   Великие равнины
   Семейные истории

   Клэр Маккартни

   Редактор Мартин Роттенберг

   © Клэр Маккартни, 2017

   ISBN 978-5-4485-3755-4
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От первых читателей
(вместо предисловия)

   На мой взгляд, история, рассказанная автором, получилась довольно сглаженной. Думаю, что, скорее всего, в некоторых ситуациях было больше драмы.
   Приходит осознание того, что не стоит делить события, людей на хорошие и плохие. Есть другая сторона жизни, другие сценарии, с которыми тебе не приходилось сталкиваться, другой опыт…
   Хотелось бы узнать продолжение «Записок» от другого героя, члена семьи, под другим углом зрения.

Переводчик Ли Мун

   Произведения в формате записок наиболее близки тем, кто привык прислушиваться к своим чувствам, выражать их и умеет понимать переживания других людей. Читая «Записки Клэр», понимаешь, что все, что здесь описано, могло происходить – и происходит – в любой стране и касается многих людей в той или иной степени. «Записки» читаются так, как будто Клэр смотрит на все происходящее из окна поезда, описывая чувства и эмоции героев и свои собственные в этой связи.
   Произведение не насыщено динамикой и предполагает размышления читателя, который находит что-либо для себя и может интерпретировать поведение героев по-своему. Клэр намерено прибегает к штриховому методу, показывая через свои переживания и отношение к происходящему лишь канву обстоятельств, в которые попадают близкие и не очень ей люди. Главное для Клэр – не тщательная прорисовка быта и условий, это лишь фон для того, чтобы показать, как непохожие, зачастую попадающие в трагические жизненные ситуации люди все же связаны между собой, и не только родственными узами. Они связаны возможностью находить наилучший путь для себя в нашем непростом мире.
   В целом произведение представляется как некий пэчворк, отражение мозаики судеб, которую Клэр создает в своем желании понять душевное состояние разных людей, разных поколений. Она принимает свою жизнь такой, какая она есть, но сама участвует в том, чтобы наполнить ее счастьем и спокойствием, и через «Записки» делится этим умением с другими. Главную цель «Записок», их предназначение Клэр видит в том, чтобы предложить, а не навязать людям пути выхода из тяжелых обстоятельств и возможностей их пережить, помочь сохранить счастье, что имеют они в своей жизни, донести до них умение видеть светлое и прекрасное, и через это понять саму себя, свой собственный Мир.

Редактор Мартин Роттенберг

   ***
   Эту часть книги я читала более размеренно, не спеша. Что-то отзывалось, с чем-то была не согласна… Но это – жизнь! И каждый пишет ее сценарий по-своему. У кого-то это комедия, у кого-то – трагедия или фарс. Это как приготовление любимого блюда – важны пропорции ингредиентов, творческий подход и желание Мастера!

Переводчик Ли Мун

   «Записки Клэр» получили продолжение, и по-другому быть не могло. Клэр сумела передать душевное тепло, подарить надежду и уверенность в своих силах близким ей людям, научила их делиться этим. При чтении второй части «Великих равнин» все так же чувствуешь свет, любовь, взаимоподдержку в отношениях между героями, их стремление сделать жизнь свою и других счастливой, несмотря на обстоятельства. Не опускать руки при ударах судьбы, помнить о близких и дарить им любовь и гармонию – это помогает Марии, Генри, Элизабет и другим оставаться чистыми душой, быть честными в первую очередь перед собой.

Редактор Мартин Роттенберг

Часть 1. Записки Клэр

Дом семьи Клэр

   Меня зовут Клэр. Все началось с просьбы моей старой подруги опубликовать свои дневники в блоге и издать маленький сборник психологических записок о семейной жизни.
   * * *
   – Дорогой сынок, ты справляешься с младшей сестрой даже лучше, чем мы с мамой, – сказал Рой.
   – Генри, мы никогда не могли бы подумать, что, будучи подростком, ты заботлив с Марией и так по-взрослому рассуждаешь и заботишься о ней, ведешь хозяйство по дому, – говорила Клэр, мама Генри.
   …Мы впервые за все время проживания на территории рядом с бедлендом оставили сына Генри одного в это жаркое знойное лето и уехали с отцом Марии по делам, не требующим отложения, чтобы вступить в права наследства от моего покойного первого мужа – отца Генри. Мне нужна была поддержка, и я не могла поехать одна и оставить детей на няню. Все так быстро случилось – нам пришли известия, что необходимо срочно появиться у адвоката, – и за два часа нам нужно было собраться и уехать из дому.
   По приезду со встречи мы привезли детям игрушки. Генри очень любил лизунов. Ему мы привезли целую четырехсотграммовую банку белого лизуна. Он был счастлив.
   Мой второй муж Рой всегда был отстранен от активного воспитания Генри, но при этом мы жили дружно. Рой никогда не повышал голоса на сына, чему я была очень рада. Мой сын от первого брака – мое сокровище, благодаря ему я осталась жива, во имя этой любви я сохранила жизнь себе после смерти первого мужа. И в благодарность сыну живу сейчас.
   Моя дочь Мария очень похожа на своего отца Роя. Так же спокойна, рассудительна и тиха. С Роем и Марией мне легко, но вот с сыном Генри порою бывает непросто. Он – учитель и загадка для моей души. Я задумывалась, откуда в столь раннем, тринадцатилетнем возрасте такая самостоятельность, откуда такая взрослость, зрелая любовь и свобода души к Миру, к нам с мужем и сестре?!
   Мэри, моя давняя возрастная подруга, подсказала мне, что я обязана издать книгу о своем сыне, о своей семье и поделиться написанным с другими семьями. Возможно, кому-то эти строки помогут увидеть в своих детях немного больше. Помогут понять и принять их такими, какие они есть, полюбить еще сильнее и с благодарностью доверять им. Отпустить их в личную жизнь, предоставить самим себе, любя своих чад еще больше, сопровождая их верой.
   Рой заботился о приемном сыне, но не обнимал его повсеместно. Вероятно, он что-то знал о мужском воспитании интуитивно, я же обнимала сына и Марию так часто, как только могла. Возможно, я обнимала Генри вдвойне за его ушедшего родного отца. Возможно, из жалости. Но мне не хотелось бы выражать свою жалость перед сыном.
   Рой продолжал хвалить Генри: «Я не ожидал, честно сказать, даже и не думал, что ты так по-взрослому поведешь себя, когда останешься один дома с Марией, за что я тебе очень признателен и благодарен. Уважаю твою стойкость, ответственность и мужественность в столь малом, но важном для нашей семьи деле. В наше отсутствие к нам в дом могла заползти змея, которых много в нашей округе, но ты не растерялся бы, я думаю. Тем более, все двери в доме были закрыты и вы с Марией просто играли».
   Рой правда любит моего сына. Рой любит меня, любит Марию. Я думаю, мой второй муж – это благословение свыше за долгие годы одиночества, когда я воспитывала Генри одна. Встретила Роя, влюбилась, и вот уже скоро наша дочь пойдет в школу.
   …Моя подруга Мэри просила, чтобы я просто писала текст – как в блог или дневник, который я веду вот уже пару лет. Она работает в издательстве, знает о том, как мы живем, и о моем блоге в Интернете, который она читает регулярно, и настаивает опубликовать книгу рассказов под предварительным названием «Жизнь Клэр и Генри, ее сына». Чем, в общем-то, я и занимаюсь в настоящее время.
   Мое образование психолога пригодилось мне в личной и семейной жизни. Консультаций очно, при встрече, я не веду. Нет времени, да и живем мы далеко от города рядом с бедлендом, где мой муж Рой работает на бензозаправке начальником. Машины проезжают мимо, оставляя нам новые известия. Телевизор на заправке есть, но мы его не смотрим. Люди всегда охотно готовы делиться с нами новостям.
   Мы не нуждаемся ни в чем – у нас есть все, что у каждой обычной, средней семьи, живущей в городе. Единственное, что нас отличает и радует, – у нас есть то, чего не имеют другие: тишина раннего утра нашей пустынной территории и прохлада позднего вечера. И так на протяжении уже шести лет, как я переехала к Рою в его дом под горой – местной возвышенностью, образовавшейся тут уже очень давно.
   Дом наш деревянный, из бело-серого дерева, одноэтажный, с широкими окнами, занавешенными белыми занавесками. Три кондиционера – в зале, в спальне у детей и в нашей спальне. Одна большая кухня, соединенная с залом-гостиной. Тут же в зале дети играют в игрушки, а иногда и спят, когда изматываются за день и не хотят идти к себе в спальню. Сколько еще мы так проживем, не знаю. Рой задумывается расширять дом, ведь Генри растет и скоро станет взрослым мужчиной.

Наследство отца Генри

Отец Генри был художником. От него остались картины, которые периодически выставлялись и хранились в его старой мастерской. За ней присматривали и периодически пользовались его друзья по творческому ремеслу. С течением обстоятельств я, как законная наследница, и мой сын не вступили в права наследования сразу после смерти мужа, поэтому, дождавшись крайнего срока, когда можно было окончательно принять наследство, мы с Роем поехали и сделали это.
С отцом Генри я познакомилась рано, когда была совсем юной девушкой. Генри родила после непродолжительной семейной жизни. Влюбилась как девчонка, ей я тогда и была. А он просто принял меня. Я благодарна ему за то, что он смог передать мне умение видеть красоту, восприятие прекрасного – картин, природы и самой удивительной из всех вещей – жизни.

Философские мысли для Сары

   Каждое утро вот уже много лет мы с семьей просыпаемся, получая благословение природы, являясь ее творением. Наша возможность познания природы в бедленде происходит посредством ее самой. Человек и есть природа. Душа ведет незримо по этому пути.
   – Мам, правда, природа в бедленде способствует развитию сознания? Видишь, как я стал хорошо учиться, – говорил Генри, помешивая ложкой свои хлопья, напоминая о вчерашней оценке по биологии.
   – Давайте только обойдем споры, дорогие мои Рой и Генри, что первичнее – материя или дух, – сказала я.
   – Но, мам, в наших утренних беседах за завтраком, когда ясные мысли в голове, лучше глубоко посмотреть на сам процесс… Природа живет! Тысячи и миллионы живых организмов каждую минуту совершают какие-то действия, связанные с поддержанием и развитием жизни. Человек – не исключение.
   – Да, верно. Что ты хочешь этим сказать?
   – А то. Давайте зададимся вопросом, что же такое жизнь и ее качество? В чем суть ее? По мне – так это здоровье и все те состояния, что приводят человека к созиданию. Да, к сожалению, жизнь человека знает разрушения, но они лишь подтверждают, подчеркивают, что на контрасте самому человеку определено природой созидание и приумножение, радость и все Светлое. Все то, что культурой веками шлифовалось и просеивалось на пути исследований человеком самого себя.
   – Сынок, какие глубокие мысли, – сказал Рой, – я обязательно поделюсь ими сегодня с тетей Сарой. Она любит, когда я ей на заправку приношу от тебя весточку.
   Сара была религиозной женщиной, и ей всегда нравились мысли Генри о природе. Они были глубокие и затрагивали ее чувствительное сердце и религиозные чувства. Работала Сара кассиром на автозаправочной станции у Роя.
   – Сынок, – продолжала я, – возникали религии; наука, искусство сопровождало нас на пути все это время. Люди разделились на группы и государства, но лишь природа – та ее часть, что следует своим ритмам, – едина в своем потоке. Моему сознанию видится, а душе чувствуется, что человек разрушающий просто выбивается из общего ритма, он учится, набирается опыта, но если урок не усвоен, пропадает без следа. Он неинтересен самой жизни, сотворившей его.
   – Удивительно еще и то, что человек обладает свободной волей, – задумчиво произнес Рой.
   – Делать почти все, что пожелаешь, в рамках одной планеты и немного в космосе. Интересно, – продолжал Генри.
   – Но человек, создавая техносферу, все рвется преобразовать природную среду, как будто бы доказывая, что он достоин в жизни того, что и так имеет, что его самостоятельность отделит его от природы. Но ведь Природа будет с ним вечно! Ведь так, Клэр? – обратился ко мне Рой.
   – Парни, заканчиваем. У меня уже голова немного напряглась. В завершение разговора я попробую описать процесс жизни со стороны материального мира, не вдаваясь в религию. Вы знаете, что только страх может приостановить неразумное существование. Однако ученые говорят – многие дети рождаются без этой эмоции, им страх не ведом. Они приобретают его со временем. Я мечтательна. Но, думаю, моих мыслей хватит для того, чтобы представить, как бы жили люди, полностью доверяя природе, не чуя страха. Наши предки, культурные во всех смыслах люди, оставили нам память о себе в произведениях искусства и архитектуры, которые отражают суть жизни, но которые в точности повторить мы не можем, даже имея современную технику. Во мне чувство благодарности за жизнь и возможность прожить ее счастливо.
   – Мам, я и Рой согласны. Будет что обсудить вечером. Рой, пойдем, – обратился Генри.
   Мои дорогие парни улыбались.
   – Да, да. Скорее бы пришел вечер. Папочка, возвращайся домой пораньше! – прокричала маленькая Мария.
   – Хорошо, доченька! Я постараюсь.
   Мы закончили беседу, стали собираться каждый по своим делам.
   Рой с Генри пошли на автозаправку. Сын хотел сам поведать Саре свои мысли, а мы с Марией остались заниматься домашними делами.

Немного о Мэри

   В юности у меня было много подруг. Так сказать, по случаю. А в зрелом возрасте осталась только Мэри. Мы ценили нашу дружбу и всегда были взаимно вежливы, правда, за исключением вопроса о том, до какой степени возможно делать в преклонном возрасте что-то эдакое, что можно и в юности, и наоборот. Мэри категорично разделяла все по возрастному принципу, я же к таким вопросам относилась проще. Могла себя в юности вести мудро, а в старости, возможно, буду вести глупо. Я не буду строить из себя мудрость и опытность, будто бы я «пожила и знаю». Не факт и то, что я знаю, как относиться к настоящей жизни, и я смогу судить о ком-то и о чем-то, подавая пример. Я сознательно просто любовью сердца измеряла свои поступки. Так вот, Мэри я просто любила и уважала ее взгляды на жизнь, отличавшиеся от моих.
   Хорошо, что у меня была только одна подруга, Мэри. Она была старше меня и опытнее, а потому заменяла мне множество подруг. И потом, пригласить одного человека домой и затронуть с ним в беседе сразу множество вопросов очень удобно. С возрастом я, видно, стала расчетлива, в чем даю себе отчет. Мыслю иногда как мужчина. Обычно у них есть один друг и навсегда.
   Мэри в самом своем юном возрасте пришла работать в издательство местной газеты в районе, в котором мы живем. Теперь это издательство благодаря успешным контрактам и развитию бизнеса стало крупным печатным издательством, приобрело свои мощности и продает книги. Им постоянно нужны новые авторы, а Мэри работает теперь не просто секретарем, а начальником отдела по приему новых статей и рукописей от авторов. Она перечитала множество литературы на разные темы и, конечно же, как редактор понимает, в чем соль и насущность того или иного текста. Ко мне она открыта и расположена не только потому, что моя давняя подруга, а еще и потому, что последние три года твердит: «Клер, то, что ты пишешь, многие хотят иметь под рукой в виде книги! Холодный планшет не всегда греет душу и сердце». Я согласилась с ней.
   Если в какой-то миг блага цивилизации будут на время недоступны, то книга всегда придет на помощь. В этом я смогла убедиться сама, когда под рукой в одну из холодных пустынных ночей у меня был только фонарик и книга. Порывом ветра оборвало провода. Я и дети остались одни дома, и тетрадка мною придуманных сказок помогла нам скоротать время и преодолеть страх. Рою срочно нужно было уйти на заправку и принять меры, дабы там ничего не нарушилось, ведь обрыв проводов был от самой заправки, а мы живем в трехстах метрах от нее. Я молилась про себя за Роя, когда дети при свете фонарика слушали меня, сидя под одеялом.

Сказка Клэр

   «Дети, пока папа решает проблемы со светом, скорее под одеяло! Я расскажу вам сказку…» С этих слов я начала свое повествование.
   «Путешествия по другим мирам привело меня к маленькому животному – сурикату. Историю нашего знакомства я и расскажу. Он не хотел как-то, в общем-то, меняться в какую бы то ни было сторону. А просто жил и бродил по берегу нашего неземного океана, очень похожего на песчаный берег обычного открытого моря. Сколько он пробыл в наших тонких мирах, было неведомо, да никто и не спрашивал его. Дело в том, что палец в рот ему не клади, откусит. Но если не откусит, то прокусить может. Ему не нужно было добывать пищу, так как тут, в наших мирах, ее просто незачем даже производить. Все сыты тем, чем наработали за время проживания на земле».
   Я замолчала минуты на две, а затем спросила:
   – Ну, так о чем это я, дорогие мои?
   – О сурикате, – сказала Мария.
   – Ты где-то путешествовала во снах, – сказал Генри.
   – Да. Ну, так вот. «Однажды я переоделась в белые летящие одежды и стала похожа на фею или на последовательницу белой тантры. И, прилетев к океану, встретила малыша суриката и завела с ним разговор. Поздоровалась. Он, конечно, сделал вид, что меня не видит.
   Набравшись смелости, все-таки спросила его:
   – Кто ты?
   – Откуда прилетела на мой берег ты? – послышалось в ответ от зверька.
   – Я Клэр, прилетела из другого мира, чтобы посмотреть на то, как ты живешь. Многие наслышаны о тебе, но никто так ни разу и не осмеливался посетить тебя.
   – А что ты хочешь узнать у меня? – спросил сурикат.
   – Кем ты был на земле.
   – Ммм… ну, был я там когда-то. Как видишь, теперь я тут.
   – Я была человеком, им и осталась. Правда, страдания меня все-таки коснулись.
   – А я просто был. Сначала зверьком, а потом и человеком. И вообще, зачем нам вспоминать о прошедшем? Не лучше ли жить тут у моря и вольно ходить, тем более, не нужно искать пищи, не так ли?! – громко прокричал зверек.
   – Не уверена, что я могу согласиться с твоим настроением. Мне кажется, ты что-то скрываешь о себе в своей душе. Расскажи мне!
   – У… ну, опять… Эти женщины все время ищут сокрытое там, где его нет, – и замолчал на пару минут.
   Я прервала молчание.
   – Так что же произошло такого, что ты не хочешь говорить мне? Я наслышана о твоем странном поведении. Ты кого-то убил?
   – Ну, что ты такое говоришь? Если бы я убивал, то не уверен, что мне дали бы возможность поселиться в этом прохладном райском, но пустынном месте. Наверняка напускали бы чертиков с копьями.
   – Видимо, ты был осведомленным человеком при жизни? А почему ты тут оказался, сурикат?
   – Как тебе сказать… Я переехал машиной одного суриката, бежавшего по дороге мне навстречу. Затем в меня врезался слон, и мне сшибло голову. В общем, история моего ухода из жизни печально трагическая, но до боли смешная. Зачем я поехал в тот день в саванну?!
   – Что было дальше? – спросила я».
   Дети, затаив дыхание, ждали ответа суриката.
   «… – А дальше – грузовик на боку, слон убежал, сурикат – в лепешку, как я понимаю. А над всем этим летаю я… Плачу и вижу, что все, конец. Голову утащили гиены, а тело еще лежит в кабине грузовика. Наверное, слон воплотился в человека, засранец. Вот так быстро убив, проложил себе путь в эволюции. Видать, был наверняка осведомлен… А я не знал, что за сурикатов на небе в суриката превратят. Вот».
   Глаза детей округлились, это стало видно даже при свете тусклого фонаря.
   «Между мной и сурикатом возникла пауза. Я подумала: «Какого черта меня сюда принесло?» Молчание прервал зверек.
   – Расскажи лучше, ты как оказалась среди наших? Мне не так часто приходиться общаться с такими белокурыми красотками, – подмигнул мне своим звериным глазом».
   Дети засмеялись.
   «– Ты заигрываешь со мной? – поинтересовалась я.
   – Ну, если бы мы были на земле, то не упустил бы шанса приударить за тобой.
   – Ты был женат?
   – Да, пару раз.
   – Так вот, с женатыми мужчинами я на подобные темы не разговариваю! – и мы засмеялись. Правда, его смех был немного похрюкивающим по-звериному».
   Я стала изображать это смех детям. Генри подхватил и подыгрывал мне. Мария заливалась от смеха.
   «– Я жила в Америке, – продолжала я свой рассказ, – у меня было двое детей и горячо любимый муж. Но я давно не виделась с ними. Даже не знаю, кто из них жив на Земле остался, а кто тут болтается, как мы с тобой.
   – Ну, может и не болтается, а пирует или горит в преисподней. Правда, понапридумывают люди себе ад. А не так уж он и страшен.
   – Может быть, ты и прав.
   – А чем ты отметилась в своей жизни? Чего достигла?
   – Вырастила добрых и отзывчивых детей».
   Дети заулыбались и стали спрашивать в один голос:
   – Это про нас, мама?
   – Да, дорогие мои, – отвечала я.
   – Мамочка, мы тебя любим. Зачем говоришь о смерти? – спросил Генри.
   – Дорогой, смерть – это то, что неизбежно… Но я не боюсь ее и вам не советую.
   Мы заулыбались. Мария молча прижалась ко мне. Я продолжала.
   «– Можно сказать, реализовалась, как мать, по-женски, – вторил мне зверек.
   – Можно и так сказать. Откуда такие познания женской души у суриката?
   – Книжки читал по психологии и не ел мяса. Ну, черт подери, все равно зверьком сделали тут, на небе.
   Мы снова засмеялись.
   На берегу, где жил сурикат, никогда не светило ярко солнце, если так можно вообще сказать. Свет лился отовсюду равномерно. Не было ясно, когда день, а когда ночь. Всегда было светло, тепло, свежо и приятно одновременно. Наверное, какое-то очень созидательное высшее существо присматривало за этим райским маленьким уголком, где жил сурикат».
   В доме дали свет. Дети ушли в свою комнату. А я мысленно продолжила разговор с сурикатом своей исповедью перед ним. Я поняла, что мне нужно выговориться, что я так мало делала, будучи живущей на земле, все писала и думала о других, а нужно было любить себя. Ценить свои стремления сердца и работать над собой в духовном плане.
   Поплакавшись сурикату о своей судьбе, я собралась улетать. Попрощалась. Подалась ввысь, и меня унесло притяжением другой сферы моего сознания и мыслей, где как раз начиналось большое празднество, играла музыка, и было так шумно и светло от фонарей, как в городе во время торжества. Да, бывает там и такое…
   Свои сказки о жизни я придумывала и записывала от случая к случаю. Я давала волю воображению, сочиняла и сочетала мысли несовместимые. Воображение играло почти при каждой неожиданной, затруднительной ситуации, как бы проигрывая ее по-иному. Приглашала невиданных зверей принимать участие в событиях моей жизни. Не скажу, что сказки были для детей. Они были для всех, а больше для меня самой. Порой в них использовались взрослые выражения. Это своего рода сказка-терапия. Я счастлива, что могла вообще так поступать, придумывать их и некоторые записывать, то от руки, а то на диктофон. Воображением меня наградил Бог, им я и пользовалась. Чем просто анализировать ситуацию, придумывала сказку и моделировала, проигрывала ее, будучи в ней героем. А затем часто так случалось, что ситуация разрешалась сама собой или я осознавала в процессе сказки, как мне нужно было поступить.
   Домашним нравились мои истории. Одобрение добавляло мне энергии к их написанию. В итоге у нас скопилось целое наследство из писем Сьюзи и Пола, а также моих сказок и дневников. Я надеюсь, что даже после моего ухода они будут помогать моей семье.

