-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Афанасий Афанасьевич Фет
|
| Стихотворения на случай, послания, посвящения, эпиграммы, отрывки
-------
Афанасий Афанасьевич Фет
Стихотворения на случай, послания, посвящения, эпиграммы, отрывки
«Нет, сколько козней ты ни крой…»
Нет, сколько козней ты ни крой,
Я твоего не слышу бреда,
Пошлю я в лавку за икрой
И ждать не стану до обеда.
1838
«Григорьев, музами водим…»
Григорьев, музами водим,
Налил чернил на сор бумажный,
И вопиет с осанкой важной:
«Вострепещите!» мой Вадим.
1839?
Эпиграмма
Он в идее вечно жаден,
А в конкрете он свиреп,
Догматически нескладен
И практически нелеп.
1842
Автору стихов «Безымянному критику»
(М. Дмитриеву, который поместил их в «Москвитянине»)
Как тебе достало духу
Руси подличать в глаза?
Карамзин тебе даст плюху,
Ломоносов даст туза.
Кто ни честен, кто ни славен,
Будет славен сам собой;
Ни Жуковский, ни Державин
Не нуждаются тобой.
Будь каких ты хочешь мнений
О России до Петра –
От твоих стихотворений
Не прибудет нам добра.
…
Где ответ на глупость эту?
И кому тебя судить?
Нет, не мирному поэту, –
Надо в клинику сходить.
…
Жалко племени младого,
Где отцы, ни дать ни взять
Как хавроньи, всё, что ново,
Научают попирать.
Где народности примеры?
Не у Спасских ли ворот,
Где во славу русской веры
Казаки крестят народ?
Да, у нас на месте лобном,
На народной площади,
Калачи так славно сдобны,
Что наелся и – …
Горько вам, что ваших псарен
Не зовем церквами мы,
Что теперь не важен барин,
Важны дельные умы.
Да, Россия властью вашей
Та же, что и до Петра;
Набивает брюхо кашей
И рыгает до утра.
Что вам Пушкин? Ваши боги
Вам поют о старине
И печатают эклоги
У холопьев на спине
Ноябрь 1842
«В зверинец мой раскрыты двери…»
В зверинец мой раскрыты двери,
Зверей подобных в мире нет,
Рассортированы все звери,
И каждому дан свой куплет.
Вот Крюднер, капитан хохлатый,
Он привезен из дальних стран,
Молодцеватый, грубоватый,
А вот при нем его Бриган.
Вот Кащенки – и Петр, и Павел,
Я в клетке их держу одной,
Зверьки ручные, честных правил
И по-домашнему с ленцой.
Вот Пален; петухом ли шпанским,
Аистом ли его назвать?.
Он поится одним шампанским;
Полегче, ног бы не сломать!
Вот Рап-кобель. Каким-то чудом
И Агапей при нем всегда.
Кто кобелем, а кто верблюдом
Заняться может, господа.
Кази усами разукрашен,
Турецкой силой одарен.
Он бородою только страшен,
И до клубнички падок он.
А вот Кудашев; он был князем
Вдали, на южных островах;
Силач, он всех кидает наземь
И татуирован в…
А вот Краевский; с пальмы южной,
Страны полуденной жилец,
Но как обманчив вид наружный:
Он только с виду молодец.
Вот Клопман; ящик с зеркалами,
В помадной банке корм стоит,
Что день, то щетка; он духами
От головы до ног облит.
Вот отделенье мелкой птицы:
Борисов, чтобы не забыть;
Он к нам приехал из столицы
«Мое почтенье» говорить.
А тут, лишь клетку повернете,
Для крошки в ящике простор;
Та крошка Фонька Ревелиоти,
Мала, но ноготок востер.
Вот Иваненко для закуски,
В бараньих завитках кругом;
Не знаю, шпанский или русский,
Но только знаю – с курдюком.
1845
«Поднялася пыль степная…»
Поднялася пыль степная,
Солнышко взошло,
Всюду сбруя боевая
Блещет как стекло.
Август 1845
В альбом А. Я. Марченко
Стихом простым, стихом случайным,
Назло альбомам и стихам,
К воспоминаньям грустным, тайным
Поползновенья я не дам.
Весны обманчивой жилица,
Минутных роз минутный друг,
Без сожаления, как птица,
Перенесись на нежный юг.
Звездам Украйны полудикой,
Как в дни былые, не молись:
Иной картиною великой
Поражена, остановись!
Твой женский глаз, лучом поспешным
Окинув моря благодать,
Подметит то, чего нам, грешным,
Во век веков не увидать.
1846
А. Л. Бржевской
Я вам пророчил поклоненье,
Венец прекрасному челу,
И расточал свое уменье
Воздать вам должную хвалу.
Теперь же слабый мой умишка
Не больше сделает добра,
Как театральная афишка
О пьесе, сыгранной вчера.
9 сентября 1847
«Я жертву приносил обильную Прияпу…»
Я жертву приносил обильную Прияпу
И жаждал новые во храм его снести,
Но бог велел меня немедля к Эскулапу
Вулкановой супруге отвести.
В изгнании моем я долго тосковал,
Кляня всех нимф, как самых злобных фурий.
Суровый бог мне ноги заковал,
А расковал услужливый Меркурий.
Теперь намерен я, чтоб больше не страдать,
То всякий раз, как я пойду к Прияпу,
Чтоб грозный бог не мог меня узнать,
На плешь надвигивать спасительную шляпу.
1852
«Пусть критика и злобна, и зубаста!..»
Пусть критика и злобна, и зубаста!
Не тронуть ей меня;
Пегасу я сказал на время – баста,
Сажуся на коня!
Между 1848 и 1853
«Поднять бокал в честь дружного союза…»
Поднять бокал в честь дружного союза
К Тургеневу мы нынче собрались.
Надень ему венок, шалунья муза,
Надень и улыбнись!
Январь 1856
«Весь переезд забавою…»
Весь переезд забавою
Казался; третьим днем
И морем мы, и Травою
До Любека дойдем.
И как бы ветру флюгером
Ни вздумалось играть,
Мы с капитаном Крюгером
Не будем трепетать.
Конец июля или начало августа 1857
Ответ старого поэта на 37 году от роду
Не поноси Замоскворечья,
Еще ты мало с ним знаком.
Не наноси ему увечья
Своим зловредным языком.
