Андрей Коробейщиков
Иту-Тай. Путь свободного волка

ОТ АВТОРА

Автор не претендует на соответствие изложенных фактов официальной науке или общепринятым мнениям, а предлагает исключительно свое видение и свои версии, часть которых основана на личной мистической и обрядовой практике.
Этот роман был создан не как обычное литературное произведение. Целью автора не было заинтриговать читателя или выступить в роли популяризатора тайных знаний алтайских шаманов. Это произведение является Зовом, древним Зовом наших Предков, голос которых звучит сквозь века, чтобы пробудить нас от Великого Сна. Они и сейчас где-то совсем близко, наблюдают за нами, пытаются привлечь наше внимание необычными Знаками и странными Сновидениями. И когда, увлеченные бытовой суетой, мы проходим мимо этих зашифрованных посланий, Духи прячутся между страниц книг, которые мы еще читаем. Они скрываются между строк, надевая маски героев повествования, и говорят с нами их голосами. Прислушайтесь, и вы услышите, что они говорят именно с вами…

ВСТУПЛЕНИЕ

   Древний символ Алтая – Три Горы и солнце, сакральный знак мистической прародины. Две видимые горы – «Два Брата», ИТУ-ТАЙ, – принадлежат этому миру, являясь воротами к Третьей Горе, невидимой для обычного взора. Существует легенда, согласно которой для того, чтобы обрести истинную Свободу, необходимо миновать не только видимые горы, но и Третью Гору, где, став крылатым, можно взмыть в безграничное Вечное Небо. Но пройти их не просто. Для этого нужно преодолеть свою человеческую обусловленность и встретиться со своими демонами – тремя врагами, по одному на каждую Гору. Для того чтобы сделать это, алтайские шаманы-охотники создали тайное искусство ТАЙ-ШИН – «Свободный Волк». Эта книга описывает прохождение Первой Горы и встречу с первым врагом, выстоять в битве с которым может только Воин…

   Алтай. Овеянный мифами и легендами священный край. Далекая цепь гор, окутанных мглистыми туманами, и зеленая лента тайги, пересекаемая тонкой бирюзовой полоской реки. Безграничное небо ярко-синего цвета, глубокое, будто океан, не имеющий дна. На вершине холма стоят трое. Человек, со странной маской на лице, серый волк рядом с ним и каменное изваяние, вкопанное в землю в незапамятные времена. Все трое смотрят вдаль, на далекие предгорные долины. Хранители. Тайные стражи священной земли.
   Ветер колышет высокую траву внизу на лугах. Долина оживает, будто планета дышит.
   Здесь, на Алтае, все пропитано дыханием жизни. Даже каменный воин, чуть покосившийся от дождевой воды, подмывающей почву в его основании. Это тоже Хранитель. Его поставили здесь неслучайно. Он не только символизирует Свободный Дух этой земли. Он охраняет одну из ее тайн, до определенного времени скрытую от людей. Двое рядом не в счет. Потому что один из них дикий зверь, а другой – человек лишь наполовину. Именно поэтому он здесь. Шаман. Оборотень. Тайшин.
   Здесь, на Алтае, еще остались места, сохранившие свою Силу и Тайны и пока не доступные для тех, кто изобрел всевидящие спутники, бороздящие воздушный океан во всех направлениях. Через мгновение каменный воин остался на вершине холма в одиночестве. Два других Хранителя, волк и шаман, исчезли в кустарнике. Будто два бесплотных духа, охраняющих эти священные места на протяжении веков.

   Эпизод I
   СУМЕРКИ
   Хроники наваждений

   Подобные вереску волосы ваши,
   Хранители каждого лога!
   Водою жертвуем,
   Ходим по тебе, Хан-Алтай!
   Темный лес, синий, покрывает
   Россыпи твои, подобно кольчуге!
   С рождения кланяемся тебе!
   Предки наши молились тебе!

Часть 1
ТЕНИ ПРОШЛОГО

//-- 1. ЧЕЛОВЕК БЕЗ ЛИЦА --//
//-- Охотник --//
//-- (Главы-реконструкции, 1999 г., Москва) --//
   Самолет тряхнуло, и в стеклах иллюминаторов побежал серый асфальт посадочной полосы. Обстановка в салоне неуловимо смягчилась. Многие пассажиры неосознанно сделали глубокий вдох, расслабляющий напряженные мышцы шеи, спины и брюшного пресса. Организм всегда ведет себя так: там, в воздухе, он – во «враждебной» среде, он напряжен, он на волосок от гибели. На земле же, когда он в среде «привычной» и безопасной, наступает фаза релаксации, и все тело отдается этому приятному ощущению – отдыху от страха.
   – Дамы и господа, – приятный голос стюардессы зашелестел в динамиках, и все разом пришло в движение, послышались щелчки отстегиваемых ремней безопасности, бормотание и шорох газет. – Наш самолет совершил посадку в аэропорту Домодедово…
   Пассажиры засуетились, в нетерпении привставая с надоевших за несколько часов полета кресел, и, хотя самолет еще только выруливал на стояночную площадку, в проходе образовалось некое подобие очереди.
   Только один мужчина среди всей этой кутерьмы оставался недвижим. Его глаза были прикрыты, казалось, что он дремлет. Окружающая суета его не беспокоила, и, может быть, поэтому смуглое восточное лицо его вызывало у некоторых соседей, обращавших на него внимание, ассоциации с безмятежным обликом медитирующего Будды, застывшего в неудобном кресле и грезившего о неизбывном. Единственное, что не соответствовало привычному для многих европейцев образу Будды, была печать времени на его лице – длинные волосы с сильной проседью и глубокие морщины, свидетельствующие о почтенном возрасте их обладателя. Одет мужчина был неброско, но очень аккуратно и даже со вкусом. Одежда была подобрана тщательно и выдержана преимущественно в серых тонах. Словом, пожилой житель какой-нибудь небольшой республики со средним достатком – вот такое впечатление сложилось о нем у соседа по креслу, крупного усатого здоровяка с рыхлым раскрасневшимся лицом, который поглядывал на дремлющего пассажира и неприязненно думал о том, что старик не самый лучший попутчик, который попадается в дороге: за все время полета он не произнес ни единого слова, не сделал ни единого движения. И только еле заметное колыхание грудной клетки свидетельствовало о том, что он дышит, а следовательно, жив.
   Сосед раздраженно качнул головой и, наклонившись к самому уху старика и обдавая его густым запахом баварского пива, выпитого в большом количестве, утробно пророкотал:
   – Эй, старина, подъем! Прибыли…
   Веки спящего дрогнули, и он медленно открыл глаза, разглядывая склонившегося к нему соседа, который тут же отпрянул назад и, задев сидящую рядом женщину, забормотал извинения. Затем толстяк встал и, не прекращая извиняться, стал неловко пробираться по проходу. Первый раз в жизни он видел такие страшные глаза. Словно житель другой вселенной посмотрел в этот мир черными, как провалы в бездну, очами. Раскосые глаза взирали на окружающую суету безучастно, будто из иного, бесконечно далекого и ужасного измерения, и на фоне этой завораживающей черноты вспыхивали и гасли пурпурные крошечные протуберанцы, похожие на мерцающие искры от костра. Исходя из своего жизненного опыта и богатого воображения, здоровяк мог предположить, что такие глаза могут принадлежать разве что хладнокровному и многоопытному убийце. «Да мне-то что до этого… Ну, бандит и бандит. Мало их, что ли, повсюду? Всяких повидали…»
   Пожилой пассажир, так напугавший своего соседа, вышел из самолета почти последним. Свежий майский ветерок приятно овеял спокойное безмятежное лицо. В воздухе пахло дождем и весенней сыростью. Мужчина глубоко вдохнул в себя эту гамму запахов и, задержав на мгновение дыхание, медленно выдохнул, словно привыкая к новой обстановке, анализируя все вокруг, даже запахи, пробуя их на вкус. Москва…
   Он закинул себе на плечо большую дорожную сумку «Samsonite» и медленно, как и подобает пожилым людям, стал спускаться по ступеням трапа. Последний автобус был практически пуст, и можно было даже поставить тяжелую сумку на сиденье. Створки дверей с шипением захлопнулись, и, качнувшись, огромный перевозчик плавно покатился к главному корпусу аэропорта.

   У входа в аэропорт, выстроившись в две шеренги, вновь прибывших встречали суетливые москвичи. Большинство встречающих составляли так называемые извозчики – частные водители. Поэтому с появлением у входа первого пассажира зазвучали торопливыми скороговорками заученные фразы:
   – Братка, тебе куда?
   – Такси… такси…
   – Недорого возьму…
   – Куда едем?
   – До метро… до метро…
   Человек с сумкой уверенно переходил из зала в зал, двигаясь в направлении выхода, ведущего прямо на стоянку автобусов. Пару раз ему предложили помочь с билетами, один раз попросили нажать кнопку «Пуск» в компьютерном тотализаторе и один раз проверили документы. Все как обычно. Московский аэропорт жил своей привычной беспокойной жизнью, настороженно встречая новых гостей.
   Уже у самого выхода на улицу, около дверей, перед вновь прибывшим появился юркий молодой человек в спортивном костюме, вращая на пальце связку с ключами от автомобиля. Широко улыбаясь, он сделал притворно-удивленное лицо, внимательно разглядывая «гостя».
   – Извините, а откуда этот рейс?
   Седоволосый пожал плечами и собрался пройти мимо, но парень преградил ему путь и со смущенным видом выпалил:
   – Вы простите, ради бога, что я вас задерживаю. Вы не в центр? До метро? Автобус уже ушел, а следующий будет только через сорок пять минут. Давайте я вас до метро подброшу? А то шефа своего привез, он в командировку полетел, а назад порожняком гнать неохота. Да ты не бойся. – Он перешел на «ты», видимо определив слишком явный «провинциальный тип» гостя, компанейски хлопая молчаливого иногородца по руке. – Я ведь недорого возьму – копейки. Я же не калымщик. Эти – три шкуры сдерут. А я из-за компании. Вдвоем и ехать веселее, и хоть бензин окупится. Да и тебе, отец, приятней – переплатишь червонец, зато домчу быстро, комфортно и с музыкой…
   Теперь улыбнулся незнакомец. Его темные глаза, когда он рассматривал своего собеседника, на несколько секунд потеряли фокус, зрачки разошлись в стороны, тут же вернувшись на место. Эта странность старика осталась незамеченной – парень болтал без умолку, стараясь не смотреть в глаза собеседнику.
   – Ну, поехали…
   – Отлично! Вот и славненько, батя, поехали, дорогой.
   Парень обрадовался, засуетился, и через пару минут они уже сидели в салоне белой забрызганной грязью «девятки». Сев за руль, Гена, как он представился, сноровисто убрал вниз рычаг ручного тормоза, толкнул пальцем кассету, утонувшую в недрах магнитофона, и, повернув ключ зажигания, лихо вырулил к шлагбаумам пропускной системы «Барьер», установленной по периметру въездных путей Домодедово.
   – Ну вот и все, сейчас мигом домчим, – Гена весело хохотнул и, сунув в рот сигарету, приоткрыл боковое окно.
   Сразу же за выездом автомобиль сбавил скорость и остановился: голосовали двое мужчин, только что вышедших из бара «Олимп», расположенного на обочине шоссе. Они быстро уселись в машину на заднее сиденье и шумно стали обмениваться приветствиями с водителем, старательно изображая радость случайной встречи.
   – Генка, привет! Ты что тут?
   – Да вот, шефа привез. А вы куда? До поста?
   Последний вопрос вызвал неудержимый приступ хохота у новых пассажиров:
   – Ага, Генка, до поста. Там и выйдем…
   Незнакомец сидел тихо на переднем сиденье, словно опять впав в старческую дрему. Он не проявлял никакого интереса к разговору и, казалось, не замечал ни переглядываний странных попутчиков, ни притворства, витающего внутри салона вместе с клубами сигаретного дыма.
   – Издалека, батя? – Гена откинулся на спинку сиденья, поворачиваясь к иногородцу. Получив вместо ответа еле заметный кивок, он опять улыбнулся.
   – Ты прямо молчун какой-то. К нам-то зачем? Турист? Или, как это модно говорить, бизнес?
   Незнакомец опять кивнул.
   – Бизнес… да, – пробормотал он неохотно, отворачиваясь к окну.
   – Чем занимаешься, если не секрет? – не обращая внимания на явное нежелание пассажира общаться, задал очередной вопрос один из сидящих сзади.
   Незнакомец вздрогнул, словно наконец очнувшись от дремы, и повернулся к водителю, разглядывая его улыбчивое лицо. Затем он скосил глаза вглубь салона, рассматривая лица попутчиков – вытянутое болезненное одного и приплюснутое скуластое другого, явно имеющего боксерское прошлое.
   – Сникерсы-тампаксы, панты-манты? – Гена опять засмеялся, выкидывая дымящийся окурок на улицу.
   – Я священник… – пробормотал незнакомец и тут же улыбнулся, словно давая понять, что это шутка или почти шутка. Юмор оценили.
   – Священник? Круто. Круто, батя! То-то, я смотрю, хайер у тебя культовый. Ты какой веры будешь-то? Далай-лама или наш, православный?
   – Тебя, отец, случайно не Петром звать? – спросили сзади и опять загоготали.
   – Можете называть меня Ямой.
   – Как, как?
   – ЯМА, – старик медленно и отчетливо произнес каждую букву, словно объясняя алфавит невнимательным детям.
   С заднего сиденья через спинку перегнулся «болезненный»:
   – Что-то я первый раз слышу имя такое, непоповское.
   «Девятка» стремительно неслась по шоссе, оставляя за собой шлейф мелкой водяной капели. Над Москвой угрюмо нависло тяжелое свинцовое небо. Уже несколько минут шел дождь.
   Автомобиль свернул с дороги в лес, и теперь маленькие колеса «девятки» с трудом справлялись с грязевым месивом лесной тропинки. Проехав метров тридцать, машина остановилась, уткнувшись передним бампером в раскидистый кустарник, ощетинившийся, будто дикобраз, серыми стеблями низкорослых веток. Водитель глубоко вдохнул и шумно выдохнул, поворачиваясь к седоволосому пассажиру:
   – Все батя, приехали. Москва.
   Сзади опять засмеялись. Пассажир продолжал сидеть не двигаясь, отвернувшись к окну. На его лишенном эмоций лице не дрогнул ни один мускул, словно это была искусно сделанная маска, безучастно взирающая на мир за окном, наблюдающая, как струи воды стекают сквозь сплетение веток, падая вниз тяжелыми нитями капели.
   – Все, говорю, батя, конечная.
   Водитель потормошил оцепеневшего лоха за плечо, чувствуя, как закручивается внутри невидимая пружина, готовая в любой момент толкнуть вовне заряд злобы и раздражения. Пассажир не пошевелился. Только губы его, дрогнув, зашептали что-то вроде молитвы или детской песенки.
   – Эй ты, урюк, просыпайся! – Один из попутчиков – «болезненный» – с силой ударил по спинке переднего сиденья. – Бабки, золото, документы… Давай выворачивайся!
   Второй – бывший боксер – начал заводиться, наблюдая за поведением «терпилы».
   – Тебе говорят, косоглазый! Подъем, дедуля! Саня, выводи его…
   Задние дверцы автомобиля открылись, и в салон хлынул свежий утренний воздух. Водитель примерился к неподвижной фигуре, решая, куда лучше ударить, чтобы «замороженный» сам вывалился из машины, но тот вдруг сам, с невероятной быстротой, выскользнул наружу, под дождь.
   Гена еще соображал, что же так насторожило его в этом движении, когда понимание холодной волной накатило из глубины подсознания, обвивая скользкими щупальцами позвоночник и парализуя ватной тяжестью ноги. «Быстро. Слишком быстро. Человек так не может…»
   Снаружи сплошным потоком лил дождь.

   Человек, назвавший себя Ямой, вышел из леса и встал на обочине дороги, рассматривая проезжающие мимо автомобили. Через несколько минут из общего потока машин отделился черный тонированный джип «гранд-чероки» и, подъехав к пожилому азиату с дорожной сумкой на плече, затормозил около него. Яма улыбнулся и, открыв дверь, сел в темный автомобиль. Джип резко вывернул в крайний левый ряд и, набирая скорость, понес страшного «гостя» дальше, в направлении Москвы.

   Через час в одном из московских дворов Яма покинул дорогую машину, получив от ее водителя ключи от квартиры, которая располагалась в одной из девятиэтажек, похожей как две капли воды на несколько других таких же домов, окаймляющих двор со всех сторон. Джип гуднул старику на прощание и тут же исчез, отражая в темных зеркалах окон мелькающие элементы жилого массива. Яма посмотрел ему вслед и не спеша вошел в один из подъездов, вызывая лифт и озираясь по сторонам, разглядывая корявые цветные надписи на стенах: «Кузя – лох», «Панки – скоты, попса – херня». Особенно выделялась на старой побелке огромная надпись, сделанная жирным черным фломастером: «А ты готов умереть?», плавно переходящая в стилизованное изображение черепа. Яма мрачно посмотрел на нее, укоризненно покачав головой. Эта композиция почему-то испортила ему настроение, и, когда створки лифта с шумом распахнулись перед ним, он еще стоял мгновение, повернувшись к нагло ухмыляющемуся черепу.
   Прибыв на нужный этаж, старик рассеянно прошелся по площадке, отыскивая свою квартиру, щуря глаза и наклоняясь к каждой двери, вглядывался в номера. Наконец он нашел то, что искал, и, тщательно изучив дверь, вошел в квартиру. Помещение он тоже осматривал с огромной тщательностью, как дотошный старик, привыкший к порядку, заглядывая во все углы и отмечая малейшие особенности интерьера. Затем он вышел на лоджию и так же внимательно изучил окна, саму лоджию и прилегающую к ней территорию – соседские окна, поверхность стены, расстояние до пожарной лестницы и крыши. Вернувшись в квартиру, Яма разделся, сняв с себя всю одежду, и, аккуратно сложив ее на стуле, стоявшем в спальне, прошел в ванную.
   Приняв контрастный душ, чередуя горячую и холодную воду, он, как был обнаженным, вернулся в спальню и, упав на кровать, мгновенно заснул. Его тело, словно свитое из перекрученных канатов-мышц, смотрелось гротескно, нереально в сочетании с седой головой, лицом старика и руками, от локтя резко меняющими структуру кожи. Казалось, к молодому и сильному телу просто пришили чужие фрагменты, принадлежащие старику.
   Так он проспал почти весь день. За это время солнце опустилось за горизонт, невидимый в городе из-за непроницаемой гряды высотных зданий. Сгустились сумерки.
   Яма неслышно встал, в одно неуловимое движение оказавшись на ногах, и, так же бесшумно ступая по полу, пошел в ванную. Включил теплую воду и расположился перед большим, потускневшим от времени зеркалом, висевшим над раковиной. Яма усмехнулся и, открыв коробочку, принялся совершать со своей внешностью ловкие манипуляции. Через пять минут внешность его разительно изменилась. Степенный, умудренный годами Будда (каким бы он стал, если бы достиг старческого возраста) исчез. Вместо него в зеркале отражался молодой человек лет двадцати пяти с великолепно развитой мускулатурой.

   Одетый в просторную полуспортивную одежду черного цвета, Яма практически сливался с тенями, господствующими повсюду. Он стоял на лоджии и смотрел вниз, на мигающую неоновыми огнями темную Москву. Где-то здесь, среди многочисленных улиц и переулков, скрывается до поры до времени «петля Амита», один из причудливых изгибов его Судьбы, который и привел его сюда, в этот город.
   Судьба… Для цивилизованного европейского мира пустое слово. Фатальная череда случайностей и закономерностей, ведущих человека к его неизменному финалу – смерти.
   Для той части азиатского мира, которая еще не попала под это отупляющее мировоззрение, Судьба оставалась абстрактным понятием, включающим, тем не менее, в себя все: жизнь, битву, колдовство, смерть, бессмертие и любовь… Только такое восприятие мира способно подарить истинное наслаждение от переживания каждой минуты, каждого мгновения, которое ведет воина к месту его Последней Битвы. Судьба – это как мост от жизни к смерти, он где-то начинается и где-то заканчивается, но, двигаясь по нему, воин знает, что, покинув один берег, он неизбежно придет к другому; это называется Судьбой, и ее нужно принимать отрешенно и смиренно. Но это не обреченное смирение приговоренного к смерти. Принятие своей Судьбы – это мужество и решительность, восторг и страсть, сердце и дух.
   «Слышишь шум крови в венах врага? Слышишь его дыхание? Бешеный стук сердца? Страх, источаемый его мыслями?»
   Далекий голос его наставников зазвучал на периферии сознания подобно шепоту призрачных духов.
   «Неистовый натиск… Ярость… Хищная сталь клинка… Удар…»
   Яма дрожит. Все это происходит на самом деле? Или это иллюзии, навеянные ожиданием грядущей Игры, аберрации возбужденной психосферы?
   Клекот коршуна высоко в небе. Здесь? Откуда?
   Яма глубоко дышит, закрыв глаза. Прохладный вечерний воздух приятно расходится по телу колючей волной.
   «Игра начинается. Я иду…»
   Он вернулся в комнату и сел на пол, склонившись над вещами, разложенными перед ним. Взяв в руки черный брезентовый рюкзак, наподобие тех, которыми пользуются роллеры и школьники, Яма начал складывать в него вещи, которые могли понадобиться в предстоящем поединке.
   …Моток тонкой, но невероятно прочной веревки. Стальная «кошка», обмотанная черной тканью. Три кронштейна и два мощных альпинистских карабина с тросами-переходниками. Кожаный планшет с набором небольших ампул и комплектом игл, закрепленных в специальных нишах. Мягкая войлочная тряпица. Небольшой баллончик с резиновой трубкой. Замшевый чехол с двумя слегка изогнутыми ножами. Шнур-удавка с тремя узлами. Тонкая маска, одна половина которой была белой, а другая – бледно-голубой. Два баллона с краской, снабженные распылителями, компактный сотовый телефон.
   Яма закинул рюкзак на плечо и неслышно выскользнул на площадку, прислушиваясь к окружающему пространству. Стандартный набор звуков, который можно услышать в любом подъезде – глухие голоса, далекий гомон работающего телевизора, звяканье посуды, – всю эту какофонию дома подъезд впитывает в себя словно губка из-за закрытых дверей. Находясь в подъезде, можно много узнать о том, что скрывают люди за перегородками своих квартир. Но Яму сейчас не интересовали аспекты личной жизни соседей, он слушал подъезд, чтобы узнать: скрывает ли он в своих недрах какую-нибудь опасность.
   Все в порядке. Ничего подозрительного. Подъезд, казалось, тоже замер, настороженно наблюдая за темным человеком, бесшумно спускающимся вниз по запасной лестнице. Игра началась.

   Сумерки. Время смешения света и тьмы. Время древних страхов, загнавших людей в города. То, что еще несколько часов назад было привычным и знакомым, приобретало сейчас зыбкие зловещие очертания. Стены домов изменили цвет. Деревья превратились в угрюмые многорукие силуэты. Тени вокруг, хлынув из подворотен призрачной лавиной, слились воедино, образовав одну гигантскую тень, поглотившую город. Уличные фонари, фары автомобилей и неоновые рекламы пытаются разбавить тьму своим холодным светом, но тщетно, тень лишь набирает силу, наливаясь каждую минуту все более интенсивной чернотой.
   Люди всегда чувствуют метаморфозы, происходящие с миром в это время. Эти ощущения скрыты глубоко-глубоко в подсознании, где дремлют с незапамятных времен инстинкты и родовая память человечества. Движения людей становятся менее уверенными, мысли – более путаными и хаотичными. Это влияние темноты. Погружаясь в ночь, человечество оказывается во враждебной стихии, в ином мире, где действуют совершенно чуждые законы и правила, в мире, где господствует Неизвестное. Дыхание ночи наполнено страхом.
   Яма чувствовал себя в это время в своей стихии. Он и был существом ночи, поэтому не только любил сумерки, он наслаждался ими, насыщаясь их невидимой энергией.
   Черный человек двигался вперед стремительным упругим шагом, изучая окружающее пространство расфокусированным зрением, позволяющим охватывать максимальное количество объектов, попадающих в поле внимания. Казалось, невидимые волны его энергии расшвыривают в стороны напряженных и ослабленных прохожих с их тусклыми аурами, попадавшихся на его пути. При этом никто не обращал на него внимания, как будто его и не было вовсе. Просто люди шарахались в стороны, рассеянно и удивленно пытаясь осмыслить причины этого неясного дискомфорта, заставившего их сойти со своего пути.
   «Невидимый» человек буквально сочился опасностью. Она сквозила в его походке, в манере двигаться, в движениях рук и головы, во взгляде, который замечал все вокруг.
   Воин расслаблен и, тем не менее, всегда готов к атаке. Любой элемент окружающего мира потенциально может таить в себе угрозу. Реальную или гипотетическую, не имеет значения. Подобные градации чрезвычайно условны в этом мире. Для Ямы уже давно перестала существовать грань между реальностью и иллюзией. Он вспомнил, как много лет назад, будучи еще совсем молодым воином, он сидел перед Наставником в зале, погруженном во мрак. Ничего не видно вокруг, лишь ощущение чужого присутствия перед собой. Наставник, невидимый в темноте, тихо шепчет:
   – Мы владеем энергией. Эта энергия, подобно клею, соединяет иллюзии, из которых состоит все. Тебе кажется, что иногда невозможно влиять на ход событий – реалии так сильны. Но… это всего лишь очередная иллюзия. А раз так, значит, ты можешь раскрасить ее в свои цвета. Обладая Силой и владея искусством манипулирования этими образами, мы можем изменять мир и даже создавать собственные законы… Свет и Тьма… день и ночь… это лишь сны… они меняются местами, мерцают, текут… куда? Ты чувствуешь?
   Яма медленно кивает головой. Он уже ничего не чувствует, кроме этого всезнающего завораживающего шепота:
   – Никуда… ни-ку-да… Это образы… зыбкие, как вода, и податливые, как песок… им нет места в твоей голове… Отпусти их от себя… в никуда…
   Яма смеется, он испытывает чувство легкости и радости, готовность уплыть вместе с этими образами вслед за своими страхами и надеждами, в никуда.
   Призрачные отсветы на каменных ликах древних статуй, застывших в нишах стен погруженного в сумрак святилища.
   – Вот они – смотри… Мастера иллюзий… Белый Будда и Синий Будда. Какой образ истинный, а какой ложный? Ты знаешь?
   Яма смеется.
   – Грань, разделяющая реальное и воображаемое, исчезает…
   Воспоминание погасло, и только слова Наставника еще звучали затихающим эхом в памяти.
   Иллюзии… Одно из двух: либо они манипулируют человеком, либо человек ими. Но для того чтобы овладеть этой возможностью, необходимо понять природу иллюзий, их суть. А для этого нужно нечто большее, чем пять органов восприятия, присущих обычному человеческому мироощущению. Только с помощью сверхчувственного восприятия возможно проникнуть за видимую часть фасадов окружающего мира. Так учили Яму его Наставники, и он запомнил эту истину. Здесь, в Москве, он остро ощущал напряженность, витающую в воздухе. Аура этого города была насквозь пропитана смертью. Повсюду, на улицах и во дворах, в зданиях и скверах, сама атмосфера была насыщена ядовитыми зловещими флюидами, наслаиваемыми десятилетиями. Какое-то мрачное проклятие, казалось, душило Москву невидимыми щупальцами. Здесь всегда нужно было быть настороже. Яма дошел до нужного ему дома, адрес которого держал в памяти уже несколько месяцев.
   Двери в подъезд оказались распахнутыми настежь, несмотря на то что были снабжены «кольцевым» кодовым замком. Подобная мера защиты конечно же не являлась сколько-нибудь серьезным препятствием для конкретных преступных намерений, но иногда ограждала жильцов подъезда от дворовой шпаны, наркоманов, пьяниц и обычных граждан с переполненными мочевыми пузырями, использующих теплые подъезды в холодное время года предельно практично.
   Сейчас двери были открыты. Подобный факт уже о многом говорит внимательному человеку. Например, о том, что в подъезде давно уже не совершалось ничего предосудительного: никого не обворовывали, не убивали, не насиловали и даже, вероятно, не разукрашивали стыдными надписями стены. Жильцы просто успокоились, а следовательно, потеряли бдительность, забывая поговорку о том, что беда приходит тогда, когда ее совсем не ждешь.
   Яму здесь не ждали. Он не был желанным гостем в этом доме, но это уже не имело никакого значения, он пришел сюда не гостить.
   Яма внимательно изучил расположение окон нужной ему квартиры, отметил расположение балконов, пожарной лестницы, клумб внизу и все возможные пути отхода – через забор, арку, баки газгольдеров, беседку, гаражи… Все было учтено. В вопросах, касающихся жизни и смерти, нельзя допускать ошибок. Даже самый незначительный на первый взгляд просчет может повлечь слишком значительные последствия для того, кто берет на себя смелость участвовать в подобной Игре. Поэтому Яма не торопился.

   В коридоре зазвонил телефон. Игорь Семенович Орский, президент коммерческого банка «Ультра», недовольно поставил на журнальный столик чашку с горячим какао и, запахнувшись в шелковый халат, не спеша покинул гостиную. Он не ждал ничего хорошего от позднего телефонного звонка. Это могла быть Валерия со своей очередной истерикой, и ладно, если это была она, а не какие-нибудь производственные неприятности. Ну вот… Трубка молчала. В ответ на раздраженное «алло», повторенное несколько раз, не последовало ни единого звука. Орский, выматерившись, выдернул из розетки телефонный шнур, сводя к минимуму все дальнейшие недоразумения. Раздражение никогда не было хорошим советчиком, но Орский не хотел сейчас никаких контактов с миром за дверью, никаких неожиданностей и неприятностей. Чашка какао, телевизор – и все. Все! На мгновение ему вдруг показалось, что в квартире чем-то пахнет. Слабый сладковато-приторный запах, чем-то напоминающий дым от сгорающих прелых листьев или какой-то травы, смешанной с откровенно синтетическими добавками. Игорь Семенович подумал, что, вероятно, именно так и пахнет анаша, которую, возможно, курят сейчас в подъезде представители местной молодежи. Орский хмыкнул и покачал головой. Коридор сразу как-то странно качнулся из стороны в сторону. Банкир нахмурился и прислушался к своему состоянию. «Устал. Давление. Нужно сегодня пораньше лечь спать».
   Вернувшись в гостиную, Игорь Семенович почувствовал во рту странный железисто-горьковатый привкус. Машинально отпив сладкого какао, Орский с усилием подавил рвотный позыв. Вдруг сильно закружилась голова, заслезились глаза и защипало в носу. Озабоченный своим состоянием, Орский судорожно вдохнул, чувствуя, как сильно распух во рту язык и спазм сковал онемевшую грудь.
   «Господи… – мелькнула испуганная и растерянная мысль, – что это со мной?»
   Все тело покрылось холодной испариной и мелко затряслось, словно в лихорадке. Предметы вокруг окрасились в фосфоресцирующие желтые и зеленые цвета, больно бьющие по зрению пронзительными вспышками.
   «Господи… Плохо мне… Плохо». Мысли скакали в бешеной пляске в такт лимонному мерцанию, залившему уже все вокруг. Орский встал и сделал несколько шагов обратно в коридор, где стоял, спасительный теперь, телефон. Но онемевшие вдруг ноги неожиданно подломились, и президент «Ультра» упал сначала на колени, потом на грудь, ударившись об пол нечувствительным подбородком. Организм как будто вмиг лишился всей жизненной силы, причем так стремительно, что разум успел лишь только испугаться. Анализировать происходящее было просто невозможно. Чернильно-черная клякса расплылась по всей периферии зрения, погружая человека в бездонную пропасть, разверзнувшуюся прямо под ним, в полу дорогой московской квартиры.
   «Все. Умираю…» – последняя мысль мигнула и растаяла в наступившей темноте. Орский захрипел и, отчаянно выгнувшись, мучительным усилием перекатился на спину. Все пространство вокруг залепила сплошная непроницаемая жидкая тьма. Тьма…
   – Игорь! Игорешка, помоги отцу передвинуть стол. – Голос мамы прозвучал так отчетливо и близко, что Орский сразу открыл глаза.
   Яркое солнце заливает ослепительно белым светом квартиру его детства, и он, семилетний, стоит посреди коридора, растерянно вслушиваясь в родные, до боли знакомые звуки: шелест высоких тополей в парке за окном, звяканье посуды на кухне и голоса…
   «Мама! Мамочка! Она там…» Мальчик бросился на кухню, но замер у входа в гостиную, пораженный увиденным – отец выдвигает огромный массивный стол на середину комнаты. Так в семье Орских всегда готовились к какому-нибудь празднику. Отец обернулся, подмигнул и, улыбнувшись неподвижно замершему сыну, кивнул на тяжелую ношу:
   – Игорешка, ну что же ты стоишь? Давай, сынок, помогай, а то я сейчас всю краску на полу посдираю.
   Отец! Живой! Живой!!! Стол со скрипом встал на место, а отец, что-то весело напевая себе под нос, наклонился к нижней дверце серванта, доставая оттуда белую праздничную скатерть. Игорь, неуверенно улыбаясь, опасаясь поверить в это чудо, сделал робкий шаг в гостиную, не чувствуя своих ног. Ему вдруг захотелось подбежать к отцу и обнять его крепко-крепко. Что же это? Отец! Живой!.. Если смерть возвращает человека опять в детство, это здорово! Если так умирают, то нужно было умереть еще раньше, много лет назад, а не цепляться за эту дерьмовую адскую жизнь, шагая по головам. Как хорошо! Он снова вернулся назад, в детство, к родителям, которые уже давно ждут его здесь, в светлой квартире на изнанке мира. Им будет хорошо здесь всем вместе! На кухне зазвенела посуда, и голос мамы:
   – Семен, принеси мне салатницу, будь добр.
   Игорь весело рассмеялся и, подпрыгивая, помчался на кухню. Нужно обрадовать маму – он наконец-то вернулся к ним. Они знали об этом, готовились встретить его, чтобы все было как раньше: праздничный стол и они – втроем. Им будет хорошо здесь, всем вместе. Как раньше. Хорошо.
   На кухне никого не было. НИКОГО. И в ванной тоже. И в спальне, и в гостиной… Игорь замер в коридоре, отчаянно мотая головой, словно пытаясь стряхнуть с себя это наваждение. Затем робко позвал звонким голосом, готовым в любой момент сорваться на плач:
   – Папа, пап… Мама… Вы где?
   Тишина. Никого. Только что они были здесь, живые, только что…
   Загробная жизнь оказалась на самом деле не такой уж и предсказуемой… Игорь почувствовал, как текут по щекам горячие слезы и, уже не сдерживая плач, закричал:
   – Папка, где вы-ы-ы?..
   Из гостиной послышался голос отца, сдавленный и приглушенный:
   – Игорь, ты очнись, сынок, очнись. А не то сойдешь с ума…
   Мальчик упал на колени, чувствуя, как не хватает воздуха для очередного вдоха и сердце мучительно пульсирует в груди, угрожая разорваться в клочья.
   – А-а-а-а-а… – Детский крик и слезы навзрыд. – Папочка, я здесь, помоги мне…
   Игорь Семенович вздрогнул всем телом и открыл мокрые от слез глаза. Он действительно плакал, лежа на полу в коридоре, и это значило, что он по-прежнему жив. Запределье отпустило его, попугав своим страшным миром. Теперь сознание функционировало четче, значит, приступ прошел. Смерть выпустила свою жертву обратно, в мир живых.
   Орский несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул и попробовал пошевелиться. Мышцы отозвались пронзительной болью, словно сотни иголок вонзились в каждый сантиметр кожи. «Мышечный спазм. Нужно подождать».
   Через несколько минут боль прошла, и банкир уже мог слабо шевелить онемевшими пальцами. А вот ниже пояса, казалось, ничего не было. Ноги, неестественно изогнувшись, лежали на полу, словно части тела, принадлежавшего кому-то другому. В этом зрелище было что-то жуткое, зловещее и тоскливое.
   «Хорошо, подожду, – как-то отстраненно подумал Орский, уставившись в потолок. – Ничего страшного, сейчас и ноги отойдут. У них просто более длительный период восстановления». Он еще находился под впечатлением своего страшного, но удивительного видения, очевидно спровоцированного этим странным приступом. И кто знает, может, это были превратности умирающего мозга, а может быть – реалии посмертного существования? И может быть, где-то его действительно ждет самое счастливое время, в котором он бы хотел остаться навсегда?
   «Ничего, ничего. Сейчас отлежусь, и все будет в порядке. Позвоню в „скорую“. Разберемся, что это за причуды…»
   Дыхание до сих пор давалось тяжело – легкие тоже восстанавливали после приступа свою нарушенную моторику. Дышать удавалось после первых глубоких вдохов почему-то только небольшими порциями, но это все равно лучше, чем ничего. Желудок вдруг наполнился какой-то отвратительной горечью. Орский попробовал перевернуться на живот. С третьей попытки ему это удалось, и как раз вовремя – вязкая рвотная масса стремительным потоком хлынула наружу.
   «Тьфу ты, черт, что же это? Неужели отравился?» Банкир попытался отползти от едкой лужи, разлитой перед лицом.
   «Ничего, сейчас. Сейчас…»
   Орский медленно полз в сторону телефона, прилагая невероятные усилия к каждому движению. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, обессиленным, жалким и разбитым. Но надежда на то, что все закончится благополучно, заставляла его преодолевать сантиметр за сантиметром. Через несколько секунд он опять потерял сознание.
   Его подняли с пола сильные крепкие руки и поставили на ноги – тонкие мальчишеские ножки, слабенькие, но послушные.
   – Папа!
   Орский-старший приложил палец к губам, словно заговорщик, и кивнул головой в сторону входной двери:
   – Ты слышишь, сынок?
   Они замолчали, вслушиваясь в тишину по ту сторону двери.
   – Там кто-то есть… – зловещий шепот отца волной ужаса захлестнул мальчика с головой.
   «Кто?» – хотел спросить Игорь, но не успел. Жуткий по силе удар обрушился на дверь с той стороны.
   Игорь отскочил назад и спрятался за отца, а тот стоял, ссутулившись, безвольно опустив руки вдоль тела, и молча наблюдал за сотрясающейся от ударов дверью.
   – Папа! Папочка! Я не хочу… Нет!! Что же ты стоишь? Побежали отсюда. Я боюсь! Побежали… – Сын тряс отца за рубашку, обезумев от страха, а тот лишь грустно пожал плечами и обреченно покачал головой: «Куда бежать, Игореша? Некуда…» Столько тоски было в его голосе, столько бессилия и безнадежности, что Игорь почувствовал, как его разум сжимается от страха до размеров крохотной точки, теряя все пространственно-временные ориентиры. Новый удар потряс дверь, и она, гулко ухнув, задрожала, чудом удерживаясь на петлях. Игорь зажмурился, обхватывая голову руками. Удары прекратились. Мальчик, прищурившись, медленно открыл глаза. Рядом уже никого не было. И только голос, тихий и далекий, послышался откуда-то из глубины квартиры: «Открой ему, сынок. Он пришел освободить тебя…»
   Мальчик всхлипнул и, выгнувшись, упал назад, в темноту, опять принявшую его в свои спасительные объятия, где-то там, глубоко внизу…
   Тишина… Лишь за окном гостиной послышался рокот проезжающей мимо машины. Орский облизал пересохшие губы и вытер рукой слезы. Сознание будто заморозили. В голове не было ни единой мысли, только память о страхе, жутком, нечеловеческом. Тело уже практически вернуло себе возможность двигаться. Банкир поднял перед собой растопыренную ладонь, фокусируя на ней плавающее зрение: «Уже лучше. Гораздо».
   «Что-то сделать хотел… Что? А-а…» Телефон стоял на тумбочке в полуметре от распростертого на полу тела. Орский приподнялся на локтях и протянул к аппарату дрожащую руку. Когда трубка оказалась в ладони, он облегченно вздохнул и набрал «03». Молчание. Ни ответа, ни гудков, ни шума, ничего.
   «Черт бы вас побрал, сволочи».
   Повторив набор, банкир тщетно вслушивался в мертвенную тишину в трубке. Его блуждающий взгляд наткнулся на шнур, свисающий с тумбочки.
   «Вот дерьмо, я же его сам выключил».
   Протянув руку, он воткнул вилку в розетку и вздрогнул. Телефон сразу же пронзительно зазвонил.
   – Алло, кто это? – Хриплый голос президента «Ультра» походил сейчас на сипение запитого алкаша. – Алло, кто? Кто?
   Молчание. Кто-то позвонил, но лишь для того, чтобы поиздеваться над ним.
   – Кто это? Алло, мне нужна помощь, мне плохо… Алло…
   Орский чувствовал, что это не заурядное несоединение. Там кто-то был, кто-то слушал эти жалобные хрипы. Слушал и молчал.
   – Эй, не молчите, сволочи! Позовите кого-нибудь на помощь, я умираю. Валерия, это ты?
   – Игорь… – Орский оцепенел. Голос отца. Там!! В трубке!! – Игорь, не сопротивляйся. Это бессмысленно, я знаю… Открой ему сынок, и мы снова будем вместе… – Короткие гудки отбоя.
   В дверь постучали. Тихо. Без нажима. Там кто-то стоял все это время, кто-то, кто хотел войти в квартиру. Отец сказал, что ОН пришел освободить его. Он войдет и уведет его к отцу и маме, и они опять будут вместе. Навсегда.
   Снова стук. Орский уронил телефонную трубку на пол и безвольно опустил руки, прижавшись головой к стене. Он вдруг почувствовал невероятную тоску, смертельную, томительную грусть. И не было сил противостоять ей. Нужно было идти и открывать дверь.
   Банкир встал на подламывающиеся ноги, постоял немного, пошатываясь, а затем сделал шаг, еще один. Ноги неохотно повиновались ему, еще не восстановив свою динамику.
   – Ну не надо, пожалуйста.
   Еще шаг. Тот, кто стоял там, в подъезде, воздействуя на его сознание, не знал пощады. Он тянул к себе невидимым магнитом, лишив воли и сил к сопротивлению. Еще шаг. Вот она – дверь. Мощная металлическая установка, намертво вросшая в стены системой «крабов» и спаренных электрозамков. Такую невозможно открыть снаружи. Только изнутри.
   – Папа, помоги мне, папочка… Я боюсь. Я уже рядом… Помоги, – шептали дрожащие губы, а руки, словно принадлежа другому хозяину, уже тянутся к запирающему механизму замков. Клац – четыре штыря синхронно отщелкнулись, исчезая в нише замка.
   – Все. Конец. Ну не надо!! – Слезы капают вниз, на пол, стекая по трясущимся мокрым щекам. Нужно бежать. Куда? Тогда убить… Дар. Нужно вспомнить, как это делается. Пробудить в себе уничтожающую силу, направить ее против этого ужаса за дверью. Уничтожить его. Убить. Убить! Убить!!!
   Орский почувствовал, как внутри, в области солнечного сплетения, что-то неуловимо шевельнулось. Словно птенец невиданной хищной рептилии пытался продавить сковывающие его границы яичной скорлупы. Банкир глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от этого ощущения. Вдруг давление на мозг исчезло. Словно свежий ветер ворвался в черепную коробку. Орский торопливо отдернул руку от второго замка. Тот, кто был за дверью, почему-то перестал внушать, на мгновение упустив контроль. Но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы осознать весь ужас происходящего. Орский стремительно закрыл первый замок и прижался, обмирая, горячим лбом к холодному пластику, покрывающему дверь. За дверью было тихо. Может, тот уже ушел? Может, его спугнули?
   Нет! Тихие шаги. Нет! Он там!! За дверью!! Легкая тень набежала на сознание и снова исчезла. Орский понял, что тот снова пытается возобновить контроль, завладеть его волей, наладить связь, поймав его мысли. Этого нельзя допустить!
   – Эй ты, убирайся, гад. Убирайся! – Горло издавало вместо криков сиплые визгливые стоны.
   – Открой мне, – шепот у двери.
   Орский отшатнулся назад, словно увидев чудовище в сантиметре от своего лица, но, поскользнувшись в собственной рвоте, снова упал на пол. Быстро вскочил, опять припадая к двери, понимая, что она надежно защищает его от чужака. Вопли перешли в испуганно-яростный рык:
   – Вон-вон-вон… Я тебе не открою, гад… Ни-ко-гда!
   – Открой дверь, – голос мертвый, как шепот призрака.
   – Нет! Нет! Нет! Убирайся!!
   – Ладно. Я ухожу. Слышишь? Ухожу… – Голос удаляется.
   Орский напряженно вслушивается в затихающие шаги. «Ушел или притворяется? Неважно. Теперь это неважно. Этому ублюдку, кто бы он ни был, теперь не удастся командовать мной. Нужно просто выждать. Послушать еще, а потом позвать на помощь. Все кончилось. Господи…»
   Орский опять заплакал, но теперь это были уже слезы радости и облегчения. По ногам побежали теплые струи мочи – это, не выдержав напряжения, расслабилась гладкая мускулатура.
   Звон разбитого стекла остро резанул по издерганным нервам. «Это в гостиной. Боже мой! Окно…» Орский метнулся туда, но затем понимание необратимости трагедии выключило в нем все чувства. Он медленно опустился на колени и безучастно стал ждать своего мучителя.
   Какое-то движение, напоминающее дуновение ветра, ворвавшегося сквозь распахнутое окно. Дверь гостиной начала медленно открываться.

   Яма, словно каменная статуя, замер перед обычной с виду дверью. Если бы кто-нибудь наблюдал за ним сейчас, он мог бы поклясться, что с тех пор, как этот облаченный в черное человек убрал в рюкзак небольшой баллон с хоботком резинового шланга, увенчанного тонкой иглой, его тело не сделало ни единого движения, застыв в странной позе.
   Яма прикрыл глаза и, прислонившись лбом к двери, отпустил свои мысли странствовать по извилистым лабиринтам иллюзии, созданной им в этом мире. «Грань, разделяющая реальное и воображаемое, исчезает…»
   Что-то действительно неуловимо сдвинулось в привычном мире вокруг. Изменилась какая-то константа в сложнейшем комплексе пространственно-временных координат. В древности это называли магией. Так шли минуты, но за обманчивой тишиной скрывалась драматическая, исполненная чувств и переживаний, мистерия. В нее были погружены только двое – беглец и мститель, жертва и охотник, долгожитель и мастер иллюзий.
   Яма не двигается. Шарканье ног за дверью. «Вот так. Тихо. Иди ко мне…» Яма улыбается кончиками губ. Он чувствует близость противника на расстоянии вытянутой руки, его прерывистое дыхание, его дрожь, его детские переживания и грезы. Это Корчун выворачивает наизнанку пойманного в свои темные объятия человека.
   «Слышишь шум крови в венах врага? Слышишь его дыхание? Бешеный стук сердца? Страх, источаемый его мыслями?»
   Щелк-щелк. Открылся один замок. Яма не двигается. Он знает – их должно быть два. Он тщательно изучил дверь, прежде чем начать Игру. Вот он – смертельный ужас, бьющий из-за дверей упругой струей. Поздно. Слишком поздно.
   «Неистовый натиск… Ярость… Хищная сталь клинка… Удар…»
   «Открой мне дверь. Открой. Открой. Открой…»
   Далеко внизу хлопнули входные двери, и в подъезд вошли двое – мужчина и женщина. Шумные, возбужденные, что-то увлеченно рассказывающие друг другу. Их шаги раздаются в замкнутом пространстве подъезда оглушительно громко, особенно для сверхчуткого слуха. Яма не двигается, хотя часть его сознания автоматически фиксирует и анализирует все посторонние звуки.
   Яма сжал зубы, чувствуя, что этот досадный эпизод ослабил его концентрацию и как следствие – контроль над жертвой. Человек в квартире ускользнул из сферы влияния его воли, почувствовав секундную заминку.
   Щелк-щелк. Открытый ранее замок опять защелкнулся. Это было крайне нежелательно. Нельзя прерывать процесс, теперь придется заново налаживать зыбкий мысленный контакт с отравленным мозгом практически уже совсем доступного игрока. Обычно второй раз это удается значительно труднее, если вообще удается. Теряется «эффект неожиданности», поврежденная эмоциональная сфера автоматически блокирует все сенсорные центры, замыкаясь на своих видениях, вызванных Корчуном. Словно рыба, сорвавшаяся с крючка и обезумевшая от боли в разорванной губе, уходящая на дно и не обращающая уже никакого внимания на множество соблазнительных насадок, плавающих вокруг. Вот, кажется… Вот-вот. Игрок почувствовал, что его опять ловят, и инстинктивно заистериковал. Послышались жалобные повизгивания, словно за дверью бился в агонии смертельно раненный зверь.
   Через минуту перепуганный насмерть человек начнет орать во все горло и поднимет на ноги весь дом.
   – Я ухожу. Слышишь? Ухожу…
   Вопли мгновенно стихли. Это агонизирующий разум хватается за спасительную соломинку в тщетной надежде на спасение.
   Время пошло на секунды. Яма стремительно двигался по лестнице вверх, преодолевая за один прыжок по шесть-семь ступеней, словно мифический демон, беззвучно несущийся по витым переходам средневекового замка.
   Дверь на чердак открыта. Вот и окно. Яма одним прыжком оказался на крыше и почти сразу нашел нужное ему место. Привязав к длинному штырю антенны прочную веревку, он стал короткими прыжками спускаться по стене дома, стараясь огибать светлые участки рядом с освещенными окнами квартир. Окна – самое уязвимое место в любом жилище. Их невозможно полностью изолировать от мира, как дверь, на то они и окна. К тому же обыватели обычно ошибочно полагают, что высота сама по себе является достаточной гарантией безопасности. В данном случае это оказалось смертельной ошибкой.
   Яма неслышно приземлился на карниз и внимательно осмотрел окно. Кроме стандартных датчиков сигнализации, отключенной в данный момент, на раме и на стекле не было никаких следов сложной охранной спецтехники. Что ж, этого и следовало ожидать – установить такую дверь и забыть про окна, понадеявшись на тонкий слой стекла и высоту в шесть этажей. Глупо.
   Яма был уверен, что противника в комнате нет. Скорее всего, Орский сидит до сих пор в коридоре, у спасительной двери, не веря до конца в собственное спасение. Яма ударом выбил стекло форточки и, просунув в отверстие руку, открыл затворную раму изнутри.
   «Мы владеем энергией. Эта энергия, подобно клею, соединяет иллюзии, из которых состоит все».
   Яма достал из рюкзака и надел двухцветную маску, тут же превратившись в сверхъестественное существо, лик которого был разделен пополам двумя полями – белым и бледно-голубым.

   Орского он нашел, как и предполагал, в коридоре. Жалкий, подавленный человек сжался, сидя на коленях и ожидая своей участи. Белое от пережитого ужаса лицо тоже напоминало вырезанную из картона маску, промокшую от слез и соплей. В безумных глазах, затуманенных ядом, немой вопрос и обреченная тоска.
   – К-к-ик-к-т-то… ты? – заикаясь, проблеял банкир, начиная мелко трястись. Яма приблизился к нему вплотную, и в это мгновение Орский неестественно изогнулся, будто его подтолкнула изнутри упругая неведомая сила, и бросился на человека в черном. Яма увернулся от этого броска и ребром ладони нанес короткий сильный удар в ухо противнику. Орский обмяк и начал заваливаться на бок. Его истязатель наклонился и, подняв одним рывком бесчувственное тело, без всяких усилий внес его в гостиную, где швырнул на стол, стоящий посередине комнаты. Занавесив плотными портьерами все окна, Яма достал из сумки четыре тонкие свечи – две белые и две синие, и зажег их, одну за другой выставляя в углах комнаты. Помещение сразу наполнилось призрачным колеблющимся светом. В этом бледном мерцании фигура Ямы казалась нереальной, будто ожившая тень, и особенно зловещей. Черным силуэтом без четких очертаний, он двигался по комнате, превращая ее в ритуальный зал.
   Орский застонал и, открыв глаза, заворочался, пытаясь встать со стола, но тут же, получив еще один короткий удар в нервный узел, расположенный в основании шеи, снова впал в беспамятство. Его тут же начало мелко трясти, словно кто-то еще пытался выбраться наружу из парализованного тела. Яма достал из сумки моток веревки и, как многоопытный паук, в несколько ловких движений связал руки и ноги своей жертве хитроумными узлами, делающими невозможным любое движение. Затем он извлек из сумки зачехленные ножи, планшет с ампулами, два баллончика-спрея с краской и пару резиновых перчаток. Через несколько минут, подготовившись, он встал перед столом, зависнув в странной позе над обездвиженным телом – широко расставив ноги и сложив определенным образом пальцы рук. Сейчас он напоминал древнего жреца, совершающего обряд жертвоприношения.
   – Ару мнарк тустремм морх янне, – тихо и монотонно зазвучали в комнате страшные слова на старинном языке, словно заклинание, вызывающее невидимых духов. Яма снова и снова повторял их, пока время не остановилось в этой московской квартире и не закружилось вспять, возвращая двух человек к истоку их смертельного противостояния – в прошлое…
//-- * * * --//
   Управление специальных операций МУР
   Начальнику УСО ОРУ МУР ГУВД г. Москвы.
   ИНФОРМАЦИОННАЯ СПРАВКА № 8
   Конфиденциально
   (доп. информация по делу УПД 18)
   Дата: 12.05.99
   Автор: следователь по особо важным делам УСО ОРУ МУР – П. С. Демин

   В ходе оперативной работы сотрудниками оперативно-следственной группы были установлены дополнительные факты, имеющие отношение к делу УПД 18.
   1. По факту убийства г-на Орского И. С., квалифицированного как убийство, совершенное, предположительно, на религиозной почве или как ритуальное, были опрошены представители научных кругов. Цель – выяснение принадлежности оставленных на месте преступления ритуальных рисунков к религиозной или оккультной концепции. Консультанты квалифицировали предложенные им материалы – фотографии и графические зарисовки – как набор символов, используемых в определенных мистических традициях (доп. см. пр-е № 5-11.06).
   Тот факт, что на теле жертвы обнаружены разрезы различной глубины и длины, также составляющие определенный геометрический узор, свидетельствует о ритуальной подоплеке убийства, характерной для магических ритуалов некоторых тайных общин, существующих в период примерно VIII–XVII вв. н. э. в Китае и Монголии. Работа по дальнейшему анализу данной ритуальной символики продолжается.
   2. Анализы крови и органических тканей (токсикологический анализ ТАСПР) показали наличие остатков сильнотоксичного вещества, обладающего активными галлюциногенными свойствами (идентификация вещества ведется с привлечением материалов всех медучреждений, имеющих опыт работы с ВТВ).
   Вещество попало в организм посредством дыхательных путей и, диффундировав через слизистую поверхность в кровеносную систему, распространилось по организму, оказав угнетающее действие на головной мозг, как следствие, парализовав основные моторные функции тела.
   Предварительный вывод: предположительно вещество является сублимированным в газообразное состояние токсином органического происхождения, вероятно растительного вида, психотропного ряда.
   3. В ходе отработки официальных и неофициальных контактов г-на Орского И. С. установлено, что он не имел никаких связей с представителями религиозных организаций или сект, которые могли послужить причиной убийства на религиозной почве.
   Предварительный вывод: выбор г-на Орского И.С. в качестве жертвы преступления не имеет ярко выраженных мотивов и предположительно является случайным.
//-- * * * --//
   – Лесник. Лесни-и-ик, – шепот тихо вливается в сны человека, проникая сквозь каждую пору кожи, вибрируя на всех нервах, сливаясь с кровью и растекаясь по венам, отравляя мозг.
   – Лесссс-сс-нии-иик. – Это был даже не шепот. Дуновение ветерка, залетевшего в приоткрытое окно. Шипение змеи, ползающей в темноте вокруг дома. Кто-то звал, манил за собой, дурманил разум непривычными звуками. Прошепчет и замолчит, спрятавшись где-то рядом, ожидая пробуждения.
   Тишина. Только тяжелые дождевые капли чуть слышно барабанят по стеклу, словно это ночь, жалобно плача, пытается пробраться в дом.
   Человек вздрогнул и открыл глаза.
   Бизнесмен Борис Вениаминович Перов, в определенных кругах известный как криминальный авторитет Марек, лежал неподвижно, опасаясь спугнуть эту тишину, которая разбудила его своим пугающим безголосым шепотом. Ночь. Перов откинул влажное от пота одеяло и сел на кровати, опустив ноги в высокий, густой ворс ковролина. О сне уже не могло быть и речи. Он вздохнул и, спрятав лицо в дрожащие ладони, забылся в настороженной дреме, съежившись, сжавшись, словно ожидая удара. В таком состоянии он провел целую вечность, позволяя бессвязным мыслям рассеянно бродить по лабиринтам скованной необъяснимым страхом и томительными предчувствиями души.
   …Это все тот же сон, в котором человек без лица преследует его повсюду. От него невозможно скрыться, он везде. Он всегда погружен во мглу, поэтому у него нет лица, нет тела, только голос. Этот жуткий голос. Он сам – мгла. Он пришел, чтобы убивать…
   …Нужно что-то делать, бежать, защищаться… Применить свой Дар, наконец. Но что-то мешает сосредоточиться, сконцентрироваться… Голос! Человек из мглы зовет его. Он уже здесь! Нужен фокус, чтобы разбудить Дар. Какая-то липкая тьма внутри, обволакивающая сердце, легкие, мозг.
   Вечность закончилась смутным ощущением чьего-то присутствия. Перов вздрогнул и убрал в стороны руки, вглядываясь в сумрак, царящий в комнате. Он отчетливо теперь чувствовал, что в этой темноте он не один.
   – Кто здесь?
   Глаза никак не могли схватить что-то важное, какую-то деталь, в которой, собственно, и было все дело.
   – Кто здесь, я спрашиваю? Сева, это ты?
   Марек знал, что никто из охранников, дежуривших внизу, не осмелится войти к нему в спальню без разрешения или вызова. Но кто-то определенно находился в комнате… Тьма в углу вдруг шевельнулась, приобретая очертания человеческого силуэта. Раздался тихий шелестящий смех:
   – Нет… нет…
   – Кто здесь? Стоять! Кто? Стоять! Сева!! – Перов закричал, пытаясь не столько позвать на помощь, сколько криком отпугнуть этот оживший вдруг конгломерат теней в углу комнаты.
   – Нет, Лесник… Ты зря кричишь, там никого нет. Твои люди уже мертвы…
   – Кто ты? Что тебе нужно?
   – Я – ЯМА… Я пришел за тобой. – шепчет призрак зловеще и приглушенно.
   – К-куда? Боже мой… ты? Ты?
   Силуэт заколыхался во тьме, и комнату наполнил отвратительный гулкий смех.
   – Боже твой? Да… Да… Можешь называть меня так. Я – Человек из Мглы. Я пришел забрать твою молодость и твой темный Дар.
   Перов закричал и затравленно осмотрелся в поисках спасения.
   Решение пришло сразу. Оконная рама с грохотом разлетелась, и десятки стеклянных осколков, брызнув во все стороны, посыпались вниз, на клумбу под окном. Туда же рухнуло тело Марека вместе с растерзанными обломками пластиковых жалюзи.
   Перов, пошатываясь, поднялся на ноги и, сплюнув кровь, наполнившую рот, медленно побежал вперед, не обращая внимания на боль, клокочущую внутри. Человек из Мглы страшнее боли. Раны заживут за несколько дней, это не проблема. А вот это существо… Прочь! Прочь! Подальше от этого дома, который вдруг превратился в обиталище демонов. Перов сделал несколько шагов и упал, опять поднялся и снова побежал, припадая на одну ногу. А сзади неслось вослед:
   – Лесник. Лес-сс-ннн-иии-к… Куда же ты? – И снова смех. Жуткий. Завораживающий. Марек застонал и хрипло закричал, не прекращая бега:
   – Сева! Охрана!! – Никто не ответил. Скорее всего, они действительно были уже мертвы. Прочь!
   Прихрамывая и захлебываясь утренним воздухом, Перов ковылял туда, где в дымке утреннего тумана темнели стволы деревьев, в лес. Там можно отсидеться до утра. Скорее… Когда до спасительной рощи осталось всего несколько шагов, что-то произошло, неуловимо сдвинулось в привычном мире вокруг. Деревья вдруг ожили, зашелестели иссиня-черной листвой, заухали, завздыхали.
   Перов остановился и, присмотревшись, с изумлением понял, что каждый листочек на ветках мигает ему, посверкивая голубовато-зеленой люминесценцией. Каждый блик вызывал мучительный приступ тошноты и головокружения. Бизнесмен поспешно закрыл глаза, но картина мигающих деревьев не исчезла. Наоборот, калейдоскоп вспышек замерцал с еще большей интенсивностью. Перов с ужасом понял, что видит сквозь веки. Его тут же вырвало. Затем еще раз.
   Бежать. Бежать! Он снова бросился вперед, но ноги подломились, словно лишившись костной основы, и бизнесмен, упав вперед, захрипев и извиваясь, продолжал ползти, раздвигая ослабевшими руками мокрые от дождя стебли высокой травы, судорожно изгибая тело, похожий на змея-переростка, спешащего скрыться в укромной норе.
   Перов уткнулся лицом в траву и замер. Затем перевернулся на спину и посмотрел назад, туда, где стоял окутанный тьмой его коттедж. Разбитое окно контрастно чернело на фоне остальных застекленных окон, похожее на огромную беззубую пасть поприветствовавшего Марека великана. Из этой квадратной черноты кто-то разглядывал обезумевшего окровавленного человека, съежившегося в мокрой траве, у самой кромки леса.
   – Гад, сук-ка, а-а-а… – пытался прокричать беглец по прозвищу Лесник, грозя стоявшему в глубине его спальни Человеку Без Лица ободранным в кровь кулаком. Он рыдал, чувствуя, что с каждой секундой грань, отделяющая его от безумия, становится все тоньше. Нервная система агонизировала, разум из последних сил удерживал свои позиции. Когда слезы закончились, его опять стало тошнить, выворачивая наизнанку, скручивая в узлы воспаленные внутренности, выжимая из желудка остатки желчи. Через мгновение он отключился.
   – Вставай! Вставай! – Кто-то тормошил Перова за плечо, пытаясь помочь встать. Наверное, он потерял сознание. Прошло уже много времени с момента той жуткой атаки, потому что небо стало чуточку светлее. Приближалось утро.
   – Вставай! Вставай! – Голос детский, дрожащий и прерывистый.
   Мальчик, казалось, сейчас заплачет. Перов хотел повернуть голову, чтобы рассмотреть пацана, но в шею словно вбили гвоздь. Оставалось только слушать этот голос и пытаться встать на ноги.
   «Ничего. Все уже позади. Я живой. Живой!» Свежий предрассветный воздух приятно холодил кожу.
   – Ну, вставай же ты. Скорее! Он идет. Вставай! Беги! – Мальчик плачет, отчаянно всхлипывая.
   – Что ты, глупый… Все позади. – Распухший язык еле шевелился во рту, производя невнятные звуки. – Уже все, все…
   – Беги-и-и! Он идет! Беги-и-и… – Перов наконец повернулся к своему спасителю. Невысокий рыжеволосый мальчуган, одетый вопреки прохладной утренней сырости в легкую рубашку и коротенькие шортики, смотрит на него умоляющими заплаканными глазами. Он сильно напуган, весь трясется от страха и холода.
   – Пацан, ты откуда здесь? Успокойся. – Перов положил руку на непослушный короткий ежик рыжих волос. – Я тебя знаю? Ты из деревни? – Слова выговаривались плохо, и Перов подумал, что может напугать мальчика. Рано утром, в лесу, весь в кровище…
   – Я не пьяный, ты не бойся. Слушай, где-то я тебя видел…
   Лесник на секунду задумался, пытаясь вспомнить, где он мог встречать этого симпатичного мальчугана, невесть откуда взявшегося здесь, за пять километров от деревни, в это ранее время.
   – Вот он… вот он… – Мальчик уже не плачет, он рычит, словно перепуганный львенок, безумно выпучив глаза и задыхаясь от ужаса.
   Перов медленно повернулся в ту сторону, куда смотрел мальчик, и вздрогнул. Через подернутую легким туманом поляну, отделяющую коттедж от лесополосы, к ним не спеша приближался демон, закутанный по шею в темную одежду. Человек Без Лица. Человек из Мглы…
   – Гнида долбаная, – зло прошептал Перов и, сжав зубы, попытался еще раз воззвать к своему спасительному Дару, скрывающемуся в недрах психики. Разбудить его, выплеснуть вовне, обрушить на этого ненавистного мучителя невидимые щупальца своей ауры, сжать, раздавить.
   Тщетно. Внутри была пустота. Перов обреченно схватился за грудь скрюченными пальцами, словно пытаясь разорвать ее, вывернуть наизнанку и вытащить оттуда свои разрушительные способности, делающие его грозным оружием уничтожения. Бесполезно. А этот, в темном, все ближе. Лесник растерянно обернулся, но мальчика уже не было рядом. Перов вдруг с предельной ясностью понял, что это финал, и устало опустился на землю, наблюдая за приближением своего кошмара. Внезапно опять пошел дождь. Воздух вокруг замерцал, затуманился, потек. Человек в темном подошел к своей жертве и завис над ней, закрывая собой безграничное, почти высветленное небо. Но Лесник уже не имел сил для испуга, он просто сидел на траве, молча, уставившись в лицо своего убийцы, одна половина которого была белой, а другая почему-то бледно-голубой.
   Сознание Лесника сжалось до размеров крохотной точки и теперь безучастно наблюдало за этой ужасающей мистерией. Только откуда-то изнутри пришел щемящий импульс, и какая-то сила стремительно стала подниматься с самого дна внутреннего пространства, захватывая управление над непослушным уже телом. Человек из Мглы обнял его своими сильными руками и прижал к себе, словно блудного сына, как будто пытаясь передавить невидимые тоннели внутри тела, по которым неудержимо рвалось на поверхность этого мира подлинное безумие. Раздался хруст сломанных костей. Жар в голове, вспышка света, судороги, боль…
//-- * * * --//
   Серая «Волга» стремительно въехала на единственную улицу между двумя рядами коттеджей, объединенных одним общим названием – поселок «Лесное», один из самых престижных районов подмосковных новостроек, домов для состоятельных людей. Синие блики проблескового маячка освещали фасады дорогостоящих вилл, принадлежавших влиятельным чиновникам и известным бизнесменам. Скребанув шинами по идеально ровному асфальту, «Волга» резко затормозила перед постом заграждения – «фордом» патрульно-постовой службы. Около автомобиля ППС неподвижно замерли два высоких широкоплечих бойца, одетых в серую камуфлированную форму. Увидев номера подъехавшей машины и мигающий стробоскоп, оба подобрались, вытянулись, поправляя укороченные автоматы, висевшие сбоку.
   «Волга» проехала во двор дома, где уже дежурили по периметру здания солдаты полка ППС, стояли машины местного муниципального отдела РОВД, прокуратуры, ФСБ. Из автомобиля вышел невысокий, немолодой уже человек – подполковник Николаев, по прозвищу Эксперт, возглавляющий следственную опергруппу МУРа, спецотдела по расследованию убийств. В соответствии с директивой начальника МУРа, данная опергруппа работала исключительно по делам, имеющим обозначение «ЧП» – «чрезвычайные происшествия». Группа занималась преимущественно такими серьезными проблемами, как терроризм, убийства высокопоставленных или просто известных лиц, чья гибель может вызвать широкий резонанс в массах, а также серийные убийства, которые тоже сильно возмущали общественные круги. В общем, всем тем, за что обычные оперативники не взялись бы ни за какие административные блага. Спецгруппа имела в своем распоряжении не только самые широкие полномочия, но и мощную материально-техническую базу – спецоборудование и современную технику, самых высококвалифицированных медэкспертов, криминалистов, аналитиков, профессиональных оперов. Поэтому появление здесь столь неординарной фигуры было воспринято с энтузиазмом – оперативники всегда с удовольствием делились «глухарями» со своими коллегами или коллегами из сопредельных ведомств.
   Подполковник поздоровался с дежурными офицерами, один из которых, капитан из опергруппы РОВД, тут же вкратце обрисовал ему обстановку:
   – Сегодня, в 18.32, на пульт дежурного РОВД поступил звонок с сообщением об убийстве. Местные жители обнаружили на окраине леса окровавленное тело мужчины без признаков жизни. Дежурный наряд ППС, проверяющий сообщение, сразу же вызвал опергруппу…
   Николаев досадливо поморщился:
   – В чем причина вызова нашей группы?
   Капитан, молодой широкоплечий парень, смущенно пожал плечами:
   – В присутствии понятых была осмотрена квартира погибшего, вернее принадлежащий ему дом. – Капитан кивнул в направлении коттеджа. – Фамилия погибшего – Перов, известный бизнесмен…
   – И? – Николаев смотрел на черный прямоугольник разбитого окна, зияющего в доме, ощущая, как нехорошие предчувствия одолевают его все сильнее, коварно шепча на ухо: «Еще… еще…»
   – В результате осмотра мы обнаружили еще два трупа со следами насильственной смерти, очевидно охрана. Ну и… – капитан замолчал, подыскивая наиболее удачные выражения, – еще кое-что нашли… Мое начальство посчитало необходимым информировать вас. Ввиду особого характера происшествия, – добавил он поспешно.
   – Какого это, особого? – Эксперт удивленно посмотрел на собеседника.
   – Вам лучше самому посмотреть, товарищ подполковник…
   В доме все было пропитано смертью. Не запахом, а особой некротической энергией, которую могут ощущать лишь некоторые люди в силу своей профессиональной деятельности: прозекторы, солдаты, воевавшие в горячих точках, и опытные оперативники, привыкшие к подобным ощущениям за долгие годы своей работы.
   Внешне все выглядело безмятежно: коридор, кухня, шикарный зал с камином, кабинет… Вот только спальня являла собой ужасающее зрелище. Она больше напоминала не жилую комнату, а декорации какого-нибудь психоделического театра. Все стены, с которых были содраны картины и декоративные панно, расписаны уже знакомыми замысловатыми символами, составляющими в целом какой-то жуткий, бьющий по нервам ажурный узор.
   Левая стена была расписана синими символами, правая – красными, нанесенными краской, напоминающей кровь. Там, где цветовые поля пересекались, в большой черный круг был вписан огромный бордовый знак – стилизованная свастика и еще какие-то знаки, чуть меньше размером. В углах комнаты в полусидячем положении, подобно атлантам, поддерживающим небо, замерли два трупа, прислоненные к стенам. Рядом лежали, очевидно невостребованные ими, пистолеты. Посередине спальни, на большой полукруглой кровати, в ворохе смятого постельного белья, лежал букет из остро пахнущей травы и мелких голубых цветов.
   Николаев медленно втянул носом воздух, разглядывая рисунки на стенах.
   – Полынь, – произнес он еле слышно, – Горькая трава неуспокоившихся душ. Поминальный венок.
   Подполковник достал из кармана пачку сигарет и, взяв одну, вышел из комнаты, не проронив ни слова.
   Еще один… Это уже серьезно – религиозный маньяк, убивающий видных бизнесменов. Паника, ажиотаж, фобии, истерия… Тогда все. Конец. Страх всегда играет на руку тем, кто использует его умело. Этот сеял страх сознательно. Все эти жуткие картины на стенах для того и предназначены. Они деморализуют, ломают волю, подтачивают дух, подобно ржавчине, грызущей металл изнутри. Эти символы сродни визитной карточке, оставляемой убийцей на месте преступления. И если расшифровать их тайный смысл, возможно, удастся прочитать на этой визитке реквизиты ее владельца.
   Николаев вышел на улицу, и к нему сразу же подошел представитель фээсбэшной опергруппы:
   – Александр Васильевич, забираете дело?
   Подполковник хмуро кивнул.
   – Да, это наша «серия». Будем сами ее расхлебывать.
   Сухопарый майор ФСБ понимающе улыбнулся и развел руками:
   – Баба с возу…
   Было видно, что он испытывает явное облегчение в связи с подобным исходом инцидента. В это время в ворота вкатился, неслышно шелестя мотором, бордовый «понтиак» – изящный микроавтобус с тонированными стеклами.
   – Ваши? – Фээсбэшник кивнул на автобус, ему явно не терпелось покинуть этот зловещий дом и вернуться в отдел.
   – Мои, – пробормотал Николаев и, повернувшись, опять пошел в здание. Из «понтиака» стремительно выходили хмурые люди, деловитые, собранные, знающие цену убегающим минутам. В руках – массивные кейсы, футляры, видеокамеры, штативы…
   Николаев на ступенях дома кивнул капитану, стоявшему неподалеку.
   – Распорядитесь, чтобы остался только пост ППС, выполняющий заградительные функции. Все остальные свободны. Посторонних – за оцепрайон. Все материалы, протоколы предварительного осмотра, опрос свидетелей, фото– и видеоматериалы я попрошу передать нашим сотрудникам.
   В доме уже велась активная оперативная деятельность. Эксперты разворачивали экспресс-лаборатории и другую спецтехнику, на которую с уважением и неким оттенком зависти смотрели сотрудники из смежных ведомств, покидающие место происшествия.
   Подполковник подошел к «Волге» и сел в салон, откинувшись на сиденье. Отсюда ему было видно, как в пустом проеме окна спальни вспыхнули малогабаритные спецлампы, освещающие комнату всевозможными градациями света: обычным, ярким, ультрафиолетовым, инфракрасным…
   Николаев поморщился: отчего-то вдруг опять сильно закололо сердце. Непривычная боль острой иглой запульсировала в груди.
   «Вот так это и начинается», – тревожно подумал подполковник и медленно стал втягивать воздух через нос, заполняя легкие постепенно. Через несколько минут боль отпустила, но остался неприятный осадок в душе. «Вроде не старый еще. Обидно. Поберечься нужно, хватит жилы рвать. Вот поймаю этого „художника“ – и в отпуск. Отдыхать».
   К автомобилю подошел медэксперт. Николаев вышел ему навстречу.
   – Закончил осмотр трупов, Александр Васильевич. Могу составить только предварительное заключение, более корректные результаты – после вскрытия. У обоих охранников – сильные повреждения внутренних органов: многочисленные переломы костей, внутренние кровотечения, деформация жизненно важных органов – почек, печени, разрыв селезенки, нарушение структуры позвоночного столба. Смерть наступила в результате совокупных телесных повреждений. Судя по расположению трупов, они пытались оказать активное сопротивление. У трупа, найденного на улице, также значительные внутренние травмы, вызванные предположительно падением с высоты. Но смерть наступила в результате рассоединения шейных позвонков – от перелома шеи, причем обусловленного, скорее всего, проведением сложного удушающего приема, повлекшего прекращение жизнедеятельности. Действовал явно профессионал. Грубым ударом или жимом на изгиб эти позвонки невозможно рассоединить. После грубого перелома картина несколько другая. Здесь же, можно сказать, ювелирная работа. Ее невозможно спутать с последствиями падения с высоты или…
   Николаев рассеянно достал сигареты, но затем вспомнил про сердце и, поморщившись, пробормотал:
   – Хорошо, спасибо, Саша. Забирайте трупы. Результаты вскрытия, токсикологический анализ, аналитическая справка – все это мне понадобится не позднее чем через четыре часа.
   Из дома выносили упакованные в серые пластиковые мешки трупы, похожие на коконы какого-то огромного животного, отложившего их в этом дорогом коттедже. Подполковник мрачно наблюдал, как их погружают в спецмашину.
   «Еще один. Еще один. Еще…»
//-- * * * --//
   Начальнику УСО ОРУ МУР ГУВД г. Москвы
   ИНФОРМАЦИОННАЯ СПРАВКА № 16
   Конфиденциально
   (доп. информация по делу УПД 18)
   Дата: 18.05.99
   Автор: следователь по особо важным делам УСО ОРУ МУР – П. С. Демин

   1. Согласно материалам вскрытия и проведенному комплексу анализов тканей и крови у одного из фигурантов дела УПД 18 – г-на Орского И. С., главмедэксперт УСМЭ сделал заключение о некоторых несоответствиях физиологических показателей погибшего с данными, указанными в его идентификационных документах. Речь идет об общем состоянии организма, который имеет практически идеальную сохранность всех функциональных систем. В условиях неблагоприятной экологической среды обитания, образа жизни и с учетом его возраста, данная картина является неадекватной наиболее вероятному биологическому состоянию организма. Подобное несоответствие может являться либо результатом исключительно интенсивной медтерапии, либо ошибкой в регистрации данного гражданина органами социального контроля и внутренних дел (имеется в виду оформление паспорта, постановка на военный учет и т. д.).
   Консультации у представителей ведущих лечебных и профилактических медучреждений дают основания предполагать, что подобный уровень оздоровительной терапии при тех возрастных данных, которые указаны в паспорте г-на Орского, просто невозможен. Вообще подобное состояние организма является исключительно редким случаем, учитывая все неблагоприятные факторы окружающей среды, которой подвержены все люди без исключения.
   Кроме того, выяснилось, что процесс некротического разложения не соответствует обычному циклу трупного распада. Тело прекрасно сохранилось даже без применения стандартного набора фиксирующих спецпрепаратов.
   2. В связи с прецедентом, возникшим в отношении погибшего г-на Орского, лаборатория УСМЭ провела комплексные исследования тела другого фигуранта по делу УПД 18 – г-на Перова Б. В.
   В результате специальных исследований выяснилось, что физиологическое состояние данного фигуранта также не соответствует всем стандартным нормам развития организма и фазам его разложения. Внутренние органы не имеют естественных органических повреждений, эрозии…
   (Мной сделан запрос на дополнительные исследования генной структуры ДНК обоих фигурантов.)
   Предварительный вывод: подобные обстоятельства позволяют утверждать, что оба фигуранта имеют общие векторы пересечения по еще не установленным параметрам. Следовательно, можно предположить, что их выбор в качестве жертв преступлений имеет определенную закономерность, т. е. является неслучайным!
//-- * * * --//
   АУДИОЗАПИСЬ ГРД 12.3
   УСО. Технический отдел
   Информация только для руководящего состава оперативной части МУР ГУВД г. Москвы
   ФОНОГРАММА (расшифровка)
   Доп. инф.: УПД 18 (выдержки)
   Дата: 22.05.99.
   Участники:
   1. Начальник УСО ОРУ МУР, подполковник Николаев А. В.
   2. Директор Центра оккультных исследований, член-корреспондент Института Востока и стран Азии, профессор кафедры этнографии Каменский Л. Б.

