-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Юлия Парусникова
|
|  Cave/Пещера
 -------

   Юлия Парусникова
   Cave/Пещера


   Александра, Влада и Олег

   – Позор моей голове – даже дети бы поняли этого аборигена! Ну переведи же хоть ты как-нибудь!
   – Я вообще отказываюсь в этом участвовать! Мне кажется, что надо звонить куда-то…
   – Куда, скажи мне на милость?! Детям?!
   – Зачем детям? В посольство наше, может?
   Женский и мужской голоса с паническими нотками стали доноситься до Саши, как из глухой трубы, наполненной ватными шариками. Обладатели обоих голосов были, судя по всему, на грани истерики. Хотя смысл речи, доносившейся до Сашиного слуха, был пока не ясен. Перед глазами стянулась молочная пелена, которая постепенно разбавлялась разнообразными тенями. В голове абсолютная пустота, ни одной мысли. Единственное, чем занимался ее возвращавшийся к жизни мозг, это наблюдением за орнаментами теней. Они становились то четче, то распадались от приближения других фигур. Этот графический кавардак со временем стал обретать формы и напоминать фигуры снующих туда-сюда людей. И люди эти говорили на английском языке. Оба же паникующих человека – истерили на чистом русском с примесью матерного.
   Наконец Саше удалось открыть глаза. Приглушенный свет не причинил дискомфорта. Человеческие фигуры визуализировались в разных людей, преимущественно в изумрудных халатах и в медицинских шапочках. Саша сразу и точно определила, что весь медицинский персонал в помещении был импортного производства. Холодный профессионализм, вычурная вежливость, и все как один обладали такой сочной американизированной внешностью, что невольно начинаешь гадать – кто из них с кем спит. Из сериальной реальности выделялись только русскоязычные девушка и мужчина. На фоне идеальных врачей эти два персонажа прямо-таки искрили чисто русскими эмоциями нервами наружу, что говорило об их крайнем беспокойстве.
   Однако эта колоритная компания с их языковыми барьерами сейчас занимали Сашу меньше всего. Она попыталась почувствовать свое тело. Медленно шевельнула пальцами руки и ноги. Все вышло вполне удачно. Тело ее слушалось. И не болело. Тогда почему она лежит и вокруг нее упражняются в языкознании люди с обложки глянца и импульсивные соотечественники?
   – Эй, – выдавила Саша, тут же почувствовав тупую боль в области виска. Собственный голос показался ей таким слабым, что она не сразу поняла – услышали ее или нет.
   Ближе всего к кровати находились русская девушка с мужчиной, а также мужчина, похожий больше на футболиста в медицинском халате. Все трое резко развернулись и уставились на нее с таким испугом, будто она как минимум уже официально испустила дух и заговорить просто не имела никакого права.
   – Сань! Сашка! Пришла в себя! – мужчина нагнулся к пациентке и принялся ее обнимать. Девушка рядом с ним с облегчением крепко выругалась и добавила:
   – Не будем мы позориться в посольстве. Переводчик очухался. Сейчас ты нам все и переведешь!
   – Что? – Вопрос, может, и глупый, но по ситуации логичный. Саше надо срочно понять, чего они от нее хотят.
   – Мы же на уровне Египта английский знаем! А нам тут про твой диагноз толкуют, без ста грамм не разобраться, – пока мужчина не отлипал от Саши, его спутница махала рукой в сторону врача, требуя от пациентки перевода. Толку ни от одного, ни от второй не было никакого. Надо говорить с врачом-футболистом. Судя по всему, на английском языке. Почему так, она потом разберется. Сейчас важнее понять, кто они все такие и что произошло. Доктор уже сам приблизился к постели, отодвинул от нее всех и принялся светить ей в глаза маленьким фонариком. Воспользовавшись моментом, она на автомате спросила у него на понятном ему языке, что произошло. То, что она услышала, пришлось какое-то время переваривать.
   – Вы попали в автомобильную аварию на пути из Луисвилла в Браунсвилл. Критических повреждений мягких тканей, переломов костей не зафиксировано. Вас доставили в больницу без сознания. В течение двух часов ваше сознание было выключено. Мы полагаем, что у вас ушиб мозга средней степени. Наблюдается брадикардия, повышенное артериальное давление и повышение температуры до тридцати семи и восьми десятых градуса.
   Доктор закончил свою речь и вопросительно посмотрел на пациентку. Чего он от нее ждал – непонятно. Для пациентки же стало непонятно, почему из-за сравнительно легкой травмы вокруг нее такой переполох. При том, что чувствовала она себя вполне сносно, не считая головной боли и легкой тошноты. И тут до нее стала доходить первая часть докторского повествования. «Какой Луисвилл? Какой Браунсвилл? Что я здесь вообще делаю и кто эти люди?» В этот момент подавить панику ей уже не удалось. Она отчаянно вжала ногти в ладони и перевела свой взгляд с доктора на русскоговорящих спутников.
   И мужчина, и женщина – среднего возраста, среднего роста, спортивного телосложения. У мужчины – каштановые волосы и выразительные карие глаза. Прямые черты лица, высокие скулы, кожа с первыми признаками увядания. Этакий Эрик Робертс постсоветского разлива. Что-то едва уловимое в его образе говорило о том, что он мог иметь даже не двойное, а тройное дно. При, если можно так выразиться, вкрадчивой классической брутальности, которую, видимо, пускали в ход как оружие, доказавшее свою эффективность для достижения своих целей, мужчина хранил в глазах какую-то душную печаль. Неприятную печаль, увидев которую, становится тревожно на сердце. Про таких говорят «он сотрет тебя в порошок», но обычно трезветь от таких мужчин начинаешь, когда потерял уже в лучшем случае полцарства.
   Девушка была с длинными, прямыми волосами, выкрашенными в черный как смоль цвет. Даже не подтянутая, а скорее просто худая, кожа светлая, или бледная, лицо с впалыми щеками, тонким носом и шальными, красивыми глазами. Такие женщины могут быть опасны в быту – от нее просто разит резкостью, бесконтрольностью и неуправляемостью. Если бы знаменитая героиня Достоевского Настасья Филипповна жила в нашем веке, была более приземленная и заливала свои страсти алкоголем, ее смело можно было бы сравнить с этой черноволосой бестией. Одеты оба спутника были в спортивные штаны и футболки. Саше пришла на ум сказанная ею как-то фраза «худоба не всем к лицу».
   Пока Саша их рассматривала, что-то в сознании начало проясняться. Она точно поняла, что знает этих людей. Но не более того.
   – Вы кто? – ничего другого она не могла произнести на фоне открывающегося ей осознания, что память отказала.
   Черноволосая выругалась трехэтажным матом, мужчина приблизился к пациентке и взял ее за руку. Оба смотрели на нее с сожалением и страхом.
   – Ты не помнишь нас?
   – Я вас знаю, но не понимаю, кто вы такие и что я здесь с вами делаю.
   – Объясни это врачу немедленно, – потребовала черноволосая, поворачиваясь к мужчине в халате.
   Саша сочла это предложение правильным и объяснила врачу свое положение. Последовали стандартные для американского кино вопросы:
   – Вы знаете, какой сейчас год?
   – 2015.
   – Кто сейчас президент?
   – Путин.
   Взрыв истерического смеха русских посетителей привел врача в полное недоумение.
   – Путина помнит, а нас не помнит, – голос черноволосой женщины был грубоват, с прокуренной хрипотцой и очень дерзкий, может быть, даже слегка хамоватый. Мужчина же смеялся более сдержанно.
   Саша сообразила, что, судя по всему, находится в Соединенных Штатах, и разъяснила доктору, что имела в виду президента России, а их президента зовут Барак Обама. Мужчина сделал какие-то пометки, задумался на долю секунды и вынес свой вердикт:
   – Травматическая амнезия в результате травмы головы – нередкое явление. Боюсь, что у вас мы наблюдаем транзиторную глобальную амнезию. Эта форма амнезии имеет благоприятный прогноз. Все функции памяти могут постепенно вернуться в течение нескольких часов. В худшем случае – нескольких суток.
   – Он говорит, что это временно, и память вернется в ближайшее время, – перевела она своим спутникам. Ее саму такая перспектива более чем устроила, поэтому она уже спокойно позволила возникшему из-за спины врача чернокожему медбрату измерить давление, пульс и провести еще какие-то манипуляции. Врач тем временем задавал ей вопросы о самочувствии, она честно отвечала. Сопровождающие вышли из палаты решать какие-то вопросы по какой-то страховке. В течение следующих минут двадцати хваленая американская система здравоохранения потрясла Сашу еще больше, чем потеря памяти. Ей предложили несколько схем лечения, пять видов обследования, уяснив, что она гражданка другой страны, ей предписали эти самые услуги на платной основе, которые обычно покрывает страховка среднестатистического американца. Но отнюдь не деньги ее беспокоили, а перспектива пролежать в стационаре две недели со смешной в целом для русского человека травмой. Тем более что она еще не выяснила, ради чего вообще приехала в Америку в такой сомнительной компании. Поэтому за двадцать минут она сумела сделать все выводы, предельно вежливо объяснить врачу свою позицию, подписать необходимые бумаги и оплатить выставленный счет. Когда в палату вернулись ее спутники, она уже самостоятельно переодевалась из больничной одежды в потертые джинсы и футболку. Некогда белая футболка была вся в грязи. Мысль о том, что следует сменить одежду, своей насущностью затмила все остальные.
   Саша покидала больницу с легким головокружением, в растрепанных чувствах, с вакуумом в голове и двумя малознакомыми людьми. По дороге к выходу девушка успела рассказать Саше, что оплатила из ее денег ущерб по разбитой машине (к счастью, разбита она была не в хлам). Саша предложила где-нибудь посидеть и разобраться во всем произошедшем. На улице было прохладно, но, возможно, ее просто знобило. Чисто американский пейзаж наполнил ее новыми силами. Она всегда испытывала нежные чувства к этой стране. Девушка и мужчина все время о чем-то разговаривали и бросали на Сашу встревоженные взгляды, когда та осматривалась вокруг в поисках кафе, пытаясь осознать свое местоположение. Кафе обнаружилось ниже по улице. Маленькое, уютное заведение как-то сразу расположило и окунуло в приятную атмосферу. Они уселись за столиком у окна. По стеклам бежали изысканные узоры только что начавшегося мелкого дождя.
   – Не знаю, как вы, а я есть не хочу, – буркнула Саша, изучая меню. Она остановилась на кофе.
   – А я вот зверски голоден. Мы переволновались за тебя очень, – мужчина держался дружелюбно и мягко.
   – Такая же фигня, – согласилась с ним черноволосая, как уже стало понятно, в свойственной ей манере.
   Саше пришлось сделать заказ на троих, следуя за указаниями спутников. За столиком повисла неловкая пауза, когда официантка удалилась. Саша чувствовала себя странно скованно в присутствии этих людей. Ни один, ни вторая почему-то не внушали ей никакого доверия.
   – Сань, давай начнем с того, что ты помнишь. Потихоньку восстановим тебе всю картину, – предложил мужчина, проникновенно заглядывая ей в глаза, и снова почему-то взял ее руку в свою. Такой частый тактильный контакт с ним вызывал все больше и больше вопросов.
   – Нет, надо начать с того, что я не помню. Как минимум давайте познакомимся, как бы это нелепо для вас ни звучало, – проговорив свое предложение, она внезапно ощутила облегчение. Она поймала себя на мысли, что дискомфорт мог быть вызван тем, что она боялась обидеть, возможно, близких людей своим неведением. А те эмоции, которые она испытывала «здесь и сейчас», пламенными и позитивными назвать никак нельзя.
   – Зараза, – выругалась черноволосая, – все время забываю, что у них нигде нельзя курить!
   С раздражением отшвырнув от себя только что вынутую зажигалку, она добавила:
   – Я Влада Соколова. Твоя подруга. Мы работали вместе несколько лет назад. Какое-то время не общались. Ты там, как всегда, ушла в себя, как рак отшельник, а я ребенка родила. Вот теперь ребенок вырос, ты вылезла из своего панциря, и мы поехали на твою экскурсию вместе.
   Саша кивнула головой. Этой информации ей было пока достаточно. Тем более что поведение и внешность этой женщины были ей смутно знакомы. Другой вопрос в том, что они в ней не вызывали никаких дружеских чувств.
   – Я Олег Горский. Мы с тобой… м-м-м, тоже друзья. У нас весьма неоднозначные и сложные отношения. Но очень близкие. Я уверен, что ты сама все вспомнишь, поэтому в подробности вдаваться не буду, – мужчина смотрел Саше прямо в глаза почти с вызовом. Влада ухмыльнулась, не комментируя его. Четкая недосказанность Сашу не напрягла, потому что доля истины в его словах была – если что-то не надо говорить вслух, то она сама это вспомнит. Ведь ей, может быть, предстоит понять, кроме всего прочего, что кто-то кому-то здесь вообще посторонний, что не предполагает определенной степени откровенности.
   – Хорошо, – проговорила она, – кто я сама такая и откуда – я почему-то помню, ты говоришь, это моя идея была сюда поехать?
   – Да, ты как птица Феникс – пропадаешь, а потом возрождаешься. Появилась месяц назад и предложила поехать в Америку, на экскурсию в Мамонтовы пещеры. Ты сама все нашла, заказала, оплатила. Мне оставалось только согласиться. Интересно же, по-любому, – Влада уже не казалась такой страшной, она расплылась в довольной улыбке, когда принесли еду.
   – Я тоже не мог тебе отказать, ты так зажглась этой идеей, – Олег говорил почти вкрадчиво, как говорят, пожалуй, только с умалишенными. – Ты всегда мечтала туда попасть. И экскурсию организовала частную, с отдельным гидом-экстремалом.
   – Мамонтовы пещеры… – Саша задумалась. Что-то начинало проясняться в голове. По крайней мере, теперь было понятно, что она здесь делает. Она действительно всегда бредила пещерами. А стандартный тур просто не могла заказать, ведь что может быть скучнее, чем ходить за экскурсоводом целым стадом по протоптанным дорожкам с электрическим освещением. Ей вспомнилось, что в этих пещерах есть самый сложный тур по уровню проходимости – «Wild Cave» («Дикие пещеры»). Но почему она пошла дальше и наняла отдельного гида с альтернативной программой?
   Потягивая свой кофе, она уже чувствовала себя вполне комфортно и задала свой следующий вопрос:
   – Так а что случилось-то в итоге? Мы не доехали? И вы оба – почему живы-здоровы?
   Влада захохотала:
   – Ты не расстраивайся только! Если бы мы все втроем на больничных койках оказались, твой расходник на тур возрос бы до небес!
   – Мы прилетели из Москвы в Нью-Йорк, потом внутренним рейсом из Нью-Йорка в Луисвилл, взяли автомобиль в аренду и поехали в Браунсвилл, в сторону пещер, – Олег объяснял терпеливо с перерывами на перекус. – Ехали по навигатору, в принципе, нормально так ехали. Но пошел дождь, дорога скользкая, я не справился с управлением, и мы вылетели с трассы мордой в канаву какую-то. На нас только синяки, а ты головой об лобовуху треснулась, не пристегнутая, на пассажирском сиденье. Я пристегнут был, а Владу тряхануло просто там, сзади. В общем, ты без сознания, мы английский не знаем. Позвонили по номеру в карточке, которую с машиной дали, и заорали «хелп». Потом уже больница… все остальное ты знаешь.
   – Интересно, сколько я денег потратила за один день? – засмеялась Саша. – Я ведь правильно понимаю, что все эти подвиги за мой счет были?
   – Ага, мы с тобой, походу, давно не общались. На чем ты вдруг так себя обеспечила? Ладно, потом расскажешь. Ты давай решай, что мы делаем – домой возвращаемся или все-таки пытаемся доехать до твоих пещер, будь они неладны? Ты оплатила все с головой – денег еще больше потеряешь. Хотя если дальше едем, то еще одну машину надо арендовать, – Влада, рассуждая, непринужденно посмеивалась, уже сытая и довольная жизнью, она вальяжно раскинулась на стуле.
   – Сань, подумай хорошо, речь о твоем здоровье, – Олег опять взял ее за руку. Саша напряглась. Что бы это ни было, она зачем-то это планировала и отступать не желала. Ее новые старые знакомые никаких позитивных чувств в ней все еще не вызывали. Но она очень рассчитывала на то, что память восстановится, и она вспомнит природу этих взаимоотношений. Пока же придется смириться с временным дискомфортом.
   – Едем-едем дальше, – бодренько заявила она, допивая кофе. – Нормально я себя чувствую, таблетки, я надеюсь, у нас есть обезболивающие. Тут все это дорого. За пару дней пройдет. И вас я по-любому вспомню. У нас экскурсия на когда назначена? И где мы останавливаемся?
   Разговор, конечно, сомнительный. Учитывая то, что именно организатор поездки потерял память.
   – Мы должны были сегодня доехать до Браунсвилла и переночевать в частном доме «Serenity Hill», они как мини-отель сдают туристам. А завтра нас оттуда должен забрать твой экстремальный гид. Насколько я поняла, ты обо всем договорилась и оплатила еще в Москве.
   – Если сейчас выедем, то в Браунсвилле будем к часу ночи, – Олег посмотрел на свои часы. У Саши в груди все внезапно сжалось. Она вспомнила эти часы на его руке и этот жест. Она похолодела от ощущения затхлой тревожности и странного чувства обиды, но виду не подала.
   – Ну, вот и отлично, тогда надо заказать новую машину, – Саша постаралась ничем не выдать своего волнения.
   – И чем быстрее, тем лучше, мне не улыбается в дождь опять, еще и в ночи ехать. И вообще, ребят, я курить дико хочу, я пошла куда-нибудь, место поищу, – Влада поднялась и удалилась к выходу из кафе. Саша попросила счет и, пока его несли, позвонила по визитке, сохранившейся в документах. Договорившись о новой машине, она оплатила счет за ужин, быстро оценив тот факт, что единственный мужчина за столом счет оплачивать не потянулся. Все это время Олег внимательно следил за ней, Саша же старалась не поднимать на него глаз. Больше всего на свете ей хотелось сейчас побыть наедине с собой, хотя бы по пути в Браунсвилл.
   – Ты за руль не сядешь, я, пожалуй, тоже на сегодня накатался, – внезапно твердым и прохладным тоном произнес мужчина, – пусть Влада твоя ведет машину.


   Чокнутая дама с запутанным прошлым

   Начинало смеркаться, когда русские туристы погрузились в новый автомобиль. Путешествовали они практически налегке – у каждого было по туристическому рюкзаку. Серость равномерно разливалась по городским пейзажам. Накрапывал дождик, и небо на глазах мрачнело. На выезде из города автомобилей было совсем немного, и трасса становилась все пустыннее. Трудно назвать маршрут, по которому отправились в свой вояж путешественники, очень популярным. Летний сезон – период активного посещения туристами национальных парков Америки – уже на исходе. По сравнению с летом, когда в штате Кентукки стоит невыносимая жара, в начале осени здесь самые чудесные условия для путешествий в тихой, спокойной и даже меланхоличной атмосфере. Сентябрь – самый удачный месяц для того, чтобы полюбоваться удивительно красивой природой этого штата и погрузиться в атмосферу жизни маленьких городков американской глубинки.
   – А почему мы на самолете полетели через Луисвилл? Я вам не объясняла? – Саша устроилась на заднем сиденье машины. Она сосредоточенно о чем-то думала, и друзья ее не беспокоили, пока девушка сама не подала голос. За руль все-таки сел Олег. Влада заняла пассажирское место рядом с водителем по настойчивой просьбе Саши.
   – Во-первых, ты хотела на машине покататься по Америке и сама маршрут проложила. Тут все недалеко, с нашими расстояниями несравнимо, – Олег посмотрел в зеркало заднего обзора на подругу.
   – Ага, а во-вторых, про виски мы совсем забыли с этой аварией. Хорошо хоть сумку перегрузили из той машины, в панике ведь забыть могли, – недовольно буркнула Влада, прикуривая сигарету.
   Саша сообразила, о чем толкует девушка в один миг, и весело рассмеялась:
   – Ох, я начинаю понимать, почему я поперлась в пещеры через Луисвилл!
   – Да ты мне еще в Москве всю душу вынула своими рассказами о родине бурбона. Мне уже и пещеры твои не милы были, только бы до виски добраться – ты обещала нечто фантастическое… – Влада говорила громко и с искренним сожалением, обернувшись назад. – И что теперь, блин… башку разбила, память потеряла, а ведь купили самые ценные экспонаты и даже не попробовали…
   Саша поняла сразу, о чем толкует подруга, и приняла близко к сердцу ее разочарование. Уже много лет Саша считала себя большим ценителем американского виски. Она прекрасно разбиралась в этом напитке. Год выпуска, вкус, цвет, бренд напитка, его история – Саша знала практически все, что можно было узнать любителю-энтузиасту с тонким вкусом. Известно, что округ Бурбон, штат Кентукки, является родиной бурбона – американского виски, который официально считается национальным напитком США. Здесь сосредоточены почти все предприятия по производству бурбона (между городами Луисвилл и Лексингтон) – большинство виски, производимого в США, родом отсюда. Например, наиболее продаваемый по всему миру и один из любимейших сортов девушки – «Jim Beam». Или такие известные марки, как «Barton 1792», «Kentucky Bourbon Distillers», «Heaven Hill». Саша вспомнила, что в сентябре здесь, в Кентукки, проводится самый крупный фестиваль бурбона – Kentucky Bourbon Festival. Именно сюда она привезла друзей, чтобы купить редкие сорта виски для домашней коллекции. И объемная сумка с великолепным трофеем, вопреки потере памяти ее хозяйки, судя по словам подруги, все-таки едет с ними в багажнике новой машины.
   – Ну уж нет! – вскрикнула Саша. – Надо продегустировать хотя бы «Бартон»! Приедем на место, если с ног не будем падать, можно мини-вечеринку устроить. Типа пижамная вечеринка в американской глубинке!
   – Вот это я понимаю разговор, – одобрительно засмеялась Влада, победно вскидывая руки. – Вот это ты к жизни уже возвращаешься!
   – Отличное возвращение, – недовольно скривился Олег. Его взгляд был прикован к дороге, он раздосадовано заявил: – Забухать в ночь перед туром в пещеру после черепно-мозговой травмы с амнезией. Ты, дорогая, на этот раз прямо сама себя превзошла.
   В голосе Олега было столько неприязни, что Саша наклонилась вперед и почти враждебно, понизив тон, проговорила ему на ухо:
   – Я собираюсь не «бухать», а культурно выпивать лучший виски в мире. Я прекрасно помню, что алкоголизмом не страдаю. Страдаю, пожалуй, повышенной чувствительностью к мужской красоте. Но даже это – не повод шпынять меня, как ребенка.
   – Опа-па, вот это ответочка! Александра, ты очнулась другим человеком! Перестаешь быть тряпкой! – Влада восхищенно обернулась к Саше. В ее глазах было настоящее изумление. – Да и кто бы нам тут мораль читал про алкоголь…
   – Да, конечно, на моем фоне, не говоря уж о твоем, – Олег повернулся к Владе, – Саша просто дитя невинное.
   Как ни крути, но дружеской эта беседа не выглядела. В машине чувствовалось напряжение. Саше было непонятно: это состояние характерно для их общения или это следствие ее провала в памяти. Мысль о виски принесла ей облегчение. Ей показалось, что это прекрасная возможность сбросить напряжение последних часов и разгрузить голову.
   Олег прикурил сигарету и включил радио, давая этим понять, что разговор с ним окончен. Он удобно поместил левый локоть на приоткрытом окне. Правая кисть свободно и почти небрежно держала руль автомобиля. Весь его облик выражал расслабленность и отдаленность. В один момент он будто захлопнулся и погрузился в себя. Взгляд застыл на дороге.
   Влада, поглядывая то на водителя, то на Сашу, в конце концов иронично усмехнулась, пожала плечами и отвернулась к своему окну.
   Саша воспользовалась затишьем в машине, для того чтобы сосредоточиться на ситуации и спокойно все обдумать. Дождь усиливался. Пейзажи за окном были размыты косыми каплями на стекле. Она поймала себя на желании закурить, но тут же вспомнила, что от этой привычки она отказалась несколько лет назад. Закинув ноги на сиденье, она удобно откинулась на спинку сиденья, откинула голову и прикрыла глаза.
   «Надо определиться со своим положением, – начала рассуждать про себя Александра. – Влада только что сказала, что я перестаю быть тряпкой. Из этого можно сделать вывод, что она относилась ко мне как к тряпке. Это объясняет ее панибратское и пренебрежительное отношение к моей персоне. Значит, я не ошиблась, когда почувствовала, что она мне далеко не друг. И как-то она очень привычно и без стеснения тратит мои деньги, такое впечатление, что это для нее нормальное состояние по отношению ко мне. Я что же это, ее обеспечиваю, что ли? По ней реально видно, что она любит выпить. Причем серьезно так зажечь. Видно, это имел в виду Олег. По Олегу ничего не понятно, но раз уж он и себя в этой связи упомянул, значит, и он не безразличен к алкоголю. Но как это связано со мной? Я точно знаю, что не пью запойно, не люблю вечеринки и веду довольно замкнутый образ жизни. Единственное, за что меня можно подтянуть к этой теме, – это любовь к хорошему виски. И они оба не смахивают на закадычных друзей, если их объединяют застолья. Более того, они скорее даже друг друга недолюбливают. Значит, их могу объединять я. Очень похоже на это. Если с Владой более-менее понятно (она мне так называемый друг, который пользует меня и ни во что не ставит – одному богу известно, как я до этого докатилась), то с Олегом картина совсем мрачная.
   Про красоту у меня не зря вырвалось. Я узнаю свою привычку видеть его красивым. Хотя внешне я особо это не вижу сейчас, но внутренне я привычно считаю, что он магнетически красив. Это четко во мне сидит. Я не могу понять, как относилась к нему раньше, но сейчас он вызывает во мне много тревоги и неприятных эмоций. Судя по всему, нас с ним связывали близкие отношения, раз он так собственнически себя ведет со мной. И если между мной и Владой есть невидимая грань, то здесь стерты все грани личного пространства – Олег нарушает их постоянно. И такое впечатление, что он это делает намеренно. При всем при этом самое парадоксальное – это то, что он сам совершенно холоден ко мне. Те рефлексы, чувства и эмоции, которые он транслирует по отношению ко мне – абсолютно и категорически искусственны, будто насильно притянуты. Зачем ему это? И почему, раз я это сумела увидеть и понять за пару часов ПОСЛЕ аварии, я принимала это и не отсекала ДО произошедшего? Что меня с ним связывало до сих пор?
   Очевидно то, что вопросов больше чем ответов. Понятно, что ни один, ни вторая не относятся ко мне искренне. Или раньше я об этом просто не знала – тогда что же я, имея такой багаж знаний, образований и опыта, совсем слепа была? Или я знала об этом, но почему-то не пресекала общение. И совсем уж дико то, что я отправилась с ними в путешествие. Мда, как ни прискорбно, но следует констатировать один очевидный факт – при любом раскладе я абсолютно чокнутая дама с весьма запутанным прошлым».
   Саша улыбнулась своему выводу. На душе ей стало немного легче, в голове возникло больше ясности. Раскладывать все по полочкам, анализировать и давать всему объяснения – было одним из ее любимых занятий. Интеллект был для нее любимой игрушкой на протяжении всей жизни. Даже в таком бедственном положении мозг делал привычную для него работу легко и с энтузиазмом. Она была убеждена, что важно не путать причину и следствие. В настоящий момент она только начала разбирать ворох последствий, но как захватывающе интересно докопаться до причин. Предвкушение чего-то особенного начинало наполнять ее изнутри, и в области солнечного сплетения что-то приятно сжалось и начало волнующе покалывать. Ее улыбка стала почти торжествующей. Несмотря на то что результаты ее умственных изысканий были скудны, она чувствовала невероятный подъем и полное отсутствие страха.
   Она открыла глаза и подняла голову. Все так же играла ненавязчивая музыка американской радиостанции, дождь шелестел по корпусу автомобиля. На приборной панели ярко горел экран навигатора, голубоватая стрелка четко вела автомобиль по заданному маршруту. Уже стемнело. Широкая трасса превратилась в провинциальное шоссе. Редкие рекламные баннеры мелькали в размазанном дождем пространстве, освещенные вульгарным светом фонарей.
   Влада спала, прижавшись лбом к стеклу. Голова ее то и дело скатывалась на подголовник, но она с сонным упорством возвращала лоб к стеклу и продолжала по нему биться при малейшей неровности на дороге. Олег вел машину, не меняя позы. Только закрыл окно, чтобы не промокнуть. В позе было уже больше напряжения и усталости. Он обратил внимание на движения Саши сзади и встретился с ней взглядом через зеркало заднего обзора:
   – Поспала?
   Он проговорил свой вопрос почти в полтона, чтобы не разбудить соседку, но Саша его прекрасно поняла. Подвинувшись ближе к сиденью водителя, Саша закинула на него руки и потянулась.
   – Может, и задремала, не знаю, задумалась, – тоже вполголоса ответила она, – сколько мы уже едем?
   – Около полутора часов. Еще половина.
   – Ты выглядишь очень усталым, – Саша неожиданно для себя произнесла это почти нежно и с улыбкой, уткнувшись лбом в подголовник водителя. Ее слова скользнули дыханием ему прямо в область шеи.
   Олег вцепился взглядом в дорогу и нервно сжал рукой руль. Второй рукой он резко провел по волосам, будто отряхивая от себя какие-то мысли:
   – К тебе возвращается память?
   – Частично, – слукавила Саша. Она непроизвольно прощупывала почву. И не испытывала не малейшего стыда за эту не совсем честную игру. – Давай я сяду за руль. Можно остановиться на заправке, взять заодно кофе и поменяться. Я чувствую себя очень бодро, головная боль прошла. А тебе надо отдохнуть. Ты же не железный?
   – Ты всегда считала меня железным, – ухмыльнулся Олег, но уже без враждебности, а снисходительно.
   – Значит, договорились, – пропуская заявление мужчины мимо ушей, но мысленно поблагодарив за еще один факт для анализа, Саша тихонько рассмеялась, – сворачивай на первую заправку.
   Олег только кивнул в ответ.
   Ближайшая заправка появилась в поле зрения минут через пятнадцать. Разбуженная возней с бензобаком Влада вышла из машины и отправилась следом за друзьями в небольшое здание. Здесь ярко горел свет, и после интимной темноты в машине, эта искусственная иллюминация просто обжигала глаза. При взгляде на человека за кассовым аппаратом можно было вмиг лишиться одного из стереотипов про американское дружелюбие. Человек явно чисто по-русски ненавидел начальников и понедельники, а с примесью американского шовинизма – весь земной шар до кучи. Три помятых в дороге человека глубоким вечером не вызвали у него даже тени улыбки. Не говоря уже о том, что они захотели кофе, а значит, придется увеличить амплитуду телодвижений помимо приема денег в кассе.
   – Горский, можешь начинать бить меня ногами, но я хочу выпить. Раз уж нам сегодня все равно дегустировать искусство, то я имею полное право предварительно закинуться холодным пивком, – Влада терла глаза ото сна, рассматривая помещение на предмет дамской комнаты. – Сань, возьми мне пива.
   – Да как хочешь, – устало согласился Олег, – я бы тоже расслабился, но уже до места дотерплю. Пиво – это не мое.
   – Я за руль, поэтому давайте скорее решайте, чем вы закидываетесь, и стартуем. Я же тоже человек, – Саша стояла перед неприятным продавцом, довольная тем, что ее выводы относительно спутников подтверждались с каждой новой ситуацией.
   – Ты-то да, человек-человечище, – протянула Влада и отправилась в туалет, кинув через плечо: – Мне пива и чипсов.
   – Я ограничусь кофе. Себе тоже возьми. Ты пьешь черный без молока. Я с молоком и с сахаром, – Олег приблизился к прилавку.
   – Странно… Я прекрасно помню, какой кофе пью, но не помню, какой пьешь ты. Я должна помнить это?
   – Раньше все было наоборот… – Олег повернулся к Саше и внимательно принялся рассматривать ее лицо. В глазах мелькнуло что-то вроде досады.
   – В каком смысле? – Саша не отвела глаза от такого пристального рассматривания, хотя рефлекторно чуть не сделала этого. Свой вопрос она задала почти игриво и очень гордилась своей выдержкой. Ни одна струнка внутри у нее не дернулась под душным напором этого мужчины.
   – Раньше ты помнила, что люблю я, какой кофе пью, что предпочитаю, чего хочу, какое у меня настроение и что с ним надо делать, – каждое слово Олег будто вкладывал в сознание Саше. Но та лишь собирала информацию и не обращала ни малейшего внимания на способ ее подачи. – Теперь ты помнишь все только про себя. И ничего не помнишь про других.
   – Как-то устрашающе звучит, – Саша искренне рассмеялась и обратилась к продавцу с заказом на английском языке. Аромат свежесваренного кофе, который потянулся от кофемашины минутой позже, потряс ее вкусовые рецепторы. Она будто по-новому ощутила этот будоражащий запах, каждый его оттенок, прочувствовала каждый импульс, отданный в мозг этим ароматом. Одновременно с приливом сил она ощутила зверский голод и почему-то захотела танцевать. К машине она шла чуть ли не вприпрыжку. Села за руль, улыбаясь своим мыслям и ощущениям, настроила под себя сиденье автомобиля и глотнула восхитительного кофе. Стон блаженства вырвался у нее из груди.
   – Что с тобой такое? – друзья с тревогой и опасением наблюдали за Александрой.
   – Все в порядке, – девушка предпочла не рассказывать о своих желаниях и чувствах спутникам. Глубоко внутри она была уверена: ее или осмеют, или сфальшивят.
   Она завела машину, тронулась и спокойно выехала с заправки, направляясь по стрелочке навигатора в вечерний американский горизонт.


   Майкл Майерс и пижамная вечеринка

   Действительно, около часа ночи автомобиль путешественников въехал в небольшой городок Браунсвилл. Саша сосредоточилась на навигаторе. Судя по карте, им нужно было проехать город на юг и попасть на шоссе KY-70 east (восток), в сторону Мамонтовых пещер. Примерно через пять с половиной километров надо смотреть в оба, так как дорога на карте давала крутой изгиб влево, а мотель находился справа от основной дороги. И бог его знает, есть ли там вывеска, освещена ли она. Дождик прекратился, но видимость на дороге оставляла желать лучшего. Помощи у друзей Саша просить не желала, поэтому ничего не оставалось делать, как покрепче сжать руль, напрячь спину и уставиться на дорогу.
   «Если мне сейчас удастся, приехать фиг знает куда, фиг знает с кем, в ночи, на другом континенте – можно смело считать себя последовательницей Лары Крофт», – пронеслось у нее в голове, а на лице застыла полуулыбка. Она удивлялась полному отсутствию страха внутри себя, зато горячечная самоирония плескалась прямо через край.
   Через пять километров Саша сбросила скорость автомобиля до неприличной и последнюю сотню метров буквально кралась по дороге, чем вызвала оживление у своих спутников. Вывеска «Serenity Hill Bed and Breakfast» обнаружилась общими усилиями только благодаря практически нулевой скорости, она действительно была не освещена. И, судя по всему, путешественников здесь уже не ждали – в доме, показавшемся впереди после неприметного съезда, не горел свет ни в одном окне. Изумительный дом в классическом американском колониальном стиле был освещен только по периметру, над террасой горел ночник.
   – Ребят, мы точно приехали, куда надо? – подала голос Влада, когда машина остановилась рядом с домом.
   – Точно туда, куда вы мне сказали, – Саша потянулась, отстегивая ремень безопасности. – Единственный вариант узнать, сюда ли я планировала вас привезти, это разбудить хозяев.
   Они покинули автомобиль, нарочно громко хлопая дверями. Это возымело эффект, так как спустя минуту в окнах второго этажа зажегся свет. Перед гостями распахнулась дверь ровно в тот момент, когда они поднялись по деревянным ступеням крыльца. На пороге возникла тучная фигура дамы в возрасте. Она широко улыбалась (несмотря на поздний час) и громко приветствовала гостей, будто и не спала минуту назад. Это очень расположило к ней путешественников, и остатки сна и усталости с дороги были вмиг забыты.
   – Мы, к сожалению, задержались в дороге, – начала объясняться Саша, следуя в дом за хозяйкой. – Я бронировала места у вас на вчерашний вечер. Вы можете проверить бронь и оплату?
   – Да, да, мы ждали вас. Рады, что вы добрались. Сейчас у нас нет постояльцев, поэтому бронь искать не надо, все в силе, оплачены две смежные комнаты с ванной. Сейчас спустится муж и поможет вам с багажом. Я могу разогреть ужин, вы, наверное, голодные с дороги, – женщина говорила так быстро и складно, что Саша едва успевала кивать ей головой в знак согласия, не то что перевести и ответить голосом.
   – Есть будете? – столь вежливую тираду гостеприимной хозяйки Саша перевела друзьям кратко, емко и по существу. Все вместе они проследовали за хозяйкой в скромно меблированную гостиную и осматривались по сторонам.
   – Не, давай уже по виски за приезд, – отозвалась Влада.
   – Угу, – согласился с ней Олег.
   Саша же возразила:
   – А я вот хочу есть, – и обратилась к хозяйке: – Можно нам попросить ужин на одного в комнату?
   – Да, да, конечно, – улыбка дамы была словно приклеена к ее лицу. – Меня зовут Мэгги. Вот идет мой муж Майкл Майерс, он проводит вас, а я пока все разогрею.
   Саша не сдержала улыбку и подмигнула Владе: «Я не специально, честное слово!»
   – Ты о чем? – не поняла подруга, приветливо улыбаясь крепкому мужчине с чудесным пивным животиком.
   – Майкл Майерс известный персонаж серийного убийцы из Хэллоуина. Это же классика! – Саша еле сдерживала рвущийся хохот. – Правда, он не был женат и носил маску…
   – И сидел в дурке, пока не сбежал, – добавил Олег скептически, укоряя взглядом развеселившуюся Александру, он отправился с Майклом Майерсом к выходу, чтобы помочь ему выгрузить их вещи из машины.
   – Замечательно, – вдохновенно заметила Влада, – и ты это «не специально»! Мать, твоя память шикарно работает, заметь: серийного убийцу и Путина ты помнишь, а нас – нет.
   – Вот уж ты окстись, звезда, – обернулся на пороге Олег и, не выдержав, зашелся здоровым хохотом, наконец: – Ты Майерса с Путиным в один ряд-то не ставь.
   – Слушай, а у него все-таки есть чувство юмора, – обратилась Влада к Саше, когда за Олегом и хозяином дома закрылась дверь, – будем надеяться, что он перестанет быть таким надменным, когда выпьет с нами.
   Саша только кивнула и отправилась к хозяйке, которая успела поставить на разогрев незатейливый ужин и звала ее подписать гостевой лист с данными гостей.
   Спустя минут семь путешественники уже располагались в своих комнатах. В отдельном крыле дома, который казался таким небольшим с дороги, находилось несколько небольших спален. Гости получили в свое распоряжение две сравнительно просторные спальни, которые были объединены между собой скромной ванной комнатой. Стены спален оформлены в светлых тонах, с тяжелыми бежевыми гардинами на окнах и грубоватыми полками из темного дерева. В каждой из комнат располагалась массивная двуспальная кровать из дерева. Этот момент не могла не прокомментировать Влада:
   – И что ты имела в виду, заказывая эти комнаты?
   – Вряд ли что-нибудь интимное, – захохотала Саша, даже не подозревая, как близка была к ироничной истине.
   – В любом случае, я полагаю, логичнее нам с Сашей спать в одной комнате, а тебе – в отдельной, – неожиданно резко выступил Олег без тени улыбки.
   – Да я и не претендую, – хмыкнула Влада и потащила свой рюкзак через ванную в соседнюю комнату. – Про сумку с виски не забудьте только.
   Ненаглядная сумка с коллекционным виски оказалась банальной черно-белой спортивной сумкой «Adidas» порядочного объема. Ее вид быстро рассеял сгущающиеся тучи и приподнял настроение всех участников странной поездки. С огромным наслаждением каждый из них ополоснулся в душе и переоделся в чистую одежду. В комнате Олега и Саши спутники собрались, уже смыв с себя дорожную грязь и усталость, в отличном расположении духа и без малейшего желания ерничать и подкалывать друг друга. Они накидали подушек на пол и устроились перед журнальным столиком, где уже стоял разогретый ужин от хозяйки гостевого дома.
   Саша торжественно извлекла бутылку из сумки, любовно рассматривая ее бока. Они были закруглены, несмотря на то, что бурбон принято разливать в квадратные бутылки.
   – Друзья, – начала говорить Саша, загадочно приподнимая правую бровь и умело откупоривая бутылку. Она понюхала напиток, мягкий, теплый и красивый аромат которого тут же наполнил небольшое помещение, – «Кентукки джентльмен» я вам пить не предлагаю, он у нас запрещен, говорят, что нашли фигню какую-то, опасную для здоровья…
   – Макдак тоже вреден для здоровья, – ворчливо перебила ее Влада, протягивая стакан.
   – Это да, – кивнула Саша, – ну я сейчас наливаю бурбон того же завода Barton Distillery, но другой марки «1792 Ridgemont Reserve». Вряд ли он полезней для здоровья, но он мягче и чуть слаще, чем «Кентукки джентльмен». Понюхайте запах – немного сливы, нотки дуба, черный перец, гвоздика…
   – …И, походу, корица, – недовольно скривился Олег. – Сколько лирики! Меня всегда в тебе эта фанатичность пугала. Ты вот не можешь просто так: нравится – не нравится. Если нравится – то надо всю подноготную узнать, все до абсурда довести.
   – Есть натуры поверхностные и ленивые сердцем, а есть любознательные, глубокие и страстные, – Саню ничуть не обидел выпад Олега, она победно подняла бокал и разулыбалась. – Вот я отношусь ко вторым. А ты, походу, к первым.
   Влада зашлась в хохоте, надрывая легкие, она закашлялась и раскраснелась, еле выдавив из себя:
   – Ты сегодня жжешь. За тебя, мать!
   Олег тоже рассмеялся:
   – И правда, Саш, ты меня пугаешь.
   Друзья сделали свои первые глотки из стаканов, наполненных вязкой жидкостью янтарного цвета. По Владе сразу можно было сказать, что предпочтительный напиток этой девушки – водка. Пила она порывисто и залпом, профессионально и, как говорят, очень вкусно. Бывает, видишь, как завсегдатаи заведений со вкусом выпивают рюмку другую, и так они это колоритно делают, что невольно хочется повторить за ними. Одним словом, бесценный Сашин напиток Влада опрокинула одним привычным жестом и с недоумением поморщилась:
   – Ну, может, я чего не понимаю.
   Олег имел больше уважения к виски. Более того, у него, видимо, была с ним своя история. Он задумчиво выпил напиток, ничуть не покривившись, и задержал взгляд на опустевшем бокале. Затем перевел его на Сашу:
   – Да, серьезный выбор. Ты выросла, однако… а ведь виски в первый раз ты со мной пила, неужели не помнишь?
   Саша улыбнулась тепло и приглушенно. Внутри у нее стал разливаться жар. Глаза загорелись.
   – Может быть, помню, – в ее голосе не было неопределенности, зато был вызов и задор.
   – Ты мне скажи, что тут сладкого, – глаза Влады потихоньку округлялись, к ней пришло послевкусие, которое понять и разобрать она была не в силах.
   – Сначала на вкус горький, как ржаной виски, – объяснила Саша, – потом чувствуешь плотный вкус меда и сахарного сиропа. На фоне этого начинает выступать черный перец. Вот его-то ты сейчас и чувствуешь.
   – Мама дорогая, – простонала Влада и полезла за сигаретами, – сколько сложностей.
   Олег поднялся открыть окно и тоже закурил:
   – Вот и я о том же. Зачем ты всю жизнь сложности ищешь? Напористо так, что обязательно найдешь, и давай в них красоту искать!
   – Это ты сейчас про виски или про постель? – засмеялась Саша, обсуждение ее жизненных позиций лишь развлекало ее и помогало проанализировать отношение к ней собеседников. Судя по всему, раньше она бы очень заморочилась предложенными темами и тоном их исполнения. Она поймала себя на смутном чувстве, будто ей хочется за что-то оправдаться, что-то объяснить. Но девушка тут же с негодованием отбросила эти мысли и поудобнее устроилась на подушке.
   – Мальчики и девочки, постель без меня обсуждайте, пожалуйста, – Влада протянула стакан и была очень миролюбива. – Но я тоже так думаю, в принципе. Ты все усложняешь. А ведь в жизни все просто – она то задом к тебе, то передом. Успевай себе отмахиваться, и все на этом.
   – Знатная аллегория! – вырвалось у Саши со смехом. Она разлила напиток по бокалам. – Давайте выпьем за наше путешествие. Пусть я мало что помню и не понимаю его целей, но пусть оно будет для каждого из нас чем-то особенным!
   – Да уж, – хмыкнул Олег, – ты уже очень особенно начала. За твое здоровье, дорогая.
   – А у нашего путешествия есть какая-то цель? – выпив залпом, осведомилась Влада.
   – Скорее всего… как же без цели-то? Ну, хотя бы самую длинную в мире пещерную систему увидеть, – Саша поймала себя на мысли, что вряд ли это была действительная цель, потому что и Олег и Влада совсем не походили на достойных спутников в таких путешествиях. И было очевидно то, что пещеры им были интересны не больше, чем самой Саше были бы интересны, скажем, брендовые аксессуары Кристиана Лабутена.
   Дальнейшее распитие виски очень быстро начало сходить на нет. Как ни крути, но все устали. День был нервный и непростой. Саша начала чувствовать усиливавшуюся пульсацию в голове. Крепкий напиток расслабил путешественников, и усталость дала о себе знать.
   – Слушайте, а во сколько за нами завтра гид приедет? – спросила Влада, широко зевая.
   – Я не знаю, ты вроде не говорила, – Олег обратился к Саше.
   – Вот уж я точно не знаю теперь, – ответила та, – во сколько бы гид ни пришел, он придет сюда, и нас разбудят хозяева. Никаких других вариантов узнать об этом раньше я не знаю.
   – Если вдруг он явится в девять утра, на меня можете не рассчитывать, – Влада поднялась, разминая затекшие ноги. – Я спать. И вам советую.
   – Да, завтра надо встать, – задумчиво пробормотала Саша, провожая глазами Владу.
   Олег начал прибирать комнату после застолья. Его движения были выверены и с каким-то привычным надрывом, будто он всю жизнь занимается хозяйством и делает это напоказ. Это заставило Саню остановить на движениях мужчины свой взгляд и понаблюдать. Воспоминание пришло к ней молниеносно, и она не стала его скрывать:
   – У тебя есть дети. Три сына. Я вспомнила. Ты ненавидишь убираться. Поэтому делаешь это на автопилоте.
   – Да, – Олег серьезно кивнул, не переставая прибираться. – И они очень тебя любили.
   Последнее заявление Саша решила не комментировать и не расспрашивать ни о чем. Кроме наличия детей и быта, она не могла вспомнить никаких подробностей, а тем более таких тонкостей, как отношения. Тем временем в руках Олега все спорилось. Стаканы и посуда были быстро собраны и аккуратно сложены на столе. Пепельницы вынесены в ванную комнату. Подушки прибраны в кресло. Кровать разобрана. Олег остановился в задумчивости над рюкзаком Саши, будто осекся, что-то вспомнив:
   – Чуть не полез к тебе в сумку пижаму доставать.
   – А там твоя пижама? – тихо поинтересовалась Саша.
   – Нет, твоя. Хотел достать тебе, чтобы ты переоделась.
   – С чего ты так за мной ухаживаешь?
   – Ну, ты вроде как болеешь…
   Саша поднялась с пола и подошла к кровати. К своему изумлению, она заметила, что обычно холодный и отстраненный Олег сейчас буквально на мгновение замешкался.
   – Чтобы лечь спать, мне достаточно раздеться, а не наоборот, – проговорила Саша заговорщицким тоном. Она не знала, уместно это или нет. Не понимала, существуют ли границы дозволенного. Не чувствовала ни тени сомнений или страха. Ей было просто интересно. Просто интересно узнать и нащупать струну, которая сделала их вроде бы близкими… так похожими на заклятых врагов.
   – Не уверен, что ты понимаешь, что делаешь, – голос Олега стал почти глухим, в нем отчетливо слышалась угроза. Вместе с тем глаза почти остекленели и стали без примесей черными. Саше был очень хорошо знаком этот взгляд. Взгляд бесчувственного, дикого животного. Но он ее больше не завораживал, не пленил и не пугал.
   – Я не понимаю, что делаю. И в том вся прелесть моего положения, – Саша не смогла сдержать улыбку. Она улыбалась широко и искренне, кто-то бы даже сказал, что наивно, настолько эта улыбка была открытой, женственной и красивой.
   Олег отступил на шаг назад и повернулся к трюмо:
   – Завтра тяжелый день.
   – Да, – согласилась Саша и тоже отвернулась. Она скинула с себя одежду, быстро нашла в рюкзаке шорты и майку, переоделась и скользнула под одеяло. Уже в кровати она заметила, что Олег не двинулся с места, а наблюдал за ней через зеркало с каким-то странным, отстраненным видом, будто не отдавал себе отчета в том, что так забылся.
   – Спокойной ночи, – пробормотала Саша и отвернулась. Засыпая, она почувствовала, как Олег лег в кровать и повернулся к ней спиной.
   Саша провалилась в некрепкий сон. Ей было некомфортно и прохладно. Она понимала, что делить постель с кем-то ей неприятно. Соседство Олега добавляло еще и тревожности. Все эти чувства смешивались друг с другом, равно как и мысли начинали путаться. Чужая, безликая обстановка, звенящая тишина в доме и кромешная темнота придавали положению привкус «пионерского лагеря», когда после отбоя палата погружалась в полную ночную черноту, а на смену лагерным историям приходила вынужденная тишина. И первое детское одиночество, которое щемило где-то в груди.
   По ночам, особенно в первые дни смены, спустя немного времени после отбоя, когда все засыпали, а в помещении устанавливалась полная тишина, для Саши, маленькой девочки невысокого роста, с кудряшками и большими карими глазами, начиналось время страхов, невыплаканных слез и странных фантазий. Она приезжала в лагерь каждое лето по две смены с первого класса и до старших отрядов. Каждый раз это были разные лагеря. И каждый раз ей приходилось приспосабливаться. Хотя она и ждала с приближением лета этого традиционного выгула на свободу, но ждала отнюдь не с восторгом, а исходя из привычной ей и во взрослой жизни мантры: быстрее начнется – быстрее закончится.
   Саша не возражала и не капризничала, она просто собирала свой маленький чемодан в красно-синюю клеточку и просила маму купить ей побольше конвертов, чтобы писать письма. Девочка была образцом для окружающих с самого рождения. Вдумчивая, серьезная, сознательная, покорная, открытая. Она научилась читать еще в детском саду и потрясала нянечек и воспитателей своим воображением и любознательностью. Она всегда была сама по себе. И, несмотря на это, она все время находилась в обществе – садик-пятидневка, завсегдатай продленки в школе и летние лагеря. Для многих детей того времени это было нормой, все росли этакими советско-российскими сорняками.
   При внешнем спокойствии, открытости и дружелюбии внутри у этой девочки кипели и бушевали сбивающие с толку чувства. Она терпела абсолютно все, стиснув зубы, и никогда не плакала. Ей было невероятно сложно найти общий язык с детьми своего возраста, она невыразимо страдала в их обществе, желая остаться одна. Она слишком явно отличалась от них, а дети это всегда остро чувствуют и бывают очень жестоки. Саша терпела и училась выживать, оставаясь вежливой, улыбчивой и спокойной девочкой, которая не жалуется и никому не доставляет неудобств. Она старалась быть незаметной, но манила к себе всех без исключения. Старалась спрятаться в свой «домик» – мир, где не надо терпеть и слушаться, но всегда была на виду, безотказная и отзывчивая. Этот ребенок был парадоксально замкнут и открыт миру одновременно.
   Саша не умела плакать, будучи ребенком. Она вжимала лицо в подушку, вот в такое же время – после отбоя, и терпела нарастающую волну отчаяния, захлебывалась им. Это была первая детская боль, основанная на страхе. Никто бы и не понял никогда, что внутри у этой жизнерадостной маленькой актрисы клокочет щенячий страх. Она боялась окружающих детей, которые считали ее хорошей подругой, боялась лагерных событий – дискотек, зарницы, Дня Нептуна, боялась привлечь к себе особенное внимание или как-то выделиться. Ей приходилось по ночам учить саму себя принимать этот мир. Совсем маленькая, она глотала свои детские обиды и буквально воспитывала в себе силу духа. Ведь бежать ей было некуда. А жаловаться и проситься назад нельзя. Она слишком любила свою маму, чтобы позволить себе ее расстроить или взволновать. Нести крест идеального ребенка далеко не просто – Саша не могла этого осознать в детстве. Зато она училась наблюдать, с интересом рассматривая мир вокруг себя и людей в нем.
   Но каким бы ни был вынужденно-самостоятельным ребенок, ему все равно нужна опора и защита более сильного человека. Если он не может реализовать эту необходимость в семье, то он страстно ищет ее у посторонних – не важно, взрослых вожатых или доминантных ровесников. Саша с раннего детства очень привязывалась сначала к воспитателям в саду, затем к учителям, к вожатым или к сильным мальчишкам из отряда (такие обязательно были в каждом микросоциуме: доминантные и хулиганистые). Обладая блестящим умом и неплохим опытом приспосабливаться к любым людям и условиям уже в таком юном возрасте, Саша быстро, умело и ярко завоевывала интерес и доверие каждого из них. Именно эти увлеченности и становились для нее своеобразным заслоном от реальности. В волнительный мир чувств и неясных фантазий погружало ее воображение – детский и впоследствии юношеский наркотик для напуганной, чувствительной девочки-одиночки.
   Саша вздрогнула и застонала, по ее телу пробежала крупная дрожь, как обычно бывает при резком пробуждении от неглубокого сна. Такое пробуждение почти болезненно. Но девушку все-таки серьезно знобило. Она укуталась в свой кусок одеяла, но ворочаться в кровати не решилась. Понятно, почему ей снились картинки из детства – она чувствовала себя в гостевом доме этой ночью, как в лагере, маленькой, испуганной девочкой в окружении своры детей, которые могли озлобиться и напасть в любой момент, распознав ее ранимость и инаковость.
   «Что ж, ко всему нужно относиться с юмором, в том числе и к себе. Плакать в постели с красивым мужчиной, пусть и таким неприятным, еще нелепее, чем убегать из нее», – эта мысль заставила девушку улыбнуться. Счастливая обладательница живого воображения тут же представила эту картину и еле сдержала приступ хохота. Она решила унять озноб и все-таки постараться заснуть.
   «Чтобы заснуть по-человечески в этих условиях надо или мужика отсюда прогнать, или выпить еще виски», – решила Саша и выбралась из-под одеяла. Она постаралась как можно тише открыть начатую бутылку виски и налить в стакан. Предательский всплеск в стекле все-таки заставил Олега пошевелиться.
   – Ты что делаешь? – раздался вопрос из темноты.
   – Хочу еще выпить. Прохладно мне и сон не идет.
   – Что-то болит?
   – Нет.
   – Иди ко мне.