Мой сын Генри – гей

   Во всей нашей семейной истории кроется одна маленькая тайна. Мой сын Генри – гей, которых я встречала немного в своей жизни. Рой, мой второй муж, когда об этом узнал, отнесся к сыну с пониманием, с каким вообще мог, но держался от сына вдалеке. Генри, как всегда, был тих и спокоен. Мы с мужем уже успели построить вторую половину дома еще в прошлом году, и Генри с радостью переехал в новое жилище, где у него была уже своя комната. Генри вырос, стал юношей. Мой сын никогда ничего от меня не скрывал. Иногда периодами он долго молчал, обдумывал, прояснял сам в себе, возможно, подбирал слова, и я знала: он скоро мне что-то скажет. На мой вопрос: «Сынок, что-то случилось и хочешь мне рассказать?» всегда отвечал спокойно: «Да, мам немного позже…» «Хорошо, сынок, я подожду», – говорила в ответ.
   Разговор о его сексуальных интересах случился воскресным вечером, до захода солнца. В этот день напарник Роя подменил его, отпустив на семейный ужин, которых было не так много в году. При этом мы, в отличие от многих семей, живем счастливо. Мэри говорит, что это заслуга моя, но я считаю, что обоюдная. Рой очень спокойный муж и любящий отец, а вместе у нас получается очень здорово жить семейной жизнью.
   – Пап, мам, – начал Генри, – я интересуюсь парнями, как девушками… Простите.
   За столом семейного ужина возникла тишина, из рук Марии выпала ложка, а муж вопросительно и спокойно сказал:
   – Ну, что, посмотрим…
   Я была в недоумении и молчала долго, как мне казалось. Затем смотрела на сына. Он прятал глаза. Я думала, думала… В моей голове пронеслось столько мыслей, что если бы их все запечатлеть в один видеоряд, то можно было бы снять полнометражный фильм о судьбе нашей семьи, судьбе сына и вообще о моей жизни. Не думала я, что это признание разбудит во мне такой силы воображение, и в этот момент я осознала, насколько связана со своим сыном и возможным его будущим. Эта связь помогла мне прийти в себя, вернуться снова за стол, и за эту короткую минуту, которая длилась вечность, я поняла одно и сказала об этом Генри: «Я люблю тебя». Сын улыбнулся мне в ответ сквозь слезы, глядя на меня заплаканными и покрасневшими глазами. Я его понимала. Этот поступок сказал нам о тайном. Генри открыл семье свои интересы. Осталось только теперь родителям не подкачать и не вести себя как «маленькие дети». Ужин закончился благополучно. Ложку Марии поднял Генри со словами «Держи!», а Мария ответила так, как умела всегда ответить брату: «Ну, ты даешь! Я сама не поверила своим ушам… Вот ложка и выпала». И они заулыбались, и все засмеялись, потому что он целый месяц ходил и молчал, и никто ни о чем не догадывался. Все ждали, что Генри скоро что-то сообщит важное и интересное, но чтобы свои интересы открыть вот так перед всеми… Такое было впервые.
   Мы закончили ужинать, прибрались и пошли с Роем спать, думать, что же нам, родителям, теперь делать в этой ситуации? Дети разошлись по комнатам – Генри в свою новую спальню во второй половине дома, а Мария – в старую детскую в первой половине дома, где когда-то они жили с Генри.
   – Что скажешь, Клэр? – спросил меня Рой, когда мы легли в постель.
   – Что я могу сказать? – ответила я ему, – это сюрприз. Меньше сына я любить не стала. Даже зауважала его больше за то, что открылся нам на семейном ужине. Значит, мы ему дороги и он нам доверяет, это многого стоит. А ты что скажешь?
   – Я немного растерялся, но ты же знаешь мой характер, – ответил Рой, – поэтому я спокойно ему и сказал: «Поживем, посмотрим». Наверное, он скоро захочет встречаться с парнями. А вдруг произойдет переосмысление, и ему станут интересны девушки? Я не спешу его судить. Ему еще пока 17 лет. Все может поменяться. Вспомни наши шумные компании в молодости – мы как-то переросли их.
   – Да, переросли, – отвечала я, – «Посмотрим» – теперь и я тебе отвечу. Но мое материнское сердце волнуется за него все равно. Мы живем в христианском обществе, и это грех – подобные отношения.
   – Клэр, но мы же не христиане! Дорогая, мы вышли с тобой из хиппи и повидали многое. Любить Бога, жизнь и мир мы не стали меньше. Научились прощать и сострадать. Посмотрим, дорогая, посмотрим. На сердце у меня спокойно и тревожно одновременно, но тревожно от любви к нашим детям. Я уважаю признание Генри. Мне бы было не очень приятно узнать о таком случайно, например, застать его в постели… или случайно увидеть переписку с его парнем. Все-таки я гетеро, и не помышлял о парнях.
   – Спасибо тебе, Рой, я благодарна, что ты так бережно относишься к моему… нашему сыну… он хоть и не родной тебе.
   – Клэр, он НАШ сын. Я не был никогда к нему холоден, но и не обнимал его так нежно, как ты. Может в чем-то и моя вина есть? Хотя душа человека свободна и выбирает сама свой жизненный путь…
   – Да, дорогой, я согласна.
   – Мы любим наших детей и не дадим никогда их в обиду.
   – Да.
   – Доброй ночи… Ложись спать, Клэр. Пусть тебе приснятся ангелы.
   – Благодарю, Рой.
   Так тихо и спокойно, полюбовно мы пообщались с мужем.
   Вы знаете, ситуация с сыном даже еще сильнее сблизила нас. Мы стали более открыты, душевны друг к другу. И стали задумываться о будущем Генри и его возможной женитьбе на ком-нибудь из парней. У Роя это обычно были очень мужественные персонажи – байкер, военный, водитель гоночной машины, молодой дальнобойщик или ковбой. У меня же – мирные тихие музыканты и работники образования. В одном наши вкусы по поводу будущего избранника Генри совпали, когда нам вдруг одновременно пришла мысль о финансовом директоре или владельце банка. Беседуя по данному вопросу, обычно смеялись. Мы долго размышляли об этой ситуации, так как нам было непривычно такое положение вещей. Обычно на словах «нам же еще и дочь замуж выдавать» мы заканчивали свои беседы.

Отец Роя

   Я всегда задумывалась, откуда у Роя такая любовь ко всему и ко мне в частности? И ответ нашла – от общения с его покойным отцом, ныне ушедшем от нас. Судьба подарила нам десять лет общения с ним.
   Отец Роя был военным, воевал с фашистами на стороне США. Его рассказы о годах войны во время наших встреч всегда трогали душу. Его жена, мать Роя, умерла раньше, и последние десять лет его жизни мы приезжали в Майнот и общались с ним, подолгу гостили, обычно неделю. Он был рад внукам и рассказывал о своих подвигах. Мы наблюдали, как он бережно относился к покойной жене. Фотография Сьюзен стояла напротив обеденного стола, так что каждый всегда мог видеть ее лицо. Мы все время слышали только слова любви к ней. Вот откуда спокойствие и любовь моего мужа ко мне, теперь понимала я. За надежным плечом Роя я счастлива и любима.
   Мы пробовали однажды знакомить дедушку с общей знакомой Мэри в надежде, что ему не будет так одиноко, когда мы уезжаем обратно домой, в бедленд, но долго он не мог общаться с другими женщинами, все время вспоминал свою Сьюзен и не готов был расставаться с воспоминаниями о ней. Я благодарна и признательна ему за то, что он смог передать свою любовь к Сьюзен моим детям – его внукам, и своему сыну Рою. Это помогает нам в семейной жизни.

Знакомство Пола и Сьюзи

   История жизни и любви отца Роя – Пола и его матери, Сьюзи, была для меня неожиданным открытием.
   Они познакомились на ферме отца Сьюзи, ее семья проживала в Великих равнинах. Молодой Пол служил в армии, и в тот период его часть находилась недалеко от фермы. Однажды так вышло, что командование части дало поручение Полу и его сослуживцам поехать на ферму и по возможности закупить продукты у фермера. Семья Сьюзи держала крупный рогатый скот и выращивала злаковые, чтобы прокормить себя и скотину. Пол тогда был юношей, прыти и задора ему хватало, чтобы привлечь к себе внимание. Сам Пол, уже будучи дедушкой, всегда с легкой улыбкой рассказывал эту историю. Уж по нему было видно, каким щеголем он был в те годы! Его глаза горели. Он мог обаять любую девушку, но со Сьюзи пришлось вести себя немного иначе.
   Когда Пол приехал на ферму, его встретил отец Сьюзи, они о чем-то договорились, а единственная дочь фермера в это время наблюдала за ними из окна дома. Ей сразу понравился Пол, однако, зная нрав своего отца, она не смела выйти просто так во двор, но, на ее счастье, в доме не оказалось воды. Она быстренько взяла ведро и пошла на улицу к новому колодцу, что недавно вырыл ее отец около дома.
   У Сьюзи были длинные волосы, которые она закалывала в хвост, и она носила простое платье для работы на ферме.
   Проходя мимо отца и Пола, она не старалась как-то обратить на себя внимания, но прошла очень близко от них, и ей все-таки удалось быть замеченной Полом. И тут-то все и началось.
   – Скажите сэр, а эта девушка – Ваша дочь? – спросил Пол.
   – Да, а тебе-то что? – хмуро ответил отец Сьюзи.
   – Она красавица… – сказал Пол, – можно я познакомлюсь с ней?
   – Солдат, – ответил фермер, – у нас с тобой чисто деловые отношения, и мы не ищем пока что жениха своей дочери.
   – Но, сэр, разве стоит так долго пропадать такой красоте в неведении?
   – Поговори мне еще! Я возмущен. Не уверен, что Сьюзи захочет пообщаться с тобой, солдат…
   – О, да. Меня зовут Пол, – и наш дед протянул нашему прадеду руку. Они пожали друг-другу руки, чего не сделали сразу, когда Пол приехал за провиантом, так как он сразу начал с дела, даже не познакомившись.
   – Сьюзи, – крикнул фермер, – этот молодой человек хочет поздороваться с тобой и говорит, что ты красива!
   – Да?.. Так что ж он так далеко стоит, боится, что ли, или нет сил помочь девушке принести воды? – улыбаясь, удивленно сказала наша дорогая бабушка Сьюзи.
   Тут Пол выпрямился, отдал честь фермеру и солдатской походкой промаршировал к колонке, где стояла Сьюзи с ведром воды в руках, чем очень рассмешил ее. Это на удивление понравилось ее отцу, который всегда мечтал быть военным, но жизнь распорядилась по-иному, и свои заботы о будущем Америки он выразил в том, что посвятил себя земледелию.
   – Чудной, – сказала Сьюзи, – бери ведро и неси в дом.
   Пол взял ведро и осторожно и уверенно занес его в дом, поставил туда, куда указали. Отдал ей честь и вышел, сказав, что он еще раз обязательно вернется. Вернуться ему второй раз не удалось – командование его послало в другую часть, и связь с увиденной единожды возлюбленной была утеряна, но чудом восстановилась через отца Сьюзи. Однажды Пол встретил нашего прадеда в городе на рынке, где обычно собираются фермеры. Пол так же, как и прежде, занимался закупкой провианта. И вот, случайно встретив отца Сьюзи, написал пару слов ей и попросил передать письмо, оставив в нем обратный адрес.
   Фермер сказал Полу: «Наверное, я неправильно поступаю, и как надежному отцу, мне должно беречь честь моей дочери и внимательнее относиться к возможному избраннику, будущему мужу своей крошки, но, если ты так настойчив и все еще помнишь о ней, я помогу тебе и отвезу письмо. Наверное, моя любимая дочь будет рада. А там решит Господь». Так завязалось общение Сьюзи и Пола по почте, и эти письма бережно хранятся в нашей семье. Нам посчастливилось их сохранить, некоторые даже перевести в электронный вид, и читать детям, когда они спрашивали о бабушке и дедушке.

Первые письма Пола и Сьюзи

   «Дорогая Сьюзен, наша случайная встреча неслучайна. Я влюблен. Разреши мне общаться с тобой в письмах?
   Ниже мой адрес. Напиши пару строк».
   «Ах, дорогой Пол… Я думала, ты забыл обо мне. Как же обрадовалась я, когда папа принес от тебя весточку. Я рада! Солнце стало светить мне еще ярче».
   «Сьюзи, завтра я иду в поход. Много поручений. Говорят, неспокойно в Европе. Если меня отправят на военные действия, то я бы не хотел прерывать общение с тобой в письмах».
   «Пол, береги себя! Но почему ты едешь, а не кто-то другой?! Не понимаю… мы только нашли друг-друга, и папа хочет выдать меня замуж. Я сказала, что готова выйти за тебя… а ты уезжаешь…»
   «Дорогая Сьюзи, я вернусь непременно, и мы поженимся. Передай отцу мои серьезные намерения. Вот эти строки для него: «Уважаемый мистер …! Я обещаю вернуться с войны и жениться на Вашей дочери. Дождитесь. С уважением, Пол».
   * * *
   Знаете, больше всего мы были счастливы с детьми, что семья Сьюзи дождалась! Что бы было, если бы не мудрость отца и вера в любовь его дочери Сьюзи. Не было бы Роя, моего дорогого супруга, и не было бы Марии, моей дорогой дочурки. Берегите друг друга и задумывайтесь о том, что нет ничего случайного.

Спасительные письма Пола и Сьюзи

   «Привет, Сьюзи! Я сегодня проснулся несказанно рано. Не привык я к европейскому времени. Все тут как-то по-иному, но самое главное, что нет тебя. Даже корни родства Европе в душе не прорастают, хоть и родом мои предки из Франции.
   Война – это тяжелая жестокая вещь, но твои письма и любовь меня спасают.
   Твой Пол, от всего сердца, полного горячей любви».
   «Здравствуй, дорогой Пол! Отец прочитал случайно некоторые письма из нашей переписки. И сказал мне, что мы тебя обязательно дождемся! А потом я плакала и радовалась сквозь слезы. Отец молчал.
   Этой весной у нас рано ощенилась собака и принесла котят кошка. Ранее она отъелась на фазанах. Кто их завез в наш край, не знаю, но если бы у нас жили только индейки, мне было бы спокойнее. Эти же коричневые кричат день и ночь, а мяса с них – совсем крохи, только что перья. Кошка поймала одного и принесла котятам. Перья я забрала себе и решила одно перышко отправить тебе в подарок. Путь оно будет для тебя символом незаметности для врага, чтобы пуля не коснулась тебя.
   Твоя дорогая Сьюзи. Целую!»
   «Привет, Сьюзи! Лучше бы ты прислала мне пару твоих волос или целую прядь. Я, как воинственный гном, мечтающий о волосах прекрасной феи, еще сильнее стану любить тебя. Душу греют твои письма, а тело и губы грели бы твои волосы… Что уж там сказать, целовать перья фазана я не стану, а вот прядь твоих волос – вполне.
   Твой Пол».
   «Дорогой Пол, ты мой дурашка! Ну, кто ж будет целовать перья фазана?! Пускай они придают тебе силу, как индейцам их перья. А мои волосы ты найдешь в этом конверте.
   Папа немного приболел, я ухаживаю за ним. Стала к нему во сне приходить мама. Не знаю, к чему это. Тетя говорит, что старик хочет покинуть нас, но мы его горячо любим и не дадим в обиду. На ферме нынче жарко и урожая будет мало. У нас спокойно, только волнуются все о близких, которые на войне. Город богатеет. Читаем все время газеты о делах армии. Да еще местные выборы, но мы с отцом далеки от политики, так что просто с верой и любящим сердцем ждем твоего возвращения.
   Горячо любящая, твоя Сьюзи».

Первая влюбленность Генри

Однажды Генри пришел с подготовительных курсов для поступающих в ВУЗ и признался мне, что ему понравился зрелый мужчина, преподаватель. Юношеское волнение Генри усилилось, когда выяснилось, что преподаватель – гей. Что делать было мне в ту пору, я не знала… Хорошо, что я помнила о том, что проходила на психологических курсах, затем вспомнила себя в юности, когда впервые влюбилась по-настоящему и всецело готова была отдаться любви и своему мужчине. У детей в их первой влюбленности, конечно, что-то есть схожее с родителями, но, во-первых, Генри парень, и у них немного иначе, я так думаю, чем у девочек. Затем я достала книгу о сексуальном созревании подростков и начала читать. Я подумала, что, наверное, нужно привлечь Роя, и решила только поспрашивать его о том, как у него было в первый раз… Рой вышел из добропорядочной и душевной семьи, где все ценили друг друга, поэтому я могла доверять ему, и он точно сказал бы, как лучше поступить. Да и вообще о первом сексуальном опыте своего второго мужа я не знала ничего.