   Н.: Лев Борисович, не могли бы вы прокомментировать материал, представленный вот на этих фотографиях?
   К.: Очень интересные рисунки. Они имеют отношение к криминалу?
   Н.: В некоторой степени. Я не хотел бы вдаваться в детали, если возможно. Что обозначают эти рисунки? Они вам знакомы? Может быть, вам известно, к какой религиозной или оккультной концепции они относятся?
   К.: Если бы я обладал большим объемом информации, то смог бы дать вам более исчерпывающие ответы.
   Н.: Увы, Лев Борисович, просто не имею права посвящать вас в обстоятельства этого дела. Во всяком случае, на настоящем этапе. Итак…
   К.: Что ж, Александр Васильевич, я вас понимаю и постараюсь быть максимально полезным. Давайте посмотрим… Что ж, могу вас заверить, что это не абсурдная мазня шизоида или сюрреалиста. Насколько я понимаю, рисунки содержат в себе чрезвычайно сложную символику пространства и времени. Можно сказать, что это очень глубокая и тщательно продуманная оккультная психографика, несущая в себе не только определенную идею, но и некий энергетический заряд, который выражает чувства и намерения того, кто все это создал. Как вы видите, все рисунки составлены из нескольких иконографических мистико-ритуальных традиций, тем не менее явно взаимосвязанных между собой. Вот, например, посмотрите сюда. Эти символы типологически близки к ритуальной росписи древних тюрков. Вот эти рунические письмена тоже родственны этой группе, великолепные образцы этой письменности обнаружены в Монголии, на реке Орхон, на развалинах когда-то знаменитой столицы Чингисидов – КараКорум, что в переводе означает Черный город. А вот, вы посмотрите, Александр Васильевич, как выполнена вот эта вязь. Напоминает черную паутину, не правда ли? Ее наносили, скорее всего, с помощью трафарета, либо… человек, рисовавший ее, не только неплохой знаток оккультных знаний, но еще и большой художник.
   Н.: Лев Борисович, а вот эти знаки? Они расположены как-то странно…
   К.: А-а, любопытные знаки… Они похожи на элементы буддийской традиции, хотя… Сложно сказать наверняка. Например, в той же тюркской среде буддизм так плотно сросся с шаманизмом, что получился совершенно уникальный религиозно-мистический субстрат. Все дело в том, что тюрки имели очень тесные связи с буддизмом. На протяжении столетий культура тюрков соприкасалась с буддийским миром Тибета и Монголии, а еще ранее – с буддийскими центрами Средней Азии и Восточного Туркестана. В процессе адаптации буддийских верований у древних уйгуров сложился своеобразный буддийско-тюркский пантеон. Вот, например, этот символ? Знаете, что он означает? Это имя. Что-то вроде подписи. Оно, кстати, встречается на всех фотографиях и означает оно – Айбыстан или, если хотите, «адский Эрклиг-хан», Черный бог подземного мира Эрлик у алтайцев или в ламаистской мифологии – бог смерти Яма.
   Н.: Очень интересно. Я, правда, несколько упустил кое-какие моменты из вашего рассказа, но… если имя этого бога встречается на всех рисунках, значит, это почитатель этого – как вы назвали его – Ямы оставляет нам все эти картинки?
   К.: Да, вполне возможно, я ведь не знаю всех обстоятельств этого дела.
   Н.: Лев Борисович, простите мне еще раз мою некомпетентность, тюрки – это где-то…
   К.: Это очень большая территория Центральной Азии. Но, судя по всему, представленные здесь материалы относятся к Сибирскому циклу. В частности – к Алтаю.
   Н.: А-а, понятно. Я и не подозревал, что Алтай как-то связан с буддизмом.
   К.: А это и неудивительно. Очень многие, даже из живущих на Алтае сейчас, не подозревают об этом, как и о многом другом, что происходит в этом загадочном краю. Алтайские археологические раскопки имеют без преувеличения мировое значение. Например, с помощью находок на Алтае доказано, что в Северную и Южную Америку человек пришел из Сибири. Предполагается, что индуизм имеет сибирские корни и где-то в Сибири в незапамятные времена был построен легендарный храм Ханумана. Есть еще много интересных фактов, но я не буду отнимать у вас ваше бесценное время. Для нас в данный момент важен тот факт, что во времена Будды на Алтае действительно складывалась особая цивилизация. И кто знает, может, и Будда в самом деле принимал в алтайских горах высокое посвящение?
   Н.: Минуточку. Вы о чем? Какое посвящение? Насколько мне известно, Будда – это… Индия, или Цейлон, Непал, или что-то в этом роде?
   К.: Ну, видите ли, Александр Васильевич, не все так однозначно, как вы думаете. Что же касается Алтая, то с ним связано много великих имен. Однако мы отклонились от темы.
   Н.: Да уж, столько информации… Не пойму только, что эти рисунки делают в наше время здесь, в Москве?
   К.: Это сложный вопрос. Давайте посмотрим дальше. Смотрите…
   Н.: Что это?
   К.: Это «шаманская Сеть», графическое выражение магической воли шамана. С помощью таких «сетей» шаманы некоторых народностей выслеживают и ловят Кут своего врага или человека, которого необходимо отыскать в стране мертвых.
   Н.: «Кут»? Что это значит?
   К.: У разных народностей этот термин имеет различное толкование. У одних он обозначает понятие двойника, у других – удачи, воли, жизненной силы. Когда шаман ловит Кут своего врага, про такого человека говорят: «Кам джигён» – шаман съел. Об этой процедуре упоминается в «Сабыр Бичик» – «Книге о нашептываниях», одном из редких письменных текстов шаманов. Между прочим, эта вязь чем-то напоминает веве.
   Н.: «Веве»?
   К.: Да. Магический символ колдунов-вуду. У них он символизирует астральную силу и используется для привлечения мощи того или иного духа. Она также напоминает «ключи Ма-ку-тан» – древнюю тайнопись ацтеков, но опять же только напоминает. М-да… Ну ладно, давайте теперь рассмотрим знаки, которые встречаются на всех фотографиях. Это и есть точки пересечения, то, что объединяет все эти рисунки. Вот, например, этот знак. Что вы можете сказать о нем?
   Н.: М-м, напоминает стилизованную свастику?
   К.: Да, это свастика, опять же, шаманская свастика. Видите, как она нарисована? М-м, очень интересно…
   В нашей стране сложилось превратное отношение к этому знаку, а ведь свастика – это не элемент фашистской идеологии, так же, впрочем, как и христианский крест, который стал символом жестокости и насилия во многих странах, порабощенных крестоносцами. Свастика является очень древним магическим элементом. Это символ благополучия. Это также символ эзотерического буддизма. Ее даже называют «Печать Сердца», по преданию, она была запечатлена на сердце Будды. Известна она также под названием «буддийский крест», «оружие Тора», «мистический крест Джайна». С санскрита переводится как «прекрасный» или «Быть добру!». Очень часто встречается в Иране, Индии, Китае, Тибете, Сиаме, Японии и ряде других стран, где буддизм пустил прочные корни. Хотя одной из стран, где свастика применялась наиболее часто, является, между прочим, Россия. Да-да, свастика являлась главным обереговым символом славянских народов. В праславянских орнаментах она является чуть ли не единственным символом защиты и удачи. Согласно преданиям, огненная свастика была изображена на щите, который Вещий Олег прибил на врата Царьграда. Наиболее популярной у славян была так называемая свастика-Коловрат. Очень распространенным символом свастика была у народов Западной Сибири. Я, например, встречал ее на росписи старинной утвари в Горной Колывани. Вообще, это чуть ли не самый распространенный мистический символ. Очень тесно связан он с культом бога огня Агни и культом Ветра. Как символ Агни, свастика обозначает высший Принцип, первичное Начало. Символика Хастамги – свастики – наиболее известна и почитаема среди кочевых Тамг. Крест, который лежит в основе свастики, символизирует Учение о четырех великих элементах. Упоминание об этом знании, в частности, встречается в шаманских обрядниках, посвященных культу Огня, – «dorben xari tabun ongge». Видите, этот знак развернут в другую сторону? Есть два вида свастики: правосторонняя и левосторонняя. Правосторонняя символизирует концентрацию, «завинчивание» энергии, что позволяет открывать проход высшим силам. Левосторонняя свастика считается символом магического влияния. Да, кстати, согласно некоторым источникам, свастика до конца Средневековья была одной из эмблем Христа. А согласно еще одному преданию, Чингисхан носил на правой руке перстень с изображением свастики, в которую был вправлен рубин – солнечный камень. Кроме того, свастика засвидетельствована в традиционной символике Древнего Египта.
   Н.: О-го-го, я сегодня узнал столько нового, что голова кругом. Ну, а вот этот знак?
   К.: Это очень необычный знак. Он напоминает древний символ богини Иштар, превратившийся со временем в символ ислама. Но на самом деле это нечто иное. Он обозначает древнюю магию, настолько древнюю, что ее можно сравнивать с появлением первого человека. Это – Солнце и Темный Полумесяц, Свет и Тьма. Это могущество особого рода. Его практиковали древние шаманские культы, которые рассматривали сферу нашего мира как «лунно-солнечную землю» – «Ёджлукюндю джар». Больше про них мне ничего не известно.
   Н.: Однако! Ну да ладно, но я никак не могу понять одного: как связаны между собой все эти знаки? Буддизм, азиатские маги и шаманы, солнце с луной и свастика?
   К.: Я же уже говорил вам, уважаемый Александр Васильевич, не все так однозначно, как это может показаться на первый взгляд. Я чувствую, что здесь зашифрована какая-то важная идея, какой-то глубинный пласт чего-то грандиозного. Но для того чтобы проанализировать свои впечатления, мне необходимо время.
   Н.: Боюсь, Лев Борисович, у меня его нет.
   К.: Я понимаю, понимаю, но вот так сразу, сейчас, я вам вряд ли скажу что-то большее. Эти знаки… Они ведь не случайно расположены подобным образом. Скорее всего, они являются указателями, которые задают направление. Вот, посмотрите: Солнце, оттененное Луной, крест Джайна, или свастика, – они имеют одно и то же значение и, словно ступени, ведут нас к пониманию идеи, которую хотел выразить ваш таинственный художник. Я ведь неслучайно в своем рассказе об Алтае проводил параллели с другими религиями. Уже давно известно, что все мифы, подобно ветвям одного дерева, питаются из одного корня. Так и все магические традиции имеют свою точку отсчета. Вот, смотрите, на всех рисунках идет четкое разделение на два цветовых поля – красное и синее. Свет и Тьма. Солнце и Луна. Они всегда взаимодействуют друг с другом. Солнце в мистической традиции – источник Силы, Луна – источник Мудрости и Тайны. Полумесяц был священным символом вавилонской и халдейской Астарты, египетской Исиды и греческой Дианы. Позднее, между прочим, использовался в символике, связанной с Девой Марией. Кстати, Лунную свастику изображали внизу живота богини Иштар. А вот символ Солнца – огненная свастика, огненный знак. Вот здесь, видите, у этого знака нарисованы два протуберанца, два крыла? Крылатое божество. И вот здесь тоже. Темное солнце – и тоже с крыльями. Крылатая Тьма и Крылатый Свет. Это на самом деле очень символичное дополнение к общей картине. «Непознаваемая Тьма» расправляет свои крылья, «Кали Хамса», Черный Лебедь или, как его еще называли, «Хун Шубун», Черный Гусь – Мудрость во Тьме. А вот этот знак может символизировать Крылатого бога Солнца.
   Н.: Уф. Боюсь показаться вам несносным тупицей, Лев Борисович, я окончательно запутался. Это немыслимо. Я полностью потерял нить понимания. Мне необходим небольшой тайм-аут. Давайте немного отдохнем, попьем кофейку…
   К.: С удовольствием, Александр Васильевич, с удовольствием!
   Н.: Одно для меня по-прежнему остается неясным: что он хотел сказать этими рисунками?
   К.: На этот вопрос, боюсь, сиюминутного ответа вы сейчас не получите. Хотя… у меня есть одна гипотеза. Она странным образом перекликается с темой моих последних изысканий. Но я надеюсь, Александр Васильевич, получить от вас гораздо больше исходной информации, это облегчит мне работу. Ведь очевидно, и не пытайтесь это скрывать, все эти рисунки связаны со смертью. Ведь так?
   Н.: М-м, можно сказать, что так.
   К.: Эти рисунки – часть ритуала. Древнего ритуала. Человек, создавший их, вероятно, принадлежит к какой-нибудь секте или является специалистом по оккультизму. Ясно одно – эти рисунки выражают определенное мировоззрение, они очень тщательно продуманы и созданы с величайшим вкусом и мастерством. Этот человек – мастер. Но мировоззрение, которое он выражает посредством своих работ, устрашающе. Оно основано на древней магии. И еще одно я могу сказать вам наверняка: с этим человеком у вас еще будут проблемы.
   Н.: Почему вы так думаете?
   К.: Потому что вот этот знак, выполненный на всех фотографиях темно-красной краской, очевидно кровью, обозначает символ Проводника.
   Н.: Проводника?
   К.: Да. Проводник – Дух смерти. Он уводит человека в подземный мир, когда наступает его время, и проводит его через Ворота иного мира. Ваш художник явно ассоциирует себя с чем-то подобным. Да и эти знаки: Солнце, вписанное в темный круг с неполной Луной, и свастика, они действительно символизируют запретную область. И то, что этот человек использует их в своих ритуалах, говорит о том, что он может быть опасен, очень опасен. Согласно догматам розенкрейцеров, Свет и Тьма сами по себе тождественны, они разделены лишь в человеческом уме. Понимаете? Вот что он пытается вам объяснить. Красный и синий цвет, Солнце и Луна… И если Крылатый бог Солнца – светлое божество, то обычно упоминается и его вторая половина, неотъемлемая часть его сущности – Великая Тень – темный бог-разрушитель…
//-- * * * --//
   Николаев устало откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, помассировал пальцами виски. В кабинете было темно. Свет зажигать не хотелось, хотя свечение монитора многократно усиливало давление на глаза за счет контраста с окружающей темнотой.
   «Домой ехать поздно уже… – подумал подполковник и посмотрел на часы, – половина третьего». За окном ночь – время тишины, самое удобное для работы, требующей концентрации и отсутствия внешних помех.
   «Как это утомительно, сидеть и ждать, пока этот мистический киллер умертвит очередную жертву, вполне вероятно, что тоже с физиологическими аномалиями. Интересно, сколько их в Москве, этих „аномальщиков“? И почему этот убийца их так ненавидит? Каменский назвал его мастером. Возможно. Людей он мочит действительно мастерски. Но зачем ему весь этот балаган с рисунками? Демин считает, что весь этот ритуальный антураж – блеф, нагнетание страха. Что ж, это тоже версия. Но Каменский, похоже, придерживается иной точки зрения. Мощный мужик! У него в голове невероятное количество информации: аналогии, ассоциации, гипотезы, мифы… Рисунки-то он сразу по полочкам разложил: там – свет, там – тьма, там – добрый светоносец, там – его зеркальное отражение, дух-убийца. Жуть!»
   Николаев посмотрел на экран монитора, где высвечивались данные по обеим жертвам этого темного бога или его жреца. Фамилии, имена, места работы, адреса, место предыдущей работы и т. д. Уже более четырех часов подполковник сидел вот так перед компьютером и всматривался в этот список, пытаясь все-таки понять, разобраться, что же объединяло этих двух несчастных в их прошедшей жизни и что могло послужить причиной того интереса, который проявил к ним убийца? Охранники господина Перова в данном случае в расчет не идут, так как, вероятнее всего, они оказались втянутыми в этот ужас случайно. У них-то с физиологией оказалось все в порядке. А вот у этой парочки… Кто они? В какой клинике получили свое идеальное здоровье? Ответ на этот вопрос мог бы послужить ключевым звеном в разгадке всей головоломки. Согласно документам, подлинность которых, кстати, поставлена сейчас под сомнение, этим людям было уже около сорока. А состояние внутренних органов – как у двадцатилетних юношей, все двадцать лет проведших в идеальных условиях обитания. Согласно анализу ДНК – вероятна способность к повышенной регенерации, т. е. восстановлению любых органических повреждений, за исключением разве что смертельных, как показала практика. Прямо – Homo super, сверхчеловек…
   Николаев встал и прошелся по кабинету, разминая затекшие ноги и спину. Подошел к шкафчику в углу кабинета и, достав из него пакет с кофе, насыпал в кофеварку двойную порцию. Домой ехать хотело лишь уставшее тело, возбужденный ум нетерпеливо жаждал продолжения изысканий. Подполковник сел обратно за стол, отпив обжигающий кофе. На столе коротко тренькнул звонок транковой спецсвязи. Николаев взял трубку:
   – Слушаю.
   – Алло, Александр Васильевич, вы где? – Это был капитан Демин.
   – Я у себя, в кабинете. Ты где, Паша?
   – Я в управлении. У нас новости.
   «Началось», – мрачно подумал Николаев и пробормотал, чувствуя, как опять нехорошо заныло сердце:
   – Что, еще?
   – Не совсем, хотя и возможно. – Демин был бодр в любое время суток, и по его голосу невозможно было определить степень его волнения или озабоченности. – Нужно разобраться…
   – Сколько их? – сухо спросил подполковник, откидываясь на спинку кресла и расстегивая верхнюю пуговицу сорочки.
   – Трое…
   «Вот дерьмо. Значит, их уже семеро…»
   – Александр Васильевич, тут нужно выяснить некоторые обстоятельства. Может, это и не наши вовсе. Дело почти месячной давности. Я отрабатывал все ЧП за последнее время по Москве и наткнулся на них. Кое-что мне показалось странным. И хотя общая картина несколько иная, чем в наших случаях, некоторые моменты заставляют насторожиться. Вы еще долго у себя будете? Я бы прямо сейчас подъехал.
   – Я тебя жду.
   – Буду через двадцать минут.
   Сигнал отбоя дал отсчет долгим двадцати минутам, в течение которых, эксперт это знал, зловещие домыслы будут терзать его воображение новыми ужасами.

   – Вот они. – На стол легла папка с подколотыми к уголовному делу стандартными фотографиями, на которых в нелепых позах застыли трупы.
   Николаев мрачно рассматривал их, пытаясь увидеть почерк Духа, так оперативники условно назвали ритуального убийцу, затем перевел взгляд на капитана:
   – В чем схожесть ЧП?
   Демин склонился над столом и, взяв в руки глянцевые фотоснимки с жутким содержанием, принялся объяснять:
   – Месяц назад, десятого мая, в лесополосе, окаймляющей Каширское шоссе, были обнаружены трупы трех мужчин. Все трое установлены. Вот этот – Пеньковский Григорий Дмитриевич, этот – дважды судимый Кутаев Олег Васильевич, этот – тоже судимый, Гурзовский Виктор Степанович. Рядом с трупами находился автомобиль «Жигули» девятой модели, принадлежавший одному из убитых – Пеньковскому. По факту убийства возбуждено уголовное дело и выдвинуты две рабочие версии: одна – сведение личных счетов, другая – передел влияния в криминальном бизнесе. Версия – убийство с целью грабежа или угона транспортного средства – сразу отпадала: все деньги и автомобиль были нетронутыми. По сведениям оперативников РОВД, которые вели это дело, все трое занимались «черным извозом» – кидали гостей столицы, предлагая доехать до города по бросовой цене. Может, не поделили что-нибудь, может, дорогу кому-то переехали, а может, кинули кого-нибудь не того, в общем, все трое со следами насильственной смерти – в темном лесочке, куда наверняка сами лохов возили «брить».
   Николаев еще раз внимательно изучил изображения трупов, действительно отмечая что-то непривычное в их позах. Хотя какая может быть привычность в расположении мертвых тел. Смерть редко приходит к таким людям безмятежно. «Клиенты» УСО с жизнью расстаются обычно мучительно и тяжело. Столько уже подполковник перевидал этих искореженных тел, и, казалось бы, должен уже привыкнуть. Но оказывается, к этому привыкнуть невозможно. Смерть ведь тоже мастер на все руки. Ее окоченелые «скульптуры» постоянно бьют по подсознанию, обдавая могильным холодом даже с фотографии. А в этих трупах есть что-то еще, что-то…
   – Паша, я не хочу читать описание и заключение. В двух словах…
   Демин хмыкнул и, кивнув на принесенные им материалы дела, произнес:
   – Автомобиль был один. Трупов – три. Значит, пассажиров было максимум двое, перегруженную машину тормознули бы на КП. Все трое – здоровые молодые мужики. Один в прошлом – мастер спорта по боксу. И все трое – трупы. У всех троих почти все кости сломаны, словно их через дробилку прогнали. Причем характер повреждений дает основания предполагать, что все участки костной структуры были нарушены точными сильными ударами. Я консультировался у спецов, они разводят руками. Мастера такого класса у них – по пальцам. Причем все – сотрудники силовых спецподразделений. Спортсмен не сможет действовать столь эффективно и… эффектно. Однозначно лишь одно – здесь поработал настоящий костолом. Профи высшего класса. Представляете, с какой скоростью он должен двигаться, чтобы обработать всех троих, и с какой силой должен лупить, чтобы кости в нескольких местах просто взрывались? Да, вот еще что, он разложил их как-то странно. Словно нам послание оставил. Мол, и эти «огарки» – тоже моих рук дело. Правда, никаких рисунков шизоидных, но…
   Демин замолчал, выжидательно глядя на Эксперта. Николаев, прищурившись, перебирал фотографии, пытаясь поймать то неуловимое ощущение, которое всегда присутствовало вокруг деяний Духа. Очень хотелось верить, что эти жертвы принадлежат руке другого убийцы, но интуиция уже коварно шептала подполковнику, что никакой другой убийца действительно не сможет действовать так эффективно и… эффектно.
   «Это он. Он. Он. Он все еще здесь… Это он».
   – Какого ты говоришь числа были обнаружены трупы?
   – Десятого мая.
   – А первая жертва Духа зарегистрирована…
   – Одиннадцатого. Орский.
   – Это он, Павел. Я уверен, это он. И это – тоже наши клиенты.
   Эксперт бросил кипу фотографий на стол, и они разлетелись по гладкой поверхности несимметричным веером.
   – Значит, он прилетел десятого или девятого в Домодедово?
   – Выходит, так.
   – И тут же оставил нам послание. Первый указатель. Это значит, уважаемый Павел Сергеевич, – Эксперт назидательно направил на капитана указательный палец, – что наш «азиатский ястреб» прилетел все-таки оттуда, где, как предполагает профессор Каменский, взяла начало человеческая цивилизация.
//-- 2. БЕЗЫСХОДНОСТЬ. СНЫ --//
//--  Шаман --//
//--  (Главы-ретроспекции, 1992 г., Барнаул) --//
   «Мем но яй зд он ве увтн иМк а. к Пс ио чме мК уо вирмо ев н. н.»о Тт аа кк?н аВ че ир но ая ет тн со я, потому, что тогда, когда я начал делать свои записи, я точно не мог уже сказать, кто я такой на самом деле. Дневник и задумывался именно для того, чтобы хоть как-то систематизировать свои мысли и упорядочить свою жизнь, которая взорвалась, когда я встретил их…
   Тайшины… Шаманы тайного клана Волка. Они уничтожили прежнего Максима Коврова и создали его заново, вложив в него нечто запредельное, что больше не позволяло ему быть обычным человеком. Я начал писать этот дневник, чтобы не свихнуться. Я никому не мог поведать о том, что происходило со мной тогда, поэтому оставалось лишь одно – разговаривать самому с собой на страничках этой тетради. Это было воистину жуткое время для меня. Я совершенно не понимал, что со мной происходит, мрачный и таинственный мир неведомого постепенно овладевал моим рассудком, моим телом и моей душой. И в то же время привычный для меня мир вдруг в один прекрасный момент предал меня, превратившись в хитрого и коварного преследователя. Я оказался между двух огней, каждый из которых хотел меня испепелить и в одинаковой степени угрожал моему разуму. Я назвал тот период Безысходностью. Эта рукопись, составленная из моих черновиков, позволила мне не сойти с ума, снять колоссальное напряжение, которое царило у меня внутри.
   ЗАПИСИ В ДНЕВНИКЕ
   (Максим Ковров – 21 год).
   «20.06.92 г., время – 02.36 (ночь)
   Проснулся в холодном поту – опять все тот же сон! Оба чудовища – Йорм и Зеркальщик – снова охотились за мной. Я больше не могу это терпеть! Жуткая боль во всем теле. Я опять выбрался из своего сна, приложив поистине нечеловеческие усилия, извиваясь на кровати от этой адской боли. Хорошо хоть сегодня не кричал. Все спят, значит, на этот раз обошлось.
   Как обычно, проснулся только Арчи, тревожно меня разглядывая. Боже, как мне плохо! Тряхнуло так, словно прижался к оголенному высоковольтному проводу. Лежу, прихожу в себя, пытаюсь расслабиться. Что же это делается, а?
   Сильно помогают записи – я отвлекаюсь. Вот и сейчас, накрылся одеялом и пишу при свете фонарика. Рука дрожит, как у алкаша. Может, это от боли, а может, от страха. За окном – ночь. Жутко! Боюсь увидеть бликующий силуэт Зеркальщика в темноте комнаты. Или услышать этот жуткий звук «Йормммммм….. орм….
   мммм…». Тогда точно сойду с ума. А Йорма вообще нельзя увидеть во тьме. Он сам – тьма. Может, он и сейчас там, в гостиной, висит под потолком и смотрит на меня. Хотя его наверняка учуял бы Арчи и поднял лай. Говорят, собаки очень чувствительны к призракам. А Арчи всегда настороже. Мой верный пес. Дремлет, но я знаю, он слышит малейший звук. Дружище Арчи. Его присутствие внушает какой-то необъяснимый покой. Он, словно телохранитель, бодрствует со мной ночами, а затем отсыпается днем, бедняга. Мне же сегодня днем придется туго. На этот раз „выворот“ был что надо! Выворачивает от души! Наверняка температура подскочит под сорок, нахлынет эта одуряющая слабость, и буду несколько дней валяться в кровати. Черт подери! Тьфу-тьфу… Упоминание чертей сейчас неуместно. Ничего. Отлежусь. Во всяком случае, после „выворотов“ эти твари дают мне передохнуть. Откуда они взялись? Что это – шизофрения? Еще немного, и я точно сойду с ума. Рассказать обо всем родителям? Поймут ли? Пока у меня только один друг – Арчи, которому я могу доверить свои секреты. Нужно, кстати, пойти погулять с ним, пока совсем не скрутило. Нам обоим безумно нравятся эти прогулки по ночному городу. Я постепенно прихожу в себя, а Арчи бесится, как щенок, без поводка и намордника. Он у меня совсем стал ночной собакой. Сам черный как смоль, словно и правда кусочек ночи. Я и его втянул вслед за собой в этот кошмар, сбил псу все биоритмы. Вон, поднял свою остроухую голову и смотрит на меня. Уловил мое настроение? Как он почувствовал? Может, он телепат? Я не удивлюсь. С такими ушами можно услышать все, даже мысли. Редкий красавец! И к тому же на самом деле – мой единственный друг. Он один знает о моих проблемах. И он, только он защищает меня от них.
   Все, заканчиваю писать. Никогда еще не писал так много, даже палец заболел. Но тем не менее полегчало. Кроме того, мне важно максимально зафиксировать первые впечатления от „выворотов“, пока они свежи в памяти. Днем все воспоминания об этих диких сновидениях стремительно тускнеют и забываются. Уже к вечеру я ничего не помню. Остается только боль, температура, мои записи и безликий, тягучий страх. Безысходность. Ладно, все. Пора освежить мозги…»
   «20.06.92 г., время – 11.30 (день)
   Так я и думал. Полный отруб. Лежу, словно игрушка без батареек. Абсолютная обесточенность, слабость и тошнота. В глазах – черно-красная пелена. Дальше будет еще хуже, я знаю…»
   «21.06.92 г., время – 9.17 (утро)
   Температура – 39,7. Самочувствие на нуле. Пошел в туалет и упал в обморок. Рухнул в угол и очухался только через пару минут. В глазах – тьма и мерцающая зелень. Еле дополз до кровати. Всего трясет, уши заложило, в животе спазмы и пульсирующая боль. Да-а, так меня еще никогда не прихватывало…»
   «… время – 15.43 (день)
   Вроде отпустило немного. Приходил врач, растерянно осмотрел, с диагнозом – заминка. Назначил какие-то таблетки, я их выбросил в форточку (от чудовищ таблетки вряд ли помогут). Вообще, мерзкий тип. Арчи хотел его укусить. Чувствительный пес! После панического бегства врача-очкарика подошел и положил голову мне на грудь. Сразу стало легче. Собаки – потенциальные экстрасенсы. Арчи – точно!»
//-- * * * --//
   – Первая пара: Пешков – Кутасов, вторая: Ковров – Медянник…
   Максим кивнул и сел вместе с остальными учениками на пол, наблюдая за джиу-кумите, поединком первой двойки. Все началось как обычно: поклон сэнсэю поклон залу, поклон сопернику и… хаджиме! Бой начался. Бойцы замерли на мгновение, оценивая потенциал противника, а затем медленно пошли на сближение. Додзе – школьный спортзал – замер. Слышны только шлепанье босых ног спаррингующихся по деревянному полу и громкие крики во время нанесения очередного удара.
   – Не танцуем, жестче работаем. Это вам не балет… – Сэнсэй, молодой парень по имени Володя, кружил вокруг соперников, словно тигр, отмечая каждое их движение. Он сам был очень жестким бойцом и старался передать этот стиль ведения боя своим ученикам. Карате он начал заниматься лет семь назад, во Владивостоке, у настоящего японского мастера. Но, помимо восточных единоборств, в арсенале Володи была многолетняя практика уличного боя, которая и наложила основной отпечаток на методику его преподавания.
   – Яме! Закончили. Следующие.
   Максим поднялся на ноги и, разминая мышцы, вышел на освободившееся пространство импровизированного татами – участка пола, огороженного со всех сторон сидящими на полу учениками.
   – Повторяю, основная цель воина – вывести противника из строя наиболее эффективным методом и с наименьшей затратой сил. – Сэнсэй объяснял эту аксиому присутствующим каждые пятнадцать минут тренировки. – Запомните, мы не на спортивной арене и не перед девочками во дворе. Карате – это искусство, созданное в первую очередь для выживания. Танцы и красование здесь неуместны. Приготовились…
   Это относилось уже исключительно к новой паре, вышедшей на татами. Максим почувствовал возбуждение, разрастающееся внутри упругой волной. Хаджиме! Бой начался…

   Максим медленно шел по вечернему проспекту, равнодушно разглядывая редких встречных прохожих.
   Сумерки. Значит, скоро придет пугающая ночь, окутывая своим звездным покрывалом небо, землю, разум. НАВАЖДЕНИЯ…
   Максим задрожал от одной мысли, что эта ночь может принести новые наваждения, новый «выворот», после которого он может уже не оправиться – сердце после очередного ночного кошмара стало болеть все сильнее, и неизвестно, где заканчивается граница, до которой организм еще может противостоять этим жутким нападкам неизвестного.
   Вот и дом. Максим остановился в нерешительности, не зная, что делать дальше. Он зашел в подъезд и смутно почувствовал какой-то дискомфорт. Какое-то раздражающее чувство, покалывающей холодной волной пробежавшее по шее, спине, ногам. Подъезд был погружен во мрак: опять перегорела лампочка. Привычная ситуация, но почему тогда так бешено колотится сердце? Максим постоял несколько минут, давая глазам привыкнуть к темноте и попутно вслушиваясь в тишину, которая почему-то дышала на Коврова холодным предчувствием. В подъезде кто-то был. Максим понял это даже не по посторонним звукам. Тот, кто тоже стоял неподвижно, где-то на верхних этажах, выдал себя своими мыслями, которые ощутимо стекали по ступеням вниз тонким ручейком злобы и ненависти. Странное ощущение. Будто пришедшее откуда-то издалека, из затерянного в глубинах внутреннего пространства, прошлого. Максим нахмурился и, напрягая и расслабляя одновременно все мышцы, подготавливая тело к схватке, медленно двинулся вперед, неслышно ступая на гладкую поверхность лестничных ступеней. Когда он поднялся на второй этаж, ему показалось, что кто-то шевельнулся на площадке, в одной из ниш квартир.
   – Кто здесь?
   Из ниши выскочил человек. Максим вздрогнул. Человек явно ждал здесь кого-то, может, его, Коврова, а может, кого-нибудь другого – с наступлением ночи улицы и подъезды Барнаула становились зонами повышенного риска.
   – Ну, и что дальше?
   Максим сразу мысленно назвал человека Злобным – от него во все стороны расходились просто физически ощутимые волны злобы и агрессии. Словно в подтверждение этому, человек молча бросился вперед и вниз, атакуя Коврова. Максим сделал блокирующее движение руками и, остановив движение противника, провел «сэн-о-сэн» – синхронный контрудар. Злобный отлетел на метр назад и врубился в стену, но это лишь разозлило его еще больше. Он снова прыгнул на Коврова, на этот раз не пытаясь использовать вес тела, а нанося удары руками, от которых Коврову трудно было уклоняться в замкнутом пространстве небольшой площадки между этажами. Максим отпрыгнул назад, затем сбежал по ступенькам вниз на более широкое пространство первого этажа. Этим прыжком он разорвал дистанцию и получил секундную фору, для того чтобы подготовиться к более серьезному поединку. Было что-то нелепое в этой ситуации, что-то обидное – драться всего в нескольких шагах от собственной квартиры, где сейчас даже не догадываются об этой схватке члены его семьи. «Ну, ничего, ничего. Соберись, боец! Хаджиме! Ос!» Максим встал в стойку, и вовремя – Злобный был уже рядом. Он прыгнул на Коврова, но тут же получил сильный удар ногой в грудь.
   – Ты что, дебил, смерти ищешь?
   Злобный немного оправился после удара, восстанавливая дыхание, и снова молча бросился на Коврова. Волны ненависти заполнили площадку. Это была не просто ненависть маньяка или бешенство обдолбанного наркомана, это была сконцентрированная ярость, направленная именно на него, Максима. Злобный неистовствовал. Скорее всего, он стоял здесь, в темноте подъезда, и ждал не случайную жертву, а вполне конкретного человека. Максим опять блокировал несколько ударов в лицо и нанес, с подшагиванием, контратакующий удар ребром ладони в голову противника. Затем подпрыгнул вверх и, провернувшись в воздухе, ударил ногой ему в грудь, откинув назад. Пора было завладеть инициативой. Максим бросился вперед и, войдя в ближний бой, стал наносить противнику короткие жесткие удары кулаками, локтями и коленями. Сломив сопротивление Злобного, он уже просто избивал его, выплескивая наконец-то напряжение, которое царило внутри все последнее время.
   В подъезд кто-то вошел, но, услышав в темноте возню и звуки драки, торопливо выбежал обратно на улицу.
   Злобный медленно осел по стене, запрокидывая вверх окровавленное лицо. Максим наклонился к нему и угрожающе спросил:
   – Ты ведь меня ждал, да, гнида? Кто ты такой? Кто тебя послал, ублюдок?
   Он положил руку противнику на плечо и, нащупав большим пальцем выемку под ключицей, с силой надавил. Злобный зашипел от боли и потерял сознание. Максим постоял над телом несколько секунд, соображая, что же теперь делать, затем медленно пошел к выходу. На улице должны быть люди, их нужно попросить вызвать милицию. Этого агрессивного подонка нельзя было оставлять в подъезде. Нужно узнать, кто он и что здесь делал. Максим вышел на улицу, вдыхая полной грудью свежий вечерний воздух и встряхивая гудящие руки. И тут же услышал за своей спиной громкие шаги. Обливаясь кровью и оскалив зубы, из темного подъезда, пошатываясь, вышел Злобный. В руках у него была заточка. Видимо, не успев или не захотев воспользоваться ею в помещении, он явно намеревался пустить ее в ход сейчас, на улице. Мутные глаза, то ли от сотрясения, то ли от наркотического опьянения, с ненавистью уставились на обидчика. Ковров сплюнул и, сжав зубы, стал медленно приближаться к вооруженному противнику.
   «В нескольких шагах от собственной квартиры…»
   Злобный хрипло закричал и бросился вперед, держа оружие перед собой. Его порядочно качало, и было непонятно – от наркотиков или все-таки от ударов, сотрясших ему вестибуляр.
   Максим ушел в сторону с линии атаки и ударил по вытянутой руке с заточкой, опять входя в ближний бой. Удар в солнечное сплетение, в нос, в ухо, в челюсть, в нос, опять в ухо… Следующим ударом ребром ладони Максим сломал противнику ключицу, а последним ударом ноги отбросил Злобного к стене, ударившись о которую тот упал с глухим звуком на землю. На этот раз бой был окончательно закончен, так как злоумышленник лежал без движения, с хрипом втягивая в себя воздух. Максим подошел к нему, чувствуя, как бушует в венах адреналин, смешавшийся с кровью, и, подняв на руки изломанное тело, понес его через темный палисадник к мусорным контейнерам, стоящим в самом углу двора. Швырнув окровавленного противника в груду мусора, заполнившую наполовину бак, Ковров стремительно пошел прочь от этого места. Злости уже не было, только обреченность. И пустота… «Actum ne agas» – «Что сделано, то сделано».

   «04.07.92 г., время – 6.24 (утро)
   Начинаю сходить с ума. Что-то происходит с миром вокруг. Мне страшно…»
//-- * * * --//
   «Алтайский краеведческий музей». Максим стоял перед небольшим двухэтажным зданием, переводя взгляд с таблички на стене на приземистые пушки, выкрашенные в зеленый цвет и замершие в почетном карауле около входа.
   Этот музей был знаком Максиму по школьным экскурсиям, но это было давно. Ковров уже даже забыл, что есть в этом городе подобное заведение. Действительно, если бы не проходил мимо и не увидел грозные некогда орудия, стоящие у входа, то, очевидно, никогда и не вспомнил бы о его существовании.
   Максим посмотрел на часы. Начало пятого. Жара, повисшая в воздухе густой пеленой, подгоняла в поисках спасительной прохлады. Ощущение ностальгии было настолько сильным, что Ковров решительно толкнул невзрачную, обитую дерматином дверь.
   Внутри было прохладно, в вестибюле царила особая атмосфера, пропитанная запахом времени, характерным только для музеев и сразу же напомнившим о детстве. Купив билет, Максим выбрал направление наугад и шагнул в большой зал, заставленный витринами с фотографиями, монетами и одеждой. Экскурсия началась…
   Зрелище, вопреки его ожиданиям, захватило его настолько, что он забыл о времени. Он зачарованно рассматривал мумии зверей и птиц, выставленные на втором этаже, кости далеких предков, каменные породы, среди которых были даже настоящие метеориты… Все это, уже виденное много лет назад, теперь воспринималось совершенно иначе, с чувством какого-то благоговения. Живая история…
   Посетителей было немного. Максиму встретился лишь какой-то подвыпивший пенсионер, две девочки школьного возраста, и был еще кто-то, чье присутствие Ковров почувствовал, но не разглядел, кто это был. В отражении стенда «Товары, привезенные из Монголии» мелькнул неуловимый силуэт, и Коврову показалось, что это была женщина. Во всяком случае, он почувствовал терпкий аромат духов.
   На полке выстроились в ряд крохотные разноцветные фигурки мудрецов, похожие на нэцке. Их было девять, и все они были сделаны с удивительной тщательностью, свидетельствующей о высокой квалификации мастера, их изготовившего. Рядом с мудрецами замерла бронзовая статуэтка какого-то злобного божка, уставившегося в зал гневным взглядом. Далее сидел в цветке лотоса безмятежный бронзовый Будда, отрешенный и таинственный. Максим с удивлением отметил, что дома, на полке, у них раньше стояла фигурка Будды, очень похожая на эту. Вероятно, тоже очень старинная.
   Максим посмотрел на часы. Странно, он уже успел обойти почти весь музей, хотя прошло чуть более двадцати минут. Невероятно. Присмотревшись к циферблату и убедившись, что стрелки исправно отсчитывают секунды, Максим растерянно подумал: «А может, в этих стенах действительно особое течение времени?»
   Рядом кто-то деликатно кашлянул, явно привлекая к себе внимание. Максим вздрогнул, очнувшись от размышлений, и увидел, что опять стоит перед большой экспозицией, состоящей из предметов, принадлежащих народам тюркской группы, собранных в конце прошлого века. В самом центре экспозиции висел огромный шаманский бубен в окружении различных специфических предметов, используемых в ритуалах вызывания духов. Странно, Ковров уже просматривал этот стенд, и вот теперь оказался перед ним снова. Кто-то опять кашлянул, и Максим увидел, обернувшись, что позади него стоит немолодой уже человек с коротко подстриженными черными волосами, среди которых контрастно выделялись несколько седых прядей. Раскосые глаза и смуглый цвет кожи выдавали в нем жителя горных районов. Одет алтаец был в дорогой серый костюм, свидетельствующий о солидном достатке и хорошем вкусе владельца. Очки в тонкой золотой оправе придавали ему респектабельный вид, завершая образ преуспевающего человека. Мужчина явно пытался обратить на себя внимание Коврова, но теперь почему-то смотрел мимо него на экспозицию.
   – Это – тюнгур. Бубен, – произнес незнакомец, словно комментируя и без того очевидные вещи. Максим кивнул и снова повернулся к стенду, рассматривая испещренную узорами поверхность бубна. Возникла неловкая пауза. Мужчина, будучи, скорее всего, директором музея, тихо спросил:
   – Интересуетесь?
   Максим улыбнулся и пожал плечами.
   – Немного. А это настоящее?
   – В каком смысле? – Алтаец говорил чуть слышно, будто опасаясь потревожить царящую в зале тишину.
   – Ну, это? Вот это все? Настоящее или бутафория?
   – Странный вопрос, – мужчина по-прежнему стоял за спиной, и Максим почувствовал мимолетное раздражение от подобного стиля общения, – а ты сам разве не чувствуешь?
   – А разве это можно почувствовать?
   – Конечно! Это необходимо чувствовать, чтобы определить истинную сущность вещей. Иначе все вокруг будет беспрестанно обманывать тебя, Адучи.
   Максим удивленно обернулся на незнакомца и увидел улыбку на его лице.
   – Тенгри сени кортит, – произнес алтаец еще одну непонятную фразу и опять улыбнулся.
   – Что это значит? – спросил Максим, озадаченный поведением собеседника.
   – Ты смотришь на поверхность вещей, но не видишь их сущность. Это создает иллюзию относительно того, что окружает тебя в данный момент. Мир привык обманывать тебя, а ты привык обманывать мир. Но Небо обмануть невозможно. Оно ВИДИТ тебя – Тенгри сени кортит…
   Максим усмехнулся.
   – Это алтайское поверье?
   Незнакомец пожал плечами:
   – Это факт. А сейчас – Тенгри сени пастит…
   – А это что?
   Алтаец замолчал, словно подбирая наиболее корректный перевод фразы, и затем кивнул на экспозицию. Максим отвернулся, и в этот момент незнакомец наклонился к нему и громко крикнул в самое ухо: «ТЭРЬ!»
   Максим отскочил на несколько шагов, повернулся к алтайцу, изумленно рассматривая его. А тот стоял как ни в чем не бывало, продолжая изучать стенд.
   «Да он сумасшедший!» Внешний вид этого странного человека не соответствовал подобному определению, но его выходка Максима откровенно испугала, и он решил, что будет лучше поскорее покинуть это, вдруг опустевшее здание.
   – Хочешь уйти? – спросил алтаец, не поворачивая головы, и Максим почувствовал, как необъяснимый страх опять потек по телу холодной волной.
   «Точно, сумасшедший. Нужно сваливать отсюда!»
   – Ну, допустим, – пробормотал он, растягивая слова, чтобы не выдать своего испуга.
   Алтаец улыбнулся:
   – Тебе только кажется, что ты можешь уйти, Адучи. На самом деле идти тебе некуда. Только я могу вывести тебя отсюда. – Он повернулся к Коврову, который задохнулся от ужаса. За стеклянной поверхностью очков чернели бездонной пустотой два жутких зрачка. Это были глаза сумасшедшего, сомнений в этом больше не оставалось. Максим судорожно вздохнул и сделал еще несколько шагов назад. Алтаец стоял перед ним, перегородив собой выход, безмолвный и страшный, с безумной улыбкой на темном лице.
   Максим повернулся и быстро пошел ко второму выходу из зала, ведущему в смежный зал. Оттуда можно будет подняться на второй этаж и затем спуститься по лестнице и выйти на улицу. Но где гарантии, что этот страшный алтаец не перекроет ему и центральный вход? Тем более что, если он и в самом деле директор этого треклятого музея, просчитать намерение Коврова не составит для него большого труда. Но зачем ему все это? К тому же там все-таки люди: посетители, вахтеры, дежурные. Не будет же он ломать комедию перед своими подчиненными? Или, может, они уже привыкли к подобному поведению своего шефа? Безумие…
   Максим осмотрелся. Залы были пусты, посетителей уже не было, как, впрочем, и сотрудников музея, которые обязаны дежурить в помещениях до ухода последнего человека.
   «Прямо сценарий фильма ужасов – жертва в пустом музее и маньяк-директор с секирой, взятой среди экспонатов». Максим чувствовал, что происходит что-то очень страшное и очень важное. Похожее ощущение он испытал несколько дней назад в темном подъезде, схватившись с человеком, который хотел его убить. «Может, они из одной компании? Что им нужно от меня? Твари. Господи, что же это происходит со мной…» Максим стремительно шел по коридорам, автоматически подготавливая тело к возможному поединку. Перед его глазами стояли две картинки – перекошенное ненавистью, окровавленное лицо Злобного и отрешенное лицо жуткого алтайца с парализующим волю взглядом. От такого взгляда не стыдно и убежать, хотя бегство от противника Максим всегда считал ниже своего достоинства. «Ты проиграл не тогда, когда упал на пол весь в крови. Ты проиграл тогда, когда повернулся к своему противнику спиной или встал перед ним на колени». Эти слова сэнсэя Володи бились в ушах призывным кличем. «Вернуться! Вернуться! Вернуться! Иди и дерись! Дерись!»
   Максим остановился и, решительно развернувшись, пошел назад. «Действительно, что я, зайчик, что ли, бегать от всяких придурков? Злобный уже свою порцию получил, получит и этот. И не посмотрю, что он директор…»
   «Директор» по-прежнему стоял на том же месте в той же позе, неподвижный, словно элемент музейного интерьера. Максим решительно двинулся вперед, чувствуя, как мелкая противная дрожь резонирует на мышцах ног. А ведь Злобный был куда более опасным противником: чуть выше ростом, чем этот худощавый алтаец, и гораздо более плотного телосложения. Но не было у него таких жутких глаз… Когда до «директора» осталось всего несколько шагов, тот развел в стороны руки, то ли показывая, что не хочет драться, то ли желая обнять вернувшегося. Максим перешел в атакующую стойку, но тут алтаец вдруг снова издал свой истошный вопль, на этот раз гораздо громче первого: «Тэрь! Тэрь! Арк ахаш!!!» И столько безумия было в этом крике, именно безумия, и так контрастно прозвучал он в тишине этого здания, что Максим, дрогнув, замер, словно наткнувшись на невидимую стену и, не выдержав, бросился прочь, к другому выходу.
   «Где же люди? Где? Где все? Что же это, а?»
   Ковров в два прыжка преодолел зал с экспонатами партизанского движения и оказался у лестницы, ведущей на второй этаж. В это время в музее погас свет. Максим сжался от ужаса и замер, вслушиваясь в окружавшую его теперь со всех сторон тьму.
   «Он же меня специально сюда загнал, – мелькнула вдруг внезапная мысль, – гадина, он же все это подстроил…» Ситуация принимала по-настоящему серьезный оборот. Отсюда было всего два пути: обратно в зал, где ждал его этот благообразный монстр, и на второй этаж, где притаились неподвижные мумии животных с оскаленными мордами. Нужно было стремительно выбирать, какой предпочесть, потому что если продолжать торчать здесь, то его запросто могут запереть на ночь. И неизвестно еще, что задумал этот безумец, и вообще, может быть, он здесь не один.
   Словно в подтверждение этих панических мыслей, сверху, из темноты второго этажа, послышался тихий зловещий шепот: «Адучи-ии-ии…» Максим закричал от неожиданности и ужаса, который душил его накидкой из тьмы:
   – А-а-а… Иди! Давай, иди сюда, тварь!
   – Иду…
   По лестнице действительно кто-то спускался вниз, неразличимый во мраке. Максим встал в стойку, но человек во тьме лишь рассмеялся, словно увидев это отчаянное движение в непроницаемой темноте:
   – Хочешь сразиться со мной? Хорошо… хорошо… Аксаман тумангол…
   Ковров почувствовал, что теряет сознание, и, сделав над собой усилие, из последних сил бросился в непроглядный мрак, прочь от нового преследователя, выставив перед собой руки с напряженными пальцами. Никого не встретив, он миновал злополучный зал с шаманскими принадлежностями и оказался у выхода. За столиком дежурного вахтера сидела перепуганная женщина, напряженно разглядывая всклокоченного посетителя.
   – Ты что орешь, парень? Ты откуда взялся вообще? Музей уже закрыт. Ты пьяный, что ли?
   Максим подошел к ней и произнес срывающимся голосом абсолютно нелепую фразу:
   – А что это вы тут… без света сидите? – Он хотел сказать нечто совсем иное, что он не пьяный, что они обесточивают помещения, даже не убедившись в отсутствии посетителей, хотел узнать, есть ли тут у них этакий благообразный директор с повадками сумасшедшего… Но все эти фразы застряли за нервным спазмом, сковавшим горло.
   – Пошли вы все… Уроды! – пробормотал Ковров и вышел из музея на улицу.
   От свежего воздуха вдруг сильно закружилась голова, а из носа побежали двумя стремительными струйками капельки крови, падая на рубашку и брюки, расплываясь тут же алыми бесформенными пятнами. Чертыхнувшись, Максим запрокинул голову, уставившись бессмысленным взглядом в темно-синее небо, на котором уже высыпали мерцающие искорки далеких звезд. Кровь остановилась, но на смену ей где-то внутри родилось неприятное томительное чувство, быстро распространяющееся по желудку.
   «Этого еще только не хватало», – подумал Максим и сделал несколько глотательных движений, сдерживая рвоту и сплевывая горькую слюну.
   Серый асфальт, на котором он стоял, вдруг вздыбился, поднялся и, сделав акробатический кульбит, со всей силы ударил ему в лицо. Глубокий обморок растворил в себе все переживания и впечатления этого злополучного дня.
//-- * * * --//
   «Самое страшное из того, что я пережил в те дни, было именно ощущение безысходности, чувство того, что жизнь подходит к концу, еще фактически не успев начаться. А все окружающие меня люди упорно не хотели замечать происходящего со мной. И не было никого, кто бы мог выслушать меня без ироничной улыбки. Я чувствовал, что финал где-то совсем близко, я напряженно всматривался в лица прохожих, постоянно ожидая нападения, я молился перед сном, умоляя Бога избавить меня от наваждений. Я перестал выходить из дома. Все вокруг обернулось против меня, и я чувствовал, что если не погибну в ближайшее время, то непременно превращусь в злобного загнанного зверя, готового растерзать все и вся. Злоба на равнодушие людей переполняла меня до отказа. Иногда я ловил себя на мысли, что это не мои ощущения. Что кто-то чужой, ловко маскирующийся под мои размышления, заставлял меня бояться и ненавидеть. Но я ничего не мог поделать ни с этими ощущениями, ни с тем, что происходило вокруг меня. Я ждал… Ждал непонятно чего, но грядущего неизбежно. Я тренировался на износ. На тренировке в зале, дома, по шесть – восемь часов в день, истязая себя с яростью обреченного, хотя прекрасно понимал, что ни джиу-джитсу, ни карате не смогут мне помочь в моем столкновении с неизвестностью. Зубодробительные навыки, действенные в этом мире, теряли свою значимость в иллюзорном пространстве, сотканном из грез. Сны угрожали поглотить мою душу, но самое ужасное было в том, что наваждения вырвались за границы снов, проникая в этот мир, в котором я, хотя бы в дневные часы, чувствовал себя в относительной безопасности. Теперь я уже не мог расслабиться ни на секунду, я на самом деле был обречен».

   Максим лежал на диване в гостиной и, слушая умиротворяющий шелест листвы, проникающий сквозь открытую балконную дверь, размышлял:
   «Сны. Сны. Сны. Причиной моего последнего обморока были не сны, а вполне реальный сумасшедший придурок в дорогущем цивильном костюме. Этот голос из темноты… Откуда они взялись? Злобный… Что это, случайное стечение обстоятельств? Маловероятно. И дернуло же его сунуться в этот треклятый музей. Что-то там определенно нечисто, в этом музее. Вообще, странно все…»
   Тягучую нереальность происходящего, вот что ощущал он тогда. Это ощущение и делало происшествие очень похожим на наваждение. Но в чем тогда причина этой «нереальности», что послужило отправной точкой, включающей это странное состояние? Вот! Если установить момент вхождения в «наваждение наяву», тогда можно будет установить и причину, повлекшую это безумие. Что может выступить в роли подобного катализатора? Страх? Шок от контрастных действий этого типа – псевдодиректора: солидный костюм и аномалии поведения, тишина музея и истошные крики, наличие в здании персонала и манипуляции со светом – все это в совокупности, вероятно, и породило двойственность восприятия, характерную для людей, принявших наркотик. Иллюзорный мир накладывается на опостылевшую действительность, и получается этот двойственный мир, пока в крови циркулирует наркотик. Время для него останавливается и… Стоп! Стоп, стоп, стоп. Время останавливается. Мир вокруг становится другим, более медленным. Вот оно! Максим почувствовал ирреальность восприятия, когда обратил внимание на часы. Значит, это случилось несколько раньше, чем встреча с алтайцем. Но что могло ввести его в это одуряющее состояние?
   «…пока наркотик циркулирует в крови». Этот вариант объяснял все: и нереальность происходящего, и обостренное восприятие, и этот полный отруб в довершение ко всему. И этот вопрос был задан вахтершей не случайно: «Парень, ты что орешь? Ты пьяный, что ли?»
   «Пьяный»! Его «штормило» из стороны в сторону, как он думал – от нервного перевозбуждения. А невнятная речь, а сухость во рту, а спазм в горле, кровотечение, потеря сознания…
   Вся эта кутерьма со временем началась, когда он закончил изучать «Товары из Монголии», значит…
   ЗАПАХ!!! Терпкий аромат, принятый Ковровым за духи призрачной посетительницы, силуэт которой мелькнул в отражении стеллажа. Он больше напоминал какой-то газ или что-то в этом роде, точно! Это действительно все объясняло. Кому только понадобилось это, вот в чем вопрос? Кому нужно было травить его газом, а затем пугать до обморока? Кто они, эти люди, и что им нужно от него? И самое главное: связан ли этот инцидент с нападением Злобного и с ночными «выворотами» или это просто совпадение?
   От возбуждения Максим встал с дивана и, пройдясь по комнате, вышел на балкон. Ответы на эти вопросы необходимо было найти в самое ближайшее время, иначе…
//-- * * * --//
   Максим выгнулся, испытывая мучительно болезненный спазм, скрутивший все тело острой болью, и вместе с одеялом рухнул с кровати на пол, забившись в судорогах. На этот раз он все-таки закричал, не в силах терпеть эту адскую пытку. И тут же услышал сквозь ватную пелену, заложившую уши, тревожный голос бабушки из соседней комнаты:
   – Максим, что с тобой?
   Превозмогая невыносимую боль в ногах и пытаясь более или менее связно мыслить, он приподнялся на руках и пробормотал сквозь сжатые зубы:
   – Ничего. Все нормально. Ногу свело.
   А мышцы словно кто-то натягивал, подобно струнам на гитаре, добиваясь того, чтобы каждый нерв звучал болезненным аккордом. Откинувшись на кровати и закусив зубами край одеяла, чтобы подавить новый крик, Максим принялся медленно и осторожно массировать икры и ступни.
   – Бабушка, правда, все нормально, спи…
   Через несколько минут, когда боль немного отступила, он встал на дрожащие ноги, держась рукой за стену. Вот так, нужно идти. Попробовать добраться до ванны и туалета. Жжение, возникшее в животе, вполне могло спровоцировать рвоту. Так было уже не раз. А сегодня вообще был особенный случай – Йорм и Зеркальщик накинулись на него, жаля электричеством и ослепляя болезненными вспышками, словно пытаясь разорвать на части. Все симптомы, сопровождающие «выворот», могут сегодня многократно усилиться, учитывая интенсивность наваждения и его невероятный динамизм. Да-а. Опираясь о стену, Максим медленно миновал темный коридор, где, как всегда, лежал у двери, неразличимый во тьме, Арчи. Собака встала и тоже медленно пошла рядом, словно поддерживая изнеможенного хозяина.
   Вот и ванная. Свет больно резанул по глазам, и Максим тут же погасил его. Подошел к раковине, включил холодную воду и ополоснул лицо. Сразу стало легче. Жжение уже почти прошло, и тело даже не испытывало болезненных ощущений, кроме странного чувства, возникшего на фоне всей этой «послевыворотовой» ломки.
   Ощущение потерянности, безысходности и тоски. Безразличие к своей судьбе птицы, отбившейся от стаи и приготовившейся умереть. Максим, уткнувшись горячим лбом в прохладную поверхность зеркала, тихо прошептал, вглядываясь в черноту своих глаз:
   – Что же это, а?
   Ответа не было. Лишь Арчи отчетливо вздохнул в темноте.
   «Вззумм».
   Максим прислушался. Какой-то непонятный звук возник на периферии слуха, будто звякнул в пространстве и умолк электрический звонок незнакомой конструкции.
   «Взз-уумм. Взззуу-ммм…»
   Это напоминало что-то вроде жужжания механических пчел из детской сказки, словно роящихся в нетерпении где-то в районе кухонного окна, пытаясь проникнуть в квартиру через дребезжащее стекло. Сильно сдавило виски.
   «Вззз-з-з-уум-ммм». Максим пошатнулся, вцепившись обеими руками в скользкую поверхность раковины. Давление на мозг усилилось. В районе солнечного сплетения появилась легкая вибрация, аналогичная той, которая всегда возникала в наваждении в предшествии «выворота». Темнота вокруг просветлела, хотя никто не включал свет.
   «Господи, только этого еще мне не хватало сейчас».
   «Вззззууууммммм».
   В глазах замелькали крохотные черные тени, похожие на кофейные зерна, снующие по бледно-лимонному фону пожелтевших вдруг стен. Вокруг все вибрировало и светилось. Это было уже по-настоящему жутко, потому что это был уже не сон.
   Максим хрипло прошептал: «Арчи… Арчи» – и опустился на одно колено, чувствуя, что его заваливает куда-то в сторону. Пес зарычал, и от этого звука мир колыхнулся. Максим судорожно вздохнул и хотел позвать на помощь, но не успел. Мир наклонился и ухнул куда-то влево и вниз, в темноту.

   Прикосновение. Холодное и освежающее. Максим быстро заморгал, чувствуя, как тяжелые веки с трудом слушаются волевых команд. Тело не ощущалось совсем, как будто его не было, а осталась только одна голова, свободная от мыслей. Это было не очень приятное ощущение, вернее не очень привычное, так как приятным было уже хотя бы то, что голова эта жива, а значит, скоро оживет и все тело. А пока нужно лежать и ждать. Ждать, когда вернется способность двигаться, чувствовать, видеть, наконец. Глаза по-прежнему были скованы темнотой, и у этой темноты было приятное и одновременно раздражающее прикосновение. Лицо было мокрым, то ли от слез, то ли… Максим вдруг понял, что это, – пропитанное водой полотенце лежит у него на лбу, закрывая глаза. Он пошевелился и приподнял голову.
   Свет в ванной был включен, дверь закрыта. Над ним склонились двое – черный угрюмый пес и встревоженный отец.
   Через несколько минут, когда к Максиму вернулась способность двигаться и говорить, он встал на ноги и тут же обессиленно сел на край ванны, опустив голову на грудь. Отец шепотом спросил:
   – Ну, ты как, нормально?
   Максим кивнул и прерывающимся голосом прошептал невпопад:
   – Тьма вокруг. А он меня молнией хлестанул. – Фраза прозвучала глупо и непонятно. Мысли еще вяло ворочались в голове, и нужно было напрягаться, чтобы не молоть чепухи. Хотя отчего-то именно сейчас хотелось говорить, говорить, говорить. Выложить все сразу, в надежде, что отец поймет. Это же отец! Пусть не помочь, но понять-то должен! Ковров-старший тоже присел рядом на ванну, придерживая одной рукой сына, а другой – нервно поглаживая черного Арчи по голове.
   – Макс, тебе не кажется, что настало время поговорить?
   Это был не просто формальный вопрос, это был призыв к откровенности, той откровенности, которая казалась Максиму уже потерянной навсегда. Он вздохнул, чувствуя, как пустота внутри покрылась мелкой рябью.
   – Мне плохо пап, очень плохо…
   – Я знаю.
   – Только ты маме не говори и бабушке.
   – Конечно. Зачем их беспокоить? Давай уж будем сами разбираться с этой чертовщиной.
   Арчи уткнулся холодным мокрым носом Максиму в ладонь, словно давая понять, что он тоже здесь, рядом, как всегда.

   «12.07.92 г., время – 18.36 (вечер)
   Беседовал с отцом. Он сказал, что у него есть один знакомый, который может мне помочь. Он якобы очень авторитетный специалист в научном мире – возглавляет научный отдел в каком-то известном НИИ в Новосибирске, а также является директором Центра нетрадиционных технологий, который занимается, помимо прочего, исследованием физиологических и нервно-психических патологий. Отец с этим профессором разговаривал, и тот пригласил в Новосибирск на обследование.
   Лично я отнесся к этому эксперименту скептически, но отец настаивал, и я согласился. В моем положении выбирать не приходится, цепляюсь за любую возможность – а вдруг?»
   «13.07.92 г., время – 9.15 (утро)
   Всю ночь не спал. Еще один подобный „выворот“ я уже точно не переживу. Выпил семь чашек кофе и до шести утра умывался холодной водой. Делаю эту запись в автомобиле – едем в Новосибирск. Чувствую себя отвратительно.
   …время – 12.36 (день)
   В Новосибирск приехали в самое пекло и долго искали нужный адрес. Наконец нашли – убогое трехэтажное здание с обшарпанными стенами…»

   Внутреннее убранство центра совсем не соответствовало внешнему виду здания. Сразу бросалось в глаза обилие всевозможной техники в приоткрытых кабинетах: огромные камеры, напоминающие центрифуги, рентгенотелевизионные аппараты, компьютеры, осциллографы, генераторы…
   Максим с изумлением смотрел на все это технологическое изобилие и думал с тайной надеждой, что, возможно, именно здесь все и закончится – и эти кошмарные наваждения, и эти визиты полупризрачных существ, и эти «вывороты», терзающие тело невыносимой болью.
   Их с отцом проводила в приемную директора очень симпатичная молодая девушка в серо-голубом комбинезоне и предложила холодную минералку, сообщив, что придется немного подождать, директор занят.
   Ожидание затянулось на полчаса, в течение которых Максим мучительно боролся с охватывающей его сонливостью, сопровождаемой жаром. Это начинали проявляться привычные уже «послевыворотовые» симптомы. Ковров-старший беспокойно посматривал на сына и напряженно – на шикарную дверь с серебристой табличкой, надпись на которой Максим уже не мог различить из-за сонной дымки, окутывающей сознание. Устав наконец бороться с дремой, он закрыл глаза, чувствуя, как жар растекается по всему телу горячей волной. Затем, видимо, он все-таки заснул, потому что очнулся оттого, что отец тряс его за плечо. Открыв глаза, Максим с усилием сфокусировал непослушное зрение на окруживших его людях и тут же откинулся назад, на спинку стула. Перед ним, улыбаясь и внимательно рассматривая его, стоял генеральный директор Центра нетрадиционных технологий. Рядом с ним стоял обеспокоенный отец.
   – Максим, познакомься – это профессор, который будет тебя лечить, мой старый знакомый, Араскан Чадоев.
   Чадоев протянул руку, но Максим шарахнулся в сторону, словно в ней была зажата змея. Его всего трясло, но не от температуры, а от ужаса, который пронзительным холодом остудил жар. Перед ним стоял тот самый алтаец, человек из музея, который напугал его до потери сознания несколько дней назад…
//-- 3. ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА --//
//-- Охотник --//
//-- (Главы-реконструкции, 1999 г., Москва) --//
   Медведь
   Пенсионер Лагутин проснулся фактически сразу после погружения в сон и теперь лежал в темноте с широко раскрытыми глазами, прислушиваясь к затихающему звуку, разбудившему его. Сердце бешено колотилось в груди, распространяя эту дрожь по всему телу. Лагутин облизал пересохшие губы и, восстанавливая дыхание, затравленно осмотрелся. В комнате было темно, за окном – ночь. Причиной его пробуждения был не страшный сон. Нет, наоборот, сегодня сны обещали быть даже добрыми – Лагутин видел себя в детстве. Это пришло позже, ворвалось в сновидение яростным ураганом, криком боли и отчаяния, зовом о помощи. Кто-то из них, один из эргомов, умирал где-то совсем рядом, агонизируя напоследок своим слабеющим энергетическим полем. Кто же?
   Подобное ощущение последний раз Лагутин пережил, когда погиб в 67-м Умник. И еще много раз до этого, в пятидесятых, особенно в тот день… Тогда это чуть не выжгло ему нервную систему – несколько энергетических импульсов большой силы обожгли его душу обличающими языками невидимого пламени. Со временем «ожоги» прошли, но это ощущение Лагутин запомнил на всю жизнь, даже придумав ему название – «Последний Крик». Но это было тогда! Значит, сейчас это кто-то из их пятерки, больше некому. Телефонный звонок прозвенел в коридоре, будто подтверждая его предположение.
   – Слушаю…
   – Хорошо слушаешь? Предсмертные вопли слышал?
   – Кто это?
   – Медведь, это Хан. Просыпайся уже.
   – Я не сплю.
   – Значит, слышал?
   – Слышал… Кто это?
   – Пока не знаю, но очевидно, что кто-то из наших. Причем, если я не ошибаюсь, это уже второй. Не ты, не я, значит, это либо Ловкач, либо Циклоп, либо Лесник.
   – Боже… Мне показалось… что это был Лесник, хотя я не уверен. А тогда, в первый раз, похоже – Циклоп…
   – Да? Значит, скорее всего, это они. Я сейчас разыщу Ловкача, нужно встретиться.
   – Когда?
   – Как можно скорее. Я перезвоню тебе через десять минут, сиди у телефона.
   Лагутин, он же Медведь, зябко поежился, осматриваясь вокруг. Хан почему-то выбрал именно это место – заброшенный сектор одного из парков на самой окраине Москвы. Более унылое место просто трудно себе представить, оно очень сильно подавляло и без того издерганную психику. Последние годы почти уже принесли долгожданный покой и уверенность, что все позади. Оказывается, нет. Последние несколько часов опять всколыхнули самые мучительные страхи и предчувствия. «Циклоп и Лесник мертвы. Что же это делается? И как этот дьявол, Хан, нашел его? Это просто невероятно, через столько лет…»
   Медведь поискал глазами место, куда можно сесть, и неторопливо направился к одинокой скамейке, стоящей неподалеку, на обочине одной из клумб. Пока он шел, рука нащупала в кармане плаща шероховатую поверхность рукоятки пистолета. Он приобрел оружие несколько месяцев назад, когда вдруг почувствовал смутное беспокойство, не обусловленное какими-либо конкретными причинами. Купить сейчас оружие в Москве было несложно, особенно если имеешь деньги и кое-какие связи. Из всех предлагаемых образцов Медведь выбрал австрийский «Глок», облегченный пистолет, имеющий надежную репутацию на рынке контрабандного оружия. Теперь это изделие австрийских оружейников приятно отягощало карман Лагутина, внушая какую-то необъяснимую уверенность, которую не мог обеспечить ему слабеющий со временем Дар.
   Медведь тяжело опустился на трухлявую скамейку и, закрыв глаза, стал неторопливо сканировать местность. Он кропотливо составлял карту своих ощущений, группируя окружающие его излучения по степени их потенциальной опасности. Вокруг никого не было. Даже птиц и бродячих собак. На редкость унылое место. Воспоминания все-таки проскользнули из кладовых памяти, воспользовавшись тем, что отсутствие людей и нелюдей позволило Медведю хоть на мгновение расслабиться за последние несколько часов. Он продолжал сидеть, не открывая глаз, зная, что все равно почувствует, если кто-то появится в парке.
   «Нужно было давно бежать отсюда. Давно. Одному, а не тащить за собой хвост из этих выродков». ВЛАСТЬ и БОГАТСТВО. Медведь уже давно не чувствовал внутри той пружины, которая толкала его вперед. Только усталость и желание отдохнуть наконец от этой изматывающей гонки. Сегодня погиб Лесник. Для него этот забег подошел к концу. Но ведь кто-то наверняка помог ему в этом. Эргом не может умереть вот так, вдруг, случайно. Тем более что это был второй труп за последние две недели. К черту!!! Нужно было бежать, бежать, бежать. Сколько раз тогда, пятьдесят лет назад, он прокручивал в голове планы бегства. Делал это у себя в ванной, экранировав голову самодельным шлемом со свинцовой обкладкой, надеясь, что это избавит его от возможного «мысленного контроля». Ходили слухи, что среди эргомов Второй волны есть и такие – «слухачи», способные влезать в разум человека, читая его, словно открытую книгу. Медведь не верил в то, что они могли брать большие расстояния, даже с помощью «Большого Уха», спрятанного в одном из московских ангаров, принадлежащих МГБ. Он и сам был способен определить эмоциональное состояние собеседника с точностью до визуальных образов, возникающих у того в голове. Но это отнимало уйму энергии и срабатывало только при непосредственном контакте. В радиусе десяти метров он мог лишь чувствовать побуждения человека – гнев, недоверие, агрессию, симпатию… Свыше этого расстояния фокус терялся, и удавалось лишь улавливать смутные тени далеких чувств. Но слухи ходили, и исключать подобную возможность было нельзя. Поэтому Медведь надевал на голову эту мысленепроницаемую кастрюлю и думал, думал, думал. То, что их, эргомов, не отпустят за стены Института, было очевидно: слишком большие вложения средств и времени, слишком высокий уровень секретности и важности данной программы, слишком большие возможности даны были им, чтобы позволить затем направить их на реализацию каких-либо других планов, не посвященных реализации Проекта…
   Первым попробовал бежать Филин, затем Витязь и Комар. А потом, в один из вечеров, раздался в пространстве этот ужасающий «Последний Крик», означающий смерть неудачливых беглецов и оглушивший и парализовавший оставшихся в живых эргомов. Медведь тогда мучительно искал выход из сложившейся ситуации, но Случай все решил за него. Смерть Вождя послужила отправной точкой в осуществлении намеченного плана. С Медведем связался Оберон и сам предложил побег. Как он выразился – «эксфильтрацию из зоны повышенного внимания силовых ведомств». Медведь понял – вот он, единственный шанс! Из этой мясорубки живыми их вытащить могли только ИВАН и Оберон. Все остальные варианты были заранее обречены на провал.
   И он согласился, совершенно потеряв голову от страха за свою только начинавшуюся жизнь, за свои новые способности, которые открывали ему возможность по-новому прожить эту жизнь. Но все с самого начала пошло не так, как хотелось. Оказалось, что план побега вынашивается среди эргомов уже давно, и некоторые даже набрались смелости объединить свои чаяния на свободу. В Отделе появилась тайная группа, которая намеревалась не только преодолеть силовые заслоны Института, но и продолжать затем действовать вместе, используя многократно усиленные совместным намерением потенциалы эргомов. Медведь не знал всех этих подробностей, и это незнание сделало его жертвой обстоятельств, которые совсем не входили в его планы. Оберон все сделал, как обещал: тех эргомов, которые хотели бежать, вывезли за пределы охраняемой спецзоны Института на автобусе с зашторенными окнами, в сопровождении трех вооруженных охранников. Автобус должен был перевезти их в пригород, откуда, согласно договоренности с Обероном, всех эргомов должны были вывезти в безопасное место, снабдив необходимыми документами. Но ощущение близкой свободы сыграло с беглецами дурную шутку. Они решили воспользоваться случаем, твердо решив жить теперь только по своим правилам. Перед Обероном у них не было никаких обязательств, а об обязательствах Медведя никто из них не знал. Все охранники были умерщвлены в течение нескольких секунд, и группа из шести эргомов бесследно растворилась в этом огромном муравейнике под названием «Москва». Медведь был в шоке, но дело было сделано и ему ничего не оставалось, как принять все как есть, и нести с собой из года в год этот тяжкий груз измены и предательства людям, которых он безмерно уважал, перед которыми преклонялся. Но эти уроды с маниакальной жаждой ВЛАСТИ все сделали по-своему. Что ж, за все нужно платить, и за «бессмертие» тоже. Это правильно. И вот, скорее всего, процесс погашения задолженности уже начался: Циклоп и Лесник. Кто следующий?
   Медведь почувствовал, как все тело охватывает мелкая отвратительная дрожь, не связанная с утренней прохладой… Воспоминания все-таки настигли его.