   Эксклюзив

   Раздался неуверенный стук в дверь. Саша его слышала, но еще не совсем проснулась и категорически решила не реагировать. Пусть кто-нибудь другой откроет. Стук в дверь повторился уже более настойчиво. В соседней комнате послышался заспанный голос Влады, утро она начинала с площадной ругани в адрес нарушителей спокойствия. Мгновение спустя она показалась в дверях спальни друзей.
   – Вы что не слышите… – Влада почему-то запнулась и совсем раздосадовано добавила после непродолжительной паузы: – Кто бы сомневался.
   Она вышла из комнаты, а Саша стала понимать, что вызвало такую странную реакцию. Она окончательно проснулась (причем она была уже невероятно выспавшейся и бодрой) и обнаружила себя в довольно пикантном положении: простыни скомканы, одеяло на полу, Олег спит, раскинувшись по кровати, а его рука собственнически покоится на Сашиной пояснице.
   – Сань, может, ты изволишь поднять свою задницу? – раздалось из общего коридора между комнатами. – Я вообще-то не понимаю по-английски.
   Саша сообразила, что вставать надо действительно самой. Судя по всему, пришла хозяйка справиться о завтраке или еще по какому-то вопросу. Олег спал как убитый. Никаких романтических чувств Александра так и не испытала, собственное положение ее нисколько не обескуражило, продлевать сомнительные минуты в одной кровати с сомнительным мужчиной она не желала, поэтому и покинула ее стремительно и без малейшего сожаления. По пути в коридор она быстро натянула на себя майку и шорты, встретив полный негодования и сарказма взгляд Влады:
   – Вот уж не думала, что ты на него опять поведешься.
   – Там вообще кто? – пропустив комментарий мимо ушей, спросила Саша, направляясь к приоткрытой двери.
   – Хозяйка и Джоли собственной персоной, – хохотнула Влада и удалилась в ванну.
   Саша ничего не поняла и распахнула входную дверь. На пороге стояла хозяйка все с той же приклеенной улыбкой. Автоматически отвечая на приветствия и извинения, Саша была совершенно ослеплена стоящей рядом с хозяйкой гостьей. Она поняла, что перед ней гид-экстремал, который приехал забирать путешественников в тур. Хозяйка проводила ее к ним сама, чтобы спросить, где они будут завтракать. Саша поблагодарила гостеприимную женщину, не узнавая собственный оробевший голос, и попросила принести завтрак в номер.
   Мэгги Майерс удалилась, а обе девушки так и остались стоять друг напротив друга на пороге. Саша потрясенно, гостья – с интересом, чуть наклонив набок голову и приподняв бровь. Непослушные вихри длинных непонятного цвета волос были туго собраны и убраны в хвост на затылке. Лицо, хоть и закрыто наполовину очками-авиаторами, поразило Сашу правильными, идеально пропорциональными чертами. Изгиб формы бровей напоминал изогнутое птичье крыло и придавал лицу проницательности, несколько смягчая его черты. Высокие скулы очень ярко выражены, лицо изящно сужается к подбородку. Губы полные и очень четко очерчены, с чуткими мимическими морщинками по краям. Кожа сухая, ровная и слишком загорелая. Одета девушка была в армейские штаны, белую майку и черную кожанку. На ногах красовались высокие военные ботинки «Altama». Весь ее вид излучал уверенность в себе и беспечность. Не говоря уже о кричащей сексуальности при полном отсутствии косметики.
   «И ни грамма жира… Да она с легкостью могла бы стать иконой пластических хирургов», – пронеслось в голове у Саши.
   Тем временем «икона» нарушила паузу, слегка улыбнувшись, она произнесла в чисто американской манере, но на очень плохом русском:
   – Привет! Меня зовут Патрик. Я общалась по поводу особенного тура в пещеры с Алекс. На сегодня.
   – Да, это я, – ожила Саша и внезапно засмущалась. Она вдруг осознала, что стоит в дверях перед незнакомкой буквально в нижнем белье. Она приветливо улыбнулась и пропустила гостью в номер. – Мне надо кое-что объяснить, и мы определимся. Только я должна привести себя в порядок.
   – Без проблем, – лицо Патрик озарила широкая улыбка, обнажая два ряда белоснежных, изумительно ровных зубов. – Но мне кажется, ты в порядке.
   Саша слегка сбилась с толку этим комментарием (памятуя о том, что американцы прямолинейны, как дети, и в комплиментах не сильны), но была настолько смущена, что попыталась пойти сразу в нескольких направлениях одновременно, напрочь позабыв, где находится рюкзак с ее вещами. Из ванной появилась Влада.
   – Я слышала, тут только на русском общаются, – с радостью выпалила она, приблизившись к Патрик.
   Гид протянула ей руку и представилась:
   – Я – Патрик, буду вашим гидом. Мой русский не очень хороший. Но я все понимаю.
   Влада облегченно рассмеялась:
   – Отличное начало дня! Меня зовут Влада. И я зверски хочу есть.
   – Ты чего так орешь? – в дверях второй спальни показался Олег, протирая заспанные глаза.
   Саша решила предоставить всех самим себе, раз уж языковой барьер отсутствовал, прошмыгнула мимо Олега за своим рюкзаком и заняла ванную комнату. Здесь она оперлась на столешницу туалетного столика и попыталась отдышаться, будто только что девушка на отлично сдала норматив по бегу за себя и еще за пару подружек. Саша подняла свое лицо к зеркалу, кисти рук с силой сжали край стола…
   «Мать моя женщина, где ж я так нагрешила!» – отчаянно вырвалось у нее прямо вслух своему отражению в зеркале. Если бы способность разумно мыслить к ней в этот момент вернулась, она бы, скорее всего, от души поиронизировала над собой. Выражение ее лица и общий внешний вид очень напоминал сейчас вечно всклокоченную и недоумевающую Бриджит Джонс. Ее щеки так и пылали румянцем, большие глаза, обрамленные длинными ресницами, обескураженно уставились в неизвестность и застыли. Пришлось переждать какое-то время, чтобы коже вернулся нормальный смуглый цвет.
   «Так, я не выйду отсюда, пока не приведу себя в норму, даже если они взломают дверь! Я просто провалюсь под землю, распадусь на тысячу маленьких Саш, если еще раз окажусь рядом с этим Голливудом в виде полудурка с заурядной внешностью и скверным характером! Да еще и с амнезией!»
   Саша победно вскинула голову, блеснула глазами и улыбнулась. Отражение в зеркале стало не ужасающим, а почти красивым. Она быстро приняла душ, достала из рюкзака потертые джинсы и одну из любимых футболок. Натянув одежду на еще влажную кожу, она минут пять вертелась перед зеркалом, прикидывая, не слишком ли сильно видна легкая полнота, которая при других обстоятельствах воспринималась окружающими как сексуальная женственность. Однако самой обладательницей женственных форм собственная фигура всегда представлялась катастрофой планетарного масштаба. Придя к выводу, что даже чудо не организует ей сейчас нужный вес, она все-таки заменила футболку на рубашку, которую застегнула только на средние пуговицы, оставив на талии и в зоне декольте небрежно распахнутой. Длинные волосы, спадающие на плечи крупными локонами, она решила убрать назад в хвост, в тон голливудской гостье. Пряди мелированных в несколько тонов от холодного блонда до темно-русого волос создавали ощущение полного беспорядка на голове, что вполне удачно сочеталось с общим внешним видом девушки. Ни малейших сомнений и колебаний не было у нее и относительно косметики. Она самозабвенно нанесла тонкий макияж на лицо, уделив больше внимания глазам и губам, справедливо понимая, что они всегда были ее выигрышной визитной карточкой. Теперь она смотрела на себя уже одобрительно, оценивая детально и придирчиво свое отражение. Пока на лице ее не расцвела яркая, торжественная улыбка: «Мне плевать, что эти двое обо мне подумают. Мне плевать, что я ночью перегнула с экспериментами. Мне плевать, что тут на самом деле происходит. Если я попала в кино, то это кино, похоже, срежисировано мною же. Так чего мне стесняться?!»
   Сделав глубокий вдох, она вышла из ванной комнаты. Свежая, бодрая и улыбчивая. Олег стоял у окна и курил. Он обернулся в сторону Саши и молча принялся ее рассматривать. По выражению его лица невозможно было понять ровным счетом ничего. Еле слышно он все-таки пробормотал, почти себе под нос:
   – Доброе утро.
   Влада и гид-экстремал расположились на креслах около журнального столика и пили кофе. Пока Саша боролась за свою внешность с собственными комплексами, Мэгги Майерс принесла гостям кофе и завтрак в номер. Пахло очень вкусно. Несмотря на не вполне естественную и далеко не понятную всем участникам ситуацию, сейчас в номере было почти уютно, и обстановка стала даже теплой. Патрик удивительно здорово вписалась в эту обстановку и атмосферу. Как бы ни казалось Саше, что вокруг такого плана девушек просто обязаны светить софиты, бегать старлетки и параноить продюсеры, на деле эта девушка показывала себя как вполне земное существо, с которым даже можно разговаривать на родном языке. Более того, это земное существо даже смотрело на появившуюся в дверях Александру с нескрываемой симпатией. Очки Патрик уже сняла – глаза у нее оказались невероятно глубокими.
   – Ты перестаешь меня удивлять, – разочарованно протянула Влада и тут же рассмеялась, – я бы спросила, куда ты намылилась. Скажи ты, что ли, ей, Олег!
   – Зачем же я буду обламывать такие порывы, – скептически отозвался Олег, не скрывая недобрую улыбку.
   Саше не показалось, что над ней издеваются. Она тряхнула головой, словно отмахиваясь от них, поправляя выбившуюся прядь волос, и придвинула к столику кресло.
   – Конечно, смешно обламывать то, что не тебе адресовано, – съехидничала она и приступила к завтраку, довольно улыбаясь.
   Олег закашлялся, подавившись дымом. Столько дерзости после прошедшей ночи, которая могла бы вернуть Сашу на место, отведенное ей много лет назад, просто не вписывалось в его представления о жизни. А та вела себя так, будто ничего не произошло. Да еще и пренебрежительно. Да еще и этот гид. Такие барышни, как она, берут то, что хотят, и не принимают участия в подростковых игрищах. Олег поймал себя на колкой неприязни к звездной особе.
   – А почему Патрик? Что за имя? Ведь оно мужское, разве нет? – обратилась Влада к гиду, желая переключить разговор на что-то менее взрывоопасное. Откровенно говоря, ей все эти шашни были малоинтересны. Увидев же Патрик, она на полном серьезе решила, что эта девушка просто быть не может реальностью! Категорически!
   – Мне при рождении дали имя в документах Патриция. Просто родители очень ждали мальчика – Патрика. Они не смотрели пол ребенка, и я оказалась сюрпризом, – гид говорила уверенно, четко, немного перевирая слова. – А мама моя родом с Коморских островов, у нее родной язык французский и коморский. Она волшебная мама – всегда, смеялась и называла меня ПатрИк, на французский манер с ударением на «и». Вот так и сложилось. Даже в колледже никому в голову не приходило, что меня можно называть как-то по-другому.
   Саша старалась смотреть на необычную девушку менее завороженно. Ей казалось, что, глядя на Патрик, надо щуриться, потому что от ее блистательной внешности били в глаза столпы света. «Пора брать себя в руки, иначе сложно себе представить, что за экскурсия нас ждет», – подумала Саша.
   – Тебе действительно очень идет это имя, – произнесла Саша, одарив гида нейтральной улыбкой. Она закончила завтракать и пригубила кофе.
   – Спасибо, Алекс, – ответила Патрик, откидываясь на спинку кресла. Она казалась абсолютно расслабленной и невозмутимой.
   – Так, ладно, развели тут версаль! – неожиданно резко вмешался Олег. – Давайте, может, кто-нибудь вообще начнет хотя бы как-то понимать, что мы делаем дальше? И соизволит рассказать остальным!
   Последняя фраза была добавлена почти с гневом и обращена к Саше. Патрик внимательно проследила за этим выпадом.
   Саша автоматически опустила глаза и почувствовала легкую панику от его гнева, но тут же осеклась и весело обратилась к Патрик:
   – Они тебе еще не рассказали?
   – О чем?
   – Мы вчера в Луисвилле попали в аварию. Ничего серьезного. Но у меня черепно-мозговая травма. И временная потеря памяти. А именно я была организатором этой поездки. Я с трудом вспоминаю частями какие-то моменты, но пока они никак не связаны с туром. Единственный плюс – то, что все было оговорено и оплачено заранее. Поэтому наша надежда теперь только на тебя. Мои друзья были не в курсе подробностей, а я их попросту не помню.
   Партик не скрывала удивления, которое очень быстро сменилось тревожностью. Она долго не отвечала, пристально вглядываясь в Сашины глаза. Было видно, что она сосредоточенно о чем-то думала и принимала решение.
   – Алекс, – начала она и замолчала, продолжив через мгновение: – Я отработала все моменты, которые мы обсуждали. Я готова к туру. Но я должна понимать: вы готовы сами идти в тур, или все отменить. Я перечислю оплату без издержек.
   – Мы решили продолжить поездку еще вчера, когда отправились дальше, а не вернулись в аэропорт, – объяснила Саша, хотя тон, которым говорила с ней Патрик, был ей непонятен, она четко осознала, что Патрик сейчас владеет ситуацией единственная из всех присутствующих. – Да, мы идем в тур. Только ты нам расскажи подробности.
   – Ок, – гид широко улыбнулась, и тревожность в доли секунды исчезла с ее лица. – Мы отправляемся в Мамонтовы пещеры примерно на три дня. То есть мы спускаемся в пещеры на десять часов, потом делаем отдых, потом идем еще пять часов, поднимаемся по маршруту на поверхность – делаем отдых и спускаемся дальше еще на пятнадцать часов. Затем возвращаемся назад на первую точку спуска. И плюс время до самой пещеры – туда и обратно. В общем – два с половиной – три дня будет. Это частная экскурсия, не официальная. Мы спустимся в обход туристических трасс. Это безопасно, я сертифицированный спелеолог. Мы пройдем по руслу реки и постараемся увидеть подземный водопад. Часть пути мы пройдем по официально неисследованным районам пещеры…
   – Минутку, как это неисследованным?
   – Стоп, какая, на фиг, река в пещере?
   Влада резко потушила только что закуренную сигарету. Олег подошел ближе к столу, покинув свой пост у окна.
   – Официально неисследованные – это значит, что спелеологи-любители уже там были и делали карты, но там еще не бывали официальные экспедиции, – спокойно отвечала Патрик, чуть улыбаясь уголками рта. – Река в пещере подземная.
   – Бог мой… – выдохнула Влада. – И водопад подземный?
   – Да, – широко улыбнулась Патрик, ожидая следующих вопросов.
   – Понятно, – Олег медленно повернулся к Саше и проговорил: – Ты не против выйти со мной на два слова?
   Саша кивнула и проследовала за мужчиной из номера. Они вышли в небольшой коридор и прошли в его конец, к окну. Саша взглянула на Олега и поняла, что тот еле сдерживает свое негодование. Она решила не играть с огнем и не дерзить ему. С появлением Патрик многое прояснилось, но Олег имел право на любые эмоции.
   – Ты вообще в своем уме? – начал Олег, хватая Сашу за руку и резко прижимая спиной к стене. – Ты вообще ее слышала? Ты заплатила за долбаный эксклюзив? У нас нет подготовки, нет снаряжения. Мы эту бабу в первый раз видим и должны ей доверить свои жизни? Ладно, Влада твоя все мозги пропила уже, она впишется за любой кипиш, кроме голодовки…
   – А ты с каких пор таким праведным мальчиком стал? – неожиданно для себя резко осадила Саша, скидывая с себя руку собеседника. – Не с тех ли самых, когда денежную бабу себе нашел и деток пристроил? Скажи мне, чего ты ждал от этой поездки – возможности загладить вину? Что ж это ты тогда так позорно палишься-то, а?!
   Пока Саша говорила, она сделала два шага в сторону Олега – в узком коридоре вышло так, что позиция изменилась – и невысокая, некрепкая девушка своим напором и жесткостью прижала к противоположной стене собеседника, в чьих руках была только что сама. Саша почти забылась от гнева. Более того, она его и не понимала, потому что сказанное вырвалось буквально из подсознания. Сами воспоминания о том, что сейчас было сказано, пришли минутой позже. А пока это было похоже на наваждение чистой воды.
   Олег вспыхнул и тут же потух. Он был парализован от неожиданности. С одной стороны, Саша рано или поздно вспомнила бы причину разрыва, с другой стороны – он никогда не видел свою бывшую партнершу такой прямолинейно-агрессивной, грубой и жестокой. Олег понял, что это был вызов. И он этот вызов принял.
   – Хорошо. Я готов.
   Они вернулись в номер. Сашу немного потряхивало. Но при взгляде на Патрик она моментально успокоилась и решила, что у нее будет еще время проанализировать вернувшееся воспоминание. Сейчас ей важнее и интереснее было быть здесь.
   Тем временем Влада вовсю атаковала своими вопросами Патрик. Олег был прав – ни малейших сомнений в мероприятии у нее не возникло. Она озорно смеялась над своими шутками, и было видно, что Патрик принимала в беседе участие только в формате информационного источника. Увидев возвращение друзей, Влада заявила:
   – Если вы там не подрались, может, выпьем за начало приключения этого твоего драгоценного виски? И, кстати, не забудь с собой зацепить бутылку, раз почти на три дня идем в поход.
   Олег одарил Сашу просто убийственным, красноречивым взглядом. Саша с вызовом театрально ухмыльнулась и кивнула Владе, на что получила на редкость импульсивную реплику, состоящую из непечатных слов. Олег на глазах стал еще холоднее и тверже. Он будто махнул на все рукой и отпустил себя во все тяжкие со словами:
   – А, действительно, самое время отметить праздник общей беды!
   – Патрик, мы можем выпить? Это не противоречит технике безопасности? – наблюдая за друзьями, которые принялись разливать недопитый с ночи виски, Саша решила поинтересоваться о правомерности такого поведения у гида. Патрик улыбалась немного напряженно, Саше пришло в голову, что ничто происходящее в этой комнате (а может, и за ее пределами) не остается незамеченным этой девушкой. От этой мысли почему-то стало легче. Ей и самой захотелось выпить, да не просто выпить, а напиться до беспамятства, так как недавно взорвавшееся в ее голове воспоминание оставило волну тошноты и ощущение мерзости внутри.
   – Нет проблем, – бодро заявила Патрик.
   – Отлично, – удовлетворенно кивнула Влада и опрокинула залпом стакан виски. Олег нервозно повторил ее жест. Саша присоединилась секундой позже, но решила ограничиться одним стаканом.
   – У меня в машине все наше оборудование и снаряжение, – проинформировала Патрик, – все необходимое было подготовлено здесь, чтобы вы не везли с собой и тут не тратили время на покупки.
   Саша кинула быстрый взгляд в сторону Олега, но тот даже не повернул головы в ее сторону. Конфликт стал совершенно очевидным.
   – Одеться надо, наверное, тоже, – проговорила Саша с сомнением.
   – Да, нужно поменять все на спецодежду. Все в машине, переоденемся у пещер. Я подготовила комплекты одежды для вас.
   – Слушай, мать, если ты все это сама предусмотрела, то ты классный организатор, – засмеялась Влада, не понимая, какую затрещину сейчас получил Олег.
   – А что у нас со снаряжением? – специально спросила Саша, желая, чтобы Олег получил всю исчерпывающую информацию, которая так его беспокоила.
   – Страховочные системы, беседочные карабины, зажимы, спусковые устройства, страховочные усы, ножи, защитные каски, фонари, налобные и карбидные, свечи, аптека, запасная одежда, еда, коврики специальные для камней, спальники – все упаковано в рюкзаки. Но многое может не понадобиться, это для страховки больше. На нашем пути не будет сложных участков, где нужны профессиональные умения. Может, подтянуться, проползти, веревки закрепить – это не сложно. Вы все в нормальной физической форме. Я смогу каждого страховать. Все будет хорошо.
   – Будем надеяться, что это так, – отозвался Олег, который глубоко о чем-то задумался, несмотря на то, что перечислялось снаряжение в основном для него. Мыслями он был очень далеко, Саше на мгновение даже показалось, что если он поднимет сейчас глаза, то в них будут стоять слезы. Но Олег не поднял глаз, а внимание Саши было полностью поглощено Патрик. Да и нечего ей, умной женщине, выдавать желаемое за действительное.
   – Итак, дамы и господа, – весело вскинулась вдохновленная Саша, – собираемся и погнали! Быстрее сядем – быстрее выйдем.
   Патрик с недоумением посмотрела на девушку, не в силах уловить смысл поговорки. Но лучезарный смех Саши тут же расслабил крепкого гида, и она тоже заулыбалась.


   Шапито на выезде

   Примерно через час туристы собрались и покинули гостевой дом в сопровождении блистательной Патрик. Свой багаж они оставили в номере. Патрик галантно рассадила своих клиентов в джипе «wrangler unlimited». Эта легенда автомобильного мира уже больше семидесяти лет является символом свободы. И она настолько соответствовала его обладательнице, что Саша не выдержала и поинтересовалась, принадлежит ли машина лично Патрик или арендована.
   – Это моя девочка, – подмигнула Патрик в ответ, чем закрыла сразу несколько непрозвучавших вопросов и вызвала новую волну негатива со стороны Олега.
   – Нам долго ехать? – спросила Влада с заднего сиденья. Олег предпочел сесть тоже сзади. Он откровенно сторонился как гида, так и Саши, которая вела себя так очаровательно беспечно, что при других обстоятельствах Олег не смог бы оторвать от нее свой взгляд.
   – Около часа, – отозвалась Патрик, запуская мотор. Она с удивлением отметила, с каким наслаждением Саша реагирует на ее автомобиль, прислушиваясь к каждому звуку, она глубже вжималась в сиденье, будто пытаясь слиться с ним в единое целое. – По дороге я буду вам рассказывать общую информацию про Мамонтовы пещеры.
   – Чудесно, – капризно протянул Олег.
   – Да ладно, интересно же, – возразила ему Влада. – Тут курить можно?
   – Нет! – одинаковый возглас послышался одновременно от Патрик и Саши, что вызвало новый приступ веселья и пару бранных реплик со стороны курящих спутников.
   – Почему так называются пещеры? Там мамонтов, что ли, нашли? – поинтересовалась Влада. Ей с трудом удавалось скрыть разочарование от запрета курить в машине.
   – Нет, – засмеялась Патрик. Она уже вырулила на основную дорогу, надела свои очки-авиаторы и поглядывала на клиентов в зеркало заднего обзора. – Эта система пещер не имеет никакого отношения к мамонтам. Хотя многие так думают по названию. По-английски слово «mammoth» переводится не только как мамонтовый, но и как огромный. Поэтому дословно тут имеется в виду то, что пещера огромная, а не из-за мамонтов. Она считается самой длинной пещерой в мире. Длина исследованной части – больше пятьсот восемьдесят семь километров. В исследованной части двести двадцать пять подземных проходов, где-то двадцать больших залов и больше двадцати глубоких шахт. И каждый год тут спелеологи открывают все новые проходы и залы.
   – А в каких хоть горах она? – вопрос Влады несколько обескуражил Патрик, но она не подала виду.
   – В западных предгорьях Аппалачей под хребтом Флинт. Здесь вокруг пещеры создан национальный парк, чтобы сохранить природу и летучих мышей. Пещера имеет несколько выходов на поверхность земли. Есть еще три подземные системы, которые раньше считались отдельными – Кристальная, Соленая и Неизвестная. Но спелеологи в середине прошлого века доказали, что все они соединены с Мамонтовой. Поэтому есть проход в огромную систему подземных галерей Фишер-Ридж. Но главный, официальный вход расположен как раз рядом с Браунсвиллом, ну, это вы и так знаете, раз сюда приехали.
   – Мы через главный пойдем? – спросила Саша.
   – Нет, мы спустимся гораздо дальше, – последовал четкий ответ, и Саша решила не вдаваться в подробности.
   – Так вот, с тех пор как ученые установили связь между подземными галереями под хребтами Фишер и Флинт, Мамонтова пещера и стала самой длинной в мире. Поэтому в 1981 году ЮНЕСКО включила ее в Список природных объектов всемирного наследия. Официально эта система пещер имеет название Mammoth-Flint Ridge Cave System. Переводится как «гигантская пещерная система под хребтом Флинт».
   – А откуда она взялась? – Прекрасный вопрос. Саше все больше и больше нравилось следить не только за ходом повествования, но и за ходом мыслей Влады.
   – Пещера образовалась около десяти миллионов лет назад. Тогда на месте Кентукки было мелкое и теплое море. Соответственно, образовался мощный пласт известняка. Потом море стало отступать, и начался процесс карстования известняка. Вымывание известняка проходило в земле водами древней подземной реки. Так она и образовалась. А главный вход и отдельные лазы в гроты были давно знакомы местным индейцам. Тут было найдено мумифицированное тело индейца, погибшего две тысячи лет тому назад. Но официально пещера была открыта американскими первопроходцами в 1797 году двумя охотниками, которые преследовали гризли и наткнулись на огромный вход под землю. Первый владелец пещеры добывал здесь калиевую селитру. Спустя время пещера стала достопримечательностью местного значения. В 1839 году врач Джон Кроган купил пещеру и попытался превратить ее в туберкулезный санаторий. Но постепенно Мамонтова пещера становилась все более известной. В 1920-х годах властям и гражданам удалось приобрести у потомков Крогана земли вокруг входа в пещеру и в 1941 году создать этот национальный парк. Уже в конце девятнадцатого века пещера стала важной туристической достопримечательностью.
   – Так а что в ней особенного, кроме размеров? – голос подал Олег. В нем уже слышался живой интерес.
   – Этот подземный мир – просто фантастика! – воскликнула Патрик в ответ, и было видно, как искренне она увлечена своим делом. – Целый подземный лабиринт, не исследованный полностью! Гигантские залы, каких вы нигде больше не увидите, галереи, проходы, реки, озера, водопады! Все это под землей, это трудно вообразить, надо один раз увидеть и все понять. Кстати, там водятся безглазые креветки и слепые рыбы – этого больше нигде в мире нет.
   – Это как? – не поняла Влада.
   – Они самые таинственные в подземных реках Эхо и Стикс. Они без глаз. Ученые не могут отнести этих существ к какому-либо известному виду рыб, – в словах Патрик звучал не только восторг, но и гордость. Саша смотрела и слушала ее, затаив дыхание, про себя отмечая, что им повезло с гидом на всю тысячу процентов.
   – Много народу, наверное, там ошивается? – Влада заерзала на своем месте, видимо, желание курить становилось сильнее, чем любопытство.
   – Каждый год сюда приезжают около пятисот тысяч туристов. Есть несколько маршрутов по протяженности и сложности. Туристов водят по Кливленд-авеню, здесь стены все в гипсе. По пути у них «Столовая Снеговика». Затем маршруты идут через ущелье Бун-авеню и финиш в зале «Замерзшая Ниагара». По всем официальным маршрутам электрическое освещение – очень красиво для фотографии. Есть еще несколько диких туров, чтобы увидеть, как пещера выглядела во времена первопроходцев. Но они тоже легкие, максимум сложности – проползти в пыли в каске.
   – Ну и почему бы нам тупо не пойти в этот дикий тур было? – Голос Олега вновь стал жестким.
   – Потому что это – все равно имитация, а ты ведь любишь, когда все по настоящему, – съязвила Саша.
   – Да уж, имитация всегда противна, – невпопад высказалась Влада, изнывая от желания курить. – Давайте уже остановимся и покурим, ну будьте вы людьми!
   – Ок, без проблем, – американка наградила всех широкой улыбкой и остановила машину спустя пару минут на небольшом съезде.
   Пока Влада и Олег жадно курили, Саша присмотрелась к дороге. Они были уже далеко от Браунсвилла, машина ехала на приличной скорости. Вокруг сплошной лес и небольшие возвышенности справа, похожие на предгорья. Дорога уже сузилась до однополосной, и впереди виднелся живописный серпантин.
   – Мы уже проехали центральный вход, – прокомментировала Патрик, увидев, что Саша рассматривает окрестности, – он остался позади, был съезд направо, я не успела показать.
   – Ничего страшного, вряд ли это кого-то расстроит, – Саша повернулась к гиду и осознала, что они впервые находятся наедине. Понизив голос почти до шепота, она спросила на английском: – Патрик, есть что-нибудь еще, что мы обсуждали при планировании тура, что я не помню из-за аварии?
   Патрик сняла очки и встретилась с девушкой взглядом. Саша вздрогнула. Глубокие, красивые и ясные глаза в мгновение стали жесткими и немыслимо ледяными, потеряв всякое выражение.
   – Да. Но мы не сможем обсудить это прямо сейчас.
   Пронизанная мертвецки-ледяным взглядом, Саша не сразу услышала, как хлопают дверцы автомобиля и снова заводится двигатель.
   Через какую-то сотню метров дорога начала ощутимо уходить вверх.
   Спустя минут тридцать Патрик свернула с трассы на неприметную дорогу, уходящую глубоко в лес. Стало чуть темнее, густые кроны деревьев смыкались, не пропуская вниз солнечный свет. Дорога была уже не ровной – асфальтированной, а по-настоящему лесной, то и дело испытывающей корнями и канавами колеса автомобиля на прочность. Туристы с энтузиазмом продолжали расспрашивать Патрик о пещере. Та увлеченно отвечала на их вопросы, не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги. Сейчас она напоминала элегантного капитана корабля – этакого Джека Воробья с мускулами.
   Саша перестала слушать болтовню в машине и потеряла интерес к рассказам гида. Она засмотрелась на загорелые руки, сжимающие руль джипа (Патрик сняла куртку, обнажив идеально прокачанные руки и сильные плечи). Взгляд девушки остановился, и со стороны можно было бы подумать, что стал мечтательно-затуманенным. Но это было не так. Саша глубоко задумалась, рассматривая эти мускулистые руки девушки с обложки, но задумалась далеко не об их обладательнице.
   Как бы это было ни противно, но пришлось вернуться на два часа назад, чтобы проанализировать свалившееся на ее бедную голову жуткое воспоминание. Тем более что по пути к пещерам Саша буквально спиной ощущала взгляд Олега, и внутри начинала клокотать злость, которую скрыть было все труднее.
   «Как прав был врач, когда объяснял, что воспоминания будут возвращаться по частям, – проносилось в голове у Саши. – Я прекрасно вспомнила, что меня с ним связывало, но почему я его поволокла сюда и почему вообще продолжаю с ним общаться, все еще понятия не имею. Ну, с другой стороны, хоть что-то проясняется. Скорее всего, ночью я совершила ошибку, но пусть Олег по этому поводу сам переживает, если он вообще способен переживать о чем-то. А Влада-то, Влада! Она, походу, так враждебна не к Олегу и не ко мне, а к нам как к паре. И почему, почему, чтоб мне провалиться на этом месте, я с ней якобы дружу?! Она поднимает на смех практически все, что я говорю и делаю. Она не скрывает скепсиса и плевать ей на то, что может быть как минимум бестактна. Не знаю, как я это все раньше терпела, но сейчас мне немного осталось, чтобы залепить ей по лицу, как только рот в мою сторону еще раз откроет. Олег – рыцарь бесхребетный тоже мне – не может ее угомонить. Цирк-шапито на выезде!»
   Саша очнулась от своих мыслей, вскинула голову, и ее глаза гневно блеснули. Это не осталось без внимания Патрик, потому что она как раз выравнивала машину на небольшой полянке, взгляд был сосредоточен на правом зеркале, а значит и состояние пассажирки оказалось на мгновение в поле ее зрения.
   – Ты в порядке? – произнесла она и выключила двигатель авто, повернув ключ зажигания.
   – Очень странно себя чувствую, – буркнула Саша. Ей почему-то хотелось быть откровенной с Патрик, но как поделиться с ней своими мыслями, она понятия не имела. А то, насколько это было уместно с малознакомым человеком, ее нисколько не волновало. Саша снова поймала себя на отголосках собственной натуры, которая вряд ли бы вообще заговорила с такой девушкой, не говоря уж о каком-то сближении… она бы просто сконфузилась и испарилась. Но здесь и сейчас она смело смотрела в глаза собеседнице, выдерживая такой же прямой и испытывающий взгляд в ответ.
   – Голова болит? – подал голос Олег. Туристы выходили из машины и разминали ноги после поездки, осматриваясь вокруг. Их окружал обычный лес. Особо ничем не отличался этот лес от привычных русских лесов. Почва под ногами была каменистой. Они находились в предгорье.
   – Вроде нет, – отмахнулась Саша и обратилась к Патрик: – Что надо выгружать и куда дальше идти?
   – Сейчас выгрузим снаряжение и пойдем к спуску. Там уже переоденемся, – с этими словами Патрик открыла багажник джипа и принялась вынимать внушительного вида рюкзаки.
   – Твою дивизию… – присвистнула Влада, застыв на месте с зажженной зажигалкой. – Мы это на себе попрем?!
   Патрик как-то странно на нее посмотрела и оставила без ответа. Олег прошел мимо Саши и на ходу кинул ей:
   – Что ж ты не геройствуешь? Валяй, действуй!
   Саша не собиралась отвечать на эти выпады. Ей было интереснее действительно принять участие в разгрузке машины, чем она и занялась. Олег тем временем обошел полянку по периметру и остановился у дерева неподалеку от машины. Прислонившись к нему, он закурил.
   – Олег злится на тебя? – послышалось из-за рюкзака, который Патрик передала Саше, чтобы та отправила его на землю. – Это серьезно?
   – Боюсь, что да, – вздохнула Саша, – но злится он из-за того, что это я поимела наглость на него разозлиться.
   – Я поняла, – отчеканила Патрик и на секунду приблизила свое лицо совсем близко к Сане. – Вниз надо спуститься без обид, иначе будет трудно.
   – И что мне сделать? – не поняла Саша, невинно вскидывая на гида глаза, ощущая смутный трепет от такой близости.
   – Ты женщина, ты знаешь, что делать, – подмигнула Патрик и принялась доставать последний рюкзак. Ее заявление было несколько неожиданным, и Саша на миг опешила. Но тут же пришла в себя и раскованно расхохоталась. Патрик удивительно тонко чувствовала все происходящее, делала правильные выводы и умело начинала управлять ситуацией.
   «Отлично! – метнулось у Саши в голове. – Просто быть женщиной – лучший совет в моей жизни!»
   Снаряжение было выгружено, путешественники распределили поклажу и под неутомимый гогот Влады, которой казался невероятно смешным вид друзей с туристическими рюкзаками, отправились от полянки в лес следом за Патрик.
   – Сань, возьми уже мою сумку! – прозвучало от Влады спустя минут десять пешего похода. Помимо рюкзака Влада несла с собой спортивную сумку, которую отказалась оставлять в машине. По ее словам, она ей была смертельно необходима.
   – С чего это? Твоя сумка, ты и неси! Тебя предупреждали, что она ни к селу ни к городу будет, – Саша с искренним удивлением приостановилась рядом с Владой. Она была настолько ошарашена беспардонным требованием подруги, что не знала, как правильно реагировать: сразу ударить в лицо или нахамить в ответ.
   – Эй, эй! Ты чего так пылишь-то, – осеклась Влада. – Что за муха, блин, тебя укусила – сама на себя не похожа.
   – Ты хочешь сказать, что я за тобой сумки носила?! – глаза Саши округлились от удивления, она не заметила, как Олег догнал их и тоже остановился.
   – А разве нет? – с вызовом рявкнула Влада. – Что ты из этого трагедию делаешь теперь? Раньше ты посговорчивее была!
   Саша почувствовала, как кровь приливает к ее лицу и кожа начинает гореть от румянца. Ее тело напряглось, и кулаки непроизвольно сжались. Она видела перед собой только спину с досадой отвернувшейся от нее Влады. Та закрыла разговор ядреным матерком и отправилась догонять ушедшего вперед гида.
   Олег, ставший свидетелем этой сцены, воспользовался оторопью Саши и взял ее за руку:
   – Да что с тобой такое творится? Приди в себя! Она всегда вертела тобой, как хотела, эта твоя Влада, а теперь ты ее с какого-то рожна построить решила?!
   – Что?! – Саша была уже почти пунцового цвета, ошарашенно обернулась к Олегу и переспросила: – Она вертела мной, как хотела?
   – Да, – с недоумением ответил Олег. – И тебе это вроде как нравилось. Я всегда был против вашей дурной дружбы, если ты еще не вспомнила.
   Саша почувствовала себя совсем нехорошо и еле удержалась на ногах от внезапного головокружения. Олег крепко ухватил ее за талию, не давая упасть, в его глазах метнулся испуг. Саша оказалась в его объятиях, но не почувствовала себя защищенной. Она ощутила только острую досаду за себя, такую острую, что внутри все заболело и начало рвать ее на куски. Рефлекторно она прижалась к Олегу. Но подняв взгляд, она увидела удаляющуюся фигуру Патрик и вспомнила ее совет. Внутри в один миг все похолодело, а на лице появилась робкая улыбка, обращенная к Олегу:
   – Послушай, я, наверное, действительно не в себе из-за этой травмы. Мне сейчас не очень легко. Надо во многом разобраться. Я не хочу ничего усугублять.
   – Я понимаю, – голос Олега смягчился. Сейчас на него смотрела другая Саша, почти такая же, как раньше: ласковая и управляемая, понимающая и податливая, всегда извиняющаяся и вежливая. – Ты полегче с этим гидом, она мне не нравится.
   Саша чуть было не испортила все, с огромным трудом подавив очередную волну возмущения: «Его величеству не очень приятно! Господи, кого же я убила в прошлой жизни, что такое безобразие творится в этой!» – пронеслось у нее в голове.
   – Не обращай внимания, – сдавленно бросила Александра вслух и высвободилась из объятий.
   Без дальнейших объяснений она отправилась догонять Патрик и Владу, решив, что совет «быть женщиной» реализовала ровно настолько, насколько смогла. И больше напрягаться она не желала, по ее мнению, конфликт был замят. И никто не спустится в пещеру врагами. Чтобы ни имела в виду Патрик, Саша сделала все, что было в ее силах. А Влада пусть закопает свою сумку под кустом, именно это она ей дружелюбно посоветует, если та попробует еще раз ей всучить свою ношу. Последняя мысль заставила девушку улыбнуться, потому что живое воображение тут же нарисовало ей разъяренную Владу с сигаретой в зубах, зарывающую свою сумку в землю.
   Следующие двадцать минут путешественники шли в полном молчании. Влада догнала-таки Патрик и продолжила с ней беседовать, получая искреннее удовольствие от того, что говорит с настоящей американкой на русском языке. Саша шла следом за ними на небольшой дистанции и не приближалась к впереди идущим. Олег же двигался чуть поодаль с абсолютно невозмутимым видом и слушал музыку с мобильника в наушниках. В этом был он весь. Никакие обстоятельства не заставят его поступить в разрез со своими желаниями и решениями. Не гнушаясь никаких методов и инструментов, он всегда получал то, на что рассчитывал. И рассчитывал свои многоходовки он филигранно. Однако блистательность его завоеваний имела свой эффект только на коротких дистанциях. Завоевать любой ценой любую цель ему удавалось всегда, но вот удержать надолго – никогда.
   Саша немного успокоилась и даже посмеялась над собой. Она с интересом рассматривала лес, листву под ногами. Ведь стояла осень – любимое время года романтиков и художников. Рисовать Саша никогда не умела, но осень любила всей душой. Здесь осень была сочной и красочной. Шелест листьев утешал ее взволнованное сердце. И даже несмотря на то, что плечи оттягивал непривычно тяжелый рюкзак, она испытала прилив сил и нежности к окружающему миру. Мысли унесли ее в то далекое время, когда в бунтарских поисках себя она оказалась в совершенно диких условиях в глубокой области, где на многие десятки километров не было цивилизации. Она так же шагала по осеннему лесу, раскрашенному великолепием красок, игриво раскидывая вокруг себя опавшую листву. В ее сердце, как и сейчас, было сплошное нагромождение чувств, в голове – шквальные мысли, а в душе потрясающая гармония с окружающим миром.
   Она тогда пропала для всех почти на два года в тех лесах. Будучи уже студенткой престижного вуза, она в один день перечеркнула все свои планы и уехала в монастырь. Так же порывисто и безапелляционно, как делала практически все в своей жизни. Столичная молодая поросль на высоких каблуках, с шикарным маникюром, в модном иссиня-черном пальто в пол – она, ни разу за свои девятнадцать не бывавшая даже рядом с деревней, оказалась вдали от цивилизации. Она училась не бояться комаров и мух, копаться в земле и рубить дрова, топить печь и водить мотоблок, косить сено и готовить на костре, мыться в проточной ледяной реке и тушить лесные пожары. Ну, а ее невероятная любовь к животным расцвела здесь пышным цветом: с безграничным восторгом она доила коров, принимала отелы, растила телят и с удовольствием уходила с большим стадом в леса на дальнюю пастьбу. Все собаки и коты были ее лучшими друзьями. Единственные представители фауны, с которыми у нее никогда не складывались отношения, это куры, утки и другие представители пернатых.
   Здесь, вдали от шума и суеты, она получила уникальный опыт созерцания и борьбы. Она напитывалась естественными истинами, которые бы никогда так не познала, даже прочитав всю российскую государственную библиотеку. И боролась со своими вечными ветряными мельницами, которые традиционно осыпали ее ворохом вопросов, впечатлений, сомнений. Но и здесь она не сумела «отсидеться» в стороне от общественной жизни. Хотя баланс между уединением и общением именно в то время был, пожалуй, самый приемлемый для ее натуры. Люди вокруг девушки уже тогда делились на две категории: одни ее необыкновенно любили и тянулись к ней, как к магниту, другие – категорически ей не доверяли и опасались сближаться с ней на уровне животных инстинктов. И те и другие были правы. Она не оставляла места равнодушию по отношению к себе, пугала или завораживала – везде, куда бы ни попадала.
   К этому опыту Саша относилась очень бережно, и почти никто впоследствии не знал историю ее монастырской жизни в подробностях. В Москве она появилась так же внезапно, как и исчезла. Говорили, что в первое время она не могла вспомнить, как пользоваться городским водоснабжением – открывать краны с водой, ела только ложкой, открывала консервные банки перочинным ножом и отказывалась от мобильной связи. Зато в считанные недели она поступила в новый институт и устроилась работать, а в считанные месяцы она уже окружила себя бомондом и публично участвовала в известных тусовках города. В то время она была так пронзительно открыта, что многим казалось – она испытывает судьбу. Эта сумасшедшая смелость и душевная обнаженность привлекала к себе не только поклонников и поклонниц, но и много попросту нездоровых людей. Наверное, это было следствие такого странного для ее окружения «дикого» опыта. Она не боялась ничего. Ничего. Ничего и никого…
   Саша замедлила шаг. Утопая в воспоминаниях, она внезапно вернулась к реалиям с одним единственным вопросом, будто гвоздем вонзившимся в ее сознание: что же произошло?!
   Что изменило ее или изменилось в ее мире, раз она содрогается в панике от страха кого-то обидеть, высказать свое мнение, кому-то отказать или попросту врезать по морде за хамство. Именно отголоски этого панического ужаса, стеснения и подавленности сейчас волнами катаются по ее уставшему уму, отчаянно взвизгивая от вызывающего поведения хозяйки.
   Саша оглянулась на Олега. Его непроницаемое лицо напоминало маску. Впереди замахала руками Влада, призывая отстающих поторопиться. Вульгарно вдохновленная женщина с пустыми глазами. Патрик скрылась из виду – спуск в пещеру был неотвратим, она уже готовила комбинезоны.


   Дырка в кустах

   Когда Саша подошла к остальным, Патрик раздавала комплекты вещей, собранные для спуска в пещеру.
   – Это что за на фиг? – не понимала Влада, с удивлением рассматривая пакет с термобельем.
   – В пещере холодно и большая влажность, поэтому одежда должна быть теплая. Надо надеть термобелье под комбинезон. Не волнуйтесь, мы эту одежду все равно быстро испачкаем, можно сказать, что это для вас одноразовый комплект.
   Саша получила свою экипировку и тоже стала с недоумением ее рассматривать. Она покрутила в руках каску с подшлемником, примерила и подняла глаза на Патрик:
   – Эй, а можно без каски обойтись? Ну прям как бидон на голове.
   – Би… что? – Патрик передала Саше пару перчаток из кожзама, носки и ботинки. Вокруг раздался дружный хохот.
   – Попробуй переведи теперь слово «бидон», – бодро подшутил Олег, его настроение заметно поднялось. – И еще, барышни, нам что, прямо тут, скажите на милость, переодеваться?
   – Только не говори мне, что ты тут кого-то стесняешься! – съязвила Влада и обернулась к Саше. – Ты откуда наши размеры-то угадала? Хотя… ты столько мне шмоток покупала, что не удивительно.
   – Не думаю, что это было самым трудным, – усмехнулась Саша. – Ладно, давайте одеваться!
   Саша первая без какого-либо стеснения начала переодеваться, поглядывая только на Патрик, но та, к счастью, была занята собой. Американка переоделась почти за минуту, по-армейски, и занялась упаковкой одежды и рюкзаков:
   – Оставим пакеты с вещами тут, мы вернемся в точку спуска все равно.
   Ботинки очень понравились Саше – теплые и прочные. На спелеокомбинезоне на коленки и локти нашиты какие-то резинки, видно, для того, чтобы было мягче ползти. Вообще, когда она полностью экипировалась, ей все очень понравилось – в специальной одежде было действительно тепло, сухо и как-то надежно – и она не могла сдержать восторженную улыбку.
   Между тем Патрик, закончив с рюкзаками, обратила свое внимание на туристов:
   – Так, сейчас я каждого проверю и помогу.
   Она подошла к Владе и придирчиво рассмотрела ее экипировку. Попросила ее присесть и помахать руками. То же самое она проделала и с Олегом. Они заходились от смеха, но послушно выполняли команды.
   Так же внимательно Патрик осмотрела и Сашу и после ритуальных приседаний улыбнулась ей своей голливудской улыбкой:
   – Сними каску, раз не нравится. Это не обязательно. Главное, шапка-подшлемник. Он ватный, от него пользы больше – когда будешь биться головой о стенки и потолки.
   Саша с большим облегчением сняла каску и почувствовала себя куда более привлекательной, а это было для нее важно. Взгляд Патрик задержался на ней дольше, чем на других. Но значение этого взгляда Саша прочитать так и не смогла. Олег появился рядом и категорично заявил:
   – Нет, каску надо оставить, она для безопасности! Тем более у тебя травма головы.
   – И что теперь? Мне в Москву тоже в каске лететь? – засмеялась Саша и уверенно протянула сомнительный предмет Патрик.
   – Ладно, дело твое, – отступил Олег, – я свою беру с собой.
   – Я тоже, – поддержала его Влада и принялась раскуривать сигарету, осматриваясь по сторонам. – Ребятки, а мне одной интересно, где тут вообще пещера, или мы, как дураки, в этой форме теперь обратно попремся?
   – И правда, где пещера-то? – Олег с Сашей тоже завертелись на месте в поисках пещеры. Патрик раздавала рюкзаки и звонко рассмеялась, наблюдая за своими клиентами.
   – Вон в тех кустах есть дырка. Мы туда пойдем, – заявила она и отправилась в том направлении, куда указала.
   – О боже… – выдохнул Олег, наблюдая, как Саша резво поспешила за гидом.
   – Дырка в кустах, – хохотнула Влада, – надо запомнить.
   Довольно большой кустарник на деле оказался неприметной поросшей отвесной стеной, которая обрывалась вниз. Взглядам путешественников открылся проход – вертикальная шахта с отвесными стенами.
   – Внизу площадка, примерно на глубине тридцати метров, – начала объяснять Патрик, – я закреплю альпинистские веревки. Один конец рабочий, второй для страховки. Я спускаю сначала Алекс – она помогает мне снизу принимать следующих. Поочередно надеваем оснастку, пристегиваемся к веревкам, потом спускаемся. Внизу каждый спустившийся снимает систему и отправляет ее по веревке наверх, где ее надевает следующий. Все ясно?
   Влада и Олег стояли молча, наблюдая за действиями Патрик, которая уже ловко и легко организовывала снаряжение. Во многом благодаря ее действиям – уверенным и слаженным – ни у кого из туристов не возникло паники. Возможно, еще и потому, что полная неподготовленность путешественников к такому приключению сыграла им на руку – они просто не знали, чего следует бояться, и никто, кроме Саши, не заглянул вниз. Саша же, взглянув в пасть зияющей черноты под ногами, внезапно поняла, почему спускается первой – она была хорошо знакома с этой техникой спуска. Она не показала своего удивления, а только вопросительно обернулась на гида – та ответила ей утвердительным кивком и не произнесла ни слова.
   Влада с Олегом решили покурить и с интересом наблюдали, как через некоторое время Патрик начала готовить к спуску Сашу. На лоб Саша натянула, закрепила и сразу включила фонарь. Потом девушки надели и затянули специальный пояс для скалолазания – так называемую систему, пристегнули к ней карабин. Затем пристегнули страховку и пропустили через основную веревку.
   Без лишних вопросов и разговоров Саша встала спиной к краю спуска и повисла на веревке, уже через пару секунд с силой оттолкнувшись, она начала рывками спускаться вниз. Она совершенно не волновалась, ей было просто интересно – и не столько спускаться вниз по тросу, сколько ее интересовал сейчас собственный опыт подобного спуска, о котором она забыла и так вовремя вспомнила. Быстро спускаясь в черную мглу, она видела лишь метание света от фонаря по скалистой поверхности стены.
   Наконец ноги ощутили дно пещеры, Саша отстегнулась от тросов и умело отправила систему вверх. Она решила при первой же возможности узнать у Патрик, что осталось недосказанным и недопонятым в этом походе. По ее взгляду перед спуском Саша четко поняла, что Патрик прекрасно знала о том, что девушка имеет опыт в спелеологии.
   – Левой рукой держишь веревку перед собой, не отпускаешь, с другой стороны правой рукой стравливаешь веревку, – объяснила Патрик Олегу, пристегивая его к системе. – Ноги расставь шире плеч, согнись немного и упирайся ногами в стену. Потом просто толкаешься и стравливаешь трос. Страховку я держу.
   – Не переживай, если эта девочка спустилась, я уж точно справлюсь, – с вызовом усмехнулся Олег, приблизившись к краю обрыва. Надо отметить то, что Олег уже лет десять как увлекался дайвингом. И, несмотря на то, что дайвинг давно перестал считаться экстремальным видом спорта, опыт погружения на большую глубину не давал никакого шанса прорваться наружу страху перед спуском под землю. По крайней мере, он бы его никогда не показал, тем более перед Патрик.
   Олег спустился не так быстро, как Саша, но спокойно и ровно, без нервных провисаний. Внизу его подхватила подруга, помогая ровно встать на ноги. Мимолетный столь тесный телесный контакт вызвал неожиданно у обоих что-то похожее на ностальгию.
   – Смотри, ты прям как с неба на меня свалился, – засмеялась Саша.
   – Да, было бы очень романтично, если бы не было столь драматично, – парировал Олег. Его здорово раздражало то, что Саша открыто смеялась над тем, что раньше вызвало бы в ней до слез шквальные и трепетные чувства.
   Систему отправили вверх, где у Влады возник справедливый вопрос к гиду:
   – Ладно, прыгнуть туда с веревкой – это одно. А назад-то как потом залезать? Я что, здесь одна пытаюсь мозгами шевелить?
   – Я закреплю и скину альпинистскую лестницу здесь. Мы поднимемся на поверхность в другом месте для отдыха – там будет легче, но обратно вернемся сюда, и здесь будет оборудование, – Патрик готовила девушку к спуску и терпеливо отвечала на ее вопросы, с трудом прорываясь через трудные для иностранки формулировки.
   В отличие от подруги, Влада спустилась с истошным воплем, непонятно – то ли от испуга, то ли от восторга. Но ее крик чуть не разорвал всем ушные перепонки. Оказавшись внизу, она истерично захохотала и начала самостоятельно избавляться от тросов:
   – Знаете что, я, походу, не в своем уме была, когда на это подписалась.
   – Я в рюкзак со снаряжением походным запихнула бутылку виски, – подмигнула ей Саша, чем вызвала у подруги бурную радость и горячие признания в любви до гроба. А у Олега Сашин легкомысленный комментарий вызвал, наоборот, волну протеста. Он, не стесняя себя в выражениях, выговорил девушке много непечатного текста.
   Сверху свесилась обещанная лестница, следом за ней Патрик спустила рюкзаки и еще через немного времени – спустилась сама (она, скорее, даже не спустилась, а соскользнула по веревке) в самый разгар выяснений отношений между Сашей и Олегом. Влада по своему обыкновению хохотала.
   – Так, с этого момента никто не кричит, не ругается, – резко и жестко скомандовала гид, – все вопросы оставили наверху. Сейчас будет простой участок, это коридор, после которого будет еще спуск, но пологий, без веревок. Впереди иду я, замыкает Алекс. Проверьте фонари, через два метра в коридоре будет ночь. Это для связи. Кнопка один – первый канал. На экстренный случай, если кто-то отстает или теряется. Двигайтесь мягко, поверхность влажная, можно поскользнуться и получить травму. Прыгать с камня на камень и с уступа на уступ запрещается категорически – вы не сможете правильно оценить расстояние в темноте.
   Патрик протянула клиентам три портативные рации.
   – Здесь особенные законы. Пещера не прощает неуважения и наказывает за беспечность, – проговорила она чуть мягче, еще раз оценила состояние снаряжения и прошла вперед. Ее фонарь осветил остальным проход, полностью поглощенный тьмой.
   Сначала Влада, затем Олег неуверенно двинулись за ней следом. Саша, как и сказала Патрик, шла замыкающей. Смешки и разговоры смолкли сразу же, как только туристы отправились вглубь пещеры. Окружающая их тьма, влажность в воздухе и холодное дыхание камня слишком безжалостно и быстро погрузили их в новую реальность. В этой реальности не было ничего вздорного, веселого и легкомысленного, что, как им казалось, будет сопровождать их в увлекательном туре. Сам тур перестал походить на безобидную экскурсию. С каждым шагом становилось очевидно – сами того не ведая, они попали в историю для взрослых.
   По нервным движениям фонарей было понятно, что все осматриваются и пытаются освоиться в подземном мире. Это было совсем не просто для Влады с нулевым опытом в подобных мероприятиях. Именно ей пришлось бы тяжелее всего: клаустрофобия, никтофобия (боязнь темноты), страх неизвестности, одиночества, высоты, дезориентация – все эти «прелести» атаковали бы девушку, если бы не ее феноменальная способность адаптироваться к любым условиям в неслыханно короткие сроки, а также доведенная до абсурда беспечность. Олегу было чуть проще – замкнутые пространства его не пугали, а зачаровывали, что и привело к буквально маньячному увлечению дайвингом.
   Но дайвинг и спелеотуризм вряд ли кому-то приходилось сравнивать по степени опасности, разве только «адреналиновым наркоманам», которым по большому счету все равно, где и в какой степени рисковать. Понятно, что человеческий организм не приспособлен для дыхания под водой, поэтому дайверы полностью зависимы оборудования и опыта. В пещерах же вообще совсем другой состав воздуха и своя биоэнергетика. Психологических рисков здесь значительно больше. Например, длительное нахождение в пещере приводит к тому, что организм перестраивается с 24-часовых на 48-часовые сутки. Соответственно, повышается утомляемость, зрение и память ухудшаются, работоспособность падает, защитные функции организма слабеют, случаются галлюцинации, которые нередко приводят новичков к аварийным ситуациям, и без опытных сопровождающих самостоятельный подъем на поверхность становится невозможным.
   Предположить, что Олег, сертифицированный дайвер системы CMAS 2, не выдержит этой нагрузки, можно, только зная его эмоциональную лабильность. Но об этих тонкостях натуры импозантного мужчины знала только Саша. А ее сейчас, так уж сложилось, меньше всего интересовала его натура.
   Саша была прямо-таки поглощена своими ощущениями, и ее внимание не было обращено в сторону спутников. Буквально подростковый, ошеломляющий восторг рвал ей грудь в области солнечного сплетения. Абсолютная темнота в замкнутом, скалистом пространстве, пропитанном острым, практически осязаемым духом опасности, вызывала у девушки шквальные эмоции, сродни захватывающим переживаниям пятилетнего ребенка в море, впервые поплывшего самостоятельно. Она чувствовала, как от волнения румянец заливает ей лицо, глаза блестят от рвущихся наружу чувств, и понимала, что открывать свое состояние друзьям ей не стоит. Она предпочла сохранить его в сокровищнице своего сердца.
   Глубоко внутри она поняла, что, пусть таким престранным образом и при таких невероятных обстоятельствах, сбывается ее мечта.
   Проход впереди начинал сужаться и стал заметно уходить вниз. Туристы держались за выступы на стенах, чтобы сохранить равновесие на скользких камнях. Первые синяки и ушибы были получены с непривычки. Саша поняла, зачем была нужна каска, несколько раз угодив головой в каменный свод. Когда спускаться вниз на ногах было уже невозможно, туристы начали аккуратно сползать на пятых точках, ногами вперед, в точности повторяя движения за Патрик.
   Первые возгласы послышались от Влады в исключительно ее манере на непереводимом матерном – чувствовалось, что она находится в шоковом состоянии, но не теряет чувства юмора. Олег не выдержал и нервически рассмеялся. Саша значительно отставала, но слышала, как впереди Патрик отдает свои команды:
   – В проход за мной по очереди. Рюкзак вперед мне продвигаешь, я вытаскиваю, следом пролезаешь.
   Энергичный и хорошо подготовленный гид ни на минуту не терял самообладания – свет ее фонаря резко исчез в черном проеме, но скоро появился с другой стороны. Все последовали ее инструкциям и преодолели первый в своей жизни пещерный проход. Каждого на выходе подхватывала Патрик и помогала выбраться. Саша была последней, кто буквально свалился в ее крепкие руки. Патрик, подхватив ее, усадила рядом с проходом на землю:
   – Ты вся светишься, – немного удивленно проговорила Патрик, приблизив к ней свое лицо, – нужна помощь?
   – Нет, все в порядке, – заулыбалась Саша, радуясь такому простому человеческому участию, – здесь потрясающе.
   – Сейчас, – засуетилась Патрик, перебирая оборудование на поясе, – посмотри, что потрясающе.
   Гид зажгла фальшфейер, который осветил красным светом небольшой грот – расширенную и повышенную часть пещеры, с несколькими проходами. Каменные своды отбрасывали дрожащие тени и придавали осветившемуся помещению удивительной чувственности и инфернальности.
   – О боже, – выдохнула Саша, обводя восхищенным взглядом грот, – как красиво!
   Олег присел на корточки с каким-то недоумением в глазах и еле слышно пробормотал:
   – Кто бы знал…
   Влада опустилась на рюкзак и прислонилась спиной к скале, присвистнув:
   – Прямо как в кино!
   – Мы спускаемся уже около часа, – проговорила Патрик, присаживаясь рядом с Сашей, – здесь делаем лагерь для отдыха. Впереди будет труднее идти.
   – Я думала, мы идем не больше минут десяти, – поразилась Саша.
   – Мне тоже так показалось, – поддержал Олег.
   – Я же говорила, здесь все кажется иначе, – лучезарно улыбнулась Патрик и незаметно ласково сжала в своей ладони Сашину кисть.


   Получить приз или стать призом

   Каждая вещь в рюкзаках оказалась необходимой. Специальные коврики для сидения на камнях достались Владе и Олегу. Саша отказалась от туристических сидушек и устроилась на своем рюкзаке. Рядом с ней расположилась и Патрик, тоже проигнорировав коврики.
   – Русские почему-то называют их «пенки», – указывая на коврики, засмеялась Патрик. – Я не смогла ни у кого найти объяснения, почему пенка и коврик – это одно и то же.
   – Просто у нас ассоциативное мышление, – добродушно улыбнулся Олег. – Скорее всего, они сделаны из пенофола какого-нибудь…
   – Что такое пенофол? – заинтересовалась Саша. Она инстинктивно прижималась к Патрик, пытаясь согреться, – ее немного знобило от сильных эмоций и высокой влажности. Это осталось незамеченным остальными, благо, что девушки сидели чуть в отдалении от остальных, в стороне от основных источников света.
   – Отражающая теплоизоляция – утеплитель нового поколения, – недовольно проворчала Влада. – Мы, блин, на другом конце земли почти… и вообще даже под землей уже – тут хоть можно без работы обойтись?!
   Олег захохотал – так искренне звучало возмущение спутницы.
   – Не принимай так близко к сердцу, я тоже в стройматериалах работал, – примирительно заявил он, – перекусить нам, может, что-нибудь?
   Патрик указала им на рюкзаки, но с места не двинулась. Саша от перекуса отказалась. Ее неприятно взволновали слова друзей. На ум неожиданно пришли воспоминания, которые снова не отличались позитивом, а только загнали ее в новый эмоциональный тупик.
   В строительных материалах Саша никогда ничего не понимала. Равно как практически во всех продуктах, которые ей приходилось продвигать на рынке за свою карьеру. Она относилась к тем железобетонным профи, которые могли с закрытыми глазами организовать известность и спрос любому продукту, не утруждая себя подробностями и не прикипая к ним ни сердцем, ни душой. Ей не нужно было уметь пользоваться приспособлением для удаления косточек из вишни и черешни, чтобы убедить всю страну в том, что без этого чуда современной инженерной мысли жизнь дальше невозможна. Вопреки известным постулатам рекламных гуру: пока не испытаешь сам, не продашь другому. Плевать ей было на законы рекламного бизнеса. Ее инструменты работали и назло, и вопреки, что не только приводило в замешательство, но и приносило известность в профессиональных кругах.
   В компанию к Владе Сашу занесло буквально волею судеб. Она не горела желанием работать со стройматериалами, но знакомые знакомых очень просили помочь наладить работу в компании по Сашиному профилю, и она согласилась. «Это на время», – убеждала себя Александра. Но задержалась на несколько лет – ибо, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Саша пришла в кресло директора по маркетингу. И это кресло располагалось в непосредственной близости к креслу вздорного директора предприятия, одного взгляда на которого хватило Саше, чтобы пропасть. Пропасть и попасть под влияние Влады с потрохами.
   Влада управляла компанией как бог на душу положит. Не обладая нужными знаниями и мало-мальским образованием, она сумела вывести бизнес в лидеры по региону. Многие считали, что дама фантастически фартовая, но Саша, разобравшись, что к чему, поняла, что Влада, во-первых, блестящий интуит, во-вторых, идеально контактна, в-третьих, чистокровный близнец по гороскопу. Совокупность личностных качеств вкупе с вульгарностью, граничащей с похабностью, именно на строительном рынке, где не приветствуется интеллигентность, помогла ей обойти многих тертых мужиков. Единственное, в чем Саша не разобралась – это в природе своего отношения к шальному директору. Харизмой, сердечностью, умом, от которых трудно оторваться, Влада не блистала. Строптивая, заносчивая, грубая, но с яркой и узнаваемой внешностью – такая директорша взорвала все Сашины устои и в считанные дни безапелляционно и полностью подмяла ее под себя.
   Справедливости ради стоит отметить, что образовавшийся тандем послужил прямо-таки ядерным волшебным пинком для бизнеса, так как девушки объединили сумасшедший набор практик, качеств и инструментов. Они напоминали два танка, прибывая на очередные переговоры, – они проводили их непринужденно с задорным хохотом. Отказывать им стало дурным тоном, поэтому и условия, на которых работала компания с партнерами и поставщиками, на глазах становились просто шоколадными.
   Сказать, что они сблизились – ничего не сказать. Для всех сотрудников Саша быстро стала недоступной. Для Влады – незаменимой, неотъемлемой частью ее работы, семьи и гардероба. Сама же для себя Саша в те годы существовать перестала вообще.
   – А где виски? – до Саши донесся голос Влады, на которую теперь она взглянула совершенно осознанно, еще не придя в себя от нахлынувших воспоминаний. Теперь и эта фигура предстала перед ней менее таинственной.
   – Я бы тоже выпил, – вдруг согласился Олег. По его голосу Саша автоматически поняла, что он не напряжен и в хорошем расположении духа.
   – Виски можно нам пить? – обратилась Саша к гиду совершенно безразличным тоном, хотя понимала, что сама была бы не против «запить» очередной проблеск в памяти.
   – Можно, – ровным и спокойным тоном отозвалась Патрик, наблюдая, как Саша одной рукой вынимает из бокового кармана рюкзака бутылку «Four Roses».
   В полном молчании Саша открыла не начатую бутылку и первая сделала из нее глоток. Она прикрыла глаза. Добротный, янтарный виски галантно обволакивал ее вкусовые рецепторы, позволяя наслаждаться всеми оттенками вкуса. Сначала жар, а потом тепло разлилось по телу девушки. Она слегка удивилась, когда протянула руку с бутылкой навстречу поднявшейся за ней Владе, но почувствовала, как рука Патрик легко перехватила бутылку со словами:
   – Я присоединюсь.
   – И что это мы пьем? – поинтересовалась Влада, когда бутылка дошла до них с Олегом.
   – Это бурбон «Четыре розы». Не шикарный, но очень приятный, органичный. Если сможешь, то разберешь во вкусе сладковатые и маслянистые ноты хлеба и дерева. В аромате есть еще фрукты и мед, как у всех основных букетов.
   – А почему «Четыре розы»? – спросил Олег, отдышавшись после первого глотка. – Этот мне больше нравится, чем вчерашний.
   – Потому что он менее сладкий, ты же не любишь, когда много сладкого, – немного невпопад добавила Саша. К еще большему изумлению, на вопрос Олега вдруг начала отвечать Патрик:
   – Есть легенда, что основатель марки влюбился без памяти в южанку. Он сделал ей предложение выйти за него замуж, но она не согласилась. Она сказала, что подумает, и если решит согласиться, то наденет на бал корсет из роз. Она все-таки пришла на бал в корсете, на котором было четыре розы, и в честь этого Пол Джонс-младший назвал свой бурбон.
   – В Америке все знают эту историю? Это настолько популярный напиток? – Влада принесла обратно бутылку и протянула ее Патрик, посмотрев на нее с большим уважением, нежели раньше.
   – Нет, не все. Историю знают, может, любители американского бурбона, не знаю. Я люблю этот напиток. Поэтому должна знать о нем все, – Патрик сделала еще один глоток и передала бутылку Саше, сердце которой готово было выпрыгнуть из груди от услышанного. Встретить здесь девушку, столь схожую с ней по вкусам, да еще и с внешностью, которую страшно было бы нафантазировать даже в жестком пубертате, – слишком большой удар для ее и так травмированной головы.
   – Где-то я точь-в-точь слышал эти же слова! – скептически произнес Олег и в его голосе опять прозвучали рычащие нотки. Но они Сашу совсем не озадачили. Она сняла перчатки и прислонила кисти рук к холодному стеклу бутылки. Руки оказались горячими, и прикосновение к стеклу принесло коже облегчение. Она почувствовала, что все еще прижимается к Патрик, и это ее ничуть не смутило.
   – Тебе все еще холодно? – тихо спросила гид, наклоняясь к уху девушки.
   – Лучше уже, – отозвалась Саша, желая продлить близость, она не знала, как это сделать, поэтому просто не шевелилась.
   – Тебе надо принять решение до завтра. Когда мы поднимемся на отдых. Мой рюкзак с твоим заказом. Внизу нельзя – очень опасно. Я буду все время рядом с тобой и пойму, что ты решила, – Патрик говорила очень внятно и так тихо, что слова почти впечатывались в ушную раковину обомлевшей Саши. Близкое дыхание гида накалило ее нервы до состояния стального сплава, сочащегося медленным и тягучим огнем. Даже смысл сказанных ею слов дошел до девушки с трудом и не сразу. Патрик наклонилась и ни на сантиметр не отодвигалась от Саши, буквально нависая над ней, она почти вдвигала напарницу своим телом в скалу и ждала ответа. В глазах у нее был холод, но холод проникновенный, с поволокой чувственности. Александра внезапно поняла, что напоминает ей этот взгляд. Она часто видела такой у героев боевиков, триллеров и фильмов ужасов – так смотрели с экрана убийцы или солдаты. Нервно вздохнув и теряя возможность дышать то ли от волнения, то ли от вожделения, она интуитивно попыталась отшатнуться, но больно ударилась затылком об отвесный камень.
   – Патрик, мне надо вспомнить, – губы почти не слушались, только побелели и задрожали, – ты должна мне помочь.
   – Именно это я и делаю, Алекс, помогаю тебе, – глаза гида впились в Сашу, словно пытались разодрать ее на части и допытаться до какой-то неведомой истины, губы почти касались ее волос.
   – Что я должна решить? – пролепетала Саша, понимая, что начала чувствовать запах кожи Патрик и узнавать его. Это открытие потрясло ее не меньше, а может, и больше, чем все другие.
   – Ты должна решить, что мне делать, – странно сдавленным голосом ответила Патрик, но ее слова не пролили ни малейшего света на растущую с неимоверной скоростью лавину вопросов.
   – Как тебе удается быть внешне такой уверенной в себе и хладнокровной? Ты же вся горишь, – Саша не могла связать свои мысли в складный разговор, она захлебывалась своими ощущениями – ведь тепло Патрик обдало Сашу нестерпимым жаром.
   – Когда я училась, – ровно начала говорить гид, медленно отстраняясь, будто боясь поранить своим движением собеседницу, – я встречала много людей. Они заставляли меня выбирать каждый раз: сдержаться и получить приз, или сорваться и стать призом.
   – Любить или быть любимой, – задумчиво проговорила Саша, разочарованно отпуская от себя тепло Патрик. – И ты выбрала…
   – Когда я получаю приз, он мне быстро надоедает. Когда я становлюсь призом – я сама себе быстро надоедаю, – игриво заулыбалась американка в темноте, обнажая ослепительную улыбку. – Поэтому я перестала выбирать.
   – И что ты сделала?
   – Начала жить.
   Саше тут же ее пытливое воображение нарисовало яркую и призывную картину: девушка с руками бойца, глазами орлицы и сердцем волчицы отворачивается от метаний серых сутенерских будней в городе браков и карьер, надевает солнечные очки, садится за руль машины под стать ей самой – выносливой и чувственной, и едет в горизонт, который ложится перед ней избранным и единственным любовником.
   – Саша! – от внезапного оклика Олега, девушка прямо подскочила на месте.
   – Пожалей мои нервы, что ты надрываешься? – проворчала она, унимая внутреннюю панику. Часто от того, что ее могут безапелляционно вырвать из воображаемого мира, девушка испытывала волну тревожности и беспричинной паники.
   – Мы тут еще долго сидеть будем? – обратился Олег к гиду, игнорируя Сашино недовольство.
   – Еще минут тридцать надо дать восстановиться силам и адаптироваться к нагрузке.
   – Давай в проходы слазим? – теперь Олег повернулся к Саше и протянул ей руку, чтобы помочь подняться. – Тут вон три прохода, их же можно изучить, пофоткаться?
   – Можно, – невозмутимо отчеканила Патрик, – эти три прохода короткие. Саша сможет вывести тебя, если что. Назад на свет идите.
   – Откуда ты знаешь, – пока Саша поднималась, она неуклюже перевернулась на коленки и в полтона спросила у Патрик, – что я смогу вывести?
   – Потому что ты здесь уже была.
   Олег и Саша под пристальным, провожающим взглядом гида и под аккомпанемент колкостей в исполнении Влады отправились к самому дальнему проходу от места стоянки. Значительно ниже того, через который они сюда попали. Без близости Патрик Саше все казалось неприветливым и опасным. Она поежилась, но последовала за Олегом. В проходе было не только очень низко, но и узко. Со снаряжением пройти его было бы очень трудно. Они ползли по-пластунски весь путь протяженностью метров двадцать. Нагрузка была высокой, далеко не для новичков. Но оба справлялись с ней довольно сносно. В конце прохода они увидели небольшую узкую площадку метра полтора на три.
   – Твою мать, – выругался от неожиданности Олег, первый вывалившаяся на площадку из прохода, освещая ее фонарем, – не спеши, очень осторожно вылезай. Тут обрыв.
   Площадка срывалась в отвесный мрак. Это была расщелина. Путь можно было продолжить только с разгону вниз или назад – через проход к месту стоянки.
   – Если она об этом знала и не предупредила… – с угрозой прорычал Олег.
   Саша присоединилась к нему, зачарованно разглядывая черную бездну из камня:
   – Конечно, она должна за тобой бегать тут попку подтирать мягкой туалетной бумагой с ароматом ромашки, – ехидно высказалась она, не отрываясь от созерцания.
   – Тормози, детка! – прикрикнул на нее спутник, призывая к порядку. – И почему с ромашкой?
   – Да как-то тут ромашка совсем не вписывается в общую картину, – засмеялась Саша, – я лишь умело подчеркнула карикатурность твоих претензий к гиду.
   Олег одарил подругу долгим взглядом, который должен был, видимо, ее испепелить на месте.
   – Послушай, здесь, конечно, не место выяснять отношения, и не люблю я всю эту ерунду, – начал Олег.
   – Да уж, – с веселым вызовом, почти с издевкой перебила его Саша, – ты это не любишь. Тебе ж объясняться с челядью негоже. Ты молчать изволишь. Чтоб не прилетело чужими соплями ненароком.
   – Ты не простила меня.
   – А ты извинялся?
   Сашу снова накрыла волна возмущения, ее сдерживало от открытого выражения презрения даже не воспитание, а нежелание в этом презрении самой замараться.
   – Я покурю, и пойдем обратно. А ты все-таки подумай, может, не надо так открыто выражать свою обиду, ты же не маленькая уже.
   «Я не могу выражать свою обиду, я не могу ответить на равных, я должна прощать без извинений… Господи Иисусе, я прямо-таки эталон ослиной терпимости и бесхребетной преданности!» – пронеслось в голове у Саши.
   Олег прикурил сигарету и вынул из кармана фотоаппарат-мыльницу, протянув ее подруге. Саша мгновенно вспомнила, как любила снимать, и для любителя ее снимки были более чем хороши. Она повертела мыльницу в руках и включила экран, слабо озаривший голубоватыми тенями ее лицо, уже украшенное грязными разводами.
   – Пофоткай меня тут, – попросил Олег, но Саша его уже не слышала. Перед ее глазами мелькали маленькие, мертвые картинки из ее жизни. Она пролистывала их, чувствуя, как глазницы слепнут от ярости, легкие гудят от удушья, а голова идет кругом по адской спирали воспоминаний.