Декабрь 1857
«Возвестил народу…»
Возвестил народу
Уж с горы Афонской
Бэда-проповедник,
Что, быть может, к году
У мадам Полонской
Явится наследник.
22 октября 1858
«Поэт, пророк, орловский знатный барин…»
Поэт, пророк, орловский знатный барин,
Твой тонкий ум и нежный слух любя,
О, как уверю я тебя,
Что я не Греч и не Фаддей Булгарин?
1859
Эпиталама графу Л. Н. Толстому
Кометой огненно-эфирной
В пучине солнечных семей,
Минутный гость и гость всемирный,
Ты долго странствовал ничей.
И лишь порой к нам блеск мгновенный
Ты досылал своим лучом,
То просияв звездой нетленной,
То грозным, пламенным мечом.
Но час и твой пробил, комета!
Благослови глагол его!
Пора свершать душе поэта
Свой путь у солнца одного,
Довольно странствовать по миру,
Пора одно, одно любить,
Пора блестящему эфиру
От моря сушу отделить,
Забыть вражды судьбы безбрачной,
Пути блудящего огня,
И расцвести одеждой злачной
В сияньи солнечного дня.
Октябрь 1862
И. С. Тургеневу
Тебя искал мой стих по всем концам земли,
И вот настиг он в Rue de Rivoli.
Не знать, куда писать, меня ужасно бесит:
Затем-то затвердил я нумер 210.
О чем писать? о чем? Как туп такой вопрос!
Когда б я разом мог всё то, что лезет в нос,
Сказать иль очеркнуть стихами или прозой,
Так я бы не стоял, как тот осел над розой,
Которого ты нам на невских берегах
Так ясно указал в журнальных крикунах.
Люблю, в согласии иль во вражде открытой,
С тобой беседовать, поэт наш знаменитый.
Ценя сердечного безумия полет,
Я тем лишь дорожу, кто сразу всё поймет –
И тройку, и свирель, и Гегеля, и суку,
И фриз, и рококо крутую закорюку,
И лебедя в огнях скатившегося дня, –
Ну, словом, чуткий ум душе моей родня.
Ты понял и теперь, что этими словами
Хвалю я не себя. Подобными хвалами
Пусть забавляется тот юный хор калек,
Который думает: «Всё понял человек».
А мы – зайдет ли речь о Дании иль Польше –
Мы знаем: журавли гораздо смыслят больше
Об этих казусах, чем мудрые земли.
Хоть вспомни Ивика! Хвала вам, журавли!
Приличие? И тут ты повторял, бывало,
Что мудрая о нем старуха толковала:
«Приличен каждый зверь, носящий сзади хвост,
Затем что он умен, а между прочим прост».
Взгляни в Степановке на Фатьму-кобылицу:
Ну, право, поезжай в деревню иль столицу,
Едва ль где женщину ей равную найдешь, –
Так глаз ее умен, так взгляд ее хорош.
Вся в сетке, рыжая, прекраснейшего тона,
Стоит и движется, как римская матрона.
Так не претензиях тут дело, а в одной
Врожденной чуткости. – Подумай-ка, какой
Дубиной нужно быть, чтоб отрицать искусство,
Права на собственность, родительское чувство,
Самосознание, – ну, словом, наконец,
Всё то, чего не знать не может и слепец.
А этим юное кичится поколенье!
К чему ж их привело природы изученье?
Сама природа их наводит на беду.
Поймавши на слове, я к Фатьме их веду.
Она хоть нежный пол и ходит в кринолине,
Но не уступит прав на кафедру мужчине.
Что ж проповедует она? Ее сосун
Щипал при ней сенцо. Вот подошел стригун
И стал его теснить, сам ставши над корытом;
Но истинная мать так зубом и копытом
Сумела угостить пришедшего не в час,
Что тот не сунется уж к ним в другой-то раз.
«Что ж, сила грубая! На то она кобыла!».
Груба ль, нежна ль она, – я знаю: сила – сила.
То сила им груба, то тянутся из жил,
Чтобы расковырять указкой силу сил.
Но полно Пиерид пугать таким предметом.
Ужели нынешним тебя не встретит летом
Осинка «Reviendront» и необъятный пруд,
Где пихты стройные по берегам растут
И где гуляющий, как мощная Россия,
Пожалуй, невзначай наступит и на змия,
Где стройный хор берез и вереницы лип
Тебя приветствуют, блаженный Аристипп,
Где, умиления исполненный и жару,
Я пред тобой возжечь всегда готов сигару
И в дни июльские, когда горит душа,
Кричать «лупи его!», как срежешь черныша.
Люблю я видеть кровь лукавой этой птицы:
Бровь красная ее, дьячковские косицы,
И белые портки мне раздражают взор.
Но, кажется, опять понес я прежний вздор.
Привычка, подлинно, вторая в нас натура:
Наш брат куда ни ткнись – везде литература!
Вчера меня с утра охота петь взяла
«На холмах Грузии лежит ночная мгла»;
Заставил я жену, забывши завтрак, рано
Усесться разбирать романс у фортепьяно.
Про этот я романс скажу тебе одно:
Коль услыхать его мне будет суждено
От Полигимнии, его облекшей в звуки,
То прежде попрошу связать мне ноги, руки,
Чтобы, пришедши вдруг в болезненный экстаз,
Я в доме каковых не учинил проказ.
Но извини меня!я заврался безбожно,
Да сам же подал ты пример неосторожно
Ломать язык богов над будничным письмом.
Пора и перестать. Кончаю. Дело в том,
Чтоб озабоченный бездельем иль делами,
Ты не забыл писать мне прозой иль стихами.
Ты знаешь, как мне мил и дорог твой привет.
Жена приветствует тебя и твой А. Фет.
20 апреля 1864
Н. А. Офросимовой при посылки двух пуговок
Вас нет – и плакать я готов,
И ангел мой без вас вздыхает.
Старик-токарь своих трудов
Вам две застежки посылает.
Когда работал их чудак,
То с вами мысль его дружилась:
О, не кружитесь в жизни так,
Как кость слоновая кружилась!
22 февраля 1869
К фотографической карточке (M-lle Viardot)
Послушный снимок с идеала,
Как ты воздушен, свеж и мил!
Тебя не кисть живописала,
А солнца луч изобразил.
В блаженной роскоши расцвета
Признав забытые черты,
Затрепетала грудь поэта
Под обаяньем красоты.