Встреча Стива и Клэр

   Мы с Генри уселись в зале, пока Мария занималась наведением порядка в своей комнате, и я решила с ним поговорить.
   – Сынок, – начала я, выдержав паузу, – как планируешь быть с мистером преподавателем?
   – Не знаю, мама… Думал познакомиться с ним ближе. Что-нибудь спросить о его жизненных интересах… А как ты советуешь?
   – Я могу рассказать, как я встретилась со своим первым парнем в твоем возрасте. Хочешь послушать?
   – Да. Мне было бы интересно, – улыбнулся Генри.
   – Я любила смотреть хоккей. Там ребята все такие сильные, и когда снимали шлемы с головы, то были видны их мужественные лица. В общем, мечта любой юной девушки, которая грезила мужчинами. Как-то с подругами мы пошли болеть за местную команду, и там во время игры я встретила его… Этот парень катался на льду лучше всех. Моя подруга рассказала мне, что его зовут Стив, и он интересуется немного полноватыми девушками. Именно такой я и была в то время. Сейчас, как видишь, после вторых родов от полноты и след пропал. Все у меня не так, как у многих. Подруга обещала познакомить нас, так как он был ее кузеном. И вот после игры мы пробрались тайно в раздевалку и позвали Стива. Он вышел. Заулыбался, поприветствовал мою подругу и обратился ко мне.
   « – О, вау! – поглядывая на меня, сказал Стив, – что за красотка?! Откуда ты мне ее привела?», – обратился он затем к подруге.
   « – Да вот, надо знать наших. Говорила я тебе – приходи в гости к нам после школы, а ты общаешься только со своими сверстниками. Не думаю, что там у тебя девушки симпатичнее», – ответила она.
   « – Теперь и я так не думаю», – заявил Стив.
   Я покраснела как рак и потеряла дар речи… Но моя подруга оказалась куда более активнее и смелее, чем я. И она, в итоге, договорилась о нашей встрече со Стивом. Якобы под предлогом, что нужно будет всем вместе поехать на уикенд.
   У подруги был парень, и ее родители не отпускали ее гулять с ним. Могли отпустить, если только кто-то будет рядом еще. Случилось следующее: когда подруга со своим парнем собрались на его машине на отдых, они захватили меня и сказали, что сейчас мы заедем к Стиву подобрать его. Так и получилось, с одним маленьким «но»… Мы приехали в его район, где совсем не было деревьев около домов, зато были желтые газоны травы. Стояла летняя жара, что для осени было непривычно. Дома у дороги были похожи один на другой: за исключением техники, которая могла стоять во дворе, или каких-то скульптур, отличить их было невозможно. Стив любил свою хоккейную команду, и над его домом виднелся ее флаг. «Хоть какой-то отличительный знак», – подумала я.
   Мы остановились. Подруга взяла меня за руку, вытащила из машины и подвела к Стиву. Со словами: «Стив, вот это Клэр. Напоминаю, что очень ты ей нравишься. Потому, пожалуйста, пообщайся с ней и вообще проведите время прекрасно. А мы с моим парнем поедем гулять» они оставили нас наедине посреди улицы. Парень моей подруги дал по газам, и они уехали, оставив за собой только облако выхлопных газов.
   …Я замолчала минуты на две, задумалась.
   – Мам, а что было дальше? – спросил Генри.
   – А дальше, – продолжала я, – было самое интересное. Стив смело взял меня за руку, и от его уверенности меня «отпустило». Я стала рассказывать ему все то, что думала о встрече, о нем, о подруге и вообще об этой ситуации. Стив слушал и улыбался, а потом сказал: «Хватит оправдываться и нервничать». Повернулся направо и продолжал говорить: «Вот дом моего дядюшки, а рядом его небольшое летнее кафе. Пойдем туда?! Он отличный повар, и у него работают лучшие люди нашего городка». Мы заулыбались. Вообще улыбка у Стива была обалденная.
   Я долго думала, что Стив нашел во мне? Только лишь полноту? Ну, наверное, ему привлекательны такие девушки. За чашкой кофе он рассказал мне, что я понравилась ему своей скромностью, когда мы встретились у раздевалки. Я-то понимала, что во мне было больше страха, чем скромности, но оцепенение сыграло мне на руку в тот момент. Стив познакомил меня со своим усатым дядюшкой. Сейчас это смотрится по-старомодному – носить усы, но в мою молодость это придавало старшему поколению шарм. Хотя сегодня почти все молодые люди ходят со щетиной и бородой. Дядюшка очень по-доброму встретил нас и усадил за барную стойку. Предложил пирожные с кофе. Мы согласились. Мистер как-то пристально изучал меня и присматривался. И я догадалась, что Стив все время приводит девушек к дядюшке, который смотрит на них и потом выносит свой вердикт, сообщая Стиву. Моя интуиция меня не подвела. Вообще интуиция никогда не подводит женщин. Стив признался, что ему неловко как-то передо мной. Потому что дядюшке я очень понравилась, и он выказывал мне свое внимание, все время предлагая одно пирожное за другим, а я, от волнения и чтобы не обидеть дядюшку, ела и пила кофе и просила еще.
   Потом я сказала Стиву:
   « – Я догадалась, что это ты и моя подруга, твоя кузина, устроили смотрины, все подстроили…»
   « – Ну да, есть такое. Ты права», – сказал Стив.
   « – Но мне даже понравилось. Давно я так не веселилась и не смотрела в такие добрые глаза, как у тебя и твоего дядюшки. Наверное, у вас это семейное?! И мне никто так часто не улыбался, как ты».
   Я была полностью очарована Стивом. Когда Стив отвернулся поприветствовать своего друга, который вошел в кафе, дядюшка наклонился ко мне и произнес: «Вы лучшая девушка, что я видел со Стивом. По-моему, вы ему интересны более, чем просто на время…» Я заулыбалась, в сердце разлилось душевное тепло. Мы сидели до захода солнца, а затем стали собираться по домам. Стив проводил меня до самого дома. Дорога обратно заняла у нас минут сорок. Затем за ним заехала его кузина, и они укатили.
   – Мам, какая интересная и волнительная история… Ну, а секс у вас был? – спросил Генри.
   – Был один раз, через месяц общения. Стива увезли в больницу, и я его больше не видела. Он умер. Во время игры в хоккей получил травму, несовместимую с жизнью.
   – Какое горе! Как ты пережила эти страдания?
   – Я сама не знаю… Вернее, знаю… Я встретила твоего отца. И как-то само собой все прошло. Но Стив со своей доброй и яркой улыбкой навсегда в моем сердце.
   Мы еще долго говорили о любовном случае в моей жизни и вообще о многом, о чем редко говорят родители со своими детьми. Я благодарна встрече со Стивом потому, что он научил меня просто быть искренней и открытой, и секс был у меня в первый раз именно с ним… Душой и телом я помню все его прикосновения, нежность и заботу, будто это было вчера.
   Родители Стива еще долго страдали, а затем и сами по очереди ушли из жизни. Вслед за сыном вели их души… У них так за всю жизнь никого и не было, кроме старой собаки. Печальная история. Дом забрали кредиторы, так как наследников не нашлось. Сначала ушел из жизни отец, затем и мама Стива. Она работала последнее время в библиотеке и носила с собой груду книг. Много читала, вероятно. И печально смотрела вдаль… Наверное, как в тот день, когда Стива увозили на скорой помощи, когда случился сердечный приступ.
   После нашего долгого разговора Генри однозначно что-то замыслил, но не сказал мне. Рано следующим утром Рой проводил Генри на очередной попутке в город, на занятия к учителю. Я думала, что поступила правильно, рассказав Генри все подробности и душевные особенности встречи и сексуального опыта с моим первым парнем. Я верила, что Господь убережет Генри от ненужных глупостей и моя забота поможет ему, если он обожжется в общении.

Тайны Клэр

   Тайной для всех, для семьи Роя был наш сын Генри, а тайной моей семьи была сестра, сошедшая с ума, и мать с болезнью Альцгеймера, которая так и ушла из жизни, так и не вспомнив, кто я такая… Во мне был страх, что и я тоже когда-то забуду своих родных. Узнала, что болезнь передается по наследству. Но меня миновало. Омрачать думами дочь Марию или будущую невестку не хотелось. Я вошла в круг женщин, призвав их к себе, и попросила прощения. Меня отпустило. Я жила в надежде и вере, что меня не коснется беда.
   Сестра сошла с ума по очень простой причине. Она любила выпивать и могла спокойно в любое время уйти из дома и остаться там, где наливали. У нее был верный и добропорядочный муж и четверо детей, которых в итоге судом отобрали за ее пьянство и передали отцу. Их жизнь сложилась лучше, чем у их родной матери. Они жили со своим отцом в другой семье с мачехой, которая воспитала их, как родных.
   Моя сестра скиталась и слонялась от горя. Затем у нее «поехала крыша», и она стала посещать больницу. А затем – о чудо! – что-то случилось с ней. То ли кто-то незримый помог ей, то ли она нашла в себе силы, но последние пятнадцать лет своей жизни она ни разу не обращалась к врачам, пила редко. Она никогда не говорила о своих детях и прошлой жизни. Иногда приходила к нам, когда мы гостили у Пола в квартире. К нам в бедленд она не ездила. Ей эти путешествия были не к чему. Она была ленива и не хотела работать. Прожила оставшуюся жизнь, общаясь со мной и со своим мужчиной, с которым, остепенившись, редко выпивала, но более не слонялась по другим.
   Мои дети любили ее, а Генри – особенно, любил ее очень сильно! Удивительно, и она отвечала ему взаимностью. Когда сестра умерла… А, вернее, ее просто нашли на улице уже мертвую, нам сообщили поздно. Похоронили ее в неизвестной могиле. Как говорится, ушла в небытие, не оставив следа. Генри плакал… нет, не рыдал… он сначала не понял даже, что произошло, а потом, через несколько месяцев накатило. Рыдал так, как будто умерла я…
   Я была очень рада, что дети любили мою сестру. Ведь они были ей компенсацией за ее потерянных родных детей, оставленных ею, принесенных в жертву выпивке и таким же ненадежным мужчинам.
   Однажды Генри рассказывал, что сестра приходила к нему во сне и улыбалась, а затем что-то пела, и он проснулся. Я думаю, она на небе ему признательна за его любовь к ней. Ведь он просто любил ее, а, говорят, это помогает в тонких мирах пройти перемены.
   Вернусь к своей маме. Она жила в интернате. Я платила немалые деньги за ее содержание и молилась. Моя мама была обычной портной. Шила хорошо, но редко, а потому имели мы денег мало в семье. Отца я так и не видела. Поговаривают, он был просто мимо проходящий, залетный парень, немного старше мамы. Мама была простой по характеру, в своем портновском деле знала, что такое вкус, гармония и качество. Возможно, поэтому, впитав почти с молоком восприятие матери, я выбрала себе первого мужа – художника.

Первый муж Клэр

   С первым мужем я познакомилась в ателье мамы. Вернее, у нас дома и было ателье. Везде нитки и стук челнока с утра до вечера. Мой первый муж, статный и интересный человек, был старше меня, и в то время пришел к ней впервые по рекомендации – пошить костюм. Мама обычно шила что-то простое, а не мужскую классику. Она было стала пояснять ему, но он настоял на своем, сказав ей, что она может отойти от канонов классики. «Я художник, и могу позволить себе несовершенства, открывая новые стили». После этих слов я влюбилась в него окончательно и «поползла по стенке». Мама, заметив такое дело, отправила меня его проводить. Якобы прогуляться. Я сидела целыми днями дома. Если честно, ей просто не терпелось выдать меня замуж, а мне не терпелось сбежать из нашего дома-ателье. И у меня не было постоянного мужчины…
   Мой первый муж только и делал, что курил и писал картины, а потом умер от рака легких и своих обид на жизнь. Вот и вся история. Так что я, признаюсь честно, не очень-то хотела рассказывать об этом в своих записках.
   В семье Роя все было иначе. Я сполна воплотила свою любовь в детях. Переменила жизнь в светлую и созидательную сторону. Шить вещи я не любила, какой бы малости они не были. Дети шили себе сами и помогали отцу пришить пуговицы. Мария рано обрела навыки штопанья и помогала мне. Хоть я и не любила рукоделие, мой зоркий глаз, воспитанный мамой и первым мужем, всегда подмечал неточности в крое любой вещи. За что в кругу семьи я получила прозвище «острый глаз».

Племянники Клэр

   Я часто размышляла, что там теперь с моими племянниками и племянницами. Детей у сестры было четверо. Их отец умер рано, – раньше, чем их мать. И вот однажды к нам в дом пришло письмо. Это было письмо от племянницы. Откуда она узнала мой адрес, не понимаю, но, думаю, обратилась в службу поиска. Все-таки мы не скрывались, и их отец знал, где мы жили и куда переехали с первым мужем, а именно – жить в его мастерскую-лачугу. А там меня знали его многочисленные друзья художники, вечно пьяная и под наркотиками богема. Ровесники первого мужа пили и курили, а молодые художники моего поколения сидели на наркоте и занимались непристойностями в сексе, причем группами. Были и исключения, таких было меньшинство, но именно они состоялись в общественной жизни.
   В письме говорилось о том, что все дети живы и здоровы и у них уже есть свои дети. Хотели узнать, где их мама и как вообще сложилась жизнь у нее и у меня. Я рассказала им все как есть. Без слез не могла, оттого два раза переписывала письмо. Слезы капали на письмо, на подушку. Писала двое суток. Рой не понимал, что со мной, а только приносил воду и менял салфетки.
   Общение с дочерью сестры не завязалось. Не знаю, в чем причина. Может, не готовы они были к такой правде, что мать сошла с ума и умерла на обочине, а бабушка их и вовсе не помнит никого, даже родную дочь. Я написала о своей счастливой семье и даже сделала приглашение для сестры, чтобы к нам приехать, дабы быть вежливой и проявить заботу. Мне было интересно, как они теперь живут в Канаде. Так вот сложилось, что жили они севернее нас. Их увез туда родной отец, где они и прожили большую часть своей сознательной жизни. Он умер от сердечного приступа. Берегите мужчин…

Первая влюбленность Марии

   Следующая влюбленность после Генри была у Марии. Странная у меня дочь. Хотя, почему странная? Она похожа на меня, а сердечной добротой – на Роя.
   Мария, не стесняясь, заявила нам всем за семейным ужином, беря пример с Генри, что целовалась с мальчиком из соседнего подъезда, когда мы гостили в квартире дедушки Пола. К сожалению, Пол уже ушел из жизни. Квартиру, которая досталась нам, мы периодически посещали и сдавали на недолгий срок в аренду.
   На что брат сказал:
   – Большая удача посетила нашу юную леди, – и все засмеялись.
   – Ничего не удача, – ответила Мария, – ему даже пришлось меня уговаривать на поцелуй.
   – Кому «ему»? – спросил Рой, улыбаясь.
   – Пап, ну что ты такой несмышленый? Парню, с которым я целовалась.
   – М… так ему повезло! – прокомментировал Генри. И все засмеялись.
   – Я не из робкого десятка, как некоторые…
   – Если ты говоришь обо мне, то я просто скромный, – сказал Генри.
   – Я думаю, ты у нас, Мария, в бабушку Сьюзен. Только та была юной, а ты еще подросток, – ответила я.
   – В наше время дети становятся старше намного раньше, – сказала Мария.
   – Не думаю, – сказал Рой.
   – Ну, да ладно вам, мои любимые родители. Главное, я поцеловалась, – и Мария разлилась в своей детской улыбке.
   Ужин закончился в приподнятом настроении. Мы продолжали шутить. Рой вспомнил, как соседская собака из того же подъезда «целовала» его маленьким, то есть облизывала, и счастья у Роя было не меньше, чем у Марии. А Генри вспомнил жирафа в зоопарке, который лизнул его, когда Генри держал морковку в зубах. Мы веселились, а когда стемнело, пошли спать.

Первый сексуальный опыт Роя

   Я посчитала нужным спросить у Роя о его первом сексуальном опыте и встрече с девушкой, на что Рой немного отмолчался и ответил вопросом:
   – А зачем ты хочешь узнать?
   – Дело в том, что Генри, кажется, влюбился в парня старше себя… – сказала я.
   – Интересно, – пробормотал себе под нос Рой, – и что мы теперь будем делать?
   – Думаю, наблюдать пока, смотреть, как будет разворачиваться ситуация, а большего я и не знаю, что делать. Он все рассказывает мне, но я-то женщина и у меня во встречах с парнями было больше романтики, а ты мужчина и как там у вас происходит, не знаю. Все, наверное, проще?
   – Клэр, конечно же, в чем-то проще. Например, нам просто нравится секс, и если бы мне предложили в молодости двух девушек, я бы попросил третью… Аппетиты в юном теле не такие, как во взрослом состоянии.
   – Ну, я тебя не спрашиваю про период хиппи, дорогой. Такими мы встретились, и я видела, какой ты был. Но потом же ты поменялся, так?!
   – Да, поменялся, потому что встретил тебя, – Рой подошел и обнял меня, как тогда, в первый раз при нашей встрече, когда мы остались наедине. В моей голове пронеслось все то, что было при первом знакомстве с ним, и весь наш продолжительный роман вплоть до замужества. Все вечера и любовные сцены. Я так благодарна ему за все…
   – Рой, ну так что же, – продолжала я, – как насчет первого раза, первой любви и встречи?!
   – Не очень приятные воспоминания…
   И тут я поняла, Рой вытеснил их из своего сознания. Я вспомнила, что мы никогда не говорили подробно об этом. Помню лишь, что Рой говорил, что до встречи со мной счастья у него не было… Боль чувствовалась в его душе. Я решила ему помочь. Все-таки столько лет прошло, а он живет, держит в себе эту боль невысказанную.
   И тут неожиданно для меня Рой начал рассказ:
   – Ты знаешь, я не такой счастливый был в молодости, как мой отец. Он увидел мою маму на ферме и полюбил ее сразу. В ту пору были иные люди, честнее и добрее, что ли, друг к другу. А в нашу молодость не так. Мы —поколение периода, когда все плохое обрушилось на нас, а кое-что укоренилось и сейчас влияет на наши души. К чему мы пришли? К плодам сексуальной революции, когда порнографию купить легче, чем что либо. Хорошо, что мы живем вдали от города. Да, ну ладно… Я расскажу… Звали ее… да черт с ней, даже имя ее не хочу называть…
   – Рой, если тебе неприятно мы завершим наш разговор, – сказала я.
   – Нет, дорогая, я все-таки расскажу, тем более ты психолог и тебе будет, что мне ответить и …люди ждут твоего письма.
   – М… спасибо, дорогой. Только ты, пожалуйста, подходи к нашему разговору как к исповеди перед любимым человеком. Я для тебя не психолог, а жена. И что-то из сказанного, может быть, обнародую в рассказах. Опубликую, когда почувствую, а может, и нет.
   – Я был юн, как наш сын, – продолжил Рой, – мы встретились случайно в подъезде моего дома. Я раньше не видел эту девушку никогда. Она подмигнула мне, мы заговорили. Оказалось потом, что она ходила к соседу с верхнего этажа заниматься сексом. Он ей за это приплачивал. Был бывший вояка и жил один. Этого никто не знал, а мне она призналась сама. У нее были короткие волосы средней длины каштанового цвета и карие глаза. Она носила на шее колье, напоминавшее ошейник, и красила губы. Была юной, но старше меня на два года. Ее мама выпивала и работала на автостанции, продавала гамбургеры. Мы познакомились в подъезде, кажется, я тебе уже это говорил.
   Мысли моего мужа сбивались, и иногда он повторялся.
   – Она отсосала мне по-быстрому в подъезде. Я понравился ей, и она не знала, как вообще проявить свои чувства, кроме как сексом… Затем мы разошлись по домам, а после следующей встречи закрутилось. Обычно она приходила ко мне после вояки, когда у меня никого не было дома. Короче, один разврат. А потом ее убили. Как это произошло, никто не знает. Ходили слухи, что она выпила и попробовала наркоты. Затем решила пройтись вечером по улице, когда ее мама была пьяна. В тот вечер, 13 мая. Я помню это число, как видишь. Тогда ее видели в последний раз, а потом нашли у дороги на обочине. По-моему, даже изнасилованной. Преступников не нашли, так бывает. Они были, видно, проездом.
   Рой замолчал… Вдохнул глубоко и выдохнул. Продолжал глубоко дышать. Прошло пять минут. Мы сидели друг напротив, друга на нашей большой и мягкой двуспальной кровати и держались за руки… Молчание прервала я:
   – Рой, ложись спать…
   – Да дорогая.
   – Я признательна тебе за откровение.
   – Благодарю тебя, Клэр, что выслушала.
   Мы обнялись, и я погасила свет. Легли, держась за руки. Я думала, что данный пример из жизни Роя не поможет мне в разговоре с сыном. Единственное, что я поняла, мужчины могут просто заниматься сексом, если представится такая возможность. И порой не так редко, как нам кажется, дорогие женщины. В отличие от парней, девушки всегда решают, как поступить с мужчиной, и выбирают избранника. В этом их власть и жаль, что порою неосознанная. Иначе женщины могли бы изменить мир, осознав, какая сила в их руках. Сделать Мир прекраснее и душевнее, созидая. Простыми словами, можно сказать так – заниматься сексом с теми, кто действительно любит их и готов дать жизнь, сохранить Мир.

