-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Георгий Азановский
|
| Сатурналии последнего тысячелетия
-------
Глава I.
Красное зарево сияло над обломками некогда красивого и густонаселенного города – Крида.
Теперь этот некогда прекрасный и сияющий оазис человеческой культуры посреди бескрайних диких полей превратился в большую груду каменных обломков.
На земле, посреди обломков и сломанного оружия, еще лежали полуживые, истекающие кровью, бывшие жители Крида. Однако и раненным храбрым воинам жить оставалось недолго. Солдаты-победители горделиво прохаживались посреди изрубленных тел своих врагов и ловко добивали мечом еще дышавших людей. После того, как жертва переставала подавать какие-либо признаки жизни, солдаты снимали с нее амуницию, украшения, вырезали острыми клинками золотые зубы изо рта и оставляли изуродованное тело в покое.
Кроме восторженных возгласов победителей и стонов умирающих мужчин посреди руин Крида раздавались бесчисленные женские рыдания и причитания.
Это рыдали жены, дочери, матери и сестры убиенных. Своими неустанными стенаниями, криками и воплями ужаса они не только оплакивали своих погибших мужчин, но и исполняли своеобразный похоронный реквием по своему любимому, некогда прекрасному городу.
Однако женские слезы отчаянья бывших жительниц разрушенного города Крида никак не задевали совесть и честь горделивых победителей. Таких побед и таких разрушенных городов на их счету было тысячи. Солдаты-триумфаторы лишь с презрением и ухмылкой смотрели на прекрасных жительниц Крида, которым очень скоро предстояло отправиться в самый главный и величественный город Европы, для того чтобы навечно стать там рабынями богатых господ.
В небольшом отдалении от руин города, на высоком холме, с высоты которого совсем недавно молодежь и влюбленные пары любили созерцать свой любимый, ярко освещенный вечерними огнями Крид, стояла небольшая группа людей. В центре компании находился некий высокий и статный мужчина в длинном красном плаще. Его фигура казалась еще более величественной и грозной из-за того, что он восседал на большом белом коне. Голову мужчины украшал массивный защитный шлем, изготовленный из блестящего в лучах огненного зарева золота.
Сквозь длинный и толстый плащ всадника проглядывались бронированные доспехи, которые защищали его тело от коварного острия ножей и других опасных орудий.
Мужчина крепко сжимал своими руками вожжи, которыми управлял своим белоснежным конем, и с нескрываемым удовлетворением наблюдал, как догорают руины непокорного Крида.
– Ну вот Серторий, очередная цитадель мятежников пала! – восторженно сказал величественный всадник стоящему неподалеку от него мужчине в форме легионера. – Я же говорил тебе, что ни одна сила, пусть даже самая храбрая, в этом смертном мире не может противостоять моему тактическому и военному гению!
– Это воистину так, великий Гней! – Радостно закивав головой прокричал собеседник всадника. – Господин никогда не узнает – что такое поражение!
Всадник горделиво усмехнулся в ответ и еще раз окинул своим взглядом разрушенный Крид.
– Ну ладно! – прокричал всадник. – Прикажи солдатам сковать цепями пленников и отвести их в наш лагерь, затем раздай нашим храбрым войнам двойное жалование и побольше вина, убитых похоронить с честью!
Отдав такие распоряжения, всадник потянул за вожжи и его конь послушно и не спеша тронулся с места. Всадник и еще несколько воинов, стоявших вместе с ним на высоком холме, стали спускаться вниз. На возвышенности остался только собеседник всадника. Мужчина внимательно проводил взглядом уходящих и вновь повернулся в сторону разрушенного города, простиравшегося внизу на равнине.
Тем временем внизу, возле руин города, разворачивалась страшная и душераздирающая драма. Победители закончили с грабежом и убийствами и принялись исполнять приказы своего начальства. Выживших женщин Крида собрали в одном месте, там, где некогда возвышалась триумфальная арка служившая воротами в город. На испуганных и растерянных пленниц солдаты в страшной черной броне стали насильно надевать тяжелые металлические оковы. Тех, кто пытался вырываться, жестоко избивали, валили на землю, а затем заковывали руки и ноги несчастных в кандалы.
– Что… что вы с нами делаете?! – истошно кричали женщины, умоляя безжалостных тиранов отпустить их.
Однако ни слезы, ни рыдания не могли подействовать на жестоких тиранов и вскоре все пленницы оказали в одной длинной шеренге, скованной одной цепью.
Солдаты расступились, пропуская на пустырь, где стояли плененные женщины нечто черное, большое, испускавшее клубы густого смолистого дыма.
При виде неведомого чудовища масса женщин подняла истошный крик. Некоторые, особенно молодые и пожилые пленницы, упали в обморок.
Черный металлический монстр оказался некой неведомой машиной, которую никогда не видели жители Крида.
Пока страшный механизм издавал ужасающие металлические звуки, а из его труб вырывались клубы черного дыма, один из солдат поднял с земли крюк, которым оканчивалась длинная цепь, сковавшая пленниц, и прицепил его к механическому монстру. После этого машина не спеша тронулась с места, потащив за собой цепь и всех окованных ею женщин.
Красные плащи и металлические шлемы солдат, верхушки которых были украшены ярко-красным гребнем, мелькали среди городских развалин, трупов убитых противников и сломанного оружия. Победители искали оставшиеся трофеи, драгоценности и золото. Но многих из них ждало разочарование. Все ценные трофеи уже были присвоены офицерами и солдатами из передовых отрядов.
Высокий и толстоватый военачальник в белом плаще и очень большом защитном шлеме стоял посреди руин, гордо осматривая поле боя. Он наблюдал, как его солдаты выселяться и празднуют победу.
– Центурион, ко мне! – громко прокричал военачальник, махнув при этом рукой, подзывая ею другого офицера.
– Слушаю вас, легат Амидий, – сказал подбежавший к военачальнику невысокого роста воин, в измятых и поцарапанных в бою доспехах.
Старший офицер громко собрал слюну во рту и с удовольствием плюнул на землю. После этого он вытер рукой свой рот и недовольным взглядом посмотрел на младшего по званию война.
– Прикажи всем собираться и готовится к походу, – уставшим голосом сказал легат. – Наш легион отправляется домой, но прежде мы должны явиться в столицу и принять там участие в торжественном триумфе.
– Слушаю вас, легат Амидий! – громко отчеканил офицер, и вскинул свою руку в торжественном приветствии перед легатом.
После этого центурион приказал своим солдатам строиться в колонны и маршировать в военный лагерь.
Спустя немного времени развалины несчастного города Крида навсегда опустели. На месте когда-то процветающего города остались только холодные голые стены разрушенных домов и дворцов. Имущество города было разворовано, жители убиты или уведены в рабство, а вековая история и традиции жителей Крида были навсегда стерты из истории жестокой рукой завоевателей.
***
Юный Гай Марк находился в своей специальной палатке в военном лагере римской армии.
Юноша раскинулся в удобном дубовом кресле и просматривал бесчисленные карты с военными действиями самой великой армии на свете.
Внезапно снаружи палатки раздался чей-то негромкий кашель и в палатку не спеша вошел мужчина среднего возраста и с приятным лицом. Он, как и все в лагере, был одет в военную форму. Однако выражение его лица говорило о том, что его призвание вовсе не военное дело, а, скорее, политические дискуссии или написание литературных шедевров. У мужчины на голове были густые, хоть и с небольшой проседью, аккуратно подстриженные черные волосы. Строение его лица было идеальным – длинный, но красивый и прямой нос, внимательный и очень умный взгляд, высокий лоб и тщательно выбритые подбородок и щеки.
Войдя в просторную палатку, мужчина еще раз покашлял, чтобы привлечь внимание к своей персоне.
Услышав посторонний звук, Гай Марк оторвал свой взгляд от военных карт и посмотрел на вошедшего человека.
Увидев, кто перед ним стоит, юноша приветливо улыбнулся и встал с места.
Требиус, дружище! – радостно воскликнул Гай Марк, подходя к своему другу и обнимая его за плечи. – Ты и на поле брани меня не бросаешь?
Мужчина приятно улыбнулся юноше в ответ.
– Приветствую тебя, юный Гай Марк, – ответил вошедший, обнявшись и пожав юноше руку.
Гай Марк пригласил мужчину сесть за небольшой стол, стоявший посреди его палатки. Он одни движением руки раздвинул все лежавшие на нем карты и военные документы.
– Вина? – заботливо спросил Гай Марк у своего гостя, когда тот уселся за стол.
Мужчина сделал одобрительный жест рукой.
Гай Марк быстро налил в небольшой металлический кубок холодного вина и подал его гостю.
Когда гость осушил кубок с вином до дна, он с удовольствием вздохнул и откинулся на спинку удобного кресла.
– Я приехал сюда, мой дорогой друг, чтобы объявить тебе одну очень важную новость, – сказал гость. – Наш великий император, и твой отец, Гай Август Несокрушимый Сертор, решил, что настало время тебе вернуться в столицу.
Гай Марк удивленно взглянул на своего гостя.
– Ты имеешь в виду вернуться домой, в ….
– Все верно. – Перебил Гая его нежданный гость, – император решил, что время твоих военных учений прошло.
Гай Марк сел за стол напротив своего гостя. Его лицо выражало разочарование.
– Но я не хочу возвращаться в Рим, Требиус… – расстроенным голосом проговорил юноша. – Мне нравится участвовать в походах, смотреть на разные страны и участвовать в сражениях с непокорными варварами.
Гай умоляющим взглядом посмотрел на своего собеседника.
– Ты можешь избавить меня от возращения в Рим, Требиус? – с надеждой в голосе спросил юноша. – Я не желаю больше видеть этот напыщенный, развратный, жестокий и глупый город…
– Стоп, остановись! – Требиус поднял правую руку вверх, призывая юношу замолчать. – Я знаю Гай, ты очень вспыльчивый и отважный человек, но даже сыну императора не положено так говорить о столице мира, о нашем общем отце, отце всех свободных людей – Риме.
Гай Марк вскочил с места и быстрым шагом стал ходить из стороны в сторону.
– Я не хочу туда возвращаться! – остановившись прокричал он, простирая руки к Требиусу, как будто пытаясь донести до него все сокровенные мысли из своей головы.
– Рим – не для меня! – еще сильнее закричал Гай. – Я хочу быть простым воином, а не императором!
Услышав крик из императорской палатки, стражник, охранявший персону Гая Марка, резко ворвался в палатку с мечом наперевес.
Требиус резко махнул рукой войну, давая тому понять, что с юношей все в порядке и что ему нужно удалиться.
Как только стражник покинул палатку, Требиус поднялся со своего удобного кресла и подошел к расстроенному Гаю Марку. Он встал рядом с юношей и осторожно положил ему на плечо свою руку.
– Каждый из нас, великий Гай, не в силах выбирать свою судьбу, ее решают боги, – тихо сказал он. – Кому-то было суждено родится рабом, кому-то храбрым воином, а кому-то мудрые боги предначертали стать великим императором.
Гай ничего не ответил.
– Каждый из нас должен выполнять то, что ему предначертано, – продолжал говорить Требиус. – Раб работает не покладая рук, войны и генералы защищают нашу империю, а вам выпала великая честь стать императором Римской империи.
Гай Марк негромко вздохнул.
– Но я не хочу, я не готов к этому, Требиус, – с отчаяньем выговорил он.
– Твой отец тоже не был готов, когда возглавил империю! – резко вскричал Требиус, недовольно взирая на стенания молодого императора. – Тем не менее, ты должен, не гневи своего отца и богов!
У широкого выхода из палатки промелькнула чья-то тень. Вероятно, беспокойный охранник снова решил, что его подопечному угрожает опасность и приблизился к входу в палатку, стараясь услышать, что происходит внутри.
Гай Марк продолжал стоять молча, отвернувшись от Требиуса.
– Ну, довольно, достаточно, – спокойным тоном сказал мужчина, снова садясь в уютное кресло. – Я не хотел расстраивать тебя, и терзать твою душу, я просто должен доставить тебя обратно в Рим.
– Столица империи ждет тебя Гай, – улыбнувшись сказал Требиус, приглашая Гая Марка сесть с ним за стол.
Немного успокоившись Гай подошел к Требиусу и сел с ним за стол.
– Налей мне еще вина, и расскажи о своих военных успехах, – сказал Требиус, поудобнее устраиваясь в широком кресле. – Как я вижу, наша армия сокрушила очередной оплот проклятых варваров.
Гай Марк кивнул головой, наливая своему гостю полный кубок вина.
– Это было нелегко, мой дорогой Требиус, – быстро сказал Гай. – Этот проклятый Крид мы осаждали почти два месяца, нам пришлось применить огнеметы и стенодробительные машины, чтобы сокрушить их оборону.
– Никто не может превзойти мощь римского оружия, – удовлетворенно сказал Требиус. – Эти варвары со своими никчемными стрелами и копьями беспомощны перед нашей армией как дети.
– Это действительно так Требиус! – радостно воскликнул Гай Марк. – А видел бы ты, как наши «fugiens apparatus» сбрасывали на их дома и крепости мощные бомбы, от их построек после этого совершенно ничего не оставалось.
– Да! – восхищенно воскликнул Требиус, отпивая вина из своего кубка, наши летающие машины, словно боги с небес, сбрасывают на голову этих мерзких дикарей благородный и справедливый огонь за их непослушание.
– Поверь мне Гай Марк, после того, как ты станешь императором, у тебя будет возможность командовать не двумя легионами римских солдат, а целыми армиями, – стараясь выговорить каждое слово как можно величественнее, произнес Требиус. – Представь себе, – целыми железными армиями несокрушимых римлян!
Гай Марк ничего не произнес в ответ. Он не спеша отпил вина из своего кубка и поставил его на стол.
– Когда мы едем в Рим? – спросил Гай у Требиуса.
Требиус довольно улыбнулся ему в ответ.
– Завтра мой дорогой друг, – сказал он. – Завтра мы покинем этот лагерь, а через несколько дней ты будешь уже дома, в столице мира.
– Пожалуйста, прекрати, – уставшим голосом произнес юноша в ответ.
– Что прекратить? – удивившись, спросил Требиус.
– Прекрати восхвалять Рим в каждом своем предложении, – ответил ему Гай. – Меня это раздражает.
– Но Рим достоин, чтобы его без конца восхваляли! – воскликнул Требиус, поднимая над головой свой кубок с вином. – Я готов снова и снова пить за величие Рима!
Юноша устало вздохнул.
– Пожалуйста, Требиус, если ты не возражаешь, можно я лягу спать? – сказал Гай. – Раз нам завтра отправляться в дорогу, я бы хотел выспаться.
Требиус учтиво закивал головой и поставил свой опустевший кубок на стол. Он быстро поднялся со своего кресла и потрепал юношу по плечу.
– Конечно, мой юный император, твой сон важен и для тебя и для твоих будущих подданных, – сказал он. – Я вернусь в твою палатку завтра утром, и мы отправимся в путь, наша армия выдвигается вместе с нами.
– Конечно, мои войны заслужили пышный триумф в Риме, – ответил Гай Марк, устраиваясь спать на удобной кушетке, расположенной в углу палатки. – Грандиозный праздник в столице в их честь, порадует воинов больше, чем щедрое денежное вознаграждение за этот поход.
Требиус кивнул на прощание головой и не спеша вышел из палатки будущего императора Римской империи.
***
Юное и горячее сердце Гая Марка не билось быстрее от предвкушения скорой радости из-за возвращения домой.
Когда-то, будучи маленьким мальчиком, он с огромной радостью возвращался в роскошный и цветущий город Рим, сердце великой всемирной империи. Тогда, в годы отрочества, его отец, император Сертор, брал юного Гая с собой в непродолжительные походы. Отец хотел показать юному Гаю его империю, управление которой уже много десятков веков переходило от одного императора к другому. Гай вместе с отцом посещал знаменитые римские провинции: Грецию, Алкиду, Египет, Францию, Большую Галлию, Китай, Азию. В этих местах располагались цветущие и богатые земли, а посреди прерий и виноградников возвышались величественные города и крепости. Много великих чудес юный Гай Марк увидел в годы своего малолетнего странствования с отцом. Удивительные механизмы, ткацкие станки, паровые машины, летательные аппараты, фейерверки, красочные памятники и дворцы, невиданные животные и разные достижения человеческой мысли и творчества. Живопись, скульптура, театр, музыка, произведения литературы – все это принадлежало всем и никому.
Невидимая рука вечного Рима простиралась над всеми этими городами и странами, людьми разного происхождения, с разными языками и диалектами, произведениями искусства и науки. Ни кто в этом мире не имел полной свободы. Вот уже почти три тысячелетия Вечный город властвовал на всех континентах и подчинял себе все народы мира. У римлян было то, чем не обладали другие народы – неумолимое желание властвовать и подчинять, господствовать и богатеть. Ничто и никто не мог сокрушить империю в дни ее наибольшего расцвета. Один народ за другим уступал и терпел поражение перед могущественной армией Рима. Военная машина империи все более совершенствовалась, оснащалась новым оружием. На смену примитивным лукам и стрелам, мечам и копьям, пришли механические арбалеты, способные пробивать даже самую крепкую сталь, стальные гиганты-тараны, оснащенные паровым двигателем и запросто уничтожавшие любые стены и баррикады. А римские солдаты получали сверхсильные латы из непробиваемой стали. Пробить их защиту не могли даже мастерски заточенные копья и мечи. Но еще большую известность римской пехоте принесли невиданные ранее никем большие орудия, стрелявшие огромными железными ядрами.
И вот, под натиском все этой мощи, перед римскими легионерами открывались врата самых больших и красивых городов. Ничто и никто не мог устоять перед чудовищной силой военной машины римлян. Страх охватывал любого противника, стоило ему лишь узреть стройные металлические колонны, состоявшие из римских солдат. Эти колонны внезапно появлялись на горизонте, и словно большая лава из холодного и острого металла стремительно двигались на вражескую крепость. Ничто, ни крепкие стены, ни щиты отчаявшихся противников, ни их стенания и мольбы не могли остановить эту силу. Самые укрепленные и хорошо защищенные города, пусть они даже были окружены скалами и бесконечными рвами, не могли остаться не захваченными римлянами.
В памяти Гая Марка мелькали названия городов, покоренных его народом. Их было бесчисленное множество.
Гай Марк с малолетства стал самоотверженным поклонником римской военной тактики, ревностным ценителем военных достижений его любимой империи, а также добропорядочным наследником императорского титула. Он искренне хотел стать настоящим императором, которым бы восхищался и которого бы боготворил римский народ.
Только одно обстоятельство смущало и вызывало отвращение у юного Гая. Это его любимый народ.
Чем больше народов подчинял себе Рим, чем больше несокрушимых крепостей молниеносным штурмом захватывали римские легионеры, чем дальше простиралась власть Вечного города, тем больше менялся римский народ. И эти изменения вовсе не нравились юному Гаю Марку.
Еще маленьким мальчиком он обожал в сопровождении своей многочисленной свиты гулять по центральной части несокрушимого Рима. Там Гай с восторгом восхищался величественными зданиями-титанами, которые возвышались на уважаемом и почитаемом всеми римлянами Форуме. Его взор неумолимо привлекали статуи бывших императоров. Словно белоснежные мраморные гиганты стояли они на центральных площадях Рима. Тиберий Сектор, Ромул Августул, Гай Юлий Цепилина, Марк Трибул Азиатский: статуи этих великих властелинов Римской империи, словно вечное напоминание о величии империи огромными глыбами возвышались над простыми смертными.
Не менее сильно Гай любил красивые, залитые ярким солнцем улицы Города. Особенно когда на этих улицах начинался какой-либо праздник. Например – Сатурналии. О, как маленький Гай Марк обожал этот праздник. В эти дни весь город неузнаваемо менялся. В честь бога Сатурна в эти декабрьские дни все горожане совершали невероятные вещи. Хозяева, исполняя древнюю традицию, на короткое время становились слугами своих рабов, закрывались школы, отменялись все рутинные, ежедневные дела. И в безумном восторге толпы римлян выплескивались на узкие улицы Рима, чтобы в обезумевшем и пьяном веселье праздновать Сатурналии. Ликующие толпы резвились и праздновали праздник Сатурналии несколько дней и ночей подряд. Тонны еды и вина проливались и съедались в эти дни, а изо всех сторон то и дело раздавалось восторженное – «Jo Saturnalia». Праздник этот быстро разгорался, но медленно угасал.
Наравне с этими приятными воспоминаниями в памяти Гая вырисовывались злободневные будни в Вечном городе. О, эти римляне. Их величие меркнет на фоне тысячи их недостатков.
Рим уже много столетий властвовал над всей Землей. Не осталось на планете места, куда бы ни дотянулась всесильная рука Вечной Империи. Покоренные народы либо навечно становились рабами римских господ, либо пополняли орды прислуги и воинские контингенты Рима. Помимо военного господства, римляне достигли могущества в науке. Это им, римлянам, принадлежит открытие основных законов движения тел, теплодинамики и медицины. Это они, римляне, впервые составили общую и полноценную карту Земли. Римляне совершили кругосветное плавание и доказали, что Земля имеет круглую форму. Именно их, римская, политическая система не знает аналогов в истории. Она пережила десятки разных империй и стала самой совершенной системой государственного строя. Две партии, один сенат, и всеми любимый император во главе этих государственных структур – вот она, несокрушимая и надежная система управления. Лучшего нет, и не будет.
Уже три десятка столетий властвовал Рим на земле. Казалось, нет лучшего народа на Земле, чем римляне.
Однако Гай Марк очень хорошо знал своих сограждан, чтобы думать о них так. Он знал, насколько заносчив и необъяснимо жесток его народ. Стоит лишь только маленькому римлянину появиться на свет, как он тут же будет окружен надменными и избалованными взрослыми. Насколько бы ни был храбрым и самоотверженным маленький римлянин, из него обязательно сделают слабохарактерного и не слишком образованного нарцисса. И вскоре повзрослев этот нарцисс будет смотреть на все вокруг свысока. Как будто он сам Юпитер. Они, молодые заносчивые римляне, воспринимают все вокруг как должное. Гай Марк рос в среде маленьких римских аристократов. Он хорошо помнил, чему богатые граждане учат своих отпрысков. Они учат своих сыновей лишь только управлять и властвовать. Бездумно раздавать приказания всем и каждому, кто ниже их по происхождению и состоянию. Юношу очень быстро привыкают к этому. И вскоре мальчик, который бы мог стать величественным центурионом или отважным консулом, превращается в изнеженное и тупое существо, которое только и может повелительно махнуть ручкой да съесть горсть винограда.
В своих сверстниках, больше их глупости, Гай Марк не любил их бессмысленную жестокость и глупое, почти животное, чувство юмора. Гай морщился от воспоминаний о театральных представлениях, которые ставили специально для привилегированной, аристократической молодежи. Ему нисколько не нравились эти глупые кривляния и шутки лучших римских артистов. С тоской на этих представлениях Гай Марк вспоминал его детское путешествие с отцом в далекую Грецию. Вот там, считал юный будущий император, был настоящий театр и истинные актеры. Прекрасная музыка сочеталась с красивым и приятным пением, а яркие декорации то создавали видимость настоящего синего моря, то олицетворяли собой нарисованный густыми красками грозный Римский форум. Помнил Гай и то, как однажды он со своим отцом-императором присутствовал на одном из таких представлений. Это было одно из лучших его детских воспоминаний. Вокруг огромного амфитеатра, построенного из белого камня, было темно, а на зрительских местах собралось большое количество зрителей. Юному Гаю и его отцу было отведена большая зрительская ложа прямо на самом почетном месте в амфитеатре. Вокруг их ложи стояла грозная стража, и толпились люди, отчаянно просившие что-то у его отца. Но стоило только зазвучать прекрасной музыке, с которой обычно начиналось любое представление в греческом театре, как отец Гая Марка император Сертор повелительно махнул рукой и все вокруг затихло. И только прекрасная музыка доносилась с далекой сцены. И под ее звуки, наконец, началось представление. Актеры не спеша выходили на сцену в красивых одеяниях и начинали исполнять свои роли. Они разговаривали, кричали друг на друга, брались за мечи, искусно сражались и эффектно, но не по-настоящему, умирали прямо на сцене. Не всегда Гай Марк разбирал, что происходило внизу амфитеатра, на сцене, но само это прекрасное действие полностью захватывало его детский разум и поражало воображение.
И вот, на фоне этих прекрасных воспоминаний о греческом театре, при виде мерзких и бесхитростных сцен римских «гениев» представлений, у Гая начиналась тошнота. Ему не нравились вульгарные сцены так называемого «театра», а больше всего ему не нравился безудержный смех его молодых друзей, которых забавило это жалкое зрелище. И так Гай Марк видел, насколько простодушно и глупо поколение молодых римских аристократов, к которому он принадлежал. У его сверстников полностью отсутствовало чувство эстетики, а учится чему-то, кроме того, чему их научили взрослые наставники, они не желали.
И только если судьба будет милосердна к молодому римлянину, ему суждено попасть на службу в римскую армию. Вот это было настоящим благословением богов – стать римским воином. Армия была собственностью Рима. Его силой и защитой. Эти многотысячные стройные легионы римских воинов, победоносно маршировавшие по всему земному шару, внушали животный страх врагам Империи и возбуждали искренний восторг у римских граждан. Еще бы. Ведь римские воины олицетворяли собой всю мощь и неиссякаемую силу Рима.
Попасть на службу в римскую армию мог не каждый. Естественно, юные римские граждане из аристократических семей могли претендовать на важные военные должности. Но и это право давалось не каждому римскому юноше. Юноша должен был с самого раннего детства, подобно древним спартанцам, учиться военному делу. Сюда входило и умение обращаться с несколькими видами оружия, и навыки борьбы, и навыки верховой езды на лошади, и умение отдавать приказы и еще много других обязанностей. Далеко не каждый мог освоить эти сложные науки. Но тот, кто смог, как Гай Марк, мог рассчитывать на блестящую карьеру в римской армии.
Обычные центурии, состоявшие из рядовых солдат, формировались из незнатных римлян. Чтобы стать солдатом достаточно было просто иметь римское гражданство, а всему остальному молодого римского воина обучала очередная война или далекое путешествие.
Гай Марк искренне верил, что только благодаря доблести и отваги римской армии Рим стал владыкой мира. Только благодаря гению императора и храбрости его полководцев на поле боя твердо стояла на земле Вечная Империя. Римляне обожествляли императора, а за его спиной стояла многотысячная и грозная римская армия, готовая в любой момент вступить в бой за своего повелителя. Именно такая государственная система и была основой Империи.
«Стоит только доверить аристократическим глупцам из столицы управлять Империей вместо императора,» – размышлял про себя Гай Марк, – «Как все тут же рухнет, и не станет прекрасного Рима».
Именно такие мысли охватили голову юного Гая Марка, когда он на закате солнца засыпал в своей палатке.
На следующий день его ждало возвращение в Рим.
Глава II.
Город с восторгом встречал победителей. Радостные толпы людей в разноцветных одеждах вышли на улицу, для того чтобы приветствовать возвращавшихся из далекого военного похода доблестных солдат и офицеров.
В торжественном римском приветствии вздымались вверх тысячи рук. Со всех сторон до марширующих по самой главной улице Рима легионеров доносились возгласы приветствия и восторга.
Стройные ряды солдат слаженно маршировали, сотрясая своими тяжелыми металлическими сандалиями пыль и камни на мостовой. Во главе войска, верхом на белоснежных лошадях, облаченные в такие же белоснежные доспехи, гордо двигались полководцы. Почетное место, посередине между остальными всадниками, занимал Гай Марк. Его фигуру обрамлял белый шелковый плащ, доспехи его ярко сверкали на солнце, а верхушка густых черных волос на его голове была украшена большим украшением в виде лаврового венка, выполненным из чистого солнца. В таком облачении, гордо восседавший в седле, с безукоризненно красивым и отважным лицом, Гай Марк как бы являлся воплощением могущества Империи и красоты ее столицы. Римляне, смотревшие на юного наследника с обеих обочин мостовой, как будто чувствовали, какое могущество олицетворяет молодой император. Поэтому они старались приветствовать Гая как можно громче, и как можно выше вскидывали свои руки в римском приветствии.
Армия триумфаторов двигалась прямо к центру города. К тысячелетнему Форуму. Он представлял собой огромную каменную площадь, рядом с которой возвышался большой холм. На нем красовался гигантский мраморный дворец, украшенный барельефами, статуями богов, огромной многоступенчатой лестницей, ведущей к главному входу. Большие дубовые двери, красовавшиеся на центральном входе во дворец и ведущие в его главную залу, также были обрамлены рукоятками, рисунками римских богов, орнаментом из чистого золота.
На вершине широкой каменной лестницы, состоявшей ровно из ста ступенек, в своем большом кожаном кресле восседал сам император Рима – Гай Август Несокрушимый Сертор. Его окружала охрана из четырех десятков элитных имперских легионеров, вооруженных самым лучшим римским оружием – компактными огнестрельными автоматическими орудиями.
Император гордо восседал в своем кресле, одетый в костюм триумвира и с легкой улыбкой на лице смотревший, как к Форуму по центральной улице приближается Первая императорская армия.
Едва первые ряды марширующей по римским улицам армии приблизились к лестнице, возвышавшейся к Форуму, как сотня сигнальных расставленных вдоль мостовой подала сигнал остановиться.
Все легионы тут же послушно замерли, а солдаты гордо подняли головы и направили свой взор на вершину Форума, где восседал великий император.
Находившиеся на Форуме люди видели, как внизу от огромной массы застывшего войска отделились три небольших фигуры в белом одеянии. Эти три человеческие фигуры стали не спеша, но уверенно подниматься по широкой лестнице вверх, на ее вершину, к подножию дворца.
Восседавший в своем кресле император Сертор вскоре сумел очень хорошо разглядеть и опознать поднимавшихся к нему людей. Среди них он увидел Гнея Серкса, – великого, и, пожалуй, лучшего полководца Рима за последние сто лет. Далее император разглядел начальника своей стражи Требиуса, которого он послал в дальний военный поход в качестве телохранителя для своего сына. И наконец, посередине, между храбрым и опытным полководцем и пожилым стражником, император Сертор увидел своего единственного и любимого сына – Гая Марка. При виде своего чада, живого после дальнего похода и облаченного в прекрасные белые доспехи, пожилой император не смог сдержаться. Не дожидаясь пока все трое поднимутся к нему, император сам поднялся с кресла и стал осторожно спускаться по лестнице, на встречу поднимавшимся по ней. Охрана императора тут же ринулась за ним, окружив его со всех сторон и тщательно следя, чтобы пожилой властитель не оступился и не упал.
Однако стражникам не пришлось долго переживать. Вскоре Гай Марк, Гней и Требиус поравнялись с императором и прямо на ступеньках мраморной лестницы преклонили перед ним свои колени. Согласно римской традиции, император протянул свою руку для приветствия самому почетному и уважаемому гостю – величественному Гнею.
Полководец тут же встал во весь рост и поцеловал руку императора, а затем вскинул свою правую руку в римском приветствии. Затем император Сертор протянул свою руку для приветствия начальнику стражи. Требиус также быстро поднялся на ноги и, поцеловав императорскую руку, приветствовал Сертора римским салютом.
Далее пожилой монарх повернулся к Гаю. Однако вместо протягивания руки император велел своему сыну подняться, а когда тот выполнил поручения отца, крепко обнял его за плечи.
– Гай, мальчик мой, как же ты возмужал! – воскликнул император Сертор. – Воистину, этот поход против непокорного Крида сделал тебя настоящим воином!
Гай лишь слегка улыбнулся своему отцу.
– Ну что же ты молчишь, Гай?! – воскликнул император, слегка тряся своего наследника за плечи. – Неужели тебе нечего рассказать мне про свой первый самостоятельный военный поход?!
Гай хотел что-то ответить своему отцу, но его внезапно перебил Гней Сертор.
– Юный император устал после дальнего похода, мой Император, – сказал он. – Позвольте вашему дорогому наследнику отдохнуть после прибытия в столицу.
– Это правда, мой Император, – вмешался стоявший рядом Требиус.
– Обратите внимание, мой Император, толпа на улицах уже волнуется, – сказал он, указывая своей рукой на кишащие народом многочисленные улицы Рима. – Народ ждет празднования триумфа и денежных раздач, а армия хочет отдых после долгого перехода.
Услышав слова Требиуса, император оторвался от созерцания своего сына и обратил свой взгляд на волнующиеся у подножия римского Форума толпы народа и застывшую в неподвижном ожидании послушную армию.
– Ты прав, мой друг Требиус! – воскликнул старик император. – Сейчас же вели начать на улицах праздник, разведи солдат и распорядись выдать им жалованье, а затем присоединяйся к нашему веселью.
Отдав такие распоряжения начальнику стражи, Сертор обнял за плечи полководца Гнея Серкса и Гая Марка и повел их в сторону величественного Форума.
– Идемте, великие сыны Рима! – сказал Сертор. – Все готово к вашему возвращению, вас ждет величественный и многодневный пир в честь вашей победы.
На середине пути император внезапно остановился. Он резко развернулся, высоко поднял свою руку вверх и несколько раз помахал ей восторженной толпе скопившейся на площади.
Римские горожане хорошо знали этот императорский жест. Они знали, что этот жест означает начало масштабного и многодневного праздника и щедрых денежных раздач. Этот жест императора за три тысячи лет стал прочной частью римских традиций.
При виде взмаха императорской руки толпа, окружавшая Форум восторженно заревела и приготовилась к многодневному веселью: триумфу, пьянству, разврату и празднику.
***
Девять дней.
Девять дней продолжалось необузданное веселье и празднование римских граждан.
Из-за огромного количества еды и вина, которые римское правительство щедро раздавало своим подданным, улицы Рима были засыпаны пищевыми отходами.
Объевшиеся люди просто вываливали тонны недоеденных праздничных блюд на улицы: в бочки, сточные канавы, водоемы. За три тысячи лет величия Империи Рима, система вывоза мусора с улиц города и его ликвидации была организована крайне и крайне плохо. А в дни великих праздников, например – триумфов, мусор мог и вовсе не вывозится. Это порождало для горожан немало проблем с мелкими вредителями, которые охотно плодились на свалках еды.
Однако полакомится объедками, пока те не сгнили, могли и несчастные рабы. Пока их господа, совершенно забыв о своих подневольных слугах, весело пировали, толпы рабов, пускай ненадолго, но получали свободу. Именно в такие моменты эти несчастные люди скитались по улицам вечного Рима, подбирая и жадно съедая остатки хозяйской пищи. Многие рабы делали это с особым удовольствием, так как их господа зачастую не сильно утруждали себя обеспечением пропитанием своих подневольных. Пищевой паек таких рабов мог быть очень редким и крайне скудным.
И вот, сотни рабов уныло ходили по опустевшим улицам, ища и подбирая выброшенные праздничные остатки пищи. На них уныло глядели римские городские стражники, дежурившие в разных участках города. Гонять рабов не входило в их обязанности. К тому же, голодные рабы и рабыни самостоятельно ликвидировали остатки выброшенной пищи на улицах, что, по мнению стражников, приносило немалую пользу столице империи.
Ранним утром второго ноября три тысячи семьсот пятьдесят пятого года от основания Рима, спустя почти две недели после возвращения Гая Марка в столицу Римской империи, торжественные мероприятия по поводу победы римской армии над непокорными жителями Крида подошли к концу.
Весь Вечный город начал приходить в себя после разгульных торжеств. Однако обстановка к этому не благоприятствовала. В это утро Рим накрыло густым туманом. Все улицы были сырые и грязные от недавно прошедшего дождя, который размыл скопившиеся на обочинах помои по всем мостовым. Горожане стали просыпаться и постепенно выходить на улицу, чтобы заняться своими привычными делами. Часто из богатых домов доносились недовольные крики привилегированных горожан, рабы которых слонялись по улицам. Хозяевам очень не нравилось просыпаться в своих постелях после бурных праздников, и не получать при этом из рук благодарного раба большой кубок прохладного цекубского вина. Загулявшие рабы, услышав стоны и недовольные выкрики из домов своих господ, тут же бросали собирать объедки на улицах и стремились вернуться к своим хозяевам, пока те окончательно не рассердились на них. Самодовольные стражники, наблюдая за тем, как одетые в серые одежды рабы и рабыни стремились домой к своим хозяевам, то и дело пытались побыстрее поднять свою ногу и как следует пнуть ею какого-нибудь спешащего раба. И иногда этот трюк у них очень хорошо получался.
Испугавшийся сильного пинка под зад, обеспокоенный раб еще быстрее стремился скрыться с наполнявшейся свободными гражданами улицы и укрыться в доме своего хозяина.
Весь Рим после праздников приходил в себя. Вновь заработали многочисленные и оживленные городские рынки, в том числе и рабовладельческие. Створки на низких окнах многочисленных домов стали постепенно открываться. Начали свою работу городские извозчики, которые развозили на своих компактных передвижных крытых колесницах с паровым двигателем обеспеченных пассажиров в разные концы города. На улицу вышли городские квесторы, которые с отвращением рассматривали царивший повсюду после триумфальных празднеств беспорядок. Взмахом руки они приказывали стражникам выводить на улицы для наведения порядка государственных рабов, которых императорская канцелярия закупала специально для обеспечения чистоты и порядка в столице Империи. Невольные служащие вечной столицы после глубокого и спокойного сна нехотя приступали к унылой работе по очистке городских улиц.
Всюду воцарялась обычная, повседневная жизнь.
И только в одном месте Рима продолжался праздник. В императорском дворце, который возвышался между Форумом и аркой Великих императоров.
Там, в глубине императорских покоев, пожилой император Сертор вместе со своим сыном Гаем Марком, главным полководцем империи Гнем Серксом, начальником стражи Требиусом и несколькими высокопоставленными олигархами, приближенных к власти над империей, продолжал поднимать свои золотые кубки, наполненные вкусным вином, за величие римской армии.
– Да, это была великая победа! – воскликнул император Сертор, высоко поднимая свой золотой кубок с вином. – Даже величественнее, чем когда-то при Константинополе, когда наша армия разбила там ненавистных арабских завоевателей.
– О да, мой император, – ответил ему полководец Гней Серкс.
– Победа над Кридом была действительно великой, – сказал он, – но не более, чем триумф под Константинополем.
– Друзья мои, – вмешался в разговор императора и Серкса Требиус, – победа над Кридом величественна, и под Константинополем тоже.
– Но по-моему мнению, – продолжал начальник стражи, отпивая вина из кубка, – нет более великого триумфа Рима, чем триумф в Тевтобургском лесу.
Высказывание Требиуса единодушно громкими возгласами одобрили несколько присутствовавших на празднике олигархов.
– Ты прав Требиус, та битва действительно была великой, – добродушно кивнув головой, сказал император Сертор.
– Не победи наша армия тогда, кто знает, как бы сейчас сложилась судьба великого Рима, – сказал один из высокопоставленных олигархов.
– Подобные размышления – полные глупости! – воскликнул Гней Серкс. – Римская армия никогда не знала поражений, и клянусь, при моей жизни никогда не узнает!
При этих словах величественный полководец патетически ударил себя кулаком в грудь и гордо поднял свою голову вверх.
– Успокойся, успокойся Гней, – улыбнувшись сказал император, и дружески похлопал полководца по плечу. – Весь земной шар знает, что нигде в мире нет тебе равных на поле брани, что из всех полководцев – ты лучший.
Остальные присутствовавшие на пиршестве громко одобрили изречение императора и единодушно подняли свои кубки с вином вверх, чтобы выпить за великого полководца Серкса.
– Ну, а что скажет по этому поводу мой возлюбленный наследник Гай Марк? – сказал император Сертор, когда все сообща выпили за доблесть Гнея Серкса.
– Что ты скажешь нам, мой сын, какая битва была самой великой по твоему мнению? – спросил император, с интересом смотря на Гая. – Не стесняйся, ты уже взрослый муж и побывал в военном походе, какая же битва была самой величественной?
Вместе с императором свое внимание на Гая Марка обратили и другие высокопоставленные римляне. Все ждали его слов.
Однако Гай очень быстро пришел в замешательство от этих вопросов и пристальных взоров. В отличие от своего отца, он никогда не был превосходным оратором, и, надо сказать честно, не был оратором вообще. Чрезмерное влияние к его персоне периодически приводило его в страшное замешательство, преодолеть которое ему порой получалось с трудом.
– Ну же Гай, мы ждем твоего решения! – поторопил его всегда бывший очень добродушным по отношению к наследнику Требиус. – Скажи же нам, что думаешь.
– Это не совсем удобно, когда столь знатный юноша, да еще и будущий наследник, может быть, порой, таким застенчивым в обществе других мужей! – громко сказал Гней Серкс.
Однако он тут же поднялся со своего места и в пояс поклонился императору.
– Прошу прощения, о, божественный, что я позволил себе так резко заговорить о вашем сыне и наследнике, – сказал он, смотря в глаза императору.
В ответ на это император лишь добродушно махнул своей рукой, давая полководцу понять, что извинения его приняты.
– Самая величественная битва римской армии еще не состоялась, – внезапно ответил Гай Марк. – Но состоится… скоро…
На последней фразе Гаю пришлось резко замолчать, так как на него устремилось сразу несколько десятков изумленных и разгневанных взоров. Великие мужи Рима замолчали. Они были поражены дерзостью этого двадцатилетнего юнца, который осмелился сказать подобное.
– И что же это будет за битва Гай, мальчик мой? – раздался тихий голос императора.
Лишь только он один смотрел на дерзкого Гая не со злобой и осуждением в глазах, а с нескрываемым интересом и отцовской любовью.
– Это будет битва, – сказал Гай Марк, – которой буду командовать я.
– О, боги, о, несчастье! – свирепым голосом прокричал Гней Серкс. – Откуда в тебе, молодой юноша, столько дерзости и презрения к величию Рима?!
– Еще ни разу ты, юный мой друг, не побывал в качестве полководца ни в одном бою! – продолжал Серкс. – И, тем не менее, ты смеешь подобным образом презрительно высказываться в отношении прошлого нашей Империи?!
Гай Марк был растерян от такой реакции полководца на свои слова. Его вновь начала одолевать растерянность, и он поспешил замолчать.
– Послушай, великий Гней! – императорским жестом прервав возмущение полководца, сказал великий Сертор. – Я понимаю твое возмущение, несчастный юноша действительно позволил себе невиданную дерзость.
– Но давай не будем чрезвычайно строго попрекать его за его юношескую дерзость, – продолжал император, – ведь, в конце концов, для будущего императора Рима дерзость и бесстрашие скорее добродетель, чем порок.
При этих словах императора разозленный полководец решил сесть на свое место и замолчать.
– Но самое главное, – продолжил император Сертор, когда все страсти за столом улеглись. – Юный Гай действительно может быть прав, самая величайшая битва Римской Империи может быть еще впереди.
– И командовать римскими легионами в этой битве будет именно он, Гай Марк! – громко воскликнул Требиус и рассмеялся.
Остальные присутствовавшие на празднике знатные римляне нерешительно, то и дело озираясь на злобное лицо Гнея Сертора, подхватили смех начальника императорской стражи.
– Правильно мой преданный Требиус, – сказал, также рассмеявшись Сертор.
Очень скоро оказалось, что всем сидящим за столом понравилась эта колкость Требиуса и всех она рассмешила.
Только два человека не смеялись в этот момент. Это были юный Гай Марк и Гней Серкс. Между юношей-наследником и бывалым полководцем всегда существовала некая невидимая стена неодобрения друг к другу. Гай искренне не понимал, почему этот величественный полководец всегда так холоден и презрителен в общении с ним, а иногда и вовсе делает вид, что не замечает юношу. Именно эта плохо скрываемая злоба и отпугивала императорского наследника от общения с Гнеем Серксом.
И Гай был прав. Серкс действительно, всей своей душой, ненавидел юношу.
И дело здесь было даже не во врожденной злобе полководца и его ненависти ко все людям. Дело было в безумной любви к самому себе. Гней с детства обожал примерять на себя одеяния, подобные одеяниям римских полководцев. Часами, будучи еще маленьким мальчиком, он любил стоять перед большим, от пола до потолка, зеркалом в отцовском доме и изображать из себя триумфатора, шагающего по римским улицам во главе стотысячного войска после величайшей победы. Маленький Гней надевал на свою голову игрушечный лавровый венок, сделанный из каких-то листьев и веток, и строил на своем юном личике грозные гримасы, подобные тем, которые он видел на солдатских лицах во время военных парадов и шествий.
Его родители, прекрасная знатная римлянка из патрицианской семьи Антония и великий полководец времен эпохи императора Августа Аргунтула Марк Серкс, с интересом и незаметно наблюдали за забавами своего сына. Великий Марк хотел сделать из своего сына величайшего полководца. Он также надеялся, что когда-нибудь, за верную службу император Рима назначит его сына своим наследником, как это не раз бывало в Римской истории.
Со временем, серьезно повзрослев, Гней Серкс почти достиг идеалов своего отца. За блистательную военную службу наследник императора Аргунтула Гай Сертор назначил юного Гнея командующим элитной центурией, затем легионом, а затем, уже в возрасте тридцати лет, выдающийся римский воин стал командующим самой элитной армии Рима, которой доставалось исполнять самые тяжелые и далекие походы против врагов Империи.
Такая блестящая карьера полководца быстро вскружила голову молодому и честолюбивому Гнею. Ему казалось, что он достиг уже таких значительных и недосягаемых для простых смертных вершин власти, что римские боги вот-вот назначат его самим императором Рима. И ведь у Гнея действительно был повод так думать. Ведь стареющий император Сертор уважал и почитал его как своего сына. И казалось, не было на всем свете человека сильнее и влиятельнее Гнея Серкса.
«Никто не осмелиться переступить мне дорогу!» – высокомерно размышлял о своем положении в римском обществе Гней Серкс.
Однако все его надежды о римском престоле моментально рухнули, когда на сцену римской политической жизни выступил юноша по имени Гай Марк.
Он был первым и единственным, а значит, и самым любимым сыном пожилого императора. Пока он был еще маленьким мальчиком, весь Рим с восторгом взирал на него. Каждый римлянин считал, что этот юноша – посланник самих богов. Что с его воцарением на престоле Рим окончательно покорит всю планету. Он триумфально обойдет весь земной шар, а римляне к трехтысячному году существования своей цивилизации уже знали, что он круглый, и покорит все непокорные народы. Стоит лишь дать юному наследнику самую сильную и хорошо вооруженную армию.
Император Сертор тоже смотрел на своего сына снизу вверх. Он души не чаял в этом ребенке. Император свято верил в предсказание жрецов о том, что его сыну уготовано стать настоящим повелителем всего сущего под небесами. Он свято верил и в то, что боги избрали его наследника для совершения великого деяния – окончательного установления римского диктата во всем мире. И пожилого императора Сертора нисколько не смущало то обстоятельство, что это же самое, на протяжении почти трех десятков столетий римские жрецы предсказывали другим императорским наследникам, которые были ничуть не хуже и не менее красивыми, чем прекрасный Гай Марк.
Именно навязчивая вера в жреческие догмы и безумная, по-язычески иступленная, любовь к своему сыну заставляла императора тратить огромные суммы из государственной казны на образование Гая Марка. На его путешествия по всем владениям Рима в Европе, Африке, Азии и другим континентам в сопровождении стотысячной армии телохранителей. На его знакомство с лучшими театрами в Греции, Германии и Галлии. На пиршества Гая Марка с друзьями и на его развлечения с лучшими красавицами мира – дочерьми подвластных Риму царей. На все это «образование» уходило огромное количество римских денариев.
Не забывал властвующий император Рима и о других науках для своего сына. Гай с самого раннего детства обучался у лучших римских ученых самым важным, по мнению его отца и его приближенных, дисциплинам. Юношу-наследника обучали современной географии, математике, истории Рима и покоренных стран, военной философии, традиционной философии, истории римских божеств и праздников, тактике, медицине.
Помнили и про другие важные науки. Гай Марк учился резво махать мечом, умело скакать на лошади, использовать боевой щит, командовать отрядом из нескольких солдат и также пользоваться арбалетом.
В общем, из него делали непросто образованного римского военного, но настоящего правителя, которому в будущем предстоит править огромной империей простиравшейся почти на трех континентах.
А римляне были счастливы видеть, как растет и крепнет их будущий правитель. Как он мужает и взрослеет, готовясь стать великим мужем.
Не нравились успехи юного наследника только одному человеку. Имя этого человека было – Гней Серкс.
Бывалый полководец истинно не понимал, почему именно этому выскочке и юнцу, который выделялся от черни только своим благородным происхождением, досталась божественная честь стать императором Римской Империи.
Ведь это он, Гней Серкс, сделал для Рима и римского народа больше всего. Ведь это он принес римские знамена в непокорные города. Он сокрушил ненавистный и упрямый Крид, который считал лишним признавать себя сатрапом римлян и платить налоги императору.
Он, Гней Серкс, вновь вознес над всем живым миром это грозное слово Рим, и заставил каждую живую тварь на земле трусливо и покорно роптать лишь только при произнесении этого слова.
И теперь его почетное место отнимает этот маленький щенок. Недородыш, глупый мечтатель и несмышленый юнец.
«Ну почему боги!!! Ну почему вы так жестоки ко мне! – часто восклицал про себя Гней Серкс, находясь в состоянии страстного негодования, – почему вы отнимаете мою славу и передаете ее какому-то жалкому щенку, который даже пыль на дорогах не достоин целовать!»
С огромной радостью Гней Серкс брал Гая Марка в свои военные походы. Он искоса смотрел на юношу, когда тот не замечал его грозного и пронизывающего взгляда. Опытный полководец лелеял мечту, что когда-нибудь, может очень скоро, всемогущие боги пойдут ему на встречу, и взбалмошная богиня мести Фурия одним выстрелом стрелы или ударом острого копья навсегда устранит Гая Марка с его дороги.
Такова была природа взаимной антипатии между двумя знатными римлянами, которым судьба уготовила стать заклятыми врагами: Гаем Марком и Гнеем Серксом. Вот, что не давало им смеяться после шутки Требиуса за столом у императора.
– Правильно, мой преданный начальник стражи Требиус! – повторил император Сертор, хваля Требиуса за его уместную шутку.
– А ты, Великий Гней Серкс, не принимай колкости Требиуса слишком уж близко к сердцу, – обратился император к военачальнику, – все знают, что лучше полководца, чем ты на свете уже не будет, друг мой.
