Лилиан Джексон Браун
Кот, который любил Брамса (сборник)

   LILIAN JACKSON BRAUN
   The Cat Who Played Brahms
   The Cat Who Played Post Office

   Издательство выражает благодарность литературному агентству P.&R. Permissions&Rights за содействие в приобретении прав

   © Lilian Jackson Braun, 1987
   © Lilian Jackson Braun, 1987
   © Сендерихина И., перевод на русский язык, 1997
   © Оформление. ООО «Торгово-издательский дом «Амфора», 2015
//-- * * * --//

Кот, который любил Брамса

Один

   Для Джима Квиллера, старого, опытного журналиста, это был один из самых ужасных моментов в его карьере. Много лет назад, военным корреспондентом, он попадал под обстрелы, а как репортер уголовной хроники не раз испытал на себе ярость толпы. Теперь он вел «колонку гурманов» в «Дневном прибое», газете, выходящей на Среднем Западе, и оказался неготовым к кошмарной ситуации в пресс-клубе.
   День начался совсем неплохо. Квиллер хорошо позавтракал у себя в пансионе: долька сладкой как мед дыни, омлет с зеленью, соте из куриной печенки, сырное печенье и три чашки кофе. Обедать он собирался со своим старым другом Арчи Райкером в любимом баре пресс-клуба.
   В полдень Квиллер поднялся по ступенькам мрачной каменной крепости, которая когда-то была тюрьмой, а теперь снабжала едой и напитками работяг журналистов. Подойдя к древней, усеянной гвоздями входной двери, он почувствовал: что-то не так. В нос ударил запах свежей олифы! Острый слух уловил, что петли дверей больше не скрипят. Войдя в клуб, Квиллер ахнул. Вместо мрачного, прокуренного холла, столь им любимого, он оказался в помещении, где все сияло и сверкало.
   Квиллер знал, что пресс-клуб был закрыт на две недели – что-то вроде ежегодной генеральной уборки, но о таких метаморфозах никто и не заикался. Они произошли в его отсутствие – уезжал по заданию редакции.
   От ярости его роскошные, цвета перца с солью усы встали дыбом, и он пригладил их резким движением кулака. На стенах вместо старых, почерневших от бесчисленных слоев дешевого лака панелей обои, чем-то напоминавшие скатерти его бабушки. Под ногами не обшарпанные и выщербленные за сто лет доски, а пушистый ковер во весь пол. Трубки дневного света, немилосердно полыхавшие под сводчатым потолком, заменила сияющая бронзовая люстра. Исчез даже знакомый затхлый запах, потесненный новыми, отдающими химией ароматами.
   Едва оправившись от первого шока, репортер рванул в бар, где у него было свое излюбленное местечко в самом дальнем и темном уголке. И здесь он обнаружил то же самое: кремовые стены, мягкое освещение, висящие по стенам корзины с искусственными растениями и зеркала. Зеркала! Квиллера даже передернуло от отвращения.
   Арчи Райкер, редактор «Дневного прибоя», сидел на своем обычном месте с обычным стаканом шотландского виски, но исцарапанный деревянный стол был тщательно выскоблен и покрыт лаком, на нем лежали белые бумажные салфеточки с узорчатыми краями. Тут же появилась официантка с обычным стаканом томатного сока для Квиллера, но одета она была не в обычное белое платьице с кружевным платочком в нагрудном кармане. Теперь все официантки стали похожи на горничных-француженок – в нарядных черных платьях с белыми передничками, в чепчиках с оборками.
   – Арчи! Что случилось? – спросил Квиллер. – Я не верю собственным глазам! – И, опустив на стул свое весьма обширное тело, он застонал.
   – Дело в том, что в клуб принимают и женщин, – невозмутимо начал Райкер, – а они назначают себя в административно-хозяйственный комитет и наводят здесь уют. Это называется обратимые нововведения. На следующий год хозяйственный комитет может содрать обои со стен и ковер с пола и вернуться к прежней грязи и запущенности…
   – Ты говоришь так, как будто тебе все это нравится. Предатель!
   – Приходится шагать в ногу со временем, – отозвался Райкер с невозмутимым спокойствием редактора, который уже все в этом мире видел. – Посмотри меню и реши, что будешь есть. У меня в половине второго совещание. Я закажу баранину с кэрри.
   – Мне отшибли аппетит, – пробурчал Квиллер. Поникшие усы подчеркивали его унылую мину. Он обвел рукой помещение. – Это место потеряло всю свою индивидуальность. Даже запах тут теперь ненастоящий. – Он поднял нос и принюхался. – Синтетика! К тому же не исключено, что канцерогенная!
   – Знаешь, Квилл, у тебя, должно быть, нос как у ищейки. Никто еще не жаловался на этот запах.
   – И вот еще что, – воинственно заявил Квиллер, – происходящее в «Прибое» мне тоже не нравится.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Сначала насажали в редакторскую целый полк женщин. Потом перевели мужчин в женский отдел. Устроили общие туалеты – без разделения на дамскую комнату и мужскую. Наставили новомодные столы: зеленые, оранжевые, синие. Чистый цирк! Отобрали у меня машинку и дали вместо нее компьютер, от которого голова болит.
   – Ты все никак не можешь забыть старые фильмы, – успокаивающим тоном заговорил Райкер. – Тебе непременно нужно, чтобы репортеры сидели за машинками, в шляпе набекрень, и стучали по клавишам двумя пальцами.
   – Послушай, Арчи, – начал Квиллер, усаживаясь глубже на стуле, – я тут поразмыслил и наконец принял решение. У меня три недели отпуска и две недели отгулов. Я хочу добавить еще кое-что за свой счет и уехать на три месяца.
   – Ты шутишь?
   – Мне до смерти надоело писать эту слащавую чушь о ресторанах, которые рекламирует «Прибой». Хочу уехать на север и избавиться от городской тесноты, грязи, шума и преступлений.
   – С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил Райкер. – Ты случайно не заболел?
   – По-твоему, желание дышать свежим воздухом ненормально?
   – Это же тебя убьет! Ты городской парень, Квилл. Да и я тоже. Мы оба выросли на выхлопных газах, дыме и чикагской грязи. Я твой самый старый друг, и я говорю тебе: ни в коем случае! Ты только начал вставать на ноги в смысле денег, и вдруг… – Он понизил голос: – У Перси есть для тебя потрясающее новое назначение.
   Квиллер буркнул нечто нечленораздельное себе под нос. Он прекрасно знал эти потрясающие новые назначения главного редактора. За последние несколько лет он получил их четыре – каждое было оскорблением для бывшего военного корреспондента и отмеченного – неоднократно – призами репортера уголовной хроники.
   – Что на этот раз? – пробурчал он. – Некрологи? Домашние советы?
   Хитро улыбаясь, Райкер понизил голос:
   – Журналистские расследования! Ты сможешь сам выбирать темы. Разоблачение продажных политиков, торговые махинации, загрязнение окружающей среды – все, что раскопаешь.
   Квиллер осторожно пригладил усы и внимательно посмотрел на редактора. Он мечтал заняться журналистскими расследованиями задолго до того, как они вошли в моду. Но его на редкость чувствительная верхняя губа – источник лучших догадок – посылала отчетливые сигналы.
   – Может быть, осенью. А сейчас я хочу провести лето среди людей, которые не запирают дверей и не вынимают ключей из зажигания.
   – До осени это место может уплыть. Мы узнали, что «Утренняя зыбь» подыскивает репортера-расследователя, и Перси хочет их обскакать. Ты же его знаешь. Ты сильно рискуешь! Нужно быть под рукой, когда предлагают такую вакансию.
   Официантка принесла Райкеру еще одно виски и приняла заказ.
   – Выглядите похудевшим, – сказала она Квиллеру. – Что закажете? Большой гамбургер, двойное пиво и яблочный пирог?
   Квиллер бросил на нее недовольный взгляд:
   – Я не голоден.
   – Тогда закажите индейку с салатом и помидорами, – предложила официантка. – Помидоры и салат съедите сами, а индейку отнесете Коко. Я упакую.
   Сиамский кот Квиллера был знаменитостью в пресс-клубе. Портрет Коко висел в холле рядом с изображениями лауреатов Пулитцеровской премии, и, возможно, Коко был единственным в истории журналистики котом, который имел собственную пресс-карту, подписанную начальником полиции. Хотя чутье и любознательность Квиллера и привели нескольких преступников на скамью подсудимых, в пресс-клубе знали, что за всем этим успехом таятся необыкновенный кошачий ум и чутье. Коко, видимо, всегда умел понюхать и поскрести в нужном месте в нужный момент.
   Оба репортера молча, в глубокой задумчивости принялись за баранину и сандвич с индейкой. Наконец Райкер спросил:
   – А куда ты поедешь, если тебе дадут отпуск на все лето?
   – Поселюсь в маленьком домике на берегу озера, милях в четырехстах к северу. Недалеко от Мусвилла.
   – В такой дали? А куда денешь кошек?
   – Возьму с собой.
   – У тебя же нет машины. А в мусвиллских лесах такси не водятся.
   – Куплю в рассрочку – конечно, подержанную.
   – Ну конечно, – отозвался Райкер, зная некоторую скуповатость друга. – А кошачий гений, по всей вероятности, получит водительские права.
   – Коко? Не удивлюсь. Последнее время он очень интересуется разного рода кнопками, циферблатами, рычажками – всякой механикой.
   – Да, но что ты будешь делать в этой глуши? Рыбу ты не ловишь, под парусом не ходишь. Озеро там адски холодное – не поплаваешь. Застывший лед зимой и растаявший – летом.
   – Не беспокойся, Арчи. Я уже все продумал. У меня есть потрясающая идея для книги. Хочу попробовать написать роман: много секса и насилия. Сюжетец – все отдай, да мало.
   Райкер изумленно смотрел на друга, тщетно пытаясь найти возражения.
   – Это же будет стоить тебе кучу денег. Представляешь, сколько дерут за летний домик?
   – На самом деле это не будет стоить мне ни цента, – с ноткой триумфа объявил Квиллер. – У меня там старая тетушка, и я могу жить в ее летнем коттедже.
   – Ты никогда не говорил, что у тебя есть тетушка.
   – Вообще-то, она мне не родственница. Она была подругой моей матери, и я еще мальчишкой звал ее тетя Фанни. Мы не встречались много лет, но она увидела мое имя в «Прибое» и написала мне. С тех пор мы переписываемся… Кстати, во вчерашней газете мое имя было напечатано с ошибкой.
   – Знаю-знаю, – сказал Райкер. – У нас новый выпускающий, и ее не предупредили, что ты не Киллер, а Квиллер. Уже во втором выпуске мы все исправили.
   Официантка принесла кофе – чернее, чем спрятанный под новыми обоями лак, – и Райкер уставился в чашку, словно пытаясь найти там причину Квиллеровых заскоков.
   – А как же твоя подружка? Ну та, что ест только натуральные продукты. Что она думает по поводу твоего внезапного помешательства?
   – Розмари? Она очень одобряет свежий воздух, физические упражнения и всякое такое.
   – Последнее время ты что-то перестал курить трубку. Это тоже ее идея?
   – Ты хочешь сказать, что собственных идей у меня не бывает? Просто я понял, как это все утомительно: покупать табак, набивать трубку, долго раскуривать ее, вытряхивать пепел, выносить пепельницу, чистить трубку…
   – Да, стареешь… – заметил Райкер.

   После обеда в баре журналист вернулся за свой оливково-зеленый письменный стол с телефоном такого же цвета и компьютером, а редактор отправился проводить совещание с выпускающими.
   Квиллер был доволен, что его заявление вывело Райкера из состояния профессиональной невозмутимости. Вопросы редактора, что и говорить, несколько поколебали его решимость. Как после многих лет шумной городской жизни он выдержит три месяца тихого существования на природе? Квиллер действительно собирался писать летом книгу, но сколько часов в день можно просидеть за машинкой? Там не будет ни обедов в пресс-клубе, ни телефонных звонков, ни вечеров с друзьями, ни ужинов для гурманов, ни спортивных матчей, ни Розмари.
   И тем не менее сменить обстановку было просто необходимо. Он разочаровался в «Прибое», и предложение бесплатно провести лето на берегу озера пришлось ему по душе.
   С другой стороны, тетя Фанни ни словом не обмолвилась о тамошних удобствах. Квиллеру нравилось спать в очень длинных кроватях, сидеть в глубоких мягких креслах, иметь хорошие настольные лампы, приличный холодильник, много горячей воды и пользоваться исправной канализацией. Конечно, ему будет не хватать комфорта «Мышеловки», шикарного пансиона, в котором он занимал роскошные апартаменты. Он будет скучать по изысканным ужинам Роберта Мауса и приятному обществу соседей по пансиону, особенно Розмари.
   Зеленый телефон на столе загудел, и он рассеянно поднял трубку.
   – Квилл, ты слышал новость? – пропел бархатный голос Розмари, в котором звучала нотка беспокойства.
   – Что случилось?
   В прошлом году в «Мышеловке» произошло два убийства, но убийца теперь сидел за решеткой, и обитатели пансиона снова пребывали в покое и безопасности.
   – Роберт продает дом, – жалобно сообщила Розмари, – и нам всем придется переезжать.
   – Продает? Почему? Все же было хорошо.
   – Ему сделали потрясающе выгодное предложение. Ты же знаешь, он всегда хотел оставить юридическую практику и открыть роскошный ресторан. Говорит, что это его шанс. Место отличное, и новые хозяева хотят построить здесь жилой дом с дорогими роскошными квартирами.
   – Да, паршивые новости, – согласился Квиллер. – Роберт всех нас развратил своими супами жюльен, омарами а-ля термидор и артишоками по-флорентийски. Почему бы тебе вечерком не зайти в номер шесть? Мы бы поговорили.
   – Я принесу бутылку. Остуди бокалы, – сказала Розмари. – Мы как раз получили новую партию гранатового сока. – Розмари была совладелицей специализированного продуктового магазина под названием «Будьте здоровы».
   Он задумчиво положил трубку на рычаг. Плохие новости были словно гласом судьбы, повелевавшим ему ехать на север. Он ушел с работы пораньше, унося пакетик с индейкой из пресс-клуба и мерную ленту, купленную в антикварном магазинчике «Голубой дракон».
   Автобус довез его до магазина подержанных автомобилей, и Квиллер сразу же направился туда, где стояли малолитражки. Он методически переходил от одной машины к другой, открывал дверцу и измерял пол за сиденьем водителя.
   Наблюдавший за этой сценой продавец подобрался поближе.
   – Вас интересуют небольшие автомобили?
   – Как вам сказать, – пробормотал Квиллер, снова ныряя под сиденье. «Двенадцать на пятнадцать», – мысленно повторял он.
   – Ищете какую-то конкретную модель?
   – Нет. – Кардан был явно не на месте. «Тринадцать на пятнадцать».
   – Вам нужно автоматическое или ручное переключение?
   – Не имеет значения, – ответил Квиллер, продолжая ползать с сантиметровой лентой. «Тринадцать на пятнадцать». Он много лет водил служебные машины из гаражей разных газет и мог управлять любой моделью.
   Продавец внимательно посмотрел на густые обвисшие усы и печальные глаза.
   – Я вас знаю, – сказал он наконец. – Ваша фотография все время печатается в «Прибое». Вы пишете о ресторанах. У моего кузена пиццерия в Хэппи-Вью-Вудс.
   Квиллер что-то буркнул, не вылезая из машины.
   – Я бы хотел показать вам одну машину, мы ее только что получили. Даже не успели почистить. Прошлогодняя модель – прошла всего две тысячи миль.
   Квиллер пошел за продавцом. Вот он, темно-зеленый двухместный автомобильчик, даже еще не опрысканный специальным аэрозолем с запахом новых машин. Репортер снова нырнул под сиденье со своим сантиметром. Потом отодвинул водительское сиденье, чтобы было удобно вытянуть длинные ноги, и принялся мерить снова.
   – Четырнадцать на шестнадцать. Прекрасно. – Он выпрямился. – Хотя, возможно, придется отпилить ручки. Сколько?
   – Идемте в офис и там все обсудим, – предложил продавец.
   Репортер объехал на машине вокруг квартала и обнаружил, что она раскачивается, подпрыгивает, пыхтит и грохочет меньше, чем любая из тех, что ему приходилось водить. Да и цена была подходящей. Он сделал первый взнос, подписал бумаги и поехал домой.
   В почтовом ящике он, как и ожидал, обнаружил официальное письмо Роберта Мауса. В нем с выражением крайнего сожаления сообщалось, что здание, известное как «Мышеловка», передается синдикату инвесторов, имеющих обширные планы, которые, как это ни прискорбно, требуют выселения нынешних жильцов не позднее первого сентября.
   Квиллер прочитал письмо, пожал плечами и стал подниматься по лестнице. Открыл дверь в свои апартаменты. Тонкий аромат индейки, который витал вокруг него, должен был бы заставить двух голодных сиамцев выскочить ему навстречу, выписывая круги и восьмерки и дружно мяукая. Вместо этого неблагодарные твари неподвижно сидели на шкуре белого медведя и молчали. И Квиллер знал почему. Они чувствовали грядущие перемены. Хотя и сам Коко, и его сообщница Юм-Юм оба были мастерами устраивать сюрпризы, они терпеть не могли, когда это делал кто-то другой. В «Мышеловке» их вполне устраивал широкий, залитый солнцем подоконник, соседские голуби, за которыми они могли постоянно наблюдать, и роскошная шкура белого медведя.
   – Ну ладно вам, ребятки, – обратился к ним Квиллер, – я понимаю, переезжать не хочется, но подождите, пока не увидите, куда мы собрались! Хорошо бы, конечно, забрать с собой шкуру, но она не наша.
   Коко, полное имя которого было Као Ко Кун, обладал достоинством восточного владыки. Он сидел царственно прямо, и каждый его ус выражал недовольство. И он, и Юм-Юм прекрасно отдавали себе отчет, как великолепно выглядят на пушистом белом ковре. Оба имели классическую окраску и пропорции сиамских кошек: голубые глаза на темно-коричневой маске, светло-бежевый мех, рядом с которым даже норка смотрелась убого, длинные и стройные лапы коричневого цвета, изящный гибкий хвост.
   Человек мелко покрошил индейку.
   – Ну идите ешьте! Сегодня мясо срезали прямо с индейки.
   Оба сиамца продолжали пребывать в полной неподвижности. Мгновение спустя Квиллер повел носом. Он почувствовал запах знакомых духов, и скоро в дверь постучала Розмари. Поцелуй, которым он ее встретил, не походил на чисто дружеское приветствие. Сиамцы продолжали сидеть, словно каменные изваяния.
   В память о приговоренном доме и обо всем, что здесь произошло, был поднят тост – гранатовый сок и содовая со льдом.
   – Мы никогда не забудем, как жили здесь, – сказал Квиллер.
   – Это была не жизнь, а мечта, – добавила Розмари.
   – Да, которая временами превращалась в кошмар.
   – Наверное, ты теперь примешь предложение тетушки? Из «Прибоя» тебя отпустят?
   – Конечно. Они могут не взять меня обратно, но уж отпустить-то отпустят. А у тебя есть уже какие-то планы?
   – Может быть, вернусь в Канаду. Макс хочет открыть в Торонто ресторан натуральной пищи, и если я смогу продать свой пай в «Будьте здоровы», то, возможно, соглашусь стать его компаньоном.
   Квиллер сердито фыркнул в усы. Макс Сорэл ни одной юбки не пропустит.
   – Я надеялся, что ты приедешь на север и проведешь какое-то время со мной.
   – С удовольствием, если только не застряну в Торонто. Как ты туда доберешься?
   – Я купил машину. Мы с кошками доедем до Пикакса, поздороваемся с тетей Фанни и отправимся на озеро. Я не видел ее уже лет сорок. Судя по письмам, она все та же, дама с характером. Она пишет их крест-накрест.
   Розмари недоумевающе посмотрела на него.
   – Моя мама тоже писала письма крест-накрест. Исписывала страницу по горизонтали, потом поворачивала боком и писала по вертикали, поперек строк, – пояснил Квиллер.
   – Зачем? Экономила бумагу?
   – Кто знает? Может, желала сохранить тайну переписки. Подобную писанину не так-то просто прочитать. Вообще-то, Фанни мне не родная тетя, – продолжал он. – В Первую мировую войну Фанни с моей матерью вместе помогали на кухне в каком-то госпитале. Потом Фанни сделала карьеру в бизнесе, она так и осталась незамужней. А когда отошла от дел, вернулась в Пикакс.
   – Никогда об этой дыре не слышала.
   – Там раньше были шахты. Ее семья сколотила на них состояние.
   – Квилл, дорогой, ты мне будешь писать?
   – Буду, и часто. Мне тебя будет не хватать, Розмари.
   – Расскажешь мне все о тете Фанни, когда повидаешь ее.
   – Теперь она именует себя Франческа. Не любит, когда ее называют тетя Фанни. Говорит, что это заставляет ее чувствовать себя старухой.
   – А сколько ей?
   – В следующем месяце будет девяносто.

Два

   Квиллер уложил в машину все необходимое для путешествия: два чемодана, пишущую машинку, тринадцатифунтовый словарь, пятьсот листов машинописной бумаги и две коробки книг. Поскольку Коко наотрез отказывался есть специальную пищу для кошек, пришлось брать с собой двадцать две банки консервированной курятины, лосося, консервированную говядину, целую упаковку тунца, креветок и крабов. На заднем сиденье лежала любимая сиамцами подушка, а на полу стояла овальная латка с отпиленными ручками, в которую был насыпан дюймовый слой песка. Это был кошачий туалет. Когда их предыдущий туалет проржавел, Роберт Маус пожертвовал латку с собственной кухни.
   Мебель в квартире Квиллера принадлежала его предшественнику, и немногочисленное Квиллерово имущество – вроде старинных весов и железных лат – было сложено на лето в подвале дома Арчи Райкера. Вот так, не обремененный лишним имуществом, наш журналист с легким сердцем взял курс на север.
   Пассажиры на заднем сиденье реагировали на происходящее несколько нервно. Кошечка пронзительно завывала каждый раз, когда машина поворачивала, проезжала по мосту или под виадуком, проходила мимо едущего навстречу грузовика или набирала больше пятидесяти миль в час. Коко сердился на нее, покусывал за заднюю ногу. Его ворчание и шипение вливались в общий шум. Квиллер вел машину, крепко сжав челюсти, с трудом выдерживая изумленные и возмущенные взгляды проезжающих водителей, которые раздраженно жали на клаксоны.
   Его путь проходил через пригороды, потом по извилистым загородным дорогам. Тут было уже прохладнее, сосны стали выше, чаще попадались грузовички и дорожные знаки «Осторожно, олени». До Пикакса оставалась всего сотня миль, но взъерошенные нервы Квиллера заставили его остановиться на ночлег. Путешественники нашли приют в туристском кемпинге, где среди леса были разбросаны далеко друг от друга старые шаткие домики. Все трое были совершенно измучены, и Коко с Юм-Юм немедленно уснули на самой середине кровати.
   На следующий день во время путешествия с заднего сиденья раздавалось уже меньше протестов. Стало еще прохладнее, знаки «Осторожно, олени» сменились другими – «Осторожно, лоси». Шоссе понемногу поднималось в гору, потом нырнуло в долину и превратилось в главную улицу Пикакса. Старые величественные особняки, стоявшие по обе ее стороны, демонстрировали богатство первых здешних лесорубов и рудокопов. Мэйн-стрит делила город пополам и огибала небольшой парк. Напротив него стояло несколько внушительных зданий: суд, построенный еще в девятнадцатом веке; библиотека, украшенная колоннами, словно греческий храм; две церкви и пышная резиденция с отполированным до блеска номером дома, принадлежавшая тете Фанни.
   Это был большой каменный особняк, позади которого располагался каретный сарай. Возле дома стоял синий грузовичок, а в кустах копался садовник. Он воззрился на Квиллера, который, однако, не успел разглядеть выражение его лица. На входной двери красовалось старомодное, отделанное сверкающей медью отверстие для почты, на нем была выгравирована фамилия Клингеншоен.
   Ответившая на звонок маленькая пожилая леди, несомненно, была сама тетя Фанни – бодрая в свои восемьдесят девять лет, крошечная, но полная энергии. На ее напудренном морщинистом лице выделялись накрашенные ярко-оранжевой помадой губы и очки, которые сильно увеличивали глаза. Она пристально смотрела на посетителя и, сфокусировав наконец взгляд сквозь толстые линзы, широко раскинула руки в приветственном жесте. Потом откуда-то из глубин этой крошечной женщины выплеснулись низкие раскаты грома:
   – Силы небесные! Как же ты вырос!
   – Надеюсь, что так, – весело согласился Квиллер. – Когда мы виделись последний раз, мне было всего семь. Как поживаете, Франческа? Выглядите просто потрясающе.
   Ее экзотическое имя вполне соответствовало яркому одеянию: вышитой павлинами тунике оранжевого атласа, надетой навыпуск с узкими черными брюками. На голове был накручен шарф, тоже оранжевый, который завязывался на макушке таким образом, чтобы добавить роста его обладательнице.
   – Входи, входи, – радостно пророкотала она. – Как же я рада тебя видеть!.. Да, ты выглядишь совсем как на фотографии в «Прибое». Если бы тебя сейчас могла видеть твоя мать, упокой Господи ее душу. Она была бы просто в восторге от твоих усов. Как насчет чашечки кофе? Я знаю, вы, журналисты, поглощаете кофе ведрами. Мы будем пить его в солярии.
   Из холла с высоким потолком и величественной лестницей тетя Фанни проследовала через чопорную гостиную, пышную столовую и затянутую в пестрый ситчик комнату для завтрака в просторное помещение с окнами до пола, плетеной мебелью и древними каучуковыми деревцами.
   – У меня есть просто божественные булочки с корицей, – произнесла она низким грудным голосом. – Том привез их утром из булочной. Мальчиком ты обожал булочки с корицей.
   Пока Квиллер устраивался поудобнее на плетеном диванчике, его хозяйка, проворно переставляя крошечные ноги в черных китайских туфельках, исчезла где-то в глубине дома, продолжая свой монолог, который он мог разобрать лишь наполовину. Она вернулась с большим подносом.
   Квиллер вскочил:
   – Позвольте помочь вам, Франческа.
   – Спасибо, дорогой, – рыкнула она. – Ты всегда был на редкость внимательный. Непременно положи сливки в кофе. Том сегодня привез их из молочной. Таких сливок в городе не найдешь.
   Квиллер предпочитал черный кофе, но отказываться от сливок не стал. Откусив от пышной булочки с корицей, он рассеянно перевел взгляд на ведущую в сад стеклянную дверь. Он увидел, что садовник стоит опершись на грабли и пытается заглянуть в комнату.
   – Ты остаешься обедать, – объявила тетушка Фанни из глубины огромного кресла-качалки, полностью поглотившего ее крошечную фигурку. – Том съездит к мяснику за бифштексом. Ты какую часть предпочитаешь? Филейную? У нас просто великолепный мясник. Ты любишь вареный картофель со сметаной?
   – Нет-нет! Спасибо, Франческа. У меня в машине двое перенервничавших животных, и мне бы хотелось как можно скорее довезти их до места. Ценю ваше радушие, но как-нибудь в другой раз.
   – А может, ты предпочитаешь свиные отбивные? – не унималась тетя Фанни. – Я приготовлю побольше салата. Какая заправка тебе больше нравится? А на десерт у нас будут блинчики креп-сюзетт – когда я училась в колледже, то всегда делала именно этот десерт для своих гостей-джентльменов.
   «Она что, глухая? – подумал Квиллер. – Или, может, просто не хочет слушать? Надо во что бы то ни стало привлечь ее внимание».
   – Тетя Фанни! – заорал он.
   – Да, дорогой? – отозвалась она, удивленная и именем, которым он ее назвал, и тоном.
   – Когда мы устроимся, – продолжал он уже нормальным голосом, – я приеду и пообедаю с вами. Или вы приедете на озеро, и мы отправимся куда-нибудь поужинать. У вас есть машина, Франческа?
   – Ну разумеется! Меня возит Том. Я потеряла водительские права несколько лет назад, после одного пустякового случая. Начальником полиции был тогда пренеприятный субъект, правда, мы от него отделались, и теперь у нас такой очаровательный мужчина. Он назвал свою младшую дочь в мою честь…
   – Тетя Фанни!
   – Да, дорогой?
   – Вы объясните мне, как доехать до коттеджа?
   – Ну конечно. Это совсем просто. Поезжай на север к озеру, потом сверни налево. Не пропусти развалины каменной дымовой трубы. Это все, что осталось от старой школы. Потом увидишь столб с буквой «К». Свернешь на гравиевую дорожку и поедешь по ней через лес. Это все моя земля. Сейчас уже, наверное, цветут дикие вишни и сливы. Мусвилл находится всего в трех милях оттуда. Захочешь наведаться в магазин или ресторан, езжай в Мусвилл. Там очаровательная начальница почты. Только смотри, без глупостей! Она замужем…
   – Тетя Фанни!
   – Да, дорогой?
   – Мне нужен ключ?
   – Господи, нет конечно! Я его, по-моему, никогда даже не видела. Это же просто бревенчатый домик с двумя крошечными спальнями, но тебе там будет удобно. Там очень мило и тихо – как раз для писателя. Для меня слишком тихо. В Нью-Джерси я занималась клубной работой и вокруг меня всегда толклось множество народу. Я так рада, что ты пишешь книгу. Как она называется? Твоя дорогая мама гордилась бы тобой.
   Квиллер устал в дороге и мечтал побыстрее добраться до места. Ему потребовалось немало усилий, чтобы ускользнуть наконец от слишком радушной тети Фанни. Когда он уходил, садовник возился возле крыльца на грядке с тюльпанами. Он снова уставил на гостя пристальный взгляд, и Квиллер в шутку отдал ему честь.
   Оставшиеся в машине пассажиры приветствовали его возвращение негодующими воплями, а Юм-Юм продолжала протестовать уже из принципа, хотя по дороге им больше не встречались повороты, мосты, виадуки и большие грузовики. Дорога шла через довольно пустынную местность, кое-где обнаруживались следы лесных пожаров. Почерневшие стволы деревьев словно застыли в каком-то причудливом танце. Рядом с вывеской «Горячие пироги» виднелись заросшие сорняками развалины. Машины попадались редко, в основном это были грузовички, водители которых приветственно махали зеленому автомобилю. Места, где находились заброшенные шахты – «Димсдейл», «Биг-Би», «Гудвинтер», – были отмечены знаками «Не подходить: опасно». Однако шахты «Клингеншоен» Квиллер нигде не заметил. Он поймал волну местной радиостанции, но тут же выключил приемник. Так, значит, тетя Фанни состояла членом клубов! Квиллер легко мог представить себе, как она устраивает чаепитие, или председательствует в шляпе с цветами на заседании какого-нибудь комитета, или в качестве мадам президентши проводит собрание, или дает благотворительный бал.
   Занятый этими размышлениями, он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Следом за ним катил синий грузовичок. Квиллер сбросил скорость, грузовичок тоже поехал медленнее. Эта игра продолжалась несколько миль, пока не появилась какая-то ферма, окруженная низкими строениями. Их крыши, как и двор самой фермы, находились в непрерывном движении, вздымались и колыхались.
   – Индюшки! – сообщил Квиллер своим пассажирам. – Вот счастливчики, вы будете жить рядом с индюшачьей фермой.
   Когда он снова посмотрел в зеркало заднего вида, синего грузовичка нигде не было видно.
   Немного погодя он проехал мимо большого поместья с хорошо ухоженными лужайками и цветочными клумбами за высокой узорчатой оградой. Далеко в глубине виднелись большие здания административного типа.
   Шоссе стало взбираться в гору. Тут же на заднем сиденье поднялись две головы. Два носа начали принюхиваться к воде, до которой оставалось еще не меньше мили. Раздраженное мяуканье сменилось возбужденным повизгиванием. Наконец показалось озеро, бескрайняя полоса неподвижной синей воды, сходившаяся вдали с синим-пресиним небом.
   – Мы уже почти приехали! – сообщил Квиллер своим беспокойным пассажирам.
   Дорога теперь шла вдоль берега, то подходя к самой воде, то теряясь в лесу. Они миновали ржавые ворота, охраняющие въезд на дорогу к клубу «Дюны». Через полмили показалась труба старой школы – и буква «К» на столбе. Квиллер свернул на гравиевую дорожку, петляющую между соснами и дубами. Время от времени попадались заросшие цветами солнечные полянки, стволы упавших деревьев и усыпанные душистыми цветами кусты. Ему хотелось, чтобы рядом была Розмари: вот кто умел все замечать и ценить красоту! Перевалив через несколько песчаных дюн, дорога кончилась на поляне, с которой открывался вид на озеро. Где-то далеко, у самого горизонта, белели паруса лодок.
   Здесь, на верхушке самой высокой дюны, у подножия огромных сосен, которые делали его совсем маленьким, стоял живописный домик, где Квиллер собирался провести лето. Потрескавшиеся бревна потемнели от времени. Выходившая на озеро веранда обещала долгие часы покоя и размышлений. Массивная каменная труба и стоящая поблизости солидных размеров поленница рождали мысль о вечерах с книгой перед камином, в котором пылает огонь.
   Вход в дом обнаружился со стороны леса, он пролегал через вторую веранду, выходящую на поляну, которая служила стоянкой для автомобилей. Когда Квиллер подошел поближе, дымчатая белка быстро вскарабкалась вверх по стволу дерева, посмотрела на него сверху вниз и сердито зацокала. Маленькие желтые птички метались из стороны в сторону и взволнованно чирикали. На поленнице сидел крошечный коричневый зверек и, склонив набок голову, с любопытством разглядывал человека.
   Квиллер помотал головой, не веря своим глазам. Все эти таинственные радости природы, эта безмятежная жизнь – они принадлежат ему на целых три месяца.
   У входа на веранду висел до блеска начищенный медный корабельный колокол. Так и подмывало дернуть за веревку – просто от радости. Когда Квиллер двинулся к веранде, что-то скользкое и живое свалилось ему на голову. А это еще что за дыра в затянутой сеткой двери? Неровные края загибались внутрь, словно кто-то швырнул камень в проволочную сетку, прорвав ее. Квиллер нажал дверную ручку и осторожно шагнул на веранду. Там лежала тростниковая циновка, стояла простая мебель. На задней стене висела старинная фермерская утварь и другие предметы сельского обихода. В дальнем углу что-то шевельнулось. Большая птица с острым загнутым клювом сидела на спинке стула, хищные когти крепко вцепились в виниловую обивку. «Ястреб? Должно быть, ястреб», – подумал Квиллер. Он впервые близко видел хищную птицу и порадовался в душе, что сиамцы остались в машине. Птица могла быть раненой – и озлобленной. Чтобы пробить сетку, требовалась немалая сила, да и пронзительный взгляд горел отнюдь не дружелюбием.
   Среди висевших на стене орудий труда Квиллер увидел старые деревянные вилы и медленно протянул к ним руку. Не торопясь, он пошире открыл входную дверь. Потом осторожно обошел вокруг птицы и замахнулся на нее вилами. Ястреб пулей вылетел из дома.
   Квиллер облегченно вздохнул. «Добро пожаловать на природу!» – сказал он себе.
   Хотя коттедж был небольшим, внутри он выглядел достаточно просторным. Высокий потолок из сосны взмывал вверх почти на двадцать футов, его поддерживали стропила из ошкуренных бревен. Стены тоже были из побеленных бревен. Над сложенным из простого камня камином висела голова лося с огромными рогами, а по бокам – кирка и поперечная пила дровосека с двухдюймовыми зубьями.
   Обостренное обоняние Квиллера уловило какой-то странный душок. Мертвое животное? Неисправная канализация? Забытый мусор? Он открыл двери, окна и хорошенько осмотрелся вокруг. Все было в полном порядке, свежий воздух принес запахи озера и аромат цветущей дикой вишни. Следующим его шагом было тщательно проверить сетки на окнах. Коко и Юм-Юм – домашние кошки, им не позволено гулять где попало, и рисковать Квиллер не собирался. Он тщательно осмотрел все вокруг в поисках лазов, неплотно пригнанных досок и других тайных выходов.
   Только после этого он принес кошек в дом. Те осторожно вошли, прижимаясь к полу, отставив назад усы. Уши воспринимали неслышные для людей звуки. К тому времени, когда весь багаж был перенесен из машины, Юм-Юм, забравшись на самый верх, весело прыгала по стропилам, а Коко с надменным видом сидел на голове лося и с удовлетворением обозревал свои владения. Лось – с длинной мордой, широкими ноздрями и низко расположенной пастью – переносил это унижение с мрачной покорностью.
   Квиллеру тоже пришлось по вкусу новое жилище. Он обнаружил телефон новейшей модели на стойке бара, микроволновую печь, ванну-джакузи и несколько полок с книгами. На кофейном столике лежали последние номера местных журналов, а в стереомагнитофоне кто-то оставил кассету с концертом Брамса. Телевизора не было, но это не имело значения: Квиллер оставался приверженцем печатного слова.
   Он открыл банку с куриными консервами для своих спутников, а сам отправился обедать в Мусвилл. Это был небольшой курортный городок, протянувшийся вдоль берега озера. По одну сторону Мэйн-стрит располагались лодочные причалы и отель «Северные огни». Другую сторону занимали магазины и офисы, размещавшиеся по большей части в деревянных домах. Даже церковь была бревенчатой.
   В отеле Квиллер пообедал весьма посредственными свиными отбивными с недоваренным картофелем и переваренным зеленым горошком. Официантка, приветливая блондинка, сообщила, что ее зовут Дарлин. Девушка узнала его по фотографиям в «Дневном прибое» и настояла на том, чтобы принести ему вторую порцию. Он давно сомневался, разумно ли публиковать в газете фотографии репортеров, пишущих о ресторанах, но такова уж была политика «Прибоя» – давать фотографии своих журналистов, ведущих колонки, а политика есть политика. Не только усы Квиллера сделали его белой вороной в отеле «Северные огни». В зале, где большинство посетителей были одеты в клетчатые рубашки, джинсы и куртки-ветровки, его спортивный твидовый костюм и галстук явно выбивались из общего стиля. Покончив с черничным пирогом, он тут же отправился в местный магазин и приобрел джинсы, спортивные рубашки, кроссовки… и кепку с большим козырьком. В Мусвилле все мужчины носили именно такие. Тут были кепки с бейсбольной, морской, охотничьей и пивной символикой и даже кепки, рекламирующие тракторы, удобрение и еду. Квиллер выбрал оранжевую охотничью кепку, надеясь, что она окажется достаточно хорошим средством маскировки.
   В аптеке помимо местной газеты продавали также «Дневной прибой» и конкурирующее издание, «Утреннюю зыбь». Купив «Прибой» и «Пикакский пустячок», Квиллер отправился домой.
   По дороге его остановил полицейский патруль, но ему тут же вежливо сказали:
   – Проезжайте, мистер Квиллер. Приехали писать о мусвиллских ресторанах?
   – Нет, я в отпуске. А есть о чем писать? Что тут у вас происходит?
   – Обычные военные игры, – пошутил полицейский. – Нужно поддерживать форму. Желаю приятно провести отпуск, мистер Квиллер.
   Стоял июнь. В городе дни были длинными, а здесь, на севере, еще длиннее. Квиллер устал, он постоянно поглядывал то на часы, то на солнце, которое никак не желало садиться. Он спустился с дюны, чтобы поближе посмотреть на берег и проверить температуру воды. Вода, как и предупреждал Райкер, оказалась ледяной. Озеро было спокойным и набегало на берег с едва слышным шорохом. Единственным громким звуком было комариное жужжание. Когда Квиллер отчаянным рывком добежал до дома, за ним уже гналась целая крылатая орда. Комары быстро отыскали дыру в сетке и просочились на веранду. Он влетел в дом, захлопнул за собой дверь и тут же стал звонить в Пикакс.
   – Добрый вечер, – ответил приятный голос.
   – Франческа, я только хотел сказать, что мы благополучно добрались, – быстро заговорил Квиллер, надеясь выложить все самое важное, прежде чем ее внимание опять уйдет в сторону. – Домик просто мечта. Но у нас беда: на веранду влетел ястреб и пробил в сетке большую дыру. Я его выгнал, но он успел загадить циновку и мебель.
   Тетя Фанни восприняла сообщение спокойно.
   – Не беспокойся, дорогой, – нежно пробасила она. – Том завтра приедет, починит сетку и приведет в порядок веранду. Эта беда невелика. Для Тома – одно удовольствие. Том – настоящее сокровище. Не знаю, что бы я без него делала. А как комары? Я скажу Тому, чтобы захватил какое-нибудь средство от насекомых. Оно тебе понадобится еще и от пауков и шершней. Дай знать, если в дом полезут муравьи. От них нелегко избавиться. Только не убивай божьих коровок. Это плохая примета. Прислать еще кассет для магнитофона? У меня есть потрясающие записи чикагского джаза. Ты любишь оперу? Извини, у меня там нет телевизора, но, по-моему, летом глупо тратить время на сидение у ящика. Да и ты не будешь без него скучать – ты же занят своей книгой.
   Побеседовав с госпожой президентшей, Квиллер включил стереомагнитофон. Он нажал две кнопки, и концерт Брамса зазвучал с удивительной чистотой. Когда-то он ухаживал за девушкой, которая слушала только Брамса, и он никогда не забудет старый добрый опус номер сто два.
   Солнце наконец опустилось в озеро, окрасив небо и воду в розовый и оранжевый. Теперь можно было ложиться спать. Сиамцы вели себя что-то чересчур тихо. Обычно перед сном они устраивали беготню. Но где же они сейчас? Их не было ни на лосиной голове, ни на стропилах, ни на синей подушке, которую он положил на холодильник, ни на стоящих перед камином диванах, обитых белой льняной тканью. Не было даже на кроватях в обеих спальнях.
   Квиллер позвал котов. Ответа не последовало. Коко и Юм-Юм были слишком заняты своими наблюдениями. Усевшись на подоконнике в южной спальне, они пристально разглядывали что-то в сгущающихся сумерках. Участок леса вокруг дома находился в первозданном состоянии, и за окном не было ничего, кроме дюны, кустов и сосен. В нескольких ярдах от дома в земле виднелось какое-то углубление прямоугольной формы. Оно смахивало на провалившуюся могилу. Сиамцы его немедленно заметили. Они всегда замечали все необычное.
   – Давайте-ка отсюда! – сказал Квиллер. – Мне нужно закрыть окно на ночь.
   Для себя он выбрал северную спальню, потому что из окна открывался вид на озеро, но заснуть, несмотря на свою усталость, никак не мог. Мысли его занимала могила. Кто мог быть похоронен здесь? Нужно ли сообщить об этом тете Фанни? Или просто самому попробовать ее раскопать? Около дома стоит сарайчик, там наверняка найдутся лопаты.
   Он проворочался несколько часов. Вокруг было черным-черно. Ни уличных фонарей, ни неоновых вывесок, ни освещенных окон, ни луны, никаких отсветов близкой цивилизации – только могильная темнота. И так тихо. Ни шелеста деревьев, ни воя ветра, ни шума волн, ни отдаленного шума машин на шоссе – только могильная тишина. Квиллер лежал неподвижно и прислушивался к биению собственного сердца.
   Вдруг сквозь подушку он услышал неровное «шлеп-шлеп-шлеп». Он сел и предельно напряг слух. Непонятные звуки прекратились, но тут он уловил мужской голос и женский смех. Квиллер выглянул в окно: в темноте на пляже, у подножия дюны, мерцали два фонарика, удаляясь в восточном направлении. Он снова лег и, приложив ухо к подушке, опять услышал «шлеп-шлеп-шлеп». Звук шагов на твердом песке? Понемногу звуки затихли вдали.
   Было уже далеко за полночь. Интересно, кто это бродит по берегу? Он снова подумал о могиле. И тут раздался треск в кустах – кто-то взбирался на дерево, потом затопал по крыше, направляясь к трубе.
   Одним прыжком Квиллер выскочил из кровати, выкрикивая ругательство, которое выучил в Северной Африке. Он зажег все огни. Заорал на кошек, в панике метавшихся по коттеджу. Нажал кнопки магнитофона. Снова Брамс. Он загрохотал кастрюлями и сковородками на кухне. Шаги поспешно вернулись к краю крыши, раздался шорох в кустах, и снова все стихло.
   Квиллер просидел с книгой весь остаток ночи, до самого рассвета, когда запели, зазвенели, зачирикали птицы.

Три

   Мусвилл, вторник

   Дорогой Арчи! Если на мое имя поступят письма, похожие на личные, пожалуйста, перешли их мне сюда, до востребования. Заранее благодарен. Мы приехали вчера, и я чуть жив. Кошки орали все четыреста миль и едва не свели меня с ума. Больше того, я специально купил такую машину, чтобы в нее помещался их туалет, а они даже ни разу им не попользовались! Ждали, пока мы доберемся до места. Ох уж эти сиамцы! Кто их поймет?
   Здесь просто чудесно, но прошлую ночь я не сомкнул глаз. Страдаю от культурного шока.
   К счастью, в Мусвилле, хоть и с опозданием, получают «Прибой». «Пикакский пустячок» просто-напросто местный листок.
Квилл

   Уставший, хотя и несколько возбужденный новой обстановкой, Квиллер поехал завтракать в Мусвилл. По дороге его снова остановили. На сей раз какой-то симпатичный человек в костюме лося вручил ему брошюру «Добро пожаловать в Мусвилл» и предложил посетить туристический киоск на Мэйн-стрит.
   В банке Квиллер открыл счет. Бревенчатое здание имело старинный вид, но в нем явно чувствовался характерный аромат новых купюр. Кассир оказался загорелой блондинкой по имени Дженифер. Она была на редкость приветлива и дружелюбна, заметила, что погода сегодня просто восторг, и выразила надежду, что он увлекается парусным спортом или рыбной ловлей.
   На почте Квиллера приветствовала молодая женщина с длинными золотистыми волосами и ослепительной улыбкой.
   – Сегодня дивная погода, правда? – сказала она. – Интересно, сколько она еще продержится? Говорят, скоро будет гроза. Чем могу быть полезна? Я Лори, начальница почтового отделения.
   – Меня зовут Джим Квиллер, – представился он, – ближайшие три месяца я буду жить в коттедже мисс Клингеншоен. Моя корреспонденция будет приходить до востребования.
   – Знаю-знаю, – ответила блондинка. – Мисс Клингеншоен нам сообщила. Вы арендуете почтовый ящик, или доставлять вам почту на дом?
   В это самое мгновение в нос Квиллеру ударил отвратительный запах, хуже которого он в жизни не слышал. Он вздрогнул, пробормотал: «Спасибо, не надо», – и бросился вон, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота. Остальные посетители почты, которые наклеивали марки или возились у абонентных ящиков, покинули помещение спокойно, но весьма быстро. Квиллер стоял на улице, ловя ртом воздух, остальные расходились молча, во всяком случае без какой-либо видимой реакции на запах. Никакого объяснения случившемуся он придумать не смог. По правде говоря, здесь происходило много непонятного.
   Например, куда бы он ни пошел, везде ему на глаза попадался синий грузовичок. Даже сейчас такой стоял перед почтой, в кузове не было ничего, кроме свернутого брезента. Еще один, с лопатами и тачкой, притормозил возле банка. На шоссе водитель синего грузовика погудел и помахал ему рукой. И тот грузовик, что ехал за ним следом вчера вечером, тоже был синий.
   Опустив козырек кепки на глаза, Квиллер направился к деревянному строению с сияющей свежей краской вывеской: «Информационный центр. Ассоциация развития туризма». Внутри домик резко пах свежеструганными досками. За столом, заваленным туристическими проспектами, сидел бледный молодой человек с очень черной бородой и роскошной черной шевелюрой. Квиллер вдруг осознал, что его седеющие волосы и усы цвета перца с солью когда-то были такими же черными. Он спросил:
   – Это сюда туристы должны приходить для развития?
   Молодой человек, извиняясь, пожал плечами:
   – Я им говорил, что нужно просто написать: «Информационный туристический центр». Но кто я такой, чтобы давать советы Торговой палате? Какой-то учитель истории, который ищет работу на лето. Отличная погода, правда? Чем могу служить? Меня зовут Роджер. Можете не называть вашего имени: я читаю газеты.
   – «Дневной прибой», видимо, пользуется в этих краях немалой популярностью, – заметил Квиллер. – Вчера в аптеке его почти весь раскупили, а «Утренней зыби» лежит еще целая пачка.
   – Совершенно верно, – подтвердил Роджер. – Мы бойкотируем «Зыбь». Их редактор обозвал Мусвилл Мошковиллом.
   – Нельзя не признать, что комары и прочий гнус здесь действительно имеются. И в изобилии.
   Роджер виновато отвел глаза и тихо сказал:
   – Если вы думаете, что комары – это плохо, подождите, пока столкнетесь с лосиными клещами. Это, конечно, строго между нами. Здесь об этом не говорят. Может помешать развитию туризма. Вы собираетесь писать о наших ресторанах?
   – Нет, я в отпуске. Намерен отдыхать месяца три. Здесь есть парикмахерская?
   – «Поп-стрижка» Боба на Консервном молу. Прически для мужчин и женщин. – Роджер протянул Квиллеру еще одну брошюру о Мусвилле. – Вы любите рыбалку?
   – Есть немало занятий, которые нравятся мне больше.
   – Ловить рыбу на глубоком месте – увлекательнейшее занятие. Вам понравится. Наймите лодку на муниципальном причале и отправляйтесь на целый день или на полдня. Всем необходимым вас обеспечат, отвезут туда, где лучше клев, и даже научат держать удочку. И гарантирую, что вы поймаете несколько крупных рыбин.
   – А что здесь еще интересного?
   – Музей, в нем хорошо представлена история здешних кораблекрушений. Очень красивы цветы в саду при местной тюрьме, а в тюремном магазинчике продают неплохие кожаные вещицы. Можно посмотреть медведей, попрошайничающих на деревенской свалке, или поискать агаты на берегу.
   Квиллер внимательно изучал брошюру.
   – А что вы скажете об этом историческом кладбище?
   – Ничего особенного, – признался Роджер. – Захоронения девятнадцатого века, уже лет пятьдесят, как оно заброшено. И к тому же пострадало от рук местных вандалов. На вашем месте я предпочел бы рыбную ловлю.
   – А что это за пироги, которые везде рекламируются?
   – С мясом, картошкой и репой. Традиционная местная еда. Еще шахтеры брали их с собой на работу и съедали на обед.
   – Где их лучше всего попробовать?
   – В шляпе или без?
   – Что?
   – Я хочу сказать, у нас есть небольшие ресторанчики, например при гостинице, где обстановка довольно непритязательная, и там можно есть не снимая шляпы. Что касается мест поприличнее – там шляпу снимать обязательно. Наведайтесь в бистро на Консервном молу, оно называется «Бяка-кулебяка». Юмор, конечно, еще тот, но туристам нравится.
   Квиллер ответил, что предпочел бы окунуться в настоящую атмосферу северной глуши.
   – Отлично. Тогда вот что вам нужно сделать: поезжайте вдоль берега на восток примерно милю. Увидите большой светящийся знак «…ДА». «Е» отвалилось лет десять назад. Там городская свалка, но кулебяки у них потрясающие и шляпу снимать не надо ни в коем случае.
   – Еще один вопрос. – Квиллер нерешительно погладил усы, как делал всегда, когда его что-то беспокоило. – Откуда в этих лесах такое количество синих грузовичков?
   – Не знаю. Я как-то никогда не обращал внимания… – Роджер вскочил и подошел к окну, выходящему на стоянку автомобилей возле таверны «Кораблекрушение». – Вы правы. Даже тут стоят два… Но там есть и красный, и грязно-зеленый, и какой-то желтоватый.
   – А вот еще один синий, – настаивал Квиллер. Это оказался как раз грузовик с лопатами. Проворно выпрыгнувший из кабины человечек был одет в комбинезон и кепку с козырьком, едва ли не пол-лица закрывали нестриженые седые усы и бакенбарды.
   – Это Сэм, он копает могилы. Шустрый старикан, правда? Ему девятый десяток, а он каждый день выпивает пинту виски – кроме воскресенья.
   – Здесь все еще копают могилы вручную?
   – Именно так. Сэм всю жизнь копает могилы, да и не только могилы. Это помогает ему держаться молодцом. Ого, взгляните-ка на небо! Собирается гроза.
   – Спасибо за информацию, – поблагодарил Квиллер. – Пожалуй, я поеду и попробую эти кулебяки. – Он бросил взгляд на запястье. – Не подскажете, который час? Я оставил часы дома.
   – Обычное дело. Люди как сюда приезжают, так забывают надевать часы. Потом перестают бриться. А после начинают есть не снимая шляпы.
   Квиллер ехал на запад, пока не увидел мигающую неоновую вывеску, тщетно пытающуюся спорить с ярким солнечным светом: «…ДА», «…ДА», «…ДА». Стоянка оказалась забитой машинами. Но ни одной синей. «Откуда у меня эти параноидальные мысли о синих грузовиках?» – подумал Квиллер. Ответом было знакомое покалывание на верхней губе.
   Ресторан оказался двухэтажным зданием, которое давно нуждалось в покраске, новой черепице и гвоздях. Из вытяжки на окне тянуло жареной рыбой и копчеными гамбургерами. Внутри за столиками было полно народу, и сквозь густые клубы табачного дыма смутно виднелись красные, зеленые, синие и желтые кепки. По радио передавали музыку в стиле кантри, но ее заглушали громкие разговоры и смех.
   Квиллер сел у стойки, недалеко от человека с нашивкой департамента шерифа на рукаве и в твердой широкополой шляпе.
   Из кухни вышел повар и обратился к помощнику шерифа:
   – Ох и будет сегодня!
   Широкополая шляпа кивнула.
   – Ночью опять сторожили на дороге?
   Два кивка.
   – Кого-нибудь нашли?
   Шляпа мотнулась из стороны в сторону.
   – Мы все знаем, куда отправляются эти типы.
   Еще один кивок.
   – Но никаких доказательств.
   Шляпа сделала отрицательный жест.
   К Квиллеру подошла официантка, молча ожидая заказа.
   – Парочку кулебяк, – попросил он.
   – С собой?
   – Нет. Съесть здесь.
   – Две?
   Квиллер утвердительно кивнул.
   – Хотите, я придержу одну, чтобы не остыла, пока вы едите?
   – Спасибо, не нужно.
   Разговор за столами вертелся исключительно вокруг рыбной ловли, среди всего прочего много говорили о приближающейся грозе. Волнение на озере, цвет неба, поведение чаек, форма облаков, ветер – все убеждало рыбаков-ветеранов, что гроза близко, несмотря на заверения местного радио.
   Когда прибыли кулебяки Квиллера, оказалось, что они полностью занимают два больших овальных блюда. Каждая в фут шириной и три дюйма высотой, с хрустящей корочкой. Квиллер оглядел кушанье.
   – Мне нужна вилка, – заметил он.
   – Берите прямо рукой, – посоветовала официантка и исчезла на кухне.
   Роджер не обманул. В пирогах было мясо, картошка и много репы, которая – если вкус не подвел Квиллера, вместе с пастернаком – замыкала список ингредиентов. Он с трудом справился с половиной кулебяки, запивая каждый кусок жидким кофе, а остальное попросил упаковать навынос. С мрачным видом оплатил счет и получил сдачу долларами, от которых пахло табачным дымом.
   Кассирша, плотная женщина в туго обтягивающих джинсах и футболке с эмблемой Мусвилла, ухмыльнулась при виде его оранжевой кепки и поинтересовалась:
   – Готовимся ко Дню всех святых, мальчик?
   Глядя на ее тыквообразную фигуру, он с трудом удержался, чтобы не съязвить в ответ.
   Вернувшись домой с полутора пирогами в промасленной бумаге, Квиллер обнаружил там кое-что новое. Порванная сетка на двери была заменена, птичий помет на веранде убран. В кухне стоял баллончик с жидкостью от насекомых. Возле магнитофона лежали новые кассеты. Зато исчезли его часы. Он хорошо помнил, что положил их на полочку в ванной, когда брился. Теперь их и след простыл. Это были дорогие часы, подаренные Ассоциацией антикваров на устроенном в его честь обеде.
   Удивленный и раздосадованный, Квиллер уселся, чтобы обдумать случившееся. Коко стал тереться о его ноги, а Юм-Юм прыгнула к нему на колени. Он рассеянно погладил ее, заново прокручивая в памяти последние двадцать четыре часа.
   Сначала осевшая могила. Она по-прежнему притягивала к себе кошек, и они снова и снова возвращались на свой наблюдательный пункт – подоконник в спальне. Затем шаги на крыше. Незваный гость явно направлялся к трубе, когда его спугнули свет и шум. Невероятный запах, который он почувствовал утром на почте. И почему Роджер отговаривал его посетить старое кладбище? Проспект Торговой палаты рекомендовал кладбище любителям истории, фотографам и художникам, которым нравятся надгробия девятнадцатого века.
   А теперь еще исчезли его часы. У него имелись другие, но те, что пропали, из золота и к тому же связаны с приятными воспоминаниями. Неужели доверенный слуга тети Фанни мог совершить кражу? Может, с ним был нечистый на руку помощник? Одному сделать столь много за короткий срок не так-то просто.
   Размышления Квиллера были прерваны шуршанием шин по гравию – к дому медленно подъезжала машина. По тихому урчанию мотора было ясно, что авто из дорогих.
   Кошки насторожились. Коко прошествовал на южную веранду ознакомиться с приехавшим. Юм-Юм спряталась под одним из диванов.
   Вышедший из машины человек здесь, в северной глуши, производил пугающее впечатление. Он был одет в деловой костюм, явно сшитый на заказ, и белую рубашку со строгим полосатым галстуком. От мужчины исходил легкий запах дорогого одеколона. Длинное лицо поражало торжественностью выражения.
   – Я полагаю, вы племянник мисс Клингеншоен, – обратился он к Квиллеру. – Я ее адвокат…
   – Что-нибудь случилось? – поспешно перебил Квиллер, испуганный его похоронным тоном.
   – Нет-нет. У меня были дела тут поблизости, и я просто заехал познакомиться. Меня зовут Александр Гудвинтер.
   – Входите, входите, пожалуйста. Я – Квиллер. Джим Квиллер.
   – Знаю-знаю. Пишется через «в», – сообщил адвокат. – Я читаю «Дневной прибой». Мы все здесь читаем «Прибой», в основном для того, чтобы убедиться, как нам повезло, что мы живем в четырехстах милях от городской суеты. Говоря о Центре и его окрестностях «там, внизу», мы имеем в виду не только географию. – Он, видимо, чувствовал себя в коттедже как дома, уселся на диван, под которым спряталась Юм-Юм, и поудобнее скрестил ноги. – Кажется, вот-вот разразится гроза. Они бывают здесь очень сильные.
   Журналист уже понял, что все разговоры тут, на севере, следуя какому-то неписаному этикету, начинают с погоды.
   – Да, – воскликнул он с драматическим жестом, – движение воды в озере и игра ветра, несомненно, зловещи. – И, когда адвокат бросил на него осторожный взгляд, поспешно добавил: – Я бы предложил вам выпить, но у меня пока не было возможности сделать запасы. Мы только вчера приехали.
   – Фанни мне сообщила. Мы рады, что поблизости будет один из ее родственников. Она так одинока – последняя из семьи Клингеншоен.
   – Но я… вообще-то, я… не родственник, – на мгновение отвлекшись, ответил Квиллер. Он заметил, как из-под дивана, рядом с ногой адвоката, осторожно высунулся нос Юм-Юм. – Они с моей матерью были подругами, и мне разрешалось называть ее тетя Фанни. Теперь это имя ее не устраивает.
   – Фанни – ее настоящее имя, – сказал Гудвинтер. – Так ее называли, когда она уехала из Пикакса учиться в колледж Вассара, Уэлсли [1 - Колледж Вассара и Уэлсли – престижные частные учебные заведения для женщин.] или куда-то там еще, а когда через сорок лет вернулась обратно, то была уже Франческой. – Он хмыкнул. – Сочетание Франческа Клингеншоен представляется мне очаровательной нелепицей. Наша фирма ведет дела ее семьи вот уже три поколения. Теперь единственными партнерами остались мы с сестрой, и Пенелопа занимается налогами Фанни, ее судебными процессами и недвижимостью. Мы уговаривали ее продать этот коттедж. Земельное владение на берегу озера с руками оторвут – золотая жила, можете мне поверить. А Фанни надо бы продать часть недвижимости, чтобы подготовиться… э… к предстоящим расходам. В конце концов, ей уже почти девяносто. Вы, разумеется, будете видеться с ней этим летом?
   – Да, она обещала приехать ко мне пообедать, а меня пригласила в Пикакс на ужин с бифштексом – в любой день, когда пожелаю.
   – О да, знаем мы ее ужины с бифштексом, – ухмыльнулся Гудвинтер. – Она обещает бифштекс, но, когда доходит до дела, подает яичницу. Но ей прощают эксцентричность за ее… хм… весьма энергичное участие в городских делах. Именно Фанни практически шантажом заставила отцов города сделать новую канализацию, отремонтировать тротуары и решить проблему автостоянок. Она очень… хм… решительная женщина.
   Теперь из-под дивана высунулась уже вся голова Юм-Юм и одна лапка.
   – Мы с сестрой надеемся, что вы согласитесь преломить с нами хлеб в самое ближайшее время, – продолжал адвокат. – Она благоговейно читает вашу колонку и цитирует вас, словно Шекспира.
   – Ценю ваше приглашение, – отозвался Квиллер, – но пока еще сам не знаю, сумею ли выкроить время на визиты. Я собираюсь здесь кое-что написать. – Он махнул рукой в сторону заваленного книгами, бумагами, ручками, карандашами обеденного стола с пишущей машинкой посредине. В этот момент он заметил, как Юм-Юм медленно и осторожно протянула лапку к шнурку адвоката.
   – Могу только приветствовать ваши намерения, – сказал Гудвинтер. – Музы требуют истового служения. Но, пожалуйста, помните, дом Гудвинтеров всегда открыт для вас. – И, кашлянув, добавил: – Как вам показалось при встрече с Фанни, она… хм… хорошо себя чувствует?
   – Просто замечательно! Очень бодра и активна для женщины в таком возрасте. Единственная проблема – трудно привлечь ее внимание.
   – Слух у нее, если верить доктору, превосходный. Но мысли все время чем-то заняты – она живет, так сказать, в своем собственном мире. – Адвокат снова кашлянул. – Если уж быть вполне откровенным – надеюсь, это останется между нами, – у нас есть некоторое подозрение, что Фанни… э… несколько злоупотребляет спиртным.
   – Некоторые доктора рекомендуют пожилым людям ежедневно выпивать по рюмочке.
   – Да… но… дело в том, что… если верить аптекарю, с недавних пор она стала покупать весьма солидное количество спиртного. Обычно бутылочки хорошего шерри вполне хватало ей на два месяца, а теперь, говорят, ее слуга, который делает покупки, два-три раза в неделю берет крепкие напитки.
   – Так, может, он пьет их сам? – предположил Квиллер.
   – Это весьма сомнительно. С тех пор как Том приехал в Пикакс работать у Фанни, он находится под самым пристальным наблюдением, и все сведения самые хорошие. Он простой парень, но на него можно положиться – умелый работник и осторожный шофер. Владельцы местных баров уверяют, что Том никогда не пьет больше одной-двух кружек пива.
   – А какое спиртное он покупает?
   – Водку, джин, виски. Любой марки. И не больше пинты за один раз. Когда встретитесь с Фанни, не забудьте о том, что я вам сказал. Мы все считаем ее нашим общим достоянием и чувствуем за нее ответственность. И если она вдруг спросит у вас совета, посоветуйте ей продать большой дом в Пикаксе и перебраться в другой, поменьше. В последнее время у нее несколько раз случались, как она говорит, приступы головокружения. Вы понимаете, как всех нас волнует благополучие этой храброй маленькой женщины. Мы не хотим, чтобы с ней что-то приключилось.
   Когда адвокат попрощался, завязал шнурки и уехал, Коко и Юм-Юм голодными глазами уставились на Квиллера. Он выковырнул начинку из половины кулебяки, хорошенько перемешал, слегка подогрел и выложил на тарелку. Сиамцы неторопливо приблизились к еде, недоверчиво понюхали, обошли кругом, пытаясь понять, что же это такое, потом возмущенно удалились и с молчаливым упреком посматривали на Квиллера, брезгливо встряхивая лапами.
   – Ну что же, с этой бякой все ясно, – подвел итог Квиллер, открывая банку лосося.
   К вечеру стало прохладно, и он попытался разжечь камин.
   В медном ведерке для угля лежали хворост и старые газеты, в корзинке для дров – наколотые поленья, а на бронзовой подставке – длинные спички, но газеты оказались сырыми, а спички лишь вспыхивали и тут же гасли. Он сделал три попытки и наконец махнул на это дело рукой.
   После кошмарной дороги сюда, на север, и двух бессонных ночей он чувствовал себя очень усталым. Его сбивали с толку странные происшествия, которым он не находил объяснения, и раздражало даже то, что под ногами вместо асфальтового тротуара оказались песчаные дюны.
   Квиллер подошел к окнам, выходившим на озеро: сотня миль воды, а за ними, на противоположном берегу, – Канада. Цвет воды переходил из серебристого в бирюзовый и дальше – в темно-синий. Как бы этот вид понравился Розмари! Пытаясь узреть окружающее ее глазами, он вдруг услышал какой-то странный свист в верхушках самых высоких сосен. Ветра не было – лишь этот негромкий пронзительный звук. В то же время сиамцы, которым после полуденного приема пищи следовало спать, начали беспокойно метаться по дому. Юм-Юм бог весть почему издавала оглушительные вопли, а Коко воинственно бился головой о ножки столов и стульев.
   За считанные минуты цвет озера изменился на серо-стальной, вода вспенилась белыми барашками. Неожиданно налетел ураган. Белые барашки превратились в огромные буруны, которые, разбиваясь о берег, осыпали его хлопьями пены. Закачались высокие сосны, а клены и березы согнулись, как прибрежная трава. Внезапно с отрывистым треском автоматной очереди по окнам ударил дождь. Ураган завывал, волны с грохотом бились о берег, стволы деревьев ломались и рушились на землю.
   Впервые с момента своего приезда Квиллер почувствовал себя по-настоящему уютно. Он расслабился. Тишина и покой были невыносимы, он привык к шуму и суете. В такую ночь хорошо будет спаться.
   Но сначала ему захотелось написать Розмари. Он заправил в машинку лист бумаги, но тут же вытащил. Розмари он напишет от руки – той золотой авторучкой, которую она подарила ему на день рождения.
   Перерыв все на письменном столе, он обнаружил желтые карандаши, толстые черные карандаши, дешевые шариковые авторучки и даже большую красную, когда-то принадлежавшую его матери. Тоненькая золотая авторучка, подарок Розмари, исчезла.

Четыре

   Убаюканный диким гулом за окном, Квиллер хорошенько выспался. Проснулся он вскоре после рассвета под начальные аккорды концерта Брамса. Кассета оставалась в магнитофоне, и рядом с ним сидел довольный собой Коко. Одну лапу он поставил на кнопку «сеть», отчего загорелся красный глазок, а другой нажал кнопку «включено».
   Гроза прошла, хотя с деревьев еще капало. Ветер утих, неподвижное озеро блестело, как серебряная фольга. После сильного дождя вокруг стоял приятный запах влажного леса. Заливался птичий хор.
   Еще не встав с постели, Квиллер вспомнил о пропавших ручке и часах. Надо ли рассказать об этом тете Фанни? Или лучше спросить Тома? Здесь, в незнакомом месте, следовало вести себя дипломатично, проявляя такт и осторожность.
   Коко первым услышал шум подъезжающего грузовика. Он напрягся, уши встали торчком. Тогда уж и Квиллер услышал урчание машины, поднимающейся по извилистой дороге. Он поспешно стал одеваться, а Коко бросился к двери и потребовал, чтобы его выпустили на веранду, место официальной встречи гостей. Покалывание в усах подсказало Квиллеру, что машина окажется синим грузовичком, и предчувствие его не обмануло. Маленький коренастый старик уже доставал из кузова лопату.
   – Эй, что такое? – спросил Квиллер. Он узнал копателя могил, которого видел на стоянке перед таверной «Кораблекрушение».
   – Надо тут у вас покопать маленько, – сказал старый Сэм, направляясь к той самой могиле к востоку от коттеджа.
   – Зачем? – Квиллер захлопнул входную дверь и бросился следом за стариком.
   – Сейчас появится Большой Джордж.
   – Кто вас сюда прислал?
   – Большой Джордж. – Сэм копал изо всех сил. – После грозы песок мокрый, тяжелый.
   Квиллер от возмущения потерял дар речи.
   – Кто? Что? Да послушайте же. Это частное владение, вы не имеете права копать здесь без разрешения.
   – Спрашивайте Большого Джорджа. Он хозяин. – Песок дождем летел из неглубокой ямки, которая приобретала все более отчетливые прямоугольные очертания. Вскоре лопата ударилась о бетонную плиту. – Вот и она! – Еще несколько энергичных взмахов лопатой – и Сэм выбрался из ямы в тот самый момент, когда на поляне появился грузовик с большой грязной цистерной.
   Квиллер возмущенно зашагал на поляну и подошел к водителю.
   – Это вы Большой Джордж?
   – Нет, я Дейв, – дружелюбно отозвался тот, отцепляя большой шланг. – Большой Джордж – это грузовик. Леди в Пикаксе – она позвонила вчера вечером. Велела пошевеливаться. У вас уже под завязку?
   – Чего под завязку?
   – Когда она командует, мы прыгаем. С этой старой дамой не пошутишь. Наверно, надо было еще прошлым летом здесь выкачать.
   – Что выкачать?
   – Выгребную яму. Сегодня утром пришлось вытащить старого Сэма прямо из постели, несмотря на похмелье. Он копает – мы качаем. С экскаватором здесь не развернешься из-за деревьев. Вы здесь недавно? Сэм потом придет и закопает. Он закапывает не до конца, так легче откапывать на следующий раз. Но если хотите, он все сровняет.
   Старый Сэм уже уехал, но теперь на поляне появилась черная машина, за рулем которой сидел худощавый молодой человек в красно-бело-синей футболке и высоком шелковом цилиндре.
   – А вы кто такой? – в изумлении воззрился на него Квиллер.
   – Маленький Генри. У вас проблемы? Старая леди из Пикакса сказала, что дом в любую минуту может загореться. А уж с ней шутки плохи. Не станет слушать никаких оправданий. – Он снял цилиндр и с восхищением его оглядел. – Это мой фирменный знак. Может, вы видели мою рекламу в «Пустячке»?
   – А что вы рекламируете?
   – Я единственный трубочист в этих краях. Проверять дымоходы нужно каждый год… Это у вас там телефон звонит?
   Квиллер бросился в дом. Телефон, стоявший на стойке бара, который отделял кухню от столовой, уже перестал звонить. Коко столкнул трубку с рычажка и теперь обнюхивал микрофон.
   Квиллер схватил трубку.
   – Алло! Алло! Иди отсюда! Алло? – Коко пытался снова завладеть телефоном. – Черт возьми! Иди отсюда! Алло?
   – Все в порядке, дорогой? – после секундного колебания произнес низкий голос. – Гроза ничего не испортила? Не беспокойся, Том все уберет во дворе. Твое дело – пишущая машинка. Тебе нужно закончить свою замечательную книгу. Я уверена, это будет настоящий бестселлер. Ты уже видел Большого Джорджа и Маленького Генри? Я не хочу, чтобы, пока ты будешь заниматься книгой, что-нибудь случилось с дымоходом или канализацией. Я велела им немедленно все сделать, если они не хотят лишиться своих лицензий. С этой сельской публикой нужно быть твердой, не то отправятся на рыбалку и совсем забудут о деле. Еды у тебя достаточно? Я купила просто божественные булочки с корицей, которые ты сможешь положить в морозилку. Том привезет меня сегодня утром, и мы чудесно пополдничаем на веранде. Я захвачу корзинку для пикника. Ну, а теперь возвращайся к своей книге, дорогой.
   Квиллер повернулся к Коко:
   – Приезжает мадам президент. Постарайся вести себя как нормальный кот. Не отвечай на телефонные звонки. И не включай музыку. И еще держись подальше от микроволновки.
   Когда Большой Джордж и Маленький Генри закончили работу, Квиллер надел оранжевую кепку и направился в Мусвилл отослать письмо Розмари и купить еды. Список покупок соответствовал его кулинарным способностям: растворимый кофе, суп в банках, замороженные бифштексы. Для гостей нужно было купить вина и печенья.
   В супермаркете, возле полок с консервированными супами, он встретил чернобородого молодого человека в желтом кепи с изображением свечи зажигания. Они удивленно посмотрели друг на друга.
   – Привет, мистер Квиллер.
   – К черту «мистера»! Называйте меня просто Квилл. Вы ведь Роджер, из туристического бюро? Роджер, Джордж, Сэм, Генри, Том, Дэйв… Я встретил столько людей с одними именами, без фамилий – просто как в библейские времена.
   – Моя фамилия Макгилеврэй.
   – Что? А моя мать была Макинтош.
   – Кроме шуток? Тот же клан! Ваш предок как лев сражался за принца Чарли.
   – Совершенно верно! При Каллодене [2 - Имеется в виду Каллоденская битва (1746), в которой принц Чарли (Карл Эдуард Стюарт), претендент на английский престол, и его шотландские сторонники были разгромлены.].
   – Шестнадцатого апреля.
   От удивления и удовольствия они заговорили громче, вызывая недоумение остальных покупателей. Двое мужчин трясли друг другу руки, хлопали один другого по спине.
   – Надеюсь, вы покупаете здесь шотландскую похлебку, – сказал Роджер.
   – А почему бы нам не поужинать как-нибудь вместе? – предложил Квиллер. – И лучше не в «…ДА».
   – Может, прямо сегодня? Моей жены как раз нет в городе.
   – Как насчет ресторана в отеле? Без шляп.

