю, так ты помогай моей Джуленьке, – сказала старуха Маро.
   – Бабушка Маро, не беспокойтесь. Одну я ее не оставлю.
   Генеральный консул направился к выходу, бросив на ходу Карену:
   – Проводи меня, пожалуйста.
   Карен был счастлив от такого предложения. «Пусть Симон и Гога видят, что сам генеральный консул просит меня проводить его», – думал он.
   – Карен, Джуля мне рассказала про Тиграна, про то, как они помогли вам на границе. Что у них был за микроавтобус?
   – Похоже, у них все там схвачено с обеих сторон. Как только они подъехали, им сразу открыли шлагбаумы, и погранцы только мельком просмотрели их паспорта. А у них с собой были и наши паспорта – с двух машин. А ехали они на «фольксвагене» Т-4.
   – Подожди – почему с двух машин?
   – А мы в очереди познакомились с земляками из Минска и взяли их с собой. Еще они дали нам двести долларов.
   Разговаривая, они подошли к зеленому «пассату» с синими дипломатическими номерами.
   – Значит, говоришь, их было трое?
   – Да, третий был русский, лет тридцати.
   Карен открыл для Алексея дверь машины.
   – Вот еще, забыл вам сказать: я случайно увидел у них внутри микроавтобуса оружие, и они говорили, что едут в Болгарию.
   – Карен, спасибо тебе за все. Если они появятся, скажи Джуле – пусть наберет меня.
   – Хорошо, – паренек остался стоять на тротуаре с недоумевающим видом.
   «Мск ГРУ поляку тчк криптограмма тчк на месте принял дела тчк начинаю работать тчк требуются данные двтчк кореец зпт кан станислав иванович тчк».

Студент

   Машина, ехавшая по Вильяновской улице, притормозила возле газетного киоска. Из нее вышел Алексей, купил в киоске пачку «Мальборо» и закурил, встав возле машины. Мимо медленно проехала синяя «тойота» с варшавскими номерами. В машине сидели двое. «Выходит, второй день уже меня «пасут», – подумал генеральный консул. – Не похожи на людей Алканова, значит – с их стороны. То есть Ликвидатор перешел границу с оружием, за которым они, скорее всего, ездили в Белоруссию».
   Алексей быстро сел в машину и, круто развернувшись, выехал в другую сторону. Позади сразу послышался визг тормозов «тойоты», но он был уже за красным светофором.
   «Криптограмма ПЛ Студенту тчк ускорьте второй этап тчк вашему запросу зпт вице адмирал в отставке тчк проживал санкт петербурге тчк дополнительных данных нет тчк ликвидатор дороге тчк Мск ГРУ Поляк».
   Консул воспользовался лестницей, не стал ждать лифта. Нина сразу открыла дверь.
   – Ты что, под дверью меня ждала, что ли?
   – Нет, я с кухни услышала, как мой любимый тяжело дышит на лестнице. Все готово. Мой руки – и к столу!
   На обед была рыба по-гречески, любимое блюдо Завадовского. Мама Нины готовила его точно так же.
   – Пришел ответ в отношении перевода Ирины в Санкт-Петербург.
   – Алексей, но без бабушки она ведь не сможет там жить!
   – Значит, поедет с бабушкой. Разве я тебе не сказал, что разрешили им двоим?
   – Тогда все меняется. Надо позвонить им и обрадовать. Так после года учебы она будет студенткой факультета международных отношений ЛГУ!
   – Да, и им выделили однокомнатную квартиру.
   – Вот это молодец Собчак! Что значит – профессор университета! И ведь стал мэром города.
   – Нинок, он этот факультет открыл не для города, а для своей дочери Ксении. Наша Ирина будет учиться вместе с ней.
   – Алексей, все равно он молодец. Вот и наша дочь будет на международном, как и другие дети из приличных семей. А что люди всякое говорят – так это от зависти. Ну, выучится там Ксения Собчак, но зато потом сколько студентов пройдут через этот факультет! Так что – все для народа!
   – Что-то мне кажется, что я слышу голос не твой, а любимой тещи.
   – Ладно-ладно: между прочим, это именно твоя теща научила меня готовить твои любимые блюда.
   – За что и ей, и тебе спасибо. Я сразу понял, что на обед, – как только вошел.
//-- * * * --//
   Барбара и Беата стояли на крыльце парикмахерской и курили. На парковку въехала белая «пятерка».
   – Чарек, Стас приехал! – крикнула Барбара, приоткрыв дверь внутрь.
   Кан, с букетом роз и шоколадным набором в руках, поднялся на крыльцо.
   – Басенька, тебе цветы, Беате конфеты.
   – Балуете вы нас, шеф, – засмущалась Беата.
   – Наконец-то приехал! Я думал, что теперь мы тебя долго не увидим, – радостно сказал Чарек, появляясь на крыльце.
   – Я рассчитывал, что все закончу в Берлине, но пришлось ехать во Францию. В следующий раз надо нам с тобой поехать вместе.
   – Я с удовольствием. Вон, Басю за себя оставлю.
   Бася угрожающе посмотрела на Чарека.
   – Ага, оставляй. Только учти, когда приедешь, некому будет тебе открыть дверь, – шутливо сказала она.
   – Ну, пошли внутрь, выпьем кофе, – предложил Вьонцек. – Слушай, тут опять какие-то девушки пытались выяснить твои координаты.
   – Я надеюсь, ты всех послал подальше? Правильно сделал. Хорошо еще, что они не знают, где я живу, а то Галина быстро бы их отшила.
   – Да, твои хозяева очень пекутся о тебе. Кшиштоф даже звонил тут на днях, беспокоился насчет твоей почты. Сказал, много корреспонденции пришло для тебя. Может, что-то срочное?
   – Да, у меня с хозяевами отношения почти родственные.
   – Стас, но одной настойчивой девушке я все-таки обещал позвонить, как только ты появишься.
   – Чарек, надеюсь, она не из вашего UOP [45 - Urzad Ochrony Panstwa (Комитет государственной защиты).].
   – Стас, я не имею никаких дел с польским КГБ. Она была у нас. Очень милый доктор, стоматолог. Мы все записались к ней на профилактику зубов.
   – Можешь не продолжать: я понял, кто это. Но имей в виду, она все-таки бывший советский стоматолог.
   – Ну и отлично! Значит, услуги у нее дешевле.
   – Пан Вьонцек, не в деньгах дело. Почему ты меряешь здоровье в валюте? Советские стоматологи знаешь, какие пломбы ставят? Ты успеваешь только до остановки автобуса дойти, а та пломба уже выпадает, и нужно записываться снова. Так врач выполняет план. А лучшие специалисты-стоматологи в Европе – это русские, работающие на импортном оборудовании, и немцы. Правда, сейчас вышли вперед израильтяне с имплантатами, но в Израиле и в медицине, и в науке восемьдесят процентов специалистов – это выходцы из Советского Союза.
   – Стас, позволь, я ей позвоню и скажу, что ты в Варшаве?
   – Чарек, если ты что-то обещал женщине, то должен сдержать слово, – с улыбкой сказал Стас. – Ну да я тебе помогу, сам позвоню ей.
   На другом конце линии послышались короткие гудки: похоже, доктор висела на телефоне. Со второго раза трубку подняли, но что-то не сработало, и включился автоответчик: «Квартира доктора Геворкян. Прошу оставить сообщение. Спасибо». Пришлось выслушать ее голос и на польском языке. Прервав автоответчик, трубку наконец сняли.
   – Алло, я вас слушаю, – прозвучал тихий женский голос.
   – Извините, можно пани доктора?
   – Стас, это вы? – он явственно услышал радостные нотки в этом совсем не таком, как на автоответчике, голосе.
   – Да, а это доктор? – он вдруг понял, что ее имя напрочь вылетело у него из головы.
   – Стас, как вы долго пропадали! А я болею, и, похоже, серьезно.
   – Да что вы! А что с вами?
   – Стас, это не по телефону. Вы можете навестить меня.
   – В больнице или дома?
   – Из дома я не выхожу. Моя мама уехала в Дубай, и, наверное, надолго.
   – Но это неудобно. Что скажет муж, ребенок?
   – Стас, – голос действительно был слабый, – не выпытывайте у меня информацию и не морочьте мне голову. Я не замужем, дочь живет с бабушкой, а вы, если хотите проведать умирающую, то сделайте это сегодня.
   «Умирающую? – подумал Стас. – Неужели так серьезно больна? По голосу чувствуется, что ей плохо. Пожалуй, нет ничего такого в том, чтобы ее проведать».
   – Хорошо, диктуйте адрес.
   – Да вы же были у моего дома: там стоял ваш БМВ. Я живу на втором этаже, триста тринадцатая квартира.
   – Вы же сказали, второй этаж? А почему нумерация квартир на триста?
   – По-польски второй, а по-русски – третий. У поляков первый этаж за первый не считается. Имейте в виду, в фойе у нас консьерж. Скажете ему, что идете к доктору Геворкян.
   – Спасибо, я постараюсь приехать поскорее.
   Может, не ехать? Видеть тяжелобольную женщину, наверняка не причесанную, не накрашенную – не было особенного желания. Достаточно того, что три месяца ухаживал за больной девушкой. Волосы. Интересно, какие у нее были волосы? Забыл. Ну да, виделись два раза, и оба раза вечером. Нет, вспомнил. Были коротко подстрижены и рыжего оттенка. Явно крашеные. Хотя армянки бывают рыжими.
   – Басенька, где тут поблизости можно купить розы?
   – Вон там, у синего павильона есть киоск с цветами.
   – Я тут собрался навестить умирающую больную, и думаю, цветы ее порадуют.
   – Стас, – усмехнулся Вьонцек, – ты так не шути, а то Бася все-таки еще не очень хорошо разбирается в тонкостях русского языка и в твоих интонациях и все принимает всерьез.
   – Ну и хорошо. Молодой боец все усваивает лучше в боевых условиях. Басенька, я пойду за цветами для тяжелобольной.
   На первом этаже Джулиного дома вход на лестницу был огорожен железной решеткой. За решеткой Кан увидел маленький киоск с газетами, жвачками и презервативами. В киоске с важным видом восседал лысый старичок в белой рубашке с короткими рукавами. Кана по дороге к входу обогнала полная дамочка, которая вела на поводке таксу с алым бантом на ошейнике. Старичок нажал какую-то кнопку, дверь открылась, дама что-то промычала нечленораздельно, кивнув в его сторону, и прошла к лифту. Дверь тут же захлопнулась, чуть не прищемив таксе хвост. На «желтка» с букетом роз старик, которого все здесь называли «пан Анджей», посмотрел без особого интереса. Он сразу понял, что розы тот несет для крикливой русской, или, как она себя называет, «армянки». «Нашим женщинам по три розы не дарят, – подумал пан Анджей. – Розу нужно дарить одну, а еще лучше преподнести букет полевых цветов. Они дешевые и дольше стоят».
   – Извините, мне к доктору Геворкян, – сказал «желток» по-русски.
   «Ну что ж, я угадал, – усмехнулся про себя старик. – И русский еще помню, хоть и разговаривал на нем последний раз лет пять назад. Может, он еще и заплатит?» Анджей медлил, хотя кнопка, открывающая дверь, была под газетами. Но надо же отодвинуть стопку газет и нажать на нее. Однако «желток» оказался понятливым.
   – Мне, пожалуйста, «суперэкспресс», сдачи не надо, – сказал он и положил перед стариком целых десять злотых.
   Кан уже второй раз жал на кнопку звонка. Наконец дверь осторожно приоткрыли. За ней стояла монахиня в темно-синем одеянии, с белоснежным платком на голове.
   «Что это? Она действительно так больна? Исповедуется перед смертью? Я опоздал?» – мелькало в голове у Кана.
   Тут из глубины квартиры раздался слабый голос:
   – Ася, кто там?
   – Молодой пан, с розами, – сказала монахиня по-польски.
   – Пусть проходит.
   Монашка протянула Кану руку. «Что я должен делать? – лихорадочно думал он. – Вроде в каком-то фильме кто-то целовал монахине руку».
   – Ася, – сказала между тем монашка.
   – Стас, – он машинально пожал протянутую ему руку.
   Монашка пропустила его в дверь и пошла впереди, показывая ему дорогу. Прихожая была узкая и темная, с ковровыми дорожками на полу. Такой же узкий и темный коридор вел в большую комнату, где на раскладном диване лежала больная.
   – Извините, я в таком виде! – смущенно сказала она, с радостью принимая из его рук букет роз. Монашка подошла к ней с термометром в руках.
   – Я уже подумал было, что опоздал, – по-видимому, у Стаса было такое выражение лица, что Джуля удивленно подняла брови. Тут она перехватила его взгляд, обращенный на Асю.
   – Ася, да он, похоже, решил, что ты пришла проводить меня в последний путь! – сказала по-польски доктор, и обе женщины громко и весело рассмеялись. Ася от смеха даже не могла стоять и присела на диван.
   – Да нет, не опоздали, – сквозь смех с трудом произнесла Джуля, – как раз очень вовремя. Асе надо уходить, и теперь ваша очередь ухаживать за мной.
   – Извините, – оправдывался Кан, – но вы тоже поймите мое состояние. Я звоню в дверь, а открывает молодая монахиня с серьезным лицом. Первое, что пришло в голову: ну все, пришла грехи отпускать перед смертью.
   Джульета перевела это своей подружке, и снова дружный хохот покатился по квартире.
   – Ася – сестра-законница, по-нашему – монахиня. Она работает со мной в Центре стоматологии Польши. Несмотря на свой молодой возраст, она уже профессор и читает лекции в университете в Люблине.
   – Я понимаю ваш язык, но говорю очень плохо, – сказала Ася на ломаном русском. – Лучше – польский или английский. У нас в университете много студентов из Украины.
   – Украинский язык больше схож с польским, чем русский. А практика у вас в центре?
   – Да, у меня много свободного времени. Я приняла обет монашеского послушания и теперь полностью посвятила себя Богу и стоматологии.
   – Понимаю, что у женщин меньше возможностей в выборе жизненного пути, чем у противоположного пола. Она может выбрать либо семью, либо работу, либо – служение Богу. У мужчин есть много других возможностей. Мы специально называем их хобби, увлечения, оправдываясь таким образом перед самими собой.
   – Вы специально принижаете себя, чтобы вас пожалели?
   – Нет, просто хочу, чтобы вы сразу знали мое мировоззрение.
   – Вы так боитесь слабого пола? – сделала свое умозаключение больная.
   – Скорее, я стараюсь обойти проблемы.
   – Вам не повезло: видимо, вам встречались только женщины с проблемами. А вот мы с Асей все решаем сами.
   – Да, права моя подруга. Нам помощи ждать неоткуда, поэтому приходится все решать самим.
   – Но это – только временно. Ведь вы же когда-то найдете свою опору. Хотя, Ася, извините, но я понял, что для вас это уже невозможно?
   – Да, вы правы. Я приняла обет безбрачия, но моя опора – в Боге.
   – Ну что ж, значит, вы, Джуля, как только, так сразу переложите все свои проблемы на мужские плечи.
   – Почему же? Ведь бывает и наоборот, – не сдавалась Джульета.
   – Но в любом случае, если взять в жены женщину из состоятельной семьи или самостоятельную, то мужчине легче ее содержать.
   – А может, и наоборот. Ведь у такой дамы и требования будут очень высокие.
   – Если она умная, то не думаю.
   – К сожалению, в жизни все наоборот. Богатство порождает неучей, нищета – стремление к образованию или самоопределению. Вспомните знаменитых ученых: Галилея, Коперника, Ломоносова, Нобеля. Лишь единицы из них происходили из богатых семей. А кто из потомков Рокфеллера, Макдональда, Онассиса преумножил богатство отцов или стал знаменитым ученым?
   – Ася, ты же собиралась на службу? Забыла, моя дорогая?
   – Нет, не забыла, но мне так интересно послушать разговоры о реальной жизни! Пан Стас, а вы, случайно, не религиозны? У меня такое ощущение, будто я слушаю седьмую главу Евангелия, только в современной интерпретации.
   – Нет, Асенька, я не имею отношения к религии. Хотя, как и большая часть человечества, в свой срок приду к порогу храма Божьего. Ведь универсальность Библии или Корана в том, что эти жизненные трактаты подойдут к любой современности, в любом веке. Человек с возрастом, набравшись жизненного опыта, понимает, что в них можно найти ответы на любые вопросы.
   – Стас, вы не закончили свою мысль, – похоже, Джуля чувствовала себя лишней в этом разговоре.
   – Содержание женщины – это давно устаревшее понятие. Сейчас женщины в основном – с образованием и самостоятельные. Все же большее значение в современной жизни имеют взаимопонимание и совместимость. Религия называет это любовью.
   – А что же вы сами – холостяк, и у вас все впереди?
   – Да, Ася, вы правильно поняли.
   Девушка начала собираться.
   – Надеюсь, через несколько дней мы продолжим нашу беседу?
   – Если встретимся, то я не прочь.
   – Стас, Ася сейчас говорит об открытии моего врачебного кабинета. Пришлось перенести его на неделю из-за болезни. Мы тебя заранее приглашаем.
   – Спасибо, обязательно приду, если не уеду в командировку.
   – Все, бегу, – сказала Ася. – Зайду завтра после работы. Выздоравливай! – крикнула она, уже стоя в дверях.
   – С Асей мы дружим на работе и вне работы. К сожалению, вне работы у меня очень мало свободного времени. Она очень душевный человек.
   – Я предполагаю, это входит в ее обязанности перед Христом?
   Кан прошел на кухню, чтобы поставить чайник. Он открыл холодильник, доверху забитый продуктами. Несмотря на их изобилие, в готовом виде не было ничего.
   – Стас, ты что там затих? – раздался голос из спальни.
   – Да вот думаю, что бы съесть.
   – Я сейчас позвоню в «Элефант», закажу обед.
   – Давай я лучше сам что-нибудь приготовлю. Тут есть целая бройлерная курица с пакетиком потрохов. Так, соль тоже вижу. Правда, мелкая, ну да ничего – сгодится. Вот что я для нас сделаю – курицу на соли! – с этими словами Кан повязал передник и принялся за работу.
   Нужно взять целую курицу, слегка опалить ее на газе или сухом спирте и обмыть холодной водой. Нагреть духовку до температуры двести градусов. Три яблока – лучше зеленых и кислых – нарезать на дольки вместе с кожурой и семечками и уложить внутрь курицы. «Зашить» тушку зубочистками. На противень духовки уложить горкой пачку соли, желательно крупной. Курицу поместить в вертикальном положении на горке соли, и поставить противень в духовку на двадцать минут. Как только тушка курицы покроется светло-коричневой корочкой – блюдо готово. Теперь можно разделать запеченную курицу, разложить яблоки на порции, добавить к ним сливового варенья и – подавать к столу.
   – Ты думаешь, что на той неделе уедешь в командировку? – спросила Джульета.
   – Мне трудно планировать. К моему большому сожалению, в последнее время я не один принимаю решения относительно работы.
   – Я хотела пригласить тебя на открытие моего стоматологического кабинета. Там будут мои друзья. Думаю, тебе будет интересно познакомиться с ними.
   – Ты права. Знакомиться с новыми людьми – это как открывать новую страницу в захватывающем романе.
   – Стас, мы не горим? Что-то чует мой нос. Ты там, случайно, не поджег мою кухню? Между прочим, я в ней еще ни разу не готовила. Она совершенно новая.
   – Подожди, я проверю.
   Через несколько минут Джуля в пижаме сидела за столом и с удовольствием поедала куриную ножку.
   – Вкуснятина! И соли – в самый раз. Стас, откуда ты знал, что я люблю курицу?
   – Я об этом не знал. Просто она первая попалась мне на глаза, когда я открыл холодильник. Кстати, кто-то основательно загрузил его продуктами: такое впечатление, что к блокаде готовились.
   – Не ехидничай. Это моя мама постаралась перед отъездом. У меня-то совсем нет времени ходить по магазинам. Слушай, а у тебя талант к кулинарии!
   – Ну, наниматься кухаркой я к тебе не буду. К тому же, это единственное блюдо, которое я умею готовить, – рассмеялся Кан.
   – Тебе и не надо уметь готовить. Для тебя главное – уметь зарабатывать деньги. У человека деньги в руках – это как меч, которым он может добыть все. А без меча ты – раб.
   – Но это я тоже не очень хорошо умею. Скорее, я работаю для себя, для своего удовольствия, а не для денег. Никогда не думал о том, чтобы отложить на завтрашний день.
   – Так что же – у тебя в голове только ветер? – улыбнулась Джуля, которой явно стало лучше.
   – Но заметь, ветер идей! – в тон ей ответил Стас.
//-- * * * --//
   Наверняка ремонт этого стоматологического кабинета с приемной обошелся Джуле в копеечку. Сейчас такой ремонт называют евроремонтом. Кто-то в этом названии слышит, что ремонт сделали европейцы, а не азиаты. Кто-то считает, что это название фирмы. А новые русские под термином «евроремонт» понимают, что на этот ремонт были угроханы десятки тысяч долларов – и все только для того, чтобы каждый входящий в помещение с завистью восклицал: «Вот это ремонт! Ну ты и вбухал бабла!». При этом хозяин уверен, что гость считает его очень крутым, а гость в большинстве случаев считает, что хозяин дурак, потому что так потратился.
   Вот и сейчас все приглашенные разглядывали кабинет Джули, явно прикидывая, в какую сумму ей обошелся ремонт. Но мало кто обратил внимание на главный и самый дорогой экспонат на этой «ярмарке тщеславия». Кан прошел в центр кабинета, где стояло оборудование фирмы «KAVO», а на полке лежали его восемь рукавов. Вот где надо было восклицать: «Вот это да!». Стас потрогал новенький рукав отсоса с неоновой лампочкой и бережно положил его на сверкающую панель. Его приятель в Берлине продавал такое же оборудование, поэтому Стас знал, что оно – «роллс-ройс» среди новинок стоматологии. И стоило оно немало: около ста восьмидесяти тысяч американских долларов.
   – Неужели ты и в стоматологическом оборудовании разбираешься? – с улыбкой сказала Джульета, подходя к нему в сногсшибательном вечернем платье от Диора, подчеркивающем все ее прелести.
   – В Берлине приятель занимается оборудованием «KAVO» и «Siemens».
   Тут подошли новые гости, и хозяйке пришлось оставить Стаса и обратить внимание на них. В приемной на большом столе стояли подносы с нарезанными фруктами и овощами, тут же был устроен маленький бар с разнообразными напитками. Гости набирали в яркие одноразовые тарелочки угощение, брали бокалы и расходились по помещению, общаясь друг с другом. Для перекура использовали коридор перед кабинетом. Стас бывал на подобных приемах в Канаде и Западной Европе и подумал, что, похоже, и до Польши долетел западный ветерок. Между тем хозяйка и гости явно кого-то ожидали. Через несколько минут в кабинет вошел высокий сухощавый человек в церковном черно-белом облачении и плаще, вышитом красными и золотыми крестами. Его сопровождали четверо рослых охранников, у каждого из которых из уха тянулся проводок наушника. Сразу наступила тишина. Стас узнал в вошедшем священнослужителе кардинала Глемпа: его часто показывали по телевидению, но он впервые видел его воочию. Кардинал сел в специально подготовленное для него кресло, и все присутствующие выстроились в очередь, чтобы поцеловать ему руку. Первым подошел полковник Пиляпский с супругой. Вслед за ним все остальные по очереди преклоняли колено и целовали руку Глемпу. Будто повинуясь общему состоянию какого-то наркоза, Стас подошел и, склонившись к ногам кардинала всей Польши, поцеловал ему руку. После этого он быстро поднял на святейшего глаза и невольно удивился его огромным ушам, нелепо торчавшим из-под кардинальской шапочки. Последними к Глемпу подошли хозяйка кабинета и уже знакомая Стасу монашка Ася. Кардинал встал, с высоты своего роста поприветствовал их и приступил к молитве в честь открытия кабинета стоматологии. Из текста молитвы Стас понял только два слова: кабинет и Джульета. Тут он приметил среди пришедших с опозданием гостей явно русского мужчину, хотя он и говорил по-польски без малейшего акцента. Но костюм и галстук выдавали его с головой. А еще больше выдавали его два здоровенных телохранителя, которые хоть и были в гражданской одежде, но по походке и повадкам было очевидно, что дома в шкафу у них висит военная форма. Самым последним пришел уже знакомый Стасу по белому БМВ Галиш. «Да уж, – подумал Кан, – неплохая компания собралась по поводу открытия маленького стоматологического кабинета».