Серкс кивнул головой в знак абсолютного согласия. Однако внутри его души все бушевало. Он никогда бы не простил эту выходку Гаю Марку.
Итак, мой преданный сын, – обратился император к Гаю Марку. – В какой поход ты бы хотел отправиться и какой непокорный народ сокрушить?
Гай Марк серьезно замялся и не знал, что ответить своему любимому отцу. Однако опытный Требиус вовремя перехватил инициативу от юноши, и развеял нависшее над праздничным столом молчание:
– Юный Гай Марк хочет командовать седьмой армией в походе против Миделл.
– Это немыслимо!
Крик Гнея Серкса напомнил рев раненного прямо в сердце льва.
Все присутствовавшие за столом обернулись в его сторону.
– Этого не будет! Слышите, не будет! – яростно закричал полководец. – Я никому не отдам свою армию! Этому не бывать!
Ярость его не знала пределов в этот момент. Он смотрел ни на кого. Его взгляд был устремлен на огромную статую бога Зевса, которая возвышалась прямо в центре императорских покоев.
– Смилуйся, о, Гней Серкс, – протянув свои руки к полководцу, сказал император Сертор. – Никто из нас и не думал отнимать у тебя твою славную армию.
– Что ты имел в виду, когда сказал, что командовать моей седьмой армией в походе против Миделл будет Гай Марк?! – резко и оглушительно громко спросил Серкс у Требиуса, при этом смотря на него выпученными от ярости глазами.
– Я имел в виду, мой дорогой полководец Гней, – спокойным голосом ответил Требиус, – что командовать твоей седьмой армией в походе против ненавистных Миделл будешь ты, а помогать тебе в этом деле будет наш юный император Гай.
Требиус говорил тихо и совершенно спокойно, умело расставляя ударения на нужных словах. Он сохранял самообладание, даже несмотря на то, что над ним возвышалась грозная фигура полководца Серкса.
– Вот что я хотел сказать, мой дорогой друг Гней, – закончил свою речь Требиус.
В императорском зале, где проходило торжественное застолье самых значимых граждан Рима, установилось молчание. Гней Серкс все еще стоял на своем месте и в упор смотрел на Требиуса. Но в его глазах иссяк огонь злобы, которая поразила его при столь кощунственных словах начальника стражи по поводу передачи седьмой армии Серкса Гаю Марку.
Остальные слушатели затаились и испуганно ждали, что будет дальше. Зная крутой нрав полководца Серкса и его искреннюю любовь к своей седьмой, самой дисциплинированной, сильной и отважной армии Рима, они ожидали, что отчаянный полководец вот-вот выхватит свой острый меч и насквозь пронзит им позволившего себе кощунствовать Требиуса.
– Ну как тебе моя идея, Гней? – спокойно и с легкой, но нахальной, улыбкой на своем красивом лице спросил Требиус.
– Прекрасная идея! – воскликнул император Сертор, решив вслед за своим начальником стражи разрушить гробовую тишину, воцарившуюся в зале.
– Ты, Гней, отправишься в поход против Миделл и сокрушишь этих варваров навсегда, – продолжил Сертор, – а мой наследник проследует за тобой и станет ближайшем советником при тебе, а также удостоится чести быть свидетелем твоего величайшего триумфа.
– Блистательно, мой император! – похлопав в ладоши, сказал Требиус.
– Как тебе такая идея, дружище Гней? – спросил он у грозного полководца.
Гней Серкс молча сел на свое место и отпил вина из своего большого кубка.
– Я тебе не дружище, – неприветливо сказал он, – и впредь попрошу тебя не шутить так по поводу моей армии.
– Ну что, о божественный Гней, ты удостоишь нас чести назначить тебя командующим в походе против непокорных Миделл? – спросил император, когда увидел, что полководец полностью успокоился.
Гней вновь встал на ноги и вскинул руку в римском приветствии.
– Слава Великому Императору Сертору! – воскликнул он.
– Ваша воля, мой император, моя судьба, – сказал Гней Сертор после патетического приветствия, – я сокрушу Миделлы, только скажите мне, когда выступить в поход?
– Скоро, мой друг, скоро, – сказал император Сертор и обратился к своему сыну:
– А ты, Гай? Твое решение?
– Я иду, иду! – воскликнул Гай, как будто радостный мальчишка, которому купили боевого коня.
Он последовал примеру Серкса. Вскочил на ноги и вскинул руку в римском приветствии.
– Слава Великому Им…
– Ха ха ха ха… – раздалось со всех концов большого стола.
Даже всегда невозмутимый Гней Серкс не смог сдержать свою улыбку.
– Ты еще юн и глуп, мой мальчик, – сказал император. – Тебе не следует привыкать к этой фразе, ибо ты сам, скоро, станешь императором…
– Это приветствие должен кричать не ты, – сказал Требиус, подойдя к Гаю и похлопав его по плечу, – это приветствие будут кричать тебе твои подданные, привыкай к этому.
– Блестящий совет Требиус, – сказал император.
– Ну а ты, могучий, согласен взять нашего наследника в свой триумфальный поход? – обратился он к Серксу.
– Как прикажете, император, это будет честь для меня, – покорно ответил полководец.
– Миделлы остался последним, еще не покоренным нами, городом варваров, – сказал Требиус. – У них блестящая оборона и мощное оружие, два последних похода нашей армии закончились неудачно.
За императорским праздничным столом установилось продолжительное молчание в память о погибших римских солдатах в этих кровавых походах.
– Клянусь, на этот раз они умоются кровью эти варвары! – воскликнул Гней Серкс, когда памятный ритуал молчания закончился. – Я сделаю почву их земли красной от пятен их крови, клянусь.
Все римляне за столом в знак согласия промолчали. Только юного наследника немного смутила столь нескрываемая жестокость и ярость полководца.
Спустя несколько дней весь Рим начал готовиться к военному походу против последнего непокоренного государства – Миделл. Уже на протяжении двухсот лет эта страна давала отчаянный отпор римской цивилизации и отказывалась платить налоги в казну Рима.
Теперь военная машина империи решила окончательно разделаться и с этим своим врагом, превратив его города и стены в груду сдуваемого ветром пепла.
Участвовать в последнем походе Рима подлежало и Гаю Марку.
Глава III.
Вся история человечества совершила крутой поворот от своего, казалось бы, предначертанного пути. Возвышались и рушились империи Древнего Мира. Гибли несокрушимые повелители всех просторов земных. Тела некогда великих императоров, которые при жизни называли себя богами или представителями высших сил на Земле, после смерти превращались в гниющее и червивое мясо. Рушились стены несокрушимых и величественных городов, а их цари навсегда уходили в небытие. Не было ничего вечного в этом одиноком мире. Не было ничего…
Кроме вечного Рима.
Эта несокрушимая держава не поддавалась безжалостной воле времени и сокрушающей все на своем пути истории. Нет, все шло так, как задумали великие императоры, всего за несколько столетий превратившие маленький город в Италии в огромную средиземноморскую державу. Рим рос и хорошел, а вместе с ним росло и его могущество. Казалось, что за две тысячи лет его всемогущества не осталось на Земле больше места, где бы ни стояла статуя императора Августа, Трояна, Ромула Августа Несокрушимого, Марка Величественного, Помпея Завоевателя, Юлия Бессмертного.
За две тысячи лет власть Рима признали франки, парижане, африканцы, англы, почти истребленные галлы, племена далекого Севера и русских степей. Распространилось могущество Рима и на Испанию, Далекую Азию, Китай и Индию. Везде римское военное оружие и сложные технические машины, которые с изобретением парового котла превратились в страшных, быстро двигающихся монстров, обеспечивали поражение и смирение непокорных народов. Но оставались еще смельчаки и безумцы, которые считали, что римлян победить можно. Однако самоуверенность их оставалась недолгой. Она тут же превращалась в ничто, как только многотысячные римские легионы со своими машинами и орудиями появлялись под стенами их городов. Римляне не жалели непокорных. После поражения варваров, как было принято в римской традиции еще со времен Юлия Цезаря, жестоко казнили. Массово распинали на деревянных крестах или просто расстреливали из своих многоствольных орудий. Выживали лишь немногие. Лишь те, кто полностью терял свою волю и готов был стать даже подручным животным у великих завоевателей, лишь бы его оставили в живых. Щадили женщин. Римляне не пользовались варварскими женщинами. Однако они с удовольствием продавали их в рабство торговцам из Африки, Испании, Индии и других заинтересованных стран. Дети покоренных не представляли для римлян никакой ценности. После триумфального грабежа и разрушений римлянами непокорных городов маленьких выживших варваров ждала голодная смерть на развалинах их домов.
В конце концов, не осталось на земле ни одного неподвластного Риму народа. А те, кто подвластными стать не захотел, просто были истреблены. Такова была участь непокорных Риму глупцов.
***
– Мальчик мой, поверь мне, это станет твоим триумфом и свидетельством небывалой доблести.
– Да, отец, я знаю.
– Эти доспехи я надевал во время битвы с кеурианцами.
– Все знают об этом, отец.
– Глупые и недалекие варвары.
– Миделлы?
– Все они, все они глупцы. Все те, кто надеяться победить когда-либо Рим.
– Согласен с тобой отец.
Гай Марк стоял возле огромного, обрамленного массивным золотым орнаментом зеркала в императорском дворце. Вокруг него суетилась прислуга, а сам он был облачен в золотые доспехи и ярко-красный императорский плащ. Слуги поправляли части доспехов на теле императорского наследника, а также разглаживали складки на его плаще и расчесывали его густые темные волосы.
Неподалеку от своего сына стоял император Сертор. Он с достоинством любовался красотой своего наследника и той, мужественности, которую выражало его лицо.
– Я уже стар, мой мальчик, и поэтому командовать армией больше не могу. – Сказал владыка Рима, – а вот ты и твой товарищ Гней Серкс, я считаю, прекрасно справитесь с этой задачей. Разгромите Мителлы и уничтожите тамошних варваров.
Гай Марк поморщился при упоминании имени полководца Серкса.
– Знаешь отец, – сказал он. – по моему, Гней вовсе не считает меня своим товарищем.
– Глупости! – воскликнул Сертор. – Не верь россказням лжецов и лицемеров!
– Ты и Гней – братья на век! – величественным тоном произнес он. – Пускай вы не братья по крови, зато давние и очень сильные братья по оружию, а это крепче, чем любые братские узы.
Сертор демонстративно взмахнул своим длинным плащом, и его подол, сделав красивый виток в воздухе, аккуратно лег на пол.
– Надеюсь, ты крепко усвоил то, что я тебе сказал мой мальчик? – строго спросил император у своего сына.
– Да, отец, – ответил Гай.
Император приказал одному из слуг налить ему вина в большой золотой кубок. Когда кубок был наполнен живительным красным напитком, Сертор сделал несколько больших глотков и сел в просторное кресло, которое стояло неподалеку от зеркала.
– Миделлы опасная и большая крепость варваров, – сказал он Гаю Марку. – Взять ее штурмом будет сложнее, чем проклятый Крид.
Гай внимательно слушал слова своего отца.
– Когда начнется бой, находись ближе к Гнею Серксу. Он сможет прикрыть тебя в случае опасности, – сказал Сертор.
– Завтра вы выступите в путь на Миделлы, – продолжил император, обращаясь к своему сыну. – Переход до земли варваров займет около двух месяцев, и будет он весьма и весьма тяжелым, мой юный сын.
Гай Марк решился задать своему отцу дерзкий, но неуверенный вопрос:
– Отец, ты считаешь – мы сможем победить варваров из Миделл?
При этих словах благородный Сертор лишь слегка усмехнулся.
– Не было еще на этом свете, который принадлежит Юпитеру, более могущественного и более цивилизованного народа, чем граждане Рима, – сказал он, делая большой глоток вина. – Никто еще за три тысячи лет существования римской державы не выдержал столкновения с нашей армией, все рабы и варвары рано или поздно пали.
– Но ведь Миделлы два раза выдерживали натиск наших самых отважных легионов.
Император сделал повелительный жест, требуя от своего сына замолчать и не говорить глупостей.
– Виною нашего поражения стал проклятый климат этих проклятых Миделл и малодушие наших полководцев, – громко сказал император, как бы стараясь, чтобы его специально услышало как можно людей вокруг.
– Мы потерпели поражение именно из-за трусости и нерешительности этих двух бездельников-полководцев! – продолжал владыка Рима. – Они привели две наших самых лучших армии к полному разгрому!
Гай Марк старательно слушал каждое слово своего отца.
– С тобой, мальчик мой, и Гнеем Серксом ничего подобного случиться не может, – сказал Сертор. – Он самый опытный и отважный полководец за три тысячи лет Рима, а ты, ты… ты будущий император мира. Боги перестанут быть богами, если вы оба падете в битве с этими животными из Миделл.
Так рассуждал император Сертор. А его преданный сын лишь покорно кивал головой, выслушивая его горделивый пассаж.
– Запомни, сын. Вы должны окончить войну всего за два месяца, – строго и глядя при этом прямо в глаза Гаю, сказал император. – К великому празднику Сатурналии вы должны уже вернуться обратно в столицу и встретить триумф. Ты – как новый император, а Гней – как заслуженный почетный гражданин и главный сенатор.
Гай Марк был удивлен и взволнован этими словами своего родителя.
– Уже? Уже в Сатурналии? Я должен стать императором…?
Сертор лишь пренебрежительно махнул рукой.
– Да, Гай – мой сын. Ты должен стать императором уже на исходе этого года.
– Но почему сейчас?! – воскликнул Гай Марк. – Я еще не готов стать императором.
На лице великого Сертора промелькнула вспышка ярости.
– О, боги, о Юпитер! Сколько горя с этим юношей, – патетически восклицал римский владыка, словно актер греческого театра. – Ты станешь настоящим мужем и воином после этого похода, ты будешь готов перенять вожжи правления подчиненными народами и направлять их. Ты будешь готов стать императором.
Гай Марк замолчал, почувствовав приближение сурового гнева своего отца.
Однако мудрый император быстро сменил свой гнев на благородное милосердие. Он медленно поднялся со своего кресла и подошел к наследнику.
Взяв своей старческой рукой Гая за его юношеский подбородок, он внимательно заглянул в его глубокие и пронзительные глаза.
– Сын мой, – с отцовской нежностью сказал Сертор. – это деяние нужно не только мне. Оно нужно тебе, и, самое главное, оно нужно нашему великому Риму. Кто-то должен сокрушить последний оплот варваров.
– Но командовать армией все равно будет Гней Сертор, отец, – тихо сказал Гай Марк.
– Естественно Гней, – мягко ответил император, все еще смотря в глаза своему сыну.
– Но знаешь ли ты, мальчик мой, что именно такая судьба уготована римским императорам, – продолжил Сертор. – В битвах побеждают полководцы, а иногда даже победа достается им ценою их собственной жизни. Так даже лучше. Но победы их принадлежат императорам.
Глаза Гая выразили изумление и не понимание.
– Ты хочешь смерти Гнея Серкса, отец? – страшно удивившись, спросил наследник.
Император усмехнулся.
– Такова участь великих полководцев, Гай. Какими бы великими они ни были, вся их судьба неразрывно связана с римским императором. Риму, и его величию, которым этот замечательный город обязан именно его императорам, принадлежат победы наших полководцев. Именно поэтому, самые великие воины Рима всегда посвящали свои триумфы императорам. Так было всегда: и при Цезаре Несокрушимом, и при Гнее Величественном, и даже при Марке Азиатском. Таков удел полководца. Он воюет не за себя, и не за свою славу, а за величие Рима.
Император Сертор оставил своего сына, и вновь подошел к небольшому столику, на котором красовался его красивый ярко-золотой кубок с вином. Сделав несколько освежающих глотков, он громогласно продолжил.
– Так вот Гай! Гней Серкс – это лучший из сынов Рима. Его смерть будет большой печалью для нас всех. Но богиня Немезида хоть и жестока, но крайне справедлива. Для Гнея взятие Мителл должно стать вершиной его величия. После этого ему стремиться уже некуда.
Тут император резко и решительно взглянул на своего сына.
– Поэтому, заклинаю тебя, Гай, – четко проговаривая каждое слово, сказал Сертор. – Держись во время боев как можно дальше от Гнея. Я чувствую, что дни его будут сочтены возле Мителл. Пускай он предстанет пред добродушным Марсом в его небесных чертогах, но его окончательная победа станет триумфом для всех римлян, а имя его навсегда останется легендой.
– Но как же я буду… – попытался чем-то нерешительно возразить своему великому отцу Гай Марк.
– Просто находись как можно дальше от него! – громко крикнул Сертор, от чего все императорские слуги нервно вздрогнули, а кое-кто даже выронил посуду из рук.
– Вон!
Голос императора заставил задрожать большие стекла в окнах его покоев. Его рев был обращен к глупой и медлительной прислуге, и рабам, которые подносили вино и подливали его в кубок Сертора.
– Вон, я сказал! – повторил император свое требование.
Все лишние люди торопились убраться из просторного зала, унося с собой ненужные предметы. В какой-то момент, из-за большой и спешной суматохи, трое чернокожих рабов даже замялись в дверном проеме выхода, стараясь удалиться от злобного императора как можно скорее.
Сам владыка презрительным взглядом проводил всех своих слуг и вновь обратился к своему наследнику, когда в покоях не осталось никого кроме них.
– Мое последнее слово, Гай, – спокойным тоном заговорил император. – Ты будешь находиться в лагере армии, пока будет идти бой. А наш с тобой преданный друг Требиус, в чьей преданности и любви к тебе я никогда не сомневался, будет оберегать тебя от лишних волнений. Затем, когда война будет окончена… О всемогущие боги! Сделайте так, чтобы жертв среди римлян было как можно меньше. Когда война будет окончена, ты и Требиус триумфально вернетесь в Рим, объявите о нашей победе и возвестите скорбную весть о героически погибшем Гнее Серторе.
– Но почему Гней обязательно должен погибнуть, отец? – все-таки задал свой вопрос Гай Марк. – Может всемогущие боги будут ревностно оберегать его и в этом бою, и он сам, в одиночку, разобьет всех варваров?
Император молча, но с плохо скрываемым раздражением, продемонстрировал своему сыну жест, требовавший безоговорочного молчания.
– После вашего триумфа, – продолжил Сертор, – благородный сенат дарует тебе титул отца Рима и императора империи.
– Но отец…
– А я, твой любящий и преданный отец, раз и навсегда ухожу на покой и дарую тебе свободу действий в твоем царствовании. Ты, я считаю, достоин стать императором. Ты умен, красив, молод, любим толпою и одарен ораторским талантом. Пускай ты молод, но Великий Понтий Сокрушитель стал владыкою в шестнадцать лет, еще будучи моложе тебя.
– На этом все Гай, – закончил свою речь император. – Будь преданным Риму и мне, твоему отцу.
С этими словами император Сертор медленно удалился из своих покоев. Оставив Гая Марка возле большого зеркала, и предоставив ему в спокойствии готовиться к походу против Миделл.
***
Данный порядок был установлен римскими императорами уже несколько веков до того, как на свет появился Гай Марк.
Обычно, наиболее крупное, рискованное и опаснейшее военное путешествие римской армии не могло совершиться без участия в нем, как правило, великого стратега и полководца, а также самого императора, фигура которого на поле боя воодушевляла римских солдат и заставляла их бесстрашно идти в бой на врага. Такой порядок был заведен еще Божественным Октавианом Августом и сохранялся благородными римлянами на протяжении двадцати столетий.
Но постепенно в эту традицию вносились некоторые дополнения самими императорами. Еще император Гальба, будучи сам выходцем из полководцев, провел через подвластный ему римский сенат закон, согласно которому все победы римской армии являются заслугой гения самого императора, а все остальные граждане лишь исполняют его волю. Закон был установлен, хотя долгое время он оставался лишь бездейственной формальностью.
Но вот наступила эра великого Траяна, и просто формальность стала действенной законодательной нормой. Полководцы Рима, независимо от своего статуса и общественного признания, теперь приносили клятву перед лицом императора и народом Рима, обязуясь передать все свои лавры победителя в руки императора, так как именно он являлся отцом Империи и представлял интересы всех ее граждан.
Но не всегда этот постулат безукоризненно соблюдался. В две тысячи триста семьдесят пятом году полководец Марк Мицелл пренебрег требованием императора Рома вернуть свои войска в Рим после победы над непокорными народами Севера и поднял бунт против Империи. Со своей преданной армией, состоящей из четырехсот тысяч человек, он двинулся на столицу Римской Империи, чтобы сокрушить тирана Рома и самому стать императором.
С большим трудом императору и преданным ему войскам удалось сокрушить мятежников и остановить восстание. Многие воины из армии бунтовщика Мицелла были казнены, другие изгнаны из Рима и империи вообще, а третьи оставлены без жалованья. Сам взбунтовавшийся полководец был казнен любимым способом экзекуции у римлян: распятием на двух больших и скрещенных деревянных досках. Таким же образом казнили и несколько десятков тысяч его самых преданных солдат. Порядок был восстановлен.
Прошло несколько столетий с тех страшных событий в истории Рима. Казалось, реки крови, которыми истекли казненные бунтовщики и многолетние забвение отчаянного полководца-бунтовщика навсегда развеяли из народной памяти самый масштабный акт гражданского неповиновения римским властям и самому императору в истории.
Однако прошло всего несколько столетий и отчаянный мятеж, не желавшего отдавать свою кровную победу нелюбимому императору полководца повторился. Но на этот раз бунтовщиков было несколько.
Марк Кентурий, Галлий Сирийский и Сципион Сокрушитель, будучи тремя главными военачальниками в битве против орд диких кочевников в Азии, на границе с Китаем, в три тысячи двести двадцать шестом году от основания священного города Рима, вступили в соглашение друг с другом.
Более трех лет они уничтожали армию азиатского вождя Урука. Дикие всадники, словно бесы, скакали на своих одичавших лошадях, размахивая острыми, как меч самого бога Марса, саблями, и прямо на скаку отрубали головы и руки мужественным римским воинам. И все же, с большими усилиями и с неисчислимыми потерями удалось трем храбрым и самоотверженным полководцам сломить дух варваров из Азии и подчинить их империи.
Но не успели Марк, Галлий и Сципион отпраздновать свою тяжелую победу, как из столицы пришла неприятная для всех трех этих мужей весть. Ее торжественно доставили несколько римских всадников в одеяниях и доспехах императорской стражи. Полководцы получили от императорских посланников торжественно белый и большой лист крепкой, сделанной по китайским традициям, бумаги. Начав читать тот текст, который на себе сохранила эта бумага, полководцы все больше падали духом, а гнев их и ярость, наоборот, стремительно возрастали. Каждому из трех полководцев врезались в память, словно гранитная надпись, те слова, которые тогдашний император Август Гней Юлиус написал на красивой белой гербовой бумаге индийскими чернилами:
Божественный император Всесильной и Вечной Римской Империи Август Гней Юлиус Божественный
Беспримерной храбрости полководцам Рима
Марку Кентурию
Гаю Сирийскому
и
Сципиону Сокрушителю
О, храбрые войны Рима! Да благословит Вас Великий и Вечный бог Юпитер.
Как долго все милостивые и благородные граждане Вечного Рима ожидали известия о вашей победе над мерзкими и неполноценными дикарями далекой Азии.
И вот, слава великим богам, известие о вашей окончательной победе, наконец, достигло и нашу Непревзойденную столицу.
Народ ликует и прославляет своего Императора и Вас, павшие в жестокой битве за счастье каждого свободного гражданина, доблестные римские мужи.
Я, Всесильный Император Римской Империи Август Гней Юлиус Божественный, поздравляю Вас с победой великие воины и одновременно скорблю о вашей столь прискорбной гибели на поле брани.
Знаю, что вы навечно воссоединились с богами в их сладострастных чертогах и наслаждаетесь всеми радостями жизни покойных.
Да сделает Вас Великий Юпитер навечно счастливыми.
Именно такими, неприятными для великих полководцев словами заканчивалось послание императора. Как оказалось, римский владыка заранее, не дожидаясь окончания сражений, решил объявить лучших полководцев империи мертвецами.
На вопрос полководцев к имперским посланникам, почему император желает видеть их мертвыми после столь великой победы, посланники ответили, что такова воля правителя, и если судьба уготовила главным военачальникам остаться в живых они должны сами, исполняя волю владыки Рима, покончить с собой.
Столь шокирующее повеление императора повергло трех мужественных и опытных воинов в глубокий шок, а затем в неистовую злобу.
Оставив посланников, Марк, Гай и Сципион велели собрать свои оставшиеся легионы на большом поле, на котором всего несколько дней назад разворачивалась страшная битва между солдатами римской цивилизации и полудикими варварами. Применив все свои ораторские способности, три доблестных полководца объявили своим преданным солдатам, какую участь уготовил Рим их командирам.
Испугавшись за свое будущие, за свои награды и денежные пожалованья, а также обеспокоившись печальной судьбой своих командующих, римские солдаты велели полководцам вести их в Рим, чтобы лично встретиться с императором. Ревущая огромная солдатская масса требовала восстановления справедливости и наказания для тех, кто предал их храбрых командиров.
Воспользовавшись массовой поддержкой своего войска, не пожелавшие умирать полководцы, приказали своим солдатам разделаться с императорскими посланниками, посмевшими принести им столь дурную весть из столицы. Когда тела растерзанных и обнаженных посланников императора уже больше никому не доставляли удовольствия, мятежные военачальники вновь призвали свое войско к порядку и громко объявили, что они действительно готовы организовать поход на столицу.
Марк, Галлий и Сципион были уверены, что с помощью своей взбунтовавшейся армии они не только добьются от императора отмены его мерзкого и предательского приговора, но и поднимут восстание в других военных гарнизонах. В планы их не входило свержение императора, в планы их входило добиться для себя еще больших привилегий, а также новых титулов и властных полномочий наравне с императором. С огромной массой своих солдат они выдвинулись в обратный путь из Азии, их целью было как можно скорее достигнуть великого Рима.
Всем встречавшимся на их пути подвластным Риму городам военные бунтовщики объявляли, что они идут в столицу ради достижения справедливости, чтобы добиться от римского императора справедливого отношения ко всем его подданным. Такие благородные заявления не могли не задевать чувства людей, встречавшихся заговорщикам на их пути. В крупных городах империи Марка, Сципиона и Галлия встречали как героев. А их солдат непременно обслуживали местные красавицы. По всей империи пошел активный слух, что трое храбрых мужей решили раз и навсегда ограничить всемогущую власть Рима над другими народами и даровать всем не римлянам свободу. Ничего подобного в планы римских мятежников не входило. На всех не римлян они смотрели свысока, в лучшем случае как на варваров. Такое отношения римлян к другим народам и городам веками впитывалось им в кровь, словно материнское молоко.
Однако полководцы не желали расстраивать расположение варваров к себе, и поэтому лишь уклончиво отвечали тем, что при вступлении в Рим непременно попросят императора смягчить свои методы управления.
На протяжении двух месяцев огромное войско Марка Кентурия, Гая Сирийского и Сципиона Сокрушителя продвигалось к Риму. И чем дальше оно шло, тем агрессивнее и опаснее оно становилось. Сами командующие мятежным войском заключили между собой союз, который по давней традиции, восходящей еще к величественному Юлию Цезарю, разогнавшему ненавистный сенат после неудачного покушения на него и провозгласившего себя императором, назывался – триумвиратом. Марк, Гай и Сципион поклялись идти вместе до конца и или добиться победы, или же вместе разделить участь страшного поражения.
В самом Риме в течение продолжительного времени ничего о восстании армии в Азии не знали.
Уже немолодой император Август Гней Юлиус был уверен, что его верные полководцы или доблестно погибли в бою с варварами, или же строго выполнили его волю о своем самоубийстве. Удивлению его не было приделов, когда он узнал, что его военачальники в Азии не только не мертвы, но еще и восстали против Рима. Удивление его очень быстро сменилось дикой яростью, а потом и ужасающим страхом. Ничего не знал стареющий император о настоящих мотивах бунтовщиков в Азии. В его сознании возникла идея о возможно скором крахе империи. В какой-то момент божественный правитель действительно решил, что изменники направляются в Рим, чтобы свергнуть императорскую власть, как когда-то, давным-давно, древние римляне свергли ненавистных царей и установили затем республику.
Но недолго продолжались опасения императора. Очень скоро хитрые и незаметные шпионы империи во всех деталях выяснили реальные цели и мотивы главных бунтовщиков.
– «Это не война против империи и императора. Это просто восстание Спартака» – объявил вскоре император своей приближенной свите, узнав, чего в действительности хотят восставшие.
Однако и после этого причины для паники все же оставались. Ведь огромное, злое и плохо контролируемое войско может пойти на что угодно. Император решил не идти на уступки предателям.
– «Сегодня они хотят денег и жизни, а завтра захотят моей смерти» – громко заявил он.
Вскоре владыка обратился к римлянам, которые из-за непонятных, оборванных и пугающих новостей стали постепенно поддаваться паническим настроениям.
Стоя на центральной площади города, на которой возвышался Форум, император объявил многотысячной толпе, что против него и его подданных восстало войско дикарей, которые по каким-то странным и нелепым, известным только богам, обстоятельствам объявили себя римской армией. Публично он объявил полководцев Марка Кентурия, Гая Сирийского и Сципиона Сокрушителя – врагами Рима и назначил награду за их отрезанные головы. Всех римлян император призвал не слушать предателей и если потребуется – встать на защиту родной столицы от войска изменников.
Одновременно с этим владыка объявил военное положение на всей территории империи. Он также назначил второго полководца Рима Гая Сицилийского главой чрезвычайной армии, которая должна была разгромить бунтовщиков.
Вскоре свора мятежников уже была под стенами Рима. Их предводители обратились с речью к жителям столицы, в которой они призывали открыть городские ворота и впустить своих героев в столицу. В таком случае, утверждали они, Рим избежит ужасной гражданской войны и защитит свой имперский авторитет в глазах варваров.
Несмотря на уверенность Гая, Кентурия и Сципиона в своей правоте и вере в неминуемую победу, их войско начинало терять самообладание. Многим солдатам из числа мятежников еще на пути к Риму начало казаться, что они, вернувшись из далекого азиатского похода и ослушавшись приказа императора, совершают измену своей родине. Еще не успело мятежное войско подойти к стенам Вечного города, как в среде армии бунтарей тут же выявилось несколько тысяч дезертиров. По ночам, предчувствуя скорое поражение этой авантюры, один за другим они начали покидать лагерь взбунтовавшихся полководцев и возвращаться в свои дома, чтобы затем объявить властям о своем неучастии в заговоре. Сначала дезертиров было всего несколько десятков. Затем, по мере приближения к массивным стенам, которые оберегали вечный Рим, их число моментально возросло до нескольких сотен, а позже и тысяч человек. Сами полководцы вначале пытались пресечь бегство своих солдат. Они вводили децимацию (казнь) или телесные наказания для беглецов. Однако вскоре они убедились в том, что такие меры лишь увеличивают количество беглецов. С тех пор отчаявшиеся противники императора пытались лишь только своими увещеваниями и обещаниями о достойном вознаграждении после победы остановить дезертирство своих сторонников.
Однако и это не помогло.
К тому моменту как войско полководцев-путчистов подошло к воротам Рима из четырехсот тысяч солдат, которые выступили с ними из Азии, с ними осталось едва только восемьдесят тысяч вооруженных и готовых сражаться воинов.
Тем не менее, казалось, что для победы хватит и этих десятков тысяч храбрых мужчин.
Однако наивные и честолюбивые смутьяны крайне недооценили мощь Рима. Очень скоро перед ними распахнулись его ворота. Однако их открыли не для того, чтобы впустить осаждающих город и примириться с ними, а для решающей и страшной битвы.
Едва только центурии римских солдат, вышедших на бой с мятежниками, стали появляться из городских стен и выстраиваться в боевом порядке, у бунтовщиков и их командиров окончательно исчезли иллюзии о своей возможной победе.
Вслед за закованными в броню солдатами, из городских ворот на большую площадь перед городом с железным грохотом выехали стальные гиганты-машины. Как и солдаты, они были покрыты непробиваемой броней, а их большие орудия, стреляющие разрывающимися стальными ядрами, были нацелены прямо на неровные шеренги восставшей армии. В конце устрашающего построения римской боевой машины, из городских ворот, не спеша, восседая на белом гордом коне, на поле боя выехал сам командующий главными военными силами империи Гай Сицилийский.
Без каких-либо обращений и воззваний к мятежникам, преданный императору полководец поднял свою руку в белоснежно белой перчатке вверх и приказал своему войску начать атаку.
Ни храбрость, ни отчаянье, ни оправданная злоба не могли возместить собой храбрым и отчаявшимся бунтовщикам отсутствие у них крепкого обмундирования (их доспехи истрепались в долгих походах и в кровопролитных сражениях с варварами), а также боеприпасов и мощной боевой техники.
В течение шести часов все было кончено. Сражение с некогда великими полководцами Римской империи было выиграно самой империей. Несколько десятков тысяч храбрецов, из числа решившихся бросить вызов своей родине были убиты. Выжившие либо предпочли бежать, либо сдаться в плен. Последних было немного. Ибо римские солдаты уже давно усвоили урок, что их главный повелитель не милостив к изменникам.
Что касается Сципиона Разрушителя, Марка Кентурия и Гая Сирийского, то, несмотря на свой крепкий триумвират, эти доблестные мужи разбежались в разные стороны, едва почуяв, что час их кончины близок. Однако долго им прятаться не пришлось. Зная, что от гнева и власти римского императора спрятаться невозможно нигде, они предпочли покончить с собой самостоятельно, не дожидаясь своей поимки и последующей унизительной экзекуции на улицах Рима.
Так закончился второй крупный бунт римских полководцев против своего императора. Едва Август Гней Юлиус получил известия о том, что тела всех трех заговорщик найдены мертвыми, он поспешил на Форум и велел собрать толпу у его подножия.
Не жалея своего красноречия император объявил умерших главарей восстания изменниками богов и самого Рима. Себя же, в присутствии многотысячной возбужденной и готовой к затяжному празднику толпы, он объявил победителем азиатских варваров. За этими словами владыки последовали бурные и неутихающие овации городской черни, а сам растроганный император объявил следующие десять дней всеобщим праздником в Риме.
Пока неустрашимые завоеватели Азии для Рима медленно становились прахом в сырой земле, их родина безудержно праздновала и ликовала, веселясь победе над своими солдатами.
После столь страшных и кровопролитных войн между императором Рима и его полководцами у властной верхушки империи появилась новая традиция. Август Гней Юлиус после своей победы над мятежными военачальниками решил раз и навсегда пресечь подобные попытки неподчинения императорской воле. Выступая перед римским сенатом шестнадцатого марта три тысячи двести двадцать седьмого года от основания Рима император, используя все свое честолюбивое красноречие, объяснил сенаторам, к каким страшным последствиям может привести своеволие и неконтролируемое могущество полководцев, управляющих большими легионами. Вздымая свои руки к потолку совещательного зала, Юлиус проклял ненавистных ему мятежников и преданных им солдат. Он также призвал сенаторов, ради спасения Рима, уберечь будущих римских владык от военного террора со стороны нечестных и властолюбивых полководцев.
Сенаторы выслушали доводы императора, и полностью с ним согласились. Весь день продолжалось обсуждение нового тайного закона империи. В конце концов, отцы империи пришли к выводу, что для достижения порядка и спокойствия в державе, важных и влиятельных полководцев в тот момент, когда они находятся на вершине своей власти, желательно устранять с политической арены, чтобы они не могли противоречить императору и претендовать на его власть. Как именно ликвидировать с политической сцены ненадежных военачальников сенаторы и император тоже обговорили.
Был издан эдикт, который предписывал всем без исключения полководцам империи принимать фактическое участие в любом мало-мальски важном военном конфликте. С этих пор любой военачальник Рима, командующий крупным соединением войск, обязан был сам браться за оружие и бок обок со своими верными войсками сражаться с противником. Если же командующий пренебрегал этим правом и во время битвы пребывал в своем лагере – император имел законное право лишить его всех почестей, так же как и жизни.
Зачастую полководцы не смели нарушить это предписание. И большинство из них в последующих битвах из-за своего деятельного участия в бою нередко становилось легкой и желанной добычей противника. Чаще всего, после введения антиполководческого закона, видные командиры так и не возвращались в столицу с триумфом, а вся их слава после победы доставалась именно римским императорам. Но бывали все же случаи, когда у владыки римского могли возникнуть подозрения, что тот или иной командующий войсками жаждет повторить преступление Сципиона Сокрушителя, Гая Сирийского и Марка Кентурия.
На этот случай для императора и его приближенных законом Гнея Юлиуса вводилось специальное право: «Божественное право». Если у владыки возникало подозрение о готовящемся военном заговоре, сенаторы позволяли ему уничтожить главного заговорщика. Едва было дано разрешение на убийство зачинщика беспорядков, как в лагере главного полководца тут же появлялся кто-либо из императорской свиты.
С заподозренным в измене полководцем мило беседовали, угощали его вкусным вином, выслушивали рассказы бедняги о своих славных подвигах и с отеческой любовью хлопали по плечу. Но стоило только ночной темноте накрыть собой военный лагерь, как в тишине, среди тысяч молчаливых солдатских палаток, из главной палатки лагеря, полководческой, раздавался тихий стон. Это был предсмертный стон гнусного высокопоставленного полководца. Его ударили ножом, а затем, для верности, задушили. Наутро тихие и незаметные «люди императора» исчезали, а бездыханное тело главного полководца оставалось лежать без движения в его просторной боевой палатке.
Именно таким «Божественным правом» Рим навсегда обезопасил себя от изменников и гражданских войн. Любой заговор среди своих сограждан или военных теперь легко разрешался с помощью одного хладнокровного, но показательного убийства.
Именно с помощью этого же «Божественного права» Мудрый император Сертор планировал обезопасить себя, свою империю, своего наследника и всех граждан Рима от неблагонадежного и слишком честолюбивого полководца Гнея Серкса.
Глава IV.
Этот прозорливый и шаловливый тонкий лучик света как будто веселился в кромешной тьме и, играя, старался ее разогнать, озарив собой все пространство вокруг. Этот тонкий ярко-желтый луч проникал сквозь небольшое, совсем узкое отверстие, которое располагалось наверху больших, массивных и тесно соединенных дубовых досок, из которых были сконструированы ворота военного лагеря располагавшегося прямо в центре Рима. За этими воротами, внутри лагеря еще находилось несколько десятков людей. Многие из них столпились прямо под оранжевой кирпичной аркой, выстроенной в воротах, которая служила специальным коридором, соединявшим наружный мир и внутренне пространство военного учреждения. Внутри этой длинной арки, словно в глубоком подземном туннеле, несмотря на жаркий и солнечный июльский день, установилась прохладная и немного волнующая темнота. Солнце под арку не проникало, и находящиеся под ее защитой три десятка солдат и офицеров могли наслаждаться темнотой и прохладой, пока их собратья на площади перед воротами страдали от палящего солнца. Прямо у самых ворот, которые открывали выход из под арки и военного лагеря на просторную мостовую, стоял Гай Марк.
Именно ему было поручено вывести самый престижный легион седьмой армии Гнея Серкса из казарм, и торжественно сопроводить его к центральной площади Рима, прямо к Форуму, где была выстроена основная часть этой армии. Именно в юные голубые глаза Гая ударял и слепил их яркий лучик солнца, просачивавшийся сквозь щель в деревянных воротах. Гай слышал, как за воротами волнуется римская чернь, собравшаяся на улицах города, чтобы посмотреть торжественное шествие седьмой армии, которая отправиться на завоевание Миделл.
Однако ни взволнованный шум толпы за воротами, ни неприятные возгласы солдат и офицеров за его спиной, требовавших от городской стражи как можно скорее открыть ворота, не могли оторвать Гая от любования молодым золотым лучом. Юному наследнику в этот момент казалось, что этот скользящий в темноте кирпичной арки молоденький луч света такой же одинокий как и он сам. Гай не слышал ничего вокруг. Сейчас ему больше всего хотелось навсегда остаться где-то в темноте, и наслаждаться спокойным созерцанием одинокого луча света.
– Марш!
Команда прозвучала резко и неожиданно, словно рев тысячи свирепых львов во время гладиаторского боя.
Услышав кодовый сигнал, караульные стражники тут же нажали на все рычаги и дубовые ворота престижного военного лагеря моментально раскрылись. Все мечтания и спокойствие Гая Марка тут же были моментально разрушены огромной волной слегка обжигающего солнечного света, который нахлынул на него, едва распахнулись защитные ворота.
– Мой император, нам нужно идти! – воскликнул один из стоявших рядом с Гаем офицеров. – Нам нужно идти, торжественный марш начинается.
Офицеру пришлось уверенно, но не слишком сильно дернуть Гая за плечо, чтобы тот пришел в себя и отдал команду ждущим его военным.
Едва рука военного коснулась его плеча, как будущий император тут же встрепенулся.
– За мной! Марш! – во всю глотку вскричал Гай, отдавая команду вверенному ему отряду начинать шествие.
Первый боевой легион знаменитой седьмой армии Рима начал покидать территорию своего каменного лагеря и уверенным маршем выходить на просторную мостовую, чтобы затем торжественно прошествовать на встречу с императором Сертором.
На солдатское шествие собрались посмотреть тысячи римлян. В этот яркий июльский день огромное количество простых горожан, рабов и радостной столичной черни выплеснулось на городские улицы Рима. Увидев марширующих стройным шагом колонны элитных солдат, счастливые горожане взметнули свои руки вверх в римском приветствии и радостно восклицали: «Ave Caesar!» [1 - * Да здравствует царь (лат)]*. Таким образом, они торжественно приветствовали Гая Марка, который в своих белых доспехах олицетворял престиж всего элитного легиона.
Он шел во главе колонны элитного легиона седьмой армии. Народ восторженно встречал наследника императорской власти и не переставал салютовать ему. На все почести, оказываемые ему гражданами, Гай Марк отвечал спокойной и непринужденной улыбкой, а иногда и слегка заметным кивком головы. Колонна вверенных ему солдат уверенным маршем приближалась к центральной площади Рима. Приближаясь к назначенному месту Гай Марк увидел, что площадь уже заполнена несколькими легионами солдат. Их каски, доспехи и металлическое оружие ярко отливались на солнечном свете. Гаю казалось, что площадь Траяна, коей и являлся центр Рима, также как и голубое небо над его головой, заполнена ярко светящим солнцем. Такой ослепительный эффект создавался благодаря отражению солнечных лучей от окованных в сплошную броню римских легионеров, заполонивших главную площадь столицы.
Легионы седьмой армии, стоявшие на площади, были выстроены здесь, чтобы выслушать напутственную и хвалебную речь императора Сертора. Конечно же, вместить весь воинский контингент на площадь Траяна было нельзя. Поэтому с незапамятных времен было принято перед началом военного похода собирать элитные подразделения армии в одном месте, чтобы самые лучшие солдаты могли услышать вдохновляющие слова римского императора перед войной, а затем восторженно разнести эти слова между своими собратьями по оружию.
Вот и сегодня, тринадцатого июля три тысячи семьсот пятьдесят шестого года, когда римская армия была готова выступить в поход против нового врага Римской Империи, лучших солдат державы вновь собрали в центре Рима, чтобы они выслушали призыв божественного императора, улицезрели приношение жертвы богу войны – Марсу, а также торжественно прошли по улицам города в полном боевом одеянии. Это все было частью веками сложившихся римских традиций. А с каким восторгом волнующаяся толпа в такие дни смотрела на передвижение войск по городским улицам. Волнение и патриотический экстаз вызывал у римлян вид военных, грозно шагающих в металлической броне по красивым мощеным улицам Вечного Города. Чернь смотрела на солдатские шествия с удовлетворением. Она то и дело подбегала к марширующим колоннам и требовала от солдат принести как можно больше добычи и трофеев из покоренных земель, чтобы во время триумфа после войны император был как можно более щедр, а хлебные раздачи и уличные пирушки как можно более жирнее и сытнее. Женщины смотрели на уходящих из города на войну солдат с удивленными и жаждущими улыбками на лице. Многим из них хотелось чего-то большего в этой жизни. Какие-то необузданные и хаотичные желания, вечно терзающие женскую душу, рвались наружу и хотели немедленного удовлетворения, когда благородные римлянки с тоскою на своих лицах созерцали гордо марширующих мимо них солдат.
Знатные и благородные римские мужи во время прощального марша родной армии выходили на просторные балконы своих роскошных городских усадьб, и не спеша махали своими, обычно пухлыми, руками уходящим солдатам, давая тем понять, что они полностью разделяют военную политику императора и боготворят его храбрую армию.
Когда легион руководимый Гаем Марком был готов вступить на площадь Траяна, ему уже было уготовано престижное место для построения прямо в центре площади. Уже собравшиеся здесь легионы были выстроены в большие квадратные шеренги. Легион Гая прошествовал мимо них и занял свое почетное место.
Когда построение было закончено, вся площадь моментально погрузилась в космическую тишину восторженного ожидания. Солдаты стояли молча, как статуи подняв свои головы и воинственно смотря прямо перед собой. Каждый из них хотел продемонстрировать, что он самый преданный, стойкий и дисциплинированный солдат Рима. Офицеры гордо встали возле своих легионов и были готовы получать, выслушивать и передавать команды.
Городская толпа, которой было позволено присутствовать на площади, также затаила свое дыхание, ожидая красочного жертвоприношения и волнующей кровь речи императора.
Все замерло в ожидании…
Наконец, под восторженно-ревущий вой толпы на возвышении, служившей трибуной возле здания Форума, появилась фигура императора Сертора в белоснежно белом одеянии. На его голове красовался свежий лавровый венок, грудь его была защищена белым, ласкаемым щедрым солнцем, защитным доспехом, белый плащ с красным обрамлением слегка вздувался на жарком и слабом июльском ветру, а на поясе красовался украшенный разноцветными бриллиантами династический меч императорской династии Серториев. Волосы на голове императора Сертора, уже давно начавшие седеть, были тщательно и аккуратно подкрашены специальной краской, чтобы придать им юношескую густоту и черный блеск. Его белые сапоги были украшены золотым обрамлением и хорошо подтянуты. Лицо императора в торжественную минуту перед выступлением выражало абсолютное спокойствие и, как будто, равнодушие. Глаза его были устремлены ввысь на голубое небо. Присутствующим на площади казалось, что император, молча, каким-то волшебным образом общается с самим богом войны – Марсом.
Наконец, толпа еще больше воодушевилась, когда рядом с императором появились молодые и красивые девушки в белых одеяниях, державшие в руках черные птичьи клетки с белыми голубями внутри. Это означало начало жертвоприношения богу войны, без проведения которого римляне не могли представить себе успешного окончания любой военной кампании.
Не спеша Сертор открыл одну из клеток и аккуратно, держа двумя руками, достал из нее белого испуганного голубя. Несчастная птица громко ворковала, возможно, предчувствуя свою скорую смерть. Больше лезвие ножа сверкнуло на солнце. Одна из девушек передала императору обрядовый нож, который тот уверенно принял из ее рук. Не мешкая ни секунды, император одним властным движением руки с хрустом свернул шею голубю и тут же вспорол его брюхо. По императорским пальцам и сквозь них начала сочится жидковатая кровь. Среди столпившейся на площади толпы прошел вдохновенный вздох. Но тут же все опять затихло. Они любили такие зрелища. Одна из девушек подставила под руки императора серебряное блюдо, куда стала стекать голубиная кровь. Сам император медленно пошел к небольшой статуе бога Марса, установленной для этих целей на форуме. Тело мертвой птицы было возложено на пьедестал. Его тут же облили стекшей кровью, сверху добавив воспламеняющейся жидкости, и незаметно подожгли.
Толпа радостно взвизгнула, когда из маленького белого голубиного тела в небо взметнулся розовый столб огня.
– Могучий бог Марс принял нашу жертву!!! – собрав свои старческие силы, крикнул император Сертор. – Мы можем начинать войну против Миделл, они проиграют!!!
Толпа ревела от радости и вздымала свои руки в римском салюте. Только солдаты на площади сохраняли свое хладнокровное молчание и выдержанную военную стойку.
Когда рев толпы начал понемногу стихать, император поднял свои руки вверх, давая ликующей черни понять, что он хочет произнести напутственную речь.
Грозно оглядев глазами с высокого возвышения возле Форума скопившуюся чернь, император еле слышно выдохнул, и громогласно начал:
– Римляне, – взревел он, – время пришло. Столетиями мы завоевывали и подчиняли варварские и дикие народы Земли. Вместе с войной мы несли и дикарям порядок и цивилизацию. Мы учили покоренные народы разным наукам и знакомили их с ремеслами. Мы вводили справедливые суды и законы в покоренных странах. И они все, все кому не посчастливилось родиться благородным римлянином, искренне благодарны нам за нашу помощь. Лишь только глупые дикари и безумцы могут считать, что Рим принес им горе. Такие безумцы истинно прокляты богами.
Гай Марк, стоя во главе элитного легиона, выстроившегося возле трибуны императора, внимательно выслушивал каждое своего отца Сертора. Он был искренне уверен, что речь, произнесенная императором, обязательно дарует победу всему войску. Никто не смел произнести ни единого звука, пока говорил император. Все слушали его напутственную речь, затаив свое дыхание и умиленно смотря на белую фигуру с зеленым лавровым венком на голове. Лишь только одно лицо, присутствовавшее на этом многотысячном собрании, не выражало никакого восторга, и с полным равнодушием, и даже с тщательно скрываемым презрением, слушало хриплый голос императора. Этим лицом был – Гней Серкс.
Император тем времен продолжал. С пафосом он вознес свои руки к небу, как будто хотел, чтобы боги на небесном Олимпе лучше и внимательней слушали его честолюбивую речь.
– О боги! – кричал император Сертор. – Зачем Вы позволяете глупцам, которые не любят и боятся Рима, жить под своими звездами?! Зачем вы не покараете своими мечами эти несчастные Миделлы и не убьете всех детей этих наивных глупцов. Истинно заявляю Вам, что римлянину не из-за своего желания снова придется взять в руки оружие. Мы берем в руки наши мечи, чтобы покарать варваров и заставить их жить по человеческим законам и приличиям. Мы разрушим Миделлы, а развалины этого проклятого города будут служить назиданием для всех тех, кто когда-либо захочет перечить Риму и всему цивилизованному порядку на свете.