   …Дед заставил его снять всю одежду и сложить рядом, около огромной туши убитого медведя, лежавшей в невысокой зеленой траве, подмятой этим массивным мертвым телом.
   – Все скидывай, Сашка, не боись, не замерзнешь. Дед склоняется над медведем и достает из поясного чехла большой охотничий нож. Хищное лезвие бликует в солнечных лучах, которые стекают по острию, словно золотистая кровь.
   – Садись на колени, вот сюда, к голове. Положи руки ему на башку. Да не сюда, олух, на лобешник.
   Мальчик робко кладет тонкие руки на огромную лобастую голову с закрытыми глазами и торчащим из оскаленной пасти синеватым прокушенным языком.
   Прикосновение к мертвому телу, покрытому густой слипшейся шерстью, вызывает содрогание. Дед подходит сзади и шепчет на ухо:
   – Проси у него силы медвежьей…
   – Мишка, мишка, дай мне силы…
   Мертвое тело вздрогнуло, и мальчик, ойкнув, вскочил на ноги. Но, оказывается, это дед вонзил свой гигантский нож в медвежью грудь. Резко запахло кровью.
   Нож уверенно вспарывает жесткую шкуру таежного царя. Дед запускает внутрь свои крепкие жилистые руки и, пошарив там, в несколько резких движений достает наружу окровавленный кусок мяса. Протягивает внуку и говорит благоговейно:
   – На, Санька. Это сила тела медвежьего! Это сердце зверя. В нем скрыты все тайны леса. Съешь его, и ты станешь сильным, как медведь. Оно откроет тебе свои секреты.
   Мальчик рассматривает сизое сердце в своих перепачканных кровью ладонях и, нервно сглотнув горькую слюну, жалобно смотрит на дедушку:
   – Я не смогу, деда. Меня вырвет.
   – Не вырвет! Ты просто не привык к этому. Попробуй его, не бойся…
   Мальчик осторожно откусывает жесткое мясо и, превозмогая тошноту, тщательно жует его, ощущая во рту сладковатый привкус крови. Дед внимательно следит за ним.
   – Не торопись, жуй медленно, впитывая силу постепенно. Теперь закрой глаза. Твоя кровь должна слиться с кровью зверя. Только так сила обретает основу.
   Мальчик откусывает второй кусок, третий. Мясо уже не кажется ему противным. Наоборот, некая скрытая на самом дне чувств прелесть таилась в этом пиршестве. Лучистые глаза деда словно разожгли внутри костер этих новых ощущений.
   – Чувствуешь огонь?
   Что-то стало происходить со зрением. Небо потемнело и окрасилось в красные краски. Зелень леса засветилась изнутри мягким изумрудным светом. Мальчик вдруг почувствовал присутствие целого сонма живых существ вокруг: зайца в ельнике, змею, ползущую возле старого пня, птиц, жуков, муравьев… Сильно закружилась голова, но сильные руки деда поддержали внука.
   – Это только начало. Лес открывает тебе свои кладовые. Пользуйся ими, они твои…
   Эти слова Александр Лагутин вспомнил через пару лет, когда дед опять взял его на медвежью охоту. Необычные способности стали появляться одна за другой: умение чувствовать чужое присутствие, видеть в темноте, поднимать очень тяжелые предметы, слышать отголоски чужих мыслей и даже внушать некоторым зверькам свою волю. Затем – Институт, где вместо сырого мяса в прошлом человек Лагутин, а теперь – эргом Медведь, начал поглощать вытяжки из крови, растворы, стимуляторы и часами лежать под колпаком оргонного аккумулятора. Со временем тяга к крови пропала, а Дар остался…
   Это потом уже был невероятный ужас, именуемый «Яма», и ощущение убийцы, возникшее в мутном омуте подсознания…

   Медведь стремительно возвращался из этого далекого путешествия по памяти, почувствовав чужое присутствие. Все-таки он прокараулил его. Этот кто-то сидел рядом, на скамейке, и молча ждал, когда наконец его обнаружат. Медведь медленно приоткрыл глаза, одновременно нажимая курок пистолета – «Глок» имел особый предохранительный механизм, снимаемый первым нажатием курка.
   – Хан, как тебе это удается?
   Человек, сидевший рядом с ним на скамейке, растянул губы в довольной улыбке:
   – Здравствуй, Медведь. Здравствуй…
   – Но как…
   – Не грузись, охотник. Я не бесплотный дух, просто я не терял времени даром, в отличие от тебя.
   – Извини, просто я не ожидал… А вообще я рад тебя видеть.
   Хан рассмеялся:
   – А я, между прочим, вижу, что ты не рад. Пистолет с собой вон припер. Боишься?
   Медведь хмуро посмотрел на собеседника.
   – Боюсь! А ты не боишься? Кто-то начал охоту на эргомов, это же очевидно. Два трупа за десять дней!
   Хан опять рассмеялся, хлопнув себя руками по коленям:
   – Бедный, бедный Медведь. Прижало тебя. Я не боюсь, я опасаюсь. А это разные вещи. Я тебя отыскал, чтобы выяснить для себя кое-что.
   – Что выяснить?
   – Кому это понадобилось эргомов валить? Соображения у тебя есть конструктивные?
   Лагутин втянул голову в плечи и теперь сидел, зло прищурившись и играя желваками:
   – Какие тут могут быть соображения? Просто время пришло. За все платить надо, долги отдавать.
   – Постой, постой. Ты что, думаешь, это Институт за нами тянется? Через сорок пять лет? Чушь! Ты, наверное, так и просидел все эти годы в подвале каком-нибудь, ожидая возмездия за свою свободу.
   – Свободу!!! – Лагутин истерически захохотал, – Свободу!!! Ты это называешь свободой? Да все эти годы я только и делал, что трясся от страха. Просыпался по ночам от малейшего звука и вглядывался в темноту, шарил по комнате своим полем, отыскивая опасность. Разве это свобода? Уроды! Вы так ничего и не поняли тогда, какие же вы придурки…
   Хан удивленно вскинул брови, слушая торопливую скороговорку старика.
   – Чушь! Мы вырвались тогда из этого ада и унесли в своих организмах бесценный Дар – Модуляцию, которая изменила нас навсегда. Мы вытерпели все, что над нами вытворяли в этом гребаном Институте сначала «митровцы», а затем «ямщики», и вот награда – мы живы, а где остальные? Где те яйцеголовые, которые бились денно и нощно над проблемами времени и пространства во имя «великой цели» – процветания наших вонючих вождей? Где они? В земле! Понимаешь? Сдохли! И никто из тех, кто сейчас населяет эту землю, не поверит, что нам с тобой – под сотню. Никто! А то, что мы тогда этих пацанов-охранников погасили… ну что ж, поверь, это была невысокая цена на самом деле за наши жизни. Я, например, ни о чем не жалею.
   Лагутин медленно покачал головой.
   – Ничего не поняли… – бормотал он, словно не обращая внимания на собеседника.
   – Да поняли, поняли! Это ты ничего не понял. Когда Вождь накрылся крышкой и Систему стали делить все кому не лень, что ты думаешь, нас отпустили бы на все четыре? Ага, и денежек бы еще подкинули на безбедное житие. Чушь! Мы слишком ценный материал, да и знали слишком много. Думаешь зря эти твои высокопоставленные друзья с нами возились? Тоже свои виды имели, поэтому и носились с нами как с писаной торбой. Да и вообще, без нас вся эта Модуляция – полная херня. Мы стали эргомами, потому что у каждого из нас уже был свой Дар! С помощью Модуляции мы лишь развили и усилили его.
   Хан встал и кивнул Лагутину, приглашая пройтись. «Пенсионер» с неохотой поднялся, не вынимая рук из карманов.
   – Ты что же, Хан, думаешь, это кто-то из нас?
   Хан развел руками:
   – Это я и пришел выяснить.
   – Ты думаешь – я?
   – Теперь не думаю. Вижу, что не ты. Хотя на тебя первого и подумал. Ты ведь тогда здорово нервничал, когда мы этих парнишек… Ты и сейчас одержим идеей искупления. Но это не ты. Ты совсем тусклый стал, негодный ни на что.
   – Тогда кто? Ловкач?!
   Они уже прошли всю аллею парка и повернули обратно. Медведь еще крепче сжал рукоятку пистолета – «Глок» был готов к стрельбе даже через тонкую ткань легкой куртки. Их осталось трое. Если исходить из логики Хана и убийца кто-то из них, то вполне вероятно, что он шел сейчас рядом.
   Хан уловил его мысли и расхохотался своим издевательским смехом.
   – Ты, Медведь, я чувствую, меня сейчас мочить начнешь. Вынужден разочаровать тебя, дорогой, не я это, не я.
   – Значит, Ловкач?
   – Значит, Ловкач.
   – Ты… с ним уже встречался?
   – Нет, убежал он от меня. Сгинул наш Ловкач, ныне господин Батырев. Канул, как будто и не было его. Под колпак оборонный залез. Но, во всяком случае, круг подозреваемых резко сузился.
   – Зачем ему это?
   – Откуда я знаю? Пути эргомов неисповедимы…
   – И что теперь?
   – В каком смысле?
   – Ну, что теперь делать будем?
   Хан пожал плечами, останавливаясь и разглядывая поверхность озера, заросшую тиной и ряской.
   – Это уже тебе самому решать, что ты делать будешь, Медведь.
   – Что, опять каждый сам за себя?
   – Как всегда, как всегда. Но ты не переживай, я думаю, что найду его раньше, чем он до кого-нибудь из нас доберется. Но и ты не расслабляйся, старик. Ты же когда-то совсем другим был.
   – Когда-то… – пробормотал Медведь и, повернувшись, медленно зашагал по парковой тропинке прочь, мимо густых кустов акации.
   – Медведь!
   Лагутин обернулся, вопросительно качнув головой.
   – Прощай, старина. Наверное, не увидимся уже. Или разве что еще лет через пятьдесят.
   Медведь повернулся и молча пошел дальше. Вслед ему слышался смех Хана.
   Хан
   Патрульный автомобиль тронулся с места и плавно выехал на пустынную улицу, набирая скорость. Через несколько секунд яркие габаритные огни растворились в темноте переулка. Хан долго смотрел вслед уехавшему автомобилю, затем расстегнул карман легкой летней куртки и положил туда свои документы, недовольно качая головой. Ничего кроме раздражения он сейчас не испытывал. И дернул же черт скучающего в «газике» сержанта вылезти наружу и прицепиться к неприметному мужчине неопределенного возраста, с невыразительной внешностью, единственной отличительной чертой которой можно было считать чуть раскосые глаза. Этот совершенно необоснованный поступок блюстителя порядка был вызван не пресловутой бдительностью, а заурядной жадностью и скукой. Прохожий не привлекал к себе внимания, не оскорблял никого ни действием, ни своим внешним видом, не производил впечатления субъекта подозрительного либо нетрезвого. Но милиционер, тем не менее, окликнул его. Этот поступок впоследствии едва не стоил ему жизни.
   – Эй, гражданин… – лениво и властно рявкнул сержант.
   Хан послушно подошел к патрульному автомобилю, изображая искреннее удивление:
   – Добрый вечер, товарищ милиционер.
   – Документы имеются? – Сержант изучающе осмотрел прохожего.
   Хан растерянно улыбнулся и проворно полез в карман выцветшей джинсовой курточки.
   – Кудрин Владислав Итджетович. Москва. – Бегло изучив аккуратный паспорт и не обнаружив никаких причин для дальнейшей задержки гражданина, сержант неохотно протянул красную книжечку владельцу. – Русский, что ли?
   Хан, забрав документы, облегченно закивал:
   – Русский – по матери, отец – таджик.
   Кривляться перед этим молодым парнем ему уже надоело, и он почувствовал, как внутри затлела искра раздраженной психоэнергии, которая вполне могла вырасти в считаные секунды в сжигающий все на своем пути пожар.
   – Что так поздно здесь делаешь?
   Хан пожал плечами:
   – А что, у нас уже комендантский час ввели?
   Сержант сразу напрягся и крутанул на руке упругую резиновую дубинку.
   – Умный, что ли? – Вопрос прозвучал не столько угрожающе, сколько предвкушающе.
   Хан сжал зубы, ожидая удара, за которым последует невидимый ментальный взрыв, уничтожающий все живое, находящееся в патрульном автомобиле, обрывая тонкие сосуды и аорты, плавя мозги и вскипятив кровь. Но сержант, видимо, почувствовав что-то, моргнул и, сплюнув на асфальт, ткнул концом дубинки в грудь лжеКудрину, угрюмо процедив сквозь зубы:
   – Вали отсюда. Живо.
   Это и спасло жизнь ему и двум его сослуживцам, сидевшим в машине и не подозревающим о том, что в эти минуты они были как никогда близки к смерти. Хан просто кипел от раздражения. Он запросто мог бы убить их всех, но осторожность и благоразумие, оттачиваемые годами, взяли верх над агрессией, вызванной ощущением постоянного напряжения. Где-то рядом мог быть убийца, который поднял руку на эргомов, «долгожителей». Поэтому Хан лишь улыбнулся вслед автомобилю, исчезнувшему в глубине переулка, хотя эта улыбка больше напоминала яростный оскал предвкушающего смертельную схватку берсерка.
   «Время. Странная штука. Сегодня совершенно не похоже на вчера, и люди другие, а Смерть по-прежнему актуальна и страшна. Ведь он почувствовал, почувствовал ее, этот мент. И дрогнуло что-то внутри… Смерть – Жизнь. Абстрактные понятия для живого человека, почему-то истинную значимость они обретают только для умирающего. В этом – парадокс человеческого существования. Нежелание замечать очевидное, анализировать фундаментальные проявления бытия, думать, наконец… Вот, например, эти парни. Молодые, полные сил и желаний, гонора и амбиций. Им наверняка некогда думать на подобные темы, ощущать течение времени, тревожиться его отливам и приливам, млеть на его волнах от умиротворяющего колыхания минут. Их разум зашорен, словно у скаковых лошадей, видящих перед собой только узкую колею беговой дорожки. Их статус позволяет им подняться над миром на гребне волны. Но затем волна идет на убыль, падает вниз, утягивая на дно, закручивая в водоворот, оглушая и накрывая тяжелым пологом. Но это потом… потом… когда-нибудь… и не с ними. А ведь ВСЕ когда-то заканчивается. Время!»
   Хан знал, что такое время. Он даже научился физически чувствовать его. За те пятьдесят лет, которые он провел в новом качестве «долгожителя», он научился ценить время.
   «Смерть приходит тогда, когда запасы времени истощаются. Когда они сгорают в бесполезном костре. А ведь нужно просто научиться пользоваться временем. Вот эти менты – они ведь просто переполнены страхом. В их головах наверняка засела лишь одна простая мысль, одно простое желание – отдежурить спокойно, без происшествий, и разъехаться поскорее по своим домам, поесть, выпить пивка, посмотреть телевизор, перед сном трахнуть свою жену или любовницу и уснуть, прячась в скучные сны от этой обрыдлой действительности. Их даже убивать скучно».
   Хан почувствовал удовольствие, получаемое от убийства, много позже, чем убил первый раз. И тогда он понял, чего добивались от них инструкторы «Ямы». Энергетический экстаз, взорвавший однажды изнутри его тело после очередного убийства, послужил своеобразным инсайтом, просветлением, которое указало ему путь к бессмертию. Убив человека, Хан понял, что к нему перешло что-то, что принадлежало этому несчастному, что-то, что теперь было ему уже не нужно и теперь испарялось в пространство, тая в воздухе. Хан впитал в себя этот «пар» и почувствовал, что стал полнее. Чужая энергия добавила ему то, что он так бережно хранил, – время. И тогда он понял, что время можно отнимать, забирая его у тех, кто его не ценит. Именно тогда он встал на этот путь, по которому, вероятно, могут идти только полубоги, через время вперед, не оглядываясь на трупы, которые грудами лежали на обочине. Его перестали интересовать деньги, единственной страстью отныне стало только одно – время! И Хан убивал, убивал, убивал, потому что убийство добавляло время в его копилку, потому что энергия – это и было время! Нерастраченное до момента своей естественной смерти количество минут и часов. И вот появился кто-то, кто осмелился бросить вызов ему. Убив двух эргомов, этот кто-то объявил о начале своей охоты за «долгожителями». А так как Хан был одним из них, то он принял этот вызов и на свой счет. Оставалось включиться в эту смертельную игру, используя для этого навыки убийцы: свой смертоносный Дар и весь арсенал современного оружия и техники рукопашного боя, которой начал обучать Хана еще его отец, в те далекие и благословенные двадцатые…
   Хан сказал неправду милиционеру, утверждая, что его отец таджик. Когда в двадцать пятом году гражданка СССР Беляева Людмила Ивановна вышла замуж за гражданина экзотического в те времена Вьетнама, партия откровенно поощряла этот брак. Более того, способствовала ему, ведь известный вьетнамский лекарь Ван Гото был вывезен со своей родины специальной миссией ОГПУ для «оказания лечебной и оздоровительной терапии высокопоставленным представителям советского правительства».
   Ван Гото был не просто народным целителем, он владел Даром, который позволял ему совершать необыкновенные вещи: сохранять уже в зрелом возрасте идеальное здоровье и молодость, лечить самые запущенные и даже неизлечимые заболевания…
   В двадцать шестом в семье Беляевых родился сын – Лева. Отец гордился своим русифицированным детищем, проводил с ним все свое свободное время. Он обучал его многим вещам, которые не доверял даже новым советским друзьям – врачам и ученым, коллегам по Институту. «Техника воскрешающего дыхания», «Погружение в аромат травы», «Водяной Круг» – остались известными только его сыну.
   В детстве Лева был хорошим сыном и прилежным учеником. Он как губка впитывал в себя диковинные знания о травах и минералах, повторял, заучивая, замысловатые движения своего не стареющего с годами отца, исполняющего «гимнастику безвременья», отрабатывал мягкую технику стремительных блоков и захватов, чередуя их с жесткими ударами боевой техники «вьет-во-дао». Но самым главным подарком Гото сыну был Дар, дремлющий до определенного времени в глубинах мальчишеского организма…
   Леве было всего семь лет, когда причудливая линия жизни повлекла его однажды вместе с дворовыми пацанами в полуразрушенные катакомбы, раскинувшиеся под старым, но прочным каменно-кирпичным зданием бывшего монастыря, стоявшего в квартале от дома, где жила семья Беляевых. Этот подземный лабиринт будоражил воображение многих поколений мальчишек, проживающих неподалеку от монастыря. Рассказывали, что здесь, в этом подземелье, монахи устроили свое кладбище и теперь в определенный день можно увидеть в глубине самого длинного коридора очертания удаляющейся фигуры в черном плаще. Еще рассказывали про четверых красноармейцев, во время революционного переворота вошедших в этот подвал в поисках монастырских сокровищ. Назад они не вернулись. И теперь их грешные души, очевидно уже отыскавшие за долгие годы желанные драгоценности, стонут и кричат, скитаясь по бесконечным коридорам, ведущим, вероятно, в самое чистилище. Под большим секретом передавалась из уст в уста легенда о жутком вурдалаке, заточенном в подземном склепе и с уходом монахов выбравшемся наружу и устроившем себе в темноте подвала обиталище. В общем, жути было наверчено предостаточно, во всяком случае для того, чтобы целые группы пацанов еженедельно отправлялись вниз в надежде найти серебряную, а лучше золотую монету из сокровищницы, старый, проржавевший от крови многочисленных жертв меч, покрытый паутиной, кости и череп иссушенного священника или чудовищный след лапы шастающего во тьме коридоров вурдалака.
   Слабые источники света в виде самодельных тряпичных факелов выхватывали из темноты отдельные фрагменты отсыревших стен, крысиные морды с бликующими глазами, гнилые балки и перекрытия. Процессия медленно двигалась вперед, все ее участники, затаив дыхание, всматривались во мрак впереди, вслушиваясь в тишину подвала.
   – А-а-а-а, – вдруг истошно заорал идущий во главе экспедиции Дима Пилюев.
   Эхо его крика заметалось в узком пространстве коридора, оглушая застывших в оцепенении пацанов. Через мгновение все исследователи уже неслись назад на ощупь пробираясь к выходу, наскакивая друг на друга и надрывно вопя. А сзади, из темноты, слышались невнятное рычание и тяжелый топот. Ужас буквально душил несущихся во тьме участников подземного похода. Лева оказался на лестнице, ведущей к выходу, последним. Он боялся, что ноги отнимутся от жуткого страха, повисшего на них пудовыми гирями. Он ничего уже не соображал, зараженный общей паникой, понимая лишь одно: позади опасность! Смертельная, страшная, поджидающая их всех в глубине катакомб и теперь преследующая по пятам. Может быть, это был даже вурдалак, в существовании которого мальчишки клятвенно уверяли друг друга, собравшись вечером во дворе. Чудовище уже хрипло дышало в худощавую спину обезумевшего от страха Левы. Он споткнулся, уже практически добежав до выхода, и упал на последние ступеньки в метре от спасительной двери на улицу, сбивая локти и обдирая в кровь тощие коленки. Из приоткрытой двери пробивался снаружи тонкий луч солнечного света, освещая только несколько верхних ступеней. Лева обернулся, пытаясь снова подняться на ноги, но не смог. В это мгновение границу, отделяющую затхлый подвальный мрак от дневного света, пересек вурдалак. Перекошенная синяя морда с заплывшими глазами, пыльная и грязная одежда, невнятная рыкающая речь – это существо по праву могло называться вурдалаком, но было еще ужасней. Это был Ерема, известный всей округе дебил и алкаш. Неуправляемый, звероподобный мужик, он жутко ненавидел детвору, которая не упускала случая поиздеваться над ним. Для Левы этот больной психопат был значительно более страшным существом, чем любое адское чудовище. На губах Еремы повисла грязная пена, глаза дико выкатились наружу, из перекошенного рта вырывались злобные нечленораздельные звуки. Ерема был сильно пьян и взбешен: пацаны нашли его укромное обиталище. Нарушителей спокойствия и извечных обидчиков нужно было поймать и наказать. Грязная узловатая рука с растопыренными пальцами потянулась к тонкому мальчишескому горлу, и в этот критический момент между мальчиком и Еремой возник невидимый, но отчетливо ощутимый обоими контакт. Словно мостик или шланг, соединяющий два сосуда, переполненных бушующей энергией. Лева вдруг почувствовал сердце пьяного олигофрена, его вибрацию, ток крови в ритмично сокращающихся клапанах. Это ощущение длилось недолго – мгновение, но именно в это мгновение из Левиной груди, по связывающему их каналу, вылетела обжигающая стрела и ударила Ерему ветвистой молнией в грудь. И вслед за ней оборвалась связь, растаял мост, навалилась всепоглощающая одуряющая усталость, апатия, тишина. Ерема дернулся, словно от удара током, глаза его закатились, и он, схватившись за грудь руками и судорожно вздохнув, прохрипел что-то непонятное и жалобное, а затем отшатнулся и исчез в темноте, скатываясь по ступенькам во мрак и холод приютившего его подвала. На верхних ступенях лежал потерявший сознание Беляев. Спустя полчаса Леву увезли в больницу, а мертвого Ерему закинули в приехавший с большим опозданием грузовик. Врачи констатировали смерть от обширного инфаркта, и возиться с телом мертвого идиота никому не хотелось. Лева отделался тогда сильным испугом и серьезным разговором с отцом. Через несколько месяцев эта история почти забылась, и Лева продолжал расти нормальным мальчишкой, совершенно ничего не подозревающим о своей исключительности. Пока на его жизненном пути не появился Винт, известный в районе хулиган. Он разбил третьекласснику Беляеву нос и тут же рухнул к его ногам с внезапным инфарктом. Потом… В общем, череда случайностей закончилась для Левы в двенадцать лет, когда в дом Беляевых-Гото ворвались четверо неизвестных с оружием в руках. Вьетнамский целитель, владевший боевым искусством, возможно, справился бы со злоумышленниками, но ему надо было помимо себя защищать еще жену и сына. Он смог повалить двух нападавших на пол, оставшиеся двое открыли стрельбу. Ван Гото был смертельно ранен после первых же выстрелов – две пули попали ему в грудь, две – в живот, одна – в голову. Истекая кровью, он упал на Леву, прикрывая его своим телом. Тем временем убийцы хладнокровно расстреляли Людмилу Беляеву. Помощь пришла с опозданием и из самого неожиданного источника. Оба убийцы скончались на месте от разрыва сердечной мышцы, третий умер, не приходя в сознание, еще после ударов вьетнамца, а четвертый сумел выползти в подъезд, преодолевая жуткую боль в груди.
   Лева две недели пролежал в реанимации, истощенный сверхмощным энергетическим разрядом, находясь на грани между жизнью и смертью. Когда он пришел в себя, единственным посетителем его палаты был серьезный мужчина в строгом костюме. Он подолгу беседовал с Левой, приносил ему книжки, фрукты и соки а затем, когда Лева вышел за чугунные ворота больницы, окликнул его из черной машины, припаркованной неподалеку. Лев Гото сел в автомобиль, и тот повез его по знакомым улицам в совершенно незнакомую новую жизнь, где этот человек стал для него всем – отцом, учителем, Богом, а способность тела защищаться от грозных опасностей превратилась в идеальное невидимое оружие. Так появился Дар, так появился в жизни Левы Инструктор – Кукловод, завладевший навсегда душой мальчика. Так появился в его судьбе Институт, в стенах которого он стал полубогом, эргомом, убийцей и где научился любить Время, которое приоткрыло для своего нового почитателя совершенно невероятные горизонты.
   Уже потом, спустя много лет после побега из Института, когда шесть эргомов убили своих конвоиров и разбежались по Москве, Дар проявил себя совершенно неожиданным образом. Он отворил Врата Вечности, сделал доступной идею бессмертия или, по крайней мере, исключительного долголетия.
   Хан начал новую жизнь, исполненную силы и настоящей власти, а не той, к которой стремились в последнее время все оставшиеся эргомы: Циклоп, Лесник, Ловкач. С течением времени они врастали в финансовый пласт общества, полагая, что деньги – это и есть Власть. Медведь вообще отказался от всего, очевидно искупая в душе гибель тех молодых парней из госбезопасности. Хан же нашел истинное определение Власти над жизнями людей, над временем, которое пульсировало в пространстве упругими волнами энергии, резонируя на мембранах сердец все новых и новых жертв.
   Он закрыл глаза. Сейчас нужно найти убийцу эргомов и уничтожить его, высосав из него новую порцию бессмертия. Хан продолжил свой путь, вокруг было уже совсем темно, а темноту он не любил с детства.

   Яма неподвижно стоял в одной из ниш просторного чердачного помещения и прислушивался. Ему нравились чердаки: своей тишиной и безлюдьем, не потревоженным налетом времени. К тому же чердак являлся самой выгодной стратегической позицией. В руках у Ямы была небольшая сумочка, из которой он извлек, словно фокусник, необходимые принадлежности: зачехленные ножи, пакеты с сероватым порошком, замшевый футляр с трубкой кхурташем, двадцатисантиметровый цилиндр раздвигающейся «телескопической» дубинки с внутренней полостью, заполненной газом, маску… Он действовал стремительно, зная цену каждой секунде. Сев прямо на пол и прислонившись головой к одному из бревен, поддерживающих каркас крыши, он быстро разложил перед собой курительные принадлежности. Руки уверенно отмеряли микродозы порошка, смешивая их в определенной пропорции и засыпая в недра курительной трубки – кхурташа. Щелкнула зажигалка, и пламя подожгло серую смесь комбинированного табака. Это был такташ – Сила Двух Духов. Один из них уводил сознание далеко за грань обычного человеческого рассудка, второй Дух давал свою силу телу храбреца, принимающего Священный Дым.
   Первые две затяжки Яма сделал в рот, давая слизистой поверхности привыкнуть к новому ощущению. Третья затяжка обожгла легкие горьким холодом. Такташ медленно вползал внутрь организма, сливаясь с дремлющим потенциалом колдуна. Яма выпустил тугую струю серебристого дыма изо рта, рассеянно наблюдая, как его клубы, извиваясь в причудливые фигуры, тают, вылетая в атмосферу города за чердачным окном. Голова качнулась, словно воздушный шарик, привязанный за веревочку. Это откуда-то из внутреннего пространства пришел первый толчок, завертев каруселью мысли и обостряя до предела все чувства. Руки и ноги налились ватной тяжестью, растекающейся по суставам и мышцам тягучей рекой. Ощущение было и приятным, и раздражающим одновременно. Тело будто надували изнутри. После четвертой затяжки это чувство прошло. Яма улыбнулся. Напряженные мышцы пресса размякли под действием огненной волны, хлынувшей по телу, обмывая обжигающими бурунами сердце, печень, легкие, солнечное сплетение, руки и ноги. Такташ открывал тайные кладовые организма. Черная стена перед Ямой стала покрываться кляксами флюоресцирующих пятен. Все вокруг засветилось мягким зеленоватым светом. Яма медленно повернул голову. Темное небо за окном окрасилось мерцающей желтизной. Слух стал различать новые звуки: цокот голубиных лап по железу удаленного края крыши, раздраженные крики пожилой женщины на втором этаже, какофонию из разных программ десятка телевизоров, работающих в доме, гул далекого самолета, невидимого за лимонной поверхностью ночного небосвода… Запах цветов, трав и деревьев с дворовых клумб и палисадников ударил по обостренному обонянию сладкой смесью ароматов.
   Яма привыкал к этому новому миру, сортируя свои ощущения и фокусируя их интенсивность. Визуальная картинка стремительно менялась, превращая тусклый окружающий мир в сверкающий калейдоскоп энергий. Яма медленно встал на ноги. Окружающий мир пошатнулся – вестибулярный аппарат перенастраивался на иной темп реагирования. Яма постоял немного, выбирая оптимальный ритм дыхания. Вот. Все встало на свои места. Можно двигаться, но все еще медленно и осторожно. Новый режим чреват повреждениями для мышц и сухожилий, обретающих новую, повышенную эластичность. А мышцы буквально трещали от избыточной энергии, всколыхнувшей организм. Такташ разбудил внутри Ямы тигра, и этот тигр упивался своей мощью. Осталось только выплеснуть ее вовне, давая свободу действовать своему потаенному Двойнику, начавшему зачаровывающую мистерию жизни и смерти.
   Яма медленно наложил поверх своего истинного лица второй призрачный облик – маску, разделенную на две половины голубым и белым цветом.

   Хан вошел в подъезд и сразу почувствовал опасность. Даже не опасность, так, легкий ветерок, заструившийся холодом по напряженной спине. Предчувствие. Пока только предчувствие. Хан замер около дверей лифта и прислушался. Если противник где-то рядом, он непременно выдаст себя неосторожным движением, запахом, шумом своего дыхания, своими мыслями, наконец. Если кто-то готовится к нападению, он не контролирует свою психосферу, а подобного рода чувства распространяются в окружающем пространстве просто оглушительными волнами. Нужно только уметь их слышать или, вернее, чувствовать. Хан прикрыл глаза, тщательно анализируя свои ощущения. Нет, никого поблизости нет. Но мышцы спины и шеи не ослабили своего напряжения: тело знало, что что-то не так. И этим знанием нельзя было пренебрегать. Все-таки убийца его выследил! Интересно… Бегство не решит проблемы. Если убийца нашел его здесь, найдет и в другом месте. А кроме того, ведь Хан сам хотел найти этого загадочного киллера. В своей победе Хан не сомневался: в отличие от других «долгожителей», он действительно не тратил время на пустяки, он тренировался убивать противников всеми доступными способами. И теперь эти навыки должны были решить исход поединка в его пользу.
   Противник мог устроить ему засаду либо в подъезде, либо в его же квартире. В подъезде, судя по всему, никого не было. Оставалось только подняться на этаж и убить этого ублюдка там, где Хан имел стратегическое преимущество: он знал до мелочей каждый закоулок в своей квартире, и, кроме того, он знал, что убийца там, а тот, вероятно, не догадывался о том, что Хан может это знать. В этом и было преимущество эргома перед обычным человеком: эргом мог видеть и ощущать то, о чем обычный человек даже понятия не имел.
   Хан поднялся на свой этаж по лестнице, не воспользовавшись громыхающим на весь подъезд лифтом. Вот и его квартира. Ощущение опасности стало отчетливей. Хан прижался к стене спиной и, закрыв глаза, стал погружаться все глубже и глубже в свой Дар, начиная видеть недоступные человеческому зрению энергетические поля, из которых состояло все вокруг. От этого взгляда невозможно было скрыться ни за стенами, ни за металлическим прямоугольником входной двери.
   Вот появилось малиновое пятно перед глазами. Оно стало разрастаться, охватывая все большую площадь, и уже через несколько секунд перед внутренним взором эргома сияла многочисленными силовыми линиями энергетическая решетка Земли с ячейками различной формы и размеров. Вот отчетливо проступили прямоугольные грани «сетки Хартмана», представляющей собой чередующиеся полосы шириной около двадцати пяти сантиметров. Вот на них наложились полосы «сетки Карри», пересекающие по диагонали прямоугольную «сетку Хартмана». Хана всегда восхищала эта, невидимая обычно, геометрия силовых линий, которая позволяла ему ориентироваться в грубом физическом мире, являющемся, однако, неотъемлемой частью большой энергетической Вселенной. У убийцы не было ровным счетом ни одного шанса. Кем бы он ни был, эргом увидит его ауру и, определив местонахождение, нанесет свой упреждающий смертельный удар.
   Но квартира оказалась пуста. Хан озадаченно нахмурился. Значит, все-таки убийца где-то вовне. Это может быть и улица, на которой он ждал появления своей предполагаемой жертвы, и одна из квартир в подъезде, и чердак… То, что убийца был где-то рядом, Хан уже не сомневался, он доверял своей интуиции, а значит, поединок был еще впереди.
   Просканировать близлежащие помещения было просто невозможно, это отняло бы массу драгоценной сейчас энергии и вряд ли принесло положительный результат. Оставалось ждать здесь. Устроить засаду самому, превратившись из потенциальной жертвы в охотника, взять инициативу в свои руки. Какая-то тень вдруг набежала на его сознание. Хан тут же заблокировал свою психосферу, недоуменно спрашивая самого себя: «Что это? Сканирующий луч? Значит, убийца все-таки эргом? Ловкач? Батырев? Не может быть, ведь Ловкача уже нет в Москве». Два дня назад тот сам позвонил Хану. Они обсудили появление таинственного убийцы, и Ловкач предложил Хану бежать с ним, якобы с помощью какого-то представителя одного из силовых ведомств, курирующих в настоящее время разработки в области психоэнергетики. Ловкач был жутко перепуган и, как всегда, нашел для себя лазейку. «Нет, это не может быть Ловкач. Это означало, что убийцей был обычный человек, а не эргом. И вот теперь этот сканирующий луч… Неужели все-таки Медведь?»
   Хан еще лихорадочно соображал о принадлежности силового потока, сканирующего пространство, наподобие того, как он сам делал это несколько минут назад, в подъезде, когда Яма стремительно спустился вниз по лестнице, достигая нужного ему этажа. Войлочные тапочки на ногах позволяли ему двигаться совершенно бесшумно, так что даже чуткий слух Хана не уловил ничего подозрительного.
   «Неистовый натиск… Ярость… Хищная сталь клинка… Удар…»
   Хан почувствовал, как забеспокоилось, завибрировало вокруг него пространство. Невидимые вихри электромагнитных полей явственно указывали на присутствие поблизости человека, обладающего Даром. Причем он был рядом, где-то совсем рядом.
   Гото порывисто вздохнул и сразу уловил исходящий из тамбура подъезда какой-то странный, еле уловимый запах. Он походил на благоухание декоративного сухоцвета, используемого в качестве ароматизатора в некоторых домах.
   Эргом покачнулся, перед глазами запрыгали крошечные черные точки, словно суетливые муравьи на желтом поле осенней пожухлой травы.
   «Что это?» – мелькнула тревожная мысль и тут же появилась догадка – запах. Он надышался этой вонючей дряни, другого объяснения быть не могло. Нужно было скорее очистить легкие. Хан резко выдохнул и, задержав вдох, наклонился к смотровому глазку-«перископу», скрытому в обивке двери и позволяющему обозревать весь тамбур благодаря хитроумной системе оптических линз.
   Там, в подъезде, непривычно ярким светом горела осветительная лампочка под потолком, и на фоне этого света контрастно выделялся силуэт угрожающей фигуры, облаченной в черную одежду.
   – А-а, черт… – прошептал Хан и метнулся вглубь квартиры, на лоджию: там свежий воздух, там пути к отступлению. Но ноги вдруг неожиданно подогнулись в коленях, и эргом упал, пролетев по инерции полтора метра вперед и врезавшись со всего размаха в шкаф для одежды. Послышался треск сломанных створок. Хан попытался встать, но тщетно – руки и ноги изменили ему, предательски отключив все мышечные реакции. Тогда он перекатился на спину, посмотрел на дверь и осторожно попробовал втянуть в себя воздух. Показалось, что здесь он был без примеси этой тошнотворной сладости. Значит, можно попытаться опять перейти в повышенный режим деятельности организма и очистить кровь от присутствия в ней этого яда, затем восстановить динамику мышечной системы и… В этот момент его вырвало.
   «Дьявольщина! Вот тварь, ну ладно, ладно… сейчас».
   Хан старался вдыхать воздух небольшими порциями, постепенно очищая кислородную смесь внутри легких, одновременно пытаясь вернуть подвижность конечностям. Нужно было немедленно преодолеть это жуткое состояние беспомощности и дотянуться до пистолета, лежащего в тумбочке в полуметре от него. Левая рука отозвалась легким зудом и чуть пошевелилась в ответ на мысленные приказы, посылаемые перепуганным мозгом. Это было уже кое-что. Две яркие вспышки полыхнули в глазах, и сотни иголок вонзились в мозг, заливая сознание болезненной темнотой. Когда Хан пришел в себя, оказалось, что он все-таки заблевал свою куртку.
   «Что же он сделал со мной? Похоже на сильный паралитик. Сука!»
   Левая рука дрогнула и медленно потянулась к тумбочке. Там, в верхнем ящике, лежит «Гюрза» – мощный восемнадцатизарядный пистолет. Если удастся добраться до него, появится реальный шанс замочить этого ублюдка. Через несколько бесконечно долгих минут Хан уже смог встать на колени, но проклятые вспышки опять засверкали перед глазами нестерпимо ярким светом, путая мысли, отравляя их тьмой.
   На этот раз сознание возвращалось медленнее. Все вокруг залила мерцающая зелень, заложило уши, и, хотя руки и ноги уже обрели чувствительность, сильная слабость заполнила собой все тело. Хан застонал и поднялся на обе ноги. Тут опять нахлынуло, и вслед за ослепительной чернотой его швырнуло в залитый ярким солнцем дворик. Маленький мальчик в зеленых шортиках и полосатой футболке возится в песочнице, старательно вылепливая стены крепости из песка.
   – Лева, сыночек…
   Мальчик поднимает голову. У подъезда пятиэтажного дома стоят мужчина и женщина. Это его родители. Малыш, побросав все игрушки, вскакивает и поспешно бежит к ним, нелепо подпрыгивая, расставив в стороны руки и радостно вереща. Вспышка света – и тьма.
   Хан открыл глаза. Он снова свалился на пол, утратив с таким трудом преодоленное расстояние до тумбочки. «Странное видение». Встав на ноги, Хан сделал несколько неловких шагов и оказался на месте. Он протянул к ящику тумбочки руку и с изумлением поднес ее к лицу, рассматривая. Ладонь была вся перепачкана кровью. Мысли текли как-то отстраненно, без эмоциональной окраски. Вспыхивают и тут же тают. Гото нахмурился. «Это же моя кровь. Моя…» Действительно, вся куртка была в крови, так же как и лицо. «Кровотечение. Из носа…. К черту».
   Вот оно, небольшое аккуратное оружие с восемнадцатью полусферами из металла внутри, заряженными смертью. На дульной части – длинная трубка глушителя. «То, что надо». Опять вспышка – и тьма…
   Мальчик уже подбегал к улыбающимся родителям. Еще несколько шагов, и он попадет в объятия отца, который подхватит его под руки и, подбросив вверх, закружит над землей…
   Хан тряхнул головой. Наваждение пропало. Он стоял посреди коридора и тихо покачивался, на этот раз не успев упасть. Чувствовал он себя сейчас гораздо увереннее, чем несколько минут назад. Хан обернулся на дверь. Там, за ней, до сих пор кто-то был.
   – Эй ты, ублюдок, ты еще здесь? – прохрипел Гото и тихо засмеялся. – Я иду. Слышишь? Иду…
   Кто бы он ни был, этот убийца в черном, Ловкач, или Медведь, или еще кто-нибудь из неизвестных, пули должны его брать. Ведь не призрак же он, в самом деле. Хотя для современных людей все они, эргомы, по большому счету и были именно призраками, существами из иной эпохи.
   – Лева… – детский голос из комнаты.
   Хан обернулся и обмер, пистолет чуть было не выскользнул из его руки. В дверном проеме гостиной стоял тот самый мальчик из видения. В зеленых шортиках и полосатой футболке.
   – Лева, уходи отсюда. Пожалуйста! Не связывайся с ним. Тогда он тебя не тронет. Пойдем со мной, я тебя выведу. – Он протянул Хану свою тонкую руку.
   Эргом часто заморгал, пытаясь удержать вновь ускользающую нить связного мышления. Нужно было что-то сделать, что-то, чтобы не свихнуться. Он подхватил «Гюрзу» и, зажав ее в ладони, направил на дверь.
   «Пс, пс, пс, пс…» – пули пробивали металл с противным скрежетом и чмоканьем. Остро запахло порохом.
   «Пс, пс, пс, пс…» – Хан чувствовал, что с каждым выстрелом сознание его проясняется.

   Убийца по-прежнему ждал его в коридоре. Черный человек с отвратительной разноцветной маской вместо лица. Хан усмехнулся и потянул за рукоятку нож, спрятанный в рукаве. Он никогда не расставался с этим оружием, оно стало частью его тела, срослось с предплечьем замшей чехла. И вот теперь настало время использовать этот остро отточенный клинок, согретый теплом его крови. Хотя, если этого призрака не берут пули, нож тоже вряд ли причинит ему вред. Но другого пути уже не было. Оставалось сражаться, освобождая себе путь на свободу, или умереть, как подобает воину, как умер его отец.
   – Сними маску! Хочу увидеть твое лицо.
   Убийца не пошевелился. Он стоял молча и наблюдал сквозь прорези в маске за своим противником, словно ожидая от него дальнейших действий. Хан стал медленно приближаться к черному силуэту, ощущая бешеный ток крови во всех сосудах.
   Вероятно, это был его последний бой. Дар внутри эргома будто погиб от этого яда, сводящего с ума. Гото мог рассчитывать сейчас только на силу своих мускулов и свои навыки «вьет-во-дао», которые неоднократно помогали ему во время очередного «жертвоприношения». Теперь это было его последней надеждой.
   Лишенный Дара, обессиленный полубог и таинственный Черный Человек замерли друг напротив друга перед решающим броском. И хотя Гото в совершенстве владел холодным оружием, исход этого поединка почему-то не вызывал у него сомнения. Он приготовился умереть, собираясь дорого отдать свою жизнь этому загадочному убийце. Он подошел к нему чуть ближе и вздрогнул, увидев глаза своего противника. Эти глаза не могли принадлежать человеку. Черные зрачки невероятно расширились, залив тьмой всю радужную оболочку. Человек в маске стоял не двигаясь, и только эти глаза жили своей отдельной от тела жизнью. Они и в самом деле могли принадлежать разве что потустороннему существу.
   С силой выдохнув сквозь сжатые зубы, Хан сделал обманное движение и выбросил вперед руку с зажатым в ней хищным лезвием ножа. Оружие вспороло пустоту. Черный человек переместился в сторону стремительно и совершенно бесшумно, словно и правда был призраком. Хан ударил еще раз. Противник перехватил его руку и, сжав, словно железными тисками, подался навстречу. Раздался хруст сломанных костей. Хан вскрикнул и, как в замедленной киносъемке, увидел: его нож падает на пол, а в руках «черного», словно из ниоткуда, появились два клинка. Он сделал неуловимое движение, и нечеловеческая боль обожгла Гото живот. Бело-голубая маска равнодушно наблюдает за оседающим эргомом, который упал, судорожно поджав ноги к груди. В живот словно насыпали горячих углей. Голова Хана стала отбивать по бетонному полу нестройный ритм предсмертной агонии. Он захрипел, на губах появилась кроваво-розовая пена, зрачки то закатывались, сверкая белками, то возвращались в орбиты, ничего уже не видя перед собой. Трясущиеся руки бережно зажали жуткую рану, из которой вывалились сквозь разрезанную одежду, переплетаясь, сизые шланги кишок.
   Краем умирающего сознания Хан отметил, что подобную рану невозможно нанести обычным оружием, да и клинки эти… было в них что-то очень древнее, необычное, будто часть лезвия была из стали, а другая – из темного тумана, струящегося вдоль стальной бритвы. Но все это уже не имело особого значения. Боль была просто нереальной.
   Человек в черном подошел и склонился над телом Гото, касаясь умирающего сознания своей психосферой. Тут же на него обрушился целый поток переживаний, среди которых маленький мальчик бежал к своим родителям.
   – Уйди, – прошептал Хан и сделал попытку отползти от своего убийцы, словно желая остаться наедине со своей болью и со своим последним видением. Пол под ним был залит кровью.
   Яма отрешенно наблюдал, как Гото отползает от него, отталкиваясь окровавленными спортивными туфлями от пола, судорожно изгибаясь всем телом, оставляя за собой бордовый след, отмечающий последний путь полубога в этом жутком зверином мире. Видимо лишившись остатков сил, Хан затих и, приподняв трясущуюся голову, прошептал с усилием:
   – Все. Не могу больше. Больно очень. Время жаль. Отпусти меня… Больно… Убей…
   Яма наклонился и одним быстрым движением сломал ему шею. Хруст рассоединенных позвонков слился с последним выдохом, похожим на облегчение. Тело дернулось последний раз, выгнулось и опало.
   Мальчик уткнулся головой в папины ноги и заплакал вдруг, сбивчиво рассказывая, как он ждал их из кино, как строил крепость, как один из соседских пацанов больно ударил его кулаком в живот. Отец улыбнулся и, прижимая к себе вздрагивающего мальчугана, похлопывая крепкой рукой по узкой спине, пробормотал: «Не плачь, сынок. Сколько их будет еще в жизни, этих ударов. Уж так устроен мир». А мама, грустно усмехнувшись, поправляет полосатую футболку, где-то заляпанную красной краской.

   Невысокий человек с сумкой через плечо вышел из подъезда большого двенадцатиэтажного дома и направился через дворы к оживленному проспекту. Там он сел в подъехавший «гранд-чероки», черный, как ворон, джип с зеркальными стеклами, отражающими неоновую Москву. Через мгновение этот угрюмый автомобиль бесследно растворился в сутолоке машин, наводнивших, несмотря на позднее время, дороги большого города.

   Перед окном в своей небольшой квартире стоял и плакал Медведь. Его нервно сжатые кулаки иногда грозили кому-то, а губы шептали беззвучное проклятие. Его опять разбудило это еле слышное бормотание пространства, означающее одно – очередную смерть эргома, кого-то из них. Судя по ощущению, возникшему после этого немого Крика, это был Хан.
   В домах зажигались и гасли окна, люди занимались своими делами. А высоко в небе над городом ровно светилась призрачно-желтым сиянием далекая и надменная Луна.
//-- * * * --//
   АУДИОЗАПИСЬ ГРД 12.3
   УСО. Технический отдел.
   Информация только для руководящего состава оперативной части МУР ГУВД г. Москвы.
   ФОНОГРАММА
   Дата: 15.06.99.
   Участники:
   1. Начальник УСО ОРУ МУР, подполковник Николаев А. В.
   2. Директор Центра оккультных исследований, член-корреспондент Института Востока и стран Азии, профессор кафедры этнографии Каменский Л. Б.

   Н.: Здравствуйте, Лев Борисович, извините, что опять пришлось потревожить вас, но обстоятельства складываются таким образом, что…
   К.: Что, прибавилось материала?
   Н.: У меня появились новые рисунки.
   К.: Да? Интересно.
   Пауза (7 мин.).
   К.: Гм. Вот смотрите: знакомый нам по прошлым фотографиям символ Солнца и полумесяца. Только на этот раз он выполнен несколько в ином цветовом решении. Видите? На это раз полумесяц не темный, а светлый и располагается не слева, а справа, что, очевидно, как-то связано с периодичностью лунного цикла. А то, что раньше символизировало солнце, теперь окрашено в темное. Очевидно, что это один знак, но вот эти метаморфозы очень трудно как-то прокомментировать. Я боюсь ошибиться в интерпретации. Вот, смотрите, свастика тоже поменяла цвет. Очередная «шаманская Сеть». М-да. А это, если мне не изменяет память, очень древний символ, обозначающий Небесного Змея или, как его еще можно назвать, Дракона. Его также называют Хранителем Тьмы, Воздушным Пауком, Небесным Вепрем – у него сотни названий. Видоизмененный, он уже встречался нам – «Кали Хамса», Черный Лебедь, помните? У древних тюрков символ, очень похожий на этот, обозначал «Ветер», одну из самых почитаемых стихий. У них, по-моему, был даже древний храм, посвященный Ветру, и назывался он, если мне опять же не изменяет память, «Разгоняющий тучи». Да, кстати, буквально недавно я познакомился с интересной гипотезой, указывающей на взаимосвязь свастики именно с Драконом.
   Н.: Каким образом?
   К.: Эта гипотеза связана с племенами трипольской культуры, пятое-четвертое тысячелетие до нашей эры. Появление свастики связывают с тем фактом, что в то время северный небесный полюс находился в одном градусе от звезды Альфа созвездия Дракона. Через несколько сотен лет северный полюс совпадает с этой звездой. Еще через пару тысячелетий она получает арабское название «Тубан», что означает «дракон». Трипольские жрецы отслеживали годовое вращение небосвода вокруг небесного полюса. Они выбирали определенное созвездие на небе и зарисовывали его положение в одно и то же время суток четыре раза в год: осенью, зимой, весной и летом. Они зарисовали положение созвездия Малая Медведица и соединили линиями, проходящими через центр вращения – небесный полюс, находящийся в то время вблизи звезды Тубан, – часть звезд малого ковша и рукоятки. В результате получилась свастика, символизирующая годовой цикл изменения времен года. Так что появление рядом этих знаков может иметь под собой основание.
   Н.: Что это может означать?
   К.: Много чего. Тот, кто использует эти символы, так же как и «шаманскую Сеть», очевидно, привлекает к себе какие-то незримые силы, символизирующие могущество некоего мистического существа, связанного с воздушной стихией, которое для удобства мы можем называть Драконом. Вообще, все эти композиции, скорее всего, именно для того и служат – они создают нечто вроде Ворот в иное измерение. Человек, создавший все это, использует магическую психографику, чтобы, во-первых, нарушить привычный пространственно-временной континуум, во-вторых, чтобы привлечь на свою сторону потусторонние силы или существ, обладающих этими силами, в-третьих, для того, чтобы лишить силы своего противника и обрести над ним полный контроль.
   Н.: Вы думаете, такое возможно?
   К.: А почему нет? Подчинить своей воле человека может другой человек, владеющий тайнами гипноза, суггестии или нейролингвистического программирования. А мы с вами говорим о древней магии, которая и создавалась именно для того, чтобы маг мог проецировать вовне свою господствующую волю. Только одни маги использовали это для обретения власти над людьми, другие – для контроля над духами, а кто-то – для власти над событиями. Соответственно, для различных целей использовались различные силы. Человек, который интересует вас, возможно, ассоциирует себя с древними чародеями, отсюда и все эти ритуалы. Однако я должен вам сообщить, что в магическом буддизме Сила Дракона, или Змея, считалась самой могущественной.
   Н.: Это, как я понимаю, злая сила? Нечистая.
   К.: Почему вы так думаете?
   Н.: Ну, Дракон… Я думал, это отрицательный персонаж. Вы же сами сказали – Хранитель Тьмы. Звучит устрашающе.
   К.: Дракон действительно устрашающий персонаж. Он издревле является символом космических вод, мира теней, ночи и смерти. Но это только одна его испостась. В целом же он являет собой андрогинный принцип, то есть несет в себе неразделимые элементы тьмы и света, созидания и разрушения, мужского и женского. И он не случайно связан с символом космических вод, источником зарождения всего сущего. В египетской мифологии Кнеф, Вечный Непроявленный Бог, изображен эмблемой Змия Вечности, обвивающего урну с водой, причем его голова движется над водою, которую он оплодотворяет своим дыханием. В «Книге Дзиан», описывающей процесс космической эволюции, например, говорится: «Узри, о Лану, Дитя Лучезарное тех Двух, несравненное блистающее величие – Пространство Света, Сына пространства Тьмы, возникающего из Глубин Великих Темных Вод. Это Oeaohoo Младший. Он сияет как Солнце, Он Пламенеющий, Божественный Дракон Мудрости». Взаимодействие Света и Тьмы. Помните, мы говорили об этом? В древности мистики Света и чародеи Тьмы владели странными и загадочными силами, но считалось, что истинное могущество обретает тот, кто может с одинаковой эффективностью использовать силы обоих царств, сливать воедино Свет и Тьму. В той же «Книге Дзиан» говорится: «Эти Двое и есть Зародыш, и Зародыш Един». Или вот еще: «Тьма излучает Свет, и Свет роняет одинокий Луч в Воды. Корень остается, Свет остается, Сгустки остаются, и все же Oeaohoo Един».
   Н.: Вы уже второй раз упоминаете какого-то «Oeaohoo». Кто это? Насколько я понял, тоже какой-то пламенеющий дракон?
   К.: Да, я уже говорил вам – это Андрогин, соединение мужского и женского, Света и Тьмы в одном существе.
   Н.: Самое могущественное существо, согласно вашим предположениям?
   К.: Очень преувеличенно называть их моими. Можно сказать, что этим предположениям, как вы изволили выразиться, тысячи лет. Дракон неслучайно издревле считался самым могущественным существом в мистическом пантеоне сверхъестественных персонажей. Иерофанты Египта и Вавилона именовали себя «сынами Дракона». Гермес называл Змия самым духовным из всех существ. Для христиан же это резко отрицательный символ, темный и угрожающий. Он символизирует Сатану, Дьявола, который является первейшим противником Бога, Христа и любого христианина. Церковь именует дьявола «Тьмой», который в Библии и Книге Иова назван «Сыном Бога», яркой звездой раннего Утра, LUX – Люцифером. Для христианских мистиков существует очень четкое разделение на Свет и Тьму, причем Тьма является областью не только запретной, но и опасной, нечистой. Поэтому Дракон, как ассоциативный с этой областью образ, и назван христианами первейшим врагом.
   Н.: Вы знаете, я, признаться, до настоящего момента тоже считал дракона резко отрицательным персонажем. Ну – Дьявол, Змей Горыныч…
   К.: Вы типичный западник, Александр Васильевич, причем выросший под влиянием навязанных нам с детства стереотипов. Давайте посмотрим на эти противоречия непредвзятым взглядом. Дракон, как я уже говорил, является одним из самых могущественных существ на нашей планете. Это мнение практически всех религиозных мистиков, принадлежащих к различным вероисповеданиям. Но ведь могущественный и сильный не всегда означает отрицательный и злой. Просто это отличительная особенность человека причислять к своим врагам все то, что невозможно подчинить себе или победить. И этот негативный образ, которым люди наделили Дракона, как раз и появился вследствие того, что Дракон невероятно силен. Но он не Враг, он – Противник, а это очень большая разница. Дракон не злобный персонаж, он – Охранник, Страж Порога, охраняющий Пути, ведущие к духовному сокровищу. Его нужно победить, чтобы вырваться за рамки человеческой обусловленности, но это невероятно трудно. В земной истории таких победителей немного, и все они на слуху, вот, например: Ра, Индра Аполлон, Зевс, Христос, Митра, Кадм, Персей… Эти сущности выдержали схватку с Беспредельностью, они стали сверхлюдьми, богами. В западной традиции Противник является Врагом, который не может вызывать никакого другого отношения, кроме ненависти и жажды полного его уничтожения или порабощения. В восточной традиции все обстоит несколько иначе. Противник – это Соперник, которого нужно уважать хотя бы уже за то, что он дает шанс что-то изменить как в окружающем, так и во внутреннем мире. Более того, он сам – неотъемлемая часть этих миров, где все взаимосвязано самым теснейшим образом. Так что в данном случае Противник – это отражение самого себя, часть себя, поэтому его нельзя ненавидеть, а нужно противостоять ему отрешенно, находясь в гармонии с окружающим миром. Вот в чем разница, Александр Васильевич. Противник лишь уравновешивает нас, и это понимание позволяет нам развиваться, фактически устраняя само понятие «противник». Поэтому в древности бытовало такое мнение, что Дракон живет в каждом из нас и, противостоя Дракону, мы лишь сражаемся сами с собой. Поэтому победить его можно было, только победив самого себя, какую-то часть себя, которая находится в тени нашего рассудка, за гранью сознания. В комментариях «Книги Дзиан» есть такое упоминание: «Так Сыны Света облеклись в ткань Тьмы». Помните, я говорил вам об одном из догматов розенкрейцеров? «Свет и Тьма сами по себе тождественны, они разделены лишь в человеческом уме». Побеждая Дракона, человек оказывается в области Тьмы и вводит ее в область своего мироощущения. «Свет и Тьма стоят друг напротив друга. Одно зависит от другого, как шаг правой ноги зависит от шага левой». Это Сандокаи, один из основных текстов дзен-буддизма. То, что вы предлагаете мне на фотографиях, указывает на то, что этот человек пытается смешать обе эти области в нечто трансцендентное, непонятное, не имеющее аналогов для обычного восприятия. Вот эта «шаманская Сеть», что вы чувствуете, когда рассматриваете ее?
   Н.: Пытаюсь понять мотивы человека, нарисовавшего ее.
   К.: Я не об этом. Логика здесь бессильна. Я говорю об ощущениях. Прислушайтесь к своему внутреннему пространству. Какие ощущения рождают в вас эти линии?
   Н.: Хм, не знаю даже.
   К.: Смотрите внимательнее. Расфокусируйте взгляд.
   Н.: Голова кружится. И подташнивает. Тянет куда-то.
   К.: Вот! Это грани незнакомого мира коснулись вашего подсознания. Это метрика иного пространства. Она притронулась к вам и поймала часть чего-то, что принадлежит вам, но вами не осознается, чего-то, что прячется до поры до времени в тени вашего рассудка.
//-- * * * --//
   Подполковник Николаев уже собирался домой, когда тревожный звонок аппарата внутренней связи перечеркнул все надежды на грядущий отдых. Эксперт взял трубку и мрачно проговорил:
   – Слушаю.
   Четкий голос дежурного зазвучал в трубке раздражающе громко:
   – Товарищ подполковник, к вам посетитель.
   – Посетитель? – удивленно переспросил Эксперт, машинально посмотрев на часы.
   – Да. Гражданин Лагутин. Утверждает, что вы его ждете.
   Николаев поморщился:
   – Завтра, в рабочее время, по предварительной записи, с сообщением о цели визита.
   – Он утверждает, что дело срочное и не терпящее отлагательств. Утверждает, что располагает важной информацией по трем убийствам, произошедшим в последний месяц.
   Николаев закрыл глаза и, помассировав пальцами виски, устало проговорил:
   – Пусть напишет заявление у дежурного…
   – Он говорит, что ему необходимо переговорить именно с вами. Его направили от следователя Гургенидзе, из Двойки. Он говорит, что это очень важная информация по последним убийствам.
   – Что?! – Николаев, до которого наконец дошел смысл происходящего, даже привстал от возбуждения, чувствуя, как по телу пробежал озноб.
   – Пропустите немедленно! Выпишите пропуск. Я жду!
   Трубка легла на рычаг. Подполковник нервно расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Сердце опять забилось тревожным ритмом, посылая в кровь избыточные порции адреналина. «Вот оно!!! Вот…»
   В дверь постучали…
//-- 4. «ТЕНГРИ АНЫ ПАСТИТ» --//
//-- Шаман --//
//--  (Главы-ретроспекции, 1992 г., Новосибирск) --//
   – Что это? – Максим покосился на маленький шприц в руках Араскана Чадоева, наполненный янтарно-желтой жидкостью. Директор центра усмехнулся:
   – Боишься?
   – Да нет, не боюсь, хотя вы почему-то постоянно хотите меня напугать. Это так, разумная осторожность, просто хотелось бы знать, на какую дрянь меня сажают.
   Максим лежал на мягкой кушетке, увешанный десятком датчиков, составляющих единую, сложную конструкцию, напоминающую паутину, в центре которой замерла обездвиженная жертва.
   Араскан попросил его максимально расслабиться, но то обстоятельство, что алтаец накрепко примотал Коврова к кушетке специальными фиксирующими ремнями, совершенно не способствовало расслаблению.
   – Это для того, чтобы погасить инерцию непроизвольных телодвижений, – пояснил Чадоев, но Коврова это объяснение не устроило. Что это за движения, от которых пеленают, словно приговоренного на электрическом стуле?
   Араскан, будто прочитав в его душе эти настороженные мысли, сел рядом с кушеткой на изящный стул и, похлопав Коврова по плечу, проникновенно сказал:
   – Максим, я знаю, что ты мне не доверяешь… в силу определенных обстоятельств, но можешь мне поверить, что я не буду делать тебе больно. У меня здесь не вивисекционный зал и не зубоврачебный кабинет. Но для того чтобы снять с тела корректные и точные показания, ты должен выполнять все мои требования. Если ты хочешь избавиться от тех кошмаров, которые отравляют тебе жизнь, изволь слушаться меня во всем. Это, – он показал на стойку возле кушетки, заполненную сложной аппаратурой, соединенной с лежащим Ковровым множеством проводов, – высокоточная спецтехника. Она способна фиксировать малейшие изменения в твоем организме. Поэтому и не следует отвлекать ее и путать лишними импульсами. Вот в чем причина твоей неподвижности. Это, – он показал на шприц, – вытяжки из трав. Сложный комплекс биостимуляторов. Он поможет тебе расслабиться, сосредоточиться, отбросить все ненужное и сконцентрироваться на самом важном. Он абсолютно безвреден, поверь мне…
   Тонкая игла медленно входит в вену. Пластиковый поршень выдавливает янтарную жидкость, впрыскивая ее в кровь. Чадоев погасил свет в комнате и закрыл жалюзи на окнах. Стало совершенно темно, только огоньки светодиодов и подсветка верньеров и индикаторов замерцала в темноте разноцветными точками.
   – Закрой глаза, – голос тихий, словно убаюкивающий. – Закрой. Закрой…
   Максим закрывает глаза, чувствуя приятный холод внутри тела. Он открывает их через какое-то время вновь, но на этот раз не видит даже мигания лампочек: то ли Араскан выключил аппаратуру, то ли…
   – Закрой их, закрой и иди… Двигайся вперед, на ощупь, в темноту, – голос Чадоева заполнил все пространство вокруг, и нужно было просто делать то, что он говорил, чтобы не затеряться в этой бесконечной черноте, не потерять этот единственный ориентир – голос во тьме:
   – Иди. Иди. Расслабься. Отпусти себя. Стань легким, невесомым. Ты легче воздуха, чувствуешь? Ты можешь лететь. Лети!
   Максим почувствовал, как тело оторвалось от кушетки, преодолевая фиксирующую силу ремней и, повиснув в воздухе, полетело вперед и вверх, будто пузырь, наполненный газом.
   – Темнота держит тебя. Она не позволит тебе упасть. Слейся с ней. Стань с ней единым целым. Растворись…
   Легкость в теле сменилась новым ощущением, как будто каждая клеточка организма стала отделяться от единого целого, вливаясь в бесконечный океан безводной черноты. Максим почувствовал, что теряет себя, свое «Я», но это ощущение не испугало его, наоборот, была бездна удовольствия в этом обезличивании. Наверное, именно так буддисты погружаются в нирвану – наслаждение безмятежностью, покоем и тишиной.
   Но удовольствие продолжалось недолго. Где-то вдалеке брызнул болезненной вспышкой яркий свет, будто росчерк стремительной молнии. Тьма съежилась и потеряла объем. Еще один ослепительный взрыв на горизонте. Тишина завибрировала, сразу утратив свою привлекательность. Все микрочастицы «Я» вновь соединялись в единое целое, повинуясь некоей невидимой силе, притягивающей их из пространства и склеивающей в один осмысленный конгломерат. Вспышки вдруг засверкали так часто, что слились в сплошное белое свечение, напоминающее восход солнца. Этот восход больно обжигал новорожденное тело, забившееся в поисках спасительной тени. Но жаркие палящие лучи схватили человека в свои объятия и со всего размаха швырнули с высоты вниз, куда-то на шумную грешную землю…

   За прозрачным пологом занавесок, прикрывающих вход в спальню, какое-то оживление. Максим, затаив дыхание, лежит в темноте, накрывшись почти с головой теплым одеялом. Сквозь занавески смутно угадываются силуэты людей в гостиной. Странное освещение, рассеянное и колышущееся, словно там зажгли свечи. Точно, свечи – запах парафина. Но зачем? Кто это пришел? Шум голосов. В квартире кто-то посторонний, но не чужой, Максим это чувствует. Он, наверное, слишком долго спал и пропустил появление гостей. Но кто это может быть? Эти сны совершенно измотали его. Сны и температура. Мерзкое сочетание, особенно для восьмилетнего мальчика. За окном падает снег. Скоро Новый год, уже через два дня. Все пацаны, наверное, катаются сейчас с огромных снежных гор на городской площади, роют пещеры в двухметровых сугробах около Дома книги, ходят на новогодние представления во Дворец спорта и ТЮЗ. А он… Закон подлости – болезнь пришла в самый разгар любимого праздника, и теперь приходится валяться в постели, наедине со своими невероятными снами. Даже если температура спадет, все равно его еще неделю не выпустят на улицу, хотя это и не ангина. Обидно. Ощущение праздника дают лишь слабый запах хвои от елки, поставленной в гостиной, и терпкий аромат мандаринов, положенных в вазочку на пианино. Тихие голоса. Отец и еще чей-то незнакомый мужской голос. Отец чем-то обеспокоен. Вот мама говорит что-то тихо, еле слышно. Еще чей-то голос – женский.
   Максим вслушивался в эти приглушенные голоса в другой комнате, когда вдруг почувствовал новый приступ дурноты, жар во всем теле и слабость. Опять захотелось спать. Глаза стали медленно закрываться, и уже сквозь дымку, предшествующую сновидениям, Максим увидел, как, откинув полог, из гостиной на него смотрит незнакомец. На его лице улыбка. Кто это? Видение поплыло, словно растопленное поднявшейся температурой. Новая картинка. Потрясающе красивая девушка с белокурыми волосами, ниспадающими на плечи, и пронзительно яркими голубыми глазами. Она вошла в комнату и села рядом с Максимом на кровать, улыбаясь ему, словно старому знакомому.
   «Где я видел ее? Где?» Вокруг девушки мерцает призрачный ореол, похожий на нежное сияние луны.
   «Во сне. Я видел ее во сне». Девушка поворачивается к незнакомцу и говорит мелодичным, завораживающим голосом:
   – Мы заберем его. Позже. Сейчас нельзя…
   «Куда?» – хотел спросить Максим, но не смог. Он никогда не мог говорить во сне. Что-то мешало ему сосредоточиться. А может, во снах нужен особый способ разговаривать, который незнаком людям.
   – Спи, малыш. – Прохладная рука девушки легла на горячий лоб, и Максим почувствовал волну невероятного восторга, захлестнувшую его и унесшую в водоворот беспамятства.

   – Что это было? – Максим сидел в кресле и наблюдал за Арасканом, который прохаживался по кабинету, сложив руки на груди.
   – Это был один из пластов твоей психики, подавленный последующими психическими наслоениями. Это была твоя память – глубинная память, та, что отражает события, которые наш разум стремится вытеснить за пределы своего влияния.
   – Подождите… Вы что, хотите сказать, что это все действительно происходило со мной? Но как это возможно? Как я мог забыть все это? Ведь прошло всего тринадцать лет! Я помню события, гораздо более удаленные во времени, а этот… Он словно из другой жизни. Как будто я живу в нескольких параллельных измерениях сразу. Эти люди… Вот теперь я отчетливо вспомнил этот случай. Он действительно был! Но это все как-то странно…
   Чадоев остановился и, облокотившись рукой на стол, задумался, словно решая, каким образом будет лучше объяснить этот парадокс:
   – Все дело в особенности восприятия. Это очень сложно объяснить вот так, в нескольких словах. Я думаю, ты и сам скоро все поймешь и все вспомнишь. Тогда мои объяснения вообще станут неактуальными. Но от тебя требуется решимость. Нужно пройти этот курс до конца, чтобы окончательно восстановить все психические функции. Это… своего рода углубленный психоанализ, который вскроет все потаенные и темные участки в твоем сознании и подсознании. В одном из этих тайников прячутся Йорм и Зеркальщик.
   – Откуда… вы знаете? – Максим изумленно посмотрел на алтайца. – Я ведь вам не говорил, что называю их так.
   Чадоев усмехнулся:
   – Это только начало. Самое интересное впереди. Завтра я уведу тебя довольно далеко – в твое детство, на гораздо более значительную глубину, нежели сегодня. Если это удастся осуществить, там, возможно, ты встретишься и с Йормом, и с Зеркальщиком, и с теми людьми из сегодняшнего видения, и еще с множеством интересных персонажей.
   – Араскан! – Максим наморщил лоб, мучительно пытаясь уловить что-то в собственных размышлениях. – А ведь я вспомнил сейчас. Вот теперь я вспомнил! Ведь там, ну, в том видении, были вы, Араскан? Вы? Я еще мучился потом, вспоминал. Лицо знакомое, а вспомнить не могу. С этой красивой женщиной, ведь вы были, да?
   Директор ЦНТ мягко улыбнулся и чуть заметно кивнул головой.
   – Это… что же выходит? Вы знали меня с детства, с восьми лет? Да?
   – Да, Максим.
   – Что же это, а? Как же так? Я ведь вас совсем не помню. И эта женщина… Значит, она на самом деле существует?
   Чадоев поднял руку, останавливая поток вопросов:
   – Всему свое время, Максим. Давай все вопросы отложим на завтра. Хорошо? Завтра ты сам дашь на них себе все ответы. Завтра…

   С утра начались подготовительные процедуры, которые почему-то больше напоминали предоперационную подготовку. Лаборантка Людмила, приятная молодая девушка, разбудила Коврова в пять часов утра. И началось. Очистка кишечника, стакан витаминизированного напитка, контрастный душ и в семь часов – Камера, сложный гибрид различных аппаратов, в целом напоминающий тренажер для космонавтов или летчиков-испытателей. Пришлось, несмотря на неловкость и стыд, раздеться догола, обвязавшись только небольшой тонкой простынкой. Максим чувствовал себя жутко неуютно, потому что в комнате, помимо Чадоева и лаборанта Володи, присутствовали две девушки, тоже сотрудницы центра, которые деликатно отворачивались, стараясь не смущать обследуемого. Более-менее прикрытым Ковров ощутил себя только внутри кабины, именуемой Камерой. Кушетка внутри Камеры была застелена холодной клеенкой, и тело сразу покрылось «гусиной кожей». Затем в сферу протиснулся бородатый Володя и стал оплетать Максима проводами, прикрепляя к телу миниатюрные датчики.
   – Володя, меня будут пытать?
   Лаборант улыбнулся:
   – Не переживай, будет не больно. Вот давай нацепим тебе на голову…
   – Это что, намордник?
   – Мускулопульт с системой чувствительных нервно-лицевых датчиков. Широкополосные линейные усилители биотоков.
   – А-а… А вон та рукавица с наперстками – тоже усилитель?
   Володя бережно надел сплетенную из проводов перчатку на левую руку Коврова и, соединив ее с каким-то разъемом, благоговейно прошептал:
   – О-о, Макс, это вещь! Биоэлектрический манипулятор! «Рука демиурга». Знаешь, сколько он стоит? Это технологии будущего. Эксклюзив. Наслаждайся. Сейчас тебе Ирочка пару укольчиков всандалит – и в добрый путь!
   Максим обеспокоенно зашевелился, стараясь не разомкнуть десятки соединительных контактов.
   – Ты это, Володь, хоть накрыться чем-нибудь дай. А то эта простынка как насмешка, честное слово. Неудобно же…
   Володя, нагнувшись к уху Коврова, заговорщицки прошептал:
   – Поздно, батенька, стесняться. Здесь камеры везде.
   – М-да, – Максим откинулся на клеенку, закусив губу. – Весело.
   Через десять минут все было позади: два укола, инструкции Араскана, контрольные тесты для настройки систем… Створки сферы захлопнулись, и Максим оказался в полной темноте. В крошечной горошине радиопередатчика, помещенной в ухе, возник голос Чадоева.
   – Как слышишь меня, Макс? Нормально? Никаких неудобств?
   – Все нормально.
   – Ну и отлично! Ляг ровно, расслабь руки и ноги, шею, живот. Не напрягайся. Осциллограф показывает, что ты напряжен. Вот так. После легкого толчка в спину постарайся не паниковать. Вспомни предыдущую процедуру. Все под контролем. Слушай мой голос и ни о чем больше не думай. Я поведу тебя и всегда буду рядом. Помни это. Сегодня нам нужно уйти как можно дальше в прошлое. Не сопротивляйся этому путешествию, желай его. В нем ответы на все вопросы, которые мучают тебя уже несколько лет. Сейчас очисти свой разум. Все посторонние мысли будут тормозить тебя. Вышвырни их из своей головы. Слушай только мой голос. Все… Поехали. Приятных воспоминаний, Адучи…
//-- ГОРНЫЙ АЛТАЙ (ВОСПОМИНАНИЯ), 1980 ГОД. РАННЯЯ ВЕСНА --//
   Машину тряхнуло так, что Максим, еще не успев проснуться, подлетел со своего места на заднем сиденье и крепко приложился головой к стальной окантовке, пролегающей в основании крыши «газика». Из глаз брызнули оранжевые искры, сон окончательно развеялся, и Максим, зябко поежившись и приложив руку к ушибленному месту, осмотрелся вокруг. Его пробуждения никто не заметил. Водитель, неопределенного возраста алтаец, сосредоточенно смотрел на дорогу, стараясь по возможности объезжать бесконечные ямы, ухабы и камни, словно нарочно прыгающие под колеса автомобиля. Казалось, дорога специально трясла людей, пытаясь внушить им что-то очень важное. Отец сидел рядом с водителем и тоже смотрел вперед, но в его взгляде не чувствовалось присутствия. Максим понял, что отец не видит окружающего мира, будучи полностью погружен в свои мысли.
   Максим закутался в теплую, прошитую ватином ветровку и снова закрыл глаза. Ему снился странный сон. Состоящий из нескольких последовательных фрагментов, он поражал своей яркостью, динамизмом и ощущением полной реальности происходящего.
   Ему снилась живая гроза. Она летела над ними, трясущимися в грязном автомобиле, серовато-серебристой тучей, налитой грозной силой, периодически вспыхивая голубыми сполохами, метая вниз раскидистые разряды электрических молний. Они били в землю с невероятной силой, и каждый раз, когда копье синего света врезалось в замерзшую твердь, по земле шел гул, и машину подбрасывало вверх. А молнии шипели, змеились вслед автомобилю и немного погодя впитывались в почву, согревая ее, растапливая ледяную корочку застекленных холодом луж.
   Было совсем не страшно, словно Максим когда-то уже встречался с этой тучей. Просто это новое ощущение необыкновенной яви озадачило его. Раньше ему никогда не удавалось участвовать в своих снах. Тряска только усиливала «эффект присутствия», и Максиму даже казалось порой, что он не спит, а только дремлет, автоматически отмечая все звуки вокруг. И если бы сейчас отец спросил его о чем-нибудь, он бы услышал, не прерывая захватывающей картины, разворачивающейся перед ним в дымке полусонного сознания. Временами он просыпался окончательно и смотрел в окно.
   Но слабость и усталость вновь накатывали вязкой волной, погружая разум в сказочный мир детских снов.
   В какой-то момент облако с грозой стало подниматься вертикально вверх и затем окончательно исчезло в вышине, слившись с остальными облаками. Максим подумал, что они, должно быть, тоже живые, и небо теперь смотрело на него сверху десятком глаз, мигая белесыми перьями туманных туч.
   Затем возникла какая-то огромная черная птица. Она вылетела из леса и, стремительно размахивая крыльями, несколько раз пролетела мимо окон автомобиля. Максим успел увидеть лишь ее глаза, все остальное слилось в сплошную темную массу. Птица словно заглядывала внутрь движущегося «газика», пытаясь высмотреть забившегося в угол Коврова. В ее взгляде не было ничего дурного, но она хотела унести с собой маленького мальчика, обхватив широкими крыльями. Максим даже перестал дышать, настолько сильно испугало его понимание этого момента и вид выискивающей его птицы.
   Машину тряхнуло, и мальчик, открыв глаза, осторожно посмотрел в окно. Птицы не было. Только высокие могучие стволы кедров и лиственниц мелькали мимо сплошным черно-зеленым частоколом. Внезапно Максим увидел движущееся пятно сзади, на дороге. Он пригляделся повнимательней: большая черная овчарка бежала вслед за машиной. Торопливо перебирая лапами, она неотступно следовала за «газиком», словно опасаясь потерять его из виду. Максим почему-то знал, чувствовал, что это – его собака, его Друг, и теперь напряженно следил за ее бегом, веря в то, что она непременно догонит их, а не отстанет, выбившись из сил, и не потеряется в этой глухой безлюдной местности. Но вопреки его ожиданиям собака бежала все медленней, и настал момент, когда она остановилась, обессилев, и села. Высунув язык, она смотрела вслед удаляющейся машине грустными глазами, полными тоски и одиночества. Максим заметался, поняв, что еще несколько секунд, и они уедут, и он навсегда потеряет ее, свою собаку.
   – Не-ет. Стойте! Остановитесь! Папа… – Он, наверное, закричал, потому что когда открыл глаза, то увидел лицо отца, который повернулся с переднего сиденья и теперь смотрел на Максима обеспокоенно и удивленно. Алтаец тоже обернулся, останавливая машину.
   – Что случилось?
   Максим припал к заднему стеклу, вглядываясь в унылый пейзаж грязной дороги. Но на ней никого уже не было. Либо собака, отчаявшись, повернула назад, либо сошла с дороги в лес, либо это был очередной персонаж затянувшегося сновидения.
   – Что случилось? – повторил алтаец, и Максим робко пробормотал:
   – Мне показалось.
   – Что показалось? – Алтаец внимательно смотрел на него, ожидая ответа.
   – Мне показалось… я видел собаку. Там, на дороге.
   – Откуда здесь собаки? – Отец заерзал на сиденье, разминая затекшую спину. – Тебе приснилось…
   Но реакция водителя несколько озадачила Максима. Алтаец задумчиво моргнул, как-то странно опять посмотрел на него и, решительно открыв дверь, вышел наружу.
   – Пошли, посмотрим. Где ты говоришь видел ее?
   Максим спрыгнул в мерзлую дорожную грязь и показал пальцем в направлении, где, как ему показалось, в последний раз он видел пса:
   – Там. Но теперь ее там нет. А может, и не было. Я, наверное, заснул, – произнес он извиняющимся тоном. Ему вдруг стало ужасно неловко, что его нелепые фантазии послужили причиной остановки автомобиля. Но алтаец был предельно серьезен. Он подмигнул Максиму и, хлопнув по плечу, медленно пошел назад по кромке дороги, проваливаясь иногда в глубокий снег. Максим нерешительно пошел за ним.
   – Так ты видел ее или нет? – Водитель сосредоточенно вглядывался в придорожные кусты.
   – Видел… но… – Максим замялся, не зная, как выпутаться из этой неловкой ситуации. Не рассказывать же, в самом деле, ему про эти странные сны.
   – Ты видел ее во сне? – Алтаец, казалось, прочитал его мысли.
   – Ну… можно сказать… да.
   – «Можно сказать», – алтаец нахмурился, – ты должен разобраться сейчас в своих чувствах и решить для себя: видел ты ее или нет. Неважно, было ли это во сне или наяву. В этих местах эти понятия очень часто меняются местами, и виденное во сне становится частью твоей жизни, а то, что привычно и знакомо для тебя, оказывается призраком. Поэтому ты должен научиться в первую очередь доверять своим чувствам. Если они постоянно обманывают тебя, значит, ты постоянно будешь проигрывать в любой жизненной ситуации, принимая ее за очередной обман. И если так, то мы и сейчас не сможем найти твою собаку, – последние слова прозвучали как-то странно. Максим уловил акцент, сделанный на них собеседником.
   – Если ты уверен, что видел ее, чувствовал особую к ней расположенность, значит, она существует, и мы обязательно должны обнаружить ее следы. Хотя они могут выглядеть даже не как обычные следы, а скажем… как пятна света, мерцающие кляксы на дороге.
   Максим удивленно посмотрел на водителя и подумал: «Чокнутый». А алтаец тем временем уже наклонился над участком дороги, где собака в изнеможении остановилась и села, перед тем как исчезнуть. Максим улыбнулся, наблюдая, как взрослый уже человек с необыкновенным усердием роется в комках дорожной грязи, пытаясь обнаружить следы, оставленные призрачным псом. Через несколько минут алтаец разогнулся и посмотрел на Максима. В его взгляде не было ни тени разочарования, наоборот, они излучали удовлетворение.
   – Нашли? – выдохнул Максим и, вытянув шею, посмотрел на грязь около его ног. Ни одного собачьего следа или светового пятна он там не увидел. Обычная мешанина, оставленная ребристыми шинами внедорожника.
   – Максим, никогда не разбрасывайся своими истинными друзьями. Будь всегда настороже своих чувств. Жизнь иногда может преподносить такие подарки, и тогда очень важно заметить их и с почтением принять. Эта собака была только для тебя. Ты бы мог обнаружить ее следы, если бы захотел. Но ты, я вижу, с недоверием относишься к себе и поэтому готов назвать сном чудесный дар окружающего тебя мира и забыть об этом, словно это и вправду был сон.
   Алтаец замолчал и, повернувшись, зашагал к приткнувшемуся на обочине «газику».
   «Точно чокнутый», – подумал Максим и еще раз на всякий случай внимательно изучил этот участок дороги. Следов не было. Да это и неудивительно – призраки не оставляют следов. Внезапно порыв холодного ветра обрушился откуда-то сверху, закружился сдуваемым с ветвей снежным вихрем. Максим закрыл глаза, уворачиваясь от морозных пощечин, а когда вновь открыл, то увидел, что алтаец уже стоит около машины и машет ему рукой.
   Когда Максим втиснулся в теплый нагретый салон «газика», водитель о чем-то тихо шептался с отцом, который кивал, по-прежнему отрешенно глядя на лес за окном. Уловить содержание разговора Максим не смог, но понял, что взрослые говорят на отвлеченную тему. Про злополучную собаку не было сказано ни слова.
   Алтаец вдруг обернулся и, словно их теперь объединяла общая тайна, снова заговорщицки подмигнул мальчику. В его взгляде на миг проступило что-то странное, будто какая-то часть того сна все-таки проникла внутрь салона, приняв обличье этого чудаковатого водителя. Максим вздрогнул и моргнул, наваждение пропало. Алтаец отвернулся, заводя оглушительно затарахтевшую машину. Минуту спустя она с ревом тронулась с места, пробуксовывая и завязая в замерзшей грязи.
   Смеркалось. Спать уже совсем не хотелось, и Максим снова смотрел на мелькающие за окном деревья и кусты, выстроившиеся вдоль дороги живой изгородью. Он ощущал какой-то смутный, не поддающийся объяснению дискомфорт. Что-то в окружающем его мире стало не так, и он не мог понять что. Время от времени он поглядывал в заднее окно, просто так, конечно, но глаза почему-то все равно искали черный силуэт на фоне быстро теряющейся в сгущающейся темноте дороги.