На зов ласкательной святыни
Душой воскреснувшей летя,
Я вижу в образе богини
Давно знакомое дитя.
1869
М. Н. Лонгинову
Я был у Кача и Орбека,
Молил, просил;
Не отыскалось человека
Продать чернил.
Хоть плачь, хоть требуй благородно,
Хоть их беси,
Дают чернил каких угодно,
Да не Plessy.
Коммуна-де да прусский гений
Наслали бед;
Французских к нам произведений
В подвозе нет.
Теперь, о Клио, понимаю,
Как их…!
С тоскою в сердце прилагаю
Здесь 2 рубли.
Но яд чернил к душе поэта
Не подноси!
В таможне ждут: к исходу лета
Придет Plessy.
2 июля 1871
К памятнику Пушкина
Свободного стиха прославленный творец,
Услышана твоя молитва, друг народа:
По манию царя взошла заря – свобода,
И солнце озарит твой бронзовый венец.
1871
Посреднику М. М. Хрущову
Противу вечному закона
Встает отродье злой семьи
То в виде страшного дракона,
То в хитром образе змеи.
Но – вечный солнца проповедник –
В борьбе со злобою и тьмой
Не покидает нас посредник
Меж светом божьим и землей.
Жива спасительная сила,
Переходя из рода в род,
И копьеносца Михаила
Сегодня празднует народ.
И он от правды не отступит:
Неумолим, как в старину,
На змея-писаря наступит,
Коля дракона-старшину.
8 ноября 1872
«Амур – начальник Гименея…»
Амур – начальник Гименея,
А Гименей без водки – пас,
Вот отчего я, не краснея,
Решаюсь беспокоить вас.
Податель сей бежит к Гимену,
А вы, Амур, уж так и быть,
Велите за простую цену
Покрепче водки отпустить.
Вам труд не будет безвозмездный,
О нет, – котлеты посочней
У них тебе, Амур уездный,
Подаст наш повар Гименей.
И, тарантасик ваш походный
Узнав по тысячи примет,
«Вот он, заступник всенародный!» –
Воскликнет Афанасий Фет.
1873
«Наш шеф – владыка всенародный…»
Наш шеф – владыка всенародный,
И наша гордость всем ясна.
Блестящей прядью этишкета
Семья улан закреплена.
И к ней исполнена привета,
Как кубок, искристый до дна,
Везде душа улана Фета
И отставного Шеншина.
21 марта 1874
Графу Л. Н. Толстому
Всё стремлюсь к тебе мечтою.
Мучусь, не узнав:
Разболелся ль ты душою,
Дорогой мой граф?
Окунулся ли в пучину,
Где не видно зги?
Если так – пиши картину
И не в чем не лги.
День – твой враг, и днем полезно
Помнить ремесло;
Только эта бездна звездна,
Только в ней светло.
Лишь из мрака хляби душной,
Из грозящих жерл,
Водолаз великодушный,
К нам взнесешь ты перл.
Посмотрите, мол, осины
И гнилые пни:
Вот как ищут исполины
Даже в наши дни!
1875?
П. И. Борисову
Милый Петя! Вот и мы!
Питер вроде мне чумы.
День-деньской я там зевал,
И Покровку вспоминал.
Но зато в четверг с полдня
Снова праздник для меня.
В час полудня, милый мой,
Поезд двинет нас домой.
В страны, где Толстой цветет,
Где Степановка растет,
Где господь сказал ей: спи
На раздолье, на степи.
Оля, тетя, все, любя,
Обнимаем мы тебя.
На минутку хоть урвись,
С нами лично распростись.
Будь здоров, не знай кручин.
Старый дядя твой Шеншин
19 апреля 1876
«В день позавидуешь раз со сто…»
В день позавидуешь раз со сто
Твоей учености, друг мой:
Всё для тебя светло и просто
Там, где брожу я как слепой.
Кругом по стеночке в манеже
Тебе отлично гарцевать,
Когда мне, бедному невеже,
В ночной степи хоть пропадать.
декабрь 1876
«Хоть потолстеть мой дух алкает…»
Хоть потолстеть мой дух алкает,
Хоть страх берет свихнуть потом,
Но эта робость исчезает
Перед талантом и умом.
Устали крылья от размахов,
Чтоб дух раздуть умом чужим,
Но всё я вас не вижу, страхов,
Хоть и желаю быть толст им.
27 июня 1877
К бюсту Ртищева в Воробьевке
Прости меня, почтенный лик
Здесь дней минувших властелина,
Что медной головой поник,
Взирая на меня с камина.
Прости: ты видешь сам, я чту
Тебя покорно, без ошибки,
Но не дождусь, когда прочту
Значенье бронзовой улыбки.
Поник ты старой головой,
Смеяся, может быть, утратам.
Да, я ворвался в угол твой
Наперекор твоим пенатам.
Ты жил и пышно, и умно,
Как подобало истым барам;
Упрочил ригой ты гумно,
Восполнив дом и сад амбаром.
Дневных забот и платья бич,
Твоих волос не знала пудра;
Ты каждый складывал кирпич
И каждый гвоздь вбивал премудро.
Не бойся, не к тому я вел,
Чтоб уколоть тебя сатирой;
Не улыбайся, что вошел
К тебе поэт с болтливой лирой.
«Поэт! Легко сказать: поэт –
Еще лирический к тому же!
Вот мой преемник и сосед,
Каких не выдумаешь хуже.
Поэт безумствовать лишь рад,
Он свеж для ежедневных терний…»
Не продолжай на этот лад,
Тебе не к стати толки черни.
Не по годам такая прыть,
Уж мы ее бросаем с веком,
И я надеюсь сговорить
С тобой, как с дельным человеком.
Тупым оставим храбрецам
Всё их нахальство, все капризы;
Ты видешь, как я чищу сам
Твои замки, твои карнизы.
Простим друг другу все грехи;
И я у гробового входа!
Порукой в том мои стихи
Из дидактического рода.
февраль 1878
К нашим ослам
Нам повторяли все в речах картинных:
«Вам суждено бездетность перенесть,
И не видать вам этих лиц невинных,
В которых что-то ангельское есть».
Исполнились всеобщие желанья,
Господь утешил нас на склоне дней –
И вас послал, невинные созданья,
Послушных и играющих детей.
Господь велик! он старость успокоил.
Гуляйте, детки, тешьтесь в добрый час!