Пророческие сны и видения Клэр

   Я была взволнованна. Мне приснился сон. Во сне я видела Генри, гуляющего со своим преподавателем по улице. Они мило беседовали о жизни. Затем Генри сказал ему о своих чувствах. Они продолжили прогулку. Вдруг навстречу им вышел молодой парень, на вид немного старше Генри, но моложе мистера преподавателя. Этот молодой человек подошел к ним. Обнял преподавателя и потеребил волосы на голове Генри, со словами «славный малый», как обычно теребят голову малышу, который еще не вырос. Преподаватель со своим новым спутником удалились дальше по алее, а Генри стоял в одиночестве, провожая их взглядом. Затем во сне все помутнело, и мой Генри покрылся тьмой. Я проснулась в поту и с жаром на лице.
   «О Боже!», – подумала я. «Хоть бы ни чего не случилось. Мой сын так чувствителен». Промелькнула мысль о смерти и суициде, если он получит отказ во взаимных чувствах; я прогнала ее, списав на свою материнскую мнительность. Затем я резко стала остывать, и холодный пот окатил меня всю с ног до головы. Было 6 утра. Рой спал. Ему нужно было сегодня к полудню на работу. Напарник подменил его вчера, чтобы мы могли высвободить время для поездки в город, чтобы проверить квартиру, которая досталась нам от Пола. Мы ее сдавали агентам, но иногда проверяли ее состояние, когда заезжали новые жильцы. Так вот и планировалось сделать в это раз.
   Я встала, умылась и надела махровый халат мужа. Приготовила себе кофе, включила подогреть завтрак и задумалась, как обычно со мной бывает, когда я совсем одна. Если бы я курила, то, наверное, затянулась бы сигаретой, но, увы, не как в красивом кино. Реальность во многом отличается. В моей голове стали проноситься мысли и видения. Я видела экзотические храмы, которые так и не могла посетить. Все изображения были как на картинке из моей хиппующей молодости. Я видела людей в оранжевых одеждах, – видимо, это были монахи. Я видела коров, оживленную улицу и толпы людей. Все ехали и шли куда-то, я видела пальмы, растущие по краям пыльных дорог и фермерские земли. Затем я увидела поодаль от себя взрослого Генри. «Красивый сын у меня», – промелькнуло в голове. Он был в одежде, напоминающей монашескую, но не оранжевого цвета, а молочного с нежно голубыми оттенками. Он был, казалось мне, сначала один, но затем его за руку взяла какая-то молодая и очень красивая женщина, затем юная девушка и следом девочка, а после к ним подошел высокий статный парень европейской внешности. Все они были белокожие, в чистых одеждах, напоминавших национальный индийский костюм. Но сказать точно, что это была за страна, я не могу. Осталось только гадать.
   Вдруг на кухню вошел Генри и спросил:
   – Что ты не спишь, мам?
   – А, сынок, – ответила я, – просто приснился сон. Вот я и проснулась рано. Нам с отцом еще нужно съездить на квартиру Пола поутру. Я решила приготовить вам завтрак пораньше.
   – А, ясно. Мне тревожно спалось. Снились пауки.
   – Да?.. – я знала, что он их жутко боится, но не смеет убить ни одну живую тварь.
   – Мне было страшно, вот я и проснулся, решил выпить воды. Вышел из комнаты на кухню, а тут ты…
   – Мне тоже спалось не очень, наверное, много поела на ночь… – улыбнулась. О своем сне и видении я не сказала Генри, дабы не пугать его еще больше. Но я помнила, что мне с ним нужно будет поговорить, прежде чем он поедет снова на свои подготовительные занятия для поступающих в ВУЗ. Сердце мое сегодня утром молчало. Я решила подождать сигнала и поговорить с ним позже о моем сне с его участием и о возможно неудачном продолжении общения с мистером учителем.
   В моей семье знали о моих пророческих снах. Но в них не верили. Естественно, я могу понять их. А как можно поверить в то, что не видел сам? Потому удел моих снов оставался очень часто только моим, и изредка я рассказывала близким о грядущем. И, когда событие сбывалось, все говорили в один голос, что происходит поистине чудо: «Спасибо, дорогая Клэр, за сокровища и тайны, открытые нам…»

Трагедия Генри

   Сон и видения сбылись. Свадьбу играли скромную, где были только близкие друзья и родные со стороны женихов. После своего первого бракосочетания, в зрелом возрасте, Генри уехал в Индию.
   Почему Индия? Генри и Фредерик, так звали моего зятя, познакомились в классе йоги. Я посоветовала Генри посещать занятия йогой, чтобы восстановить свои физические и душевные силы после окончания института.
   Генри выучился на биолога. Даже защитил работу по исследованию своих нелюбимых животных – пауков. Он сказал мне, что когда выбирал тему своего диплома, решил преодолевать страх к ним через изучение восьминогих.
   В общем-то, эти два молодых парня любили друг друга, как это только можно было любить в таких семьях, но беда всегда приходит нежданно в жизнь каждого из нас. При переезде в Индию Фредерик сначала заболел, и не смог после акклиматизироваться в южной стране. В романтическом порыве полез на дерево и от злополучного укуса бахромчатого паука умер в больнице. Сердце мое и Генри оборвалось… Мое переживало за сына, его – страдало от расставания с любимым. Мы ничего не говорили друг другу целый месяц, а только лишь все время занимались вопросами похорон – то сначала транспортировкой тела, затем прощанием в католической церкви в Америке, разными сборами родственников, ответами на телефонные звонки и т. п. И только по прошествии двух месяцев Генри стал приходить в себя. Все время носил фотографии Фредерика с собой, поместил маленькое фото в кулон в виде сердца, что Фредерик подарил ему на свадьбу, и не расставался с ним теперь никогда.
   Мария все чаще была не с нами, ездила в город к подругам и останавливалась в квартире деда. Однажды вечером, через пару месяцев после смерти Фредерика, как обычно, после ужина, состоялся разговор с Генри.
   – Мама, папа, я решил уехать в Индию… Нет сил. Все напоминает мне о любимом.
   – Но в Индии тебе тоже будет напоминать о нем многое… пауки… – сказала я.
   – Не говори о них…
   – Хорошо…
   – Сынок, я думаю это правильное решение, – сказал Рой, – тебе нужно отдохнуть и восполнить силы. Только давай подождем хотя бы год. Если ты не изменишь своего решения, то мы с мамой продадим квартиру в городе и финансово поможем тебе обосноваться в Индии.
   – Спасибо, пап, но есть же еще Мария. Как же она? Ей нужна будет квартира.
   – Мария сама скоро выйдет замуж, и ее муж поможет ей. В конце концов, как мы начинали с мамой? И к тому же, у нас есть вторая половина дома, которая пустует, а гостей к себе мы не привечаем часто.
   – Наверное, ты прав, Рой, – сказала я, – только я буду скучать…
   Мы разговаривали долго обо всем, что вспоминалось. После двух месяцев печали молчание нарушилось. Рой говорил о себе и своей первой «любви», которую убили, я рассказала о парне-хоккеисте, который умер, а Генри, не скрывая слез, говорил о Фредерике, об отверженности в юности, полученной от преподавателя… Затем я достала любовные письма Пола и Сьюзи, которые всегда лежат в гостиной у меня под рукой, и мы читали их до утра. Пили горячий зеленый чай и не спали. Целебную силу имели эти письма для нашей семьи. Я приводила некоторые из них. Возможно, они и вам помогут пережить утраты и поверить в прекрасное. Самое главное – в любовь от всего сердца, и веру в лучший исход.

Генри в Индии

   В очередной раз, после долгого разговора с семьей, я поняла, что пророчество моего сна о южной стране сбывается. Перед тем, как ложиться спать, я зашла к Генри в комнату и рассказала ему о сне. Завязался маленький диалог:
   – Мама, может, это не мои друзья, эти девушки разного возраста. Может это мои дети и… И жена?
   – Может быть, сынок. Я не знаю. Но если я их увижу живьем, то обязательно узнаю и скажу, что это они были в моем сне.
   – Доброй ночи, мама,
   – Доброй ночи, Генри.
   О молодом мужчине в очках, который стоял во сне за его спиной, он не спросил.
   * * *
   Генри стоял на берегу Индийского океана и смотрел вдаль, время от времени прогуливаясь. Погода была пасмурной и ветреной. На нем были голубые бермуды. Волосы доходили до середины шеи. Широко открытые глаза смотрели на волнующийся океан. Были позади горе и страдания, а тут перед ним – океан неизвестности, надежды на новую жизнь и на веру в прекрасное будущее. Новые знакомые и ашрам учителя.
   Мимо Генри у самого края воды прошла молодая, одетая во все черное пара – мужчина и девушка ростом чуть ниже ее спутника. Парень обнимал ее нежно за плечи и что-то шептал. Было видно издалека, что они улыбались. Широкий, около восьмидесяти метров, берег позволял прогуливаться по нему в любую сторону, от воды к прибрежным растениям и вдоль океана. Генри провожал взглядом этих незнакомцев и спрашивал себя: «Буду ли я вновь когда-нибудь так же счастлив, как они? Он обнимает девушку, а я? Я за все свои годы обнимал только близких – маму и сестру… Обнять женщину, любя ее со страстью, мне неведомо. Фредерик, мой дорогой Фредерик… его нет…» Тихое волнение пробежало в его сердце. Нет, он не плакал, он как будто бы вопрошал к Миру: «А что дальше?» И это «дальше» открывалось ему морским ветром, сырым и прохладным, серым небом и песком под ногами. Его мысли были, как лодка, – то неслись в шторме, то заплывали в тихую неизведанную бухту. Его то охватывал страх, то окатывал холодный пот, то снова все возвращалось на место, успокоившись; мысли поглощал штиль. Пробыв час на берегу, слегка изможденный от дум, он улыбался. Что было в этот момент в его голове, нам неведомо. Вероятно, так бывает, когда человек обретает ответ от Всевышнего, постигая Бога.
   Послышался чей-то голос… «Мама, это ты?», – спросил он пространство, оглядываясь по сторонам, но никого не увидел. И снова продолжал всматриваться вдаль океана. Голос опять послышался ему… И перед ним в десяти метрах предстала чайка, которая открыла свой клюв и что-то пискнула. Пора было идти в ашрам. Дела и вечерние приготовления к службе ожидали его.
   Генри уехал в Индию и больше не возвращался в Америку. Он выезжал из страны в ближайшее государство, граничащее с Индией, и возвращался, снова продлевая себе визу. Жил и работал в ашраме у просветленного мастера-весельчака, красивого душой и обликом. Однажды, перед тем как остаться насовсем в ашраме, Генри прислал нам письмо с фотографией его гуру. Мы обрадовались, видя ясные лица с широко распахнутой улыбкой. Мы с Роем были спокойны. Провожая его в долгое путешествие, мы отпустили его, как должно поступать родителям со взрослыми детьми.
   Немного догадываюсь, что этот гуру был чем-то похож на его первую любовь из университета, преподавателя курсов для поступающих в ВУЗ. Взгляд гуру был похож – такой же проникновенный и вопрошающий.

О повторении судьбы

   Фредерик был славным малым. Немного старше Генри, на два года. Работал в том же институте, где учился Генри. Там они и познакомились. Сначала виделись на общих образовательных собраниях, а дружба завязалась в классе йоги. Когда Генри пригласил Фредерика к нам домой, мы с Роем поняли, что это серьезно, и, вобщем-то, решили не мешать их взаимным интересам и симпатии. Вместе они стали заниматься йогой. Нам их общение не мешало, а когда Генри уже в зрелом возрасте заявил, что решил жениться, мы поддержали его и сыграли веселую свадьбу, где ко мне чудом прилетел подвенечный букет, и отметили начало супружеской жизни с таким печальным концом…
   Порой я думаю, что сын повторяет мою судьбу. Я похоронила мужа, а Генри похоронил своего возлюбленного. Не хотелось бы так думать. И в этот момент пришло осознание, что и Мария может вдруг повторить судьбу Роя или мою. Я собралась с силами, чтобы остановить эмоциональное волнение, так как в голову стали приходить мысли из рассказа о юной жизни своего мужа в том самом доме и квартире, где жил дед Пол и сейчас ночует Мария, когда бывает в городе.
   Я стала искать литературу в интернете или любую другую информацию о повторении детьми судьбы родителей. И вот на что наткнулась. Ряд авторов пишет, что такое может происходить, если ребенок полностью перенимает образ жизни и поведение своего взрослого родителя в силу привязанности или отсутствия любви к нему. От родителя к ребенку переходит его судьба. В общем-то, дети – это наши зеркала, иногда очень кривые, а иногда – «один в один», как телом, так и событиями, наполняющими их жизни. Еще нашла мнение, что ребенок, рожденный в любви и любящий других людей, окружающих его, преодолевает влияние родителей и всего рода, если в ответ на любовь рода или разрушающие события и отношение отвечает любовью. Признает ушедших из жизни родителей, не отмахивается от них в своей памяти.
   Узнав эту информацию, разобравшись в ней, я почувствовала, что мне стало немного легче. Ведь Мария всегда с любовью относилась к нам с Роем и к Полу, ее деду, – особенно к нам, – помогали в этом вопросе письма Сьюзи к Полу. Но я стала чувствовать, что дочь отдаляется от меня и больше делится своими интересами с Роем, чем со мной, а иногда бывает так, что мы вовсе не знаем, что происходит с Марией, но и не вмешиваемся, если она грустна и озадачена… В отличие от Генри, Мария нас ставит в известность перед фактом своих решений, и однозначно. Подумать у нас, как у родителей, времени не бывает – нужно решать сразу, «здесь и сейчас». Прекрасная тренировка для ума, как отметил Рой при очередном заявлении Марии, что она на неделю уезжает с друзьями.

Разговор о Томе

   Как-то вечером за нашим традиционным ужином Мария заявила:
   – Мам, пап, я познакомилась с парнем и пригласила его к нам. У нас же есть место …в комнате Генри? Он же пока уехал… Завтра утром нужно встретить Тома у заправки.
   – Завтра утром? – удивленно спросила я, – но я планировала сделать уборку во второй половине дома.
   Я была возмущена, но, так как у нас не принято отчитывать детей с криками и на повышенных тонах, не могла ничего придумать, как кроме предлога об уборке.
   На что дочь ответила:
   – Ну, тогда Том останется в моей комнате. Нам будет весело вдвоем.
   Тут, широко улыбаясь, вступил в разговор папа:
   – Доченька, Тома мы поселим в комнате Генри, а то, что вам и нам, как я понимаю, теперь несколько дней будет весело, сомнений у меня нет.
   – Спасибо, пап! Ты самый лучший папа на свете, и ты, мам. Я думаю, Том поможет тебе с уборкой, а я буду хлопотать по кухне. Идет?!
   – Идет, – ответила я, спокойно сдерживая свое недоумение.
   Вымыв посуду, мы разошлись по комнатам. И я начала разговаривать с Роем:
   – Иной раз я думаю, что Мария не наша дочь.
   – Почему же это? – спросил Рой.
   – Посмотри, как она вольна. И нескромна! Не вижу, чтобы мы воспитывали ее так!
   – Я думаю, ее воспитывали письма Сьюзи и рассказы деда об их семейной жизни.
   – Ты точно думаешь?
   – Уверен. Она напоминает мне мою маму. Иной раз думаю, что душа моей мамы поселилась в ней, ну или приходит по ночам, и дает ей советы, пока мы спим в соседней комнате… – улыбается Рой.
   – Ну, да. А к нам в это время приходит индеец-шаман и наговаривает вещие сны… – продолжала я.
   Мы заулыбались.
   – Что-то нас как-то это развеселило, – сказал сквозь тихий смех Рой.
   – Еще бы. Я даже думаю, что индеец-шаман – новый ухажер Сьюзи в загробном мире.
   – Нет, не думаю… – там же папа Пол.
   – Наверное, папа Пол работает на ферме у твоего деда, пока Сьюзи отжигает по ночам с индейцами.
   После этих слов мы разразились хохотом.
   – Да. Наша Сьюзи ничего не боялась, – сказал Рой.
   – Помнишь рассказ Пола о верховой езде Сьюзи? – спросила я.
   – Еще бы мне не помнить, я был у нее в животе. Можно сказать, она вскормила меня на лошади, только вот разве не родила на ней.
   – А могла?
   – Наверное, могла, если бы захотела.
   – Ну, вот тебе и любовь к индейцам. Впиталась с потом дикого мустанга. Лучше нам лечь спать. И помолиться, чтобы Том, – по-моему, его так зовут, этого парня, о котором говорила Мария…?
   – …это был самый лучший из сюрпризов нашей дочери? – спросила я.
   – Доброй ночи, Клэр.
   – Доброй ночи, Рой.
   Конечно же, я не уснула сразу, хоть Рой и взял меня за руку. Он обладал какой-то магией успокаивать меня, беря за ладонь. Все думала о Томе, о Марии, и о Сьюзи на коне. Затем мне приснился сон, что Том – это кентавр, а Мария оседлала его. Вместе со Сьюзи, которая оседлала мустанга, они гнались за индейцем. Затем их встретил Пол на танке и подорвал всю эту компанию.
   Я проснулась в шесть утра с мыслью о Томе – что пора приготовить завтрак и встречать его. На кухне послышался шум. Это была Мария, она действительно начала хлопотать, и мое сердце успокоилось. Дочь становилась заботливой домохозяйкой.

Третий возраст Клэр

   Я вспоминала, как раньше держала на руках Марию и при этом вязала. Любила это занятие, когда ребенок был со мной рядом. Меня забавляло, как она внимательно изучает и наблюдает за нитью пряжи. Я любила глубокие зеленые, неяркие, но насыщенные цвета. В тот момент вязала свитер себе, а маленькая малышка помогала мне путать нитки… Обычно я представляла будущее своих детей, когда занималась рукоделием. Какой вырастет дочь, чем будет радовать сынок. Вспоминаю теперь эти прошлые времена, и мне радостно и спокойно на душе. Казалось бы, я осталась «наполовину» одна, Роя нет. Генри на другом материке, но есть моя Мария, которая так добра и бережно относится ко мне.
   Я постарела быстро, как мне казалось, но не ворчала. Куда делась моя молодость? Утекла, как вода, уплыла корабликом по реке. Теперь не о чем грустить. Что могло, свершилось, а чему не дано быть – ушло. В воспоминаниях меня стала посещать печаль, которая тут же переходила в радость. Наши семейные дни и вечера были наполнены светом. Семейные ужины, о которых я так часто рассказывала и писала, составляли наиболее ценные воспоминания. Казалось мне, что я на пороге новой жизни, только уже с осознанным багажом знаний. Будто бы я снова поступаю в университет жизни, иду по его коридорам. Именно так я предчувствовала свой уход. Меня никто и ничто не держало уже на Земле. Казалось, что я выполнила свою миссию, сделала все дела и исполнила желаемое. Не было намерений продолжать в дальнейшем земную жизнь. Я потихоньку обращалась к небу и смотрела в его дали…
   – Мама, почему ты стоишь у окна и смотришь на яркое солнце так пристально? Ты же ослепнешь, – однажды спросила меня Мария.
   – Нет, дорогая, – ответила я ей, – я хочу прозреть для будущей жизни.
   – Мама, по-моему, ты сходишь сума… Это из-за папы? Его нет с нами уже год…
   – Ты как всегда откровенна, и однозначно, открыто, прямо в лоб напоминаешь о своем присутствии и о моих переменах в психике. Нет, дорогая, я не сошла с ума, я просто уже поста… просто пришло время… Я рада ощущать те перемены без страха, с надеждой и верой в лучшую жизнь.
   – Мам, ну куда ты собралась? Рано еще… Я родила только Пола-младшего. Мы планируем с Томом еще детей. Мамочка, побудь еще с нами.
   На меня смотрели глаза Роя сквозь взгляд Марии. Они были похожи.
   – Да конечно, еще останусь, – ответила я.
   А в мыслях ответила Рою, что скоро приду к нему.
   Наверное, сентиментальность захватывает пожилых людей?! По крайней мере, судя по мне. Помню, когда я бывала в городе и гостила с семьей у Пола-старшего, наблюдала часто картину, как одинокие старики бродят по улице, передвигаясь медленно, со стеклянными глазами… Такое ощущение, что душа или ее большая часть уже их покинула. Чего не могла я сказать о себе и о тех стариках, что видела по телевизору в видео-зарисовках о южных странах. Обычно мы всей семьей смотрели канал путешествий. В бедных странах наподобие Индии глаза пожилых людей всегда выглядели более радужными. Я отмечала это, и мой сын Генри тоже.
   – Мам, а почему эти люди так бедно живут?
   – У них экономика такая, – отвечала я.
   – А разве мы не можем им помочь?!
   – Сынок есть люди, которые им помогают.
   – Ну, а мы? Может отправить им денег через благотворительный фонд?
   – Давай попробуем.
   И я взяла в руки первую попавшуюся мне газету, что лежали у Пола на его кухонном столе. Старая привычка солдата обедать и читать одновременно сказывалась на порядке в доме.
   – Вот смотри, – сказала я, – благотворительный фонд «Мир во всем мире». Давай позвоним.
   – Отлично, мама. Только можно ты еще у них спросишь, почему наши американские старики не всегда такие счастливые? Ведь у них есть пособия…
   Я не знала тогда, что ответить сыну. Теперь я понимаю, что наши старики потеряли любовь и веру в сердечность. Только она делает человека улыбчивым и открытым к любым переменам, тем более к старости. Этим соображением я поделилась в своем блоге. И наутро мне в ответ пришло письмо от Мэри.
   «Дорогая Клэр, моя старая подруга, – начинала свое письмо Мэри, – Думаю, тебе пора заканчивать твою писанину и прекратить портить бумагу. Я возглавляю местную организацию пожилых людей под названием „Ясные глаза“. Мы прочитали твой пост, и нам показалось, ты совсем не знаешь, что такое старость».
   Я понимала Мэри. Она жила одна, так и не была счастлива в браке. Деньги у нее были, но детей – нет. Она была профессионалом в своем издательском деле и не давала покоя профсоюзу и после ухода на пенсию. Ее все время приглашали на общественные собрания и спрашивали ее мнение. Она жила социумом, а я семьей. Но при том всегда горячо любила ее и благодарна ей за то, что она когда-то подтолкнула меня к написанию и публикации своих психологических записок.
   В ответном письме, а потом и в телефонном звонке я попросила прощения у ранимой старости, ее общественной организации. Надеюсь, мы в душе полюбовно расстались с ней в тот день.