   Без купюр

   Три таких разных мальчика – девяти, одиннадцати и пятнадцати лет – в жизни Саши были чудесной данностью, которая и радовала, и добавляла головной боли. Дети были немыслимо непохожие друг на друга.
   Старший Марк серьезно переживал пубертатный период и был «ящиком Пандоры», прежде чем сдвинуть который с места, приходилось договариваться порой неделями. Он буквально на глазах из стеснительного мальчика превращался в рослого красавчика с шальными глазами и горячим сердцем. Рос стопроцентный сердцеед – очень похожий на Джейкоба Блэка из Саги.
   Средний Нил – самый проблемный и самый любимый Сашей, по иронии судьбы был невероятно близок ей – с такими же открытыми, непримиримыми нервическими реакциями, капризами на грани истеричности, тонкой душевной организацией, замкнутостью. Поразительно увлекаемый и внушаемый мальчишка с тонкими чертами лица и трогательными серыми глазами с поволокой, он мог сосредоточиться и включить жесткого аналитика, что просто ставило в ступор всех вокруг, и детей (с которыми он не ладил), и взрослых (которых он стеснялся). Близость этого ребенка с Сашей была такой бесспорной и очевидной, что между ними никто и не рисковал вставать или что-то диктовать, как говорится, они оба были исключительно на своей волне.
   Младший Дарий – необычайно артистичный, грациозный и пластичный ребенок, самый улыбчивый и утонченный. Любитель танцевать, гонять на велосипеде, роликах и общаться, он слыл любимцем публики, но на поверку был не так прост – этот мальчик единственный из всех чрезвычайно походил на своего отца как внешне, так и внутренне. Саша предпочитала с большой осторожностью глядеть в это яркое и красивое лицо с большими карими глазами, обрамленными густыми, почти девичьими ресницами, и быть заласканной его невозмутимостью.
   Олег растил сыновей сам, особо не вдаваясь в причины исчезновения их матери. Роль «отца троих детей» давалась ему с великолепием и лоском. Он самозабвенно ею наслаждался.
   Листая фотографии, Саша видела эти детские лица, такие родные, что сердце заходилось от давления кровяных потоков – все кругом окрасилось в праздничные огоньки новогодних гирлянд. Воздух наполнился и пропитался традиционными запахами жареной курицы и картошки, салатов и сигарет. На кухне ярко горит свет, а на окнах эти новогодние гирлянды – подмигивают, переливаются, сообщают всему миру о том, что здесь, на этой кухне, так светло, тепло и уютно. Радуйтесь нам, завидуйте нам, улыбайтесь нам, смотрите на нас во все глаза и запоминайте нас такими – беспечными, суетливыми, смеющимися, с раскрасневшимися молодыми лицами в ажиотаже предпраздничных часов. Вот Саша и Олег выпроваживают снующих пацанов в комнату и наливают себе первые стопки горячительного, чтобы проводить уходящий год.
   Их глаза в эти мгновения очень похожи – буквально сливаются. Оба веселые и серьезные одновременно. Оба не желают ничего говорить друг другу, потому что все самое важное сочится в воздухе, ощущается всеми рецепторами, и кажется, что если к этому прикоснешься словами – разряд тока разорвет ткань пространства и только ослепит всех вокруг. Все самое важное сосредоточилось здесь и сейчас между ними. Они не могут намолчаться друг с другом, не могут наговориться друг с другом. Они словно одни сейчас в этом мире, и все-все-все планы кажутся не просто выполнимыми, а уже исполненными – путь, открывавшийся перед этой семьей в тот Новый год, казался полным сокровенного тепла и потрясающих побед. Поговорить наедине им в тот праздник удавалось урывками, но от этого никто не страдал. Вокруг и так было много вопросов, ответов, рассказов, игр и шуток. Внимание этой пары всегда разрывалось между тремя мальчишками, общение с которыми во время праздников занимало абсолютно все время. Как правило, готовил всегда Олег, а Саша занималась сервировкой и детьми. Они прекрасно ладили друг с другом, часто забывались в своих разговорах, играх, фильмах – и Олег был вынужден призывать подругу с детьми к порядку.
   Когда куранты пробили полночь, раздались первые поздравления, восторженные крики, вспышки фейерверков за окном – они громко-громко включали музыку и как ненормальные скакали друг вокруг друга, обнимаясь и целуясь. Саша растворялась в этой атмосфере семейного праздника, детского восторга, горячечной радости, отвечая Олегу щенячьей преданностью и неизбывным обожанием. Все было так трогательно, так просто, свежо и красиво: будто кто-то подглядел и списал ее самую сокровенную мечту. Устоять в таких обстоятельствах было невозможно – на нее смотрели радостные глаза детей и поблескивали темным омутом глаза их отца.
   «Мы тебя очень любим», – еле расслышала в шуме новогоднего водоворота, по-детски пронзительно, на ухо – и в самое сердце запечатлел в тот год Нил, протягивая Саше подарок…
   Саша словно очнулась в душной коробке серого цвета, отрывая взгляд от фотоаппарата. Она начала жадно хватать ртом воздух, ее легкие сковал сильный спазм, она не могла больше дышать. В считаные секунды весь ее организм перестал отзываться на сигналы мозга, она просто не управляла собой, понимая, что на нее накатывает совершенно сумасшедшая по силе волна паники. Эта паническая атака оглушила ее столь стремительно, что Олег не успел даже повернуться на звук падающей из рук подруги мыльницы. Сразу за этим звуком он уже слышал только сдавленные хрипы Саши и резко развернулся, поднимаясь с корточек.
   Движение Олега было слишком резким для такой небольшой площадки, а Саша уже теряла координацию движений – рефлекторно отшатнувшись от этого движения (показавшегося ей размахом для пощечины), она миг балансировала на грани обрыва.
   – Не трогай меня, – прохрипела Саша, задыхаясь от слез. Но Олег уже видел, что подруга падает, и схватил ее за плечо. Та соскользнула под тяжестью тела ниже. Плечо больно вывернулось из рук упавшего на колени Олега, и он мог удержать ее уже только за запястье. Их глаза вонзились друг в друга с невероятной смесью жара, ненависти и жалости.
   Олег заорал во всю силу:
   – На помощь! Сюда!
   Этот крик и дикая боль в плече вернули Сашу к реальности, отогнав паническую атаку так же быстро, как она настигла девушку несколькими секундами ранее. Саша молниеносно оценила ситуацию, и взгляд ее уже не жалел и не ненавидел свисающего по пояс с обрыва Олега. Этот взгляд стал таким же холодным и отсутствующим, как полчаса назад был у Патрик. Олег орал, пытаясь подтянуть девушку наверх, но сил не хватало.
   – Я больше не могу, – из глаз его полыхал пожар отчаяния и почему-то брезгливости.
   Ведь перед глазами Олега в этом момент проносились иные картины их жизни. Не столь трепетные, а больше затуманенные, болезненные, затхлые. Они оба сейчас читали настоящее отношение друг к другу и к прожитым годам «без купюр»…
   Это было похоже на решение – когда Олег разжал кисть. Саша пролетела вниз около трех метров и ударилась о крупный выступ, сумев за него зацепиться. Жестко, почти остервенело, она с непонятно откуда взявшейся сноровкой подтянулась и оказалась в безопасности на небольшом куске камня. Ощупывая его руками и продвигаясь чуть вглубь скалы, она обнаружила ход и вжалась в него всем телом, понимая, что если сместит центр тяжести внутрь скалы, обрушение выступа ей не грозит. Сейчас она почувствовала, что ее бьет крупной дрожью, а по лицу текут соленые струи то ли пота, то ли слез.
   Наверху полминуты было тихо. Ни движений, ни звуков. Пока не послышался резкий окрик Патрик, хаотичные звуки движений по камням.
   – Что произошло? Где Алекс? – быстро и грубо раздалось требование Патрик к Олегу.
   – Она сорвалась, там обрыв, – голос, который услышала Саша, был не похож на голос Олега – он был глухой и сухой. Совершенно чужой.
   – Как? – в недоумении охнула Патрик, в одно мгновение оказываясь на краю пропасти. Она рухнула на колени и свесилась вниз, осветив большим, резервным фонарем, который был прицеплен к ее поясу с оборудованием, пространство под собой. – Алекс!
   Саша ожила, когда услышала, с каким неподдельным волнением, и радостью, и еще трудно передаваемой смесью эмоций эта крепкая американка проговорила ее имя, даже не повышая голоса – лишь освещая фонарем ее фигуру на выступе тремя метрами ниже.
   – Там камень или часть скалы? Он тебя выдержит, пока я прицеплю веревку? Есть травмы?
   – Тут скала. И еще проход. Я закрепилась внутри. Все нормально.
   – Она что, жива? – послышался отсутствующий голос Олега.
   В этот момент раздался более тревожный звук, который сбил с толку всех присутствующих на доли секунды, застав врасплох. Только Патрик понимала значение этого звука. Падали камни, наполняя пространство пылью. Сначала скрежет и трение: звуки, просто оглушающие в окружающей тишине и беспощадной мгле. Затем их разбавил матерный крик Влады.
   Патрик рванулась к проходу и вырвала светом фонаря сначала рюкзак, а затем обезумевшее от страха лицо Влады. Она нырнула в проход и вышвырнула оттуда рюкзак, который толкала перед собой девушка, затем схватила за плечи Владу и силой рванула ее на себя, стараясь удержать равновесие на маленькой площадке. Каменный скрежет превратился в громыхающий камнепад, и девушек накрыл столб едкой каменной стружки с пылью и песком. Никому не надо было объяснять, что проход следом за Владой завалило.
   – Что случилось? – взорвались вопросами почти все одновременно, когда Патрик с силой усадила спинами к стене туристов, чтобы убедиться в их безопасности.
   – Я подумала, что тут нужна помощь, Патрик так быстро убежала сюда, я взяла рюкзак и полезла за ней следом. Потом поняла, что-то не так. Там в проходе несколько камней начали провисать и буквально мне на спину легли, я пролезла, а за мной начали падать другие. Где Саша? Что с ней?
   Олег молчал, ошарашенно переводя взгляд с гида на Владу и обратно.
   – Алекс сорвалась тут и сейчас внизу в другом проходе закрепилась, – объяснила Патрик, протягивая девушке фонарь, так как та сразу рванулась к обрыву, посмотреть, где подруга. Олег с момента обнаружения Саши так и не шелохнулся и попыток ее увидеть и убедиться в ее здравии не совершал.
   – Так. Мы имеем два рюкзака из четырех, – спокойно проговорила Патрик, ничем не выдавая ни волнения, ни каких-либо других эмоций, – заваленный проход к лагерю и обрыв с другим проходом ниже нашего уровня на три метра.
   – Давай скорее поднимать ее сюда, – засуетилась Влада, – а ты чего сидишь, как мешком огретый, тоже мне – «любовь всей жизни», может, хоть пошевелишься?
   – Не кипишуй, – грубо оборвал Олег, взглянув на Владу исподлобья.
   – Нет, нам ее не надо поднимать. Отсюда нет хода больше никуда, – ровно продолжила Патрик, – нам надо спускаться к ней и надеяться, что тот проход не глухой.
   – Что?! – в ужасе выдохнула Влада, но тут же осеклась, в этих условиях она все-таки предпочла собраться, а не вносить своими реакциями смуту.
   – Алекс, – Патрик подползла к обрыву, – ты можешь пролезть в этот проход и посмотреть, реально ли там пройти?
   – Да, – сдавленно ответила Саша и начала ползком двигаться внутрь скалы.
   К счастью, проход был не завален и даже через метров пять начинал расширяться в следующую систему проходов и галерей. Чтобы не заблудиться, обнаружив надежность хода, Саша вернулась к обрыву и сообщила об этом друзьям.
   Патрик начала молча готовить снаряжение для спуска. Ее движения были отточены, лицо непроницаемо.
   – Закрепи веревку, – она бросила вниз веревку, и Саша приняла ее. Вместе с веревкой к ней будто передалось спокойствие гида. – Принимай и возвращай систему.
   Несколькими минутами позже Патрик спустила к Саше Владу. Быстро отстегнувшись, Влада порывисто обняла подругу, причинив ей отчетливую боль – плечо, судя по всему, было серьезно вывихнуто:
   – Ты мне тут не смей помирать, поняла? – распорядилась она в своем репертуаре на ухо Саше.
   – Проползай внутрь, тут места мало, – буркнула та ей в ответ.
   Следующим спустился Олег. Он отстегнулся уже сам. Недавние любовники встретились взглядами. Что-то гнетуще-устрашающее повисло над ними. Взгляд Олега был пустой. Саша просто отвела свой взгляд. Ее никогда не привлекали пустоты. Тем более такие – зияющие и развороченные, как эта.
   – Принимайте рюкзаки и очистите выступ, – раздалось сверху. Рюкзаки приняла Саша и передала вместе с Олегом вглубь нового прохода один за другим.
   Патрик соскользнула легко и плавно. Только ступив на выступ, она, не отстегивая веревку, крепко прижала к себе Сашу:
   – Рада, что ты жива!
   В этих объятиях не было ничего интимного, только какое-то сестринское, всепоглощающее чувство стаи, по-нашему «чувство локтя». Это новое чувство просто подчинило Сашин мозг, и она вновь почувствовала себя в безопасности, полной сил и невероятной энергии. Патрик становилась для нее буквально батарейкой, вступая в контакт с которой, внутренний маятник девушки возвращался на верный курс и наполнял все ее существо безраздельной и бескомпромиссной энергией силы и уверенности.
   – Вот это мы попали, – усмехнулась Саша, одной рукой помогая ей собрать веревку.
   – Это было трудно предугадать, – так же азартно подмигнула ей Патрик, – сколько ни планируй, все равно все сложится само по себе.
   – У тебя есть план?
   – Абсолютная темнота в пещерах не позволяет заранее наметить точный маршрут движения. Поэтому мой план был только что нарушен – в тот проход никто не должен был идти. Да и про расщелину я поэтому не подумала. Но ты пошла – я решила, что ты знаешь, что делаешь, иначе бы не пустила и дальше делала бы все по твоему плану тура. Теперь перед нами гигантский лабиринт, надо полагаться только на опыт и чутье – тогда выберемся.
   – Ты совсем не боишься? – Саша вдруг вспомнила, что все еще не понимает сути путешествия. Одно она понимала точно – то, что произошло пятнадцатью минутами ранее, никак не могло быть спланировано.
   – Нет, – коротко ответила Патрик, – я не боюсь. Я верю в свои силы. И я хочу, чтобы ты поверила в свои. Чем бы для нас тут эта история ни закончилась.
   Девушки начали продвигаться вглубь скалы по проходу. В ближайшем разветвлении их ждали остальные члены команды. Взгляд Олега уже был более осознанный. Они с Владой сидели на рюкзаках и курили, чем сильнее усугубляли и так плохой воздух (вернее, его ощутимое отсутствие).
   – Курите хотя бы по очереди, – прокомментировала увиденное Патрик.
   – Ну, знаешь что, тут такие дела творятся! Это надо перекурить и успокоиться, – выдала с ходу Влада, судя по всему, уже вполне пришедшая в себя.
   Саша осмотрелась – они находились в совсем небольшом помещении, с несколькими проходами. По стенам стекала вода. Здесь было очень сыро и промозгло. Ее опять начало знобить, а голова предательски заболела.
   – Отдых десять минут, и идем дальше, – отдала приказ Патрик, с сомнением наблюдая, как на глазах Сашу покидают силы. – Дайте ей сесть.
   – Ох, – неожиданно для себя Сашу выдал болезненный выдох, когда она садилась, опираясь автоматически на руки перед собой.
   – Что? – наклонилась над ней гид. Влада начала доставать бутылку с водой.
   – Походу, плечо потянула или вывихнула… или выбило там что-то, – недовольно протянула Саша, признавая, что положение может здорово отяготиться с этим фактом.
   Влада выругалась, протягивая ей пластиковую бутылку с водой. Олег молча отошел к противоположной стене, присел там на корточки и уронил голову на руки, пряча лицо.
   – Я имею международный сертификат по Emergency First Response, не волнуйся, сейчас попробуем определить, что с ним, – Патрик начала потихоньку освобождать плечо Саши от одежды. – Ты рукой можешь шевелить, это уже хорошо – значит, не перелом.
   Патрик аккуратно, с профессиональной отстраненностью начала осмотр плеча, чтобы определить двигательную способность сустава и проверить кожную чувствительность. Потом она сосредоточилась на пульсации артерий.
   – Когда вот так придерживаешь руку, – Патрик помогла здоровой Сашиной рукой придержать поврежденную, фиксируя ее в положении некоторого отведения под определенным углом, – становится боль меньше?
   – Да, – выдохнула Саша.
   – Так. Визуально понятно, что это подвывих плечевого сустава, как бы это неполный вывих, – Патрик пыталась объяснить, но перевод медицинских терминов давался ей нелегко. – Головка кости вышла из суставной впадины частично, а не полностью, как при полном вывихе. Подмышечный нерв не поврежден, повреждения магистральных сосудов тоже не вижу.
   – Значит, все хорошо? – с надеждой спросила Влада, притихшая и внимательно слушавшая новоявленного доктора.
   – Да, это просто надо быстро вправить и зафиксировать. И боль пройдет, – в голосе Патрик послышалось сомнение, и она оценивающе посмотрела на Сашу.
   – Все равно без вариантов, – отвечая на непрозвучавший вопрос, пробормотала Саша, – а в спасенных рюкзаках виски есть?
   – Сейчас поищу, – мигом отозвалась Влада.
   – Я буду готовить повязку, – отвернулась Патрик.
   Олег поднял голову и встретился глазами с Сашей. В его взгляде был испуг и чувство вины, но он не проронил ни слова и к девушке не приблизился.
   Влада очень быстро организовала Саше выпивку, обнаружив бутылку начатого виски в рюкзаке, который впопыхах схватила первым. Патрик подготовила кусок крепкой ткани.
   – Обычно это делают при общей или под местной анестезией – но в аварийных ситуациях, как сейчас, нам или вправлять, или терпеть, – почти извиняясь, проговаривала Патрик, наблюдая, как Саша сделала несколько больших глотков виски. – Тебе надо успокоиться, потому что нам надо, чтобы было полное расслабление мышц.
   – Я не волнуюсь, но вот как мышцы расслабить в этих условиях – понятия не имею, – заулыбалась Саша своей лучшей улыбкой, в которой смешалась наивность и дерзость. Она снова поняла, что присутствие рядом Патрик волшебным образом лишает ее каких бы то ни было страхов.
   Влада рассмеялась, Патрик тоже одарила девушку своей голливудской улыбкой. И без предупреждения быстрым и точным движением вправила сустав, возвращая шар плечевой кости в суставную впадину. Саша задохнулась от резкой боли, застонав сквозь стиснутые зубы. Глазами она показала Владе на бутылку, и та поднесла ее к губам девушки. Последовал один глоток виски и минута молчания, нарушаемого только шумным дыханием всех участниц действа.
   – Что ты сейчас чувствуешь? – спросила, наконец, Патрик.
   – Не болит, – уверенно констатировала Саша, задумавшись лишь на миг.
   – Отлично, значит, все сделано правильно, – с облегчением выдохнула Патрик, и лишь сейчас стало заметно, что она волновалась – ее глаза потеплели и улыбались. – Теперь фиксируем повязкой и скоро ты об этом забудешь.
   – Уверена, что так, – глядя на Олега, почти весело подтвердила Саша.
   – И станешь ангелом, – послышалось от противоположной стены, и все обернулись на Олега.
   – Уверена, что так, – на этот раз подтвердила Патрик и глубоко задумалась о чем-то своем.


   Два эксперта по каннибализму

   – И что дальше? – Олег начал подавать признаки жизни со своей стороны, но голос его звучал все еще опрокинуто и глухо. Пожалуй, беспечность в этой компании в той или иной степени была свойственна всем, кроме него.
   Патрик занималась оборудованием – она перебирала содержимое рюкзаков и вынимала оттуда мешки для инструментов, веревки, зажимы и карабины. Два страховочно-спусковых устройства она разделила между собой и Сашей, зацепив ей на пояс вместе с устройством еще и кайло. Ручной пробойник и другие инструменты она повесила к себе на пояс.
   – Будем пытаться идти назад этой системой тоннелей, возможно, она где-то поднимается на уровень вверх, и мы выйдем на маршрут обратно, – произнесла она, продолжая раскладывать в порядке первой необходимости предметы по мешкам и рюкзакам.
   – Что значит «возможно»? – взгляд Влады стал серьезным, ни тени бахвальства и наглости в нем не осталось. Сейчас на Патрик смотрела взрослая женщина, на секунду растерявшая собственную спесь.
   – Мы что, сбились с маршрута? – выдохнул Олег, наконец, оторвался от своей стены и подвинулся к спутницам.
   – Олег, не тупи, – обрубила Саша, присоединяясь к стихийному совещанию, – проход был тупиковым, наш маршрут проходил через другой. Мы оказались ровно ПОД системой проходов, которые были на маршруте. Мы не сбились, а попали ниже, чем нам надо, как-то так.
   – Твою мать, ребят, а мы за это платили? – глаза Влады на глазах увеличивались от ужаса.
   – Спроси у Олега, это была его идея прогуляться по проходам… – Саша иронизировала, но задела мужчину за живое.
   – Да, конечно, «спроси у Олега»… – голос ответчика сорвался почти в крик. – Это же Олег был за рулем, когда ангелочек башку разбил, это же Олег затащил невинную девочку в опасный тоннель, это Олег сначала спихнул в обвал, а потом вывихнул мученице плечо. Не говоря уже о том, что это Олег – исчадье ада – ей сердце разбил, и… что там еще в твоем списке?!
   Впервые окружающие услышали отборный американский мат на языке самого носителя. Патрик в негодовании отшвырнула от себя рюкзак и, сомневаясь в правильности перевода, развернулась к Олегу:
   – Кто ее спихнул?!
   Саша почувствовала, как внутри у нее все сжалось и заболело. Она впервые за последнее время действительно испугалась. Но не столько гнева Патрик, сколько отчаяния в голосе Олега.
   – Это была случайность, я начала терять равновесие, там было очень узко, – Саша вложила в свой голос столько спокойствия и уверенности, сколько только могла в этих условиях. – А плечо вывихнуто из-за того, что он пытался меня вытащить.
   – А ты спроси, – ехидно откликнулся Олег, и это было уже похоже на истерику, – хотел ли я тебя вытащить.
   – Мне это не интересно, – отрезала Саша, – закрыли тему. Если хочешь порефлексировать или пожалеть себя – вон у Влады виски – пожуйте на двоих шоколадки на закусь, а мы решим, как выбираться отсюда.
   Саша осеклась на доли секунды. Она услышала себя со стороны. Голос ее окреп, и она говорила уже не дерзко, а ровно и отточено. Голос словно сливался с окружающим скалистым камнем, опасной, но такой гордой породой, со всеми его оттенками, с ползающими по нему струйками покладистой воды и с подобострастно извивавшимися на нем тенями от источников света. Она и сама сейчас становилась похожей на свой голос. Именно поэтому никто не решился отпустить колкость, будь то прямая издевка, завуалированная в остроту, или вульгарный, безвкусный сарказм. Именно поэтому Олег и Влада в полном недоумении застыли.
   Патрик молча протянула Александре собранный рюкзак и небольшой мешок с инструментами аварийно-желтого цвета (она достала два таких мешках из рюкзаков и разложила туда мелкое оборудование, чтобы было под руками все время). Сама она была экипирована так же, но с другим набором инструментов на поясе. Обе девушки сейчас походили на вооруженных до зубов бойцов какой-нибудь армии. У обеих в глазах поблескивали невероятные искры решимости, сродни шальному отчаянию на грани агрессии.
   – Идем в том же порядке – я впереди, посередине вы оба, Алекс замыкает. Алекс ты оставляешь отметки на стене каждые тридцать шагов, – Патрик приблизилась к девушке и положила ей маркер в карман на штанах комбинезона. При этом она ободряюще ей улыбнулась и подмигнула. И по венам девушки разлился самый настоящий горячечный азарт. – Передвигаемся медленно, повторяем все за мной, не отстаем от меня. Если авария – я страхую и беру на себя Олега, Алекс – Владу. Держитесь, как я сказала – один ближе ко мне, вторая к Алекс. Без возражений!
   Готовый было возмутиться Олег, только пожал плечами и отправился в проход следом за гидом. Влада испытующе посмотрела на Сашу, прежде чем двинуться за группой:
   – Ты вообще откуда набралась этого? Я не знала, что у тебя опыт с пещерами есть.
   – Кажется, ты не особо интересовалась моим опытом, – легко усмехнулась Саша, – не переживай, все будет хорошо.
   – То есть теперь ты меня по-настоящему уже спасать будешь, и я тебе типа жизнь доверяю… – размышления Влады были прерваны окриком из прохода. Патрик требовала не растягиваться, и девушки поторопились в проход.
   Саша, пробираясь по проходу, не могла отделаться от последнего комментария Влады. Было в нем что-то почти благоговейное. И в глазах было какое-то сильное чувство – похожее на отрицание и восхищение, и оба эти чувства беспощадно жрали друг друга, агонизируя в хамской беспардонности.
   «Катастрофически тебя не хватает мне!» – пьяным криком разорвалось в ушах. Это Влада орет в ухо из динамика телефона. Она не расстается с мобильной гарнитурой и с кем-то общается двадцать четыре часа в сутки. Не унимается ни дома, ни на работе. Ей звонят – она звонит. Кажется, что она выжила из ума – всегда носится, всегда что-то кричит и смеется сама с собой. Ведь не сразу и не все понимают, что у девушки закреплена в ухе гарнитура. Она не прерывает телефонных разговоров, даже когда ее окружают реальные собеседники. Она умудряется вовлечь в свои дела абсолютно всех без разбора. Кто задержался – свой, кто отошел – чужой. И она кайфует от себя такой – стремительной, деловой и востребованной. Это такое откровенное наслаждение собой, будто она сама для себя является воплощением образа, который давно намечтала. Это похоже на моральный и эмоциональный эксгибиционизм перед толпами завороженных. «Хлеба и зрелищ!» – требует толпа. «Хлеба и зрелищ!» – салютует Влада и кидается в очередной водоворот бессмысленных событий, перемалывая в своих жерновах любого, кто не согласится потакать ее запоям самой собой.
   Она рвет мотором своей старенькой, но любимой машины ночную столичную гладь и ищет тех, кто готов разделить с ней эту очередную ночь. Тех, кто будет говорить с ней до утра, кто будет слушать, кто будет давать ей внимание и восторг. Как правило, таких у нее около десятка. Все обзваниваются, к паре-тройке она «заскакивает». И обязательно находит того, кого вырывает в кабак своей беспардонностью. Королеве нужна свита. И, естественно, фаворит.
   У Влады была фаворитка. Умная, преданная, готовая на все. У Влады был муж. Потертый параноик. Часто именно в окружении этой странной парочки она появлялась в ночных заведениях. Сначала они смотрелись актуально, свежо и ярко. Через пару часов официанты начинали замечать гротескность этой троицы. А к утру всем окружающим становилось жалко сопровождающих эту стихийную, уже нетрезвую красотку.
   Вот эта черноволосая бестия кружит на своем автомобиле вокруг Сашиного дома и настойчиво звонит по телефону в три часа ночи. Саша смотрит на мерцающий экран мобильника. Она знает, что ее ждет. Она знает, что от нее хотят. Ее сердце заходится от бушующих чувств. Она почти счастлива от этого шквала и натиска, который всегда создает вокруг нее Влада. Она не умеет и не желает ей отказывать. Как бы сомнительно ни было ее положение. Очертя голову, она бросается в любой омут следом за этой женщиной. Без сомнений и сожалений. Она подносит телефон к уху и слышит хриплый, шальной голос: «Катастрофически тебя не хватает мне! Сашка, спускайся ко мне».
   И эта ночь снова распахивает перед Сашей мягкие объятия хлопаньем подъездных дверей и быстро окунает в прокуренную замшу старенького авто. Эта ночь лукаво сверкает на нее накрашенными глазами, взмахивает кроваво-алым маникюром, залихватски хохочет в губы приветственным поцелуем. Эта странная дружба продолжается в соседнем баре, затем в бильярдной, под утро в караоке. А на следующий день эти друзья уже отпаиваются кофе в своем кабинете и строят вздорные планы на вечер. Влада меняет собеседников, назначает встречи, нажимая на кнопки, путается, смеется, снова куда-то звонит и что-то решает. Саша изо всех сил призывает свою печень к терпению и считает деньги – ее финансы истощаются с каждой такой ночью. А любая сумасшедшая ночь в надрывной компании Влады становится запойной, превращаясь в недели покатого, безостановочного алкобеспредела. Ледяная водка в стекле инея. Вишневая прохлада на губах запахивает привкус спирта. Традиционные закуски: сигареты и танцы изнемогающего излома пьяных линий. Смена хохочущих лиц и декораций заведений становится почти привычкой. Этот огонь сжигает Сашу безжалостно, не находя никакого выхода вовне, она просто заживо в нем плавится.
   Оплачивая счета по первому призыву «спасти положение», срываясь на помощь по первому звонку «забрать из бара»… привезти денег, отвезти в офис, посидеть рядом, когда скучно, подождать под окном, когда скандалит муж, сопроводить семейный выгул за продуктами, приехать на шашлык с незнакомыми людьми, выслушать чужих подруг, отстричь волосы… Саша приучила Владу к своей сокрушительной безотказности, превратив собственное нутро в дуршлаг с дымящимися углями. Саша стала моральной калекой за пару лет общения, но это мало кого волновало. Влада не задумывалась о размере сердечного резерва подруги. Она его просто с упоением пользовала.
   – Саш, я сейчас сдохну, это когда-нибудь закончится? – донеслось из тоннеля впереди от Влады.
   Проход опять сужался, каменные глыбы нависали все ниже, и пришлось перейти на карачки – снова ползти, обивая кисти и коленки. Саша мысленно поблагодарила Патрик за правильно подобранный комбинезон с резиновыми нашивками в нужных местах. Ей было сложнее всех справляться с нагрузкой в этих условиях, в отличие от подруг, у Саши были лишние килограммы. Остальные же обладали подтянутыми формами, но особой спортивностью никогда не отличались. Сашиной же выносливости можно было только позавидовать. Ее толкала вперед жажда такой силы, что большая половина ссадин и легких ранений была оставлена ею попросту без внимания. Туристы же впереди начинали стонать, охать и отпускать матерые комментарии относительно жизни в общем и поездки в Америку в частности.
   Дышать невероятно тяжело. Воздуха было мало, и тот, мягко говоря, очень специфический. Пот вперемешку с грязью застилал глаза и щипал, попадая на ранки. Руки и ноги начинало невыносимо ломить в суставах от постоянной влаги. Из-за чрезмерной нагрузки и духоты у туристов начиналась отдышка и ускоренное сердцебиение. Мышцы взывали к рассудку, а боль в них прошла красную отметку, приближаясь к потере чувствительности от перегрузки. Пол в проходах был весь в камнях, бугорках и холмиках, что стесывало местами до ниток верхнюю одежду. Из открытых участков тела у туристов были только лица – на них красовались кровоподтеки с разводами из грязи и пота. Глаза путешественников померкли и ровным счетом ничего не отражали, кроме смертельной усталости.
   Уже несколько раз они меняли ходы – в одном месте они забирались вверх на покатую стену, цепляясь за скользкие камни. Но дальше они все равно ныряли почти вниз головой в узкие колодцы, или выравнивались вровень с потолочными скалами и могли идти на ногах. Несмотря на это, в двух местах они преодолели в общей сложности метров пятьдесят по коридору шириной не больше среднего диаметра человеческого тела – ползком на животах, где продвигаться вперед можно было, только подтягиваясь на руках. Такое передвижение далось огромными усилиями, но было очень медленным и изнурительным. Эта мучительная гимнастика лишила троих путешественников последних сил. Горизонтальный ход начал зрительно расширяться и перешел, в конце концов, в широкий проход, заканчивающийся залом.
   Не сговариваясь и не дожидаясь команды Патрик, все рухнули на каменистый пол. Тишину нарушало лишь их шумное, прерывистое дыхание. Гид, значительно лучше подготовленная к таким экстремальным нагрузкам, осмотрела грот, осветив его фальшфейером. Ее лицо было озадаченным, но ни капли не тревожным. Казалось, что она о чем-то глубоко задумалась, обследуя часть за частью грот.
   – Давайте тут отдохнем, – выдавила из себя Влада совсем жалобно, – сколько мы шли?
   – Мы прошли туннелеобразные галереи и несколько проходов в общей сложности около двух километров, мне кажется, что мы смогли вернуться на наш уровень, но вышли в неизвестном мне месте. Если мы идем правильно, то скоро мы увидим ручей, который приведет нас к реке, а там уже два варианта: или это река Эхо, а она вытекает на поверхность, или это Стикс, и она впадает в подземное озеро, там я уже смогу разобраться.
   – А если не будет ручья? – тоном, далеким от оптимизма, поинтересовался Олег.
   – А если не будет, будем искать выход на поверхность, пока не найдем, – широко улыбнулась Патрик, правда улыбка вышла какая-то хищная, но, безусловно, захватывающе красивая. – Мы шли около трех часов, это тяжело очень. Сейчас делаем лагерь и отдых на час. Через полчаса я начну постепенно двигаться дальше, смотреть дорогу. Потом возвращаюсь за вами, и двигаемся дальше вместе. Алекс, тебе понятно?
   – Не совсем, но я сейчас вообще туго соображаю, – извинилась Саша, пытаясь вытянуться на земле, разминая мышцы.
   – Хорошо, потом повторю, – согласилась гид и принялась доставать паек и воду из рюкзаков. – Воду надо экономнее пить, пока не найдем ручей. И виски больше не пейте, от него увеличивается жажда.
   – Да уже и не хочется, – буркнула Влада почти обиженно.
   – Бляха муха! – вдруг воскликнул Олег с не свойственной ему экспрессией.
   – Что? – заинтересованно отозвалась Саша.
   – До тебя что – не доходит? – с опаской покосился на нее Олег.
   – Что конкретно должно до меня дойти?
   – Если мы неправильно идем, то мы заблудились. А она говорила, что это самые протяженные пещеры в мире. Значит, мы можем здесь гулять не день, не два, а неделями… А на сколько у нас хватит еды и воды?
   Влада тоже выжидательно уставилась на Сашу. Та лишь кивнула головой Олегу в знак согласия:
   – Ну, и что? У тебя есть шикарный план, как нам, например, подпрыгнуть и улететь?
   – И нас никто не будет искать? – вдалбливая взгляд в Сашу, допытывался Олег, проглатывая ироничные колкости подруги.
   – Если мы не вернемся через три дня, за нами отправят спасателей, – вмешалась Патрик, – но у них наш первый маршрут. Мы довольно далеко уже от него отклонились. Но они будут искать.
   – Конечно, это же Америка, – беззаботно засмеялась Саша, – они в кино всех спасают.
   – Ага, а в жизни, по-моему, наш МЧС по всему миру всех спасает, – недовольно крякнула Влада.
   – Ну, позвони в МЧС, – огрызнулся Олег.
   – Кстати, а телефоны? Рация, Патрик, у тебя есть рация!
   – Мы под землей на большой глубине. Рация у меня только на внутреннюю связь рассчитана. Мой мобильник не ловит. Проверьте свои.
   Девушки быстро пришли к таким же неутешительным выводам.
   – Так, и что у нас с едой и водой?
   – Хватит на три дня. Но можно растянуть. С водой хуже – но рядом должна быть река.
   – Ой, я смотрела кино потрясное, – вскинулась в восторге Саша, – «Голод» называется, Стивена Хентджеса. Там как раз тема такая, что без пищи человеческое тело может прожить только тридцать дней, а потом…
   – Что потом? – злобно перебил ее Олег. – Ты в себя придешь вообще когда-нибудь? Это не кино, Саш, это реальность!
   – А напомни, это там, где они тоже в пещере сидели? – заинтересовалась Влада, игнорируя панические выпады Олега.
   – Нет, там тоже под землей, но типа темница какая-то искусственная. И они там незнакомы все, тупо очнулись и поняли, что заперты. Это эксперимент психа был. Он пытался выяснить, как далеко можно зайти, чтобы выжить в экстремальных обстоятельствах.
   – Напомни, чем все закончилось? – подхватила захватывающую тему Патрик.
   – Со временем к ним пришло чувство голода, которое уничтожает все человеческое в людях. Одна девчонка все-таки выдержала больше тридцати дней и обманула этого придурка, притворившись мертвой. Он спустился к ним, и она, не помню, что с ним сделала, но спаслась точно.
   – Слушай, я вспомнила, – с энтузиазмом поддержала Патрик. – Там слишком реалистичные сцены каннибализма сняты. Этот фильм перекликался с «Ганнибал: Восхождение». Ведь там же тоже этот псих в детстве в аварию с мамой попал и был заперт в машине с ее трупом в течение долгих дней. И поэтому ребенком был вынужден спасать свою жизнь от голодной смерти, поедая маму. А Ганнибал тоже в детстве, помнишь, как сестру Сашу потерял?
   Саша обалдело застыла перед Патрик, понимая, что их общие интересы не ограничиваются только увлечением американским виски. Патрик показала себя прекрасным знатоком фильмов ужасов, причем не только классических, к коим, без сомнений, можно причислить серию фильмов про легендарного Ганнибала Лектора, но и фильмов малобюджетных, типа «Голода». Саша же могла говорить о фильмах в жанре ужасы и триллеры бесконечно, засыпая собеседников интересными фактами и деталями сюжетов, обсуждениями рецензий, историчностью событий и массой другой информации, которую она черпала обо всем, что смотрела или читала со свойственной ей жадностью к знаниям.
   – О господи! – выдохнула Влада, ошарашено переводя взгляд с Саши на Патрик.
   – Да-а-а, – протянул Олег с неподдельным удивлением. – Мы потерялись в самой длинной пещере в мире с двумя экспертами по каннибализму.


   Азарт

   Часовой отдых после легкого перекуса был крайне необходим измученным путешественникам. До какой степени они израсходовали свои силы, стало понятно только сейчас, когда можно было лежать в относительной безопасности, не шевелиться и прислушиваться к собственным телам. У туристов каждая клеточка тела ныла так нестерпимо, что на время даже разговоры в гроте стихли.
   Влада задремала, свернувшись калачиком на туристической «пенке», на которую сверху был накинут еще свитер и куртка для хотя бы видимого увеличения мягкости. Сейчас она была даже красива – молчаливость ей вообще шла куда больше заносчивости. Жаль только, что никто ей об этом так и не сказал. Сейчас ею даже можно было бы залюбоваться, если не знать, на что она способна, когда открывает рот. Удивительно, как поступки, поведение и характер может испортить весьма привлекательную внешность. Удивительно, как последствия скандальной жизни в режиме ежедневной шоковой терапии с параноиком мужем и собственными неуемными амбициями могут приправить лицо глубокими морщинами в возрасте, когда морщинам на лице еще не место.
   Олег долго лежал, вперив взгляд в потолок. Он следил за причудливыми тенями на каменных сводах, которые отбрасывали огни лагеря. Его лицо было словно выточено из камня – такое же жесткое и серое. Он источал напряжение и сильное сожаление. Но сожалел он далеко не о тех поступках, которые требовали наличия совести, а о том, что оказался в этом месте, в это время и в этой компании. А напрягся он от того, что впервые за десятилетия он не мог управлять ситуацией, а межличностные манипуляции не спасут положение, как бы виртуозно они ни были исполнены. В конце концов, Олег демонстративно вынул из кармана бесполезный телефон и включил в нем музыку, затыкая уши белыми наушниками. Минуту спустя он уже закрыл глаза и погрузился в себя.
   Оказавшись в относительном уединении, Саша и Патрик какое-то время молчали, каждая из них будто переводила дух и собиралась с мыслями. У Александры крепло странное чувство внутри – казалось, что ее непреодолимо засасывает в загадочную, манящую и опасную бездну. И от нее ничегошеньки не зависит. А возможно, и зависит очень многое. Этого она не знала.
   – Что там произошло, Алекс? – Патрик сидела напротив девушки и, заговорив, смотрела ей прямо в лицо. Саша устало, но в то же время беспечно и расслабленно откинулась назад к каменному своду, расправляя гудящие плечи.
   – Я могла бы сказать, что не уверена, только для того, чтобы в это не верить. Но сейчас я далека от сантиментов такого плана, – улыбнулась она ровно и немного грустно. – Поэтому я скажу, что уверена. Уверена, что он разжал свою руку, а не выпустил от бессилия. А это значит, что он со мной попрощался.
   – Он намеренно отпустил тебя, чтобы ты разбилась? – голос Патрик звучал бескровно.
   – Возможно, эта случайность сыграла ему на руку, и он реализовал в ней свои особенные чувства ко мне… Знаешь, в какой-то мере я даже рада.
   – Чему?
   – Я впервые за столько лет увидела, что он действительно что-то испытывает ко мне. Не важно, что на краю пропасти. Не важно, что убивая меня. Сам факт.
   – Пещера начала давать вам свои уроки и свои шансы, – Патрик задумчиво провела рукой по волосам. – Ты испугалась?
   – Нет, Патрик, ни один нерв не напрягся.
   – А что ты чувствовала?
   – Азарт, – Саша удивилась как быстро и точно определила свое состояние одним словом.
   – А любовь? Любовь была в тот момент?
   – Нет. Не было, – четко и без особых эмоциональных стенаний ответила Саша и подумала, что, оказывается, очень легко отвечать на правильно поставленные вопросы. Хотя стоп. – Патрик, ты знаешь про любовь? Откуда?
   Патрик подавила желание расхохотаться в голос и лишь широко и откровенно заулыбалась, затуманивая на миг влажным блеском своих глаз разум собеседницы:
   – Мне пятый год подряд исполняется тридцать пять. Я живу в Нью-Йорке – городе искусства и порока. Скажи, у меня есть шанс не знать про любовь?
   Саша оценила тонкость юмора и исправилась:
   – Ну, конечно, ты вообще не имеешь права не знать про любовь. Но я спрашивала про нас с Олегом. Что ты знаешь?
   – Я могла бы напугать тебя до полусмерти своим ответом в других обстоятельствах, – залихватски прищурившись, экстремальный гид стала похожа на дерзкого, самоуверенного пацаненка. – Но теперь ты скорее порадуешься.
   Патрик наклонилась чуть ближе к Саше. В этом движении было немного флирта, приправленного граненым соблазном, но оно имело абсолютно практичное значение – с этого момента их не должны были слышать:
   – Я знаю про вас с Олегом все, что ты мне рассказала во время своих прошлых приездов.
   – Я бывала здесь даже не один раз? Боже милостивый, я вспоминаю всякую болезненную ерунду, а о чем-то хорошем вспомнить не могу! – Саша выдохнула и с облегчением, и с удивлением одновременно.
   – Не думай, что это особенно хорошее. Ты сюда сбегала. Пока не нашла меня, – глаза Патрик казались уже то ли знакомыми, то ли изученными.
   – И ты меня спасла? – Саше и правда становилось все легче и легче.
   – Скорее обанкротила, – на этот раз Патрик расхохоталась в голос, но туристы в другом конце зала не отреагировали на громкий звук. Уже спокойней и с удивительной глубиной она продолжила: – Ты была всегда подавлена и раздавлена. Все время оборачивалась, думала обо всех, кто плевал на тебя. Ты близорукая, добровольная жертва – проживала десятки чужих жизней и наивно ждала каких-то глупых чувств. Но таких, как ты, не любят. За счет таких, как ты, живут, поправляют здоровье. Таких, как ты, сначала используют, а потом выбрасывают. Ты не могла вызвать никакие чувства, кроме жалости.
   – Очень похоже на то, что я сейчас вспоминаю, – протянула Саша, внутри у нее все сжалось в ледяной комок. Она почти ощетинилась, но не отрывала прямого взгляда от собеседницы.
   – Ты всегда опускала глаза в пол, все терпела, сдерживалась, извинялась. И была уверена, то это и есть высшая добродетель, – Патрик уже улыбалась, вспоминая что-то только ей одной теперь известное. Несмотря на то, что она говорила не самые приятные вещи на свете, она делала это достаточно мягко, чтобы не задевать чувства Саши. – Я отлично понимаю, почему твои друзья сейчас так осторожны с тобой.
   – Почему?
   – Ты потеряла память, а значит, потеряла львиную долю информации о них, которая, по сути, тебе никогда не была нужна. И они стали тебе безразличны. Ты их видишь такими, какие они есть – без своих идеалистических проекций.
   Саша попыталась что-то сказать, но лишь поперхнулась воздухом. В ее глазах метнулась почти беспомощность. Она почувствовала себя совершенно голой – нервами наружу – перед женщиной, которая знала о ней больше, чем она сама сейчас о себе знала. Такая вот злая ирония судьбы.
   – Так что же мы тут делаем в такой компании? – Саша взяла себя в руки, хотя впервые она ощутила, что такое слезы злости, которые подошли близко к горлу.
   – Пытаемся спасти наши задницы… – усмехнулась Патрик. Она быстро выключила зазвучавший таймер на правой руке и провела ладонью по щеке немного растерянной Саши. – Причем теперь в прямом смысле.
   Саша рассмеялась – удивительно, как Патрик удавалось эмоциональные тупики превращать в ажурные кружева дорогих шелков одним легким жестом.
   – Мне пора выдвигаться – прошло полчаса, – ободряюще улыбаясь, Патрик поднялась и накинула на плечи рюкзак, следом за тем она экипировалась аварийными инструментами и проверила работу фонаря. – Надо идти вперед, проверить путь к реке, иначе мы тут застрянем.
   Она уже отошла к левому проходу, когда обернулась к Саше и тепло распорядилась:
   – Не ругайся тут с ними, я скоро приду.
   – Да, мэм, – отсалютовала Саша.
   И уже вполоборота, на ходу, Партик добавила:
   – И еще… никогда больше не стесняйся своей красоты.
   Она уже исчезла в проходе, когда послышался хриплый и ехидный голос Влады:
   – Мамочки, какие сюси-пуси. Девка-то огонь, разведет, и не заметишь, как американским шпионом станешь.
   – Ты сама-то себя слышишь? – вскинулась Саша. – Каким шпионом?
   – Ну, это что вам там ближе – я не знаю, – Влада пыталась подняться с неудобного ложа, все тело ломило, что вызывало еще большую волну негатива в голосе. – Ты, главное, не стесняйся своей красоты, остальное эта бравая солдатка все сама сделает.
   – Только не делай из себя знатока бравых солдаток и женской красоты. Тут-то ты ну никак не отличилась, а значит, блеснуть уже не выйдет, – Саша говорила ей в тон, ничуть не уступая. В голове все еще звучали характеристики, которая давала ей Патрик чуть раньше, звучали все отчетливее и отчетливее, напоминая звук набата.
   – Я, по крайней мере, знаю, что такое качественный уход за собой и опрятность, – не уступала Влада.
   – Никакие сакральные знания, поверь, не сделают тебя ухоженнее или красивее, если ты несчастная, злая и недовольная своей жизнью. Можешь сутками сидеть в салонах, закалываться у косметологов ботоксом, но все твои беды все равно будут у тебя на лице.
   – Ах, прости, я забыла, что ты у нас самая счастливая и успешная – идешь по жизни с нимбом в зубах.
   Саша не выдержала и рассмеялась:
   – Нимб в зубах всего лишь мешает зубоскалить, а эмоции дают нашим лицам жизнь. Мимические морщинки от улыбок – самые правильные, это естественная красота.
   Влада пришла в настоящую ярость от того, что Саша, вопреки всем привычным формам общения с ней, не сникла, а с еще большим мастерством поддерживает скандальный и бесцеремонный тон.
   – Ты, мать, борзеешь прямо на глазах, – заявила она, прикуривая нервно сигарету. – Раньше рта не открывала без разрешения, а теперь смотри-ка, как тебя колбасит. Только надолго ли? Все равно ведь начнешь выздоравливать. Мозги-то на место встанут, память-то вернется. И вот я поржу тогда, как тебе совестно за свое поведение станет. Глядишь, обходительнее, чем раньше, будешь в счет чувства вины – а это уже запредельный драйв. Считай, я тебе сейчас карт-бланш даю из сострадания к глупой твоей голове.
   Саша промолчала. Она с интересом слушала Владу, ничего похожего на обиду или страх перед таким напором она не испытывала. Ей было интересно, как далеко может зайти эта девушка в своей запойной истерике. И совершенно удивительно ей было то, что Влада ни на долю секунды не сомневалась не только в своей правоте, но и в своем праве высказывать эту сомнительную точку зрения в таком заносчивом и площадном тоне. Откровенно говоря, Саша наблюдала за подругой со смесью любопытства и брезгливого ужаса – так смотрят, пожалуй, на умалишенных в стадии аффекта.
   – Ты красиво рассуждать умеешь, а пожить вообще не пробовала? – продолжала набирать обороты Влада. – Ты затравленная, скучная, закомплексованная девка. Тебе красок только я давала в твоей жизни. Если бы не я, ты бы вообще никогда из своего дома не вылезла. Что ты из себя представляешь? Только мегамозг, а как его применить, опять же я тебе подсказывала. Кто тебе так еще в лицо всю правду скажет? Никто! Потому что всем плевать на тебя. А мне не все равно. Я тебя, ненормальная, всегда больше всех любила. Добрая ты – блаженная дурочка.
   – Что я из себя представляю… – задумчиво повторила Саша, проваливаясь в свои мысли и уже не слушая звучащий комментарий, только в глазах у нее поблескивал нехороший огонек.
   – Ну да, коренная Москва – давай блесни своим сумасшедшим ремонтом в элитной хатке, крутой тачкой… что там у тебя еще есть… Больше и перечислить-то нечего. Откуда только что берется. А ты попробуй все заработай жопой с нуля, поживи полжизни в говне, замуж за москвича сходи – сразу поймешь, что почем.
   – А, вот что ты имеешь в виду под «пожить попробовать», а то я что-то нить разговора потеряла, – снова рассмеялась Саша.
   В проходе показался свет и послышались шаги. Достаточно быстро вернулась Патрик. Можно сказать, что в самый разгар бушующей ссоры. Влада была вне себя. При виде Патрик ее буквально начало трясти.
   – Я нашла ручей – он правда совсем рядом. Надо собираться и идти, – скомандовала Патрик. – Путь по руслу должен быть не такой узкий, но там много высот и скользко. Буди Олега.
   Саша повернулась к Олегу и с удивлением обнаружила, что он не спит, а, повернув лицо в сторону подруг, вынул наушники и спокойно слушает излияния Влады. Теперь Сашу уже тряхануло – быть рядом, слышать такие наезды и хладнокровно не вмешиваться – на это способен только настоящий подонок.
   Девушка оглянулась на Патрик – та была собрана и сурова. И снова мимолетная встреча взглядами зарядила ее силой. В свою очередь Влада в присутствии Патрик перестала испытывать Сашино терпение. В нехорошем молчании все трое стали собирать лагерь и очень быстро снялись с места.
   Боль в мышцах поутихла, но по прохождении первых десяти метров стала вновь ощутимой и мучительно тягучей. Первой традиционно шла Патрик со снаряжением, за ней Олег, так и не проронивший ни слова, потом – Влада, периодически отпускающая еле слышные матерные комментарии, замыкала колонну Саша, внутри которой глухо клокотали мысли и закипали нешуточные страсти.
   Проход, через который они двигались в сторону ручья, начинал сужаться в потолке, но лишь на небольшом отрезке им пришлось ползти, весь дальнейший путь они шли в полный рост, что значительно облегчало задачу. Они свернули два раза в боковые тоннели и спустя совсем немного времени вышли на берег небольшой речушки, если это описание уместно для подземелья. Освещенный фонарями, а затем и фальшфейером берег представлял из себя большой каменный свод, стены которого образовывали отвесные берега, с потолка здесь таинственными тенями бликовала вода. Вода же была просто невероятно чистой, прозрачной, обжигающей гортань прохладой и удивительным свежим вкусом. Такую воду, наверное, называют кристальной – живой водой.
   – Здесь уже могут водиться слепые рыбы, – прокомментировала Патрик, когда путешественники спустились к воде и жадно к ней припали.
   Они оторвались от воды и после непродолжительного созерцания на открывшиеся им пещерные красоты отправились дальше следом за гидом. Особенность передвижения по скалистому берегу сразу замедлила их передвижение вдвое. Скользкие камни – травмоопасны, преодолевать склизкие валуны с глубокими расщелинами для новичков было невероятно трудно при полной невозможности перепрыгивать с камня на камень. Приходилось буквально перебираться на карачках по валунам, контролируя каждое движение, – переломать ноги ни на земле, ни под ней не улыбалось никому. Порой приходилось почти ложиться на стены и держаться за их каменистую поверхность. Сейчас именно стены становились самой надежной опорой. Надо было только вжаться в стену всем телом и заставить свое сознание представить, что ты с ней слился, – тогда твои ноги будут ровно перешагивать по скользким камням на самых узких участках.
   – А, вспомнила, – вдруг затормозила перед Сашей Влада, разворачиваясь к ней лицом. Девушка никак не успокаивалась, а, видимо, только накручивала себя, и чем труднее был путь, тем сильнее накручивала. – Твои достижения! Квартира, машина и, ясный перец, идеальные родители – святая мама тебе хомут на шее еще не ослабила, а?
   Саша не стала ждать продолжения. Все произошло очень быстро. Молча, без лишних прелюдий, она сделала шаг вперед в сторону Влады левой ногой и быстро перенесла на нее центр тяжести. Молниеносно, не дав сориентироваться девушке, она чуть развернула корпус и выкинула вперед правую руку. Влада получила четкий правый прямой удар. Александра была спокойна и вложила в него все силы, она била наверняка. Хотя это и был первый удар в ее жизни. Она не могла даже представить себе, что способна не то чтобы ударить, но даже замахнуться на живое существо. Чаще всего именно Александра становилась жертвой агонизирующих в собственных припадках неуравновешенных личностей. И она панически боялась любого физического насилия, даже на уровне банального взмаха рукой, который мог стать размахом для пощечины или удара. Удара, какой она сейчас бесстрастно и невозмутимо нанесла в лицо Владе.
   Голова Влады откинулась назад, она закричала и рефлекторно отступила назад, теряя равновесие. Ее не сильно, но откинуло на стену свода. Падая, она ударилась об нее затылком.
   В считаные секунды рядом с ней оказался Олег, так как был ближе всех и видел все, что произошло. Патрик появилась так же стремительно, но чуть позже.
   – Ты совсем рехнулась? – заорал Олег на Сашу, рефлекторно надвигаясь на нее всем телом. Но тут же был остановлен сильными руками Патрик, которые вжали его спиной в стену:
   – Никто никого не трогает, – в голосе звучала угроза, похожая на приглушенный звериный рык.
   Влада стонала, сидя на корточках. Она завела руку на затылок и с недоумением уставилась на окровавленную ладонь. Потом перевела взгляд с нее на Сашу, которая все еще абсолютно невозмутимо стояла рядом.
   – Что это было? – в каком-то почти детском замешательстве спросила Влада, обращаясь к Саше.
   – Выздоровление, – коротко бросила ей та, философски наблюдая, как Патрик осматривает лицо подруги и рану на ее затылке.