После этих слов император оставил в покое богов, и обратился к самим римлянам:
– Итак, сограждане! – сказал Сертор, протянув свои руки в сторону солдатских рядов. – Мы творим благородное дело. Избавить мир от темноты невежества и варварства – наше предначертание. Непокорные Миделлы должны быть сокрушены. Никакая варварская хитрость и примитивное оружие не спасут этот город. Мы придем к ним, чтобы сделать этих животных настоящими людьми. Их город, который долгие годы был главным оплотом варварства, станет частью земли после прихода наших солдат, а вся их примитивная культура будет заменена римской цивилизованностью. Жителям Миделл, хотят они этого или нет, придется стать подданными Рима, а я буду благосклонен и сохраню жизнь этому народу!
Толпа одобрительно загудела, но тут же смолкла, так как император решил продолжить:
– Итак, доблестные солдаты Рима! Идите! – воскликнул он. – Покарайте варваров и принесите нам победу! Боги будут сопровождать вас, и распахнут для вас ворота Миделл. А после их гибели уже больше никто не позволит себе усомниться в божественной мощи Рима.
После такой, показавшейся многим восхитительной речи император вскинул руку в римском приветствии.
Солдаты, офицеры, добродетельные горожане и городская чернь повторили этот жест за своим императором. Речь была окончена, и толпа начала истошно обсуждать ее.
Тем временем передовые римские легионы обратились к своему командующему – Гнею Серксу. Он приказал начинать марш к городским воротам. Один за другим, словно сотни послушных марионеток, солдаты стали колонами покидать центральную площадь перед Форумом. Их шеренги на городских улицах растянулись в одну большую железную змею, которая бурной и стройной рекой рвалась прочь из города вдоль украшенных балюстрадами со статуэтками богов и цветами римских домов. Проводить отправляющихся на очередную войну солдат собрался весь Рим.
На улицы, чтобы салютовать героическим солдатам, вышли благородные граждане, различные мастера и их работники, маленькие дети и трусливые рабы, ухоженные женщины и юные девушки, упитанные пекари хлеба и грязные механики, убогие пьяницы и омерзительный сброд состоящий из городских нищих. Все эти разные представители столицы трех тысячелетней державы по-разному проявляли свой неподдельный интерес и восторг, наблюдая за тем, как их солдаты уходят порабощать чужой и враждебный народ. Кто-то в толпе просто высокого воздымал свою руку, салютуя героям-солдатам, кто-то умиленно ухмылялся, смотря на стройные шеренги марширующих солдат, а маленькие дети выбегали на мостовую и преследуя солдат со смехом и шутками просили у них принести им отрезанную голову какого-нибудь миделлца.
Военачальников всех уровней, которые были распределены для командования между легионами седьмой армии, особенно раздражала эта затянувшаяся симпатия толпы. Про себя они болтали, что если бы не дурацкая напыщенная речь императора, то армия вся до последнего легиона уже давно бы покинула раскаленный от сурового летнего солнца и душный город.
Но больше всего злился полководец Гней Серкс. Восседая в седле на величественном белом коне, он находился впереди своей армии. Его мучила ноющая зубная боль, палящее солнце над головой, духота римских улиц, а также глупые и чумазые дети, которые из-за своих нелепых шуток и постоянной беготни перед марширующими легионами могли в любую минуту быть затоптаны под ногами солдат. Несколько раз, сильно разозлившись из-за надоедливых детей, великий полководец приостанавливал свою лошадь и большой кожаной нагайкой стегал по спине одного из оборванцев. Это несколько успокаивало пыл маленьких надоедливых голодранцев.
Гай Марк также находился во главе колоны уходящего войска. Он скакал на лошади возле Гнея Серкса. Оба знатных римлянина, императорский сын и лучший полководец империи, были облачены в триумфаторские доспехи и плащи. Оба они скакали на самых лучших и красивых лошадях, привезенных специально для героического шествия на войну из далекой Азии.
Гней Серкс, неторопливо скача на лошади, держал в своей правой руке красивый и одновременно грозный стяг его седьмой армии. Это было красное полотнище на позолоченном древке именуемое Вексиллум. На полотне красовался большой золотого цвета лавровый венок, на фоне которого перекрещивались два острых солдатских меча. Внутри окружности лаврового венка красовалась вышитая золотыми нитками драгоценная для каждого римлянина надпись: «SPQR» – что испокон веков гласило: «Сенат и свободный народ Рима».
Это знамя было гордостью Рима. Ведь знаменитая седьмая армия, символом которой служил этот Вексиллум, завоевала для императора и римского народа много богатых варварских земель. Никогда. Никогда за всю историю своего существования эта передовая армия не понесла ни одного поражения.
Римляне восторгались седьмой армией, а также ее командующим – Серксом. А вид походных стягов и главного знамени этой армии всегда приводил их в восторг, напоминая им о могуществе и непобедимости государства, гражданами которого им посчастливилось стать.
Гней Серкс тоже любил свое преданное войско. Он любил свою армию больше чем что-либо в своей жизни. Именно поэтому он крепко сжимал в своей правой руке этот грозный кроваво-золотой стяг.
Хотя Гней Серкс и Гай Марк и находились во главе марширующих легионов, между ними все-таки сохранялось безопасное расстояние. Между их скачущими лошадьми была еще одна, коричневого цвета и с черной гривой, лошадь. Всадником на ней был глава имперской стражи – Требиус.
Главной целью этого долговязого немолодого мужчины, который верой и правдой на протяжении сорока лет служил императорскому дому Серторов, было защитить юного наследника в далеком походе против Миделл. Требиусу было поручено защитить Гая не только от варваров, но и от одного из самых влиятельных римлян. От полководца Гнея Серкса.
Все трое влиятельных мужчин: Гней Серкс, Требиус и Гай Марк молча следовали во главе элитных легионов прямо к городским воротам. Войско покорно маршировало, а они сдержанно принимали овации и торжественные окрики римских горожан.
Вскоре Гай Марк увидел впереди, там, где обрывались ряды городских домов с обеих сторон улиц, одну из величественных и одну из самых древних площадей Рима. Площадь Корнелия Суллы.
Эта площадь была одной из самых больших в Риме. И именно ей выпала честь соседствовать с тысячелетними городскими воротами. В центре этого почетного пространства расположился многотонный монумент, выполненный из белого мрамора. На нем, в самой величественной позе, свойственной всем статуям великих римлян, возвышалась скульптура диктатора Суллы. Каменное лицо этого, давно умершего правителя выражало абсолютное спокойствие и презрение ко всем смертным. Однако статуя была выполнена искусно, и не слишком искушенному художественными познаниями зрителю могло показаться, что этот храбрый и всесильный римлянин, живший когда-то давно и прославившийся тем, что усмирил римскую чернь, смотрит прямо на него и проклинает несчастного своим грозным взглядом.
Именно у этого монумента остановилась колонна римских элитных легионов, под руководством Гнея Серкса, Гая Марка и Требиуса. Всесильный полководец Серкс передал штандарт седьмой армии поверенному офицеру, и быстро поднял вверх свою руку в белой перчатке. Этим он дал понять, что римские солдаты должны внимательно его выслушать.
– Внимание! – взревел своим диктаторским голосом Серкс, обращаясь к своим легионам солдат.
– Вы слышали напутственную речь божественного императора Сертора! – кричал он. – Вас привели в центр Рима, чтобы вы услышали слова императора, вдохновили ими свой боевой дух и разделались с врагами империи.
– Теперь, – кричал Серкс, – пришло время нам всем воссоединиться с нашей армией. Все прочие легионы уже построены, и ожидают нас за городскими воротами. Ваш долг не только подавать пример храбрости и отваги, которые свойственны только римлянам, а не рабам. Но и рассказать своим братьям по оружию о словах, которые произнес император, и о том чуде, которое свершилось на Форуме во время совершения жертвоприношения.
– Боги благословили нас! – при этих словах благословленный полководец устремил свой взор в небо. – Мы сокрушим Миделлы и вернемся домой богатыми и знаменитыми!
Речь Гнея Серкса была окончена, и сотни солдат отметили ее бурными возгласами одобрения.
Гай Марк услышал, как на площади громом прогремели первые удары десятков армейских барабанов. Их звон мгновенно слился в единую и стройную мелодию марша. Под грохот барабанов начали медленно раскрываться городские ворота, и легионы, находящиеся внутри городских стен получили возможность покинуть Рим.
Гней Серкс решительно махнул легионерам своей рукой, и ряды отборных римских солдат организованно последовали за ним к воротам. Гай Марк находился недалеко от него, и ему одному из первых посчастливилось покинуть тесные и душные каменные объятья древнего города. Выйдя из городских стен, он тут же увидел огромное пустое поле, простиравшееся возле Рима. Обычно этот громадный пустырь пустовал, (римляне уже более тысячи лет не занимались сельским хозяйством, наслаждаясь дарами природы, завезенными из покоренных стран) но сегодня на нем красовалось нечто страшное.
Все ударные легионы седьмой армии, включающие в себя почти пятьдесят тысяч человек, ожидали прихода элитных легионеров, а также своего командующего вместе с ними. Это скопление солдат, которые выстроились в равные манипулы, издалека напоминало какое-то огромное чудовище, которое развалилось на пустом поле и жаждало что-либо разрушить.
Гней Серкс отдал всем военачальникам приказ готовить армию к началу марша. Сам он, восседая на белом коне, наблюдал с вершины небольшого холма, как легионы пришли в неторопливое движение. Манипулы, состоящие из солдат разного рода войск стали приходить в походно-боевой порядок. Свои места в них занимали стрелки, артиллеристы, тяжелые пехотинцы с огнестрельными ранцами за спиной, солдаты с огнеметательными орудиями. В дисциплинированные взводы выстроилась и римская кавалерия. А вот тяжелая и самая значимая техника римлян: броненосные орудийные машины на паровом двигателе, летательные аппараты и огромные литые пушки – пока находились без движения. Обычно эти военные устройства следовали вслед за основным войском до подхода к укреплениям противника, но у вражеских ворот вся эта ужасающая механическая мощь империи первая устремлялась в бой. Тяжелые орудия бросали на вражеские города большие, раскаленные и взрывоопасные ядра. Летательные орудия нещадно сбрасывали на головы защитников непреступных крепостей бомбы с зажигательной смесью. А стальные, грохочущие своими гигантскими шипованными колесами, машины легко таранили насквозь даже самые толстые и крепкие стены.
Гай Марк, стоя на большом склоне неподалеку от Гнея Серкса и его генералов, с вдохновленным ужасом и искренним юношеским восторгом наблюдал за оперативным выстраиванием седьмой армии в походный порядок.
Движение пехоты, гигантских боевых машин и знаменосцев с гигантскими римскими знаменами – казалось наследнику чем-то фантастически невероятным.
– Вот она, римская мощь! – сказал стоявший рядом с Гаем, Требиус, который тоже наблюдал за формированием армии в походный порядок. – Вот эта мощь вскоре перейдет в руки твои, мой император.
Он похлопал наследника по плечу, но тот совершенно не обратил на это никакого внимания, продолжая восторгаться марширующими войсками.
Однако последние слова Требиуса не остались совершенно никем незамеченными. Кое-кто все-таки обратил на них внимание.
Это был – Гней Серкс.
С презрением великий полководец взглянул на своего старого заклятого врага – Требиуса. Он всей своей военной душой ненавидел этого пожилого имперского прихвостня, который всю свою жизнь посвятил рабской службе императорской семье. Пока он, Гней Серкс, нес тяжелое бремя военного полководца, этот жалкий любимчик императора только и делал, что пресмыкался перед правителем, да писал доносы на видных римских политиков, сенаторов и военачальников. Ненависть Гнея к Требиусу была намного сильнее и яростнее, нежели плохо скрываемая злоба к юнцу Гаю Марку и дряхлеющему старику Сертору, который так бесчестно обошелся с ним, не сделав знатного полководца своим приемником.
Кроме столь легкой и быстрой дороги к успеху и своему возвышению у Требиуса была еще одна вина, за которую Гней Серкс ненавидел и презирал его. Мудрый полководец прекрасно знал о норме «Божественного права», которое напрямую касалось и его. Гней знал, что император Сертор уже давно не доверяет ему, и подозревает его в подготовке военного заговора с целью государственного переворота в Риме. Гней Серкс был самым могущественным человеком в Риме, после самого императора, который повсюду имел своих преданных людей и осведомителей. Его люди были и среди городской черни, и среди городской стражи, и среди сенаторов, и даже среди самых высокопоставленных военных кругов империи, и даже при дворе императора. Вот почему Серкс знал о твердом намерении императора Сертора устранить его после победы на Миделлами. Кроме того, полководцу также было известно, кто должен выполнить поручение владыки, и отправить его, Гнея, в вечный чертог к богам. Привести в действие норму «Божественного права» в нужный час должен был все тот же ненавистный Требиус.
«Эта мощь вскоре перейдет в твои руки, мой император…»
О, если бы боги знали, как ненавистен был этот проклятый Требиус великому полководцу империи. С каким удовольствием великий Гней Серкс распинал бы этого мерзавца Требиуса на деревянном кресте. С каким бы упоением Гней смотрел бы на мучения и сочащуюся стройными струями алую кровь из продырявленного тела этого негодяя.
Впрочем, у знатного полководца был хороший план, как это устроить…
Но пока, при словах Требиуса: «Эта мощь вскоре перейдет в твои руки, мой император…», которые были обращены к Гаю Марку и касались седьмой армии, Гней Серкс лишь слегка поморщился, как будто увидел перед собой мерзкое насекомое.
Он понимал, что нахал Требиус специально разжигает его злобу и мучает его честолюбие, говоря такие вещи о седьмой армии в присутствии ее командира. Однако мудрый Гней все же решил держать себя в руках, не подавать виду, что зол.
«Я лично, своим кинжалом, зарежу тебя, мерзавец…» – сказал про себя Гней Серкс, грозно взглянув на Требиуса, стоявшего к нему спиной.
Затем он обратил свой взор на Гая Марка, который был также обращен к нему спиной.
«Ты будешь следующим…» – сказал он про себя.
Тем временем, все соединения седьмой армии заняли свои позиции, и эта военная машина Рима была готова двинуться против непокорных врагов.
Гней Серкс оглядел свое войско с вершины холма, и едва заметно кивнул головой. Это был знак всем низшим военачальникам. Они могли начать командовать своим подразделениям и направлять их движение. Армада солдат и военной техники тут же двинулась вперед. При этом на несколько километров вокруг был слышен ее грохот. Над головами Гнея Серкса, Требиуса и Гая Марка пролетело несколько боевых машин, которые догоняли уже выдвинувшуюся в поход армию.
– Когда мы будем у стен Миделл? – спросил Гай Марк у Требиуса и Гнея Серкса, ехавших на лошадях рядом с ним.
– Через несколько месяцев, мой юный друг! – ответил ему Гней Серкс. – Ты еще успеешь приготовиться к войне в этой дальней дроге.
– Назад мы вернемся к началу праздника Сатурналии, – сказал Требиус. – Уверяю тебя наследник, это будет лучший праздник в твоей жизни, праздник, на котором тебя провозгласят императором.
Седьмая армия выдвинулась в сторону Севера. Там далеко, в недружелюбной и суровой земле, располагался таинственный и зловещий город Миделлы, бывший последним оплотом сопротивления всемогущим римлянам. Выступившим в этот поход римским солдатам и офицерам казалось, что война с этими мятежниками продлиться всего один день.
Глава V.
Уже первые заморозки начались, и воздух вокруг покрылся легкой и едва заметной прохладной белой дымкой, стоило только всей листве опасть с уставших осенних деревьев. Ночи стали гораздо холоднее, а дневные лучи солнца все менее щедрыми на тепло. Вместе с подступающими холодами и уже начинающими слабо вырисовываться в воображении сильными зимними ветрами, на путников начинала наступать некая тоска и приглушенный страх перед чем-то непонятным и неприятным.
Римляне не любили уходить слишком далеко на север, туда, за Альпийские горы. Еще с незапамятных времен им казалось что там, за землей галлов и руссов нет совершенно ничего, лишь одни сплошные ледяные и пустующие земли. И поэтому столь велико было их удивление, когда случайным образом их лазутчики обнаружили некий большой город-крепость у берега вечно холодного моря вдали от земли галлов.
Как было принято, благородные римляне попытались сперва наладить контакт с дикарями, затаившимися на краю круглой планеты. Однако неизвестные варвары остались глухи к их призывам и предложениям. Терпение римлян всегда было коротким. За нежелание подчиниться Рим обрушил на варваров свои угрозы и проклятия. Однако ни самые искусные послы, ни полеты над затаившимся городом-варваром на летательных аппаратах и обстрел с них жгущими бомбами не помог римлянам завладеть преданностью и открытостью со стороны таинственных варваров. Тем не менее, из неведомого города все же появлялись некие послы и на чистой латыни заявляли римским военачальникам, вскоре появившимся у стен города вместе со своими армиями, что не намерены вести диалоги, и просят чужаков-римлян уйти с их земли. Эти заявления были самым наихудшим оскорблением для гордо Рима и его граждан, справедливо считавших, что чужаками они быть не могут нигде, ведь весь земной шар принадлежит им по праву.
Римляне задерживали послов, приходивших из осажденного северного города. Они допрашивали этих людей, пытали их, грозились убить. Однако эффекта не было никакого. Эти странные люди молчали и не желали ничего говорить о себе, о своей культуре, религии, обычаях, государственном устройстве и армии. Все, что сумели узнать упорные римляне об этом месте, так это то, что варвары называли свой город Миделлами. Больше эти непокорные ничего не хотели говорить. Каким бы страшным пыткам не подвергали римляне захваченных ими жителей Миделл: распятию, избиениями плетьми, выдиранием зубов и т. д., эти люди упорно молчали и предпочитали умереть в мучениях, нежели рассказать захватчикам что-либо о своей гигантской крепости.
И вскоре терпению жестоких, но справедливых римлян пришел конец. Еще будучи юным владыкой Рима, император Сертор приказал собрать как можно большую армию и атаковать сей ненавистный город. Сразу после взятия Миделл, Сертор планировал лично прибыть к руинам этого города и хорошенько осмотреть их, дабы узнать, что именно так тщательно прятали от римлян эти варвары. Специально для штурма этого далекого города была сформирована элитная армия из лучших солдатских легионов и офицеров империи. Вскоре император произнес свою величественную речь на римском форуме и благословил армию на быструю победу.
Выслушав речь императора, и возгордившись от возгласов ликующей толпы, полководец Август Сокрушитель повел свою элитную армию на штурм Миделл. Весь Рим затих в ожидании, как только последний легион скрылся за северным горизонтом. Все римляне ждали скорого возвращения Августа и его армии. Войско победителей должно было вернуться обратно в столицу империи уже через два месяца после начала своего похода. Однако с начала триумфального шествия римской армии на север прошло четыре месяца, за время которых от войска Августа Сокрушителя не приходило никаких вестей.
Спустя еще два месяца Рим отчаялся и впервые серьезно испугался за свое величие. Неужели его армия впервые потерпела поражение и была разбита…
И совсем скоро эти робкие опасения оправдались.
От огромной, стотысячной, армии Августа Сокрушителя после почти полугодового похода назад вернулась лишь только ее десятая часть. Голодные, истощенные, покрывшиеся грязью и поросшие густыми волосами римские воины устало пересекли границу Римской Империи и медленно плелись к ее столице. Теперь эта грязная масса голодных людей, еще совсем недавно олицетворявшая собой мощь и несокрушимость Рима, больше напоминала огромное скопление нищих и прокаженных. У жителей встречавшихся им на пути городов эти «воины» просили хлеба и воды. На все вопросы о том, что произошло с армией Августа Сокрушителя, возвращавшиеся только удрученно и торопливо кивали головами, не желая сообщать никаких подробностей.
Рим встречал остатки армии в посмертном молчании. Горожане вышли на улицы Вечного города, и молча, с удивлением, наблюдали, как остатки железных легионов Августа Сокрушителя, медленно переставляя ноги, плелись по центру города к своим казармам. Никто из встречавших вернувшихся солдат римлян не проронил ни слова, пока в городе продолжалось это унизительное шествие побежденных и побитых людей.
За многовековую историю Рима это было его первое поражение в войне с варварами.
Немедленно, как только последний вернувшийся побежденный солдат покинул улицу и скрылся в стенах казармы, император Сертор велел собрать и привести к нему во дворец всех выживших в походе офицеров. Он хотел узнать все подробности схватки с Миделлами, а также осведомиться о причинах поражения. Императора также интересовала судьба Августа Сокрушителя, который так и не вернулся назад вместе со своей армией.
Однако выжившие генералы армии Августа Сокрушителя на допросе у императора были немногословны. Великому Сертору едва удалось узнать у этих посрамленных и разбитых людей, что их начальник, Август Сокрушитель, был убит уже при первом неудавшемся штурме непокорных Миделл. Грозного военачальника сокрушил всего лишь один маленький свинцовый снаряд, выпущенный из невидимого, но чрезвычайно точного орудия. Крошечный снаряд проворно, но деликатно пробил глаз великого полководца, врезался в его мозг и навсегда отправил его душу в божественный чертог.
Первый штурм Миделл окончился катастрофическим провалом. Римская армия не только потеряла своего главного командира, но и лишилась половины своего боевого состава. Храбрые варвары, жители Миделл, по словам выживших офицеров, сражались как боги. Они применяли неизвестное даже римлян оружие и нещадно, но искусно использовали навыки ближнего боя с мечом. Самая грозная армия Рима в битве с варварскими и культурно отсталыми Миделлами понесла унизительное и тяжелое поражение.
Когда император захотел узнать, что же происходило дальше после этих событий, генералы рассказали ему о том, что после скоропостижной смерти Августа Сокрушителя командование армией, стоявшей у ворот неприступных Миделл, взял на себя советник Августа, а по совместительству еще и его племянник – Тиберий.
Этот честолюбивый девятнадцатилетний юноша, преисполненный яростью из-за гибели своего дяди и безумной гордостью за Рим, на следующий день после провального первого штурма предпринял вторую попытку захватить вражеский бастион.
С одержимой решимостью, слишком ярко читавшейся в его юных голубых глазах, молодой Тиберий послал все оставшиеся легионы на штурм Миделл. Однако и варвары были готовы к новому натиску со стороны римлян. Не прошло и часа после начала второго штурма, как римская махина боевых легионов начала пятится назад и отступать от стен города, так и не отворившего свои врата римским захватчикам. Боевым машинам римлян был нанесен большой урон, а сами солдаты массово гибли под непрекращающимся дождем из свинцовых снарядов и сверхбыстрых и безжалостно острых цельнометаллических стрел, летящих из-за стен вражеского города.
Увидев, что вверенные ему войска начали беспорядочно отступать и бросать своих раненных собратьев юный Тиберий выхватил свой меч и самолично бросился в атаку, надеясь своим примером вновь возродить храбрость и стойкость в своем войске. Однако подвиг молодого полководца был недолгим. На своем молодом боевом жеребце Тиберий проскакал, воинственно размахивая мечом, всего несколько ярдов, пока его, так же как и дядюшку Августа, не сокрушил ловко выпущенный свинцовый снаряд. Несчастный полководец упал со своей лошади на землю, а его красивое и аристократичное римское лицо было залито свежей кровью из вдребезги рассеченного лба.
Увидев, что ситуация стала совсем удручающей и что оба командующих мертвы, оставшиеся в живых военачальники приказали войску отступать от стен Миделл. Но этот приказ уже очень сильно запоздал. Все, кто мог бежать, бросали свои отряды и подразделения и бежали в разные стороны, пытаясь уйти от смертоносных свинцовых варварских снарядов. Не всем удавалось покинуть поле боя. Некоторых римских солдат даже в паническом бегстве настигала обжигающая пуля и словно сильным ударом невидимой тяжеловесной руки бога Марса валила их замертво на землю.
Увидев, что организованное отступление также провалилось, военачальники бросили остатки армии Августа Сокрушителя и, дабы спасти хотя бы свои жизни, решили как можно скорее покинуть территорию проклятого города Миделл.
Брошенные на произвол судьбы солдаты самостоятельно начали покидать место злополучного сражения. Но стоило оставшимся потрепанным легионам отойти подальше от стен города, как крепкие металлические ворота Миделл решительно распахнулись, и прямо сквозь них на римлян хлынула армада всадников на быстрых, закованных в сплошную броню лошадях. Варвары, устремившиеся на расстроенные ряды римлян, были вооружены длинными мечами, которые они тут же пустили в бой. Надежные доспехи римских солдат рассыпались всего от нескольких ударов варварских орудий. Миделлские всадники нещадно разрубали тела и отсекали головы отступавшим солдатам. Раненые легионеры Рима падали на землю, но и здесь пощады от дикарей не было. Кого-то из них добивали одним верным ударом концом острого меча в голову, а кто-то погибал жуткой смертью под копытами резво несущихся лошадей.
Вскоре варварские всадники добрались и до римского военного лагеря. Моментально они врезались в боевой строй элитных пехотинцев, которые выстроились с длинными копьями наперевес, собираясь задержать конницу врагов и помочь своим собратьям отступить с поля боя. Однако даже элитные ветераны не смогли выдержать схватку с мощным отрядом бронированных всадников. Одним мощным коллективным ударом миделлская конница рассекла оборону элитных легионеров, и начала безжалостно истреблять отчаянно сражавшихся римлян. Несчастные легионеры пытались своими мечами пробить броню всадников и скинуть их с лошадей. Но все усилия были напрасны. Сильные удары остро заточенных мечей лишь оставляли легкие царапины на защите всадников. Однако их ответный удар моментально валил римлян с ног и разрушал их латы. Очень быстро весь боевой порядок был расстроен, большинство ветеранов погибло, а оставшиеся во время боя в живых римляне попытались спастись бегством. Но вместо всаднических мечей их прямо на бегу настигали молниеносные пули.
Осада Миделл была окончена. Остатки римской армии Августа Сокрушителя покинули территорию Миделл и разрозненными группами стали возвращаться в Рим.
Такой рассказ от римских генералов услышал Божественный император Сертор. Ярости его после услышанного не было предела. Он велел тут же разжаловать бежавших с поля боя военачальников и провести децимацию среди выживших солдат.
Народ тем временем стекался к Форуму желая узнать, что же произошло с войском Августа Сокрушителя, и почему до сих пор не объявлены празднества и пышный триумф после победы над Миделлами.
Однако трибуна у Форума была пуста. Ни сам полководец Август, ни император Сертор не вышли к народу, чтобы объявить о грандиозной победе над северными варварами. Напрасно голодная чернь ждала дополнительных хлебных раздач и щедрых подаяний от марширующего в триумфе войска, а благородные граждане ожидали громогласной и искусной речи римского монарха. Владыка хранил молчание, и ничего не было известно о победе над Миделлами.
Вскоре, однако, по столице поползли слухи о том, что никакой победы не было, и, более того, вместо торжества римской армии на севере армия Августа Сокрушителя потерпела страшное и унизительное поражение от войска дикарей. Люди шептались между собой, обсуждали, не казнил ли император опозорившего честь Рима полководца Августа. Но вслух никто из горожан свои домыслы высказать не отважился. Все пребывали в неведении и благонадежном молчании.
Но долго хранить молчание элита империи не могла. Вскоре, спустя одну неделю после позорного возвращения римской армии из далекого похода, на улицах вечного города появились аккуратные и большие надписи на деревянных дощечках, вывешенных в центре столицы. Так власти оповещали граждан обо всех важных политических, военных и других важных событиях в жизни империи. Прочитав эти воззвания, римляне узнали, что из-за нерасположения богов и судьбы славная армия Августа Сокрушителя стала жертвой страшной природной стихии, которая и преградила ей пути к далекой вражеской земле.
«… и лава, яростная, обжигающая и смертельная лава обрушилась на наше войско, каменный град и исполинский смерч стали непреодолимым препятствием для армии Августа Сокрушителя…» – вот, что сообщалось римлянам о злополучном походе.
«… несмотря на весь ужас стихии, незнающие никаких препятствий и преград римские воины усердно продвигались вперед, чтобы дойти до предназначенной цели и покорить ненавистных варваров… но бури и смерчи, ниспосланные на головы милосердных и добродетельных римлян, поглотили большую часть войска и сделали дальнейший их путь невозможным…» – говорилось далее в послании.
«То была справедливая месть всемогущего Юпитера за нашу неблагодарность к богам, коих мы так редко чествуем после очередной победы Рима.».
Вот так императорская канцелярия описала причины поражения под Миделлами. Конечно же, в данных воззваниях не было ни слова о кровопролитных баталиях возле стен Миделл. Рим не должен знать, какой позор испытало наше войско впервые за всю историю империи, рассудили император и его приближенные.
Нельзя сказать, что всех римлян убедило данное объяснение. Но спорить с императором, в то время, как за городскими стенами на сотнях деревянных копий торчали отрезанные головы части римских солдат, вернувшихся из похода на Миделлы, никто не пожелал.
Сражу же после воззвания, император приказал всем римским жрецам принести жертвоприношения всему пантеону богов и одновременно отдал распоряжение о формировании нового войска для очередного похода.
«Никто еще, и никогда не смел так опозорить Римскую Империю!» – восклицал император в своем дворце, находясь в кругу самых близких своих приближенных.
«Варвары должны быть наказаны, а их город, вместе со всеми жителями, должен быть погребен в землю. И чем глубже, тем лучше!» – разъяренным голосом восклицал император.
Второй поход против дерзких и непокорных варваров должен был стать более масштабным, чем первый, под руководством Августа Сокрушителя. Император приказал военачальникам всего за два месяца собрать и подготовить трехсоттысячное войско. Позор должен был быть смыт как можно скорее.
И вся военно-политическая система империи пришла в неистовое движение. В военных тренировочных лагерях не смолкали звуки мечей и копий, а воинственные возгласы тренируемых солдат доносились из-за их стен днем и ночью. Императорская канцелярия на двадцать процентов повысила налоги с обеспеченных римлян, дабы как можно скорее собрать необходимую казне сумму на ведение новой войны. Увеличился военный набор среди юношей, уже готовых к несению боевой службы. На площадях италийских городов то и дело звучали пламенные речи ораторов из Рима, которые призывали молодых людей вступить в ряды самой сильной и могущественной армии мира. За службу, как всегда, обещалось солидное жалованье, земельные наделы и признание со стороны властей.
И многие римские юноши по всей Италии соглашались стать солдатами. Некоторые из них желали прославиться и стать выдающимися полководцами. Других просто привлекало солидное жалованье и полное обеспечение в римской армии. Наконец, третьи, сильно желали принять участие в настоящем военном конфликте, число которых резко сократилось после того, как Рим покорил половину земного шара.
С большими трудностями, но новая армия по приказу императора Сертора все же была собрана в установленный срок.
На равнине, возле самой столицы Римской Империи раскинулся огромный военный палаточный лагерь. Сотни тысяч солдат ожидали здесь начала военного похода и грядущих завоеваний. Готовилась техника. Гигантские боевые машины, число которых было после провала похода Августа Сокрушителя увеличено в три раза, стояли в полной боевой готовности, заряженные снарядами и заправленные топливом. Солдаты же не переставая обучались бою с мечом, и неустанно тренировались в стрельбе из римского арбалета по соломенным мишеням.
Пока армия ожидала начала похода, в столице империи, возле стен которой скопилось огромное по своим масштабам войско, решалось, кто будет руководить новой кампанией против Миделл. Несмотря на все возражения, император Сертор настоял на кандидатуре пожилого полководца Марка Серкса, того самого, который покорил более пятидесяти варварских стран во времена императора Августа Аргунтула.
Напрасно приближенные императора Сертора уверяли владыку, что Марк Серкс – слишком стар для данной военной кампании, и, в связи с этим, неспособен руководить армией в триста тысяч солдат. Император стоял на своем, и беспристрастно повторял, что доверит второй поход в Миделлы только этому полководцу. И приближенным пришлось уступить.
«Он стар и слаб, но воевать и командовать все равно может прекрасно! – сказал тогда Сертор, – По крайней мере, нам после победы не придется беспокоиться о применении «Божественного права», возможно, старик Марк умрет самостоятельно на обратной дороге».
Так и было решено. Командующим римской армией был назначен семидесятилетний Марк Серкс.
Всю жизнь этот умелый стратег, отчаянный воин и тактик провел в дальних походах, покоряя и завоевывая еще непокоренные римлянами варварские города и страны. За свой полководческий талант и остроумие он стал любимым собеседником и преданным другом самого императора Августа Аргунтула. Император искренне доверял Марку, и после долгой и успешной полководческой службы владыка отправил его на заслуженную пенсию. Таким образом, Марк Секрс стал одним из немногих полководцев Рима, которому посчастливилось дожить до старости и при этом остаться почетным и всеми уважаемым гражданином.
Уйдя на покой, пожилой полководец женился на прекрасной представительнице древней патрицианской семьи – Антонии. Их брак вскоре произвел на свет прекрасного ребенка мужского пола. Счастливые знатные родители тут же назвали новорожденного мальчика Гнеем. Довольный Марк Серкс внимательно наблюдал, как его сны растет и взрослеет. Пожилой полководец постарался вложить в своего наследника все свои лучшие качества: уверенность, бесстрашие, ораторский дар и преданность императору. Сам Гней, воодушевленный историями своего великого отца, искренне возжелал пойти по его стопам, и поэтому с самого раннего своего детства усердно обучался всем важным наукам, которые необходимы будущему командующему армией.
И вот, когда юноша Гней Серкс уже был готов выступить в свой первый боевой поход, из столицы империи на семейную виллу Серксов было доставлено послание от нового императора Сертора. Марку Серксу предписывалось прибыть в Рим и взять на себя командование вновь сформированной армии в походе на вражеский и опасный город Миделлы.
К большому своему сожалению, престарелый полководец знал, что значит этот приказ императора. Марк Серкс был уверен, что его отправляют в этот опасный поход в далекую неизвестность, дабы он в последний раз проявил свой полководческий дар, и после этого навсегда покинул этот мир.
«Возможно, в Риме мне перестали доверять… – сказал пожилой полководец в кругу своих близких друзей после получения послания. – И поэтому хотят, чтобы я в последний раз выполнил свой долг, а затем оставил свою родную империю в покое».
Серкс Старший понимал, что император может опасаться слишком сильной любви к нему со стороны римской армии, и поэтому решил послать его в этот смертельный поход. Но отказываться от своей участи он не стал. Это бы было не к лицу столь великому и мужественному деятелю великого Рима. Марк душевно попрощался со своей любимой женой, пожелал своему единственному сыну не посрамить его и стать более великим полководцем, чем он, а затем отправился в путь.
Марк Серкс покидал свою виллу на морском побережье юга Италии, не спеша скача на лошади прямо в закат ярко-красного Солнца. Он ни разу не обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на своих родных, вышедших провожать его на широкое мраморное крыльцо семейной усадьбы. Гней Серкс стоял на залитом красными отблесками заходящего солнца крыльце, и затаив дыхание наблюдал, как его отец исчезает на горизонте вместе с огненным небесным светилом.
Юноша не мог понять, почему отец не взял его с собой, в поход против варваров. Ведь он уже готов стать полководцем. Но ответа на этот вопрос Гней Серкс от своего отца так и не получил…
Но вот настал долгожданный день. Спустя всего восемь недель после того, как император распорядился подготовить второй поход на Миделлы, Рим собрал огромную и хорошо подготовленную армию для завоевательного похода. Было увеличено количество участвующих в походе боевых машин, орудий и зажигательных бомб. Римская кавалерия была снабжена лучшими лошадьми, которых собрали в разных концах империи. Тысячи сталелитейных мастерских работали днем и ночью, дабы снабдить солдат самым лучшим режущим оружием. За армией должны были следовать несколько сотен повозок с фуражом и провизией. В общем, армия была готова завоевывать, подчинять, унижать и, главное, убивать.
В назначенный день, элитные легионы вместе со своими офицерами и главнокомандующим армией Марком Серксом собрались на центральной площади Рима, чтобы поприсутствовать на церемонии жертвоприношения, и выслушать напутственную речь императора. Такова была традиция, армия не могла начинать войну, не выслушав напутствия императора.
Император Сертор был в тот день немногословен во время своей речи. Он лишь отметил, что проклятые Миделлы заслужили участь быть разрушенными, однако благородный римский народ дарует жизнь большинству варваров после победы своей армии. Сертор также призвал присутствовавших почтить память покойного полководца Августа Сокрушителя, и потребовал, чтобы войско под командованием Марка Серкса обрадовала всех римлян, и закончило завоевание Миделл.
Речь императора закончилась также внезапно, как и началась. Скопившаяся на площади толпа зевак не сразу поняла, что уже можно начинать аплодировать словам императора. Тем не менее, столь скудная и неподготовленная речь императора все равно, по традиции, вызвала лавину рукоплесканий и благодарственных криков.
Когда все церемонии были окончены, элитные легионы помпезно промаршировали по центральным улицам Рима, и покинули его, пройдя через основные ворота.
Вскоре долина возле Вечного города опустела. Военный лагерь и солдатские палатки исчезли от сюда также быстро, как и появились.
Марк Серкс стремительно повел свою армию на Север, прямо к крепости Миделлы. Старик надеялся закончить поход всего за несколько месяцев и вновь возвратиться к своей семье, обнять сына и поцеловать красавицу-жену. Сладостные мечты лелеяли и его приближенные военачальники, да и каждый солдат в этом огромном войске.
Второй римский поход на Миделлы начался. Армия стремительно и воинственно двигалась прямо к крепости врага, рассчитывая взять ее одним единственным штурмом.
Рим затаил дыхание и ожидал возвращения своих триумфаторов с отрезанными головами варваров и множеством драгоценных трофеев из завоеванной земли.
Однако время шло, и очень скоро восторженное ожидание римлян сменилось отчаянной тревогой.
Армия Марка Серкса не вернулась из далекого похода спустя два месяца. Спустя три месяца от нее все еще не было никаких вестей, так же, как и через четыре.
И только спустя полгода подвластные галльские племена, живущие за Альпийскими горами, сообщили своим хозяевам в Риме, что в холодной и большой реке, текущей откуда-то из Северных льдов, обнаружены многочисленные истерзанные трупы солдат. Галлы рассказали, что, судя по остаткам одежды и доспехов на телах умерших, можно опознать в плавающих в ледяной воде мертвецах бывших римских воинов. Скорее всего, вынесенные быстрыми водами северной реки тела погибших солдат, были искренним доказательством бесславного крушения армии Марка Серкса.
Больше об этом полководце и многотысячной армии, которая ушла под его руководством в дальний поход, никто и никогда ничего не слышал.
С тех пор прошло семнадцать лет, пока великий Рим не решил начать третью военную кампанию против не покорившихся Миделл. А чтобы исправить историческую несправедливость и выяснить обстоятельства гибели своего отца, командовать походом вызвался сын сгинувшего в неизвестности Марка Серкса – Гней.
Вот, что заставило великого Гнея Серкса с нетерпением отправиться в этот далекий и изнурительный поход. Никто в его армии не знал, что ожидает войско впереди. Многие римские солдаты во время марша на север с ужасом наблюдали, как быстро меняется природа вокруг них. Вместо теплого южного ветра, ласкающего тело, теперь их со всех сторон обдувал колючий и пронизывающий северный ураган.
По ночам, когда все огромное войско останавливалось на большой привал, жуткие ветра становились еще сильнее. А однажды ночью, римские легионы застал снежный град, сопровождаемый сильным ураганом. Почти сотня солдат после этого катаклизма на утро оказались тяжело больны.
Преодолев земли галлов и далеких полудиких племен руссов, седьмая армия Рима покинула территорию изведанной им земли. Римляне наконец-то вступили на землю врага. Обычно приближение скорой встречи с противником разжигало интерес и отвагу в сердцах римских воинов. Но только не в этот раз.
Конечно, многие участники похода слышали об истории с армией Августа Сокрушителя. Знали они также и о загадочном исчезновении Марка Серкса вместе с его легионами. Именно поэтому, в армии Серкса-младшего, во время приближения к злополучным Миделлам, началось заметное брожение и панические волнения. Но опытный полководец Гней Серкс лишь одной мудрой речью пресек все волнения и панические настроения в своем войске.
Собрав перед собой командующих самых передовых легионов седьмой армии, он хладнокровно объявил им, что проведет масштабную децимацию. Но казнены будут вовсе не солдаты, как это было принято, а офицеры, в чьих легионах будут замечены большие беспорядки и непослушание солдат. И эта угроза Гнея Серкса произвела на военачальников самый действенный эффект. Они моментально начали пресекать излишние разговоры в своих формированиях, а также периодически устраивать показательные казни перед строем солдат. Казнили тех, кто осмелился открыто критиковать этот поход, военачальника или главного полководца.
Несмотря на суровый климат, становившийся с каждым шагом римских солдат все более безжалостным, общий упадок боевого духа в армии и страха перед неизвестностью, армия Гнея Серкса упрямо двигалась вперед, навстречу своему триумфу или гибели.
Гай Марк тоже испытывал искренний страх. Однако он боялся не гибели от рук немытых варваров или тяжелой болезни. Юноша-император, преисполненный благородным честолюбием, боялся, что самая великая армия Рима может не справиться со своей миссией. Но юный Марк, несмотря на предупреждения своего отца, был твердо уверен, что если сражающаяся армия начнет уступать варварам, он самолично бросится в пекло боев и будет сражаться за честь Рима. Ему с трудом удавалось скрывать свое нетерпение начать войну и стать героем.
И однажды утром благородные боги римского мифического пантеона решили умилостивить юношу и даровать ему отчаянную возможность принять участие в настоящей и большой войне.
Случилось это, когда седьмая армия Рима достигла города Миделл.
Глава VI.
– Мы воздвигнем несколько укрытий прямо напротив крепости, а также с обеих флангов.
– Почему бы не начать наступление сразу?
– Одним решительным штурмом мы могли бы решить дело сразу, а осада может затянуться на несколько недель…
– Они не готовы отразить наш огромный натиск, сметем этот город и все…
– У глупых варваров не хватит интеллекта, чтобы сейчас же организовать хоть сколько-нибудь приемлемую оборону, и мы…
Гней Серкс резко и оглушительно ударил своим мощным кулаком по дубовому письменному столу. Таким образом, он решительно прекратил рассуждения генералов, которые собрались в его штабной палатке для обсуждения плана начала военных действий. Все военачальники, присутствовавшие на обсуждении, резко вздрогнули от этой эмоциональной выходки главного полководца и послушно замолчали.
– Меня терзает один вопрос, старые вы глупцы… – медленно сказал Гней, злобно исподлобья смотря на своих подчиненных офицеров. – Вы являетесь глупцами от природы, или вас сделало такими то огромное количество вина, которое вы выпили за обедом?
– Но что…? – начал было кто-то из офицеров.
– Молчать! – высоким, почти визгливым, голосом воскликнул Гней.
– Неужели вы думаете, что здесь я повторю ошибки своего отца, и мертвеца Августа? – высокомерным тоном спросил он у генералов. – Я пришел сюда для того, чтобы победить, а не для того, чтобы стать трупом!
Встревоженные генералы переглянулись между собой.
– Значит, вы настаиваете на осаде? – робко спросил один из генералов у Серкса.
Гней отдернул свой кроваво-красный плащ.
– Да, именно, – сказал он, – но осада эта будет короткой.
– Но почему? – настаивали генералы. – Почему именно осадная тактика? Ведь скоро северная зима, а варвары могут держать оборону очень долго.
– Осада будет недолгой! – уверенным тоном произнес Гней Серкс. – Мы закидаем этот проклятый город огнем. Заставим их покинуть стены своей крепости и выйти на бой с нами.
– Вот тогда-то мы с ними и разделаемся! – удовлетворенно сказал главный полководец.
Генералы решили согласиться с полководцем и принять предлагаемую им осаду Миделл.
– Вы очень скоро убедитесь в моей правоте! – сказал Гней Серкс, склоняясь к карте предполагаемых боевых действий, расстеленной на его письменном столе.
Главный полководец и его генералы приступили к дальнейшему обсуждению плана осады Миделл.
***
Зрелище, представшее перед ним, было куда более величественное, чем он мог себе представить.
Гай Марк сквозь вечернюю мглу созерцал гигантские укрепленные башни Миделл, которые величественно возвышались на горизонте. Эти огромные башни, выстроенные из больших, гладко отесанных темных камней, напоминали мифических циклопов, или неких других молчаливых чудовищ. Всю вражескую крепость целиком было весьма трудно разглядеть сквозь легкий вечерний и морозный туман.
Военный лагерь армии Гнея Серкса был разбит всего в нескольких mille passus от стен непреступной крепости. Римляне воздвигли прочные укрепления и, как положено, расставили круглосуточный караул по всему периметру лагеря. В случае малейшей опасности весь лагерь был готов тут же превратиться в одну большую боевую крепость, способную выдержать даже самый решительный натиск врага.
За безмолвными стенами Миделл день и ночь наблюдали дозорные римской армии. Они ожидали хотя бы одного намека на подготовку военной вылазки. Однако все их тщательное внимание было напрасным. Крепость молчала. Казалось, что за ее стенами не осталось абсолютно никого.
По ночам, когда весь лагерь римлян замирал в безмолвном сне, и лишь частые огоньки дозорных вышек освещали темное пространство вокруг, Гай Марк долго не мог уснуть в своей большой полевой палатке, стоявшей в центре лагеря.
Он лежал на спине, смотря в потолок, ворочался с боку на бок, изредка широко зевал, но бог Сомн никак не желал наделить несчастного Гая спокойным сном.
Юноша боялся, что если он забудется сном, его слава, а также возможность сразиться с самым опасным врагом будут навсегда упущены.
Напрасно старый верный друг Гая Требиус являлся ночью в его палатку и умолял его забыться и уснуть. Требиус успокаивал при этом наследника, говоря ему, что войну с варварами он не пропустит даже во сне. Начальник стражи обещал Гаю самолично разбудить его, когда Гней Серкс наконец решиться начать активные военные действия против затихшей вдалеке крепости варваров.
Столь ироничные и шутливые обещания лучшего друга искренне забавляли императорского наследника и заставляли его улыбаться.
Однако, как только Требиус покидал Гая Марка и широко зевая уходил прочь в свою палатку, коварная бессонница вновь нападала на юношу и терзала его организм до самого утра.
Каждое утро, проснувшись после короткого сна, Гай Марк одевал свои императорские белоснежные доспехи, которые ярко отливались на солнце, и выходил из своей палатки. Он быстрым шагом направлялся к расположенному неподалеку штабу Гнея Серкса, чтобы узнать, не объявил ли медлительный полководец долгожданной боеготовности. Однако, как только юноша подходил к штабу, его ждало горькое разочарование. Каждое утро, идя сюда, он всем сердцем надеялся, что Гней уже отдал приказ армии начать штурм Миделл. Но возле штабной палатки не наблюдалось каких-либо волнений, которые всегда возникали во время начала активных боевых действий. Лишь сонные часовые лениво стояли по обеим сторона входа в покои Гнея Серкса.
И после того, как становилось ясно, что и сегодня война, наконец, не начнется, сильно раздосадованный Гай Марк возвращался к себе, бросался на растрепанную кушетку и часами лежал совершенно без движения, мысленно проклиная ненавистного ему Гнея Серкса.
«Проклятый дурак!», – восклицал про себя Гай, – «Неужели ему так трудно начать войну?! Варварам даже не нужно было бы воевать с нами. Они бы подождали, пока римские солдаты сами не умрут от голода, сидя в засаде под руководством этого проклятого Серкса!!!».
Несмотря на то, что римские солдаты недовольно и боязливо роптали, а императорский наследник день ото дня становился все более раздраженным и злым, Гней Серкс уверенно и расчетливо исполнял свои обязанности главного полководца, на долю которого выпала великая обязанность. Каждое утро, еще до пробуждения всех офицеров и Гая Марка, он выходил из своей палатки, немного щурил глаза от света восходящего на Востоке солнца, и начинал свой каждодневный обход боевых частей.
В сопровождении своей немногочисленной свиты из самых преданных телохранителей-головорезов, он обходил одну центурию за другой. Солдаты, стоя в ровном строю, боялись даже сильно вздохнуть, пока мимо них проходил столь известный и величественный полководец.
Проходя мимо ровных солдатских шеренг, Гней Серкс периодически специально заглядывал одному из солдат в глаза, а затем уверенным шагом быстро подходил к нему.
– Как твое имя воин? – спрашивал в таких случаях Гней Серкс, стоя прямо напротив избранного им солдата и пристально заглядывая ему в глаза.
Как только взволнованный таким, почти полубожественным, вниманием солдат выкрикивал свое имя, Гней Серкс хлопал его по плечу рукой и обещал ему скорый триумф. От такого вдохновения у солдата на глазах выступали слезы радости, впрочем, как и у его сослуживцев, стоявших рядом. После такого неожиданного внимания к его скромной персоне со стороны великого римского деятеля целого столетия, римский солдат был готов сию минуту броситься на коварных врагов Рима и растерзать их в клочья. Лишь бы любимый полководец остался доволен.
Такую штуку Гней Серкс проделывал почти в каждом воинском подразделении седьмой армии. Он считал, что его публичные похвалы и обещания солдатам предают дополнительную боеспособность армии, и гарантируют ее преданность. И это действительно имело существенный успех. Солдаты не переставали тихо роптать и злиться из-за долго продолжавшейся осады, однако все чаще они винили не самого главного полководца, а его генералов и упрямых противников-варваров.
Гай Марк каждое утро с гордым выражением на лице, сидя верхом на своем красивом скакуне, смотрел за этим фальшивым театральным действием Гнея Серкса. Его этой псевдозаботой полководца о своих солдатах нельзя было обмануть. Гай отлично знал, что Гней Серкс относится к каждому человеку в своей армии как к пустой деревянной фигурке. Его вовсе не заботили судьбы его солдат. Нисколько. Полководец интересовался исключительно своей карьерой, расположением императора, военной тактикой, успехами в военных походах, хорошим вином и немного женщинами. Участь приближенных к нему людей, а уж тем более солдат, его мало интересовала. Он был чрезмерно честолюбив и надменен, хотя с помощью своего неплохого актерского таланта хорошо скрывал эти обязательные для каждого римского аристократа человеческие качества. Человеческие судьбы касались его только тогда, когда от них напрямую зависели успех или поражение самого Гнея.