Письма Пола с войны

   Эти письма Пола и Сьюзи я перечитывала, думая о Генри. Надеялась, что он вскоре вернется.
   «Мы высадились во Франции. Берег морской ее был так же прекрасен, как и ее старинные города. Бой был горячим.
   Сьюзи, если бы ты видела нашу далекую родину, то, наверное, удивилась бы ее необычности. Хоть перемены в войне и предвещали успех, я сомневался в успехе ее социальных перемен, зная, что на ее счету Вторая мировая война. Наверное, это самодурство – борьба за передел Мира. Вот именно Мир я и приехал защищать.
   День был ясным. Напряжение чувствовалось. Нас встретили немцы, а затем мы двинулись в тыл врага. Огонь и взрывы поджидали нас на каждом шагу. Вера в то, что я вернусь, согревала меня».
   Пол продолжал писать каждую свободную минуту.
   «Твои волосы, присланные мне, были всегда со мной рядом. Завернутые в маленькую тряпочку или то, что осталось от кровавого платка, когда мне экстренно пришлось перевязывать рану другу, когда в ход шло все. От платков до шнурков».
   «Дорогая Сьюзи, привет!
   Я люблю тебя!
   Ты просила меня рассказать о войне. Не скрою, что говорить о ней не стоит. Но кое-что я могу тебе рассказать, чтобы никогда больше человечество не начинало войн.
   Мы ввязались в бой. Никто и не думал, что дойдет до рукопашной. Немцы, как трусливые псы, рычали на нас из последних сил, тарахтя своими пулеметами. И вот однажды я вышел один на один на командира небольшого отряда, что встал на пути. У меня был в руках нож, у него пистолет. Он не стал стрелять, и я понял, что в пистолете нет патронов. Он только хотел припугнуть меня, иначе бы пристрелил. Я начал наступать; он не отступал, что-то мне говорил на своем лающем языке. Перед самым контактом с ним я выхватил у него из рук пистолет и врезал ему в морду. Откинул его в сторону со словами «Сдавайся и своим собратьям скажи!». Грег, мой напарник по этому походу, полз позади меня и не спешил подниматься. Я отвернулся и было направился обратно в окоп, чтобы передать, что позиция, которую нам предназначалось захватить, взята. Но не тут-то было. Я услышал выстрел за своей спиной. Обернулся и увидел, что стоит немец, в руках держит нож, а Грег в десяти шагах от него с пистолетом. Так мне спасли жизнь… Немец перед смертью сказал лишь одно единственное слово, которое понимают все люди на любом языке – «мама…»
   «Дорогой и горячо любимый Пол! Лучше бы ты не писал мне о войне. Мое сердце чуть не оборвалось, когда я прочла твое письмо. Периодически перечитывала его и плакала два дня. Почему люди такие жестокие? Зачем им власть и война? Тут, вдали от бед, в труде, среди животных и природы, я чувствую печаль за весь Мир и за наше будущее. Господи, убереги, пожалуйста, от смерти!
   Очередная весна принесла нам не только котят, но и птичек размером с ладошку. Они поселились на нашей крыше. Я одну назвала Пол, а вторую Сьюзи. У них скоро будут птенцы, и это вселяет в меня веру и надежду на скорейшее твое возвращение.
   Обнимаю тебя, дорогой мой. Твоя Сьюзи».
   * * *
   Семья Клэр продала квартиру и на вырученные деньги сопроводила Генри в Индию, как и обещал Рой. Мария осталась жить во второй половине дома, а после смерти Роя и вовсе принялась за хозяйство, с тем же рвением, когда впервые пригласила Тома к ним в гости в дом под горой. Том после колледжа устроился на работу помощником и сменщиком Роя и так и остался работать на заправке недалеко от их общего дома. Они никогда не нуждались финансово, потому что Рой все время работал. Так же поступил и Том, чему женщины семьи были несказанно рады.
   Клэр была уверенна, что ее дочь будет замужем, как за каменной стеной. Том был разговорчив, но так же спокоен, как и Рой, поэтому они смогли сработаться и дополняли друг друга на работе. Том как-то по новому на все смотрел в силу своей молодости, а Рой прислушивался, и рабочие вопросы решались легко. Мудрость и новаторство сошлись воедино. Мария и Клэр были рады. Отец и зять нашли общий язык. Мария сможет сохранить семью. Клэр была в этом уверенна. И Том будет с ней всегда.
   Рой ушел из жизни раньше, чем Клэр. Больше снов она не видела… Вся жизнь для нее стала сном наяву. Видела ли она другие Миры или жила уже в новом сне? Неизвестно. О судьбе Генри больше ничего не знала. Мария жила счастливо в своей семье с Томом. У них родился сын-инвалид. Они горячо любили его и заботились о нем. Когда Клэр узнала об этом, то не растерялась и поддержала Марию и Тома. Ребенка они оставили и полюбили его больше, чем себя, как это бывает в обычных семьях, а тут и подавно – нужно было так сделать, дабы не натворить преступлений против души своей и ребенка. Клэр успокоилась, когда увидела, что все то, что они дарили в семье с Роем друг другу, отразилось в детях. Любовь, заботу, которую передали Марии, она привнесла в свою жизнь, своему дитя.
   Готовиться уйти из жизни Клэр было тихо и радостно, тепло. Тем более, она всегда слышала любящий голос мужа, – он звал ее прийти к нему.
   * * *
   Клэр пришла к Рою. Не боялась смерти, а просто в один из дней во сне остановилось сердце… Белые розы, ее любимые розы… Если бы вы видели, сколько этих цветов было на ее похоронах! Их принесли Мария и сотрудники общественной организации «Ясные глаза», которую возглавляла ныне покойная Мэри, знающие о любви и страсти Клэр к белым цветам.
   Дорогая подруга Мэри успела издать сборник психологических записок о семейной жизни Клэр до ее смерти. Распространяла его среди активистов и членов ее организации «Ясный взгляд». Перед своим уходом Клэр все время вспоминала ее слова: «Люди хотят в руках держать теплые книги, а не холодные компьютеры и планшеты… пиши, моя дорогая Клэр, а я издам твои письма». Клэр не получила никаких лавров с этих книг. И не ждала ничего более, чем просто делиться своими открытиями о семейной жизни и сердечным теплом. Если бы она могла вернуться в прошлое, то обязательно бы вернулась, но пока ей было хорошо и тепло там… Возможно, она встретила Роя и Генри, и тогда ей точно не нужно будет возвращаться. И они зажили новой семьей, но это будет уже другая история, за гранью земной жизни…

Клэр Маккартни

Часть 2. Записки Марии, Генри и других

   * * *
   После отъезда Генри не было и дня, чтобы Мария не позаботилась о Рое и Клэр. Рой ушел из жизни раньше Клэр.
   Мария рассказывала, что последнее письмо от Генри из Индии было такого содержания: «Не могу больше… Ухожу медитировать… во имя Любви». С тех пор писем от него уже не было на протяжении многих лет.
   * * *

Мария о себе

   После того, как Генри проводили в Индию, я и мой муж Том взяли все заботы семьи на себя. Мама продолжала писать свои заметки по психологии и дневники о семейной жизни как и прежде, оставаясь дома. Мама понимала, что Генри ищет себя. Она всегда в душе поддерживала сына, и не привязывала его к себе. Свобода, с которой мы с братом так рано познакомились, радовала и огорчала нас одновременно. Нам приходилось брать за свои поступки ответственность с юности, а то и ранее. Мама не вмешивалась в наши с братом разговоры и страдания по поводу влюбленностей и дружбы, но мы всегда знали – если нам нужно будет посоветоваться или припасть к плечу, обратиться к любящему сердцу, то родители, никогда открыто не осуждая, примут нас. Нам с братом повезло.
   Что бы я могла еще рассказать о маме? Она завещала мне продолжать писать. Я согласилась не сразу, но Том поддержал меня. Сказал, что, наверное, Клэр, зная о том, что будет продолжение дневников, получит силы прожить дольше с нами. И тогда я согласилась, а потом втянулась сама в процесс написания. Тогда мама еще была жива.
   Я начала писать со своей стороны, как я видела нашу семью. И это оказалось удивительным путешествием, которое сблизило нас с Клэр еще больше.

Мария о Клэр

   Моя дорогая мама любила меня и брата одинаково. Только о брате она всегда говорила и беспокоилась больше, потому что он был раним и чувствителен. Мне же палец в рот не клади. Могла прикусить. Но я была больше похожа на отца в поведении, а в разговоре – на Сьюзи, мою прабабушку.
   Мама была молчалива с другими, но много говорила с отцом и детьми. Мы никогда не слышали, чтобы мама ругала нас. За помощью в воспитании прибегала к папе, а тому хватало лишь строго посмотреть на нас и спросить: «Дети, что вы делаете такого, что расстраиваете маму? Наверное, нам с мамой придется поменяться местами, – продолжал отец, – я буду дома готовить вам ужин…» Этого мы не могли допустить. Иначе мы бы остались голодными. Папа мог только запаривать хлопья. Все время есть кукурузу мы были не готовы. В итоге слушались маму.
   У мамы была огромная и неподдельная материнская любовь, которая рождается в сердце у любой матери, но вот сохранить это чувство в суете жизни, перипетий и тревог может, к сожалению, не каждая.
   Книжные полки мамы занимала сплошь психологическая и духовная литературы, и я начала почитывать ее. Интересно, что в некоторых книгах встречался подчеркнутый текст с пометками. Например, пометка «Как я должна поступить с Роем» или «Как мне общаться с Марией» и т. п. Я, прочитав их, старалась вспомнить, в какой момент мама могла применить эти знания. Иногда мне это удавалось, и я возвращалась в свою юность и детство. Было не только интересно, но и захватывающе читать эти книги, азартно. Увлекательно осознавать, что эти книги не лежали мертвым грузом. Мама жила ими и пользовалась, беря советы, используя их в общении с нами.
   Когда у меня родился сын-инвалид, у которого был детский церебральный паралич, я вспомнила все мамины советы о любви. Знаете, как будто бы открыли святую книгу, светлую аудиозапись, из которой маминым голосом полилась информация: «…береги себя и мужа», «…ребенок посреди вас», «…от вас зависит его психическое и физическое здоровье», «…ребенок-инвалид – это благословение свыше. Значит, в вашей семье во стократ любви в сердцах больше, чем у других» и т. п. Свою вину перед сыном-инвалидом я смогла пережить, дабы больше горе не нести в будущее. Мой сын улыбался, так как дедушка Пол. Разве могла не любить его?
   Мамы уже нет с нами, но она иногда мне снится. Она улыбается, и от нее исходит свечение. Именно Светом она являлась мне во снах. Наверное, смирение и светлые чувства были безграничны в ее сердце. Молодость была не очень ласкова к ней. Умер первый муж, и все детство Генри она воспитывала его сама. У нее были трагичные секреты – больная мама и сошедшая с ума сестра.
   Клэр не стала злой и обидчивой на жизнь. Я все время удивлялась, как простая женщина смогла сохранить теплоту в душе после смерти Роя и семейных трагедий с ее мамой и сестрой. Клэр жила загородом, вдалеке от суеты, никогда не ссорилась с мужем. Возможно, в ее молчании есть маленькая тайна.

Мария о Рое

   О папе писать мне сложнее, больнее на душе. Я его очень хорошо помню. Иногда складывается ощущение, что я – это он. Наши характеры настолько похожи, что не заметить это было невозможно. Основная общая черта в наших характерах – это спокойствие и рассудительность. Но было и одно отличие – моя резкость и однозначность, – если я что-то решила, изменить мое решение, сбить меня с пути или сдвинуть с места не в силах был никто.
   Рой любил маму любовью тихой и говорил ей об это только шепотом. Что это означает, я стала понимать, только прожив жизнь…
   Как мы могли, будучи детьми, понять, что папа любит маму? Все просто – они никогда не ссорились. А все тревожные разговоры были за дверью их спальни. Так что нам, детям, никогда не доставались их печали и тревоги. Порою мне кажется, что у нас была идеальная семья. Сейчас я осознала, что именно благодаря этому была готова к моему замужеству и инвалидности ребенка, а Генри – к его путешествиям.
   Мой дорогой отец был сильным и воспитанным мужчиной. Семья воспитала его в любви. Это его основное и верное образование. Многим умным людям, закончившим институты, не хватает чувств. У него с душевным теплом было все в порядке даже после колледжа.
   Как-то больше не получается сказать о Рое. На этом все.

Мария о письме Генри из Индии

Ах, этот засранец, мой старший брат Генри! Не писал уже очень давно. Папе после его отъезда в Индию всегда было тревожно за Генри, хоть и не показывал виду. А мама просто молилась и улыбалась, когда вспоминала о нем. Я грустила и злилась. Но где-то глубоко в душе радовалась за него. Все-таки он делал все, как хотел, и мы его поддерживали в этом. Мама знала, что с ним все хорошо, чувствовала сердцем. Душа ее никогда не обманывала.
Генри объявился совсем недавно, пару месяцев назад. Письмо пришло из ашрама. Меня это успокоило. Написал три слова: «Жив. Люблю. Не приеду». Я ему ответила: «Засранец, я тебя люблю. Сама приеду, если не укатишь опять в неизвестном направлении. Не могла написать тебе по—иному. Не знаю, как ты там живешь. Как у тебя дела? С кем ты, так же без семьи или нет? И вообще, как выглядишь сейчас?! Хоть бы фотокарточку выслал!»

Мария о Томе и Поле—младшем

   Мы с Томом не хотели рано заводить детей, но жизнь распорядилась по-своему. Нам не нужно было зарабатывать на отдельное жилье, так как нам перешел дом от родителей. Родители ушли из жизни рано, и мы стали жить теперь одни. Ребенок перевернул наше привычное восприятие жизни с ног на голову. А, вернее, вернул нас на землю и открыл в нас фонтан любви. Иначе и быть не могло. Куда бы я дела своего сына-инвалида? Нет, я не могла куда бы-то ни было его деть! Если за несовершенство платить отказом, то нет шансов проявиться совершенной любви. Она пришла в наш дом через сына. О нем и о Томе пойдет дальше речь.
   Том вышел из простой семьи рабочих. Отец его был водителем школьного автобуса, а мама трудилась поваром в кафе. Эта мужская профессия привлекала ее тем, что она могла свое чувство заботы передать людям через пищу. Она мало говорила, но со мною делилась, что в детстве любила наблюдать за процессом приготовления еды и тогда вот точно решила, кем станет.
   Том был улыбчив, но склонен к грусти. Что за грусть посещала его, не всегда было мне ясно. Однажды я поговорила с Томом о его детстве, и выяснилось, что родители все время работали и мало уделяли ему внимания, так он считал. Папа иногда был с ним строг, а мама все время пыталась накормить. От того он был упитаннее, чем сейчас.
   – Я не мама, – однажды сказала Тому.
   Он засмеялся и ответил:
   – На кухне ты хлопочешь так же заботливо, как и она.
   – Дорогой, у меня двое мужчин дома и, потом, Клэр хорошо воспитала меня. Например, я могу испечь отличный торт, – продолжала я.
   – Вот потому я и люблю тебя… Не только за еду и умение готовить, конечно. Ты у меня самая-самая интересная девушка в этом районе, – подмигивая, закончил речь Том.
   – А ты – мой самый лучший начальник автостанции, – поддержала его, хваля.
   И мы засмеялись.
   Моего сына мы назвали в честь моего деда Пола. Теперь у нас был Пол-младший.
   Пол-младший принес в нашу жизнь счастье и веру в его выздоровление. Исправить тело ребенка с ДЦП мы не смогли, зато исправили свое отношение друг к другу в семье.
   …Том решил преобразовать бензозаправку и открыл небольшое кафе при ней, где с помощью своей замечательной мамы организовал пространство, чтобы наш Пол-младший и другие инвалиды могли работать на кухне. Мне эта идея очень понравилась, и я рассказала об этом в нашей местной газете, где у нас остались связи после смерти Мэри. Тем более, что ее нынешний владелец был членом общественной организации «Ясный взгляд», которую возглавляла ранее Мэри. Вспомните, что члены этой организации были недовольны дневниками Клэр, когда та писала о старости.
   После публикации о том, что открывается кафе, где будут работать инвалиды, нам пришли тысячи писем и поступили сотни просьб об устройстве на работу в кафе. Тогда я, как мама Тома и хороший организатор, решила подключиться к процессу переписки для дальнейшего развития дела. Мы устроили небольшую видео-конференцию по скайпу между теми, кто хотел работать у нас и с нами. Организовали группу активистов и зарегистрировали общественную организацию. Написали проект развития кафе и гостинцы, чтобы любой желающий мог приехать, остановиться у нас и пообщаться. Запрос на общение в основном был у таких же инвалидов, как и наш сын, но, как это обычно бывает, информация разлетается быстро, и нам продолжали писать инвалиды не только с ДЦП. Все хотели посмотреть наше уютное кафе и специально оборудованную для работы кухню. С этого момента началась другая история под названием «Кафе маленького Пола». Нам удалось в одном проекте объединить не сотни, а тысячи людей. И я решила написать Генри о наших успехах.

Письмо Марии в Индию

   «Привет, дорогой брат!
   У меня родился сын-инвалид. Его бабушка по отцу – отличный повар. Да и я всегда готовила хорошо. Этому научила меня наша мама. Вспомни, как Клэр удивлялась, откуда я стала такой хозяйкой, когда познакомилась с Томом. Оттуда и стала – Том любит вкусно поесть.
   Теперь к делу. Том на автозаправке отца решил открыть кафе для Пола-младшего. Тем более, после реконструкции автостанция стала еще больше, и автопоток увеличился. Кафе мы оборудовали так, чтобы инвалиды могли работать в нем. Я написала в районную газету, и по истечении полугода к нам стали съезжаться семьи с такими же инвалидами и сами инвалиды, чтобы посмотреть, как у нас все устроено. В планах – постройка гостиницы для желающих проживать и общаться с нами.
   Я почувствовала, что нужно поделиться с тобой нашими новостями и семейным решением.
   Благодарю тебя, мой брат, что прочитал письмо. Твоя любящая сестра, Мария».
   В ответ я получила письмо:
   «Дорогая Мария, приезжаю к вам в следующем месяце. Ждите. Буду рад помочь.
   Твой Генри, незасранец…»
   Счастью не было предела. Наконец-то я, мой сын и муж увидим моего дорогого брата Генри! Том начал готовить комнату Генри к его приезду. Я убрала пыль и все лишнее, что могло там скопиться за долгие годы его отсутствия. Иногда мне кажется, что время в доме нашей семьи остановилось. Уже технический прогресс шагнул до создания 3D-принтера, а у нас, как и прежде, кипятили чай на домашней плите и сидели у камина за книгой, а не перед телевизором, хоть имелись и обыкновенный электрочайник, и современная спутниковая связь.

Возвращение Генри домой

Генри вернулся в свою родную страну. Америка встретила его с распростертыми объятиями, а семья была на седьмом небе от счастья. Брат влился в работу кафе, взял общественные связи на себя и начал путешествовать по миру, как и мечтал. Будучи последователем своего просветленного духовного учителя-весельчака, он вел скромную и наполненную улыбками, радостью и позитивом жизнь. Брата я могла узнать только по его глазам. У него к тому времени уже была небольшая борода и очки. Образ напоминал нам хиппи и относил нас в 60—70 годы двадцатого века. Но это было не страшно, а даже приятно и удивительно.

Встреча Элизабет с Генри

   Брат встретил свою судьбу в Италии, куда он поехал, чтобы рассказать о нашем быте и жизни в кафе. Учитель благословил его на распространение опыта и миротворчества во всем Мире. Брат встал на путь сострадания. На одном из вечерних приемов, организованном Общественным европейским советом по защите прав инвалидов при участии благотворительного фонда, Генри повстречал Элизабет и больше расстаться с ней не смог. Затем, попутешествовав с рабочими визитами по Франции и Испании, они уже вдвоем уехали в Индию. Cыграли свадьбу, а через семь месяцев у них родился ребенок.
   Я вспомнила – что-то о семейном будущее Генри читала у Клэр в дневниках. Нашла эти письма и решила непременно их включить в ее второй посмертный сборник.
   Генри прилетал в Америку, ездил по штатам, рассказывая о нашем кафе, собирал пожертвования на строительство гостиницы в бедленде с современным залом для конференций, а так же залом для приемов и праздников. Наши мечты стали потихоньку сбываться. Мы строили гостиницу, и жизнь текла своим чередом. Самое интересное, по-моему, происходило у Генри. Об этом я и расскажу далее.

Мария узнает о Марке

   Мой брат с подросткового возраста осознал себя мальчиком-геем. Однако после долгого проживания в Индии он стал неожиданно себя вести по отношению к своим первым осознаниям. Особенно после того, как в зрелом возрасте встретил Элизабет.
   «По-моему, у них роман, и это надолго», – подумала я впервые, когда узнала о встрече Генри и Эл. После, прочитав пророческую запись Клэр о Генри, живущем в Индии, я стала наблюдать, все ли так сложится, как виделось маме.
   У Генри и Элизабет родилась дочь. Затем, через три года, еще одна девочка. Юношу из видения мамы мы не наблюдали. Я ждала. И вот молодой человек в очках появился. Это был парень, которого полюбил Генри. «Полюбил, как себя», – как выражался он сам.
   Я спрашивала брата, было ли у него что-нибудь интимное с Марком, – так звали этого парня. Генри отвечал, что ничего не было. Один раз они, правда, по словам брата, очень крепко обнимались и целовались, но до чего-то большего не доходило. Видимо, не получалось, решила я. А может, было не положено по новой вере Генри. Он же мне говорил, что они любили друг друга как-то особенно нежно, но не стремились заниматься сексом. Уж мне это было не понять. Я не была настолько осведомлена в этих однополых вопросах, окрашенных в таинственность. Если бы только мама была жива, то, она, наверное, рассказала бы мне обо всех особенностях моего брата.

Сны Марии о Клэр

   Мама начала мне сниться чаще, обычно перед встречами, когда мне нужно было решать какие-то деловые вопросы, относящиеся к кафе и гостинице. Мама во снах всегда говорила мне примерно так: «Помни, ты женщина, любящая своих мужчин. Ты – хранительница очага. Все дела внешнего Мира отдай сыну и мужу, брату. Пусть они пекутся о внешнем мире». Я старалась прислушиваться, и совсем не покидала Америки и своего района на долгий срок, отправляла своих помощников или мужа на подписание соглашений.
   К тому времени Том уже наполовину отошел от дел автозаправки и оставил за собой только дежурства дважды в неделю, «чтобы избежать скуки и чтобы руки не забыли труд», – как он говорил, и «не зазнаться», как считали мы оба.
   Деньги в наше дело лились рекой. Мы помогали всем. В частности, инвалидам. Сами же жили в своем старом домике, и максимум, что изменили, так это перекрыли крышу. Том категорически отказывался как-то перекрашивать стены дома. Говорил, что так они напоминают ему наши первые встречи. Все чаще вспоминали первые свидания. Еще Том проникся моими рассказами о Клэр, которая приходила ко мне во сне. Он утверждал, что мама незримо с нами и, возможно, часто бывает в доме. Ранее я не замечала за мужем такой чувствительности. Он продолжал: «Не думаю, чтобы ей сильно понравились новшества. Давай сохраним наш дом без кардинальных перемен. Я бы даже сказал, их дом…». Мы замолчали, а в памяти пронеслось все… Как я впервые в детстве осознала, что этот дом мой. Как впервые ударилась об угол обеденного стола. Как обнимала маму, улыбалась брату. Вспомнила о том, как готовила ужин Тому. Провожала вместе с мамой в последний путь отца. Как провожали маму, и дом был полон белых роз. С тех пор так и принято у нас – ставить на стол цветущие белые цветы в память о Клэр.