И милосердный милость тем удвоил,
Что взрослыми мы не увидим вас.
5 ноября 1878
М. М. Хрущову
Пускай с копьем противу злого
Всегда архангел Михаил,
Но и любовию земного
Богат носитель горних сил.
Не сном глава его объята
Под райским деревом, в тени, –
Всё, что воздушно и крылато,
Ему поистине сродни.
И верю – праведен он будет, –
Прямой судья добру и злу, –
И воробьев он не забудет,
Хотя сочувствует орлу.
8 ноября 1878
«Не толкуй об обезьяне…»
Не толкуй об обезьяне,
Что людей родила,
Не толкуй мне об Татьяне, –
Так она постыла.
Water closet, closet water…
Рассуждая прямо,
Mater alma, alma mater –
Всё гнилая яма.
В ней, покуда чин стяжаешь,
Изумя Европу,
Рожу калом измараешь,
А не то что…
Январь 1879
П. П. Боткину
«Христос воскресе!» – клик весенний.
Кому ж послать его в стихах,
Как не тому, кто в дождь осенний
И в январе – с цветком в руках?
Твои букеты – вести мая,
Дань поклоненья красоте.
Ты их несешь, не забывая
О тяжком жизненном кресте.
Но ныне праздник искупленья,
Дни обновительных чудес, –
Так будь здоров для поздравленья,
Твердя: «Воистину воскрес!»
31 марта 1879
К. Ф. Ревелиоти
Свиданье наше предвкушая
И лет почтенности скорбя,
Хоть Федосеевича знаю,
Как Фоню обниму тебя!
25 августа 1879
А. П. Боткиной – невесте
Хотя любовь препобедила
И торжества подводит час,
Она и к нам свой взор склонила,
И не забыла Анна нас.
Там, где царит метель и вьюга,
Где жизнь полна тоски и зла,
Твой ананас – эмблема юга,
Благоуханья и тепла.
Когда настанет день ненастный,
На сердце мрак и грусть падет,
Мы вспомним жребий твой прекрасный,
И Анна нас тогда спасет.
Февраль 1880
А. П. Боткиной при получении апельсинов
Вот спасибо, мой дружок,
Не забыла ветерана!
Будь сама как королек
И сладка ты и румяна.
Свей гнездо – хоть где-нибудь,
За Невой, Москвой иль Вислой, –
Только замужем не будь
Апельсин ты желтый, кислый.
1880
Послание П. Н. Каратееву
На петербургских плюнь злодеев;
Пусть дьявол губит эту тлю. –
Тебя же, Павел Каратеев,
Лишь об одном теперь молю:
Весна придет: в окошко глянешь, –
Посев, косьба, посев опять,
И калачом уж не заманишь
Тебя к соседу ночевать.
А твой сосед, прямой пустынник
И сам слуга родной земле,
Тебе в угоду именинник
Не в сенокос, а в феврале.
Так посети – хоть вместе ляжем, –
Наш теплый верх тебе знаком, –
И новых жеребят покажем,
И на бильярде промахнем.
11 февраля 1880
Фет-Али-Шаха
Любовь и знанье вертопрахов –
Один капкан души чужой,
Но не пугаюсь я и страхов,
Тщедушен этим и толст той.
Апрель 1880
О. И. Щукиной
Спасибо вам! Мы вспоминаем
Ваш резвый смех с умом живым.
Без вас и май бы не был маем,
И старый парк бы был иным.
И не перила лишь пещрили
Вы разноцветной чередой,
А всю весну для нас увили
Вы лентой нежно-голубой.
Не только мы, – я чай, Колдунья
Не раз вздохнет под седоком:
«Зачем на мне не та летунья,
А этот неподъемный ком?»
Adieu, счастливо оставаться!
Июльский зной у нас настал, –
И хоть и лень за дело взяться,
Но «Gartenlaube» к вам послал.
15 мая 1880
А. А. Тимирязеву
Всё дождь и дождь, и солнце лик свой прячет,
А хлеб насущный наш гниет в снопах.
И кажется, само-то небо плачет
О прежних светлых, лучших наших днях.
На памяти моей старушки музы,
Как нуждам ты служил родной страны,
Как рабства нам помог ты свергнуть узы,
Как убирал кровавый след войны!
Не вольностей, а правды лишь блюститель,
К зовущему ты шел навстречу сам.
Мы были строй, ты был наш предводитель.
Каков успех? О том судить не нам.
Но прозою обычною, сухою,
Я не хочу в сей день тебя назвать,
Пред ангелом живым – твоей женою –
В день ангела земным упоминать.
Земное – что? Конечно, безрассудно
Роптать на зло, на злобу наших дней,
Но, если жить и праздному так трудно, –
Кто трудится, тому еще трудней.
Август 1880
Е. Г. Хрущевой
Я видел преданность и рвенье
И в долгом бденьи путь вдвоем,
Я видел слезы умиленья
Над засыпающим птенцом.
Хотел бы письменной хвалою
День именин твоих почтить,
Но трудно прозою земною
Воздушных ангелов хвалить.
Бессилен голос лести светской,
Все похвалы здесь ни к чему –
И голос старческий и детский
Доступней сердцу твоему.
3 сентября 1880
Д. П. Боткину
Я с девятнадцатого дома.
Жена вернулась в тот же день –
В восторге от ее приема.
Его описывать мне лень.
Хоть, отдохнув в своей кровати,
На свет бодрее я гляжу,
Но всё минувшей благодати
В здоровье я не нахожу.
И бледно-розовые пятна,
Как возмутительный грешок,
Напоминают неприятно
О прижиганиях кишок.
Вчера, подосланный лукаво,
Молчанов-fils у нас гостил,
И я ему, обдумав здраво,
В кредит пшеницу отпустил.
Ее и всей-то оказалось
Не больше тысячи и ста.
Так чтоб на месте подымалась
И забиралась без хвоста,
За четверть с десяти целковых
Четвертачок я уступил.
В задаток тысячу всё новых
Кредитками я получил.
Затем сиди и жди: когда-то
Увидишь светлую зарю;
В двадцатом ноября уплата
Двух тысяч, трех же – к январю.
А там опять он скажет warte,
И уж последних тысяч пять
Двадцатого уплатит в марте.
На месте трудно продавать.
Как цену наперед узнаешь?
Пойдет ли в гору иль в отвал?
Найдешь барыш иль прогадаешь?