   Местами лежал снег, было ветрено и холодно. Машина резко затормозила, будто наткнувшись на невидимую преграду, и пассажиры стали выбираться из надоевшей уже, пропахшей бензином кабины «газика». Вселенная нависла сверху таким ощутимым пологом, что, казалось, оттолкнись сейчас от рыхлого снега – и темнота, соединяющая небосвод и землю, мгновенно унесет в вышину, закружит в хороводе звездных искр. Над головой внезапно зашелестела крыльями птица, и Максим успел различить на фоне сверкающего небесного купола темный расплывчатый силуэт. Одновременно с этим в окнах дома вспыхнул свет, открылась дверь, и на порог вышли двое: старик и мальчик, наверное, одного с Максимом возраста. Закутанный в теплый плащ-накидку, мальчик быстро сбежал с лестницы, подошел к приезжим и сдержанно поздоровался. Вслед за ним по ступеням спустился не спеша старик. Максим сразу понял, что это дедушка и внук. Судя по лицам, они оба были алтайцами.
   Мальчик взял в обе руки тяжелые сумки, выгруженные из машины, и, переваливаясь с ноги на ногу, засеменил к дому. Ковров-старший положил руку на плечо сына и представил его подошедшему старику:
   – Здравствуйте, Шорхит. Вот, опять обстоятельства привели нас в ваш дом. Максим, это старинный друг нашей семьи, один из лучших друзей твоего деда. Я надеюсь, что он станет и твоим другом, во всяком случае, относись, пожалуйста, к нему с почтением, не то он превратит тебя в лягушку.
   Старик расхохотался и приветливо кивнул младшему Коврову:
   – Ну, здравствуй, кеспокчи. Что, опять прихватывает? Я имею в виду твои страшные сны. Ничего. Это случается иногда со всеми нами…
   Максим растерянно молчал, не зная, как вести себя с этим чудаковатым алтайцем.
   – Ничего, ничего, здесь ты быстро пойдешь на поправку. Проходите в дом, Араскан и Унген отнесут все вещи сами.
   Мальчик тем временем уже возвратился. Отец похлопал Максима по плечу, как бы подбадривая к новому знакомству, подмигнул, и, поскальзываясь на тонкой корочке льда, покрывающей тропинку, направился вслед за стариком в дом.
   Внук Шорхита оказался так похож на своего деда, что казался его уменьшенной копией. Чуть приплюснутый нос, раскосые темные глаза, текучая походка. Он, казалось, подражал деду даже в жестах. Протянув приезжему тощую, но сильную ладонь, он деловито представился: «Унген». Ковров кивнул ему и, ответив на рукопожатие, не менее деловито буркнул: «Максим». На этом церемония знакомства закончилась. Араскан, человек, который их вез, унес в дом последние сумки, и мальчики остались около машины вдвоем.
   – Пойдем в дом. В это время нельзя оставаться по эту сторону ограды.
   Максим удивленно посмотрел на юного алтайца, пытаясь понять, что он имел в виду. Унген, перехватив его взгляд, показал рукой на частокол, окружающий дом чередой заостренных тонкими копьями кольев, и назидательно, словно общаясь с несмышленым малышом, произнес:
   – Это ограда. Она ограждает Дом от Леса. Мы сейчас находимся в Лесу, по одну сторону ограды. Ночью на этой стороне человеку находиться крайне нежелательно – опасно.
   – Почему это? – спросил Максим, уязвленный подобным тоном.
   – Опасно, и все, – коротко отрезал Унген и, отодвинув створку ворот, забрался в «газик». Машина завелась и въехала во двор. Унген быстро выскочил и торопливо стал закрывать воротину, с ехидной усмешкой посматривая на закипающего Максима:
   – Ну, так что, ты идешь?
   – Нет. Погуляю немного здесь, с этой стороны ограды, – ответил тот и, повернувшись, сделал несколько шагов в темноту леса.
   – Ну и дурак. Я же серьезно говорю… Обернувшись, Максим увидел, что Унген стоит около ворот и растерянно смотрит на него. Эта растерянность не столько обрадовала, сколько насторожила Максима. Пацан явно чего-то боялся, чего-то, что находилось ночью именно по эту сторону ограды. Максим незаметно осмотрелся, но ничего подозрительного не увидел. Обычный ночной лес. Хотя с того момента, как они приехали в Горный Алтай, ничего вокруг уже не казалось ему обычным.
   – Пойдем, а? – Унген с беспокойством следил за своим новым знакомым, действительно опасаясь, что у того хватит ума шляться ночью в глуши таежной чащи. Максим и сам уже пожалел, что занял подобную позицию, но отступать было поздно. Идти в дом значило признаться в своей трусости. Но и в лес идти тоже уже совсем не хотелось. Морозный ветер, пробирающийся к теплому телу через все отверстия в одежде, совсем не способствовал прогулочному настроению. Кроме того, Максим действительно что-то почувствовал…
   Унген тоже почувствовал это и, подбежав к растерянному гостю, схватил его в охапку и затащил во двор, с шумом захлопнув скрипучую калитку в воротах. В его глазах был испуг.
   – Ты что, сдурел? – Максим покрутил пальцем около виска.
   – Это ты сдурел. – Унген привалился к калитке спиной, будто удерживая ее от напора неведомой опасности, снующей вокруг дома в темноте. – Здесь тебе не город, понял? Выделываться будешь у себя в Барнауле, ясно? – Он определенно знал, что могло случиться, останься приезжий на улице еще мгновение. – Я тебе не нянька и больше за тобой бегать не буду. Если у тебя башка на холоде замерзла, я за тебя отвечать не собираюсь.
   Максим хмыкнул и, пожав плечами, спросил:
   – Что ты разорался? Напугать меня хочешь побасенками своими?
   Глаза Унгена расширились, он часто заморгал и, возмущенно выдохнув, тихо прошептал:
   – Напугать? А ты еще не напугался? Ну-ка иди сюда…
   Максим, усмехаясь, медленно подошел к нему и хотел что-то сказать, но Унген захлопнул ему рот рукой и прошипел в самое ухо:
   – Тихо. Слушай.
   Максим прислушался. Шум ветра, скрип замерзших стволов, хруст снега… Вот! Чьи-то осторожные, еле различимые на фоне остальных звуков шаги. Кто-то крался там, вдоль забора, и этот кто-то не был человеком. Человеку не могли принадлежать подобные звуки. Это больше походило на… скольжение удава, проминающего хрупкий снежный покров своим длинным гладким телом. Но откуда мог взяться удав здесь, в предгорной заснеженной тайге? Послышалось тихое мяуканье и легкое постукивание по частоколу. Максим, затаив дыхание, вслушивался в этот гипнотический шорох и смотрел на бледного от ужаса Унгена, который тоже замер, словно опасаясь, что существо за забором обнаружит их присутствие. Когда звук приблизился к мальчикам, Унген издал резкий, леденящий душу гортанный крик. От этого вопля, разорвавшего морозный воздух, Максим отшатнулся в сторону, поскользнулся и завалился в сугроб. Двери дома открылись, и на порог выбежали встревоженные отец, Араскан и Шорхит. Максим поднял мокрое от снега лицо и быстро встал, опираясь на протянутую Унгеном руку.
   – Что случилось? – Отец тревожно смотрел на мальчиков, переводя взгляд с одного на другого.
   – Мы играли. – Унген незаметно подмигнул товарищу, и тот машинально кивнул. Ковров-старший улыбнулся и, повернувшись, зашел в дом. Шорхит с Арасканом переглянулись, и старик вопросительно посмотрел на внука. Тот мгновенно подобрался, посерьезнел и показал на Максима рукой:
   – Кто-то приходил за ним. Он слышал его сам… Мужчины опять переглянулись и, ни слова не говоря, зашли в дом.

   – Кто это был? – взволнованно спросил Максим через полчаса, уже сидя около разожженного камина, рядом с новым другом.
   – Не знаю, – в тоне Унгена уже не было высокомерия. История с «удавом» каким-то образом повлияла на его отношение к барнаульскому гостю. Он подкинул в огонь несколько сухих щепок. – Я правда не знаю. Лес ночью перестает быть обычным лесом. Там все становится по-другому. Иногда, особенно ночами, Лес начинает шептать чужими голосами, и горе тому, кто поддастся этому коварному ночному зову.
   – Откуда ты знаешь? Ты ходил туда ночью?
   Унген быстро замотал головой:
   – Ты что? Нельзя. Мне рассказывали дед и Араскан, они ходили. Ночью там страшно. Ночью Лес превращается в обитель духов.
   – Духов? – Максим опять недоверчиво улыбнулся. Но Унген был предельно серьезен:
   – Да, духов. Их и днем там полно, но ночью открываются двери иного мира, их мира. И тогда они приходят к нам. Они везде. Их называют у нас «кермосы». И каждый знает, что ночью они безраздельно властвуют по ту сторону ограды.
   – А что, ограда может их остановить? Они же духи.
   – Это не просто ограда. Во-первых, это специальная древесина. Колья вытачивают из цельных стволов, которые берут только в особых местах. Я знаю одно из них. Оно называется Серебряный Бор. Там никогда не бывает «джаман кермостор» – злых кермосов.
   – А здесь? Здесь они есть?
   – Здесь они есть, – хмуро пробормотал Унген и подкинул в огонь еще пару маленьких поленьев. – Они есть везде. Но есть определенные места, где их много и где они всемогущи. Также играет огромную роль время года и время суток. Сегодня это было очень опасно! Зима и ночь… Ночью «лтынчи орен» – нижний мир – соприкасается с нашим миром. Их склеивает темнота. И тогда обитатели того мира появляются на земле. Они очень любят глухие темные места, особенно где есть соединения – трещины в земле. Они выходят оттуда, и горе тому, кто остался после заката солнца в таком месте. Эти места называются «турчакту дер», там кермосы особенно сильны. Человек, оставшийся на ночлег в турчакту дер», обречен. Кермосы отберут у него душу и унесут с собой вниз, в царство Эрлика, подземного бога. Поэтому после заката солнца люди скрываются в своих домах. Детям запрещают даже плакать, чтобы не привлекать духов, из дома не выносят вещи и пищу. Это время следует переждать, скоротать, слушая предания и сказки.
   – Как мы с тобой? – Максим улыбнулся и протянул к огню сухой прутик. На конце сразу вспыхнула и затлела крохотная искра.
   – То, что я рассказываю тебе сейчас, не сказки. И если бы ты не послушался меня там, за оградой, мне даже страшно вообразить, что бы сейчас с тобой было. Это не сказки, – значительно повторил Унген, – если не веришь мне, спроси деда, он много расскажет тебе об этом.
   Максим помахал прутиком перед глазами, наблюдая за тлеющим огоньком:
   – Унген, а твой дед, он кто?
   – Кам.
   – Кто-кто? – Максим фыркнул, опять посмотрев на товарища недоверчиво.
   – Кам – это шаман. – Унген, казалось, не обращал внимания на настроение своего гостя и объяснял ему все спокойно и терпеливо. – Шорхит очень сильный шаман. Таких, наверное, уже и не осталось на Алтае.
   – Ух ты! – Максим боролся сам с собой, не зная, как ему реагировать на все эти разговоры: смеяться или принимать все всерьез, за чистую монету. – Настоящий шаман?
   Унген снисходительно усмехнулся:
   – Ненастоящих шаманов не бывает. Если он ненастоящий, значит, это не шаман.
   – А ты тоже станешь шаманом, когда вырастешь?
   – Я стану тайшином, как дед и Араскан.
   – Араскан? Это тот странноватый водитель?
   С Унгеном случилась настоящая истерика. Он захохотал, запрыгал по комнате, держась обеими руками за живот.
   – «Странноватый водитель»? – переспросил он, отсмеявшись и обретая возможность связно говорить. – Эх ты, балда. Араскан – тайшин! Один из величайших.
   Но об этом я сейчас не могу с тобой говорить. Ой, держите меня, «странноватый водитель»…
   – Конечно, – пробормотал Максим, чувствуя, что сморозил какую-то глупость, – это сразу бросается в глаза. Он знаешь что делал? Он мои сны искал, понял?
   – Сны? Искал? – Унген вытер слезы с глаз.
   – Ну да, сны. Мне приснилось, что за нами бежала черная собака, а он…
   – Черная собака? – Унген даже привстал от изумления и восторженно посмотрел на гостя. – Ты видел во сне черную собаку?
   – Ну да, видел. И что из этого?
   Унген вскочил, нервно заходил по комнате, затем хлопнул в ладоши и сел обратно:
   – Ну и дела! Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло! Значит, ты тоже сможешь стать тайшином!
   – А в чем, собственно, так повезло-то? – пробормотал Максим, пожимая плечами.
   – Балда! Это был один из духов-защитников: «Кара Адай» – Черная Собака, Дух Кэрсо. Он показался тебе, даже бежал за тобой! А такое бывает нечасто даже с тайшинами. Представляешь? Это огромный дар, а ты даже ничего не понял и не удосужился отблагодарить его. Балбес! – последнее слово Унген произнес без злобы, а с легким оттенком зависти и разочарования.
   – Погоди, – Максим сосредоточенно пытался собраться с мыслями. – А кто он, этот Дух Кэрсо?
   – Не могу сказать тебе наверняка, потому что сам не знаю. Но то, что он показался тебе, именно тебе говорит о том, что ты отмечен каким-то особым знаком. Может быть, именно поэтому Кишгуш хотел утащить тебя?
   – «Кишгуш»? – Новое название неприятно резануло слух.
   – Да, дух умершего человека, вышедший на ночную охоту. Я же говорил тебе – ночью лес становится охотничьими угодьями голодных духов. Зима и ночь резко увеличивают возможность их проникновения в наш мир. А ты приехал именно зимней ночью и еще вел себя при этом как дурак.
   – Я же не знал, – извиняющимся тоном пролепетал Максим, рассказы товарища все больше и больше почему-то портили ему настроение.
   – «Не знал», – писклявым голосом передразнил его Унген, – теперь знаешь. Зимой Лес очень опасен, даже днем. Зимой людям практически не приходится рассчитывать на помощь кровных чистых духов – «ару кермос». Говорят, зимой даже Небо замерзает и Ульгень, Высший Бог, не может спуститься на землю. Людям приходится рассчитывать только на себя. Сегодня ты спасся только благодаря тому, что я затащил тебя за частокол. Я уже начал рассказывать тебе об ограде, но ты не дослушал. Так вот, кроме того что она изготовлена из древесины, отпугивающей духов, каждый кол остро заточен, а духи терпеть не могут острых предметов. Они, например, боятся веток колючих кустарников и деревьев, поэтому ты смело можешь оставаться на ночлег в зарослях шиповника или рядом с кедром, укрывшись еще, для верности, его ветками. Дед рассказывал, что давным-давно воины во время походов ложились спать неподалеку от зарослей колючих кустов, обносили палатки кругами стрел, воткнутых в землю наконечниками вверх. А у входа в палатки втыкали свои мечи. Считалось, что в ночь перед битвой тучи голодных духов слетались к месту предстоящего кровопролития. Так древние воины отпугивали от своих стоянок этих существ, которые в роковую ночь ордами скитались около лагерей, пытаясь проникнуть сквозь острые преграды.
   Внезапно Унген замолчал. С улицы послышался сильный шум, и ребята, сорвавшись с места, выскочили в коридор. Там они столкнулись с Арасканом и отцом, которые беседовали до этого в дальней комнате. Шорхита с ними не было.
   – Однако, веселая ночка, – Араскан прислушался к громыханию за оградой. Кто-то с силой стучал в ворота.
   – Может, заблудился кто? – прерывисто спросил Ковров-старший.
   Но Араскан отрицательно покачал головой:
   – Здесь на двадцать километров тайга кругом. Никого сейчас здесь быть просто не может. – Его слова прозвучали как-то жутко и тревожно.
   – Тогда кто это? – Отец нагнулся к сумке со своими вещами, стоявшей в коридоре, и через минуту в его руке оказался небольшой черный пистолет. Араскан еще раз покачал головой:
   – Убери это. Вряд ли придется стрелять в кого-либо…
   Он открыл дверь и вышел на крыльцо. Тотчас в комнату ворвался морозный воздух.
   – Кто там?
   Грохот прекратился. В наступившей тишине было слышно, как кто-то большой и грузный топчется около ворот, хрустя снегом.
   – Кто? – хрипло повторил Араскан.
   Тишина. Через мгновение за забором раздалось пронзительное шипение, затем послышался смех, а потом звук удаляющихся шагов.
   «Хруп, хруп, хруп…» Все смолкло. Люди, стоявшие у открытой двери, обернулись, из глубины дома вышел мрачный и встревоженный Шорхит. Видимо, он спал, и эти чудовищные звуки разбудили его.
   – Что случилось? Он вернулся?
   Араскан, прищурившись, смотрел в черноту за частоколом:
   – Вряд ли. Скорее всего, это не он. Он просто привел к нам более сильное и более заинтересованное существо.
   – Зурда?..
   Араскан мрачно кивнул. Ковров-старший недоуменно следил за этим непонятным диалогом, тоже поглядывая на частокол. Вдруг Араскан вздрогнул и изогнулся, прогибая спину и опустив голову.
   – Уведите Максима в дом. Он возвращается.
   – Кто? – Ковров-старший посмотрел на своего перепуганного сына и закусил губу, стараясь разобраться в происходящем. Через мгновение штурм ворот начался с удвоенной силой. Казалось, что пришелец лишь замер, притворился, что ушел, потому что мощные удары обрушились на ворота внезапно.
   Максим вскрикнул от неожиданности и прижался к отцу, который напряженно смотрел на прогибающуюся под ударами калитку из-за плеча Араскана. Унген шептал какое-то заклятие, похожее на детский стишок. Шорхит наклонился к Максиму, парализованному ужасом, и тихо и спокойно прошептал ему на ухо:
   – Не бойся, мы ему не откроем. С нами ты в безопасности. Иди вглубь дома и не выходи оттуда, что бы ни случилось. Унген отведет тебя…
   Максим кивнул, но ноги, налившись невероятной свинцовой тяжестью, отказывались сделать даже шаг.
   Араскан вдруг громко и страшно задышал, сцепив перед собой руки в замысловатый захват, и затем стремительно развел их в стороны с резким выдохом, похожим на «хай-то». Удары стихли. В это самое мгновение до слуха Максима долетели удивительные чарующие звуки из ниоткуда. Они возникли в голове, и мальчик понял, что их издает существо за забором. Но, несмотря на это, они совсем не были страшными. Наоборот, они мягко втекали куда-то вглубь тела, сжимая сердце, приглашая за собой в дали, неизвестные человечеству. Из этих далей уже не было пути назад, поэтому они были полны невероятно томительной тоски и исполненной наслаждения боли. Это было настолько невыносимо, что разум сдался под этим мощным натиском. Слабо ориентируясь в происходящем, Максим осмотрелся вокруг и понял, что никто, кроме него, этих звуков не слышит. Тогда он пошатнулся и сделал шаг, но не вглубь дома, а к двери, ведущей на улицу. Его сознание словно заморозили, и оно наблюдало со стороны за движениями украденного тела. Сопротивляться этим звукам было невозможно. Они влекли, тянули, приказывали, обволакивали…
   Дальше все было как в тумане: полные ужаса глаза Унгена, который заметил эти странности в поведении товарища; неподвижная фигура Араскана, замершего в открытой двери с напряженными руками, разведенными в стороны; бледное лицо отца, сжимающего в твердой руке пистолет.
   – Дед, дед! – закричал Унген, и разом все пришло в движение.
   Шорхит обернулся и, увидев неподвижный взгляд Максима, понял все:
   – Держите его! Не давайте ему идти.
   Максим рванулся на улицу, но Унген повис на нем всем своим весом, крепко обхватив товарища сзади.
   – Черт, – прорычал отец и, отодвинув Араскана в сторону, несколько раз выстрелил по воротам. Из-за частокола послышался издевательский смех и пронзительный вой.
   – Нет, – Араскан затащил отца в дом и закрыл дверь. – Его невозможно застрелить.
   – Кого «его»? – Ковров-старший возбужденно дышал, нервно переминаясь с ноги на ногу.
   Араскан ничего не сказал и задумчиво посмотрел на Максима. Мальчик бился в судорогах, пытаясь вырваться из крепких объятий Унгена и Шорхита. Он уже не видел ничего вокруг. Бешеная пляска разноцветных огней перед глазами погружала его все глубже и глубже, на самое дно подсознания, которое уже не могло сопротивляться далекому зову могущественных духов.

   Блик света… Тьма. Туман. Бесконечная ночь на многие километры вокруг. Снова свет… Сверкнул, ударил вспышкой по нервам и, метнувшись в сторону солнечным зайчиком, растаял в темноте. Туман потек, приобретая слабое серебристое свечение, растекаясь по пространству ровными переливами облаков. Тьма превратилась в море дымчатых волн. Свет… Опять яркая вспышка, и сквозь треснувшую тишину пробились смутные звуки. Это они бьют по обостренному восприятию световыми вспышками.
   «…он выживет?»
   «Не знаю… трудно… нет выбора… должен…»
   «Он видит…»
   «Он – „кеспокчи“, „тот, кто видит невидимое“…»
   «…там».
   «Там погибнет… нет пути… здесь…»
   Знакомые звуки. Голос отца! С кем он разговаривает?
   «…я надеюсь на тебя…»
   «Поезжай… ему нужна иная жизнь… ты знаешь…»
   «Знаю… я хотел бы сказать ему „до свидания“… Можно?»
   «Конечно».
   Теплая рука прикасается к руке Максима. Удивительное чувство, словно картинка из детства. «Почему я не вижу его? Папа, ты где?»
   «Выздоравливай, Макс. Я вернусь за тобой, как только ты поправишься. Будь мужчиной. Мы скоро увидимся. До свидания… дорогой».
   Прикосновение исчезло, и с ним улетучилось ощущение родительского тепла.
   «Папа, папка!!! Постой!..» Снова темнота. Бездна разверзается где-то внизу, и бесконечное падение на ее дно кажется смертью. Тоска, словно камень на шее, ускоряющий падение. Слезы и боль. Безысходность.
//-- * * * --//
   Небольшая поляна, затерянная в непролазной чаще сибирской предгорной тайги. На ней трое – Унген, Максим и человек в маске. Серая ветровка, двухцветная маска и голос, властный гипнотический голос, вмуровывающий в мозг каждого из мальчиков странные истины. Это Айрук, их Наставник. Он не имеет лица, вернее, не хочет показывать его детям, прикрыв свой облик странной маской, одна половина которой окрашена в белый, другая – в бледно-голубой цвет.
   – Это ИТУ-ТАЙ, – говорит Айрук, показывая рукой на разноцветные поля маски, – сфера рассудка и сфера интуиции, область Света и область Тьмы, Солнце и Темная Луна.
   Мальчики слушают, затаив дыхание.

   Бешеное течение Катуни. По узкой тропинке, раздвигая кусты, вниз, к реке, идут четверо: Айрук, Унген, Максим и Айма, приемная внучка Шорхита. Он приютил ее у себя, когда ее родители, отец – русский, а мать – кумандинка, погибли в автомобильной катастрофе. Девочка тогда убежала в лес и бродила там трое суток, обезумев от горя, голода и страха. В таком плачевном состоянии ее и нашел Шорхит. С тех пор она осталась жить у него, став Унгену сводной сестрой. Правда, приезжала она в дом, где они жили, только весной и гостила там до осени. Зимой Айма жила у каких-то знакомых или даже родственников Шорхита в Горно-Алтайске, куда приезжал и Унген. Там они оба ходили в школу.
   В этом году Унген сдал программу второго класса досрочно – с ним много занимался Араскан, который, как оказалось, преподавал какую-то дисциплину в Барнаульском университете. Поэтому Унген остался с Шорхитом на зиму в тайге, а Айма приехала сюда только весной, застала в зимовье Максима и сразу подружилась с ним. Теперь они везде были втроем, правда, в обязательном сопровождении кого-нибудь из взрослых. Обычно это был Шорхит, но сегодня ребят взял с собой на прогулку Айрук.
   Они остановились на берегу реки, наблюдая за ее стремительным течением.
   – Знаете, зачем мы пришли сюда? – Айрук смотрит своей двухцветной маской на притихшую троицу. Все синхронно закивали головами, конечно же не подозревая о цели данного мероприятия.
   – Мы пришли сюда, чтобы один из нас умер на этом самом месте…
   Дети молчат, они знают, Айрука нельзя перебивать глупыми вопросами.
   – Я думаю, вы догадываетесь, кто это… – Взгляд Айрука останавливается на Коврове. Тот неуверенно улыбается, словно оценив шутку.
   – Помнишь, Максим, свою первую ночь здесь?
   Максим помнил. Шаги духа за частоколом. Его настойчивые громоподобные удары в ворота. Шипение, свист, вой… Свист… Нежный, невероятно привлекательный мелодичный звук, дурманящий мозг таинственными аккордами, проникающий в самые отдаленные участки разума, пронизывающий до костей… Это было больше чем звук. Это был Зов, резонирующий на темных участках души, погруженных в тень сознания.
   – Да, я помню.
   – Это был темный Дух. Он пришел за тобой из твоей внутренней темноты. Он будет приходить снова и снова, пока не уничтожит тебя такого, какой ты есть. Поэтому, чтобы противостоять ему, ты должен измениться, стать другим. Но на это у нас уже почти не осталось времени, поэтому тебе нужно начать изменяться быстро. Быстрее всего это можно сделать, если умереть. Мы все умирали когда-то. Много раз. Пока не изменились. Это обычный человек думает, что умереть можно только один раз. Шаманы знают, что это не так. Для того чтобы стать одним из нас, ты должен умереть для мира людей. Айма умерла, когда убежала в лес и бродила там, среди деревьев, трое суток. Лес убил ее, и Шорхит нашел там совсем другого человека, а не ту девочку Айму, какой она была еще несколько дней назад. Внешне она осталась такой же, но внутри… Унген умер несколько лет назад. Им, так же как и тобой, овладела очень странная болезнь. Он бился в беспамятстве, постоянно плакал и визжал. Позже он стал вести себя вообще просто ужасно: впадал в безумство и выкрикивал имена кермосов, с кем-то разговаривал, раскидывал руки и вертел головой. Все это указывало на то, что он тоже имел благоприятную почву для того, чтобы стать шаманом, как и его дед. Духи обычно очень сильно давят на потенциального шамана. Недаром говорят: «Тенгри аны пастит» – «Небо его давит, призывает». Тайшины обычно используют для подобных случаев свои специфические методы, но Шорхит, помимо того что он тайшин, еще и шаман. Поэтому он решил применить старинный обряд камов. Мы отнесли Унгена на вершину одной горы и оставили там среди берез. Он должен был либо умереть, либо обрести власть над духами. Мы были очень рады, застав его три дня спустя живым и здоровым. Он лежал под березами на белом тканом покрывале. Шорхит сказал, что это добрый знак – волшебная хозяйка горы поила и кормила его все это время и отгоняла злых духов, которые нападали на него в темноте и жевали его руки и ноги. Теперь настало твое время, Максим. Для начала ты сделаешь один небольшой шаг в этом направлении – ты лишишься собственного имени. Мы будем называть тебя как-нибудь по-другому. Имя Максим останется для людей, но оно уже не будет принадлежать тебе, потому что ты, настоящий, всегда будешь здесь, с нами. Итак, какое же имя ты выберешь?
   Максим озадаченно посмотрел на Унгена и Айму. Айрук усмехнулся:
   – Это имя должно «смазать» твою историю, лечь поверх нее подобно маске. Оно ни к чему тебя не обяжет, но будет означать остановку в непрерывности твоей обычной жизни. С этого часа пойдет другой отсчет времени. Смена имени и последующий за ней толчок вызовут спазм, который установит новый ритм в твоем теле. Итак, выбирай, у тебя есть минута.
   Максим лихорадочно соображал, но в голову при этом лезли лишь какие-то идиотские прозвища и клички.
   Айрук встал и, отряхнувшись от песка, налипшего на серый балахон, пошел в направлении небольшой скальной возвышенности, омываемой бурлящей водой. Ровно через минуту он уже стоял на самой ее вершине. Айрук помахал рукой, приглашая к себе. Максим еще раз посмотрел на друзей, словно ожидая от них поддержки, но было видно, что те сами сильно растерялись, не зная, чем ему помочь.
   Когда он залез на возвышенность, Айрук сидел на самом ее краю, свесив вниз ноги. Молча он указал на место рядом с собой. Отсюда открывался удивительный, захватывающий дух пейзаж. Мальчик медленно подошел и осторожно сел на траву, рассматривая мелькающие внизу стремительные волны Катуни. Айрук усмехнулся.
   – В твоей голове слишком много мыслей. Они галдят наперебой, и среди этих голосов ты не можешь различить свой, истинный. А он мог бы назвать тебе твое настоящее имя. Но раз ты его не расслышал, придется придумать тебе временное. Так будет всегда – если ты сам не делаешь что-то, за тебя это будет делать кто-нибудь другой.
   Айрук кивнул на бурные волны реки.
   – Поток. Мы неслучайно выбрали это место. Смотри на него. Что ты чувствуешь?
   Максим поежился от речной прохлады.
   – Силу.
   – Ты можешь управлять им?
   – Нет. Это же река…
   – Ты не можешь управлять им, потому что не имеешь Силы. Люди, которые обретают Силу, получают возможность управлять потоками, составляющими их жизнь. А как раньше называли сильных людей? Богатырями. Существует легенда…
   Айрук подсел поближе к мальчику.
   – Она повествует о могучем древнем богатыре Сартакпае и его сыне, богатыре Адучи-Мергене. Согласно старинному повествованию, Катунь к ее слиянию с другой рекой вел именно Адучи-Мерген. Пусть это героическое имя послужит для тебя своего рода примером, пока ты не вспомнишь своего собственного. Мы будем звать тебя Адучи.
   Двуцветная маска смотрит на Максима, словно ожидая от него какого-то действия. Мальчик кивает ему, не зная, что делать дальше. Маска неподвижна, но глаза, скрытые за ней, улыбаются. Айрук шепчет ему почти на ухо:
   – Так будет всегда – если ты сам не делаешь чего-то, за тебя это делает кто-то другой…
   Он кивает на реку, у подножия скалы:
   – Ты не можешь управлять им, потому что не имеешь Силы… Но он может управлять тобой, потому что имеет Силу… Учись у него всему…
   Максим вдруг понял, что сейчас произойдет, но было уже поздно что-то изменить. Сильная рука Айрука подтолкнула его в спину, и он с истошным криком полетел вниз, в бурлящие волны обжигающе ледяной Катуни.

   Сумерки. Адучи проспал весь день. Проснувшись, он откинул полог палатки и вышел наружу. Солнце уже склонялось к закатной линии, зависнув оранжевым диском над горизонтом. Унген спал, уткнувшись лицом в синее одеяло, разложенное на дне палатки. Айрука нигде не было видно. Адучи осмотрелся. Поблизости, в нескольких десятках метров, шумела холодная Катунь. В этом месте она образовывала несколько притоков, которые обуздывали бешеный нрав этой горной реки, гася инерцию течения и омывая неспешными уже потоками заросшие кустарником островки. С другой стороны палатки располагалось небольшое озерцо, берега которого покрывали редкие заросли камышей. Заходящее солнце бросало на поверхность озера последние пурпурные лучи. Близилась ночь. Нужно было разводить костер.
   Отсутствие шамана не беспокоило Адучи. В последнее время Айрук часто заводил их с Унгеном в предгорные холмы или таежные лесополосы и оставлял в одиночестве, предоставляя самим себе, иногда даже на несколько суток.
   Легкий запах дыма коснулся чуткого обоняния. Адучи улыбнулся и позволил своей интуиции вести себя вперед. По пути пришлось два раза переходить ледяные ручьи с илистым дном. Вечером вода казалась намного холоднее, чем днем, и прикасаться к ней было уже совсем неприятно.
   Айрука он нашел неподалеку, у подножия огромного, поросшего густой растительностью холма. Шаман сидел перед небольшим костром. Отсветы огня метались по всегда безмятежным застывшим чертам маски, которая сразу же повернулась в сторону ствола большого кедра, за которым стоял, спрятавшись, Адучи.
   – Проснулся?
   Мальчик вышел из-за укрытия. Его уже не удивляло сверхъестественное чутье Наставника. Обычный человек ни за что не смог бы увидеть мальчика, прижавшегося к шероховатой коре огромного дерева в сгущающихся сумерках. Айрук мог. Его просто невозможно было застать врасплох. Поэтому Адучи никогда особенно не обольщался на этот счет.
   – Как ты меня заметил? – Он подошел к костру и присел прямо на землю. – Я старался двигаться бесшумно, как ты меня учил. Ветер дул в мою сторону. Как?
   Айрук поднял обе руки и закрыл пальцами глаза, уши и нос маски.
   – Глаза, уши и нос очень легко обмануть. Поэтому никогда не полагайся только на них. Это слуги ума. Чувствуй мир. Тогда никто из людей или духов не сможет тебя обмануть.
   – А чем можно чувствовать, если не использовать глаза, уши и нос? – Адучи растерянно пожимает плечами.
   – Всем телом. И даже больше. Чем-то внутри себя…
   – Но как…
   – Не болтай попусту! – Шаман обрывает мальчика. – Это невозможно понять. Но можно почувствовать. Вот сейчас ты чувствуешь чье-нибудь постороннее присутствие?
   Адучи стремительно обернулся, но никого не увидел. Темнота уже сгустилась настолько, что в нескольких метрах лишь смутно различался бесформенный кустарник. Не помогло и периферическое зрение, которому начал обучать его Айрук. Отсветы от костра мешали уловить постороннее движение. Ориентироваться по запахам мешал ветер. Он позволял уловить только те запахи, которые приносил с собой. Это всегда сужало спектр ощущений. Вот и сейчас это были только запахи листвы и реки. Больше ничего. Адучи прислушался. В последнее время его слух стал воспринимать настолько тихие звуки, что позволял услышать при определенной концентрации шум крыльев птицы в десятках метров над землей. Сейчас он различал лишь шорох травы, шелест ветвей, царапающих друг друга листвой, дуновение ветра, плеск текущей воды. Никого.
   Адучи посмотрел на маску шамана, пытаясь проследить направление его взгляда, но Айрук сразу уловил этот маневр и демонстративно завертел головой в разные стороны.
   – Ничего не чувствую, – хмуро пробормотал Адучи.
   Айрук пожал плечами, мол, нет и нет. Вдруг из-за того самого кедра, за которым еще недавно прятался сам Адучи, послышался радостный вопль, и к костру вылетела заостренная палка, воткнувшаяся у самых ног Наставника. Оттуда выскочил Унген, торжествующе взирая на раздраженного друга.
   – Как никого не чувствуешь? А меня? – Он захохотал и, кувыркнувшись, подкатился к огню.
   – Ну вот, – Айрук смотрел черными провалами глазниц маски на обоих мальчиков. – Будь на твоем месте Унген, он тоже не заметил бы тебя. Поэтому не торопитесь разочаровываться в себе. Просто вам предстоит еще многому научиться. Вы только в самом начале Пути, а значит, запаситесь терпением и вниманием. Запомните: нетерпение – один из самых худших пороков.
   Наставник встал и жестом позвал мальчиков за собой, шагнув в темноту. Адучи и Унген торопливо, но стараясь не производить лишних звуков, последовали за ним.
   В темноте Адучи шесть раз споткнулся и два раза упал, ударившись коленями и локтями о выступающие из земли корни и остроконечные камни. Судя по глухим звукам и сдержанному шипению, он понял, что Унген чувствует себя в темноте тоже не очень уверенно. Еще через несколько минут они окончательно потеряли друг друга. Кричать Адучи не решился, оставалось рассчитывать лишь на себя. Он замер, раскинул в стороны руки, растопырив пальцы, и закрыл бесполезные сейчас глаза. Нужно было отпустить свои чувства странствовать по окружающей темноте. Только так, анализируя тончайшие импульсы, ощущаемые кончиками пальцев, словно антеннами, улавливающими невидимые волны, можно поймать слабый сигнал, выдающий чье-либо присутствие. Никого. Или Унген тоже замер, или ушел слишком далеко. О том, чтобы поймать ощущение Айрука, невозможно было даже мечтать. Он, скорее всего, специально устроил все эти блуждания. Что он там говорил? «Чувствуй мир». Чем? «Всем телом. И даже больше. Чем-то внутри себя…» Легко сказать.

   «Руки могут ловить невидимые волны. Но не только ловить, а еще и управлять этими потоками». Айрук учил их этому, продемонстрировав фокус с огнем. Он протянул руки к кучке сухого хвороста.
   – Руки обладают невероятным могуществом, – Айрук плавно поводил ладонями над сушняком, – они являются проводниками Силы, которая находится внутри нас. Но она не ограничена нашим телом, она связана с Силой, которая разлита вокруг и которая насыщает все окружающее. Эти Силы постоянно стремятся к воссоединению, и, объединившись, они способны творить чудеса…
   Ни с того ни с сего костер вдруг вспыхнул, жадно пожирая сухие ветки.
   – Все дело в способности освобождать свои Силы, – просто сказал тайшин и улыбнулся.

   Адучи опять замер. Слабый зуд в кончиках пальцев задал направление. Ошибки быть не должно. Там, в темноте, должен находиться либо Унген, либо Наставник, потому что Адучи настроился именно на них. Айрук говорил: «Когда мы хотим найти кого-нибудь, мы становимся охотниками, которые охотятся за ощущениями. А это значит, что наше тело должно отличать белку от оленя и духа от человека. Научиться выделять среди многих ощущений одно – вот истинное мастерство настоящего охотника. Сделать это сложно, особенно в самом начале обучения, потому что в этом мире излучает все…»
   В данный момент Адучи был уверен, что обнаружил Унгена. Он медленно двинулся в выбранном направлении, стараясь соблюдать все тонкости этого искусства, которому настойчиво обучал мальчиков Айрук.

   Как-то раз он увел их далеко в тайгу…
   – Ты боишься? – голос Наставника в нескольких шагах слева. Ничего не видно – повсюду тьма, уже давно наступила ночь. – Тьма для тебя – накидка. Она закрывает твои органы чувств, с помощью которых ты привык ориентироваться в этом мире. Стоило прикрыть их, и все: ты ослеп и оглох, ты растерян и обездвижен.
   Адучи протягивает руку вперед. Сплошной кустарник, впереди дороги нет.
   – Она может делать с тобой все что угодно, ты в ее власти. Сейчас ты испуган, и поэтому ты – жертва. Твой страх создает поток, который струится в ночи. Злобные существа, которые с легкостью улавливают подобные потоки, обычно приходят к их истоку, чтобы поживиться энергией страха. Причем человек или животное могут даже не увидеть до последнего момента подстерегающую их опасность.
   Адучи, широко раскрыв глаза, осторожно двигается вперед шаг за шагом, пытаясь разглядеть сплетение растительности впереди. Яркая ослепительная вспышка больно бьет по обостренному зрению. Адучи вскрикнул и завалился в сторону, упав на мокрый скользкий мох, устилающий землю под ногами. Этот взрыв света был похож на блик фотовспышки, сработавшей перед самым лицом.
   – В темноте зрение работает совершенно по-другому. Зрачки сильно расширяются, привыкая к новым условиям. В это время глаза особенно уязвимы. Любой свет, особенно внезапный и сильный, ослепляет их. Сейчас ты попался на этот трюк. Будь я твоим противником, ты бы оказался полностью в моей власти. Любая ошибка в этом мире может стоить нам жизни, запомни это…
   Из обожженных глаз побежали слезы. Адучи постарался подавить их в себе, но не смог. Хорошо еще, что Унгена не было поблизости, было бы чертовски обидно, если бы он увидел его в таком беспомощном состоянии. Айрук, казалось, прочитал его мысли:
   – Унген сейчас находится неподалеку от нас. Он лежит в овраге и размышляет о том, что только что было сказано тебе. Однако ему еще труднее, мне пришлось скрутить его веревками, потому что, ослепнув, он полез драться и очень рисковал окончательно лишиться зрения, наткнувшись на заостренную ветку.
   Адучи хмыкнул, представив себе связанного друга, однако строгий голос Наставника заставил его вздрогнуть:
   – Ахш… Ты расслабился сейчас, кеспокчи, решив, что это только игра. Это тоже твоя слабая черта – делить происшествия на «важные» и «не важные». И пусть тебя не вводит в заблуждение мой голос. В следующий раз вместо меня может оказаться Кишгуш или любой другой из ночных духов. Они очень натурально могут подделывать голоса. Ведь сейчас у тебя нет никакой уверенности что я – это я, только знакомый голос. Сейчас ты опять полагаешься на свой слух, считая, что рядом Айрук. Но поверь, у тебя не должно быть никакой, абсолютно никакой уверенности в этом…
   Адучи почувствовал, как липкий холодный страх пополз по спине, обвиваясь змеей вокруг позвоночника. Эти слова в темноте напугали его. Айрук – или кто-то другой – замер поблизости, очевидно наблюдая за его поведением. Послышался слабый заунывный звук. Тело среагировало мгновенно, Адучи принял оборонительную стойку, выхватив из-за пояса небольшой охотничий нож. Движение впереди, и что-то мягкое и холодное коснулось его лица. Мальчик закричал и ударил перед собой, но нож вспорол пустоту. Нужно было атаковать, завладеть инициативой, не позволяя противнику переменить местоположение. Но о какой инициативе могла идти речь, когда все тело сковал железными тисками дикий неуправляемый ужас. К тому же Адучи вспомнил предостережение насчет веток. Острая ветка вполне может пробить глаз, горло или даже живот, если налететь на нее с разбега. Да и преимущества противника были очевидны, он явно видел каждое движение мальчика. Положение было безнадежным. Снова голос Айрука за спиной:
   – Испуг заставил тебя забыть все, чему тебя учили. Тебе нужно обуздать свои чувства. Иначе ты мертвец. Человек внутри тебя будет постоянно обманывать. Нечеловек, который тоже является частью твоей сущности, будет постоянно спать. Незавидное положение. Вот сейчас, например, ты не можешь быть уверен, что я Айрук. Но у тебя нет никакой уверенности в обратном. И ты можешь запросто ударить ножом своего Наставника только потому, что он решил немного поучить тебя. Ведь так? Брось нож, кеспокчи… – Последние слова не могли принадлежать Айруку. Они были произнесены злобно, с надрывом, с какой-то шипящей интонацией, не свойственной людям. И… затем спокойный голос Наставника с противоположной стороны:
   – Брось нож, Максим. Он тебе уже не поможет… Адучи был готов потерять сознание от страха, но вдруг странная ярость обожгла его изнутри. Он замер перехватив нож, как учил его Айрук, клинком к руке, крепко зажав рукоятку пальцами в захвате, именуемом «Капкан». Вторая рука, согнутая в локте, закрыла горло открытой ладонью. Устойчиво расставив ноги, он уперся ими в водянистый мох и издал пронзительный вопль: «Тэрь! Арк ахаш», призывая на помощь Небо и направляя свою силу узким лучом вперед, перед собой, застыл, закрыв глаза. Так он простоял до утра, в настороженной дреме-полусне, готовый умереть и убить одновременно, иногда подбадривая себя и прогоняя сон звонким кличем: «Тэрь! Тэрь!» Голос лже-Айрука больше не беспокоил его, но гвозди страха, вбитые им в нервную систему, не позволяли телу ни на секунду поверить в то, что сейчас рядом никого нет.
   Утренняя свежесть принесла с собой ощущение, что все закончилось. Адучи открыл глаза и, пошатнувшись, осмотрелся вокруг. Невдалеке, прямо на земле, сидел кто-то в серой накидке, скрывающей закутанного в нее почти с ног до головы незнакомца. Адучи перехватил нож в другую руку и шагнул к неподвижной фигуре. Под ногой хрустнула ветка, и человек в сером, откинув капюшон, развернулся, поднимаясь на ноги. На Адучи смотрели застывшие черты бело-голубой маски…

   Сейчас это воспоминание несколько взбудоражило нервы, и Адучи почувствовал, что теряет нить, ведущую его сквозь темноту к Унгену.
   «Стойка для ходьбы ночью» могла бы показаться смешной и нелепой при свете дня любому человеку, не имеющему подобного опыта передвижений. Но, окажись этот человек ночью здесь, в безлюдном предгорье, погруженном во мглу, его движения оказались бы гораздо более жалкими и совсем не вызывающими улыбки. Здесь ставка – жизнь. Ночь и Лес – категории, совершенно незнакомые современному человеку. Любое отклонение от особой системы поведения может закончиться непредсказуемо.
   Адучи медленно двигался вперед. Одна рука – впереди, проводник и защита от возможной опасности. Другая – сбоку, прикрывает согнутым локтем бок и сжимает нож, готовый молниеносно поразить противника. Голова чуть наклонена вниз, подбородок защищает шею, почти прижимаясь к груди. Зрение расфокусировано. Ноги чуть согнуты в коленях.
   Подул легкий ветерок, принеся с собой запахи гнили, тины и воды. Значит, справа болото. Адучи остановился и понял, что настройка безнадежно сбита. Придется применить хитрость.
   Он практически на ощупь нашел иссохшее поваленное дерево, срезал ножом несколько веток и, выбрав на земле ровный пятачок сухой земли, сложил их в кучу. Наклонившись, он сложил руки вместе и, образовывая из двух пальцев – среднего и большого – кольца на каждой, соединил их между собой. Так учил делать Айрук.
   «В нашем теле Огонь находится на кончиках средних пальцев рук. Объединяя его с Пустотой, которая скрыта в больших пальцах, ты замыкаешь Силу в Кольцо и вызываешь ее к жизни…»
   Адучи поместил руки перед собой и прошептал, склонив голову и обращаясь к древнему божеству, Матери Огня, покровительнице шаманов:
   – ОТ-АНА, согрей меня, дай мне огня.
   Зажигать костер руками он, конечно, еще не умел, но зато Айрук научил его быть предусмотрительным. Из бокового кармана ветровки появился маленький кожаный чехол. Адучи извлек из него серную бумажку, отломанную от спичечного коробка, и пару укороченных спичек. Все это было запаяно в полиэтилен. Надорвав пакетик, мальчик чиркнул спичкой и поджег один из прутиков. Поразительно, но костер загорелся сразу, даже несмотря на обильную сырость, пронизывающую все вокруг, включая воздух! Это Огонь отвечал младшему брату взаимностью за уважительное отношение. Адучи еще раз поблагодарил Дух Огня за помощь и, удостоверившись в том, что пламя не погаснет в ближайшие пять – десять минут, стремительно покинул световой круг, образовавшийся вокруг пылающих веток. Свет от костра будет виден за несколько десятков метров. Адучи сознательно не стал сооружать заградительный маскировочный полог. Унген сам придет к нему. Нужно только занять удобную наблюдательную позицию и дождаться его. Адучи выбрал в качестве подобного места старый ветвистый кедр в нескольких метрах от огня и, легко взобравшись по массивному стволу, лег на одну из толстых веток, практически растворившись в гуще иголок и темноты. Освещенная поляна раскинулась внизу как на ладони. Унген не мог уйти далеко. Костер наверняка ему виден, и десяти минут, отпущенных на сгорание сушняка, будет вполне достаточно, чтобы он пришел на маяк. Он, естественно, не сунется в светлое пространство, а будет бродить где-нибудь поблизости, в темноте, пытаясь вычислить хозяина костра. Но и этого будет достаточно. Здесь Адучи сможет без труда обнаружить его, как только погаснет последняя искра. К тому же скоро рассвет. Минут через тридцать начнет светать, и если Унген не объявится раньше, то можно будет просто громко позвать его. Утром это позволительно. Утром кермосы менее опасны и не смогут прийти на голос или, перехватив его, скопировать подобный и шептаться между деревьев, пытаясь обмануть Унгена, блуждающего где-то неподалеку. Это Правило: до рассвета не произносить громко ни одного слова. Обитатели ночного леса чутко ждут подобной оплошности.
   Адучи молча смотрел сверху вниз. Вдруг ему показалось… нет, точно… где-то неподалеку человеческий голос! Ночью, в лесу!!! Неужели Айрук с Унгеном? Никого другого здесь просто не могло быть в это время суток! А люди внизу шли на свет костра и переговаривались друг с другом, не скрывая своего присутствия. Нет, это слишком явное нарушение правил! Может, это все-таки охотники? Голоса все ближе. Вот один, более тонкий, мальчишеский, это Унген. Неужели это все-таки он? Голоса замолкли. Адучи прислушался. Шаги уже рядом. Двое идут, продираясь сквозь кусты, словно два неуклюжих слепых медведя. Нет, Айрук не может так двигаться!!! Да и Унген… Снова заговорили:
   – …он где-то здесь…
   – Конечно… костер зажег… вот тупица…
   – Он, наверное, заблудился…
   Это определенно их голоса. Но ведь голоса можно украсть…
   Кусты раздвинулись, и на освещенную поляну вышел Айрук, за ним, озираясь, грузно вывалился Унген. Адучи облегченно вздохнул и хотел уже закричать им сверху что они похожи на двух неуклюжих медведей, но что-то остановило его. Какое-то смутное беспокойство, какая-то неуловимая деталь заставила его промолчать и еще крепче вжаться в колючую хвою ветки. Он молча смотрел вниз, пытаясь определить причину этой настороженности, разглядывая Наставника и друга, ничего не понимая. Они вели себя, словно обычные люди, увидевшие ночью огонь костра в лесу. Наверное, все-таки урок был закончен. Айрук отыскал заплутавшего Унгена, и они вдвоем отправились искать Адучи. Ну конечно, поэтому и ведут себя так беспечно – кто же еще мог зажечь костер? Все просто. Нужно спускаться. Только…
   Вот оно! Искры. Зеленоватые искры на острие огненных язычков. Да и свет огня заметно побледнел, померк, стал тусклым. Адучи ощутил волну ужаса. Там, внизу, были не люди! Огонь предупредил его об этом. Это визитная карточка «мынчар-кермосов» – духов-оборотней: зеленоватые проблески, появляющиеся в пламени при их присутствии. Кусты снова зашуршали, и к костру вышли… Айрук и Унген. Адучи судорожно вздохнул, еле сдерживая крик, которым он хотел предупредить своих друзей об опасности, но вновь прибывшие никакой опасности не замечали. Они спокойно подошли друг к другу и совершенно невозмутимо обменялись фразами:
   – Где он?
   – Его здесь нет.
   – Он рядом. Я чувствую…
   – Скоро рассвет.
   – Он рядом…
   Страх душил и обвивал мальчика леденящими щупальцами. Адучи хотелось превратиться в дерево, слиться с ним, понимая, что любое неосторожное движение выдаст его присутствие. Оказывается, украсть можно не только голос…
   На поляну вышли еще двое. Айрук и Унген. Через минуту внизу было восемь «Айруков» и восемь «Унгенов». Одни сидели перед костром, пламя которого уже не искрило, а просто сменило цвет, став зеленовато-синим. Остальные бродили вокруг, переговариваясь. Если какой-нибудь заблудший охотник действительно вышел бы сейчас на призрачный свет костра, он бы наверняка лишился рассудка. Нереальные голубые отсветы освещали лица зловеще похожих друг на друга «близнецов», рожденных не человеком, а созданных из неизвестной людям, иной материальности.
   Адучи почувствовал приступ тошноты. Она всегда приходит, когда мир вокруг перестает быть обычным. Живот горел изнутри, словно огонь костра перебрался туда, спасаясь от лесных духов. Сердце бешено колотилось, и мальчику казалось порой, что жуткие существа внизу прислушиваются к этому невероятно громкому стуку.
   – Эй, ты…
   – Ты где?
   – Где? Где?
   Духи звали его знакомыми голосами, и если бы мальчик не видел их сейчас, то непременно купился бы на этот обман.
   Костер стал вдруг стремительно гаснуть и наконец совсем потух.
   – Эй, мальчик, иди к нам… – звучало снизу, из темноты, и не было в мире ничего страшнее этого зова.
   Небосвод вдалеке просветлел. Звезды стали, мерцая, исчезать одна за другой, растворяясь в синеющем небе. Близился рассвет.

   Они сидели на каменном плато, поросшем кое-где пучками мелкой рыжеватой травы. Внизу шумела быстрая речка, пробивая дорогу сквозь каменистое дно ущелья. Невдалеке темнел стройными стволами горный лес.
   Адучи был одет в простой серый халат, наподобие того, который носил Айрук. Шорхит был наряжен в какую-то аляповатую хламиду, увешанную различными предметами. Заметив, что мальчик с любопытством рассматривает его наряд, старик тихо спросил:
   – Нравится?
   – Да, очень. Но я… с трудом могу смотреть на него. Он ускользает от моих глаз. Наверное, это потому, что он слишком пестрый.
   – Нет, – Шорхит развел в стороны руки, словно давая Адучи возможность более тщательно рассмотреть его одежду.
   – Нет, – повторил он, – это не оттого, что на нем много всего. Твои молодые глаза справились бы с таким количеством деталей. Дело в другом: маньджак – шаманский кафтан – сдвигает уровень твоего внимания.
   – К-куда?
   – В другой мир. Он тянет тебя за собой, потому что в нем слишком много Силы. Он и сшит специально для того, чтобы в нем шаман мог выдержать давление другого мира и общество его обитателей. Это необычный халат. Он как скафандр для космонавта. Маньджак шьется по особому внушению духа-кермоса. Это подарок и защита для шамана. А ты вплотную столкнулся с миром шаманов… – Шорхит прищурился и устремил взгляд вдаль. – Шаманом может стать каждый. Но не каждый может стать тайшином. Поэтому ты здесь. – Он опять посмотрел на мальчика. – «Шаман» значит «мудрый человек», «тот, кто знает», «тот, кто может ходить между мирами». Многие считают, что сам шаманизм изначально принадлежит к «Кара Jaнг» – «Черной вере», потому что первый шаман, Jангара, согласно преданию, получил свой бубен от Эрлика, хозяина Подземного Мира. К «Белой вере» – «Ак-Jaнг» причисляют бурханистов, людей, почитающих Белого Бурхана, который есть не кто иной, как Пурхан, или Будда.
   Он помолчал немного, разглядывая мальчика, а затем опять заговорил:
   – Искусство Тай-Шин возникло много лет назад в среде шаманов, которые чтили Жизнь во всех ее проявлениях. Они создали философию, которая получила название «ИТУ-ТАЙ» – «Равновесие». Это могущество особого рода. Тот, кто хотя бы раз прикоснулся к этой запретной сфере знаний, уже не может вернуться к прежней жизни, потому что она что-то безвозвратно меняет в людях, делая их другими. Не хорошими, не плохими, а просто – другими. А ты не просто прикоснулся к ней, ты – тайшин по крови, ты уже родился с печатью Силы в сердце. Поэтому я и говорю, что твоей судьбой является ИТУ-ТАЙ. Сила привела тебя сюда, на Алтай, на перекресток Миров, в самое сердце магии, и теперь ты уже не сможешь больше жить обычной жизнью. Но для того чтобы жить жизнью иной, тебе нужно многому научиться. К сожалению, сегодня наше время истекает. За тобой приехал отец, он ждет нас в моем доме. Ты много получил от нас за эти три коротких месяца, но еще больше знаний и силы ожидает тебя впереди. Ты уедешь сегодня, и мир людей опять будет пытаться завладеть твоей душой. Но что-то в тебе уже начало необратимо ломаться. Там, в городе, это может доставить тебе массу хлопот и огорчений. Может даже случиться так, что ты забудешь обо всем, что видел, слышал и узнал здесь. Такое случается на первых порах обучения. Это следствие того, что общество вернет тебя к прежнему способу воспринимать мир. Если это произойдет, ты должен будешь найти в себе силы и заглянуть вглубь себя, в темноту своего подсознания, и тогда там ты обнаружишь нас, и мы найдем способ вернуть тебя.
   – Шорхит, я никогда вас не забуду! – Адучи улыбается старику.
   – Не зарекайся, мой мальчик. Помни, ты один из тайшинов, поэтому мы всегда будем рядом. И даже если ИТУ-ТАЙ пугает тебя, поверь, этот страх ничто по сравнению с тем, что творится в человеческом обществе на самом деле. А сейчас ты должен попрощаться с горами и тайгой, в которых проходило твое обучение, – это жест благодарности и уважения, тайшины всегда относятся подобным образом ко всему, что их окружает. Ты должен сделать жест – таким жестом издревле пользуются на Алтае и шаманы, и обычные люди. Отрежь от своего халата тонкую полоску ткани. Мы называем ее «ялама», знак договора людей со своей землей, с духами природы и духами предков. Ты часто видел, что на многих перевалах или просто памятных местах стоят деревья, увешанные такими лентами. Так люди выражают свое уважение и почитание Алтаю, который бережно хранит в себе множество величайших тайн, кости предков и живительные силы для новой жизни. Наша древняя родина – «Алтай-Кангай». Буряты, монголы, калмыки, тувинцы, киргизы, хакасы и еще множество народностей связывают с Алтаем события своей мифической и реальной истории. Ты тоже связан с Алтаем прочными нитями. Поэтому ты снова и снова будешь возвращаться сюда, чтобы восполнить свои силы. Ялама, которую ты сейчас оставишь здесь, будет своеобразным мостиком, частичкой тебя, которую ты жертвуешь этой сказочной земле в надежде на скорейшее возвращение. Повяжи ее на кедр, лиственницу или березу. Это священные деревья. Какое из них тебе больше нравится?
   – Кедр. Или нет, береза. Сейчас я хочу повязать ялама на березу.
   – Очень хорошо, значит, береза. Она отныне, как и кедр, тоже будет твоим защитником и помощником. Береза с золотыми листьями… Это дерево – лестница, «Бай кайым» – священная береза. Повяжи свою ялама вот сюда, но не сильно, не передавливай ветку, чтобы не повредить кору и открыть доступ к воздуху и к влаге. Вот так, отлично. Теперь давай сядем под этой березой, нам еще предстоит кое-что сделать.
   Шаман достал из сумки, лежащей рядом с ним, горсть серых полупрозрачных камешков и длинное орлиное перо, протянул камни Адучи и вложил их ему в раскрытую ладонь:
   – Сожми их крепко-крепко, до боли в руке. Вот так. Теперь посмотри на меня. Слушай. Слушай ветер, горы, деревья, реку. Слушай голос орла высоко в небе. Слушай шепот Силы внутри и вокруг себя. Слушай меня и нечто пробуждающееся в твоей душе. Слушай, пока все звуки не смешаются и не утекут, став тишиной. Тогда ты все поймешь. Все…
   Словно сквозь пелену тумана Адучи смотрел на морщинистое лицо старого алтайца. Шорхит что-то говорил, но слов уже не было слышно. Их поглотил какой-то посторонний звук, который был везде. Он звучал все сильнее и сильнее, словно вырываясь из-под земли, заставляя дрожать все тело. Адучи даже не успел испугаться, настолько этот звук поглотил все внимание, все чувства. Внезапно будто лопнула невидимая струна, которая и была источником этого звука. И сразу воцарилась тишина. Абсолютная, оглушающая, безграничная.
   Шорхит протянул ему еще что-то. Орлиное перо. Легкое прикосновение ко лбу, к щекам, к шее… Шаман будто рисовал на его лице невидимые рисунки. Небо вдруг стало стремительно темнеть, словно кто-то огромный в одно мгновение закрыл солнце. В сгустившейся темноте замелькали повсюду расплывчатые суетливые тени. Нужно было отпугнуть их рукой, но рука уже ничего не чувствовала, очевидно по-прежнему сжимая теплые маленькие камни.
   Что это, сон? Опять прикосновение к лицу. Мелодичный удар нарушил тишину, загудев внутри вибрирующим аккордом. Сознание закачалось и, сорвавшись с отвесной скалы, ухнуло в глубокую пропасть, покрытую мглой. За мгновение до этого Адучи успел увидеть, как шаман ударил в огромный, невесть откуда взявшийся бубен – тюнгур – изогнутой деревянной колотушкой…
//-- (Глава-ретроспекция, 1992 г., Барнаул) --//
   – Алло, это Анатолий?
   – Да, слушаю вас.
   – Он сбежал от нас.
   – Кто? Араскан, это ты?
   – Да, это я. Максим сбежал из центра.
   – Как сбежал? Почему?
   – Он сильно испугался. У нас уже почти все получилось, но он не выдержал. Не поверил мне. Обвинил меня в том, что я давал ему психотропные вещества. Он считает, что его хотят сделать членом какой-то секты и поэтому гипнотизируют. В общем, он прервал все эксперименты и убежал. Вероятно, сейчас он находится на пути в Барнаул.
   – Что теперь будет?
   – Не знаю. Мы растормозили центр его восприятия и погрузили его в глубинные участки памяти. Он многое вспомнил, но затем посчитал это все следствием наркотического внушения и гипноза. Постарайся перехватить его, потому что он вряд ли поедет домой. Тебя, между прочим, он тоже считает причастным к его «одурманиванию», поэтому учитывай это, когда будешь общаться с ним.
   – Ну, как же так…
   – Мы тоже будем искать его. Я думаю, уже к вечеру завтрашнего дня Айрук его найдет.
   – Дай-то бог… Но что дальше?
   – Мы уже не можем останавливаться. Все зашло слишком далеко. Ему угрожает опасность. Его нужно срочно вернуть…
//-- 5. БЕГЛЕЦ --//
//--  Охотник --//
//-- (Глава-реконструкция, 1999 г., Москва) --//
   АУДИОЗАПИСЬ ГРД 12.3
   УСО. Технический отдел.
   Информация только для руководящего состава оперативной части МУР ГУВД г. Москвы.
   ФОНОГРАММА
   Доп. инф.: УПД 18 (выдержки) Дата: 18.06.99.
   Участники:
   1. Начальник УСО ОРУ МУР, подполковник Николаев А. В.
   2. Свидетель по делу УПД 18 – г-н Лагутин А. В.

   Николаев: Александр Владимирович, все, что вы рассказали мне сейчас… несколько неожиданно и необычно, признаюсь вам. Хотя это многое объясняет, но, в свою очередь, возникает еще больше вопросов. Значит, вы утверждаете, что вам сейчас где-то около ста лет? Это невероятно!
   Лагутин: Да, я понимаю ваше недоверие. Но я уже привык к своему возрасту, он даже уже стал мне в тягость.
   Николаев: Скажите, а остальные… «долгожители» тоже являлись сотрудниками этого пресловутого института?
   Лагутин: Конечно. Мы все были участниками одного проекта.
   Николаев: Все пятеро?
   Лагутин: Нас было больше… тогда. Мы были «первой волной». Но после пятьдесят третьего года нас осталось всего шесть. Один из нашей шестерки погиб в шестьдесят седьмом году. С тех пор нас оставалось пятеро. До недавнего времени. Теперь, я полагаю, нас всего двое.
   Николаев: Двое? Кто же второй?
   Лагутин: Ловкач. Не помню точно фамилии, под которой он живет сейчас. Ба… Батыров или Батырев? Хан знал. Он называл мне ее, но я забыл. А Хан как-то ее узнал. Он все про нас знал.
   Николаев: Хан – это…
   Лагутин: Лев Гото. Он наполовину вьетнамец. Вы должны знать, наверное, он один из трех убитых.
   Николаев: Я-то знаю, а вот вы откуда располагаете подобной информацией?
   Лагутин: По вспышкам.
   Николаев: В каком смысле?
   Лагутин: Это образное выражение: «Последний Крик». Я чувствовал смерть каждого из нас в виде вспышек, которые слегка обжигают энергетический кокон. Этих вспышек было три. Смерть Ловкача я не чувствовал, значит, и он, и я остались в живых, остальные…
   Николаев: М-м, интересно. Вы можете чувствовать смерть любого человека?
   Лагутин: Нет. Ежеминутно на этой планете умирают десятки людей. Если бы я мог ощущать их «крики», то уже давно бы лишился рассудка. Это, знаете, не очень приятное ощущение. Я могу чувствовать только эргомов – «долгожителей». Наши энергетические тела подвергались воздействию одного резонансного поля, поэтому мы могли чувствовать друг друга. Особенно последний всплеск энергополя во время смерти.
   Николаев: То есть, если этот второй из вашей двойки – Ловкач – сейчас вдруг погибнет, вы это сразу почувствуете?
   Лагутин: Вне всякого сомнения. И вы знаете, мне кажется, что этого момента долго ждать не придется.
   Николаев: Почему?
   Лагутин: Потому что мы все скоро погибнем. За все нужно платить. А мы получили в свое время очень ценные дары. Теперь настало время погасить задолженность. Кредитор, как я понимаю, уже прибыл.
   Николаев: У вас есть предположения, кто это может быть?
   Лагутин: Да, есть. Но мне кажется, вам вряд ли поможет мое мнение на этот счет.
   Николаев: Почему вы так считаете?
   Лагутин: Потому что вы мне не верите. Вернее, верите, но не до конца. Я чувствую это, меня невозможно обмануть. В это вообще очень трудно поверить: институт, «долгожители»… Я бы на вашем месте тоже засомневался.
   Николаев: Я не буду столь категоричен. Не скрою, некоторые моменты меня действительно несколько смущают, но в целом картина, описанная вами, достаточно достоверна. Видите ли, мы обнаружили некую биологическую аномалию практически у всех ключевых фигурантов этого дела. Поэтому ваш рассказ хотя и шокировал меня, но тем не менее я подготовлен.
   Лагутин: Так вы все знали?
   Николаев: В общих чертах, и далеко не все. Только то, что убитые имели необыкновенное здоровье. Этот факт вызвал большое удивление у патологоанатомов.
   Лагутин: Тогда, я думаю, вы должны воспринимать меня серьезно. Видите ли, я ведь на самом деле не за защитой сюда пришел. От этого невозможно защититься. Даже в ваших изоляторах. Тот, кто убивает нас, не просто убийца. Это Рок. И он будет преследовать нас, всех до единого, пока не уничтожит.
   Николаев: В чем причина подобной ненависти?
   Лагутин: Нет, это не ненависть. Вам будет трудно понять меня. Для этого нужно родиться сто лет назад, пройти семь кругов ада в стенах института, почувствовать то, что скрыто от обычных людей… Он убивает нас не из-за ненависти, а потому, что мы шагнули за грань дозволенного. Потому, что мы стали опасны для людей. Потому, что плюнули в «руку дающую». Потому, что обманули его. Или не его, но одного из них.
   Николаев: О ком вы говорите?
   Лагутин: Хорошо. Если у вас есть немного времени, я расскажу вам. Так будет даже лучше. Я ведь за этим сюда и пришел. Надоело, знаете ли, это все в себе носить. Перед смертью хочу все рассказать. Покаяться, что ли…
   Итак, как я уже говорил, институт возник давно, в начале тридцатых годов. Коллегия ОГПУ ассигновала огромные деньги на создание первой Спецлаборатории, занимавшейся целым рядом проблем: секретные исследования биополя и экстрасенсорных возможностей человека, изучение ясновидцев и колдунов, поиск кундалини, или так называемой сидеральной Силы. Спектр разработок был довольно широк. Лаборатория функционировала сначала на базе Политехнического музея, потом – Московского энергетического института. Затем под строжайшим контролем органов был создан ВИЭМ – Всесоюзный институт экспериментальной медицины. Начальником этой Спецлаборатории был Александр Васильевич Барченко. О нем много стали писать сейчас. До революции он был известен как журналист, писатель, теософ, мистик. Потом он стал ученым, консультантом Главнауки. Он, в общем-то, этот институт и создал. А в июне 37-го его и всех сотрудников лаборатории арестовали. Но не в этом суть. Дело в другом. Барченко тогда все искал встречи с адептами какого-то тайного мистического общества. Подробностей я не знаю, я тогда еще не входил в круг руководителей института, но мне известно, что он очень настойчиво добивался этих контактов. Время тогда было очень напряженное, сумасшедшее, можно сказать. Пристальный интерес советской разведки к экспедициям Рериха, дипломатическая и разведывательная деятельность в Индии и Афганистане. Большевики искали Шамбалу. Барченко тоже ее искал. Но у них были разные цели. И рано или поздно они должны были войти в противоречие. В середине тридцатых годов Барченко начал готовиться к большой экспедиции на поиски Шамбалы. Но у него что-то произошло с комиссаром экспедиции – Яковом Блюмкиным. В тридцать восьмом году Барченко расстреляли. Не знаю, встретил ли он тех, кого искал? Тогда ходили слухи, что поверенный далай-ламы дал санкции на установление контактов с большевиками. Как это касалось Барченко, я не понял. Куратор лаборатории – 9-й отдел ГУГБ – изолировал все материалы, связанные с его деятельностью. Но тут есть один очень интересный момент: Барченко, будучи еще на свободе, опубликовал крайне любопытную гипотезу о том, что активность Солнца коррелирует с биологическими и социальными процессами на Земле. Так вот, я тогда не придал этому большого значения. В 1949 году нашу группу перевели в один из филиалов института, где находилась секретная лаборатория, которая занималась оккультизмом. Цели ставились все те же: нетрадиционные способы получения информации, проблемы времени и пространства. И куратор остался тот же – Министерство госбезопасности. Научным руководителем лаборатории был некий Кобзев. Это было колоссальное хозяйство – в лесу, под землей, десятки бункеров и целая система бетонных коридоров. Там находились сотни человек, и туда же перевели нашу группу для участия, как нам сказали, в важном для государства проекте. Мы еще тогда никак не назывались. Это потом нам дали название – «эргомы». Оно является производным от аббревиатуры ЭРМ – Энергорезонансная модуляция, и «Homo» – человек. Эта модуляция была ключевым звеном в целой серии программ, объединенных одним большим проектом – «Митра».
   Николаев: «Митра»??!
   Лагутин: Ну да, бог Солнца в Персии. Кроме того, культ Митры был основным в Риме во времена империи. Сначала проект хотели назвать «Агни», но потом почему-то решили дать ему иное название.
   Николаев: А почему – «Митра»?
   Лагутин: Дело в том, что Митра являлся богом Солнца, а проект с одноименным названием подразумевал поиск и применение особой, новой, мощной энергии, при помощи которой можно эффективно влиять на жизнеспособность организма.
   Николаев: Что это за энергия?
   Лагутин: Оргон. Особая энергия, испускаемая Солнцем. Она пропитывает и насыщает всю атмосферу, почвы и воды нашей планеты. Барченко положил начало, а лаборатории Кобзева было поручено на практике добиться выделения этой энергии, ее усиления и осуществления с ее помощью сложнейшего технологического процесса – ЭР-модуляции. Разработки в этой области велись с тридцатых годов, но достичь практической реализации удалось только в 1951 году. И то, можно сказать, что только ряд некоторых нюансов позволил во многом форсировать разработку данной технологии.
   Николаев: Что это за нюансы?
   Лагутин: Видите ли, институт за все время своего существования разработал десятки сложнейших и уникальных проектов, но большинство из них было ориентировано на «оборонку». Что поделаешь, превратности военного и послевоенного времени. Это и создание сенсорного сверхстимулятора «Гром», используемого в некоторых армейских спецподразделениях. Создание системы факторов, провоцирующих резкую инициацию сердечно-сосудистых и язвенных заболеваний, – проект «Гниль». Выделение энергетического тела для проникновения в закрытые объекты потенциального противника и для разведки во время ведения военных действий – проект «Дым». Создание психотронных излучателей для дестабилизации биоэлектрической активности головного мозга на расстоянии – проект «Луч», и так далее… Но скажите мне, о чем думают вожди, пресытившиеся властью и богатством? Конечно же о своем бесценном здоровье и о своей драгоценной жизни! Поэтому проекту «Митра» был присвоен максимальный уровень секретности и назначены сжатые сроки реализации. Но, как я понял, здесь было все не так просто. Дело в том, что знания, положенные в основу проекта, были, вероятно, переданы Барченко адептами той самой тайной общины, которую он так сильно стремился найти. Причем у меня есть подозрения, что он разрабатывал проект втайне от своих надсмотрщиков, пользуясь оборудованием института. Это, наверное, и сыграло свою роль при вынесении ему столь сурового приговора. Но это лишь мои предположения. В любом случае, после его смерти работы по оргону встали. Но проект оказался необходим руководителям страны, и Кобзеву было поручено найти недостающие звенья головоломки, которую не успел собрать Барченко. Это была очень сложная задача, но Кобзев с ней справился! И знаете, с чьей помощью? Возможно, тех самых таинственных эмиссаров, которыми, вероятно, бредил первый руководитель института…
   Проект «Митра» был поначалу несколько, так скажем, сомнителен для практической реализации. Изначально разрабатывались два других проекта – «Феникс» и «Кедр». Первый предусматривал создание целого спектра медикаментозных химпрепаратов, влияющих на предотвращение старения клеток, повышение резистентности организма и его регенерационных возможностей. Эти препараты применялись в комплексе с аппаратным воздействием: излучатели, генераторы, электростимулирующие системы. Проект «Кедр» являлся совокупным опытом народной медицины, от фольклора до ведунов, и даже иностранных целителей, владеющих специфическими методиками оздоровления. Между прочим, Хан – это сын одного из них, вьетнамского целителя Гото. Так вот, образ могучего вечнозеленого дерева привлекал вождей своей незыблемой жизнеутверждающей силой. Тогда десятки экстрасенсов были собраны со всей страны, чтобы внести свой посильный вклад в оздоровление управляющей власти. Тогда и мы, те, кто обладал Даром, были сняты со ставших уже второстепенными оборонных программ и направлены на поиск «вечной молодости». В принципе нам было все понятно. Сталин в те времена цеплялся за жизнь, видимо предчувствуя скорую смерть. Некоторые из нас чувствовали что-то смутное, непонятное, но очень страшное, как-то связанное с отцом народов. Были даже робкие предположения, что он тоже обладает Даром. Мы ведь с особой чуткостью чувствуем друг друга, ощущаем Дар в человеке.
   Николаев: Э-э, простите, Александр Владимирович, получается, что институт, собравший в своих стенах лучших экстрасенсов страны, располагающий мощнейшей технической базой, не успел реализовать заказ умирающего вождя, так?
   Лагутин: Видите ли, ни «Феникс», ни «Кедр» не оправдали его надежды, хотя и внесли гигантский вклад в оте чественную медицину и целый ряд других наук. Но нужно было что-то большее, что перевернуло бы все представления существующей науки. И вот тогда, в 1950 году, появился Абраксас.
   Николаев: Кто?
   Лагутин: Абраксас. Так, во всяком случае, его называл Литовченко, мой коллега по институту. Именно через него и вышел на контакт с нами этот загадочный человек. А что касается его имени, то, скорее всего, это псевдоним.
   Николаев: Скорее похоже на греческую фамилию.
   Лагутин: Нет-нет. Он был русским. Литовченко еще иногда называл его Иваном. Условно или нет, не могу сказать наверняка, но мы тоже звали его так.
   Николаев: Простите, а кто это – мы?
   Лагутин: Литовченко, Кобзев и я. Три человека, которым позволено было узнать эту тайну.
   Николаев: Тайну?
   Лагутин: Да, тайну Солнечных Лучей.
   Это был необыкновенный человек. Он не производил впечатления ученого, но всю информацию мы получали от него. С ним всегда рядом был Оберон. Что-то вроде телохранителя или секретаря-референта. Он и обеспечивал нам встречи с Абраксасом: беспрепятственный выезд за территорию института, конфиденциальность и полную конспирацию самих встреч. У меня даже сложилось впечатление, что Оберон принадлежал к высшим кругам МГБ. Во всяком случае, офицеры госбезопасности, курирующие нас, держались с ним почтительно. Но он был обычным человеком, чего нельзя сказать об Абраксасе. Никто не знал, кто он и откуда пришел, но все мы чувствовали – это был очень непростой человек. Он определенно обладал Даром, который тщательно скрывал. Из нашей тройки я, пожалуй, один был способен проникать в разум другого человека. Абраксас же был всегда недоступен для меня. Мой Дар натыкался на невидимые барьеры, препятствующие постижению его чувств и желаний. Именно он, Абраксас, этот загадочный Иван, и собрал нас однажды на какой-то загородной даче и предложил участие в эксперименте. Он предложил нам также описание технологии, которая включала в себя использование оргона. Затем он намекнул на идеи Барченко относительно этой темы и на то, что проект можно возобновить. Я еще тогда подумал, не этого ли человека разыскивал всю свою жизнь первый начальник института? В общем, мы согласились. Так появился в разработках института, на этот раз вполне официально, проект «Митра», который с одной стороны контролировало МГБ, с другой – более детальной – Абраксас и Оберон.
   Николаев: А скажите, Александр Владимирович, ведь получается, что в строго засекреченном, режимном учреждении, имеющем отношение к самым охраняемым тайнам государства, вы пошли на сомнительный сговор с сомнительным человеком, не имеющим даже нормального имени и фамилии?
   Лагутин: Поймите, этот человек открыл нам такие тайны, перед которыми меркли все условности, связанные с наказующими санкциями за подобные поступки. Я, например, очень хорошо теперь понимаю поведение Барченко. «Митра» – это проект, опережающий науку на десятки или даже сотни лет!
   Николаев: Вот вы говорите про использование солнечной энергии. Можно вкратце?
   Лагутин: Ну что ж, если вам интересно. Видите ли, идея использования оргона на самом деле была не нова. Например, ученик известного Зигмунда Фрейда, австрийский врач и биолог Вильгельм Райх, в 1939 году, переехав в США, создал некий «оргонный аккумулятор», который успешно использовал в своей медицинской практике. С его помощью он лечил многие хронические заболевания, в том числе и раковые. Райх был признан Федеральным судом шарлатаном и посажен в тюрьму, где и умер в 57-м г. Его изобретение тогда не получило должной оценки. А принцип Райха заключался в следующем: пациент помещался в какой-либо замкнутый объем, который вбирает и аккумулирует атмосферный оргон – энергию, которая испускается Солнцем. В результате взаимодействия оргона, обладающего широким спектром частот, с клеточными структурами биологических объектов, в частности пациентов, создавалось насыщение энергетического поля последних, что приводило к исключительно гармонизирующему воздействию на все тело в целом. Ведь уже доказано, что любая болезнь – это результат оттока энергии из того или иного энергетического центра, отвечающего за определенные части тела. Так вот, нашей задачей было найти наиболее оптимальную форму замкнутого пространства, которая бы максимально аккумулировала оргон, и научиться эффективно воздействовать этой энергией на органическое тело. Абраксас дал нам направление – египетские пирамиды! Оказалось, что они являются самыми эффективными приемо-передающими устройствами. Они и были созданы именно с этой целью – аккумулировать оргон.
   В Египте бог Солнца Ра был одним из главнейших божеств. Отсюда и подобное отношение к архитектуре. Все просчитано с изумительной точностью. Считалось, что Божественная энергия нисходит на вершину пирамиды, откуда она «стекает» по наклонным сторонам постройки, распространяясь по миру. Отсюда и поразительный эффект мумий, и ряд других фантастических эффектов: вода, находившаяся в пирамиде, тонизирует организм; мясо и другие продукты мумифицируются, но не портятся; молоко не киснет; лезвия восстанавливают свою заточку; ускоряется заживление язв и ран. Итак, за основу мы взяли форму пирамиды. Внутреннюю ее конфигурацию составляла сложнейшая конструкция, напоминающая строение пчелиных ульев. «Соты» были сварены из тончайших стеклянных трубочек и сориентированы таким образом, чтобы фокусировать энергию, поступающую извне, в одном месте – в нижней части пирамиды, где находилась максимальная плотность ЭР-поля. Там мы устанавливали «оргонную батарею-аккумулятор». На вершине пирамиды была установлена энерголовушка – конусоидальная «тарелка» – уловитель. Оргон поступал в эту энерголовушку, аккумулировался в «батарее», и уже оттуда мы выводили его наружу посредством специального гибкого кабеля, изготовленного из меди. Так была решена одна половина проблемы. Вторая заключалась в следующем: нужно было обнаружить в теле человека органы, которые эффективно впитывали бы оргон. С помощью консультаций Абраксаса нами были выделены меридианы на теле человека, которые, собственно, и являлись проводниками ЭР-поля, и биологически активные точки, которые являлись центрами его излучения. Воздействие концентрированного оргонного луча на эти точки и каналы получило название «Энергорезонансная модуляция», сокращенно – ЭРМ. Но особенно потрясающие результаты достигались при ЭР-воздействии на энергетические центры людей, обладающих исключительным Даром. Так появились мы – эргомы. Помимо данного комплекса оргонного воздействия, Абраксас давал нам какой-то сенсорный стимулятор, который мы принимали непосредственно перед модуляцией. Результат вы видите сами – время фактически остановилось для меня пятьдесят лет назад.
   Николаев: Потрясающе! В это действительно очень трудно поверить. А что было дальше?
   Лагутин: В это самое время погиб Литовченко, и на его место пришел новый человек. Фактически он и возглавил этот филиал института, Кобзев был не более чем формальным руководителем. Этот новый начальник – Иноземцев, оборвал все наши контакты с Абраксасом и Обероном. Это был настоящий тиран. Он внес коррективы в проект, дав ему новое название – «Яма», и это едва не стоило всем нам жизни. Вот тогда-то и начался настоящий кошмар! Мы перешли на новую стадию проекта, но она в корне отличалась от всех предыдущих стадий. Нас вывозили куда-то в горы и погружали в подземные гроты, где оставляли иногда даже на несколько недель. Воистину – «Яма». Каждый раз глубина этих ям была все глубже и глубже. Эксперименты стали проходить очень напряженно. Модуляции были подвергнуты в общей сложности пятнадцать человек – «первая волна». У всех до единого стали наблюдаться побочные эффекты.
   Николаев: Какие эффекты?
   Лагутин: М-м, это трудно объяснить вот так, навскидку. Все пятнадцать человек обладали Даром. Но каждый получил его при различных обстоятельствах. Почти всем он достался очень и очень тяжело, на грани жизни и смерти. Это объясняется тем, что возможность осознать и развить свой Дар требует колоссальных усилий и невероятных психических метаморфоз, связанных с пограничными состояниями. Вот, например, я. Мой дед был ведуном, охотником на медведей. Все, что он умел, было так или иначе связано с обрядами над трупами этих удивительных животных. Эти знания он получил от своего отца, тот – от своего, и так далее. Эти манипуляции подразумевают полное переосмысление своего отношения к действительности за счет совершения диких, с точки зрения современного человека, ритуалов. Представляете себе, что может испытывать семилетний мальчик, когда его заставляют поедать сырое, еще пульсирующее сердце только что убитого зверя? Потом в рацион включается кровь, как наиболее энергосодержащая субстанция. Это потрясение до самых основ! Эти ощущения равносильны смерти, если не хуже. Появляются различные видения призрачных обликов, чужих побуждений и тому подобное… Это разбивает разум и тело изнутри. Это… страшно. В институте нас научили обуздывать и контролировать свой Дар. Модуляция же разбудила в нас что-то еще, что продлило нам жизнь, но в то же время подвело нас к какой-то угрожающей черте, за которой таится подлинное безумие. С появлением Иноземцева мы перешагнули эту черту. Все эргомы, прошедшие инициацию, испытывали различные негативные симптомы. Я, например, почувствовал, что сила моего Дара многократно увеличилась, налицо была динамика в улучшении физиологических параметров, но… Первую неделю я испытывал примерно те же симптомы, что и остальные: эффект термоиллюзии – покалывание в кистях рук, звон в ушах, гальванический привкус во рту, вспышки при закрытых глазах. Потом начался период нарушения сна. Я не мог спать, мне снились кошмары, устрашающие темные фигуры. Затем начались галлюцинации. Мы стали болезненно реагировать на солнечный свет. С тех пор мы можем появляться на улице только в вечерних или утренних сумерках, ночью или в пасмурную погоду, когда солнце скрывается за плотным пологом облаков. Мы стали подобны вампирам. Вернее, мы ими и стали. Но вместо физической крови этот дьявол Иноземцев научил нас пить эфирную кровь живых существ – мы научились поддерживать свою жизнь с помощью человеческой энергии, как наиболее доступной и уже адаптированной к усвоению. И вы знаете, вероятно, как побочный эффект, мы все стали одержимы Властью! Мы превратились в упырей, живущих за счет человеческого стада. Говорят, была еще создана и «вторая волна» – супер-эргомы, но о судьбе этих несчастных мне мало что известно. Ходили слухи, что все они посходили с ума и были ликвидированы в одном из подземных бункеров института. Говорили, что «вторых» готовили для каких-то узкоспециальных целей. Может быть, и для «оборонки». Во всяком случае, я надеюсь, что для них этот кошмар уже давно закончился.
   Николаев: А как же Абраксас? Что случилось с ним?
   Лагутин: Он объявился в пятьдесят третьем, после смерти вождя. Что-то там произошло среди власть имущих. У нас в институте тоже произошли перемены, кто-то убил этого дьявола – Иноземцева. Вот тогда-то, при смене руководства института, со мной связались от имени Абраксаса и предложили побег. Я не задумываясь согласился, все остальные тоже. Этот Иван определенно был птицей высокого полета. Он смог вытащить нас из тщательно охраняемого спецсектора, уничтожил каким-то образом всю информацию о нас и о проекте. А мы… Мы обманули его, убили троих молодых парней, которых он за нами прислал и которые сопровождали нас, водителя автомобиля и бежали. Бежали кто куда, объятые смертельным страхом быть пойманными и возвращенными в этот ад и опьяненные свободой, которая открывала перед нами новый мир – без ужаса и боли. И с тех пор к нашей судьбе никто особого внимания не проявлял. До недавнего времени…
   Вместо того чтобы разбрестись по бескрайним просторам СССР и притаиться вдали от цивилизации, мы оказались в Москве. Нас всех словно тянуло сюда невидимым арканом, какой-то источник невероятной энергии, который подталкивал нас к жизни, давал нам силы в этой бесконечной гонке за богатством и властью. Поначалу мы некоторое время незримо чувствовали друг друга, хотя ни разу не пытались встретиться – боялись чего-то, может воспоминаний о прошлом. Потом, со временем, это ощущение исчезло. То ли от угасания Дара, то ли от угасания духа. Я уже думал, что пережил их всех. А оказывается, нет, все были живы все это время. Пока не появился ОН.
   Николаев: Вы имеете в виду убийцу?
   Лагутин: Да.
   Николаев: Вы почувствовали его появление?
   Лагутин: Нет, но я почувствовал гибель эргома. Давно, в пятидесятых, я в первый раз почувствовал «Последний Крик», но принял его за обычный всплеск поля. А когда позже узнал, что его слышали все наши, я понял, что возмущение поля было не случайным. Затем мы узнали, что три эргома, которые пытались бежать из института, были умерщвлены где-то в подвалах спецкомплекса. Их смерть по времени совпадала с возникновением «Крика». В 1967 году погиб еще один эргом – Умник. Я почувствовал тогда его «Крик»… Потом я узнал о его смерти и утвердился в причинах происхождения «Крика». Когда погиб Циклоп, первый из ваших «клиентов», я опять пережил «Крик», но на этот раз я почувствовал, что это предсмертный энергетический вопль именно Циклопа. Потом был Лесник. А чуть позже Хан выследил меня и назначил встречу. После этой встречи я «услышал» и его «Крик». Это обострило все мои чувства до предела. Я стал чувствовать дыхание смерти. Теперь это чувство преследует меня постоянно. Я схожу с ума. Поэтому я пришел к вам. Я хочу, чтобы вы знали… нет, даже не в этом дело, я хочу, чтобы этот убийца, кто бы он ни был, потрудился, прежде чем отберет у меня мой Дар. Да нет, боже, что я говорю, я хочу увидеть его, поговорить с ним, прояснить для себя кое-какие невыясненные вопросы, попросить прощения, наконец. Если его никто не остановит, я боюсь, он не предоставит мне такой возможности. Вы поможете мне, Александр Васильевич?
   Николаев: Каким образом я могу сделать это?
   Лагутин: Я приведу его к вам. Я еще жив, а следовательно, его миссия не завершена. Он сам придет к вам, я лишь выполню роль живца.
   Николаев: Но как он найдет вас?
   Лагутин: О, не беспокойтесь. Он нашел нас спустя много лет в этом многолюдном городе, найдет и сейчас.
   Николаев: Значит, вы думаете, что есть смысл ждать его появления рядом с вами?
   Лагутин: Все зависит от того, насколько серьезно ваше намерение поймать его. Я пришел к вам, потому что знаю наверняка: тот, кто идет по моим следам, ужасный человек. Мне не справиться с ним ни при каких обстоятельствах. Если уж этого не смогли сделать ни Хан, ни Лесник. А ведь они обладали незаурядными способностями в области лишения человека жизни. Особенно Хан. Он сам был Смертью. И где он сейчас? В морозильнике морга! Понимаете, что это значит? Этот убийца прибыл из нашего темного прошлого, и цель у него одна – забрать нас обратно туда, откуда мы пришли, – в преисподнюю…
   Николаев: Скажите, а может убийца быть одним из вас, эргомом?
   Лагутин: Я много думал над этим. Теоретически, конечно, мог бы. Во время нашей последней встречи Хан выразил уверенность, что убийца кто-то из нашей тройки. Хан погиб, себя я исключаю, остается Ловкач. Но вы знаете, я сомневаюсь в этом предположении, и знаете почему? Ловкач не смог бы справиться ни с Лесником, ни уж тем более с Ханом. И если Циклопа он бы еще, может быть, одолел, про этих двоих даже и говорить не стоит. Это были страшные существа, поверьте мне. Человек, убивший подобных монстров, должен превосходить их в умении убивать. Ловкач был совершенно не такой.
   Николаев: Выходит, что единственным человеком, который мог бы иметь мотив нейтрализовать вас всех, является Абраксас?
   Лагутин: Выходит, что так. Но Абраксас не стал бы убивать нас. Это был иного склада человек. Он был… гармоничен. Да и какой смысл Ивану, нашему демиургу, убивать нас сейчас, пятьдесят лет спустя? Он мог бы сделать это и раньше.
   Николаев: Но у него могли быть последователи.
   Лагутин: Вот! Это наиболее вероятная версия. Но она ничего не меняет в раскладе сил.