Первая встреча Марии и Тома

   Наша встреча с Томом произошла на улице. Мы с подружками обычно прогуливались шумно, и не заметить нас было сложно. Шутили, смеялись. Том в молодости подрабатывал в свободное время. В парке продавал хот-доги. В тот самый момент, когда ему нужно было сдавать рабочую смену, послышался заливистый смех девушек. Это были мы с подругами. Подошла к прилавку и собиралась купить бутылку газированной воды.
   Я немного не понимала, почему парень у прилавка так засуетился, давая мне сдачу. Затем придержал мою руку своей рукой и в следующее мгновение сказал: «Ты мне понравилась… это тебе!» – и вручил мне картонную коробочку. В ней было пирожное. Как потом выяснилось, его мама готовила вкусные эклеры, редкие для Америки. Я улыбнулась. Том спросил, где он может меня найти. Я ответила, что приду сама в парк, если решу. Том влюбился с первого взгляда…
   Пришла домой. Рассказала маме историю знакомства с Томом. Мама попробовала пирожное и сказала: «Нужно отблагодарить Тома». Посоветовала мне принести наш домашний морковный торт ему в благодарность. Что я и сделала, как понимаете, решилась прийти. А потом у нас завязалась дружба, и я пригласила Тома к нам домой. Вспомните тот самый момент, когда мама была неожиданно удивлена моей вольности, что, не спросив у родителей заранее, позвала Тома к нам домой в бедленд.
   Во многом наше знакомство укрепила мама, и не только своим тортом. Клэр мудро посоветовала мне продолжать общаться с Томом. Да я и сама уже все решила. Поддержка мамы просто укрепила мое решение. Наверное, она чувствовала, что за Томом кроется хорошая свекровь. И потом подарить девушке еду, – самое дорогое, что у него было в тот момент, говорит о его чувствах. По крайней мере, так я думала в то время. Не ошиблась.

Мария о Генри

   Когда я вспоминаю наши дружные вечера, компании друзей и партнеров, встречи в кафе, то всегда особняком в памяти всплывает Генри. Он молчалив и улыбается, держится отстраненно от всех и иногда что-то бормочет про себя. Замечала по губам. Когда в зал заходил какой-нибудь симпатичный молодой человек или девушка, Генри терял дар речи. Затем всматривался в новое лицо и искал момента, чтобы уединиться и поговорить с гостем. Его любовь и интерес к красоте человеческого тела я заметила впервые именно тогда. Однажды, описав, как я вижу его поведение, спросила, что это он делает, когда уединяется и бормочет или говорит с людьми.
   – Сестра, видишь ли, – начал Генри, – я изменился после жизни в ашраме. Раньше сдерживал чувства и молчал про себя, думая о чем-то… А теперь иду, знакомлюсь и общаюсь с симпатичными мне людьми. А вдруг эта встреча не случайна? Вдруг симпатия взаимна? Иногда чувствую, что нет, но не могу отказать себе в удовольствии поговорить с человеком и ласкать его взглядом.
   – А что ты бормочешь про себя? – спрашиваю повторно.
   – А, так это мантры, их читаю периодически, чтобы голову не занимать чепухой. Например, мыслями о твоем вкусном десерте.
   Мы засмеялись.
   – Да, десерты у меня и моего сына действительно вкусные. Спасибо Клэр и маме Тома, – они смогли передать мне искусство кулинарии.
   – Ну, вот как-то так, – закончил Генри.
   Брат снова ушел в свое молчание.
   Через неделю Генри нужно было уехать. А я все продолжала, как сейчас, думать, что мой брат странный… А может, как говорила наша мама Клэр, он просто чувствителен, а потому ведет себя не как все.

Удивительный Генри

   Я начала наблюдать за особенностями Генри с большим интересом исследователя. Планировала разгадать ребусы его поступков и поведения, чтобы лучше понимать брата. Перестала его называть словом «засранец». И посмотрела на него со стороны, будто бы он мне незнакомый человек или приятель.
   Мой брат и вправду был ранимым. Вернее, он сам придумал себе, что он раним. Не было родного отца, и что с того? Был Рой, который его любил и уважал. Пол-младший, будучи уже взрослым, однажды сказал, что дядя очень любящим взглядом смотрит на всех людей и порой ощущается и думается, что с ним можно иметь близость… от него что-то такое исходит, что подталкивает других к этому, считывается многими. Даже мои официантки в кафе и помощницы говорят об этом. Я обычно не знала, что ответить, просто слушала. Наверное, Генри и сам знал что-то про себя такое. Сотрудники буквальным образом на него вешались. Он их не воспитывал и не ругал, просто разговаривал с теплотой в голосе, а когда становилось вокруг шумно, покидал компанию.
   Приезжавшие в кафе дети, единожды познакомившись с моим братом, скучали по Генри и звали его обратно поиграть с ними. Он присматривал иногда за детьми. Когда же ему нужно было выходить и выступать со сцены, то все маленькие ребята приходили в зал и аплодировали ему громче всех и с визгом встречали, когда он спускался с трибуны.
   Всю свою любовь Генри передал родным детям и Элизабет. Как жилось его жене, мне не было ведомо. Она была скрытной девушкой, такой и осталась и после наших встреч.
   Как Эл относилась к другу Генри, Марку, я не знаю.
   Роман Марка и Генри продолжался, только встречались они очень редко. Марк жил в соседнем ашраме и был без семьи. Обычно они виделись по утрам на утренних прогулках перед практиками и палящим солнцем, как я выяснила позже, проведя расследование.
   Я решила познакомиться с Марком поближе и написала ему письмо, предварительно расспросив Генри о ближайшем ашраме. Поэтому об их отношениях и общении знаю только со слов Марка.
   Некоторые письма Марка я буду приводить целиком. Он разрешил мне писать о нем. Только просил изменить его имя. На самом деле второго любовника моего брата, встретившегося ему под палящим солнцем Индии, звали не Марк.
   То, что европейцы взяли о сексе и перенесли в наш западный мир из тантры, так это только сотую часть, и то понятую ими.
   В том районе, где я практиковал, были сильны верования тантристов, потому сам храм отвечал требованиям населения, испокон веков жившего рядом. Потому во дворе стоял огромный лингам [1 - Ли́нгам, также часто – ли́нга, (санскр., liṅgaṃ – знак, метка, признак) – в древнеиндийской мифологии и некоторых течениях индуизма символ божественной производящей силы. Хотя некоторые направления шиваизма – в основном, лингаяты – в своей практике используют лингам без йони.] и, когда наступали праздники, проводились ритуалы. Мне в ту пору в процессе ритуалов все время приходили разные видения – Шивы и монахов, медитирующих высоко в горах в своих пещерах. И много чего еще, за что меня прозвали, любя и шутя, «фантазер».
   Сам храм был отделан скульптурами людей в различных сексуальных позах из камасутры. Внутри было темно и имелись кабинки для медитации и практики. На полу стелились циновки из соломы, зажигались свечи или палочки. Размер храма был где-то пятнадцать на пятнадцать метров. Посередине было пустое пространство, дальше располагался алтарь со скульптурой божества. Пол был цельнокаменный, похожий на бетонный. Его натирали до блеска так, что малейшие лучи света, попадавшие в храм, могли отражаться в нем. Внутри всегда было прохладно, в любую погоду.

Мария об Элизабет

Элизабет была француженкой по происхождению. Это ее роднило с нами. Но жила в Италии. Эл была тиха и достаточно скромна. Носила длинные, аккуратно собранные волосы под платком на голове. Часто ее повседневной одеждой была смесь стилей. Индийского в ансамбле ее образа было больше, от Европы и Америки – только джинсы и нижнее белье, я так полагаю. Все время о чем-то думала – в этом она была похожа на Генри. Считала своего мужа самым лучшим и прекрасным на свете человеком. При любом возникающем вопросе в семейной жизни всегда советовалась с мужем, а всем любопытствующим отвечала, что все хорошо.

Переписка Марии и Элизабет

   Близкое общение и тайная, долгая переписка с Элизабет началась с разговора на кухне. Генри о письмах ничего не знал.
   – Мария, спасибо за гостеприимство и вкусный торт, – сказала в тот вечер Элизабет, когда гостила у нас с Генри.
   – Спасибо, что вы в очередной раз остановились у нас. Так много дел в нашей общественной организации, и Генри сумел привлечь к нам должное внимание. Чтобы было бы, если бы ты не заботилась о нем?!
   – Ой, ты хочешь сказать, что я как-то причастна к его успехам? – улыбнулась Эл.
   – Именно так. Ты способствуешь успеху своего мужа.
   – Я думаю, это его регулярные молитвы Всевышнему и следование наставлению учителя проявляются успехами.
   – Несомненно, и они тоже, но через тебя приобретают силу молитвы за мужа.
   – Откуда ты осведомлена о ведических взаимоотношениях мужчины и женщины?
   – Узнать это было не так сложно. У нашей мамы Клэр было много подобной литературы, и потом, Интернет всегда готов ответить почти на любые вопросы.
   – Интересно. Генри редко что-то говорит о своей маме. Единственное, что я знаю, – он сильно любил ее, и что Рой – по-моему, так звали твоего отца? – и мама бережно относились к нему.
   – Верно…
   – Рой был ему отчимом?
   – Отцом…
   – Ну да. Он всегда тепло говорил о Рое.
   – М… интересно, а что еще рассказывал тебе Генри?
   – Больше ничего.
   – Тогда, наверное, тебе стоит почитать дневники Клэр.
   – А разве это возможно и уместно – читать чьи-то дневники? – с удивлением спросила Эл.
   – Видишь ли…, как тебе сказать… наша мама не совсем была от мира сего, и по просьбе ее старой подруги Мэри – «Надеюсь, меня не в честь ее назвали?», – подумала я, – опубликовала свои записки о нашей семье и ее жизни с Роем и детьми. Досталось и деду, и роковой бабушке Сьюзи!
   – А кто такая Сьюзи?
   – Так, я вижу, Генри совсем не посвящает тебя в наши семейные дела. Сьюзи – наша шальная и горячо любимая родная бабуля по отцу Рою. Кстати, в некоторых вопросах, касаемых общения, я на нее очень похожа. Например, прямотой.
   – Успела твою прямоту заметить, но не думала, что это перешло к тебе от бабушки.
   – Да, у нас даже в семье была шутка о том, что Сьюзи приходила по ночам и воспитывала меня, нашептывая в очередной раз кому, что из родных сказать, кому подстроить маленькую шалость. В дневниках ты подробно ознакомишься с этим. Вот, держи эту зелененькую книжечку.
   – Ой, она совсем тоненькая!
   – Да, немного, но зато ключевые жизненные моменты нашей семьи в ней отражены.
   – А вы не были против публикаций?
   – А кто нас спрашивал-то в те юные годы? Мама решила, что так она выполнит свой долг перед обществом, опубликовав дневники и психологические записки. Ведь она не давала частных консультаций и не вела открытого приема, а тут представилась такая возможность, помимо блога в Интернете, напечатать сборник. Да и Мэри, подруга Клэр, настаивала. Отказать было сложно.
   – Отличная новость, – заулыбалась Эл, – я раньше подумывала, как же мне поступить со своими записями о жизни…
   – Да, интересно… А о ком там у тебя в записях?
   – Например, есть строки о первом знакомстве с Генри.
   – О, прекрасно! Я как раз хотела у тебя об этом спросить. Расскажешь?
   – Лучше пришлю или перепишу с оригинала дневниковой записи о встрече.
   – Прекрасно. Разрешишь что-то опубликовать?
   – Подумаю. А где?
   – В продолжении дневников Клэр. Готовится к выходу вторая книга.
   – Ты решила продолжить дела мамы?
   – Я не решала, а согласилась. Издательство предложило хорошую оплату, и Том поддержал. И подругу Мэри вспомнила. Да еще и мама во снах приходит и вручает мне книгу в руки. Два раза уже снилась. Правда, писать меня не просит. Просто смотрит с любовью.
   Через неделю Эл и Генри уехали, а я стала ожидать письма. И вот 3 марта, накануне открытия гостиницы рядом с кафе, мне пришло письмо с описанием первой встречи с Генри и поздравление об открытии первого здания. Брат с семьей прилететь не смог, у него были еще обязанности в ашраме. Но его заботу мы все чувствовали на расстоянии.
   Пол-младший был на седьмом небе от счастья, вовлечен в праздничные приготовления, а с ним и вся семья по линии Тома.

Письмо от Элизабет

   «Дорогая моя подруга, Мария. Разреши к тебе так обратиться. Не смогла я прочувствовать сразу, насколько мы близки, но потом, после прочтения дневников Клэр, осознала, что любовь наша к нашим семьям и Генри велика. Просто твоя любовь – активная и завоевывающая внешние пространства посредством слова, а моя – тихая, молчаливая и уходящая в глубину души моего мужа Генри».
   «Вот поворот!» – подумала я. Продолжение письма ниже:
   «Познакомились мы с Генри на вечернем приеме в Италии. Я была волонтером, сострадающим людям-инвалидам, не имеющим возможностей пользоваться телом всецело. Я давно верила в карму и в единого Всевышнего Бога. Подобной экзотической литературы у нас в Европе хватает, однако не все открыты Свету. Мечтала встретить монаха или очень глубоко проникнувшего в тайные знания Востока мужчину, и вот дорогой Генри появился в моей жизни. После нашей единожды состоявшейся встречи мы уже не смогли расстаться.
   Генри говорил, что его мама поведала ему о возможном семейном будущем, и я захотела прочитать эти видения. Надеюсь, ты мне их пришлешь? Если они сохранились, конечно же. В книге Клэр я их не нашла.
   Мы с Генри долго беседовали в первый день знакомства, и он мне рассказал обо всей своей жизни, и я приняла его таким, какой он был. Затем откровения полились из меня. Генри обнял меня со словом «люблю». Больше мне ничего и не нужно было…»
   Я оторопела. Если бы Генри так ухаживал за всеми, простите, после каждой первой встречи говорил о себе…, то тут, конечно обычная девушка, если не воспитана, то убегала бы прочь, а воспитанная бы слушала, но после уходила бы навсегда. Хорошо, что Генри ранее этого не делал до Эл.
   Ловлю себя на волнении. Вот те раз, никакого тебе привычного завоевания женщины. Просто взгляд глаза в глаза, и вот они уже все друг другу рассказали и поженились по приезду в Индию. Да, мой братец, как всегда, оригинален, и его жена не отставала.
   Я написала в ответ Эл:
   «Дорогая моя подруга, Эл. Признательна тебе за откровение. Читай письма Клэр снова и снова, в спокойной обстановке, вне суеты. Возможно, откроется что-то еще интересное для тебя о нашей семье. Думаю, в ашраме тебе это удастся. Если нужно, могу выслать еще одну книгу для домашней библиотеки.
   Во мне, конечно, волнуется душа и двоится ум после твоих писем. Я, с одной стороны, удивлена, и даже пустила слезу, а, с другой стороны, – смутное ощущение, что мой брат сходит с ума потихоньку. Вероятно, я просто не знаю его… Как это так, за один день принять решение о свадьбе и рассказать все тайны при первой встрече? Непостижимо уму. Как говорила моя мама: «То, что непостижимо уму, доступно душе». Видно, с моим братом именно так.
   Приятно, что ты почувствовала мое расположение к тебе. Можно даже сказать, что я подумала подсмотреть, как ты общаешься с Генри. Поделись. Хочу наладить и снять напряжение в своей семье. Том очень много работает. По моему заданию ведет переговоры, и я стала замечать, что он не радуется. Счастливым видела его только на автостанции, а не со мной в общественной организации. Видно, ему лучше там, где он специалист и хозяин, как, например, наш Генри в своих мантрах и беседах о любви».
   «Дорогая Мария, здравствуй!
   Получила твое письмо и сразу же села писать ответ. Ты права, что заметила перемены мужа. Дай ему больше возможности быть в своем деле. Я всегда слушаю Генри и следую за ним. Просто не вижу другого смысла в жизни, но у тебя есть другой смысл – это успешность твоего дела, которое затеял когда-то Том для маленького Пола. И теперь ваша небольшая бизнес-империя разрастается. Потому просто определи каждому свое место, где он будет счастлив, и привлеки людей таких же счастливых, как и ты, в помощники».
   «Дорогая Эл, здравствуй!
   Благодарю за письмо и за твое участие в моей жизни и делах. Я, последовав твоему совету, освободила Тома от суеты и деловых встреч. Он стал прекрасно себя чувствовать. И все же расскажи мне о Генри еще. Чем он живет сейчас и когда решил быть с женщиной, а не продолжать оставаться с мужчинами? В какой момент это произошло, по-твоему?»
   Дальше я привожу только цитаты с ответами на вопросы, а не целиком письма.
   «…Он решил просто быть для начала. А потом уже решал, с кем быть в сексуальном плане. Все произошло в тот момент, когда он стоял на берегу океана и наблюдал как парочка – парень и девушка, шедшие мимо него по берегу, обнимали друг друга. В тот самый момент кричала чайка, и он думал, что это голос мамы. Решил посвятить себя служению людям, и, если судьбой уготовано, встретить девушку и завести семью. Так оно и вышло. Он встретил».
   «…Эл, а где он пропадал? Не писал даже родителям в Америку!»
   «…судьбою было определено, и по благословению учителя Генри ушел в горы для практики и медитации. И осознанно не писал никому писем. Жил без связи, в труде и заботе о небольшом храме в горах».
   Да, мой братец поистине удивительный человек. Человек нового Мира. Ведет активную социальную работу в нашем проекте, а еще до этого уединялся от социума в горы…
   «Расскажи, пожалуйста, Эл про нынешнее его отношение к парням?» – продолжала писать я.
   «Ты все-таки решила затронуть тему интимных отношений, как я вижу из последнего письма. Мы с Генри счастливы. У него семейная саньяса, как и у меня. А вот что касается мужчин, то тут я не наблюдаю его встреч с ними. Но помню об упомянутом тобою видении Клэр, в котором Генри стоял в окружении двух девушек и одного парня. Кстати, я беременна вторым ребенком. И я чувствую, что это наша вторая дочь».
   «Вот так радость, дорогая Эл! У меня родится еще племянница. Ну, это чудесно. Как подрастет, приезжайте к нам снова в гости! Я рассказала нашим и Пол-младший радуется, по-моему, еще больше, чем я, узнав о твоей беременности. Передает привет всем вам!»
   В общем, это вся информация о Генри, что я смогла узнать у Элизабет в тот период. Но мне предстояла еще переписка с его новым возлюбленным, уже на новом витке жизни Генри.
   Иногда я чувствовала себя детективом и далеко не психологом, как моя мама. Просто собирала факты о тех, о ком было сказано в первой книги Клэр. Таким образом, готовила вторую часть продолжения психологических записок, которые так полюбились некоторым читателям. Издательство надеялось, что второй сборник будет куда более интересен большему кругу, так как популярность кафе нашей семьи и общественной организации ширилась. Я продолжала собирать факты из историй личной жизни.