   Квиллер вернулся домой, принял душ и побрился в ожидании визита тетушки Фанни с незаменимым Томом – садовником, шофером, рабочим, посыльным, а возможно, и мелким воришкой. Вскоре после полудня длинный черный лимузин, медленно преодолев все изгибы дороги, с победным видом появился на поляне. Шофер, в рабочей одежде и синей кепке, выскочил из машины и поспешно открыл дверцу своей хозяйке.
   Первыми показались украшенные бусами индейские мокасины, потом замшевая юбка с бахромой и кожаная куртка, тоже украшенная бусами и бахромой. Следом появилось напудренное лицо тети Фанни и красная индийская чалма. Квиллер заметил, что ноги у нее совсем недурные для женщины, которой вот-вот исполнится девяносто.
   – Франческа! Рад вас видеть! – воскликнул он. – Вы выглядите очень… очень… сексуально.
   – Благослови тебя Боже, мой дорогой, – удивленно пробасила мисс Клингеншоен. – Нас, старых дам, любят называть бодрыми или подвижными, и я намерена пристрелить следующего дурака, кто скажет мне что-то подобное. – Она порылась в замшевой сумке с кистями, вытащила маленький пистолет с золотой ручкой и воинственно взмахнула им.
   – Осторожней! – охнул Квиллер.
   – Ой-ой-ой! Гроза тут натворила дел. На этой большой сосне почти не осталось веток. Придется ее спилить… Том, иди сюда, познакомься со знаменитым мистером Квиллером.
   Мастер-на-все-руки послушно подошел и снял синюю кепку, рекламирующую какой-то сорт удобрений. Его возраст определить было трудно. Где-то между двадцатью и сорока. Круглое выбритое лицо и бледно-голубые глаза выражали безмятежное удивление.
   – Это Том, – сказала тетя Фанни. – Том, ты можешь пожать руку мистеру Квиллеру, он член семьи.
   Рука, которую пожал Квиллер, была сильной, явно не привыкшей к светскому обращению.
   – Здравствуйте, Том. Я слышал о вас много хорошего. – Вспомнив о пропавших часах и авторучке, он внимательно посмотрел в глаза Тому, но встретил открытый и обезоруживающе ясный взгляд. – Вы замечательно справились вчера с верандой, Том. Как вы смогли столько сделать за такое короткое время? У вас был помощник?
   – Нет, – медленно произнес Том. – Не было помощника. Мне нравится работать. Я люблю много работать. – Он говорил мягким, музыкальным голосом.
   Тетя Фанни что-то сунула ему в руку.
   – Поезжай в Мусвилл, Том, купи себе большой пирог, пива и возвращайся через два часа. Но сначала принеси из машины корзинку с едой.
   – Том, не скажете, сколько времени? – спросил Квиллер. – Я потерял свои часы.
   Работник посмотрел на солнце, прятавшееся в верхушках сосен.
   – Почти полдень, – тихо сказал он.
   Он уехал на лимузине, а тетя Фанни сказала:
   – Я привезла сандвичи с яйцом и салатом и термос кофе с этими потрясающими сливками. Мы посидим на веранде и полюбуемся озером. Погода просто замечательная. А где же те необыкновенные кошки, о которых я столько слышала? И где ты работаешь над своей книгой? Признаюсь тебе, дорогой, я преклоняюсь перед твоим талантом.
   Будучи журналистом, Квиллер навострился брать интервью у трудных собеседников, но справиться с тетей Фанни и ему оказалось не под силу. Она без умолку болтала о кораблекрушениях на озере, медведях в лесу, дохлой рыбе на берегу, гусеницах на деревьях. От вопросов она уходила или же просто их игнорировала. Мадам президент полностью держала разговор в своих руках.
   Наконец Квиллер в отчаянии возопил:
   – Тетя Фанни! – После внезапной паузы он продолжал: – Что вы знаете о Томе? Где вы его нашли? Как давно он работает у вас? Ему можно доверять? Может ли он попасть в этот дом, когда меня здесь нет? Я хочу это знать. Что же тут плохого?!
   – Бедняжка, – отозвалась она, – типичный городской житель! В сельской местности жизнь совсем другая. Соседи заходят в дом, не постучавшись. Если никого нет, а им нужно, скажем, яйцо, они возьмут его сами. Это создает дружескую атмосферу. Не беспокойся из-за Тома. Он очень хороший молодой человек. Он делает все, что я ему велю, и ничего больше.
   Раздался удар колокола – ясный, золотистый тон корабельного колокола, висящего перед южной верандой.
   – А вот и Том, – сказала тетя Фанни. – Приехал точно, как сказано. Ну разве он не чудо? Иди поговори с ним, пока я попудрю нос. Очень приятно было побывать у тебя, дорогой.
   Квиллер вышел во двор.
   – Привет, Том. Ты приехал вовремя, даже без часов.
   – А мне часы не нужны, – без тени смущения объявил Том, просияв от гордости. Он снова ударил в колокол. – Хороший колокол. Я вчера его начистил. Люблю все чистить. У меня и грузовик, и машина чистые-чистые.
   Квиллера заинтересовали певучие интонации его голоса.
   – Я видел твой грузовик в Пикаксе. Он ведь синий, правда?
   – Да, мне нравится синий цвет. Как небо, как озеро. Очень красиво. Это красивый дом. Я приеду и все у вас вычищу.
   – Спасибо за любезное предложение, Том, но не приезжай, пока я не позову. Я пишу книгу и не люблю, чтобы в это время вокруг были люди.
   – Хотелось бы мне тоже написать книгу. Мне бы это очень понравилось. Это было бы хорошо.
   – Каждому свое, – рассудил Квиллер, – у тебя множество своих достоинств. Ты должен гордиться собой.
   Лицо Тома сияло от удовольствия.
   – Да, я могу починить что угодно.
   В этот момент появилась тетя Фанни, они попрощались, и лимузин осторожно двинулся вниз. Сиамцы, которых последние два часа просто не было видно, возникли из ниоткуда.
   – Не слишком-то вы оба были приветливы, – обратился к ним Квиллер. – Ну, и что вы думаете о тете Фанни?
   «Йау!» – Коко энергично встряхнулся.
   Квиллер вспомнил, что предложил тете Фанни выпить – чистый виски, джин с тоником, виски с содовой или сухой шерри. Она отказалась от всего.
   Теперь ему надо было как-то скоротать четыре часа до ужина с Роджером, и он не имел ни малейшего желания начать первую страницу первой главы той самой книги, которую, как все считали, ему полагалось писать. Можно было бы посмотреть медведей на городской свалке либо цветы в тюремном саду или же познакомиться в местном музее с историей здешних кораблекрушений, но его воображение привлекало заброшенное кладбище, хотя Роджер и не советовал совать туда носа, а может быть, как раз поэтому.
   В брошюре Торговой палаты указывалось, как туда добраться: на восток по Пикакс-роуд, потом пять миль на юг. На кладбище ведет грунтовая дорога (не обозначенная на карте), перед воротами кладбища она вымощена булыжником.
   Дорога шла по живописной местности – очевидно, территории, принадлежащей тюрьме. Потом показалась индюшачья ферма, и Квиллер поехал медленнее, чтобы получше рассмотреть море бронзовых птичьих спин, колышущееся во дворе фермы. Впереди с боковой дороги вынырнул грузовик и поехал навстречу, один из вездесущих синих грузовиков. Проезжая мимо, Квиллер помахал рукой водителю, но ответа на свое приветствие не получил. Уже подъезжая к воротам, он сообразил, что машина выехала с кладбища.
   Въезд туда оказался просто узкой колеёй, неровной и сплошь в лужах после вчерашней грозы. Колея петляла по лесу от поляны к поляне, на которых едва хватало места, чтобы поставить машину или развернуться. Кое-где виднелись следы пикников и пивные бутылки. Постепенно колея распалась на несколько дорожек, что вели в разные стороны по большому лугу, усеянному надгробными памятниками. Квиллер свернул на ту, по которой, как ему показалось, недавно проезжали.
   Там, где закончились следы шин, он вылез из машины и осмотрелся. Все вокруг заросло высокой травой и вьющимися растениями, пришлось выдирать их, чтобы прочитать годы жизни на могильных плитах: 1877–1879, 1841–1862, 1856–1859. Как много здесь похоронено детей! И как много женщин умерли, не дожив до тридцати! На больших семейных надгробиях были высечены фамилии: Шмидт, Кэмпбелл, Тревельян, Уотсон.
   Примятая трава указывала на едва видную тропинку, ведущую за памятник Кэмпбеллов, и, зайдя туда, Квиллер обнаружил, что здесь недавно копали. Свежевскопанная земля, едва прикрывавшая коричневую пластмассовую крышку мусорного ведра, была забросана сухой травой. Само ведро, галлонов на двадцать, кто-то вкопал в землю. Квиллер осторожно снял крышку. Ведро оказалось пустым.
   Он вернул тайнику первоначальный вид и отправился домой, недоумевая, кто бы мог закопать мусорное ведро на кладбище и зачем. Единственным ключом к загадке была дрожь в его верхней губе.
   Прежде чем ехать в Мусвилл, он приготовил сиамцам тунца.
   – Коко, ты не зарабатываешь себе на обед, – сказал он. – Происходят странные вещи, а ты до сих пор еще ничего не нашел.
   Коко томно прищурился. Возможно, предположил Квиллер, кот закончил свою карьеру сыщика. Возможно, он стал всего лишь капризным пожирателем дорогой еды.
   В это мгновение Коко навострил уши и бросился на свой наблюдательный пункт. Далекий шум автомобиля становился все громче и громче и наконец уподобился грохоту русского танка. Показался красный грузовичок в сопровождении желтого трактора, на котором возвышалось какое-то странное сооружение. Водитель грузовичка спрыгнул на землю.
   – Это у вас тут сосна, – обратился он к Квиллеру, – которая вот-вот упадет на дом? Мы получили срочный вызов из Пикакса. Сказали, что-то с электропроводами. Мы должны свалить дерево и распилить его.
   Над трактором поднялась платформа, завизжали электропилы. Трое мужчин в кепках что-то громко кричали. Юм-Юм спряталась под диван, а Квиллер сбежал в Мусвилл на полчаса раньше, чем собирался.
   Отель «Северные огни» напоминал о 1860-х годах, когда городок, в ту пору процветающий порт, специализировался на перевозках леса и руды. Это фахверковое здание должно было сгореть еще сто лет назад, но чудом уцелело. Оно напоминало коробку для ботинок с прорезанными в ней отверстиями окон, но сзади была пристроена веранда, выходившая к причалам. Квиллер уселся на один из старых стульев и занялся любимым делом – подслушиванием.
   Рядом сердито спорили два голоса. Даже не глядя, Квиллер мог определить, что мужчина был толстым, с красным лицом, а женщина – тощей и тугой на ухо.
   – Не вижу ничего хорошего в этом городишке, – одышливо говорил мужчина. – Здесь совсем нечего делать. Мы могли бы, – вдох, – остаться дома и сидеть себе в патио. Это обошлось бы, – вдох, – дешевле.
   – Ты же сказал, что хочешь порыбачить, – равнодушно отозвалась женщина. Голос у нее был пронзительный. – Не знаю уж, с чего бы. Ты всегда терпеть не мог рыбалку.
   – Твой братец все время хвастается, что рыбачит здесь, – вдох, – уже шесть лет. Мне хотелось доказать ему, что он не единственный, – вдох, – кто может выудить форель.
   – Тогда найми лодку, как тебе посоветовали, и прекрати нудеть!
   – Сколько раз тебе говорить, это слишком дорого. Ты видела, сколько они хотят, – вдох, – за полдня? За такие бабки я могу, – вдох, – отправиться в круиз по Карибскому морю.
   Квиллер уже поинтересовался ценами, и ему они тоже не показались низкими.
   – Тогда вернемся домой, – предложила женщина. – Какой смысл торчать здесь?
   – Это столько-то проехав? Да ты знаешь, сколько ушло, – вдох, – на один бензин?
   В этот момент появился Роджер в черной бейсбольной кепке.
   – Я смотрю, вы в вечернем туалете, – сказал Квиллер. – Что же не предупредили, что здесь полагается быть при галстуке?
   – А я кепки коллекционирую, – объяснил Роджер. – Уже собрал семнадцать. Должен предостеречь: если у вас есть враги, эта оранжевая кепка превращает вас в идеальную мишень.
   Они оставили свои кепки, вместе с дюжиной других, на вешалке перед входом в ресторан и прошли к боковому столику, над которым висела картина, изображавшая трагическую гибель трехмачтовой шхуны в бушующем море.
   – Ну что же, денек сегодня просто замечательный, – сказал Квиллер, начиная разговор с обязательной фразы о погоде. – Солнечно. Приятный ветерок. Идеальная температура.
   – Да, но стелется туман. К утру нельзя будет разглядеть даже кончика собственного носа. Не стоит отправляться на рыбалку.
   – Если хотите знать, Роджер, живопись в этом зале как-то не вызывает желания отправляться на рыбалку. Что ни картина, так обязательно кораблекрушение. Меня лично это пугает до смерти. И к тому же за прокат лодки требуют слишком много – во всяком случае, для человека вроде меня, не слишком интересующегося рыбной ловлей.
   – Вам нужно непременно попробовать, хотя бы разок, – посоветовал Роджер. – Ловить на блесну гораздо интереснее, чем просто сидеть в лодке с удочкой и червяком на крючке.
   Квиллер посмотрел в меню.
   – Если озеро так богато рыбой, почему в меню нет ни одного блюда из местной рыбы? Только палтус из Новой Шотландии [3 - Новая Шотландия – провинция Канады.], лосось из реки Колумбия и треска из Бостона.
   – Здесь у нас только спортивная рыбалка. Промысловый лов ведется в других местах, там сетями вылавливают тонны рыбы и отправляют на продажу.
   – В Новую Шотландию, Массачусетс и штат Вашингтон? – предположил Квиллер.
   Роджер заказал бурбон с содовой. Квиллер – свой обычный томатный сок. За соседним столиком устроилась странного вида парочка, и он про себя отметил, что мужчина был толстый и краснолицый, а женщина носила слуховой аппарат.
   – Это все, что вы пьете? – спросил Роджер. – А я-то думал, что все журналисты – большие любители спиртного. Прежде чем переключиться на историю, я изучал журналистику… Знаете, после нашего разговора я стал обращать внимание на синие грузовички и обнаружил, что вы действительно правы. Моя жена всегда говорит, что люди, живущие на севере, любят синий цвет… Вы живете один?
   – Не совсем. Я усыновил двух сиамских котов, настоящих восточных деспотов. Один из них осиротел в результате убийства в доме, где я жил. А кошечку бросили, когда она была еще котенком. Оба они чистейших кровей, а кот умнее меня.
   – У меня охотничья собака – британский спаниель, – сказал Роджер. – А у Шарон – колли… Вы когда-нибудь были женаты, Квилл?
   – Был. Брак оказался не слишком удачным.
   – И чем закончился?
   – Она получила нервный срыв, а я попытался утопить свои беды в алкоголе. Вы любите задавать вопросы, Роджер. Зря вы бросили журналистику.
   Репортер сказал это вполне доброжелательно. Всю жизнь вопросы задавал он сам, а сейчас с удовольствием оказался в роли интервьюируемого.
   – Вы собираетесь когда-нибудь снова жениться?
   Тень улыбки коснулась усов Квиллера.
   – Три месяца назад я ответил бы: нет. Сейчас я не так в этом уверен. – Говоря это, он потер руки: они начали чесаться. Бармен из пресс-клуба давно предсказывал, что, если пить так много томатного сока, начнется крапивница. Возможно, Бруно был прав.
   Толстяк за соседним столиком, похоже, прислушивался к их разговору, поэтому Квиллер понизил голос:
   – В понедельник на дороге стоял полицейский патруль. Что случилось? Ни в газете, ни по радио ничего не сообщали.
   Роджер пожал плечами:
   – Здесь это своего рода светское развлечение, вроде званого ужина. Подозреваю, что полицейским слишком скучно, вот они время от времени и придумывают себе занятие.
   – Вы хотите сказать, что здесь слишком мало преступлений и им просто нечего делать?
   – Во всяком случае, не столько, сколько у вас в городе. Охрана заповедника иногда ловит браконьеров, да в субботу вечером, бывает, становится шумновато в таверне «Кораблекрушение», но бо́льшую часть времени полицейские занимаются дорожно-транспортными происшествиями, как правило касающимися всего одной машины. Кто-то ехал слишком быстро и сшиб лося, или ребятишки хватанули пива и налетели на дерево. А вот спасательных работ на озере хватает. У шерифа два катера и вертолет.
   – А как насчет наркотиков?
   – Ну, может, кое-кто из туристов и выкурит две-три сигареты с начинкой, но настоящих проблем нет. Меня лично больше всего беспокоит разграбление затонувших судов. Тут есть суда, которые легли на дно лет сто назад, и их груз всем известен, зарегистрирован в официальных отчетах. У кладоискателей самое современное подводное оборудование для работ в холодной воде, электроника и все такое. Там, на дне, горы ценного груза, и они обчищают затонувшие суда ради наживы.
   – А разве это не нарушение закона?
   – Пока нет. Если бы у нас был подводный заповедник, охраняемый законом, это дало бы грандиозный толчок развитию туризма в здешних местах. Этим смогли бы пользоваться морские историки, археологи, спортсмены-подводники.
   – Что же вам мешает?
   – Деньги! На археологические изыскания требуются десятки тысяч долларов. И только после этого мы сможем добиваться официального статуса.
   – Но вам будет нелегко охранять ваше подводное царство. Понадобится еще больше катеров, вертолетов и сотрудников.
   – Совершенно верно! И к тому времени будет уже нечего охранять на дне.
   Они заказали по второй порции, но Квиллер не стал потягивать свой томатный сок. Он тайком почесывал под столом отчаянно зудящие руки.
   Теперь и Роджер понизил голос:
   – Видите вон тех двух парней, которые сидят возле двери? Это искатели затонувших сокровищ. Возможно, грабители.
   – Откуда вы знаете?
   – Все знают.
   Им подали ужин. Квиллер оценил его разве что на тройку, а вот беседа была интересной. В конце ужина он поинтересовался у Роджера:
   – Как вы думаете, не живет ли под зданием почты скунс? Я туда вчера зашел, но там поднялась такая жуткая вонь, что все посетители сбежали.
   – Возможно, кто-то из фермеров, разводящих свиней, забирал свою корреспонденцию, – предположил Роджер. – Когда эти свиноводы появляются здесь в своей рабочей одежде, весь город разбегается кто куда. Вы не поверите, в каком виде иногда приходят в школу их ребятишки. Не все, конечно. Один из моих товарищей по охоте разводит свиней – и никаких проблем.
   – И еще одна загадка: в затянутую сеткой дверь коттеджа влетел ястреб, пробив большую дыру. Не могу понять, зачем он…
   – Бросился за кроликом или бурундуком, – объяснил Роджер, – и не успел вовремя нажать на тормоза.
   – Вы так думаете?
   – Конечно! Я сам видел, как ястреб унес кошку. Я как-то охотился и услышал мяуканье откуда-то с неба. Посмотрел наверх, а там эта бедняга.
   Квиллер подумал про Юм-Юм и беспокойно заерзал. Они помолчали.
   – Дня два назад я среди ночи слышал шаги на крыше, – снова начал Квиллер.
   – Это енот. Енот на крыше такого домика, как ваш, грохочет, словно борец сумо в ботинках на свинцовой подошве. Уж я-то знаю! У родителей моей жены коттедж недалеко от вашего. Один год у них в дымовой трубе завелось целое семейство енотов.
   – Ваши тесть и теща, верно, любят повеселиться? Я однажды слышал раскатистый смех поздно ночью.
   – Вы слышали гагару. Сумасшедшая птица.
   Туман сгущался, из окна ресторана уже почти ничего не было видно. Квиллер сказал, что ему надо возвращаться к себе.
   – Надеюсь, моя жена не поедет сегодня домой, – сказал Роджер. – Она отправилась в Центр.

Пять

   Квиллера разбудила Юм-Юм. Она сидела у него на груди и гипнотизировала его своими голубыми глазами, мысленно передавая приказ: завтрак. За окном вместо озера виден был лишь густой белый туман. Словно толстое одеяло, он окутал все побережье. Нигде ни звука, ни ветерка.
   Чтобы хоть немного подсушить воздух, Квиллер попытался было разжечь огонь в камине с помощью газеты за среду и гостиничных спичек, но ничего не вышло. Однако больше всего его беспокоило состояние рук. Жжение стало невыносимым, и появились волдыри, большие, как фишки для покера. К тому же стало чесаться и в других местах.
   Даже не побрившись, он оделся, наскоро покормил кошек и, забыв о своей новой кепке, выехал на машине прямо в молочно-белый туман.
   На Мэйн-стрит была аптека, и он показал аптекарю свои волдыри.
   – Есть у вас что-нибудь от этого?
   – Ух ты! – поразился аптекарь. – Никогда не видел такого сильного ожога ядовитым плющом. Лучше сделайте укол.
   – В городе есть врач?
   – На Консервном молу есть амбулатория. Знаете, где это? В двух милях от города – старый рыбоконсервный заводик, его теперь превратили в магазинчики и всякое такое. В таком тумане вы его не увидите, но запах почувствуете.
   Машин на Мэйн-стрит почти не было. Квиллер ехал по желтой линии, поглядывая на одометр, и через две мили у него не было никаких сомнений, что он добрался до Консервного мола. Поставив машину между двумя желтыми линиями разметки, Квиллер пошел на запах, который и повлек его к стеклянным дверям, ведущим в галерею.
   В приемной, которая, как и полагается, пахла антисептиками, не было никого, кроме сидящей за столом некрасивой молодой женщины.
   – У вас здесь есть врач? – спросил Квиллер.
   – Я врач, – ответила она, бросив взгляд на его руки. – Где вам удалось так невообразимо обжечься ядовитым плющом?
   – Кажется, на старом кладбище.
   – Вот как? Не староваты ли вы для таких проказ? – Она бросила на него озорной взгляд.
   Он чувствовал себя слишком плохо, чтобы поддержать столь игривый тон.
   – Я осматривал старые могилы.
   – Вполне правдоподобная история. Ну, проходите в камеру пыток, и я сделаю вам укол.
   Кроме того, она вручила ему лосьон и дала несколько советов:
   – Не суйте руки в холодную воду, не стойте под теплым душем и держитесь подальше от старых кладбищ.
   Квиллер вышел из амбулатории в довольно мрачном настроении. По его мнению, врачу следовало не держаться так игриво, а больше сочувствовать пациентам. Однако к тому времени, когда он добрался сквозь туман до города, лекарство начало действовать, вызывая не только облегчение, но и некоторую эйфорию, и теперь он вспомнил, что никогда не видел таких красивых зеленых глаз и таких длинных ресниц, как у этой докторши.
   В отеле, куда он заехал выпить кофе и перекусить, четверо мужчин за соседним столиком жаловались на погоду.
   – В такой косматый туман на озере – хана. Возьмем-ка лучше бутылочку да перекинемся в картишки.
   За столом позади него проговорили:
   – Мы не уедем отсюда, пока, – вдох, – я не порыбачу.
   Пронзительный голос ответил:
   – Ну почему ты такой упрямый? Можно подумать, рыбалка – твоя страсть.
   – Я же тебе сказал, не в этом дело, а вдруг мы, – вдох, – на эти тридцатишестифутовые спиннинги поймаем форель фунтов этак в двадцать шесть.
   – Ты ведь сам говорил, что это слишком дорогое удовольствие.
   – Цены на главном причале – чистый грабеж, но я нашел, – вдох, – моторку, которая отвезет нас за пятнадцать баксов.
   Услышав о такой замечательной возможности, скуповатый по натуре Квиллер встрепенулся, а лекарство и необычная обстановка вызвали в нем возбуждение. Когда супружеская чета покинула ресторан, он последовал за нею.
   – Простите, сэр, мне показалось, вы что-то говорили о менее дорогом катере?
   – Точно, говорил. Пятнадцать баксов за шесть часов. Если разделить на троих, – вдох, – будет по пять с человека. Совсем неплохо. Это суденышко, – вдох, – принадлежит двум парням. Вас это интересует?
   – А в такую погоду рыба клюет?
   – Эти ребята говорят, погода не имеет значения. Кстати, – он чихнул, – меня зовут Уотли – из Кливленда – оптовая продажа скобяных изделий.
   Он представил жену, обдавшую Квиллера ледяным холодом, и предложил вести машину, поскольку знал дорогу.
   – Катер стоит за пределами города. Поэтому, – вдох, – и дешевле. Хочешь заключить выгодную сделку, не ленись пошнырять вокруг.
   Поездка к доку оказалась еще одним мучительно медленным путешествием сквозь опустившиеся на землю облака. Где-то по дороге сквозь густой туман они увидели тускло светящиеся огромные буквы «…ДА». Дальше о себе отчетливо заявил Консервный мол, хотя зданий и не было видно. Потом несколько миль ничего не попадалось. Каждая миля казалась пятью. Уотли с мрачным видом вел машину. Никто не разговаривал. Квиллер изо всех сил вглядывался вдаль, каждую минуту ожидая увидеть желтые фары встречной машины или габаритные огни стоящего у обочины грузовика.
   – А как вы узна́ете, что добрались до места? – спросил он.
   – Да уж никак не пропустим. Там, где нужно поворачивать, – вдох, – лежат обломки лодки.
   Когда наконец из тумана показались обломки лодки, Уотли свернул на хлябкую, вязкую дорогу, которая тянулась вдоль канала, забитого обломками мелких судов.
   – Очень жалею, что поехала, – заявила миссис Уотли, которая впервые за все время раскрыла рот.
   Там, где заканчивалась эта дорога, в озеро уходил шаткий причал, и трое «сухопутных крыс» осторожно двинулись по непрочному, местами подгнившему настилу. Вода с шорохом плескалась у опор, и было слышно, как поскрипывает трущееся о причал суденышко.
   До сих пор Квиллер видел здесь только белоснежный сверкающий рыболовный флот у муниципального причала. Суда с именами вроде «Леди Аврора», «Королева озера» или «Северная принцесса» украшали рекламные плакаты, сообщавшие, что на них имеется радиосвязь, гидролокаторы и глубиномеры. Так что он оказался не готов к встрече с «Минни К.», старой серой калошей в облупившейся краске. Грязные разводы на палубе и поручнях наводили на мысль о визитах чаек и рыбьих потрохах. Два члена команды выглядели такими же обшарпанными, как и их судно. Одному, на глаз Квиллера, было лет семнадцать, другой казался еще моложе. Опытность и надежность обоих не вызывали особого доверия.
   Они не стали обмениваться приветствиями или представляться друг другу. Морячки подозрительно посмотрели на своих пассажиров и, забрав деньги, поспешно завели мотор, обмениваясь какими-то резкими междометиями.
   Квиллер спросил младшего, далеко ли придется идти, но тот в ответ лишь что-то пробурчал.
   – Редкостная мерзость, – сказала миссис Уотли. – Неудивительно, что подобные посудины называются вонючками.
   – А что бы ты хотела за пять баксов? – поинтересовался ее муж. – «Куин Элизабет»? [4 - «Куин Элизабет» – роскошный пассажирский лайнер, спущенный на воду в 1938 г. и сгоревший в 1971 г.]
   Пассажиры нашли себе рваные, в пятнах парусиновые стулья, и «Минни К.» медленно, почти без всплеска, заскользила по воде. Мистер Уотли время от времени принимался клевать носом, а его жена открыла книжку в дешевом мягком переплете и отключила свой слуховой аппарат. Примерно час суденышко лениво двигалось среди густого тумана, запах тухлой рыбы перемешивался с выхлопными газами. Потом мотор стал работать еще тише, а пареньки не торопясь притащили рыболовные снасти – спиннинги с огромными катушками, медными лесками и латунными блеснами.
   – Что мне с этим делать? – поинтересовался Квиллер. – Где тут наживка?
   – Вам нужна только блесна, – ответил Уотли. – Бросьте леску за борт, – вдох, – и все время двигайте удочку вверх-вниз.
   – А потом?
   – Когда клюнет, вы почувствуете. Тогда крутите спиннинг.
   «Минни К.» лениво двигалась по неподвижной воде озера. Время от времени мотор замолкал просто так, от скуки, и снова неохотно заводился. Целый час, завороженный тихим стуком мотора и ощущением полного уединения, Квиллер размахивал удочкой. Моторка жила в своем замкнутом пространстве, со всех сторон окруженная густым туманом, который отрезал ее от остального мира. Вокруг ни ветерка, ни даже плеска воды о борт – лишь глухое постукивание мотора да отдаленное завывание сирены.
   Уотли смотал леску и, сделав несколько глотков из фляжки, уснул на парусиновом стуле. Его жена так и не подняла головы от книги.
   Интересно, где они находятся, размышлял Квиллер, и зачем он здесь вообще оказался? И тут мотор громко чихнул и замолк, а двое парней, что-то бормоча, исчезли в трюме. Воцарилась полнейшая тишина, судно замерло на глади озера. И Квиллер услышал доносящиеся по воде голоса, мужские голоса, слишком далекие, чтобы разобрать слова. Он прислонил спиннинг к поручням и прислушался. Голоса приближались, становились громче. Они о чем-то спорили. Сначала до него долетели сердитые крики, потом потоки ругани и резкий звук, словно затрещало дерево… кто-то чертыхнулся… бам-бам… упало что-то тяжелое. Через несколько секунд Квиллер уловил громкий всплеск, а потом шум падающих на воду капель.
   После этого все стихло, только по поверхности озера прошла легкая зыбь, чуть колыхнувшая «Минни К.». Туман окутывал их, словно вата, а вода превратилась в молоко.
   Двое парней – вся команда странного суденышка – колдовали над штуковиной, заменявшей на ней мотор. Уотли продолжал спать, его жена тоже задремала. Размышляя о своем, Квиллер возобновил бессмысленные движения спиннингом, вверх-вниз, вверх-вниз. Он потерял всякое чувство времени, а часы оставил дома из-за зуда в руках.
   Прошло полчаса или час, и вдруг леску так дернуло, что завибрировала не только удочка, но и руки. Квиллер вскрикнул.
   Уотли, вздрогнув от неожиданности, проснулся.
   – Подсекайте! Подсекайте!
   В это волшебное мгновение, ощутив, как покалывает в корнях волос у него на голове, Квиллер почувствовал всю притягательность глубоководной рыбалки.
   – Будто кита тащу!
   – Не так быстро! Не отпускайте! Тяните! Тяните!
   Уотли задыхался, Квиллеру тоже не хватало дыхания. Руки у него тряслись. Леска казалась бесконечной. Все смотрели на него. Юный шкипер перегнулся через леер.
   – Багор! – потребовал он, и второй паренек бросил ему железный крюк на длинной рукоятке.
   – Фунтов на пятьдесят! – восторгался Квиллер, с усилием наматывая последние несколько ярдов. Он почувствовал последний рывок, чудище показалось из глубины.
   – Я поймал его! Поймал!
   Но, едва увидев поднявшееся к поверхности огромное тело, он выпустил спиннинг.
   – Хватай! – заорал Уотли, однако катушка продолжала бешено вращаться. Когда она замедлила ход, шкипер вытащил из кармана клещи и перекусил ими леску.
   – Тьфу, гадость, – сморщился он. – Тьфу, тьфу.
   – Это что же такое? – накинулся на него Уотли. – В этой рыбине было никак не меньше тридцати фунтов!
   – Тьфу, гадость, – повторил шкипер, разворачиваясь к рубке. Младший паренек прыгнул в трюм, и мотор заработал.
   – Жулье! – возмутился Уотли.
   Его жена оторвалась от книги и зевнула.
   – Не знаю, как вы, а с меня хватит, – объявил Квиллер.
   Моторка набрала скорость и развернулась, как он надеялся, носом к суше. Весь обратный путь он просидел, погруженный в собственные мысли. Уотли снова хлебнул из фляжки и задремал.
   Квиллер не был рыбаком, однако не раз видел, как рыбачат, в кино, и то, что ему пришлось пережить, явно не укладывалось в нормальные рамки. Его добыча не сопротивлялась, как это обычно делает рыба. Оказавшись на поверхности, она не билась с шумными всплесками. И уж точно не походила на рыбу.
   Вернувшись в Мусвилл, он отправился прямо в туристическое бюро. Ему не слишком хотелось вести светские беседы, но начать пришлось все-таки с погоды:
   – Вы были правы насчет тумана, Роджер. Как думаете, это надолго?
   – Завтра к полудню рассеется.
   – Ваша жена благополучно добралась до дома?
   – К половине второго утра. Чтобы преодолеть последние двадцать миль, ей потребовалось два часа. Приехала чуть живая. А что вы делали в этом тумане, Квилл?
   – Ездил на рыбалку.
   – Что? Вы бредите. Ни одно судно сегодня не выходило на озеро.
   – «Минни К.» выходила. Мы рыбачили часа четыре, и из них три были явно лишними.
   Роджер достал папку.
   – Никогда не слышал о «Минни К.». И здесь, в списке моторных лодок и катеров, ее тоже нет. Где вы ее нашли?
   – Эту вылазку организовал один из постояльцев отеля. По фамилии Уотли.
   – Да, знаю его. Толстый такой и все время задыхается. Он уже три раза являлся сюда с жалобами. И сколько они с вас взяли? Насколько я понимаю, вы не поймали ни одной рыбины?
   – Нет, но зато поймали нечто другое. Оно вело себя совсем не как рыба, а когда я вытянул это нечто на поверхность, шкипер обрезал леску и поспешил вернуться на берег. Ему не понравилось то, что нам попалось, впрочем, мне тоже. Это было скорее похоже на человеческое тело.
   Роджер нервно сглотнул и разгладил свою черную бороду.
   – Может, вам попалась старая автомобильная шина или что-то в этом роде? В таком тумане трудно разглядеть как следует. Шины вешают на причал вместо амортизаторов. Она могла оторваться во время грозы. Во вторник ночью была такая гроза…
   – Да перестаньте, Роджер. Мы все знаем, что ваши тексты пишет Торговая палата. Я бы хотел сообщить об этом – об этой «шине» – в полицию. Где мне найти шерифа?
   Роджер покраснел. Он выглядел виноватым, но совесть его явно не мучила.
   – За деревянной церковью. Здание с флагом.
   – Кстати, вчера вечером мне преподнесли сюрприз, – уже добродушнее продолжал Квиллер. – Ваша теща оставила у меня в коттедже индейку и записку, правда без подписи. Даже не знаю, как к ней обратиться, чтобы поблагодарить.
   – Она всегда такая – рассеянная. Но это славная женщина. Ее зовут Милдред Хенстейбл, а живет она в «Дюнах» – это к востоку от вас. Я должен вас кое о чем предупредить. Она непременно захочет вам погадать, а потом будет ожидать вознаграждения.
   – Разве подобное не запрещено законом?
   – Это на благотворительные цели. Она помогает собирать деньги на кардиологическое оборудование для больницы Пикакса.
   – Охотно приму участие, – заявил Квиллер. – Такое оборудование понадобится мне еще до того, как закончится мой спокойный отдых.
   Он вернулся домой, когда дневной свет еще просачивался сквозь туман. Внутри стоял запах уксуса, напоминая о домашнем средстве для полировки меди, которое используют торговцы антиквариатом. И точно: висящий над баром медный фонарь оказался до блеска отполирован. Том приходил, несмотря на запрет. Ему было велено не появляться в коттедже, пока его не позовут. Квиллер оставил старые часы и немного мелких денег в спальне на туалетном столике, там они сейчас и лежали. Он пожал плечами.
   Когда Квиллер позвал своих друзей, Юм-Юм примчалась из гостевой спальни, но Коко не отозвался: он был слишком занят. Сидел на лосиной голове, явно возбужденный, и беседовал сам с собой, издавая тихое музыкальное урчание, которое рождалось где-то в глубине его белоснежной грудки.
   – Что ты там делаешь? – спросил Квиллер.
   Коко переменил позу, встав на рогах на задние лапы и вытянув переднюю, словно в поисках опоры. Голова лося была укреплена на лакированной деревянной доске, повешенной на неровную бревенчатую стену. Коко пытался засунуть лапу в одну из щелей позади доски. После нескольких попыток он наконец сумел добраться до отверстия. Там что-то стукнуло. Коко, продолжая ворчать, старался изо всех сил и вытягивал лапу как можно дальше.
   Квиллер подошел поближе, и, когда добыча выскочила из щели и, отскочив, упала с рогов, поймал ее.
   – Что это? Кассета!
   Да, это была кассета, на которую записывали кустарным способом, дома. На стороне «А» почерком, похожим на руку тети Фанни, было написано: «Любимые мелодии тридцатых годов». На стороне «Б»: «Еще несколько любимых мелодий тридцатых годов». На пластмассовом корпусе пыли не было.
   Квиллер направился к магнитофону и вынул оттуда кассету с концертом Брамса, которая была там с самого его приезда.
   – Подожди-ка, – сказал он вслух, – что-то тут не так.
   Кассета оказалась перевернута на другую сторону, ту, где был записан Бетховен. На трофее, доставшемся Коко, была записана быстрая танцевальная музыка: обработки мелодий «Мое синее небо», «Совсем как ты» и других. Странно, что такое прятали за головой лося!
   Квиллер прослушал сторону «А» и перевернул кассету. Тут было то же самое. И вдруг, посреди «Святой лжи», зазвучал голос – не голос певца, обычный мужской голос, но сильный, звучный. После короткого и странного сообщения снова послышалась музыка. Квиллер перемотал кассету и прослушал еще раз.
   «А теперь, друг мой, слушай сюда! – потребовал голос. – Действуй порасторопнее, не то пожалеешь. Ты меня знаешь. Неси, и побольше. Не будет товара – не будет и денег. Придется кое-что поменять. Тут становится жарковато. Найдешь меня в субботу, слышишь? После ужина буду у лодочной пристани».
   Кассетой пользовались совсем недавно. Только накануне Коко включал магнитофон и слушал Брамса. С того времени здесь кто-то был и либо оставил это послание, либо прослушал его, а потом поставил кассету не той стороной. Тот, кто украл золотые часы и золотую авторучку, но это случилось раньше. Какие-то неизвестные личности приходили и уходили, распоряжались здесь как у себя дома, а тете Фанни это казалось проявлением соседского дружелюбия.
   Кто-то, несомненно, взбирался на табуретку возле бара, чтобы дотянуться до головы лося. Квиллер проверил все четыре сосновые табуретки, пытаясь найти какие-то следы, но полированные поверхности были совершенно чистыми.
   Коко пристально наблюдал, как Квиллер убирает кассету в ящик туалетного столика.
   – Коко, – сказал он, – мне что-то не очень нравится эта политика открытых дверей. Люди пользуются нашим домом, как автобусной станцией. Придется найти слесаря… А если ты или Юм-Юм вдруг окажетесь в опасности, ты знаешь, что́ надо делать.
   Коко медленно и значительно прикрыл глаза.

Шесть

   Мусвилл, пятница

   Дорогой Арчи, у меня нет денег на юбилейную открытку, но я желаю тебе и твоей прекрасной жене счастливо встретить эту годовщину и еще много-много других. Кажется, только вчера ты уронил обручальное кольцо, а я потерял твои билеты на свадебное путешествие.
   Ты знаешь, приехав в Мусвилл, я обнаружил, что весь мир делится на две части: Тут, на Севере, и Там, в Центре. Здесь есть симпатичные люди, которые читают «Прибой», а еще они пытаются скрыть разные загадочные происшествия. Вчера я отправился на рыбалку и подцепил на крючок нечто весьма похожее на человеческое тело. Когда я сообщил об этом шерифу, он не обнаружил никакого интереса. Я знаю: несчастный случай тут ни при чем. У меня есть основания подозревать, что произошло убийство, по крайней мере нападение. И я не перестаю думать, кто был тот бедняга. Почему он оказался на озере? Кто сбросил его в воду?
   Я тут обжегся ядовитым плющом, но теперь уже все в порядке. Сегодня рано утром я было решил, что кто-то пытается снять шины с моего автомобиля, но оказалось, это чайки кричат – ужас как похоже на звуки, издаваемые автомобильным домкратом. Еда тут так себе. Для ресторанного обозревателя необходимость пробавляться здешней кухней все равно что ссылка в Сибирь.
Квилл

   Р. S.У Коко открылся еще один талант: он отвечает на телефонные звонки и самостоятельно пользуется магнитофоном. Через несколько лет он будет работать в HACA.

   Туман рассеивался. Из окна уже можно было разглядеть ближайшие деревья и место захоронения выгребной ямы. Хотя старый Сэм полностью засыпал углубление и сровнял его с землей, кошки, как и прежде, подолгу смотрели на это место.
   Когда в пятницу утром зазвонил телефон, Коко спрыгнул с подоконника и бросился к бару. Квиллер метнулся следом, но оказался недостаточно проворным, чтобы помешать коту снять трубку. Она с грохотом свалилась на крышку бара.
   Журналист тут же схватил ее.
   – Алло? Алло?
   – А, это ты, – донесся басистый голос из Пикакса. – Я беспокоилась за тебя, дорогой. Звонила вчера, но телефон издавал очень странные звуки. А потом было занято. Я наконец обратилась к телефонистке, и она сказала, что с телефона снята трубка, поэтому я послала Тома выяснить, в чем дело. Он сказал, что трубка лежала на барной стойке – а дома ни души. Будь повнимательнее, дорогой. Ты, наверное, весь в своей книге. Как она продвигается? Ты все еще…
   – Тетя Фанни!
   – Да, дорогой?
   – Я весь день провел в городе, а трубку снял мой кот. У него появилась такая дурная привычка. Прошу меня извинить. Теперь буду убирать телефон в кухонный шкаф, если хватит провода.
   – И не забывай закрывать окна, когда уходишь. Шквал может налететь совершенно неожиданно и буквально затопить все вокруг. Сколько глав ты уже написал? Ты знаешь, когда твоя книга будет опубликована? Том говорит, что большую сосну уже спилили. Он завтра приедет и наколет тебе дров. Ты заметил каноэ под верандой? Весла в сарайчике. Только не выходи на озеро в плохую погоду, дорогой, и смотри не отплывай далеко от берега. Ну, не буду больше отвлекать тебя разговорами: знаю, ты хочешь побыстрее вернуться к своей книге. Когда-нибудь ты напишешь историю моей жизни, и мы оба заработаем целое состояние.
   Натянув оранжевую кепку, к которой он самым удивительным образом уже успел привязаться, Квиллер отправился в Мусвилл, чтобы отослать письмо Арчи. На почте он осторожно потянул носом воздух, но почувствовал лишь свежий запах мастики для пола.
   Следующая остановка была на Консервном молу, где он решил, что запах копченой рыбы вовсе не так уж неприятен. В амбулатории молоденькая женщина-врач сидела за столом и читала журнал для гурманов. Он оказался прав насчет ее зеленых глаз: они действительно сверкали юностью, здоровьем и весельем.
   – Вы помните меня? – поинтересовался он, стаскивая с головы кепку. – Я – пациент с кладбищенским синдромом.
   – Рада видеть, что сегодня вы не в таком скверном настроении, как вчера.
   – Укол подействовал сразу же. У вас часто бывают такие случаи?
   – Ожоги плющом, солнечные ожоги второй степени, воспалившиеся мозоли на пятках, беличьи укусы – словом, все обычные отпускные удовольствия.
   – А утопленники?
   – Ими занимается полиция. Надеюсь, вы не собираетесь свалиться в озеро? Оно ледяное, и упавший за борт уже не всплывет. Во всяком случае, здесь так говорят. – Она закрыла журнал. – Садитесь, пожалуйста.
   Квиллер устроился поудобнее и нервно разгладил усы.
   – Я бы хотел задать вам вопрос относительно укола, который вы мне вчера сделали. Не мог он вызвать какие-нибудь галлюцинации?
   – Весьма маловероятно. А вы страдаете галлюцинациями?
   – Нет, но после укола со мной случилось нечто странное, и никто не верит, что я действительно видел то, что видел. Я уже начинаю сомневаться в здравости своего рассудка.
   – Такая неординарная реакция – это, пожалуй, единственный случай на десять миллионов, – обрадовалась докторша. – Поздравляю.
   Квиллер внимательно посмотрел на нее, она взмахнула ресницами и бросила на него смеющийся взгляд.
   – Привлечь вас к ответственности за преступную врачебную халатность? Или вы предпочтете поужинать со мной?
   – Давайте лучше быстренько пообедаем, и отправимся прямо сейчас, – ответила она, посмотрев на часы. – Никогда не отказываюсь пообедать с интересным мужчиной в солидном возрасте. Вам нравятся здешние кулебяки?
   – Они были бы ничего, будь тесто слоеным. А в начинку хорошо бы добавить соуса и класть поменьше репы.
   – Ну, тогда вам наверняка понравится в «Бяке-кулебяке». Идем. – Она сняла белый халат, под которым оказалась футболка с эмблемой Мусвилла.
   Ресторан оказался маленьким и уютным, с двумя рядами кабинок, его украшали рыболовные сети, старый канат и чучела чаек.
   – Никогда не думал, – объявил Квиллер, – что придется лечиться у женщины-врача, вдвое моложе себя и к тому же приятной внешности.
   – Извольте привыкнуть к такой мысли, – посоветовала она. – Нас таких немало… А вы неплохо выглядите для своего возраста. Много занимаетесь спортом?
   – Не очень, – признался он, хотя ответ «совсем не занимаюсь» был бы ближе к истине. – Простите, доктор, я ведь не знаю, как вас зовут.
   – Мелинда Гудвинтер.
   – Родственница адвоката?
   – Кузина. Пикакс просто наводнен Гудвинтерами. У моего отца там врачебная практика, а я собираюсь присоединиться к нему с осени.
   – Вы, наверное, знаете Фанни Клингеншоен? Я поселился на лето у нее в коттедже.
   – Кто же не знает Фанни? Во благо себе или во зло. Наверное, мне не стоило так говорить. Она замечательная старая леди. Говорит, что хочет стать моей первой пациенткой, когда я начну практиковать.
   – Почему вы назвали ее замечательной?
   – Фанни поразительно умеет добиваться своего. Видели старое здание суда? Настоящая архитектурная жемчужина, но его собирались снести, а Фанни взяла дело в свои руки и спасла дом – в одиночку.
   Квиллер расправил усы.
   – Мелинда, можно я вас кое о чем спрошу? Мусвилл – чудесное место, и люди в нем такие дружелюбные, но меня мучает подозрение, что здесь происходит что-то, чего я не понимаю. Может быть, у вас здесь нечто вроде Утопии?
   – У нас, конечно, есть проблемы, – признала она, – но мы не говорим о них с посторонними. Здесь не слишком-то любят приезжих из Центра – это не для печати.
   – То есть любят доллары туристов, но не любят их самих, так?
   Она кивнула.
   – Эти отдыхающие слишком гладкие, слишком важные, слишком агрессивные и снисходительные, слишком другие. О присутствующих, естественно, речь не идет.
   – Вы действительно думаете, что мы другие? Да это же вы другие, – возразил Квиллер. – Жизнь в Центре предсказуема. Я работаю, обедаю в пресс-клубе, потом спешу обратно в редакцию писать заметку, ужинаю в хорошем ресторане, по дороге домой на меня нападают. Все как обычно, никаких сюрпризов!
   – Бросьте! Я жила в Центре, и, на мой вкус, здесь гораздо лучше.
   Кулебяки оказались очень удачными: слоеное тесто, начинка приправлена соусом, никакой репы и размера вполне приятного. И в обществе Мелинды Квиллер чувствовал себя вполне приятно. Немного погодя он смущенно расправил усы и заговорил:
   – Я хочу вам кое в чем признаться, если не возражаете.
   – Польщена доверием.
   – Я бы не стал обсуждать это ни с кем другим, но поскольку вы врач…
   – Слушаю.
   – Не знаю, как и начать… Вы что-нибудь понимаете в кошках? Вы знаете, у них есть шестое чувство, и некоторые считают, что кошачьи усы – это что-то вроде экстрасенсорной антенны.
   – Занятная теория.
   – У меня есть сиамский кот, и я готов поклясться, что он настроен на какое-то неведомое информационное поле.
   Она ободряюще кивнула. Квиллер заговорил тише:
   – Иногда я ощущаю усами необычные вибрации и узнаю то, о чем другие не догадываются. И это еще не все. За последние год-два мое обоняние необычайно обострилось – меня это даже порой беспокоит. А теперь чрезвычайно обострился слух. Несколько ночей назад кто-то гулял по берегу футах в ста от дома – по сыпучему песку, – и я слышал шаги даже через подушку: топ-топ-топ.
   – Просто феноменально, – заметила она.
   – По-вашему, это нормально? Это не должно вызывать беспокойства?
   – Говорят, слоны слышат мышиные шаги.
   – Надеюсь, вы не хотите сказать, что у меня чересчур большие уши?
   – У вас очень пропорциональные уши, – успокоила Мелинда. – Право, вы очень привлекательный мужчина – для своего возраста.
   В обществе Мелинды Гудвинтер находиться было приятно, хотя, по мнению Квиллера, она слишком часто упоминала о его возрасте и даже поинтересовалась, есть ли у него внуки. И все-таки возвращался домой он в самом лучшем настроении. Подумывал начать работу над книгой или же немного поразмяться.
   Туман совсем рассеялся. Порывы ветра сдули его, и гладь озера была зеркально-неподвижна. Идеальная погода, чтобы покататься на каноэ, решил Квиллер.
   Он не садился в каноэ с двенадцати лет, когда отдыхал летом в лагере, но полагал, что вспомнит, как надо грести. В сарае нашлись весла, и он выбрал самое длинное. Снести алюминиевое каноэ по песчаному склону вниз на берег не составило труда, но спустить его на воду оказалось не так-то просто. Он промочил ноги, но, когда, не очень ловко плюхнувшись в раскачивающееся, непослушное суденышко, наконец уселся и заскользил по гладкой, сверкающей воде, его охватило восхитительное чувство радостного возбуждения и покоя.
   Он вспомнил совет тети Фанни и повел лодку, чей высокий нос сильно вздымался над водой, вдоль берега. Через мгновение налетевший порыв ветра развернул каноэ в обратную сторону, но, как только ветер стих, удалось взять прежний курс. Квиллер греб мимо пустынных пляжей и унылых дюн, поросших высокими соснами. Показался клуб «Дюны», ряд весьма солидных коттеджей для отдыха. Он подумал, что их обитатели сейчас наблюдают за ним и завидуют. Двое помахали ему рукой с крыльца.
   С берега снова налетел порыв ветра и взъерошил воду. Нос каноэ развернулся, как флюгер, и оно заскользило в сторону Канады, находящейся всего в сотне миль. Квиллер постарался вспомнить все свое забытое умение, но, пока ветер не утих, ничего не получалось.
   Теперь он оказался от берега дальше, чем следовало, и попробовал вернуться, но здесь, на открытой воде, ветер с берега дул непрерывно, крутя каноэ и мешая с ним справиться. Квиллер отчаянно греб, беспорядочно погружая весло в воду, изо всех сил пытаясь повернуть каноэ. Но оно только крутилось во все стороны и все дальше отплывало от берега, туда, где вода уже не была спокойной и гладкой.
   Он окончательно потерял контроль над происходящим. Может, лучше прыгнуть за борт и плыть к берегу, бросив каноэ? Он не был опытным пловцом и помнил: вода в озере – ледяная! Нельзя было терять времени. С каждой секундой его относило все дальше от берега. Квиллер почувствовал, как его охватывает паника.
   – Табань! – донес до него ветер. – Табань… Табань!
   Ну конечно! В этом-то все и дело. Он поменял направление гребка, и каноэ, хотя нос был по-прежнему повернут в противоположную сторону, начало медленно двигаться к берегу. Оказавшись под прикрытием дюн, он сумел развернуть лодку носом к берегу.
   На пляже, глядя на него, стояли мужчина и женщина, у мужчины в руках был рупор. Они подбадривали его криками, и Квиллер причалил у их ног.
   – Мы так переживали за вас, – сказала женщина. – Я уже собиралась вызвать вертолет. – Она нервно засмеялась.
   – Вам еще нужно потренироваться, прежде чем выступать на олимпиаде, – заметил мужчина.
   Квиллер едва дышал, но все же сумел поблагодарить своих спасителей.
   – Вы, должно быть, мистер Квиллер, – предположила женщина. Она была средних лет, полная, в модной одежде для отдыха. – Я Милдред Хенстейбл, теща Роджера. А это наш ближайший сосед, Бафорд Данфилд.
   – Зовите меня просто Бак, – предложил сосед.
   – А вы меня Квилл.
   Они пожали друг другу руки.
   – Вам нужно чего-нибудь выпить, – предложил Бак. – Идемте в дом. Милдред, вы с нами?
   – Спасибо, Бак, но у меня в духовке мясной рулет. Сегодня придет ужинать Стенли.
   – Я хочу поблагодарить вас за индейку, – проговорил Квиллер. – Из нее получились великолепные сандвичи. Сандвич – это вершина моего кулинарного искусства.
   Милдред весело рассмеялась, а потом спросила:
   – Вы случайно не находили у себя дома браслета из золотой цепочки?
   – Нет, но я поищу.
   – Если не у вас, значит, я обронила его где-то на пляже.
   – В таком случае, – заметил Бак, – проститесь с ним навсегда.
   – Если его не смыло волнами, то забрали те распрекрасные девицы.
   Мужчины поднялись на вершину дюны, к коттеджу. Бак, ладно сложенный мужчина с гривой седых волос и уверенными манерами, говорил сильным голосом, который хорошо звучал в рупор.
   – Вы наверняка рады, что рассеялся туман. Сколько вы собираетесь пробыть здесь?
   – Все лето. У вас часто бывает такой туман?
   – Такой сильный? Три-четыре раза за сезон. Зимой мы уезжаем в Техас.
   Коттедж оказался современным сооружением из секвойи с выходящей на озеро открытой верандой и стеклянными дверями, которые вели в неприбранную гостиную.
   – Прошу простить за беспорядок, – извинился хозяин. – Жена с сестрой отправились в Канаду смотреть какие-то спектакли про умерших королей. Моим девочкам нравятся исторические пьесы… Что будем пить? Я предпочитаю пшеничную, но есть шотландское виски и бурбон. Или хотите джин с тоником?
   – Просто тоник или имбирный эль, – ответил Квиллер. – Не пью крепкого.
   – Разумно. Надо бы и мне. Приехали рыбачить?
   – В рыбной ловле я искушен не больше, чем в управлении каноэ. Я здесь в основном для того, чтобы писать книгу.
   – Ух ты! Если бы я владел пером, то написал бы бестселлер. Чего только в жизни не повидал! Двадцать пять лет служил в полиции в Центре. Рано ушел в отставку с хорошей пенсией, но стало скучно – сами понимаете, – и я нашел себе работу здесь, в Пикаксе. Начальник полиции маленького городка. Нахлебался под завязку! – Он покачал головой. – От почтенных граждан беспокойства больше, чем от преступников, так что я дал задний ход. И теперь вполне доволен жизнью. Понемножку столярничаю. Видите эти подсвечники? Я сам их вытачиваю, а Милдред продает – собирает деньги на больницу.
   – Мне нравятся вот эти большие, – сказал Квиллер. – Они похожи на церковные.
   Они сидели у бара. Бак налил себе и гостю еще и зажег трубку, проделав так хорошо знакомый Квиллеру ритуал.
   – У меня есть подсвечники и побольше, – сообщил он, попыхивая трубкой. – Пойдем посмотрите мою мастерскую в подвале. – Он провел гостя в комнату, заполненную инструментом и опилками. – Я начинаю вот с этого, а потом перехожу на тот станок. Простенько, но туристам нравится и служит доброму делу. Милдред позолотила одну пару, и они стали совсем как старинные. Она умная женщина.
   – Я слышал, она много делает для больницы.
   – Это да, у нее пропасть сумасшедших идей по части того, как собрать деньги. Ну и пусть. Это отвлекает ее от собственных проблем.
   Табачный дым достиг ноздрей Квиллера.
   – Вы курите шотландский табак? – спросил он.
   – Откуда вы знаете? Я заказываю его в Центре.
   – Я раньше тоже курил этот сорт, «Гроут и Бодл», номер пять.
   – Совершенно верно! Я долго курил «Олд Клути», номер три, но в прошлом году поменял сорт.
   – А я вперемежку – или «Гроут и Бодл», или «Олд Барлифамбл».
   Бак смахнул опилки с капитанского кресла и подвинул его гостю.
   – Садитесь сюда, друг мой.
   Устроившись в кресле, Квиллер наслаждался запахом опилок и своего любимого табака.
   – Скажите, Бак, сколько времени надо, чтобы привыкнуть к здешней жизни?
   – Года четыре-пять.
   – Вы запираете входную дверь?
   – Сначала запирали, а потом бросили.
   – Здесь все иначе, чем у нас, в Центре. Окружение, занятия, погода, привычки, темп жизни, отношения. Никогда не думал, что разница так велика. Мне в основном хотелось на время сбежать от скученности, грязного воздуха, воды и преступлений.
   – Насчет последнего я не был бы столь уверен, – понизил голос Бак.
   – Почему вы так говорите?
   – У меня есть кое-какие подозрения, – бросил на него многозначительный взгляд отставной полицейский.
   Квиллер разгладил усы.
   – Может, зайдете ко мне? Выпьем, побеседуем. Я живу в коттедже Клингеншоенов. Бывали там когда-нибудь?
   Бак снова принялся разжигать свою трубку. Он выпустил клуб дыма, покачал головой и запыхтел снова.
   – Стоит на дюне, в полумиле к западу отсюда. А у меня есть бутылка ржаного виски «Данфилд» – как будто специально для вас припасена.
   Плывя в каноэ домой по мелководью, Квиллер не переставал думать о человеке, который спас ему жизнь. Бак сказал, что никогда не был в коттедже Клингеншоенов, и все же… В тот вечер, когда Милдред принесла ему индейку в подарок, в тумане исчезли две персоны, направлявшиеся к берегу, и одна из них курила «Гроут и Бодл», номер пять.

Семь

   Приглушенный звонок телефона успел прозвучать несколько раз, прежде чем Квиллер проснулся и взял трубку. Теперь аппарат был убран в кухонный шкаф, а Коко пока еще не придумал, как открывать дверь.
   До утреннего кофе Квиллер был не в состоянии принять очередную порцию указаний от мадам президентши и неохотно зашаркал к телефону.
   – Квилл, дорогой, здравствуй, – произнес нежный голос. – Я подняла тебя? Знаешь зачем? Если ты не расхотел меня видеть, я могу приехать навестить тебя.
   – Расхотел? Да я просто жажду видеть тебя, Розмари! Когда ты приедешь? И на сколько?
   – Я смогу оставить магазин сегодня после обеда и приеду завтра, а останусь на неделю, если только не найдется покупатель на наш «Будьте здоровы». Я почти что вьюсь вьюном перед Максом Сорэлом, надеюсь, что он предложит расплатиться наличными.
   Квиллер в ответ недовольно фыркнул.
   – Ты здесь, дорогой? – раздалось в трубке после паузы. – Ты меня слышишь?
   – Я от радости потерял дар речи. Розмари, я ведь тебе объяснил, как ко мне проехать?
   – Да, я получила твои инструкции.
   – Веди машину осторожней.
   – Не могу дождаться…
   – Ты мне нужна.
   Ему очень не хватало Розмари. Ему был нужен друг, способный разделить его радости и понять его проблемы. Кругом были милые, приветливые люди, и все же он чувствовал себя очень одиноко.
   – Вот подождите, пока она увидит этот домик! – повторял он кошкам. – Подождите, пока она увидит озеро! Подождите, пока она увидит тетю Фанни!
   Единственное, что его огорчало, – доносившийся с берега запах рыбы. Ночью озеро выбросило на берег немало серебристых сувениров, и на утреннем солнце они уже начали пованивать.
   Отправившись в город позавтракать, он в знак приветствия махал рукой каждому встречному водителю. Потом, подкрепившись гречишными оладьями с кленовым сиропом, пустился на поиски свечного магазинчика на Консервном молу. Он учуял тридцать семь разных запахов еще прежде, чем увидел вывеску «Ночные свечи».
   – Вы Шарон Макгилеврэй? – спросил он у оформлявшей витрины молодой женщины. – Я Джим Квиллер.
   – Очень рада познакомиться с вами! Я Шарон Хенстейбл, – ответила она, – но замужем за Роджером Макгилеврэем. Я очень много слышала о вас.
   – Мне нравится название вашего магазина. – Он мгновение помолчал и продекламировал: – «Догорели ночные свечи: радостное утро на цыпочки встает на горных кручах» [5 - Квиллер цитирует «Ромео и Джульетту» У. Шекспира.].
   – Вы просто потрясающий человек! Никто и никогда не замечал, что это цитата.
   – Может, любители рыбалки не читают Шекспира. А как они относятся к ароматизированным свечам?
   Шарон засмеялась:
   – К счастью, у нас здесь бывают самые разные «любители», и к тому же я торгую не только свечами, но еще украшениями, деревянными поделками и игрушками.
   Квиллер побродил по узким проходам магазинчика, его чувствительный нос едва выдерживал тридцать семь запахов. Он сказал:
   – У Роджера очень симпатичная скрепка для денег. У вас есть еще такие?
   – Мне очень жаль, но они уже кончились. Все раскупили на День отца [6 - День отца – праздничный день, который отмечается в третье воскресенье июня с 1910 г. В этот день отцам принято дарить подарки, приглашать их в ресторан.], но я уже сделала заказ.
   – Сколько стоят большие деревянные подсвечники?
   – Двадцать долларов. Их здесь делает один полицейский в отставке, и всё до последнего пенни отдает на благотворительность. Это была идея моей мамы.
   – Я вчера встретил вашу маму на берегу. Очень приятная женщина.
   Шарон кивнула:
   – Маму все любят, даже ее ученики. Она преподает в Пикаксе. Мы все учителя, кроме папы. У него индюшачья ферма по дороге на Пикакс.
   – Да, видел. Приятное местечко.
   – Ничего особенного. – Шарон наморщила носик. – Там грязно и пахнет. В старших классах я ухаживала за индюшатами. Удивительно глупая птица. Их приходится даже учить есть и пить. А потом, они могут взбеситься и накидываться друг на друга. Нужно самому быть немножко бешеным, чтобы выращивать индеек. Мама их терпеть не может. Она предлагала предсказать ваше будущее?
   – Пока еще нет, – сказал Квиллер, – но мне бы хотелось, чтобы она ответила на несколько вопросов. У меня и к вам есть вопрос: где мне найти слесаря, специалиста по замкам?
   – Никогда не слышала, чтобы в Мусвилле был специалист по замкам, но, может, вам сумеет помочь механик гаража?
   Квиллер покинул магазин с двухфутовым подсвечником и короткой зеленой свечой, а по дороге глубоко вдыхал запах сосны. Он поставил подсвечник на веранде, и Коко обнюхал каждый дюйм. Юм-Юм предпочла заниматься ловлей пауков, но нос Коко просто приклеился к дереву, изучая все его изящные изгибы. Уши он прижал к голове и время от времени чихал.
   Ближе к вечеру на петляющей дорожке показался синий грузовичок. Том был в кабине один.
   – А где же дровокол? – весело поинтересовался Квиллер.
   – В кузове, – приветливо ответил Том. – Мне нравится колоть дрова колуном, но это дерево слишком большое. – Он посмотрел на озеро. – Хороший денек. Туман ушел. Я не люблю туман.
   Дровокол оказался работающим на бензине громоздким приспособлением с очень острым клином, раскалывавшим толстенные бревна на поленья. Квиллер понаблюдал за тем, как эта штука работает, но от грохота ему стало не по себе, и он отправился в дом причесывать кошек. Их туалетом не занимались уже неделю.
   При возгласе «щетка!» Коко тут же появился с заднего крыльца, где наблюдал за птицами, а Юм-Юм выбралась из-под дивана, куда ее загнал грохот во дворе. Затем последовало соблазнительное па-де-де, когда обе кошки восторженно изгибались, потягивались, крутились и скользили под щеткой.
   Когда Том закончил колоть дрова, Квиллер вышел помочь ему сложить поленницу.
   – Значит, вам не нравится густой туман, – начал он разговор.
   – Нет, в тумане плохо видно, – сказал Том. – Опасно вести машину: и грузовик, и легковушку. Да, очень опасно. Я редко езжу, когда туман. Не хочу попасть в аварию. В Пикаксе один человек ехал в тумане, попал в аварию – и кранты.
   Речь Тома была медленной, мягкой, мелодичной. Сегодня в его лице обозначилось что-то новое – трехдневная щетина на верхней губе.
   Квиллер отметил этот намек на усы и улыбнулся. Чтобы что-то сказать, он обратил внимание на песок вокруг домика – такой мелкий и чистый.
   – Здесь в песке есть золото, – сообщил Том.
   – Да, он и впрямь блестит, как золото.
   – Здесь настоящее золото, – настаивал Том. – Я сам слышал, как один человек говорил. Он уверял, что под этим домиком – золотая жила. Хотел бы я, чтобы он был моим. Уже я бы это золото выкопал.
   Квиллер хотел было объяснить, что это метафора и речь идет о стоимости земельного владения, но передумал. Вместо этого он произнес:
   – Я часто вижу, как люди на пляже поднимают камешки. Интересно, что они ищут?
   – На берегу нет никакого золота, – просветил Том. – Только агаты. Агаты красивые. Я нашел несколько агатов.
   – Какие они?
   – Ну, камешки, только красивые. Я продал их одному человеку в ресторане. Он дал мне пять долларов.
   Они немного помолчали. Из высокого дерева получилась огромная куча дров, и Квиллер запыхался от усталости, складывая их в поленницу. Глядя на быстро и умело работающего Тома, он испытывал неловкость.
   Через несколько минут Том заговорил снова:
   – Хотел бы я иметь много денег.
   – И что бы вы с ними сделали?
   – Поехал бы в Лас-Вегас. Там красиво. Не то что здесь.
   – Это точно, – подтвердил Квиллер. – Вы когда-нибудь там были?
   – Нет. Видел по телевизору. Там огни, музыка и много людей. Очень много людей! Мне нравятся ночные клубы.
   – Вы хотели бы работать в ночном клубе?
   – Нет, – задумчиво произнес Том. – Я хотел бы купить ночной клуб. Я бы хотел быть хозяином.
   Том подобрал граблями щепки, и Квиллер пригласил его выпить пива.
   – Или, может, чего покрепче? У меня есть виски.
   – Я люблю пиво, – ответил Том.
   Они сидели на заднем крыльце и потягивали холодное пиво. Ровный голос гостя действовал на Коко завораживающе, и даже Юм-Юм почтила их своим присутствием, что было уж совсем редкостью.
   – Люблю кошек, – признался Том, – они красивые. – Он вдруг смутился.
   – В чем дело, Том? – поинтересовался Квиллер.
   – Она велела мне поехать сюда и посмотреть на телефон. Я и приехал. А вы сказали мне не приезжать. Я не знал, что делать.
   – Все в порядке, – успокоил Квиллер. – Вы сделали все правильно.
   – Я всегда делаю то, что она велит.
   – Вы преданный человек, Том, и к тому же очень старательный. Вы можете гордиться своей работой.
   – Я приехал сюда посмотреть, что случилось с телефоном, а большой кот пришел и стал разговаривать со мной.
   – Это Коко. Надеюсь, он был вежлив?
   – Да, очень вежлив. – Том встал и посмотрел на небо. – Мне пора домой.
   – Вот, возьмите! – Квиллер протянул ему сложенную банкноту. – Купите себе по дороге домой что-нибудь на ужин.
   – У меня есть деньги на ужин. Она дала мне денег на ужин.
   – Ну и хорошо. Купите себе два ужина. Вам же нравятся здешние пироги – бяки-кулебяки?
   – Да, нравятся. Очень нравятся. Кулебяки нравятся. Они вкусные.

   После визита Тома Квиллер ощутил грусть и какое-то беспокойство. Он разогрел банку шотландской похлебки и съел ее, даже не почувствовав вкуса. У него не было ни малейшего настроения садиться за книгу, и он почувствовал облегчение, когда явился еще один гость – на сей раз со стороны пляжа.
   Бак Данфилд, в капитанской фуражке, карабкался на дюну какими-то зигзагами – мешал осыпающийся песок и крутой склон.
   – Вы обещали угостить рюмочкой, – крикнул он, – я и пришел за ней сейчас, пока еще холостяк. Жена приезжает завтра. Как жизнь?
   – Отлично. Пошли на веранду.
   – Я вам кое-что принес. Только что нашел. – Он протянул Квиллеру камешек. – Он был на вашем участке пляжа, а значит, принадлежит вам. Это агат!
   – Спасибо. Я слышал о них. Они ценные?
   – Ну, кое-кто делает из них украшения. Здесь их все собирают. Я принес и кое-что еще. – Бак достал из кармана завернутый в фольгу сверток. – Мясной рулет – от Милдред. Ее муж вчера так и не появился. Между нами, – добавил он потише, – без него ей только лучше.
   Они устроились в шезлонгах на веранде, откуда открывался вид на спокойное озеро.
   – Позвольте дать вам небольшой совет, – сказал Бак. – Если вы часто пользуетесь этой верандой, то имейте в виду: в спокойную погоду голоса далеко разносятся по воде. Вы можете увидеть рыбацкую лодку в полумиле от берега и услышать, как один рыболов говорит другому: «Дай мне еще пива», – так ясно, словно по телефону. Но не забывайте: вас тоже слышат.
   На серебристой глади озера, сливавшейся вдали с бледным небом, виднелось несколько лодок. Казалось, они висят в воздухе.
   – Вы много рыбачите, Бак?
   – Немного рыбалки, немного гольфа… Слушайте, да у вас здесь один из моих подсвечников!
   – Купил сегодня в свечном магазинчике Шарон.
   – Непременно скажу Милдред. Ей будет приятно. Славный магазинчик, правда? И Шарон славная девушка. Да и Роджер тоже хороший паренек. – Он достал трубку и, не торопясь, принялся раскуривать ее. Ткнув ею в сторону берега, он заметил: – У вас там валяется дохлая рыба.
   – Знаю-знаю. Как только подует с озера, запах говорит сам за себя.
   – Надо ее закопать. Я всегда так делаю. Меня-то запах не беспокоит – хронический насморк, но вот жена возражает, так что я закапываю дохлую рыбу под деревьями. И все. Отличное удобрение!
   – Если у вас не слишком хорошее обоняние, какое же вы получаете удовольствие от трубки? – удивился Квиллер. – Меня, помнится, больше всего привлекал именно аромат табака.
   – Просто привычка. – Бак наблюдал за двумя бредущими по берегу длинноногими девицами. Они шли низко наклонив головы и рассматривали песок под ногами. – Видите? Что я вам говорил? Все ищут агаты. В середине лета тут на берегу целый полк искателей. – Он еще раз посмотрел на девиц. – На мой вкус, слишком уж тощи. А вам как?
   «Подождем, пока он увидит Розмари», – мысленно улыбнулся Квиллер. Вслух он сказал:
   – Вы знаете даму, которой принадлежит этот коттедж?
   Бак выразительно поднял глаза к небу:
   – Еще бы не знать! Она меня просто ненавидит. Я отобрал у нее водительские права за то, что она протаранила на автомобиле здание полицейского участка Пикакса. Не могла отличить переднюю скорость от задней. Надеюсь, она не приходится вам бабушкой?
   – Нет-нет, она мне не родственница.
   – Считает, что раз у нее куча денег, можно делать что вздумается. Женщине в ее возрасте нельзя иметь при себе огнестрельное оружие. Она уже немного того и в один прекрасный день перестреляет весь городской совет. – Он возмущенно затянулся трубкой. – Ее настоящее имя Фанни, но она величает себя Франческой и всех, кто называет дочек в ее честь, включает в свое завещание. У нас в Пикаксе Франчесок больше, чем в Риме, в Италии.
   Квиллер наполнил бокалы во второй раз, Бак наклонился к нему и заговорщицки произнес:
   – А если серьезно, кроме шуток, как вам это местечко?
   – Какое?
   – Мусвилл. Как вы считаете, здесь тишь да гладь и все лежит на поверхности?
   Судя по таинственному поведению собеседника, речь шла не об окружающем пейзаже. Квиллер пригладил усы.
   – Ну, мне кажется, тут стараются обходить молчанием некоторые вещи, торопятся замять разговор.
   – Вот именно! Это их стиль жизни. «Пустячок» даже не сообщил, когда на городской свалке медведи напали на туристов. Конечно, эти идиоты сами хороши: перелезли через ограду и принялись дразнить животных, а после городским властям пришлось делать двойную ограду. Но в «Пустячке» не появилось ни слова.
   – Скажите, этот рай для отдыхающих действительно такое мирное местечко, как нас стараются убедить? Никаких преступлений?
   – Вот теперь мы говорим с вами на одном языке. – Бак быстро огляделся вокруг. – Я подозреваю, что здесь творится немало темных дел, с которыми нужно разбираться и за которые нужно наказывать. Вы вели криминальную хронику и понимаете, о чем речь. Я сохранил хорошие отношения с полицейскими и детективами из Центра, и они с похвалой о вас отзываются.
   – Вы знакомы с лейтенантом Хеймсом?
   – Конечно. – Бак хмыкнул. – Он рассказывал мне о вашем необыкновенном коте. Вот дает, как говорится! Я не верю ни одному слову, но он клянется, что это чистая правда.
   – Коко умнее меня, и сейчас он сидит под вашим креслом, так что будьте осторожнее, следите за своими словами.
   – Кошки – это неплохо, – заметил Бак. – Но лично я предпочитаю собак.
   – Возвращаясь к нашему разговору, – продолжал Квиллер, – мне кажется, что здешние власти предпочитают, чтобы посторонние не совали нос в их дела.
   – Вот именно! Они вовсе не желают, чтобы кто-то из Центра тыкал их носом в лужу.
   – А что, есть повод?
   Бак снова понизил голос и дважды оглянулся через плечо:
   – Я утверждаю, что здесь творятся преступления, которые им всем удобнее не замечать. Но я этим занимаюсь – в частном порядке. Полицейский всегда полицейский. Вы когда-нибудь ели в «…ДА»? Посетители там бывают самые разные, а эта чертовка, хозяйка заведения… К тому же я вовсе не намерен подставлять себя под удар. В моем возрасте начинаешь ценить каждый прожитый день. У меня хорошее пищеварение, хорошая женщина и нужное занятие. Надеюсь, вы понимаете. И все же… у меня чешутся руки положить конец преступной деятельности. Я не хочу сказать, что полиция здесь вся подкупленная, но… действует круговая порука. Все помалкивают.
   Квиллер сидел молча, поглаживая усы костяшками пальцев, а перед глазами вставала картина его приключений на «Минни К.».
   – Со мной вчера был интересный случай, – начал он. – Он может подтвердить вашу теорию, хотя доказательств у меня нет. А у вас?
   – Я тут кое-что разведал и уже подобрался совсем близко. Возможно, не сегодня-завтра дознаюсь, в чем тут дело.
   – Неплохо. Давайте я расскажу, что случилось со мной. Вы когда-нибудь слышали о моторке под названием «Минни К.»? – И журналист принялся со всеми подробностями излагать свою окутанную густым туманом историю.
   Бак внимательно слушал, забыв даже снова разжечь трубку.
   – Очень жаль, что мы не знаем названия той лодки, на которой подрались те прохвосты.
   – Вполне вероятно, что она встает на прикол там же, где мы садились на «Минни К.». Очень грязная, запущенная часть берега. Я не был там после того, как туман рассеялся, так что не знаю, много ли там лодок.
   – Зато я знаю. Знаю я это место. Помойка, а не причал. Власти Мусвилла давно собирались навести там порядок, но… место далекое, за пределами города. Хотите как-нибудь проехаться туда вместе со мной?
   – С удовольствием. Правда, ко мне тут на недельку приезжают из Центра, но я найду время и для этого.
   – Ну, мне пора, – сказал Бак. – Спасибо за угощение. Я должен еще перемыть целую раковину грязной посуды, пока мои красавицы не вернулись и не устроили мне скандал. Со мной живет не только жена, но еще и сестра. Даже не представляете, какой вы счастливчик. – Он взглянул на небо. – Сегодня вечером будет гроза.
   Он ушел тем же путем, которым и пришел, спустившись по дюне на берег. Длинноногие девицы возвращались с прогулки, и Бак, пристроившись позади них, поднял большой палец, давая знать сидящему на веранде Квиллеру: ух как хороши!
   Притихший Коко неподвижно сидел под креслом, свернувшись в тугой клубочек. В недавнем госте его, несомненно, что-то привлекло. Квиллеру тоже понравился новый знакомый, который говорил на одном с ним языке и понимал, какое это удовольствие – проводить расследование. Они смогут кое-что разведать вместе.
   День был на редкость тихий. С рыбачьих лодок доносились голоса:
   – Пива кто хочет?..
   – Не, пора уже сматывать удочки.
   В сгущающемся воздухе ощущалось что-то зловещее. Одна за другой лодки уходили в сторону Мусвилла. Где-то далеко на горизонте слышались глухие раскаты грома. Коко принялся бросаться на ножки столов и стульев, а Юм-Юм время от времени издавала пронзительный вопль. К ночи гроза была уже у них над головой. Дождь стучал по крыше и окнам, раскаты грома сотрясали коттедж, а зигзаги молний разрезали небо и освещали озеро.

Восемь

   Когда Квиллер завтракал привезенной тетей Фанни булочкой с корицей, которую достал из холодильника, разморозил и разогрел в микроволновке до консистенции пудинга, по шоссе пронеслись машины с включенными сиренами. От дороги коттедж отделяли несколько акров леса, но Квиллер узнал сирены двух полицейских машин и «скорой помощи», мчащихся в восточном направлении. Еще один несчастный случай! С приближением сезона отпусков количество машин на дорогах все увеличивалось. Автомобили, дачные домики на колесах, лодочные трейлеры превращали тихую дорогу в опасную магистраль.
   В то утро Квиллер проиграл еще один раунд в схватке с камином. «Ну почему, – спрашивал он себя, – от одного-единственного окурка сигареты легко вспыхивает лесной пожар, а я не могу зажечь газету при помощи одиннадцати спичек?» Когда ему удалось наконец поджечь спортивную колонку, дым повалил из камина и хлопья обгоревшей бумаги закружились в воздухе, оседая на белых диванах, начищенных полах и индейских циновках.
   После завтрака Квиллер принялся за уборку. Прежде всего, он решил вытереть пыль с книжных полок, но и через два часа эта работа все еще не была закончена – он обнаружил книги об индейцах, енотах, истории горнодобывающей промышленности и диких растениях. Статья, посвященная ядовитому плющу, включала рисунок этого зловещего вьюнка. Квиллер тут же прекратил уборку и с книгой в руках отправился в лес за выгребную яму – именно это место привлекало исключительное внимание кошек.
   Вся природа бурно и радостно реагировала на недавнюю грозу. Все вокруг стало живее, чище, зеленее. Два маленьких коричневых кролика грызли сосновые шишки. Какие-то крошечные существа с шорохом пробирались сквозь усыпавшие землю сосновые иглы и жухлые дубовые листья. Ядовитого плюща, однако, нигде не было. «Пойду дальше вытирать пыль», – решил Квиллер.
   Но тут представилась еще одна возможность отложить это занятие. Он заходил в сарай только один раз – взять весло от каноэ. Это было небольшое строение из кедра, с дверью, но без окна и электрического освещения. Сразу у входа стояли весла, садовый инструмент с длинными ручками, лестница. Дальний конец был погружен в темноту, и Квиллер сходил в дом за фонариком. Как он и ожидал, за всеми его действиями с восточного окна пристально наблюдали кошки.
   Луч света выхватывал из темноты банки с краской, мотки веревок, садовый шланг, топоры и – у дальней стены – обшарпанную койку с тощей подушкой. Стену над ней украшали выцветшие страницы журнала двухлетней давности, на которых ослепительный Лас-Вегас красовался во всем его блеске. Комары отскакивали от шеи и ушей Квиллера, а их громкое жужжание звучало весьма зловеще. Квиллер поспешно покинул сарай.
   Он уже было вновь принялся за свою довольно бестолковую уборку, как вдруг услышал громкое урчание Коко. Кот бросился к окнам, которые выходили на озеро. Через несколько мгновений появившаяся на пляже одинокая фигура стала карабкаться на дюну. Милдред Хенстейбл шла опустив голову и вытирая глаза.
   Квиллер вышел ей навстречу.
   – Милдред! Что случилось?
   – О боже! – прорыдала она. – Бак Данфилд.
   – Что с ним?
   – Его больше нет!
   – Не может быть! Он заходил ко мне вчера и был здоров как бык.
   Она едва не рухнула ему на руки. Квиллер отвел Милдред в дом и усадил на диван.
   – Налить вам чего-нибудь? Чаю? Глоток виски?
   Она покачала головой и с видимым усилием взяла себя в руки. Коко встревоженно смотрел на нее широко открытыми глазами.
   – Сара и Бетти только что вернулись домой… из Канады… и нашли его… в подвале… в мастерской. – Она закрыла лицо руками. – Везде кровь. Его убили… одним из больших… подсвечников.
   Слезы заглушили слова. Квиллер взял ее за руку и дал выплакаться. Он и сам с трудом приходил в себя: ужасное известие просто оглушило его. Немного успокоившись, но все еще всхлипывая, она продолжала:
   – Сара тут же упала в обморок… а Бетти, рыдая, прибежала ко мне… и мы вызвали полицию. Я сказала им, что ничего не слышала – даже шума станков. Гроза заглушила все звуки.
   – Вы не знаете, может, это было ограбление?
   – Бетти говорит, ничего не пропало. Я просто потрясена. Даже не понимаю, что́ делаю. Мне лучше вернуться домой. Шарон и Роджер приедут, как только смогут.
   – Позвольте проводить вас.
   – Не надо, я хочу побыть одна… немного прийти в себя. Но все равно спасибо.

   Квиллер тоже попытался прийти в себя и привести в порядок свои мысли. Сначала нужно было хоть как-то свыкнуться с горькой мыслью, что и в таком месте, как Мусвилл, совершают столь жестокие преступления. Может, это кто-то чужой? Вокруг столько приезжих… Его пронзила боль утраты. Ему понравился Бак Данфилд, он уже предвкушал целое лето интересных разговоров и совместных приключений… Его сжигало возмущение против этого бессмысленного убийства. Бак так радовался, что живет и делает что-то полезное… А затем появилось опасение. Какие бы здесь ни были традиции, а замки на дверях теперь совершенно необходимы. Он поспешил к телефону и позвонил в Пикакс.
   – Тетя Фанни! Это Джим, я звоню из Мусвилла. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно. Это очень важно. Мне немедленно нужен слесарь, специалист по замкам. У меня должны быть замки на дверях и ключи к тем замкам, которые есть. Кто-то вошел в дом к моему соседу и убил его. Кто-то использует ваш коттедж для каких-то темных целей. Я знаю, что сегодня воскресенье, но хочу завтра же утром договориться со слесарем. Сама идея, будто нужно оставлять двери открытыми для всех встречных-поперечных, опасная, нелепая, просто средневековая!
   После долгой паузы раздался скрипучий баритон:
   – Силы небесные! Вот уж не предполагала, что журналист может так испугаться. Ты всегда такой сдержанный. Ну, это неважно! Вешай трубку, сейчас я все устрою. Как там погода на берегу? У вас ночью были гром и молния?
   Квиллер положил трубку на рычажки и тихо застонал.
   – Хочешь, поспорим, – обратился он к Коко, – что она пришлет этого доморощенного гения, Тома? – И, повернувшись к выбирающейся из-под дивана Юм-Юм, добавил: – Извини, дорогая. Я как-то не понял, что кричу.
   А про себя подумал: «Фанни даже не спросила, кто убит».
   Не прошло и десяти минут, как вдали послышался звук приближающегося автомобиля. Коко поспешно занял свой наблюдательный пункт на веранде. Посетителем оказался молодой человек с темными кудрявыми волосами, одетый, по понятиям Мусвилла, в лучшую воскресную одежду: клетчатую рубашку с галстуком-шнурком и джинсы. И без кепки.
   Он заговорил вежливо и почтительно:
   – Добрый день, мистер Квиллер. Я слышал, у вас проблема.
   – Вы специалист по замкам?
   – Нет, сэр. В Мусвилле нет такого, но я кое-что понимаю в замках. Я механик. Мы с женой, как всегда в воскресенье, ужинали в гостинице, но мисс Клингеншоен нас там нашла. Она умеет уговаривать. Я приехал, как только доел жаркое из бараньей грудинки. В гостинице его отлично готовят. Вы пробовали?
   – Пока нет, – ответил Квиллер, стараясь сдержать нетерпение. – Мы здесь всего несколько дней.
   – Жена мне так и сказала. Она заведует почтой в Мусвилле.
   – Лори? Я познакомился с ней. Очаровательная молодая леди. – Квиллер немного расслабился. – А как вас зовут?
   – Доминик. Или просто Ник. А что у вас стряслось? – И, получив объяснение, спокойно заметил: – Ничего страшного, завтра же привезу инструмент и все сделаю.
   – Извините, что вас побеспокоили в воскресенье, но в соседнем доме убили человека. Для меня это было большим потрясением.
   – Да, ужасно. Теперь все размышляют, как это повлияет на жизнь здешней общины.
   – Вы хотите сказать, что об этом уже все знают? Ведь тело нашли всего часа два назад.
   – Моя жена услышала эту новость на хорах, – объяснил Ник. – Она поет в Старой церкви. А мне сказали во время сбора пожертвований.
   – Уж чего-чего, а убийства я здесь, в Мусвилле, никак не ожидал. Кто мог такое сделать? Кто-нибудь из отдыхающих?
   – Ну-у, – ответил механик, – я могу только высказать предположение.
   Усы Квиллера встопорщились. Он учуял источник информации.
   – Могу я предложить вам чего-нибудь выпить, Ник?
   – Нет, спасибо, я лучше вернусь к жене и своему десерту. Нам нравятся яблоки в слойке – их замечательно выпекают в гостинице.
   Квиллер проводил его до машины.
   – Значит, вы механик. А чем вы занимаетесь?
   – Работаю в тюрьме, – ответил Ник. – До завтра.
   Квиллер вернулся к своей уборке, которую продолжил все в той же характерной для него бестолковой манере. Он как раз вытряхивал у дома индейские циновки, когда услышал звук, заставивший вздрогнуть его сердце: машина с неисправным глушителем. У Розмари никогда не было времени его заменить. Он увидел ее автомобиль среди деревьев и ахнул. У Розмари в машине пассажир! Если она привезла Макса Сорэла, этого карьериста, нахального корыстолюбца, эту бритоголовую змею с фальшивой улыбкой, в Мусвилле, возможно, произойдет еще одно убийство. Машина исчезла в ложбинке, потом показалась снова. Рядом с водителем, разинув пасть и вытаращив глаза, развалилась шкура белого медведя из номера шесть – его, Квиллера, апартаментов в знаменитой «Мышеловке».
   Розмари выбралась из машины, наслаждаясь недоумением Квиллера.
   – Как… что… как?
   – Прежний жилец предложил продать ее за пятьдесят долларов, и я решила, что ты можешь это себе позволить. Было так весело ехать с медведем на переднем сиденье, но дорожная полиция меня остановила, заявив, что мишка мешает движению транспорта. Пришлось засунуть его голову под сиденье, но она все время выскакивала… Что случилось, дорогой? Ты какой-то подавленный.
   – Здесь произошло нечто ужасное, – ответил Квиллер, – и если ты решишь развернуться и уехать обратно, я не стану тебя корить.
   – Да что такое?..
   – Убийство, всего в полумиле от моего дома.
   – Кто-то знакомый?
   Он грустно кивнул. Розмари решительно вздернула подбородок.
   – Я, разумеется, не намерена уезжать. Останусь здесь и немного тебя подбодрю. Ты был слишком одинок и, наверное, неправильно питался, сидел день-деньской за пишущей машинкой, вместо того чтобы заниматься спортом.
   Да, это была его Розмари. Не так молода, как некоторые из его знакомых женщин (по правде говоря, она уже была бабушкой), но все же весьма привлекательна – стройная брюнетка с отличной фигурой. Рядом с ней он чувствовал себя уютно. Однажды, когда он имел глупость подвергнуть себя суровой физической нагрузке, она сделала ему замечательный массаж.
   – Пожалуйста, дорогой, принеси мои вещи и покажи, где я буду спать. Мне бы хотелось принять душ и переодеться. А где твои чудные кошки? Я привезла им кошачьей мяты.
   Коко и Юм-Юм, помнившие Розмари по «Мышеловке», встретили ее без обычной кошачьей настороженности, но и без особого радушия. Когда она время от времени посещала Квиллера, их запирали в ванной.
   Энергичность, прекрасный цвет лица и блестящие глаза Розмари были, как она утверждала, результатом правильного питания – потребления здоровой пищи, которую Розмари привезла с собой в дорожном холодильнике. Со здоровой пищей на плите и ухмыляющейся медвежьей шкурой перед камином в домике сразу стало по-домашнему уютно. Коко подошел к магнитофону и включил музыку.
   – Ты любишь Брамса? – спросил по-французски Квиллер.
   – Что? – удивилась Розмари, которая не всегда улавливала смысл его неожиданных замечаний.
   Он поинтересовался, что происходит в «Мышеловке».
   – Просто ужас. Повар уволился. Хикси перестала отпускать шуточки. Шарлотт все время плачет. А у безукоризненного Макса однажды вечером появилось пятно на галстуке. Тебе повезло, что уехал сюда на все лето. Здесь чудесно. Вдоль дороги растут фиалки и клевер, и я никогда не видела столько щеглов, а бурундучки – сплошное очарование.
   Розмари все замечала: белые льняные чехлы на диванах, розовато-лиловые и бирюзовые оттенки озера под лучами заходящего солнца, высокий подсвечник на веранде, голову лося и поперечную пилу над камином.
   – Топор! А где топор? – вскочил Квиллер. – Неделю назад здесь висел старинный топор дровосека. Я просто не знаю, Розмари, народ бродит по этому дому, как по автобусному вокзалу. Запирать двери считается дурным тоном: это не по-соседски. У меня пропали хорошие часы, а хуже всего – исчез твой подарок, золотая авторучка. А теперь еще и топор…
   – О господи! – сочувственно вздохнула Розмари.
   – Здесь все такие странные. Полиция устраивает посты на дорогах просто так, для развлечения. Ни у кого нет фамилий. Среди ночи раздаются шаги на крыше. Кошки все время сидят и смотрят на выгребную яму.
   – Ну, Квилл, наверное, ты все-таки преувеличиваешь. Тебе это мерещится – результат неправильного питания.
   – Ты думаешь? Но это же факт: Коко нашел за лосиной головой кассету с угрожающим посланием прямо посреди музыки. А когда я поехал ловить рыбу, вытащил мертвое тело.
   – Чье? – испуганно ахнула Розмари.
   – Не знаю. Оно ушло на дно озера, и все пытаются убедить меня, что это была старая автомобильная шина.
   – Квилл, дорогой, ты уверен, что ешь достаточно свежих фруктов и овощей?
   – Ты такая же, как все, – пожаловался он. – Только один человек мне поверил, и тот теперь лежит с разбитой головой.
   – Ох, Квилл! Не вмешивайся ты во все это. Ты подвергаешь себя большой опасности.
   – Ну, это мы еще посмотрим, – возразил он. – Давай поедим. Но сначала нужно накормить кошек. Тут одна симпатичная соседка прислала мне мясной рулет, и я их обманул, выдав его за паштет из гусиной печенки.
   – И много у тебя тут симпатичных соседок? – с невинным видом поинтересовалась Розмари. – Я думала, ты поехал сюда писать книгу.
   Они проговорили допоздна. Квиллер все не мог остановиться. Он рассказал про «Бяку-кулебяку» и «…ДА», цветущие вишни и комаров, про агаты и копателей могил, семейство Гудвинтер и Уотли, о затонувших кораблях и искателях сокровищ, Маленьком Генри и Большом Джордже, о «Ночных свечах» и магазине Боба.
   Розмари уже с трудом сдерживала зевоту, которую пыталась замаскировать под смех, кашель и икание.
   – Дорогой, я весь день просидела за рулем, – взмолилась она. – Может, уже пора?..
   После долгого прощания она ушла к себе в комнату, где согнала сиамцев с их любимого ложа. Квиллер тоже отправился спать и, прежде чем забыться глубоким сном, минут десять думал о Розмари, семь беспокоился о незапертой двери и еще четыре с половиной размышлял об убийстве Бака Данфилда.
   Его разбудил жуткий вопль. Квиллер вскочил. Вопль раздался возле самого окна.
   – Розмари! – окрикнул он.
   – Что это? – крикнула она в ответ.
   Он немедленно включил свет. Коко метался по дому с прижатыми ушами. Юм-Юм спряталась. Прибежала Розмари в красном халате.
   Возня в кустах закончилась, и вопли понемногу затихли, растворившись в ночной тишине. Квиллер схватил фонарик и кочергу.
   – Квилл, не ходи туда, – остановила его Розмари. – Позвони в полицию!
   – Без толку. Я уже обращался к ним на этой неделе, и они выставили меня дураком.
   – Пожалуйста, позвони, Квилл. Это может оказаться убийство, изнасилование, похищение. Какая-то женщина шла по берегу. И кричала женщина.
   – На мой слух, это скорее похоже на крик призрака.
   Уступая просьбам Розмари, он позвонил шерифу. Сообщил, кто и откуда звонит, и постарался описать случившееся как можно спокойнее и объективнее.
   – Нет, – ответил он на вопрос шерифа, – на четверть мили вокруг здесь нет ни одного дома, но среди ночи по берегу гуляют люди… Да, кругом лес… Слышался шум борьбы. Никакого другого голоса – только крики… Сначала очень громко – крик ужаса. Потом все слабее и затихли… Что?.. Хм. Очень интересно. Вы так думаете?.. Совершенно верно… Ну что же, спасибо. Извините, что побеспокоил.
   Квиллер повернулся к Розмари:
   – Оказывается, это была сова, которая бросилась на кролика и унесла его.
   – Вот как? Он так сказал? Так или иначе, крик напугал меня до полусмерти. Я вся дрожу. У тебя в комнате я буду чувствовать себя гораздо спокойнее. Ты не возражаешь?
   – Ничуть не возражаю. – Квиллер распушил усы.
   – Да и кошкам это понравится больше, – сказала Розмари. – Они, видно, считают, что я заняла их кровать.