   Между тем глаза всех присутствовавших были обращены на кардинала и смотрели они на него с таким обожанием, какое Стас видел только в кино. Казалось, каждое слово священнослужителя открывает новые потаенные места в душах собравшихся людей. Даже Кан, не понимая слова молитвы, почувствовал, что стал малюсенькой частичкой чего-то большого и светлого. В руках и в сердце этого польского гражданина, которого родила польская женщина, были людские заблудшие судьбы, и он нес на себе обязанность вывести их к свету.
   В конце богослужения Глемп опустил руки на плечи хозяйки и прочитал еще одну молитву. Каждый из присутствующих хотел дотронуться хоть пальцем до сутаны кардинала. Глемп, держа руку Джули в своих руках, говорил:
   – Девочка, с Богом ты достигнешь целей, которые стоят перед тобой. Твои руки слабы, но они несут здоровье людям, потому ты очень сильна. Мы часто вспоминаем тебя с моей сестрой-законницей Асей. Храни тебя и твоих родных Господь Бог, ибо правдой и добром ты служишь людям. Аминь.
   Стас уже в который раз пожалел, что не знает польского языка. По лицам Джульеты и всех остальных он понял, что кардинал Глемп говорил простыми и доходчивыми словами.
   Празднование открытия кабинета продлилось до глубокой ночи. Гости разбились на мелкие группы, и Джуля с Асей успевали со всеми поболтать.
   – Позвольте представиться, – по-русски произнес раскатистый бас рядом со Стасом. – Половник Пиляпский, а это моя жена Кристина.
   Перед ним стоял высокий военный. По погонам Стас понял, что перед ним боровец.
   – Очень приятно, Кан, – сказал Стас и поцеловал руку Кристине Пиляпской.
   – Вы неплохо говорите по-русски, пан Кан.
   – Я родился в Советском Союзе, хотя по национальности я – кореец. А вот вы действительно хорошо говорите по-русски.
   – Моя Крися – из Литвы. Лучше она сама вам расскажет: у нее русский лучше, чем у меня.
   – Стас, вы надолго к нам в Польшу?
   – Ему нравится Польша. Он живет между Германией и Польшей и не может решить где ему остаться, – сказала, подходя к ним, Джульета. Она предложила всем по армянскому коньяку.
   – Джульета, тогда надо помочь ему остаться у нас. Тем более что мы ожидаем большие перемены.
   – Пани Кристина, если бы это зависело от меня, то я бы оставила его хоть сегодня. Представляете, после нашего с ним первого знакомства я месяц его искала, не могла найти.
   – Пани Геворкян, так мы бы быстро нашли, только надо было сделать один звонок.
   – Пан Эдуард, я как-то об этом не подумала.
   Коньяк был хорошей выдержки и явно очень понравился полковнику. Джуля отошла попрощаться с уходившими гостями.
   – Вам действительно нравится Польша? – Пиляпский явно был в хорошем настроении.
   – Наша гостеприимная хозяйка неправильно выразилась. Мне нравится польский народ. И я вижу большую разницу среди славянских групп. Если выделить три группы более похожих русских, поляков и чехов, то поляки очень отличаются.
   – Наверное, вы так говорите, потому что сейчас находитесь именно в Польше?
   – Нет, пани Кристина, если все видят белое, то какой смысл утверждать, что это черное?
   – Вы хотите сказать, что разница между группами отчетливо просматривается?
   – Именно так, господин полковник, отчетливо, как шов белыми нитками.
   – Эдуард, я смотрю, ты тут дискутируешь с моим приятелем, а я вместо этого отбиваюсь от женщин, – смеясь, сказал пан Галиш, подходя к ним.
   – Рышард, – пробасил Пиляпский с высоты своего огромного роста, – интересно послушать. Пожалуйста, продолжайте.
   – Польша заранее заложила лучшие человеческие качества в новое поколение, которое благодаря этому с уважением относится к религии и труду. Даже при коммунистах у вас были открыты костелы, дети в школах учили Закон Божий, готовились к причастию. Послушайте, как говорит любой поляк, будь он министром или бомжом на центральном вокзале. Любое обращение, любой диалог он начинает со слов «извините», «пожалуйста». Согласно исследованиям CESSI [46 - Институт сравнительных социальных исследований.], за последние пять лет криминогенная обстановка у вас в стране понизилась на пятнадцать процентов по сравнению со странами бывшего Варшавского договора.
   – Вы абсолютно правы, хотя русский народ тоже очень добросердечный и отзывчивый.
   – Ну, если считать проявлениями отзывчивости события в Чехословакии в 68-м году или на польской границе в 81-м – то да, вы абсолютно правы.
   – Нет, нет, я имею в виду национальный характер русского народа. Но это тема для отдельной беседы. Пан Кан, а не могли бы мы пообщаться с вами в более домашней обстановке? Мы с Кристи будем очень рады видеть вас у нас на даче.
   – Спасибо. Непременно воспользуюсь вашим приглашением.
   – Чудесно, тогда мы ждем.
   – Нет, сначала соберемся у меня, а потом к вам.
   – Пан Кан, а вы, я так понимаю, уже успели познакомиться с нашим министром?
   – Это я познакомился с паном Стасом, – сказал Галиш. – Ты же видел мою новенькую БМВ.
   Эдуард Пиляпский был удивлен:
   – Пан Кан, вы занимаетесь машинами?
   – Нет, просто в салоне БМВ пана Фуса мне предложили уступить мою машину пану Галишу, что я сделал с большой радостью.
   – Вот оно что! Ну что ж, тогда понятно, – сказал Пиляпский. Они с женой стали прощаться:
   – Пан Кан, мы будем рады видеть вас у нас на даче.
   – Спасибо, непременно воспользуюсь приглашением.
   Извинившись перед Галишем и четой Пиляпских, Кан отошел к Джуле и Асе, которые в это время разговаривали с русскими.
   – Стас, познакомься с моими русскими друзьями. Это генеральный консул России Алексей Оводовский, а это – полковник Генерального штаба Валерий Маковский.
   Кан по очереди пожал руки представителям местной российской элиты.
   – Видим, что вам понравилось беседовать с полковником Пиляпским.
   – Даже очень. В нем совсем нет солдафонства. Приятно пообщаться с интеллигентным офицером.
   – А вы, пан Кан, давно в Польше? – спросил Оводовский.
   – Я не живу здесь, а только бываю наездами. Вот, все собираюсь зайти к вам в консульство.
   – Милости просим, рады будем вам помочь, чем сможем. Заодно можно зайти к Валерию. Он сейчас занимается памятниками захороненных на Западе русских солдат.
   – Да? Это интересно. Я что-то подобное слышал от Алканова.
   – О, вы знакомы с Владимиром?
   – Да, мы познакомились в кабинете Вольдемара Павляка.
   – Тогда порядок. Жду вас в гости. Мы – русскоязычные, стараемся держаться вместе, помогать друг другу.
   – Извините, Валерий, вы действительно служите в Генеральном штабе? – обратился Кан к Маковскому.
   – Да, это так. Приехал с инспекцией, приказали остаться.
   – Да уж, он так тут все проинспектировал, что его предшественника увезли в больницу с «завалом», как говорят поляки, а по-нашему – с инфарктом. Вот, теперь расхлебывает последствия, – сказал Оводовский и от души рассмеялся.
   «Интересный тут «капустник» получился! – размышлял Стас. – Российские дипломаты, полковники Генерального штаба, представители польских служб безопасности и польского Бюро охраны государства, и самое главное – кардинал Глемп собственной персоной. И все это – в один вечер, в кабинете врача-стоматолога! А этот российский дипломат – вообще какой-то чемоданчик с двойным дном. Я заметил, как он дал знак Джуленьке, чтобы меня отвлекли от Пиляпского. А Маковский направил ко мне подвыпившего Рышарда Галиша. Видимо, русским что-то надо от меня. Сейчас главное – не спешить. Даже самый сильный тигр может стать чьей-то добычей. Ко всему прочему, эта армянка уж очень активно пытается взять меня в оборот, и я не думаю, что дело тут в восточном темпераменте. Ну ничего, она еще узнает, что, когда меня пытаются оседлать, я тут же превращаюсь в корову».
   Гости прощались и потихоньку расходились. Перед тем как уйти, полковник Пиляпский повторил свое приглашение Стасу. Галиша вызвали по службе, и он успел только попрощаться с Асей. Кан стоял в коридоре, провожая русских.
   – Стас, ты поможешь всех проводить, а потом отпущу тебя, – Джуля пошла провожать Алексея с Маковским.
   – Джуля, – сказал, прощаясь, Алексей, – подъезжай на днях ко мне на работу, надо перекинуться парой словечек.
   – Конечно, Алеша. Тем более, что мне нужно получить доверенность для мамы Маро на квартиру в Пятигорске. Валера, скажи Наташе, пусть позвонит мне, мы с ней пробежимся по магазинам.
//-- * * * --//
   Пассажирский автобус для международных перевозок с литовскими номерами въехал в контрольную полосу польской стороны. Поручик Зденек и его верная собака Лесси подошли к водителю-литовцу.
   – Пан говорит по-польски?
   – Да, пан поручик.
   – Пожалуйста, попросите пассажиров выйти и встать под этот тент.
   Водитель открыл двери автобуса и сказал в микрофон: «Пограничный контроль. Пожалуйста, оставьте свои личные вещи в автобусе и выйдите на улицу, под тент».
   Пассажиры спросонья начали собираться на выход. В зеркало водитель увидел пассажира с заднего сиденья, тот пробивался к передней двери.
   – Пассажиры, сидящие в задних рядах, могут выйти через среднюю дверь.
   Опять этот паренек. С самой Клайпеды с ним одни хлопоты. Что еще ему надо?
   В Клайпеде у них была остановка по расписанию сорок минут. У пассажиров была возможность воспользоваться туалетами и перекусить в маленьком кафе. Большинство обычно питалось из собственных запасов в автобусе, только изредка покупали колу или воду. До отправки оставалось три минуты. Водитель хотел выехать вовремя, они и так уже отставали от графика на пятнадцать минут. И тут к автобусу подъехал диспетчерский «москвич», и из него выскочила его начальница Людмила собственной персоной. Вот ведь принесла ее нелегкая! Последний раз она нагрянула во время ночной остановки, устроила проверку на целых полчаса: ему потом пришлось превышать скорость на трассе, чтобы нагнать пропущенное время. Сейчас Людмила встала у двери его автобуса, опершись о ручку.
   – Витольд, придется задержаться, возьмешь пассажира. Он сейчас подъедет.
   – Люсь, я уже должен быть в дороге, и к тому же, у меня нет мест.
   – Я тебе не Люся, а Людмила Сергеевна. Ничего, одного сумеешь разместить. Уж очень за него просил начальник пароходства. У них в Гданьске заболел боцман, этот едет на замену.
   – Люда, мы и так отстаем от графика на сорок минут, а тут еще ты с каким-то боцманом!
   – Ничего, нагонишь на трассе. Небось не впервой. Для нас начальник пароходства в городе сейчас большой человек. Мы ведь только и кормимся за счет моряков, такое сейчас время.
   – Ну и где этот чертов морячок? Сколько нам тут еще загорать?
   – Жди, иначе начну проверять автобус. Наверняка вы с Николаем набрали пересылок до Польши, потому теперь ты так спешишь уехать.
   Тут проснулся его напарник, который спал за водительским сиденьем.
   – Людка, что шумишь? Не даешь честным труженикам отдыхать.
   – Знаю я вас – честных тружеников.
   Тут к автобусу подъехал зеленый уазик, и из него выскочил молодой человек лет тридцати в черной кожаной куртке и джинсах. В руках у него был рюкзак. С ходу он прыгнул в переднюю дверь, чуть не задев диспетчера.
   – Боялся, что не успею. Вот мой билет до Остроленко.
   – Считай, успел. Тоже мне, гусь морской, – ворчал водитель, закрывая дверь. Диспетчер шутливо погрозила пальцем вслед отъезжающему автобусу.
   А теперь этот неизвестно откуда взявшийся морячок пробивался зачем-то к передней двери.
   – Можно я возьму рюкзак с собой? – спросил он водителя.
   – Литовцы сказали, что личные вещи нужно оставить в автобусе для досмотра, боцман.
   – Понял, а откуда вы знаете, что я моряк?
   – Это длинная история. Давай, выходи из автобуса, не задерживай остальных, – водитель уже был сильно зол.
   Пограничник начал осмотр с багажника автобуса. Как это всегда бывало на подобных рейсах, забит он был полностью. «Вот ведь знают, – думал Зденек, – что будет проверка, а все равно везут всякую всячину. В основном цветной металл и хрусталь. Не похоже, что здесь есть наркота. Но полковник приказал проверить все особенно тщательно именно сегодня. Уже час как я мог бы быть у моей Олеси, а тут возись с этими литовцами».
   – Лесси, вперед! – приказал он собаке, и колли послушно начала обнюхивать чемоданы и сумки. Судя по тому, что она была совершенно спокойна, все было нормально. Наконец собака отвернулась и уселась у ног поручика.
   – Можете укладывать багаж обратно.
   Пассажиры, ожидавшие под тентом, с облегчением вздохнули и начали оживленно разговаривать. Собака прыгнула в заднюю дверь.
   – Ну что, Лесси, мы тут быстро справимся, – пробормотал Зденек. – Осталась только ручная кладь и сиденья.
   Лесси нырнула в помещение туалета и сразу вышла.
   – Лесси, вперед!
   Собака пошла между сиденьями. Вдруг она села рядом с боковым сиденьем у средней двери и ударила по нему лапой.
   – Пан водитель, чей багаж? – крикнул Зденек водителю.
   – Кажется, вон того хлопца в кожаной куртке, но он сидел сзади.
   Водитель показал на боцмана, который курил в стороне от группы пассажиров. Поручик отвел собаку в сторону, после чего осторожно приоткрыл рюкзак. Сверху лежала тельняшка, а под ней поручик нащупал пистолет и два магазина с патронами. Он похлопал собаку по спине.
   – Молодец, Лесси, хорошо поработала. Идем! – повернувшись к водителю, он сказал: – Все нормально. Можете ехать. Счастливого пути!
   Витольд облегченно вздохнул и махнул рукой пассажирам, приглашая их заходить в автобус.
   Полковник нервно вышагивал по дежурке. Лесси, будто чувствуя его настроение, так же нервно била хвостом, сидя у ног хозяина.
   – Поручик, выведите уже Лесси на улицу, наконец!
   Поручик открыл дверь дежурки.
   – Лесси, гулять!
   Собака вышла на улицу.
   – Надо было сразу забирать рюкзак, – сказал полковник. – Ты что, в первый раз на дежурстве?
   – Тогда мы потеряли бы владельца оружия.
   – Да, ты прав. Никто не признается, что это его рюкзак. Тем более водитель тебе сказал, что он сидел на заднем сиденье, а рюкзак оказался в середине. И все-таки надо было забирать!
   Полковник стал нервно крутить диск телефонного аппарата.
   – Дорота? Сташински. Дай мне шефа… ну, тогда Галиша.
   – Рышард, мне нужен Пиляпский. Срочно!
   – А что за срочность? На нас напали литовцы?
   – Ты шутишь, а тут не до шуток. Есть у меня новенький поручик – Зденек Васильковски. Так вот, он тут проявил самостоятельность, – полковник сверкнул сердитым взглядом из-под седых бровей в сторону понуро стоявшего поручика. – В девять двадцать был рейсовый автобус из Литвы, там собака обнаружила рюкзак с пистолетом и двумя обоймами. Так этот дурак отпустил автобус.
   – Подожди, спокойней. Владельца рюкзака нашли?
   – Нет, пассажиры стояли у автобуса, а рюкзак лежал на сиденье в середине автобуса, хотя водитель утверждал, что пассажир с рюкзаком – с заднего ряда.
   – Мирек, тогда у поручика голова работает лучше, чем у тебя. Срочно сообщи моим оперативникам номер автобуса и его следующую остановку.
   – Номер автобуса я сейчас дам. Первая остановка в Остроленко. Автобус будет в дороге минут двадцать.
   – Говоришь, минут двадцать. У нас очень мало времени. Все, работайте. Собаке купите килограмм вырезки, а поручика пришли ко мне в Варшаву в понедельник.
   Оставшийся до Варшавы путь Витольд был за рулем, дав сменщику отдохнуть. «Когда уже эти поляки сделают ремонт дороги? – думал он, объезжая очередной ухаб. – Узкая, два автобуса еле-еле разъедутся». Появился указатель: до Остроленко оставалось тридцать километров. «Вот здорово! Надо не забыть купить спортивный костюм старшему сыну, а то в Варшаве такой же дороже на двенадцать злотых». На обочине стояла полицейская машина с включенными мигалками: полицейский махал жезлом, приказывая автобусу остановиться. Витольд удивился: он никогда раньше не видел на этом участке дороги полицию, да и не нарушил он ничего вроде. Притормозив, он остановился перед полицейской машиной. Перед автобусом появился второй полицейский с автоматом наперевес. Витольд открыл переднюю дверь.
   – Полицейская проверка. Выключите двигатель и откройте багажное отделение.
   – Сиди, я сам открою, – проснулся сменщик Витольда, Николай.
   – Выгружайте багаж, нам нужно все осмотреть.
   Николай послушно выгружал чемоданы на траву. Второй полицейский зашел в салон и на русском языке скомандовал: «Прошу всех подготовить документы, декларацию и наличную валюту. Предупреждаю, за укрытие валюты или драгоценностей предусмотрена статья с конфискацией».
   – Но нас же час назад проверяли на границе, – послышались возгласы.
   – На границе это положено делать, а мы – дополнительный внеплановый контроль.
   Полицейский начал проверку с женщины с ребенком.
   – У вас в декларацию внесены три тысячи долларов. Покажите, пожалуйста.
   – Прямо здесь?
   – Ну, если вы предпочитаете в отделении полиции, то выходите из автобуса.
   Женщина быстро вынула из-за пазухи сверток и, прижимая к себе спящего ребенка, одной рукой начала разворачивать его.
   – Давайте я помогу, – полицейский стал считать деньги. – Почему у вас тут больше на две тысячи долларов?
   – Я забыла внести их в декларацию.
   – Распеленайте ребенка, посмотрим, может, вы еще что-нибудь забыли.
   Пассажиры начали возмущаться.
   – Ну что вы делаете, ведь ребенок спит! – встал с бокового сиденья мужчина в фетровой шляпе.
   – А вы сядьте на место, до вас дойдет очередь. Вдруг окажется, что вы тоже что-нибудь забыли внести в декларацию.
   Наступила тишина, прерываемая только агуканьем проснувшегося ребенка.
   – Так, теперь разверните памперс. Что-то памперс, кажется, великоват.
   Женщина, причитая, развернула памперс. Между пухленькими ножками лежал влажный пластиковый сверток.
   Полицейский, не поморщившись, взял сверток и развернул. Показалась пачка новеньких стодолларовых банкнот.
   – Интересный малец. Какает американскими долларами – и так много! Тут не меньше десяти тысяч.
   – Не имеете права! – мужчина в фетровой шляпе кинулся на полицейского. Послышался стук приклада, шляпа отлетела к окну, пассажир взвыл, хватаясь за голову. Из-под пальцев тонкой струйкой сочилась алая кровь.
   – Как вы смеете! – женщина свободной рукой схватила полицейского за рукав кителя. То с силой выдернул рукав.
   – Молчи, курва, иначе вышибу мозги твоему выродку!
   Пассажиры в ужасе вжались в свои сиденья и отвернули взгляды. Каждый думал о своих «забытых» долларах.
   Тут на дороге показался серый джип «гранд чероки» с тонированными стеклами. Он подъехал к автобусу и остановился рядом с окном водителя. Опустилось стекло.
   – Извините, не подскажете дорогу к Белому Двору?
   Водитель обернулся на автоматчика, тот махнул рукой, мол, можно ответить.
   – Проедете с пять километров, там вправо от дороги будет заезд «Белый Двор».
   – Спасибо.
   Никто даже не успел понять, что именно произошло в следующие несколько мгновений. Автоматчик лежал лицом вниз, прижатый кованым сапогом, второй полицейский с водителем валялись в наручниках на чемоданах. Витольд только успел поднять руки вверх. В салоне два бойца в масках держали на прицеле полицейского, лежащего на полу. Николай задыхался под весом сидевшего на нем бойца в маске. С проселочной дороги выехал синий микроавтобус «фольксваген» и остановился у автобуса. Из него вышел офицер «Грома» и направился в салон автобуса. Перешагнув через лежавшего в проходе полицейского, он подошел к пассажиру, который сидел с рюкзаком на коленях. Офицер положил руку на рюкзак.
   – Вы арестованы, прошу следовать за мной, – он взял рюкзак с колен пассажира и пошел к выходу. Владелец рюкзака отправился вслед за ним, подгоняемый громовцем с «Узи».
   – Всех в машину, пострадавшему окажите помощь, отпустите автобус, – скомандовал офицер, садясь в джип.
//-- * * * --//
   Эдуард вышел на крыльцо. Погода выдалась, как на заказ. Соседи, похоже, давно встали: из-за деревьев у их дома виднелся дымок, и по округе разносился дразнящий запах жарящегося на гриле мяса.
   – Крися, где наш походный котелок? – Пиляпский почесал голый живот. Сегодня можно и так ходить – в одних плавках: может, хоть немного получится загореть. Как все-таки хорошо здесь на выходных! Может, приедет в гости этот кореец. Интересный он человек: похоже, сами русские заинтересованы в нем. Вот только зачем Оводовский приехал вместе с полковником Генерального штаба? Видимо, он не сделал выводы после первого раза. И вот он опять здесь – теперь в качестве генерального консула. Ну ладно, впереди еще целых два дня, чтобы подумать над этим.
   – Ты что шумишь так рано? Соседи спят, – Кристина вышла на террасу, и тут увидела дым от гриля. – Ты хоть оденься, спрячь свои худые кости! Постыдись соседей.
   – Пани, это моя территория. Хочу – хожу в плавках, как сейчас, а захочу – шубу надену.
   Из-за забора с левой стороны от дома выглянул Петр – левый сосед, как называл его полковник.
   – Пиляпские, что ругаетесь с утра? – шутливо спросил он.
   – Да вот, Петр, я Крисе говорю, что ты угостишь меня мясом с гриля, а она обзывает меня бессовестным.
   Пани Кристина схватившись за голову, быстро ушла в комнату.
