Джеймс Хедли Чейз
А что же случится со мной?

   JAMES HADLEY CHASE
   So what happens to me?

   A Novel

   This edition published by arrangement
   with David Higham Associates Ltd
   and Synopsis Literary Agency

   Copyright
   © by Hervey Raymond, 1974 – SO WHAT HAPPENS TO ME?
   © Перевод ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013
   © Издание на русском языке ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013
   © Художественное оформление ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2013

Глава 1

   Меня разбудили назойливые трели телефонного звонка. Я взглянул на часы, стоявшие на прикроватном столике, – девять ноль пять – и, сбросив с себя простыню, спустил ноги на пол. Перекрытия у нас тонкие, так что мне было слышно, как мой старик подошел к телефону. Звонить должны были мне. Ему-то звонить было практически некому. Я торопливо натянул одежду, и, когда уже почти добрался до первого этажа, отец позвал меня.
   – Это тебя, Джек. Польсон… Больсон… я не разобрал имени.
   В три прыжка я завершил спуск по лестнице, прекрасно зная, что мой старик смотрит на меня с грустью.
   – Ну вот, я уже ухожу… – вздохнул он. – Если бы ты встал чуть пораньше, мы могли бы вместе позавтракать…
   – Да.
   Я пулей влетел в крошечную мрачновато-грязноватую гостиную и схватил трубку.
   – Джек Крейн слушает, – сообщил я, наблюдая, как мой старик направляется по дорожке к своему пятилетнему «чевви», припаркованному на другой стороне набережной.
   – Привет, Джек!
   Время крутанулось назад – тринадцать месяцев проскочили как одна неделя. Я бы узнал этот голос где и когда угодно и весь напрягся.
   – Полковник Ольсон!
   – Точно, это я, Джек! Как ты, сукин сын?
   – Я в порядке. А вы, сэр?
   – Да не называй ты меня «сэр». Мы же не в армии, слава богу! Я чуть до самого ада не докопался, пока разыскивал тебя!
   Мне показалось, что его голос несколько утратил свою живость и резкость. Этот грандиознейший пилот самолета-бомбардировщика, имеющий столько наград, что ими можно увешать целую стену, говорит, что он разыскивал меня! Полковник Берни Ольсон! Мой вьетнамский босс! Этого удивительного парня я держал в воздухе и в дождь и в солнце, пока он бомбил вьетнамскую преисподнюю. Три года я был его главным механиком, прежде чем он получил пулю в пах, которая сбросила его со счетов. Наше расставание было худшим событием в моей жизни. Он вернулся домой, а меня приставили присматривать за другим пилотом, таким неряхой, что с души воротило! Я так и остался неизменным поклонником Ольсона. Я и не надеялся услышать о нем когда-нибудь, но он объявился, он говорит со мной спустя тринадцать месяцев!
   – Послушай, Джек, – продолжал он как ни в чем не бывало. – Я сейчас тороплюсь. Должен уехать в Париж. Как ты устроился? Я могу предложить тебе работу, со мной, если тебя это интересует.
   – Что за вопрос! Ничего лучше и пожелать нельзя!
   – Прекрасно. Дело принесет пятнадцать тысяч в год. Я вышлю тебе билет на самолет и какую-нибудь мелочишку на дорожные расходы, так что поговорим на месте. – Но почему же его голос звучит так уныло? Вот, что меня беспокоило. – Я хочу, чтобы ты приехал сюда. Я звоню из Парадиз-Сити, это в шестидесяти милях от Майами. Работа сложная, но ты справишься. Как бы то ни было, даже если у тебя есть что-то на примете… Что ты теряешь?
   – Вы сказали пятнадцать тысяч долларов, полковник?
   – Да, но их надо заработать.
   – Что ж, это мне подходит.
   – Подробности потом. Мне надо торопиться. Увидимся, Джек. – В следующую секунду раздались короткие гудки.
   Я медленно положил трубку и поднял глаза к потолку, по всему телу прошла волна возбуждения. Я демобилизовался из армии полгода назад и вернулся домой, потому что больше идти мне было некуда. Все эти месяцы я жил в этом маленьком городишке, спуская заработанные в армии деньги на девочек, выпивку и прочую дребедень. Я не был доволен ни собой, ни моим стариком, который управлял местным банком. Я сказал ему, чтобы он не беспокоился – рано или поздно я найду работу. Он предложил вложить в дело свои сбережения и купить мне гараж, но это было последнее, чем я хотел бы заниматься. Я не хотел превращаться в среднестатистического обывателя, такого же, как он сам. Я хотел быть большим человеком.
   Городок был маленький, симпатичный, девушки в нем жили сговорчивые. Иногда мне здесь бывало весело, но чаще всего – тоскливо, и я сказал себе, что, когда моя кубышка опустеет, я подыщу себе какую-нибудь работу, но только не в этой дыре. И вот теперь, словно из ниоткуда, возник полковник Берни Ольсон, человек, которым я восхищался больше, чем кем бы то ни было в мире, предложил мне работу и пообещал пятнадцать тысяч! Неужели я в самом деле не ослышался?! Пятнадцать тысяч! И огромный процветающий город на побережье во Флориде! Я ударил кулаком по ладони. Я был так возбужден, что мог бы на голову встать от восторга!
   Итак, я ждал известий от Ольсона. Я не стал ничего говорить моему старику, но он был совсем не дурак и понял: что-то затевается. Вернувшись из банка на ленч, он заботливо приготовил мне два стейка. Моя мать умерла, когда я был во Вьетнаме. Я знал, что в распорядок дня отца лучше не вмешиваться. Ему нравилось покупать продукты по дороге из банка и готовить, пока я слоняюсь где-нибудь поблизости.
   – Случилось что-то хорошее, Джек? – осведомился он, переворачивая стейки.
   – Да нет, пока ничего. Один мой друг хочет, чтобы я приехал к нему в Парадиз-Сити.
   – В Парадиз-Сити?
   – Да… на побережье.
   Он выложил стейки на тарелки.
   – Это далеко отсюда.
   – Не так чтобы очень.
   Мы взяли тарелки и перешли в гостиную. Некоторое время мы молча ели, потом он сказал:
   – Джонсон хочет продать свой гараж. Это неплохая возможность для тебя. Я мог бы вложить в это свой капитал.
   Я внимательно посмотрел на него: одинокий старый человек, отчаянно пытающийся удержать меня под крылом. Должно быть, это очень угнетает его – жить одному в персональной коробке в самом центре замшелого городка, но и для меня здесь не жизнь. У него была своя судьба. А я хотел, чтобы у меня была своя.
   – Неплохая мысль, отец. – Я не смотрел на него, сконцентрировавшись на стейке. – Но сначала я разведаю на месте, что за работу мне предлагают в Парадиз-Сити.
   Он кивнул:
   – Конечно.
   Больше этот вопрос мы не обсуждали. Он отправился в банк дорабатывать этот день, а я улегся на кровать подумать. Пятнадцать тысяч долларов! Может, это и трудное дело, но за такие деньги грех не постараться.
   Так я лежал и размышлял, и в конце концов мои мысли незаметно устремились в прошлое. Сейчас мне двадцать девять, я квалифицированный авиаинженер и о внутренностях самолета знаю буквально все. У меня была хорошо оплачиваемая работа у Локхида, пока я не загремел в армию. Три года я провел поднимая в воздух полковника Ольсона, а потом вернулся в этот захолустный городишко. Я знал, что рано или поздно непременно захочу вернуться к своей карьере. «Проблема в том, – сказал я себе, – что армия меня испортила». Мне совсем не хотелось начинать жизнь заново, думать за себя и постоянно с кем-то соперничать. В этом отношении армия вполне меня устраивала – деньги платили хорошие, девушки особого сопротивления не оказывали, скорее наоборот, жил я в соответствии с дисциплинарными требованиями. Но пятнадцать тысяч в год – это звучало так, словно для того, чтобы получить все, что я хочу, мне надо всего лишь приподнять занавеску. Трудно? «Что ж, – сказал я себе, доставая сигарету, – такие деньги не могут достаться легко и просто, это же понятно».
   Два дня растянулись на невероятно долгий и нудный срок, а потом я получил пухлый конверт от Ольсона. Письмо пришло утром, когда мой старик намыливался в банк. Он поднялся ко мне, постучал в дверь и вошел. Я только что проснулся и чувствовал себя прескверно, словно попал прямиком в ад. У меня выдалась в самом деле тяжелая ночь. Я пригласил Сюзи Доусон в ночной клуб «Таверна», где мы напились вдрызг, потом некоторое время покатывались со смеху на каком-то крошечном пустыре, это безобразие продолжалось до трех часов, потом я каким-то непостижимым образом доставил ее домой, а затем еще более непостижимым образом доставил домой себя и завалился на кровать.
   Мутным глазом я прищурился на своего старика и почувствовал, что моя голова то распухает, то сжимается до размеров бусины. У меня двоилось в глазах, и это свидетельствовало о том, что я все еще далеко не трезв. Старик выглядел каким-то чересчур высоким, чересчур худым и чересчур грустным, но что окончательно добило меня, так это то, что в моей комнате он появился в двух экземплярах.
   – Привет, пап! – промычал я и усилием воли заставил себя сесть.
   – Вот письмо для тебя, Джек, – сообщил он. – Надеюсь, это именно то, чего ты ждал. Мне пора. Увидимся за ленчем.
   Я взял пухлый конверт.
   – Спасибо… и доброго утра. – Это было все, что я смог из себя выдавить.
   – И тебе того же.
   Я лежал до тех пор, пока не услышал, как хлопнула входная дверь, потом понял, что готов вскрыть конверт. В нем были авиабилет первого класса до Парадиз-Сити, несколько сотенных купюр и короткая записка, гласившая: «Я встречу твой самолет. Берни».
   Я пересчитал деньги – пять сотен. Проверил билет. Пятнадцать тысяч долларов в год! Назло моей нещадно болевшей голове и бесследно испарившимся чувствам я набрал в грудь побольше воздуха и заорал:
   – Й-а-у-у!!!