   Пистолет

   – Надо пройти этот участок и найти место для лагеря. Чтобы я смогла осмотреть рану, – Патрик обернула вокруг головы Влады платок, похожий на потертую бандану, и закрепила ее шапкой-подшлемником. – Голова сильно кружится? Можешь сама двигаться?
   – А куда я денусь, – удрученно проговорила Влада, – вы же меня на себе не попрете.
   – Я пойду с тобой – замыкающей, буду тебя страховать. Алекс, ты иди первая. Наша цель – любая сухая и надежная площадка. Олег за тобой. Старайтесь двигаться скорее, но очень осторожно. И я запрещаю вам любые разговоры.
   Патрик оценивающе взглянула на Олега, затем перевела взгляд на Сашу и кивнула вперед, давая понять, что никаких обсуждений ее распоряжений сейчас не будет.
   – Ок, – бросила Саша и отправилась вперед, цепляясь руками за каменный свод. Она не оборачивалась, но слышала, что Олег и вся процессия двинулись вслед за ней мгновение спустя.
   Никто не разговаривал. Всем было трудно идти, не говоря уже о том, что туристы получили травмы. Подземную тишину нарушали шумные выдохи и сдавленные стоны. Было бы даже очень похоже на акустическое сопровождение тренировок в силовых залах фитнес-центров, если бы не шум текущей воды и угрожающий срежет камней, которые точило и двигало ее течение.
   – Не волнуйся, – донеслось из-за спины, совсем близко и не громко раздалось от Олега, – там, скорее всего, как у Дари была травма, помнишь, в школе – рассечение, поэтому и кровь. Все с ней хорошо будет.
   Саша не ответила и не обернулась. Она ускорила шаг, насколько это было возможно. Ей не хотелось сейчас вступать в этот диалог. Не хотелось видеть союзника в его лице, а тем более его участия. Более того, она не собиралась даже сама с собой обсуждать и анализировать свой поступок. Все ее мысли и чаяния были сосредоточены сейчас на собственном теле – физические усилия, которые она прилагала для движения вперед, становились для нее серьезнейшим испытанием.
   Но сознание начало само защищаться от этой нагрузки. Напоминание Олега предстало перед внутренним взором Саши, и она лишь сильнее начала цепляться за стены, понимая, что сил нет, и она не сможет отмахнуться от волн так избирательно оживающей памяти.
   Сейчас на нее уже смотрели огромные, полные детскими идеями глаза Дари. Нил нарезал круги по периметру кухни и нудно что-то клянчил. Марка не было дома. Традиционный семейный вечер. Олег готовит. Кухня здесь была сосредоточением всех событий, она была сердцем и энергетическим центром дома. Всегда открытая форточка, запах сигарет и домашней еды. Один из неоспоримых талантов Олега – способность организовать вокруг себя пространство, настолько универсальное по комфорту и уюту, что человек любого статуса и пола будет чувствовать здесь себя гармонично, буквально «залипая» в это пространство. У него обязательно сложится впечатление, что здесь ждали именно его. Этот эффект на собственной шкуре и в полной мере ощутила и Саша.
   В обычные вечера они выгоняли спать мальчишек и оставались за столом, обсуждая бесконечные вопросы по работе и по жизни. Тем для обсуждения было всегда много. Эти вечерние сеансы ментальной близости сопровождались возлияниями холодной водки. Бутылка стояла за жалюзи на подоконнике, чтобы не попадать в поле зрения снующих в кухню даже после «отбоя» детей (попить, съесть котлетку, попросить печеньку). Рюмки убирались туда же сразу после их опустошения. Этот метод выпивки надолго врезался в сердце Саши.
   В первый раз она обратила внимание на эту разящую остротой и горечью картину на кухне предыдущего жилища этого семейства. Она была у них в гостях, сидела за кухонным столом, что-то весело вещала, мальчики забегали попить и перехватить что-нибудь до ужина, Олег колдовал у плиты. Он все время громко требовал закрывать за собой двери, мотивируя это тем, что в помещении открывают окна и курят. Однако причина была не только в этом. Как только за детьми закрывалась дверь, хозяин хорошо отлаженным жестом на полном автомате, не прекращая разговора, открывал навесной кухонный шкаф, где на самом виду стояла бутылка водки и рюмка, прицельно плескал сто грамм в рюмку и залпом вливал жидкость себе прямо в горло, резко закидывая голову назад. На долю секунды замирал, переводя дух, возвращал рюмку на место и аккуратно прикрывал дверцу шкафчика. Это почти ритуальное действо называлось «пить в нычку» и занимало от силы четверть минуты. Саша сначала испугалась, понимая, что наблюдает банальный бытовой алкоголизм. Но затем увидела в этом поведении столько красоты, сочного надрыва и даже брутальной стати, что начала изнывать от наслаждения, наблюдая за выверенными жестами Олега и его упоением своими внутренними грозовыми метаниями в духоте и осознании собственной роли. Не выпивать, будучи с самим собой, он просто не мог. В свою очередь, не любить в Олеге каждое проявление его души не могла Саша. И все чаще и чаще бросала машину, оставалась ночевать, чтобы принять участие в этом разрушительном ритуале, который и сама уже называла «ритуальное разрушение собственного тела».
   Но у Саши была врожденная устойчивость к любому алкоголю. Она могла пить наравне со многими (единственное, что напитки она все-таки выбирала всегда очень тщательно и капризно), но не терять контроль над собой и ситуацией. Она попросту не могла расслабиться мозгами так, чтобы «упасть под стол». А следовательно, не достигая того состояния, которое и вызывает психологическое привыкание, она не боялась никаких форм алкогольной зависимости.
   Они могли сидеть на кухне до утра. Оба любили пить водку в лучших русских традициях под жареную картошку и селедку. Курить и тихо разговаривать в уютном полумраке. Фоном к их беседам был звук включенного телевизора. Их разговоры часто становились болезненными, фатальными. Обычно немногословный Олег в такие вечера говорил много, и часто между строк в нем было много горячности и непроницаемости одновременно. Словно говорил с непривычки, разминаясь, так глубоко изнутри, что на поверхность доходила сплошная искаженность. Иногда были пьяные слезы. Переносить такие ночи для Саши было труднее всего. Она балансировала на грани жизни и смерти, когда видела, как истошно мучается Олег. Но причины его измывательств над самим собой были Саше непонятны, и она не видела смысла влезать с ногами в чужую душу и вынимать из нее наготу, которая впоследствии может оказаться сплошной сажей. Скорее всего, Саша интуитивно чувствовала, что причина этих мужских слез разорвет ее на части. Она предпочитала упиваться сильнейшими эмоциями в своей жизни, обращать даже самые неприглядные и нездоровые из них в блистательную красоту и столь же энергично транслировать их в окружающую реальность.
   Но не проваливаться следом за Олегом в его тягучую, сложную, гулкую атмосферу было просто невозможно. Это напоминало очень страшный сон. Навязчивый сон, значение которого ты не можешь разгадать, а он повторяется снова и снова, стирая грани между подсознанием и реальностью. В одной из таких реальностей, которая показалась сначала безумным сном, Олег на глазах у Саши вспорол себе левую руку острым лезвием кухонного ножа. Молчание, в глотке привкус спирта, слез и сигарет, он, красивый и страшный, – смотрит на собственную кровь – опустошенно.
   На следующий день Олег зашил глубокую рану швейной нитью. Через неделю пришел к Саше с просьбой снять швы. Протягивая руку под электрический свет лампы, он обнажил перед трясущейся всем телом Сашей уродливый шов с всохшей в плоть нитью на венах. Тогда, преодолевая собственную оторопь, Александра поняла, что никогда его не разлюбит.
   Эти по-настоящему сюрреалистические, жутковатые картины сменялись буднями, полными забот, волнений и событий. То они устраивали чуткие приемы для родителей, приглашая их на веселые обеды. То устаивали семейные советы с обязательным разносом провинившихся. То придумывали собственные праздники – на полном серьезе в этой семье отметили 21 декабря 2012 года, когда весь мир ждал конца света. То сбегали ото всех и летали на прогулочном самолете. Всем окружающим – друзьям, знакомым, клиентам, соседям – они казались неугомонной и шумной семьей, «как в американских фильмах». Ассоциации усиливались благодаря тому, что ездило это семейство исключительно на классическом американском внедорожнике.
   Однажды они даже чуть не купили дом на берегу Черного моря…
   Саша не могла больше вспоминать. Она болезненно застонала и согнулась пополам, переводя дух. Вернувшись в каменную реальность в обессиленное тело, она уже и не знала, где хуже – в собственной памяти, которая по наказу врача возвращается кусками, и все эти воспоминания она вынуждена переживать заново, или в этом подземном лабиринте, бесконечном, пугающим зевом провалов и пустот, холода и темноты. Давление на психику становилось просто колоссальным. Почти беспомощно Саша обернулась назад и увидела такое же измученное лицо Олега. Тот еле передвигал ноги и не отрывал взгляда от дороги, боясь поскользнуться от бессилия. Саша в тот момент почти увидела в нем того своего Олега, с которым и в машине, и на кухне, везде она чувствовала себя в безопасности, потому что на уровне энергетики и каких-то неведомых простому человеку тонких материй Саша чувствовала себя с ним одним целым. Это когда находишься рядом с человеком, знаешь, что он здесь, рядом, но тебе также свободно и легко, как будто ты один, сам с собой в комнате.
   – Что? – Олег почувствовал, что Саша остановилась. И поднял на нее глаза. Его взгляд был совершенно пустой, холодный и чужой. Ничего общего с родным домом.
   – Ничего, просто отдышаться надо, – выдавила Саша и отвернулась, продолжив движение вперед. Она помнила, что надо искать ровную и сухую площадку. Ей показалось, что впереди она заметила что-то в свете фонаря, и собрала последние силы для рывка.
   Метров через пятнадцать она действительно обнаружила провал, который открывал спуск к ровной площадке ниже у реки. Она подала сигнал Олегу и очень медленно спустилась. Затем помогла спуститься ему, подстраховывая снизу. Патрик с Владой показались буквально двумя минутами позже. Влада тяжело дышала и периодически закатывала глаза. По Патрик было вообще не заметно ни малейшей усталости – она двигалась жестко, уверенно, и чувствовалось, что внутри у нее еще довольно большой запас сил. Такая выносливость не могла быть натренирована в спортивном зале – это было похоже на специальную подготовку. И, по правде говоря, подготовку далеко не спелеологов-любителей, а уровнем не меньше армейского. Патрик помогла Владе опуститься и сесть на землю. Саша приняла девушку снизу и буквально на руках спустила ее на площадку.
   – Достаньте бутылку и наберите воды, – скомандовала Патрик.
   Когда Олег принес воды, Патрик распорядилась:
   – Алекс, ты свети мне двумя фонарями. Олег, смочи это водой и подай, когда скажу.
   Затылок Влады не представлял из себя ничего особенно страшного – судя по всему, была рассечена кожа, собственно, поэтому кровила. Можно сказать, что это была глубокая царапина, а болело именно место ушиба. Патрик при помощи Олега промыла рану и снова перевязала голову, аккуратно закрепляя поверх повязки подшлемник.
   – Может быть легкое сотрясение, – прокомментировала Патрик. – Кровь уже почти не идет. Кружится?
   – Да, – кивнула и сразу скривилась Влада, – но сейчас уже меньше.
   – Тогда, похоже, точно сотрясение. Но это не смертельно, – Патрик заулыбалась.
   – Тут же есть вода, – как-то непонятно попыталась выразить свою мысль Влада.
   – Ну? – поддакнула Саша.
   – Вы меня очень извините, но дайте мне глоток виски, – почти умоляюще вырвалось у девушки. – Если нельзя было пить из-за того, что жажда, то тут ведь есть вода…
   Просьба пострадавшей была такой жалобной, что Патрик сама достала бутылку и протянула ей:
   – Есть тебе сейчас нельзя, а остальные могут перекусить.
   – Нет, – твердо отказалась Саша. Даже мысль о еде вызывала у нее отвращение.
   – Согласен, – отозвался Олег из темноты, потому что выключил свой фонарь. – Надо экономить.
   – Хорошо. Тогда отдыхаем пятнадцать минут и идем дальше. Еще немного, как мне кажется, и мы выходим к озеру. Там уже можно будет и сориентироваться, и поесть, и поспать.
   – Ты стала понимать, где мы? – поинтересовался Олег без враждебности, на которую ни у кого не осталось сил.
   – Ну, до этого момента я оказывалась права, – не переставала открыто улыбаться Патрик. – На всякий случай экономьте батарейки. Я оставляю свой. Гасите фонари. Ставлю таймер на пятнадцать минут.
   – Как в пионерском лагере, – брякнула Влада. Но все послушались гида.
   Стало совсем темно и тихо. Журчание воды почти укачивало, но мышечная боль не давала расслабиться.
   …Однажды они даже чуть не купили дом на берегу Черного моря.
   Саша с маниакальным упорством, сама того не замечая, вернула себя к этому воспоминанию. Это был канун Нового года. Саша одновременно и любила, и боялась этого праздника. В силу того, что большую часть жизни она была лишена семейного очага и настоящего дома, она очень болезненно относилась к семейным праздникам. Олег это знал. И старался устраивать как можно больше подобных мероприятий, чтобы отогреть застывшую в детских кольцах обид подругу. Тот Новый год не был исключением. Они наметили обычный ужин и запланировали поездку в гипермаркет. Назначили сами себе итоговый рабочий день в старом году. Саша жаловалась несколько месяцев подряд на то, что очень устала и хочет движения (она любила путешествовать, но не могла себе это позволить), хочет просто «куда-нибудь уехать». Ее стенания были услышаны. И Олег превратил желание подруги в один из лучших сюрпризов в ее жизни. Какими усилиями ему с детьми удалось сохранить в секрете от Саши этот сюрприз до последнего дня – известно только ему. Но 30 декабря Олег неожиданно нарушил все заготовленные с Сашей планы. Он, деловой и распаленный, явился с зубной щеткой и пижамными штанами с вопросом:
   – Где твой рюкзак? У тебя есть пять минут на сборы!
   Саша не была готова к такой постановке вопроса. И пока приходила в себя, закидывая мужчину вопросами, ее уже собрали и почти насильно вытолкали к подъезду. Дети и собаки были уже упакованы в машину: одни в нетерпении ерзали по сиденьям, другие возбужденно лаяли. Когда Саша уселась на сиденье рядом с водителем, все наконец расслабились, разорались, кто во что горазд, наперебой спрашивая, понравился ли ей сюрприз и правда ли, что она совсем-совсем не догадывалась и не ожидала?
   Так она не смеялась никогда в жизни. С таким восторгом, легкостью, чистотой – смеялась от того, что даже не понимала, о каком сюрпризе ее выспрашивают. Но не могут же они в таком полном составе и с вещами поехать в гипермаркет за продуктами к праздничному столу.
   – Мы едем в путешествие! – все-таки прорвало Нила, который лучше всех чувствовал Сашу.
   – Мамочки, куда? На машине в Новый год! – ошарашенно залепетала Саша, наблюдая, как Олег выруливает со стоянки и поворачивается к ней, тепло улыбаясь.
   – Едем через Ростов в Таганрог к маме. Забираем ее и едем к морю – в Туапсе. Новый год мы встретим в ущелье, – в голосе Олега слышалось торжество и непоколебимая решимость, он просто сочился удовольствием от собственного плана и Сашиной реакции. А та была растеряна, восхищена, испугана, а в глазах светилось почти плотоядное обожание. Все пространство в этой большой машине сейчас наполнялось предвкушением и страстью. Дети были возбуждены и неуправляемы.
   – Но как? А как же мои родители? Надо же всех предупредить! Так нельзя просто взять и уехать. Давай спокойно перепланируем и все нормально организуем, – взывала к разуму Саша.
   Олег резко съехал на обочину дороги и выскочил из машины. Покопался в багажнике и распахнул дверь со стороны Саши. В руках у него была бутылка Сашиного любимого шампанского и бокал. Саша не могла поверить своим глазам. Внутри все рвалось на части. Хотелось заплакать. Хотелось раствориться. Она чувствовала, что взмывает высоко в небо и, будто на гигантских качелях, возвращается в свой автомобиль. На фоне шума столичной трассы – словно в абсолютной тишине – раздался звук открывшейся бутылки шампанского и шелест его пузырьков, разбивающихся о стекло бокала. Сильные ноги в джинсах и зимних кедах, легкая толстовка и безрукавка с капюшоном, шальной, колдовской взгляд – и Олег протягивает Сане бокал. Он резко нагнулся наполовину в тепло машины к уху подруги и почти прижался к нему губами:
   – Я сейчас вышел из машины в этом городе последний раз, чтобы достать и налить тебе шампанского. Мы уезжаем отдыхать. Начинай отмечать Новый год за нас обоих, пока я за рулем, и не спорь со мной. Я увезу тебя отсюда даже насильно.
   Саша не заметила, как машина тронулась под улюлюканье пацанов. Не ощутила вкуса шампанского. Не услышала звуков громкой танцевальной музыки, которую включил Олег. Саша была оглушена собственным счастьем. Именно в тот момент она перестала сомневаться, расслабилась и отдалась.
   Через тринадцать часов они приехали в Таганрог. «Грянули, как полк солдат». На следующий день они отправились дальше в сторону Сочи. Задержались с выездом и не рассчитали время. На известный горный серпантин они въехали, когда начинало смеркаться. Примерно тогда же и выяснилось, что дальше дорогу никто не знает. Ехали, как выяснилось, в гости к маминой сестре, которая приобрела чудный домик в горах на спуске к морю. Но Олег был там очень давно, а его мама не водитель и просто не помнит поворота. Саша была в ужасе, когда спросила, в какую хоть сторону будет поворот и ей небрежно махнули в правую сторону. Она взглянула вправо из окна и отшатнулась – если слева, словно на жерновах, крутилась отвесная стена горной породы, то справа, за отбойниками был просто крутой обрыв, который не исчезал из виду ни на миг… Куда там можно было свернуть…
   А время неумолимо подходило к празднику. Серпантин погрузился во тьму очень быстро. Ночи здесь наступают мгновенно. Пролетев никому не известный поворот, они рисковали встретить Новый год на дороге, в лучшем случае не разбившись.
   Решение Саша с Олегом приняли единогласно, разделив на двоих ответственность. Без особых церемоний Олег свернул с серпантина в ближайший крутой съезд направо вниз между отбойниками. Было похоже, что машина просто прыгнула в обрыв. Саша вжалась в сиденье и зажмурила глаза. Машину несло на скорости по щебенке и камням вниз. Фары освещали извилистую дорогу, вырывая из темноты сухую зелень южных кустарников и резкие желтые повороты. Саша поняла, что предпочтительнее было бы все-таки убиться на серпантине, но никак не нестись вниз на разогнавшейся машине в полную неизвестность. Она была счастлива, что купила джип, и сейчас клялась себе никогда не изменять своим вкусам. На легковом автомобиле никого из них уже не было бы в живых.
   Близился Новый год. А в Новый год, говорят, случаются чудеса. Вот чудо в полной красе и явилось перед отважным семейством в виде знакомой помойки, которую с энтузиазмом опознала мама. Так уж вышло, что именно помойку она запомнила как ориентир по дороге от дома сестры из ущелья к морю. После этого, конечно, путь был найден сразу.
   Дом высился на отшибе, действительно в ущелье, которое уходило вверх в гору. В окружении огромных вековых деревьев. Это было похоже на сон. Но наяву Олега с Сашей просто штормило от напряжения. Выпустив маму, детей и собак приветствовать хозяев, они издалека прокричали, что подойдут через минуту и, не покидая автомобиля, прямо из пластиковой бутылки по очереди добротно хлебнули купленной по дороге чачи. Божественнее вкуса ни один из них не ощущал никогда. После того, что они пережили каких-то пять-семь минут назад – волшебный напиток разлился по телам и нервам и вернул их к жизни.
   Уже полными сил и радости они вырвались из машины в дом. До нового года оставалось полчаса, пора садиться за стол и провожать старый год. Но Олег почему-то уперся, что надо встречать новый год чистыми. И к столу они все появились из ванной и переодетыми в пижамы. Олег настаивал, что все должно быть по-домашнему.
   Без телевизора, но с радио. В компании смешливых и гостеприимных хозяев. С боем курантов – шампанским, криками, пожеланиями. Саша придумала игру – найди свой подарок. И вся ватага носилась еще час – сначала прятала подарки в лесу, затем искала. Потом они танцевали. Олег пригласил Сашу на медленный танец под какой-то томный медляк девяностых.
   И так до утра – они включили музыку в машине. Эхом по ущелью. И высыпали плясать на улицу. Никогда еще Саше не было так хорошо. Безоглядно и безотносительно, она была свободна, болезненно влюблена и наотмашь верила в чудо.
   Первого января она вышла в одной футболке и джинсах на улицу и отправилась лазить по ущелью, напитываясь своими ощущениями от удивительного нового мира под ее ногами. Вскоре ее догнали пацаны и собаки. Когда они вернулись к дому, на крылечке сидел помятый Олег с приветственной чашкой кофе:
   – Давай тут жить. Прямо тут найдем себе дом. И сбежим сюда. Давай? Давай!..
   – Алекс, – раздалось прямо, как громом в голове, Саша дернулась и врезалась плечом в бок Патрик. Та тихонько рассмеялась. – От тебя уже всем досталось, может, меня не будешь пинать?
   – Ох, прости, – искренне заулыбалась разрушительница. Она была рада видеть рядом Патрик и чувствовать ее. «Как она легко умудряется обойтись без грубости, простым, обаятельным юмором, – пронеслось у Саши в голове. – Я просто задумалась.
   – Мы сейчас будем подниматься. Понеси мой рюкзак. Я возьму твой, – с этими словами Патрик подтянула к Саше свой рюкзак и приоткрыла внутреннее отделение в нем. Вокруг была кромешная тьма, ведь Патрик сказала, что гореть будет только ее фонарь. То, что сейчас увидела Саша, было открыто только ее взгляду. Луч единственного фонаря быстро скользнул по содержимому кармана, а рука Патрик в темноте нащупала и сжала Сашину.
   – Если не вспомнишь, поговорим у озера, – почти шепотом произнесла Патрик, наклонившись к уху девушки, она одной рукой быстро закрыла рюкзак и перевела свой фонарь к противоположной стене. Саша не шелохнулась. По спине побежали струйки холодного пота. В рюкзаке у Патрик был пистолет.


   Заржать на пороге преисподней

   Саша двигалась и так медленно, теперь же она почти кралась по прибрежным камням, судорожно цепляясь за любые выступы. Ей казалось, что за спиной у нее болтается бомба со сдернутой чекой. Ни больше ни меньше.
   «Как бы мне спросить ее – он заряжен или нет. На предохранителе? Хотя, если бы он был снят с предохранителя, давно бы уже выстрелил. Сколько этот рюкзак пинали туда-сюда. Боже мой, откуда я знаю про предохранитель? В кино, скорее всего, видела, – Саша размышляла о своей опасной ноше с нервозным почтением, но вдруг ее осенило: – Хотя что за чушь! Я ведь с одного взгляда определила, что это Glock 17 четвертого поколения, а у него нет предохранителя, как у Макарова! Там система Safe Action – предохранительный рычаг, которым снабжен спусковой крючок, блокирует его движение назад и освобождает только при осознанном нажатии курка. Мама дорогая, откуда это чудо австрийской оружейной индустрии у Патрик? Ведь эти Глоки различных модификаций состоят на вооружении полиции и спецслужб США. Пистолет на все времена – не поддается коррозии, по твердости корпуса уступает только алмазу. Его можно закопать в землю, в грязь, заморозить во льду, раскалять на огне, кидать с самолета, да, в конце концов, из него стреляют даже в воде. Блестящий выбор оружия, бесспорно. Только какого лешего я все это знаю?!»
   Она постепенно успокаивалась и даже приободрилась – раз пистолет здесь, значит, он тут нужен. Да и природная способность воспринимать все с должной долей самоиронии тоже дала о себе знать. Саша решила, что переплюнула по степени идиотичности собственного положения даже хрестоматийную Бриджит Джонс. Даже несмотря на то, что рюкзак Патрик был значительно тяжелее Сашиной предыдущей ноши, идти было уже не так сложно. Новая загадка, конечно, все усложнила, но нисколько не сбила с толку, а только придала новых сил. Озадаченная, но вдохновленная, она выглядела весьма колоритно на фоне мрачных сводов пещерной реки – этакий растрепанный сумасшедший поэт с горящими глазами.
   Привыкшая прислушиваться к своим ощущениям, девушка умела дотошно их детализировать, почти препарировать. Сейчас она понимала, что частичное отсутствие памяти с лихвой компенсировалось присутствием Патрик и наличием Глока. Эти два удивительных явления (и Патрик, и Глок были для нее именно «явлениями») развернули в душе Саши полномасштабное светопреставление с участием всех возможных чувств, которые только способен испытывать человек. Саша же, помимо того, что была способна испытывать все и сразу, еще и умудрялась эти чувства анализировать и упорядочивать. Сейчас она без особого труда подвела себя к одному четкому и осознанному ощущению, сотканному из разнообразнейших красочных эмоций: она в этом замкнутом пространстве под землей изолирована от всего внешнего (лишнего), и именно состояние изоляции начинает придавать положению настоящий шарм – трагичный, забавный, теплый – шарм полного погружения не просто под землю, но в самого себя. И неизвестно, где страшнее и запутаннее – в лабиринтах сознания или в лабиринте пещерных систем. Получить такую великолепную возможность наступить на хвост собственной тени – огромное везение, данность, доступная далеко не каждому. Мысль о том, что изоляция доступна лишь избранным, не то чтобы осчастливила Сашу, но определенно развеселила. Она вмиг представила реакцию Олега и Влады на этот вывод и в голос рассмеялась. В окружающей тишине с акустическими особенностями закрытого пространства ее смех прозвучал оглушительно. Не говоря уже о том, что для спутников – более чем неожиданно.
   – Сань, ты в порядке? – раздался напуганный голос Олега сзади.
   – Эй, мы уже в преисподней? Неужели это так весело? – послышалось от Влады.
   Саша задержалась и обернулась. Аналогия с преисподней так ее впечатлила, что она не могла не прокомментировать:
   – Заржать на пороге преисподней – больше в твоем репертуаре.
   – В твоем исполнении на «Оскара» тянет, мать, – не обиделась Влада, а вполне дружелюбно поддержала тему.
   – Надеюсь только, что ты не ради «Оскара» нас сюда притащила, – пробормотал почти себе под нос Олег и подвернул ногу, – ведь действительно преисподняя, мать вашу!
   – Что тут? – показалась Патрик, освещая лица троих стихийно собравшихся туристов.
   – Все хорошо, – заверила ее Саша, полная энтузиазма. – Обсуждаем преисподнюю.
   Олег стонал, растирая ногу. Затем покрутил ступней и разогнулся, готовый продолжить путь.
   – Я пойду вперед. Проверю путь, может, выйду на озеро и вернусь за вами, – с этими словами Патрик протиснулась между туристами и исчезла в темноте.
   Они продолжили медленное движение, отпуская колкости в адрес друг друга. Почему-то так было легче – шутить, разговаривать, пусть о сущей ерунде, или просто материть пещеру оказалось куда спасительнее, нежели молча, сцепив зубы, пробираться по мокрым камням наедине со своими мыслями и страхами. Практически все, что происходило здесь, делалось ими на автомате, неосознанно – именно к этому располагали аварийные обстоятельства, в которых каждый из них оказался впервые.
   – Дышать легче, – удивленно проговорила Влада.
   Действительно, после этого замечания они заметили, что в пространстве ощутимо прибавилось воздуха.
   – Как будто ветер? – недоверчиво спросил Олег.
   Впервые за долгое время они почувствовали прохладное скольжение воздуха по коже. Это был совсем легкий ветерок, на который ни один из них не обратил бы внимания, будучи наверху. Но здесь это прикосновение чувствовалось в тысячи раз сильнее и было похоже на шквальную стихию. В тот же момент все трое услышали шаги – появилась Патрик.
   – Хорошие новости, – выкрикнула она, – впереди озеро!
   Эти слова наполнили изможденных путешественников невероятными силами, они буквально расправили плечи, в предвкушении скорого окончания мучительного приключения и уже гораздо слаженнее и быстрее проследовали за Патрик, которая подала им сигнал фонарем и снова исчезла.
   Спустя минут пять они вышли через небольшой проходной грот в огромный зал. Здесь в глубоком провале их взорам открылось поистине уникальное зрелище: небольшое, но царственное озеро с прозрачно-кристальной водой зеленоватого оттенка. Воздух здесь был перенасыщен влагой. Этот подземный дворец, окутанный полумраком, осветился причудливыми отблесками воды и плясками таинственных теней, как только Патрик зажгла фальшфейер. Над головами путешественников нависали скалы причудливых форм, создающие невероятное объемное ощущение от пространства – как будто ты вдруг собственной персоной попал в картинку, исполненную в 3D.
   – Это самый лучший бассейн, который мне довелось видеть! – ахнула Влада, нарушая потрясенное молчание.
   – Скажешь тоже – «бассейн», – неловко одернул ее Олег. – Это тебе не отель в пять звезд с системой все включено.
   – Ну, почти, – хохотнула Саша, – только это, так сказать, естественные, природные пять звезд.
   Эхо, которое сопровождало любые разговоры внутри проходов на протяжении всего пути, здесь тоже изменилось и стало более объемным, словно каждый звук отражался от всех поверхностей зала и, преломляясь, заигрывал сам с собою в тысячах новых тональностей.
   – Спустимся и устроим небольшой лагерь, – сдержанно проговорила Патрик. – Идите за мной, я нашла удобный спуск вниз.
   Минуя несколько огромных валунов и буквально соскальзывая по расщелине между ними, туристы оказались на уступе в паре метров от воды. Патрик скинула рюкзак и принялась доставать лежаки и туристические мешочки с едой и водой. Саша тут же присоединилась к ней, но свой рюкзак предпочла не открывать, предоставив Патрик самой решать, что оттуда нужно вынуть.
   – Я хочу есть, – требовательно выдала Влада, тут же получив мешочек с орехами и шоколад. – И виски.
   – А я бы убила за стакан кока-колы со льдом, – засмеялась Саша, понимая, что все, даже самые обычные желания здесь становятся в десятки раз острее из-за их очевидной неосуществимости.
   – А я за тарелку спагетти карбонара, – вторил ей Олег, но не со смехом, а с явной досадой.
   – Ешьте орешки, – примирительно предложила Патрик, раздавая свои мешочки, – если хотите виски, он в рюкзаке.
   Туристы со вздохами разочарования разобрали свои мешочки, Влада потянулась за виски. Саша в тот момент подумала о том, что надо бы переложить бутылку в свой рюкзак, чтобы контролировать экономное использование дорогого сердцу напитка.
   – Саш, а помнишь того нереального ягненка на твой день рождения? Вот уж до чего я не знаток, но то идеальное каре ягненка я не забуду никогда! – глаза Влады наполнились слезами умиления, которые она почти сатирически заедала орехами.
   Саша странно улыбнулась ей в ответ и решила все-таки съесть шоколад. Орехи она с детства ненавидела, так что вариантов для перекуса для нее не было. Запить шоколадку она все-таки решила глотком виски под неодобрительным взглядом Олега.
   Ее взгляд застыл на удивительном сочетании янтарного блеска напитка в бутылке и зеленоватого оттенка озерной воды. Саша с упоением, прищурив один глаз и приподняв бровь, разглядывала причудливую палитру через бутылочное стекло.
   А каре ягненка, наверное, было тогда восхитительно. Дни рождения Саша никогда не праздновала в традиционном понимании. Она, как правило, оставалась одна, готовила себе что-нибудь вкусненькое, покупала что-нибудь выпить и запиралась на сутки дома смотреть любимые фильмы. Вопреки всем, кто утверждал, что подобное поведение явно характеризует человека или «тихим домашним алкоголиком», или «старой девой с кошками», Александра считала, что она имеет полное и неоспоримое право проводить свое время и свои личные праздники, как хотела именно она, а не пресловутое общественное мнение (и если эти желания ограничивались пижамой и салатиком, то так тому и быть).
   Однако с появлением в ее жизни Влады все ее личные устои были попраны и осмеяны. Никакие желания самой Саши не учитывались. Она до такой степени по собственнически воспринималась Владой, что единственно верное желание и решение могла принимать лишь она – хозяйка и Саши, и положения. Ну, разве, например, левое ухо может вдруг самостоятельно захотеть прогуляться в парке, послушать пение птичек?
   Желания Саши считались априори «безнадежными», «бездарными» и «неправильными», и объяснялось это в лучших традициях русского матерного языка. У Саши не спрашивали, хочет ли она поехать куда-то – ее просто забирали из дома и сажали в машину, набитую незнакомыми людьми. Она порой ощущала себя любимой, бессловесной комнатной собачкой, единственной жизненной необходимостью которой было вылизывать хозяйке ноги и разъезжать с ней по вечеринкам, магазинам, городам и весям. Так вот престранным образом (в качестве приложения) Саша побывала в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге и Белгороде.
   В Нижнем она никак не могла запомнить имена новых знакомых и очень боялась потеряться. В Петербурге она не боялась заблудиться, но убила ноги прогулками по городу, так как привезли ее в этот город застигнутую врасплох на высоких каблуках. В Белгороде она, наученная горьким опытом, оказалась практически в пижаме, зато научилась пить знаменитый самогон.
   Не удивительно, что никаких фото и видеонапоминаний об этих «вылазках» из родного города у Саши не сохранилось, кроме, пожалуй, одной фотографии из Питера, на которой вся компания была запечатлена выходящей из парадной какого-то старого дома. Везде, куда Влада привозила Сашу, последняя чувствовала себя настолько некомфортно и дико для собственного естества, что каждая минута была пропитана смертельным желанием сгинуть здесь и сейчас – без следа исчезнуть, испариться. Что и выражалось в угрюмости и молчаливости. Саша с упоением мазохиста терпела поведение подруги, похожее на издевательство. Отказывалась фотографироваться, фотографируя шальную компанию сама, будучи самой стойкой и самой трезвой во всех сомнительно-развлекательных поездках. Она давно потеряла счет барам, караоке, боулингам и бильярдным в Москве, пропадая в них сутками. Открыв же сезон поездок по стране в качестве кровно необходимого аксессуара, Саша быстро потеряла вкус и интерес и к путешествиям: потрясающие виды красот природы, уникальные исторические достопримечательности, разномастные знакомства и бесшабашные истории – все это смешалось для нее в один горький коктейль. Этот коктейль организм не переваривал, а она его насиловала, гнобила и истязала с упорством маньяка под расстрельной статьей. Единственное путешествие, от которого ей удалось наотмашь отказаться – это от поездки в Египет. Эту поездку она просто оплатила Владе, помогая ее супругу вывезти ее с ним за границу с целью спасти брак. Брак, можно сказать, спасли, хотя ожидания супруга не оправдались. Помимо их двоих, Влада покатила в тот тур еще человек пять своих друзей. Но Саша от этой нелепой истории уже устранилась – переводя дух дома в собственном недельном отпуске от подруги.
   Проблемами же с мужем тоже в течение продолжительного времени обременяли именно Сашу. Статус «самой близкой и родной» подразумевал участие во всех семейных конфликтах и разборках. Участие других тоже было весьма активно – но в основном это были органы правопорядка и врачи скорой помощи. На ниве брачных разборок эта пара была феерично-скандальна и била все рекорды не только публичности, но и здравого смысла.
   Несмотря ни на что, одним из любимых развлечений Влады было все-таки испытывать на прочность гибкость своей фаворитки. Она безоговорочно гнула свою линию, не понимая, что, как правило, именно те люди, которые чаще прощают и дольше терпят, уходят неожиданно и навсегда. Собственно, Влада была настолько уверена в своей незаменимости и своем влиянии на эту необычную девушку, что уже не видела краев. И утешала свое самолюбие за Сашин счет, в открытую этим бравируя.
   В Сашин день рождения Влада решила, что та не должна «сидеть дома одна». Она привезла вечно недовольного супруга и забрала Сашу в соседней с ее домом пивной ресторан. Именно здесь им подали божественно приготовленное каре ягненка. Именно здесь, ультимативно вырванная из своего мира в единственный день в году, принадлежащий только ей, Саша четко и наотрез осознала: вкус этого блюда она больше не чувствует.
   Поэтому и не помнит. Не потому, что память еще не полностью восстановилась, а потому, что просто – не помнит сам вкус. Она горько усмехнулась, перевела задумчивый взгляд с янтарной жидкости на Владу и приподняла бутылку в приветственном тосте:
   – Твое здоровье.
   Ее горло обжог тонкий, но матерый напиток, а слух – саркастически-хриплое:
   – Благодарю, дорогая!
   – Патрик, ты чего делаешь? – послышалось от Олега. Тот в полном недоумении уставился на гида, даже забыв прокомментировать алкогольный бунт Александры.
   Патрик невозмутимо стягивала с себя сначала оборудование, затем комбинезон:
   – Раздеваюсь.
   – Зачем? – Влада была похожа сейчас на ребенка, который допытывается у учительницы ответа на набивший той оскомину вопрос.
   – Я хочу искупаться, – ровно объяснила Патрик, оборачиваясь на туристов, она подарила им свою ослепительную улыбку. – Снять напряжение и обмыться.
   – Здесь можно плавать? – почему-то ужаснулся Олег.
   – А кто здесь это запретит? – Патрик рассмеялась. – Быть здесь и не поплавать в подземном озере – преступление. Тем более нам нужны дальше силы.
   Саша во время этого разговора наблюдала за Патрик, прикусив язык. Она не хотела включаться в разговор, потому что понимала, что ее голос сейчас вряд ли будет ей повиноваться. Проконтролировать же свой взгляд она была не в состоянии. Сейчас Саша была близка уже к тому, чтобы всерьез признать божественность или инопланетность происхождения гида – ибо таких совершенных форм в реальном мире просто не бывает, разве что в кино или в фотошопе, и те – никакого отношения к реальности не имеют.
   Словно в замедленной съемке, Саша видела, как Патрик обнажилась. Под термобельем на ней было обычное спортивное белье – шорты и майка. Ее тело было упругим и невероятно рельефным. Мышцы гуляли под загорелой кожей с каждым ее движением, придавая очертаниям больше брутальности. Удивительно, но эту пронизывающую брутальность не нарушала женственность груди, тонкость талии и длинные волосы, которые рассыпались по плечам, выпущенные их обладательницей из узла на затылке. Легкий вздох от задетой ссадины на бедре приоткрыл губы Патрик, а Саню бросило в жар – она знала, что это совершенное тело было оглушительно требовательным и чувственным.
   – Я с тобой, – внезапно вырвалось у Саши. Она не подумала, как это выглядит со стороны. Не озаботилась чувствами окружающих. Не смутилась открыто выразить свои желания. И даже не испугалась всего этого.
   Патрик обернулась к ней и на голливудский манер бросила через плечо:
   – Конечно!
   Саша уверенно начала скидывать одежду. Никаких лишних мыслей о том, как она выглядит, у нее не возникло.
   – Сань, ты чего творишь-то, – оторопело выдавила из себя Влада, поднимаясь на ноги, – ты же не плаваешь.
   – Да, – присоединился к ней Олег, но более озлобленно, – насколько я помню, ты не умела плавать и всегда боялась воды.
   Саша искренне засмеялась:
   – Ну, считай это моей маленькой, безобидной ложью!
   Откуда она была уверена в своих силах, было непонятно – Саша прекрасно помнила свой страх перед водой. Но она смело шагнула вслед за Патрик в воду. Ее тут же накрыло водой с головой, дна под ногами не было. Понимая, что проваливается в водную бездну, Саша испытала настоящий шок, но ничуть не запаниковала. Эта вода была странной по консистенции – можно сказать, что она была другая, ощутимо приятная, будто бы ее можно было потрогать, но на вкус и запах с примесью чего-то из таблицы Менделеева. Руки Саши гладили воду, пытаясь рефлекторно поднять тело на поверхность, пока перед ее широко открытыми глазами не появилось сильное и бескомпромиссное тело Патрик. Она сжала Сашу в своих руках и подняла за собой наверх. Под шквал мата, который доносился до них с берега, обе девушки дерзко и широко улыбались друг другу.
   – Убей меня, если не видишь, – пробормотала Влада Олегу.
   – Что не вижу? – глухо и медленно проговорил Олег, наблюдая за озером.
   – Они сейчас на одно лицо…


   Деловой партнер

   Пока Патрик и Саша плавали в озере, Олег и Влада тоже решили смыть с себя грязь и пещерную пыль. Они пришли к выводу, что лишним это не будет. В конце концов уединению Саши и Патрик пришел конец, и к ним присоединились остальные. Озеро наполнилось шумом, вскриками и всплесками. Вода и правда оказывала живительное влияние на уставших участников похода – изнывающие от боли, они смывали с себя не только грязь и кровь, но и усталость, панику и страхи. Постепенно вся эта тяжесть сменилась ребячеством и легкостью. Даже несмотря на то, что между всеми здесь были отношения, мягко говоря, неоднозначные и напряженные, в воде воцарилась обстановка дружеская и веселая. Все хохотали и резвились в воде, как дети.
   Саша решила вылезать, отплыв к берегу, она прижалась грудью к прибрежной скале, буквально обнимая ее. На мгновение она замерла, прижав голову к камню. Она пыталась унять разгоряченное дыхание и бешеный ритм сердца. К тому же у нее серьезно кружилась голова, и она попросту не могла сейчас самостоятельно выбраться из озера, берега которого были сильно изрезаны. Ее дыхание было учащено, со стороны могло показаться, что девушка рыдает, прижавшись к скале. Она не могла сосредоточиться ни на одной мысли.
   – Тебе помочь? – Саша вздрогнула от раздавшегося прямо рядом с ней голоса Патрик. Он был напряжен и приглушен, поэтому казался чуть хрипловатым.
   Патрик подплыла почти вплотную, закрыв Саню от посторонних взглядов своим телом. Она обхватила скалу поверх рук Саши и прильнула к ее спине. Девушка практически скрылась из виду, словно прячась за Патрик.
   Саша молчала, тяжело дышала и не поворачивала лицо к гиду. Осязая ее так близко, каждым миллиметром плеч, спины, ягодиц и бедер она приникла к крепкому телу. Невидимые никому, они почти слились воедино – это была безопасная гавань, тихая и неуязвимая. Саша словно оказалась одна, но невероятно защищенная внешне. А изнутри рвался жаркий ураган, скручивал ее в животную спираль удовольствия – ее плечи затряслись, по лицу градом покатились слезы.
   – Отдышись, – кратко распорядилась Патрик. Саша слегка, еле заметно, кивнула головой.
   Мгновение спустя Патрик ровно и без лишних движений подсадила и приподняла Саню из воды, чтобы она могла выбраться на берег, не привлекая к себе внимания. Не оборачиваясь, Саша пошла к лагерю, по дороге обдумывая, как они все теперь будут сушиться. Минутная слабость была отметена в сторону в ту же секунду, когда надежные руки гида отпустили ее тело.
   Через минут десять, вдоволь накупавшись, все собрались вокруг стихийного лагеря.
   – Шикарная вода! – восклицала Влада, устраиваясь поудобнее на камне. – Сейчас я готова пройти еще столько же! И голова даже меньше болит.
   – Окстись! – перебил ее Олег. – Еще столько же никто из нас не протянет. Патрик, отсюда ты уже знаешь, как идти?
   Патрик не сразу ответила на вопрос, на ее лице ровным счетом ничего не отразилось, но в голосе прозвучала легкая досада:
   – Я знаю, что мы идем в правильном направлении. Я выбираю путь, основываясь на своем опыте в пещерах и знании изученных частей конкретно этой. Но это озеро – не то, что я ожидала увидеть.
   Влада поперхнулась дымом и крепко выругалась. Саша поглядела на Патрик с явным недоумением. Олег еле сдерживал себя, чтобы не броситься на гида с кулаками.
   – Ты хочешь сказать, что мы все еще не вышли ни на один правильный маршрут? – с истерической агрессией уточнил Олег.
   – Тут любой маршрут может быть правильным. Главное, идти аккуратно, – холодно объясняла Патрик.
   – А если мы зайдем в тупик?
   – Мы вернемся в другой проход и попытаемся его обойти. Любой спелеолог знает техники прохода сложных участков. Мы будем идти дальше по движению воздуха.
   – Что? – не выдержала Влада.
   – Здесь есть движение воздуха. Это очень слабый ветер. Это значит, что через этот зал может тянуть сквозняк с той стороны вполне может быть проход к поверхности.
   – Как мы это поймем?
   – Это пойму я, – последними словами Патрик пресекла все дальнейшие расспросы.
   – Все равно других вариантов нет, только вперед идти, – поколебавшись, подключилась к разговору Саша.
   – Самое главное – не допускать паники, пока ничего критического не случилось, – поддержала ее Патрик.
   – А когда случится критическое, паниковать уже поздно будет!
   – Ну и смысл тогда паниковать?!
   – Ты еще предложи нам получать от этого удовольствие!
   – Почему бы и нет, – Саша пожала плечами, давая понять, что дальнейшая перебранка ей не интересна.
   – Надо хорошо просохнуть и отдохнуть. Постарайтесь заснуть на час. Во сне восстановятся силы еще больше, – Патрик обращалась к Владе и Олегу. – В рюкзаках есть два комплекта запасного термобелья – сухое наденете только на сухое тело. Алекс, обсохни так.
   Уговаривать никого не пришлось, уже привычным для каждой тут жестом гид включила таймер на своих часах и погасила фонарь. Устроившись в отдалении друг от друга, все погасили свои фонари. Только слабый свет фальшфейера еще чуть освещал часть зала. Пространство погрузилось в тишину. Близость воды успокаивала и расслабляла. Казалось невероятным, что человек принимает участие в этой нетронутой цивилизацией жизни, которая течет по своим законам. И человек здесь – слабое звено, подчиненное законам силы природы.
   Пугающе неслышно к Саше приблизилась Патрик и прилегла рядом так, чтобы разговор не мог быть услышан со стороны.
   – Ты вспомнила?
   – Нет, – удрученно вздохнула Саша, – но я знакома с этим предметом, судя по всему, очень хорошо.
   – Очень хорошо, – подтвердила Патрик. Даже несмотря на темноту, Саше показалось, что она улыбается. – Я лично принимала у тебя экзамен по стрельбе именно из такого.
   Саша замолчала, переваривая информацию: значит, ее знакомство с оружием было далеко не теоретическое.
   – Ты кто? Коп или агент ФБР? – тихонько рассмеялась Саша, ловко уворачиваясь от шутливого тумака в бок.
   – Я твой деловой партнер, – прошептала Патрик, прижимаясь губами к уху Саши, – но если хочешь, могу поиграть с тобой в копа.
   – Я не могу понять, почему ты все время меня дразнишь, – возмутилась Саша, осознанно отодвигаясь от гида.
   – Я хочу, чтобы ты не была такой серьезной. Моя задача – не дать тебе сломаться. – После недолгой паузы Патрик добавила: – Или ошибиться.
   – Я часто бывала здесь с тобой? – Саша начала теряться и решила спрашивать все, что приходит в голову, используя любой подходящий момент.
   – Со мной – да, но здесь – не часто. Ты приезжала. Ты обожала Америку. Ты говорила, что я – символ Америки.
   – Да, – иронично протянула Саша, – очень похоже на правду. Если бы я не видела тебя своими глазами, я бы просто отказалась в тебя верить. Наверное, в Америку как явление не верят по тем же причинам.
   – То есть как?
   – На планете нет людей, равнодушных к вашей стране, – Саша опустила голову на руку и чуть откинулась назад. – Это отношение можно сравнить с отношением к безоглядно красивой женщине. Смотрела фильм «Малена» с Моникой Белуччи?
   – Конечно!
   – Вот там такое же отношение к женщине со стороны социума… Образно говоря, ею страстно хотят обладать, ее тихо боятся, ее откровенно ненавидят, ее стыдятся, ею грезят. Возможно, она и не заслуживает такого внимания к себе. Возможно, она обычная, заурядная женщина. И судьба-то у нее будничная. Но она все-таки будоражит, держит в тонусе, снова и снова заявляет о себе…
   – А чем? – перебила Сашины мысли вслух Патрик. – Чем она заявляет о себе? Скажи мне, что к ней так влечет?
   – Свобода. Животная жажда свободы.
   – У меня есть хороший знакомый, – задумчиво сказала Патрик, – он с семьей живет в Бруклине. Он эмигрант из Советского Союза, приехал еще в начале восьмидесятых. Женился тут, у него две взрослые дочки. Мы много разговариваем, очень интересный человек широких взглядов, думающий самостоятельно, иногда даже слишком пылко думающий. Он мне рассказал, что мечтал уехать в Америку почти с четырнадцати лет. Это в те-то годы – времена холодной войны. Как он боялся не вырваться. Но все-таки смог уехать, когда ему было двадцать два года. Я спрашивала его, почему такая мечта? Он сказал тоже, как ты, – свобода. Он не хотел денег, не хотел кино. Сейчас он пожилой человек – не разбогател, не купил квартиру, не может взять ипотеку, не может позволить взять новую машину даже в кредит. Перебивается, чтобы содержать семью. Но он каждый раз идет мне на встречу по Бруклинскому мосту – и я его издалека вижу по походке. Широко расправив плечи, подняв голову, озорные, живые глаза, кажется, что он всегда дышит полной грудью и куда-то спешит, как все жители Нью-Йорка. Это его свобода.
   – Понимаешь, на Малене нельзя жениться. Просто у каждого должна быть своя Малена глубоко внутри. Которая вдохновляет на подвиги и украшает твою жизнь.
   – У тебя сложный образ, – засмеялась Патрик. – Малена итальянка. Я не люблю итальянок.
   – Тогда ты просто предвзято судишь о кино и женщине. А я тебе говорю об образе Свободы.
   – Хорошо, – тепло посмеиваясь над горячностью собеседницы, которая еле сдерживается, чтобы не заговорить в полный голос, согласилась с ней Патрик, – в любом случае, когда тебе открыли визу, ты стала приезжать часто, когда познакомилась со мной – регулярно.
   – Почему же я тебя не помню, – пробормотала Саша, возвращаясь от приятных интеллектуальных бесед к недоброй реальности.
   – Олега и Владу ты же тоже не помнила после аварии.
   – Но я их вспомнила…
   – Значит, воспоминания о них оказались сильнее и значимее, – прокомментировала Патрик. Надо отметить, что в разговоре, в особенно тяжелых для Патрик местах, они начали, не сговариваясь, переходить на английский. И Саша обнаружила, что говорит на нем практически бегло, что подтверждало слова гида о серьезном погружении девушки в американскую мечту. Поводов для сомнений у Саши не было. Однако вопросов меньше не становилось. Но и ответы были уже не так нужны. Она четко понимала, что сама выйдет из этого состояния и все откроется само собой. Все выглядело уже не так запутанно и непонятно. В разговорах с Патрик Саша укреплялась духом и не видела никаких оснований для страхов.
   – Поспи немного, – попросила Патрик, – я разбужу тебя через полчаса.
   Саша послушно закрыла глаза, еле удерживая себя, чтобы не провалиться сразу в усталый сон.
   – Так зачем здесь пистолет? – спросила она, остановив за руку Патрик, которая начала подниматься с ее ложа.
   – Он бы тебе понадобился, если бы все пошло не так, как пошло из-за этого обвала. Теперь за нас все решит пещера, – Патрик наклонилась к лицу Саши и перешла на свой родной язык: – Алекс, я не могу сказать тебе все, пока ты не вспомнишь сама, потому что иначе я вложу в твою голову то, что, возможно, твоя голова сама же и отвергла.
   – Ты не хочешь меня подстрекать? – недоверчиво переспросила Саша, не уверенная, что правильно поняла слова Патрик. – То есть я могла что-то думать, что потом передумала, а потом забыла и теперь не вполне понятно, что было последнее. А ты можешь вложить мне в голову неактуальную информацию, и, по твоему мнению, это плохо.
   Патрик на вдохе подавилась воздухом и прыснула от смеха:
   – Никогда тебя не видела более забавной! Я не поняла, что ты сказала, но, наверное, ты права.
   – Я сама не очень поняла, хотя, когда говорила, очень даже понимала, – Саша тоже весело рассмеялась, но была уже не столь осторожна и услышала недовольный голос разбуженного Олега:
   – Вы обе вообще неугомонные! Что шепчетесь по углам?
   – Надень наушники, – дерзко посоветовала Саша, не вполне осознавая, что открыто грубит.
   – Может, мне вообще удалиться, чтобы вас не смущать? – Олег тут же ощетинился.
   – Вряд ли ты их смутишь, – послышался заспанный голос Влады чуть дальше от Олега.
   – На отдых осталось двадцать минут, – дружелюбно отозвалась Патрик, зажимая ладонью рот Саше, в темноте этот жест остался для всех не замеченным. – Если не спать, то лежать всем тихо.
   Через двадцать минут под противный сигнал таймера команда начала собираться в путь. Помятые, но немного отдохнувшие и просохшие, они чувствовали себя значительно лучше после купания. Олег и Влада надели сухое термобелье из запасных комплектов. Саша надела не совсем просушенное свое. Экипировались туристы уже самостоятельно, без лишних вопросов и смешков. Вспомнить, как неуклюже и несерьезно они делали это сутки назад на поверхности, – каждый бы поклялся, что это было, как в другой жизни. С тех пор именно экипировка и специальное оборудование сохраняли им жизнь и относительный комфорт.
   Движение продолжили через зал с озером, в противоположный тоннель. Перед тем как повести команду, пока они переодевались, Патрик быстро обошла грот, поднося зажженную зажигалку к входу в каждый тоннель. Несмотря на то, что из нескольких проходов тянуло сквозняком, она остановилась на одном из них и позвала к себе остальных.
   В проходе было очень узко, нагромождение камней местами надо было перелезать почти под потолком. Движение вперед было очень непростым. Даже самые трудные места, которые были уже пройдены, в сравнении с этим проходом были детским лепетом. Туристы еле-еле пробивались, получая новые ссадины и ушибы.
   Суровое сужение закончилось почти неожиданно, когда после резкого поворота направо, тоннель вывел их к гигантской расщелине. Патрик стояла на выступе и произнесла несколько крепких выражений на английском, глядя вниз. Обрыв был не просто глубоким. Это был серьезный провал породы, похожий на тектоническую трещину. Его пройти можно только по верху, закрепляясь на верхнем своде с альпинистским снаряжением, чтобы закрепить веревку на другом конце и организовать переправу. Саша смотрела также оценивающе на открывшееся зрелище, пока Влада истошно материлась, а Олег нервно искал сигареты в карманах.
   – Нам на ту сторону точно? – тихо спросила Саша, не отрывая взгляда от обрыва.
   – Абсолютно, – подтвердила Патрик, тоже не оборачиваясь. Она была сосредоточена. На лбу выступили крупные капли пота. Но паники в глазах не было. Только железная концентрация на ситуации.
   – Даже если мы пройдем по верху, мы не сможем их транспортировать. Очень опасно, – Саша посветила в провал фонарем и не увидела ничего утешающего. Она подняла камень и кинула вниз, прислушиваясь. Лучше бы она этого не делала. Звука падения на дно она не дождалась. Под ногами развернулась бездна в прямом смысле этого слова.
   – Нереально, – кивнула Патрик, – даже в связке нереально. Этому учатся по три месяца – в самой простой технике.
   Все замолчали и продолжали рассматривать стены и потолочные своды, оставив в покое попытки определить глубину провала под их ногами. Отвесные стены позволяли закрепиться на альпинистском снаряжении, даже под самым потолком возможно было закрепить систему.
   – Я пройду, – жестко отчеканила Патрик, наконец, оборачиваясь к Саше. – Но даже в тебе я не уверена.
   – И что дальше? – Олег делал глубокую затяжку никотином и с шумом выдохнул сизый дым. Его голос звенел от напряжения. Зрачки стали почти черными, как бывало только в моменты глубочайшего стресса или экстаза.
   – У нас два варианта, – медленно начала Патрик, переводя свой взгляд поочередно с Влады на Олега и с Олега на Сашу. – Первый: я прохожу обрыв одна, иду дальше и привожу помощь, а вы возвращаетесь к озеру и ждете там. Вода там есть, еды хватит еще на два дня. Второй: мы возвращаемся вместе к озеру и проходим через другой проход, соседние галереи могут вести в обход обрыва. Какой из вариантов более реальный, не могу сказать. Мне оба варианта кажутся и выполнимыми, и реальными. Мы все живы, можем двигаться и выбирать. А это самое главное.
   – А если ты не найдешь выход, не позовешь помощь? Мы так и будем куковать у озера? Потом начнем играть в тот ваш фильм про чудика, запершего людей в подземелье. Лично я есть никого из вас не собираюсь! – возмутилась безрадостной перспективе Влада.
   – Может, это и хороший вариант, – не согласился с ней Олег. – Я не про фильм! Я про первый вариант. Патрик одна пойдет быстрее, да и она одна из нас тут солдат Джейн.
   – Почему? Вон, Сашка, тоже так ничего уже подтянулась, – хохотнула Влада, но тут же поняла, что ее остроты сейчас не к месту. – Но я категорически не желаю сидеть и ждать. Под землей. Без единственного человека, у которого есть опыт в таких местах.
   – Разумно, – поддержала Владу Саша, – я тоже не буду сидеть и ждать.
   – А я бы посидел и подождал, – упирался Олег.
   – Очень на тебя похоже, – буркнула Саша.
   Все выразительно уставились на Патрик, ожидая ее решения. Та скользнула взглядом по Саше, присмотрелась к Владе, затем пристально посмотрела на Олега. Ее решение было четким:
   – Хорошо, идем к озеру искать обход.