Девять

   В понедельник утром Квиллер чувствовал себя особенно счастливым и довольным жизнью. И хотя не был склонен ко всякого рода нежным словечкам, начал вдруг называть Розмари «моя милая». Правда, потом его радостное возбуждение начало понемногу спадать. И первым поводом для этого послужило появление Ника – механик приехал ставить замки еще до того, как Квиллер успел выпить утренний кофе.
   – Я смотрю, у вас сиамец, – заметил Ник после того, как Коко тщательно изучил его со своего наблюдательного поста. – У нас три кошки, но простые. Моей жене очень бы хотелось посмотреть на вашего.
   Вспомнив загадочное высказывание механика по поводу убийства Бака Данфилда, Квиллер ответил:
   – А почему бы вам не привезти жену сюда как-нибудь вечером – познакомить с Коко и Юм-Юм? Я должен еще раз извиниться за то, что вчера помешал вашему ужину.
   – Ничего страшного. Всегда рад помочь. И кроме того, никто никогда не говорит «нет» мисс Клингеншоен. – Ник выразительно поднял брови, скорчив добродушную гримасу.
   Уезжая домой, он увозил с собой привезенную Розмари игрушку из кошачьей мяты.
   – Пока вы здесь, непременно посетите тюремный сад, – посоветовал Ник, – там сейчас как раз цветут тюльпаны. У нас тут все распускается позже, чем у вас.
   Когда он уехал, Розмари заметила:
   – Какой симпатичный молодой человек! Я могла бы посмотреть эти сады сегодня днем, пока ты работаешь над книгой. И хорошо бы заехать в парикмахерскую, привести в порядок голову.
   Сиамцы были в восторге от новой игрушки – кошачьей мяты, завязанной в носок. Коко был особенно ловок и проворен, он бил узелок лапой, гонялся за ним, кувыркался и наконец потерял, затащив в дальний угол или щель.
   Квиллер же не пришел в восторг от позднего завтрака; его угостили компотом из свежих фруктов, который посыпали напоминавшим цемент порошком; в этом ястве попадались загадочные ингредиенты: одни – вязкие, другие – клейкие, третьи – скрипевшие на зубах, как песок. Он знал, что все это здоровая пища, и проглотил завтрак без слова возражения, но наотрез отказался заменить утреннюю порцию кофеина отваром каких-то трав.
   – Квилл, дорогой, – сказала Розмари, – я обнаружила у тебя в холодильнике какие-то кошмарные булочки из белой муки с сахарной глазурью. Ты же не станешь есть эту гадость? Я их выбросила.
   Он сердито фыркнул в усы, но ничего не сказал. Когда шумная машина Розмари спустилась по дорожке и двинулась по направлению к цирюльне Боба, Квиллер решил спланировать собственный день. Он поставил на стол пишущую машинку, положил рядом все письменные принадлежности и разбросал листы бумаги, создав весьма реалистическую картину творческого беспорядка. Потом позвонил Милдред.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Уже не впадаю в истерику, как вчера, – ответила она, – но настроение ужасное. Вы представляете, что это такое, когда убили вашего ближайшего соседа?
   – Нам всем придется запирать двери, как это делают во всех городах.
   – Бак, Сара и Бетти – мои близкие друзья. Мы частенько собирались, чтобы сыграть партию в бридж. Его похоронят в родном городе. Девочки уже уехали, в доме тихо и мрачно. Мне не хватает шума его станков. Может, зайдете? Я испеку пирог с клубникой.
   – У меня гостья, – ответил Квиллер, – и я как раз хотел предложить, чтобы вы с мужем зашли чего-нибудь выпить, а потом пообедаем в ресторане при гостинице. Я приглашаю.
   – Спасибо большое, – ответила она, – но сейчас у мужа очень много дел на ферме. Почему бы вам не привести вашу гостью ко мне? Я бы погадала вам на картах.
   Следующим номером в программе Квиллера была поездка в Мусвилл. Прежде чем уехать из дома, он проверил местонахождение обоих сиамцев, закрыл окна и с удовольствием проделал привычную процедуру запирания дверей. Оставить дом незапертым – в этом было что-то неестественное, беспокоившее его со дня приезда в Мусвилл.
   Последние три дня его не оставляло желание еще раз взглянуть на «Минни К.», просто чтобы убедиться, что такое судно действительно существует. Он направился к каналу, повторяя путь, проделанный в обществе незабываемой четы Уотли. За Консервным молом и вывеской «…ДА» то тут, то там попадались ветхие домики со старыми автомобилями во дворах, телевизионными антеннами на крышах и серым бельем на веревках. Наконец он свернул на дорогу, идущую вдоль забитого железным хламом канала.
   Здесь, в конце прогнившего причала, стоял катер с рваными, серыми от грязи парусиновыми стульями на палубе. Но назывался он – если верить свежей надписи на борту – уже не «Минни К.», а «Чайка». Команды нигде не было видно. Дальше по берегу, отдавая дань унынию понедельничного утра, стояли на приколе такие же ветхие суденышки.
   И с одной из этих гнилых палуб – тут у Квиллера не было сомнений – кого-то сбросили в ледяное озеро.
   Возвращаясь в Мусвилл, он зашел в «…ДА» выпить кофе и купил «Пикакский пустячок». Раздел происшествий оказался запрятан в самом низу пятой полосы, под какими-то местными спортивными новостями. Заметка была озаглавлена: «Случай на восточном берегу». Квиллер прочел ее дважды.
   В воскресенье утром Бафорд Данфилд, 59 лет, отставной полицейский офицер, много лет проводящий лето в Мусвилле, был найден мертвым в мастерской в подвале своего дома, оказавшись, по всей видимости, жертвой неизвестного преступника, ударившего его тупым предметом всего за несколько часов до того, как его жена, Сара Данфилд, 56 лет, и сестра, Бетти Данфилд, 47 лет, вернулись домой после ежегодной летней поездки в Канаду, где побывали на трех постановках пьес Шекспира. Полиция ведет расследование.

   Ресторан гудел от разговоров о рыбалке. Квиллер подозревал, что посетители автоматически переключались на эту тему, когда входил кто-то посторонний.
   Следующая остановка была в туристическом бюро. Роджер сидел за столом, обмениваясь добродушными шутками с посетителем – румяным молодым человеком, который балансировал на задних ножках стула, а свои собственные расположил на столе Роджера.
   – Квилл! Вы пришли как раз вовремя, чтобы познакомиться с главным редактором «Пикакского пустячка», – воскликнул Роджер. – Это Джуниор Гудвинтер, один из ваших почитателей. Мы как раз беседовали о вас.
   Молодой человек вскочил.
   – Как! Великий человек собственной персоной!
   – И еще один из знаменитых Гудвинтеров, – сказал Квиллер. – По тому, как вы балансировали на этом стуле, я сразу понял, что передо мной журналист. Поздравляю. Сообщение об убийстве Данфилда заслуживает высшего балла. Самое информативное предложение из семидесяти четырех слов, какое мне довелось когда-либо читать.
   – Как! Вы сосчитали!
   – Вы упустили только одно важное обстоятельство – названия пьес, которые дамы посмотрели в Канаде.
   – Вот тут вы меня поймали, – признал Джуниор.
   – Наконец-то я понял, почему у вас тут не бывает преступлений. Вместо них одни «случаи». Блестящее решение проблемы преступности.
   – Ну уж будьте к нам поснисходительнее, пожалуйста. Я знаю, что мы здесь ведем себя несколько иначе – во всяком случае, не так, как меня учили на факультете журналистики. Мы – деревня, вы – город. Вы разрешите как-нибудь на днях взять у вас интервью?
   – Сделайте одолжение. Может, я к тому времени что-нибудь узнаю.
   – Ну, пока, – попрощался Джуниор. – Мне нужно еще продать несколько рекламных объявлений.
   Квиллер был поражен.
   – Вы хотите сказать, что не только выпускаете газету, но и занимаетесь рекламой?
   – Конечно, мы всем занимаемся. Газетой владеет мой отец, он работает с рекламой и тем подает нам пример.
   Главный редактор «Пустячка» умчался по своим делам, как и подобает человеку в спортивных туфлях, а Квиллер остался, удивленно и весело глядя ему вслед.
   – Не слишком ли он молод для главного редактора? – спросил он Роджера.
   – Он работает в газете с двенадцати лет. Прошел все ступени. В прошлом году закончил университет. Честолюбивый мальчишечка.
   – Мне всегда хотелось иметь свою небольшую газету.
   – Вы можете купить «Пустячок» задешево, но вот заставить его идти в ногу с веком – на это потребуется немало денег. Этот листок основали в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году, и с тех пор там ничего не менялось… Я могу быть чем-то полезен?
   – Можете. У вас на все есть ответы. Скажите, кто убил Бака Данфилда?
   Роджер покраснел:
   – Трудный вопрос. Пока до меня еще ничего не дошло. Вчера мы с Шарон ходили навестить Милдред. Она действительно потрясена.
   – Это случайное убийство? У Данфилда имелись враги? Может, он был замешан во что-то, о чем мы не знаем?
   Роджер пожал плечами:
   – Я мало что знаю о тех, кто здесь отдыхает.
   – Он был соседом вашей тещи и делал подсвечники, которые продавались в магазине вашей жены. И вы с ним никогда не встречались?
   – Да нет, пожалуй, пару раз на берегу. Перекинулись несколькими словами.
   – Вы лжете, Роджер. Готовитесь в политики?
   Роджер поднял руки:
   – Только не стреляйте! – Он насмешливо улыбнулся Квиллеру. – Вы, кажется, на днях рыбачили с борта «Минни К.»?
   – Скажу вам кое-что интересное, – ответил Квиллер. – Сегодня утром я отправился еще разок взглянуть на эту старую посудину. Так вот, ей дали новое название. Теперь она стала «Чайкой», только «Ч» написана не в ту сторону.
   Роджер кивнул.
   – И если хотите, я объясню почему. Хозяин, вероятно, испугался, что вы будете рассказывать всем об утопленнике и навлечете на «Минни К.» неприятности. А его оштрафуют за незаконную деятельность. Прежде чем брать на борт рыбаков, все суда должны быть зарегистрированы. Судя же по тому, что вы рассказывали о «Минни К.», она даже техосмотр не проходила.
   На сегодняшний день у Квиллера было запланировано еще одно дело. Интерес к закопанному ведру на кладбище нисколько не остыл, и теперь, способный опознать ядовитый плющ, он был готов к следующей экспедиции. Воскресная активность влюбленных значительно увеличила горы мусора вокруг, а теплые солнечные дни в содружестве с ночными дождями сотворили чудеса с сорняками на кладбище. Он обнаружил ядовитые ветки с треугольными листьями вокруг маленьких надгробий и вспомнил, как обламывал их, расчищая надписи. Потом вспомнил след на траве, ведущий за памятник семейства Кемпбелл.
   Ведро было по-прежнему замаскировано травой и все еще оставалось пустым. Однако его, по-видимому, для чего-то использовали. Ко дну присохло несколько травинок, а ручка на крышке, которую Квиллер оставил повернутой под прямым углом к памятнику, теперь стояла наискосок.
   Квиллер не стал задерживаться. Он поспешил домой, надеясь вернуться раньше Розмари. Все усиливающийся запах тухлой рыбы действовал на него угнетающе. Зато Розмари влетела в дом полная энтузиазма, с охапкой желтых, белых, розовых, красных и пурпурно-черных тюльпанов.
   – Тюремные сады просто восторг, – сказала она. – Квилл, дорогой, ты непременно должен их посмотреть. Один очаровательный человек преподнес мне эти цветы. Сколько страниц ты сегодня написал?
   – Никогда не считаю, – ответил Квиллер.
   – Тюрьма совсем новая и тоже замечательная. У ворот какая-то милая женщина предложила мне вступить в их ДПЗ – общество «Дамы в помощь заключенным» или что-то в этом роде. Они пишут заключенным письма и посылают небольшие подарки.
   – Ты слышала какие-нибудь разговоры про убийство?
   – Ни слова! У тебя найдутся две-три вазы для моих тюльпанов? У меня в машине кое-какие продукты для ужина. Свежая рыба, чудесная репа, брюссельская капуста и еще морковка для кисок. Нужно каждый день тереть морковку и добавлять им понемногу в еду.
   Брюссельская капуста! Репа! Квиллер мечтал об огромном бифштексе с жареной картошкой и кетчупом, салате с сыром рокфор, яблочном пироге и трех чашках крепкого кофе.
   – Может, рыба потерпит? – сказал он. – Я предпочел бы пообедать в ресторане отеля «Северные огни». День был не слишком плодотворным, и мне нужно немного встряхнуться.
   – Ну разумеется! Это было бы чудесно, – согласилась Розмари. – У меня есть часик – погулять по пляжу?
   – Тебе там вряд ли понравится. Весь берег усыпан тухлой рыбой.
   – Меня это не волнует. Рыба тоже часть природы.
   Поставив тюльпаны в лимонадном кувшине на камин, в банке из-под муки – на обеденный стол и в ведерке для льда – на бар, Розмари в самом веселом расположении духа отправилась на берег.
   Квиллер улегся на диван.
   – Коко, я чувствую себя идиотом, – сообщил он коту, внимательно изучающему хозяина со спинки дивана. – У меня нет ни единой зацепки. Что мы имеем в наличии? Мертвое тело в озере, убийство отставного полицейского, послание на кассете. Кто-то использовал этот коттедж для тайных или незаконных целей. Неважно кто. Мы даже не знаем каких.
   «Йау!» – мигнул большими голубыми глазами Коко.
   Квиллер принес кассету из своей комнаты и еще раз поставил «Святую ложь».
   «…Принеси еще… придется кое-что поменять… становится жарковато… после ужина буду у лодочной пристани…» – раздался высокий и гнусавый монотонный голос.
   – Я уже слышал этот голос, – известил Квиллер Коко, но кот забавлялся с игрушкой из кошачьей мяты.
   «Становится жарковато» – потому что Бак уже почти закончил расследование. «Придется кое-что поменять» – потому что коттедж теперь не может служить местом встреч.
   Этот голос, этот голос… Где же он его слышал? На почте или в «…ДА»? В магазине? В ресторане гостиницы?
   Нет! Квиллер напрягся. Голос на кассете был именно тем, который звучал в тумане, когда ссорились двое на лодке. У одного голос был низкий, и говорил он с британским акцентом. У другого пронзительный, но монотонный. Помнится, что-то случилось с мотором и они заспорили, по всей вероятности, о том, как лучше его снова завести.
   Хлоп!
   Квиллер узнал звук упавшей на пол книги. Знакомый прием! Коко вовсе не был неуклюж; если он что-то сбрасывал на пол, для этого имелась веская причина.
   Коко сидел на второй полке и пытался достать из-за книг свой носок с кошачьей мятой. Книга, которую он уронил, оказалась историей знаменитых кораблекрушений. Она лежала на полу, открытая на странице, заложенной листком бумаги.
   Там, на сто второй странице, рассказывалось, как затонул «Уотерхаус Б. Дункан», судно с грузом меди в слитках. Это произошло в опасном месте к северу от Мусвилла во время сильного шторма в ноябре 1913 года. Погибли все: трое пассажиров и двадцать три члена команды, включая повариху.
   Листок, заложенный на странице сто два, оказался карандашным черновиком договора на аренду моторной лодки по уик-эндам в течение всего лета: условия будут оговорены. Бумага была датирована прошлым годом и подписана С. Хенстейбл.
   Это вызвало у Квиллера какие-то смутные воспоминания. О чем-то таком упоминалось в одном из писем тети Фанни… но о чем? Он никак не мог вспомнить. Квиллер порылся в стопке своей корреспонденции и застонал: ее письма были написаны не только крест-накрест, но еще и крайне неразборчивым почерком, а множество прочерков и тире превращали каждую страницу в клетчатый шотландский плед.
   Он надел очки для чтения и, с трудом разобрав с полдюжины страниц, наконец нашел ту фразу, которую пытался воскресить в памяти. В письме от третьего апреля она впервые предложила ему воспользоваться ее коттеджем. Написанное в телеграфном стиле послание гласило:

   Очаровательное местечко – но все из бревен – вполне удобно – я старею – уже не так нравится – прошлым летом решила сдать – два красивых юноши – интересуются историей морского дела – приезжают на уик-энд – их подружки живут всю неделю – кошмарные создания – играют со спагетти – швыряют в потолок – жуткий беспорядок – две недели пришлось убирать – больше никогда!

   У Квиллера встопорщились усы, как всегда, когда он обнаруживал улику. Закладка вызвала другие вопросы: есть ли у жены Роджера моторная лодка? [7 - Если сократить имя Шарон (Sharon) до инициала, он будет читаться как «С» («S»).] Умеет ли она писать печатными буквами, как учительница начальной школы? Пишет ли она слово «оговорены» через «а»?

Десять

   Прежде чем отправиться с Розмари в ресторан, Квиллер покормил кошек. Коко и Юм-Юм не дотронулись до моркови, осквернявшей их консервированное мясо.
   Он заранее заказал столик в «Северных огнях», чтобы оказаться в одной из кабинок, сооруженных из частей отслуживших свое рыбачьих лодок. В этих кабинках легко было получить занозу, а в жаркую погоду доски испускали стойкий запах рыбы, безошибочно указывающий на их происхождение, зато для интимной беседы место было идеальное.
   Розмари в футболке с символикой Мусвилла и плетеном кожаном ожерелье из тюремного магазинчика сувениров выглядела молодой, здоровой и энергичной. Трудно было поверить, что ее внук учится в медицинском колледже. Она повесила сумочку с длинным ремешком на крючок у входа в кабинку.
   – Как замечательно, что не нужно бояться воров, – сказала Розмари. – У нас, когда обедаешь в ресторане, приходится класть сумочку на пол, вставать на нее ногой и привязывать ремешок к щиколотке.
   Гравюра на обложке меню изображала грозный шторм на озере, на бумажных салфетках были напечатаны даты крупнейших кораблекрушений и число погибших. «Bon appétit» [8 - Приятного аппетита (франц.).], – подумал Квиллер. Он повернулся к Розмари:
   – Если хочешь, закажи себе картофельные крокеты с цветной капустой, ну а я собираюсь взять большой бифштекс с жареной картошкой… И не смотри на меня с таким ужасом. Знаю-знаю! Здоровая пища творит чудеса, и ты тому пример. Тебе никак нельзя дать больше тридцати девяти. Но мне уже слишком поздно. На тридцать девять я выглядел, только когда мне было двадцать пять.
   – Перемирие! Перемирие! – замахала бумажной салфеткой Розмари. – Я вовсе не намерена тебя пилить, Квилл. Заказывай что хочешь, и не надо извинений. Книга отнимает много сил, и ты заслужил, чтобы тебя побаловали. Сколько глав ты уже написал? Ты почитаешь мне из нее сегодня, да?
   – И еще одно, Розмари: пожалуйста, перестань расспрашивать меня, как идут дела с книгой. У меня нет ни ежедневной нормы, ни определенного срока, к которому она должна быть готова. Когда я не сижу за машинкой, мне хочется выбросить все это из головы.
   – Ну разумеется, Квилл. Я никогда не была лично знакома ни с одним писателем. Придется тебе объяснить мне, как я должна себя вести.
   Он все время поглядывал в дальний конец зала, где под большой картиной, изображающей тонущего моряка в окружении акул, сидели четверо.
   – Не смотри туда сейчас, – предупредил он, – но вот те двое, как мне сказали, искатели подводных сокровищ. Грабят затонувшие корабли.
   Мужчины были высокие, худощавые, с каменными лицами.
   – Прямо парни с рекламы сигарет, – оценила Розмари, – а их девицы тянут на манекенщиц. Интересно, как им удается приобрести такой потрясающий загар ранней весной? Только вид у них не очень веселый. Верно, потому, что плохо питаются и не то едят.
   – Я видел этих девиц на пляже, – заметил Квиллер. – По-моему, они живут в соседнем коттедже. Уж не та ли это четверка, которая в прошлом году арендовала домик тети Фанни?
   Он рассказал, как Коко привлек его внимание к книге о кораблекрушениях и как он занимался расшифровкой своей написанной крест-накрест корреспонденции.
   – Если тебе придет охота получить адскую головную боль, – добавил он, – я дам тебе почитать одно из писем тети Фанни.
   – А когда я встречусь с ней самой?
   – Завтра или в среду. Мне нужно порасспросить ее об этих так называемых любителях истории и о ее взаимоотношениях с Баком Данфилдом. Правда, тут есть одна сложность: она плохо слышит.
   – Многие виды глухоты – результат неправильного питания, – заявила Розмари.
   – Она не глухая, я в этом уверен. Просто не желает слушать. Может, ты сумеешь пробиться через ее «глухоту». Она, по-моему, хорошо относится к женщинам… Извини, я на минутку. Мне нужно перехватить этих молодчиков, пока они не ушли.
   Он пересек зал, подошел к искателям сокровищ и обратился к тому, что был повнушительнее:
   – Прошу прощения, сэр. Вы случайно не корреспондент одного из телеграфных агентств?
   Тот покачал головой.
   – Сожалею, но вы напали на ложный след, – ответил он низким и отнюдь не дружелюбным голосом.
   – Но вы журналист, не так ли? И закончили Колумбийский университет? Вы освещали последние президентские выборы.
   – Сожалею, ни того, ни другого за мной не числится.
   Квиллер мастерски изобразил недоумение и повернулся ко второму мужчине:
   – А я-то был уверен, что вы фоторепортер и вы вместе выполняете важное задание.
   Второй отозвался несколько дружелюбнее:
   – Вот уж ничего похожего. Мы просто два шалопая, проводим здесь отпуск.
   Квиллер извинился, пожелал им приятного отпуска и вернулся за свой столик.
   – Что это все значит? – поинтересовалась Розмари.
   – Потом скажу.
   По дороге домой он объяснил:
   – Здесь, кажется, орудует ловкая шайка. Они используют коттедж тети Фанни как тайный штаб. Домик стоит на отшибе, двери никогда не запираются, и войти удобно, и скрыться: хочешь – берегом, – хочешь по шоссе, а то и лесом. Главный оставлял шестеркам распоряжения на магнитофонной ленте, а кассету прятал за головой лося.
   Розмари расхохоталась:
   – Квилл, дорогой, я же понимаю: ты меня разыгрываешь.
   – Я совершенно серьезен.
   – Думаешь, это дело связано с наркотиками?
   – Скорее, с ограблением затонувших кораблей. На дне озера покоятся останки множества затонувших кораблей, а в коттедже есть книга, где подробно перечислены все эти суда, их точное местоположение и описан груз. Некоторые затонули больше ста лет назад.
   – И после стольких лет груз уцелел?
   – В прошлом веке на них не автомобили и не телевизоры перевозили, а медные и золотые слитки. Грузовые манифесты точно сообщают, что именно было на борту каждого судна: сколько баррелей виски, сколько долларов в золоте и банкнотах. Когда-то в этой части Штатов жизнь била ключом.
   – Зачем же ты заговорил с этими молодчиками в ресторане?
   – Один из них мог оказаться предводителем шайки, но у обоих голоса не похожи на тот, что на кассете. Совсем не похожи. И все-таки их главный где-то тут, поблизости.
   – Ох, Квилл! У тебя слишком пылкое воображение.
   Они вернулись домой, и Квиллер, открыв дверь, пропустил вперед Розмари.
   – Ох, мои тюльпаны все на полу! – вскричала она, войдя.
   – Чертовы кошки! – взревел Квиллер во весь голос, чтобы выманить негодников из гостиной.
   – Квилл, они вытащили все черные тюльпаны.
   – Возможно, они и правы. Тюльпаны не должны быть черными.
   – Но ты сам говорил мне, что кошки не различают цвета.
   Он собрал тюльпаны, а Розмари снова поставила букеты в импровизированные вазы на камин, бар и обеденный стол. Потом они пошли на веранду и, дожидаясь захода солнца, устроились в очень старых судовых шезлонгах, какие вполне могли быть на борту «Титаника».
   Чайки взлетали, ныряли в озеро и ссорились из-за рыбы на берегу. Розмари определила, что это чайки-селедочницы.
   – А те птахи, что ловят мошек и демонстрируют непрекращающийся воздушный балет, – пояснила она, – называются пурпурными лесными ласточками.
   Коричнево-желтая птица, которая все время со свистом проносилась мимо веранды, оказалась кедровкой.
   – Я слышу сову, – возвестил Квиллер, стараясь показать, что и он кое-что понимает в живой природе.
   – Нет, это рыдает лесной голубь, – поправила его Розмари. – И еще я слышу кардинала… чибиса и, кажется, вьюрка. Закрой глаза и слушай. Это как симфония.
   Он виновато погладил усы. Возможно, он слушал не те голоса. Здесь, в отпуске, на лоне природы, вместо того чтобы слушать голоса вольных пташек, он пытается различить голоса преступников. Лучше бы он читал книги о жизни птиц, чем письма, нацарапанные крест-накрест.
   – Расскажи мне еще о тете Фанни, – прервала его размышления Розмари.
   – Что? А, да, – пробормотал он, возвращаясь к действительности. – Начнем с того, что она носит экстравагантные наряды и красит губы яркой помадой, а голос у нее как у сержанта на плацу. Она мужественная женщина, любит командовать, полна энергии и самых разных идей.
   – У нее, должно быть, очень правильная диета.
   – У нее очень ловкий слуга, который водит машину, выполняет разные поручения, следит за садом, убирает в доме и знает, как починить любую существующую в этом мире вещь.
   Розмари хмыкнула:
   – Из него получился бы чудесный муж. Сколько ему лет?
   – Но у меня есть подозрение, что он еще и ворует по мелочи.
   – Я так и знала, что отыщется какое-то «но», – вздохнула Розмари. – А как к нему относится Коко?
   – Весьма благосклонно. У Тома очень мягкий голос, который нравится кошкам.
   Услышав свое имя, Коко с независимым видом вышел на веранду.
   – Ты выгуливаешь Коко на поводке?
   – Нет, но подумываю о том, чтобы вывести его на разведку. Он все сидит и смотрит в окно гостевой комнаты, и мне хотелось бы выяснить, что же его так заинтересовало.
   – Кролики и бурундуки, – предположила Розмари.
   – Нет, там что-то другое. – Квиллер погладил усы. – У меня есть предположение…
   – Ну, так давай выйдем с ним.
   – Прямо сейчас?
   – Да, прямо сейчас.
   Время от времени на Коко надевали синюю шлейку и выводили на прогулку. Двенадцатифутовый нейлоновый шнур, подарок одного из фотографов «Прибоя», служил поводком, давая коту достаточно свободы. Нередко любопытный нос и кошачья интуиция Коко приводили к открытиям, недоступным человеческой наблюдательности.
   Появление шлейки вызвало шумную реакцию, и, когда все пряжки были застегнуты, Коко издал целую серию сиамских звуков, выражающих возбуждение. Юм-Юм решила, что его мучают, и громко запротестовала.
   Впервые после прибытия на озеро Коко вышел из дома. Обнаружив свисающую из медного колокола веревку, он изо всех сил вытянулся, чтобы достать до нее когтем, и дернул разок-другой. Потом без колебаний повернул на восток – мимо веранды, мимо дома, обогнул песчаный прямоугольник, отмечавший место выгребной ямы, и направился дальше к лесу. Когда он добрался до ковра из сосновых игл, желудей и опавших дубовых листьев, каждый шаг стал сопровождаться треском и шорохом – звуками, незнакомыми городскому коту. Белки, кролики и бурундучки поспешно попрятались. Испуганная малиновка отчаянно пыталась отвлечь внимание непрошеного гостя от своего гнезда. Но Коко и не взглянул в его сторону – он решительно шагал по дюне, устремляясь вверх. Там, за куртиной диких вишен, стоял сарай для инструментов.
   – Ну, как тебе это нравится? – шепнул Квиллер Розмари. – Идет прямиком к сараю!
   Он открыл коту дверь, и Коко перескочил через порог. Нюхнул весло от каноэ, два раза мусорное ведро.
   – Скорей, Розмари! Принеси фонарик! Он висит за задней дверью.
   В полумраке сарая Коко посмотрел на коллекцию банок с краской и направился к лежанке Тома, вспрыгнул на вытертое одеяло. Потом, издавая гортанные звуки и размахивая хвостом из стороны в сторону, принялся старательно когтить одеяло, затем подобие подушки, а после стену, оклеенную картинками из жизни Лас-Вегаса, и снова вернулся к одеялу.
   – Коко, что ты ищешь? – Квиллер откинул в сторону одеяло, и Коко впился когтями в тощий матрас.
   Розмари освещала эту странную сцену лучом фонарика.
   – Он настроен очень решительно.
   – Может, в матрасе мышиное гнездо?
   – Да скинь ты эту грязную подстилку на пол!
   Матрас соскользнул с просевших пружин допотопного диванчика, и вместе с ним на пол упал большой, склеенный из оберточной коричневой бумаги конверт. Розмари поднесла фонарик поближе. Конверт с почтовым штемпелем двухгодичной давности был адресован Франческе Клингеншоен. Отправителем значилась риэлторская фирма во Флориде.
   – Загляни в него, Квилл.
   – Деньги! Купюры по пятьдесят долларов.
   – Дай-ка я сосчитаю. Я привыкла считать деньги. – Она пересчитала банкноты с профессиональной скоростью. Общая сумма составляла без малого двенадцать тысяч долларов. – Что мы будем с этим делать?
   – Они принадлежат работнику Фанни, – сказал Квиллер. – Мы положим все обратно, приведем постель в порядок и уйдем отсюда, пока комары не явились сюда всем войском.
   Поздно ночью, ворочаясь без сна, Квиллер размышлял о тайнике в сарае. Неужели этот недотепа копит деньги на покупку ночного клуба в Лас-Вегасе? Откуда у него взялась такая сумма? Не от тети Фанни. Она, без сомнения, дает ему не больше двух-трех долларов за раз.
   Квиллер услышал тяжелые шаги на крыше. Он очень надеялся, что Роджер прав и это енот.

Одиннадцать

   Во вторник утром, еще до завтрака, Квиллер поехал в город купить яиц. Розмари утверждала, что для хорошего пищеварения нет ничего лучше, чем яйцо всмятку. Квиллер не помнил, чтобы ел яйца всмятку с того самого времени, когда во втором классе сидел дома, заболев свинкой. Розмари встретила его на пороге. Лицо ее было сурово.
   – Коко гадко себя вел, – заявила она.
   – Гадко?
   Никто и никогда не обвинял Коко в гадком поведении. Его могли считать упрямым, высокомерным или деспотичным. Но гадкое поведение было ниже его достоинства.
   – Что же он сделал?
   – Снова вытащил все черные тюльпаны. Я сама видела, как он это делал. Мне пришлось его хорошенько отругать и запереть в ванной. Юм-Юм ждет там под дверью и кричит, но Коко сидит очень тихо. Знает, конечно, что набезобразничал.
   Квиллер приоткрыл дверь. Картина, представшая его взору, напоминала последствия урагана. Рулон бумажных полотенец был превращен в конфетти. Мусорная корзина перевернута, и ее содержимое разбросано вокруг. Коробка, в которой лежало двести косметических салфеток, пуста, а туалетная бумага раскручена и развешана фестонами по всей ванной. И все это щедро посыпано ароматическими солями для ванн и стиральным порошком.
   Коко гордо сидел на бачке, словно закончил произведение концептуального искусства и был готов начать пресс-конференцию.
   Квиллер провел рукой по лицу, чтобы стереть ехидную улыбку, но Розмари расплакалась.
   – Не расстраивайся, – посоветовал он. – Иди вари яйца, а я тут приберу. Я думаю, он пытается что-то рассказать нам про черные тюльпаны.
   Разговор за завтраком не клеился. Розмари робко спросила:
   – Когда мы увидим тетю Фанни?
   – Я позвоню ей после завтрака. Сегодня нужно отогнать твою машину в Мусвилл, чтобы починили глушитель. А пока будем там, можем зайти в музей и пообедать в «Бяках»… И еще я предложил бы убрать отсюда все черные тюльпаны.
   Звонок в Пикакс, как всегда, потребовал терпения.
   – Ну конечно, я буду просто счастлива видеть завтра тебя и твою знакомую, – прогудела тетя Фанни. – Непременно приезжайте к обеду. У нас будут свиные отбивные или телятина в белом вине. Ты любишь суфле из шпината? Или, может, лучше сделать капусту в сырном соусе? У меня есть замечательный рецепт суфле. Как там погода на берегу? Нужно Тому что-нибудь для тебя сделать? Могу на десерт испечь воздушный апельсиновый пирог, если ты…
   – Тетя Фанни!
   – Да, дорогой?
   – Не устраивайте большого обеда. У Розмари очень скромный аппетит. От услуг Тома не откажусь, если вас это не ущемит. У нас на берегу много дохлой рыбы, которую надо бы закопать.
   – Ну конечно. Том очень любит работать на берегу. Как продвигается твоя книга? Я мечтаю поскорее прочитать ее!
   Розмари все утро вела себя на редкость тихо, а Коко, оставшись победителем, нашел весьма изощренный способ продемонстрировать свое превосходство. Он ходил следом за ней по дому, так что бедняжка то и дело наступала ему на хвост. И каждый раз душераздирающие вопли кота приводили ее в смятение.
   Квиллер, которого забавляла изобретательность Коко, уже начал жалеть Розмари.
   – Поехали, – предложил он. – В битве с сиамцем ты никогда не выиграешь.
   В гараже, куда они отогнали машину, Квиллер внимательно прислушивался к речи механика. По высоте голос напоминал тот, что на кассете, но интонации и тембр были другие.
   Музей занимал здание оперы, построенное еще в девятнадцатом веке, когда лесорубы, моряки, шахтеры, рабочие с лесопильных заводов платили свои четвертаки и десятицентовики за то, чтобы посмотреть здесь музыкальный спектакль. Теперь здание было заполнено макетами, рассказывавшими о былых лесоразработках и корабельных верфях прошлого.
   Розмари с интересом разглядывала витрины с украшениями из ракушек и другими поделками. Квиллера привлекли миниатюрные модели знаменитых судов, что пошли здесь на дно. Двое молодых людей, которых Квиллер сразу узнал, тоже внимательно рассматривали модели кораблей и тихо переговаривались.
   В этот момент появился третий – спортивный и энергичный.
   – Мистер Квиллер, я очень рад, что вы почтили нас своим визитом. Я хранитель музея. Роджер сказал, что вы в городе. Если у вас есть какие-то вопросы, я постараюсь ответить.
   Квиллер мысленно отметил, что высота, тембр и интонации здесь были совершенно не те, что на кассете.
   – У меня тут есть дело, – повернулся он к Розмари. – Вернусь через полчаса – и пойдем обедать.
   Он поспешил в экскурсионный центр и нетерпеливо ждал, пока пятеро туристов выяснят все про медведей. Потом бросил листок бумаги на стол Роджера.
   – Что вы мне можете сказать об этом?
   Роджер прочитал соглашение об аренде.
   – Это подпись моего тестя.
   – У него есть моторная лодка?
   – Здесь они у всех есть, Квилл. Он любит порыбачить, когда удается вырваться от этих глупых индюшек.
   – Прошлым летом он сдавал свою лодку этим охотникам за сокровищами?
   – Точно не знаю, но вообще-то он за деньги готов сделать что угодно. – Роджер смущенно поерзал на стуле. – По правде говоря, мы с ним не в самых лучших отношениях. Шарон была папиной дочкой, а тут появился я и увел ее. Картинка ясная?
   – Да уж, ничего хорошего. Мне и самому доводилось попасть в такую ситуацию… И еще один вопрос. Что вы знаете о владельцах «…ДА»?
   – Странная парочка. В ней фунтов сто лишнего весу, а когда она сидит за кассой, нужно получше пересчитывать сдачу. Он работал у вас, в Центре, но получил травму, а когда ему выплатили компенсацию, эти двое приехали в Мусвилл и купили «…ДА». Это было еще до того, как отвалилось «Е».
   – Стряпает ее муж? Маленький человечек с редкими волосами?
   – Нет, Мерль – крупный мужчина. Он все время у себя на лодке.
   – Где он ее держит?
   – У причала позади ресторана… Слушайте, а вы видели вчера ночью НЛО?
   – Нет, я не видел вчера ночью НЛО, – ответил Квиллер, направляясь к двери.
   – У нас тут они частенько летают, – крикнул ему вслед Роджер. Но Квиллер уже ушел.
   Теперь ему представилась возможность проверить голос очередного подозреваемого. «…ДА» не понравилась ему с самого начала – по нескольким причинам. В кофейных чашках там подавали нечто мало похожее на кофе. Наверху сдавались комнаты. Посетители тайком совали деньги миссис «…ДА» и получали какие-то клочки бумаги. Что же касается лысеющего человечка, он ходил крадучись и его кулебяки были не просто «бяки», а кошмарные «бяки».
   Теперь Квиллер хотел встретиться с Мерлем. Розмари все еще оставалась в музее, а он направился к «…ДА», оставил машину на стоянке и пошел к причалу. Около пирса на волнах покачивалась большая лодка, но поблизости не было ни души. Он несколько раз позвал Мерля, однако никто не отозвался.
   Квиллер вернулся к машине. Из задней двери ресторанчика бочком выскользнул повар с сигаретой в руке.
   – Чё-то ищете? – поинтересовался он.
   – Хотел повидать Мерля. Не знаете, где он?
   – Куда-то ушел.
   – И когда вернется?
   – Кто ж его знает!
   Квиллер вернулся в городок и отвез Розмари в «Бяки-Кулебяки». Она уже оправилась от стычки с Коко и снова стала веселой и оживленной. В музее так интересно, хранитель такой приветливый, ресторан так интересно оформлен!
   Квиллер, наоборот, приуныл, огорченный тем, что не встретился с Мерлем, и рассеянно перебирал три камушка в кармане.
   – Что случилось, Квилл? Ты чем-то обеспокоен?
   – Просто перебираю свои амулеты на счастье. – Он высыпал камушки на стол. – Зеленый – это полированный нефрит, его дал мне один коллекционер. Глиняный жук – скарабей, которого нашел Коко. Агат подобрал на берегу Бак Данфилд – бедняга, это был его последний агат.
   – А вот и еще один для твоей коллекции, – порадовала Розмари, протягивая желтоватый, как слоновая кость, кружок размером с монетку. На лицевой стороне было вырезано изображение кота. – Это раковина, и довольно старая.
   – Потрясающе! Где ты это нашла?
   – В антикварной лавочке позади музея. Мне рассказал о ней хранитель музея. Ты там был?
   – Нет. Давай сходим после обеда.
   – Там командует старый морской волк, и сразу предупреждаю: местечко кошмарное.
   Название «Капитанская свалка» как нельзя лучше подходило к мешанине старинных вещей и поделок, заполнявших лавочку позади музея. Сам домишко был даже старше оперы, и казалось, следующий порыв северо-западного ветра его просто снесет. Он так покосился, что лишь крепкая дубовая дверь и помогала ему выстоять. Каждый раз, когда ее открывали, вся постройка оседала на одну сторону и приходилось толкать косяк на место, прежде чем снова закрыть дверь. Квиллер, принюхиваясь, втянул ноздрями воздух. Пахло плесенью, виски и табаком.
   Здесь были судовые фонари, части такелажа, какие-то давно не чищенные медные предметы, модели кораблей в пыльных бутылках, карты, явно побывавшие в воде, а посреди всего этого – старик с клочковатой бородой в старой капитанской фуражке. Он курил украшенную резьбой трубку, привезенную из каких-то дальних краев, но табак был самым дешевым, из тех, какие покупают в лавке на углу. Квиллер хорошо изучил тамошний ассортимент.
   – Вернулись? – проскрипел капитан, увидев Розмари. – Я же сказал: обратно ничего не беру. И денег не возвращаю.
   – Капитан, а вы еще выходите иногда в море? – поинтересовался Квиллер.
   – Нет, те деньки позади.
   – Вы, пожалуй, столько раз обошли вокруг шарика, что и сами сбились со счета?
   – Да уж, походил.
   – И давно держите этот магазинчик?
   – Давненько.
   Высота его голоса казалась подходящей, и тембр, и даже интонации подходили. Только ему не хватало силы, с какой звучал голос с кассеты. Капитан был слишком стар. Квиллер искал человека помоложе, но не слишком молодого. Порывшись в выставленном на продажу хламе, журналист купил бронзовую чернильницу, которая даже при качке не соскальзывала с капитанского стола.
   Они вернулись домой, и Розмари предложила прогуляться по берегу. Пока она переодевалась, Квиллер обошел вокруг дома. Том явно уже побывал здесь: медный колокол сиял небывалым блеском, а источавшая зловоние рыба была закопана.
   Розмари появилась в бирюзовом платье с открытой спиной и глубоким вырезом на груди.
   – Хотела надеть новый спортивный костюм абрикосового цвета, но нигде не нашла свою коралловую помаду.
   – Ты выглядишь прекрасно, – сказал Квиллер. – Тебе идет этот цвет.
   Пока они спускались к берегу, Коко пристально смотрел им вслед.
   – По-моему, он хочет, чтобы я уехала домой, – заметила Розмари.
   – Глупости, – ответил Квиллер, хотя та же мысль пришла в голову и ему. Коко никогда не одобрял женщин, входивших в его жизнь.
   Повернув на восток, они молча брели по глубокому песку, чтобы сильнее насладиться тишиной и покоем на пустынном берегу. Потом миновали ряд летних домиков на вершине дюны. Один из них напоминал нос корабля. Другой был похож на птицу с взъерошенными перьями. Кое-где закапывали выброшенную на берег рыбу. На крыше старой лачуги загорали две девушки.
   – Вон те самые «манекенщицы», которых мы видели в ресторане, – сказала Розмари. – Ну и бикини на них – не то что верх не прикрыт, низ тоже.
   Квиллер показал на дом из секвойи, где был убит Бак.
   – Теперь все запуталось еще больше, – произнес он. – Сначала я думал, что есть какая-то связь между его частным расследованием и записью на кассете, но он распутывал преступление, а эти искатели сокровищ не преступники. Просто хваткие парни, стремящиеся нажиться, закона они не нарушают.
   Они прошли мимо выкрашенного в желтый цвет дома Милдред и двинулись дальше по пустому пляжу, пока примерно через полмили дорогу им не преградил сбегавший к озеру ручеек, прорывший в песке глубокое ложе. На обратном пути им помахала рукой Милдред, приглашая подняться и выпить кофе с домашним яблочным пирогом.
   – Он в холодильнике, – объяснила она, – но разморозить его – минутное дело.
   Внутри бунгало было завешано тканями ручной работы, они красовались на стенах, на мебели.
   – Вы сами сделали их? Какая прелесть! – восхитилась Розмари. – На это же надо потратить уйму времени.
   – У меня много свободного времени, – вздохнула Милдред. – А вы видели вчера ночью НЛО?
   – Нет, но слышал о нем, – ответил Квиллер. – Что это, по-вашему, было?
   – Кто же не знает, что это? – удивилась Милдред.
   Теперь удивляться настала очередь Квиллеру:
   – Вы что, действительно верите в визиты инопланетян?
   – Ну конечно. Они здесь все время появляются – обычно часа в два-три утра. У меня бессонница, и я их часто вижу. У нас договор с Данфилдами – звонить им в любое время, чтобы они тоже могли посмотреть.
   Заметив про себя, что следовало бы разобраться с этой местной причудой, Квиллер спросил:
   – Вы давно виделись с вдовой и сестрой Данфилда?
   – Они звонили – просили взять на время их герани и выбросить испортившуюся еду из холодильника. Они не знают, когда вернутся.
   – А как подвигается расследование дела?
   – В доме были полицейские эксперты. Бетти сказала, что Бак, должно быть, работал в мастерской и убийца подобрался к нему неожиданно. На станке был подсвечник и груда опилок. Эти машины ужасно шумят. Бак, видимо, не слышал, как тот вошел.
   – Значит, мы можем предположить, что убийца потом выключил станок? Очень предусмотрительно с его стороны.
   – Об этом никто не говорил, а сама я как-то даже и не подумала.
   – На его обуви должны были остаться опилки.
   – Не знаю. Наверное.
   – Говорил ли Бак с вами о тех поисках затонувших сокровищ, которые здесь ведутся? Или, может, намекал на какую-то преступную деятельность?
   Милдред покачала головой, опустила глаза и задумалась.
   Чтобы вывести ее из задумчивости, Квиллер сказал:
   – Ну хорошо, Милдред, как насчет того, чтобы погадать на картах таро? У меня есть несколько вопросов.
   Она глубоко вздохнула:
   – Идемте к карточному столу. Я погадаю, но каждому отдельно. Кто хочет быть первым?
   – Вы всерьез верите в гадание? – спросил Квиллер. – Или это способ собрать деньги на больницу?
   – Всерьез. Совершенно всерьез, – ответила она. – И мне нужно быть в соответствующем настроении, иначе ничего не получится. Так что… пожалуйста, не надо шуток.
   – А карты могут раскрыть детали, связанные с убийством?
   Она побледнела:
   – Мне бы не хотелось их спрашивать. Не хочу влезать в это.
   – Эти карты такие таинственные, – вмешалась Розмари, – на них такие странные картинки! Вот какой-то мужчина висит вниз головой.
   – Эти символы очень древние, но они лишь отпирают дверь мыслям и видениям. Что вы хотите знать, Розмари?
   Розмари хотела знать, какие у нее перспективы в бизнесе. Она села напротив Милдред и перемешала карты. Потом Милдред выложила узор из полудюжины карт и надолго задумалась.
   – Карты синхронизировались с вашим вопросом, – пробормотала она, – и с некоторыми вопросами, которых вы не задали. Все указывает на перемены. Работа, дом, сердечные дела – все изменится в ближайшем будущем. В прошлом у вас были партнеры, но вы их всех так или иначе потеряли. Ваш нынешний деловой партнер – женщина. Но тут вас ждут перемены. Вам всегда нравились перемены, а сейчас страшат. Вас разочаровал какой-то разорванный договор. Но не позволяйте, чтобы это подавило вашу энергию и энтузиазм. Вскоре вы заключите новый интересный договор. И ждите хороших вестей от молодого и очень честолюбивого мужчины. Я вижу в картах еще одну фигуру – зрелый мужчина исключительного ума. Вы можете совершить с ним длительное путешествие. Но опасайтесь двух вещей: конфликта между бизнесом и личной жизнью и предательства. Все кончится хорошо, если вы используете свой природный дар и удержите ровный курс. – Она остановилась и перевела дыхание.
   – Замечательно! – заявила Розмари. – И так точно!
   – Извините меня, пожалуйста, – слабым голосом произнесла Милдред. – Мне бы хотелось выйти на улицу подышать, прежде чем начать второе гадание.
   Она ушла из комнаты, и Квиллер с Розмари переглянулись.
   – Что ты об этом думаешь? – первой заговорила Розмари. – Разорванный договор – это на аренду «Мышеловки». Партнер по «Будьте здоровы» у меня действительно женщина. Честолюбивый молодой человек – это мой внук, я знаю. Он сейчас добивается очень хорошей интернатуры в Монреале.
   – А как насчет другого мужчины? Зрелого и умного. Последнее исключает Макса Сорэла.
   – Ты все насмешничаешь. Нас просили быть серьезными.
   К моменту возвращения Милдред Квиллер придал лицу выражение искренности. Он перемешал карты и задал свои вопросы:
   – Достигну ли я этим летом своей цели? Почему мне чинят препятствия во всем, чего я пытаюсь здесь добиться?
   – Карты показывают тупик, путаницу, которые могут привести к крушению планов, – тихо начала Милдред. – Это заставит вас рассеять свои силы и напрасно потратить их на какие-то несущественные детали. У вас есть способности, но вы их не используете. Измените тактику. Препятствие – ваше упрямство. Примите постороннюю помощь. Я вижу в картах мужчину и женщину. Женщина добросердечная, светловолосая, вы ей понравились. Мужчина молодой, смуглый и умный. Дайте им помочь вам. Карты говорят еще о каком-то эмоциональном затруднении. Вы можете узнать плохие новости, которые втянут вас в юридические проблемы, но вы справитесь. Лето будет успешным, хотя и не таким, какое вы планировали.
   Квиллер поерзал в кресле.
   – Я просто потрясен. Вы отлично гадаете, Милдред!
   Она рассеянно кивнула и снова вышла из комнаты, оставив на столе чашу с надписью: «Пожертвования на больницу». В ней лежала бумажка в десять долларов.
   – Я плачу́, – повернулся к Розмари Квиллер и добавил еще две бумажки по двадцать долларов, щедрое пожертвование, немало удивившее бы его друзей из «Прибоя».
   – Мне вовсе не нравится это твое эмоциональное затруднение, – заметила Розмари. – Оно, вероятно, связано с той блондинкой, о которой она говорила.
   – Ты заметила ту карту? У блондинки был черный кот. Это похоже на почтмейстершу. А темноволосый мужчина – на ее мужа.
   – Или на Коко, – добавила Розмари.
   Обратно они шли по берегу молча, каждый думал о том, что сказали карты. Было слышно, как поскрипывает песок под ногами.
   – После случившейся у соседей трагедии Милдред уже не смеется, – произнес Квиллер.
   На веранде они ударили в медный колокол, просто чтобы послушать его чистый звук. Квиллер отпер дверь и распахнул ее перед Розмари. Коко ждал их на пороге, Юм-Юм сидела позади него. Коко держал в зубах красный тюльпан.
   – Это знак примирения, – сказал Квиллер, хотя прекрасно знал, что Коко никогда и ни за что не извиняется. Кот пытался сообщить какую-то информацию, и не в самих цветах тут было дело…
   Тюльпаны… Тюльпаны… Усы Квиллера посылали ему сигналы. Тюльпаны привезены из тюремного сада. Ник работает в тюрьме… Он взглянул на часы и схватил телефонную трубку.
   К телефону подошла Лори.
   – Вы поймали меня как раз вовремя, мистер Квиллер. Я уже собиралась все здесь закрывать и идти домой.
   – Вы хотите сказать, что почту в Мусвилле все-таки запирают?
   – Глупо, правда? Но таковы уж федеральные правила.
   Он сделал необходимые замечания по поводу погоды, а затем осведомился:
   – Не хотели бы вы с Ником заглянуть ко мне завтра – чего-нибудь выпить, познакомиться с кошками и посмотреть на закат? Ко мне приехала очаровательная гостья, и я не знаю, как долго она еще пробудет здесь.
   Лори с таким восторгом приняла приглашение, что Квиллер позже заметил Розмари:
   – Можно подумать, она получила приглашение в Белый дом или Букингемский дворец.
   Розмари приподняла брови:
   – Я не ослышалась – ты сказал, что твоя очаровательная гостья недолго здесь пробудет?
   – Самое обычное и вполне невинное светское преувеличение – чтобы обосновать неожиданное приглашение.
   – Ты, должно быть, хорошо себя чувствуешь, – заключила Розмари. – Хорошее самочувствие всегда делает тебя многословным.

Двенадцать

   – Что мне надеть для визита к тете Фанни? – спросила Розмари в среду утром. – Я ужасно волнуюсь.
   – Ты очень мило выглядишь в своем белом костюме. Она нарядится как Покахонтас или китайская императрица. Лично я собираюсь надеть свою оранжевую кепку. – Он знал, что Розмари не в восторге от его нового головного убора.
   По дороге в Пикакс он показал ей индюшачью ферму.
   – Милдред однажды принесла мясо с этой фермы, и лучшей индюшатины я никогда не пробовал.
   – Потому что ее здесь выращивают естественным путем, – объяснила Розмари. – И к тому же она свежая, никаких консервантов.
   Возле старой шахты «Димсдейл» он обратил ее внимание на старый фургончик, приспособленный под закусочную.
   – Видишь вывеску – «Вкусное меню»? Ну а я называю это заведение «Гнусное меню». Мы сегодня здесь ужинаем.
   – Ты шутишь, Квилл!
   Когда они подъезжали к Пикаксу, Квиллер обронил:
   – У меня предчувствие, что ты понравишься тете Фанни. Попробуй выяснить, почему она в прошлом году сдала дом этим охотникам за сокровищами. И вверни, что из коттеджа исчез топор.
   – А почему я?
   – Я пойду прогуляюсь, что даст вам возможность поближе познакомиться. Можешь упомянуть об убийстве Бака Данфилда и посмотреть, как она прореагирует. И еще любопытно было бы узнать, почему восьмидесятидевятилетняя женщина, у которой в доме живет телохранитель, всегда носит при себе оружие, да еще в городке, где преступлений не бывает.
   – А почему бы тебе самому не задать все эти вопросы? А я в это время погуляю, – предложила Розмари. – Я не очень-то хорошо умею влезать в душу.
   – Мне она отвечает уклончиво. Может, с женщиной окажется более откровенной? Я знаю, что ей нравятся женщины-адвокаты и женщины-врачи.
   Они проехали мимо полуразрушенных зданий, которые когда-то были входами в стволы шахт, мимо терриконов, заросших травой и превратившихся в странные гигантские кротовины, мимо двух рядов каменных прямоугольников, некогда служивших фундаментами для домов горняков. Потом дорога пошла вверх и перед ними открылся лежащий внизу, в долине, Пикакс с круглым парком в самом центре.
   – Фанни живет в центре, – известил Квиллер. – Лучшее место в городе. Ее предки заработали на своих шахтах кучу денег.
   Когда они подъехали к большому каменному дому, Том подстригал и без того идеально ухоженную лужайку, а синий грузовичок стоял перед каретным сараем. Квиллер помахал безотказному работнику тети Фанни рукой, обратив внимание, что поросль на его верхней губе уже стала напоминать усы.
   Тетя Фанни встретила их в пурпурном, восточного покроя платье, вышитом серебром. На голове красовался пурпурный шарф, а в ушах – длинные серьги с аметистами. Розмари от изумления потеряла дар речи, а тетя Фанни выказала многословное радушие.
   Она пригласила их обедать в большую, вычурно обставленную столовую, куда они и проследовали: дамы – впереди, Квиллер – сзади. Он изо всех сил старался делать вид, что наслаждается и чашкой томатного супа, и половинкой сандвича с тунцом, и жидким кофе, и с изумлением слушал, как освоившаяся Розмари трещит и щебечет, а тетя Фанни, как ни странно, вполне нормально отвечает на вопросы.
   – Когда был построен этот прелестный дом? – спросила Розмари.
   – Больше ста лет назад. В те времена он считался лучшим в городе. Хотите, я покажу вам его после обеда? Его строили каменщики, которых дед привез из Уэльса, и в подвале оборудован английский паб – все, что там есть, по частям привезли прямо из Лондона. Четвертый этаж отвели под бальную залу, но ее так и не закончили.
   – Пока вы будете совершать свое путешествие по дому, я, с вашего разрешения, схожу в город, – вставил Квиллер. – Хочу навестить редакцию «Пустячка».
   – Ох уж эти журналисты! – игриво воскликнула тетя Фанни. – Даже в отпуске не могут забыть о работе. Меня это просто восхищает!
   Выйдя из дома, Квиллер поискал Тома, но ни его, ни синего грузовичка нигде не было.
   Торговая часть Мэйн-стрит тянулась на три квартала. Магазины, рестораны, меблированные комнаты, почта, редакция «Пустячка», больница и несколько юридических контор были построены из камня, и в их убранстве тяга к роскоши превалировала над здравым смыслом. Шале соседствовали с шотландскими замками и испанскими крепостями. Квиллер обошел стороной здание, где помещалась редакция «Пустячка», и заглянул в контору «Гудвинтер и Гудвинтер».
   – Мне не назначено, – уведомил он седоволосую секретаршу, – но не могу ли я видеть мистера Гудвинтера? Меня зовут Квиллер.
   Секретарша, несомненно, принадлежала к семейству патрона: у нее было узкое гудвинтеровское лицо.
   – Вы только что разминулись с ним, мистер Квиллер, – любезно сообщила она. – Мистер Гудвинтер сейчас едет в аэропорт и вернется не раньше субботы. Не хотите ли поговорить с его компаньоном?
   Компаньон выплыл из своего кабинета, благоухая дорогими духами, и, улыбаясь, протянул Квиллеру холеную руку с маникюром.
   – Меня зовут Пенелопа. Алекс говорил мне о вас. Он отбыл на конференцию в Вашингтон. Входите, пожалуйста.
   У нее тоже было узкое, отмеченное печатью интеллекта гудвинтеровское лицо, которое Квиллер уже научился узнавать, но его смягчала улыбка и соблазнительные ямочки.
   – Я зашел сообщить свои наблюдения по вопросу, который мы обсуждали с вашим братом.
   – Насчет загадочных покупок алкоголя?
   – Да. Мне не удалось найти никаких свидетельств того, что престарелая дама, о которой шла речь, испытывает особую склонность к алкоголю.
   – Я с вами полностью согласна, – кивнула Пенелопа. – Это идея моего брата. Он говорит, что у нее сел голос, как у пьяницы. А я отношу это на счет гормональных изменений.
   – А как вы объясните, что ее работник покупает алкогольные напитки?
   – Возможно, он распивает их со своими друзьями. Он занимает отдельное помещение в каретном сарае, и, наверное, у него есть какая-то своя, личная жизнь, иначе ему было бы слишком одиноко.
   – Странный молодой человек.
   – Но спокойный и довольно милый, – внесла поправку Пенелопа. – Он выполняет все распоряжения, очень усерден и безукоризнен, некоторые здешние богатые семейства готовы на все, лишь бы его заполучить.
   – А о его прошлом вам что-нибудь известно?
   – Очень немного. Знаю только, что Тома прислала в помощь Фанни приятельница из Нью-Джерси. Фанни – необыкновенная женщина, правда? Она сама сделала себе состояние еще в те дни, когда считалось, что женщине недостает на это ума.
   – По-моему, она получила все свои деньги в наследство.
   – Вовсе нет! Ее отец все потерял в двадцатые. Фанни не только спасла собственность семьи, но и сама приобрела миллионы. В следующем месяце ей исполнится девяносто, и мы отметим это событие праздником. Надеюсь, вы присоединитесь? Как вам нравится Мусвилл?
   – Здесь не соскучишься. Полагаю, вы знаете об убийстве?
   Она с бесстрастным видом кивнула, словно он спросил: «Вы знаете, что сегодня среда?»
   – Это ужасно, когда подобное случается в таком месте, как Мусвилл. У вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?
   Она покачала головой.
   «Она что-то знает, – подумал Квиллер, – но будет нема, как статуя Фемиды».
   – Ведь это Данфилд был тем начальником полиции, с которым несколько лет назад повздорила Фанни? В чем там было дело?
   Прежде чем ответить, дама-юрист бросила невозмутимый взгляд на потолок:
   – Обычные интриги в курортном городке. Им тут нет конца.
   Квиллеру нравилась ее манера разговора. Он с удовольствием провел полчаса в обществе умной молодой женщины, обладающей к тому же шиком и очаровательными ямочками на щеках. Розмари привлекательна, рядом с ней чувствуешь себя уютно, но, надо признать, деловые женщины лет тридцати всегда очень его привлекали. Он с нежностью вспоминал художницу Зою, дизайнера Коки и антиквара Мэри.
   Возвращаясь к Фанни, он столкнулся с еще одним представителем семейства Гудвинтер.
   – Доктор Мелинда, что вы тут делаете? – спросил он. – И это вместо того, чтобы врачевать туристов в мусвиллской клинике? Ай-ай-ай!
   – У меня сегодня свободный день. Угостить вас чашечкой кофе? – Она отвела его за угол в небольшое кафе. – Кофе хуже здешнего во всей округе варят только в одном-единственном месте, но все равно все ходят сюда.
   – Так есть еще хуже? – удивился Квиллер, сделав глоток-другой. – Нужно очень постараться, чтобы превзойти этот брандахлыст.
   – Первенство держит «Вкусное меню», – сообщила Мелинда. – Там худший кофе и худшие гамбургеры на всем северо-востоке центральных штатов. Вы как-нибудь попробуйте. Это старый фургончик на пересечении главного шоссе со «Скатертью дорога».
   – Неужели есть такое название – «Скатертью дорога»? Вы шутите!
   – Нисколько. Когда-то она вела в индейскую деревню. Теперь там жилой район, и очень дорогой.
   – Скажите-ка мне вот что, Мелинда. Я видел заброшенные шахты Димсдейлов и Гудвинтеров. А где шахта Клингеншоенов?
   Мелинда внимательно посмотрела на него, проверяя, всерьез ли задан вопрос.
   – Шахты Клингеншоенов нет, – ответила она наконец. – И никогда не было.
   – Так на чем же сделал свои капиталы дед Фанни? На лесе?
   – Нет. Он содержал салун.
   Квиллер помолчал, переваривая информацию.
   – Должно быть, он был очень удачлив в делах.
   – Да, но не слишком-то респектабелен. «К. салун» пользовался шумной, но весьма сомнительной славой. Это заведение просуществовало целых полвека до Первой мировой войны. Дед Фанни построил самый роскошный дом в городе, но в свете Клингеншоены приняты не были. Если уж начистоту, над ними посмеивались. Шахтеры даже сочинили песенку: «Мы имеем кое-что от шахты, „К. салун“ имеет кое-что от нас, а кто имеет кое-что от Минни, когда – что-то там-пам-пам». Не знаю, как там дальше, да и не слишком хочу узнать.
   – Так, значит, Минни К. была…
   – Бабушкой Фанни. Очень приветливая леди, если верить рассказам. Вы можете прочитать об этом в библиотеке, в отделе местной истории. Отец Фанни унаследовал салун, но разорился во времена сухого закона. К счастью, Фанни передался от деда талант делать деньги, и когда она вернулась сюда в возрасте шестидесяти пяти лет, то могла купить и продать что угодно и кого угодно.
   Возвращался в каменный дом Квиллер упругим шагом. Журналисту ничего так не поднимает настроение, как сочная, свежая новость, даже если она не для печати.
   Розмари тоже была в необычайно приподнятом настроении, когда они собрались домой. Такой чудный визит, такой чудный дом, полный старинных вещей! Франческа подарила ей стаффордширский кувшин из своей коллекции – кувшин, который, по мнению Розмари, был просто чудо, а по мнению Квиллера – воплощение уродства.
   – Я с самого обеда хочу есть, – пожаловался он, – а перекусить нам надо пораньше, потому что к семи приедут Ник и Лори. Давай завернем в «Старую мельницу».
   Ресторан помещался в настоящей каменной мельнице с водяным колесом и выглядел очень живописно, но меню оказалось самым заурядным: куриный суп с лапшой, рисовый пудинг и все такое прочее.
   – Я возьму только салат, – объявила Розмари.
   – А я закажу вульгарную свиную отбивную с картофелем и отварным зеленым горошком, – решил Квиллер. – Это фирменное блюдо в здешних краях. Почему бы тебе не взять куриный салат «жюльен»? Скорее всего это обычная смесь увядшего латука и парниковых помидоров, приправленная черным перцем, где не отыщешь и кусочка курицы. Заправку к ней привозят в бутылках из Канзас-Сити, а сверху ее посыпают тертым пармезаном, напоминающим опилки. Здесь же раньше была лесопилка.
   – О Квилл, ты просто невыносим! – возмутилась Розмари.
   – О чем же вы, эмансипированные женщины, беседовали, пока я прогуливался?
   – О тебе. Тетя Фанни считает тебя необыкновенно талантливым, исключительно искренним, добрым и чувствительным. Ей даже нравится твоя оранжевая кепка. Она говорит, что в ней ты выглядишь очень импозантно.
   – Ты сказала ей про исчезнувший топор?
   – Да. Она объяснила пропажу. Оказывается, Историческое общество попросило топор для своего музея, и Том забрал его.
   – Могла бы и мне сказать. А как насчет этих исследователей подводного царства?
   – Они обратились в мусвиллскую риэлторскую фирму и попросили снять им дом на лето. Но оказались на редкость беспокойными жильцами. Особенно их девицы. Я даже не хочу повторять то слово, которым она их обозвала.
   – Ну что ты, скажи!
   – Нет.
   – Ну хотя бы первую букву.
   – Ни за что. Ты нарочно меня дразнишь.
   Квиллер хмыкнул. Ему очень нравилось поддразнивать Розмари. Она была живым воплощением настоящей леди образца 1902 года.
   – Мне еще много нужно рассказать тебе, – продолжала Розмари, – но лучше не здесь.
   Они продолжили путь домой, и он вернулся к разговору:
   – Ну, рассказывай! Кажется, вы с Фанни нашли общий язык.
   – Она считает, что мы с тобой помолвлены, и я не стала ее разубеждать, потому что хотела заставить ее разговориться. Мне польстило, что она отнеслась ко мне с таким доверием.
   – Молодец! И что же она тебе поведала?
   – Способ, каким добивается своего. Она манипулирует людьми, давая щедрые обещания одним и запугивая других. Каждый к чему-то стремится или что-то скрывает, говорит она. Весь фокус в том, чтобы найти у человека его слабое место. Мне кажется, у нее это своего рода хобби.
   – Вот старая негодница! Значит, политика кнута и пряника!
   – Конечно, эта политика работает лучше, если у тебя денег куры не клюют.
   – Еще бы! А какая не работает?
   – Она показала мне золотой пистолетик, который носит с собой, чтобы при случае пугнуть кого надо. Как бы в шутку.
   – Своеобразное чувство юмора. А что она говорит об убийстве Данфилда?
   – О господи! Она яростно его ненавидела. Так разошлась, что я испугалась, как бы ее не хватил удар.
   – Бак оказался единственным, кем она не смогла манипулировать.
   Розмари хмыкнула:
   – Он обвинил ее в том, что она выращивает у себя во дворе марихуану. Представляешь?
   – Вполне.
   – А об убийстве она сказала: тот, кто играет с огнем, рискует обжечься, а потом употребила очень грубое выражение. Я пришла в ужас.
   Квиллер улыбнулся в усы. Он вспомнил, что Розмари очень легко «приходит в ужас».
   – Такая милая старая дама, – продолжала Розмари. – Где она набралась подобных слов?
   – Вероятно, в Нью-Джерси.
   Рассказывать можно было еще о многом: библиотека из четырех тысяч переплетенных в кожу и непрочитанных томов; четыре шкафа с экзотическими нарядами тети Фанни; коллекция стаффордширской керамики в комнате для завтрака, предмет зависти трех крупнейших музеев; старинное серебро в столовой…
   – Стоп! – воскликнула Розмари, когда они подъехали к индюшачьей ферме. – Пойду посмотрю, нет ли у них разделанной индейки. Тогда я тебе приготовлю ее перед отъездом.
   Квиллер въехал во двор, остановил машину рядом с неизбежным синим грузовиком.
   – Только побыстрей. Уже скоро семь.
   Возле рядов птичьих клеток стоял металлический сарай с табличкой на дверях: «Оптовая и розничная продажа». Внутри кто-то ходил.
   Розмари влетела в сарай и ровно через две минуты выскочила обратно с объемистым пакетом в пластиковом мешке. На ней, что называется, лица не было.
   – Увези меня отсюда, пока меня не вырвало, – потребовала Розмари, бросив пакет на заднее сиденье. – Вонь там невероятная!
   – А почему на индюшачьей ферме должно пахнуть как в розарии?
   – Можешь не рассказывать мне о птичниках, – возмутилась Розмари. – Я выросла на ферме. Это что-то совсем другое.
   До самого дома она была необычно молчалива.
   – Я хочу переодеться до их приезда, – сказала она. – Такое ощущение, что на мне надето что-то красное.
   Квиллер протянул ей ключ:
   – Иди в дом и переодевайся. Я принесу птицу. Надеюсь, она влезет в холодильник.
   Розмари поспешила к дому и вошла на веранду. Через мгновение раздался ее отчаянный крик.
   – Розмари! Что случилось? – бросился за ней Квиллер.
   – Смотри! – показала она на запертую дверь.
   С балки веранды свисала веревка, на которой болталось повешенное за шею маленькое животное…
   – О боже! – простонал Квиллер. Он почувствовал приступ тошноты. – Это же дикий кролик! – изумленно произнес он.
   – Я сначала подумала, это Юм-Юм.
   – Я тоже.
   Кто-то застрелил маленького коричневого зверька, из тех, что грызли сосновые шишки около сарая, и сунул в петлю.
   – Пройдись по пляжу и успокойся, Розмари, – велел Квиллер. – Я уберу его сам.
   «Что это? Угроза? Предупреждение? – размышлял он. – Или просто чья-то дурацкая выходка?» Кто-то, пройдя лесом, поднялся на дюну и вышел на то место, за которым все время наблюдают кошки. Любой, кто захочет тайком подобраться к дому, изберет именно этот путь.
   Он оставил жалкий комочек меха висеть и вошел в дом с другой стороны. Коко и Юм-Юм в чрезвычайном возбуждении выскочили ему навстречу, Коко рычал, Юм-Юм взвизгивала. Они видели злоумышленника со своего любимого подоконника. Слышали выстрел. Чувствовали присутствие мертвого животного.
   – Если бы ты мог говорить! – воскликнул Квиллер, обращаясь к Коко.
   Послышался шум приближающегося автомобиля, и Квиллер вышел встречать гостей. Выражение его лица было так серьезно, что веселая улыбка Ника тут же исчезла.
   – Что-то случилось, мистер Квиллер?
   – Позвольте показать вам кое-что, скажу прямо, весьма неприятное.
   – Фу! Какая гадкая шутка! – воскликнул Ник. – Лори, иди сюда, посмотри!
   Она ахнула:
   – Бедный хвостишка! На мгновение мне показалось, что это одна из ваших кошек, мистер Квиллер.
   Ник посоветовал позвонить шерифу.
   – Где у вас телефон? Я позвоню ему сам. Не трогайте вещественное доказательство.
   Пока Ник звонил, Лори, опустившись на четвереньки, мурлыкала над взволнованными сиамцами. Постепенно они стали откликаться на ее успокаивающий голос и даже играть золотистыми волосами, которые она носила заплетенными в две длинные косы и перевязывала синими ленточками.
   Розмари подала на стол сырые овощи и йогурт, а Квиллер занялся напитками. Лори предпочла выпить виски.
   – Осторожнее, малыш, – предупредил ее муж, прикрыв рукой телефонную трубку. – Помни, что сказал тебе доктор.
   – Я пытаюсь забеременеть, – объяснила она, – но пока у нас есть только котята.
   Ник убрал телефон в кухонный шкаф.
   – Все в порядке. Шериф приедет. А я выпью бурбона, мистер Квиллер.
   – Зовите меня Квилл.
   Они сидели на веранде, наслаждаясь видом спокойного голубого озера. Коко, который вовсе не был склонен сидеть на руках, забрался к Лори на колени и уснул.
   – После такой истории мне вовсе не хочется оставаться в Мусвилле, – вдруг заявил Квиллер. – Если я уйду из дома, а кошки останутся сидеть на окне, что помешает этому маньяку выстрелить через стекло? Случившееся может быть предупреждением. А вдруг он снова вернется?
   – Или она, – тихо произнесла Лори.
   Три удивленных лица повернулись в ее сторону, а Квиллер спросил:
   – У вас есть какие-то основания заменить «он» на «она»?
   – Я просто пытаюсь сообразить, кто это мог бы быть.
   – Вы, вероятно, знаете всех в клубе «Дюны»?
   – Моя жена знает всех клиентов своего почтового отделения, – гордо объявил Ник, – а также сколько марок они покупают и кто и откуда получает посылки.
   – Я знаком с Хенстейблами и Данфилдами. А кто остальные?
   Лори принялась считать по пальцам:
   – Три пожилые пары. Адвокат из Центра. Дантист из Пикакса. Не ходите к нему: настоящий мясник. Два коттеджа продаются. Они стоят пустые. Еще один сняли двое очень красивых мужчин. – Она бросила лукавый взгляд на мужа. – Кажется, это какие-то профессора, занимающиеся затонувшими кораблями. В доме, крытом кровельной дранкой, живет школьный инспектор из Пикакса, а в том, что похож на лодку, – антиквар.
   – Этот обманщик! – перебил ее Ник. – А как насчет владельцев «…ДА»?
   – Этот дом выставлен на продажу. Они его потеряли. Теперь он принадлежит банку… Кстати, – повернулась она к Квиллеру, – владельцы домов на дюнах весьма обеспокоены их судьбой. Мисс Клингеншоен сказала, что, возможно, передаст эти земли в собственность округа для устройства парка. Для бизнеса Мусвилла это хорошо, а вот стоимость коттеджей на дюнах сразу упадет. Вы не знаете, что ваша тетушка собирается делать?
   – Она мне не тетушка, – объяснил Квиллер, – и я понятия не имею, что написано в ее завещании, но если вопрос когда-нибудь возникнет, я буду иметь в виду мнение здешней общественности. – Он налил всем по третьему бокалу. – По всей видимости, шериф так и не приедет. Он, наверное, думает, что я чокнутый. Прошлой ночью я звонил ему из-за совы, неделю назад сообщил о трупе в озере. Правда, все здесь, кажется, считают, что я принял за утопленника старую шину.
   Ник резко повернулся к нему:
   – Труп? Где вы…
   – Я рыбачил, и он угодил мне на крючок. – И Квиллер, ободренный вниманием слушателей, подробно рассказал историю своих злоключений на «Минни К.».
   – Какого числа это было? – спросил Ник. – Вы помните?
   – В прошлый четверг.
   – А голоса на другом судне… Вы отчетливо их слышали?
   – Не каждое слово, но я слышал достаточно, чтобы разобраться, что́ там происходило. Мотор заглох, и они спорили, как его починить. У одного был высокий, резкий голос. У другого – его звали Джек – выговор, скажем так, типичный для британского рабочего.
   Ник посмотрел на Лори. Та кивнула. Тогда он сказал:
   – Англичан здесь всегда называют Джек. Так повелось еще с тех времен, когда работали шахты. На прошлой неделе один из заключенных перелез через стену. Он говорит на кокни [9 - Кокни – диалект жителей лондонского Ист-Энда, большого промышленного и портового района.].
   Квиллер смотрел на него с изумлением и триумфом.
   – Он пытался сбежать в Канаду! Кто-то перевозил его на другой берег – в тумане.
   – Они все пытаются убежать, – сообщил Ник. – Чистое самоубийство, но все равно пытаются… Это между нами. Все знают об этом, но мы не хотим, чтобы такое попало в газеты. Вы же знаете, что такое пресса. Из каждой мухи делают слона.
   – И часто у вас случаются побеги?
   – Не чаще, чем в других местах. Бегут только на север, в Канаду. Такой бедолага платит местному морячку хорошие деньги, чтобы тот переправил его в Канаду, а когда судно отходит на несколько миль… плюх! Именно так, как вы рассказываете. Вода в озере ледяная, тело сразу идет на дно и уже никогда не всплывает.
   – Невероятно, – отозвался Квиллер. – Это же убийства, поставленные на конвейер. И многие моряки этим промышляют?
   – Судя по всему, только один, с хорошими связями внутри тюрьмы. Но пока его найти не удается.
   – Или ее, – тихо добавила Лори.
   – Понятно. – Квиллер расправил усы. – Ни тел, ни улик, ни следов.
   – Откровенно говоря, – вставила Лори, – не думаю, чтобы власти так уж сильно старались кого-нибудь поймать.
   – Не говори лишнего, – оборвал ее муж.
   – А как в тюрьме с наркотиками? Употребляют? – поинтересовался Квиллер.
   – Не больше обычного. Полностью это дело невозможно остановить.
   – А и не хотят останавливать, – снова вмешалась Лори. – Заключенных, которые употребляют наркотики, легче контролировать. Вот с алкоголиками справляться непросто.
   Стукнула дверца машины.
   – Кто-то от шерифа, – вскочил Ник.
   Квиллер последовал за ним.
   – Вам нравится кепи, которое носит помощник шерифа? – повернулась Лори к Розмари. – С двумя маленькими кисточками спереди? С удовольствием носила бы такое.

