   Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы
   Два сценария

   Владислав Михайлович Мирзоян

   © Владислав Михайлович Мирзоян, 2017

   ISBN 978-5-4485-5151-2
   Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

   *
   Белые с золотом огромные двери распахнулись
   и ливрейный лакей в парике и чулках ввёл в зал сутулого седенького то ли странника, то ли монашка в потрёпанном под-ряснике и почти бесформенной скуфейке.
   Ноги странника был обёрнуты тканью, чтобы не наследил на мозаичном паркете.
   *
   Странник снял скуфейку и в пояс поклонился барыне – в
   пышном платье и белом парике.
   Барыня лёгким высокомерным кивком приветствовала его…
   *
   Странник стоит и молчит.
   Барыня с любопытством разглядывает его.
   Барыня:
   – Только не говори мне, что люди, как птицы, по воздуху ле-тать будут – это я уже и без тебя слышала. И, как рыбы под водой плавать будут – тоже слышала. И что дамы в штанах ходить будут. Фу, какая гадость!
   *
   Странник молчал.
   Потом как—то виновато сказал:
   – Чай из стены пить будут.
   Барыня удивлённо задумалась…
   *
   Закипает прозрачный электрочайник с подсветкой…
   *
   – Чай?… из стены? – переспросила барыня и снова задума-лась, глядя на стену, – Там что – водопровод будет? С чаем?
   – И жилы в стене будут. С водой колодезной и самоварным кипятком, – подтвердил странник – Но то, не для чая.
   – А чай? – удивилась барыня.
   – То отдельно…
   – Отдельно – от чего? — раздражённо спросила барыня.
   – Отдельно от тех двух жил.
   Барыня опять задумалась и сделала вид, что поняла. Потом спросила:
   – А ещё?
   – Из одной губернии в другую говорить друг с дружкой буд-ут. Без крика
   – Это как же?
   Странник взял табакерку со столика:
   – По ларчикам… Ларчики будут. Маленькие. С ушами, – и приложил табакерку к уху.
   – Дурак, – сказала барыня.
   *

Vertuхайка

   основано на реальных событиях

   *
   Земля из космоса.
   Наезд
   Наезд
   Наезд.
   Кабриолет едет.
   Блондинка за рулём говорит:
   – … когда я влюблена, даже жаба, ужасная пупырчатая жа-ба, кажется мне ангелом. Прекрасным ангелом… Плющевым, ми-лым,… и даже обычный аромат Шанель становится каким-то особенно благоуханным… и выступление президента мне ка-жется таким интересным и таким весёлым… но стоит меня обидеть… а я могу обидеться даже от взгляда… от простого неласкового взгляда… даже полувзгляда… и весь мир тут же чернеет в моих глазах…
   *
   …и в беспечной болтовне своей даже не замечает,
   что на расстоянии за ней едет большой, чёрный, наглухо тонированный джип с белой пустотой вместо номеров…
   *
   …по кольцевой едет старенькая бэха…
   *
   …в бэхе два парня.
   Пётр за рулём и Олег.
   И музыка…
   *
   …на въезде на заправку эти две машины сошлись – каб-риолет и бэха…
   *
   …подъехали параллельно к разным колонкам,
   остановились.
   *
   …чёрный джип остановился поодаль…
   *
   Блондинка всё болтала:
   – … какой-то там известный проповедник, какой-то святой отец, или гуру – не помню – его спросили – мобильники, это уже конец света? Это зло для человечества? Или ещё не конец света?… Он очень хорошо ответил. Он сказал – какой же это конец света, если вы можете отправлять сообщения – я тебя люблю. И в любой момент можете позвонить своим любимым. Бог в любви дал людям мобильные телефоны… – вылезла из ма-шины.
   *
   – Блии-ин, козззааа-а! – пропел Олег, увидев блондинку.
   Открывая бак, Пётр глянул на блондинку и согласился:
   – Да. Не хилое блондо.
   – Нагнуть бы тёлочку, – мечтательно сказал Олег.
   – Там и без тебя есть кому нагибать, – ответил Пётр, встав-ляя пистолет в бак.
   Пошли платить.
   *
   – Ну, всё, чаю-какао, – Блондинка сунула телефон в сумочку и, не закрыв её, тоже пошла в кассовый зал.
   *
   Пока Пётр платил у кассы, а блондинка в магазине что-то выбирала на полках, на самом деле ожидая закрытого туалета, Олег тёрся позади неё, – взял зачем-то пачку презервативов и неумело попытался начать разговор – показал ей пачку и спросил:
   – Анекдот про блондинку знаете?
   Блондинка не удостоила его не только ответом, но даже и взглядом.
   *
   …в раскрытой сумочке виден был золотой, обсыпанный бриллиантами телефон….
   *
   …пытаясь заигрывать с девушкой, из озорства, Олег двумя пальцами незаметно взялся за телефон.
   Блондинка не заметила и резко пошла к кассе.
   Наложились два движения – Олег взялся за телефон, блон-динка ушла – телефон остался в руке у Олега.
   От растерянности, Олег пошёл было за ней с телефоном в вытянутой руке.
   Блондинка передумала платить, бросила пакет на полку, развернулась и пошла к выходу – проходя мимо Олега, громко, зло и брезгливо бросила:
   – Ллллюмпены.
   И даже не заметила, что Олег протягивает ей телефон.
   *
   Подошёл Пётр и Олег поспешно убрал руку с телефоном.
   – Ну что – нагнул? – усмехнулся Пётр.
   *
   Вернулись.
   Залили бензин, Пётр вынул шланг, закрыл бак, сели в ма-шину.
   Поехали.
   *
   …и на самом выезде с заправки, пытаясь повернуть куда нельзя, пересекли две сплошных и, конечно, попались…
   *
   …. Блондинка сидела в кабриолете и рылась в сумочке в по-исках телефона….
   *
   Машина Гибдд, два полицейских – немолодой и совсем мо-лодой.
   Пётр протянул документы.
   – Ну что? – сказал старший, – Прощай права.
   – А, может… замнём.
   – А есть чем заминать?
   И тут, пытаясь смягчить обстановку, встрял Олег:
   – Анекдот про блондинку знаете? – и заискивающе стал быстро рассказывать, – Блондинка такая – пилит под двести, через две сплошные, по встречке – в общем – полный букет. И мент стоит, такой с палкой…
   *
   Кабриолет и блондинка.
   Так и не найдя своего золотого телефона, она достала дру-гой, набрала номер и пропела:
   – Вааа-ань…. у меня мобила пропала.
   *
   Не то чуть кавказского, не то чуть еврейского вида Ваня сто-ял в трусах и одной рукой качал бицепс:
   – Ты что их там – ешь что ли?
   Блондинка:
   – Нее-ет. Не ем.
   – У тебя мозг есть!
   – Есть у меня мозг, – возразила блондинка.
   – У тебя, вообще, голова из того места растёт! —начал возбуждаться Иван, потому что любил возбуждаться.
   – Из того места у меня голова растёт!
   И вдруг Иван престал качать бицепс:
   – А какой пропал?
   – Ну, тот… твой.
   – Они все мои…. Но только ты не скажи, что…
   – Даа-а… – испуганно и плаксиво подтвердила блон-динка, – … вертухайка пропала.
   – Ты понимаешь, что мне конец!
   – Понимаю. Ужас какой-то!
   – Мне конец – значит и тебе конец.
   – У меня его украли.
   – Где?
   – На заправке.
   – Сиди там.
   – Тут бензином пахнет.
   – Нет, тут уже не бензином пахнет…
   *
   Кабриолет отъехал от колонки и встал на заправке в сто-ронке.
   *
   Чёрный джип.
   Через ветровое стекло виден вдали кабриолет блондинки, но не видно пассажиров джипа.
   Голос 1: (на французском):
   – Что она копается?
   Голос 2: (на французском):
   – Думаю, что у неё что-то случилось.
   – Например?
   – Месячные.
   – Неудачная шутка.
   – А это и не шутка.
   – Тогда – тем более… Но, кажется, мы тут серьёзно за-стряли… Хочешь кофе?..Настоящего американского кофе.
   – Пожалуй, попробовал бы.
   – Настоящий кофе. Без кофеина.
   *
   – О, извините, я не знал, что вы сотрудник милиции! – за-кончил анекдот Олег и засмеялся.
   Кроме него не засмеялся никто.
   – Милиции больше нет, – нравоучительно сказал молодой полицейский, – Есть полиция.
   – Это ты, типа хотел нам рассказать какие мы тупые? – спросил Олега старший полицейский.
   – Да нет… просто анекдот смешной, – начал оправды-ваться Олег.
   – Ну… тогда… полтинничек зашли – и посмеёмся…
   – Мужики… денег нет, – признался Пётр.
   – А нет денег, не надо нарушать правила.
   Покосившись в сторону заправки, Олег показал им телефон блондинки…
   *
   …золотой телефон лежал на ладони и сверкал.
   И золотом, и обсыпкой из мелких брильянтов.
   это был агрессивный, не дамского дизайна Vertu…
   *
   В чёрном наглухо тонированном джипе сидели двое —
   короткостриженный белый и короткостриженный негр – оба в безупречно-белоснежных рубашках с галстуками.
   – Странное место для встречи, – поглядывая на кабриолет блондинки, сказал белый, доставая термос, бумажные стаканчи-ки. Налил кофе в стакан, закрыл крышкой и слегка торжест-венно преподнёс негру.
   Негр попытался попить из щёлочки и так и сяк, но и у него не получилось.
   Он снял крышку со стакана и сделал глоток кофе.
   И замер.
   Потом с удивлением и ужасом покосился на соседа.
   Американец пил свой кофе и наслаждался.
   Сделав вид, что пьёт, негр выплюнул глоток обратно в ста-кан, закрыл крышкой и стал думать, что ему делать с этим ста-каном.
   Думал, думал и придумал:
   – Пойду, отолью.
   – С кофе? – удивился белый, – Оставь.
   – Ладно, потом, – и негр стал делать вид, что с наслажде-нием пьёт кофе.
   *
   Джип Ивана с визгом влетел на заправку.
   Иван выскочил из машины, подскочил к кабриолету и стал слушать, как блондинка, размахивая руками, стала объяснять ему, как пропал телефон…
   *
   Чёрный джип.
   – Давно в Управлении, – спросил негр, глядя вдаль и делая вид, что пьёт кофе
   – С армии, – ностальгически ответил белый, – С морской пе-хоты у многих дорожка приводит туда… А ты?
   – Я с пятнадцати лет жил в Швеции. И в какой-то момент стал нужен чёрный для одной операции в одной африканской стране… Ну и пошло-поехало. Сейчас вот в России, помогаю союзникам. Три ночи уже сплю в машине, и всё из-за какого-то сраного телефона. Но зато пью настоящий американский кофе.
   – Как, кстати, кофе?
   – О! – ответил негр, – Но я больше по бананам прикалыва-юсь.
   *
   Иван выдрал блондинку за руку из кабриолета и потащил к кассовому залу…
   *
   Чёрный джип.
   – Не жалеешь? – спросил негр.
   Белый пожал плечами:
   – Мотаюсь по миру. Всю жизнь, – и передразнил, – Сейчас вот в России. Жену почти не вижу, детей тоже.
   – А откуда ж у тебя дети, если ты жену не видишь?
   – Это… не телефонный разговор, – уклонился от ответа бе-лый, – А телефон этот – гарантия национальной безопас-ности Америки. И Евросоюза тоже.
   – Я вот только одного не понимаю – как в Россию могли прислать сотрудника, который не знает по-русски.
   – Я думаю, все наши русскоговорящие сотрудники сейчас на Украине. Да и ты тоже на здешнем снегу не сильно заметен.
   *
   В комнате охраны бензоколонки.
   Сотрудники в чёрной форме, Иван, его охранник и блондин-ка, которую будем теперь звать Блондо, смотрели записи с ка-мер наблюдения…
   *
   – Вон, вон, люмпены! – закричала Блондо, увидев в мони-торе Петра и Олега.
   *
   …но шансов не было – номеров машины Петра в мониторе не разглядеть.
   Иван:
   – Ну ка, ну ка, ну ка, останови, – в самом уголке кадра, было видно, что машину Петра торомозит полицейский…
   *
   титр:

Полчаса вперёд

   *
   Полицейские сидели в машине и стараясь не испачкать мундиров, ели бигмаки из пакетов…
   *
   Иван постучал в окно…
   *
   – Здравия желаю, – мило улыбаясь, поздоровался Иван.
   – И тебе не хворать, – жуя, ответил старший.
   – Я – Иван, – мило улыбаясь, представился Иван.
   – Какой ты Иван? – жуя, удивился старший, разглядывая Ивана, – Это я – Иван.
   – Значит, мы тёзки.
   – Тёзки-то мы тёзки, да ты не Иван.
   Иван смутно усёк, о чем речь:
   – Иван – это древнее еврейское имя. Йоханан. Означает Божье благословение.
   – Ну, так, так и говори – я Ёханан.
   – Хорошо… я Иоханан… и у нас проблема
   – Это у тебя, Ёоханан, проблема, – поправил его стар-ший, – У нас нет проблем.
   – Хорошо, – всё ещё мило улыбаясь, согласился Иван, – У меня проблема, – и начал издалека, – Жил-был один телефон. Золотой такой, весь в брюликах, как в орешках,…
   *
   Чёрный джип.
   Сидели и издали смотрели, как Иван говорит с полицией.
   Белый:
   – Вот у меня простое американское имя – родители назва-ли меня Билл.
   – Кильбиль, – засмеялся негр.
   – Что? – не понял Билл, но ему это не понравилось.
   – Да так.
   – Меня зовут Билл. Уильям. От древнегерманского Виль-гельм – воля и шлем. А твоё имя, Нуанка, что означает?
   – Не Нуанка, а Ныувангхыуа, – поправил его негр,
   – Как?
   – Ныувангхыуа.
   Американец попробовал выговорить – не вышло:
   – Не получается.
   Негр:
   – И правильно, что не получается. Это имя великого Духа… В том месте, где жили мои предки, была высокая гора. И там, на горе, жил Дух – Ныувангхыа. И никому нельзя было произ-носить это имя. Мои предки, из рода в род, были священниками этого Духа и только мужчинам нашего рода разрешено было произносить его имя вслух.
   – Так ты, выходит, избранный?
   – Там, где я рос – да… А здесь, в Европе, люди поклоняются другим духам – духам холодильников, духам телевизоров и ком-пьютеров, и духам мобильных телефонов.
   – Это не Европа, это Россия.
   – Да… – то ли вспомнил, то ли согласился негр, – … и я сижу в этой холодной и снежной России, вдали от родины, и только моё имя мне напоминает священного Духа моих предков… – и он грустно вздохнул.
   Билл сочувственно помолчал, потом спросил:
   – А гора-то была большая?
   – Какая гора?
   – Ну, там, на родине.
   – Большая, – солидно кивнул негр, – Выше этого дома, – и показал на ободранную пятиэтажку.
   *
   К дому подъехала бэха Петра.
   *
   Иван и охранник вышли из своего джипа и быстрым шагом подошли к ней.
   *
   Сообразительный Олег, выскочил из машины и убежал.
   *
   Зажатому Иваном и охранником Петру бежать было некуда, да он и не собирался.
   Иван – охраннику:
   – Сделай ему… профилактику…
   *
   В чёрном джипе белый и негр поморщились.
   – Полчасика вздремнуть можно, – сказал негр, устроился поудобнее и закрыл глаза.
   *
   Бэха стояла с раскрытой водительской дверью, Петр лежал без сознания на асфальте.
   Иван рылся в бэхе.
   Телефона не нашёл.
   Сел на корточки над Петром и спросил охранника:
   – Как думаешь, сколько он ещё валяться будет?
   Охранник пожал плечами:
   – Ну… с полчаса.
   Иван заорал:
   – Бля, чё ты как конь! Сколько раз тебе говорить – ты бей, но – не вырубай
   – Меня не бить учили, меня вырубать учили, – хмуро отве-тил охранник.
   – Вот он вырубился и ему сейчас по-кайфу. А человек должен страдать, человек должен мучаться… это – жизнь…. учись по-новому жить, учись по-новому работать. Всю жизнь надо учиться…. Вот с кем я разговаривать буду.
   Охранник подумала-подумал и ответил:
   – Со мной поговори.
   *
   Чёрный джип:
   Негр, с закрытыми глазами
   – Нас было семь братьев, я самый младший. И однажды мы пошли на охоту…
   *
   титр:

Двадцать лет назад…

   *
   Негр:
   – Охота на бизона – это искусство. И в тот день нам по-везло, мы загнали бизона. Братья отошли, а мы со старшим стали разделывать тушу. Вернее, он, свежевал, а я смотрел. И вдруг в кустах раздался треск. Я подумал, это братья вер-нулись. А это на запах крови пришёл большой лев. И он порвал брата. На моих глазах порвал, – он трагично замолчал, – … мне было семь лет, у меня было семь братьев и старший даже копьё не успел схватить…
   – А ты-то что копьё не схватил?
   – Я?! – открыл глаза негр.
   *
   Полицейские сидели в машине и, опасаясь не запятнать мундиры, опять ели макдональдсы.
   – А можно я тебя буду звать батя? – попросил молодой полицейский старшего.
   – Ну почему не можно, можно… а родной то где?
   – Они с матерью в разводе. Уже давно. Там своя семья. Не, мы общаемся, нормально всё. Но редко…. А у меня теперь де-вушка есть. Элеонора. Ласковая такая. Меня как видит, сразу улыбается. Она говорит – я с детства знала, что мой муж бу-дет милиционер, представляешь?
   – Дальновидный ребёнок, был – вынужден был согласиться старший.
   – Бать, как думаешь, а можно я ей мобильник подарю?
   – Ну, подари, – безучастно согласился старший, не поняв о каком мобильнике идёт речь.
   – Так он у тебя.
   Старший, наконец, сообразил:
   – А ты… ищи контакт со мной… нащупывай, предлагай… учись.
   – Чирик! – выпалил молодой напарник
   – Тема, – не сразу, но согласился старший.
   *
   Молодой бросил бигмак на торпеду, схватил свой телефон и стал звонить…
   *
   …девушка Элеонора была далеко не красавица, и, может, от этого, она улыбалась не только когда видела своего избранника – она улыбалась постоянно…
   *
   – Это я, Шмуль, – возбуждённо и ласково зашептал моло-дой в трубку.
   Старший перестал жевать и медленно повернул к нему го-лову…
   *
   – Шмулечка… – запела вечноулыбчивая Элеонора.
   – Я тебе тут такую мобилу нашёл, ты просто порвёшь—
   ся – золотую.
   – Золотую?
   – С брюликами!
   – С брюликами?
   *
   …Элеонора сказала всего три слова, но стало ясно, что она не только постоянно улыбается, она ещё и не выговаривает доб-рую половину букв русского алфавита – вместо брюликов, у неё вышли бьюики.
   *
   Джип Ивана.
   Ехали быстро. Охранник за рулём….
   *
   …блондинка в кабриолете старалась сидеть на хвосте….
   *
   …большой, черный, наглухо тонированный джип ехал за ни-ми поодаль.
   *
   Иван сидел на переднем сидении и повторял:
   – Мусорамусорамусорамусора… не зря их мусора зовут…. хороших людей так не назовут… Это мудрые люди их так наз-вали.
   – Это от московского уголовного сыска – МУС – мусор, – сказал охранник.
   – Откуда информация? – недоверчиво спросил Иван.
   – Почитал где-то.
   – А ты читай больше. Ещё не то напишут. В твоём возрас-те уже не читать надо, а жить. Всё понимать, всё видеть…
   – Да я и не особо читаю. И хвост вижу.
   – Какой ещё хвост?
   – За нами хвост
   Иван недоверчиво стал смотреть назад.
   – Только не скажи – кабриолет с блондинкой.
   – Большой чёрный тоник, – подсказал охранник.
   – Давно? – спросил Иван.
   – С заправки.
   Иван посидел, покусал губы:
   – Это подстава… ну-ка, тормози…
   *
   …остановились…
   *
   – А чего это ты шмуль? – хрипло и хмуро спросил старший полицейский.
   – В детстве на меня шмель напал, – возбуждённо начал младший, – Я испугался. Бежал и кричал – шмуль, шмуль!… я ей рассказал, она меня теперь Шмулём называет…. Шмуличек… А я Саша… а шмелей я и сейчас боюсь.
   Старшему стало немного полегче. Но он вдруг строго спро-сил:
   – Догнал?
   – Кто?
   – Шмуль
   – Догнал, – тоскливо признался младший, – Ты чо! – я рас-пух весь.. Я этих тварей…
   Старший отложил свой бигмак:
   – Поехали.
   – Куда, бать?
   – Элеонору твою озолотим
   *
   Иван достал пистолет, передёрнул затвор и взял пистолет в левую руку.
   – Ты что – левша? – удивлённо спросил охранник.
   Иван сначала не ответил, правой рукой достал монтировку и сказал:
   – Ага. Пошёл блоху ковать.
   Охранник ничего не понял, но предупредил:
   – Смотри – с левой руки гильза вправо летит.
   – А что из него кроме пули ещё что-то вылетает? – уди-вился Иван.
   – Гильза, – в свою очередь удивился охранки, – Может и в лоб прилететь. А она горячая.
   – Во бля! – изумился Иван.
   – Тогда, может… не брал бы ты ствол.
   – А мне только подарили – надо обновить, — ответил Иван, нежно рассматривая пистолет.
   – Смотри – сам себя не обнови… Подстраховать?
   – Сиди. Ты уже подстраховал, – Иван порывисто вылез, – Смотри и учись, —
   И пошёл к чёрному джипу…
   *
   Иван шёл к чёрному джипу с пистолетом и монтировкой…
   *
   …проходя мимо кабриолета, сказал блондинке:
   – Смотри, сука – куда ты меня подставила, – и пошёл дальше.
   *
   – Ужаскакой! – сказала вслед блондинка.
   *
   …большой чёрный джип стоял на обочине, как комод…
   *
   …Иван подошёл, попытался увидеть хоть что-то за чёрными стёклами…
   и ничего не увидел.
   Постучал стволом пистолета в боковое стекло:
   – Тук-тук… кто в джипике живёт?
   *
   …чёрный джип не ответил, кто в нём живёт…
   *
   – Я же сказал – тук-тук, – начал злиться Иван и постучал настойчивее…
   *
   …тишина…
   *
   – Братва, вы бы обозначились как-то… – с требовательны-ми интонациями попросил Иван…
   *
   …опять тишина…
   *
   – Какие мы гордые… И неразговорчивые, – сказал Иван и с размаху ударил монтировкой в стекло…
   *
   …и ничего.
   Ни трещинки, ни царапинки.
   *
   …Иван удивился, постоял, подумал, размахнулся и ударил ещё раз…
   *
   …опять ничего…
   *
   …опять Иван удивился.
   Ещё раз ударил.
   Опять ничего.
   Иван положил монтировку на капот, потёр пальцем место удара…
   *
   …стёкла бить надоело. Тем более, небьющиеся.
   А джип молчал…
   *
   …Иван взял монтировку и снова постучал пистолетом в бо-ковое стекло пистолетом:
   – Пацаны, а что за триплекс такой?
   *
   …стекло немного опустилось.
   Оттуда вылезла чёрная рука в чёрной перчатке и ткнула Ивану в лоб ракетницу с толстенным стволом…
   *
   …охранник замер, обернувшись на заднем сидении…
   *
   …блондинка замерла, глядя назад из кабриолета…
   *
   …а Иван стоял с пистолетом и монтировкой в опущенных руках…
   И с ракетницей во лбу…
   За спиной пролетали машины.
   – Дуло не детское, – вынужден был признать Иван, – На
   мамонта.
   – Ти не есть помни какой номер моя кар, – раздалось из джипа.
   – Так у тебя и… номеров нет, – напомнил Иван.
   – Ти не есть помни color оф май кар
   – А я и не есть помни, – пообещал Иван. – Не то голубая, то ли в горошек. А может – и не было никакого кар… А чего говоришь, братан, неважно?.. Залётный?
   – Это не есть твой собачачи busines.
   – Понял, – вынужден был сказать Иван, осторожно, монти-ровкой, отвёл дуло ракетницы ото лба и пошёл, немного уни-женный, к себе в машину…
   *
   …проходя мимо кабриолета, зло сказал блондинке:
   – Видала, сука, куда ты меня подставила?
   – Ужас какой-то! – соболезнующее ответила блондинка, – Мир с ума сошёл.
   – Вот тебе в голову гранатомёты не суют.
   – Мне другое суют, — обиделась блондинка, – С твоей по-дачи.
   – Да тебе по телефону суют! — заорал Иван, – С моей по-дачи. Кто б ты без меня была!
   – Замуж бы вышла, – плаксиво запела блондинка, – За хорошего человека.
   Иван хотел что-то ещё сказать, да передумал…
   *
   …залез к себе в джип и немного растеряно сказал охран-нику:
   – Не, ты видал?… Беспредел… они даже по-русски не го-ворят.
   – Чечены?
   – Ты не поверишь – англичане.
   – Англичане!
   – Если это не спектакль…. Нет, ты прикинь, биография – тёр на стрелке с гранатомётом во лбу со слугами Её Вели-чества Королевы… Никто и не поверит.
   – Это ракетница была.
   – Ну, значит, ракетомёт. Поехали.
   – А хвост?
   – Да пусть ездят… Потом я их… оболью бензином. И дам прикурить.
   *
   …ехали.
   Опять вереницей.
   Джип Ивана.
   Блондо в кабриолете.
   И чёрный тонированный джип на хвосте…
   *
   – А вот у тебя как правильно фамилия? – спросил охранник Ивана,
   – А я, братан, когда как. Когда выгодно ПУргант – я Пургант, Когда ПургАнт – Пургант
   – А я не понял разница-то в чём?
   – Хо-о! Разница огромная. Для братвы я ПУргант, а для ментов – ПургАнт.
   – Понятно
   *
   Чёрный джип:
   Негр:
   – Блин, жрать охота… А они всё ездят и ездят.
   Билл таинственно порылся по закромам джипа, достал и тор-жественно протянул негру крышку от бумажного стакана…
   *
   …на крышке лежала большая белая таблетка…
   *
   Негр:
   – Я не сказал, я хочу таблеток. Я сказал – я хочу есть.
   Билл:
   – В одной горячей точке наш взвод получил спецзадание. Вылет – на рассвете. Мы проснулись, собрались и с утра нае-лись этих таблеток…. А задание отменили – так мы потом сутки, все, хором, бегали.
   – Куда? – не понял негр, – К женщинам?
   – А никуда… Просто бегали. Туда-сюда, туда-сюда. И ещё каждый норовил полный боекомплект прихватить. А за стан-ковый пулемёт чуть не подрались.
   – Зачем? – изумился негр.
   – Да низачем. Не могли сидеть на месте. Пока таблетки не всосались. Это убойные таблетки. Одна таблетка – одни сутки энергии. У русских таких нет.
   – Я слышал – у русских жидкие таблетки. Они стакан та-ких таблеток съедают и бегают быстрее и дольше, чем вы с ваших… Слушай, иди, корми своих терминаторов своими та-блетками. Я хочу кусок мяса… варёного.
   – Напарник, ты устал.
   – Я не устал – я жрать хочу!
   *
   …полицейские сидели в своей машине и опять ели макдо-нальдсы – старший вдумчиво, а младший перевозбуждённо, от обилия впечатлений и чувств, всё пытался откусить, но у него не получалось, слова мешали:
   – Ты не представляешь, бать – смотрю на ленор… ну, опо-ласкиватель такой, для белья, а вижу – Элеонора.
   Старший мудро кивнул.
   – Бать, а можно ты будешь свидетелем? – попросил млад-ший.
   – Каким свидетелем? – тревожно не понял старший.
   – У нас. На свадьбе
   – Ну почему не можно. Можно, – расслабился старший.
   *
   …сзади подлетел джип Ивана и с визгом остановился перед их носом и враскоряку…
   *
   …Иван выдрал из-под сиденья монтировку,
   порывисто вылез.
   – Подстраховать? – спросил охранник.
   *
   Соображая что-то своё недоброе, Иван посмотрел на него
   и запел:
   – Мы подстрахуемхуемхуем вашу жизнь, —
   и захлопнул дверцу…
   *
   …порывисто же подскочил к полицейской машине,
   глянул на чёрный джип вдали, показал ему монтировку
   хотел ударить полицейскую машину по стеклу, но передумал
   и с размаху снёс боковое зеркало…
   *
   …молодой полицейский перестал жевать, а старший нет…
   *
   Чёрный джип.
   Негр:
   – Кажется, телефон всё-таки у полицейских.
   Билл:
   – А я вот думаю – не шалости ли это нашей блондинки?
   *
   …Иван распахнул дверцу и с монтировкой плюхнулся на зад-нее сидение:
   – Ну что, оборотни в погонах, когда народ штрафовать бу-дем? А то всё жрёте, да жрёте. Как кролики. А они бесплатно ездят. Туда—сюда, туда-сюда.
   Ни один из оборотней в погонах ничего ему не ответил.
   Иван:
   – Не я не понял, я что вам, голубь почтовый – туда-сюда порхать, а?
   – А ты не порхай, – невозмутимо жуя, ответил старший, – А то порхатым станешь.
   – Ты что сейчас сказал?
   – Это ты сказал.
   И в этом была логика.
   – А ты… евреев любишь? – пристально спросил Иван.
   – Штрафовать люблю, а так не очень, – честно ответил старший и уточнил, – Но ни одного еврея я не оштрафовал за то, что он еврей.
   – Кончай блудить! – заорал Иван, – Короче – где мобила?
   – В Караганде, – жуя, ответил старший.
   – А Караганда где? – еле сдерживаясь, спросил Иван.
   – В Махачкале.
   – А Махачкала где?..
   *
   Чёрный джип.
   Билл:
   – Знаешь что такое Техас?
   – Штат. В ваших Штатах.
   – Техас – переводится… сначала с индейского, потом с ис-панского – друг, союзник.
   – Прикольно. Я думал – коровья лепёшка.
   – Ты не любишь Америку?
   – Ну… – почти согласился негр, – Европа мне ближе.
   *
   В патрульной машине продолжались города:
   – В Душанбе.
   – А Душанбе где?
   – В Воркуте,
   – А Воркута где?
   – В Сыкрывкаре. – А Сыктывкар где? – В Сыктывкаре
   – Я там мотал, – со вздохом, вдруг вспомнилось Ивану…
   *
   Хроника. Зона. Ватники. Лица…
   *
   – Я там мотал, – ностальгически—нежно вздохнул Иван.
   – И ещё смотаешься, – жуя, пообещал полицейский.
   – То есть – ты, мент, по миру никак не хочешь?
   – Сейчас уже не милиция, сейчас полиция, – напомнил Ивану младший.
   – Ну, хорошо… ты, пент, по миру не хочешь?
   – Не хочу, – подтвердил старший.
   – Объясни.
   – А что тут объяснять. Ты меня спросил про евреев – я те-бе честно ответил. Теперь – ты мне ответь, честно – ты ми-лицию любишь?..
   – Сейчас… полиция, – робко напомнил молодой.
   – Сынок… не учи отца… сморкаться.
   Иван понял, что нахрапом не прошло и перешёл на дипло-матию:
   – Да… Я не люблю ментов.
   – Сейчас полиция…
   – Хорошо, я не люблю пентов… а ты там умри, пентёныш!.. Да я не люблю силовые структуры. Я – не законопослушный гражданин. Но я уважаю силовые структуры – органы, там, по-лицию, ФСО, МЧС, скорую, пожарных… налоговую… хотя налоги я не плачу… я уважаю… но я – не законопослушный гражданин… и я могу создать вам массу проблем… но я не хочу создавать вам массу проблем… я готов перевести стоимость телефона… моего телефона… ну, плюс ваши нервы, время, плюс издержки, бигмаки… в некоторый финансовый эквивалент…
   – У Шамиля Басаева девиз был, – жуя, сказал старший, – Взяточник идёт в ад, – и тяжело вздохнул…
   *
   Чеченская хроника.
   Шамиль Басаев.
   Взрывы.
   Шахиды.
   *
   – Взяточник идёт в ад, – снова вздохнул старший.
   – А в ад кто идёт – кто берёт взятку, или кто даёт? —ехидно просил Иван.
   – Обе стороны, – ответил старший и пояснил, – Но пер-вым – идёт дающий… А телефона твоего у нас нет.
   Иван задумался.
   – А хотите фокус покажу? — вдруг весело сказал Иван, до-ставая телефон.
   – Нет, – отказался старший, – Нам тут твоих фокусов не надо.
   – А вот всё равно возьму и покажу. Сейчас наберу номерок. – Иван начал набрать номер, – … и у кого-то из вас в штанишках зазвонит мой золотой телефончик…
   *
   …смотрели друг на друга.
   Иван с телефоном у уха.
   Милиционеры с бигмаками у ртов…
   *
   …и ни у кого
   ничего
   не зазвонило…
   *
   …расстроенный Иван собрался было отключить телефон…
   *
   …в Мавзолее стояла могильная тишина.
   Могильная, но величественная.
   И лежал Вождь.
   Сто лет уже как лежал.

   И в могильной тишине тихо тренькал телефон.
   Игриво, но настойчиво тренькал.
   Вождь открыл один глаз. Повертел им по сторонам.
   Открыл второй.
   И воровато полез в штаны.
   Достал мобильный телефон, по-стариковски неуклюже, не сразу сообразив как, включил и, закрывая ладошкой трубку, шёпотом прокартавил:
   – У мобильного аппаата. Сушаю.…
   *
   – Извините, я не туда попал, – Иван испуганно сбросил номер.
   *
   …полицейские с бигмаками переглянулись…
   *
   …а неугомонный Иван набрал снова…
   *
   …девушка Элеонора сидела в кафешке и, бесконечно улы-баясь, ела пирожное.
   Два телефона лежали перед ней на столешнице, для со-лидности – обычный и золотой в бриллиантах.
   И один из них звонил…
   *
   …Элеонора схватила свой, обычный, и бесконечно улыбаясь, стала алёкать…
   *
   .. алёкала, алёкала, а телефон всё звонил…
   *
   …пока она не догадалась, что звонит другой.
   Схватила и, бесконечно улыбаясь, сказала:
   – Шмулечка, я никак не могу сейчас говорить – я кушаю. Когда я ем, я глух и нем.
   *
   Иван:
   – К сожалению, сударыня, я не Шмулечка, но я всё равно рад с вами познакомиться. Я вам перезвоню.
   *
   …Иван отключил телефон и торжествующе спросил:
   – Нууу-у?… и кто у нас тут Шмуль?
   Молодой заёрзал.
   – Ты, – невозмутимо ответил Ивану старший, – Он – Алек-сандр. Я – ты знаешь – Иоханан. А ты Шмуль… Шмулей и не бы-вает… Развели тебя пацанята. Придётся тебе, голубь по-чтовый ещё раз туда мотнуться.
   Иван крепко задумался:
   – Если мне придётся вернуться – я вам ваши полосатые палки в задницы позабиваю.
   – Возвращайся скорее, – жуя, попросил его старший.
   Иван вылез и пошёл в свой джип.
   *
   Старший опустил стекло и крикнул вслед:
   – Зеркало.
   *
   Иван вернулся, достал и, молча, сунул денег в окно.
   – Монтировку забыл, – напомнил ему старший.…
   *
   Опять ехали.
   Впереди джип Ивана.
   Сзади кабриолет.
   И чёрный джип поодаль…
   *
   …Элеонора сидела на скамеечке на детской площадке и бесконечно улыбаясь, играла в золотом телефоне.
   Трое мальчишек, бегали мимо.
   Да непросто бегали…
   *
   Иван и охранник на лестничной площадке.
   Иван настойчиво жмёт звонок.
   Наконец, дверь открылась.…
   *
   …За дверью стояла довольно древняя старушка…
   *
   – Петя дома? – таинственно—грозно, но вежливо спросил Иван.
   – За мобилой своей приехали? – спросила старушка и не по-боялась выйти из двери на площадку.
   – Неплохо бы получить своё, – согласился Иван.
   – А вот тебе твоя мобила, – сказала старушка и с прытью молодухи вырвала из-за спины скалку и треснула ею охранника по лбу.
   Иван отскочил от неё как ошпаренный, а охранник упал, как убитый.
   *
   Элеонора всё играла.
   Один из мальчишек, пробегая, вырвал у неё из рук телефон и все трое улетели, как воробьи…
   *
   …бесконечно улыбаясь, Элеонора долго смотрела им вслед,
   потом рассержено топнула ножкой, сказала:
   – Гадкие, гадкие, гадкие! – надулась и замерла…
   *
   Иван сидел на корточках над распростёртым охранником.
   На лбу наливалась огромная шишка.
   Дверь в квартиру была открыта.
   Старушка вернулась с полным тазом воды и выплеснула на охранника.
   Тот всхрюкнул и ожил. И стал таращиться в потолок.
   – Вставай, давай, чего тут разлёгся, – сказала старушка.
   Охранник сел.
   – Ещё раз Петьку моего тронешь – скалкой не отдела-ешься.
   – Всё нормально, мать, – сказал Иван.
   Охранник ошалело смотрел на старушку, ничего не понимал, только спросил у Ивана:
   – Брат, кто?
   – Сзади, брат, — ответил ему Иван.
   – Чего не подстраховал?
   – Не успел.
   Старушка:
   – Мобилу вашу милицейские у Петьки отобрали. Это моё последнее слово.
   – Сейчас, мать, полиция, – напомнил ей Иван, желая всту-пить в диалог, но старушка уже захлопнула дверь…
   *
   Чёрный джип.
   В ветровой стекло видно, как из подъезда выходят в об-нимку Иван и еле волокущий ноги мокрый охранник.
   Билл:
   – Я как чувствовал – там их ждёт засада.
   *
   …кабриолет.
   Блондинка:
   – Ужас какой-то!
   *
   Чёрный джип.
   Билл:
   – А что если за теми двумя лохами с заправки стоит кто-то посерьёзнее.
   – Вполне возможно. Но надо ждать
   *
   – Видала, куда ты меня подставила! – заорал Иван, на блондинку.