Вот почему каждое утро Гай Марк, прекрасно знавший обо всех актерских наклонностях великого полководца, с нетерпением и с тщательно скрываемым презрением наблюдал, как Серкс осуществляет свой унылый каждодневный обход солдат. Он с надеждой ожидал, что как только главный полководец империи окончит приветственный обход солдат, из его уст тут же донесется приказ о начале штурма Миделл. Но этого не происходило.
***
Когда-то всему приходит конец.
Терпению Гая Марка пришел конец 29 августа три тысячи семьсот пятьдесят седьмого года. Едва только яркое солнце осветило римский лагерь, установленный посреди пустого поля, как императорский наследник покинул свою палатку и уверенным шагом направился в центр лагеря, к штабу Гнея Серкса. Все кругом еще пребывало в настороженном сне, и поэтому кругом совершенно не было людей. Лишь только стража, как всегда, бодрствовала. В том числе, и у особой большой палатки Гнея Серкса. Изумленные появлением наследника в столь ранний утренний час, стражники у входа в полководческую палатку Серкса не стали препятствовать ему и спокойно дали Гаю пройти к командующему армией.
Зайдя внутрь и увидев, что полководец не спит, а бодрствует и сидит за большим письменным столом, склоняясь над какой-то картой, Гай Марк воскликнул:
– Это возмутительно! Как можно так позорить Рим?!
Гней Серкс поднял на ворвавшегося к нему юношу свои спокойные и усталые глаза.
– Что? – равнодушным голосом сказал он, оглядев взволнованного Гая Марка.
Хотя его и смутило равнодушие полководца, Гай Марк решил не отступать от задуманного и, собрав свою юношескую храбрость воедино, вновь воскликнул:
– Ты позоришь Рим, Гней Серкс!
Выслушав этот юношеский всплеск эмоций, Гней Серкс слегка моргнул, затем ухмыльнулся уголком рта и не спеша откинулся на спинку своего просторного кресла.
– Позволь узнать, о мой друг Гай, каким это образом я позорю наш великий и божественный Рим? – совершенно умиротворенным голосом спросил полководец у взволнованного знатного юноши, стоявшего прямо перед его столом.
Еще на секунду храбрость наследника пошатнулась перед лицом совершенно спокойного и хладнокровного соперника, но он тут же собрал всю свою волю в кулак:
– Ты сам знаешь, Гней! Почему ты не предпринимаешь ничего для начала атаки на крепость варваров?! Почему ты даешь им повод усомниться в нашей храбрости и смеяться над нами?
Выслушав гневные вопросы Гая, Серкс скучающим голосом заявил:
– А ты что, великий наследник, видел как эти варвары там, за их каменными стенами смеются над нами?
На молодом лице Гая начала читаться легкая растерянность. Он на секунду отвел свои глаза в сторону.
– Не видел, – коротко ответил он. – Но это и так ясно, мы уже более двух месяцев осаждаем их крепость без единой попытки взять ее штурмом.
– И что? – резко оборвал его Серкс.
– Мы должны идти в атаку и покончить с ними, мы же римляне!
Гней Серкс вновь ухмыльнулся, презрительно огладывая юношу.
– Значит атака?! – громко спросил он у своего соперника.
Гай Марк все более терял самообладание от его звучного командирского, и от того еще более противного голоса.
– Да, – робко произнес он.
– Ну что же, – хладнокровно, но с металлическими нотками в голосе, произнес военачальник, – в данный момент я не знаю, как начать штурм мятежной крепости, Гай. Я не знаю, с какой стороны мы должны обрушить всю нашу мощь на массивные стены, где их укрепления более слабые. Я не знаю, какое оружие они используют, и какое количество боеспособных людей имеется сейчас у них в наличии. Я не знаю, есть ли у них стратегия ведения боя. Я не знаю ничего об этом городе.
Гай Марк скромно молча, внимательно выслушивая речь Гнея.
– Я не знаю ничего, что бы могло помочь мне овладеть Миделлами, – продолжал полководец, – а так как два предыдущих штурма провалились, я искренне не решаюсь начинать атаку, так как опасаюсь военного провала и страшного поражения.
– Но ведь у нас есть лазутчики…?
– Были лазутчики, – усмехнулся наивности своего собеседника великий Серкс, – но весь лагерь лазутчиков, который мы послали на разведку к стенам Миделл, назад не вернулся. Вероятно, они уже давно мертвы.
– Все?! – воскликнул Гай.
– Все! – рявкнул Гней, со всей силы стукнув своим кулаком по столу, и быстро вскочив со своего кресла.
Одернув свой плащ, он с нескрываемым презрением посмотрел на Гая Марка.
– Если мы начнем штурм сейчас, ничего не зная о защите и способностях врага, мы рискуем потерей нашей победы. Эти варвары имеют что-то, что способно оказать римскому войску большой урон. И никто из римлян не знает, что это. А теперь ты, взбалмошный и честолюбивый юноша, врываешься ко мне без разрешения и требуешь от меня, чтобы я бросил свою армию в никуда, в полную неизвестность!
– Но они такие же варвары, как и все… – попытался защититься Гай.
– Нет, они не такие же! – прервал его разгневанный полководец. – Варвары, но не такие же! Их главная особенность в том, что они могут по-настоящему бороться с нами.
Гай смолчал.
– Я ни за что не начну штурм Миделл, пока не узнаю все об этом проклятой крепости, – продолжал Серкс, – если ты хочешь, наследник, ты можешь начинать штурм сам, под своим руководством. Пускай гибель всей моей армии, и позор Рима будут на твоей юной совести.
Гай Марк лишь опустил свои глаза, не желая больше гневить полководца.
– Ты будешь очень благосклонен ко мне, – спокойным голосом сказал Гней Серкс, усевшись обратно в свое кресло и склонившись над документами на столе, – если сейчас же покинешь меня и позволишь мне исполнять свои обязанности.
Весь эмоциональный наплыв Гая Марка, который встревожил его утром и заставил прийти к Серксу, куда-то исчез после разговора с полководцем.
Больше не говоря ни слова, он покинул просторную палатку этого заслуженного военачальника.
***
Однако досада и обида юного наследника от неудавшегося спора с Гнеем Серксом улетучились из его головы тем же вечером. В тот день произошло нечто, что заставило волноваться и шептаться все захватническое войско римлян.
Едва в лагере наступил вечер, как из ярко освещенной палатки главного полководца вышел почетной глашатай в сияющих золотых доспехах и громко прокричал командирам, чтобы они собирали и строили перед штабом авангард своих отрядов.
Почетная трибуна для выступления полководца в центре лагеря уже была возведена. Высшие офицеры и привилегированные отряды выстроились в ровные шеренги прямо перед ней. Всем вокруг было ясно, что главный полководец готов объявить нечто важное.
И предчувствия римлян их не обманули. Гней Серкс действительно скоро появился перед лучшими представителями своего войска. Он вышел из палатки, и решительным шагом, с развивающимся за его спиной огненно-красным плащом, направился прямо к трибуне. Поднявшись на нее, он быстро оглядел собравшихся военных и резко поднял правую руку вверх, давая этим жестом понять, что произошло судьбоносное событие.
– Римляне! – воскликнул Гней, – час расплаты с нашим врагом настал. Ваше и мое ожидание щедро вознаграждено всесильными богами. Теперь мы знаем слабое место в обороне варваров. Теперь их крепость так же уязвима перед нашей армией, как и все другие варварские города.
– Всего несколько часов назад я с великой радостью узнал, что эти варвары в Миделлах ничуть не лучше всех остальных варваров на свете, – продолжал Серкс, – среди этого народа также есть предатели и изменники. Всего несколько часов назад к нам в лагерь проник их лазутчик, с целью навредить боеспособности римской армии. Однако этот подлый раб был схвачен нашей стражей раньше, нежели успел сделать свое мерзкое дело.
Среди собравшегося перед трибуной войска прошел одобрительный гул.
– Но нет! – вскричал Гней, – не пытки и истязания мы обрушили на это животное. Мы, благородные римляне, вспомнили наш старый добрый гуманный принцип «Clementia», и пощадили пойманного нами раба.
– В благодарность за это, – продолжал полководец, – презренный раб обещал нам рассказать все об их укрепленной крепости. Взамен он попросил лишь сохранить ему его никчемную жизнь и никому ненужную свободу.
Среди толпы солдат прошелся легкий и презрительный смех. Гней Серкс с удовольствием оглядел выстроившуюся перед ним солдатскую массу. От его острого полководческого взора не смогло ускользнуть то чувство грубой солдатской радости от предчувствия скорой наживы и легкой победы.
– Вы мыслите верно, мои собратья по оружию и благородные римляне! – подняв указательный палец вверх, сказал Серкс., – наши мучения и затянувшаяся осада подходят к концу, сегодня вечером мы получим развернутый план крепости, и узнаем все безопасные подступы к ней. А завтра утром мы начнем невиданный ранее никем масштабный штурм крепости врага.
Под аплодисменты и восторженные возгласы одобрения со стороны солдат Гней Серкс спустился с трибуны и направился в свою палатку.
Когда он уже был готов скрыться в своем штабе, его быстро догнал Гай Марк. Юноша аккуратно коснулся своей рукой плеча полководца и заставил его обратить на себя внимание.
– А! Наследник! – воскликнул Серкс, обернувшись и посмотрев на Гая презрительным и насмешливым взглядом, – наследник, который не верит в победу Рима. Что ты хотел от меня?
– Прости меня Гней за мою сегодняшнюю дерзость, мне не стоило приходить и гневить тебя утром, – смущенным голосом сказал Гай.
– Действительно, не стоило, – подтвердил полководец, равнодушным голосом, – так чего же ты хотел? У меня сегодня очень много дел. Прошу, не задерживай меня.
– Я лишь хотел попросить тебя позволить мне взглянуть на пойманного нами варвара.
Гней Серкс сложил руки на поясе и усмехнулся.
– Нельзя быть таким любознательным и несдержанным, мой юный друг, – сказал он своему молодому сопернику, – такое неприкрытое нетерпение и мальчишеские интересы не делают чести наследнику великого императора Сертора.
Впрочем, всегда гордый и непреступный полководец тут же немного смягчился, и похлопав Гая по плечу сказал:
– Ну что же, о Гай Нетерпеливый, иди и посмотри на это отродье, – сказал он, – только не позволяй этому существу выдавить из тебя хотя бы каплю эмоций или жалости. Оно того недостойно.
– Я никогда не жалел варваров! – обиженным голосом, по-ребячески воскликнул Гай Марк.
Но Гней Серкс проигнорировал его обиду. Он лишь жестом подозвал одного из своих стражников подойти к нему.
– Вот, – сказал он после этого Гаю, как только солдат оказался возле них, – этот воин отведет тебя к пленному зверью. Но только прошу тебя, не беспокой меня больше по таким пустякам.
Сказав это, полководец резко развернулся и скрылся в своей палатке.
Тем временем, солдат, призванный отвести наследника к пленному варвару, указал юноше, куда стоит идти и попросил его следовать за ним.
Вскоре Гай Марк и сопровождающий его воин оказались у тщательно охраняемой элитными преторианцами штабной палатки, внутри которой горел тусклый свет.
Гай Марк зашел внутрь один.
В палатке он увидел большую металлическую клетку, с литыми толстыми решетками, внутри которой копошилось какое-то существо в коричневом балахоне. Лицо его было скрыто толстым капюшоном, а из-за тусклого фонаря, стоявшего прямо на полу, неподалеку от массивной клетки, разглядеть что-то человеческое в этом субъекте Гай Марк никак не мог.
– Раб! Посмотри на меня! И покажи мне свое лицо! – повелительным голосом воскликнул Гай.
В ответ на его требование существо в клетке стало еще теснее прижиматься к решеткам, а юноша увидел, как из под коричневой материи балахона показалась белая гладкая нога.
– Раб! Ты слышишь меня?!! – снова скомандовал Гай, – или ты не понимаешь латыни?!
Рассердившись, он одни рывком подскочил к клетке, просунул свою руку сквозь толстые решетки и попытался сдернуть капюшон с головы варвара.
У него это почти получилось. Голова пленника наполовину обнажилась. Но Гай резко отпрянул от клетки в полном изумлении и в неподдельном испуге.
Причиной этому стало то, что вместо отвратительного и немытого варварского лица, его взору предстало приятное юношеское личико совершенно молоденькой светловолосой девушки.
Глава VII.
Гней Серкс решил обходить крепость с двух сторон, с Востока и Запада. Для этого он рассредоточил свою армию на два больших клина, с помощью которых полководец хотел окружить Миделлы, взять этот город в тиски, а затем, используя выявленные слабые места в стенах крепости, прорвать оборону его защитников.
С высокого холма, с вершины которого были видны защитные башни Миделл, Серкс наблюдал, как его армия, двумя толстыми ручьями, боевым маршем приближается к вражеской крепости. Летающие машины римлян перед началом наступления сбросили несколько десятков зажигательных бомб на вражеский город, из-за чего над его стенами поднимались густые и черные клубы дыма. А сейчас, пока боевые легионы уверенно приближались к Миделлам, их уверенность и храбрость подбадривала громогласная римская артиллерия, состоявшая из сотни бомбометательных машин.
– Вперед! Вперед! Не останавливаться!
– Живее! Живее! Наступаем!
– Шевелитесь! Живее! Идет наступление!
Гней Серкс с удовольствием и интересом наблюдал как подчиненные ему военачальники там, внизу холма, в долине, направляют свои легионы и центурии вперед, на врага. Его армия, словно две гигантские металлические змеи, приближалась к крепости врагов, собираясь резать и душить их. И от предчувствия скорой победы великому полководцу очень сильно хотелось продемонстрировать на своем лице надменную улыбку.
Рядом с Гнеем Серксом и его главными полководцами на вершине высокого холма стоял Требиус. Он также заворожено наблюдал за шествием армии, и за безжалостной работой артиллерийских машин. После каждого залпа бомбометательных машин над далеким городом вздымалось густое черное облако, а армейские колоны стремительно приближались к его стенам.
– Твой последний триумф, Гней? – оторвавшись от военного зрелища внизу холма, спросил у полководца Требиус.
Гней Серкс медленно повернулся к нему, и презрительно оглядел начальника императорской стражи.
– Что ты имеешь в виду, Требиус, под словами «последний триумф»?
Требиус изобразил на своем лице доброжелательное выражение и приветливую улыбку.
– Я имел в виду, мой дорогой друг, что после завоевания Миделл тебе не к чему будет больше стремиться, – сказал Требиус, – твои походы будут окончены, и ты станешь самым уважаемым гражданином Рима.
Гней Серкс молча и с равнодушным выражением на лице, выслушал своего старого и ненавистного врага.
– Лучше скажи мне вот что, мой дорогой Требиус, – отвернувшись от своего собеседника, проговорил полководец, – где сейчас находится наш юный наследник Гай?
Требиус одернул свой ярко-красный плащ.
– Сейчас он вновь допрашивает нашу пленницу, – недовольным голосом ответил Требиус.
Гней Серкс сердито сморщил свое лицо.
– Это не пленница, мой дорогой Требиус, – угрюмо произнес он, – это варвар и животное.
– Почему наследник проводит так много времени с этим существом? – спросил он у Требиуса, – мои люди и так узнали у того создания все, что можно было узнать. Никакой полезной информации от него больше не получить.
Требиус озабочено пожал плечами.
– Возможно, он хочет узнать у нее нечто большее, нежели план устроения их крепости, – ответил он, – может, что-нибудь о их культуре…
– Чушь! – прервал Требиуса Гней Серкс.
– Никакой культуры у варваров нет! – сердито воскликнул он, – мне надоело заботиться об этом существе, после окончания штурма я сам казню этого варвара.
Требиус внезапно поднял свою руку и указал все присутствовавшим на вершине холма людям куда-то вдаль:
– Там что-то не так! – воскликнул он, указывая рукой в сторону штурмуемого города. – Смотри Гней, что там происходит!
Гней Серкс велел подать ему увеличительный прибор, и поднеся это портативное приспособление к своему правому глазу, стал всматриваться вдаль, туда, где передовые соединения его армии уже приступили к штурму Миделл.
Все стоявшие рядом с ним на холме офицеры и элитные солдаты наблюдали, как возле стен города, там, где скопилось большое количество римских солдат, несколько раз полыхнул ярко-желтый свет.
– Что там, Гней? – взволнованным голосом спросил Требиус у полководца, – неужели наши бомбы угодили не туда?
Однако великий Серкс молчал, продолжая молча наблюдать за происходящими вдалеке событиями.
Сквозь увеличительное стекло он видел, как большая группа его солдат нашла тот самый потайной ход в стене, о котором им рассказала напуганная пленница. Этот проход среди огромных темно-синих камней, из которых состояла оборонительная стена, был совсем мал. В него едва мог пролезть взрослый человек. Однако самоотверженные солдаты уже были готовы воспользоваться этой лазейкой в стене, чтобы пробраться на сторону оборонявшегося противника. Один из солдат с помощью своих товарищей забрался в этот проем и собирался помочь забраться остальным. Но тут произошло неожиданное.
Из того проема, возле которого сидел римский солдат, внезапно хлынул ослепительный желтый свет. Солдат обернулся, и словно завороженный стал смотреть в глубину проема, туда, откуда поступал ослепляющий свет.
Внезапно солдат широко открыл свой рот, причем так, как будто его ранили и сильно кричал. Затем он обхватил себя руками и начал скрючиваться всем телом. И тут этот воин, поглощенный ярким светом, в буквальном смысле разлетелся на множество небольших кусочков, словно пепел, сдуваемый со стола.
Остальные столпившиеся возле стены солдаты, видя, что произошло с их товарищем, подались назад от обильно струившегося сквозь проход в стене опасного луча света. Все те, кто находился максимально близко к стене, стали решительно отступать назад, но путь им преградили задние ряды римлян, которые защищали авангард штурмующей армии от летящих сверху копий и стрел.
Едва пронзительный прожигающий свет, исходивший из стены, исчез, римляне вновь ринулись на штурм, к тому самому проходу, где недавно погиб один из них. Теперь вскарабкаться к заветной дыре в стене отважилось всего четверо смельчаков. Трое из них подсадили своего товарища, чтобы он смог подняться на высокий выступ и вскарабкаться на узкий проход. Но едва только римлянин поднялся к этому отверстию в стене, как из него вновь вырвался ослепляющий свет. Отважный солдат, также как и первый, начал кричать и горбится, а через мгновение его разорвало на тысячи мелких частиц. Пройдя сквозь разорванного солдата, гигантский луч свет вырвался вперед, и светил, не переставая еще несколько секунд. Испуганные римляне из штурмующего авангарда стремительно отпрянули назад. Из-за этого все первые армейские ряды, которые наседали на крепость, приставляли огромные лестницы к каменным стенам, вели огонь по оборонявшимся варварам с осадных машин, и защищались от града копий и стрел, летящих в них со всех сторон, стали медленно отступать назад от штурмуемой ими крепости.
– Что за проклятие! – воскликнул Гней Секрс, наблюдая в подзорный прибор за тем, что происходило у стен Миделл, – что это за оружие у проклятых варваров, почему оно рвет наших солдат на куски?
– Наше войско уже прорвалось в город? – спросил у него Требиус, стоявший неподалеку от полководца.
Гней Серкс ничего не ответил. Он лишь высоко поднял руку и подозвал одного из всадников в черных доспехах, которые восседали на лошадях по всему периметру холма.
– Немедленно передай всем командующим в бою мое распоряжение, – сказал Серкс, лишь только всадник приблизился к нему.
– Я требую, чтобы армия сейчас же усилила натиск на стены крепости! – громко потребовал главный полководец, – пускай командующий Агрипий приблизит к городским воротам свою залповую машину, и разнесет их, две центурии с флангов прикроют его отряды.
– Скачи немедленно туда, и передай мое распоряжение! – потребовал Серкс, – крепость должна быть взята сегодня же!
Едва Гней Серкс закончил давать свои приказы, всадник в черном одеянии и с толстым капюшоном на голове кивнул, и, пришпорив свою лошадь, быстро помчался вниз с холма.
Полководец посмотрел ему вслед, а затем снова поднял свой подзорный прибор и решил вновь проверить состояние дел на поле боя. Зрелище, которое он увидел сквозь увеличительное стекло, было чрезвычайно удручающим.
Копья и подожженные стрелы, стремительно летевшие сквозь щели городских стен прямо на головы римских легионеров, заставили весь авангард римской армии на значительное расстояние отступить от несчастной крепости. Казалось, римляне потеряли весь свой отважный боевой дух, и вся их борьба с обороняющимися варварами переросла в простую самозащиту со стороны седьмой армии. Все легионы римлян укрылись за своими толстыми щитами и продолжали оставаться на месте. Штурм крепости полностью прекратился. Никто из солдат и военачальников не хотел вступать с хватку с непонятным оружием варваров, а также карабкаться на толстые и высокие стены Миделл. Общую картину растерянности армии, которую увидел Гней Серкс, удручало большое количество трупов римских солдат, скопившихся у подножия Миделл. Многие из мертвых тел были разорваны стремительно вонзившимися в них стрелами и копьями. Осадные машины, которые были подогнаны прямо к стенам варварского города, опустели. Первые отряды, которые попытались пробраться на верхушку городской стены с их помощью, встретили сильное сопротивление варваров и были быстро сброшены вниз с огромной высоты. Опасаясь повторить их участь, остальной авангард штурмовиков не решался воспользоваться такой же тактикой овладения городскими стенами.
Именно поэтому, пока армия застыла в своих укрытиях, сконструированных из толстых щитов, вести огонь по городу продолжала только римская артиллерия, не переставая перебрасывающая через оборонительные стены Миделл большие зажигательные бомбы.
Однако обороне защитников города эти бомбы ни причиняли большого вреда. Тем не менее, с вершины городских стен сплошным потоком продолжал обрушиваться град крупных камней, острых металлических стрел и длинных копий, которые причиняли упавшей духом от столь сильного сопротивления варваров седьмой римской армии большой урон.
Видя в подзорное устройство, как один за другим его римские солдаты беспомощно падают на землю, пораженные вражеским метким оружием, Гней Серкс громко вскричал:
– Где Агриппий?! Где машина для крушения ворот?! Немедленно на поле боя!
Быстрым и повелительным жестом он подозвал к себе еще одного всадника в черном балахоне.
– Срочно найди Агриппия! – взревел Гней, когда солдат подъехал к нему, – передай ему, что если его машин сейчас же не будет у городских стен, я самолично казню его сегодня же вечером!
Однако волнения Гнея Серкса улеглись, как только он увидел, что на поле боя показались огромные железные машины римлян. Они использовались для крушения вражеских укреплений и стен варварских городов. Испуская густые черные клубы дыма, машины грохоча своими стальными колесами, приближались к воротам Миделл. Гигантские орудия спереди на их чудовищном корпусе испускали страшный гул от того что их заправляли топливом и заряжали большими снарядами.
– Все, кончено! – обрадовано воскликнул Гней, восторженно смотря, как эти стальные чудовища приближались к воротам города, – сейчас орудия Агриппия разрушат ворота, и наша армия спокойно прорвется внутрь, нам осталось продержаться совсем немного.
Машины смерти медленно, но со зловещим гулом, который пугал даже привыкших к нему римлян, приближались к городу-крепости. При их появлении, варвары перестали пускать стрелы и копья через свои стены, вероятно осознав, что против этих железных чудовищ это примитивное оружие стало бесполезным.
Вслед за черными машинами следовал небольшой отряд римлян на закованных в броню лошадях. Среди них был и всадник высокого роста, с грозным выражением лица на старческом лице, на его голове красовались редкие седые волосы, а черные глаза презрительно глядели прямо перед собой. Одет он был в красивые черные доспехи с золотыми вставками, а за его спиной красовался толстый темно-синий плащ.
Когда группа всадников проезжала мимо холма, на котором находился Гней Серкс со своей свитой, пожилой гордый римлянин на коне поднял в римском приветствии свою правую руку в знак уважения к полководцу.
– Агриппий, друг мой! Варвары уже напуганы твоим пришествием! Скорее раздави их! – громко сказал Гней Серкс величественному всаднику в черных латах.
Благородный муж слегка кивнул головой, давая понять, что слова полководца услышаны им.
Римское войско, застывшее в обороне перед вражеским городом, вновь воспрянуло духом, когда перед городом показались знакомые разрушительные машины Агриппия.
Казалось, никакие ворота не устоят перед чудовищными механическими машинами римлян. Несколько этих махин приближались прямо к большим металлическим воротам, которые служили входом в Миделлы. Варвары не предпринимали никаких действий, чтобы остановить грохочущих и дымящихся монстров из металла.
И вот машины уже у самых ворот. Слышен грохот снарядов, которые заряжаются в огромные дула для выстрела. Остатки седьмой армии Гнея Серкса подтягиваются и становятся позади машин, ожидая, когда те разрушат укрепленные ворота.
Однако все планы римлян моментально рушатся. Орудия их машин еще не успели сделать ни одного выстрела, а ворота Миделл уже начали быстро распахиваться. Все войско застыло в изумлении. Никто из солдат и военачальников не думал, что варвары вот так просто решат сдаться на милость Риму.
Но ворота широко распахнулись, и ничего за этим не последовало. Никто из защитников города не вышел сдаваться римлянам. На поле боя установилось гробовое молчание. Никто из римлян не знал, что предпринимать дальше. Они ожидали, что варвары сами пригласят их войти в город, как это бывало не раз в битвах с другими народами. Но за распахнутыми воротами виднелась только сплошная молчаливая темнота.
И тут на поле боя появился сам Гней Серкс.
Он скакал на своем белом коне, с развивающимся сзади красным плащом, и в окружении четверых всадников-телохранителей.
– Ну и что же вы встали на месте, несчастные трусы?! – крикнул он своим солдатам, застывшим возле грозных машин, – смотрите, варвары сами распахнули перед вами свои ворота.
Он достал из ножен свой большой меч, с обрамлением рукоятки из алмазов, и повелительно взмахнув им, указал на вражескую крепость.
– Идите и штурмуйте этот город! – крикнул Гней, – победа уже в наших руках!
Воодушевленные появлением своего любимого полководца солдаты ринулись вперед. Несколько сотен хорошо вооруженных легионеров были готовы пройти сквозь ворота и ворваться в ненавистный город. Но тут произошло неожиданное…
Из распахнутых настежь ворот на римлян хлынул яркий и пронзительный желтый свет. Оказавшись посреди этого свечения, римляне замертво остановились. Свет не прекращаясь, сплошным густым потоком обвил собой большое скопление солдат. Никто не понимал, что происходит. Никто ничего не чувствовал и не ощущал. Но внезапно среди солдат поднялся страшный, душераздирающий крик. Многие из попавших в это свечение почувствовали, как сильно нагревается кожа на их лице, шее, руках, ногах, на всех незащищенных частях тел. Людская кожа под воздействием этого света моментально начинал шипеть, пузыриться, чернеть и трескаться. Еще минута – и у человека из-за этого света лопались и вытекали глаза. Затем, страшно вереща, он начинал ужасно корчиться. А секунду спустя – несчастного разрывала на крошечные куски какая-то неведомая сила.
Таким образом, один за другим погибали римские солдаты под этим страшным свечением. Кок-то пытался вырваться и бежать, началась паника, быстро переросшая в хаос. А те, кому посчастливилось избежать свечения, с ужасом наблюдали, как их друзья и соратники превращались в пепел.
– Что это?! Что?! – кричал Гней Серкс, беспомощно наблюдая, как его солдаты буквально взрывались под действием света.
Поток света из распахнутых ворот не переставал струиться, а седьмая армия Гнея Серкса начала паническое отступление от стен Миделл. Кто-то из отступающих попытался спрятаться от свечения за корпусом большой стальной машины. Однако когда толпа людских тел, которая не давала свету, струящемуся из ворот попасть на машину, заслоняя ее своей массой, превратилась в кучу пепла, яркий луч все-таки коснулся холодного этого механизма. И тут же металл начал шипеть и плавиться, а мгновение спустя заполыхали боеприпасы внутри машины, которыми римляне хотели обстреливать ворота вражеского города. Через несколько секунд это страшное устройство разорвало на куски, а вместе с ним и всех тех несчастных, которые решили использовать его как убежище.
Искореженные куски металла разлетелись в разные стороны, задевая и калеча бегущих в панике людей.
– Назад! Назад! Мы должны взять эту крепость! – беспомощно кричал Гней Серкс, пытаясь прекратить бегство своей армии от стен города.
Он скакал на своей белой лошади по выжженному полю возле городских стен, и отдавал бессмысленные приказы бегущей массе солдат.
– Вернитесь и сражайтесь! Сейчас же! – кричал всегда невозмутимый полководец.
Но тут и с ним произошло несчастье.
Гней Серкс в приступе отчаянья совершенно не разбирал дороги перед собой. Безудержно дергая своего коня за вожжи, он случайно направил несчастное животное прямо в поток света, от которого все пытались сбежать. Лошадь страшно заржала, едва луч света коснулся ее туловища, и тут же опрокинулась на землю.
Упав на землю рядом с животным, полководец смог увидеть, как его преданный конь корчиться в страшных муках и прямо на его глазах превращается в горсть пепла.
– Что, что же это?! – вскричал Гней Серкс, с ужасом наблюдая за смертью своего коня.
И тут ослепительный и смертоносный луч света, исходивший из ворот, моментально погас. Вслед за этим, из их огромной пасти вырвался большой отряд всадников в темно-синих доспехах, на покрытых броней лошадях. Вооружены всадники были длинными и мощными мечами.
Вся эта бронированная армада моментально промчалась мимо лежавшего возле городских ворот полуживого Гнея Серкса и устремилась на его бегущих солдат.
Без какого-либо сожаления или милосердия воины, вырвавшиеся на быстрых лошадях из осаждаемого города, разрубали тела несчастных отступающих римлян. В разные стороны от их мечей летели брызги крови, отрубленные головы, руки и другие конечности.
Некоторые солдаты из отступающего в беспорядке войска попытались сорганизоваться в небольшие отряды и дать отпор преследователям. Но они тут же были настигнуты всадниками и разрублены на куски. Оружие римлян, ни арбалеты, ни копья, ни мечи, ни даже огнестрельные полуавтоматические устройства не могли причинить вреда страшным всадникам, головы которых были защищены непробиваемыми шлемами с решетчатым забралом.
Вскоре многие бегущие римляне решали бросать свое оружие и отступать к лагерю, надеясь хотя бы там найти убежище от безжалостных убийц из осажденных Миделл.
Это был конец седьмой армии Гнея Серкса, а также третьего похода Рима против варваров далекого Севера.
Глава VIII.
Конечно же, в тот злополучный вечер, когда Гай Марк сорвал темный капюшон с ее головы и увидел ее прекрасное лицо, он тут же приказал стражникам выпустить юную девушку из клетки. После этого он приказал убрать клетку из палатки, а вместо нее принести удобную кровать из его покоев. Вскоре Гай обеспечил пленницу всем необходимым: удобной кроватью, свежей едой, теплой одеждой и своим неустанным вниманием. Все время, когда он заглядывал к пленнице в глаза, он старался безмятежно и приветливо улыбаться ей.
Гай Марк повидал немало покоренных римлянами народов. Встречал он и совсем полудиких людей, и народы с богатой культурой и историей. Но нигде, ни в одной стране или городе, не видел он таких красивых женщин, как та, которая попала в плен римлянам сейчас.
Долго после того, как он ворвался в эту палатку, Гай не решался вновь заговорить с этой красивой женщиной. Только спустя сутки, после первого молчаливого знакомства с ней, юноша-наследник пришел к ней в палатку. Она лежала на той самой удобной кровати, которую он преподнес ей, и с его появлением ничуть не растерялась.
Гай прошел вглубь палатки и сел на небольшой деревянный стул, стоявший напротив кровати.
Он коротко и внимательно посмотрел на узницу из Миделл.
– Так ты знаешь латынь? – спросил он у пленницы.
Девушка снисходительно посмотрела на него своими черными глазами и слегка кивнула головой.
– И ты пришла из этого самого города, который мы осаждаем? – смотря на девушку, задал свой второй вопрос Гай.
Та в свою очередь снова слегка кивнула.
– А ты знаешь, что после штурма мы, римляне, его разрушим?
Гай Марк надеялся увидеть испуг и унижение в ее глазах. Однако лицо девушки абсолютно ничего не выражало. Юному наследнику Рима даже казалось, что эта странная молодая женщина краешками своих губ улыбается ему.
– Ты понимаешь, женщина, что после штурма наши солдаты будут резать и распинать ваших мужей, братьев и отцов, а также жечь дотла ваши дома? – Гай Марк не получал никакого удовольствия от этих слов, но ему чрезвычайно сильно хотелось увидеть хоть какую-то реакцию этой девушки на его угрозы.
Девушка снисходительно смотрела на него, продолжая лежать в его бывшей постели. Она поправила свой черный балахон правой рукой.
– Либо ты не знаешь, что я говорю, – сказал Гай, пристально глядя на нее, – либо ты больна, либо тебе все равно.
Она открыто и нагло усмехнулась прямо ему в лицо.
– Я знаю, о чем ты говоришь, римлянин, – сказала она совершенно спокойным и ровным голосом, – твои военачальники говорили мне то же самое.
Гай Марк слегка растерялся от столь резкого вступления в диалог с ним.
– И что? – удивленно спросил он, – неужели тебе все равно на те слова, которые я сейчас произнес?
– Ничего не поделаешь, Memento mori! – сказала она, – но не будете ли вы, римляне, так милосердны, чтобы сохранить жизнь хотя бы младенцам?
Последние слова ее звучали не как мольба обреченного человека, а скорее как презрительный, ничего не значащий, вопрос.
– Это зависит не от меня, – ответил после короткого замешательства Гай Марк.
Ее лицо оставалось совершенно спокойным.
– Откуда ты знаешь наш язык? Где ты выучила латынь? – спросил у этой странной женщины Гай.
– Но ведь вы, римляне, вместе со своим оружием и языком не в первый раз приходите сюда, – сказала он, – ваши храбрые солдаты были нашими пленниками и учителями. Но мы знаем больше вас.
Гая Марка всерьез возмутили последние слова незнакомки. Еще ни один из варваров не осмеливался так оскорблять римлян.
– Как твое имя? Наглая женщина, – нахмурившись произнес он.
Девушка лишь слегка пожала своими хрупкими плечами в ответ на его злобу.
– Зачем тебе мое имя, римлянин? – с равнодушной ухмылкой поинтересовалась она. – Ведь для вас, я и мои сограждане – всего лишь варвары.
– Это тебя не касается! – раздраженным голосом воскликнул Гай Марк, – просто отвечай мне, когда я тебя спрашиваю.
– Как твое имя?! – вновь прокричал Гай, заметив, что она с равнодушием отводит свои глаза в сторону.
– Юлия! – громко воскликнула она. – Теперь доволен, глупый варвар?!
Грозное молчание длилось всего лишь одно предгрозовое мгновение. В следующую секунду Гай Марк резко вскочил со своего стула и наотмашь ударил своей ладонью пленницу по лицу. От сильной пощечины та взвизгнула и упала с кровати.
– Да кто ты такая?! – закричал он, грозно смотря на испуганную девушку, – ты просто рабыня!
– Не смей называть благородного римлянина варваром! Слышишь?! Никогда не смей так говорить! – в безумной ярости кричал наследник, – варвар это ты, грязная рабыня, и весь твой глупый народ!
Испуганная и шокированная от сильного удара женщина широко раскрыв глаза смотрела на покрасневшего от необузданной ярости юношу.
– Не смей больше никогда произносить при мне таких дерзостей, рабыня, – произнес, уже остыв от разгоревшегося в нем пламени негодования, Гай Марк.
Он медленно подал руку упавшей с кровати девушке и аккуратно помог ей подняться на ноги. Усадив ее на кровать, юноша вновь сел на свой деревянный стул.
– Юлия это римское имя, – сказал, совершенно успокоившись, Гай Марк, – почему тебя назвали римским именем? Ведь вы считаете нас врагами.
Девушка вытерла кончиком пальца небольшой сгусток крови, выступивший из ее ноздри вследствие сильного удара.
– Моему отцу понравилось это имя, – сказала она с вновь вернувшимся к ней невозмутимым спокойствием, – когда-то он услышал его от римлян. От тех римлян, что приходили сюда до вас.
– Мы будем последними римлянами, пришедшими сюда, – быстро добавил Гай Марк, – больше сюда ходить будет незачем.
Девушка лишь опустила свои глаза, не желая больше злить этого юношу.
– Что ж, вы всесильны, вам решать, – коротко сказала она, не смотря своими большими черными глазами на грозного римлянина.
Жестокость не была частью натуры Гая. Он поддавался ей постольку, поскольку этого требовала его юношеская душа. От кроткого смирения этой, еще минуту назад, столь дерзкой молодой женщины, он быстро впал в состояние душевной растроганности. Теперь вид этой несчастной пленницы не вызывал у него чувства ярости, презрения, или тщеславной жалости, которой очень многие знатные римляне хвастались как наивысшей благодатью. Теперь Гаю просто хотелось припасть своей щекой к ее плечу, гладить темные светлые волосы на голове этой девушки, обнять ее, скрытое невзрачным матерчатым плащом, тело. Жалость, жалость, сострадание и юношеская наивная добродетель – все вместе они стучались в сердце этого молодого знатного человека, пытаясь всей силой прошибить насквозь крепкий позолоченный панцирь на его груди.
– Это было простая, сиюминутная, ярость, – сказал он поникшей женщине, – нам, римлянам, свойственны любовь, сострадание и тяга к прекрасному искусству.
– Однако ты предпочитаешь считать нас страшными чудовищами, как и все варвары в этом мире.
– Semper est honestum virum borum esse, [2 - * Всегда почетно быть хорошим человеком (Цицерон)]* – послышался тихий голос Юлии.
Гай Марк испуганно взглянул на нее. Ему непривычно было слышать изречения Цицерона из уст того, кто не являлся его согражданином.
– Да, верно, – ответил он.
Он аккуратно подошел к девушке, и своей неуверенной рукой погладил ее по густым волосам на голове.
– Я больше не ударю тебя, – тихо сказал он, – расскажи мне, что еще ты знаешь о культуре Рима.
Она подняла свою голову и взглянула на него. Их глаза встретились. Его – ярко-голубые. И ее – темные, как ночь. Он стоял перед ней. В своих позолоченных доспехах, с острым и длинным мечом в ножнах на поясе. Волосы его небольшими темными локонами свисали на аккуратный и ровный лоб. Губы ее слегка вздрогнули, как будто предостерегая о чем-то неведомом и грандиозном.
– Тацит, Аппиан, Вергилий, – ровным и спокойным голосом сказала она. – История и культура ваша не знает себе равных.
– Я знаю многое, – продолжала она.
– Но я бы хотела узнать еще больше… – не переставая смотреть в глаза Гая Марка, произнесла она.
Внезапно снаружи палатки послышались странные несдержанные крики людей. Ее тонкое полотно озарилось ярким светом. Было видно, как мимо палатки, в которой пребывали Гай Марк и его пленница, быстро пробегали люди с яркими факелами в руках. Кто-то что-то кричал, но ничего разобрать было нельзя.
Нечленораздельные крики и вопли бегущих мимо людей становились все громче и ближе. Казалось, что сюда, прямо в маленькую и уютную палатку с тусклой лампой на полу, движется нечто большое и страшное, какая-то неведомая катастрофа.
– Что случилось?! – воскликнул Гай, – что это за крики?!
Пленница опустила голову и слегка вздохнула.
– Это ваш конец… – почти неслышно проговорила она, обращаясь больше в пустоту отчаянья, нежели к своему собеседнику.
Не слыша ее Гай Марк выбежал из палатки с пленницей, чтобы расспросить стражу о происходящем вокруг.
Однако снаружи наследник не обнаружил стражи, которая каждый день находилась возле этой палатки. Вместо невозмутимых стражников он увидел большие группы истерзанных людей в оборванных одеждах, лохмотьями свешавшихся с их тел. Они бежали отчего-то прочь, совершенно не замечая препятствий перед собой. Руки, грудь и даже лица у этих людей были залиты густой кровью, а в их глазах, которые Гай мог хорошо различить при свете лагерных костров и факелов, читался животный испуг и ужас. Все они бежали мимо наследника, не обращая на него никакого внимания.
– Это что, наши солдаты?! – недоумевающим голосом воскликнул Гай Марк, узнавая в паникующих вокруг существах знакомых военачальников и легионеров, – что происходит, скажите мне?!
Он пытался остановить кого-то из бегущих людей, но тот, еще громче закричав, вырвался и побежал прочь.
Вокруг Гая царил хаос и безумие. Аккуратные костры были развеяны бегущими солдатами, и их яркое пламя перекинулось на пустые воинские палатки. Все вокруг было покрыто тьмой, среди которой мелькало зарево маленьких пожарищ.
Гай Марк хватал то одного бегущего человека, то другого, пытаясь хоть что-то выяснить. Но все попытки разузнать хоть что-то были безрезультатными. Все вокруг погрузилось в ужасный первобытный хаос.
Внезапно, сквозь густую пелену тьмы и едкого дыма пожарищ он разглядел на горизонте большую группу всадников на темных лошадях, которые весьма быстро приближались к военному лагерю.
«Слава богам! – подумал про себя Гай. – это Гней Серкс скачет сюда. Сейчас все выяснится».
Но его сиюминутное успокоение мгновенно сменилось диким ужасом, когда юноша увидел, что эти же самые всадники начали нещадно рубить своими мечами головы бегущих римских солдат.
Весь римский лагерь наполнился диким истошным криком обреченных, едва армада всадников въехала в его ворота. Человеческие кровь и кишки вздымались в воздух, из под со свистом проносившихся в воздухе острых мечей.
Видя это хаос вокруг и нескончаемые убийства Гай Марк быстро вернулся обратно в палатку, из который он выбежал.
– Это ваш конец, римлянин… – сказала сидевшая на прежнем месте пленница, – ваша армия разбита, мне жаль.
От увиденного ужаса Гай Марк потерял дар речи. Он почти не расслышал и не разобрал те слова, которые произнесла пленница.
С широко раскрытыми от страха глазами он посмотрел на свою недавнюю собеседницу.
– Нам нужно уйти отсюда! – воскликнул он, – здесь происходит нечто ужасное.
Он подошел к Юлии и быстро схватил ее за руку.
– Идем! Уходим! – крикнул он, таща пленницу за собой.
Однако девушка попыталась остановить его и высвободить свою руку.
– Постой! – крикнула она, – бежать нет никакого смысла, тебе не уйти!
Но Гай Марк не слушал ее. Он упрямо тащил девушку за собой, прочь из палатки, сам не понимая при этом, что он делает.
Выйдя наружу, наследник увидел, как всадники-убийцы, сидя на своих огромных лошадях, остановились возле группы римских солдат. Впервые в своей короткой жизни императорский наследник увидел, как почтенные и храбрые римские воины просят пощады, стоя при этом на коленях.
Несколько римских солдат, среди которых был и один офицер хором умоляли закованных в сплошную броню вражеских кавалеристов пощадить их жизни.
Однако эти унизительные просьбы и мольбы продолжались недолго. Один из римских легионеров, возможно осознав всю унизительность своего положения, с диким воинственным воплем схватил свой меч, лежавший в грязной луже рядом с ним, и высоко взмахнув им, бросился на всадников.
Однако несчастный храбрец был тут же насквозь проткнут тремя мечами, а затем его тело, вместе с лохмотьями от доспехов, было разорвано на части.
Та же страшная участь постигла и всех остальных римлян, решивших сдаться на милость врагу. Дикими звериными воплями и страстными мольбами сопровождалась эта страшная резня.
Все это ужасное действие происходило прямо в нескольких шагах от Гая Марка и его пленницы.
Не в силах наблюдать за убийством своих сограждан римлян Гай Марк громко окрикнул всадников и, отпустив руку Юлии, пошел прямо навстречу им.
– Стой! Что ты делаешь?! Не надо! – девушка попыталась быстро остановить его.
– Ego sum rex Romanus!!! [3 - * Я – римский император.]* – громко крикнул Гай, приближаясь к обратившимся к нему всадникам.
– Стой, безумец! – кричала позади него Юлия, – тебя убьют!
– Я император Рима! – выкрикнул Гай, приблизившись к всадникам, убивавших его товарищей, – я требую от вас, варвары, оставить в живых этих людей.
Он указал рукой на двух, еще оставшихся в живых римлян, которые сидели на земле и были полностью покрыты чужой кровью.
Однако всадники в тяжелых латах, полностью закрывавших их фигуры, оставались равнодушны к требованию императора. Хотя их лиц Гай не мог разглядеть из-за больших черных шлемов на их головах, но он все же почувствовал, что его появление несколько ошеломило этих созданий.
– Вы слышите мои слова!? – громко произнес он.
Тут один из всадников резко взмахнул своим мечом, собираясь, вероятно, отрубить голову молодому римлянину.
Гай Марк увидев это, даже и не подумал, что этот меч сейчас станет его погибелью. Римский аристократизм и величественное честолюбие не позволяли ему даже подумать на секунду, что он может умереть вот так вот, посреди грязи и огня, от руки неведомого варварского всадника.
Еще доля секунды, и юному наследнику пришел бы конец…
Однако внезапно перед Гаем Марком и всадником на лошади возникла женская фигура.
– Non! – громко и отчетливо воскликнула Юлия.
Меч всадника остановился всего в нескольких дюймах от прекрасного лица девушки, а легкий поток воздуха, поднятый от взмаха его лезвия, слегка встрепенул волосы, спадавшие на ее лоб.
Юлия на варварском диалекте, совершенно незнакомому Гаю Марку, начала что-то объяснять группе всадников. При этом она громко кричала и жестикулировала руками.
Но только сейчас, увидев всю эту сцену, Гай Марк в полной мере осознал, что всего несколько секунд назад он висел на волоске от смерти. Варвар в железной броне, сидящий верхом на лошади мог сейчас, прямо здесь, лишить его жизни. Осознание этого страшного факта ввело его в глубокое эмоциональное потрясение.
Но собрав всю свою молодую мужскую волю, он опомнился и посмотрел перед собой.
Гай увидел, как девушка что-то громким голосом объясняет стоящим перед ней всадникам.
И тут Гай пришел в ярость. Пришел в ярость от того, что какой-то варвар вот так просто может лишить его жизни. Увидев перед собой меч, лежавший на земле возле изрубленных останков римского солдата, он быстро ринулся к нему. Одним движением подняв его с земли, Гай Марк с ненавистью посмотрел на того всадника, который совсем недавно мог стать его убийцей.
Тот всадник совершенно не обращал своего внимания на юношу-наследника, как и все остальные. Они были полностью поглощенными теми словами, которые им говорила женщина, еще совсем недавно бывшая пленницей римлян.
– Ах ты, мерзкое животное! – воскликнул Гай, обращаясь к всаднику. – Как ты посмел затронуть благородного римлянина?!
Взмахнув мечом, он ринулся прямо на всадников, собираясь отомстить им за свое унижение.
– Нет! Не делай этого! Остановись! – Юлия ринулась ему на встречу и попыталась остановить Гая.
Однако в безумном порыве бешенства юноша оттолкнул свою недавнюю спутницу и подбежал прямо к всаднику. Но причинить вред своему врагу он не успел. Одним движением тот развернул в руке свой меч рукояткой вперед и со всей силы нанес ею удар по голове Гая Марка.
Юноша застыл на месте. Из его ослабшей руки выпал меч, а из крупной раны от удара на голове на его лицо хлынула кровь.
Еще мгновение, и он замертво упал на грязную землю.
Глава IX.
Бескрайнее серое поле с выжженной дотла землей простиралось далеко вокруг. Оно было сплошь усыпано поломанным железным оружием и тлеющими останками римских машин. Из бесчисленного количества изуродованных мертвых человеческих тел хищные птица вырывали толстые куски мяса и жадно пожирали их. Пасмурное небо заволокло хмурыми серыми тучами и едким черным дымом, который поднимался из догорающего римского лагеря.
Ни одного живого существа кроме удалявших свой голод птиц на этом поле, где еще вчера разворачивалась страшная битва, не было. Оно стало похожим на один большой мрачный серый саван для тысяч погибших солдат.
Лишь где-то вдали, медленно удаляясь от проклятого места побоища, виднелась черная человеческая фигура. Двигалась она очень медленно. Путнику, повстречавшемуся ей, показалось бы, что у этого человеческого силуэта переломаны все конечности, настолько неестественными и уродливыми были его движения.
Лицо этого черного от грязи и запекшейся крови человека было сильно изуродовано. Но любой римлянин, который сейчас повстречался бы ему на пути, без труда узнал бы в этом страшном человеке самого известного и почитаемого полководца Римской империи. Это был Гней Серкс.
С трудом переставляя свои израненные ноги, он шагал в неизвестном направлении. Он не понимал, куда ему идти, и что ему делать. Сейчас он осознавал только одно. Что вся его власть, энергия, величие и слава в один момент растворились. У него больше не было армии, не было военачальников, регалий, целых доспехов и даже лошади. У него даже не было оружия. Большой и острый меч с позолоченной рукояткой остался лежать в сырой земле где-то на том месте, которое он как можно скорее желал покинуть.
Гней искренне желал, чтобы прошлым вечером, когда состоялся этот страшный и смертельный бой с варварами, он бы тоже стал жертвой неуязвимых всадников, и погиб от их острых мечей. Теперь ему предстояло самостоятельно убить себя, чтобы навсегда избавиться от стыда за свое позорное поражение у стен ненавистного города.
Полководец всегда был силен духом. Но сейчас, едва Гней собрал в себе последние силы и с горечью обернулся и посмотрел назад, туда, откуда в небо поднимались столбы тонкого черного дыма от тлеющих пожарищ, на глазах его выступили горькие капли слез. Он с ужасом понимал, в каком кошмаре он сейчас пребывал. Рухнуло все его выстроенное годами мировосприятие. Он не мог и представить себе, что потерпит столь горькое и унизительное поражение здесь, в этих бескрайних и нелюдимых степях. Гней со скорбью осознал, что его постигла участь его отца, и что очень скоро он тоже навсегда уйдет в безвестность.
Силы оставили Гнея Серкса. Он тяжело упал на землю, желая умереть прямо посреди чистого поля, чтобы его тело до конца съели дикие звери или склевали птицы. От дикой усталости полководец закрыл глаза и моментально стал впадать в беспамятство.
В чувство бывшего великого полководца привели громкий шум, человеческие голоса и торопливая возня вокруг.