   Миновав таможенную стойку, выходившую в роскошный вестибюль аэропорта Парадиз-Сити, я заметил высокого худощавого мужчину и узнал его прежде, чем он меня. Ошибиться было невозможно, но все же в нем что-то изменилось.
   Потом он увидел меня, и его костистое лицо озарилось улыбкой, но не той, широкой и дружеской, которой он встречал меня каждое утро во Вьетнаме. Это была циничная улыбка человека, разочаровавшегося в себе и в жизни… Но все же это была улыбка.
   – Привет, Джек!
   Мы пожали друг другу руки. Его лапа оказалась горячей и потной, такой потной, что я тайком вытер ладонь о штаны.
   – Привет, полковник! Сколько лет, сколько зим…
   – Да уж, – кивнул он. – Давай покончим с этим «полковником», Джек. Зови меня просто – Берни. А ты неплохо выглядишь.
   – Ты тоже.
   Его серые глаза стремительно обежали взглядом мою фигуру.
   – У меня хорошие новости. Ладно, пошли. Давай-ка для начала выберемся отсюда.
   Мы пересекли запруженный людьми вестибюль и выбрались на жаркое солнце. Пока мы шли, я хорошенько рассмотрел его. Он был одет в темно-синюю свободную рубашку, белые льняные брюки и выглядевшие довольно дорогими сандалии. На его фоне мой льняной коричневый костюмчик и поношенные ботинки казались довольно потрепанными.
   В тени был припаркован белый «Ягуар И-тайп». Ольсон скользнул за руль, я примостился рядом, сунув на заднее сиденье свой багаж.
   – Отличная машина.
   – Да уж, машина в порядке. – Он быстро взглянул на меня. – Но не моя. Она принадлежит боссу.
   Он вырулил на шоссе. Шел десятый час утра, так что движение было не слишком активным.
   – Чем занимался после демобилизации? – поинтересовался Ольсон, пристраиваясь за грузовичком, под завязку нагруженным ящиками с апельсинами.
   – Да ничем. Так… прожигал жизнь. Поселился в доме моего старика. Тратил армейские денежки. Теперь их изрядно поубавилось, так что ты отыскал меня в подходящий момент – я уж было собирался на следующей неделе писать Локхиду, узнать, не найдется ли у него для меня местечка.
   – Но тебе этого не слишком хотелось, правда?
   – Думаю, да, но есть-то надо.
   Ольсон кивнул:
   – Это точно…
   – Ну, а ты выглядишь так, будто ешь регулярно и с аппетитом.
   – Угадал. – Он свернул с шоссе на грунтовую дорогу, ведущую к морю. Через сотню ярдов мы уткнулись в деревянный кафе-бар с верандой, которая выходила прямо на громадный пляж. Ольсон остановил «ягуар».
   – Здесь мы можем спокойно поговорить, Джек. – Он вышел из автомобиля.
   Поскрипывая башмаками, я последовал за ним на веранду. Да, местечко было довольно пустынным. Мы сели за столик, к нам немедленно подошла девушка и улыбнулась.
   – Что закажешь? – спросил Ольсон.
   – Кока-колу, – торопливо ответил я, хотя душа требовала виски.
   – Две коки.
   Девушка ушла.
   – Ты завязал с выпивкой, Джек? – осведомился Ольсон. – Я помню, ты любил крепко надраться и проделывал это довольно часто.
   – Я начинаю после шести.
   – Звучит неплохо. А я теперь эту дрянь и в рот не беру.
   Он распечатал пачку сигарет, и мы закурили. Официантка вернулась с двумя стаканами коки и снова удалилась.
   – У меня не так много времени, Джек, так что позволь мне пояснить тебе все вкратце. У меня есть для тебя работа… если ты захочешь ее выполнить.
   – Ты сказал – пятнадцать тысяч долларов, и я еще не оклемался от шока, – усмехнулся я. – Если бы кто-нибудь еще предложил мне такие деньги, я просто назвал бы его психом, но ты, полковник, совсем другое дело.
   Он отхлебнул коки и не моргая уставился на пляж.
   – Я работаю на Лейна Эссекса, – торжественно сообщил он и замолчал. Я, пораженный, в свою очередь уставился на него. Наверное, на свете не так уж много людей, которые ничего не слышали о Лейне Эссексе. Это был один из колоритнейших типов, вроде Хефнера из «Плейбоя», но гораздо богаче, чем Хефнер. Эссекс держал ночные клубы, владел гостиницами чуть ли не в каждом крупном городе мира, имел в собственности пару нефтяных месторождений и крупную долю в «Детройт кар уорлд». У него была репутация человека, который стоит два биллиона долларов.
   – Вот это да! – воскликнул я. – Лейн Эссекс! Так ты предлагаешь мне тоже на него поработать?
   – Считай, что так, Джек, если тебе нравится.
   – Нравится?! Да это просто грандиозно! Лейн Эссекс!
   – Звучит здорово, правда? Но знаешь, что я тебе скажу… это очень трудно. Послушай, Джек, работать на Эссекса – это почти то же самое, что браться голыми руками за циркулярную пилу. – Он пристально посмотрел на меня. – Мне тридцать пять, я уже весь седой. Почему? Потому что работаю на Лейна Эссекса.
   Я внимательно пригляделся к нему и вспомнил, каким он был тринадцать месяцев назад. Он постарел лет на десять. Его покинули бодрость и жизнерадостность. В его глазах появилось какое-то хитрое беспокойное выражение. Его руки суетливо подергивались. Он все вертел и вертел свой стакан, а сигарета постоянно покачивалась в его пальцах. Он то и дело приглаживал свою седую шевелюру. Это уже не был тот полковник Берни Ольсон, которого я так хорошо знал.
   – Это настолько трудно?
   – У Эссекса есть такое присловье, – медленно продолжал Ольсон, – он говорит, что в мире нет ничего невозможного. Пару месяцев назад он организовал что-то вроде собрания трудящихся: согнал всех, кто на него работает, в чертовски огромный зал и разразился довольно бодро прозвучавшей речью. Тема его лекции была такова: если вы хотите получать от меня деньги, то признайте невозможное возможным. Весь его персонал – это больше восьмисот мужчин и женщин, это чиновники из исполнительных структур власти, сотрудники учреждений по внешним связям, законники, банкиры, просто преданные ему люди вроде меня. Так вот, он сказал нам, если мы не можем признать, что на земле нет ничего невозможного, тогда нам следует повидаться с Джексоном – это его правая рука – и получить расчет. И ни один из этих восьмисот тупиц, включая меня, не пошел к Джексону. Так что все мы теперь придерживаемся его лозунга: «Нет ничего невозможного».
   Он отшвырнул в сторону окурок и закурил новую сигарету.
   – Теперь что касается тебя, Джек. Эссекс заказал новый самолет: реактивный четырехмоторный, на котором буду летать я. Это особенная машина с просторным салоном для больших конференций, с десятью отдельными спальными кабинками и прочими делами – баром, рестораном и тому подобным плюс личный кабинет Эссекса с круглой кроватью. Этот монстр должен быть полностью подготовлен к эксплуатации в течение трех месяцев, но взлетно-посадочная полоса для самолета, на котором Эссекс летает сейчас, недостаточно длинна для новой машины. Мне приказано удлинить ее. А пока я занимаюсь всем этим, я должен еще и летать с Эссексом по всему свету. Я просто не могу делать все сразу, но в мире нет ничего невозможного. – Он отхлебнул немного коки и продолжил: – Так вот, я подумал о тебе. Выкладываю карты на стол, Джек. Я получаю сорок пять тысяч в год. Я хочу, чтобы ты позаботился о взлетно-посадочной полосе и уложился с этой работой в три месяца, начиная с сегодняшнего дня. Презентация новой машины запланирована на первое ноября, и я надеюсь, что испытательный полет доверят мне. Я предлагаю тебе пятнадцать тысяч от моей доли. Я пытался договориться с Эссексом, но он в такие игры не играет. «Это твоя работа, Ольсон, – сказал он. – Как ты ее сделаешь, это меня не интересует, но сделать ее ты должен!» О расходах тебе беспокоиться не придется, Джек. Я уже начал эту операцию, но хочу, чтобы ты следил за тем, как она протекает.
   – Какой длины должна быть полоса?
   – Полмили.
   – Какой там рельеф?
   – Отвратительный. Лесной массив, холмы и даже горы.
   – Мне бы хотелось взглянуть.
   – Я надеялся, что ты это скажешь.
   Мы внимательно посмотрели друг на друга. Это дело не оказалось таким захватывающим, как я думал. Инстинкт подсказывал мне, что здесь что-то не так, Берни чего-то не договаривает.
   – А через три месяца, когда полоса будет готова, что будет со мной?
   – Хороший вопрос. – Он повертел в руках стакан и снова уставился на пляж. – Я поговорю об этом с Эссексом. Думаю, он останется доволен результатом, тогда я смогу упросить его дать тебе работу начальника аэропорта, в этом случае ты будешь получать тридцать тысяч в год.
   Раздумывая над его словами, я допил коку.
   – Ну а если Эссекс не останется доволен… тогда как мне быть?
   – Ты боишься, что не сумеешь закончить полосу за три месяца?
   – Именно.
   Ольсон снова закурил. Я заметил, что руки его дрожат.
   – Ну, тогда, я полагаю, нам с тобой придется мыть посуду в дешевых ресторанах. Я сказал ему, что сумею сделать все в срок. Если ты не справишься, то мы оба окажемся в ауте. – Он глубоко затянулся сигаретой. – Получить такую работу – это большая удача, Джек. Пилотов высшего класса в наши дни хоть пруд пруди. Стоит Эссексу только щелкнуть пальцами, и на его зов их сбежится тьма тьмущая.
   – Ты говорил о пятнадцати тысячах в год. Значит, ты заплатишь мне три семьсот пятьдесят за три месяца, а потом мои деньги встанут в полную зависимость от того, понравится ли Эссексу моя работа или нет и возьмет ли он меня в штат. Правильно?
   – Что-то вроде того. – Он взглянул на меня и отвернулся. – Джек, ведь у тебя все равно ничего на примете нет, так ведь тогда и это не плохо?
   – Да, это совсем не плохо.
   Довольно долго мы сидели в полном молчании, потом он сказал:
   – Поехали на аэродром, Джек. Ты сам все увидишь и скажешь мне, что думаешь. В три часа я должен везти шефа в Нью-Йорк, так что времени у меня, сам понимаешь, в обрез.
   – Хотелось бы, чтобы, прежде чем я начну работать, на мой счет в банке поступила какая-нибудь сумма, Берни, – медленно проговорил я. – Я на мели.
   – Нет проблем, я все сделаю. – Он поднялся. – Поехали посмотрим.
   Нет, все же в этом раскладе что-то было не так. Эта мысль назойливо жужжала в моей голове, пока мы ехали обратно к шоссе. Но что я терял? Три семьсот пятьдесят за три месяца тоже были вполне солидной суммой. Если я в результате не пристроюсь здесь, то всегда могу вернуться к Локхиду. И в то же время что-то не переставало тревожить меня. Человек, сидевший рядом за рулем, был не тем полковником Ольсоном, которого я знал. Тому человеку из прошлого я мог со спокойной душой доверить последний цент, я мог доверить ему свою жизнь… но нынешний Берни меня настораживал. Что-то в нем изменилось. Я не мог четко сказать, что именно, но на душе у меня было неспокойно.
   Аэропорт Лейна Эссекса был расположен в десяти милях от города. Над большими воротами в проволочном заграждении огромная вывеска гласила: «Эссекс энтерпрайзис».
   Два охранника в форме бутылочно-зеленого цвета с револьверами на бедрах отсалютовали Ольсону.
   Стандартные здания аэропорта оказались светлыми, новыми и современными. Мне было видно, как вокруг диспетчерской башни суетятся люди. Все они как один были облачены в униформу того же бутылочно-зеленого цвета.
   Ольсон въехал на взлетно-посадочную полосу, заставив «ягуар» подпрыгнуть на бордюре. В полумиле прямо по курсу я заметил облако пыли. Ольсон сбросил скорость.
   – Мы на месте, – объявил он и затормозил. – Смотри, Джек, и скажи свое мнение. Я уже говорил тебе, что все организовал, но работенка тебе предстоит не легкая. У меня здесь команда человек из шестисот; большинство из них цветные. Спят они в палатках, работают с семи утра до шести вечера с двумя перерывами на еду. Но только не принимай на веру первое впечатление – после полудня здесь становится чертовски жарко. Пока всем заправляет некий Тим О’Брайен, а ты станешь его боссом. Я предупредил его о твоем приезде. Он неплохой парень, но, как и всем ирландцам, полностью доверять ему нельзя. Твоей задачей будет следить за его работой, пока он следит за работой всех этих парней. Советую сразу наладить с ними отношения – лишних проблем мне не надо. Они, как О’Брайен: палец в рот не клади. Ну как, все ясно?
   Я пристально посмотрел на него:
   – Так что, черт побери, я должен делать?
   – Как это – что? Наблюдать за О’Брайеном. Прогуливайся по участку. Если увидишь, что кто-то прохлаждается, скажи об этом О’Брайену. Следи, чтобы ни один лодырь не бросил работу до шести вечера.
   Ольсон вылез из машины и быстро направился в сторону облака пыли. Несколько сбитый с толку, я последовал за ним. Когда мы подошли ближе, я увидел рабочий процесс – зрелище повергло меня в состояние шока. Передо мной с оглушительным ревом копошилось не меньше двадцати бульдозеров. Армия мокрых от пота людей с лопатами в руках воевала с огромными камнями и распиливала поваленные деревья электрическими пилами. Здесь же надрывно гудела дорожно-строительная машина, наполняя воздух густым запахом гудрона.
   Внезапно перед нами словно из ниоткуда возник коротенький толстый человечек в мешковатых грязных брюках цвета хаки и пропитанной потом рубашке.
   – Привет, полковник! – гаркнул он.
   – Как дела, Тим?
   Человечек ухмыльнулся:
   – Просто сказка. Мальчики спилили за утро тридцать пихт, сейчас разделывают их на бревнышки.
   Ольсон повернулся ко мне:
   – Джек, познакомься с Тимом О’Брайеном. Теперь вы будете работать вместе. Тим, это Джек Крейн.