   – Ну конечно, Эдуард, я как раз сказал Ивоне: отнесем поджаренного мяса соседям на завтрак.
   – Видишь, Крися, я же говорю, что хоть и левые соседи, а настоящие друзья! – крикнул он со смехом в комнату.
   – Эдуард, вечером приходите с Кристиной на ужин. К нам из Канады приехал сын в отпуск.
   – Обязательно придем!
   Кристина снова вышла на крыльцо – на этот раз с черным чугунным котелком в руках.
   – Ты меня вчера спрашивал об этом котелке? Зачем он тебе, старый, с ума сошел?
   – Крися, а помнишь, как я сватался к тебе в Литве? – сказал Пиляпский, обнимая жену. – Я тогда был молодой высокий красавец, и пообещал тебе, что всегда добуду хлеб для нашего стола. И посмотри, как я сегодня организовал и завтрак, и ужин? И ведь всего-то стоило – выйти в плавках на крыльцо.
   – Ну тебя! – пани Кристина засмеялась, шутливо хлопнула по спине полковника полотенцем и, улыбаясь, пошла накрывать завтрак на веранде.
   Он уже подходил к концу, когда из глубины дома послышался телефонный звонок. Кристина поднялась из-за стола.
   – Крися, а может, не будем отвечать? Сегодня ведь суббота.
   – Вот именно поэтому и ответим. Раз звонят на дачу в выходные, значит, что-то важное.
   – Тебе, дорогая, надо на моей должности быть, а я бы вместо тебя работал с иностранными беженцами.
   Через несколько секунд жена вернулась с телефоном, прикрывая трубку рукой.
   – Тебя Галиш. – сказала она.
   – Эдуард? – раздался в трубке голос. – Не разбудил? Как там погода?
   – Рышард, если разбудил, то откуда мне видеть погоду? Я думаю, ты звонишь в субботу утром ко мне на дачу не про погоду узнавать, так что не тяни, а говори, что случилось.
   – Понимаешь, громовцы взяли интересного типа. Он литовец и как раз по твоему ведомству.
   – А где он сейчас? И как его взяли?
   – Я поэтому и звоню. Он у меня, а взяли как бы случайно, без шума. Русско-польская банда напала на рейсовый автобус из Литвы, а громовцы освободили автобус, ну и забрали пассажира заодно.
   – А как громовцы оказались там? Тоже случайно?
   – Нет, их выслал я. С границы предупредили, что в этом автобусе едет странный тип.
   – Значит, еще кто-то знал? А говоришь, что без шума.
   – На границе поручик заподозрил что-то, но я его уже вызвал к себе. Я звоню вот зачем. Ты бы приехал сейчас сюда с Кристиной, она же говорит по-литовски. Паренек этот не говорит на других языках, а может, не хочет. А я не хочу, чтобы с ним разговаривали мои переводчики. Да и для тебя так будет лучше. Нутром чую, что тут много будет интересного.
   – Уговорил. Сейчас соберемся только…
   – Вертолет уже ждет вас на площадке у магазина. Там мой адъютант, – перебил его министр.
   – Я-то думал, что с утра я лучше всех соображаю, а оказывается, ты еще смышленее!
   В восемь часов вечера в канцелярии министерства никого не было, только охрана передвигалась по этажам, проверяя сигнализацию на ночь. Галиш подошел к шкафу-холодильнику и достал из него две бутылки пива. Оно было очень холодным, но пошло хорошо: полковник сразу почувствовал, как усталость стала проходить.
   – Ну что же, если сопоставить признания моряка с донесением Улана, то они совпадают.
   – Рышард, а ты что, до сих пор думал, что Улан гонит дезу?
   – Да были у меня большие сомнения. Неужели русские могут пойти на такое? Сейчас ведь не сталинские времена!
   – В войне хороши любые методы, если они приносят успех. Мне как военному человеку это понятно.
   – Как ты думаешь, можно перевербовать моряка?
   – А ты подумай, есть ли в этом смысл? Тут ведь ясно, что его использовали для пополнения группы.
   – Видимо так, но как выйти на базу группы, чтобы узнать их задачу и цель?
   – Судя по всему, тут, скорее всего, готовится покушение. Но на кого?
   – Думаю, нам надо усилить контроль за дипломатом и полковником. В последний раз мои ребята упустили его, а тот, видимо, имел важную встречу.
   – Эдуард, слушай, ведь твоя Кристина – подруга доктора Геворкян, а вокруг этой армянки все время кружится много людей, включая Оводовского. Может, мы сможем через нее что-то узнать.
   – Я попробую это устроить, но по-семейному: Крися не должна ничего заподозрить.
   – Это здорово будет, если она нам поможет.
   – А еще: не прощупать ли этого корейца, который был на приеме по поводу открытия кабинета Геворкян?
   – Ты, Эдуард, выбрось это из головы. У меня как раз меньше сомнений насчет Стаса.
   – Но я пригласил его к себе на дачу: посидим, познакомимся поближе.
   – Это другое дело, но постарайся, чтобы ни в каких записях не проходило его имя.
   – Теперь в отношении моряка: предъявим ему обвинение в незаконном хранении и ношении оружия. Посмотрим, как себя будут чувствовать русские в этой связи. А пока пусть с ним поработают мои люди.
//-- * * * --//
   Ася шла по коридору клиники, ее дежурство начиналось через тридцать минут. Она решила заглянуть к Джуле. У той был пациент, она заканчивала работу с его верхней пломбой. Профиль прикуса никак не получался: пациент уже третий раз надкусывал лакмусовую бумажку. «Вот дура! – ругала сама себя Джуля. – Надо было сразу сообразить, что у него мост расшатался между шестнадцатым и восемнадцатым». Она попробовала шестнадцатый. «Ну конечно, есть движение. Теперь надо уменьшить зазор». В кабинет вошла Ася, и доктор махнула ей рукой, показывая, что скоро закончит. Наконец все село на свои места. Джуля отсосом вычистила остатки материала и позвала ассистентку, чтобы та закончила работу с пациентом. Она с улыбкой подошла к Асе, сидевшей в приемной.
   – Ты на дежурство? Попалась на ночную смену?
   – Да, вот решила прийти пораньше, чтобы тебя застать.
   – Асенька, такой тяжелый день был! Еще этот банкир напоследок. Забыла проверить ему мост, в результате сажала пломбу целый час. Ладно, ты как?
   – Джуля, кардинал просил, чтобы мы заглянули к нему как-нибудь вечером.
   – Что-то важное или просто так – на чай?
   – Я думаю, что он, скорее всего, хочет поговорить с тобой насчет имплантатов.
   – Ну конечно, а когда пойдем?
   – У нас тридцатого церковный праздник, он будет на службе. Я предложу ему на второе. Как у тебя с расписанием?
   – Сейчас проверю, – Джульета подошла к столу ассистентки и взяла свой ежедневник.
   Банкир, закончив все формальности, распрощался.
   – Кланяюсь вам. Спасибо, доктор.
   – Ася, первого я работаю у себя, а второго освобожусь к трем часам дня.
   – Тогда здорово, я приеду к тебе часам к двум: мы успеем доехать до «старовки» [47 - Центр старого города (польск.).]?
   – Ася, да мы успеем и пешком. От меня туда двадцать минут ходом.
   – Тогда решили. Слушай, – начала было говорить монашка, но тут подошла ассистентка Дорота.
   – Пани доктор, я все закончила. Разрешите, я пойду?
   – Доротка, только не забудь, что первого мы работаем у меня в кабинете.
   – Да, пани. Мой жених Лукаж уже в курсе, и он привезет меня на работу.
   – Джуля, – продолжала шепотом Ася, – а ты не хочешь взять к кардиналу пана Стаса?
   – Асенька, ты что это – влюбилась? Смотри, тебе это нельзя! – она со смехом обхватила монашку за талию.
   – Джулька, свалимся! – закричала та, пытаясь освободиться от рук подруги. – Просто он очень неординарный молодой человек: кардиналу будет интересно с ним познакомиться.
   – А что? Ты права. Пожалуй, сегодня попробую его найти.
   – Ты его видела после открытия кабинета?
   – Нет, я на выходных была у Пиляпских на даче. Как же там хорошо, Асенька!
   – Ладно, мне пора на дежурство, а ты попробуй найти его.
   – Ох, Аська, не забывай про свои обеты!
   Ася побежала к своему кабинету, стуча каблуками по кафельному коридору Центра стоматологии.
   «Машина прогрета, можно ехать домой, – думала Джуля, садясь за руль. – Все-таки без мамы Маро тяжело. Хоть пани Ядвига, конечно, старается, но мама есть мама. Думала, открою свой кабинет, времени станет больше. Куда там! Целыми днями ношусь, как помешанная, не успеваю нормально поесть. И ко всему прочему, этот опять пропал. Снова надо звонить его вспульнику [48 - Компаньон (польск.).] Вьонцеку. Как бы мне его приручить, пока не поздно? Вон даже Аська – хоть и монашка, а все туда же! Говорит, обет дала, а у самой глазки так и блестят. И что такого особенного в этом узкоглазом? Да подойди он ко мне в Пятигорске лет пятнадцать назад, мой покойный дедушка Каро застрелил бы его сразу. А вот же – все время о нем думаю. И сейчас домой приеду – сразу буду ему звонить».
   У мексиканского ресторана стояла очередь из желающих войти. Джуля просунулась в дверь. Внутри играла традиционная музыка, народ веселился даже в коридоре. Она была тут впервые. К ней подошел молодой официант в огромном сомбреро на голове.
   – Здравствуйте, вы одна?
   – Да, но я ищу приятеля. Я думаю, он уже в зале.
   – Тогда проходите, пожалуйста, – официант удалился к новым посетителям.
   Зал был овальный, со сценой в центре: на ней расположился ансамбль, исполнявший мексиканские мелодии. В зале было накурено и многолюдно. Молодая женщина пошла вдоль сцены, выискивая взглядом кого-то в толпе. У предпоследнего стола к ней спиной стоял официант, который принимал заказ. Танцующие загораживали от нее столы. Джуле пришлось остановиться, чтобы лучше разглядеть сидящих там. Официант отошел от столика, и она увидела Стаса. Он сидел один и пил колу.
   – Не помешаю?
   – Доктор, какими судьбами! – Кан встал и придвинул ей стул напротив.
   – Я не люблю сидеть спиной к сцене, – встала с места Джульета.
   – Извините, – он быстро поменял местами приборы. – Давно не ел мексиканскую еду. Решил вот сегодня здесь поужинать. А ты тоже?
   – Нет, я специально пришла увидеть тебя. Мне Чарек выдал, где ты прячешься.
   – Я приглашал его с собой, но у него сегодня день отца, и сын придет ночевать к нему. Они в разводе с женой.
   – Я уже в курсе. Но сколько труда мне стоило узнать, где ты ужинаешь! Оказывается, два часа назад я тут мимо проезжала с работы. Ты любишь ужинать в одиночестве?
   – Нет, почему? Но признаюсь, я не компанейский человек и не люблю банкеты. Меня угнетают постоянные тосты и уговоры выпить за кого-то и в честь события.
   Подошел официант с картой меню.
   – Пожалуйста, мне то же самое, что заказал себе этот пан, только без перца.
   – Заказ принимал мой коллега, но я узнаю по компьютеру. Нет проблем, пани.
   – Пожалуйста, придержите мой заказ, чтобы подали одновременно, – сказал Кан.
   – Да, непременно исполню.
   – А говоришь, что любишь быть в одиночестве. Теперь я буду знать, что у тебя в голове. Съем твой заказ и все увижу.
   – Мне казалось, что ты уже по зубам человека можешь сказать о нем все, – улыбнулся Кан.
   – Это так, но есть такие пациенты, которые избегают меня.
   – Надеюсь, ты не обо мне. От такой женщины я бы не бегал.
   – Именно о тебе.
   Их разговор прервали официанты, которые принесли ужин, состоявший из множества традиционных мексиканских блюд, с непременными кукурузными лепешками. Последней они водрузили на стол бутылку текилы и удалились.
   – А кто текилу разливать будет? – вдогонку им обиженно спросила Джульета.
   – Текилу мы будем разливать сами – как это принято делать в Мексике. Вот смотри. Я беру дольку лимона большим и указательным пальцами, насыпаю себе на внешнюю сторону ладони между этими же пальцами немного соли. Теперь свободной рукой беру рюмку с текилой – и вот! – Кан слизнул с руки соль, выпил свою текилу и закусил лимоном.
   – Я тоже так хочу! – Джульета повторила «ритуал». – Очень неплохо, даже приятно. Стас, а что ты делаешь второго числа следующего месяца? Будешь в отъезде?
   – До следующего месяца осталось три дня, значит, буду в Польше. Пиляпский приглашал к ним на дачу, я думал поехать.
   – А ты не сможешь поехать со мной к кардиналу Глемпу?
   – Что, уже необходимо? Пришло время?
   – Не понимаю, о чем ты?
   – Православные говорят, если маленький грех, то и дьякон отпустит, а если большой, надо к попу идти.
   – Кан, я не шучу. Я серьезно приглашаю тебя.
   – А Асенька твоя будет?
   – Мы не можем сходить сами, без моей подруги?
   – Я понимаю, что приглашение идет через Асю?
   – Ты прав, через нее. Она – его личный врач. Между прочим, это была ее идея пригласить тебя. Так ты поедешь со мной?
   – Джуля, конечно, записывай. Я же не хуже твоих гостей, которые были у тебя на открытии кабинета.
   – Стас, я не поняла, что значит – записывай. И разве плохие у меня были гости?
   – Это у нас так было на флоте, когда записывали желающих пойти в увольнение в город или музей. А гости у тебя были на подбор. Только я о том, что каждый из них, наверное, по сегодняшний день не моет руку, которую пожал кардинал.
   Джуля громко рассмеялась, не обращая внимания на косые взгляды с соседних столиков.
   – Но ты ведь сам даже поцеловал руку кардиналу Глемпу?
   – А я еще и зубы после этого не чищу.
   Посетители ресторана могли только гадать, почему эти иностранцы так весело смеялись, произнося имя святейшего отца Польши.
   После ужина Джуля попросила:
   – Стас, если нетрудно, проводи меня до дома. Сегодня я очень устала.
   Они прошли возле вечного огня, у которого стоял почетный караул из польских военных. Кан взглянул на солдат, и лицо его стало строгим, уголки губ мелко дернулись.
   – Ты был военным?
   – Мужчины все когда-то служат, – уклончиво ответил он.
   В этот поздний час на улицах было мало машин. Стас с Джулей подошли к пешеходному переходу, горел красный свет. Стас нажал на кнопку, но светофор продолжал гореть красным.
   – Никого нет – бежим! – сказала Джуля.
   Стас смотрел на красный свет светофора.
   – Кан, так можно простоять до утра. Бежим! – Джуля шагнула было на проезжую часть, но Кан остановил ее.
   – Подожди, сейчас переключится. Не будем нарушать правила.
   – Бежим! Если нас оштрафуют – это будет на мне.
   Наконец, сигнал переключился на «мигающий желтый». Джуля потащила Кана за руку через дорогу. Вдруг позади них на красный свет через перекресток проскочила черная «тойота».
   – Видишь? – сказала Джуля. – Даже машины в этот час спокойно едут на красный свет.
   Тут «тойота» на полной скорости резко затормозила и остановилась. В темноте включились задние белые подфарники, и машина резко поехала назад.
   – Ой, это полиция! – крикнула доктор. – Бежим!
   – Мы ничего не нарушили: для нас уже загорелся зеленый.
   Поравнявшись с ними, «тойота» остановилась, и из нее вышел молодой блондин с телефоном в руке.
   – Магда, я сейчас перезвоню, – сказал он в телефон и, отключив телефон, направился к Стасу с Джульетой.
   – Пан Стас, хорошо, что в последний момент вас заметил!
   – Добрый вечер, пан Анджей. Откуда вы едете в такой поздний час?
   – Сегодня были торги по участку. Помните, у Павляка мы об этом говорили? Участок в районе Затока Свин, на улице Королевы Марии.
   – Да, конечно, помню, вы еще предлагали мне участие.
   – У вас хорошая память. Извините, не представился вашей даме.
   – Это я должен извиниться, что не представил вас. Доктор Джульета Геворкян, а это мой приятель, пан Анджей.
   Анджей галантно поцеловал руку Джуле. Из-за поворота выехала полиция с включенными мигалками без сирены. Полицейские остановились у «тойоты», вышли из машины и направились к беседующим.
   – Похоже на ночной патруль, – тревожно сказала Джульета.
   Подойдя, старший патруля взглянул на водителя «тойоты» и улыбнулся.
   – Пан Анджей, так это ваша машина? Извините, не узнали!
   – Спасибо, я сейчас отъеду.
   – Спокойной ночи, – полицейские уехали в сторону центра.
   – Весь день провел на торгах, – продолжал Анджей, – теперь участок наш, будем строиться. Так что, пан Стас, мое предложение остается в силе.
   – Спасибо, я подумаю. Опыт поколений учит нас, что лучший вклад свободных денег – в воспитание детей и в недвижимость.
   – Это вы хорошо заметили. Не возражаете, если я поделюсь этим высказыванием со своими подчиненными?
   – Пан Анджей, у него этого добра – целая полка, – смеясь, сказала Джульета. – Я сегодня за вечер и не такое услышала.
   – А вы, простите, врач какой специализации? – спросил Анджей.
   – Я стоматолог. Вот прямо в этом квартале у меня частный кабинет.
   – Тогда надо будет мне к вам записаться через пана Станислава.
   – Зачем же через него? Он не работает моим ассистентом. Вы лучше обращайтесь прямо ко мне.
   – Хорошо, доктор, я подумаю. Ну что же, пан Стас, встретимся у Вольдемара Павляка, как договаривались?
   – Спасибо, что напомнили. Поздравляю вас с удачными торгами!
   – До встречи! И с вами, доктор, надеюсь, тоже увидимся!
   Они подошли к дому, во многих окнах которого горел свет.
   – Надо же, так поздно, а люди не спят, – заметил Стас.
   – Так тут живут одни пенсионеры. Что им делать по вечерам? Стараются ложиться позднее, борются с бессонницей. А где ты оставил свою машину?
   – Я сегодня без машины. Меня Чарек довез. А я захотел прогуляться, полюбоваться на ночную Варшаву.
   – Так что же ты не сказал? Мы бы пошли в старый город.
   – По-моему, кто-то хотел пораньше лечь?
   – Да, извини. Уже поздно. Можешь остаться у меня.
   – Спасибо, тебе надо отдохнуть.
   – Но у меня несколько комнат.
   – Нет, не сегодня: я вижу, как ты устала. Но – спасибо за приглашение. Второго числа я в твоем распоряжении.
   – Хорошо, договорились. Жду тебя к двенадцати, – сказала Джуля, прощаясь с ним перед подъездом своего дома.
//-- * * * --//
   Алексей был доволен: с утра все шло хорошо. Разговор с МИДом дал хорошие результаты. Они наконец-то отправили деньги на замену всего транспорта.
   – Вера, найди полковника Маковского, и пусть он зайдет ко мне, и занеси последние счета.
   Все налаживается. Только беспокоит связь с Ликвидатором. Может, что-то случилось в Чехии? Но тогда бы центр сообщил об этом.
   – Извините, к вам доктор Геворкян.
   – Спасибо, пусть проходит.
   В кабинет быстрым шагом вошла Джульета – и будто изменилась атмосфера этого утра.
   – Алексей, а я смотрю – у тебя повсюду новые лица! Даже охрана. Никто меня не узнает.
   – Джуленька, так и должно быть. Люди здесь работают по три года, потом едут обратно в Союз. Не все могут остаться надолго.
   – Понятно. Алексей, я по делу.
   Разговор прервал Маковский, который, по своему обыкновению, зашел в кабинет без стука.
   – Джуля, привет. Как дела?
   – Привет, Валера! Вот, решила заглянуть к Алексею на минутку.
   Оводовский предложил Маковскому сесть в кресло у окна, пока он закончит разговаривать с Джулей.
   – Алексей, во-первых, как я уже тебе говорила, мне нужна доверенность на имущество на маму.
   – Давай сразу решим этот вопрос. Дай мне свой паспорт и все данные мамы Маро.
   Алексей вызвал к себе консула.
   – Вот тебе данные, – обратился он к нему. – Нужна доверенность на имущество вот по этому дому.
   – Алексей Владимирович, а на какой срок? – спросил консул.
   – На три года, если можно, – вставила Джуля.
   – Слышал? На три года. Давай, подготовь, – распорядился Алексей и повернулся к Джульете. – Так, первое дело сделано. Теперь говори, что во-вторых.
   – Алексей, недавно поздно вечером я со Стасом возвращалась домой. По дороге он встретился со своим знакомым, поляком Анджеем, которого знает даже варшавская полиция. Из их беседы я поняла, что этот поляк занимается строительством. Он сказал Стасу, что выиграл торги на землю на улице Королевы Марии. Это где-то в Затоке Свин. И там он собирается строить дома. Ты же знаешь, что я ищу помещение под клинику. Думаю попросить Стаса, чтобы помог поближе познакомиться с этим Анджеем. Поэтому мне нужен твой совет.
   Завадовский внимательно выслушал ее и переглянулся с полковником. Джуля заметила это.
   – Мальчики, вы что-то скрываете от меня?
   – Джуленька, нам нечего скрывать, – сказал Маковский, подходя к ней.
   – Этого Анджея мы знаем. – произнес Алексей. – Он – президент фирмы «Freedom». Это фирма с уставным капиталом двенадцать миллионов злотых. По прогнозу он через два года прикроет «Budymex» – самую крупную строительную компанию в Польше. Этот молодой человек строится не только в Польше, но и в Москве. Там он выиграл тендер на строительство аквапарка. И, похоже, что есть определенная связь между ним и людьми мэра Москвы Лужкова или его супруги. А вот что этот кореец знаком с Анджеем – для нас новость, – продолжал рассуждать вслух консул.
   – Я слышала, что они говорили о встрече у Вольдемара Павляка.
   – Павляк – председатель партии PSL [49 - Польская крестьянская партия.]. Неудивительно, что Кан его знает: ведь он знаком с Галишем, а тот, видимо, познакомил его с некоторыми министрами, – сказал Маковский.
   – У тебя на открытии кабинета я слышал, как Галиш благодарил Кана за какой-то БМВ? – спросил Алексей Джулю.
   – Да, я помню. Кан теперь ездит на серебристом БМВ, который заказывал Рышард, а свою белую БМВ он отдал ему.
   – Джуля, Затока Свин – это часть Вилянува, самого престижного района Варшавы. А на улице Королевы Марии стоят двухэтажные дома, в которых живут семьи членов польского правительства.
   – Так теперь я понимаю, почему люди при деньгах хотят покупать дома именно там, – сказала Джульета.
   Маковский в раздумье произнес:
   – Я недавно был там с Алкановым, в гостях у Алекса. Он занимает полдома, а в другой половине живет молодой министр спорта. Там все давно застроено, и я не видел никакого пустыря для новой стройки.
   – Подождите, я спрошу у Алканова. У него там много друзей, – перебил Оводовский.
   Алексей достал из ящика стола телефон с длинной антенной и стал набирать номер.
   – Валера, что это за телефон такой? Специальный дипломатический? – шепотом спросила Джульета Маковского.
   – Нет, это спутниковый телефон. Видимо, будет звонить напрямую.
   – Володя, привет. Это Оводовский.
   – Алексей, ты из Москвы звонишь? Так я сейчас тут.