Очнувшись и открыв свои глаза, он увидел просветлевшее небо над собой. Темные тучи на небе рассеялись, и вмести с ними ушел нескончаемый мрак, царивший повсюду вокруг.
Постепенно приходивший в сознание полководец услышал человеческие шаги рядом с собой.
– Поднимете его, может быть он жив, – голос, произнесший эту фразу показался почему-то очень знакомым израненному Гнею Серксу.
Он ощутил, как несколько крепких и сильных рук подхватили его и быстро подняли с земли, на которой он лежал.
Гней Серкс ничего не видел перед собой. Его глаза были затуманены пылью и грязью. Однако он разглядел чей-то большой силуэт, возвышавшийся перед ним.
– Гней Серкс! – послышался до боли знакомый голос, – не лишился ли ты рассудка, и видишь ли ты, кто перед тобой сейчас стоит?
Серкс постарался протереть глаза своими грязными руками. Желаемого эффекта это ему не принесло, однако с трудом, но он все-таки сумел разглядеть того, кто задал ему этот вопрос.
Это был начальник стражи Требиус. Он восседал на своем белом коне, при этом грозно взирая на полководца сверху вниз. Несмотря на произошедшую катастрофу с седьмой армией, Требиус был на удивление спокоен. Его одежда и доспехи сияли чистотой, а его лошадь выглядела здоровой и сильной.
– Требиус, друг… – едва смог выговорить засохшим от жажды ртом Гней Серкс.
– Сомневаюсь, что я тебе друг, о, несчастный… – сказал Требиус не переставая изучать полководца.
– Где наследник? Где Гай Марк? – резко спросил он у обескураженного полководца.
Гней покрутил головой и откашлялся.
– Зачем ты задаешь мне такие вопросы, Требиус? – сказал он, – ты же видишь, я ничего не могу сейчас знать… я лежал здесь без сознания.
Серкс обернулся и посмотрел на солдат, которые сопровождали Требиуса, и помогли ему подняться. Они были также чисты и свежи, как и сам начальник стражи, а на их доспехах не было не единого следа от удара вражеского меча.
– Надеюсь, ты знаешь, насколько унизительное поражение ты понес от варваров, Гней?! – спросил все так же грозно Требиус.
Гней Серкс посмотрел на него, но ничего не ответил.
– Твоя армия оказалась всего лишь никчемным сборищем трусов и беглецов, великий полководец, – сказал ему Требиус.
– Моей армии больше нет, – отчаянно произнес Серкс, – зачем ты говоришь мне такие слова?
Требиус вскинул свою голову и громко усмехнулся.
– Твоя армия… вернее то, что осталось от нее… здесь. – Сказал он, указывая при этом в сторону рукой, – я собрал этих негодяев и беглецов, которые бросили и тебя, своего командира, и наследника Рима, на растерзание варварам, на одном поле.
– Вскоре я верну их в столицу под строгим контролем и придам строгому суду.
Гней Серкс молчал, все больше теряя самообладание.
– Так где наследник, Гней? – вновь задал вопрос Требиус, – ведь на тебя была возложена честь следить за его безопасностью во время похода.
– Я не знаю, где он, – тихо произнес полководец.
Требиус медленно слез со своей лошади и подошел к Гнею.
– Так значит, ты не только проиграл войну, – громко сказал он, стоя прямо напротив военачальника и заглядывая в его грязные глаза, – но еще и лишил нашего единственного императорского наследника жизни?
Гней посмотрел на чистое лицо Требиуса, но так ничего и не ответил ему.
Требиус презрительно отвернулся от него, вернулся назад и вновь взобрался на своего коня.
– Бывший полководец Римской империи Гней Серкс! – громко воскликнул он, желая, чтобы все присутствовавшие при этой сцене услышали его слова, – за неумелые действия в ходе военного похода, а также за преднамеренное убийство наследника Империи Гая Марка я, от имени всемогущего императора Сертора, приговариваю тебя к смертной казни!
Воскликнув это, Требиус жестом велел окружившим Гнея Серкса солдатам схватить полководца.
– Я ни в чем не виновен! – воскликнул Серкс, пока двое солдат завязывали ему веревкой руки за спиной.
– Ты отправишься в Рим, Гней, – спокойно произнес Требиус, даже не смотря при этом на полководца, – твоя позорная казнь состоится там, прилюдно.
***
Гней Серкс был поражен тем ужасным зрелищем, которое он увидел, когда его привели в новый лагерь римлян.
На большом пустыре скопилось несколько тысяч оборванных солдат в помятых доспехах и без оружия. Все они имели очень печальный вид. Многие из них были тяжело ранены. С отрубленными конечностями или с чрезвычайно глубокими ранами на теле лежали они на холодной земле, ожидая своего смертного часа. Все эти люди, уже умершие, умирающие, раненые, или сидящие под открытым небом в угрюмых молчаливых позах были бывшими солдатами бывшей седьмой армии Гнея Серкса.
Полководец, которого так же привели на это поле, увидел, что оставшихся воинов из его войска внимательно стерегут несколько сотен элитных имперских легионеров, которые были расставлены по всему периметру лагеря.
– Как ты смеешь?! Это же солдаты Рима! – воскликнул Гней Серкс, обращаясь к Требиусу и указывая рукой на огромную массу людей посреди большого поля, – почему твои легионеры стерегут моих солдат, словно диких львов?!
– Это больше не солдаты Рима, это трусы и дезертиры, – ответил Требиус, сидя верхом на лошади и с отвращением смотря на полководца. – Они проиграли столь ценную для всей Империи войну, и теперь будут, словно стадо рабов возвращены обратно в столицу для справедливого наказания.
– И ты последуешь вместе с ними в одном ряду, – сказал он Серксу.
Требиус указал своим гвардейцам на поле с ранеными римлянами и велел им отвести бывшего полководца туда.
– Прощай Гней, – сказал начальник стражи своему заклятому врагу и недоброжелателю напоследок, – надеюсь, что твоя смерть в Риме будет долгой и мучительной.
Произнеся эти слова, Требиус развернулся и поскакал на своей лошади прочь. А Гнею Серксу оставалось лишь с ненавистью и злобой смотреть ему в след.
Легионеры Требиуса сопроводили полководца к его солдатам. Никто из раненых и уставших римских воинов, собравшихся на пустом поле, не приветствовал своего главного командира. Никто не вскинул руку в приветствии, и никто не прокричал: «Ave!».
Серкс медленно проходил сквозь молчаливые ряды римских солдат. На пустом месте, посреди нескольких солдатских групп, легионеры жестко толкнули великого полководца в спину и заставили его сесть на землю.
С огромной звериной злобой в своих глазах Гней Серкс взглянул на солдат Требиуса, яростно негодуя из-за их небрежного обращения с ним.
Легионеры удалились прочь из лагеря пленных солдат, оставив несчастных ожидать марша в Рим.
Гней с ужасом оглядел находящихся рядом с ним людей. Среди них он не увидел ни одного знакомого лица. Все они были растеряны и омрачены своим незавидным положением. Многие из них уже знали, что на родине их ждет общественный позор и ужасная мучительная казнь. Из разных сторон до Гнея доносились крики и стоны умирающих или тяжелораненых людей.
«Мерзкие трусы… негодяи… – сказал про себя Гней. – как могли эти воины проиграть столь простую войну? Как могли они выставить меня на посмешище?».
«А это выродок! Этот прихвостень и трус Требиус! Как он смеет так обращаться со мной! – Гней Серкс смотрел прямо перед собой, а его голубые глаза наливались кровью от переполнявшей полководца дикой и благородной злобы.
Во всем этом кошмаре, который окружал Серкса, его радовал и утешал только один факт. А именно, смерть Гая Марка.
«Слава богам! Этот мерзкий римский ягненок зарезан… – думал про себя Гней Серкс, – он наверняка зарезан… даже несмотря на то, что он трусливо прятался в лагере».
«Я не доживу до возвращения в Рим – размышлял Серкс, – Сертор не увидит моего позора… ни за что… брошусь на нож сегодня же ночью».
В столь мрачном расположении духа пребывал имперский полководец, когда к нему подошел некий молодой человек в изуродованных доспехах младшего офицера. Гней неохотно поднял свои глаза и посмотрел на подошедшего к нему юношу.
– Великий Гней, – воодушевленным и преданным голосом заговорил молодой римлянин, – почему же допустил наше поражение?
Серкс опустил свои глаза и ничего не ответил.
– Неужели боги сочли, что мы не достойны победы..? – продолжал причитать юноша, не отходя от устало сидящего полководца.
– Посмотри на меня! – разгневанно воскликнул полководец. – неужели ты не видишь?! Я повержен. Растерзан. Я такой же как ты!
– Что хочешь ты от меня услышать? – расстроенным голосом спросил он у молодого офицера.
– Неужели ты допустишь нашей гибели? О, полководец, – продолжал расспрашивать полководца надоедливый юнец, – ведь нас отведут в Рим для того, чтобы там придать смерти…
Терпение Серкса лопнуло.
– И правильно сделают! – громко воскликнул он, вставая на ноги.
– Пускай вас всех распнут, как когда-то изменников в Иудее! – продолжал кричать он, – вы предали не Рим! Вы предали меня! Вы предали своего отца, своего командира! За это вы заслужили смерть!
И тут ответить на возмущение полководца решился еще один из пленных солдат.
– Но ты же видел, Великий Гней, что с нами происходило! – воскликнул один из военных, – варвары были слишком сильны и неуязвимы.
– Я видел все… – ответил Гней, – но гневаться на меня у вас нет никакого повода. Ведь я проиграл этот бой вместе с вами, и мне уготована та же участь, что и вам.
– Сейчас я такой же беззащитный, как и вы, солдаты мои! – громко выкрикнул Гней Серкс, – меня лишили всей власти, а скоро лишат и жизни…
– Неужели ничего нельзя сделать, правитель…? – с мольбой в голосе произнес молодой офицер, стоявший рядом с Гнеем, – я не хочу умирать как варвар, ведь я так отчаянно сражался.
«Поднять восстание! – моментально промелькнуло в голове Гнея Серкса. – осуществить то, что было задумано так давно…».
Решительность и аристократическая воля вновь проснулись в могучем полководце. Он твердо решил вновь взять свою судьбу, да и саму историю в свои руки. В голове полководца промелькнули воспоминания о его великом отце, который так и не смог вернуться живым из этих страшных мест. Гней вспомнил о своем обещании, данному давно умершему отцу, отомстить всем его недоброжелателям. Теперь, решил он, пора, наконец, рассчитаться со всеми врагами его семьи.
Серкс поднялся на ноги и с тревогой оглядел своих солдат, большинство из которых, услышав его голос, вновь оживились.
Сам не ожидая такого резкого наплыва гневных чувств, которые так внезапно возбудили его, Гней воскликнул:
– Солдаты! – резко и грозно прокричал он, – солдаты вы, или нет?!
Его клич как магнит привлек к полководцу еще больше людей, сидевших на поле.
– Вы сражались за великий Рим здесь, на этой проклятой земле! – продолжил Гней Серкс.
– Вы проливали свою кровь, вы бились за своих товарищей, а многие из тех, кто пришел сюда с вами – погибли! Мы пришли сюда, чтобы отстоять и защитить честь нашей империи. Мы пришли сюда, как благородные воины. Мы сражались как взбешенные звери. Мы хотели лишь очень немногого от нашей славной победы.
– Мы почти сокрушили врага! Мы уже практически заняли их мрачную варварскую крепость!
– Но нас разбили, Гней! – воскликнул кто-то из солдатской массы, собравшейся вокруг полководца.
Гней Серкс грозно взглянул на своих солдат.
– Нас разбили, – продолжил он, – но в нашем поражении нет нашей вины!
Среди пленных воинов прошел удивленный и одобрительный гул.
– Нашей вины в этом провале нет! – повторил Серкс, – виноваты в этом лишь те, кто не вступил вместе с нами в бой, и не поддержал меня и вас в самый решительный для всей империи момент.
– Это Требиус! – крикнул кто-то из солдат, – Требиус, и его трусливые гиены!
– Вы прекрасно знаете их имена, имена предателей! – голос полководца вновь приобретал свою силу и решительность.
– И теперь, воспользовавшись поражением, наши враги среди нас, римлян, решили взвалить всю вину на простых и храбрых воинов, на вас с нами! – Решительная и неистовая обличительная речь Серкса привлекала к нему все больше людей, несколько минут спустя, он был окружен уже четырьмя сотнями возбужденных солдат.
– Они, эти мерзкие стервятники, хотят заковать нас, словно рабов, в оковы и в таком состоянии вернуть нас в Рим.
– Знаете, что они намерены сделать с нами дальше? – воскликнул Серкс.
В толпе прошел нерешительный и настороженный шепот. Никто не решался открыто высказать свои подозрения.
– Нас намерены казнить! Казнить – как жалких рабов! – взвыл Гней Серкс, и, словно актер греческого театра, экспрессивно взмахнул своей рукой и опустил голову.
– Вы понимаете, что это значит, солдаты мои? – не поднимая своей головы, спросил Серкс, – вы понимаете, чем это грозит вам.
Гул недовольства, растерянности и возмущения все более нарастал в скопившейся возле разгареченного полководца толпе.
– Нас что, собираются распнуть…? – раздался нерешительный вопрос одного из присутствовавших.
– Я не допущу этого! – крикнул другой солдат, – я римский воин, а не раб. Никто не посмеет привязывать меня к кресту. Я убью всякого, кто покусится на мою жизнь!
Неожиданно из толпы вперед вышел тот самый молодой юноша офицер, что ранее заставил Гнея Серкса вновь почувствовать себя первым полководцем империи.
– О, Великий Гней! – восторженно начал он, – не допусти расправы над нами. Скажи императору, что мы были храбрыми воинами и выполнили свой долг до конца. Не позволяй издеваться над нами. Будь и впредь нашим полководцем. Защити нас перед лицом императора.
На лице полководца промелькнула едва заметная усмешка.
– Вы и сами можете рассказать императору о своей храбрости, проявленной у стен города варваров, – громко произнес он.
– Стоит ли давать предателям возможность и дальше издеваться над нами, храбрыми солдатами империи? – спросил он, – не лучше ли снять оковы с себя, и заковать в них тех, кто действительно достоин наказания за свое предательство?
Солдаты на мгновение смолкли, но затем среди них стал нарастать сильный гул из одобрительных возгласов.
– Жечь! Распять! В кандалы предателей! – стало раздаваться с разных сторон.
Гул среди пленных солдат становился все громче, а к собранию возле полководца-оратора присоединялось все больше людей.
Гней Серкс не без удовольствия наблюдал, как нарастает гнев среди его войска.
«Теперь – решил он про себя, – теперь начнется».
На растущее возмущение среди сосредоточенных на поле обезоруженных солдат обратила внимание и стража, расставленная по периметру лагеря для пленных.
Услышав звук волнений, из своей штабной палатки вышел и сам Требиус.
– Что там происходит?! – негодующе спросил он у своих легионеров, – немедленно усмирите все беспорядки!
Повинуясь его приказу, в центр поля устремилось сразу несколько десятков хорошо вооруженных всадников.
Гней Серкс уже издалека увидел скачущих в его сторону всадников. Сердце его забилось сильнее, а нервы были на пределе.
– Смотрите! – воскликнул он, указывая скопившимся вокруг него солдатам на приближавшихся к ним легионерам Требиуса, – вот идет моя погибель. Эти убийцы, посланные предателями, идут сюда, чтобы разделаться с вашим командиром. Отдадите ли вы меня, солдаты мои, в руки этих палачей?!
Слова Серкса вызвали гневное возмущение среди солдат. Многие из них обернулись и с ненавистью посмотрели на приближающихся посланцев.
– Прекратить волнения! – грозно воскликнул один из всадников, когда они приблизились к солдатской толпе, – кто позволил вам устраивать собрание? Вы просто пленные мятежники!
– Мятежники здесь только вы! – громко и церемонно произнес Гней.
– Гней Серкс, ты лишен своих полномочий как предатель! – отозвался легионер, посланный Требиусом, – ты не должен волновать других пленных и быть смиренным, в противном случае до возвращения в Рим ты не доживешь!
– Не смей так разговаривать с нашим полководцем, жалкий трус! – вмешался один из солдат Гнея Серкса.
Он поднял небольшой камень с земли, и со всей силы швырнул его прямо в голову всадника. Тот звонко ударялся о шлем легионера и отскочил в сторону. От удара всадник едва не упал с лошади и отпрянул назад.
Отчаянный поступок солдата вдохновил остальных воинов, которые с истошным воплем ринулись на всадников. Все легионеры тут же были окружены плотным кольцом из разъяренных людей. Никто из них не успел даже вытащить меч из своих ножен. Они тут же были сброшены с лошадей и разоружены.
– Вы знаете, что вам сейчас стоит делать! – прокричал Серкс, после того как воины расправились с легионерами и завладели их лошадьми, – стражи здесь осталось немного, разделайтесь с остальными!
Вся остальная стража, стоявшая по периметру поля, на котором содержались плененные солдаты, увидела, что произошло с передовым отрядом легионеров. Стражники пришли в большое замешательство, они совершенно не ожидали такого поворота событий. Не решаясь предпринять хоть что-то, они теряли драгоценное время. Войско Серкса, вновь почувствовало себя сплоченной армией. Его солдаты вооружались камнями и выстраивались в боевые шеренги. Они были готовы пойти штурмом против своих немногочисленных противников.
Поднять тревогу смог только один из легионеров Требиуса. Он приказал всей стражи сосредоточиться в единый боевой строй, чтобы дать отпор бунтовщикам. Около двухсот человек выстроилось в боевой порядок. Они сразу же открыли по бунтовщикам, шагавшим прямо на них, огонь из боевых арбалетов и механических огнестрельных орудий.
Шквальный огонь противника сразу же свалил несколько десятков солдат Гнея. Некоторые из бунтовщиков, почувствовав приближение смерти, начали пятиться и отступать. Однако сам Гней, завладев мечом одного из убитых ранее всадников, ловко вскочил на лошадь, и вскинул меч над головой, стремительно поскакал вперед своих солдат.
– Не смейте отступать! – воскликнул он, остановившись перед авангардом своего войска, – сейчас решается наша судьба, мы должны доказать, что мы римляне, а не жалкие варвары!
Он резко дернул за вожжи свою лошадь и помчался вперед, прямо на стрелявших в него солдат Требиуса. Солдаты Серкса, увидев решительность своего полководца, воспрянули духом и с истошным воинственным воплем ринулись на противника.
– Вперед! Мы сметем этих предателей! – вскричал Серкс, приближаясь к врагу.
Еще мгновение – и он врезался прямо в авангард противника.
Ловкими ударами меча, Серкс убил сразу двух солдат. Он сражался и размахивал своим мечом с такой яростью, что столкнувшиеся с ним легионеры сильно растерялись от того, что им приходится сражаться с главным полководцем Римской империи.
Тем временем, огромная толпа солдат армии Серкса достигла поля битвы и вступила в рукопашную схватку с легионерами Требиуса. И хотя последние были вооружены самым передовым оружием Рима, численный перевес был на стороне бунтовщиков. Все огнестрельное оружие и арбалеты оказались бесполезными в ближнем бою. Солдаты Серкса избивали противника, срывали с вражеских солдат их доспехи, рвали зубами кожу на их руках, отнимали оружие. От такой ярости боевой порядок легионеров очень скоро пришел в полное расстройство. Кто-то из них попытался спастись бегством, кто-то решил сопротивляться до конца. Однако очень быстро этот короткий акт гражданской войны был окончен. Солдаты Гнея Серкса вышли полными победителями из схватки со своими стражниками.
***
Личная охрана начальника императорской стражи покинула его лагерь еще до того, как сам Требиус узнал, что произошло.
В своей палатке, сидя в роскошном кресле и держа в правой руке большой кубок с вином, он предавался мечтам о том, как состоится публичная казнь Гнея Серкса.
Несчастный Требиус и представить себе не мог, что его легионеры уже разгромлены, взяты в плен или убиты разбушевавшимися солдатами Серкса. Он был слишком сильно погружен в свои мысли, и считал, что раздававшиеся издалека звуки выстрелов и истошные крики людей вызваны массовой казнью зачинщиков беспорядков.
«Легионеры императорской стражи – знают свое дело, – размышлял про себя Требиус, – всего лишь несколько отрубленных мятежных голов, и эти негодяи сразу же успокоятся».
Сколь велика была вера Требиуса в боевую мощь и уверенность своих солдат, столь и велико было его удивление, когда в его палатку, неожиданно, словно сам бог Юпитер, ворвался Гней Серкс.
Его одежда была покрыта кровавыми следами и кусками изрезанного человеческого мяса. Глаза его были широко раскрыты и наполнены алой кровью из-за бушующей в его теле злобы. В своей правой руке он сильно сжимал рукоятку большого меча.
От столь неожиданного зрелища, представшего перед ним, несчастный Требиус выронил из своей руки кубок с вином.
– Что…? – едва смог выговорить начальник стражи.
Больше слов он не произнес, так как Гней Серкс взмахнул своим мечом и одним решительным ударом оставил на шее Требиуса глубокий разрез. Из артерий последнего большой струей хлынула кровь, которая моментально стала заливать одежду и руки умирающего. Требиус поднес обе руки к своему распоротому горлу и отчаянно хрипел. Он упал с кресла на колени и с ужасом смотрел на Гнея.
– Я взял штурмом варварский город Крид! – воскликнул Гней Серкс, наблюдая, как его давний противник корчится в предсмертных муках, – я завоевал для империи почет и уважение среди варваров всего мира, а ты решил отправить меня на казнь, как раба?!
Он наблюдал, как Требиус упал на землю, и как его тело еще содрогалось от агонии. Внезапно Гней очень сильно пожалел, что он так быстро убил своего заклятого врага. Сейчас, наблюдая, как жизнь уходит из тела Требиуса, ему захотелось, чтобы эти предсмертные муки начальника римской стражи длились как можно дольше.
– Я все равно вернусь в Рим, – сказал Серкс, слегка склонившись над уже бездыханным телом Требиуса, – я донесу до императора весть о том, из-за кого мы проиграли эту битву.
Он выпрямился, положил свою ногу на тело умершего Требиуса, и слегка перевернул его. Увидев, что ненавистный противник навсегда отправился в потусторонний мир, Серкс аккуратно вытер лезвие своего меча об одежду убитого Требиуса, и, ехидно ухмыльнувшись, вышел из палатки.
Оказавшись снаружи, полководец смог лицезреть, как его солдаты, одержавшие победу над своими недавними стражниками, расправлялись с разбитым врагом. С убитых легионеров Требиуса срезали доспехи и ценные вещи, а обнаженные тела стаскивали в одну кучу, чтобы затем предать огню.
Серкс решил прервать мародерство и разгул среди своего любимого войска, и поэтому обратился к нему с краткой речью:
– Солдаты! – решительно и повелительно воскликнул он. – Мы одержали победу над негодяем Требиусом и его шайкой. Но разве этим мы удовлетворили свое стремление к справедливости?
Солдаты обратили весь свой взор на своего полководца, стоявшего возле раздуваемой сильным ветром палатки.
– Ведь мы еще не получили тех благ, которые мы заслужили в этом далеком и опасном походе! – продолжал Серкс. – Поэтому, не стоит ли нам вернуться домой, в Рим. И потребовать от императора то, что мы законно заслужили? А именно деньги и землю за этот поход.
Обращение Серкса вызвало волну одобрительных возгласов среди его войска. Никто не посмел возражать ему, или напоминать, что победа над варварами из Миделл так и не была одержана.
– Мы главная военная сила в империи! – продолжал Серкс. – Никто не посмеет перечить или возражать нам. Император будет обязан выполнить нашу волю, и вернуть то, что по праву причитается нам!
– Теперь у нас вновь есть оружие и сила! – с этими словами полководец указал на большую груду орудий и доспехов, которые его солдаты отняли у поверженных легионеров Требиуса,.– Теперь я и вы будем управлять Римом наравне с императором!
Обещания Серкса снова вызвали бурный восторг у его солдат. Воины вновь стали рассматривать своего полководца, который принес им свободу и жизнь, как верного посланника богов.
– Что же касается Миделл и варваров, населяющих этот проклятый богами город, то их триумф над нами не будет длиться вечно! – сказал Серкс, указывая своей рукой в ту сторону, где совсем недавно разворачивалась страшная битва между Римом и варварами. – Даю вам слово, мои преданные солдаты, я заставлю императора и сенат собрать новую армию, которая уничтожит ненавистные Миделлы до их основания. А командовать и руководить этим войском будем мы. Я и вы. Как самые преданные и отважные сыны империи.
– Вперед же! – закончил свою речь Серкс. – На Рим!
Остатки армии Гнея Серкса пришли в неистовый восторг от его пламенной речи. Теперь они были полностью готовы следовать за своим полководцем назад, в столицу. Там они хотели получить немыслимые блага и вознаграждения.
Уже спустя одну ночь, проведенную в бывшем лагере Требиуса, вооруженная армада Гнея Серкса двинулась на Рим.
Глава X.
Сырость и мрак, царившие вокруг, уже давно начали угнетать его и подавлять его волю к жизни. Каждое утро, пробуждаясь ото сна, юноша видел вокруг себя одну и ту же атмосферу: холодные, черные и влажные стены, полоток, унизанный сажей и тонкими полосками паутины, удушливый сладковатый воздух и маленькая щель в большой каменной стене вместо окна.
В его нынешних «покоях» не было и тени той роскоши, что раньше окружала его и была частью его жизни. Вместо мягкой постели, его каждодневным ложем стала узкая деревянная полка, приделанная к каменной стене. Удобные покрывала заменила уже давно немытая одежда, пропахшая потом и гнилой сыростью.
Каждый его день начинался, продолжался и оканчивался точно так же, как и предыдущий. Он просыпался, когда сквозь узкую щель начинал проникать тусклый серый свет, и мрак вокруг хоть немного рассеивался. Далее он вставал на ноги и прохаживался по узкой и однотонной комнате. Затем он вновь садился на свою деревянную «кровать», задумчиво чесал свои уже давно не стриженные и немытые волосы, несколько часов подряд смотрел перед собой, на абсолютно голую стену, затем ложился набок и вновь пытался уснуть. Затем, несколько часов спустя, он вновь продолжал этот унылый и скучный ритуал, пока скудный свет, льющийся из окна, не исчезал с вечерними сумерками, и комната вновь не наполнялась кромешной тьмой.
И так продолжалось день за днем. Он уже давно перестал считать их. Дни, проведенные здесь. Ему стало казаться, что это место теперь навечно станет его тюрьмой.
Едва Гай Марк пришел в себя, и увидел, в каком застенке он находится, его возмущению не было предела. Сначала он не мог понять, кто посмел заточить его в этот мерзкий погреб, с голыми стенами, с одним узким окном под самым потолком, и большой, массивной стальной дверью, наглухо перекрывавшей ему выход из этого помещения. Как только силы вернулись к нему, он стал отчаянно и свирепо кричать, требуя немедленно освободить его и угрожая расправой тем негодяям, которые осмелились сыграть с ним такую шутку и бросить его бездыханного в тюрьму. Однако скоро его юношеская память начала оживать и воспроизводить в его голове те события, которые предшествовали его появлению здесь. Он вспомнил и то, что происходило в военном лагере Гнея Серкса, и всадников на огромных лошадях, и бегущих в панике солдат, и полный хаос вокруг.
Одновременно с его пробуждением проснулась и ужасная боль в его голове. Она была настолько сильной, что Гай нехотя поднял руку и слегка потрогал свой лоб. И к своему ужасу он нащупал там столь большой запекшийся шрам, что слегка вскрикнул от удивления. Ведь почти никогда не сталкиваясь даже после самой опасной ситуации во время бывших военных походов с ранениями, ссадинами, крупными порезами и какими-либо серьезными травмами, Гай Марк был твердо уверен, что великие римские боги, от Юпитера до Митры, защищают его от всех напастей и смерти.
Окончательно придя в себя, наследник всерьез разбушевался. Он ломился в железную дверь, громко кричал, требовал немедленно выпустить его, угрожал всем своим недоброжелателям ужасной смертью, если они немедленно не попросят прощения у него.
Однако все его усилия были напрасными. На его просьбы и угрозы так никто и не откликнулся.
Только ночью, когда свет окончательно иссяк, и без того темном погребе, Гай Марк был истощен. Он не мог больше кричать и посылать проклятия своим невидимым мучителям, которые так беспощадно замуровали его в этом ужасном месте. Еще больше его мучили голод и жажда. Этому римскому юноше раньше еще никогда не приходилось испытывать так долго столь ужасные чувства. От отчаянья он лег на холодные и сырые доски у стены. И от чувства бессилья и истощения молодой человек тут же потерял сознание и погрузился в глубокое беспамятство.
Очнулся Гай Марк, когда его место заточения вновь слегка осветилось серым светом. Едва приподнявшись на своем неуютном ложе, юноша тут же с удивлением обнаружил, что у монолитной железной двери на каменном полу стоял небольшой коричневый глиняный горшок. Накрыта эта посуда была тонкой синеватой ветошью.
Медленно поднявшись с постели и встав на ноги Гай прошелся к двери. Сев на колени возле небольшого горшка и аккуратно взяв двумя пальцами край ветоши, которой он был накрыт, он медленно стянул ее. Внутри невзрачной емкости оказалось несколько свежесваренных овощей, испускавших приятный аромат.
Гай Марк осторожно просунул одну свою руку в горшок и медленно взял один из овощей. Почувствовав тепло и запах этой непритязательной еды, он тут же засунул ее себе в рот и стал жадно жевать. По всему его телу прошел необычайный восторг, когда юноша ощутил, как у него во рту мягко тает и сочится теплая еда.
Доев один овощ, он немедленно запустил свою руку в горшок и на этот раз достал сразу целую горсть вареных овощей. Так как еды оказалось немного, Гай Марк так и не успел насытиться до того, как преподнесенный ему горшок с едой полностью не опустел.
Окончательно доев всю еду, юноша прислонился спиной к стене возле железной двери, и остался сидеть на месте. От сытной пиши, наполнившей его измученный голодом желудок, Гаю стало необычайно хорошо. Все тело его расслабилось и ему сильно захотелось спать. В своей изорванной одежде, не поднимаясь с каменного пола, он дополз на коленях до деревянной койки и, взобравшись на нее, мгновенно уснул.
Очнувшись спустя много часов спустя, наследник вновь обнаружил на полу своей каменной клетки горшок полный еды.
«Что же это! – негодуя, воскликнул про себя Гай, – Меня так и будут кормить, словно льва, запертого в клетке?!»
– Я вам не животное, слышите?! – воскликнул он в пустоту, поднимаясь со своей деревянной постели.– Это вы звери, раз держите меня здесь!
То ли произошло чудо, то ли его вопль отчаянья действительно был услышан, но внезапно Гай Марк понял, что большая дверь открывается. Послышался сильный металлический грохот, и мгновение спустя дверь действительно открылась.
Едва она распахнулась, в помещение буквально вплыли две большие фигуры, облаченные в темно-синие балахоны и с длинными копьями в руках. Они встали по обеим сторонам образовавшегося темного дверного проема.
Гай Марк пытался разглядеть лица странных вооруженных людей, ворвавшихся в помещение, но его попытки разглядеть хоть что-нибудь под толстыми капюшонами сильно натянутыми на их головы, были тщетными.
И тут в комнате появилась еще одна фигура в балахоне, гораздо ниже ростом, чем первые две. Ее лицо также было скрыто плотным капюшоном.
– Как твое самочувствие, римлянин? – спросил третий человек, лица которого Гай так же не мог разглядеть.
– Вы не имеете право меня держать здесь! – воскликнул Гай, обращаясь ко всем трем незнакомцам. – Я наследник римского императора.
– Можешь обращаться только ко мне, – ответила третья фигура, стоявшая ближе к Гаю Марку, – из всех присутствующих здесь, только я и ты понимаем твой родной язык.
С этими словами она скинула со своей головы балахон и обнажила свое лицо.
Хоть голова Гая и претерпела серьезную травму, и память его значительно ослабла, он все же узнал ту самую женщину, с которой его ненадолго свела судьба в злополучном лагере Гнея Серкса.
– Юлия… – едва выговорил он.
Она повернулась к стоявшим за ее спиной верзилам с копьями в руках и едва заметно махнула им рукой, как будто приказывая что-то. Едва она сделала это, как две эти большие фигуры мгновенно удалились из тесного каменного помещения и скрылись в темном проеме на месте распахнутой двери.
Затем эта женщина развернулась и медленно подошла к Гаю Марку. Своей аккуратной женственной рукой она осторожно дотронулась до большого шрама на голове юноши.
– Iuvenes et vivam, [4 - * Молодой и живой (лат.)]* – тихо сказала она.
Ее фигура склонилась над ним, и Гай медленно поднял свои глаза и взглянул на ее лицо.
– Ты помнишь, что произошло там… в том месте, где мы расстались? – так же тихо спросила она.
– Так значит, это твои соплеменники пленили меня? – неприязненно спросил он.
– Ты скоро перестанешь быть пленником, – сказала Юлия, проведя своей мягкой ручкой по его поросшим волосам, – ты станешь гостем…
Гай Марк грубо схватил ее за руку и бесцеремонно отстранил ее от своей головы.
– Все дни, что я здесь нахожусь, со мной обращались хуже, чем с безродным псом! – сердито крикнул он. – И теперь ты хочешь, чтобы я был здесь гостем?!
Юлия слега отошла в строну и грустно посмотрела на своего несчастного спутника.
– Моей вины в твоем пленении нет, – сказала она, – тебя собирались убить, но только мое вмешательство спасло твою драгоценную жизнь.
– Ты сохранила мою жизнь ради того, чтобы я стал рабом у твоих соплеменников-варваров? – со злобой спросил Гай. – Тогда тебе лучше убить меня прямо сейчас, или дай мне в руки нож, чтобы я мог сам зарезаться…
Юлия усмехнулась и покачала головой.
– О, сколько наивности и злобы в твоих словах, благородный римлянин, – снисходительным тоном сказала она, – и ведь ты, наивный мальчишка, собираешься стать римским императором.
Гай насторожился и внимательно взглянул на Юлию.
– Вы, варвары, собираетесь просить у Рима выкуп за меня? – грозно спросил он. – Передай всем своим сородичам, что благородный римский народ никогда не пойдет на сделку с дикарями, даже для того, чтобы вызволить меня.
Юлия снова слегка усмехнулась и смеющимися глазами взглянула на своего взволнованного собеседника.
– Ты напрасно называешь меня и мой народ варварами, – снисходительным тоном сказала она, – поверь мне, мы не менее цивилизованный народ, чем вы, римляне.
Гай Марк отвернулся от нее и угрюмо молчал.
– Я знаю, вы считаете, что нет никого в этом мире, кто мог бы превзойти вас и вашу культуру, – продолжала Юлия, – вы подавили и захватили все вокруг, вы не чтите и не уважаете никого на свете, вы уважаете и боготворите лишь свою гордость и своих богов.
– Да, это так, – грубо ответил Гай, – ничто на свете, кроме Рима, недостойно уважения.
– Мы отпустим тебя, римлянин, – сказала бывшая пленница, – ты сможешь вернуться к себе домой, в свою любимую империю.
– Но прежде мы хотим показать тебе наш мир, – тут же добавила Юлия, – нашу культуру, наш народ, науку, философию, оружие… Мы хотим, чтобы ты увидел, что наш народ заслуживает право быть равным вам.
– Никто не может быть равным Риму и его народу! – неожиданно злобно взревел Гай. – Нет ничего более величественного, чем моя империя и мой народ, и не тебе, жалкая варварка, рассуждать о равноправии и справедливости!
Неожиданная ярость римского наследника слегка напугала Юлию. Она резко взглянула на него и отпрянула в сторону, когда он яростно закричал.
Но выслушав его слова, она вновь погрузилась в безмятежное спокойствие и направилась к распахнутой двери.
– Ты можешь злиться и негодовать сколько захочешь, римлянин, – сказала Юлия, стоя у темного выхода из каземата, – но выйти отсюда, а также из Миделл ты сможешь только тогда, когда постигнешь все наши тайны.
Произнеся эти слова, молодая женщина мгновенно скрылась в темном пространстве за распахнутой железной дверью.
Помещение осталось открытым. Однако Гай Марк остался сидеть на своей деревянной койке, и чего-то ожидать. Прошло немного времени, и юноша понял, что его больше никто не собирается держать в этом мрачном каменном погребе. Он вглядывался в густой черный мрак за открывшейся дверью, но что-то пугало его и не давало подняться с места и шагнуть в эту темень. Наконец юноша собрался с духом, и, надеясь на милосердие римских богов, поднялся и направился туда, куда совсем недавно ушла его спасительница.
Глава XI.
Словно ярко-коричневая стая саранчи, вновь возрожденная армия Гнея Серкса продвигалась по континентальной Европе в сторону Апеннинского полуострова. И чем ближе к Италии она приближалась, тем шире становились ее ряды. Серкс входил во встречаемые им на пути города как триумфатор и живая легенда империи. Всем покорным Риму правителям он объявлял, что победа над непокорными варварами Севера одержана. Миделлы давно пали и разграблены, а он возвращается в столицу, чтобы получить заслуженные почести и вознаградить своих солдат.
Однако когда его застигали вопросы о том, где же наследник императора, полководец лишь сокрушенно опускал голову, и с большим театральным талантом изображая горе на своем лице, сообщал о гибели юного наследника.
– Видят всемогущие боги! – словно Софокл восклицал полководец Серкс. – Если бы у меня была возможность отдать свою жизнь, чтобы возвратить на этот свет прекрасного Гая, я бы ни минуты не стал бы медлить и отправился в чертоги вместо него.
Города, в которых останавливался Серкс, снабжали его войско пищей, лошадьми и оружием, а сам полководец призывал местное население вступать в его армию. Он обещал новым рекрутам римское гражданство за верную службу и щедрое жалование. Серкс также повелел вновь восстановить знамена своей армии, чтобы войти в столицу полководцем и триумфатором при полном соблюдении римских традиций.
И чем стремительней армия Серкса приближалась к Риму, тем больше слухов и новостей поступало туда.
Благородные горожане и городской плебс ликовали. Они ожидали многодневного празднества и денежных раздач с возвращением Серкса. А с приближающимся праздником Saturnalia [5 - * Сатурналии – римский праздник в честь бога Сатурна.]* торжества обещали быть еще более пышными. Город затаил дыхание и ожидал начала безудержного веселья. Лишь только в одном месте не было радости в связи с возвращением Гнея Серкса – в императорском дворце.
В хмурый октябрьский день часть сенаторов явилась во дворец к императору Сертору. Они сообщили владыке то, что донесли римские шпионы, тщательно дежурившие в разных уголках империи.
Молча, не выражая на своем лице никаких эмоций, Сертор выслушал донесение о том, что его сын пропал без вести, Требиус мертв, а командование армией полностью подчинил себе Гней Серкс, который вместо того, чтобы оказаться мертвым после штурма Миделл остался жив и теперь вместе со своей армией направляется в столицу.
Присутствовавшие при этой сцене во дворце императора заметили, как снаружи над городом сгущаются темно-серые тучи, и начинает накрапывать густой дождь.
Император повелел мальчишке-рабу зажечь все факелы в мрачном зале дворца.
– Боюсь, мой император, Серкс может развязать террор в столице, если мы позволим ему войти сюда… – нерешительно проговорил один из сенаторов, с тревогой взирая на молчащего императора.
Все остальные сенаторы податливо кивнули головами.
– Нужно немедленно объявить чрезвычайное положение в городе и вызвать из Африки легионы полководца Мессалы, а также Амидия из Испании, – сказал другой сенатор.
– Рим в опасности, нужно действовать решительно, – подхватил еще кто-то из присутствовавших, – нужно донести до горожан, что Серкс – предатель, убийца и изменник, они также должны вооружиться и выступить против него.
– Глупцы! – нервно воскликнул Сертор.
Все сенаторы встревожено обратили на него свой взор.
– Что толку защищать дом, у которого все равно не будет хозяина? – сказал император.
– Мы остановим Серкса, но на его места придет другой тиран, – сокрушенно продолжал Сертор, – теперь моего сына-наследника нет в живых, а это значит, что найдется немало самозванцев и негодяев, которые захотят занять его законное место.
Сенаторы испуганно переглянулись, но мало кто из них решился противостоять апатии императора.
– Но ведь Серкс, если он захватит Рим, устроит здесь резню и наверняка введет проскрипции! – воскликнул один из них. – Мы не можем молча сидеть и ждать, когда сюда явится это чудовище со своей армией.
– Император, позвольте нам немедленно послать за помощью! – сказал другой сенатор. – Амидий будет у стен Рима вместе со своей армией уже через шесть дней!
Апатия и чувства обреченности стали отступать от сознания Сертора. Причиной тому был не столько страх владыки перед своей неминуемой смертью в случае, если Гней Серкс войдет в город, сколько желание отомстить зазнавшемуся полководцу за гибель своего любимого сына.
– О, этот честолюбец Серкс! – Злобно воскликнул он. – Сколько крови на его руках, сколько зла в его мелочном сердце!
Император грозно посмотрел на собравшихся сенаторов.
– Видят боги, друзья мои, это Гней Серкс виноват в гибели моего наследника! – сказал он. – Возможно, что смерть моего мальчика на его совести!
Сенаторы единодушно кивнули головами на слова императора.
– Велите послать людей за полководцами Мессалой и Амидием! – император внезапно, как в свои лучшие молодые годы, преисполнился чувством отваги. – Пускай они немедленно выдвигают свои войска к столице. Нам угрожает опасность!
Члены римского сената были рады немедленно выполнить это поручение Сертора. Они покинули мрачный дворец, когда снаружи, на римских улицах, разразилась страшная стихия. С неба лил шквалистый дождь, а сильные порывы ветра заставили всех горожан искать убежища в своих домах.
Многим, особенно самым впечатлительным людям, казалось, что столь страшная непогода предзнаменует собой ужасные события, которые неминуемо должны скоро произойти.
Тем временем часть сенаторов отправилась на форум, дабы немедленно приступить к исполнению государственных дел. Другая часть политических мужей направилась в греческий храм, чтобы принести богам жертвоприношение и просить их о пощаде для Рима и его жителей.
Уже в тот же вечер, на чрезвычайном заседании сената развернулся страшный и громкий спор между тысячью пятистам участниками собрания. Громко крича, перебивая друг друга и обмениваясь взаимными обвинениями, сенаторы требовали друг от друга принятия решительных действий. Все они разделились на две большие группы, и привычный порядок, которой царил каждый раз на заседаниях, перестал существовать в условиях всеобщей паники и агонии системы. Часть сенаторов требовала немедленно объявить по всей Италии военное положение и потребовать от Гнея Серкса не приближаться со своей армией к Риму. Другая часть настаивала на том, чтобы вступить с опальным полководцем в переговоры и попытаться выяснить его настоящие намерения. Таким образом, считали более умеренные представители сената, империя сможет избежать очередной кровавой и разрушительной гражданской войны.
В итоге, глубокой ночью, когда все жаркие споры стали угасать, а страх и отчаянье среди членов сената сменились хрупкой надеждой на спасение, они приняли единое решение.
Сенат постановил:
Первое. Немедленно отравить приказ полководцам Мессале и Амидию вернуться в столицу империи и встать на ее защиту от войска неблагонадежного полководца Гнея Серкса.
Второе. Вступить в переговоры с Серксем и убедить его не совершать нападения на столицу своей державы, умерить свою ярость и довериться милости римского сената.
Видя, как сильно ухудшилось психическое и эмоциональное здоровье императора Сертора, сенаторы также единодушно решили держать от него в тайне реальное положение дел и лишь сообщать ему часть сведений, в которые он непременно должен поверить.
Так хозяева Рима решили довериться судьбе и ждать возможности договориться с Гнеем Серксом, после его появления в границах города.
***
Лишь только стали давать о себе знать первые осенние заморозки, армия Гнея Серкса возникла на горизонте, приближаясь к Вечному городу. К великому облегчению римского сената армия консула прибыла из Испании на несколько дней раньше и расположилась большим лагерем возле стен Рима.
Гней Серкс знал, что в столице уже давно были в курсе всего произошедшего, и что просто так войти в город ему не дадут. Однако он никак не ожидал столь скорого появления какого-либо серьезного подкрепления у стен Рима.
Как только он приказал своему войску остановиться лагерем на большом расстоянии от военного лагеря консула Амидия, римский сенат немедленно послал к нему своих представителей.
Гней встретил их в своей палатке, вальяжно сидя в кресле и держа в руке кубок с вином. Он сообщил римским посланникам, что его войско почти разбило Миделлы, а значительная часть оставшейся варварской армии была рассеяна на большой территории возле разрушенной крепости. Серкс уверял, что движется в Рим, дабы устроить причитающийся ему триумф, а также собрать новые силы, чтобы вернуться и добить непокорных дикарей.
На вопрос посланников, что случилось с Гаем Марком, он ответил, что юноша стал жертвой своей беспринципной храбрости. Пренебрегая всеми его увещеваниями и мольбами, пылкий молодой наследник бросился в самую гущу сражения и был нещадно сражен варварским мечом. О судьбе его мертвого тела ничего неизвестно, так как поле боя было устлано тысячами и тысячами телами погибших, заключил Серкс.
Далее он заявил, что в его армии, среди высокопоставленных офицеров был составлен заговор, руководил которым сам начальник императорской стражи Требиус. Целью заговора, по мнению Серкса, было его убийство и присвоение его победы над Миделлами. Но по милосердной воле богов этот заговор был вовремя раскрыт, а большинство его участников, включая самого Требиуса, были немедленно казнены.
Однако, заявил Серкс, сей заговор был сформирован не где-нибудь, а в самом Риме. Именно здесь находятся все главные зачинщики измены и предатели, деятельность которых угрожает и римскому народу, и императору, и самой империи.
На все возражения посланников сената Гней Серкс лишь отмахнулся своей рукой. Он потребовал немедленного предоставления ему со стороны сената и лично императора чрезвычайных диктаторских полномочий и права беспрепятственно войти в город. Там Серкс намерен провести справедливый и законный суд над всеми предателями.
Едва его слова были переданы сенату, как всех его членов охватил ужас. Все сенаторы однозначно поняли, что Серкс пришел сюда, чтобы устроить террор и расправы в столице. Что никакой добычи и победы он не достиг. И дабы избежать позора он непременно приложит все усилия, чтобы захватить Рим.
Такое в римской истории случалось не раз. Опальные полководцы и раньше разворачивали свои войска, чтобы захватить с их помощью Рим, а вместе с ним и власть.
Однако никогда угроза не была столь велика, как сейчас. Всем был известен крутой и безумно честолюбивый нрав Серкса, и все боялись, что он когда-либо захватит власть. А сейчас он с огромным войском стоял на подступах к Риму и нетерпеливо ждал, когда сенаторы выполнят его безумные требования.
Требования Гнея Серкса достигли и ушей императора Сертора. Вне себя от гнева он ворвался в сенат и потребовал, чтобы консул Амидий немедленно напал на лагерь Серкса и приволок этого негодяя в Рим для скорейшей и самой мучительной казни.
Однако испуганные сенаторы при всем желании не могли предпринять такой шаг. Войско Амидия было почти в три раза меньше армии Серкса. А в случае его поражения и появления Серкса в Риме, они опасались, что также станут его жертвами. Ведь взбалмошный полководец мог и их объявить изменниками за то, что они направили против него верные им войска. Единственной надеждой сената была вера в скорое прибытие дополнительных сил из Африки в лице консула Мессалы и его войска. Однако сенаторы глубоко сомневались, что их просьба о помощи уже хотя бы достигла этого полководца.
Молча, с опущенными головами они выслушивали мольбы императора, его безумные проклятия и обвинения сенаторов в государственной измене. А когда пожилой властелин выхватил свой меч и пообещал, что самолично отправится сражаться с преступником Серксом, сенаторам пришлось успокаивать его словно маленькое дитя, и просить его смириться и немного подождать. Скоро, говорили выжившему из ума Сертору, Гней Серкс непременно ответит за смерть его сына и будет распят на кресте, а его кровь щедро обрамит брущатку на городских улицах.
Рим пребывал в молчаливом испуге и странном ожидании. Горожане не знали, что происходит, но по столице ползли тревожные слухи. Говорилось, что Гней Серкс немедленно после возвращения устроит в городе немыслимый террор и будет убивать всех богатых и знатных горожан.
Пока плебс тихо шептался и трусливо шатался по полупустым улицам, император и сенат полностью игнорировали все происходящее вокруг. Все они надеялись лишь на какое-то чудо, которое должно было избавить всех от ужасной смерти.
***
– Так стоит ли нам проливать кровь?
– Есть законная власть, коей ты не являешься, Гней.
Две мужских фигуры стояли под тенью небольших деревьев в маленьком, но красиво ухоженном саду. Они вели неспешный и доверительный диалог. Сад этот был расположен возле роскошного дома одного богатого римского патриция. Здесь приятно благоухали яблони и множество декоративных цветов. А посреди цветущего сада журчал свежей водой маленький каменный фонтанчик, украшенный декоративными статуэтками римских солдат, патрициев, сенаторов, прекрасных женщин и веселых актеров. Все это великолепие нежилось под голубым осенним небом Италии и ярким солнцем.
Именно здесь, в этом прекрасном и спокойном саду, назначили встречу друг другу двое влиятельных людей. Первым из них был римский консул три тысячи семьсот пятьдесят шестого года Аврелий Амидий, командовавший большим испанским гарнизоном римской армии. Вторым являлся Гней Серкс. Оба они были уважаемыми офицерами и политиками, и оба они были знакомы с самого детства. Аврелий был когда-то лучшим другом юного Гнея Серкса, хотя и не разделял его честолюбивых мечтаний и планов.
Сам Гней с большим уважением относился к своему старому другу, и искренне негодовал из-за того, что именно на долю Амидия выпало несчастье встать у него на пути, когда он направлялся в Рим, чтобы покарать предателей. Он искренне попытался разрешить эту трагическую ситуацию мирно, не проливая лишней крови, особенно крови своих друзей. Вот почему Гней сказал Амидию после его возражений:
– Я сейчас законная власть, мой дорогой друг Амидий! В Риме засели предатели и изменники. Они плетут заговоры против тебя и меня!
– Сенат предлагает тебе переговоры, Гней. Но ты бесцеремонно отказываешься, – ответил ему Амидий, – неужели ты считаешь, что кто-либо в здравом уме позволит тебе войти в Рим с оружием в руках?
