Надежда Тэффи
Жильцы белого света

* * *

   «Жилец белого света».
   Это звучит не так гордо, как «гражданин вселенной».
   Гражданин вселенной – выражение, включающее в себя, главным образом, понятие о каких-то правах, о своей определенной доле в земных благах.
   Жилец белого света – человек подневольный, пришибленный.
   Гражданин вселенной достиг своего. Жилец белого света – борется и не достигает.
   Гражданин вселенной – вымысел.
   Жилец белого света – реальность.
   На белом свете жить трудно. И не столько утомляет необходимая для жизни работа, сколько самозащита.
   – От кого? Кто нападает?
   – Все. Всегда. Везде. Всячески.

   Отчего же они нападают? Борьба за существование? Otes-toi que je m’y mette! [1 - Убирайся, я займу это место! (фр.)] Спихнув человека, занять его место? Ах, если бы так! В этом был бы хоть практический смысл. А ведь то, от чего постоянно защищаются, смысла не имеет, потому что не имеет цели. Имеет только причину. Причина это – больная печень, бешеная форма неврастении, реакция на неотмщенную обиду, зависть, отчаяние и глупость. Все это действует порознь или в различных сочетаниях, или огромным всесоединяющим аккордом. Как на органе «grand jeu» [2 - Буквально: «большая игра» (фр.), то есть звучание всех регистров.], когда все клапаны открыты для потрясающего своды гула и рева.
   Такова жизнь, таков человек. Ничего не поделаешь.
   Чем же люди защищаются? Каково их оружие, их щит?
   А оружие их таково:
   Молодость, красота, деньги и удача. Эти четыре пистолета должны быть у каждого.
   Если их нет – нужно притворяться, что они есть.
   У женщин больше возможностей, чем у мужчин, симулировать красоту и молодость. К их услугам, если не институты красоты, то просто пудра, кремы и краски. Эстетическая хирургия все больше завоевывает себе право на существование, и женщины меняют форму своего носа или груди так же откровенно, как переменили бы прическу в локоны на прическу роликом.
   Недавно в газетах мелькнуло описание любопытной операции освежения уха. Опытный хирург освежил какое-то несвежее ухо. Для этого он вырезал из груди клиентки полоску кожи и обтянул заново это проклятое ухо. Но чтобы не оставлять грудь ободранной, он вырезал полоску кожи с ее спины и наложил на грудь заплатку. Но спина без кожи тоже не могла оставаться. Тогда он вырезал кусок кожи с бедра и залатал спину. Что именно налепил он на бедро – не сказано, но это и неважно. Я думаю, и сама клиентка махнула на него рукой. Не беда, если она вся в заплатах. Главное, чтобы ухо было молодое.
   Эстетические операции никого не смущают.

   Недавно к одному очень известному врачу по внутренним болезням явилась молодая дама, которая спросила, может ли ее организм вынести операцию. Ей нужно исправить форму груди. У дамы была хорошая фигура, и врача удивило ее желание.
   – Ах, вы не знаете условий нашей жизни, – серьезно отвечала дама. – Для Европы моя фигура хороша, но я чилийка, я живу в Чили, и у нас часто бывают землетрясения.
   – Ну, так наденьте лифчик потуже, если на то пошло, – посоветовал врач.
   – Какой там лифчик! – махнула рукой чилийка. – Во время землетрясения принято выскакивать из дому кто как есть и даже всегда выбегают еле-еле одетые.
   – А если землетрясение днем?
   – Все равно. Одинаково.
   – Ну, раз такие серьезные причины, так уж тут отговаривать трудно.

   Красота, как оружие самозащиты, признана прочно. Даже самые серьезные мужчины, искренне осуждающие женщин за чрезмерное занятие своей внешностью, и те не могут устоять против этого закона самозащиты, и выражается он у них в виде робкого, жиденького начеса от уха до уха, через лысину.
   Так защищается человек оружием молодости и красоты.
   О том, как человек защищается деньгами, – рассказывать нечего. Это и так хорошо известно. Но самозащита эта принимает иногда такие формы, что не сразу и поймешь, что это орудует именно она.
   Вот, например, какая-нибудь семья устраивает у себя прием, сзывает гостей.
   Начинаются приготовления.