   – Нет, с работы. У меня к тебе вот какой вопрос. Ты бывал с Валерой у Алекса в доме? Там еще за стеной, говорят, живет бывший министр спорта?
   – Да, бывал. Мы сначала играли в гольф, потом Алекс пригласил нас к себе домой. Тебя интересует бывший министр спорта? Этот молодой политик еще удивит мир! Знаю точно, что его хотят выдвинуть на выборах президента Польши. Это нашего мышления человек. Все-таки бывший коммунист, как и Алекс.
   – Володя, меня сейчас другое интересует. Ты скажи, там в районе Затоки Свин есть пустырь или место под строительство?
   – А, вот ты о чем. Нет, пустыря там нет, а вот объект под строительство имеется. Мне жена министра спорта говорила, что там уже несколько лет стоит недостроенная детская поликлиника в центре квартала. Что, Алексей, хочешь строиться в Варшаве?
   – Нет, просто нужна была твоя консультация. Ты когда вернешься?
   – В понедельник буду на месте. Пока.
   – Алканов говорит, что есть недостроенный объект посередине Затоки Свин, – сказал Алексей Джуле. – В таком случае тебе непременно надо брать помещение под клинику.
   – Представляешь, Джуля, у тебя все семьи членов польского правительства будут зубы лечить! – поддержал его полковник.
   – С деньгами мама Маро решит, и если надо, то Игорь поможет. А вот как попросить Кана, чтобы он порекомендовал тебя этому Анджею?
   – Джуленька, мы думали, он у тебя давно заткнут за пазуху! – удивленно сказал Алексей.
   – В том-то и дело, что не поддается. Даже по телефону его не достать. Исчезает на неделю, а то и больше.
   – Выходит, твой «десятый калибр» его не пробивает. Удивительно. Ну, в этом мы тебе не сможем помочь. Тут все зависит от тебя.
   – Я понимаю, Алексей. Только скажи, он нормальный человек? А то сейчас из России приезжают разные люди. Ты сам знаешь.
   – Джуля, я сделал запрос по нему, как ты просила. Но ответа пока нет и, возможно, что и не будет. Сейчас там в архивах очень сложно что-либо найти из-за распада Союза.
   Вошел консул и положил на стол готовую доверенность.
   – Госпожа Геворкян, вам необходимо оплатить в кассу консульский сбор.
   – Мальчики, пока! Я побегу. Буду думать дальше насчет Стаса.
   Алексей встал, чтобы проводить Джулю до дверей. Маковский курил у окна в открытую форточку.
   – Что, действительно нет сведений? – спросил он хмуро.
   – Валера, он вице-адмирал, уволили его в восемьдесят восьмом за невыполнение правительственного особо важного задания. Я так понял, что его тогда лишили всех званий и знаков отличия. Был невыездной, а вот как попал сейчас за границу, никто не знает.
   – Как думаешь, он не сможет помешать нашей работе, учитывая, что у него увеличивается круг влиятельных знакомых в Польше?
   – Я думаю, нам это только на руку. Пока УОП занято Каном, меньше внимания будет к нашим людям. А вот что касается доктора Геворкян, то надо ее подтолкнуть к открытию клиники в Вилянуве. Представляешь, какие мы будем получать сведения через эту клинику? Эта армянка любому умеет влезть в душу и вытянуть информацию.
   – А я думал, ты помогаешь ей из родственных чувств.
   – Валера, я чистокровный русский, а они армяне. Как я могу быть родственником Джули? Ее матери на руку называть меня при всех сыночком, но и я из этого извлекаю выгоду. Сейчас еще ее брата взяли на работу: пока что восстановили его в министерстве внутренних дел майором. Там сейчас занимается с ним наша дамочка. Ты вот что… Пусть твоя Наталья «поможет» ей с клиникой. Надо, чтобы она решилась.
   – Алексей, Стас приглашал меня на озера. Он знает, где на Мазурах [50 - Группа озер в Польше. Самые экологически чистые озера в Европе.] водятся угри, может, нам стоит поехать вместе, отдохнуть?
   – Это неплохая идея, но нужно чтобы УОП и БОР [51 - Бюро по защите правительства Польши.] не знали о наших встречах. Пока что всех собак вешаем на него, чтобы мы могли хорошо подготовиться. Да, кстати, я вечером вылетаю в Москву – вызывают. Для того и искал тебя. Думаю, вернусь дня через два.
//-- * * * --//
   «Сколько еще нам придется торчать в этом кемпинге? – думал Тигран с досадой. – Збышек еще вчера должен был вернуться. Если смотреть по карте, то до Вероны четыреста двадцать километров. На машине – четыре часа нормального хода. Перекладными, конечно, дольше, но не три же дня? Вот Славик совершенно спокоен, каждый день бегает на вершину – тренируется». Тут как раз в автобус вошел Славик, промокший до нитки. Сбросил мокрый рюкзак на пол, а на стол выложил фазана.
   – Вот, на спуске, уже в самом низу, вылетел из-под ног. Я запустил в него бумерангом, думал, не попаду. Ан нет, попал! Будет теперь у нас отличный ужин. Ну что, приехал наш поляк?
   – Если бы приехал, то лежал бы здесь на койке. Осточертело мне без дела. Кстати, фазана жарить я не умею.
   – И не надо: я сам приготовлю, по-охотничьи. Хоть будет разнообразие в еде. Тебе самому не надоели чешские консервы?
   – Ну уж они хотя бы лучше, чем польские. В Польше только дивчины хорошие.
   – Дивчины хорошие у нас, в Ереване. Такие красотки – нигде краше не сыщешь!
   – Да уж, видел я ваших красоток в Бресте на границе.
   – А что? Джуля очень даже ничего. Правда, была замужем, и ей сейчас, наверное, лет тридцать пять. Но я помню время, когда весь Пятигорск ходил к ней свататься.
   – Твой старший брат тоже?
   – В нашу семью ее дедушка не отдал бы. Он занимался пчеловодством, денег у них была прорва. Они все ждали, что к ней принц с Арарата спустится.
   – Да она и сейчас еще ничего, правда, полновата. Но как посмотришь на ее мать, всякая охота отпадает с ней связываться. От одного взгляда этой старухи умрешь со страха.
   – Слава, наши женщины до тридцати пяти лет очень хороши, а потом резко стареют. Все, что при них остается от былого – это полная пазуха грудей и необъятная задница.
   – Так вот почему ты не женился на армянке, Тигран. Боишься, что на старости лет не уместитесь на одной кровати? – расхохотался Слава.
   – Погоди! Там кто-то есть! – оборвал его смех Тигран.
   По крыше автобуса монотонно колотил дождь, все лобовое стекло запотело. Тигран пересел на водительское сиденье. Слава осторожно открыл дверь салона. На пороге стоял Збышек в плаще австрийского полицейского.
   – Если в следующий раз подойдешь без стука, точно получишь в лоб, – выдохнул Тигран.
   – Я думал, вы спите. Света нет, автобус стоит с запотевшими стеклами.
   Збышек снял накидку, сел поближе к батарее.
   – Как вы тут без меня? Замерзли?
   – Не замерзли, но заждались. Утром уже думали сниматься с места. У тебя как?
   – Вот! – он протянул сложенную вчетверо серую салфетку. Тигран развернул ее и увидел надпись зелеными буквами: «Restaurants Bruni».
   – Слава, давай займись своей «курицей»! – крикнул он через плечо. – Видишь, Збышек пришел голодный.
   Сам он при этом плотно закрыл двери и, подойдя к небольшой полке с книгами, достал роман Сенкевича «Потоп». Слава тем временем принес кастрюлю с подогретым молоком. Тигран опустил салфетку в это молоко, и через несколько секунд на поверхности салфетки появились темные чуть заметные числа. Слава приблизил к ним зеркальце и начал считывать отражение цифр, которые Тигран записывал на листке бумаги в клетку.
   – Все, больше нет. Еще есть время, давай повторим.
   Вячеслав прочитал порядок цифр еще раз, все совпало. Слава помешал ложкой молоко, салфетка распалась и превратилась в липкую бумажную массу.
   – Ладно, я пойду фазана разделывать, – с этими словами Слава вышел на улицу.
   Тигран сидел под лампой и читал «Потоп» на сто тридцатой странице, делая пометки на листе с цифрами.
   – Обратный путь был тяжелым, – сказал Збышек, переодеваясь в сухое. – Там полицейские соорудили кордон и пустили весь транспорт через горы. В результате у меня ушло больше полутора суток на дорогу.
   В салон автобуса вошел Славик с кастрюлей, в которой плавали куски разделанного фазана.
   – Через полчаса все будет готово, – сказал он.
   – Что-то раньше он выглядел побольше размером, а тут – цыпленок какой-то?
   – Збышек, ты в бане тоже не выглядишь Шварценеггером.
   – Ладно, будем считать, что с тебя – литр вылитого молока и полфазана. Не знаю насчет Шварценеггера, а только сдается мне, что ты просто отдал часть добычи девушкам из правого фургона.
   – Мы как раз с Тиграном собирались поближе с ними познакомиться, но тут внезапно объявился ты, да еще в форме австрийского мента, и сбил все наши планы.
   – Хватит вам трепать языком! – сказал Тигран. – Садитесь и слушайте, что получилось:
   «Ликвидатору. Мы с папой будем отдыхать в ливиньо с десятого по двадцать пятое. С восьми до двенадцати ежедневно зарезервирован второй подъемник. Ватикан. Дервиш».
   – Славик, дай спички, – Тигран поджег бумагу и бросил горящий листок в пепельницу. – Что ж, теперь поужинаем и заодно решим, что делать дальше. Что там у тебя с фазаном? Долго еще ждать?
   – Збышек, режь хлеб, и накрывайте на стол. Сейчас все будет готово.
   Они сели за стол, запахло домашней едой.
   – Слава, налей-ка нам: выпьем за успех!
   Вячеслав достал солдатскую флягу и разлил по стопкам чистый спирт.
   – Настоящий, медицинский. Как в Афгане, – сказал он, залпом опрокинул стопку и занюхал коркой хлеба.
   – Как хорошо идет после такой сырости! – сказал Збышек, выпив, и продолжил: – В назначенное время ксендз Костюшко не явился. Я думал, все – провал. На следующее контрольное время я сам специально опоздал, но в зале ресторана, где была назначена встреча, ксендза не было. Я попросил счет. Тут официант приносит мне бутылку вина с салфеткой на горлышке и говорит, что это, мол, от посетителя в клетчатом костюме, сидящего у двери. Я посмотрел туда – и узнал Костюшко. Обратно было добираться труднее – два раза попал на контроль. Теперь смотрите на карту. Ливиньо вот тут – точка на красной черте. Это граница с Австрией. Горнолыжный курорт находится на границе Швейцарии, Италии и Австрии. У нас времени – только четверо суток. Так вот, если считать от этой точки, где мы сейчас находимся, то до Ливиньо через горы двести пятьдесят километров, а по автостраде сто восемьдесят.
   – Автострадой опасно: а вдруг проверка?
   – Сейчас начало сезона отпусков, и на дорогах будет очень много «караванов». Полиция просто не в состоянии будет все их проверять. Утром ты, Слава, готовься к переселению, а ты, Збышек, на вторые документы возьми автофургон на три недели. Оплатишь с кредитной карты. Только проверь, чтобы данные совпадали на паспорте и на карте. Потом Слава перекинет вещи. Наш автобус оставим здесь. Уж слишком во многих местах мы с ним засветились.
   – Понял. А как с номерами?
   – Машину зачистишь полностью, чтобы никто ничего не нашел. Номерные знаки оставишь польские.
   На подъеме «форд» шел труднее. Ему явно не хватало мощности, хотя по документам у него был двигатель на два литра и турбодизель. Зато на спуске он вел себя, как резвый скакун: все время приходилось его притормаживать, чтобы не завалиться на бок. Тигран вышел из туалета, взглянул на спящего Збышека и сел на пассажирское сиденье.
   – Далеко еще до туннеля?
   – Должен быть за той горой, – показал рукой Слава.
   – Если я не ошибаюсь, эта снежная вершина остается в поле нашего зрения с самого утра. Может, мы ездим вокруг нее?
   – Вокруг нее не проедешь. Там нет дорог, и с одной ее стороны Италия, а с другой – Австрия. Это и есть наш конечный пункт. Вот еду и все думаю: зачем ему ехать отдыхать в горы к этим макаронникам, если через месяц он собирается к себе на родину, в Ченстохову [52 - Ченстохова – духовная столица Польши и место паломничества, знаменитое благодаря чудотворной иконе Божией Матери.], на праздник? Збышек говорит, что он сам с Вислы, а там такие Татры! Лучше, чем тут.
   – Слава, на то божья воля. И не нам, простым смертным, решать, где будет отдыхать его помазанник. Ну все, кажется, подъехали. Видишь очередь перед туннелем?
   В горе был пробит туннель, но не из бетона. Наверное, лет сто назад или даже больше итальянцы с австрийцами прорубили этот ход через гору. На лошадях там еще можно было разъехаться, но современный транспорт мог двигаться только в одну сторону. Перед туннелем стоял светофор, и пропускали по несколько машин. Очередь подходила к входу, из туннеля выезжали встречные машины.
   – Слава, давай меняться.
   Збышек сел за руль, отрегулировал сиденье и начал въезжать в туннель. Над входом висело объявление, что туннель открыт с пяти утра до двенадцати ночи, без выходных и праздников.
   – Сейчас будет контроль, прячьтесь, хлопцы!
   Ребята пересели вглубь автобуса.
   – Слав, давай хлебнем пивка – достань из холодильника.
   Они выехали из туннеля и увидели по ходу машины горное озеро с синей кристально чистой водой, в которой отражались горы.
   – Красота какая! – восторженно сказал Збышек и открыл окно. Ворвавшийся в автобус воздух был таким чистым, что хотелось держать его на вдохе как можно дольше, чтобы легкие пропитались им полностью. На длинном шлюзе, где спад воды был метров триста, стоял пропускной пограничный пункт Италии, у которого дежурил полицейский. Подъехав, Збышек протянул ему в окно двести лир. Полицейский вернул сдачу и билет.
   – Вам нужно место для автофургона? Это стоит пятьдесят лир.
   – Я бы хотел остановиться здесь на три дня.
   – В Ливиньо есть только два кемпинга, но сейчас самое начало заезда, и вы сможете найти себе место.
   Из туннеля послышался вой полицейской сирены, и через несколько секунд по свободной полосе к шлагбауму подъехал кортеж автомобилей в сопровождении итальянских карабинеров. Тигран приоткрыл шторы на окне автофургона и увидел прямо напротив белый пятисотый «мерседес» с приоткрытым верхом из титановых труб. Впереди и позади него стояли представительские «лянчи» с тонированными стеклами. Шлагбаум мгновенно подняли, и вскоре кортеж исчез за поворотом, оставив после себя медленно затихающий вой сирены.
   – Ну что же, друзья, поздравляю вас: вы только что встретились с «папомобилем»! – сказал Тигран.
   – Как думаешь, папа в нем сидел?
   – Слава, не будь таким наивным! Зачем рисковать святейшим отцом? Ему и не перенести такой дороги. Какое сегодня число? Восьмое. А Дервиш написал – с десятого.
   Збышек вел автобус вдоль озера между гор. Ливиньо – маленькое селение на берегах двух озер, соединенных между собой, – со всех сторон окружали горные вершины: самая высокая из них поднималась вверх почти на 4 километра. До самого августа на этой вершине лежал снег. Миллион лет назад здесь между горами прошел ледник, оставив за собой в котловане пресное озеро. В шестнадцатом веке его обнаружили австрийские пастухи и основали на его берегах маленькое селение, которым вначале пользовались только в период летнего выпаса скота. Однако долина с озером, защищенная со всех сторон горами, также пришлась по душе нескольким итальянским и швейцарским семьям. Сегодня Ливиньо – небольшой городок, в котором живет около семи тысяч жителей, а также один из лучших в Европе горнолыжных курортов – с сотнями отелей, ресторанов и магазинов беспошлинной торговли.
   Кемпинг они нашли прямо на берегу озера, в двух километрах от центра городка. Хозяин подключил для них электричество и канализацию.
   – Оплата при выезде, – сказал он. – Вам повезло – с утра уже не будет мест ни в отеле, ни у нас.
   – Похоже, хороший сезон будет в эту зиму? – спросил Збышек.
   – Да, мы надеемся, что выпадет хороший снег. Знаете, говорят, что житель гор всегда смотрит в небо, потому что ждет снега. Ну и, конечно, мы ожидаем приезд нашего святейшего отца.
   – Слава, – сказал Тигран, после того как хозяин кемпинга ушел, – ты сделаешь все закупки, а сразу после ужина – всем спать. Рано утром начнем обход маршрута, установим маяки. В общем, завтра тяжелый день.
//-- * * * --//
   В восемь тридцать Пиляпский был в канцелярии министра.
   – Иоланта, шеф свободен? – спросил он секретаршу.
   Та утвердительно кивнула, и полковник вошел в кабинет Галиша.
   – Эдуард, проблемы?
   – Хочу поговорить. Кристина вспомнила все мелочи разговора с моряком. Я несколько дней ломал голову. Может, у тебя есть новости?
   – Есть, и довольно интересные. Я собирался после обеда передать тебе дело моряка. Но раз ты тут, то давай поговорим. Мы проверили версию, которую он нам преподнес. Минуту.
   Министр подошел к книжному шкафу и отодвинул одну из его полок. За ней оказался встроенный в стену белый сейф с сенсорной панелью. Галиш дотронулся до панели двумя пальцами левой руки, внутри сейфа послышалась мелодия, и его дверь открылась. Пиляпский увидел через плечо Галиша много документов, а сверху лежала серая папка. Галиш передал ее полковнику. На обложке папки черным маркером явно женским почерком было написано: «Ilgars Smulisz».
   – Илгарс Смулис. Мы искали в картотеке, но ничего не нашли. Ну, это и понятно. Кто будет посылать агента, который числится в картотеке? Мы выслали запрос нашим в Москву. Интересный пришел ответ из Клайпеды. Оказывается, моряк рыбопромыслового рефрижераторного флота Илгарс Смулис два года назад не вернулся из увольнения в иностранном порту Лас-Пальмас на Канарских островах.
   – А по месту жительства проверяли?
   – Там по адресу, который указан в его паспорте, были соседи. Они сказали нашим, что несколько дней назад он уехал на заработки в Россию. В его квартире дверь никто не открыл. Теперь давай отвлечемся от этого моряка. Похоже, что генерал Поляковский готовит нам большой сюрприз в Москве. По агентурным данным, в Польше, в Италии и в Ватикане работают несколько групп. Руководит всеми какой-то Студент. Весьма похоже на то, что готовятся покушения в этих странах.
   – У нас ведь в Ватикане есть свои люди?
   – Да, но нас беспокоят действия личного секретаря папы Дзивиша. Если бы не папа римский, который его опекает, я бы давно его отозвал на люстрационный суд.
   – Возвращаясь к этому Илгарсу: два дня назад перевели мы его в общую камеру. Подсадной говорит, что во сне этот литовец разговаривает на чистом польском языке. Вот так. Теперь выкладывай ты.
   – Крися тоже считает, что он поляк из Литвы. У него акцент, как у местных поляков, и он как-то выразился о паломниках в Ченстохове. У меня сложилось мнение, что наш бывший старший брат отвлекает нас от чего-то важного. Но зачем ему было везти оружие через границу, когда его можно приобрести тут – вон хоть на «Стадионе Десятилетия»? В общем, мы уже потеряли кучу времени. Генеральный консул вылетел в Москву вчера вечерним рейсом, а там сейчас Алканов.
   – Если моряк – наших кровей, то, может, попробовать перевербовать?
   – Тогда это надо делать быстро, пока не спохватился Кремль. Хотя, может, Оводовского вызвали как раз поэтому.
   – В любом случае забирай его к себе и поработай. Даю тебе неделю. В отношении второго – все сходится на нашего святейшего. Через месяц он приезжает на Ясну Гуру [53 - Ясная Гора в Ченстохове, где в монастыре хранится Ченстоховская икона Божьей Матери.]. Надо тщательно подготовиться. Его выступления не дают покоя коммунистам.
   Утром в десять часов Стас набрал номер кабинета доктора Геворкян, трубку сняла ее ассистентка. Сама Джуля долго не подходила к телефону: было слышно, что у нее пациент. Наконец послышался ее голос.
   – Доктор Геворкян.
   – Здравствуйте, доктор. Наша поездка в силе или есть корректировки?
   – Стас! Привет! Все в силе. Приезжай. Извини, не могу говорить: у меня тут пациент с открытым ртом сидит.
   К двенадцати Стас стоял у знакомой металлической решетки на доме Джули. У киоска были люди. Обслуживал киоск и дверь все тот же лысый старик. Подошла очередь Стаса, за ним в очереди стояли две пенсионерки. Стас положил на газету двадцать злотых и молча взял пачку презервативов.
   – К доктору Геворкян, пожалуйста, – сказал он.
   Пенсионерки внимательно следили за рукой Стаса. Он демонстративно положил презервативы во внутренний карман и направился к двери. Пан Лешек сгреб злотые и сунул в шкаф под стол.
   – Стас, а ты пунктуальный! – улыбнулась Джульета, открывая ему дверь. – Посиди, почитай, а я пока переоденусь.
   На журнальном столике Стас заметил свежий номер «Огонька». Он тут же погрузился в чтение и не заметил, как в комнату вошла Джуля и тихо села рядом с ним. Она переоделась, сняла халат и шапочку, и Стас увидел, что она сделала себе модную стрижку «каре».
   – Вам очень идет эта стрижка, пани доктор.
   – Спасибо, что заметил. Идем наверх, поедим и дождемся Асю.
   – А что, кардиналы 365 дней в году постятся?
   – Нет, конечно, но у Аси сейчас действительно пост.
   – Выходит, твоя подруга без работы? Ведь во время поста зубы у кардинала не стачиваются – так что там поправлять?
   – Стас, перестань богохульствовать. Мы сегодня идем к очень важному человеку. Будь серьезнее.
   – Вот сейчас ты просто вылитая моя учительница немецкого, – рассмеялся Кан и пошел за Джулей к лифту. Там стояли давешние пенсионерки из киоска.
   – Добрый день, доктор. Вы сегодня рано, – сказала одна из них, с подозрением глядя на Кана.
   – Добрый день. Да, ко мне приехал гость, – ответила Джульета.
   Тут подошел лифт, все зашли. На втором этаже пенсионерки выходили. Стас многозначительно засунул руку во внутренний карман, и старушки с хихиканьем выскочили из лифта.
   – Стас, ты что? – спросила Джуля, поправляя воротник блузки у зеркала. Лифт остановился на третьем этаже. – Что ты сделал такого, что мои соседки так развеселились?
   – Понятия не имею.
   …Ася вела их узкими улочками старого города. Навстречу изредка попадались прохожие – в основном, туристы из польских провинций.
   – Тут, в Старом Месте [54 - Старый город.] – городская резиденция кардинала. Если он устал или готовится к службе, то остается ночевать здесь. А так в основном он живет в загородном доме. Это в двадцати километрах от центра.
   Они подошли к старинному дому. Фасад его, со шпилями и башенками, напоминал о Средневековье. Дом был трехэтажный, его окна выходили на городскую площадь, ставни были открыты и пристегнуты крючками к стенам. На подоконниках виднелись горшки с цветами. Снаружи дом выглядел очень ухоженным – как после недавней реставрации. Вся фурнитура дверей и окон была кована из старинной бронзы. Крышу накрывала узорчатая черепица, сочетающаяся по цвету и стилю с крышами домов по обеим сторонам. Медные змеи, будто играя зеленой чешуей, спускались с крыши на землю. Это были стоки для дождевой воды. На самом высоком шпиле вертелся флюгер в виде всадника с флагом, на котором было выгравировано: «1476».