– С этой преступной стаей волков можно безопасно разговаривать только с оружием в руках, – сказал рассерженным голосом Гней Серкс.
– Я никогда не шел ни на какие уступки, Гай, – устало ответил Амидий, – и ты, мой друг, не станешь исключением.
– Разоружи свою армию, и выполни все требования и сената и императора, – решительно потребовал Амидий, – и тогда ты, как добропорядочный и добродетельный гражданин, сможешь предъявить свои требования и обвинения.
Между двумя полководцами установилось продолжительное и неприятное молчание. Оба они смотрели друг другу в глаза полные решимости и уважения к оппоненту.
– Неужели ты предашь своего верного и преданного друга, Амидий…? – решительно спросил Серкс.
– Дружба важна, но закон и государственный порядок Рима для меня всегда были и будут впредь – главными добродетелями, которыми я никогда не поступлюсь, – сказал свое решительное и окончательное слово консул Амидий.
Гней Серкс тяжело вздохнул и быстро отвернулся от своего друга.
– Значит, ты не уйдешь с моего пути добровольно и не пропустишь меня и мою армию в Рим? – громко спросил он.
– Нет! – решительно ответил консул.
Серкс повернулся и в последний раз взглянул на своего бывшего друга.
– Ну что ж, Амидий, – сокрушенным голосом сказал он, – значит, будет война. И мне очень жаль тебя…
Гней Серкс резко развернулся и, взмахнув своим черным плащом, пошел прочь.
Бедному Амидию оставалось лишь печально стоять на месте и смотреть вслед своему удалявшемуся прочь другу.
***
Армия Серкса, словно гигантская коричневая лавина, двинулась на Рим уже тем же вечером.
Консул Амидий предвидел скорое и внезапное наступление неприятеля. Еще днем, сразу же после свидания с Серксом в саду, он велел привести свое войско в боевой порядок. Консульская армия была разделена на три больших когорты, выстроенных в полном вооружении недалеко от стен города.
Понимая, что его войско сильно уступает по численности армии Серкса, консул лишил применить особую тактику. Передовые войска его армии должны были сдерживать основной натиск противника, изматывая его силы. Лишь только ударные легионы Серкса ударят по его авангарду, Амидий рассчитывал отдать приказ коннице ударить по неприятелю с обоих флангов, дабы ослабить его силы.
Серкс, используя численное преимущество, решил применить в этом сражении уже испытанный и не раз приносивший ему славную победу боевой порядок: «Quincunx» – его бесчисленные когорты легионеров были расположены в шахматном порядке, что обеспечивало надежную защиту при наиболее опасных фланговых ударах противника.
– Вы знаете, куда мы идем и чего мы требуем! – произнес он короткую речь перед солдатами, отдавая приказ о наступлении. – Мне не нужно уговаривать вас или воспитывать ваш боевой дух. Вы уже не раз доказывали свою храбрость. Докажете ее и сейчас, в этот решительный для всего мира момент.
Сидя на лошади перед авангардом своего войска он патетически махнул рукой и указал ею в сторону Рима.
Его войско тот час поняло сигнал и решительным маршем ринулось вперед.
Наоборот, в рядах армии Амидия почувствовался серьезный испуг, когда солдаты увидели, какая страшная сила, состоящая из бесчисленного количества хорошо вооруженных когорт, надвигается на них.
– Сохранять порядок и строй! – кричал консул, скача на своей резвой лошади мимо авангарда, вверенного ему войск. – Помните, что мы защищаем честь и благополучие Рима!
Расстояние между двумя армиями резко сужалось. И если солдаты Серкса были полны решимости и злобы, а также преисполнены осознанием своей правоты, то военные в лагере Амидия были совершенно растеряны. Они не понимали, почему им нужно сражаться с такими же римлянами, как и они, да еще и с тщательно вооруженными.
Еще мгновение, и авангарды обеих армий столкнулись. Пространство вокруг места их встречи тут же наполнилось звоном оружия, устрашающими криками и ревом раненых. Передовые ряды консульской армии встретили наступающего врага отважной и отчаянной защитой. Их металлические щиты, сильно содрогаясь, выдерживали десятки ударов острыми мечами и копьями. Наоборот, авангард армии Серкса, собранный наспех из вновь набранных молодых рекрутов, так как ветераны его седьмой армии не желали вставать в самые первые ряды, сильно растерялся, встретив упорное сопротивление. В результате передовые ряды наступающих солдат быстро выбились из сил, и не могли пробить защиту консульского войска.
Увидев, что враг потерял инициативу, консул Амидий дал сигнал своей коннице выступить и немедленно ударить по обоим флангам вражеского войска.
Гней Серкс сидя верхом на лошади, хладнокровно наблюдал за тем, как гибнет большое количество молодых солдат, которых он пустил в бой против сильного врага. Он видел, как уверенно конница Амидия ударила по флангам его наступающей армии. Юнцы, из которых Серкс составил наступательный авангард, даже несмотря на хорошее вооружение, выданное им, не могли выдержать столь сильный удар крепкой конницы. Их ряды окончательно смешались, и, потеряв самообладание, юные солдаты Серкса начали стремительное бегство.
Амидий с большим воодушевлением увидел, как его храбрая армия сокрушительно разбила двадцать отборных когорт Серкса. Остатки разгромленных когорт были рассеяны по огромному полю. Войско консула ознаменовало свою столь быструю победу громким торжественным кличем, а сам Амидий уже вознамерился послать к взбунтовавшемуся полководцу посланников с предложением начать переговоры. Однако радость его была преждевременной. Эти двадцать поверженных когорт оказались лишь небольшой вспомогательной единицей огромной армии Гнея Серкса.
Великий полководец знал, что консульское войско встретит его армию упорным сопротивлением, а бросать все свои элитные силы, включая закаленных ветеранов, на сильный боевой порядок противника он не хотел. Отправить когорты собранные из неопытных юных новобранцев – было искусной и расчетливой тактикой. С их помощью Серкс рассчитывал ослабить силы противника, а также избавить себя от обременительных финансовых обязательств перед новыми солдатами, которые теперь массово гибли в своем ожесточенном первом бою.
Лишь только Серкс увидел, что Амидий одержал решительную победу над его передовыми отрядами, он решительно махнул рукой, и на горизонте тут же возникло несколько новых когорт его армии. Издалека он увидел, как войско Амидия охватило смятение, лишь только перед ним предстала страшная армада, состоящая из отборных и отлично вооруженных римских когорт.
Для консула ситуация была совершенно безвыходная. Он уже применил все свои войска, резервов у него не было, а, следовательно, не было и ничего, что могло бы остановить грозную армию Серкса.
– Сохранять боевой порядок! – эта отчаянная фраза была единственным, чем храбрый полководец Амидий мог подбодрить своих уставших солдат.
Армия консула попыталась собраться с силами и выдержать новый натиск противника. Однако на этот раз Гней Серкс направил на поле боя опытных ветеранов, а также пустил в бой два отряда быстрой конницы, приказав ей нанести фланговый удар по обороне противника.
Едва первые ударные когорты столкнулись с консульскими солдатами, развернулся упорный и жестокий бой. Еще ни одна из сторон не желала сдаваться, еще обе армии были готовы сопротивляться до конца. Однако боевой порядок консульской армии был сильно нарушен, когда его фланги согнулись от быстрого и беспощадного удара конницы.
Ударив по обоим флангам, конные отряды углубились глубоко в боевой строй вражеской армии. Солдаты Серкса, восседавшие на быстрых и больших лошадях с превосходным умением использовали свои мечи и копья. Из-за сильного смятения, солдаты Амидия не могли организовать против всадников достойной обороны, а те, воспользовавшись наступившим хаосом, нещадно срубали головы с плеч врагов и вонзали острые копья в их тела.
Видя, что войско Амидия обречено, но не собирается слишком легко отдавать победу, Гней Серкс решил применить свой последний резерв. Он высоко поднял руку и мгновенно опустил ее вниз. Вскоре поблизости от него возник большой отряд стрелков, вооруженных новыми металлическими арбалетами.
– Цельтесь во врага, не щадите никого! – громко приказал полководец.
Повинуясь его приказу, арбалетчики дружно подняли свое оружие. Им хватило всего нескольких мгновений, чтобы тщательно прицелиться и произвести выстрел. Почти две тысячи острых стальных стрел, словно стая быстрых и тонких птиц, взметнулись вверх.
С ужасом сражающиеся на поле боя люди увидели, как на них стремительно опускается ужасный смертельный град из холодного металла.
Кто-то из них успел вовремя прикрыть свое тело стальным щитом, и тем самым избежать мучительной смерти. Однако для большинства из солдат, включая большое количество воинов самого Серкса, дождь из арбалетных стрел оказался смертельным. Кому-то стрела угодила в шею, разорвав в клочья кожу и артерию, кому-то она вонзилась в сердце, кто-то умер от того, что острая стрела раздробила его грудную клетку и вышла наружу из спины. Были и те, кто смог выжить под этим градом из стрел. Однако большинству из римлян он причинил смерть или тяжелые увечья.
– О, безумец Гней! Безумец! – вскричал в ужасе несчастный консул Амидий, когда он издали увидел, как много людей погибло от стрел, выпущенных стрелками Серкса.
– Ты убиваешь своих сограждан, проклятый безумец! – вскричал он, стараясь, чтобы его бывший друг хоть что-то услышал.
Однако Гней Серкс не слышал слов Амидия, но даже если бы он мог их услышать, вряд ли они как бы повлияли на него, и заставили бы полководца остановить эту страшную бойню.
Вместо этого Серкс еще раз решительно махнул рукой, приказывая своим арбалетчикам вновь заряжать стрелы и готовиться к еще одному выстрелу.
Но спустя секунду он приказал стрелкам остановиться и подождать. Его внимание привлекла одинокая черная фигура, которая быстро скакала на лошади и стремительно приближалась к нему. Фигура эта отделилась от огромного черного скопления людей и в полном одиночестве удалялась от места ужасной бойни.
Спустя некоторое время незнакомец на лошади был уже совсем рядом с Серксом. Вокруг полководца выстроились элитные легионеры, которые предполагали, что руководство вражеского войска подослало убийцу, дабы умертвить их командующего.
Но внезапно Серкс громко рассмеялся и велел своим телохранителям пропустить к нему скачущего человека.
– Что тебе нужно здесь, мой старый верный друг?! – громко спросил Гней, когда увидел, что объектом его внимания оказался сам консул Амидий.
Приблизившись к тому месту, где верхом на лошади сидел Серкс, консул остановил своего коня, слез с него и подошел к своему бывшему другу. Он с ненавистью посмотрел на этого честолюбивого человека, достал из ножен свой меч и бросил его на землю.
– Победа твоя, ты можешь войти в город! – сказал он, не отводя своих глаз от Гнея.
– Но только немедленно останови эту ужасную бойню, и пообещай, что не будешь устраивать в городе необоснованный террор.
Гней Серкс улыбаясь кивнул головой на слова Амидия.
Его армия, тем временем, нещадно добивала остатки консульского войска. Серксу оставалось лишь прекратить бесконечные убийства на поле боя. Он приказал своим офицерам остановить солдат и устроить лагерь, а также оказать помощь раненым и разоружить оставшихся в живых пленных.
Амидию он сказал:
– Ты поступил правильно, мой друг. Признав раньше времени свое поражение, ты избавил себя от нежелательного позора и даже смерти. Я обещаю вознаградить тебя почетной должностью в моей новой армии.
Однако, несмотря на милость к нему Серкса, Амидий не принял ничего из его предложений. Спустя два дня, когда Серкс был готов войти в Рим, консул совершил самоубийство.
Глава XII.
Когда-то давно, когда все вокруг еще пребывало в расплавленном состоянии, и не было ничего, созданного человеком, здесь, на Земле, появились предпосылки к появлению живых существ. Прошло несколько веков, и твердыня, наконец, остыла, а там, где еще совсем недавно бушевала горячая лава, начали плескаться бескрайние океаны. И именно на глубине их пучины на свет возникли первые живые твари. Размеры их вначале веков были совсем крошечными, но все с новым и новым поколением они становились более сложными и внушительные по размерам. Маленькие существа превращались в больших и более развитых зверей, а те, в свою очередь, искали новые места обитания и новую пищу.
Тем временем, суша, бывшая когда-то хуже раскаленной дневной пустыни, очень скоро превратилась в прекрасный цветущий сад. На ней выросла мягкая и влажная трава, высокие деревья со свежими и ароматными фруктами тянулись ввысь, небо перестало быть раскаленным от плавящихся в лаве металлов и стало ярко-голубым, наполнившись блаженным и приятным воздухом. Обитающие в океанах не знали, какая прелесть и какое счастье ожидает их на поверхности. Лишь только какая-то неведомая сила заставила некоторых подводных тварей переселиться на сушу и наслаждаться здешними благами. Здесь, найдя для себя сытость, уют и тепло, они начали размножаться. Рос и приукрашался животный мир Земли, все новые существа заполняли ее леса, прерии, бескрайние луга, воздух и холмы.
Но лишь немногие из обитателей здешнего прекрасного мира могли осознать, в каком удивительном творении они живут, и всецело ощутить его преимущества.
И именно из этой группы зверей выделилась еще одна, ставшая не такой как все. Вольному образу жизни эти существа предпочли объединение в небольшие группы, так им было легче защищать себя и добывать пищу для себя, сородичей и своего потомства. Вместо простого поедания более мелких существ, эти избрали более сложный путь. Они целыми стаями нападали на более крупных хищников, убивали их и поедали мясо. Они научились использовать то, что давала им земная природа, дабы делать свою охоту более безопасной, быстрой и удачной. Вместо дикого рева эти твари научились общаться между собой с помощью несложных, но различных по звучанию звуков. Так они запоминали их, и это стало первым подобием речи.
Охота случалась все чаще, пищи становилось все больше. Менялся и образ жизни этих существ. Появились среди них и те, кто взял на себя роль вожака, а также те, кому предстояло лишь исполнять чужие команды. Своих самок они стали делить согласно новому порядку. Вожаки, коих со временем становилось все больше, присваивали себе более красивых особей, все остальные самки доставались менее значимым членам группы.
Усложнялся и их первобытный язык. Вместо коротких звуков стали использоваться различные их сочетания с разными интонациями. Появились и орудия, которыми было удобнее убивать хищников, и защищаться от недобросовестных сородичей, желавших присвоить себе то, что принадлежало другому.
Орудия эти не отличались ни красотой, ни искусством изготовления. Длинные палки с заостренным концом, грубо обтесанные камни или обломки металла. Но и это мастерство со временем совершенствовалось. Но по-настоящему все переменилось в среде этих существ, когда они увидели, насколько сильна и могущественна такая стихия, как огонь. Неизвестно, и никогда не станет известным, сколько времени и сколько своих сил они потратили на то, чтобы добыть и приручить огонь. Но бесспорно то, что именно с появлением управляемого огня в руках человечества и началась его история. Ни письменность, ни язык, ни культура – не могли бы существовать и стать важными для людей, не будь приручен огонь.
С тех пор стая стала приобретать черты общества, а его члены – красивый внешний вид. Исчезла шерсть, клыки сменились более красивыми зубами, в глазах исчезла животная неопределенность и безразличие, сердца наполнились надеждой и милосердием, подавив свирепую животную злобу и низменные инстинкты. Все лучше и красивее становился мир новых существ. Пища, оружие, огонь – стали их верными и неизменными спутниками. Вместо ношения тяжелых и грязных шкур, было освоено тканеплетение. Красивые и легкие одежды появились на телах их. Свой первый язык они наполняли все большим смыслом и красотой, стараясь поделиться с помощью него своим восхищением красивым и цветущим миром вокруг.
Шло время, а их становилось все больше. И вот часть из них принимает решение оставить места свои, в которых питались и жили на протяжении многих лет их сородичи, и отправиться исследовать остальной мир. На многие большие группы разделились они. Одни пошли на Север, другие на Восток, третьи на Юг, четвертые на Запад. Расселяясь и изучая тот мир, в котором они жили, все больше поражалось их сознание той красотой, в которой им суждено жить. Не было тогда ни зависти, ни вражды между ними.
Создавая свои поселения в разных частях света, учились они заново охоте, искусству творить, ухаживать за сородичами и строить жилища. Менялись и при этом их нравы, обычаи, а также язык и речь. Но связь между разными общинами сохранялась и постоянно приумножалась. Казалось, что так и будет продолжаться, без горя и мучений на всем свете.
Но животная природа их все равно стремилась вырваться наружу из облаченного в гармонию тела и сознания. Так, стали они ненавидеть своих сородичей, обитавших на соседней земле. Они возжелали имущество своих соседей, а также их женщин. Племя стало враждовать с другим племенем, один народ с другим народом, кровь и насилие заполнили собой их жизнь. И казалось, не будет конца насилию и смерти. Племена стали народами, а скромные поселения – огромными и красивыми городами. Но ненависть друг к другу не утихала.
Так, вновь появившиеся народы стали вечными врагами. С переменным успехом они вели непрекращающиеся войны между собой. Каждый народ поклонялся своим богам, и все враждующие молили у них победы для себя и гибели для всех противников. Одни города погибали под натиском врагов, другие столицы необычайно возвышались и богатели. Из этих городов рождались империи, которым принадлежало огромное количество земли и воды. Армии этих стран по численности своей не знали границ. Словно страшная и неисчерпаемая злобная сила набрасывались они на своих соседей, разоряли их поля, реки и города. Все большее и больше становились они после завоевания новых пространств и присваивания себе иноземных богатств. А правители этих держав-завоевателей стали называть себя богами и заявляли, что все под небесами принадлежит им.
Но недолго продолжалось господство тиранов. Появлялись тираны еще более внушительные и страшные, властелины вновь образованных империй. Они объявляли войну тем, кто господствовал на большей части Земли ранее. А новая армия, которой владел враг главного тирана, становилась более опытной и изощренной, учась на ошибках поверженных стран, а также перенимая опыт победителей.
Начиналась страшная битва между двумя господинами. И новая империя свергла старую, тут же становясь на ее место, и продолжая нещадно угнетать более мелкие покоренные страны. Так продолжалось до тех пор, пока вблизи господствующей империи не возникал новый сильный соперник. Он сокрушал ее сухопутную армию и беспощадно топил в море ее флот. А честолюбивый монарх, возомнивший себя богом, становился вместе со своими родными лишь жалким рабом.
Так продолжалось веками. Человечество, имевшее несчастье родиться и жить на этой земле, не знало ничего, кроме бесконечных войн разных империй за право властвовать повсюду и подчинять себе другие народы. Народы жили под тяжким гнетом бесконечно сменяющихся владельцев. Но однажды череде жестоких и разрушительных войн пришел конец.
Сквозь ярко-красное пламя кровавого пожара войны между разными народами три тысячи лет назад отчетливо проступил грозный золотой орел Римской империи. Вслед за этим, то тут, то там, на всей территории земной суши люди услышали грозный марш римских центурий. Невиданная ранее мощь, словно гигантская лавина, сокрушала бастионы и заставляла даже самые сильные и хорошо вооруженные армии бросаться в паническое бегство. Римская армия не знала себе равных. Их мечи были изготовлены из самой чистой и крепкой стали, их латы были легки и крепки, оружие их являлось совершенным сочетанием превосходной механики и разрушительной силы.
В бою римлянам не было равных. Известно, что для обучения военному делу этот народ выбирал лучших своих представителей. Только юноши из привилегированных и богатых семей, которые дорожили своим богатством и славой, могли стать настоящими воинами. Их обучали военному делу с самого раннего детства. На их военное воспитание тратилось немало времени и сил. Взамен Рим получал образцовых и храбрых солдат. Искусных всадников, стрелков и пехотинцев, заставлявших противника содрогаться в страхе.
Как быстро и насколько искусно развивалась наука и инженерия в Риме можно судить по их военным машинам. Неведомый двигатель приводил в движения их металлические тараны и летающие корабли. Сложный и точный натяжной механизм помог им заменить древние деревянные лук и стрелы на более совершенное и сильное орудия для метания стрел. Словно молния проносились стрелы, выпущенные из римских орудий, над головами одних врагов и впивались в тела других. А механические машины римлян были способны сокрушить любые стены и разрушить самые непреступные укрепления врагов.
Все это было создано римлянами. И с помощью сильнейшей в мире армии и страшного оружия они создали свою гигантскую империю. Выйдя далеко за пределы Апенниского полуострова, империя эта разрослась на три больших континента, подчинив себе бесчисленное количество народов и государств.
Покоренные народы и страны восхищались строгой и размеренной политической системой, которая была создана римлянами в своем государстве. Во главе империи стоял император, под контролем которого находился представляющий интересы римлян сенат. Сенату подчинялись консулы, полководцы, магистраты, которые занимали свои должности на определенный срок. Свободные граждане могли сами выбирать себе судьбу: стать военным офицером, политиком, актером, оратором, негоциантом или добиваться должности сенатора. Лишь только особа императора была неприкосновенна. Император воспринимался римлянами как некая высшая и совершенно справедливая структура. В течение двух тысяч лет в отношении императора у римлян сложилось представление, как о главной завершающей составляющей их государственной машины, без которой ее существование станет невозможным.
Римляне были милосердны к тем народам, которые они завоевали с помощью своего оружия и отваги, хотя для благородных граждан империи покоренные чужаки были всего лишь варварами. Варварами они называли всех завоеванных чужеземцев: греков, вавилонян, персов, африканцев, галлов, египтян, русов, северные народы и т.д.
Но горе тем, кто решил бросить вызов Риму, и продолжать свою борьбу против этих всемогущих завоевателей. К таким отчаянным храбрецам римляне были очень жестоки. Никто и ничто не оставалось целым на том месте, где стоял город или крепость мятежников. После усмирения непокорных, римляне жестоко расправлялись с командующими вражескими войсками и правителями непослушных стран. Многие люди мужского пола из таких городов и земель становились рабами, которых завоеватели беспощадно угоняли в Рим. Женщины были вынуждены распроститься со своими мужьями и любимыми детьми, дабы получить участь служанки при доме каких-либо римских патрициев или насильственной жены кого-то из римских солдат.
Имущество непокорных варваров грабилось хозяевами-завоевателями, а их дома и города сжигались дотла.
Такова была история мира, в котором стал править и господствовать всего лишь один народ, одна империя. И не стало равных ей. И не было ничего лучше нее.
***
Гай Марк медленно закрыл толстую книгу, широкие страницы которой сильно пожелтели из-за своей древности. На титульной стороне кожаного темно-красного переплета, которым они были скреплены, он прочитал заглавие этого фундаментального произведения. Оно было вышито позолоченными нитями на понятном для него латинском языке:
«Historia de mundi et suae creationis» [6 - * История мира и его сотворения (лат.)]*
Он положил свою руку на эту книгу и ощутил приятную и мягкую шероховатость на ее поверхности. Юноша вспомнил, как когда-то, в своем прекрасном и далеком солнечном детстве, он брал в руки такие же старые книги в большой библиотеке своего отца и с упоительным интересом листал их страницы. Будучи ребенком, Гай ничего не понимал в том, что было написано в тех больших и серьезных книгах. Однако он помнил, как его детское любопытство вновь и вновь заставляло его возвращаться в тот зал и проводить там часы, с наслаждением перелистывая пожелтевшие и хрупкие страницы, а также вдыхая приятный воздух в едва освещаемом солнцем большом зале императорской библиотеки. Воспоминания о тех прекрасных далеких днях внезапно постучались в разум Гая Марка и поглотили все его внимание.
– Неужели ты все прочитал?
Гай Марк очнулся и оторвал свой взгляд от книги. Перед собой он увидел Юлию, которая сидела в просторном деревянном кресле напротив него. Он слегка кивнул головой в знак согласия.
– И ты все это понял?
Гай снова кивнул и положил книгу на небольшой круглый стол, выполненный из черного дерева.
В ответ на это Юлия улыбнулась и несколько раз демонстративно хлопнула в ладоши, как будто за что-то одобряя своего собеседника.
– Ты первый римлянин, который прочитал наше главное сочинение и смог понять его, – сказала она. – Во всяком случае, ты сказал, что понял его…
Гай Марк слегка пожал плечами на ее замечание.
– В этом произведении нет ничего сложного, – тихо произнес он, – ведь оно прекрасно написано на моем родном языке.
– Но ведь не каждому дано ощущать то, что он читает, – ответила Юлия.
Гай ничего не ответил ей. Он лишь молча посмотрел на красивый локон светлых волос, аккуратно спадавший с ее головы на ровный и высокий лоб.
– И? – Юлия посмотрела на своего друга с большим вопросом в темных глазах. – Ты согласен с тем, что там написано.
– Нет, – равнодушным голосом ответил Гай Марк, – я считаю это совершенным безумием и неправдой.
Она изумленно раскрыла глаза.
– Однако прежде чем ты начнешь упрекать меня, позволь не заметить кое-что, – сказал Гай, вставая со своего просторного кресла.
Юлия действительно хотела ответить на замечание этого юноши, но она была прервана им, прежде чем успела что-либо сказать.
Вместо этого она внимательно оглядела Гая. Темно-синий балахон, сменивший оборванные доспехи, замечательно сидел на его теле и эффектно шевелился при каждом его движении. Черные волосы были красиво подстрижены, а уродливый шрам на голове почти зажил, оставив после себя лишь слабое напоминание в виде белой линии, которая прекрасно дополняла и подчеркивала утонченность и красоту лица этого благородного римского юноши.
– Все, что ваши ученые написали про великий Рим – абсолютная правда! – сказал Гай прохаживаясь поблизости от кресла Юлии. – Это действительно всемогущая империя, которая будет существовать вечно!
– Но неужели вы думаете, что все вокруг, все живое, могло возникнуть вот так просто, из какой-то воды? – строго спросил он, остановившись рядом с Юлией и внимательно посмотрев на ее красивое лицо.
– Но как же могло быть иначе? – нерешительно ответила девушка.
– Ха! Вот именно поэтому вы и останетесь варварами! – самоуверенно воскликнул Гай.
– Варвары, неверующие в богов, не знающие причины и целей мироздания! – громко восклицал он. – Варвары иудеи, варвары галлы, варвары христиане, индусы, арабеи… Вы все верите в то, что является лишь плодом вашей фантазии…
Юлия с интересом наблюдала за гневом Гая.
Юноша с сердитым выражением на лице прохаживался по полутемной комнате. За две недели пребывания в крепости варваров, которые его пленили, он увидел и узнал больше, чем за всю свою, пускай и короткую, жизнь. Он видел сталелитейные мастерские, в которых мастера Миделл отливали невиданный по своей крепости металл. Из этого металла их кузнецы затем изготавливали оружие и доспехи, об которые разбивались римские мечи. Он увидел их ученых, которые практиковали лечение людей с помощью незнакомых даже римлянам лекарств и методов хирургии, он видел их приборы, которые были способны залечить даже самые сильные и опасные раны на человеческом теле. Его воображение поражали высокие и крепкие здания внутри крепости. По красоте своей они не могли сравниться с роскошной архитектурой Рима. Но Гая поражали их строго очерченные формы, безупречно ровные стены, большие окна, украшенные разноцветными стеклами. Улицы внутри крепости были выложены каменой брусчаткой. По ним проходил трубопровод, по которому в дома из ближайшей реки поступала свежая вода.
Все эти замечательные особенности варварской крепости Гай Марк увидел не сразу. Едва его выпустили из заточения, как несколько крепких солдат в балахонах отвели юношу в некое большое помещение, похожее на римские бани. Пол, стены и потолок в этом зале были выложены красивой плиткой, на которых был изображен рисунок в виде ревущей львиной головы. Гай увидел, как из стены выступали примечательные скульптуры в виде туловища рыбы. Из них щедрым потоком прямо на пол выливалась теплая вода. У юноши забрали его изорванную одежду и доспехи, а вместо них выдали темно-синий длиннополый балахон с капюшоном. После этого солдаты стремительно удалились, оставив Гая наедине, и предоставив ему возможность совершить омовение.
Когда наследник был вымыт и одет его стражники вновь появились в зале.
– Что вы преследуете меня?! – грозно воскликнул Гай Марк. – Вы должны отвести меня к своему правителю!
Вместо ответа стражники лишь жестами приказали юноше следовать за ними.
Уже смерившись со всем, и понимая, что его могут вести на казнь, Гай с суровым выражением на лице последовал за своими стражниками. Его долго вели по узким и темным коридорам. Воздух в этих помещения был сырым и прохладным, и молодой римлянин с ужасом стал представлять его себе как дыхание приближающейся смерти.
Однако мрак и теснота напрочь сгинули, когда Гай Марк и его телохранители вышли в гигантскую анфиладу. Это огромное помещение было щедро обрамлено каменными колоннами с резными украшениями, между которыми органично были расположены большие окна с разноцветными окнами. С потолка, украшенного яркими фресками, свисали металлические люстры, ярко освещавшие пространство под собой. Темный пол под ногами был настолько гладок, что Гай смог без труда рассмотреть в нем свое отражение.
Стоявшие по обеим сторонам от юноши, очарованного увиденной красотой, стражники слегка подтолкнули его вперед. Гай медленно пошел вдоль прекрасной анфилады, сопровождаемый своими молчаливыми спутниками.
Проходя по роскошной анфиладе, римлянин увидел ее конец. Он был представлен высокой стеной, во всю ширину которой было установлено огромное зеркало в обрамлении, выполненном из переплетения внушительных золотых фигур львов, рыб, лошадей и других красивых животных. Возле зеркала возвышался внушительных размеров деревянный трон. Гай Марк обратил внимание на то, что красоте этого седалища мог позавидовать владыка любой, даже самой богатой страны. Трон был обшит приятной черной материей, его ножки и подлокотники были обрамлены восхитительными фигурками золотого цвета, а на обоих подлокотниках красовались аккуратно вырезанные из дерева львиные головы.
Однако Гай не смог долго любоваться красотой трона. Его внимание очень быстро переключилось на того, кто восседал на этом невиданном по своей красоте престоле.
Мужчина невысокого роста, облаченный в темно-синий плащ, сквозь которые виднелись блестящие черные доспехи, со спокойным любопытством созерцал представшего перед ним пленного римлянина. Его лицо было чересчур бледным, а густая белая борода делала его еще более странным и отталкивающим. Грустные голубые глаза незнакомца быстро осмотрели пленника с ног до головы, и при этом в них не выразилось никаких чувств.
Гай Марк, которого стражники остановили прямо напротив высокого трона с сидевшим на нем незнакомцем, испытывал большое неудобство из-за того, что его столь бесцеремонно и нагло разглядывали.
– Satis! – воскликнул внезапно странный человек, грубо махнув рукой стражникам, сопровождавших Гая Марка, приказывая им уйти.
Как только вооруженные солдаты удалились прочь, и исчезли, незнакомец вновь принялся разглядывать стоявшего перед ним юношу.
– Я вижу, что вы прекрасно изъясняетесь на латыни, – сказал Гай Марк, – значит, мы можем наладить диалог и договориться на взаимовыгодных условиях.
– Вы римляне любите договариваться и вести переговоры, – внезапно громко произнес таинственный человек, – вот только делать это вы предпочитаете на выгодных лишь для вас условиях.
Гай Марк ненадолго смутился таким замечанием своего нового собеседника, однако решился на быстрый ответ.
– Да, – сказал он, – на выгодных, в первую очередь, для нас условиях.
– И что же в этом плохого? – с вызовом в своих глазах дерзновенно произнес он.
Незнакомец промолчал, но на его лице выступила вполне добродушная улыбка.
– Ха! – громко воскликнул незнакомец, при этом сильно хлопнув себя ладонью по колену. – Узнаю римлян, вы не меняетесь.
Он поднялся со своего трона и подошел вплотную к Гаю Марку.
– Знаешь ли ты, дерзновенный юноша, сколько римлян погибло здесь, у стен этого города? – тихо спросил незнакомец, смотря прямо в глаза Гаю.
– Ваши победы, – это лишь плод вашей хитрости, – высокомерно смотря на мужчину, ответил наследник. – Час пробьет, и вы предстанете на главной площади Рима для…
– О, нет, нет… – воскликнул незнакомец, быстро замахав рукой перед лицом юноши. – Вы действительно не меняетесь!
– Те из вас, кому удавалось выжить, тоже стояли ранее здесь, и произносили те же самые слова! – казал он, вновь усаживаясь на трон.
– Вам не дано понять… ваша спесь и ханжество затмевают ваши глаза, мешая посмотреть на истинное положение вещей, – сказал человек в плаще, серьезно смотря Гаю в глаза. – Ваш Рим велик и всемогущ? Хорошо. Так почему же вы, так замечательно вооруженные, с такими сложными машинами и орудиями, уже на протяжении долгих лет не можете одолеть каких-то варваров?
– Так угодно богам! – злобно вскричал Гай. – Если бы они не решили…
– Они ничего не могут решить, – ответил мужчина, – их нет… и вы, римляне, сами это знаете!
Гай впал в недоумение от столь дерзновенных речей какого-то незнакомого варвара.
– Ваши боги уже давно стали эфемерным понятием, – сказал незнакомец, – вы не верите в них сами… причем, во всех, будь то Марс, или Юпитер, Сатурн, или Церера… что они для вас?
– Они сопровождают нас в бою, даруют радость или ненависть… – начал было Гай, но вынужден был остановиться, так как старик опять замахал ему своей рукой.
– Чтобы добыть себе пропитания, тебе не нужна богиня Диана, Марс – не нужен тебе, чтобы отбить атаку завоевателей или разбойников, не Венера возбуждает в тебе нежность и страсть к женщине! – воодушевленно произнес мужчина в плаще. – Все эти желания и помыслы являются производными только твоего тела и разума!
– Ты говоришь полную чушь, старик и варвар! – раздраженно вскричал Гай.
Он хотел продолжить оскорблять наглого дикаря, но внезапно услышал шаги позади себя.
Гай резко обернулся, ожидая увидеть позади себя страшного убийцу с ножом в руке. Однако вместо палача, он увидел представшую перед ним прекрасную девушку. Ему не потребовалось много времени и усилий, чтобы, вглядевшись в ее утонченное лицо и большие черные глаза, вспомнить имя этой женщины:
– Юлия… – с придыханием произнес наследник.
Вместо ответа девушка моментально отвернулась от него в сторону мужчины в плаще и вскинула свою руку в римском приветствии.
– Ave Caesar! – вскричала она с улыбкой на лице.
Человек, сидящий на троне, улыбнулся ей в ответ и слегка вскинул свою правую руку.
– Могу ли я участвовать в вашем разговоре, – спросила после столь странного приветствия Юлия у мужчины, который ранее спорил с Гаем Марком.
Тот широко и дружелюбно улыбнулся, слегка при этом приоткрыв свой рот и обнажив два ряда белоснежных зубов.
– Ну, разумеется, – ответил ей человек в плаще.
Юлия вновь повернулась к Гаю. Она внимательно посмотрела на него и осторожно провела своей рукой по его голове.
– Я вижу, твой шрам совершенно зажил… – тихо сказала она, не переставая смотреть Гаю в глаза, – это очень радует меня.
Гай молчал, с интересом и тревогой смотря в глаза Юлии.
– Все эти римляне чрезвычайно упорные и нетерпимые! – вскричал мужчина со своего трона, – однажды, это было очень давно, один старик римлянин также как и ты, юноша, спорил со мной о богах.
– О, я помню это время, – задумчиво продолжал мужчина в плаще, – тот римлянин был умен, и даже, кажется, мудр. Но, несмотря на все мои доводы и разумные доказательства отсутствия каких-либо богов, он все равно продолжал настаивать на их действительном существовании.
– Как звали этого человека?! – внезапно отстранившись от Юлии спросил Гай Марк.
– Имя? – переспросил незнакомец. – Я помню его имя, его нельзя забыть. Того римлянина звали: Марк Серкс.
Глава XIII.
Отрезанные головы, испачканные запекшейся кровью и со ссохшимися высунутыми языками, уже несколько недель красовались на площади возле римского Форума. Они были крепко насажены на толстые деревянные копья, сильно воткнутые в землю. Мимо этих страшных свидетельств возвращения в Рим любимого полководца боялись проходить люди. Лишь иногда сюда подбегала большая группа беснующихся от безделья детей, чтобы посмеяться над мертвыми предателями Рима и щедро покидаться в них камушками с земли.
Среди этих страшных людских останков, взрослые и воспитанные римляне могли узнать некогда богатых и преуспевающих граждан. Они-то видели, как на одном из копий висела голова Марка Цицера – страстного оратора, одного из самых уважаемых сенаторов Рима, а также противника диктатуры. Римляне помнили, как Марк, еще будучи живым, первым встречал ворвавшегося в город Гнея Серкса, и потребовал от него немедленно покинуть столицу. Бедный молодой оратор был казнен в ту же ночь, будучи обвиненным в государственной измене.
А на острие другого копья, того самого, что возвышалось рядом с копьем Марка Цицеры, висела другая голова. То же ранее принадлежавшая одному известному римлянину. То была голова Юлия Антония, начальника городской стражи, заместителя покойного Требиуса. Этот молодой человек, двадцати шести лет от роду, после восшествия в город Серкса с его армией попытался организовать отпор надвигающейся катастрофе. Он приказал верному ему гарнизону легионеров занять площадь Суллы, и не пропускать захватчиков к императорскому дворцу. Преданные легионеры действительно исполнили свой долг до конца и добросовестно явились из своих казарм на площадь. Однако не прошло и часа, как ветераны Гнея Серкса без труда разбили этот маленький отряд храбрецов и обратили их в бегство. Юлий был схвачен солдатами Серкса два дня спустя. Разгневанный полководец тут же обвинил этого юношу в государственной измене и приговорил его, словно жалкого разбойника, к распятию. Но вскоре он сжалился над несчастным молодым человеком, приказал снять его тело с креста и отрезать голову.
Красовалась на форуме и голова Августа Траянского – главного сенатора, который применяя весь свой дар убеждения, просил императора Сертора не исполнять никаких требований Серкса и ждать прибытия из Африки консула Мессалы с его войском. Не стоит и говорить, насколько печальной была участь главного сенатора, когда яростный Гней Серкс узнал обо всех тех препятствиях и кознях, которые ему чинил этот государственный муж.
Убийства и показательные казни в столице империи продолжались еще несколько недель после восшествия в город Гнея Серкса.
– Я борюсь с предателями! – воскликнул он однажды с трибуны на форуме испуганному народу. – И буду бороться с ними, пока последний из них не умрет!
Много замечательных людей погибло в первые дни господства Гнея Серкса. Он не жалел никого, кто по его мнению мог представлять угрозу для его власти. На следующий день после своего триумфального возвращения Серкс приказал своим отборным солдатам окружить здание на форуме, в котором заседал сенат.
Созвав чрезвычайное совещание сената, он, в присутствии своих солдат, объявил испуганным сенаторам о том, что на время беспорядков и смуты в городе вся власть передается временному диктатору. Нечего и говорить, что должность диктатора Гней тут же присвоил себе.
– Я буду судить и казнить до тех пор, пока в империи не будет ликвидирована всякая угрозу порядку, – сказал Гней, стоя в центре трибуны в полном боевом облачении и с мечом на поясе.
Никто не посмел ему возразить.
Едва он явился во дворец и предстал перед императором, несчастный старик Сертор умоляюще протянул к нему руки:
– Скажи, скажи… что… что с ним произошло… где он? – простонал со слезами на глазах пожилой владыка.
Гней Серкс любил театральные жесты. Вот и сейчас он склонил свою голову, желая как можно более ярче и правдоподобно изобразить свою наигранную скорбь.
– К сожалению, мой император, мы одержали поражение, – патетически произнес он. – Но в этом нет моей вины, абсолютно. В противном случае – я бы немедленно бросился бы на свой меч. Из-за действий ряда предателей наша армия была сильно ослаблена и растеряна. Ситуация усугубилась тем, что варвары из Миделл применили против меня и моих солдат неведомое нам оружие. Мы оказались полностью беззащитными перед своими врагами. Однако в ближайшее время я собираюсь исправить этот позор. Всего за два месяца я соберу новую армию для окончательного разгрома Миделл. Я отомщу варварам за гибель вашего наследника и мой позор…
Едва Гней произнес слова о гибели римского наследника как Сертор схватился за свою голову обеими руками и взревел словно раненый хищник.
– О, боги! За что, за что! – закричал император. – Почему вы не сохранили жизнь моему сыну? Чем я так вас разгневал? Чем я заслужил такое предательство?!
– Гай Марк находился в безопасном месте, в лагере, – несмотря на причитания императора решил продолжать свое повествование Гней Серкс. – Однако главный предатель и заговорщик, действуя по своему заранее разработанному плану, обвинил юного наследника в трусости и тем самым настроил его взять лошадь и пуститься в бой. Тот человек, совершивший столь страшный поступок, собирался умертвить наследника, расправиться со мной, а после присвоить победу над варварами себе. Имя этого мерзавца: Требиус.
Казалось, что император совершенно не слушал рассказ Серкса. Он по-прежнему сильно рыдал и трясся всем своим тщедушным старческим телом. Внезапно он убрал руки от своей головы, и со страшным выражением на лице стал грозить кому-то кулаком.
– Я отомщу! Каждой жалкой твари, которая повинна в смерти моего первенца! Каждой! – сорванным плачущим голосом кричал Сертор, не переставая трясти в воздухе кулаком, словно стараясь кого-то испугать.
Внезапно на его лице выразилось полное успокоение. Он повернул голову и безумными глазами посмотрел на Гнея Серкса.
– Гней, мальчик мой, – сказал он, подходя к полководцу и беря своей старческой ссохшейся рукой край его плаща. – Пусть будет так. Я дарую всю власть тебе. Ты можешь убивать их сколько угодно. Ты можешь разрушать и жечь сколько угодно....
Серкс смог заглянуть в глаза императору. В них читалось совершенное безумие.
– Ты правитель… Но поклянись мне, что убьешь всех изменников, которые погубили моего сына, – хрипел умирающий безумный старик, все сильнее сжимая в своей уродливой руке край полководческого плаща, – поклянись мне, что разрушишь этот проклятый город – Миделлы! Разрушишь до основания!
Полководец мягко взял руку императора и несильно сжал ее в своей руке.
– Я уничтожу их, в этом можете не сомневаться, – уверенным голосом сказал Серкс, – от вас, мой император, мне нужно только одно. Вы должны полностью одобрить мою диктатуру, и тем самым позволить мне вершить справедливый суд над всеми врагами империи.
– О, да, да… делай так, как считаешь нужным, – слабеющим голосом сказал Сертор, медленно садясь в плетеное кресло, стоявшее посреди темного зала.
– Я дарую тебе все права императора, – произнес Сертор, смотря своим отстраненным взором на блестящий черный пол, – я даже готов сделать тебя своим наследником, если ты выполнишь все то, что обещаешь сейчас.
– В этом ни у кого не будет сомнений! – воскликнул Серкс, намереваясь уйти.
Он вскинул свою руку, приветствуя полубезумного императора, а затем быстро развернулся и пошел прочь. Утомленному жизнью и ее трагедиями, императору Сертору оставалось только наблюдать, как красиво и величественно развивается кроваво-красный плащ полководца, который стремительно удалялся от него. В этот момент император почувствовал, как легко вся его неограниченная власть выскользнула из его слабых старческих рук.
Теперь эта власть принадлежала Гнею Серксу. Полководец отлично понимал, какого могущества он достиг. Именно поэтому, когда он проходил по просторному залу в императорском дворце, на его лице выступила счастливая и в то же время страшная улыбка.
***
Убийства и разбой в Риме продолжались еще несколько недель. Серкс раздал огромное количество денег из императорской казны своим ветеранам, желая максимально задобрить их и еще более привязать к своей особе.
– Никто не позаботиться о вас так, как забочусь я! – восклицал он, выступая перед своим войском. – Вы получите землю, золото, славу и рабов. Взамен я прошу от вас беспрекословной преданности.
Его солдаты ликовали. Однако денег на поддержание бесчисленного войска у Серкса не было. Он пытался восполнить финансовые потери путем проскрипций: убийства богатых граждан и изъятия их имущества. С этой целью однажды утром Серкс приказал вывесить на форуме таблички с именами тех римлян, которые, по его мнению, были причастны к покушению на него. Как ни странно, но в эти списки попали имена одних лишь богатых и знатных граждан. Внизу, под именами жертв, на каждой из табличек красовалась надпись, которая призывала всех законопослушных граждан найти и убить любого человека из представленных в списке. За это убийце изменника была гарантирована щедрая награда. Первыми эти объявления прочитали самые знатные граждане города. У них было много свободного времени, и поэтому многие из них предпочитали вставать рано утром, чтобы посетить политические собрания на форуме и узнать последние новости. Нельзя передать весь тот ужас приговоренных к казни людей, которые увидели свои имена в тех злополучных списках. Они побежали прочь с форума в свои дома. Там они попытались забарикодироваться и переждать весь происходящий с ними ужас. Однако вскоре на форум пришла городская чернь. Увидев таблички с именами людей, толпа тут же ими заинтересовалась. Узнав, какую щедрую награду предлагают за жизнь и без того непопулярных в Риме людей, толпа плебса мгновенно возбудилась и пришла в движение. Потоки злорадствующего народа хлынули на улицы. Они врывались в дома приговоренных римлян, избивали и душили их. После экзекуции обрадованные убийцы тащили мертвые тела казненных или их отрезанные головы к форуму, желая получить свою обещанную награду.
Серкс, который к полудню ожидал вестей о состоявшихся казнях, стоял на большом возвышении на форуме. Он приказал окружавшим его легионерам не скупиться, и щедро раздавать награду тем, кто принесет доказательство смерти занесенного в списки изменника. Солдаты щедро раздавали награду убийцам, а имена уже казненных богатых и знатных римлян небольшим камнем стирались с деревянных табличек. К вечеру того дня, многие городские улицы были усыпаны мертвыми телами с отрезанными головами. Количество убитых никто не брался подсчитать, но для многих было ясно, что оно перевалило за несколько тысяч.
Позже новый владыка Рима приказал конфисковать все имущество казненных римлян. Однако результат от этой меры был незначительным. Казна не пополнилась даже на половину от желаемого количества денег и золота.
Гней Серкс был в ярости. Он понимал, насколько хрупка и нетверда его власть. Сенат мог в любой момент набраться храбрости и объявить Гнея узурпатором власти, что неминуемо имело бы самые страшные для него последствия. Да и в его преданном пока войске из-за отсутствия своевременного жалования могли начаться волнения. К тому же, Серкс не мог обеспечить своих солдат обещанной землей, так как для ее покупки у него не было средств. А конфискация земли на территории покоренных народов могла привести к страшной дестабилизации во всей империи.
Серкс понимал, что спасти его могло только одно решение: возвращение в Миделлы.
***
Тусклый и мрачный солнечный свет слабо освещал утренние улицы Рима. Большая толпа людей собралась на площади Марка Траяна. И цивильные горожане, и рассерженный голодный плебс пришли сюда ранним утром, дабы услышать речь Гнея Серкса, о которой было публично объявлено заранее. Но у пришедших сюда в столь ранний час, когда Солнце едва лениво начинало подниматься из-за горизонта, были совершенно разные надежды и помыслы.
Благородные граждане ожидали услышать от Серкса слова об окончании репрессий в Риме и о восстановлении полуреспубликанского порядка. Большое скопление городского плебса, напротив, ожидало начала щедрых хлебных раздач и объявления о необходимости новых казней среди горожан, желая поживиться имуществом тех, кого можно будет законно убить.
Сам Гней Серкс явился на площадь гораздо позже, чем было запланировано. Он не спеша поднялся на небольшую трибуну, возвышавшуюся на площади, рядом с высокой колонной, на вершине которой красовалась прекрасная статуя императора Траяна.
– Римляне! – вскричал Гней Серкс своим уставшим и ослабевшим из-за нескольких бессонных ночей голосом. – Я уничтожил и растоптал врагов империи здесь, в ее сердце. Все, кто рассчитывал незаконно захватить власть надо мной и вами, жестоко поплатились за свои злодеяния.
– Но наши враги там, за северными горами, все еще наслаждаются жизнью! – он поднял свою руку, указывая ею в неопределенную сторону. – Они погубили многих наших достойных сынов и мужей! И они не должны рассчитывать на то, что мы забудем об их существовании!
Повсюду вокруг сохранялась мертвая тишина. Ни один из тысячи людей, слушавших полководца, не проронил ни слова. Казалось, даже в воздухе вокруг ощущалась усталость населения Рима от затянувшихся войн и затрат на далекие походы. Гней Серкс прекрасно чувствовал настроение людей, собравшихся внизу, на площади.
– Итак, – прокричал Серкс, – я решил пожертвовать своей жизнью и своим благополучием, и принял решение отправиться в новый поход на Север, против Миделл.
Он на секунду затих и прислушался. Однако толпа, окружавшая его, упорно молчала. Не раздалось ни одного возгласа одобрения или порицания.
– Я уже отдал приказ готовить войска к новому походу, – вынужден был в полной тишине продолжать свою речь Гней Серкс. – Клянусь вам, римляне, что это будет последний поход. По его окончании варвары будут окончательно разбиты, а их бывшая крепость станет самым наглядным примером римского могущества. Вы же получите небывалый триумф, нескончаемое празднество и многодневный конгиарий. [7 - * Денежные и продуктовые раздачи в Риме.]*
Толпа продолжала оставаться спокойной, даже несмотря на щедрые обещания полководца.
Гней Серкс не желал более продолжать свою унылую речь. Он высоко вскинул правую руку в римском приветствии, после чего удалился с трибуны.
Расстроенная толпа, не услышавшая желанных слов от правителя Рима, стала медленно и удрученно покидать площадь Траяна.
В тот же вечер Гней Серкс явился в казармы к своим солдатам. Он уже давно отдал распоряжение готовить войска для нового похода. Уже давно заработали сталелитейные мастерские, заготавливая металл, из которого позже будет собираться сложные машины для разрушения стен и метания зажигательных бомб. Из своих ветеранов он сформировал новые сильные ударные легионы, оснащенные лучшей броней и оружием.
– Я знаю, насколько сильно оружие варваров из Миделл, – сказал полководец, выступая перед своими ветеранами, – но на этот раз мы не позволим им приблизиться к нам даже на незначительное расстояние. Разве только для того, что бы они попросили пощады.