     И, дымясь, как перед боем,
     Фитили горят.

   Да, именно. Фитили горят. Чистится квартира. Все обиходно-скверное припрятывается. Враг не должен видеть слабого места. Он направит на это слабое место огонь, и сражение проиграно.
   Если на ковре пятно – на него ставят столик, кресло. Если на скатерти дыра – ее закрывают корзинкой с печеньем, вазочкой с цветами. Купают детей и собаку, моют кота бензином, чистят дверные ручки и переворачивают диванные подушки свежей стороной наружу. Если в доме водится какая-нибудь неэстетическая тетка с флюсом, – ее запирают в плакар. [3 - Placard – стенной шкаф (фр.).]
   Все вычищено, все прибрано, что нужно, закуплено, на лицах зверски-напряженная улыбка: голыми руками нас не возьмешь.

     И, дымясь, как перед боем,
     Фитили горят.

   А тем временем гости тоже вооружаются.
   – Я не могу надеть коричневое платье, – с отчаянием говорит мужу приглашенная дама. – Я в нем была уже два раза.
   И муж тоже понимает, что это трудно, что это обнаруживает нечто такое, в чем признаваться нельзя, – отсутствие лишних денег.
   – Накинь мех, будет холодно.
   – А вдруг у них натоплено? Еще хуже, если догадаются, что я нарочно мех надела.
   Муж вздыхает. Что тут посоветуешь? Прямо хоть отказывайся от вылазки. С таким оружием во вражескую крепость!
   – Посмотрите, Серж, – говорит теща, – незаметно, что у меня рукава на локтях блестят?
   – Может быть, лучше мамаше остаться дома? – испуганно шепчет жене Серж.
   – Ну, знаешь, их бабушка не лучше.
   Муж вспоминает «их бабушку» и радостно констатирует, что это такая брешь в укреплении, благодаря которой их всех можно штурмом взять.
   – Я расскажу им, как я в ресторане сидел почти за одним столом с великим князем.
   – И не забудь сказать, что ты передал ему свою зажигалку.
   – Ах, верно. Я и забыл.
   – А они скажут, – вступила теща, – по ресторанам князьям зажигалки подает, а жене приличного платья сшить не может.
   – Ну, я как-нибудь выкручусь, – героически решает жена.
   Глаза у нее сверкают. Она не сдастся живая.
   – Я им скажу, что меня пригласила на все лето одна страшно богатая дама в… куда?
   – Шпарь – в Италию, – решил муж.
   – На время жары на озерах, а то так в Венецию, – согласилась жена.
   – Путешествовать на яхте, – посоветовала теща. – Это еще шикарнее.
   – Так надо все-таки условиться, а то так завремся, что все вылезет наружу.
   – Собственно говоря, здесь даже особенной лжи нет. Ведь Маня приглашала меня на целую неделю к ней в Медон. Ну, а здесь немножко дольше, и не в Медон, а в Италию. Чего же тут уславливаться?
   Перед уходом оглядывают себя в зеркало и осматривают друг друга.
   – Перчатки не забыла?
   – Почисти отвороты… Вот щетка.
   – Боже мой! С мизинца лак слез. Подожди минутку.
   – Мамаша, напудрите немножко нос. Нельзя же так. Вид такой, точно вы прямо из кухни.
   – Так ведь оно и правда.
   – Но совершенно лишнее, чтобы все об этом знали. (Ружья начищены. Пушки наведены. Затворы смазаны. Прицел взят. Недолет. Перелет. Ба-бах!)
   – Идем.
   Бой назначен на девять часов.
   Все готово.
   Штурм ведется с нескольких концов.
   Сердюковы, Лютобеевы, Бабаносовы, Гринбаум (партизан-одиночка).
   Идут. Пришли. Ворота крепости широко растворены. Но доверять не следует.
   Мадам Бабаносова первая открывает огонь:
   – Батюшки, какой шик! В передней, и вазочка с цветами! А мы и в гостиной-то никогда не ставим. Петя не любит. От цветов, говорит, только лишний сор и посторонний запах.