   Пока он церемонно представлял нас, я внимательно рассматривал О’Брайена: довольно сутулый, толстый, но в то же время мускулистый, на вид лет сорока пяти, шевелюра заметно прорежена временем, особенно на макушке, лицо несколько туповато, голубые спокойные глаза, жесткие губы. Этот человек невольно вызывал чувство симпатии: работяга, свой парень, которому можно доверять. Я протянул ему руку, он цепко схватил ее, крепко пожал и отпустил.
   – Тим, введи Крейна в курс дела. Мне нужно идти. – Ольсон напряженно, с явным неудовольствием посмотрел на часы. – Покажи ему домик и джип.
   Внезапно раздался грохот взрыва – настолько сильный, что я аж подпрыгнул.
   О’Брайен усмехнулся и сообщил:
   – Здесь слишком много скалистой породы, мы используем динамит.
   Ольсон дернул меня за рукав:
   – Мне надо ехать, Джек. Я проведаю тебя дня через три. Тим присмотрит за тобой. – Он развернулся и направился к стоявшему в отдалении «ягуару».
   О’Брайен тоже взглянул на часы:
   – Дайте мне десять минут, мистер Крейн, а потом мы отправимся в аэропорт. Мне надо отпустить мальчиков поесть. – И он зашагал прочь, оставив меня стоять и чувствовать себя полным идиотом.
   Я огляделся. Операция по расчистке земли шла как по маслу. Дорожно-строительная машина уже укатала ярдов двести полосы. Тут раздался еще один взрыв, разметавший фонтаном осколки камней, затем хором взревели десять бульдозеров и принялись расчищать землю.
   «Что, черт подери, я здесь делаю?» – спросил я себя. Все и так организовано наилучшим образом; если эти парни будут продолжать в том же духе, то они закончат работы через два, а не через три месяца.
   Так, в полном недоумении, я стоял на жарком солнце, пока не раздался чей-то пронзительный свист. Машины тотчас прекратили свою бурную деятельность, шум утих, люди побросали лопаты. Настал грандиозный момент – к стройке подъехали три огромных грузовика, из которых негры начали выгружать контейнеры с едой и питьем.
   Ко мне подкатил О’Брайен на открытом джипе.
   – Запрыгивайте, мистер Крейн! – позвал он. – Я отвезу вас к вашему домику, там вы сможете принять душ. Да и я тоже! – Он ухмыльнулся. – А потом мы перекусим у меня, я живу рядом.
   – Прекрасно. – Я уселся в джип. – Слушайте, Тим, а я могу позвонить Берни?
   О’Брайен стрельнул на меня глазами, потом кивнул:
   – Почему нет?
   Он быстро повел машину по полосе, свернул и направился к длинной веренице домиков у диспетчерской башни. Там он остановился, вышел и зашагал к домику номер пять.
   – Это ваш. Располагайтесь. Ну что, встретимся у меня, в шестом, через полчасика? О’кей?
   – Идет.
   Закинув на плечо сумку, я открыл дверь и вошел в домик, там было свежо и прохладно – видимо, работал кондиционер. Захлопнув за собой дверь, я огляделся. Просторная гостиная была заполнена вещами высшего качества: четыре кресла, битком набитый бар с холодильником, цветной телевизор, книжная полка, уставленная книгами, пушистый ковер, по которому ступаешь словно по траве, стерео– и радиоприемник у дальней стены. За гостиной располагалась маленькая спальня с двуспальной кроватью, туалетом, ночным столиком с лампой, к спальне примыкала ванная комната, в которой было все, что только можно пожелать.
   Я быстро разделся, принял душ, побрился, надел рубашку с короткими рукавами и легкие льняные брюки, после чего вернулся в гостиную. Я подошел к бару, потоптался возле него, но решил не пить. Взглянул на часы, подождал минут пять, покурил. А в двенадцать тридцать я, покинув свое новое жилище, постучал в дверь домика номер шесть.
   О’Брайен выглядел менее потным и встрепанным, но одежда на нем была все та же. Открыв дверь, он взмахом руки пригласил меня войти. Я повиновался и попал в точно такие же хоромы, как у меня. В гостиной витал легкий аромат жареного лука, заставивший меня сглотнуть слюну.
   – Обед почти готов, – сообщил О’Брайен. – Что будете пить?
   – Спасибо, ничего. – Я уселся в мягкое кресло.
   В комнату вошла девушка с подносом, одетая в блузу бутылочно-зеленого цвета и такие же брючки. Она проворно накрыла на стол, поставила две тарелки и удалилась.
   – Ну, приятного нам аппетита, – провозгласил О’Брайен и сел за стол.
   Я присоединился к нему.
   На моей тарелке лежали внушительный кусок мяса, фасоль и картофель фри.
   – А вы тут неплохо питаетесь, – заметил я, отрезая второй кусочек.
   – Здесь все по высшему классу, – согласился О’Брайен. – Мы ведь работаем на Эссекса.
   С минуту мы ели молча, потом О’Брайен сказал:
   – Я слышал, вы и Ольсон – товарищи по Вьетнаму.
   – Да, он был моим боссом. Я обслуживал его самолет.
   – Ну и как вам понравилось во Вьетнаме?
   Я отрезал очередной кусочек мяса, намазал горчицей и задумчиво уставился на свое произведение.
   – Еще бы мне не понравилось – я ведь вернулся оттуда целым и невредимым. – Я положил кусочек стейка в рот и активно заработал челюстями.
   – Бывало и по-другому.
   – И часто.
   Мы замолчали, сосредоточившись на еде, потом О’Брайен снова нарушил тишину:
   – У вас большой опыт в строительстве взлетно-посадочных полос?
   Я прекратил жевать и внимательно посмотрел на него. Он ответил мне тем же. Так некоторое время мы глядели друг на друга, и я не смог противостоять симпатии к этому крепкому толстому человечку – он продолжал жевать, а его честные голубые глаза смотрели прямо и открыто в мои.
   – Я авиаинженер, знаю от и до устройство любого самолета, но понятия не имею, как надо строить взлетно-посадочные полосы.
   Он кивнул и в свою очередь намазал отрезанный кусочек стейка горчицей.
   – Н-да. Что ж, Джек, спасибо за откровенность. Я тоже в долгу не останусь. Ольсон сказал, что хочет приставить ко мне ревизора. Он очень боится, что полоса не будет готова через три месяца, и пообещал привезти эксперта для наблюдения за работой. Я не стал возражать, потому что мне платят хорошие деньги. Он до умопомрачения боится Эссекса. Когда человек панически боится своего шефа, потому что беспокоится о том, чтобы не потерять работу, мне становится жаль его, и я соглашаюсь играть по его правилам.
   Я помедлил, потом сказал:
   – Я знаю, каким он был тринадцать месяцев назад. С тех пор я увиделся с ним в первый раз. Он чертовски изменился.
   – Правда? Я знаю его столько, сколько работаю с ним, – всего пару недель, но сразу, как только увидел его, понял, что он вне себя от страха. – О’Брайен покончил с едой и отодвинулся от стола. – Ну, Джек, и что ты собираешься делать? Я могу заверить тебя, что полоса будет закончена в течение шести недель. У меня отличная команда, и я знаю, что на ребят можно положиться.
   – Ольсон говорил что-то о проблемах с рабочими.
   О’Брайен покачал головой:
   – Никаких. Им всем хорошо платят, а я знаю, как с ними управляться.
   Я пожал плечами:
   – Тогда черт меня подери, если я знаю, что собираюсь тут делать. Теперь, увидев и услышав от тебя, как идут дела, я понял, что для меня тут ничего нет. Знаешь, Тим, во всем этом есть какая-то бестолковщина. Ольсон подрядился заплатить мне хорошие деньги, причем из собственного кармана, кажется, ни за что.
   О’Брайен улыбнулся:
   – Ну что ж, если тебе хорошо заплатят и это сделает тебя счастливым, то тебе лучше присмотреть за мной, правда?
   – Ты можешь взять меня с собой, чтобы я разобрался что к чему? – Я почувствовал себя неловко.
   – Конечно. – О’Брайен взглянул на часы: – Мне пора двигаться.
   Он привез меня обратно на место строительства и выскочил из джипа.
   – Бери машину, Джек. Мне она сегодня больше не понадобится. Покатайся кругом, оглядись хорошенько.
   Чувствуя себя полным идиотом, я проехал мимо людей, которые уже начали работать на расчищенной земле, и подрулил к лесу. Там я оставил машину и пошел пешком.
   Пять десятков чернокожих парней валили деревья, ловко управляясь с электрическими пилами. Они равнодушно поглядывали на меня, в конце концов один из них, огромный, добродушного вида негр, махнул мне рукой, чтобы я отошел подальше.
   – Поосторожнее, брат, – предупредил он, – деревья тут падают как дождь.
   Я развернулся и вышел из леса на жаркое солнце, туда, где трудились подрывники. И снова меня попросили убраться. Как и сказал О’Брайен, работа спорилась. Здесь было достаточно машин, людей и взрывчатки для того, чтобы закончить все за шесть недель.
   Я свернул на крутую тропинку, которая вела к ручейку, расположенному довольно далеко от места работ, присел на камень, закурил и задумался.
   Мне не давала покоя одна мысль: ревизору во владениях О’Брайена делать абсолютно нечего. Так зачем же Ольсон пригласил меня? Почему он собирается заплатить мне из своего кармана три тысячи семьсот пятьдесят долларов только за то, чтобы я околачивался здесь, когда он прекрасно знает, что О’Брайен справится с задачей и сам?
   Что скрывается за всем этим? Сейчас Ольсон улетел в Нью-Йорк, сказав мне, что приедет меня проведать через три дня. И чем я буду заниматься все это время? Первым моим побуждением было вернуться домой, оставив для него письмо – мол, я так и не смог увидеть, чем мог бы ему помочь здесь, и так далее. Но я задушил эту мысль в зародыше. Мне совсем не хотелось возвращаться в маленький, скучный и мрачный дом и снова превращаться в ничто. Надо дождаться возвращения Ольсона и переговорить с ним. А за время его отсутствия я решил написать подробный отчет о продвижении строительства, чтобы показать, что я пытаюсь отработать свои деньги.
   Я вернулся на стройку и отыскал О’Брайена – он ковырялся с заглохшим бульдозером, но, увидев меня, прекратил работать.
   – Послушай, Тим! – заорал я, перекрывая грохот и лязг машин. – Выглядит все отлично. Похоже, что полоса действительно будет закончена недель через шесть. А если ребята будут продолжать в том же темпе, то и через пять.
   Он кивнул.
   – Но мне надо как-то отработать свои деньги, они мне нужны. Могу я взглянуть на твои отчеты, чтобы составить собственный для Ольсона? Что ты на это скажешь?
   – Конечно, Джек. Нет проблем. Зайди в мой домик – в левом верхнем ящике стола найдешь все, что тебе нужно. Я с тобой поехать не могу, мне надо наладить эту железку.
   – Я очень признателен тебе. – Дав голосовым связкам немного отдохнуть, я продолжил: – Мой отчет, возможно, лишит меня работы, но тут уж ничего не поделаешь – как повезет. Я собираюсь дать Ольсону понять, что лучше, чем здесь управляешься ты, никто бы не управился, тем более я.
   Он кивнул мне, улыбнулся и легонько ткнул кулаком в плечо.
   – Это и не удивительно. Последние двадцать лет я только тем и занимаюсь, что конструирую взлетно-посадочные полосы. Ладно, увидимся вечером. – И он вернулся к своему заглохшему бульдозеру.
   Я забрался в джип и поехал к домикам. За время своей прогулки я весь вспотел. Послеполуденное солнце жарило вовсю, так что для меня было огромным наслаждением войти в прохладный, дышащий свежестью домик О’Брайена. В дверях я замер, пораженный.
   В одном из кресел развалилась юная блондинка. На ней были красные обтягивающие брючки и короткая белая блузка, открывавшая пупок и не скрывавшая пышную грудь. Волосы ее рассыпались по плечам каскадом золотого шелка. Ей было не больше двадцати пяти. Узкое лицо с высокими скулами, огромные зеленые глаза… Это была самая сексапильная женщина из всех, которых я когда-либо видел.
   Она прохладно кивнула мне, а потом улыбнулась. Зубы у нее были белоснежные, а губы – чувственные и блестящие.
   – Привет! – сказала она. – Ищешь Тима?
   Я вошел и закрыл за собой дверь.
   – Он на стройке.
   – О! – Она состроила гримаску и колыхнулась всем своим пышным телом. – А я надеялась повидаться с ним. И как это ему удается работать в такую жару?!
   – Я полагаю, хорошо, просто отлично.
   Что ж, эта красотка привела меня в восторг, она волновала меня так, как ни одна девушка из моего захолустного городка.
   – А ты кто? – с улыбкой поинтересовалась она.
   – Джек Крейн. Ревизор. Буду следить за строительством полосы. А кто ты?
   – Пам Осборн. Я выполняю обязанности бортпроводницы, когда Джин отдыхает.
   Мы внимательно разглядывали друг друга.
   – Что ж, замечательно. – Я подошел к столу и сел. – Может быть, я могу что-нибудь сделать для вас, мисс Осборн?
   – Может быть… В этом занюханном аэропорту такая скучная жизнь. – Она передернула плечами. Одна из пышных грудей чуть не выскочила из выреза блузки, но девушка успела поправить ее. – Я пришла поболтать с Тимом.
   Вот в это я не поверил. Было всего лишь начало пятого, а в это время – и она наверняка это знала – О’Брайен всегда занят на объекте.
   Я снова почувствовал тревогу: эта малышка определенно ждала меня. Но зачем?
   – Тебе не повезло. – Я открыл верхний левый ящик стола. В нем лежала тяжелая черная кожаная папка. Я взял ее. – У меня тоже полно дел.
   Она рассмеялась:
   – Это отставка, Джек?
   – Ну…
   Мы посмотрели друг на друга.
   – Ну… что?
   Я помедлил. Она была чудо как хороша. Помявшись, я сказал:
   – Мой домик рядом.
   – Так, может, войдем туда рука об руку?
   Я снова помедлил, но эта шикарная женщина явно заинтересовалась мной, хотя меня терзали смутные подозрения. Я сунул папку обратно в ящик.
   – Почему бы и нет?
   Она соскользнула с кресла, когда я выходил из-за стола. Я обвил ее талию рукой, она неожиданно крепко прижалась ко мне. Ее губы буквально впились в мои, а язык проскользнул в мой рот.
   Все тревоги, сомнения, волнения и предчувствия моментально улетучились. Я практически перетащил ее из домика О’Брайена в свой.