   – Ничего себе хоромы у его преосвященства, особенно если учесть, что ни жены, ни детей у него нет, – сказал Кан, присвистнув, и Джуля тут же дернула его за рукав.
   – С кардиналом живет много братьев, – вступилась законница.
   – Которые ему служат и охраняют его? Так, Асенька?
   – Да, вы правы.
   – Ася, ты ему лучше не отвечай. Представляешь, ехали с нами в лифте две мои соседки-старушки, так он что-то такое сделал, что они смеялись, как девчонки. А пан Лешек на проходной как увидел Стаса, так вообще захлопнул окошко в своем киоске. Он сегодня весь день разыгрывает меня.
   Кан тем временем встал перед входной дверью и с интересом рассматривал ее глазок. Дверь медленно открылась, и на пороге все увидели молодого человека в черном костюме, сложением сравнимого с Геркулесом.
   – Ася, это вы? Пожалуйста, проходите, – Геркулес отступил назад, пропуская монашку с гостями.
   Сначала они вошли в просторную часовню. Ее высокие своды, казалось, устремлялись прямо в небо, а стены покрывали мозаичные панно с изображениями Пресвятой Девы и Христа. У задней стены, за кафедрой, виднелись свинцовые трубы старинного органа. Ася преклонила колено перед фигурой Христа в терновом венке, несущего крест на Голгофу, и они быстро прошли через зал часовни к другому ее выходу, скрывавшемуся за колоннадой. Выйдя из часовни, они пересекли большой крытый двор и вошли в просторное помещение, обставленное старинной мебелью. С высокого потолка спускалась на массивной цепи огромная люстра, только вместо свечей в ней горели лампы. Вдоль стен стояли высокие подсвечники с такими же лампами. Что ж, хозяину этого жилища приходилось, как и всем остальным, идти в ногу со временем.
   Из боковой двери в комнату вошел кардинал Глемп. Сопровождающий гостей охранник поклонился, поцеловал ему руку и быстро удалился. Ася первая приветствовала кардинала, Джулю он поцеловал в лоб своими тонкими губами. Его большие черные глаза нежно смотрели на ее рыжую головку. Стас тоже прикоснулся губами к руке его преосвященства и отметил про себя, что такие красивые длинные пальцы с ухоженными ногтями видел до того только у женщин. Вдоль правой стены комнаты, там, где окна выходили на площадь, стояли длинные столы с дубовыми скамьями. Кардинал пригласил всех сесть и сам сел во главе стола в резное кресло с высокой спинкой. Он был одет в повседневную сутану – без золота и кардинальского цвета. Его коротко стриженую голову покрывала пурпурно-алая шапочка, длинную шею обхватывал белоснежный воротник. Обращаясь к Джуле, кардинал произнес:
   – Спасибо, доктор, вам и вашему другу, что откликнулись на мою просьбу.
   Ася начала было переводить, но запнулась: казалось, что-то ей мешало сосредоточиться. Кардинал жестом остановил ее и сказал на русском языке:
   – Ася у нас хорошо понимает по-русски, но хуже говорит. Поэтому я сам попробую говорить на русском.
   Он говорил по-русски превосходно. Кан удивленно посмотрел на кардинала Глемба, и тот с улыбкой пояснил:
   – Я, молодой человек, учился в России. Вернее, в Киеве. Нас, поляков, многое роднит с Украиной, когда-то мы были едины. То были хорошие времена. С приходом коммунистов произошли перемены, но сейчас все опять становится на свои места. Сестра, может, угостим наших гостей своим вином? – сказал он, повернувшись к Асе, и та встала, чтобы помочь накрыть на стол.
   Через несколько минут перед гостями стояли простые кушанья: желтый голландский сыр, холодная курица, рыбная закуска. Вино по вкусу напоминало кагор. У Стаса никак не укладывалось в голове, что он сидит за одним столом со святейшим кардиналом Польши, взгляд которого ловят миллионы поляков, считая за счастье дотронуться до его женственных пальцев или одеяния. На столе стояла самая обыденная мирская еда – без всяких изысков. Стас вдруг вспомнил, как в начале восьмидесятых он был в Калуге и встретился там с другом юности, который стал священником и имел приход в одной из церквей Калужской области. Тот пригласил его к себе домой – пообедать и познакомиться с его молодой женой и дочками. Обеденный стол попадья накрыла с размахом: жареная свинина, куриный паштет, осетрина и копченый угорь, красная и черная икра. Перед трапезой отец Гавриил провозгласил:
   – Ну, отведаем, что Бог послал!
   Стас невольно улыбнулся своим воспоминаниям. Кардинал тем временем говорил, обращаясь к Джульете:
   – Доктор Геворкян, я разговаривал с вашим директором, паном Адамом Ксешинским, и он порекомендовал мне именно вас.
   – Ваше преосвященство, для меня это большая честь.
   – Если бы вопрос касался только меня, я бы решил его через сестру Асю и не беспокоил бы вас. Но дело в том, что через месяц намечается визит в Польшу нашего святейшего отца. Программа у него очень насыщенная. Это будет его второй визит на родину. По мере возможности мы будем обслуживать его сами, особенно в том, что касается медицинских вопросов. Мы не доверяем зарубежным врачам. Сейчас, в этот визит, его святейшеству нужно будет заменить имплантат, установленный в Италии.
   – Простите мой вопрос, ваше преосвященство, но почему это не делают сами итальянцы?
   – Они очень хотят это сделать, но мы больше не хотим пользоваться их услугами. А профессор Ксешинский порекомендовал мне вас. Вы – единственная, кто сейчас занимается имплантатами в Польше.
   – Ваше преосвященство, но мне понадобятся все материалы о предыдущем лечении его святейшества, чтобы хорошо подготовиться к его визиту.
   – Я правильно понял, что вы согласны нам помочь?
   – Я почту это за великую честь: ведь вы доверяете мне, простому доктору, такое ответственное задание.
   – Мне всегда импонировала ваша скромность. В таком случае сестра Ася предоставит вам всю необходимую информацию – и начинайте готовиться.
   Официальная часть визита была закончена. Хозяин и гости приступили к трапезе, после чего кардинал Глемп поехал на службу в Константинов.
//-- * * * --//
   Третий подъемник вел на высоту 2450 метров. Было довольно прохладно, дул северный ветер, от которого не защищала противоположная вершина. Продрогшие лыжники, слезая с открытых всем ветрам сидений подъемника, сразу спешили к бару – подкрепиться традиционным австрийским горячим пивом. Тигран натянул шапку на замерзающие уши и спустился на нижнюю площадку. Там пара лыжников поправляла крепления перед долгим спуском. С этой точки отлично проглядывался весь верхний второй подъем. В бинокль он увидел, как Збышек со Славой пьют пиво, разглядывая панораму спусков. Бинокль пересчитал расстояние до кружки Славы, которую тот держал в согнутой руке. Вышло семьсот тридцать два метра двадцать четыре сантиметра. До кружки Збышека – на двадцать один сантиметр больше. Дальше, до третьего спуска, было отлично видно спускающихся. Ну что ж, место он выбрал неплохое, тем более что на площадке стояли две платные подзорные трубы. С высоты было видно, что третий спуск заканчивается недалеко от дороги, которая, петляя между вершинами, уходит в Швейцарию. «Надо, чтобы Славка сам осмотрелся на месте, а потом примем решение», – подумал Тигран и начал спуск. С каждым метром он чувствовал себя увереннее. Перед третьим спуском он почувствовал, что полностью вернулись навыки спорта, которые он тренировал добрые восемь лет. Внизу ребята в ожидании Тиграна кидались, как мальчишки, снежками.
   – Слава, третий подъемник осмотришь сам, а после составим план, – сказал Тигран, садясь на снег. – Что-нибудь заметили на втором?
   Збышек явно не услышал вопроса: он палкой чертил какие-то линии на снегу.
   – Он не слышит, – пояснил Слава. – Он уши ватой заткнул.
   Тигран бросил снежок в поляка и попал в его рюкзак. Збышек подъехал к ребятам.
   – Смотрите! – сказал он, указывая на свои линии. Все трое стояли над схемой, опираясь на лыжные палки.
   – Это – верх, тут четыре спуска. Вот так обозначены маяки. Скорее всего, с утра там будут включены телекамеры. А вот на этих трассах будут стоять охранники.
   – Слишком густо стоят. Выходит метров по пятнадцать.
   – Мы со Славиком замерили, выходит по десять метров. И тут плохая проходимость радиосигнала.
   – Но на этот период весь второй подъемник будет закрыт, и на трассе не будет лыжников.
   – Вот именно, но, наверное, папа будет спускаться сам со своей свитой на лыжах. Тогда с учетом скорости выходит сплошная стена охранников.
   – Возможно, ты прав. В прошлую зиму писали, что он катался на лыжах в Карпатах.
   – Не будем терять время. Пошли на третий! Там наверху поговорим.
   На второй трассе теперь было больше народу. Две подзорные трубы на площадке обозрения были заняты, и к ним стояли очереди. Поднявшаяся наверх троица ходила между лыжниками, разглядывая местность.
   – Сколько до третьей трассы?
   – Неполных девяносто два метра. Можешь сам посмотреть в бинокль.
   – Нет, я тебе верю. Я посмотрю за трассой, – Слава отъехал к перилам.
   Збышек съезжал на третью трассу, его красная спортивная шапка мелькала среди лыжников. Народу было очень много. Видимо, все знали, что с утра второй подъемник будет закрыт до обеда. Вернулся Слава и положил руку на плечо Тиграна.
   – Все готово. Съезжаем.
   – Подожди, я закончу со Збышеком.
   Красная шапка остановила свое движение в конце спуска, и Тигран выключил хронометр.
   – Можем ехать. Внизу пообедаем. Догоняй! – он вихрем влетел в поток лыжников и начал спуск. Славка тем временем еще только надевал рукавицы, пристегнутые к рукавам комбинезона.
   В их вагончике в кемпинге было тепло, как в хорошо протопленной избе. На столе лежала карта Ливиньо в небольшом масштабе – один к ста.
   – Слава, где лучшая позиция для стрельбы? Вторая или третья трасса?
   – Они обе подходят, но мне как биатлонисту лучше стрелять на ходу. Видимо, придется действовать по обстановке.
   – Тогда вопрос со стрельбищем считаем решенным. Имей в виду, что у тебя тридцать секунд на стрельбу. Спуск на третью трассу занимает две минуты, от третьей трассы до дороги – девять минут тридцать секунд, значит, на все уйдет двенадцать минут. В девять тринадцать я уезжаю – что бы ни случилось.
   – Я уложусь в это время.
   – Ты, Збышек, ждешь до девяти тридцати. В тридцать одну минуту выезжаешь. Там дальше сам знаешь, что делать.
//-- * * * --//
   Алексей не раз бывал в таких «дерматиновых» коридорах. Двери, обитые коричневым кожзаменителем, тянулись по обеим его сторонам, абсолютно симметричные друг другу, как клетки в школьной тетрадке. Наконец бесконечный коридор сделал поворот, и Алексей увидел единственную на этаже стеклянную дверь с узорчатым матовым стеклом. Консул без стука отворил ее. Его взгляду открылась приемная, где за рабочим столом сидела девушка в лейтенантской форме.
   – Здравствуйте, Алексей Владимирович. Генерал вас ждет, – сказала она, и Алексей прошел в кабинет Поляковского. Тот сидел на диване и смотрел футбол. Увидев Алексея, жестом пригласил его сесть в кресло напротив.
   – Интересуешься чемпионатом Европы?
   – Времени нет, к сожалению. А раньше был очень активным болельщиком.
   – Раньше! Раньше, если бы не распался Советский Союз, наши были бы в пятерке лучших. А сейчас?! – генерал встал и выключил телевизор. Подойдя к двери, он приоткрыл ее и сказал: – Оленька, никого ко мне не впускай и принеси два чая, пожалуйста.
   – Алексей, ты начал неплохо, и меня это беспокоит. Видимо, поляки еще приглядываются к тебе и к полковнику Маковскому.
   Тут вошла девушка-лейтенант с чаем на подносе, и генерал на некоторое время замолчал.
   – Спасибо, Оленька, иди, – сказал он, когда она закончила разливать чай.
   «Генерал явно нервничает, – думал Алексей. – Почему? Видимо, что-то случилось, пока я летел сюда из Польши, так что не буду его торопить. Пусть спокойно выскажется».
   – Конечно, Галиш – новенький, но аппарат и агентура в этом УОПе остались прежние. Да и полковник Пиляпский – старая и опытная лиса. Если они сейчас выжидают, то финиш может быть без оваций. Дервиш вышел на связь. В начале февраля они будут с визитом в Польше, в Ченстохове. Боюсь, твои люди не успеют подготовиться к встрече. Каково твое мнение, Алексей?
   – В отношении Галиша я думаю, что у них все налажено. У меня есть информация, что они часто встречаются с Пиляпским, но я стараюсь меньше выезжать за территорию посольства. Сейчас я больше работаю через агентов, да и времени много уходит на консульские работы. Срок подготовки к приему вполне реальный. Уложимся. Дева развернулась очень успешно. Сейчас она готовит план, который охватит всю верхушку Польши. Но, похоже, там недостаточно средств для его реализации.
   – Так надо помочь. Со средствами не будет проблем, главное – успешно реализовать план.
   – Вот я как раз хотел посоветоваться с вами по этому поводу. А что, если мы перекинем Медика в Польшу, чтобы он Деве привез деньги и помог с разработкой плана?
   – Медик еще очень сырой: за ним пригляд нужен. Сейчас мы приставили к нему Адвоката, она его натаскивает. А что за план у Девы?
   – В Вилянове есть квартал, где в начале восьмидесятых построили коттеджи для членов правительства Польши. В центре квартала сейчас разворачивается новое строительство, и Дева хочет выкупить там большие площади под стоматологическую поликлинику.
   – Отличный план, и надо ей помочь. Я вижу здесь большие перспективы.
   – И все-таки Медик тут нужен для работы. Я беседовал с ним, когда устраивал его в МВД. Я знаю, что для него важны только деньги, которые он быстро тратит, и женщины, которые быстро его бросают. Но мне нужно, чтобы он доставил средства Деве как ближайший родственник.
   – Что ж, это меняет дело. Кстати, Адвокат хорошо развернулась в Дубае, вскоре мы будем иметь там свой телеканал – а для нас сейчас арабский мир имеет очень большое значение. Может, их обоих командировать к тебе? Пусть недельку погуляют. Ну не могу я доверить такую сумму ему одному.
   – В таком случае жду Медика вместе с Адвокатом.
   – Алексей, имей в виду, твои поляки сейчас начали переговоры с Америкой и Англией о входе в блок НАТО. И уже имеется первая информация по поводу переговоров в Брюсселе и Париже о членстве в объединенной Европе. И все это идет через Ватикан. Если Польша «пройдет в дамки», то за ней следом потянется и наша Украина. Украинцы забыли, как прибежали без портков с Хмельницким просить у России защиты от поляков. В восемьдесят первом они проиграли Польшу, и за ними тогда стоял только ватиканский старец. Наша задача – не допустить увеличения альянса НАТО за счет стран Варшавского договора и переноса границ Европы к нашим рубежам.
   – Тут стержень, а корень у зла один, товарищ генерал.
   – Вот ты со своими группами и вырви этот корень! О средствах и людях не думай: поможем, – тут генерал рубанул рукой по воздуху, словно в ней была сабля. – За твою группу я спокоен, а вот Алканов слаб для контакта с Алексом. Тот уже входит на вершину руководства Польши. Я читал последний отчет Алканова. Сто процентов, что Алекс и его приближенные выиграют на предстоящих выборах в Польше. Только окружение будущего президента просит Алканова помочь решить вопрос с польским генералом Капало. Думаю, Алексей, пришло время объединить тебе усилия с группой Алканова – хотя бы до конца президентских выборов.
   – Ну что же, товарищ генерал, постараюсь развязать этот политический узел. Но мне нужна полная информация по Кану из Ленинграда.
   – Алексей, мы тебе дали всю информацию, что у нас есть. Он – бывший морской офицер высокого ранга. Лишили его всего. Там в свое время из-за него поснимали ряд партийных и милицейских аппаратчиков, в том числе и моего предшественника. Он вышел из операции, в результате которой Советский Союз имел бы контроль над вооружением Чили. Сейчас эти аппаратчики снова пришли к власти и хотят рассчитаться с ним. Но ты не думай о нем, а займись лучше генералом Капало, мой тебе совет.
   – Капало недавно назначили главным комендантом полиции Польши.
   – Вот именно. И в донесениях своих больше не упоминай про этого корейца: не я один их читаю. Дай мне нормально дожить до пенсии.
   – А что с Ликвидатором? Два месяца я слышу, что он в дороге.
   – Ты что, Алексей, думаешь, что поймал меня? Я же знаю тебя пацаном, мы с твоим покойным батей столько раз рыбачили вместе, когда еще в Китае служили. Ликвидатор действительно в Европе, но сейчас мы срочно используем его в другой зоне. Зачистит все там и сам объявится у тебя. Тем более, у тебя в запасе еще больше месяца.
   Про себя он при этом подумал: «Нехорошо получается. Знаю, что Алексей не встретится с Ликвидатором, а приходится обманывать. Иначе он не выдержит сроки в случае провала Кобо».
   – Отчеты оставь у меня и возвращайся быстрее назад, – произнес он вслух.
   «Пустая трата времени. Поляк, конечно, все не скажет. Спасибо, что просветил насчет Кана. Пусть Джуля сама все решит. Видимо, Ликвидатора мне долго не увидеть. Надо искать свои возможности», – думал Алексей, выходя из кабинета.
//-- * * * --//
   Самолет эстонской авиакомпании набирал высоту. Стюардесса принесла бутылку вина генеральному консулу России и на чистом английском языке пожелала ему хорошего полета.
//-- * * * --//
   На Маршалковскую улицу выехал черный БМВ с мигалками на крыше в сопровождении внедорожника «тойота» с открытыми окнами, в которые сидящие в нем рослые ребята высунули автоматы. Кортеж направлялся к президенту Польши. Рышард Галиш сидел на заднем сиденье, держась правой рукой за верхний кожаный поручень. Полковник БОРа сидел рядом, облокотившись на подлокотник. Быстрая езда и вой сирен не мешали беседующим, они полностью погрузились в разговор.
   – Говоришь, что основная задача – это покушение на Капало? Тогда это полностью меняет дело.
   – Теперь я уверен в его признании. Он имеет все точные сведения о генерале. Мои люди проверили режим жизни генерала, его биологические часы. Все почти минута в минуту совпадает с показаниями моряка.
   – Зачем Поляковскому нужен польский генерал? К тому же, главный комендант полиции. Не думаю, что ГРУ помогает польско-русской мафии.
   – Предполагаю, что над Поляковским есть вышестоящие товарищи, которые могут отдавать приказы генералу.
   – Эдуард, скорее Капало перешел дорогу кому-то из наших, кто пользуется успехом у русских. Сейчас на политической арене очень тяжелая обстановка. Мы собираемся проводить первые президентские и парламентские выборы, мы готовимся войти в НАТО. Без всенародного референдума нам тут не обойтись. Новый президент должен привести нас к лагерю объединенной Европы.
   – А если придет к власти президент, который против этих программ?
   – Вот именно поэтому сейчас главное – не промахнуться внутри страны. Я имею в виду политически. И не потерять наших основных помощников, а вернее, руководителей. Как, например, голос Ватикана.
   – Может, нам предупредить генерала Капало?
   – Нет, подожди. Проверим все «за» и «против». Выставь своих людей для наблюдения за ним.
//-- * * * --//
   – Стас, как тебе мой борщ? – спросила Джуля, улыбаясь. – Я его сама приготовила: домработницу еще в пятницу отпустила.
   – Очень вкусно! Я отвык от домашней пищи. Иногда мне кажется, что я всегда питался в столовках и в кафе.
   – Давай по пятьдесят грамм водки – для поднятия тонуса?
   – Я подниму стопку за компанию, но пить не буду. Не обижайся: просто я вообще не пью спиртное.
   Казалось, что, выпив немного алкоголя, Джульета почувствовала себя свободнее. Она включила запись Барбры Стрейзанд и села напротив Кана, с улыбкой глядя на него.
   – Стас, ты можешь мне помочь со строительством в Вилянове, про которое говорил пан Анджей?
   – Ты хочешь купить там квартиру? Между прочим, квартиры там планируются шикарные: Анджей показал мне проспекты.
   – Я бы хотела купить квартиру и еще помещение под стоматологическую поликлинику площадью метров двести.
   – Неплохая идея, мой дорогой доктор, особенно если учесть, что вокруг там живут исключительно члены правительства Польши. Но это очень дорого обойдется.
   – Думаю, не дороже денег. У меня будет возможность оплатить большую часть требуемой суммы, а остальное я постараюсь оформить в ипотеку. Слушай, что мы сидим, когда такая музыка играет! Пригласи меня на танец!
   Танцевать босиком на ковре оказалось не очень удобно, но Джуля не ожидала от него сложных па. Под медленную мелодию она прижалась к нему всем телом, и Стас почувствовал цветочный аромат ее духов. Музыка закончилась, но дама не собиралась отпускать кавалера. Кан как бы шутя встал на колени, и Джуленька отпустила его руки. Ни слова ни говоря, она прошла в ванную комнату. Ее не было довольно долго. За это время Стас нашел запись Армстронга и поставил ее. Он не был большим поклонником этого певца, но выбора не было. Наконец Джуля вышла из ванной. Лицо ее было очень серьезным и чисто умытым. Впервые за время знакомства Кан увидел ее без макияжа и поразился тому, какие у нее на самом деле большие и красивые глаза.
   – Я на тебя немножко обиделась, – сказала она, садясь на кушетку.
   – Придется исправляться, – он подсел рядом. Теперь ему ясно стала видна синева усталости у нее под глазами и тоненькие морщинки на лбу. А еще он увидел, что ее лицо все покрыто мелкими веснушками, особенно на скулах. Она сидела, насупив тонкие брови. «Боже, как я мог обидеть ее? – подумал Кан и тут же сам себя одернул: – А что, собственно, я должен был делать? Стоять, обнявшись, до утра? Или завалиться на пыльный ковер? А почему, собственно, пыльный? Но она же сама сказала, что отпустила домработницу четыре дня назад».
   – Джуленька, я решил переписать на тебя место на улице Королевы Марии. Считай это моей попыткой реабилитации в твоих глазах.
   Ее лицо сразу засияло улыбкой, и она повернулась к нему.
   – Ты не шутишь? Нет, это невозможно. Может, лучше я сама выберу?
   – Дорогой доктор, там уже все разобрано. Остались только два места, которые я зарезервировал, вернее, Анджей оставил для себя.
   – Ты же говорил, что у тебя есть места?
   – Джуленька, совершенно верно. Когда Анджей выступал на торгах, ему нужен был спонсор, который мог бы показать финансовую сторону. Я выступил гарантом. После торгов с меня сразу сняли трехпроцентную ставку в виде страховки. Сейчас он предложил мне возврат моих средств в виде недвижимости. На четвертом этаже – двухэтажные апартаменты площадью сто восемьдесят квадратных метров, а на первом этаже – помещение под офис площадью двести десять метров. Я попросил время подумать до понедельника. Хотел найти клиента.