   – Не кричи на меня, ужас какой-то!
   – Ведь говорил же – не три по этой мобиле!.. Надо ж такой тупой быть!
   – Жаль не тебе по лбу дали, – ответила ему Блондо.
   – И это – ты мне говоришь? Мне! – заорал на всю улицу Иван, – Кто тебя человеком сделал! Кто тебя научил тебя се-ксу по телефону! Кто сделал телефонной порнозвездой? Это ты мне говоришь? Да кто б ты без меня была!
   – Фотомодель была! – плаксиво огрызнулась блондинка.
   *
   Чёрный джип:
   Билл:
   – И куда он теперь?
   Негр:
   – Неужели обратно?
   – Интересно, а сюда они ещё вернутся?
   – Думаю, что нет.
   *
   …Иван довёл бессмысленного охранника до джипа, хотел посадить на заднее сидение, но потом открыл заднюю дверцу и помог ему залезть в багажник.
   Мало что отражая, охранник залез туда и лёг.
   – Поспи, братан, – сказал ему Иван, захлопнул дверцу, сел за руль и поехал…
   *
   …титр:

Через полчаса

   *
   Полицейская машина стояла на обочине, младший полицей-ский сидел в машине, старший полицейский стоял и поигрывал полосатой палкой возле нёё.
   И строго смотрел на проезжающие машины…
   *
   Иван чуть проехал его и резко тормознул…
   *
   …тормознула блондинка…
   *
   …тормознул чёрный джип…
   *
   Иван с монтировкой подскочил к полицейскому:
   – Что с палкой своей встал, поигрываешь – меня ждешь? Предвкушаешь?
   – Предвкушаю, – подтвердил полицейский.
   *
   Иван замахнулся монтировкой, но немолодой уже полицей-ский, с удивительно лёгкостью сбил Ивана с ног, скрутил ему руки за спиной и защёлкнул на запястьях наручники – только монтировка забрякала по асфальту…
   *
   …его молодой напарник едва успел выскочить из машины…
   *
   – Ужас какой-то! – сказала блондинка…
   *
   – Прекрасная работа, – сказал негр.
   – Типичный коп, – подтвердил Билл, – Напоминает мне на-ших техасских парней из морской пехоты.
   *
   Старший полицейский коленом в спину прижимал Ивана к неуютному асфальту, младший стоял над ними.
   – Иоханан, сделай мне предложение, от которого я не смогу отказаться, – тихо попросил Ивана старший полицейский.
   – Сам обозначься, – боясь переплатить, предложил Иван гу-бами с шершавого асфальта.
   – Чирик! – вдруг хрипло выпалил молодой.
   Старший укоризненно глянул на него:
   – Что-то расчирикался ты сегодня
   – Чик-чирик. Чирик-чирик, – из последних сил весело сказал Иван, – Возьми у меня в кармане.
   – Ты неправильно чирикаешь, – поправил Ивана старший.
   – А как надо? – Не на том языке. – А на каком надо?
   – Чирик в евро! — брякнул молодой.
   – А вот это, сынок, ты по делу чирикнул, – похвалил его старший.
   – Дааа-а? – вредным голосом пропел с асфальта Иван, – А фуражки у вас не слипнутся?
   – Фуражки-то мы расклеим, а вот как ты от асфальта от-скребёшься – это вопрос.
   *
   …и тут у Иванова джипа открылась задняя дверь,
   из неё вывалился охранник,
   вскочил на ноги и, сияя огромной шишкой на лбу, грозно за-орал на всю улицу:
   – Всем сосааа…! – осёкся и стал дико озираться…
   *
   …молодой выдрал пистолет из кобуры и направил на выва-лившегося охранника,
   *
   – Понимал бы что, – сморщилась блондинка в кабри-олете, – Ужас какой-то!
   *
   …охранник, постоял, подумал и сказал:
   – Не… что-то я не то сказал… — и полез обратно в ба-гажник…
   *
   …промотка назад…
   *
   …и тут у Иванова джипа открылась задняя дверь, из неё вывалился охранник, вскочил на ноги и, сияя огромной шишкой на лбу, грозно за-орал:
   – Всем стоять! – подумал и добавил, – Вот так будет правильно, – и стал дико озираться…
   *
   Чёрный джип.
   Негр:
   – Как думаешь – зачем он два раза оттуда вывалился?
   – Я третий день в России. Может, это местные обычаи… Повторенье мать ученья – как-нибудь так…
   *
   …старший слез с Ивана, поднял Иванову монтировку, сел на корточки у колеса своей машины, снял колпак с колеса и протянул напарнику:
   – Дай ему.
   Молодой взял колпак одной рукой и с пистолетом в другой подошёл и протянул охраннику.
   Тот взял, повертел колпак и хрипло спросил:
   – Зачем он мне?
   *
   – Приложи, – старший показал на голову…
   *
   …охранник, наконец, сообразил и приложил колпак к шиш-ке…
   *
   …а старший полицейский стал как-то странно всматриваться в него…
   *
   …волшебный колпак потихоньку приводил охранника в се-бя…
   *
   – Семьдесят шестая? – вдруг спросил полицейский, всмат-риваясь в охранника.
   – Семьдесят шестая, – настороженно подтвердил охран-ник с колпаком у лба.
   – Пятый?
   – Пятый.
   – Второй спецбат.
   – Второй.
   – Не скажи – разведрота.
   – Скажу.
   – Какой год?
   – 2005 тый.
   – А я 75-тый… Ну, здорово, братишка.
   – Здорово, братишка.
   *
   …хроника ВДВ. Бутылки об голову, парашюты…
   *
   …и было между ними всего метра три.
   Они смотрели друг на друга и почему-то не подходили друг к другу…
   *
   Чёрный джип:
   – Что это они друг на друга так смотрят? – спросил негр.
   – Я думаю, они из одной деревни, – ответил белый.
   – А чего тогда стоят?
   – Ты знаешь, когда я вижу американца, мне тоже хочется к нему подойти и обнять. Но я этого не делаю. А у вас с этим как?
   *
   – Псковская область? – вдруг спросил немолодой поли-цейский.
   – Псковская область, – удивлённо подтвердил охранник.
   – Островской район?
   – Островской район.
   – Поселок Горловка?
   – Горловка.
   – Маманя твоя… в столовой там… не работала?
   – Работала
   – Сынок… – прошептал полицейский и такая боль полы-хнула в глазах. И такая радость.
   – Батяня… – прошептал охранник и отбросил колпак от шишки.
   *
   …протягивая руки друг к другу, они шли эти три метра очень долго…
   …и только шептали:
   – Сынок…
   – Батяня…
   *
   …и у каждого по плохобритым скулам скатилось по одной скупой мужской слезе…
   *
   .. а потом они бросились в объятья…
   *
   …и обнимались, и обнимались,
   А машины мимо ехали, и ехали.
   И не каждый в этих машинах понимал, что происходит…
   *
   …и как-то странно они стали обниматься, начали тяжело ды-шать и стали постанывать.
   Немолодой полицейский жадно схватил ладонями лицо сына и впился в его губы долгим, страстным поцелуем.
   *
   Хроника. Целуется Брежнев…

   Со всеми подряд…
   *
   …молодой полицейский разинул рот…
   *
   – Обороняйся! – крикнул охраннику Иван с асфальта, – Вы-рубай его, вырубай!
   *
   – Вааа-ау! – глядя на них, восторженно воскликнула Блондо в своём кабриолете, – Какие дерзкие мужчины! Хотела бы я сейчас оказаться между ними в этом раскалённом, остром и сладком сэндвиче, – помахала им ручкой и крикнула, – Маль-чики! Ку-ку! Я тут!
   *
   …в чёрный джипе Билл и негр, застыв, смотрели, как целу-ются полицейский и охранник.
   – Кильбиль смотрэль? – спросил негр на французском,
   Белый сурово сморщился, отвернулся и не ответил.
   Негр медленно повернул к нему голову:
   – Вообще—то это был вопрос… повторяю – кильбиль смо-трэль?
   Билл долго смотрел в боковое окно, потом хрипло ответил:
   – Не называй меня так…Меня зовут Билл… И я из Техаса.
   *
   …а русский отец всё целовал своего вновь обретённого русского сына…
   *
   – Во присосался-то! – с невнятным ужасом, но не без во-схищения, подивился Иван, – Это надо смотреть, – неловко повернулся в наручниках на бок на асфальте и стал смотреть…
   *
   …а машины всё ехали и ехали.
   И некоторые в этих машинах даже и не собирались понимать высоты этих чувств…
   *
   – Батя! – восторженно задыхаясь, сын с трудом оторвал го-рячие уста отца от своих и прошептал, – Батя, это инцест.
   – Да, сынок, да! – с восторгом подтвердил отец-поли-цейский, – Это… космическое воссоединение…
   *
   – Дурак! – крикнул охраннику Иван, – Инцест – это ты от него, как минимум, забеременеть должен.
   – Да я и не против, – с лицом плодоносящей женщины от-ветил ему охранник
   и у него с треском полетели пуговицы на рубашке,
   и тут же вырос огромный живот,
   и коса до попы, с бантиком,
   – И уж на сносях я давно. Двойня.
   *
   – Ой, он уже залетел! – всплеснув руками, воскликнула Блондо, – До свадьбы!… Ужас какой!
   *
   – Да у тебя ж от него – пент родится! – закричал Иван от отчаяния.
   *
   – Не слушай его. Никакой не авторитет, – успокоил бе-ременного охранника старший полицейский, – Он мотал за же-стокое обращение с животными и за неуплату алиментов, а по-том статью в справке подправил. И наколки у него не на-стоящие – переводные картинки из жевачки, – и он благо-говейно опустился перед этим чудо-животом на колени и нежно прижался щекой, – А я детей – обожаю.
   *
   – Всё равно он на тебе не женится! – крикнул охраннику Иван, – Что ты, как дура!
   *
   А охранник, одной рукой поигрывая косой с бантом, второй скромно но торжествующе показал Ивану паспорт с печатью.
   – Ну, бабы – дуры! — невольно вырвалось у Ивана, – Глав-ное – штамп в паспорте. Не со штампом жить – с человеком…. Видать тебя бабка околдовала своей скалкой.
   – Так это бабка была! – изумился охранник.
   *
   Чёрный джип.
   – Подумаешь, спросили его – кильбиль смотрэль? – кричал негр, – А он надулся, как девочка. А что я такого спросиль?.. тьфу!… что я такого спросил, а?
   – Не называй меня так… – сурово и мрачно повторил белый, – Меня зовут Билл.
   – У меня напарник был, араб, мусульманин, так он всё на эль говорил – пошёль, смотрэль, ахуэль, понимаешь? А он был от-личный напарник. Его Аль Кайда завалила. (запрещена в РФ)
   – Меня зовут Билл, – ещё мрачнее повторил белый, – И я из Техаса. И я не боюсь Аль Кайды. (запрещена в РФ)
   – Хорошо Билл, ты из Техаса. Я не знаю – ковбой ты там, или нефтяник, но я обещаю – я не буду больше тебя называть Кильбиль. Я просто хотел спросить – ты «Убить Билла» смо-трел?
   – Смотрэль. Тьфу ты.. Смотрел. Старьё. А почему ты спро-сил?
   – Да я уже забыл, – махнул рукой негр, глянул в ветровое стекло и вдруг заорал, – Бля, блондо слилось!
   *
   …кабриолета блондинки не было…
   *
   …титр:

Два часа вперёд и час назад

   *
   Трое мальчишек сидели на скамеечке и, высунув языки, иг-рали в золотой телефон.
   Вернее, один играл, двое смотрели.
   Но языки высунули все…
   *
   …молодой, в меру удачливый коммерсант, на в меру модном авто, припарковался неподалёку.
   Вылез.
   Модная рубашка, модный галстук, дорогие часы, модные штанишки и модные ботинки.
   Но главная его гордость был даже не автомобиль, – а доро-гой кожаный портфель.
   Он глянул издалека, и сразу заметил искрящийся мобиль-ник…
   *
   Молодой коммерсант подошёл и вежливо спросил:
   – Господа, я гляну, как вы играете?
   – Глянь, – согласились мальчишки, – Если не педофил.
   – Да, вроде, нет, – ответил молодой коммерсант, но сто-процентной уверенности в словах даже и сам не почувствовал.
   Он присел на корточки и стал смотреть….
   *
   …мальчишки играли…
   *
   …а молодой коммерсант впервые в жизни задумался —
   а каков его основной инстинкт? —
   обманув этих мальчиков, завладеть этим дорогущим теле-фоном?
   или…
   и так и не понял своего основного инстинкта.
   Но молодая жажда хапнуть взяла верх:
   – Мальчики, вот вас трое, вы играете, а мобильник один.
   – Что предлагаешь? – не отрываясь от игры, спросил маль-чик.
   – Я куплю каждому из вас по мобильнику.
   – Три мобильника с симками. И игровую приставку, – так и не оторвавшись от игры, поправил его мальчик, – Интим не предлагать.
   – Три мобильника с симками и игровую приставку, – по-вторил молодой коммерсант.
   – Хорошая память, – похвалил его мальчик
   – В обмен на этот, – уточнил молодой коммерсант.
   – Можешь – просто подарить.
   *
   Кабриолет Блондо лихо тормознул….
   *
   …из кабриолета вылезла Блондо на высоченных каблуках
   и закинув красивые свои руки, стала убирать волосы в пу-чок…
   *
   …и ладно бы
   она была только в корсете, нижнем белье и в чулках с подвязками.
   И ладно бы
   на бёдрах у неё был только пояс с двумя кобурами из ко-торых торчали рукоятки огромных пистолетов,
   и ладно бы
   только здоровенный кавказский кинжал висел у неё на по-ясе,
   на лице у Блондо была прекрасная, тёмнорусая, короткая, но густая борода и рыжеватые усы….
   *
   – Тётенька, а чего вы в тлусах? – спросил карапуз с пласт-массовой лопатой.
   *
   Блондо посмотрела на него ласково, с болью и нежностью женщины у которой никогда не будет детей, но ответила строго:
   – Молод ты ещё, этим делом интересоваться. Иди погуляй.
   – Хамка, — ответил карапуз и пошёл гулять, волоча свою лопату.
   *
   …молодой бизнесмен с дорогим кожаным портфелем шёл по тротуару и как всякий молодой бизнесмен видел только себя и свой кожаный портфель….
   *
   …Блондо перегородила ему дорогу, как танк:
   – Ну что, коммерсант-дейли… видела я, как ты смотришь на мальчиков.
   – Девушка, вам чево? – удивился молодой коммерсант.
   – Я тебе не девушка, – басом ответила Блондо…
   *
   …осмотрели друг друга…
   *
   – Классный прикид, – похвалил молодой коммерсант.
   – Боевая форма ночных бабочек, – томным женским со-прано, ответила Блондо и ударила его ногой в голову…
   *
   – Девушка… – получив ногой по голове, отшатнувшись и вз-махнув портфелем, сказал молодой коммерсант, – Я чемпион Тирасполя по кикбоксингу по версии юбиси.
   – Это версия пидарасов, – томно ответила Блондо, – Фака-ла я твою версию!
   – Я член гильдии каскадёров Молдавии, – настаивал молодой коммерсант.
   – Да мне насрать, – ответила Блондо и снова ударила его ногой по голове…
   *
   …а дальше – у них началась драка.
   Долгая и нудная…
   *
   …они били друг друга, кричали, падали, вставали, опять па-дали. Причём молодой коммерсант дрался с портфелем…
   *
   …а прохожие всё шли мимо и шли,
   и не обращали на них никакого внимания.
   *
   …а они всё дрались…
   *
   …солнце зашло,
   они всё дрались.
   – Да поставь ты свой портфельчик, это меня унижает, – попросила Блондо.
   – Сп*зьдят, – простодушно ответил молодой коммерсант.
   – Да кто сп*зьдит – ночь на дворе, все уже спят.
   – Ну, мало ли негодяев.
   И опять стали драться…
   *
   …чёрная ночь навалилась – они всё дрались…
   *
   – А ты кончаещь, когда дерёшься? – вдруг остановилась Блондо.
   – Да мне тогда ногу не задрать – штаны узкие, – удивился молодой коммерсант.
   – А я за эту ночь уже раз тыщу кончила… Спасибо тебе.
   – А это не вредно? – заботливо спросил молодой ком-мерсант.
   – Мальчик, если бы ты только знал, какую чушь ты сейчас спросил. Как сказал философ – я кончаю, значит, я живу. Давай драться…
   *
   …и они погнали по новой…
   *
   Чёрный джип.
   – Она похожа на наших техасских девчонок, – с любовью глядя на дерущуюся Блондо, сказал Билл.
   – Что – ваши тоже носят бороды? – удивился негр.
   – Нет. Но тело, фигура, кожа, волосы. Нижнее бельё. Всё, как у наших девчонок.
   – Да – бороду отклеить – ничего тёлка будет, – согла-сился негр.
   – А на ваших не похожа?
   Негр пригляделся и задумался:
   – Нет, на наших – нет. Наши покошачее. Наши первород-нее, что ли… Какая-то усталость… усталость цивилизации есть в ваших бабах. А потом – наши лучше готовят.
   – Вот тут ты прав, напарник – белые бабы плохо гото-вят.
   – Консервы их испортили.
   – Это – да. Это да
   – Мужчина возвращается с охоты, весь израненный, но с би-зоном – женщина, жарит ему кусок мяса на огне… и кончает. Жарит – и кончает. Жарит и кончает. Жарит и кончает, жа-рит и кончает, жарит и кончает, жарит и кончает, жарит и кончает…
   – Мясо… подгорит, — напомнил Билл.
   – Уже съели… И уже просто кончает. И кончает и кончает, и кончает и кончает, и кончает и кончает, и кончает и кон-чает, и кончает и кончает, и кончает…
   – Напарник… – напомнил о себе Билл.
   – Но я ещё ни разу не видел, чтобы женщина кончила когда мужчина ей банку консервов показал!
   – Это – да, это да… консервы женщину возбудить не могут так, как мясо… парное мясо, – начал возбуждаться Билл.
   – Вот у вас в Америке культ оргазма-то, а, – укоризненно, покачал головой негр, – Детский сад какой-то.
   – Это-да, это да, – с неохотой пришлось согласиться Биллу и он попытался оправдаться, – Извечный культ. Извечных цен-ностей… Зарплата, мясо, оргазм, демократия, – и он вкрад-чиво спросил, – А ты… во время утилизации… никогда не кон-чал?
   – Да постоянно! И до, и после. Я даже когда в быту кончаю, по привычке уже не могу понять – чего эта тёлка на меня смо-трит, почему она ещё не утилизирована.
   – Боюсь, напарник, я тебя хорошо понимаю, – Бил посмот-рел в окно, на дерущуюся Блондо, — И всё равно – мне будет немного грустно, если её придётся утилизировать…
   – Утилизируешь её медленно и печально… знаешь анекдот про медленно и печально?
   – Не знаю.
   – А и нет такого анекдота, – и негр засмеялся.
   И долго смеялся…
   *
   …титры:

Два часа вперёд, час назад и полчаса налево…

   *
   Ночь. Луна. Пустырь. Какие-то развалины.
   Почему-то крякали утки.
   Джип Ивана, голубой в лунном свете, с потушенными фа-рами медленно крался по битому кирпичу.
   Остановился….
   *
   Стараясь не шевелить губами, Иван сказал:
   – По моей команде
   – Есть, – сдавленно ответил охранник, лежащий скрю-ченным с пистолетом за задним сиденьем, – А какая команда бу-дет?
   – В смысле?
   – Ну… как я узнаю, что это команда?
   – Я уткой крякну, — Иван тихонько крякнул уткой.
   – А похоже у тебя получилось.
   – Учись.
   – Вокруг и так всё крякает. Я могу тебя не узнать. Может, лучше гавкни?
   – Тогда ты меня с собачкой спутаешь, – Иван задумался. Иные команды в голову не приходили, — О! Я тебе армяном кри-кну – ара! … Усёк?
   – Есть.
   – Выскочишь – и разберёшься.
   – А бить? Или вырубать?
   – Вырубай… Только не давай ему целовать себя. А то опять залетишь.
   – Хорошо, – ответил охранник.
   – Что – хорошо?
   – Ну… в смысле – не дам.
   – А то я тебя еле вырвал из лап этого пентяры.
   – Да я в нокдауне был. Глухом. Срубило меня, – виновато по-тупился охранник, – Он мной воспользовался. Я больше не хочу от него детей.
   *
   Иван вышел из джипа.
   Было прохладно….
   *
   Полицейские сидели в кустах в засаде.
   – Берём? – возбуждённый шёпотом спросил младший.
   – Да ну… опять драться, руки распускать… Сейчас он возбуждён, а к утру поостынет, да подустанет, тут-то мы его тёпленького и возьмём. Засада, сынок – это искусство. А сей-час, можно и вздремнуть.
   Оба улеглись поудобнее и закрыли глаза.
   – Бать, я тебя очень прошу… ты только не целуйся больше с ними.
   – Во-первых, не с ними, а только с одним. А потом, это же спецзадание, сынок.
   – А он говорит – у него от тебя ребёнок.
   – Эти вечные бабьи штучки, – вздохнул старший, – Экс-пертиза ДНК показала – это ребенок Ёханана Пурганта. А по-том – я ведь только один раз поцеловал его – теперь он мой информатор.
   – А скажи честно – тебе понравилось?
   Старший задумался:
   – Я не скажу, что мне захотелось бы вернуться к этому опыту, но, наверное, я должен был через это пройти… Поспи не-много, сынок. Скоро всё кончится. И мы опять выйдем на наши дороги, и ты возьмёшь наш полосатый жезл – символ закона и порядка, – он вздохнул, – … если бы ты знал, как я люблю этих автомобилистов, когда они нарушают правила… И как они меня достали – ездят и ездят туда-сюда, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят, и ездят и ездят…
   – Бать… – тревожно посмотрел на него молодой.
   – А?
   – Кажись, тебя вштырило.
   – Да, нет, сынок, просто я так обычно засыпаю… если бы не штрафы – я бы, наверное, вообще сошёл с ума… так что, це-ни, сынок, каждый штраф. Чтоб каждый штраф был, как в пе-рвый раз. И последний.
   *
   …светать начало,
   дворники вышли,
   а Блондо и молодой коммерсант с портфелем всё дрались…
   *
   Чёрный джип.
   Негр спит, а Билл бодрствует.
   – Ну, что? – встрепенулся спросонья негр, – Закончили они там?
   – Пока нет, спи.
   – Поспи теперь ты, напарник. Моя смена…
   *
   – А может, продолжим в постели? – на рассвете предложил молодой бизнесмен Блондо.
   – Видишь ли… у меня тут… – Блондо озабоченно и гордо взялась рукой за пах, – У меня тут кое-что пришито. И сегодня на рассвете тебе придётся… перестать быть девочкой.
   – Тогда я должна подумать, – ответила молодой ком-мерсант с уожаным портфелем.
   – Тут ведь – думай, не думай, а телефон отдай.
   – И это всё – из-за телефона? – расстроился молодой бизнесмен.
   – А ты думал мне заняться больше нечем?
   – Я думала, я нравлюсь тебе. А ты… Телефона у меня нет.
   – Ты мне очень нравишься, но мне нужен телефон.
   – Да я его ещё вчера Кавказу впарила.
   – А что ж ты сразу не сказал?
   – Так ты и не спросила.
   Блондо поправила чулки и подвязки:
   – Из-за тебя… только зря ребёнку нахамила.
   *
   …и тут в чёрном джипе зазвонил телефон.
   – Из Управления звонят, – пояснил Билл и ответил, – Хел-лоу.
   – Вчера, вечером… – начал противный механический го-лос, – Наш агент перекупил объект преследования, поэтому опе-рация переводится в завершающую стадию, – отбой и по-шли гудки.
   – Что там? — спросил негр.
   – Ликвидация, – сурово ответил Билл.
   – Ну, пошли… Только про печаль – не надо – ты же про-фессионал. Или хочешь – я? А то я засиделся что-то.
   – А давай на пальцах? – Ну, давай… А если ничья?
   Пока выкинули пальцы, пока считали, пока щёлкали стра-шными стволами и совали их во все места на теле, какие только возможны – глянули в окно – драчуньи-блондинки в нижнем белье и молодого бизнесмена с портфелем уже и след простыл…
   *
   Рассвет. Пустырь.
   Джип Ивана.
   И уже продрогший Иван, которого колотит мелкая дрожь…
   *
   …и охранник, одеревеневший на полу за задним сиденьем…
   *
   – Ну, выходи! Я здесь! – не выдержав, заорал Иван, – Вот он я!… Ну, выйди ко мне, пент поганый!.. Давай как мужчины! Ты и я! Один на один!.. Я не боюсь твоих поцелуев!…
   Но как ни орал Иван, никто к нему не вышел…
   *
   …полицейские спали, положив пистолеты под щёки…
   *
   …только листок формата А-4 стал планировать с небес…
   *
   …Иван ловил его, ловил, да так и не смог поймать – листок нахально парил себе, как огромная бабочка и не хотел при-земляться…
   *
   – Иди, поймай мне его! – распахнув дверцу джипа, заорал Иван охраннику.
   – Ково?
   – Вылезай – увидишь!
   *
   …вдвоём они всё же поймали этот листок…
   *
   …и пожалели…
   *
   …на листке от руки было написано:
   Явка с повинной
   Я Иван (Иоханан) Пургант нецензурно выражался матерными словами в адрес нашего Президента, нарушая Указ 101– 03.
   Уличённый сотрудниками ГИБДД предлагал им взятку в ра-змере 1.000.000 (одного миллиона) евро
   в чём и подписуюсь.
   Дата.
   Подпись.
   *
   – Что теперь братва скажет! – схватился за голову Иван, – Что я, Ваня Пургант, человек-авторитет, две ходки, никогда не прописывался по месту жительства, шести бабам алименты не плачу – я Ваня Пургант, ругаюсь матом? С пен-тами шур-шур?
   – Вась-вась, — поправил охранник.
   – Что вась-вась? – не понял Иван.
   – Обычно говорят вась-вась.
   – Это лохи говорят вась-вась… Что теперь скажет Андрюха Шило! Что скажет Штырь!
   – Штыря завалили, – робко напомнил охранник, – Уж лет двадцать.
   – Это для тебя завалили. Для меня он вечнонезавалива-емый… что скажет Гиви Рязанский!
   – Да Гиви лаврушечник. В двенадцать лет вором в законе стал.
   – Гиви – хрен с ним. Это ему бабушка с дедушкой на восьмое марта подарили. …Что скажет Филиппинец!
   – А с фамилий никак нельзя поиграть. Типа это не ты. Это другой Пургант. Это ПУргант.
   – Почерк-то мой… Что теперь братва скажет! Что теперь скажет Мария Иосифовна? Что я ссучился!
   – А это кто?
   – Это мой педагог по скрипке.
   – Да что так убиваться, порви ты эту бумажку, да и делов-то.
   Ивана оглушила гениальность этой идеи,
   он сперва застыл, потом суетливо стал засовывать бумагу в рот, откусывать и жевать.
   – Да ты не спеши, жуй хорошо, – заботливо посоветовал охранник.
   *
   Старший полицейский похрапывал в кустах с пистолетом под щекой.
   – Бать! – толкнул его молодой
   – А, – проснулся старший, – Что – храплю?… да, есть у меня это дело – четыре жены из-за этого ушли.
   – Бать, он нашу бумагу съел.
   – Кто?
   – Иоханан.
   – Какой ещё ёханан?
   – Наш.
   – Наш? … ёханан?… съел бумагу?
   – Бать, ну проснись!
   И тут старший проснулся:
   – А ты куда смотрел?
   – Да я… проспал, бать.
   – Эх, сынок…
   – Будем брать?
   – А что его теперь брать – он чистый.
   – И что делать?
   – Что, что? … спать дальше
   И они снова положили пистолеты по щёки и угнездились поудобнее…
   *
   – Ну, что, пенты поганые, съели? – дожевывая, и озираясь, с полным ртом бумаги орал Иван, – Подставить меня хотели! Теперь вашей бумажкой даже не подотрёшься.
   *
   И тут с небес раздался грозный голос:
   – Прожуй сначала.
   *
   …сначала Иван испугался,
   потом решил что это происки полицейских
   и стал орать с полным ртам:
   – Пенты позорные! Ненавижу! Инцестники!
   *
   – Это была копия, Ёханан, – громыхнуло с небес, – У нас таких много.
   *
   …с неба опять стали планировать листы А-4.
   Много листов А-4…
   *
   …и опять грозный голос возвестил с небес:
   – Кушай на здоровье, Ёханан.
   *
   – Господи, да мне столько не съесть! – ужаснулся Иван.
   *
   …титры:

Два часа налево и час направо

   *
   Подвал, грязное железо.
   За руки подвешенная Блондо, всё такая же – в своём ши-карном нижнем белье и чулках, в бороде и с усами. Только в по-ясе на бёдрах сиротливо пусты кобуры и лицо разбито в спло-шное кровавое месиво…
   *
   Под ногами Блондо закопченное ведро с кровавой водой и тряпкой. И рядом стояла огромная бочка, полная солёных и вонючих огурцов…
   *
   Напротив Билл и негр в белоснежных рубашках.
   У белого на ногах остроносые американские сапоги с тре-вожно позвякивающими шпорами.
   А негр в трусах и носки у него на подтяжках, а на голове почему-то шапка Санта Клауса.
   *
   На огромном, обитом ржавой жестью, столе грозно стоит бензопила и валяются в беспорядке всякие, заляпанные ма-шинным маслом слесарные девайсы, вроде зубил, гвоздей, свё-рел, напильников, пил, молотков и прочей дребедени, которая обычно становится орудием добывания информации из нера-зговорчивых клиентов…
   *
   …Негр уже вспотел.
   Он стоит перед Блондо с огромным мятым и закопченным чайником руках и тяжело дыша, смотрит на неё.
   Поднял чайник и стал жадно пить, присосавшись к кривому носику.
   Вытер рот, и грозно выговаривая буквы, спросил на фран-цузском:
   – На кого ты работаешь?
   *
   …Блондо молчит…
   *
   Негр выронил чайник и всадил кулак Блондо в печень…
   Всадил, как мужику…
   *
   …. Блондо мужественно застонала…
   А негр заорал,
   – Где наша мобила, ссука?…
   *
   Билл, на французском:
   – Говори на английском, она по– французски не понимает.
   – А что ты мне сразу-то не сказал.
   – Да я тебе уже битый час долдоню.
   – Да, но я не знаю английского.
   Билл поднял бензопилу:
   – Тогда, может, попробуем классику?
   – Двадцатый век, – сморщился негр, – Насаждать демо-кратию бензопилой…
   – У них был серп и молот – и мы их срубили бензопилой.
   – И жевочкой, – хрипло напомнила Блондо.
   – А ты помочи, тебе слово не давали, – ответил ей негр, а Биллу сказал укоризненно, – Вот у тебя страсть к члено-вредительству!
   – Да, — с лицом маньяка подтвердил Билл, – Горю жаждой… устроить настоящую техасскую резню.
   – Для резни – народу маловато, – возразил негр,
   – Тогда – работаем с учётом национальных особенностей местности. Берём бочку, набиваем гвоздей, засовываем туда эту тёлку и толкаем с какого-нибудь холма – это называется russkie gorki – пусть покатается, может разговорчивее станет.
   – Потом обжарим с луком и добавим макароны – назы-вается – makaroni po flotski. – передразнил негр, – Ты ж, вроде, не макаронник, ты из Техаса. Или, что – на флоте служил?
   – Морская пехота, – со сдержанно—бесконечной гордостью и бесконечным же мужеством скромно подтвердил Билл, – Пе-рвая центурия пятой когорты легендарного девятого легиона.
   – Ааа-а!… что-то я припоминаю… это который в 140 году нашей эры весь в Британии сгинул и флаг потерял.
   Бил сделал сурово-трагическое лицо.
   – А ты-то как выжил, напарник? – ехидно спросил негр.
   Чем причинил американцу нестерпимую боль.
   – Слушай ты, оплот демократии… – насладившись белой болью, продолжил негр, – Тебя прислали к нам в Европу из тво-ей техасской деревни и не надо нам тут, европейцам, навязы-вать ваши американские штампы с бензопилами. Иди, пили сво-их индейцев, ковбой.
   *
   …дикое напряжение в глаза и лицах.
   В глазах двух тренированных самцов.
   Руки тянутся к стволам.
   Желваки гуляют на скулах, как девки по деревне…
   *
   – Напарник… — стиснув зубы, миротворчески сказал Билл, – Ты… свою страсть… лучше в эту тёлку пролей.
   – Сссыкло техасское, – презрительно процедил сквозь зубы негр, отвернулся и начал ходить, как кот у сметаны, вокруг под-вешенной Блондо, продолжая говорить на французском:
   – С такой сказочной задницей – жить да жить… любить да любить… и я не буду тебя убивать, белоснежка…
   – Бороду…, – на английском прохрипела Блондо.
   – Что? – молниеносно на французском переспросил негр.
   – Бороду оторви… жарко…, – повторила Блондо на анг-лийском.
   – Она просит отклеить ей бороду, ей душно – на фран-цузском объяснил американец.
   – Душно ей…. а на хрена она её приклеила? – Негр оторвал ей бороду, потом усы, – Думала, мы тебя не узнаем?
   – А так ей меньше идёт, – сказал американец, разглядывая Блондо.
   – Фак ю, – простонала Блондо разбитыми губами.
   – Что она сказала? На кого работает? – молниеносно пе-респросил негр.
   – Она сказала — американец показал негру средний палец и чтобы у негра не осталось иллюзий, показал на него указа-тельным.
   – Она? – негр указательным пальцем показал на Блондо, – Меня? – тыкнул указательным в себя – и показал средний.
   Билл подтвердил.
   Негр подумал, прикинул:
   – Да я, в принципе, и не возражаю.
   Блондо, на английском, тяжело дыша:
   – Слушай, ты… козёл…
   – Что она сказала?
   – Она сказала козёл, – стараясь, помягче, перевёл Билл.
   – Кому?.. Тебе, или мне?
   – Конечно, тебе.
   – Почему не тебе? – угрожающе повернулся к нему негр, — И почему, конечно?
   – Ты же с ней работаешь, она тебе и сказала.
   Негр долго смотрел на белого и рука американца как—то сама собой потянулась поближе к бензопиле.
   – Я уточню у неё, – угрожающе пообещал негр и повер-нулся в Блондо:
   – Кто козёл?
   Блондо, на английском, тяжело дыша:
   – Ты.
   Всё ещё надеясь на ошибку, негр обернулся.
   Но белый, прискорбно кивнув, подтвердил.
   А Блондо хрипела, с трудом шевеля разбитыми, окровав-ленными губами:
   – Я спала с тобой, козёл… только ради нашей Конституции и Президента.
   – Что она сказала? – переспросил негр белого.
   – Она спала с тобой? – удивлённо спросил белый.
   – Да вроде нет, – удивился негр.
   – А что она тогда гонит?
   – На жалость давит, – подумав, предположил негр, – Ду-мает, я вспомню.
   – Да, но она говорила о конституции.
   – Нашей? – удивился негр.
   – Нет, вашей, — огрызнулся белый.
   Негр опять стал смотреть на него быком, но потом почему-то передумал, и снова на французском попёр на висящую Блон-до, – Я не буду тебя убивать… Я опушу тебе печень так, что ты потом на вопрос – на кого ты работаешь? – как милень-кая, будешь отвечать – на таблетки. Всю жизнь будешь так отвечать. И будет у тебя искусственная печень…
   – Искусственная – бывает почка, – на французском по-правил белый.
   – Да какая, *уй, разница! – на чистейшем русском заорал негр.
   Блондо подняла окровавленное лицо:
   – Я бы тебе сказала – на кого я работаю. Да наш Прези-дент, своим указом, номер сто один тире ноль три, запретил нам ругаться матом, афроматершинник. – и Блондо плюнула в белоснежного негра кровавой слюной.
   – А это – расизм… – начал, было, белый, но заткнулся…
   *
   …пауза…
   *
   …негр наливается кровью…
   *
   – Я не сказала – негр. Я сказала афро, – кровавыми губами уточнила Блондо и уточнила не из страха, а из справедливости. И, чтобы ничего плохого про неё не подумали, добавила, – Афрокозёл…
   *
   …опять пауза…
   *
   – Я – швед, – на русском, угрожающе прошипел негр и, казалось, сейчас он убьёт её…
   *
   …и вдруг откуда-то раздался крик:
   – Не верю!
   *
   Портрет Станиславского…

   *

   …и в кадр вбежал человек
   и, бегая перед подвешенной Блондо и её мучителями,
   устроил изысканную творческую истерику:
   – Стоп, стоп, стоп, всем стоп! Ну не верю, не верю, не верю!… (негру) Ну кто так бьёт? (висящей Блондо) Ну кто так висит? Ну кто так плюётся? Ты должна ему в душу плюнуть. В его чёрную иностранную душу. Плюнуть от всей души, от всей широкой русской души. Как верблюдиха.
   – Блин, у меня слюна, как назло, кончилась, – перестав му-жественно умирать, оправдывается Блондо.
   – Не верю, не верю, не верю!
   В кадре – оператор за камерой на кране, копошится вся группа и только негр недоверчиво смотрел-смотрел на вбежав-шего в кадр человека, да и спросил:
   – А ты кто?
   – Я? – удивился вбежавший в кадр человек, – Я кинорежис-сёр. Член мелитопольской международной киноакадемии.
   *
   Грохот тяжелого пулемёта
   В небе летит хищный чёрный вертолёт и садит из крупно-калиберного пулемёта и гильзы, как семечки, летят вниз…
   *
   …на земле – Блондо в нижнем белье и с заклеенным носом удирает от вертолёта на своём кабриолете…
   *
   …причём удирает вокруг Василия Блаженного…
   *
   …и на беспечных туристов на Красной площади сыпятся сверху раскалённые гильзы…
   *
   …Блондо надоело удирать.
   Не прекращая закладывать виражи вокруг храма, и визжа резиной, она порылась в сумочке на сиденье, достала золотой в брильянтах телефон, подняла руку верх и назад, обернулась на вертолёт, прищурилась и нажала кнопку….
   *
   …как молния, небо из золотого телефона к вертолёту про-чертил след тонкий красный луч…
   *
   …взрыв вертолёта…
   *
   …Блондо усмехнулась, поцеловала телефон и бросила его на сиденье…
   *
   …дымящийся вертолёт на Красной площади.
   (Коппола «Апокалипсис»)
   зеваки растаскивают вертолёт на части.
   Один тащит колесо, («Оружейный барон»)
   Второй убегает с лопастью (пропеллер в «Блоу ап»)
   Старушка тащит пулемёт. («Чапаев»)
   Хоккеист Овечкин в полной форме и на коньках тащит си-денье.
   А фанаты «Зенита» ничего не тащат. Стоят в своих шарфиках, смотрят и кричат:
   – Зе-нит чемпи-он!
   Кричат, пока от вертолёта ничего не остаётся…
   *
   В Мавзолее Вождь лежал на боку, держал мобильник у уха и с озорным видом ждал, пока ответят.
   – Аллё. Наденька? … Опять на Красную вертолёт сел… ну, как сел? Так и сел… опять ПВО прозевало… А может, упал – мне отсюда не видно, я ночью посмотрю… А ты знаешь, от какого слова – мобильник произошло?… От слова мобилизация. Все на борьбу с контрреволюцией и саботажем, – и захихикал.
   *
   Хроника революционных лет.
   Идут красноармейцы в будёновках.
   В немой хронике вдруг раздаётся звонок,
   красноармеец останавливается,
   роется по карманам длиннополой шинели,
   достаёт, мобильник и говорит:
   – Да, мама.
   *
   …титр:

Два часа направо и три часа налево. час вперёд и два назад…

   *
   Блондо с мужественно заклеенным носом, в нижнем белье и чулках на подвязках, на высоченных своих каблучищах входит в кабинет Президента.
   Из—за стола под двуглавым орлом Президент встаёт ей навстречу.
   Блондо подходит, по-военному приставляет ногу, вытя-гивается в струнку и чеканит слова:
   – Господин Президент, ваше поручение выполнено, – и про-тягивает ему золотой телефон.
   – Хвалю, – сухо благодарит Президент, берёт телефон, ра-зглядывает, говорит,
   – Тут – наше будущее, – и суёт его в карман штанов.
   – Служу!… – начинает, было, Блондо,
   но Президент, озираясь, тут же прерывает её,
   – Тихотихотихо… не надо так громко… хорошее бельишко. Надо в армии такое ввести.
   – Так точно!
   – Просьбы, жалобы, есть?
   – Так точно!
   – Излагай.
   – Не для себя прошу, – Блондо приложила руку к сердцу, – Для народа прошу. Президент-батюшка, отмени указ сто три тире ноль один, разреши высшим твоим благоволением народу нашему по матушке выражаться.А то народ, как немой стал.
   – Я обещаю поработать над этим, – суховато ответил Президент
   И только Блонда хотела поблагодарить, как с ней начало происходить нечто странное —
   она мотнула головой и превратилась лицом в Шарон Стоун,
   потом в негра,
   потом в Зюганова
   и опять стала собой.
   (как в старом клипе Майкла Джексона «Белое и чёрное)»
   – Что с вами, майор? – озабоченно спросил Президент, – Не надо так волноваться.
   – Жарко… Не могу выйти из образа, – ответила Блондо.
   Президент, назидательно:
   – Лицемерие и двойные стандарты это типичная модель западной политики…
   Блондо всё мотает головой и меняет облики…
   – Может быть, водки? – заботливо показывает на сер-вированный стол Президент – на нём водка, вина, закуски и ва-зы с чёрной икрой, – С икоркой. Заморской. Баклажанной.
   И вдруг превращается в царя,
   с короной на голове, в горностаевой мантии,
   с державой и скипетром в руках.
   Но без бороды.
   Раздаётся грохот и всё начинает трястись.
   Стена рушится и в пролом видна огромная землеройная
   машина, с вращающимся ротором на носу, как чудовище.
   – Задолбал ты! – кричит на неё Президент в мантии, – Задолбал уже!
   Удивлённый водитель в очках, как космонавт, глушит мотор, высовывается из кабины:
   – Что?
   – Через ничто! – кричит на него Президент.
   – Понял, – отвечает водитель, – Сдаю назад, – заводит ма-шину и чудище уползает в тоннель.
   – Метростой, – виновато объясняет Президент Блондо, – Уже который раз не могут ветки соединить.
   Президент вдруг спохватывается, роется по карманам, рас-терянно смотрит на Блондо:
   – Слушай, а вертухайка—то где?
   *
   …титр:

   ЗЭ ЭНД

   *
   Земля из космоса.
   Россия из космоса.
   Наезд.
   Наезд.
   Пивной ресторан.
   Аквариум с раками. И пьяный уже до бессмысленного со-стояния человек в белой рубашке и съехавшем на бок галстуке и бутылкой дорогого коньяка в руке. Смотрит на раков и гово-рит с великим трудом:
   – Раки, друзья мои!… ненаглядные мои раченьки… пу-шистые такие… а я вас столько сожрал… а вы меня – нет… тварь я, после этого… – чуть не плачет и льёт в аквариум ко-ньяк, достаёт и бросает в воду дорогую зажигалку, сигареты, де-ньги, – О! Вам же мобила нужна… на волю звонить… де-тишкам… — роется по карманам, достаёт и бросает в аквариум золотой мобильник…
   *
   …мобильник замедленно падает в воду…
   макроплан – мобильник и раки,
   как космические монстры
   с булькающими потусторонними звуками…
   *
   титр:
   несмотря на то,
   что фильм основан на реальных событиях,
   всякое совпадение имён
   и узнаваемость персонажей —
   случайны
   *

//-- * --//
   1.*
   Огромный город…
   В голубом рассвете с розовым облаками,
   посередине пустынной сонно-молчащей улицы,
   по двойной сплошной полосе,
   шла обнажённая девушка,
   держа в руке одну золотистую туфельку
   и прикрывая грудь и низ живота.
   Над ней кружила стая белых-белых голубей
   с розовыми клювами и розовыми лапками
   в белых разлохмаченных снизу клеiшёных штанишках.
   Даже сквозь потёкшую и размазанную тушь девушка была очень красива
   и плакала
   и улыбалась одновременно,
   словно была бесконечно счастлива…
   *

Дикий мёд домашней осы

   (провинциалка)

   2.*
   Она шла и играла с голубями.
   За её спиной,
   в глубине пустой и длинной улицы,
   на расстоянии трёх-четырёх автобусных остановок,
   на тонком белом коне с длинной гривой, неслышно скачет всадник в золотых доспехах, с пушистым белым пером на шлеме —
   кажется, к ней на помощь —
   издалека беззвучный
   и совершенно не из этого мира серого асфальта и блочных домов с мёртвыми чёрными окнами…
   *

   3.*
   За несколько недель до этого…
   *

   4.*
   Провинциальный город.
   Улица с палисадниками и домами новых русских.
   По дому с каминами, картинами и хорошего вкуса дизайном
   ходит и собирается девушка в военного покроя куртке и штанах —
   вся в чёрном
   и вся в карманах —
   кажется, вот-вот наступит на длинные шнурки армейских расхлябанных ботинок
   и упадёт.
   Собирает сумку – кинула, лёгкий бронежилет,
   хромированный, как зеркало, слишком большой для женской руки пистолет и ремень с подсумками для обойм.
   Кинула несколько пачек денег.
   Взяла цепочку с двумя обручальными кольцами, поцеловала их и одела цепочку на шею.
   Взяла со стола, долго смотрела, потом тоже поцеловала два раза и прижала к груди фотографию молодого мужчины с маленькой девочкой.
   Долго сидела с закрытыми глазами.
   Умело и туго зашнуровала свои армейские ботинки.
   Потом она закрыла дом, села в машину и уехала.
   Имени у неё не будет.
   Пока…
   *

   5. *
   На пустой, почти сельской улице, стояла старенькая иномарка —
   старенькая настолько, что не отгадать —
   не то фольксваген,
   не то форд.
   А может, даже, и опель
   Она остановилась, вылезла и села в иномарку.
   *

   6. *
   – И сколько мне теперь лет? – вместо приветствия, спросила она водителя.
   – Сколько было. Один в один, – ответил ей парень с хитрыми и бегающими глазками, передавая паспорт, права и какие-то справки.
   – Могли бы и скинуть годик, другой, – хмуро пошутила она, а он шутки не понял.
   – Только будете вы теперь Анна Кашина. По белкам проскочите, а по докторам – не стопудово.. Копать начнут – посыпетесь.
   – Донна Анна… – разглядывая паспорт, почему-то сказала девушка, – А кто такие доктора?
   – Фэ-эс-бэ-э-э. – проблеял парень.
   – А белки?
   – Так менты! – удивился он.
   – А по белкам, значит, проскочу? – задумчиво спросила она и снова повторила, – Донна Анна…
   – Стопудово… А ствол не надо? – Нет
   Она передала ему конверт с деньгами
   Он достал пистолет:
   – Редкий ствол. Не царапанный.
   Пистолет был необычный.
   – Сколько? – зачем-то взяла и спросила она.
   Он смотрел на неё и приценивался:
   – Штука… И две обоймы. По четырнадцать душ. – Пятьсот
   – Семь сотен с полтиной, и придётся тебе донна… поболтать… задними ногами, – как само собой разумеющееся, сказал парень.
   Она понимающе кивнула, подумала и спросила:
   – Знаешь, как я кончаю?
   Вопрос ему понравился, он что-то соображал, потом сообразил:
   – Стопудово!
   Она резко передёрнула затвор и приставила руку с пистолетом к его голове
   – Ну, всё, всё! – попросил он.
   – Когда мозги у плохих мальчиков разлетаются по гостиничным номерам.
   – Ты б не светила… – попросил, глядя на улицу, он примирительным тоном.
   Она задрала куртку, обнажив живот и пупок, сунула пистолет за пояс отсчитала пятьсот долларов, кинула ему на колени и вышла.
   Так она стала Анной.
   *

   7.*
   Глубинка.
   Утро было золотистое, словно над землей была разлита любовь.
   Вдали, через поле, деревня с узкого шоссе в заплатках.
   Разбитая, вся в лужах грунтовая колея,
   домики,
   забытый храм c облупленной штукатуркой, покосившимся ржавым крестом
   и тоненькой берёзкой-подростком под барабаном сквозного купола.
   Как обычно.
   Запах дыма, грязь, дрова и нищета.
   И косые туалеты во дворах.
   Но отчего-то хорошо на душе и хочется здесь остаться.
   И едет вдали, накручивая педали, странный пёстрый человек на велосипеде…
   *

   8.*
   Дорога была такой разухабистой, что Анна оставила машину в поле и пошла пешком к деревне, скользя и увязая в жидкой грязи.
   Велосипедист был, как космонавт – в майке, трусах и аэродинамической каске, яркий, как попугай, на горном велосипеде стоимостью с не новый автомобиль.
   – Харе Хришнн-на, харе рамм-мма-а-а, – совсем не по-кришнаитски, на эстрадный, манер горланил велосипедист – с точки зрения профессионального почитателя Кришны и Рамы это была абсолютная любительщина.
   – Рама-рамма, харе Кришннна, здравствуйте! – и спешился около Анны.
   – Доброе утро, – ответила Анна.
   Постояли. Пригляделись.
   – Вот, землю русскую просвещаю. И народ, от Бога отпавший и Богом потому забытый. Благословляю махамантрой всё живое… Хотите со мной?
   – Нет, благодарю.
   – А потом Бог спросит?.. – со сдержано-умной улыбкойкивнул в сторону Страшного Суда велосипедист.
   – Я отвечу… не беспокойтесь.
   – Ну, как знаете, – и велосипедист покатил дальше, тяжело по грязи накручивая педали – Харе Рамм-ма, харе Кришннна-а-а…
   *

   9. *
   Из покосившейся избы в три окошка вышел немолодой похмельный мужик. Зевнул-откашлялся-сплюнул, прикурил и пошёл, не то отлить с утра, не то оглядеть свои владения.
   Из-за низкого дощатого забора к нему, радостно похрюкивая, потянулся здоровенный, грязный боров, с ушами, как лопухи и стал передними копытами на забор.
   – О, бля! – ещё раз откашлявшись-сплюнув, сказал мужик борову.
   Потом расставил ноги, чуть присел в стойку армейского боя и вдруг засадил борову кулаком в пятак.
   После такого удара люди не встают.
   Боров, всхрюкнув, припал на задние лапы, и отчаянно замотал головой.
   Но устоял и вновь полез на забор, ещё более радостный.
   – А-а-а, бля-а… – умиротворённо сказал мужик и почесал борова за ухом.
   И вдруг увидел Анну.
   И немного смутился.
   – Усама… Бен Лазар, – представил Анне борова: – Сын Усамы Бен Ладена и Берл Лазара… Но вкусный зараза! У них все в роду вкусные. Учу удар держать. Раньше падал. А сейчас знаешь, как денатурат сосёт?
   – Здесь где-то отшельник? – спросила Анна.
   – А-а, Зяма-то. – Почему Зяма?
   – Не, ты прикинь, тут заявил – Христос Бог наш был еврей! Это ж надо такое пёрнуть. На всю деревню.
   – Так где? – попыталась сократить, ею же навязанный диалог Анна.
   – Это там. У той лужи. – У какой? Здесь везде лужи. С потопа, наверное, ещё. – Сразу видать, не местная. Тебя как звать-то?
   – Донна Анна, – ответила Анна, наверное, в шутку.
   – Так Донна? Или Анна?.. Что-то как-то не по нашему… ну, ладно… а я Колян… Вот моя лужа называется Озёрки. Дальше – Малые Озёрки. Это ещё деды наши назвали. Потом… ссаньё, а не лужи… а там – Большие Озёрки. Вот наcупротив этот крендель и живёт. А дальше идёт Утинка.
   – Не надо дальше. Спасибо, – остановила Анна, видя, что мужик готов ознакомить её со всеми лужами в деревне.
   – Хочешь?
   – Что? – спросила Анна.
   – Ёбнуть? – предложил мужик, показав кулак и на борова, – Усаму… Бен Лазара
   – Это… не… политкорректно, – деликатно отказалась она.
   – Зато от души
   – У меня свой есть, – вдруг тяжело задумалась Анна
   – Давай. Оттягивает. Как камень с сердца
   – Моё – не оттянет, – горько усмехнулась Анна.
   – А ты шире-хари, случайно не видала? – начал тревожно озираться мужик.
   – Что это? – не поняла Анна.
   – Ну, такой… шире-харя, харя-шире! – противно пропел мужик.
   – Нет, – ответила Анна, вспомнив чуть не упавшего борова.
   – Жалко… Ну, тогда дай двадцатку. В долг. Душа горит.
   Анна дала ему двадцать рублей и пошла, чавкая сапогами по скользким берегам больших и малых озёрков.
   – А может в баньку? – эротично опёрся о хилый забор мужик, – Кашерно попаримся! – и маслянисто-нежно и низко, и хрипло, как Крис Ри, пообещал, – Ты у меня полочку-то погрызё-ёшь!
   Анна обернулась, улыбнулась и задрала на животе куртку, показав пупок и рукоятку пистолета.
   – Дружок-то у тебя, прям, орё-ол! – удивлённо согласился мужик, помолчал и добавил, – И у нас стволы – не хворать.
   Анна отвернулась и пошла.
   – До десятого – бля буду! – прокричал вслед мужик, потрясая деньгами.
   Постоял, глядя на неё, и сказал:
   – И каждый думает, что ему хуже всех, – потом вдруг глянул куда-то в сторону, в тревожную даль и аж взвыл, – У-у-у, пидарюга болотная!.. – и убежал…
   *

   10.*
   Анна подошла к дому с голубыми резными наличниками.
   Отчаянно звеня толстой цепью и хрипло, и удушливо лая, буйствовала собака, какой-то кошачьей раскраски, мелкая, но видимо очень храбрая.
   На лай вышла толстая женщина в ватнике и платке.
   – Тигра! Мать твою! Заткнись, шалава! – безнадёжно прикрикнула женщина и наклонилась, будто за камнем,
   Бесстрашный Тигра пулей, словно на резинке, улетел в будку.
   – К юроду, что ли? – спросила женщина.
   – Да. Здравствуйте. – Сначала деньги давай
   Анна достала стодолларовую купюру и протянула женщине.
   – Здра-асьте-посраньше! И куда мне эти иномарки? У нас в деревне на них и навоза не купишь. Ты мне наши давай.
   Анна достала пятьсот рублей.
   – Это дело. На рубли хоть навоз привезут. Хоть картошка будет. А на те и гавна не купишь, – взяла деньги, открыла калитку и повела Анну за дом,
   – Уж года с три назад тут пришёл себе и говорит: мне Бог велел двадцать семь лет жить тут у вас. Здрасьте, говорю, пораньше, ты кто такой? Первый раз вижу и уже жить собрался! И погнала его. Тут мне как палка по башке какая-то ка-ак шарахнет! Аж пыль из глаз. Понимаешь? Кара Божья. Очень может быть. А откуда палка посреди бела дня? А жить-то, говорю, где собираешься? Уж не в доме ли? Пристроил себе конуру, за гаражом, заложил вход кирпичами с цементом, оставил одну дырку – замуровался. В неделю ест три картошки. Сырые. Три морковки и капустного листа маленько. Что не скажет – всё сбывается. Говорит – скоро доход мне будет приносить. Паломник к нему косяком попрёт – деньга рекой потечёт.
   – А что мы вдоль избы туда-сюда хлдим? – удивилась Анна.
   – Нтадо так. Экскурсия, – резковато оборвала тётка и вдохновенно, как нив чём не бывало, продолжила – И – пошёл народ. Ну, немного, пока. Но попы важные приезжали – ну такие расфуфыренные – и цепи-то у них золотые, и кресты-то золотые, и юбки-то у них чёрные. А вонь оттуда! Из дырки. Он же там под себя ходит. Ты мне, говорю, вонять прекращай, всех паломников распугаешь. А он – это только сначала пахнет как у вас. Грехи мол, пахнут. Потом дух будет чистый. Это значит, гавно у него скоро будет белое и с начёсом. И пахнуть будет, как анютины глазки. Но… что не скажет – всё сбывается. А попы-то каа-ак попадали! На коленки-то!
   Дошли задворком до кривого гаража-сарая из бетонных блоков.
   Сзади к сараю было пристроено странное сооружение из камней и обломков кирпичей высотой выше собачьей конуры, но меньше человеческого роста. Вход был заделан намертво, с цементом.
   Из чёрной бойницы слышалось тихое, монотонное и бесконечное, как небо:
   – ГосподипомилуйГосподипомилуйГосподипомилуй
   В скороговорке были боль и плач.
   – Эй, ящик почтовый, высовывайся давай, вонючка святая, клиентка к тебе! – крикнула в щель женщина и пояснила Анне, – Тигра у меня – никого не ссыт – царь в деревне, зверюга такая – её даже трактора боятся – а сюда подползает на брюхе. И скулит… Давай, спрашивай. Что не поймёшь, я растолкую. Ближе не подходи, а то задохнешься.
   И ушла.
   Анна растерянно осталась одна.
   Над чёрным окошком был вделан медный крест, оттуда пахло ладаном и мерцала красная точка лампадки.
   – Она добрая, – вдруг послышалось из чёрной бойницы, – Только на языке хула, а сердце доброе. Как беда где – первая помогать бежит.
   Голоса было два. Одинаковых.
   Один твердил: – Господи, помилуй, – второй говорил с Анной,
   – А ты, Анька, что, в ад опаздываешь?
   Она вздрогнула и растерянно ответила, – Наверно… не знаю.., – и какая-то сила опустила её на колени.
   – Благословите, – неожиданно для себя, едва слышно прошептала Анна.
   – Боже, упаси…. Кто ж на грех-то смертный благословит… Дай-ка мне.
   Сначала Анна не поняла, потом достала из-за пояса и положила на нижний кирпич бойницы пистолет.
   Из мрака появилась сухая грязная рука, как у мумии, с длинными ногтями и мелко перекрестила пистолет.
   Потом рука исчезла, появилась палка и медленно столкнула пистолет вниз, наружу.
   Пистолет упал со странным звуком и разлетелся на осколки, как фарфоровая чашка.
   Потом донеслось:
   – Горе у тебя большое… а душа маленькая… а умишко ещё меньше… ты не мсти… ты наоборот сделай… кровь человечью нельзя видеть… пошла вон.
   Два голоса были словно внутри Анны.
   – Да как наоборот-то? – прошептала она.
   – А вот так!.. Мстить-то все умеют, ума много не надо… Вон пошла.
   – А можно я ещё приду?
   «Господи, помилуй», раздалось во весь голос-плачь и пауза была долгой.
   – Донна Анна, тоже мне…
   Анна вздрогнула
   – Молись преподобной Анне Кашинской…тело своё по земле напрасно не таскай… представь, что ты опять здесь… надо будет – сам приду… если узнаешь… присматривайся к людям… может нет, а может это и я буду… вон, сказал.
   Анна встала и поклонилась.
   Как-то, само собой, низко.
   Словно её кто-то пригнул за шею.
   *

   11.*
   По узкому, кривому шоссе в заплатках летит посередине, по истёртой прерывистой разметке Анина машина.
   Анна гнала машину и почти плакала.
   На обочине стоял мужик в классическом ватнике и требовательно голосовал.
   Анна почему-то остановилась.
   Мужик подошёл с чувством собственного достоинства, распахнул дверцу, склонился, посмотрел на Анну и, не то сказал, не спросил:
   – А! Ещё одна демократка.
   Анна отвернулась и неожиданно для себя сказала:
   – Если не хочешь, чтобы тебе стало больно, садись и закрой рот до своей деревни.
   – О!.. Мечта фермера! – обрадовался и похвалил её мужик, залез в машину и торжественно объявил, – Денег – нету!
   Пах он далеко не одеколоном.
   – Что предлагаешь? – спросила Анна.
   – Подкинуть меня до малой родины моей ненаглядной тёщи, – деловито потребовал мужик, – Там я тебе твой законный стакан поставлю. Стакан принять сможешь?
   Анна тронулась.
   – Знаешь, почему ватник без воротника? – почему-то спросил мужик.
   Анна не ответила.
   – Не задумывалась?… А ведь это вопрос философский. Можно даже сказать – сакральный… Ну, не удобно ж, в шею дует.
   Анна молчала.
   – А знаешь, что такое – ватник?
   Анна молчала, глядя на дорогу.
   – Мне недалеко тут. По прямой… Ватник, это подкладка к американской армейской куртке, ну такой с карманами, как сейчас у них – усаживаясь поудобнее, вполоборота к ней, начал свой монолог мужик, – В войну Америка жирела на нашей крови и за наше золото нам же по Лендлизу поставляла куртки для солдат. У тебя деды воевали?..
   Анна не сочла нужным ответить.
   – А Сталин, отец наш, верхушки повыбрасывал, чтоб мы на американцев не были похожи. Они вон весь мир какой-колой своей отравили. Зомбируют. Америкашки-какашки. Ты, часом, не потребляешь?
   Анна молча обогнала космического велосипедиста.
   – А подкладку он нам давал. Вот эта подкладка и есть ватник. А подкладка всегда без воротника… Мы, по сей день, в ватниках ходим. Весь народ. И президент, по молодости, в ватничке ходил, и алигархи. Все. Вот ты думаешь, Сталин тиран был, народ гнобил? А ведь это как у картошки – ботву косить надо – иначе корнеплод сгибнет. Корень гниёт. Понимаешь?.. Он мудрый был. Ботва-то она спреет, а картошка всю зиму кормит. Вот почему у ватника нет воротника… А в шею-то дует!
   – Я тебе бобровый куплю, только заткнись
   – А, пожалуй, я выйду, – после обиженной паузы ответил мужик.
   Анна резко затормозила.
   Мужик, тыкнулся, почти в стекло.
   Кряхтя, вылез, взялся за дверцу и, вдруг, наклонившись, тихо сказал:
   – Я ж тебе сказал, дура – сам приду.
   Захлопнул и пошёл назад по обочине.
   Анна застыла, потом выскочила из машины.
   Мужика не было.
   Шоссе было пусто.
   Только велосипедист, приближаясь, горланил: – Харе Кришна-а-а-а, харе рама-аа, здравствуйте!
   Он был уже кем-то изрядно побит и вывалян в грязи и космическим уже не казался.
   А сзади на космонавтской каске было написано грязью почему-то «Жуй».
   *

   12.*
   Анна стояла перед ржавой дверью в подвал.
   Прошептала:
   – Господи, дай мне сил… – и надавила на тяжёлую дверь.
   Дверь протяжно заныла.

   13.*
   Грязный подвальный спортзал.
   Спиной сидел плотный, коротко стриженый человек в стиралом камуфляже и бело-грязных кроссовках.
   Анна подошла сзади.
   Человек слышал, но не шелохнулся, только спросил:
   – Тебе как проще?
   – Что проще? – не поняла Анна.
   – Спиной?.. или лицом?
   – Мне всё равно, – недоумённо ответила Анна.
   – Тогда давай…
   Анна совсем ничего не поняла.
   – Я была матерью и женой…
   Человек повернулся и удивлённо посмотрел на неё.
   Ему было под пятьдесят и у него было спитое лицо:
   – Ты что?.. глумишься?
   Он спокойно, но недоверчиво её разглядывал.
   – Я была матерью и женой… – снова начала Анна.
   Он криво усмехнулся:
   – А сейчас отцом захотела стать?
   Он явно не понимал её, а она его.
   – Сейчас я хочу стать воином
   И тут Анна увидела ведро с розовой водой и окровавленным полотенцем.
   И ей сделалось дурно.
   – Я прапорщик русской армии… — после некоторого раздумья,с тоскливой усмешкой, сказал он, – Незыблемо, бля… Шао-линь, суй-хуньвчай, – это вот туда, – и показал на дверь.
   – Помогите мне стать бойцом, – попросила Анна, глядя на ведро.
   – Давай! – ещё раз помахал рукой на выход, – Кун фу отсюда!
   Анна достала и положила деньги.
   Прапорщик равнодушно посмотрел на пачку.
   – Кровью харкать будешь… незыблемо… – Я готова
   Прапорщик встал, поднял с пола боксёрскую перчатку, сунул в неё руку, понюхал и вдруг неожиданно и очень резко ударил Анну в живот.
   Удар был такой силы, что Анна упала, не успев даже скрючиться и выронить сумку.
   Прапорщик присел над ней на корточки.
   – И хуля, ты вафельницей щёлкала!.. Те што тут луна-парк со сладкой ватой? Воин, драна в рот… Больно?
   Анна замычала.
   Прапорщик:
   – Вот так жить – больно… а за родину и умирать не больно… а за Христа даже сладко… незыблемо… а тебе – больно… вот и соображай… подъём, бля! Хва валяться! Как алкаш.
   – А то ты за родину пал? – хрипя и кашляя, сказала ему Анна.
   – Я умирал… да не умер… но, это не твоё сучье дело… ещё один такой вопрос – и я отправлю тебя в космос… без скафандра… я два раза не говорю… незыблемо… стакан водки принять можешь?
   – Нет
   Он грустно заржал, покачав головой:
   – Воин, бля!
   Анна с трудам встала.
   – Сердцем не болела? – спросил прапорщик.
   – Нет. – Крест сними. – Нет. – В бане крест снимают, чтоб не жёг
   Анна через голову сняла нательный крестик.
   – А это что за побрякушки? – увидел кольца на цепочке.
   И понял.
   И стиснув зубы, сказал:
   – Сними.
   Анна сняла.
   Он рванул на ней футболку и бюстгальтер.
   – И что дальше? – закрывая грудь, не поняла Анна.
   – Дальше?.. тебе будет очень плохо…
   – Хуже чем есть, уже не будет.
   – Ага, – согласился, криво усмехаясь, прапорщик, – И трусы сними… незыблемо… а то натрёшь… где у нормальных людей яйца, —
   и швырнул ей в лицо грязные камуфляжные штаны…
   *

   14.*
   Дальше…
   В течение нескольких недель, которые Анне показались мгновением гибельно-сладкого сна, когда холодеет душа…
   *

   15.*
   Прапорщик безучастно сидел, широко расставив ноги,
   одной рукой наливал стакан дешёвой водки,
   а второй рассеянно перебирал в паху.
   Анна стояла в майке, в камуфляжных штанах с полстаканом водки в руке и никак не могла решиться выпить.
   Начала пить и её сразу вырвало.
   – Пи-ить, бля-я! – заорал прапорщик, – Незыблемобля!
   Анна, давясь, выпила и только собралась вернуть всё на пол, как прапорщик заорал:
   – На пол, бля!
   Не понимая, что делает, Анна рухнула на пол.
   – Пошла, бля! — заорал прапорщик.
   Анна, задыхаясь стала отжиматься, а прапорщик стоял и орал:
   – Быстрее, бля!.. Быстрее, тварина!
   Анна отжималась, едва сдерживая рвоту, а прапорщик орал.
   *

   16.*
   Потом Анна снова пила водку, и снова её рвало, и снова отжималась, и била до изнеможения грушу, и пот с ней лился рекой, а ей казалось, что это не пот, а водка.
   Когда она падала в измождении на бетонный пол, такой холодный и приятный, прапорщик поднимал её за волосы, и снова заставлял пить треть стакана водки, и снова её рвало, и снова она отжималась, лупила руками и ногами грушу, приседала, с блином от штанги, и опять пила водку, пока не рухнула, задыхаясь:
   – Всё!.. Не могу!.. не могу
   – Знаешь, бля, чем мужик от бабы отличается? – спросил прапорщик и сам ответил: – Мужик всегда хочет, но не всегда может. А баба – она, не всегда хочет, но всегда может… давай, бля!… в кал давай!…незыблемо, бля!
   И снова Анна, вся мокрая и сомнамбулическая от водки и перегрузок лупила, приседала и отжималась, и зал плыл перед глазами, пока прапорщик за волосы не швыранул её на драные маты в углу:
   – Спать, бля. Два часа. Незыблемо, бля.
   – Не адо уш… – еле выговорила Анна.
   – Забудь, бля!.. про душик свой… солдату умываться – боевой опыт смывать, – плыл голос прапорщика, но слова отслаивались от смысла
   И Анна вырубилась.
   *

   17. *
   За окном мелькали дни.
   Всё было одно и то же.
   Водка, пот и перегрузки.
   Один раз в день, из грязной алюминиевой миски, скрюченной ложкой – гречневая каша, вкуса которой Анна не чувствовала.
   Она уже ничего не чувствовала, отключалась на два-три часа на матах и слюна текла во сне из уголка рта.
   Проваливаясь в сон, она пыталась представить себе жилище отшельника и окошко с запахом ладана и тёплым огоньком лампадки, но всё было как в тумане, только грубый и далёкий голос прапорщика орал:
   – Спать, бля! Как труп, бля!.. И во сне работать, бля! Как поршень, бля!
   *

   18.*
   А прапорщик сидел один,
   никаких «бля» не орал
   и молча пил водку с табуретки.
   На бетонный пол вылезали крысы.
   – А-а, шерстяные… — приветствовал их прапорщик, – Приступить к приёму пищи! – и сыпал им гречку на пол.
   Потом брал одну и кормил с ладони и гладил, приговаривая почему-то одно и то же:
   – И гад морских подводный ход… Незыблемо, бля…
   Крысы ели гречку, мыли мордочки и днём не мешали.

   19. *
   А дальше прапорщик двумя пальцами за шиворот протянул Анне крысу:
   – На…
   Анна взяла, как робот.
   Но держала на вытянутой руке.
   – Ещё живая, – вглядываясь Анне в глаза, криво усмехнулся он, – Берешь второй рукой за жопу… и рвёшь… зубками, бля!… морского котика… С наслаждением, бля! Как тортик, бля!.. Впер-рёд, бля!
   Крыса висела и пищала.
   Анна взяла её двумя пальцами другой руки и не могла поднести к себе.
   – Бля, работать будем, или глазки, бля, будем строить!
   Анна не могла решиться.
   – Я могу тебе сказать так – или рвёшь, бля. Или я тебя порву, бля!.. Но я скажу иначе – или идёшь к хуям собачьим! В душик свой! – заорал прапорщик.
   Анна рванула крысу к лицу.
   Крыса омерзительно заверещала.
   Анна разорвала крысу зубами, отшвырнула от себя и заорала.
   Прапорщик, криво усмехаясь, налил, до краёв, полный стакан водки.
   Анна стояла, открыв окровавленный рот и орала, орала, орала…
   Прапорщик протянул ей стакан.
   Анна схватила, жадно залпом выпила, как воду и опять стала орать.
   Половинка крысы на полу ещё пищала.
   – А-а-а! – передразнил Анну прапорщик и сунул ей в рот солёной огурец, заляпанный гречневой кашей.
   Анна быстро и жадно стала жевать, давясь слюной и огурцом, не забывая, при этом, орать.
   – Вы рожаете, бля, орёте, зачинаете, бля, орёте и от мышек, бля орёте – и всё, бля, одинаково, – криво улыбаясь, сказал прапорщик и вдруг с неуклюжей нежностью обнял Анну и прижал к себе:
   – Всё, сеструха, всё… незыблемо… всё прошло… ты уже не та… я же сказал, дура, – помогу.
   Голос был знакомый, но не прапорщика
   И вдруг Анна, словно проснулась.
   И перестала орать.
   И вдруг ощущение покоя, силы и цели.
   Она улыбнулась и вытерла рот от крысы, водки и огурца:
   – Что ты сказал? – Я сказал в душ, бля. – Нет, что ты до этого сказал? – Я сказал, что я ещё не видел бабы, чтоб так орала до и после приёма водяры внутрь организма
   – Всё!.. водка отменяется… я больше не хочу никакой водки… я всё поняла… незыблемо, бля!
   И она, смеясь, стала методично и резко, и сильно бить грушу.
   Это снова была Анна.
   Но, уже какая-то другая
   – Ты – как на президента, собралась? – усмехнулся прапорщик.
   – А что – видно? – весело спросила Анна.
   – Видно…. Как без трусов.
   Анна села на маты.
   – У меня убили доченьку мою и мужа… всё, что у меня было в жизни… помнишь?
   Прапорщик молчал.
   – Я знаю… это был ты…
   Прапорщик сидел, стиснув зубы, гонял желваки по скулам и смотрел в грязное подвальное окно под потолком.
   – Но зачем?.. – простонала Анна.
   Прапорщик достал пистолет.
   – Я только исполнитель… Ты пойми… из армии уволили, звания лишили… я всё равно тварей валить собрался, чубайсов, гайдаров, этих… а тут… ещё и деньги платят… нормальных людей не заказывают.
   – Заказ на одного был, или на двоих? — спросила Анна.
   – Заказ был на машину… но не на девять грамм, а нафаршировать свинцом… имитировать бандитскую разборку… миллион гильз, сто стволов, машина в дуршлаг… его выпасли… передали нам… мы догнали тачку на трассе, стекла чёрные… я с двух стволов начал работать… а когда увидел, что ребёнок, уже поздно было…
   – За что? – повторила Анна.
   – Это не моё дело. У заказчиков руки чистые, у исполнителей – совесть чиста… как стакан…
   Он вынул обойму.
   И стал выдавливать патроны на пол.
   Они падали и прыгали на бетоне весёлыми звонкими чертенятками.
   Выдавил все и достал маленькую коробочку.
   Для колец и перстней.
   Открыл.
   На алом бархате лежала золотая пуля.
   – Моя… уже давно летела,… чего бегать?… и вот прилетела…. позолоченная… ребята подарили… не возражаешь?
   Вдавил патрон в обойму, вставил обойму в рукоятку, снял с предохранителя, передёрнул затвор, подошёл к ней и протянул.
   Рукояткой к Анне.
   Она не взяла.
   Он немного растерялся:
   – Тут недалеко… отшельник один… замуровал себя… незыблемо… мне сказал: скоро за тобой придут – ты не бегай… твоё время вышло…
   я сразу понял – это ты. – Теперь это не я… я думала – это я… ты мне больше не нужен… ты отучил меня любить боль… мне нужен Заказчик
   – Что заказчик?… он только мечтатель… как озабоченная дамочка… сделал то – я.
   Анна погладила его по голове:
   – Я теперь… я люблю тебя… как брата. – Всё кончается… и любовь тоже… знаешь, сколько я…
   – Эта любовь не кончится никогда… а тебе идёт когда ты это идиотское бля не говоришь.
   – Ну-ну… – ответил прапорщик и посмотрел ей в глаза,
   Достал из нагрудного кармана газетную вырезку.
   Развернул.
   – В газете прочёл, почему-то сразу понял – он… московский.
   Анна взяла и подумала, что у неё сейчас будут дрожать руки.
   Маленькая статья с фотографией человека.
   Руки не дрожали.
   – Но за что? – сквозь зубы спросила Анна у фотографии.
   – Ты не выйдешь на него? Он высоко. – Если правильно идёшь, судьба сама выведет
   – Хочешь, я сделаю? – спросил прапорщик.
   – Поехали… Но, сделаю сама. – Тогда я тебе вот что скажу…
   Он достал грязное лезвие бритвы, грубыми как у слесаря пальцами сломал пополам, потом отломил острый угол от половины и показал ей:
   – Незыблемо… Кровь из сонной артерии, выходит из человека за сорок секунд. Фонтаном… Со стволом не подберёшься – он высоко… А с этим можно… Спрячь, хоть между ног. Но, лучше за ухом. На пластыре.
   И он показал.
   И развёл руки.
   Бритвы в пальцах не было.
   – И ты чистая…
   Он снова взялся за ухо.
   И появилась бритва:
   – И чиркнуть… Но, там тоже вычислят, – он показал за ухо, – И это полезно… Тогда надо ещё одну…
   *

   20. *
   В таком душе можно было только испачкаться.
   Пока Анна мылась огромным куском воняющего псиной мыла в грязнейшем до отвращения стоячем душе с отвалившимися кафелинами, с липким и омерзительным, на ощупь ногами, жирно-скользким поддоном, тяжёлая дверь в подвал медленно и, чуть застонав, открылась.
   Прапорщик сидел спиной.
   Ствол был с длинным толстым глушителем.
   В грязном подвальном окне, стоял вдали белый конь с золотым всадником.
   Прапорщик услышал, сунул под маты свой пистолет и тихо попросил
   – Дай помолиться.
   И сполз на колени…
   *

   21.*
   Анна мылась за заляпанной плёнкой, спокойная и счастливая.
   Вода ласкала тело.
   Оно было лёгкое и пружинистое, как подкидная доска в бассейне.
   И в тоже время, словно, тела не было вовсе.
   В движениях не было ни одного лишнего мгновения, снова вернулась женственность, но за ней стала чувствоваться какая-то таинственная и страшная завораживающая сила.
   *

   22.*
   Прапорщик встал с колен.
   – Я готов…
   У него было спитое лицо и тихие, кроткие глаза:
   – Тебе как лучше?.. лицом?… или затылком?… хорошо…
   И повернулся спиной…
   *

   23.*
   Анна смывала вонючую пену.
   И вдруг физически ощутила, что вода её омывает и любит и говорит с ней.
   И она поняла, что никогда не понимала, что такое вода и вдруг полюбила воду.
   Подставила под струи ладони и шёпотом призналась воде в любви:
   – Вода… водичка… я тебя тоже люблю, слышишь?
   *

   24.*
   Тупая медная пуля медленно пошла из раскалённого ствола…
   Приближалась, раздирая носом макрокосм воздуха, как корабль волны…
   И вдруг замерла, застыв, у самого прапорщикова коротко стриженого затылка.
   На пуле были выбиты мелкие буквы:
   – майор Иван Заломов
   И цифры
   Дата рождения.
   И дата смерти.
   Через чёрточку.
   *

   25. *
   Анна вдруг что-то вспомнила и, сквозь струи душа, крикнула прапорщику:
   – А я всё равно мышей до ужаса боюсь!
   Откинула грязную занавеску, вышла босиком, вытираясь несвежим серым вафельным полотенцем, мокрая и голая, ничуть не стесняясь прапорщика, как брата.
   Он лежал лицом вниз, как подстреленная птица.
   *

   26.*
   Москва с высоты.
   Плывущая внизу.
   Беззвучная.
   Как сон.
   *

   27.*
   Чахлая зелень.
   Белый конь и седок золотой…
   Прапорщик стоял перед ним навытяжку в своём линялом камуфляже и бело-грязных кроссовках и с мольбой и трудом выдавливал:
   – … не получилось… за Россию…
   И виновато потрогал дырку на затылке.
   Всадник беззвучно тронул коня.
   И прапорщик увидел —
   над потресканным чурбаном, на котором когда-то кололи дрова, стояли двое – голый, в трусах, коротко стриженный и насмерть перепуганный, мальчишка-солдат с серым нательным крестиком на шнурочке на шее, с завязанными за спиной руками и цепями на ногах,
   и человек с ножом, в камуфляже, с чёрной маской на лице.
   – Ну что? – терпеливо спросил камуфляжный, – Паследни раз гаварю – снимаешь крэст? Или идошь к сваей бабушьке?
   – Иду, – почти икнул солдатик.
   – Давай я за него встану, а?.. Ему хватит… ему б пожить ещё… – попросил прапорщик человека в маске, – Тебе-то не всё равно?
   Свёл руки за спиной, опустился на колени и положил голову на чурбан.
   – Аслан! Аслан!.. Там дом виден, давай сюда! – закричал человек с видеокамерой у лица, показывая рукой, куда переставить чурбан.
   – Ну, так ты суда зайди! – Так не красиво
   – А!.. – недовольно всплеснул руками человек в маске, — Тоже мне тарантино! – но наклонился и вынул из-под головы майора Ивана Заломова чурбан, словно майора Ивана Заломова на белом свете не было вовсе.
   – Иды суда, баран! – приказал мальчишке и понёс чурбан в сторону.
   Тихо звякая цепью, мальчишка послушно пошёл за ним.
   Майор стоял на коленях, заложив руки за спину и, стиснув зубы, смотрел…
   И заплакал…
   Может, от боли… что это не ему…
   *

   28.*
   Анна долго сидела, закрыв, глаза.
   Прапорщик лежал на спине, с бумажной иконкой-календарём на груди.
   И, казалось, улыбался.
   Анна одела и поправила на себе чёрный парик.
   Потом достала помаду и, не глядя, накрасила губы.
   Губы стали красно-чёрные.
   Почти чёрные.
   Как чёрная кровь.
   Анна вывела помадой прапорщику букву V на лбу, поцеловала в голову, взяла свою сумку и вышла.
   Железная дверь протяжно застонала…

   29. *
   Немая Москва с высоты.
   *

   30. *
   Рёв аэропорта в Москве.
   Самолёты взлетают один за другим, чаще троллейбусов.
   Анна вышла из самолёта первой.
   Вся чёрная и армейская, среди пёстрых пассажиров – как белая ворона.
   На плече – одна чёрная спортивная сумка.
   И на лётном поле, среди самолётов, вдали, как видение, Анна вдруг увидела тонкого белого коня с золотым всадником с пушистым белым пером на шлеме.
   Миг – и всадника перекрыл выруливающий на взлёт самолёт.
   *

   31.*
   Быстро проходя зал прилёта первой из пассажиров, Анна нашла вверху глазами камеру и подмигнула.
   И быстро показала в камеру и убрала два растопыренных буквой V пальца – виктория.
   *