   – А ты настоящий мужик, – лениво заметила она.
   Любовь, если можно было так назвать порыв страсти, закончилась, и теперь девушка лежала рядом со мной на кровати, словно большая красивая лоснящаяся кошка.
   Она была самой лучшей партнершей из всех, которые у меня были с тех пор, как маленькая вьетнамка уехала в Сайгон; она была чуть необузданней, чуть глубже в чувствах, но ненамного.
   Я нащупал на тумбочке сигареты, взял одну, закурил и снова растянулся на кровати. В мозгу опять загорелся сигнал тревоги.
   – Все произошло немного неожиданно, ты не находишь? – поинтересовался я, глядя на Пам.
   Она рассмеялась:
   – Еще бы. Я слышала, что ты приехал, и подумала, что, возможно, ты захочешь немного любви. Я предположила, что ты зайдешь в домик Тима или в свой. Я из тех девушек, которым это нужно. Мне нужен мужчина! А здесь в лагере все ползают на брюхе, все боятся собственной тени. Всем им слишком дорого их жалованье, они только и думают о том, чтобы не потерять работу.
   – Так, значит, байка о том, что ты ждешь Тима, чтобы перекинуться с ним парой слов, – это полная чепуха?
   – А ты что подумал? Ты можешь представить, что такая девушка, как я, может иметь какие-то дела с таким потным здоровяком, как Тим? Я против него ничего не имею, он хороший парень, но это совсем не мой тип. – Она закинула руки за голову, вид у нее был самый что ни на есть довольный. – Я надеялась, что найду новую кровь… и нашла ее.
   Я чуть повернул голову и искоса взглянул на нее. Она была красивой, пышной, горячей, она просто загипнотизировала меня.
   – Ольсон тоже получает от тебя… это?
   – Берни? – Она помотала головой, ее лицо помрачнело. – Разве ты не знаешь, что с ним случилось? Он получил кое-куда пулю, и та нанесла непоправимый урон. Бедный Берни.
   Это сообщение повергло меня в шок. Я знал, что Ольсон был ранен в пах, выполняя последнее задание, но как-то никогда не думал о том, что это может значить. Так вот какие у него проблемы помимо того, что он боится потерять работу! Господи! Я подумал, как бы себя чувствовал, если бы такое случилось со мной!
   – Я не знал.
   – Барни необыкновенный человек, – сказала Пам. – Он рассказывал мне о тебе. Он думает, что ты тоже необыкновенный. Он тобой восхищается.
   – Правда?
   – Ты нужен ему, Джек. Он очень одинок и почти не общается с этими занудами, которые здесь работают. Он попросил меня уговорить тебя взяться за эту работу. Он очень боится, что ты откажешься и уедешь.
   О’кей, его просьбу она выполнила отлично, но тут снова прозвенел звонок, предупреждавший, что весь этот спектакль был продуман заранее.
   – Яине собирался отказывать Берни, что бы он мне ни предложил.
   Пам приподняла одну ногу и критически оглядела ее.
   – Ну что ж… теперь ты здесь… это не вызывает сомнений, а? – Она опустила ногу и улыбнулась мне.
   – Но как долго я здесь останусь? Здесь нет для меня никакого дела, крошка. Тим отлично справляется и без меня.
   – Берни хочет, чтобы ты присматривал за ним.
   – Я знаю. Он мне сказал. Но Тим не нуждается в присмотре. – Я затушил окурок. – А что еще он тебе говорил?
   Она одарила меня отсутствующим взглядом, который не требовал пояснений.
   – Просто он хочет, чтобы ты был с ним. Это все.
   – Ты говоришь так, словно он полностью доверяет тебе.
   – Можно и так сказать. Временами, когда он не летает – Эссекс ведь не всегда в воздухе, – я и Берни встречаемся. Джин ему не нравится. Он одинок.
   – Ты же не хочешь сказать, что он собирается платить мне из своего кармана только потому, что жаждет моей компании?
   – Что-то вроде того, Джек. Надеюсь, ты его не разочаруешь.
   – Думаю, что мне лучше поговорить с ним.
   – Так сделай это.
   – Кажется, он боится потерять работу.
   – Все боятся. С Эссексом довольно тяжело ладить, так же как и с миссис Эссекс.
   – А есть еще и миссис Эссекс?
   Девушка сморщила носик:
   – Тебе повезло, что тебя нанял Берни. Да, есть еще и миссис Эссекс… дорогая Виктория. Надеюсь, что тебе никогда не придется столкнуться с ней. Она прекрасный образчик самой большой суки в мире. От нее все просто в ужасе.
   – Даже так?
   – Да. Стоит тебе только раз неправильно поставить ногу, и миссис Эссекс немедленно даст тебе хорошего пинка. А своего мужа она держит в ежовых рукавицах. Ладно, Эссекс, конечно, ублюдок, заносчивый, самодовольный сноб, но только тогда, когда у него есть повод заноситься. Но Виктория! Она взвивается на пустом месте, хотя сама ничего из себя не представляет; просто красивая мордашка и красивое тело. Избалованная, изнеженная сука, которая издевается над всеми, кто зависит от Эссекса.
   – Звучит просто прелестно.
   – Это только слова. – Пам рассмеялась. – Держись от нее подальше. Что ты собираешься делать сегодня вечером? Как насчет того, чтобы пригласить девушку на ужин? У меня есть «мини-остин». Мы могли бы отправиться в ресторанчик с морской кухней в Сити. Ну как тебе? Нравится?
   – Отлично, – кивнул я. – А теперь уноси отсюда свое прекрасное тело. Я должен работать.
   – Только не в первый день, Джек. Такой подход к делу всегда оказывается губительным. – И она обвила меня руками.