   – Нет, отчего же, – вступает муж (резервные войска). – Я люблю цветы, но такие, которые действительно украшают – огромный букет хризантем, куст белых лилий.
   – Ах, не люблю, – защищает прорыв хозяйка. – Лилии слишком сильно пахнут.
   Тут супруг Бабаносов выкатывает дальнобойное орудие:
   – А эти ваши нарциссики не пахнут? Разница только та, что лилии пахнут лилиями, а эти нарциссики – конюшней. Уж вы, хе-хе-хе, не сердитесь.
   – Ну, что вы, что вы! – вдруг вступается партизан-одиночка, который при виде бутылки коньяку подло сменил вехи и перешел на сторону осаждаемых. – Нарциссы – любимые цветы японских самураев.
   Это партизану даром не проходит. «Поймать! Расстрелять!»
   У партизана в семье скандал. Мамаша сбежала с парикмахером.
   – А как здоровье вашей матушки? – елейно-почтительным тоном спрашивает Сердюков.
   – Благодарю вас. Она уехала на юг.
   – Что так?
   – Просто немножко отдохнуть.
   – Устала, значит? Впрочем, это очень благоразумно. В ее возрасте следует себя очень беречь.
   У партизана забегали по скулам желваки. Он оборачивается к ехидно улыбающейся жене Сердюкова и говорит почтительно:
   – Вы, значит, тоже едете на юг отдохнуть? – Этим «значит» запалил ей прямо в лоб.
   Лютобеева немедленно подобрала труп Сердюковой и старается его оживить:
   – Какое прелестное это ваше платье! Сейчас видно, что из хорошего дома. И какая вы в нем тоненькая.
   Сердюкова возвращается к жизни. Но хозяйка дома не дремлет.
   «Огонь!» – командует она сама себе и говорит Сердюковой восторженно:
   – Да, замечательно удачное платье. Я всегда на него любуюсь.
   Убила. «Всегда»!
   Но Сердюкова еще шевелится:
   – Ах, я его без конца ношу. Наверное, всем уже надоело. Новые платья висят в шкапу, а я все треплю это и не могу с ним расстаться. Муж говорит: «Зачем же ты нашила себе столько новых, раз ты их не носишь?»
   Хозяйка в ответ грустно улыбается, как врач, который смотрит на агонию своего пациента и знает, что наука бессильна, а пациент все еще надеется.
   А в это время между хозяином и Бабаносовым идет крупный моральный мордобой. На тему испанской войны.
   Бабаносов лезет на приступ, хозяин поливает его по старинке с крепостной стены кипятком.
   – Народ не потерпит власти Франко! Испания изойдет кровью! – кричит Бабаносов.
   – А вашему сердцу дорог коммунизм? – шпарит его хозяин. – Вот уж не думал, что буду принимать у себя большевика!
   – И так и будет, – не слушает его и орет Бабаносов, одновременно переворачивая во рту бублик с маком. – Так и будет! И не отгородитесь вы от жизни вашими цветочками и вазочками.
   – Петя, оставь! – урезонивает его жена. – Симпатии нашего милого хозяина давно всем известны.
   – Да-с. И хорошо, что известны! – орет хозяин и вдруг бахает из орудия большого калибра: – По крайней мере, никто не посмеет сказать, что я большевистские векселя учитывал.
   Бой идет долго по всему фронту, с последним метро атакующие отступают, унося убитых и раненых. Дома зализывают раны.
   – В общем, было довольно мило. Во всяком случае, оживленно.
   – Бабаносиха воображает, что еще может нравиться, с ее носом а-ля хвост жареной курицы.
   – Ужасная штука, эти закрытые сандвичи. Никогда не знаешь, на что нарвешься. Мазанут кошачьей печенки, и кушайте пожалуйста.
   – Так все провинциально.
   – Лютобеева – какое-то ископаемое.
   – Гринбаум тоже типик!
   – Надо будет их всех позвать на будущей неделе.
   Праздник перемирия короток. Враги готовят силы. Занятно на этом свете, господа.

Надежда Тэффи Жильцы белого света

* * *

Надежда Тэффи
Жильцы белого света