Тринадцать

   Когда зазвонил телефон, Коко и Юм-Юм сидели на шкуре белого медведя и умывались, съев утреннюю банку крабов. Розмари на кухне собиралась поставить индейку в печь. Квиллер на веранде пил третью чашку кофе, и тут кухонный шкаф издал приглушенное «дзин-дзин-дзин».
   Квиллер пытался собраться с мыслями. Мертвый кролик был самой трудной частичкой мусвиллской головоломки. Зато слова Ника о сбежавшем заключенном успокоили журналиста, подтвердив, что он, Квиллер, все еще в состоянии отличить человеческое тело от автомобильной шины. Теперь было ясно, что именно эти тайные перевозки, а вовсе не поиски затонувших сокровищ побудили Бака затеять частное расследование и тайна его убийства будет раскрыта, если отыскать хладнокровного перевозчика. Для него (или нее, как сказала Лори) убийство стало делом привычным.
   У Квиллера не было возможности узнать, какие улики полиция отыскала в опилках или как продвигается следствие. Работая в «Дневном прибое», он мог рассчитывать на помощь полицейского репортера, но здесь, в Мусвилле, он был чужаком, который поднимал шум из-за охотящейся совы, мертвого кролика или попавшегося на рыболовный крючок трупа. В одном он не сомневался: в тумане звучал тот же голос, что и на кассете. Если бы он нашел обладателя этого голоса в Мусвилле, следствие получило бы полезную информацию. Однако наговоренное на кассету не имело ничего общего с обдуманным намерением утопить человека.
   На веранде появилась Розмари.
   – Тебя к телефону, Квилл. Это мисс Гудвинтер.
   Он тут же вспомнил о духах и ямочках, но приятные воспоминания улетучились, как только он услышал серьезный голос адвоката.
   – Да, мисс Гудвинтер… Нет, радио у меня не включено… Нет! И как сильно?.. Ужасно! Не может быть… Что сделали? Я могу чем-нибудь помочь?.. Да, конечно. Немедленно. Где мы встретимся?.. Примерно через час.
   – Что случилось? – спросила Розмари.
   – Плохие новости. Тетя Фанни ночью упала с лестницы.
   – О Квилл! Какой ужас! Она… Это же для нее смертельно! Она жива?
   Он покачал головой:
   – Том нашел ее утром у подножия лестницы. Мертвой. Бедная тетя Фанни! Она была такая энергичная, с молодой душой. Так любила жизнь. Никогда не жаловалась на возраст.
   – И такая щедрая. Подумать только – подарила мне стаффордширский кувшин! Он, несомненно, очень ценный.
   – Пенелопа просила, чтобы я встретился с ней как можно скорее в доме Фанни. Надо кое-что обсудить. Тебе нет нужды ехать со мной, но я буду очень благодарен, если ты поедешь.
   – Конечно поеду. Только суну индейку обратно в холодильник.
   Прежде чем уехать в Пикакс, Квиллер запер все окна, затворив внутренние ставни, чтобы никто не смог увидеть кошек, и закрыл обе двери, чтобы кошки не могли выбраться на веранду.
   – Вы уж простите меня, ребятки, – сказал он, – но это единственный способ обеспечить вашу безопасность. Кто бы мог подумать, – обратился он к Розмари, – что в таком месте потребуются меры предосторожности? На следующей неделе уеду отсюда. Пожалуй, после смерти тети Фанни меня попросят освободить ее домик. Об этом адвокат, наверное, и хочет поговорить со мной.
   – Хорошо бы, если так.
   – Да, прямо-таки идеально – никаких осложнений. Но простая жизнь на природе оказалась совсем не так проста. Ну и почешут об меня языки, когда я появлюсь в пресс-клубе. Дурацким шуткам не будет конца.
   Когда они подъехали к каменному дому, Том работал во дворе, но даже не поднял головы и не помахал, как обычно, рукой.
   Дверь открыла Пенелопа, и Квиллер представил ей свою спутницу:
   – Это Розмари Уайтинг. Мы оба потрясены случившимся.
   – Мы только вчера обедали с ней, – сказала Розмари, – и она была как огурчик.
   – Никто бы не подумал, что ей через месяц девяносто, – согласилась мисс Гудвинтер.
   – Это случилось здесь? – показал Квиллер на парадную лестницу.
   Пенелопа кивнула:
   – Да. Здесь. Она скатилась с самого верха, а при ее хрупкости… У нее иногда случались обмороки, и мы с Алексом советовали ей перебраться в дом поменьше, одноэтажный, но убедить ее было невозможно. – Она беспомощно пожала плечами. – Хотите чашку чаю? Я нашла в кухне пакетики с чаем.
   – Давайте я займусь чаем, а вы поговорите, – предложила Розмари.
   – Большое спасибо, мисс Уайтинг, – согласилась Пенелопа. – Мы будем в оранжерее.
   Они прошли в комнату с высокими стеклянными дверями, где вдоль стен стояли кадки с каучуковыми деревьями и огромное кресло-качалка, которое так любила тетя Фанни.
   – Она называла эту комнату солярием, – вспомнил Квиллер.
   Пенелопа позволила себе сдержанную улыбку.
   – Когда она вернулась сюда, прожив много лет на Восточном побережье, то изо всех сил старалась скрыть свою образованность и утонченность. Пыталась разговаривать как старенькая бабушка, хотя мы прекрасно знали, что она совсем не такая… Я утром позвонила Алексу в Вашингтон, и он велел связаться с вами как с ближайшим родственником. Он не сможет вернуться раньше субботы.
   – Мы с Фанни не родственники. Она была близкой подругой моей матери, и все.
   – Но она называла вас племянником и относилась к вам с нескрываемой любовью и восхищением, мистер Квиллер. Других родственников у нее нет. – Юристка открыла свой портфель. – Наша фирма вела все ее дела, даже занималась перепиской, чтобы оградить ее от писем с оскорблениями и просьбами дать денег. Она вручила нам запечатанный конверт с последними распоряжениями. Никаких пышных похорон, никаких визитов и официальных церемоний, кремация. «Пустячок» готовит на завтра некролог на целую страницу, а в субботу по ней отслужат панихиду в церкви.
   – Она принадлежала к какой-то церкви?
   – Нет, но делала ежегодные взносы во все пять мусвиллских церквей; поминальная служба пройдет, наверное, в самой большой. Ее многие захотят проводить, люди соберутся со всего Мусвилла.
   Во время разговора то и дело звонил телефон.
   – Я не беру трубку, – пояснила Пенелопа. – Это просто любопытствующие. Все официальные звонки пойдут в контору.
   – А как же местная «политика открытых дверей»? – поинтересовался Квиллер. – Разве вы не позволите желающим войти в дом?
   – Тому приказано выпроваживать посетителей.
   Тут Розмари принесла чай, и разговор переключился на добрые воспоминания. Пенелопа показала любимую качалку Фанни. Квиллер помянул ее склонность к экстравагантным нарядам. Наконец он проговорил:
   – Кажется, вы обо всем позаботились, все предусмотрели. Вы уверены, что мы ничем не можем помочь?
   – Алекс сказал, я должна обсудить с вами еще один маленький вопрос. – Она выдержала паузу. – У нас нет завещания Фанни.
   – Что? Владея таким огромным состоянием, она не написала завещания? Быть этого не может!
   – Мы уверены, что существует собственноручно написанное завещание. Она настаивала на том, чтобы оно оставалось у нее, хотела сохранить его в тайне.
   – Такой документ имеет законную силу?
   – В нашем штате – да… если он написан ее собственной рукой, есть подпись и дата. Свидетелей не требуется. Она хотела, чтобы это было сделано именно так, и никто не осмеливался спорить с Фанни. Естественно, мы проконсультировали ее, в какой форме составить документ, чтобы в дальнейшем избежать юридических осложнений. Местонахождение завещания она должна была указать в письме, но к сожалению…
   – И что же теперь?
   Пенелопа с надеждой взглянула на Квиллера:
   – Нам ничего не остается, как найти ее завещание.
   – Найти? Так вот чего вы хотите от меня!
   – А вы решительно против?
   Квиллер посмотрел на Розмари, та энергично закивала:
   – Фанни вчера показала мне весь дом, не думаю, что это будет очень трудно.
   – Позвоните мне в контору, если возникнут какие-нибудь затруднения, – сказала Пенелопа. – И не подходите к телефону, от него одно беспокойство.
   Когда Квиллер и Розмари остались одни, журналист повернулся к приятельнице:
   – Ну хорошо! Если ты считаешь, что это так просто, с чего начнем?
   – В библиотеке есть большой письменный стол, в гостиной на втором этаже – еще один, маленький. Добавь старинный сундук в спальне.
   – Ты потрясающая женщина! Все замечаешь. Но тебе не приходило в голову, что они могут оказаться запертыми?
   Она сбегала на кухню и вернулась с целой пригоршней маленьких ключей.
   – Они лежали в фарфоровом чайнике, в котором я заваривала чай. Почему бы тебе не начать с библиотеки? А я тем временем пороюсь в сундуке.
   Учитывая пристрастие Квиллера к печатному слову, это было явно ошибочное решение. Поднимавшиеся до самого потолка полки, уставленные переплетенными в кожу книгами, вызвали у него огромный интерес. Он решил, что где-то на самом верху дедушка Клингеншоен припрятал несколько классических порнографических романов. На одной из полок и впрямь нашлось целое собрание пикантных повествований, написанных в двадцатые годы, с личным экслибрисом Фанни, и, когда Розмари влетела в библиотеку, он с увлечением читал «Пять легкомысленных красоток» Глэдис Гауди.
   – Квилл! Я сделала потрясающее открытие!
   – Завещание?
   – Нет, не завещание. Пока нет. Но сундук набит дневниками Фанни и альбомами с вырезками – начиная с того времени, когда она училась в колледже. А ты знал, что твоя дорогая тетя Фанни была исполнительницей экзотических танцев в Нью-Джерси?
   – Стриптиз? В веселых домах?
   – Она сохранила все афиши и несколько «художественных фотографий», – с наслаждением сообщала Розмари. – И еще письма от самых страстных поклонников. Неудивительно, что она хотела, чтобы ты написал книгу! Идем наверх. Альбомы все датированы. Я только начала их разбирать.
   Они изучали содержимое сундука несколько часов.
   – У меня такое чувство, словно я подглядываю в замочную скважину. Когда она говорила, что была деятельным членом каких-то клубов, я представлял себе клуб любителей садоводства, помощь больницам или общество дам, увлеченных изучением того-сего.
   Ничего подобного. Фанни Клингеншоен делала свою карьеру в ночных клубах Атлантик-Сити, сначала как танцовщица, потом как менеджер и, наконец, хозяйка. Пик ее карьеры пришелся на время сухого закона. В сундуке хранились вырезки из газет, фотографии «Клуба Франчески» и самой Франчески в обществе политиков, кинозвезд, знаменитых бейсболистов и гангстеров. О замужестве нигде не упоминалось, но, судя по всему, у нее был сын. В одном из альбомов имелись его фотографии с младенчества до взрослого возраста, пока – согласно вырезке из газеты – он не был убит во время какого-то загадочного происшествия на набережной Нью-Йорка.
   Но завещания в сундуке не оказалось. Квиллер позвонил Пенелопе и пообещал, что поиски продолжатся на следующий день. Он постарался сделать вид, будто это занятие, скучное и однообразное, им претит. На самом деле интерес к прошлому Фанни смягчил печаль, вызванную ее кончиной, и они с Розмари испытывали странное возбуждение.
   – Давай сделаем что-нибудь такое-разэтакое. Например, по дороге домой завернем в «Гнусное меню».
   Фургончик стоял у шоссе на пустоши, вокруг ни одного дома – только гниющие бревна, оставшиеся от входа в шахту «Димсдейл». На лужайке, служившей стоянкой для автомобилей, не было машин, но на дверях висела табличка ОТКРЫТО, противореча картонке, приклеенной на окне, – ЗАКРЫТО.
   В боковой стенке фургончика были проделаны окошки самой разнообразной формы – надо думать, соответственно рамам, которые нашлись на местной свалке. Внутри стены покрывали пожелтевшие плакаты и выцветшие меню еще тех времен, когда чашка кофе стоила пять центов, а сандвич – десять. Квиллер повел чувствительным носом и принюхался.
   – Вареная капуста, жареный лук и марихуана, – доложил он. – Что-то не видно здешнего метрдотеля. Куда бы ты хотела сесть?
   Вдоль задней стены протянулась обшарпанная стойка и ряд высоких табуреток, из них несколько без сидений. Столы и стулья – времен Великой депрессии, скорее всего, они попали сюда из шахтерских кухонь. И никаких признаков жизни, разве только один-единственный, и тот весьма неопределенный: высокий мужчина, тощий и бледный, будто неделю не кормленный, словно лунатик вышел из темного угла в конце фургона.
   – Симпатичное у вас заведеньице, – весело бросил Квиллер. – Есть какое-нибудь фирменное блюдо?
   – Гуляш, – жестяным голосом ответил мужчина.
   – А мы-то надеялись на телятину «Кордон-блю». Артишоки у вас есть?.. Нет?.. Розмари, у них нет артишоков. Может, поедем в другое место?
   – Я бы хотела попробовать этот гуляш, – уперлась она. – Как ты думаешь, это настоящий венгерский гуляш?
   – Леди хочет знать, настоящий ли это венгерский гуляш, – повторил Квиллер, обращаясь к официанту.
   – Почем мне знать.
   – Пожалуй, мы оба возьмем гуляш. Звучит великолепно. А салат «Паради» у вас есть?
   – Только из капусты.
   – Чудесно! Надо полагать, очень вкусный салат.
   Розмари бросала на Квиллера настороженные, недовольные взгляды, как всегда, когда на него находило игривое настроение. Официант, он же повар, вылез из своей темной норы с солидными порциями чего-то наваленного на щербатые тарелки, и она с тем же выражением посмотрела на еду.
   – Я думала, гуляш – это нарезанная кубиками говядина, тушенная в красном вине с луком и сладким перцем, – прошептала она Квиллеру. – А это макароны с консервированными помидорами и гамбургером.
   – А это – Мусвилл, – ответил он. – Попробуй. Если не слишком задумываться, то не так уж и плохо.
   Когда повар принес помятый жестяной кофейник, Квиллер весело поинтересовался:
   – Вы хозяин сего милого заведения?
   – Вдвоем с приятелем.
   – А не хотели бы его продать? Моя дама не прочь открыть тут чайную и небольшой магазинчик. – Он говорил, не решаясь взглянуть на Розмари.
   – Не знаю, что и сказать. Его хочет купить старая леди из Пикакса. Она хорошо заплатит.
   – Мисс Клингеншоен?
   – Ей здесь очень нравится. Она приезжает сюда с этим тихим пареньком.
   Квиллер и Розмари двинулись дальше.
   – Вот тебе наглядный пример политики Фанни, – прокомментировала Розмари. – Она давала безответственные обещания бедняге. И ты ничуть не лучше с твоими шутками о чайных и артишоках.
   – Мне нужно было сравнить его голос с тем, что на кассете, – объяснил Квиллер. – Нет, не подходит. Да и сам человек тоже не годится на роль опытного преступника… Хотя за такой гуляш он вполне заслуживает тюрьмы. Теперь мой главный подозреваемый – тот тип, что владеет «…ДА».
   – Смотри! – воскликнула Розмари, когда они свернули на ведущую к коттеджу дорожку. – Балтиморский скворец. – Она глубоко вздохнула. – Какой чудесный озерный воздух! И как чудесно эта дорожка сначала вьется между деревьями, а потом вдруг выходит на открытое место… и открывается вид на озеро.
   Квиллер резко остановил машину.
   – Кошки на веранде! Как они выбрались? Я же запер их в доме!
   Две коричневые голубоглазые мордочки смотрели на них через сетку и выли дуэтом.
   Квиллер выскочил из машины, бросив через плечо:
   – Дверь в доме нараспашку!
   Он бросился внутрь, следом нерешительно двинулась Розмари.
   – Здесь кто-то был! Табуретка возле бара перевернута… и кровь на медвежьей шкуре! Коко, что случилось? Кто здесь был?
   Коко лег на бок и принялся вылизывать лапы, далеко выпустив когти.
   – Здесь открыто окно! – крикнула из своей комнаты Розмари. – Стекло на полу, и ставня держится на одной петле. Сетку разрезали!
   Это было то самое окно, которое выходило на выгребную яму и поросшую лесом верхушку дюны.
   – Кто-то вломился в дом, чтобы забрать кассету, – предположил Квиллер. – Видишь? Он подставил высокий табурет, чтобы добраться до лосиной головы, и упал или спрыгнул в панике, опрокинув табурет. Это Коко – руку дам на отсечение – сиганул на него с одной из балок. Восемнадцать сиамских когтей жалят как восемнадцать стилетов, а Коко не станет церемониться и специально выбирать, куда бы ударить. Крови много: должно быть, он вцепился негодяю в ухо.
   – О боже! – Розмари даже передернуло.
   – Потом этот тип бросился к двери – возможно, с орущим котом на голове. С того момента, как мы вернулись домой, Коко не перестает вылизывать когти.
   – Он нашел кассету?
   – Ее там не было. Я ее спрятал. Только ничего не трогай – сейчас я снова вызову шерифа.
   – Если бы моя машина стояла около дома, ничего бы не случилось. Он бы решил, что мы дома.
   – Мы заберем твою машину завтра.
   – Мне нужно возвращаться в субботу. Квилл, поедем со мной. Этот человек опасен, и он знает, что ты нашел его кассету. Что ты скажешь шерифу?
   – Спрошу, любит ли он музыку, и дам послушать «Святую ложь».
   Позже вечером Квилл и Розмари сидели на веранде, наблюдая, как заходящее солнце окрашивает бирюзовую воду озера в пурпур.
   – Ты когда-нибудь видел такое небо? – спросила Розмари. – Какие краски! От абрикосовой до лиловой и зеленовато-голубой, а облака густо-фиолетовые.
   Коко беспокойно переходил с веранды на кухню, из кухни в гостиную, а оттуда обратно на веранду.
   – Он расстроен: чересчур свирепо обошелся с грабителем, – объяснил Квиллер. – Коко – цивилизованный кот, но все же сохранил память о далеких временах и дальних землях, где его предки бродили по крепостным стенам вокруг дворцов и храмов и спрыгивали на непрошеных гостей, чтобы разорвать их на части.
   – Ну что ты, Квилл, – засмеялась Розмари. – Он просто чует индейку в духовке, вот и все.

Четырнадцать

   Розмари забрала свою машину из гаража в Мусвилле, а Квиллер – письма на почте.
   – Я слышала по радио печальную новость, – сказала Лори. – Какая ужасная смерть!
   – Вполне в духе тети Фанни, – возразил Квиллер. – Согласитесь, смерть весьма драматическая, именно такая, какой ей хотелось бы умереть.
   – Мы с Ником завтра пойдем на поминальную службу.
   – Мы сейчас едем в Пикакс, – сообщил Квиллер, – и кошек берем с собой. Кто-то вчера забрался к нам в коттедж, но Коко, видимо, напал на этого грабителя и прогнал его.
   – Напал? Коко? – От удивления Лори широко открыла голубые глаза.
   – На ковре была кровь, а Коко с необычным рвением вылизывал лапы. Если у вас появится человек с расцарапанным лицом, дайте мне знать. Во всяком случае, пока эта история не разъяснится, я не оставлю Коко и Юм-Юм одних в коттедже. Сейчас они сидят в машине, нарушая покой обитателей Мэйн-стрит.
   Розмари вернулась на машине в Мусвилл, и сейчас же все четверо отбыли в Пикакс, на самой малой скорости, какая только и была приемлема для Юм-Юм.
   Розмари сказала, что механик гаража тоже собирается на панихиду.
   – У Фанни в Мусвилле настоящий фан-клуб, – заметил Квиллер. – Эффектное возвращение в родные края для женщины, носящей презираемое здесь имя – Клингеншоен.
   Он крутанул руль, объезжая мертвого скунса, и оба сиамца обеспокоенно подняли носы, принюхались, прижали уши и встопорщили усы.
   – Я все думаю об этом запахе на индюшачьей ферме, – проговорила Розмари. – Нет, в птичнике не так пахнет. Совсем не так. Тут что-то другое. Скорее уж, дурной запах, исходящий от человека. По-моему, тут дело в диете: этот фермер ест что-то не то. Мне бы хотелось дать его жене несколько советов, разумеется, так, чтобы не обидеть ее.
   В этот момент машину подкинуло на выбоине, и Юм-Юм выдала целую тираду сиамских ругательств, которая продолжалась до самого Пикакса.
   Квиллер остановил машину перед внушительным трехэтажным зданием.
   – Вот мы и вернулись в Мэндерли [10 - Квиллер перефразирует строчку из романа Дафны Дю Морье «Ребекка», героиня которого говорит: «Мы никогда не вернемся в Мэндерли». Мэндерли – живописное английское поместье, где произошли загадочные и зловещие события.], – сострил он.
   – Так вот как называется это место? – простодушно спросила Розмари.
   Сиамцев заперли на кухне вместе с синей подушкой, латкой и миской воды. Квиллер и Розмари продолжили поиски завещания.
   Письменный стол в библиотеке оказался массивным сооружением английской работы, с ящиками, набитыми налоговыми квитанциями, свидетельствами о рождениях и смертях, страховыми полисами, купчими, информационными бюллетенями, оплаченными счетами, описями домашнего имущества, векселями столетней давности – завещания не было.
   В спальне стоял изящный французский секретер, отведенный исключительно под личную переписку: любовные письма двадцатых годов; глупые записочки о «красавчиках», которыми Фанни обменивалась с матерью Квиллера, когда они учились в колледже; короткие послания сына Фанни из пансиона; недавние письма на фирменных бланках «Дневного прибоя». Завещания и тут не было.
   – Вот что-то интересное, – оживилась Розмари. – Из Атлантик-Сити. Просят Фанни взять Тома к себе в дом работником. – Она быстро просмотрела письмо. – Ой, Квилл! Он же бывший заключенный! В письме говорится, что его должны досрочно освободить… но ему нужно где-то осесть… получить работу. Он не слишком умен… но трудится на совесть… выполняет все безотказно, и от него не бывает никаких неприятностей… Ты только послушай, Квилл. Он был осужден на десять лет, но выпущен досрочно за хорошее поведение… Ох, что же это за публика, с которой тетя Фанни водилась в Нью-Джерси?
   – Могу себе представить, – ответил Квиллер. – Идем обедать.
   Он проверил, все ли в порядке у сиамцев; кошки устроились со своей подушкой на холодильнике и были вполне довольны, насколько возможно в таких обстоятельствах.
   Работника тети Фанни он нашел во дворе.
   – Здравствуй, Том, – начал он. – Вот какая беда тут у вас приключилась…
   За эти дни Том утратил мягкое, мальчишеское выражение лица и выглядел лет на двадцать старше. Он кивнул, но глаз не поднял, вперив их в траву.
   – Ты идешь завтра в церковь на заупокойную службу?
   – Никогда не ходил. Не знаю, что там делать.
   – Просто прийти, сесть, слушать музыку и то, что будут говорить. Попрощаешься с мисс Клингеншоен. Ей было бы приятно знать, что ты пришел.
   Том оперся на грабли и низко наклонил голову. В глазах у него стояли слезы.
   – Она была добра к тебе, – продолжал Квиллер, – но и ты ей очень помогал. Помни это. Ты сделал последние годы ее жизни легче и счастливее.
   Том размазал слезы по лицу рукавом. Его горе было таким сильным, что Квиллер – впервые после того, как узнал о смерти Фанни, – почувствовал, что у него сжимается горло. Он прокашлялся и заговорил о разбитом окне в коттедже.
   – Сейчас там вставлен кусок картона, но если пойдет сильный дождь да еще подует ветер с востока…
   – Я все сделаю, – тихо ответил Том.
   Кафе, где подавали второй по омерзительному вкусу кофе во всем Мусвилле, в этот обеденный час было наполнено посетителями и разговорами о трагедии с мисс Клингеншоен. Ни одна церковь не могла вместить ожидаемое количество народу, поэтому было решено, что служба пройдет в спортивном зале школы. Пасторы всех пяти церквей отслужат заупокойную службу. Потом споет хор местного клуба. Окружной уполномоченный сыграет сигнал «отбой» на горне времен Первой мировой войны. На специальную платформу водрузят любимую качалку Фанни Клингеншоен, и дети, проходя один за другим, будут бросать в пустое кресло по одному розовому бутону.
   Много, разумеется, было и разговоров о завещании. Большой каменный дом обещан Историческому обществу под музей, а каретный сарай – Обществу живописи под художественную галерею и студию. Ходили слухи, что изрядная сумма достанется Комитету по образованию для строительства огромного, чуть ли не олимпийского бассейна. В целом у посетителей кафе, особенно у молодых, среди которых затесалось несколько девиц по имени Франческа, жалость мешалась с волнением и благодарностью.
   – Надеюсь, она упомянула в завещании Тома, – сказала Розмари. – Хорошо бы она оставила ему синий грузовичок. Он нянчится с ним, как с младенцем.
   – А что, если мы не найдем завещания?
   – Все достанется государству и юристам.
   После обеда поиски продолжились в гостиной, где стоял лаковый китайский столик, набитый, как выяснилось, фотографиями: ферротипами, любительскими снимками, портретами, сделанными в фотоателье и вырезанными из газет. Квиллер попытался определить, кто из усатых мужчин был дедушка Клингеншоен, а кто из девушек с кудряшками и блестящими глазками – Минни К., но Розмари потащила его прочь.
   Наверху их ждали туалетные столики с мраморными столешницами, высокие комоды и платяные шкафы. Розмари организовала поиски, взяв на себя личные комнаты Фанни и отправив Квиллера в другие. Потом, сидя на верхней площадке высокой лестницы, где произошла трагедия, они обменялись результатами поисков.
   – Я не нашла ничего, кроме одежды, – сообщила Розмари. – Только представь, настоящие шелковые чулки и шелковое белье! Стопки льняных носовых платков… несколько дюжин белых лайковых перчаток, уже пожелтевших… и все пахнет лавандой. А что ты нашел?
   Успехи Квиллера были столь же неутешительны.
   – Тонны постельного белья. Пахнущие кедром одеяла в дюйм толщиной. Белые полотенца в таком количестве, что хватило бы для турецких бань. И скатерти, которыми можно устлать футбольное поле.
   – Теперь куда направимся?
   – Здесь должен быть сейф. Он может быть встроен в мебель или отделанную панелями стену либо спрятан за картиной. Если Фанни так стремилась скрыть содержание своего завещания, она непременно хранила его в сейфе.
   – Нам для этого потребуется не одна неделя. Тебе придется разобрать на части весь дом.
   Далекий вопль эхом отдался в тихих комнатах.
   – Это Коко, – сказал Квиллер. – Он протестует против того, что его заперли так надолго. Знаешь, Розмари, у этого маленького дьявола какое-то шестое чувство на подобные вещи. Пусть он погуляет по дому, а мы посмотрим, что его заинтересует.
   Как только Коко выпустили из кухни, он прошествовал через буфетную в столовую с достоинством монарха, наносящего визит. Голова гордо поднята, уши стоят как корона, хвост, как говорится, трубой. Он внимательно обнюхал резных кроликов и фазанов, украшавших дверцы гигантского буфета, в котором, однако, держали только супницы и столовое серебро. В холле его привлекло пятно на ковре у подножия лестницы, и настолько, что Квиллер поругал его за плохой вкус. В гостиной он изучил клавиши старого пианино и потерся о его толстые ножки. В библиотеке и оранжерее его ничего не заинтересовало, но зато там он обнаружил ступеньки, ведущие в подвал, в английский паб.
   Это была обшитая темными панелями комната с каменным полом, несколькими столами из пивной и грубыми деревянными стульями. За громоздким баром высились причудливые резные полки, отделанные цветным стеклом. Коко пошастал позади бара и вдруг замер. Медленными шагами он приблизился к стоящему под баром шкафчику. Квиллер предостерегающе прижал палец к губам. Ни он, ни Розмари не осмеливались шелохнуться или громко вздохнуть. И тут Коко прыгнул. Раздался испуганный писк, и огорченный Коко забегал взад-вперед.
   – Мышь, – беззвучно шепнул Квиллер Розмари.
   Он на цыпочках обошел вокруг бара и открыл шкафчик. Оттуда выскочил крохотный серый комочек, и Коко бросился вдогонку.
   – Пусть бежит, – сказал Квиллер. – Вот он!
   В шкафчике оказался черный с золотом сейф с наборным замком.
   – Вот только как мы его откроем?
   – Давай позовем Ника.
   – Ник и Лори будут завтра на панихиде. До завтра сейф может и подождать. Поехали домой есть индейку.
   Они купили «Пикакский пустячок» и обнаружили, что посвященный Фанни некролог занимает всю первую полосу. Не было даже объявлений, которым обычно отводили первую колонку. Текст был набран крупным шрифтом, заключен в черную рамку, окружен пустым белым пространством, а потом шла еще одна рамка, пошире. Мелким шрифтом внизу страницы сообщалось, что некролог можно вставить в рамку.
   По дороге в Мусвилл Розмари прочитала его вслух, и Квиллер назвал текст шедевром умолчания и цветистости.
   – Такие некрологи писали в девятнадцатом веке. Ох, встретиться бы мне со здешним издателем! Это не так-то просто – написать целую страницу и ничего не сказать.
   – Но здесь нет фотографии.
   – «Пустячок» до сих пор не признал изобретение фотоаппарата. Прочитай еще раз. Просто ушам своим не верю.
   Заголовок был очень прост: ВЕЛИКУЮ ЛЕДИ ПОЗВАЛИ ДОМОЙ.
   Розмари стала читать:
   – «Удостоенная наград за хорошо прожитую жизнь, не испытав мук увядания, печали расставания или страданий недужного, счастливая сознанием, что по мере сил завершила свой труд на благо человечества, Фанни Клингеншоен, достигнув преклонных восьмидесяти девяти лет, в полночные часы в своей резиденции в центре Пикакса уснула тем сном, от коего уже нет пробуждения. В те несколько кратких мгновений, когда дом ее посетила Смерть, она покинула обитель радости и счастья, смежила очи, улыбнулась, и мерцающая свеча ее жизни погасла, погрузив весь Мускаунти в такой мрак, какой редко – если вообще когда-либо – окутывал нас в подобные мгновения.
   Никакое перо не в состоянии описать, сколь великую потерю понесло наше общество в тот момент, когда тонкие холодные пальцы Смерти сжали сердце той, что вдохновляла своих соотечественников – вдохновляла столько лет! – своими многочисленными достоинствами, энергией, выдержкой, изысканным вкусом, культурой, прямотой, силой характера и щедростью.
   Рожденная Септимусом и Адой Клингеншоен почти девять десятилетий назад, она была внучкой Густава и Минни Клингеншоен, которые храбро отправились в это дикое тогда место, чтобы улучшить социальные условия тяжкой жизни первых поселенцев.
   Хотя дух ее и покинул нас, ее присутствие будет ощущаться в субботу утром, в одиннадцать часов, когда множество наших сограждан, представителей всех слоев нашего общества, соберутся в пикакской школе, чтобы отдать дань уважения женщине, чьи замечательные качества и скромное достоинство известны всем. Вся деловая активность Пикакса замрет на два часа». Не понимаю, что тебе здесь не нравится, – удивилась Розмари. – По-моему, прекрасно написано – очень искренне и на редкость трогательно.
   – А по-моему, чушь, – возразил Квиллер. – Фанни бы просто стошнило.
   «Йау!» – отозвался Коко с заднего сиденья.
   – Вот видишь, он со мной согласен.
   Она только фыркнула:
   – Откуда ты знаешь, «да» это или «нет»?
   Подъехав к дому, они услышали звонки спрятанного в кухонном шкафу телефона, тщетно пытавшегося обратить на себя внимание абонента.
   – Привет, – услышал Квиллер голос, который просто не выносил. – Моя красавица у тебя? Это твой старый друг, Макс Сорэл.
   Квиллер ощетинился:
   – У меня их несколько. Какая из них твоя?
   После разговора с Максом Розмари стала мрачной и отчужденной. Наконец она заговорила:
   – Мне придется уехать домой завтра, сразу после панихиды.
   «Йау!» – заявил Коко громче обычного, и в этом кошачьем возгласе звучало столько радости, что Квиллер и Розмари растерянно посмотрели на него. Кот сидел на камине, слишком близко к стаффордширскому кувшину. Один взмах хвоста – и…
   – Давай-ка переставим твой кувшин в безопасное место, – предложил Квиллер. – Макс чем-то расстроил тебя? – поинтересовался он.
   – Он решил выкупить мою долю и продолжать заниматься рестораном. Из-за этого я и нервничаю.
   – Тебе он, видно, не слишком нравится?
   – Меньше, чем он думает. Потому я и нервничаю. Пойду, пожалуй, погуляю по берегу и подумаю.
   Квиллер обеспокоенно смотрел ей вслед. С некоторой неохотой он признался себе, что отъезд Розмари в Торонто не слишком его огорчает. Он чересчур долго пробыл холостяком. В его возрасте трудно приспосабливаться к строгой диете и стаффордширским безделушкам. По настоянию Розмари он отказался от трубки и теперь частенько скучал без «Гроут энд Будл», несмотря на попытки уговорить себя. Она была привлекательна, ему нравилось ее общество, когда он уставал от одиночества, но временами его тянуло к женщинам помоложе. В их компании он чувствовал себя живее и остроумнее. У них с Розмари было разное чувство юмора, и еще меньше она понимала Коко. Относилась к нему как к обычному коту.
   Охлаждение их отношений было только одной стороной этого неудачного отпуска. Две недели дискомфорта, загадок, огорчений, не говоря уже о чувстве вины: он не написал ни строчки для задуманной книги. Не наслаждался по вечерам музыкой, не гулял подолгу по берегу, не валялся на песке с хорошим детективом и не обращал достаточного внимания на закаты. А теперь лето подходит к концу. Даже если душеприказчики не выставят его вон, все равно надо уезжать. Кто-то вломился к нему в дом. Кто-то варварски убил человека. В любой момент из леса может появиться этот охотник за кроликами.
   В доме было тихо, и Квиллер слышал топот маленьких лап. Коко забавлялся со своей игрушкой из кошачьей мяты, которую выкопал из какого-то дальнего угла. Он поддавал ее лапой и гонял по всему полу, потом бросал, хватал передними лапами, отбивал сильными задними, подбрасывал в воздух и взвивался следом.
   Квиллер наблюдал за игрой.
   – Коко идет по правому краю… он под мячом… взял его… бросает второму… хватает на лету… упал, но поймал мяч… быстрый хук… обманный прыжок налево…
   «Мяч» исчез под диваном. Коко вопросительно посмотрел на то место, где он проскользнул под оборкой чехла. Диван был низкий, пролезть под него могла только Юм-Юм.
   – Игра закончена, – объявил Квиллер. – Мяч потерян.
   Коко распластался на полу и, вытянув длинную коричневую лапу, пошуровал под диваном. Он тянулся, вертелся, изгибался. Бесполезно. Тогда кот вспрыгнул на спинку дивана и принялся браниться.
   – Скажи своей подружке, чтобы достала твой мяч, – посоветовал хозяин. – Я устал.
   Коко смотрел на него и молчал. Его голубые глаза превратились в два больших черных круга.
   Только несколько раз Квиллер видел у него подобный взгляд, и каждый раз дела принимали серьезный оборот. Квиллер поднялся с удобного дивана и направился на веранду за висевшими там вилами. Повозив рукояткой под диваном, он извлек комочки пыли и один из своих синих носков. Еще одна попытка – и на свет божий показалась коралловая губная помада Розмари и золотая авторучка.
   Теперь обе кошки стояли рядом и с удовольствием наблюдали за происходящим.
   – Ах ты, воришка! – повернулся Квиллер к Юм-Юм. – Что ты еще стащила?
   Он снова принялся возить вилами под диваном. Первым появился мяч с мятой, следом золотые часы, а затем несколько свернутых банкнот, сколотых золотой скрепкой.
   – Чьи это деньги? – спросил Квиллер, пересчитывая их. В большую золотую скрепку было засунуто тридцать пять долларов.
   В этот момент вернувшаяся с берега Розмари устало вошла в дом.
   – Ты представляешь, что я нашел, – повернулся к ней Квиллер. – Золотую авторучку, которую ты мне подарила. А я-то думал, что ее украл Том! И твою помаду. Это Юм-Юм прячет вещи под диван. Мои часы, носок и деньги в золотой скрепке.
   – Я рада, что ты нашел авторучку, – тихо произнесла Розмари.
   – С тобой все в порядке?
   – Хорошенько высплюсь, и все будет в порядке. Мне бы хотелось сегодня пораньше лечь спать.
   – Мы еще не ужинали.
   – Я не голодна. Ты уж меня извини. Мне завтра далеко ехать.
   Квиллер сидел на веранде один, почти не замечая белой пены прибоя и скользящих над водой чаек. «Скрепка для денег точно такая же, как у Роджера, – подумал он. – Неужели Роджер был в коттедже? Если да, то с какой целью?» Дом оставался запертым несколько дней. Нет, трудно поверить, что его молодой друг занимается темными делами. Голос на кассете точно принадлежал не ему.
   Он просидел на веранде до самых сумерек, потом сделал себе бутерброд с индейкой и чашку кофе. Нарезал индейки для кошек. Юм-Юм с жадностью съела свою порцию, но Коко, как ни странно, даже не заинтересовался едой. Настроения сиамца невозможно предсказать, понять или объяснить.

Пятнадцать

   В сейфе тети Фанни оказалось четыре документа. Три из них были запечатанные красным воском конверты с надписью: «Последняя воля и завещание», сделанной, несомненно, ее рукой. Конверты – вместе с лежащими в бархатных футлярах драгоценностями – Квиллер передал фирме «Гудвинтер и Гудвинтер», чтобы адвокаты убрали их в свой сейф. Четвертый документ, маленькую адресную книжку в зеленом кожаном переплете, сунул себе в карман.
   Ник и Лори заехали в дом тети Фанни за час до начала службы. Нику хватило времени открыть сейф, а Розмари – показать Лори красивые комнаты и старинную мебель. Потом, оставив Коко и Юм-Юм на холодильнике, все четверо присоединились к собравшимся в школе.
   Здесь были все. Квиллер увидел Роджера, Шарон и Милдред, обманщика капитана, который торговал поддельным антиквариатом, Старого Сэма, доктора Мелинду Гудвинтер в костюме цвета морской волны – в тон глазам, двух морячков с «Минни К.», ныне «Чайки», хранителя музея, механика гаража из Мусвилла – всех-всех. Тощий повар из фургончика приехал на мотоцикле, устроившись позади плотного, коренастого мужчины с большим бриллиантовым перстнем и в кожаной жилетке. Том тоже был здесь, смущенно прячась в заднем ряду. Даже владельцы «…ДА» явились вместе со своим вороватым поваром.
   На крыльце стоял главный редактор «Пикакского пустячка» и записывал имена наиболее важных персон.
   – Джуниор, вы превзошли самого себя! – приветствовал его Квиллер. – Семьдесят пять слов в одном предложении! Это рекорд. Что за гений пишет вам некрологи?
   В ответ юный редактор застенчиво хохотнул:
   – Знаю, наши некрологи выглядят несколько странно, но так уж они писались с тысяча восемьсот пятьдесят девятого года и именно такими их любят наши читатели. Пышный некролог – символ статуса здешних семейств. Я же говорил, мы все делаем по-своему.
   – Я надеюсь, вы не всерьез написали, что некролог Фанни можно вставить в рамку.
   – Конечно всерьез. Здесь многие коллекционируют некрологи. У одной старой дамы в альбоме их больше пятисот. Есть даже клуб любителей некрологов со своим ежемесячным листком.
   Квиллер покачал головой.
   – Ответьте мне на еще один вопрос. Каким чудом остается на плаву «Гнусное меню»? Еда там – чистая отрава, и я никогда не видел в этой дыре ни одного посетителя.
   – Посмотрели бы вы, какая толпа собирается там в семь утра и в одиннадцать, чтобы выпить кофе! Вся стоянка заставлена машинами. Именно туда я и отправляюсь за новостями.
   Как раз в этот момент прибыла делегация «…ДА», и Квиллер ухватился за возможность поговорить с неуловимым Мерлем. Он оказался огромным мужчиной, высоким, полным, мрачным. Один глаз был полуприкрыт, другой косил.
   – Прошу прощения, сэр, – обратился к нему Квиллер. – Это вы хозяин ресторана «…ДА»?
   Жена Мерля, пышнотелая женщина, которая всегда восседала за кассой, ответила:
   – Он теперь не разговаривает. Несчастный случай на фабрике, – она провела рукой по горлу, – и теперь он не может говорить.
   Квиллер быстро нашелся:
   – Извините. Я только хотел сказать вам, Мерль, что мне очень нравится ваш ресторан, особенно кулебяки. Мои комплименты вашему повару. Так держать!
   Мерль кивнул и попытался изобразить улыбку, но от этого стал выглядеть еще более зловеще.
   Пока священники и политики отдавали последнюю дань Фанни Клингеншоен, Квиллер ощупывал у себя в кармане зеленую книжечку. Она была с алфавитом и битком набита именами, но против них вместо адресов значились прегрешения, в которых были повинны жители Мусвилла: карманные кражи, подделка чеков, супружеская неверность, взятки, столкновения интересов, аморальное поведение, растраты. Никакого документального подтверждения, но Фанни, по-видимому, знала обо всем. Возможно, она слишком часто пила кофе в фургончике. Это было ее хобби. Другие коллекционировали некрологи, Фанни – постыдные тайны. Можно только предполагать, как она использовала эти сведения. Не исключено, что зеленая книжечка была тем оружием, при помощи которого она отстояла здание суда и провела канализацию. Квиллер решил, что еще до конца дня разожжет огонь в камине.
   После службы Розмари сказала:
   – Я чудесно провела время, Квилл. Извини, что не могу остаться пообедать, у меня впереди долгая дорога.
   – Ты не забудешь свой кувшин?
   – Ни в коем случае!
   – Хорошо, что ты приехала, Розмари.
   – Напиши, чем кончится история с завещанием.
   – Пришли мне свой адрес в Торонто и не общайся слишком тесно с нашим другом Максом.
   Они попрощались очень дружелюбно, но уже без того тепла и ощущения близости, какие испытывали еще неделю назад. «Очень жаль», – подумал Квиллер. Он забрал сиамцев и вернулся в коттедж. Совершенно очевидно, что Коко не расположен к Розмари. Он всегда отказывался признать хозяйкой женщину. Вчера вечером отказался даже есть индейку, которую так заботливо купила и приготовила Розмари.
   – Ну хорошо, Коко, – вздохнул Квиллер, – она уехала. Давай все-таки попробуем индейку.
   На любимую тарелку Коко и Юм-Юм он выложил аппетитную смесь из светлого и темного мяса, способную возбудить безумный восторг в любой сиамской кошке. Юм-Юм с жадностью накинулась на еду, но Коко смотрел на тарелку с неприязнью. Выгнув спину, он вышагивал на длинных тонких ногах вокруг еды с таким видом, словно это был яд, да еще из самых смертельных.
   Квиллер энергично разгладил усы. За несколько лет их знакомства Коко совершал этот ритуал дважды. Первый раз он исполнил его вокруг мертвого тела, второй раз этот жуткий, макабрический танец дал ключ к разгадке ужасного преступления.
   Телефон издал приглушенный звонок.
   – Привет, Квилл! Это я. Звоню с Дав-Лейк.
   – Что-то с машиной?
   – Нет, все в порядке.
   – Что-то оставила?
   – Нет. Кое-что вспомнила. Про те деньги, что ты нашел под диваном. Какая-то мысль брезжила в голове, только я не могла вспомнить.
   – Ты имеешь в виду зажим? Они продавались в свечной лавке. У Роджера есть такой, и я тоже хотел купить себе.
   – Может, и так, но я-то видела его на индюшачьей ферме. Этот человек, от которого исходит ужасный запах, вытащил мне доллар сдачи из большого золотого зажима.
   Квиллер причесал усы кончиками пальцев. Розмари купила индейку в среду. В дом влезли в четверг. Деньги могли выпасть из кармана грабителя, когда он спрыгнул или упал с табуретки, спасаясь от восемнадцати острых когтей.
   – Ты слышишь меня, Квилл?
   – Да, Розмари. Я просто пытаюсь свести одно с другим. В этой индейке, которую ты купила, есть что-то странное: Коко от нее нос воротит. Его что-то в ней не устраивает. Юм-Юм ест за милую душу, а Коко отказывается даже прикоснуться. По-моему, он подталкивает меня к индюшачьей ферме.
   – Будь осторожен, Квилл. Не рискуй. Помнишь ведь, что едва не случилось с тобой, когда ты впутался в темную историю в «Мышеловке».
   – Не беспокойся, Розмари. Спасибо за информацию. Будь осторожна и сделай остановку, если захочешь спать.
   Так вот где ключ ко всему! Индейки! Квиллер схватил скрепку с тридцатью пятью долларами, запер кошек в доме и поспешил к машине.
   До индюшачьей фермы было всего несколько миль. Море бронзовых спин колыхалось, как обычно. Синий грузовичок стоял во дворе. Квиллер поставил машину и направился к дверям с надписью, приглашавшей покупать птицу оптом и в розницу. Ветер дул с северо-запада, так что запаха фермы почти не ощущалось, но, войдя в помещение, журналист был ошеломлен резким смрадом.
   Понять, откуда исходит вонь, не удавалось. Все вокруг сверкало безупречной чистотой: белые стены, выскобленный деревянный прилавок с весами из нержавеющей стали, блестящие ножи. Пол посыпан свежими опилками, как раньше в мясных лавках. На прилавке стоял колокольчик, предлагавший: Вызовите продавца звонком. Квиллер три раза энергично позвонил.
   Когда из морозильного отделения вышел высокий, крупный мужчина, Квиллер с трудом сдержал гримасу отвращения. В ноздри ударил тот же непереносимый дух, что и на почте, даже хуже. Лицо и шею человека избороздили свежие, красные царапины. Горло было залеплено пластырем. Одно ухо разорвано. На голове красовалась неизбежная бейсболка с козырьком, который, вероятно, защитил незнакомцу глаза, когда на него налетел Коко. Но общее впечатление оказалось еще хуже, чем ожидал Квиллер, а от запаха просто с души воротило.
   Журналист пристально смотрел на фермера, а фермер – на него, они стояли друг против друга, неподвижные, враждебные. Кто-то должен был заговорить первым, и Квиллер заставил себя непринужденно произнести:
   – Кажется, вы попали в передрягу.
   – Чертовы индюшки! – ответил фермер. – Взбесились и чуть не поубивали друг друга. Никак не научусь держаться от них на безопасном расстоянии.
   Опытному уху Квиллера этого было достаточно. Он услышал голос с кассеты.
   Он швырнул на прилавок деньги и скрепку.
   – Ваши? Я нашел их у себя в доме. И еще кассету, которая тоже, скорее всего, принадлежит вам.
   Он смотрел прямо в глаза исцарапанному фермеру. У того перекосило лицо, глаза вспыхнули ненавистью, челюсти резко сжались. С криком он перескочил через прилавок и схватил нож.
   Квиллер бросился к дверям, но зацепился ногой за порог и упал на колено – на свое больное колено. Он ощущал, как над ним вскинулась рука с ножом. Жуткий стоп-кадр, прямо из фильма ужасов. Но нож не опустился.
   – Брось, брось нож! – произнес тихий голос. – Так делать очень плохо.
   Нож с приглушенным стуком упал на посыпанный опилками пол.
   – Теперь повернись к стене и подними руки.
   В дверях стоял Том, наставив на фермера маленький пистолетик с золотой ручкой.
   – Теперь будем вызывать шерифа, – не повышая голоса, сказал Том.
   – Идиот! – завизжал фермер. – Если ты донесешь, я тоже молчать не буду!
   Сомнений не осталось: голос тот самый – высокий, металлического тембра, без модуляций.
   Два помощника шерифа забрали Хенстейбла. Квиллер согласился попозже заехать в тюрьму подписать бумаги.
   – Как ты здесь оказался? – спросил он Тома.
   – Поехал починить окно. Дверь была заперта. Я не мог войти. Отправился в Мусвилл за кулебякой. Люблю пироги.
   – А дальше?
   – Двинул домой. Увидел здесь вашу машину. И зашел за ключом.
   – Едем ко мне, выпьешь пива, – предложил Квиллер. – Честно признаюсь, никого и никогда я не был так рад видеть, как тебя. Хороший у тебя пистолет.
   Журналиста, конечно, занимало, как пистолет из сумочки Фанни попал в карман Тома, но он не стал задавать вопросов – пока.
   – Очень красивый. Это золото. Мне нравится золото.
   – Ты спас мне жизнь, Том. Чем я могу отблагодарить тебя?
   – Вы хороший человек. Я не хотел, чтобы он обидел вас.
   Квиллер в сопровождении сверкающего синего грузовичка вернулся домой. Гость и хозяин устроились на южной веранде, укрытой от сильного северо-западного ветра, который гнул верхушки деревьев и трепал кусты.
   Квиллер налил пива и предложил тост:
   – За тебя, Том! Не появись ты вовремя, я вполне мог закончить свои дни в качестве индюшачьей сосиски.
   Шутка понравилась Тому с его незамысловатым чувством юмора. У Квиллера на языке вертелось немало вопросов, но сначала нужно было сойтись с парнем покороче, сделать так, чтобы он почувствовал себя как дома.
   Через некоторое время Квиллер как бы невзначай поинтересовался:
   – Ты часто бываешь на индюшачьей ферме?
   – Нет, там плохо пахнет.
   – О чем толковал фермер, когда пригрозил, что, если ты донесешь, он тоже молчать не будет?
   Глуповатая улыбка скользнула по лицу Тома.
   – Это про виски. Он велел мне покупать виски.
   – Зачем ему виски?
   – Для заключенных.
   – Тех, что сидят в большой тюрьме?
   – Мне их жалко. Я сам когда-то сидел в тюрьме.
   – Я тебя понимаю, – сочувственно кивнул Квиллер. – Ты ведь виски не пьешь? Я тоже.
   – Оно противное, – сказал Том.
   Журналист всегда был внимательным слушателем, никогда не спешил с вопросами, потихоньку втягивая собеседника в дружеский разговор. Давая Тому передышку, он встал, убил паука, смахнул паутину, заметив, что здесь этих тварей многовато и паутина упорно появляется как внутри, так и снаружи коттеджа.
   – Как вы доставляли виски в тюрьму?
   – Он отвозил.
   – Извини, Том. Телефон.
   Звонил Александр Гудвинтер. Он только что вернулся из Вашингтона. Не выразить словами, какое горе принесла ему весть о смерти маленькой храброй леди. Они с Пенелопой собираются в Мусвилл и хотели бы заехать через полчаса и кое-что обсудить.
   Квиллер понимал, о чем пойдет речь. В качестве душеприказчиков они хотят получать за этот дом по тысяче долларов в месяц. Он вернулся на веранду. В его отсутствие с Томом беседовал Коко.
   – У него громкий голос, – заметил Том. – Я его погладил. Красивый мех. И такой мягкий.
   Квиллер поговорил об особенностях сиамских кошек, упомянул о пристрастии Коко к индейке и снова стал задавать вопросы.
   – Тебе, наверное, приходилось отвозить виски на индюшачью ферму?
   – Я возил виски на кладбище. Там есть такое место.
   – Надеюсь, он платил за это?
   – Он давал мне много денег. Это было хорошо.
   – Всегда приятно, когда есть деньги. Зуб даю, ты, верно, положил их в банк, чтобы купить моторку или что-нибудь такое?
   – В банк? Не. Я их спрятал.
   – Ну что же, только смотри, чтобы место было надежным. Это самое главное. Хочешь еще пива?
   Разлили пиво, обсудили скорость ветра и возможность того, что налетит торнадо. Стало невыносимо жарко, а небо приобрело желтоватый оттенок.
   И снова:
   – Ты покупал спиртное в Мусвилле? Здесь не очень-то богатый выбор.
   – Он велел мне покупать в разных местах. Иногда говорил, чтобы я купил виски, иногда – джин.
   Квиллер жалел, что у него нет трубки с табаком. Нередко процесс раскуривания трубки давал необходимую паузу или разряжал обстановку, особенно если собеседник нервничал или смущался. Он повернулся к Тому:
   – Интересно, а как он доставлял выпивку в тюрьму?
   – В своем грузовике. Вместе с индейками. Он велел мне покупать пинтовые [11 - Одна пинта равна 0,47 литра.] бутылки, чтобы можно было всунуть внутрь индейки.
   – Новый способ фаршировать индейку, – сострил Квиллер, развеселив собеседника. – Но если ты не ездил на ферму, откуда же знал, что именно надо купить?
   – Он наведывался сюда и говорил в машину. А я слушал, когда приходил работать. Это было здорово. Мне нравилось. – Что-то вспомнив, Том хихикнул. – Он оставлял кассету за лосем.
   – Мне этот лось всегда казался немножко больным, и теперь я знаю почему.
   Том снова хихикнул. Его забавлял этот разговор.
   – И ты слушал кассету, когда приходил сюда.
   – Там еще была хорошая музыка.
   – А почему он не оставлял тебе записки? – Квиллер разыграл целую пантомиму, изображая, что пишет: – «Дорогой Том, привези пять пинт виски и четыре пинты джина. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Желаю приятно провести день. С любовью, твой друг Стэнли».
   Тому вся эта чепуха показалась очень потешной. Потом, снова став серьезным, он пояснил:
   – Я не умею читать. Мне бы очень хотелось читать и писать. Это было бы хорошо.
   Квиллер всегда с трудом верил статистике, утверждающей, что в Соединенных Штатах немало неграмотных, но вот перед ним сидело живое доказательство, и он пытался осознать этот прискорбный факт. Тут снова зазвонил телефон.
   – Привет, Квилл, – произнес голос, который он знал всю свою жизнь. – Как там у тебя дела?
   – Отлично, Арчи. Ты получил мои письма?
   – Два. Как погода?
   – Ты позвонил, чтобы спросить про погоду? Говори, чего тебе надо.
   – Потрясающие новости, Квилл! Ты получишь письмо от Перси, но я решил тебя предупредить. Назначение, о котором я тебе говорил, – журналистские расследования. Перси хочет, чтобы ты вернулся и немедленно приступил к работе. Если «Зыбь» нас опередит, его хватит кондрашка. Ты же его знаешь.
   – Хм, – отозвался Квиллер.
   – Двойное жалованье и неограниченные текущие расходы. И машина в личное пользование – новая. Ну что, неслабо?
   – Интересно, а что предлагает «Зыбь»?
   – Не остри. Через пару деньков получишь письмо от Перси, но я хотел быть первым…
   – Спасибо, Арчи. Ценю твою заботу. Ты славный парень. Жаль только, что редактор.
   – Да, и вот еще что! Я знаю, что тебе нужна новая квартира, а Фрэн Ангер выходит замуж и намерена отказаться от своей. Это близко от редакции, и плата вполне приемлемая.
   – Ага, и обои в розочках и скачущих жирафах.
   – Во всяком случае, имей в виду. До скорого. Привет твоему гениальному коту.
   Новость ошеломила Квиллера, и он был радостно возбужден, но Том стал прощаться, и ему пришлось снова переключиться на идеального работника: нужно было его поблагодарить. Он взял с бара старинную медную чернильницу.
   – Я бы хотел отдать тебе вот эту штуку. Ее нужно хорошенько почистить, но я знаю, ты любишь медь. Это чернильница, которая лет сто назад объехала весь свет на парусных судах.
   – Она очень красивая. У меня никогда такой не было. Я буду чистить ее каждый день.
   Он замерил оконную раму, из которой было выбито стекло, и поехал за ним в Мусвилл, а Квиллер сел и задумался над предложением «Прибоя». Ему было жаль покидать это чудесное озеро. Слишком мало он любовался лесом, озером, каплями росы на паутине! Теперь на это уже не осталось времени. Следовало подумать о каждодневных проблемах, ожидающих его в редакции: записках от Перси на розовой бумаге; вечно сломанных электрических точилках для карандашей; шести лифтах, одновременно едущих вверх, когда тебе нужно вниз; компьютерах, которые только усложнили работу, вместо того чтобы облегчить ее. У него вдруг заныло больное колено.
   Квиллер положил ногу на кресло. Со спинки соседнего кресла, где когда-то сидел ястреб, за ним внимательно наблюдали голубые глаза на коричневой маске.
   – Ну что, Коко, – обратился он к коту, – наш отпуск получился не таким, как мы ожидали, да? Но время потрачено не зря. Мы удачно провели операцию и выявили преступника. Жаль только, что его не удалось остановить прежде, чем он убил Бака Данфилда… И жаль, что никто не узнает, что честь раскрытия преступления принадлежит тебе. Даже если мы это обнародуем, все равно никто не поверит.
   Завывание ветра и грохот прибоя заглушил шум подъезжающей машины Гудвинтеров. Квиллер заковылял им навстречу. Александр, как всегда, выглядел безукоризненным, Пенелопа – радостной и слегка раскрасневшейся. Здороваясь, она дважды пожала журналисту руку, а к обычному аромату ее духов примешивался запах мятного освежителя дыхания.
   – Вы хромаете, – сказала она.
   – Споткнулся о поганку… Идемте в дом, здесь сильный ветер. Может, будет торнадо. Боюсь, как бы не разгулялся.
   Александр тут же уселся на любимый диван Юм-Юм. Пенелопа подошла к окну, посмотрела на бушующие воды озера и принялась восхищаться видом и замечательным расположением коттеджа.
   «Это значит, что рента поднимется до тысячи двухсот, – подумал Квиллер. – Ну и удивятся же они, когда я сообщу свои новости».
   – Очень жаль, что я был в Вашингтоне, когда это случилось, – начал Александр. – Сестра говорит, вы ей очень помогли, столько раз ездили туда и обратно и столько времени потратили, разбирая архивы Клингеншоенов. Вряд ли это было приятное занятие.
   – Пришлось перебрать много бумаг, – признал Квиллер. – К счастью, приятельница, гостившая у меня, согласилась помочь.
   О помощи Коко он не упомянул: не был уверен, готовы ли Гудвинтеры к мысли о коте-экстрасенсе.
   – К сожалению, я не успел к заупокойной службе, но, кажется, Пенелопа все прекрасно организовала, и народу было много.
   Пенелопа как раз перешла к столу, на котором была развернута убедительная картина писательских усилий, и уселась на втором диване.
   – Алекс, может, перейдешь к делу? Ты отрываешь мистера Квиллера от работы.
   – Ах да! Завещание. В связи с завещанием возникла некая проблема.
   – Не вижу никакой проблемы, – возразила Пенелопа. – Ты придумываешь проблему там, где она еще не возникла.
   Старший компаньон бросил на младшего негодующий взгляд, прокашлялся и открыл портфель.
   – Как вам известно, мистер Квиллер, Фанни оставила в сейфе три завещания, написанных собственноручно. Она часто меняла свои намерения и написала много завещаний. По нашей рекомендации сохранялись только три. Они были, разумеется, датированы, и действительным считается самое последнее. Наличие трех завещаний дает нам некоторое представление о том, как в течение последних лет менялись настроения нашей клиентки.
   Квиллер перевел взгляд с лица адвоката на его ботинок; из-под дивана выглядывал коричневый треугольник мордочки Юм-Юм. Коко, наоборот, устроился на голове лося с видом председателя суда.
   – По самому старому, недействительному завещанию все состояние Фанни отходит некоему фонду в Атлантик-Сити на реконструкцию одного из районов города, с которым ее явно связывают воспоминания, хотя большинство из нас вряд ли сочтет это место, хм, слишком привлекательным.
   Юм-Юм осторожно высунула лапку из своего убежища. Пенелопа заметила этот маневр, и на ее лице ясно отразились героические усилия сдержать смех.
   – Второе завещание, – продолжал Гудвинтер, – которое тоже является недействительным, я упоминаю лишь для того, чтобы познакомить вас с переменами в симпатиях Фанни. Этот документ отдает половину состояния вышеупомянутому фонду в Атлантик-Сити, а вторую половину – школам, церквам, культурным и благотворительным организациям, здравоохранению и коммунальным службам Пикакса. Учитывая размер ее состояния, при равных долях всем досталось бы достаточно, и она обещала всем вышеупомянутым организациям солидные суммы.
   Квиллер проверил, как идут дела у Юм-Юм, и взглянул на Пенелопу, которая в ответ расхохоталась.
   – Пенелопа! – сурово одернул ее брат. – Пожалуйста, дай мне договорить… Самое последнее завещание оставляет всем вышеупомянутым наследникам по одному доллару каждому – разумная предосторожность, по нашему мнению, поскольку…
   – Алекс, почему бы тебе не говорить по существу, – весело махнула рукой Пенелопа, – и не сказать мистеру Квиллеру, что именно он получает все это наследство?
   «Йау!» – раздалось с лосиной головы.
   Гудвинтер бросил недовольный взгляд сначала на Пенелопу, потом – на Коко.
   – Исключая символические суммы, о которых я упомянул, вы, мистер Квиллер, действительно являетесь единственным наследником состояния Фанни Клингеншоен.
   Квиллер потерял дар речи.
   – Таковы условия последнего завещания, датированного первым апреля сего года и отменяющего все предыдущие. Официальное оглашение завещания назначено на среду в нашей конторе.
   Квиллер потряс головой, как вылезшая из воды собака. Он не знал, что́ сказать, и посмотрел на Пенелопу, ища у нее помощи, но та лишь бессмысленно улыбалась.
   Наконец он произнес:
   – Это первоапрельская шутка.
   – Завещание вполне законное, – заверил его Гудвинтер. – Проблема, как мне кажется, заключается в том, что оно может быть оспорено многочисленными организациями, которые ожидали получить крупные суммы.
   – Фанни давала устные обещания чуть ли не всем жителям города, – напомнила брату Пенелопа. – Единственный законный наследник – мистер Квиллер.
   – И тем не менее можно ожидать судебного иска от имени благотворительных организаций и коммунальных служб Пикакса, которые попытаются оспорить дееспособность Фанни на момент написания последнего завещания, но уверяю вас…
   – Алекс, ты забыл сказать об условии.
   – Ах да! Состояние – банковские счета, акции, недвижимость и так далее – вы получите только через пять лет, но все это время будете получать целиком доход с него при условии, что поселитесь в Пикаксе и особняк Клингеншоенов станет вашим домом. Через пять лет все состояние перейдет в вашу полную собственность.
   В комнате воцарилось молчание. Все трое смотрели друг на друга. В соседней комнате стукнуло окно.
   – В доме есть еще кто-то? – испуганно спросил Гудвинтер.
   – Только Том, – успокоил его Квиллер. – Он заменяет в окне разбитое стекло.
   – Ну же? – поторопила его Пенелопа. – Не держите же нас в неведении.
   – А что произойдет, если я не соглашусь на эти условия?
   – В таком случае, – ответил Гудвинтер, – в завещании специально оговаривается, что все состояние получает Атлантик-Сити.
   – А если оно перейдет к Атлантик-Сити, – добавила Пенелопа, – в Пикаксе вспыхнет восстание и вас линчуют, мистер Квиллер.
   – Мне все-таки кажется, что вы дурачите меня, – сказал он. – Никак не могу понять, почему Фанни сделала… такой… такой невероятный жест. До последних двух недель я не видел ее лет сорок, если не больше.
   Гудвинтер порылся в портфеле и извлек какую-то бумагу, испещренную чудовищными каракулями Фанни.
   – Она уверяет, что вы ее крестник. Вашу мать, свою подругу, она считает своей сестрой.
   – Давай, Алекс, – весело торопила Пенелопа, – завяжи шнурки на ботинках и пошли. Я сегодня приглашена на ужин.
   Когда после всех поздравлений и рукопожатий адвокаты собрались уезжать, грузовичка Тома уже не было. «У Пенелопы немного заплетаются ноги, – подумал Квиллер. – Либо она что-то праздновала, либо пыталась утопить в вине свое разочарование».
   Плюх… плюх… плюх… Знакомый звук. Коко в три легких прыжка спускался с лосиной головы.
   – Ну, Коко, что ты думаешь обо всем этом?
   Коко перекатился на спину и принялся старательно вылизывать хвост.

Шестнадцать

   Все еще не придя в себя от изумления, Квиллер стал готовить сиамцам индейку. Он был настолько ошеломлен потрясающими известиями, которые сообщили Арчи Райкер и Пенелопа Гудвинтер, что приготовил себе чашку растворимого кофе, забыв насыпать в нее ароматных коричневых гранул. Встал у окна, выходящего на озеро, и прихлебывал кипяток, даже не замечая, что в нем чего-то не хватает.
   Волны бились о берег, вскипая белыми гребнями пены; ветер трепал траву на пляже; деревья отчаянно размахивали ветвями; даже мелкие полевые цветы храбро кивали головками под неспокойным небом. Он никогда не видел такой ярости – и такой красоты. «И все это может быть моим, – думал он. – Сталкивался ли кто-нибудь с таким трудным выбором?» В нем спорили два разных человека.
   Ревностный журналист говорил: «Не упускай лучшего шанса в твоей жизни. Журналистские расследования – это же то, о чем ты всегда мечтал».
   Благоразумный шотландец возражал: «Ты с ума сошел? Неужели ты откажешься от миллионов Фанни из-за какой-то газетенки со Среднего Запада? Как только на „Прибой“ подадут в суд, Перси передумает. И где ты окажешься? Снова примешься за кулинарные обзоры – или еще похуже?»
   «Но я же репортер. Журналистика – моя жизнь. Это не работа, это то, что я делаю».
   «Ну так купи на деньги Фанни собственную газету. Несколько газет».
   «Я никогда не хотел быть газетным магнатом. Мне нравится работать самому, раскапывать разные истории, а потом печатать их двумя пальцами на старенькой машинке».
   «Если ты хозяин газеты, можешь делать все, что тебе заблагорассудится. Даже сам выбирать шрифт, как тот парень из „Пустячка“».
   «И мне не нужно много денег и вещей. Мне всегда хватало того, что я зарабатывал».
   «Но ты не становишься моложе, и у тебя на счету в банке всего тысяча двести сорок пять долларов четырнадцать центов. Что же касается пенсии от „Прибоя“, так ее не хватит даже кошкам на сардины».
   «Мне придется жить в Пикаксе, а я нуждаюсь в возбуждающих токах большого города. Я никогда не жил в маленьком городе».
   «Ты сможешь летать в Нью-Йорк, Париж или Токио, как только тебе этого захочется. Даже купить собственный самолет».
   «Йау!» – мяукнул Коко крайне осуждающим голосом. Он все еще дожидался ужина. Квиллер по рассеянности поставил тарелку с индейкой в буфет рядом с телефоном.
   – Простите, ребятки, – сказал он.
   Проследил, как Коко будет реагировать на индейку на сей раз. Уже дважды этот необыкновенный кот отказывался от индейки с фермы Стэнли Хенстейбла – пока не заставил понять себя. Теперь он ел с удовольствием.
   «Йау… хрум, хрум… йау», – изрекал Коко, поедая белое мясо и оставляя темное для Юм-Юм.
   Квиллер ощущал необходимость пообщаться с кем-нибудь, чей словарный запас был несколько больше, и позвонил Роджеру Макгилеврэю.
   – Когда вы заканчиваете работу?.. А почему бы вам не заехать ко мне чего-нибудь выпить?.. Нет, не привозите Шарон. Не сейчас. Мне хотелось бы поговорить с вами один на один.
   Коко уже поел и теперь исполнял свой хорошо известный номер – беспокойно бродил с места на место, издавая самые разнообразные звуки: ворчал, попискивал, взвизгивал и урчал. Он исследовал камин, магнитофон, ванную. Нажал две буквы на пишущей машинке («Х» и «И») и обнюхал стоящую на нижней полке книгу о птицах. Когда он отправился в другую комнату, Квиллер двинулся следом.
   Нижняя часть двухъярусной кровати была именно тем местом, где любили спать Коко и Юм-Юм. На то время, что здесь жила Розмари, их выгнали наверх. Теперь Коко принялся исследовать нижнюю койку, бурча и царапая покрывало. Лапа упиралась в бревенчатую стену; кот принялся совать то одну, то другую когтистую конечность между матрасом и стеной, вытягиваясь изо всех сил, пока не извлек на свет капроновые колготки. Но эта находка его не удовлетворила, и он продолжал копаться в узкой щели, пока не выудил золотой браслет в виде цепочки.
   Квиллер схватил ее.
   – Это же браслет Милдред! Как он сюда попал?
   Милдред сказала, что украшение могло соскользнуть у нее с руки, когда на прошлой неделе она принесла ему индейку. Она была здесь с кем-то, кто курил «Гроут и Бодл», хотя Бак Данфилд утверждал, что никогда не входил в коттедж.
   Квиллер отыскал зеленую записную книжку Фанни, все еще лежавшую в кармане его пиджака, и открыл ее на странице, помеченной буквой «Х».

   ХАНТ Р. Д. – купил три фермы, пока работал окружным уполномоченным, через полгода продал землю под аэропорт.
   ХЕНСТЕЙБЛ С. – предложил самую низкую цену за поставку индейки в тюрьму, слишком уж низкую.

   Квиллер перелистал книжку назад – к букве «К» – и обнаружил, что описан здесь как бывший алкоголик. О Роджере на букву «М» не имелось никаких сведений, Данфилд был назван бабником, а Гудвинтерам посвящались целые две страницы: они, видимо, ухитрились совершить все грехи, какие только возможны.
   Квиллер бросил книжку в камин, высыпал на нее содержимое корзинки для бумаг, добавил немного хвороста, лежавшего в мусорном ведре, и открыл заслонку. Как раз в тот момент, когда зазвонил колокольчик у задней двери, он чиркнул спичкой и бросил ее в камин. И тут же подумал, что жалко терять такой замечательный справочник по части местных скандалов.
   Если он надумает перебраться в Пикакс, эта книжечка ему вполне может понадобиться. Слишком поздно! Сильный порыв ветра превратил весь бумажный сор в полыхающее пламя. У молодого человека, ожидавшего его на заднем крыльце, был весьма насупленный вид. Белое лицо Роджера казалось еще белее, а борода еще чернее.
   – Проходите, устраивайтесь поудобнее, – пригласил Квиллер. – На веранде сегодня слишком шумно. Ветер, наверное, набрал скорость миль пятьдесят в час, а прибой ревет оглушительно.
   Роджер опустился на один из диванов и молча уставился в огонь.
   – Я видел вас с Шарон и Милдред на заупокойной службе. Что вы думаете о новом повороте событий?
   – Я примерно этого и ожидал, – без всякого выражения заговорил молодой человек. – Все ожидали чего-нибудь получить в наследство. Королева Пикакса раздавала обещания направо и налево.
   – Вам она тоже что-нибудь обещала?
   – Конечно. Несколько сотен долларов, чтобы начать работу по консервации останков затонувших кораблей… Наверное, мне нужно поздравить вас.
   – С чем?
   – С тем, что вы унаследовали половину Пикакса и три четверти Мускаунти.
   – Откуда вы узнали? Завещание ведь вскрыли всего несколько часов назад.
   – Я вынужден скрыть свой источник информации, – с запальчивостью ответил Роджер.
   Квиллер хмыкнул в усы. Он подозревал, что секретарша Гудвинтеров приходилась матерью или теткой Джуниору – семейное сходство было очевидным. А Джуниор, несомненно, бросился звонить Роджеру.
   – Ну что же, мой мальчик, должен сказать, что пока я не принял условий завещания. Если вам повезет, я вернусь в «Прибой», а половина Пикакса и три четверти Мускаунти достанутся Атлантик-Сити.
   – Извините, – сказал Роджер, – я вовсе не хотел задеть вас, но мы все обижены на вашу тетушку за нарушенные обещания.
   – Она не была мне тетушкой, а кроме того, я не согласился бы жить здесь ни за какие деньги. Ваша газета – это какой-то фарс. Радиостанцию нельзя выпускать в эфир. В ресторанах только переводят хорошие продукты. Мусвилл – край дрянной семейственности, отгородившийся от всего света. А уж что я думаю о здешних комарах, даже и говорить не буду.
   – Подождите! Не горячитесь! – залепетал Роджер. – Уж пусть лучше эти деньги достанутся вам, чем уйдут в Нью-Джерси и на них восстановят район борделей.
   – Ладно, бог с вами. Давайте выпьем и предадим все это забвению. Виски? Пиво?
   И они стали мирно беседовать о достоинствах коттеджа.
   – Очень славный домик, – разглагольствовал Роджер, – мы с Шарон мечтаем обзавестись когда-нибудь таким же. У Милдред тоже хороший коттедж, но он совсем как городской дом. А этот для леса просто идеален. Интересно, кто убил этого лося? – Вдруг он замер. – Ой! Там кошка! Я боюсь кошек. Меня в детстве укусила бездомная кошка.
   – Вы, наверное, дернули ее за хвост, вот и получили по заслугам, – сказал Квиллер. – А сейчас перед вами Коко. Он совершенно безобиден, если, конечно, его не трогают. Полагаю, – переменил тему Квиллер, – вы знаете, что приключилось с вашим тестем?
   Роджер грустно кивнул.
   – Я знаю, что он в тюрьме. Конечно, это было неизбежно. Вот уже десять лет, как с ним творится неладное.
   – Странная штука, – признался Квиллер, – из-за того, что он ваш тесть и муж Милдред, я чувствую себя виноватым. Но он бросился на меня с ножом… И все-таки мне вовсе не хотелось сажать его в тюрьму.
   – Да, вот такие здесь творятся дела, – грустно согласился Роджер. – Все обо всем знают, но никто не хочет ни во что вмешиваться. Все состоят в родстве, или вместе учились в школе, или вместе воевали, или, на худой конец, вместе охотились.
   – Помощник шерифа извинялся перед Стэнли, когда отправлял его в тюрьму: они знают друг друга с детского сада. Идеальная почва для коррупции, вы уж извините. – Квиллер помешал кочергой в камине и подбросил еще два полена. – А что случилось со Стэнли десять лет назад?
   – Мы только начали встречаться с Шарон, когда это случилось. Он жил припеваючи – и вдруг такая напасть! Неистребимый запах. Это как проклятие. Даже собственная семья не могла его выносить. Милдред не могла жить с ним в одном доме. Нам с Шарон пришлось жениться тайком, потому что на нормальной свадьбе терпеть отца невесты было выше сил. Он стал изгоем, вот и все.
   – Он обращался к врачам?
   – К самым разным. Подозревали абсцесс в легких, инфекцию потовых желез, болезнь почек и невесть что еще. Но ни один диагноз не подтвердился, и ничего не помогало. Доктор Мелинда – вы ее знаете – сказала мне, что от некоторых людей исходит отталкивающий запах неизвестного происхождения.
   – Милдред не хотела с ним развестись?
   – Побоялась. Он угрожал, что убьет ее, и она верила. Понимаете, для здоровой, способной любить женщины это была не жизнь, а сущий ад. Впрочем, она не бежала от мужского общества.
   – Вы имеете в виду Бака Данфилда?
   – Он не был первым – просто ему повезло меньше других.
   – Вот почему Стэнли с ним расправился?
   – Ни для кого не секрет, что он ненавидел Бака. Бак знал, какие тут делаются дела.
   – Думается, настоящей причиной было то, что Бак проведал про его незаконный бизнес. Я имею в виду перевозку заключенных.
   – Я одного не понимаю, – сказал Роджер, – как мог Стэнли незаметно подобраться к Баку? Говорят, что произошло именно так.
   – Я знаю как. Бак не чувствовал запаха. Его не беспокоила даже гниющая рыба на берегу. Милдред знала, что Бака убил Стэнли?
   – Все знали. И в полиции знали, только у них не было достаточно улик. Ждали дальнейшего развития событий.
   – Все всё знают! Эти слова должны стать девизом Мускаунти. Какие связи были у Стэнли в тюрьме?
   – Он назначал самую низкую цену за своих индеек. Очень выгодный контракт. У них пять тысяч заключенных.
   – Тут не только выгода, друг мой. У него была в тюрьме клиентура, которой он поставлял спиртное, а может быть, и наркотики. А кроме того, он мог тайком вывезти оттуда заключенного в своем грузовике, завернув его в кусок брезента. Вы знаете, что он сплавлял беглецов в Канаду? Переправлял до середины озера, а там…
   – Слухи ходили, но сказать громко никто не решался. Нужен был посторонний, вроде вас.
   Квиллер поведал Роджеру про кассету и свои попытки сравнить ее с голосами жителей города. Он подумал, не рассказать ли о той роли, которую сыграл в разгадке тайны Коко. Ведь это Коко нашел кассету, привлек его внимание к тюрьме, а позже к индюшачьей ферме, напал на забравшегося в дом вора и нашел последнее доказательство – скрепку для денег.
   Нет, решил Квиллер, Роджер не поверит в такую фантастическую историю. И он произнес:
   – Давайте оставим эту мрачную тему… Вы в последнее время видели какие-нибудь инопланетные космические корабли?
   Уже перед самым уходом Роджер сказал:
   – Чуть не забыл. В туристическое бюро звонила из Центра какая-то женщина. Хотела узнать, как связаться с вами. Я записал ее номер. Она просила вас позвонить ей как можно скорее.
   Он протянул листок бумаги с номером телефона «Утренней зыби» и именем главного редактора этой газеты.
   Квиллер позвонил ей, потом поехал в Мусвилл, чтобы выполнить все формальности в тюрьме и вкусно поужинать в отеле «Северные огни». Он сидел один в кабинке и скучал по своей трубке. Если он решит принять условия завещания Фанни, то первым делом закажет несколько пачек «Гроат и Бодл» номер пять. А если согласится на новое назначение в «Прибое» или «Утренней зыби», то очень скоро станет вспоминать свою поездку в Мусвилл как путешествие на другую планету. Вот и оранжевая кепка уже начала казаться смешной.
   После ужина он поехал домой. Вел машину медленно, наслаждаясь видом каждой живописной березы, каждой причудливо искривленной сосны, беспокойного озера, открывавшегося, когда дорога вдруг выскакивала из леса на берег. Красота окружающих мест, которую он почти не замечал эти две недели, стала вдруг сокровищем, и ему теперь хотелось сохранить ее в памяти. Возможно, он уже никогда не увидит ни этой дикой прекрасной природы, ни северного сияния, дождаться которого у него так и не хватило времени, ни НЛО.
   Мимо него с воем пронеслась машина шерифа, а следом за ней – красный грузовик добровольной пожарной дружины. От страха у Квиллера перехватило дыхание, и он нажал на акселератор. Коттедж! Огонь в камине! Кошки!
   К тому времени, когда он добрался до поворота к коттеджу Клингеншоенов, пожарные гасили грузовик, съехавший с дороги недалеко от старой бревенчатой школы. На дороге стояли несколько машин.
   – Кто-нибудь пострадал? – спросил Квиллер толпившихся вокруг зевак.
   – Нет, – ответили они, – никто. Водителя нигде не видно. Еще счастье, что при таком ветре не начался лесной пожар.
   Уже свернув на свою дорожку, Квиллер замер от страшной мысли. Обгоревший корпус был очень похож на знакомый ему синий грузовичок.
   Едва поставив на место машину, он услышал, как в доме завывает Коко. Стоило ему открыть дверь, как кот выскочил на веранду и бешено заметался из стороны в сторону, то и дело бросаясь на задвижку затянутой сеткой двери.
   Квиллер поспешно отыскал шлейку и застегнул ее на напряженном животике сиамца. Потом пристегнул длинный поводок и открыл дверь. Коко помчался к сараю, заставляя бежать едва поспевающего Квиллера.
   Дверь сарая была открыта. Странно! Из-за отсутствия окон внутри было темно, но Квиллер все-таки рассмотрел разбросанные по полу деньги. Издавая надсадные, замогильные стоны, кот осторожно двинулся в темноту. Порыв ветра разметал банкноты. Квиллер споткнулся о пустую бутылку из-под виски. Тут Коко стал выть – не так, как обычно, когда просто хотел обратить на себя внимание, но на протяжной высокой ноте. Квиллер подтянул поводок и осторожно шагнул в темный угол сарая.
   В полумраке вырисовывалось одно-единственное яркое пятно. На полу валялся маленький пистолет с золотой флорентийской рукояткой. На старом топчане лежало неподвижное тело Тома.
   Квиллер подхватил Коко, добрался до дома и позвонил шерифу.
   В считанные минуты машина шерифа остановилась на площадке.
   – Мы были как раз рядом, на шоссе, – объяснил он. – Горел грузовик. Полностью уничтожен. Очень похоже на поджог.
   После того как тело перенесли в машину «скорой помощи», Коко принялся длинными шагами бродить по всему дому – живое воплощение нерешительности. Юм-Юм обеспокоенно наблюдала за ним.
   Квиллер стоял возле окна, глядя на сотни миль воды. Кто может понять настроения и мотивы поступков такого бедняги, как Том? Он с такой охотой делал все, что ему говорили, так радовался любой работе, вкусной кулебяке или даже доброму слову, его так легко было использовать в своих целях. Фанни взяла его под крыло, дала ему кров; Хенстейбл давал задания и регулярно платил деньги, поддерживая неисполнимую мечту купить ночной клуб. Без них, решил Квиллер, Том почувствовал себя брошенным на произвол судьбы.
   Неожиданно его тяжелые размышления прервала музыка. Это было мощное вступление к концерту Брамса, следом за которым зазвучала запоминающаяся мелодия виолончели. Вдруг в середине музыкальной фразы зазвучала человеческая речь – говорил мягкий голос: «Это я сделал… Я толкнул ее… Она была добрая старая леди. Она была моим другом. – Говорящий всхлипнул. – Это он велел мне. Сказал, что у меня будет много денег, чтобы купить ночной клуб. Сказал, что мы будем компаньонами… Она обещала мне деньги. Обещала оставить мне все. Говорила, я ей как сын… Почему она так сказала? Она ведь так не думала».
   Голос умолк, теперь на пленке слышался вой ветра, шум волн и крик кота. Потом все стихло, и снова полилась музыка – жалобное соло скрипки.
   Квиллер прокашлялся, пытаясь избавиться от стоящего в горле комка. Кот сидел возле магнитофона, изучая красный глазок. Квиллер погладил Коко по голове.
   – Он сказал тебе что-нибудь? Попрощался?