   Не быть такой святой

   Обратный путь к озеру оказался легче, чем путь от него, видимо, потому, что туристы уже были готовы к труднопроходимым местам, которые оказались для них неприятным сюрпризом всего какой-то час назад. Сноровки придавал им каждый новый шаг и отчетливое понимание, что вариантов «открыть глаза и проснуться» ни у кого из них нет. Преодоление узостей требует значительных затрат энергии, и на эмоции сил не уже не осталось. Двигаться вперед – как это ни парадоксально, но именно этот мотивационный шаблон стал для них единственной жизненной ориентацией сейчас.
   У озера туристы довольно быстро и без лишних разговоров переориентировались на другой проход, на который указала Патрик. Недовольств и капризов становилось все меньше. Упорство, которое приходилось прилагать для того, чтобы двигаться дальше, и пугающая бездна, оставшаяся правее от них, заставили собрать всю волю в кулак. Сейчас они действительно начинали выживать, а не болтаться в пещере, заблудившись по недоразумению или дурному стечению обстоятельств.
   Проход начал значительно уклоняться левее, что давало слабую надежду на то, что он действительно ведет в обход провала. Но это и была единственная радость от него. Чем больше группа углублялась в новый проход, тем меньше энтузиазма оставалось у ее участников. Если узость тоннеля, из которого они вернулись, можно было бы определить на языке спелеологов как продолжительный «шкуродер» (именно такие ощущения испытывают люди при прохождении таких мест, не столько критически узких, сколько неприятных в плане травм опасности для кожи), то этот проход буквально через десять минут терпимого движения преподнес команде первую серьезную неприятность. Здесь начались непродолжительные узкие места овальной формы, которые охватывали человеческую фигуру настолько плотно, что невозможно было сделать глубокий вдох. Горизонтально эти места можно было преодолеть, только не поддавшись панике и невероятными усилиями проталкивая собственное тело вперед. Вертикальные же участки пришлось проходить при помощи друг друга – плечами и ногами заклятые друзья и их непостижимо красивый гид пропихивали друг друга через узость, которую в обычной жизни никто бы никогда и не воспринял в принципе проходимой. От выталкивания каждый из них отбил себе пятую точку, неоднократно приземляясь с размаху на пол из валунов и мелких камней.
   Однако самое трудное ждало их впереди: пробравшись через очередной узкий проход овальной формы, спустя метров десять спокойного пути на карачках, группа уперлась в то, что специалисты называют пещерными «клизмами». Здесь, в узости сложной формы, психологически неподготовленным туристам довольно затруднительно сохранить самообладание. Пробираясь в узкое пространство, туристы столкнулись с поворотами лаза, расположенными исключительно в противоположном направлении от сгибов коленей и локтей. Каменные выступы в столь узком месте упирались в ребра, а при неловком движении именно ребра рисковали своей целостностью больше всего.
   Угрожающая тишина нарушалась только сдавленными стонами. Всем было больно. И становилось по-настоящему страшно. Саша с ужасом подумала, что бы было, если на них не было бы спелеокомбинезонов. Ведь если в таких местах начнут задираться куртки, можно запросто содрать кожу о камни живьем и истечь кровью. Открытые раны в пыли и грязи очень скоро довели бы дело до логического завершения. «Вот и вся пещерная романтика», – у нее хватило сил ухмыльнуться своим мыслям в то мгновение, когда прямо перед ней в камнях заметалась фигура Олега, в ту же секунду он истошно заорал не своим голосом.
   – Нога застряла! – в полной тишине его крик прозвучал оглушительно. В голосе Олега был просто неистовый испуг и настоящая, ничем не прикрытая паника. Куда девалось все высокомерие и хладнокровие. Хоть Саше и не было видно его лицо, по всхлипам было понятно, что Олег не сдерживает слезы ужаса.
   Патрик впереди с силой вырвалась из прохода и протянула резким рывком за собой Владу в небольшое расширение лаза, размером почти полтора два метра. Та грохнулась на пол, а Патрик опрометью рванулась обратно в проход. Теперь ей был открыт путь к застрявшему Олегу, но лишь к верхней его части. С другой стороны оказалась заблокирована Саша, которая замыкала движение группы.
   – Тихо, главное, успокойся, – ровно проговорила Патрик, внимательно рассматривая фигуру Олега, освещая его фонарем. – Я тебя вытащу. Начни дышать на счет… раз – вдох, два – выдох, три – вдох. Считай!
   Олег мгновенно повиновался и слабым голосом начал считать за гидом. Та тем временем практически вжала его в скалу и пробралась светом настолько далеко к его ноге, насколько это было возможно в критически узком лазе. Команда дышать по счету сработала как надо – Олег немного успокоился, сосредотачиваясь на дыхании. Глубокое и расслабленное дыхание – самый надежный способ избавиться от паники и вырваться живым из тисков.
   – Алекс, свети со своей стороны, – громко распорядилась Патрик, – говори, что ты видишь. Приблизься к нему настолько близко, сколько сможешь.
   Саша уже и без команды гида подползла максимально близко. Ей оставалось только правильно расположиться в проходе, чтобы суметь осветить фонарем место аварии. Секунду спустя она сделала то, что ее просили, и прокричала в ответ:
   – Внешне нога не повреждена. Правая – свободна, левая защемлена в отверстии в полу.
   В полу было небольшое отверстие, переходящее в серьезную щель, в нее нога могла попасть, только застряв сначала в отверстии, а потом соскользнув туда при попытке ее вынуть, так как щель была почти по форме и размеру ступни. Это отверстие в полу можно было спокойно преодолеть незамеченным, но Олег, судя по всему, именно в этом злополучном месте замешкался и запаниковал, ощутив провал под ногой, он только усугубил свое положение, пытаясь вытянуть ногу. Теперь нога была плотно зажата в каменных теснинах в полу по форме замочной скважины.
   Все, что Саша видела, она кропотливо доводила до слуха Патрик, описывая саму трещину, ее глубину и степень защемления ноги. Сейчас она понимала, что единственная возможность гида видеть – это ее, Сашины, глаза.
   – Теперь прикоснись спокойно к голеностопу. – Не только глазами, но и руками, видимо. – Олег, говори, что ты чувствуешь. Есть боль? Надо понять, есть ли внутренние повреждения, вывихи.
   – Нет, все в порядке, – глухо отозвался Олег, продолжая послушно дышать. Но, прислушавшись к своим ощущениям, он опять почувствовал наплыв липкой волны холодного страха. – Я застрял, я застрял, я застрял.
   – Успокойся, все неплохо совсем, – заулыбалась Патрик, бережно, почти по-матерински, приподнимая ладонями его лицо к себе. – Мы сможем достать ногу. Просто тебе надо быть спокойным.
   Саше достаточно было внимательно рассмотреть и ощупать ступню в расщелине, чтобы понять, что руками она не сможет ее достать, но как сообщить об этом Патрик так, чтобы не вызвать у Олега паники.
   – У меня нет нужного оборудования с этой стороны, – как можно спокойнее и даже немного беспечно произнесла она, зная, что Патрик поймет смысл ее послания.
   – Нужен пробойник и скальный молоток, – чуть помедлив, прокомментировала эту информацию Патрик с другой стороны, – я протолкну тебе. Олег, постарайся поджать правую ногу и протолкни Алекс инструмент.
   Саша ни на секунду не замешкалась, она не знала, умеет ли, знает ли точно, что делать, – она просто не видела ни одной возможности для сомнений. Она точно знала лишь одно – в какие бы условия она ни была загнана, она их преодолеет. И последнее, о чем она сейчас думала, это о ноге мужчины. Чуть поежившись от удивления, Саша поймала себя на мысли, что воспринимает бедственное положение Олега исключительно в качестве помехи на своем пути к выходу. Не более того.
   Ручной пробойник и молоток были у нее в руках спустя минуту. Олег исхитрился протолкнуть к Саше в проход оборудование, исполнив акробатический этюд, близкий к цирковому номеру, состоящему из скульптурно-пластической перегруппировки заинтересованного лица.
   – Попробуй пробить породу вокруг щели, перфоратором можно ногу повредить, – донесся до слуха Саши невозмутимый голос гида, – там немного надо, только чтобы расшатать.
   Последние слова были адресованы скорее для успокоения Олега, для Саши эта информация была совершенно бессмысленной. Пробивать молотком даже с пробойником камень с целью расширить щель – задача далеко не простая, но выполнимая.
   Саша присмотрелась к оборудованию – ударная часть пробойника напоминала шляпку гриба, что свидетельствовало о напряженной работе с ним в прошлом. Его конструкция определенно была максимально облегчена, защита пальцев надежно ограждала руки от ударов по ним молотком. Она понимала: единственное, что он нее сейчас требуется – это предельная концентрация и аккуратность. Родное сверло она отложила рядом, чтобы воспользоваться им в крайнем случае – если никакие другие попытки вызволить ногу не принесут нужных результатов.
   Тем временем Саша слышала, как Патрик откровенно заговаривает Олега, отвлекая его внимание от происходящего. Благодаря этому Саша могла спокойно приступить к работе, не отвлекаясь на психическое состояние пострадавшего.
   Она закрепила фонарь, произвела первые манипуляции с оборудованием. В тесноте она несколько раз задевала руками штанину зажатой ноги. Постоянно двигаясь, Саша производила ровные удары по камню. Ее движения заставляли двигаться свет фонаря ей в такт – словно равномерный маятник рыжие тени падали и блуждали с небольшого отрезка пола со щелью на кусок скалы, и оттуда на штанину комбинезона пострадавшего. Она нелепо задралась от Сашиных прикосновений и обнажила фрагмент роскошной татуировки на боковой стороне голени Олега.
   Мерные удары скального молотка о горную породу слились с деликатным звуком капающей воды о бортик чугунной ванны. Такие же рыжие тени расплескались и резвятся по кафелю стен обычной подмосковной квартиры. Здесь, под сводами этого любовного грота, также уязвимо и чувственно мужчина и женщина безмятежно ведут медленные беседы, обычные для любовников и странников, – и те и другие мерят вечность искренним непостоянством. Оба необычайно хороши, оба смакуют ставшую одной на двоих тайну в предвкушении сказочной развязки. В этой развязке, конечно, все должно быть патетично и грациозно: дети веселы и благочестивы, родители довольны и здоровы, друзья осанисты и добродетельны, соседи милы и чистосердечны, и сами они – Олег и Саша – воздушны и счастливы. Об этом были все их мысли и разговоры в самом начале знакомства. Они проводили время в Сашиной квартире, убегая от злободневных проблем и настойчивых «бывших». Здесь, подолгу принимая ванну в стиле парижских тридцатых – со свечами, тенями и ржавыми разводами – Саша запечатлела в своей памяти эту крупную и эффектную татуировку скорпиона с раскрытыми клешнями и поднятым жалом на загорелой мужской голени. Этот рисунок был одновременно и пугающим, и завораживающим. Странно-чувственным и броско-мужественным. Почему Олег набил именно его, Саша не усвоила, но сам рисунок отпечатался в ее голове на многие годы вперед.
   В тот первый эпизод их отношений все было так шатко и ненадежно. За каждым поворотом виделись враги. Спасение было только в длинных разговорах, общих мечтах и коротких встречах. Олег состоял во втором гражданском браке и жил на содержании у нелюбимой, авторитарной женщины. Трое пацанов были его сокровенными судьями и оригинальной плахой с особенно извращенным способом казни – растянутым на десятилетия вперед. Познакомившись с Сашей, Олег без оглядки, без памяти, без промедления включил чувства и растворился в мироощущениях и представлениях своей новой знакомой. Сказать, что роман был искрометным и бурным – не сказать ничего. Почтительно смолкали друзья, отступая в сторону, уничижительно разорялись недруги, образуя оборону матерых устоев. Саша к тому времени уверенно стояла на ногах: москвичка с высшим образованием, не страдала провинциальными амбициями, не утруждала себя работой от звонка до звонка, меняла машины и жила на широкую ногу. Саша заполонила своими пронзительными чувствами и возможностями ум и сердце Олега. Олег знал, что именно здесь он сможет быть свободным, без особенных затрат со своей стороны. И эта свобода, по краю которой его провела влюбленная без оглядки Саша, стала не просто комом в горле, а алеющей зазубриной в области шеи: Олег готов был глодать собственные кости, но получить ее в свои руки.
   Это умопомешательство длилось почти три месяца. Три месяца и девять кругов Сашиного индивидуального ада. Круги ада наматывались исключительно по МКАДу, в агонизирующих и устрашающих приступах то оптимизма, то пессимизма, шокирующих вечерними огнями припадков сексуального голода, скользкими пальцами оторопелых чувств замыкающих на горле удушье самой высокой пробы на этой планете – добровольного любовного мученичества. Саша была смелой и абсурдно-невинной, когда Олег начал врать. Саша кощунствовала над своими чувствами и день за днем рвалась спасать, помогать, вызволять – ломая и кромсая собственное эго, неловко выдирающее предостережения из запасников здравого смысла.
   Олег нашел работу в попытках обрести собственную независимость и объявить сожительнице о своем железном решении уйти. Затем его показания начали путаться и расходиться с действительностью. В реальности они выливались в несуразные поездки по городу и области, бессмысленные попытки увидеться, но не венчавшиеся успехом по причине преследований со стороны якобы слетевшей с катушек супруги. Саша верила ему непреклонно и одухотворенно взывала к небесам с мольбой в приказном тоне: отдать ей Олега – безоговорочно.
   В итоге в канун Нового года Саша легла в больницу. Уверенная, что Олег бьется за их счастье на своих рубежах, Саша перетерпела липкий холод неопределенности и лихорадочный страх. В новогоднюю ночь, в полночь, она получила смс-сообщение от Олега с просьбой «украсить его жизнь». Это предложение заставило Сашу пробудиться, напитало ее новой силой, надеждой и уверенностью в том, что Олег – ее судьба и предназначение. Она выписалась из больницы. Следующий месяц за этими событиями, уже будучи дома, Саша все еще ждала чудесного разрешения ситуации, хотя не вполне уже понимала в чем, собственно, эта ситуация заключалась. Олег стал пропадать, уже не щадя безропотную кротость Саши. А та врослась всеми органами в телефон, ожидая от него уже бог знает чего: чуда – не чуда, чего угодно, только бы с Олегом связанного.
   Олег больше так и не появился в той квартире.
   В среду, в пять часов дня, он прислал Саше длинное-предлинное сообщение, в котором признавался в собственной слабости. Писал, что не может себе позволить быть свободным. Что никогда не будет счастливым. В том сообщении не было ни слова о Саше. Так много стеклянного, безразличного текста – в оправдание и в честь собственных тлетворных истин.
   Саша растерзанно и одурело жгла свои лучшие черно-белые фото с Олегом, опаляя огнем собственные руки, в той самой ванной, где были свечи и скорпион. Саша молча обрубила все связи с Олегом и с тех пор не появлялась в его жизни.
   Прошло два года. Саша так и не восстановила зияющую дыру в области сердца, даже не залатала и ничем не прикрыла. Она стала встречаться с безоглядно влюбленным в нее мужчиной, будучи честной с собой, она не могла больше чувствовать что-то большее, чем сытость в желудке и будничный оргазм после вечерних новостей. Сытость, как правило, затупляет все остальные чувства, и к ней быстро привыкаешь – достаточно дать организму относительный комфорт. Саша поместила себя в некое подобие отношений – спокойных, понятных и предсказуемых. Все еще не придавая особого значения работе, она поменяла машину и квартиру. Ее несколько раз свозили на отдых, традиционно одаривали попсовым золотом из магазинов экономкласса и исправно водили в кино, по гостям и гипермаркетам. Чем не бездарная мечта для затасканного сердца?
   Но нет – мечта была отменена и выдворена вон за считанные минуты, когда Саша, проверяя электронный ящик в кругу деловых друзей, обнаружила в нем письмо от Олега. В этот второй эпизод, спустя два года, Олег уже стал менее разговорчивым. И в письме было всего три предложения – ни о чем.
   Этих трех строчек о том, что «ты мне не чужой человек, я думаю о тебе», хватило для того, чтобы сорвать все планки, финишные ленты и пантомимные аплодисменты. Саша поехала к Олегу, как на заклание, перечеркнув нынешние отношения и собственную гордость. Саша – смущенная, невразумительная сумасбродка – так и не поняла, как оказалась в гостиничном номере заштатной подмосковной гостиницы. Как увидела Олега, сидящего на коленях у ее ног и приглушенно целующего ее ладони. Как попала в круговорот кипучей страсти, так похожей на подавленные рыдания. Два года спустя Саша вновь, вдребезги и вдрызг, пропала в своем безнадежном, приторном романе.
   Олег уже разошелся с гражданской супругой, мотивируя расход ее чрезмерной тягой к спиртному. Он работал и снимал квартиру, поднимая мальчиков. Дети у него исключительно самостоятельные, поэтому в особом уходе не нуждались, что в значительной степени давало некое подобие площадки для разбега. Саша сама не заметила, как организовала Олегу переезд в другую квартиру, попрестижнее и поближе к себе. Обустроила ее, определила мальчиков в новую школу. И радикальным образом изменила положение с финансами Олега. Саша стремглав придала своей работе официальный статус – открыла свою компанию практически за месяц, уладив все юридические вопросы, и устроила туда Олега. Со временем Олег был назначен директором, ему была передана вся клиентская база, все финансовые потоки и ключи от Сашиной машины. С того момента Саша ушла с головой в Олега, его детей, его проблемы и чаяния. Горько и стыдно заглатывая необходимость мириться с вдруг ставшим очевидным отсутствием секса и узаконенным отсутствием романтических отношений. Ведь как-то ночью, выпивая «в нычку», Олег просто и хладнокровно поставил Сашу перед фактом: «Я не могу строить с тобой отношения. Ты же понимаешь, я так настрадался после всего, что было, что внутри ничего не осталось. Мы родные люди, мы можем пока только дружить». Так они и «дружили» следующие года полтора.
   Да, во второй эпизод этих странных отношений Олег был уже совсем немногословен, а Саша – практически парализована.
   – Прошла? – издалека донеслось до слуха Саши. Голос Патрик был слегка встревожен. – Мне почти не слышно, Алекс!
   Саша погладила взглядом фрагмент татуировки, обладатель которой когда-то изуродовал ее жизнь, и присмотрелась к щели в каменном полу. Пробитого камня было достаточно, проем не намного, но расширен. Она спокойно взяла за голеностоп застрявшей ноги Олега и медленно начала расшатывать ногу, вместе с ней расшатывая и осколки камней, второй рукой она потихоньку вынимала мелкие камни и комья глины.
   – Да, почти, – громко и немного на надрыве произнесла Саша. Она поняла, что ей не важно, испытывает ли Олег боль. Ее задача состояла в том, чтобы высвободить его ногу и пролезть в освободившийся проход самой, а не в том, чтобы сочувствовать Олегу, даже если его нога повреждена. – Олег, попробуй уже сам ногой шевелить.
   Олег выбился из сил, но все равно начал расшатывать ногу вместе с Сашей. Спустя несколько минут мучительный попыток нога все-таки вышла из проема щели в сопровождении легкого каменного скрежета – сбитые камни тут же попадали в проем в полу. Саша как-то безучастно наблюдала за этим, не вполне еще пришедшая в себя после гнетущего воспоминания.
   Под одобрительные возгласы с той стороны проема Олег протиснулся дальше, освобождая путь Саше. Олег немного отдышался на небольшой площадке, которую все это время занимала Влада. Но из-за того, что места там совсем не было, пришлось сразу же продолжить прохождение лаза. Патрик начала пробивать инструментом проход, пока не выползла (а точнее, просто вывалилась из лаза) в небольшой зал с несколькими ходами на противоположной стороне и чуть левее от их аварийного тоннеля.
   Как только к ней присоединились все остальные, она скомандовала:
   – Лагерь тут полчаса. Надо осмотреть ногу Олега.
   – Уже дурная традиция останавливаться на медосмотр, – недовольно пробормотала Саша. Она была немного не в себе – чувствовала, что злится, но не могла дать этому рационального объяснения.
   Олег повалился на пол. Влада свалилась следом за ним. Саша так и стояла, в недоумении рассматривая их. Патрик, подошла и тихонько тронула девушку за плечо:
   – Ты молодец, хорошая работа. Тебе надо попить.
   – Это ты его вытащила? – не поверила своим ушам Влада, все это время она была слишком далеко, чтобы отследить события последнего часа.
   Саша все-таки опустилась на колени:
   – Вытащился он сам. Я ему ногу освободила.
   – Ну, ты, мать, даешь! – огорошено присвистнула Влада. – Ты где этому научилась-то? Сидела тихоня такая в своей квартире, носу не казала, а тут – глянь, какой лебедь вылупился!
   Патрик сняла ботинок с пострадавшей ноги и тщательно ее осмотрела, затем прощупала, словно для себя резюмируя:
   – Может, ушиб сильный, растяжение. Переломов, вывихов нет.
   – Все равно зафиксируй повязкой в ботинок, если растяжение, он двигать ногой не сможет, – почти себе под нос и без особого участия пробубнила Саша. Она вдруг поняла, что безумно устала. Просто до обморочного состояния.
   – Может, ты перестанешь?! – неожиданно резко и почти враждебно выдал Олег.
   – Что? – не поняла Саша, поднимая на него глаза.
   – Хватит уже быть такой хорошей! – вдруг сорвался на крик обычно хладнокровный Олег. – Хватит уже спасать мне жизнь! Я уже себя за это ненавижу! За то, что тебя ненавижу!
   В глазах Олега действительно полыхало горячечное пламя желчи и неприязни. Влада притихла, и было заметно, что она вжала голову в плечи, до такой степени в маленьком гроте сузилось пространство, расплескивая вокруг отравленные эмоции. Патрик, чуть отодвинувшись, склонила голову набок, пристально наблюдая за обоими.
   – И что, по-твоему, я должна была сделать? – медленно и отстраненно прошептала Саша.
   – Не быть такой святой!
   Саша знала, что все вокруг сейчас сосредоточено на ее движении. Она знала, что никто не помешает ему свершиться. Она знала, что этого движения не просто хотят – его требуют.
   Еще на озере Патрик зацепила кайло на ее поясе. Сейчас рука Саши сжала его рукоятку, большим пальцем легко отстегнула его от карабина и с размаху вонзила его в пострадавшую ногу Олега. Кайло вошло острым краем в мягкие ткани голени, как раз на уровне татуировки. Все произошло в звенящей тишине. Олег охнул, но выражение его лица не поменялось.
   – Я не святая, – одними губами проронила Александра и устало улыбнулась.


   Проститутка для проституток

   Патрик медленно забрала кайло из Сашиных рук. Олег впился взглядом в открытую рваную рану в ноге, из которой хлестала кровь. Его зрачки расширились от боли. Он позволил себе только несколько раз простонать, и его стоны больше напоминали невнятное мычание, как будто сдерживаемую попытку что-то сказать. Влада застыла и не проронила ни слова, переводя взгляд с Саши на Олега. Вся ее удалая спесь куда-то делась. Она выглядела потрясенной и пришибленной.
   Тем временем Патрик молниеносно скрутила жгут и начала искусно его накладывать на рану, предварительно обмыв ее из непонятно откуда появившейся в ее руках бутылки с водой.
   – Надо остановить кровь, – говорила она, ловко манипулируя повязкой. – Рана глубокая, это смешанное кровотечение, вены и артерии повреждены. Если не остановим, будет острая недостаточность кровоснабжения тканей. Это приведет к недостатку в органах кислорода. Первыми нарушится работа мозга, сердца и легких. Алекс, помоги затянуть!
   Саша присоединилась к гиду, помогая туже завязать давящую повязку на голень. Движение обеих девушек были слажены, будто они уже не однократно принимали участие в оказании первой помощи.
   – Поднеси воды ему, – распорядилась Саша, обращаясь к Владе, и обернулась к Патрик. – Может, оно само сейчас прекратится, сосуды тонус потеряют. При большой и быстрой кровопотере это часто бывает.
   – Да, – кивнула Патрик, соглашаясь. – Разворачивай его и клади.
   Закончив с повязкой, Саша и Патрик медленно положили Олега на спину и, насколько было возможно, опустили его голову ниже уровня тела. Влада поднесла воды и рухнула рядом. Чем сразу воспользовалась Саша, быстро указав:
   – Ноги его положи к себе на колени, они должны быть подняты. И сиди так.
   Влада послушалась и задала свой первый вопрос сдавленным и неестественным голосом:
   – Зачем мне так сидеть?
   – Его ноги держи! – рявкнула Саша и чуть спокойнее добавила: – Такое положение способствует кровонаполнению мозга и поддерживает его деятельность.
   – И сколько мне так его держать?
   – Пока мы не двинемся дальше, – ответила Патрик, жадно глотая остатки воды.
   – Олег, тебе очень больно? – Влада жалобно рассматривала окровавленную повязку.
   – Как любит говорить Саша – терпимо, – криво усмехнулся пострадавший мужчина и с вызовом посмотрел Саше в глаза.
   Та встретила его холодным, тяжелым и твердым взглядом и решительным тоном тихо прокомментировала:
   – Ты хотел компенсировать свою ненависть – наслаждайся.
   – Глотни виски, оттянет боль, – Патрик протянула Олегу бутылку виски.
   – На, держи, – Влада аккуратно вынула пачку из кармана, чтобы не потревожить ногу Олега, и прикурила ему сигарету.
   – У нас максимум два часа, чтобы выйти на поверхность, – повернулась Патрик к Саше, – надо быстро идти по проходам. Надо перегруппироваться. Влада с Олегом ждут в залах, мы проходим дальше, насколько можно и возвращаемся за ними. Так мы быстрее найдем выход.
   Саша согласно кивнула, с готовностью поднимаясь и накидывая рюкзак на плечи.
   – Все понятно? – обратилась гид уже к Олегу и Владе. – Ждете нас. Экономьте свет. Я зажигаю фальшфейер, чтобы найти вас. Давай ему пить воду и не опускай его ноги. Мы скоро вернемся и проведем вас в следующий зал. Олег, наберись сил и терпения, когда пойдем с вами дальше – будет больно.
   – Но терпимо, – брякнула Саша вполоборота, но была услышана адресатом реплики.
   – Если бы я тебя знал такой раньше, ты бы стала моим кумиром, – отчеканил Олег вдогонку уходящей в проход Саше. На губах Олега блуждала улыбка, казалось, что он был чем-то доволен, даже несмотря на адскую боль.
   – Я всегда думала, что вы оба психи, – недовольно заерзала Влада, – одна вон уже одичала, кидается на всех. Она же такой не была никогда.
   – Не была, – подтвердил Олег, смочив губы виски. Оба собеседника надолго замолчали. Влада погасила фонарь.
   В другом конце грота валялся зажженный гидом фальшфейер. Его свечение сейчас казалось уже не радостно-малиновым, а едко-оранжевым. На мгновение даже показалось, что это свечение производит какой-то звук. Его происхождение было столь же призрачно, сколь и сам звук. Он переливался из тихого шипения в стальной скрежет, переходящий в монотонный гул. Если сначала все это было не очевидно, то чем дольше Влада смотрела в освещенный угол, тем явственнее наступал на нее этот звук, от которого кровь в жилах стыла, а в голове начинали пениться несвязные мысли. Она не могла оторвать взгляд от ужасающего все ее существо угла, ей казалось что, как только она отведет свой взгляд или закроет глаза – оттуда что-то тут же кинется на нее и проглотит с этим бесчеловечным звуком, нарастающим и смолкающим, в каком-то безмятежно болезненном танце подземного капкана. Внезапно звук начал шарахаться от стене к стене, а вместе с ним и тени фальшфейера – Влада вздрогнула всем телом, ее руки похолодели, а глаза наполнились испугом. Звук напирал на нее, казалось, что он бил ее в ушные раковины, проникая внутрь головы своим мерным гулом, и превращаясь уже внутри в шарики, раскатного детского хохота и плача.
   – Боже мой, что это? – она была парализована ужасом и говорила еле слышно. Вскочить и убежать невозможно. Спина как вросла в скалу позади и ни руки, ни ноги не повинуются ни одному импульсу. Глаза застлала проекторная простыня, на которой образовывались и ширились все новые и новые круги. Ей оставалось только наблюдать за их припадочной пляской.
   – Что? – донесся до Влады голос Олега.
   Влада постаралась сосредоточить свой взгляд на ногах мужчины, которые были закинуты на ее колени. И задохнулась от собственной беспомощности – вместо ожидаемой картины она видела все те же шары и круги, меняющие свой размер. И ничего более.
   – Я не вижу тебя, – почти прошептала Влада. Все ее внутренности скрутились в приступе тошноты.
   – Это нормально, здесь темно, – донеслось до Влады. Олег чуть шевельнул ногой и скривился от боли.
   – Здесь светло, – возразила Влада, – и орет ребенок.
   – Здесь темно и совсем нечем дышать, – у Олега не было сил спорить и удивляться рассказам подруги. Каждый вдох казался ему невыносимым и последним. Воздуха он почти не чувствовал, а перед глазами стоял стальной пятнадцатилитровый баллон, в котором находится сжатый воздух для дыхания под водой. Но баллона тут не было. Была сплошная, душная волна мрака и тишины. Олег сосредоточился на движении своих легких, дозируя вдохи и выдохи. Судорожно вспоминая все, чему его учили на курсах дайвинга. Боль в груди и ощущение сдавливания всей грудной клетки наваливались на него из темноты. На лбу появилась испарина, губы посинели.
   – Ты можешь дышать?
   – Не понимаю тебя, – речь Олега стала несвязной и Влада почти не разобрала его слов, преследуемая какофонией звуков, загоняющих ее в оторопь.
   Олег не смог справиться с бронхо-спазмом и зашелся в приступе страшного кашля. В этот момент он понял, что задыхается глубоко под землей, потерянный, беспомощный и жалкий – даже для самого себя он не представлял сейчас никакой ценности. Влада напряглась от содроганий тела Олега на своих ногах и с огромным трудом смогла сфокусироваться на нем. Зрение возвращалось почти болезненно – приходилось прорываться сквозь круги и шары и складывать обозначившиеся в темноте фигуры и тени в осмысленную реальность.
   – Переверни, – прохрипел Олег, барахтаясь на ее ногах. Поврежденная нога онемела от боли, он не мог оттолкнуться, чтобы перевернуть туловище со спины на живот.
   Влада не сразу, но поняла, что пытается изобразить Олег, и помогла ему перевернуться. Она немного пришла в себя, наблюдая за мучениями мужчины, и протянула ему воды, невнятно проговаривая, будто про себя:
   – Не знаю я, что это все такое, что нам делать, куда эти две звезды поперлись. Я готова орать как истеричка, но это не поможет. Единственное, что я понимаю, что у нас есть вода. Пей!
   Олег оперся локтями о каменный пол и напряг мышцы рук, плеч и спины. Со стороны могло показаться, что он собирается на низкий старт. Он опустил голову к полу и потряс ею, как будто избавляясь от наваждения. Уняв отдышку, он проглотил пронзительный прокол в легких и жестко произнес, не щадя чувств собеседницы:
   – А ты уверена, что эти две звезды вообще вернутся?
 //-- * * * --// 
   – Оставляй метки, – бросила на ходу Патрик в сторону Саши, но та уже сориентировалась сама и не оставила этот вопрос без внимания.
   Девушки буквально ныряли в лазы и двигались максимально быстро. Если проход был тупиковым, они меняли направление движения. Каждая была сконцентрирована на маршруте, запоминая и фиксируя пройденный путь. Каждое их движение было четким, отточенным и ровным. Они не колебались, не дергались, не нервничали.
   – Мы двигаемся правильно, я чувствую, – донеслось до Саши. Голос Патрик был теплым. Саша знала, что она не утешает и не успокаивает – раз Патрик говорит это, значит, так оно и есть.
   – Будем полагаться на твое чутье, – Саша улыбнулась в темноте, пробираясь следом за крепким телом гида в глубокий тоннель. С потолка свисал угрожающих размеров выступ. Внутрь пришлось просто проскользнуть. – Ты как думаешь, он сможет пройти?
   – Зависит от его организма. Если не осилит – будем тащить по очереди.
   – Он вынослив к физической боли…
   – Но у него подорвано здоровье, и мы находимся под землей вторые сутки, странно, что они еще полностью не дезориентированы. – Слова Патрик звучали четко, она перешла на английский.
   – Как раз-таки дезориентированы, раз не соображают что происходит, – не согласилась Саша, откидывая камни, летящие на голову из-под ног Патрик.
   – Просто один очень самоуверенный, а вторая очень легкомысленная, – фыркнула Патрик и рассмеялась, – вот и вся история.
   Разговор то и дело прерывался пыхтением, руганью и каменным скрежетом.
   – А мне кажется, что каждый из них в своей степени просто настолько привык выезжать на чужих плечах, что даже не задумывается о том, что может быть как-то иначе, – вздохнула Саша, автоматически отмечая про себя новый обрез кожи об камень на правой кисти.
   – Ну, детка, это твой размерчик, – невесело рассмеялась Патрик, пробивая впереди себе путь в узком проходе кайлом, которое уже было сегодня активизировано Сашей.
   – Хочешь сказать, что я сама таких попутчиков выбираю? – после каждого вопроса Саша, сквозь скрежет зубов, издавала непечатный текст, потому что от работы Патрик на нее летела куча острых камней, от коих спасала девушку только каска.
   – Ты их выбираешь, ты им себя настойчиво предлагаешь, даже навязываешь… дорогая, ты ими одержима – эгоистичными дураками и дурами, которые ничего из себя не представляют, но в твоих руках и глазах становятся необузданными королями и королевами. Только не сказочных королевств, а районных драмкружков.
   Саша была в восторге от забавной иносказательности иностранки – чудаковатая форма идеально передавала содержание мысли.
   – Ты не помнишь, как рассказывала мне свою теорию про проституток и, кажется, Есенина? – голос Патрик оживился, было слышно, что она тихо посмеивается над своими воспоминаниями. Пока она переводила дух в пробитом лазе, Саша с разгону врезалась в пробитое пространство, в результате чего прошлась скулой по армейскому ботинку гида. На фоне всех остальных повреждений удар показался Саше детским лепетом – кость обожгло легким жаром, и кожа заалела болезненными ощущениями. Патрик свернулась калачиком в лазе, чтобы протянуть руку с фонарем к Сашиному лицу.
   – Считай, что теперь и ты мне заехала ногой по челюсти, – попыталась засмеяться Саша, но взвыла от боли и обошлась кривой гримасой.
   Патрик держала ее за подбородок и широко улыбалась, казалось, ничто происходящее не вызывает в ней ни малейшего испуга или хотя бы волнения. Осмотрев Сашино лицо, она как-то даже по-детски, с видом нашкодившего шалопая, отерла кровь со скулы своим рукавом и игриво заявила:
   – В мои планы на этот вечер не входило применять к тебе физическую силу.
   – Так что там с проститутками? – невпопад перевела тему Саша, понимая, что кожа лица начинает заливаться не кровью, а стыдливым румянцем, под пальцами Патрик, которая дерзко и нежно провела тыльной стороной кисти по глубокой ссадине на щеке.
   – Никак не могу привыкнуть к тому, что ты ничего не помнишь, – вздохнула Патрик и вернулась к своему положению, продолжая путь вперед. – Мы с тобой были на вечернем круизе по Нью-Йорку. Ты так завелась, когда увидела этот белоснежный лайнер на Гудзоне, что у меня не было выбора.
   – Это что же – я выпросила круиз, что ли? – ехидно уточнила Саша, держась на значительном расстоянии от ботинок впереди-ползущей девушки.
   – Ты неисправима! – бросила Патрик с раздражением. – Откуда столько неуверенности в себе? Тебе даже не пришло в голову, что мне было в радость покататься с тобой на лайнере по Гудзону!
   – Но… – осеклась Саша, прислушиваясь к гневным ноткам в голосе Патрик, они вызвали в ней клокотание чувств, которые совсем не подходили к данной обстановке, Саша поняла в ту секунду, что человек, даже гнев которого так завораживает – просто не может быть настоящим. – Ты такая… а я – такая…
   – Ты так и не поняла ничего, – уже разгоряченно выдала Патрик, продолжая движение вперед. Потом вздохнула и обрела обычное благодушие. – Ну да ладно, потом поймешь, когда твое время придет.
   И вернулась к рассказу, который вызывал у нее приятные эмоции, в голосе блуждала улыбка, медовый и тягучий вкус которой ощущался даже в каменной пыли подземной западни:
   – Мы были на закате на Манхэттене. Это самое волшебное время на острове. Ты мне много говорила, что надо реже бывать там, чтобы не привыкнуть к этому восторгу. Вроде как ты все время находишься в состоянии первой влюбленности – как наркотик. Ты вообще много там говорила, и смеялась, и прыгала все время!
   – Как это прыгала? – не поняла Саша, погружаясь в рассказ Патрик, она совсем забыла о боли и технично двигалась за ней, замечая, что двигаться они начинают быстрее, отвлекаясь от происходящего.
   – Ты такая забавная, когда не контролируешь все время себя. Можешь носиться вокруг, подпрыгивая на одной ноге, как маленькая. И вверх прыгаешь, как улететь пытаешься, ты восторг. И хохочешь, что-то быстро и громко говоришь. И вообще, ты, когда улыбаешься, даже не видишь, что все кругом в тебя влюбляются. Когда мы возвращались дважды в одно и то же заведение, с тобой почти все здоровались. Ты все время была как тот мой знакомый из Бруклина – на мосту – с горящими глазами. Но с девичьей притягательной улыбкой. Тобой все наслаждались, а ты и не замечала. Манхэттен полностью менялся в закатное время. Он похож на твой восторг, или ты похожа на него, не знаю. Такой же одуревающий от своей свободы и притягательности, в сумеречный час, будто на мгновение, смутившийся своей красоты, но тут же – с заходом солнца – выставляющий себя на показ всем подряд беспокойными огнями, мнительными рекламами, задиристыми вывесками. Он напитывается восторгами зрителей и благодарно принимает в себя, растворяет и одухотворяет. Одна ночь на Манхэттене – это и Новый год, и Рождество, и День поминовения, и День независимости, и День благодарения, и даже Pride Parade – все вместе взятые!
   – Ну, ты смешала все в одну кучу, – расхохоталась Саша, унимая собственное сердце, которое рвалось из груди от красочного рассказа Патрик, слова которой были действительно искренними, это сквозило в каждом звуке, ведь она не прекращала улыбаться, даже матерясь на камни, с выдохами и стонами, улыбалась и растроганно продолжала свои воспоминания.
   – Во время заката небоскребы освещаются красочными солнечными лучами. Ты болтала с публикой, пока мы отплывали, потом спустились на палубу ниже. Было немного прохладно, мы укутались с тобой в пледы и любовались островом с воды. Когда мы плыли вниз по реке Гудзон, ты рассказывала мне что-то про какое-то серое платье, почему оно было так важно, я не поняла. Когда лайнер шел вокруг Бэттери, ты убеждала меня в том, что любой предмет можно превратить в фетиш, и не важно, дизайнерский он или подделка. Но когда мы шли уже вверх по Восточной реке и обратно к сорок второй улице, ты замолчала, что-то вспоминала. Я удивилась, потому что ты редко грустила на Манхэттене. Наверху играл диджей, нам носили еду и шампанское…
   – Моя любимая статуя Свободы, – вдруг перебила ее Саша, резко останавливаясь. – Панорамы Нью-Йорка и огни гавани ослепляли меня, я заплакала тогда, да?
   – Ты вспоминаешь ту ночь? – одобрительно послышалось от Патрик. – Последние усилия, Алекс, впереди большой зал, я вижу.
   Саша собралась и следующие пятнадцать метров прошла быстро, цепляясь глазами за огонек от фонаря гида, мелькающий впереди. Вывалилась из тоннеля Саша буквально на голову Патрик, которая не отползла от прохода, а пыталась отдышаться, стоя на карачках рядом с откинутым рюкзаком.
   – Ты опасна для общества, тебе не говорили еще? – засмеялась Патрик, лукаво засматриваясь на веселую Сашу, перекатывающуюся с нее в свободную нишу.
   – Послушай! Послушай! – Саша вдруг вся засветилась изнутри, ее плечи словно расправились, глаза засверкали просто невыносимым блеском, казалось, еще чуть-чуть, и ее энергия вырвется наружу, и она правда заскачет на месте, наплевав на размеры пещеры и на саму пещеру в принципе. – Я вспомнила свою теорию про проституток! Я тогда расплакалась, когда мы подплывали к гавани. И сказала, что, чтобы читать стихи проституткам, мне приходится самой стать проституткой! Такой громоздкой, тяжелой, тучной – с хорошо прописанной рифмой-схемой за пазухой. Они приходят ко мне раз в месяц, раз в год, раз в три года. Я принимаю их. Они справляют свои нужды – кто физические, кто эмоциональные. И сваливают в свои натруженные, промаркированные жизни. Я проститутка для проституток! Я стала ею, потому что влюблялась в них, как Есенин, и хотела читать им стихи. Это было очень остро сначала, а потом по-другому было уже невозможно. Потому что как любить их по-другому, я не знаю.
   – А разве можно их любить по-другому? Без надрыва, без напора, без оплаты, без ограничений по времени? – задумчиво протянула Патрик, разглядывая потолочный свод зала, она лениво откинула голову на пол и растянулась, одной рукой придерживая ошарашенную своими открытиями Сашу. – Только они тебя лишили личности. Подумай об этом.
   – Вау! – вырвалось у Саши, когда она, отдышавшись, после прохода, осветила фонарем пространство. – Ты только посмотри!
   Патрик тут же приняла вертикальное положение и включила свой фонарь. Секунду спустя она удивленно присвистнула:
   – Должно быть, мы близко.
   Размер зала, в который они прорвались, был в несколько раз больше всех пройденных. Зал был просто огромный. Именно фотографии таких залов украшают лучшие интернет-порталы о пещерах и профессиональные издания. Отсутствие света усложняло его осмотр, поэтому девушки обследовали лишь те части, куда дотягивался свет их фонарей. То есть совсем недалеко от прохода.
   – Надо возвращаться за группой и вести их сюда, – жестко проговорила Патрик, будто возвращаясь в реальность.
   – Они смогут пройти? – в голосе Саши было сомнение, но не тревога.
   – Я специально пробивала лазы. Критических сужений по дороге не будет. Мы обезболим его перед транспортировкой заморозкой. Пошли, и старайся за мной идти очень быстро.
   – У нас есть заморозка? Почему сразу не обезболили? – Саша вздохнула, сожалея о такой короткой передышке.
   – Я не знаю, как и когда мы выйдем. Я решила сэкономить и применять спортивную заморозку только при движении. Пока Олег лежит и не шевелится – можно потерпеть. Он же у тебя железобетонный, – в голосе Патрик послышался то ли упрек, то ли насмешка. Но удивительным для Саши было то, что даже эти эмоции, казалось бы, окрашенные в негативные оттенки, у Патрик звучали чисто и добродушно. У гида было щедрое и проницательное сердце, без примесей, без подпорок и без малейшей фальши.


   Пожертвовать многим, чтобы спасти все

   Если подобное определение уместно для передвижения в узких, порой низких и наводненных тоннелях пещерной системы, то именно стремглав Саша и Патрик вернулись в грот, в котором они оставили Владу и Олега с поврежденной ногой.
   Они застали не просто безрадостную картину, а ужасающую. Владу трясло крупной дрожью, и она не сразу узнала вернувшихся подруг. Несмотря на то, что девушек не было всего полчаса, Влада уже серьезно запуталась во времени и провалилась в болезненный сон. Разбуженная прибывшей частью группы, она от испуга и дезориентации заорала как резанная, чем совершенно сбила с толку Олега, ноги которого от неожиданности подбросила со своих коленок, чем причинила тому сумасшедшую боль. В итоге Патрик и Саша ввалились в небольшой грот под неистовые крики перепуганных до полусмерти туристов.
   Патрик быстро обработала Олегу рану спортивной заморозкой и заменила повязку, отметив, что кровотечение почти остановилось. Однако внешний вид и состояние мужчины не внушали уверенности в хорошем исходе спасательной операции, как бы она ни развернулась. Синюшные губы и кожа серо-зеленного цвета вкупе с приступами удушья, глаза провалились в тени коричневых мешков и не выражали ничего, кроме полного безразличия.
   К слову сказать, внешние изменения отразились и на Владе. Та была больше других перепачкана, потому что ее спортивная подготовка все-таки осталась на уровне школьных уроков физкультурой, не говоря уже о том, что организм был серьезно разобран из-за чрезмерного употребления алкоголя. Влада ловила все, что падало, не могла увернуться и быстро среагировать на угрозу, часто падала от невозможности сориентироваться или поскальзывалась. Она была измождена так, что с трудом понимала суть происходящего, предпочитая грубо отшучиваться, ибо только привычка подвергать все площадной ругани и хабальному осмеянию держала ее в состоянии мало-мальского психологического равновесия.
   Никаких больше проволочек на «посидеть отдохнуть» гид никому не предоставила. Распределив экипировку снова между собой и Сашей, она проинструктировала каждого по отдельности о поведении в проходах и способе безопасной транспортировки Олега. Пока она готовила группу, заморозка сделала свое благое дело, и Олег почувствовал значительное облегчение. Было заметно, что он старается не смотреть на травмированное место. Также, почувствовав облегчение, он изъявил желание двигаться сам, мотивируя это тем, что кость не повреждена, а рана заморожена.
   – Да, это разумно. Но ты будешь двигаться между мной и Алекс. Мы будем чередоваться и страховать тебя. В тоннелях мы проведем примерно сорок минут, может, больше. И там не будет возможности сделать лагерь, – Патрик понимала, что и время уже не на их стороне, поэтому в препирательства не вступала.
   Группа отправилась в проход в гнетущем молчании, нарушаемом только тяжелым дыханием и отдышкой. Никому не хотелось разговаривать или шутить. И у каждого участника этой стихийной экспедиции были свои причины помолчать, стиснуть зубы и двигаться дальше. Движение было тяжелым. Много внимания и времени забирал на себя Олег, который, как бы ни хотел быть героем и обойтись без посторонней помощи, все-таки не мог пересилить физическую немощь. Его пришлось протаскивать по половине лазов сначала Патрик, затем Саше. Владе пришлось замыкать группу – но и ее присутствие и движение приходилось контролировать. Девушка то и дело выбивалась из сил и падала ниц на каменный пол.
   Через пятьдесят минут непосильного перехода и напряженной борьбы с органикой и физиологией, группа вышла в гигантский зал, найденный ранее. Состояние путешественников было настолько плачевным, что никто не озаботился стандартной организацией стоянки. Все четверо рухнули на пол и молча в неподвижности пролежали около пятнадцати минут. Слышались уже привычные слуху звуки пещеры. В полной, незыблемой тишине со временем учишься различать и гулкую жизнь камня, и кичливую нервозность воды. В зале было много воздуха. Его присутствие стало одной из причин, подкосивших туристов: нехватка воздуха в проходах и резкий его избыток в зале серьезно резанул по растерзанным легким.
   На этот раз первой пришла в себя после перехода Влада. Саша и Патрик, пожалуй, были измотаны сейчас гораздо больше остальных. Поэтому не отконтролировали передвижения Влады, которая включила фонарь и решила осмотреться в огромном зале.
   – Вот это, блин, громадина, – выдохнула она и пошла в сторону от группы. – Может, здесь вода есть, у нас почти закончилась.
   – Да, скорее всего, – пробормотала Саша, пытаясь внутренне собраться, чтобы пошевелить хоть одной конечностью и при помощи нее поднять свое тело с пола. Но это у нее категорически не выходило. Она повернула только голову и встретилась глазами с лежащей в таком же положении, ничком на полу, Патрик. Та ободряюще улыбнулась и подмигнула. «Откуда у нее такая сумасшедшая сила духа берется, – подумала Саша, – вот уже сейчас не сдуться – это реальный подвиг».
   Вмиг все изменилось. И одного, и вторую, и третью подорвал с пола в доли секунды душераздирающий крик Влады. Помимо оглушающего из-за акустических особенностей подземелья человеческого вопля, зал наполнился дикими, зычными, противными криками и хлопками, похожими на звуки ударов кожи по стальной поверхности. Крики были настолько нестерпимыми и страшными, что Олег, вскочивший на раненую ногу, упал на колени, обхватил голову руками и вжался всем телом в пол в позе, напоминавшей земной поклон. Он завопил в тон Владе. Саша металась по залу в поисках источника адских звуков, но когда в ее плечо врезалось крупное, живое существо, ее смелость улетучилась вместе со здравым смыслом. От неожиданности она начала падать, но тут же ощутила себя в объятиях Патрик, которая была уже рядом и удержала ее от падения.
   – Тихо! Не орать! – гаркнула Патрик так резко и громогласно, что Олег и Влада, по-армейски и безотлагательно выполнили приказ. Патрик метнула настолько далеко, насколько смогла размахнуться, все еще сжимая и удерживая второй рукой за плечо Сашу, фальшфейер и впервые осветила всю территорию зала.
   В освещенном зале с криками метались потревоженные человеческими криками летучие мыши. Здесь была большая колония. Они были разные по размеру и летали по залу, издавая страшные крики, они хлопали своими кожаными крыльями-руками. Картина, открывшаяся напуганным взглядам, напоминала сцену в стиле Хичкока. Но оценить ее по достоинству можно скорее только со стороны и по телевизору, нежели самому являясь участником действа.
   Мыши-птицы довольно быстро покинули через какой-то из проходов зал. Но их жуткие крики еще какое-то время слышались почти со всех сторон, стискивая зал ужасным эхом.
   – Боже! – Влада первая подала признаки жизни, после минутной паузы и затряслась в рыданиях. – Это летучие мыши? Они нападают на нас? Они нас съедят?
   – Успокойся, – Патрик отпустила Сашу, быстро сжав ее руку в своей, и подошла к Владе. В ее голосе было много ласки и тепла. – Это летучие мыши, но они не нападают на людей, это заблуждение. Крайне редко возможно случайное столкновение летучей мыши с человеком. У них просто может быть сбой в системе ориентации. Но они сами от этого страдают гораздо больше человека.
   – А это что тогда было? – недоверчиво отозвался издалека Олег.
   – Это не нападение. Влада их напугала. Ты чего так разоралась? – Патрик заботливо сняла с Влады шлем и погладила по волосам, девушка дрожала значительно меньше, на глазах успокаиваясь и возвращаясь к нормальному состоянию (насколько это было возможно в этих условиях).
   – Я поскользнулась и ухватилась за стену там, на выступе, и рукой во что-то живое ткнулась, – совсем как ребенок всхлипнула Влада.
   – В мышь и ткнулась, – прокомментировала Саша, переводя дух – она сделала несколько глубоких вдохов. – Ребят, а вы чувствуете какой здесь воздух?
   Олег продолжил дышать, повторяя за Сашей, глубоко и судорожно хватая ртом воздух и собирая его в легкие.
   – Летучие мыши – хорошая новость, – засмеялась Патрик, расслабляя своим смехом всех окончательно. – Они не живут в пещерах, а только отдыхают. Им важна только поверхность, за которую можно крепко зацепиться и поспать. Охотятся они наверху. Если они здесь – значит, мы близко к поверхности. Отсюда и хороший воздух.
   – На кого охотятся? – поежилась Влада. Все еще в объятиях Патрик она, видимо, не могла выйти из образа маленькой, напуганной девочки. Возможно, она была в нем впервые, открыв это в себе благодаря нерушимой уверенности Патрик.
   – На насекомых они охотятся, – успокоила ее Саша, хохотнув. Она уже рылась в рюкзаке, справедливо решив запить стресс глотком живительного виски. – Человека с насекомым вряд ли можно спутать. Тем более маленькой мышке с крыльями. Угомонись.
   – Поверхность, – пробормотал Олег. Только до него дошел смысл сказанных Патрик слов. Остальные вели себя так, словно они и не собирались выбираться из пещер, – подобное поведение свойственно людям, аварийно проводящим много времени в замкнутых пространствах. Со временем они теряют счет времени и начинают приспосабливаться к новым условиям. Следом за паникой и страхом исчезает и понимание того, что задача состоит в том, что надо выбраться, – человек переориентируется на то, что ему надо просто выжить.
   Олег подполз к стене и принял от Саши бутылку с виски. Сделав большой глоток, он умиротворенно выдохнул и закрыл глаза, откинув голову на стену. Саша не стала задерживаться рядом и отправилась к Владе с Патрик.
   Патрик уже опустила Владу на землю. Та все еще держалась за крепкие и надежные плечи гида и сидела на полу, прижавшись к ней. Саша протянула им бутылку и немного удалилась в сторону. Ноги у нее тоже подкашивались, она уселась на выступ скалы и невидящим взглядом уставилась прямо перед собой – в поле ее зрения были Влада и Патрик, скованно застрявшие в неестественной позе утешительных объятий.
   Саша рассматривала их внимательно и даже несколько придирчиво. Что-то причудливое скользнуло в ее сознании – похожее на досаду и горечь. Влада прижималась к Патрик с такой беззащитной женственностью, что это выглядело просто комедийно – ведь именно Влада всегда была феминизированным громкоговорителем с замашками нахальной пацанки.
   Усмешка скользнула по Сашиным губам. Несколько лет назад девушка, которая только что откровенно проявила свою женственность, пожалуй, в первый раз, нарочито приторно вела себя в компании Саши стервозно-нервически и заносчиво. Она не только считала для себя невозможным мириться с мнениями и желаниями подруги. Она дала себе право осуждать ее выбор и природу этого выбора. Та терпела и не сопротивлялась, потому что таяла, как масло на сковороде, от такого настойчивого внимания этой черноволосой дамы вне зависимости от того, чем оно было вызвано. Когда Саша пыталась высказаться, рассказать себя, показать, все эти попытки тут же почему-то становились похожи на нерешительные, дрожащие оправдания.
   И начинались мытарства несчастной девушки по экспериментальным свиданиям с кандидатами, отобранными самой Владой. Побывав в сотне дурацких ситуаций, испытав невероятное количество неловкостей, проглотив эшелоны колкостей, она смирилась с тем, что не может сопротивляться этому маразму, и, повинуясь своему роковому кукловоду, покорно пошла в постель к одному из предложенных кандидатов. Ничего, кроме отвращения к себе, Саша после этого не чувствовала. В то время – совместных посиделок «парами» – она поздравляла себя с фееричным достижением: вместо того, чтобы сделать выводы и идти дальше, не оборачиваясь на этих людей, она не просто приняла их правила, но и попыталась стать такой же, как и они. В собственной шкуре ей было душно и тошно. Она не понимала ничего, что происходит кругом, и ощущала себя инопланетянином. Понятное дело, она стала еще более зависима от своего экскурсовода по миру «обычных людей». Который, в свою очередь, заигрался в вершителя судеб божественного происхождения – Влада потащила Сашу в салон, менять имидж. В образе Саши планировалось изменить акцент с независимости на женственность, которая в Саше, по железному мнению Влады, напрочь отсутствовала. Женственность в исполнении Влады, навешанная на Сашу, отдавала душком – прислужливой бабы Саши с напомаженными губами и глубоким декольте.
   Сама же Влада, увлеченная переделыванием Сашиной жизни в подобие своей, деловито-матерно презирала собственного мужа: опостылеть и закостенеть в своих чувствах гулкой ненависти, соленого секса и влюбленностей подшофе – это был рецепт той жизни, которую она транслировала двадцать четыре часа в сутки на мутных стеклах старенького автомобиля с видом на дворы пит-стопов.
   Семья с привкусом текилы и старушечьим запахом подъездных прелостей принимала Сашу в свои терпкие объятия с одним условием: Саша обязана была «стать нормальной».
   Несомненно, попытки вырваться, хоть и стыдливые, но были. Саша была уже настолько разорвана внутри, поругана и сломлена, что заглядывалась не столько на окружающих людей в поиске своего спасателя, сколько на стационары московских больниц. Любые же кандидаты в спасатели чудесным образом исчезали с горизонта, не успев на нем обосноваться: с упорством, достойным лучшего применения, Влада осмеивала каждого нового знакомого, рискующего заявить о своих намерениях по отношению к подруге.
   Саша уже потеряла себя. Очередным бескровным и обезвоженным утром она ехала в офис, слушала любимую Владой радиостанцию, курила сигарету за сигаретой, запивала анальгетик горячим кофе. Над Балаклавским проспектом чарующе плел свои звуковые узоры «Пикник» – у Саши в машине громко звучало «это – черный чулок на загорелой ноге». И она вдруг поняла, что не чувствует собственные руки на коже руля, не управляет своими губами, отравленными никотиновыми вспышками, в страхе оглядывается на собственный телефон в ожидании звонков из «нормальной жизни» – она доехала до офиса, вошла в свой кабинет и написала заявление по собственному желанию. Ничего и никому не объясняя, она покинула горячечный притон собственных неудач.
   Женщина, которая желала ей счастья по образу и подобию, не имела понятия о том, что такое счастье в Сашином понимании. Женщина, которая вероломно бомбардировала ее, отрицала свою природу почище любого умалишенного. Женщина, которая сознательно пользовалась слабостью другой женщины, рисуя на ее коже разводы из туманных ожиданий, не смела остановиться и подумать над собственным отступничеством. Эта женщина превратила в недоразумение собственное присутствие в жизни Саши. И, по сути, оборачиваясь назад, Саша смогла признать лишь один существенный факт: Влада не знала о ней ровным счетом ничего, кроме имени и фамилии.
   Сейчас Саша, не скрывая ухмылку, наблюдала за Владой, расслабленно откинувшейся в объятия сильной женщины, которая не скрывала ни своего характера, ни собственных волеизъявлений. На губах Влады скользила неосознанная улыбка, и казалось, еще чуть-чуть, и ее кисть коснется кожи гида и ласково, податливо, застенчиво ее погладит.
   Патрик встретилась глазами с Сашей и улыбнулась ей. Она отодвинула, наконец, от себя Владу и встала, растягивая мышцы.
   – Я пойду по залу, надо определиться с проходом по движению воздуха, – проинформировала она присутствующих, – потом двинемся дальше, как раньше. Сначала мы с Алекс прокладываем путь, потом возвращаемся.
   Патрик отправилась с фонарем по периметру гигантского зала. Свет ее фонаря блуждал по стенам и потолочному своду. Саша приблизилась и наклонилась над Владой:
   – Дай глотнуть виски.
   – Ох ты, бог мой, что у тебя с лицом? – удивленно вскрикнула Влада, протягивая ей бутылку. Только сейчас она обратила внимание на ссадину и кровоподтек на скуле у Саши.
   – Врезалась в ботинок Патрик, – попытка засмеяться не удалась – было очень больно, когда кожа натягивалась.
   – Это она тебя так отделала? – не унималась Влада. – Прикинь, шрам будет в виде следа от ее ботинка.
   – Уверен, что Саша была бы счастлива такому шраму, – донеслось от стены, где все это время тихо лежал Олег. Он слушал музыку, заткнув уши белыми наушниками, и вынул их, как только Патрик начала передвижение по залу.
   – Поверь, мне достаточно тех шрамов, которые у меня уже есть, – не осталась в долгу Саша, ответив даже резче, чем могла бы.
   – Ты неплохо научилась и сама наносить раны, – парировал Олег.
   – Ага! – все-таки через силу рассмеялась Саша. – И очень надеюсь, что шрамы будут столь же хороши!
   – Ребята, – раздалось из глубины зала, – я нашла хорошо продуваемый лаз! Алекс, бери оборудование и иди ко мне.
   Саша быстро накинула рюкзак и отправилась на призыв Патрик, не оборачиваясь на комментарии друзей. Сил было не много, но десятиминутный отдых все-таки дал результат, и тело начало повиноваться. Она дошла до Патрик, стоящей на выступе и освещающий тоннель, который находился на высоте человеческого роста в проеме стены.
   – Они пройдут? – с сомнением уточнила Саша. – Тут подтянуться надо.
   – Подтянем сверху, все нормально, пошли, – бодро скомандовала гид и ловко нырнула внутрь.
   Движение по тоннелю было не сложное – помогал чистый воздух. Лаз не уходил вверх, Саше даже показалось, что он опускался. Но одно то, что по нему можно было свободно ползти, делало его правильным, и тревожные вопросы так и не были воспроизведены. Метров через пятьдесят девушки обратили внимание на то, что потолок стал подниматься, образуя галерею готической формы.
   – Стой! – Патрик резко прекратила движения и чуть сместилась назад. – Смотри!
   Саша приблизилась к гиду, все еще с опаской сторонясь мощных ботинок, и посмотрела, куда указывает ее рука. Вправо уходил небольшой грот, где было отчетливо заметно естественное освещение – откуда-то сверху в грот падали тени. Девушки настолько привыкли к кромешной тьме, что эти едва заметные изменения в пространстве были просто кричащими для них. Без суеты и лишних слов обе ушли вправо и подняли головы.
   Над ними был колодец – так спелеологи называют вертикальные или наклонные округлые полости, которые соединяют морфологически различные части пещеры. Этот колодец был вертикальный и на уровне двадцати пяти – тридцати метров выходил на поверхность. Не очень хорошо, но можно было различить кусок неба и заросли на небольшой площадке, под провалом с земли в колодец. Патрик внимательно изучала его стены. Проверила связь, поднимая над собой телефон – ничего.
   – Много ненадежной породы, тут все еле держится, – проговорила она, оборачиваясь к Саше. В ее глазах застыл вопрос.
   – Не уверена, что у нас есть другие варианты, – ответила на непрозвучавший вопрос Саша и устало опустилась на корточки.
   Патрик следом за ней соскользнула по стене вниз и уселась на пол, упираясь локтями в колени, она обхватила голову и выдохнула:
   – Нам придется пожертвовать многим, чтобы спасти все.


   Хватит!