Часть 2
«СНЫ О ЧЕМ-ТО БОЛЬШЕМ…»

//-- 1. ИНСАЙТ --//
//--  Шаман --//
//--  (Главы-ретроспекции, 1992 г.) --//
   Запись в дневнике
   «06.11.92 г., время – 23.15 (вечер)
   Я вернулся. Зачем? Чтобы все равно погибнуть? Это мне наказание за мою тупость! Я на грани сумасшествия… Неведомое давление разрывает меня изнутри, и я не знаю, как это остановить. Араскан наверняка знает, но его нет… Я не нашел его в Н-ске. Здание, где раньше размещался центр (или мне все это приснилось?), оказалось заколоченным и покинутым: на дверях балки крест-накрест, на окнах – наглухо запертые стальные ставни. Никого. Никто ничего не знает ни об этом центре, ни о том, чем он занимался и куда мог переехать.
   Отец тоже ничего не знает. Контактный телефон Араскана не отвечает, а больше отец не располагает о нем никакой информацией, только: старинный друг семьи, его знал еще дедушка, большой ученый… Про Шорхита он вообще не может ничего сказать толком. У меня сложилось такое впечатление, что отец тоже многое забыл.
   Шорхит! Я вспомнил его! Унген, Айма, Айрук…
   И вот я отправился в горы. Поступок безнадежного идиота! Что я надеялся там найти? Тайшинов? Бред…
   Мне так многие и говорили – бред! О тайшинах там ничего не слышали или делали вид, что не слышали. Алтайцы вообще очень скрытные. Очень ревностно относятся к любому вмешательству извне. Любой чужак вызывает у них резко негативную реакцию. Особенно если вопрос касается сакральных тем. Здесь необходимо знать язык, обычаи или в крайнем случае иметь надежного информатора и проводника. Даже если неправильно сядешь, уже смотрят с подозрением. А если начинаешь выспрашивать про шаманов – либо наворачивают кучу небылиц, либо прикидываются тупицами, либо высмеивают, либо злятся… Нас, например, дважды обстреливали. Один раз ночью, приехали на конях и обстреляли из охотничьих ружей палатку, второй раз – днем, выстрелили пару раз по честеру, на котором мы сплавлялись по Катуни. Потом от нас сбежал проводник. Он привел нас (меня и еще двух туристов-попутчиков) к какому-то лесному святилищу шаманов и исчез поутру. Нам пришлось возвращаться назад. Тайшинов я не нашел. И вот я вернулся. Зачем??? Все равно – конец».
   «07.11.92 г., время – 13.26 (день)
   Пока меня не было, многое изменилось. Словно я отсутствовал не месяц, а вечность! Заболел Арчи! Говорят, он занемог еще после моего последнего „выворота“, но с каждым днем ему все хуже и хуже. Одно к одному!»
   «08.11.92 г., время – 6.02 (утро)
   УМЕР АРЧИ!!! Сегодня… Во сне…»

   Холодный ветер с силой ударил Максима в спину и унесся прочь, скрываясь в кустарнике, шелестя иссохшей листвой. Вечерело. Солнце уже опустилось за кромку земли где-то за городом, и синеватые сумерки заполнили собой все вокруг – далекий горизонт, темнеющую гладь Оби, раскинувшуюся внизу, парк, в котором было тихо и пустынно. Максим зябко поежился. Он все-таки сильно замерз и устал. Работа отняла у него последние силы. Арчи он закопал там, чуть пониже, на плоском участке горы, где они часто любили гулять вместе. Летом оттуда открывался чудесный вид на реку и луга, уходящие за горизонт огромным изумрудным полотном.
   В тот вечер выпал снег. Максим стоял на краю обрыва и смотрел вниз, на площадку, сплошь покрытую белым пологом. Спуск обледенел, и не было никаких шансов удержаться на покатой поверхности, покрытой тонкой корочкой льда. Оставалось лишь стоять и смотреть.
   Прошло уже две недели. Боль разлуки немного утихла, но все равно было трудно смириться со смертью Друга. С темнеющего неба все падал и падал крупными хлопьями пушистый и совсем не холодный снег. Максим посмотрел на часы. Он стоял здесь уже около часа, не зная, как быть дальше. Наконец он чуть заметно кивнул головой, словно говоря «до свидания», и, повернувшись, зашагал к выходу. Когда он шел по аллее, ему показалось, что среди павильонов мелькнул чей-то силуэт. Движение было мимолетным, и заметил его Ковров лишь боковым зрением. Когда он посмотрел туда прямо, прищурившись от падающих снежинок, то ничего не увидел. Да и не могло здесь быть никого в это время. Разве что местный сторож или бомж, облюбовавший себе в качестве зимовья какой-нибудь из удаленных в глубине парка домиков.
   Максим поднял воротник куртки и чуть ускорил шаги. Что-то определенно подгоняло его. Какое-то ощущение надвигающейся опасности. Неподалеку явно кто-то был, хотя за мельканием снежинок, в сумерках, было невозможно что-либо разглядеть. Опять движение! На этот раз чуть правее и ближе к выходу из парка. Было похоже, что кто-то тоже идет к воротам по параллельной аллее. Мгновение – и силуэт исчез, растворился в снегопаде, или спрятался за дерево, или упал на землю, в снег.
   Максим заметил, что ноги сами собой перешли почти на бег, и теперь он бежал к выходу, не спуская взгляда с того места, где последний раз видел постороннего. Ощущение опасности достигло того предела, когда разум сомневается, а тело уже точно знает – нужно бежать, спасаться, опасность рядом.
   Максим вытащил руки из карманов и, уже не скрываясь, бежал во всю прыть к припорошенным снегом воротам. Нужно было как можно скорее покинуть это угрюмое и опасное место и больше никогда не приходить сюда так поздно. Он вдруг остановил свой бег, словно наткнувшись на невидимую преграду, и замер, глубоко дыша открытым ртом, разглядывая причину своей остановки. В арочном проеме ворот кто-то стоял. Невысокая темная фигура застыла, будто перегораживая Коврову выход в город, к людям. Максим смотрел на незнакомца растерянно, соображая, что делать дальше, а интуиция во все горло кричала ему в ухо: «Беги! Беги! Беги…» И так как разум отказывался предложить альтернативные варианты поступков, то, как всегда, из глубины сознания выпрыгнула готовая к действию сила и ярость. Другого пути из парка все равно не было. Максим резко выдохнул воздух и, плавно втянув в себя новую порцию зимней свежести, сжав кулаки, стал медленно приближаться к воротам. Может, это все-таки сторож? Черная куртка, синяя вязаная шапочка, лицо странное, нерусское, узкие глаза, сплющенный нос, широкие скулы. Незнакомец стоял неподвижно, дожидаясь Коврова у заветной черты, преступить которую ему было, видно, не суждено.
   «Проклятье!» – подумал Максим и остановился. Что-то настораживающее было в облике этого человека, что-то смутно знакомое. Он определенно ждал здесь именно его, Коврова, и ждал не случайно.
   – Эй, ты кто такой? Что тебе нужно?
   Молчание в ответ. Максим усмехнулся через силу, подбадривая сам себя, и, сплюнув, решительно шагнул вперед. И тут же получил оглушительный удар в солнечное сплетение. Незнакомец ударил его неожиданно и незаметно, но от этого удара сразу сбилось дыхание и подогнулись ноги. Максим вскрикнул и, несколько раз глубоко вздохнув, бросился на противника. Удар, удар, финт, удар. Все оказалось напрасно, противник легко уходил от атаки, используя какую-то сложную и в то же время невероятно простую технику передвижения. Максим понял, что не справится, и, еще раз стремительно атаковав, вдруг развернулся и бросился прочь по одной из парковых аллей, в темноту. Пробежав метров сто и поняв, что его никто не преследует, он остановился и, сдерживая прерывистое дыхание, прислушался. Никого. Значит, незнакомец остался у входа. Максим затравленно осмотрелся. Ситуация складывалась плачевная: бродить ночью по парку, дожидаясь утра, немыслимо – холодно. Лезть через обледенелый забор в темноте тоже нереально. Что тогда? Забраться в какой-нибудь павильон и просидеть там до утра? Этот человек, у входа, будет искать его и найдет. Остается одно. Максим сориентировался и, определив свое местонахождение, осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, пошел вперед. Нужно вернуться к оврагу, а там любой ценой спуститься к реке, где уже по кромке воды дойти до речного вокзала.
   Максим уже подошел к сетке, когда вдруг неожиданно из темноты перед ним возник грозный силуэт. Ковров опять громко закричал, не то от неожиданности и испуга, не то от ярости, и опять бросился вперед, в атаку. Незнакомец опять пропустил все удары мимо, ускользая от них со звериной грацией. Затем он опять нанес тот же самый удар в солнечное сплетение, но на этот раз более жестко. Боль была просто адской. Максиму показалось, что он взорвался изнутри, а затем словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух, стал падать на землю. А силуэт уже замер в двух шагах, неподвижно наблюдая за беспомощными и жалкими движениями своей жертвы.
   «Все, конец», – мелькнула отстраненная мысль, и, словно в подтверждение ей, серия коротких молниеносных ударов разорвала тело на десятки частей, каждая из которых забилась от боли. Тьма…
   Холод. Обжигающее прикосновение комочков холода к лицу. Это снег. По-прежнему падает снег, покрывая землю белым одеялом, похожим на саван.
   «Живой…» Мысли медленно и натужно ворочались в голове, неохотно собираясь в фокус. Вслед за включением сознания пришла боль. Все тело ныло, как будто его пропустили через гигантскую мясорубку. Максим пошевелился и замычал от боли, которая завибрировала внутри мучительными толчками.
   – Очнулся?
   Ковров осмотрелся и понял, что лежит на площадке рядом с могилой Арчи. Рядом с ним, прямо на снегу, сидит его преследователь, наблюдая за ним, положив свои страшные руки себе на колени.
   – Ну и хорошо. – Голос глухой и очень знакомый.
   «Где я мог слышать его?» Очень-очень знакомый голос. Его невозможно спутать с другим, услышав хотя бы один раз. Незнакомец, казалось, прочитал мысли Максима, во всяком случае, он понял, о чем тот думает.
   – Я вижу, ты узнал меня? – В его голосе нет угрозы. Наоборот, он говорил мягко, без нажима, словно старый знакомый. – Меня зовут Айрук. Я пришел сюда за тобой.
   Максим растерянно замотал головой, пытаясь привести в порядок сумбурные мысли:
   – Ты?.. Ты?.. Ты – Айрук?
   Человек напротив кивает ему:
   – Да. Я вижу, это понимание дается тебе с трудом. Или для того, чтобы стать Айруком, мне необходимо надеть маску?
   – Зачем… Зачем ты меня избил?
   Айрук засмеялся как ни в чем не бывало и пожал плечами:
   – Тебя нужно было встряхнуть. А боль – самое лучшее средство для прочищения мозгов.
   Максим закашлялся и, сев на колени, растерянно пробормотал:
   – Я вас все-таки нашел…
   Айрук кивнул и показал рукой на место, на снегу, рядом с собой:
   – Это я нашел тебя. А вообще-то, мы всегда были рядом…

   Они сидели около костра, разведенного на месте постоянного костровища, рядом с могилой пса. Максим смотрел на огонь, а Айрук тихо говорил, и его завораживающий голос проникал в самые потаенные уголки сознания:
   – Это наша решающая встреча. Больше у тебя может не быть шанса вернуться домой.
   – Домой? – перебил его Максим, но Айрук тут же прервал его движением руки:
   – Ты нетерпелив, отсюда все твои сомнения и метания. Молчи и слушай. У меня нет времени на пустые разговоры. Молчи…
   Максим поспешно кивает, он только что вспомнил, как Айрук обучал его подобному поведению тогда, много лет назад.
   – Ты уже сжег столько драгоценной Силы, и своей, и тех, кто пытался помочь тебе, что не заслуживаешь иного отношения, кроме того, которое я тебе показал. Но это не значит, что я злюсь на тебя. Это очередной Толчок. Он изменяет ритм Силы в твоем теле, как и купание в холодной воде.
   Максим поежился. Организм до сих пор ныл и гудел после жестких ударов, нанесенных тайшином в самые болевые точки и нервные узлы.
   – Это и встряска, и урок, смысл которого для тебя пока непонятен. Ты многим пренебрег с того момента, как открылся Силе. Это поставило под угрозу твое сознание. Зурда, темный дух из твоего детства, охотится за тобой. Он уже совсем близко. Он непременно одолеет тебя, стоит тебе только ошибиться еще раз. Подумай об этом. Сегодня я опять сменил ритм в твоем теле, хотя и сделал это несколько болезненно. Ты можешь воспользоваться этим и уйти отсюда со мной. Либо ты можешь вернуться в мир людей таким же, каким и был: обессиленным, полуслепым, замедленным. Там тебя встретит Зурда, твой ночной кошмар. Это будет вашей последней встречей.
   Максим смотрит на Айрука, но лица его не видно, оно в тени, из которой раздается этот всезнающий гипнотический голос:
   – Можешь считать, что твоя пустая жизнь закончилась на месте нашей схватки. Считай, что я убил тебя и теперь создаю заново в новом мире, лишь внешне похожем на тот мир, где ты жил последнее время. В этом новом мире твоих выходок терпеть больше никто не будет. Ни твоих оскорблений, ни твоих глупых подозрений. Это я об Араскане. Тебе необходимо будет извиниться перед ним.
   Максим торопливо кивает. Айрук шепчет из тьмы: – Сегодня я преподал тебе очередной урок Искусства ИТУ-ТАЙ, которое практикуют тайшины на протяжении столетий. Оно сможет объяснить тебе и причину твоего сегодняшнего поражения. Ты слишком ослабил себя своими переживаниями по ушедшему другу. Ты ведешь себя как перепуганный грядущей смертью человек. Ты должен осознать, что все мы подвержены смерти, это неизбежность, которая ожидает всех нас. Все мы покинем этот мир рано или поздно, так что же тогда переживать по этому поводу? Нет на этой земле чего-то постоянного, неизменного. Даже камни умирают, что же тогда говорить о человеке? Этому невозможно противостоять, возможно только выбрать для себя наиболее достойный исход. Противостоять законам мира – это все равно что пытаться остановить руками несущуюся с гор лавину. На самом деле смерть может оказаться вовсе не тем, что нам кажется, и умереть, может, совсем не то, что мы думаем. Оплакивать умершего друга – это все равно что плакать над растаявшим по весне снеговиком. Он тоже умирает каждый год, чтобы потом возродиться снова. И снова зима, и снова снеговик, вроде такой же, как был прошлой зимой, но на самом деле он другой. А что в нем другого?
   Айрук наклоняется вперед, проявляясь в отсветах огня, словно объемная фотография.
   – Ты должен разобраться в своих чувствах, Адучи. Той Силы, которую ты израсходовал на бесполезные переживания, могло бы запросто хватить на создание нового снеговика. Но ты не можешь вернуть старого, и у тебя нет ни сил, ни желания строить нового. Ты обессилил себя. Хотя этому на самом деле не было никаких причин. Большинство людей сжигают свою Силу, не зная, зачем они это делают, и не зная даже, что они вообще ею обладают.
   Айрук показал рукой на небо:
   – Ты пришел сюда в сумерках, чтобы оставить часть своей Силы здесь, в этом заброшенном безлюдном месте. Это – вторая ошибка. Сумерки опасны не только для людей. Они также опасны и для тайшинов. В сумерках мир переходит в другую сферу. В это время нужно быть предельно осторожным. И уж тем более не появляться в безлюдных местах в подобном настроении – жалость к себе, смешанная с чувством обреченности. Это наихудший вариант бессилия. К тому же ты пришел сюда зимой. Зима и ночь особенно опасны для человека. Ты в очередной раз пренебрег тем, чему тебя обучали, и вот результат – ты явился сюда, жалкий и подавленный, зимним вечером, – идеальная мишень для того, кто выбрал бы тебя целью для своей охоты. Сегодня это был я, но мог быть кто-нибудь другой, ты знаешь, что за тобой уже ведется охота. Но ты пришел сюда не сражаться, ты явился, чтобы умереть. Это место очень способствует гибели, оно насквозь пропитано смертью. И если ты хотел умереть, то сделал правильный выбор. Для того чтобы сражаться, это место не годится, хотя тайшин использует даже неблагоприятные обстоятельства в свою пользу. И если бы ты знал особенности этой земли, то в крайнем случае смог бы использовать их влияние на своего противника для получения дополнительных преимуществ над ним. Видишь ли, эта гора, на которой разместили ВДНХ, на самом деле является средоточием некоей силы, которая может оказать на человека самое непредсказуемое влияние. Эта выставка располагается на месте огромного старого кладбища. Здесь в несколько слоев были похоронены сотни трупов, хотя ты этого и не знал. А ведь люди не просто так избегают мест захоронений человеческих останков. Трупы излучают силу, которая разрушает живых людей. Там, где трупов много, эта сила становится неуправляемой и жуткой, поэтому кладбища всегда выносили за город, подальше от людей. Здесь же, на месте старого захоронения, построили павильоны, куда приходили в течение многих лет люди со всего города, чтобы полюбоваться достижениями народного хозяйства. Безумие! А ведь архитекторы и строители, которые создавали этот парк, не могли не помнить наводнение, которое размыло как-то часть этой горы, и десятки трухлявых гробов плыли по реке через целый городской район. Ты конечно же не мог знать этого. Но для получения таких знаний тайшины используют несколько иные способы, нежели обычные люди. Тайшины доверяют своим чувствам, и они никогда их не подводят. Хотя ты и ощущал назначение этого места, и именно сюда принес труп своего пса. Но выводы из этого знания ты не сделал, поэтому сам стал жертвой, вместо того чтобы обратить в жертву своего преследователя. Ты не прислушался к дыханию Земли, а это одно из самых сокровенных знаний Тай-Шин и, соответственно, одно из основных преимуществ тайшина. Мы всегда слушаем дыхание Земли, и оно раскрывает нам самые невероятные тайны. Если бы ты слушал это дыхание, ты бы сразу понял, что оно нечистое, что потусторонняя сила пробивается сквозь толщу земли и ослабляет тебя, и исчез бы отсюда задолго до захода солнца. Земля сдерживает силу смерти. Именно поэтому трупы и закапывают на глубину двух метров, чтобы гасить их зов. Днем земля полностью поглощает излучение смерти. Солнце создает нечто вроде защитной пленки на поверхности земли. В сумерках же двери Земли открываются, и то, что было сокрыто за ними, может беспрепятственно выходить наружу.
   Максим вздрогнул и робко огляделся. Айрук засмеялся:
   – Ты все делаешь слишком поздно. Поздно принимаешь решения, поздно действуешь и даже поздно раскаиваешься в своих действиях. Тебе нужно ускориться, стать быстрее и реагировать на все мгновенно. Только так ты сможешь достойно жить, а затем и достойно умереть в этом мире. Только так ты сможешь обучаться Тай-Шин. Ты должен схватывать все сразу, на повторение у меня не будет времени. Я вернулся за тобой, и я постараюсь увести тебя как можно дальше, хотя ты и растерял уйму драгоценного времени. Я победил тебя там, наверху, потому что был сильнее тебя. Следовательно, ты должен начать делать то, что позволит тебе выстоять в грядущих сражениях, то есть овладевать Силой. Мы будем теперь часто видеться с тобой. Это необходимо и тебе, как ученику, и мне, как Наставнику. Но эти встречи не должны нарушать обычное течение твоей видимой жизни. Ты вернешься к людям, но они не должны догадываться ни о перемене в твоем сознании, ни о твоем обучении. Тайна – это то, что позволяет нам существовать в человеческом мире без ущерба для нашей целостности. Тайна – это основа нашей безопасности и залог наших побед. Ты должен следовать этому принципу, иначе мир, в который мы сейчас вернемся, поглотит тебя, словно людоед.

   1992 год. Поздняя осень
   – Это Ксин, – Айрук пальцем чертит круг на белоснежном снегу, припорошившем опавшую листву, – Ксин – это центр мироздания, средоточие Силы, Пустота. Его дыханием пронизано все. Он объединяет в себе все направления, все стихии, иллюзию и явь, смерть и жизнь. Ксин – это безграничное поле, в котором рождаются и гибнут вселенные. Его невозможно описать, ограничить или обозначить, увидеть или осознать. Круг – лишь условное обозначение этой бесконечной области. Это нечто неведомое и в то же время насыщающее все сущее. Поэтому можно сказать, что Ксин – это мир вокруг нас, но понятием мира далеко не исчерпывается понятие Ксина. Условно Ксин состоит из двух составляющих, двух частей. Он объединяет их. – Палец разделяет круг на две половины. – Тебе наверняка знакома подобная схема. Она напоминает знак Тай-Цзи, символизирующий двойственность мира, состоящего из двух связанных между собой Сил – Инь и Ян. Этот знак стал уже привычным для современного человека, но его смысл, его суть осталась непонятной для большинства людей, встречавших когда-либо этот символ. Для нас, тайшинов, эта схема является основой всех наших дел, основой нашего существования. Все, что делает тайшин в процессе своей жизни, пронизано этой двойственностью. И это очень важно понять тебе сейчас. Потому что, говорю тебе без преувеличения, это основа основ нашего учения, самая его суть. Айрук сводит обе руки вместе:
   – Мир вокруг нас является результатом действия Единой Силы, которая для человека в свою очередь является итогом взаимодействия двух Сил – ИТУ и ТАЙ. Мы называем эту Силу «ДЖАЛ» – «Ветер», «Орел», «Крылатый Волк». Дракон – так называли эту Силу маги Азии и Востока. В переводе с греческого это означает «Видящий».
   Айрук значительно смотрит на ученика:
   – Согласно ИТУ-ТАЙ, наши тела также разделяются на две Сферы, как и все во Вселенной. Тело, расположенное в правой части, условно называется «телом Зверя». Именно оно порождает восприятие мира, известного нам. Тело, расположенное слева – «тело Шамана», «тело Видящего». Оно управляет нашей магической жизнью. Оно порождает восприятие мира, нам незнакомого. Если тела уравновешены, человек становится Крылатым Волком и обретает Свободу. Если между ними нет равновесия – они начинают уничтожать друг друга. Тайшины считают, что проявления этих двух тел можно увидеть простым способом – через глаза. Глаза тайшинов отличаются от глаз людей. Взгляд тайшина становится более пронизывающим, более глубоким. Запомни это – тайшина можно узнать по глазам.
   Адучи смотрит в пронзительные глаза Наставника и, поежившись, отводит взгляд.
   – Именно поэтому современные тайшины называют себя дуэнергами, потому что, в отличие от обычных людей, они осознают, что владеют двумя потоками энергии и двумя телами. Это знание открывает им путь к Равновесию и дает возможность погружаться в обе Сферы, составляющие Ксин. В древних манускриптах нашего Клана упоминается эта двойственность структуры человеческого тела. Древние шаманы дали ей название – «Звероангел», которое является предтечей современного названия – «дуэнерг». Задача дуэнерга – уравновесить в себе проявление обеих Сфер для достижения истинной гармонии. Звероангел выращивает у себя два полноценных Крыла, чтобы достичь с их помощью свободы от человеческих заблуждений. ИТУТАЙ – это прежде всего Свобода, Равновесие.
   Айрук смотрит на Максима, словно ожидая, когда тот усвоит смысл услышанного. Затем его голос переходит в шепот:
   – Черный Волк. Символ Земли. Согласно преданиям, Черного Волка создал из куска земли Хозяин Подземного Мира, но не смог его оживить. Так и лежал бездыханный зверь в гуще изумрудной травы, пока его не увидел сверху Повелитель Ветра и Молний. Именно он вдохнул жизнь в зверя. Хозяин Подземелья хотел забрать грозное существо с собой, но свободный Дух Ветра внутри зверя не позволил увлечь себя в Подземный Мир. Волк укусил Владыку Нижнего Мира и стал его врагом. Это символ Воина. Это первый шаг к Свободе.
   Айрук выдерживает паузу и продолжает повествование:
   – Серый Волк. Символ Воды, которая выходит из-под земли и течет по ее поверхности. Это Волк, который получает возможность передвигаться по таежным охотничьим тропам в поисках силы, мудрости и свободы. Это символ Охотника.
   Снова пауза.
   – Белый Волк. Символ Огня. Это цвет солнечных лучей, которые прекращают сумерки и делают все ясным и понятным. Этот цвет символизирует белые вершины могучих гор, куда приводят охотника тропы тайги. Это символ Шамана. На вершине горы земной путь заканчивается. Дальше идти некуда. Только опять вниз, во тьму и сумерки. Что делать Волку? Он прошел все Три Мира…
   Айрук закрывает глаза.
   – На вершине горы Небо становится ближе, и мириады звезд светятся, словно глаза волчьей стаи, наблюдающей за своим родственником. Волк слышит их призывный вой и оборачивается вниз, на свой путь. Он благодарит всех тех, кто остался там, в сумерках. Он желает им удачной Охоты. Он любуется отражением призрачной Луны в земных реках. Он вспоминает свой путь. Он вспоминает Тьму и Свет. Он засыпает, и ему снится, что он может летать. Он становится легким, словно волчонок, словно чистый Дух Ветра. Он становится Сновидцем. Он превращается в Крылатого Синего Волка, свободное существо, способное путешествовать по всем Трем Мирам, – Айрук усмехнулся, – и по всем остальным Мирам и Пространствам, которые будто капли в этом безграничном Океане Вселенной…
//-- 2. ДВЕРИ ЗЕМЛИ --//
//--  Шаман --//
//-- (Главы-ретроспекции, 1993 г.) --//
   1993 год. Весна
   Айрук поворачивается поочередно лицом в направлении четырех сторон света.
   – Четыре Направления. Четыре Искусства. Четыре Пути…
   Он кивает Адучи головой, словно спрашивая его, стоит ли уточнять только что сказанное? Ученик молчит, а это значит, что он чувствует что-то, но не может с уверенностью сказать, что правильно понял слова Наставника. Айрук улыбается и рукой опять показывает в четыре разные стороны.
   – Ты можешь выбрать для себя любое…
   Адучи чувствует, что слова тайшина вызвали у него необъяснимый прилив счастья, словно разрешив какую-то внутреннюю дилемму, мешающую прежде сделать правильный выбор. Айрук наблюдает с улыбкой за реакцией ученика, словно понимая его состояние. Но в его улыбке прячется что-то недосказанное, и Адучи ожидает продолжения, которое следует незамедлительно.
   – Выбрав одно из них, ты не должен забывать, что есть еще три оставшихся. Неужели ты пренебрежешь ими?
   Адучи смеется, он понимает, о чем хочет сказать ему Наставник.
   – Но ведь планета круглая, и Направления рано или поздно накладываются одно на другое. Поэтому выбрать действительно можно любое…
   Айрук разводит руками в стороны.
   – Все Пути могут пересекаться в какой-либо точке, и все Пути ведут в неизвестность. Как ты выберешь свой?
   Адучи закрывает глаза и прикасается ладонью к тому месту, где под одеждой бьется сердце.
   – Почувствую.
   Тайшин кивает, тоже закрыв глаза:
   – Свой Путь можно определить по стилю ходьбы. Двигаясь по жизни неестественно, мы всегда будем испытывать ощущение потерянности и бессилия, потому что все наши силы будут направлены на то, чтобы поддерживать обман, навязанный нам и нашему сердцу. Такой Путь обязательно превратится, рано или поздно, в разрушительную тропу, ведущую нас к пропасти. Этим путем идет большинство людей. Естественный жизненный ритм будет вести нас вперед легко и свободно, и мы будем идти по этому Пути навстречу неизвестности, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение удовольствия и счастья. Но уловить естественный ритм можно, только прислушавшись к своему сердцу…

   1993 год. Лето
   – Сегодня я расскажу тебе о Клане Тай-Шин, – Айрук и Адучи сидят на берегу Катуни. Они только что покинули рейсовый автобус, доставивший их до пригорода Горно-Алтайска. До самого города несколько часов ходьбы, но Айрук настоял на том, чтобы пройти это расстояние пешком.
   – Клан Тай-Шин состоит из двух Кругов, которые взаимодействуют друг с другом. Условно один из этих Кругов именуется нами Внутренним, соответственно, второй – Внешним. Это как круги на воде: центр всегда остается неизменным, но круг, который был рожден этим центром, расходится во все стороны, постоянно увеличивая свой диаметр.
   Айрук подобрал с земли небольшой камешек и с силой бросил его в воду, в небольшую заводь, где течение не увлекало воду за собой, образовывая спокойную ровную гладь, идеально подходящую для наглядной демонстрации геометрии расходящихся кругов.
   – Во главе Клана стоит Вершитель, а каждый Круг возглавляет Камкурт – Волк-Шаман. Символом Клана считается Белая Волчица, особое существо, связанное с почитанием Духа Алтая. Помнишь, я рассказывал тебе о Волке на вершине горы? Каждому Кругу в свою очередь условно соответствуют два цветовых образа: Кок Бюри – Синие Волки, и Алаш – Красные Волки. Наша линия представляет Внешний, Красный Круг, потому что мы, подобно расходящемуся кольцу на воде, двигаемся по миру во всех направлениях. Внутренний Круг никогда не меняет своего месторасположения – «синие» тайшины всегда находятся в Центре нашей Силы – в Храме Тишины, в монастыре Тай-Шин, который спрятан в алтайских горах, подобно камню, ушедшему на дно водоема.
   Он встал и кивнул ученику на тропинку, ведущую по направлению к городу, вдоль реки.
   – Пойдем прогуляемся, пешие прогулки особенно способствуют прояснению сознания.
   Адучи кивнул, не решаясь вслух высказать опасение насчет близости реки. Если Наставнику опять придет мысль столкнуть его туда, он будет иметь весьма нереспектабельный вид при появлении в Горно-Алтайске. Но, обладающий весьма жестковатым чувством юмора, Айрук и так, казалось, прочитал эти беспокойные мысли и разубеждать ученика в обратном конечно же не стал, только улыбнувшись своей многозначительной улыбкой, а уже через несколько шагов не выдержав и рассмеявшись во весь голос. Но выражение его лица опять стало серьезным, когда он вновь вернулся к прежней теме.
   – Четыре Искусства ИТУ-ТАЙ, которые разделяют Круг на равные области, это Четыре Ветра, Четыре Облика, Четыре Намерения – «Воин», «Охотник», «Шаман», «Сновидец». Обычно мы изучаем все четыре Искусства, потому что они развивают разные аспекты нашей Силы. Каждому Искусству обучает Наставник – Иссит. Но объединяет все Направления в одно именно Камкурт, который символизирует Пустоту, ритм, пронизывающий Вселенную. Я – Иссит, и сегодня мы приступим к более углубленному изучению ИТУ-ТАЙ. Но прежде ты должен прикоснуться к истокам ИТУ-ТАЙ и оттуда начать выстраивать свое прошлое, настоящее и, возможно, будущее…

   Темные тучи уползли на север. Небо просветлело, но синеватый сумрак еще цеплялся за вершины высоких гор, выросших впереди непроходимой грядой.
   – В основе Тай-Шин лежит воинская система шаманов, которые существовали несколько тысяч лет назад. Она претерпела много изменений, и сейчас ее предназначение несколько отличается от древней версии. Сейчас она служит тайшину для того, чтобы он мог обеспечить себе и своим близким полнокровную жизнь в этом жестоком и безумном мире. Это и развитие своего тела, и уравновешенность своего духа, и защита от врагов, и постижение красоты. Эта дисциплина не только для развития силы мышц, в первую очередь она закаляет Дух Воина, позволяя ему приступить к расширению своих границ и освобождению от тех оков, которые накладывает на нас этот мир с момента рождения.
   Айрук, не сбавляя темпа, идет по горной тропе вперед, даже не оборачиваясь на своего юного попутчика.
   – Сегодня мы отправились в прошлое, на поиски истоков нашей Силы. Тайшины всегда ищут причины того или иного проявления Силы в прошлом, с которым все, что существует в настоящем, связано прочными нитями. Все магические традиции являются частями единого миропонимания, которое зародилось в древние времена на нашей Земле.
   Они шли по узкому горному коридору уже несколько часов, останавливаясь лишь ненадолго. Место, куда они прилетели на вертолете, совсем не походило на те места, где Адучи жил у Шорхита. И хотя здесь помимо горных степей тоже присутствовали горно-таежные массивы, ландшафт производил более суровое впечатление.
   – Давай отдохнем, – наконец произнес Айрук, и Адучи, облегченно вздохнув, присел на каменный выступ, торчавший из-под чахлой травянистой копны.
   Это был один из многочисленных походов в горы, являющихся обязательным этапом в обучении. Айрук категорически настаивал на них, заставляя Адучи изыскивать время и мотивацию для подобных непродолжительных исчезновений из дома.
   Наставник встает и, улыбаясь, кивает ученику на тропу. Они снова идут по горной дороге.
   – Тайшин – воин. Ему не чужда усталость, но она не оказывает на него такого разрушительного воздействия, как на человека, который зациклен на своей персоне. Тайшин изначально меняет знаки в оценке событий. Он извлекает максимальную пользу из всех, даже на первый взгляд бесполезных или безвыходных, ситуаций. Раздражение, разочарование, трусость, злость, страх – это не больше чем тени на земле. Они могут иметь различную площадь и причудливые очертания, но они по-прежнему остаются тем, чем и являются, – тенями.
   Адучи чувствует, как икры ног начали наливаться свинцовой тяжестью. Дорога, словно горячая сковорода, начинает жечь подошвы, прожигая насквозь пыльные кеды. Айрук как будто чувствует спиной состояние ученика.
   – Все преграды, которые постоянно встают на нашем пути, все раны, которые вынуждают нас истекать кровью, все враги, которые жаждут нашей гибели… все это воистину непреодолимые препятствия, и все это – атрибуты Пути Воина. Обычный человек испытывает то же самое, но противостоять им у него нет никакой возможности, потому что их тысячи и на место одному препятствию встает другое, на место одного врага – десятки. Тайшин же прежде всего ищет причину всех этих нападок, пытается понять суть происходящего, сведя источник всех этих напастей к единой точке. Только осознав, что все внешние проблемы – суть отражения наших страхов, можно что-либо сделать с ними. И только поняв эту истину, тайшин решает, как поступить с ними. А это уже вопрос стратегии. Можно начать долгую и изнурительную войну с самим собой, а можно просто улыбнуться своему отражению, и тогда отражение неизбежно улыбнется своему оригиналу.
   Каменная дорога внезапно закончилась. Вместо нее под ноги легла черная упругая земля. Через полчаса оба путника вышли через длинный туннель к большой лощине, покрытой, как показалось Адучи, высокой изумрудной травой. Зрелище захватывало дух.
   – Вот это да… – восторженно пробормотал Адучи, потрясенный красотой пейзажа.
   Далеко внизу, прямо в центре горного луга, мерцало зеркальной поверхностью крохотное озерцо, и виделись какие-то каменные возвышения, окружающие озеро с четырех сторон.
   Айрук протянул вперед руку и, прикрыв глаза, поклонился этому великолепию, затем посмотрел на Адучи и благоговейно произнес:
   – Вот мы и пришли. Это – одно из средоточий Силы, которое издревле известно тайшинам. Нужно идти. К вечеру мы должны успеть выйти вон к тому озеру. С наступлением сумерек нас будут ждать там.
   Адучи удивленно посмотрел на Иссита, затем перевел взгляд на лощину и удивленно спросил:
   – Там что, живут люди?
   Айрук улыбнулся и покачал головой:
   – Нет, что ты. Для людей это запретное место. Они не смогут выжить в нем, потому что это место убивает людей. Для того чтобы найти его, а уж тем более приблизиться к нему, необходимо иметь разрешение, необходимо быть тайшином. Ты еще не тайшин, ты только готовишься стать им, поэтому сегодня ты пришел сюда со мной, своим Исситом. Так поступают с каждым, кого намереваются посвятить в таинство ИТУ-ТАЙ. Это Место Посвящения. Там живут наши предки, духи времени. Это место создано только для духов.
   Адучи недоверчиво посмотрел на Айрука и растерянно пробормотал:
   – А как же мы? Мы же не духи.
   – Мы? Что же, видимо, нам тоже придется стать духами. А что делать? Здесь условия диктуем не мы, а Сила, которая привела нас с тобой к этому Месту. Поэтому приготовься, не исключено, что тебе придется в очередной раз умереть на дне этой восхитительной лощины.

   Стемнело рано. Сумерки начали стремительно сгущаться, и воздух, казалось, темнел прямо на глазах. Очевидно, это было и в самом деле необычное место. В нескольких шагах от Адучи возвышались две скалы, при самом ближайшем рассмотрении оказавшиеся огромными статуями, замаскированными под естественные каменные образования: одна справа, изображающая мужчину в доспехах, другая слева, изображающая мужчину с закрытыми глазами. Выбитые на поверхности огромных цельных каменных глыб фигуры поражали тонкостью работы. Но увидеть это великолепие можно было только с расстояния в несколько метров – изображения как бы «выплывали» на поверхность обычных с виду серых скал. Одна из фигур застыла, словно во сне, улыбаясь чему-то. У второй одна рука лежит на рукояти не то меча, не то сабли, подвешенной к поясу, в другой – небольшой сосуд.
   Еще две скалы, очертаний которых Адучи не смог разглядеть во тьме, стояли на другом берегу озера, сориентированные, как и эти, согласно своим Направлениям.
   – Это древние богатыри, – тихо говорит Айрук. Адучи кивает, завороженно разглядывая статуи. Айрук словно читает его мысли.
   – Это не статуи. Это – древние богатыри, – повторяет он. – Это – шаманы Тай-Шин.
   Адучи понимает, о чем говорит Иссит. Каменные изваяния в сгущающихся сумерках впечатляют. Кажется, вот-вот с хрустом откроются сомкнутые глазницы, и гулкое эхо разнесет вокруг скрип каменных тел.
   – Посмотри на них. Эти каменные воины в растрескавшихся от времени шлемах – духи ИТУ-ТАЙ. Это – воины Тай-Шин, Стражи прошлого, Хранители загадочной эпохи…

   Ночь и костер. Адучи уже привык к этому сочетанию. Айрук учил его, что огонь является одним из самых верных спутников человека, особенно ночью, особенно в подобных местах, где Сила способна творить непредсказуемое. Огонь – это Защитник. Это свет, это тепло, это Щит от потусторонних сил, рыскающих повсюду в ночной темноте.
   – Сегодня я расскажу тебе нашу историю. Основы Учения ИТУ-ТАЙ зародились несколько тысяч лет назад на Алтае, в месте, которое до сих пор остается загадкой для «цивилизованного» мира. Мы считаем Алтай перекрестком между Мирами. Именно здесь, на Алтае, проходит центральная ось, объединяющая Три Мира. Это «пуп Земли и Неба» – дьердин киндиги. Но, как ты знаешь из множества мифов, между Небом и Землей идет невидимое противостояние. И соответственно, одним из самых яростных мест этого противостояния на нашей планете является именно Алтай. Согласно преданиям, здесь произойдет последняя битва людей. Я чувствую, ты что-то хочешь спросить?
   – А как переводится ИТУ-ТАЙ?
   Айрук поднял перед собой обе руки и сначала развел их в стороны, а затем свел вместе, сомкнув ладони.
   – Название нашего Учения произошло от названия горной местности, где оно фактически и зародилось. Но подлинный смысл его конечно же гораздо глубже и имеет мистическую подоплеку. «Ик-Ту» – «Два Брата» – именно так звучало оно в древние времена. Позднее это название изменилось на иное – «Ики-Тау» – «Две Горы». Современный вариант «ИТУ-ТАЙ», дошедший до нашего времени, переводится как «Учение о Двух Силах». Это мировоззрение, которое пришло из глубокой древности, и легло в основу идеологии нашей Общины. Оно до сих пор сохранило свою Силу. В настоящее время оно приобрело даже большую значимость. Но не многие смогут понять это. Для многих это всего лишь иллюзия, призрак.
   – Как это?
   – Когда ставишь перед собой два предмета и разглядываешь их, то рано или поздно эти предметы перестают быть четкими, они расплываются, и возникает третий предмет, который находится между этими двумя. Он иллюзорен, но тем не менее его можно видеть. Стоит вернуть глаза в привычное положение – этот предмет исчезает. Также и наше Учение. Мы учимся смотреть на Две Горы, освобождая наше зрение, и однажды между ними появляется Третья Гора. Ее можно разглядывать, к ней можно идти, но для обычного зрения ее не существует. Понимаешь? И поэтому мы, тайшины, являясь Хранителями Священной Горы, как бы ничего и не охраняем, потому что для большинства людей ничего необычного и не существует.
   – Зачем же тогда была создана Община?
   Айрук усмехнулся.
   – Потому что не все существа, населяющие Землю, являются людьми…
   Адучи удивленно посмотрел на Наставника.
   – То есть… существует еще кто-то?
   Айрук повернул голову в сторону загадочных скал.
   – В древности нас называли «Стражи Ворот», «Пограничники», «Охранители Курганов».
   – Почему?
   – Потому что только мы – Воины Тай-Шин – можем сдерживать то, что скрыто под землей и что всегда повергало человечество в ужас… Мы склонны считать, что наше прошлое связано с наследием скифов, имевших в свое время обширные связи с Египтом, Китаем, Персией, Византией и Индией. Речь идет об Общине Хранителей, воинах-грифах, владеющих тайнами магии и воинского искусства. Но более сильное влияние на формирование Тай-Шин оказали тайные шаманские общины, в частности возникший примерно в середине прошлого тысячелетия в тюркской среде Культ Волка, появление которого связывают с племенем Ашина, считающимся предком тюрков. Предположительно именно это племя и является основателем Общины Волка, Сумеречного Культа, воплотившего в себе тайную доктрину языческой магии. Община «воинов-оборотней» практиковала учение, основанное на древних знаниях местных культов гор, пропитанных магией шаманизма. «Серые воины» почитали Духа Волка, Духа Сумерек, Хозяина Алтая – божество с головой волка или просто волка, обитающего на священном лесистом холме. Легенда повествует о гибели рода Ашина, а затем о его стремительном возрождении, принесшем тюркам взлет их культурного, военного и политического влияния. Что же стояло за всем этим? Послушай легенду:

   «Предки ТЮГЮ составляли отдельный аймак. Они являлись потомками древних гуннов под именем Ашина. Привольная жизнь Ашина не давала покоя соседнему князю. Выбрав подходящий момент, он послал в набег на них свое войско. Род Ашина был разбит. Вражеские воины истребили всех людей, сожгли дома, угнали скот, но во время побоища уцелел девятилетний мальчик! Ратники, видя его малолетство, не стали убивать малыша. В то же время они страшились гнева своего кровожадного хана. Ведь он приказал им истребить всех до единого. Видимо, хан опасался кровной мести со стороны оставшихся в живых за свой жестокий набег. Солдаты отрубили мальчику руки и ноги и бросили в травяное озеро. Здесь в тяжелых муках он должен был умереть.
   Давно улеглась пыль за ушедшим неприятельским войском, и вот перед потерявшим сознание мальчиком появилась волчица. Обойдя вокруг израненного отпрыска рода Ашина, волчица неслышно исчезла в густых прибрежных зарослях. Через некоторое время она так же неожиданно возникла из колючего кустарника, неся в зубах таинственное снадобье. Много хлопотала волчица, чтобы остановить кровь, сочившуюся из жутких ран, оставленных вражескими саблями. Много раз тьма сменялась дневным светом и наоборот. Когда мальчик пришел в себя, он понял, что не простая волчица пришла к нему на помощь, что это Владычица Гор приняла облик зверя и явилась, чтобы спасти последнего Ашина. Тогда он начал плакать и рассказывать волчице обо всем, что приключилось с ним и его родными, принявшими мучительную и несправедливую смерть от алчных и коварных врагов. Но Она уже, конечно, все знала. Волчица забрала мальчика с собой – на Ту Сторону Дня, в Сумерки, где люди уже не могли причинить ему вреда. Изувеченный, без рук и без ног, мальчик мог жить только там, на Той Стороне Дня, потому что это место было Сном Волчицы, в котором мало что осталось от обычного известного людям мира».

   – Что было дальше? – шепотом спросил Адучи. Айрук помолчал несколько секунд, словно вспоминая продолжение легенды, и затем опять заговорил:
   – До хана долетел слух о том, что мальчик все-таки уцелел. К озеру были вновь посланы воины с приказом найти и уничтожить последнего Ашина. Но ни один из посланников хана назад не вернулся. Что стало с ними что стало с мальчиком, до сих пор остается тайной. Но существует еще одно предание, что через некоторое время волчица снова появилась в Алтайских горах.

   «В горах находится пещера, а в пещере есть равнина, поросшая густой травой. Со всех четырех сторон равнины лежат горы. Здесь укрылась волчица и родила десять сыновей. Впоследствии каждый из них составил особливый род. Один из сыновей волчицы носил прежнее родовое имя – Ашина. Человек этот обладал большими способностями и поэтому был избран главой рода. В память о чудесном рождении в своей ставке он выставил знамя, украшенное волчьей головой».

   Айрук замолчал и, подкинув в огонь сухих веток, посмотрел в сторону каменных воинов, возвышающихся неподалеку, на границе света и ночной темноты. На их каменных лицах, выглядывающих из глубины скал, плясали отсветы огня, слагаясь в причудливые тени.
   – Именно он, Ашина, согласно одному из преданий, и организовал Стаю Тай-Шин, тайную Общину воинов, владеющих сверхъестественными силами, полученными от Духа Гор. Само название «Тай-Шин» имеет несколько значений. Одно из них, в частности, означает «Свободный Волк». Это обусловлено сочетанием двух составных частей: «Тай» – «Свобода», и «Шин» или «Шын» – «Волк». Есть еще один вариант перевода, происходящий от «Тау» – «Гора», и «Шын» – «Истина», «Вершина», «Могущество». «Вершина Горы» или «Могущество Гор». Вообще, почитание волка в те времена было достаточно распространено в Азии. У монголов «Чино» также означает «Волк». Неслучайно Темуджин взял имя Чингисхан, это было продиктовано принадлежностью к родовому тотему: «Чингиз» – «Сын Волка», «Великий». Многие народы, например, официально именовали тюрков Ашина Волками. Здесь, на Алтае, это особенный символ! «Кок Бури» – Синие Волки, или Небесные Волки, – так именуют своих духов-покровителей тайшины. Именно здесь, на Алтае, образ Волка напрямую пересекся с образом Дракона. Есть еще одно очень древнее поверье: когда-то, давным-давно, волки имели крылья и могли летать подобно птицам и даже быстрее птиц. Но однажды, когда сумерки опустились на землю, коварные демоны украли у волков крылья, считая, что они недостойны подниматься в небо, будучи порождениями земли. Чтобы волки не нашли свои крылья, демоны спрятали их на темной стороне Луны. С тех пор волки объявили войну демонам, и, как только сумерки вновь застилают землю, волки выходят на свою охоту в надежде на отмщение. И только когда в ночном небе светит призрачная Луна, волки воют в отчаянии, оплакивая утерянные возможности и вспоминая восторг своих путешествий по безграничным пространствам небесных полей. Вот такая грустная история. Может быть, именно поэтому Волк считается самым почитаемым тотемом на Алтае. Даже в названии многих современных родов присутствует поклонение этому тотему. Волк – это символ магии освобождения, он пришел к нам из туманного прошлого, наполненного непрестанными битвами. То было очень сложное и страшное время. Официальная наука считает, что шаманы изначально никогда не объединялись в общины. Но на Алтае было множество периодов, когда шаманы были поставлены под угрозу истребления. Взять, например, период Джунгарского ханства, когда шаманов истребляли десятками. В таких условиях можно было выжить, только объединяя свои силы, знания, возможности. Очевидно, именно так и появился культ Серого Будды, возникший на стыке слияния некоторых языческих общин с мистическими ответвлениями буддизма, получившего распространение в тюркской среде еще в позднегуннских государствах Восточного Туркестана в IV–V веках, с которыми, кстати, генетически и исторически связано племя Ашина. Также сказалось на этом слиянии влияние буддийских центров Тибета, Монголии и Средней Азии.
   Есть еще одна легенда о возникновении нашей Общины. Она гласит, что во времена гонения на шаманов и насильственного насаждения буддизма и ламаизма существовал тайный буддийский орден ITU-TAI – Общество Серого Будды. Он состоял из буддийских мистиков, которые давали опальным шаманам приют и скрывали их в своих храмах, принадлежащих к официальной религии. Эти маги именовали себя Тэнгами – Драконами, Воинами Ветра, Воинами Серого Будды. В рамках этого ордена вызрела уникальная магическая практика – Аксир. Тэнги были великими воинами. Свое тайное искусство они использовали, в частности, для того, чтобы противостоять расе существ, скрывающейся под землей и объявившей войну человечеству. И вот однажды на Храм Тэнгов напали совершенно жуткие существа – Шалоты, воины-убийцы из подземного мира, которые были, по сути дела, трупами погребенных воинов, скрещенных черными жрецами с темными духами подземелья. Шалоты уничтожили практически всех Тэнгов и снова ушли под землю, разорив Храм ИТУ-ТАЙ. Но один Тэнг остался жив. Он оказался в дремучей предгорной тайге, где его нашли и выходили воины-шаманы, отшельники, исповедующие культ Волка и скрывающиеся в лесу. Они взяли на себя охрану молодого Тэнга, который впоследствии возродил ИТУ-ТАЙ, сделав его многократно могущественнее, за счет слияния двух мистических культур. Так возникла новая Община. Ее адепты стали именовать себя Тайшинами – Свободными Волками, Волками-Оборотнями, Безликими.
   Айрук встал и жестом пригласил Адучи следовать за собой. Они вышли из области, освещаемой светом от костра, и тут же оказались в непроницаемой тьме, окружившей их со всех сторон. Костер горел уже где-то позади, а они шли, утопая по колено в траве, все дальше и дальше удаляясь от огня и каменных стражей, как показалось Адучи – в направлении озера. Он хотел спросить, куда они идут, но привычно промолчал. Айрук, не сбавляя темпа шагов, заговорил снова:
   – Позже влияние этой Общины распространилось далеко за пределы Алтая, охватив своей тайной деятельностью Гималаи, Тибет, Китай, Монголию, Казахстан, Алтай, Сибирь и ряд других стран, в том числе и Японию, где это Учение тесно переплелось с сюгендо, а впоследствии и с ниндзютсу… Да-да, ИТУ-ТАЙ в различных вариантах достигло отдаленнейших мест на земном шаре. Мы же являемся адептами Общины, с которой началось это движение. Считается, что это единственная из общин, сохранившая Учение в нетронутом виде. Наша линия развивалась в соответствии с целями, характерными именно для Алтая с его исторической миссией. И это позволило нам сохранить до настоящего времени истинное содержание ИТУ-ТАЙ. Вершитель Клана, которому в свою очередь подчиняются Камкурты, стал называться именем, символизирующим объединение двух кланов: Тэнгов-Драконов и Тайшинов-Волков. До сих пор Вершители Общества именуются нами «Волк-Дракон».
   Адучи споткнулся и чуть было не потерял Иссита из вида, но тот даже не остановился. Они все шли и шли, и Адучи стало казаться, что Айрук просто водит его вокруг озера.
   – В основу своей деятельности тайшины положили постулат о полной тайне в отношении всех аспектов их существования, в том числе и практикуемого ими Учения. Именно здесь, на Алтае, патриархи Тай-Шин создали тайную обитель, монастырь в месте древней Силы, который получил название Храм Сумерек, Храм Ветра. Там монахи ИТУ-ТАЙ столетиями хранят древние знания и накапливают особую Силу. На протяжении веков некоторые из людей пытаются иногда найти это место. Одни ищут его в Афганистане, другие – в Индии, на Кавказе, в Гималаях… Третьи считают, что он располагается в подземных гротах или даже на дне необыкновенного озера, под толщей ила и песка. Некоторые полагают, что Храм Ветра вообще не принадлежит видимому миру. Но об этом мы поговорим позже, когда твое сознание будет в состоянии принять это знание. У тебя есть вопросы?
   Они остановились, и Адучи начал соображать, с какого вопроса уместнее начать.
   – А откуда такое название – «Серый Будда»?
   – Серый Будда – Волчий Хан, Князь Тишины. У него вообще много названий, но никто не знает, кто он и как выглядит. Он – Безликий, и этим все сказано. Например, в алтайском пантеоне есть такое божество – АЯС-ХАН, «рано выходящее Солнце, сияющая вечером Луна». Это божество «ближнего неба», имеющее неясный внешний облик. Может, это один из отголосков почитания Серого Будды, который, как ты позже узнаешь, тоже имеет непосредственное отношение к символике Солнца и Луны, кто знает?
   Темнота, говорившая голосом Иссита, струилась перед Адучи подобно черному дракону, меняя направление, ускользая, тая в ночи. Наставник уловил сравнительный образ, возникший в мыслях ученика.
   – Когда-то, очень давно, Дракон, или Грифон, был самым уважаемым и могущественным символом в этом мире. Влияние этого символа распространялось на все континенты. Особенно сильным было оно в азиатской части, в Японии, и, как ни странно, в Северной Америке, где шаманские культы формировались на основе знаний, привнесенных туда кочевниками из Сибири. Символ Дракона, или Змея, был очень близок, в частности, мистической культуре майя, толтеков, ацтеков, которые связаны с Алтаем самым тесным образом. В ИТУТАЙ этот символ отражал образ Крылатого Волка.
   А сейчас ты уже достаточно разогрелся, чтобы я мог показать тебе кое-что. Это то, ради чего мы пришли сюда. Это магия Тай-Шин. Здесь мы имеем возможность прикоснуться к Запредельному, потому что здесь расположено одно из самых древних Мест Силы на этой планете. Я не зря сказал, что Тай-Шин тесно переплетается с магией. Это не какое-то религиозное учение, философская концепция или набор абстрактных идей. ИТУ-ТАЙ – это нечто реальное, содержащее в себе огромную Силу. Эта Сила окружает нас повсюду, она является частью всего, что ты видишь вокруг, потому что все окружающее нас подчиняется этому закону.
   Адучи ничего не видел в темноте, но почувствовал, что Айрук остановился. Он тоже замер на месте, прислушиваясь к движениям тайшина.
   – ИТУ-ТАЙ – это наука о Двух Силах, но она не просто учит нас жить. Она сама является жизнью. Все, что мы делаем, является взаимодействием ИТУ и ТАЙ. Это очень древнее искусство. Можно сказать, что ты стоишь в эпицентре его зарождения. Нас всех приводили сюда. Мы все прошли через то, что сейчас предстоит сделать тебе.
   Айрук замолчал и шагнул в сторону. Адучи понял это, потому что темный силуэт тайшина закрывал невероятно красивую панораму – спокойную гладь небольшого озера, в котором отражалось ночное небо, усыпанное звездами. Все это время Иссит находился прямо перед Адучи, каким-то удивительным образом преграждая собой это дивное зрелище. Затем озеро опять погрузилось во тьму. Это Айрук снова встал перед своим учеником.
   – То, что ты видел сейчас, является одним из элементов магии Тай-Шин. Позволять видеть то, что считаешь позволительным показать, – вот его смысл. Сейчас ты попался на этот прием, и в этом нет ничего удивительного, потому что сейчас ты слеп, как и большинство людей в этом мире. Ты смотришь на окружающий мир, и этот поверхностный взгляд позволяет тайшину, владеющему ИТУ-ТАЙ, навязать тебе все что угодно. Учись видеть суть вещей, только так ты сможешь отделять истинное от ложного, навязанного. Только так ты сможешь найти пути к свободе и достичь РАВНОВЕСИЯ – истинной реализации ИТУ-ТАЙ. Для этого тебе необходимо поменять глаза человека на глаза Крылатого Волка, Видящего. Но это состояние доступно только уравновешенному тайшину. В тебе же пока что одна чаша весов перевешивает другую. Учение, которое мы практикуем, призвано восстановить равновесие. Я хочу показать тебе что-то. Это один из аспектов ИТУ-ТАЙ, это магия Аксир. Раздевайся.
   Адучи не стал задавать лишних вопросов, он знал – Наставнику это не понравится. Поэтому он стремительно скинул с себя рубашку, брюки и кеды, но сложить их аккуратно не успел, потому что Айрук внезапно переместился к воде, и Адучи, испугавшись, что потеряет его в окружающей темноте, швырнул все в одну кучу.
   Они сели друг напротив друга перед самой водой. Адучи с трудом различал Айрука даже на расстоянии вытянутой руки. Ночь вокруг то становилась чуть светлее, то превращалась в аспидно-черную, сплошную, непроницаемую. Лишь легкий шелест травы, потревоженной ветром, становился тогда единственным звуком, существующим в этом мире.
   – Ты боишься? – спросил Айрук из темноты.
   – Да. – Адучи поежился.
   Странная дрожь потекла по телу электрическим током. Дрожь, не связанная с холодом, потому что было наоборот, жарко. Внутри, откуда-то из живота, поднимался вверх столб приятного огня, который, впрочем, никак не мог растопить кусок льда в груди, кусок страха, пульсирующего и сотрясающего тело.
   – Ничего страшного. Это нормальная реакция. Смерть всегда пугает нас, хотя мы ничего и не знаем о ней на самом деле. Это и есть отсутствие Равновесия. Это отсутствие порождает в нас все самое неприглядное: страх, агрессию, жадность, голод… Все. Ты должен избавиться от всего этого. Но для этого тебе необходима Сила. Тебе требуется АКСИР. Он соединит воедино твою двойственность. Он соберет тебя, соединив Свет и Тьму внутри твоей сущности.
   – Тьму?
   – Да. Мы все обладаем и Светом, и Тьмой, но не знаем об этом наследии, делающем нас Звероангелами. Тьма внутри тебя. Ты боишься?
   – Да.
   – Боишься чего?
   – Тьмы внутри меня.
   – Ты что-нибудь знаешь о ней, что делает ее страшной?
   – Нет, ничего. Но это и делает ее страшной.
   – Страшной? Да. Но ты вкладываешь в это понятие несколько иной смысл. Ты считаешь Тьму злом, а следовательно, опасаешься, что оно причинит тебе вред. Так?
   – Да.
   – Но ведь страх и зло – это не всегда связанные понятия. Зло не всегда вызывает страх, так же как и страх не всегда сеет зло. На самом деле тебя пугает именно неизвестность. Ты боишься не Тьмы как таковой, а человеческих суждений о ней. Люди вбили этот страх тебе в голову с самого раннего детства. Мы всегда попадаем в ловушку терминов и названий. Мы не можем говорить ни о Тьме, ни о Свете, так как это довольно абстрактные понятия. Но мы можем говорить о теле Зверя и о теле Шамана, так как мы можем не только воспринимать их, но и использовать. Страх – это вообще не проблема на самом деле. Это лишь одно из звеньев цепи, которой человек прикован, подобно козленку на лугу, на небольшом пятачке земли. Мы должны исправить положение вещей. Забудь все, чему обучали тебя там, в мире, который остался далеко за грядой этих гор. Это призрачный мир. Там живут существа, положившие в основу своей жизни бегство от самих себя и от этой самой жизни. Призраки. Они крадут у себя этот мир, но самое страшное заключается в том, что они крадут своих собственных детей у себя же самих. Тебе говорили, что Тьма – это зло, но что такое зло, не смогли объяснить, так же, впрочем, как и что такое Тьма. Тебе говорили, что Свет – это благо, но эти слова были произнесены заученно, в них нет ни песчинки знания, в них нет чувств. Люди разучились чувствовать, они привыкли доверять книгам и шепоту коварных духов, прячущихся в их головах. Я же предлагаю тебе почувствовать. Я не собираюсь тебя ничему учить. Тай-Шин основано не на обучении. Нам нечему обучаться, мы все уже знаем и умеем. Наша проблема в том, что мы спрятали эти знания и умения где-то глубоко в себе. Тай-Шин помогает избавиться от этих оков, обрести принадлежащие нам возможности и избавиться от унизительной ограниченности, делающей нас слепыми и неподвижными рабами событий. Тай-Шин – это Путь к Самому Себе, но встать на него можно, только собрав воедино все свои разрозненные части. Пока ты будешь делить себя, перед тобой постоянно будут две дороги, и ты постоянно будешь выбирать, по какой идти. Рано или поздно необходимость постоянного выбора либо сведет тебя с ума, либо ты сделаешь ошибку, сбившись с пути и соскользнув в область Тьмы. И вот тогда Тьма, от которой ты бежал всю свою жизнь, уничтожит тебя, задушив твоими собственными страхами, которые обретут в сумерках облик и плоть.
   Темнота замолчала, а потом опять спросила голосом Наставника:
   – Ты помнишь ту ночь в тайге, в доме Шорхита?
   Адучи поежился и сложил руки на груди, не то пытаясь согреть себя, не то защищаясь от этого навязчивого воспоминания, которое всегда повергало его в необъяснимый ужас.
   – Когда-нибудь ты поймешь, кто приходил за тобой. И когда это произойдет, ты должен быть подготовлен. Потому что в противном случае даже одно понимание этого эпизода сможет нанести непоправимый вред твоему уму. Пока ты будешь разделен, ты будешь испытывать на себе колоссальное напряжение, порожденное постоянным выбором. И только когда ты почувствуешь, что ИТУ-ТАЙ находится между оценками, только тогда ты увидишь единый Путь – твою Дорогу, на которой отсутствует напряжение, на которой ты чувствуешь себя сильным и счастливым, – Путь твоего Сердца. На ней нет разделения между Светом и Тьмой, нет противоречий, свойственных мечущимся призракам, забывшим свое величие и не замечающим величия окружающего их мира. По этой Дороге ты пойдешь быстро и уверенно, потому что будешь ориентироваться не по старым, давно устаревшим картам, составленным слепыми призраками, а будешь полагаться на свои чувства, инстинкты и интуицию, которая поведет тебя по твоей Судьбе, через непроглядную тьму к рассвету.
   Адучи почувствовал, как откуда-то сзади пришел из пространства легкий толчок в спину, и он начал терять ориентиры. Окружающая чернота теперь напоминала безграничное безвоздушное пространство, в котором он, перепуганный обнаженный человек, висел в невесомости, тщетно пытаясь обнаружить что-нибудь из элементов привычного мира, которые смогли бы задержать это парение над землей.
   – Не думай ни о чем. Пусть твои мысли вытекут из тебя в эту чудесную ночь. Отпусти их. Пусть текут. Не думай. Это так просто. Отпусти названия прочь. Чувствуй. Не думай… умай… ай… ай… й…
   Вселенная качнулась. Адучи вдруг увидел Иссита! Айрук сидел не перед ним, как ему казалось поначалу, а чуть левее. Аура, переливающаяся мерцающими искрами, окутала тайшина с ног до головы.
   – Сила в тебе уже просыпается. Не удерживай ее в своей глубине. Выпусти ее на свободу. Позволь ей течь естественно и свободно.
   – Я… я… не могу… не хочу.
   – Ты боишься, и этот страх является страхом предчувствия. То жалкое существо, что в ужасе сжалось внутри тебя, чувствует пробуждение новой Силы, чувствует свою гибель, блуждающую где-то здесь, вокруг нас, в ночи… Не препятствуй этому чувству. Наслаждайся им. Отдели свои ощущения от ощущений чужеродных. Кто-то цепляется за твой дух, мешая ему развернуться в окружающей нас энергии. Позволь себе раствориться в этом огне, который уже струится в твоих жилах. Сожги себя и того, кто прячется внутри тебя, выдавая себя за тебя. Ты не погибнешь, потому что ни Свет, ни Тьма не причинят тебе вреда, ты наполовину соткан из Света и наполовину – из Тьмы. Но тот, кто пытается напугать тебя, шепча на ухо в отчаянии свои страшные сказки, непременно погибнет, растает подобно призраку. И тогда ты сможешь вздохнуть свободно. Растворись в окружающей темноте. Она уже затекает в тебя, растекаясь темным пламенем внутри. Не сопротивляйся этому движению. Останься здесь навсегда.
   Адучи хотел закричать, но не смог, тогда он просто всхлипнул, запутавшись в тех чувствах, которые действительно распались на два параллельных потока. Один поток извивался кольцами внутри, пытаясь остановить этот распад на части. Второй стремительно несся наружу, пытаясь разбить границы тела и смешать их с ночью. Адучи почувствовал, что если сейчас он не сможет закричать или заплакать, то его непременно стошнит. Айрук тихо рассмеялся. Мерцающие огни вокруг него стали ярче, но этот свет не рассеивал окружающей тьмы.
   – Я покажу тебе… – Тайшин протянул руку Адучи, и тот осторожно коснулся ее своей трясущейся рукой. Все тело ученика опять начала бить крупная дрожь, исходящая откуда-то из-под земли, втекая через ноги вверх, расходясь по организму вибрирующей волной.
   – Отпусти себя, – мягко сказал Иссит, – ты себе больше не принадлежишь. Ты принадлежишь Силе, которая отныне поведет тебя. Слушай ритм Сердца Земли. Ты слышишь его?
   Адучи не слышал, но чувствовал – вибрации, поступавшие в тело, действительно имели определенный ритм, некую циклическую мелодию.
   – Это бьется Сердце Земли. Если ты сможешь улавливать это звучание, то рано или поздно обнаружишь свой естественный Ритм, который станет для тебя гармоничным ритмом твоей жизни, двигаясь в котором ты станешь тем, чем все мы на самом деле являемся, – неотделимой частью этой огромной планеты. Впусти в себя Дух Земли, следуй за биением Сердца Планеты. Растворись в нем… – Айрук закрыл глаза, и от этого его аура засверкала еще ярче.
   Так они стояли минуту, две, полчаса, вечность, погруженные в темный безграничный океан ночи. Адучи трясся, словно эпилептик. Тайшин был недвижим, словно начавшееся землетрясение не имело к нему никакого отношения. Он крепко держал за руки своего ученика, погруженный в себя, спокойный, отрешенный. Адучи немного успокоился, видя эту отрешенность. Эта тряска окончательно спутала все мысли в его голове. Вдруг вдалеке громыхнул гром. Звук этот напоминал треск натянутой мембраны, как если бы небо было огромным темным тамтамом, порванным одним ударом ножа. Еще один удар. Уже ближе. Еще. Раскаты грома раздавались уже со всех сторон, но молний не было видно. Адучи заметался, но тайшин крепкой хваткой удерживал его руки в своих. Через мгновение вокруг уже бушевала стихия, угрожая разверзнуть ставшую зыбкой землю и обрушить сверху ставшие тяжелыми и плотными небеса. Громыхнуло над самой головой. Адучи подбросило вверх, но его рук Айрук не выпустил. Тьма вокруг наполнилась движением, звуками и каким-то неуловимым, но осязаемым электричеством, витающим в воздухе. Еще удар, сильный, оглушительный. Адучи почувствовал, как его голова дернулась из стороны в сторону, и сразу после этого он стал улавливать то здесь, то там мерцающие огоньки. Они мигали и исчезали, чтобы через мгновение возникнуть снова в большем количестве. Раскаты грома слились в один продолжительный и нарастающий гул. Вся долина наполнилась ярким, но не слепящим светом.
   Адучи окончательно потерял пространственные и временные ориентиры. Внутри, в животе, что-то запульсировало и затем мягко толкнуло его в солнечное сплетение. И тут же прямо перед ним возник потрясающих размеров купол, светящаяся мягким светом огромная гора! Купол был настолько громадным, что было непонятно, как он вообще может располагаться здесь, в этой горной лощине. Это видение вызвало странное чувство покоя, умиротворенности и накладывающиеся на них восторг и эйфорию. Эти два разных ощущения слились в одно, и Адучи вдруг начал понимать…
   Прохладный ветер приятно освежил лицо своим мимолетным касанием. Адучи открыл глаза. Вокруг было по-прежнему темно и тихо. Иссит стоял напротив и улыбался ему, опять еле различимый во тьме.
   – Это АКСИР – Ключ от ИТУ-ТАЙ. Сегодня он открыл для тебя Двери Земли. Ты видел истинный облик того Места, где мы находимся сейчас. Таким оно является на Той Стороне Дня, в Запредельном. Сейчас ты еще можешь выбирать: либо стать тайшином, либо остаться человеком. Во втором случае ты вернешься в свой призрачный мир и уже через несколько дней забудешь полностью то, что видел здесь, через пару месяцев ты забудешь меня и всех остальных тайшинов, а затем ты станешь прежним Максимом Ковровым, которым и умрешь среди призраков, будучи сам таковым. Выбрав первое, ты встанешь на Дорогу Странников, которая поведет тебя в неизвестном направлении. В этом случае Путь Странствий ИТУ-ТАЙ начнется для тебя здесь и не закончится уже никогда, в каком бы из миров ты ни находился. Ты должен выбрать. У тебя было много времени, чтобы все продумать, настало время принять решение, которое навсегда изменит твою жизнь в ту или иную сторону. Ты готов?
   – Я… не знаю, я попытаюсь… – пробормотал Адучи, чувствуя, что действительно стоит перед чертой, которая является для него всем – и жизнью, и смертью, и судьбой.
   – Нет! – жестко оборвал его Айрук. – ИТУ-ТАЙ не терпит попыток. Эта не та Сила, с которой можно играть в эти человеческие игры, исполненные необдуманности и нерешительности. Ты должен быть предельно собран сейчас. Тщательно все взвесь и прими решение. От тебя требуется осмысленное и четкое решение. Неопределенность здесь неуместна. Итак… – Он опять закрыл глаза, словно не мешая ученику обдумывать свое прошлое, настоящее и будущее. Вокруг стояла абсолютная всепоглощающая тишина. Мир, казалось, тоже напряженно ждал ответа. Адучи улыбнулся и, набрав полную грудь воздуха, задержал дыхание:
   – ДА!.. Да… да… да… да…
   – Выбор сделан, – тихо сказал Иссит. – Твое время в призрачном мире истекло. Здесь, на Месте Древней Силы, ты должен будешь начать отсчет своего нового времени. Каждый тайшин вынужден делать это после того, как он подтверждает свой выбор умереть для мира людей. Ты должен перейти Мост. Как сложится твоя судьба дальше, не знает никто. Может быть, мы даже никогда не увидимся с тобой отныне. Я сделал все, что требовалось от меня, я привел тебя к Мосту. Дальше дело за тобой. Если ты перейдешь его, то войдешь в область ИТУ-ТАЙ. Если Сила сочтет нужным, она даст тебе провожатого, который, может быть, станет впоследствии одним из твоих самых лучших Друзей. Теперь я должен идти. Я рассказал тебе историю Наследия, полученного тайшинами. Остальное – во власти Силы, которая поведет тебя дальше. Иди. Тебе пора.
   Адучи молча кивнул, отчетливо понимая все, что хотел сказать ему Наставник. Он шагнул вперед, желая попрощаться с Айруком и поблагодарить его за все, что тот сделал, но встретил лишь пустоту. Иссита там не было. Голос тайшина раздался уже из-за спины:
   – Твой Путь должен начаться здесь. Отсюда ты пойдешь во тьму, чтобы очиститься перед длительным путешествием к рассвету. Мост располагается не снаружи, он где-то внутри тебя, ищи его в глубине своего сознания. Ты должен пересечь его. На той стороне тебя будут ждать…
   Адучи обернулся на голос и встал, прислушиваясь. Никого.
   – Айрук… – позвал Адучи тихо, но тот, кого звали Айруком, либо неслышно удалился, либо растаял в воздухе, будто его и не было здесь только что. Постояв еще несколько минут, вслушиваясь в звуки окружающего мира, Адучи медленно пошел вперед, во тьму, и тут же, через пару шагов, ступил по щиколотку в воду. Озеро. Очистительная купель, в которой отражается Вселенная. МОСТ. Адучи обернулся и снова нерешительно позвал:
   – Айрук… – но ему никто не ответил. Адучи закрыл глаза и, судорожно вздохнув, вошел в прохладную воду.