   Джуля с визгом бросилась ему на шею.
   – Подожди, ты меня задушишь! Дай перевести дух, – смеялся Стас.
   Джульета вскочила и принесла ему телефон.
   – Пожалуйста, позвони прямо сейчас и скажи, что берешь оба помещения. Чтобы никому не продали.
   – Не волнуйся, не продадут. Анджей будет ждать моего решения.
   – Но я очень, очень тебя прошу. Потом, через неделю, я решу вопрос денег, и мы перепишем все на меня.
   Кан начал набирать номер, она встала позади, прижавшись к его спине, и внимательно слушала.
   – Пан Анджей, это Кан.
   – Пан Стас! Я как раз сейчас о вас думал. У меня в среду будут предварительные торги на Жолибоже [55 - Район в Варшаве.], а мы хотели поговорить с вами в понедельник. Очень здорово, что вы позвонили.
   – Хорошо, в понедельник до десяти я буду у вас.
   – Отлично. Вы что-то хотели?
   – Да, – Кан почувствовал, как руки Джули сжали его грудь. – Ту недвижимость в Вилянове, о которой мы с вами говорили, я, пожалуй, оставлю за собой.
   – Пан Стас, я в этом не сомневался, поэтому уже решил некоторые вопросы без вас. В пятницу нотариус приготовил договоры. Так что в понедельник заодно их и подпишете.
   – Спасибо. До понедельника, – трубка отлетела под стол.
   Стас лежал на полу, Джуля, сидя на нем верхом, целовала его в губы и щеки. Стас всячески старался высвободиться, но она крепко сдавила его своими мощными бедрами. Платье ее задралось до трусиков, оголяя бледные ноги с тонкой сеткой вен. Увидев, что Кан смотрит на них, она быстро одернула платье и вскочила.
   – Теперь мы точно выпьем за такой успех! Пойду звонить маме Маро.
//-- * * * --//
   Подъемник доставил их наверх за пятнадцать минут. Было холодно, но безветренно. Слава взглянул на часы – они показывали восемь пятьдесят. Он вошел в бар. Народу там с утра было мало. Купив сигареты и зажигалку, он вышел на террасу. Внизу, у второго подъемника, стояли три машины, больше никого не было. Подъемник уходил вверх без лыжников. Все шло по плану. Он сошел с террасы, проверил крепления и начал спуск на вторую трассу. Ночью машины почистили лыжню, и лыжи скользили, как по маслу, оставляя на свежем снегу отчетливые следы. Когда он закончил спуск, у него оставалось еще семь минут – как раз достаточно времени, чтобы осмотреться. На террасе он заметил молодую пару, смотревшую в платную подзорную трубу на нижнее озеро, где катались на коньках. Слава посмотрел на верхний участок второго подъемника. Там было отчетливо видно пятерых людей, стоявших на смотровой площадке. Еще раз взглянув на пару на террасе, он увидел, что девушка отошла от трубы, и теперь в нее смотрел ее спутник. Тут в его подзорной трубе щелкнула монета, и видимость отключилась. «Где же я видел этого парня? – думал Слава. – Точно, он проезжал мимо нас по трассе, когда мы со Збышеком кидались снежками: я запомнил его взгляд». Бросив монету в трубу, он вновь направил ее на верхний участок подъемника. Он отчетливо увидел святейшего отца: в темном лыжном костюме и с черной вязаной спортивной шапочкой на голове, он что-то говорил, указывая лыжной палкой вниз. На переднем плане спиной к Славе стояли охранники. Позади папы были еще два лыжника. Похоже, они собирались спускаться все вместе. Слава, продолжая смотреть в трубу, снял правую рукавицу. На часах было без двух минут девять. Пора готовиться к спуску. Охрана папы прошла вперед, сам святейший поправлял крепления на своих лыжах. Слава хорошо видел его спину между охранниками. Он привычным движением переломил лыжную палку у ручки и, приподняв ее вверх, продвинул вперед. Послышался щелчок. Время! Он спрыгнул с площадки и начал спуск. Подняв вверх переломленную лыжную палку, он приставил дальномер-ручку к глазу. В кружке́ уловил спину папы, и прицел на ходу пошел вверх. Спина начала выпрямляться. Теперь пора! С учетом расстояния и отсутствия ветра он плавно нажал на курок, и в ту же секунду почувствовал резкий удар в руку и услышал сухой хруст. Он успел заметить краем глаза, что один из лыжников, разглядывавших озеро на площадке, продвинулся вперед. И тут послышался второй выстрел. «Что это? Почему такой ветер? – лихорадочно думал Слава. – Меня уносит в сторону. Нет, я падаю». Перед глазами мелькнул давешний паренек. Только теперь у него в руке был пистолет, из дула которого шел тоненькой струйкой дым. Он смотрел на Славу и улыбался. Слава, перевернувшись в воздухе, отлетел от выстрела в упор к скале и исчез под снегом – только лыжи остались торчать из сугроба. Со стороны трассы начали спуск лыжники. Молодая пара постояла несколько секунд над сугробом, потом парень вложил пистолет в кобуру, сунул его за пазуху, и они отправились прочь.
   Тигран услышал выстрел наверху, посмотрел на часы. Молодец Слава, идет точно по графику. Можно заводить мотор. Но что это? Второй выстрел? Да, точно. Но ведь в оружии, спрятанном в лыжной палке, только один патрон. Он завел мотор снегохода и посмотрел на часы. Назначенные десять минут прошли. Все, конец. Он еще раз обернулся, но никого не было. Он оседлал снегоход и нажал на газ: тот рванул с места, как застоявшийся конь. Намертво вцепившись в руль, обхватив снегоход ногами, как железного скакуна, он прижался к нему всем телом, прибавил газу, и мощная машина полетела вдоль ледяного озера, оставляя за собой снежный вихрь. Охваченный страхом и тоской человек и машина, будто чувствовавшая его эмоции, слились воедино и понеслись к границе Швейцарии. Наконец за огромным камнем показался их автофургон. Снегоход объехал его и помчался дальше. Доехав до моста, Тигран остановился. К нему подъехал Збышек. Со всех сторон их окружали горы, никого не было, и только высоко в морозном небе пролетал серебристый самолет. Тигран слез со снегохода и, нажав рукой на газ, подтолкнул его вперед. Машина ушла с моста в воду.
   Отсюда начинался серый асфальт – дорога по швейцарским горам. Автофургон с польскими номерами продвигался между гор по серой ленточке шоссе. Через час они выехали к населенному пункту. Тигран лежал на откидной кровати, отвернувшись к стене, а Збышек слушал итальянское радио, где по всем радиостанциям передавали о неудавшемся покушении на Иоанна Павла II во время его отдыха на горнолыжном курорте Ливиньо. Также сообщали, что ранен личный секретарь папы Дзивиш.
   – Курва! Ничего о Славке! – ударил по рулю Збышек. Тигран ничего не сказал, только слезы ярости катились по его лицу на подушку.
   Генерал Капало вышел из подъезда своего дома. Дул холодный пронизывающий ветер. Он ускорил шаги, направляясь в сторону ожидавшей у тротуара машины. Навстречу ему шел человек в синей куртке и черной кепке, скрывавшей его лицо. Поравнявшись с Капало, он покачнулся и задел генерала плечом.
   – Прошу прощения, – произнес прохожий, не останавливаясь.
   Генерал сел в машину. Там его уже ожидал ординарец, майор Ставский.
   – Добрый день, пан генерал.
   – Добрый. Давай в министерство! – скомандовал он водителю.
   – Генерал, вы видели вчера вечером кандидатов в президенты? Это же не выборы, а цирк какой-то!
   – Да уж, но что поделаешь – альтернативы им нет. Потому и достают из шкафов пронафталиненные старые партии.
   – Вы же знаете столько людей, занимающих высокие правительственные места! Неужели среди них нет подходящих кандидатов?
   – Сейчас в стране политический застой, не можем же мы снова выпустить Бавлака. Он себя показал в должности премьер-министра. Или еще лучше Леплера?
   – Мне кажется, лучше Бавлак, чем коммунисты.
   – Меня беспокоит не то, что придут к власти коммунисты, а то, что наша страна снова вернется в железные объятия России.
   Водитель остановил машину у входа в министерство.
   – До обеда вы мне не понадобитесь, – сказал генерал, и они с майором вышли из машины.
   Секретарша генерала сразу сообщила ему, что рано утром ему звонил премьер-министр.
   – Я сам сейчас свяжусь с ним по телефону, – сказал он и прошел в свой кабинет.
   «Даже Ставский понимает, что нельзя выдвигать таких кандидатов в президенты. А если кто-то из них пройдет – что тогда? Опять вернемся к семидесятым годам?» Его тяжелые раздумья прервал его заместитель, полковник Станишевский.
   – Не помешаю? – спросил он, приоткрывая дверь в кабинет.
   – Конечно, нет. Входи.
   – Я принес досье на Очко – Марека Новака. Как вы знаете, следствие началось еще три года назад. Когда наши гданьские коллеги закрыли фабрику водки, Очко смог уйти из-под следствия, а вину взял на себя его коллега Дудек.
   Генерал внимательно слушал и просматривал материалы следствия.
   – Смотри-ка, оказывается, в прошлом этот Новак был профессиональным боксером в Германии.
   – И сутенером – тоже. Он поставлял русских и польских девочек на рынок Германии. Сегодня основной поток алкоголя и проституток, ввозимых транзитом через Польшу в Германию, контролируется его людьми.
   – Ну что ж, если следствие закончено, то дело надо передавать в суд.
   – Да, генерал, но тут есть один момент, который следователь пропустил или не принял во внимание. За последний год среди контактов Моряка дважды проходит некий Алканов. Согласно донесениям агентуры, Алканов дважды был в «Интрако» у Ливандовского. У нас имеется запись их последнего разговора. Вот послушайте.
   Станишевский нажал кнопку портативного магнитофона.
   – Марек, ты уверен, что все прошло? Мой берлинский коллега беспокоится, что товар не доехал.
   – Вольдемар, товар два дня тому назад проехал Свецко, и я думаю, что уже сегодня он будет у твоего коллеги.
   – Ты пойми, не о себе же беспокоимся, а о вас, поляках. Ведь эти деньги нужны для предвыборной кампании.
   – Вольдемар, меня не интересует политика. Какой бы не пришел президент – красный или зеленый, правый или левый – он будет против нашего бизнеса.
   – Ты ошибаешься. У нас, если братва ставит наверх своего, все мы потом этим пользуемся. Вот увидишь, пройдет время – и президентом России будет один из моих коллег, и тогда для всех нас найдется теплое местечко.
   – Мне всегда было непонятно, что у вас делается в России, Вольдемар. И еще не могу понять – зачем тебе лезть в нашу политику? У нас, как только кандидат получит пост президента, то сразу забудет, как тебя зовут. Возьми хотя бы нашего «гданьского электрика» [56 - Первый президент Лех Валенса.]. Сначала забастовщики его выдвинули, потом – «Солидарность». А он как к власти пришел, забастовщиков продал с потрохами, а «Солидарность» вообще упразднил.
   – Марек, мне сейчас нужны эти деньги. Я обещал, поэтому проверь еще раз товар.
   – Хорошо, вечером я отзвонюсь».
   Запись неожиданно прервалась. Полковник поставил другую кассету.
   – Это последняя запись Алканова. Разговор идет с его телефона.
   Из магнитофона послышались гудки телефона.
   – Марек, это Вольдемар.
   – Я тебя узнал. Ну что? Доволен?
   – Только хочу сказать, что все нормально. Спасибо.
   – Теперь, думаю, у вас будет президент-коммунист. Он обязательно победит на выборах.
   – Вольдемар, я тебе уже говорил, что мне это все – до одного места. Ты лучше ускорься со своим долгом. Обещал мне разлив «Горбачева». Имей в виду, мне нужны оригинальные бутылки и наклейки. Пусть твои об этом позаботятся».
   Дальше разговор прервался.
   – Ваше мнение, пан генерал?
   – Это ведомство полковника Пиляпского. А запись надо передать БОРу.
   – Я понимаю, что это наша работа, но я решил, что первым с этим материалом должны ознакомиться вы.
   – Полковник, я у вас человек новый, поэтому давайте договоримся на будущее, что каждый из нас будет заниматься своим делом. Например: сейчас вы и я потеряли двадцать минут, прослушивая запись, а это минус двадцать минут нашей с вами работы. Передавайте материалы в суд, а запись отдайте в УОП: пусть Галиш разбирается с ней сам.
   Полковник с обиженным видом вышел из кабинета.
   «Похоже, прав этот полковник: нельзя оставаться в стороне, нельзя допустить, чтобы к власти снова пришел коммунист. Снова пустые прилавки в магазинах и дурацкие собрания. Надо срочно поговорить с премьером», – подумал Попало.
   В кабинет вошла секретарша.
   – Что-то подписать нужно? Давай сюда.
   – Ничего не нужно подписывать. Вас срочно вызывают на совещание к премьер-министру.
   Генерал взглянул на часы: было пять минут второго.
   – Значит, что-то случилось, раз такая срочность.
   В кабинете у премьера уже были заняты все места, только пустовало кресло министра иностранных дел, который находился с визитом в Лаосе. Премьер с озабоченным видом дожидался, пока войдет и закроет за собой дверь последний участник совещания. После этого он произнес:
   – Господа министры, час назад в Ливиньо было совершено покушение на папу римского.
   Все повставали из кресел, отодвигая бумаги, лежавшие на столе.
   – Что с ним? Убили? Где это? – спрашивали все разом.
   – Дайте мне закончить! – громовым голосом сказал премьер-министр, и все тут же уселись на свои места.
   – Святейший в безопасности. Ранен только монсеньор Дзевиш, который, как всегда, сопровождал его. Ливиньо – это в Италии. Мы всегда говорили, что Иоанна Павла II должны охранять мы, поляки, а не швейцарцы. Это все, что я пока могу вам сообщить. Теперь прошу всех идти работать. Министра Галиша, генерала Капало и Калиновского попрошу остаться, – премьер-министр нажал кнопку селектора.
   – Иоланта, пусть полковник Пиляпский зайдет ко мне.
   Через минуту в кабинет вошел полковник.
   – Садитесь все поближе, так удобнее разговаривать. Рышард, слушаем тебя. Полковник, садитесь наконец, не стойте над Капало.
   Галиш открыл синюю папку и начал:
   – По сообщениям нашей агентуры в Италии, сегодня в Ливиньо в 9:05 утра произошло покушение на папу римского Иоанна Павла II. Убийца стрелял из специальной винтовки с оптическим прицелом, изготовленной в виде лыжной палки. Святого отца спасло то, что один из итальянских охранников вовремя заметил киллера и застрелил его.
   – Может, это работа самих итальянцев? – неуверенно спросил генерал Капало.
   – Я боюсь, как бы из-за этого не сорвался визит папы в Еленью Гуру [57 - Оленья Гора, местность на юге Польши.]. Он имеет для нас очень важное значение, так как должен пройти прямо перед демократическими выборами президента.
   Премьер-министр записал что-то в своем блокноте.
   – Давайте теперь выслушаем полковника Пиляпского, – сказал он.
   – Из сообщений наших агентов в России и Италии мы знали, что готовится покушение на папу римского. Об этом мы поставили в известность соответствующие инстанции.
   – Да только, как видно, слишком долго копались, – сказал премьер.
   – Нет, почему же? Мы смогли определить, что, скорее всего, покушение произойдет именно в Италии. На данный момент мы располагаем информацией, что киллер действовал не в одиночку: у него была группа поддержки, причем интернациональная. Мы отдельно от Интерпола включились в поиск оставшихся членов группы.
   – Полковник, вы сказали об интернациональной группе, а есть у вас более точные сведения?
   – Господин премьер-министр, сейчас я только могу сказать, что мы на верном пути, и я надеюсь, что в самое ближайшее время смогу предоставить вам более исчерпывающую информацию.
   – Господа, на вас возложена огромная ответственность за ваше отечество и защиту его интересов как внутри страны, так и за ее пределами. Это становится особенно важным именно сейчас, перед президентскими выборами, когда мы стоим на пороге больших демократических перемен. Прямо сейчас наша страна готовится к визиту его святейшества папы римского Иоанна Павла II. Скоро весь мир будет следить за поездкой нашего великого земляка. Мы должны использовать все имеющиеся у нас ресурсы для обеспечения безопасности этого визита и спокойной обстановки в стране.
   Совещание продолжалось до восьми вечера. Наконец уставший генерал вернулся к себе в кабинет. «Забыл переговорить с премьером. Ну ничего, завтра поговорю. Похоже, что полковник Пиляпский знает о передвижении группы, если так уверенно отвечал. Как легко работать Рышарду, имея такого полковника! Надо ехать домой. Мои, видимо, уже все дома и ждут меня».
   Полковник Пиляпский быстро шел по коридору, и металлические набойки на его каблуках отстукивали свой ритм на мраморном полу. Галиш едва поспевал за ним.
   – Ты и с Кристиной так быстро бегаешь? – спросил запыхавшийся министр.
   – Поначалу она отказывалась ходить со мной, но за тридцать лет совместной жизни свыклась.
   – Ну что же, у меня еще есть время. Эдуард, ты вот что – готовь этого моряка: видимо, пришло время ему прогуляться.
   Они подошли к машине.
   – Давай подвезем тебя? Уже поздно.
   – Нет, спасибо. Хочу забежать к дочери на работу: это совсем близко отсюда. Так ты говоришь, устроить «прогулку» моряку? Хорошо, я практически готов.
   – Держи меня в курсе. Увидимся завтра.
//-- * * * --//
   В темноте затрезвонил телефон, рука лихорадочно шарила по прикроватному столику, ища кнопку ночника. Телефон продолжал звонить. Где же эта проклятая кнопка? Наконец-то! Свет ударил в глаза, Джуля схватила телефонную трубку, лежавшую на полу.
   – Алло! – трубка издавала короткие гудки.
   Будильник показывал три пятнадцать ночи. Она бросила трубку обратно и зевнула.
   «Черт! В такой час могли звонить только свои, – подумала она. – Может, мама? Теперь, пожалуй, не усну. Пойду выпью воды». Она взглянула на вторую подушку в изголовье кровати. Она была нетронутая, как стелила вечером. «Хоть бы один раз полежал на этой подушке, почувствовал ее запах. Дурачок! Не понимает, что я женщина чистая и очень даже ничего». Джуля в одних трусиках стояла перед зеркалом трюмо. «Все при мне. Может, вот только сиськи уменьшить не мешало бы, а так – все на месте». Вертясь перед зеркалом, она заметила на бедрах сетку вен и тут же вспомнила, как потухли его глаза, когда он это тоже заметил. «Это – мелочи, просто кожа у меня очень тонкая, и нужно немного загореть. Но я не я буду, если ты совсем скоро не понюхаешь мою подушечку своим плоским носом. А я – дура, просто с ума схожу от его прикосновений, завожусь в полсекунды. Хорошо еще, что это было здесь, у меня дома».
   Вдруг телефон опять взорвался трелью звонка. Джульета вздрогнула от неожиданности и кинулась к нему.
   – Джуленька, ты меня слышишь? – раздался в трубке знакомый голос.
   – Игорек, это ты?
   – Да, сестренка, это я. Уже третий раз звоню: почему-то не соединялось раньше. Как у тебя дела?
   – Игорек, у меня все хорошо. Как мама? Что у тебя нового?
   – Мама нормально, а я звоню из Москвы. Получил многократную польскую визу на полгода. Собираюсь к тебе в гости.
   – Ой, правда? А когда?
   – Билет уже на руках. Вылетаем завтра одиннадцатичасовым рейсом. Только я не один.
   – С тобой Симон? Я буду вас встречать.
   – Нет, со мной Татьяна. Она тебя знает, в общем, приедем, разберемся. Мама мне все сказала, не беспокойся. Я привезу.
   – Игорек, мне даже не верится. Только будь осторожней. Вот умница! Ну, пока! До завтра!
//-- * * * --//
   Мяч ударился в сетку и отскочил назад. Теперь очередь подавать русскому. «Он неплохо играет, хотя и говорит, что пять лет не брал ракетку в руки, – подумал премьер-министр. – Однако вот так вот вам – потеря подачи! Теперь направлю его в левый задний угол! Ага, есть мяч! Пусть знает мою руку, которая не только руководит страной, но еще и умеет держать теннисную ракетку!»
   Алканов не ожидал, что при весе не меньше ста килограммов премьер-министр будет бегать по корту, как профессиональный теннисист, сверкая на солнце вспотевшей лысиной.
   – Пан премьер, я сдаюсь. Ваша взяла! – русский поднял ракетку вверх.
   – Тогда, Владимир, в душ, и потом – обедать! – премьер-министр вытирал полотенцем пот с шеи.
   – Тут у вас все по первому классу, лучше, чем на лондонских кортах! Мне приходилось играть там не один раз.
   – Мы в прошлом году меняли траву. Это, конечно, обошлось в копеечку, но зато теперь на этом корте играть – одно удовольствие. Вы не первый, кто хвалит наши корты. В прошлом году тут играл ваш президент. Он, кстати, очень хороший игрок. Только мы все были тогда после банкета – не в самой лучшей форме. А поляки по части выпивки не отстают от вас, русских.
   – Кстати, насчет спиртного. Средства на выборы поступят как раз из этих денег. Я пообещал своему знакомому лицензию на разлив водки «Горбачев». От своих я имею плюс лицензию от фонда Горбачева на разлив в Польше. Теперь дело за вами, чтобы польское правительство разрешило размещение фабрики на своей территории.
   – Этот вопрос можно решить. Тем более что это создаст дополнительные рабочие места, но только нужно, чтобы лицензия была в надежных руках.
   – Конечно же! Не беспокойтесь: этого человека хорошо знают и в Польше, и за рубежом. Акционеры там – из адвокатов.
   – А почему, Вольдемар, вы ничего не едите? – премьер с аппетитом поглощал утку по-пекински. – Я, например, после тенниса могу съесть две порции утки.
   Было слышно, как похрустывают мягкие косточки между зубов премьера. Прожевав, он продолжил:
   – Тут второй день добивается аудиенции наш новый командный генерал Попало. Я знаю, о чем он собирается говорить. Он хочет проинформировать меня о происхождении денег на выборы и о новом кандидате в президенты.
   – С моей стороны об этом никто не знает. Это только в компетенции вашего ведомства.
   – Вольдемар, я это тоже понимаю, но сейчас не время беспокоить людей. Надо, чтобы предвыборное колесо закрутилось. После этого пусть кто угодно становится кем угодно. Колесо всех раздавит. На первой стадии вы должны нам помочь.
   – Я подумаю, пан премьер. Тем более что меня переводят на Восток.
   – Видите, как мы хорошо друг друга понимаем? Вы все-таки поешьте со мной. В самом Китае не умеют так готовить утку по-пекински, как у нас в Польше.
//-- * * * --//
   Алексей поставил «пассат» на стоянку и поспешил домой. На тротуаре, ожидая его, стоял полковник Маковский.
   – Валера, ты что так поздно?
   – Да я был в Белостоке, пришлось срочно возвращаться.
   – Я слышал, что там вандалы осквернили могилы наших солдат.
   – С могилами разбирался с помощью местных полицейских. Оказывается, плиты по пьянке разбили местные студенты. Теперь родители будут восстанавливать, а их самих попрут из университета. А вот нам с тобой надо срочно отправляться в Берлин.