Переписка Марии и Марка

   «Привет, Марк!
   Меня зовут Мария. Я сестра Генри. Того самого Генри, с которым у тебя отношения. Как я узнала о вашем общении, возможно, тебе хочется узнать? Просто спросила у Генри о его нынешнем отношении к парням. Он мне рассказал, что есть ты, его друг, который живет в соседнем ашраме.
   Я решила тебе написать, чтобы узнать, какое у тебя отношение к моему брату. Знаю, что вам, людям, выбравшим духовный путь, не положено умалчивать ответы на прямые вопросы. Некоторые я задам, позволь? Как долго вы встречаетесь с моим братом Генри? Есть ли у вас интимные отношения, и какие именно? Собирается ли Генри оставить семью, говорил ли он тебе об этом, чтобы устроить жизнь с тобой? Пытаешься ли ты как-то помешать семейной жизни Генри, были ли у тебя такие планы и почему ты их не воплотил до сих пор?
   Вопросы, возможно, провокационные, но поверь мне, я волнуюсь… Благодарю заранее. Мария».
   Через месяц получила ответ. Не быстро, конечно, сетовала я, но терпения хватило.
   «Привет, Мария!
   Я тот самый Марк, что любит твоего брата. Генри повстречался мне случайно, но, как говорят у нас, «случайностей не бывает». Мы притянулись, и лишь через какое-то время я увидел неподдельный интерес ко мне. Первый раз мы поцеловались при повторном общении. Что касается твоих вопросов, то я буду отвечать на них по порядку. Итак, начнем:
   – Как долго вы встречаетесь с моим братом Генри? Встречаемся мы с Генри уже больше года.
   – Есть ли у вас интимные отношения, и какие? Максимум, что у нас бывает – это объятия и поцелуи. Ни он, ни я не разрешаем себе большего. Иначе нас затянет, да и не положено практикующим в саньясе. Нужно энергию перенаправлять в йогу и медитацию. Как-то так.
   – Собирается ли Генри оставить семью, чтобы устроить жизнь с тобой, говорил ли он тебе об этом? Ничего подобного Генри не планирует. Наоборот, хотел, чтобы мы жили вместе. Но я отказал. Просто он тут как ребенок поступает, который хочет, чтобы все его любимые, в том числе и я, были рядом. Не знаю, что скажут на это жена и дети. Пока я не согласился.
   – Пытаешься ли ты как-то помешать семейной жизни Генри, были ли у тебя такие планы, и если были, почему ты их не воплотил до сих пор? Планов не было, а мысли были, но тщетны они. Я на них не зациклился. Если бы ты не напомнила, то и не вспомнил бы. Так что, дорогая сестра, не волнуйся. Твоему брату Генри хватит целомудрия, и мне хватит стойкости. Мы же не пацанчики молодые, которые просто хотят секса в любом удобном месте.
   Я младше Генри. Может, он тебе и говорил. Нас устраивают наши утренние встречи во время практики или до нее. Мы живем в 15 минутах ходьбы друг от друга. Потому можем прогуливаться поутру в ближайшем парке между нашими ашрамами. Все хорошо у нас. Хорошо у него на душе, я чувствую. Его семья крепкая. Жена Эл и дети любят его, а он отвечает им тем же. А что еще нужно-то?
   С уважением к твоим чувствам, Марк».
   «Привет, Марк!
   Спасибо за твой столь откровенный и подробный ответ. Теперь я спокойна. Спасибо за уважение к моим чувствам. Желаю тебе плодотворной практики и счастья. Верю в твою искренность и правдивость. Жму руку. Что ты можешь рассказать еще о Генри?
   С уважением и благодарностью, Мария».
   «Мария, привет!
   Ох, мой дорогой Генри… Что я могу рассказать о нем?! Его золотая борода и глаза сразили меня одномоментно. Больше ни о ком я думать и не мог. Прошло время, а я так же влюблен. И, самое главное, благодарен ему за принятие меня. У нас с ним не было ни разу секса в том понимании, в котором он вообще может быть между парнями. Нам хватало сидеть рядом, пить чай и иногда целоваться. Наша вера и душевность ограничивали нас и наполняли одновременно. Оберегали от пустой траты и потери энергии и наполняли нас великим сочувствием, соединением и состраданием. В нас разливалось сочувствие к нашим душа и телам».
   …Замечу, что Марк часто употребляет какие-то возвышенные слова, которые я иногда не понимаю. Ранее это раздражало меня, и я хотела провести редакцию писем, но затем поняла, что тогда письма будут уже не о моем брате и не от Марка, а от меня. Потому набралась терпения и перепечатывала их смиренно с оригиналов.
   «Мария, вспомни, я писал тебе, что Генри хотел, чтобы мы жили вместе. Он подумывал посоветоваться с женой по этому вопросу. Я не хотел причинять Эл неудобства. Не соглашался на совместное проживание. Зачем? Чтобы дети видели меня? Зачем? Думал, что лучше редкие встречи в стороне, не разрушающие их брак. Тем более, нам хватало видеться по утрам. Мы дарили друг другу большее, чем просто пребывание в одном доме.
   Благодарю пространство и Божественность, что нашей мудрости на двоих хватало, чтобы не совершать чего-то неразумного.
   Однако мы не принимали нашу ситуацию до конца, так мне чувствовалось. Я думал о детях Генри… Ведь они всегда могут узнать о наших отношениях. И лучше им узнать об этом уже взрослыми. Зачем узнавать в юном возрасте? Возможно, у тебя, Мария, возникнет осуждение нашего поведения. Мы сами немного осуждали себя, но никто из нас не признавался в этом».
   Иногда мне казалось, что Марк любит Генри гораздо больше, чем Генри его. Не разрушить семью и довольствоваться только утренними часовыми встречами… Думаю, это поступок, достойный человека, наполненного чувствами Света.

Продолжение переписки Марии и Марка

   Вот так у нас завязалась переписка. Все началось с общения о брате, а продолжалось общением о взглядах на жизнь.
   «Мария, привет!
   Скажи, пожалуйста, а кем была мама Генри? Он как-то упоминал о ней с теплотой и говорил, что она была удивительна. А еще он сказал, что у тебя родился сын-инвалид, и вы с мужем выдержали это испытание. Так стойко, что открыли кафе и устроили гостиницу для инвалидов и их семей. Проводите различные приемы и мероприятия. Как у вас получилось все это организовать? У моего двоюродного брата сын тоже инвалид, и я бы хотел познакомить вас, если это будет возможно.
   Благодарю. Я на связи. Марк».
   «Привет, Марк!
   Неожиданные вопросы, но что ж, я отвечу на них так же честно, как и ты отвечал на мои.
   Наша мама была очень добрым и заботливым человеком, семья не знала бед. Она была психологом, читала книги по восточной философии. Возможно, любовь Генри к индийскому философскому знанию проникла в его душу с ее молоком. Генри любил подражать маме в поведении, я же, наоборот, тянулась к отцу, Рою.
   У меня родился сын с ДЦП. Узнали, когда ему исполнился годик. Мама еще была жива, помогла мне выстоять. Когда близилось совершеннолетие сына, мой муж, полный любви, решил открыть для него кафе, видя, как ему интересно готовить пищу, – кафе, где любому инвалиду было бы удобно работать и быть клиентом заведения. Теперь у нас много народа. Мы организовали свое предприятие и общественную организацию, чтобы развиваться. Проводим мероприятия, и для того, чтобы людям было где остановиться, построили гостиницу. Будем рады видеть и твоего брата с семьей. Пусть позвонит мне по телефону. Все адреса и контакты ты найдешь в листовке, которую я вложила в это письмо.
   Расскажи лучше, как ты попал в Индию, в ашрам?
   Всего доброго. С наилучшими пожеланиями, Мария».
   «Привет, Мария!
   В Индию я хотел попасть еще со школы. После уроков географии что-то меня тянуло туда. А потом я узнал, что в соседнем доме собираются вайшнавы [2 - Вайшнави́зм, или вишнуи́зм (санскр.) – одно из основных направлений индуизма, отличительной особенностью которого является поклонение Вишну и его аватарам (преимущественно Кришне и Раме). Все ветви вайшнавизма отличает приверженность монотеизму.] и изучают веды. Я стал посещать те религиозные собрания, где мы пели мантры. Лучшего для себя не мог придумать. Все оказалось просто. После окончания школы подкопил денег и уехал посмотреть страну, а во второй приезд перебрался насовсем. Периодически выезжаю из страны и продлеваю себе визу. Вот.
   Мой учитель основал ашрам рядом с коммуной Генри. Главы двух общин организовали своих последователей, и те посадили сад, между двумя ашрамами окультурили парковую зону. Землю взяли или в аренду, или купили напополам, – не могу сказать точно. Так вот, в этом саду мы и гуляем с твоим братом.
   С благодарностью, Марк».
   «Привет, Марк!
   Интересно ты пишешь. А как же родители отреагировали на твое увлечение Индией? Вообще-то вайшнавов не всегда примечают, но я знаю, что в Америке есть экофермы, где они выращивают свои продукты. Поистине удивительные люди, верящие в Кришну.
   Обнимаю, Мария».
   «Привет, Мария!
   У нас отличная летняя жаркая, дождливая погода (улыбаюсь). Желаю и вам не хворать.
   А родители отпустили, скрипя зубами. А что им оставалось делать? Я им пишу периодически. Пока они получают письма регулярно, с ними все в норме, но я подумываю писать реже. Надеюсь, поймут. Хотя кто его знает? Если будут жить в обиде, ничего хорошего нет, а если в панике, то тоже. Вот и выбирай из двух зол меньшее. Вся суть в привязанности к детям. Эх.
   Я не вайшнав, кстати. Просто пришел в индуизм через знание вайшьев, а потом, ассимилировавшись тут, предпочитать стал шиваизм [3 - Шакти́зм (санскр., Śāktaṃ в буквальном переводе – «доктрина силы» или «доктрина Богини») – одно из основных направлений индуизма; основано на поклонении Шакти или Деви – Богине-Матери в индуизме – как абсолютной и изначальной форме Бога.] и шактизм [4 - Шиваизм Шиваи́зм или шайви́зм (дев., śaiva-dharma) – одно из основных направлений индуизма, традиция почитания Шивы. Шиваизм широко практикуется по всей Индии и за её пределами, в особенности в Непале и Шри-Ланке.]. Вобщем-то, все суть одно. Бог един.
   Передавай привет семье! Мой брат уже, наверное, связался с тобой. Надеюсь, у него хватит благоразумия и смелости спасти себя и своего сына от ненужных мыслей и суеты в твоем центре для инвалидов.
   Благодарю за письмо. Марк».

Марк о Генри

   Дорогой Генри… Он для меня и отец, и мать, и учитель в последнее время. Если раньше я его воспринимал только как мужчину, приятного мне, то, после длительного общения, мое видение его и смысл наших встреч поменялись. В какой-то момент стал осознавать, что перерос наши отношения и встречи. Мы стали видеться реже, но наши встречи были наполнены теплом и множеством разговоров о жизни и радостью, что снова будет встреча.
   Мы были влюблены друг в друга, как два романтика. Если бы кто-то попытался разлучить нас, то это было бы безнадежно для желающих. Никто, вобщем-то, и не знал о нашем общении.
   Генри виделся мне всегда очень мудрым и чувственным мужчиной, но в какой-то момент я стал понимать, что мудрее него и свободнее. Я был моложе, и на многие вещи смотрел иначе. Современнее, что ли. Люблю Генри и не могу его осуждать. Просто хорошо, что он есть такой, какой есть.
   Однажды мы обнялись и улеглись на траву. Пролежали так час, как оказалось, но он показался вечностью. Наши души объединились, и в тишине о чем-то шептали между собой. Глаза были закрыты, молчали уста в блаженстве. Его мягкая и красивая борода очень нравилась мне.
   Удивительно, раньше я никогда не мог подумать и даже представить себе, что возможно, просто лежа рядом, обмениваться энергиями. Им не было числа. Наверное, это вся его десятилетняя практика в храме тантры так влияла на нас. Он знал, как обнять, как настроить себя, и всегда говорил мне: «Слушай свое сердце. Слушай, что велит тебе душа». Иной раз мне казалось, что его тело есть продолжение его души, они одно целое. Он танцевал, когда шел ко мне на встречу, или плыл, не могу разобрать. Наверное, он находился в состоянии измененного сознания и духовного опьянения. Ни солнце жаркое, ни ливни не могли омрачить его настроения. Как же я был рад всему, что происходило с нами!
   Однажды Генри принес мне книгу своей мамы. Насквозь промокший, он с улыбкой отдал мне ее. День был дождливый, и книга была, соответственно, мокрая. У нас завязался разговор:
   «– Марк, ты можешь тут найти интересную историю про одного юного забавного парня по имени Генри. Возможно, он тебе кого-то напомнит, а возможно, и нет.
   – Спасибо, – сказал я, – мне придется сушить книгу неделю, а то и больше…
   – У времени и бесконечности нет пределов. Суши хоть столетия. Когда придет время, ты прочитаешь ее, – Генри продолжал улыбаться.
   – Да, хорошо. Ну, что мы будем делать сегодня в такой ливень?
   – Давай просто пройдемся и по домам?!
   – Хорошо, Генри. Хоть бы зонт взял или клеенку для нас…
   – Ну, а ты у меня на что был? Я думал только о книге… – сказал с улыбкой Генри.
   – Я… я взял. Только отдал ее девушке, что встретилась по пути. Она совсем промокла и дрожала. Мое сердце решило, что надо поделиться с ней.
   – Хорошо. Просто замечательно. Значит, кому-то в этот дождливый день твоя любовь помогла. Стало еще теплее.
   – Наша любовь. Чудной Генри! Ладно, пойдем, а то время идет…, – улыбнулся я ему».
   И мы пошли гулять по лужам.
   Книгу его мамы я прочел. Она была очень небольшого объема, но захватывала с первых строк. Я не узнал в Генри того парня, о котором писала Клэр. Сегодняшний Генри – это улыбчивый чудак, как и его учитель из ашрама. Годы и духовные практики делают свое, они меняют. И, к счастью, меняют созидательно. Я задумался и о себе… Может, и мне нужно зафиксировать в дневниках, какой я сейчас? Узнал, что Мария готовит второе издание книги Клэр с дополнениями. Мне подумалось, что и я бы мог как-то в этом принять участие. Оказалось, Мария собирает информацию. Записывает даже сухие факты: кто где живет, что с кем сегодня происходит. Мария предложила мне написать воспоминания о Генри. Я ответил на ее предложение с радостью, а между строк писал и о себе, запечатлевая себя в историю».
   * * *
   …Марк улыбнулся.

Новый взгляд на Генри

   Марк продолжал писать о Генри, и открыл его личность с неожиданной для Марии стороны.
   «Кем же был на самом деле Генри? Смотря с каких сторон на него смотреть», – писал Марк в очередном письме.
   «Мы находимся в Индии вот уже не первое десятилетие. Я решил посмотреть на Генри с точки зрения чакровой [5 - Чакры – это энергетические центры человеческого тела, где сосредоточена психическая, жизненная сила.] системы в теле человека. Каждый центр отвечает за определенные проявления в жизни духовной и материальной.
   Первая чакра – это все богатства жизни. У Генри была семья, прекрасная жизнь в ашраме. У него был и есть я. Его изобилие льется через край. ОН ДЕЛИТСЯ ИМ С ДРУГИМИ. Обратная сторона этой энергии – бедность.
   Вторая чакра – устойчивая духовная общность с Миром. Его семья, служение людям тому яркий пример. СВОИМИ ДЕЛАМИ И ОТНОШЕНИЯМИ ОН УВЕЛИЧИВАЕТ ГАРМОНИЮ.
   Третью чакру Генри использует, реализуя свой талант, мудрость и свет души. Являет собой любовь в творчестве и добивается СВОЕЙ РЕАЛИЗАЦИИ ЧЕРЕЗ ДУХОВНЫЙ ОГОНЬ.
   Четвертую чакру он проявляет как подлинную страсть к жизни. Он проявляет сострадание и любовь. В нем отсутствует ранимость и жалость к себе. ОН ВКЛАДЫВАЕТ ДУШУ ВО ВСЕ, ЧТО ДЕЛАЕТ.
   Пятая чакра. Он правдив и един СО СЛОВАМИ, ЧУВСТВАМИ И ПОСТУПКАМИ. Созидает. Это условия любой его практики.
   Шестая чакра – Генри полностью ПОСВЯЩАЕТ СЕБЯ БОЖЕСТВЕННОМУ РУКОВОДСТВУ, а исключением являются некоторые оставшиеся эгоистичные желания. В этом мы с ним похожи, но оказываем друг другу поддержку. Однажды, вероятно, мы расстанемся по причине исчезновения эгоцентричных связей между нами.
   Через Седьмую чакру проявляется МУДРОСТЬ ВСЕЛЕННОЙ. Единственное, что вносит дисбаланс, – это личностное эго, так же, как и в шестой чакре. Не всегда мудрость ясна с первого раза. Самскары [6 - Самскара – бессознательные впечатления. Место хранения кармы.] приходится отрабатывать.
   Мы похожи с Генри, отличие только в возрасте, и у меня нет семьи, и я не собираюсь ее заводить. Мне хватает моей любви к Генри.

Первые строки дневника Генри

Во сне приходила мама и сказала – пиши. Все это совпало с моим отъездом в горы. Я пропал для семьи, уехав в Индию. С тех пор и начал писать. Писал в основном о своих страданиях и невысказанном. Но светлый облик учителя всегда вел к радости, и вот, по окончании практики, эта радость наконец-то свершилась. Я изменился и стал улыбаться. Встретил Эл и родил первого ребенка. Так началась моя новая жизнь после Фредерика.

Первый день в ашраме

   Учитель, как всегда, улыбчив и добр. Мне удалось оказаться рядом с ним, и он сказал, что меня нужно назначить на работу по приему новых гостей в ашрам. «Тем самым он всегда будет видеть меня», – подумал я про себя. Этого мне бы вполне хватало, чтобы расти духовно. Так и произошло.
   Я знал французский и стал переводчиком для европейцев. Мы жили в том районе Индии, где ранее были колонии Франции. Французы сюда тянулись в связи с исторически сложившимся их влиянием на территорию. Я жил очень насыщенной и спокойной жизнью. Иногда нужно было быть кому-то «подушкой для слез», а кому-то просто кухонным психологом, так сказать. В эти минуты вспоминал, как со мной говорила мама Клэр, когда я хотел поделиться с ней своими мыслями или тревогами, и как бы становился ею для моих новых плачущих друзей, уставших от страдания в личной жизни, работы и вообще от цивилизованной жизни Запада.
   Да, тут, в колоритной Индии, о тех привычках и правилах, что на Западе, нужно было позабыть и осознавать каждый шаг, иначе можно было остаться без денег или лишиться ума. Только истинный Свет ведет человека. Просто приезжайте в проверенный ашрам, полный любви, или езжайте в горы, где храмам сотни лет. Просто трудитесь, и благодать снизойдет на вас. Каждому в свое время. Так многие и поступали. Так поступил и я.

Первый день в горах

   Мой первый день в горах был дождливым. Не только моя душа плакала от того, что пришлось покидать насиженное место. Вероятно, меня просто очищали водой так, как огнем в ту пору не смогли бы, – как раз пришел летний муссон.
   Храм в горах был посвящен Шиве [7 - Ши́ва (санскр., śiva, «благой», «милостивый») – индуистское божество, верховный бог в шиваизме, вместе с Брахмой и Вишну входит в божественную триаду тримурти.] и Шакти [8 - Ша́кти (санскр., śakti – мощь, сила) – в тантре, шиваизме и шактизме – супруга бога Шивы; в более широком смысле – женская творческая сила Шивы, реже – Вишну и других богов индуизма.]. В общем то, строение было древним, а вокруг было много сел, и все верили в тантру. Дело в том, что плодородие для крестьян было самым актуальным, и потому тантра ассоциировалась с Божественной матерью.
   Меня пандид [9 - Панди́т (санскр., «пандита» – букв. – учёный) – в Индии почётное звание учёного брахмана, а также человека высокообразованного в области классической индийской литературы на санскрите.] назначил мести тротуары храма и дворы, носить воду – в общем-то, и все. В остальное время я медитировал. Кому готовить пищу, было и без меня. Правда, иногда я выступал переводчиком для заезжих гостей, но в очень редких случаях.
   Мой опыт медитации кидал меня из стороны в сторону. …Многообразие практики. Я возбуждался и поднимал энергии, окунувшись с головой, впервые испытав, что это такое.
   Храм был тих, мал и пуст; внутрь не пускали туристов. Только практикующие по-очереди сменяли друг-друга. Нас было немного – человек двадцать – постоянных обитателей. Все были какие-то невеселые, в отличие от нашего наставника.
   Практика тантры делится на правую – светлую и левую – темную сторону. Тантриков у нас не примечали. Дело в том, что настоятель храма был учеником у того же самого учителя, что и мой учитель в ашраме, а тот, в свою очередь, был свободным монахом – тантристом, шиваитом, использовал знания тантры, но не чудил с темной материей, как же вам так сказать-то? – как минимум, ни на кого не насылал смерти, и не колдовал. Секс использовал в ритуальном плане, не более.
   То, что европейцы взяли о сексе и перенесли в наш западный мир из тантры, так это только сотую часть, и то понятую ими.
   В том районе, где я практиковал, были сильны верования тантристов, потому сам храм отвечал требованиям населения, испокон веков жившего рядом. Потому во дворе стоял огромный шивалингам [10 - Шивалингам, также часто – ли́нга, (санскр., liṅgaṃ – знак, метка, признак) – в древнеиндийской мифологии и некоторых течениях индуизма символ божественной производящей силы.] и, когда наступали праздники, проводились ритуалы. Мне в ту пору в процессе ритуалов все время приходили разные видения – Шивы и монахов, медитирующих высоко в горах в своих пещерах. И много чего еще, за что меня прозвали, любя и шутя, «фантазер».
   Сам храм был отделан скульптурами людей в различных сексуальных позах из камасутры. Внутри было темно и имелись кабинки для медитации и практики. На полу стелились циновки из соломы, зажигались свечи или палочки. Размер храма был где-то пятнадцать на пятнадцать метров. Посередине было пустое пространство, дальше располагался алтарь со скульптурой божества. Пол был цельнокаменный, похожий на бетонный. Его натирали до блеска так, что малейшие лучи света, попадавшие в храм, могли отражаться в нем. Внутри всегда было прохладно, в любую погоду.
   Некоторые тантристы встречались с девушками и проводили свои ритуалы в ночи. Таких было меньшинство. Все-таки тантра, как сексуальная практика, применялась дома. Ранее я слышал от буддистов, что, сливаясь с женщиной, монах не проливал семени.
   До практики в храме одержимость сексом меня одолевала, если я хотел его. Видел почти в каждом человеке объект своей страсти. Женщина или мужчина – для меня не имело значения. И я решил как-то разобраться в этом вопросе. Единственное, что я могу сказать, – мне стало легче, я уже не так часто возбуждаюсь и могу отпустить энергию на свободу. Она просто проходит сквозь меня. Использую ее в практике йоги. Вобщем-то, мне стало гораздо легче, чем в первое время, когда я начал обживаться на территории храма. Жил в обычном бунгало под тенью деревьев.
   Мне удалось познакомиться с женщиной, которую приглашали на ритуалы секса. С ней у меня был умопомрачительный опыт выхода из тела и тишины. Вот поистине великая любовница! Она умела просто быть, отдаваться, слушаться Шиву, когда он проникал в Шакти и тем самым мы оба отлетали в экстазе. С мужчинами такого не получалось у меня. Парни хотели просто обычного секса, и ориентировались на свои, понятные только им, потребности и ощущения. В соитии с женщиной неизведанного и непонятного в сотни и тысячи раз больше. Как еще поведать это… Это стоит пережить… Пока что нет слов… тишина…
   У нашей храмовой женщины-тантристки были животные – кошки, которые помогают исцеляться; они ходили за ней следом. Однажды, по ее словам, исцелили ей ногу, когда врачи говорили – необходимо отрезать.
   Люблю себя, свои мысли за ту правду, что перестал прятать сам от себя и могу их писать и проговаривать. Смотреть на них со стороны… это полезно для меня.
   Самскары возвращаются. В один из дней практики вспомнил, как парень из города меня возбуждал сексуально. От этих мыслей впервые вся энергия поднялась до горла. Как дальше быть? Молча записывать свои мысли или остановиться и подождать? Какое следующее появится слово? Я в растерянности…
   У меня был когда-то знакомый, который поведал мне некоторые тайны дзен-секса. Однажды после вечерней практики он мне приснился.
   Мы как-то случайно встретились с ним на улице, после долгой разлуки, поприветствовали друг друга и разошлись. Затем одна моя знакомая что-то говорила мне о нем по случаю. Оказывается, он скоропостижно умер от сердечного приступа…
   Во сне у нас завязался диалог:
   «– Я просто устал жить и не захотел больше выносить трудности в семье…, – сказал друг.
   – Ну, как так?! Ты оставил семью… меня, – удивился я его словам.
   – Не читай мне мораль, лучше скажи, что хотел?!
   – Ну, это ты мне снишься, а не я тебе… Спросить хотел – ты меня помнишь?
   – Да, помню. Иначе как бы я с тобой говорил…
   – И то верно, а помнишь наши тайные встречи?
   – Все помню.
   – А помнишь, мы обнимались?
   – Помню, но не хочу вспоминать об этом…
   – Ясно, а я хотел сказать, что вспоминаю тебя частенько… Зачем ты смеешься? Глаза опускаешь? Периодически злишься? Я чувствую.
   – Ну, все уходи! – ответил мне друг.
   – Уйду, если сердишься…
   – Немного есть. Не приходи больше…
   – Постараюсь… А как же твои сексуальные практики и встречи с парнями?
   – У меня с этим покончено. Я же умер и еще не рожден. Так, слоняюсь по космосу… Иногда к родителям заскакиваю… к маме, которая страдает больше всех… Удачи тебе!
   – Удачи!»
   Больше я не обращался к нему ни во снах, ни наяву.