Глава 2

   Ресторан «Л’Эспандон», оформление которого было откровенно слизано с парижского «Ритца», стоял прямо на пристани. Стены его были украшены четырьмя панно, изображавшими рыбу-меч, и рыбацкими сетями. Столики, освещенные электрическими свечами, стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы люди, которые хотят, например, посекретничать, чувствовали себя свободно.
   В этот раз на Пам было длинное, до самых щиколоток, платье, перехваченное на талии серебряным пояском с головкой змеи. Выглядела Пам великолепно. Метрдотель юлил возле нее, ослепляя блеском своих зубов в широкой дружеской улыбке, болтая что-то насчет самых желанных гостей. Она тоже что-то сказала ему, я не расслышал, что именно, и он, гостеприимно взмахнув рукой, проводил нас к столику на двоих в дальнем конце зала. Возле столика стояли мягкие плюшевые кресла, и из этого уголка открывался вид на весь ресторан.
   – Приятного вечера, мисс Осборн, – пожелал метрдотель, отодвигая для нее кресло. – Коктейль с шампанским? – На меня он даже не взглянул.
   Она села и улыбнулась ему:
   – Это было бы чудесно, Генри.
   – Могу я узнать, что вы выбираете на закуску? – Он склонился возле нее так, что я почувствовал запах его лосьона после бритья.
   – Для начала давайте посмотрим меню, – я попытался обратить на себя его внимание, – и скотч со льдом для меня.
   Его голова медленно повернулась, и он оценивающе посмотрел на меня. Его глаза скользнули по моему слегка поношенному летнему костюму, и в них немедленно появилось сожалеющее выражение. Такая реакция ясно сказала мне, что для него я всего-навсего мистер Никто.
   – Давай предоставим все Генри, – мягко сказала Пам. – Он профессионал.
   Я было собрался возразить, но роскошь этого места и враждебное выражение в глазах толстого метрдотеля остановили меня. Я кротко кивнул:
   – Конечно… давай предоставим все Генри.
   В воздухе повисла пауза, потом Генри отправился встречать новую компанию из шести человек.
   – Ты с ним тоже спала? – осведомился я.
   Она хихикнула:
   – Только один раз. И это создало длительный положительный эффект. «Л’Эспандон» – единственный ресторан в Сити, где я ем бесплатно… Конечно, карт-бланш распространяется и на тебя.
   После этого сообщения я расслабился. Едва увидев это заведение, я пришел к выводу, что у меня не хватит денег на то, чтобы расплатиться по счету. Я посмотрел на свою спутницу не без восхищения.
   – А ты умеешь жить, крошка.
   – Что есть, то есть. – Наклонившись вперед и положив свою холодную ладонь на мою руку, она продолжила: – Генри ужасно меня боится. У него ревнивая жена, и он думает, что я вполне могу начать шантажировать его.
   – По-моему, тебе нужно поддерживать его в этом заблуждении.
   Принесли наши напитки. Вокруг засуетились официанты, ресторан постепенно заполнялся народом.
   – Хорошее местечко. – Я огляделся. – Но если бы Генри не оплачивал счет, то тут было бы несколько дороговато.
   – О, это точно.
   Официант, принесший бутылку шампанского в ведерке со льдом, поклонился Пам, а та в ответ одарила его сексапильной улыбкой. Хотел бы я знать, с ним она тоже успела переспать?
   Потом принесли палтуса под креветочным соусом с толстыми плоскими кусками мяса лобстера.
   – А ты понимаешь толк в хорошей жизни, – заметил я, пробуя рыбу.
   – Мужчины! – Пам покачала головой, ее большие зеленые глаза при этом широко раскрылись. – А что они могут поделать с такой девушкой, как я? Это, конечно, ловкий трюк – дать мало, а получить много. Принимая мой маленький подарок, мужчины либо расщедриваются от благодарности, либо начинают бояться, но в любом случае они платят.
   – Интересно, к какому типу отношусь я – к благодарным или испуганным?
   Она наколола кусочек лобстера на вилку и сказала:
   – Будь просто волнующим.
   – Я это запомню.
   Она бросила на меня короткий быстрый взгляд:
   – Это замечательно, правда?
   – Несомненно. – Некоторое время мы ели молча, потом я спросил:
   – Берни должен вернуться через пару дней?
   – Послушай, Джек, давай забудем о Берни. Давай наслаждаться друг другом. Ладно?
   Но на душе у меня было неспокойно. Прежде чем покинуть аэропорт, я перекинулся парой слов с Тимом. Пам предупредила, что заедет за мной в восемь вечера, так что у меня было время побриться, принять душ и выпить. Тим вернулся к себе в девятнадцать двадцать пять и заглянул ко мне. Выглядел он смертельно уставшим, потным и грязным.
   – Ну, нашел, что хотел? – осведомился он.
   Я почувствовал укол совести.
   – У меня была посетительница, некоторое время она провела здесь.
   – Ты имеешь в виду Пам?
   – Именно ее.
   Тим усмехнулся:
   – О эта девушка! Я знал, что она доберется и до тебя, но не думал, что так быстро.
   – Я собираюсь провести этот вечер с ней.
   Тим взглянул на бокал в моей руке.
   – Я бы тоже выпил немного.
   – Ну так давай, она приедет позже. – Я смешал ему скотч с содовой и со льдом. – Что она из себя представляет? – спросил я, передавая ему бокал. – Местная проститутка?
   – Она подружка Ольсона.
   Его ответ шокировал меня.
   – Ты знаешь, что у Берни…
   – О, конечно. Но его не интересует, с кем она спит. Они дороги друг другу. Единственное, что они не делают вместе, – не спят.
   – Черт побери! Если бы я знал, я бы не притронулся к ней! Я бы ни за что не пошел с ней никуда, если бы знал, что она девушка Берни.
   Тим жадно глотнул спиртного, остановился, чтобы вытереть ладонью губы.
   – Если бы этого не сделал ты, то сделали бы другие парни. Просто не думай, что она может стать для тебя чем-то большим, чем просто партнершей в сексе. Она девушка Берни. Ольсон не может взять ее, поэтому он позволяет ей спать с другими мужчинами. И это не секрет – весь персонал, да и, я думаю, половина Парадиз-Сити, в курсе. Просто не принимай ее всерьез. – Он покончил с выпивкой, поставил бокал и направился к двери. – Ая приму душ и буду смотреть телевизор. – Он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. – Жизнь чертовски странная штука, знаешь ли.
   Но все равно, мне было ужасно стыдно и неудобно перед Берни.
   – Послушай, Пам, – начал я и остановился, подождав, пока официант унесет наши опустевшие тарелки. – Тим сказал мне, что ты девушка Берни. А Берни мой лучший друг. Меня это очень беспокоит.
   – О, ради всего святого! Я же сказала тебе: мне это необходимо! И уверяю тебя: Берни это не беспокоит. Хватит болтать об этом. Говорю тебе: Берни знает, какая я. Ему наплевать.
   Официант принес мясо, запеченное в банановых листьях с артишоками и королевским картофелем. Пока он расставлял тарелки на столе, я размышлял.
   – Выглядит просто превосходно, правда? – заметила Пам. – М-м-м! Я обожаю питаться именно здесь!
   – Его должно это беспокоить, – не унимался я. – Ведь вы, я так понимаю, любите друг друга.
   – О, заткнись! – Голос ее позвучал низко и неожиданно злобно. – Бери, что тебе дают, и радуйся!
   Я совсем поник. Я сказал себе, что с этого момента и пальцем ее не трону. Совершенно безобразная ситуация! Берни – человек, который меня восхищает больше всех на свете, и я переспал с его девушкой!
   Аппетит у меня совсем пропал. Как ни хорош был стейк, жевать его было невыносимо тяжело. Вяло ковыряясь в тарелке, я оглядел ресторан и вновь почувствовал тревогу, когда увидел, как Генри неожиданно быстро прокатился по боковому проходу к входной двери. Там я заметил высокого, массивного телосложения мужчину лет шестидесяти, который резко шагнул из тени в тускло освещенный зал. Такого представителя рода человеческого видеть мне еще не приходилось, к тому же, насколько я мог судить, он уже успел уничтожить изрядное количество спиртного. Толстое лицо украшал невероятных размеров нос, придававший своему владельцу сходство с сильно недовольным дельфином. Голову его украшал вопиюще оранжевый парик, лихо съехавший на сторону и оголивший откровенно лысый череп. На нем был канареечно-желтый льняной костюм и украшенная оборками фиолетовая рубашка. Ко всему прочему он явно был чрезвычайно горд собственной персоной.
   – Только посмотри на этого ненормального! – радостный оттого, что появился повод сменить тему, громко шепнул я. – Кто это может быть?
   Пам бегло взглянула на заинтересовавшего меня субъекта и пояснила:
   – Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, самой дорогой и самой доходной здешней галереи искусств.
   Пока она говорила, я с интересом наблюдал за тем, как фиолетово-канареечное чудо покачиваясь доковыляло до столика – третьего от нас. Вслед за ним вошел худой, гибкий мужчина, которому на вид можно было дать как двадцать пять, так и сорок. У него были длинные черные, соболиного оттенка, густые волосы, вытянутое лицо, узкие глаза и практически безгубый рот – это сочетание делало его физиономию подозрительной и жестокой, похожей на мордочку крысы.
   – А это Луис де Марни, который управляет галереей, – продолжила свои пояснения Пам, отрезая и кладя в рот кусочек стейка.
   Угодливая суетливость Генри дала мне понять, что эти двое причислены им к наиболее важным посетителям. Заинтересованный происходящим, я наблюдал за тем, как вошедшие уселись за столик. Перед толстяком, словно по волшебству, появилась водка с мартини. Его спутник пить отказался. После короткой дискуссии с Генри о том, что они будут есть, метрдотель удалился, предварительно щелкнув пальцами официанту, чтобы тот следовал за ним.
   Клод Кендрик огляделся, словно король, обозревающий свою свиту. Он вяло махнул пальцами поприветствовавшим его людям и обратил свой взор в нашу сторону. На какое-то мгновение его маленькие глазки задержались на моем лице, потом перескочили на Пам. Брови его немедленно поползли вверх, а губы расплылись в улыбке. А потом он сделал самую идиотскую вещь из всех, что мне приходилось видеть на своем веку: он поклонился ей, сняв свой оранжевый парик и взмахнув им на манер шляпы над своей лысой, словно яйцо, головой, поклонился снова, водрузил парик на место и, чуть передвинув стул, углубился в беседу со своим спутником.
   Пам хихикнула:
   – Он просто великолепен, правда? Так он приветствует всех своих приятельниц.
   – А ты что, его приятельница?
   – Иногда я демонстрирую его эксклюзивные драгоценности, я знакома с ним уже несколько лет. – Она покончила со стейком. – Извини… у меня есть одна мысль, – и, поднявшись, она подошла к столику Кендрика. Несколько минут они о чем-то оживленно говорили, потом она вернулась.
   – Ну и о чем вы болтали? – осведомился я.
   – Он владелец самого большого в городе моторного катера. Так я подумала, что было бы здорово подышать морским воздухом и немного развеяться. Он обрадовался моему предложению. Знаешь, этот город порой становится скучноват для людей, которые живут здесь постоянно. Всем хочется чего-нибудь новенького. Ты ведь поедешь, правда? – Поскольку я медлил с ответом, Пам продолжила: – Он на самом деле очень забавный и очень важный человек. – К нам в очередной раз подошел официант и забрал пустые тарелки. – Он тебе понравится.
   Моторный катер – это звучало весьма заманчиво.
   – Ладно, в конце концов, что я теряю?
   Я посмотрел в направлении Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне. Официант тем временем подал копченого лосося. Я кивнул в ответ.
   Мы завершили ужин кофе. Кендрик и Марни быстро расправились с лососем и тоже выпили кофе, так что к тому времени, как мы собрались уходить, они были готовы покинуть ресторан.
   Пам отодвинула свое кресло, встала и подвела меня к их столику.
   – Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетно-посадочной полосы. Джек, это мистер Кендрик.
   – Зовите меня просто Клод, дорогуша. – Моя рука утонула в большой, теплой, напоминающей кусок теста лапе. – Я очень рад. Добро пожаловать в этот чудесный город. Искренне надеюсь, что здесь вы будете безмерно счастливы. – Он с трудом поднялся. – Давайте выйдем на свежий воздух в лунную ночь. Луис, голуба, позаботься о нашей дорогой Пам. Я хочу поближе познакомиться с Джеком. – Кендрик ухватил меня под руку и потащил за собой к выходу. Дважды он останавливался, чтобы снять свой ужасный парик и отвесить поклон улыбавшимся ему дамам. Я весь вспотел от смущения к тому времени, как толстяк поклонился в последний раз и мы вышли в горячую ночь.
   Кендрик сказал:
   – Луис, покатай Пам на лодке, котик. Ты ведь знаешь, как она это любит. Джек, дорогуша, вас не затруднит уделить мне несколько минут? Мне нужно с вами кое о чем поговорить.
   Прежде чем я успел заявить свой протест, Пам и Луис покинули нас.
   – Ну и о чем же вы хотите поговорить? – Я уже ненавидел этого толстого придурка и ненавидел его дурацкую идею остаться с ним наедине.
   – О Берни. Он один из моих самых лучших друзей. – Кендрик промакнул лицо шелковым носовым платком. – Давайте посидим у меня в машине, там есть кондиционер. Эта жара становится труднопереносимой, вы не находите?
   Я колебался, но без Пам, которая могла отвезти меня обратно в аэропорт, я был в безвыходном положении, так что безропотно последовал за ним на пристань, где стоял яркий черно-желтый «кадиллак». Когда мы приблизились к машине, оттуда немедленно выскользнул водитель-японец и проворно открыл перед нами дверцу.
   – Просто покатай нас по округе, Юко, – распорядился Кендрик и впихнул свое пухлое тело в автомобиль. Я зашел с другой стороны и тоже забрался внутрь.
   Между передним водительским место и задним сиденьем была поднята толстая стеклянная звуконепроницаемая перегородка. Захлопнув дверцы, мы сразу почувствовали благодатную прохладу салона. Машина тронулась, Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.
   В течение нескольких минут мы неспешно катили вдоль побережья, потом шофер свернул на главный проспект и вывез нас за город.
   Кендрик невозмутимо закурил сигару и пропыхтел:
   – Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни.
   – Точно.
   – Так вот, я беспокоюсь о Берни. – Кендрик скорбно вздохнул. – Бедняжка… такая ужасная рана.
   Не говоря ни слова, я ждал продолжения.
   – Он работает на ужасных людей. Этот человек… Эссекс! Что за создание! А его жена!
   Я все молчал.
   – Берни чувствует себя так неуверенно.
   – Как и все! – бросил я, наблюдая, как луна катится, словно желтое колесо, по облачному небу.
   – Вы чувствуете то же самое? – Кендрик внимательно посмотрел на меня. – Вы чувствуете неуверенность, дискомфорт?
   – А кто этого не чувствует?
   – Вы, конечно, правы, но ведь у вас есть амбиции? Разве вы не хотите стать богатым? Уверен, что да, и Берни тоже. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… я помню слово в слово: «Клоди, мне бы надо что-то сделать, чтобы вернуть ощущение стабильности. Если бы только я смог заполучить большие деньги – не важно, каким способом…»
   – Берни так сказал?
   – Это его точные слова.
   Теперь пришла моя очередь внимательно посмотреть на него.
   – Послушайте, Кендрик, к чему эти лицемерные подготовительные разговоры? Это просто омерзительно. Вы ведь ничегошеньки не знаете обо мне, но еще немного, и попрете напролом, как взбесившийся бульдозер. Что у вас на уме?
   Он снял свой оранжевый парик и уставился внутрь так, словно изучал что-то найденное в нем, потом снова нахлобучил его на голову.
   – Берни предупреждал меня. – Он улыбнулся. – Он сказал, что мне следует быть с вами поосторожнее. Он сказал, что однажды вытащил вас из крупных неприятностей. Вы ограбили вьетнамский обменный пункт и умыкнули три тысячи долларов, а Берни обеспечил вам алиби. Это правда?
   – Эти вьетнамские обменники всегда были легкой добычей. Мне нужны были деньги, и я их раздобыл. А вот Берни слишком много болтает.
   – Берни сказал, что обменный пункт был разрушен бомбой, так что вам все сошло с рук.
   Пока «кадиллак» держал курс вдоль огней Парадиз-Сити, сверкавших, словно бриллиантовое ожерелье, мои мысли вернулись в Сайгон.
   Моей маленькой вьетнамской подружке нужны были деньги, чтобы уехать в Гонконг. Она уже обезумела от ужасов войны и от того, что ее преследовали. Она приехала с севера и была уверена, что за ней гонятся вьетконговцы. Я ничего не мог поделать, чтобы успокоить ее. Что бы я ни говорил, все было бесполезно. Она все время твердила, что у нее есть заначка, что она даст кому-то взятку и уедет из страны. Это, конечно, было безумием чистой воды, но ее постоянный страх портил наши ночи. У меня не было ни цента, чтобы дать ей на дорогу. Кроме того, я понимал, что потеряю ее навсегда, но в конце концов решил, что переправлю ее в Гонконг. Однажды вечером я проходил мимо обменного пункта, и меня осенило. Угрожая служащему табельным пистолетом, я забрал все деньги – я был вдребезги пьян, так что мне море было по колено. Я отдал своей подружке деньги – это был последний раз, когда я видел ее. Потом в военную полицию позвонили, и служащий из обменного пункта указал на меня. Я уж было подумал, что пойду под трибунал, но тут приехал Ольсон. Он сказал, что во время ограбления я был с ним на его самолете. Я был уверен, что ему не поверят, но Берни пользовался большим уважением, так что меня отпустили.
   Вспомнив об этом инциденте, я подумал о том, как давно все это произошло. Мне тогда здорово повезло с тем обменником – в него попала первая же бомба, сброшенная вьетнамцами на Сайгон. Служащий погиб, а ведь он собирался писать жалобу верховному командованию, но та бомба угомонила его.
   Я тогда выложил Берни все начистоту. А он усмехнулся:
   – Что ж, не делай так больше, Джек. Может статься, что в следующий раз меня не окажется рядом, чтобы помочь тебе.
   Да что там, этот случай стал достоянием прошлого, но денег у меня всегда было в обрез. Я тогда попытался сблизиться с другой вьетнамской красоткой; она была танцовщицей в одном из шумных клубов, открытом каким-то расторопным американцем. Но удержать ее можно было только деньгами; это была единственная вещь, о которой думало большинство вьетнамских девушек. Так вот, однажды вечером, возбужденный до предела, я вломился в другой обменный пункт. Взять меня тогда не представлялось никакой возможности. В ту ночь бушевала демоническая буря плюс град вьетнамских бомб, так что адский шум заглушил мой выстрел. Я подумал, что убить старого вьетнамца для меня – все равно что пристрелить дикую утку. Из открытого сейфа я взял тысячу долларов. Этого было вполне достаточно, чтобы отлично провести время с девушкой, и у меня еще кое-что осталось. После этого я грабил обменные пункты еще трижды, но каждый раз чувствовал уколы совести. Мне стал сниться убитый мною старый вьетнамец. Передо мной как наяву стояли его полные ужаса глаза. Эти глаза преследовали меня повсюду, даже тогда, когда я занимался самолетом Ольсона. Из-за этого я прекратил налеты на обменники. Но сейчас, когда я сидел в шикарном салоне «кадиллака», видение вернулось.
   А Кендрик все говорил:
   – Что у меня на уме? Вам об этом должен сказать Берни. Это его операция, но есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить вас. Берни уверяет, что за большие деньги вы сделаете все что угодно. Могу я полюбопытствовать, что значит это «все, что угодно», цыпа моя?
   – Все зависит от того, что имеется в виду под формулировкой «большие деньги».
   – Вполне достойный ответ, – кивнул он и выдохнул клуб сигарного дыма, который был немедленно вытянут из салона автомобиля небольшим, но мощным экстрактором. – Да… насколько большие? Положим, четверть миллиона вас заинтересует?
   Я почувствовал, как по моей спине побежали мурашки, но сумел сохранить хладнокровие.
   – Такая сумма заинтересует кого угодно.
   – Я не говорю о ком угодно. – Его голос внезапно зазвучал резко и раздраженно. – Я спрашиваю о вас. Это очень простой вопрос, дорогуша. Вы сделаете все что угодно за четверть миллиона долларов?
   – Я должен переговорить обо всем этом с Берни.
   – Имеете право. – Кендрик взял крошечный микрофончик. – Мы возвращаемся, Юко.
   «Кадиллак» остановился, развернулся и направился обратно в Сити.
   – Да это и в самом деле какой-то заговор, – возмутился я. – Сначала Берни убеждает меня согласиться на фиктивную работу, потом меня соблазняет Пам, а теперь на сцене возникаете вы и толкуете что-то о четверти миллиона долларов. Но это совсем не то, что я назвал бы хорошо спланированной операцией. Слишком уж все поспешно. Предположим, я прямо сейчас отправлюсь в полицию и расскажу им, что происходит. Вы думаете, они не заинтересуются этим?
   Кендрик прикрыл глаза. Сейчас он выглядел как старый отдыхающий дельфин.
   – Может быть, дорогуша, но я думаю, что гораздо сильнее они заинтересуются тобой самим. – Он сдвинул на ухо парик, все еще не открывая глаз. – Но давай-ка не будем говорить о полиции. Это всегда очень неприятно. Я предлагаю тебе деньги, твоя доля четверть миллиона. Ты просто обязан поговорить с Берни и всегда можешь сказать «нет». Если ты скажешь «нет», то волен немедленно садиться в самолет и возвращаться в свой маленький городишко, где станешь убивать время, пытаясь изобразить жалкое подобие настоящей жизни. Это, конечно, твое право, но, с другой стороны, ты можешь войти с нами в дело и стать богатым.
   Я закурил сигарету.
   – Я поговорю с Берни.
   Мы сидели молча, пока «кадиллак» не остановился возле «Л’Эспандона», где нас уже ждали Пам и Луис.
   Когда я выходил из машины, Кендрик сказал:
   – Надеюсь мы сработаемся, голуба. Я тебе доверяю.
   Я остановился и пристально посмотрел на него:
   – К сожалению, не могу ответить вам тем же. – Я присоединился к Пам, которая уже потихоньку направилась туда, где был припаркован ее «мини».
   – Ты тоже в деле? – осведомился я, когда мы утрамбовались в крошечный автомобильчик.
   – Значит, Клод поговорил с тобой?
   – Ты же прекрасно знаешь, что поговорил. Это ведь ты его на меня натравила, признайся? Я тебя спрашиваю: ты тоже в деле?
   Она завела мотор и быстро погнала машину по направлению к аэропорту.
   – Тебе лучше поговорить с Берни.
   – Это не ответ на мой вопрос, а я очень хочу его получить.
   Она пожала плечами:
   – Да, я в деле. Берни тебе все объяснит.
   – Если он станет продолжать свою операцию в том же духе, что и начал, то я в эти игры не играю.
   Она бросила на меня быстрый, но тяжелый взгляд.
   – Что ты имеешь в виду?
   – А то, что все это насквозь фальшиво. Он ложью заманил меня сюда, потом натравил на меня тебя, а ты в свою очередь натравила на меня этот жирный кошмар. Это что, идея Берни?
   – Что ж, ты заинтересован в этом деле, разве не так?
   – Деньги меня интересуют, но, помимо этого, меня еще надо убедить, что и эти деньги, и эта ваша операция – не полное дерьмо.
   – Ты должен поговорить с Берни.
   – Это было сказано уже не раз, и я, кажется, не спорил.
   Остаток пути мы проделали в полном молчании. Остановившись у моего домика, Пам одарила меня самой сексапильной из своих улыбочек.
   – Давай проведем остаток ночи вместе, Джек. – Она уже было собралась выйти из машины, но я резко остановил ее.
   – Нет. Ты девушка Берни… Помнишь?
   Она взглянула на меня так, словно была готова ударить. А я просто продолжал смотреть на нее до тех пор, пока она не отвела глаз. Потом она выскользнула из машины и решительно направилась в мой домик.