   – Валера, давай зайдем ко мне, выпьем по стопочке? Там и поговорим. Нинка пельменей налепила. Возьми Наташу с собой.
   – Хорошо, я только переоденусь, и сразу подойдем к тебе.
//-- * * * --//
   В советском посольстве в Берлине у Бранденбургских ворот Алексей бывал часто, и многие сотрудники там знали его. Валерий был в Германии впервые, поэтому смотрел на все глазами новичка.
   – А в ГДР эта часть была восточная?
   – Стена проходила у Бранденбургских ворот и вот здесь, у Рейхстага. Там же проходила граница. Видишь цветы, возложенные у фундамента Рейхстага? Они – в память о тех неудачливых перебежчиках, которых при попытке перелезть через стену настигла пуля.
   Маленькая экскурсия от ворот до памятника Победе и вокруг канцелярии Гитлера понравилась Маковскому.
   У посла Толстикова сидел генерал Поляковский с молодым подполковником ГРУ Паниным. Генерал представил обе стороны.
   – Алексей, я вызвал тебя с Маковским по очень срочному делу. Время работает против нас. Вы уже в курсе того, что было совершено покушение на папу римского. И очень неудачное. По агентурным данным, остаток группы движется к вам в Польшу. По всей вероятности, они будут проходить через Австрию. В Австрии и Германии у нас все под контролем.
   Генерал повернулся к подполковнику:
   – Подполковник Панин, при необходимости окажите содействие и обеспечьте Алексею поддержку. В Польше нам необходимо найти место базирования и отдыха группы. Задача полковника Маковского – обеспечить всех документами и снаряжением. Думаю, задача всем ясна?
   – Выходит, что Ликвидатор выполнял другую задачу?
   – Алексей, в нашей работе всегда есть несколько запасных вариантов. Группу вел Алканов. Теперь, после неудачной попытки, Ликвидатор передается тебе. У тебя мало времени – до визита осталось двадцать два дня. Алканова уже отозвали сюда, Панин переправит его на родину. У тебя сейчас обстановка накалится. Работу, которую вел Алканов, придется закончить вам. На август намечены выборы президента Польши. Мы финансировали предвыборную кампанию молодого кандидата через премьер-министра. Если на выборах победит наш ставленник, то мы восемь лет будем спокойны, что Польша не сольется с объединенной Европой. Больше ориентируйся на местные контакты. Идея с Девой очень перспективна. Твою просьбу мы выполнили – Адвокат и Медик получили визы в Польшу. Переброску средств Адвокат организует на месте. У меня все. Если есть вопросы, задавай сейчас. Через час я уже буду в самолете.
   – Я так понял, что группа лишилась стрелка?
   – Да, но подполковник Панин тебе все организует. Если всем все ясно, то воспользуйтесь гостеприимством посла Толстикова, а потом до вечера вас будет развлекать Панин на правах хозяина в Германии.
//-- * * * --//
   Стас нашел место для парковки в пяти минутах хода от ресторана «Домино», где у него была назначена встреча с Галишем. Это был единственный рыбный ресторан во всей Варшаве. Тут на втором этаже располагалось польское общество рыболовов. Ресторан этот также имел славу своего рода клуба политиков и знаменитостей. Все помещение было отделано красным деревом, стены украшали портреты известных польских политиков и деятелей культуры, науки и искусства. На многих креслах виднелись бронзовые таблички с именами почетных членов клуба, известных каждому в Польше. Несмотря на обеденный час, народу здесь было мало. Стас остановился у большого аквариума, где плавали огромные пираньи, и стал разглядывать зал ресторана. Сидевшие за боковым столиком махнули ему рукой. Галиш был не один. Напротив него сидел мужчина лет тридцати пяти.
   – Это мой приятель, адвокат Стефан, – представил Галиш.
   Кан сел за стол, сервированный на троих. К нему тут же подошел официант.
   – Мы уже заказали – лососину на гриле. Теперь ты заказывай.
   – Тут все хорошо готовят, – сказал Стефан. – Но я очень рекомендую королевских креветок в грибном соусе.
   Похоже, Стефан здесь частый гость.
   – Что ж, воспользуюсь вашим советом.
   – Осторожнее, его советы дорого стоят! – со смехом сказал Галиш.
   – Рышард, ты же сам адвокат по специальности, – улыбнулся Стефан, поднимая бокал белого вина и чокаясь с Галишем.
   – Так и я дорого стою – для Польши! – парировал тот.
   – Пан Стас, – продолжал он, повернувшись к Кану, – я специально пригласил Стефана поучаствовать в нашем разговоре, потому что все формальности будет улаживать он. Его фирма как раз занимается подобными вопросами.
   – Тогда я правильно понял, что ставка увеличивается?
   – Не совсем так. Юридическая фирма Стефана работает на канцелярию президента Польши, и мы будем считать это заказом из канцелярии.
   «Интересно, – размышлял Кан, – сколько мне будет все это стоить, если Рышард переводит дело на рельсы VIPа? А адвокат производит неплохое впечатление».
   Из другого зала вышел невысокий мужчина в сером костюме. Проходя возле столика к выходу, он остановился.
   – Рышард! Приветствую тебя и твоих гостей! Молодцы твои полицейские – защитили нашего святейшего папу.
   – Анджей, не мои, а итальянцы.
   – Какая разница? В этом вы все – одна банда. Ха-ха-ха! За это я тебя уважаю, – похлопал по плечу и направился к выходу.
   – Это Леппер? – узнал адвокат.
   – Тот самый. Скоро будет знаменитостью, вот увидите.
   – Похоже на то, если все фермеры поддерживают его программу.
   – Стас, давай выкладывай, что у тебя, а потом Стефан задаст тебе ряд вопросов.
   – Какие у меня есть возможности получения польского гражданства, если у меня есть фирма, зарегистрированная здесь?
   – Согласно новым законам, у вас есть несколько путей. Один из них, который лучше всего вам подходит, – это через фирму. Сколько лет работает фирма?
   – У меня здесь есть совместное предприятие, ZOO, оно зарегистрировано пять лет тому назад. В этом году будет четыре года как работает фирма «LenPan».
   – Значит, у вас уже четыре года есть вид на жительство?
   – Три года. В первый год у меня было разрешение на постоянную работу.
   – Тогда у вас есть шанс. Канцелярия президента может рассмотреть ваш вопрос как нестандартный случай и выдать вам гражданство. Готовьте документы и несите их как можно скорее в канцелярию президента – я скажу, кому. А дальше – мое дело.
   – Пан Рышард, как много времени это займет?
   – Тут все зависит от вас – как скоро вы сможете собрать все необходимые документы. И потом, если мне не изменяет память, там есть некоторые трудности в связи с отказом от настоящего гражданства и справками из полиции и налоговой инспекции.
   – Ты прав, Рышард. Необходимо получить документы, подтверждающие, что пан Кан не имел дел с полицией, и что у него нет задолженностей по налогам в его стране.
   – Думаю, через неделю я буду иметь на руках все эти документы.
   – Из моего личного опыта, у россиян на сбор этих документов уходят месяцы.
   – Через неделю я привезу вам полный комплект документов, – повторил Кан.
   – Хорошо, а я подготовлю все, что необходимо, – без особой уверенности в голосе ответил адвокат. – Пан Кан, тогда мне нужно пять рабочих дней, так как в канцелярии президента решения о гражданстве подписывают раз в неделю.
   – Теперь еще один, очень важный для меня вопрос: могу ли я изменить фамилию?
   Рышард взглянул на адвоката.
   – По законам Польши, при получении гражданства вы можете изменить фамилию.
   – Спасибо. Тогда и это надо учесть. Я напишу в анкете, на какую фамилию хочу поменять мою нынешнюю. Теперь скажите, как мы рассчитаемся?
   – Стас, ты сначала собери документы, а потом мы вернемся к этой теме.
   – Что ж, неплохая идея. Тогда давайте выпьем за наш успех! – Кан поднял бокал.
   «Может, позвонить полковнику Пиляпскому? Встретиться на нейтральной территории и переговорить с ним? Неужели никому нет дела, на какие деньги будут проходить выборы президента? Премьер, похоже, догадывается, что я собираюсь говорить с ним насчет этих денег и их источника. Именно поэтому мне никак не попасть к нему на аудиенцию». Охваченный тяжелыми мыслями, от которых, казалось, ломило в висках, Попало сам ехал за рулем. Вдруг встречная машина мигнула фарами и резко вильнула влево. Генерал услышал возмущенный гудок и крик:
   – Кретин, где твои глаза?!
   Он резко перестроился вправо.
   «Стоп! Стоп! Что я делаю? Выехал на встречную полосу!» Капало почувствовал, как холодный пот стекает по его спине под мундиром. Он остановил машину. Лбом коснулся холодного руля, стало легче. «Двадцать лет за рулем, а впервые сделал такую ошибку! Все, успокоился, теперь можно ехать дальше».
   Капало подъехал на стоянку, но его место было занято желтым «матизом». Он покружил по стоянке и нашел-таки место. «Все, теперь домой. Душ – и спать. Надо выспаться, и хватит переживать. Утром поговорю с полковником Пиляпским. В конце концов, это их работа, и пусть сами разбираются». Было уже темно, моросил противный дождь. Подняв воротник плаща, генерал вышел со стоянки и зашагал в сторону дома. Навстречу ему в темноте бежал ночной спортсмен. «Уж в такую погоду можно было бы и пропустить пробежку», – подумал Капало. Спортсмен поравнялся с генералом. «Что это? Почему меня толкнули в грудь? Я вижу эту кепку не в первый раз. Куда я…»
   Генерал Капало, падая, ухватился за дуло дымящегося ствола пистолета. Руки сразу ослабли, и он рухнул на колени, а потом лег в лужу. Спортсмен нагнулся, посмотрел в стеклянные очки лежащего, и прозвучал щелчок контрольного выстрела. Из подъезда дома выходила дама с таксой на поводке. Услышав выстрел, собака дернулась назад, а дама подумала, что это щелкнула дверная пружина. Силуэт ночного спортсмена бесшумно исчез в темноте.
//-- * * * --//
   Пиляпский сидел у себя в кабинете и просматривал колонки новостей в газете «Экспресс». На часах было без двадцати восемь вечера, и уже пора было идти домой. «Крися осталась на даче, Магда сейчас у Геворкян – ставит пломбу. Побуду еще полчаса здесь». Пиляпский потянулся, встал с кресла и подошел к окну. Город готовился к приезду Иоанна Павла II. Повсюду были развешаны портреты папы и расклеены обращения католической церкви в связи с его визитом в Польшу. На столе зазвонил телефон.
   – Полковник Пиляпский у аппарата!
   – Это Галиш. Зайди ко мне, – прозвучал из трубки усталый голос.
   – На, читай! – Рышард положил на стол перед полковником последнюю сводку.
   Пиляпский спокойно прочитал ее и некоторое время сидел, ничего не говоря и смотря перед собой.
   – Кому передали материалы следствия? – наконец сказал он.
   – Премьер-министр выразил желание, чтобы делом об убийстве генерала Капало занимался ты. Сейчас все материалы по делу передадут к вам.
   – Как ты думаешь, нет ли здесь связи с Моряком?
   – Нет, я абсолютно уверен. Моряк сейчас в Германии, готовится к встрече со своей группой. Там у Поляковского учебный центр под Берлином. Мы перепроверили его донесение.
   – Эдуард, если упустишь Моряка, то я не смогу тебе помочь.
   – В отношении Капало я тебе скажу свое мнение, как только ознакомлюсь с предварительными материалами. Но чувствую своим старым полицейским носом, что тут не обошлось без участия Алканова и местной мафии.
   – Ты мне факты давай, а не дави на то, что я упустил этого русского шпиона. И мы все, и половина парламента общались по поводу Алканова. Не будешь же ты на всех собак вешать?
   – Эдуард, по генералу сначала только мне, потом подумаем.
   – Я все понимаю. А как президент?
   – У него осталось несколько месяцев, и он сейчас больше занят домашними проблемами и своим фондом. Только, – развел он руками, – где теперь искать нового генерала?
   Полковник Пиляпский спускался по лестнице к себе в кабинет и думал: «Галиш прав. За полгода на этой должности будет уже третий комендант. У нас же не военное время? Но вот, я тридцать лет на службе, и, кажется, живой».
//-- * * * --//
   Перед входом в отель «Мариотт» на треугольных плитах стоял новый автомобиль БМВ в VIP-варианте. Над ним висел огромный транспарант, гласивший, что в субботу в казино разыгрываются машины. Интересно, во сколько китайцы оценили эту точку? Теперь в Польше на биржах с ценными бумагами и в казино – одни китайцы. Эти труженики, как муравьи, распространились по всему миру – особенно там, где пахнет деньгами. Это кафе Кан знал очень хорошо: раньше он часто бывал здесь с Чареком. Пирожки тут были изумительные – лучше, чем у немцев. У буфета за красным круглым столом сидела Джуля в компании с молодой парой и с нетерпением всматривалась туда, откуда должен был появиться Кан. Он купил два букета роз – красных и желтых – и направился на второй этаж. Джуля, увидев поднимающегося по лестнице Стаса, даже подпрыгнула на стуле от радости, и он тут же невольно подумал, что хрупкие венские стулья в кафе не были рассчитаны на такие попочки, как у доктора. Их вообще, похоже, поставили здесь с той целью, чтобы посетители не засиживались, – до того они были маленькие и неудобные. С Джулей был ее брат и приехавшая с ним женщина по имени Татьяна – огромного роста и размера, и с подходящим ее стати громовым голосом. На Татьяне было ярко-красное платье от Версаче с воротником из песца – вместе с головой и лапками. Внутренне вздрогнув от такого «великолепия», Стас преподнес ей букет красных роз – в тон наряду, а желтые подарил Джуле.
   – Вообще-то, желтые цветы – к разлуке, – прогудела Татьяна, бросив быстрый недобрый взгляд зеленых глаз в сторону Джули.
   – Ну, это смотря в какой стране, – отпарировал Кан. – Вон, в Испании женщинам вообще не принято дарить живые цветы.
   Главное, что Джульета была довольна, нахваливала розы и восторгалась их ароматом – хотя Кан, покупая их, никакого аромата не почувствовал, да и не могло его быть у парниковых цветов.
   Игорь оказался примерно одного возраста с Каном. Они пошли выбирать десерты и сразу выяснили, что оба учились в Ленинграде, оба в прошлом – военные моряки, в общем, прошли похожие школы жизни.
   – Я начал сейчас заниматься бизнесом, – сказал Стас, накладывая на тарелку пирожные.
   – А чем именно? – спросил Игорь.
   – Ну, бизнес – это громко сказано. Вот неделю назад в Польшу приезжал Черномырдин, подписывал проект строительства газопровода в Европу через Польшу с польским бизнесменом Гузоватым. Вот они – бизнесмены. А я – так, по мелочи. Аренда кораблей или Центр здоровья.
   – А что это за центр?
   – Мы с напарником одни из первых привезли из Германии ванны джакузи с гидромассажем на десять человек и установили их в помещении центра. До сих пор у нас очередь желающих, но с этого года такие ванны появились в Польше в свободной продаже.
   – Стас, но сколько-то вы продержались? – они уже вернулись за свой столик, и дамы внимательно слушали их разговор.
   – Три года. Сейчас готовим новое оборудование для спортивного зала: такого здесь еще пару лет точно не будет.
   – Интересно, а большие средства нужны для этого?
   – Игорь, я стараюсь брать демонстрационные модели, чтобы не вкладывать много денег.
   – Между прочим, Стас прав! – Татьяна подняла вверх толстый указательный палец, на котором сверкал перстень с бриллиантом нескромной величины. – Умные не работают на своих деньгах.
   – Таня, пойдем теперь и мы выберем себе вкусненькое! – Джульета встала, разглаживая платье на своих мощных, будто вылепленных скульптором Мухиной [58 - В. И. Мухина (1889–1953) – советский скульптор-монументалист, автор монумента «Рабочий и колхозница» у ВВЦ (в прошлом – ВДНХ) в Москве.] бедрах. Татьяна поднялась вслед за ней – ну просто «дядя Степа», подумал Кан, мысленно присвистнув. Закинув голову и лапы несчастного песца за свои широкие плечи, она взяла Джульету под руку, и они пошли к буфету, покачивая своими внушительными «активами». Кан заметил, с каким восторгом смотрел Игорь вслед своему «гренадеру». Джуля едва доставала ей до груди – довольно, кстати, плоской, что только увеличивало сходство Татьяны с мужиком – невзирая на экзотический наряд.
   Вскоре они все вместе сидели за своим столиком и пили чай с замечательно вкусными пирожными. Официантки без конца подходили осведомиться, всем ли они довольны: необычные клиенты явно вызывали у них любопытство.
   – Ребята, – сказала Джульета, – то место, которое вы видели, и все договоры к нему – это заслуга Стаса. Он все переписал на меня.
   – Мы были на этом месте. Там уже сносят старую постройку и подготавливают фундамент для новой, – на правах старшего брата рассказывал Игорь. Он наконец снял свою черную кепку-бейсболку, и оказалось, что у него лысина. – Посмотрели, как живут семьи польского правительства. По ценам мы все оговорили с адвокатом. Он вроде как из этой же строительной компании. Только вот что я не пойму: из контракта выходит, что там не оговаривается твой процент, Стас. Может, ты нам объяснишь, почему?
   – Скажу вам в двух словах. Недвижимость в Польше меня не интересует. Объект мне достался как процентная плата за мои услуги, хотя они могут выплатить и деньгами.
   – Игорь, я же говорила, что Стас дал согласие только ради нас. Он свое уже получил от Анджея.
   – Да, из двух ложек я не ем.
   – Ты смотри, Игорек, оказывается, есть еще настоящие джентльмены! – сказала Татьяна, пощекотав Игоря под подбородком рукой в золотых браслетах.
   – Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся, – сказал тот, отмахиваясь от нее. – С оплатой, думаю, лучше объяснит Татьяна.
   Та достала из сумки блокнот и открыла его:
   – Сумма выходит, – тут она быстро взглянула на Джульету, которая проглатывала очередной кусок торта, и сказала:
   – Извините… шестьсот две тысячи.
   Татьяна перевела взгляд на Стаса:
   – А если переведем в два этапа перечислений через банк?
   Кан ответил:
   – Это без учета трансфера, чтобы вся сумма легла на мой счет? Да, это мне подходит.
   – Только мне нужен расчетный счет вашего банка. Завтра можем начать перевод. Но я хочу предупредить, что он будет из Москвы, но с территории Латвии. Через латвийский «Кредит-банк».
   – Из посольства Латвии? – уточнил Стас.
   – Откуда вам известно? Вы уже делали такие переводы?
   – Просто вы сами сказали, что перевод будет сделан с территории Латвии в Москве. А это может быть или посольство, или латвийский корабль, стоящий на якоре на Москве-реке, или самолет латышских авиалиний, пролетающий над Москвой.
   – Стас, вы, случайно, не юрист, как я?
   – Татьяна, он бывший морской офицер, как я, – вставил свое слово Игорь.
   – Хорошо, я дам вам номер счета и банк. Но, может, мы поступим иначе – чтобы не дробить сумму и не платить за трансфер?
   – Что вы предлагаете, Стас, дорогой?
   – Откройте мне кодированный счет в этом банке, положите туда деньги. На этом транзакция закончится. Дальше вопрос с этими деньгами буду решать я.
   – Это неплохая идея! Мне нужно обсудить это кое с кем, и к утру все решим, – взяла тайм-аут Татьяна.
   – Ребята, пойдемте теперь в итальянский ресторан! Там так здорово! Мы с Катькой… – начала Джуля, но, посмотрев на Стаса, поняла, что он ее не слушает, занятый разговором с ее братом.

   «PL STUDENTU
   DLA DEVY NA SCHET LATVIYSKIY CREDIT BANK ZPT ADVOKAT PEREVELA 600 000 AMD
   MOSKVA POLYAK»

//-- * * * --//
   Серебристый БМВ с варшавскими номерами остановился на заправке «Shell». К машине подбежал служащий заправки в желтом форменном комбинезоне. Из машины не спеша вышел мужчина лет тридцати азиатской наружности. Он передал пареньку ключи от машины, попросил залить полный бак и зашел в помещение заправки.
   Заливая в бак бензин, парень заметил на переднем пассажирском сиденье карту польских дорог и красивый золотой кортик с якорями – явно не польского офицера. Он протирал лобовое стекло, когда водитель вышел с Янеком, владельцем заправки, на улицу. Янек явно объяснял ему дорогу. Тот кивнул, давая понять, что все понял, поблагодарил, сел в свою машину, сунув пареньку десять долларов в ладонь, и уехал.
   – Янек, что он спрашивал?
   – Тот, на БМВ? Дорогу до военно-морской академии.
   – Знаешь, у него на сиденье лежал золотой офицерский кортик!
   – Вот прямо-таки золотой?! Лучше скажи, сколько ты от него получил?
   – Правду тебе говорю, золотой. У меня дядька – офицер. Я знаю.
   – Дариуш, ты бы поменьше заглядывал в салоны машин. Иди, клиент подъехал.
//-- * * * --//
   Кан уже проезжал это место, просто из-за виадука проскочил поворот. Перед воротами академии стояли дежурные офицеры.
   – Извините, вы не могли бы поставить машину на ту парковку? Здесь места для служебных машин и автомобилей профессоров, – сказал один из них, указав Кану, как проехать к автостоянке за трамвайными путями.
   Кан послушался дежурного и перепарковал свою машину. Значит, эта стоянка – для профессуры. Ну что ж, посмотрим. Белая «девятка» явно выделялась среди «опелей», «дэу» и «полонезов». Кан подошел ближе. «Девятка» была с калининградскими номерами. По колесам было видно, что она много проехала по российским дорогам. Внутри сзади лежало детское сиденье. Тут подошел дежурный подпоручик, которого насторожило любопытство водителя БМВ.
   – Извините, мне кажется, что это автомобиль моего знакомого, – сказал ему Кан.
   – Это машина нашего профессора Борщевского. Он живет в Калининграде.
   – Спасибо. Я как раз к нему и приехал.
   Стас подходил к воротам, когда из калитки начали выходить старшие офицеры и гражданские. Он увидел, как подпоручик что-то объяснял мужчине в черном плаще. Стас направился к дежурному. Борщевский узнал Кана и ускорил шаг к нему навстречу.
   – Станислав Иванович! Какими судьбами? Сколько лет и зим мы не виделись? – в его крепких объятиях чувствовалось огромное напряжение.
   – Вячеслав Викентьевич! Мой командир! Не думал, что встретимся в Польше.
   – А мне сейчас подпоручик говорит, что какой-то вьетнамец спрашивает меня.
   – За кого меня только не принимают! Я уже привык.
   – Приди вы на пять минут позже, мы могли бы и не встретиться. У нас же в академии начинаются каникулы на три недели, и первая лекция у меня аж через месяц. Давайте зайдем в кафе? Тут недалеко.
   – Хорошо. Тогда я поеду за вами, чтобы потом не возвращаться за машиной.
   Кафе действительно было недалеко, отсюда начинался центр Гдыни.
   – Это у вас последняя модель БМВ? Да, красавица! Видел только в рекламе, на польских дорогах ее еще нет.
   – В Варшаве уже есть несколько экземпляров.
   – А у меня вот, верная коняшка: не узнаете? – спросил Борщевский, указывая на свои «Жигули».
   – Я заметил вашу машину на парковке, когда вы были на занятиях. Это что же, та самая?