   Озеро он переплыл минут за пять. Оно оказалось не таким уж широким, но, судя по холоду, сковывающему тело, достаточно глубоким. Адучи плыл в темноте, иногда переворачиваясь на спину, экономя на всякий случай силы, и тогда его взору открывалась завораживающая Вселенная, мигающая огромными золотистыми звездами. Тогда начинало казаться, что он плывет в этой сверкающей черноте и нет ни конца, ни края этому заплыву. Когда руки и ноги окончательно одеревенеют от переохлаждения, можно будет совершенно спокойно расслабиться и пойти на дно, потому что дна на самом-то деле никакого и нет, везде только ночь и звезды…
   Рука коснулась каменистого дна, и Адучи, фыркнув, очнулся от грез, вставая на ноги. Он тщетно прислушивался к своим ощущениям, полагая, что ритуальное очищение водой должно было все-таки как-то сказаться на общем состоянии, но, кроме холода, не почувствовал ничего необычного. Когда он вышел на берег, прохладный ветер, зазмеившийся из темноты, схватил его в свои объятия, и все мысли стали меркнуть, уступая место одной: «Огонь!» Нужно было бежать, огибая озеро по кромке воды, возвращаясь к разведенному костру, который, возможно, еще не успел погаснуть.
   Адучи попытался волевым усилием создать вокруг себя защитный энергетический кокон, как его учил Айрук, но ветер безжалостно хлестал его со всех сторон, словно подгоняя куда-то. Абсолютно не ориентируясь на местности, Адучи побежал, тщетно вглядываясь в ночную мглу. Костра нигде не было видно. И когда он почувствовал, что падает от слабости, усталости и холода, из глубины подсознания пришла подсказка: «Костер увидеть невозможно, его можно почувствовать». Конечно, в высокой траве, с заградительным пологом, построенным Айруком, тлеющий костер обнаружить было крайне трудно. Оставалось рассчитывать на то, что тело поймает ощущение огня и выведет к нужному месту.
   К поляне между статуями Адучи вышел уже вконец обессиленный, исцарапанный и замерзший. Костер еще горел, но одежды рядом не было, он ведь бросил ее где-то неподалеку от озера. В темноте ее не найти. Адучи сел перед затухающим огнем и попытался собраться с мыслями. В груди щемило странной саднящей болью, которая обычно предшествует слезам.
   «Тайшин – воин. Усталость и утомление не могут сломить его намерение…» Каменные стражи призрачно белели смутными силуэтами скал по разные стороны от костра. Адучи смотрел на них, отчетливо понимая, почему Айрук расположился именно в этом месте, именно между этими двумя статуями. Все так просто. Мысли были кристально чистыми и возникали в опустошенном разуме четко и ясно. Адучи улыбнулся и стал смотреть перед собой, поверх костра, в темноту, где простиралась уснувшая долина, покрытая сумрачным одеялом зыбкого тумана. Тьма. Тишина. Пустота. Покой…
   – Кушун тегер мертех, – прошептал Адучи незнакомую фразу, внезапно всплывшую в памяти.
   Он впал в какое-то странное дремотное состояние. Тело было неподвижно и уже не чувствовало холода, словно человек тоже превратился в одного из каменных воинов. Мысли утекли, оставляя за собой легкие неуловимые следы. Тьма. Тишина. Пустота. Покой. Час. Два. Вечность…
   Оглянувшись, Адучи увидел, что рядом с ним, чуть позади, сидит волк. Огромный белый волк в гуще изумрудной травы. Зверь сидел неподвижно, словно чучело, набитое талантливым таксидермистом, и лишь два сверкающих зеленью глаза, исполненных силы, мудрости и магии, струящейся наружу, указывали на то, что волк – живое существо. Мистическое существо. Адучи улыбнулся Духу Сумерек. Волк не пошевелился, его взгляд был устремлен вдаль, где клубилась туманами ночная тьма. Когда Адучи снова обернулся назад, мистического существа уже не было. Вместо него на траве чуть левее места, где сидел волк, он увидел Айрука.
   – Ты же ушел…
   Айрук молча кивнул в сторону горизонта. Адучи опять повернулся в ту сторону. Пустота. Тьма. Час. Два. Вдруг… Небосвод покрылся рябью, пространство дрогнуло, и тьма прояснилась, став намного прозрачней. Из-за дальней горы показалось слабое зарево, напоминающее отсвет от фар гигантского автомобиля. Адучи прищурил глаза и всмотрелся в это свечение. Оно было слабым и далеким, но с каждой секундой его интенсивность возрастала, будто автомобиль двигался прямо на долину. Через несколько мгновений уже можно было рассмотреть большой огненный шар, стремительно несущийся по небу в направлении Долины Четырех Статуй. Адучи хотел привычно испугаться, но с изумлением понял, что совсем не боится. Вид огромного шара, прорезающего светом ночной небосвод и разрастающегося прямо на глазах, совсем не пугал ни тело, ни разум. Внутри царило отрешенное спокойствие и безразличие. А шар был уже совсем близко. Вот он на бешеной скорости осветил озеро и вдруг замер, зависнув перед неподвижным тайшином, словно гигантский мыльный пузырь, клокочущий энергией. И тут Адучи с изумлением увидел, что это совсем не шар, а огромная человеческая голова, светящаяся ярко-красным светом. На тайшина смотрело огромное малиновое лицо с пронзительным взглядом, принадлежавшее незнакомому человеку. Адучи смотрел в эти сверкающие алым глаза, исполненные древней силы и мудрости, и вдруг понял, что это тоже тайшин, древний шаман, о которых так много рассказывали ему Араскан, Шорхит и Айрук. Голова стала раздуваться и, став на мгновение ослепительным солнцем, превратилась в голову гигантского волка. Волкоголовое светящееся существо открыло пасть, глаза призрака вспыхнули ярчайшим светом, который, казалось, просветил насквозь стоявшего на земле человека, сделав его прозрачным. Адучи зажмурился и рухнул в темноту, которая подхватила и закружила его подобно речному потоку, влекущему силой течения упавшую с дерева ветвь.
   Утро. Предрассветная мгла скоро растает, словно роса на траве от солнечного света. Костер уже давно догорел. На востоке небо окрасилось в зарю, а юг еще мрачен и темен. На берегу небольшого озера стоит обнаженный человек. Рядом с ним возвышаются грозные каменные Стражи. Дует ветер, от которого трава колышется упругими зелеными волнами. Человек стоит и смотрит вдаль, на убегающий горизонт. Тишина.
//-- 3. ОКО ДРАКОНА --//
//--  Шаман --//
//-- (Главы-ретроспекции 1993 г.) --//
   Три темных силуэта незаметно двигаются по ночному городу. Кто это: тени или люди, облаченные в одежды цвета ночи? Куда лежит их путь? Они то стремительно, то, наоборот, очень медленно передвигаются из одного двора в другой, стараясь постоянно оставаться во тьме, чтобы не попадаться редким прохожим на глаза. Их никто и не замечает, потому что они являются частью ночи, конгломератом тьмы и теней.
   Компания молодых людей сидит на скамейке под тусклым фонарем. Пиво, музыка, хохот. Тени незаметно скользят в нескольких метрах от молодежи и скрываются в лабиринте погруженных в темноту гаражей. Ни один звук не выдал постороннего присутствия. Движения теней осторожны и в то же время невероятно быстры. Это – Усун-кам, техника невидимого передвижения тайшинов. Айрук настаивает, чтобы обучение проходило в естественной обстановке, в городе. Адучи и Унген стараются быть такими же бесшумными и быстрыми, как их Наставник. Три химеры в центре города, кусочки темноты, сторонящиеся света уличных фонарей.

   – Боевое искусство тайшинов создавалось на основе совокупного опыта многих поколений. Оно оттачивалось в многочисленных битвах, и основным критерием его была прежде всего эффективность. Скифское, тюркское и ведическое наследие позволило тайшинам стать могучими и искусными воинами. В основу своей воинской системы тайшины положили крайне эффективную технику, которая предусматривала ведение скрытной войны. Аналогичной техникой пользовались японские ниндзя, китайские тандзо, монгольские угдэушэны. Подобная тактика позволяла тайшинам выживать даже в крайне неблагоприятных условиях, когда численность врагов была многократно больше. Но это не означало, что тайшины наносили свои удары исподтишка. Это были очень умелые и грозные противники для любого воина и в открытом бою. Боевое искусство Тай-Шин подразделяется на четыре стиля, которые выбирает себе для изучения каждый воин нашего Клана в соответствии со своими индивидуальными особенностями. Каждый из этих стилей предполагает определенную стратегию ведения боя. Например, для стиля Орла характерны мощные удары руками и невероятно болезненные захваты ладонями. Орел видит перспективу схватки, он выслеживает свою добычу, пользуясь силой своего видения, и стремительно атакует, тут же исчезая с поля битвы. Поэтому искусство Орла – это искусство стратегии и сбора информации. Стиль Медведя ориентирован на использование грубой физической мощи и подавляющей силы. Медведь ломает кости и позвоночник своей жертвы, лишая ее возможности продолжать схватку. Стиль Волка обуславливает тщательную подготовку атаки, стремительное и яростное нападение, сопровождаемое психическим подавлением своего противника, когда у того пропадает само желание сопротивляться. Волк гипнотизирует свою жертву, он заставляет ее оцепенеть и уже затем нападает, перебивая или перегрызая самые функциональные области тела противника. Это стиль ножевого боя и скрытых возможностей психики. Для того чтобы стать мастером волчьего стиля, не обязательно иметь могучее тело. Даже скорее наоборот, он больше подходит для таких худосочных богатырей типа тебя, Адучи.
   Унген смеется, но его смех тут же обрывается, потому что Иссит в одно неуловимое движение переместился за спину ученика и обездвижил его хитроумным захватом.
   – Стиль Рыси позволяет неслышно передвигаться, проникать незамеченным в стан врага, атаковать тихо и смертельно, используя серию удушающих приемов. Рысь скрытна, она незаметно выслеживает свою добычу и нападает внезапно, не оставляя шансов на сопротивление. Это – искусство тайной охоты. Вам еще предстоит понять, что животный мир может многому научить нас, людей, потому что боевое искусство животных лишено умственной инерции, характерной для людей.

   – Нож, – Айрук осторожно держит в руке небольшой клинок, – один из самых древних магических предметов и, пожалуй, самое опасное и эффективное оружие в умелых руках. С помощью ножа тайшины могут исцелять болезни, выстукивая острием чужеродные сгустки энергии из пораженного участка тела. С помощью ножа тайшины могут защищаться от невидимых духов. С помощью ножа тайшины могут уничтожить своего противника даже на расстоянии, нанеся порезы на невидимом теле его Двойника, вызванного с помощью определенного ритуала. Тайшины с уважением относятся к ножу, но…
   Иссит замолчал и сделал несколько стремительных, практически незаметных движений. Клинок со свистом вспорол пространство, показывая свои разрушительные возможности.
   – В нем кроется и темная сторона, которую тоже необходимо учитывать. Люди очень часто пренебрегают этим знанием, и оно не замедляет заявить о себе. Голос оружия…
   Иссит закрыл глаза, словно прислушиваясь к лежавшему на его ладони ножу.
   – Каждое оружие создается с определенным намерением. Оно дремлет где-то внутри этой формы до поры до времени… Но настает момент, когда это намерение пробуждается и проявляет себя. И вот тут нужно быть готовым, чтобы выдержать его, не позволить ему завладеть вашим рассудком, сдерживая разрушительную энергию, которая может ослепить вас. Для этого вы должны избавиться от внутренней агрессии и страхов, которые могут отозваться на этот коварный зов. Вы должны овладеть своими внутренними силами, чтобы быть сильнее оружия, чтобы научиться обуздывать его, не позволяя навязывать вам свою разрушительную волю.
   – Посмотрите внимательно, – Айрук развел в стороны руки, в одной из которых был зажат нож, а в другой – ножны. – Я держу нож в правой руке, а ножны сжимает ладонь левой руки. Вам это ни о чем не говорит?
   Унген удивленно переглядывается с Адучи.
   – Эти вещи даже внешне являются выражением принципа формы и содержания, мужского и женского. Посмотрите повнимательней: нож и ножны. Это модель мира. Когда нож в ножнах – в мире царит покой. Но стоит клинку покинуть свое убежище, в мир приходит разрушение. Ножны без ножа просто бесполезны. Они не выполняют свою основную функцию: оберегать лезвие от затупления и оберегать мир от разрушения. Поэтому истинную гармонию эти два мистических предмета могут обрести, только взаимодействуя друг с другом. И именно поэтому тайшин старается без нужды не разъединять их.
   Айрук медленно и торжественно вложил клинок в ножны.

   Адучи наткнулся на дерево и остановился, разворачиваясь. На его глазах была повязка, что превращало передвижение по лесу в увлекательную, но тем не менее достаточно опасную игру. Руки расслаблены, слегка согнуты и выставлены перед собой. Подобная стойка является одной из основных в искусстве волчьего стиля. Основной целью подобного передвижения является развитие «внутреннего зрения».
   – Отпусти себя, – тихий голос Наставника за правым плечом, – твой ум не может вести тебя вперед в подобной ситуации. Он слишком привык полагаться на глаза. Когда глаза закрыты, он начинает теряться и делать ошибки. Все дело в фиксации внимания в определенных точках нашего тела, теперь ты расслаблен. Иди вперед, но иди не умом, а всем телом, только тогда ты будешь уверенно чувствовать себя в окружающем мире. А когда ты научишься высвобождать свои внутренние силы, то эта уверенность распространится и на всю твою жизнь…

   – Силой пронизано все вокруг… – терпеливо объясняет Айрук двум ученикам, сидящим перед ним на земле.
   Они находятся за городом, в уютной и чистой лесополосе, отделяющей частный сектор от бора, пестреющего высокими соснами.
   – Наша планета, – Айрук наклоняется и бережно кладет ладонь на землю, – источник огромной Силы.
   – Она живая? – восхищенно спрашивает Адучи.
   – Вне всякого сомнения! – Айрук нежно гладит землю и продолжает: – Люди утратили это знание, что и привело цивилизацию к упадку и бессилию. Она живая, и у нее даже есть Сердце, биение которого можно услышать! Ее потаенная суть излучает вовне невидимые лучи, которые по-разному именуются здесь, на Алтае: «ильбы», «чедуу», «албы», «джилбы». Так же как и в человеческом теле, у Земли есть Линии, по которым течет Сила, и Центры, в которых Сила имеет особенное могущество. Мы называем эти центры – Колодцы, Места Силы. И Линий и Колодцев тысячи, они оплетают планету наподобие тончайшей сверкающей Сети. Посмотрите на свою ладонь. Она тоже составляет систему энергетических меридианов, как называют их сейчас ученые. Она имеет сложнейшую структуру, которая включает в себя пространство между пальцами, трубчатые кости, фаланги, суставы, связки, сухожилия, кожу, ногти, кровеносные сосуды. С помощью этой системы мы можем вбирать в себя большое количество Силы, как из центра Земли, так и от Солнца. Наша планета, подобно подсолнечнику, также вбирает в себя божественную Силу светила и собирает ее в Колодцах. Зная, как вступать во взаимодействие с этими Колодцами, можно получить доступ к Силе небывалого уровня. Когда-то, в древние времена, Большие Колодцы располагались на территории Атлантиды, Египта, Израиля, Греции, Италии, Мексики… Для простоты восприятия мы именуем Большие Колодцы Системами. Так вот, последние четыреста лет набирали особую интенсивность три Системы. Пик их активности приходится как раз на последнее столетие нашего тысячелетия и на первое столетие грядущего. Эти Системы расположены на территории трех стран: России, Германии, Америки. И тут всплывает одна из самых значительных тайн человечества.
   Все Колодцы, и тем более Системы, имеют особые законы взаимодействия. Это обусловлено разницей потенциалов ИТУ и ТАЙ. Но Равновесие обеих Сфер требует определенной последовательности действий, приводящей к их синхронизации. Именно эта последовательность и есть объект исследований тайшинов. И поскольку мы ощущаем себя не только частичками поля Земли, но и его Хранителями, нам так важно гармонизировать потоки Силы, исходящие из центра планеты. В случае отсутствия равновесия Колодцы с разными потенциалами все равно неминуемо начнут взаимодействовать, но взаимодействовать разрушительно. ИТУ сталкивается с ТАЙ, «плюс» с «минусом» – в результате происходит взрыв. На физическом плане он может проявиться по-разному: от масштабных катастроф до губительных войн. Это очень важный аспект, касающийся деятельности нашего Общества. Вы должны глубже изучить его и открыть для себя причины, побуждающие тайшинов к жизни среди людей.

   – Адучи, – голос Айрука звучит из темноты, которая царит в комнате. – Что предшествовало твоему видению там, в Долине?
   – Я видел волка.
   – Это был не простой волк. КОК БУРИ издавна считались духами – покровителями тайшинов… Ты должен вспомнить все, что я рассказывал тебе о нашей истории. Запомни, волк – это «Тот, Кто прокладывает Путь», Проводник, Ведущий. Волк обладает обостренными чувствами. Он может чувствовать Запредельное…
//-- * * * --//
   Адучи вылез из чердачного окна на крышу и осмотрелся. Унгена он увидел не сразу. Тот сидел в тени барельефа, на который падал рассеянный свет фонарей с проспекта. Эту любовь к пребыванию на крыше оба ученика переняли у своего Наставника, который часто выводил их ночью на крыши домов и, показывая на уснувший город внизу, говорил:
   – Для охоты в тайге тайшины используют кроны деревьев. В городе – это крыши. Здесь самое удобное место для наблюдения, размышления, маскировки, атаки. Люди внизу не видят вас, они редко запрокидывают головы, чтобы посмотреть вверх. Вы же можете наблюдать за ними, не рискуя быть обнаруженными. Крыши, кроме всего прочего, – это вершина архитектурного строения. В течение дня светлая энергия Солнца, а ночью – призрачная энергия Луны падают на площадки крыш. Энергия всегда взаимодействует с какой-либо формой. Форма крыш способствует тому, что по ее плоскости энергия растекается и уже по стенам спускается вниз. Если бы люди знали об этом свойстве энергии, они бы строили совершенно другие дома, а не такие убогие проживальни.
   Сейчас Унген сидел на самом краю ограждения, подобно огромному черному ворону, и задумчиво смотрел вниз, на ночной город. Адучи подошел и осторожно присел рядом:
   – Ты меня звал?
   Унген кивнул:
   – Да. Мы должны поговорить.
   Адучи улыбнулся. Айрук любил позвонить в двенадцать часов ночи домой и вызвать на крышу дома, чтобы поговорить.
   – А где Мастер?
   – Его сегодня не будет. Он попросил меня встретиться с тобой. Чтобы поговорить.
   – Хорошо, давай поговорим.
   – Айрук поручил мне подтолкнуть тебя…
   Адучи стремительно изогнулся и в одно мгновение оказался в нескольких метрах от края крыши. Унген весело рассмеялся:
   – Да-да-да… Представляю, каково тебе сейчас. Бедненький. Ты подумал, что я могу толкнуть тебя вниз? До такого даже Айрук бы не додумался. Я помню, как он подтолкнул тебя со скалы, и мы полчаса ловили тебя в Катуни. На этот раз пришлось бы отскребать тебя от асфальта.
   Адучи смутился и тоже улыбнулся:
   – Очень смешно. От вас всего что угодно ожидать можно. Во всяком случае, если Айрук еще и попросил, как ты выражаешься, меня «подтолкнуть», я к тебе близко не подойду. Тем более к краю крыши. Наш Наставник склонен к форсированию моего обучения. Кто знает, может, он полагает, что крылья ИТУ-ТАЙ быстрее растут в экстремальных условиях, в полете с пятого этажа?
   Унген залился веселым смехом:
   – Это точно, он способен на подобные трюки. Адучи пожал плечами:
   – Во всяком случае, знай, если он попросил сбросить меня вниз, ты мне больше не друг.
   Они еще посмеялись несколько минут, а затем Унген вдруг посерьезнел и, встав на ноги, подошел к Адучи.
   – Ладно, давай не будем отвлекаться. Айрук попросил меня помочь тебе вспомнить кое-что…
   – Что?
   – Некоторые фрагменты твоего прошлого. То, что ты должен был бы вспомнить, если бы не прерывал своего обучения. Ты ведь многого не помнишь?
   – Да, я уже спрашивал его об этом, но он сказал, что мне нужно сначала укрепить свое тело и разум, чтобы впоследствии начать нагружать их новыми знаниями. Но почему я не могу многого вспомнить? Словно в памяти какой-то заслон. Кое-что помню, а что-то возникает в голове словно призрак и тут же тает.
   Унген развел руками:
   – Это связано с особенностью строения нашего энергетического тела. Оно имеет… ну как бы тебе это объяснить, несколько уровней. Твоя обычная жизнь до встречи с тайшинами и после нее – это один уровень сознания. Твое обучение ИТУ-ТАЙ – это другой уровень. Между ними существует очень тонкая, но очень прочная преграда, которая не позволяет им пересекаться. Обучение помогает сломать эту преграду, но для этого требуется время… Отсюда и все твои проблемы, ты потерял слишком много времени. После твоего возвращения, тогда, в восьмидесятом, человеческий мир снова возвел эту перегородку, сделав ее на всякий случай еще плотнее, чем обычно, и все воспоминания о том периоде, когда ты задействовал иной уровень твоего сознания, остались за этой перегородкой. Все тайшины проходят через это. Человеческий мир крайне неохотно отпускает нас. И поэтому нам приходится бороться, чтобы отстоять право на свободу передвижений. Одни тайшины делают это гармонично и своевременно, без ущерба для своего сознания. Другие осуществляют этот процесс хаотично, бессистемно, как ты. Это и приводит к подобным провалам в восприятии. Тебя дергали туда-сюда, погружая то в один мир, то в другой, с длительным перерывом. Эта хаотичная смена уровней сознания не могла способствовать твоему гармоничному развитию, поэтому тебе приходится сейчас мучительно ломать эти перегородки, разделяющие твое «Я», и связывать воедино прошлое и настоящее, мир людей и мир тайшинов, ИТУ и ТАЙ. Вот Айрук и попросил меня помочь тебе вспомнить чуть больше. Он считает, что тот способ, которым это можно сделать, я освоил даже лучше, чем древние тайшины.
   – Что это за способ?
   – Это Сила Трав, древняя шаманская традиция. Тайшины нашей Общины практически не пользуются ей. Однако в древности это была одна из самых сокровенных тайн нашего Клана. Но сейчас по ряду причин тайшины стараются не обращаться к могуществу Силы Трав, хотя иногда, в особых случаях, и не пренебрегают ее помощью. Меня привлекает эта Сила, но Айрук и остальные Исситы считают, что я чрезмерно ей увлекаюсь. Они полагают, что она делает меня излишне агрессивным. Сила Трав связана с одним из древних Земных Духов, который уходит в Тень, забирая с собой многие свои тайны. Можно сказать, что сейчас мы пользуемся лишь остаточными возможностями его чар, поэтому этот метод и чреват различными неожиданностями. Он принадлежит к другой эпохе. Вот почему тайшины и не прибегают к этой Силе, изыскивая для своих нужд естественные альтернативные возможности своего тела. Но сейчас Айрук считает, что я могу помочь тебе с ее помощью преодолеть твою энергетическую обусловленность.
   – Что это за Сила?
   Унген извлек из-за пазухи небольшой сверток и, положив его перед собой, развернул. На мягкой замшевой тряпочке лежали изогнутая трубка в виде искусно вырезанного дракона и пакет, наполненный серо-зеленым порошком.
   – Что это? Анаша? Гашиш?
   Унген фыркнул и с презрением посмотрел на товарища:
   – Эх ты, осторожный ты наш. Везде тебе какая-то гадость мерещится. Это твоя память. Это ускоритель, который позволит тебе догнать ускользающее от тебя прошлое. Сила Трав заключается в использовании энергии, скрытой в некоторых растениях, которые обладают свойством аккумулировать исходящую из центра Земли Силу. Шаманы знали великое множество подобных растений, но до нас дошло лишь несколько рецептов. Мы знаем две особые Травы, которые обладают подобным действием. Одна из них называется Корчун. Это Сила для сознания и подсознания, она питает световое тело, сообщая ему избыток энергии, необходимый для манипуляций ИТУ-ТАЙ. Корчун помогает достичь «тела Шамана». Под его воздействием туда начинает двигаться наше внимание, освобожденное от места постоянной фиксации. Древние Тэнги называли точку, где концентрируется наше внимание, – «AРС» – Око Дракона. Это маленькое солнце, которое вращается на определенной орбите вокруг нашего светового тела. Именно от того, где располагается АРС на световом теле, зависит, что воспринимает человек. АРС «высвечивает», подобно фонарику, своеобразные «киноленты», на которых зафиксированы те или иные картинки с изображением различных образов мира. Представь себе, что наше световое тело поделено невидимой границей на две различных половинки. У большинства людей АРС располагается в правой половинке тела. Соответственно, человек воспринимает тогда только определенные «киноленты», которые «лежат на полках» в правой половинке. А они в свою очередь складываются в образ мира, известного нам. Так люди оказались заперты в этой единственной для них материальной реальности. Все остальные «киноленты» остались лежать в области Неведомого, в левой половинке, в «теле Шамана». И если человек получает возможность перемещать АРС в эту область, луч «фонаря» высветит новые «киноленты», и человек, а теперь уже шаман, начинает видеть новые миры. Единственное, что необходимо для управления АРС, – это энергия. Поэтому шаманы сначала становятся Охотниками, выслеживая Силу. Одна из Трав – Корчун, как раз и позволяет сдвинуть АРС с мертвой точки и направить ее в таинственную область Непознанного. На пути ее движения, между половинками тел, находится пограничная зона, в которой находятся «киноленты», содержащие впечатления из нашего детства. В детстве мы все являемся потенциальными шаманами. Наше сознание еще не заперто в «правом» теле и способно двигаться в любом направлении. Со временем люди фиксируют АРС примерно в одном месте светового тела и всю оставшуюся жизнь смотрят скучные одинаковые мелодрамы и боевики, высвеченные на «кинолентах» Оком Дракона. Корчун возвращает нас в детство, откуда мы уже можем выбирать новые пути для своего мировосприятия. Он вернет в детство и тебя. Там ты сможешь вспомнить все. Араскан уже давал тебе его, поэтому ты должен представлять себе его действие. Но для того чтобы наше физическое тело смогло угнаться за пробудившимся энергетическим, его тоже необходимо пробудить и поддержать. Это Сила второй Травы – Амеркут. Она придает нашему физическому телу дополнительную мощь и эластичность. Соединив воедино Силы этих двух Трав, мы можем совершать удивительные вещи. Это соединение называется «Так-таш» – Священный Дым, Ключ от Первых Врат. Он позволяет активизировать наше световое тело, сдвинуть АРС и позволить физическому телу следовать за ним в новую реальность. Твои «вывороты» – это ведь и есть следствие неуравновешенности твоего тела и твоего сознания. Сознание просто не успевает угнаться за твоим телом, в котором скрыты невероятные возможности, начинающие пробуждаться от многолетнего сна. Отсюда и все эти болезненные последствия. Стоит тебе обрести целостность, и переход на иные уровни внимания перестанет так тебя ломать. Эти травы помогут тебе временно уравновеситься, и твое путешествие будет не похоже на «выворот».
   Унген надорвал пакетик и сноровисто засыпал щепотку порошка в трубку.
   – Эта трубка называется «кхурташ». Она создана специально для того, чтобы поглощать Силу Трав. Возьми ее, но осторожно, это очень древняя и хрупкая вещь. Я нашел ее в одном из древних шаманских захоронений. Кури тоже осторожно. Первую затяжку сделай в рот. Вторую тоже. А третью слегка впусти в легкие. Расслабься. Иди за дымом и ничего не бойся. Он заберет тебя далеко-далеко, в твое детство, а может, и дальше. Я буду рядом и буду следить за тобой. Как только ты поймаешь воспоминание, я вытащу тебя обратно. Не беспокойся, никто лучше меня не обращается с Силой Трав. Давай… Счастливого путешествия…
   Ковров улыбнулся. Унген все-таки не случайно выбрал высшее медицинское образование, решив стать анестезиологом. Подходящая для подобных изысканий профессия. Как он ловко с этой травой… Адучи посмотрел на товарища и, прищурившись, поднес «дракончика» ко рту. Дым обжигающим холодом ворвался внутрь черепной коробки. Все вокруг поплыло, и последнее, что увидел Адучи, было напряженное лицо Унгена, наблюдающего за ним. А потом и оно исчезло.
   Мелькание разноцветных пузырей в темноте, похожих на сверкающие елочные шары. Сознание срывается с гребня черноты и стремительно летит над горной грядой, подобно птице. Земля все ближе и ближе. Вспышка.
   Адучи растерянно оглядывается. Он стоит посреди огромного зала. Что это? Здание или гигантская пещера, скрытая в глубине горы?
   Что-то смутно знакомое… Зал дрогнул и остался далеко внизу. Опять ощущение полета. Бескрайний небосвод открыт во все стороны. Свобода!! Лишь что-то сковывает разум, какие-то ограничения чужого тела, похожего на птичье. Свист ветра. Тьма…
//-- * * * --//
   Адучи дернулся, открыл глаза и сразу же увидел лицо женщины. Удивительно красивое, с идеальными чертами, оно занимало весь фокус зрения, притягивая к себе, зачаровывая. Адучи улыбнулся. Он знает эту женщину, конечно же знает, но что-то мешает вспомнить все обстоятельства, связанные с этим знанием. Его голова лежит на ее коленях. Они находятся внутри движущегося автомобиля. Женщина улыбнулась Адучи и знакомым жестом положила прохладную ладонь ему на лоб.
   – Здравствуй, Полина… – пробормотал Ковров и уснул, во всяком случае, состояние, в которое он впал, очень походило на сон.
   Усыпляющее покачивание прекратилось, автомобиль остановился. Открылись дверцы, и в салон проникли запахи утренней свежести и близости леса. Адучи почувствовал, как его поднимают на руки и куда-то несут. Вокруг знакомые лица: Унген, Полина, Айрук, Араскан, Айма, Ак-Ту… Огромный дом, похожий на старинную русскую избу, только в несколько этажей, украшенный деревянными резными узорами. Тьма…

   Сон уже не кажется чем-то призрачным, зыбким, нереальным. Незнакомая комната погружена в сумерки. Адучи лежит на мягкой широкой кровати, осознавая, что проснулся, но не в силах пошевелиться, откинуть одеяло, встать и закрыть окно, распахнутое настежь и мешающее снова уснуть. За окном смутно угадываются в сумерках угрюмые стволы сосен. Адучи подумал, что дома за окном никаких сосен нет, а есть тополя, и это значит, что он проснулся, но не у себя дома. Эта мысль окончательно развеяла остатки сна, но тело по-прежнему было неподвижно, словно отключенное от источника питания.
   Адучи вдруг понял, что совершенно не боится. Его не пугает ни собственная обездвиженность, ни то, что он ночует в незнакомом месте, где-то в лесу, ни то, что он вообще спит. На этот раз сон, наоборот, казался чем-то невероятно завораживающим, совершенно лишенным страха и ожидания наваждений и последующего за ними «выворота». Адучи посмотрел на деревья за окном, на небо в вышине, на робко загоревшуюся звездочку, одну из первых, стремительно появившуюся на ночном небосводе. Эта бледно-золотистая звезда сразу почему-то привлекла к себе внимание тем, что мерцала. Она мигала Адучи с высоты, и он понял, что ему бесконечно приятно наблюдать это мерцание. Оно имело какой-то определенный ритм, который отдавался во всем теле успокаивающими и расслабляющими импульсами. Вдруг Адучи почувствовал, что в комнате он не один. Ощущение чужого присутствия было настолько явственным, что он с сожалением оторвался от созерцания звезды и стал осматривать комнату, пытаясь отыскать причину своего беспокойства.
   Йорм!!! Жуткий персонаж его болезненных сновидений. Черная тень замерла в двух шагах от кровати. Невидимый ветер колышет полы черного плаща, в который облачен Йорм. Адучи стиснул зубы и стал рассматривать устрашающий силуэт. Почему-то на этот раз Йорм не пугал его. В нем не было той невероятной динамики, которая всегда служила источником страха, боли, головокружения. Сейчас Йорм был просто тенью. Присмотревшись к ней, Адучи понял, что тьма внутри нее тоже колышется в такт только что созерцаемому мерцанию звезды за окном. Он стал всматриваться в это движение, и внезапно тень превратилась в человека. Он стоял около кровати Коврова и смотрел на него внимательно и с интересом.
   – Кто ты? – спросил Адучи, пытаясь уловить ускользающие воспоминания об этом человеке.
   «Вспоминай… вспоминай…» – шепот гулким эхом отдается во внутреннем пространстве.
   – Ты Йорм?
   Человек улыбается. Его глаза – две крохотные мигающие звездочки.
   – Я – УЛА…
   Адучи только сейчас обратил внимание на одежду ночного гостя. Она напоминала свободную пижаму, сшитую из легкой серебристой ткани, которая мерцала и трепетала, словно от легкого ветра, хотя никакого ветра Ковров не ощущал.
   – А я Адучи, тайшин.
   УЛА смеется. Одежда колышется от его смеха, но это колыхание все же больше напоминает ток воздуха, треплющего ткань.
   – Я знаю, Адучи. Я тоже тайшин. И ты должен вспомнить мое имя…
   – Ты же сказал, что тебя зовут УЛА.
   – Нет. УЛА – это моя сущность в данное время. Можно еще сказать, что сейчас я – Сновидец. Но правильнее будет говорить что я – УЛА, Двойник. Я нахожусь здесь, потому что это – Сновидение…
   Адучи потряс головой, словно собираясь с мыслями.
   – Постой, я совсем запутался…
   – Это неудивительно. Твое восприятие сейчас нестабильно, потому что сейчас ты тоже Сновидец. Твое внимание находится в непривычной области в непривычном положении. Не пытайся мыслить упорядоченно, иначе оно быстро вернется обратно. Расслабься, отпусти себя.
   – Я…
   – Молчи. Ты уже возвращаешься. Я хочу, чтобы ты понял, что твое «второе пробуждение» во тьме – это начало изучения нового Искусства. Теперь твоим обучением займусь и я. Мы увидимся завтра. И ты все вспомнишь. А теперь – спи…
   Адучи спохватился и начал уверять УЛУ, что совсем не хочет спать, как вдруг почувствовал невероятную усталость и сонливость. Человек в серебристой одежде слегка поклонился, и снова пришла тьма.

   Адучи проснулся и сразу вспомнил события минувшей ночи. Быстро осмотрелся. Комната была та же, что и во сне, правда, при свете дня она выглядела несколько меньше и уютней. В открытые настежь окна ярко светило утреннее солнце. Первой мыслью было: «Где я?» – но затем в памяти стали всплывать отрывочные видения, отчасти объясняющие его появление здесь: крыша дома, Унген, «дракончик», полет в теле орла, невероятно красивая женщина из детских снов – Полина, огромный дом в лесу, серебристый человек УЛА…
   Словно завершая мысленную цепочку воспоминаний, дверь открылась, и в комнату вошел тот самый ночной гость, называвший себя Улой. Сейчас он был визуально чуть меньше ростом и одет не в пижаму, раздуваемую ветром, а в длинный черный халат, расшитый красными и синими головами тигров. Он подошел к Адучи и, осмотрев его с ног до головы на манер дежурного врача, улыбнулся и опять слегка поклонился. Но вместо усталости и сонливости, последовавших за подобным кивком ночью, Адучи ощутил волну бодрости и силы, прокатившуюся по телу. Казалось, энергия хлынула из скрытых в глубине организма тайников, хотелось двигаться, смеяться, говорить…
   – Здравствуй, УЛА!
   Мужчина с неизменной улыбкой слегка качнул головой:
   – Нет, Адучи, на этот раз я не УЛА…
   Ковров недоверчиво уставился на гостя, не понимая, издевается над ним этот странный человек или просто так шутит. Тот, казалось, прочитал его мысли:
   – Это не издевательство и не шутка. УЛА приходил к тебе во сне. Сейчас мы с тобой находимся в иной сфере, привычной для нашего человеческого разума. Мы уже знакомы с тобой. Неужели ты не помнишь? Мое имя…
   – Кадамай! – вырвалось у Адучи, и он озадаченно стал соображать, чем вызвана эта внезапная вспышка озарения.
   – Точно, – Кадамай остался явно доволен этой догадкой. – Я же говорил тебе, что ты вспомнишь.
   Адучи встал на ноги и прошелся по комнате, разминая затекшие мышцы:
   – Что со мной было? У меня было наваждение?
   Кадамай кивнул:
   – Можно сказать, что да. Хотя оно несколько затянулось. Унген не учел ряд обстоятельств, предлагая тебе Корчун.
   – Это тот порошок? Да, я вспоминаю, после него все и началось.
   – Он хотел подтолкнуть тебя, но не рассчитал инерцию толчка. Сам он сильный мальчик, и поэтому предложил тебе двойную порцию Такташа. Он надеялся, что это поможет тебе вспомнить многое из твоей жизни. Унген очень сильно переживает, наблюдая твое состояние.
   – А что мое состояние?
   – Ты и сам знаешь. Твой разум мечется между двумя различными уровнями восприятия. Унген хотел сделать тебя быстрее. Но твое АРС получило слишком сильный разгон и стало метаться от одного уровня к другому. Поэтому ты и «выпал» из нормального восприятия. Унгену пришлось вызвать помощь, и мы забрали тебя сюда.
   – Я видел Полину.
   – Да, можно сказать, что она как раз тебя и спасла. Она оказалась неподалеку и успела как раз вовремя, чтобы вернуть тебя. Затем ты спал несколько дней, это твое Око возвращалось на привычное для него место. Мы все с нетерпением ждали твоего пробуждения.
   И если бы ты проснулся в нормальном состоянии, то тебе еще было бы рано переходить к изучению другого Искусства. Но ты проснулся ночью, в необычном состоянии, а это – время Сновидцев. Следовательно, теперь ты будешь изучать Искусство Сновидения здесь, в этом доме.
   – А что это за дом?
   – Пойдем, посмотрим. Может, это несколько освежит твою память, потому что в этом доме ты уже бывал, и не один раз.
   Дом оказался действительно большим. Это был трехэтажный коттедж, стилизованный под русскую усадьбу. Кадамай провел Адучи почти по всем комнатам, в которых были не заперты двери. По ходу осмотра он объяснял их расположение и предназначение.
   – Там – кухня, это гостиная. Вот эти двери заперты, но позже ты побываешь за каждой из них. Это – Залы ИТУ-ТАЙ, Залы Четырех Направлений. Они сориентированы по сторонам света и представляют собой комнаты для углубленных занятий и ритуальных процедур. Это жилые комнаты, их много, потому что я живу здесь не один. Сейчас здесь никого нет, но вечером, я думаю, ты застанешь здесь много старых знакомых.
   Затем они вышли на улицу и обошли дом по периметру. Коттедж был прямо-таки утоплен в зелени берез и рябин, растущих вдоль стен. Вокруг шумел ветвями густой сосновый лес. Место действительно показалось Адучи смутно знакомым. Кадамай опять уловил это чувство.
   – Ты уже был здесь много раз. Этот дом располагается недалеко от города, минут тридцать езды и еще минут десять ходьбы от Змеиногорского тракта. Вон там течет Обь. А вон там есть небольшой выступ, откуда даже видно ВДНХ и плато, на котором ты похоронил свою собаку.
   Адучи вытянул шею, пытаясь разглядеть отсюда что-либо за деревьями.
   – Этот дом принадлежит Тай-Шин. Его построил для нас твой дедушка, но мы не будем сейчас касаться этого вопроса. Важно то, что это не просто здание, это одно из средоточий нашей Силы, так же как и та Долина Четырех Хранителей, куда тебя водил Айрук. Мы называем это место Дом Тишины. Он построен здесь не случайно. Под ним находится очень мощный Колодец, Пятно Силы.

   Они сидят в темном зале, лишенном окон. Это одна из комнат на втором этаже. Кадамай назвал ее Залом Теней.
   – Сегодня ты узнаешь много нового. Сегодня я начну обучать тебя Искусству Сновидцев. Тайшины считают, что сны – это реальность. А тот мир, который мы считаем реальностью, – один из снов, к которому мы просто очень сильно привыкли. Понимаешь?
   Кадамай смешно двигает бровями, будто это может облегчить восприятие учеником новой информации.
   – Разница лишь в том, в каком из наших двух «тел» находится наше внимание. В основе Искусства Сновидцев лежит практика, которая позволяет осознавать то, что с тобой происходит, когда твое внимание смещается в «тело Шамана». Это и есть Сновидение. Если ты этого не осознаешь, то это обычный сон, нагромождение хаоса.
   Кадамай с улыбкой смотрит на Адучи.
   – В этом случае АРС возвращается в свое привычное положение, и мы видим тот же сон, который видели до этого, – наш мир. Но иные миры становятся такими же реальными, если научиться их воспринимать. Однако наш ум большой трус. Он боится всего, что связано с незнакомой вселенной. Это именно вселенная, целый мир со своими законами, особенностями, со своими обитателями, наконец. Изучая «тело Шамана», тайшин знакомится с этими загадочными мирами.
   Адучи кажется, что глаза тайшина периодически меняют цвет. Вот только что они были светло-зелеными, а сейчас их уже невозможно увидеть в темноте комнаты, потому что они изменили цвет на темно-карий. Шаман продолжает свой рассказ:
   – Люди часто сравнивают сон с умиранием. В самом широком смысле сон действительно является аналогом смерти, но это не смерть. Во время сна наше сознание отправляется в Неизвестность, и неважно, что оно там делает, оно возвращается обратно. Смерть – это более фундаментальный разрыв, это путешествие без возврата. Область Неизвестного поглощает нас целиком. Я чувствую, ты вздрогнул сейчас. Твое тело боится, как и твой разум. Все люди чувствуют это, когда речь заходит о смерти. Это страх, пришедший к нам из древних времен. И это даже не наш страх, по большому счету. Это страх тех существ, которые послужили причиной подобной разделенности нашего тела. Айрук уже говорил тебе: Пустота – это наша неотъемлемая часть. Пугающей ее делает только наше невежество и глупость. Можно сказать, что мы наполовину созданы из жизни и наполовину из смерти, и бояться одной нашей части так же глупо, как и безумно любить, цепляться за другую. Именно поэтому тайшины в течение всей своей жизни развивают оба тела, выращивая у себя Два Крыла, необходимые для Свободного Полета.

   Они идут по узкой улочке, погруженной в зелень многочисленных тополей, растущих по обе стороны дороги. Невдалеке видны купола собора, возвышающиеся над вершинами деревьев. Адучи чувствует напряжение во всем теле, а рядом с ним неторопливо шагают два человека, негромко переговариваясь друг с другом. Прохожие не обращают на них никакого внимания, и только Адучи идет между ними, обмирая от трепетного страха. Он знает, кто они, и это знание внушает ему благоговейный ужас, испытываемый каждый раз, когда кто-нибудь из этой пары начинал свои жуткие манипуляции с его сознанием. Это – Мастера Тай-Шин, Исситы: Кадамай и Айрук. Сегодня они вместе, а это значит, что давление на рассудок тоже будет двойным.
   – Давай присядем вон на ту скамейку, – голос Кадамая спокоен и будничен. Айрук молча кивает. Они садятся на старую рассохшуюся скамейку, вкопанную около одного из деревянных домиков, которые и составляют жилой массив этого района на окраине города. В нескольких метрах от скамейки торгует квасом пожилая женщина, скучающая около большой желтой бочки. Где-то во дворах вяло переругиваются хриплым лаем собаки и чуть слышно звучит магнитофон.
   – Тайшины используют боевое искусство только для уравновешивания.
   От неожиданности Адучи вздрогнул и стал внимательно слушать Айрука, который, как всегда, заговорил внезапно, словно продолжая недавно законченный разговор.
   – Для Равновесия! Пренебречь этим знанием – значит нарушить отлаженную веками целостность, оторваться от корней Учения, лишить себя Силы.
   Адучи сосредоточен, он ловит каждое слово Иссита, зная, что пропустить хотя бы одно из них, не уловить их смысла и значения, неправильно интерпретировать – значит, лишить себя возможности приблизиться к постижению ИТУ-ТАЙ. Повторять объяснения никто не будет.
   – Нападение и защита, разрушение и созидание – суть две половинки Равновесия. Если они не уравновешенны, мы привязываем себя к этому миру непрестанными схватками. Если они уравновешенны, мы получаем возможность подняться над поединками и выйти за рамки этого мира. Понимаешь?
   Адучи молчит, но тайшину достаточно и этого молчания, чтобы понять, что ученик не уловил смысла сказанного.
   – Этот мир не является единственным. Он состоит из множества слоев, каждый из которых лишь похож на мир, но тем не менее отличается от него. Так вот, в каждом слое живут свои демоны, свои духи, которые будут непрестанно подталкивать тебя к противодействию, к конфликту. Как только ты повелся на их вызов и начал сражаться с ними, все – они привязали тебя к своему миру, заставляя отдавать свою Силу. И неважно, проиграл ты в этом поединке или победил, ты стал заложником очередного сна. Крылья ИТУ-ТАЙ позволяют тебе ускользать от битв, перемещаясь в другой слой, где демоны прежнего уже не могут причинить тебе вреда.
   Айрук выжидательно смотрит на Адучи, который хмурит лоб.
   – Но ведь… в новом слое будут другие демоны?
   Тайшин смеется.
   – Конечно. Для некоторых людей все вокруг наполнено демонами. Злой дух скрывается в каждой капле воды. Тогда боевое искусство превращается в навязчивую идею, со временем неизбежно уничтожая самого воина.
   Иссит сгибается пополам от смеха, наблюдая за растерянным лицом ученика.
   – Ты хочешь спросить, как прекратить эту постоянную битву? Очень просто. Нужно самому перестать быть злым духом, и тогда миллиарды тончайших зеркал вокруг перестанут отражать этого грозного противника вовне.
   Тайшин обрывает смех и тихо шепчет Адучи прямо в ухо:
   – Запомни, мы сами являемся чудовищами, и когда мы начинаем сражаться со своими же отражениями, то для оправдания неизбежного собственного поражения придумываем и демонов, и духов, и злобных колдунов…
   Айрук опять замолчал, и Адучи понял почему. Он тоже почувствовал это, а после увидел: из-за угла дома, расположенного в пяти-шести метрах от скамейки, где сидели тайшины, вышел, шатаясь и оглядываясь, огромного роста мужик с мутным взглядом. Его изрядно качало, и было видно, что он очень пьян и задурманенный разум толкал его на поиски конфликта. Увидев сидящих, мужик ухмыльнулся и медленно направился в их сторону. По мере его приближения Адучи охватывали все более и более тревожные предчувствия. Тело пьяного излучало нестройные волны агрессии. Адучи совсем не пугали габариты нетрезвого гостя, наоборот, он с ужасом думал, что будет спустя несколько минут, когда он все-таки подойдет к ним. Ковров чуть повернул голову вправо, где сидел Айрук, и внутренне сжался. Но тот сидел неподвижно, совершенно спокойно и расслабленно, словно не замечая приближающейся угрозы. Адучи знал, что это впечатление обманчиво. Айрук мог убить или искалечить этого верзилу тысячами различных способов, причем даже не вставая с лавки. Напряжение в воздухе нарастало. Мужик подошел вплотную и, разглядывая мутными глазами всю троицу, пошатнулся, икая:
   – О-о, чуркестан… мать вашу… что же это… а?
   Адучи почувствовал раздражение. Оба Иссита сидели по сторонам с абсолютно индифферентным видом, и рассеянный взгляд пьяного остановился наконец на Коврове.
   – А-а… ты че? Че вот ты… здесь… сидишь? Ррррруский… Давай отсюда… на хер… Или че? Возражения, на..?
   Адучи глубоко втянул носом воздух. Он чувствовал, что инициатива по разрешению конфликта целиком передана в его руки. Он нервно заерзал, и мужик опять, качнувшись, протянул к нему огромную пятерню, пытаясь не то похлопать по плечу, не то схватить за рубашку. Адучи мягко и без нажима отвел его руку в сторону.
   – Трогать меня не надо.
   Пьяный человек озадаченно разглядывал его, пытаясь собраться с мыслями:
   – Я че… не понял… Ты пойдешь… или нет? Я тебе…
   Айрук раздраженно пожал плечами и отрывисто бросил:
   – Успокой его.
   Адучи кивнул, не зная, что делать дальше. Попытаться поговорить с ним? Бесполезно. Ударить? Рука уже знала, куда и с какой силой нужно наносить удары. Но ведь не зря Айрук реагирует так, не зря. Он хочет, как всегда, закрепить все на практике. Зеркало… Адучи все понял.
   – Пойдем, мужик, – Адучи встал и, увлекая проблемного гостя за собой, повел вниз по улице, в направлении маленького магазинчика, где окрестные алкаши постоянно покупали дешевую водку местного розлива.
   – Пойдем, пойдем, выпьем…
   Мужик приободрился. Предложение выпить произвело желаемый эффект – агрессия сменилась симпатией, зыбкое сознание сконцентрировалось на знакомой и желанной цели. Адучи улыбнулся в обслюнявленное и перекошенное лицо нового «друга» и кивнул на магазин. Но до него они не дошли. Адучи конечно же мог купить этому бесшабашному гуляке бутылку водки, но, во-первых, на это нужно было время, а он видел, как оба тайшина встали и медленно пошли в противоположную сторону. Во-вторых, в этом случае мужик вообще вряд ли оставил бы его в покое. И в-третьих, этот пьяный тяжеловес представлял реальную угрозу для прохожих и сам был слишком явной мишенью для патрульных милиционеров, которые жалеть его не станут и обработают резиновыми дубинками по полной программе.
   Мужик вдруг резко расслабился, его ноги подогнулись, и он мягко завалился в высокую траву около гаражей, стоящих чуть в стороне от дороги. Адучи оценил выбранное место и остался доволен. Здесь этот гигант вполне может проспаться, не замеченный никем. Мужик лежал на боку, словно ватная кукла, безобидный и беспомощный. Завтра он даже ничего не вспомнит, не зная, что чудом избежал смерти, будучи в нескольких шагах от нее, когда молодой шаман увел его от этой смертельной угрозы и усыпил, с силой надавив на точку в основании шеи – прием, которым можно быстро и безболезненно успокоить надолго даже такого громилу.
   Адучи догнал тайшинов, когда они уже почти скрылись за углом церковной ограды. Кадамай даже не повернулся в его сторону, а Айрук, улыбнувшись, пробормотал:
   – Равновесие распространяется на оба потенциала. Ты все сделал неплохо…
   Адучи тоже улыбнулся, польщенный оценкой Наставника.
//-- * * * --//
   – Почему никто не хочет говорить со мной о моем прошлом?
   Они сидят на зеленой траве, на том самом месте, где когда-то Адучи похоронил Арчи и где когда-то встретил Айрука. Внизу неспешно течет широкая река – Обь. Даль безоблачна и чиста. Солнце уже нависло над горизонтом, и сумерки окрасили небо прозрачной вечерней синевой. Кадамай отвечает не сразу, он взвешивает каждое свое слово, прежде чем произнести его вслух. Эта манера общения поначалу очень раздражала Адучи, который привык к быстрым, емким и содержательным объяснениям Айрука. Но потом, позже, он понял, что Кадамай поступает так не в силу своего косноязычия, а потому, что он куда дальше всех остальных проникал в потусторонний мир. Сновидец испытывал затруднения с формулировками, потому что пытался выразить невыразимое, описать то, что не поддается описанию. Проблема, с которой в конечном счете сталкиваются все шаманы.
   – Потому что тайшины никогда не говорят о прошлом напрямую. Для нас прошлое – это не тема для разговоров. К тому же я не могу говорить с тобой об этом, потому что твое прошлое – это аспект, который принадлежит другому Направлению.
   Адучи хочет задать вопрос. Он знает, Кадамай не столь категоричен, как Айрук, ему можно задавать любые вопросы, все, что приходит в голову.
   – А чье прошлое тогда принадлежит Направлению Сновидцев?
   Наставник изгибает брови в шутливом недоумении:
   – Ты до сих пор не понял? КЭРСО – Направление Сновидцев – не имеет ничего общего с категориями «прошлое», «настоящее», «будущее»… КЭРСО – это то, чего не существует. Это не прошлое, не настоящее и не будущее. Это сны. Но тем не менее КЭРСО – это так же реально, как мы с тобой, как вот эта река, как вон та даль за горизонтом.
   Кадамай молчит и выжидательно следит за реакцией ученика. В его словах скрыт какой-то подвох. Какой?
   – Ты осознал это? Сновидение – это сны, но это так же реально, как и то, что мы сейчас сидим с тобой здесь и беседуем…
   Адучи чувствует, что начинает теряться в этих бесконечно парадоксальных утверждениях Иссита.
   – Не понимаешь? – Кадамай сочувственно смотрит на него, словно на школьника, пытающегося осознать, что Земля круглая. – Искусство Сновидцев – это исследование мира неизвестного. Это иная грань нашего бытия. Практикуя это могущественное Искусство, мы имеем дело уже не с привычным для нас «телом Зверя», но с таинственным и загадочным «телом Шамана». А у этого тела нет прошлого, поэтому я, как Сновидец, не имею возможности говорить с тобой о твоем прошлом.
   – А ты можешь говорить со мной о «теле Шамана»?
   – Могу, хотя говорить об этом теле невозможно, вернее, возможно, но очень условно, потому что «тело Шамана» – это иной аспект нашей жизни, это запретная тема для наших мозгов. Но это не запретная тема для твоей магической воли, ею ты можешь ощущать «тело Шамана», более того, даже пользоваться им. И ты делал это уже много раз, хотя и неосознанно. Вспомни свои кошмарные сны. Ты не вспомнил? Тайшины не испытывают проблем с прошлым, потому что оно не является для них прошлым. Ксин одинаков во всех точках – ни прошлого, ни настоящего, ни будущего не существует. Так его воспринимает шаман, который может вернуться далеко назад, только что заглянув за грань будущего. У людей все не так. Ученые называют это «линейным восприятием». В таком состоянии человек напоминает ослика, к которому привязали палочку с пучком травы. Куда трава – туда ослик. – Кадамай улыбается. – Понимаю. Не очень приятно осознавать, что ты похож на ослика. Но что поделаешь… – Сновидец разводит руками: – Нарушить линейность привычной жизни очень сложно. Наше тело привыкло к ней. Поэтому шаманы меняют тело.
   – Как это?
   – Очень просто. Когда они перемещают АРС в область «Шамана», их тело изменяется само. Оно становится УЛА.
   – УЛА? Знакомое имя.
   – Это не имя. Это название.
   Кадамай замолчал. Он медленно и ровно дышал, прикрыв глаза. Через несколько секунд он снова заговорил:
   – Это ключевое понятие в Искусстве Сновидцев. В большинстве случаев это точная копия нашего физического тела, созданная из иной материальности, из ткани сновидений. В этом теле мы можем легко проникать в мир Неведомого, так же как в своем физическом теле мы легко существуем в этом мире. Теперь ты понял? УЛА – двойник человека. Или животного. Он появляется посредством магической практики Сновидения. УЛА имеет очень большую силу, будучи создан из мерцающей энергии, находящейся за гранью нашего привычного восприятия. УЛА – это темный человек, порождение сумерек сознания, житель другого мира, Дракон.
   Сновидец открыл глаза, и Адучи опять увидел, что они снова изменили цвет. Только теперь один глаз был зеленым, а другой – лимонно-желтым.
   – Там, во сне, ты испытывал жуткий страх от встреч с Зеркальщиком и Йормом. Это чувство является следствием того, что твое АРС не подчиняется тебе. А если оно не подчиняется тебе, то в тех краях, куда ты периодически отправляешься в своих снах, наверняка найдется кто-нибудь, кто захочет взять на себя управление твоим вниманием. Понимаешь, о чем я?
   Адучи посмотрел в глаза своему Наставнику и непроизвольно вздрогнул. Сейчас они напоминали две черные дыры, в которых отражалась Пустота. Кадамай моргнул, и цвет глаз снова стал прежним.
   – Для тайшина это очевидные вещи, которые он использует, чтобы влиять иногда на события или на других людей. Но из этих двух, которые преследовали тебя по ночам в твоих наваждениях, лишь один является мастером-сновидцем. Второй имеет к миру людей весьма отдаленное отношение. Он житель иного пространства, иной вселенной. Он – загадочное существо, подобно акуле рыскающее в толще океанской воды. Этот Дух охотится за тобой так же, как он охотился за всеми мужчинами вашего рода. Я говорю о Зеркальщике. Он появлялся в твоих снах с определенной целью – желая затащить тебя на свою территорию, где ты столкнулся бы со своей темной стороной. Он хватал твое внимание своей магической волей и тащил «в свою нору». Мы охраняли тебя, потому что ты – тайшин, ты – один из нас. Йорм противостоял Зеркальщику, удерживая своей магической волей твое АРС. Это перетягивание твоего внимания и было причиной тех «выворотов», которые так изматывали тебя. Твое тело не успевало за этой игрой, напоминающей пинг-понг, и в результате ты ощущал боль от этой замедленности.
   – Йорм – это был ты?!
   – Да. Теперь настало время узнать истинные имена участников твоих наваждений. Мое ты узнал, теперь ты должен узнать его. Его зовут ЗУРДА – твой ночной кошмар, порождение твоей темной стороны. Именно он – Зурда – и был угрожающим тебе существом. Йорм был твоим телохранителем, и хотя иногда он пугал тебя больше, чем Зеркальщик, это было вынужденной мерой. Я следовал за тобой в твои сновидения, я прятался там в ожидании Духа, я скрывался за обликом черного человека, потому что именно так выглядит УЛА для сновидца, который тоже является УЛА, но еще не осознает этого…
   Кадамай улыбнулся.
   – Я опять чувствую твой страх. И ты думаешь о природе этой преследующей тебя силы. Так?
   Адучи кивнул.
   – Дух, которого ты назвал Зеркальщиком, пришел к тебе из прошлого, далекого прошлого. Он охотится за тобой, потому что ты унаследовал ощущение ИТУ-ТАЙ, став тайшином. А наследие это ты получил от своего дедушки, Петра Алексеевича Коврова, который был одним из нас. Более того, он был одним из величайших воинов. Но об этом мы не можем сейчас говорить. Важно то, что этот дух появился рядом с тобой не случайно.
   Он – темное наследие вашего рода. Ты должен проследить путь, по которому он пришел за твоей душой. Зурда сражался с твоим дедушкой, затем стал преследовать твоего отца.
   – Так отец все знает?
   – Не совсем. Он многого не помнит. Когда он был еще ребенком, Зурда пытался поработить его. Это были наваждения, аналогичные твоим. Но твой дедушка стал тайшином, будучи взрослым человеком, а твой отец был еще маленьким мальчиком. Зурда был крайне серьезной угрозой для его жизни.
   – А вы не могли защитить его?
   – Мы всегда были рядом, но ты не учитываешь многих моментов. Во-первых, тогда было особенное время, сложное время. Во-вторых, у твоего дедушки была особенная миссия, возложенная на него патриархами Тай-Шин. В-третьих, с духами подобного рода человек должен сражаться сам, один на один, таковы условия этого противостояния. Мы лишь могли помочь в этом поединке и иногда отводить, ценой неимоверных усилий, особо опасные удары, наносимые этим существом. Твоему отцу пришлось худо. Он испытывал неожиданные и очень странные приступы, его болезнь вообще была очень странной. Из всей вашей семьи только Иван, прости, Петр Алексеевич знал истинные мотивы этих недомоганий. Твоего отца осматривали виднейшие врачи нашей страны того времени. В их числе был даже академик Сперанский, но все было безрезультатно – болезнь прогрессировала. Приступы прошли, только когда твоя семья переехала сюда, на Алтай. Здесь мы смогли защищать его, потому что здесь находится один из Четырех Алтайских Колодцев, из которого мы черпаем Силу, становясь могущественнее. Этот Колодец находится здесь, в Барнауле, фактически под этой усадьбой. Твой отец, как и ты в детстве, проводил здесь довольно много времени, но ни ты, ни он не помните этого. Ты уже начинаешь вспоминать, а твой отец до сих пор находится в подвешенном состоянии.
   Запомни, Духи, подобные Зурда, никогда не отказываются от своей добычи. Они либо порабощают свою жертву, либо пытаются уничтожить ее, либо человек находит в себе силы, чтобы превратить своего Противника в своего Союзника. Твой отец пытался избежать поединка с Духом, но этого оказалось недостаточно, чтобы ускользнуть от его влияния. Все мужчины вашей семьи неизбежно сталкивались с сущностью Зурда.
   В животном мире есть существа, которые только выглядят как животные. На самом деле это своеобразные «животные шаманы». Мы называем их «Кураны». Куран – это не имя и не название вида или породы. Это определение магической сущности существа, скрывающегося под обликом животного или птицы. В древние времена Кураны становились тотемными животными или птицами той или иной общины. Считается, что, родившись, тайшин получает, в качестве провожатого в этом мире, своего персонального Курана. Осознавая свою с ним связь, воин Тай-Шин должен налаживать свои отношения с этим союзным Духом. Очень часто эти отношения перерастают в подлинную дружбу. История знает немало примеров подобной дружбы, которая стала даже достоянием эпосов. К примеру, тюркский эпос, где человек и его Куран – великолепный Конь совершали вместе удивительные подвиги. Это история про Байчибара и Алпамыша. Между прочим, тебе чрезвычайно повезло, просто невероятно повезло – ты обладаешь двумя Куранами! Причем эти Кураны чуть ли не самые могущественные среди своих соплеменников. И они указали на тебя сами, без предварительных вызовов и ритуалов! Ты не помнишь свою встречу с Куранами? Ты должен вспомнить его, ну же…
   Адучи, казалось, впал в какое-то дремотное состояние, в котором рождались и таяли образы, напоминающие зыбкие сновидения.
   «Как-то, оглянувшись, Адучи увидел, что рядом с ним, чуть позади, сидит волк. Огромный белый волк в гуще изумрудной травы. Зверь сидел неподвижно, словно чучело, набитое талантливым таксидермистом, и лишь два сверкающих зеленью глаза, исполненных силы, мудрости и магии, витающей вокруг, указывали на то, что волк – живое существо. Мистическое существо. Адучи улыбнулся Духу Сумерек. Волк не пошевелился, его взгляд был устремлен в даль, где клубилась туманами ночная тьма».
   – Я помню…
   – Это Куран Урсум, древний Дух, который владеет особой силой. Второй Куран тоже очень давно находился рядом с тобой. Это Куран-Сновидец, Кара Адай. Я могу лишь сказать, что это тоже очень древний Дух, который является фактически символом Искусства Сновидений. Это потрясающе! Сила определенно готовит тебя к чему-то, раз предлагает тебе дружбу подобных существ.
   Кадамай сел удобнее, словно приготовившись рассказывать ученику длинную и увлекательную сказку.
   – Именно собаки и являются одними из самых могущественных сновидцев, но не обычные собаки, а Кураны, магические псы – Каркамасы. В большинстве случаев они имеют либо белую, либо темную окраску. Для нас Каркамас – это посланник древних богов. Человеческие мифы и предания во множестве повествуют о влиянии Каркамасов на человеческую цивилизацию. Многие древние тюркские народы вели свой род от собак. У тюрков этот род назывался «ИТЛАРЬ». Согласно одному из мифов, отец Бодончара, одного из предков Чингисхана, приходил к его матери после заката в облике человека, а уходил перед восходом в облике желтого пса. И подобных свидетельств и мифов десятки. Эти мифы должны перестать быть для тебя абстрактными историями и сказками. Тебя же выбрал Куран, являющийся символом Сновидения как Искусства. И ты уже наверняка понял, о ком я говорю.
   Кадамай замолчал, разглядывая ошарашенного Адучи, который впал в очередной ступор.
   «Внезапно Максим увидел какое-то движение сзади, на дороге. Он пригляделся повнимательнее, и вдруг понял, что это большая черная овчарка бежит вслед за машиной. Торопливо перебирая лапами, она неотступно следовала за „газиком“ словно опасаясь потерять его из виду. Максим почему-то знал, чувствовал, что это – его собака, его Друг…»
   – Ты не узнал его, когда он был рядом с тобой, но ты чувствовал что-то… Сейчас он по-прежнему рядом потому что для Каркамаса смерть не является чем-то конкретным.
   Сновидец показал рукой в сторону реки, которая в сумерках выглядела темной и неподвижной, словно дорога, петляющая в уснувших полях.
   – В зороастрийских текстах встречается очень красивое сравнение – душа умершей собаки превращается в ручей. Я думаю, ты понял то, о чем я тебе рассказал сегодня.
   Адучи вскрикнул и, схватившись за живот, согнулся, чувствуя, как что-то рванулось наружу, пытаясь пробить изнутри живот тонким острием, какая-то странная сила, которой обычно предшествуют слезы и печаль. В воздухе что-то происходило. Внизу, у самой кромки воды, Адучи почудилось какое-то неуловимое движение, словно кусочек темноты отделился от общей массы и теперь двигался по песку вдоль линии реки. То самое место, где они…
   – Боже, АРЧИ…
//-- * * * --//
   Ковров приехал в усадьбу вечером. Адучи глубоко вдохнул, втягивая в легкие теплый ароматный воздух, насыщенный запахами летнего леса – хвоей, смолой, цветами и травой. Далеко, за верхушками сосен, переливалась нежной голубизной Обь. Обычно небо над рекой было ясным и особенно глубоким. Адучи решил не спешить и медленно брел по тропинке, вслушиваясь в окружающие звуки. Через пятнадцать минут в гуще берез и рябин показалась черепичная крыша Дома Тишины.
   На лужайке стоял плетеный столик, за которым сидели двое – Кадамай и Айрук. Сновидец был одет в темно-синий халат с серебристыми поблескивающими ромбиками, а Айрук выглядел замечательно в изящном летнем льняном костюме, легкой рубашке и летних парусиновых туфлях. Увидев Коврова, он приветливо помахал ему рукой.
   Адучи подошел к сидящим и вежливо поздоровался. Айрук кивнул ему на свободный стул, придвинутый к столику.
   – Присаживайся, Адучи. Тебе нужна опора, чтобы не упасть.
   Исситы улыбались, разглядывая его, и Адучи тоже напряженно улыбнулся.
   – Ты уже не рад, что пришел сегодня сюда, да? – Айрук, ехидно улыбаясь, разглядывал Коврова. – Сегодня у тебя особенный вечер. Я вижу, ты это уже понял, потому что сердце твое превратилось в ледяную глыбу. Но ты молчишь, значит, твой рассудок еще не изменил тебе, это хорошо. Дело в том, что сегодня мы подводим некоторую черту, которая будет символизировать твой переход на новый уровень обучения. Но для того чтобы перейти к новому, необходимо вспомнить и закрепить прежние уроки. Сегодня у тебя будет очень беспокойный сон, в котором ты будешь вспоминать все, чему тебя обучали я и Кадамай. Эти воспоминания определят – достаточно ли ты силен, чтобы идти дальше. Не забывай – Зурда крадется по твоим следам, ожидая малейшего просчета, малейшей ошибки с твоей стороны. Мы ввели тебя в область тайного знания, теперь наше вмешательство в твое обучение будет минимальным – силы сами отныне будут обучать тебя. Но мы сделали лишь половину дела. У тебя впереди еще множество тайн, но дело в том, что времени, отпущенного для их постижения, осталось слишком мало. Его осталось мало у всех нас. Мы знаем об этом, поэтому форсируем обучение.
   Зал Теней. Адучи, в черном халате, напоминающем кимоно, сидит на полу, между двумя Исситами, облаченными в странные одежды. Перед ними стоит кхурташ – специальный прибор для курения, похожий на кальян. Им пользовались тайшины сотни лет назад, и эта традиция сохранилась и по сей день. Кадамай засыпает в нишу кхурташа три щепотки бурого порошка и подносит к узкому отверстию зажженную спичку. Тяжелый дым поднимается по стенкам колбы, словно разбуженный джинн, крадущийся к заветному выходу из кувшина.
   Адучи зажимает губами мундштук и делает первый вдох. Ароматный дым, тяжелый и густой, холодит сначала язык, затем небо, горло и медленно вползает вглубь организма, заполняя легкие.
   Темные тучи уползли на север. Небо просветлело, но синеватый сумрак еще цепляется за вершины высоких гор, выросших впереди непроходимой грядой. Гулкое эхо доносит обрывки фраз:
   – Это не статуи… Это древние богатыри…
   – Я боюсь Тьмы… мы… мы… мы…
   – Это АКСИР… р… р… р…
   Шум горной реки, несущей свои холодные воды в бесконечность.
   – Дух воздействует на все, будучи воплощенным в растениях, в животных, в нас, в наших снах…
   – …того, что не видят другие люди.
   Ветер срывается с одной из остроконечных вершин и летит вниз, подобно снежной лавине.
   – …Таинственное Наследие…
   – Слышишь шум крови в венах врага?
   Причудливые узоры ледяных карнизов искрятся и переливаются жидким светом в солнечных лучах.
   – Слышишь его дыхание? Бешеный стук сердца? Страх, источаемый его мыслями? Слышишь? Слышишь? Слышишь?
   – Оставьте меня в покое!!!… ое… ое… ое… Небосвод прозрачен и чист.
   – Почувствуй… Ощути…
   Костер вспыхнул, жадно пожирая сухие ветки. Черная фигура движется в ночи стремительно и бесшумно.
   – У меня нет имени… Молниеносный росчерк меча.
   – Какой образ истинный, а какой ложный? Клинок падает на землю и исчезает в ней, поглощенный зеленой травой. Синее небо над головой.
   – Это Аксир… АКСИР…
   Адучи вздрогнул и открыл глаза. Сон закончился. В окно светило яркое солнце, а перед ним, внимательно разглядывая его, сидела на краю кровати самая красивая женщина в мире.
   – Полина…
   – Добрый день, Максим!
   – Уже день?
   – День. Уже давно пора вставать…
   Полина была директором рекламно-информационного агентства в Новосибирске, а также президентом торговой фирмы, один из филиалов которой находился в Барнауле. В офисе этого филиала и проходили их встречи, когда они находились там. Когда же они были в Новосибирске, она встречала его в шикарном особняке, расположенном в самом центре сибирской столицы. Полина объясняла Коврову все тщательно и обстоятельно. Они часто ездили вместе по различным фирмам и организациям, ночным клубам и ресторанам, магазинам и презентациям. И везде Полина привязывала все происходящее с ними к концепции ИТУ-ТАЙ, словно создавая некую призму, через которую Максим учился смотреть заново на привычные вещи. Он был в восторге. Ведь его обучала женщина, которая долгое время была призрачным видением его грез. От нее исходили завораживающие флюиды красоты. Максим как-то сказал ей об этом, когда они сидели за столиком в одном из ресторанов. Полина кивнула, улыбнувшись, словно уже давно ожидала этого комплимента:
   – Спасибо, Макс. Внешность отображает наше внутреннее состояние, состояние нашей энергетической сущности. Если оба тела внутри нас привести к гармоничному взаимодействию, то и внешняя гармония станет закономерным следствием подобной целостности. Привлекательность – это особенность всех тайшинов. В нашей группе сейчас три женщины – я, Ак-Ту и Айма. Ты никогда не задумывался, что они тоже очень красивы? Это влияние ИТУ-ТАЙ. Эту красоту невозможно объяснить лишь внешней привлекательностью. Мы, тайшины, как женщины, так и мужчины, излучаем невидимую энергию, которая воздействует на людей. Искусство, которое мы сейчас изучаем, позволяет развивать эту энергию и управлять ею. Это, кстати, немаловажное условие того, что мы вообще можем оставаться среди людей. Видишь ли, когда тайшин начинает развивать «тело Шамана», то второе тело – «тело Зверя» – начинает работать не так, как прежде, оно вступает в энергетическую взаимосвязь с магическим телом. Но так как «тело Зверя» очень неохотно уступает контроль над АРС, то чаще всего подобная взаимосвязь проявляется в виде вспышек агрессии, раздражения, ярости. Это время тайшину следует переждать в уединении, продолжая синхронизировать оба тела. В твоем случае ты не можешь уединиться, чтобы сгладить это несоответствие двух тел, и это, как мне кажется, еще доставит тебе массу проблем. Как и мне в свое время…
   Полина замолчала, словно раздумывая, продолжать дальше или нет, и после минутной заминки звонко рассмеялась:
   – Все-таки уроки Айрука не прошли для тебя зря. Я чувствую, что ты хочешь узнать про мое прошлое и про мои отношения с Кланом Тай-Шин, но выдержка тайшина не позволяет тебе даже заикнуться об этом, хотя я и отдаленно не напоминаю тебе этого дьявола – Айрука. Ведь так, Макс?
   Ковров, засмущавшись, кивнул, и действительно, будто преодолевая некий условный барьер, спросил:
   – Ты не хочешь рассказывать об этом?
   Полина лишь пожала плечами:
   – Это рассказ длиною в жизнь. Может быть, позже… А сейчас давай лучше продолжим обсуждение привлекательности и непривлекательности тайшинов. Это является важным аспектом наших взаимоотношений с людьми, окружающими нас. Мы должны быть незаметными, словно тени, как будто и нет нас вовсе. Нас выдает наша сущность, невидимая Сила, которую тоже необходимо научиться маскировать. Энергетика тайшина в определенный период времени может негативно воздействовать на окружающих людей. В этом причина того, что иногда тайшины становятся невыносимыми для людей. Это влияние их невидимой сущности. У тебя вопрос?
   – Полина, ты говоришь, что тайшины иногда вызывают у людей интуитивную неприязнь. Я никогда не встречал такой женщины, как ты! Мне кажется, что ты – само совершенство. Так в чем же дело? Почему ни я, ни окружающие люди не реагируют на тебя негативно?
   – Наше «второе» энергетическое тело уже сформировано и введено в сферу нашего внимания. Наши энергии сбалансированы. Мы не излучаем опасность, потому что научились маскироваться, потому что мы научились Равновесию. Мы свободно двигаемся между двумя Сферами…
   – А почему тогда все величайшие Учителя человечества подвергались гонениям и насилию? Почему они не прошли по планете незамеченными?
   Полина усмехнулась.
   – А откуда тебе это известно? Что ты знаешь о тактике и стратегии Великих? Может быть, это был отвлекающий маневр, и большинство Великих прошли по миру как раз невидимками? А может быть, они специально вышли в центр круга и обратили на себя внимание?
   Не пытайся оценивать чужую жизненную тактику. Повторяю, жизненная тактика – это вопрос выбора. И я не исключаю, что со временем сложится такая ситуация, когда тайшины вынуждены будут выйти из тени.
   – И что тогда? Они подвергнутся гонениям?
   Полина развела в стороны руки.
   – Этого не знает никто. Но я предполагаю, что если они пойдут на этот шаг, то продиктован он будет исключительно сменой стратегии, максимально подходящей для того, чтобы вынести из этой ситуации максимум преимуществ для дальнейшего развития Тай-Шин.

   1993 год. Осень. Дом Тишины
   Полина и Адучи сидят в саду, на скамье, под раскидистыми ветвями рябины. Откуда-то издалека легкий ветерок принес с собой тонкие оборванные клочки паутины и тонкий запах жженой листвы. Адучи с наслаждением вдыхает в себя воздух и смотрит на Иссита. Девушка улыбается ему:
   – Сегодня у нас будет урок истории. Что у тебя было по этому предмету в школе?
   Адучи удивленно пожимает плечами.
   – По-моему, пятерка…
   Полина удовлетворенно кивает, словно не сомневаясь в школьных успехах своего подопечного.
   – Очень хорошо! Тогда мой следующий вопрос не вызовет у тебя никаких затруднений. Кто такой был Чингисхан?
   Адучи хмурится, вспоминая.
   – «Великий хан». Айрук говорил, что имя Чингиз еще переводится как «Сын Волка». А настоящее его имя было Темуджин. Один из величайших полководцев Золотой Орды. Национальный монгольский герой.
   Полина засмеялась, но в ответ на удивленный взгляд лишь всплеснула руками:
   – Хорошо. А дальше?
   Адучи сокрушенно разводит руками, давая понять, что на этом его знания исчерпались. Девушка с разочарованием смотрит на него, не переставая улыбаться своей ослепительной белозубой улыбкой.
   – Ну, хорошо, а скажи, к какой расе относился Чингисхан?
   – К монголоидной…
   Иссит поднимает вверх указательный палец и менторским тоном сухо произносит:
   – Согласно источникам, Чингисхан был высок и имел роскошную длинную бороду, что больше подходит не для азиатов, а для праславянских народов, а также голубые глаза, что уже совершенно не типично для представителей монголоидной расы. И все его потомки рождались светловолосыми и голубоглазыми. Кроме того, существуют сведения, согласно которым многие ханы Орды, кстати имеющие русые волосы, исповедовали христианство. Понимаешь, о чем я?
   Адучи опять удивленно пожимает плечами. Полина подхватила желтый рябиновый лист, сорвавшийся с дерева, и положила на ладонь, рассматривая.
   – Настанет момент, когда вся известная тебе история перевернется с головы на ноги, и вот тогда ты испытаешь настоящее потрясение, в хорошем смысле этого слова, я надеюсь.
   – Полина, ты хочешь сказать, что история завоевания Руси монголами это фальсификация?
   Девушка сдувает с ладони лист, и он плавно пикирует на землю, затерявшись во множестве таких же листьев, устилавших пожелтевшую траву под деревом.
   – Не важно, что думаю по этому поводу я. Ты сам должен обнаружить свою связь с прошлым той местности, где тебе суждено было родиться. История на самом деле не мертва, – девушка переходит на заговорщицкий шепот, наклоняясь к уху ученика, – она здесь, за нашей спиной, на расстоянии вытянутой руки. Если хочешь, можешь обернуться и увидеть все сам.
   Адучи стремительно оборачивается, но его взгляду предстают только густые кусты и ствол рябины, заросший диким вьюном. Иссит не улыбается. Она смотрит на собеседника с какой-то потаенной грустью в красивых голубых глазах, словно предвидя, сколько еще препятствий и коварных ловушек ожидают его, прежде чем он начнет осваивать курс новейшей истории, которая хлынет, в свое время, подобно темной реке времени, вытекающей из безграничного океана подсознания.