   Патрик и Саша возвращались в величественный зал огромных размеров тем же тоннелем. Гид проговаривала вслух план эвакуации на поверхность. В ее голосе не было сомнений, но Саше стало очевидно, что и былой бодрости уже не слышно. Патрик была заметно напряжена и сосредоточенно продумывала каждую деталь.
   – Олег, – озадаченно подытожила она свои размышления, – его будет сложно поднять без специального оборудования. Влада тоже не поднимется сама. Этот подъем может стать чистой авантюрой.
   – Послушай, это же в их интересах, так? – Саша приостановилась, чтобы отдышаться. – Подняться наверх надо каждому из нас.
   – Да, – коротко согласилась Патрик.
   – Значит, им надо приложить усилия. Тебе придется подробно объяснить технику подъема. Будем страховать друг друга, – Саше на мгновение показалось, что она начинает уговаривать гида на рискованное мероприятие. Но иного выхода из западни она попросту не видела. И ни малейших колебаний у девушки сейчас не было.
   – Да, – повторила Патрик и замолчала, продолжая путь к залу.
   – Скажи, – нарушила Патрик тишину спустя пару минут, – Олег не кажется тебе жалким даже в этом положении?
   Саша пробиралась вперед и помедлила с ответом, позволив себе задуматься над вопросом, который был удивительно правильно задан. Судя по всему, жалость по отношению к Олегу обе девушки уже обсуждали. И теперь она – жалость – могла бы возникнуть в сердце Саши. Но разве ее не было раньше?
   Возможно, романтическое и чуткое сердце девушки испытывало когда-то жалость по Достоевскому. Она вторила князю Мышкину «я вас не любовью, я вас жалостью люблю», и в этой любовной всепоглощающей и всепрощающей жалости была избитая библейская истина из Послания Коринфянам.
   Но жалость эта претерпела трансформацию весной того же года, который они так прекрасно встретили в горном ущелье на побережье Черного моря. Обсуждая покупку дома в запале пустячных и не очень проблем, Саша не замечала, как выпадает из поля притяжения Олега. Не замечала она даже очевидности – она оставалась за бортом. Тогда еще не имея возможности сложить в единое целое все пазлы этой чудовищной картины, она со страшным усилием старалась не быть крикливой женой, не выяснять отношения, не упрекать. У нее вышло это блестяще. Она без сопротивления позволила вытеснить себя из всех областей собственной жизни.
   Мир Саши рухнул тихо – они разошлись молча. Олег не объяснил причин. А Саша не спрашивала.
   Несколько месяцев спустя, летом, Саша встретила на улице общую знакомую – хозяйку заведения в соседнем доме. Это была дама, случайное знакомство с которой привело Олега к смачному коньячному возлиянию в новой компании под бдительным контролем Саши. Это был незначительный эпизод, полоснувший по Сашиному сердцу ножовкой колыхнувшего между Олегом и хозяйкой заведения пьяного флирта. На следующий день Олег просил прощения, обнимал, клялся, что не хотел сделать больно, что ему на трезвую голову такое бы в голову не пришло. Саше показалось, что Олегу стыдно, и она простила. Прошло немного времени с того момента, и мир между Сашей и Олегом пал, несмотря на любовь детей, на работу, на планы, на семью.
   И вот, спустя несколько месяцев, летом, Саша встретила ту хозяйку заведения – черноглазую южанку в возрасте с короткой мужской стрижкой иссиня-черных волос, с приятным лишним весом и в белых брюках. Она-то и рассказала Саше подлинную историю. Как бы унизительно ни было выслушать правду от постороннего человека, Саша собрала все свое достоинство в кулак, чтобы найти в себе силы жить с этой правдой дальше, с широко открытыми глазами.
   Уже пару дней после коньячной вечеринки у хозяйки заведения Олег сошелся с последней в страстном порыве. Олег был хорош. Умело завладел сердцем голодной южанки в считанные дни и предался бешеному роману со всеми удобствами практически на глазах у Саши, которая в то время прощала мерное охлаждение по всем фронтам и продолжала заботиться об их совместном мире и будущем. Из рассказа южанки Саша узнала, что Олег не только возил ее на Сашиной машине по делам, но и уверял свою новую любовь в том, что с Сашей у них ничего серьезного никогда не было, что машина принадлежит ему, и он вынужден был отдать ее Саше при разрыве за долги.
   В то же время на голову Саши посыпалась правда из других источников: клиенты донесли до нее то, что общий бизнес Олег представлял своим, а один клиент – симпатичная и успешная молодая женщина – рассказала Саше, что Олег имел сексуальную связь и с ней. Не говоря уже о том, что Саша была вынуждена глотать обвинения в некомпетентности, ибо выяснилось, что работа Олега давно была пущена на самотек.
   Было немыслимо одно – разрыв с Нилом. Саша отсекла от себя помоечный запах измены, лжи и потворства. Но извлечь из своего сердца ребенка была не в силах. Эта утрата стала для нее неподъемной.
   Южанка кусала локти, пыталась выловить Сашу во дворе, чтобы поделиться с ней своей трагедией – Олег кинул и ее, умчав в светлую даль с ее партнершей по бизнесу (с рестораном в пределах третьего кольца). Южанка пыталась соблазнить Сашу на крепкие напитки в теплые летние ночи. Южанка писала Саше безграмотные и слезливые сообщения с мольбами о прощении и понимании. Саша чувствовала, что живет на сцене театра абсурда. Темпераментная южанка в доказательство своего рассказа предоставила ей любовные эсэмэски от Олега, сохраненные на своем телефоне. Саша запомнила каждую запятую и продолжала жить. Она наблюдала за происходящим вокруг с детским изумлением, поражаясь резервам собственного терпения и здравого смысла.
   Происходящее до и после исхода из ее жизни Олега виделось Саше уже сплошным кровавым месивом с требухой и тошнотворным запахом позора.
   – Нет, – чуть громче, чем следовало, ответила Саша на вопрос гида и уже тише для себя: – Не жалко. Мне его не жалко.
   Девушки уже добрались до зала. Патрик кинула быстрый взгляд на Сашу, появившуюся следом за ней из тоннеля, и отправилась собирать группу и снаряжение.
   – Мы нашли выход, – четко проговорила она Олегу и Владе, в глазах обоих тут же вспыхнул огонь надежды. – Там большой подъем. Он опасный. Но я объясню, как его пройти, и вы сами решите, будете подниматься или нет.
   – В каком смысле? – не понял Олег и резко сел, скривившись от боли. – Почему это мы должны решить не подниматься?
   – Подъем без специального оборудования на такую высоту очень трудный, и там ненадежная порода, – спокойно объясняла Патрик.
   – То есть нет гарантий, что мы сможем подняться? – уточнил Олег, а Влада начала истерично материться, видимо, она уже пришла в себя и достаточно отдохнула.
   – Ты можешь вызвать волшебника на голубом вертолете, и он тебя поднимет, – ехидство в голосе Саша скрывать и не собиралась. Она метнула на Олега взгляд полный пренебрежения к его паническим вопросам.
   – Я обработаю рану еще раз, – Патрик опустилась перед ногой Олега, не вступая в дальнейшие обсуждения. Снова воспользовалась спортивной заморозкой и замотала другой кусок ткани вокруг голени.
   Потом она подошла к Владе:
   – Давай я проверю твою голову. Надо тоже заменить уже повязку.
   Саша тем временем перебирала снаряжение, перемещая веревку из рюкзака на карабин, она наткнулась глазами на пистолет. В голове вспыхнул предупреждающий сигнал, но она проигнорировала его и, подчинившись внутреннему чутью, незаметно для остальных переместила его в карман штанов.
   – Выдвигаемся! – скомандовала Патрик. – Проход не сложный. Алекс, страхуй Олега, я пойду вперед, начну готовить оборудование.
   Группа выдвинулась за ней к проходу. Патрик помогла втянуть в высокий лаз сначала Владу, затем Олега. Саша замешкалась и оказалась замыкающей. Понимая, что для правильной страховки и транспортировки травмированного Олега она должна быть впереди, Саша начала протискиваться вперед. Хоть тоннель и был относительно удобен для прохождения, вдвоем в нем поместиться было очень затруднительно. Саша обдирала кожу спины в кровь о скалистую стену даже через комбинезон, но протиснуться без живого контакта с Олегом ей не получилось. Они переплелись телами в жаркой и молчаливой борьбе за пространство. Олегу надо было протолкнуть Сашу вперед, но он не понял, что пытается сделать девушка. Ни один из них не проронил ни слова.
   – Что ты жмешься-то теперь ко мне? – прохрипел, наконец, Олег. – До конца быть сукой духа не хватает?
   На миг Сашу накрыла волна липкой неприязни, а холодная ладонь обиды стиснула горло. Она не сразу поняла, что Олег просто неправильно оценил ее движения по тоннелю. Пытаясь пробраться вперед для грамотной страховки, она как будто нелепейшим образом воспользовалась моментом, чтобы подобострастно прильнуть к телу мужчины. Взрыв возмущения ослепил Александру. Она балансировала на грани первобытного гнева, ошеломленная несправедливостью и наглости обвинений в свой адрес.
   – Хватит, – отчеканила она вслух, не прилагая никаких усилий, чтобы унять в себе взвинчивающееся торнадо гордости.
   Саша была уже на уровне груди Олега, когда, сделала два движения – одно вниз, подтягивая ноги, следующим же движением она, без малейшего стеснения, оперлась руками об Олега и помогла себе подтянуться выше. Их лица встретились, размалеванные грязным светом налобных фонарей. В глазах одной был исступленный гнев. В глазах другого – нервическая насмешка.
   – Хватит, – повторила Саша губами в губы бывшему возлюбленному. Раздался выстрел. Раскатистый грохот всего лишь одного короткого выстрела взорвал подземный лабиринт просто мифическим ревом и шумом. Стены отозвались мгновенно монотонным виброэффектом, задрожали камни. Глаза Олега стекленели на фоне осыпающейся породы. Руки Саши потеплели – горячая кровь выливалась на них из огнестрельной раны в груди Олега. В следующий момент сокрушительнейший из всех инстинктов – инстинкт выживания – толкнул Сашу вперед. Алые руки прикоснулись к плечам Олега только для того, чтобы использовать их в качестве опоры для рывка из осыпающегося тоннеля. Из-за непрекращающейся вибрации звука камни и валуны сыпались на голову с обрушающегося потолочного свода. Тоннель превратился в камеру пыток – от повальных ударов из глаз сыпались искры, тело будто попало в жернова мельницы. Но оно двигалось вперед неистово и жадно.
   В последний момент, засыпаемая горной породой, Саша вырвалась в правый грот. Чьи-то руки подхватили ее на лету и втянули глубже в проем. В пыли и грязи метнулись ботинки, тоннель был завален сразу же за этим прыжком. Глаза, уши, нос и горло были засыпаны каменной трухой, пылью и землей. Дышать было невозможно. Боль разрывала внутренности на части.
   Патрик помогла ей перевернуться. Совместными усилиями с шокированной Владой они заставили Сашу прокашляться и задышать. Патрик отерла ее лицо, Влада спрыснула всю бутылку воды ей на голову. Разводы грязи и крови покрывали все лицо девушки. Большая часть защитного костюма была разодрана. На уровне груди зияло большое багровое пятно – одежда и руки Александры были пропитаны кровью. И это была не ее кровь.
   Патрик оценила состояние Саши, проведя несколько манипуляций первой помощи, она задала вопросы, которые Саша не сразу услышала. Влада рыдала в голос. Постепенно слух начал возвращаться.
   – Пошевели руками, – просила Патрик. Ей необходимо было понять степень повреждений. Саша послушалась. Шоковое состояние постепенно отпускало, и она осмотрелась вокруг. Девушки находились в том самом гроте с колодцем, здесь был воздух и немного дневного света.
   Александра поймала руку Патрик и сжала ее в своей руке, заставляя наклониться к ней совсем близко. Ее глаза просили остановиться, не суетиться вокруг, а побыть рядом. Патрик поймала на себе этот взгляд и ободряюще улыбнулась:
   – Тихо, тихо, ничего не объясняй. Я все поняла.
   – Я это должна была сделать? – еле слышно произнесла Александра.
   – Это должна была сделать я, – глаза Патрик на секунду заледенели. – Если бы ты так решила.
   – Тогда почему ты отдала мне рюкзак?
   – Потому что обстоятельства изменились. Ты была сама по себе, – Патрик наклонилась еще ниже и порывисто обняла девушку. – Все хорошо, девочка моя, все в порядке.
   Александра почувствовала на губах не только вкус крови и глины, но и солоноватый привкус быстрых, поминальных слез.
   Влада не вполне отдавала себе отчет в произошедшем, более того, она и не очень понимала причину обрушения тоннеля. Она срывалась с матерного крика на утопические подвывания и не могла задавать вопросы, заливаясь в настоящем нервном срыве. Патрик спокойно и ровно принялась готовить снаряжение для подъема.
   – Я поднимусь первой, закреплю наверху оборудование и спущу тебе систему, – проговаривала Патрик. – Ты сможешь здесь одеть и закрепить Владу? Я максимально подтяну ее сверху. Ты сама сможешь подняться потом?
   – Да, я смогу, – без тени сомнения сказала Алекс. У нее внутри крепли непоколебимые каменные своды.
   – Я знаю, – широко улыбнулась Патрик, а в глазах ее колыхнулся такой знакомый шальной и восторженный огонек. – Просто по правилам положено подъем проговаривать.
   Влада тряслась и рыдала. Замолкала, глотала из бутылки виски, выпускала из легких никотиновой дым, всхлипывала и начинала рыдать снова. Патрик начала подъем. Тем временем Саша начала инструктировать совсем теряющую голову Владу, комментируя движения гида:
   – Смотри на нее внимательно, сосредоточься! Когда будешь лезть – двигайся без рывков, плавно. Здесь нужно подняться в распор. Это не так сложно, как по отвесной стене. Это узкий камин – упираешься в одну стенку левой ногой и левой рукой, а в другую – правой рукой и правой ногой и, отжимаясь, переставляешь попеременно ноги и руки. Понятно?
   – Вроде да, – Влада поднялась, помогая Александре фиксировать веревку.
   – Возьми себя в руки, уже столько преодолели, осталась ерунда. Сейчас все зависит от твоей силы и выносливости.
   Патрик была уже на поверхности и дала сигнал к подъему Владе.
   – Мать моя женщина, что за поездка, – ворчание вперемежку с ругательствами и тяжелыми хрипами раздавалось уже на уровне метров пяти. Подъем шел спокойно. Влада достаточно легко поднималась в распорку по колодцу.
   – Все нормально! – бодро прокричала Патрик с поверхности, отмечая проход большей половины пути.
   – Пьяной русской бабе море по колено! – прокричала Саша, задрав голову.
   В тот момент и Патрик, и Саша молниеносно сообразили, что Влада действительно была пьяна. И Влада, услышав комментарий подруги, об этом вспомнила, вскинув голову сначала наверх к Патрик (и пространство над головой закружилось с бешеной скоростью), затем шатнулась вниз, посмотреть на Сашу, попадая в круговорот пьяного головокружения.
   – Мать, ты жжешь! – ее клокочущий, нездоровый смех прервался внезапно. Влада потеряла опору и сорвалась кубарем вниз. Веревка со свистом вырвалась из рук Патрик. Шлепок о каменный пол с высоты двадцати метров – страшный звук, последовавший за беспечным смехом.
   Александра справилась с первой оторопью в считанные секунды. Влада упала в нескольких сантиметрах от нее. Обе ноги были вывернуты в неестественном положении, туловище и руки, как смятая салфетка, неподвижно лежали на полу. Голова свернута набок – бескровно и бездарно – сломана шея. Глаза распахнуты и затуманены. Из-под каски выбились черные волосы. Звенящая тишина накрыла провал, навалилась на слух также гулко и обескураженно, как обрушивается на посетителей громких музыкальных мероприятий после их окончания.
   Алекс оторвала свой взгляд от Влады и подняла голову – над ней в каменном проеме на фоне небосвода безмолвно застыла атлетичная фигура Патрик.


   Чесночный соус и Gucci Accenti

   Сейчас, как никогда раньше, Александра понимала, куда и, главное, зачем нужно двигаться. Она взялась за веревку и начала плавное движение по камину вверх, не опуская голову. Но чем выше она поднималась, тем дальше казалась поверхность. Фигура Патрик удалялась, а колодец удлинялся прямо на глазах. Понимая, что ее восхождение не может занимать целую вечность, Александра осознала, что не чувствует усталости в руках и ногах, а время подъема тянется бесконечно медленно. Патрик была все дальше и дальше, а стены камина сами по себе сужались с каждым движением наверх.
   – Патрик, – позвала Александра, с трудом узнавая собственный голос, который доносился до нее откуда-то издалека.
   – Оттолкнись и прыгай, – донеслось до нее ровное и четкое распоряжение.
   Собрав все силы, Алекс оттолкнулась от стен и с немыслимой силой рванулась вверх. На нее быстро надвигалась синева неба. Послышался щелчок. Ярко-синий цвет вдруг переключился на въедливо-белый, вынуждая Александру сначала зажмуриться, а затем распахнуть глаза.
   …Над ней был кассетный потолок. Сначала казалось, что у этого потолка нет ни конца, ни края. Но резь в глазах утихала, и периметр потолка оказался уже не таким пугающе-бесконечным. Алекс видела косяк входной двери и дышала обычным больничным воздухом, заполненным врачебным цинизмом и запахами лекарств. Она попыталась пошевелиться – ничего не вышло. Только чуть приподняла голову, чтобы заметить мелькнувшую в проеме двери фигуру – ей показалось, что фигура принадлежала крепкой, стройной женщине в джинсах и черной кожанке. Но в двери тут же появилась совсем другая женщина – невысокая, полноватая, похожая на какую-то птицу в развивающемся на ходу белом халате.
   – Как вы себя чувствуете? – женщина наклонилась над Александрой, у нее были водянистые, ничего не выражающие глаза, от нее пахло чесночным соусом и Gucci Accenti. Быть более русской просто невозможно.
   Александра в недоумении уставилась на нее и постаралась сосредоточиться на ее вопросе:
   – Я не знаю. Где я? Где Патрик? Мы выбрались?
   – Вы в реанимации, выходите из наркоза. Операция прошла успешно. Позже с вами пообщается врач, – женщина говорила совершенно отсутствующим голосом, будто проговаривала набивший оскомину текст.
   – Кто вы? Где Патрик? – глаза Алекс наполнялись ужасом. Сознание было не способно вместить новую действительность.
   – Я анестезиолог. Вы тяжело выходите из наркоза. Здесь нет никакого Патрика. Вы в городской клинической больнице. Часто в таком состоянии наблюдается бред или галлюцинации. Это не страшно, не переживайте. Сейчас я принесу лекарство, и мы перевезем вас в палату.
   – Я что, в России? – взгляд пациентки стал почти затравленным, он метнулся по периметру комнаты и снова сосредоточился на женщине в белом халате с немой мольбой сказать, что это неправда.
   – Да, в Москве, – уже более мягко проговорила женщина, – мозговая деятельность скоро восстановится, не надо волноваться.
   С этими словами она удалилась, но очень быстро вернулась со шприцом в руке. Саша не успела что-либо сообразить, только почувствовала укол в вену, и практически сразу по ее телу побежали теплые волны, вдыхающие в каждую клеточку тела расслабление и покой. Ей даже показалось, что она оторвалась от койки и плавно качается в невесомости. Абсолютная эйфория привела ее в глубокий, ровный и спокойный сон.
   Ей снилась ее квартира. Здесь всегда плотно закрыты шторы. И всегда включен телевизор. Здесь по-своему уютно. Но ровно настолько, насколько может быть уютно в наглухо задраенной консервной банке. Этот своеобразный уют пахнет табаком, пельменями и сыростью. Звуки улицы, как настойчивые и незваные беспризорники, рвутся через рамы и стекла. За входной дверью тоже все время что-то грохочет и хлопает, раздаются чужие голоса и скрежет дверей лифтов. Но внутри всегда в полной тишине разговаривает телевизор, лишь изредка его безразличная болтовня прерывается глухими телефонными разговорами хозяйки. У этой квартиры бывает только два состояния. Или полный, стерильный порядок, где каждая вещь имеет свое место, все колпачки каждого флакончика строго закручены и все этикетки повернуты строго по центру, ни одного лишнего предмета, ни единой капли от идеально промытой посуды. Или же здесь царит полный хаос. Вещи стихийно разбросаны, пепельница полная с горкой, флакончики в полной анархии расставлены по всем углам ванной комнаты, посуда игривой башенкой высится из раковины на кухне. Ощущение от этого дома заставляет его надолго запомнить. Это ощущение необходимо проветривать из себя, чтобы не застревать в его потустороннем, клейком настроении. Это настроение полной и безапелляционной изоляции. Как только ты пересекаешь его порог, ты попадаешь в мир закрытых окон и дверей, мир, который живет по своим законам, мир абсолютно не понятный и не желанный посторонними. Но это невероятно магнетический мир, который потрясает уже даже фактом своего нездорового существования. Пожалуй, в такие места можно было бы водить экскурсии студентов-психиатров.
   – Сашенька, девочка моя.
   Сознание девушки стало возвращаться. Эффект от укола был недолгим, и Саша начала приходить в себя. Открыв глаза, она увидела над собой лицо мамы. Ее неповторимые серые глаза, полные тревоги и любви.
   – Мама, – прошептала Саша одними губами, и в ее голове все в одно мгновение встало на свои места. – Все хорошо, мамочка, не плачь.
   – Я знаю, я только что разговаривала с доктором, – заулыбалась мама, прижимая к себе Сашину голову. – Он вырезал все, осталось теперь дождаться результатов биопсии. Ты всех напугала своей реакцией на наркоз. Долго не могли вывести тебя. Я так молилась. Но, слава Богу, ты очнулась!
   – Сколько я была в отключке?
   – Должна была прийти в себя через двадцать минут после операции. Но вышла из наркоза через три часа. Меня успокоили, что такое бывает. Ты даже бредила, звала какого-то Патрика, – мама ласково улыбалась, причитая над дочерью, и помогала ей поднять голову, приподняться на кровати. Сашу уже перевезли в палату. Приятные изумрудные стены, панель телевизора на стене, прикрытые жалюзи на окнах. – Тебе пока нельзя ни есть, ни пить. Они понаблюдают за тобой, снимут швы, и можно будет выписываться.
   – Сколько?
   – Что сколько?
   – Сколько тут еще лежать?
   – Врач сказал – неделю. Или пять-шесть дней.
   – А биопсия?
   – Через десять ней.
   – Понятно.
   – Ты сейчас отдыхай, хорошо? Мы с папой приедем завтра. Твой мобильник в тумбочке. Медсестра заходит каждые полчаса. Ты можешь ее вызвать, кнопка на панели у кровати, – Сашина мама всегда была женщиной проницательной и очень хорошо знала свою дочь. Она видела, что девушке надо побыть одной, тем более что она никогда не принимала особых ухаживаний и лирики в свой адрес. Мама поцеловала Сашу и скрылась за дверьми палаты.
   Саша проводила ее взглядом и крикнула вслед:
   – Мам, закрой только дверь, пожалуйста!
   Мама аккуратно прикрыла дверь со вздохом облегчения: «Ну вот, теперь вернулась моя дочь».
   Вернувшаяся дочь прикрыла на мгновение глаза и сделала глубокий вдох, на выдохе она открыла глаза и еще раз осмотрелась кругом. Не признавать очевидность больничной палаты было бы как минимум маразмом. И в этой палате она оказалась в трезвом уме и твердой памяти два дня назад. Приехала в больницу она на своей машине и добровольно сдалась в руки хирурга на плановую операцию по удалению опухоли в придатке. Оперативная лапароскопия – далеко не самое сложное хирургическое вмешательство в организм, поэтому особых переживаний у девушки не было. Кто же знал тогда, два дня назад, что под наркозом она проживет совсем иную жизнь. Но вот именно в это Саша активно отказывалась верить. Слишком реалистичны были воспоминания о произошедшем. Она внимательно осмотрела свои руки на предмет ушибов и ран. Ни одного кровоподтека! Она нащупала на тумбочке пульт от телевизора и, включив его, убедилась в том, что телевизионное вещание все-таки российское. Она приподнялась и нашла в той же тумбочке косметичку с зеркальцем. И совсем уже придирчиво рассмотрела свое лицо. Бледная, нездоровая кожа, почти лиловые синяки под глазами, совершенно пустой, изможденный взгляд, тусклые волосы, давно забывшие о хорошем уходе. Окинув же взглядом свое тело под простыней, Саша убедилась, что и оно соответствовало действительности – лишние десятки килограммов не оставили никаких иллюзий: настоящая реальность была безобразной и жалкой.
   Зеркальце выпало из рук. Саша не смогла сдержать слез. Она так и просидела, полулежа в кровати, около часа, рыдая навзрыд. Перед глазами застыл образ Патрик, который смешивался с собственными чувствами и действиями в пещере. Слезы горечи возвращали ее назад в пещеру, и там становилось чуть легче. Так плачут дети, когда их отрывают от привычного и понятного им мира. Но реальный мир был просто невыносим. Это осознание огорошило Сашу.
   В палату вошла медсестра. Она была молода и пахла свежестью. Увидев Сашино заплаканное лицо, она заметно встревожилась:
   – Пригласить врача? У вас сильные боли? Я принесу обезболивающее и успокоительное.
   Она исчезла. Саша поняла, что ее трясет крупной дрожью. Она поймала себя на таком знакомом чувстве стеснения и робости перед молодой и красивой женщиной, которая к тому же видит ее в таком положении. Она не смогла заставить себя поднять глаза, когда медсестра вернулась и сделала ей укол. Огромного усилия воли ей стоило не разреветься снова. И она сделала вид, что уснула, чтобы избежать посещений этих идеальных людей с красивыми лицами и живыми глазами. Сама себе она сейчас напоминала карикатуру – злобную, уродливую карикатуру на «женщину средних лет».
   Наркоз начал отпускать не только сознание, но и физиологию. Несмотря на укол, Саша ощущала нарастающую боль внизу живота. Эта боль затмила все мысли и страдания. Три прокола от лапароскопии были скреплены специальными скобами. И эти места открытых ран под медицинскими накладками, и весь таз отнимались от сокрушающей боли организма. Ощущения, будто тебя выпотрошили и зашили обратно. Сашина рука уже потянулась к кнопке за спинкой кровати, чтобы воззвать к милости медицинского бога и успокоить эту боль препаратами. Но она остановилась, не отдавая особого отчета, она вдруг вернулась в пещеру и увидела себя, обдирающую кожу в узких проходах с вправленным на ходу плечом, себя, вступившую в неравный бой с каменным мешком и вырывающую у этих камней рану за раной, отстаивая свое право на новый шаг вперед.
   «Эту боль можно перетерпеть», – подумала она и опять провалилась в сон, сморенная действием укола.
   Врачи упорно объясняли происходящее в последующие дни с Александрой «психологической реакцией на наркоз». Когда она приходила в себя, то лишь пару часов могла провести в ровном состоянии, в это время она принимала еду и медикаменты. Затем она впадала в странное шоковое состояние, со стороны это выглядело так, будто она глубоко задумывалась и впадала в транс – из ее глаз постоянно лились слезы, которые она не замечала. Консультации с психологами только подтвердили факт: девушка очень тяжело выходит из наркоза (это редкое состояние для физически и психически здоровых людей, поэтому врачи не исключали ошибку анестезиолога). Она находилась далеко отсюда, это видели и мама, и папа, которые ежедневно навещали дочь.
   Волнение нарастало с каждым днем, проведенным в больнице. Снимать скобы (современный способ заживления послеоперационных ран) девушке назначили только на шестой день после операции из-за нестабильного состояния.
   В процедурную Саша дошла сама, используя для опоры стенку. Она была печальна и задумчива, но на шестой день взгляд ее стал более осознанный. Она категорически отказалась от помощи санитарки и кресла-каталки. Хотя при ходьбе боли были еще ощутимые, Саша уверенно вышла в больничный коридор и, чуть согнувшись, самостоятельно нашла процедурный кабинет.
   Доктор был рад видеть свою непростую пациентку, ведь впервые за все это время она встретила его улыбкой. Улыбка была какая-то неясная, но на фоне слез, льющихся сутками напролет, это было серьезным подтверждением скорого выздоровления.
   – Тебе надо лечь на этот стол, – доктор всего лет на пять был старше Саши, но чувствовал себя рядом с ней мальчишкой, он не мог себе объяснить это, но со временем, посещая ее палату, понял, что на лице пациентки слишком явный отпечаток скорби, который, без сомнения, старит. – Я помогу, вот табуретка.
   – Я сама, – голос Александры внезапно окреп и стал звонче. Она улыбнулась, сглаживая свою резкость. – У меня ведь ничего не разорвется уже?
   – Нет, точно не разорвется, – улыбка врача стала шире, но глаза опытного специалиста ловили каждое движение пациентки.
   – Ну, значит, кишки не вывалятся, залезу сама на ваш постамент, – Саша не без труда, но с большой решимостью, поднялась на табуретку и забралась на высокий железный стол, покрытый белой простынкой.
   – Поднимай майку, – скомандовал врач и начал приготовления к процедуре. В его руках появились большие щипцы, похожие на пассатижи. Он поймал на них напряженный Сашин взгляд. – Не бойся, это не больно. Я только разомкну скобы и выну их.
   – Уверена, что это не смертельно, – прицедила сквозь зубы пациентка, ей становилось холодно от соприкосновения со столом. Она отвернула лицо от врача, предоставив ему заниматься своим делом. Стол стоял прямо перед большим незашторенным окном. Саша лежала на железном столе с белой простыней, будто бы на самой середине проезжей части. А в внизу живота острая боль сменяется поражающим воображение скрежетом железа в запекшейся от ежедневных обработок плоти. На мгновение ей показалось, что скобы сняли вместе с кожей. Но и это оказалось не таким страшным, потому что длилось не больше минуты. Саша смотрела из окна на проезжую часть и мысленно прикасалась к каменистым, влажным стенам пещеры – они охлаждали и успокаивали боль.
   – Как чувствуешь себя? – доктор смазал раны густым слоем зеленки и галантно протянул Саше руку, помогая перевернуться, сесть на стол, а затем и слезть с него. – Держишься молодцом.
   – Все хорошо, – улыбнулась в ответ девушка, – я готова выписываться. Вы организуете это?
   – С моей стороны нареканий по состоянию нет. Завтра могу после обхода оформить выписку и отпустить тебя домой.
   – Отлично, – Саша без лишних вопросов отправилась к выходу и покинула кабинет.
   Она вернулась в палату и достала из тумбочки свой мобильник. Она не прикасалась к нему ни разу с момента выхода из наркоза. Сейчас она активировала дисплей, и какая-то горечь сдавила ей горло: на мониторе телефона не отображалось ни одного пропущенного вызова или смс. Она судорожно сглотнула, стараясь не расплакаться, и решила подумать обо всем этом завтра дома. Позвонила маме и сообщила радостную новость.
   – Малышенька, мы тебя отвезем, ты спроси у доктора, ведь тебе, наверное, нельзя садиться за руль сейчас, – мама взволнованно щебетала в трубку, а Саша прошла к окну и открыла жалюзи.
   – Нет, мам, я сама поеду, ничего страшного не случится. Тем более машина тут на стоянке – кто мне потом ее пригонит. Я приеду домой и тебе сразу позвоню. Ты, главное, не волнуйся, мне уже лучше, – Саша говорила ровным и дружелюбным голосом. Она старалась не выдавать своих истинных чувств. Но пока еще не понимала – почему.
   – Хорошо, делай, как считаешь нужным. Мы тогда потом подъедем, когда нужно будет за результатами вернуться.
   – Спасибо, мама. Я позвоню уже из дома.
   Саша закончила вызов и отложила телефон. Ее взгляд вернулся к виду из окна. Чудесный день. Молодая и сочная зелень в солнечных бликах буквально слепит глаза. Веселый шум машин дразнит воображение. Девушка почувствовала четкое желание сесть за руль и закурить. Какие-то привычные, милые сердцу мелочи начали согревать изнутри. Она смотрела на город из больничного окна еще долго, пока не пришла сестра с лекарствами. Саша заставляла себя привыкнуть к этому виду. Найти в нем что-нибудь хорошее. Что бы перекрыло своей значимостью ощущения от крепких рук Патрик, ее проникновенных взглядов, от яростных пещерных провалов и неизвестностей. За окном вечерело. На столичную трассу ложилась пыльная серость, время «куриной слепоты» и безотчетной тревожности.
   Все встало на свои места. Не было провалов в памяти. Саша ясно осознавала кто она и где она. Она не желала признавать существование пещеры и Патрик наркотическим бредом. Густеющий вечер затвердевал тоской в венах и суставах. Она еле сдерживала слезы. Но едва голова ее коснулась подушки, сдавленные рыдания все-таки прорвались наружу. Она была вынуждена оплакивать не Олега, не Владу и даже не Патрик, а – саму себя. Не ясно только одно: было ли это начало конца, или – конец начала.


   Женщина под стать кухне

   На следующий день Саша покинула больницу. Невысокая, полная женщина чуть за тридцать в свободных джинсах и толстовке с большим трудом села за руль своего автомобиля на больничной стоянке. Низ живота горел огнем, даже несмотря на то, что перед выпиской ей сделали обезболивающий укол. В больничной аптеке Саша купила домой таблеток, чтобы не зависеть от уколов, которые делать не умела. Она порылась в бардачке и нашла начатую пачку сигарет. От первой затяжки она закашлялась. Но уже совсем скоро она с удовольствием откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, наслаждаясь давней никотиновой привычкой, погружающей сознание в свой собственный, маленький домик.
   Выезжая со стоянки, она поймала себя на мысли, что ведет машину так, будто не сидела за рулем полгода, а не чуть больше недели. В ее движениях была осторожность и сдерживаемый восторг. Она всегда любила водить машину. За рулем ей становилось лучше, спокойнее. Отпускали сомнения. Достаточно было только сосредоточиться на движении, проникнуться дорогой и автомобилем, как все проблемы отступали на второй план. Наступало парадоксальное состояние расслабленной сосредоточенности, знакомое многим водителям. Когда на фоне абсолютной ясности ума, никакие мысли не путаются, а решения ранее запутанных задач – такие элементарные, что проносятся мимо со скоростью, равной скорости самого авто, и становятся непреложным фактом. И вот уже и думать-то становится не о чем, все очевидно и просто, и ты просто ведешь машину, вкладывая самого себя только в эти механические действия.
   Саша ехала на выезд из города. Дороги, как обычно, днем более свободны, чем вечером, поэтому она старалась не застревать нигде, а выехать в область до наступления вечернего часа пик. Ее взгляд скользнул по рулевому колесу и на мгновение застыл на эмблеме «Jeep». Она широко заулыбалась, будто встретила кого-то родного спустя много лет забвения. Ее сознание тут же вернуло ее в поездку к пещерам на брутальном джипе Патрик. Только там был «Wrangler», а у Саши в собственности был только «Jeep Compass». Она крепче сжала руль и погрузилась в картинки, бывшие некогда ее абсолютной реальностью. Вот Патрик ведет свой джип – дерзко и бережно одновременно. Она так органична в своем автомобиле – авиаторы и черная кожанка, и эта безупречная улыбка уверенного в себе самца. Мгновение спустя Саша видит уже, как на загорелых скулах, вымазанных каменной пылью и потом, от напряжения ходят желваки. А глаза буквально лучатся решимостью идти вперед.
   Сердце снова спазмически сжимается и болит какой-то уже приторной болью, которая доставляет чуть ли не удовольствие. Саша насильно вырвала себя в реальность и заставила себя сконцентрироваться на дороге. Эти привычные маршруты она могла уже проезжать с закрытыми глазами. Но сейчас ей нельзя было уходить в себя. Любыми способами надо держать себя в реальности, чтобы доехать до дома.
   Чем дальше она отъезжала от города, тем больше успокаивалась. Состояния «уезжать», которое она так любила всю жизнь, она достигла однажды и весьма категорично – на постоянной основе. Она просто оставила свое жилье в Москве и добровольно уехала жить в область. Следствием чего явилась не ежедневная, но все-таки необходимость ехать в город и «уезжать» из него. Сейчас, чувствуя, что оставляет за спиной мегаполис и въезжает в полосу лесов и областных новостроек, Саша уже довольно улыбалась и была не столь скованна, как час назад.
   Впереди ее ждала та самая съемная квартира, ее собственный мир, полностью изолированный от внешнего и сконцентрированный исключительно на внутреннем. Без обязательств, мнимостей и условностей.
   Уже подъезжая к дому, она с привычным волнением и паникой искала глазами парковочное место. Она знала, что парковаться никогда не научится, поэтому просто искала места там, где сможет это сделать безболезненно для себя и окружающих. Саша на секунду замешкалась, но все-таки остановила машину в укромном уголке и осталась собой очень довольна. Отсюда до подъезда она сможет пройти практически незамеченной. Ведь встречать людей, здороваться с ними и что-то обсуждать, в последнее время стало для нее просто невыносимым. Она заранее выстраивала себе схемы и пути, на которых встретит как можно меньше людей, с которыми нужно будет даже если не общаться, то хотя бы здороваться.
   Она прошмыгнула в свой подъезд, не обращая внимания на скованность в движениях, уж больно она торопилась исчезнуть с глаз и провалиться под защиту стен своего жилища. В лифте она с нетерпением смотрела на окошко, в котором красные цифры отсчитывали этажи и делали это предательски медленно.
   Привычный слуху и такой любимый звук отпираемого замка, два простых щелчка, быстро открытая дверь и тут же захлопнутая навзничь, будто и не отпиралась. Саша скользнула внутрь привычно быстро, стараясь не привлекать к себе внимание соседей. Два щелчка – двумя поворотами ключа в замке, и дверь заперта изнутри. Теперь можно выдохнуть. Теперь все под контролем. Теперь все вернется на свои места.
   Девушка немного нервно кинула на пол рюкзак с личными вещами из больницы и положила на место ключи. Осмотрелась и прислушалась. Все в порядке – в комнате работает телевизор (она намеренно не отключала его перед отъездом в больницу), шторы везде задернуты. Приятный послеобеденный полумрак и бормотание телевизора придает помещению обитаемый вид. И тяжелый камень падает с души – Саша расправила плечи и привычно погрузилась в свои владения.
   Она позвонила маме, приготовила себе кофе, приняла ванну, вернулась на кухню и поняла, что, несмотря на видимую привычность, ритуальность и последовательность своих действий, ей все еще тревожно. Что-то скребется в области солнечного сплетения. Настойчиво и беспокойно. Саша не хотела садиться за работу, не желала проверять электронку, не особо понимала, кому могла бы сейчас позвонить и обсудить какую-нибудь ерунду. Она четко помнила, что последнюю пару лет вот так и проводит в этой квартире, практически не покидая ее. Она выезжает только навестить маму или в магазин. Остальные контакты с внешним миром были пресечены жестко и отчаянно. Когда ее предал Олег, у девушки не осталось никаких душевных сил поднимать себя с колен. Раздавленная и уничтоженная даже не фактом обмана Олега, сколько осознанием того, сколько же на самом деле было этих Олегов в Сашиной жизни, девушка сломалась и не смогла побороть страх внешнего мира.
   Ее обычный день проходил тихо и спокойно. Она поздно вставала. Пила кофе. Смотрела телевизор. Все рабочие дела она перевела на удаленную систему, и для работы ей нужен был только доступ в Интернет. Она довольно быстро потеряла интерес не только к жизни, но и к работе, поэтому практически не уделяла ей внимания. Она могла подолгу смотреть из окна, наблюдая за внешним миром, курить, пить кофе. И снова возвращаться к телевизору. Ложилась она поздно, иногда даже под утро, и не потому, что ей был интересен фильм – она могла смотреть любую трансляцию беспрерывно, но совершенно не знала, что конкретно смотрит. Больше ничем она не занималась. Вообще.
   Сейчас Саша подумала, что неплохо было бы порадовать себя чем-нибудь. Как-никак она вернулась из больницы. И у нее маленький личный праздник. Она любила придумывать себе «маленькие личные праздники». Они тоже были традиционны и не выходили за рамки, когда-то установленные Сашей. Тем более сейчас, когда это «непонятное что-то» так беспокойно скребется в груди. Просто необходимо провести время насыщенно, кропотливо выполняя все свои пожелания, чтобы погрузиться в свою безопасную атмосферу и в ней все проанализировать.
   Саша собралась и вышла из квартиры, прихватив с собой только деньги в портмоне. Магазин был в соседнем доме, и она отправилась прямиком туда. Да, она знала, что придется перетерпеть пару слов на кассе. Но эту вынужденность она привыкла терпеть. Почему она не пользовалась доставкой на дом? Ей трудно было себе в этом признаться, но разовые вылазки в магазин доставляли ей дискомфорт и необходимость что-то преодолевать в себе. А значит – помогали чувствовать себя еще живой. Она безотчетно и неосознанно порой придумывала для себя поводы выйти в магазин. И даже намеренно замедляла шаг по пути обратно. Ей хотелось быть как все, но из глаз ее лилась только затравленная гордость.
   Она не продумывала заранее, что нужно приобрести для маленького праздника. Поскольку праздники всегда были одинаковые, свое меню она знала наизусть. И целенаправленно прошлась по конкретным полкам. Она с мазохистским упорством и издевкой над собой собирала в корзину ингредиенты для жирнючего оливье, выбирала тушку цыпленка покрупнее, спагетти на гарнир, грибы и сливки для соуса. В винном отделе она беззастенчиво отправилась к стойке с водкой и отправила в свою праздничную корзину 0,75 дорогой водки. На пути к кассе она добавила к ней пару пакетов вишневого сока. В прикассовой зоне она традиционно положила в корзину шоколадку «к чаю». А на кассе сквозь зубы и не поднимая глаз, еле слышно от нахлынувшего стеснения попросила еще три пачки сигарет любимой марки.
   Традиционный ритуал, восславляющий холестерин, был закончен, и Саша отправилась в сторону дома. На этот раз не замедляя шаг. Она хотела скорее оказаться наедине с собой, в безопасности от случайных взглядов.
   Приготовление нездорового ужина было тоже отлажено до автоматизма. На кухне горел свет и работал телевизор. Начинало вечереть. В квартире было ощущение жизни – появлялись первые запахи еды и много новых, живых звуков бряцанья посуды, плесков воды в раковине, шипения масла на сковороде и бульканье воды в кастрюле. В комнате тоже работал телевизор, чтобы создавалось ощущение, что по всей квартире шумит жизнь. Свет здесь всегда горел во всех помещениях, и все внутренние двери всегда оставлялись открытыми.
   В процессе готовки Александра достала из морозилки остуженную бутылку и сняла с полки одну рюмку. Помыла пепельницу и налила себе выпить. В бокал для сока налила вишневого сока со льдом. Несмотря на внешнюю неухоженность, она сохранила почти аристократические замашки очень успешной женщины – стол она всегда сервировала и не признавала ни отсутствия салфеток, ни блюдец, ни отдельных бокалов для каждого напитка. Закурив, она залпом выпила первую рюмку и запила соком. Приблизилась к окну, открыла штору. Вот так, с безопасного расстояния, она любила наблюдать за улицей, стараясь оставаться незамеченной, как бабушка-пенсионерка. Ее окна выходили на бульвар между домами, здесь всегда было много движения – люди с собаками, мамы с детьми, пятничные собутыльники, таджики. Саша глубоко затягивалась сигаретой, прислушиваясь к звукам телевизора и запахам от плиты. Она попыталась насладиться этим безоговорочно ее моментом, но это никак у нее не выходило. Что-то настойчивое и беспокойное так и рвалось в ее сознание. Но она гнала это прочь, из последних сил оставаясь в реальности. Она поняла, что попросту боится начинать думать о том, что с ней происходит, и ищет любые возможные отговорки.
   Вот и сейчас Саша мотнула головой, словно отгоняя от себя неприятные мысли, и вернулась к готовке. Пришло время резать салат. Все ингредиенты были уже сварены и охлаждены. А курица запекалась в духовке, издавая совершенно фантастический запах. По телевизору начинался новый сезон «Холостяка». Саша любила смотреть реалити-шоу, вопреки всем и каждому, кто утверждал, что это занятие исключительно для слабоумных, она считала, что просто-напросто смотрит бесконечное кино из другой жизни. И столь же искренне не понимала, что в этом такого криминального. Вообще, смотреть кино она полюбила за годы своего добровольного отшельничества так сильно, что могла уже справедливо называть себя киноманом. Она не признавала только жанры комедий и мелодрам, говорила «зачем смотреть такие страшные фильмы» и с упоением окуналась в мир триллеров, боевиков и ужасов.
   По телевизору молодые и дикорастущие барышни всех мастей пытались произвести впечатление на одного мужчину, видимо, не робкого десятка. Саша втянулась в сюжет и смотрела уже заинтересованно, автоматически порезав салат и отправив его в холодильник. Пришло время готовить соус для гарнира, и она крутилась по кухне, как опытная домохозяйка, успевая еще пропустить рюмочку и прикурить сигарету. Настроение заметно улучшалось. Она чувствовала себя в своей тарелке. И даже начала иронично комментировать вслух действия некоторых участниц.
   Пришло время ужинать. Саша с удовольствием принялась за сервировку стола. Она очень любила, когда все вокруг красиво, тонко и изыскано. Если водка, то ледяная, с проседью капелек и инея. Если сок, то с бескомпромиссным вкусом и исключительно в дизайнерский стакан. Если курица, то запеченная до золотистой корочки на блюде для птицы. Если салат, то поданный в салатнике, декорированный веточками зелени или ягодами. И не важно, что стол сервируется на одного. Пускай одиночество, по убеждению многих, и пахнет пельменями. Но в этом странном доме одиночество пахло роскошью.
   Последними на стол должны были прибыть салфетки шоколадного цвета, но хозяйка не могла их найти в обычном месте. После непродолжительных поисков она обнаружила салфетницу на рабочем столе в комнате, рядом с чашкой недопитого кофе. Она прихватила чашку и салфетницу, и отправилась на кухню к своему красивому столу.
   Еда получилась чрезвычайно вкусной. Саша умела хорошо готовить только определенные блюда. За рамки своих предпочтений она никогда не заходила, и поэтому в своем точечном мастерстве достигла почти совершенства.
   Какой бы стресс сейчас она ни заедала и ни запивала, но выходило у нее это действо настоящим, безупречным праздником вкуса и настроения. Быстренько покончив с основными блюдами, она с удовольствием продолжила пить спиртное, запивая вишневым соком. Закурила сигарету, и взгляд ее снова остановился на окне. Она отвлеклась от своего шоу и приблизилась к окну с пепельницей и рюмкой водки. За окнами было уже темно и горели фонари. Все еще было довольно людно, а значит, интересно. Но Саша смотрела на восходящую из-за соседнего дома полную луну, небо было очень ясным, без единого облачка, и луна была настолько четко видна и близка, что магнетическим образом завладевала вниманием и состоянием человека, настраивая на особенную волну ночных чувствований и чаяний.
   Саша не могла больше сдерживать этот надрывный тревожный скрежет, который возобновился сразу же, как только ее взгляд остановился на луне. Она часто рассуждала сама с собой наедине вслух. Вот и сейчас, она начала тихую, но азартную беседу с собой издалека, как бы заглушая рассуждениями свою непонятно растущую тревогу.
   – Отмотать назад и отписать все, что происходило со мной до больницы – адская каторга. Пройтись по самым важным событиям – дурость дурная, потому что мне все всегда кажется исторически-значимым. Каждый день и час. Хорошо, но ведь исторически и сложилось, что в один момент я больше не смогла жить на разрыв. И все это пресекла.
   Моя добровольная изоляция длится уже не один год. Это не в художественно-переносном смысле. Это прямое определение. Я действительно изолировала себя от привычной жизни. Я перестала работать в офисе и создала для себя идеальные условия существования вне дома, работы и семьи. Я ограничила круг общения – мне хотелось стать совсем нулевой, без истории, без имени. Мне очень хотелось слиться даже не с толпой, а со стенами… этой пустой и чужой квартиры. Я себя уничтожила быстро и яростно. С такой же страстью, с какой создавала когда-то вокруг себя жизнь.
   Было очень занятно наблюдать, как отваливаются за ненадобностью целые пласты жизни. Ты исчезаешь постепенно, тебя все меньше и меньше. Все реже раздаются телефонные звонки, все тише звучат призывы вернуться, все меньше необходимости с кем-то поговорить, увидеться, в кого-то влюбиться. У меня весь резерв был исчерпан. И все, что мне оставалось, – это наблюдать. Запоминать детали. Учиться наслаждаться изоляцией.
   Некоторые люди предпочитают сначала отсидеться на берегу – прицениться и прицелиться, а уж затем кидаться целиком в жизнь. Может, это и мудро. Но я поступила ровно наоборот. Я кинулась в жизнь, не успев толком-то распахнуть глаза. И довольно долго платила потом за свою бездумную порывистость. Платила, блин, разбитыми внутренними органами! Только потом я дожилась почти до смерти и выбралась на берег. Построила себе на нем небольшой шалашик, укрыла его тщательно от непогоды. Спрятала от глаз людских. И сижу в нем теперь – сосредоточенно и напугано. Можно сказать, что это своего рода безумие. Или срыв, как следствие катастрофического перебора с публичностью и чувствительностью.
   Этот этап надо пройти, пережить, попробовать его на зуб. Да, пусть в нем совсем затхло. Да, это время закрытых дверей, зашторенных окон, фильмов ужасов круглые сутки и магазинов с водкой и салатиками.
   Что ж мне, теперь себя живьем сожрать за это?
   Саша говорила, и ей становилось легче, понятнее. Она успокаивалась. Она обернулась от окна и решила помыть посуду. Она не любила оставлять неубранный стол после ужина. Понимая, что ей предстоит посидеть еще и «попить с собой водочки», она хотела делать это за чистым столом, соответствующим образом убранным.
   «Холостяк» давно закончился. За мытьем посуды Саша послушала лобное место «Дома-2». Чему-то улыбнулась, чему-то возмутилась. Внутренний диалог, как и внутренняя жизнь, фонтанировали в ней несмотря ни на какие жизненные ограничения и изоляции.
   Когда она вернулась к своему окну, было уже далеко за полночь. Водка уже нагрелась, и Саша отправила ее остывать в холодильник, так как весь лед извела на сок.
   Перед ее глазами снова метнулся образ Патрик. Такой живой, близкий. Сердце снова зашлось в бешеном порыве, и в горле затвердел ком из слез. Саша вспомнила тот момент, когда гид-экстремал появился на пороге их комнаты. Ее оценивающий взгляд. Взгляд человека, который знает чуть больше, чем окружающие. Вспомнила, сколько в ней самой, в Саше, вдруг с чего-то оказалось дерзости. Вспомнила, как Патрик была учтива с ней. Как понимала без слов каждое движение ее души. Как было надежно рядом с ней и понятно. И совсем не страшно. Саша вновь погрузилась в свои ощущения. Она купалась в них, прикрыв глаза, наслаждалась каждой картинкой, которую подкидывало ей подсознание. Столько деталей – от скрипа той кровати в гостевом доме «Serenity Hill» до жутких хлопков полчища летучих мышей в гигантском зале пещеры. Плевать ей было, что сам по себе факт таких живых воспоминаний из наркотического сна тянет на очередной диагноз. Саша вспомнила и себя – во всех подробностях. Таких дел ведь можно было наворотить только от жесткого отчаяния. «Одинокая, белая женщина», дошедшая до точки кипения. И вот Александра уже совсем другая – как только позволила себе расслабиться, перестала всех понимать, жалеть и любить и назвала, наконец, вещи своими именами. Вот она – смелая, дерзкая, сильная, уверенная в себе до такой степени, что даже выглядит иначе – она себе нравится, нравится, нравится!
   «Да ну, что прикидываться-то святошей-несмеяной теперь, – горько воскликнула сама себе Саша. – Это все, конечно, очень красиво я рассуждаю. Изоляция, кризис жанра и все такое! Я же всегда могу найти любое, даже самое невероятное оправдание для своих поступков и убедить себя и окружающих в том, что это единственно верные действия. Я сама уже стала жертвой своей профессии. А что по факту? Без этих наворотов лирических! Посмотри на себя уже, наконец, по правде, посмотри не вовнутрь, а прямо перед собой!»
   Ее глаза горели непостижимым огнем решимости и злостной иронии. Она сконцентрировала свой взгляд с улицы на собственном отражении в стекольном проеме окна. На нее смотрела женщина лет под пятьдесят с серьезным лишним весом, с шальными глазами и неухоженным лицом. Женщина из отражения была такой чужой Саше, что она отшатнулась в ужасе. Пытаясь удержать равновесие, она резко взмахнула рукой и задела пакет сока на столе. Он разлился, образуя на скатерти алое пятно вишневого цвета.
   Саша в полном недоумении смотрела на это пятно, потом подняла взгляд – пристально рассмотрела обои в нелепую, безвкусную полоску, увидела дурацкую наклейку в клетку из прошлого века на двери в кухню, обратила внимание на расшатанные временем ручки кухонного гарнитура и пятна от брызг жира на стене у плиты. Перевела взгляд на примитивный, местами протертый линолеум под ногами. Услышала громкий и противный шум холодильника. И, наконец, скривилась от брезгливости, обнаружив над головой немытый плафон с изображением стрекозы.
   Ее ошарашенный взгляд вернулся к окну, но все равно задержался на отражении чужой, пышной дамы с бесцветным лицом и остывшим либидо. Женщина в отражении оказалась совершенно под стать кухне.
   На уровне древнейших инстинктов Саша всем своим существом поняла, что эта действительность – неприемлема. Ей предстоит вернуться из своей пещеры – со щитом или на щите.


   Увидеть спортзал и умереть

   Саша проснулась после обеда следующего дня разбитая и подавленная. Она нехотя, на автомате поставила чайник и прошла в ванную комнату умываться. Из зеркала на нее все еще смотрела вчерашняя неправдоподобная женщина. Саша уже не могла не смотреть на себя во все глаза, равно как и не могла больше притворяться, что она ничего не видит вокруг. Чудовищные открытия поджидали ее буквально на каждом углу, куда бы ни упал ее затравленный взгляд.
   Впервые за многие годы она была недовольна тем, что не напилась до полусмерти и не провела наступивший день в бессознательном состоянии, далеком от реальности, под пуховым одеялом. Редкая устойчивость организма к алкоголю сыграла с ней злую шутку на этот раз. Она была трезва, как слеза младенца. И готова была рыдать над своей трезвостью, наблюдая за собой сквозь призму вчерашних откровений.
   Кофе принес облегчение и подобие бодрости. Девушка сидела за кухонным столом, и внутри у нее разворачивалась одновременно злость на себя и жалость к себе. Эти два чувства были настолько шквальными, что стали накрывать могучими волнами и без того расшатанную нервную систему хозяйки. Но если чувство жалости к себе было более чем знакомо и влекло за собой, как правило, непреодолимое желание себя побаловать единственным доступным и относительно безопасным способом – вкусно поесть и попить, то вот чувство злости она не испытывала так давно, что еле идентифицировала его среди других, похожих. И эта злость ее, буквально заворожила новизной ощущений.
   Саша не заметила, как выкурила половину пачки сигарет за двумя чашками кофе. Не заметила, как, прислушиваясь к своим ощущениям, вскочила и начала мерить кухонное пространство шагами. Она даже не заметила, что не включила телевизор на кухне, хотя всегда боялась находиться на кухне в тишине, чтобы случайно не уловить звуки из соседних квартир. В какой-то момент ей справедливо показалось, что кухня мала для прогулок – и она, быстро и почти неосознанно, переоделась в джинсы и толстовку и покинула квартиру.
   Ей были хорошо известны только два маршрута: от подъезда до магазина в соседнем доме и от подъезда до машины. Саша отправилась к машине. Но, подойдя к ней, осеклась и остановилась как вкопанная. Ее взгляд снова уперся в лейбл «Jeep» на капоте. И следом за ним в сознание хлынул свежий поток ассоциаций с невероятным путешествием в Америку. Она услышала шорох шин по выложенному ковру из листьев на лесной опушке в предгорьях Аппалачи. Она задышала хвоей с привкусом никотина. Почувствовала на себе столько разных взглядов – и ни один из них ей не был страшен. Саша смотрела на свой автомобиль, и лицо ее озарила ясная улыбка. Это не была улыбка стеснения, которую надо побороть и подавить. Это была широкая улыбка человека, на мгновение ушедшего в себя и вспомнившего что-то приятное и яркое. Впервые за последнее время тревожность отступила.
   «Неужели это злость так окрыляет?» – подумалось Саше, и улыбка стала еще шире.
   Она покрутилась вокруг машины, но не села за руль. Несмотря на абсолютную неправдоподобность такого решения, Саша пошла просто гулять по улице. Зашла в магазин и прикупила сигарет. Пространство было не таким уж враждебным, а прохожие, вопреки страхам девушки, не обращали на нее вообще никакого внимания – все спешили по своим делам. А Саша понятия не имела, куда идти. Она знала маршруты только автомобильные. Поэтому просто отправилась по дороге по ходу движения машин.
   Она немного ежилась от осознания того, что идет как по подиуму, не прикрытая стеклами авто, у всех на виду. По спине бежали холодные мурашки, но она продолжала идти. В движении у нее получалось думать куда лучше, чем за рулем или на кухне. Ей невообразимо нравилось идти, превозмогая дискомфорт и думать, вспоминать, вести свой внутренний диалог. Через полчаса ей уже казалось, что она более чем органично вписалась во внешний мир. Неопытному водителю, который боится «взрослых» дорог, всегда рекомендуют заставить себя «высунуть морду в поток» – затем у тебя уже не будет выбора, придется двигаться и вписываться в это движение. Или бросать машину и убегать наутек. Но убегать Саше было уже не куда.
   Глядя на мир глазами пешехода после почти десятилетнего автоперерыва, можно было в прямом смысле начать открывать этот мир заново. Чувство асфальта под ногами, ветра в лицо, щебет птиц, городской гомон, солнечные блики, бесконечные вывески, магазинчики. Все это было так интересно и ново, что Саша уже не могла согнать с лица почти детскую, восторженную улыбку. С широко раскрытыми глазами, сгорая от любопытства и воодушевления, она шагала вниз по улице, прочь от своего дома.
   Это еще надо постараться вспомнить, когда она вот так беззаботно и безотчетно шла по улице и улыбалась. Возможно, это было в далеком отрочестве. Когда улицы Москвы были настоящим пристанищем для буйствующих гормонов и беспризорных легенд. Мостовая старого Арбата, протертая штанами подростков девяностых, – ничего роднее и не было никогда уже. Разве тогда могло в самую воспаленную голову прийти, что этот уличный дух, воспитавший здесь всех и каждого, можно будет добровольно променять на многолетний плен климат-контроля и кожаного салона брендового авто.
   Рассуждая, Саша чувствовала, как злость высшей пробы вливалась в ее вены. Она вспоминала себя подростком, выросшим на улицах центра Москвы. Свободолюбивого, шального, гордого, смелого. Она носила стиль гранж, который пришел тогда в страну с первыми кассетами Курта Кобейна. Выцветшие и подранные джинсы, безразмерные футболки и мужские фланелевые рубашки в клетку. На хрупкой, невысокой девочке это смотрелось вызывающе и очень актуально. Потом были банданы и красная помада, но это уже совсем другой этап взросления.
   И вот прошло двадцать лет: заплывшая тетка в джинсах и толстовке прячет глаза от смазливой продавщицы в магазине, потому что стесняется своего набора продуктов.
   Саша проходила как раз мимо здания с зеркальными стеклами, где красовался огромный плакат «аренда», который и привлек на долю секунды ее внимание. И, естественно, взгляд прицепился к своему отражению. Она замедлила шаг и остановилась посреди улицы, напротив вывески и предательского зеркала, которое всему миру показывало сейчас ее, Сашу, без возможности спрятаться и убежать.
   «Мне еще нет тридцати пяти… Это катастрофа…»
   Саша резко развернулась и в панике, почти бегом кинулась обратно к дому. Ей казалось, что все на улице смотрят ей вслед, показывают на нее детям, обсуждают ее и смеются над ней. Так в детстве травили детей, которые отличались от большинства. От этого она училась защищаться всю жизнь. Так куда же сейчас делась вся ее защита? Неужели нечистоплотность и лживость мужчин, которые пользовали ее чувства, стоят ее собственной жизни? За что она себя-то уничтожала, разве мало над ней потрудились эти мнимые возлюбленные?
   Паника вновь сменилась злостью. Саша поняла, что успокоится и будет чувствовать себя в относительном комфорте только дома или в машине. Она не хотела домой и, подойдя к дому, не рассуждая, села за руль. Практически со шлифами она выехала с парковки и помчалась на трассу в сторону МКАДа.
   У нее в голове не было плана, куда ехать и чем заняться. Упорядочить чувства или дать им волю – она выбрала второе. Чувства лились, застилая глаза слезами. Дорога была свободная. Сейчас ей было далеко не гармонично одной. Она так испугалась сама себя, что пожелала бы сейчас любого собеседника рядом, чтобы не сойти с ума. Но, выйдя на это поле брани, она обязана была разобраться и помочь себе сама. Она переживала явление, которое в психологии называют «инсайт». Это такое явление, при котором человек испытывает озарение. Этим термином широко пользуются в гештальт-психологии. Саша начала вспоминать все, что знала на эту тему, чтобы занять голову чем-то и отвлечься от чувств, которые взвинчивались в ней с силой торнадо.
   Ей удалось упорядочить мысли и успокоить чувства спустя полтора часа стремительной езды. К своему удивлению, Саша обнаружила себя в другом областном городке, куда приехала на чистом автопилоте, съехав на соседнее знакомое шоссе с кольца. Здесь жила ее хорошая подруга, и Саша часто бывала здесь раньше. Машину она затормозила аккурат напротив знакомого дома и в недоумении припарковалась. Раз уж она тут, можно выйти и покурить на улице (Саша не любила много курить за рулем).
   Прикурив сигарету, Саша осматривалась в давно забытом городке. Решая, заскочить ли ей в какой-нибудь магазинчик, чтобы купить попить перед дорогой обратно, она крутила головой по сторонам, пока взгляд ее не остановился. Прямо напротив через дорогу в кирпичной новостройке над подвальным помещением красовалась вывеска «Спортивный клуб». Это было совсем не то, что искала Саша. Но она решила не игнорировать знаки, которые так щедро дарит ей судьба и собственное взбунтовавшееся сознание.
   Она закрыла машину. Щелчок центрального замка прозвучал в ее голове так громко, будто вокруг была звенящая тишина. Саша даже чувствовала, как кровь прилила к голове и венка судорожно пульсирует на виске – так сильно она разволновалась, что почти начала задыхаться. Но она пошла прочь от машины, в сторону клуба и, не мешкая, спустилась в его помещение. Следуя водительской традиции она попросту «всунула морду в поток».
   Она попала в со вкусом отделанную зону reception. Саше очень понравилось, что свет здесь был приглушен и создавал атмосферу абсолютной кулуарности. Это вдохновило ее, и она сделала несколько шагов к приветливой девушке. Кроме Саши и администратора, казалось, никого в клубе не было, что совершенно успокоило Сашу, и она решила не сдаваться ни за что на свете. Даже если ее отсюда прогонят и осмеют. Все равно она должна… Должна что?
   – Я должна взвеситься, – ответила Александра вслух, и не себе, а девушке, которая не переставала дружелюбно улыбаться.
   – Да, конечно, пройдемте, – девушка вышла из-за своей стойки и сделала приглашающий жест, от которого внутри у Саши все перевернулось. – Я заодно покажу вам наш клуб.
   Саша только кивнула головой и внутренне приготовилась к самому плохому – увидеть десяток полуголых девушек с идеальными формами в разных профессиональных позах на тренажерах из кино.
   «Увидеть спортзал и умереть», – ухмыльнулась она, веселея на глазах от собственного ужаса перед добровольной, придуманной пять минут назад пыткой. Желание бежать она давила в себе громадными усилиями воли. Но спустя минуту Саша, к собственному удивлению, вполне адаптировалась. Дело в том, что помещения клуба были так расположены, что находясь в одном, можно было не знать и не видеть, что происходит в другом. Между ними была сеть небольших коридорчиков и, на первый взгляд, здесь можно было бы заблудиться. Но подобная планировка помогала достичь эффекта интимности и индивидуальности. Пройдя по всем залам, Саша увидела только одну женщину, которая, кстати сказать, была не моложе ее и совсем не выглядела как барышня с фестиваля sensation, а скорее она смотрелась так, будто у нее на плите томится борщ в ожидании прихода ребенка из школы. И одного дядьку она, конечно, увидела в зале свободных весов. Он был настолько карикатурен в обтягивающих трениках, что своей перекачанной фигурой напомнил Саше автомобильные покрышки, затянутые в латекс. Эти два персонажа не то что не смутили Сашу, но наоборот вдохновили. Сауна была пределом ее мечтаний – и она находилась совсем рядом, в раздевалке, напротив душевой. Смирив трепет предвкушения, Саша обратила, наконец, внимание, на администратора, которая замерла перед зеркалом в раздевалке. Видимо, экскурсия была закончена, а Саша мечтательно уставилась на сауну и о чем-то задумалась.
   – Вот весы, – услышала Саша. Администратор указала на спортивные весы в углу перед зеркалом.
   Саша решительно шагнула к ним, понимая, что назад дороги нет. Она не взвешивалась со времен своего советского детства, когда каждую смену в пионерских лагерях было принято взвешивать и обмерять каждого ребенка в начале и в конце месяца. Ребенок просто обязан был потолстеть и подрасти к концу смены, ведь вся страна тогда жила по гос. нормативам.
   – Девяносто три килограмма, – донеслось до Саши.
   Она спустилась с весов и ноги подкосились. Рядом стояли скамейки, и раздевалка была пуста. Поэтому Александра позволила себе опуститься на скамейку с отборным матом в адрес «скотской жизни» и самой себя, «идиотки сумасшедшей».
   Администратор смотрела на Сашу с таким искренним удовольствием, что Саша не выдержала:
   – Ну что вы так смотрите? Я не буду извиняться за мат, вы, наверное, привыкли!
   – Нет, – девушка совсем расплылась в улыбке. – Я, наоборот, еще ни разу не видела такого естественного возмущения. Все делают вид, притворяются, что-то придумывают.
   – Ага, а я в разнос с ходу, – рассмеялась Саша с облегчением. Она была благодарна девушке за поддержку, которая была высказана между строк.
   «Это врожденное чувство такта и искренность», – решила она и пошла за администратором к ресепшн.
   – Мне нужен тренер, – решительно проговорила Саша в спину девушке. – Исключительно женского пола. И карта на год.
   – Без проблем, только у нас одна девушка-тренер. Выбор есть только среди мужчин-тренеров.
   – Мне все равно, – отмахнулась Саша, – оформляйте.
   Покидала клуб Саша, уладив все формальности и оплатив годовую карту, со странным чувством потери. Она будто не хотела уезжать в свою старую жизнь. Цифра девяносто три оставила вчерашний день в прошлом. Там было затхло и стыдно. Ни о чем другом она уже не хотела и не могла думать. В этой девушке, наконец, очнулся дух бойца. Очнулся от несвойственной ей злости.
   Домой Саша вернулась в приподнятом настроении. Даже стены квартиры ей показались вечером не такими уж и ужасными. День сложился для нее очень необычно и знаково. Саша часто улыбалась своим мыслям и понимала, что гордится собой. Несмотря на то, что, по сути, повод для гордости сложился благодаря практически подростковому нервному срыву. Не говоря уже об анекдотичности того факта, что клубную карту Саша приобрела в другом городе, вместо того, чтобы присмотреть себе заведение поближе, коих было рядом великое множество. Но Саша не собиралась никому ничего объяснять. И это подстегивало к подвигам еще больше.
   Как обычно, включив везде свет и телевизоры, Саша встала перед непростым вопросом: она дико проголодалась. В холодильнике почивал приготовленный вчера куренок с золотистой корочкой и новогодний салат. Два дня подряд Саша никогда не выпивала, поэтому на недопитую бутылку даже не посмотрела. Зато над зрелищным ужином она так и замерла. Можно сказать комедийно застыла и ни туда, ни сюда. Перед глазами стояла цифра девяносто три.
   – Эх, кощунство-то какое! – вздохнула девушка и вытащила оба блюда из холодильника. Помедлила. Поставила на стол. Крепко задумалась. Будь в этом доме собака – она в доли секунды решила бы трудный вопрос хозяйки «есть или не есть». Но собаки не было – решать приходилось самостоятельно.
   Привыкшая всегда и везде находить для себя помимо оправданий еще и повод для праздника, Саша сдалась куренку и принялась сервировать стол, отправив ужин в микроволновку. Она рассудила весьма логично и справедливо. Хорошо зная свои плюсы и минусы, она понимала, что запрещать себе что-то – категорически не будет. Борец за свободу во всех ее проявлениях не умер в ней и после отмирания всех основных человеческих функций. Ущемлять себя в чем-то она была готова только на сытый желудок. Вот Саша и рассудила, что не простит себе выброшенного куренка. Хуже только сделает, потому что будет его вспоминать лежащим в мусорном ведре, несчастным таким и вкусным. С чесночком. А если она его доест, то приурочит его к празднованию своих девяноста трех. Отправив торжественно на покой в свой желудок куренка, она запомнит его вкус.
   Уплетая вредную пищу с достоинством человека, уверенного в том, что завтра все изменится, Саша посчитала необходимым ничего себе не запрещать, а действовать по наитию, сама по себе, как посчитает нужным. Более того, она решила не позволять и тренеру себе ничего запрещать. «Мне мама родная ничего не запрещала, зная мою породу, а тут чужая тетка вдруг будет что-то говорить. Да я и слушать-то не стану». И это были не отговорки. Она действительно хорошо себя знала. Единственный способ заставить Александру что-то сделать – это позволить ей самой убедиться в том, что это необходимо. И она сделает все на пять с плюсом.
   Поэтому она пошла спать в тот день, довольная тем, что, не нарушая своих правил, все-таки схлестнется в этом самостоятельном раунде сама с собой. Без посторонних. Даже тренеров.
   Посторонний тренер позвонила Саше на следующий же день. Администратор передала номер клиентки для того, чтобы тренер уточнила время первой тренировки. Саша как раз пила свой дневной утренний кофе и курила, задумчиво рассматривая двух таджиков, активно что-то обсуждающих у скамейки внизу на бульваре.
   – Здравствуйте, Александра, – поприветствовала Сашу телефонная трубка незнакомым голосом.
   – Добрый день, – Саша отвернулась от окна и стряхнула пепел в пепельницу.
   – Меня зовут Аля, я ваш тренер в клубе. Вам удобно сейчас говорить? – голос у девушки был молодой и совсем не наглый. Даже не такой уж и уверенный, каким могла себе представить голос тренера Саша.
   – Да, конечно, – с облегчением воскликнула Саша.
   – Нам с вами нужно определиться с первой тренировкой, – Саша почти физически ощущала, что девушка смущается. Неужели она совсем юна и не опытна?
   «Только этого мне не хватало! Хотя, возможно, это как раз то, что мне нужно. Уж она-то точно не будет на меня давить!»
   – У меня остался последний кусок курицы, – Саша часто шутила, будучи, на своей волне, сейчас она начала откровенно хохотать от своей мысли. – Я его доедаю и полностью в вашем распоряжении.
   – А сколько вы его будете есть? – чувство юмора у тренера, может, и было, но в разговоре по телефону у девушки эта функция явно была не активна.
   – Минут пять, – Саша не переставала хохотать. – Если я им отобедаю сейчас, то к вечеру могу сдаться со всеми потрохами.
   – Отлично. Часов в шесть? – Саше показалось, что девушка все-таки улыбнулась.
   – Да, я подъеду.
   – Спортивная форма, кроссовки…
   – Да, да, да, – перебила Саша. Она почему-то не хотела выглядеть совсем дилетантом. Особенно перед ребенком. Тем более что кое-какой опыт дружбы с беговой дорожкой все-таки у нее был. – Я пошла все это искать. До встречи!
   Саша отключила звонок и сама себе удивилась. Как легко и быстро она перестроилась. Она ни на секунду не задумалась и не остановилась, чтобы прислушаться к себе, хочет она куда-то ехать сегодня или нет, нравится ей говорить с этим посторонним человеком по телефону, а тем более с ней встречаться, или нет. Пару недель назад она, общаясь даже по делам с людьми по телефону, прежде чем на что-то согласиться или куда-то собраться, брала паузу под любым предлогом. И чаще всего люди слышали отказ, к формулировкам, его мотивирующим, было попросту не придраться. Именно поэтому количество контактов и дел со временем в Сашиной жизни сократилось до минимума.
   Последний кусок куренка показался ей не таким уж и вкусным. Но съела она его из принципа. И отправилась в ванну. Полежать подумать. Саша пыталась определиться, как правильно поступить со своим вспоротым хирургом животом. Вроде бы прошла уже неделя и первичным натяжением все уже зажило. Воображение рисовало Саше кровавые картинки из Джека Потрошителя. Но от мысли позвонить врачу с дурацким вопросом, можно ли ей заняться спортом, она отказалась. Это ее личная мера ответственности. В любом случае с ее нулевой физической подготовкой ни один здравомыслящий тренер не даст ей с первого раза нагрузку. Саша уговорила себя сообщить об операции тренеру и перестала беспокоиться по этому поводу.
   Она вылезла из ванной и взглянула на себя в зеркало – страшная женщина никуда не делась, но ее взгляд уже лучился жизнью.