   – Да, Станислав Иванович. Та самая, которую мне дали вместо орденов.
   – Тогда правительство учло наши пожелания, – оба засмеялись.
   Кан достал из машины сверток, обернутый в кусок красного бархата, и офицеры пошли в кафе.
   – Станислав Иванович, как вы меня нашли?
   – Не поверите. Год назад я попал в тюрьму в Варшаве. Со мной в следственном изоляторе сидел паренек. Так вот, он учился у вас в академии, потом его отчислили.
   – Вам пришлось сидеть в польской тюрьме? Вот дела! Похоже, жизнь вас помотала. После того, как вас отозвали в Союз, я узнал от своего дяди, что вас разжаловали полностью.
   – Да, без пенсии, без звания.
   – Ну, мы тоже продержались недолго. Через год штабы расформировали, я вышел в отставку. Мне как адмиралу выделили пятьсот условных единиц. Жена без работы, дочка студентка. Два года прожили в полном кошмаре. Каждый день с утра до ночи я был в поисках работы. Но тогда ведь вся страна занималась исключительно кооперативной торговлей. Кому нужен был отставной адмирал? Спасибо, поляки вспомнили, пригласили преподавать, сразу дали профессора. Читаю теперь лекции по судовождению.
   – Тяжело, наверное, ездить сюда каждый день?
   – У меня тут есть неплохая квартира. Иногда живем в Гдыне, но больше у себя, в Калининграде. Да что я все о себе! Вы-то как?
   – Занимаюсь бизнесом – ремонтирую корабли, строю корпуса яхт для голландцев. Теперь вот перебрались в Германию. Хотя собираемся дальше – в Бельгию. Не женат – разведен.
   – А в Польше что делаете сейчас?
   – Вот как раз по этому поводу приехал сейчас к вам. Мне нужна помощь, Вячеслав Викентьевич.
   – Станислав Иванович, что-то чую: уж не взялись ли вы за старое?
   – Что вы, Вячеслав Викентьевич, я так рад, что обо мне никто не помнит и не знает. Живу спокойно, занимаюсь бизнесом.
   – Ну ладно, выкладывайте – что у вас. Чем смогу, тем помогу.
   – Вячеслав Викентьевич, я уже говорил, что хочу остаться в Европе навсегда. Фактически я уже это сделал, но остается проблема с документами. У меня российский паспорт, а с ним требуются визы во все европейские страны. Мне приходится по работе перемещаться практически по всей Европе – и мой паспорт уже давно стал этому помехой. Последние четыре года у меня есть польский вид на жительство.
   – Карта постоянного жителя? У меня такая тоже есть.
   – Да, карта. В Варшаве у меня есть фирма. Сейчас появилась возможность через бизнес досрочно получить польское гражданство. Но даже и после пяти лет канцелярия президента не даст мне разрешение на гражданство.
   – Не имеют права: закон един для всех.
   – Понимаете, у них ведь в компьютерной системе есть все данные обо мне, включая мою бывшую специальность, звание и награды.
   – Да, вы правы. Когда нам выдавали вид на жительство, министр Галиш предупредил, что члены моей семьи впоследствии смогут получить гражданство, а я – никогда. Даже учитывая мои теперешние заслуги перед Польшей. Ну и чем могу вам помочь?
   – Вячеслав Викентьевич, на заводе в Светлом уже пять лет стоит на ремонте польский эсминец.
   – Это, вероятно, злополучный «Orzel»? У меня сейчас его капитан на стажировке в академии.
   – Именно «Orzel». Вопрос оплаты там решен, только есть неувязка с торпедными аппаратами М-128. Россия требует демонтажа. Ведь эти ракеты там сняты с вооружения.
   – Я понимаю, но что это даст вам лично?
   – Мне предоставят гражданство. Оплатой за него будет передача эсминца польской стороне.
   – Теперь я понимаю. Вы, значит, имеете «конкретных» друзей в Польше. В Калининграде этот вопрос не решить – это надо обращаться в Главком. Вы очень вовремя приехали: я как раз двадцать третьего февраля еду в Главком по поводу ветеранов флота. Вот там и переговорю с кем надо. Станислав Иванович, как с вами связаться?
   – Вот телефон моей фирмы в Варшаве. Они мне передадут.
   – А это мои координаты.
   На визитной карточке под именем Борщевского было написано: профессор Военно-морской академии, и даны телефоны в двух странах.
   – И давайте теперь не теряться. Я обязательно выполню вашу просьбу.
   Кану не хотелось расставаться с бывшим командиром: что-то подсказывало ему, что время разведет их на самые дальние горизонты необъятной планеты, и это их последняя встреча. Плечом к плечу прошли они когда-то сквозь тяжелые армейские будни, выживая в ежедневной невидимой, но очень ощутимой войне. Родина безжалостно отплатила им за их самоотверженную службу. Одному пришлось дослуживать на чужбине, второго оставили без звания и заслуг.
   – Станислав Иванович, я часто вспоминаю вас, моя дочка наизусть знает «Чилийскую рапсодию». Теперь потихоньку и внучку посвящаю. Неужели у вас тогда не было ни малейшего желания стать советским Рокфеллером или Онассисом? Если бы все начать сначала, вы бы как сейчас поступили?
   – Вячеслав Викентьевич, это были в полном смысле слова наши золотые годы: мы были избранной, «золотой» молодежью – и с золотыми погонами на плечах. Нет, я не сожалею ни о чем, и сейчас поступлю точно так же. Я не стал Онассисом, но я еще обязательно найду свою Жаклин.
   – Вот как раз эти слова я и хотел услышать.
   – Вячеслав Викентьевич, много лет назад, перед самой войной, выпускаясь из военного училища, мой отец и его лучший друг обменялись на прощанье личным оружием. Я привез вам свой кортик: это единственное, что у меня не отняли, – Кан развернул алый бархат, золотом блеснул адмиральский кортик.
   Борщевский принял оружие двумя руками и поцеловал блестящую сталь клинка.
   – Я не могу передать вам мой кортик сейчас, Станислав Иванович, но он обязательно найдет вас, где бы вы ни были.
   Серебристый БМВ уверенно вписывался в повороты узкой дороги, петлявшей меж массивных сосен, растущих вдоль Мазурских озер. Стас думал о встрече со своим командиром. Он знал, что «Orzel» вернется в свою гавань и будет продолжать дежурство на просторах Балтийского моря под красно-белым стягом на благо своей Родины.
   Тигран решил, что сегодня он точно поговорит с подполковником Паниным. Они отсиживались здесь уже третьи сутки. Збышек даже начал бегать по утрам кругами по полигону.
   «И зачем мне, дураку, понадобилось лезть в Германию? – мрачно думал Тигран. – Надо было уходить через Чехословакию». В Австрии их почтовый ящик оказался пустым, нужна была связь. Тигран сидел на крыльце и мыслями был на переходе через Татры. В ворота дачи въехал черный «мерседес». Из машины вышел Панин, а вслед за ним – какой-то молодой человек с объемистым серым рюкзаком. Подполковник, в темной куртке «Аляске» с капюшоном, зашагал к дому своей уверенной походкой, с отмашкой – будто на параде. Все знали, что Панин – мастер международного класса по карате, и немецким владеет, как родным: сказывалась школа Штази. Он тут был еще до развала берлинской стены.
   – Загораешь? – насмешливо бросил он Тиграну, при этом его узкое лицо вытянулось еще больше, а черные глаза прищурились, казалось, пытаясь пронзить его насквозь. «Смотрит, будто мент на допросе, – подумал Тигран. – Да он и есть мент, с этими его глазами хорька и противными узкими губами. Ну да ничего, потерплю». Он вытянулся по струнке и гаркнул:
   – Никак нет! Жду вас.
   – Тогда принимай пополнение! – он кивнул на паренька с рюкзаком. – А ты что же, думал, теперь все, дембель? Ну уж нет! Сделал ошибку – иди, исправляй. Группа у тебя в сборе, а стрелка проверишь в Польше перед работой. Там получишь все необходимое.
   «Сука… как он догадался, что я именно об этом буду с ним говорить? – скрежетал зубами Тигран. – Дать бы сейчас ему по мерзкой роже прикладом. Да, не хотел бы я быть должником у него. Посмотрим, что будет, когда выведут всю западную группировку из Европы. По соглашению им осталось полгода. Что подполковник будет делать после отставки в своем Ленинграде? Хорошо, если возьмут охранником в какую-нибудь группировку или банк».
   – Что ж, знакомьтесь. Это Тигран, а это Ильгарс. Позови поляка – и начинайте готовиться. Утром в шесть ноль-ноль приеду за вами. Харчи хоть нормальные?
   – Вот как раз этого – завались: ешь – не хочу.
   «Вот и поговорили, – думал Тигран. – Сам ответил на все вопросы. А в принципе, он прав. Ждали этого литовца. Только что-то не нравится мне этот стрелок. А кто мне понравится после Славки? Он сам изготавливал стволы. Вон какую лыжную палку изобрел – похлеще „Калашникова“».
   Группа Тиграна уже полчаса ждала проводника-вьетнамца на чешской границе.
   Вьетнамец будто свалился откуда-то сверху – во всяком случае, так показалось в темноте:
   – Нада эта дорога, она очень хараша, – твердил он, пальцем показывая куда-то за дерево.
   – Тигран, он, похоже, говорит по-русски. Во всяком случае, тут не пахнет чешским.
   – Слушай, Ли, ты что, знаешь русский?
   – Я жил пять лат Москау Лужника, – сверкнули в темноте желтые мелкие зубы. Воняло у него изо рта, как из помойной ямы.
   – Тогда веди! Сколько до границы?
   – Я и есть граница!
   Тигран понял, что вьетнамец хотел сказать, что они на границе.
   – Збышек, мы на границе.
   – Тогда веди дальше!
   Они перешли через какую-то лужу. Впереди показалась дорога из щебенки, переводчик присел под деревом. Из зарослей кустарника вышел второй Ли. Они с первым шепотом быстро о чем-то переговаривались. Ничего невозможно было понять из разговора проводников. Первый Ли подошел к Тиграну.
   – Это Полака, товарищ, дальше будет масина, давай доллар!
   Збышек отдал свернутые в рулон деньги.
   – Тут полторы тысячи.
   Первый Ли тут же растворился в гуще кустарника. Второй вывел их к машине. Свет в салоне «полонеза» включать не стали. Збышек сел рядом со вторым Ли. Несколько километров спустя они выехали на автостраду.
   – Тигран, тут я уже, считай, у себя дома. Давай с желтком разойдемся? Так безопасней.
   – Не возражаю. Дальше поведешь сам. Имей в виду, к вечеру мы должны быть на месте.
//-- * * * --//
   – Алексей, раз уж ты пришел, то давай, садись в кресло: я тебе проверю зубы, – Джульета включила лампу.
   – Джуленька, в следующий раз. Сейчас спешу.
   – Ты, наверное, просто боишься? Я же только сделаю профилактику. В любом случае зачистим все под уколом, – настаивала Джульета.
   – Давай в следующий раз. Я, правда, на минутку. У тебя сейчас нет пациентов? Тогда проводи меня до машины.
   Вздохнув, Джульета тщательно вымыла руки и пошла в гардеробную переодеться.
   Алексей присел на диван и взял женский журнал «Przyjacielka» [59 - «Подруга» (польск.).]. С обложки улыбалась Джульета со смотровым зеркалом в руках. Тут она собственной персоной вышла из гардеробной – в белом драповом пальто с приподнятым воротником и коричневых полусапожках на каблуке.
   – Алексей, как я устала! С утра на ногах. Теперь еще прибавилось это строительство поликлиники и квартиры. Все на моих плечах.
   – А Игорь что же? Ведь он уже месяц как у тебя живет.
   – Ой, да они с его Танькой-кобылищей целыми днями по магазинам носятся. Он как баба стал – в голове только тряпки и секс.
   Они вышли на улицу, вечер обдал их пронизывающим ветром и противным моросящим дождем – под стать настроению Джули.
   – Ну, ее-то как раз можно понять. Она двадцать лет прожила в браке с адвокатом, который был старше ее на сорок лет. Она была когда-то его студенткой. Так что теперь баба отрывается по полной, а твой Игорь – еще тот боец!
   – Ты бы, Алексей, помог мне захомутать другого «бойца» – и мне сразу стало бы легче. И стройку бы он мне закончил, и я бы не проводила ночи в одиночестве.
   – Джуленька, но он же тебе помог с поликлиникой?
   – Помог – и смылся. А мне, Алексей, он нужен здесь и сейчас: со своей лысиной, со всеми мужскими достоинствами и мой. Рядом! К ноге! – Джуля топнула каблуком о поребрик и надулась, как обиженная девочка.
   – Слушай, откуда тебе знать – может, у него уже давно того – на полшестого?
   – Алексей, я тебе одно могу сказать: Танька мне шепнула, что если бы не Игорь, то просто бы набросилась на него при первой же встрече. Она в этом деле знает толк. Говорит, что он – та самая мышка, от которой слонихи в обморок падают.
   – Ну, Джуля, я тебе во всем помощник, но тут ничем помочь не могу.
   – Не можешь или не хочешь?
   – Не могу. У меня есть конкретное указание насчет этого человека. Я не то что говорить – я думать о нем не должен.
   Глаза Джули потухли, и сразу явно проступили все морщины на ее лице.
   – Джуля, я заехал, чтобы тебя попросить кое о чем. Ты мне рассказывала, что на границе вам кто-то помог перевезти деньги, помнишь?
   – Конечно, помню, это был наш земляк Тигран. Он еще обещал тогда, что обязательно приедет на открытие моего кабинета.
   – Вот-вот, он самый. Ты вот что: если он проявится, сообщи мне, хорошо? Только не по телефону, а лучше всего – через жену Валеры Маковского.
   – Я поняла, Алексей, сделаю. Тем более что Наташа Маковская каждый день бывает у меня, лепит пельмени с моей помощницей Дороткой.
   – Куда ей столько пельменей? Валера ничего мне об этом не говорил.
   – А они их замораживают, фасуют по пакетам и продают в супермаркеты. И знаешь что? У нее заработок выше, чем у полковника генерального штаба. Только не говори Валере. Он ничего не знает: поэтому производство налажено у меня дома.
   – Вот ведь вы, бабы, до чего изобретательны по части денег! А что ж мою Нинку не взяли с собой?
   – Ниночка имеет диплом МГИМО, и ей это не подойдет. А Наталка просто хочет мужу помочь. В общем, Алексей, я все поняла насчет Тиграна, сразу дам тебе знать, если он позвонит, и постараюсь выспросить у него его адрес.
   – Ты просто умница! Спасибо тебе.
   – Алексей, это тебе спасибо, что свел Таньку с Игорем. Я знаю, что тут не обошлось без твоей помощи.
   – Джуленька, и еще: будь осторожна со своими чувствами к этому парню. Я ему не верю. Он не в свою шкуру рядится.
   Полковник Пиляпский положил трубку телефона и вышел из кабинета. Его секретарша сидела за своим рабочим столом и разбирала бумаги в ящике.
   – Срочно вызовите ко мне майора Тадеуша из ГРОМа! – приказал полковник и вернулся в кабинет, хлопнув дверью.
   Через несколько минут туда же прошагал майор в черной полевой форме.
   – Вызывали, пан полковник?
   – Садись к карте ближе. Нет времени. У тебя есть люди на Банковой площади?
   – Там нет, все сейчас у Центрального вокзала: только закончили с берлинским поездом.
   – Тогда снимай их оттуда и пусть прямиком едут на Банковую площадь.
   – Сколько человек и на каком транспорте?
   – По нашим сведениям, их не больше четырех. Имей в виду, что среди них Збышек.
   – Это бывший инструктор ГРОМа?
   – Он самый. Как ты помнишь, в Афганистане наши из «Дельты» не смогли с ним справиться. Поэтому зря не рискуйте. Прямо сейчас все четверо направляются к центру на автомобиле «мерседес-вито».
   Майор включил спутниковый телефон.
   – Висла, где вы находитесь?
   – Одер, едем по Иерусалимским аллеям.
   – Поворачивайте к Банковой площади. Я сейчас там буду.
   – Уже повернули.
   Синий микроавтобус «мерседес-вито» с вроцлавскими номерами проехал по Гжибовской и остановился перед банком «BPN». Открылась боковая дверь, из нее вышел Тигран, докурил сигарету и пошел к автостоянке. Збышек выключил мотор и собирался выйти из машины. Впереди, через несколько машин от них, стоял микроавтобус «фольксваген» с зашторенными окнами. Что-то в этих окнах насторожило Збышека. Он пригляделся и вдруг увидел, как в просвете между шторами сверкнули линзы бинокля. Поляк рванул из машины.
   – Тигран, назад! Засада!
   Но было уже поздно. Раздался выстрел, и Тигран рухнул на колени у белого «полонеза». Из машины тотчас выскочили громовцы в черных масках и насели на раненого. На крик Збышека из «вито» выскочил стрелок с двумя автоматами и бросил один поляку. Тот дал короткую очередь выше головы Тиграна, и двое бойцов ГРОМа, прижимавших его к земле, с криком упали.
   Стрелок в это время пускал очереди по «фольксвагену», из которого выбегали громовцы. Збышек подбежал к раненному Тиграну, начал сбрасывать с него убитых бойцов. В это время с крыши банка раздался выстрел, стрелок споткнулся и упал. Раненный Тигран показывал Збышеку на что-то окровавленным пальцем. Збышек начал оборачиваться назад и тут же получил пулю в висок от стоявшего прямо за ним майора. Наступила тишина. Прохожие в ужасе застыли на тротуарах, наблюдая, как бойцы ГРОМа собирают убитых. А майор стоял с пистолетом над раненным Тиграном и кричал:
   – Курва! Сколько положили моих ребят!
   Раздался еще один, последний выстрел. Тигран упал на асфальт. Из кудрявой головы потекла красная струйка крови. Руки дернулись судорогой, потом застыли.
   Белая «вольво» выехала с Гжибовской и направилась в сторону банка.
   – Джуля, куда ты едешь? – спросил Игорь. – Там же проезд закрыт. Ты что, не видишь оцепление?
   Перед автостоянкой был расставлен кордон полицейских. Две машины «скорой помощи» стояли неподалеку с распахнутыми задними дверцами. Джуля с Игорем и Татьяной подошли к оцеплению.
   – Игорь, там Пиляпский! – воскликнула Длуля.
   Пиляпский был в форме, только без фуражки. Он сам заметил Геворкянов. Дал распоряжение какому-то офицеру в черном мундире и направился к Джульете.
   – День добрый, пан полковник, – с улыбкой сказала Джульета.
   – Если он добрый, пани доктор, – полковник поздоровался за руку с Игорем и Татьяной. – Вот, воюем, – сказал он мрачно и показал в сторону «скорой помощи». Там на носилках загружали раненых.
   – Как отдыхаете? – обратился полковник к Игорю.
   – Хорошо. Скоро уже собираемся уезжать. Приходите до нашего отъезда в гости с пани Кристиной.
   И тут Джуля заметила, как у белого «полонеза» солдаты укладывали труп в черный пластиковый пакет. Один из них не удержал голову убитого, и она, со слипшимися от крови черными кудрями, показалась из мешка. Остеклевшие глаза встретились со взглядом Джульеты – и ее качнуло, и все вокруг поплыло. Откуда-то издалека, как из тумана, послышалось: «Я обязательно приеду на открытие твоего кабинета, Джуленька».
   «Что я скажу маме Маро? Как я об этом ей скажу?» – в ужасе думала Джуля, подавившись внутренним криком.
   Солдаты закрыли «молнию» на черном мешке и понесли его на стоянку, где стояла зеленая «труповозка» с красным крестом на белом фоне. Полковник в это время рассказывал Игорю с Танькой очередной анекдот, и они весело смеялись. Светило солнце, дул легкий ветерок. Жизнь продолжалась – на волоске от смерти. Так было, и так будет.
//-- * * * --//
   Министр Галиш был вне себя. Его круглое лицо с раздувшимися от ярости щеками покраснело до синевы. Таким Пиляпский еще никогда его не видел. Майор ГРОМа стоял рядом и старался не дышать, напрягая свой огромный живот, который свисал над офицерским ремнем.
   Министр кричал, срываясь на визг:
   – Они мне нужны были живые! Особенно Коба! Полковник, вы сами, лично, должны были руководить операцией, а не перекладывать все на этого безмозглого капитана! Капитан, кто вам позволил добивать раненого? Даже в бою этого никто не делает.
   – Извините, господин министр, но я – майор.
   – Нет, вы – капитан, и уже не громовец! Вы свободны, кретин!
   За майором закрылась дверь.
   – Полковник, не стойте над душой. Не действуйте на нервы и садитесь!
   – Я был там. Все шло нормально. Но кто мог ожидать, что у Тадеуша сдадут нервы?
   – Да знаю я! В операции участвовал его сын, Збышек уложил парня наповал в голову. Вот и сдали нервы у отца. Это была первая операция у сына.
   – Перед операцией я предложил ему, чтобы он не пускал Войтека вперед.
   – У тебя есть сведения по группе? И почему там оказался Моряк?
   – Группу доформировывали в Германии у Каратиста. Кстати, Алканов ушел оттуда. Стрелком в группу взяли Моряка. Поэтому мы и вели их.
   – Что удалось узнать?
   – Покушение на папу в Италии – это дело рук Тиграна, псевдоним Коба, а вот новое задание он должен был получить тут.
   – А почему они выходили на Банковую площадь?
   – Это еще предстоит узнать. У меня есть соображения, но я должен их проверить.
   – Выкладывай хоть соображения. Вместе подумаем.
   – На Банковой площади живет и работает доктор Геворкян – наша знакомая. Коба – армянин, они из одного города. Может, ехал к ней из чувств землячества. Хотя вокруг доктора кружится много людей из российского посольства.
   – И из наших кругов – тоже. А если еще учесть, что она сейчас строит поликлинику в Затоке Свин… Но я не думаю. Надо все проверить. У генерала ГРУ это не единственная группа. Надо искать. Мой российский коллега – очень умный и рассудительный мужик.
   – Я тут еще проверяю корейца, говорящего на русском.
   – Это ты о Кане? Вот этого не надо. Он нам вернул эсминец «Orzel», через пять дней корабль будет в Гданьске. Он свое обещание выполнил, а я еще нет.
   – А что, за эсминец мы должны ему орден Белого орла вручить?
   – Нет. Польское гражданство, досрочно. У него не хватает всего одного года с видом на жительство, но польская канцелярия не дает «добро».
   – Рышард, это же очень просто! Включи его в список молодых поляков – уроженцев Америки из американской Полонии. Каждый год в канцелярию президента Польши подают список восемнадцатилетних поляков из Полонии, желающих получить польское гражданство, и там этот список подписывают, не проверяя. Между прочим, неплохая идея. Надо попробовать. Пусть напишут его имя где-то в середине списка. Теперь насчет Студента: пора его высылать. Готовь документы для премьер-министра.
   – Тогда как мы будем искать другие группы?
   – Поляковскому поставим шах! Алканова вернули ему, в придачу вернем Студента. У него будет время подготовить новых руководителей.
   – А Каратист? у него большой опыт работы в ГДР.
   – Срок пребывания в Германии бывшего советского контингента заканчивается. Каратиста мы постоянно держим под наблюдением. Так что готовь отправку Студента и попробуй узнать, откуда у нашего доктора Джульеты Геворкян за последние полгода почти миллион долларов американских нарисовался. Нет ли здесь руки Москвы?

Йозиф Ким Перезагрузка