   1993 год. Осень. Дом Тишины. Зал Дашдыгай
   – Сегодня я расскажу тебе о cитанах… Тебе знакомо это слово?
   Адучи отрицательно кивает головой, хотя есть что-то неуловимо знакомое в этом слове. Что-то, что заставило его поежиться и сжать пальцы на руках в кулаки.
   Полина внимательно следит за реакцией Коврова, чуть заметно кивая головой.
   – Это очень древние существа. Никто не знает, кто они и откуда появились на нашей планете. Айрук называет их демонами, а Кадамай считает, что ситаны – это древние шаманы, которые, уйдя под землю, скрестили себя с бестелесными существами, населяющими подземные миры. Одни полагают, что ситаны имеют материальное тело, другие уверены, что это бестелесные духи, энергетические сущности. Я не могу утверждать что-либо наверняка, потому что сама не знаю, как они выглядят на самом деле. Я лишь могу поделиться с тобой информацией, которая переходит в устной форме.
   Полина улыбнулась, и Адучи вопросительно посмотрел на нее, словно не понимая, что в сказанном могло вызвать улыбку. Полина подмигнула ему:
   – Я просто представила, что было бы, если бы не я, а Айрук передавал тебе это знание.
   Адучи скептически фыркнул и, оглянувшись, словно убеждаясь в том, что упомянутого Иссита нет поблизости, тихо пробормотал:
   – Он бы показал мне пару удушающих приемов, с помощью которых эти ситаны обычно расправляются с тайшинами.
   Полина потрепала его рукой за волосы, и Адучи понял, что эта разрядка была сделана не случайно – наставница прекрасно разбиралась в нюансах человеческого восприятия. Они коснулись слишком негативной и динамичной области Наследия «шаманов-волков», и девушка старалась не усугублять и без того напряженное внимание ученика.
   – Земля не является полностью плотным телом, состоящим из раскаленного ядра, покрытого корой. На самом деле наша планета представляет собой целую систему полостных структур. Полости внутри планеты занимают объем не меньший, а может, даже и больший, по сравнению с ее поверхностью.
   Полина сделала паузу, словно позволяя Адучи осмыслить услышанное, и продолжила:
   – Соответственно, пространство внутри планеты могло и было заселено существами, населявшими в свое время Землю. Да-да, там, под землей, обитает целая цивилизация существ со своей историей, культурой и мифологией. И это неудивительно – поверхность планеты в большей степени подвержена жесткому воздействию Космоса, поэтому подземелье стало прибежищем для многих поколений землян. Мы называем их УРГАЧИМИДУ – «Те, кто избегает дневного света и предпочитает тьму подземелья». Там нашли прибежище как высокие духовные сущности, так и отвратительные выродки, превратившиеся с течением времени в генетически деградировавших мутантов. Именно там, под землей, осели и Черные Ситы, создавшие свою, весьма специфическую цивилизацию – Айказар, основанную на подчинении низших существ более могущественным бесплотным духам.
   Полина опять замолчала ненадолго, словно информация, которой она делилась с Адучи, отнимала у нее все силы.
   – Агарты, уртэны, ургуды, ситаны… Гномы и великаны, безглазые вампиры и высокоинтеллектуальные существа, одноглазые уроды и бестелесные духи, гигантские черви-убийцы и воины, владеющие особой астральной силой… Внутри планеты кипит невидимая жизнь представить которую не в состоянии даже самая изощренная человеческая фантазия. Исход части человечества под землю описан почти во всех этнических мифах. Когда-то, давным-давно, в этих самых местах, на Алтае, действительно обитали загадочные люди, которые впоследствии ушли под землю. Ты еще много узнаешь об этом, потому что это знание является неотъемлемой частью Тай-Шин. Согласно ряду преданий, ургуды появятся на поверхности Земли в «конце времен». Но появление это будет непредсказуемым для наземной цивилизации. Сейчас же ситаны, как и большинство ургудов, не могут выходить на земную поверхность, но в Среднем Мире всегда были существа, которые могли свободно проникать в Нижний Мир…
   Полина и Адучи сидят друг напротив друга, на мягком бежевом ковре, которым выстлан весь пол в зале. Сквозь распахнутые настежь окна, которые прикрывают тонкие жалюзи, в помещение проникает свежий воздух, смешанный с запахами осеннего леса.
   – Никто из тайшинов не видел ситанов, но наше наследие доносит до нас информацию об их существовании. Поэтому мы не можем отмахнуться от возможного факта их существования, тем более что косвенные доказательства у нас все-таки есть.
   Адучи отметил, что сегодня Наставница не улыбается, а это могло означать только одно – они подошли к одной из самых мрачных тайн Тай-Шин.
   – Наследие говорит о существовании еще нескольких подземных народов. Так вот, мы не только доподлинно знаем об их существовании. Мы даже вступили с некоторыми из них в контакт.
   Адучи делает жест рукой, желая задать вопрос:
   – Полина, а почему ты так осторожно подходишь к существованию ситов? Ведь почти во всех религиях есть подземный мир, ад, и его обитатели описаны с большой долей совпадений.
   Полина задумчиво кивнула и тихо проговорила:
   – Может быть, потому, что мне самой не хочется верить в их существование. Слишком это страшно… – Она поежилась и улыбнулась, но через силу, натянуто. – А может, потому, что именно они убили моих родителей…
   Адучи понял, что тайшинка проговорилась и тема ее прошлого доставляет ей только негативные переживания. Поэтому он не стал акцентировать на этом внимание и удивленно спросил:
   – Но ведь ты говорила, что ситы не могут появляться на поверхности Земли?
   Девушка задумчиво кивнула, словно отгоняя тени прошлого, засуетившиеся перед ее внутренним взором, и продолжила ровным голосом, хотя Адучи видел, что это стоит ей усилий:
   – Согласно преданиям, большинство подземных духов не могут выходить на поверхность планеты, потому что ее покрывает тонкая энергетическая сеть, которая как бы «закрывает» недра подземелья. А так как ситы одержимы властью не только в своем, Нижнем Мире, они предпринимают усилия, чтобы распространить ее и на наш, Средний Мир. Но для этого им необходимо либо иметь соответствующие тела, которые позволили бы им появляться среди нас, преодолевая потенциал энергетической сети, либо искать здесь своих союзников или рабов, уже воплотившихся на земной поверхности в человеческих телах. Облечься в материальные носители оказалось для ситанов делом достаточно проблематичным, так как захватываемые ими тела подземных жителей не могли выдержать слишком высокий потенциал демонической сущности ситов. Тогда ситаны приступили к поиску исполнителей своей воли среди людей…
   Полина глубоко вздохнула, и Адучи понял, что эта тема действительно является для нее чем-то глубоко личным, оказавшим самое непосредственное влияние на ее судьбу.
   – Здесь, в Среднем Мире, они создали свое общество – орден Ситов, практикующий самую черную магию – «Корн». Их цель – полная власть над людьми. Поэтому все их усилия испокон веков направлены лишь на то, чтобы подчинять себе все живое на поверхности этой планеты. И хотя мы до сих пор отказываемся в это поверить, они практически подчинили себе нашу цивилизацию посредством деятельности своих посредников. Мы называем их мангунами или мангами. Это люди, которые вступают в договоренность с ситанами, сотрудничая с ними сознательно.
   После смерти мангунов ожидает печальная участь. Их энергетические тела будут навеки привязаны к обширной области Долины смерти демонов – обиталищу душ ситанов, где, как и при жизни, мангуны будут питать своей энергией этих властолюбивых пастырей. Здесь, в Среднем Мире, мангун получает от Хозяев то, чем те манипулируют, управляя человечеством, – деньги и власть. Кроме этого, мангун вследствие энергетической трансформации получает возможность продлить свою жизнь на несколько десятков лет. Может быть, именно эти обстоятельства и легли в основу пресловутого «сговора с дьяволом»: человек продает ему свою душу, обретая взамен материальные блага и долголетие. Так вот, ситаны – это настоящие дьяволы-искусители. И если сами они не могут появляться на поверхности Земли, то мангуны могут. И здесь, среди людей, они выполняют любую волю пославших их существ.
   Полина сделала небольшую паузу и незаметно сложила пальцы рук в какую-то хитроумную мудру, словно отпугивая невидимую нечисть.
   – Общество Серого Будды было создано в противовес этой чуме, поразившей человечество. Так как ситаны пытаются контролировать все социальные институты, на тайшинов незамедлительно была объявлена охота. Поэтому мы были вынуждены стать и воинами, и мудрецами, и охотниками, и магами. А потом оказалось, что эти состояния являются естественными реализациями различных типов энергий, свойственных людям. Так и появилось учение ИТУ-ТАЙ, так и появились мы – тайшины, воины, сражающиеся за свою целостность и свободу.

   Зал Дашдыгай
   – Женщины и мужчины! – Полина задернула жалюзи и, улыбнувшись, посмотрела на Максима. – Это один из самых сильных страхов, который разъединяет человечество на два противоборствующих лагеря. Ты удивлен? Но ведь это очевидные вещи. Женщины и мужчины становятся двумя разноплановыми видами, каждый из которых оперирует собственным языком, собственными понятиями о мире, собственной физиологией и энергетикой. Женщины и мужчины перестали понимать друг друга, и отсюда колоссальный раскол в их взаимоотношениях. Мы, тайшины, считаем, что в данной ситуации есть только один возможный выход – поиск единого, интегрального языка, на котором смогли бы одинаково свободно общаться представители обоих полов. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Адучи потрясенно мотает головой. Ему и в голову не приходило, что все сказанное Исситом на самом деле может иметь место. Но ведь он сам давно уже думал об этом, просто не мог сформулировать для себя все таким вот образом. Противоборствующие лагери… Страхи… Разноплановые виды…
   – Полина, я не знаю…
   – ИТУ-ТАЙ, – просто сказала девушка, как будто речь действительно шла об очевидных вещах, – язык ощущений. Только он способен привести людей к единому знаменателю. Только он способен преобразовать страхи, скрытые в нас, и наладить между нами мосты взаимоотношений. Посмотри на положение женщины в современном мире. Неужели ты не замечаешь, что в этот межполовой раздор внесли свою лепту и некие невидимые деструктивные силы?
   Максим нахмурился, пытаясь понять свою собеседницу.
   – Не видишь? Мужчины пытаются сломать женщин, подавить их, и этот процесс носит достаточно многообразный характер. Почему патриархат является в нашем обществе преимущественным распределением ролей?
   Максим растерянно разводит руками. Полина понимающе кивает.
   – Среди правителей и просто богатых и влиятельных персон – большинство мужчин. Не улавливаешь? Макс, из них получаются самые эффективные манги. Что может быть проще? Мужская природа более подходит для превращения их в клевретов ситанов, вот в чем весь секрет. Добыча денег и стремление к власти являются одними из самых распространенных позиций их АРС. Поэтому ситанам выгоднее увести одну половину человечества «в тень», сделать ее зависимой от мужчин, отягощенных жаждой денег и власти. В Тай-Шин многое меняется, в том числе и отношение к женщине. Женщина-тайшинка не похожа на большинство представительниц женского пола, которые не только перенимают насаждаемое ситанами мировоззрение, но и становятся полностью зависимыми от него, слабыми, жадными, перепуганными собственным бессилием. ИТУТАЙ делает женщину более свободной, более жизнеспособной, более динамичной и, наконец, более красивой и женственной. Если обычная женщина утверждает, что «сила женщины – в ее слабости», пытаясь оправдать собственное незавидное положение, женщина-тайшин знает, что такое настоящая сила и кому выгодно культивировать эту пресловутую женскую слабость. Сила в одинаковой степени принадлежит как женщинам, так и мужчинам. Но они по-разному общаются с ней. Это и создает совместное миротворчество, основанное на взаимодействии двух потенциалов.
   Полина вдруг замолчала и устремила на Максима завораживающий взгляд. Казалось, ее глаза видели все насквозь, и от них невозможно было спрятать истинные чувства.
   «Глаза – это фокус энергии. Тайшина можно узнать по глазам…»
   Максим сжался под этим взглядом Мастера Тай-Шин и попытался закрыть свою эмоциональную сферу, погасил течение образов и размышлений, расслабил пресс и диафрагму. Секунда, две, минута… Взгляды устремлены друг другу в глаза, туда, где открывается единственный вход в святая святых – в обитель силы. Когда так смотрят друг на друга люди, это уже создает некую напряженность. Когда же подобный взгляд принадлежит тайшину…
   Максим знает – нельзя отводить взгляд. Это нужно было делать раньше, сразу после вызова на поединок. Сейчас нельзя. Это поражение. Тогда чужая воля беспрепятственно вторгнется в подсознание, и дальнейшее уже будет зависеть от милости победителя. Сейчас же глаза должны защищаться. Сейчас это единственный щит, сдерживающий давление чужой воли. Этому учил его Айрук.
   «Взгляд – это оружие, не менее грозное, чем меч или пистолет. Им нужно пользоваться очень осторожно. Глаза – это фокус энергии. Это средоточие твоего Духа. Собери в них свою силу и, когда настанет момент, ударь лучами своей энергии. И тогда твои враги почувствуют это. Обязательно почувствуют, а смерть невозможно не почувствовать, когда она смотрит тебе в лицо…»
   Максим чувствует, что всей его силы не хватит, чтобы противостоять сейчас Полине, но ему нужно продержаться как можно дольше, восстанавливая один барьер за другим, переходя с одного уровня восприятия на другой, маневрируя, ускользая, атакуя…
   Давление на мозг и тело стало невыносимым. Кажется, будто неведомая сила сжимает череп своими щупальцами, пытаясь сломить сопротивление, проникнуть внутрь, просочиться, пробить, обойти все защитные психокоммуникации, которым Коврова успели научить ранее. Все, сейчас чужая воля захлестнет разум…
   Максим резко сменил уровень восприятия, расфокусировав глаза. Теперь они не излучают, это не копья света, теперь это щиты, глухая стена безмолвия, АКСИР. Все вокруг погружается в темноту, будто в комнате приглушили освещение.
   – АХШ, – шипение змеи, отравляющей дух. Максим слышит этот звук, но уходит от него, ускользает по волнам сумерек, застилающих все вокруг.
   – АХШ. – Странное чувство, похожее на щекотку в области живота, холодное прикосновение, будто и вправду змея проникает вовнутрь.
   – АЙАТ ХА… – шепчет он защитное заклинание.
   – АРК АХАШ! – Яростный крик чародейки подобен взрыву.
   Максим вздрогнул и, откинувшись назад, растерянно посмотрел на Полину. Сражение проиграно. Мастер Тай-Шин улыбается ослепительной белозубой улыбкой. Если бы это был враг, она бы непременно воспользовалась этим преимуществом и, завладев волей поверженного, опустошила бы его энергетические запасы, порвала мембрану, на которой резонируют вибрации мира, завладела АРС, свела бы с ума, уничтожила…
   Полина же лишь показала ученику свое явное превосходство, не нанося ущерба ни психике, ни энергетике. Ее прекрасные глаза теперь не выглядели угрожающе и не давили, наоборот, в них читалось расположение, и мерцала мягкая успокаивающая сила, словно ясное небо, отражающееся в двух бесконечно глубоких голубых озерах.
   – Вот так люди пытаются завладеть волей друг друга, подавить, уничтожить. Страшно? Не огорчайся, Макс, ты не проиграл. Я лишь показала тебе, что женщина может многое, даже не обладая физической силой, присущей мужчинам. Но я также хотела тебе показать, что мы должны перестать воевать друг с другом и протянуть друг другу руки, соединив их в ритуальном рукопожатии ИТУ-ТАЙ. Мы должны позволить нашим сердцам говорить друг с другом, иначе это коварный шепот за кулисами нашего разума сведет нас с ума.
//-- * * * --//
   Серые поля с желтыми пятнами выгоревшей на солнце травы мелькают за окнами бордового «вольво», стремительно несущегося по пустынной трассе. За рулем – Полина. Максим сидит на переднем сиденье рядом с ней и рассеянно смотрит на пейзаж за окном.
   – Макс, ты что такой грустный?
   Ковров улыбается девушке и, включив магнитофон, кивает на унылый ландшафт:
   – Не знаю, что-то печально вдруг стало. Вот и осень настала. Наверное, поэтому.
   Полина смеется, и от ее смеха сразу становится легче, тает навязчивая грусть и ощущение чего-то неясного, но большого и грандиозного, грядущего впереди.
   – Это не оттого, что осень. Это Предчувствие. Чего? Я думаю, скоро мы узнаем. Я тоже почувствовала это. Оно где-то близко, и оно ищет тебя.
   – Что значит – ищет меня?
   – Это значит, что нечто пытается вступить с тобой в контакт и ты почувствовал это. Настало время для очередного урока. Приготовься, я чувствую, что это нечто где-то совсем близко.
   Максим настороженно закрутил головой, пытаясь увидеть что-нибудь необычное, но вокруг на многие метры расстилались безжизненные поля.
   «Вольво» стала сбавлять ход и наконец остановилась на обочине. Полина ободряюще кивнула Коврову и вышла из машины. Максим посидел еще несколько секунд, восстанавливая дыхание, перешедшее вдруг на ускоренный ритм, и тоже решительно вышел наружу. Теплый ветер, не встречающий преград в виде многоэтажных домов в городе, здесь чувствовал свое полное превосходство и, разгоняясь по полю, таранил упругими волнами автомобиль и двух человек, покинувших свое передвижное убежище. Максим посмотрел на Полину, а та, словно действительно ожидая чего-то, смотрела вдаль, судя по положению солнца – на восток. Наконец она повернулась к ученику и движением руки молча позвала к себе. Когда Максим подошел, она взяла его за руку и, так же не проронив ни слова, повела к единственному дереву, растущему невдалеке от дороги. Там они остановились, встав за довольно-таки широкий ствол, и стали наблюдать за автомобилем.
   Они стояли минут десять, когда вдруг Полина сжала его ладонь и молча кивнула на «вольво». Максим растерянно посмотрел на автомобиль, но ничего необычного не заметил. Вдруг… ему показалось, нет точно, на крышу машины спланировала непонятно откуда взявшаяся огромная черная птица. Приглядевшись, Максим понял, что это ворон. Большой иссиня-черный ворон, словно живой кусочек мглы, разгуливал по крыше автомобиля смешной походкой, переваливаясь с лапы на лапу. До тайшинов даже долетел звук его шагов – царапанье когтистых лап по металлу крыши. Это было настолько невероятное зрелище, что Максим, будто зачарованный, не мог оторвать от него взгляда. Затем ворон, наклонив голову, посмотрел в их сторону и, неловко оттолкнувшись от машины, взмахнув огромными чернильными крыльями, издал гортанный вопль и медленно полетел по направлению их движения. Максим изумленно посмотрел на Полину и увидел торжествующий блеск в ее глазах.
   – Что это было?
   – Скорее кто, а не что. Он познакомился с тобой, он показался тебе и пожелал счастливого пути.
   – Кто, ворон?
   – Это был не ворон. Вернее, не обычный ворон. Это был твой Куран. Он полетел в город, где будет ждать тебя.
   – Ворон?
   – Чему ты так удивляешься? Тебя ведь не смущает, что твоими Куранами стали волк и Каркамас?
   – Да, но ворон…
   – Это очень сильный Куран. Тебе опять несказанно повезло. Третий Куран!!! Сила балует тебя, как заботливые родители балуют своих маленьких детей. Поразительно: стоит тебе начать изучать очередное Искусство – и тут же появляется очередной Проводник. Такого еще не было ни с одним знакомым мне тайшином! Мне кажется, Сила дает тебе так много, что ты просто не можешь переварить это наследие. Ворон! Это редкая удача! Вызвать такого Курана не удается иногда даже сильнейшим Мастерам. Считается, что ворон – это посланник Пустоты, источника неисчерпаемой энергии. Это очень символичный момент. Нам пора ехать, Максим, предстоит еще многое успеть…

   Эпизод II
   ЗАТМЕНИЕ
   Через тьму к рассвету.

   И я видел: и вот блуждающий ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него.
   А из середины его как бы свет пламени из середины огня; и из середины его видно было подобие четырех животных, – и таков был вид их: облик их был как у человека;
   И у каждого – четыре лица, и у каждого из них – четыре крыла; <…>
   Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их.
   А под сводом простирались крылья их прямо одно к другому, и у каждого были два крыла, которые покрывали их, у каждого два крыла покрывали тела их.
Иезекииль, 1

Часть 1
«ТРЕУГОЛЬНИК»

   «Но не столько страшен палач, сколько неестественное освещение во сне, происходящее от какой-то тучи, которая кипит и наваливается на землю, как это бывает только во время мировых катастроф».
М. А. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

//-- 1. Шаман (Главы-ретроспекции, 1998 г.) --//
   За окном падает крупный январский снег. Максим отложил в сторону шариковую ручку и прикрыл руками уставшие глаза, разглядывая калейдоскоп узоров, возникающих в беспокойной черноте внутреннего пространства. Карину он почувствовал сразу. Она неслышно, как ей казалось, ступала босыми ногами по ковровому покрытию, стараясь появиться на кухне неожиданно. Максим улыбнулся, не убирая от лица рук. «Глаза и уши часто обманывают нас. Их очень легко ввести в заблуждение. Но невозможно обмануть сердце. Учись доверять ему, и тогда ты сможешь уверенно ориентироваться в этом запутанном мире, сотканном из иллюзий…»
   Карина заглянула в кухню и по улыбке мужа поняла, что он ее заметил.
   – Чем занимаешься?
   Максим посмотрел на нее и кивнул на стопку бумаги, испещренной мелким неразборчивым почерком:
   – Книгу пишу.
   Карина села на стул, разглядывая Коврова с ироничной улыбкой:
   – Книгу? И можно узнать, про что книга?
   – Можно. Сказки.
   – Сказки?
   – Да. Современные сказки. Про нас с тобой. Жена недоверчиво посмотрела на него.
   – Ты серьезно?
   Максим улыбнулся.
   – Разве я могу быть серьезным?
   Карина кивнула.
   – Это точно. Серьезности от тебя не дождешься. Так что ты пишешь?
   – «Шаман-охотник». Продолжение «Концепций мироформизма».
   – Чего, чего, чего? – Карина удивленно изогнула брови.
   – Мироформизма.
   – Это что такое? Фантастика?
   – Прикладная мифология. Эзотерика неошаманизма. Это теория, основанная на сверхсовременных технологиях и знаниях, которым несколько тысяч лет. Это учение о взаимосвязи, о зеркальном свойстве окружающего нас мира. В его основу положен постулат о том, что, формируя и преобразовывая себя, мы формируем и преобразовываем мир вокруг нас.
   Жена недоверчиво посмотрела на него, словно пытаясь понять: говорит он всерьез или, как всегда, шутит. Теперь Максим не улыбался. Он смотрел на Карину молча, будто подталкивая ее своими темными мерцающими глазами к совершенно иной реакции, менее циничной и более доверительной. Но в очередной раз ее внимание сорвалось, ускользнуло, закрылось в глухой защите, как всегда реагируя на подобные попытки агрессивно:
   – И кто же тебе эти знания открыл, талантливый ты мой?
   Максим расфокусировал глаза и заговорил ровно и спокойно, не обращая внимания на иронию в голосе жены:
   – Один очень мудрый человек.
   – А-а, это тот алтайский шаман, про которого ты мне рассказывал, да?
   – М-м, да. Тот самый шаман.
   – И что?
   – Что – что?
   – Ну и что он тебе открыл?
   – Я тебе рассказывал об этом много раз.
   – Ничего подобного, неправда.
   – Правда. Много раз. Но каждый раз ты не обращала на мои слова ровным счетом никакого внимания.
   – Ну, расскажи еще раз.
   – Что рассказать-то?
   – Ну, про эти знания.
   Максим смотрел на нее и чувствовал, что эта красивая женщина не понимает его. Да и как можно понять то, чего и понять-то вовсе нельзя. Можно только пережить. И этот разговор ни к чему не приведет, разве что к очередной ссоре. Он ощущал эту глухую стену непонимания, отгораживающую их друг от друга. Так было всегда, стоило ему начать рассказывать хоть что-то о себе, о ней, о многом… Ирония, сарказм, претензии, ссора. Полина предупреждала его, что будет именно так. Но он не поверил, все рассчитывал на свои силы, на свои возможности. Не получилось. Уже тогда, в их первую ночь, когда он незаметно капнул в кофе Карины пару темных капель Корчуна, а она почувствовала это и обвинила Коворова в попытке отравить ее. Пришлось тогда выпить этот кофе самому. Ведь уже тогда все было ясно. Карина отказывалась от него, не поверила ему. Это был не просто досадный эпизод, это был Знак, который предупреждал тайшина: «Осторожно. Принимай решения, тщательно взвесив свои возможности». Максим вспомнил, как сидел тогда на кухне поздно ночью и под испытывающим взглядом Карины мелкими глотками, не торопясь пил обжигающий черный кофе, одна чашка которого могла тогда изменить навсегда всю их жизнь.

   «Дай ей Корчун. Совсем немного. Используй экстракт, он более мягко воздействует на тело, нежели дым. Желательно делать это ночью или в сумерках. У твоей девочки сильный потенциал, она должна клюнуть на это. Если она выпьет его, то сразу вспомнит все, что предшествовало вашей встрече. Но будь внимателен, не отходи от нее ни на шаг. Используя свою Силу, ты должен вести ее медленно-медленно от одного воспоминания к другому, пока не уведешь в особую область, где ваши АРС останутся до утра. После пробуждения она будет совсем другим человеком.
   – А если она не выпьет его?
   – Тогда много раз подумай и взвесь возможность и перспективы ваших дальнейших отношений.
   – Полина, но ведь нельзя же так, от одного только отказа делать столь далекоидущие выводы.
   – Макс, все в мире построено на резонансе вибраций. Если она выпьет Корчун, предложенный тобой, это значит, что она готова войти в область ИТУ-ТАЙ. Если нет, значит, ей еще нужно время.
   – Но ведь это не означает, что мы должны расстаться? Я так долго искал ее.
   – Нет, конечно. Войти в область ИТУ-ТАЙ вовсе не означает стать тайшином. ИТУ-ТАЙ – это язык ощущений, и начать изучать его – значит начать прислушиваться к миру внутри нас и вовне. Другое дело, что приступить к его изучению не так просто, как может это показаться на первый взгляд. Вот здесь и возникает вопрос дисциплины, помогающей сделать первый шаг, создающей условия и стимулы движения. Это и есть Тай-Шин. Ты ведь тоже не сразу стал тайшином. Мы работали с тобой долгие годы, несмотря на разочарования и неудачи, мы вели тебя и добились успеха – ты стал одним из нас. И если ты вознамеришься взять на себя подобную ответственность и попытаешься завести ее в границы нашего мироощущения, то тебе придется многое пережить. Это очень сложный процесс, напоминающий изгнание дьявола из наших мозгов. Тебе решать. Но запомни – люди и дуэнерги не могут быть вместе, я имею в виду близкие отношения. Это аксиома. У нас разное миропонимание, разный уровень энергии. И если подобный союз возможен, то только при одном обязательном условии – человек должен стать дуэнергом…»

   Корчун холодной волной растекался по телу. Его доза была слишком мала, чтобы воздействовать на АРС тайшина, но определенное влияние он все-таки оказывал: в глазах появились цветные вспышки, на периферии зрения замигал далекий зеленоватый свет – АРС начало медленное движение с привычного месторасположения.
   Карина смотрела на него своими потрясающе красивыми глазами, в которых читалось подозрение и ожидание. Максим пил и улыбался, но если бы она знала, скольких сил стоила ему эта улыбка.
   «После пробуждения она станет совсем другим человеком».
   «У твоей девочки сильный потенциал…»
   «Человек должен стать дуэнергом…»
   – Ну что, вкусно? – спросила Карина, все еще пытаясь определить по возможным последствиям содержание этой злополучной чашки.
   – Не то слово! Такого кофе я не пил ни разу, – ровным голосом ответил Максим и, улыбаясь, кивнул на пустую чашечку. – На меня яд не действует.
   – Почему так? – Карина смягчилась, но все равно в ней ощущались остатки былого напряжения.
   – Я же тебе рассказывал.
   Карина нахмурила лоб, словно вспоминая, а затем рассмеялась:
   – А да, точно. Ты же этот… как его… «кор… ти… никер»?
   – Томминокер.
   – Да-да-да. Томминокер, точно. Существо с другой стороны. Химера. Призрак. Максим тоже рассмеялся. Инцидент был исчерпан, но не забыт…

   – Нет, нет. Не надо уходить от разговора. Имей совесть. Не отмалчивайся. Могу я знать, что ты делаешь, вместо того чтобы посвятить это время ребенку, например?
   Максим вздохнул, чувствуя какое-то обреченное отчаяние, и попытался в очередной раз что-то изменить… впрочем, без особых надежд на успех.
   – Карина, то, что я делаю, это очень важно для меня.
   – А для меня?
   – И для тебя тоже.
   – Не ощущаю этой важности, ни капельки. Пора уже отойти от сказок, пора, наконец, уже взять на себя ответственность за семью, за ребенка, за свою работу. Если бы ты за эту свою писанину деньги получал, я бы еще поняла. Но этот твой «мироформизм», кому он нужен? Кто эти сказки читать будет?
   Максим сжал зубы и холодно спросил:
   – Ты читала?
   Карина нервно дернула плечами:
   – Да что ты можешь нового написать? Если то, про что ты мне рассказываешь иногда, то тогда точно твоя аудитория – психбольница. Про то, как ты жил у алтайского шамана и общался с духами? Максим, очнись! Ты же взрослый человек! У тебя ребенок! «…Она будет совсем другим… другим…»
   – Чему ты ее научишь? Этим вот сказкам? Чтобы у нее тоже мозги съехали? Когда ты повзрослеешь, наконец? Какие-то шаманы… ситы… О чем мы с тобой говорим? Ты живешь в собственном выдуманном мире и пытаешься эти свои фантазии навязать мне. А я не хочу. Понимаешь, не хочу! Жизнь проходит, а мы что… вот, пожалуйста – сидим на кухне, пописываем сказки про шаманов и охотников…
   «Люди и дуэнерги не могут быть вместе… не могут… вместе…»
   – Я хочу, наконец, услышать от тебя.
   – Что ты хочешь услышать? – пробормотал Максим и задумчиво посмотрел на снегопад за окном.
   – Я хочу услышать твои планы относительно нашей дальнейшей совместной жизни. Если я тебе не важна, то о ребенке ты должен хоть как-то позаботиться?
   Максим взял в руки бумаги с набросками «Охотника» и, аккуратно сложив их в стопку, опять положил на стол.
   – Я и беспокоюсь.
   – И все?
   – Все. Карина вскочила:
   – Семья для тебя – пустой звук. Ты только о себе думать можешь. И писанина вся эта твоя… – Она еле сдержалась, чтобы не швырнуть эти бумаги мужу в лицо.
   Максим сделал какой-то странный жест рукой. Карина мгновенно замолчала, раздраженно глядя на него.
   – Карина, а тебе не кажется странной такая резкая смена настроения? Минуту назад ты шла ко мне, чтобы поцеловать, а сейчас готова расцарапать мне лицо. Тебя это не удивляет?
   – Да потому что надоело все. Надоел ты со своим бредом. Надоела жизнь такая безрадостная. Все надоело!
   Максим тихо и твердо произнес, убирая руку в сторону:
   – Тут дело в другом, дорогая. Хочешь, я скажу в чем?
   Карина вызывающе кивнула головой.
   – Сейчас твое внимание переместилось в незнакомую область. Это невидимый паразит из мира духов безумствует, оттого что теряет тебя, потому что ты вторгаешься в запретную область. Мироформизм…
   Девушка резким движением схватила стакан с водой, стоявший на столе, и плеснула его содержимое в Коврова. Вода тут же залила страницы рукописного текста, от чего синие чернила расплылись по бумаге бесформенными пятнами.
   – Гад ты, – произнесла она и со слезами выбежала из кухни.
   Максим медленно вытер мокрое лицо рукавом халата и, закрыв глаза, откинулся на спинку дивана.
   Противоборствующие лагери… Страхи… Разноплановые виды…

   «Мы ищем гармонию. Мы связываем личное с общественным. В нас нет противоречия, которое разбивает людей изнутри. ИТУ-ТАЙ подразумевает создание действительно трепетных семейных отношений. Когда находишься на лезвии меча, нет времени для пустых придирок и претензий, остается место только для самой чистой и преданной Любви. Мы создали систему, предназначенную обеспечить тайшину полнокровную насыщенную жизнь, какую еще только можно прожить в наше время. Здесь и боевое искусство, и тайные знания, и интересная работа, и невероятные возможности, и новые ощущения, и новое отношение к миру, людям, животным… своим детям, наконец. Ведь мы так мало даем им нашей любви. Здесь и магия, которая незримо присутствует вокруг тысячи лет, ожидая, когда же, наконец, люди почувствуют ее и используют для своего развития. Но человечество слишком глубоко увязло в собственном болоте. Мы называем состояние ума, свойственное людям, „бычий ум“ и стремимся всячески избавиться от него, поменяв на „открытое сердце“».

   Максим вошел в темную гостиную, не включая свет, и сразу увидел ее. Карина стояла у окна, ее изящный силуэт отчетливо выделялся на белом фоне снегопада. Максим подошел к ней и примирительно обнял сзади:
   – Карин…
   Она уже не плакала. Просто стояла и смотрела на улицу за окном.
   – Карин, не сердись, не надо… – Максим поцеловал ее в шею, словно пробуя губами на вкус нежную бархатистую кожу и с удовольствием вдыхая аромат ее волос. Все-таки она была невероятно красива, даже когда сердилась. Ее невозможно было не желать, не любить, не восхищаться.
   Карина отстранилась, выскользнув из его объятий, и со вздохом пошла к выходу из комнаты. В дверях она обернулась и сказала в пространство сухим казенным тоном:
   – Если тебе на меня плевать, подумай о Нике. Пока еще не поздно.

   «Ее отказ от Корчуна – тревожный признак, но не более. Редко кто из тайшинов так вот легко приходил в Тай-Шин. Наше Учение – это запретная область для людей. Победить „бычий ум“ можно только ценой многолетней борьбы. Если ты берешься за это, то иди до конца. Примени свое лучшее искусство, все свое мастерство, создавая ситуацию, благоприятную для того, чтобы предложить человеку Выбор. Если ты помнишь, мы не инициировали тебя силой. Своими манипуляциями мы лишь вывели тебя на уровень, благоприятный для того, чтобы открыть тебе истинное положение дел, а уже затем предложить альтернативу. Хищники – ситаны, шииги, мангысы или еще какие-нибудь более сильные твари – такой альтернативы не предлагают. Они силой, коварством и обманом удерживают человека в рамках той реальности, которую им выгодно проецировать. „Бычий ум“, созданный хищниками, изначально запрограммирован на бескомпромиссное суждение о той малой части окружающего нас мира, которая, по мнению человека, и является миром как таковым. Выбор в данном случае невозможен. Для людей иных вариантов просто не существует. Поэтому, если ты хочешь открыть своей избраннице мир ИТУ-ТАЙ, наберись терпения, выбери оптимальную стратегию и действуй безупречно. Она отказалась от самого простого варианта. Значит, нужно подготовить другой, с учетом ошибок первого. Будь рядом с ней, разрушай мир, который ее окружает, медленно и неуклонно. Человеческий мир и „бычий ум“ должны отчасти уступить контроль над ее сознанием. И вот тогда настанет время для решающего удара – для предоставления Выбора…»
//-- * * * --//
   1998 г. Март. Москва. Аэровокзал, 20.45
   Жетончик наконец, щелкнув, исчез в накопителе, и Максим сразу услышал далекий голос Карины.
   – Алло, Карин? Ты меня слышишь?
   – Максим? Привет. Ты еще в Москве?
   – Да, у нас здесь ЧП. Все занесло снегом. Рейсы переносят и переносят. Прилечу в лучшем случае завтра или послезавтра утром. Как у вас дела? Как отец?
   Карина вздохнула, и у Максима от нехорошего предчувствия тревожно заныло сердце.
   – Максим… Плохи дела… Умер отец…
   Он качнулся и прислонился лбом к холодному пластику телефонной кабинки.
   «Вот и все. Отца больше нет. И никогда больше не будет. Никогда».
   – Максим, ты в порядке?
   – Да, да. Когда похороны?
   – Послезавтра утром. Ты успеваешь?
   – Я не знаю. Я постараюсь, прилечу. Карин… ты помоги там…
   – Ну конечно, о чем ты говоришь.
   – Как мама? Бабушка?
   – Держатся. Тим помогает, молодец, все организовал…
   – Молодец, да… Ну ладно, пока.
   – Пока.
   Трубка легла на хромированный рычаг, а рука все еще сжимала ее, словно удерживая последний, зыбкий контакт с тем миром, где все было как прежде, но уже без отца.
   Максим был готов к этому – отец лежал уже неделю в бессознательном состоянии, и даже мама, перед тем как Максим улетал, сказала: «Он продержится еще день или два».
   Он зашел тогда к нему в комнату и замер у входа, наблюдая, как бледный отец лежит в забытьи под капельницей и тихо постанывает от болей, которые терзают его слабое иссушенное тело. Максим тогда прикоснулся к нему своей аурой, и отец почувствовал это, открыл один глаз, мутный, исполненный страдания и тоски. Затем он кивнул чуть заметно, будто прощаясь…
   – Молодой человек, вам нехорошо? – Молоденькая симпатичная девушка-диспетчер междугородней связи взволнованно смотрит на него из своей будки.
   – Все нормально, спасибо, – пробормотал Максим и медленно пошел прочь от страшной кабинки, принесшей ему эту жуткую весть. Он спустился вниз, на первый этаж аэровокзала, где уже располагались на ночлег в неудобных креслах пассажиры с несостоявшихся рейсов. Прошел мимо коммерческих ларьков, витрин баров, остановился, раздумывая: напиться или не стоит… Затем, шатаясь, добрел до первого свободного кресла и рухнул в него, закрывая глаза.
   «Прав Айрук, тысячу раз прав, говоря, что я гасну. День за днем становлюсь все слабее. Что со мной? Что мне сделать, чтобы вырваться из этой пресловутой раздвоенности? Три-четыре года назад я бы обязательно вылечил отца, пусть даже напрасно – он, как утверждает тот же Айрук, просто устал жить, а от этого лекарств не существует. Все равно! Раньше я бы смог, смог! Во что превратился я сейчас? Даже не почувствовал его смерти, а ведь должен был. Айрук смотрит на меня чуть ли не с презрением. Полина – с жалостью. Араскан – с досадой. Кадамай вообще стал меня избегать. Они действительно скоро станут для меня слишком опасными попутчиками, а я для них – обременительной ношей, балластом, который они вынуждены терпеть. Их уровень энергии я уже выдерживаю с трудом. После общения с Айруком у меня идет носом кровь. После общения с Полиной поднимается температура и падает зрение. Я чувствую, что сейчас еще можно все вернуть, бросить Карину, Нику, вернуться в усадьбу… Еще не все потеряно. Но вот только бросить их я не могу! Это моя вина, что я не смог сдвинуть с мертвой точки ее рефлексию. А дочка, она-то в чем виновата? Я ведь ее отец. Отец!! Такой же, каким был для меня мой. И вот теперь он умер, и я никогда больше уже никого не назову так – отец. Но я-то еще жив, я не могу бросить их в этом жутком мире, кишащем хищниками. Я отец! Отец!!» Через несколько минут пришел сон. Накатила усталая дрема, и тело, издерганное нервными потрясениями последних дней, охотно отдалось ей, погружаясь в приятную мерцающую глубину.

   Пробуждение было подобно сильному толчку. Максим вздрогнул и открыл глаза. Все тот же аэровокзал, толчея вокруг.
   Максим спустился по длинной лестнице в полуподвальное помещение туалета и, заплатив деньги строгой пожилой женщине, дежурившей на пропускной «вертушке», направился к свободной кабинке. Людей в туалете не было. Когда Ковров покидал кабинку, знакомое уже ощущение опасности вновь пробежало холодком по спине и рукам.
   В помещение точно никто не входил, но кто-то здесь определенно был, и этот кто-то представлял для Коврова потенциальную угрозу. Он еще раз внимательно осмотрел ряды кабинок и вздрогнул от неожиданности. Из одной кабинки на него смотрели глаза. «Вот он где». Человек понял, что его обнаружили, и распахнул двери кабинки. Максим опешил – у незнакомца были расстегнуты брюки, и из ширинки торчал неестественно белый возбужденный член. Извращенец. Ковров презрительно сплюнул и, повернувшись, пошел на выход. Где-то он уже видел этого человека, вернее, не человека, нет, этого придурка он видел первый раз. Его глаза! Блеклые неподвижные глаза, вот их уже где-то он встречал, определенно. Но где? В них нет жизни, сплошное безумие. А какие глаза еще могут быть у психа, который занимается онанизмом в общественном туалете? Максим брезгливо поморщился и вдруг, услышав смех, обернулся. Извращенец стоял по-прежнему внутри кабинки и скалил зубы, показывая на Коврова пальцем. Самое нелепое в этой ситуации было то, что этот онанист был среднего возраста мужчиной, причем очень прилично одетым. В его кривой усмешке не было безумия, в ней крылись издевательство и насмешка, будто он успел осквернить Коврова уже только тем, что показал ему свою истинную сущность.
   – Ты что скалишься, выродок? Подрочил? – Максим, скривившись, смотрел, как этот странный мужчина, не переставая глумливо хихикать, прячет свой член в брюки. Затем он застегнул ширинку и сразу превратился в благообразного солидного дядюшку, который подошел к умывальнику и стал мыть руки, нагло улыбаясь Максиму в отражение зеркала. Ковров сжал кулаки, не двигаясь с места. Ярость искала выход, и эти глаза…
   «Мир вокруг нас – зеркало. Не позволяй своей ярости завладеть тобой, иначе она приведет к тебе орду воинственных отражений».
   Извращенец почти уже прошел мимо с нейтральным выражением лица, будто ничего и не произошло, когда, поравнявшись с Ковровым, вдруг выбросил вперед руку с растопыренными пальцами и шутливо крикнул: «У-у!» Это была роковая ошибка. Максим уже решил не связываться с ним, но этот последний жест прорвал все плотины благоразумия. Молниеносный удар в солнечное сплетение вышиб дух у незадачливого шутника, и он, судорожно выдохнув, упал на колени. Максим еще раз сплюнул, но на этот раз прямо ему в лицо.
   – Ах ты, гнида, ты свои шуточки фривольные оставь для медсестер, понял? Трясун долбаный. Падла. Мразь.
   Мужчина был определенно психически нездоров. Он вдруг вскочил и, не проронив ни слова, лишь оскалив зубы, с хриплым стоном кинулся на Коврова, пытаясь свалить его и поцарапать лицо, а скорее всего повредить глаза…
   «Перед тем как мир окончательно отпустит тебя, он исторгнет из себя отражение твоих самых сокровенных страхов и самой черной злобы. Он зафонтанирует, подобно подземному грязевому озеру, и потребуется все твое мужество и воля, чтобы не поддаться провокационным гримасам уродливых призраков и не ввязаться в бесполезный и опасный бой. Бой против самого себя».
   Максим от неожиданности потерял инициативу, и психопат навалился на него своим на удивление сильным телом, почти повалив на кафельный пол туалета. Это была дикая ярость шизоида. Максим извернулся и, применив прием джиу-джитсу, освободился от захвата, но этого оказалось мало. Психопат был словно заведенная кукла, он с безумной скоростью завертел руками, хватая ускользающего обидчика. Максим сделал обманное движение и вновь, воспользовавшись инерцией противника, ушел с линии атаки.
   Что-то странное было в этой схватке, что-то нелепое и смутно знакомое. Псих развернулся и с всхлипом бросился вперед, выставив перед собой длинные руки. Максим отбил их и нанес противнику в корпус два коротких останавливающих удара ладонями, затем, добавив пробивающий удар ногой в грудь, он замер, наблюдая, как мужик хрипит, отлипая от стенки, и с неукротимой яростью снова кидается на него. Удар. Еще удар. Максим блокирует руки с растопыренными, словно у мертвеца, пальцами и наносит жесткий удар локтем в лицо противнику. Все. Нужно заканчивать этот балаган. В любой момент сюда могут зайти люди, поднимется шум, милиция, а ему так нужно улететь домой сегодня. Сегодня!
   От удара локтем голова извращенца откинулась назад, глаза запали на мгновение, и Максим нанес ему еще три добивающих удара – в лицо, в шею, в солнечное сплетение. Мужик захрипел и откинулся на раковину, медленно сползая на пол. Максим повернулся и быстро пошел к выходу.
   «Нужно скорее мотать отсюда. Ехать сразу в аэропорт. Там будет безопасней… теперь, да и вероятность улететь поскорее там более высока. Нужно срочно улетать отсюда, из этой сумасшедшей Москвы. Домой. Домой…»
   Он уже почти выбежал из зала, когда опять услышал этот противный хриплый смех за спиной. Обернулся и обмер. Псих уже опять стоял, хотя и шатаясь, и, сглатывая собственную кровь, хохотал, показывая окровавленной рукой на Коврова. И тут Максим вспомнил, где он видел эти проклятые глаза. Несколько лет назад, в подъезде его дома, такие же глаза были у человека, который хотел его убить, – у Злобного. Теперь эти глаза были у извращенца. Водянисто-серые, безликие, равнодушные, словно нарисованные на натянутой поверх черепа маске. Максим сдержал крик ужаса и тоже протянул вперед руку, складывая пальцы в мистический знак отражения.
   – Ты… Зурда… ты… – прорычал он, словно загнанный в ловушку взъяренный тигр, окончательно теряя остатки осторожности и благоразумия. Психопат, казалось, уже слабо воспринимал происходящее. Его лицо со сломанным носом действительно напоминало маску жуткого демона. Он сделал шаг, еще один, припадая на отбитую ногу.
   – Я тебя-а-а… на-а-а… – Булькающий голос с трудом вырывался из окровавленного рта. Максим стремительно кинулся к противнику и, мысленно разбив его тело на секторы, разразился целой серией ударов, каждый из которых был направлен в определенный нервный узел, отвечающий за ту или иную моторную функцию организма. Это было уже не карате и не джиу-джитсу. Это были разрушительные приемы Тай-Шин, нахлынувшие из темноты подсознания, подобно сверкающим молниям, пронизывающим темные грозовые облака.
   Изломанное тело Максим затащил в ту же кабинку, где оно и занималось своим непотребством. Сложив его в угол и проверив пульс, Ковров убедился, что псих жив, но находится в глубоком обмороке. Этого было достаточно, чтобы успеть покинуть здание аэровокзала.
   Он долго отмывал руки от чужой крови, ополаскивая периодически лицо холодной водой. А через десять минут он уже ехал в такси в Домодедово, откуда очень надеялся улететь наконец в Барнаул. За окном автомобиля белела ненавистным снегом Москва, заглядывая в окна, словно рассматривая человека, спрятавшего свое лицо в дрожащих ладонях. Ночь.
//-- * * * --//
   1998 год. Лето. Барнаул
   То, что его ищут, Максим почувствовал еще вечером. Легкая вибрация на отдельных участках тела, звон в ушах, световые вспышки даже при закрытых глазах – все это безошибочно указывало на то, что тело опять включилось в какой-то невидимый процесс. Значит, сегодня ночью нужно быть начеку, ничего нельзя употреблять, кроме воды, и всю ночь не спать, благо Карина с дочкой уехали к родителям.
   Около полуночи Максим достал из шкафа четыре тонкие желтые свечи и, установив их в импровизированные подсвечники из хрустальных рюмок, зажег все сразу. Выключив во всей квартире свет, расположившись в гостиной на полу, лицом на север, он расставил свечи вокруг себя. Это был защитный контур, созданный для отпугивания невидимых сущностей, которые запросто могли появиться здесь в это время суток, время, когда границы между мирами практически исчезают. Прямо перед собой Максим поставил небольшую чашу, в которую положил тлеющую сухую веточку можжевельника, так же отлично очищающую пространство от негативных энергетических порождений.
   В обычной своей жизни Ковров уже наверняка бы лег спать – Карина не любила ложиться одна. Но сейчас это было опасно, и Максим лишний раз подумал что отсутствие жены сейчас как нельзя кстати – он чувствовал, что сегодня кто-то обязательно должен появиться здесь. А это значит, что нужно быть готовым к встрече гостя. Кем этот гость будет, Максим не знал, но догадывался. О приближении противника обычно сигнализируют интенсивные алые вспышки, а сейчас оба глаза искрили желто-зелеными сполохами, значит, это будет кто-то из своих. Кто? Айрук вполне мог проникнуть в квартиру через любое из окон, причем сделав это так, что никто ничего не заметит, хоть всю ночь бегай проверяй, закрыты ли изнутри шпингалеты. Для него не существует закрытых помещений. Полина предпочитает двери, и ей, кстати, ничего не стоило заявиться сюда посреди ночи, особенно зная, что семья уехала за город. Сновидец Кадамай обычно приходит в сновидении, преодолевая в своем серебристом теле пространство и все его материальные порождения. Араскан вообще мастер импровизаций, и ждать от него можно было всего что угодно. Кто же?
   Максим сидел на полу неподвижно, напрягая иногда мышцы рук и ног, чтобы они не теряли эластичности. Затем начал медленно и глубоко дышать, заряжая себя энергией и нагнетая ритм АКСИР. Через какое-то время он приблизился к состоянию, которое в Искусстве Сновидения называется «перешагивание» – АРС плавно соскальзывало со своего постоянного места фиксации и смещалось в сновидение, причем внимание при этом сохранялось стабильным. Максим будто растворился в окружающей его тьме, подсвеченной колеблющимися бликами. Он сам стал комнатой и всем, что ее заполняло. Он слышал малейший звук внутри этого пространства и вовне. Он видел со стороны себя, застывшего в позе Будды, парил около догорающих изогнутых свечей, покачиваясь на дымчатых волнах можжевелового дурмана, наблюдал за мерцанием пятен различных размеров и форм, изобилующих вокруг.
   КЭРСО-КОСАН. «Лунный мотылек». Теперь, когда внимание в подобном состоянии удается без труда фиксировать на предметах окружающего мира, можно создавать УЛА и лететь куда пожелаешь. Лунная тропинка готова унести сновидца в любое место, которое он только может себе вообразить.
   В комнате появился кто-то еще. Максим почувствовал это сразу, так как сам был комнатой и любое движение энергии не могло остаться для него незамеченным. Маленькая звездочка возникла, мерцая, и стала стремительно увеличиваться в размерах, расти, пока не расширилась до переливающегося мягким желтым светом пузыря в человеческий рост. Он завис над диваном, колыхаясь и паря. Максим сразу понял, кто это. Нужно было возвращаться в свое физическое тело, потому что, будучи комнатой, трудно полноценно общаться с прибывшим гостем. Он сконцентрировался на самом себе, сидящем на полу, и этого оказалось достаточно, чтобы мгновенно обрести более привычные параметры восприятия. Максим открыл глаза, и пузырь – хлоп! – тут же превратился в человека, одетого в просторную блестящую одежду, отливающую серебром. Это был УЛА Кадамай. Он сидел на диване и рассматривал своего ученика, улыбаясь своей мягкой и милой улыбкой:
   – Здравствуй, Адучи.
   – Добрая ночь, Мастер.
   – Я вижу, ты обретаешь былую форму?
   – Да, сегодня на редкость удачная ночь. Кэрсо усмехнулся:
   – Волшебная ночь, Адучи, волшебная.
   – Я…
   – Не торопись, расслабься, ты уже начинаешь терять контакт.
   Адучи действительно почувствовал, что облик мерцающей комнаты побледнел. Нужно было изолировать свою эмоциональную сферу – для сновидца любое сильное чувство «выбивает» внимание из места нестабильной «новой» фиксации. Следовательно, для того чтобы воспринимать УЛА шамана, необходимо было абстрагироваться от всех мыслей, желаний и побуждений – ритм АКСИР действует только посредством полного освобождения своей Силы.
   «Энергетический кокон сновидца, после перемещения АРС в новую позицию, должен стать подобным лесному пруду, в зеркальной поверхности которого мир отражается без помех и изгибов. Любое сильное чувство сродни всплеску огромной рыбы – всплыла и ушла на дно, оставив за собой волнение и рябь. АРС, находящееся в „теле Шамана“, очень чувствительно, ему достаточно легкого толчка, чтобы оно поплыло дальше. Воспринимать же что-либо, когда АРС находится в движении, очень сложно, поэтому воспитывай свой разум, учись управлять своими чувствами, только так ты научишься создавать тишину и покой, необходимые для АКСИР. Только тогда ты сможешь увидеть в зеркале пруда мир, который претендует на глубину…» Адучи знал, что даже если он потеряет настройку, Кадамай не позволит его вниманию съехать в иную область. В крайнем случае Сновидец будет смещать свое собственное внимание синхронно с АРС ученика, что позволит ему находиться в этой комнате на любом уровне восприятия, доступном Адучи. Но подобная практика не делает ученику большой чести, это будет свидетельствовать о его слабости, немощи и бессилии. Поэтому Адучи почувствовал облегчение, когда понял, что восприятие УЛА Кадамая дается ему относительно легко. Правда, какое-то постороннее чувство, возникшее внезапно, вносило определенный дискомфорт в его поле.
   – Мастер.
   – Что, Адучи?
   – Ты не один?
   – Ты что-то чувствуешь?
   Адучи расфокусировал глаза и медленно повернул голову, осматривая все пространство вокруг, пытаясь обнаружить в своем сновидении чужака:
   – Я чувствую постороннее присутствие. Кадамай нахмурил брови и тоже осмотрелся, хотя ему не было в этом особой необходимости – находясь в «теле Шамана», тайшин воспринимает окружающий мир в форме энергетических полей, то есть УЛА видит энергию непосредственно, это его привычный способ восприятия. И если Кадамай не видел никого постороннего своим «магическим» зрением, значит, никого и не было в комнате, только вот это чувство, подобное щекотке или, скорее, покалыванию электрического тока по телу…
   – Что ты ощущаешь?
   Адучи уже хотел отказаться от своих подозрений, когда вдруг уловил какое-то слабое движение неподалеку от фигуры УЛА. Это было похоже на призрачную тень мотылька, только светящуюся тень, словно отсветы неона мелькнули и погасли в темноте. Адучи чуть глубже сместил уровень своего восприятия, и – хлоп! рядом с Кадамаем сидел второй сновидец в точно таком же одеянии – серебристая хламида, обдуваемая невидимым ветром. Когда чужак понял, что Адучи его видит, он помахал ему рукой и улыбнулся. Это был Айрук, Мастер Тай-Шин, и, очевидно, он находился здесь с самого начала, просто его АРС и АРС Кадамая находились в различных позициях Сновидения. Стоило Адучи сместить свое внимание чуть глубже – и вот, пожалуйста, на его диване сидят два призрачных шамана, явно довольных тем, что ученику удалось выполнить этот сложный маневр. И если бы ему не удалось обнаружить Айрука, тот, скорее всего, так и сидел бы здесь, невидимый для Коврова, досадуя на то, что молодой тайшин не смог повстречаться с ним на изнанке мира, в магической ночи сновидения, находящейся по Ту Сторону привычного человеческого восприятия.
   – Добрая ночь, Иссит Айрук. Рад видеть вас вместе.
   Тайшин сделал что-то вроде благодарственного поклона и, переглянувшись с Кадамаем, рассмеялся.
   Адучи, слыша этот смех, вдруг почувствовал, что опять выходит из своего удивительного состояния. Облик обоих сновидцев потерял контрастность, серебристый цвет их одежд потускнел. Сделав над собой невероятное усилие, Адучи опустошил свой разум, задышал животом. Это помогло ему расслабиться и вновь погрузиться в ритм АКСИР, возвращаясь на прежний уровень восприятия. Сновидцы неподвижно сидели на диване, внимательно наблюдая за Ковровым. Увидев, что он снова воспринимает их обоих, они опять заулыбались, откинувшись на спинку дивана.
   – Не трать свою Силу на вздорные чувства, Адучи. Ее у тебя не так уж и много. Поэтому говорить будем только мы, ты слушай и запоминай, но делай это отстраненно, избегая эмоций. Мы успеем рассказать тебе ровно столько, сколько сейчас тишины в твоем разуме. А ее там – крохи, но их оказалось достаточно для этой нашей встречи. То, что ты воспринимаешь нас сейчас, свидетельствует об одном – ты нашел достаточно энергии, чтобы сдвинуть свое внимание в область «тела Шамана». Тебя конечно же интересует, как тебе это удалось? Если бы ты был более внимательным, то понял бы, откуда к тебе пришла эта Сила. Но я вижу, тебе нужны объяснения. Твой отец умер – вот в чем причина. Ты его первый сын – тебе принадлежит некая важная часть его энергетики. Он отдал ее тебе при рождении, и она притянула к себе часть его Силы, выделившейся при его смерти. Ее хватило, чтобы ты сегодня сдвинул свое внимание, а это очень большой подарок. Твой отец, умирая, сделал тебе единственный подарок, который только мог, и ты воспользовался им как надо. Но он оставил тебе еще и довольно-таки мрачное наследие. Ты знаешь, о чем я говорю, – кошмар, который преследует тебя и всю вашу семью уже несколько десятков лет. И это наследие тоже сродни энергетическому всплеску – оно относится к миру теней, и им невозможно пренебречь, потому что оно не позволит тебе сделать это. Я говорю о Зурда…
   Кадамай замолчал, и Адучи почувствовал, как невидимая вибрация прошла по его телу волной и, сорвавшись с пальцев рук, ушла в пространство:
   – Зурда?
   – Да, Зурда. Дух, преследующий ваш род. Кадамай опять замолчал, и теперь заговорил Айрук:
   – Ты должен быть готов. Теперь он разорвет границы снов и явится к тебе в ином обличье. Ты уже встречался с его проявлением в Москве, несколько месяцев назад, в ту самую ночь, когда умер твой отец. Ты стал слишком слаб, и скоро он явится за тобой. И если ты снова не вернешь себе Силу Тай-Шин, он непременно победит тебя. А мы не сможем уже защищать тебя, как прежде, потому что многое изменилось в мире. Тайшины поставлены в очень сложное положение, поэтому ты должен рассчитывать только на свои силы. Это твой личный дух, который является и вашим родовым духом. Мы можем лишь указать тебе направление, в котором ты сможешь отыскать знания и силы, необходимые для того, чтобы противостоять ему. А для этого ты должен предельно ясно понимать природу своих взаимоотношений с этой сущностью. Правда, есть еще один вариант…
   – Какой?
   – Мы можем забрать тебя с собой, туда, куда мы скоро вынуждены будем уйти.
   – Куда?
   – На другую грань Мира, в Храм Сумерек. Там дух не сможет причинить тебе вреда.
   – Но как же…
   – Молчи! Ты теряешь контакт. Расслабься…
   – Yat-ha…
   Звуки произносимых слов заставили энергию заструиться по телу, «вымывая» прочь эмоции.
   – Ты должен будешь оставить семью. У тебя – дочь. Зурда не причинит ей вреда. Это сущность мужской линии.
   – Я должен уйти?
   – Да, навсегда.
   – Я… не знаю, мне трудно сейчас…
   – Мы пришли за тобой.
   – Мне нужно время…
   – У тебя его нет.
   – Но…
   – ЗУРДА рядом.
   – Где?
   – Он рядом…
   – Где?
   – Он в тебе, Адучи… Ты должен снова практиковать Тай-Шин в полном объеме, восстанавливая свои силы, чтобы выдержать его давление на тебя.
   – Что я должен делать?
   Адучи качнулся, образ комнаты потек, поплыл, покрываясь мелкой волнистой рябью – это АРС возвращалось назад, на место своей привычной фиксации.
   – Ты должен обнаружить истоки своего посвящения и узнать все о своем дедушке и о причинах преследования духом. Это знание необходимо тебе…
   – Где? Где и что мне искать? – Адучи уже погружался во тьму, разделяющую два разных уровня восприятия. Последние слова одного из Исситов долетели до него уже эхом слов, произнесенным эфемерным призраком, обитателем иного мира:
   – …ЩИТ…
   Все остальное растворилось в вязком сновидении без снов, в которое погружалось возбужденное сознание, переполненное эмоциями.

   Максим проснулся и сразу же осмотрелся. Это был не сон – он сидел на полу, а вокруг него стояли в хрустальных рюмках скрюченные огарки свечей, и еле заметно дымился можжевельник в чаше. В окно било беспощадными лучами яркое летнее солнце. Диван был пуст. Что ж, так и должно быть. Для обычного восприятия он был пуст и прошедшей ночью. Максим улыбнулся, вспоминая это позабытое уже ощущение Сновидения. Странно. Появился соблазн опять сместить свое внимание в ту же область, но Максим чувствовал, что на этот раз ничего не получится – яркое солнце уже захватило в свои световые объятия пробужденное внимание. К тому же организм был явно обесточен – во всем теле ощущалась слабость, в глазах расходились во все стороны радужные круги – признаки сильной энергопотери. Он выпал из Сновидения, а не вышел осознанно. Обычно тайшины, наоборот, приносят оттуда заряд свежей энергии, разумеется при правильном выполнении специальной техники осознания. Да и не было, в принципе, особой необходимости во вхождении в «тело Шамана» – сновидцы уже наверняка давно покинули его жилище, оставив ему чрезвычайно важную информацию, которую и нужно было сейчас осмыслить.
   «ЩИТ». Что значит это слово? Название? Аббревиатура? Что-то связанное с дедушкой и Москвой. Что-то связанное с его родом.
   Максим встал, разминая затекшие ноги, и пошел в душ. После водных процедур необходимо было поесть: пища тоже являлась своеобразным аналогом энергетической подпитки, а Коврову сейчас необходимо было восстановиться как можно быстрее.
   «ЗУРДА рядом».
//-- 2. Шаман (Главы-ретроспекции, 1999 г.) --//
   Максим откинулся на спинку сиденья и задернул шторкой круглое окошко иллюминатора, за которым бесконечные белые поля облаков уютно клубились на бирюзовом фоне яркого небосвода.
   Нужно сосредоточиться. Максим закрыл глаза и начал медленно и глубоко дышать, наполняя живот и грудь в определенной последовательности. Это техника помогает высвободить энергию, необходимую для того, чтобы Око Дракона заскользило по энергетическим волокнам, в которых скрыты воспоминания…

   Зал Воспоминаний
   Адучи стоит рядом с Арасканом напротив небольшого возвышения, напоминающего алтарь, вписанный в круг с квадратом внутри, на котором выгравированы магические знаки и рисунки: защитные символы и руны, изображения птиц и зверей, а также более древних мистических существ – грифонов. На возвышении расположены четыре сосуда, в одном из которых пестреет букет сухоцвета. Он источает пленительный аромат травы и цветов, сплетенных в единую, замысловатую композицию. Тишина. Араскан осторожно трогает ученика за руку и кивает на возвышение, словно приглашая стать свидетелем чего-то удивительного, возможного только здесь, в Зале Воспоминаний.
   – Квадрат и круг открывают дорогу в бесконечность.
   Адучи слушает Иссита затаив дыхание.
   – Для того чтобы овладеть силами, необходимыми для выхода за рамки этого мира нужно научиться связывать воедино оба своих тела: «тело Зверя» и «тело Шамана». Тогда наше физическое тело «ловит» УЛА, и мы становимся единым целым – шаманами, поймавшими собственную тень. Для этого необходимо научиться осознанно и целенаправленно переводить наше внимание АРС из «тела Зверя» в «тело Шамана». Это и есть синхронизация вибраций двух энергетических тел, до этого слабо взаимодействующих друг с другом. Практикуя ИТУ-ТАЙ, тайшин начинает пользоваться энергией «тела Зверя» в мире сновидений, а энергией «тела Шамана» – в повседневной жизни. Это приводит к постепенной сонастройке их проявлений в один энергетический конгломерат, целостный и гармоничный. Это и есть суть ИТУ-ТАЙ. Но для достижения Равновесия недостаточно только упражнять АРС по перемещению в обе области, необходимо осуществить важнейший для каждого тайшина маневр – освободиться от чужого влияния, от одержания, навязанного хищными духами, и давления, осуществляемого ситанами. Только в этом случае тайшин может получить возможность выходить за грань человеческой обусловленности. А достичь этого освобождения можно, лишь используя тайную технику, практикуемую тайшинами на протяжении столетий и известную в различных мистических традициях под разными названиями. Мы называем ее АКСИР – Голос Пустоты. Он открывает доступ к ДЖАЛ – Силе Дракона, Темному Ветру. Когда два Ветра, Светлый и Темный, объединяются в один, рождается Дракон. Тебя интересует, почему мы называем Силу Ветром? ДЖАЛ является аналогом сакральной силы. Древний термин «Tаngri» обозначает «Небо», «Бог», но также и «Ветер». Издавна считалось, что духи-помощники проникают к шаману в виде легкого дуновения или ветерка. Легенда про Ашина, родившегося от волчицы, повествует, что шаманом он стал через дуновение ветерка. Мы же называем Ветром Силу ДЖАЛ, порожденную АКСИР, который является ключевым понятием всего Учения. Без АКСИР мы ничего не сможем сделать, чтобы хоть как-то сдвинуть чаши весов. АКСИР – это магия, реальная магия, обладающая невероятной силой. Он позволяет нам собрать большое количество мерцающей Силы и пробить барьеры, отделяющие друг от друга два разных мира – ИТУ и ТАЙ, два разных тела – «тело Зверя» и «тело Шамана».

   Максим открывает глаза. Улыбчивая стюардесса предлагает ему напитки. Ровный гул турбин и ощущение полета снова погружают разум в насыщенную воспоминаниями и образами дрему.
   Дедушка как-то показывал ему стремительную тень высоко в небе. Оказывается, он показывал тогда маленькому Максиму своего Курана – сокола. А потом он принес в дом маленького черного щенка – овчарку по имени Тор. Оказывается, это тоже был Коур-анг, магическое существо Кэрсо. Он не отходил от Максима ни на шаг, защищая будущего тайшина от многих опасностей, смысл которых Ковров осознал только сейчас, когда стал изучать ИТУ-ТАЙ. Собака буквально спала у кроватки мальчика. Максим смутно помнил этого черного гиганта, то ощущение уверенности и защищенности, которое он испытывал, находясь под опекой этого пса. Теперь многое становится ясным. Дедушка привел ТОРА, чтобы тот защищал внука от Зурда, темного родового духа, пришедшего в этот мир из глубины веков. И ясной становится смерть пса. Однажды что-то случилось в воздухе, какое-то неуловимое движение, видимое только для посвященных. И Тор стремительно выскользнул из дома и побежал куда-то, хотя всегда спал в это время либо рядом с кроваткой Максима, либо на диване, рядом с дедушкой, положив ему голову на колени. В этот вечер собака повела себя странно. Тор выбежал на улицу, и через полчаса в квартиру Ковровых принесли страшную весть – какая-то машина сбила большую черную овчарку, которая стояла посреди дороги и словно ждала кого-то. Так погиб Тор. Через несколько месяцев умер дедушка. Теперь Максим понимал, что тайшин подвергся сильнейшей атаке, может быть, даже этого пресловутого Зурда. Основной удар принял на себя Куран Кэрсо – черный Тор, потому что только он мог реально вмешаться в ситуацию ночью, во время, когда все живое засыпает или запирается в своих жилищах. Вероятно, Арчи тоже спас его тогда, приняв на себя удар незримого противника. Просто умер верный пес, и очень сильно прихватило вдруг сердце у самого Коврова. А значительно позже, во время одного из горных походов, к нему пришел и четвертый Коур-анг. Тоже виденный им у дедушки. Летающий волк, небесный скиталец… Наследие… Теперь все становилось на свои места. Многое становилось понятным, но еще многое предстояло прояснить.
   Максим вздрогнул и открыл глаза. Самолет тряхнуло, и в иллюминаторах уже бежала смазанная картинка посадочной полосы. Москва.

   Москва встретила его уже знакомой суетой, характерной, наверное, только для столичных городов. Сразу из аэропорта Максим поехал в Измайлово, где и остановился в одном из многоэтажных корпусов гостиничного комплекса. Ему нравилась эта гостиница. Здесь они останавливались с Кариной, когда прилетели в Москву вдвоем, через пару месяцев после первого знакомства. Вообще, столица почему-то ассоциировалась у Коврова исключительно с Кариной. Может быть, потому, что им было хорошо здесь вдвоем. Один в этом городе, он чувствовал себя неуютно. Было что-то невидимое вокруг, что подавляло его, заставляло нервничать и постоянно чувствовать себя в напряжении. Какое-то излучение, исходившее, казалось, от всего: от земли, домов, людей и машин. Москва не нравилась Коврову, хотя Карина очень любила ее, и, видимо, это настроение передавалось ему во время их совместных поездок, отчасти сглаживая это негативное давление столичного мегаполиса.
   Как-то Айрук говорил ему, что практически все города люди строили и строят на местах излучения Силы, на Колодцах. И интенсивность Колодца, как и его потенциал, определяет статус города. По словам Наставника, как раз под Москвой расположен древний подземный вулкан, жерло которого находится прямо под Красной площадью и Кремлем. А если учесть какие свойства всегда приписывали вулканам – прямым вратам в преисподнюю, – то можно было предположить, какого рода излучения пропитывали этот город на протяжении веков.
   Год назад, когда Ковров искалечил психопата в туалете аэровокзала и когда снегопад задержал его в Москве, он думал, что больше никогда не вернется сюда. И вот теперь он снова здесь, для того чтобы найти что-то очень важное. Но что? Что искать? С чего начать? Прошлое деда. В этом прошлом кроется секрет посвящения Максима в Тай-Шин. Прошлое… Что известно ему о дедушке? Разве только то, что дедушка когда-то был «большим начальником» здесь, в Москве. ВЧК – ОГПУ – НКВД, затем советник МГБ СССР в одной из стран социалистического лагеря, затем начальник одного из управлений ГУМ – Главного управления милиции СССР, затем… Алтай. Где же кроется искомое звено?
   Для охоты на скрытые знания необходимо обратиться к скрытым возможностям. Найти нить, связывающую его с прошлым Петра Алексеевича Коврова, возможно было, опираясь только на волшебство. Это, вероятно, и имели в виду Исситы, загадывая ему эту загадку год назад. Целый год он восстанавливал силы и искал ответ на нее в Барнауле, но, как выяснилось, он оказался скрыт гораздо глубже, в более отдаленном прошлом. А туда доступ был возможен только с помощью провидцев. Только «Лунная Тропинка» была способна увести тайшина в область, где в безграничном вибрационном поле ему открывалось его личное прошлое и прошлое его предков.
   Максим решил начать первый день своего пребывания в столице с настройки на этот город, синхронизации своего поля с энергией Москвы.
   Весь день Ковров просто бродил по улицам, по тем местам, где они чаще всего бывали с Кариной: Тверская, Охотный Ряд, Старый и Новый Арбат… Там Максим зашел под вечер в один из ночных клубов, где в бешеной пляске огней и мигании стробоскопов сел за столик в углу зала и заказал себе чашечку кофе. Через несколько минут к нему подсела какая-то девушка, лица которой он не мог никак разглядеть в этой мешанине тьмы, света и звука. Она села слева от него, так что он мог смотреть на нее только краешком глаза. Музыка оглушительно резонировала от стен и путала мысли. Максим понял, что теряет здесь свою Силу, тратя ее на то, чтобы удержать свое динамичное АРС в одном месте. Он уже встал, чтобы уйти, когда девушка прошептала на ухо:
   – Не уходите, пожалуйста. Останьтесь.
   Максим удивленно повернулся к ней, но в чередовании стробоскопических вспышек увидел лишь мелькающие фрагменты ее красивого лица:
   – Зачем?
   – Я позже объясню…
   – Хорошо, я останусь. Кто вы? Можно узнать ваше имя?
   – Майя.
   – Ух ты! В буддийской мифологии так звали богиню иллюзий.
   – А как зовут тебя?
   – Максим.
   – Максим, тебя не слишком напрягла моя просьба?
   – Совсем нет, наоборот, мне даже приятно…
   – Я не могу быть сегодня одна.
   – Почему?
   – Ты узнаешь позже. А сейчас мне нужно позвонить.
   Девушка улыбнулась ему и встала, тут же исчезнув в толпе молодежи, проходившей мимо их столика в направлении танцпола. Максим проводил ее взглядом и, улыбнувшись, удивленно пожал плечами. Майя вернулась через пару минут и, наклонившись к Коврову, проговорила:
   – Может, поедем куда-нибудь?
   – Куда?
   – Я знаю одно место.
   – Поехали.
   – Я буду ждать тебя на улице.
   Она повернулась и пошла, а Максим смотрел ей вслед, и ему вдруг подумалось, что где-то он уже встречался с этой девушкой. Вот только где? Он и остался только поэтому – уловил какое-то странное ощущение…
   На улице никого не было. Ковров постоял несколько минут у входа, рассеянно оглядываясь по сторонам, а затем медленно пошел вдоль улицы. Когда он уже почти дошел до поворота на Старый Арбат, дорогу ему преградил автомобиль – черный джип с тонированными стеклами. Задняя дверца открылась, и оттуда, из темноты салона, Коврова окликнули по имени:
   – Максим, садись.
   Это была Майя. Максим нерешительно осмотрел угрюмый «гранд-чероки» и залез в машину. Кроме Майи, там находился водитель, который даже не обернулся на нового пассажира. Джип резко стартовал с места и стремительно понесся по ночным дорогам Москвы. Девушка сидела рядом, но Максим видел только ее силуэт.
   – Куда мы едем?
   – Ты скоро узнаешь.
   – Майя, а мы не могли встречаться с тобой раньше?
   – Почему ты думаешь, что мы встречались?
   – Я чувствую это.
   – Значит, мы уже встречались.
   – Где? Я не могу вспомнить…
   Девушка извлекла из сумочки пачку сигарет и, достав одну, закурила. Сигарета как-то странно тлеет в ее руке – без дыма. Майя наклоняется к Максиму, словно намереваясь поцеловать, но вместо поцелуя серебристый дымок срывается с ее губ. Максим непроизвольно вдохнул в себя этот запах и в ужасе отпрянул назад, вжимаясь в спинку кресла и удивленно разглядывая свою таинственную попутчицу. А она уже делает вторую затяжку в рот, стараясь не вдыхать дым самой. Максим закашлял и, повернувшись к чуть приоткрытому окну, глубоко задышал, пытаясь очистить дыхание и обуздать свой ужас. Не может быть! Корчун?! Здесь, в Москве?! А обжигающий холодком дым уже потек вовнутрь, обволакивая разум, погружая его во тьму. Девушка прижалась к нему так близко, что он не мог даже шевельнуться, чтобы хоть как-то защитить себя. Майя сделала еще одну небольшую затяжку, выдох, и потушила сигарету. Она была так близко, что Максим ощущал стук ее сердца. Словно сквозь туман он чувствовал, как она запускает пальцы ему в волосы и что-то тихо шепчет на ухо, однако этот шепот оглушающим грохотом бьет по обостренным нервам так, что ничего невозможно разобрать.
   «И когда ты будешь думать, что находишься в безопасности, именно тогда противник нанесет тебе свой смертельный удар. Помни о покровах, скрывающих суть и обманывающих зрение. Будь бдителен…»
   Максим почувствовал, что погружается в знакомое темное море небытия. Это Корчун уводит его за собой, по одному ему известным тропам в призрачные дали. Лицо девушки перед глазами. Сейчас оно тает, словно струи дождя смывают грим со знакомого лика. Эти глаза… Ну конечно же! Максим улыбнулся, растягивая губы, ставшие уже каменными и нечувствительными. Майя. Иллюзия. Очередная иллюзия, сотканная с помощью магии. Эта девушка способна и не на такие трюки. И имя свое она перевернула, перепутав буквы. Что-то шепчет ему?
   – Адучи… милый Адучи…
   – Здравствуй, Айма, – хотел ответить Максим, но только лишь захрипел что-то несвязное. А через мгновение их окутала тьма.