   32. *
   В огромном чужом и неприветливом городе Анна немного растерялась.
   Как всякая провинциалка.
   Села в машину и попросила покатать по Москве.
   Когда ехали вдоль Кремля, разглядывая золотые купола, не то спросила, не то просто сказала:
   – А святитель Пётр, митрополит Московский, всея России, чудотворец посвятил Москву Пресвятой Богородице.
   – Не знаю, я не местный, – угрюмо ответил водитель.
   – Так он всю Россию Ей посвятил
   – Я не в курсе, – ушёл он от разговора, но не выдержал, – Тут взрывают, девушка, а вы вся в чёрном… Это специально?
   – Чтоб стирать реже, – ответила Анна.
   – А-а!… – почему-то расстроился водитель, – Баба нынче… ничего не хочат делать, только жить хорошо хочат.
   И Анна поняла, что шутка не прошла, а у водителя очень серьёзные проблемы с его женщинами.
   – Остановитесь, я газету куплю.
   Купила газету с объявлениями.
   Пока шла к машине, какой-то мордастый мужик с пивом, глядя на неё заорал, с сигаретой во рту
   – Ой-й!.. Царевна-лягушка! С кармана-а-ами!.. Сверху сядешь?… Попрыгае-ем!
   Анну почему-то это задело:
   – Слышь, ты, царь-хомяк. Сейчас ляжешь. Как лист осенний.
   И выбила ногой мужику сигарету изо рта…
   Не задев лица…
   И пошла к машине.
   А мужик сильно расстроился.
   Он-то думал – комплимент сказал.
   Девушке на радость.
   А Анна шла и ей, вдруг, вспомнился знакомым этот голос.
   Она обернулась.
   Пристально посмотрела на мужика…
   – Да чё с тобой говорить! – махнул пивом мужик, – Провинция.
   И Анна так и ничего и не поняла.
   Села в машину, выбрала объявление, набрала номер и сказала:
   – Я по объявлению. Мне нужна квартира
   – Да?.. А муж тебе не нужен? С большим алигархом! – ответил вредный старушачий голос.
   – Нет. Мне нужна квартира. Без мужа. – Квартирка-то будет. А деньги у тебя есть? – Есть. – Много? – Не меньше, чем у вас хамства. – Едь. Народного ополчения 120, квартира 33
   – А это где? – снова растерялась Анна.
   – В Москве, деревня!
   *

   33.*
   На звонок раздался суровый лай.
   Дверь открылась, и на Анну обрушился огромный ротвейлер.
   В двери стоял маленький старый человечек.
   Он хитренько разглядывал Анну и старушачьим голосом грозно кричал собаке, – Фу, Варвара! – и, – Варвара, место!
   Варвара, однако, его не слушалась, а скулила и прыгала, норовя лизнуть Анну в лицо, словно они давно не виделись и совершенно отчаянно намахивала обрубком хвоста, так, что зад забрасывало.
   Анна потрепала Варвару за шею, завела в квартиру и тихо сказала,
   – Варя, сидеть.
   Варвара послушно уселась и стала смотреть на Анну, как на лучшую подругу.
   *

   34.*
   Квартира была большой, современной и дорогой.
   – Сколько жить собралась? – подозрительно и неприветливо спросил человечек.
   – Пока не знаю, – неопределённо ответила Анна.
   – Деньги давай! За неделю вперёд
   Анна дала денег.
   – Что это ты чёрная вся? Как на поминки.
   – Грязи не видно, – объяснила Анна.
   – А ты мойся почаще. – Святые вообще не мылись
   – Святые-то, святые, а ты-то кто? Паспорт дай, – потребовал человечек, – У меня всё по-белому, Как у белых людей.
   Анна достала паспорт.
   – Я тебя, гражданочка Виктория Белородова, зарегистрирую в милиции.
   Так она стала Викторией…
   – Порядок у нас в Москве такой. Чтоб не сбежала, – пригрозил человечек, разглядывая паспорт: – К хахелю, что ль прискакала?
   – Хахеля у меня нет
   – Значит, в проститутки, – догадался старичок, – Только б сиськами махать, да не работать.
   – Я не знаю, что вам ответить, – ответила Анна, – А убирать будет приходить кто-нибудь?
   – Сама уберёшь – не Хакамада. Чтоб всё работало. Сантехника, телевизор. Не то заплатишь. С пеней. Я работаю под фе-эс-бэ.
   – А я думала вы по белкам, — попыталась сказать комплимент Анна.
   – По каким ещё белкам? – гневно изумился старичок.
   – Ну… с милицией
   – Да менты у меня по стойке смирно гальюн на даче сторожат! – аж задохнулся старичок, – Найдут. Как ты жопой не верти. Усекла?
   – Усекла. Ещё в самолёте.
   – Ну, смотри! Иду регистрировать. У меня всё схвачено.
   Он грозно потряс Аниным паспортом и ушёл с ним, уводя коренастую, тоскливо озирающуюся Варвару.
   *

   35.*
   Анна-Виктория ходила по квартире с распущенными шнурками своих армейских ботинок.
   И пёрвое, что сделала, достала золотую пулю прапорщика и поставила её на блюдечке на самое видное место – на большой телевизор.
   И рядом положила другой паспорт.
   На Анну Кашину.
   Сняла парик и надела его на какую-то вазу.
   Набрала в телефоне номер и сказала:
   – Мне сказали, вы решаете проблемы…
   – Да, мы стараемся помочь людям, – ответил за рулём молодой воспитанный человек с хорошим лицом клерка и в дорогом костюме.
   Анна что-то записала, бросила телефон и открыла дверь в ванную… и запрыгала, как девчонка.
   После подвального мыла, обычное туалетное мыло казалось таким ароматным и его хотелось лизать как мороженное.
   Дверь в ванну за ней закрылась.
   *

   36.*
   Дверь красного дерева была массивной и резной и с золотой инкрустацией, как в великокняжеском дворце.
   Когда дверь распахнулась, в неё вошла Анна.
   Её было не узнать.
   Она выглядела, как истинная леди и была одета, как любовница олигарха.
   *

   37.*
   В шикарной дали огромного кабинета за столом, положив ноги на столешницу, сидела и курила чёрную сигару с коньяком, и сплёвывала слюну в специальную урну-плевательницу чёрная красотка в чёрных очках.
   Рядом за столиком сидела в коротенькой юбочке маленькая блондиночка-секретарь, чуть пухленькая дюймовочка, как все дюймовочки на высоченных каблуках.
   Анна остановилась.
   Чёрная красотка медленно встала и медленно вышла из-за стола.
   Она была вся в обтягивающем и у неё была идеальная фигура и длиннющие, стройные ноги.
   – И откуда ты такая взялась? – низким голосом спросила красотка.
   – Почти из деревни, – улыбнулась Анна, – Я из провинции.
   – Странно… Ты буржуазна, как сама буржуазность. Рожала? – Один раз. – Это хуже… Подойди
   Анна подошла и ужаснулась.
   Красотка оказалась старухой за семьдесят.
   – Ты здорова? – Да. – Раздевайся…звать как?
   – Виктория, – ответилаАнна и разделась до трусиков, аккуратно складывая одежду.
   Старуха-красотка с бокалом коньяка, воняя сигарой, обошла её кругом и оглядела со всех сторон.
   Блондиночка сидела, одеревенев от ревности.
   – Хорошая кожа… Значит хорошая печень… Всё-таки женщина это венец существ на Земле… Где твой ребёнок?
   – Дочь умерла… А мужа я бросила. – Ты легко говоришь о смерти. И мужчинах… Это хорошо
   Старуха отдала бокал и сигару секретарю. Та унесла и поставила на стол, и принесла резиновые тонкие перчатки.
   Старуха, как хирург, протянула руки и секретарь одела ей на руки перчатки. Она оглядела и ощупала Анну с ног да головы.
   Блондиночка сходила с ума от ревности.
   Анна глянула в окно и чуть вздрогнула.
   Далеко, на крыше сталинской высотки, стоял тонкий белый конь с золотым всадником.
   Старуха заметила взгляд.
   Посмотрела в окно.
   Никакого всадника не было.
   – Одевайся, – приказала старуха и блондиночка содрала с её рук перчатки.
   Анна оделась.
   Старуха уселась в своё модное кресло, положила ноги на стол:
   – Садись
   Анна села.
   – Сигару?
   – Я курю только когда надо, – отказалась Анна.
   – Ты читала письма Елены Рерих? – Да. А секретаря вашего Юлечкой зовут
   – Это наш человек, я сразу поняла, – сказала старуха секретарше.
   – О-о-о! – ответила та и высунула кончик языка.
   А Анна почему-то подумала: «Долбоююбочка… А старуха, если снимет очки, у неё будут стариковски-вылинявшие и не умные глаза».
   Старуха-красотка вдруг засмеялась. Потом спросила:
   – О чём мечтают люди?
   – Кто о чём, – неопределённо ответила Анна.
   – Все об одном. Как себя в этом мире подороже продать. Все… Учёные писатели, политики, солдаты, женщины и мужчины. И даже дети. Все люди страдают, от того что считают – жизнь недоплатила им их цену. Вся жизнь человека – вечная и изнуряющая торговля с Богом. Или чёртом… Вот ты – сколько стоишь?
   – Для начала – много
   – О, детка, ты мне нравишься. Что-то я в тебе вижу такое… Продать душу дьяволу – удел избранных. Избранных из избранных. Он – мелочёвкой не интересуется. Чую – ты ему подойдёшь… А ты, часом, не в рай ли собралась? – вдруг спросила старуха.
   – Нет, – рассмеялась Анна, – Мне надо в ад. Рай мне не по карману.
   Старуха медленно и мудро кивнула чёрными очками, а блондиночка закатила глаза и высунула кончик язычка.
   «Придурочка» – подумала Анна и ей стало её жаль.
   – Сколько человек спасётся? – спросила старуха и сам аже и ответила,
   – Сто сорок четыре тысячи – в Откровении Иоанна Богослова?.. Из всего человечества… А эти толпы лезут в храмы… места своего люди не знают в жизни… А ты?
   – Я надеюсь, вы мне подскажете
   – Ну что ж?.. Сейчас врачи-анализы и… поздравляю с первым клиентом. Я поверила в тебя в первого взгляда… Я не торгую женскими телами. Я торгую Злом… Потому то всё Добро уже давно распродано.
   Старуха достала перетянутую резинкой пачку долларов толщиной в палец:
   – Ему сорок шесть, – явно, лет на десять наврала старуха, – Он конечно не бодибилдинг. Он купец, политик и эстет. И мой постоянный клиент. Девочки зовут его Чистюля, – и передразнила, – Сисьтюля! Он всё что-то моет руки. Как гинеколог.
   Дюймомчка прыснула со смеху, как чихнула.
   – Твоя предшественница разбилась на вертолёте. В Альпах… Печально… Но, красивая смерть… Когда их нашли, она была как живая. Одна из лучших моих учениц… Схема простая: он позвонит, знакомство, театр-ресторан-ночь. Полная тайны, страсти и… терпения… нашего бесконечного женского терпения мужиков – всё!.. и деньги!.. и независимость. До следующего звонка.
   Старуха ногтём пролистала пачку с торца и отделила на глаз половину, ловко вынула из резинки и положила на стол.
   – Одна проблема! Ты… соси-каблук умеешь?
   – Если надо… – неопределённо ответила Анна.
   – Видишь ли… он не очень в форме… он… любит с больцой… сада-маза, фак ё маза!
   Блондиночка коварненько и глупенько улыбнулась.
   – Но с ними проще всех. Задом покрутишь, кнутом похлещешь, только красиво. Твоя власть над мужчиной должна быть красивой… иначе они обижаются, как дети… мужик – это большой больной ребёнок с вонючими ногами – это ключ!.. один разок подёргается и уснёт, как суслик. Вот тебе кассета с этими прибамбасами. Думаю, у тебя хватит ума самой разобраться.
   Она положила кассету рядом с деньгами.
   – Поверь, это не самый худший вариант… у нас один постоянный клиент есть, так девки его больше беременности боятся. Сухостой – на вся ночь. И по две посылала, и по три – к утру у всех челюсти отваливаются.
   Блондиночка нервно хихикнула, а Анна почему-то подумала, что всё-таки она не безнадёжна.
   – Но это не признак мужского здоровья… И эти орангутанги думают, что они управляют миром. Миром правят женщины. Мировая наша бабья закулиса. Я когда в Москву приехала, как ты, денег даже на трусы не было. А сейчас спрашивают моего мнения, перед назначением самых-самых высоких чиновников. Надеюсь, догадываешься почему? Чую – ты принесёшь огонёк в моё агентство. Ты кобылка-то, я вижу, прыткая. Держи свои страсти, как вожжи, и я дам тебе шанс начать учиться править миром, – прощаясь, сказала старуха-красотка и кинула секретарю, – Отведи.
   – В следующий раз – вам тридцать процентов, – забирая деньги и кассету, мило улыбнулась Анна и пошла на выход.
   Старуха пригубила коньяку, потом немного сигарного дыма не до легких, протяжно сплюнула в специальную и очень красивую урну-плевательницу и сказала:
   – И все они думают, что будет следующий раз.
   *

   37. *
   Анну-Викторию осмотрел врач, снаружи и внутри.
   И взяли все анализы.
   Проводив до дверей, блондиночка дала ей мобильный телефон:
   – С клиентом говорить только по этому… Вам позвонят
   И, от неполноценности, надменно и нервно улыбаясь, сунула бумажку:
   – Ваша машина внизу… всего вам хорошего.
   Развернулась, встряхнув волосами, и ушла, гулко цокая тонкими каблучками, высокими, как у всех дюймовочек.
   *

   38.*
   Анна-Виктория шла вдоль дома и сверяла по бумажке номера автомобилей.
   Нашла.
   Это была новенькая, сверкающая и очень дорогая машина.
   За рулём спал водитель – молодой парень.
   Анна села в машину.
   – Андрюха! – жизнерадостно, но навязчиво, проснулся и представился водитель, и добавил, – Мазерати.
   Крепко сложенный, коротко стриженный, в чёрном костюме и белой рубашке с чёрным галстуком – он был бы классический водитель-охранник, если бы не был так неприлично молод, вихраст и не по должности жизнерадостен, чтоб не сказать дураковат.
   – Анна… Феррари. — в ответ представилась ему Анна.
   – Не?.. Гонишь? – восхищённо не поверил Андрюха, – Кто это тебя так приложил?

   – А тебя кто?

   – Сам! – гордо ответил Андрюха, – А чего – баранку кручу – тоска. Голову-то надо чем-то занять. А старушка сказала ты Вика?
   – Да какая тебе разница? – А тебе-то? – Да мне по барабану
   Анна положила кассету и деньги на торпеду.
   – Пиздастые деньги! – весело глядя на пачку, порадовался за неё Андрюха.
   – Хуёвые, – так же весело ответила Анна.
   И оба засмеялись.
   Но как-то фальшиво.
   – Подкинешь? — добродушно попросил он, кивнув на деньги, – Как брат буду.
   – На, брат, — Анна бросила ему всю пачку, – Коль не побрезгуешь.
   – Ты ж не побрезговала, – отвернувшись, как-то невнятно ответил он.
   Анна промолчала.
   – Ну, я беру? – недоверчиво спросил он.
   – Сказала ж. Бери
   – Во, ты чумовая! – он взял пачку и сунул в карман и восхищённо и почтительно обвёл руками щиток приборов, – Русь-тройка!Немецкое качество! Двести восемьдесят пять лошадок! Я посчитал – ровно девяносто пять Русь-троек! – и весело предложил, – Втопим?
   – Топи, – ответила Анна.
   Он с визгом сорвался с места и они полетели по Москве, как в дурном американском боевике, как будто за ними кто-то гнался, только на тротуар не выезжали и машин встречных не били.
   – Знаешь, кто старушку нашу крышует?… Она полправительства держит… За яйца… Там такие дела делаются!… У ментов мои номера первые в списках… Костюм мне старушка построила. Ботинки. Десять рубашек, десять галстуков и десять носков. Котлы – чистая горная Швейцария, где я никогда не был, – показал он часы, – Мобила… Весь набор, как в шоколаде – поди, хило?.. А на такой тачке мне б в жизнь не топить…
   *

   39.*
   В шикарный кабинет старухи-красотки вошли и встали парень и маленькая девочка за ним за руку, лет семи.
   Старуха восхищённо опустилась перед ней на колени:
   – Очаровательный ребёнок… Ты можешь сыграть гамму?
   Девочка сначала кивнула, потом отрицательно замотала головкой.
   Старуха поднялась и незаметно сунула парню деньги, – Пожалуйста, выйди отсюда.
   – Я… – начал, было, говорит парень.
   Страху приблизила лицо к его уху:
   – Нет – я, – тихо и вежливо попросила, что-то тыча дюймовочке указательным пальцем с чёрным перстнем и чёрным когтём.
   – Я… – снова начал парень
   – Пошёл в анальное отверстие, – зло зашептала ему старуха, – Засуну тебе туда тротиловую шашку и сам же её подожжёшь. Считаю до двух…
   Парень поспешил выйти.
   Дюймовочка подала телефон:
   – Соединяю…
   Старуха взяла и томно пропела кому-то:
   – У меня тебе, такой сюрпризик! Такая сладенькая куколка… земляничинка, просто, в шоколадочке… Афродита выткала ей чудесные покровы…
   *

   40.*
   Андрюха гнал, как сумасшедший:
   – Я с десяти лет в автоспорте. Сначала картинг, потом формула, потом в кольцевые ушёл. Потом в армию забрили. – Небось, в повара? – Обижаешь! – Ну, генерала возил. Ты такой мальчик – где потеплее
   – Ага, – согласился, обидевшись Андрюха, – Псковский. Сто четвёртый. Парашютно-десантный. Разведрота. По Чехии грелся. Тепло-о, бля-я, как в Сочи!
   – Сейчас много разведчиков. – В смысле? – Ну, сейчас модно быть спецназами, там, ОМОНами. – ОМОН – это менты. А мода причем? Родина приказала – пошёл. Я и сам хотел. Кто-то ж должен защищать родину. – От кого? – От оккупантов
   Анна пристально глянула на него:
   – Страшно было?
   – Страшно, когда бабы наши на панели стоят, – хмуро ответил Андрюха и тут же как-то осёкся, и не то оправдался, не то выкрутился, – Мужику не страшно воевать, когда родина детишек и бабу потом поднимет. И стариков приютит… А так… – неопределённо махнул он рукой и вдруг что-то увидел:
   – Я тормозну? На секунду?
   Резко затормозил, выскочил из машины и побежал куда-то назад.
   *

   41.*
   На тротуаре стоял, расставив ноги, спиной к прохожим человек.
   Из-под ног по асфальту выползла и побежала тонкая тёмная струйка.
   Его приятель пил пиво из бутылки.
   Мимо шли люди.
   Андрюха Мазерати нетерпеливо, но деликатно ждал, пока человек закончит своё дело.
   – Чё надо! – грубо спросил Андрюху приятель
   – Сейчас узнаешь. — улыбнулся ему Андрюха.
   Человек с ручейком закончил и повернулся.
   – Ну, с облегченьицем! – добродушно поздравил его Андрюха и спросил: – Не позорно, бля? – глянул, не видит ли его Анна из машины.
   Анна смотрела назад, сквозь прохожих и проносившиеся автомобили.
   – Паа-шёл, ты!.. – начал было советовать человек, но не успел сообщить куда.
   Андрюха ударил человека в пах, тот упал, и отчего-то сразу сообразил, что лучше не рыпаться.
   Приятель с пивом тоже. Только попросил:
   – Не надо! Он больной, ему терпеть нельзя
   Андрюха незлобно, но грубо, как щенка, потыкал его за волосы лицом в лужу и сказал, – Папмерсы купи, раз больной!Ещё увижу, будет тебе, бля, конец света! – потом вытер человеком асфальт.
   И весело побежал в машину.
   Анна ничего не поняла.
   *

   42.*
   Андрюха залез в машину, достал из-под сиденья детские влажные салфетки,
   – Ладно, потом… народу полно… – вытер руки и сорвался с места.
   И снова полетел по Москве.
   – А в Чехии, конечно, страшно… В любой момент завалить могли… Первый раз в засаду попали – чехи как начали лупить! Осколки летят, пули, как струи в душе. И такой страх – всё. бля! конец, бля! сейчас завалят. И, знаешь, вдруг чего испугался?
   Анна, искоса разглядывала его.
   – Мамка, думаю, заругает… Привезут в гробу, она и заругает. Ну – что убили… Потом привык… Гавняное место… Правды там нету
   – А где она есть-то?..
   – Да она в нас… — начал, было, он что-то пространное, но Анна оборвала:
   – А куда мы, собственно, так едем?
   – Не знаю, – простодушно удивился Андрюха Мазерати, – Ты села – я поехал.
   *

   43.*
   Машина остановилась.
   В воздухе из открытых окон дорогой машины вдалеке висели кисти рук и очень громко, и печально ныла исламская музыка с попсинкой.
   По улице шёл парень.
   Анна вышла и подошла к нему:
   – Молодой человек, можно у вас попросить телефон?
   Парень был воспитанный, сказал, – Да, пожалуйста, – достал и протянул телефон.
   Анна набрала номер…
   *

   44.*
   В офисе под небесами, со стёклами во все стены, над раскинувшейся внизу Москвой, стоял человек, в футболке с брюшком, в трусах, босой, на красивом, цвета неба ковре и смотрел, как звонит в руке его мобильный телефон с бриллиантами.
   У него было холёное лицо и глаза человека, который много пережил.
   Словно с другого лица.
   Это был Заказчик.
   *

   45.*
   – Ну, давай,.. возьми трубку… ну бери же… — тихо говорила Анна, глядя в даль, словно приказывала…
   *

   46.*
   Заказчик словно услышал, поднял руку к уху и сказал:
   – Я слушаю…
   *

   47.*
   Анна начала чётко и ясно говорить шёпотом, изменив голос:
   – Донн-на Анн-на… Донн-на Анн-на – бьют часы в последний раз…
   *

   48.*
   Заказчик стоял и слушал…
   *

   49.*
   – Донна Анна в смертный час твой встанет… Анна встанет в смертный час…
   *

   50.*
   – Я не люблю поэзию, – подумав, сказал Заказчик, – Я привык к финансам. Нельзя поконкретнее.
   *

   51.*
   – Ветер с востока. Знак победы, – сказала Анна, отключила телефон и протянула парню.
   – Кому это вы так? Как в страшилке, – спросил, улыбаясь, парень.
   – Любовник… бросил, скотина… пугаю,… что не скучал. Спасибо
   – А может быть, мы вечером куда-нибудь сходим? – не очень уверенно предложил он, без надежды глянув на дорогую Анину машину.
   – Спасибо, но нет, – улыбнулась ему Анна, – Сегодня вечером у меня клиент. Соси-каблук, понимаете?.. Вас ещё не тошнит от меня? Я ж пропащая… А вас, сегодня вечером, найдут люди и будут задавать вопросы обо мне.
   – Какие люди? – удивился парень.
   – Увы, не очень приветливые. Но вы уж потерпите. Скажите, что ничего не знаете. Попросила телефон и всё. Ну, как было. И они отстанут.
   – Вы меня просто разыгрываете, – он улыбнулся, и улыбка была хорошая, открытая и немного застенчивая, – У вас такие глаза.
   – Спасибо за телефон. Я вам что-нибудь должна? – Только улыбку. Спасибо – вам
   Анна невольно улыбнулась ему и сказала:
   – Я принесла вам несчастье. Простите меня
   *

   52.*
   Заказчик посмотрел на Москву, на небо и печально вздохнул:
   – Ну, вот… ты и пришла ко мне… и начинается… я тебя так долго ждал…
   *

   53.*
   Андрюха Мазерати времени тоже даром не терял.
   Подошёл к машине с музыкой и сказал:
   – Шалом, Кавказ. Вырубил балалайку
   В машине сидели четыре южанина,
   Водитель сделал музыку тише:
   – Баляляйк – эту у ас, – достал и небрежно, как бумажку, протянул Андрюхе пятисотрублёвую купюру:
   – На.
   И снова врубил музыку.
   Ещё громче.
   Андрюха зорко оглянулся и сказал водителю:
   – Это моя земля. Я здесь хозяин. – На, хазяин. Шаверма купи себе
   Удар кулаком в голову в окошко был короткий, но такой, что водитель, мотнув головой, завалился на колени переднему пассажиру и больше уже не шевелился.
   Выскочивший из задней двери парень, тоже сразу согнулся и сел на асфальт.
   Бегать за третьим, с заднего сиденья, Андрюха нужным не счёл – видимо, у него были дела поважнее – сбил, как срезал, ногой зеркало и стал руками и ногами крушить новенький дорогой автомобиль.
   Два милиционера из патрульной машины вдали вяло посмотрели и лениво отвернулись.
   – Бля, когда наши научатся такие тачки делать? – бубнил себе под нос Андрюха и крушил ногами сверкающую, как зеркало, чёрную жесть.
   Передний пассажир достал пистолет и испуганно водил им за Андреем.
   – Ща! – пообещал ему Андрюха, – И до тебя доберусь.
   *

   54.*
   Заказчик стоял у окна, глядя на раскинувшуюся внизу Москву, потом что-то нажал на столе и приказал:
   – Вызовите мне Азию
   *

   55.*
   Андрюха с кайфом прыгал и мял ногами крышу машины.
   Анна подошла посмотрела на него и сказала:
   – Да! Есть ещё мужчины в русских селениях!…Эй, народный мститель! Не пора сваливать?.. Давай, кончай цыганочку свою.
   – Ща! – радостно спрыгнул Андрюха, но в пылу и по жадности норовя ёщё раз пнуть машину.
   Анна схватила его за руку и потащила к своей:
   – И не устраивай мне больше своих дурацких спектаклей. Мне это не нужно.
   – Да он первый начал! — по-детски пытался оправдываться Андрюха.
   Анна затолкала его в машину, потом вдруг вернулась и попросила перепуганного человека с пистолетом:
   – Можно вас?..
   Человек зачем-то послушно вылез и растерянно стоял с пистолетом, словно это был водяной пистолет.
   Анна приложила руку к груди:
   – Я прошу меня извинить за этого дурака
   И так врезала в челюсть, что тот упал лицом вниз, а пистолет забрякал по асфальту.
   – Не позорно, бля! – восхитился Андрюха, вытирая влажными детскими салфетками руки.
   Анна плюхнулась на сиденье:
   – А сейчас – топи!
   Машина сорвалась с места.
   А музыка всё ныла.
   *

   56.*
   Офис под небесами.
   Заказчик.
   В чёрном брючном костюме, в белой рубашке с галстуком, стройная и сдержано-волевая, как сжатая пружина, вошла девушка-азиатка с красивым, плоским лицом и плоскими чёрными волосами.
   Но первое что бросилось в глаза – губы на бледном лице, обведённые чёрно-красной, почти чёрной помадой.
   И два молчаливых охранника.
   Классические.
   С бритыми затылками, в чёрных костюмах с белыми рубашками и галстуками.
   Один постарше.
   И пошире.
   И встали.
   Как истуканы.
   Сцепив руки в паху.
   Молодой знал своё место и почтительно всё делал на полсекунды после старшего.
   Азиатка поклонилась головой.
   У старшего охранника по суровому лицу пробегали какие-то невнятные сокращения мимических мышц, словно он хотел оскалиться и мучительно сдерживался.
   Заказчик показал ей телефон и сказал:
   – Азия, запись последнего звонка мне.
   Азия поклонилась головой.
   – Что там с юбилеем? – спросил Заказчик.
   – На завтра всё готово. Сейчас ждут вас, чтобы уточнить программу. А кто придумал выдавать гостям ватники?
   – Я. – Могу спросить – зачем? – Можешь. – Зачем?
   – Чтоб место своё знали. Что с ними будет, когда я стану президентом. Я б им ещё номера на спины написал. Но, это потом. Поехали!
   *

   57.*
   Анна ехала и смотрела на номера домов.
   – Кажется, здесь. Стой
   Андрюха остановился.
   Анна вылезла и заглянула в машину и весело сказала:
   – Первое – никаких скандалов. Сидишь в машине. Второе – не вздумай совать нос, – и показала кулак, – Хрустнет, как огурчик.
   То ли Андрюхе Мазерати уже сильно нравилась Анна, то ли он абсолютно не принимал её всерьёз, но он весело ответил:
   – У меня в багажнике запаска – валяй! Тебе можно. Даже если не по делу.
   – А верю! — так же весело посмотрела на него Анна и пошла к дому.
   *

   58.*
   Анна стояла у подъезда.
   Мимо неё прошёл с портфелем воспитанный молодой человек с хорошим лицом клерка и в дорогом костюме.
   И на ходу бросил.
   – Куда я. Через минуту. Код на стене
   И, набрав код в двери, прошёл в подъезд.
   Андрюха, вытянув шею, во всю глядел из машины.
   *

   59.*
   К роскошному ресторану-клубу подъехал на скорости чёрный джип охраны с мигалкой, потом белый длинный лимузин с чёрными стёклами и джип следом.
   Охрана выскочила из джипов и стала по местам.
   Из джипа в хвосте вылезла Азия.
   И стала остро и пристально смотреть по сторонам.
   Охранник распахнул дверцу – из лимузина вылез Заказчик.
   Дирекция клуба почтительно выстроилась у входа.
   *

   60.*
   Анна стояла в тёмном, узком, исписанном и вонючем лифте вплотную к молодому человеку.
   Лифт медленно и нудно тянулся вверх.
   Молодой человек отвернулся и смотрел в сторону.
   Потом сказал:
   – Человек высокий, шансов почти ноль.
   Анна сунула ему толстый конверт.
   – Крыша, или окна верхних этажей. Других варьянтов нет, – вяло добавил молодой человек, так и не повернув к ней лицо.
   *

   61.*
   Заказчик, Азия и свита стояли во дворе роскошного клуба с голубым, подсвеченным изнутри бассейном с огромными красными рыбами, под высокими натуральными пальмами с гроздьями кокосовых орехов в вышине.
   На толстой золотой цепи лежал у воды огромный коричневый крокодил и на лету, ловко как собака, хватал куски парного мяса, которые ему с блюда бросала дирекция клуба, стараясь угодить Заказчику.
   – Кормите, как борова на сало, – усмехнулся Заказчик и в шутку подтолкнул к крокодилу кого-то из дирекции.
   Тот взвыл, в ужасе отскочил и стал фальшиво смеяться, глядя на Заказчика.
   – Знаешь анекдот про крокодила в бане? – великодушно спросил его Заказчик.
   – Нет, – услужливо ответил тот.
   *

   62.*
   Анна стояла на крыше и разглядывала в сильный бинокль Заказчика.
   *

   63.*
   Азия пристально и тревожно подняла глаза на дальнюю крышу единственного вдалеке высотного дома, где стояла Анна с биноклем.
   *

   64.*
   Так Анна в первый раз увидела Азию.
   Лицо в лицо.
   В бинокль.
   – Дистанция предельная, – сказал рядом молодой человек, одевая поверх ботинок полиэтиленовые разовые тапочки-бахилы, как в больнице – крыша была в битуме, – Если фишка ляжет – наш специалист сделает.
   – А можно я сама? – попросила Анна.
   – Что сама? – Привезите винтовку. И я сама. – Должен вас расстроить, но игры в киллерш кончаются плохо. – Я хочу сама. Я оплачу вашего специалиста. – Я в пульки с девушками не играю. Могу предложить другое. – Это ты своим девочкам предлагай. Я должна сама
   Молодой человек хмуро оглядел её с ног до головы:
   – Анекдот про киллершу на крыше знаете? – Нет
   – Я тоже, – ответил молодой человеки засмеялся.
   – Очень смешно, – обиделась Анна.
   – Аванс остаётся у меня. За неудобства.
   – Половина, – поправила его Анна.
   – Либо наш специалист делает, либо аванс останется у меня. Других варьянтов нет.
   Анна отдала ему бинокль и спросила:
   – Незыблемо?
   – Девушка, вы откуда, такая умная, приехали? – кисло спросил воспитанный молодой человек с хорошим лицом клерка.
   – Я из провинции… Могу предложить другое, – ответила Анна и расстроено добавила, – Я думала, вы тут в Москве покруче…
   И врезала ему в челюсть.
   Он упал, роняя портфель и бинокль.
   – Идиотка! – сказал он, стоя на карачках на липкой от битума крыше, и отплёвываясь кровью.
   Анна достала из него свой толстый конверт, на глаз отсчитала половину, остальное бросила на крышу:
   – Надо марку держать – столица, как никак… Других варьянтов нет.
   *

   65.*
   Азия смотрела на крышу.
   Спросила менеджера клуба:
   – Вы контролируете тот дом?
   – Да, конечно! – выхоленно наврал менеджер, – Наши специалисты оценили ситуацию и вычислили, что работа снайпера по нашим клиентам оттуда практически невозможна.
   – Так практически, или невозможна? – переспросила Азия.
   – Практически невозможна, – подтвердил менеджер и тихо и доверительно добавил, – Здесь были такие люди… И вот уже полгода… ещё никого…
   *

   66.*
   Возле Аниной машины вертелся мальчик.
   – Хочешь жевачки? – подходя, спросила Анна.
   – Смотря какой? – зная себе цену, ответил мальчик.
   Анна протянула ему пачку.
   – Это можно, – взял мальчик, – Эта меня радует.
   – Я куплю тебе любую игрушку, если ты незаметно подойдёшь и поставишь вот это, – Анна достала прапорщикову коробочку и показала золотую пулю, – На капот вот той машины, – и Анна показала на белый длинный лимузин Заказчика вдалеке.
   – Гавна пирога, – удивился мальчик и не поверил.
   – А чё за пыж? – встрял Андрюха, – Бля, золотой!… Ну, понты, говяжьи…
   А ствол-то к ней тоже позолоченный?.. Мечта нового русского, чтоб замочили на золотом толчке с золотого ствола, золотой пулей с брильянтами.
   – Радиоуправляемый джип с антенной! – быстро переоценил ситуацию мальчик и поставил условие, – Только не на батарейках. На аккумуляторе.
   – Незыблемо! – подтвердила Анна.
   – А это как? – насторожился мальчик.
   – Сказала – значит, сделаю, – пояснила Анна.
   Мальчик взял пулю и пошёл…
   *

   67.*
   У белого длинного лимузина стоял охранник в тёмных очках, с тонкой спиралью наушника за ухом и, расставив ноги, и сложив руки в паху, сурово смотрел вдаль, такой же величественный, как белый лимузин.
   Мальчик подошёл и встал рядом.
   – Дяенька, а у вас ствол Макаров, или Стечкин?
   – Хуяров! – тихо и незамысловато ответил охранник, даже не отведя глаз от суровой дали, – С хуечкиным.
   – А можно, пожалуйста, потрогать?
   – Иди мальчик, иди атсуда, – добро ответил охранник.
   – Да я ж не насовсем – только посмотреть.
   – Ща я те дам… потрогать, – глядя в суровую даль, пообещал охранник, имея в виду явно не пистолет, – Пшшёоолотцуда-а!
   Мальчик обиженно ушёл, монументальный охранник, дёрнув шеей, остался стоять, а золотая пуля оказалась приклеенной к крыше машины на жевательной резинке.
   *

   68.*
   Мальчик быстро юркнул на заднее сиденье и Анина машина сорвалась с места.
   – Пухлый комерц, – сказал мальчик. – Тачка – длинней трамвая.
   – Сделал? – повернулась к нему Анна.
   – Да гавна-то пирога, – ответил ей мальчик.
   – Незыблемо! – восхитилась им Анна.
   – А чё такое незыблемо? – спросил Андрюха.
   – Вы, наверное, приезжая, – вдруг встревожился мальчик.
   – Да, – улыбнулась ему Анна. — Я из провинции.
   – Сразу видно… в Москве «незыблемо» не катит… А знаете, сколько радиоуправляемый джип стоит?
   *

   69.*
   Три охранника, обступив вплотную Заказчика, вертели головами и закрывали ему ладонями голову.
   – В машину! В машину! – стиснув зубы, шипела Азия.
   Но Заказчик не двигался.
   Он заворожённо смотрел на золотую пулю…
   *

   70.*
   Дюймовочка сидела на коленях старухи-красотки и ела малюсенькой ложечкой густо-коричневое мороженое из маленькой вазочки.
   Старуха нежно гладила её по спине и говорила по телефону:
   – У меня новая ученица… просто, роскошница. Вика. Виктория! Королевское имя. Уверяю тебя, это то, что тебе нужно.
   Чистюля-Сисьтюля был симпатичный человек с красивым шейным платком и седыми височками:
   – Она знает хоть один язык? Включая, русский?
   – Речь у ней чистая, за словом в трусы не полезет. А про языки… я даже и не подумала… она знает главный язык – язык женщины.
   – Она очень… – ему неловко было договаривать, – … с пробегом?
   – Что бы она там из себя не корчила, я знаю наверняка – у неё в жизни был единственный мужчина – её муж – первая её любовь и последняя. Пока – последняя. Которого она бесконечно любила и который её – классически – бросил.
   – Хороших женщин не бросают. – Знаешь, бросают. Иногда средненькому мужчинке обламывается женщина не по его воробьиным крылышкам. Он ей ничего не дал. Кроме чувств. Он ушёл, потому что был не достаточно хорош для неё. И это было честно с его стороны. И почему бы нам этим не воспользоваться? Девушка на перепутье… – Дети есть?
   – Нет. конечно… То, что можешь дать ей ты, не даст ей сегодня никто. Она сумеет оценить твой ум, такт и твою заботу о ней. И ответит благодарностью. Не это ли называется любовью женщины? А она краси-ива! И властна. Афродита наделила её красотой, Афина соткала ей прекрасные чувственные одежды, Гермес вложил в неё огненную страсть…
   – Ты всегда говоришь одно и то же. Смени пластинку. Вечером я постараюсь оценить твои старания для меня, – и Чистюля положил трубку.
   – Как я психолог? – спросила старуха у дюймовочки.
   – Паа-трисающе!.. Это нечто! – закатила глаза дюймовочка, облизывая язычком ложечку.
   Как нечто.
   *

   71.*
   Довольный, но строго держащий себя в руках мальчик стоял с игрушечным джипом.
   – Он меня радует, – показал джип и, прощаясь, протянул руку Андрюхе: – Давай пять, братан! – а в Анну тыкнул пальцем, – Как меня зовут, вам знать не надо. Если что – найдете меня вон там, на дворах, — и строго предупредил, – Только на беспредел – я не подпишусь.
   – Всё будет строго по понятиям, – пообещала мальчику Анна.
   – Тогда – контакт, – сказал мальчик и пошёл домой.
   – Разведка растёт? – спросила Анна у Андрюхи, глядя вслед мальчику.
   – Браток будет, – пожал плечами Андрюха, – Чё он дурак, за родину умирать. Это пусть другие умирают.
   И тут у Анны зазвонил телефон дюймовочки.
   – Девушки зовут меня Чистюля, и меня это не раздражает, – красивым и вкрадчивым голосом сказал Чистюля, немного нервно поправляя уже новый шейный платок.
   – Дурные манеры – давать людям клички. Меня зовут Анна-Виктория.
   – Королевское имя. Я хотел бы с вами коротенько встретится… Вдруг я вам не понравлюсь?
   – Любить – моё призвание. И моя профессия.
   – Тогда я жду вас у себя.
   *

   72.*
   Москва сверху.
   Беззвучная.
   Словно кто-то смотрит на неё…
   И терпит.
   *