   Сплошное недоразумение

   Первый месяц тренировок пролетел для Саши как один день. Она будто впрыгнула на ходу в вагон поезда. Она принялась за дело с невероятным энтузиазмом. Время застоя и отречения от самой себя сейчас безжалостно затопляло девушку неизрасходованной энергией, фонтанировало ею, не оставляя ни малейшего шанса остановиться. Ибо в заданном темпе остановка или промедление грозило бы попросту энергетической катастрофой.
   Аля оказалась премилой девочкой-студенткой института физкультуры с идеальным телом. Она была аккуратна, но настойчива. Умела подстроиться и под настроение, и посмеяться, и поддержать. Но благодарить за это следовало бы не институт, а воспитание родителей. Несмотря на юный возраст, она понимала, что Саша необычный клиент, и упорно искала к ней подход, понимая, что перед ней женщина, которая не сдастся (уж точно не ей).
   Первые тренировки эти две женщины провели в очень щадящем режиме. Одна – тренер – осталась довольна. Вторая – Саша – была возмущена. Она ощущала в себе такой сумасшедший потенциал, что не понимала, почему он не используется на всю катушку и не могла допустить этого.
   – Аля, это не справедливо, – вырывался голос в трубу телефона, голос, который за прошедшую неделю окреп и стал подчеркнуто бодрым. – Я хочу, нет, я требую, я должна, и вы должны, раз я должна!
   – Александра, вы о чем? – Аля уже освоилась и приняла манеру общения клиентки, она открыто хохотала теперь там, где нужно было смеяться.
   – Мы должны увеличить нагрузку. Я ничего не чувствую. Это неправильно!
   – Это как раз-таки правильно, – не соглашалась тренер. – Если я сейчас вас нагружу, вы быстро сорветесь.
   – Это с чего это вы взяли? – Саша просто закипала от возмущения. – Я не сорвусь!
   – Вы-то не сорветесь, можно сорваться физически – организм не подготовлен к физическим нагрузкам. Нам надо постепенно его укреплять. Задача в том, чтобы его запустить на работу в активном режиме на продолжительное время, а не в том, чтобы загнать его за одну тренировку.
   Эти аргументы показались Саше убедительными. Но она была упряма. На следующий день после этого разговора она все перерешала по-своему. Индивидуальные тренировки у нее были три раза в неделю. Понимая, что ей этого не достаточно, равно как и не хватает самостоятельности, она решила три оставшихся дня бывать в зале без тренера и проводить усиленную кардиотренировку. Один день в неделю она оставила себе на отдых. Эту схему она в деталях продумывала весь наступивший день.
   Она примчалась в зал, несмотря на проливной дождь, значительное расстояние между городами и огромную пробку. За время посещений под контролем тренера она успела изучить порядки заведения. И спокойно проделала все сама, не стесняясь ничего, уверенно и без суеты. Взяла ключик от ящика в раздевалке, переоделась, взяла бутылку с водой, полотенце и пошла в кардиозал на беговую дорожку. Вставая на дорожку, Саша мельком подумала: «Надо же, мне даже не пришло в голову испугаться чего-то или засмущаться, просто пришла и сделала то, что хотела».
   Бегать она категорически не могла и не хотела. Поэтому настроила дорожку на быструю ходьбу и уперлась взглядом в монитор телевизора, который транслировал боксерский бой.
   «Значит, так. Систему тренировок я составлю себе сама. Тренер пусть регулирует нагрузки и контролирует силовые тренировки. Больше ничего не надо. В понедельник у меня будет тренировка с Алей, то есть я приезжаю, встаю на сорок минут на дорожку, разгоняю организм и иду с ней на силовую тренировку – это уже она пусть составляет, как считает нужным, аэробную или круговую. Когда заканчиваю с ней, то еще на полчаса иду на велик. Потом сауна и все. Во вторник я еду самостоятельно. Тупо на дорожку – на полтора часа быстрым шагом. Потом сауна и все. В среду повторяю понедельник – с тренером по той же схеме. В четверг опять сама на дорожку. В пятницу опять по схеме с тренером. В субботу сама на дорожку. В воскресенье провожу день как хочу – выходной. Вот такая система меня устраивает. И ничего страшного, что я сама себе ее придумываю. Если что – на себя не так обидно обижаться».
   Сашу так вдохновил ее план, что она непроизвольно заулыбалась – со стороны могло показаться, что она широко улыбается боксерам в телевизоре. Она перевела свой взгляд с экрана на датчики времени. Ей невероятно нравилось прислушиваться к себе во время занятий на беговой дорожке. Ведь на круговых аэробных тренировках или на силовых тренажерах нет возможности уйти в себя и почувствовать собственные движения – как внутренние течения, осмыслить их, насладиться каждым изменением. На беговой дорожке Саше удавалось впасть практически в медитативное состояние, до такой степени ее завораживали собственные ощущения. Ее тело оказывалось таким понятным и подконтрольным. Оно болело, выражало усталость или восторг от напряжения. Прислушиваясь к этим надрывным ноткам, она ловила в них что-то знакомое и магнетическое.
   Она возвращалась в ощущения, сродни тем, которые не могла забыть. Эти немыслимые физические нагрузки при преодолении пещерных изломов. Они отменяли все законы и создавали свои собственные. Здесь были и конфузы, и притяжения, и глубина, и беззащитность. И воля, как металлический стержень для движения вперед. Здесь каждый был честен – до смерти.
   Вот со временем и беговая дорожка стала для Саши мини-пещерой. Ее небольшим полем боя, где надо быть честной – до конца. Вместо крови от травм полотно дорожки, как и пещерное дно, заливали струи пота от интенсивных тренировок, время которых увеличивалось по мере укрепления тела с полуторачасовых до трехчасовых.
   Аля была против такого шестидневного интенсива, но не могла противостоять решениям клиентки – Саша была болезненно самостоятельна. Тренеру нередко приходило в голову, что женщина приходит в зал даже не как на работу, а как на разборку с самой собой и со своей жизнью. Ей даже нравилось наблюдать за Сашей – в проявлениях своих эмоций и требований она была столь зрелищна, что нередко к наблюдавшему тренеру присоединялись и администраторы. Вопреки всему, Саша не обращала ни малейшего внимания на эффект, который производит на окружающих своим фанатичным желанием вытравить из себя слабость. Через пару месяцев Сашу окончательно перестало волновать, что и кто о ней думает. Круг ее мыслей и желаний замкнулся на ее собственных потребностях. И она, как одержимая, их исполняла – с жадностью оголодавшего ребенка.
   Но и потребности девушки претерпели существенные изменения. Не ставя перед собой такой цели, Саша заметила, что утешение находит теперь не в пище, а в спортивных нагрузках. Она была так занята, что не успевала пожалеть себя и сходить в магазин за нездоровыми продуктами. Она была свободна только для того, чтобы пожалеть себя и употреблять в пищу только поддерживающие организм продукты. Она не делала этого специально. Но на третьем месяце тренировок, она уже не «кушала», а «употребляла пищу». В основном это были белковые продукты. В набор продуктов, которые, по Сашиному убеждению, были призваны поддерживать ее организм в тонусе, входило следующее: творог, яйца, кукуруза, зеленый горошек, кабачковая икра, овсянка, гречка, тилапия, куриные грудки, помидоры и огурцы. Из напитков Саша предпочитала дома пить чай, а в зале энергетики с витаминами и карнитином. Необходимость в алковозлияниях тоже быстро и незаметно отпала – теперь все эмоции и размышления выплескивались и проводились в спортивном клубе. И было бы странно, если бы, следуя старой традиции, девушка приперлась бы туда с бутылкой водки, поразмышлять о своей не сложившейся судьбе.
   Сауна была для Саши в тот период самой настоящей истомой – после изнурительной тренировки именно сауна была наградой для нее, как ментальный оргазм, как возможность полностью расслабиться буквально спустя пару минут после жесткого напряжения всего тела и мозга. Ради этих десяти или пятнадцати минут в интиме горячего воздуха и приятного полумрака имело смысл мчаться сломя голову и в другой город, и в другую страну, и даже на другую планету, если потребуется. Александра лежала на спине, смотрела в успокаивающее дерево потолка, чувствовала каждую клеточку своего тела, как оно дышит и живет, как повинуется ей, как его обволакивает нега с запахом хвои, а капельки влаги призывно выступают на разгоряченной коже – это было время абсолютного, ничем не разбавленного счастья для себя.
   Она уже не бежала к машине, опустив пониже голову и ссутулив плечи, лишь бы ее никто не заметил, не окликнул, не заговорил. Теперь Саша медлила, наслаждалась каждым своим движением и смотрела вокруг себя открытым взглядом человека, который давно не смотрел на мир – ей было интересно всё и все. Она с радостью откликалась на желающих пообщаться в зале, не бежала от чужого внимания, с удовольствием рассматривала окружающее пространство и окружающих людей. Внутри у нее росло немыслимое раньше чувство свободы. Она даже не сразу смогла его идентифицировать. Ей пришлось много анализировать, прежде чем в один из вечеров, когда она задержалась в клубе на несколько часов больше положенного, она уселась в свой автомобиль, завела мотор, тронула его с места. Усталость была такой, что все движения давались с трудом. Но внутри было так чисто и комфортно – ничто не застилало тревогами или сомнениями ни голову, ни сердце. Эта волшебная усталость окутала все ее существо и разлила в сознании простое понимание того, что здесь и сейчас она достигла и добилась состояния не просто равновесия, а совершенной свободы.
   Саша училась наслаждаться этим. Никого не приглашала, ни с кем не делилась, никому не объясняла. Просто давала себе возможность быть в этом состоянии. Выходной она давно отменила. Он ей был ни к чему.
   Со временем, конечно, нагрузки возросли, но и тело уже было совсем не то, с каким она пришла в зал. Физически Саша не срывалась, и любые нагрузки воспринимала с энтузиазмом и восторгом. Несмотря на то, что ей становилось по-настоящему тяжело. Она уже осознавала, что потихоньку начала сражаться «по-взрослому». Но она отлично знала, что физически очень вынослива с детства и никакие обстоятельства не могли сейчас ее укротить.
   Самое тяжелое для Александры были не изматывающие тело тренировки. Ее просто выворачивало наизнанку от того, что все стены в залах, кроме кардио, были декорированы зеркалами. Это, возможно, сделано специально. Но эффект от этого морально истязания – смотреться на свое отражение без прикрас в процессе аэробных нагрузок – был поистине адский. И вот теперь-то Саша хорошо знала, как пытают в аду грешников. Она старалась изо всех сил отстраниться, не циклиться и переключаться на что-то другое. Это получалось сначала очень плохо, а затем получше, благодаря тому, что девушка нашла прекрасный выход – она начала разговаривать с тренершей на отвлеченные темы. Хоть это и не одобрялось и, может, вредило чистоте упражнений, но выход был найден – Саша отвлекалась от адских зеркал только в болтовне с Алей.
   Раскрасневшееся лицо, всклокоченные и мокрые волосы, блестящие почти сумасшедшим огнем глаза, насквозь мокрая необъемная футболка с надписью «Coca-cola» – такая Саша смотрела на себя из зеркала, выполняя очередной круг упражнений, и, задыхаясь, развлекала молодую тренершу разговорами.
   – Александра, если вы когда-нибудь решите стать президентом, я буду голосовать за вас и еще всех агитировать, – однажды перебивая пустой треп запыхавшейся Саши, убежденно и очень серьезно произнесла Аля, пристально наблюдая, как клиентка выполняет заученное уже упражнение.
   Саша шумно выдохнула и одновременно попыталась отдуть с лица непослушную прядь прилипших ко лбу волос. Так как обе руки были заняты гантелями. Отдуть прядь не вышло, зато получилось с шумом раздуть с лица струйки пота в разные стороны. Получилось так комично, что она расхохоталась.
   – Это вы мне сейчас в такой странной манере в любви признаетесь? – Саша уставилась на Алю, которая тоже начала искренне смеяться. – Вы посмотрите на меня повнимательнее сейчас и скорее передумайте.
   Аля отсмеялась и с необычайной, даже какой-то детской, серьезностью все-таки продолжила свою мысль:
   – Вот я и смотрю внимательно. Я такой силы воли еще не видала. Хотя много видела женщин, которые худеть приходят. Вы какая-то другая. Не пойму почему. Мне кажется, что лидер должен быть именно таким.
   Саше было не очень понятно, почему она такой вывод сделала. Тем более что она-то прекрасно знала – до лидера ей далеко с ее образом жизни и жизненной усталостью, да что уж там говорить – с ее упоительным разочарованием во всех, во всем и в самой себе. Но что-то в ее мыслях сейчас не сходилось. И не сходилось так здорово, что она даже осеклась и не стала поддерживать разговор. Она, усердно отплевываясь от непослушных волос, закончила третий круг выпадов и остановилась отдышаться.
   – Ладно, госпожа президент, – улыбнулась Аля, – две минуты перерыв и на последний круг с самого начала. Жду вас в соседнем зале.
   Саша только кивнула. Внутри что-то напряглось струной до звона в ушах. Она испугалась, что теряет сознание, так сильно сдавило грудь это простое «две минуты перерыв». Девушка помедлила, прежде чем отправиться в соседний зал для начала нового аэробного круга. Она села на степ-платформу и подняла голову прямо к своему отражению в зеркале напротив.
   «Две минуты перерыв», – с мягким американским акцентом, произносимое полными, идеально очерченными губами. Твердый, магнетический взгляд обладательницы акцента и шикарных голливудских скул. И уверенность главы прайда. И пренебрежительность к собственной пленительной красоте. И едва уловимые оттенки нежности – этакой граненой женственности вышей пробы. Патрик. Невероятная Патрик.
   Саша уже вышла из зала, когда воспоминание, сжавшее ей сначала грудь, а потом горло, отошло на второй план яркой догадкой: «Аля видит во мне лидера, потому что смотрит на меня другую, вот что не сходится. Ту, которая ближе к Патрик».
   Улыбка озарила ее лицо, и в зал к ожидающей Але она вошла, игриво блеснув глазами.
   По пути домой в тот день Сашу одолевали мысли одна ярче другой. Все казалось ей красочным, будоражащим, достойным внимания и восхищения. Банальная остановка на заправке воспринималась ею как маленькое приключение. Она с любопытством осматривалась вокруг – все люди казались ей привлекательными и дружелюбными. Избитая фраза кассира «спасибо за покупку, приезжайте к нам снова» звучала для нее искренним приглашением, и она с неподдельным восторгом широко улыбалась в ответ: «Обязательно!» Несколько мужчин и одна женщина с удивлением и интересом оглянулись и проводили ее взглядами. Она шла до машины, каким-то вдруг обнажившимся звериным чутьем ощущая эти взгляды в спину. Сашино движение стало не просто бодрым, она двигалась стремительно и настойчиво, настолько четко был выверен каждый шаг, что сразу и не поймешь, что это не постановочное движение, а самое что ни на есть естественное и органичное ее состоянию.
   Саша ловила в себе всплески динамичных эмоций и понимала, что эти эмоции вызывает в ней окружающий мир и она сама. И они никаким образом не связаны ни с кем другим, ни от кого не зависят. Не надо никого ждать и просить, чтобы получить это состояние. Теперь она сама была для себя источником этих эмоций и ощущала настоящую бодрость. Бодрость сердца и духа.
   В машине зазвонил телефон как раз в тот момент, когда она вырвалась из пробки на съезде с кольца. Не глядя на телефон, она нажала пальцем на центральный монитор на панели и приняла вызов через авто. Именно потому, что девушка включила громкую связь, голос звонившего оказался для нее полной неожиданностью. Умная машина давно что-то напутала и не показывала владелице имена звонивших на своей сенсорной панели.
   – Эй, звезда полынь, ты куда совсем пропала-то? – прогремел хриплый и горячечный голос на весь салон автомобиля.
   Саша матернулась на себя сквозь зубы, что не посмотрела на телефон и не увидела, кто звонит, прежде чем принимать этот вызов. Но сразу же осеклась. За месяцы она привыкла читать знаки судьбы и принимать ее вызовы, не отводя взгляд.
   – Влада! Сколько лет, сколько зим и вашей душеньке пропащей! – в тон звонившей ответила Александра, надавливая на педаль газа. Ей захотелось курить, а до ближайшего магазина было еще прилично ехать.
   «Надо же, жива!» – хохотнула про себя Саша, отчетливо вспоминая видение со свернутой шеей в колодце пещеры.
   Влада продолжила разговор, лишь на миг замявшись, но тон ее стал еще более развязным. Она никогда не чувствовала разницу между отпором и приглашением.
   – Слушай, отшельница, мне звонил твой дражайший работодатель.
   – Ну? – недовольно кивнула головой Саша, будто ее могла увидеть собеседница.
   – Не знаю я, что вы там друг другу сиськи мнете, интеллигенты хреновы. Ты у него еще числишься на зарплате, ты помнишь? – Саша услышала щелчок зажигалки и звук втягиваемого дыма, который тут же с шумом был выпущен из легких обратно. Влада почему-то нервничала. Перед глазами Саши застыл этот сизый дым и его едкий запах окутал сознание – Влада сидела перед ней на корточках, опираясь на скалу спиной, и тяжело дышала этой отравой глубоко под землей, отирала пот и грязь с лица, но губы ее все равно роковой проволокой цинизма кривились в нетрезвой ухмылке.
   – Ну? – прогоняя навязчивый образ, Саша уже с раздражением подогнала Владу с объяснениями.
   – Ну, вот, он не знает, как с тобой расстаться, – захохотала Влада, видимо, достигнув, наконец, кульминационного момента своей сенсационной новости. – Бабло посчитал и решил, что ты ему больше коммерчески не выгодна.
   – Ну? – Саша никак не могла взять в толк, чего от нее надо Владе. То, что работодатель, с которым она работает последнее время по удаленке, в прошлом хороший приятель Влады, дало ему, конечно, право вмешать ее в рабочий процесс. Процесс, который, судя по всему, необходимо прервать. Но и это не вызвало в Саше совершенно никаких эмоций.
   – Дура! – выругалась Влада. – Я тебе говорю, что он не знает, как тебе сказать, что он тебя увольняет!
   Саша искренне разулыбалась. Она как раз выполняла поворот и на миг задержала взгляд на соседней машине, где водитель смотрел на ее улыбку, чем и привлек ее внимание на долю секунды.
   – Ну и чего? Ладно, он в детский сад решил поиграться, ты-то чего подтягиваешься? Своих дел нет? – Саша понимала, что грубила, нет, она откровенно хамила, потому что в ее голосе звучала нескрываемая насмешка.
   На другом конце повисла пауза, после чего из динамиков послышалось коротко:
   – Вообще-то ты права. Удачи!
   Александра выключила вызов и с недоумением уставилась на дорогу. Она понимала, что что-то произошло, но впервые в жизни ей совершенно не хотелось это препарировать, объяснять и делать выводы.
   «Она, конечно, походу, живее всех живых, но, блин, Влада – это все-таки какое-то сплошное недоразумение».
   Саша свернула к магазину, продолжая улыбаться. Никакого замешательства. Последняя мысль ее просто рассмешила.


   А вас никогда раньше не убивали?

   Сашин образ жизни изменился до неузнаваемости. Никто кроме нее самой, конечно, и не мог оценить эти перемены. Но она и не нуждалась ни в чьих оценках. Она все реже и реже оборачивалась назад, чтобы зацепиться за то или иное воспоминание. Несмотря на то, что она по-прежнему была абсолютно свободна, времени в ее режиме дня для самокопания становилось все меньше.
   Девушка промчалась мимо собственного увольнения, совершенно не обратив внимания на этот факт. Мало того, если раньше она бы превратила это событие во что-то грандиозное с обязательной панихидой по «прошедшей эпохе», то сейчас она даже забыла расстроиться.
   Уже почти полгода минуло с момента памятной операции. Спортивный образ жизни обязал Сашу принять на себя осознанно и железно ответственность за собственное здоровье и свою жизнь. Никогда раньше она не бывала даже близка к осознанию этих понятий. Сейчас она так много сил вкладывала в себя, что со временем начала ощущать буквально физически, как у нее внутри гравируется стеклянный, статный образ. Этот образ требовал к себе внимания и трепетного отношения. Саша в какой-то момент просто не поняла, как она может навредить своими действиями или бездействиями самой себе – такой невероятной и так дорого ей самой давшейся. Как бы парадоксально это не звучало, но чем больше времени, сил и энергии она вкладывала в этот образ жизни, тем дороже ей становилась ее собственная жизнь. Теперь многие вещи вызывали в ней искреннее недоумение.
   Если раньше нелюбовь к себе она выливала в истязаниях собственного организма отравами эмоций, то теперь любовь к себе она проявляла в исключительном самообладании, искренне не желая причинять себе никаких негативных ощущений. Этому самообладанию она училась, увеличивая раз за разом нагрузки на силовых тренажерах.
   Она также усиленно занималась в зале свободных весов. Покорение этого зала давалось ей тоже невероятными усилиями воли. Она часто бывала на грани срыва, проходилась по холодному лезвию отчаяния от звенящей боли в мышцах и злому сопротивлению организма. В душевой после пары часов занятий она могла замереть в одной позе под струями бодрящей воды и не душить уже поток рвущихся слез. Эти струи соленой воды были следствием не обиды или боли, нет, это очищался организм, вырывалась душа. Она сотрясалась в рыданиях под напором воды и горящие мышцы успокаивались. Тело виновато унимало свои стенания. Крупная дрожь отступала и оставляла место умиротворению.
   Так она превозмогала себя каждую тренировку. Заходя в спортивный клуб, она проваливалась в свою интимную, одной ей известную жизнь. Жизнь, у которой были свои законы. Жизнь, целиком и полностью подконтрольную ее собственной силе воли. В ней не было место никому постороннему. Поэтому Сашу давно не беспокоили зеркала. Она действительно перестала обращать внимание на свои отражения. И часто, проверяя правильность техники выполнения тех или иных упражнений, она смотрела на себя в упор, но видела только собственную работу.
   Так же она относилась и к людям, которые бывали в зале вместе с ней. Она уже не стеснялась ни мужчин, ни женщин. Она упорно работала. Чаще уже одна и без тренера. Могла ответить на чью-то шутку, не сторонилась общения. Но всегда была на своей, одной ей ведомой волне. Будто все ее существо было направлено сейчас вовнутрь – на созерцание себя. И сконцентрировано на получении своего результата вовне. Все это доставляло такое полнокровное удовольствие, что не оставляло место другим удовольствиям.
   Таким, например, как гастрономическое баловство. Теперь Саше было жалко себя совсем по-другому – и она не могла просто «закинуться пельмешками». Теперь она «закидывалась творогом» и вообще не обламывалась.
   – Малышенька, – как-то жалобно протянула мама в телефонной трубке, – такая погода тяжелая. Как твоя голова? Ты давно не жаловалась на головные боли.
   – Да, мам, не болит голова, я и забыла пожаловаться, – хохотала Саша. – Чего жаловаться-то, если не болит?
   Головные боли, которые преследовали девушку с отрочества, перестали быть столь агрессивными и постепенно прекратились. В теперь уже свойственной ей новой манере Саша и правда забыла обратить на это внимание.
   Между тем лето неожиданно вступило в свою финальную стадию, и наступил август. Родители упрекнули любимую дочь в том, что она в последнее время так занята, что ни разу за сезон не посетила их загородный дом. Саша удивилась, взглянув на календарь. Упрек был справедлив, и она решила ехать.
   Родители и правда с момента выписки дочери из больницы не видели ее. Обычно она не приглашала к себе в гости, а приезжала сама. За прошедшее же время она не появилась ни разу. Мама с папой посовещались и решили, что ребенок переживает сложный период, и если он решил отстраниться, то так тому и быть. Что ни говори, но Сашины родители в этот раз побили все рекорды тактичности и интеллигентности. Они не вмешивались до августа, пока мама не решила это изменить.
   Терпеливые родители позвонили и аккуратно вызволили дочь из ее дома. Саша на скорую руку покидала в машину все, что уже полгода обещала отвезти родителям, натянула спортивные штаны, футболку и кеды, и отправилась в путь.
   До загородного дома родителей девушке предстояло ехать часа два с половиной – он находился в соседней с Московской области. Но, следуя одной ей ведомой логике, Саша всегда ездила из одной области в другую через Москву, в разы увеличивая время в пути. Правда, сейчас ей предстояло сделать еще небольшой крюк и захватить из соседнего областного города родительскую соседку по коттеджам – молодую женщину, давнишнюю Сашину приятельницу.
   Саша удобно устроилась в кресле автомобиля и ловила в себе ощущение радостного предвкушения приятной дороги и маленького августовского приключения. Ей нравился этот август. Он был для нее тугим и спокойным. В последнее время она была практически неуязвима в эмоциональном плане, настроенная только на свою волну, она не реагировала ни на какие внешние раздражители. От мерных мыслей ее отвлек резкий стук в стекло пассажирской двери.
   – Двери открой, Саш! Привет! – улыбающееся лицо соседки смотрело прямо на Сашу. Та и не заметила, как, растворившись в своих мыслях и ощущениях, домчалась до места встречи.
   Саша впустила соседку и тепло с ней поздоровалась, выруливая машину со стоянки.
   – Как хорошо, что ты сегодня ехала, – щебетала Галка, перекидывая небольшую сумку на заднее сиденье. – Мне когда твои родители сказали, что можно к тебе на хвост упасть, я так обрадовалась… Ой, Саш…
   Соседка запнулась на полуслове и замерла в странной позе, скрючившись между передними и задними сиденьями с повернутой к Саше головой.
   – Ты чего? – Александра не поняла телодвижений барышни и на всякий случай снизила скорость.
   – Ой, Саш, – с еще большим недоумением пробормотала Галка, не отрывая взгляда от водителя, она медленно перенесла свое тело обратно на сиденье.
   – Да что такое-то? Забыла что-то?
   – Ты что, болеешь? – голос соседки уже окреп, и в нем послышались нотки недоверия.
   – Нет, – засмеялась Саша и постаралась быть вежливой, – прекрасно себя чувствую. А ты как?
   – Спасибо, я в порядке, – на автопилоте ответила ей попутчица. – Ты так похудела не из-за болезни?
   – Нет, – Саше стало еще веселее. В последнее время она не встречала людей, которые видели ее больше полугода назад, поэтому особо не отсекала изменений своей внешности по чужим реакциям. Она ориентировалась только на значения весов и продолжала игнорировать зеркала. – Я наоборот пошла на поправку по всем фронтам.
   – Ни фига себе, – не сдержалась хорошо воспитанная Галка и с еще большим восхищением добавила: – Нет, ну ни фига себе! Ты себя вообще видела?
   – Галь, я давно собой любоваться перестала.
   – Ты вообще, что ли, не понимаешь, как сейчас выглядишь? – Галкина настойчивость немного обескуражила Сашу. Она не совсем поняла, из-за чего так надрывается приятельница.
   – Как выгляжу? Нормально выгляжу, – Саша кинула на пассажирку взгляд с явной опаской. – Гал, ты меня пугаешь, ей-богу. Я что, в шимпанзе превратилась и не заметила?
   – Глупенькая, – рассмеялась соседка. – Если бы за рулем шимпанзе сидела, я бы в машину не села.
   – Ну, так и что ты истеришь тогда? – не сдержалась Саша, в голосе ее зазвенели стальные нотки. – Нормально я выгляжу, нормально себя чувствую. Спасибо за беспокойство. Лучше расскажи мне, как ваши дела семейные – муж, дети – рассказывай!
   Галка смотрела на Сашу уже со смятением и даже немного смутилась. Она не узнала соседскую дочку не только внешне, но и не могла понять, как теперь правильно с ней общаться, так как за рулем сидела совершенно не знакомая ей молодая женщина, не имеющая ничего общего с давней приятельницей.
   – Все сложно, Саш, – вздохнула Галя, переключив, наконец, свое внимание на нормальный светский разговор, – Юрка работу никак не найдет. Вот сейчас на неделю уехал, поэтому я без машины осталась.
   – Все также мотается по разовым заработкам?
   – Ну да. Все одно и то же. Как день сурка. Ребенок – садик – работа – плита – садик – ребенок – недовольный муж.
   – Прикольно, – хохотнула Саша, не особо отдавая себе отчета в том, что с ней делятся проблемами. Ей показалось, что услышанное забавно – не более того.
   – Может, и прикольно, – Галка поежилась, по спине пробежал холодок, но также безрадостно продолжила: – Только ни просвета, Саш, нет в жизни.
   Саша ровно вела машину, погладывая в зеркало заднего обзора.
   – Бред, – изрекла она куда-то в сторону голосом жестким, без тени улыбки.
   – Что бред? – не поняла Галка.
   Саша вскинула голову и на мгновение перевела свой взгляд с дороги на собеседницу:
   – В жизни всегда есть просвет. Просто ты его видеть не хочешь. Потому что, чтобы его увидеть, напрячься надо. Без просвета удобнее – как в болоте, тепло и мухи не кусают. Только со временем не замечаешь уже, что запашок пошел.
   Галя замолчала. От Сашиного взгляда ей захотелось спрятаться. Рядом с ней сидела уже не та Санечка, которая готова была всегда выслушать любые стенания и посочувствовать, покопаться, выискать новые поводы еще больше углубиться в проблему и с удовольствием нырнуть в этот круговорот обид, самоистязаний и жертвенных воззваний к жестокому миру. Галка-то по старинке начала жаловаться той на свою жизнь, ожидая понимания и поддержки в виде жилетки для соплей. Она так настроена была выговориться за эту поездку, что эта невозмутимая незнакомка за рулем ввела не готовую к такому повороту Галку в полный ступор – она замолчала почти на полчаса и задумалась над Сашиными словами.
   Александра же не очень и вникла в переживания попутчицы, она лишь выразила свое отношение к прозвучавшей фразе о беспросветности жизни и тут же выкинула этот диалог из головы. Она с удовольствием наблюдала за сменой пейзажа за окном. Зрелое лето, полнокровно завладевшее природой, красочно задавало тон и настроение пространству. Потолкавшись только в одной не очень серьезной пробке, Саша уже съехала на трассу в область со МКАДа. Здесь было даже пустынно, в будний летний день, движение из города в область практически отсутствует. Понимая, что все кругом увешано камерами, девушка сдерживала желание разогнать машину. У нее было приятное, приподнятое настроение. Она проникалась окружающим миром – опустила стекла и подставила лицо ветру, высекающему из движения напряженную ласку. Эти ощущения напомнили Саше ее первые восторги в пещере. Изученный за годы строительства дома путь не нужно было особо контролировать, и внимание Саши было сосредоточено только на дорожной ситуации. И несмотря на то, что взгляд ее был прикован к полотну дороги, она в мыслях своих умчалась в совершенно иную реальность.
   Здесь снова и снова она чувствовала на себе уверенный взгляд Патрик. Слышала неутихающий гогот Влады. Избегала проникающей во все клетки организма обезоруживающей энергетики Олега. Здесь она сама стала и палачом, и жертвой. Вместе с душными стенами этой пещеры разрушились и ее мнимые миры. Вместе с колдовскими водами подземного озера ее внутренний мир был омыт и продезинфицирован. А по артериям этих изломанных тоннелей прогналась новая, чистая кровь.
   Саша уже не тосковала по своему странному путешествию в пещеры. Она чувствовала ее в себе как неотъемлемую часть своего внутреннего мира. Именно сюда было приятно погружаться в минуты перегрузок. Здесь она находила свой покой. Здесь ей было понятно. В камне, полумраке, духоте, влаге и густом, бескомпромиссном движении вперед.
   – Саш, – окликнула попутчица погрузившуюся в свои ощущения и размышления девушку. – Ты не видишь?
   – Чего? – Саша отвлеклась, возвращаясь в салон своего автомобиля и с небольшим удивлением обнаруживая в нем еще кого-то.
   – Да вон, уже минут десять с нами черный мерин кружит. Пару раз обгонял, фарами моргал.
   Саша с интересом начала осматриваться по зеркалам. Действительно, черный «Мерседес Брабус» держался за ней, Саша, видимо, не обратила никакого внимания на него, а Галка с интересом наблюдала за его попытками привлечь внимание.
   – Ты не видела, кто там за рулем? – чуть притормаживая, поинтересовалась Саша.
   – Мужчина в солнечных очках, – без промедления ответила та.
   – Ну, да, «Брабус» – это пацанская тачка, – усмехнулась Саша.
   Трасса была почти пуста. От города они отъехали не так много и находились в районе огромных строительных рынков. Появление черного пацанского «Брабуса» а-ля «привет, девяностые» было не столько удивительно, сколько удивляло его настойчивое желание обратить на себя внимание. И удивление вызывало это по большому счету только у Гали.
   Саше было просто любопытно, в ее груди не шелохнулась ни одна струнка.
   Притормаживая, Саша смотрела в зеркало заднего обзора, постепенно «Брабус» догонял, и через лобовое стекло уже можно было различить очертания водителя. Саша посигналила аварийкой, давая понять, что обратила на него внимание и перестроилась в правый ряд. Водитель «Брабуса» словно только и ждал этого сигнала, пристроившись сзади. В считанные секунды очень лихо он вырулил на левую полосу и поравнялся с джипом.
   Саша сбросила скорость еще больше и опустила стекло со своей стороны, пристально наблюдая, как опускается стекло со стороны пассажира в черном автомобиле.
   Когда Сашиному взгляду открылось лицо водителя настойчивого авто, она рефлекторно дернулась в сторону, и машину резко повело вправо. Она быстро выровняла машину, не потеряв управления, и снова уставилась в окно.
   «Брабусом» управлял призрак Олега в солнечных очках. Саше на мгновение стало страшно. Пока здравый смысл не взял верх над воображением и она не поняла, что видит живого и совсем невредимого Олега Горского собственными глазами в двадцати километрах от Москвы.
   «Господи, и этот – неубиваемый!» – мелькнуло у нее в голове.
   Олег неуверенно улыбнулся и помахал рукой. Это выглядело так комично «после всего, чего между ними не было», что Саша не выдержала и раскатисто прыснула от смеха. Приветственную улыбку с лица Олега как стерли. Его красивое лицо превратилось в камень. С нервными и надменными шлифами шин черный «Брабус» сорвался, как борзый, молодой и горячий конь, и исчез из поля зрения меньше чем за минуту.
   Все еще искренне заливавшаяся смехом Саша представила, как Олег осанисто, гордо и четко дает понять, что разговор окончен и затыкает уши своими белыми наушниками. Но стоп, это было в пещере. А сейчас он просто испарился с глаз, действительно как видение.
   – Ты это тоже видела? – на всякий случай спросила Саша у попутчицы.
   – Да, – Галка смотрела на водителя со страхом. – Он, может, сказать тебе что хотел? Ты чего ему в лицо так расхохоталась-то?
   – Вот и скажи после этого, что мы живем не в кино, – уже поспокойнее и широко улыбаясь, прокомментировала Саша.
   Она набрала скорость. Это маленькое событие нисколько не выбило ее и колеи. Остальные вопросы, которые посыпались из любопытной Галки, Саша оставила без ответа. Она жестко перевела разговор на другую тему. И в конце концов хорошо воспитанная попутчица предпочла замолчать и не наседать с разговорами на человека, который не очень-то и расположен к общению.
   Галка то и дело косилась на Сашу и удивлялась, как той удается так резко обозначить свои правила и не обидеть при этом собеседника. Она ничуть не была уязвлена Сашиным поведением. Только заинтригована и будто загипнотизирована – от этой девушки веяло просто магнетической силой. Не говоря уже о том, что ее попросту хотелось все время рассматривать, так невероятно было это практически дикое преображение.
   С легкой грустью Галка окунулась в свои мысли, поворачивая лицо к окну. Она подумала, как груб и порой неприятен бывает ее собственный супруг в выставлении ограничений и рамок, где начинаются его права и заканчиваются ее. Непроизвольно она поджала губы, вся сжалась и стала казаться совсем маленькой, хотя ей давно перевалило за сорок. Она почувствовала себя необычайно защищенной в этой машине, где, несмотря на жесткие законы, было тепло и спокойно. Она словно прижалась к разогретой солнечными лучами скале. Прижалась, чтобы нашептать ей что-то сокровенное.
   Галка вздрогнула. Саша легонько коснулась ее руки. Этой самой теплой скалой оказалась Сашина кисть, с выступающими на пустынном загаре кожи голубоватыми венами.
   – Не грусти, – одними глазами улыбнулась ей Александра, чуть сжимая руку попутчицы.
   Галя благодарно улыбнулась в ответ и почему-то поняла, что запомнит это мгновение навсегда. И будет возвращаться к нему, как возвращаются к источнику вдохновения или силы.


   Сумасбродка в законе

   Спустя только несколько месяцев после поездки к родителям Саше, наконец, удалось убедить маму в том, что с ней все в полном порядке, что она не болеет страшной болезнью, не употребляет наркотики и не ушла в секту. Она все еще недоумевала, почему все вдруг резко начали вокруг ее скромной персоны так напрягаться. Недоумевала и продолжала заниматься спортом, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой. Если раньше Саша еще кое-как ориентировалась на консультации тренера и составляла программы каждого посещения спортивного клуба, то сейчас она ходила в зал «на автопилоте», почти бездумно, потому что не понимала, как можно иначе, а каждая тренировка перестала быть для нее ступенькой к собственной цели (о которой, кстати говоря, она совершенно бестолково забыла).
   В одно из таких бездумных посещений Саша делала растяжку в аэробном зале и пялилась на себя в зеркале, прикидывая, стоит ли сегодня истязать себя тренировкой на степ-платформе. Она практически нечаянно вместе с тоскливым взглядом в сторону аккуратно сложенных в углу зала платформ поймала себя на таком же тоскливом состоянии. Девушка так давно не ощущала это, что даже не сразу сориентировалась, что же на самом деле испытывает. Когда состояние было идентифицировано, дотошная Александра кинулась в силовую зону на любимые блочные тренажеры. Уже проходя первый сет, она пришла к выводу без лишней аналитики – Саше стало скучно в рамках созданного ею мира, она хотела движения во всех плоскостях.
   На вертикальной тяге она постаралась сосредоточиться и чувствовать только мышцы спины. Она хотела проработать мышцы правильно, но мысли ее внезапно унеслись далеко от спортивного зала. Она сдалась и прикрыла глаза, продолжая выполнять упражнение и вести счет.
   В ее сознание снова врезался яркий образ Патрик, стоящей над вертикальной шахтой с отвесными стенами. С этого спуска начинался их путь сквозь Сашино сознание. Здесь чуть глупо и ошарашено, украдкой, Саша рассматривала мускулистую фигуру гида и наслаждалась ее выточенными формами, как иные наслаждаются картинами великих мастеров. А сердце все еще заходилось от волнения от каждого поворота голливудской головы в ее сторону. Кожу тут же заливал румянец, и так хотелось опустить глаза, чтобы не выдать себя – ведь не надо быть слишком проницательным, чтобы прочитать эту красную строку, бегущую в Сашиных глазах: «Ты сногсшибательна». Патрик понимающе улыбалась. И было в этой улыбке одобрение и поддержка, дерзость и нежность, и невероятный, завораживающий теплый огонь цвета осени. Саша вспомнила, как чувствовала себя почти ребенком, которому просто жизненно необходимо было потрогать Патрик, прикоснуться, проверить реальность это или воображение. Пожалуй, точно так же бы ощущал себя шестилетний мальчик, увидевший живьем настоящего Человека-паука. Он бы сразу захотел его потрогать, чтобы убедиться в том, что супер-герой перед ним реален – и разговаривает, и улыбается.
   Саша помнила все эти ощущения, хранила их и, не отдавая себе отчета, скучала по ним, возвращая себя в разные моменты путешествия в пещеру, снова и снова желая видеть и чувствовать себя такой, какой она была там, видеть невероятную Патрик, видеть слабеющих на глазах и трагедийно исчезающих мучителей из прошлого. Справедливости ради нужно сказать, что как раз о мучителях она практически не вспоминала, но вот свой собственный образ рядом с Патрик терзал ее воображение самыми яркими красками.
   После этой тренировки Саша чувствовала себя не столько уставшей физически, сколько разбитой эмоционально. Она не поняла, что с ней произошло. Сев в автомобиль, она глубоко вздохнула и вырулила со стоянки. В дороге она приняла телефонный вызов от приятеля, который слыл блестящим юристом, но в делах сердечных пасовал, как неопытный юнец. Саше он звонил с ярым желанием научиться возвращать любимую женщину. Саша давно уже по-доброму похохатывала над этой ситуацией, понимая, что своих возлюбленных она не просто не возвращала, а, скорее, научилась их убивать самыми изысканными способами.
   – Саш, ты где вообще, а? Ну, у меня же тут такой трэш, ты не представляешь! – звучал взрослый красивый мужской голос с паническими нотками.
   Саша сразу напряглась. Ей давно перестало нравиться подобное обращение. Она искренне перестала понимать, почему должна быть «свободными ушами», когда ей звонят и вскользь интересуются ее делами, на деле желая как можно скорее приступить к повествованию о своих делах и проблемах. Да и не особо ей и надо было, чтобы ее делами интересовались. Даже совсем не надо. Она перестала интересоваться людьми, как только они стали обращать на нее внимание. Звучавшая в голосах звонивших приятелей и приятельниц претензия «ну, ты куда пропала» для Саши уже звучало сигналом «ALARM», и максимум, что она позволяла себе сделать – это постараться не надерзить вне зависимости от статуса звонившего. Положа руку на сердце, она дерзила теперь почти всегда и почти всем, только очень элегантно.
   – Я в машине, – Саша ответила прямо. Ее подавленное состояние отозвалось не только в голосе, но и начинало разливаться по салону автомобиля.
   – Слушай, я, походу, опять дурака свалял. Она сама позвонила, я ее отмораживал, а потом напился и написал ей стихи какие-то, она меня опять послала… Что мне делать теперь?
   Саша грустно улыбнулась, понимая, что эту речь произносит очень успешный, влиятельный и внешне брутальный мужчина.
   – Девочкам в таких случаях говорят: «Напилась – сожри сим-карту», – прокомментировала она, выполняя маневр на дороге.
   – Да я все понимаю, что девочкам. Понял я, о чем ты. Что делать-то?
   – То есть ты понял, что ведешь себя, как девочка?
   – Ну, да, – голос приятеля стал почти бескровным.
   – И как девочка звонишь другой девочке, чтобы спросить у нее совета, как вернуть парня, – Саша захохотала. Ее приятель тоже рассмеялся, признавая абсурд своего поведения.
   – Да, мать, с каждым разом, ты становишься все жестче и жестче.
   – Когда только вот ты меня бояться уже начнешь? – Саша продолжала смеяться.
   – Ты когда в наших краях-то будешь? Может, пересечемся, кофейку попьем?
   Сашин приятель, по совместительству одноклассник, все еще проживал в местах их шального московского детства, на западе столицы. Здесь же была и Сашина квартира, куда она заезжала очень редко. Но когда заезжала, встречалась с теми, кто желал с ней встречи именно в этой части города, ибо к ней в глухую область мало кто отваживался ездить в гости, да она и не звала.
   – Не знаю, когда я буду у вас. Но как буду, позвоню.
   Саша потрепалась с приятелем еще немного, но прервала разговор по своей инициативе буквально через несколько минут. Ее будто пронзила мысль, своей очевидностью потрясшая все Сашино существо. Она была так ошарашена своей простой и простотой своей пугающей мыслью, что, еще не отключив звонок, она уже начала съезжать на обочину, притормаживая и включая аварийный сигнал для других водителей.
   Остановила машину и тут же выскочила из нее, потому что не могла сидеть. Взвинченная девушка обошла машину со стороны капота и прислонилась спиной к пассажирской дверце, закуривая сигарету.
   «Минуточку, – буквально прорычала она себе внутрь, – куда я еду? И куда меня сейчас приглашали попить кофейку? Я еду якобы домой, а приглашают меня якобы в гости! С какого бешеного перепуга я еду в чужую квартиру, которую называю временным домом, плачу за тысячу неудобств немаленькие деньги, еду в тьму-таракань. Чтобы спрятаться в этой коробке с дыркой и сделать вид, что так и было?! При том, что моя собственная квартира, находится в самом элитном районе Москвы, в статусном доме с не менее статусной инфраструктурой, в пятнадцати минутах от Кремля! Еще раз… Меня зовут в гости ко мне домой. Но я еду как домой в гости. Я курица. Я просто курица невменяемая. Пресвятая Богородица, да я совсем рехнулась!!!»
   Хорошо, что девушку сейчас никто не видел. Ее щеки пылали румянцем. Глаза полыхали огнем праведного гнева на саму себя. Еще немного, и она бы пнула сама себя, но обошлось без прилюдного самосуда – она лишь с досадой топнула ногой по земле. Саша резко кинула бычок и метнулась в сторону водительской двери. Она впрыгнула в машину и секундой позже уже стартанула с визгом шин.
   Она понятия не имела, зачем гнала машину на такой нездоровой скорости. В голове у нее оформилось четкое, осознанное и бескомпромиссное решение: она возвращается домой. Сейчас. Она отмахнулась от тщетных попыток разума проанализировать и детализировать происходящее. В ежесекундном препарировании она перестала нуждаться. Вместо покорной Саши сейчас машину вела разъяренная, решительная и непоколебимая женщина.
   Уже на полпути к дому она попала в небольшую пробку, чем воспользовалась для того, чтобы найти в Интернете компанию по квартирным переездам.
   – Мне нужно, чтобы приехали люди, упаковали однокомнатную квартиру «под ключ» и перевезли, – заявила она, поражаясь стали в собственном голосе.
   – Вам нужно перевозить мебель и вещи и все упаковать? Можете примерно сообщить объем? И откуда и куда поедете, – девичий голос разливался по салону авто в стандартных вопросах. Саша перечислила все предметы своего обихода, мебель и примерный объем вещей. Она не желала заниматься сборами. Пусть все сделают специально обученные люди.
   – Едем из Московской области в Москву, – добавила она, поняв, что забыла сообщить путь следования, и продиктовала оба адреса.
   – На когда заказывать машину с грузчиками?
   – На сейчас!
   – Что, простите?
   Саша усмехнулась. Секундная оторопь в голосе менеджера была для нее сигналом – да, она делает все правильно. Раз это звучит так вздорно для других, значит для нее – это ровно то, что надо.
   – Вызывайте машину сейчас, – подтвердила Саша, сдерживая уже рвущийся наружу смех. С того самого момента, как она начала действовать и позвонила перевозчикам, внутренний гнев на себя ее отпустил. Она перешагнула через него и рванулась вперед с энергией борзого, необъезженного жеребца, выпущенного в загон в свою первую весну. – Я буду на месте через двадцать минут.
   – Хорошо, я нашла свободную бригаду и отправляю их по первому адресу, – девушка говорила радостно и почти торжественно, будто почувствовала состояние Саши, так фонило от нее пышущей энергией и жаждой движения.
   Последующие три с половиной часа Саша провела в компании веселых молдаван. Шустрые, хорошо организованные и прекрасно обученные ребята упаковали всю квартиру и лучезарно благодарили хозяйку за то, что она не лезла под каждую руку, за каждой мелочью. Саша несколько отрешенно наблюдала за рабочими, стоя спиной к кухонному окну и закуривая сигарету за сигаретой. Она понимала, что по традиционному сценарию своей жизни она должна была бы сейчас погрустить о прожитых в этом жилище годах, поностальгировать по событиям, тени которых ютились здесь в каждом углу, побродить внутренним взглядом по лицам своих редких, но таких горьких посетителей, поболеть прошедшими застольями и возлияниями с последующим обязательным раскаянием за алкогольный секс. Но все это было для нее сейчас просто сослагательным наклонением. Саша развернулась лицом к окну и посмотрела на выученную до тошноты картину бульвара за окном, полного детей всех возрастов, таких разных и таких одинаковых мамаш, собачников, снующих туда-сюда жителей микрорайона, каждого из которых она знала в лицо. В каждом из этих лиц, в каждом собачьем поводке, в каждой забытой игрушке в песочнице, в каждом сантиметре бульварной плитки, на каждой зазубрине множества скамеек – была ее, Сашина, история. Она не хотела обозначать для себя только Олега Горского, все еще живущего с детьми в соседней башне. Эта история осталась для нее в пещере, но никак не на бульваре под ее окнами. Саша распахнула окно и выдохнула сигаретный дым на улицу. Погода стояла шикарная. Конец лета. Уличный галдеж тут же охватил всю квартиру. Это было так неожиданно и непривычно – ведь Саша не то чтобы не пускала звуки улицы в дом, она с педантизмом шизофреника защепляла скрепками любую образовавшуюся щель в наглухо закрытых шторах. Сейчас же она присела на подоконник распахнутого настежь окна, докуривая сигарету, и повернулась в сторону опустевшей квартиры.
   – Хозяйка, – послышалось сначала в коридоре, следом за голосом в проеме дверей нарисовался улыбчивый бугай-бригадир, – мы все погрузили, отправляемся по второму адресу.
   – Отлично, – широко улыбнулась хозяйка в ответ, – я тоже выезжаю. Встречаемся там тогда.
   – Можно я с вами покурю? Переведу дух, пока крепят груз, – разрешения мужчина не ждал, а просто прикурил сигарету в опустевшей кухне и приблизился к окну. – Вы от мужа, что ли, такая счастливая сбегаете?
   Провинциальные мужчины, особенно относительно недавно приехавшие на заработки, бывают и простоваты, и хамоваты, и навязчивы – Саша это понимала, но дерзить ему почему-то не хотелось. Она чувствовала, как с опустевшей квартирой вчерашнего добровольного изгоя в ее душе расплывается благодатное умиротворение.
   – Скорее от себя, – почти нежно улыбнулась Саша своим мыслям.
   – Нам сказали, что вызов экстренный, а тут такая красивая девушка бегом из квартиры переезжает, оказывается, – улыбку загорелого бригадира сейчас можно было бы оценить исключительно как плотоядный оскал, но Саша именно этого читать не умела, что делало ее совершенно неуязвимой, ибо она попросту не понимала подтекстов в мужском исполнении. Она не услышала никакого вопроса, поэтому и промолчала в ответ на реплику мужчины.
   Тот же пытался все-таки продолжить диалог:
   – Вы о чем задумались?
   Саша перевела взгляд с бульварного пейзажа на провинциального персонажа:
   – Думаю, что курить надо бросить.
   Бригадир энергично закивал головой в знак согласия и начал распространяться о вреде курения. Саша же затушила окурок, спрыгнула с подоконника и пошла осмотреть квартиру на предмет забытых вещей.
   «А ведь действительно, что за ерунда? – размышляла она. – Курю-то я зачем?»
   Саша отнюдь не решила в тот же момент бросить курить. Она не знала ответа на вопрос «зачем» и просто расценила свое многолетнее курение как приверженность к определенному стилю жизни, одним из постулатов которого было ритуальное разрушение собственного тела в угоду пустотелым эмоциям и столь же нелепым самозванцам. Ни в какие физические и психологические зависимости она больше не верила и категорически не желала терпеть их в своей жизни. Поэтому в обход всяких решений бросить она в тот день просто перестала курить.
   Она покинула квартиру со знаком одиночества и запахом драмы вслед за бригадиром грузчиков и, распрощавшись с ним у машин, отправилась в сторону Москвы. Выруливая со двора, она ни разу не оглянулась.
   Ближе к ночи того дня Саша уже и не вспоминала о месте, которое покинула. Она находилась в возбужденном состоянии. Ее переполняли странные чувства – в своей, такой забытой, квартире, окруженная своими вещами и мебелью, аккуратно собранной на новом месте грузчиками. Она понимала, что еще много предстоит разобрать и обустроить. И с живым интересом и подростковым энтузиазмом принялась за дело.
   Последующие за этим скороспелым переездом несколько дней Саша провела в суете и бесконечных делах. Она развила просто бешеную деятельность, абсолютно лишая себя времени и возможности остановиться и подумать о происходящем, тем более порефлексировать на эту тему. Она прекрасно понимала, что этим переездом совершила переворот, пускай сумасбродный, но вполне себе законный. И не считала больше нужным размышлять об этом.
   Куда больше ее волновали более прагматичные вопросы. Александра привела свое собственное жилище в относительный порядок: разобралась с сантехникой, провела Интернет и цифровое телевидение, заменила бытовую технику и вызвала уборщиков и мойщиков окон (счастливая обладательница семиметровой лоджии просто понятия не имела, как мыть огромные раздвижные окна). Теперь ей пришлось заново изучать инфраструктуру района своего детства, ведь за пару десятков лет, которые она здесь отсутствовала, и район и его инфраструктура изменились до неузнаваемости. Не раздумывая, Александра привлекла к этому вопросу своих одноклассников, которым бодро сообщила о своем возвращении на малую родину. Предела приятельским восторгам не было, и помощи, не говоря уже о постоянном общении, у Саши было немало.
   С непривычки к такому бешеному темпу и обилию людей у Саши частенько кружилась голова в прямом смысле слова, и ей казалось, что времени в сутках так мало, что оно просто бежит с ней наперегонки.
   Разобравшись в магазинах, рынках, хозяйственных, повстречавшись со всеми желающими в каждом кабаке шаговой доступности к дому, она открыла доступ к собственному телефону и отвечала на каждый входящий звонок, порой откровенно смеялась и что-то щебетала в трубку часами и часто мысленно благодарила Бога, что не привязана к рабочему месту. Помимо старых приятелей, Сашу стремительно начали окружать и новые знакомые. Общалась она с огромным удовольствием, излучая невероятную бодрость и доброжелательность. Даже ее дерзкие выпады становились для окружающих неким магнитом, что совершенно не заботило саму Сашу.
   Она также посетила огромный спортивный клуб, который находился в двух минутах ходьбы от ее дома. Пафосность и размах заведения ее немного смутил, но она приобрела годовую карту, осознавая, что кататься в привычный зал ей теперь стало в два раза дальше, а значит, дольше – с постоянным дефицитом времени она решила бороться в столь же революционной манере.
   Спустя пару недель после переезда она поехала на встречу с хозяином съемной квартиры, чтобы вернуть ему ключи. На обратном пути, попав в пробку на одной из центральных улиц Москвы, она вдруг поняла, что от собственноручно устроенной круговерти событий она немного устала. Она крепко задумалась, желая прислушаться к самой себе.
   «Я хочу на море», – вдруг поняла Саша. Впервые за много лет она отчетливо услышала собственное желание, которое было таким очевидным, что почти болело внутри – это было первое желание после многих лет, проведенных за исполнением чужих мечтаний – а значит, это была конкретная потребность, а не сиюминутная слабость.
   Саша забила в навигаторе телефона ближайшее к ее местоположению туристическое агентство и через пять минут уже пыталась втиснуться на своем громоздком автомобиле в маленькое парковочное место у неприметного подъезда в центре города.
   – Мне нужен самый горящий тур куда-нибудь, где не надо ничего делать, где очень жарко и море! – выпалила она с порога скучающей девочке за менеджерским столом.
   – Когда вы хотите улететь? – ошеломленно уставилась на нее девушка.
   – Чем скорее, тем лучше, – Саша шумно выдохнула, будто бежала сюда на всех парах, а не выскочила только что из очень криво припаркованной машины.
   – Египет? – вопрос девушки звучал кратко и емко. Именно так хотела решить все Саша «здесь и сейчас» – и это моментально распознал опытный продавец.
   – По фиг! – услышал опытный продавец в ответ.
   Через два дня Саша улетела в Египет. Впервые за пятнадцать лет она позволила себе отпуск.