   Мусвилл, воскресенье

   Дорогой Арчи.
   Новости, которые ты сообщил мне по телефону, привели меня в полное изумление. Но теперь и у меня есть кое-что для тебя! «Зыбь» сделала мне более выгодное предложение, и главный редактор у них красивее. Как ты считаешь, Перси готов потягаться с ними?
   У нас тут произошли некоторые события. В дом залез грабитель, и Коко изодрал его в кровь. Этот же человек едва не зарезал меня ножом. В прошлую субботу он убил одного из наших соседей. В прошлый четверг неожиданно умерла тетя Фанни, а вчера у меня в сарае застрелился ее слуга. Но в целом отпуск прошел спокойно. Все хорошо, не считая одной закавыки. Новое назначение, конечно, очень заманчиво, но только что выяснилось, что по завещанию тети Фанни я единственный наследник весьма солидного состояния. Правда, имеется некое «но». Я должен буду жить в Пикаксе. Что мне выбрать? Что делать?
   Ты не поверишь ни единому моему слову, и я тебя за это не виню.
Квилл

   Когда он вытаскивал лист бумаги из пишущей машинки, два голоса все еще настойчиво спорили у него в голове. «Будь верен своей профессии», – говорил ревностный журналист. «Хватай деньги и беги», – возражал благоразумный шотландец.
   Коко сидел на столе, изучая клавиши и рычажки пишущей машинки; Юм-Юм пыталась играть его хвостом.
   – Коко, скажи, что мне делать, – спросил человек. – Ты же всегда прав. Может, принять новое назначение?
   Теперь Юм-Юм вылизывала Коко ухо и оба щурились от удовольствия.
   «Йау», – тихонько мяукнул Коко.
   Квиллер хмыкнул в усы. Что это означает: «да» или «нет»?

Кот, который был почтмейстером

Один

   Мужчина лет пятидесяти, рост шесть футов и два дюйма, седеющие волосы, усы густые, открыл глаза и обнаружил себя лежащим на чужой кровати в незнакомой комнате. Продолжая спокойно лежать в постели, он без особого любопытства оглядел комнату, останавливая мрачный взгляд то на металлической спинке кровати, то на отвратительного цвета стенах, то на телевизоре, высоко на полке. За окном бешено метались ветви деревьев.
   Он почти явственно услышал нежный голос матери: «Дерево приветствует тебя, Джеймси. Помаши и ты в ответ, как вежливый маленький мальчик».
   «Джеймси? Это мое имя? Оно звучит не совсем… точно… Где я? Как меня зовут?»
   Вопросы возникали и медленно таяли в его сознании, не вызывая никакого беспокойства, разве только растерянность.
   В памяти всплыл образ старика с бородой, Санта-Клауса, который, стоя возле кровати, говорил: «Мы отвезем тебя в больницу. Ты имеешь скарлатина, Джеймси. Мы карашо тебя лечить».
   «Больница? Это – больница? У меня скарлатина?»
   Несмотря на внешнее спокойствие и безмятежность окружающей обстановки, появилось неприятное ощущение, что ему не хватает чего-то жизненно важного, как будто он лишился кого-то близкого. Мама? Он нахмурился и почувствовал слабую боль. Поднял левую руку и нащупал на лбу бинт. Быстро проверил остальные части тела. Все на месте, ничего не сломано, однако правый локоть и правое колено – в бинтах, и какое-то странное ощущение в левой руке. Пошевелил пальцами – вроде в порядке. И все же что-то не так. Что-то сбивало с толку. Он глубоко вздохнул и задумался: вероятно, он позабыл что-то сделать.
   Полная незнакомая седая женщина неслышно скользнула в комнату и улыбнулась:
   – О, вы проснулись! Вы хорошо спали ночью. Сегодня прекрасный день, хотя и ветрено. Как вы себя чувствуете, мистер К.?
   «К.? Джеймси К.? Это мое имя?»
   Оно звучало непривычно, даже нелепо. Он провел рукой по лицу, по знакомым усам, по щекам, которые брил десять тысяч раз. Проверяя голос, вслух произнес, обращаясь к самому себе:
   – Лицо помню, а имя – нет.
   – Мое имя? Тудл, – любезно подсказала женщина. – Миссис Тудл. Вам что-нибудь нужно, мистер К.? Доктор Гудвинтер будет через несколько минут. Я возьму кувшин и принесу свежей воды. Вы готовы подзакусить? – Покидая комнату с кувшином в руке, она бросила через плечо: – У вас в палате есть туалет и ванная.
   «Туалет. Ванная. Подзакусить. Тудл. Иностранные слова, не имеющие никакого смысла».
   Старик с бородой сообщил, что у него скарлатина. А сейчас эта женщина говорит о туалете и ванной. Все это походит на некую непонятную болезнь.
   Он еще раз вздохнул и закрыл глаза, чтобы увидеть старика с бородой Санта-Клауса. Когда же вновь открыл их, перед ним стояла молодая женщина в белом халате и держала его за руку.
   – Доброе утро, милый. Как себя чувствуешь? – В ее голосе слышалось что-то знакомое, и он помнил эти зеленые глаза и длинные ресницы. На шее у женщины висела какая-то штука с трубкой, название которой вылетело у него из головы.
   Он смущенно спросил:
   – Вы мой доктор?
   – Да, и более того… гораздо более, – слегка подмигнув, ответила она.
   В этом опять слышалось что-то знакомое. «Это моя жена? Я женат? Я оставил семью?» Появилось чувство вины, как будто он уклонялся от ответственности за что-то.
   – Вы… вы моя жена? – нерешительно спросил он.
   – Пока нет, но я работаю в этом направлении. – Она поцеловала свободное от бинтов место на лбу. – Ты все еще чувствуешь слабость, не так ли? Но скоро все будет в порядке.
   Он взглянул на левую руку:
   – Чего-то здесь не хватает.
   – Твои часы и кольцо в больничном сейфе… пока не будешь готов вернуться домой, – вежливо объяснила женщина.
   – А-а… Хорошо… Но почему я здесь? – со страхом спросил он, желая узнать, чем же все-таки болен.
   – Ты упал с велосипеда на шоссе «Скатертью дорога». Помнишь?
   «„Скатертью дорога“. Туалет. Ванная. Подзакусить. Слабость чувствуешь. Интересно, на каком языке говорят эти люди?»
   Он осмелился спросить:
   – А у меня есть велосипед?
   – У тебя был велосипед, но разлетелся вдребезги. Придется купить новый. Десятискоростной.
   «Вдребезги. Десятискоростной. Тудл». Он испуганно затряс головой и, прочистив горло, спросил:
   – Женщина, которая только что вышла, сказала, тут есть туалет и ванная. Это что?.. Что-то вроде…
   – Это значит, что ты можешь встать и идти в ванную. – Улыбка тронула губы доктора. – Я вернусь, как только закончу обход. – Она вновь поцеловала его. – Арчи Райкер собирается посетить тебя. Он летит из Центра.
   Затем, дружески взмахнув рукой, длинноногая, стройная, она вышла из комнаты.
   «Арчи Райкер. Центр. О чем она говорила? И кто она такая?»
   В его положении несколько неудобно было спрашивать об этом. Он сокрушенно пожал плечами, выбрался из постели и поплелся в ванную комнату. Там он узнал в зеркале печальные глаза, седые виски и пышные усы цвета соли с перцем. Однако имя так и не возникло в памяти.
   Когда женщина, представившаяся как Тудл, принесла поднос с тем, чем полагалось «подзакусить», он съел какой-то мягкий желтый шарик, две соленые коричневые лепешки, непонятные тонкие-тонкие рассыпчатые ломти, которые намазывал чем-то красным и сладким. После чего был рад снова лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать.
   Вдруг он открыл глаза. У кровати стоял пухлый, с небольшим брюшком мужчина. Казалось, эту лысеющую голову и румяное лицо он видел уже много-много раз.
   – Чертова кукла, – добродушно сказал посетитель. – Нагнал ты на нас страху! Что ты собирался сделать? Убить себя? Как ты себя чувствуешь, Квилл?
   – Это мое имя? Я не могу вспомнить.
   Мужчина дважды сглотнул и побледнел.
   – Все друзья зовут тебя Квилл. Сокращенное от Квиллер. Джим Квиллер. Не Киллер, а Квиллер. После «к» – «в».
   Больной молча принял информацию и кивнул.
   – Ты не помнишь меня, Квилл? Я – Арчи Райкер, твой старый дружище. – Квиллер уставился на него. «Дружище. Еще одно загадочное слово». – Мы вместе выросли в Чикаго. Последние несколько лет я был твоим редактором в «Дневном прибое». Мы миллион раз завтракали вместе в пресс-клубе.
   В затуманенном мозгу Квиллера блеснул свет.
   – Подожди минуточку. Я хочу сесть.
   Райкер нажал кнопку. Головная часть кровати поднялась. Он подтащил стул.
   – Мелинда позвонила мне и сказала, что ты свалился с велосипеда. Я сразу же приехал.
   – Мелинда?
   – Мелинда Гудвинтер. Твоя последняя пассия, Квилл. А также твой врач, счастливчик.
   – Что это за место? – спросил Квиллер. – Где я?
   – Это пикакская больница. Тебя привезли сюда после случившегося.
   – Пикакс? И что это за больница?
   – Город Пикакс находится в четырехстах милях к северу отовсюду. Ты живешь здесь последние два месяца…
   – О… Я оказался здесь, когда уехал из Чикаго?
   – Квилл, ты покинул Чикаго двадцать лет назад, – спокойно проговорил Райкер. – С тех пор ты жил в Нью-Йорке, Вашингтоне и многих других городах.
   – Подожди секунду. Я хочу сесть в то большое кресло.
   Райкер приподнял красный клетчатый халат с рваным подолом.
   – Вот. Залезай в него. Вроде он твой. Тартан [12 - Тартан – традиционный шотландский клетчатый рисунок из перекрещивающихся узких и широких разноцветных полос; каждый клан имеет свой тартан.] Макинтошей. Это напоминает тебе о чем-нибудь? Твоя мать была родом из Макинтошей.
   Лицо Квиллера просветлело.
   – Правильно! Где она? С ней все в порядке?
   Райкер глубоко вздохнул:
   – Она умерла, когда ты учился в колледже, Квилл. – Он замолчал, обдумывая, что́ говорить дальше. – Послушай. Давай по порядку. Я знаю тебя с начальной школы. Твоя мать звала тебя Джеймси. А мы звали тебя Снупи. Помнишь почему? – Квиллер отрицательно покачал головой. – Ты всегда совал свой нос в коробки с завтраками других детей. – Он пристально всматривался в лицо Квиллера, надеясь обнаружить хотя бы тень воспоминаний. – Ты помнишь нашу первую учительницу? Она была тощей, но с широкими бедрами. Ты еще как-то сказал: «Старая миссис Буши, весьма похожая на грушу». Помнишь? – В ответ Квиллер слегка кивнул, и слабая улыбка появилась на его лице. – Ты всегда ловко обращался со словами. Ты играл в них, пока все остальные играли с водяными пистолетиками.
   Райкер терпеливо продолжал ностальгическое повествование, отмечая все взлеты в жизни друга.
   – Ты три года был первым по сочинениям… В средней школе рано открыл для себя существование девушек… Там, в школе, ты играл в бейсбол – на внешнем поле. Сильный отбивающий. Хорошо подавал мячи игрокам. К тому же ты выпускал школьную газету…
   – «Северный ветер», – пробормотал Квиллер.
   – Точно! Так она и называлась!.. После школы ты пошел в армию и вернулся оттуда со сломанным коленом, что закрыло для тебя дорогу на бейсбольное поле. В колледже ты пел в хоре и проявлял интерес к актерству. Годы мчались, как минуты. Мы оба ушли в журналистику, и ты получил шикарную работенку. Ты стал королем уголовной хроники. Более того, как только возникали заварушки за океаном, в горячие точки посылали именно тебя. – С каждым откровением Райкера мозг Квиллера работал четче и память все более осознанно восстанавливала прошлое. – Ты, – продолжал тем временем Арчи, – завоевывал журналистские премии и написал книгу о городских преступлениях. Она попала в список бестселлеров.
   – На десять минут.
   На лице Райкера появилось облегчение. Его друг начинал кое-что соображать.
   – Ты был моим шафером, когда я женился на Рози.
   – Весь день лил дождь. Я помню мокрое конфетти.
   – В Шотландии ты женился на Мириам.
   Вновь Квиллер почувствовал смутное беспокойство:
   – Где она? Почему ее нет здесь?
   – Ты с ней развелся лет десять назад. Она живет где-то в Коннектикуте.
   Печальный взгляд устремился в пространство.
   – И после этого все полетело кувырком.
   – Хорошо… Будем откровенны, Квилл. Ты запил и стал работать спустя рукава. Тебя уволили. И ты, со своим характерным почерком, пришел в «Дневной прибой», где и выпустил несколько хороших материалов. Ты мог писать об искусстве, антиквариате, интерьерах…
   – Даже если ничего не смыслил в этом, – вставил Квиллер.
   – Когда ты стал ресторанным критиком, твои колонки захватывали не меньше, чем криминальные расследования…
   – Подожди, Арчи! Как долго я не подходил к письменному столу? Я должен вернуться к работе!
   – Ты завязал с этим несколько недель назад!
   – Что! Почему завязал? Я нуждаюсь в работе!
   – Уже нет, мой друг. Ты унаследовал кучу денег, все состояние Клингеншоенов.
   – Не верю. Чем я занимаюсь? Где я живу?
   – Здесь. В городке Пикакс. Таковы условия завещания. Ты должен прожить в Мускаунти пять лет. Ты унаследовал большой дом в Пикаксе, а также гараж на четыре автомобиля, лимузин и…
   Квиллер сжал ручки кресла.
   – Кошки! Где мои кошки? Я не кормил их! – Вот что так беспокоило его! – Мне нужно выбраться отсюда!
   – Не кипятись, а то лопнешь по швам. Ребята в порядке. Твоя домоправительница кормит их, а сейчас еще и готовит комнату для меня, ибо я намерен остаться на ночь.
   – Домоправительница?
   – Миссис Кобб. Я был бы не против вернуться туда прямо сейчас и соснуть немного. Как-никак, на ногах с четырех утра.
   – И я с тобой. Где моя одежда?
   – Сиди, сиди, Квилл. Мелинда хочет взять несколько анализов. Я встречусь с тобой попозже.
   – Арчи, никто, кроме тебя, не смог бы откопать все эти древние истории.
   Райкер крепко сжал руку друга:
   – Пришел в себя?
   – Вроде. Не беспокойся.
   – Ну пока, Квилл. Рад видеть, что ты в норме. Нагнал ты на меня страху.
   После того как Райкер ушел, Квиллер испытал себя. «Дружище. Соснуть. Подзакусить». Сейчас он знал смысл этих слов. Мог даже вспомнить свой номер телефона. Сумел бы написать без ошибки «ономатопея» [13 - Ономатопея – звукоподражание, условное воспроизведение звуков природы и т. п.]. Он знал, как зовут кошек: Коко и Юм-Юм. Пара прекрасных, но весьма тираничных сиамцев. Но он не мог вспомнить, как ни старался, события, которые происходили до и после случившегося с ним. Почему он упал с велосипеда? Наехал на рытвину или камень? Или потерял сознание, когда крутил педали? Возможно, поэтому Мелинда хочет взять анализы.
   Он слишком устал, чтобы напрягать память дальше. Воспоминания о прошлом истощили его организм. В одно утро он прожил более сорока лет. Необходимо было соснуть. Улыбаясь тому, что знает все эти слова, он закрыл глаза. Спал он крепко и видел во сне, как завтракает в солнечной комнате, зеленой с желтым. Экономка подает макароны с сыром, посыпанные зеленым и красным перцем. Он видел все в мельчайших деталях: коричневую кастрюлю, розовый свитер домоправительницы. Во сне цвета буквально действовали на нервы. И вот он якобы говорит миссис Кобб, что, возможно, прокатится на велосипеде по шоссе «Скатертью дорога». «Будьте осторожны с этой старой ржавой рамой, – отвечает она. – Вам нужно купить десятискоростной, мистер К… десятискоростной, мистер К… десятискоростной, мистер К…»
   И тут он проснулся. Весь в холодном поту. Увиденное казалось слишком реальным, чтобы быть сном. Он решил проверить себя. Потянулся к телефону, набрал домашний номер и, услышав приветливое «алло» экономки, восхитился звуковой достоверности сна.
   – Как дела, миссис Кобб? Как кошки?
   – О, это вы, мистер К.! – взвизгнула миссис Кобб. – Благодарю Всевышнего, что вы не рассыпались на части! Кошки? Они скучают без вас. Коко не хочет есть, а Юм-Юм все время орет. Они знают: что-то не в порядке. Мистер Райкер здесь. Я послала его наверх, чтобы поспал немного. Вам что-нибудь нужно? Что я могу вам послать, мистер К.?
   – Спасибо, ничего не надо! Завтра я буду дома. Но ответьте на несколько вопросов, если можете. Вы подавали вчера макароны с сыром?
   – О боже! Надеюсь, не завтрак послужил причиной вашего падения с велосипеда.
   – Нет, конечно. Не волнуйтесь. Я просто пытаюсь вспомнить кое-что. На вас вчера был розовый свитер?
   – Да, тот, который вы мне подарили.
   – Обсуждал ли я с вами планы на вечер?
   – О мистер К.! Вы начали расследование? У вас есть какие-то подозрения?
   – Нет, лишь любопытство, миссис Кобб.
   – Ну, дайте подумать… Вы сказали, что хотели бы покататься на старом велосипеде, а я вам посоветовала купить новый, десятискоростной. Теперь уж вы его купите, мистер К. Шериф обнаружил ваш старый в канаве… разбитый вдребезги.
   – В канаве?
   Странно. Квиллер задумчиво пригладил усы. Он поблагодарил домоправительницу и посоветовал предложить Коко несколько деликатесов для повышения аппетита.
   – Где он? Поднесите его к телефону.
   – Он на холодильнике. Прислушивается к каждому моему слову. Посмотрю, дотянется ли телефонный шнур до него.
   Было слышно, как миссис Кобб начала уговаривать кота. Наконец Коко издал знакомый вопль, который прозвучал со всей отчетливостью, и Квиллер по характерному шуму догадался, что кот обнюхивает трубку на том конце провода.
   – Привет, Коко, старик Коко! Ты заботишься о Юм-Юм? Оберегаешь дом от львов и тигров?
   Послышалось довольное мурлыканье. Коко ценил интеллигентные разговоры.
   – Будь хорошим котом и ешь. Ты должен поддерживать свои силы для борьбы со всеми этими ягуарами и черными буйволами. Пока, Коко. Я буду завтра дома.
   «Йау!» – пронзительный крик чуть не взорвал барабанную перепонку Квиллера.
   Он положил трубку и, повернувшись, увидел миссис Тудл, которая стояла, широко открыв глаза от удивления.
   – Я… Не хотите ли поесть, мистер К.?
   – Если не возражаете, я спущусь в кафе. Как вы полагаете, сегодня подают консоме с яйцами-пашот или рублеными мидиями?
   Встревоженная миссис Тудл поспешно вышла из комнаты. Квиллер усмехнулся. Он ощущал необыкновенный подъем после краткого знакомства с амнезией.
   Причесываясь, перед тем как спуститься в кафе, он вспомнил слова миссис Кобб: «Шериф нашел велосипед в канаве». Дренажная канава находилась в добрых тридцати футах от дорожного покрытия, что позволяло в будущем расширить шоссе. Если он отключился или наехал на какое-то препятствие, то и он, и велосипед могли оказаться только на гравийной обочине. Так каким образом велосипед очутился в канаве? Вот вопрос, которым надо будет заняться позднее, а сейчас ему хотелось есть.
   Облаченный в цвета Макинтошей, Квиллер направился к лифту, медленно и осторожно ступая на забинтованную ногу. Он был благодарен судьбе, что не упал на поврежденное когда-то колено. Впрочем, теперь оба колена покалечены.
   Каждый встречный, казалось, знал его. Персонал больницы и амбулаторные больные приветствовали Квиллера, называя по имени или, скорее, по инициалу, а одна из сестер сказала:
   – Извините за комнату, мистер К. Я имею в виду цвет стен. Их должны были выкрасить в розовый антик, но маляры промахнулись с колером.
   – Да, не очень аппетитно, – согласился Квиллер. – Похоже на сырую говядину, но я не умру от этого в ближайшие сутки.
   В кафе его встретили аплодисментами сестры, технический персонал, врачи, которые поглощали салаты из прессованного творога, массу чили и тушеную треску с отварным сельдереем. Ответив на приветствия учтивыми поклонами и рукопожатиями, он встал в очередь за седовласым деревенским врачом, обладавшим двумя заслугами: во-первых, он был отцом Мелинды, а во-вторых, смазывал глотки, вправлял кости и принимал роды чуть ли не у половины населения Мускаунти.
   Доктор Галифакс Гудвинтер, обернувшись, воскликнул:
   – А, знаменитый велосипедист! Рад убедиться, что вы все еще среди живых. Было бы весьма жаль, если бы моя дочь потеряла своего первого и единственного пациента.
   Сестра, стоявшая за Квиллером, слегка подтолкнула его локтем:
   – Вам следовало бы надеть шлем, мистер К. Вы могли погибнуть.
   Подхватив поднос с соком и горячей кукурузной сдобой, Квиллер прошествовал к столу, за которым сидели трое знакомых ему мужчин. Он встречал их в Бустер-клубе Пикакса: главный администратор, общительный уролог и банкир, обслуживающий совет попечителей больницы.
   Врач поинтересовался:
   – Думаете подать на кого-нибудь в суд, мистер Квилл? Могу свести вас с парочкой предприимчивых адвокатов, специализирующихся на дорожных происшествиях.
   Банкир добавил:
   – Вы не можете подать в суд на изготовителя. Такие велосипеды не выпускаются уже лет пятьдесят.
   Главный администратор подытожил:
   – Мы тут скидываемся, чтобы купить вам новый велосипед, а возможно, и новый халат.
   Похлопывая по лацканам из ветхой красной шотландки, Квиллер заявил не без пафоса:
   – Это старинный халат самого достойного происхождения. А следы времени лишь повышают его ценность. – На самом деле Коко порой охватывала страсть к жеванию шерсти, и тогда от него доставалось обивке кресел, халату с тартаном Макинтошей и другим шерстяным вещам.
   Квиллер почувствовал себя легко в больничной среде. Здесь царила та же атмосфера беззлобного подшучивания, которая так нравилась ему в «Дневном прибое». Казалось, каждый житель Пикакса расположен к нему. А почему бы и нет? Он приятный собеседник, сочувственный слушатель и самый богатый человек в Мускаунти. У него не возникало иллюзий на свой счет. Когда он писал очерки для «Прибоя», его окружали лоббисты, политики, крупные дельцы и коммерсанты помельче. Он с благодарностью принимал их внимание, но никогда не заблуждался относительно их истинных чувств.
   После ланча лаборант взял у него кровь на анализ, затем Квиллеру сделали электрокардиограмму, после чего он уснул, чтобы увидеть еще один сон, который опять оказался очень реальным и тревожным.
   Он выбирался из канавы возле пустынного шоссе. Одежда промокла, брюки порвались, ноги кровоточили. Кровь, капающая со лба, слепила правый глаз, когда он выполз на дорогу и попытался идти. Вскоре рядом с ним остановился красный автомобиль, и некто в голубой рубашке выскочил из машины. То был Джуниор Гудвинтер, молодой редактор газеты «Пикакский пустячок». Джуниор подобрал его и подбросил до города, всю дорогу он трещал без умолку, а Квиллер словно онемел. Он пытался ответить на вопросы Джуниора, но не находил слов.
   Сон оборвался внезапно. Квиллер, весь в испарине, дрожащий, сел на кровати. Он вытер пот с лица, дотянулся до телефона и позвонил в редакцию.
   – Квилл! Живой! – заорал в трубку Джуниор. – Когда вчера я подобрал вас, вы скорее походили на мертвеца, чем на живого. Мы даже дали в номер сообщение о вашей кончине на случай, если вы вдруг отбросите коньки…
   – Благодарю. Весьма предусмотрительно с вашей стороны.
   – Как чувствуете себя – на все сто? По голосу – вроде нормально.
   – Они подлатали меня, и теперь я словно сошел с полотна «Дух семьдесят шестого» [14 - «Дух семьдесят шестого» – название картины А. Уилларда, посвященной событиям американской революции 1776 года. На ней изображен волынщик и два барабанщика – юноша и старик-ополченец, марширующие по полю битвы.]. Где вы меня подобрали?
   – На шоссе «Скатертью дорога», за шахтой «Бакшот». Вы брели посреди дороги, в полной прострации, в противоположную от города сторону. Ваша одежда была порвана и вся в грязи. Из раны на голове сочилась кровь. Вы действительно расстроили меня, особенно когда не смогли произнести ни слова.
   – Вы видели мой велосипед?
   – По правде говоря, я и не искал его. Спешил доставить вас в больницу. Я шпарил под сто десять.
   – На какой вы были машине?
   – К счастью, на «ягуаре». Вот почему мне удалось выжать сто десять.
   – Спасибо, Джуниор. Давайте позавтракаем на следующей неделе. Плачу́ я.
   Еще один сон оказался правдивым! Даже цвет автомобиля совпал. Квиллер знал, что у Джуниора был красный «ягуар».
   В кафе больницы он обсудил свои сны с Мелиндой Гудвинтер и Арчи Райкером, которые пришли пообедать с ним. Без белого халата и стетоскопа Мелинда больше походила на ту молодую женщину, с которой он встречался последние два месяца.
   – Ты целуешь всех лежачих больных? – спросил ее Квиллер.
   – Только людей зрелого возраста, – ответила она, и в зеленых глазах зажегся озорной огонек.
   – Забавная штука, – начал он, – детали, которых я не мог вспомнить, вдруг привиделись мне во сне. Однако нет и намека на то, при каких обстоятельствах я попал в аварию.
   – Только не из-за рытвины, – сказала Мелинда. – Это широкое новое шоссе, гладкое как зеркало.
   – Как я догадываюсь, – подал голос Райкер, – ты свернул, чтобы что-то объехать. Может, то был скунс, или енот, или даже олень. Я видел много мертвых животных на дороге, ведущей из аэропорта.
   – Мы никогда не узнаем точно, – произнес Квиллер. – Как дела дома? Тебе удалось поспать? Накормила тебя миссис Кобб? И видел ли ты Коко?
   – Все прекрасно. Коко встретил меня у парадной двери и подверг суровой инспекции. Думаю, я прошел смотр, поскольку мне разрешили-таки войти в дом.
   Поздно вечером, когда опустел больничный коридор, Квиллеру привиделся последний сон – пропавшее звено между макаронами с сыром и красным «ягуаром». Он увидел, как едет по пустынному шоссе со средней скоростью, без всякого напряжения нажимая на педали, и наслаждается гладким асфальтом. Он радуется плавно убегающим холмам и отсутствию транспорта. Подъем на такие холмы легок, а спуск – сплошное удовольствие.
   Он уже миновал заброшенную шахту «Бакшот», полуразвалившееся здание конторы и надписи: «Опасно! Не подходи! Внимание: провалы!»
   Забытые шахты, разнообразившие унылый пейзаж вокруг Пикакса, были для Квиллера источником бесконечного очарования. Таинственные, молчаливые, мертвые…
   Однако «Бакшот» отличалась от всех. Ему говорили, что из недр шахты, где в 1913 году были заживо похоронены тринадцать углекопов, до сих пор слышится жуткий свист.
   Во сне он проехал «Бакшот», медленно крутя педали. Только позвякивание спиц заднего колеса и поскрипывание цепи нарушали тишину. Напоследок он оглянулся на серое здание конторы: крутой склон у провала, трепетная зелень сорняков смягчает суровость пейзажа… Он так внимательно разглядывал все это, что прозевал грузовик, едущий ему навстречу, не замечал его, пока не услышал рокот мотора.
   Взглянув вперед, он увидел, как грузовик резко прибавил скорость и свернул на его полосу. Во сне он живо видел решетку радиатора; большая и ржавая, она словно осклабилась от удовольствия, наезжая на него. Он дернул руль и метнулся в сторону канавы, но переднее колесо налетело на камень, и он, потеряв управление, вылетел из седла. На миг он обрел способность летать.
   Страх вытолкнул Квиллера из забытья, и он обнаружил, что сидит на постели, вопя и обливаясь потом.
   Вбежала дежурная сестра:
   – Мистер К.! Мистер К.! Что случилось? Приснился страшный сон?
   Квиллер потряс головой, чтобы окончательно отогнать ночной кошмар:
   – Извините. Надеюсь, я не разбудил всю больницу?
   – Хотите воды, мистер К.?
   – Спасибо. Не поднимете ли изголовье кровати? Мне лучше посидеть некоторое время.
   Квиллер откинулся на подушку, вспоминая сон. Он был таким же реальным, как и остальные. Голубое небо. Вокруг заброшенной шахты ядовито-зеленые сорняки. Ржавая решетка радиатора грузовика-убийцы. Подобно другим, этот сон открыл ему то, что произошло на самом деле, только некуда было звонить, чтобы удостовериться в правоте. Одно стало ясно: столкновение на шоссе «Скатертью дорога» не случайность.
   «Да, – подумал он, – меня любят в Пикаксе… но не все».

Два

   Стояла середина лета, когда самый богатый человек в Мускаунти свалился с древнего велосипеда. За два месяца до этого он не был столь богат. Скорее… За нищенскую плату строчил очерки и статьи в известную газету Среднего Запада. Как и положено скромному и бережливому холостяку, Квиллер снимал однокомнатную квартиру и аккуратно платил взносы за подержанный автомобиль. В его собственности имелась пишущая машинка пятидесятилетней давности, со стертым шрифтом, и библиотека из книг, купленных по случаю за двадцать пять центов в букинистических лавках. Его гардероб легко умещался в двух чемоданах. И жил он, как ему казалось, в полном довольстве.
   Единственное излишество, которое позволял себе Джим Квиллер, – попечение о двух сиамских котах, которые отвергали кошачью еду, предпочитая ей говяжью вырезку и, соответственно сезону, омаров и устриц. Помимо аристократических повадок и эпикурейских аппетитов кот Коко выказывал еще и недюжинные умственные способности. Рассказы о его экстрасенсорных способностях давно сделали сиамца легендой как в «Дневном прибое», так и в пресс-клубе.
   И вот, без всякого счастливого билета, Квиллер буквально за одну ночь стал мультимиллионером. На него по капризу судьбы свалилось наследство, причем он оказался единственным наследником.
   Поразительная новость застала его в Мускаунти, на севере штата, где он отдыхал вместе со своими кошками. Они жили в хижине на берегу озера, неподалеку от курортного городка Мусвилл. Как только Квиллер пришел в себя после шока, он подал заявление об уходе из «Дневного прибоя» и стал готовиться к переезду в городок Пикакс, в сорока милях от Мусвилла.
   Ему нужно было очистить свой письменный стол в редакции, попрощаться с коллегами и напоследок отобедать в пресс-клубе с Арчи Райкером.
   Двое мужчин, вытирая пот со лба и кляня жару, направлялись в клуб.
   – Мне будет не хватать тебя и других ребят, Арчи, но я не стану грустить о жаре. Термометр на здании мэрии показывает девяносто пять градусов [15 - Около 35 °C.], – проговорил Квиллер.
   – Да, пожалуй, можно печь яйца прямо на тротуарах, – согласился Арчи.
   – А в Мускаунти всегда приятный бриз. Нет нужды в кондиционерах.
   – Может быть. Но как ты вынесешь жизнь в четырехстах милях от цивилизации?
   – Ты уверен, что современные города – очаги цивилизации?
   – Квилл, ты провел меньше месяца в этой северной глуши, а уже рассуждаешь словно овцевод… Ладно, я переиначу вопрос. Как ты сможешь прожить в четырехстах милях от пресс-клуба?
   – Да, это риск, – согласился Квиллер, – но таковы условия завещания мисс Клингеншоен: или прожить в Мускаунти пять лет, или лишиться наследства.
   В клубе, где кондиционер, конечно, не работал, они заказали сандвичи с говядиной, джин-тоник для Райкера, чай со льдом для Квиллера.
   – Если тебя лишат наследства, кому оно достанется?
   – Кому-то в Нью-Джерси. Не хочу кривить душой, Арчи, это было трудное решение для меня. Я колебался, правильно ли бросать работу в солидной газете ради какой-то кучи денег.
   – Квилл, либо ты большой оригинал… либо просто сумасшедший. Никто в здравом уме не откажется от миллионов.
   – Ну ты же знаешь меня, Арчи. Я люблю работать. Люблю газетное дело и пресс-клубы. Я никогда не нуждался в больших деньгах и никогда не хотел обременять себя собственностью. Остается лишь посмотреть, буду ли я чувствовать себя комфортно с деньгами – Деньгами с большой буквы.
   – Попытайся! – посоветовал Райкер. – Действительно попытайся. Послушай, а что это за обременительная собственность, которая может разрушить твою жизнь?
   – Разного рода недвижимость. Офисные здания и отели на Восточном побережье. Два универмага. Земля в Мускаунти. Половина Мэйн-стрит в Пикаксе. А также дом Клингеншоенов и коттедж в Мусвилле, где мы отдыхали.
   – Страшное дело.
   – Ты представляешь, мне понадобится прислуга! Кухарка, горничная, садовники, люди, которые проследят за проводкой, трубами, отоплением, а возможно, и секретарь. Не говоря уж о бухгалтере, финансовом советнике, адвокатах и целой конторе менеджеров. Это не в моем духе! Они хотят, чтобы я вступил в местный клуб и носил сшитые на заказ костюмы!
   – Я не тревожусь за тебя, Квилл. Ты останешься самим собой. Тот, кто убежден в гениальности своего кота, никогда не пойдет проторенными путями… Вот горчица. Хочешь хрена?
   Квиллер поблагодарил и капнул горчицы на мясо.
   А Райкер продолжал:
   – Ты не станешь никем, кроме себя, Квилл… милый неряха. Ты хоть знаешь, что каждый твой галстук насквозь проеден молью?
   – Мне нравятся мои галстуки, – возразил Квиллер. – Они вытканы в Шотландии, и никакая моль их не ела. Прежде чем у нас появилась Юм-Юм, Коко с горя начал жевать шерсть.
   – Неужели кошки создали семью? Я думал, они стерилизованы…
   – Да, но сиамские кошки не терпят одиночества. Они становятся нервными и начинают творить странные вещи.
   В этот момент возле столика остановились два фотографа из «Прибоя» и сочувственно обратились к Квиллеру:
   – Старик, ты хоть знаешь, на что согласился? В Мускаунти с преступностью слабо.
   – Ничего, – ответил Квиллер. – Выпишем отсюда какого-нибудь уголовника, чтобы полиция не скучала.
   Он привык, что коллеги подшучивают над его увлечением криминалистикой. Каждый в пресс-клубе знал, что Квиллер помог полиции раскрыть несколько дел, и каждому было известно, что именно Коко нашел ключ к разгадке.
   Квиллер вновь налег на бутерброд, а Райкер продолжал пытать:
   – А что представляет собой Пикакс?
   – Три тысячи человек и четыре тысячи пикапов. Я так и называю его: городок Пикапск. В городе один светофор, четырнадцать маленьких ресторанчиков, газета, застрявшая в прошлом веке, и больше церквей, чем баров.
   – Тебе следовало бы открыть хороший ресторан и создать собственную газету, раз уж ты теперь при деньгах.
   – Нет уж, спасибо. Я собираюсь писать книгу.
   – Там интересные люди есть?
   – Зря ты думаешь, что в Пикаксе одни овцеводы. Во время отпуска я познакомился с несколькими учителями, инженером, энергичной блондинкой с почты (к сожалению, она замужем), а также двумя адвокатами – брат и сестра, классический тип. Там также живет молодая докторша, с которой я начал встречаться. У нее самые зеленые глаза и самые длинные ресницы, какие ты только видел, и она ими подает сигнал «продолжайте», если только я правильно умею читать сигналы.
   – Как тебе удается завлекать женщин почти вдвое моложе тебя? Должно быть, все дело в твоих дремучих усах?
   Квиллер самодовольно пригладил растительность на верхней губе:
   – Мелинда Гудвинтер, доктор медицины… Недурная кандидатура для свидания субботним вечером…
   – Прямо героиня телесериала.
   – Гудвинтер – распространенная фамилия в Мускаунти. Половина телефонной книги отдана ей. Родословная Гудвинтеров восходит к тем временам, когда состояния сколачивались в шахтах.
   – А сейчас что поддерживает тамошнюю экономику?
   – Коммерческое рыболовство и туризм. Мелкие фермерские хозяйства. Кое-что из легкой промышленности.
   Райкер какое-то время сурово молчал, жуя сандвич. Он терял лучшего журналиста, а заодно и товарища по ланчам.
   – Предположим, ты переедешь туда, Квилл, и передумаешь, прежде чем пройдет пять лет. Что тогда?
   – Все достанется людям из Нью-Джерси. Состояние будет находиться под опекой в течение пяти лет, и все это время я буду получать лишь процент от прибыли.
   – Который исчисляется…
   – После уплаты налогов около миллиона в год.
   Райкер поперхнулся кусочком огурца.
   – Любой мог бы… способен был бы… свести концы с концами, имея такие деньги.
   – Вы с Рози должны приехать туда на недельку. Свежий воздух… никакой суеты… тишь да гладь. Я имею в виду, что Пикакс не знает уличной преступности. – Квиллер попросил счет. – Не жди, что я заплачу сегодня за тебя, Арчи. Я пока не видел ни пенса из этого наследства. Извини, не могу остаться на кофе. Должен торопиться в аэропорт.
   – Сколько туда лету?
   – Вечность! Нужно сделать две пересадки, а потом лететь на «кукурузнике».
   Пожав напоследок руки завсегдатаям пресс-клуба и похлопав их по плечам, Квиллер забрал на кухне увесистый пакет с остатками пищи и, сказав последнее «прощай» излюбленному своему пристанищу, устремился на трехчасовой самолет.
   В самолете он мыслями вернулся к Арчи Райкеру. Они дружат уже давно и по-настоящему привязаны друг к другу, но сегодня Арчи выглядел непривычно угрюмым. Обычно редактор держался отстраненно, даже холодновато, как и подобает ветерану пера, временами позволяя себе добродушное подшучивание, но сегодня что-то угнетало его. Квиллер чувствовал, что причиной тому послужил не только его отъезд на север. За этим крылось что-то еще.
   Полет прошел без приключений, поле было гладким, и на лужайке, служившей стоянкой, его ждала машина, которую он оставил, улетая. Никто не проколол шины, не взломал багажника. Погоду Квиллер нашел идеальной и радовался тому, что избавился от вечной жары и городского транспорта. По мере приближения к Мусвиллу его охватило привычное беспокойство: не случилось ли чего в его отсутствие?
   Он оставил Коко и Юм-Юм одних в доме на берегу озера. Женщина, бравшаяся за плату приглядывать за зверьем, обещала кормить кошек дважды в день, давать им свежую воду и не повышать на них голоса. Но надежна ли она? Вдруг она сломала ногу и не смогла прийти? Хватило ли кошкам воды? Сколько они могут прожить без пищи? А что, если их выпустили по неосторожности и они убежали! Это домашние киски… городские. Разве они выживут в лесу? Разве смогут защититься от ястреба или совы? А если в лесу водятся волки?! Коко сражался бы до конца, но маленькая Юм-Юм – она такая нежная, такая беспомощная…
   Весь на нервах, он подъехал к дому и открыл дверь. Коко и Юм-Юм сидели на каминном коврике бок о бок, словно две книжки на полке, и выглядели спокойными и довольно упитанными.
   – Негодяи! – взорвался Квиллер. – Выпрашивали еду! Обжирались!
   Стоял июль, и лучи горячего вечернего солнца, падая на гладкую кошачью шерсть, создавали вокруг нечестивцев что-то вроде ореола. Поджав под себя коричневые лапки, нахально вздернув уши и уставив на хозяина глаза, пронзительно голубые на коричневых масках, Коко и его подружка отказывали Квиллеру в праве критиковать Их Королевские Кошачества.
   – Вы не запугаете меня. Так что сотрите выражение превосходства с ваших мордочек, вы оба! У меня новость для вас. Утром мы едем в Пикакс.
   Сторонники сохранения статус-кво, кошки всегда противились перемене адреса. Тем не менее рано утром Квиллер погрузил свои пожитки и сиамцев в машину и повез их (на каждую милю приходилось не менее сорока протестующих воплей) за тридцать миль от озера – в особняк Клингеншоенов.
   Достопамятный особняк К., как называли его местные жители, располагался на Пикакской площади, которую огибала Мэйн-стрит; в центре площади был разбит небольшой сквер. По периметру стояли две церкви, здание суда Мускаунти, библиотека, но ничто так не впечатляло, как столетняя резиденция Клингеншоенов.
   Огромный квадратный дом, добротно сложенный из камня, величественно возвышался среди ухоженной лужайки.
   Круговая подъездная дорожка вела к главному входу, боковая шла к гаражу, тоже сложенному из камня с вкраплениями кварца, которые ярко посверкивали на солнце.
   Квиллер подъехал к черному ходу. Зная привычки жителей Пикакса, он рассудил, что дверь может быть не заперта.
   Теперь оставалось поспешно втащить орущих животных в кухню, положить их на голубую подушку на холодильник и открыть дверь в примыкающую к кухне прачечную, указав тем самым, где они могут пить воду и отправлять свои надобности. Успокоив их и попросив вести себя хорошо, он закрыл обе двери на кухню и перетащил остальной багаж.
   Затем, поминутно поглядывая на часы, Квиллер поднял два чемодана на второй этаж, положил на письменный стол стопку бумаги, тринадцатифунтовый словарь (без сокращений, с поцарапанной обложкой), тут же установил свою древнюю пишущую машинку.
   Роскошная обстановка дома произвела на него большое впечатление еще в первый приезд, но сейчас он смотрел на нее уже глазами собственника. Высокий вестибюль с грандиозной лестницей; столовая, где за столом могли усесться шестнадцать человек; гостиная с двумя каминами, две гигантские хрустальные люстры, тяжелое старое пианино; солярий с тремя стеклянными стенами. Отопление дома, должно быть, потребует целого состояния.
   Точно в назначенный час прозвучал дверной звонок, и он принял двух адвокатов из фирмы «Гудвинтер и Гудвинтер», третье поколение юристов этой уважаемой конторы. Партнерам – Александру и его сестре Пенелопе – обоим было под тридцать, но налагаемая профессией печать сухой официальности делала их старше своих лет. Оба унаследовали патрицианские черты и белокурые волосы Гудвинтеров и подозрительно хорошо одевались для городка типа Пикакса, где все в основном носили джинсы, футболки и кепки.
   – Я только что приехал. – Квиллер запыхался после недавних трудов. – Теперь мы официальные жители Пикакса. Я прилетел из Центра вчера.
   В представлении аборигенов Центр был чем-то вроде городской свалки на юге штата.
   – Разрешите поздравить вас с прибытием в Мускаунти, – торжественно начал Александр Гудвинтер, – и поверьте, я выступаю от всех живущих здесь, в Пикаксе. То, что вы без промедления поселились здесь, для нас великая честь. Ваше присутствие смягчит – как бы сказать точнее? – не слишком доброжелательную реакцию местного населения на завещание мисс Клингеншоен. Мы надеемся на плодотворное сотрудничество.
   – К вашим услугам. Может быть, пройдем в библиотеку и все обсудим?
   – Один момент! – Александр предупреждающе поднял руку. – Цель нашего визита, – монотонно продолжил он, – сделать ваше водворение на новом месте как можно более легким и приятным. К сожалению, я должен улететь в Вашингтон, но я оставляю вас под надежным присмотром моей сестры.
   Последнее обстоятельство очень устраивало Квиллера, поскольку он уже давно обнаружил, что младший партнер являет собой обворожительную загадку. Она была грациозна, но высокомерна. Ослепительная улыбка обнаруживала игривые ямочки на щеках, но все это использовалось исключительно в деловых целях. Однако он имел случай наблюдать ее свободной и раскованной, и единственным ключом к внезапному дружелюбию стал исходящий от нее холодок мятного освежителя дыхания. Пенелопа возбуждала его любопытство. Она бросала вызов.
   Покидая дом, Александр сказал в заключение:
   – По моем возвращении вы должны отобедать у нас. И с вашего разрешения, я мог бы порекомендовать вам моих парикмахера, портного и ювелира. – Он бросил взгляд на изрядно поношенную рубашку клиента, на его неухоженные усы.
   – Что мне в самом деле нужно, – ответил Квиллер, – так это ветеринар. Для профилактического осмотра зубов.
   – А… хорошо… да, конечно, – произнес Александр.
   Он уехал в аэропорт, а Квиллер проводил Пенелопу в библиотеку, наслаждаясь исходящим от нее ароматом: что-то неуловимо женское, но не выходящее за рамки профессиональной сдержанности. Отметил он и прекрасно сшитый летний шелковый костюм.
   «Она вполне могла бы стать моделью, – подумал он. – И что заставило ее заниматься юриспруденцией в этом затерянном посреди лесов городишке? Надо бы обязательно докопаться, где тут собака зарыта».
   В библиотеке бухарские ковры, кожаная мебель и тысячи книг обволакивали уютом. Пенелопа села на диван, обитый красной кожей. Квиллер опустился рядом. Она быстро поставила свой атташе-кейс между ними.
   – Весьма вдохновляющее место для творчества. – Она обвела взглядом книжные полки, бюсты Шекспира и Гомера. – Это и в самом деле ваша машинка? Почему бы вам не попробовать работать на компьютере, мистер Квиллер?
   Будучи скуповат, он отвергал советы, как ему тратить деньги, но раздражение исчезло, когда Квиллер увидел ямочки на улыбающемся лице Пенелопы.
   Затем она нахмурилась, разглядывая потрепанную обложку увесистого тома:
   – Вам также следует купить новый словарь. Вашим, кажется, слишком много пользовались.
   – Такое случается, когда книги дерут когтями, – просветил Квиллер. – Нет ничего лучше третьего полного издания словаря для обтачивания кошачьих когтей.
   На секунду адвокатский апломб исчез, но затем опять засияла профессиональная улыбка, и Пенелопа открыла кейс.
   – Основная причина сегодняшней встречи, мистер Квиллер, это необходимость обсудить финансовые вопросы. Пункт первый. Хотя вступление в наследство затянется на год и более, мы сделаем все возможное, чтобы ускорить утверждение завещания. Пока же наша контора берется оплачивать расходы по дому, работу нанятых вами людей, налоги, страховку и тому подобное. Все счета будут поступать прямо к нам, чтобы не доставлять вам лишних хлопот.
   Пункт второй. Вы поступили достаточно мудро, когда порвали с «Дневным прибоем» и немедленно перебрались сюда, но тем самым вы лишили себя источника дохода. Поэтому мы договорились с банком об открытии текущего счета, на который будет ежемесячно поступать сумма в несколько тысяч долларов, пока вы полностью не утвердитесь в правах наследства, после чего месячная сумма увеличится в несколько раз. В банке мы сотрудничаем с мистером Фитчем. Если вам понадобится новый автомобиль, он организует это дело. Вы согласны, мистер Квиллер?
   – Да, вполне, – небрежно произнес он.
   – Пункт третий. Наша контора также возьмет на себя обязательства по поддержанию в порядке этого особняка и прилегающей территории, но вам следует нанять домоправительницу, которая будет жить в доме, и приходящую прислугу. Выбор полностью зависит от вас. Наш секретарь с удовольствием пришлет к вам претендентов.
   Квиллер, сидевший лицом к двери, удивился, увидев, как мимо библиотеки, вертикально подняв хвост, целеустремленно прошествовал кот. Коко и Юм-Юм были заперты на кухне, однако сиамец легко открыл дверь и начал обследовать помещение.
   – Пункт четвертый. Комнаты для слуг над гаражом давно заброшены и требуют ремонта. Он будет произведен в счет наследства, разумеется.
   – Да-да… прекрасно, – сказал Квиллер, припоминая все поломки в доме и ожидая в любой момент услышать устрашающий треск.
   – У вас есть вопросы, мистер Квиллер? Что еще мы можем сделать для вас?
   – Мисс Гудвинтер, – отвлекаясь от неминуемой катастрофы, промолвил он. – Мне хотелось бы четко определить свою позицию. Пункт первый. Я никогда не мечтал иметь много денег. Мне не нужны ни яхта, ни реактивный самолет. Я не склонен забивать себе голову юридическими тонкостями, читая то, что напечатано мелким шрифтом, или отыскивая итоговую строку. Все, чего я хочу, это писать без помех.
   На лице Пенелопы отразилось явное недоверие.
   – Пункт второй, мисс Гудвинтер. После вступления в права наследования я собираюсь учредить Клингеншоеновский фонд, чтобы пустить излишки дохода на потребности Мускаунти. Организации и отдельные люди получат гранты, стипендии, инвестиции в целях развития бизнеса… В общем, вы знаете, о чем я говорю.
   – О, мистер Квиллер, какая необыкновенная щедрость! – воскликнула Пенелопа. – Какая блестящая идея! Едва ли я могу выразить, как благотворно это скажется на моральном и экономическом состоянии Мускаунти. Ваше заявление успокоит тех людей, которые ждали наследства и, не получив его, разочаровались. Можем ли мы предать гласности это ваше намерение?
   – Ради бога. Я рассчитываю на вашу помощь в части разработки деталей. Мы можем начать с олимпийского плавательного бассейна для средней школы. Знаю я и то, что в местной библиотеке нет книг новее «Унесенных ветром».
   – Когда Алекс вернется, ваше предложение будет первым в повестке дня. Я сегодня же позвоню в Вашингтон и сообщу ему о хороших новостях.
   – Отсюда следует пункт третий. Могу я пригласить вас на ланч?
   – Спасибо, мистер Квиллер. Я бы с радостью, но меня уже пригласили. – Ямочек на щеках как не бывало.
   – А как насчет ужина сегодня?
   – Хотела бы принять ваше приглашение, но, увы, очень много работы, пока Алекс отсутствует. Знаете, приходится нести двойную нагрузку.
   Пока она произносила последние слова, кто-то в гостиной взял несколько аккордов на старинном пианино.
   – Что это? – резко спросила Пенелопа.
   – Один из моих питомцев, – изумленно произнес Квиллер. – Только белые клавиши. Подождем, пока он доберется до черных.
   Адвокатесса взглянула на него с подозрением. Звуки пианино не удивили Квиллера. Он знал: Коко никогда не вспрыгнет на клавиатуру, производя беспорядочный шум. Такое поведение присуще обыкновенным котам. Но не Коко. Всего скорее, он, встав на задние лапы на скамье возле инструмента, передними бархатными подушечками дотянулся до двух-трех клавиш и нажал на них. Удовлетворив тем самым свое любопытство, кот спрыгнул на пол и продолжил исследование апартаментов. Коко взял четыре ноты: соль, до, ми, соль. В детстве Квиллер учился играть на пианино и потому в прозвучавших нотах уловил начало мелодии «Велосипед для двоих».
   – Это звуковое вступление ведет к пункту четвертому, – объявил он Пенелопе. – Двери в этом доме настолько старые, что плотно не закрываются. Но я хочу, чтобы сиамцы, когда нужно, сидели на кухне.
   – Никаких проблем. Мы пришлем Берча Тревельяна, он все отремонтирует. Он прекрасный работник, но вам следует запастись терпением, ибо Берч скорее отправится на рыбалку, чем на работу.
   – И еще, мисс Гудвинтер. Я знаю, что в Пикаксе не принято закрывать черный ход, но в этом доме полно ценностей. А сейчас, когда много туристов приезжает из Центра, никогда не знаешь, кто отирается вокруг и что у него на уме. Народ в провинции очень уж доверчив. В задней двери есть замок, но ключ отсутствует.
   – Вставят новый замок. Обсудите это с Берчем Тревельяном. И вообще, не стесняйтесь, обращайтесь к нему с любыми проблемами.
   Позднее Квиллер попытался разобраться, почему же она отклонила его приглашение поужинать. Большинство молодых женщин с удовольствием принимали от него предложения такого рода. Он пригладил усы, вспоминая прошлые успехи. Не считает ли Пенелопа необходимым держать дистанцию между собою и клиентами? И почему, интересно, она облизнулась при упоминании Берча Как-Его-Там?
   Проводив Пенелопу, он нашел Коко в столовой: тот обнюхивал кроликов и фазанов, вырезанных на деревянных дверцах огромного буфета. Юм-Юм, осторожно выбравшись из кухни, исследовала солярий с его маленьким лесом каучуковых деревьев, подушками на креслах и панорамой из жизни птиц.
   Сам же Квиллер отправился осматривать каменное строение, служившее некогда конюшней и каретным сараем. Сейчас там был гараж на четыре машины. Кроме его собственного маленького автомобиля и лимузина Клингеншоенов здесь хранился ржавый велосипед со спущенными шинами и набор садовых инструментов, абсолютно незнакомых обитателю Бетонного Пояса.
   Забравшись наверх, он обнаружил над гаражом две квартиры. В былые времена, когда в доме держали множество слуг, эти помещения, вероятно, занимали семейные пары. Унылые коричневые стены и обшарпанная мебель первых апартаментов составляли печальный контраст с великолепием хозяйского особняка… Но зато вторые… Вторые просто ошеломляли! Потолок и стены покрывали граффити всех оттенков, каких только бывает краска в аэрозольных баллончиках. Кто-то напылил повсюду изображения гигантских цветов, похожих на маргаритки, вперемешку с сердцами, инициалами и словом «любовь».
   Кричаще безвкусная комната выражала что-то настолько личное, что Квиллеру показалось: бывшая владелица апартаментов вот-вот выйдет из ванной. Любопытно, как она выглядела? Сногсшибательная блондинка? Он сразу же отбросил подобную мысль из-за ее старомодности. Без сомнения, она красила волосы в зеленый цвет и делала контрастный макияж. Но, если подумать, довольно трудно представить в Пикаксе особу с зелеными волосами. Тем более горничную Клингеншоенов.
   Так кто же жил в этом коконе бешеной фантазии? Надо признать, росписи не лишены известной артистичности. Мотивы искусно переплетаются, как в орнаментах индийской шали или восточных ковров.
   Квиллер знал, что у прежней владелицы имелся один-единственный слуга. Кто же была неизвестная художница? Давно ли она создала свои гигантские маргаритки?
   Он потрогал усы. Они всегда вставали дыбом, когда он делал значительное открытие. И сейчас он вспомнил мелодию, которую наигрывал Коко на пианино. Он промычал четыре ноты. «Дейзи, Дейзи. Маргаритка, маргаритка [16 - В песне «Велосипед для двоих» поется о девушке Дейзи Белл, чье имя переводится как «маргаритка».]. Забавное совпадение, – подумал он. – А может, и не совпадение вовсе?»

Три

   Три новых постояльца особняка К. примеряли на себя абсолютно новую для них окружающую обстановку. Квиллер давно мечтал о такой спальне: в английском вкусе, восемнадцатый век – высокие и низкие чиппендейловские комоды, кровать под балдахином. Он научился кипятить воду для растворимого кофе в огромной, хорошо оснащенной кухне. Юм-Юм пометила солярий как собственную территорию. Исследователь Коко после проверки роскошных помещений наверху и внизу выбрал лестницу главным сторожевым постом. Отсюда он мог видеть входную дверь, контролировать холл, наблюдать за всеми передвижениями, охранять подступы ко второй двери и улавливать многообещающие звуки, доносящиеся из кухни. Он сидел на ступеньках, свернувшись уютным клубком, когда начали прибывать кандидатки на место домоправительницы.
   Работая журналистом, Квиллер брал интервью у премьер-министров, посыльных, голливудских старлеток, бродяг, престарелых вдов, рок-звезд, осужденных насильников – всех и не упомнишь, – но ему ни разу не приходилось беседовать с будущей прислугой.
   – Ты должен помочь мне, – обратился он к Коко. – Нам нужна женщина, которая любит котов, прекрасно готовит, знает, как обращаться с антикварными вещами, услужливая. Но не слишком…
   Коко одобрительно зажмурил глаза.
   Первой явилась седая особа с впечатляющим послужным списком и прекрасными рекомендациями, но она не могла носить тяжести, подниматься наверх и вообще передвигалась с трудом.
   Вторая, едва взглянув на лестницу, взвизгнула:
   – Это что, кот? Терпеть не могу котов!
   – Пока нулевой результат, – обратился Квиллер к наблюдателю на лестнице, но тут явилась третья кандидатка.
   Это была розовощекая, ясноглазая молодая женщина в джинсах и футболке, крепкая и здоровая во всех отношениях. Ее тяжелая походка говорила о привычке ходить скорее по вспаханному полю, чем по восточным коврам. Квиллер легко представил, как она доит стадо коров, кормит армию работников в страдную пору, резвится на сеновале.
   Беседа состоялась в приемной части холла, где несколько французских стульев группировались возле резного золоченого столика-консоли под зеркалом в позолоченной раме.
   Молодая женщина присела на край глубокого кресла в стиле рококо, или Людовика XV, беспрерывно переводя взгляд с предмета на предмет и всматриваясь в каждую деталь обстановки холла.
   Звали ее Тиффани.
   – Очень милый дом.
   – А фамилия ваша как? – спросил Квиллер.
   – Троттер.
   – И какой у вас имеется опыт в ведении домашнего хозяйства?
   – Я делала все. – Ее взгляд остановился на лестнице, обежал стены холла, обтянутые янтарного цвета тисненой кожей, смерил напольные часы высотой в шесть футов.
   Квиллер заподозрил, что она подослана или налоговым департаментом, или шайкой воров из Центра под видом фермерской дочки. Если в ближайшее время что-нибудь стрясется, первая, на кого падет подозрение, будет Тиффани Троттер. Имя, конечно, вымышленное.
   – Как долго вы занимались домоводством? – Он предположил, что ей не больше двадцати.
   – Всю жизнь. Я одна вела дом, пока отец не женился вторично.
   – А сейчас?
   – Сейчас я ухаживаю за коровами, хозяева которых в отъезде, и во время сенокоса помогаю отцу.
   – Ухаживаете за чужими коровами? – Квиллер притворился наивным. – И много у вас клиентов?
   – Раз на раз не приходится. Некоторые держат корову для себя и, когда уезжают в отпуск, нанимают меня, чтобы я дважды в день доила ее, задавала ей корм и чистила стойло. Сейчас я забочусь о джерсийке Ланспиков. Сами они уехали на Гавайи. – Впервые за время беседы Тиффани проявила энтузиазм. Взгляд ее был устремлен прямо на Квиллера. В глазах появился блеск. – Я вообще люблю джерсийскую породу. А эта буренка просто необыкновенная. Ее кличут Стефани.
   Семья, которую она упомянула, владела местным универмагом.
   – С чего это Ланспикам понадобилось держать корову?
   – Свежее молоко вкуснее. – В голосе прозвучала некая обида. – И они любят домашнее масло и домашний сыр.
   Тиффани оставила номер своего телефона и укатила в маленьком грузовичке.
   Затем появилась некая миссис Фалгров, женщина костлявая, но прямо-таки вибрирующая от избытка энергии или нервозности. Не ожидая вопросов, она выпалила:
   – Ежели вам нужно, чтобы экономка жила в доме, так я не согласная. Виданное ли это дело? Вы мужчина холостой, я вдова… Но коли правда, что вы человек непьющий, я готова приходить три дня в неделю, как при старой хозяйке. Чистоту наводить и гладить. Я ж ведь тогда работала за двоих. Здешняя-то служанка и пальцем не пошевелила бы, не нажалуйся я на нее старой хозяйке. Сегодня молодые горазды только пить, курить, танцевать и непотребства всякие отчебучивать. А я вот, слава богу, родилась в те времена, когда люди себя блюли. Потому и работаю все шесть дней в неделю, а по воскресеньям трижды бываю в церкви.
   – Ну, это ваше дело, миссис Фалгров. Как, вы сказали, звали здешнюю прислугу-ленивицу?
   – Она была из девиц Малл, тех девиц Малл, которые никогда не пользовались уважением. Не примите за сплетню – я женщина мягкосердечная, – но посудите сами: только старая хозяйка надумала ее выгнать, как она возьми да уйди. А беспорядок какой страшенный в своих комнатах оставила! Дьявольские картинки на стенах и грязь везде. Старая хозяйка было взбеленилась, но тут же и успокоилась: избавились, и слава богу! Не скажу, чтобы эта девица была такая же шалая, как ее сестры, но бездельница неисправимая: вставала поздно, и нет бы поработать – да какое там! Мне и пришлось убираться в ее комнатах, как она исчезла…
   Оставив телефон – не собственный, а соседский – и не глядя по сторонам, миссис Фалгров твердым шагом вышла из дома. А Квиллер немедленно почувствовал острое желание еще раз осмотреть комнаты с дьявольскими рисунками. Он знал, что у берегов Шотландии есть такой остров – Малл. Если молодая женщина по крови шотландка, не может она быть уж совсем пропащей.
   В комнатах над гаражом он приступил к изучению инициалов, разбросанных по стенам и потолку вперемешку с маргаритками и сердцами: Б. Д., М. Л., Д. М., Т. И., Р. Р., А. Л., У. П., Д. Т., С. Г., Дж. К., П. М. и так далее. Если то были мужские инициалы, девушка пользовалась большим спросом. Или все это плод фантазии? Р. Р. – подходит и кинозвезде, и президенту.
   Уже сидя за письменным столом в библиотеке, Квиллер поискал фамилию Малл в четырнадцатистраничном телефонном справочнике и не нашел. Сорок два Гудвинтера – и ни одного Малла. Он позвонил Пенелопе:
   – Мисс Гудвинтер, вы правы по поводу комнат над гаражом. Как я могу встретиться со специалистом по интерьерам?
   – Ее зовут Аманда Гудвинтер. Наш секретарь попросит ее позвонить вам, – сказала Пенелопа. – Вы видели объявление об организации фонда Клингеншоенов во вчерашнем «Пустячке»?
   – Да, очень хорошо составлено. И какова реакция?
   – Все довольны, мистер Квиллер! Называют это лучшей новостью с тысяча девятьсот двадцатого года, когда закрыли «К. салун». Как только брат возвратится, мы разработаем детали. Вы подыскали домоправительницу?
   – Нет пока. Попросите вашего секретаря, чтобы больше не посылала ко мне восьмидесятилетних старух, ненавистников животных и доярок. Между прочим, вы знаете, кто разрисовал комнаты над гаражом?
   – О, эта пакость! – воскликнула Пенелопа. – Одна девушка из Димсдейла. Некоторое время она работала в особняке прислугой.
   – И что с ней случилось потом? Нанялась красить вагоны метро?
   – Насколько я слышала, обезобразив свое жилище, она уехала из города, – хрипло проговорила Пенелопа. – Кстати о транспорте, мистер Квиллер, не хотели бы вы сменить ваш старенький автомобиль на нечто… посолиднее? Мистер Фитч оплатит расходы.
   – Нет, мисс Гудвинтер, моя машина в полном порядке. Никакой ржавчины, и удобна в управлении.
   Квиллер поспешно свернул разговор, поскольку услышал необычные звуки в другой части дома: шлепки, шелест, шорох, топот. Он выскочил из библиотеки.
   За холлом с его шикарной лестницей находился огромный вестибюль с полом из кремово-белых мраморных плит. Там стояла палисандровая вешалка с крючками для шляп и котелков и стойкой для тростей. Рядом – столик с мраморной столешницей и серебряным подносом для визитных карточек на ней. В вестибюль выходила массивная парадная дверь: латунная ручка, орнаментальный герб, латунный звонок, который оживал, если повернуть ключ снаружи, и отделанная латунью щель для почты. Из этой самой щели на пол сыпались конверты разных размеров, они уже образовали на полу небольшую горку. Коко и Юм-Юм, сидя на холодных мраморных плитах, выжидающе наблюдали происходящее. Время от времени Коко протягивал лапу и цеплял из кучи письмо, которое Юм-Юм затем гоняла по гладкому полу.
   Наконец поток писем иссяк, и Квиллер увидел сквозь щель почтальоншу, которая отошла от двери, села в автомобиль и уехала.
   Вначале он хотел было позвонить на почту, чтобы как-то по-другому организовать доставку корреспонденции, но, заметив, какое удовольствие получили кошки, передумал. Они бросались на кучу, как дети на сугроб, подкидывая, гоняя и разбрасывая конверты. Ничего более замечательного не случалось в их молодой жизни! Письма рассыпались по мраморным плитам вестибюля, по паркету в холле, где Юм-Юм пыталась затолкать их под восточный ковер. Она была мастерица припрятывать вещи. Одно письмо застряло в когтях у Коко, и он, преисполненный важности, совершил круг почета. Письмо было в розовом конверте.
   – Отдай-ка мне его! – приказал Квиллер.
   Коко побежал в столовую, Квиллер – за ним. Там кот стал носиться, то объявляясь, то исчезая с глаз в лабиринте из шестидесяти четырех кресельных ножек. Громко бранясь, Квиллер гонялся за ним, пока вдруг Коко, утомясь или наскучив игрой, не оставил конверт у ног хозяина. Письмо оказалось от почтмейстерши, с которой Квиллер познакомился во время отпуска. Прекрасно отпечатанное, оно устыдило бывшего журналиста, ибо не шло ни в какое сравнение с тем, что он выстукивал двумя пальцами. Двадцать пять лет упражнений так и не помогли ему овладеть техникой машинописи. Письмо гласило:

   Дорогой Квилл!
   Наши поздравления по поводу перемены в судьбе! Вы и Ваши сиамцы прекрасно впишетесь в Мускаунти. Мы надеемся, что Вам здесь понравится.
   У нас с Ником есть интересные новости. Наконец-то я забеременела! Ник хочет, чтобы я оставила работу: весь день на ногах (доктор советует мне беречь себя). По-моему, это хорошая идея. Вам не нужен секретарь для работы по сокращенному графику? Было бы замечательно стать секретарем настоящего писателя.
   Привет от меня Коко и Юм-Юм.
Всегда ваша Лори Бамба

   По всей вероятности, Коко выбрал розовое письмо, потому что от него исходил знакомый запах. Лори завязала добрые отношения с кошками, когда они обретались в Мусвилле: их заворожили ее длинные золотые косы, в которые Лори вплетала голубые ленты.
   Через минуту или две Коко опять появился с конвертом и сразу же отбежал, как только Квиллер потянулся за письмом. И вновь началась охота.
   – Ты думаешь, я играю, – кричал Квиллер, – но мне надоело, черт возьми! Я стану брать письма прямо на почте!
   На этот раз послание исходило от женщины из Центра, у которой одним памятным зимним днем Квиллер снял квартиру над антикварной лавкой. Когда в старом здании топили плиту, там пахло печеным картофелем. Коко узнал запах бывшего жилища.
   Письмо было написано от руки.

   Дорогой мистер Квиллер!
   Рози Райкер сообщила мне о Вашем наследстве, и я счастлива за вас, хотя нам и не хватает Вашей колонки в «Дневном прибое».
   А теперь держитесь – я продала антикварную лавку! После смерти мужа моя душа не лежала к бизнесу. Так что теперь я с легким сердцем уступила лавку миссис Райкер. Она замечательная собирательница старины и всегда мечтала иметь свой магазин.
   Сын хочет, чтобы я перебралась к нему в Сент-Луис, но он женился. Как бы то ни было, вчера мне в голову пришла сумасшедшая мысль, из-за которой я не спала всю ночь. Дело вот в чем.
   Миссис Райкер говорит, что Вы унаследовали большой дом, где пропасть антикварных вещей, и что Вам нужна домоправительница. Я умею вкусно готовить и знаю, как обращаться с антиквариатом. Кроме того, у меня есть лицензия на оценку, и я могла бы оценить Ваше имущество… для страховой компании. Пишу вполне серьезно! Мне безумно нравится заниматься оценкой. Дайте мне знать, что Вы думаете по этому поводу.
Искренне ваша Айрис Кобб

   Р. S.Как коты?

   Рот Квиллера наполнился слюной, когда он вспомнил сочное тушеное мясо и макароны с сыром. Припомнилось и другое: доброжелательность, сдобная фигура, сказочный кокосовый торт.
   Она верила в привидения, читала судьбу по ладоням, оставляла в картофельном пюре целые кусочки картофеля, чтобы по вкусу оно напоминало настоящий продукт.
   Квиллер не откладывая набрал номер телефона в городских джунглях Центра:
   – Миссис Кобб, ваша идея грандиозна! Но Пикакс – очень маленький городок. Вы найдете его слишком спокойным после Цвингер-стрит.
   Голос ее звучал, как всегда, благожелательно:
   – В моем возрасте немного покоя не повредит, мистер Квиллер.
   – Все равно вы должны побывать здесь, прежде чем решать. Я куплю вам билет и встречу в аэропорту. Какая там у вас погода?
   – Духотища!
   Коко, подняв торчком уши, что означало неодобрение, прислушивался к разговору. Неизменный защитник холостяцкого статуса Квиллера, он возмутился дружескими интонациями бывшей квартирной хозяйки.
   – Не волнуйся, старик! – успокоил его Квиллер. – Это ради дела. Для разнообразия полакомишься настоящей домашней едой. А сейчас мы просмотрим остальную корреспонденцию.
   Конверты, разбросанные на полу в вестибюле, содержали приветствия по случаю приезда от пяти церквей, трех профессиональных клубов и мэра Пикакса. Были тут и приглашения вступить в Кантри-клуб, в пикакское Историческое общество и в Лигу по игре в шары.
   Главный администратор пикакской больницы просил потрудиться на ниве попечительства. Смотритель школ предлагал преподавать журналистику в классе для взрослых.
   Еще два письма отыскались под ковром в холле. Добровольная пожарная дружина пожелала сделать Квиллера почетным членом, а Пикакское хоровое общество нуждалось в мужских голосах.
   – Вот это как раз для тебя, – сообщил он коту. С возрастом Коко научился переходить из одной тональности в другую: от громкого воя к гортанному урчанию, от урчания к фальцетному взвизгиванию.
   В тот же день Квиллер познакомился с еще одной представительницей клана Гудвинтер. Строча статейки о «красивой жизни» для «Дневного прибоя», он обзавелся обширными знакомствами в среде дизайнеров по интерьеру. Были среди них таланты, просто очаровательные люди, космополиты, умные головы, модные оформители, но Аманда Гудвинтер оказалась чем-то особенным.
   Когда после трех нетерпеливых звонков Квиллер открыл парадную дверь, он увидел хмурую седую женщину в мешковатом летнем платье и туфлях на толстой подошве. Глядя поверх очков, она инспектировала окраску двери.
   – Кто красил дверь? – спросила она. – Просто все испортили! Надо соскребать вплоть до дерева. Я – Аманда Гудвинтер. – Не глядя на Квиллера, она вступила в вестибюль. – Так вот какова парадная витрина Пикакса! Никто еще не приглашал меня сюда.
   Он попытался представиться, но Аманда опередила его:
   – Я знаю, кто вы! Мне говорить не нужно. Пенелопа сказала, что вы нуждаетесь в помощи. Холл не так уж плох, но требует работы. Какой дурак выбрал эту обивку для кресел? – Комментируя на ходу, Аманда крадучись просачивалась из комнаты в комнату. – Это та гостиная, о которой мне говорили? Драпировку надо сменить. Никуда не годится… В столовой слишком темно. Словно в гробнице.
   Квиллер вежливо прервал ее:
   – Адвокат предложил мне обратиться к вам по поводу отделки комнат над гаражом.
   – Что? – пронзительно взвизгнула она. – Вы хотите, чтобы я занялась помещениями для прислуги?
   – Дело в том, – сказал Квиллер, – что я хочу сам использовать одно из помещений над гаражом… Сделать из него своего рода студию… И неплохо бы, чтобы ее отделали в хорошем современном вкусе.
   Дизайнер заметалась по холлу, словно львица по клетке.
   – Нет никакого хорошего современного вкуса! Я ненавижу эту чертову современность!
   Квиллер дипломатично прокашлялся:
   – А в городе нет других дизайнеров, которые владеют современным стилем?
   – Я вполне компетентна, чтобы работать в любом стиле, – отрезала она.
   – Я не хотел задеть вас…
   – Я не задета.
   – Если вам претят современные течения, что ж… Я знаю дизайнеров в Центре, которые охотно возьмутся за отделку. Включая особняк – когда с комнатами над гаражом будет покончено.
   – Покажите мне гараж, – хмуро произнесла Аманда. – Где он? Как нам пройти туда?
   Квиллер проводил ее к черному ходу. Когда они проходили через библиотеку, она выдавила несколько скупых похвал. Презрительно фыркнула в желто-зеленой комнате для завтраков и назвала ее безвкусной. Сунув голову в кухню, воззрилась, но уже без комментариев, на холодильник, где на голубой подушке в эффектных, скульптурных позах восседали сиамцы.
   В гараже, поднявшись наверх, Квиллер показал ей унылый коричневый покой, который хотел приспособить под мастерскую.
   – Тут не делали ремонта лет двадцать, – опять заворчала она. – Штукатурка вся осыпалась. Придется потрудиться.
   – Если вы думаете, что здесь надо потрудиться, – усмехнулся Квиллер, – то что скажете о другом помещении?
   Бросив взгляд на экстравагантные маргаритки, Аманда простонала:
   – Не говорите! Дайте я угадаю! Это дело рук девицы по фамилии Малл. Что за пакость! Она пристроилась сюда после того, как я уволила ее.
   – Она работала у вас?
   – Я платила ей, черт возьми, но она не хотела работать! Ее учитель рисования уговорил меня. Большая ошибка. Миловидная девица, но без единой извилины в голове. Ее усыпанные перхотью приятели все время болтались возле студии. Затем она стала подворовывать, и я дала ей расчет. Ох уж эти Маллы! Ни один из них не достиг ничего… Взгляните на эту мерзость! Потребуется положить не меньше трех слоев краски!
   В голове у Квиллера зазвучала мелодия, которую сыграл Коко.
   – Забудьте на время об этом помещении. Сконцентрируйте все внимание на моей мастерской.
   – Вам нужно будет съездить в мою контору, чтобы выбрать цвет и посмотреть образцы.
   – Давайте облегчим задачу. Просто выбросьте все эти тряпки и мебель на свалку. Пол должен быть темно-коричневым, как мои ботинки.
   – Хм… вы еще тот парень.
   – А стены окрасьте в цвет моих брюк.
   – Бежевый?
   – Как бы вы ни называли его. И еще нужны жалюзи с тонкими планками. А о мебели поговорим позже.
   После того как она, что-то бормоча себе под нос, спустилась вниз, Квиллер еще раз взглянул на сложный маргариточный дизайн и пожалел, что художница исчезла из города. Будучи журналистом криминального отдела, он завоевал доверие многих, кто переступил черту закона или был готов переступить ее. Эта девушка с ее талантом и довольно бурной биографией заинтересовала его.
   «Дейзи, Дейзи». Поглаживая усы, он недоумевал, почему Коко тронул именно эти клавиши пианино. Правда, кошек всегда привлекали кнопки, выключатели и клавиатура пишущей машинки, но пианино Коко видел впервые, и все же он сыграл на нем узнаваемую мелодию.
   Вернувшись в дом, Квиллер получил новую пищу для размышлений: Коко, охранявший дом с большой лестницы, расположился на третьей ступеньке. Из двадцати одной ступени лестничного марша кот всегда выбирал третью.