   73.*
   Апартаменты Чистюли.
   Несмотря на свою холёность и воспитанность, Чистюля был человек скованный и со странностями.
   И немного нервничал.
   А Анна ему явно понравилась сразу.
   Он изподтишка разглядывал её бёдра, ноги, грудь.
   Анна чувствовала это и дала ему возможность рассмотреть себя, разглядывая фотографии на столе и стенах.
   Чистюля с президентом.
   Чистюля с патриархом.
   – Вы москвичка? – Нет. Я провинциалка… – Странно… – Что странно? – Вы не похожи на провинциалку. – Похожа, похожа. Я даже горжусь этим. Вся Россия это провинция. Кроме Москвы. Нелепо, конечно, сравнивать, но Ломоносов был провинциал, Сергей Есенин тоже… даже Ленин… да все провинциалы… А это кто? Что-то знакомое
   – Это один человек, который не любит, когда его имя произносят вслух.
   Чистюля с крупными чиновниками.
   Чистюля с бородатым продюсером Сельяновым С. М.
   Чистюля с… Заказчиком.
   И Анна поняла – это судьба.
   – А кто это? – спросила.
   – О, это выдающийся человек. Не скажу друг, но старый добрый приятель. Это человек-империя. Заводы, магазины, чего только нет. И даже собирается построить планетарий.
   – Так есть же? – Есть, да не то… Как вы думаете зачем?
   – Просвещать народ? – попыталась отгадать Анна.
   – Да. Да. Космическое невежество народа. Эти попы сделали всё, чтобы уничтожить астрологию – это древнее и великое искусство чтения судеб по звёздам.
   – У попов своё искусство, у астрологов своё, – философски согласилась Анна и не дала обидеть попов.
   – Это верно. Но не надо мешать друг другу. А планетарий – это не просто зал с потолком в точечках. Это Храм. Храм религии, искусства и науки. – Чистюля начал возбуждаться, – Это капсула. Она будет вращаться с дьявольской скоростью. И посетители, плавая в невесомости, будут созерцать в иллюминаторы космос, планеты, вселенную. Но, это для толпы! – Чистюля совсем возбудился, – Для избранных – мастерские… по астрологии и астролябии… над планетами будут витать духи, ангелы планет и гении планет… их печати и подписи… вот она духовность двадцать первого века – синтез науки, религии и искусства – истинная духовность! – Чистюля уже и не вполне себя контролировал, как истинный поэт.
   – Интересный человек, – согласилась Анна, всё ещё разглядывая Заказчика.
   И переборщила.
   Чистюля был ревнив.
   – Он не человек, он божество… Вы, наверное, мечтаете о таком мужчине?
   – Мечтать – значит попусту тратить душевную энергию. – Что же вы тогда ждёте от мужчины?
   – Только не планетария. Чтобы мужчина дал мне возможность править миром… Или хотя бы частью его. Которая называется – Москва. И тогда он станет моим богом. Тогда можно и в планетарий сходить.
   – Может быть, я попробую… – вкрадчиво начал Чистюля, – Что в моих силах… Не дадите ли мне ваш паспорт?
   – Попробуйте, – Анна дала паспортна фамилию Кашина, – Я никогда не имела дел с милицией.
   – Ну что вы! Я вовсе не это имел в виду.
   – Но простите, я вас перебила – вы рассказывали о божестве. У него есть дети?
   – Четыре прекрасные девочки. Но он мечтает о сыне. О наследнике его империи. Как я его понимаю! Завтра, кстати, день его рождения. Ему сорок. Он чуть моложе меня, – явно, лет на пятнадцать, наврал Чистюля, переписывая данные паспорта Анны – Первый серьёзный юбилей в жизни мужчины. Будет весь цвет. Цвет бизнеса, цвет политики и цвет искусства. Я приготовил ему небольшой подарок.
   Чистюля показал подарок:
   – Я думаю, мы будем хорошо смотреться, когда завтра вдвоём вручим ему это.
   Анна посмотрела на него и вдруг бросилась на шею и поцеловала.
   – Ну-ну, детка, – успокоил её Чистюля сдержанно-довольный, что доставил женщине столько радости.
   Анна вызывала у опытных мужчин, неосознанное, романтическое, давным-давно забытое чувство первой влюблённости.
   А может быть, никогда и не испытанное.
   И она знала это.
   Как и заметила, что Чистюля тоже попался на её обаяние.
   – Я очень хочу! Вам будет не стыдно за меня. А так люблю красиво одеться и выйти в свет с мужчиной, под ручку.
   И она запрыгала и захлопала в ладоши.
   И тут же стала собираться:
   – Однако, мне пора. Приятное знакомство.
   Он повёл её к лифту.
   – Как вы смотрите, чтобы приехать сегодня ко мне на ночь? – сильнонервничая, спросил Чистюля.
   Анна зашла в лифт.
   В зеркальном лифте было много Анн и много Чистюль.
   Анна лихорадочно искала нужный ответ.
   – Я бы попросила солнце закатится прямо сейчас, как в планетарии, но сделаю это, когда вы пожелаете.
   – О, Анна-Виктория! – воскликнул Чистюля и на пороге лифта рыцарски опустился на одно колено и поцеловал ей руку.
   А Анна, еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
   И когда двери лифта сошлись, сказала:
   – Идиот!.. Сисьтюля… Из планетария
   Но тут же приказала себе:
   – Спокойно… ничего личного… только бизнес
   И, наконец, засмеялась.
   *

   74.*
   – Донна Анна в смертный час твой встанет. Анна встанет в смертный час, – дослушали Анин голос в компьютере Заказчик, Азия и два охранника. У Заказчика было измученное лицо.
   – Это Блок, – сказала Азия.
   – Не, я не понял, чё – блок? – спросил охранник постарше.
   – Александр, – ответила азиатка.
   – Чё, Александр? – совсем не понял её охранник, – Ну. я!
   Объяснять дальше она не стала.
   – Вам знаком этот голос? – спросила у Заказчика.
   – Не могу понять?
   – Номер принадлежит студенту. Думаю – подошла на улице и попросила телефон.
   – Может… пресануть?.. – повёл плечом и неуверенно предложил охранник.
   – Кого? – с холодным раздражением спросила Азия.
   – Студента, – ещё неувереннее предложил охранник.
   Азия не ответила.
   – А чё он дрочит?.. С мобилой?..Пулю ржавую приклеил, – попытался оправдаться охранник.
   Азия не стала отвечать ему, зачем студент дрочит с мобилой и приклеил золотую пулю. Сказала Заказчику:
   – Но шанс она нам всё-таки оставила, – Азия щелкнула компьютером.
   – Ветер с Востока. Знак победы… Ветер с востока. Знак победы… – повторял Анин голос, а Азия пристально смотрела на Заказчика.
   – Не я не понял?… Чё за ветер? – спросил охранник и осёкся.
   – Знак победы, – задумчиво произнёс Заказчик, разглядывая пулю.
   – Может пуля?.. Или парад? – предположил охранник и дальше предпочёл не развивать, теряясь в прищуре раскосых глаз.
   – Не надо, Азия, – тихо попросил её Заказчик и приветливо посмотрел на охранника, – Мы с Сашкой вместе уже тридцать пять лет. С песочницы.
   – Мозги у него видимо, в песочнице и остались, – ответила Азия,
   – Не надо, Азия, – снова тихо повторил Заказчик, – Ты знаешь, почему.
   – Ветер с востока… Вы какое-то время работали в Сибири? Ветер с востока?
   – Было дело. В Тюмени. Давно. – Вы уверены, что не обидели там кого-нибудь?
   – Много людей считают себя обиженными на меня, – уклончиво и задумчиво ответил заказчик.
   – Значит, любительница поэзии прилетела из Тюмени… неосторожные связи? – осторожно подбирая слова, тем не менее, прямо посмотрела ему в глаза Азия.
   – Никаких связей у меня нет. Уже давно… Я работаю по двадцать часов в сутки и стараюсь пореже видеться с женой. И ты это знаешь..
   – А знак победы-то? – поддержал шефа охранник, – Не, я не понял! Чё за знак?
   Разглядывая лицо охранника, словно выбирая куда ударить, в челюсть, в нос, или в лоб, Азия сделала два пальца, как Анна в аэропорту:
   – Её зовут Виктория.
   И пристально посмотрела на Заказчика.
   Заказчик смотрел на Москву.
   *

   75.*
   Анина съёмная квартира.
   Зашли Анна и Андрюха.
   – Заходи, – пригласила его Анна.
   – Хату-то старушка сняла? – небрежно, но вкрадчиво спросил.
   – Нет
   Первое что сделал, Андрюха достал и бросил на стол пачку старухиных денег:
   – Пошутил… Проверочка… Жаба тебя не задушит? – А я тебя… Козёл из тебя не попрёт?.. Но, если надо – возьми, сколько надо. У меня ещё есть. – Да, не, мне не надо…
   Анна начала переодеваться, абсолютно не стесняясь Андрея:
   – Есть будешь?
   Он отвернулся:
   – Ну, ты совсем меня под плинтус окунаешь.
   – В смысле? – искренне удивилась Анна.
   – Ну, хоть бы попросила отвернуться. Совсем за пацана держишь?
   – За брата. Прости, – ей стало неловко, – Просто, со мной что-то случилось… для меня все сейчас одинаковы – мужчины, и женщины. Люди – как картонные. Понимаешь, я сейчас не различаю полов.
   – И давно это у тебя?
   Анна словно что-то вспомнила, – Был один юрод. Христа ради. Ходил голый.
   – По жизни? – уточнил Андрюха.
   – По жизни… Его однажды встретила одна монахиня, великая подвижница, и говорит – ты б штаны одел. Не позорь Христа. А он ей ответил – вот ты думаешь, ты свободна?.. от страстей? от тела?.. Она говорит – во многом, да. А он ей – тогда разденься и пойдём со мной рядом… И она поняла. Понимаешь?.. Она поняла.
   – Ну, штаны снять не проблема, – не понял её Андрюха, – Просто людям неудобно будет.
   – Да, пожалуй, ты прав, – согласилась Анна, – Извини.
   Достала два обручальных кольца на цепочке, поцеловала их и одела на шею.
   – А ты чё – замужняя? — удивился Андрюха.
   – Да. И сентиментальная. Как все бабы. – А мужик-то?… – Знает… Мой – всё знает. – А ты ему когда-нибудь изменяла? – Зачем? – Ну,.. модно. – Это… это не порядочно
   Андрюха хоть и сделал вид, что ничего не понял, кажется, начал о многом догадываться.
   Он был далеко не глуп.
   Хоть и изображал из себя простачка.
   *

   76.*
   Азия говорит по телефону:
   – Здравствуйте, генералиссимус
   На том конце сморщился очень высокий чин в форме с кучей телефонов.
   – Рад вас слышать, Азия
   Азия:
   – Шеф просил срочно связаться с вами и потому я сразу к делу. Шефу угрожают.
   – Человеку его уровня! — очень удивился чин с погонами.
   – Вот представьте. Какая-то бабёнка. Но, такая – дерзкая. С вызовом. Звонок с угрозой. Сегодня вот приклеила золотую пулю шефу на машину. И шеф просит вашей помощи.
   – Золотую? – не поверил высокий чин, – А охрана-та куда смотрела?
   – А кто эту охрану-то ему сосватал? – на что-то недобро намекнула Азия.
   – Мы проведём комплекс оперативно-розыскных мероприятий, – поспешил заверить её высокий чин, – Я дам лучших людей. Что от меня нужно?
   – Мне нужны данные по рейсам из Тюмени. За последние три дня. Все пассажирки с именем Виктория. И срочно.
   – Мне нужен час.
   – Уверена, ваши хлопоты не останутся не отмеченными. И вот ещё – у шефа завтра день рождения. Ему сорок. Ситуация напряжена, но юбилей отменить невозможно Люди из правительства. Дальновидные не исключают, что в близком будущем он может стать главой государства. Ему всего сорок.
   – Сорок-то вообще-то не отмечают. Дурная примета. Но, не забудьте поздравить от меня. Мы прикроем это мероприятие, таракан не пролезет, не то, что какая-то дамочка.
   *

   77.*
   Анна жарит мясо.
   Андрюха в комнате, посмотрел – не видит ли его Анна – и пролистнул её паспорт – Анна Кашина.
   Быстро заглянул в сумку…
   Анна у плиты замерла на мгновенье и почувствовала. Словно прикоснулись к её спине…
   Андрюха увидел пистолет…
   – Иди есть! – крикнула Анна из кухни.
   Андрюха пришёл и, загадочно улыбаясь, сел за стол.
   – Что за манера шпионить? – спросила его Анна.
   Андрюха растерялся. Потом, как извинился:
   – Да я… не по подлянке… – Верю… Руки мыл?
   Андрюха послушно ушёл и вернулся.
   – А ты Аннька, или Виктория?
   – Вообще-то Вика, но теперь я Анна. Крещена в честь преподобной Анны Кашинской.
   Анна поставила перед ним тарелку с наспех антрекотом, зелёным горошком и маринованным огурцом:
   – Выпьешь? – Ну, можно. – А стакан принять сможешь? – Да чё его принимать? Взял, да съел… Только я не люблю стаканами метать. – Да я шучу. Давай… наше здоровье
   Выпили по рюмке.
   Стали есть.
   – Вкусно! – похвалил Андрюха, – Как в ресторане.
   – Разве в ресторане вкусно? – Ну… нормально
   – А вообще человеку в день хватает несколько ложек гречневой каши. Всё остальное – излишества. У меня мама, как меня родила, перестала есть мясо. И в пост, и вообще. Я тоже в жизни почти не ела мяса.
   – А это? – спросил Андрюха про антрекот.
   – Это для тебя. За компанию… Перед едой надо молиться. Стол без молитвы – стойло скота.
   Андрюха как-то странно на неё посмотрел:
   – Ты, как няня… я про себя привык… по чехии топтал, один братишка научил… он говорит – ствол без молитвы – ствол скота… почти, как ты… а, вкусно! – ещё разпохвалил магазинный антрекот Андрюха.
   – Это не я, это один великий святой сказал… Нет ничего вкуснее, чем готовит мама.
   – Я не знаю, я детдомовский, – виновато ответил Андрюха,
   – Извини. – Да я и в рестораны-то не хожу, раза два был. Дорого там не по-детски… А можно я галстук сниму? Он у меня всё время в суп попадает
   – Сними. Но супа не будет… Мне мама, когда умирала, сказала – прости меня доченька, я, грешная, зачала тебя в Великий пост – когда все нормальные люди избегают близости, и бесы страсти вертят по весне глупыми влюблёнными – от человека, который ни чего хорошего не принёс людям – я была молода, и я любила, но я всю жизнь молилась, чтобы ты выросла не такая как он. И так и не сказала, кто мой отец. У меня, в свидетельстве о рождении, в графе «отец» стоит прочерк. Вообще-то так не положено, хоть кого-то, но вписать надо, но мама настояла. Так что – я тоже, в своём роде, детдомовская. Безотцовщина.
   – А у меня мамки не было. Мне просто по жизни – все женщины, как мать.
   – Погоди, а ты же сказал – мама заругает? – Что – мама заругает? – Ну, там… в Чечне? – А-а!… Ну, мама… в смысле – мама
   – Между первой и второй, – ничего не поняла Анна и налила ещё по рюмке.
   – Тебе ж вечером клиент? – удивился Андрюха.
   – Ну, да… Сейчас напьюсь. Чтоб ничего не чувствовать, – засмеялась Анна и выпила, – Он «соси-каблук». Бедолага.
   – Чё это? – подивился Андрюха.
   – Ну… с плёточками
   – А кто соси-каблук? Ты?.. Или он? — выказал Андрюха свою абсолютную и здоровую неосведомлённость в делах садо-мазохистских.
   – Он… Но, я ещё толком не разобралась.
   – Бля, позорно!… А ты ему соси-ствол сделай. Враз дурковать завяжет!
   *

   78.*
   У Азии зазвонил телефон.
   Высокий чин в погонах с крупными звёздами:
   – На рейсах из Тюмени за последние семь дней нет ни одной пассажирки с именем Виктория. Среди лётного состава тоже
   – Хочу просмотреть видеозаписи прилёта всех рейсов из Тюмени. За трое суток.
   – Мне нужен час, – послушно пообещал высокий чин.
   *

   79.*
   Кухня.
   Анна и Андрей.
   Андрюха выпил.
   Но невесело.
   Пожевал.
   Хотел что-то спросить…
   – Не спрашивай меня ни о чём, – остановила его Анна, – Потом поймёшь… А ты сам-то как к старушке попал?
   – С армии пришёл, поеду, думаю, в Москву. С вокзала вышел – куда идти? И пошёл, куда глаза глядят. Иду такой, по столице нашей родины. У людей спрашиваю – а где храм Христа-Спасителя? И, прикинь, никто не знает. Один туда показывает, другой туда. Вдруг тачка тормозит, такая, круче, чем в кино. И, такая, тёлка выходит. В очках. Знаешь, почему она очки не снимает?.. Говорит – специальные – я в них вижу инфернальных существ.
   – Бесов?
   – Ну, а кого ж ещё? – и передразнил старуху, – «Они такие лапочки! Это попы их оклеветали. Они подсказывают мне верные решения».
   – Да, дурит, – отмахнулась Анна, – Ничего она не видит. Просто глаза у неё старческие. Линялые. Вот и прячет.
   – Наверно… Ну, вот, – она подошла – а тёлке – лет триста! Я чуть не умер!
   – Я тоже. – Потом в кабинет к себе заволокла… Смеяться будешь… – Не буду. Я уже поняла
   – Чё, ты, поняла?.. Прихватила меня за это место – и так… требует, как будто я ей сто рублей должен – давай, мол, я сейчас… Вместо завтрака. Мне, говорит, врачи прописали – омолаживает организм. Сделаю, говорит – вовек не забудешь… А зачем мне её помнить?… Эта, в юбочке, сидит язык высовывает, дурочка. Её Юлечка зовут. Я её долбоюбочкой прозвал. Ну, точно – Юля – юла. Юлит, как…
   Анна, вспомнила и улыбнулась:
   – Я тоже. – В смысле. – Я тоже прозвала её долбоюбочкой
   – Круто! – восхитился Андрюха созвучию мыслей, – Не, они там точно – съеханые. У их крыши с передком местами поменялись.
   – Ну и ты?.. Накормил старушку
   – Не, ты чё!.. Я отвечаю – могу рулить, могу в тыл ходить, могу стрелять, могу с пластидом работать, могу сапёрной лопаткой, а вот это – не могу. Не то, что не могу – не хочу. Извиняйте, бабушка. Она мне – ну раз ты такой лох, будешь баранку крутить. И девочек моих телохранителем. Тела их продажные охранять. А мог бы, говорит. хорошие бабки делать, у меня полно голодных клиенток… Ну, позорно, бля!.. Блевану я – на старушках прыгать… А тебя-то не рвёт?
   – Нет, – ответила Анна, глядя в окно, – Меня, бля, уже всю вырвало.
   – Мне тоже – тошно всё это… В общаге валяюсь на койке, с души воротит, выть охота, другой работы нету… Ты думаешь, ты деньги под своими клиентам будешь делать? Ты компромат на них будешь поставлять… для… – и он неопределённо показал куда-то рукой, – У неё всё пишется… Звук, картинки.
   – Ну, а ты-то что такой смелый?
   – Ты пока чистая. Это потом будет… А давай вместе жить? Ну, я в смысле – просто вместе. Как брат с сестрой. В магазин буду ходить. Одной-то тоска…
   – А давай, – согласилась Анна.
   – Хотя – нет… – вдруг передумал Андрюха, – Я твоих соси-каблуков покрошу… – сделал он ударение на у в слове каблук, – На винегрет… Я не быкую. Это не ревность… Просто… что тебя пачкать будут.
   Он виновато улыбнулся, она грустно улыбнулась в ответ:
   – Ты только не думай, что все женщины такая падаль как я.
   – Да я и не думаю. – Мне просто уже всё равно
   Он закурил и объяснил:
   – Когда выпью – всегда курю. В чехии научился. Раньше не курил… Скоро брошу.
   И налил ещё по рюмке:
   – Давай?
   – Давай, – невесело согласилась Анна.
   – Мы третью, всегда, не чокаясь… за ребят… за братишек… за всех наших… не возражаешь?.. знаешь, сколько ребят, бля, полегло….
   Андрюха встал и, отставив локоть, серьёзно выпил.
   Сел и не стал закусывать.
   Анна выпила и погладила его по затылку.
   Как брата.
   *

   80.*
   Москва сверху.
   Огромная.
   Беззвучная.
   *

   81.*
   Старуха-красотка вышла из своей шикарной машины и куда-то деловито шла вдоль высотного дома, своей безупречной и юной походкой манекенщицы, выбрасывая вперёд ногу за другую и властно накалывая каблуками асфальт.
   Человек в люльке реставрировал на крыше высотки голову истукана со зверской улыбкой сталинских времён.
   И… то ли по его оплошности, то ли от старости… от истукана откололась улыбающаяся голова и медленно полетела вниз…
   Реставратор свесился из люльки и заорал, что есть мочи…
   Крик растворился в грохоте города и не долетел до земли.
   Но старуха подняла глаза вверх и, как заворожённая смотрела в небо, на летящую прямо в неё улыбающуюся голову истукана…
   Она упала, чёрные очки слетели и в небо застыли старческие, водянистые и бессмысленные глаза.
   Из открытого рта выползла большая зелёно-золотистая муха.
   И улетела.
   *

   82.*
   Багровый закат над Москвой.
   Офис Заказчика.
   Заказчик. Азия и охранники.
   Азия:
   – Рекомендую отменить все мероприятия связанные с юбилеем.
   Заказчик:
   – Это исключено… Есть такая примета – сорок лет не отмечают… Суеверия это всё… Какое красивое у тебя имя, каждый раз произношу и получаю удовольствие… Азия… Аза…
   – Спасибо
   – Мне она нужна живая и здесь, – сказал Заказчик, показав указательным пальцем в пол.
   Азия почему-то промолчала.
   Заказчик:
   – Только я тебя прошу… Ты попридержи свои… штучки
   – Кодекс чести вы называет штучками? – сдержанно удивилась азиатка, – В старину слуга называл хозяина – ваша честь. Я всей моей честью служу вашей чести. Если с вами что-нибудь случится, я не надолго переживу вас. Это дело моей чести.
   – Спасибо, Азия. Но лучше давай жить долго. И будем делать вид, что счастливо. И ещё… Поторопись. Не дай ей наделать глупостей.
   Азия поклонилась головой.
   – И не наделай их сама. Я тебя прошу. Ты слишком… средневекова. Сейчас в моде милосердие… двадцать первый век всё-таки… Цели те же. а методы утончились…
   – До ватников, – вкрадчиво уточнила Азия.
   – Кстати! Когда гости будут съезжаться пусть крутят военные песни – «Бьётся в тесной печурке огонь, и горит на поленьях смола, – закрыв глаза, безголосо и тихо запел Заказчик, – До тебя мне дойти не легко… а до смерти… четыре… шага»… Любовь и смерть всегда вместе. В наше время любовь… злее смерти…
   – В наше время, мужчина боится смерти больше, чем женщина, – сказала Азия.
   – Не я не понял, а мы чё тут – опущенные? – показал на напарника старший охранник.
   – Опустившиеся, – поправила его Азия, – Потому, что любите жизнь, больше женщин.
   – Не, я не понял?.. – Какие твои годы…
   – Не надо, Азия, – остановил её Заказчик и сказал охраннику, – Знаешь, Сашок, а где-то она и права…, – и снова переключился на Азию, – Юбилей, я бы рад отменить, да не могу. Уже все приглашены. Речи, подарки… и надо будет пить… Постарайся до банкета. Я тебя прошу.
   – Вам не надо просить. Вам надо лишь приказать, – удивилась Азия и пошла на выход.
   Охранники за ней, как тени.
   *

   83.*
   Улица.
   Джип и Азия.
   Парень, который дал телефон Анне, шёл и хрустел чипсами.
   – Молодой человек, можно у вас попросить телефон, – чересчур вежливо попросила Азия.
   – Извините, у меня на нём совсем мало денег – отключат, – виновато улыбнулся ей парень.
   Вышли два охранника.
   – Колись, давай! – заорал на него старший, – Пока я тебе зубы не вывернул наизнанку.
   И выбил из рук пакет с чипсами.
   Несколько человек обернулось.
   – Она попросила телефон, я дал – вот и всё.
   – То есть она тебя предупредила? – поймала его на слове Азия.
   – А фотку она тебе не дала свою? – заорал охранник.
   – Нет.
   – Не, я не понял, а как ты дрочить будешь? – ещё громче заорал на всю улицу охранник.
   – Настоящий мужской разговор, – посмотрела на него Азия, и он понял, что пора заткнуться.
   – А вы по себе не судите, – вежливо, но дерзко ответил ему парень.
   – Ты мне рот открой ещё тут! – не удержался охранник.
   – Зачем? – спросила Азия.
   – Что зачем? – не понял парень.
   – Зачем телефон дал?
   – Она красивая… – ответил парень.
   – Красивые женщины любят красивую жизнь. А ты умеешь красивой женщине сделать жизнь красивой? – спросила Азия.
   – Нет, – признался парень.
   – Да, дрочить он токо умеет, – всё-таки вставил своё слово охранник.
   – Интересный ассоциативный ряд, – ответила ему Азия и глянула на парня,
   – Места своего в жизни не знаешь… Знал бы своё место, не было бы проблем… Садись.
   – Зачем?
   Два охранника сделали своё дело и машина уехала.
   *

   84.*
   Кухня.
   Анна и Андрюха:
   – Нам взводного прислали. Литёху. С училища только. Думали – сырой. Носится, такой, как чумовой. Мы ему сразу кличку – Стрёма – Стремительный. У него и фамилия Стремнов. А как к чехам в тыл, бля, – другой человек – как кошка, неслышный. Идёт, бля, ни веточка не дрогнет, ни камушек не заговорит – вообще, бля, шума нет. Знаешь, как звук выключили
   – Ты не говори больше это «бля». Тебе не идёт… Ты женщину унижаешь. Вообще – женщину.
   – Ладно… Извини… Я не в смысле – бля – я просто, как Стрёмка. Вся армия так говорит… Не поверишь – он меня ходить учил. Как сына. Христос говорит, по воде ходил. Это мы тонем – гавна в нас много….
   – Это точно, – согласилась Анна.
   – Ну, да, – механическисогласился Андрюха, – Стрёмка говорит – с молоду человек лёгкий, земли чуть касается. А потом с грехами всё тяжелее ходит. Грех в землю давит. Пока не ляжет в землю человек… А уже не человек, а гавна куча… Калаш, Стрёма говорит, надо держать в ладонях нежно, как воробышка, тогда он сам попадает… Ручки тоненькие – а удар, как кувалда… Всё мечтал – разбогатею, куплю, говорит, себе калаш хрустальный. Знаешь, такой, с водкой?
   – Нет. – Ну, сувенирный такой… прозрачный, а внутри водка, настоящая… и братишек, говорит, всех помянем… ну, продаётся… наверное, литра три там… к чехам, как к себе домой ходил. В плен попал…
   – А что ж он в плен попал, раз такой герой?
   – Да, сдали! – удивился её непонятливости Андрюха, – Свои же сдали.
   – Как это – свои! – Да это нормально… А штабные крысы на что?.. Мы там не за чехнёй гонялись – мы от своих бегали. Если б не свои – мы б их там быстренько отвинегретили…. да по домам… пастухов этих… чабаны храбрые… когда их сто штук… – А они хорошие воины? – Лучше русского солдата, только немецкие легковые автомобили. И то не все… А чехи орут – мы тебя обрежем, крест снимай. А он – этого не будет. Только вместе с головой… А у него жена и – токо-токо тогда – двойняшки, под Рязанью…. Ну, с головой и сняли. Живому… Но, креста не снял… Стрёма – братан… Я через него жизнь понял. – Прям мученик
   – Ну, – согласился Андрюха, – Там все такие… просто про одних знают, а про других нет… Мы потом всю ихнюю группу покрошили. За Санька за нашего. За Стрёмку… А вот одна ушла…
   – Кто? – Тёлка одна
   Андрюха вынул бумажник с правами, порылся и достал и развернул, сложенную вчетверо и сильно потёртую на сгибах любительскую фотографию.
   На фотографии стояла Азия в голубом берете.
   В прорезях глаз была невозмутимость и библейское возмездие…
   А в руке, за коротко стриженные волосы – чья-то отрезанная голова…
   И Анна узнала девушку из охраны Заказчика, виденную в бинокль с крыши, но ничего не сказала Андрюхе, только брезгливо бросила фотографию:
   – Зачем ты эту дрянь носишь?
   – Это Стрёмка. – стиснул зубы Андрюха, складывая фотографию и убирая обратно в бумажник, – Братан… Я через него крестился.
   – Она вахабитка? – зачем-то спросила Анна, и начала смутно догадываться, почему Андрюха Мазерати перебрался жить в Москву.
   – Не знаю. Может, да. Может, просто – наёмница. Стрёмкин берет, бля, напялила. Солдатка удачи, бля… Бабки к свадьбе копит… Встречу – женюсь, – вдруг весело сказал Андрюха, – Женщина моей мечты. Позывной Шаманка… Говорят, где-то в Москве, тварь, гуляет.
   И Анна поняла, зачем он приехал в Москву.
   – А он за Россию погиб, или за Христа? – задумчиво спросила Анна.
   – А это не одно и то же, – не то спросил, не то ответил ей Андрюха Мазерати.
   *

   84.*
   В комнате с кучей мониторов люди показывали Азии, парню и двум охранникам на нескольких экранах сразу видеозаписи из аэропортов…
   Люди, люди, люди…
   Бесконечный поток людей.
   Анна…
   Парень узнал её.
   Азия просекла.
   И остановила изображение.
   – Она?
   – Нет, – ответил парень, – Просто, похожа немного.
   И стал смотреть на другие мониторы…
   Но он не умел врать.
   Азия пожурила его:
   – Врать – не хорошо
   – Да я ему!… дрочить не за что будет! – понял и попросил у её охранник.
   Азия пристально всмотрелась в Анну.
   – Да… красивая… Хочешь я тебе её фотографию подарю? – спросила у парня.
   – Да он издрочится весь! – волновался охранник.
   – Так и хочется тебе помочь, – посмотрела на него Азия и покачала головой.
   – Я в смысле… по жизни… – объяснил ей охранник философско-аллегорическое значение слова дрочить.
   – Я говорю вам, это не она, – пытался врать парень.
   Азия пустила изображение.
   Анна подняла голову и подмигнула в монитор.
   И показала два пальца.
   Азия нажала «стоп»:
   – Ну, вот и наша Виктория… И знак победы
   – Не я не понял?.. Во, борзость деревенская! – сказал в монитор охранник и сделал лицо, сильно уважающее Азию.
   – Да это не она, – всё ещё пытался спасти Анну парень, – Та одета была красиво, как… девушка. А эта, как скинхедка. В сапожищах.
   – Ты своё дело сделал, – улыбнуласьпарню Азия, – Сдал девушку своей мечты? – и жёстко приказала охраннику, – Быстро мне её паспортные данные!
   – Не, я не понял, а как? – удивился тот.
   – Руками, – дерзко посоветовал ему парень, – Если головой не умеете.
   – Да, я!.. – окаменел от его наглости охранник, – Ты… дрочишка!
   Азия покачала ему головой, положила парню руку на плечо и ласково сказала:
   – Не надо хамить. У него медалей и ран, больше чем у тебя женщин было.
   – У меня вообще женщин не было, – ответил ей парень, – Я не женат.
   – У тебя всё ещё впереди… Ну, поехали, я тебя домой отвезу.
   *

   85.*
   Анна вертела в руках старухину садомазохистскую кассету
   – Извини… Мне надо просмотреть
   Поставила в проигрыватель.
   Андрюха встал и деликатно вышел на кухню…
   Анна грустно смотрела кассету про свирепых девушек с кнутами.
   Андрюха сидел на кухне и грустно смотрел в окно…
   – А ты, когда в окно своё глупое пялиться закончишь!.. – вдруг заорала ему Анна, – Иди, и я тебе объясню, что такое жизнь!
   Андрюха Мазерати смотрел в окно и чуть не плакал…
   *

   86.*
   Человек, привёзший девочку старухе, сидел на улице в своей машине и раздражённо говорил по телефону, через слово с матом:
   – Не, не.. пусть панель подметают!.. жопками своими безмозглыми…
   Над машиной чуть склонилось и поскрипывало огромное старое мёртвое дерево, с реденькими зелёными листьями.
   – Не, не… всё евро, тема сказочная… всё на высшем уровне должно быть… там пацаны для приюта нужны… ну такие, чтоб не сырые, но и чтоб не два метра, сорок пятый размер ноги… ну ты въехал…
   Дерево медленно, со стоном, и всё быстрее и быстрее стало падать…
   …упало и смяло поперёк машину с человеком пополам, как пустую сигаретную пачку.
   Из-под скомканной машины медленно потекли густые чёрные ручейки масла из картера…
   *

   87.*
   Пустырь.
   Джип.
   Закат и стая бродячих собак вдали.
   Азия и два охранника в салоне.
   И перепуганный парень.
   – Сейчас будет немного физкультуры. Сидеть тихо. Как ниньзи. – приказала охранникам Азия и кивнула парню, – Вытряхивайся.
   Все вышли.
   Азия повела парня от машины.
   – А чего она так тащится, что она из Африки? – спросил охранник, помоложе.
   – Молодая ещё… Дрочится… – мудро ответил старший, глядя в спину Азии.
   – Говорит, воевала, – спросил молодой.
   – Да, где она воевала! Между ног она воевала… Замуж выйдет – враз дрочить завяжет.
   – Да кто её возьмёт. – Такой же. Узкоглазый. Чё их мало? Вон – пол Москвы – хоть спички вставляй. Всё уж давно оккупировали, пока мы, бля, дрочили
   – Она сама, как мужик… Она, наверное, это… Миша-Маша… Если порыться там, небось, такой кончик будет, как у пацанёнка.
   – Ну, это ты сам ройся, – отказался устанавливать пол Азии старший, – Может и найдёшь.
   – Не, мне не надо! – поспешил отстраниться молодой, – Говорит, – мужская сперма, это как сопли.
   – Да чё она ещё в сперме понимает. Сперма – это мужская сила. Сок мужика. Спермы нет и мужика нет. На пенсию! Огурцы поливать.
   – А она говорит – меня тошнит, когда мужики в меня кончают, как сморкаются.
   – Так в неё косоглазые и кончали, как чихали… ап-цхи!.. как воробьи… Взял бы, да подлечил дуру. Чем языком-то болтать. Если умеешь.
   – Не-е… мне не надо! – снова поспешил отстраниться молодой, – Она говорит – вот смерть – это оргазм.
   – Человек с войны такую хуйню не сморозит, – сморщился старший, – Дрочь всё это. Косоглазая. Плохо ёбаная… На войне – жизнь понимаешь.
   *

   88.*
   Азия остановилась и приказала парню:
   – Стой
   Парень остановился.
   – А сейчас я сделаю тебя мужчиной. – Да я, вроде не просил…
   Парень боялся её.
   – А зарядку делал сегодня? – спросила Азия.
   – Какую зарядку? – не понял парень.
   – А надо делать. Каждое утро.
   И Азия ударила его.
   Неестественным для женщины ударом.
   Просто срубила.
   Но он встал и сказал:
   – Вы не правы
   – А жизнь – она во многом не права, – философски объяснила ему Азия и ударила ещё раз, – Тем и прекрасна!
   И Азия начала его бить…
   Она била и не злилась, не напрягалась, била спокойно, как женщины вручную стирают бельё…
   Парень был не кулачный.
   Азия играла с ним, как кошка с мышонком.
   Он падал, Азия отходила…
   Парень подымался…
   И всё начиналось с начала…
   – Ты даже ты можешь себя защитить… Ну, хоть попробуй меня ударить… Ты мужик или нет?
   – Не хочу… – вытирая кровь, ответил парень. — Руки пачкать…
   – Вот как! – удивилась Азия, – Об меня? – и снова ударила…
   Парень опять поднялся, уже с трудом.
   – Есть искусство побеждать. Но есть искусство проигрывать… – учила Азия, – Кто не умеет проигрывать – никогда не победит. А побеждённый должен поблагодарить победителя. За урок жизни. За урок смерти.
   – Вы просто больной человек, – сказал он ей разбитым ртом.
   – Нет. Просто, я делаю свою работу… А ты – врач?
   – Я будущий психолог
   – Ах, бу-удущий психолог! – восхитилась Азия и усмехнулась, – Ты не будущий психолог, ты настоящий покойник.
   – Вы больная… Это понятно всем. Не видно только вам одной.
   Парень отвернулся, опустился на колени и стал креститься и класть поклоны.
   Азия подошла к нему сзади, взяла за горло, наклонилась и зашептала ему в ухо:
   – Ещё чуть-чуть и ты станешь мужчиной…
   *

   89.*
   Вдали появился золотой всадник на белом коне.
   *

   90.*
   Азия вынула из кобуры на поясе сзади пистолет с драконом на рукоятке.
   Парень вздрогнул.
   – Не описался? – спросила Азия и пощупала рукой у него в паху, – Ну, не густо… И с этим ты на красоток собрался?.. – и шутливо почесала ему стволом затылок, — Не обижайся… Женщина, когда летит в пропасть, ведь должна за что-то схватиться? – наверное, имея в виду любовную пропасть. И вдруг горячо зашептала ему в ухо, – Я сейчас выстрелю… и ты кончишь… как никогда в жизни… и никогда уже меня не забудешь…а мучатся ты будешь, оттого, что не успел меня поблагодарить…
   Парень снова стал класть поклоны.
   – Чего она творит? – тихо спросил старшего охранника второй.
   – Да пугает… Пускай поиграет… А пацану полезно – пусть не дрочит. И не хамит.
   – Надо было её пургеном накормить…
   Азия поставила парню ногу на спину.
   И выстрелила в затылок.
   И резко оттолкнула ногой тело.
   И сама отскочила назад.
   От крови.
   И поцеловала пистолет.
   Парень завалился на бок.
   Охранники замерли.
   А Азия пошла что-то искать.
   – Не, я не понял!.. – медленно подходя, спросил её старший.
   Второй стрельнул в Азию испуганным и ненавидящим взглядом и отвернулся
   – Что ты не понял? – переспросила Азия, заглядывая в какие-то ржавые бочки.
   – Бля, я не понял, зачем пацана надо было класть!
   – Ты, бля, родился тупым? – передразнила его Азия, – Или это, бля, образование?.. Ты ж сам хотел? Чтоб не дрочил, бля! – снова передразнила его Азия.
   – Да это его проблемы! – заорал охранник, – Пусть дрочит!… Сколько хочет!
   – Тебя не поймёшь, – хладнокровно издевалась над ним Азия, – То дрочи, то не дрочи… У него уже нет проблем. А кричишь ты зря, солдат.
   Подняла какую-то палку, зацепила ею чёрную смолу из бочки и написала латинскую букву V на бетонной стене.
   Охранник ходил за ней сзади и возмущённо заглядывал в лицо. По его лицу пробегали какие-то беспорядочные сокращения мимических мышц – стало видно, что он не вполне здоров.
   – Ну, зачем положила?.. Пацанёнок же?.. – сбавил тон, но не унял он возмущения.
   – А кто его положил? Я что ли? – Нет – я! – А кто?.. Я? – Не, я не понял?
   – Его положила гражданка Кашина. Анна. Она же Виктория. Подрастёшь – поймёшь.
   За этими разговорами Азия достала свою чёрную помаду и нарисовала на лбу парня чёрную букву V.
   *

   91.*
   Парень уходил вдаль по пустырю, держась одной рукой за золотое стремя всадника, другой всё трогал свой затылок.
   И оправдывался:
   – Вы не думайте – я сам виноват… я их спровоцировал… вёл себя вызывающе… надо было просто объяснить им… а эта просто больная… и та девушка, на улице, – она ни в чём не виновата. Она очень красивая… а можно я маме позвоню?
   *

   92.*
   В огромной ванной комнате в шикарных апартаментах Чистюли было заботливо разложено ночное обмундирование для Анны.
   Чёрные вещи, чёрные сапоги и чёрная фуражка.
   Анна оделась, осмотрела себя в зеркало – она была стройна, чёрно-зеркальна и похожа в фуражке, с плёткой, и в чёрной маске на глазах не то на женщину-кошку, не то на эсэсовку из концлагеря.
   И рассмеялась.
   Но глаза в прорезях маски остались печальными…
   И вдруг она увидела в зеркале, как всадник ведёт парня, который дал ей на улице телефон…
   И она рухнула на колени.
   *