Сны Генри о Клэр

   Рассказывая историю своей жизни в дневниках, я писал только правду, не думая, наверное, что ее кто-то увидит, кроме меня самого… Но однажды после поездок в Америку, в свой родной дом, мне приснилась мама. Она предстала в образе феи. Я наблюдал интересный сюжет. Якобы мама, как в нашей сказке, снова на небесах, и встретила того самого суриката, о встрече с которым поведала нам в раннем детстве. Клэр со зверьком веселилась, бегала по берегу, взявшись за руки, танцевала.
   Затем мама приснилась мне снова, повторно, но уже говорила со мной: «Генри, любимый сын, опубликуй свои дневники, то, что считаешь нужным, что поможет людям… Слушай свое сердце». Я так и сделал. Вы можете их прочитать в третьем издании книги нашей семьи. Надеюсь, к тому времени когда вы читаете эти строки, Мария выпустит ее.
   * * *
   «Удивительно, что я вообще живу. Сколько еще осталось мне дней? У меня прекрасные родные, близкие, жена и дети. Вся история моей жизни – нить, превратившаяся в ткань с причудливыми переплетениями и узором. Полотно из суеты и покоя. И самое замечательное, что покоя в ней больше.
   Спасибо моему дорогому учителю. Моя жизнь в ашраме рядом с ним познала блаженство дней. С позволения учителя я мог жить всей семьей рядом с ним. Что ожидает нас впереди на пути в новые пространства? Вопрос, обращенный ко Вселенной», – это последняя лаконичная запись в дневнике Генри, обращенная в будущее, которую я решила разместить в книге.

Мария

Мэри о Клэр

   Моя дорогая подруга Клэр… Пишет так просто, простодушно и сразу в сердце. Всегда удивлялась ее находчивости и слогу пера. Я перечитала многих классиков, но порой мне становилось скучно их читать и учиться жизни по толстым книгам, а тут обычный слог о жизни западает в душу.
   Почему я обратилась к Клэр с просьбой опубликовать дневники? Дело в том, что мой начальник поставил мне задачу найти ряд авторов, которые пишут на семейные темы, но так складывалось, что чего-то подобного в нашем районе не писали. Идти к известным авторам не хотелось, так как они обычно уже имели контракты с другими издательствами. Хотя с ними можно было просчитать успех дела. Если нам находить новичка, то его нужно будет «пиарить», затраты на рекламу будут в разы больше, поэтому я решила пойти нестандартным ходом и просто предложила некоторым моим подругам написать несколько сочинений дневникового плана о семейной жизни. Три из них справились, но все было как-то не то. И тут я вспомнила о Клэр, и что она психолог. Позвонила ей. Она пригласила меня к себе домой на чай. Мы давно не виделись, обычно только созванивались. Ее семья и мои родители жили в одном многоквартирном доме, недалеко к северу от Великих равнин. А потом мы переехали в один город, где она и познакомилась с Роем, а я после обучения устроилась работать в типографию местной газеты.
   В день встречи с Клэр я приехала к ней домой, и она вручила мне свои дневники. Я поинтересовалась, будет ли уместно читать их? Клэр сказала, что лучше и откровеннее уже не придумать. «Просто возьми». Да, такого подарка не могла ожидать. Издатель сначала было взялся и опубликовал некоторые ее письма из дневника в местной газете. Был резонанс, но не такой, который мы ожидали. Наверное, люди не были готовы к прочтению дневников такого созидательного, однако откровенного плана.
   В дневниках нет скандалов, нет измен, а только чистейшая любовь и правда. Затем все-таки я издала сборник ее дневников для своей общественной организации, в которой трудилась помимо основной работы. Там-то и пригодились ее откровения. Мы их читали долгими вечерами, ожидая последнего вздоха старости (смеюсь).
   Клэр удивительна. Ей всегда хотелось помогать другим, и она это делала, разрешая публиковать свои записки. Откуда у нее столько радушия? Удивительно. Возможно, это опыт ее жизни, и не одной, изливался к нам любовью через ее письмо.
   Я помню, Клэр говорила, что случайностей не бывает. Но то, что меня так увлечет прочтение ее дневников и мысль об их публикации, не могла и подумать. Что-то отзывалось в моей душе к ее открытому и доброму письму.
   Особенно увлекательны истории о Генри. Этот удивительный мальчик как будто напоминал нам о жизни, неведомой во многих ее проявлениях. Жаль, что у него такая горькая судьба. Но, наверное, она сложилась куда лучше, чем даже моя. Он познал любовь и потери. Пришел к духовности в такие ранние годы. Мы же, многие, что-то доказывали друг другу в отношениях, когда другие теряли любовь.
   Я курила долгие годы. Потом мне опротивело это занятие, и решила бросить. Не тут-то было. Но дельные советы Клэр всегда поддерживали меня. Помню, когда наступало обостренное желание курить, я звонила Клэр, и та сходу сразу же начинала говорить, какие замечательные пирожные они с Марией испекли и мне обязательно прямо сейчас нужно приехать к ним. Я не могла отказать. Тратила два часа на дорогу и приезжала в их дом под горой. Они всегда были в веселом расположении духа. Встречали меня шумно и с радостью. Шутили что-то по поводу книгоиздателей. И мы смеялись.
   Обычно мы с Клэр разговаривали долго. Мне казалось, что у нее, кроме меня, подруг то и не было, а потом, по истечении времени, я узнала из дневников, что так и было. Она меня очень ценила и все мне прощала, обычно мою вспыльчивость и неаккуратность, несдержанность в словах. Я могла сдержаться, чтобы не курить, а потом и вовсе бросила. Клэр говорила мне: «Обострения мы пережили вместе. Я всегда была в тебе уверена и спокойна за тебя». Я порою не была так уверена в себе, как Клэр во мне. Удивительна ее вера в меня.

Рой о Клэр

   Моя дорогая жена попросила что-нибудь написать о ней… Она планировала получившийся текст включить в свои публикации. Вот что вышло.
   «Клэр была брюнеткой с длинными прямыми волосами чуть ниже плеч. Днем убирала их под ободок, а вечерами распускала, и мы шли в спальню… С распущенными волосами я ее увидел впервые у Джастина, такой она и запомнилась мне по сей день. Она ниже меня на голову и приятна в фигуре, не худая и не полная. Прекрасная и удивительная женщина. Ее слова для меня всегда звучат как пение птиц, а уста ее слаще меда. Удивительно, именно меня выбрало ее прекрасное сердце.
   Нашу удивительную встречу, которую подарила мне сама жизнь, помню как сейчас. Вечеринка у моего друга Джастина запомнилась мне навсегда – там я встретил свою любовь.
   После поездки дружной компанией на Вудсток, фестиваль рока и наркотиков, а также хиппующих личностей, и продолжительного отдыха мы могли заехать к Джастину в гости, так как его родители уехали в небольшое путешествие по стране. Предки оставляли Джастина одного, и он часто пользовался своим положением, приводил подруг и устраивал вечеринки.
   Клер рассказывала мне, что я был самым спокойным из той компании у Джастина, потому она и обратила на меня внимание, хотя Клэр была старше меня. Уже тогда у нее был сын Генри. Мне был безразличен ее возраст, есть ли у нее дети или нет. Влюбился в нее, а значит, принимал ее со всем тем прошлым багажом судьбы. После смерти первого мужа она была осторожна со всеми мужчинами, но мне удалось ее расположить к себе своим тихим, низким голосом и манерой общения, – так говорила она мне после дня замужества. Поженились мы почти сразу, после трех месяцев знакомства.
   Пол был безмерно рад моей женитьбе. Он уже и не надеялся, что я остепенюсь и прекращу свои гулянки с ребятами в пьяных и хиппующих компаниях, где «попахивало наркотой», как выражался мой папаша.
   Встреча с Клэр меня образумила, я стал более спокоен и перестал обольщаться на приглашения друзей повторить былое. Мы ждали ребенка, и для нас это было лучше, чем долгие пьяные вечера у Джастина.
   Образование у меня было обычным, я окончил технический колледж и хорошо разбирался в автомобилях. Приятель отца взял меня на работу в свою мастерскую, а потом там меня заметили и пригласили работать в Великие равнины, далеко от города, на автозаправку и автостанцию. Даже предоставили жилье. Так в нем мы и прожили долгие годы. Я смог даже его выкупить позже. Наверное, Клэр рассказывала что-то в своих записках. Я иногда читал ее тексты, но не все отложилось в памяти. Не было времени и сил читать подробно и внимательно, все время работал.
   Чуткие слова жены и забота обо мне всегда чувствуется. Она никогда не ревнует, да и не было причины. Никого я так за всю жизнь не полюбил. Другие женщины не интересны, да и проходит их мимо меня мало, так что и поводов не было. Только если на автозаправке, проезжающие на попутном транспорте. Да и те были какими-то озадаченными, суетными, все думы о городской жизни. Клэр другая, иная, непохожая на них.
   Жена спрашивала, как я себя чувствую, и я мог ей доверить любое свое состояние и мысли. Что еще было нужно? Только это. Да и в постели у нас все как-то иначе, чем то, что было у меня в молодости. Все время открывалась целая Вселенная в сексе с ней. Наверное, Клэр читала восточные книги, которых было много в нашем доме. Я обычно смотрел только картинки, а иногда и покупал по ее просьбе книги или заказывал постоянным клиентам автозаправки, которые ездили в город мимо нас.

Мария о смерти Сьюзи

   В первую книгу мама не включила записки о моей бабушке Сьюзен. Я решила исправить это. Вот что писала Клэр:
   «Сьюзи умерла от сердечного приступа. Никто не мог поверить в это! Она всегда была жизнерадостной. Оказалось, врожденный порок сердца. Никто никогда и не догадывался. Вероятно, ее лучезарность и воля к жизни спасали ее долгие годы. Она никогда не жаловалась на сердце, кроме как в молодости, когда печалилась за отца и маму.
   Отец Пол был в трауре долго. Однако всегда вспоминал слова Сьюзи о птенцах под крышей ее дома на ферме. Приведу цитату, постараюсь вспомнить, как именно он говорил: «Моя дорогая Сьюзи верила, что две маленькие птички, что поселились под крышей дома на ферме, вывели птенцов, их продолжение жизни, – это и есть символ нашей бесконечной любви».
   После таких слов хотелось свекра обнять и расцеловать. Удивительно проникновенно жили Пол и Сьюзи, душа в душу, веря друг другу».

О встрече Элизабет и Марка

   Эл, как и обещала, присылала свои дневники Марии. К тому времени уже готовилась третья книга. Вот о чем в них шла речь.
   «Генри предчувствовал свой уход из жизни и познакомил меня с Марком. Он считал, что нужно это сделать. Я, как послушная жена, никогда не противилась. Я просто любила мужа. Он для меня был Солнце.
   Генри начал так:
   – Элизабет, я признаюсь тебе… последние годы, как мы живем в ашраме, я встречаюсь с Марком. Ты ничего не знаешь о нем. Я планирую познакомить тебя с ним.
   Слушала молча, не перебивала.
   – Марк, – продолжал Генри, – моя любовь в мужском теле. Мы вместе с ним медитируем и практикуем, много общаемся. За все последнее время общения мы поцеловались, может, пару раз… В постели я был верен тебе.
   – Я чувствую, дорогой, – отвечала я.
   – Благодарю, Эл.
   – Зачем ты решил познакомить нас?
   – Я скоро уйду из земной жизни.
   – Как «скоро»?! Не разрывай мне сердце…
   – Дорогая Эл, это, как ты знаешь, неизбежно… вопрос времени.
   – А я так надеялась на долгую жизнь рядом с тобой… Я, как верная жена, уйду следом.
   – А вот этого не нужно… Надеюсь, наши внуки увидят тебя и тебе выпадет счастье их воспитать.
   – Дорогой мой, о чем ты?.. Тебе бы тоже было хорошо с нами… Куда же ты так рано?..
   – Я еще не ушел…
   И Генри разлился в улыбке.
   – В среду, когда мы наиболее свободны от домашних хлопот, я приглашаю тебя со мной на прогулку. Утром рано мы пойдем в парк. Представлю тебе Марка. Он знаком с тобой заочно, а вот ты его не знаешь.
   – Я всегда чувствовала, что есть он, тот «кто-то»… Я была благодарна ему, что он был сострадателен к нам. Не рушил семью.
   – Спасибо, дорогая моя, ты поистине лучшая из женщин.
   И он обнял меня, так, как было той первой ночью, когда мы сблизились в Италии. В моей голове пронеслась вся наша жизнь…
   Настало утро среды. Я умылась, оделась, причесалась и тихонько вышла во двор. Генри уже был готов встретить меня. Мы спустились с крыльца нашего маленького домика. Поприветствовали встречных прохожих и жильцов ашрама. Я была тиха и молчалива, не шла, а плыла рядом с любимым. В голове была только одна мысль: «Хорошо, что Генри со мной». У меня было ощущение, как будто он ведет меня на исповедь… Ведь я знала, что он встречается с кем-то. Много лет молчала и не спрашивала его ни о чем… как я поведу себя… я не знаю… Некоторое волнение охватило меня, покраснели щеки. Генри почувствовал. Мы остановились. Он обнял меня, поцеловал. Сказал «Все хорошо»… и мы продолжали идти. Вошли в парк… Ах, этот парк был всегда прекрасен! Столько людей трудились в нем! Столько любви! Я всегда мечтала, чтобы на всей Земле возделывались сады и люди любили их, любили в них и преображались, медитировали и просто жили…
   Мы прошли метров триста по парку и остановились около небольшого, плотно заросшего деревьями пространства. Остались ждать в тени. «Скоро придет. Мы рано», – сказал Генри.
   Навстречу шел молодой человек. Издалека я увидела, что он в очках. Нет, подождите, чем ближе он приближался, тем четче были различимы черты его лица, и они не были молодыми, но и не были старыми. Мое сердце подсказало, что он мой ровесник. Коротко стриженый, ухоженный, одетый в простое бело-кремовое мужское сари и укороченные дхоти – хлопковые штаны. «Готовился», – подумала. Оделся в белое, как и я. Волнение мое не усилилось.
   Когда Марк подошел к нам, Генри поздоровался с ним и представил меня. Я вышла вперед и обняла его. Такого не ожидал мой муж. Я заметила его удивление.
   – Эл, ты так же радушна, как и Генри, – произнес Марк.
   – Я стараюсь… Мне волнительно отчего-то…
   – Просто мы так давно должны были встретиться, – сказал Марк.
   – Судьбой было начертано именно сегодня, – продолжала я.
   – Дорогие мои, давайте пройдемся, а потом присядем, – предложил Генри.
   – Хорошо, – в один голос сказали мы с Марком. И все заулыбались. Волнение мое не проходило, как я ни старалась. Прошло полчаса. Мы говорили о жизни, о наших детях, о том, как им рассказать о нашем знакомстве. На что Генри говорил: «Детям ничего говорить не нужно. Дождитесь моего ухода, возьми, Марк, Эл в жены, и продолжайте счастливую жизнь».
   Мы присели и стали медитировать. Я наконец-то успокоилась. Генри усадил нас друг напротив друга, так, что мы образовывали треугольник. Пропев мантры, мы ушли в себя… а когда вернулись, то глаза наши были наполнены благодарностью и спокойствием за нашу встречу втроем. Так, с душевным теплом в сердце, мы расстались после часового общения».

Смерть Генри

   Пришло время, Генри ушел… Я рыдала, как никогда в жизни. Рядом были дети и Марк. Удивительно, этот парень держал меня за руку так, как делал это Генри. Я почувствовала памятью тела эти прикосновения. Когда печаль улеглась и костры потухли, мы рассеяли пепел по его любимым местам и часть оставили себе. Унесли домой.
   Вдруг Марк посмотрел на меня и сказал:
   – Эл, прости меня.
   Мы плакали… Прошел час. Мы разошлись по углам нашего небольшого дворика. Когда все вокруг утихло, дети принесли нам чай, и мы сели поговорить.
   – За что простить? – спросила я Марка, помня его обращение.
   – Да за все, если я причинил тебе страдания.
   – Нет, дорогой, ты не причинял их мне. Я просто… – и в эту минуту мне показалось, что на меня смотрят глаза Генри. «Неужели, – подумала я, – эти двое что-то задумали, знали? Неужели Генри передал Марку часть себя? Часть своей души или духа?»
   – Я приду к тебе через неделю, – сказал Марк.
   – Хорошо.
   Мы попрощались. Марк ушел. А я вся в мыслях осталась дома.
   Прошла неделя после смерти Генри. После молитвы и медитации я почувствовала, что мне интересно продолжать общение с Марком. Мои дочери были тихи и послушны, как и я, только мудрее. Они попросили меня одеваться, как и прежде, приятно глазу, и не грустить о папе.
   В очередной раз Марк встретил меня в саду. Он был одет, как всегда, в белое. Подарил мне цветы. Я удивилась его подарку… На сердце мне было легко. Мы общались просто, ни о чем, так сказать. Каждый вспоминал минуты своего детства, шутки и, конечно же, иногда всплывал светлый и улыбчивый образ Генри.
   Мы продолжили наше общение, а через год Марк сделал мне предложение, и я согласилась. Генри оставил мне три самых дорогих подарка в жизни: две дочери-красавицы, так похожие на меня, и еще один подарок – Марк с глазами Генри».
   * * *
   Дочери Эл и Генри оставили дом в Индии и вернулись в Америку в Великие равнины строить свою личную жизнь, читая дневники Клэр.
   Совместная жизнь Эл и Марка продолжалась до тех пор, пока старость не пришла им на смену, а на смену старости не пришла смерть…

Клэр Маккартни

В заключение

   Дорогой читатель, если бы я знала каждого из вас в лицо и чувствовала биение сердца, то, наверное, сказала бы, что мы живем в удивительном Мире, где Любовь – основа всему. Наши страдания и непонимание проходят, когда мы прислушиваемся к сердечности и к нашим родителям. Не отталкиваем приходящие возможности в жизни. Когда раскрываем свою любовь и принимаем любовь супруга. Дарим в партнерстве внимание и заботу. Печемся о детях в меру и дарим им свободу из-за любви к ним. Прекрасно, когда наши близкие рады и счастливы, сознательно эволюционируют духовно, достигают пределов совершенства.
   Спасибо дорогой Клэр за женскую мудрость, а Рою – за спокойный характер. Бабушке Сьюзи и Полу – за бесценные рассказы и отвагу. Марии, Тому и Полу-младшему – за радость жизни, которая бьет ключом. Элизабет и Марку – за удивительную встречу и понимание. А Генри я благодарю за неожиданные переживания и за знание, что все есть Любовь.
   Вот так мои герои живут в моем сердце, надеюсь, они смогли оставить свой светлый след в вашей душе.
   С искренней любовью к вам, моим читателям.

Клэр Маккартни

Великие равнины Семейные истории Клэр Маккартни

От первых читателей (вместо предисловия)