Четыре

   В аэропорту Пикакса не садились реактивные самолеты. Не было здесь специального зала для ВИП-персон. Даже сигаретного автомата для нервных пассажиров. Путешественники в Мускаунти были довольны и тем, что есть крыша над головой и несколько кресел.
   Ожидая миссис Кобб, Квиллер вспомнил о том, как много узнал о древностях в антикварной лавке Коббов, когда сочинял для «Дневного прибоя» сенсационные статьи о так называемом Хламтауне. Образ миссис Кобб связывался в его памяти с некоторой суматошностью, округлыми коленками и парой очков, которые свисали на ленточках с ее шеи.
   Когда она, в помятом розовом брючном костюме, вышла из самолета, Квиллер нашел ее несколько похудевшей и какой-то потерянной, у очков же была новая оправа, украшенная фальшивыми бриллиантами.
   – О, мистер Квиллер, как приятно видеть вас! – воскликнула она. – И какая здесь милая погода! В Центре запросто можно задохнуться. Не правда ли, весьма необычный аэропорт?
   – В Пикаксе все необычно, миссис Кобб. У вас есть багаж?
   – Только этот баул. Там все необходимое, чтобы переночевать.
   – Вы же знаете: я хочу, чтобы вы остались подольше.
   – Благодарю, мистер Квиллер, но я должна завтра заняться делами с миссис Райкер. Она будет жить в вашей бывшей квартире над магазином.
   – Она будет жить там? А как же ее муж? Как их дом в пригороде?
   – А вы не знали? Они разводятся.
   – Несколько дней тому назад мы обедали с Арчи, и он ни словом не обмолвился об этом… Но я припоминаю, что он выглядел озабоченным. Интересно, что же произошло?
   – Пусть уж он сам все расскажет, – ответила дама и замолчала, поджав губы, казалось навсегда.
   По неуклонно прямому шоссе они на полной скорости неслись через малолюдные земли Мускаунти – хвойные леса, окруженные скалами пустоши, заброшенные шахты, забытые терриконы.
   – Слишком много камней и скал, – вглядываясь в мелькающий за окном пейзаж, заявила миссис Кобб.
   – Пикакс почти полностью построен из камня, – ответил Квиллер.
   – Неужели? Расскажите мне о своем доме. Великолепный, наверное?
   – Каменная громадина в три этажа высотой. Я называю его провинциальным Алькатрасом. Все комнаты очень большие. Холл, если снять восточные ковры, можно спокойно превратить в площадку для катания на роликах… Во всех спальных комнатах – кровати с балдахинами, при каждой спальне – будуар и ванная комната. В подвале устроена пивная на английский лад, а верхний этаж предназначался для бального зала, отделку которого так и не закончили… Кухня настолько велика, что приходится вышагивать мили, чтобы приготовить пищу. При ней буфетная, кладовая, прачечная и чулан для метел. Все служебные помещения, так же как и солярий, облицованы квадратными плитами из красного камня.
   – А как насчет привидений? – В глазах миссис Кобб зажегся знакомый огонек. – В каждом старом доме должно водиться привидение. Помните то, что обитало на Цвингер-стрит? Правда, его нельзя было увидеть, но по ночам оно двигало вещи и вообще озорничало.
   – Помню, как же, – откликнулся Квиллер. – Оно подкладывало солонки в домашние тапки.
   Помнил Квиллер и то, что все разговоры о привидениях были результатом бесконечных шуток мистера С. С. Кобба, который разыгрывал жену.
   – Как Коко?
   – Прекрасно. Учится играть на пианино.
   – О, мистер Квиллер, – засмеялась она, – никогда не могла понять, шутите вы или говорите серьезно.
   Они въехали в Пикакс по Гудвинтер-бульвару, между рядами каменных строений, возведенных местными угольными воротилами в дни расцвета городка. Прокатили по Мэйн-стрит, мимо круглого сквера и наконец достигли особняка К.
   Миссис Кобб даже взвизгнула:
   – Вот этот самый? О! Как бы я хотела здесь работать!
   – Вы даже не знаете, какой будет оплата. Я сам не знаю.
   – Мне безразлично. Я хочу здесь работать!
   Когда они вошли в холл, янтарные стены ярко светились, сверкала хрусталем и желтой медью люстра. Казалось, обстановка дома стеснялась своего происхождения и великолепия.
   – Похоже на музей!
   – Слишком богато, на мой вкус, – заявил Квиллер, – но ни одной фальшивки, что вызывает невольное уважение.
   – Я могла бы составить настоящий музейный каталог. Эта палисандровая золоченая консоль наверняка эпохи Людовика Пятнадцатого, и могу поспорить, что вещь известная. Часы работы Бюрна́ – латунь, фазы луны, явно конец восемнадцатого века.
   – Готовы посмотреть столовую?
   Квиллер включил двадцать четыре электрические свечи, установленные на двух канделябрах из оленьих рогов. Темноватая комната была богато отделана панелями и обставлена тяжелой старинной мебелью.
   – А эти деревянные панели! Видите: резьба имитирует уложенное складками полотно! – выдохнула миссис Кобб. – Австрийские канделябры! Мебель, конечно, немецкая.
   – Эта мебель тех времен, когда Клингеншоены еще не заразились страстью к коллекционированию и не обратились к английской и французской старине.
   Когда же они пересекли холл и вошли в гостиную, она просто замерла. Хрустальные люстры сверкали в полуденном солнце. Поблекшие от времени красные стены служили великолепным фоном для картин маслом в оригинальных багетах, запечатлевших французские пейзажи, итальянских святых, английскую знать. Среди них выделялся портрет в полный рост красавицы в турнюре и с зонтиком. Датировался он 1880 годом. У одной из стен, в двух нишах, высились горки, заполненные китайским фарфором.
   – У меня голова идет кругом, – произнесла миссис Кобб.
   – Вам надо немного передохнуть, – предложил Квиллер. – Наверху имеются четыре помещения в разных стилях. Я принесу ваш багаж в то, которое отделано во французской манере.
   Пока она медленно, постоянно оглядываясь по сторонам, поднималась по лестнице, Квиллер написал несколько слов своему другу в Центр:

   Дорогой Арчи!
   Миссис Кобб привезла плохие новости. Не нужно говорить, что они повергли меня в ужас. Почему бы тебе не взять неделю отпуска и не прилететь сюда? Ты сменишь обстановку, и мы сможем поговорить.
Квилл

   Надписывая конверт, он услышал наверху тревожные крики:
   – Что они делают? Что они делают?
   Миссис Кобб, что-то невнятно бормоча, быстро спускалась по лестнице. Он поспешил к ней навстречу.
   – Там, позади дома, грузовик! Я увидела его из окна. Они крадут из гаража какие-то вещи! Остановите их!
   – Не волнуйтесь, миссис Кобб! Это не Цвингер-стрит. Это грузчики из студии местного дизайнера. Они выносят всякое старье перед началом ремонта.
   – Это не старье! Остановите их!
   Квиллер и миссис Кобб кинулись к грузовику у гаража. В кузов уже начали складывать свернутые в рулоны ковры, старые матрацы, мебель.
   – Это же Хунцингер! – закричала миссис Кобб, указывая на потрепанное кресло. – А это настоящее кресло-качалка.
   Она заметалась между столиком на рамных опорах, коннектикутским сундучком для приданого и немецким шкафом из Пенсильвании.
   Квиллер остановил грузчиков и приказал:
   – Сгрузите все, кроме матрацев, куда-нибудь в гараж. Потом мы с этим разберемся.
   Миссис Кобб просто ослабела от испытанного шока и возбуждения. За чаем она сказала:
   – Чудом спасли! Знаете, было время, когда американская старина не очень-то ценилась. Люди сносили добро, нажитое предками, в каретные сараи и покупали английские и французские вещи. Странно, что ваш декоратор не понял их настоящей цены.
   «Может быть, и поняла», – подумал Квиллер.
   Позднее он провел миссис Кобб по главным улицам городка.
   – Как вам понравились покои во французском духе?
   – Не видела ничего более величественного! Тот платяной шкаф с навершием в виде нормандской шляпы, должно быть, относится к началу восемнадцатого столетия. – Стесняясь, она спросила: – Если я буду у вас работать, вы позволите мне производить оценку и для других?
   – Конечно позволю. Вы даже можете открыть чайную в подвале и предсказывать будущее.
   – О, мистер Квиллер! Вы такой шутник!
   Деловая часть Пикакса представляла панораму имитаций шотландских замков, испанских крепостей и котсуолдских коттеджей.
   – Все из настоящего камня, – заметил Квиллер. – Однако выглядит подделкой, как дешевые киношные декорации.
   Миновав студию Аманды (чистый Диккенс) и редакцию «Пикакского пустячка» (средневековый монастырь), они вошли в здание адвокатской конторы «Гудвинтер и Гудвинтер» (влияние Гейдельберга).
   Младший партнер – Пенелопа – в это время беседовала с клиентом, но сразу же прервала разговор.
   – Хочу вас познакомить с Айрис Кобб, – представил Квиллер. – Я упросил ее переехать сюда из Центра и управлять моим хозяйством. Миссис Кобб, это Пенелопа Гудвинтер, мой адвокат.
   – Рада познакомиться с вами, – произнесла домоправительница и протянула руку.
   Пенелопа, косясь на украшенную стразами оправу очков, нерешительно пожала руку и произнесла:
   – Как любезно с вашей стороны!
   А Квиллер продолжал:
   – Миссис Кобб знает толк не только в домоводстве. У нее есть лицензия на оценку антиквариата, она составит каталог для вас.
   Лицо бывшей квартирной хозяйки просияло, а Пенелопа заметно оживилась:
   – О, в самом деле? Мы, конечно, должны обсудить размер вашего жалованья. Когда вы приступаете к работе, миссис Кобб?
   – Ну, завтра я улетаю и прибуду сюда уже в фургончике, как только упакую свои справочники.
   – Судя по всему, – проговорила Пенелопа, – вы предполагаете приехать сюда раньше, чем отремонтируют ваши комнаты. Сейчас они находятся в самом плачевном состоянии.
   – Никаких проблем, – вмешался Квиллер. – Миссис Кобб будет проживать во французских покоях. Гаражную надстройку я приберегу для себя.
   Пенелопа впала сначала в шок, затем в отчаяние и наконец выдавила улыбку:
   – Надеюсь, вы оба останетесь довольны своим жильем. О контракте и некоторых его пунктах поговорим завтра.
   – Сегодня я приглашаю миссис Кобб отобедать в «Старой мельнице», – заявил Квиллер. – Может, и вы присоединитесь к нам?
   – Спасибо. Большое спасибо, но меня уже пригласили. А сейчас… извините…
   – О, какая элегантность! – оценила миссис Кобб позже. – Не представляю, как ей удается так одеваться здесь, в Пикаксе.
   На следующий день, посадив домоправительницу в самолет, Квиллер отчитался в своих действиях перед Мелиндой Гудвинтер. Зеленоглазая, с длинными ресницами, докторша позвонила ему и пригласила отобедать.
   – Я угощаю, – заявила она по телефону. – Мне хотелось бы сводить вас в ресторан «Вкусная еда у Отто».
   – Никогда не слышал о таком. Как там кормят?
   – Паршиво, но до отвала. Это семейный ресторан: никакого спиртного. Вы можете выбрать зал для курильщиков, если не жалеете легких, или зал для крикунов – там запросто лопнут барабанные перепонки.
   – От такого предложения я не в силах отказаться!
   – По правде говоря, мною движет корысть. Хочу взглянуть на ваш дом. Я никогда там не была. Клингеншоены и Гудвинтеры принадлежали к разным кругам. Встречаемся у Отто в шесть пятнадцать, хорошо? Я закажу отдельную кабину.
   В назначенный час Квиллер припарковал свой зеленый маленький автомобиль на переполненной стоянке как раз в тот момент, когда сюда же подкатила Мелинда в серебристом кабриолете.
   – Когда же вы купите позолоченный «роллс-ройс»? – спросила она.
   – Разве я похож на шейха? Пусть мои усы не вводят вас в заблуждение.
   – Вы уже наделали шуму, когда решили дать денег городу. Ходят слухи, Пикакс будет переименован в Квиллвилл. Все женщины Мускаунти станут охотиться за вами, но помните: я первая нашла вас.
   Ресторан «Вкусная еда у Отто» занимал здание бывшего склада в промышленной зоне Пикакса. Потрепанный ковер напоминал старое солдатское одеяло. А может, таковым и был. Длинные столы покрывали белые листы бумаги. Сияли огни. Стоял невообразимый гул. В зал набились сотни посетителей.
   В центре возвышался настоящий алтарь обжорства: огромные пятиведерные глиняные горшки с водянистым супом, центнеры накрошенного латука, горы жареных цыплят и рыбы, бадьи с картофельным пюре. В стороне, на десертном столе, море белой пены подделывалось под взбитые сливки.
   – И часто вы здесь бываете? – поинтересовался Квиллер.
   – Только когда развлекаю высокомерных горожан.
   Ненасытные посетители делали по три-четыре захода в буфет, но Мелинда настояла на том, чтобы заказать обед по меню и сидеть за столом, который обслуживали официанты.
   – Не думаю, – сказал Квиллер, – чтобы ваши кузен и кузина из юридической фирмы часто заглядывали в этот ресторан. – Он рассказал о встрече адвоката с миссис Кобб. – Пенелопа была просто ошарашена, когда услышала, что домоправительница поселится во французских покоях, а я размещусь над гаражом.
   В глазах Мелинды блеснул веселый огонек.
   – Ничего странного. Она и Алекс – последние из гудвинтеровских снобов. Относят себя к лучшим представителям рода. Вы в курсе, что из них двоих мозги имеются у Пенни? Алекс просто зануда с раздутым эго, однако сестра обходится с ним так, словно он мозговой центр в их конторе.
   – Красивый парень. Он что, занимается политикой? То и дело летает в Вашингтон.
   – Все гораздо проще, – объяснила Мелинда. – В Мускаунти немало потомственных богачей. И Алекс организует сбор пожертвований в пользу лояльно настроенных политических деятелей. Ему нравится выставлять себя важной персоной, а это дают ему Капитолий и вашингтонские приемы. Вы познакомились с другими Гудвинтерами?
   – С Джуниором из газеты. Смышленый парень. Увлечен журналистикой, но попусту теряет время в этом «Пустячке»: газета выглядит как довоенный еженедельник. Я говорил ему, что он должен избавиться от рубричной рекламы на первой странице.
   – Я слышала, кузина Аманда собирается отделывать для вас комнаты над гаражом. Она не лягнула вас в голень, не обозвала словом из двенадцати букв?
   – Не понимаю, как эта женщина занимается бизнесом. У нее повадки дикобраза.
   – Она имеет солидную клиентуру. Ведь здесь в радиусе четырехсот миль нет другого дизайнера.
   Они могли говорить свободно: их кабинка была уединенным островком среди водоворота жующих людей. Громкие реплики счастливых едоков и крики детей отдавались стократным эхом от железных балок и бетонных стен. К тому же здесь было принято стучать ножами по столу, выражая тем самым удовлетворение от съеденной пищи.
   Официант оказался весьма услужливым: Мелинда была не только одной из Гудвинтеров, но еще и врачом. Этот малый даже принес и зажег свечу – красный огарок в закопченном стеклянном стакане, оставшийся с рождественской недели. Лично проследил, как жарились две порции щуки, добавил к салатным листьям шпината.
   – Не объясните ли вы феномен Гудвинтеров? – спросил Квиллер.
   – Все очень просто. Мы живем здесь вот уже пять поколений. Мой прапрадед был инженером и изыскателем. Его четыре сына сделали состояния на добыче угля. Многие семьи, заимев деньги, уезжали отсюда за границу и выдавали дочерей за аристократов, но Гудвинтеры оставались на месте, занимаясь бизнесом или работая по найму.
   – Плохо, что ни один из них не открыл ресторана. А есть ли паршивые овцы в семействе?
   – Есть, хотя и немного, но, как правило, они либо уехали в Мексику, либо поменяли фамилию.
   – Например, на Малл?
   Мелинда с любопытством взглянула на Квиллера:
   – Вы слышали про Маллов? Вот несчастное семейство. Они работали в шахтах лет сто назад, а затем стали жить на пособие, по крайней мере, последние три поколения так живут. Им не хватает целеустремленности – бросают учебу, не могут найти работы.
   – Откуда они прибыли сюда?
   – Не знаю. Но они работали под землей еще в те времена, когда шахтеры получали полтора доллара в день и работали при свечах, которые закрепляли на козырьке шапки и которые покупали у компании. Из них пили кровь не только хозяева шахт, но и содержатели салунов. Вы можете прочитать обо всем этом в библиотеке.
   – Удалось ли кому-нибудь из них выбиться в люди?
   – Молодежь в основном уезжала из города, и никто о ней потом не слышал. Здесь много нищих и безработных. Хватает и богатых наследников. Вы заметили, какой кашемир продают в магазине мужской одежды «Скотти», какие замечательные камушки предлагают в «Ювелирной лавке Джима»? В нашем округе частных самолетов больше, чем в любом штате.
   – И как вы их используете?
   – Иметь самолет очень удобно. Коммерческие авиалинии связывают центральные города. Мой отец имел свой самолет, пока не заболел диабетом. У Алекса Гудвинтера есть самолет. У Ланспиков – два.
   Мелинда попросила официанта принести свежих фруктов на десерт, и после кофе Квиллер предложил:
   – Поедем ко мне. Я хочу показать вам граффити.
   Мелинда обрадовалась и захлопала длинными ресницами:
   – Многообещающий вечер!
   Каждый в своем автомобиле, они подъехали к особняку К. Мелинда попросила разрешения поставить свою серебристую машину в гараж.
   – Ее легко узнают, – объяснила она, – и пойдут всякие сплетни.
   – Мелинда, а вы разве не слышали, что идет последняя четверть двадцатого столетия?
   Она вздернула брови:
   – Простите, но это Пикакс.
   Когда Квиллер проводил гостью в комнаты над гаражом, Мелинда изумленно уставилась на буйную поросль из маргариток:
   – Боже! Поразительно! Чья это работа?
   – Бывшей служанки. Одной из Маллов. Когда-то она работала у Аманды.
   – А, та самая! Догадываюсь, это было кошмаром для студии. Аманда уволила ее за мелкую кражу.
   – Создав эти произведения, она уехала из города, – проговорил Квиллер. – Надеюсь, она нашла применение своему таланту.
   – И в самом деле фантастика! Трудно поверить, что это сделала Дейзи Малл!
   – Дейзи! – воскликнул Квиллер. – Вы сказали, Дейзи Малл?
   В ушах зазвучала мелодия, и он не знал, стоит ли рассказывать про необыкновенные таланты Коко: даже доктор медицины с широким кругозором вряд ли поверит, что кот способен играть на пианино.
   – Вы еще не познакомились с Коко и Юм-Юм. Пойдемте в дом.
   Увидев янтарные стены холла, Мелинда еще раз изумилась:
   – Я и не подозревала, что Клингеншоены обладают таким богатством!
   – Пенелопа знала. Разве она вам не рассказывала?
   – Пенелопа не снисходит до сплетен.
   – Эта палисандровая консоль принадлежит эпохе Людовика Пятнадцатого, – авторитетно заявил Квиллер. – Часы работы Бюрна. Коко обычно сидит на лестнице, но сейчас куда-то ушел.
   Осматривая убранство особняка, Мелинда то и дело выдавала комментарии. Лепнина на потолках напомнила ей сахарную глазурь на свадебном торте. А мраморные, в натуральный рост, скульптуры Адама и Евы в солярии имели неправильную осанку, которую она приписала дефициту кальция. Стаффордширские собаки в комнате для завтраков явно страдали сопутствующим конвергентным косоглазием.
   – Хотите взглянуть на служебные помещения? – спросил Квиллер. – Кошки частенько околачиваются на кухне.
   Юм-Юм, растянувшись на голубой подушке, возлежала на холодильнике. Мелинда ласково погладила кошку.
   – Мех мягче, чем у горностая.
   Коко же отсутствовал, и это внушало подозрения.
   – Он, должно быть, наверху. Спит на кровати ценой в десять тысяч долларов. У него прекрасный вкус. Давайте поднимемся и посмотрим, – предложил Квиллер.
   Пока он искал кота, Мелинда осмотрела помещения, отделанные в стиле бидермейер и чиппендейл, французском времен Людовиков и ампир. Коко не нашли.
   Квиллер начинал нервничать.
   – Не представляю, где он может быть. Проверим библиотеку. Коко любит спать на книжных полках.
   Он побежал вниз. Мелинда последовала за ним. Нигде не обнаруживалось никаких признаков присутствия кота.
   Обыскали все его любимые места: позади биографий, между томами Шекспира, на атласе…
   – Наверное, он ушел в подвал.
   Английская пивная, обставленная предметами, которые привезли из Лондона, являла собой мрачное подземное убежище. Они включили свет, пошарили за стойкой, за шторами – везде.
   Коко исчез.

Пять

   Искренне встревоженный исчезновением Коко, Квиллер вместе с Мелиндой, которая успокаивала его, идя рядом, обрыскал все возможные места.
   – Одно из четырех: либо он сидит где-то на мягкой подстилке, либо греется в теплом месте, либо забрался на полку, либо спрятался внутри чего-нибудь.
   Все время окликая кота по имени, они заглядывали под диваны, кровати, за книжные полки, в шкафы, комоды и чуланы. С возрастающей тревогой Квиллер заглянул в холодильник, духовку, мойку, сушилку и снова в духовку. Коко как сквозь землю провалился.
   – Успокойтесь, Квилл. Не нервничайте. – Мелинда положила руку на его запястье. – Мы найдем его. Он где-то здесь. Вы знаете, каковы бывают коты.
   – Он должен быть в доме… если не… Знаете, ведь черный ход не запирается. Вдруг кто-то вошел и украл его? Или, может, он съел что-то ядовитое и спрятался в каком-нибудь углу.
   Мелинда, устав от бессмысленных поисков, подошла к черному ходу.
   – Что это за лестница здесь? Куда она ведет? – спросила она.
   – Какая лестница? Никогда не замечал ее.
   За чуланом для метел и дверью, плохо держащейся на петлях, скрывалась узкая служебная лестница, ступени которой были покрыты резиной; она вела на второй этаж.
   Квиллер бросился по ней наверх. За ним последовала Мелинда. Они попали в коридор с рядом дверей. Две двери оказались полуоткрытыми. Одна вела в бельевой чулан, вторая выходила на другую лестницу, широкую, но не законченную и покрытую толстым слоем пыли.
   – Последний этаж! Там предполагали сделать бальный зал, но так и не достроили его.
   Щелкая выключателями и чихая, он стал быстро подниматься наверх. За ним осторожно, прикрыв рукой нос и рот, шла Мелинда.
   Лестница закончилась большой кладовкой, слабо освещенной лучами закатного солнца, которые проникали в окна, и тусклыми электрическими лампами, висящими под потолком.
   Квиллер позвал кота, но тот не появился.
   – Если он здесь, то как мы его найдем среди этой рухляди?
   Весь пол был уставлен ящиками, чемоданами, сломанной мебелью, картинами в рамах, свернутыми коврами и связками старых журналов «Нэшнл джиогрэфик».
   – Он мог уснуть, или заболеть, или еще что-нибудь похуже, – произнес Квиллер.
   – А может быть, попытаться чем-нибудь выманить его? – предложила Мелинда.
   – В кладовой есть банка с омарами. Пожалуйста, откройте ее и принесите сюда.
   Как только она спустилась вниз, Квиллер замер и прислушался. Доски пола перестали скрипеть, а шум транспорта на Мэйн-стрит еле доносился сюда. Он задержал дыхание и уловил знакомый звук. Что это было? Он напряг слух. Кто-то скребся о гладкую поверхность. Квиллер, бесшумно ступая, пошел на звук. В дальнем углу чердака находилась большая картонная коробка, на которой стоял Коко. Кончик хвоста ходил ходуном; подавшись вперед, кот энергично драл картон.
   – Коко! Что ты там делаешь? – испуганно воскликнул Квиллер, все еще находясь во власти своих страхов. Но знакомое покалывание в верхней губе – предвестник сенсационного открытия – заставило его внимательно осмотреть большую коробку.
   Картонная упаковка из-под бумажных полотенец была перевязана лентой, на которой висела бирка. На ней кто-то каллиграфическим почерком вывел: «Дейзи Малл».
   К тому времени, когда вернулась Мелинда с банкой омаров, Квиллер уже развязал коробку и вынимал оттуда предметы одежды.
   – Удивительно! – крикнул он через плечо. – Что-то есть важное в этой коробке, иначе Коко не стал бы искать ее.
   Он вытащил из картонки пахнущую плесенью шубу искусственного меха в белую и черную полоску, шерстяную шапочку и пару красных сапог с потертой меховой оторочкой. Здесь же находились поношенные рубашки, ветхие джинсы, два комплекта униформы горничной и футболка с надписью: «Возьми меня!» В небольшом газетном свертке обнаружилась фигурка из слоновой кости, слоник на тиковой подставке, судя по бирке на обороте – из студии Аманды.
   Квиллер сделал вывод:
   – Она явно уехала на юг, где теплые вещи ни к чему. Возможно, в Калифорнию. Мечтатели всегда отправляются в Калифорнию. А раз оставила униформу, значит, не собиралась больше работать прислугой.
   – Но почему она бросила слоника? Если вещь тебе так приглянулась, что ты идешь на кражу, почему бы не взять ее с собой? Все же ценность.
   – Отличный вопрос. – Квиллер сложил вещи обратно в коробку. – Вы возьмете слоника, а я потащу Коко – если найду. Куда он опять подевался?
   Слопав консервы, тот старательно умывал мордочку, усы, уши, лапы, грудь, живот и хвост.
   – Либо он пытается что-то сказать о Дейзи Малл, – размышлял вслух Квиллер, – либо таким способом выманивает добавку.
   Все трое спустились вниз, заботливо притворив дверь на третий этаж, но она тут же приоткрылась.
   – Обычная история для старых построек, – пожаловался Квиллер. – Двери никогда не закрываются. Любопытное животное в таких домах может застрять где угодно, потеряться.
   – Коко не терялся. Просто вы не могли найти его.
   – Тонкое наблюдение. В награду предлагаю выпить по стаканчику. Чего бы вам хотелось? Скотч, бурбон, белый виноградный сок, шампанское? Есть также пиво на случай, если явится человек от Пенелопы для ремонта дверей.
   – А вы что будете пить?
   – Содовую с ломтиком лимона.
   – Тогда мне шампанского.
   Квиллер принес напитки в библиотеку и спрятал слоника в ящик письменного стола.
   – Как насчет музыки? Есть доисторический стереопроигрыватель и куча пластинок, которыми можно вымостить патио. В доме семь телевизоров, и я собираюсь продать шесть из них и купить современный музыкальный центр.
   – Вы не любите смотреть телевизор?
   – Я – газетчик. Печатное слово для меня значит гораздо больше, чем маленький экран.
   После скрежета, шелеста и пощелкивания зазвучала романтичная музыка: играли почему-то на цитре. Хозяин и гостья расположились на кроваво-красном диване, на котором Квиллер совсем недавно сидел с Пенелопой Гудвинтер, но сейчас между ним и дамой не было атташе-кейса, да и вообще свободного пространства.
   Квиллер произнес:
   – У Коко необычный талант находить вещи «со значением». Я мало кому рассказываю об этом, потому что люди мне просто не верят, но вам, я чувствую, можно довериться.
   – И в любое время. – В голосе Мелинды зазвучали теплые нотки.
   – Хорошо иметь человека, которому можно рассказать обо всем.
   Его печальный взгляд встретился с манящим взором зеленых глаз. Мир замер. Но это волшебное мгновение было тут же испорчено нарочно затеянной кошачьей схваткой в холле. Квиллер хмыкнул в усы, а Мелинда отпила шампанского и посмотрела на стены, занятые книжными полками.
   – Прекрасная библиотека, – сказала она.
   – Да. Хорошие переплеты.
   – В основном классика?
   – Вроде бы.
   – Неужели Клингеншоены читали все это?
   – Сомнительно… Мелинда, вы когда-нибудь видели Дейзи Малл? Как она выглядела?
   – Гм-м… небольшого роста… рыжеватая… пухлые губы. Дейзи часто видели в Пикаксе. Она обычно стояла с подругой возле музыкального магазина и хихикала, когда проезжающие машины сигналили им. Одевалась ярко по пикакским меркам, но это было несколько лет назад. Сейчас многое изменилось. Сегодня даже женщины средних лет перестали носить костюмы цвета лаванды и плетеные сумки.
   Квиллер положил руку на спинку дивана, размышляя о том, что жесткая, блескучая и скользкая обивка оставляет желать лучшего. Низкая, обтянутая бархатом софа, которая так и зовет прилечь, раскинуться на ней, куда больше подходит для соблазнения. По крайней мере, если судить по прошлому опыту.
   – Почему вы назвали котов Коко и Юм-Юм? – спросила Мелинда. – Вы «савояр» [17 - «Савояр» – здесь: ярый поклонник комических опер композитора Артура Салливана на либретто Уильяма Гилберта, которые впервые были поставлены в лондонском театре «Савой» в 1875–1896 гг.]?
   – Не то чтобы… хотя мне нравятся Гилберт и Салливан и в колледже я пел в «Микадо» [18 - «Микадо» – опера Салливана и Гилберта, персонажей которой зовут Коко и Юм-Юм.].
   – Вы интересный человек, Квилл. Везде побывали и всем занимались.
   Он самодовольно пригладил усы:
   – Это помогает познанию жизни. А вы всегда встречались исключительно с юнцами из медицинского колледжа?
   – Вот уж неправда! Я всегда обращала внимание на более зрелых мужчин. Меня возбуждает опущение верхнего века, характерное для среднего возраста.
   Он потянулся, чтобы долить ей шампанского. Появилось приятное чувство близости, но тут напольные часы пробили одиннадцать раз и в библиотеку вошел Коко. Осторожно переступая и подняв хвост, он взглянул на парочку, сидевшую на диване, и властно провопил: «Йау!»
   – Привет, Коко, – ответила Мелинда. – Будем друзьями?
   Не ответив, кот развернулся и вышел, и через мгновение они услышали еще один повелительный вопль.
   – Что-то не так, – вздохнул Квиллер. – Извините.
   Он последовал за котом и обнаружил его в холле смотрящим на парадную дверь.
   – Сожалею, Коко, но так поздно почта не приходит.
   Вернувшись в библиотеку, Квиллер рассказал об интересе кота к почтовой щели. Он попытался восстановить атмосферу интимности, но его вновь прервал появившийся в комнате Коко. Упорно глядя на Мелинду, он произнес: «Нюик, нюик, нюик, йау!» И опять проследовал к парадной двери.
   – Не хочет ли он на улицу?
   – Нет, он домашний кот.
   – У него благородная мордочка. – Она взглянула на часы.
   – Сиамцы – само благородство.
   Но когда Коко, ворча и глядя на гостью, в третий раз появился в комнате, она заявила:
   – Он что-то пытается сказать мне.
   Встав с дивана, Мелинда последовала за котом, который, не уклоняясь, упрямо шел к двери. Изредка он останавливался и оглядывался, дабы убедиться, что она не отстает. В вестибюле ж уставился на дверную ручку.
   – Квилл, полагаю, он говорит мне, чтобы я отправилась домой.
   – Простите, я в замешательстве…
   – Все в порядке. Завтра у меня утренний обход.
   – Мне очень неудобно. Но он любит, чтобы свет выключали ровно в одиннадцать. В следующий раз мы где-нибудь запрем его.
   – В следующий раз мы отправимся ко мне, – поправила Мелинда. – Если вам не претит сидеть на полу. Я все еще не купила мебель. Только кровать. – Она отвела взгляд.
   – И как скоро наступит этот следующий раз?
   – После конференции медиков. Вот вернусь из Парижа и брошу работать в больнице Мусвилла. Надоело вытаскивать рыболовные крючки из туристских спин.
   – И что вы будете делать дальше?
   – Работать у отца в Пикаксе.
   – Считайте меня своим первым пациентом. Вы можете проверить холестерин, сердце и прочее?
   – Вы будете удивлены, на что я способна! – Еще один обворожительный взгляд зеленых глаз.
   Квиллер проводил ее до серебристого автомобиля, поставленного в гараж, – и слава богу, как оказалось.
   Когда Мелинда уехала, он бодрым шагом вернулся в дом и обнаружил, что Коко поджидает его, всем видом излучая самодовольство.
   – Не так уж ты хитер, как думаешь, – заметил Квиллер, удовлетворенно поглаживая усы.
   Рано утром он отправился в студию Аманды, чтобы заказать софу. Капризная дизайнерша отбыла к кому-то из клиентов, но ее молодая помощница любезно показала ему несколько каталогов современной мебели. Уже через пять минут Квиллер заказал мягких очертаний софу, обтянутую замшей цвета ржавчины, коричневый лонгшез, оттоманку и несколько настольных ламп для своей студии.
   – У вас хороший вкус, – похвалила помощница. – И я впервые встречаю клиента, который так быстро принимает решения. С большим удовольствием взглянула бы на ваш гараж после ремонта.
   – А как вас зовут?
   – Франческа Броуди. Мой отец слышал о вас. Он шеф полиции. Вы не детектив?
   – Просто я люблю отгадывать загадки. Вы знали некую Дейзи Малл? Она когда-то работала здесь.
   – Нет. Я тут всего четыре месяца.
   Следующие два дня Квиллер отвечал на многочисленные письма, сыпавшиеся через почтовую щель. Коко принес ему конверт, надписанный красными чернилами. Прочитав адрес, Квиллер не удивился. Писала молодая женщина, бывшая соседка по дому, которая беседовала с Коко по-французски, у нее были проблемы с весом и мужчинами.

   Дорогой Квилл!
   Арчи Райкер дал мне Ваш адрес. Мои поздравления. Но мы скучаем без вас.
   Хотите услышать хорошие новости? Я встречаюсь сейчас с моим шефом. Он не женат… во всяком случае, так говорит. Плохо, однако, что я потолстела на десять фунтов. Я все еще тяну лямку в рекламном агентстве, но до смерти хочу заняться ресторанным бизнесом. Если надумаете открыть ресторан в Пикаксе, дайте мне знать… Привет Коко.
Хикси Райс

   Новые письма прибывали быстрее, чем Квиллер успевал печатать ответы на своей старенькой машинке. Безостановочно звонил телефон. Отвлекали и другие происшествия. Например, в дверях библиотеки появился молодой человек в белом комбинезоне с упаковкой из шести банок колы в руках.
   – Привет! – произнес он. – Не возражаете, если я суну их в холодильник? Работенка наклевывается неслабая. Ошкурить, зашпаклевать, прогрунтовать, еще и по столярной части.
   Это было типичное дитя Мускаунти, вскормленное тоннами яблок и овощами прямо с грядки, вспоенное парным молоком и всю жизнь дышавшее чистым воздухом.
   – Насколько я понимаю, вы маляр, нанятый Амандой Гудвинтер, – уточнил Квиллер.
   – Да, я Стив. Она всегда говорит, что я работаю хоть и медленно, но хорошо. Мой дед здесь горбатился, когда еще была жива старая хозяйка. Он научил меня красить без притирок, наплывов и пузырей. Вы взаправду тут живете? Я так обосновался в фургоне на ферме моего тестя.
   Были и другие причины для недовольства. Миссис Кобб не приезжала. Никто не являлся ремонтировать двери. Мелинда отбыла в Париж. И еще в мозгу постоянно крутилась та назойливая мелодия: «Дейзи, Дейзи…»
   Затем позвонил школьный учитель, которого Квиллер знал по Мусвиллу:
   – Привет, Квилл. Это Роджер. Каково вам в шкуре богатого до неприличия человека?
   – Трудно, отвратительно, докучно… пока… Но дайте мне еще неделю, и я привыкну. Что на озере?
   – Полно туристов и коммерсантов.
   – Как идут дела в магазине вашей жены?
   – Неплохо, но отнимают уйму времени. Послушайте, не хотели бы вы пообедать со мной как-нибудь вечером? У Шарон работают допоздна.
   – Конечно. Но почему бы вам не приехать сюда? В мою Бастилию. Я организую экскурсию по донжонам и напитки. А потом мы сможем пойти в ресторан.
   – Великолепно. Хотелось бы взглянуть изнутри на эту груду камня. Мы можем поесть в отеле «Буз».
   – Что-то новое для меня.
   – Старейшая ночлежка в Мускаунти. Там подают двенадцатиунциевые чизбургеры с беконом и картофель фри. Что-то фантастическое!
   Роджер Макгилеврэй, чья шотландская фамилия импонировала Квиллеру, приехал под вечер. Это был весьма самоуверенный молодой человек с черной стриженой бородкой. Он разразился удивленными восклицаниями, отдавая должное размеру комнат, количеству окон, высоте потолков и размерам особняка.
   – Чтобы содержать все в порядке, не хватит никакого здоровья, – предсказал он. – Кто будет мыть все эти окна и вытирать пыль со всех этих книг?
   – Услуги садовников стоят больше, чем я зарабатывал в «Дневном прибое», – проинформировал Квиллер. – На подъездной дорожке вечно торчит зеленый грузовичок, и парень в зеленом комбинезоне вечно разъезжает тут на маленьком зеленом тракторе.
   Он налил скотча гостю и белого виноградного соку себе, они расположились в солярии в плетеных креслах.
   Роджер уставился на бокал с длинной ножкой в руке Квиллера:
   – Что вы пьете?
   – Виноградный сок из Катобы. Коко любит его, вот я и купил ящик.
   – Балуете вы его. А где он? Я плохо лажу с котами.
   Коко, услышав свое имя, лениво прошествовал в солярий и уселся неподалеку от Роджера.
   – Он вас не побеспокоит, – успокоил Квиллер. – Ему просто нравится слушать наш разговор. Ему пришелся по душе тембр вашего голоса.
   Коко придвинулся немного ближе.
   – Кто ухаживает за этими каучуконосами, Квилл? Они выглядят здоровее, чем я.
   – Зеленый комбинезон приходит, вставляет в землю измерительные приборы, читает показания. Садоводство для меня что-то запредельное. Я всю жизнь прожил в квартирах и отелях.
   – Думаю, вашего садовника зовут Кевин Дун. Мой бывший ученик. Зимой он учится в Принстоне, на каникулах же подрабатывает садовником. У вас большой участок.
   – Полквартала шириной и полмили длиной, я полагаю. Позади дома имеется сад и старый амбар, из которого получился бы недурной летний театр.
   Роджер крепко сжал ручки кресла.
   – Почему он так на меня смотрит?
   – Коко хочет подружиться с вами. Скажите что-нибудь ему.
   – Привет, Коко, – слабым голосом проговорил Роджер.
   Кот зажмурил глаза и испустил ласковое поскрипывание: «Ик, ик, ик».
   – Он смеется, – пояснил Квиллер. – Вы ему нравитесь… Как ваша теща?
   – Прекрасно. У нее новая идея: создавать вещи с мотивами Мускаунти и продавать их в магазине Шарон. Доски под посуду, игрушки и прочее. Ручной работы. Суть идеи в том, чтобы женщины Димсдейла могли работать на дому. Она хотела добиться пособия от штата, но наткнулась на бюрократические препоны. Кроме того, жители Димсдейла не желают работать. Вы знаете это место?
   – Я видел останки шахты «Димсдейл», обедал в разваливающемся ресторанчике на переезде, но само это место показалось мне совершеннейшим городом-призраком.
   – Официально Димсдейл не существует, но в лесу полно хибар… незаконная застройка. Думаю, эти земли принадлежали Клингеншоенам, то есть теперь это ваша собственность. Вы не поверите, Квилл, но сотню лет назад Димсдейл был процветающим городом с гостиницами, лесопилками, магазинами, домами для шахтеров; имелся даже врач.
   – А вы неплохо знаете историю здешнего края, Роджер.
   – Я должен знать! Этому учу… Послушайте, а он красавец. И очень хорошо себя ведет.
   – Его настоящее имя Као Ко Кун. Назван в честь китайского художника, жившего в тринадцатом веке.
   Зная, что речь идет о нем, Коко вспрыгнул на ручку кресла Роджера.
   – Если вы никогда не гладили сиамского кота, то не знаете, что такое мех.
   Роджер осторожно протянул руку и потрогал шелковую спинку животного.
   – Хороший мальчик, – сказал он. – Хороший мальчик!
   Кот, медленно закрыв один глаз, другим смотрел на Квиллера. Тот подумал, что счет опять в пользу Коко.
   Отдав должное напиткам, двое мужчин сменили царственное великолепие особняка К. на вялое уродство отеля «Буз». Это каменное трехэтажное строение походило на обувную коробку – архитектурное решение, типичное для отелей времен первопроходцев. Надпись с отель величиной обещала ночлег, выпивку и закуску.
   – Когда-то, – вздохнул Роджер, – в этой гостинице за двадцать пять центов шахтер мог поесть от пуза и переночевать на полу, положив под голову вместо подушки свои сапоги или торбу для овса, если повезет.
   Тусклый свет в баре скрадывал обветшалость стен, древность линолеума на полу и изношенность пластиковых столов. Несмотря на это убожество, комната гудела от разговоров клиентов в потертых кепках, уминающих бургеры под пиво.
   Квиллер осмотрел три стула, прежде чем нашел целый.
   – Мне особый с низким содержанием холестерина, – обратился он к выглядевшей по-домашнему женщине в линялом платье.
   – Сделайте два, Тельма, – добавил Роджер.
   Бургер оказался настолько огромным, что официантке приходилось придерживать верхнюю половинку булочки большим пальцем.
   – Мы зовем ее Тельма Большой Палец, – шепнул Роджер.
   Квиллер отметил, что бургер действительно оказался необыкновенно вкусным и картофель фри имел вполне натуральный вкус.
   – Ладно, Роджер. Как насчет урока истории, дабы отвлечься от поглощаемых калорий? Расскажите мне о покинутых шахтах в здешних местах.
   – В старые времена их было десять. Стволы уходили на глубину в тысячу футов, и шахтерам приходилось спускаться по веревочным лестницам! После долгого пребывания под землей, где вода капала отовсюду, они тратили не менее получаса, чтобы выбраться на поверхность.
   – Словно влезать на стоэтажный небоскреб! Они, вероятно, отчаянно нуждались в работе.
   – Большинство из них приезжали из Европы, оставляли семьи, надеясь заработать и послать денег домой. Но салуны, покупка в кредит товаров в магазине компании – они всегда ходили в долгах.
   Тельма принесла кофе, и Роджер без особого труда уговорил Квиллера попробовать пирог с дикой черной малиной.
   – Сама утром ягоду собирала, – сообщила официантка.
   Сотрапезники наслаждались каждым кусочком пирога в благоговейном молчании, отдавая дань замечательному вкусу, и заказали еще по чашке кофе.
   Квиллер заметил:
   – Насколько я знаю, в старых салунах имелись специальные комнаты для азартных игр, а наверху проживали девицы.
   – Все правильно! Добавьте весьма своеобразные забавы. Когда посетитель напивался и валился с ног, друзья выносили его на улицу и прибивали его сапоги к деревянному тротуару. И всегда находился пропойца, который за выпивку мог сделать что угодно. Один из них ел ядовитый плющ, а другой откусывал голову у живого бурундука.
   – Это не для застольной беседы, Роджер.
   – Что было, то было. «К. салун» пользовался особенно дурной славой.
   – И об этом вы рассказываете своим ученикам?
   – Их захватывают подобные истории. Они глотают их, словно птенцы!
   Квиллер некоторое время помолчал, а затем спросил:
   – Была ли у вас ученица по имени Дейзи Малл?
   – Нет, она окончила прежде, чем я начал преподавать, но моя свекровь учила ее рисованию. Она говорила, что Дейзи – единственная из Маллов, кто мог бы чего-то достичь… если бы стремилась… Она была без царя в голове.
   Квиллер поведал о граффити, о своих планах оборудовать студию в гараже, о поисках домоправительницы.
   – Вас не смущает, что экономка будет жить в доме? – спросил Роджер. – Ведь это все равно что иметь жену без сопутствующих выгод.
   – Не беспокойтесь, Роджер.
   – Как складываются отношения с юридической фирмой «Гудвинтер и Гудвинтер»?
   – Пока хорошо. Пенелопа одна занимается имуществом. Я до сих пор не разобрался в ней.
   – Она большая умница – гордость семьи. Что вы думаете о ее брате?
   – Александр не часто бывает здесь. Сейчас он в Вашингтоне.
   Роджер понизил голос:
   – Ходят слухи, что у него там женщина. Если так оно и есть, это интересная новость. Алекс всегда слыл убежденным холостяком.
   – А у Пенелопы есть кто-нибудь?
   – Вы что, заинтересовались ею?
   – Да нет.
   – Ее мужчины не интересуют – только карьера. И это скверно. Умеет держать себя в руках.
   Квиллер взял чек и оплатил его при выходе. Кассирша была в цветастом гавайском платье-муму, сплошь усыпанном огромными бордово-желтыми, с темной сердцевиной, чашечками рудбекии, которые еще называют «черноглазая сьюзан». Квиллер и сам не заметил, как стал насвистывать «Дейзи, Дейзи».
   Внезапно в баре наступила тишина. Кассирша указала пальцем поверх головы Квиллера:
   – Этого делать нельзя.
   Плакат над кассой гласил: «Никакого кредита. Никаких чеков. Не плеваться. Не свистеть».
   – Извините.
   – По шахтерскому поверью, – объяснил Роджер, – свист всегда к несчастью. Он запрещен городскими властями Пикакса.

Шесть

   Квиллер никогда особо не любил свистеть, но, узнав, что это запрещено в Пикаксе, сразу же почувствовал непреодолимое желание нарушить табу. Готовя завтрак для кошек, он насвистывал мелодию из «Микадо», чем обратил в бегство Коко, который, прижав уши, укрылся в коридоре перед черным ходом. Юм-Юм исчезла в прачечной и спряталась за устройством для отправления надобностей.
   Устройство это представляло собой обыкновенную латку, наполненную мелким песком, – идея не оригинальная, но отлично работающая. Воду кошки лакали из миски японского фарфора имари, которую Квиллер нашел в буфете. Для пищи служила фарфоровая тарелка с широкой голубой и тонкой золотой каемкой, ценная тем, что лазоревая кайма подчеркивала яркую голубизну глаз Юм-Юм, а золотой герб включал в себя букву «К».
   Квиллер поставил тарелку с консервированным лососем на пол в прачечной и позвал кошек. Юм-Юм откликнулась сразу же, но Коко не отвечал.
   – Черт бы его побрал! Опять он залез на чердак! – пробормотал Квиллер.
   И это было правдой. Дверь на третий этаж оказалась полуоткрытой, а сам Коко скреб скатанный в рулон ковер.
   Квиллер попытался поймать кота, но тот ловко избежал его рук, вскарабкался на гардероб в стиле модерн и вызывающе уставился оттуда на хозяина. Началась безуспешная охота по всей пыльной кладовке. Коко то прыгал на кровать времен генерала Гранта, то прятался под китайским столиком, то бегал вокруг чемоданов. Вконец запыхавшись, Квиллер упрямо продолжал преследовать кота.
   В конце концов сиамец позволил сграбастать себя, вызывающе припав к дешевому картонному чемодану, расцветкой напоминавшему твид. Усы Квиллера послали сигнал: здесь что-то важное! Держа присмиревшего кота в одной руке, а чемодан – в другой, он спустился на первый этаж, где на кухне сидела Юм-Юм и умывалась, съев целую банку лосося.
   Приглядевшись к сломанной ручке чемодана, Квиллер увидел бирку с каллиграфической надписью: «Дейзи Малл». Содержимое испускало тот же запашок плесени, который исходил от зимних вещей из картонной коробки. На сей раз оно состояло из босоножек, футболок, обрезанных выше колен и обтрепанных джинсов, выгоревшего сарафана, трусиков в красных сердечках и почти символических купальников.
   Квиллер мог еще понять и объяснить, почему девушка оставила зимнюю одежду, но вот отчего она не взяла также и летнюю? Вероятно, появилась возможность обновить гардероб – работа подвернулась или богатый покровитель. Может, заезжий турист с другого конца страны подхватил ее и увез – на счастье или на беду. Квиллер надеялся, что на счастье.
   Нашлись и другие предметы. В частности, бумажный пакет с дешевой, безвкусной бижутерией, среди которой невесть как затесался тяжелый золотой браслет, каратов на четырнадцать, заставлявший призадуматься. Украден? А если так, то почему не взяла с собой? В другом пакете лежала косметика и зубная щетка: она действительно спешила!
   Квиллера ожидал еще один сюрприз. В фирменном пакете с логотипом универмага Ланспиков он обнаружил впечатляющий набор вещичек для новорожденного.
   Он сел на кухне и стал обдумывать все это. Может быть, она спешно покинула город, чтобы сделать аборт? Но почему, заготовив сентиментальный набор пинеток и распашонок в розовых бутончиках, девушка вдруг решила прервать беременность? И что произошло дальше? Отчего она не вернулась? Знает ли семья о ее судьбе? Известно ли родственникам, где она сейчас? А была ли у нее вообще семья? Если да, то не живут ли они в халупах возле бывшей шахты «Димсдейл»? Вопросы пока оставались без ответа, и это мучило Квиллера, и он знал, что не перестанет мучиться, пока не найдет разгадки.
   Его размышления прервал шум приближающейся к черному входу машины. Сунув браслет в карман, он затолкал другие вещи в жалкое подобие чемодана: сломанная ручка, порванная подкладка, обитые углы. Затем вышел и столкнулся с миссис Кобб. Ее фургон был забит коробками с книгами, которые он и начал вносить в дом.
   От радости она чуть не расплакалась:
   – Я настолько возбуждена, что не знаю, с чего начать.
   – Для начала устройтесь поудобнее. Затем составьте список того, что вам нужно для холодильника и вообще для кухни. Кошки уже ждут ваших шведских фрикаделек и пряных крабовых лепешек!
   – Что бы вы хотели на обед, мистер Квиллер?
   – Я ем все, кроме пастернака и турнепса. Днем мы позавтракаем где-нибудь, а затем я должен посетить юриста.
   На встрече, которую назначила Пенелопа, присутствовали мистер Фитч из банка и мистер Купер, бухгалтер, занимающийся наследством. Банкир неплохо загорел, в то время как мистер Купер, несмотря на солнце, ласкавшее Мускаунти, выглядел крайне бледным. Мистер Фитч учтиво поздравил Квиллера в связи с предложением последнего создать благотворительный фонд. Он также спросил, не играет ли Квиллер в гольф.
   – Боюсь, что я своего рода аномалия для Мускаунти, – прозвучал ответ. – Не играю в гольф, не ужу рыбы, не охочусь.
   – Мы что-нибудь придумаем, – сердечно произнес банкир. – Я вас порекомендую в наш Кантри-клуб.
   Первый вопрос касался открытия счета в банке. Затем Пенелопа предложила Квиллеру ознакомиться со всеми документами, относящимися к делу.
   – Думаю, разумно было бы вам самому просмотреть счета, связанные со взносами по страховке, налоговыми отчислениями, тратами по дому, прежде чем их отдавать нам.
   Квиллер этому совсем не обрадовался: разбираться в финансовых документах он ненавидел.
   – Все в порядке? – От улыбки на ее щеках появились ямочки.
   – Да. Утром прибыла домоправительница. Она согласилась с тем, что нам нужна приходящая прислуга.
   – Я рекомендую вам миссис Фалгров. Она работает у нас несколько дней в неделю, и к ней нет никаких претензий. Появлялся ли Берч Тревельян?
   – Ни разу. Все двери требуют ремонта, и нам обязательно нужен замок на задней двери.
   – Берч – ленивое животное, – процедил банкир. – Вам следует изловить его в какой-нибудь кофейне и привести к себе за руку.
   Пенелопа осуждающе посмотрела на банкира:
   – Я организую все сама, Найджел. Надеюсь, мне удастся оказать на него давление… Какие еще вопросы, мистер Квиллер?
   – Когда состоится заседание городского совета? Там я мог бы познакомиться с местным обществом. Возможно, со мной придет и миссис Кобб.
   – В таком случае, – быстро проговорила Пенелопа, – она будет моим гостем. Вас здесь не поняли бы, если б вы сопровождали ее.
   – Полно вам, Пенни. – Банкир громко расхохотался, и она еще раз бросила на него резкий, осуждающий взгляд.
   Повернувшись к бухгалтеру, который хранил молчание, она спросила:
   – У вас есть что добавить?
   – Хороший учет. Важно, чтобы был хороший учет. Вы ведете его, мистер Квиллер?
   Квиллер с тоской подумал о дополнительной бумажной волоките.
   – Учет чего?
   – Личный доход, траты, жалованье прислуге. Обязательно сохраняйте рецепты, расписки, банковские счета и прочее.
   Квиллер согласно кивнул. Бухгалтер подкинул ему неплохую мысль. После встречи он отвел его в сторону:
   – У вас сохранились документы, касающиеся домашней прислуги Клингеншоенов, мистер Купер? Мне хотелось бы знать, когда в доме работала некая Дейзи Малл.
   – Все сведения хранятся в компьютере. Я дам указание моей секретарше найти их для вас.
   В следующие дни Квиллер радовался домашней пище, отвечал на письма и купил наконец новые шины для велосипеда в гараже. Он также позвонил молодому редактору в «Пустячок»:
   – Вы не собираетесь вводить меня в кофейное общество, Джуниор? Вы обещали.
   – В любое время. Когда бы вы хотели пойти? Лучшее место – это закусочная «Грозный пес».
   – Уже ел там. Я называю ее «Грязный пес».
   – Издеваетесь? Едем туда завтра утром. В десять. Наденьте кепку, – посоветовал редактор. – Попрактикуйтесь пить кофе не вынимая ложки из чашки.
   Хотя Джуниор Гудвинтер и выглядел как второкурсник, носил кроссовки и куртку с буквами-нашивками, полученными в награду за университетские спортивные подвиги, он закончил школу журналистики прежде, чем пришел на работу в отцовскую газету. Они поехали в закусочную на красном «ягуаре» Джуниора. Редактор надел бейсболку, на голове Квиллера красовалась ярко-оранжевая охотничья кепка.
   – Джуниор, в Мускаунти самые скверные водители в мире: они так и стремятся проехать по центральной части дороги и поворачивают не из того ряда, поскольку даже не знают, для чего существуют сигналы поворота.
   – Мы здесь люди свободные, – объяснил Джуниор. – У вас там, в Центре, все конформисты, а мы не любим, когда нам указывают, что́ делать.
   Они припарковались на пыльной площадке возле заведения, оформленного по типу вагона-ресторана. Там уже стояла целая армада фургонов, пикапов и даже один сверкающий хромированными деталями мотоцикл.
   «Грозный пес» располагался в старом железнодорожном грузовом вагоне с грязными окнами. Столы и стулья сюда, должно быть, привезли из отеля «Буз», когда тот отделывали заново в 1911 году. По случаю перерыва на кофе посетители временно сдвинули столы, так чтобы сидеть своей компанией по восемь-десять человек – все в кепках. Они сами брали кофе и пончики на стойке, а затем платили молчаливому мужчине в поварском фартуке. Дымовая завеса окутывала помещение. А гул голосов и раскатистый смех просто оглушали.
   Сидя в сторонке, Квиллер и Джуниор прислушивались к обрывкам разговора.
   – В жизни не видел такого, что они теперь показывают по телику…
   – Как артрит твоего отца, Джо?
   – Парень, только не говори мне, что они не живут вместе…
   – Нужен дождь…
   – Женщина, с которой он гуляет… юрист…
   – Когда-нибудь слышал, чтобы городской ребенок нарисовал корову?
   Квиллер перегнулся через стол:
   – Кто эти парни?
   Джуниор оглядел группу:
   – Фермеры. Рыбаки. Управляющий филиалом банка. Строитель амбаров. Продавец оборудования для ферм. Чистильщик канализационных отстойников.
   Обрывки разговора создавали некий прихотливый словесный узор.
   – Я был бы дураком, если бы не привязал трактор проволокой. Спас двести долларов…
   – Всегда мечтал побывать в Лас-Вегасе, но моя старуха против…
   – Забудьте о ружьях. Когда я иду на оленя, беру только винтовку…
   – Мой сын за полчаса выловил тридцать килограммов окуней на Парпл-Пойнт…
   – Всем известно, что он запустил руку в кассу… Просто не поймали…
   – Это же Терри! – закричали несколько человек, глядя в грязное окно.
   Один из посетителей выскочил за дверь, подобрал доску и, положив ее поверх ступеней, соорудил подобие пандуса. Из низкого автомобиля выбрался мужчина и пересел в инвалидную коляску. Его ввезли по наклонной доске внутрь.
   – Владелец молочной фермы, – шепнул Джуниор. – Попал в аварию несколько лет назад… Трактор переехал. Доит в час сто голштинских коров. Все компьютеризировано. Полторы тонны молока в день. Восемнадцать тонн навоза в год.
   Вокруг велись разговоры о налогах, рынке, нехватке управляющих на животноводческих фермах. Много смеялись на все лады: гоготали, разражались громовым хохотом, хихикали, похрюкивали… «Ба-а-а», – блеял сидящий за Квиллером мужчина.
   – Ба-а-а… Всем известно, что она строит глазки… Ба-а-а!
   – Новый амбар стоил Эду три четверти миллиона.
   – Они послали его в колледж, и будь я проклят, если он не сел на иглу…
   – То, что криво, не может быть прямым. Екклесиаст, глава первая, стих пятнадцатый…
   – Парень, он никогда не женится. Это слишком уж хорошо для него. Ба-а-а…
   – Очень нужен дождь.
   – Если он привезет эту женщину сюда, надо будет платить уйму денег…
   Надпись над подносом с пончиками гласила: «Коровы приходят и уходят, а бык остается навсегда».
   – Похоже, – сказал Квиллер, – это настоящая фабрика сплетен.
   – Нет, просто парни выпускают пар.
   К одиннадцати часам публика стала расходиться. Какой-то мужчина с сигарой во рту подошел к Джуниору и дружески ткнул его под ребра. Человек этот был огромен и очень важен с виду, но блеял, словно овца. Он уехал на сверкающем мотоцикле, подняв невообразимый шум и тучи песка.
   – Кто это? – спросил Квиллер.
   – Берч Три [19 - В переводе с английского – Березовое Дерево.], – ответил Джуниор. – Вообще-то, он Тревельян. Фамилия одна из старейших здесь. Ботаническая семейка, скажу я вам: его брата зовут Спрус, а сестер – Мэйпл и Эвергрин [20 - Спрус (Spruce) значит «ель», Мэйпл (Maple) – клен, Эвергрин (Evergreen) – вечнозеленое растение.]. Я же говорил – мы великие индивидуалисты.
   – Это тот парень, который должен заняться ремонтом, но бездельничает?
   – Он хороший работник, но лентяй. Заламывает такие цены, что люди не хотят нанимать его. Между прочим, всегда при больших деньгах. Он частично владеет этим заведением, но вряд ли оно сделало кого-то богатым.
   – Если владельцы не добывают деньги где-то на стороне, – заметил Квиллер.
   На обратном пути он поинтересовался, заходят ли в закусочную женщины.
   – Нет, у них свои заведения для сплетен, с чаем и сдобами… Не против послушать одиннадцатичасовые новости? – Джуниор включил радио.
   Со времени приезда Квиллер впервые удивился новостям, которые передавала радиостанция Мускаунти.
   Диктор вещал: «…потерял контроль над машиной, когда олень перебегал дорогу, что вынудило водителя свернуть. В результате автомобиль свалился в кювет, а водитель попал в пикакскую больницу, где его подлечили и поставили на ноги. Представитель больницы заявил, что пациент чувствует себя удовлетворительно и выписан…
   А теперь о спорте. Пикакские „Шахтеры“ одержали победу над мусвиллскими „Москитами“ со счетом тринадцать – двенадцать, выиграв чемпионат округа и получив шанс выйти в плей-офф. По словам тренера Расселла, эта победа позволит „Шахтерам“ показать, на что они способны, на выезде…»
   Внезапно по радио зазвучал сигнал тревоги.
   – Пожар, – пояснил Джуниор. – Не возражаете, если высажу вас у первых фонарей? Увидимся позже.
   И он помчался на своем «ягуаре» к горящему зданию, а Квиллер направился домой пешком. На каждом углу усача подлавливали незнакомцы, которые были просто счастливы увидеть его и называли уже привычным пикакским именем.
   – Привет, мистер К.
   – Доброе утро, мистер К.
   Дома миссис Кобб встретила его обещанием приготовить на ланч сандвичи с мясом.
   – Тут есть послание из конторы мистера Купера. По поводу особы, которой вы интересовались, – той, что работала здесь лет пять назад. Она седьмого июля уволилась, а поступила третьего апреля того же года. Еще пришла весьма странная женщина и заявила, что нанята в качестве приходящей прислуги на три дня в неделю. Сейчас она убирает комнаты. И еще одна вещь, мистер Квиллер… Я обнаружила личную корреспонденцию в своем рабочем столе наверху… Думаю, вам стоит ее просмотреть. Я положила все на письменный стол в библиотеке.
   Корреспонденция заполняла картонную коробку, на которой, нежно обернув кончик хвоста вокруг носа, спал Коко. Либо он не подозревал, что содержится в коробке, либо, наоборот, знал, что коробка хранит в себе очень важные сведения.
   Квиллер подвинул спящее животное и достал старую переписку Клингеншоенов. Там не было ничего такого, что имело бы историческое или финансовое значение. Корреспонденцию, которой самое место в мусорной корзине, зачем-то хранили в ящике письменного стола. Например, письмо, датированное 1921 годом, лежало рядом с ходатайством о помощи кампании, проводимой организацией бойскаутов.
   Но что привлекло внимание Квиллера, так это почтовая открытка с двумя проколами в одном углу, подозрительно похожими на следы от кошачьих клыков.
   На открытке было выведено:

   Пишу в автобусе. Извините, что не попрощалась. Появилась возможность работать во Флориде… внезапно. Уехала пока в Кливленд. Выбросьте все мои вещи. Ни в чем не нуждаюсь. Хорошая работа – хорошая плата.

   Ниже было написано имя, которое преследовало Квиллера вот уже десять дней, и дата – 11 июля пять лет назад. И что любопытно, на открытке стоял почтовый штемпель штата Мэриленд. Почему девушка решила ехать из Кливленда во Флориду через Мэриленд? Неясно. Квиллер также отметил, что почерк на открытке не имел ничего общего с каллиграфическими надписями на бирках.
   Он оторвал бирку от чемодана в кухне и отправился на поиски миссис Фалгров. Квиллер нашел ее в ампирных покоях. Вооружась суконкой и каким-то загадочным составом, она яростно атаковала мраморную поверхность стола, ножки которого были сделаны в виде сфинксов.
   – Этот дом запущен до ужаса, – сообщила она, – что не удивительно. Старая хозяйка ни от кого из слуг не могла добиться толку последние пять лет. Но я сделаю что могу и приведу все в порядок, хотя это нелегко в мои годы, когда плечо так и ломит. Эдакой боли я и врагу не пожелаю.
   Квиллер сказал слова благодарности, дав понять, что ценит ее труды и принципы. Затем показал бирку:
   – Вы что-нибудь знаете об этом?
   – Конечно. Это же я писала. Никто не пишет лучше меня. Нас учили писать так, чтобы любой прочитал. И когда старая хозяйка наказала мне отнести эти вещи наверх, я надписала их, чтобы не вышло ошибки.
   – Но почему старая хозяйка хранила вещи Дейзи? Думала, что та вернется?
   – Бог знает, что думала старая хозяйка. Она никогда ничего не выбрасывала. Она велела мне отнести это наверх, я отнесла, и никаких вопросов.
   Квиллер прекратил расспросы, оставив миссис Фалгров с ее полировочной пастой для меди, средством для восстановления мраморных поверхностей и английским воском. Сам же он пошел писать ответы на поступившие письма. В полдень почта хлынула лавиной и вновь затопила холл. Как будто ее доставляли сразу два почтальона. Коко выбрал открытку с объявлением об открытии нового ресторана, предлагающего дары моря, и письмо от тещи Роджера. Она писала:

   Дорогой Квилл!
   Довольны ли Вы новым образом жизни? Не забывайте, что до Мусвилла всего-то тридцать миль. Приезжайте как-нибудь. Я собираю чернику для пирогов.
Милдред Хенстейбл

   Она была соседкой Квиллера, когда тот жил в хижине на берегу озера, и он помнил ее как щедрейшее существо, влюбленное в людей. Квиллер позвонил ей и немедленно сообщил, что принимает приглашение. И не только ради ее вкуснейших пирогов, но и потому, что она преподавала рисование Дейзи Малл.
   В следующий полдень, ведя автомобиль к побережью, он сразу же почувствовал перемены в окружающем мире, которые делались тем значительнее, чем ближе он подъезжал к озеру, и проявлялось это не только в буйстве растительности и свежести ветра, но в общем духе свободы и покоя. Эта самая магия и привлекала туристов в Мусвилл.
   Летний коттедж Хенстейблов стоял над озером, стол под зонтиком уже был накрыт к маленькому пиршеству.
   – Милдред, ваш черничный пирог – само совершенство, – простонал Квиллер.
   От удовольствия она рассмеялась:
   – Не забывайте, я преподаю не только рисование, но и домоводство. В нашем школьном округе учитель должен быть мастером на все руки. Мы и девочек тренируем в волейбольной команде, и руководим театральным кружком у старшеклассников.
   – Вы помните ученицу по имени Дейзи Малл?
   – Как не помнить! Я возлагала на нее большие надежды. А почему вы спрашиваете?
   – До своего исчезновения она работала у Клингеншоенов, и я обнаружил кое-какие ее творения.
   – Дейзи была талантлива. Вот почему я так огорчилась, когда она бросила работу. Очень редко подобные дарования созревают в Мускаунти. Тут ведь всех интересует только спорт, да как поднять семью и что показывают по телевизору. Дейзи бросила школу и внезапно исчезла из города.
   – И куда?
   – Не знаю. Она ни с кем не откровенничала, даже с матерью… Хотя это легко понять. И что вы обнаружили?
   Квиллер обрисовал увиденное.
   – Любопытно было бы взглянуть. На самом же деле я бы хотела и дом посмотреть, если не возражаете. Роджер говорит, это грандиозное зрелище.
   – Думаю, это легко организовать… Не вернулась ли Дейзи к матери?
   – У миссис Малл проблемы со спиртным. Молодой девушке довольно трудно жить бок о бок с алкоголичкой… Пожалуйста, угощайтесь!
   Он отказался от третьей порции черничного пирога, напомнив себе, что миссис Кобб обещала приготовить на обед жаркое из барашка с клецками и кокосовый торт.
   Квиллер вытащил из кармана почтовую открытку:
   – Я нашел это дома. Послано пять лет тому назад. Дейзи направлялась во Флориду.
   Милдред взглянула на обратный адрес и слегка нахмурилась. Затем перевернула открытку, дважды прочитала написанное и покачала головой.
   – Квилл, это определенно не рука Дейзи. Не ее почерк.

Семь

   Квиллер сидел в шезлонге на террасе коттеджа Хенстейблов и смотрел на озеро. По синему небу плыли облака, а волны мягко накатывались на пляж, но мыслями он находился далеко отсюда. Зачем кому-то понадобилось извещать старую хозяйку о планах Дейзи? У него были кое-какие догадки, но информации не хватало.
   – Почему вы уверены, – спросил он Милдред, – что открытку писала не Дейзи?
   – Это не ее почерк и не ее правописание. Она никогда не написала бы «пишу» – только «пешу», а в слове «до свидания» употребила бы мягкий знак. В рисовании она была сильна, но в орфографии…
   – Вы ее хорошо знали?
   – Позвольте мне кое-что рассказать, Квилл. Для учителя, настоящего учителя, высшей наградой является открытие самородного таланта, затем воспитание и формирование его. Я много работала с Дейзи, пытаясь расширить ее горизонты. Я знала, что она могла получить стипендию и зарабатывать на жизнь искусством. Это был бы гигантский шаг вперед для того, кто носит фамилию Малл. Она выработала своеобразный почерк, вернее сказать, изобрела. Трудно читается, но приятно смотреть. Так что я-то уж знаю: она никак не могла написать эту открытку.
   – А вы не знаете, кто бы мог это написать?
   – Не имею ни малейшего представления. С какой стати кому-то понадобилось…
   – Имелись ли у нее причины желать, чтобы люди в Пикаксе думали, будто она уехала во Флориду? Может, она кого-то боялась? Страшилась преследования, принудительного возвращения? Может, украла что-нибудь? Возможно, она уехала на Запад, попросив кого-то послать открытку из Мэриленда. Хватило бы у нее ума придумать такое? Был ли у нее сообщник?
   Милдред выглядела расстроенной и загнанной в тупик.
   – Она взяла какую-то ценную вещь в студии, но Аманда не предъявила иска в суд. Честно говоря, я не могу представить, чтобы Дейзи оказалась замешана во что-то серьезное.
   – Какие парни крутились возле нее?
   – Не самые достойные… Она начала гулять сразу же после школы.
   – Мать могла знать ее друзей?
   – Подозреваю, что мать и не знала, и не беспокоилась.
   – Мне хотелось бы поговорить с этой женщиной.
   – Это будет нелегко. Маллы с подозрением относятся к незнакомцам. К тому же Делла редко бывает трезвой. Я, конечно, попытаюсь увидеться с ней, когда поеду в Димсдейл проверить работу моих мастериц. Делла прекрасно вяжет и вышивает тамбуром и могла бы поставлять свои изделия в магазин Шарон, но она неспособна сосредоточиться на чем-либо.
   – Сообщите ей, что я нашел вещи ее дочери, включая ценное украшение из золота. Сделайте упор на то, что оно ценное, и посмотрите, как она отреагирует. Спросите, могу ли я вернуть ей вещи Дейзи.
   – В вещах Дейзи в самом деле было такое украшение? – спросила Милдред.
   – В чемодане. Вопрос в том, почему девушка не взяла его с собой. Она исчезла в июле, оставив как летнюю, так и зимнюю одежду, даже зубную щетку… Да, вы знали, что она ждала ребенка?
   – Неудивительно, – печально произнесла Милдред. – В собственном доме она была одинока и не знала любви. А как вы догадались о ее беременности?
   – Она купила в универмаге Ланспиков одежду для новорожденного… Купила, или ей доставили. Ее она тоже не взяла. Первое, что мне пришло в голову: она уехала, чтобы сделать аборт.
   – У нее мог быть и выкидыш. Это порой скверно действует на женщину, а Дейзи была не слишком стойкой к невзгодам… да и не слишком здоровой.
   – Сказать по правде, Милдред, у меня есть какие-то неприятные предчувствия. Но я ничего не могу сказать… по крайней мере, сейчас.
   Возвращаясь в Пикакс, Квиллер у перекрестка свернул с шоссе – решил проехать через Димсдейл. Как и говорил Роджер, грязная проселочная дорога вела в лес, среди деревьев виднелись хибары с плоскими крышами и старые трейлеры. Судя по количеству уборных во дворах, в этих жилищах отсутствовали канализация и водопровод. Везде валялась какая-то рухлядь: кроватные пружины, старые холодильники без дверей, части сельскохозяйственных машин, ржавые автомобили без колес. Единственным транспортом, остававшимся на ходу, были грузовики на последнем издыхании. Тут и там на расчищенных участках попадались чахлые огороды. На веревках сушилось серое белье. Среди этой свалки играли стайки маленьких детей, которые с визгом охотились на цыплят.
   Сравнив увиденное со своей роскошной резиденцией, Квиллер поежился… и включил незаконных поселенцев Димсдейла в перечень будущих подопечных благотворительного фонда К.: приличное жилье, профессиональное обучение, достойная работа и все такое прочее.
   У задней двери своего дома он с удивлением увидел мотоцикл. Рабочие приезжали в пикапах. Садовник, как обычно, полол, подстригал и поливал, люди Аманды занимались своим делом. Так чья же это черная зверь-машина, длинная, широкая, с обтекателем, сверкающая хромом?
   Квиллер вошел в прихожую и услышал голоса:
   – И чё вы видите, Айрис, дорогуша? Чё-то плохое?
   – Мне нравится ваша ладонь. По ней легко читать. У вас длинная линия жизни… И о!.. вы любвеобильны.
   – Ба-а-а.
   Квиллер понял, чей это смех и чей мотоцикл.
   В кухне взгляду его представилась, мягко говоря, пикантная сцена. Берч Тревельян, в высоких сапогах, в кепке, сидел за кухонным столом. Футболка туго обтягивала его бычью грудь. Кожаная куртка висела на ручке двери. Миссис Кобб, явно ослепленная таким мачо, держала его руку в своей и нежно поглаживала. Коко контролировал ситуацию с холодильника и был спокоен. Юм-Юм под столом обнюхивала сапоги гостя. На столе виднелись остатки трехслойного кремового кокосового торта, который миссис Кобб приготовила для Квиллера.
   Покраснев, она виновато вскочила на ноги:
   – О, это вы, мистер Квиллер. Это Берч. Он собирается решить все наши проблемы с ремонтом.
   – Здрасьте. – Берч говорил громко и свободно, как в закусочной. – Подтаскивайте стул. Угощайтесь тортом. Ба-а-а!
   В его разноцветных глазах (один темно-коричневый, другой светло-коричневый) мелькало нечто злое, но улыбка, обнажавшая крупные квадратные зубы, действовала обезоруживающе.
   Квиллер сел на стул, который подтолкнул к нему Берч, и сказал:
   – На улице вы оставили мощное животное…
   – Да, классная вещь. Вам нужно приобрести такую же. Выжмете все сто пятьдесят, если поедете в аэропорт и дорога будет пустая. Десять миль прямого шоссе…
   Квиллер тактично перевел разговор на более существенные вопросы:
   – У нас что-то случилось с дверями, Берч. Они не закрываются. Даже кот справляется с ними. У нас двадцать дверей, которые не закрываются. Что можно сделать?
   Эксперт засунул большие пальцы рук за ремень, покачался на стуле и мудро изрек:
   – Старый дом. Дает осадку. Дверные рамы расшатываются, когда хлопают дверьми. Сами двери трескаются. Я могу поставить их на место, но это будет дорого стоить.
   Для человека, который ненавидит работать, он казался вполне покладистым. «Новый замок на заднюю дверь? Пожалуйста! Установить двадцать дверей? Все равно что съесть кусок торта!»
   Он сказал, что приступит к работе завтра спозаранку. Квиллер обещал, что миссис Кобб накормит его сосисками и блинами с черникой.
   После того как Берч с ревом умчался на своем мотоцикле, домоправительница сказала:
   – Разве это не прекрасная машина?
   Квиллер уклончиво проворчал:
   – А как он собирается возить инструменты на этой штуке?
   – О, он сообщил мне, что у него два грузовика и большой трейлер. Он любит технику на колесах. Хочет покатать меня на мотоцикле. Что вы думаете по этому поводу?
   Квиллер шумно фыркнул в усы:
   – Не спешите соглашаться. Думаю, этот парень не тот, кем кажется на первый взгляд.
   – Он очень милый. Когда я сказала ему, что табачный дым вредит старым вещам, он без единого слова затушил сигару. И ему очень понравился мой торт.
   – Это очевидно. Он его почти весь слопал.
   – Даже маленькой Юм-Юм он пришелся по душе. Видели, как она обнюхивала его сапоги?
   – Либо он перед этим ходил по скотному двору, либо она искала шнурки, чтобы их развязать. Это не обязательно одобрение… Кстати, вы заметили, что Коко подолгу сидит на главной лестнице?
   – Это, – она кивнула, – его любимый пост, помимо холодильника.
   – Странно, что он всегда выбирает третью ступеньку. Не понимаю почему.
   Домоправительница встревоженно посмотрела на Квиллера:
   – Я заметила нечто странное, но боюсь, вы будете смеяться.
   – Миссис Кобб, я всегда отношусь к вам со всей серьезностью.
   – Хорошо. Помните, я упомянула о призраках, когда приехала сюда? Я только пошутила, но сейчас начинаю думать, что здесь есть кто-то еще… Я не боюсь, как вы понимаете…
   – И почему возникла такая мысль?
   – Ну, как-то ночью я зашла на кухню. Уголком глаза я увидела белое пятно, а когда повернулась, чтобы рассмотреть, что это, оно исчезло.
   – Я часто вижу белые пятна. Одно называется Коко, а другое – Юм-Юм.
   – Но вещи также как-то странно перемещаются… в основном в кухне. Дважды мусорное ведро оказывалось посредине. Прошлой ночью старый чемодан загородил дверь. Что вы знаете о людях, которые жили здесь, мистер Квиллер? Были здесь таинственные смерти? Не знаю, в самом ли деле вы верите в привидения.
   – Сейчас я поверю во что угодно.
   – Это же опасно. Я чуть не упала, споткнувшись в темноте о чемодан. Что происходит? Дом, кажется, полон заплесневелых вещей.
   – Я поставлю чемодан в кладовку для метел. А вы обещайте, что будете включать свет, когда заходите сюда в темноте.
   – Я привыкла экономить электричество.
   – Забудьте об этом. У нас большой пакет акций электрической компании. И пожалуйста, не ходите без очков. Как у вас сейчас со зрением?
   Миссис Кобб скрестила два пальца:
   – Я дважды в год хожу к окулисту.
   – Все остальное в порядке? Есть вопросы?
   – Ну, я отнесла кое-что поесть маляру в гараж… Милый молодой человек… И он показал мне огромные маргаритки на стенах. Кто рисовал их?
   – Девушка по имени Дейзи. Странное совпадение. Она работала здесь. Но вы, надеюсь, не собираетесь рисовать ирисы по всей кухне? [21 - Имя Айрис (англ. Iris) буквально переводится как «ирис».]
   – О, мистер Квиллер, – рассмеялась она.
   – Вы уже начали составлять каталог коллекции?
   – Да, и ужасно взволнована. В подвале я обнаружила серебряный погребец и несколько серебряных канделябров на восемь свечей около трех футов высотой. В посудном шкафу – фарфоровый сервиз на двадцать четыре персоны, в бельевой – дамаст [22 - Дамаст – ткань типа парчи.] и парадную скатерть с Мадейры, подобных которым вы не видели! Вы должны устроить большой обед, мистер Квиллер. Я с удовольствием займусь готовкой.
   – Хорошая идея. Только не перетрудитесь. Оставьте время для себя! Возможно, вы захотите вступить в Историческое общество, а когда будете готовы взяться за работу оценщика, мы поместим объявление в местной газете… и на радио.
   – О, это было бы прекрасно.
   – А как вы относитесь к тому, чтобы посетить заседание городского совета? Я собираюсь пойти, и мой адвокат предложила вам составить ей компанию.
   – Как мило с ее стороны! Да, я очень хочу пойти. – Глаза миссис Кобб сияли. – У нас было столько забот с бюрократами в нашем городе, хотелось бы взглянуть, как работают в маленьком городке.
   – Ладно. Договорились. А сейчас я собираюсь до обеда прокатиться на велосипеде.
   – Мистер Квиллер, – смущенно проговорила домоправительница, – конечно, это не мое дело, но я хотела кое-что сказать, если это вас не обидит.
   – Давайте!
   – Я хочу, чтобы вы купили новый велосипед. Этот просто старый драндулет! И он небезопасен.
   – Вполне нормальный велосипед, миссис Кобб. Я почистил его, смазал и купил новые шины. Он слегка скрипит, но для меня вполне подходит.
   – Но на шоссе так много грузовиков, и они так быстро ездят! Они вас просто с дороги сметут.
   – Обычно я езжу по сельским дорогам, где нет движения. Не беспокойтесь!
   Домоправительница упрямо поджала губы:
   – Но человеку вашего положения не подобает ездить… простите за выражение, на такой рухляди.
   – И меня простите, но вы начинаете вести себя как Пенелопа Гудвинтер. Эти восьмисвечные канделябры крепко втемяшились в вашу голову.
   Она виновато улыбнулась.
   – Да, – сказал он, – возможно, без меня позвонит мисс Гудвинтер и сообщит, когда она собирается сопроводить нас в городской совет. Может также позвонить миссис Хенстейбл. Она хочет посмотреть дом. Скажите, пусть приезжает завтра в любое время. Я собираюсь брать по двадцать баксов за экскурсию.
   – О, мистер Квиллер, вы, должно быть, шутите.
   Чтобы добраться до проселочной дороги, ему предстояло миновать четыре квартала в деловом центре, пять кварталов особняков и еще шесть пригородных с их стандартными домиками, ребячьими оравами, велосипедами, собаками, дымом от барбекю. А затем уж открывалась пустынная безмятежность сельской местности: луга, старые копры шахт, рощицы, фермы, брехливый пес, бегущий за велосипедом.
   Пока он ехал по прямому шоссе «Скатертью дорога», в голову приходили различные мысли.
   Тушеная баранина и клецки на обед… Мелинда возвращается из Франции… Софа, которую он заказал… Визит Арчи Райкера… Позвякивание спиц заднего колеса… Обед с трехфутовыми канделябрами… Бедная миссис Кобб, слишком долго она вдовствует… Какой-то шум в цепи… Дейзи, Дейзи… Шеф полиции с хорошим шотландским именем… Кокосовый торт с кремом.
   – Чертов парень! – произнес он громко, так что одинокая корова у дороги повернула морду и грустно взглянула на него.
   Что-что, а действовать на нервы Берч умел. На следующее утро он прибыл с полным кузовом инструментов, зверским желанием позавтракать и переносным радио. Квиллер еще только просыпался, когда невообразимый шум вышвырнул его из кровати. Безумная музыка сопровождалась кошачьим концертом.
   Накинув старый клетчатый халат, Квиллер ринулся вниз и увидел работника, бодро приступившего к ремонту кухонной двери. Юм-Юм визжала, как сирена на городской мэрии, а Коко во всю силу выдавал целых семь октав. Из приемника через два приставных динамика неслась музыка, а контрольная панель мигала огнями, словно видеоигра.
   – Сделайте потише! – заорал Квиллер. – Рвет перепонки!
   – Бросьте им рыбью голову, и они заткнутся, – проревел Берч. – Ба-а-а!
   Квиллер потянулся к панели управления:
   – Если хотите знать, Берч, мне эта штуковина тоже действует на уши.
   Миссис Кобб отвела его в прачечную.
   – Не расстраивайте его, мистер К., – шепнула она. – Берч такой ранимый, а мы ведь с вами хотим, чтобы он поработал у нас.
   В последующие несколько дней Берч регулировал звук приемника в зависимости от количества съедаемой пищи, комплиментов миссис Кобб и выпитого пива. Вой инструментов заставлял котов плотно прижимать уши, но Квиллер философски воспринимал хаос как неизбежные издержки прогресса.
   В тот день, когда Милдред Хенстейбл приехала, чтобы осмотреть дом, они начали экскурсию с гаража, где медлительный маляр опрыскивал стены краской мохаве беж. Прокладывая себе путь между ведрами, лестницами, брошенными тряпками, они вошли в помещение, которое когда-то занимала Дейзи.
   При виде него у Милдред перехватило дыхание.
   – Это же замечательно! Какая сила! Сикстинская капелла бедной девочки! – На ее глазах выступили слезы. – Печальное маленькое создание! Интересно, вернется ли она когда-нибудь?
   Квиллер в раздумье побарабанил пальцами по усам:
   – Если откровенно, я начинаю сомневаться, что она жива.
   – Что вы хотите сказать, Квилл?
   – Мы не знаем, покидала ли она город вообще, не так ли?
   – Вы подозреваете… что-то ужасное?
   – Не знаю. Это всего лишь предчувствие, но довольно сильное.
   Как он мог ей рассказать о подрагивании верхней губы и о музыке, звучащей в ушах?
   – Пойдемте в дом, Милдред, и вы расскажете о встрече с матерью Дейзи.
   Повернувшись, они увидели степенного Стива, который стоял в дверях и тряс головой:
   – Очень жаль, что придется красить эту комнату. Это все она сама сделала? Сумасшедшая Дейзи! Так мы ее звали в школе.
   – Идите назад и продолжайте красить. – Квиллер дружески похлопал его по плечу. – «Ни пузырей, ни подтеков, ни подтирок…»
   Затем он с мастерством профессионального гида провел Милдред по дому.
   – Напротив камина вы видите горку, флорентийская мозаика, конец семнадцатого века. Письменный стол времен Регентства, акация со вставками королевского дерева… – Миссис Кобб неплохо натаскала его.
   – Вот это искусство! Вот это великолепие! – восклицала Милдред. – И ведь никто не подозревает, что такое можно увидеть в Мускаунти.
   – Да, мало кто знает, что́ хранит в себе этот дом. Клингеншоены никогда не приглашали гостей, хотя у них залежи фарфора и серебра… Хотите выпить?
   – У вас есть сок?
   Он налил в бокалы белого виноградного сока из запасов Коко, и они отправились в солярий, где Милдред покритиковала мраморные скульптуры. Стояла умиротворяющая тишина. Лишь иногда слышалось: «Ба-а-а!» Берч выключил радио и пил пиво на кухне. Либо миссис Кобб, потерпев сокрушительное поражение, сдалась в плен, либо она была великим стратегом. Работа была сделана, и сделана хорошо.
   – А сейчас, – обратился Квиллер к Милдред, – расскажите мне о миссис Малл.
   – Она встретила меня абсолютно трезвой и весьма дружелюбно настроенной. Я передала ей ваши слова, и, когда упомянула о золотом украшении, она заметно оживилась.
   – Есть у нее какие-нибудь известия о дочери?
   – Нет, но выяснилось кое-что интересное. Она также получила открытку – сразу после того, как Дейзи уехала. Что-то вроде: «Еду во Флориду… Никогда не вернусь… Забудь обо мне… Ты никогда не любила меня». Делла очень сокрушалась по этому поводу.
   – Вы видели открытку?
   – Она не сохранилась. И естественно, Делла не помнит ни какой был штемпель, ни какой был почерк, ни даты. С тех пор прошло пять лет, и она все это время находилась под газом.
   Квиллер сказал:
   – Я побывал в полицейском участке и познакомился с шефом полиции Броуди. Приятный парень, очень общительный. На Дейзи ничего нет: ни арестов, ни жалоб. Я назвал ему число, когда она уехала из города, но в то время никто не заявлял о пропаже людей.
   – Мне как-то легче оттого, что полиция не держит ее на заметке. Она не была плохой девчонкой, но к ней относились с предубеждением. Она приходила в школу чуть не в лохмотьях. Я держала в классе несколько старых платьев Шарон и заставляла Дейзи надевать их. Вчера проглядела старые школьные ежегодники [23 - Ежегодник – здесь: альбом, ежегодно издаваемый типографским способом учениками в некоторых американских средних школах. В него помещают фотографии каждого ученика (часто указывают не только имена, но и прозвища), снимки, сделанные на школьных мероприятиях, вечеринках, информацию о школе и т. п.] и не нашла там ее фотографии, хотя она училась второй год, когда бросила школу. Должно быть, у бедняжки не нашлось денег, чтобы сфотографироваться. В ежегоднике написано понемножку про каждого, так вот: Дейзи однокашники предрекали выгодный брак. Не уверена, по-доброму или со зла.
   – Думаю, надо завтра заехать к миссис Малл, пока она в хорошем расположении духа.
   – Надо. Она живет в старом трейлере с большой маргариткой на двери.
   – Минутку. Я хочу кое-что показать.
   Он принес из кладовки фирменный пакет от Ланспиков с детским приданым.
   Милдред внимательно рассмотрела каждую вещь.
   – Вещички не от Ланспиков. Это ручная работа. И выглядит так, будто все это сделала Делла.
   – Значит, она знала, что Дейзи беременна? Тогда, может, что-то и прояснится. Подождем до завтра.
   Утром Квиллер случайно услышал разговор, который натолкнул его на одну мысль. Берч, вновь приступивший к работе, завтракал на кухне с миссис Кобб и рассказывал о кулинарных изысках закусочной «Грозный пес»: солонина с тушеной капустой как особое блюдо по вторникам, хот-доги с чили – по средам… Квиллер решил пригласить Деллу Малл на ланч. Женщинам это нравится. За едой они становятся разговорчивее и дружелюбнее. Делле «Грязный пес» наверняка покажется верхом роскоши, haute cuisine [24 - Высокая кухня (франц.).].
   Положив золотой браслет в карман, взяв чемодан и картонку Дейзи, Квиллер сел в машину и отправился в Димсдейл. На полпути он включил радио, чтобы послушать двенадцатичасовые новости, передаваемые местной радиостанцией: «…вы сэкономите деньги, покупая вещи высшего качества у Ланспиков. А сейчас основные новости… Мэр Пикакса уверил местных коммерсантов, что в деловом центре еще до наступления зимы будет устроена дополнительная автостоянка. Произнося речь в Торговой палате, мэр Блайт пообещал, что строительство автостоянки завершится прежде, чем залетают „белые мухи“…
   …Ресторан объявил о намерении увеличить число посадочных мест на пятьдесят процентов и персонал на семь человек. Отто Геб, владелец ресторана, рассказал об этом корреспонденту нашей радиостанции.
   …Сегодня рано утром в Димсдейле обнаружен труп женщины. Его нашли в трейлере, который служил ей домом. Тело Деллы Малл, сорока четырех лет, было обнаружено соседом, который зашел одолжить сигареты. Коронер отнес смерть на счет злоупотребления алкоголем и наркотиками, руководствуясь заключением доктора Барри Уиммса.
   …А сейчас…»

Восемь

   – Когда же вы приготовите свои знаменитые макароны? – спросил Квиллер у миссис Кобб, когда они ожидали Пенелопу Гудвинтер, собиравшуюся отвезти их на заседание городского совета.
   – Как только найду подходящий сыр. Это должен быть зрелый чеддер, как вы знаете. Кстати, я забыла передать, вам звонила женщина, она хочет встретиться с вами. Я сказала, чтобы она позвонила завтра. Вопрос касается Дейзи, сообщила она.
   – Она представилась?
   – Тиффани Троттер вроде бы, но я не уверена. Голос показался мне молодым.
   Миссис Кобб была одета в неглаженый розовый брючный костюм, а Квиллер накинул блейзер поверх клубной рубашки. Пенелопа прибыла в светло-коричневом «БМВ». На ней был хрустящий льняной костюм в лиловато-розовую полоску, лиловато-розовая блузка и такого же цвета жемчуга. Мягко, но настойчиво она попросила миссис Кобб занять место сзади.
   – Вернулся мой брат, – обратилась она к Квиллеру, – и мы обсуждаем организацию фонда Клингеншоенов. Все приветствуют ваше благородное начинание. Я никогда не видела такого мира в городе. Обычно у нас процветают интриги. Козни строят даже вокруг цветочных вазонов на Мэйн-стрит.