Солдаты с неприкрытым равнодушием выслушивали речь своего военачальника, приведшего их обратно в Рим. Они знали все о его храбрости и военном таланте. Однако все достижения Гнея Серкса в глазах солдат меркли от того, что их вновь заставляли двигаться куда-то далеко на Север, в пропасшие земли. Даже обещание долгожданной земли за успешный поход и богатства не могли вернуть многим легионерам прежний боевой дух и уверенность в силе римского оружия.
– Мы воздвигнем непреступные боевые укрепления на подступах к вражеской крепости, – продолжал свою речь Серкс, – их город мы спалим дотла зажигательными бомбами, после чего выдержим их возможную контратаку.
– И сколько времени займет этот новый поход?! – недовольным голосом воскликнул кто-то из солдат.
Гней Серкс был серьезно раздосадован такой наглостью выкрикнувшего этот вопрос солдата. До этого никто не позволял себе обрывать его выступления с речью.
– Он займет столько времени, сколько будет нужно, – решительным тоном ответил полководец, – но клянусь вам, по его окончании вы получите все причитающиеся вам блага и богатства.
– Я прошу вас только об одном! – театрально подняв свою руку вверх и резко повысив голос, сказал он. – Вы должны в последний раз, пусть видят боги – в последний раз, совершить свой доблестный подвиг, и выйти на схватку с последним страшным врагом. За это, ни боги, ни Рим – никогда не забудут вас. Вы станете навечно героями истории, такими как Гораций Коклес, или Эней!
Однако столь бурная речь Серкса не вызвала сильного ажиотажа среди солдат. Лишь только у молодых новобранцев, от предвкушения скорых грандиозных событий, загорелись их юношеские ясные глаза.
Попрощавшись с солдатами, Гней Серкс покинул казармы и направился к императорскому дворцу. Настроение его было крайне плохим. Над ним в буквальном и переносном смысле сгущались тучи. Осеннее небо над Римом в вечерний час стало необыкновенно темным, и вскоре с него начал падать крупный проливной дождь. Вслед за ним раздались бурные раскаты грома.
– Мерзкие глупцы! Дети свиней! – негромко кричал Гней Серкс, в полном одиночестве поднимаясь по широкой мраморной лестнице к императорскому дворцу. – Они только и могут, что бесконечно потреблять пищу, пьянствовать, да требовать денежных и хлебных раздач!
Он остановился посередине лестницы, обернулся и осмотрел с вышины Палатинского холма на простиравшийся внизу город.
Улицы Рима горели яркими огнями, но были абсолютно пусты.
«Я изменю здесь все! – сказал про себя полководец, – все изменится, когда я вновь вернусь сюда, все будет гораздо лучше».
Серкс не спеша прошел по пустым залам императорского дворца, с его волос и одежды на чистый мраморный пол падали капли воды. Его лицо было искажено злобой, из-за того, что беспокойный император вызвал его во дворец в столь поздний час и в ненастную погоду.
Полководец застал императора Сертора лежащим на большой кровати и накрытым толстым одеялом. Его голова покоилась на нескольких толстых подушках, а рука, выглядывавшая из-под края одеяла, напоминала ссохшуюся толстую деревянную ветвь.
– А… мой молодой наследник Гней Серкс… вот ты и явился ко мне… – похрипел старик-император, смотря на представшего перед ним Гнея белыми безжизненными глазами.
Гней Серкс настороженно заметил, что по обеим сторонам кровати стояли вооруженные легионеры императорской стражи.
– Ты знаешь, что такое правда, мой юный наследник Серкс? – спросил император своим изможденным голосом.
– Правда открывает наши глаза и заставляет увидеть самые удивительные вещи вокруг… – продолжал император, не дав Гнею сказать хотя бы одно слово, – к сожалению, мы узнаем эту правду нескоро, а потом нам приходится исправлять ошибки, совершенные нами из-за незнания правды.
– Что вы хотите сказать, император? Я вас не понимаю! – немного растеряно проговорил полководец.
– Я хочу сказать, что вся правда о тебе раскрылась, Гней Серкс, – сказал император.
Гней был совершенно растерян. Особенно его начинали пугать грозные легионеры, смотревшие на него с нескрываемой злобой.
– Твое коварство не знает предела, мнимый полководец! – все сильнее надрывал свой старческий голос император Сертор.
– Вчера вечером в Рим явился человек… о, я знаю хорошо этого человека! – хрипел император, – это был Гессал, оруженосец нашего общего с тобой и близкого друга Требиуса.
– Не может быть…! – воскликнул Гней.
– О… я вижу, что ты тоже очень обрадовался его внезапному приходу… – продолжал император, – знаешь, он рассказал нам многое о вашем удивительном военном походе…
– Чтобы не сказал этот человек, все это ложь! – воскликнул Гней.
– Успокойся Гней… – прохрипел старик, слегка улыбнувшись своим ссохшимся ртом, – разве я в чем-то обвинил тебя сейчас? Разве я сказал что-то, что могло обидеть тебя?
– Нет, мой император, – смиренно казал Серкс.
В императорской спальне раздался отчетливый звук доставаемых из ножен мечей.
– А мне стоило бы это сделать, – сказал император.
Он поднял свою сухую и костлявую руку, указывая указательным пальцем на Гнея.
– Теперь-то я знаю, кто в империи настоящий лжец и предатель! – вдруг отчетливо и страшно прохрипел он.
– Я был бы полным глупцом, если бы не внял рассказу Гессала о том, как ты убил его хозяина – Требиуса! – полукричал-полухрипел император. – Ты убил моего лучшего друга и преданного война, поднял восстание твоих шакалов-солдат против его доблестного войска, а позже явился в Рим и объявил себя мучеником и справедливым возмездием!
– Ты мерзкое отродье и волчий ублюдок, Гней Серкс! – взвизгнул император, извергнув из своего рта брызги вонючей слюны. – Как смел ты мне лгать?!
– Это ложь! Гессал – лживая собака, такая же, как и его начальник Требиус! – свирепо закричал Гней Серк.
– Нет… нет… – протянул император, пытаясь подняться со своей большой постели. – Лживая собака это ты, Гней Серкс!
Попытки императора подняться на ноги оказались тщетными. Вместо этого он лишь рухнул с постели на пол. Белый тонкий балахон, в который он был одет, сполз с его плеч, обнажив весь ужас заживо гниющего тела. Медленно переставляя свои руки, император Сертор попытался подползти к стоящему перед ним полководцу.
– Ты убил не только моего друга Требиуса, ты убил и моего любимого сына! – свирепо смотря на Гнея и выпуская изо рта белую пену, отчаянно хрипел император. – За это я убью тебя!
– Это ложь! Кровь Гая Марка не на моих руках! – вскричал Гней.
Император все ближе подползал к нему, а стражники, стоявшие нерешительно на своих местах, все же достали свои мечи из ножен.
– Ты, твой отец, твоя мать! – хрипел страшный старик, ползший по мраморному полу. – Вы все лишь жалкое племя волков…
– Вы всегда хотели, и хотите сейчас, только одного – моей власти! – глаза императора, наполнившиеся кровью, были ужасны. Его тело напоминало кучу костей и дряблой кожи, переваливающихся по полу. Гней Серкс не мог без отвращения смотреть на это ужасное существо, приближавшееся к нему. Однако ему хватало храбрости и самоуверенности, чтобы оставаться на месте.
– Хорошо, что я догадался отправить твоего отца к этим варварам, он остался там навсегда! – продолжало говорить страшное чудовище на полу. – Жаль, что ты не повторил его же участь, сын волчицы!
Этого полководец уже больше стерпеть не мог. Забыв про все на свете, рассвирепев до животного безумия, он со всей силы ударил императора ногой по лицу.
Бесформенная масса, которая когда-то была самым великим человеком в Риме, неестественно перевернулась и замертво упала, распластавшись на черном полу.
Легионеры императора с мечами в руках тут же с ревом кинулись на Гнея Серкса.
Однако полководец прошел через огромное количество сражений, он дрался с самыми опасными врагами, число которых иногда превышало и дюжину. Именно поэтому, справиться с двумя жалкими легионерами из императорской стражи для него было очень легко.
Мгновенно выхватив свой меч, Гней Серкс резко присел вниз и со всей силы наотмашь ударил им легионера, который первым подбежал к нему. Крепкий удар рассек все сухожилии на ноге несчастного стражника. Он громко взревел и рухнул на пол, а кровь из его разрезанной ноги моментально хлынула во все стороны.
Второй воин также попытался вступить в схватку с опытным полководцем. Однако Гней Серкс не дал ему этого сделать. Он со всей силы ударил бедолагу ногой в грудь, заставив того немного склониться. После этого Серкс нанес умелый удар острием своего меча прямо в шею противника. Вырвав свой меч из шеи стражника, Серкс еще раз высоко взмахнул им, и голова раненого легионера упал с плеч на пол.
Стоны и рыдания второго императорского стражника, раненого в ногу, все еще раздавались позади полководца. Отдышавшись после короткого боя, Серкс подошел к несчастному с разрубленной ногой и презрительно посмотрел на его скорченное от боли лицо.
– Вы деретесь не лучше, чем ваш покровитель Требиус! – сказал полководец, наступив ногой на грудь раненному стражнику и прижав его тело к полу. – Если не можешь драться достойно, то хотя бы умри достойно.
Произнеся эти слова, Серкс вонзил свой меч глубоко в шею врага, после чего с силой провернул его там. Кровь хлынула во все стороны, испачкав одежду и лицо победившего полководца.
Когда стоны и хрипы поверженных стражников смолкли навсегда, Гней Серкс обратил внимание на императора Сертора. Его голое уродливое тело лежало полностью неподвижно.
Гней аккуратно подошел к нему и взглянул на лицо императора. Его предположение оказалось верным – сильного удара ногой оказалось достаточно, чтобы сломать шею несчастному безумному старику.
– Все так, как ты и хотел, старик… – сказал полководец, в последний раз взглянув на неподвижное лицо бывшего императора Рима, – теперь ты, наконец, воссоединишься со своим любимым сыном.
Он достал свой меч из шеи убитого солдата, тщательно вытер его белым балахоном, спавшим с императорского тела, вставил оружие в ножны и покинул императорские покои.
Той же ночью в императорском дворце вспыхнул страшный пожар, уничтоживший огромную часть здания.
Толпа внизу с интересом наблюдала за тем, как полыхает это массивное строение, еще совсем недавно казавшееся всем римлянам вечным. Многие с ужасом понимали, какие страшные последствия и перемены могут последовать за этим ночным пожарищем.
***
Смерть императора не вызвала большого волнения в городе. Долгое время никто не объявлял о кончине владыки. Тем временем вокруг столицы продолжалась подготовка к новой войне. Военный лагерь вокруг городских стен все более разрастался, а городской плебс каждый день отправлялся понаблюдать за движением тяжелых римских боевых машин, которые должны были отправиться вместе с новой армией Гнея Серкса в далекий поход против неведомых варваров.
Сам полководец за несколько месяцев усиленной подготовки к предстоящей кампании только однажды предстал на форуме. Отсюда он объявил гражданам о трагической смерти императора в огне пожара. Он не стал слишком долго скорбить о смерти владыки, стараясь как можно скорее стереть из народной памяти это событие.
—Это наказание нам всем! – заявил он, выступая на форуме. – Сам Юпитер направил свою молнию во дворец нашего возлюбленного императора! Это было наше наказание за то, что мы так долго медлили и боялись покарать диких и ненавистных варваров!
Речь полководца, который после гибели императора Сертора стал бессрочным диктатором империи, была встречена римлянами полным молчанием. Все замерли в безмолвном ожидании и страхе.
– Теперь я беру на себя эту нелегкую ношу, властвовать в Риме! – кричал Серкс с возвышения на форуме. – Всю свою власть и могущество я направлю на разгром варваров! И как только я уничтожу их, вся власть вновь вернется в руки народа, сената и нового законного императора!
Речь Серкса была короткой. После нее он уже не появлялся на публике, сосредоточившись на подготовке военной машины Рима к походу против Миделл.
День и ночь он проводил в уцелевших после пожара залах императорского дворца на форуме. Здесь он рассматривал карты Северных земель. Он изо всех сил старался разработать идеальный план вторжения в Миделлы. Вновь и вновь он просматривал императорский архив, пытаясь найти хоть какую-то информацию об этом странном и загадочном городе. Но все усилия полководца были напрасны. Среди толстых бумажных столбцов, составляющих описания иноземных городов и культуры их народов, он не нашел ни одного документа, который мог бы поведать правителю Рима хоть что-нибудь о том далеком северном городе.
– Проклятые варвары! – вскричал Гней Серкс, сидя в темном зале уцелевшей после пожара императорской библиотеки. – Неужели так никто и не смог проникнуть в тайны этих дикарей!
Он со злостью смахнул рукой со стола большую груду бумаг и документов.
– Ну что же, – спокойно сказал полководец, поднимаясь из-за письменного стола, – если эти дикари не хотят вступить с нами в контакт, мне остается только облить их городишко кипящим маслом сверху донизу.
Всего через несколько недель его армия была полностью подготовлена и укомплектована. Она была готова выступить на войну.
Осенним утром три тысячи семьсот пятьдесят седьмого года от основания Рима главный полководец империи восседал на своем белом коне, на одном из холмов, окружавших Вечный город. Он наблюдал, как его войска выстраиваются в боевой порядок, а железные машины, оснащенные пушками, огнеметательными орудиями и таранами, двигаются в авангард войска.
Над головой полководца пролетело несколько воздушных машин, корпус которых был снабжен зажигательными бомбами. Они сделали небольшой разворот в воздухе и плавно приземлились на посадочные площадки в центре военного лагеря.
– Ну что же, войско готово! – громко произнес Серкс, обращаясь к своим генералам, стоявшим на холме позади него.
– Сначала я закидаю проклятый варварский город огненным ливнем, а затем железные колеса наших таранных машин сравняют его остатки с грязью на земле! – громко произнес полководец.
Военачальники Серкса послушно кивали головами после каждого его изречения.
Кровавое Солнце скрывалось за горизонтом. А на следующий день вся эта тяжеловесная армия начала свой марш на Север. Захватить и разрушить город Миделлы – это был единственный шанс для Рима сохранить свой авторитет среди покоренных народов, а для Гнея Серкса – возможность сберечь свою драгоценную жизнь.
Глава XIV.
– Да, это удивительная вещь. Я не видел ранее ничего подобного этому…
– Это достижение наших предков.
– Я хотел бы поступить так, как хочешь ты…
– Но ты не можешь…?
– Ты же знаешь, вы никогда не примете меня…
Юлия смотрела на него своими большими глазами, на которых отчетливо выступали слезы.
– Между нами разница, и она большая. Но я больше никогда не стану считать вас…
Она положила свою ладонь на его гладкую щеку и заглянула прямо ему в глаза.
– Ты больше никогда не станешь считать нас варварами? – спросила Юлия, поглаживая своими пальцами щеку Гая.
– Да. Именно так, – тихо произнес он.
Гай Марк и его спутница находились в едва освещаемом солнцем большом помещении. Оно было уставлено массивной деревянной мебелью, а полы были устланы толстыми коврами из звериных шкур. Окна в этом зале были большими с толстыми и широкими стеклами. Однако свет почти не проникал сквозь них в сумрак полутемного зала. Толстые деревянные полки были наполнены научными трудами, сочинениями, трактатами и поэмами греческих, римских, иудейских ученых, писателей и мудрецов.
Гай Марк с интересом разглядывал интересный и необычный круглый предмет, стоявший на толстой деревянной подставке посреди просторного зала. Он был выполнен из какого-то легко материала, слегка светящегося при слабом солнечном свете. Предмет этот напоминал маленький земной шар. Таким, каким его себе представляли римляне и другие развитые народы. На нем аккуратно были выгравированы острова, материки, горы, озера, моря и океаны. Сделано это было с большой тщательностью и красотой. На тех участках суши, нарисованной на маленьком шаре, где располагались страны или города, были аккуратно, ярко-красной краской, подписаны их названия.
– Удивительная работа, – восхищенно произнес Гай Марк, разглядывая маленькую копию Рима, с большой точностью нарисованную на этом удивительном шарике.
Юлия с недовольством увидела, что все внимание юноши захватил этот маленький шар, олицетворяющий собой копию Земли. Двумя пальцами руки она осторожно повернула этот шар, и он быстро закрутился на металлической оси, на которую был насажен.
Это заставило Гая Марка отвлечься и вновь обратить свое внимание на Юлию.
– Зачем ты так… ведь я же еще не рассмотрел все как следует… – расстроенным голосом произнес он.
– Ты мог бы остаться здесь, с нами… со мной, – сказала она, смотря на него странным взглядом, – неужели это так сложно для тебя? Ведь ты больше не римлянин…
Гай Марк выпрямился во весь рост и строго взглянул на Юлию.
– Я римлянин, – твердым голосом ответил он, – и я намерен вернуться к своему народу, каким бы плохим он, по-твоему, не был.
Между ними установилось полное молчание. Гай Марк видел, что эта молодая женщина, к которой он сильно привязался, хотела что-то сказать ему. Что-то, что нельзя произнести как произносятся обычные слова.
– Я знаю, – ответил он Юлии, – ты хочешь, что бы я остался здесь именно из-за тебя…
Юлия опустила свои глаза и неопределенно покачала головой.
– Я тоже бы хотел этого, – продолжал наследник, – ты так дорога мне, как ничто на этом свете… но у меня есть долг. У меня есть мой народ… видят боги, я…
– Ты хочешь поклясться мне в чем-то своими богами…? – прервала его Юлия, – но твоих богов нет, а, значит, все твои слова это обман…
– Я император Рима. И я должен вернуться назад! – воскликнул Гай, – ты сама обещала мне право на возвращение.
Внезапно, после эмоциональных слов Гая, в помещении раздался мужской кашель. Юлия резко подняла голову и внимательно посмотрела перед собой, а Гаю Марку пришлось обернуться, чтобы увидеть того, кто нарушил их разговор.
Прямо позади него стоял мужчина в темных доспехах и темно-синем плаще. Его густая борода все также обрамляла бледное лицо, на котором слегка сверкали голубые глаза. Это был тот самый человек, принявший Гая сразу после его заточения в каменной темнице. Теперь юноша знал имя этого человека. Его звали Серториус. Помимо главного полководца и правителя Миделл, он был отцом Юлии.
– Ты можешь и дальше считать нас дикими варварами, мой юный друг Гай, – спокойно произнес Серториус, подходя ближе к Гаю Марку и Юлии, – но мы всегда сдерживаем наши обещания, ты обязательно вернешься домой.
За несколько месяцев общения с этим мудрым и необычайно воспитанным человеком, Гай Марк проникся к нему глубоким уважением. Поэтому при появлении Серториуса Гай сделал то, чего никогда раньше не делал ни перед одним смертным. Он склонил свою голову и слегка поклонился правителю Миделл.
– Оставь это, Гай, мой мальчик! – улыбкой произнес Серториус. – Вам, римлянам, не подобает кланяться варварам… ведь это мы ваши вечные рабы.
– Он хочет уйти, отец, – произнесла Юлия.
Серториус прошел мимо Гая Марка, и приблизился к тому месту, на котором красовалась круглая модель Земли.
– Удивительная вещь, – сказал правитель Миделл, наблюдая за тем, как маленький шар крутиться вокруг своей оси. – Воистину, наши ученые и изобретатели не знают себе равных. Разве что римляне могут соперничать с нами в науке и войне.
– Войн больше не будет, – уверенным голосом сказал Гай, – как только я вернусь в Рим, я изменю всю политику к завоеванным странам, они получат свободу.
Серториус со всей силы повернул шар и тот завертелся с огромной скоростью. Затем он громко и искренне рассмеялся.
– Мальчик мой, Гай… похоже, что я знаю Рим лучше тебя! – сквозь неистовый смех прокричал Серториус.
Юлия и Гай молча наблюдали за неистовой радостью Серториуса.
– Ты говоришь и обещаешь подобные вещи, лишь находясь под впечатлением, – сказал, немного успокоившись, правитель Миделл. – На тебя произвели огромное впечатления те ужасы и разрушения, причиненные вашей армии моему народу, о которых я тебе рассказал и которые ты увидел сам на улицах города.
– Я говорю искренне! – произнес Гай.
– А я и не сомневаюсь в этом, мальчик мой! – сказал Серториус.
– Вот только твой предшественник, тоже знатный римлянин, Марк Серкс, говорил то же самое! – продолжал он, уже совершенно спокойно. – Он тоже рвался установить мир между нашими народами…
– И что же дальше?! – усмехнувшись спросил Серториус. – Я же рассказывал тебе о судьбе Марка Серкса. Этот благородный римлянин, также как и ты, решил восстановить справедливость, вернуться в Рим, и убедить императора отказаться от войны.
– О, я помню, он был замечательны человеком, – продолжал владыка Миделл, – в конце своих дней он искренне и сильно жалел, что стал полководцем империи и пришел сюда с войной. Он клялся мне и моему народу, что войн между нами и Римом больше не будет. И что же? Скажи мне, Гай.
Гай Марк опустил свой взор, чтобы не смотреть в глаза Серториусу. Теперь он знал, что было дальше. Когда армия Гнея Серкса подошла к Миделлам и объявила новую войну, несчастный пожилой полководец был в ужасе от того, что его слово не будет выполнено. Горе старика стало еще страшнее, когда он узнал, что во главе войска захватчиков стоит его собственный сын. Несчастный Марк Серкс нашел для себя единственный выход. В день начала наступления римской армии на Миделлы полководец хладнокровно лишил себя жизни, бросившись на свой меч. Кровь Серкса-старшего и его страшная смерть навсегда смыли позор старика.
Неожиданно чувства, переполнявшие юношескую грудь молодого наследника Рима, вырвались наружу.
– Я даю свое слово, что такого больше никогда не повториться. Рим больше не придет сюда с войной, – самозабвенно воскликнул он. – А если римляне все же снова решат прийти сюда воевать, я сам буду сражаться против них!
Серториус промолчал, и лишь угрюмо взглянул на юношу.
– Мне остается только верить твоим словам, – после короткой паузы негромко произнес он, – хотя я глубоко сомневаюсь, что они станут реальностью…
– В этом у вас не должно быть сомнений! – вновь отчаянно воскликнул Гай Марк.
Серториус осторожным движением остановил крутящийся шар.
– Ну что же… будь по-твоему… – задумчиво произнес он. – Значит, ты не желаешь остаться с нами?
При этих словах Юлия подняла свою голову и взволновано посмотрела на Гая Марка. Он почувствовал ее взгляд на себе. Но он не пожелал взглянуть в ее сторону и встретиться с ней взглядом.
– Я восхищаюсь культурой вашего народа и его техническими достижениями, – сказал Гай, глядя в глаза Серториусу.
– Ваше оружие, и особенно тот смертоносный луч, который способен разрезать все, на что будет направлен, не знает себе равных, – сказал Гай. – Но несмотря на красоту вашего мира, и вашу безмерную доброту ко мне, у меня есть долг.
– Да, друг мой, именно наше оружие сделало нас независимыми от вас, – сказал Серториус.
Он повернулся и стал удаляться в глубину зала. На полпути правитель остановился и повернулся к Гаю.
– Не в нашей власти держать тебя среди нас, – спокойно произнес он, – завтра, как только взойдет солнце, ты сможешь покинуть Миделлы и вернуться в Рим.
– Но помни! – вдруг грозным голосом воскликнул он, – ты не сможешь вернуться назад. Как бы ты не захотел сделать это, с оружием в руках или с мольбой на губах. Мы не примем тебя назад. Прощай!
Он развернулся и стал быстро удаляться в темную глубину просторного зала.
– Что же ты делаешь! – тихо воскликнула Юлия, когда она и Гай вновь остались одни. – Неужели ты уйдешь?!
– Мне придется это сделать, ведь я же римлянин… – низко склонив голову, произнес Гай Марк.
– И ты оставишь меня, меня…? – сказала Юлия, подойдя к Гаю и гладя своей рукой его вьющиеся волосы на голове.
– Я римлянин… – слабо повторил он.
– Но ты можешь быть римлянином и здесь… с нами…
Их глаза встретились. Дыхание двух молодых людей стало напряженным и редким. Гай Марк чувствовал, как эта прекрасная женщина все сильнее сжимает своей рукой прядь волос на его голове. Он не выдержал. Обхватив своей крепкой рукой ее за талию, Гай Марк сильно прижал девушку к себе. Они слились в долгом и мучительно страстном поцелуе.
Гай Марк отпустил Юлию от себя, и она, слегка отстранившись от него, вновь заглянула в прекрасные голубые глаза римлянина.
– Ты уйдешь, – казала она, – и это все не будет иметь никакого смысла…
– Ты пойдешь… ты можешь пойти вместе со мной?!
Юлия решительно покачала головой.
– Оставь это, – сказала она, беря юношу за руку. – Тот мир, в котором живешь ты, никогда не примет меня.
– Куда ты ведешь меня? – спросил Гай, почувствовав, что Юлия слегка потянула его за руку.
Она лишь слегка улыбнулась на его настороженный вопрос.
– Пойдем, – почти шепотом произнесла она, – завтра ты уйдешь, поэтому у нас осталось очень мало времени.
***
Гай Марк с интересом разглядывал большую механическую установку, которая испускала тот самый смертельный режущий луч, уничтоживший значительную часть армии Гнея Серкса.
Она была установлена у городских стен, на огромной подвижной платформе, передвигавшей это страшное орудие от одного большого проема в каменной стене к другому.
Позади римлянина стояло несколько стражников в темно-синих балахонах.
Гай Марк слышал, как за спинами стражников, следивших за ним, громко переговаривается группа городских жителей, пришедших посмотреть на пленного римлянина. В отличие от Юлии, и ее отца Серториуса, эти люди говорили на незнакомом ему диалекте.
Гай ненадолго отвлек свое внимание от созерцания разрушительной машины, и посмотрел на простолюдинов-варваров, разглядывавших и обсуждавших его. К своему разочарованию он увидел, что эти люди мало чем отличались от прочих варварских народов. Их одежда была крайне скудна и неопрятна. Лица их были обезображены кривыми зубами и не стрижеными волосами. А их речь, тоже была далеко не идеальна и некрасива.
– Похоже, это удел каждого народа, существование образованной и воспитанной знати, и ужасного грязного слоя представителей плебса, – подумал про себя юный наследник.
Созерцание простых жителей Миделл вызвало у него чувство сильной апатии и тоски. Гай отвернулся от этих людей и вновь стал внимательно изучать странное орудие возле городской стены.
«Если бы у Рима было такое орудие, то никто и никогда не посмел бы перечить нам! – думал про себя юноша, – как же хорошо, что ни Юлия, ни ее отец не раскрыли мне секрет его работы и внутреннего устройства».
Один из стражников резко дотронулся до плеча наследника и кивком головы дал понять, что ему пора идти.
«Удивительный город, он не знает себе равных, – думал про себя Гай Марк, шагая вслед за стражниками по улицам Миделл, – жаль, что мне придется навсегда его забыть».
За прошедшие недели он ознакомился со многими достижениями этого народа. Наследник увидел, как в гигантской плавильной мастерской мастера Миделл выплавляют сверхтонкий, но при этом крайне крепкий металл. Этот металл жители города использовали для изготовления посуды и прочей утвари, но в основном он шел на создание оружия и твердых доспехов для воинов и откидной брони для лошадей. Однако долго созерцать процесс изготовления загадочного металла римлянину не позволили.
Кроме огромной плавильной мастерской Гай Марк наблюдал странную машину, которая располагалась в самой охраняемой части города. Каким-то неведомым способом эта махина передавала по тянувшимся от нее толстым веревкам яркий свет на улицы Миделл. Она работала почти без остановки, но благодаря ее работе городские улицы были освящены даже в самую мрачную ночь.
В центре Миделл красовалось огромное здание, слабо, но все же напоминавшее императорский дворец на Палатинском холме в Риме. Однако оно, как и большинство строений в этом удивительном городе, было построено из темно-синего камня, из-за чего выглядело крайне сурово и мрачно.
Именно в подвале этого дворца и располагалась та самая темница, в которой пленного юношу содержали несколько страшных дней. Здесь же располагались покои Серториуса.
Пленный римлянин и седовласый городской владыка виделись почти ежедневно. Серториус приглашал Гая за свой вечерний прием пищи в главном зале дворца. Здесь, сидя за широким и длинным столом, наполненным вкусной и свежей едой, они в полном одиночестве обсуждали богатую историю Рима, его завоевания, военные походы римской армии, выдающихся полководцев империи, а также умерших императоров: хороших и плохих.
Несмотря на щедрые рассказы Гая Марка о своей родине, ее культуре и знаменательных событиях, его собеседник Серториус все чаще молчал, предпочитая с довольным выражением на лице наслаждаться красноречивыми рассказами своего знатного гостя.
– Воистину, меня мучает одно большое сомнение, – воскликнул однажды за вечерним пиршеством Гай Марк, – если вы не считаете меня больше своим пленником, а принимаете меня как равного себе гостя, то почему не посвятите в тайны своих величайших технических достижений?
– Потому, что ты римлянин, Гай, – совершенно спокойно, и с безукоризненной улыбкой на лице ответил Серториус.
На лице Гая отчетливо выступило чувство недоумения.
– И что с того? – настороженно спросил он.
– Вы римляне всегда считали все другие народы, населяющие землю, более низкими в развитии, а их культуру и цивилизацию вы беспощадно уничтожали или подчиняли себе, – ответил Серториус.
– Каких бы культурных и технических достижений не достиг ваш соперник, вы считали своим неотъемлемым правом перенять или отобрать их для себя, – продолжал он, – то, что приносило пользу другим народам, становилось вашей собственностью и эксплуатировалось с еще большей силой. А то, что было создано не вами, и не приносило вам никакой пользы, нещадно уничтожалось Римом.
– К чему ты клонишь, о чем говоришь?! – воскликнул Гай. – Я не понимаю тебя!
– Мы держим достижения нашей цивилизации в строгом секрете, – сказал Серториус, – ничто из наших технологий не должно попасть в руки твоего народа, Гай.
– А все потому, что вы не умеете созерцать и наслаждаться, – продолжал он, – будь в ваших руках наше оружие и технологии, вы бы непременно использовали их для завоевания или уничтожения других народов. Вы бы не стали созидать и наслаждаться красотой нового творения. Вы бы поставили эти науки и технологии на службу своих корыстных и ненасытных интересов.
– Ты говоришь неправду, мой друг Серториус! – расстроенным голосом воскликнул Гай Марк. – Мы, римляне, культурный и развитый народ, и мы с глубоким уважением относимся к истории и обычаям завоеванных варварских народов. И…
Здесь Гай Марк остановился. В его памяти ожили не самые приятные воспоминания о тех военных походах, которые он совершал когда-то в детстве со своим отцом, а затем в юношестве, под руководством Гнея Серкса. Он вспомнил, что римляне не всегда были милосердны к поверженным врагам. Он вспомнил, как в детстве, еще будучи совсем маленьким ребенком, он созерцал огромный горящий город. Сидя верхом на лошади, юный наследник видел, как среди горящих руин непокорной вражеской крепости метались охваченные огнем человеческие фигуры, а вооруженные римские легионеры расстреливали из арбалетов эти горящие человеческие тела. В памяти юноши всплыли и слова его отца, императора Сертора, произнесенные в этот ужасный момент, свидетелем которого стал маленький римлянин:
«Пусть, пусть варвары горят, это будет уроком для всех остальных», – говорил император, поглаживая своей рукой кудрявые волосы на голове маленького Гая Марка.
Эти циничные слова отца, а также весь тот иллюзорный ужас, которые внезапно охватили память Гая, мгновенно заставили его замолчать.
Серториус заметил резкую перемену в настроении Гая Марка. Проницательный старец заметил, что юноша, возможно, подвергся волне воспоминаний о славных римских походах. Однако он не стал тревожить его и злорадствовать своей правотой над ним.
Они продолжали пиршествовать за одним столом на протяжении долгих вечеров. Однако Гай Марк уже больше не требовал от правителя Миделл раскрыть ему секреты своего народа.
***
Постель была приведена в полный беспорядок. Подушки и одеяла упали с нее на холодный пол. В полутемном спальном зале было темно, холодно и неуютно. Сквозь щели в большой и старой деревянной оконной раме в зал струился морозный осенний воздух.
Однако лежавшие на большой кровати мужчина и женщина были совершенно равнодушны к царившему вокруг холоду и мраку. Их тела были влажными от выступившего жаркого пота. Их дыхание было частым и горячим. Они лежали в обнимку, таинственно и внимательно смотря в глаза друг другу.
– Я не могу поверить в то, что тебя завтра не станет рядом со мной… – произнесла Юлия, нежно поглаживая кончиками своих аккуратных пальчиков волосы на голове Гая.
– Я видел людей… тех, что ходят по улицам, они выглядели очень жестокими, – сказал Гай, всматриваясь в глубокие и пронзительные глаза своей спутницы, – я знаю, они ненавидят Рим и всех нас, не будь у меня стражи, они бы разорвали меня на тысячи кусков.
– Они просто не знают тебя, они сочли тебя жестоким убийцей… – ответила Юлия, – если бы у них было больше времени, чтобы узнать и полюбить тебя…
– Все равно ничего бы не получилось! – воскликнул Гай. – Римляне и есть убийцы и завоеватели, это их удел! И я один из них!
– Нет, ты уже не такой… в тебе течет иная кровь, – нежным и умиротворяющим голосом прошептала Юлия, теснее прижимаясь к нему.
Почувствовав ее слабость и привязанность к нему, Гай отбросил все свои ослабшие принципы и ненатуральную строгость. Он обхватил своей рукой ее талию, еще теснее приблизил к себе, и страстно поцеловал в губы.
– Я хочу знать… скажи мне, – произнес он, после долгого поцелуя. – Зачем ты пришла в римский лагерь в тот день, когда здесь появился я вместе со своей армией?
Юлия замолчала, опустив свои глаза.
– Скажи мне, что двигало тобой? – продолжал настаивать Гай Марк. – Ты пришла туда одна, без стражи, и попала в плен… зачем?
Юлия продолжала молчать, потупив свой взор. На ее лице выступил едва различимый румянец.
– Это была моя странная прихоть… прихоть, у которой нет ни причин ни оправданий… – наконец робко произнесла она.
– Прихоть? – переспросил Гай. – Чего же ты хотела добиться этим? Зачем ты пришла в наш лагерь?
– Я хотела… мира, – нерешительно произнесла Юлия. – Melior tutiorque est cetra pax, quam sperata victoria. [8 - * Лучше и надежнее верный мир, чем ожидаемая победа. (лат.) (Тит Ливий, «История»)]*
Гай Марк проникся огромной нежностью к этой женщине. Он молча погладил своей рукой ее мягкие волосы на голове. Ее взор при этом, не переставая, был устремлен на его красивое лицо.
– И как же ты собиралась добиться мира? – спросил Гай у своей спутницы. – Ты хотела попросить у Гнея Серкса не начинать штурм вашей крепости и просто уйти восвояси?
Юлия лишь невинно улыбнулась на его вопрос.
– Я искренне верила, что римляне уважают образованных и культурных людей, – сказала она. – Я тайно покинула город и пришла к вашему главному военачальнику. Я считала, что общаясь с ним на вашем диалекте смогу прийти с ним к соглашению.
– Ты наивна, словно малое дитя, – ответил ей Гай, – римляне не уважают никого, кроме себя. Теперь я понимаю, почему ты оказалась в железной клетке.
– Ваш военачальник пожелал силой и угрозами выяснить у меня, каким образом можно незаметно обойти стены города, – продолжала Юлия.
– И сильно рассердившись от грубости, которая была применена ко мне, я обманула его, – забавно усмехнувшись, произнесла Юлия. – Я указала ему на ложное место, там не было прохода. В том месте располагалась ниша, сквозь которую стрелял наш режущий луч.
Она замолчала. Улыбка исчезла с лица девушки, и она серьезно взглянула на своего прекрасного любовника.
– Из-за моего обмана погибло много твоих сограждан, – сказала она, строго смотря в глаза наследнику, – ты зол на меня за это?
Гай Марк задумался. Ее откровение несколько смутило его. Но никакой злобы или ненависти к своей возлюбленной он не испытывал.
– Нет, я не злюсь на тебя, – наконец ответил он. – Ты сделала это для своего народа. Ты защищала своих соплеменников.
Она вновь погладила его волосы на голове и слегка вздохнула.
– Что же будет завтра, когда ты уйдешь? – тихо спросила Юлия. – Как я смогу пережить это, когда тебя не будет рядом?
– Я не знаю… – расстроенным голосом сказал он.
– Но мне нужно уйти и вернуться в Рим. Иначе наша армия вскоре вновь появиться тут.
Она больше ничего не говорила. Ее стройное тело теснее прижалось к нему. Гай Марк почувствовал прилив приятного и нежного чувства. Они еще раз поцеловались. И это касание губ было настолько страстным, что казалось последним и самым значимым в жизни обоих молодых любовников.
Глава XV.
Гай Марк проснулся первым. Его любовница лежала рядом с ним, и по ее едва слышному дыханию юноша понял, что она еще крепко спит. Толстые лучи солнца проникали сквозь стеклянные окна в большое и суровое помещение.
Вначале Гаю показалось, что кругом стоит полная тишина, и что поблизости нет посторонних. Однако чутье римского воина заставило его присмотреться в темное пространство прямо перед собой.
И он не прогадал…
Прямо напротив кровати, на которой мирно ночевали влюбленные, на громадном деревянном кресле, положив ногу на ногу, сидел Серториус.
Его лицо было необычайно мрачным и бледным. А ярко блестевшие в полутьме глаза, смотри прямо на римского наследника.
– Что случилось! – воскликнул Гай. – В чем дело? Почему ты здесь?
Его пронзительный юношеский голос моментально разбудил Юлию. Она встрепенулась, поднялась на кровати, и, увидев своего отца, быстро закрыла свое обнаженное тело краем одеяла.
Серториус слегка повернул голову, посмотрел на Юлию, а затем немедленно снова взглянул на Гая Марка.
– Твое пророчество не сбылось, мой юный друг, – невозмутимым, но суровым голосом произнес правитель Миделл.
– О чем ты? – взволнованно спросил Гай Марк, поднимаясь с кровати и берясь за свою одежду.
– Помнишь, совсем недавно, ты поклялся мне в том, что войны между моим народом и Римом больше не будет? – спросил Серториус, строго смотря на юношу.
Одеваясь, Гай Марк решительно кивнул головой на вопрос Серториуса.
– Конечно! – мужественно воскликнул он. – Войны больше не будет.
Старик громко усмехнулся, хлопнул своей рукой по своему колену, и резко поднялся с кресла.
– Твое слово дорого стоит, Гай Марк! – воскликнул Серториус.
– Конечно! – воскликнул молодой римлянин. – Почему ты стал сомневаться в ценности данного мной слова?
– У меня на то есть резкие основания, мой друг, – ответил правитель. – и я их тебе сейчас покажу.
Серториус дождался, когда Гай полностью оденется, а затем он жестом пригласил наследника следовать за ним.
Увидев, что происходит нечто странное и пугающее, Юлия дождалась, когда мужчины покинут зал, а затем она быстро поднялась с постели и начала поспешно одеваться. Одевшись, она поспешила вслед за ушедшими отцом и своим любовником.
Тем временем, Серториус и Гай Марк поспешно прошли по полупустым коридорам и залам дворца, поднялись куда-то вверх по широкой каменной лестнице, и вышли на просторный каменный балкон с массивной оградой. С высоты этой площадки Гай Марк смог рассмотреть городские улицы, простиравшиеся внизу, массивную каменную стену, служившей надежной защитой крепости, а также вооруженных солдат, которые с интересом смотрели куда-то вдаль с высоты крепостных стен.
– Смотри туда, вдаль! – воскликнул стоявший рядом с наследником Серториус, указывая своей рукой куда-то вперед.
Гай Марк поднял свою голову выше и посмотрел на горизонт.
И действительно, там, вдалеке от города, за большим, выжженным от многочисленных сражений, полем, виднелось нечто ужасное. Явление это заставило юного римлянина громко и отчаянно вскричать.
Из-за горизонта в небо поднималось несколько сотен столбов густого черного дыма. Гай Марк знал, кто мог разжигать столь воинственное и ровное пламя. Этот дым принадлежал кострам, которые разжигались в римском военном лагере.
***
Гней Серкс не без интереса наблюдал, как быстро и решительно к нему приближаются три человеческих фигуры. Они были полностью, с ног до головы, покрыты длиннополыми темно-синими балахонами. Лица трех гостей также были тщательно замаскированы низко свисающими с головы капюшонами.
«Неужто убийцы? – подумал про себя полководец, – неужто они настолько глупы, что подослали ко мне наемных убийц?».
Все трое посланников приблизились к кордону из вооруженных солдат, которые намертво перекрывали подступ к своему главному полководцу.
Гней Серкс пренебрежительно оглядел всех трех путников, которые отважились явиться в его лагерь из вражеского города. Их темно-синие одеяния вызывали озабоченность у Гнея Серкса, и немного настораживали его.
– Ну что же?! – властно воскликнул полководец, после короткого молчания. – Полагаю, вы пришли попросить у меня мира?
Один из незнакомцев вышел вперед и выпрямил свою руку в указательном жесте. Солдаты, окружавшие Серкса, тут же выступили вперед и ухватились за свои мечи.
– Полагаю, просить мира здесь должен ты, Гней Серкс! – воскликнула фигура в балахоне, указывая своей рукой прямо на полководца. – Тебя, и твою доблестную армию, сюда никто не звал!
Гней Серкс был искренне возмущен этой фразой. Возмущен не тем, что она была произнесена на чистой и безукоризненной латыни, а тем, что произнесена она была крайне бесцеремонным и вызывающим тоном.
– Как смеешь ты, грязный варвар, дерзить мне подобным образом?! – крикнул Гней на стоявшего перед ним незнакомца. – Ты должен быть благодарен мне, что я позволил подпустить тебя и твоих собратьев к своему лагерю и просить у меня пощады.
– Для меня они такие же собратья, как и ты. О, великий Гней Серкс!
Произнеся эту фразу, таинственная фигура одним движением скинула со своей головы большой капюшон.
Полководец и окружавшие его войны моментально оторопели. Все они тут же узнали в прекрасном молодом человеке, представшим перед ними без маски на лице, юного наследника Рима Гая Марка.
Очнувшись от внезапного эмоционального шока, солдаты Гнея Серкса моментально преклонили свои колени перед императором. Сам же полководец все еще пребывал в глубочайшем недоумении и даже ужасе от представшего перед ним призрака.
***
Кроваво-красный плащ Гнея Серкса судорожно и тревожно развевался на холодном осеннем ветру. Его доспехи слабо поблескивали при бледном солнечном свете.
Рука полководца в толстой кожаной перчатке с металлическими вставками нервно сжимала рукоятку вложенного в ножны большого меча. Взгляд Гнея, безразличный и надменный, был устремлен на стоявшего перед ним юношу.
– Я не верю тебе, Гней! То, что ты сказал, не может быть правдой!
Стоявший перед Гнем Серксом юноша был чрезвычайно взволнован и чем-то сильно возмущен.
– Не думаешь ли ты, наследник, что я, преданный и верный воин императора Сертора, довел своего правителя до смерти? – холодно произнес Серкс.
Гай Марк внимательно и грозно посмотрел на своего давнего врага. Гней Серкс увидел, как блеснули глаза юноши, полные недоверия и ненависти к нему.
– Почему ты, столь великий и знатный полководец, не остался здесь, со своими солдатами, до самого конца? – настороженно спросил Гай Марк. – Почему ты бежал от своей армии в самый ответственный и печальный момент?
– Это было не бегство! – грозно вскричал полководец. – Это был несчастный случай. Меня сразил вражеский смертоносный луч, когда я мчался верхом на лошади на помощь своим солдатам.
– И это, – продолжал он, – признал даже твой покойный отец-император. В естественную и славную смерть которого ты, по своему малодушию и юношеской наглости, упрямо не веришь.
– Это мое право, Серкс, – ответил наследник, – во всяком случае, я считаю, что ты незаконно стал диктатором в Риме, пока я, единственный и законный наследник императорской власти, оставался и остаюсь живым!
Гней Серкс нахмурился. Ему совсем не нравились умозаключения этого недалекого, по его мнению, юнца.
– Моя диктаторская власть остается неизменной, – грозно произнес он, – до тех пор, пока над Римом остается угроза нападения варваров из Миделл.
– Я сложу свои чрезвычайные полномочия диктатора, как только, с помощью своего полководческого дара, избавлю империю от этой опасности, – закончил Гней Серкс.
– И доживу ли я до этого счастливого момента? О, величайший полководец? – с нескрываемой иронией спросил наследник. – Не умру ли я от твоих рук, как мой несчастный отец?
– Ты безумец и глупец! Несчастный, тупой юнец! – взревел Серкс.
Оба знатных римлянина стояли посреди огромного выжженного серого поля. Далеко на юге виднелся лагерь римской армии. На севере возвышались неприступные крепостные башни Миделл.
Поблизости от Гнея Серкса и Гая Марка не было никого из людей. Полководец велел своим стражникам вернуться в лагерь и ожидать его возвращения там. Гай Марк также попросил своих спутников-телохранителей покинуть его на время беседы с главнокомандующим армией вторжения.
– Ты можешь считать меня безумцем и глупцом, – невозмутимо ответил на оскорбления Серкса Гай Марк, – но я, справедливо и законно пользуясь своей властью, лишаю тебя командования твоей армией и отменяю твою чрезвычайную диктатуру, никакого похода на Миделлы не будет.
Глаза Гнея Серкса покраснели от переполнившей в один миг все его тело чудовищной ярости. Его рука сильнее и крепче сжала рукоятку меча.
– Ублюдок! Предатель! – свирепо завопил он. – Если ты думаешь, что я позволю тебе совершить измену, то ты ошибаешься, сын волчицы!
– Какая измена?! О чем ты, безумец?! – вскричал, немного отходя назад от бушевавшего полководца, юный Гай Марк.
– Я бы мог убить тебя здесь и прямо сейчас, изменник! – продолжал вопить Серкс. – За твое предательство и кощунство!
– Ты стал одни из этих варваров, ты вступился за них! – сказал он. – Но ты больше не императорский сын, ты предатель, изменник, варвар!
– Я наследник, я император! – вступился за свою честь Гай Марк. – И ты будешь судим за свои слова в мою честь!
– О нет, щенок! – безумно ухмыляясь, ответил Серкс. – Судим будешь ты, щенок, когда я приволоку тебя, закованного в цепи, в Рим.
– Что ты говоришь! – воскликнул Гай. – Одумайся!
– Нет! – продолжал свирепо ухмыляться Серкс. – Я бы мог убить тебя прямо здесь и сейчас, изменник. Но это будет несправедливо по отношению к твоему покойному отцу. После разгрома этих варваров, я доставлю тебя в Рим, для всеобщего суда. И там тебя непременно ждет смерть.
На этом диалог Гнея Серкса и Гая Марка был закончен. Полководец стремительно развернулся, взмахнул своим кровавым плащом, и стал быстро удаляться в направлении своего лагеря.
– И не вздумай приходить в лагерь! – бросил он своему оппоненту, не оборачиваясь назад. – Если объявишься там, и начнешь тревожить мое войско, клянусь, я мгновенно проткну твое жалкое тело своим мечом. Благородные римляне и боги простят мне это убийство. А ты станешь прахом немного раньше положенного тебе срока.
Постояв немного на своем месте и посмотрев вслед удалявшемуся полководцу, который теперь стал его заклятым врагом, Гай Марк также решительно развернулся и стремительно зашагал в направлении ожидавшей его крепости.
***
– Ты говорил с моим отцом? Он позволит тебе сражаться вместе со всеми?
– Нет. Он сказал, что не даст мне вашего оружия и обмундирования.
Гай Марк сидел на большом деревянном стуле посреди просторного, но темного и мрачного каменного зала. Нежная Юлия пристроилась на полу, возле него. Она взяла руку возлюбленного и сильно сжала ее в своей.
– Значит, тебе не стоит идти туда, – тихо произнесла она, – ведь это не твоя война.
Гай Марк наклонил голову и посмотрел на Юлию снисходительным и влюбленным взглядом. Однако в его глазах легко читалась и необузданная уверенность.
– Я все равно пойду туда. Ты знаешь, – отчетливо произнес он.
При этих словах он аккуратно и нежно погладил мягкие волосы на ее голове.
– Но ты же понимаешь, что они, твои сограждане, могут убить тебя! – умоляющим голосом настаивала любовница Гая. – Ты же сам рассказывал мне, что тебе говорил командующий вашей армии, как он угрожал тебе…
Лицо наследника стало хмурым и еще более задумчивым.
– Да, он угрожал мне смертью, – произнес он, – но я думаю, что первым умрет он.
Юлия сокрушенно покачала головой.
– О, бедный, несчастный и наивный юноша, – тихо простонала она.
Гай Марк вновь снисходительно улыбнулся.
– Тебе не стоит меня жалеть, – сказал он, – ты можешь сделать для меня гораздо большее, если принесешь мне оружие и доспехи ваших воинов.
– А также покажешь потайной ход, – быстро добавил наследник.
– Потайной ход…? – переспросила Юлия, поднимая свою голову и смотря в лицо своему юному любовнику.
– Да, – ответил Гай, – тот самый ход, которым ты воспользовалась, чтобы проникнуть в наш лагерь.
Юлия поняла. Она опустила свои глаза и вновь крепко сжала руку своего возлюбленного.
– Тебя убьют, – тихо сказала она, – но тебе не нужно идти туда, ты же больше не римлянин. Это война не твоя.
Он нежно коснулся своими гладкими пальцами ее белой щеки и погладил ее.
– Я римлянин, – сказал Гай, – и ты знаешь это.
***
Вечером того же дня, спустя ровно сутки после роковой встречи Гая Марка и Гнея Серкса, лазутчики из Миделл выяснили, что римляне собираются начать штурм крепости на следующее утро.
Правителю города Серториусу доложили, что коварные враги намереваются начать мощный артиллерийский обстрел крепости при одновременной атаке сразу с трех направлений с использованием тяжелых бронированных машин.
– Глупцы! Безумцы! – гневно кричал владыка Миделл, разглядывая чертежи страшных артиллерийских машин римлян, которые ему доставили лазутчики. – Эти негодяи готовы отправиться на смерть сами, но при этом погубить и всех нас.
– Эти их бомбометательные машины если и не разрушат наши стены, то, во всяком случае, нанесут им большой и страшный урон! – гневно говорил Серториус столпившимся возле него вооруженным людям.