   Пробуждение. Стремительное, словно подъем из водной глубины на поверхность, наполненную живительным воздухом. Максим открывает глаза, автоматически прислушиваясь к себе. В каждом сантиметре тела, в каждой его клеточке растеклась ватная слабость, размягчающая, кажется, даже кости. Это последствия Корчуна. Он забирает с собой всю энергию, имеющуюся в наличии. В этом его слабая сторона – он много дает, но и много требует взамен. Общаясь с Корчуном, нужно быть готовым ко всему – такова коварная природа ТАЙ-Трав. Они забирают Силу и дают Знания. Тогда как ИТУ-Травы, например тот же Амеркут, наоборот, наделяют сверхъестественной силой, но совершенно бесполезны для получения ответов на сокровенные вопросы и дальних полетов.
   Максим пошевелил руками, ногами и, приподнявшись, сел, осматриваясь. Он находился в совершенно пустой комнате, без мебели и даже окон. В помещении отсутствует свет, но Максим видит все отчетливо – это остаточные явления после пребывания в Запределье. Последнее воспоминание: Айма обкуривает его Корчуном. А дальше – тьма…
   Айма. Последний раз они виделись три года назад. Как она нашла его здесь, в Москве? И зачем это представление? Дашдыгай. Человек с Тысячей Лиц. Максим встал и, отыскав интуитивно выход, открыл двери, оказавшись в обычной квартире. Прихожая, зеркало шкаф… Где-то неподалеку раздавались приглушенные голоса. Его появление почувствовали.
   – Адучи! Ты пришел в себя? Иди к нам… Максим улыбнулся и пошел туда, откуда его позвал знакомый голос, – на кухню. За небольшим столом, накрытым красивой аляпистой скатертью и сервированным чайным сервизом, сидели двое. Девушка из клуба и ее водитель. При виде Коврова они дружно заулыбались, разглядывая его словно после долгой разлуки.
   – Ну вот он, горе-шаман. Прошу к столу, чаевничать будем.
   Они расхохотались, затем мужчина встал и, подойдя к Коврову, обнял его, стиснув своими сильными руками.
   – Тише ты… раздавишь, – просипел Максим и, хлопнув по плечу Унгена, пояснил с улыбкой: – После похищения ослаб очень.
   На этот раз смеялись уже все втроем. Айма тоже встала из-за стола и прерывающимся голосом пробормотала, сделав комичное извиняющееся лицо:
   – Прости меня, Максимка… прости, милый, – и тоже обняла его, но эти объятия были мягкими и нежными.
   Унген, не переставая ухмыляться, прищурившись, скользил взглядом по телу Коврова:
   – Что-то ты похудел. Да и силы поубавилось. Что, не катит семейная жизнь? Ладно-ладно, садись за стол и поешь хорошенько. А все остальное потом. Нам о многом нужно поговорить…
//-- * * * --//
   – Ты приехал сюда охотиться за прошлым? – Унген наклонился и, подняв с земли тонкий прутик, покрутил его в руке.
   Они прогуливались вдвоем по подмосковному лесу, куда их привезла на том самом черном джипе Айма.
   – У нее дела? – Максим проводил глазами автомобиль.
   – Она приедет за нами попозже. Нам нужно поговорить с тобой наедине.
   Лес вокруг был очень уютным, здесь определенно было чистое дыхание Земли, и все прямо-таки сочилось энергией. Создавалось впечатление, что парк ежедневно приводит в порядок бригада дежурных леших.
   Унген пристально рассматривал Коврова, словно пытаясь заглянуть в его душу. Максим непроизвольно «закрылся», но понял, что с Унгеном подобный прием не сработает:
   – Пытаешься понять, насколько сильно я изменился?
   – Это видно невооруженным взглядом. Ты весь искришься комплексами по этому поводу.
   – По какому поводу?
   – Ты считаешь, что безнадежно отстал от нас, что никогда уже не сможешь быть с нами наравне.
   – Но это правда.
   – Вовсе нет. Ты опасаешься почувствовать нашу снисходительную жалость к себе? Так вот знай – это все полный бред. Это люди всегда заклевывают тех, кто вдруг стал слабее. Мы – тайшины. Мы не жалеем тебя, но не потому, что равнодушны к твоей судьбе, а потому что не знаем собственной. Просто одно время мы шли вместе, а затем наши пути разошлись. Но это не повод для того, чтобы смотреть на тебя сверху вниз. Никто из нас никогда не сделает этого. Ты тайшин, ты один из нас, и, каков бы ни был твой дальнейший путь, ты все равно будешь тайшином.
   – Унген, я…
   – Не пытайся оправдываться. Это лишнее. Главное, что мы встретились.
   – А как вы нашли меня?
   – Ритм АКСИР. Его волны идут на большие расстояния вокруг. Мы услышали их и поняли, что ты где-то рядом. А затем Айма нашла тебя.
   – А что вы делаете здесь?
   – То же, что и ты. Мы обрываем свои нити.
   – В каком смысле?
   – Все тайшины делают это, прежде чем уйти.
   – Куда уйти?
   – В Тень. Исситы, что, не объясняли тебе?
   – Айрук с Кадамаем как-то обмолвились о том, что они уходят куда-то, но я ничего не понял.
   – Зачем же ты тогда приехал сюда?
   – Они сказали, что мне нужно узнать все про дедушку и про родового духа, который преследует нас.
   – Ты не догадываешься, зачем тебе это необходимо?
   – Чтобы узнать о причинах этих преследований.
   – Отчасти да, но в большей степени – чтобы эти преследования прекратить.
   – А куда уходят тайшины? Что это за Тень?
   Унген задумчиво потер прутиком подбородок, словно размышляя, с чего начать.
   – В истории Общества Серого Будды это случалось несколько раз. Два Круга сходились, чтобы стать одним целым. То есть тайшины, которые живут среди людей, должны были уйти в иную область бытия, в другой мир.
   – Какие два Круга? Внешний и Внутренний?
   Унген усмехнулся.
   – Иногда эти названия перестают иметь значения. Круг становится Единым во всех точках пространства. Так же как ты объединяешься, когда наступает время, со своим «телом Шамана», тайшины Красного Круга объединяются со своими невидимыми братьями, предками и духами Тай-Шин. Вот и сейчас для нашего Клана настало такое время. В определенные моменты планетарного цикла, которые обычно совпадают с социальными потрясениями и геологическими катастрофами, происходит Схождение. Земля становится в определенное положение, в котором она, в свою очередь, сливается со своей невидимой тенью – Темной Землей – планетой-двойником. В это время открываются двери всех Трех Больших Миров. И в это же время сходятся воедино оба Круга Тай-Шин – все «воины-волки» встречаются в это время на перекрестке времен, в одном месте, чтобы объединить свои силы для грядущей Битвы. Что ты знаешь о «Треугольнике»? – спросил он неожиданно.
   Максим удивленно посмотрел на спутника и пожал плечами:
   – О каком «Треугольнике»?
   Унген покачал головой, словно ожидая именно такого ответа:
   – Ничего. Вот именно за этим знанием ты и приехал сюда. И то, что здесь ты встретил меня, позволит тебе в значительной мере облегчить твои изыскания. И хотя Полина и против подобных вмешательств, я расскажу тебе свою версию происходящего. Слушай…

   – В последние сто лет в мире особой силой отличались лишь Три Больших Колодца. Они располагаются на территории России, Америки и Германии, ты уже знаешь об этом. Эти Колодцы имеют различные потенциалы, что конечно же неминуемо должно было создать какие-то векторы взаимодействия между ними и государствами, на территории которых эти Колодцы находятся. Тайшины знали о возможных последствиях существования трех мощнейших энергетических систем, об их обязательной взаимосвязи во время очередного Схождения и приняли соответствующие меры. Они решили объединить потенциалы ИТУ и ТАЙ двух стран, приведя их к гармоничному взаимодействию, к созданию равновесного конгломерата, не имеющего аналогов в энергетической карте мира. Это могло бы уравновесить Землю с ее «темной половиной» и избежать многих неприятностей для человеческой цивилизации. Но для этого необходимо было объединить эти страны, сначала одной эзотерической доктриной, а затем общими политическими и экономическими механизмами. Это был не столько смелый и перспективный шаг, сколько попытка повлиять на неизбежное столкновение интересов стран – «владельцев» Колодцев. Нужно было просто направить это движение в позитивное русло. С Системой ТАЙ все было понятно – это была Россия, оставалось выбрать страну, владеющую Системой ИТУ. В начале столетия несколько групп, состоящих из адептов ИТУ-ТАЙ, принялись изучать Россию, Америку и Германию, анализируя ситуацию и выбирая наиболее перспективную пару. В результате этих исследований патриархами Общества во главе с Вершителем были выбраны две страны: Россия и Германия. Теперь предстояла сложнейшая задача – взять под контроль правителей этих двух стран и, используя свое тайное влияние, привести оба государства к единому, гармоничному союзу, которому не было бы равных. Задача была действительно невероятно трудной, потому что Равновесие двух Систем – состояние чрезвычайно труднодостижимое, возможное только после серии специальных мероприятий. Обычно оба потенциала стремятся уничтожить друг друга, «схлопываясь» и взрываясь. Искусство ИТУ-ТАЙ позволяет сначала сдержать эту гибельную инерцию, а затем привести ее в соответствие, которое начинает взаимодополнять проявление обоих потенциалов. В данном случае это и было основной трудностью в достижении задуманного: как распространить мироощущение ИТУ-ТАЙ на обоих императоров, как сделать их своими единомышленниками и последователями, вырывая их из-под контроля ситанов, и, убедив, переориентировать государственные интересы на консолидацию вместо грядущих военных конфликтов. Решением этих вопросов и занялись Мастера ИТУ-ТАЙ. Ими был создан тайный Союз, именуемый «ТРЕУГОЛЬНИК», объединяющий представителей трех стран, владеющих Большими Колодцами. В область деятельности «Треугольника» были втянуты десятки людей, многие из которых даже и не подозревали о своем участии в этом грандиозном проекте. Я не смогу рассказать тебе многого, но, пожалуй, наиболее интересным для тебя будет рассказ про одного из Исситов. Насколько я смог узнать, его звали Джива. Скорее всего, именно он сделал вывод, что в данной ситуации будет значительно проще не переориентировать существующих правителей, создать своих кандидатов и, подготовив их соответствующим образом, инициировать их как правителей обоих государств. Пользуясь своими сверхъестественными возможностями, он нашел двух мужчин, которые обладали энергетической конфигурацией, необходимой для Посвящения в ИТУ-ТАЙ. Они не знали друг друга, так как жили в разных странах, но у них было много общего, что, вероятно, и повлияло на выбор их в качестве будущих инициаторов могущественного Союза. Джива приступил к обучению обоих кандидатов. Он влиял на них незаметно, оставаясь в тени, но отчетливо внушая им определенные идеи, образы, чувства. Затем Иссит Джива свел этих людей вместе и объяснил им суть происходящего с ними. Он пообещал им содействие Общества в достижении того уровня, который необходим, чтобы направить политику интересующих тайшинов государств в нужное русло. Для того чтобы осуществить задуманное, тайшины использовали в своей деятельности один вспомогательный элемент, принадлежавший Клану на протяжении столетий, – артефакт, содержащий в себе специфическую энергию, позволяющую изменять окружающий нас пространственновременной континуум. Этому артефакту было много сотен лет, и все это время в руках тайшинов и их союзников он являлся тайным оружием, с помощью которого монахи АКСИР сдерживали экспансию подземного человечества Ургачимиду в горах Алтая. Он назывался «КУРМИН». В свое время, скорее всего, именно он помогал тайшинам создавать такие грандиозные государственные системы, как, например, великие Тюркские Каганаты, и ряд других всемирно известных империй, которые сыграли в мировой истории весьма неоднозначные роли. Им, насколько я знаю, владел однажды даже Чингисхан. Периодически КУРМИН переходил к сторонним лицам, выполняющим миссии Тай-Шин. У меня нет сведений о внешнем виде Курмина, но я знаю, что тайшины очень редко использовали этот артефакт, очевидно опасаясь гигантской инерции, порожденной и высвобожденной им Силой. Так вот, когда он был использован в России и Германии, два совершенно не известных никому человека в мгновение ока достигли с его помощью ключевых постов в управлении этими двумя странами.
   – Постой, ты говоришь… о Гитлере и Сталине?!
   – Именно о них. В это трудно поверить, и до сих пор в отношении этих мрачных фигур, оставивших кровавый след в истории человечества, высказываются различные гипотезы. Но для меня, как для исследователя, остается фактом – Гитлер и Сталин были подняты с самого низа социальной пирамиды неведомой рукой и вознесены на самый ее верх, словно освобожденный из бутылки джинн взялся выполнять свои обязательства перед ними. Несмотря на Первую мировую войну, Россия и Германия не достигли того критического предела, за которым начинается энергетическое «схлопывание» двух различных силовых систем. Следовательно, оставалась надежда на то, что задуманное тайшинами удастся совершить. Более того, в России, как обладательнице ТАЙ-потенциала, в рамках деятельности специального научного учреждения, условно именуемого ИНСТИТУТОМ, стали разрабатывать под контролем эмиссаров Тай-Шин технологию, которая смогла бы не только стать прорывом в новую технологическую эру, она могла бы коренным образом изменить весь ход человеческого прогресса. И одним из первых результатов ее применения должен был стать новый Союз двух могущественных держав. Это был проект, получивший название «МИТРА». Он подразумевал создание аппаратного комплекса, способного получать новый для человеческой науки вид энергии – оргон, с помощью которого, зная технологию, можно влиять не только на человеческий организм, но и на более глобальные процессы, в частности на Колодцы, интенсивность излучения которых можно в определенные моменты изменять. Зная потенциал Колодца и место его расположения, возможно даже менять метрику пространства и времени в определенных границах. Исследования начались в начале века, но Институт начал заниматься ими только в тридцатых годах. Все развивалось согласно намеченному плану, но… в игру вмешались ожидаемые и прогнозируемые персонажи. Их влияние было настолько сильным и завуалированным, что даже тайшины, мастера интриг и импровизаций, оказались не готовы к подобному повороту событий. Все рухнуло, подобно огромному дому, лишенному в одночасье опорных конструкций. Словно чертики из табакерки, в самый ответственный момент на сцену выпрыгнули существа, которых по праву можно связать с преисподней. Но поначалу их просто не заметили, хотя конечно же ждали их появления. А когда поняли, кто это, ситуация зашла уже слишком далеко.
   – Кто же это был?
   – Мангуны, кто же еще. Ситаны выпустили в Средний Мир своих верных исполнителей – мангов, которые вползли в созданный тайшинами организм, подобно раковым клеткам, тихо и незаметно, а затем в течение нескольких лет отравили его. Когда недуг заметили, метастазы уже проникли во все жизненно важные органы, особенно в сердце и мозг системы. Тайшины потеряли контроль над ситуацией, а она складывалась плачевно. Мангуны, используя свои возможности, пролезли в окружение вождей и с помощью темных техник стали влиять на них, искривляя их волю. Им внушалось, что во главе грядущего мистического Союза должен стоять только один человек. Второй будет лишь его заместителем. Кто из них? Кому будет доверен Курмин, который используется осторожными тайшинами только в одну десятую своих возможностей? «Кто? Кто? Кто?» Случилось страшное, то, чего больше всего и опасались тайшины, – АРС их ставленников, как и АРС всех предыдущих и последующих вождей, начал движение в область «Корн» – жуткое место, в котором человек теряет свою человеческую сущность, фактически превращаясь в демона. Сталин и Гитлер стали подозревать друг друга, одновременно наращивая свои военные и магические силы, ведя с друг другом хитрую игру «на опережение». Уже ни для кого не секрет, что вплоть до последнего момента между ними велись тайные переговоры, в которых они намеревались обмануть друг друга. Их видели вместе начиная с 1912 года и далее, вплоть до 1939-го. Известно даже «Генеральное соглашение о сотрудничестве, взаимопомощи, совместной деятельности», подписанное 11 ноября 1938 года в Москве Генрихом Мюллером от гестапо и Лаврентием Берия – от НКВД. Там, в частности, вторым параграфом идет очень любопытный материал о том, что НКВД и гестапо поведут совместную борьбу с двумя основными общими врагами, цитирую по памяти: «…международным еврейством, его международной финансовой системой, иудаизмом и иудейским мировоззрением», а также «дегенерацией человечества во имя оздоровления белой расы и создания евгенических механизмов расовой гигиены». К видам и формам деградации относятся также ведьмы, колдуны, шаманы и ясновидящие, сатанисты и чертопоклонники. Понимаешь? Они искали угрозу сначала извне, пытаясь обнаружить и ликвидировать мангунов, которых исторически связывали с еврейской нацией. Дело в том, что, согласно моим предположениям, первые мангуны, скорее всего, появились именно на территории, где проживали еврейские племена, много сотен лет тому назад. Но это отдельная история. Сейчас мы говорим об истории не столь отдаленной. Не сумев вычленить среди своего окружения мангунов, вожди стали искать угрозу изнутри, подозревая, что им на замену могут поставить других кандидатов. Причем этих кандидатов вожди, вероятно, видели выходцами из иудаизма и из масонских кругов. Затем они ополчились друг на друга, подталкиваемые к этому коварными мангами, которые уже были где-то совсем рядом. Назревал конфликт. ИТУ и ТАЙ не только вступали в фазу взаимного противостояния, самым страшным было то, что оба вождя знали многие нюансы этого процесса. Более того, они уже не были обычными людьми. Это были фактически колдуны, которых нашло, выпестовало и посадило на трон, снабдив сверхъестественными возможностями, пожалуй, самое тайное общество из существующих на Земле, ставившее своей первоочередной целью предотвращение всяких войн и вооруженных конфликтов на этой планете. Близилось что-то невероятно жуткое. Это ощущение испытали на себе жители обеих стран, интуитивно улавливая те невидимые процессы, которые происходили вокруг. Тайшины, поняв ошибки своих эмиссаров, предприняли последнюю попытку исправить положение. Для этого необходимо было ликвидировать мангунов физически. Но сделать это оказалось уже невозможно. Последователи «Корн» предприняли все меры предосторожности, ведь не случайно один из них возглавлял в России самый могущественный институт силовой власти – НКВД. Сталин целиком подпал под влияние этих ужасных существ. Он и сам очень сильно изменился, став фактически мангуном или даже почти ситаном, настолько динамичным было его Око Дракона, что его можно было увести очень глубоко в энергетическую область «Корн». Гитлер вошел в область «Корн» чуть позже. Это объяснялось, вероятно, тем, что центр влияния «Корн» находился все-таки в России, глубоко под землей. Фюрер чувствовал себя обманутым и ощущал, что в России происходит что-то очень жуткое, но не мог понять что. Гитлер стал искать утерянную связь с тайшинами, которые тут же исчезли, не оставив никаких следов, лишь поняв ту глубину трагической ситуации, которая складывалась между обеими странами и их вождями. Тайшинов искал и Сталин. Он, как и Гитлер, хотел завладеть мистическим Курмином, чтобы с его помощью уничтожить конкурента и положить эту планету к своим ногам. Но тайшины не стали дожидаться этой охоты и растаяли, словно тени в надвигающихся сумерках, оборвав все контакты с мятежными вождями и изолировав одно из своих самых могущественных орудий – Курмин. На земном плане исчезновение Курмина, вероятно, совпало с началом самой масштабной войны двадцатого столетия. А мятежные вожди сами стали искать те запретные знания и возможности, о которых теперь они имели вполне конкретные представления, пытаясь воссоздать нечто похожее по своему действию на Курмин. В обоих государствах заработала исследовательская индустрия. В Германии было создано огромное бюро оккультных исследований – «Аненербе». В России стали возникать один за другим засекреченные филиалы пресловутого Института: Институт-1, Институт-2 и так далее. Государственными знаками в обеих странах стали магические символы, используемые до этого только мистическими культами. В России – защитная пентаграмма – проекция силы, предназначенная для построения стены абсолютной защиты против враждебных сил, а также очень могущественное оружие против врагов. В Германии – свастика – древний защитный магический символ, означающий – «понятное лишь посвященным в Учение Будды». И никого это не насторожило, особенно при невероятной нетерпимости обоих вождей к «мистической ереси», истребляемой ими беспощадно. Кроме этого, Сталин искал какой-то «древний меч или саблю», а Гитлер буквально бредил копьем, которым столетия назад римский воин пробил грудь Христа, распятого на кресте. Очевидно, вожди полагали, что в эти формы закамуфлирован пресловутый Курмин, оставленный древними скифами и изменяющий метрику нашего мира. Также оба силовых ведомства враждующих государств искали следы деятельности тайшинов и их добровольных, и зачастую ничего не подозревающих об этой миссии, помощников. Барченко, один из руководителей Института, был расстрелян еще в 1938 году. Проект «МИТРА» удалось свернуть, но не удалось предотвратить реализацию его извращенной версии – проекта «ЯМА», который инициировали мангуны. Они сделали все, чтобы война стала неизбежной, и она случилась. Два потенциала, ИТУ и ТАЙ, сшиблись с катастрофической инерцией, вовлекая в область своего столкновения тысячи и тысячи жизней. Исход этой бойни ожидался жуткий, и даже более жуткий, чем тот, каким он оказался. Но опять вмешался случай, вернее, закономерность, которая была очевидной только для тех, кто владел тайными знаниями о вибрационной модели нашего мира. Третья Система, входящая в «Треугольник» и тоже обладающая потенциалом ИТУ, должна была неминуемо быть втянутой в это противостояние, причем автоматически выступая на стороне ИТУ, усиливая его. Но в данном случае сыграл свою роль именно «Треугольник»: тайшинам удалось повлиять на взаимодействие двух разнородных потенциалов, благодаря чему, после взаимодействия с ТАЙ, Америка должна были заменить Германию в спарке мистического Союза. И эта ситуация, этот запасной вариант тайшинов предрешил отчасти исход поединка. Гитлер не выдержал давления, он решил, что его предали и тайшины создали новый Союз без его участия. Более того, Гитлер был уверен, что Курмин находится в руках Сталина, иначе чем еще можно было объяснить феноменальные успехи более слабой советской армии. Это предположение оказалось последней каплей. Воспаленное сознание, перегруженное влиянием чужеродной энергетики, не выдержало, организм отказался от дальнейшего сопротивления. Гитлер свел счеты с жизнью. Произошли важные изменения в энергетической карте мира – потенциал ТАЙ подавил потенциал ИТУ, оставшись непотушенным. Система же Германии была фактически погашена и теперь еле тлела, уступая место более свежему и сильному американскому ИТУ-Колодцу. В этом и состояла тактика тайшинов, удерживающих оба ИТУ-потенциала от слияния. Если бы была погашена единственная ТАЙ-Система, про гармоничное сверхгосударство можно было бы забыть. А так еще оставалась надежда привести к Равновесию Россию и Америку, попутно восстанавливая поврежденную германскую Систему, напоминающую колодец, из которого вдруг внезапно куда-то ушла вода. Но оставалась глобальная проблема: Равновесие ИТУ-ТАЙ. Его можно было осуществить только в двустороннем порядке, а советский вождь не принимал никаких слияний и союзов. И это несмотря на то, что российская Скважина была изрядно обесточена. Назревал очередной энергетический коллапс – Америка, в частности США, на которые распространялось влияние американского Колодца, неизбежно должна были атаковать СССР. Но изощренный ум новоявленного мангуна нашел неожиданное решение. Оценивая военную мощь своего «союзника», Сталин распорядился свезти в одно место отходы взрывчатых веществ, которые оставались после военных действий в ряде армейских подразделений. В условиях абсолютной секретности подобное место было выбрано и соответствующим образом подготовлено. После приказа инициировать взрывчатую массу прогремел сильный взрыв. Американские военные были «информированы» о том, что русские проводят испытание новейшей «чистой» термоядерной бомбы. Наблюдатели США зафиксировали в указанном месте точечный взрыв огромной мощности. Следов радиоактивности самолетами-разведчиками обнаружено не было, и американские военные эксперты сделали вывод, что русские все-таки добились получения могущественного оружия. Это и отсрочило третью мировую войну на неопределенный срок. Но и не только это. Основная заслуга, как я считаю, принадлежит именно «Треугольнику», который все это время вел тайную деятельность по предотвращению второй катастрофы. Между прочим, подобное положение дел сохраняется и по сей день. Германский Колодец был относительно восстановлен «Треугольником», а из России и США действительно могли бы получиться самые лучшие союзники, если бы концепция Равновесия была наконец реализована.
   – Унген, ты хочешь сказать, что «Треугольник» действует и до сих пор?
   – «Треугольник» – нет. Остались лишь отголоски этого могущественного некогда Союза. А то, что сейчас существует многое из того, что варилось в этой жуткой каше десятки лет назад, – факт. Например, современные военные активно разрабатывают проект воздействия на Системы Колодцев. Существует даже секретный авиакосмический проект «АТЛАС», направленный на составление карты пятен с особыми геомагнитными характеристиками. Но это далеко не все, поверь мне, и лучше не пытайся распутать этот ядовитый клубок, это не принесет тебе ни пользы, ни удовольствия.
   – А при чем тогда здесь мой дед? Ты ведь начал рассказывать мне это, имея в виду какую-то информацию о дедушке.
   – Да, я помню, но я хочу, чтобы ты знал предысторию, пусть даже и в моей, возможно не совсем корректной, трактовке. Это важно, потому что от правильного понимания сути происходящего будет зависеть твоя интерпретация последующих событий. Так вот, ситаны добились того, чего хотели: они нарушили планы тайшинов, восстановили потерянную власть на территориях двух крупнейших государств, вернули себе целые «пастбища» рабов в лице населения этих стран и даже упрочили свои позиции в области управления, создав на территории подконтрольных государств жесткий «культ личностей». Я говорю «личностей», потому что Сталин только официально считался единственным вождем победоносного государства. На самом деле их было несколько. Влияние «Корн» подобно раковой опухоли. Оно проникло во все сферы советского политического конгломерата, создавая ту ужасную атмосферу, которую часто описывают свидетели того времени. Недаром же говорят о какой-то «инфернальности» происходящего. Никто ведь даже особо не задумывался, почему мавзолей и ряд других ритуальных архитектурных форм, изобилующих «чужеродными» очертаниями, выстроены рядом с комплексом власти – Кремлем. Ну а про подземный вулкан Айрук нам рассказывал. И, скорее всего, российская власть еще долго будет нести на себе это жуткое наследие иного мира, которое привнес сюда получеловек-полуситан. Благодаря ему, культ «Корн» оставил здесь такие метастазы, разросшиеся в сиянии Большой Системы ТАЙ, что теперь практически невозможно излечить этот больной организм. Но это тема отдельного разговора, вернемся в прошлое. Ситаны не только удержали власть в СССР, они усилили свое влияние в США. Более того, назревало противостояние ситанов и подконтрольных им мангунов за расширение своих Зон Доминирующего Влияния. Это было страшное и тяжелое время. Но тайшины продолжали бороться. Было бы странным предположить, что они действительно бросили свое «детище» на произвол судьбы. Советским филиалом «Треугольника», если так можно выразиться, была организация, которую возглавляли в XX веке три человека, один за другим. Первый Координатор был инженером, второй – писателем, а третий – силовиком. Подобная расстановка сил характеризуется определенными периодами в развитии проекта «Треугольник». Третий этап был, пожалуй, самым сложным. Он начался сразу после войны и отличался от первого тем, что как раз в этот период происходила сложнейшая расстановка сил в энергетическом взаимодействии Больших Колодцев. Кроме того, именно в этот период началась реорганизация власти между ситанами и мангами в Советском Союзе. В сложившейся ситуации на должность Координатора «Треугольника» в СССР требовался человек, который не только бы находился в самом центре исполнительной сети мангунов, но еще и использовал бы ее потенциал для реализации крайне рискованных программ, разработанных тайшинами. Исситами был найден такой человек и посвящен в тайны ИТУ-ТАЙ. Это был твой дед, Адучи. Став тайшином, он разработал вторую фазу реализации проекта, которая получила название «ЩИТ». Твой дедушка взял себе псевдоним Абраксас. Стремительная карьера Абраксаса позволила ему уже в 1947 году стать начальником одного из отделов Главного управления милиции, в 1950-м – советником МГБ за рубежом, с 1951-го – заместителем начальника управления, которое имело очень большое влияние, будучи одним из самых грозных секторов ГУМ МВД СССР. Он очень много сделал для Общества. Ты представляешь себе, каково было работать в МВД в пятидесятых годах, будучи тайным эмиссаром шаманского Общества? Ему обязаны жизнью десятки крупнейших советских ученых, которые даже не подозревали ни о Тай-Шин, ни о «Треугольнике», ни о ситанах, ни о многом другом, что тщательно скрывалось, вплоть до нашего времени, Хранителями.
   Тогда, в 1949 году, мангуны воссоздали проект «ЯМА». Он должен был реализовать для вождя очень важную задачу – продлить срок его жизни, подпитать его энергией из подземного Колодца. Полководцу требовалось искусственное подпитывание или окончательная перестройка энергетического кокона, благодаря чему он смог бы так же манипулировать своим АРС, как и ситаны, уводя его в специфические энергетические области. Так появились эргомы – люди с ярко выраженными экстрасенсорными возможностями, подвергшиеся некоторым энергетическим изменениям с помощью узкосконцентрированного оргонного луча. Их было пятнадцать, и изначально они были «смодулированы» совершенно для других целей – тайшины, которые контролировали на теневом уровне проект «МИТРА», изыскивали способ повышения энергетического уровня «будущего человека», которому предстояло жить в условиях новой энергетической реальности – взаимодействия двух Больших Колодцев. То есть фактически «МИТРА», с помощью нового источника сверхинтенсивного излучения, позволял воздействовать на АРС человека, делая его более подвижным. Но мангуны и здесь все перевернули с ног на голову. Один из них стал непосредственно курировать Институт. Именно он придумал использовать технологию Модуляции как средство сдвига АРС. Только вместо узкосконцентрированного оргонного излучения планировалось использовать подземные источники излучения, своеобразную радиацию, которая также крайне эффективно влияет на сдвиг АРС. То есть вместо того, чтобы стать дуэнергом, человек должен был стать сверхмангом, почти что ситаном. Потому что подвижное АРС при определенной коррекции, оказалось, можно увести куда угодно, а в частности – в дьявольскую вселенную ситанов, где просто невозможно было найти лучших рабов, чем человеческие существа, затянутые в эту энергетическую область. Этот эффект открывал невероятные возможности и для Сталина, который очень сдал в то время – война сильно обесточила его, и ему требовалось возобновить тот энергетический запас, который он получил при первичном сдвиге АРС в область дьяволочеловечества. Его организм и психика стремительно шли вразнос. В свое время подобные симптомы наблюдались и у Гитлера, тоже переделанного в мангуна. «ЯМА» – вот что стало единственной надеждой Сталина, и тайшины своевременно это поняли. Они поняли, какой опасности они подвергают человечество, разработав Модуляцию и создав технологию аппаратного воздействия на Центр Внимания. Абраксас, как тайный Координатор «ЩИТА», предпринимает беспрецедентную акцию: в 1953 году он принимает решение, вопреки дальнейшей реализации «Треугольника», совершить массированный удар по ситанам и мангунам, деятельность которых в то время могла нанести непоправимый урон не только народу СССР, но и, опосредованно, всему миру. В течение нескольких дней были предупреждены и вывезены в различные безопасные места многие талантливые ученые и писатели, втянутые в деятельность «Треугольника». В Институте были проведены зачистки: вся информационная база по Модуляции и ряду других стратегических программ была уничтожена, так же как и значительная часть аппаратного комплекса. «ЩИТ» уничтожил то, что призван был защищать. Был выслежен и физически уничтожен один из мангунов, который как раз и курировал институты и, следовательно, был в курсе многих разработок. Сталин оказался обречен. После его скоропостижной смерти, которая тоже, кстати, окутана покровом тайн и различных домыслов, «ЩИТ» провоцирует арест и смертную казнь еще одного мангуна. После этого организация, представляющая в СССР «Треугольник», вынуждена была исчезнуть, и «ЩИТ» подобно камикадзе – «божественному ветру» – перестал существовать. Из его членов многие вынуждены были скрываться за границей, многие – в удаленных глухих районах нашей необъятной родины. Твой дедушка все превосходно организовал, и сам смог остаться в тени. Он приехал сюда, на Алтай. Да, кстати, тебя никогда не удивлял тот факт, что в связи с какими-то сакральными темами упоминаются те или иные географические места, но Алтай оказался будто вырезанным из общей картины, накрыт темным пологом, не позволяющим проникнуть за него?
   – Это связано с тайшинами?
   – Именно. В течение долгого времени мы хранили эту тайну, не допуская к ней посторонних. Здесь, на Алтае, скрыты Четыре Колодца. Три Колодца находятся в самом сердце Алтая – это мистический центр Земли. Четвертый Колодец, будучи элементом Ромба, образуемого всеми Колодцами, находится чуть в стороне. Это своего рода «пограничная зона», «пересадочная станция». Он расположен под Барнаулом. Можно сказать, что Барнаул отделяет весь «цивилизованный мир» от мира магии, от Алтайских Колодцев, которые, подобно пограничным вышкам, ограничивают место пересечения миров. Поэтому неудивительно, что тайшины обосновались именно в Барнауле. Между прочим, Рерихи во время своего пребывания в Барнауле, в июле двадцать шестого года, называли его «мистической Столицей Мира», которая проявится во времена Последней Битвы. В первоначальном звучании слово «Бороноул», или «Бороноур», переводится как «Волчье Озеро» или «Волчья Река». Это место, где пересекаются явь и сон, разум и предчувствие, небо и земля. Вот почему твой дедушка нашел пристанище именно в Барнауле. Алтай – это место невиданной энергетической мощи. Оно просто сочится Силой. Оно хранит в себе тайны прошлого и надежды на будущее. Но то, что осталось позади, может не только поддерживать, но и тормозить. Сейчас мы ищем точки пересечения, связывающие каждого из нас с прошлым, чтобы оборвать нити, натянутые между этими точками и нами. Поэтому для меня все, что я тебе рассказал, кажется вполне реальным развитием исторических событий, хотя со мной во многом не согласны даже некоторые тайшины. Возможно, твои исследования приведут тебя к другим фактам. Но об этом мы не можем сейчас говорить.
   – Унген, что это за точки? Почему вообще тайшины должны куда-то уходить?
   – Ты что, не чувствуешь? Что-то происходит. Многим кажется, что мир сходит с ума. Это начинают сходиться воедино два мира, две Сферы – ИТУ и ТАЙ, Свет и Тьма. Мы должны подготовиться к этому моменту. Считается, что в преддверии Последней Битвы на свободной земле должен собраться разбросанный по времени и пространству Народ Волка. Наш Клан объединяется. Мы уходим, но на самом деле остаемся, ибо Круг становится Един во всех точках пространства. Считается также, что во время схождения ИТУ и ТАЙ открываются двери между мирами. Это очень редкий момент – «парад планет».
   – Ты что… имеешь в виду… солнечное затмение?!
   – Свет и Тьма. Ты же знаешь… Наше Учение основано на взаимодействии этих двух наиважнейших элементов. Солнце и Луна являются символами взаимодействия этих Сфер. Если ты помнишь знаменитое предсказание Нострадамуса, оно гласит:
   «Год 1999-й, седьмой месяц. С неба придет великий Царь Ужаса, Чтобы воскресить великого Царя Анголмуа И до и после Марса править счастливо». Подумай на досуге над этим предсказанием. Люди уже в панике, пророчат конец света. «Бычий ум» способен только на прямолинейные ассоциации. Все ждут метеорита, или кометы, или инопланетной экспансии. Не будет никакого конца света, и люди задумаются: неужели ошибся Нострадамус? Все дело, как всегда, в интерпретации. Великий Царь Ужаса… Он придет воскресить великого Царя Анголмуа… Полина уже говорила тебе: прошлое евроазиатского континента погружено в туман времен. Но то, что происходило в начале прошлого тысячелетия, не соответствует написанной истории. И «Тартаро-Мегалиония», что означает в переводе с латинского «Великий Ужас», и великий Царь Анголмуа, то есть той же Монголии, как называли в древние времена всю азиатскую часть нашего континента включая и Алтай, и Сибирь, имеют глубокую мистическую и историческую подоплеку, к которой имеет непосредственное отношение наше Общество – Клан Волка. И Воин-Марс, священными животными которого всегда почитались именно волки, тоже упомянут здесь не случайно! Интересно, как это люди увязывают воедино такие противоречивые понятия, как «Царь Ужаса», который, обрати внимание, приходит с неба, и счастливое правление? Но все конечно же поняли, что Царь приходит именно во время затмения! Воистину загадка для человеческих мозгов. Грядущее тысячелетие вообще готовит людям массу сюрпризов. Последняя Битва уже не за горами. Но сражаться в ней будут не только люди. И эту информацию человечеству еще нужно будет переварить. Видишь ли, подземное «человечество» состоит не только из демонов. Под землей находится целая цивилизация существ, одни из них отягощены злом, другие наделены невиданной мудростью. Одним мы активно противостоим, с другими тесно сотрудничаем. От того, удастся или нет привести Две Сферы к Равновесию, будет зависеть, кто выйдет из подземелья наружу. А мы… Мы уйдем в Храм, чтобы оттуда управлять потоками Силы, уравновешивающими этот мир. Мощь Клана должна сфокусироваться в одной точке. Так было всегда перед началом очередной Великой Битвы. Но мы должны уходить освобожденными от всех обязательств, удерживающих нас в нашем Круге. Это и есть обрыв нитей, натянутых между нами и прошлым, в котором тайшины пытались подготовить людей к грядущему Схождению, создавая Равновесие на планете.
   – И что это за нити в вашем с Аймой случае?
   – Я рассказывал тебе об эргомах. Они были инициированы с помощью тайных знаний Тай-Шин и, соответственно, представляли после ликвидации технологии «МИТРА» определенный интерес для мангунов. Это были потенциальные сверхмангуны, которых нужно было только немного подтолкнуть в нужном направлении, и из них получились бы существа, гораздо более опасные, чем Сталин и Гитлер. Но технология была уничтожена, а эргомы остались, следовательно, оставалась опасность того, что мангуны используют их в своих целях. Тогда, в 1953 году, Абраксас хотел вывести всех эргомов в Храм Тишины, чтобы не только надежно спрятать там от мангов, но еще и продолжить позитивную трансформацию, превратив их в дуэнергов. Эргомы согласились на это предложение добровольно, но, когда их вывезли за пределы досягаемости спецслужб, курирующих Институт, они совершили ужасное – убили всех, кто помогал им бежать от опасности превращения в демонов. Абраксас не мог потом искать их в силу определенных обстоятельств, но смог уничтожить следы их существования, изъяв само упоминание об эргомах и экспериментах «МИТРА» в рамках исследований, проводимых Институтом. Мангуны потеряли их. Но и тайшины тоже. Теперь, спустя много лет, я нашел их всех. Я приехал сюда, чтобы восстановить Равновесие, чтобы после ухода тайшинов не оставалось никаких следов, напоминающих людям о тех страшных и смутных временах.
   – Они что, все еще живы?
   – Живы. И я уже встречался с некоторыми из них…
//-- 3. Охотник (Глава-реконструкция, 1999 г.) --//
   Кофе приятно снимал усталость с утомленного тела, но Николаев все-таки не допил полчашечки и с сожалением поставил ее на стол, вспомнив о проблемном сердце. Машинально, но чтобы не заметил никто из сотрудников, помассировал грудь. Демин, сидевший напротив и методично жующий бутерброды с вареным мясом, смотрел на мониторы видеосвязи и вслушивался в акустическое пространство чужой квартиры, напичканной микрофонами, и проецируемое в наушники, надетые ему на голову. В комнате кроме подполковника и капитана находились еще трое, двое из которых – спецназовцы, экипированные в штурмовые черные комбинезоны и вооруженные малогабаритными автоматами, – бойцы спецподразделения МВД «Титан». Два бойца находились в квартире напротив, еще двое – на чердаке дома. Основной состав группы захвата терпеливо ждал команды в недрах микроавтобуса с надписью «ЭНЕРГОТРАНС», припаркованного в глубине двора. В координационной квартире находился также эксперт по нетрадиционным способам энергоинформационного обмена, представитель Ассоциации изучения энергоинформационных структур, экстрасенс, аналитик некоего НПО «Сатурн» и консультант Комитета по новым военным технологиям при Министерстве обороны.
   Обладателя всех этих титулов звали Виктор Михайлович, и он уверенно чувствовал себя в данной обстановке, ведя себя непосредственно и даже раскованно. Это был небольшого роста полноватый человек, тип которого условно можно было бы назвать «душа компании». Он рассказывал смешные анекдоты, охотно обсуждал самые последние новости и делился своими обширными познаниями в области научных исследований по энергоинформационному обмену. Николаеву он уже стал надоедать, и подполковник, тщательно скрывая свою неприязнь, разглядывал сейчас консультанта и размышлял над тем, как этот человек смог выйти на уровень Минобороны. Его рекомендовали Николаеву по наводке сверху, узнав, что он разрабатывает дело с предполагаемым участием убийцы-экстрасенса. Отказывать начальству не только не имело смысла, но, наоборот, Николаев даже поддержал участие квалифицированного специалиста по подобным вопросам. Вообще, вся эта история с долгоживущими эргомами, таинственным институтом и прочей мистикой не вызывала у старого опытного муровца особого доверия, но факты были таковы, что отбрасывать версию, изложенную свидетелем Лагутиным, не было оснований, тем более в условиях давления сверху. Маньяк-убийца – это тема, требующая особых темпов завершения дела, и пренебрегать даже мизерным шансом в условиях острого дефицита конкретных версий было просто немыслимо. Именно поэтому в данной, крайне сомнительной, по мнению капитана Демина, операции был задействован не только консультант Минобороны, но и подразделение специального назначения «Титан». Лагутин был изолирован в своей квартире, напичканной разнообразной спецтехникой, а в соседних квартирах разместились группы захвата.
   Николаев пробежался взглядом по мониторам. На одном из них проецировалось изображение с видеокамер, установленных в соседней квартире, где, собственно, и находился «живец» – Лагутин. На второй мерцала картинка подъезда – лестничные пролеты, примыкающие к площадке. На третьем мониторе просматривались подходы к подъезду, пожарная лестница, ближайшие балконы и окна.
   – Александр Владимирович, вы что-нибудь чувствуете?
   Человек на картинке первого монитора пошевелился и, посмотрев в направлении скрытой видеокамеры, замер на мгновение:
   – Он где-то рядом. Он придет, не волнуйтесь, Александр Васильевич, обязательно придет, я чувствую его.
   Подполковник кивнул головой и посмотрел на консультанта:
   – А вы, Виктор Михайлович? Вы чувствуете его?
   Экстрасенс, пожалуй, излишне картинно вскинулся, словно охотничий пес, ищущий след, но затем, улыбнувшись, неуверенно произнес:
   – Пока нет, ничего не ощущаю. Да и вряд ли придет он сегодня, этот ваш колдун-убийца.
   – Это почему же, а? – спросил Демин, не сводя глаз с мониторов.
   – Потому что уже темнеет.
   – И что? Ведь даже в сказках нечистая сила приходит в полночь, – Демин усмехнулся и переглянулся с подполковником. Консультант перехватил его взгляд, но ни на секунду не смутился, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало:
   – Это тактически неправильно.
   – Почему это? – Демин явно заинтересовался мнением экстрасенса, к которому тоже уже питал плохо скрываемую неприязнь.
   – Потому что днем здесь людно. Это не только помогает потеряться в толпе, но и позволяет скрыть свою ауру. Видите ли, если этот ваш колдун знает, что человек, которого он хочет убить, – экстрасенс, а он на самом деле очень сильный экстрасенс, можете мне поверить, он должен отдавать себе отчет, что его так называемая жертва без особого труда сможет заметить его, особенно в вечернее время, когда восприятие естественным образом обостряется. С этой точки зрения день гораздо предпочтительнее ночи. В ночи злоумышленник недоступен только обычному человеческому глазу. Но если объект нападения может видеть биополя, для него не составит никакого труда заметить агрессивно настроенного человека. А объект нападения, которого мы сейчас наблюдаем на этом экране, способен видеть не только биополя. Он очень сильный сенс, поверьте мне. Я еще ни разу не видел сенсов подобной мощи, удивляюсь, как он до сих пор не попал в поле зрения нашей ассоциации. Вот теперь, благодаря вам, я его нашел. Если все закончится благополучно, а мне хотелось бы в это верить, я надеюсь, мне позволено будет познакомиться с ним поближе?
   Демин скривился:
   – Виктор Михайлович, будьте, пожалуйста, чуть менее многословны. Вы отвлекаете меня.
   Николаев улыбнулся и отвернулся к окну, чтобы консультант не видел этой улыбки. Там, за окном, в стремительно темнеющем московском дворе пряталась неведомая опасность. Там же, где-то в сплетении темных деревьев и гаражей, прятались невидимые снайперы, выслеживающие эту опасность сквозь окуляры сверхмощной инфраоптики, позволяющей видеть если не биополя, то уж по крайней мере человека из плоти, который, как утверждал Лагутин, должен был обязательно прийти сегодня в эту тщательно подготовленную ловушку.

Часть 2
СХОЖДЕНИЕ

//-- 1. Шаман (Главы-ретроспекции, 1999 г.) --//
   Кухня была единственным местом в квартире шаманов, где горел свет. Остальные комнаты были погружены во тьму, словно хозяева впустили через приоткрытые окна июльскую ночь, тут же заполнившую собой все помещения. В этих комнатах царила тишина. Могло сложиться впечатление, что они пустовали, но это было не так. В одной из них, прямо посередине, на полу, замер в позе Будды человек. Он сидел тихо, словно слушая тишину вокруг, не делая ни единого движения, даже фактически не дыша. Этот человек напоминал своей неподвижностью каменное изваяние, идола, вырезанного из горной плиты и исполненного вечного терпения, отрешенности и безмолвия. Будучи неподвижным, он производит впечатление сжатой до предела пружины. За каменным слоем, впитывающим тьму как губка, скрывается яростная энергия – сила мышц и сила психики, свитые в единый клубок. Ночь дышит в окна прохладой, пахнущей дождем.
   На кухне – двое. Он и она. Они сидят друг напротив друга за столом.
   – Адучи, зачем ты приехал сюда? – Айма смотрит на Коврова, но не пристально, она не хочет, чтобы он подумал, будто она заглядывает в его душу.
   – Не знаю. Унген говорит, что это называется обрыванием нитей, связывающих нас с прошлым. – Максим пьет горячий чай, и его взгляд более настойчив, он сфокусирован на потрясающе красивом лице молодой девушки.
   – Ты уходишь с нами?
   Максим поставил чашку с чаем на стол.
   – Я не знаю, Айма. Я не могу сейчас ответить на этот вопрос. Мне нужно время, чтобы разобраться во всем этом.
   – Я боюсь, его у тебя нет.
   – Почему?
   – События начинают развиваться с ужасающей скоростью. Боюсь, что даже мы с Унгеном не успеем порвать все нити, привязывающие нас к прошлому.
   – Но почему?
   – Солнце и Тьма. Затмение уже скоро. Мы и так действуем на грани своих возможностей. Унген постоянно принимает Амеркут, он уже не может иначе, у него просто не хватает сил. Его доза становится все больше и больше.
   Максим вспомнил глаза Унгена там, в лесу. Увеличенные зрачки… Амеркут. Сила Трав гораздо сильнее любого наркотика, и испытывать ее можно лишь периодически, осторожно и целенаправленно. И если Унген принимает Амеркут постоянно, можно представить, какое безумное напряжение царит у него внутри.
   – Нам многое еще нужно успеть. Осталось еще два эргома, два предателя, которых немыслимо оставить в этом мире.
   – Вы убиваете их?
   – Они сами убивают себя. В них заложена чужеродная информационная матрица, деструктивный заряд, который и уничтожает своих носителей во время контакта с растормаживающим средством. Унген дает им Корчун, который уводит их АРС сначала в крайние области «тела Зверя», когда возникает «Посланник из детства». Но затем у них появляется выбор: АРС может скользить дальше, и тогда «Посланник» может либо увести его за собой в верхние уровни «тела Шамана», либо опустить в нижнюю область, и тогда появляется устрашающая сторона человека – сущность, которая уничтожает его. Все это подобно весам, которые определяют судьбу каждого изменника. Никто еще не вытянул жизнь – они все чересчур отягощены злом и жаждой власти, чтобы выжить. Они вызывают к жизни самую мрачную часть своей души, которая и уничтожает их самих. Мир – это зеркало. Унген лишь отзеркаливает выбор эргомов в пользу убийства. Это манера древних тайшинов, их стиль. Унген ставит себя с каждым из изменников на одну карту – и он, и они находятся под влиянием действия Корчуна, – исход поединка определяет Судьба. Не забывай, что эргомы – профессиональные убийцы, именно для этих целей их и взращивал в стенах института один из мангунов. У них была возможность выйти из области этой разрушительной динамики, но они выбрали в качестве своего жизненного стимула убийства. Если бы люди прислушивались к своему сердцу, то многих неприятностей можно было бы избежать. Но, во-первых, эргомы уже не люди, а во-вторых, они навсегда уничтожили в себе ту сущность, которая осталась далеко в детстве, заменив ее на чужака, фактически захватившего над ними власть. Многие из Исситов не одобряют методов Унгена. Но это его выбор, его Путь, и никто из патриархов не может воспрепятствовать ему в реализации взятой на себя миссии.
   – А ты? Ты почему с ним?
   Айма чуть заметно кивнула головой.
   – Я разделяю его выбор. Я буду с ним всегда. Максим улыбнулся.
   – Понятно…
   Айма посмотрела в окно.
   – Ты же знаешь его. Он всегда был максималистом и спасителем человечества. Но он слишком увлекся древними традициями, которые и диктуют стиль его действий. Он атакует эргомов, чтобы с помощью Корчуна, страха и боли выбить энергетические закупорки, фиксирующие их АРС в области Мангуна. Убивает он их только после того, как убеждается, что возвращение невозможно, что они стали яростными хищниками, выполняющими волю неведомого чужака, скрытого в глубинах подсознания. Это наш долг – защищать мир от подземных демонов и их разумных сотрудников на поверхности планеты. Эргомы встали под чужие знамена, когда убили людей, пытавшихся их спасти. Этим они подтвердили свою окончательную мутацию, смену своей человеческой природы на нечто ужасное. Теперь они опасны, смертельно опасны. Поэтому нет иного действенного способа, кроме того, который практикует Унген. Ты же не будешь отговаривать от броска змею, заползшую в твой дом и уже расправившую свой капюшон? Но если ты не убьешь ее, она перекусает всех твоих близких. А эргомы гораздо опасней любой змеи. Они – порождение самой мрачной магии «Корн». И именно поэтому только дуэнерг может справиться с ними, так как дуэнергу подвластны тайны обеих Сфер. Унген нашел их всех. Взяв себе мрачный псевдоним Яма, символизирующий название ужасного проекта, послужившего основой для их преображения, и одновременно имя бога смерти, он является к каждому, чтобы поставить его перед последней чертой. Однако кроме эргомов у нас есть еще одно очень важное дело. Оно тоже касается нашего прошлого. Это один из мангунов. В отличие от эргомов, он не скрывается от нас, а наоборот – преследует. Это сын манга по прозвищу Паук, одного из тех, кто выполнял волю ситанов в те годы, о которых сейчас шла речь. Еще будучи обычным человеком, Паук был телохранителем мангуна, возглавлявшего институт и которого уничтожили тайшины в начале шестидесятых. После убийства своего Хозяина он поклялся мстить за его смерть. И сына своего он вырастил в атмосфере, пропитанной духом этой мести. Сам Паук уже умер, мангуны вообще не слишком долго живут, как это описывают в мифах о продаже души, но сын его жив. Более того, теперь он тоже мангун, и с раннего детства он обучался искусству убийства, чтобы реализовать разрушительные амбиции своего отца. Сейчас он вырос и, став настоящей машиной для уничтожения, занимается тем, чем его обязал заниматься покойный папаша, – местью. И это на самом деле очень серьезная опасность для нас. Но мы узнали о нем, мы собрали определенные сведения, и теперь Унгену поручено разрешить и эту проблему. Надеюсь, он с ней справится, потому что этот молодой мангун угрожает нашему Схождению. Он создал свою фирму, которая как нельзя лучше соответствует его устремлениям. Это охранное агентство. Он создал его, когда вернулся из армии, где служил в подразделении морской пехоты – роте боевых пловцов. Нам также известно, что этот «водолаз» – альбинос, у него белые волосы и глаза, будто воспаленные, имеют красноватый оттенок, как у вампира. Очень опасный и непредсказуемый тип. Надеюсь, что Унген все-таки одолеет его, иначе…
   – Нет. – Сидевшие за столом вздрогнули, поворачиваясь к дверному проему. Там, появившись бесшумно, словно тень, стоял Унген. За ним из коридора тянулась клочьями тьма, опадая на границе света и тая, подобно туману. Лицо его было безмятежно, но в глазах по-прежнему чернело безумие. Амеркут.
   – Никаких иначе. Если он хочет смерти кого-то из нас – он умрет. Возвращайся домой, Адучи, и не волнуйся по этому поводу, у тебя есть другие дела, которые ты должен решить до момента Схождения Солнца и Тьмы. Возвращайся. Мы с Аймой скоро тоже вернемся в усадьбу, чтобы присоединиться ко всем. Ты получил то, что должен был получить, – информацию об Абраксасе и причинах преследования вашей семьи Духом. Теперь ты знаешь, кем на самом деле был твой дедушка, и теперь знаешь, что, став тайшином, он вступил в запретную область, где скрывался до поры ЗУРДА, который обрушился на новоявленного тайшина и всех его потомков с неистовством и силой запредельного Духа. Теперь ты должен вернуться, чтобы закончить свои приготовления к Исходу. Схождение уже начинается…
//-- * * * --//
   Дорога домой. Максим сидел в салоне самолета и думал о том знании, которое он получил в Москве. Солнце и Тьма. Он откинулся на мягкую спинку кресла и посмотрел в иллюминатор. Небосвод прозрачен и чист. Облака. Белоснежные холмы словно выбелены солнечными лучами. Долина, в которой обитают светлые полубоги, знающие, вероятно, много интересного про грядущее Схождение. Максим закрывает глаза. Перед ним возникает картинка из далекого прошлого: каменная стена древнего храма, гулкие удары колокола, словно далекий гром, шелест ветра и клекот сокола, восседающего на деревянной балке во дворе храма.
   «Кушун тегер мертех».
   Максим улыбается во сне.
//-- 2. Охотник (Главы-реконструкции, 1999 г.) --//
   Демин скептически хмыкнул и демонстративно отвернулся от консультанта, а тот продолжал воодушевленно объяснять ему принцип достижения пси-сознания с помощью алгоритмов самогипноза:
   – В данном случае все зависит от состояния психической деятельности, которое необходимо изменить чтобы добиться сознательного вызывания пси-сознания, являющегося одним из феноменов сверхчувствительного восприятия пси-поля…
   Демин шумно вздохнул и выразительно посмотрел на подполковника, но тот лишь пожал плечами, размышляя совершенно о другом. Николаев думал о том, что будет, если все рассказанное ему Лагутиным окажется правдой хотя бы наполовину. На мониторе пенсионер дремал в своем кресле, и Николаеву вдруг стало страшно.
   На экране монитора произошло какое-то движение, это дернулся «живец» Лагутин, судорожно выгибая свое тело и испуганно озираясь по сторонам. Казалось, ему просто приснился страшный сон. Все замерли, впившись взглядами в монитор. Старик встал с кресла и подошел вплотную к видеокамере, так что на мониторе бледным пятном высветилось только его перекошенное лицо, и проговорил тихо и страшно:
   – Он здесь. Спасите меня.
   В комнате оперативной координации воцарилось напряженное молчание, будто этот пожилой человек с экрана ввел своими словами всех присутствующих в гипнотический транс. Николаев медленно повернул голову к консультанту Минобороны и вопросительно посмотрел на него.
   Тот растерянно пробормотал:
   – Не может быть… я ничего не чувствую… товарищ ошибся…
   И тут все пришло в движение. По-змеиному зашипела рация: «Внимание! Готовность. Объект в зоне оцепления. Всем внимание!» – Александр Владимирович, вы уверены, что это он?
   Лагутин, словно безумец, оскалил зубы:
   – Как же, как же. Он. Здесь он. Здесь. Пришел. За мной. – Было в его бормотании какое-то скрытое ликование, долгожданное чувство облегчения и испуга одновременно. Николаев напряженно смотрел на мониторы, ожидая информации от групп наружного наблюдения.
   Позади него топтался озадаченный консультант:
   – Я бы сразу… это ошибка… напряженность биополя…
   Демин взял со стола малогабаритный пистолет-пулемет «Кипарис» и кивнул обоим «титановцам», уже натянувшим на лица черные устрашающие маски с прорезями для глаз и теперь синхронно вставших, словно роботы, управляемые одной программой, так же синхронно перехватывая отточенными движениями штурмовые автоматы в руках. Капитан и спецназовцы вышли в коридор и замерли около входной двери, прислушиваясь одновременно к звукам извне и командам координатора, который сидел перед мониторами и тоже на всякий случай отомкнул кобуру со своим ПМ.
   Подполковник и экстрасенс остались сидеть за столом, молча взирая на монитор, где в расслабленной позе откинулся на своем кресле Лагутин. Было в его позе что-то неестественное – будто кукла, лишенная завода или управляющих нитей кукловода, распростерлась на сцене в безжизненном оцепенении.
   «Сердце у него, что ли?» – подумал Николаев и тут же, вспомнив про свое, достал из кармана флакончик с шариками нитроглицерина. После того как один из шариков растворился во рту, тяжесть в груди начала медленно таять.
   – Я не понимаю, в чем дело, Александр Васильевич, – пробормотал экстрасенс, кивая на монитор. – Этот человек погружается в очень глубокий сон.
   – Откуда вы знаете? – резко спросил Николаев и переглянулся с Деминым, который со сосредоточенным лицом стоял в коридоре, ожидая дальнейших приказов.
   – Я вижу это по его излучению, через стену. Меняется интенсивность свечения. Господи, что это с ним?
   Николаев перевел взгляд на консультанта Минобороны, который недоуменно вращал головой, поворачивая ее то на стену, отделяющую их от лагутинской квартиры, то на монитор, где эта картина была отображена. Но на экране монитора ничего не изменилось – Лагутин по-прежнему полулежал на кресле в своей странной позе.
   – У него что-то не так! Я чувствую! Какие-то бордово-фиолетовые сполохи в ауре. Не понимаю. Я такого еще не видел.
   Николаев положил ладонь на панель управления системой видеонаблюдения, и тут же изображение «долгожителя» стало увеличиваться до тех пор, пока в фокусе видеокамеры не осталось только его лицо. Но сейчас оно напоминало больше лицо идиота или наркомана: тонкие губы что-то тихо шептали, нервно кривясь и подрагивая, а из закрытых глаз текли по впалым щекам слезы.

   Яма двигался по неровной поверхности крыши, словно черный вихрь, не имеющий четких очертаний, стремительный и смертоносный. Его передвижение по листовому железу было абсолютно неслышным. Так мог бежать вперед разве что бестелесный дух, зловещий «алдач», вестник скорой смерти. И неудивительно, что два человека, вооруженные автоматами и сидевшие в темноте чердака, не могли слышать, как Яма двигался прямо у них над головой. Они сидели тихо, даже не разговаривая друг с другом, вслушиваясь в тишину, пытаясь уловить в ней любой посторонний звук. Но разве можно назвать подозрительным шелест ветра, стелющегося по кровельному железу?
   – Шесть-один… доложить обстановку…
   Один из бойцов негромко бормочет, прижав к губам портативный радиопередатчик:
   – Один-шесть… минус…
   – Вас понял… Конец связи…
   И снова тишина, нарушаемая изредка лишь далекими звуками города, попадающими в небольшое отверстие чердачного окна. Легкие поскрипывания старых рассохшихся балок. Ночные шорохи в темноте. Один из дежуривших чуть привстал, всматриваясь во мрак, царящий под огромной крышей. Он что-то почувствовал – там, в дальнем конце чердачного коридора. Второй перехватил автомат и тоже прислушался. Никого. Вставший боец снова сел на неровную балку, служившую обоим сиденьем, и в этот момент он оступился и, выронив автомат, грузно завалился на пол. Его напарник удивленно смотрел на это нелепое падение, пытаясь понять его причину, а упавший спецназовец несколько раз судорожно выгнулся и замер, хрипло вздохнув. Из его шеи торчала короткая толстая металлическая стрела с пластиковым оперением. В это мгновение чернота в нескольких шагах от второго бойца ожила и надвинулась на него вплотную. Пространство, разделяющее двух человек, задрожало, и страшный удар, последовавший за молниеносным росчерком меча, обрушился на оцепеневшего «титановца».
   Яма замер и прислушался. После звука упавшего тела все опять стало как прежде. Тихо и безмятежно. Только два трупа на полу выпадали из этой безмятежности.
   Воины сами выбирают свою судьбу, свой путь, свою смерть. Эти воины встали на защиту изменников, угрожая ему силой оружия, и в отражении невидимого зеркала навстречу им вырвалась разрушительная сила, закутанная в одежду цвета небытия.
   Теперь дорога открыта. Время. Яма быстро нашел то, что искал, это был старый, заложенный кирпичами люк вентиляционного коллектора. Теперь настало время воспользоваться им снова.

   – Стойте здесь, – Николаев кивнул Демину и штурмовикам группы захвата, а сам медленно вошел в комнату, не спуская глаз с кресла, на котором обвис «живец». Лагутин дернулся, словно от удара током, при виде подполковника и жалобно заскулил, пряча голову в дрожащие ладони. Судя по аномалиям реакций, было очевидно, что «живца» что-то очень сильно испугало. Но вот что? В квартире не было никого постороннего. Телепатическая атака? В подобную возможность Николаев не верил, и хотя все события последних недель сильно пошатнули его скептицизм в отношении многих вопросов, предположить, что кто-то может воздействовать на человека издалека и усилием мысли подавлять его волю, было равносильно признанию своего полного бессилия и никчемности. Ловить убийцу с такими возможностями было просто невозможно.
   – Александр Владимирович, что с вами?
   Подполковник подошел поближе к креслу и сразу почувствовал запах. Легкий и неуловимый, он коснулся его обоняния и тут же исчез, утек, убегая от нежелательного свидетеля. Николаев машинально сделал вдох поглубже, пытаясь поймать этот чудесный горьковатый аромат, идентифицировать его, но тут же страшная догадка яркой вспышкой полыхнула в его сознании. Муровец стремительно выдохнул, метнулся к окну, открыл настежь обе створки и, вытянув голову, глубоко задышал, пытаясь очистить легкие от неизвестного газа. Судя по действию, оказанному на «долгожителя», это был какой-то аэрозольный галлюциноген. И ладно еще, если он уже успел разойтись по квартире и концентрация его в комнате была невысока. Все равно нужно было предупредить опергруппу. Николаев достал из кармана пенал радиопередатчика и только тогда понял, что за ним в данный момент наблюдали в оптические прицелы как минимум два снайпера. И эти резкие движения в зоне предполагаемого захвата могли запросто спровоцировать упреждающий выстрел. Видимо, только высочайший профессионализм стрелков и четкость радиокоординации позволили снайперам вовремя определить объект и удерживать его в метках визиров, не предпринимая никаких активных действий. Николаев сжал зубы, поняв свою оплошность, и подавил новый спазм сердечной мышцы.
   – Внимание! Всем дежурным группам! Особый контроль – за крышей здания, блокировать все смежные подъезды. В сектор видеоконтроля медгруппу. Вход в сектор в противогазах, возможно газовое… – Он не договорил, потому что за его спиной послышался тихий смех. Подполковник обернулся и увидел, что Лагутин уже сидит на полу и хихикает, показывая тощим указательным пальцем в потолок, а на его домашних брюках расплывается по штанинам большое мокрое пятно.

   Яма вытянул из вентиляционного отвода небольшой баллон и, отстегнув от него тонкий гофрированный шланг, спрятал все это обратно в рюкзак. Газ подействует сразу, старый дымоход был заложен только здесь, наверху, а во всех квартирах остались еще небольшие отверстия от модных одно время печек – «каминок». Через это отверстие газ проникнет в жилище предпоследнего эргома, которого сейчас так тщательно и бдительно охраняют спецназовцы. Пока газ попадет в легкие, пока разойдется по крови, унося разум изменника в пугающие дебри подсознания, Яма должен занять наиболее выгодную стратегическую позицию, чтобы увидеть все нюансы его выбора, и в случае необходимости, нанести последний удар. Это будет очень сложный бой. Его нужно будет провести безупречно, чтобы иметь шанс выжить и исчезнуть.
   Яма в одно движение выскочил из чердачного окна и вновь оказался на крыше. Высоко в ясном звездном небе светилась призрачным серебром завораживающая огромная луна. Время магического IDA-GRAS, время чародеев.
   Яма сел на еще теплую после жаркого дня железную поверхность крыши и, сложив руки в замысловатом сплетении пальцев, приступил к погружению в АКСИР. Сначала он расслабил тело, затем стал настраивать дыхание на ритм лунного дыхания, ровного и глубокого, выносящего на поверхность глубинный эмоциональный шлак, рассеивающийся в вечерней темноте. Человек становился тенью, АРС стремительно двигалось в левостороннее тело, «Зверь» превращался в «Шамана».
   – Риннн-ару-мнарк-тустреммм-амде-янне-кайсот…
   Яма кинул в рот травяной комочек Амеркута и зажмурился от наслаждения – приятная истома потекла по мышцам горячей волной. Через пару минут черного человека уже не было на крыше, он растворился в ночном воздухе, подобно призраку, нырнувшему в реку лунного света.

   Николаев вышел из подъезда, и его тут же сильно качнуло в сторону. Будто двор перед лицом на секунду прыгнул вправо, а затем торопливо вернулся на место. Демин, шедший позади, увидел, что начальник пошатнулся, и тут же поддержал его за руку:
   – Александр Васильевич, с вами все в порядке?
   Подполковник растерянно развел руками, прислушиваясь к своему состоянию. «Неужели все-таки наглотался?» – мелькнула беспокойная мысль.
   – Все нормально, вот только… штормит меня что-то. Устал.
   Демин понимающе кивнул:
   – Это от нервов. Да и не спали уже две ночи с этим… – Капитан показал головой в сторону микроавтобуса «скорой помощи», куда укладывали на носилках перетянутого прочными фиксирующими ремнями Лагутина. Он начал буйствовать еще в квартире, мечась по ней подобно загнанному зверю, и ему пришлось, помимо легочного дренажа, вкалывать сильнодействующее успокаивающее и привязывать к носилкам. Теперь он затих и только иногда жалобно подвывал, прерывая стоны торопливым шепотом. В салоне микроавтобуса уже сидели два автоматчика, третий помогал двум сосредоточенным медбратьям загружать носилки в машину.
   – Александр Васильевич, может, поедете с ними?
   Николаев присел на скамейку, вкопанную около подъезда, и вяло отмахнулся:
   – Ну вот еще. Сейчас посижу минутку. Что он там бормочет?
   Демин пожал плечами:
   – Что-то вроде: «Забери меня с собой…» или «Я хочу вернуться…» В общем, бредит.
   В это время из подъезда вышел в сопровождении «титановца» консультант Минобороны. Он подошел к подполковнику и сел рядом с ним, косо посмотрев на Демина.
   – А вам, Александр Васильевич, тоже не мешало бы показаться врачам. У вас в ауре, знаете ли, те же самые вспышки, правда не такие яркие, но все-таки.
   – Какие вспышки? – Николаев рассеянно смотрел на экстрасенса, пытаясь собрать воедино суетливую ораву галдящих на разные голоса мыслей.
   – Ну, вспышки! Вы что, не помните? Я же вам говорил. Бордовые и фиолетовые вспышки. Такие же, как у вашего подопечного Лагутина. Вы знаете, я думаю, будет правильно, если мы сейчас проедем в мою лабораторию. Там имеется специальное оборудование и все такое. Я сейчас позвоню и скажу, чтобы нас встретили. И не сопротивляйтесь, пожалуйста, это все очень серьезно…
   Короткая автоматная очередь оборвала фразу, и сразу же ударили еще выстрелы. Экстрасенс вздрогнул и, втянув голову в плечи, присел на асфальт. Демин метнулся вперед, вытаскивая на ходу пистолет из плечевой кобуры.

   Мальчик, как всегда, накрылся одеялом с головой, чувствуя, что в комнату проник кто-то очень страшный. Это не было продолжением сна – сны, наоборот, приносили ощущение радости и покоя. Существо в комнате пришло из реальной жизни. Мальчику хотелось выглянуть из-под одеяла и наконец увидеть это пугающее создание в темноте, но страх не позволял сделать ни единого движения. Хотелось даже, наоборот, поскорее заснуть, чтобы спрятаться от этого чудовища в светлых сновидениях, но мешало что-то…
   Лагутин открыл глаза. Его как раз загружали в машину, и все пространство внутри автомобильного салона бликовало разноцветными вспышками. Казалось, сам воздух переливался ослепительной цветомузыкой ярких пятен, превратившихся в какой-то ужасающий калейдоскоп. Лагутин хотел пошевелиться, чтобы закрыть рукой глаза, из которых текли слезы, вызванные этой световой феерией, но тело было неподвижно. Прочные фиксационные ремни сковали все его движения наподобие детского пеленального кокона. Эргом отчаянно забился, пытаясь преодолеть эту недвижимость, но санитары, деловито устанавливающие кушетку в крепежные пазы, лишь сочувственно посмотрели на него, молча продолжая свое занятие. Именно в это мгновение Лагутин почувствовал появление чудовища. В сотые доли секунды оно вынырнуло из какой-то потаенной ямы в глубине внутреннего пространства и расправило свои щупальца. Эргом именно так и видел их: отвратительные черные щупальца, веером развернувшиеся в замкнутом объеме автомобиля, и жуткое ощущение холода и тошноты в районе солнечного сплетения. Жуткая догадка парализовала разум: это существо всегда было в нем, пряталось где-то глубоко внутри, вгрызалось в его сознание и организм, подчиняя своей неведомой воле. И вот теперь оно выпрыгнуло наружу, проявило себя! «Яма», Институт, Ад… Лагутин мучительно выгнулся, чувствуя, как сильные спазмы скрутили его тело в сплошной, пульсирующий болью конгломерат органики и теней. Существо внутри напоминало спрута, высунувшего вовне десятки нервно подрагивающих щупалец. Запах! Эргом осознал, что именно этот чарующий запах раскрыл в нем потаенные кладовые, скрывающие до поры в своих недрах это чужеродное энергетическое образование. Все это время оно сидело в нем! Лагутин попытался закричать, чтобы привлечь внимание санитаров, предупредить их, но с его губ сорвался только слабый хрип. Тело ему больше не принадлежало. А этот спрут внутри бесновался, будто задыхаясь от невидимого яда проникшего в его укромное логово. И хотя в физическом мире прошло всего несколько мгновений, для эргома они превратились в целую вечность, которая уходила черным коридором в прошлое, наполненное страхом и болью. Лагутин с силой сжал глаза, мечтая только об одном: поскорее заснуть, нырнуть с головой в сновидения, сотканные из света, сбежать от этого демона, укравшего у него его тело, его волю, его жизнь.
   В этот момент на крышу автомобиля неслышно спрыгнул с козырька дома призрак, закутанный в черную одежду.

   Николаев поднял глаза и увидел совсем нереальную картину. Двое «титановцев» и оба медбрата лежали возле фургона «скорой помощи». Там же, на брошенных носилках, замер в ворохе окровавленного белья пенсионер Лагутин. На его лице застыла гримаса ужаса и в то же время выражение некоего облегчения. Невдалеке несколько автоматчиков стреляли с колен куда-то вглубь двора, в черноту неосвещенного фонарями и окнами пространства. Сразу же началась суета, выстрелы забили чаще, послышался топот множества ног, это бойцы «Титана» брали в кольцо того, кто скрывался в темноте, нейтрализовав только что нескольких человек.
   Николаев хотел вскочить, но ноги просто не смогли поднять непослушное тело, став тяжелыми и чужими. В это время во дворе вспыхнул со всех сторон яркий свет. Оцепление еще не было снято, и мобильные группы захвата еще находились в режиме готовности. Услышав выстрелы, как минимум пятнадцать штурмовиков со всех сторон хлынули во двор, на ходу анализируя ситуацию и рассредоточиваясь в соответствии с короткими приказами командиров групп. Мощные прожекторы тотчас же осветили весь двор, но в их бело-голубом сиянии никого не было видно. Выстрелы… крики…
   – Вот он, у забора.
   Метнулся в сторону световой круг, и тут же Николаев увидел его. Невысокий, закутанный в угольно-черную одежду человек замер около трехметрового забора, отгораживающего двор от хлебокомбината, расположенного по соседству. Автоматная очередь брызнула по бетону, и человек… исчез. Только что был там, у всех на виду, и вот мгновение – и нет никого. Световой круг опять поймал его, но теперь это было больше похоже на смазанную тень. Убийца, видимо, понял, что все пути к отступлению для него отрезаны, и тогда он метнулся туда, откуда раздавались выстрелы. Автоматчики, несколько шокированные столь стремительными движениями противника и его тактикой, на пару секунд прекратили стрельбу. Этих мгновений убийце хватило, чтобы преодолеть расстояние в десяток метров и врезаться в ряды опомнившихся бойцов «Титана».
   Николаев ошеломленно наблюдал, как черная тень мечется среди таких же темных фигур, и те падают, одна за другой, под молниеносными и страшными ударами, словно кегли в кегельбане. Выстрелы… крики… стоны…
   Николаев почувствовал, что все вокруг него вдруг тронулось с места и, набирая обороты, стало закручиваться, подобно детской карусели, кружащей маленького мальчика. Он сжал зубы и снова попытался встать. Последнее, что он увидел, перед тем как потерять сознание, было напряженное лицо консультанта Минобороны. Экстрасенс, сидя на корточках, внимательно и сосредоточенно наблюдал за происходящим, словно ожидая увидеть не только исход этого поединка, но и не упустить его малейшие нюансы.
   Тьма обрушилась сверху, подобно неожиданному холодному дождю…

   Это была картинка из детства. Маленький одноэтажный вокзал посреди огромного зеленого поля. Далеко за горизонтом высятся многоэтажные башни облаков, перетекая огромными клубами, одна в другую, бесшумно сшибаясь, трансформируясь, тая. Пахнет железной дорогой и свежескошенной травой. Маленький мальчик прыгает с платформы в эту безграничную зелень и бежит, визжа от восторга, за стайкой разноцветных бабочек, роящихся в метре от земли.
   – Саша. Сашенька. Не убегай далеко, скоро придет поезд.
   Мама кричит ему с перрона и машет рукой, а мальчик хохочет и показывает ей букет цветов, собранных специально для нее. Вдруг он замирает. Прямо перед ним сидит на траве человек и, прищурившись, рассматривает его, держа во рту длинную травинку. Мальчик нерешительно оборачивается назад, в сторону вокзала, но мама спокойно смотрит оттуда, не проявляя беспокойства. Значит, это какой-то знакомый дядя, значит, его можно не бояться.
   Но вот глаза… Черные, словно два вороньих крыла. Они все знают, они все видят, они сверкают, как два темных солнца.
   – Кто вы? – Мальчик смотрит прямо в эти завораживающие глаза.
   – Я? Я – небо. – Незнакомец смеется и показывает рукой вверх, в безграничный голубой небосвод. – Нет, нет. Пожалуй… – Незнакомец разводит в сторону руки. – Я – стая бабочек.
   И тут его тело превращается в целый сонм разноцветных бабочек различных размеров. Они распадаются в стороны, разлетаясь по лугу и смешиваясь с остальными бабочками, парящими над травой.
   Где-то далеко громыхнул гром. Из-за горизонта выползла большая грозовая туча.
   – Саша, пойдем в здание. – Мама тоже смотрит на темные облака, вот теперь в ее взгляде тревога. Действительно странно: человек, который превращается в бабочек, ее не беспокоит, а обычная грозовая туча заставляет нервничать.
   Незнакомец молчит. В его глазах, как в зеркале, отражаются и перрон, и мама, и лес вдалеке.
   – Вы хотите забрать меня с собой?
   Мальчик уже готов расплакаться. Что-то больно защемило у него в груди, подталкивая наружу жгучие слезы. Он чувствует, сейчас должно что-то произойти. Почему же мама молчит?
   Незнакомец встал на ноги и, улыбнувшись мальчику, молча пошел прочь, в ту сторону, где небо уже заполнили до предела тяжелые от воды огромные тучи. Через несколько шагов он остановился и, обернувшись, подмигнул мальчугану, словно приглашая его за собой, туда, в даль, где гремит гром.
   Мальчик, улыбаясь, прижался к маме, затем поднял голову и спросил:
   – Ты испугалась, что я уйду с этим дядей?
   Мама удивленно посмотрела ему в глаза:
   – С каким дядей?
   Почему мама делает вид, что не видит его?
   Мальчик иногда оборачивается назад, пытаясь рассмотреть вдали черную фигурку, но там действительно уже ничего не было видно. Только ветвистые разряды молний на темном небе. Началась гроза.
   Николаев открыл глаза, и первое, что он увидел, был абсолютно белый потолок. Потом зрение стало различать на нем неровности и трещины. А потом пришли звуки. Над подполковником склонилась молоденькая медсестра в белом халатике и, облегченно улыбнувшись, снова исчезла куда-то.
   Через несколько часов, когда из вен уже были удалены иглы капельниц и самочувствие позволяло присесть и разговаривать, в палату впустили Демина.
   – Ну как вы, Александр Васильевич? Порядок? – Капитан, как всегда, был бодр и весел.
   – Да какой уж тут порядок? Жив, и ладно. Капитан ухмыльнулся и присел на стул рядом с койкой:
   – Хорошо еще, что вы этой гадости глотнули немного. Страшное дело!
   – Что это за газ, установили?
   – Пока нет, – Демин развел руками. – Нет достаточной дозы для токсикологического анализа. Только остаточные явления в соединении с органикой. В квартире все выветрилось, вы же сами окно настежь открыли. Взяли пробы из крови, вашей и Лагутина. У того еще срезы органической ткани и вытяжки, в общем, попробуем что-нибудь накопать. По косвенным признакам очень сильный психотроп.
   Николаев закрыл глаза и откинулся на подушку: «Надо же, как глупо все получилось…»
   Капитан обеспокоенно прошептал:
   – Александр Васильевич, вам плохо?
   Подполковник помотал головой:
   – Нет, Паша, все нормально, устал только очень… «Духа» взяли?
   – Ну-у, в общем, скорее да, чем нет. Николаев удивленно посмотрел на капитана:
   – В каком смысле?
   Демин смущенно пожал плечами, и подполковник увидел на лице капитана гримасу испуга, облегчения и… уважения.
   – Он восьмерых наших вырубил. Я такого, Александр Васильевич, ни в жизни, ни в кино, ни в армии не видел. Демон какой-то, а не человек. Он как молния метался по двору, весь в черном, ниндзя хренов. Его не то что на прицел поймать, увидеть-то сложно было. По двору как пантера носился. А ведь в «Титане» ребята матерые, но сами из ступора до сих пор выходят.
   – Паша, не тяни. Что с ним?
   – Завалили, что же еще? Хотя случайно, в общем. Он уже на выход из двора пробился, еще секунда – и ищи-свищи ветра в поле. Темнота же кругом. Да тут этот ваш экстрасенс помог. Видимо, он что-то с ним сделал, потому что этот, в черном, замер и повернулся к нему, а тот заорал и на асфальт упал, тут наши снайперы и сработали. Три пули в него всадили. В горло, в грудь и в ногу. Так он и тут чертовщину устроил. Только что в кругу световом стоял – и нет его. Шарахнулся в сторону и исчез. Это с тремя пулевыми-то! В общем, его опять в свет, а он развернулся и руками взмахнул, метнул что-то, наверное. Прожекторы потухли, но снайперы его опять достать успели. У них же инфраоптика. Они в него еще две пули вогнали. Так он завалился и еще метров пять прополз, как змей. В подвальное окно заполз, там его уже автоматчики, кажется, добили.
   Николаев опять закрыл глаза. Разговор с капитаном его утомил, и что самое странное, был совершенно неинтересен. Перед глазами почему-то стояло зеленое поле и черная фигурка человека, уходящего вдаль.
   – Что значит «кажется»? Тело извлекли?
   Демин опять замялся:
   – Видите ли, Александр Васильевич, там от тела-то ничего и не осталось.
   – Как это?
   – Он себя сжег. Там, прямо в подвале. Выжег все начисто, только зола осталась. Спецы говорят – термитная шашка. Вот, только это и осталось. Да саблю нашли на газоне, в кустах.
   Демин протянул Николаеву что-то темное, завернутое в полиэтиленовый пакет.
   – Что это?
   – Нож. Специалисты говорят – довольно редкая вещица, очень древняя. Вот здесь, видите, на рукоятке изображение двух грифонов, на волков похожих, и лезвие какое-то… необычное.
   Николаев глубоко вздохнул:
   – Ты, Паша, иди, наверное, я отчет потом почитаю. А то что-то я совсем утомился.
   Капитан понимающе кивнул, встал и направился к выходу.
   – Паша.
   Демин обернулся уже в открытой двери.
   – А что с экстрасенсом?
   – Мертв. Кровоизлияние в мозг.
   – Ну ладно. Иди. – Подполковник вяло махнул ему рукой и, как только дверь закрылась, снова сомкнул глаза. Ему все казалось, что, пока еще из крови окончательно не вымыли физраствором этот странный психотороп, дарующий такие яркие видения, сон еще может вернуться. Тот сон. В котором нужно будет взять маму за руку и бежать к горизонту, догоняя этого странного человека.

Андрей Коробейщиков Иту-Тай. Путь свободного волка

ОТ АВТОРА

ВСТУПЛЕНИЕ

Эпизод I СУМЕРКИ Хроники наваждений

Часть 1 ТЕНИ ПРОШЛОГО

Часть 2 «СНЫ О ЧЕМ-ТО БОЛЬШЕМ…»

Эпизод II ЗАТМЕНИЕ Через тьму к рассвету.

Часть 1 «ТРЕУГОЛЬНИК»

Часть 2 СХОЖДЕНИЕ

Андрей Коробейщиков
Иту-Тай. Путь свободного волка

Эпизод I
СУМЕРКИ
Хроники наваждений

Часть 1
ТЕНИ ПРОШЛОГО

Часть 2
«СНЫ О ЧЕМ-ТО БОЛЬШЕМ…»

Эпизод II
ЗАТМЕНИЕ
Через тьму к рассвету.

Часть 1
«ТРЕУГОЛЬНИК»

Часть 2
СХОЖДЕНИЕ