   Здание городского совета с его башнями напоминало средневековый замок. Не хватало только подъемного моста и рва. Вместе с автостоянкой, пожарной частью, полицейским управлением и гаражом для машин «скорой помощи» оно занимало целый квартал чуть в стороне от Мэйн-стрит.
   В небольшом зале на возвышении за длинным столом кроме мэра Блайта восседали остальные члены совета. К удивлению Квиллера, двоих из них он знал. Вечно хмурую Аманду и вечно встревоженного мистера Купера. Все десять рядов для публики были заполнены, за исключением трех мест впереди. Пенелопа не преминула сесть между Квиллером и домоправительницей.
   Мэр стукнул молотком по столу и произнес:
   – Всем встать для принесения клятвы на верность флагу [25 - Эту клятву приносят при подъеме флага США. Текст ее, написанный к 400-летию открытия Америки в 1890 г., утвержден конгрессом в 1954 г.: «Обязуюсь хранить верность флагу Соединенных Штатов Америки и Республике, которую он олицетворяет, единой перед Богом, неделимой, свободной и справедливой ко всем».].
   Стулья заскрипели – собравшиеся приподнялись в едином порыве, и в этот момент сзади раздался голос:
   – Протестую!
   Миссис Кобб задохнулась от изумления. Публика заворчала и села. Члены совета откинулись на спинки кресел. Лица их выражали нетерпение и… покорность. Оглядываясь по сторонам в поисках нарушителя спокойствия, Квиллер узрел воинственного вида мужчину средних лет, который стоял и ждал, когда его узнают. Не теряя хладнокровия, мэр сказал:
   – Пожалуйста, сообщите о причинах протеста, мистер Флагшток.
   – Это не официальный флаг современных Соединенных Штатов Америки, – трубным голосом заявил человек. – На этом – сорок восемь звезд, федеральное правительство отказалось от этого куска материи в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году.
   Публика издала стон, а кто-то закричал:
   – Кто их считает?! Садитесь!
   – Соблюдайте порядок! – Мэр Блайт стукнул молотком. – Мистер Флагшток, этому флагу в зале салютовали более четверти века. И никто не оскорблял налогоплательщиков Пикакса, или федеральное правительство, или представителей Гавайев и Аляски.
   – Это нарушение закона, – настаивал мятежник. – Что правильно, то правильно. Что неправильно, то неправильно.
   Престарелая дама – член совета произнесла медоточивым голосом:
   – Многие из нас с любовью вспоминают о том, что этот флаг был предподнесен городу Пикаксу покойной мисс Клингеншоен, и было бы знаком неуважения убрать его вскоре после ее безвременной кончины.
   – Именно так! Именно так! – хором поддержала публика.
   – Это дорогой флаг. Мы не можем позволить себе заменить его другим, равным по стоимости, да еще по современным ценам.
   Хмуро глядя поверх очков, Аманда добавила:
   – Флаг был сделан на заказ. Натуральная шерсть, полосы – из шелка, вышиты вручную, так же как и звезды на голубом поле. Его заказывали через мою студию.
   – Не забудьте золотую бахрому, – раздался дрожащий голос. – Не так уж много флагов с золотой бахромой. – Говоривший был старичок такого маленького роста, что его с трудом удавалось разглядеть из-за стола.
   Необыкновенно толстый член совета, который занимал два составленных стула, сказал:
   – Как погляжу, флаг тронула моль. Там есть дырки.
   – Дырки можно заштопать, – произнесла старая леди с медоточивым голосом. – Я могла бы сделать это сама, если бы лучше видела.
   – Штопать – это дико! – по обыкновению проворчала Аманда. – Его надо переткать. Для этого придется послать его в Центр, но тогда мы останемся без флага на целых два месяца.
   – Его нужно чем-нибудь опрыскать, – предложил маленький старичок.
   И опять заговорил толстый член совета:
   – Переткать, опрыскать… а в результате у вас флаг с сорока восьмью звездами. Вы не отвечаете на заявление мистера Флагштока.
   Мистер Купер изрек:
   – Лично я против того, чтобы тратиться на дорогой флаг ради удовлетворения требований одного налогоплательщика. Такой статьи в бюджете нет.
   Вспыхнула оживленная дискуссия:
   – Нам не стоило заказывать такой дорогой флаг.
   – Кому нужны эти вышитые звезды?!
   – Да, но разве дешевый флаг не испортит имидж Пикакса?
   – Да ну его, этот имидж!
   – Почему бы не вышить еще две звезды на флаге? Я и сама могла бы заняться этим, если бы не зрение…
   – Где вы собираетесь расположить их? На красной полосе? Это будет ужасно! – Комментарий Аманды.
   – Это противозаконно.
   – Мы опозорили бы флаг Соединенных Штатов Америки.
   – Почему просто не купить флаг, изготовленный на фабрике? Он не будет таким дорогим, как этот.
   – Такое решение унизит ту, что преподнесла нам флаг, упокой Господи ее душу. Она ведь была почетным членом совета.
   – Тогда купите шикарный флаг с золотой бахромой и пошлите счет на Гавайи и Аляску. Там люди с деньгами.
   В зале раздался одобрительный шум.
   Мэр Блайт взял молоток и произнес:
   – Итак, у нас есть четыре выхода. Мы можем оставить этот флаг и тем самым оскорбить мистера Флагштока. Мы можем его убрать – и тогда оскорбим память дарительницы. Мы можем купить дешевый флаг, но испортим имидж города. Или мы купим дорогой флаг и потратим деньги, которые лучше употребить на устройство автостоянки. Я откладываю вопрос о флаге для дальнейшего обсуждения и уверяю мистера Флагштока, что его протест будет должным образом рассмотрен.
   Вопрос отложили. Все, кроме мистера Флагштока, присягнули на верность сорока восьми звездам и тринадцати полосам.
   Совет перешел к более важным делам: собачий лай, полив цветов в деловой части города… и просьба торговцев водяными матрацами об устройстве в магазине специальной комнаты, где покупатели могли бы опробовать будущую покупку.
   В заключение деловой части собрания мэр объявил:
   – Прежде чем мы разойдемся, я хочу вам представить почетного гостя и нового обитателя Пикакса – мистера Джеймса Квиллера.
   Новоявленный наследник состояния Клингеншоенов – впечатляюще высокий, крепкий и усатый – поднялся и почтительно раскланялся. Ему хлопали, кричали, но никто не свистел.
   – Господин мэр, господа члены совета, господа присутствующие, – начал он, – мне доставляет удовольствие войти в общество, обнаруживающее столь искреннее отношение к делу, обширные познания и обостренное чувство ответственности. С неустанным вниманием я слушал дискуссию по поводу флага и предлагаю следующее решение. Во-первых, сохранить старый флаг, повесив его на стене под стеклом в память о той, которая подарила его городу, и как историческую реликвию. Во-вторых, принять от меня в подарок новый флаг, сделанный на заказ, при посредстве студии Аманды, – шерстяной, с шелковыми полосами, вышитыми звездами и золотой бахромой. – Зал взорвался аплодисментами, перешедшими в овацию. Все встали. Квиллер поднял руку, призывая к тишине. – Вы все знаете о доме Клингеншоенов. Я намереваюсь со временем передать его городу в качестве музея. – Аплодисменты. – Пока же бесценные сокровища находятся под надежным наблюдением моей новой домоправительницы, которая выступит в роли хранителя и куратора коллекции. Она пользуется непререкаемым авторитетом в среде антикваров и прибыла к нам из Центра. Могу я представить Айрис Кобб? Миссис Кобб, пожалуйста, встаньте!
   Миссис Кобб, глаза которой сверкали ярче фальшивых бриллиантов на ее очках, поднялась и раскланялась. Когда все стали расходиться, Пенелопа слегка надтреснутым голосом произнесла:
   – Ну, мистер Квиллер, вы просто кладезь всяческих сюрпризов!
   Она отвезла экономку и Квиллера в особняк К., но отклонила приглашение выпить по стаканчику на ночь.
   – Меня ждет брат, – объяснила она. – Завтра мы выступаем в суде и должны уточнить некоторые моменты заранее.
   Миссис Кобб тоже извинилась:
   – Вы подумаете, что я глупа, мистер Квиллер, но мне хочется хорошенько выплакаться. Если бы только мой муж слышал эти аплодисменты и видел, как я раскланивалась! И ваше замечательное вступление! Все было так… так волнительно! – И она поспешила наверх.
   Квиллер вошел в библиотеку и в панике взглянул на растущую гору почты посреди письменного стола. Опасаясь, что его поступок с флагом вызовет очередную волну благодарности, он позвонил в Мусвилл, прямо домой к почтмейстерше. Ответил муж.
   – Эй, Ник! Как дела в Мусвилле?
   – Отличная погода, Квилл, но дождь необходим. Как-то видел вас на велосипеде. Где вы достали такую реликвию?
   – Конечно, его нужно покрасить, – заметил Квиллер, – но он в исправном состоянии. Я люблю кататься на велосипеде. Это дает возможность подумать. Вот чего я не люблю, так это собак, которые облаивают мои пятки.
   – В Мускаунти не разрешено спускать собак с привязи. Вы должны пойти в полицию. Это нарушение.
   – Ну, я обхожусь тем, что отпускаю несколько отборных ругательств, и пока мои ноги целы. Как Лори? Все еще работает?
   – Недолго осталось. Она уже подала заявление об увольнении.
   – Она писала мне, что хотела бы поработать секретарем.
   – Точно. Сейчас передам ей трубку.
   Послышался оживленный голос почтмейстерши:
   – Привет, Квилл! Вы получили мое письмо?
   Коко мгновенно вспрыгнул на стол и начал теребить и кусать телефонный шнур. Он знал, кто на другом конце провода. Квиллер оттолкнул кота.
   – Получил. Тут два мешка писем ждут вас. Если Ник заберет их, вы сможете ответить на них дома.
   – Гениально!
   – Вы опытная машинистка, и ваша машинка гораздо лучше моей.
   – Спасибо. Ник как раз подарил мне компьютер на день рождения. Я мечтала о бриллиантовых сережках, но он ведь такой практичный. Инженер…
   – Я хотел бы задать вопрос, Лори, поскольку вы все знаете о кошках, – сказал Квиллер, борясь за обладание трубкой. – Коко любит сидеть на большой лестнице, но только на третьей ступеньке. Как вы объясните такое поведение? – Он еще раз оттолкнул Коко.
   – Кошки метят место и потом, куда бы они ни уходили, возвращаются к нему. Это что-то вроде их личной территории.
   – Гм-м. Возможно, вы правы.

   Было десять тридцать и он как раз заканчивал письмо в Пикакское общество трагических актеров, в котором писал, что не может принять их приглашение на роль Тедди в «Мышьяке и старом кружеве» [26 - «Мышьяк и старое кружево» – черная комедия Джозефа Кессельринга, которая выдержала множество представлений на Бродвее в начале 1940-х гг. и была экранизирована режиссером Фрэнком Капрой.], когда послышалась музыка.
   Из гостиной прозвучали три ясные ноты: ми, ре, до. Коко снова играл на пианино. По крайней мере, Квиллер полагал, что Коко играет, хотя в действительности не видел, как кот трогает клавиши. Без сомнения, миссис Кобб сочла бы это шуткой местного привидения. Решив проверить, Квиллер вошел в гостиную и увидел, что Коко с подозрительно невинным видом слоняется по комнате. Квиллер поднял его и без церемоний поставил на скамью возле пианино:
   – А сейчас послушаем твою игру.
   Коко приятным голосом произнес: «Ик, ик, ик», – и свернулся, облизывая низ живота.
   – Да не скромничай. Покажи, на что ты способен.
   Квиллер снова поставил его на задние лапы, затем подтащил одну переднюю к клавиатуре.
   Изогнувшись, Коко вырвался из рук Квиллера, прыгнул на пол и высокомерно удалился на свой лестничный пост.
   Было ли случайным совпадением то, что прозвучавшие ноты напомнили начальную фразу из детской песенки «Три слепые мышки»? Квиллер почувствовал знакомое покалывание в верхней губе. Есть что-то особенное, чувствовал он, в цифре «три». Удар «на три базы» [27 - Удар «на три базы» – в бейсболе удар, который позволяет отбивающему получить время для полной «круговой пробежки» (обежать все три базы, углы бейсбольного поля, и вернуться в «дом», основную базу).], счет на три доллара, три листа бумаги на ветру, три парки, трехмильная полоса, ограничивающая территориальные воды. Разгадка не давалась в руки.
   Утром, когда Квиллер допивал третью чашку кофе, неожиданно появилась Аманда Гудвинтер, позвонившая в дверь трижды, как всегда, нервно.
   Она ввалилась в вестибюль в костюме цвета хаки и парусиновой шляпе для гольфа, из-под полей которой торчали нелепые космы, и объявила:
   – Приехала посмотреть, не отлынивает ли мой маляр от работы.
   Квиллер подивился тому, что Пенелопа в костюме выглядит изящно, а Аманда – неуклюже: рукава слишком длинные, одно плечо опущено, воротник блузки перекошен…
   – Что это за адский грохот? – скривилась она.
   – Это Берч Три делает для нас кое-какую работу… А, простите. У меня кое-что есть для вас. – Из ящика письменного стола он вытащил фигурку из слоновой кости. – Думаю, это ваша вещь.
   – Где вы, черт возьми, его нашли? – Она перевернула слоника, чтобы проверить наклейку на подставке.
   – Среди вещей Дейзи Малл, когда расчищал верхний этаж.
   – Должно быть, прошло лет шесть, как эта штука пропала из студии. Дейзи тогда работала у меня. И в тот год проходили выборы. Я думала, какой-то неистовый республиканец стащил слоника. – Она протянула его Квиллеру: – Вот. Возьмите. Хорошая вещь… старая… больше нет возможности импортировать их.
   – Нет-нет! Это ваша собственность, Аманда.
   – Заткнитесь и держите, – рявкнула она. – Я уже занесла его в список безвозвратно утраченного. Что вы думаете по поводу вчерашнего?
   – Это всегда действует освежающе, когда слышишь слуг народа, говорящих по-английски. Никакого тебе «выбора приоритетов», «придания импульсов» и «деконтекстуализации».
   – Ваша речь прозвучала просто потрясающе – весь этот вздор об «обширных познаниях» и «искреннем отношении». У меня даже разболелся живот, а они проглотили…
   – Кстати, кто этот мистер Флагшток? – спросил Квиллер.
   – От него у каждого сводит кишки. Все время затевает обезьянью возню, когда дело доходит до работы… В общем, держитесь подальше от Флагштока. Где он – там плохие новости.
   – Тот толстый член совета, кажется, был солидарен с ним в вопросе о флаге.
   – Это Скотт Гиппел – до смерти боится Флагштока. Они живут рядом. Флагшток пока еще ни на кого не наставлял ружья, но просто звереет, стоит кому-то ступить на его территорию или пожаловаться на его собак.
   – И с чего бы это?
   – Жена сбежала с развозчиком пива, вот он и осатанел. Хотя это никак не влияет на его финансовые дела. Он продает подержанные автомобили. Настоящий деляга!.. Ну, ладно. Пойдемте посмотрим, как идут малярные работы. Вы должны держать черный ход на замке. Чертов туристский сезон, знаете ли! Город заполонили наркоманы. Они залезли в кабинет доктора Хела, забрали лекарства и шприцы.
   Подходя к гаражу, Квиллер заметил:
   – Посмотрите на тот шкаф. Я думал, это рухлядь, а миссис Кобб сказала, что шкаф изготовили в Пенсильвании и он представляет большую ценность для коллекционеров.
   Аманда шмыгнула носом:
   – Для меня это рухлядь.
   – Может быть, но я хочу, чтобы грузчики внесли его в дом, когда будет время, и поставили рядом с библиотекой.
   – Ар-р-р! – прорычала она.
   Отдуваясь и ворча, Аманда поднялась по лестнице, осмотрела помещение, которое ремонтировалось, задала жару Стиву и, еще раз осмотрев рисунки Дейзи, приказала:
   – Проводите меня до машины.
   Когда они шли по подъездной дорожке под сенью старых кленов, Квиллер что-то заметил по поводу великолепной погоды.
   – Подождите, пока переживете здесь зиму, мистер. Хотите совет? Следите за каждым своим шагом в Пикаксе. В этом городе любят сплетни. Кто-нибудь всегда подслушивает. Кажется, весь Пикакс напичкан подслушивающими устройствами. Даже бетонные вазоны для цветов на Мэйн-стрит. Я также не доверяю нашему мэру. Прекрасный парень, но я держусь от него на расстоянии плевка. Так что откройте глаза и навострите уши, и не говорите ничего такого, что не сможете повторить.
   – Вы подразумеваете, в кафе?
   – Или в клубе. Или на ступенях церкви. – Невероятно выворачивая колени, локти и бедра, Аманда наконец устроилась на водительском сиденье. Включила зажигание, и автомобиль рванул вперед, но тут же, визжа шинами, остановился и попятился. – И будьте осторожны с моими кузенами! Не дайте себя одурачить фальшивым гудвинтеровским шармом.
   Она нажала на педаль и, пренебрегая всеми правилами, вклинилась в движение вокруг площади.
   Квиллер был сбит с толку. В Пикаксе полно Гудвинтеров, и все они кузены. И ничего такого фальшивого в Мелинде он не видел. Ему нравился ее юмор – порой циничный, как правило не очень почтительный. Она только что вернулась из Парижа, и он назначил ей свидание, рассчитывая провести вечер за приятной беседой, если не больше. Мелинда с самого начала вела себя агрессивно-соблазнительно.
   – Это хорошо или плохо? – спросил он вслух, когда вернулся в дом, чтобы накормить котов. – Ну, ребятки, что вы хотели бы получить на завтрак? Телятина а-ля Оскар? Петух в вине? Креветки Дижонэ? – Он выложил несколько кусков домашнего жаркого на тарелку вустерского фарфора, добавил мясного сока со сковороды, покрошил туда моркови и яичного желтка. – Вуаля!
   Обе кошки с жадностью накинулись на еду, аккуратно обходя морковь.
   Следующей гостьей была Тиффани Троттер, та самая девушка, которая пыталась устроиться в особняк К. домоправительницей. В этот раз они беседовали в библиотеке, чтобы не слышать Берча с его молотком, пилой и радио. Он сейчас мастерил полки для книг миссис Кобб.
   В библиотеке Тиффани обвела глазами книжные корешки, лепнину на потолке и сказала:
   – Милая комнатка.
   – Вы хотели рассказать мне о Дейзи, – напомнил Квиллер.
   – Она работала здесь.
   – Я осведомлен об этом. Вы подруга Дейзи?
   – Да, мы были хорошими подругами и… – Она пожала плечами, пытаясь найти нужное слово. – Я подумала: довольно забавно, что Дейзи ничего не сказала мне, когда уезжала… даже не написала.
   Тиффани посмотрела на Квиллера, пытаясь угадать его реакцию.
   – Вы тогда спрашивали об этом кого-нибудь?
   – Я спросила старую хозяйку, у которой работала Дейзи, и та ответила, что Дейзи уехала во Флориду. Дейзи как будто что-то очень сильно беспокоило.
   – Это произошло пять лет назад. Как долго вы дружили?
   – С девятого класса. Детей из Димсдейла возили в Пикакс на автобусе, и некоторые насмехались над Дейзи, потому что она из Маллов. А мне она нравилась. Она была особенная и умела рисовать.
   – Были у нее мальчики?
   – Только после школы. Правда, школу она не закончила. Не любила ее.
   – Кто же были ее друзья, вы не знаете?
   – Только парни.
   – Дейзи была беременна, когда уехала. Вы знали?
   – М-м-м… да.
   – Она не говорила, что собирается сделать аборт?
   – О нет! – Тиффани разволновалась, впервые с начала разговора. – Она хотела ребенка, хотела выйти замуж, но вот парень, я думаю, не хотел.
   – А кто это был?
   – М-м-м… не знаю.
   – Что думала мать Дейзи обо всем этом?
   Тиффани пожала плечами:
   – Не знаю. Она никогда не говорила о своей матери. Они не ладили.
   – Миссис Малл умерла несколько дней назад. Вы знаете?
   – Кто-то говорил мне.
   Квиллеру захотелось закурить. Покуривая шотландский табачок, он мог бы пришпорить свой ум, в паузах между затяжками как следует обдумать вопрос. Но Мелинда настояла на том, чтобы он отказался от своей такой удобной трубки.
   Он спросил девушку, не желает ли она пива, думая, что это поможет ей расслабиться: Тиффани напряженно сидела на краешке кроваво-красной кожаной софы.
   – Пожалуй, нет, – ответила она. – Мне нужно идти доить коров.
   – А вы не думали, что с вашей подругой что-то случилось?
   Тиффани облизала губы:
   – Не знаю. Просто странно, что она уехала, не сказав мне ни слова. Никого это не волнует, вот почему я пришла сюда.
   Когда Квиллер провожал девушку к парадной двери, Берч как раз переносил свои инструменты.
   – Что ты здесь делаешь, милашка? – мягко спросил он. – Ищешь работу? Что там с твоим дуроломом, за которого ты вышла замуж? Я думал, тебя уже пристукнули. Ба-а-а…
   Девушка искоса посмотрела на него и смущенно улыбнулась.
   – Довольно, Берч. Лучше скажите, когда поставите замок на заднюю дверь.
   – Завтра. Ей-богу, не вру.
   Квиллер наблюдал, как уходила Тиффани. Она пересекла маленький парк и села в пикап, который стоял на дальней стороне площади.
   Почему она не оставила машину на подъездной дорожке? Там уйма места. Квиллера также озадачила ее реакция на слова Берча.
   – Черт возьми! – выругался вслух Квиллер. Так и не спросил, зачем она приходила. Кто сказал ей, что он интересуется Дейзи?
   «Что-то здесь происходит такое, о чем я не знаю, – подумал он. – А она знает, но не говорит. Всегда одно и то же в этих маленьких городках. Все такие открытые и дружелюбные на поверхности, а копни поглубже – и обнаружишь целый клубок интриг и тайн».

Девять

   Квиллер и Мелинда обедали в «Старой мельнице», бывшей мукомольне, переделанной под ресторан некими поклонниками старины, которые беспокоились более об истории, чем о приправах к супу. Однако обстановка казалась приятной и способствовала интимной беседе. Чтобы отпраздновать возвращение Мелинды, он заказал шампанского и что-нибудь безалкогольное для себя.
   – Как Париж? – спросил Квиллер.
   – Полон американцев. Следующая конференция состоится в Австралии. Ты должен поехать со мной, милый.
   «Дороговато», – подумал он, а затем вдруг осознал, что подобных слов для него больше не существует. Он с трудом привыкал к своему новому финансовому положению.
   – Не люблю путешествовать одна, – продолжала Мелинда. – Даже жить одна не люблю. – Ее глаза притягательно засверкали.
   – Перестань хлопать ресницами, мы еще даже суп не попробовали.
   – Что-то случилось, пока я отсутствовала?
   Квиллер рассказал в деталях о «великой» дискуссии, посвященной флагу.
   – Этот Блайт любопытная фигура. Он направлял собрание очень умело. Кто он? Что у него за спиной?
   – Он советник по инвестициям. Его мать из Гудвинтеров. Он был ректором колледжа, но два года назад разразился скандал.
   – И что же стряслось? – Квиллер, как бывший журналист, имел право на любопытство.
   – Он оказался замешан в истории с одной студенткой, его поймали за руку и заставили написать прошение об отставке. Кто другой уехал бы от стыда из города, но у него выдержка Гудвинтеров. Блайт выдвинул свою кандидатуру на выборах в мэры и выиграл с большим перевесом.
   По настоянию Мелинды они заказали равиоли.
   – Это фирменное блюдо. Его покупают замороженным, и это единственное, что здешний повар не может испортить.
   – Похоже, город и в самом деле нуждается в хорошем ресторане.
   – Ланспики открывают один… Разве ты не слышал? Они много путешествуют и ценят хорошую еду, так что будет оазис в пустыне картошки фри и кетчупов… Как идут дела в пикакском дворце?
   – Миссис Кобб окончательно переехала. Я заказал шведскую софу для своей мастерской. И наконец у нас есть замок на двери черного хода. Берч приходит почти каждый день, что-то ремонтирует и включает свое чертово радио. Сегодня он уехал на рыбалку, и в доме такая тишина, что коты ходят на цыпочках.
   – Коко по-прежнему выпроваживает гостей из дома в одиннадцать вечера?
   – Это время, когда он ложится спать, – вежливо объяснил Квиллер. – Единственное, чего он не может, так это произнести: «Который час?», но считать, думаю, умеет. Он всегда сидит на третьей ступеньке лестницы.
   – Третья сверху или снизу? Если он считает сверху, то сидит на восемнадцатой ступеньке. – Зеленые глаза смотрели вызывающе.
   Затем Квиллер рассказал о трехфутовых канделябрах в подвале.
   – Если я решусь дать обед, ты согласишься быть на нем хозяйкой?
   – Для тебя что угодно, милый, – сказала Мелинда, подмигнув зеленым глазом.
   – Прилетает мой редактор из «Прибоя» на несколько дней, и я подумал, отчего бы не пригласить Пенелопу, Александра и кого-нибудь еще из Пикакса и Мусвилла. Миссис Кобб берет на себя роль шеф-повара.
   – Она хорошо готовит?
   – Она делает лучшее в мире жаркое, кокосовый торт и макароны с сыром.
   – Дорогой, не станешь же ты подавать макароны с сыром на стол, где стоят три трехфутовых серебряных канделябра? Здесь должно быть нечто элегантное: шесть перемен, начиная с эскарго, дворецкий подает коктейли в солярии, два лакея прислуживают в столовой, струнное трио упоенно играет за пальмами в горшках.
   – Наверное, ты шутишь? – обеспокоенно спросил Квиллер.
   – Ни в коем случае. Времени отпечатывать и рассылать приглашения у нас нет, но ты должен позвонить каждому, хотя это и против правил.
   – Кто поймет разницу?
   – Пенелопа поймет, – насмешливо произнесла Мелинда. – Пенелопа до сих пор ест мороженое вилочкой. Она просто реликт эпохи короля Эдуарда. У моей прабабушки было шестнадцать книг по этикету. В те дни людей не волновал их вес и душевное равновесие. Они хотели знать, нужно ли есть картофельное пюре ножом и вилкой.
   Она отказалась от десерта и решила допить шампанское, а Квиллер заказал жареное мороженое по-французски: обвалянный в панировке шарик мороженого, который обжарили во фритюре и полили шоколадным соусом. Сколько он ни пытался проникнуть под твердую оболочку, шарик только скользил по тарелке, угрожая упасть на пол.
   С каждым глотком шампанского Мелинда все более загоралась идеей обеда.
   – Чтобы произвести впечатление на редактора, мы должны подать блюда, которые готовят только здесь, начиная от паштета из фазана и кончая холодным консоме из водяного кресса. Есть тайная бухточка на Иттибиттивасси, где растет водяной кресс, но туда можно пробраться только на каноэ. Ты плаваешь на каноэ?
   – Ко дну…
   – Как насчет чинукских крокетов из лосося для первой перемены? – Она отпила шампанского. – Главным блюдом должен стать барашек с молодым картофелем и грибами. Сейчас суховато для сморчков. – Еще один глоток. – Затем салат из спаржи, приправленный уксусом и оливковым маслом. Как? Звучит?
   – Не забудь про десерт. Желательно не мороженое по-французски.
   – А как насчет бисквита, пропитанного вином и залитого сбитыми сливками, с лесной малиной? Еще нужно два-три сорта вина, но я могу выкрасть их из отцовского погребка.
   – Надеюсь, что дворецкие и лакеи в Мускаунти найдутся?
   – С этим есть некоторые проблемы, – отметила Мелинда, – но мы пригласим Пикакских трагиков. Ларри Ланспик замечательно играл Дживса. Он будет великолепным дворецким.
   – Ты что, говоришь о владельце универмага?
   – Точно. Он просто сойдет с ума от счастья! Близнецы Фитч сейчас здесь. Приехали на каникулы из Йельского университета. Они могут надеть костюмы из «Принца-студента» [28 - «Принц-студент» – бродвейский мюзикл З. Ромберга и Д. Доннелли, популярный в 1930–1940-х гг. В его экранной версии, снятой в 1954 г., главную роль сыграл Марио Ланца.] и играть лакеев. Конечно, нужно провести репетицию, они должны держаться уверенно… Пенелопу хватит удар!
   Квиллер не поверил ни единому слову, но увлекся фантазией Мелинды.
   – А где мы добудем струнное трио?
   Закрыв глаза, она подумала и нашла решение:
   – Отец рассказывал о трех музыкантах, которые играли вальсы Штрауса за пальмами в горшках в отеле «Пикакс» до Второй мировой войны.
   – Но они уж все умерли, Мелинда.
   – Не обязательно. В Мускаунти люди живут долго.
   После ресторана он сказал ей:
   – В твоем сценарии много смешного. Остается надеяться, что мы сумеем воплотить его в жизнь.
   – Мы сделаем это! Конечно сделаем! – возмутилась Мелинда. – У меня есть мамины рецепты, мы обсудим их с миссис Кобб во всех деталях. Все, что тебе нужно, так это платить по счетам.
   Они отправились к Мелинде взглянуть на прабабушкины книги по этикету, так что Квиллер вернулся домой поздно, напевая мелодию из «Принца-студента». Поворачивая ключ в новом замке черного хода, он услышал недовольные вопли Коко.
   – Занимайся своим делом, – осадил его Квиллер. – Иди и целуйся с Юм-Юм.
   Прежде чем лечь спать, он обошел весь дом. Включив свет, осмотрел комнаты, окна, двери, французский и китайский фарфор, венецианское стекло и грузинское серебро. Все было в порядке, кроме кухни, где низкая табуретка почему-то оказалась в центре.
   Когда на следующее утро Квиллер рассказал об этом миссис Кобб, та ответила:
   – Я же вам говорила: тут происходит нечто странное. Теперь вы верите мне? Больше того, я слышала, как кто-то трогал клавиши пианино прошлой ночью. Свет был выключен…
   Квиллер должен был в полдень появиться на ланче в клубе «Деловые люди», а затем отправиться в аэропорт и встретить Арчи Райкера. Но в первую очередь он обзвонил всех тех, кого хотел пригласить на обед. Каждый воспринял его приглашение с большим удовольствием, хотя и были высказаны некоторые замечания.
   Пенелопа сказала:
   – Мой брат возвращается из Вашингтона сегодня вечером, и мы с радостью придем. Вечерние туалеты?
   – Необязательно, – ответил Квиллер. – Хотя Мелинда просила передать вам, что она будет в длинном платье.
   – Прекрасно!
   Когда он позвонил Аманде, та ликующе воскликнула:
   – Никто не приглашал меня на коктейль и обед в последние чертовы сто лет! В кои-то веки я вытащу длинное платье из кедрового комода.
   Джуниору Гудвинтеру Квиллер заявил:
   – И без блокнота, пожалуйста. Вы гость, а не репортер. И подумайте, где занять галстук на вечер.
   Прежде чем появиться на ланче в клубе «Деловые люди», Квиллер купил новый галстук в магазине «Скотти», хотя цена показалась ему непомерной.
   Все сливки местного общества собрались в отдельном кабинете ресторана «Старая мельница», чтобы отведать равиоли а-ля микроволновая печь. Присутствовали мэр Блайт, доктор Галифакс Гудвинтер, шеф полиции Броуди и непреклонный мистер Купер. Поскольку президент клуба Александр Гудвинтер все еще находился в Вашингтоне, а вице-президент Ланспик страдал из-за сбоя суточных ритмов после перелета через Тихий океан, мистер Фитч представил Квиллера гостям в самых цветистых выражениях, очень похожих на те, которые употребляются при посвящении в рыцари.
   – Господа, – начал Квиллер, – ранее я думал, что климат Центра соответствует географическому положению города. Сейчас я понял кое-что. В то время как мы в Мускаунти радуемся великолепной погоде, в Центре – адское пекло. – Раздались искренние аплодисменты. – Прекрасный климат, – продолжал он, – лишь одна из причин, почему я счастлив быть здесь. Есть и другие. Со времени приезда сюда меня ни разу не ударили, не травили выхлопными газами и не сбивали грузовиком. – Грянули еще более громкие аплодисменты. – Себе в дебет я должен был бы записать: бросил свистеть, но увы! – Общий смех. Купер не смеется. – Проработав всю жизнь, теперь я чувствую необходимость сделать что-то стоящее для этих мест. Я решил открыть гимнастический зал рядом с рестораном «Вкусная еда у Отто». – Хихиканье. – Или развернуть производство сильнодействующего средства против гнуса в Мусвилле. – Громкий смех. – Или организовать школу для водителей. – Громовой смех.
   Затем Квиллер объяснил задачи фонда К., и, когда он под аплодисменты раскланялся, мэр Блайт вручил ему символ города – настоящую кирку в хорошем, рабочем состоянии.
   Во время перерыва к нему подошел торговец скобяными изделиями:
   – Я слышал, вы запираете черный ход, мистер Квиллер. Неплохая идея в наши дни. Я специально выписал вам замок из Центра. Великолепный механизм! Вершина конструкторской мысли!
   Затем шеф полиции отвел Квиллера в сторону:
   – Вы наводили справки о девушке, которая исчезла пять лет назад. И сказали, что в последний раз ее видели седьмого июля.
   – Это последний день ее работы согласно документам.
   – Кое-что связано с этой датой, – сообщил Броуди. – Я тогда был помощником шерифа. В ночь на седьмое июля случился крупный обвал в одной из шахт. Мы оградили это место веревками, затем сделали забор. Я там находился круглые сутки. Подумал, что стоит упомянуть об этом.
   Приятный, с волосами песочного цвета, мужчина представился как Сэм Гафнер, риэлтор. Квиллер угадал род его занятий, прежде чем тот открыл рот.
   – Интересуетесь деловыми возможностями, мистер К.? Случайно узнал, что этот ресторан вскоре выставят на торги. Прекрасный кусок собственности. Все, что нужно, так это наладить кухню.
   Сопровождаемый комплиментами и рукоплесканиями, которые значительно подняли ему настроение, Квиллер отправился в аэропорт встречать Арчи Райкера.
   Редактор вышел из самолета и в испуге огляделся:
   – Это что? Аэропорт? Аэровокзал? Я думал, что мы совершили аварийную посадку на большом футбольном поле, а эта лачуга с флюгером – какое-то убежище.
   Квиллер схватил его за руку:
   – Рад видеть тебя, Арчи. Как долетел?
   – Как на самолете братьев Райт.
   Квиллер проводил его до лимузина Клингеншоенов.
   – Надеюсь, ты захватил с собой смокинг, Арчи?
   Загрузив чемодан Райкера в багажник, Квиллер повел сверкающий черный автомобиль по шоссе из аэропорта.
   – Десять миль прямой дороги без единого поворота, без возвышенностей, без перекрестков и селений, – хвастался Квиллер. – Ничто не мешает, кроме, может быть, шальных оленей, лосей, енотов, скунсов и полиции штата. Кругом полно живности. Все охотятся, у всех есть охотничьи ружья и охотничьи собаки. Видишь предупреждающие надписи? Это заброшенные шахты.
   – Веселенькая местность, в самый раз для привидений, – сказал Райкер. – Спорю, что ребятишки собираются компаниями в этих старых, заброшенных домах. Как тебе нравится жить среди дикой природы?
   Квиллер подумал: «Ничего, вот увидит дворецкого и струнное трио…»
   – Прекрасно! И коты с удовольствием бесятся в больших комнатах. Коко в два прыжка преодолевает лестницу в двадцать одну ступеньку.
   – Научился каким-нибудь новым трюкам?
   – Арчи, это сумасшедшее животное теперь изображает из себя не то почтальона, не то почтмейстера, не то целое почтовое отделение. Когда приходит почта, он сортирует ее и приносит мне то, что считает важным.
   – Никто не поверил бы этому, но я верю.
   – Это факт. Кажется, он отбирает письма по запаху. Приносит послания от людей, которых знает, а также тех, у которых есть кошки и которые квартируют там, где жил он.
   – Я слышал, миссис Кобб работает у тебя. – Райкер коснулся чувствительной темы.
   – Поговорим об этом дома с рюмочкой в руках. Как дела в «Прибое»?
   – Считаю дни до пенсии.
   – Подожди, пока не увидишь «Пикакский пустячок»! Тебе понадобится увеличительное стекло, чтобы прочитать заголовки.
   – Что? А как ты узнаешь новости?
   – К счастью, «Прибой» сюда поступает, поэтому я не теряю контакта с реальностью: войны, несчастья, самоубийства, восстания, массовые убийства – в общем, все стоящие новости, а радио Пикакса осведомляет меня об автокатастрофах, охоте и пожарах на скотных дворах.
   Он включил радио.
   – Боюсь, мы пропустили шестичасовые новости.
   «…Она упала с трактора на ферме своего отца, Теренса Килколли, сорока восьми лет. Трактор въехал в канаву и перевернулся. Помощники шерифа сказали, что трактор продолжал двигаться, пока не свалился в канаву. Сейчас в Пикаксе стоит прекрасная погода, температура семьдесят пять градусов» [29 - Около 24 °C.].
   – Пикакс не нуждается в кондиционерах. – Квиллер махнул в сторону солидных построек на Гудвинтер-бульваре. – Эти каменные здания все лето хранят прохладу внутри. У них стены толщиной в два фута.
   Они подъехали к особняку К. Райкер, за двадцать лет газетной работы пресытившийся сенсациями, был намертво сражен величием здания.
   – Никто так не живет, Квилл! По крайней мере, из твоих знакомых! Это же маленький Версаль! Букингемский дворец в лесу!
   – Перестань говорить заголовками! Лучше скажи, чего выпьешь.
   – Я опять перешел на мартини, но я сам смешаю.
   Квиллер налил себе виноградного сока. С наперсток дал и Коко.
   – Он помнит меня, – умилился Райкер, когда кот потерся о его ноги.
   – Он знает, что у тебя есть кошки. Сколько лет Панки? А Мибс?
   – Пойдем посидим, – как-то внезапно ослабев, произнес Райкер.
   С бокалами в руках они отправились в солярий.
   – Дело обстоит так, – произнес траурным голосом Райкер. – Мы усыпили их. Это было чудовищное решение, но Рози не хотела их брать, дом пошел на продажу, а я переехал в отель. Никто не хочет брать старых животных… Тогда я попросил ветеринара… У них была чудная длинная шерсть, и он не хотел… но у меня не было выбора.
   Оба помолчали. Коко и Юм-Юм проскользнули в солярий, устроились рядком на подушке в плетеном кресле и стали вылизывать друг друга.
   – Где миссис Кобб?
   – Ушла на заседание Исторического общества. Я удивился, узнав, что она продала антикварный магазин.
   – Ты удивился? А как думаешь, что чувствовал я? Рози получила небольшое наследство, выкупила дело Коббов и объявила, что переезжает на Цвингер-стрит.
   – Что случилось с Рози, Арчи? Я слышал, она вернулась в школу, когда дети уехали из дома.
   – В колледже она взяла несколько курсов. Кругом молодежь. Вот и у нее появились новые идеи. Молодые люди всегда любили Рози: она полна жизни. Но есть что-то печальное в том, когда зрелые люди стремятся вернуть молодость… особенно женщина средних лет, заведшая молодого любовника.
   Квиллер костяшками пальцев разгладил усы:
   – А как насчет мужчин средних лет и молодых женщин?
   Подумав, Райкер ответил:
   – Это совсем другое.
   Квиллер предложил пообедать в «Старой мельнице»:
   – Не жди вкусной еды, но там приятная атмосфера, и нам никто не будет мешать.
   Они заняли место у окна, откуда было видно большое мельничное колесо, оно вращалось и скрипело, приводимое в движение электричеством. С помощью техники воспроизводился и шум падающей воды.
   Райкер расслабился:
   – Буколический покой! И почему мы живем в городах? Не тоскуешь по уголовникам из Центра? Ты всегда так радовался, когда совершалось хорошенькое убийство.
   Квиллер понизил голос:
   – По правде говоря, Арчи, кое-что здесь меня беспокоит. Из особняка Клингеншоенов пять лет назад исчезла девушка. И у меня появились весьма знакомые ощущения.
   Он рассказал Райкеру о граффити, о четырех нотах, которые играли на старинном пианино, о том, как Коко нашел на верхнем этаже вещи Дейзи.
   – Но настоящим открытием была открытка от Дейзи, написанная не ее рукой. Я выяснил также, что девушка была беременна и что парень не хотел на ней жениться.
   – В наши дни это не так уж важно. Моя дочь хочет иметь ребенка и не желает иметь мужа.
   – Это не тот случай, Арчи. Девушка совсем из другой среды, другого мира, для нее замужество было единственным шансом сменить ненавистное имя. Я собирался поговорить с ее матерью и расспросить кое о чем, но женщина скоропостижно умерла от алкогольного отравления… По крайней мере, так решил врач.
   – Ты всегда впутываешься в разные истории. Не знаю почему. Кто играл на пианино? Только не говори, что кот!
   – Кто знает?! Я также слышал первые ноты мелодии «Три слепые мышки». И если это был не Коко, то мы имеем дело с призраками.
   Они вернулись домой уже в сумерках. Промельки голубого света в окнах второго этажа говорили о том, что миссис Кобб смотрит телевизор.
   – Стаканчик на ночь? – предложил Квиллер гостю.
   И вдруг они услышали, как на пианино в гостиной кто-то сыграл четыре ноты: ми, ми, ми, до. Громко и четко.
   Райкер опешил:
   – Что это было?
   – Пятая симфония Бетховена. Ну, теперь ты веришь?
   Они сидели за кухонным столом и слушали одиннадцатичасовые новости: «Столкновение между городом и округом этим вечером вылилось в жестокую потасовку на публичном слушании, когда член городского совета был оскорблен одним из местных жителей. Клем Уортон отказался выдвинуть обвинение против своего обидчика Герба Флагштока.
   Школьный совет сегодня проголосовал за качественное обучение. Его президент Нимкофф сказал нам: „Мы решительно выступаем за качественное образование“.
   Ранее мы сообщали, что в окрестностях Пикакса на ферме отца при падении с трактора погибла женщина. Однако, по предположению следователя, Тиффани Троттер, двадцати двух лет, была убита выстрелом из винтовки. Начато расследование».

Десять

   Квиллер провел бессонную ночь, размышляя о неудачном браке своего друга, званом обеде и убийстве Тиффани Троттер.
   Он рассказал Райкеру о своем интересе к делу Тиффани и добавил:
   – Если существует связь между ее визитом сюда и убийством, значит, я иду по верному следу.
   – Это означает также, что ты сам можешь попасть в список жертв, – сказал Райкер. – Поосторожнее, Квилл.
   Рано утром раздался телефонный звонок. Аманда с присущей ей резкостью сообщила:
   – Есть проблема. Надо найти другого маляра, чтобы закончить ремонт. А это не так легко в наше время. Никто не хочет работать.
   – Что случилось? – спросил Квиллер, еще не совсем пришедший в себя после бессонной ночи.
   – Разве вы не слышали? Убили Тиффани Троттер.
   Соображал он сейчас медленно и вряд ли мог сложить два и два.
   – Э… да… я слышал об этом по радио.
   – Она – жена Стива, – нетерпеливо крикнула Аманда. – Стив – мой маляр! Он не сможет какое-то время приходить на работу.
   – Я не знал об этих обстоятельствах. Ужасное происшествие. Можно ли такого ожидать в Мускаунти?..
   – Туристы! Вот корень зла, – проворчала Аманда. – Приезжают сюда в своих разрисованных машинах. Они все сумасшедшие, уж поверьте мне.
   – Так думает полиция? Я не слышал деталей.
   – Франческа говорит – это моя помощница, ее отец начальник полиции, – так вот, она говорит, что в полиции думают, будто Тиффани убил снайпер, псих, который проезжал мимо фермы с винтовкой в руках. Раньше эти сволочи из Центра стреляли в коров, но такое уже выходит за всякие рамки.
   – У Броуди есть материалы следствия?
   – Дело находится в ведении шерифа, но пикакская полиция сотрудничает с ним.
   Пока Аманда стрекотала, перескакивая с одной мысли на другую, разные догадки возникали в голове Квиллера. Нет, не обязательно турист. У каждого в Мускаунти имеется винтовка… Первым всегда подозревается муж. Может быть тысяча причин, почему враг, или сосед, или даже родственник решит нажать на курок. Кто такие эти Троттеры? Не замешаны ли они в каком-нибудь темном деле?
   А Аманда продолжала вещать:
   – Попытаюсь заставить двоюродного брата Стива закончить работу.
   – Не надо спешить. Подождем, пока Стив не вернется.
   – Черт возьми, я хочу, чтобы работу закончили, я хочу получить свои деньги! Ковер готов. Жалюзи тоже… Послушайте, я просто взволнована предстоящей вечеринкой. Надеюсь, у вас найдется хороший бурбон?
   – Я думаю, вам понравится мой гость из Центра. Арчи Райкер, редактор «Дневного прибоя», – произнес Квиллер.
   – О, я буду вести себя хорошо, если только кузены не спровоцируют меня. И внимательно смотреть по сторонам.
   – За вами заехать? Я пошлю Арчи на лимузине.
   – Вот черт! – воскликнула Аманда.
   После завтрака Квиллер и Райкер прогулялись по главным улицам города, осмотрели местные достопримечательности: восемь веков уместились в двух кварталах. Универмаг напоминал византийский дворец. Бензозаправка выглядела точно Стоунхендж…
   В редакции «Пикакского пустячка» они познакомились с отцом Джуниора, владельцем и издателем газеты. Гудвинтер-старший оказался человеком с мягкими манерами, в кожаном переднике и шапочке, сложенной из газеты.
   – Это правда, что почти весь текст вы набираете сами? – спросил Квиллер.
   – Занимаюсь такой работой почти с восьми лет. Подставлял стул, чтобы дотянуться до наборной кассы, – гордо произнес Гудвинтер. – Это самая лучшая часть моего дела.
   – Как я понимаю, «Пустячок» – единственная газета, которая успешно избежала технологий двадцатого века и новых веяний в журналистике, – сказал Райкер.
   – Благодарю вас, – ответил издатель. – Она неизменно выходит такой, какой ее создал мой прадедушка.
   Из редакции они направились в контору «Гудвинтер и Гудвинтер». Квиллер извинился перед Пенелопой за то, что они пришли без предупреждения.
   – Просто я хотел представить вам мистера Райкера и кое-что узнать.
   – Пройдемте в комнату для заседаний, – вежливо пригласила она, но, как только он задал вопрос, искусственная улыбка поблекла и ямочки на щеках пропали.
   – Вы знали девушку по фамилии Троттер, которую убили?
   – Что вы имеете в виду? – подобралась Пенелопа.
   – Есть ли у вас какая-нибудь информация о ней, ее семье, ее занятиях? Какие-нибудь предположения по поводу убийства? Было ли это случайное убийство, или за этим стоят местные интриги, темные делишки?
   – Боюсь, вы ошиблись адресом, мистер Квиллер. Это юридическая фирма, а не детективное агентство или социальная служба, – с долей сарказма ответила она. – Могу я вас спросить, почему вы задаете мне такие специфические вопросы?
   – Извините. Мне следовало бы вначале все объяснить. Моим первым порывом, когда я услышал об убийстве, было желание учредить стипендию для фермерских детей в память о Тиффани Троттер. Я считаю ее невинной жертвой. Но если вдруг что-то не так, если было нечто предосудительное в ее привычках или связях, то идею мою восприняли бы не совсем адекватно.
   С Пенелопы спало напряжение.
   – Да, теперь понимаю, что́ вас волнует, но затрудняюсь с ответом. Мы с братом все выясним. И мы оба готовимся к обеду, который вы устраиваете завтра вечером.
   По дороге от юридической конторы Квиллер сказал Райкеру:
   – Я никогда не видел ее такой напряженной. Она слишком много работает. Ее брат часто бывает в Вашингтоне, бог знает зачем, и ей одной приходится вести все дела.
   Ровно в двенадцать на крыше мэрии взвыла сирена, да так, что волосы встали дыбом. По этому сигналу деловой Пикакс замирал на час, чтобы работники сходили домой пообедать. Не платились налоги, не продавались автомобили и шоколадные батончики, не выписывались рецепты и не лечились зубы. Работала лишь «скорая помощь» и ресторан в центре.
   Квиллер и Райкер зашли в кафе купить сандвич и прислушались к шуму голосов.
   – Они не женились больше года. Она сама сшила подвенечное платье.
   – Тифф в том году срезала больше мячей, чем кто-либо в волейбольной лиге.
   – Мой брат был шафером Стива. Все парни были в белых фраках и белых цилиндрах. Круто!
   Когда Квиллер и Райкер вернулись домой, возле гаража они увидели незнакомый грузовик, кузов которого был высоко поднят над рамой.
   – Что этому уродцу тут нужно? – спросил Райкер.
   – Не оскорбляй. Вездеходы здесь ценятся так же высоко, как частные реактивные самолеты в Центре. Фермеры и спортсмены обожают их. Пойду посмотрю, кто там приехал.
   В помещении над гаражом Квиллер увидел человека, докрашивавшего дверные косяки.
   – Вы двоюродный брат Стива?
   – Да, замещаю его, пока он не вернется.
   – Я сожалею о том, что случилось с Тиффани.
   – Да, ужасно. Хотите знать? Полиция увела Стива на допрос! Ну разве они не свихнулись?
   – Это простая формальность, – заверил его Квиллер. – Полиция считает, что убийцей был турист.
   Маляр хитро взглянул на него и, понизив голос, сказал:
   – Я мог бы им порассказать кое-что, но знаю, когда надо держать язык за зубами.
   «Типичная для маленького городка линия поведения, – подумал Квиллер. – Каждый знает все, или думает, что знает, или притворяется. Но никто ничего не говорит».
   Райкер нашел гамак во дворе и, устроившись в нем, читал «Пустячок». Миссис Кобб возилась на кухне с тощим фазаном.
   – Здесь была полиция! – объявила она. – Они хотели узнать, выходил ли Стив вчера на работу, и я обеспечила ему алиби. Он пил со мной пиво, когда совершилось убийство. Он приятный молодой человек. Очень жаль его.
   – Что-то тихо у нас. Где Берч?
   – На рыбалке. Ловит лосося для крокетов.
   – Как дела вообще?
   – Все хорошо. Только Коко странно себя ведет: скребет дверь в кладовку и подпрыгивает, стараясь достать до ручки.
   – Я туда засунул тот заплесневелый чемодан, и он чувствует его запах. Коко все замечает. Пора выбросить эту рухлядь.
   Коко услышал свое имя и вбежал в кухню, деловито повторяя: «Ик, ик, ик».
   – Ладно, ладно. Я уже выбрасываю.
   Квиллер потащил большую картонку с зимними вещами Дейзи к мусорному баку в гараже. Затем вернулся за чемоданом. На полпути к гаражу он услышал впечатляющий вопль. Ничего общего с теми звуками, что испускал кот, желая сказать: «Время обедать!», или «Вот и еда!», или «Где Юм-Юм?». Это был неистовый призыв, но к чему?
   Квиллер остановился.
   «Почему, – спросил он себя, – Коко вновь проявил интерес к чемодану? Не к коробке, а именно к чемодану?» Не колеблясь, он развернулся и понес чемодан в библиотеку. Следом возбужденно семенил Коко.
   Еще раз Квиллер проверил содержимое, внимательно разглядывая каждый предмет в надежде найти ключ к разгадке. Он вытащил все вещи и увидел тонкую порванную подкладку.
   «Йау!» – завопил Коко, который контролировал все действия Квиллера.
   – Порванная подкладка?
   Покалывание в верхней губе о чем-то говорило. Он засунул руку под подкладку и нащупал что-то плоское. Разорвав подкладку дальше, Квиллер увидел белый конверт. Внутри оказались деньги… новые банкноты… по сто долларов… Их было десять.
   «Йау!» – сказал Коко.
   «Где, – думал Квиллер, – она взяла так много денег? Неужели своровала? Или это заработная плата? Или плата за то, чтобы она покинула город? Или это деньги на аборт?»
   Дейзи могла не знать истинной стоимости костяного слоника, в спешке она могла забыть золотой браслет. Но если в руках тысяча долларов наличными, то вряд ли она могла уехать без них… если она вообще уехала.
   И Квиллер пообещал себе, что после званого обеда непременно еще раз встретится с начальником полиции.

Одиннадцать

   В день приема дом охватила настоящая суматоха. Коко и Юм-Юм заперли в подвале, но вскоре их негодующие вопли стали раздражать больше, чем манера вертеться под ногами на кухне.
   Миссис Кобб катала крокеты и шпиговала баранину чесноком. Миссис Фалгров гладила скатерти, полировала серебро и надписывала своим каллиграфическим почерком карточки с именами гостей, что несказанно ей льстило. Флористы доставили целый грузовичок цветов. Убрали последнюю секцию обеденного стола, чтобы было удобно сидеть десятерым. Мелинда линейкой отмерила расстояние между приборами.
   Вся эта бешеная активность действовала на нервы Квиллеру. Он никогда не устраивал званых обедов. Обычно довольствовался теми, что подают в ресторанах и клубах. И поскольку Райкер взял автомобиль и поехал осматривать город, то Квиллер, чтобы успокоиться, решил покататься на велосипеде.
   Завершив обычный десятимильный пробег, он уже выбрался в окрестности города, когда из какого-то двора выскочила собака и увязалась за ним, демонстрируя огромные клыки, лая и норовя укусить за пятки. Квиллер выругался и свернул влево, и тут же раздался скрежет тормозов. Сзади резко остановилась машина.
   Кто-то позвал собаку, и та убежала во двор, где еще два пса с лаем рвались с цепей.
   Квиллер быстро подъехал к автомобилю:
   – Эта собака… вы видели, она хотела напасть на меня?
   Женщина за рулем сказала:
   – Меня трясет. Я была почти уверена, что наеду на вас. Это ужасно! Такого нельзя позволять.
   – Позволять! Не позволять! Это запрещено законом. Я собираюсь подать жалобу в суд. Вы согласны выступить свидетелем?
   Она нажала на газ и стала отъезжать, крикнув:
   – Я бы с удовольствием помогла, но… муж вряд ли разрешит… Очень сожалею…
   Квиллер сразу же направился в полицейский участок, где за письменным столом увидел шефа Броуди.
   – Слишком много бумажной волокиты! Они изобретают компьютеры, чтобы облегчить жизнь, но все опять осложняется! Чем могу быть полезен, мистер К.?
   Квиллер поведал о случае с собакой. Указал улицу и номер дома.
   – Собака могла быть бешеной. Я мог погибнуть.
   Броуди беспомощно развел руками:
   – Опять Флагшток! Вот проблема. Его уже неоднократно предупреждали. Мы ничего не можем поделать. Вот если вы пойдете в суд и подадите иск. Ничто другое не приструнит его.
   – Кстати, а кто этот Флагшток? Он был таксистом в Нью-Йорке?
   – Родился здесь, но долгое время работал на Востоке… Приехал домой несколько лет назад. Продает старые автомобили и гаражи.
   – Ну и что будет, если я вчиню иск?
   – Шериф соберет материал, а затем через две-три недели состоится показательный суд.
   – Тогда я напишу, – согласился Квиллер. – И скажите шерифу, чтобы запасся вакциной против бешенства и штанами, защищающими от собачьих укусов.
   Он вернулся домой еще более взбудораженным, но великолепие убранства быстро успокоило его. В столовой на белоснежной скатерти сверкали хрусталь и серебро. Между тремя канделябрами стояли викторианские многоярусные вазы, наполненные цветами, фруктами, орехами и мятой.
   К семи часам Мелинда переоделась в длинное зеленое вечернее платье, которое так шло к ее глазам. Квиллер надел лучший из своих двух костюмов, новый галстук и выглядел вполне сносно. Он причесал волосы и усы. А двухнедельные поездки на велосипеде наградили его здоровым загаром и хорошо сказались на талии.
   Райкера послали за Амандой. Что касается сиамцев, то их решили выпустить из подвала. Иначе своими упорными воплями они могли свести на нет игру трех престарелых музыкантов, которые настраивали инструменты в холле. Вживаясь в образ дворецкого, добродушный владелец универмага старался выглядеть исполненным достоинства и каменного спокойствия. Между тем сыновья банкира, осваивая роли лакеев, пытались стать невзрачными и услужливыми, что, как заметила Мелинда, не так-то легко для питомцев Йельского университета. Близнецы Фитч должны были встречать гостей у парадной двери и провожать их до солярия, где Ланспику полагалось громко объявлять имена прибывших и в то же время подавать коктейли. Позднее в столовой «лакеи» должны были обходить столы, подавая блюда и собирая пустую посуду. «Дворецкому» же полагалось разливать вино.
   – Запомните, – говорила им Мелинда, – главное – не встречаться взглядом с гостями.
   «И как это меня угораздило ввязаться в подобную авантюру?» – удивлялся Квиллер.
   Первым гостем, позвонившим в дверной звонок, оказался молодой редактор «Пустячка», который походил на студента в день выпускного бала. В весьма приподнятом настроении прибыли Роджер, его жена и теща. Шарон – в индийском сари, а Милдред – в наряде, ею самою связанном и украшенном густой бахромой. В таком же веселом настроении приехали Арчи Райкер и Аманда – последняя в вечернем платье с цветами. От платья исходил запах затхлости, выглядело оно так, словно его купили на дешевой распродаже.
   Наконец явились Пенелопа и ее брат Александр – высокая, впечатляющая пара элегантных Гудвинтеров. Александр в белом шелковом костюме выглядел невозмутимым и важным, сестра его, столь же бесстрастная, выглядела просто шикарно в простом вечернем белом платье. Ее окутывало облако такого аромата, что все невольно замерли.
   – Герцог и герцогиня, – шепнула Аманда Райкеру. – Следите за своими манерами, иначе голова с плеч!
   Квиллер представил всех друг другу, и Александр своим скрипучим голосом сказал Райкеру:
   – Мы надеемся, что вам понравится наше маленькое мирное сообщество, так же как нам нравится читать вашу весьма острую газету.
   – Я определенно наслаждаюсь… э-э… прекрасной погодой, – ответствовал редактор.
   Квиллер поинтересовался погодой в Вашингтоне.
   – Невыносимо жарко, – скупо улыбнувшись, сообщил адвокат, – но каждый старается переносить это с достоинством. Пока меня слушают… э-э… влиятельные персоны, я делаю все возможное для наших фермеров, забытых героев родного северного края нашей великой страны.
   Двери в солярий были открыты, и легкий вечерний ветерок разносил запах духов Пенелопы. Музыканты в холле наигрывали мелодии Коула Портера, что создавало истинную атмосферу веселья и утонченности.
   Когда дворецкий принес поднос с напитками, Гудвинтеры узнали местного магната и обменялись скептическими взглядами, но из равновесия это их не вывело.
   – Шампанское, мадам, – чуть ли не пропел Ланспик, – и виноградный сок.
   Пенелопа смутилась, быстро взглянула на брата и выбрала безалкогольный напиток.
   – Есть и смешанные напитки, – подсказал Квиллер.
   – Считаю, нам подвернулся подходящий повод выпить шампанского, – заявил Александр. – Сегодня здесь делается история. Как мы знаем, это первый торжественный обед в доме Клингеншоенов за все время его существования.
   – Клингеншоены никогда не принимали активного участия в общественной жизни Пикакса, – подняв брови, объяснила его сестра.
   Гости прогуливались, обмениваясь замечаниями по поводу размеров каучуконосов, восхищаясь кошками, тихонько переговариваясь.
   – Привет, Коко, – храбро обратился Роджер к коту, но тот не обратил на него внимания. Коко и Юм-Юм, жадно принюхиваясь и негромко фыркая, без устали ходили кругами возле Пенелопы.
   Почетный гость поддразнивал Шарон, потешаясь над местным аэропортом.
   – Не смейтесь, мистер Райкер. Моя бабушка приехала сюда в фургоне всего каких-то семьдесят пять лет назад. На нашей ферме не было электричества до тысяча девятьсот тридцать седьмого года.
   Джуниору Райкер сказал:
   – Вы, должно быть, самый молодой редактор в мире.
   – Я начал сверху, но стремлюсь попасть вниз. Мечтаю стать переписчиком в «Дневном прибое».
   – Литобработчиком, – поправил Райкер.
   По сигналу хозяйки вечера дворецкий принес поднос с конвертами для мужчин – в них содержались имена женщин, которых они должны будут сопровождать в столовую.
   – Обед подан! – объявил дворецкий.
   Музыканты заиграли венский вальс, и гости попарно прошествовали в столовую.
   Никто не заметил, что сзади, гордо подняв хвосты, выступают Коко и Юм-Юм.
   Пенелопа, сопровождаемая Квиллером, шепнула ему:
   – Простите, что вчера была резка с вами. Я получила плохие новости, хотя это меня и не извиняет. Мой брат не видит причин, по которым учреждение стипендии Тиффани Троттер могли бы неправильно воспринять.
   Распахнулись двери столовой, и все слегка онемели, сраженные открывшейся взору картиной. Пятнадцать восковых свечей горели в серебряных канделябрах и еще двадцать четыре электрические – в подсвечниках из оленьих рогов. И все это на фоне резных панелей и бархатных драпировок. Раздались восторженные восклицания. Затем гости почувствовали запах фазаньего паштета, а Квиллер уголком глаза заметил, как два коричневых хвоста исчезли под краем белоснежной дамастовой скатерти. Он сел во главе стола. Справа расположилась Пенелопа, слева – Аманда. Квиллер кратко рассказал об инциденте с собакой Флагштока и о своем решении подать жалобу в суд.
   Аманда поддержала его:
   – Наконец-то нашелся человек, способный прижать этого чокнутого. Если бы наш мэр не был ослом, он не позволил бы Флагштоку зайти так далеко.
   Пенелопа перевела разговор на более приятную тему:
   – Все необычайно обрадованы тем, мистер Квиллер, что вы дарите этот дом городу в качестве музея.
   – Город не оценит вашего подарка, – возразила Аманда. – Подсчитают, во что обходится отопление, электричество, и продадут его под меблированные комнаты.
   Квиллеру показалось, что на другом конце стола разговор велся более искусно и тонко. Прислушавшись, он понял, что Райкер рассказывал газетные истории, Александр описывал общественную жизнь Вашингтона, Мелинда повествовала о своем пребывании в Париже, а Шарон и Милдред смеялись над наивными туристами в Мусвилле.
   Сиамцы все еще сидели под столом. Юм-Юм искала подходящие шнурки, чтобы развязать их, а Коко, поглощенный какой-то мыслью, прислушивался к голосам гостей.
   К тому времени, когда подали крокеты из лососины, хозяин обнаружил, что стало довольно трудно поддерживать разговор. Джуниор, казалось, онемел от благоговейного страха: без сомнения, он никогда не видел такой сервировки и не ел паштета из фазана. Роджер ушел в свои мысли. Пенелопа была чем-то озабочена, высказывая осторожные замечания, и не пила вино. Что же касается молчавшей Аманды, то казалось, она вот-вот уснет.
   Мелодии вальсов, доносившиеся из холла, действовали подобно снотворному. Квиллер пожалел, что музыканты не играют Моцарта или Боккерини. И лишь ближайшие соседи Мелинды были приятно оживлены.
   Квиллер пытался предложить то одну, то другую тему для разговора.
   – В приемник Берча вмонтирован кассетный магнитофон, которым можно управлять на расстоянии. Есть даже интерком… Я предпочитаю ездить на старом велосипеде по шоссе «Скатертью дорога»… Оно ровное, движения мало, и эта жуткая шахта «Бакшот»… Ты много знаешь об истории шахт, Роджер. Какими были остальные девять?
   Роджер поморгал глазами и еле слышно произнес:
   – Ну… была шахта «Гудвинтер», «Большая Б.», «Димсдейл»…
   – И «Мусджо», – отозвалась его жена с дальнего конца стола.
   – «Мусджо», «Блэк крик». Сколько это?
   – Только шесть, дорогой.
   – Ну… еще «Хони Хилл»… Я упоминал «Олд глори»?
   – Не забудь «Смитс фолли», дорогой.
   – «Смитс фолли». Вот! – облегченно закончил он.
   Квиллер стал считать по пальцам:
   – Включая «Бакшот» всего лишь девять.
   – Он забыл шахту «Три сосны», – подсказала Шарон. – Ту самую, где произошел большой обвал несколько лет назад. Даже «Дневной прибой» писал об этом.
   «Ф-ф-фу!» – раздалось под столом.
   Когда подали барашка, Пенелопа спросила:
   – Вы пишете что-нибудь?
   – Только письма. У меня огромная почта.
   – Как я понимаю, вы лично отвечаете на каждое письмо, и притом самым изящным образом. Это прелестно.
   Квиллер уловил знакомое еканье под столом и понадеялся, что Коко так выражает свое мнение по поводу разговора, а не собирается броситься на туфли Пенелопы. Он также слышал, как Милдред рассказывала Александру о своей талантливой ученице, которая, ни с кем не попрощавшись, уехала из города.
   – Очень жаль, – говорила она, – что бедняжка вышла из бедной семьи, а могла бы учиться в колледже и достичь определенных успехов.
   Александр авторитетно заявил:
   – Каждый год многие молодые женщины, спасаясь бегством от нудного существования, перебираются из маленьких городков в мегаполисы, где, освоившись, достигают иногда завидного положения. Мы теряем таланты, потому что не способны поддержать их, помочь развить способности и как следует вознаградить.
   «Ф-ф-фу», – донеслось из-под стола.
   – Очень плохо, – произнесла Милдред, – что мы не можем ничего сделать для художников, а только поддерживаем фермеров.
   Когда принесли салат, Квиллер еще раз попытался оживить разговор за столом и с облегчением вздохнул, лишь когда подали бисквит с лесной малиной и сливками. Он встал и произнес речь:
   – Дамы и господа, за столом отсутствует важная персона, у которой много обязанностей: она ведет этот дом, курирует коллекцию, занимается оценкой предметов старины. И никто не может с большим основанием претендовать на звание шеф-повара. Мы обязаны поблагодарить Айрис Кобб за тот обед, который вкушали сегодня. И я хотел бы попросить ее присоединиться к нашему столу.
   Раздался одобрительный шум. Квиллер прошел на кухню и вернулся со смущенной домоправительницей. Грянули аплодисменты, когда он поднес стул и усадил миссис Кобб между собой и Пенелопой, которая напряглась и неестественно выпрямилась.
   За кофе и ликерами сонные гости Квиллера начали оживать.
   Несколько человек принялись обсуждать портрет молодой женщины с осиной талией в турнюре, написанный в 1880 году.
   – Она была танцовщицей, прежде чем вышла замуж, – пояснила Аманда. – Обратите внимание, какой у нее вызывающий взгляд.
   – Давайте послушаем какую-нибудь историю. Роджер, расскажите о «К. салуне», – попросил Джуниор.
   Роджер мгновенно излечился от своего недомогания.
   – Думаете, я смогу?
   – Почему нет?
   – Давай, Роджер!
   – Хорошо, дело было так… И это правда. Одним из постоянных посетителей «К. салуна» был шахтер по имени Гарри. И случилось так, что он напился до смерти. Его отвезли в магазин мебели, который одновременно служил и похоронным бюро. Но его приятели решили, что он должен в последний раз побывать в своем любимом баре. Они вытащили его из магазина, положили на сани – дело происходило в середине зимы – и двинулись в «К. салун». Они поставили Гарри возле бара, и все товарищи выразили ему свое уважение, а заодно соболезнования. Наконец в три часа утра друзья Гарри положили его снова на сани и подстегнули лошадей. Они пели, веселились и не заметили, как тело соскользнуло с саней. Когда приехали в магазин, обнаружилось, что Гарри нет! Всю оставшуюся ночь они искали, но так и не нашли его, потому что шел снег…
   Кто-то вздыхал, кто-то постанывал, кто-то хихикал, а Квиллер заметил:
   – Прямо банда некрофилов… если все правда. Подозреваю, что это выдумка.
   Пенелопа кашлянула и твердо произнесла:
   – Это был прекрасный вечер, и я очень сожалею, что приходится прощаться.
   – Рано утром я лечу в Вашингтон, – объявил Александр.
   Аманда слегка толкнула Райкера и прошептала:
   – Как же они будут без него управлять страной?
   Гости из Мусвилла тоже откланялись. Райкер отвез Аманду домой. Миссис Кобб из последних сил поднялась к себе наверх. Квиллер и Мелинда сидели на кухне и пили вино с «дворецким», двумя «лакеями» и струнным трио, расхваливая их на все лады. Затем, когда все гости ушли, хозяин и хозяйка сбросили туфли и уединились в библиотеке, чтобы обсудить праздничный обед.
   – Ты заметил, как отреагировала Пенелопа, когда миссис Кобб пригласили к столу? Она посчитала это самой крупной ошибкой двадцатого столетия.
   – Она ничего не пила весь вечер. Думаю, ей хотелось шампанского, но брат запретил.
   – Алекс не любит, когда она выпивает: уж слишком у нее развязывается язык. Как тебе понравились ее духи, милый? Это то, что она просила меня привезти из Парижа.
   – Крепкие… и это самое слабое определение. Она сидела, как ты знаешь, справа от меня, и я утратил обоняние. Когда подали рыбу, у меня исчезли вкусовые ощущения. Джуниор сидел рядом с ней, и у него просто остекленели глаза, будто он чего-то накурился. Аманда почти вышла из строя, а Роджер не мог вспомнить названия десяти заброшенных шахт. Точно, все дело в духах. То-то коты все время фыркали и чихали!
   – Я протащила их контрабандой, – призналась Мелинда. – Они запрещены к продаже здесь.
   – Если ты спросишь, с чем их можно сравнить, я тебе отвечу: с нервно-паралитическим газом. Как они называются?
   – «Фантазия Фебы». Очень дорогие… Я не ослепла? Настоящая кирка!
   – Местный клуб «Деловые люди» подарил мне ее. Можно водрузить на каминную полку, или класть поверх бумаг, чтобы не разлетались, или размахивать перед носом у собак, когда едешь на велосипеде…
   В этот момент в библиотеку вошел Коко и бросил на Квиллера пытливый взгляд.
   – Кстати, – сказал Квиллер, – ты что-нибудь знаешь о шахте «Три сосны»?
   Мелинда удивилась:
   – Ее контору в свое время облюбовали для встреч влюбленные со всей округи, милый. А почему ты спрашиваешь? Зачем это тебе? В твоем-то возрасте!