Подумал – да и подписал.
Вы как здоровьем? Хоть бы вновь я
Не услыхал о серых днях.
Что детки? Всё ли так же Софья
Сергевна в вечных попыхах?
Признаться, самому до смерти
Мне надоели попыхи;
Куда тебя не сунут черти –
Весь свет исполнен чепухи.
Изволь расхлебывать. Вот мельник
Пришел с расчетами за рожь, –
А не подумает бездельник,
Как дорог мой и рубль, и грош.
Ну чем я хуже Соломона
Степаныча, какой мудрец!
Примите наших два поклона –
И с тем посланию конец.
А за ночлеги и грибочки
Перед хозяйкой спину гну;
Уж родились же вы в сорочке,
Такую отыскав жену.
1881
А. Л. Бржевской
Хоть строчкой, бедная подруга,
Меня обрадуй ты в глуши.
Ты мне мила как память друга
И как весна моей души.
Май 1881
1881 года, 11 июля
Желаю Оле
Здоровья боле,
Чтоб жить ей доле –
Пока на воле,
А в брачной доле
У мужа в холе.
11 июля 1881
Любезному племяннику П. И. Борисову
Gaudes carminibus, carmina possumus
Donare et pretium dicere nioneri.
Horatius
Спасибо, друг, – ты упросил
Меня приняться за работу,
Твой юный голос разбудил
Камену, впавшую в дремоту.
Опять стихи мои нашли
То, что годами было скрыто.
Всё лето предо мною шли
Причудник Фауст и Маргарита.
И вот прейден гористый путь:
Следи за мной, – но, бога ради,
Ты Мефистофилем не будь
Насчет стареющего дяди.
Октябрь 1881
Д.П. и С. С. Боткиным в день двадцатипятилетия их свадьбы 16 января 1884 года
Сегодня пир отрадный мы венчаем,
Мы брачные подъемлем чаши вновь.
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.
Красавицы, не преклоняйте вежды;
К чему скрывать румяный пыл сердец,
Когда в груди у всех одни надежды,
Когда в душе у всех один венец?
Ни красоты, ни почестей, ни злата
В дыму мечты ты раем не зови;
Наш рай не там, меж Тигра и Евфрата,
А рай вот тут, у дружбы и любви.
Как сень его лелеет человека!
Как божеским дыханьем он объят!
В своей листве хранит он четверть века
Плоды любви и дружбы аромат.
И, умилясь сердцами, мы встречаем
Сей вертоград, подъемля чаши вновь;
Сегодня дружбе мы венец сплетаем
И празднуем счастливую любовь.
28 октября 1883
О. М. Соловьевой
Рассеянной, неверною рукою
Я собирал поэзии цветы,
И в этот час мы встретились с тобою,
Поклонница и жрица красоты.
В безумце ты тоскующем признала
Прибывшего с знакомых берегов,
И кисть твоя волшебством разгадала
Язык цветов и сердца тайный зов.
И вот с тех пор, в роскошном их уборе
Завидевши те сельские цветы
Нетленными на матовом фарфоре,
Без подписи я знаю: это ты.
29 октября 1884
Ф. Е. Коршу в ответ на эпическое послание
Больному классику чтоб дать ответ российский,
Я избираю стих и лист александрийский;
Не думаю, меж тем, об оном я листе,
Чтоб облегчился ты без рези в животе.
Что ж делать! Такова российска Аретуза,
Что пить из ней нельзя без содроганья пуза.
О, что бы провещал ученейший Хирон,
Когда б на наших муз взглянул хоть мельком он,
У коих цензоры, благочестивы люди,
Обгрызли ногти все и вырезали груди,
Как режут эвнухов, что вывел Ювенал,
Хотя Гелиодор давно их окорнал.
И так и следует: зачем писать антично?
У наших цензоров узнал бы, что прилично!
Ведь не подумают античные глупцы,
Что могут русские обидеться скопцы.
Не должно смешивать двух разных направлений,
Иначе стать в тупик народный может гений;
И, мню я, самым тем ты простудил свой нос,
Что, переплывши Тибр, ты вышел на мороз.
Так вредны крайности, когда сойдутся ссорясь!
O rus! О глупости! O tempora, o mores!
Но как бы строгая ни выкликала Русь,
Тибулла покупать я к Кунду поплетусь.
Знать, старость слабая так распускает слюни:
Scribendi cacoethes tenet, сказал мой Юний.
Пора и кончить мне. Будь здрав, прими привет.
Хоть подпишу Шеншин, а все же выйдет – Фет
29 ноября 1884
Графине С. А. Толстой
Когда стопой слегка усталой
Зайдете в брошенный цветник,
Где под травою одичалой
Цветок подавленный приник,
Скажите: «Давнею порою
Тут жил поклонник красоты;
Он бескорыстною рукою
И для меня сажал цветы».
11 декабря 1884
В. С. Соловьеву
Пусть не забудутся и пусть
Те дни в лицо глядят нам сами,
Когда Катулл мне наизусть
Твоими говорил устами.
Прости! Лавровому венцу
Я скромной ивой подражаю,
И вот веронскому певцу
Катуллом русским отвечаю.
Боюсь, всю прелесть в нем убью
Я при такой перекочевки, –
Но как Катулла воробью
Не расплодиться в Воробьевке!
17 мая 1885
К памятнику Маркевича
Любил он истину, любил он красоту
И дружбой призванных ценителей гордился,
Раздутой фразы он провидел пустоту
И правду говорить в лицо ей не страшился.
6 июля 1885
Ф. Е. Коршу
Геройских лет поклонник жадный
В тебе Миноса узнает:
Никто без нити Ариадны
В твое владенье не войдет.
Но это суд земного рода:
Он не зовет души моей.
О, как я рад, что ты у входа
Стоишь в блаженный Елисей!
Взглянув на ширь долины злачной,
Никто не ценит так, как ты,
Всей этой прелести прозрачной,
Всей этой легкой простоты.
Вот почему, смирясь душою,
Тебя о милости прошу
И неуверенной рукою
Венки Тибулла подношу
2 октября 1885
Мите Боткину
Митя крошка,
Понемножку
Поджидай,
Да с Покровки
К Воробьевке
Подъезжай.
Не упрямый,
Сядешь с мамой
Ты в вагон,
А проснешься –
К нам взберешься
На балкон.