   93.*
   Стена, медный крест и окошко отшельника.
   Запах ладана и красная тёплая точка лампадки внутри.
   Слышно тихое:
   – ГосподипомилуйГосподипомилуйГосподипомилуй…
   Анна рухнула на колени в чёрном костюме с плёткой:
   – Батюшка! Ну, батюшка! Ну, за что!..
   – Ты посмотри на себя… Сейчас уже даже бесы так не ходят… Иди отсюда.
   – Да не я это!.. Не я! – кричала Анна.
   – Нет… Это – ты, – горько вздохнул невидимый голос:
   – ГосподипомилуйГосподипомилуйГосподипомилуй…
   *

   94.*
   Пустырь.
   Парень на боку.
   Азия и два охранника.
   Азия набрала номер:
   – Здравствуйте генералиссимус. Это Азия…
   Высокий чин в мундире снова сморщился на том конце:
   – Рад вас слышать. Опять угрозы?
   Азия:
   – Нет. Но как я и предполагала – первый труп. Если он первый. Видимо, это был её подельник – звонок с угрозой был с его телефона. Что уж они там не поделили, не знаю, но, думаю, он ей стал больше не нужен и она его убрала. Какие-то масонские знаки на стене нарисовала.
   – Какие знаки? Если свастику – это дело политическое. Это пойдёт под фээсбэ.
   – Нет. Латинскую букву V – Виктория. Но почему я узнаю об этом раньше вас? Мне эта Анна Кашина Виктория нужна сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Для вашей карьеры.
   Азия отключила телефон и попросила охранника:
   – Не надо расстраивать шефа. У него и так столько дел… юбилей.
   Давай за него будем расстраиваться мы.
   *

   95.*
   Была уже ночь.
   По улице шёл человек в широком и длинном сером плаще, в шерстяной чёрной шапочке и с полиэтиленовым пакетом в руках.
   Огляделся.
   Быстро снял плащ и оказался в чёрной, военного образца, форме.
   Скатал на лицо края шапочки – и оказался в чёрной маске.
   Глаза в прорезях были ледяные.
   Быстро сложил и плотно скатал плащ и сунул в большой карман сзади на куртке.
   Достал из пакета пятилитровую бутылку.
   Подошёл к закрытому залу игровых автоматов.
   Достал баллончик с краской и криво написал:
   – СМЕРТЬ ОККУПАНТАМ! АРМИЯ ОСВОБОЖДЕНИЯ.
   И, размахнувшись, бросил бутылку в окно.
   Грохнул взрыв.
   Полетели стёкла.
   Начался пожар.
   Человек быстро ушёл между спящих домов.
   *

   96.*
   Что уж Анна там сделала с Чистюлей неизвестно, но потом он стоял у кровати на коленях и гладил и целовал кончики её сапог…
   И плакал…
   И не мог остановиться.
   А Анна лежала, смотрела вдаль и делала вид, что ей нравится курить.
   И презирала себя.
   *

   97.*
   Заказчик лежал на небесного цвета ковре в своём офисе, глотал чудовищно дорогой виски безо всякого льда и измученными глазами смотрел на плохого качества фотографию Анны из аэропорта.
   Потом прошептал:
   – Девочка моя… единственная моя…
   И он медленно уронил голову.
   *

   98.*
   Человек в маске зашёл в подвальную сауну схватил за волосы дежурную и поволок вглубь.
   В небольшой комнате отдыхали два немолодых толстых человека с тремя некрасивыми девушками в простынях.
   Человек в маске молча стал избивать обоих.
   Спокойно и жестоко.
   Женщины от ужаса даже не кричали, а сидели, забившись в углу.
   – За что! – хрипели оба.
   – А ты догадайся с трёх раз!
   И оба умоляли на полу, – Не надо!,. Хватит!… Ну, не надо!
   – Ещё раз увижу – будет хуже! Будет вам, бля, конец света!
   – Возьми деньги!.. Не надо!..
   – Деньги только бляди берут, – ответил он им и ушёл, бросив девушкам:
   – Бля, позорно! Соски драные! Смотрите, не подавитесь!
   И плюнул в сердцах.
   Но женщины его так испугались, что позора своего не ощутили.
   Он вышел и побежал дворами.
   *

   99.*
   Чистюля заснул, свернувшись калачиком в ногах Анны, как собака…
   Анна закрыла глаза и что-то начала шептать…
   *

   100.*
   Человек в маске вошёл в гей-клуб, походя ударив в лицо рукояткой пистолета охранника, который сразу рухнул и закрыл голову руками.
   Гей-клуб был маленький и уютный.
   На эстрадке танцевал красиво сложенный юноша в микроскопических плавках.
   Человек в маске выстрелил в потолок.
   Всё затихло и застыло.
   В прорезь были видны стальные глаза.
   – А ну на пол, пидорьё! – заорал человек в маске, – Блевалами вниз, руки за голову!
   Все безоговорочно упали лицами вниз. Один только танцор остался стоять на эстрадке.
   – Тебе, что, пидорёнок, особое приглашение надо? – Я не пидор… Я здесь… танцую
   – Честно? – строго спросил человек в маске.
   – Честное слово! – с жаром поклялся танцор, — У меня тёлка есть.
   – Ну, ладно, тогда.
   Человек в маске достал из кармана допотопный будильник, перевернул на столике ведёрко для шампанского и накрыл им будильник.
   – До взрыва час! Кто не спрятался, я не виноват! Конец света начался сегодня! Армия освобождения объявляет отстрел спидарья, как заразных крыс!
   Будильник под ведёрком в тишине тикал пугающе громко…
   Человек быстро вышел и убежал.
   Вынул и одел на ходу плащ, закатал наверх маску.
   Это был Андрюха Мазерати.
   *

   101.*
   Бухали барабаны, как на плацу.
   Не то японские, не то шаманские.
   В азиатско-спартанской комнатёнке Азия ритуально сидела на полу, скрестив ноги, и, не менее ритуально, пила водку.
   Из маленького фарфорового наперстка обычную русскую дешёвую водку.
   И ничем не закусывала.
   В бутылке на полу осталась ровно половина.
   Азия смотрела прямо перед собой в бесконечную даль и была бесконечно одинока и бесконечно сильна и жалка в своём одиноком пьянстве.
   Она сломалась и стала пьяно и ритуально укладываться спать.
   Нетвёрдой рукой, но в маниакальном порядке, положила на полу большой серебристый пистолет с драконом на рукоятке, мобильник и маленький чёрный короткоствольный револьвер в кожаной открытой кобуре с ремешками, как у часов.
   На тонкую циновку положила щетинистый коврик с тонкими иголками сантиметра полтора высотой и медленно легла на него спиной.
   Накрылась по грудь чёрным покрывалом с огненно-золотым драконом и положила руки вдоль тела…
   А барабаны всё бухали.
   – Барабаны судьбы… – вздохнула Азия с закрытыми глазами.
   *

   102.*
   На обочине, в ночном призрачном свете, стояла стайка проституток, все на высоких каблуках, удлиняющих ноги, все в коротеньких юбочках.
   Андрюха прятался в тени каких-то ночных кустов, смотрел на них своими стальными глазами и, вероятно, обдумывал свою акцию возмездия.
   Издали, из-за столика ночного гадюшника, с грязными столешницами и прожженными пластмассовыми стаканами-пепельницами, его заметила проститутка, далеко не молодая.
   И пьяная.
   Или обколотая.
   У девушек остановилась машина. Из неё вылезли четверо пьяно-громких парней.
   В голове Андрюхи созрел какой-то план, и он уже пошел было на них, скатывая-опуская на глаза свою шапочку,
   Она, нетвёрдо, словно по палубе, пошла наперерез и перехватила его на полпути:
   – Ой, солдатик!.. на войну собрался?
   И вцепилась ему в рукав.
   Андрюха разозлился.
   Не на неё – на самого себя – что её не заметил:
   – Домой иду… со смены
   – Ой-й-й… гудит, как улей родной завод, а нам-то хуля?.. ебись он в рот… домой-й!… да где у тебя дом-то?
   – Мама, вы бы шли на… дело своё, – стиснув зубы, но сдержано-вежливо ответил ей Андрюха.
   – Нашу фабрику пёзд и минета пошёл крошить? – нехорошо улыбаясь, пропела она, – Смотрю – крадётся… ангел-истребитель… в шапочке… а вот, ты как думаешь, сколько мне лет?
   – Сто пятьдесят четыре… скоро стукнет
   – Ну, это ты спиздел, солдатик, не подумав… по малолетству своему… ты скажешь, я вру… мне тридцать шесть лет… мне тридцать шесть лет…. и не дай тебе Бог узнать, что знала я.
   – Да что вы знаете? – с брезгливой тоской ответил ей Андрюха.
   – Ты в детстве машинки ломал?.. ломал, ломал!.. все ломали… ты думаещь, они бляди? … показала она рукой, как Ленин, на стайку девиц.
   – Нет,бабки на свадьбу зарабатывают. – Ты их презираа-аешь… Как там эти, журналисты, дети горькой правды и отваги – мразь эта – в газетах пишут? – жрицы любви… твари они, эти журналюги… они мученицы… девочки эти… а, ты – жизни ещё не знаешь! – Бля. мама, шли бы вы на кроватку
   – А вот это «бля», ты женщине больше не говори… никогда не говори…
   Возле девушек остановилось сразу несколько машин.
   Начались смотрины.
   – А вот кто чище?.. эти козлы?.. в шоколаде!… которые думают, что за деньги можно купить женщину….или девочки мои?… жертвенные куколки… они на себя берут весь ваш мужской грех… всю вашу неполноценность, гниль вашу мужичью… всю вашу похоть… ты полюби их, хоть на миг полюби… и пожалей… дай денег… сколько можешь… я сейчас сдохну…
   Андрюха сунул руку в карман и отдал ей все деньги, что там были.
   Она взяла и пыталась поцеловать ему руку, но он вырвал.
   Она заплакала.
   – Ты меня спас… ты мне жизнь продлил… ещё, может, на ночь… ненужную мою жизнь… «и милость к падшим призывал»… это Пушкин… Алексансергеич… великий русский поэт… большая душа… его каждая тварь пропащая знает и любит… а тебя никто не любит, хоть ты и герой… а он сам себя пропащим считал… а вот ты… ты до завтрашней ночи не доживёшь…
   Андрюха вырвал руку.
   – А я тебя от греха сейчас спасла… ой, спасла-а…
   Андрюха развернулся.
   И ушёл.
   Проститутка в миг протрезвела, недобро усмехнулась ему в спину и бросила вслед на асфальт два слова, как сплюнула:
   – Сс-сына, бля…
   *

   103.*
   Москва.
   Плывёт внизу.
   Ночная.
   Залитая огнями.
   Как грехом…
   И медленно светает…
   *

   104.*
   Утром Чистюля снова был собран, как чиновник и вежлив, как лорд.
   И завязывая свой очередной красивый шейный платок, положил на стол кредитку:
   – А паспорт мне нужен был, чтобы открыть вам счёт… Здесь достаточно, чтобы вам начать учиться управлять миром. Или хотя бы частью его. По имени Москва. Вы – очаровательны. Вы просто – прелесть.
   – Благодарю вас, – взяла кредитку Анна.
   *

   105.*
   А Андрюхе Мазерати снился сон.
   Будто сидели они со Стрёмкой в парадном мундире над рассветным дымящимся золотистым прудом с одной удочкой и курили одну сигарету.
   – К мои не ездил? – спросил Стрёмка.
   – Не, пока… некогда… я тебе калаш хрустальный скоро прикуплю. Дорогой, падла.
   – Ты не ищи её… она тебя сама найдёт, – печально посоветовал Стрёмка.
   – Она, тварь, заразная… таких давить надо, – глядя в воду, ответил Андрюха.
   И Стрёмка обнял его за плечо, и тихо начал говорить, глядя в даль:
   – Ты, на тёлку-то эту, не гони… не надо… это потом только понимаешь… она просто, как заблудилась… по жизни заблудилась… слово-то страшное – блудить… а ну как это зачем-то надо?… а ты, брат, свою волю гнёшь, как пальцы… а потом… это мои проблемы, братан… если встретишь, ты ей скажи…
   А вот что сказать, Андрюха и не дослушал…
   Сон улетучился…
   *

   106.*
   Всё так же бухали барабаны.
   Азия спала в своей спартанско-азиатской комнатёнке, на полу, на спине без подушки, положив руки вдоль тела поверх чёрной простыни с красивым орнаментом и огненно-золотым драконом.
   Возле головы, в маниакальном порядке, разложены – большой блестящий пистолет с драконом на рукоятке, маленький чёрный револьвер и мобильный телефон
   Когда раздался звонок, она медленно, очень медленно, с закрытыми глазами подняла и протянула руку, безошибочно взяла с пола телефон, и с ядовитой весёлостью сказала:
   – Здравствуйте, генералиссимус!
   *

   107.*
   Высокий чин сморщился.
   Видно было – он не спал эту ночь:
   – Паспорт на фамилию Кашина Анна поддельный. В Москве не зарегистрирован
   *

   108.*
   – Что вы говорите? – ехидно удивилась Азия, не открывая глаз, – Её зовут Виктория. Фото у вас есть. В Москве десять миллионов человек – из них со славянскими лицами меньшинство. Половина мужчин. Вычтите детей. Потом старух, К пяти часам её местонахождение должно быть установлено. Справку по заказным убийствам по Тюмени за последний год. Всё! А сейчас вы скажите, что вам нужен час.
   Отключила телефон и медленно, очень медленно положила его на пол, точно на то же место, откуда взяла.
   Так и не открыв глаз.
   *

   109.*
   – Мне нужен час, – автоматически сказал высокий чин уже в гудки.
   *

   110.*
   Азия медленно, сомнамбулически медленно, поднялась и села на своей циновке.
   Вся спина была в точечках крови.
   *

   111.*
   Лифтовый холл.
   Анна и Чистюля.
   Когда Анна позвонила, вызвав лифт, Андрюха Мазерати спал, как ребёнок у неё на диване, подложив ладошки под щёку.
   – Подъём, разведка!
   Чистюля недоумённо посмотрел на неё, оправляя шейный платок.
   – Водитель мой, – пояснила ему Анна, – И хранитель моего тела. Но без глупостей. Я не люблю коктейлей.
   Чистюлю ответ успокоил.
   – Да я давно уже встал? – наврал спросонья Андрюха.
   – Дитя ты всё-таки. Хоть бы врать научился. Давай за мной. Я нашла женщину твоей мечты.
   – Где? – не сразу понял, потомвесь напрягся Андрюха. И глаза стали стальными, – Дай!.. Проси чё хочешь!
   – До вечера, моя королева, – Чистюля снова опустился на колено и поцеловал ей руку.
   А Анна едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
   Двери съехались, а Анна сказала Андрюхе:
   – Прошу…
   – Дай мне её… Проси чё хочешь, – повторил Андрюха.
   – Дам. Завтра. А прошу… прости меня…
   *

   112.*
   А милиция тем временем была вся на ушах.
   По отделениям патрульные наряды уже имели фотографию Анны из аэропорта.
   Мониторы, мониторы с потоками людей…
   Люди, отслеживающие эти потоки…
   И фотографии Анны.
   *

   113.*
   Совершенно неуместный, в лихом голубом берете, десантной майке, камуфляжных штанах и сапогах Андрюха дремал в своей шикарной тачке у дома Чистюли.
   – Ну, сколько ларьков за ночь спалил? – весело спросила Анна, плюхнувшись в машину.
   – Каких ларьков? – вмиг проснулся и так же весело удивился Андрюха, – Ничего не знаю!
   – А что это ты вырядился? – Так сегодня праздник большой. День воздушно-десантных войск
   – Я всю ночь за тебя молилась, чтоб тебя, дурака, не подстрелили.
   – На пару с соси-каблуком? – погрустнел и отвернулся в окно Андрюха
   – А вот этого не надо. Это не по-мужски… Я же извинилась… И потом… Ничего личного. Только бизнес… Думаешь, я поверила что ты в Москву приехал девочек у старушки возить?
   – А ты думаешь, я поверил, что ты приехала соси-каблуков ублажать?
   И они весело засмеялись.
   – Простил? – спросила Анна.
   – Простил, – виновато ответил Андрюха и озорно предложил, – А давай вместе оккупантов крошить!.. Я не со зла. Просто они должны знать, что ответят. Ничего личного. Только бизнес, — передразнил он Анну.
   – А давай! – озорно согласилась Анна, – Только сегодня вечером с одним разберусь – мужчиной моей мечты – и давай. Если, жива останусь.
   – А давай прикрою? – А давай
   – А у меня потом телявидение на очереди. Этот Котя Ёпрст. С фабрикой зпёзд – похабенью своей.
   – Зпёздышек, — поправила Анна, – Безголосистых
   – Поз-зорно, бля! – обрадовался пониманию Андрюха, — Но, сперва – девушка моей мечты.
   – Завтра. Сегодня ты мне только всё испортишь
   – Жаль не сегодня, – расстроился Андрюха, – Вот бы Стрёме подарок был. В день десанта… – и снова заорал, – А потом у меня мавзолей! С чучелом. Ну, позорно, бля, на главной площади, трупяк замаринованный валяется! Для страны поз-зорно.
   – А давай прикрою?
   И они снова засмеялись, как дети.
   – Смерть оккупантам! – высунулся в окно и заорал на всю улицу Андрюха.
   Но его вряд ли кто-нибудь услышал в ревущем потоке машин.
   *

   114.*
   Азия сидела в кабинете высокого чина, за его столом, как у себя дома, и смотрела какие-то бумаги
   Снова в черном костюме, снова в галстуке и снова с чёрными, как кровь, губами.
   – Кофе? – предложил высокий чин.
   – Я кофе не пью… А вот и наши… Олег Белородов, дочь четырёх лет… расстреляны в машине… Как вы думаете, зачем убивать четырёхлетнего ребёнка?
   – Азия, я не патологоанатом, я чиновник. В погонах… Может, водки?
   – Похмеляются, генералиссимус, только жлобы. Интеллигентный человек себе это позволить не может.
   – Я вижу… вчера день нелёгкий был
   – Мне плохо не бывает… Запросите всё по этому делу. Но главное – юная вдова – Виктория Белородова. Всё по ней. Пусть люди досконально её пробьют. Это наша девочка… бешеная девочка… И всего-то надо было, генералиссимус – мозгами пораскинуть.
   – Послушайте Азия, – не выдержал высокий чин, – Вы не могли бы прекратить… меня это начинает раздражать… обращайтесь ко мне по званию, по имени, как хотите, но… я же не называю вас косоглазой.
   – Послушайте генералиссимус, – передразнила его Азия, – Я раньше очень комплексовала своего имени и внешности. Я даже мечтала заработать денег на операцию, как Майкл Джексон. А сейчас я знаю – меня зовут Азия, – во мне кровь великого народа Азии. Жёлтая кровь. И она проснулась. Для того чтобы владеть миром… вы всё ноете о своей Россия. А её давно уже нет, вашей России… Мы дали вам колесо и порох, бумагу и дипломатию – а вы думаете, что это вы придумали… русская водка, колбаса и селёдка!..
   – Ну, куда нам до вашего вонючего сакэ. – Даже водку и колбасу не вы придумали… Ветер с востока. Он сметёт вашу дрябленькую беленькую цивилизацию на еврейских сказочках о сотворении мира и банковских процентах. Знаете почему?… Азиат сломал палочку и сделал нунчаки. И создал искусство. Искусство боя. А Россия до сих пор колами машет. – Ну, вообще-то у нас есть атомная бомба. – А искусство бомбы у вас есть? – Это искусство называется политика – куда бросать, на кого бросать и когда бросить
   – У вас в подъездах воняет. Продайте лучше вашу бомбу и постройте побольше общественных туалетов, вместо храмов ваших.
   – Если вам надо в уборную, Азия, вас проводят. А я пока займусь Белородовой.
   Высокий чин попал – Азия даже побледнела, сквозь свою бледность:
   – А у тебя осталась ещё капелька чести, генерал… Но, вы любите спать на подушках. И к сорока годам морды у вас становятся шире задниц. И вы сами себя, каким-то загадочно-славянским способом лишаете чести. А уж водяры сосёте! – мозги у вас ссохлись, как у бронтозавров – с грецкий орех…
   – А ты вчера клей нюхала?
   – Но, когда вы кочумаете на нарах, и жрёте баланду – вы проявляете чудеса героизма. И скоро вы все будете спать на нарах. Для вашего же блага. И пока вы бегали за своим хилым и бессмысленным вечным жидом, нас пришли легионы. Легионы!.. Для вашего же блага.
   У дверей обернулась:
   – А генералиссимусом тебя прозвал мой хозяин. Советую оставаться довольным.
   – Блл-ля, косорыловка! – выругался высокий чин, когда дверь за ней закрылась.
   И сквозь зубы процедил загадочные слова:
   – Сосс-сёшь ты… у хххакаммады
   *

   115.*
   Анна таскала Андрюху по веренице магазинов на Тверской с ценами не астрономическими, даже не астрологическими – просто, мифологическими.
   Накупила себе всего.
   Андрюха послушно ходил за ней следом угрюмый, и совершенно, – не то, что неуместный в этих магазинах, а даже и нежелательный в своей десантной майке, берете и сапогах, потом не выдержал:
   – Бля, позорно! – Что позорно? – Цены позорные. Народ нищий, дети на улицах, старухи голодные, а они жируют… – А знаешь, что такое бутик?
   – Салун, – хмуро ответил Андрюха.
   – Лавка… Бутик – это лавка по-французски, – лавочка. – Позорно, бля! А эти – бути-ик!.. Понты говяжьи. – А какой у тебя размер ноги? – Сорок третий. А тебе зачем? – Давай тебе часы золотые, штук за пятьдесят, купим?
   – Не, – сморщился Андрюха.
   – Всё равно не наши деньги.
   Андрюха отвернулся:
   – Паз-зорные бабки! Соси-каблучьи
   – Опять начинаешь!.. – остановила его Анна. И объяснила,
   – С неполноценными мужчинами – это не считается. Это женщине даже на Страшном Суде не спросится. Даже наоборот. Может скидка выйдет… А он себе ещё наворует.
   – А давай машинки купим? – вдруг предложил Андрюха.
   – Точно! Бумер тебе купим.. Икс пятый. Со всеми наворотами. Хочешь такой пятнистый, как твои штаны? Или, полосатый! В небесно-голубую полосочку! Подарю тебе на день десантника.
   – Да, нет. Модельки. Такие, чтоб дверки открывались. Целую кучу.
   – Зачем, бля, разведка, тебе машинки? – изумилась Анна, – Не наигрался ещё?
   – Понимаешь, сегодня мой день… – Ну не скажи день рождения. – Круче! Дня своего рождения я не знаю. Там записан какой-то. А сегодня День воздушно-десантных войск. Мой день рождения
   – Ну, поздравляю. Я как чувствовала. Мне хотелось тебе что-нибудь подарить. Так ты сегодня наклюкаешься?
   – Ну, да! – радостно сообщил Андрюха, – С братишками! А как же? Святое дело!
   – И куда вы? – Как куда? Весь город наш! Все бутики попрячутся! – А машинки-то кому? Дружкам твоим?
   – Да, не… – сморщился Андрюха, – Я в этот день всегда… короче… давай машинки в детдом купим? Вот мелким братушкам радости будет! Они ж таких никогда не видали.
   – А давай! – обрадовалась Анна, – А девчонкам кукол.

   – Пацаны в кайф побибикают! – А девчонки побаюкают… А пацан – знаешь, что значит? – Ну… пацан. – От слова поц. – А что такое поц? – Член по-еврейски

   – А ты откуда знаешь? – насторожился Андрюха.
   – Я филолог… Люблю слова
   – Бля, засада! И тут прокрались, – сильно расстроился Андрюха Мазерати, – Ты мне про такие слова предупреждай. Я их употреблять не буду. Мне это не надо.
   – А бля зачем говоришь?
   – Так вся армия говорит! – удивился Андрюха.
   – Ага!.. Армия матершинников… А Стрёме купим калаш хрустальный. С водкой.
   – Не позорно! Уваж-жаю! – серьёзно посмотрел на неё Андрюха.
   – За что?… – так же серьёзно посмотрела на него Анна, – За то, что я шлюха?
   – Да, ладно тебе убиваться! – весело махнул рукой Андрюха, – Как говорится… один раз не пидарас. – и попросил, как ребёнок, – Только ты больше не ходи, а?
   *

   116.*
   В отсутствие старухи, дюймовочка, вся в чёрном – то ли траур, то ли стиль, в подражание – сидела и плавно крутилась в её кресле, чему-то улыбаясь, с маленькой сигаркой и коньяком, закусывая всё это микроскопическими сухими печеньицами и смотрела без звука по огромному телевизору как накачанные красавцы делано-эротически танцуют вокруг какой-то певички.
   Набрала номер:
   – Аллё, Виктория?.. Это Юлечка… Случилась несчастье. Наша хозяйка вчера трагически погибла. Светлая ей память.
   – Мои соболезнования, – сухо сказала Анна в машине с Андрюхой, – Извините, я не умею говорить слова в таких случаях…
   – И не надо… и так всё понятно… Теперь я руковожу агентством. Прошу вас сегодня явиться на совещание.
   – Незыблемо! – ответила ей Анна, – А простыни брать?
   – Прекратите мне эти свои провинциальные выходки! Я могу вас уволить! – и дюймовочка надула губки, – Теперь я руковожу агентством!
   – Шла бы ты со своими совещаниями, – пожелала ей Анна, – И смотри, не подавись своим поганым язычишкой.
   И отключила телефон.
   А дюймовочка отшвырнула свой и капризно сказала:
   – Ты у меня получишь, деревенщина!
   И стала обиженно есть печенье с коньяком и сигарой.
   – Старуха померла, – сказала Анна Андрюхе, – Эта на совещание зовёт… Комедия!.. В чёрном.
   – А её не долбоюбочка заказала? – подумал вслух Андрюха.
   – Ты знаешь, а мне по барабану! – ответила Анна, – Это не наше дело. На Страшном Суде разберутся.
   – А всё равно жалко, – вздохнул Андрюха.
   А дюймовочка вдруг поперхнулась.
   Сухим, как песок, печеньем.
   Со стоном стала вдыхать ртом воздух, а выдохнуть не могла.
   И всё хлопала себя ладошкой по груди.
   Хрипела, хрипела, вытаращив глаза…
   Потом упала на пол, посинела и затихла…
   От упавшей сигарки затлел ворс на красивом ковре…
   А красавцы в телевизоре всё плясали…
   А Анна почему-то вспомнила улыбающуюся старуху-красотку:
   – «Чую, ты принесёшь огонёк в моё агентство»
   Хотя про сигару на ковре Анна знать никак не могла.
   – А что такое незыблемо! – спросил Андрюха.
   – Незыблемо – значит незыблемо… Так говорил один прапорщик.
   – Настоящий прапорщик? – весело съехидничал Андрюха.
   – Настоящий, – серьёзно ответила ему Анна.
   – Мега-прапорщик! Человек-сабля! Человек штык-нож!Человек – граната! – дурачился Андрюха, и почувствовалась ревность, но не мужская, а человеческая.
   – Не смей! – остановила его Анна.
   – За прапоров! Посвящаю этот обгон всем прапорщикам России!С нашими прапорщиками мы все войны попроигрываем! – весело орал Андрюха, — Курица не птица, прапорщик не офицер, – просветил её женскую неосведомлённость в армейских иерархиях и буднях.
   – Моего – не смей обижать! – рассердилась Анна.
   – Я тебе байку расскажу… про прапорщиков… Юлечка наша, долбоюбочка, из дома к старушке сбежала – такая вот у них любовь случилась. А родители у неё – какие-то там навороченные. Они за ней облаву. Так она нашла какого-то прапорщика, он ей уши загнул – мол, морской диверсант, на парашютах, не один склад с тушёнкой на дно пустил, медалей – как перхоти. Короче – они нашли друг друга. И она ему родичей заказала!
   – Да ты что! – Ну!.. Прапор нацепил натовский камуфляж, понашивал американских нашивок из армейского магазина, намазал морду гуталином, литр на грудь принял, взял калаш с подствольником и давай посреди бела дня бить по окнам. – Может водка плохая была? – Это само собой. Только он ещё и адресок перепутал – не в тот дом зашёл. А там на дворе какая-то секретная конторка, еще со старых времён была. Так они решили – война началась. Америка десант в Москве высадила. Не, ты прикинь – стоит во дворе негр в натовской форме и палит из калаша. А он ещё орал, как Рамштайн – «ви а ливинг ин Америка! фак ю! я гражданин соединённых штатов!» – чё-то совсем съехал прапор… Короче, понагнали пехоты земляной, понаехало СОБРов, с ОМОНами – полная улица, «Альфа», как голуби – и боятся! – он же гражданин США. Так прапор взял в заложники какую-то бабку с собачкой, забарикадировался на помойке и потребовал водяры и самолёт. Причем, требовал не закуски, а запивки. Я – говорит – не могу закусывать. Я запиваю. – И что?.. Его застрелили?
   – Не успели. Дали водяры. С клофелином. Он её усосал и вырубился. Даже запить не дотянулся.
   – И дальше? – Куда ж дальше? За ноги утащили с помойки. Прямо в дурку… На повышение пошёл. Наверное, там взводом рэйнджеров теперь командует… Бессмертная история вечного прапора. Короче – нет в армии такого звания. Это должность. Как завхоз. Лучше иметь дочь проститутку, чем сына прапорщика. – А как долбоюбочка-то выкрутилась? – Папа отмазал. – Знаешь… он меня сделал свободной. – Кто? – Прапорщик мой. Свободной, от многого. – Это он тебя научил без трусов ходить?
   – Дурак! – улыбнулась и ничуть не обиделась Анна, – Я была… за гранью… за гранью отчаяния… Он научил меня… нет, любить людей я так и не научилась… Не злиться на них… Не держать зла на людей… Когда люди делают тебе очень и очень больно… Когда я была… когда меня уже не было… он меня спас.
   – И чё он делал? – Да ничего он не делал. Был грубый, как…
   – Как прапор, – подсказал Андрюха.
   – Как солдафон… Просто, сквозь эти ваши дурацкие мужичьи «бля»
   я вдруг поняла, что он страдает не меньше моего. Хоть он и хуже меня, много хуже… он убийца. Смертный грешник… с ним я поняла, что мужчина может быть братом. Да и никакой он был не прапорщик. Дурака валял. Его лишили звания, вот он прапорщиком и прикидывался. Он убил мою доченьку и мужа.
   Андрюха забыл про руль.
   Они чуть не врезались.
   Андрюха выровнял машину, глаза стали стальными, и он тихо сказал:
   – Давай я его сделаю…
   Анна отвернулась и чуть не заплакала.
   И тихо ответила
   – Свободен… – Просто… каждый должен знать, что ответит…
   – Я хотела его убить… за доченьку… за любимого человека… меня с ума сводило это чувство… не мести, нет… долга… перед моими… родными… он должен был ответить… я могла его убить… но я увидела смирение… первый раз в жизни… это страшно… когда человек не то, что руки не подымет себя защитить… наоборот, – он как бы говорил – убей меня, это нормально, не бойся, я заслужил смерть… смерть – это самое малое из того, что я заслужил… он бы только молился за меня… это было покаяние… и я не стала это делать… я не стала мстить… он мне теперь как брат, – горько вздохнула Анна.
   – Так, выходит, он и мне теперь брат? – хмуро усомнился Андрюха.
   – Выходит, так.
   *

   117.*
   Крыша.
   Азия и два охранника стоят на верхотуре и смотрят на ресторан внизу.
   – Не, я не понял! Чё дрочиться, голову ломать? — сказал охранник Азию, – Возьмём её тут. Со стволом. Тёпленькую.
   Азия задумчиво покачала головой:
   – Тут она уже была… И больше она сюда не вернётся.
   У Азии зазвонил телефон.
   Она ответила:
   – Да, генераллиссимус…
   *

   118.*
   Высокий чин уже не морщился, а стискивал зубы:
   – По поводу подельника Кашиной история странная – мальчик чист, как новая рубашка. Опрошены все его знакомые – прям аньгел. Но в Тюмени обнаружен труп некоего Заломова…
   *

   119.*
   – Труп?.. Некоего Заломова? – специально повторила вслух Азия, глядя на охранника, – В Тюмени?.. Знак на лбу?.. Губной помадой… Буква V, говорите? Нерусская?.. Как два пальца… Такая же, как у студента? Выстрел в упор?.. в затылок?.. Вот, сучка бешеная!.. А кто такой Заломов?
   *

   120.*
   Высокий чин:
   – Уволенный из армии бывший майор ГРУ. – За что? И почему бывший? – Официально – за профнепригодность. И лишили звания. На деле – за призывы к свержению демократического строя в стране. – А майоришка-то штабной?
   – Минобороны не светит его досье, но понятно, что это ГРУшный тяжелый. И вряд ли он дал бы себя так просто убрать, – ответил высокий чин.
   – Однако дал… А после увольнения тяжёлый майор Заломов выполнял некие… деликатные заказы?
   – Такой информации у нас нет
   – Но голова-то у вас есть? Или только морда?… Неужели не ясно, что этот Заломов ухлопал дочь и мужа Виктории Белородовой, за что и был убит ею. И помечен буквой V на лбу.
   – А кто заказчик? – спросил высокий чин.
   – А в эту сторону я вам даже думать не рекомендую. Что по
   Белородовой?
   – Мне нужен час, – стиснув зубы,ответил высокий чин.
   – Если б ты сказал что-нибудь иное, я бы удивилась.
   И Азия отключила телефон.
   И сказала:
   – В затылок… Какая топорная работа?… А с буковкой V-то я отгадала.
   Не то охранникам, не то себе.
   И пошла к лестнице.
   – Не, я не понял?.. – шепнул охранник молодому напарнику, внимательно всё это слушавшему, и показал рукой на Азию, – А как она в Тюмень попала?
   *

   121.*
   А в городе гуляли голубые береты.
   – Девушка! А что это у тебя глазки такие узенькие? – увидев выходящую из подъезда Азию, заорал голубой берет со стаканом в руке, самый крупный в компании и, видимо, заводила.
   – Мама в детстве косичку туго заплетала, – ответила и показала Азия.
   – А у тебя щёлочка, тоже такая, как глазки – узенькая? – при всей спорности этого вопроса, задан он был с какой-то грубоватой нежностью и не раздражал – просто, пёрла из парня сила – во все стороны.
   – Да, – ответила Азия, – И с зубками.
   – Ну, иди, покусай! – добродушно улыбнулся берет и выставил живот вперёд.
   – Вообще-то это называется детородный орган, – ответила ему Азия.
   – Ну! – согласился берет.
   – А по твоей роже не видно, чтобы ты им пользовался по назначению.
   – Ситуации бывают разные. Давай к нам!
   – Да она на тебя не налезет! – хохотала компания, – Порвёшь, как грелку. Девушка, его Мамонт зовут! Думаете, просто так?
   – Могу ударить, – сказала Азия.
   – Давай к нам! И бей, сколько хочешь! – снова позвал Мамонт.
   – Ладно… это… меру знайте! – остудил их старший охранник. И сказал Азии, – Люблю десантуру! С детства хотел, а попал в дзержинку. Эх, бля, а у меня тут заначечка, – и кряхтя, достал откуда-то из машины бутылку водки, – Я туда-обратно?
   И отнёс.
   И сказал:
   – Здаров, голубые! – и поднял бутылку, – Водяра, она как дружба, по жилам теплом течёт. Но меру её понимаешь, токо когда краповый заслужишь!
   – А ты что – краповый? – не поверилголубой берет Мамонтов.
   – Не, я не понял, а чё не видно? – возмутился охранник.
   – Ну, ты такой… в пиджачке.
   Он достал из кармана пиджака красный берет и лихо заломив, одел.
   – Меня зовут Мамо-онт! – протянул ему руку голубой берет, – Гвардии сержант Мамонтов. За десант выпьешь?
   Охранник тоскливо оглянулся на Азию.
   Та кивнула глазами.
   – А-агонь! – впав в детство, радостно махнул кулаком охранник.
   И полилась водка.
   Азия вышла из машины и подошла к компании:
   – Только не лапать!.. Налей… – и предостерегла охранника, – Краповый – двести. Не больше.
   – Доченька, а я больше-то никогда и не видал, – ответил охранник, держа в руке стакан.
   Десантура заржала, как умерла.
   *

   122.*
   – Остановись! – вдруг сказала Анна Андрюхе, что-то увидев.
   Он остановился.
   Анна вылезла и пошла в обувной магазин.
   Таясь, попросила продавщицу:
   – Девушка, мне нужны туфли, чтобы на молодого человека подошли. На сорок третий размер.
   Продавщица вдруг стала смеяться.
   – Что с вами? – спросила Анна.
   – Помните, в «Джентельменах удачи»? Эти приходят – нам нужны туфли сорок третьего, сорок четвёртого и сорок пятого размера.
   И снова стала смеяться.
   Анна вернулась в машину с коробкой.
   Андрюха снова дремал.
   Видимо, копил силы на очередную ночь возмездия.
   Анна:
   – У меня к тебе просьба
   – Валяй, – проснулся Андрюха, – Тебе можно.
   – Можешь отсюда домой своим ходом добраться? Очень надо
   Андрюха пожал плечами и вылез из машины.
   – Только не загуляй там, со своими голубыми шапочками. Ты мне сегодня очень нужен.
   Анна села за руль и уехала.
   *

   123.*
   Офис под небесами.
   Азия и Заказчик.
   Азия:
   – Наша Анна-Виктория Белородова начинает потихоньку обрастать биографией. Думаю, сегодня к вечеру, генаралиссимус, при всей своей тупости, нам её достанет. У вас нет поводов для волнения. – А я и не волнуюсь
   – Там, в Тюмени очень грязно сработали… убили её мужа и, наверное, случайно, ребёнка.
   И Азия посмотрела в глаза Заказчику.
   И продолжила:
   – Заказчик вычисляется запросто… но у вас нет поводов для волнений.
   – А я и не волнуюсь… А в Тюмени всё сделали правильно.
   – Почему вы мне не сказали? Я бы сделала чисто.
   – Четырехлетнюю девочку? – посмотрел на неё Заказчик.
   – А какая разница? Сто лет, один год?.. Это была ваша дочь?
   – Какая чушь!.. Я не ожидал от тебя, Азия! – Но зачем убивать четырёхлетнего ребёнка? – С каких пор ты стала задавать вопросы? – Интересно, а бритва у неё тоже золотая? – Какая ещё бритва!.. Давай её сюда. Живую
   – А она этого и добивается. Оказаться здесь и живой… А знаете, что будет дальше?
   – Ну, расскажи мне, – ядовито посмотрел на неё Заказчик, – что будет дальше.
   – Её обыщут и ничего не найдут. А потом она достанет… – Азия взялась двумя пальцами за мочку уха, – Кусочек бритвы… И мы вас не успеем донести даже до дверей. Кровь из сонной артерии выходит из человека за сорок секунд. Фонтаном!.. Она нужна вам здесь и живая?
   – А ты на что!.. Прочисть ей уши! Если знаешь, что у неё бритва в ухе! – начал орать Заказчик, – Но она мне нужна здесь! И живая! Вот здесь! Сделай мне подарок! Мне сегодня сорок лет. Я хочу её здесь! Живую! Я жду это уже сорок лет. Живую! И здесь! И хер с ней, пусть с бритвой! Хоть с золотым топором! Хоть с брильянтовым гранатомётом! Но, живая! И здесь!..
   Заказчикову истерику прервал телефонный звонок:
   – Простите, – извинилась Азия и взяла телефон.
   Высокий чин:
   – Виктория Белородова – адрес – Народного ополчения, дом 120 квартира 33. Она только что приехала в адрес на черной… госномер…. там мои люди. Что с ней делать?
   – Дайте её мне.
   И отключила телефон.
   – Будет она вам. Здесь. И живая. И вечером вы будете вместе, – как-то странно посмотрела она на Заказчика и поклонилась головой,
   *