   Я уже проснулся и попивал на крылечке кофе, когда из своего домика вышел Тим О’Брайен. Было шесть сорок пять утра, и он взглянул на меня с нескрываемым удивлением:
   – Ты рановато.
   – Я подумал, что неплохо было бы отправиться на стройку. – Сделав это заявление, я одним глотком прикончил кофе. – Если есть какая-нибудь работа, которую ты мог бы доверить мне, я был бы рад.
   – Ты смыслишь что-нибудь во взрывных работах?
   – Ни черта.
   Он усмехнулся:
   – Знаешь что-нибудь о бульдозерах?
   – Конечно.
   – Отлично… тогда будешь присматривать за бульдозерами, а я присмотрю за взрывниками. – Мы забрались в джип. – Так ты решил поработать?
   – Когда мне платят, я работаю. Но заруби себе на носу, Тим, главный начальник здесь ты.
   Скажи мне, что нужно делать, и я постараюсь выполнить это.
   Итак, второй день на новом месте я провел в изнуряющей жаре, пыли и адском шуме. Четыре раза меня звали починить бульдозер, и я делал это. Моторы я знал от и до, так что с ними проблем не было. Я отлично поладил с чернокожей командой, которая работала просто превосходно, но не имела ни малейшего понятия, что надо делать с заглохшим мотором. С О’Брайеном я не виделся до обеда. Судя по количеству взрывов, он тоже без дела не сидел. Пообедали мы вместе под деревом гамбургерами и кофе. Он поинтересовался, как мне нравится работать, я ответил, что все прекрасно. Он как-то напряженно посмотрел на меня, но ничего больше на эту тему говорить не стал.
   Вечером, прежде чем отправиться спать, я хорошенько обдумал все, что со мной произошло. В результате своих размышлений я сделал вывод, что Берни планирует какое-то ограбление, хочет, чтобы я участвовал в деле, но не уверен в моем согласии и потому тянет время. Я сказал себе, что сам не уверен в своем согласии, и не на шутку испугался. Я никогда бы не подумал, что Ольсон может пойти на преступление. Тут я решил, что самое время всерьез взяться за работу, а иначе кто-нибудь задумается о том, что я вообще здесь делаю.
   Мое решение оказалось разумным и своевременным, потому что в четыре часа следующего дня, когда я, чертыхаясь, чистил бензонасос, я заметил, что наблюдавшие за моими манипуляциями чернокожие работяги внезапно как, по команде, вздрогнули, словно их укусила оса. Их большие черные глаза беспокойно забегали, демонстрируя белки. Я оглянулся через плечо.
   В нескольких ярдах от меня стояла женщина и оценивающе разглядывала мою персону. Что за женщина! Я сразу же понял, что это не кто-нибудь, а сама миссис Лейн Эссекс. Открытый красивый лоб, огромные фиалковые глаза, тонкий нос, четко очерченные губы, на плечи густыми красно-рыжими волнами ниспадают натуральные локоны… Но все это лишь жалкое описание. Она была самой эффектной женщиной, которую я когда-либо видел, Пам Осборн рядом с ней выглядела бы неуклюжей фермершей. Ее фигура была просто божественной, такую можно представить только в мечтах: длинные-предлинные ноги, пышная аккуратная грудь. На ней была белая льняная рубашка, заправленная в белые же брюки для верховой езды, и высокие, почти до колен, блестящие черные сапожки. В нескольких ярдах позади нее негр в белом держал под уздцы двух великолепных лошадей.
   Она постукивала по сапожку плеткой, которую держала в руке, продолжая беззастенчиво разглядывать меня, словно я был племенным быком, а она смотрела и решала – купить или не купить.
   Я начал вытирать грязные руки о смоченную в масле тряпицу, всем телом чувствуя напряжение, исходившее от трех чернокожих рабочих, которые осторожно, медленно, словно под взглядом разъяренной гадюки, отступали подальше от этой красавицы. Так они продолжали двигаться до тех пор, пока окончательно не скрылись в облаке пыли.
   – Кто ты такой? – Ее голос прозвучал так высокомерно и резко, что я невольно вспомнил: Пам описала эту женщину как самую отъявленную суку в мире.
   Я решил разыграть перед ней очередного трусливого зануду.
   – Джек Крейн, мэм, – промямлил я. – Я могу что-нибудь сделать для вас?
   Мой тон ей не понравился. Я понял это по тому, как она передернулась и раздраженно переставила элегантную ножку.
   – Что-то я не помню, чтобы видела тебя раньше.
   – Совершенно верно, мэм. – Я изо всех сил старался сохранить непроницаемое выражение лица. – Я только прибыл сюда. Я работаю на мистера О’Брайена.
   – О-о… – Она продолжала сверлить меня взглядом. – А где О’Брайен?
   В этот момент раздался чертовски мощный взрыв, и обе лошади встали на дыбы, чуть не растоптав негра, который тщетно пытался удержать и успокоить их. Я видел, что парень попал в большую передрягу. Проскользнув мимо женщины, я схватился за поводья более крупного коня и, изо всех сил рванув их на себя, с огромным трудом заставил его встать смирно. Негру удалось утихомирить второе животное.
   – Здесь не место для лошадей, мэм, – подобострастно прогнусавил я. – Мы ведем взрывные работы.
   Она подошла ко мне, выхватила поводья из моих рук и вскочила в седло. Лошадь рванулась было вверх, но женщина как следует огрела ее плеткой, и та, вздрогнув, встала на все четыре копыта.
   Негр запрыгнул на коня.
   – Уводи его отсюда, Сэм, – скомандовала миссис Эссекс, – пока не раздался второй взрыв.
   Негр вихрем унесся с места событий, оставив ее глядеть на меня сверху вниз.
   – Ты понимаешь что-нибудь в лошадях? – спросила она.
   – Нет, мэм. Я ничего не смыслю в средствах передвижения, у которых нет тормозов.
   Она улыбнулась:
   – Ты ловко утихомирил Борджиа. Спасибо.
   И в этот момент раздался такой взрыв – всем взрывам взрыв. Он прозвучал так, словно у наших ног рванула пятисотфунтовая авиабомба.
   Женщина была твердо уверена, что ее лошадь под контролем, поэтому несколько расслабилась. К тому же этот взрыв шокировал и меня, и ее, поэтому мы выпустили из виду лошадь. А зря. Животное взвилось на дыбы так стремительно и мощно, что у женщины не было ни единого шанса удержаться в седле. Она тяжело грохнулась на землю.
   За то мгновение, что она была в воздухе, я, естественно, не смог предпринять ровным счетом ничего – кинулся вперед, но было уже слишком поздно. Миссис Эссекс приземлилась на плечи, ее голова ударилась о бетон. Лежа на земле, она выглядела все так же горделиво, но теперь эта гордость была не от мира сего.
   Я бросился на колени рядом с ней, чернокожие работяги немедленно образовали вокруг нас плотное кольцо. Я боялся, что она сломала позвоночник, поэтому застыл над ней как полный идиот, боясь притронуться хоть пальцем.
   – Позовите О’Брайена! – заорал я. – Пригоните сюда джип!
   Мои дикие вопли вывели людей из состояния ступора; четверо или пятеро из них бросились по бетонной полосе туда, где велись взрывные работы. Двое других скрылись в облаке пыли в противоположном направлении.
   Я осторожно притронулся к ней, она открыла глаза.
   – Вы ранены?
   Глаза закрылись.
   – Миссис Эссекс! Можно я перенесу вас?
   Фиалковые глаза снова открылись, она помотала головой, взгляд ее был остекленевшим.
   – Я в порядке. – Она пошевелила руками, потом ногами. – О Боже! Моя голова!
   – Осторожнее. – Я огляделся вокруг; неподалеку уже стоял джип, за рулем, вращая глазами, восседал огромный негр. – Я отвезу вас в больницу. – Когда я поднял женщину на руки, она тихонько застонала. Я перенес ее в джип и аккуратно устроил у себя на коленях, сев рядом с чернокожим водителем. – Поехали в больницу, – скомандовал я. – Только не торопись… поосторожнее.
   Негр взглянул на женщину, отпустил сцепление и медленно двинулся вдоль бетонной полосы. До больницы аэропорта мы добрались за десять минут. Кто-то, должно быть, уже позвонил сюда. Два молодых врача, пара медсестер и седовласый мужчина в белом халате окружили джип, как только он остановился.
   Здесь уже было готово все, что необходимо. Женщину с надлежащими предосторожностями переложили на носилки и в мгновение ока перевезли в здание.
   Я сидел, терзаемый одной мыслью: если, сдвинув ее с места, я причинил ей вред… От этого предположения я весь покрылся испариной.
   Тут раздался рев еще одного джипа, и из него буквально вывалился О’Брайен. Я рассказал ему, что произошло.
   – Вот черт! – Он вытер потное лицо. – Какого дьявола ей понадобилось на стройке? Вечно она сует свой проклятый нос туда, где ей совсем не место! Если Эссекс об этом узнает, я тотчас же лишусь работы!
   Я оттолкнул его и торопливо вошел в прохладный больничный холл. За регистрационной стойкой сидела медсестра.
   – Как она? – спросил я.
   – Сейчас ее осматривает доктор Уинтерс. – Она смерила меня таким взглядом, словно я был нищим, выпрашивающим милостыню.
   Я помедлил, потом, увидев в дверях одного из молодых врачей, которые принимали миссис Эссекс, подошел к нему.
   – Как она? Я навредил ей, сдвинув ее с места?
   – Вы ее убили, – осклабился тот. – Ничего не сломано, только сотрясение. Она спрашивала, что с ее лошадью.
   – Все нормально. Скажите ей, пусть не волнуется, я позабочусь о лошади.
   Идя к выходу, я услышал, как молодой врач сказал медсестре:
   – Вот приедет мистер Эссекс, он тут устроит!
   Я вышел на жаркое солнце, сел в джип и поехал туда, где неприкаянно болталась провинившаяся лошадь. О’Брайен уже уехал. На то, чтобы войти в контакт с животным, у меня ушло добрых два часа. Это был дальний конец аэропорта, густо заросший деревьями, так что поймать коня мне удалось лишь волею случая. Я весь взмок и чертовски устал. Когда я изловил это несчастье, особых сложностей больше не возникало: я привязал животное к джипу и медленно поехал назад. Лошадь рысцой трусила следом.
   Как только я подъехал к больнице, словно из ниоткуда возник грум миссис Эссекс. Улыбнувшись мне, он взял своего подопечного под уздцы.
   Войдя в больницу, я подошел к регистрационной стойке. Медсестра, подняв брови, окинула меня взглядом.
   – Да?
   – Не могли бы вы передать миссис Эссекс, что я нашел ее лошадь, с ней все в полном порядке, грум повел ее домой. От этой новости ей наверняка станет лучше.
   Медсестра склонила голову набок.
   – А кто вы такой?
   – Джек Крейн. Миссис Эссекс знает меня.
   Внезапно в ее глазах появилось сомнение. Внезапно в ее глупую, снобистскую голову пришла мысль, что, несмотря на мою пропитанную потом, потрепанную одежду и перепачканные руки, я могу быть кем-то важным в королевстве Эссексов.
   – Я немедленно сообщу доктору Уинтерсу вашу новость, мистер Крейн. Спасибо вам, что дали нам знать.
   Одарив ее долгим тяжелым взглядом, я кивнул, вышел из больницы, сел в джип и поехал на стройку.
   Как только я вылез из машины, меня оглушило очередным мощным взрывом. Несмотря на происшедшее, О’Брайен не стал прекращать работу. Ему, в отличие от меня, не было никакого дела до миссис Лейн Эссекс.
   Я не мог забыть ощущение тяжести ее тела, лежавшего на моих коленях. Я не мог забыть ее фиалковых глаз и венецианских рыже-красных волос возле моего лица, когда я поднял ее на руки. Я подошел к заглохшему бульдозеру и снова занялся мотором. Работая, я не переставал думать об этой женщине. Думал я о ней и тогда, когда раздавшийся свист провозгласил окончание очередного рабочего дня.