Будут розы,
Будут козы
Митю ждать,
Будет в гроте
Митю тетя
Целовать.
Первая половина 80-х гг.
«Понятен зов твой сердобольный…»
Понятен зов твой сердобольный
И для отцов и для детей:
С базара – храм искусств угольный,
Ты с переулка – дом б…
Между 1874 и 1886
М. М. Хрущову
Твоей приветливой щедротой,
Свободе в память золотой,
Кичась резьбой и позолотой,
Июльский столп передо мной.
И мыслью понял я свободной:
Игрушке место на земле
Не там, на площади народной,
А здесь, на письменном столе.
Между 1874 и 1886
«Ура, наш архангел отвинчен…»
Ура, наш архангел отвинчен,
Уж, раненый, в вате лежит;
Излечен, но не переинчен,
Он к нам из Москвы прилетит.
«В концы всей вселенной глаголы
Смотри, золотой Михаил,
Трубой про народные школы
Ты детям бы ног не скосил».
Между 1874 и 1886
Е. И. Баратынской
Я невпопад у вас в гостиной:
Когда восходит свет ума
И слышен посвист соловьиный,
На петуха находит тьма.
Между 1874 1886
«Ты хвастаешь, что ты с бессмертными в союзе…»
Ты хвастаешь, что ты с бессмертными в союзе, –
Быть может, ты и прав. Но как тебе сказать?..
Ты с заднего крыльца всегда заходишь к музе:
Ну где ж тебе в лицо богиню увидать?
Пробраться тем путем напрасный труд положишь:
Ступени скользки там и всходы не светлы;
Но, если разобрать подъездов ты не можешь, –
У двери истинной ты не найдешь метлы.
Между 1874 и 1886
«Петр и Павел – вот примеры!..»
Петр и Павел – вот примеры!
Петр, как камень, нетягуч,
Неподатлив на химеры,
Бережет свой символ веры, –
А у Павла только ключ.
Между 1874 и 1886
«Беда с негромкими чинами…»
Беда с негромкими чинами,
Коль речь заходит о кресте:
Хоть я и буду с орденами,
Но только не для Вани те.
Между 1874 и 1886
«Поднять вас трудишься напрасно…»
Поднять вас трудишься напрасно:
Вы распластались на гроше.
Всё, что покруче, вам ужасно,
А всё, что плоско, – по душе.
Между 1874 и 1886
Ю. Б. Шумахер
Среди фиалок, в царстве роз
Примите искренний поклон;
А нас московский наш мороз
Не выпускает на балкон.
Один другому не указ,
Пусть каждый изберет свое, –
Кому Плющиха в самый раз,
Кому так жутко в Монтере.
Между 1874 и 1886
Л. И. Офросимовой
Воздушной, детскою и ясной
Окружены вы красотой.
Ей не сдаваться – труд напрасный:
Звездою чистой и прекрасной
Она горит над головой.
Но вас хвалить никто не смеет, –
Пред вами нищий – наш язык:
Отважный юноша робеет,
И зависть тайная бледнеет,
И изумляется старик.
1886
Т. А. Кузьминской при посылке портрета
Пускай мой старческий портрет
Вам повторяет, что уж нет
Во мне безумства прежней силы,
Но что цветете вы душой,
Цветете тонкою красой
И что по-прежнему вы милы.
12 февраля 1886
К N.N
Морщины думы и совета
Не красят твоего лица:
Со звонкой лирою поэта
Плющом довольствуйся певца.
Родится дивным музыкантом
На шаткой ветке соловей,
Но всё снегирь не будет Кантом
И Соломоном – воробей.
Май 1886
Е. С. Хомутовой при получении цветущих тубероз
Получивши туберозы,
Допущу ли, чтоб поэт
Языком ответил прозы
На душистый ваш привет?
И к жилищу доброй феи
Мчатся робкие мечты:
Из ее оранжереи
Мне ли чудные цветы?
1 августа 1886
Великому князю Константину Константиновичу
Певцам, высокое нам мило;
В нас разгоняет сон души
Днем – лучезарное светило,
Узоры звезд – в ночной тиши.
Поем мы пурпура сиянье,
Победы гордые часы,
И вечной меди изваянье,
И мимолетные красы.
Но нет красы, значеньем равной
Той, у которой всемогущ,
Из-под венца семьи державной
Нетленный зеленеет плющ.
4 декабря 1886
Королеве эллинов Ольге Константиновне
С безумною отвагою поэта
Дерзаю руки воздевать,
Моля того священного портрета,
Что только Феб умел списать,
Чтоб этот лик воздушный, бестелесный,
Про дальний блеск поведал сам,
И вечный луч красы его небесной
Сиял слабеющим глазам.
28 декабря 1886
«Смотрю, завидуя немножко…»
Смотрю, завидуя немножко,
На ваш альбом прекрасный я:
Как неизменна эта кошка!
Зачем не кошка эта я?
1886
Королеве эллинов Ольге Константиновне
В стенах, куда внесла Паллада
Оливу девственной рукой,
Теперь духовный мир Эллада
Приемлет от руки иной.
Всю память сердца, радость ока,
Акрополь, ты пленил один, –
И для жемчужины Востока
Оправы чище нет Афин.
1886
Ф. Е. Коршу
Тебя я пуще ждал всего,
Чтоб труд спугнуть отрадной грезой, –
Ты ж остроумья своего
Меня засыпал митральезой.
O rus! – Капуста, бураки,
Индейка, утка, солонина,
Не то из русской же реки
И разварная осетрина.
И вот сижу, понуря лоб,
Постыли музы с Аполлоном, –
Когда б не кашель, – сам давно б
Я прибежал к тебе с поклоном.
4 января 1887
Ф. Е. Коршу
Член Академии больной,
Всё порываюсь к прежней цели
И, благодарен всей душой,
Шлю за обещанным мне Paley.
За каждым есть свои грехи;
В одном лишь твердо я уверен:
Хоть и мараю я стихи,
Но книг марать я не намерен.
Итак, склонившись головой,
Прошу прислать мне вашу книжку.
Простите, что Меркурий мой
Заменит тут мою одышку.
Смущаюсь я не раз один:
Как мне писать в делах текущих?
Я между плачущих Шеншин,
И Фет я только средь поющих.
11 января 1887
Графу А. В. Олсуфьеву
Вот наша книжка в толстом томе:
В своем далеком гетском Томи
По-русски стал писать Назон;
Но без твоих трудов – ей-богу! –
Для армяка забывши тогу,
Неряхой бы явился он.