Гай Марк знал об этих опасениях Серториуса. Юлия рассказала ему обо всех страхах правителях Миделл, когда в последний раз пришла навестить своего любовника. Она вновь попыталась отговорить самоуверенного юношу от необдуманного действия. Однако Гай был непреклонен.
– Либо ты дашь мне оружие и покажешь, где расположен тайный выход из города, – разгневавшись, произнес наследник, – либо я пойду туда один, сквозь центральные ворота Миделл, и погибну быстрее, чем следовало бы.
Она взглянула прямо в глаза упрямому римлянину.
– Хорошо, – тихо сказала женщина.
– Я буду просить твоих богов, хоть их и нет на свете, чтобы они оберегали тебя и сохранили твою дерзновенную жизнь, – решительным голосом добавила она.
Лишь только наступил вечер, и вся крепость погрузилась во мрак, Юлия вернулась в покои Гая Марка, принеся туда массивные доспехи из темно-синего блестящего металла, громоздкий шлем с непробиваемым забралом и громадный меч с рукояткой из чистого золота и наконечником, в виде ревущей львиной головы.
Сложив это обмундирование у ног сидящего на просторной кровати Гая Марка, Юлия непонимающе, но влюблено посмотрела на юношу.
– Конь будет ждать тебя у тайного выхода из крепости на рассвете, – тихо сказала она.
Он молча кивнул головой.
– Но обещай мне, – произнесла Юлия, – что ты сольешься с нашим войском, когда они начнут разгром римлян.
– Я не буду участвовать в разгроме римлян, – решительно ответил Гай, – моя цель, это убить Гнея Серкса, командующего армией.
Он поднялся с постели, взял в руки большой меч, умело покрутил его, а после внимательно всмотрелся в острое лезвие.
– Поверь мне, – не отвлекаясь от созерцания меча, сказал Гай, – после смерти этого негодяя, войне придет конец.
Юлия медленно и осторожно дотронулась до меча, заставив Гая опустить его.
– Я верю, о, безумный римлянин, что ты сделаешь то, что задумал… – сказала она, поцеловав юношу в губы.
Он обнял ее за плечи и страстно прижал к себе. Его губы стали покрывать ее шею непрестанными поцелуями, а руки яростно стаскивать одежду с ее прекрасного тела. Юлия в сладостном упоении поддалась. С каждой минутой все вокруг погружалось в вечерний мрак.
***
На следующее утро, едва над горизонтом начало бледно-красным светом сиять хмурое и тревожное солнце, Гай Марк решительно пробрался сквозь узкие каменные коридоры за массивные крепостные стены. Оказавшись снаружи крепости, юноша нерешительно прошелся по мягкому песку, и дотронулся рукой до маленькой травы, которая, то тут, то там вяло пробивалась на воздух сквозь толщу выжженной земли.
Ему было приятно вновь ощутить себя свободным человеком. Однако разум его все равно был омрачен необходимостью выполнить свой ужасный долг.
Гай Марк огляделся, и сразу же убедился в том, что его прекрасная и верная возлюбленная не обманула его. Немного вдалеке, за небольшим, но очень лохматым кустарником, стояла стройная коричневая лошадь.
Наследник подошел к животному и провел рукой по удобному седлу и крепким сбруям.
Внезапно все умиротворенные мысли Гая Марка были прерваны оглушительным и грозным механическим ревом.
«О, этот железный рев! – подумал про себя Гай, – каждый римлянин знает этот жуткий и ненавистный рев!»
Этот звук принадлежал сотням громадных металлических труб, через которые римляне объявляли о начале сражения.
Не успел смолкнуть страшный звук, ознаменовавший начало войны, как сразу вслед за ним раздался другой шум, еще более страшный. Это была артиллерийская канонада. Римляне открыли огонь из всех своих орудий по непреступным стенам Миделл.
Не дожидаясь, пока под стены города упадут разрывные снаряды, Гай Марк вскочил на лошадь и пришпорил ее. Он помчался в сторону небольшого, почти выжженного, соснового леса, который был расположен в стороне от штурмуемого города и римского лагеря.
«Главное дождаться штурма Миделл! – подумал он про себя, крепко сидя в седле на несущейся лошади, – затем я проникну в лагерь к этому безумцу Гнею Серксу, и убью его!»
Глава XVI.
Не прекращаясь, словно обезумевший гигантский смертельный инструмент, громыхала артиллерия римлян. Снаряды один за другим аккуратно попадали в стены штурмуемой крепости, откалывая от нее огромные куски, которые, вздымая вверх большие клубы темно-синей и серой пыли, с ревом падали на землю.
– Еще две сотни снарядов и вы можете начинать штурм! – крикнул своим генералам сквозь непрекращающийся шум Гней Серкс.
– Но напомните своим солдатам, чтобы они тщательно избегали режущего луча!
Полководцы покорно выслушали своего командующего и единодушно кивнули головами.
Серкс оглядел своих подчиненных взволнованным и горящим взглядом.
– Наследника, Гая Марка, попытаться взять живым, – напомнил он военачальникам, – римский народ сам решит, как с ним поступить дальше.
Едва отгромыхал последний снаряд, как авангард римской армии решительно ринулся вперед.
Последний штурм начался.
В одеянии триумфатора, верхом на стройном и сильным белом коне, грозный Гней Серкс созерцал, как начинало разворачиваться последнее. И самое славное сражение в его жизни. Если его армия одержит решительную и окончательную победу над варварами, он навсегда станет владыкой Рима – исполинской мировой державы. Если же римляне вновь потерпят унизительное поражение – он не заставит всемогущих богов долго ожидать его прихода. В таком случае, решил великий полководец, он немедленно пронзит себя мечом, и своей кровью смоет позор и несправедливость привередливой истории. Так решил Гней Серкс.
Все легионы, из которых состояла армия Серкса, были выстроены в боевом порядке. Солдаты с интересом и восторгом наблюдали, как снаряды, выпускаемые римскими боевыми машинами, свирепо вонзались в стены ненавистного города.
«Сейчас! Сейчас! Этим варварам придет конец!» – проносились в голове полководца свирепые мысли.
Рев орудий все нарастал.
– Вначале атакуем их крепость прямым ударом по центру, – отдавал последние распоряжения Гней Серкс, – Затем ударим по флангам!
Таранные машины двигались, сотрясая воздух вокруг себя металлическим грохотом, впереди авангарда римской пехоты. Они были готовы раздробить городские стены, и, к ужасу находящихся внутри варваров, стремительно ворваться в их логово.
Но, несмотря на приближение грозной опасности, крепость оставалась полностью неподвижной и спокойной. Никто из-за крепостных стен и огромных башен не открывал огонь по приближающемуся, словно большая железная волна, войску.
– Что-то не так! – взволнованным голосом воскликнул Гней Серкс, наблюдая за движением войска через увеличительное стекло своего подзорного прибора.
– Варвары что-то замышляют, – сказал он, – вокруг крепости все слишком спокойно.
Едва он произнес это, как все пространство перед глазами полководца озарилось ярчайшим пронзительным светом. Серкс прикрыл глаза рукой и пригнулся. Едва ослепительный свет вокруг стал постепенно угасать, он увидел, как от одной из стен крепости отделился толстый, но ровный горизонтальный луч света. Он мгновенно вонзился прямо в группу приближавшихся к крепости солдат и боевой техники. Мгновение спустя на поле боя раздался нечеловеческий рев, дополняемый скрежетом разрезаемого на части толстого металла.
– Луч! – вскричал Гней Серкс. – Они вновь применили свой проклятый луч!
Войсковые ряды в авангарде римского войска после удара режущего луча моментально поредели. Возникшее пустое пространство на том месте, где они находились, было заполнено кусками искореженного металла и разорванными телами людей.
– Вот! – вскричал Серкс. – Вы видели от куда вырвался этот луч?!
Он повернулся к вооруженному воину на резвом скакуне, который терпеливо ожидал приказа, стоя за спиной полководца.
– Немедленно сообщи артиллеристам откуда произошел удар по нашему войску! – скомандовал Серкс. – Пускай они изрешетят этот кусок стены своими снарядами!
Легионер быстро кивнул головой, и что есть мочи помчался верхом на коне в сторону возвышавшихся над римским лагерем гигантских орудий.
– Главное уничтожить орудие, которое испускает этот смертоносный свет! – воскликнул, обращаясь к самому себе, Гней Серкс.
Пока часть наступающей армии была подавлена ударом смертоносного луча, две другие ее части, наступавшие на крепость противника с обоих флангов, принялись штурмовать непреступные стены врага.
Крепкие и высокие штурмовые лестницы римлян молниеносно вздымались вверх, а их верхушки крепко упирались в края каменных глыб, из которых состояла защитная стена противника. Римские солдаты резво и решительно принялись карабкаться по лестницам вверх, дабы поскорее встретиться с ненавистным врагом лицом к лицу.
И только сейчас, в самый опасный и тревожный момент, вся крепость варваров как будто ожила от глубокого сна. В штурмующих крепостные стены солдат полетели тысячи камней и острых, горящих едким пламенем, стрел. Римляне, столпившиеся внизу, у крепостных стен, увидели, как на их вершине появилось много воинственных людей. Варвары принялись хватать лестницы и отталкивать их от стены. Несчастные солдаты, которым посчастливилось добраться почти до самой вершины неприятельского вала, с ужасным воплем падали вниз вместе с тяжелой лестницей. Достигнув земли, они насмерть разбивались об камни, или их головы дробили большие валуны, которые противник, без какого-либо сожаления, с размахом кидал вниз.
Однако внезапная ярость противника не могла остановить натиск римлян. Небольшие отряды передовых ударных сил все-таки сумели преодолеть опасный рубеж и взобраться на самый верх стены. Здесь, вопреки своим ожиданиям, они встретили вовсе не хорошо вооруженных солдат, а всего лишь большое скопление каких-то плохо одетых и слабо вооруженных людей, напоминавших самых обычных северных варваров.
– Где же ваши солдаты, несчастные рабы! – вскричали взбешенные римляне. – Неужели никто не будет защищать вас?!
Они тут же накинулись на слабо вооруженных людей, безжалостно и жестоко вонзая свои мечи в их несчастные, почти непокрытые броней, тела. Варвары, защищавшие стену, пытались отчаянно сопротивляться. Они вступали в неравный бой со страшным врагом, пытаясь хотя бы своей смертью остановить его дальнейшее нашествие.
Но римляне, наконец-то почувствовав свое превосходство над этим давним врагом, становились все сильнее и увереннее. Убивая одного противника за другим, римские легионеры тут же, без замешательства, скидывали тела убитых со стены вниз, прямо на острые мечи, камни и твердую землю.
Тем временем, на стену поднималось все больше захватчиков. Вскоре численный перевес на проклятой стене был уже на стороне римлян. Несчастные горожане-защитники стены, число которых резко убавлялось, под натиском врага были вынуждены покидать защищаемые ими позиции и спускаться со стены вниз.
– Они отступают, разбегаются! – раздалось со стороны римлян, – Перебьем их всех!
Пока по обеим сторонам крепости противник удерживал успех и прорывал оборону Миделл, возле центральных ворот города разворачивалась еще большая драма.
Здесь, собравшись после сокрушительного удара смертоносного режущего луча и перегруппировавшись, авангард армии Гнея Серкса был готов приступить ко второй попытке штурма центральных ворот. Солдаты и боевая техника римлян, отступив на значительное расстояние от центральной части крепости, ожидали, когда артиллерия перестанет наносить удары по той части замка, из которой был произведен выстрел смертоносным лучом.
Едва обстрел прекратился, как перед авангардом войска верхом на коне появился красивый молодой офицер в сияющих доспехах. Он взмахнул над головой своим сияющим мечом, и ловко повернув его в своей руке, указал им на гигантские затворенные ворота крепости.
Это был знак к началу атаки.
Со страшным ревом римская армада ринулась прямо вперед, желая одним натиском прорвать, наконец, эту линию обороны.
Многим казалось, что сейчас, прямо из-за стены, на них хлынет смертельный обжигающий свет. И это действительно произошло. Смертельный луч выпорхнул из громадного разрыва в стене, который образовался после попадания в нее снаряда из римского орудия. Он угодил прямо в большую бронированную машину, и та, от соприкосновения с ним, моментально загорелась. Однако, по совершенно неизвестной причине, действие луча, кроме легко пожара, больше не причинила машине никакого вреда. А само убийственное свечение погасло, едва успев вырваться из стены.
Удар луча по машине немного замедли наступление римлян. Однако авангард войска, даже несмотря на это инцидент, продолжал свой натиск вперед. Прямо к городским воротам, легко преодолев неглубокий ров перед ними, стремительно приближались четыре таранных римских машины. Две из них вырвались вперед, и на полном ходу одновременно врезались в несокрушимые монолитные ворота Миделл.
Все вокруг моментально наполнилось огромной завесой из пыли и каких-то странных обломков. Авангард римского войска, следовавший прямо за машинами, начал медленно останавливаться. Впереди ничего не было видно. Весь обзор человеческому глазу заслонили пыль и грязь, которые поднимались вверх с помощью неведомой силы, и превращались в большой ураганный столп.
Однако этот вихрь из шума и грязи начал стремительно спадать. Вскоре римские воины смогли увидеть, что произошло с их боевыми машинами, которые беспощадно врезались во вражеские ворота.
Одна из них, вероятно вследствие большой скорости, врезалась в каменную колонну, которая выпирала из стены, прямо возле самых ворот. Каменные глыбы размозжили переднею часть корпуса таранной машины, и, вероятно, убили всех находящихся внутри нее.
Другая же машина успешно врезалась в огромные ворота и, без видимого ущерба для себя, успешно проломила их, оставив в центре преграды большую сквозную дыру. Римляне увидели, как их механический таран, проехав еще немного после преодоления препятствия в виде ворот, остановился уже внутри самой крепости.
Молчание и радостная растерянность среди передовых легионеров длилась недолго.
– Вперед! – раздался решительный и величественный голос молодого римского офицера, – путь к нашей победе расчищен, нас ждет триумф!
Основная часть римского войска начала штурм Миделл прямо через центральные, уже разбитые и проломленные, ворота города.
***
Серториус сидел в большом кресле возле распахнутого окна, через которое в огромный пустой и темный каменный зал проникал слабый солнечный свет. Его лицо было необычайно бледным, угрюмым и задумчивым.
– Это все моя вина… – тихо сказал он, опустив свои грустные глаза, и печально посмотрев на свою любимую дочь, которая сидела на полу, сложив свои руки на коленях отца.
– Не стоило мне доверять этому римлянину, – произнес старик, – я был зачарован им, я был обманут его миролюбием…
– Но как я мог иметь хоть капли надежды, что среди них есть еще хотя бы один, такой как он…? – голос Серториуса становился все более слабым, но в нем не было злобы.
Юлия подняла одну руку, и погладила ею грудь отца, которая была закована в толстую темно-синюю броню.
– Твоей вины ни в чем нет, отец, – ласково и умиротворяющее сказала она, – никто из нас не знал, что они вновь сюда вернуться…
Серториус отрицательно покачал головой.
– Моя вина не в том, что я не ожидал нового прихода римлян! – слабым голосом воскликнул он. – Моя вина в том, что я не предугадал, какую мощную силу эти безумцы все же могут собрать!
Юлия сжала руку отца и решительно взглянула в его старческое изнеможенное лицо.
– Еще ничего не кончено, отец! – сказала она. – Крепость еще не пала! А мы будем сражаться до последнего конца, и я умру последней, если все же они победят!
Серториус в последний раз взглянул на свою дочь, и по-отцовски нежно погладил ее по голове.
– Надеюсь, это так… – произнес он, и решительно поднялся на ноги.
– Мне пора! – сказал Серториус, надевая на свою голову большой стальной шлем с глухим забралом. – Запомни, никто из нас не должен стать рабом римлян…
Юлия смотрела вслед своему удалявшемуся во мрак отцу. Сейчас он возглавит войско всадников в толстых доспехах, выплавленных из особого металла. Именно на это немногочисленное войско Миделлы всегда возлагали главные надежды во время любого столкновения с врагом, будь-то римляне, или их не менее жестокие предшественники.
Девушка понимала, насколько тяжела и ужасна ситуация для защитников города. Римское войско, пришедшее в очередной раз покорять Миделлы, теперь оказалось слишком большим и хорошо вооруженным. Их разрушительные орудия нанесли огромный ущерб крепости, разрушив главное орудие обороны – световой луч.
Через распахнутое окно в башне главной цитадели крепости до Юлии доносился звон мечей и крики убиваемых людей. С ужасом она понимала, что агрессоры смогли перебраться сквозь стены и проникнуть в город. Сейчас главная схватка разворачивается в стенах города, и сотни ее сограждан гибнут в жестоком бою с захватчиками.
Ее охватил порыв – прямо сейчас надеть тяжелые доспехи, взять самый тяжелый и острый меч, покинуть замок, и нещадно рубить ненавистных римлян, которые причинили так много страданий ей и ее народу.
Но она знала, что среди всех этих негодяев-римлян, есть один, который прямо сейчас, ценою собственной жизни, пытается остановить эту страшную и безжалостную бойню.
Юлия знала, предчувствовала, что Гай Марк не обманет ее. Что он выполнит данное ей обещание, и остановит войну. Именно поэтому молодая женщина решила разделить его участь, отправиться в лагерь римлян и доделать то, что, возможно, не успеет сделать Гай Марк.
Юлия остановила ход своих мыслей. Она взглянула на краешек голубого утреннего неба, который виднелся за окном сквозь пелену густого дыма от пожарищ и разорванных снарядов.
Она видит это небо в последний раз, почему-то с необъяснимой горестью подумала про себя Юлия. Но остановится или изменить свое решения она уже не могла.
Женщина медленно встала на ноги, взяла в руки длинный меч, с лезвием из особого металла, который был прислонен к ручке просторного кресла отца, и решительным шагом направилась к секретной нише в стене. Через этот проход совсем недавно ее любовник выбрался из города и направился в римский лагерь, дабы убить того, кто затеял эту войну. Теперь юная дочь Миделл решила отправиться вслед за ним.
***
Сейчас Гай Марк ненавидел себя. Ненавидел всей душой.
Теперь он понял, к каким ужасным последствиям привело его замешательство.
Несколько часов перед этим, из своего укрытия, он с любопытством наблюдал, что происходило возле Миделл. Он видел, как римляне начали свой штурм, как из каменной стены вырвался большой столп яркого пламени и в буквально смысле прорезал огромную дыру в центральной части римского войска. Он увидел пожарища из разорванных свечением машин и трупы тысячи разорванных и обугленных римских солдат.
Но позже его взор обратился на восточную часть городской стены. Там римляне предприняли более удачный штурм, и смогли взобраться на городскую стену. Затем последовал и новый удар римского войска по центральной части крепости, приведший к прорыву ее главных ворот.
«Неужели римляне захватят Миделлы?! – взволнованно подумал про себя Гай Марк. – «К чему тогда все это приведет».
Лишь только после того, как вся крепость была охвачена огнем и густым дымом, несчастный юноша вспомнил о том, обещании, которое он дал своей возлюбленной. Гай вспомнил, что он обещал остановить войну, независимо от того, кто будет одерживать в ней успех.
Густые заросли листвы надежно скрывали его присутствие недалеко от военного лагеря Гнея Серкса. Гай Марк знал, что полководец непременно находиться в лагере, и с великим удовольствием наблюдает за падением Миделл.
«Во всяком случае, это не должно быть победой Серкса! – воскликнул про себя Гай Марк, – Настало время убить этого негодяя!»
Он быстро вскочил на своего коня и стремительно помчался верхом на нем прямо в лагерь своего заклятого врага. Час расплаты настал.
Глава XVII.
Его глаза умиленно смотрели на поднимающееся из ненавистного города кровавое зарево. От туда доносился разрыв снарядов и грохот разрушаемых зданий. Черный тревожный дым, словно огромный толстый червь, поднимался высоко в небо. Вокруг было пусто и безлюдно. И из-за этой пустоты вокруг ему казалось, что повсюду наступил конец времен, и что только вон там, вдалеке, в громадной каменной крепости, разворачивается последнее действие этого умирающего мира.
Гней Серкс огляделся вокруг. Его лагерь был абсолютно пуст. Из тлеющих костров еще поднимался слабый прозрачный дым, а кое-где беспечно валялись знамена римских полков и центурий.
– Несчастные негодяи! – выругался полководец, – оставили свои знамена, наплевали на весь ритуал. Лишь бы поскорее разграбить павшую крепость!
При последних словах на лице Серкса невольно выступила приятная улыбка.
«Павшая крепость… – про себя повторил полководец, – как долго я ждал этого триумфа!».
Гней Серкс еще раз самодовольно взглянул на пылающую крепость. Час назад ему докладывали, что римляне ведут бои уже у самой главной цитадели замка. Стало быть, штурм уже может быть окончен. Римские войны грабят город и добивают оставшихся врагов.
– Ну что ж! – самодовольно воскликнул полководец, взмахнув своим кроваво-красным плащом. – Пора и мне появиться на сцене!
Внезапно он услышал шум конских копыт.
«Очередное донесение из крепости, – моментально сообразил про себя Серкс, – хотят доложить, что крепость взята».
Однако полководец тут же заметил, что к римскому лагерю приближается вовсе не римский воин с донесением о ходе военных действий, а странная фигура в темно-синем балахоне с капюшоном на голове. Неизвестный человек верхом на лошади мчался через опустевший римский лагерь прямо к одинокому военачальнику.
– Мерзавцы! – в сердцах воскликнул Гней. – Послали убийцу, чтобы расправиться со мной!
Он бросился к своему коню, который стоял неподалеку. К его седлу были прикреплены кожаные ножны с крупным мечом внутри.
Серкс успел выхватить свой меч и занять боевую позицию, прежде чем таинственный всадник достиг того места, где он стоял и поспешно спешился.
– Хочешь убить меня, варвар! – крикнул Гней Серкс человеку, лица которого он не видел. – Так давай, попробуй!
Человеческая фигура не предпринимала в отношении полководца какой-либо агрессии. Вместо этого она лишь растерянно оборачивалась по сторонам.
– Давай же! Попробуй выполнить задуманное, убей меня! – кричал взбешенный Гней Серкс. – Только вначале сними свой балахон с лица, чтобы я мог увидеть твою варварскую физиономию!
Человек в балахоне ничего не ответил величественному римлянину. Вместо этого он осторожно поднял свои руки, взялся ими за края своего капюшона, скрывавшего лицо таинственного гостя, и медленно потянул его вниз.
Гней Серкс был поражен, когда увидел лицо предполагаемого убийцы. Однако его растерянность длилась недолго. В его возрасте, и с его небывалым опытом военных походов, – не пристало чему-либо удивляться.
– Что тебе нужно, рабыня? – спокойно и равнодушно спросил он, когда увидел перед собой лицо той самой женщины, которая угодила к нему в плен во время первого похода на Миделлы.
Юлия еще раз огляделась по сторонам, безуспешно ища следы присутствия Гая Марка.
– Ты говоришь по латыни, варвар? – прервал своим наглым вопросом ее растерянность Гней Серкс.
Юлия гордо и ненавистно посмотрела на этого наглого римлянина.
– Не я варвар, а ты, римлянин! – с ненавистью в голосе сказала она, – Не я пришла на твою землю с войной, а ты, негодяй!
Вначале Гней Серкс был ошеломлен прекрасной латынью этой молодой женщины и ее дерзкой речью, однако вскоре он восстановил свое самообладание.
– Не тебе указывать мне, рабыня, куда мне стоит приходить! – с усмешкой сказал он. – Лучше скажи мне, зачем ты пришла в мой лагерь? Убить меня?
– Я не смогу убить тебя, римлянин, – спокойно ответила Юлия. – Мне не совладать с тобой.
– Тебя убьет тот, кого ты считаешь ровней себе… – только добавила она и отвернулась от ненавистного ей человека.
Гнея Серкса заинтересовало ее замечание. Он отбросил все сомнения, и стремительно подошел к этой юной женщине. Ухватив ее прекрасное лицо за нижнюю челюсть, он стремительно развернул ее к себе. Крепко сжимая своей рукой в кожаной перчатке ее подбородок, он, полным безумия взглядом, посмотрел прямо в глаза молодой девушке.
– Кто, кто придет убить меня, тварь?! – брызжа слюной прямо в лицо Юлии, прошипел римский полководец. – Кто посмеет поднять на меня свой меч!
И тут, глядя в глаза молодой женщины, Гней Серкс разгадал эту загадку.
– О, несчастная рабыня. Я знаю, о ком ты говоришь! – посмеиваясь каким-то чудовищным смехом, проговорил Серкс.
Он рывком отпустил подбородок Юлии и слегка оттолкнул ее от себя.
– Как твое имя, рабыня! – грозно спросил Серкс у несчастной женщины.
Она не отвечала, лишь полными ненависти глазами смотрела на своего мучителя.
– Имя, тварь! – прохрипел, заливаясь злостью, Гней Серкс.
– Мое имя – Юлия… – сказала девушка, – а твое – варвар!
Гней Серкс грозно и безумно захохотал.
– Ну что же, рабыня! – сказал он внезапно. – Когда он придет сюда, я передам ему твои слова!
Серкс хладнокровно выхватил свой меч, проворно взмахнул им, и мастерски нанес удар.
Прекрасная голова Юлии мгновенно слетела с ее хрупких плеч, и с застывшим выражением ненависти на замершем лице упала на грязную землю.
Серкс не проронил ни слова. Он молча стоял возле обезглавленного тела, спокойно дыша, и держа в одной руке окровавленный от верного удара меч.
– Гней Серкс! – раздалось за его спиной.
Полководец не стал оборачиваться. Он знал, кому принадлежит этот юношеский дерзновенный голос.
– Гней Серкс! – снова раздалось за спиной полководца.
Полководец хладнокровно не стал оборачиваться и на этот возглас. Он посмотрел на отрубленную голову красивой женщины, которая со странным, навечно застывшим выражением на лице, лежала на земле, почти у его ног.
– Я пришел требовать ответа от тебя, Гней Серкс! – кричал Гай Марк, приближаясь с мечом в руке к застывшему к нему спиной полководцу. – Я хочу, чтобы ты сражался со мной!
Гней медленно наклонился, и своей рукой взял мертвую голову за густые русые волосы.
– А! Мой юный друг Гай! – воскликнул внезапно обезумевшим голосом Гней Серкс, вставая при этом на ноги. – Что привело тебя сюда, друг мой?
Гай Марк не видел и не мог понять, над чем так бережно склонился Гней Серкс, и что он поднял с земли.
– Я хочу сражаться с тобой, – громко повторил юноша, – повернись ко мне, и дерись, полководец!
– А у меня для тебя сюрприз, наследник! – с мерзкой ухмылкой бессердечного убийцы, которою не мог видеть Гай, произнес полководец.
Он резко всем телом повернулся к наследнику и высоко поднял вверх руку, в которой держал за волосы отрубленную голову Юлии.
Гай Марк вначале совершенно не понял, что происходило в этот момент перед ним. Его заклятый враг улыбался во весь рот, скалясь своими отвратительными, пожелтевшими в долгих походах, зубами. В своей высоко поднятой руке он держал некий испачканный в грязи темный предмет. И только тщательно приглядевшись, юноша увидел, что в руках у полководца был большой клок человеческих волос, с которых вниз свисала отрубленная голова.
Гай Марк громко воскликнул и выронил из своей руки тяжелый римский меч. Не сразу, но он узнал в изуродованной отрезанной голове свою возлюбленную. Однако теперь ее прекрасно лицо было навечно изуродовано. Белые безжизненные глаза впали, некогда красивый рот уродливо свисал вниз, бледно-розовый язык выползал наружу.
– Ну как тебе это, мой прекрасный друг? – с хладнокровной и лицемерной улыбкой спросил Серкс.
– Ты… – произнес Гай слабеющим голосом.
Он стремительно упал на колени, вцепился руками в рыхлую землю, и, запрокинув свою кудрявую голову, неистово и свирепо закричал.
– Вот оно что! – злорадствовал Серкс, наблюдая за истерикой юноши. – Вот она, твоя предательская сущность!
Он отвлекся от страданий наследника, повернул отрубленную голову в своей руке, с отвращением взглянул на обезображенное посмертной маской лицо девушки, и с неистовой силой отшвырнул ее от себя.
Гай Марк не видел, как Серкс глумился над останками его любимой. Он безумно рыдал, закрыв свои глаза, и нещадно разрывая серую землю своими мягкими юношескими пальцами.
– Значит, эта рабыня для тебя много значила, Гай? – поинтересовался ликующий Серкс. – Значит, она стала для тебя чем-то большим, чем просто развлечением?
Рыдания Гая Марка стали перерастать в свирепый животный рев.
– Ты стал настоящим варваром, Гай! – сказал Серкс. – Ты пренебрег всем! Своей семьей, своей державой, своими согражданами! Ты даже пренебрег элементарными нормами гигиены, когда вступил в отношения с этой грязной рабыней!
Он наклонился, чтобы подобрать свой меч, который лежал на земле, рядом с обезглавленным телом Юлии.
– Пора заканчивать этот фарс, наследник, – грозно произнес полководец, – твоя смерть будет быстрой, и почти безболезненной, из-за уважения к твоему отцу и римским богам…
Однако Гней Серкс не успел применить свое оружие. Его оппонент, который минуту назад был сражен страшным горем, всем телом внезапно ринулся вперед, и, словно разъяренный гепард, набросился на своего врага.
Серкс не ожидал столь яростной прыти от ревущего юнца. Не удержавшись на ногах под весом наследника, полководец рухнул на землю. Его меч выпал из руки, и отлетел далеко в сторону.
– Твоя смерть будет долгой и мучительной, убийца! – крикнул Гай Марк, сжимая свои руки на шее полководца.
Он начал с силой душить ненавистного ему Гнея Серкса. Растерявшийся полководец вначале поддавался силе противника. Но совсем скоро он собрался, и попытался одним рывком скинуть с себя наследника.
– Нет! Умри! – вопил Гай, все крепче впиваясь своими руками в шею полководца.
Серкс, тем временем, своей рукой нащупал крупный булыжник, который валялся рядом с ним на земле. Недолго думая, полководец схватил это, на счастье, попавшееся ему орудие, и ударил им противника по голове. Мощный удар пришелся прямо в висок Гаю Марку. Наследник отчаянно вскрикнул, отпустил толстое горло полководца, и прижал к разбитому виску правую руку. В его глазах потемнело, и Гай подумал, что его сейчас настигнет смерть. Он медленно поднялся с лежавшего на земле Серкса, отошел на несколько шагов назад и застыл в скрюченной позе.
Серкс почувствовал, что его больше никто не душит, и что Гай Марк стоит в стороне от него. Он перевернулся, не вставая с земли, и быстро пополз в направлении своего меча, который терпеливо ждал своего хозяина, лежа на земле невдалеке от него.
– Сейчас, сейчас… – хрипел полководец, – сейчас я разрежу твое горло.
Оглушенный сильным ударом Гай Марк очень быстро пришел в себя. Раскрыв глаза, он увидел, что намеревается сделать его заклятый враг. Юноша, пошатываясь, подошел к ползущему врагу, схватил его за ремни доспехов и приподнял над землей его тяжелое тело, после чего резко опустил назад.
– Тварь! – крикнул Гай Марк.
Лицо Гнея Серкса провалилось прямо в грязную глубокую лужу.
– Умри! – свирепо вопил наследник.
Он попытался утопить полководца прямо в этой луже, однако Серкс вновь оказался проворней. Он начал изворачиваться, и с силой скинул с себя Гая. Тот упал, перевернулся, и остался лежать на земле.
Гней Серкс подполз к своему мечу, взял его в руки, и начал медленно вставать на ноги. Тем временем, Гай Марк, собрав последние силы, ринулся на полководца. Однако на этот раз безоружному юноше не удалось сбить с ног опытного полководца.
– Возьми меч, ничтожество! – крикнул Серкс, пока он стоя боролся с Гаем Марком. – Сражайся, наконец, как римский воин, а не как варвар!
– А ты?! Ты честно сражался с безоружной женщиной?! – прокричал Гай.
Он вновь захотел впиться руками в горло высокопоставленного негодяя. Однако вместо этого юноша обхватил руками грязное лицо Серкса.
– Меч! Меч! – хрипел полководец, пока шла отчаянная борьба. – Возьми меч, негодяй!
Гай Марк нащупал своими большими пальцами на руках глаза полководца, которые были скрыты толщею присохшей грязи.
– Меч… – в последний раз прохрипел Гней Серкс.
Гай Марк собрал всю свою силу, и с дикой яростью надавил пальцами на глаза Серкса. Тут же он почувствовал, как что-то лопнуло, и его цепкие пальцы утонули в чем-то емком и полупустом. Затем кисти юноши испачкались в какой-то прохладной жиже.
– Ааа! – взревел Серкс от боли и ужаса.
Свет для него повсюду и навсегда погас. Полководец ослеп. Его сознание обуяли страшная боль и животный ужас.
– Тварь! Животное! Гиена! – вопил Серкс, бросаясь из стороны в сторону, и извиваясь, словно сошедшее с ума животное.
– Ты ослепил меня…! Ты варвар!
Оставшийся без глаз Гней Серкс продолжал метаться и неистово кричать от дикого ужаса. Время от времени он прерывал свои дикие вопли чудовищной руганью.
С минуту Гай наблюдал это страшное и чудовищное действие. Но он знал, что нужно делать дальше. Наследник молча обошел беснующегося в агонии полководца, и подобрал с земли его меч.
В этот самый момент, внезапно смолкнувший Гней Серкс что-то почувствовал. Он понял, что невидимый противник решил окончательно разделаться с ним. Серкс моментально застыл в безмолвии, интуитивно пытаясь понять, где находиться противник. Гай Марк стоял рядом, сбоку от него. Он молча созерцал испуганное, грязное, окровавленное лицо Гнея Серкса. Возле пустых темных глазниц на лице полководца причудливо смешались комья грязи, запекшаяся кровь и еще какая-то желто-серая жижа.
Ослепший полководец изо всех сил пытался прислушаться и услышать хотя бы что-то, из происходящего вокруг. Его лицо было беспомощным, нелепым и трагическим одновременно. Гай Марк стремительно взмахнул мечом.
– Ave Caesar! [9 - * Да здравствует царь! (лат.)]* – громко воскликнул он, в последний раз взглянув на еще живого полководца.
Лезвие меча стремительно обрушилось вниз, одним своим касанием перерубив кожу, позвонки и артерии на шее Гнея Серкса.
Обезглавленное тело медленно упало на землю, а никому не нужная голова откатилась далеко в сторону.
Гай Марк отбросил оружие и сел на землю. Рядом с ним лежало тело полководца, из которого мерными струйками вытекала темноватая и густая кровь. Недалеко в стороне покоилась голова Юлии. Глубоко погрузившись в месиво из глины и грязи, где-то еще валялась голова ее убийцы.
–
Ave
Caesar
… – еще раз повторил юный Гай Марк.
***
Ужас и хаос заполонили улицы Миделл. Римская армия прорвала все оборонительные сооружения на улицах города и нещадно расправлялась с остатками слабовооруженных защитников крепости.
То самое страшное оружие Миделл, которое ранее сокрушало полчища римлян ударом смертельного луча, стояло теперь безжизненно из-за угодивших в него нескольких крупных снарядов.
Не сразу, но ворвавшиеся в город римляне поняли предназначение этой страшной махины. Световое орудие проворно обхватили крепкими веревками, и, используя резвых лошадей, повалили его с высокой платформы. Оружие с невообразимым грохотом рухнуло на каменную брущатку, развалившись на несколько громадных металлических кусков.
По неведомым причинам, противник, который мог дать действенный отпор разбушевавшимся римлянам, появился на поле боя, в которое превратились улицы Миделл, слишком поздно. Большая группа всадников на быстрых лошадях и в темно-синих доспехах вырвалась из ворот центральной цитадели города, и с неистовой силой вклинилась в передовой отряд римских захватчиков. Началась кровавая резня и беспорядочные убийства. Несчастный авангард римлян ничего не мог поделать с крепкой броней на телах всадников и их лошадей. Зато те яростно использовали свои громадные мечи, без какой-либо жалости расправляясь с захватчиками. Отрубленные конечности римских солдат, которым не посчастливилось оказаться в самом эпицентре кровавой схватки, взметались высоко в воздух. Свирепые бронированные всадники расчищали себе путь к городским воротам, нещадно убивая обступивших их со всех сторон римлян. Римские копья, арбалетные стрелы, громадные булавы, автоматические огнестрельные устройства – никак не могли пробить крепкую броню всадников и их лошадей.
Однако один уверенный, точный и чрезвычайно сильный выстрел из неведомого оружия смог сбить тяжелый шлем с головы всадника, который располагался во главе этого немногочисленного войска. Шлем мгновенно рухнул на каменную мостовую, издав при этом глухой и продолжительный звук. Римлянам вокруг стала видна голова всадника. У него было морщинистое пожилое лицо, обрамленное седыми волосами и бородой. Глаза всадника прищурились, глядя на окружавших его лошадь врагов.
– Сеть, сеть! – громко крикнул кто-то из сражавшихся римлян.
Внезапно все римские солдаты, вступившие в бой с всадниками, начали стремительно отступать от своих врагов. Большой отряд римлян направился вниз по улице от того места, где располагалась цитадель. Всадники, включая своего командира, который остался без шлема, помчались вслед за ними. Между двумя каменными полуразрушенными домами римские воины заняли оборонительную позицию. Всадники мчались на своих лошадях прямо на застывших солдат и уже собирались врезаться в их слабую оборону и разрушить ее. Но произошло нечто неожиданное. По какому-то неведомому сигналу между домами выросла и моментально была натянута тонкая, но необычайно крепкая металлическая сеть, которая отделила римлян от их преследователей. Лошади нескольких всадников на полном скаку врезались в это препятствие. Из-за них были вынуждены остановить своих коней между двумя высокими домами и остальные воины. Тут же за их спинами выросла еще одна металлическая сеть, которая перекрыла всадникам путь к отступлению назад.
Серториус, возглавлявший в этом бою лучшее войско Миделл, и оставшийся во время сражения без шлема, как только его отряд попал в эту ловушку из металлических сетей, сразу же почувствовал приближение конца.
– Скорей! Нужно разорвать цепи! – крикнул он своим воинам. – Римляне заманили нас в ловушку!
Однако всадники не успели предпринять каких-либо действий для своего спасения. Сверху, с вершин сильно поврежденных снарядами домов, римские солдаты обрушили на них еще одну металлическую сеть. Отряд всадников моментально запутался в ней, и уже не мог совершать каких-либо опасных для противника действий. Для торжествующих римлян это послужило сигналом к окончательной расправе над давним врагом.
С вершин домов, среди которых несчастные всадники попали в засаду, на них полетели огромные камни. Римляне, притаившиеся на крышах, заранее приготовили здесь метательное оружие. Удары камней приходились по головам и плечам всадников, а также по их лошадям. Тяжелые удары заставляли их прогибаться или вовсе падать со своих лошадей. Раненые лошади ужасно ревели от смертельных ударов камней, которые несчастные животные ощущали сквозь толстую броню. Стремительно падающие камни с крыш сбили с нескольких всадников их защитные железные шлемы. В беззащитные головы воинов тут же полетели копья и стрелы. Сраженные этим оружием люди умирали прямо посреди металлических сетей.
Один за другим. Смерть медленно настигала каждого всадника. Римляне были как никогда жестоки, а ощущение ими скорой победы, делало захватчиков еще более свирепыми. Спустя немного времени все всадники, которые оказались обездвижены столь коварным способом, лежали на земле без движения, среди ослабших металлических сетей и еще стонущих животных.
– Поджечь! – громко скомандовал кто-то из римлян. – Поджечь, живо!
– Пускай горят, мерзкие рабы! – крикнул еще кто-то, рядом с грудой мертвецов.
Большая груда человеческих и животных тел в измятом и проломленном металле была обильно облита некой липкой и зловонной жидкостью.
– Поджигай! – снова прокричал кто-то из римских палачей.
Яркое жаркое пламя обхватило то, что осталось от храбрых всадников, которые не раз давали сокрушительный отпор агрессорам из далекого Рима. Столб яркого пламени метнулся ввысь, окончательно уничтожая тех, кто и так уже был мертв.
Каким-то чудом изуродованному и насквозь окровавленному Серториусу удалось выползти из под груды людских тел и освободиться от опутавших все вокруг металлических сетей. Он медленно пополз по земле, стараясь покинуть место страшного пожарища. Из его рта текла кровь, нос был превращен в кровавое месиво, а один глаз отсутствовал.
– А! Один раб все-таки выжил! – радостно крикнул кто-то, стоявший над ползущим Серториусом.
– Убьем варвара! – раздался второй обрадованный голос. – Веревку, живо!
Тут же Серториуса чем-то крепко ударили по голове. Затем старого правителя Миделл ударами ног перевернули на спину.
Старик почувствовал, как его руки и ноги крепко обвязывают веревками. У него не было никаких сил оказывать сопротивление. Он лежал, еле дыша, на холодной брущатке и смотрел в высокое и ясное осеннее небо. Там, сквозь дым разорвавшихся артиллерийских снарядов и темный смог, он разглядел маленькое, но яркое солнце. Умирающему Серториусу казалось, что небесное светило специально забралось как можно выше в небо, чтобы не видеть хаоса пожарищ и бесконечных убийств повсюду.
– О, Юлия… о, дочь моя… – прохрипел Серториус, – что же мы наделали…? Почему мы были так доверчивы…?
– Вперед! – скомандовал молодой римский воин, который закончил обвязывать веревками несчастного старика.
Лошадь, к седлу которой хитроумные и изобретательные римляне привязали свою жертву, резво рванула с места и поскакала вдоль по разрушенным улицам Миделл. Тело Серториуса быстро потащилось по земле, вслед за убегающей кобылой.
– О, Юлия… – в последний раз донеслось изо рта Серториуса.
Проскакав немного вдоль полыхающих едким пламенем каменных зданий, лошадь круто повернула в сторону. Волочившееся следом тело Серториуса из-за этого сильно занесло в сторону, и его изуродованная голова на немыслимо большой скорости ударилась об каменный угол одного из домов. Череп бывшего правителя Миделл из-за удара треснул и разделился на две части. Его мертвое тело продолжало волочиться по земле, пока веревка, которой оно было привязано, не оторвалась от седла скачущей во всю прыть лошади.
***
Гай Марк появился в городе только на закате. Здесь его ждала абсолютно безрадостная и удручающая картина. Римляне продолжали грабить и жечь дома, заковывать выживших жителей в стальные оковы, разрушать и глумиться над культурными сооружениями Миделл.
Прекрасный, холодный и строгий город стремительно превращался в каменные руины.
Гай Марк увидел перед собой каменную цитадель Миделл, в темных комнатах которой он провел несколько блаженных ночей вместе со своей возлюбленной. Верхние этажи этого строения еще полыхали слабым пожаром, на нижних – орудовали римляне.
«Зачем я пришел сюда? – подумал про себя наследник, созерцая кровавый хаос вокруг, – зачем я вернулся к этим варварам?»
«Нужно было убить себя в лагере Серкса… – молча сокрушался юноша, – и умереть рядом с ее телом…»
«Зачем я вернулся?» – вновь подумал Гай Марк, когда его окружила молчаливая толпа пьяных римских солдат.
Юноша гордо восседал на белоснежном коне Гнея Серкса. Его лицо было совершенно равнодушным, но преисполненным каким-то величественным, почти божественным духом. Пряди густых черных волос свисали на лоб, а черты его молодого лица приобрели еще более мужественный вид.
– Цезарь! – крикнул внезапно один из римлян, и упал на колени перед лошадью Гая Марка.
– Цезарь Гай Марк! Император! – послышалось со всех сторон.
Остальные римские воины также узнали юного наследника Рима. Они смиренно преклонили свои колена перед ним.
Гай Марк гордо остановился перед своими покорными солдатами.
– Город взят? – отсутствующим голосом спросил наследник у солдат.
– Да владыка! Сопротивление варваров полностью подавлено! – ответил один из молодых солдат.
Гай Марк закрыл свои глаза и тяжело вздохнул. Прекрасное лицо его любимой Юлии, ее густые коричневые волосы, на которые аккуратно ложился утренний солнечный свет, таинственная улыбка на губах и прямой, небывало чистый взгляд в одно мгновение воскресли, и столь же стремительно исчезли в его памяти.
– Римляне! – неожиданно и сурово воскликнул Гай.
Он оглядел насторожившихся вокруг него солдат.
– Римляне! – громко повторил Гай. – Считаете ли вы меня своим императором?!
В воздухе сгустилось душное и напряженное молчание.
– Цезарь! – разразилось единодушно со всех сторон. – Ты наш император, Гай Марк! Правь нами!
Кровавый закат солнца освещал своим красным светом нового императора Рима. На его лице застыла спокойная и величественная, свойственная только владыке мира, маска. Солдаты приветствовали Гая Марка. А сам юный император высоко вскинул свою руку в благородном римском приветствии. Начиналось новое тысячелетие в истории несокрушимого Рима.
Эпилог.
Большая статуя из серого камня медленно водружалась на свой пьедестал на Forum Romanum. Она была бережно охвачена толстыми веревками, с помощью которых несколько крепких солдат поднимали ее на высокий постамент. Недавно изготовленная статуя олицетворяла императора Сертора. Поставить ее было решено на одной площади с величественными скульптурами императоров Августа и Траяна, которые правили почти два тысячелетия назад. Статуя Сертора, несмотря на качественную работу самых лучших мастеров Империи ее изготовивших, смотрелась весьма печально. Творцы ее выбрали не самый лучший образ покойного императора. Каменный Сертор был изображен в сенатской тоге, вместо императорских доспехов на теле. Лицо его было напряженным, но не грозным, а на большом каменном лбу заботливые мастера зачем-то изобразили множество старческих морщин.
Из-за своего простоватого вида, немногозначности и скудности образа, статуя Сертора выглядела слишком нелепо рядом с изваяниями других великих римских императоров.
«Caesar-Pacificator» [10 - * Император-миротворец (лат.)]* – гласила широкая каменная надпись на постаменте для новой императорской статуи.
Никто из горожан не пришел посмотреть на установку новой достопримечательности в столице. В Риме продолжался многонедельный триумф в честь взятия крепости самого опасного врага империи.
После крушения Миделл Гай Марк возглавил армию Гнея Серкса и вернул ее в Рим. Здесь он раздал солдатам все, что они заслужили. Ветераны погибшего Серкса наконец получили обещанное золото и щедрые земельные наделы. Они могли отправиться на заслуженный отдых, будучи богатыми и свободными гражданами.
Самого же Гая Марка восторженные римляне, по возвращении его на родину, встречали как самого бога Юпитера. Его бесконечно восхваляли и боготворили. А щедрый молодой император по достоинству оценил любовь своих подданных к своей персоне. Вряд ли когда-то еще Рим видел столь щедрый и пышный триумф, как при возвращении Гая. Хлебные и денежные раздачи продолжались более двадцати дней подряд. Улицы вечного города были завалены емкостями с едой и вкусным вином. Не переставая происходили масштабные уличные представления с участием слонов, тигров, свирепых львов и прочих забавных хищников, завезенных в столицу империи специально для триумфа нового императора. На арене день и ночь громыхали гладиаторские бои, беспрестанно забавляя сытую и пьяную публику.
Среди грандиозного праздника не было места памяти о недавних событиях гражданской войны и скоротечной диктатуре Гнея Серкса. О самом первом и величественном полководце римляне тут же забыли. Его тело Гай Марк распорядился придать огню у стен Миделл, которые полководец так сильно желал завоевать. Честолюбие полководца, его желание славы и бессмертия, обратились в прах вместе с крепким телом мертвой легенды Римской армии.
И вот Гай Марк снова в ненавистном ему городе. Все враги повержены, вся власть находится в его молодых руках, будущие сулит славу и успех.
С равнодушным выражением на своем возмужавшем лице он созерцал, как на площади устанавливают каменный монумент его отцу. Зрелость, сменившая юность, заставила Гая быть абсолютно равнодушным и сдержанным в отношении многих вещей, происходящих вокруг. Воспоминания о Юлии, и о днях, проведенных с ней, все меньше тревожили его память. Ее лицо, волосы, нежные руки, преданные глаза – все эти призрачные образы становились все более бледными и размытыми.
Гай не видел никакого смысла в постоянных душевных страданиях и самоистязаниях. То, что было и прошло, – уже никогда не вернуть, решил он.
«Я не сдержал своего обещания, данного ей, я не смог остановить войну, – размышлял про себя уже серьезно повзрослевший Гай, – но ведь в это нет моей вины, я старался, а значит, так было угодно богам»
Он решил не тревожить недавнее прошлое. Ведь оно не вернется, и его не удастся изменить. Именно так Гая Марка учили в детстве его наставники из числа самых лучших римских философов.
А между тем реальный мир заставлял нового императора думать и действовать. В Северной Африке начинался мятеж полководца Мессалы. Солдаты его войска жаловались на низкое денежное обеспечение и задержку с предоставлением земельных наделов вышедшим на отдых ветеранам армии. Сам Мессала связывал все эти проблемы с бесконечными политическими интригами в Риме, и поэтому собирался отправиться к стенам города вместе со своей армией, дабы навести там порядок.
На севере покоренные народы сильно роптали против новой римской системы налогообложения. Испания была охвачена бесчинствами вооруженных преступных банд.
Все эти проблемы требовали незамедлительного императорского вмешательства.
– Мой император, – тихо сказал один из сенаторов, которые пришли вместе с Гаем Марком посмотреть на установку памятника умершему Сертору, – не пора ли нам вернуться в сенат, и приступить к рассмотрению наиболее важных государственных дел?
Гай Марк не ответил. Он поднял голову и посмотрел на серое пасмурное небо. Оканчивалась долгая осень. Вскоре в Рим вновь придет великий праздник Сатурналии, предвещающий начало новых счастливых времен в истории Рима.
– Мой император, не пора ли? – повторил свой вопрос сенатор, стоявший рядом с молодым императором.
Гай Марк развернулся, взмахнув своим ярко-красным плащом, и стремительно направился к широкой каменной лестнице, ведущей на вершину римского форума. Сенаторы послушно последовали вслед за ним.
Шло четвертое тысячелетие господства Римской империи на Земле.
Конец.