Двенадцать

   На следующее утро Квиллер отвез Райкера в аэропорт. На небе сгущались тучи.
   – Собирается дождь, о котором так долго молили фермеры и против которого так сражалась туристическая индустрия.
   – Надеюсь, я успею улететь, прежде чем он разразится, – сказал Райкер. – Не то чтобы я уж очень хотел вернуться в редакцию. Я не прочь пожить и здесь. Послушай, а почему бы тебе не купить «Пустячок»? Приеду сюда и все устрою для тебя.
   – Ты шутишь!
   – Абсолютно нет! Это был бы потрясающий вызов!
   – Для этого нужно уволить местного Бенджамина Франклина [30 - Один из отцов американской революции Бенджамин Франклин (1707–1790) еще мальчиком работал в типографии старшего брата.] и потратить десять миллионов на новое оборудование… Твое мнение о Мелинде?
   – Замечательная молодая женщина. Она что, носит зеленые линзы? А ресницы у нее собственные?
   – Все настоящее, – заверил Квиллер. – Сам проверял.
   – Знаешь, Квилл, сейчас за тобой будут охотиться разные золотоискательницы. Тебе лучше жениться на девушке вроде Мелинды. Обустроиться. Она из хорошей семьи, имеет профессию и думает, что ты совершенство.
   – Ты слишком щедро раздаешь советы. – Квиллер не любил, когда ему указывали, что́ делать.
   – Ладно. Есть еще одна вещь. Почему ты не прекратишь поиски исчезнувшей девушки? Ты можешь получить пулю в голову… как та женщина, погибшая на тракторе.
   Наблюдая, как поднимается в небо самолет Райкера, Квиллер вспомнил, что его друг всегда пытался приостановить его расследования… и никогда не преуспевал в этом. Сейчас благоразумие подсказывало Квиллеру, что следует подождать дальнейшего развития событий, а потом уж идти к шефу Броуди.
   Он должен найти какие-то доказательства, а не ссылаться на свои догадки, случайные свидетельства, чувствительные усы и находчивого кота.
   Прежде чем вернуться домой, Квиллер купил в универмаге Ланспиков розовый свитер из кашемира и попросил упаковать его понаряднее. В ювелирном магазине он выбрал золотое ожерелье и оставил его в клинике, свежеокрашенная вывеска которой гласила: «Галифакс Гудвинтер, доктор медицины. Мелинда Гудвинтер, доктор медицины».
   Подъезжая к дому, он натолкнулся на транспортную пробку и кучу зевак. Уныло звонил колокол, из церкви на площади выходила похоронная процессия с гробом Тиффани Троттер. И тут хлынул проливной дождь.
   Дома Квиллер уселся писать письмо Стиву Троттеру, выражая ему свои соболезнования и предлагая учредить ежегодную стипендию имени Тиффани. Как только он закончил, зазвонил телефон. Вчерашние гости благодарили за обед: Джуниор никогда так вкусно не ел; Шарон хотела получить рецепты; Милдред понравилось все, но она думала, что Александр просто напыщенное ничтожество. Затем позвонила Аманда:
   – Клянусь, была неплохая вечеринка. Я выпила такое количество вина, которое могло бы убить лошадь. Я говорила что-нибудь непотребное?
   – Вы были само совершенство, Аманда, – успокоил Квиллер.
   – Черт! Вот уж чего мне меньше всего хотелось. Пусть такими будут мои кузены.
   – Я только что отвез Арчи в аэропорт. Он был весьма и весьма счастлив провести вечер с вами.
   – Он – мой тип! Приглашайте его сюда, и поскорее!
   Позвонила Мелинда, поблагодарила за ожерелье и пожаловалась на то, что телефон Квиллера все время занят.
   – Звонили вчерашние гости. Все, кроме Пенелопы.
   – Пенни не позвонит. Она напишет благодарственное письмо на фирменной бумаге и пошлет в фирменном конверте, залитом сургучом. Арчи успел улететь, прежде чем пошел дождь?
   – Успел. И дал несколько советов: а) жениться и б) забыть о тайне Дейзи Малл. Я собираюсь последовать по крайней мере одному из них.
   За ланчем он вручил подарок миссис Кобб.
   – О, мистер Квиллер! Розовый – мой любимый цвет, и у меня никогда ничего не было из кашемира. Вам не стоило этого делать. Всем понравилась моя стряпня?
   – Ваш обед войдет в историю, – заверил он ее. – Когда увидите миссис Фалгров, передайте, что все пришли в восхищение от ее каллиграфии.
   – Она, пока надписывала карточки, рассказала мне кое-что. Не знаю, стоит ли повторять.
   – Давайте, – не думая, ответил Квиллер, но его усы сразу же почуяли нечто любопытное.
   – Итак. Она три раза в неделю работает в доме Гудвинтеров. И случайно ей пришлось стать свидетельницей ужасной ссоры между мисс Гудвинтер и ее братом. Вопли, крики и все прочее. Она просто перепугалась, потому что они были всегда так нежны друг с другом.
   – И что они обсуждали?
   – Она не могла разобрать. Она убирала кухню, а они были наверху.
   В этот момент где-то вверху взревела музыка.
   – Ваш главный нахлебник, я вижу, все еще трудится.
   – Он почти закончил, но, боюсь, счет будет огромным.
   – Не волнуйтесь. Адвокаты оплатят. Только я попрошу, чтобы они вычли стоимость пяти завтраков, восьми ланчей, семи галлонов кофе, ящика пива и визита к отоларингологу. Думаю, мой слух сильно ослаб.
   – О, мистер Квиллер! Вы шутите!
   Дождь лил двое суток, пока каменные мостовые Пикакса не скрылись под водой. Мэйн-стрит с ее мешаниной архитектурных стилей выглядела пародией на Большой канал в Венеции. Квиллер не выходил из дому.
   На третий день дождь прекратился, и мокрые камни засверкали на солнце, словно бриллианты. Свежий ветер подсушивал мостовые. Пели птицы. Сиамцы явились в солярий и нежились в солнечных лучах.
   Сразу после завтрака у черного хода появился нежданный гость. Миссис Кобб поспешила в библиотеку.
   – Стив Троттер желает видеть вас. Похоже, он много выпил.
   Квиллер отложил газету и пошел на кухню. Маляр, в выходных джинсах и футболке, покачиваясь стоял возле двери. Лицо его отекло, веки опухли.
   Квиллер отодвинул от стола два стула:
   – Входите и садитесь, Стив. Как насчет кофе?
   Миссис Кобб быстро налила две чашки и поставила на стол, добавив блюдо с пончиками.
   – Не хочу кофе. – Стив воинственно посмотрел на Квиллера. – Получил письмо.
   – Трудно выразить то горе, которое я ощущаю в связи с этим страшным преступлением. Я встречался с Тиффани только дважды, но…
   – Заткни глотку! Это твоя вина! – угрюмо произнес маляр.
   – Извините?
   – Ты втянул ее в это дело. Если бы ты не вынюхивал насчет Дейзи, ничего бы не случилось!
   – Подождите минуту, – вежливо, но твердо произнес Квиллер. – Вы подслушали мой разговор с гостем, пришли домой и все рассказали жене, не так ли? Это была ее инициатива – прийти сюда и поговорить о Дейзи. Более того, полиция подозревает, что некий турист проезжал мимо фермы и…
   – Не было туристов, и ты знаешь это.
   – Я не представляю, на что вы намекаете, Стив.
   – Ну… письмо, которое ты послал… пытаясь откупиться…
   – Что вы подразумеваете?
   – Ты хочешь отдать деньги детям. Черт возьми, а что ты собираешься сделать для меня? Почему ты не заплатил за похороны?
   В порыве злости он смахнул чашку со стола, и она разлетелась на мелкие кусочки.
   Миссис Кобб выбежала из кухни и сразу же вернулась с Берчем.
   – Все в порядке, сынок, все в порядке, – улыбнулся Берч, показав большие квадратные зубы. – Идем домой и поспим.
   Он вытащил молодого человека из кресла и сопроводил до двери.
   Выглянув в окно, Квиллер увидел грузовик маляра, который одним колесом заехал в рододендроны.
   – В таком состоянии он не сможет вести машину.
   – Я поведу его грузовик. Вы последуете за мной, а потом мы вернемся сюда, – распорядился Берч. – Всего пару миль. Молочная ферма Теренса. Увидите, откуда идет зловоние, когда дует юго-западный ветер. Ба-а-а!
   Подъехав к ферме, Берч прошел в дом и поговорил с тещей и тестем Стива. Затем вернулся к машине Квиллера, и тот подивился, как ловко и уверенно Берч разрулил щекотливую ситуацию.
   – Прекрасный день, – осклабился Берч. – Мы просили дождя, и нам его послали с избытком. Ба-а-а!
   – Наконец я смогу сегодня после обеда покататься на велосипеде.
   – А я закончу пораньше и отправлюсь на рыбалку. В нескольких милях от Парпл-Пойнт хорошо клюет лосось.
   – У вас есть лодка?
   – Естественно. Сорок футов длиной. Яхта. Связь с берегом, рыбоискатель, автоматическое управление. Вам надо купить такую посудину.
   Квиллер нахмурился:
   – Рыбоискатель? Что это такое?
   – Эхолот со встроенным кардплоттером. Обшаривает дно озера и показывает, где находится рыба и сколько. Первоклассная штука на рыбалке.
   В полдень Берч убрался вместе с вопящим приемником и инструментами, и Квиллер насладился ланчем в тишине.
   – Хорошо, когда двери закрываются, – сказала миссис Кобб. – Ради этого стоило вытерпеть некоторые неудобства.
   Квиллер согласился.
   – Теперь Коко уже не сможет вломиться ко мне в шесть утра. Он же считает, что каждый должен вставать спозаранку.
   Миссис Кобб подала ланч в комнату для завтраков. Темный дубовый стол окружали стулья в стиле эпохи Вильгельма и Мэри с высокими наборными спинками. Стены были обтянуты зелено-желтым вощеным ситцем, который использовали и для занавесок.
   – Лучшие макароны с сыром, какие я только ел! – объявил Квиллер.
   – Мне удалось купить настоящий чеддер в магазинчике за почтой, – сообщила миссис Кобб и добавила: – В магазине скобяных изделий я видела десятискоростные велосипеды. – Она с надеждой взглянула на него. – Двадцать процентов скидки.
   Квиллер проворчал:
   – Когда изобретут антисобачий велосипед, тогда я смогу подумать о покупке.
   Позднее состоялся еще один интересный, так сказать, разговор. Кот-почтальон притащился в библиотеку с благодарственным письмом от Пенелопы, от которого исходил слабый, но дурманящий запах духов «Фантазия Фебы».
   Квиллер внимательно посмотрел на смышленого кота:
   – Что хотел нам сказать Стив, Коко? Кто убил Тиффани Троттер… и почему? И что в действительности случилось с Дейзи Малл? Или мы попросту теряем время в поисках ответа?
   Кот уселся на письменном столе и, чуть покачиваясь, сконцентрировал взгляд своих голубых глаз на лбу Квиллера. Вдруг тот осознал, что Коко никогда не видел рисунков Дейзи. Он схватил кота и поспешил в гараж. Коко не оказал никакого сопротивления, он напрягся в ожидании чего-то нового.
   В первую очередь Коко проверил автомобили, велосипед, садовый инвентарь. Естественно, он нашел лестницу и взобрался наверх. В свежеокрашенном помещении Коко вытянул шею и принюхался, не выразив никакого удовольствия. Затем он пересек прихожую и углубился в джунгли из маргариток.
   Первое, что сделал Коко, это плотно прижался к полу. Повсюду вокруг него, на стенах и потолке, дикие, пугающие образы переплетались между собой. Коты, как сказали Квиллеру, не различают цвета́, но могут по запаху определять их. Когда Коко пришел к заключению, что комната не таит угрозы, он принялся крадучись обследовать ее: таинственные пятна на ковре, царапину на шкафу, дыру в обивке кресла. Постепенно Коко все более и более расслаблялся, он вытянулся во всю длину и вдруг стал двигаться так, будто танцевал какой-то веселый танец, очевидно услышав музыку в этих фантастических цветах, которые Квиллер мог воспринимать только зрительно.
   Но затем что-то встревожило кота. Он быстро осмотрелся, пробежал несколько шагов, подпрыгнул, махнул лапой, пронесся через комнату, вернулся, взвился вверх, перекувырнулся…
   Вспомнив миссис Кобб и ее теории о том, что особняк посещают некие потусторонние создания, Квиллер невольно затрепетал, пока не понял, в чем дело. Наступал август – сезон домашних мух, и Коко охотился за насекомыми. Он умчался за мухами в прихожую, но вскоре вернулся, причмокивая и облизываясь.
   – Безобразие! – пожурил его Квиллер. – И это все, чем ты решил заняться?
   Коко, возбужденный охотой и убийством, готовился найти новую жертву. Он вспрыгнул на кровать и, встав на задние лапы, вытянул передние вверх по стене. Он скреб инициалы, упрятанные в сплетении сердец, цветов и листвы. Затем Коко подпрыгнул, и муха упала на кровать. В мгновение ока кот устремился за ней. Мертвая или живая, муха застряла между матрацем и стеной. Коко поскреб вначале одной лапой, затем другой и гортанно зарычал.
   Квиллер понаблюдал некоторое время за сражением и отодвинул кровать. Словно ястреб, Коко нырнул в щель, и вскоре оттуда послышалось чавканье.
   – Возмутительно! – поморщился Квиллер. – Ты жрешь этих грязных мух и отказываешься от кошачьей пищи, обогащенной витаминами и минералами. Идем отсюда. Мы возвращаемся домой.
   Коко оставался за кроватью.
   «Чффу! Чффу!» – деликатно отфыркивался он.
   – Там пыльно! Вылезай! Пойдем домой!
   Кот не отвечал, и Квиллер вдруг почувствовал знакомое пощипывание в верхней губе. Встав коленями на матрац, Квиллер заглянул за кровать. Коко на чем-то сидел, обнюхивая и теребя передней лапой какую-то вещь.
   Квиллер дотянулся и вытащил блокнот… школьный блокнот с порванными и мятыми страницами. Коко немедленно вспрыгнул на кровать, с воем требуя вернуть ему находку.
   Несколько страниц явно обгрызли мыши. С блокнотом в одной руке и негодующим котом в другой, Квиллер вернулся в дом и прошел в библиотеку. Коко выл на самой высокой ноте, из солярия, сочувственно подвывая, прибежала Юм-Юм. За ней появилась миссис Кобб:
   – В чем дело? Что случилось?
   – Дайте им поесть! Уберите их с глаз моих долой!
   – Поесть! – воскликнула она и прошествовала на кухню.
   Квиллер закрыл дверь и положил на стол находку Коко. Это был один из самых дешевых блокнотов, с разлинованными страницами, местами обгрызенными, местами усаженными пятнами. Определенно пахло мышами.
   – Дневник! – объявил он громко, брезгливо перелистывая слипшиеся страницы.
   Он мог различить даты, но разобрать написанное не удавалось. Когда-то он знал художника, который мог свести каждую букву к «ю». Дейзи же делала из каждой буквы «о». Учительница была права: вклад Дейзи в каллиграфию ласкал глаз, но читать такой почерк невозможно.
   Квиллер решил, что после велосипедной прогулки позвонит Милдред Хенстейбл и попросит ее посмотреть дневник… и перевести, если возможно. А пока добавил его к растущей коллекции в ящике стола, где лежали костяной слоник, золотой браслет, открытка и конверт с тысячей долларов.
   И каждая вещь была найдена феноменальным котом. Хотя казалось, что Коко делает свои открытия совершенно случайно. Сегодня он охотился на муху, преследуя ее на стене, и сбросил вниз с нарисованных инициалов, где та пыталась укрыться… Кстати, что это за инициалы?
   Квиллер сходил в гараж, а, вернувшись, перелистал телефонную книгу и среди подписчиков нашел троих, чьи инициалы подходили: Сэм Гафнер, Скотт Гиппел и Гудвинтер-старший. Если С. Г. был предметом воздыханий Дейзи, годился только Гафнер. Скоттом Гиппелом звался тот тучный член городского совета, который сидел на двух стульях. Отец Джуниора с его шляпой из газеты и смущенным выражением лица вряд ли мог приглянуться легкомысленной молодой девушке. Гафнер, занимающийся недвижимостью, самый подходящий кандидат. После прогулки Квиллер решил приступить к более серьезным разысканиям.
   День выдался в самый раз для велосипедной прогулки. Светило солнце, дул легкий ветерок. Квиллер направился к своему любимому проселку. После дождя кругом все зеленело. Стаи черных дроздов поднялись со стерни и, громко перекликаясь, увязались за одиноким ездоком. Позвякивание в заднем колесе и скрежет цепи влились в птичий хор. Квиллер вспомнил напутствие миссис Кобб: «Поосторожнее с этим драндулетом, мистер К. Вам нужно купить десятискоростной».
   На шоссе «Скатертью дорога» пахло влагой и чистотой. Солнце и ветер высушили покрытие, но канавы вдоль обочин были полны дождевой воды. Они располагались за добрые футов тридцать от шоссе, что позволяло в будущем значительно расширить дорожное полотно. Это будет одна из главных магистралей. Плохо! Ему нравились тишина и уединенность.
   Справа приближался откос шахты «Бакшот», где в 1913 году при обвале погибли шахтеры. Проезжая мимо, он прислушался, пытаясь уловить свист, якобы исходящий из глубин шахты. Контора потемнела от дождя.
   Квиллер так сосредоточенно рассматривал развалины, что не заметил грузовика, который двигался ему навстречу… не видел его, пока не услышал шум мотора. В последний момент он посмотрел вперед и обнаружил, что грузовик, увеличив скорость, внезапно свернул на встречную полосу. Смертоносное чудовище стремилось подмять под себя и его, и древний велосипед. Квиллер рванул руль и покатил в сторону канавы, но переднее колесо наткнулось на камень, и он вылетел из седла. В этот миг он обрел способность летать…
   Когда Квиллер вылез из канавы, грязный, мокрый и окровавленный, он, преодолевая боль, потащился по пустынному шоссе. Он не знал, почему оказался здесь.
   «Дороги куда-нибудь да ведут. Иди по дороге. Двигайся. Все время двигайся».
   Через несколько минут или часов возле него остановился автомобиль. Отчаянно крича, из машины выскочил человек и втащил Квиллера на переднее сиденье. Через несколько минут… часов… Квиллер сидел в стремительной машине. Человек продолжал кричать.
   «Что он говорит? Не знаю… не могу…»
   Он влетел прямо в здание. Яркие огни. Странные люди. Говорят, говорят… он устал.
   На следующий день он открыл глаза и обнаружил, что лежит в незнакомой кровати в неизвестной комнате.

Тринадцать

   Прежде чем Квиллера выпустили из больницы, доктор Мелинда проконсультировала его:
   – Все анализы прекрасные. У тебя замечательно здоровый организм… для твоего возраста.
   – А для только что вылупившегося цыпленка ты весьма приличный врач.
   – Настолько приличный, милый, что на всякий случай сделала анализ на реакцию Вассермана. Может, тебе потребуется разрешение на брак. Я также предписываю тебе носить защитный шлем. С такой травмой головы ты мог бы утонуть в дренажной канаве.
   – Уверен, сбивший меня считает, что я – покойник.
   – Странные вещи происходят в Мускаунти. Аманда, наверное, права по поводу туристского вторжения. Ты должен сообщить в полицию.
   – И что я им предъявлю, кроме моих снов? Броуди подумает, что я повредил кое-что еще помимо велосипеда. Нет, Мелинда. Я лишь собираюсь поискать тот грузовик. Во сне я видел его явственно: он летит на меня, ржавая решетка радиатора ухмыляется, вот она уже совсем рядом… Это был вездеход.
   – Джуниор сильно перепугался, когда вез тебя. Подумал, что ты зомби.
   – Все, что произошло, очень странно, Мелинда. Когда я открыл глаза на больничной кровати и не мог вспомнить, где нахожусь и кто я такой, это не взволновало меня. Это была просто очередная загадка, которая только возбуждала мое любопытство. Очень рад, что ты вызвала Райкера, чтобы вытащить меня.
   Райкер заехал за Квиллером в больницу на арендованном в аэропорту автомобиле.
   – Квилл, до самолета мы успеем с тобой выпить по чашечке кофе.
   – Тогда поезжай на север, на светофор, к закусочной «Грязный пес», там как раз варят кофе. Если ты считаешь, что пресс-клуб – мельница, где перемалывают сплетни, то послушай-ка парней в этой забегаловке.
   – Что показали анализы? Все нормально?
   – Все прекрасно. Но у меня есть несколько нехороших подозрений по поводу моего дорожного происшествия. Это не была случайность, Арчи. Кто-то попытался покончить со мной.
   – Я предупреждал тебя! Зачем ты суешься в темные дела, которые никак тебя не касаются? Пусть ими занимаются профессионалы.
   – Это не имеет ничего общего с исчезнувшей служанкой. Здесь кроется что-то другое. Я пришел к такому выводу, пока лежал в больнице. Ты же знаешь условия завещания Клингеншоенов: я должен жить в Пикаксе пять лет – или имущество отходит синдикату из Нью-Джерси. Ну а что случится, если я умру раньше, чем кончится пятилетний срок?
   – Не зная закона о наследстве, догадываюсь, что эта куча денег уйдет в Нью-Джерси.
   – Так что им выгодно, чтобы я исчез до истечения срока. И чем скорее, тем лучше.
   Райкер подозрительно взглянул на своего пассажира:
   – Твои подозрения ни на чем не основаны, Квилл. Почему ты подозреваешь их?
   – Этот так называемый попечительский фонд замешан в сомнительных операциях в Атлантик-Сити. Я не доверяю тем людям.
   – Когда я услышал о завещании старой хозяйки, мне стало ясно, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Забудь о наследстве, Квилл. Ты никогда не стремился к богатству. И ты знаешь, что в «Прибое» тебя всегда ждет работа.
   – Тогда деньги ускользнут из Мускаунти.
   – Не пытайся геройствовать. Уезжай отсюда и спасай свою шкуру. Пусть эти сорок восемь Гудвинтеров на свой счет пополняют фонды местной библиотеки.
   Квиллер нерешительно потрогал усы:
   – Я выясню кое-что. Сегодня у меня назначена встреча с адвокатами. И возможно, мы что-нибудь услышим в закусочной.
   Ресторанчик утопал в сизых облаках табачного дыма. Несколько человек в кепках кивнули Квиллеру, когда они с Райкером брали кофе и пончики. Газетчики устроились за боковым столиком, прислушиваясь, о чем говорят вокруг.
   – Да, он курит сигары, но он не отец…
   – Я сам режу свиней и сам делаю колбасу…
   – В Библии сказано, что дурака обличает многословие. Это как раз про него…
   – Черт возьми! Это мой кошелек, и я всегда выхожу за лимит…
   – Если она юрист, почему обязательно должна выйти замуж?..
   – Им нужно перебить все стадо, дьявол их возьми…
   – Все, что ей нужно, так это его деньги. Спорю!..
   – Парень, моя жена делает такое жаркое из кролика, какого ты никогда не едал…
   – Никогда не слышал этого имени. Русское, что ли? Или другое?..
   – Теща прибывает на три недели…
   Прежде чем направиться в аэропорт, Райкер подвез Квиллера до дому.
   – Ну и как, удалось кое-что выудить из всего этого гвалта? – спросил он.
   – Они знают, кто я такой… и потому затаились.
   Если Квиллер ожидал встретить радостный прием, то глубоко ошибался. Коты унюхали больничный запах и ходили вокруг него, выражая крайнее отвращение. Юм-Юм шипела, а Коко издавал урчание, напоминающее отдаленный гром. Обстановка оставалась напряженной и когда он уехал на встречу.
   Квиллер медленно, прихрамывая, вошел в юридическую контору. Ему мешала тугая повязка на поврежденном колене. Пенелопе тоже не хватало обычного лоска. Она была в черных очках и выглядела очень бледной. Нетвердым голосом она произнесла:
   – Вас слегка помяли, мистер Квиллер, но мы все рады, что не случилось худшего. Что я могу сделать для вас?
   Квиллер спросил о завещании Клингеншоенов.
   – Как вы знаете, – напомнила ему Пенелопа, – это было собственноручно составленное завещание. Леди настояла на том, что для сохранения тайны она напишет завещание без адвоката и свидетелей. Дайте я еще раз просмотрю документ и освежу его в памяти.
   Клерк принес написанное от руки завещание, и Пенелопа прочитала его.
   – Вы слушаете? Итак, в случае вашей смерти наследство отходит к другим наследникам в Нью-Джерси. Но конечно, вам нечего волноваться. Если не считать этого временного недомогания, вы необыкновенно здоровый человек.
   – Тогда держитесь. – И Квиллер рассказал о подозрениях по поводу так называемого происшествия и о своем недоверии к наследникам из Нью-Джерси. – Есть кто-нибудь в городе, кто приехал оттуда или имеет отношение к Нью-Джерси?
   – Не знаю, – произнесла Пенелопа задумчиво, будто мыслями находилась далеко отсюда.
   Он воздержался от упоминания подозреваемых, которые числились в его списке. Флагшток работал в Ньюарке. Садовник учился в Принстоне. Родственники бывшей жены… препротивнейшая банда… занимались весьма подозрительными делишками в «Штате садов» [31 - «Штат садов» – официальное (утвержденное законодательным собранием) прозвище Нью-Джерси. Это название вынесено на номерные знаки автомобилей, зарегистрированных в штате.].
   Он сказал адвокату:
   – В любом случае я очень хочу, чтобы деньги остались в Мускаунти. Они принадлежат Мускаунти и могут принести немало пользы. Как мы можем обойти данную ситуацию? Есть ли какие-нибудь лазейки? Могу ли я, предъявив иск совету попечителей, сам написать завещание?
   – Боюсь, что нет. Завещание мисс Клингеншоен лишает вас такой возможности… Дайте подумать… Нет, ничего нельзя сделать, мистер Квиллер. Я лишь надеюсь, что ваши подозрения не имеют под собой никакого основания.
   – Тогда знайте, – объявил он, – я все равно напишу завещание. И в случае моей смерти вы будете обязаны потребовать тщательного расследования.
   – Должна сказать, мистер Квиллер, что вы весьма хладнокровно и по-деловому относитесь к возможности несчастного случая.
   – Я был в горячих точках, – отмахиваясь от ее замечания, пояснил он. – Я оставлю собственноручно составленное завещание, так что фирму «Гудвинтер и Гудвинтер» не смогут обвинить в том, что она давала мне плохие советы. И я прослежу, чтобы местные власти были предупреждены… полиция, исполнительные органы, газеты…
   – Что я могу сказать? Ничего, кроме того, что я весьма расстроена услышанным.
   – Пусть будет так. Обсудите с братом, если считаете нужным, но, правильно это или нет, я собираюсь действовать по-своему.
   Когда Квиллер выбрался из конторы, ему пришло в голову, что Пенелопа выглядела подавленной. Вероятно, она нуждается в помощи. Подумав так, он вернулся.
   – Я хотел бы пригласить вас, мисс Гудвинтер, – сказал он, – отобедать в «Старой мельнице» сегодня вечером. Если вам не претит сидеть за одним столом с ходячей статистической единицей дорожных происшествий.
   Она на миг смутилась и ответила:
   – Благодарю, мистер Квиллер, но сегодня, боюсь, никак не смогу.
   Ее физическое состояние удивило его больше, чем отказ от приглашения. Поразмыслив, Квиллер решил, что ей просто не нравятся замороженные равиоли.
   На следующее утро за завтраком миссис Кобб еще кое-что рассказала о Гудвинтерах.
   – Извините за опоздание, – произнес Квиллер, садясь за стол, на котором уже стояла тарелка блинчиков на пахте и настоящего канадского бекона. – Кажется, я стал больше спать после происшествия. – Он принюхался: – Пахнет лавандой.
   – Это английский воск, – пояснила домоправительница. – Миссис Фалгров полирует мебель в столовой. – Миссис Кобб на цыпочках подошла к двери и тихо закрыла ее. – Она рассказала, что у Гудвинтеров была еще одна баталия после того, как Алекс вернулся из Вашингтона. Мисс кричала о москитах… о женщине… о трупе… или о чем-то таком. Ничего не понимаю. Миссис Фалгров тоже понимает с трудом. Она также рассказала что-то о корове… открывающей ресторан в Пикаксе.
   – Он никак не будет хуже тех, что мы имеем. Может быть, даже лучше. Кто-нибудь звонил?
   – Лори Бамба. Сообщила, что ее муж привезет первую партию писем на подпись. Миссис Хенстейбл сказала, что собирает голубику, и спрашивала, не хотим ли мы купить. Она продает ее, чтобы заработать деньги на поддержание больницы.
   – Надеюсь, вы сделали заказ.
   – Две кварты. Она завезет завтра, когда поедет к парикмахеру.
   – Вы, женщины, всегда ставите свою жизнь в зависимость от парикмахера.
   – О, мистер К., – засмеялась она, но во взгляде был упрек.
   Как-то уж очень легкомысленно она себя вела. Вскоре он узнал почему.
   – Сегодня я приглашена на обед, – сообщила миссис Кобб. – Мужчиной, с которым познакомилась в Историческом обществе.
   – Великолепно! Я где-нибудь перехвачу гамбургер.
   – Нет необходимости, мистер Квиллер. Я купила четыре прекрасные свиные котлеты и большую булку. Подумала, может, вы захотите кого-нибудь пригласить.
   – Хорошая мысль! Приглашу Джуниора. Он же меня приглашал.
   Днем приезжал Ник Бамба и привез семьдесят пять великолепно отпечатанных писем. Он гордо произнес:
   – Лори на каждое письмо отвечает по-своему, чтобы ответ не был формальным. Она умеет писать.
   Квиллеру нравился молодой инженер из Мусвилла: хорошей формы голова с черными кудрями, глаза, как из черного оникса, светятся энтузиазмом, и всегда располагает самой разносторонней информацией.
   – Рад, что вы особенно не пострадали, Квилл. Лори молится за вас.
   – Скажите, чтобы молилась как следует. Как она себя чувствует?
   – Хорошо, за исключением утренних часов, но это нормально.
   – Хотите пива?
   – А есть что-нибудь покрепче? Лори нужно беречь, так что я пью вне дома.
   – Однако вы заботливый муж, – заметил Квиллер.
   Они сидели в солярии и обсуждали случай с Троттер, велосипеды, собак и посетителей закусочной «Грозный пес».
   – По пути сюда, – сказал Ник, – я остановился возле него, чтобы поесть, и наблюдал необычную сценку. Ведь Алекс Гудвинтер ваш адвокат?
   – В действительности его сестра занимается моим имуществом.
   – Слышал, что она очень умна. Чего не скажешь об Алексе. Не так давно он выступал перед деловыми людьми Мусвилла, и более нудного оратора я еще не слышал. Разглагольствовал долго – и ничего не сказал. Ничего! Но внешне производит приятное впечатление.
   – Что же случилось в закусочной? – невозмутимо спросил Квиллер, хотя просто сгорал от любопытства.
   – Я сидел возле окна и поглощал какой-то побочный продукт лесопилки, называемый там рулетом, когда увидел, что к стоянке подъезжает «кадиллак». Обычно же там попадаются одни пикапы и фургончики, как вы знаете.
   – Хотите сказать, что смогли что-то разглядеть сквозь грязное стекло?
   – Лори говорит, что мне даже кирпичная стена не помеха.
   – Итак, что вы увидели?
   – Это был Алекс на своем «кадиллаке». Он сидел за рулем. Мотор работал. Наконец из бара вышел один из владельцев и уселся рядом с ним.
   – Кто из владельцев? – невинно осведомился Квиллер.
   – Только не повар. А такой большой, грузный мужчина, который обычно гоняет по всей округе на мотоцикле. Они сидели в машине и о чем-то спорили. Наконец Алекс вытащил бумажник и отсчитал несколько банкнотов. Хотелось бы знать, что за сделку они заключили.
   Подозрения Квиллера ожили, но он предложил возможное объяснение:
   – Тот человек занимается ремонтом. Алекс, вероятно, оплатил счет.
   – Наличными? Почему не выписал чек? Знаете, я всегда считал, что в этой забегаловке кроме сомнительной еды еще кое-чем торгуют. Но как этот идиот может участвовать в каком-то бизнесе, не понимаю?!
   Квиллер, посмеиваясь над Ником, объяснил:
   – Алекс – один из виднейших граждан города, столп общества, истинный, непоколебимый Гудвинтер. Как вы можете порочить его?
   – Алекс просто любит пускать пыль в глаза, – горячился Ник. – Любит, чтобы люди думали, будто он имеет какое-то влияние в Вашингтоне, но, скорее всего, ездит туда хорошо провести время.
   – А что думает о нем Лори?
   – А! Вы же знаете женщин! – презрительно произнес Ник. – Она думает, что Алекс – сказочный принц… так она его называет. А у меня припасены для него другие слова.
   Ник, прихватив еще пятьдесят писем для жены, уехал, а Квиллер пошел в магазин, где продавались велосипеды. Вернувшись, он сказал миссис Кобб:
   – Вы знаете, сколько они запрашивают за эти десятискоростные? Больше, чем я уплатил за свой первый автомобиль!
   – Но вы можете себе это позволить, мистер К.
   – Не в этом дело… Вы сегодня прекрасно выглядите, миссис Кобб.
   – Спасибо. Я сделала прическу. – Косметики на лице у нее было больше обычного. – Вы никогда не угадаете, кто меня пригласил на обед сегодня! Это тот человек, который выступил против сорока восьми звезд на флаге.
   – Что? Флагшток?
   – Герб Флагшток. Он действительно очень милый. У него автомастерская, и он хочет отремонтировать мой фургончик, чтобы не текло масло.
   Квиллер раздраженно хмыкнул в усы, но промолчал.
   Ожидая Джуниора, он приготовил еду для сиамцев. Юм-Юм простила хозяину больничный запах и даже, вспрыгнув к нему на колени, потрогала его усы лапкой. Это был жест, демонстрирующий нежную привязанность. Привыкнув воровать зубные щетки и кисточки для бритья, она никак не могла понять предназначения щетины на лице Квиллера.
   Коко же, в отличие от подруги, упорно не замечал Квиллера. Он перестал шипеть и урчать, но изображал полное презрение. Когда тарелка с цыпленком была поставлена на пол, он не притронулся к еде, пока Квиллер не вышел из комнаты. Раньше такого не наблюдалось.
   Джуниор приехал точно в шесть и был зверски голоден, как и подобает человеку двадцати двух лет.
   – Эй, вы очень неплохо смотритесь в бинтах, Квилл. Вы должны носить их все время.
   Они ели свиные котлеты за массивным столом на кухне.
   – По словам миссис Кобб, – уточнил Квиллер, – этот стол, возможно, сделан в шестнадцатом веке для испанского монастыря.
   – Она отличный повар, – сказал Джуниор. – Вам повезло.
   – Миссис Кобб приготовила пирог с персиками на десерт… Возьмите еще булки… она из дрожжевого теста… Миссис Кобб отправилась пообедать с одним из членов Исторического общества. Надеюсь, он порядочный человек. Она очень доверчива, а я чувствую себя ответственным за нее с тех пор, как пригласил ее сюда из Центра. Вы знаете Герба Флагштока?
   Джуниор закончил жевать.
   – Кто ж его не знает?
   – Миссис Кобб находит его весьма интересным.
   – Естественно. Он может быть таким, когда захочет. В основном же это кляузник, строчащий беспрерывные жалобы по пустякам. Из-за его собак мы не можем найти человека, который согласился бы доставлять ему газеты. Передайте, пожалуйста, масло, Квилл.
   – Он всегда жил здесь?
   – Родился и вырос здесь, как говорит мой отец. В школе его все ненавидели. Это был городской забияка. Все просто обрадовались, когда он уехал, и очень расстроились, когда вернулся… Еще пиво есть?
   – Конечно. И вареная кукуруза. Два початка.
   Уплетая пирог под кофе, молодой редактор сказал:
   – Я хотел кое о чем попросить вас. Знаете ли вы секретаря в конторе «Гудвинтер и Гудвинтер»? Это моя тетка.
   – Я заметил сходство.
   – Так вот, тетка думает, что Пенни ожидают трудности… Она чем-то расстроена. Много работает, пьет, чего раньше не делала. Тетка считает, что вы смогли бы уговорить Пенни взять отпуск… Отправиться в тур по Мексике или что-то вроде этого…
   – Я? Я только клиент. Она даже не соглашается позавтракать со мной.
   – Но Пенни восхищается вами. Без шуток. Она вырезала ваши статьи, когда вы работали в «Дневном прибое». Она всегда… – Тут Джуниор замолчал, услышав настойчивый сигнал сирены. Вскочил и побежал к двери. – Извините. Там пожар. Классная еда!
   Он умчался на своем «ягуаре». Городская сирена собирала добровольных пожарных.
   То был насыщенный день для Квиллера, однако сюрпризы еще не закончились. Позвонила Пенелопа Гудвинтер и спросила, не может ли прийти в гости.

Четырнадцать

   Готовясь к визиту Пенелопы, Квиллер принес в библиотеку ведерко со льдом и все такое прочее. И увидел на полу несколько книг из двенадцатитомного собрания. Яркие суперобложки были разбросаны, страницы помяты. Взглянув вверх на полку, он заметил Коко, который, втиснувшись между вторым и восьмым томами, мирно спал. Кот всегда любил спать на книжных полках.
   – Ах ты, вредина! – вскричал Квиллер, просмотрев испорченные книги.
   Проснувшись, Коко зевнул, потянулся, спрыгнул на пол и молча удалился из комнаты.
   Квиллер аккуратно поставил книги на место и подумал: «А прочитал ли хоть один человек эту красиво переплетенную поэму в двенадцати книгах под названием „Судный день“? Судный день. День вынесения приговора. Либо это предсказание, – решил он, – либо кошачья брань».
   Он ожидал, что светло-коричневый «БМВ» остановится у парадного подъезда, но вместо этого передние фары осветили площадку перед черным ходом. Пенелопа игриво постучала в дверь, изменив своей привычной суровости.
   – Надеюсь, вы не возражаете, что я воспользовалась черным ходом, – весело сказала она, размахивая бутылкой старого шотландского виски. – В конце концов, это абсолютно неофициальный визит.
   Вела она себя свободно, почти раскованно. Одета была в белые брюки, сандалии и голубую матроску. Как и говорила Мелинда, небольшой глоток виски преображал Пенелопу. Однако лицо выглядело изможденным, а в глазах читалась усталость. Одна серьга потерялась, никаких духов.
   – В библиотеке есть лед, – радушно пригласил Квиллер. – На мой вкус, это самая уютная комната в доме.
   Коричневые тона книжных корешков, кожаная обивка мебели поглощали свет настольной лампы, создавая интимный полумрак. Пенелопа скользнула на софу и грациозно скрестила длинные ноги. Квиллер уселся в кресло и положил больную конечность на диван.
   – Как ваше здоровье? – заботливо и вполне искренне спросила она.
   – Двадцать три моих шва начинают чесаться, а это признак выздоровления. Я рад, что вы решили передохнуть. Вы слишком много работаете.
   – Да, устали глаза.
   – Нужно приложить к ним пропитанные чаем тампоны. Излюбленное средство моей матушки.
   – И помогает?
   – Сейчас как раз подходящий момент, чтобы выяснить.
   Он поднялся и вернулся с двумя влажными чайными пакетиками на шикарном блюдце.
   – Положите голову на спинку софы.
   Она откинулась.
   – О-о-о! – произнесла она, когда он опустил пакетики на ее закрытые веки.
   – Как давно вы не отдыхали, Пенелопа? Я устал называть вас мисс Гудвинтер. С этого момента, хотите вы того или нет, я буду звать вас Пенелопой.
   – Мне нравится, – пробормотала она.
   – Вы должны хотя бы неделю или две понежиться на одном из дорогих курортов, – посоветовал он.
   – Мне больше по душе морские круизы. Вам нравится путешествовать на теплоходе, мистер Квиллер?
   – Не могу сказать, потому что никогда не плавал на теплоходе ради собственного удовольствия… И зовите меня Квилл. Пожалуйста!
   – Теперь у вас много свободного времени. Вы можете побывать в Греции, норвежских фиордах…
   Она махнула пустым бокалом в его сторону. Квиллер налил виски. Первый бокал она выпила залпом.
   – Прежде чем заниматься глупостями и совершать круизы, мне нужно написать пару шедевров.
   – У вас прекрасный литературный стиль. Я всегда с удовольствием читала ваши материалы. Вы так умно пишете о вещах, в которых ничего не понимаете.
   – Преимущество профессии, – скромно констатировал Квиллер.
   – Однажды мне взбрело в голову стать писательницей, но у вас настоящий талант, Квилл. Я никогда не достигну того, что вам дается с величайшей легкостью.
   Квиллер считал себя неплохим писателем, и ему необыкновенно льстило, когда это признавали привлекательные женщины. Но пока одно полушарие его мозга наслаждалось комплиментами, другое гадало, почему она пришла. Опять поссорилась с братом и сбежала из-под надзора? И почему он так усердно контролирует ее отношения с людьми? Как могло ничтожество вроде Александра приобрести власть над этой умной женщиной?
   Пенелопа вела себя необычно мило. Расспрашивала о здоровье сиамцев, о том, как продвигается ремонт, затеянный Амандой, и о каталоге коллекции, который составляла миссис Кобб.
   – Недавно она сделала открытие. Наверху обнаружились две майоликовые вазы тысяча восемьсот семидесятого года… сейчас они оцениваются в тысячи долларов. Они стоят как раз за дверью… на очень ценном предмете, который она нашла в гараже… на пенсильванском шкафу немецкой работы. Она называет его Schrank [32 - Шкаф (нем.).]. Высотой в семь футов, Коко может запрыгнуть на него без всяких усилий.
   Квиллеру было любопытно, слушает ли его Пенелопа. Он провел достаточно времени на всяких вечеринках и усвоил, так сказать, ритм пития. Пенелопа явно превышала скорость. И все более свободно чувствовала себя на софе.
   Он мягко предупредил Пенелопу:
   – Осторожнее! Напитки, когда вы устали, могут оказать тяжелое воздействие. Вы слишком много времени проводите в своей конторе. А стоит ли дело того?
   – Младший партнер, – смутившись, ответила она, – должен трудиться… не отдыхая, – она хихикнула, – то есть без устали.
   Квиллер вошел в роль сыщика, которую разыгрывал не раз: готов помочь и посочувствовать и в то же время себе на уме.
   – Наверное, вам приятно, Пенелопа, знать, что ваш брат так много делает для Мускаунти, тратя на это свое драгоценное время в Вашингтоне. Слышал, он недавно выступал перед деловыми людьми Мусвилла. Об этом до сих пор говорят.
   Пенелопа сняла с глаз чайные пакетики и попыталась встать, чтобы налить себе еще виски.
   – А разве он говорил когда-либо о своих… социальных… общественных завоеваниях… победах? – В ее голосе звучала горечь, хотя она и путала слова.
   – Несомненно, он вскоре вплотную займется делами вашей фирмы, и тогда его общественные связи окажутся весьма полезными.
   Сквозь туман, застилавший глаза, Пенелопа пристально посмотрела на Квиллера и медленно, контролируя себя, произнесла:
   – Алекс… не может быть… избран… мэром Димсдейла.
   – Вы, конечно, так не думаете, Пенелопа. С его именем, манерами и впечатляющей наружностью он будет просто кандидатом номер один. Он способен увлечь избирателей, расшевелить их. Вот что ценится в наше время.
   Злость и алкоголь исказили красивые черты.
   – Он не может никуда уехать без меня… – Ее глаза забегали. Она никак не могла сосредоточить взгляд и поставила бокал мимо стола. – Извините. – Опустившись на колени, Пенелопа стала собирать кубики льда.
   Квиллер неумолимо продолжал:
   – Уверен, вы великолепно справляетесь с работой, пока старший партнер делает большие дела в Капитолии.
   Всегда блестящая, четко формулировавшая мысль, Пенелопа сейчас изо всех сил старалась придать своим словам смысл.
   – Он не поедет туда… Он привезет ее сюда… Новый партнер!
   В мозгу Квиллера мелькнули слова, сказанные кем-то в ресторане.
   – Она юрист?
   Пенелопа глотнула остатки смеси из размельченных ледяных кубиков.
   – Привезти ее в фирму, которая… но только через мой труп! Я… не хочу видеть этого. Не хочу!
   – Пенелопа, – стал успокаивать он, – это хороший выход для вас. Еще один партнер облегчит вашу ношу.
   Она истерически расхохоталась:
   – Гудвинтер, Гудвинтер и Ш… Смфска! – споткнулась она на имени. – Гудвинтер, Гудвинтер и Смфска! Смех на весь… на весь Мускаунти!
   – Вы поделились своими чувствами с братом? Возможно, он передумает.
   Она теряла контроль над собой.
   – Он… он… женится на этой… этой шлюхе! Но я… я не позволю. Я могу остановить. Остановить! – Глаза ее широко раскрылись. – Я чувствую… себя… ужасно!
   Квиллер помог ей встать.
   – Вам необходим свежий воздух.
   Он проводил ее до солярия, сочувственно поддерживая, когда она наконец расплакалась.
   – Хотите черного кофе, Пенелопа? – Она отрицательно потрясла головой. – Тогда я отвезу вас домой.
   Он вел «БМВ» к резиденции Гудвинтеров. Рядом на переднем сиденье съежилась Пенелопа. Он оставил машину возле портика и понес женщину ко входу. Навстречу выбежала экономка, появился Александр в шелковом халате.
   – Ей нехорошо, – пояснил Квиллер. – Думаю, она слишком переутомилась.
   Александр без всякого сочувствия сурово посмотрел на сестру.
   – Проводите ее наверх, – приказал он экономке. Повернувшись к Квиллеру, спросил: – Где вы… э-э… ее нашли?
   – Она пришла ко мне, чтобы обсудить некоторые официальные вопросы, и почувствовала себя нехорошо. Думаю, ей нужен отдых, отпуск, иначе она сорвется. Поместите ее в больницу на некоторое время. Необходимо обследование.
   – К сожалению, моя сестра полностью теряет голову, когда притрагивается к алкоголю, и несет всякую чушь. Благодарю, что вернули ее в сохранности. Разрешите, я довезу вас до дома.
   – Спасибо. Тут недалеко. Да и ночь прекрасная.
   Квиллер медленно шел по улицам в лунном свете. Внезапно он вспомнил слова миссис Фалгров о москитах. Москиты… всякий гнус, незваные гости и труп. Так вот оно что! Пожалуй, Пенелопа переоценивает угрозу со стороны мисс Сфмска и как юриста, и как будущей золовки. Ну позубоскалит Мускаунти, особенно завсегдатаи кафе и баров. Любого мало-мальски знакомого с Гудвинтерами и непомерным снобизмом Пенелопы позабавит мысль о «Гудвинтер, Гудвинтер и Смфска». Возможно, хихикающая, блеющая и гогочущая толпа придумает название «Гудвинтер, Гудвинтер и Москит». Так или иначе, решил он, младший партнер после отдыха вновь отвоюет прежнее положение.
   Приближаясь к дому, Квиллер взглянул на второй этаж. В комнатах миссис Кобб горел свет – она благополучно вернулась домой, отобедав со своим питекантропом. Она всегда тяготела к татуировкам и стрижкам «под нуль». Покойный супруг миссис Кобб был брутального вида негодяем.
   Виднелся свет и со стороны черного хода, но во всех остальных помещениях было темно. Квиллер открыл дверь и услышал какой-то скрип на кухне. Не двигаясь, он внимательно прислушался, стараясь определить, что это такое. Скрип… пауза… долгое поскрипывание… пауза… скрипнуло еще два раза. Он бесшумно пересек прихожую, толкнул дверь на кухню и включил свет.
   Посреди кухни находилась тяжелая, наполненная песком металлическая посудина, предназначенная для отправления кошачьих надобностей. Рядом с ней стоял Коко, готовясь толкнуть ее носом.
   Кот испуганно взглянул вверх и прижал уши.
   – Ах ты, паршивец! – в сердцах воскликнул Квиллер. – Так вот кто двигает вещи! Ты мог убить человека! Выметайся!
   Он вернул посудину в прачечную и поднялся наверх, чтобы еще раз поразмыслить о Пенелопе и сравнить ее с Мелиндой. Обе красивые женщины с родовыми чертами Гудвинтеров, умные и образованные. Пенелопа поярче, но ей не хватает присущих Мелинде спокойствия и чувства юмора. Он счастлив, что у него есть жизнерадостная, уравновешенная Мелинда, которая называет его «милым», умеет устраивать званые обеды и без запинки выговаривает «сфигмоманометр».
   Утром следующего дня Квиллер повстречался с Милдред Хенстейбл, которая привезла ягоды. Она пила кофе с миссис Кобб на кухне, закрепляя знакомство.
   – Милдред, а вы знаете, – сказал Квиллер, – что миссис Кобб умеет читать по руке?
   Милдред просветлела:
   – В самом деле? Не могли бы вы поучаствовать как гадалка в благотворительном базаре в пользу больницы?
   Домоправительница, казалось, была польщена.
   – С удовольствием, если вы думаете, что это интересно.
   Используя дипломатические ухищрения, Квиллер выманил Милдред из кухни и повел в библиотеку, где усадил в удобное кресло и протянул ей грязную стопку пожелтевшей бумаги.
   Она пожала плечами и отпрянула:
   – Что это?
   – Дневник Дейзи. Мы нашли его за кроватью. Для меня – китайская грамота. Я могу различить лишь даты вверху каждой страницы. И все. Она начала писать его первого января и закончила в мае.
   Милдред робко взяла дневник.
   – Похож на мышиное гнездо, но написан ее рукою. Интересно, смогу я расшифровать записи? – Она внимательно изучила первую страницу. – Если подобрать ключ к манере писать буквы, то все не так плохо… Посмотрим. Начинается с «Счастливого Нового года мне»… ужасное правописание. М-м-м… Она пишет, что ее мать пьяна. Бедная девочка никогда не знала, что такое порядочные родители… Она упоминает Рика. Они вместе пошли в лес и бросались снежками. Он купил ей бутерброд… Как я, Квилл?
   – Прекрасно! Не останавливайтесь!
   – Ого! Второго января ее увольняют из студии. Называет Аманду ведьмой. Что-то о слоне. Это рождественский подарок от Рика.
   – Так вот кто украл слоника, – протянул Квиллер.
   Милдред пристально вглядывалась в строки.
   – Очень расстроена до… пятнадцатого января. Она устраивается к Гудвинтерам… Там выдают униформу. Предоставляют комнату. Не хочет жить с Деллой. Отмечает это событие с Риком, Олли, Тифф и Джимом.
   – Тиффани! Та, которую убили на ферме!
   – Да, я знаю. Она бывала у меня. Вышла замуж за одного из Троттеров. Отец пострадал в катастрофе… Сейчас пошел февраль. Дейзи решает, что ей не нравится работать служанкой. Честно говоря, мне это тоже не нравится… Новый знакомый, Сэнди, дарит ей одеколон на День святого Валентина. Написано: «одиклон». Она мало пишет в марте. Апрель весь испорчен. Ого! Опять потеряла работу.
   – Это когда она работала здесь согласно документам.
   – Она любит Сэнди. Написано «лублу»… Ни одного упоминания о Рике, Олли или Джиме. Звучит вполне серьезно. Сэнди дарит ей золотой браслет… Посмотри-ка… тринадцатого апреля… она подозревает, что забеременела, Тифф сопровождает ее к доктору Хелу… Счастлива… набрасывает рисунок подвенечного платья… Делла рада. Вяжет вещи для ребенка… А здесь вырваны страницы… Тринадцатого апреля она проплакала всю ночь. Сэнди хочет, чтобы она сделала аборт. Никакой свадьбы… Он дает ей деньги. Все, это последняя запись.
   – Печальная история, но она подтверждает некоторые догадки.
   – Где я могу помыть руки, Квилл? Блокнот такой грязный. К тому же я должна идти к парикмахеру.
   Проводив Милдред, он вернулся в библиотеку и положил блокнот в ящик письменного стола. И тут заметил, что ящик выдвинут на несколько дюймов, хотя он точно знал, что закрывал его. Костяной слоник был на месте… золотой браслет тоже… почтовая карточка. Исчез лишь конверт с деньгами.
   Он быстро спустился на кухню, где миссис Кобб готовила горчичный соус для копченого языка.
   – Кто-нибудь заходил сюда в последние полчаса?
   – Только миссис Хенстейбл.
   – Я проводил ее до машины и, когда вернулся, обнаружил, что выдвинут ящик письменного стола и важный… важное письмо исчезло…
   – Невообразимо… если только… Я же говорила о том, какие странные вещи происходят в этом доме, мистер Квилл!
   Он направился в библиотеку с намерением тщательно обыскать свой письменный стол – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Коко, выбиваясь из сил, пересекает холл, а в зубах у него зажат уголок конверта, который волочится у кота между ног.
   – А ну брось! – закричал Квиллер. – Ах ты, паршивец! Как ты достал его?
   Коко перестал теребить конверт, сел на него, а затем отправился к давно облюбованной третьей ступеньке на лестнице.
   В библиотеке Квиллер обнаружил царапины на ящике. А это был тяжелый ящик, и Коко приложил немало усилий, чтобы выдвинуть его. Почему? После случая на шоссе «Скатертью дорога» Коко вел себя странно. Прежде он и Квиллер были хорошими товарищами. Относились друг к другу как равные. Человек говорил с котом, а кот слушал, мигал глазами и выглядел мудрым, а затем отвечал: «Йау!», что означало горячий интерес, искреннее согласие или жуткое неодобрение. Они вместе играли, но, как только переехали в этот дом, кот сделался настороженным.
   И вдруг все изменилось. Коко стал относиться к хозяину презрительно и отчужденно. Совершал вызывающе дерзкие поступки, двигал посуду на кухне, сбросил книги с полки и… украл деньги. Что-то было не так. Обычно изменения в повадках животного связаны с болезнью, но Коко здоров как бык. Глаза блестят, аппетит отменный, гибкое тело полно энергии, возится с Юм-Юм. И только при виде Квиллера затаивается и держится отчужденно. Но почему?
   Коко больше не проказничал, но поздно ночью, когда Квиллер сидел наверху в комнате отдыха и читал, послышался пронзительный и печальный вой. Квиллер поспешил вниз, насколько позволяло больное колено, и пошел на жуткий звук, который доносился из глубины дома. В солярии, освещенном лунным светом, Квиллер увидел волнующую сцену. Коко (шерсть его была как-то необычно всклокочена), закинув голову назад, припал к полу, и из глотки его несся неземной печальный вой, от которого стыла кровь в жилах.
   Часы в холле пробили дважды.
   Осторожно приблизившись к коту, Квиллер ласково стал увещевать его и гладить, пока тот не успокоился.
   – Ты хороший кот, Коко, и отличный друг. И я прошу прощения, что был занят своими делами и мешал тебе. Ты пытался образумить меня. Ты был умнее и лучше, чем я иногда. Я должен был понять твои послания, а не бегать вокруг да около, что-то подозревая. Простишь ли ты меня? Будем ли мы вновь друзьями? Ты да Юм-Юм – вот и вся моя семья.
   Коко заморгал и слабо произнес: «Ик, ик, ик».
   Было два часа ночи, а спустя четыре часа Квиллер догадался о сути происходящего.

Пятнадцать

   Когда в шесть утра зазвонил телефон, Квиллер уже не спал. Ранний, можно сказать аварийный, звонок. Любопытство не утихало в душе Квиллера ни на секунду с момента неожиданного посещения Пенелопы и завываний Коко. Был ли тот похоронный вой протестом? Предупреждением? Или это обычное поведение котов при лунном свете?
   И вдруг зазвонил телефон. Знакомый голос произнес печально:
   – Квилл, я не разбудила тебя? Я подумала, ты должен знать… Пенелопа покончила с собой!
   Квиллер ошеломленно молчал.
   – Квилл, это Мелинда.
   – Слышу… Не могу поверить! Да, не могу поверить. Знаю, что она была на грани срыва, но… Какое безумие! Какая потеря! Есть ли какое-то объяснение?
   – Как обычно… депрессия. Отец у них дома. Алекс вначале вызвал его, затем полицию. Судебный врач тоже здесь.
   – Она отравилась снотворным?
   – Пенелопа взяла бутылку виски, отправилась в гараж и сидела в автомобиле с работающим мотором. Сейчас я спешу в больницу. Позвоню попозже.
   – Как насчет обеда вечером?
   – Извини, милый. Меня пригласили на крестины, но я заскочу перед этим и ты сможешь подкрепить меня джин-тоником. Возможно, я что-нибудь еще узнаю.
   Когда Квиллер обрушил новость на миссис Кобб, та воскликнула:
   – Ужасно! Она была такой милой женщиной!
   – Сейчас именно тот момент, – вздохнул Квиллер, – когда я готов отпечатать ваши карточки для каталога. Мне нужно отвлечься.
   Занятие это потребовало, однако, большего усердия, чем он ожидал. В первую очередь надо было расшифровать записи миссис Кобб. Когда-нибудь он напишет статью по этому поводу и озаглавит ее так: «Как не писать правильно, или Семь легких путей к полной потере рассудка».
   Все это очень походило на расшифровку секретного кода. И как только он понял, что «лстр бгмск сткл» означает люстру из богемского стекла, остальное оказалось пустяком. На каждой карточке он должен был напечатать порядковый номер предмета, название, дату, описание, происхождение и стоимость.
   Естественно, сиамцы расположились на письменном столе и помогали как могли. Юм-Юм растаскивала карандаши и сбрасывала листы бумаги на пол. Коко, настроенный вполне дружелюбно после извинений Квиллера, словно ищейка, обнюхивал каждый сантиметр стола. В какой-то момент он вытащил письмо Пенелопы, написанное после званого обеда, и Квиллер отметил манерность почерка и особо выписанные «е», «р» и «с», что указывало на классическое образование.
   После работы заскочила Мелинда:
   – Я с большим удовольствием пошла бы с тобой пообедать, но мои ровесницы почему-то постоянно выходят замуж или беременеют, и я должна посещать веселые крестины: забавные приглашения, занимательные шарады, остроумное убранство стола, потешные закуски… Когда я выйду замуж, сбегу. Ты готов бежать, милый?
   – Садись и расскажи, как ведет себя Александр.
   Мелинда удобно свернулась в плетеном кресле.
   – Отцу пришлось вколоть ему успокоительное, поскольку тот находился в весьма угнетенном состоянии. Алекс и Пенни были очень близки… только год жили в разлуке… росли словно близнецы. Он чувствует себя виноватым за то, что слишком часто уезжал. И жалеет о том, что не остался вчера вечером дома, а пошел в клуб на мальчишник. Ты знаешь, что он женится?
   – Слышал.
   – Она юрист… молодая…
   – Ты знаешь ее имя?
   – Илия Сфмска.
   Квиллер кивнул головой. Многое прояснялось. И не так уж сильно у Пенелопы заплетался язык.
   – Кто обнаружил труп?
   – Алекс приехал на рассвете домой и нашел ее в гараже.
   – Установили час смерти?
   – Два часа утра.
   – Посмертное письмо?
   – Его нет, насколько я знаю. Всем известно, что она переутомилась. Невеста Алекса могла бы намного облегчить бремя забот, но теперь уже поздно…
   Она допила свой прохладительный напиток, отказалась повторить и собралась выполнить свой долг перед обществом.
   – По крайней мере, – сказала она с циничной ухмылкой, – Пенелопе больше не придется таскаться по крестинам.
   Пообедав, Квиллер медленно шел вдоль Гудвинтер-бульвара. Старый семейный особняк, который делили Пенелопа и Александр, частично был закрыт двенадцатифутовой живой изгородью, но на подъездной дорожке виднелось несколько машин. А за ними – гараж на пять автомобилей. Этакое современное приложение к дому с башенками, остроконечной крышей и верандами. Рядом стояла еще одна резиденция Гудвинтеров. Гораздо менее претенциозная. Там жил доктор Галифакс с больной женой, там выросла Мелинда.
   Хриплый автомобильный гудок вывел Квиллера из задумчивости. С бульвара к дому сворачивала Аманда.
   – Зайдем ко мне. Выпьем, – с грубоватым радушием позвала она.
   – Если у вас есть имбирный эль, я бы выпил пару бокалов.
   Дом Аманды, казалось, был обставлен мебелью, которую выбросили ее клиенты. Везде валялись журналы для дизайнеров, каталоги с образцами обоев и прочих материалов.
   – Подвиньте этот хлам и садитесь. Большое несчастье произошло по соседству…
   – Никто не мог и подумать, что она совершит такое.
   – Только не я! Я подозревала, что эта жуткая ситуация приведет к взрыву, но не могла даже и вообразить, что все кончится самоубийством. Я думала, она просто вышибет мозги из братца, если у него таковые имеются.
   – Как вы думаете, это в самом деле самоубийство?
   Аманда положила очки на фарфоровый столик в виде слона и уставилась на гостя:
   – Бог ты мой! Я как-то и не подумала… Вы подозреваете, что это убийство? Но вы не можете обвинять в этом Алекса! Он всю ночь провел в клубе, играя в карты с Фитчем, Ланспиком и прочими идиотами. Так, по крайней мере, говорят. Вы заставили меня задуматься!
   Квиллер встал и посмотрел в окно на улицу:
   – Я вижу их подъездную дорожку. Не заметили ли вы там какую-нибудь машину вчера?
   – Нет. И что, как вы думаете, произошло?
   – Кто-то накачал ее выпивкой, затем отнес в гараж, включил мотор и оставил в качестве улики бутылку виски. Гараж примыкает к дому. И все это можно было сделать скрытно.
   – Послушайте, это уже что-то! – увлеченно произнесла Аманда. – Подождите, я еще налью.
   – Конечно, убийца мог оставить машину где-то в стороне и прийти пешком. К дому можно подобраться сзади?
   – Только через сад доктора Галифакса.
   – Пожалуйста, не говорите об этом никому, – попросил Квиллер, – но дайте мне знать, если что-то разведаете.
   – Черт возьми! Тогда называйте меня просто Норой Чарлз [33 - Аманда намекает на Ника и Нору Чарлз, светскую семейную пару, расследующую преступления, из романа Дэшилла Хэмметта «Худой человек» и серии популярных фильмов с участием американских актеров Уильяма Пауэлла и Мирны Лой.].
   Квиллер медленно возвращался домой и уже на подходе увидел вездеход, который удалялся на север.
   – Чей это был грузовик, миссис Кобб?
   Она просто светилась.
   – Здесь был Герб Флагшток. Он сегодня рыбачил и привез нам кучу окуней.
   – Вы, кажется, неплохо столковались с этим парнем.
   – О, он такой милый, мистер К. Хочет как-нибудь пригласить меня на рыбалку. И еще предложил выгодно продать мой фургончик, если я захочу приобрести маленький автомобиль. Представьте, он даже пригласил меня на охоту!
   Квиллер что-то пробормотал и ретировался в чиппендейловскую гостиную, по пути прихватив томик Троллопа, который сбросил с полки Коко. Но даже размеренная проза романа «Он так и знал» не успокоила его. Усы посылали такие сильные и тревожные сигналы, что Квиллер подумал, не сбрить ли их. И, только внимательно осмотрев себя в зеркале в ванной, отказался от столь опрометчивого решения.
   После полубессонной ночи он опять занялся карточками для каталога. Время буквально ползло. Он смотрел на часы каждые пять минут.
   Наконец миссис Кобб пригласила к завтраку.
   – Только вчерашний холодный суп-пюре вишисуаз и бутерброды с тунцом, – сказала она.
   – Я всеяден. Сойдет и вчерашний вишисуаз, и вчерашнее филе «Шатобриан», и недоеденный клубничный пирог. Интересно, сколько кастильских монахов сидело за этим столом четыре века назад и ели ли они бутерброды с тунцом, дижонской горчицей и каперсами? Очень вкусно, миссис Кобб.
   – Спасибо. Как идут дела с печатанием карточек? Вам не надоело?
   – Вовсе нет. Очень познавательно. Я только что прочел, что тот шкаф наверху сделан из железного дерева в стиле позднего барокко. Знания неизмеримо обогащают мою жизнь.
   – Вы очень забавный, мистер К.!
   – Где кошки? Что-то подозрительно тихо они себя ведут. Неужели еще не унюхали тунца?
   – Когда я звала вас к завтраку, видела их в холле. Они ждали почту.
   – Сумасброды! Они же знают, что ее доставляют после полудня.
   Однако он должен был признаться себе, что тоже ждет чего-то, словно история еще не закончена.
   После завтрака он вернулся к машинке и только начал переводить «шктлк драгц фрм Фбрж» в «шкатулку для драгоценностей фирмы Фаберже», как услышал легкие шлепки конвертов о мраморный пол, что говорило о прибытии почты. Итак, к ручейку карточек прибавился мощный поток, льющийся из почтовой щели. Затем он услышал шуршание, возню, повизгивание: кошки набросились на кучу почтовых отправлений. Им было необыкновенно весело, о чем они оповещали мяуканьем и урчанием.
   Квиллер позволил им повеселиться, а сам в это время описал ящики для ножей с серебряными накладками, которые стоили как приличная яхта.
   Вдруг появился Коко, волоча длинный конверт цвета слоновой кости.
   Усы Квиллера непроизвольно вздыбились. Он лихорадочно разрезал конверт. В нем помещались три машинописные (через один интервал) страницы на бумаге с логотипом фирмы «Гудвинтер и Гудвинтер». По дате он определил, что письмо написали за два дня до случившегося. В подписи Квиллер узнал знакомые «е» и «р».
   Прочитав письмо, он признал, что Пенелопа действительно могла бы сочинять готические романы.

   Дорогой Квилл!
   Я не очень прилично вела себя вчера вечером, но думаю, Вы отнесетесь к этому с пониманием. И прошу прочитать это письмо с тем участием, которое Вы проявили ко мне во время моего визита к Вам.
   Я пишу его в здравом уме и трезвой памяти, поверьте мне.
   Миссис Фалгров даны инструкции опустить письмо в почтовый ящик только в случае моей внезапной смерти. Она единственный человек, которому я могу довериться. И если я кажусь Вам хладнокровной и очень деловитой, то это лишь потому, что пытаюсь соперничать с Вами. Я всегда восхищалась Вами, Квилл. Написав это горькое признание, надеюсь, что Вы живы и можете прочитать все остальное. В противном случае большая утрата постигнет жителей Мускаунти.
   С чего начать?
   Я всегда безрассудно и страстно любила брата. Даже ребенком я была одержима любовью к нему и постоянно искала его внимания, впадая в ярость, если он отдавал его другим. Затем Алекс пошел в начальную школу, а меня отправили в пансион. Но по субботам и воскресеньям мы бывали вместе.
   Когда отец попросил меня изучать право ради Алекса, я отбросила мечты стать писательницей и с радостью поступила в юридическую школу. Мой дед был главным судьей, отец – блестящим адвокатом, которого уважали со всем штате. Было решено, что Алекс пойдет по их стопам. К несчастью, отец быстро понял, что его единственный сын и наследник никогда не поднимется выше третьестепенного юриста. И мне поручили компенсировать его недостатки и поддерживать на должной высоте репутацию фирмы Гудвинтеров.
   Я никогда не сожалела о взятой на себя роли, потому что это означало, что мы с Алексом всегда будем вместе. Иллюзии были грубо развеяны пять лет назад, когда я узнала о любовной связи брата с нашей служанкой. Это было все равно что вонзить кинжал в сердце! Он не только предал меня, но и связался с женщиной самого низкого сословия… с девицей из семейства Малл. Я сразу же уволила ее.
   Но худшее ожидало впереди. Оказалось, что она беременна и ждет, когда на ней женится ее Сэнди. Так бесстыдно она называла его.
   Поначалу меня охватила паника, но я быстро опомнилась и нашла решение – послать ее на аборт и заставить вообще уехать из штата.
   Но нет! Мать девицы, женщина с темной репутацией, уговорила ее не делать аборта и подать прошение об установлении отцовства. Боже мой! Это было бы катастрофой для всего нашего семейства! Я просто пришла в бешенство от самонадеянности этих людей! В отчаянии я обратилась за помощью к одному из старых знакомых Алекса и заключила с ним союз.
   Позвольте мне объясниться. В свое время отец настоял, чтобы мы с Алексом посещали обычную школу в Пикаксе, демонстрируя тем самым демократичность нашего образа жизни. Но получилось наоборот. Эти ненавистные дети из так называемого среднего класса просто отыгрывались на нас. Я использовала свой ум против них, Алекс же оказался слабым и стал легкой мишенью для их жестоких шуток. Я как могла защищала его.
   Я наняла школьного забияку (на собственные карманные деньги), чтобы тот удерживал на расстоянии мучителей Алекса. Драчун оставался телохранителем брата вплоть до того момента, когда отец решил отправить нас в более престижные школы на Востоке.
   Пять лет назад… в час нашего несчастья… я попросила этого человека убедить девицу Малл сделать аборт и покинуть город, – конечно, за приличное денежное вознаграждение. Чтобы запутать следы, мы уговорились, что посредник, получив комиссионные, передаст деньги девушке. Все это придумала я. Как умно, мнилось мне. И как, оказалось, наивно!
   В день намеченного отъезда девицы случился обвал в шахте «Три сосны», и этот насквозь аморальный и презренный тип злорадно сообщил, что она похоронена на глубине тысячи футов и больше никогда не доставит нам беспокойства. Он также сказал, что мы фактически являемся соучастниками.
   Дело было сделано! Никакие попытки воззвать к совести мерзавца не помогли бы. Оставалось лишь любой ценой избежать скандала. Оплата наличными продолжалась, и сумма зависела от инфляции и жадности этого человека. Но по крайней мере, мы с Алексом принадлежали друг другу.
   Затем, к моему ужасу, Квилл, приехали Вы и стали задавать вопросы по поводу исчезновения служанки, хотя, каким образом у Вас возникло подозрение, что натолкнуло Вас на него, я не могу и представить! Мы обратили внимание, что Вы везде говорите об этом деле и беседуете с возможными свидетелями.
   Мужчины договорились между собой о том, что оба свидетеля должны умолкнуть навеки. Я неохотно согласилась. Что я могла еще поделать? Но когда они стали обсуждать, как остановить Вас, Квилл, я испугалась! Я сказала им, что Ваша смерть лишит Мускаунти миллионов долларов. Мои аргументы не произвели на них никакого впечатления. Они думали только о спасении собственной шкуры.
   Вы подозревали заговор против себя, и Вы были в чем-то правы. Ошибались только относительно участников. Теперь Вы знаете правду.
   Пять лет я жила с чувством вины и страха. Я терпела его, убежденная, что спасаю семью от скандала, и надеялась на любовь Алекса. Но недавно он сообщил ужасные новости: он привозит в Пикакс блестящего молодого юриста, женщину, которая станет нашим партнером и… (это был последний удар) его женой!
   Я не могла вынести такого. В одно мгновение моя жизнь, полная самопожертвования и преданности, оказалась ненужной, была отброшена в сторону. Я стала соучастницей страшного преступления, и все только для того, чтобы в конце концов меня унизили и уничтожили.
   Что было делать? Существовал только один способ остановить это. Я стала угрожать Алексу, что расскажу о его участии в трех преступлениях. Но как только заикнулась об этом, поняла, что совершила фатальную ошибку. Боже! Какую ненависть увидела я в глазах брата! Невозможно описать, как ярость и жажда мщения исказили всегда прекрасные черты его лица.
   Извините, если кажусь мелодраматичной, но теперь я опасаюсь за свою жизнь. Каждый день может стать последним. Пуля из той винтовки, из которой убили девушку с фермы, означала бы быстрый и безболезненный конец, но они способны придумать другое, что-то вроде катастрофы или самоубийства.
   В любом случае миссис Фалгров пошлет это письмо и те письма, которые я напишу следователю и в газету, назвав по имени злодея, что убил беременную женщину, похоронив ее живой в шахте. Он напоил ее мать, подмешав яд в вино. Он застрелил девушку на тракторе.
   Вы в опасности и будущее Мускаунти непредсказуемо, пока эти двое не предстанут перед судом.
Искренне Ваша Пенелопа Гудвинтер

Шестнадцать

   Свист бомбы и гул орудийного выстрела резко прервали его сон.
   «Опять гул! Что это? Плод воображения, или кто-то барабанит в дверь спальни?»
   Грохот! Он скатился с кровати и ощупью, борясь со сном, стал пробираться к двери. Остановился, прислушиваясь, потянулся к ручке. И повернул ее! В комнату влетел кот.
   Оказывается, Коко кидался на дверь, пытаясь проломить ее. Он тут же развернулся и, звучно вопя, устремился к лестнице.
   Квиллер, забыв про тапочки, халат и не включив свет, бросился за ним, стараясь не отстать. Кот помчался вперед, затем неожиданно вернулся, вспрыгнул с жутким воем на лестницу и одним прыжком соскользнул вниз…
   В доме было темно, и лишь свет фонарей на площади слегка рассеивал тьму. Квиллер вслед за Коко поспешил в глубь дома. Коко замолчал. Достигнув библиотеки, Квиллер услышал, как кто-то открыл дверь черного хода, и увидел темную грузную фигуру, пробирающуюся через прихожую. Квиллер отступил в сторону и спрятался за пенсильванским шкафом, в то время как кот вспрыгнул на шкаф.
   Не обращая внимания на холодный пол и думая только о бейсбольной бите или обыкновенном ломе, Квиллер наблюдал, как незваный гость миновал кладовку для метел, замешкался у двери кухни, затем вошел в большой квадратный зал, где и находился пенсильванский шкаф. Стояла полная тишина. Квиллер слышал, как бьется его сердце, Коко сидел где-то наверху и прятался между двух больших и ценных ваз из майолики. Темная фигура приближалась. Квиллер нащупал поручень старого кресла, но сей предмет меблировки был настолько дряхлым, что просто рассыпался бы от удара. И тут Квиллер услышал еле различимое «ик, ик», доносящееся с верхушки пенсильванского Schrank, и вспомнил о кирке в библиотеке. Он вошел в полумрак и стал ощупью искать ее. Счет шел на секунды!
   Он уже сжимал твердую рукоять, когда взрыв разнообразных звуков разорвал тишину: тяжелый удар, звон посуды, мужской крик, глухой шум падения тела и затем безошибочно узнаваемый грохот, с каким рушится на пол огромная керамическая ваза.
   Подняв кирку, Квиллер с проклятиями и угрозами бросился вперед и увидел на полу лежащего мужчину.
   По лестнице, пронзительно вопя, поспешно спускалась миссис Кобб. В доме вспыхнул свет.
   – Вызывайте полицию, – закричал Квиллер, – иначе я вышибу ему мозги!
   Человек стонал. Одна рука была вывернута под неестественным углом, а нога находилась в посудине для отправления кошачьих надобностей. Вокруг валялись осколки вазы, Коко принюхивался к карману старой армейской куртки.

   – Коко не перестает меня удивлять, – говорил Квиллер Мелинде, когда вечером они сидели за обеденным столом. – Он знал заранее, что кто-то собирается вломиться в дом, успел подняться наверх и разбудить меня. Он буквально бросался на дверь. Как только костей не повредил? Самое фантастическое заключается в том, что он подвинул кошачье судно прямо под ноги тому человеку. Ваза из майолики – лишь малая цена за его героизм.
   Они обедали «У Стефани», в новом ресторане Ланспиков. Квиллер заехал за Мелиндой в дом ее отца на Гудвинтер-бульваре.
   Доктор Галифакс приветствовал его у входа:
   – Еще раз чудом спаслись от смерти, Квилл? Вы словно заговоренный. У него нашли шприцы и морфин, которые недавно украли из моего кабинета.
   – Как его состояние?
   – Сложный перелом. Вывихнуто плечо. Он тяжелый парень и свалился на пол словно тонна кирпича. Конечно, сейчас он в заключении, и потому сломанная рука для него не самая большая беда.
   Квиллер и Мелинда отправились в ресторан, который занимал один из старых каменных особняков.
   – Ланспики назвали его в честь своей коровы, – просветила Мелинда. – И окрасили в соответствующие цвета: молочный белый, соломенный беж и масляно-желтый. И главное, он ориентирован на обслуживание посетителей.
   Квиллер хмыкнул:
   – Чего не хватает этому городу, так это ресторана, ориентированного на еду.
   Юная особа приветствовала их:
   – Меня зовут Вики, я метрдотель. Ваш официант – Мэтью, и он сделает все возможное, чтобы ваше посещение было приятным.
   Немедленно появился молодой человек.
   – Меня зовут Мэтью. К вашим услугам.
   – Меня зовут Джим, – ответил Квиллер. – Я ваш посетитель и очень голоден. Даму зовут Мелинда. Она мой гость и тоже голодна.
   – И умирает от жажды, – добавила Мелинда. – Ладно, Квилл. Расскажи мне о вчерашнем вторжении. Как он попал в дом?
   – Берч довольно хитрый тип. Он сделал лишний ключ для себя, когда устанавливал новый замок на двери черного хода. Очевидно, он дождался безлунной ночи – вчера небо было затянуто облаками – и подошел к дому через сад. Грузовик Берч спрятал в старом сарае за садом. Подозреваю, он хотел отвезти меня к одной из шахт и сбросить туда.
   – Дорогой, это ужасно!
   – Я осмотрел грузовик утром. Это тот самый, который пытался сбить меня на шоссе «Скатертью дорога». Я узнал ржавую решетку радиатора. Мы можем также допустить, что именно Берч накачал Пенелопу виски и затащил ее в гараж, пока Алекс зарабатывал алиби в клубе.
   Появился Мэтью с шампанским для Мелинды и минеральной водой для Квиллера.
   – Вот охладитель для шампанского, – сказал он, – вот охлажденные бокалы.
   – Нам бы еще что-нибудь для возбуждения аппетита, – произнес Квиллер. – Принесите pâté de caneton [34 - Утиный паштет (франц.).].
   – Это такой мясной рулет из утиного фарша? – уточнил официант.
   – Спасибо, Мэтью. Звучит необыкновенно заманчиво.
   Мелинда выпила за то, что Квиллер успешно раскрыл грязное преступление.
   – Когда все предадут огласке, – с сожалением произнес он, – скандал выйдет громким.
   – Многие из нас догадывались об отношениях Пенни и Алекса, – заметила она. – Но кто мог вообразить, что они станут соучастниками убийства? И кто мог подумать, что он вознамерится убить собственную сестру? Он нуждался в ней! Она была его главной опорой.
   – Но перестала быть таковой. Алекс нашел блестящую женщину со связями в Вашингтоне, замену Пенелопе. Та стала опасна. Слишком много знала и слишком была умна.
   Мелинда бросила на Квиллера долгий и восхищенный взгляд:
   – Никто не задавался вопросом об исчезновении Дейзи, пока не приехал ты, дорогой.
   – Это не моя заслуга. Именно Коко унюхал ключ к разгадке. Пару дней назад он откопал на моем столе благодарственную открытку от Пенелопы, и я сравнил его с почтовой карточкой из Мэриленда. Ее написали измененным почерком, но некоторые индивидуальные особенности начертания букв остались. Карточку послали из окрестностей Вашингтона, когда там веселился Алекс.
   – Бедный самовлюбленный Алекс. Мне противно думать о том, что станет с ним… с его «Я». Отец рассказал мне, что после сегодняшнего допроса Алекс полностью раздавлен.
   – Алекс и Берч выполняли грязную работу, а мозговым центром была Пенелопа. После того как я заинтересовался Дейзи, Берч сразу же начал работать у нас. Я подумал, что его привлекла кухня миссис Кобб, но сейчас считаю, что Пенелопа приставила его шпионить за нами. Так они пронюхали, что я говорил с Тиффани Троттер и собираюсь к Делле Малл. Кроме того, они единственные знали, кто скрывается под именем Сэнди.
   – Ты когда-нибудь подозревал Пенелопу?
   – Она меняла тему разговора, едва я упоминал Дейзи. Я думал, что она просто считает ниже своего достоинства говорить о слугах. И был весьма озадачен, когда она дважды отклонила мое предложение пообедать.
   – Никакой тайны тут нет, – сообщила Мелинда. – Я велела ей держаться от тебя подальше, если она не хочет, чтобы о ней пошли разные неприятные слухи.
   – Мелинда, ты отвратительное зеленоглазое чудовище.
   – Все Гудвинтеры не ангелы. Гены!
   Изучив меню, они заказали форель амандин.
   – Это форель с миндалем, – пояснил официант.
   – Прекрасно. И еще спаржи.
   – Это за отдельную плату, – предупредил Мэтью.
   Ожидая, когда принесут кушанья, Мелинда сказала Квиллеру:
   – Итак, ты ошибался насчет Нью-Джерси. Никто не думал устранять тебя и отбирать наследство.
   Вид у Квиллера был несколько глуповатый.
   – Вот что случается, когда я строю собственные умозаключения, вместо того чтобы прислушиваться к Коко. Ты думаешь, это просто кот весом в десять фунтов, с шелковистым мехом, длинными усами, коричневым хвостом и мокрым носом? Нет, он гораздо сообразительнее меня. Он никогда не бывал в комнате Дейзи, но уже знал: там что-то не так. Коко знал, когда придет посмертное письмо от Пенелопы. Он чувствовал, что Берч собирается вломиться в дом сегодня ночью.
   – У котов есть шестое чувство.
   – Шестое! У Коко все шестнадцать!
   – Если бы он мог говорить!
   – Он и говорит. Проблема в том, что я по тупости своей не всегда его понимаю. Позволь мне кое-что добавить, Мелинда. Когда я вообразил, будто за мной охотится весь штат Нью-Джерси, Коко стало противно смотреть на меня, он избегал моего общества. Как-то даже столкнул с книжной полки несколько книг, а я обругал его. А ты знаешь, что это были за книги? Поэма «Судный день», написанная шотландским поэтом семнадцатого века сэром Уильямом Александером!
   Подошел официант:
   – Вот ваша форель амандин и спаржа на подогретых тарелках.
   Квиллер уставился на овощи:
   – Это не спаржа. Это брокколи.
   – Извините. Я отнесу обратно.
   Мэтью взял тарелки, но вскоре вернулся:
   – Шеф говорит, что это спаржа.
   Они молча ели форель с брокколи, пока Квиллер не произнес:
   – Если бы Коко не разнюхал про Дейзи, если бы я не начал расследование, Пенелопа, Тиффани и Делла были бы живы по сей день.
   – А убийства продолжались бы, – напомнила Мелинда.
   – Зато репутация Гудвинтеров осталась бы безупречной, и Александр стал бы членом Конгресса. Женился бы на Илии Смфска и произвел бы на свет еще одно поколение суперснобов.
   – А убийца и его сообщники продолжали бы жить счастливо.
   – Пенелопа приспособилась бы со временем. Алекс продолжал бы оплачивать лодки, грузовики и мотоциклы Берча…
   – И никого бы не волновало, что Дейзи похоронена в шахте «Три сосны».
   После салата на охлажденных тарелках с охлажденной вилкой, винограда Рибье, домашнего сыра и кофе с собственными – «от Стефани» – сливками Квиллер и Мелинда направились к дому ее отца.
   Доктор Галифакс встретил их на пороге:
   – Приготовьтесь услышать потрясающие новости. Только что сообщили по радио. Частный самолет потерпел аварию. В пятидесяти милях к югу от аэропорта. Пилота опознали.
   – Александр, – спокойно сказал Квиллер. И усы его опять встопорщились.
   Дома его приветствовали сиамцы, которые горделиво фланировали. Но Коко знал, что наступило время вечернего осмотра дома, и потому продолжил путь к солярию.
   – Проблема решена, – сообщил ему Квиллер, – но я никак не пойму, почему ты двигал вещи в кухне. Пытался объяснить мне, что пол холодный и его нужно застелить ковром?
   Он закрыл двери, и Коко провел его в комнату для завтраков и стал обследовать крошки под столом.
   – Скажи-ка мне, – обратился Квиллер к своему другу, – когда ты нашел дневник Дейзи, ты просто охотился на мух? И если так, то почему возил лапой возле инициалов Сэнди Гудвинтера?
   Коко убежал в библиотеку и скинул с полки книгу в кожаном переплете. «Физиология вкуса». В столовой он обнюхал вырезанных из дерева кроликов и фазанов. Затем прошел в гостиную, зигзагами обходя розы на бухарском ковре. Пока Квиллер проверял наличие бронзы и фарфора, Коко направился к пианино.
   Устроившись на скамье, он было протянул переднюю правую лапу в правильном направлении, но тут же ее отдернул. После многих усилий он левой лапой твердо нажал на клавиши «соль» и «до», затем незаметно правой лапой извлек «ре» и, наконец, «ми».
   Квиллер потряс головой:
   – Ну кто поверит в такое?!
   Он выключил свет и отправился на кухню, по пути напевая мелодию, которую наиграл Коко:
   – «Как мучит меня жажда!»
   Юм-Юм спала на своей голубой подушке, и Квиллер погладил ее, а затем открыл холодильник.
   Он налил виноградного сока в блюдце и поставил на пол, наблюдая, как осторожно быстрым движением языка Коко пробует сок и как в экстазе поднимается вверх его хвост.
   – Никак не могу понять тебя, – сказал Квиллер. – Ты просто кот. Однако ты знаешь сокровенные тайны. Тебя чем-то привлекла Пенелопа. Ты прямо-таки тянулся к ней, но не только ведь из-за французских духов. И взвыл ты точно в тот час, когда она умерла.
   Коко вылизал блюдце и стал умываться.
   – Ты знал, что ее собираются убить?
   Коко прервал умывание и так взглянул на Квиллера, что тот хлопнул себя по лбу, поскольку правда дошла до него.
   – Не убийство! Это было настоящее самоубийство. Она подставила этих парней! Самоубийство, имитирующее убийство!
   Кот завершил свой туалет, тщательно вылизав бока, живот, лапы и хвост с самого начала и до конца.

Лилиан Джексон Браун Кот, который любил Брамса (сборник)

Кот, который любил Брамса

Один

Два

Три

Четыре

Пять

Шесть

Семь

Восемь

Девять

Десять

Одиннадцать

Двенадцать

Тринадцать

Четырнадцать

Пятнадцать

Шестнадцать

Кот, который был почтмейстером

Один

Два

Три

Четыре

Пять

Шесть

Семь

Восемь

Девять

Десять

Одиннадцать

Двенадцать

Тринадцать

Четырнадцать

Пятнадцать

Шестнадцать

Лилиан Джексон Браун
Кот, который любил Брамса (сборник)