   Вернувшись к себе в домик, первое, что я сделал, – принял душ, в котором так нуждался. Освеженный, я натягивал брюки, и тут в дверь постучали. Подумав, что это Тим, я крикнул, чтобы он заходил, и потянулся за рубашкой. Вопреки моим ожиданиям в комнату проскользнула Пам Осборн. Она резко захлопнула за собой дверь, и я увидел, что лицо ее бледно, а глаза горят от гнева.
   – Чего тебе надо? – Мне совсем не хотелось, чтобы сейчас она ошивалась здесь. – Иди-ка отсюда, крошка. – Я заправил рубашку в брюки. – Я, знаешь ли, допустил с тобой небольшую промашку.
   Судя по выражению ее лица, она даже не слышала моих слов.
   – Как можно быть таким идиотом? Отвечай! – грозно потребовала она. – Теперь ты у всех на виду, а именно этого и не хотел Берни!
   Я подошел к столу и уселся за него.
   – О чем ты тут кричишь?
   – О тебе гудит весь аэропорт! Все болтают, что ты отвез эту суку в больницу, а потом еще разыскал ее проклятую лошадь!
   – Ну и что тут такого страшного?
   – Теперь всех интересует, кто такой Джек Крейн. Ты что, не понимаешь, что каждый местный идиот отдал бы свою правую руку за то, чтобы получить возможность сделать то, что сделал ты?!
   – А что, черт побери, ты думаешь, мне надо было сделать?! Оставить ее подыхать?
   – А лошадь! – Она стиснула и тут же разжала кулачки. – Эта сука больше заботится о лошади, чем о себе, о своем муже и даже о своих деньгах! Как тебе пришло в голову провести несколько часов, разыскивая это мерзкое животное, когда это вполне мог бы сделать кто-нибудь другой?!
   – Откуда я знаю…
   – И еще… что тебя заставило начать работать на О’Брайена? Разве Берни не сказал тебе, что ты должен только присматривать за ним и лишний раз не высовываться? Разве он не сказал тебе, чтобы ты не связывался с рабочими? А теперь вали отсюда и теряй попусту время со своими дурацкими машинами! Когда Берни услышит обо всем этом, его удар хватит!
   Я уже начинал злиться.
   – Ну хватит! – возмутился я. – Я не собираюсь обсуждать все это с тобой! Тем более в таком тоне. Я поговорю с Берни. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери!
   – Я пришла предупредить тебя, ничтожество! Теперь высокое начальство не выпустит тебя из виду. А уж если они за кого берутся, то только держись. Так что готовь правдоподобную историю. Этот сукин сын, Уэс Джексон, теперь обязательно снизойдет до тебя. Он главный менеджер Эссекса. Остерегайся его! Он такой проницательный, что может раскусить тебя с первого взгляда. Он обязательно захочет узнать всю твою подноготную. И что ты делаешь здесь. И кто ты. И почему Берни не собирался платить тебе по ведомости. Так что готовь правдоподобные ответы на эти вопросы, или мы влипли. Ты все понял?
   – Нет, – рявкнул я, глядя ей прямо в глаза. – Я не понял, и мне все это очень не нравится. Если ты…
   Внезапно звук подъезжающего к моему домику автомобиля заставил нас обоих прильнуть к окну.
   – Он уже здесь… Уэс Джексон! – Лицо Пам стало белее первого снега. – Он не должен видеть меня здесь. – Она затравленно огляделась, потом стрелой метнулась в ванную комнату и плотно закрыла за собой дверь.
   Я остался стоять один-одинешенек.

Глава 3

   Уэс Джексон стоял в дверном проеме, очень напоминая слегка уменьшенного в размерах Кинг-Конга. В нем было никак не меньше двух метров роста, массивное телосложение, на вид года тридцать два, может, тридцать три. Его голова в форме луковицы сидела прямо на широких плечах безо всякого намека на шею. Маленький носик, маленькие губки и маленькие глазки буквально утопали в бело-розовом море жира. Его густые черные волосы были коротко подстрижены. В обрамлении черных блестящих ресниц зеленые глаза казались чуточку больше. Одет он был безукоризненно: голубой блейзер с приколотыми к карману несколькими модными значками, белые льняные слаксы, белая рубашка, галстук с золотой булавкой.
   – Мистер Крейн?
   Его крошечные губки растянулись в подобии улыбки, а зеленые глазки оставались холодными, словно кусочки льда, и, сверля, осматривали меня с ног до головы.
   Я уже знал, что этот человек с самого рождения был настоящей сволочью и теперь мне во что бы то ни стало нужно справиться с ним.
   – Совершенно верно, – кивнул я.
   Он внес свою огромную массу в домик и закрыл дверь.
   – Я Уэсли Джексон. Веду дела мистера Эссекса.
   Я хотел было ответить, что ему крупно повезло, но сдержался, позволив себе лишь пробормотать:
   – Правда?
   – Правда, мистер Крейн. Миссис Эссекс попросила меня прийти сюда и поблагодарить вас за то, что вы нашли ее лошадь.
   – Как она? Я имею в виду миссис Эссекс.
   Он окончательно переместился в комнату и уселся в одно из кресел, которое тоскливо скрипнуло под его немалым весом.
   – Она здорово ушиблась, но вы и сами все прекрасно об этом знаете. – Он покачал своей луковичной головой, на жирном лице воцарилось печальное выражение. – Что ж, все могло оказаться гораздо хуже. У нее легкое сотрясение мозга – ничего серьезного.
   – Как хорошо. Когда я увидел, как она упала, я уж было подумал, что она сломала позвоночник.
   Джексон поморщился:
   – К счастью, этого не случилось. – Он перекинул одну здоровенную ногу через другую, было похоже, что он пытается устроиться поудобнее – значит, разговор предстоит долгий. Я сел в кресло напротив него. – Это было очень любезно с вашей стороны, мистер Крейн, отправиться искать ее лошадь, – продолжал толстяк. – Кажется, никто больше об этом не подумал. А ведь эта лошадь очень важна для нее.
   Я коротко кивнул, ожидая, что он скажет дальше.
   – Миссис Эссекс вам очень признательна.
   Я снова ограничился кивком.
   Он внимательно осмотрел свои тщательно обработанные маникюршей ногти, потом быстро, но испытующе взглянул на меня:
   – Вы здесь работаете, мистер Крейн?
   «Ну вот, началось, – подумал я. – Этот толстый информатор не намерен терять время».
   – Можно сказать и так.
   Пришла его очередь кивнуть.
   – Да. – Пауза. – Вы не появляетесь в кассе в день выплаты жалованья, мистер Крейн, и тем не менее говорите, что работаете на нас.
   Я попытался убрать со своего лица всякое выражение.
   – А вот этого я не говорил, мистер Джексон. Я работаю на полковника Ольсона.
   Не сводя с меня глаз, он покусывал ноготь большого пальца.
   – Полковник Ольсон нанял вас?
   – Думаю, что мне лучше объяснить все поподробнее. – Теперь я придал своему лицу наичестнейшее выражение и осветил его легкой примирительной улыбкой. На Джексона, казалось, это не произвело ни малейшего впечатления, но я сильно сомневался, что на него вообще можно произвести хоть какое-то впечатление. – Полковник Ольсон и я вместе служили в Сайгоне. Он сбрасывал бомбы, я присматривал за его самолетом. – Я старался говорить как можно более непринужденно. – Кто-то мне сказал, что он работает на мистера Лейна Эссекса, и, поскольку я как раз занимался поиском работы, а мы с Берни и на гражданке оставались в прекрасных отношениях, я написал ему письмо, в котором попросил его, если это возможно, подыскать мне здесь какую-нибудь халтуру. Он написал в ответ, что в данный момент никаких вакансий нет, но если я свободен, то могу приехать к нему и помочь в строительстве взлетно-посадочной полосы. Он сообщил, что может предоставить мне жилье и еду, но денег пока платить не будет, зато пообещал переговорить с менеджером по персоналу, который, быть может, попозже подберет для меня подходящее место. Жизнь в маленьком городке мне опротивела, и я решил относиться к этой работенке как к неожиданному оплачиваемому отпуску. У меня были деньги, оставшиеся от армии, я очень хотел посмотреть Парадиз-Сити, а еще больше хотел встретиться с полковником Ольсоном… Он прекрасный человек, мистер Джексон, но я не должен был говорить вам… вот… потому-то я здесь.
   Он кивнул своей гигантской луковицей, глазенки почти спрятались за тяжелыми веками.
   – Боюсь, что полковник Ольсон допустил ошибку. Он не имеет права держать вас здесь и вообще кого бы то ни было.
   Я молчал.
   – Это незаконно. – Он передернулся. – Возможно, вы не осознаете этого в полной мере. Каждый, кто работает на нас, застрахован. А вдруг с вами что-нибудь случится – здесь, на нашей стройке? Вы подадите на нас в суд, а нам нечем будет защищаться.
   – Вот как? – Я снова сделал покорное туповатое лицо. – Но я уверен, что полковник Ольсон просто никогда бы не подумал, что я способен на такой неблаговидный поступок по отношению к вам.
   Мне показалось, что мое незатейливое выражение лица понравилось ему гораздо больше, чем честное и открытое. Этот вывод я сделал, увидев, как его крошечные губки скривились во что-то, что я классифицировал как улыбку.
   – Я так и подумал. Полковник Ольсон отличный пилот, но он не бизнесмен. А что именно вы делаете на строительстве?
   – Я работаю под руководством О’Брайена. Ремонтирую бульдозеры по мере надобности. Рабочие ничего не смыслят в моторах.
   Его улыбка мигом улетучилась.
   – Но разве это не работа О’Брайена?
   – А он занимается взрывными работами. Полковник Ольсон подумал, что это сэкономит время… ну, если бульдозерами буду заниматься я. Я так понимаю, что строительство должно быть завершено как можно быстрее.
   – Я и сам прекрасно знаю, когда должна быть закончена полоса. – Его резкий скрежещущий голос предупредил меня о том, что я слишком много болтаю.
   – Я в этом не сомневаюсь, мистер Джексон. Просто пытаюсь все объяснить.
   – Мы должны держать под контролем наши дела. Пожалуйста, доложите обо всем в отдел кадров, они зачислят вас в штат рабочих. Вас застрахуют и будут платить по нашей обычной ставке.
   – Благодарю вас за предложение, мистер Джексон, но я в отпуске и к тому же не ищу работу такого рода. Мне нравится возиться с моторами бульдозеров, но это не более чем мое хобби. Я просто помогаю полковнику и стараюсь получить от этого удовольствие.
   Мой ответ лишил его самообладания. Он вздрогнул и посмотрел на меня.
   – Вы имеете в виду, что не хотите работать на нас?
   – Я не рабочий. Я высококвалифицированный авиаинженер.
   Его брови медленно поползли вверх и скрылись где-то в волосах.
   – Высококвалифицированный авиаинженер?
   – Совершенно верно. До Вьетнама я работал с Локхидом.
   Джексон принялся покусывать ноготь большого пальца.
   – Понимаю. – Помолчав, он продолжил: – Миссис Эссекс очень довольна вами, Крейн. Возможно, мы смогли бы найти для вас место на нашей собственной авиалинии. Это могло бы вас заинтересовать?
   Я заметил, что он пропустил слово «мистер».
   Внезапно меня осенило: едва ли такой человек, как Джексон, станет терять на меня свое драгоценное время, если только его не заставили… «Миссис Эссекс очень довольна вами». Вот он ключик! Она послала этого толстяка, чтобы он сделал для меня что-нибудь в благодарность за то, что я разыскал и вернул ее лошадь. Это было лишь предположение, но я чувствовал, что оно верное.
   – Это зависит от обязанностей и от оплаты.
   Теперь он закинул левую ногу на правую. По выражению его лица я видел, что он ненавидит меня, как змея мангуста.
   – Вы смогли бы обслуживать «Кондор Икс– Джи-7»?
   – Я высококвалифицированный авиаинженер, – повторил я, – а это значит, что я справлюсь с любой машиной, при условии, конечно, что у меня будут толковые подручные.
   – Понимаю.
   Я заставил его обеспокоиться. Это было заметно: он снова поменял местами ноги и опять принялся грызть ноготь большого пальца.
   – Что ж… – За этим глубокомысленным заявлением последовала пауза, потом он поднялся. – Я должен посмотреть, что для вас можно сделать. Так вы хотели бы на нас работать?
   – Как я уже сказал, это зависит от работы и от оплаты.
   Он внимательно посмотрел на меня:
   – Сколько вам платил Локхид?
   – Двадцать, но это было четыре года назад.
   Джексон кивнул. Я был уверен, что он обязательно свяжется с Локхидом и проверит, но это меня совершенно не волновало. Четыре года назад у Локхида я был чист как младенец. Я знал, что они дадут хорошие рекомендации.
   – Сделайте мне одолжение, держитесь подальше от строительства. – Направляясь к двери, Джексон обернулся: – Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Я скажу менеджеру по персоналу, чтобы вам были предоставлены все удобства. Мне необходимо переговорить с мистером Эссексом.
   – Мне бы не хотелось долго ошиваться здесь без дела, мистер Джексон.
   Он в очередной раз посмотрел на меня так, словно я неизвестная науке рептилия.
   – В вашем распоряжении машина. Почему бы вам не осмотреть город? – Я понял, что лично он такое времяпрепровождение ненавидит. – И посетите отдел кадров, мистер Маклин выдаст вам некоторую сумму денег. – Он с горечью поджал губы. – Так пожелала миссис Эссекс.
   Я сделал восторженное лицо.
   – Это так мило с ее стороны!
   Он вышел из домика, уселся в «бентли», за рулем которого сидел шофер-негр в фирменной, бутылочно-зеленого цвета униформе Эссекса, и уехал.
   Из душевой тут же выскочила Пам и замерла, глядя на меня во все глаза.
   – Я бы никогда в это не поверила, если бы не слышала все своими ушами! – задохнулась она от распиравшего ее возмущения. – Я просто не знаю, что скажу Берни.
   Занятый своими мыслями, я закурил.
   – Джек! Берни будет в бешенстве!
   Я взглянул на нее, чувствуя что смертельно устал от этой женщины.
   – Послушай меня!.. – начала было она со сверкающими от гнева глазами.
   – Это ты послушай меня. Убирайся. Мне надо подумать, что делать.
   – Берни совершил большую ошибку, – дрожащим от напряжения голосом сказала она, лицо ее было белее мела. – Сделай ему одолжение. Уезжай отсюда! Мы найдем еще кого-нибудь. Если ты и в самом деле друг Берни, уезжай, и как можно скорее!
   Я пристально посмотрел на нее:
   – Вы больше никого не найдете, так что ступай, крошка, и прекрати без толку сотрясать воздух. Сейчас я здесь и останусь до приезда Берни. Я не прошу тебя объяснять мне весь расклад, но то, что происходило до сих пор, как я уже тебе говорил, было сплошным безобразием. Я так думаю, что вряд ли Берни станет городить такую чушь на пустом месте. Ему, скорее всего, нужна помощь. – А потом, окончательно потеряв терпение, я заорал: – Вон отсюда!
   Она стремительно выскочила из дома, захлопнув за собой дверь.
   Я остался сидеть, курить и думать.
   Я думал о роскошном теле, венецианских красно-рыжих волосах и огромных фиалковых глазах – о самой прекрасной в мире женщине.