Бывало, чуть он где споткнется
И на авось опять сошлется,
Славянским духом обуян, –
Ты, приводя к почетной цели,
Уже гласишь, что так велели
Сам Lors и Riese или Jahn.
И вот, оправленный, умытый,
Поэт наш римский знаменитый
Стоит, расчесан, как к венцу.
Чего ж кобенится упрямо?
Пусть отправляется он прямо
С поклоном к крестному отцу.
14 января 1887
Ф. Е. Коршу
На днях пускаемся мы в путь;
Хотел бы видеться с тобою,
Но домовой ко мне на грудь
Вновь наступил своей пятою:
То жалкой старости недуг,
Плутона близкая примета! –
Седьмого мчимся мы на юг
И будем мучиться всё лето.
Но, кроме горьких сельских нужд,
Есть на душе еще вериги,
И кто Проперцию не чужд –
Смотри «шестнадцать» в третьей книге.
Тебе доверясь, как отцу,
И смело выйдя на экзамен,
Мы передвинули к концу
Стихи до Quod si от Nes tamen. –
Чудесно! – Этой кутерьмы
Творца нам указал не ты ли?
Но – непривычные умы –
Мы имя автора забыли.
К тому ж пожалуй, не к тому
По середам мы хоть и скучно
И воскресеньям на дому
Глотаем пищу безотлучно:
Как раз сегодня середа, –
Нельзя ль прийти? К чему визиты!
Когда ж не время – о, тогда
Хоть имя автора черкни ты.
P.S.
Прими и Paley своего, –
Он нас заставил потрудиться.
Что не марали мы его,
Ты в этом можешь убедится.
25 февраля 1887
Е. С. Хомутовой при получении роз
Чем пышнее ваши розы,
Чем душистей их краса,
Тем томительнее слезы
Затмевают мне глаза:
Разнеслись былые грезы,
Омрачились небеса…
В царстве мрака, в царстве прозы
Все бледнеют чудеса!
5 июля 1887
Королеве эллинов Ольге константиновне 11 июля 1887
Когда б дерзал, когда б я славил
Сей день под звуки райских лир,
То б с кротким ангелом поздравил
Я не ее, а божий мир.
Июль 1887
Я. П. Полонскому при посылке третьего выпуска «Вечерних огней»
Певец мой дорогой, поэт мой знаменитый,
Позволь, обняв, тебя по-прежнему любить:
Вечерние огни из хижины забытой
Я должен с рифмами Полонскому вручить.
15 января 1888
Великому князю Константину Константиновичу на третьем выпуске «Вечерних огней»
Трепетный факел с вечерним мерцанием,
Сна непробудного чуя истому,
Немощен силой, но горд упованием,
Вестнику света сдаю молодому.
15 января 1888
Ф. Е. Коршу надпись на третьем выпуске «Вечерних огней»
Камен нетленные созданья
Душой усвоив до конца,
Прослушай волчьи завыванья
Гиперборейского певца.
21 января 1888
М. П. Шеншиной надпись на книжке
Ты все стихи переплела
В одну тетрадь не без причины:
Ты при рожденьи их была,
И их ты помнишь именины.
Ты различала с давних пор,
Чем правит муза, чем супруга.
Хвалить стихи свои – позор,
Еще стыдней – хвалить друг друга.
28 января 1888
«Кто писал стихи иль прозу?…»
Кто писал стихи иль прозу?
Кто дарит вот эту розу?
То ж выходит, да не то!
В этом весь вопрос опасный,
И хотел бы, друг прекрасный,
Настоящим быть я кто.
О. И. Иост при получении вышитых туфель
Опять меня балуешь ты,
И под искусной рукою
Опять узоры и цветы
Под быстрой расцвели иглою.
Как странно нисхожу во гроб,
Как я горжусь в конце дороги!
Чем старость злей мне бреет лоб,
Тем ты пышней мне красишь ноги.
23 февраля 1888
На юбилей А. Н. Майкова
Как привлечь к себе вниманье,
В этот миг прервав молчанье,
И того хвалить судьбу,
Кто торжественному звуку
Дал тимпан гремящий в руку
И старинную трубу?
Нет, бессильными стихами
Громогласного меж нами
Петь певца я не берусь,
Что в одежде пышной грека
Звонкой лирою полвека
Изумляет нашу Русь.
Дайте, дайте без искусства
Проявить живые чувства
В дружном трепете сердец
И, восторгом пламенея,
В день почетный юбилея
Обновить его венец!
7 марта 1888
Княгине С. Н. Голицыной
Когда надежды упорхнули,
Я сомневаюся и в том, –
В железный век наш угожу ли
И золотым я вам пером.
11 марта 1889
«Тот, кто владеет громаднейшим царством…»
Тот, кто владеет громаднейшим царством,
Не дал с тобой нам ходить по мытарствам.
Время проводишь ты спесью да барством.
Я же свое измеряю лекарством.
Тщетно кичиться тебе предоставлю,
Но эпиграммой тебя не прославлю.
11 апреля 1889
Н. Я. Полонской
Я вмиг рассеял бы, кажись,
Хлопушкой рифм сомненья ваши,
Когда б стихи и мне дались
Легко, как вашему папаше.
Я б вам сказал, что кабинет
Мой наверху, нельзя и дале,
А потому препятствий нет
Вам упражняться на рояле.
При вас доволен буду всем,
И всем вам все мы будем рады.
Мы ищем вместе жить не с тем,
Чтоб находить во всём преграды.
25 апреля 1890
Е. Д. Дункер
Всё изменяется, как тень
За долгий день горячим летом.
К поре девичьей в этот день
К вам появлялся я с букетом.
Но вот вы мужнина жена,
И как я рад – того не скрою;
Цветы лишь чопорность одна,
Я появляюсь к вам с икрою.
Чтобы рождение почесть
Из поколенья в поколенье,
Что можно лучше преподнесть
Икры, эмблемы порожденья?
14 октября 1890
Е. Д. Дункер
Хвалить я браков не умею,
Где всё обычно чересчур,
Где, сдав супругов Гименею,
И знать не хочет их Амур.
Люблю я тех, над кем усилья
Гимен, сводя их, расточал,
Затем влетел Амур – и крылья
У новобрачных потерял.