   124.*
   Квартира Анны.
   Анна, снова полуодетая, собирается на вечер.
   Андрюха валялся на диване, в голубом своём берете, полосатой тельняшке, камуфляжных штанах и в сапогах, и ждал её, чтоб отвезти. И листал «Мифы древней Греции».
   – Бля, позорно! – вдруг сказал Андрюха из-за книжки, – Аньк, а ты не в курсе, чё это у Аполлона Бельведерского за бантик на башне?
   – Какой ещё бантик?
   – А вон, – показал фотографию статуи Аполлона Андрюха, — Как у девочки.
   – Честно говоря, даже не знаю, – посмотрела Анна и сама удивилась.
   – То сын с мамашей живёт, то наоборот. Чё они друг друга всё жрут, да валят?
   – Кто? – спросила Анна.
   – Боги. – Куда нам жизнь богов понять. Тем более, языческих
   – Этточно! – смирился с непостижимостью богов Андрюха, – Я вот кассету твою посмотрел, про соси-каблуков.
   – А тебе кто разрешил? – строго спросила Анна.
   – Ну, извини… валялась… А знаешь, что я тебе скажу?.. – Ну и что ты такого умного скажешь?
   – Война будет скоро… – грустно сказал Андрюха, откладывая книжку, – Большая война.
   – Интересный вывод
   – А люди с ума сошли. Боли хотят… Там мужик бабе говорит – сделай мне больно… поз-зорно, бля!… А Бог не прапорщик. Он и даст им – чего они хотят – этой боли. Взахлёб.
   – Это кто люди? – вдруг заорала Анна, тыча пальцем в телевизор, – Это? Вот это люди! Ты ж сам говорил – пойдём крошить!… Это не люди! Это нелюди! Это блуд! Они языками блудят! Как не всякая шлюха чревом!.. У них вместо рта – дырка от задницы. А ты чего рассмотрелся!… Эти с плёточками – они на войну не пойдут? Ты на войне хоть одного гомосексуалиста видел?
   – А чё ты так убиваешься? – удивился Андрюха, – Как будто тебя Котя Ёпрст лично обидел? … Давай я его сделаю?
   – Не знаю, – вдруг сама себе удивилась Анна, – Просто я не могу спокойно говорить, когда люди серьёзно обсуждают телевизор.
   – Чё ты повелась-то?.. Я ж не телевизор обсуждаю. Я твою кассету смотрел, – улыбнулся Андрюха, – С плёточками.
   – Ой, выкрутился! Ой, умник! – сказала Анна, сама не понимая, почему она так разозлилась на телевизор.
   – Сеструх… – еле сдерживая смех, сказал Андрюха, – А ты дура!
   – Сам дурак! – ответила Анна, из последних сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, – А женщина – всегда права. Сестра, не сестра – по фигу! И её слово должно быть последним!
   – Так точно!,.. Гвардии старшая сестра! – давясь от смеха, еле выдавил из себя Андрюха, прикрываясь «Мифами древней Греции», – В день военно-воздушных сил все бабы правы. Даже греческие.
   А Анна вдруг вспомнила человека в ватнике и его голос:
   – Я ж сказал, помогу, дура.
   И пристально посмотрела на Андрюху.
   Тот с умным видом листал книгу про богов.
   *

   125.*
   Улица.
   Дом Анны.
   – Здорово, топтуны! – наклонилась Азия в окно неприметной машины, в которой сидели двое.
   – Здорово… Лётчица, – вяло и недовольно отозвался один.
   Азия держала в руке белый конверт.
   Оба это отметили.
   – Хорошая работка – сидим, а зарплата тикает, – сказала им Азия.
   – Так тикает, что и не слышно, – отмахнулся водитель, голосом на что-то намекая.
   – Она одна? – спросила Азия.
   – Одна приехала. Вон тачка стоит. Чёрная. Нам что делать? – спросил, с надеждой на конверт.
   – Свободны, – ответила Азия и выпрямилась. И конверта не отдала.
   – Есть, – ответил топтун, расстроившись. И завёл машину.
   – Я вам тут письмецо написала, коротенькое, – смилостивилась Азия и бросила в салон белый конверт.
   – Годится. Полистаем. С закусочкой, – пообещал один и полегчало на душе у обоих.
   *

   126.*
   Заказчик готовился к своему юбилею.
   Выдвинул ящик и из, наверное, сотни часов на бархате, выбрал и одел на руку классического стиля.
   И взял золотую пулю.
   И зарядил ею пистолет.
   Небольшой, чёрный и хищный.
   *

   127.*
   Азия стояла возле джипа и смотрела издалека на окна дома Анны.
   *

   128.*
   Анна выглянула в окно.
   И увидела маленькую чёрную фигурку.
   И сразу узнала:
   – Это по мою душу
   – Чё там? – удивился Андрюха.
   Анна хотела сказать, про девушку Андрюхиной мечты, да передумала.
   – Хвост… Не думала, что так быстро. – Покажь. – Только осторожно
   – Бля, тёлка? – удивился Андрюха из-за шторы.
   – Ну и с тёлкой пара быков. – Да не проблема
   – А у тебя ноги волосатые? – вдруг спросила Анна
   – Ну, так. В меру, – не понял её Андрюха.
   – Можешь потаскать их за собой? Часа два? Чтоб не догнали.
   – Да не проблема. – Раздевайся! – Эт зачем? – Оденешь моё платье
   – Ты чё!.. Позорно бабой рядиться… – обиделся Андрюха, и озорно предложил – Давай лучше я их отоварю?
   – Это я и без тебя могу. Мне нужно два часа. Снимай штаны.
   – Только ты это… отвернись, – потребовал Андрюха.
   – Да ладно тебе. Я всю жизнь мечтала иметь брата.
   Тогда Андрюха отвернулся сам и стал снимать свои камуфляжные штаны.
   – А почему ты не женат? – вдруг спросила Анна.
   – Не знаю… я не модный… до армии ещё пыжился, а потом совсем не модный стал… девушка должна быть чистой. Смешно? – подпрыгивал на одной ноге Андрюха.
   – Нет, не смешно. Я сама так думаю. Дети тогда здоровые… Интересное вы поколение – войну знаете, а жизни не знаете. Где ты видел чистых девушек?.. А любовь всё простит.
   – А ты сама-то чё замуж не выходишь? Родила бы ребёночка.
   – Я клялась перед Богом любимому человеку быть вместе в радости и скорби. И здесь и там… Хватит болтать, снимай штаны.
   Андрюха снял штаны, стоял в трусах и стеснялся.
   Анна стала одевать на Андрюху чулки.
   Одела.
   Чёрные, с ажурными резинками.
   Он стоял в голубом берете и смотрел на свои ноги в чулках…
   – Бля, круто! – сказал Андрюха.
   Прошёлся по комнате, – Что-то в этом есть!
   И оба засмеялись.
   Как дети.
   Анна одела на Андрюху бюстгальтер.
   Он висел, как два мешчка.
   Анна думала.
   Андрюха смотрел на себя в зеркало, снизу двумя пальцами поправлял чашечки бюстгальтера и вихрасто улыбался:
   – Чё-то не густо. Как пустые карманы.
   Анна стала совать в бюстгальтер салфетки.
   – Давай, суй побольше. Чтоб солидняк был! – участвовал Андрюха.
   Анна сняла с его головы берет и одела на него платье и парик.
   Накрасила губы и подвела глаза.
   Набросила на плечи тонкую шаль.
   Полюбовалась.
   Всем был хорош Андрюха, в женском, и ноги были не кривые, но платье на Андрюхе в паху предательски выпирало.
   Анна стояла и смотрела.
   И так, и сяк.
   Андрюха смутился.
   – Ты… это? – попыталась деликатно спросить Анна.
   – Чего это? – не понял Андрюха.
   – Ну… взволнован?
   – Да, нет, – не сразу сообразил Андрюха, – Ты ж, как сеструха.
   Анна расстроилась:
   – Да-а,… ты хозяйство-то отрастил не по-детски.
   – Ничего я не отращивал, – обиделся Андрюха.
   Анна задумалась:
   – А нельзя убрать куда-нибудь
   – Куда ж я уберу? – совсем смутился Андрюха.
   – Ну, куда-нибудь… покомпактнее
   Он сказал, – Не смотри, — отвернулся, задрал подол, раскорячил ноги и, приседая, стал укладывать своё хозяйство компактнее.
   Анна давилась со смеху.
   Андрюха повернулся, красный как помидор.
   И показал.
   Всё равно выпирало.
   – Не… ты смеешься, – совсем обиделся Андрюха
   – Да не смеюсь я! – засмеялась Анна, – Просто мне весело. Ты не понимаешь – это здорово, когда у тебя есть брат. Давай так – сумочкой прикрой. Прошмыгнёшь… и в машину… а сюда больше не возвращаться. И не звони мне. Никогда больше, – почти приказала Анна.
   Андрюха сложил в пакет свои зелёные штаны, сапоги и берет, и взял с собой.
   – Закон разведки знаешь? – обернулся у двери.
   – Нет
   – Салабона учат – вот у тебя в деревне появился бык – бычара! – кулаки с футбольный мяч, всех товарит, как сухофруктов – и ты чё?.. Ну, салабон, обычно, топорщится – да я! да ствол! да я ему гранату в зубы… А ему говорят – не-е-ет. Ты должен огородами-заборами подкрасться сзади, занырнуть в гавно, с ушами, а когда бык проявится – вынырнуть… и кирпичиком… не в лобешник!.. в затыльную сторону лобешника… сзади… но наповал!.. и, назад, в гавно, занырнуть… живым… сдохнешь – не зачтётся… потому как – следующий бычара на подходе… Закон разведки… А когда базар, там… медали давать начнут – выныриваешь живая и, давай ручками махать – ой, беда!.. быка паразиты завалили!… какой человек был!.. И все тебя будут спрашивать – а что это от тебя так гавном несёт? А ты – на быка пошла, да со страху обосралась… не герой я… и место моё в гавне… И убивайся – ой, быка завалили!.. Закон разведки.
   – Я поняла, – глядя ему в глаза, которые он старательно убирал, медленно сказала Анна, – Я поняла.
   – А с мега-прапором-то что вышло? — вдруг спросил Андрюха.
   – Его сделали, – ответила Анна.
   – Ну, позорно, бля! – расстроился Андрюха.
   – Он дал себя сделать. Сам сказал – моё время вышло. Если б он не дал, его б никто не сделал.
   – Не позорно. Уважаю! – стрельнул вдаль стальными глазами Андрюха.
   И Анна поняла, что Андрюха стеснялся в жизни своих стальных глаз, а не того, что она думала раньше.
   – Ты фильм видала «В шесть часов вчера после войны»? – Нет. – Короче – там война – смерти по колено, а народ стрелку забивают: встречаемся в шесть часов вечера после войны. А когда она кончится? выживут ли? Никто не знает. Но верят!… Короче – давай на Красной плошади, ближе к Василию Блаженному, когда ты своего хомяка сделаешь я тебя каждый вечер ждать буду в шесть часов?.. Ну, там, плюс-минус… кто не пришёл – того нет. – Почему хомяка? – Людям хамит – вот и хомяк
   – Давай… Только одно условие. Закон разведки, Андрюша, сегодня блюдешь незыблемо.
   – Да я чё – водила! – удивился Андрюх., – Это ты блюди. Незыблемо.
   Собрался, было выйти, но что-то нерешительно топтался у двери.
   Стал какой-то неуклюжий.
   И вдруг попросил:
   – А давай крестами обменяемся?
   Анна растерялась.
   – А вынесешь мой? – Хочу
   Анна сняла свой крест.
   Он свой.
   Поцеловали.
   И поменялись.
   Одели.
   – Я теперь твой крест понесу, – улыбнулся Андрюха.
   – А я твой… У нас с тобой дорожки одинаковые по этой жизни. Коротенькие…
   И Анна поцеловала его.
   Андрюха потоптался:
   – Знаешь, я в Чехии всё смерти ждал. И боялся. По салабонности. А потом понял – она придёт, всё равно придёт. Когда Бог ей разрешит. Чё грустить!.. Да?.. Бог не выдаст – свинья не съест… Никого у меня не было, а теперь сеструха есть. Круто!
   И он пошёл.
   Анна перекрестила его в спину.
   *

   129.*
   Азия и два охранника сидели в машине вдалеке от дома.
   Андрюха вышел из подъезда.
   – Вон какая-то! – показал охранник постарше.
   Закрывая пах сумочкой, и умирая от комплексов, Андрюха пошёл к машине.
   Странно, но никто не обратил внимание, что это переодетый мужчина. А из джипа заметить это было ещё трудней.
   Пока Андрюха шёл – вошёл во вкус, – беспечная молодость взяла своё – отставил ручку и стал качать бедрами и даже состроил глазки какому-то прохожему.
   – Свои?.. Или парик? – задумчиво, непонятно кого, спросила Азия.
   Андрюха подошёл к машине и увидел…
   Макароны на сверкающей крыше.
   Свежие.
   Но, разваренные.
   Видимо, чтоб лучше приклеились, когда высохнут.
   Только что кем-то сверху прицельно брошенные.
   Андрюха поднял голову.
   На балконе над машиной стоял-курил и не скрывался, по пояс голый, с брюхом, но крупный и не вполне трезвый мужик, видимо, борец с дорогими иномарками, и с нетерпением жаждал скандала.
   – Ну, ты чабан! – похвалил его Андрюха и стал, было, соображать, как преподать ему свой фирменный урок жизни и воспитанности, но вспомнил, что в чулках и только спросил мужика, показывая на макароны:
   – А чё один гарнир? Где котлета?.. Сам срубил?
   А мужик, вдруг понял, что внизу переодетый женщиной мужчина.
   И обомлел.
   Чтобы не сказать хуже.
   И только воскликнул:
   – Во, бля!
   Андрюха взял двумя пальцами одну макаронину и сбросил.
   По-женски.
   И строго сказал наверх:
   – Чтоб вечером мне по-флотски сделал! С мясом! Мясо не экономь.
   Сел и втопил с места.
   А мужик на балконе всплеснул руками сам себе:
   – Не, ну ты видал чё творят!
   *

   130.*
   – За ней! – скомандовала Азия охраннику и джип поехал за Андрюхой.
   *

   131.*
   Анна смотрела в окно сверху, как чёрный джип уехал за её машиной.
   Потом открыла коробочку, достала осколок прапорщикова лезвия.
   Сломала пополам.
   Отрезала кусочек пластыря и приклеила половинку за ухо.
   И поправила волосы.
   Она была готова к вечеру.
   *

   132*
   Андрюха летел по городу с кучкой макарон на крыше.
   – Не, я не понял? – всматривался издалека охранник за рулём, – А чё у неё за камуфляж на крыше?
   – Антенна, – ответила Азия.
   – Чё-то стрёмная
   – Макароны, – ответила Азия
   – Не, я не понял, зачем? – Обед забыла
   – А может, знак какой?
   – Знак победы, – устало ответила Азия, – Над картошкой.
   *

   133.*
   Андрюха ехал и куражился.
   Набрал номер и сказал женским голосом:
   – Алё, Ань!
   – Ты где? – спросила Анна.
   Андрюха:
   – Ой, я такая вся загадочная, такая вся пилю по трассе, а за мной такие мужчинки увязались – ой, проходу не дают. И одна лесбиянка. Так гонят – наверное, сильно хотят интима. Но сегодня, наверное, не догонят. Часа два побегают и отстанут.
   – Вот, дурень, а!.. Давай, чтоб всё нормально было. Береги себя.
   – Да мне-то что? Сижу в чулочках, педальки жму, колеса разминаю. Им меня догнать – штаны сначала себе пусть купят. Два часа покатаюсь и к братишкам. Ты себя береги.
   – Спасибо тебе. – Пока, сеструха. – Пока, брат. – В шесть часов вечера? После войны? Незыблемо?
   – Незыблемо!
   *

   134.*
   И Андрюха стал играть в догонялки.
   То уходил от джипа, то давал себя догнать.
   Потом выскочил на шоссе и как дал за двести – так, что охраннику за рулём пришлось сильно понервничать.
   *

   135.*
   – Не, я не понял? – сказал охранник, с трудом уходя от яростно гудящей встречной машины, – Мы так долго колёса жарить будем?
   – Скоро приедем, – ответила Азия, достала свой пистолет, поцеловала его. высунулась в окно и прицелилась.
   И выстрелила.
   Андрюха в зеркало заметил и резко ушёл в сторону, но пуля попала в машину.
   – Во, как!.. А мужчинки-то нервные! – удивился Андрюха, – А у нас с собой было!
   Достал из-под сиденья ТТ, взял в левую руку наоборот, высунул руку в окно и, прицелясь через боковое зеркало, и поглядывая то в зеркало, то на дорогу, плавно большим пальцем нажал спусковой крючок.
   Выстрел назад.
   Попал в фару.
   Джип нервно заёрзал по дороге.
   – Не, я не понял! – заорал охранник,
   – Что ты орёшь? – тихо спросила его Азия.
   – Она через жопу бьёт! – заорал охранник.
   – Это ты через жопу едешь, – снова тихо ответила Азия и прицелилась второй раз.
   Андрюха увидел, выждал и резко ушёл в сторону.
   Выстрел пришёлся мимо.
   – Вот сучка! – сказал Азия.
   А Андрюха прицелился второй раз.
   На втором выстреле ТТ заклинило.
   – Во, гавно китайское! – подёргал затвор Андрюха.
   Затвор заело намертво.
   Андрюха выкинул ТТ в окно.
   *

   136.*
   Чинно толпился бомонд.
   Под кокосовыми пальмами, вокруг подсвеченного снизу бассейна с огромными красными рыбами.
   Анна с Чистюлей под ручку входили в клуб на юбилей.
   Звучали военные песни.
   Всем выдавали блёкло-зелёную стеганую фуфайку без воротника и Чистюле с Анной тоже.
   – Как это мило?… Стильная вещь, – слышались голоса.
   – Буржуазия в ватниках. И планетарий, – сказала Анна.
   – Он любит чудить
   Анна услышала и, повторив, пропела:
   – До тебя мне достать нелегко… А до смерти четыре шага…
   Чистюля, почему-то, принял это на свой счёт.
   Негры медленно вращали штурвалы – на вертелах, жарились на огне два быка целиком и было в этом что-то ветхозаветное.
   Какой-то толстый, в галстуке и растерзаной на брюхе рубахе, уже принял своё и пытался не то залезть на пальму за кокосом, не то потрясти её и всё говорил:
   – Эта-а ба-льшой валасатый фунду-ук… у нас в Москве расти не-е моо-ожет!.. Эта-а из пенапласта фунду-ук…
   Видимо он был большой человек, поэтому все вокруг смеялись.
   И тут выскочили с десяток негров в набедренных повязках и ловко залезли на пальмы. Огромными ножами срезали орехи и стали бросать вниз, другим неграм. Те наотмашь срубали ножами с орехов верхушки и длинноногие шоколадные негритянки стали раздавать кокосы.
   Кто-то брал. Кто-то нет.
   Скоро выяснилось, что внутри каждого кокоса – сюрприз, – золотые кольца серьги, броши.
   Это отозвалось в сердцах.
   Все бросились за кокосами.
   Но кокосы вовремя кончились.
   Потом гостям было предложено покормить крокодила.
   Но крокодил уже так обожрался, что застыл, как труп, и куски парного мяса летели ему прямо на нос.
   – Он умер?… Нет, он уже умер? – всё спрашивала кого-то какая-то дама, бросая мясо, – А тогдапочему он не кушает?
   Вокруг бассейна ползали несколько одуревших гигантских черепах и мечтали смыться в бассейн. На них можно было встать и проехать полметра. Потом черепаха убирала голову и застывала.
   – Значит, будет суп! – догадалась другая дама, стоя на черепахе и поправляя ватник на плечах, – Значит, будет черепаховый суп.
   *

   137.*
   Андрюха и джип пилили уже за двести двадцать…
   Но новенькое шоссе кончались горой песка и щебня.
   Стояла строительная техника и вагонник на колёсах.
   Ехать было некуда.
   Андрюха с визгом остановился.
   Джип следом затормозил и, чуть не перевернувшись, развернулся, перегородив дорогу.
   Из него тяжело и бойко выскочили два охранника.
   Андрюха вылез из машины.
   В женском платье и туфлях.
   Охранники остановились, обалдело разглядывая Андрюху.
   – Не, я не понял? – сказал старший,
   – А хорошее у меня платьице, правда? – спросил его Андрюха, – А чулочки у меня какие!..Не поверишь – в ажуре!
   – Не я не понял, ты чё вырядился?.. Как снегурочка.
   – Душно в штанах. Не зима всё-таки, – потряс подолом Андрюха, всё же немного смущаясь своего дамского одеяния, – А так – вентиляция… А Аполлон Бельведерский, между прочим, тоже бантик носил. Мифы читать надо!
   – Аполлон, ты б лучше дрочил… в греческом зале, – дал ему совет по жизни охранник, – Чем в пидорах-то ходить… Не, я не понял, а макароны зачем приклеил?
   Андрюха вдруг, отдал ему честь и заорал, как американский морской пехотинец:
   – Правительство соединённых штатов просило меня спасти человечество от макаронного дождя из космоса!.. Сам ты пидор!
   – Не, я не понял?.. Я пидор?.. – с лицом, переполненным праведного гнева, спросил охранник.
   Вышла Азия, разглядывая Андрюху.
   – О! Дочь степей, калмык! – весело поприветствовал её Андрюха.
   – Ага. — как-то рассеяно ответила ему Азия, – Тампонов тебе подвезла.
   – Ты б свалила, – добродушно попросил её Андрюха и кольнула какая-то мысль, да не удержалась в голове – не узнал он в Азии девушку своей мечты со своей потёртой фотографии – слишком она была теперь модная, да стильная.
   – Сейчас. Свалю, – пообещала Азия, подошла и заглянула в машину, – Где эта шавка?
   – Шавка – это ты, – ответил ей Андрюха и ещё раз весело попросил, – Свалила бы. Пока я твоих пацанов… – и осекся, – Не! Нехорошее слово. От слова – поц… Пока я твою братву товарить буду. Не тёлочье это зрелище.
   Крепкий, но не крупный, перед охранниками, он был абсолютно уверен, что побьёт их, словно перед ним стояли дети.
   – Не, я не понял! – нервно дёргая плечами и шеей, просто одурел от его наглости охранник, – Ты!.. В лифчике!.. С прокладкой!.. Ты меня прессовать собрался?… Меня!.. Крепового берета?.. Те чё, дрочить, снегурочка, надоело?
   Вместо ответа Андрюха весело, отправил его лицом на землю, выбив одним ударом сразу несколько зубов:
   – А я тебя признал! Ты ОМОН… Мы, когда чехов гнали, вы всегда за нами вовремя успевали. На зачистки свои. Пенсионеров зачищать. С холодильниками….
   Второй охранник почему-то кинулся поднимать первого.
   – Извини, братан, но сейчас и ты огребёшь, — сказал ему Андрюха, – Привет от голубых беретов! – задиристо улыбнулся и уже подёрнул было платье, чтобы удобнее было бить, сказав, – Ничего личного, только бизнес… Бля, в туфлях, как на лыжах. Сейчас бы, бля, сапошки мои, да на шнурочках. Да, омончик?
   – Он контуженный. У него пластина тут, – показал себе на голову второй охранник, – На фугас наскочили.
   Первый с бычьим упрямством пьяного пытался встать с асфальта.
   – Ну, я ж не знал! – расстроился и словно извинился Андрюха, – Тогда надо майку носить – я контуженный.
   Азия достала из-за пояса сзади пистолет и выстрелила Андрюхе в живот.
   И поцеловала пистолет.
   И спросила второго охранника:
   – Что стоишь, как баран? – Команды огонь не было. – А тебе в койке тоже «огонь» надо командовать?
   Он с болью посмотрел на раненого Андрюху и отвернулся к своему напарнику.
   – Ты, косорылая, те чё тут война? – удивился Андрюха, держась за живот.
   – А ты думал мир? – ответила Азия и выстрелила Андрюхе в плечо.
   И поцеловала пистолет.
   И выстрелила во второе плечо.
   И поцеловала пистолет.
   От второго выстрела Андрюха упал и расстроился, – Ё-маё!.. и мавзолей не зачистил и похоронят в колготках, как пидарка. Позорно, бля! Слышь, сына, – попросил он молодого охранника и показал на свою машину, – Там в пакете штаны. Сгоняй, а? – с трудом достал немеющей, почти уже мёртвой рукой Анин нательный крестик из-за пазухи и сунул его в рот.
   Азия, казалось, ушла в машину, убирая пистолет за спину, но вернулась оттуда со штык-ножом.
   Села над Андрюхой на корточки.
   Сняла с его коротко стриженной головы Анин парик и спросила, разглядывая губы в помаде:
   – Ты очко-то тоже помадой подводишь?
   – Ага, – ответил ей Андрюха, – Чтоб тебе веселей было… Отсосал не пробегал?
   – Пробегал, – спокойно ответила ему Азия, – Да пулю в брюхо схлопотал.
   – Да, бля… В чехии, бля, пронесло… а тут, бля, попал! – расстроился Андрюха голосом, до удивления похожим на голос майора Заломова из подвала, – Ты извини за зубы, слышь, краповый!
   *

   138.*
   Среди зелёно-серых ящиков и линялых армейских палаток, в хлопающем на ветру нижнем белье на палаточных растяжках, сидели и улыбались за дощатым столом ребята с автоматами в лихих голубых беретах, в жилетах с рожками от автоматов поверх полосато-голубых маек и один молоденький лейтенантик в парадной форме.
   Андрюха, держась руками за красное пятно на животе, подошёл к ним, удивлённо разглядывая.
   Все приветливо обернулись и подняли гранёные стаканы с молоком, а лейтенантик встал и сказал:
   – Молодец, что не узнал. Чтоб её никто не узнал… Андрюха! За тебя!…
   Все встали и выпили залпом свои стаканы.
   Не чокаясь.
   И у всех остались молочные усы.
   Андрюха вдруг узнал и радостно заорал:
   – Стрёма! Братан!.. Литёха, бля! Живой?..
   – Куда ж я денусь! – улыбнулся ему лейтенантик и тут же приложил палец к губам и шёпотом сказал:
   – А вот «бля» здесь нельзя…
   *

   139.*
   Шоссе.
   – А вот «бля» это – не надо, – по-матерински пожурила Андрюху Азия, – Это только нехорошие мальчики так говорят… Десантура, а ты достойно будешь в гробу лежать – чулочки-трусики из «Дикой орхидеи»… а в морге тебя, по ошибке, опустят… на посошок… понял, дурак, как она тебя подставила?.. А, кстати – где она?
   – Не… я сам. Если б я за неё не подставился, кто б меня подставил!
   – И оно тебе надо было? – удивилась Азия и нежно погладила его по затылку.
   – Она мне, как сеструха, – давясь кровью, объяснил Андрюха.
   – Почему она?.. Почему не я?.. Только потому, что она красивая?
   – Не, – морщась от боли, объяснил Андрюха, – Она чистая… Ей больно.
   – Не поняла я… про чистую. А чувствовать боль – удел больных. И слабых… Так, где она?
   *

   140.*
   Вдали на шоссе, появился золотой всадник на белом коне…
   *

   141.*
   Азия на корточках над Андрюхой:
   – Ну?.. Последний шанс… Где она?
   Она достала из сумочки бумажник Андрюхи и положила себе в карман.
   Андрюхе было очень больно, до рвоты, но он держался:
   – Ты по жизни в одну харю давишь… а она делится.
   – А ты не хочешь поделиться – сказать, где она? И поедем в больницу.
   – А ты, бля, никак неживая? – вдруг удивился Андрюха, словно что-то увидел.
   – Я-то как раз живая… а вот ты не очень… Да, я одиночка, и мне не больно… никогда не больно… но я тоже с тобой поделюсь, – тихо ответила ему Азия, – Ничего не хочешь у меня попросить?
   – А поцелуй меня в очко, – попросил Андрюха. И строго уточнил, – Только в засос. И до утра, бля!
   – С удовольствием, – согласилась Азия, – Но сначала, я отрежу тебе голову.
   – А я как раз курить собрался бросать. – Я тебе помогу
   – Во, ты, бля, шакалка! – усмехнулся Андрюха.
   – А победителей – не судят, – поправила его Азия.
   – Давай, бля… А я к Стрёмке пойду. Братуху увижу. Старшенького, – как-то вдруг светло и радостно улыбнулся Андрюха.
   – Сейчас ты всех увидишь, – пообещала ему Азия и меланхолично-спокойно, даже скучая, стала отрезать Андрюхе голову, умело уворачиваясь от фонтанов крови.
   – Не я не понял?.. Ты чё – совсем?.. Кончай. а?.. – заорал охранник, сплёвывая выбитые зубы,
   Второго чуть не вырвало.
   – А я кончаю… – остановилась и посмотрела на него Азия.
   Но он не понял:
   – Не, я не понял!.. Чё, ты, как это… аллахакбарыня… ну, уши ещё туда-сюда…
   Андрюха, сжав белыми губами крестик, мычал-шептал:
   – ГосподиИисусеХристеСынеБожийпомилуймягрешного…
   Шептал, до последнего.
   Как мог.
   *

   142.*
   Анна рухнула на колени перед окошком отшельника и закричала:
   – Батюшка, родненький, молись за Андрюшеньку! Мазерати! Его убивают! Убивают! Господи, прости меня, что не знаю молитв! Батющка, молись! Родной мой! Он умирает!
   – Господипомилуй неслись, как облака.
   – Что ты орёшь! – раздался голос отшельника, – Как недоенная корова… Кого убивают, за что убивают – это не твоего лягушачьего ума дело. Значит – так надо… А за солдатика – ты ответишь… Кровища за тобой волочится… как… месячные у слонихи… пошла отсюда!
   *

   143.*
   Шоссе.
   Азия – охраннику:
   – Что ты орёшь?.. Что вы так боитесь смерти? Умереть – это как ногти подстричь. Как волосы. У девочек плёночка между ног толще, чем эта грань между жизнью и смертью. Жрать много любите, подушки мягкие любите – вот и смерти боитесь. В вашей земле, на одном квадратном метре, зарыто по десятку человек, а вы, как девочки, тут морщитесь! Вы что, ОМОНы, историю свою не учили?
   – Не, я не понял!.. Он те чё, жить мешал? – всё отплёвался кровью охранник, – Чё ты маньячишь!
   – Он что вам – враг? Что вы беснуетесь? – подал голос второй, бледный как полотно – он достал Андрюхин пакет с формой и раскладывал на Андрюхином теле сверху полосатую майку, камуфляжные штаны, голубой берет и поставил рядом сапоги.
   Азия:
   – Он враг моего хозяина, которому я служу. А вот ты служишь своим соплям… ваш император Пётр Великий сам рубил головы своим врагам – историю надо знать… дурачок давно уже потерял свою голову от этой шавки, которую почему-то называл сестрой… а ты – сначала научись следить за зубами, – посоветовала Азия, всё ещё сплёвывавшему зубы первому охраннику, встала, наступила ногой Андрюхе на спину, и за волосы отломила голову от позвоночника, взяла за ухо и, достав телефон, пошла к машине, набирая номер.
   *

   144.*
   Андрюха шёл в голубом заломленном на затылок берете и парадной десантной форме по пустому шоссе, стучал сапогами, радостно улыбался и нёс подмышкой свою голову, когда его неслышно догнал сзади золотой всадник.
   – Сто четвёртый! Псковский! Парашютно-десантный! – лихо и весело козырнул Андрюха, – А у меня сегодня день рождения. День воздушно-десантных войск. Это – как мать родная!.. А вас Анька попросила?.. – и весь засветился в улыбке, – Сеструха! Уважаю!
   Всадник склонился, подхватил Андрюху подмышки и легко, как мальчишку, усадил его перед собой на коня.
   – А я Стрёме хрустальный калаш с водкой так и не купил, – вспомнил и расстроился Андрюха. И тихо попросил, как ребёнок, – А посидите со мной, пока я усну, ладно?
   И уснул.
   И так и не узнал в этой жизни, без роду, без племени, не знавщий даже дня своего рождения, детдомовец Андрюха, гвардии старший сержант – позывной на войне Мазерати, – что и Стёмке-братану и ему в День воздушно-десантных войск, который он отмечал, как свой день рождения, отрезала головы одна и та же молодая женщина.
   Да это, наверное, так надо было…
   *

   145.*
   Азия, с телефоном и головой Андрюхи:
   – Здравствуйте, генералиссимус. Вы будете смеяться, но у нас тут ещё один труп… Какой?.. Не быть вам министром. Вы что там – в погонах – все тупые?… Ещё один трупяк!.. И башка на капоте. Отдельно… С буковкой V нерусской… От чего отдельно? От туловища отдельно… Как кто? А сами-то как думаете?.. Она – Анна Кашина. Она же Виктория Белородова… Это её водитель. И он почему-то в её платье и чулочках… Ну, это уж вы сами разбирайтесь… у трансвеститов свои причуды… Кто он?.. Трупяк он, идиот!… А какие у бешеных собак мотивы?…
   И шлёпнула за ухо Андрюхину голову, как пивную кружку, на сверкающей капот бывшей Андрюхиной машины.
   И задумчиво погладила по волосам. И тихо сказала:
   – В этой жизни я тебя победила. До встречи. В новой жизни.
   И кровью пальцем написала красную букву V на Андрюхином лбу.
   – А как она могла отпилить ему голову, если она сейчас на дне рождения у твоего шефа? – со злой и кривой улыбкойспросил высокий чин.
   – Ёб… твою бабушку! С дедушкой! В бессмертные их души… – выругалась Азия и заорала на охранника, – К шефу. Быстро! На день рождения! Она там!
   Шлёпнула на крышу синюю мигалку, и джип сорвался с места, задымив по асфальту резиной.
   *

   146.*
   К высокому чину в кабинет зашёл подчинённый и молча положил на стол пачку фотографий…
   Азия с боевиками…
   Азия с человеческой головой…
   – Брать? – спросил вошедший.
   – Нет, – откинулся на кресле высокий чин, – Пусть пока… погуляет.
   *

   147.*
   В клубе, на юбилее, очередная поп-звезда старательно выводила под фонограмму очередной шлягер, что-то сладенькое, про любовь.
   Анна и Чистюля за столиком.
   Анна притворялась захмелевшей:
   – У меня был один прапорщик… не поверите – он мог это делать сутками…
   И тень брутального прапорщика легла на холёное астрологическое чело Чистюли. Он на мгновение почувствовал себя несколько ущербным, в сравнение, с далёким, неизвестным и могучим прапорщиком. Успокаивало лишь то, что он богат и знатен, а прапорщик, как бы хорош не был – наверняка, был всего лишь нищий босяк – что сразу успокоило и низвело таинственного прапорщика до ранга бессмысленного орангутанга в погонах, который, ну ничего, не может дать красивой и умной женщине, кроме бессмысленного и яростного совокупления до и после синих соплей…
   А Анна наслаждалась его комплексами:
   – И орал, – «бля!»… и как поршень ходил!… я на пару часов вырубалась… и по новой… вот столько водки, – показалапальцами, – С гречневой кашей. И снова работать!.. просто – как он любил говорить – в кал!.. не к столу будет сказано… мы с ним, после этого… обычно рвали зубами крыс.
   – Крыс? – не поверил Чистюля.
   Анна так посмотрела ему в глаза, что все его сомнения развеялись. Но он, вдруг, вспомнил слова старухи-красотки, про Аниного мужа.
   И успокоился.
   – Крыс! – подтвердила Анна, – И обязательно, живых.
   – Ваш муж был прапорщиком? – Нет. Мой муж не был прапорщиком. Но у каждой женщины в жизни должен быть свой прапорщик
   – А я люблю рвать зубами… проблемы. Так разорвать, чтобы хлестанул фонтан… Финансовый.
   – Про фонтан – это вы, как поэт… Я сразу представила Самсона, раздирающего пасть льву.
   Чистюля был польщён.
   Анна:
   – Помните, такой золотой фонтан в Петергофе… Мне нравятся мужчины, которые умеют делать деньги.
   И посмотрела в сторону Заказчика.
   Юбиляр сидел в окружении самых избранных, самых приближённых.
   Чистюля понял её взгляд. И снова в нём полыхнул огонь ревности. На этот раз – серьёзной:
   – Он многого добился в этой жизни. Гораздо большего, чем я, – согласился он, глядя в сторону юбиляра, – Вы, знаете, он не спит с женщинами.
   – А чётверо детей у него из планетария?
   – Да, – совершенно серьёзно ответил Чистюля, – Только это… конфиденциальная информация… Он говорит – за пятнадцать лет жизни с женой я спал с ней ровно столько раз, сколько у меня детей? Что значит – астрология? Царица наук.
   – Прямо скажу – не густо! – и Анна тут же спохватилась, – Великая женщина – рожать по графику! А не по любви.
   – Ах, любовь! – непонятно про что, тихо воскликнул Чистюля, – Есть женская любовь. А есть мужская.
   – А есть просто любовь… А больше он ничего не узнал у царицы наук?… Когда он умрёт? И как он умрёт?
   – Этого я не знаю. У меня на него, конечно, составлены свои карты… Его прочат в президенты. А я говорю – он будет царь! И верховный жрец! В одном лице. Он поднимет Россию с колен.
   – Нет. Президентом он не будет. И планетарий не достроит.
   – Это… надёжный прогноз? – снисходительноулыбнулся Чистюля.
   – Абсолютно. Как говорил доктор Воланд у Михалафанасьича Булгакова – Сатурн в Водолее… эники-беники, ели вареники… Аннушка уже разлила масло… помните, чем это кончилось?.. Я смотрю на него… Аннушка уже пролила масло… осталось – порвать… порвать зубами. И я его порву. Как крысу. Назло царице-астрологии.
   – Зачем? – умно улыбнулся Чистюля.
   – А пусть не лезет в президенты, – капризно ответила Анна.
   – А вы действительно верите в «глас народа – глас божий»? – вдруг пристально посмотрел на неё Чистюля, – Это же вой толпы.
   – Ну что вы? – успокоила его Анна, – Боги шепчутся только с избранными.
   И снова посмотрела на Заказчика.
   Чистюля тоже.
   – Мы с ним компаньоны. Он станет президентом – я сделаю вас министром… культуры. Хотите?
   – Не-а! – отказалась Анна от портфеля министра культуры, – Это я его сделаю.
   И улыбнулась.
   – Вы сумасшедшая, – влюблено глядя, прошептал ей Чистюля.
   – Нет, – возразила ему Анна, – Это вы здесь все с ума посходили. Налейте мне белого столового вина.
   Он налил ей немного водки в рюмку.
   Она взяла бутылку, налила водки до краёв в большой бокал для воды, насыпала туда полперечницы перца, полсолонки соли и перемешала ножом.
   В бокале поднялась серая муть.
   Глотнула:
   – Царская водка… Пора… Я хочу тебя… – Давайте… уедем отсюда
   – Нет… нет… Вечер только начинается… я хочу тебя здесь… прямо здесь… в туалете… в кабинке. Пошли.
   – Я вас обожаю, – прошептал Чистюля.
   Она стали из-за стола и он за ней.
   *