   Порядочный такой тир

   В Москве во всю уже разливала свою дождливую тоску осень, когда Саша вернулась из стихийного отпуска. Ей казалось, что от нее шел пар на промозглой стоянке аэропорта – до такой степени она прогрела все свои косточки. На идеально-бронзовом загаре блестели только белые зубы и белки глаз. Все тело девушки было шоколадного оттенка, что бросалось в глаза и привлекало к ней внимание. Саша вспомнила во время отпуска, что всегда хорошо загорала и не испытывала особых неприятностей, связанных с солнцем. Она не вылеживала часами на пляже, томно подставляя под палящие лучи разные части тела. Загар, как говорится, сам лип к ее коже.
   Итак, вчерашняя пленница страстного разума и неразумных страстей в собственном исполнении, повидав египетский курорт собственными глазами, прониклась традиционной для многих неприязнью к соотечественникам и пообещала себе по возвращении освежить и усовершенствовать свой английский. Она решила, что беглое знание международного и всегда любимого ею языка может в будущем выдать ее за гражданку другой страны и избавит от приступов гнева и стыда за поведение россиян.
   К слову, вернулась домой Саша не только со сногсшибательным загаром, но и полная новых сил, идей и планов. Она будто оставила всю тяжесть прошедшего периода своей жизни в теплых водах красного моря. И теперь настоящее казалось ей таким грандиозным и интересным, что свои идеи она начала воплощать в жизнь с бурлящей энергией шального подростка.
   В день прилета Саша только закинула дорожную сумку в квартиру, взяла сумку спортивную и отправилась в новый спортивный клуб, карту в который она приобрела накануне отъезда. Она не прекращала тренировки в поездке – в отеле был чудесный тренажерный зал с видом на бассейн – Саша проводила здесь по полтора часа каждое утро. Но ей не терпелось попробовать на зуб эту громадину – клуб рядом с ее домом считается одним из самых амбициозных и статусных в столице.
   Собственно, после уездного тренажерного зала с кулуарами и коридорчиками в подвальном помещении подмосковной новостройки новая реальность Александру заставила попереживать и растеряться. Но заниматься ей было необходимо кровно, поэтому она не могла спасовать перед девушками с лицами из телевизора и машинами, стоимость которых Саша определила как космическую, даже по ее меркам. В глазах ее застыла ослиная упертость и светился ироничный огонек, когда она высмеивала свои реакции первые недели посещения нового клуба. Она несколько раз серьезно заблудилась. Плохо понимала, что отвечать на вопросы персонала, в огромном количестве снующего по клубу. Она не сразу смогла зайти в туалетную комнату в раздевалке, две недели собиралась с духом посетить сауну. Обилие крепких, ухоженных, обнаженных тел в женской раздевалке сбивали ее с толку, настраиваться на нужную волну она училась скрупулезно и через громадные усилия воли. Она стеснялась и боролась со стеснением. Она смеялась над собой и заставляла не смотреть никуда, кроме тренажеров, но глаза ее снова и снова разбегались по сторонам. Она попала совсем в другой мир, к которому было необходимо адаптироваться. Но с удивлением она все чаще и чаще отмечала про себя забавный факт – она прекрасно вписывалась в этот мир и совершенно не была здесь инородным телом.
   Со временем тренировки приняли привычный для нее характер, но теперь она с удовольствием наблюдала за этим большим аквариумом пафоса и блеска, когда не была занята на силовых тренажерах, а зависала в кардиозоне. Именно здесь она замечала, как парадоксально играет возраст с посетительницами. Совсем молоденькие девушки несколько обескураживали Сашу – она не понимала, чего те хотят добиться, ведь им природа дала идеальные их возрасту формы. Пожилые же дамы просто вводили ее в ступор, потому что зачастую Саша могла определить пенсионный возраст по лицу, но никак не по фигуре, ибо со спины этих женщин легко можно перепутать с двадцатилетней соседкой по тренажеру, сравнение с которой будет далеко не в пользу последней. Александра пришла к выводу, что юным девочкам диктует свои правила мода, ведь сейчас быть здоровым и прокачанным – модно, это стало определенной культурой тела. Но ведь их молодое время пройдет, и они обзаведутся семьями, родят детей, изменятся их интересы и приоритеты. И они вернутся сюда как раз-таки уже в сочном возрасте «за 30», к тем, на которых сейчас посматривают с пренебрежением (для многих из них кардиозона – это синоним зоны для отстающих, ведь именно здесь проводят мучительные долгие часы тучные люди). Но дамы вне времени и возраста – сильно за сорок – уже здесь и сейчас могут дать им фору во всем, ведь это или женщины, уже победившие лишний вес и знающие цену этой победе, или это бывшие спортсменки, танцовщицы, хореографы – именно в этих дамах настоящая культура тела и здоровья. Здесь не модно, здесь – по-другому невозможно.
   Вопреки своим разочарованиям, Саша в этом новом мире стала обращать внимание и на мужчин. Правда, исключительно в антропологических целях. Ее пытливый и смешливый ум просто не мог не зафиксировать разницу в поведении между мужчинами и женщинами. Статус клуба подразумевал определенный достаток его членов, поэтому и мужчины здесь были как на подбор – или мускулистые, породистые, успешные и молодые, или горделивые, заносчивые снобы с пивными животами. Именно последние привлекли Сашу абсолютным отсутствием стеснения своих недостатков. Казалось, что проходит мимо человек и гордо проносит с собой свои килограммы – чего ты тогда тут делаешь – вопрос вопросов. Саша сравнила эту мужскую подачу с женской. От женщин с лишним весом веяло напряжением, они стеснялись себя, но каждый их шаг в клубе был преодолением себя. И для многих борьба за себя была самой чудовищной даже не на самих тренировках, а в необходимости пройти по открытому пространству, полному тестостерона и зеркал.
   За вопрос с английским языком она принялась с истовой страстью и отправилась сдаваться к своей бывшей преподавательнице. Благо потрясающий и именитый педагог жила за стенкой – соседка по лестничной площадке. Именно она начала учить маленькую первоклассницу английскому и продолжала обучение долгие годы, пока Саша не поступила с блестящими знаниями в свой первый вуз. Саша всей душой любила свою пожилую учительницу и благоговела от каждого посещения ее квартиры. Она часто часами просиживала здесь за разговорами о литературе, кинематографе, эмиграции. И именно здесь все чаще и чаще она стала возвращаться к мыслям об Америке. Пересказывая учительнице прочитанный кусок, она бродила глазами по стенам, где висели старые репродукции известнейших пейзажей страны, которая пленила Сашу с подросткового возраста. Родной сын любимой преподавательницы всю жизнь жил в Нью-Йорке, и поэтому она имела за плечами потрясающий опыт путешествий по стране во время посещений его семьи и своих внуков.
   Теперь практически каждый вечер Саша приходила сюда и все глубже погружалась в язык, историю и культуру Америки. Она с увлечением читала и перечитывала книги, которые щедро давала ей учительница. И однажды, встретив пожилую женщину у лифта, она неожиданно для самой себя выдала вопрос, который еще и не оформился у нее в голове, но уже слетел с уст:
   – А чего я сижу-то? Почему бы мне не подать документы на визу?
   – Сашенька, да кто ж тебя держит-то? – расплылась в улыбке соседка. – Это раньше порядки были другие, можно было только по книгам мир узнать. А сейчас перед тобой все двери распахнуты.
   – А я говорить там смогу? – Саша смутилась своей импульсивности, но тут же взяла себя в руки. Озвученный вопрос завладел ее головой прочно и надолго.
   – Конечно, – соседка уже заходила в лифт. – Я тебя еще подтяну, и ты заговоришь на беглом английском без труда.
   Двери лифта с шумом закрылись, а Саша так и стояла перед дверью на лестничную площадку, оторопело переваривая собственную идею. Спустя полминуты она тряхнула головой и бодро пошла к своей квартире. Она железно решила в ближайшее время заняться оформлением туристической визы в США параллельно с усилением занятий языком.
   С того памятного дня Саше стало настолько интересно жить, что в ее мыслях и расписании просто не было места для кого-то или чего-то другого. Хотя именно в то время, будь она хоть какой-то клеточкой себя еще повернута к той, оставшейся далеко позади Саше, она бы стала с жадностью и щенячьим трепетом замечать, как на нее начинают реагировать мужчины. Но Саша жила «здесь и сейчас» по новым правилам и не оборачивалась ни на кого, часто не замечая даже себя, настолько увлекателен был мир вокруг. Потому для нее стало неожиданностью странное приглашение приятеля одним из вечеров:
   – Саш, меня один знакомый атакует, видел нас с тобой в кабаке, на прошлой неделе. Теперь не отстает, просит с тобой познакомить. Я уже не знаю, куда прятаться. Слушай, встреться с ним, а?
   – С фига ли баня-то сгорела? – за ироническим хохотом Саша умело замаскировала нешуточное удивление самим фактом, что произвела на кого-то такое сильное впечатление.
   – Ну, давай, не в службу, а в дружбу, а? Уж очень убивается парнишка, он с меня живьем не слезет, – приятель звучал не то чтобы очень убедительно, но очень жалостливо.
   – Ладно, давай так. Я соглашаюсь с тобой поужинать, тем более что у меня к тебе разговор есть, а ты приводи этого своего террориста.
   – Спасибо, – с облегчением выдохнул приятель и во время обсуждения времени и места, не выдержал и все-таки полюбопытничал: – А что за вопрос ко мне, я ж персона скромная, а ты у нас птица высокого полета.
   «Да с чего они все это взяли-то?!» – почти с отчаянием пронеслось у Саши в голове, потому что она в момент отсекла, что не в первый раз слышит похожую формулировку о себе от друзей.
   – Ты, скромная персона, – хохотнула она вслух, – ты лет десять назад чем занимался?
   – Оружием торговал, ты же знаешь…
   – Ну, вот об этом разговор и пойдет, – Саша не потрудилась ничего объяснить и на этом прекратила разговор, тут же переключившись на ремонт торшера, от которого ее оторвал звонок. Ремонтировала девушка его весьма своеобразно – там отходил контакт, и Саша убедила себя в том, что торшер горит, когда его хорошенько потрясешь. Спустя минут десять безрезультатной тряски она пару раз несильно приложила торшер об стенку, и тот подал признаки жизни. Вот она с интересом и ставила эксперимент над здравым смыслом – таскала несчастный торшер по углу и колотила им об стены в разных положениях.
   Ужин с приятелем и его настойчивым знакомым состоялся через несколько дней. Саша пришла на него прямо с тренировки, благо назначен ужин был в ресторане, который находился в ста метрах от входа в спортивный клуб. Саша имела одну чисто мужскую черту – она оценивала всех с первого взгляда по внешности, и лишь прошедшие эту оценку люди ее заинтересовывали во всех остальных смыслах. Одним словом – классический визуал.
   Приятельский знакомый, можно сказать, был в ее вкусе: стройный, высокий, скуластый и с серыми глазами. Внешность не отталкивающая и в общих чертах Сашу привлекающая. Мужчина представился именем «Гриша». И, как только он открыл рот, стало ясно, как божий день, что мужчина на сто процентов соответствует своему имени. Провинциальный акцент был так ярко выражен, что звучал даже неприлично. Саша поежилась, но продолжила вежливое общение в рамках вынужденного знакомства. Приятель сделал заказ, Саша предпочла заказать стакан воды без газа и отказалась от комментариев. Гриша пил кофе и всячески старался произвести впечатление. Но выходило это у него прескверно. Он был угловат, простоват и грубоват. Столь яростная настойчивость на знакомстве, которая выразилась в изматывании нервов Сашиного приятеля, было, видимо, вызвано банальной провинциальной нахрапистостью.
   «Ничего примечательного. Колхоз имени первого мая» – промелькнуло в голове у Саши, и она улыбнулась этой мысли.
   – Сашуня, ты такая очень красивая, – услышала Саша в свой адрес, хотя размышляла уже о том, как пообщаться с приятелем об интересующей ее теме. Ее кольнуло столь панибратское обращение и, помимо того, что вывод об отсутствии культуры речи она уже сделала, в общую коробочку отправился еще и вывод об отсутствии элементарного воспитания. Они были знакомы не больше десяти минут, и Александра еще не переходила с новым знакомым на ты.
   – Зеркало, что ли, купить побольше… – задумчиво пробормотала Саша.
   – А у тебя что – нет зеркала? – поразился приятель.
   – Ну, есть в ванной, небольшое, – отмахнулась Саша.
   – А ты давно себя видела вообще? – как-то неуклюже поинтересовался приятель, понял, что сморозил ерунду, но не поправился, потому что поправки были бы еще нелепее. До него просто дошло, почему его давняя подруга так удивляется, когда начинают обсуждать ее внешность. Она часто бывала рассеянной или увлеченной. Но до такой степени – это уже за гранью разумного.
   – Да как-то не рассматривала, чего смотреть-то? Я то в зале зависаю, то по каким-то делам мотаюсь.
   – Ну, все понятно, – приятель облегченно рассмеялся, – ты глянь все-таки как-нибудь на досуге.
   – Угу, если не забуду, – поддержала его своим смехом Саша. Общение с ним всегда было не напряжным и приятным. Странное соседство с бесцветным выпрыском глубинки с претензией на столичность нисколько не раздражало, но и пикантности не прибавляло. Глаза Гриши смотрели на Сашу завороженно, и в них буквально застыл знак вопроса.
   Что он хотел узнать, Саша решила не уточнять, а перешла к своим вопросам, предпочитая этот просящий взгляд игнорировать:
   – Я хочу пострелять поехать. Скажи, где мне это сделать. Это же по твоей части.
   Приятель пристально и несколько дольше положенного посмотрел Саше в глаза, прежде чем ответить:
   – Тебе тир нужен или посерьезнее что-то?
   – Тир, но порядочный, – Саша запнулась, но потом расхохоталась. – Порядочный такой тир. Не в подвале с клопами и не в чистом поле.
   – Понял, – приятель смеялся над порядочным тиром так, что гости с соседних столиков стали поглядывать в их сторону. Сейчас он просто невежливо ржал, как конь. – Тебе пристреляться к чему-то конкретному или научиться с нуля?
   – Да ты что, я на первом курсе стреляла лучше всех. Мне учиться не надо. Просто хочу размяться. Сама не знаю зачем.
   – А сколько ты не стреляла?
   – Лет пятнадцать.
   – Из чего?
   – Макаров и Калаш.
   – Нормально, – одобрил собеседник и откинулся на спинку стула, – сделаю я тебе проходку в один наш ведомственный тир на выходные, там порезвишься. Только у них там, в эти выходные, спелеологи сидят – клуб снимают. Но тебя проведут и откроют нашу часть, там кто-то дежурить останется.
   У Саши сжало сердце так, что она испугалась, что не сможет вздохнуть без стона. Если бы не бронза ее загара, было бы видно, что она побелела, а пальцы резко сжали край стола.
   «Спелеологи», – набатом звучало у нее в голове. И пульс метался в глотке, словно раненый зверь.
   Она взяла себя в руки, вернув себя в реальность глотком ледяной воды из стакана:
   – Прямо обязательно мне эту проходку организуй. Я еще и на живых спелеологов посмотрю.
   – А чего на них смотреть, у них там курсы какие-то проходят.
   Приятель еще что-то говорил, к нему неуклюже присоединился Гриша. Саша выключилась из беседы, унимая бушующее сердце. Она решила, что хочет пострелять вчера во время тренировки, просто так, просто захотелось. Но стечение обстоятельств привело ее прямиком туда, где можно хотя бы косвенно еще раз прикоснуться к стенам пещеры.
   Сигнал к окончанию вечера подала Саша. Она твердо отказалась от предложения Гриши проводить ее до дома. И распрощалась со всеми кивком головы. Естественно, через десять минут ее мобильник зазвонил.
   – Теперь он наседает на меня узнать, как он тебе понравился, – на надрыве взвыл в трубке друг, – только что отправил его домой.
   – Послушай моего совета, дорогой, – Саша заходила в квартиру и гремела дверьми. – Я не знаю, где ты его откопал, но срочно закопай обратно, заблокируй, скажи, что ты принял обет молчания и прекрати с ним всяческие контакты. Он будет одолевать тебя так по любому вопросу. И чем добрее ты к нему будешь относиться, интеллигентно и вежливо, тем серьезней он будет тебя атаковать.
   – О, как, – оторопело отозвался собеседник в трубке. – Лихо ты его разложила. То есть у тебя с ним будущего, я так понимаю, не будет?
   – Да ты что, с ума сошел? – Саша аж задохнулась от возмущения. – Я уже в таком возрасте и положении, когда могу себе позволить удовлетворять свое самолюбие более цивилизованными способами.
   – Ну, вообще-то он, конечно, совершенно не подходит тебе. Но я подумал, мало ли тебе развлечься надо.
   – Ты даже не представляешь, сколько у меня сейчас развлечений, – засмеялась Саша, приближаясь к рабочему столу, заваленному учебниками и документами. У кровати на полу пара учебников была прижата спортивными утяжелителями к полу вместо закладок.
   – Ладно, я его отошью как-нибудь. А на выходные договариваюсь, так что – готовься. Счастливо!
   Чудесный приятель отключился, а Саша еще долго взволнованно бродила по квартире и представляла этих спелеологов. Все, что складывалось вокруг нее таким странным образом, невероятно будоражило кровь и воображение. Она проворочалась всю ночь и заснула лишь под утро. На следующий день она тренировалась дольше обычного. Ей казалось, что в спортивном клубе время летит быстрее. Поэтому чем больше она проведет там времени, тем скорее наступят выходные. Сашино нетерпение пригнало ее в субботу к зданию военного-спортивного клуба на востоке Москвы гораздо раньше назначенного времени.
   Минут за десять до открытия она не выдержала, вышла из припаркованной машины и стремительно пошла к охранникам.
   – Ребят, пустите меня, – резко и требовательно произнесла девушка. И ее пропустили без препирательств.
   Совсем скоро Сашу догнал человек, который должен был сопровождать ее в тир и проинструктировать.
   – Так прямо горит? – с хорошей, понимающей улыбкой поинтересовался здоровый детина в камуфляже.
   – Очень, – в тон ему заулыбалась Саша, прибавляя шагу. – После стрельбы отведите меня к спелеологам, хорошо?
   – Конечно, – уже серьезно кивнул инструктор, – меня предупредили, и я записал вас в их группу по нашему пропуску.
   – Что? – не поняла Саша и обернулась. Они уже прошли в помещение тира, шикарно оборудованного по последнему слову техники: защитные щиты, резиновые мишени, лазерное и компьютерное оборудование, отличная шумовая изоляция и мощное освещение.
   – Мне Дмитрий Александрович сказал, что вы хотите пострелять и со спелеологами пообщаться. Так понял, что вам надо на их курс записаться. Они же курс набрали уже и обучение начали. Или вы просто поговорить с ними о чем-то хотели, а я, осел, перестарался?! – добродушный инструктор в замешательстве уставился на гостью.
   – Мда, – протянула Саша в полном недоумении, – и правда говорят: судьба тебя и за печкой найдет!
   – Я – осел? – недоверчиво, но улыбаясь одними глазами, спросил молодой человек, даже чуть согнувшись, чтобы сгладить неловкость момента.
   – Нет, вы – ангел, – Саша подарила ему счастливую улыбку и бесстрашно направилась выбирать оружие.


   Вирус свободы

   Саша с невероятным рвением занималась в школе спелеологов. Помимо теоретической подготовки, во время которой она прилежно посещала лекции по карстоведению и технике штурма пещер, она вытребовала для себя практические занятия в составе другой группы в подмосковных известняковых катакомбах по подземному ориентированию, топографической съемке и спасательным работам. Таким образом, ей оставалось только пройти летний спелеолагерь в Крыму и на Кавказе. Но именно эта часть обучения девушку интересовала меньше всего.
   Потому что, пока она получала знания, которые завораживали ее не меньше тренировок в спортивном клубе и уроков английского языка, Саша побывала и на собеседовании в американского консульстве. А вскоре ей одобрили туристическую визу сроком на три года. И Саша, не обремененная ни офисной работой, ни семьей, приняла решение не ограничивать по времени свое путешествие.
   Собственно, в процессе подготовки маршрута Саша и поняла, что спелеолагерь она устроит себе сама. И не где-нибудь, а в Мамонтовых пещерах. Ей не столько хотелось поупражняться в спусках, сколько хотелось увидеть место, ставшее для нее таким значимым, собственными глазами. Она прекрасно понимала, что вряд ли найдет самопальный спуск, который к тому же был результатом ее воображения. Но на экскурсию сходит и, может, даже на тур «Wild Cave» («Дикие пещеры») попадет и там-то как раз поиграет в спелеолагерь. Это, конечно, не взрослый спуск, но кто, собственно, знает, может, она на месте уже и найдет возможность поупражняться в спелеологии. Она не была ограничена ни временем, ни средствами, поэтому не планировала скрупулезно свой каждый шаг, от многих вопросов она попросту отмахивалась: «Как упремся – разберемся».
   Она купила авиабилет Москва – Нью-Йорк. И планировала насладиться городом своих грез, после чего вылететь внутренним рейсом в Мемфис, откуда на машине добраться до Пещер. Собственно, после этого она решила лететь из Мемфиса в Сиэтл. И уже из Сиэтла арендовать машину и отправиться в автомобильное путешествие вниз по побережью Тихого океана. Конечным пунктом своего маршрута она, естественно, назначила Лос-Анжелес. План был неплох. Не просто неплох, а очень хорош. До такой степени хорош, что вызывал в Саше ураган эмоций. За неделю до вылета она просто парила над землей, и многие знакомые, видевшие ее в то время, сходились в едином мнении, что девушка убийственно влюбилась и, судя по всему, взаимно.
   Она все еще много тренировалась и училась. Ездила стрелять в тир. Времени у нее катастрофически не хватало, поэтому сборами она себя особо не заморачивала. Буквально за день до отлета она возвращалась от родителей и заскочила в торговый центр. Ей хотелось еще позаниматься в тот вечер, поэтому она не тратила время на примерки, а лишь выбрала вещи, которые ей понравились, и попросила девушку-продавца подобрать выбранные модели в ее размере. Сама же моментально отвлеклась на телефонный звонок, поэтому, пожалуй, этот стремительный шопинг мог бы получить приз за скорость исполнения.
   Александра прибыла в аэропорт на такси. Ее глаза так светились торжественной радостью, что на нее начинали оборачиваться окружающие. В аэропорту она прошла регистрацию, паспортный и таможенный контроль (благо что летела девушка налегке – с обычным рюкзаком) и выпила чашечку кофе в уютном кафе, ожидая, когда объявят посадку на ее рейс.
   Если бы кто-нибудь, кто видел эту девушку год назад, сейчас встретил бы ее случайно в аэропорту, он бы не узнал ее, даже натолкнувшись – в упор. Она сидела расслабленно и непринужденно, наблюдая за окружающими ее людьми. Из-за того, что учебный год был в самом разгаре, среди пассажиров было мало детей школьного возраста. Публика сплошь и рядом состояла из людей молодых и среднего возраста, но и несколько пенсионеров Саша тоже видела. Все были какие-то суетливые, праздничные. А может, ей так казалось, потому что она щедро проецировала свое внутреннее состояние на всех вокруг. Многие были сосредоточены в своих телефонах и планшетах. Саша вспомнила о своем телефоне, с удовольствием отмечая, что, наконец, отвыкла жить под диктовку этого электронного устройства. Она избавилась от привычки везде и всюду чувствовать рукой мобильник, будто она обязана всем и каждому на этом свете быть на связи и вздрагивать от каждого звонка. Избавилась, когда осознала, что это такая же психологическая зависимость, практически одержимость, превращающая ее в знатного параноика. Никаких зависимостей – ни физических, ни психологических, ни эмоциональных – она больше не имела. И это добавляло легкости и бодрости к и так чудесному состоянию ее сердца.
   Десять часов полета к своей мечте казались Саше просто сказочными. Даже разговорчивая соседка по креслам в салоне самолета не умерила ее восторги. Девушка с удовольствием поддерживала разговор и даже привлекла к нему пару человек из соседнего ряда. На четвертом часу полета она умело и с разных сторон обстоятельно привела собеседников к мысли о том, что доброта может быть мнимой.
   – Мнимая доброжелательность – на публику – это завуалированная, а может, и подсознательная рекламация услуг по прейскуранту. Человек оказывает услугу, чтобы выглядеть хорошо, заслужить благодарность и похвалу. А может, и выгоду в будущем. А чистая доброжелательность – не навязчива, тиха, скромна. Человек не предлагает вам свернуть горы, но даже отказать может так чистосердечно, что вы уже почувствуете его помощь.
   Соседка возражала, уверенная, что добро – понятие хрестоматийное. Пожилая пара у окна через сиденье согласно кивали Саше и улыбались. Мужик с другого ряда приводил в пример знакомого, который навязал дорогущий шиномонтаж из благих побуждений, а на выходе выяснилось, что шиномонтаж принадлежал его кузену и тот набирал ему клиентуру.
   Понятное дело, что десять часов пролетели незаметно. Но Саша совершенно невежливо умолкла, когда капитан воздушного судна объявил о том, что скоро будет посадка в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Сашино сердце сжалось. Если до этого момента все происходящее еще можно было как-то объяснить и контролировать, то именно сейчас она поняла, что через каких-то полчаса она окажется в главном аэропорту Нью-Йорка. Здесь снимались сцены из многих любимых ею с детства фильмов. Здесь она мечтала оказаться, плененная идеей о большой и чистой любви с приключениями. Здесь для нее все было «из мечты», как из хрусталя. И в это было просто дико трудно поверить. У нее просто взрывался мозг, а сердце ошалело рвалось из груди. От волнения она даже почувствовала, как заполыхали ее щеки, но благодаря сохранившемуся идеальному загару румянец на коже был незаметен. Ей надо было взять себя в руки. Срочно.
   Саша прикрыла глаза, и перед ней четко предстал образ Патрик, который появлялся в ее голове в последние пару месяцев все реже и реже, вытесненный дотошным изучением пещерных реалий и постижением модальностей английского языка. Патрик загадочно и задумчиво улыбалась. Она была чувственна, но эмоционально закрыта. И притягательна как никогда. Саша угомонилась в один миг. Паникующая взахлеб девочка в ее душе исчезла, оставив место прямо-таки мистическому покою и уверенности в себе. Она физически почувствовала, как спина выпрямилась и плечи расправились, подбородок чуть приподнялся, а губы растянулись в умопомрачительной улыбке победительницы. Саша открыла глаза, ровно улыбаясь.
   – В Нью-Йорке сейчас тепло и солнечно, – услышала она комментарий на чей-то вопрос от соседки по креслам.
   Девушка покопалась в рюкзаке, достала документы и солнечные очки, которые судя по всему, ей пригодятся. Да и вне зависимости от погоды она хотела на время скрыть свои глаза от мира.
   – Это родные авиаторы? – соседка обращалась уже к ней. – Я перед поездкой такие меряла – мне не идут.
   – Родные, – ответила Саша, – я даже не задумывалась. Мне продавщица сказала, что идут, я и взяла. Главное же, чтобы от солнца защищали, а меня они очень за рулем выручают.
   Итак, на американскую землю Саша ступила в солнечных очках и с рюкзаком на плече. Она сама себе сейчас напоминала орлицу, так хищно и трепетно она двигалась здесь сквозь звуки, запахи, смешение языков и судеб.
   Завершив все формальности, и не встретив ни одного препона на своем пути, Саша вышла в центральный зал и остановилась, осматриваясь. Удивительно, но она не чувствовала, что попала в новый мир. Этот мир ей был знаком и любим. Она каждой клеточкой своего существа ощущала сопричастность и соитие с этим миром. Ведь она просто наяву оказалась в кино. Вот и все.
   И наяву здесь было очень комфортно. Саша, не медля, вышла из здания аэропорта и отправилась к такси. Но дышалось как-то иначе. Здесь воздух пропитан свободой. Он просто сочился в легкие, насыщая их качественно иным кислородом.
   – Пожалуйста, отвезите меня в центр Манхэттена, – проговорила Саша, усаживаясь на заднее сиденье такси. Она не хотела ехать в гостиницу, не хотела отдыхать от перелета. Ее безжалостно манил к себе Нью-Йорк. И она не желала отказывать ни ему, ни себе.
   Следующие шесть дней Александра практически не останавливалась. Она спала по нескольку часов в Holiday Inn, в финансовом районе Манхэттена. Этот отель привлек Сашу близостью к достопримечательностям, которые она осматривала в первый день. Там она и рухнула в кровать от усталости, не утруждая себя поисками других вариантов размещения. Она успела за шесть дней отправиться на осмотр города с воды, увидеть статую Свободы, поглазеть на Нью-Йоркскую фондовую биржу, посетить мемориал и музей 9/11, Бэттери-парк, покаталась на метро и сходила на экскурсию по местам Кэрри Брэдшоу.
   Два дня она пропадала в музеях: Американский музей естественной истории, Метрополитен-музей и Нью-Йоркский музей современного искусства – Саша поклялась посещать эти музеи хотя бы раз в год. Потому что от увиденного уровень эмоционального и интеллектуального голода начинал зашкаливать и требовать остаться «жить в музее, пока все не изучишь». Она прошлась туда и обратно по Бруклинскому мосту, опьяненная шумом машин и воды под ногами, представляя известные картины, снимавшиеся на этом лирическом мосту. Саша долго гуляла по Центральному парку, наслаждаясь его атмосферой, подставляя лицо солнечным лучам, здесь все было словно начертано самыми сочными и яркими красками из осенней палитры гениального художника. И, естественно, пару ночей она провела на зажигательной Таймс-сквер. «Александра, у тебя челюсть скоро свернет от улыбки и шею замкнет, уймись», – иронизировала над собой девушка, позволив мультиязычному потоку туристов управлять ее движением, она только и делала, что крутила по сторонам головой и восторженно улыбалась. Она также прошлась по самой длинной и известной улице Нью-Йорка – Бродвею, которая проходила через весь Манхэттен и именно в округе этой улицы расположен район Театрального квартала. Он Сашу совсем не интересовал, потому что она всегда была равнодушна к этому виду искусства. Обманывать себя она не любила, поэтому, не в обиду заядлым театралам, ограничилась внутренней ремаркой «Вася был здесь», и все на этом.
   Спустя эти шесть дней ее эйфория стала более внутренней. Саша стала ощущать ее как глубокое чувство удовлетворения. И внешне становилась все более ровной и статной. К седьмому дню она уже не носилась по городу с горящими глазами, а размеренно дышала им полной грудью. Спокойно и глубоко вдыхала нью-йоркские запахи: на улицах жилых кварталов ее одурманивал запах пряностей и ресторанов с примесью запаха подвальной влаги, идущий с паром из каждого люка; на крупных городских артериях она пропитывалась запахами людского потока в мировых масштабах толчеи и легкой безбашенности, тонкотонко парящей в крикливом воздухе; в парках ее встречал терпкий запах цветов и деревьев, такой пленительный, стойкий и четкий, несмотря на близость центральных улиц, завоеванных толпами людей и тысячами такси.
   Но самое главное, что отличало воздух Нью-Йорка – это насыщенность особенным шармом свободы. Не почувствовать его было просто невозможно. Казалось, что даже голуби здесь летают соколами. Вне зависимости от вероисповедания, национальности, ориентации здесь каждый из почти двадцатимиллионного населения – носитель «вируса свободы». И каждый турист, несмотря ни на что, бессознательно заражается свободой буквально воздушно-капельным путем.
   На седьмой день своего пребывания в Нью-Йорке Саша решила все-таки двигаться дальше в Мемфис, клятвенно обещая себе посещать этот невообразимый город снова и снова, и отправилась в аэропорт. Спустя несколько часов она вылетела на самолете внутренних американских авиалиний в сторону следующей тайны своей души – Мамонтовых пещер.
   Мемфис встретил ее непогодой. Здесь было сыро и пасмурно, моросил мелкий дождь. Город не источал ощущение праздника, как тот, который она покинула несколько часов назад. Он казался рабочим и хмурым (возможно, из-за непогоды), но архитектура его центра с высотными зданиями (небоскребов тут не было) и бизнес кварталами походила на стереотипную американскую картинку. Престижные районы центра Мемфиса раскинулись по левому берегу реки Миссисипи. Гуляя по городу, Саша удивилась обилию здесь крупных промышленных и коммерческих компаний. Ей показалось, что весь город состоит из бизнес-представительств. Удивляясь, она прикупила путеводитель, из которого и узнала, что местоположение города привело к большому росту его коммерческого развития. Оказалось, что Мемфис идеально расположен для торговли и транспортировки. Помимо крупного аэропорта, куда прилетела Саша, здесь был и масштабный речной порт. Но что действительно поразило Сашу, так это огромные мосты. Они очаровали ее удивительным размахом вкупе с провинциальной простотой. Она прокатилась на такси по всем мостам-шоссе, немало удивив этим желанием сурового таксиста. Мост Фриско, мост Харахан, Мемориальный мост Мемфис-Арканзас («Старый мост») и мост Эрнандо де Сото («Новый мост») – так и остались в Сашиной памяти символами этого строгого города. Мемфис навсегда остался для нее «городом индустриальных мостов».
   Устав кататься на такси по городу, она посетила Великую американскую пирамиду (Пирамид-арена) – это огромная спортивная арена, построенная в виде пирамиды в центральной части Мемфиса. Необычная структура здания была создана по тематике древнеегипетского города Мемфис, знаменитого своими пирамидами. Размеры Пирамид-арены делает ее шестой в мире пирамидой по размерам следом за пирамидой Хеопса, пирамидой Хефрена, отелем Луксор в Лас-Вегасе, Розовой пирамидой и Ломаной пирамидой. Саша не могла не посетить это место, несмотря на усиливающийся дождь, потому что она вычитала в путеводителе, что Пирамид-арена незначительно, но все-таки выше статуи Свободы. Что уж говорить – ее любопытство было вознаграждено сполна, когда она обнаружила, что здание Пирамиды внутри из спортивной арены преобразовано в мегамаркет «Bass Pro Shops» с открытой смотровой площадкой на своей вершине. Именно здесь она обсохла, отдохнула и, наконец, поела. Отсюда же она нашла по Интернету ближайший пункт аренды автомобилей и отправилась за машиной, чтобы выдвигаться дальше к пещерам. Саша решила не оставаться на ночь в Мемфисе. После Нью-Йорка Мемфис показался ей чужим. А спать в гостях и чужих местах она не любила и не желала себя заставлять.
   Саша арендовала джип «Гранд Чероки» (в простонародье называемый у любителей марки «чирик») в предпоследнем кузове и своим выбором была довольна. Она нежно любила эту марку автомобилей и за прошедшую неделю, глядя на автомобильные потоки посещенных городов, ловила себя на том, что скучает по своему джипу, оставленному на родине. Она воспользовалась приветливостью менеджера, который явно скучал на своем рабочем месте до Сашиного появления, и объяснила ему, куда едет, с просьбой настроить навигатор. Менеджер с нездоровой худобой и чисто американской улыбкой объяснил Саше, что той надо ехать по границе штатов, но уловив полное отсутствие интереса у клиентки к деталям, удивился ее безалаберности и послушно настроил навигатор.
   Но Саша была не столь безалаберна, какой казалась со стороны. Дело в том, что, еще прокладывая маршрут дома, она обнаружила, что маршрут, нарисованный ее воображением во время операции и послеоперационной амнезии, из которой было так трудно выйти ее организму, был абсолютно реален. Поэтому, выбирая авиаперелет из Нью-Йорка, она остановилась на Мемфисе специально, чтобы проехать на автомобиле с другой стороны, противоположной Луисвиллу (ухмыляясь игре своего сознания, она, пусть и в воображаемом путешествии, но на том маршруте уже бывала). Саша уже пережила этот момент и несмотря на то, что в реальности она была в этих местах впервые, ее не оставляло ощущение того, что она здесь уже была и автомобильный маршрут к пещерам был ею изучен и хорошо знаком. Она без сомнения ткнула пальцем в карту и указала менеджеру пункт назначения, из которого и планировала отправиться в Мамонтову пещеру. Она отправлялась через Нэшвилл прямиком в Браунсвилл. А оттуда уже в пещеру.
   Выезжая на автостраду, Саша поняла, что путь предстоит не маленький и будет он ночным. Уже давно стемнело, и выезжала Саша в ночь. Это ее не испугало. Дождь прекратился, и это улучшило видимость в пути. Ехать по навигатору не составляло большого труда, тем более что на трассе между городами трудно заблудиться. Нэшвилл она планировала проехать насквозь и не останавливаться в нем. Однако реальность привнесла изменения в ее планы. Доехав до Нэшвила, Саша поняла, что погибает без чашечки кофе, и остановилась в небольшом городке подкрепиться и попить кофе.
   Она откинулась на потертую спинку дивана, обитого красной кожей в придорожном кафе, в ожидании стейка и кофе. И устало прикрыла глаза. Это помогло ей отвлечься от напряженной дороги, в которой она не располагала возможностью окунуться в себя и в свои ощущения, потому что все время следила за незнакомой дорогой, указателями и навигатором. Очень ей не хотелось получить проблему в дороге, которая могла бы отклонить ее от курса хотя бы на несколько часов. Именно поэтому Нэшвилл стал небольшим перевалочным пунктом. Здесь она смогла, наконец, почувствовать себя и расслабиться. В кафе, помимо Саши, было еще два посетителя и те сидели в своих мыслях в разных концах помещения. Оба были, судя по всему, местными фермерами, между их грузовичками парковалась несколькими минутами ранее Саша. В помещении пахло растительным маслом и сигаретами. Из динамиков, прикрепленных к потолку у барной стойки, чуть приглушенно играла музыка. Саша удивилась, прислушавшись, потому что, вместо ожидаемого бренчания радиостанции, услышала мелодичный звук и сказочный вокал группы «A-ha», блестящих норвежцев, покоривших весь мир, в середине восьмидесятых годов прошлого столетия своими романтичными балладами с ненавязчивым танцевальным ритмом. Их холодный, скандинавский стиль был парадоксально лиричен и неистребимо сексуален.
   Саша получила свой кофе и залпом выпила первую чашку, чтобы хоть немного очухаться от оказавшейся непростой дороги. И жестом попросила налить себе из ароматного чайника еще одну чашку, благо что официантка еще не успела отойти от ее столика. Вторая чашка кофе уже разливалась по организму теплом, переходящим в жар, и взбодрила уставший организм, на что сразу же откликнулся мозг девушки, и она с удовольствием погрузилась в собственные ощущения.
   Скандинавские лирики позволили ей чутко прислушаться к каждому закоулку собственного сердца. Оно откликалось на это небольшое и не очень чистое кафе в американском городке, на этих хмурых фермеров и полную, немолодую официантку, на запахи и звуки, на снова начавшийся дождь и тусклые огни автострады за окном. Оно было насыщенно впечатлениями и чувствами. И отзывалось мерной и грациозной радостью.
   Саша перевела свой взгляд с ночных огней за окном на собственное отражение на стекле. Ее загар в этом штате был не очень уместен. Ее глаза некстати этому времени суток свежо блестели. А мерцающая улыбка, вопреки всему пережитому, выдавала в ней абсолютно счастливого человека.


   She is hot! Very hot!

   Саша правильно рассчитала время прибытия в Браунсвилл. Она въехала в черту небольшого городка с рассветом. Первые лучи солнца пронзили землю, одаряя ее дивные пейзажи шикарными отсветами в промежутках между густыми, хмурыми облаками. Облака потихоньку расходились, обнажая ясную синеву неба. День обещал быть солнечным и теплым.
   Саша проезжала мимо спящих еще частных домов. Казалось, что ничто, кроме рокота мотора ее автомобиля, не нарушает здесь предутреннюю тишину. Если бы у этой тишины был запах, то она пахла бы свежими простынями и детством. Настолько здесь было все разумно спланировано, что создавало понятный любому ребенку уют без лишней патетики.
   Саша невольно снизила скорость и с каким-то благоговением принялась рассматривать дома, улочки, лужайки. Она словно попала в декорации к милой американской семейной мелодраме, еще пустые в преддверии начала съемок. Где главные герои просто обязаны были жить в аккуратном, спокойном городке, иметь дом с тремя спальнями и лужайкой. Дом должен стоять на улочке с такими же точно домами. Одним словом, милая, светлая и слегка наивная американская мечта в местечковом исполнении.
   Здесь и время шло, наверное, размеренней. Саша сердечно прониклась очарованием провинциального городка в предгорьях Аппалачи. Насколько глубоко ее потрясла местная природа и необыкновенные виды в пути, настолько же отпечатывался сейчас и этот тихий, предутренний Браунсвилл.
   Однако не все в городке спали в такую рань, и Саша, скорее от неожиданности, притормозила у двора одного из домов в конце улицы. На крыльце белого двухэтажного дома, построенного в традиционном стиле американской провинции, сидела девушка – прямо на ступеньках, подтянув ноги к груди и опершись подбородком в руки, скрещенные на коленках. Вся ее поза выражала глубочайшую задумчивость. Она была неподвижна и показалась бы реквизитом к декорации, если следовать предыдущей ассоциации.
   Саша еще больше растерялась, когда девушка перевела свой взгляд на затормозившую прямо напротив дома машину. В ее глазах мелькнуло любопытство, а Саша судорожно раздумывала, что же ей делась. Решение пришло само собой. Она бодро выскочила их машины, быстро размяла ноги и, приветливо улыбаясь, приблизилась к неспящей незнакомке.
   – Доброе утро, – еще шире улыбнулась Саша, заговорив на хорошем английском, чтобы не пугать даму акцентом, который усиливался в моменты, когда Саша не контролировала свою речь. – Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где здесь можно снять комнату на несколько дней? Может быть, гостевой дом?
   Уж почему Саша не рассмотрела вариант с размещением в отеле, она не поняла. Хотя она и не была уверена, что в этом городке есть отели. Ее дружелюбность тут же нашла отклик у американки. Та поднялась Саше навстречу, а слова ее даже не сразу дошли до сознания последней, настолько, показались абсурдными.
   – Да, конечно. У нас есть во внутреннем дворе небольшой домик для гостей. Мы сдаем его в сезон туристам. Сейчас он свободен.
   Саша на миг оторопела. Но назад дороги не было, и она подошла к девушке, которая уже представлялась:
   – Меня зовут Рэйчел Лейн. Мы с сестрой владеем домом. Позже я вас познакомлю.
   Саше хватило одного быстрого оценивающего взгляда, чтобы понять, что девушке было чуть за тридцать, ее глаза были светлые и, Саша не разобрала, то ли серые, то ли с зеленоватым оттенком, лицо широкое, открытое и красивое. Обладательница шикарных и густых светло-русых волос (похоже, не знавших краски) скромно собирала их в хвост. Она была среднего роста, ее стройные формы выгодно подчеркивал теплый спортивный костюм, который, по-видимому, служил девушке осенней пижамой. Весь ее облик был каким-то невинным, будто красивая женщина в самом расцвете лет жила еще в коконе подростковой стеснительности. Ее выдавала небольшая робость в голосе, которую она старалась компенсировать дружелюбием и вежливостью.
   – Я Александра, приехала из России. Хочу посетить Мамонтовы пещеры. Задержусь на несколько дней, – Саша запнулась, и снова окинула взглядом тихую, аккуратную улицу. – Может, на неделю.
   – Александра, – проговорила Рэйчел. – Это как Алекс?
   – Да, – рассмеялась Саша. – Называйте меня Алекс, я не обижусь.
   Девушка провела Сашу через гостиную на первом этаже к выходу на задний двор. Нельзя сказать, что здесь жили педанты. Но и горы мусора передвижению не мешали. Гостиная была обычным и очень обжитым помещением. Сразу чувствовалось, что здесь часто и подолгу проводят время обитатели дома. На низком журнальном столике, вокруг которого расположились диван и два кресла, стояли чашки и тарелка с чипсами. У противоположной стены от телевизора стояло много стеллажей с книгами, что придавало помещению еще больше уюта.
   На заднем дворе действительно за зарослями кустов, которые, наверное, красиво цветут весной, стояла небольшая пристройка к дому. Скорее всего, она задумывалась хозяевами как мастерская. Правда, войдя внутрь, Саша поняла, что даже если это сооружение и было когда-то мастерской, то сейчас оно было переоборудовано в идеальный маленький домик со всеми удобствами. Внутри была гостиная с диваном, столиком и большим зеркалом, спальня с полуторной кроватью и уборная с душевой кабиной. При желании в этом домике могла разместиться семья из двух-трех человек (если использовать раскладной диван в гостиной как спальное место для двух персон). Саша осмотрелась и поняла, что останется здесь. Она быстро обсудила стоимость аренды и условия проживания, оплатила девушке неделю вперед и попросила ее проводить обратно к машине за своими вещами.
   – Мы с сестрой не против компании, – говорила по дороге Рейчел, – по правде говоря, Саманта очень даже общительна и любит гостей. Она будет рада. В гостевом доме нет кухни, поэтому кушать приходите к нам. Я буду готовить на троих.
   – Вы живете с сестрой вдвоем? – уточнила Саша.
   – Да, – кивнула собеседница. – Я развелась пару лет назад и приехала к сестре. Она живет сама по себе. Она помешана на пещерах.
   Саша не успела уточнить эту информацию, потому что Рейчел уже выпускала ее из дома к машине.
   «Вот это я удачно припарковалась», – радовалась внутри себя Саша, доставая рюкзак и спортивную сумку из машины (за время путешествия она уже успела накупить себе одежды, и пришлось покупать для покупок сумку). Она еще повозилась немного, пока собрала все, что разбросала по салону в дороге, и вернулась в дом.
   – Я приготовлю кофе, – откликнулась на скрежет двери Рейчел из кухни, – пока ты обустроишься, я приготовлю завтрак. Приходи. И Саманта спустится.
   Саша кивнула и удалилась в свой домик. Она разложила вещи, с удовольствием приняла душ, немного повалялась на диване, обдумывая план на сегодняшний день. В конце концов она поняла, что желудок предательски урчит и требует перекуса, и пошла в хозяйский дом на обещанный завтрак.
   Ее встретил потрясающий аромат кофе. Саша еще не знала, как Рейчел готовит, но по одному аромату кофе заочно обозвала ее «богиней кофейных зерен». В гостиной же уже сидела со своей чашкой ее сестра.
   – Алекс, – обратилась Рейчел сразу же к вошедшей гостье, вполоборота развернувшись к ней от холодильника, – садись в гостиной, сейчас я подам тебе завтрак и кофе. И познакомься с моей сестрой Самантой Лейн.
   – Привет, я Сэм, – голос сестры звучал напористо и был немного грубоват. Саша тут же сделала вывод, что девушка заядлая курильщица. Ее взгляд в тон голосу был быстрым, жестким и категоричным.
   – Я Алекс, – в тон ей произнесла Саша и почему-то почувствовала вызов. Она не на миг не смутилась, отвечая на прямой, оценивающий взгляд. И ответила столь же вызывающим разглядыванием, усаживаясь в кресло, напротив дивана.
   Сэм была младше сестры лет на пять. Ей было около тридцати, лет двадцать шесть – двадцать восемь. Она была необычайно крепко сложена. Отличная спортивная форма говорила о том, что увлечение пещерами – не пустой звук. Она сидела в спортивных штанах и майке, и по всей длине идеально прокачанных рук красовались шрамы и свежие гематомы. Кожа сухая и как будто обтесанная горной породой. В отличие от сестры, ее светлые волосы были обстрижены «под мальчика», но эта стрижка лишь подчеркнула выразительность больших серых глаз и женственность лица. Что же касается ее взгляда, Саше много не надо было, чтобы понять его правильно. Ее, неспешно и в открытую, плотоядно оценивали в качестве сексуального объекта. Это не смутило и не оттолкнуло Сашу. Ей нравилась Сэм. Они могли бы подружиться. Жаль было бы испортить это сексом.
   – Ты приехала на экскурсию в Мамонтовы пещеры? – Сэм первая прервала паузу, насладившись Сашиным разглядыванием и преисполнившись нетерпением. Рэйчел тем временем убрала стол и принесла традиционно-американский завтрак на троих, состоящий из тостов с джемом, яичницы с беконом, апельсинового сока и кофе. Все пахло просто изумительно. Саша живо кивнула головой и накинулась на еду.
   Рэйчел наблюдала за аппетитом гостьи с нескрываемым удовольствием и одобрением. Сэм с дерзким прищуром.
   – Я лазаю там почти каждый день, – горделиво бросила Сэм, тоже принимаясь за еду. – У нас тут база спелеологов, летом открыли новый проход, он сейчас официально регистрируется.
   Саша опустила глаза в тарелку, не желая выдавать собственный восторг от услышанного. Ее сердце забилось учащенно.
   – Я же говорила, – улыбнулась Рэйчел, – она повернута на пещерах. Никогда ничем в жизни не занималась со школы, как начала спускаться, так и не остановилась.
   Саша рассмеялась:
   – Это образ жизни, Рэйчел. Если человек нашел себя и свое место в мире так рано, то это, безусловно, большое счастье, а не трагедия.
   Сэм подняла глаза на гостью, на миг замешкалась, а потом расхохоталась здоровым, почти детским смехом, расплескивая вокруг сок из стакана:
   – Ты смотри, она за секунду объяснила тебе то, что я пытаюсь донести до тебя уже лет двадцать! Алекс, я твоя должница.
   Рэйчел тоже засмеялась, чувствуя, как обстановка за столом из напряженной стала открытой и дружелюбной. Эти две, Сэм и Алекс, похоже, были на одной волне. От внимания Рэйчел не скрылись спортивные формы Саши и ее самостоятельная манера поведения.
   – Ловлю тебя на слове, – не растерялась Саша, – когда спускаетесь в следующий раз?
   – Мы каждый день спускаемся. Сегодня изучаем тоннели по новому проходу.
   – Возьми меня с собой, – теперь уже Саша смотрела на Сэм жадно. Последняя совершенно правильно оценила этот взгляд – она поняла, что перед ней не простая туристка, жаждущая попасть в национальный парк, а человек, влюбленный в пещеры, как и она сама. Сэм была настолько проста и понятна в выражении своих эмоций, она подскочила с дивана, кинулась к немного обомлевшей Саше и крепко обняла ее:
   – Конечно! Ты спелеолог или любитель?
   – Я прошла курс спелеологии и участвовала в нескольких спусках, – чуть отстраняясь, объяснила Саша.
   – Уровень сложности? – Сэм послушно вернулась на свое место.
   – Низкий и средний.
   – Мы пойдем на высокий. Ты осилишь?
   – Да, – Саша была не просто убедительна. Она источала железобетонную уверенность в себе, держала дистанцию и была убийственно дружелюбна, широко улыбаясь. Но взгляд ее был отстранен и холоден.
   – Отлично, – Сэм как-то быстро поняла, что у нее нет возможности отказаться, и пошла искать свой мобильник, на ходу бросая Саше: – Мы встречается в полдень. Можем поехать вместе.
   – Что ж, – вздохнула Рэйчел, – похоже, на одну сумасшедшую в доме прибавилось.
   Тут Саша обнаружила, что во время импульсивных выступлений Сэм была облита соком, и обратила на это внимание ее сестры. Та засуетилась и отправила гостью в ванную комнату, которая была тут же, под лестницей, ведущей на второй этаж. Пока Саша приводила себя в порядок, она услышала, как резвая Сэм буквально скатилась с грохотом вниз по лестнице и заговорила с сестрой в гостиной. Оказалось, что слышимость здесь была идеальная. Сэм не выяснила у сестры, где находится Саша, а лишь обнаружив ее отсутствие, во весь голос, ликующе заявила:
   – She is hot! Very hot! (Она горячая! Очень горячая!)
   Саша улыбнулась, поражаясь, насколько легко и непринужденно она чувствует себя в этом доме, который оказался на ее пути случайно. Как приятны ей обе эти женщины. И как удивительно то, что она получила доступ к спускам с командой профессиональных спелеологов в самую гигантскую пещеру в мире буквально в считанные часы пребывания в непосредственной близости к цели. Милая непосредственность Сэм не казалась ей преступлением. Сэм жила в своем мире, по своим правилам и стандартам, и вела себя в соответствии со своим образом жизни. Она была чудачкой и пацанкой, и никто не может оспорить ее право быть такой, какая она есть (тем более в этой стране). И Саша умела это уважать.
   Выйдя из уборной, она столкнулась со смущенным взглядом Рэйчер, румянец стыда за громкие заявления сестры заалел на ее коже. Неугомонная сестра тоже чуть смутилась, но тут же приосанилась и, желая сгладить неловкость, уточнила:
   – Алекс, насколько хорош твой английский?
   – Мой английский достаточно хорош, – Саша не удержалась и рассмеялась, разряжая обстановку. – Если ты меня будешь материть в пещере, я тебя прекрасно пойму и отвечу!
 //-- * * * --// 
   В тот день Саша впервые увидела Мамонтовы пещеры. Она специально носила солнечные очки вплоть до самого спуска, чтобы не допускать посторонних взглядов в свои глаза. Она понимала, что все, что она сегодня испытывает – принадлежит только ей одной. Это ее личная история.
   Это невероятная, почти мистическая история ее жизни после смерти. Ведь ту изоляцию, и физическую, и моральную, и эмоциональную, в которой она проживала годами, нельзя назвать никак иначе, кроме как – добровольная смерть при жизни. И именно ошибка анестезиолога дала выход подсознанию, которое нарисовало Саше картину ее настоящей жизни.
   Эта настоящая жизнь сейчас горела в ее глазах. Каждый мускул был напряжен в предвкушении своего первого, настоящего спуска. Она готовилась к нему, как на первое свидание с самой собой. Она шла в недра пещеры для того, чтобы взглянуть в себя снова.
   В команде Сэм было шесть спелеологов разных возрастов, серьезно увлеченных своей работой. Совершенно сумасшедшие на первый взгляд, но одаренные ученые, страстные и понятные Саше. Они без лишней патетики встретили гостью, подобрали ей оборудование и снаряжение. Это была «сработанная» команда, они знали, что подстрахуют новичка в аварийной ситуации. Но и сама Саша ни на миг не сомневалась в своей подготовке.
   Команда оправилась в пещеру через туристический вход, но уже внутри они углубились в боковые проходы, один из которых через час пути привел к небольшому провалу и спуску. Это был новый проход, который начали изучать спелеологи. Саша работала слажено со всеми и не вызывала на себя много внимания.
   Уже спустившись в «дикий» проход, Саша поняла, как же сильно отличается пещера для туристов и «цивилизованные» галереи, оснащенные подмостками и подсветкой, от настоящей ее части, не тронутой человеком. Сознание тут же вернуло ей картинки из собственного спуска с Патрик и главными жертвами воображения. Сейчас Саша чувствовала все своими руками, горлом, легкими, ногами, сердцем – всеми органами и каждой клеточкой своего существа. Она была наполнена пещерой изнутри, и теперь пещера сжала ее в своих каменных объятьях снаружи.
   Лицом к лицу с самой собой. В составе группы ученых. В недрах самой большой в мире пещеры. Саша была сильной, решительной, смелой, страстной, хорошо тренированной, глубоко чувствующей – живой.
   В один из привалов, жадно припав губами к пластиковой бутылке с водой, Саша уселась на пол и оперлась спиной о скалистую стену. В мерцающих танцах налобных фонарей команда вела точечный разговор о дальнейших действиях. Легкие съедала каменная пыль, глаза слезились, ноздри и горло щипали от земли, кости ломило от нагрузки, перчатки промокли. Саша откинула голову назад, ударившись каской о камень стены, и погасила фонарь. Она только сейчас поняла, какой путь прошла за прошедший год. Этот путь вел ее сюда. И вот Саша пришла сказать своей пещере, что она – жива. Именно за этим она спустилась сюда. Теперь она это знала.
 //-- * * * --// 
   Саша задержалась в Браунсвилле сначала еще на одну неделю, затем и еще на одну. Она спускалась с Сэм и ее командой в новый проход все глубже и глубже каждый день. И уже стала помогать им вести отчетность, фиксируя пройденные этапы в специальных формах. Они наносили на карту новый путь сквозь пещеру с азартом школьников, в поисках неведомого клада, все дальше и дальше уходящих в лесную чащу.
   Вот как складывался ее день. Она вставала на пробежку и бегала не меньше часа в окрестностях Браунсвилла, чтобы поддерживать свою физическую форму. Возвращалась в дом она как раз к завтраку. Рэйчел кормила их с Сэм завтраком и поила кофе. В полдень они отправлялись в пещеры и проводили внизу по шесть – восемь часов. Вечерами, после вкусного и питательного ужина в исполнении той же хозяйственной Рэйчел Саша часто принимала участие в их семейных посиделках. Сэм предпочитала потягивать холодное пиво. Рейчел вино. А Саша согревалась парой стаканов виски. Если погода была хорошая, они сидели на заднем дворе в плетеных креслах, если было дождливо или холодно – девушки собирались в гостиной хозяйского дома и подолгу обсуждали все подряд: политическую и экономическую ситуацию их стран, нравственные основы воспитания, специфику разнообразных стилей жизни, понятия терпимости и лояльности. Ну, и, конечно, с удовольствием делились друг с другом впечатлениями о любимых книгах, героях, фильмах, актерах и сериалах. Казалось, что они общаются запоем, несмотря ни на разницу в ментальности, ни на разницу возрасте.
 //-- * * * --// 
   В один из дней Саша принимала душ после пробежки, когда услышала, что в гостевой домик вошла Сэм. Она поняла это по характерному громыханию тяжелых ботинок и последующему громкому приветствию.
   – Секунду! – отозвалась Саша и, заторопившись, вышла из душа. Подумав, что Сэм хочет выехать пораньше, почему-то не позавтракав, она быстро накинула на себя заранее подготовленную к выезду одежду, нацепила очки и вышла к Сэм в свою маленькую гостиную.
   Сэм довольно улыбалась, стоя в дверях.
   – Я на секунду, – быстро бросила она, – Рейчел там готовит, мы тебя ждем.
   Саша кивнула, вопросительно разглядывая свою американскую подругу, понимая, что она пришла сообщить ей не об этом.
   – Разговор к тебе, – начала Сэм, было видно, что она пытается сформулировать правильно свои мысли, но бросив это занятие, выпалила: – Я рассказала про тебя Кевину. Он держит свое бюро в городе, водит экскурсии в пещеры. Он хочет тебя нанять гидом. Твой хороший английский и русский, и опыт в пещерах. Ты можешь водить частные экскурсии по диким маршрутам, я тебя подготовлю. Побудь пока с нами. Успеешь еще в свой Голливуд скататься.
   Саша обомлела. Она не могла совладать с собой, и на миг Сэм перестала для нее существовать. Она стояла перед Сэм в таком очевидном потрясении, что та попятилась, извинилась и исчезла с порога. Саша автоматически закрыла за ней дверь и повернулась к ней спиной.
   Ее взгляд упал на зеркало, которое стояло неподалеку от входной двери. Зеркало было в полный рост. На ватных ногах Саша приблизилась к нему. Впервые за прошедшее с операции время она действительно увидела свое отражение в зеркале. И на этот раз она не спешила от него отворачиваться и бежать по делам. Она увидела и начала внимательно осматривать ту, кто смотрела на нее из отражения. Невысокая, очень стройная, с поджарым и сильным телом, безупречно загорелая. Впалые щеки очертили на лице идеальные пропорции высоких скул. Волосы непонятного цвета, непослушными вихрями, небрежно собранные в хвост на затылке. Полные, хорошо очерченные губы с мимическими морщинками в уголках.
   Медленно подняла правую руку и сняла очки, по привычке, наклонив набок голову и приподняв бровь. Сейчас она увидела и свою одежду: штаны в стиле милитари, майка, подчеркивающая идеальную мускулатуру, легкая, черная кожанка, на ногах тяжелые ботинки «Camelot».
   В конце концов, Саша улыбнулась и перевела взгляд на очки-авиаторы, сжатые в правой руке.
   И снова вернулась в отражению в зеркале: на нее смотрела Патрик.