30 апреля 1891
«И вот письмо. Он в нем не пишет…»
И вот письмо. Он в нем не пишет
Про одинокое житье,
А говорит, что всё он дышит
И тем же вещим сердцем слышит
К нему сочувствие мое.
29 мая 1891
«Сперва меняя тип за типом…»
Сперва меняя тип за типом,
Клим для своих забавных од
Все типы заменил Антипом,
Так что Антип стал антип-од.
19 августа 1891
Е. Д. Дункер
Их вместе видя и, к тому же,
Когда и оба влюблены,
Возможно ль умолчать о муже
В день именин его жены?
Союз, по правде, идеальный,
И чудо ангел совершил:
Воды мытищинской кристальной
Струю в вино он превратил.
22 октября 1891
Новогреческая песня
Но на что твоей матери лампа ночная?
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!
Ведь и солнце в дому, и луна молодая…
Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!
25 января 1892
П. Н. Каратееву
Оглянитесь вы на бога!
Как соседа не проведать?
Привезли дождя мы много;
Не приедете ль обедать?
«О боже, боже! все народы мне…»
Максимилиан
О боже, боже! все народы мне
Покорны, как-то – Азия, Европа,
Америка и Африка и… и…
И Полинезия. – На море и на суше
Найдется ли единый человек,
Который бы бестрепетно дерзнул
Стать пред моими светлыми очами?
Уж подлинно в сорочке я родился,
Чего-чего нет только у меня?
Здоровья ли? Хоть борода седеет,
Но я болезни знаю лишь по слуху –
И силы мне еще не занимать.
Намедни как-то шут мне надоел
А всё он мне по глупости угоден, –
Я дал ему щелчка полушутя,
Без памяти бедняга с ног слетел,
и три часа водою отливали.
Богатства ли? И поминать не стоит!
У мужика иного столько ржи
И за сто лет в амбаре не бывало,
Как у меня одних бурмицких зерен,
Алмазов, изумрудов, а про деньги
Уж я молчу. Про то хоть знают все,
А вот про что один я только знаю:
По всем садам моим и по лесам
С червонцами да с мелким серебром
Сороковые бочки позарыты.
Про них молчок. Но драгоценней их
Есть у меня сокровище и клад,
Который день и ночь алмазным блеском
Горит тихонько – камень-самоцвет.
Клад этот ты, голубка, дочь моя,
Смиренная, прекрасная царевна
Анастасия. Грешный человек,
Я ей отец, а видеть не могу
Я равнодушно кротости такой
И красоты девичьей ненаглядной.
Уж подлинно что камень-самоцвет:
Горит, дрожит и прямо в душу светит
И, точно камень, слова не проронит.
Да, я и царь счастливый и отец.
Отец счастливый? Максимилиан!
Как только ты дерзнул о том помыслить?
Знать, у тебя совсем отшибло память,
Что ты забыл ту лютую змею,
Которая ехидными зубами
Тебе всосалась в сердце и не даст
Ему одной минуты отдохнуть.
Чего-чего я над собой не делал:
Всех знахарей сзывал и колдунов –
Шептали, обливали и курили.
Звал что ни первых в царстве генералов –
Вот хоть Баркаса. – Старый я осел.
И потому осел, что болен я,
Душою болен – этой жгучей, колкой
И ядовитой раной. – Вот и глуп.
Забыл, что люди – колотушки, пни
Да наковальни; куй на них железо,
По головам лупи их молотком,
А смыслу ты от них не добивайся,
Спроси у пня, что можно ли коню
Перелететь овраг семиаршинный?
А если заскрыпит да засопит,
Так скажет: надо бы ему поглубже
Копыта запускать под чернозем.
Где им понять, чего и сам-то я
Понять не в силах? Статочная ль вещь…
Нет, не могу – ей-богу, не могу!
Как только вспомню, весь я расхвораюсь,
Желчь закипает, разум мой мутится,
И слезы злобы горько жгут глаза.
Мой сын, мой сын, единственный мой сын,
Престола моего один наследник,
Как будто бы в насмешку над моей
Высокою судьбой, сын мой Адольф
Всему назло один мне непокорен.
Труба
Что это? Трубный звук и славы звук.
Но славою давно я избалован.
Случаются и тут переполохи:
Какой-нибудь там забурлит король,
Нам дань свою соскучится платить, –
Так и пошлешь надежных генералов;
Побьют, порубят всех, заполонят –
И дело в шляпе. Вот в последний раз
Султан арапов белых возмутился
И даже к нам, к столице нашей славной
Гонец донес мне на два перехода
С несметной ратью подступить успел.
Но генерала я послал Баркаса, –
И вот труба победу возвещает.
Сегодня в ночь, еще до петухов,
Баркас прислал ко мне с веселой вестью.
Теперь с победы прямо все войска
Передо мной церемоньяльным маршем
Пройдут, – затем и этот малый трон
Велел я для царевны приготовить.
Да что ж она, голубушка моя,
Нейдет? – Ах, эти мамки, няньки!
Входит Анастасия с няньками и становится на колени
Здорова ли ты, ласточка моя?
Вставай и сядь здесь рядом на престоле.
Бывало, мать-покойница твоя,
Дебелая была она царица,
В торжественные дни всё тут садилась.
Нянькам
Что лупите дурацкие белки?
Пойдут войска, – смотрите, чтоб царевна,
Помилуй бог, чего не напугалась.
Проходят войска, салютуют. Баркас отходит к царю, и в замке идет горбатый шут; он, когда войска проходят, тоже с комической важностью заходит к царю. Баркас опускает колено.
Максимилиан
Встань! Это всё из гвардии моей?
Баркас
Всё, государь! Все прочие убиты
Да ранены, а часть линейных войск
Отправилась с царевичем Адольфом
Преследовать последних беглецов.
Наш молодец уж им не даст потачки.
Максимилиан
Жаль войска, жаль!
Шут
Что, дядя, знать, султан,
Петух-боец, не любит петухов
И твоему Баркасу генеральский
Султан таки в отделку обкургузил?
Максимилиан
Молчи, дурак! Вот, подойди к царевне,
Развесели ее, да только чур –
Не подпускай своих любимых шуток.
Вот ты и знай.
Шут
Чтоб, дядя, на меня
Она смотрела с полным уваженьем
И все-таки каталась бы от смеху –
Как на тебя смотрю я.
Максимилиан
Прочь, дурак!
Баркасу