   148.*
   Джип Азии с сиреной и мигалкой летел по встречке.
   Сумеречные охранники.
   Азия рассматривала бумажник Андрюхи.
   Нашла сложенный конверт.
   Развернула.
   На конверте от руки было написано:
   «Личному составу 76-ой Псковской дивизии Воздушно-десантных войск.
   Фото гвардии лейтенанта
   Александра Стремнова 1982 – 2005
   104-тый полк.
   Вскрыть после моей смерти».
   Конверт был запечатан.
   Азия вскрыла его и достала фотографию.
   И увидела себя.
   С головой лейтенанта Стремнова.
   И прочла текст от руки на фотографии:
   – «Братишки!
   В случае моей смерти прошу её ликвидировать.За гвардии лейтенанта Стремнова Александра Викторовича – брата по оружию.Остальных мы сделали.В 2004—05 в чехии позывной – Шаманка.Я не успел.Андрюха (Мазерати)
   Гв. ст. сержант»
   – Так вот ты какой – позывной Мазерати… – вспомнив Андрюхину голову, сказала Азия, – Гв. ст. сержантик…Я от тебя по горам трое суток уходила… а в Москве догнала… это судьба!
   И Азия стала хохотать.
   И передразнила охранника:
   – Не, я не понял?.. Поклонники уже мои фотографии у сердца носят!…
   А по улицам гуляли голубые береты…
   – Объявляю охоту на саму себя! – и Азия пустила по ветру фотографию в окно летящего джипа, в компанию голубых тельняшек, – Догоняй, мужики!.. Чем, за щёлочками бегать… Ну! Кто первый? – и помахала им рукой, – А всё-таки в этих беретиках есть что-то бабское.
   – Не, я не понял, кто сказал? – возмутился охранник.
   – Я сказала
   Молодой охранник с заднего сиденья видел фотографию, узнал Азию на ней, и в глазах на мгновение сверкнула ненависть.
   Но он погасил её.
   И отвернулся.
   *

   149.*
   А фотография упала на тротуар.
   И человек в голубом берете поднял её.
   Потом конверт.
   Всё тщательно прочёл.
   Долго смотрел.
   – Братишки! – тихо позвал народ, – Тут тема лютая пришла. Из джипа кинули.
   Его обступили.
   Все затихли.
   Фотография пошла по рукам.
   – Подъём, пскопские! – глаза стали стальными, – Я номера засёк.
   *

   150.*
   Коридор.
   Анна.
   И Чистюля.
   Анна:
   – Я хочу в мужском… Там так пахнет мужчинами… Я люблю запах снега. Чистый, чистый. И ясный. Как детство. И запах осенних листьев. Пряный и грустный… И мужского туалета. Он меня пьянит… я зверею, – пьяно сказала Анна с бокалом и вошла в мужской туалет.
   Чистюля, оглянувшись, шагнул за ней.
   *

   151.*
   В туалете никого не было.
   Анна поставила бокал на раковину и за галстук повела Чистюлю в кабинку.
   Гладя в глаза, Анна опустилась перед ним на колени.
   – Сначала я хочу посмотреть, как из тебя бежит твоя витая струйка. Такая горячая, такая золотая, как ты… – начала говорить, расстёгивая ремень и брюки.
   – О, Анна! – задышал Чистюля, косясь на дверь, – О, Виктория!
   *
   152.
   Азия с охранниками подъехали к клубу, выскочили из ма-шины и быстро вошли внутрь.
   – Сколько вы жрёте! – брезгливо сказала Азия, оглядывая, столы, гостей, объеденных быков на вертелах, – Человеку в день нужно риса, сколько поместится в кулаке. Остальное – смерть. Иначе человек – животное.
   – Если к этому – ноль пять, впрокладку, – показал паль-цами поллитра охранник и согласился, – Жить можно.
   *
   153.
   Расстёгнув Чистюле ремень, Анна начала снимать брюки и вдруг так рванула его за ноги, под коленями, что он полетел назад, ударился затылком об пол и отключился.
   – Простите, пожалуйста… – сказала ему Анна, — Если бы ты толь-ко знал, какое ты ничтожество. Как говорит Андрюха Мазерати – ну, поз-зорно, бля!.. такой мразью-то жить, – сня-ла с него галстук, за шиворот усадила на полу, привязала гал-стуком руки к ногам и за шиворот же поволокла в кабинку.
   Достала из кармана пиджака бумажник, и только стала вы-нимать одну, за одной купюры и набивать ими рот Чистюле, как ей пришла идея:
   – А это идея. Планетарий в общественных туалетах. И ты, просветитель народа, впереди на белом унитазе. Сидишь и смотришь – сверху звёзды, снизу дерьмо. А ты – между.
   *
   154.
   Азия и два охранника бежали-быстрошли по коридору.
   Анна почуяла опасность.
   Закрыла в кабинке Чистюлю, озираясь на дверь, выдавила на ладони шампунь над раковиной и быстро руками стала ма-зать пол.
   Наскоро вымыла руки.
   Взяла с раковины бокал и залпом весь вылила в рот…
   *
   155.
   Азия первая и два охранника зашли в мужской туалет…
   *
   156.
   Было пусто…
   На полу лежали две туфельки Анны.
   Они остановились, напряжённо глядя на ряд дверей.
   *
   157.
   Анна замерла под потолком, прижавшись спиной к стене, босиком на двух электросушилках для рук.
   Неслышно и мягко, как кошка, спрыгнула за спины охран-ников.
   *
   158.
   Охранники синхронно обернулись.
   Анна сильно плюнула, как на бельё во время глажки, в глаза одному и другому – аэрозолем из водки, перца и крутой соли.
   Оба взвыли от рези в глазах и схватились за лица.
   Два удара ногой под коленки и оба рухнули на колени на скользком полу.
   Анна упала на колени между ними и сильно и синхронно сжала ладонями каждому в паху.
   Оба снова взвыли.
   И схватились за ширинки.
   Анна вырвала пистолет из подмышки у одного и наотмашь ударила обоих по головам.
   Оба упали в разные стороны.
   Анна вскочила с колен.
   *
   159.
   Глядя Анне в глаза, Азия медленно отходила вглубь туалета вдоль кабинок:
   – Говорят – за оружие хватается только слабый… ну, да-вай, откинь вибратор…. Пообщаемся… По-честному.
   – Свой сбрось… Только без суеты
   Анна держала её на мушке.
   Азия медленно достала из-за спины свой серебристый пи-столет с драконом.
   Медленно положила на пол и толкнула ногой.
   Пистолет приехал к Анне.
   Анна подняла его, и выдавила из обоих обоймы.
   Бросила оба пистолета в мусорную корзину.
   – А тебе пойдет стать покойницей, – сказала ей Азия, сни-мая пиджак.
   – А тебе не идёт живой, – ответила Анна, – Ты страшнее мёртвой.
   Азия скинула туфли и стала медленно подходить к Анне…
   Анна ударила, как учил прапорщик.
   Удар пришёлся Азии в челюсть и, мотнув головой, она упала на пол, лицом вниз.
   С трудом поднялась на колени и стояла, упираясь в пол ладо-нями, оплёвываясь оранжевой слюной.
   Анна стояла над ней:
   – А бы тебя отправила в ад, да ты и так оттуда родом.
   – Мне что ад, что рай – я везде солдат. Это ты слю-нявая… Ты не чувствуешь себя чужой в Москве?…чужой и оди-нокой?.. – медленно мотая головой, вдруг грустно спросила Азия.
   – Сейчас вот отоварю тебя, как говорит Андрюха Мазе-рати и сразу стану одинокой.
   – Никогда не видела, чтобы мужик в чулках так быстро бе-гал. У него нет чести…
   – Закрой свой грязный рот, падаль! Ты мизинца этого маль-чишки не стоишь. Сейчас я тебя за Андрюшку… Ты у меня всю свою инвалидную жизнь его будешь помнить.
   – Есть такое искусство буши-до… Древнее, очень древнее японское искусство армейского боя… Искусство побеждать и искусство проигрывать. Искусство чести… Когда человек про-играл, значит Бог покинул его… Но когда проигравший стоит на земле четырьмя точками – ногами и руками – бить нельзя. Но, как только одна рука, или нога побеждённого оторвётся от земли – бить можно. Чем угодно. И куда угодно… Дого-ворились?
   – У нас в деревне тоже лежачих не бьют, – ответила ей Ан-на, отходя назад, – Особенно, которые на карачках. Бодливой корове Бог не то что рогов, даже вымени не дал,
   Азия восприняла это, как намёк на свою плоскую грудь:
   – Всегда завидовала девчонкам с молочными титьками.
   С трудом встала на ноги.
   И вдруг стало ясно, что это была игра.
   Игра в нокдаун.
   И сказала Анне, усмехаясь и перекрывая путь к двери:
   – Красиво жить не запретишь…. Я, в смысле, про твою по-рядочность… Ты думаешь, ты честная?… ты тупая.
   И Азия сделала странный жест – медленно, вбок, под-держивая рукой, подняла ногу, выше головы, как балерина.
   Брючина спала и стала видна кобура на лодыжке с ко-роткоствольным револьвером.
   – Красиво жить не запретишь… – повторила Азия и ус-мехнулась, – И умереть тоже… Я столько раз обманывала смерть, что мне тебя даже обманывать не надо.
   – Артистка! – похвалила её Анна, – Как тебя только зем-ля терпит, такую мразь?
   Азия достала револьвер и также медленно опустила ногу:
   – Это не земля меня терпит. Это я её терплю… эту глу-пую, грешную землю… переполненную такими идиотками, как ты, думающими, что они знают, что такое честь… я воевала… я берегла свою честь… и если я жива – значит, я всегда побеж-дала… значит – Бог был со мной – я сохранила свою честь…
   Анна незаметно отлепила от уха пластырь с осколком брит-вы и зажала между пальцами, а Азия продолжала:
   – Я отрезала головы… и такое трогательное зрелище – мужики, которые боятся смерти… они хотели жить… жажда жизни брала верх над честью… у них уже не было чести… ты думаешь, ты честная?.. ты тупая… как всякая домашняя молочная корова… но когда я на тебя смотрю, я их понимаю… тех жалких мужиков… и мне тоже, вдруг, хочется жить… мне хочется быть мужиком… поставить тебя на колени… и нах-лобучить… сзади… тепло-о так… по-домашнему… а потом дать тебе в голову… одну вещицу… – Азия провела дулом револьвера по губам, – А знаешь, тебе понравится.
   – Ну, ничего, так, – согласилась Анна, – Только, коро-тенький уж очень.
   – За то уютный, – возразила ей Азия и коснулась кончиком языка дула
   – Тебе бы подлечиться, – сказала ей Анна, лихорадочно пе-ребирая варианты.
   Вариантов не было.
   Расстояние между ними было большим.
   Вдруг сзади, за спиной Азии, неслышно открылась дверца в подсобку и оттуда вышла старушка-уборщица в платочке, ха-лате со шваброй и резиновых жёлтых перчатках.
   Азия перехватила взгляд Анны и покосилась в зеркало.
   В зеркале сзади никого не было.
   Азия продолжила:
   – От любви не излечишься…
   – А разве твой хозяин… разве он велел тебе меня уби-вать? – схватилась за призрачный шанс Анна.
   – Но и баловать тебя он тоже не просил… Я не убиваю. Сей-час ты просто не понимаешь… у Дон Жуана было три тысячи женщин. У меня, конечно меньше, намного меньше…
   Старушка грустно слушала, опершись на швабру.
   Азия:
   – Но он такой школьник, этот ваш мифический дон-жуанчик… он же только трахал своих глупеньких баб, которые потом рыдали и сохли по нём… и это называется – лишить женщину чести… какая чушь!… что такое честь?.. честь, это когда ты убиваешь… ты – а не тебя убивают… и я убивала… я лишала мужиков чести… только мужиков, и только солдат… и я кончаю, когда убиваю… только, когда убиваю… от полноты чувства чести… если бы ты, корова, знала, что это такое… а тебе я отрежу голову твоей безмозглой бритвочкой из-за уха.
   Уборщица вдруг взмахнула шваброй.
   Наотмашь.
   Древко гулко запело в воздухе и резко, и сильно ударило Азию по шее.
   Как саблей.
   Азия замерла, глядя на Анну, потом прохрипела:
   – Ты… не бессмертная… ты просто не хочешь умирать… – прохрипела и рухнула, как подкошенная.
   На колени и набок.
   – Спасибо, мать, – расслабилась и сказала уборщице Анна.
   Старушка сокрушённо покачала головой, сказав, – Ну, ты и дура! – и снова оперлась на швабру, – Иди, давай… мне уби-рать надо… – и стала замывать кровь своей шваброй,
   Анна пыталась привести себя в порядок перед зеркалом, и видела в зеркало, как уборщица заматывала серо-се-ребристой липкой лентой охранникам руки и приговаривала:
   – Плюють тут, харкають… а потом валя-яютца!.. а ты подтирай тут за ними…
   Анна почему-то стала тщательно и нервно мыть с жидким мылом руки.
   С маниакальностью хирурга.
   Уборщица желтой перчаткой открыла рот Азии:
   – Рот твой бесстыжий… пятьсот лет нас басурманы косо-глазые мучили, до ватников довели, и сейчас на горшок спо-койно сходить нельзя, – оне туть как туть, – и, отматывая с рулона, стала набивать рот Азии туалетной бумагой.
   И заметив взгляд Анны, бросила:
   – А ты что тут разрумянилась в мужиковом тубзике!.. Пошла вон!
   – Сейчас, сейчас… – пообещала Анна и вдруг замерла и резко обернулась.
   Никакой уборщицы не было.
   Были два связанные охранника на полу и связанная Азия с полным ртом туалетной бумаги.
   Анна метнулась к подсобке и распахнула дверь.
   Там была конурка с полками и вёдрами.
   Да и человек там поместиться не мог.
   Анна распахивала дверцы всех кабинок.
   Кроме связанного, тихо страдальчески мычащего Чистюли никого не было.
   Анна одела туфли, взяла свой пустой бокал, в серых то-чечках молотого перца на стенках и вышла из туалета.
   Закрыла дверь, сбила ногой дверную ручку и, делано-не-твёрдой походкой, пошла в зал…
   *
   160.
   Москва вымерла.
   А десантура сурово не громила город.
   Не била витрины, иноземцев и иноверцев.
   Десантура пьяно и сурово… расписывала город.
   По стёклам дорогих магазинов.
   Поверх рекламы.
   И уже вся Тверская была исписана:
   – За лейтенанта Стремнова!
   – За Андрюху Мазерати!
   – За генерала Родионова!
   – За десант!
   – За братишек!
   Фамилий становилось всё больше и больше – каждый до-бавлял своего.
   Появились фотографии и затеплились свечки.
   Началась цепная реакция – ОМОН писал своих и милиция присоединялась.
   Армейские патрули писали своих и не мешали другим.
   Парни, мужики, старики….
   Пили и обнимались.
   И сидели, каждый под своей фамилией, под своим списком.
   И писали всё новые имена и звания…
   И никто не громил город.
   И к вечеру весь город был расписан.
   Фамилии, фамилии, фамилии.
   Фотографии, фотографии, фотографии.
   И тёплые огоньки свечечек.
   *
   161.
   В окошке отшельника вдруг оборвалось вечное:
   – Господипомилуй…
   И началось, как плачь:
   – Помяни, Господи, во Царствиии Твоем души рабов Божиих
   Виктора, Андрея, Сергия, Сергия, Петра, Никиты, Илии,
   БорисаПетраФёодораМаксима…
   И так до бесконечности…
   Словно кто-то дал список.
   *
   162.
   Зал сдержано-пьяно гудел.
   Музыки не было.
   У поп-звёзд была пауза.
   В честь юбиляра начался салют.
   Покачиваясь, Анна вышла на эстрадку и сняла микрофон:
   – Я… меня зовут Анна… вернее Виктория… впрочем, какая разница, как меня зовут… я хочу сказать тост… кто-нибудь, налейте мне белого столового вина.
   Подошёл официант и плеснул в бокал чуть водки на дно, как коньяку.
   – Нет, нет, полный, – поправила его Анна.
   Официант долил ей фужер до краёв.
   Зал загудел.
   – Я хочу… я хочу… чтобы вы… никто из вас… никогда… не пережил своих детей… особенно я желаю этого нашему до-рогому юбиляру… храни, Господь, его детишек… но то, что он не переживёт их – я ему обещаю.
   Зал замер…
   *
   163.
   Заказчик уже уходил с вечера и садился в свой длинный бе-лый лимузин с чёрными стёклами…
   И вдруг услышал тост.
   И остановился.
   – Кто она? – спросил у охранника с лицом римского ле-гионера.
   – Заказная. Пришла с кем-то из гостей
   – Подгони мне эту тёлку… Ему скажешь – нажралась, вы-вели. Да! И проверь у неё за ушами.
   – А что там может быть? – удивился охранник.
   – Ну, бритвочка, там… на липучке.
   – Понял
   – Вперёд!
   Охранник ушёл.
   *
   164.
   Анна:
   – И хоть вы тут все и дрянь… а я дрянь ещё хуже вас… вы когда-нибудь читали покаянный канон – «как свинья в калу»? … вы ничтожества, успевшие набить свои жадные рты, когда разворовывали страну, когда народ довели до нищеты… всё рав-но, если Бог вас терпит, я желаю вам… любви… я вас люблю… и народ вас терпит…. наш нищий, обворованный народ… и сми-ренно ждёт… чтобы к вашим состояниям, в ваши души сошло благочестие… этого, конечно, не будет… но… люди наивно ждут… но когда-нибудь народ вас поднимет на вилы – рево-люции вас ничему не учат… если вы хотите стать классом, буржуазией, вы должны понять свою ответственность перед другими классами, жертвовать на храмы, жертвовать на на-род, на детей… делиться… но, дорогие мои, хорошие… за вас… за юбиляра!.. я желаю ему полную чашу… я обещаю ему полную чашу!.. Сегодня!.. Сполна!… А выпью я за моего брата – Анд-рюху Мазерати!
   И выпила до дна весь бокал.
   Настороженный зал загудел, и жидко захлопал, так ничего и не поняв.
   *
   165.
   Охранник подошёл к Анне и взял из рук микрофон и отклю-чил:
   – Прошу меня извинить, но ваше поведение противоречит правилам нашего клуба, я прошу вас покинуть помещение.
   И Анна поняла – сейчас он отведёт её туда, куда ей надо, ку-да она так хотела – к Заказчику.
   Нужно было теперь только не сделать ошибки.
   – Да, да… сейчас… извините, я просто немного выпила… сейчас.
   Он вежливо повёл её.
   Она шла пьяненькой походкой, незаметно отклеила бритву и выбросила.
   У выхода он обыскал её, и провёл по ней металлоискателем, она играла пьяную дуру:
   – О, это такой вибратор?.. А ещё поводите так…. Ой, как хорошо!… Эта штука посильнее «Фауста» Гёте будет, – и восхищённо спросила охранника с брутальным лицом рим-ского легионера, – А вы не филолог?. Вы очень похожи на фи-лолога… Нет, скорее на лингвиста.
   Охранник не понял хорошо это, или оскорбительно, быть по-хожим на филолога-лингвиста, но зашептал ей:
   – Девушка, вами интересуется наш юбиляр и просит вас на следующий номер программы. Это очень почётно, – и скрыт-но показал на белый длинный лимузин с чёрными стёклами, и пощупал у неё уши: – Прошу.
   – А уфки зачем трогаете? – кокетливо дурила Анна, – Вы абстракционист? Эта фтукка вовсе не за уфками. Она горафдо нифэ.
   Охранник вежливо вёл её совершенно не понимая, зачем его шефу, такая идиотка, а она шла рядом с ним, качаясь и, видев длинный белый лимузин захлопала от восторга в ладоши:
   – Ой, какой трамвайчик!… А где рельсы?.. ведь должны бы-ть рельсы?
   – Прошу вас, – распахнул дверцу лимузина охранник.
   – Я хочу в багажник… ой, это так романтично… Я никогда не была в багажнике… с мужчиной. А вы, случайно, не пра-порщик? А то я, жуть как, люблю прапорщиков!
   Он вежливо усадил её в машину, залез вслед за ней и за-хлопнул дверцу.
   *
   166.
   В салоне было темно.
   Охранник показал Заказчику незаметным жестом, что при-каз выполнен, за ушами смотрел – всё чисто.
   Заказчик отвернулся в окно.
   Анна:
   – Это у вас такая длинная машина или я так напилась?..
   Заказчик не повернулся к ней.
   Анна:
   – А у вас всё такое большое?…
   Заказчик молчал.
   Анна, подождала ответа и не получила:
   – Ну, ничего… скромность, украшает…. девушек… а?… а вы не из вытрезвителя? А то я никогда не была в вытрезвителе. Жуть, как хочется.
   *
   167.
   Лимузин мягко тронулся.
   *
   168.
   Разматывая скотч с рук, и отплёвываясь туалетной бумагой, Азия выбежала из клуба.
   На спортивном хищном мотоцикле у входа сидел красавец верхом и картинно-рекламно разговаривал с двумя манерными девушками.
   Азия ударила его ногой по голове.
   Он упал с мотоцикла и не дёрнулся.
   Шлем запрыгал по асфальту.
   Девушки завизжали.
   Азия подняла и одела его шлем, села на мотоцикл и рванула.
   *
   169.
   Салон лимузина.
   – Это не машина, это поезд?.. – догадалась Анна, – Скорый поезд Москва-Тамбов… А туалет есть?.. А балкон?
   Заказчик смотрел в окно и молчал.
   Анна:
   – А крышу надо раскрасить как ночное небо в планетарии, будет очень сексуально. А на пол насыпать сена. Будет, как в де-ревне.
   Охранник ничего не понимал.
   А Анна дурила по полной:
   – А вы оба такие таинственные, такие задумчивые, как Штирлицы… А куда вы меня везёте?… В вытрезвитель?.. Ой, я иногда люблю заскочить в вытрезвитель, выпить чашечку ко-фе… по вдохновению… А попросите у проводника чаю… в ту-фельку. Я хочу проверить ваши чувства.
   И Анна сняла туфельку.
   *
   170.
   Лимузин влетел в тоннель.
   *
   171.
   В рубашке, заляпанной кровью, из клуба выбежал ох-ранник, тот, что помоложе.
   Запрыгнул в джип.
   Достал из кармана и одел голубой берет.
   И рванул с места.
   *
   172.
   Анна сидела и издевалась:
   – Мальчики, моя девица уже пустила слюнки… И это ре-бята, заслуга вашего молчаливого скупого мужества. Я всегда любила военных… Не хотите слизнуть?… Слезинку с горячих и нежных губок одинокой девушки, жаждущей любви и ласки… Ой, а я так люблю анальный секс!… прям, как красную икру… входите, мужчины, и плачьте!… я такая узенькая… как за-мочная скважина.
   Анна стала снимать с себя трусики.
   Охранник отвернулся.
   – Ты же любишь подглядывать?…Вы все любите под-глядывать… за девчонками в сортирах… Вы же боитесь жен-щину… Был у меня один прапорщик… в детстве… У него палец был – страшнее чем твой ствол, подмышкой. Я кончала от од-ного его взгляда. Ты – не то! — тыкнула пальцем в охранника, – Ты не настоящий прапорщик. Пыжишься только. А он был на-туральный… А, давайте, зажжём групповичок, а? – попросила Анна, – Только вас, ребята, что-то мало, – и одела трусики на голову Заказчику.
   Заказчик сидел с женскими трусами на голове и смотрел в окно с измученным лицом.
   Охранник поглядывал на хозяина и не выдержал:
   – Девушка, вы чего хотите этим добиться?
   – Чем?
   – Своим поведением?
   – Что б ты вышел, дурак, – совершенно трезвым голосом ответила ему Анна.
   – Остановись, – не поворачиваясь, приказал Заказчик, снимая трусы с головы.
   – Стоп! – сказал охранник водителю.
   Лимузин резко остановился.
   Сзади взвизгнули машины.
   – Выйди, – приказал охраннику Заказчик.
   Охранник недовольно повиновался.
   Вышел из машины.
   Лимузин уехал.
   *
   173.
   Тоннель
   Охранник вынул из подмышки пистолет и, угрожая во-дителям, чтобы останавливались, мрачно и зло пошёл посреди дороги к выходу из тоннеля навстречу потоку.
   Машины визжали тормозами и объезжали его.
   *
   174.
   По ночному городу летела Азия на мотоцикле.
   За ней охранник на джипе.
   *
   175.
   Салон лимузина.
   Анна:
   – А куда пропал этот мужчина?.. такой суровый… мечта девчонок из провинции… такой… настоящий прапорщик… враг анального секса.
   И полезла на Заказчика.
   И уселась на нём верхом.
   И вмиг стала трезвой.
   И пальцем нежно провела по его толстой, голубой и пуль-сирующей сонной артерии.
   В ней билась невидимая кровь.
   Пока – невидимая.
   И сказала:
   – Ну, вот и всё… вот мы и вместе.
   Заказчик смотрел в окно.
   Вздохнул и тихо, и кротко сказал Анне:
   – Я знаю кто ты?
   *
   176.
   По улицам Москвы нёслись —
   белый, длинный, как вагон метро автомобиль с чёрными стёклами, с Анной и Заказчиком,
   Азия на мотоцикле,
   и охранник на джипе.
   *
   177.
   Салон автомобиля.
   Пепельно-чёрная кожа салона.
   – А кто я? – спросила Анна, сидя верхом на Заказчике.
   – Я знал, что ты придёшь… я ждал тебя всю свою жизнь… этот запах… никогда не забыть… Ты ведь знаешь, как пахнут дети… материнским молоком… и любовью.
   – Мой ребёнок пахнет… смертью… ей было всего четыре годика… всё моё земное счастье… теперь она в земле, моя де-вочка… уже полгода… чуешь этот запах?… Запах смерти… Я мать убитого тобой ребёнка и жена убитого тобой человека!.. Но за что, тварь?
   – Ты должна была принести своего первенца в жертву.
   – В жертву!… Кому?… Тебе? Ты кто такой? Урод! С пла-нетарием в башке.
   – Был на Кипре царь Кинир сын самого Аполлона и была у него красавица дочь Мирра…
   – Типичная сказочка для новой русской недоделанной бур-жуазии – жил-был в одной офшорной зоне на синем море один полубожок в пиджаке от Хуго Босса и с Картье на лапе – муд-рый владелец частного сортира на сто посадочных мест, ко-торый он собирался перестроить в планетарий… Я же тебя, тварь, спросила – за что?
   – И однажды жена Кинира похвасталась, что их дочь пре-краснее самой Афродиты. И Афродита внушила дочери сжи-гающую страсть к отцу. И прекрасная Мирра прокралась ночью к нему в постель и зачала от него…
   – Вот ты эту светлую кровосмесительную сказочку своим дочерям на ночь и рассказывай. А я знаю другую сказку. Про сон-ную артерию.
   – Вот я старшей и рассказываю, – виновато и тихо сказал Заказчик.
   *
   178.
   Азия летела за двести и уже увидела вдалеке лимузин шефа.
   Её догонял джип с охранником в голубом берете.
   *
   179.
   В машине ехал человек, одной рукой держал телефон у уха, из второй ел мороженое, целый семейный брикет, и непонятно как управлял машиной:
   – Я еду и плачу… там бабла, как навоза в коровнике. Не убы-вает. С неба валится. И всё мимо кассы! Они говорят – мы не нуждаемся в услугах вашей фирмы… Еду и рыдаю. Надо что-то делать…
   Доел мороженное и, не глядя, выбросил бумажку в окно
   *
   180.
   Липкая бумажка от мороженного с лёту влепилась Азии в шлем, прямо на глаза.
   Азия содрала её.
   Стала тереть рукой стекло.
   И немного сбавила скорость.
   Охранник воспользовался этим и догнал-поравнялся с ней.
   И ударил боком мотоцикл Азии.
   Мотоцикл на скорости ушёл на встречную полосу и, как ни пытался затормозить и вывернуть водитель встречного грузови-ка, Азия всадилась ему в машину, как чёрная бабочка.
   И улетела.
   И её кидало и крутило по асфальту, как мячик.
   Грузовик перевернулся, из него покатились бочки и стали взрываться.
   Молодой охранник смотрел назад, на кувыркающуюся по асфальту горящую Азию.
   А когда глянул на дорогу, то увидел, что прямо в лоб на него летит опора моста…
   И не успел вывернуть…
   *
   181.
   А любитель мороженного так ничего и не заметил.
   Ехал и говорил в телефон:
   – Еду и плачу. Такие бабки мимо рта носят. Надо что-то делать. Может, хозяина…
   *
   182.
   Азия встала в огне.
   Пылающая.
   И пошла…
   Подбежали какие-то люди, суетились, кричали, сбивали с неё пламя…
   Кто пиджаком, кто чем.
   А Азия упрямо шла.
   Шла и шла.
   Пока не упала.
   Лицом вниз.
   Человек с маленьким огнетушителем потушил её.
   Её перевернули и сняли шлем.
   На асфальте, лежал, запрокинув голову и раскрыв рот, ста-рый калмык с очень плохими зубами.
   *
   183.
   Анна хохотала:
   – Ты так перепугался, что перед смертью решил меня усы-новить. Это ж надо так пересраться! Так вывернуться со стра-ху! А наследство мне обломится?
   – Я не боюсь смерти.
   – Конечно… Я припоминаю финал этой басни – во-первых папочка Кинир нажрался и по пьяни переспал с дочерью. А когда протрезвел, то побежал за ней со столовым ножом. Афродита из жалости превратила её в дерево, но папаша разрубил его, а из дупла выпал прекрасный Адонис.
   – Бог, правящий порядком вещей на земле. А Мирра пре-вратилась в благоуханное мирровое дерево и с тех пор исто-чает миро. Я не боюсь смерти, – повторил Заказчик, – А брит-вы за ухом у тебя нет… Ни золотой, ни какой.
   Анна оскалилась…
   И Заказчик увидел зажатый между зубов осколок лезвия.
   Анна чиркнула зубами по его щеке.
   Заказчик дёрнулся.
   По щеке пробежала тонкая красная ниточка и из неё, как слезинка покатилась капелька крови.
   Анна вынула осколок изо рта и двумя пальцами прижала к его сонной артерии.
   Другой рукой, указательным пальцем написала ему на лбу его кровью латинскую букву V:
   – Ну, что махнём на Кипр? Зачнём Адониса? Папочка!.. А по-том я превращусь в большой смородиновый куст… Нет, не по-еду… Погоди! У нас же наоборот, – это ты должен пре-вратиться в огромный прекрасный лопух. А я тебя бритвочкой! А в лопушке – Адонис, мальчик наш… агу-у-у… Ах, да! Я ж за-была. Я ж теперь дочь будущего президента. А сынок наш кто будет?.. Царь? Значит я теперь дочь-жена будущего президента России и мать будущего Царя Всея Руси Адониса Первого – вставай, сынок, пора в планетарий… Ради этого стоило при-ехать в Москву и стать проституткой.
   – Я представлял нашу встречу иначе…
   – Что я прибегу с гороскопом, – подол в зубах – и буду умо-лять – папочка, папочка, спасибо тебе, что ты убил моего ре-бёнка и мужа, трахни ещё, пожалуйста, напоследок свою лю-бимую дочку?
   – У тебя на спине родимое пятнышко. Абсолютно такое же формы, как у меня.
   – Ну да! Я сейчас полезу раздеваться, и сравнивать как нас пометили боги… А ты вынешь свой поганый пистолетик с зо-лотой пулей.
   – У мамы был шрам на животе. Ещё с детства. Она ку-палась, залезала в лодку, через борт и порезалась. Как ла-тинская буква V. Она стеснялась, а мне нравилось, и у неё был купальник, который закрывал живот. Когда она была беременна тобой, буква стала большой. Мы думали, будет сын и хотели назвать его Виктор. Из-за этого шрама. Он нам казался зна-ком. И назвали тебя Виктория.
   – Я Анна, – сказала ему Анна, – Ошибочка вышла, господин будущий не президент.
   Но Анна ему уже поверила…
   – Мать крестила тебя в честь Анны Кашинской… Ты не го-това к этой встрече. А я тебя так ждал…
   – И велел убить мою дочь!.. Свою внучку!
   – Я не жил… это сплошная мука…когда я понял, что я лю-блю свою дочь… ты не представляешь, что это такое, – по-нять, что любишь свою собственную дочь, что это един-ственная женщина в твоей жизни… которой у тебя не было… и не должно быть, по законам жизни… и наш сын… вот уже год, я вижу его во снах.
   – И когда же это ты успел меня так полюбить? Я ни разу в жизни тебя не видела… А, пожалуй, это и к лучшему.
   – Знаешь, у меня есть такая, тайная комната… О ней ник-то не знает. Только там я и живу… там твой храм. Храм Ви-ктории… Тебя ездили фотографировали и снимали… Хочешь, поедем, я тебе покажу… Я не сплю со своей женой, это давно чужой мне человек, я не сплю с женщинами, я жду тебя, мою дочь и мою женщину – теперь я знаю, любовь выше законов – моё божество, мою единственную девочку…
   – Заткнись. Ты похож на собачку.
   *
   184.
   Линузин летет вдоль расписанных десантурой домов, вдоль стены, по которой огромными буквами шла надпись:
   – За Андрюху Мазерати! гв. ст. с. 104 Пск. ПДП ВДВ
   И Анне стало и больно, и тепло, она улыбнулась:
   – А у меня был брат. Андрюшка. Стало быть, твой сын. Та-кой мальчишка! Я даже немножко влюбилась. Чужие люди ока-зались родней своего… Твоя холуйка убила его. Хотя, вряд ли, он захотел бы иметь такого отца… Они с моим мужем, наверное, смотрят сейчас на меня и смеются… Сидит дура с бритвой, без трусов, на мужике верхом, который называет себя её отцом, держит у папы бритву на сонной артерии и слушает папочкину ахинею про любовь, что должна зачать он него сыночка в пла-нетарии… Сидит… и не может полоснуть его по горлу… За до-ченьку мою, за мужа, за Андрюху Мазерати, за прапорщика За-ломова, за мальчишечку с телефоном… Господи, почему ты та-кой урод, папочка!..
   – Моя любовь обернулась смертью…
   – Смерть – это меньшее из того, что ты заслужил… Сорок секунд… и твоя гнилая кровь брызнет фонтаном… Ты можешь начинать считать…
   Заказчик, глядя ей в глаза, испугался.
   Анна заметила:
   – Как говорила твоя придурочная азиатка – у тебя нет че-сти. Ты боишься смерти.
   – Охрана убьёт тебя.
   – Кто? Вот этот кучер в шутовской кепке?.. Как говорит Андрюха Мазерати – отоварю. Даже не успеет понять – кто? Но даже если бы он и смог меня убить – мне всё равно. Я давно уже мертва. Ты убил меня вместе с дочкой и мужем. И с Анд-рюхой. Это только моё тело. По инерции оно ещё ходит по зем-ле. Только потому, что в сердце, словно змея, жила жажда мще-ния… Теперь я понимаю, откуда во мне это… Если бы я не на-чала мстить, жив был Андрюшка и тот мальчик с телефоном. Господи, я даже не знаю его имени, он мне только дал телефон… Теперь я свободна. От мести. Для того чтобы освободиться, мне надо было тебя достать. Мне надо было потрогать твою сонную артерию. В которой, оказалась кровь моего отца… Но, я тебя не убью. Я не стану тебе мстить не потому, что ты мой отец. Не потому, что у тебя есть четыре дочери и ты им ну-жен… Потому, что я стала свободна… Мамы уже нет, доченьку мою ты убил, мужа тоже… А отца у меня не было никогда… у меня в свидетельстве о рождении, в графе «отец», мама по-ставила чёрточку – и она была права… Я люблю тебя… Но не больше, чем любого другого человека…
   И она выбросила в окно осколок бритвы.
   *
   185.
   Он стал целовать её.
   Она сидела, как кукла.
   Ей было всё равно.
   Он целовал её лицо, шею – так нежно и трепетно…
   Он любил её.
   Но она была где-то очень-очень далеко.
   И это безразличие унижало.
   И не оставляло никакой надежды.
   Он стал срывать с неё одежду.
   Это было отчаяние…
   Она не сопротивлялась.
   Он сорвал с неё всё.
   Она сказала:
   – Это не смешно, не противно,… это не больно, не сон, не безумие… это че-пу-ха!… как под наркозом… если бы ты только знал, как я сейчас свободна… но какой ценой!
   Он посмотрел ей в глаза и испугался.
   И заорал водителю, – Стой!.. – потом ей, – Если ты такая свободная… иди, гуляй… без трусов… как животное.
   И вытолкнул её из машины.
   Почти на ходу.
   *
   186.
   Она покатилась обнажённая кубарем по серому асфальту.
   *
   187.
   Он захлопнул дверцу.
   Лимузин уехал.
   *
   188. *
   По рассветной золотистой улице
   в тонко-голубой дрёме прозрачной дымки,
   среди спящих, домов,
   по двойной сплошной линии
   шла, смеясь и прикрывая грудь и низ живота,
   обнажённая девушка с разбитыми коленками и локтями.
   А над ней – висела стая белых-белых голубей.
   Она играла с ними и радостно плакала.
   *
   189.
   Заказчик в лимузине сказал:
   – Нет.
   И приказал шофёру:
   – Назад!
   Лимузин развернулся.
   Заказчик достал свой изящный и хищный пистолет.
   *
   190.
   Она шла и играла с голубями и иногда прыгала, как в дет-стве, в классики.
   *
   191.
   Заказчик опустил чёрное стекло, высунул руку с пистолетом и, с мукой и болью в лице, словно стрелял в самого себя, вы-стрелил ей в спину.
   И попал.
   Она остановилась и начала падать.
   *
   192.
   Всадник в золотых доспехах на белом тонком коне без-звучно догнал её, и свесившись, бережно подхватил и усадил перед собой на коня.
   Она улыбнулась ему, прижалась к его золотым доспехам, совершенно не чувствуя телом золотого холода доспехов.
   И она поняла, что она умерла…
   И было так легко…
   Как в детстве.
   *
   193.
   Заказчик вылез из лимузина.
   Снял пиджак и хотел накрыть её обнажённое тело…
   Но тела не было…
   Он растерянно озирался.
   Улица была пуста.
   Он подобрал в салоне её разорванную одежду и стал рас-кладывать на асфальте, на том месте где она должна была ле-жать – чулки, туфли, нижнее бельё и сверху положил платье и сумочку.
   И тут он заметил что…
   *
   194.
   В воздухе висела золотая пуля.
   На ней были маленькие капельки крови.
   Заказчик медленно обошёл её
   и осторожно пальцем потрогал.
   Она не сдвинулась с места, как царь-пушка.
   Он постучал по ней пистолетом.
   Она зазвенела, как рельса.
   На пуле было написано:
   – Анна.
   И даты.
   Рождения
   И смерти.
   И чёрточка.
   Заказчик сказал:
   – Это неправда.
   Он подошёл вплотную и, как вишню с ветки, осторожно про-глотил золотую пулю.
   Выстрел.
   Голова резко запрокинулась.
   И Заказчик рухнул, как подкошенный.
   На разложенное по асфальту платье Анны.
   Его любимой дочери.
   *
   195.
   Ливрейный водитель в фуражке на выстрел выскочил из ли-музина.
   Озираясь на спящие окна, подошёл.
   Перевернул хозяина лицом вверх.
   На асфальте в сером мужском костюме, в галстуке и бо-тинках лежала жёлтая седая морщинистая старуха с жидкой ко-сой.
   Водитель попятился.
   И побежал.
   Без оглядки.
   *
   196.
   Москва сверху.
   Спящая.
   Пустая.
   Словно вымершая.
   Невольно наплывает чувство —
   долго ли ещё осталось?
   *
   197.
   В детском доме спала малышня.
   Сладко, беспечально и свято.
   Ещё не зная, что у них никого нет в этой жизни, кроме самих себя.
   И что они никому на этом свете не нужны.
   Но у каждого под подушкой было по машинке.
   А один от удовольствия, даже попытался засунуть её в рот.
   А у девочек – по кукле.
   И это всё, что было у них в жизни.
   *
   198.
   Чёрное окошко отшельника медленно приближалось.
   Краснела тёплая точка лампадки и слышалось монотонное и вечное, как закат и восход, как восход и закат:
   – ГосподипомилууйГосподипомилуйГосподипомилуй…
   И запах ладана…
   И пошли титры…
   *

Vertuхайка ля мур. Дикий мёд домашней осы Два сценария Владислав Михайлович Мирзоян