   Вечером я отправился повидаться с мистером Маклином, менеджером по персоналу, и вошел к нему как раз в тот момент, когда он уже собрался домой. Было уже семь часов, но если не считать, что он быстро окинул меня с ног до головы ледяным взглядом, совсем как Уэс Джексон, его улыбку и рукопожатие можно было назвать довольно искренними.
   – Ах да, мистер Крейн, – сказал он, – я получил по поводу вас инструкции от мистера Джексона. – Произнося имя Джексона, видимо для пущей важности, он слегка понизил голос, и я удивился, что при этом он не стал благоговейно преклонять колени. – У меня есть для вас конверт с признательностью от «Эссекс энтерпрайзис». – Он подошел к столу, порылся в ящике и наконец торжественно протянул мне большой белый конверт. – Если вам нужна машина, пожалуйста, зайдите в наш транспортный отдел – он открыт двадцать четыре часа в сутки. Там вы можете взять любой автомобиль, который вам понравится.
   Я принял конверт, поблагодарил мистера Маклина, сказал, что, да, я хотел бы взять машину, и вышел из офиса вместе с ним. Он показал мне, где располагался транспортный отдел – примерно в сотне ярдов от того места, где мы стояли, – мы снова пожали друг другу руки и распрощались.
   В гараж уже успело поступить соответствующее распоряжение, так что меня там ждали. Они поинтересовались, какую именно машину я хотел бы получить. Я ответил, что мне все равно – что большую, что маленькую. Тогда они отвели меня к «Альфа-Ромео-2000». Автомобиль у меня нареканий не вызвал, так что к своему домику я вернулся на нем.
   В конверте оказалось пять стодолларовых купюр и пропуска в три кинотеатра, в казино, в четыре ресторана, в два обычных клуба и в три ночных. На каждом пропуске стоял штамп: «Эссекс энтерпрайзис», на две персоны».
   О’Брайена я обнаружил сидящим перед телевизором. Долго уговаривать хорошенько погулять этим вечером в моей компании его не пришлось.
   Это была дьявольски горячая ночь – платить-то нам пришлось только чаевые благодаря щедрости «Эссекс энтерпрайзис».
   Когда мы, слегка навеселе, около двух часов ночи возвращались в аэропорт, О’Брайен восхищенно вздохнул:
   – Вот это да! С этих пор я буду присматривать за лошадью миссис Эссекс. Как ты сыграл с этой красоткой!
   – Это мой природный талант! – гордо ответил я и высадил Тима у его домика, а затем побрел к своему, где быстренько разделся и рухнул в постель.
   Прежде чем выключить свет и отправиться в гости к Морфею, я немного поразмыслил. «Это не продлится слишком долго», – сказал я себе.
   Миссис Эссекс вряд ли станет печься о моем благополучии дольше недели. В данный момент я был прихотью богатой леди. Итак, я бы с удовольствием выслушал предложение Ольсона, а уж потом решил бы, присоединиться к его игре или постараться остаться милым капризом этой щедрой красотки, а со временем трансформироваться в нечто большее, чем простой каприз.
   Я чувствовал, что от выпитого меня неудержимо клонит в сон. Я снова вспомнил ее рыжие волосы, фиалковые глаза и ощущение ее тела в своих руках. Достать до Луны? Так это ведь уже сделано. Человек добрался до Луны. Почему не попытаться и мне?

   Рев снижавшегося самолета заставил меня проснуться. Туманным взором я посмотрел на часы. Они показывали десять пятнадцать. Я буквально скатился с кровати и выглянул в окно: по бетонной полосе катился, оставляя за собой облако пыли, «Кондор». А это значило, что Лейн Эссекс и Берни вернулись.
   Неподалеку стоял «бентли» Джексона, готовый немедленно рвануть к месту посадки, так же как и три джипа, выстроившихся в колонну позади него. Я подумал, что прежде чем меня увидит Ольсон, было бы совсем неплохо принять душ, побриться, сменить потную рубашку и брюки, а потом позвать горничную, чтобы прибрала в комнате. Как назло, несмотря на изрядное количество выпитого и съеденного прошлым вечером, я был чертовски голоден.
   Я заказал вафли, яичницу с ветчиной и кофе.
   Человек, который принял у меня заказ, разговаривал со мной так, словно, позвонив, я оказал ему услугу.
   – Через десять минут, мистер Крейн, – любезно сказал он. – И ни минутой позже.
   Я поблагодарил его, освежил лицо лосьоном после бритья, уселся в кресло и стал ждать. Я был в восторге от этого обслуживания по высшему классу, но не обольщался – ведь это могло быть в последний раз.
   Завтрак принесли через восемь минут. Я засекал.
   После еды я взялся за газету, которую принесли вместе с завтраком. Со стройки раздавался один взрыв за другим – это доказывало, что О’Брайен уже взялся за работу.
   К полудню я заскучал, ожидание явно затягивалось. Должно быть, Ольсон здорово устал. Тогда я решил отправиться в город и попользоваться предоставленными мне кредитными карточками. Я уже было направился к двери, как затрезвонил телефон.
   Я схватил трубку.
   – Мистер Крейн? – Женский голос прозвучал холодно и резко.
   – Вполне возможно.
   Пауза. Я живо представил себе выражение ее лица.
   – С вами хочет поговорить мистер Джексон. Машина приедет за вами через… двадцать минут.
   Поддавшись настроению, я ответил:
   – Через двадцать минут я буду в городе. Сообщите это мистеру Джексону. – И положил трубку.
   Едва я успел закурить сигарету, как телефон зазвонил снова.
   – Мистер Крейн? – В голосе звучали тревожные нотки.
   – Это я. Вы просто достали меня. Что?
   – Не будете ли вы так любезны подождать, пока за вами приедет машина? Мистер Джексон хочет поговорить с вами.
   – Вот это уже лучше, детка, – одобрил я, – но так уж случилось, что я не в настроении разговаривать с мистером Джи прямо сейчас… Еще слишком рано. – И положил трубку.
   Я ждал, курил и глядел в потолок. Мне очень хотелось знать, сыграла ли моя карта так, как надо. А в голове все крутилась фраза: «Миссис Эссекс очень довольна вами». Несколько секунд спустя телефон зазвонил вновь.
   – Да?
   – Мистер Крейн, пожалуйста, посодействуйте! – В ее голосе звучала паника. – С вами хочет встретиться миссис Эссекс.
   – Ну а почему же ты раньше не сказала?
   – Вас приглашает к себе миссис Эссекс. Не могли бы вы удовлетворить ее просьбу? Пожалуйста! Машина уже в пути.
   – Я буду ждать. – Секунду помолчав, я продолжил: – И послушай, детка, когда будешь звонить мне в следующий раз, не стоит разговаривать со мной таким резким тоном. Мне это не нравится. – И я в очередной раз повесил трубку.
   Десять минут спустя около моего домика остановился «бентли» Джексона. Чернокожий шофер, поклонившись и не переставая улыбаться, открыл для меня заднюю дверцу. Я забрался в машину.
   В салоне было тихо и прохладно, но меня сразу же словно окутало ощущение огромной скорости. Два охранника, стоявшие на воротах аэропорта, отсалютовали мне. «Бентли» промчал меня вдоль морского побережья и устремился в респектабельный район города, расположенный на холмах. Пока я ехал, комфортно развалившись на просторном, обитом кожей сиденье, я думал о ней.
   Ладно… пусть это всего лишь несбыточная мечта, но жизнь иногда воплощает самые несбыточные мечты в реальность… А как еще можно выжить в этом диком, безумном мире?
   Наконец мы подъехали к воротам резиденции Эссекса. Два охранника в хорошо знакомой мне униформе бутылочно-зеленого цвета открыли их. Миновав ворота, мы еще около четверти мили катили по аллее между деревьями, лужайками, буйными зарослями экзотических цветов и огромными клумбами пышных роз.
   «Бентли» притормозил у крыльца – замысловатого, богато украшенного сооружения из кованого металла и стекла. Седоволосый, толстый, выглядящий настоящим англичанином дворецкий уже ждал нас. Он улыбнулся мне той снисходительной улыбкой, которую способны изобразить только коренные жители туманного Альбиона.
   – Пожалуйста, проходите сюда, мистер Крейн.
   Я последовал за толстяком по широкому коридору, обвешанному модными картинами, которые, несомненно, были подлинниками.
   В конце концов мы через двойные двери вошли на огромную террасу с тонированной стеклянной крышей, защищавшей хрупкие орхидеи и бегонии. В центре этой красоты располагался огромный фонтан с бассейном, в котором в изобилии сновали туда-сюда тропические рыбки.
   Здесь, в сердце этой роскоши, я увидел ее.
   Она лежала на неком подобии кушетки на колесиках среди желтых подушечек. На некотором расстоянии от нее восседал Уэс Джексон, заправляясь чем-то, на первый взгляд похожим на сухой мартини.
   Как только я вошел на террасу, Джексон всколыхнул своими телесами и поднялся.
   – Проходите, мистер Крейн, – пригласил он с улыбкой, похожей на каплю лимонного сока, что обычно выжимают на устрицу. Я не без удовлетворения отметил, что обращение «мистер» вернулось на свое место. Он повернулся к ней: – Вы ведь уже встречались, так что я не должен представлять вас.
   Она взглянула на меня и протянула руку. Подойдя поближе, я взял ее кисть и почувствовал, что она горячая и сухая, потом отпустил.
   – Вы уже чувствуете себя лучше? – поинтересовался я.
   – Спасибо, совсем неплохо. – Фиалковые глаза смотрели куда-то выше меня. Я сказал себе, что на свете нет женщины прекрасней, сексуальней и надменней, чем эта. – Здорово я навернулась, правда? – Она улыбнулась и махнула рукой в сторону кресла, стоявшего рядом с тем сооружением, на котором она лежала. – Садитесь, мистер Крейн.
   Стоило мне присесть, как откуда ни возьмись появился японец в белом.
   – Что будете пить, мистер Крейн? – осведомился Джексон.
   – Коку с горечью.
   Мой ответ поразил и его и японца. Они оба как по команде уставились на меня. Да, сидя в «бентли», я неплохо все отрепетировал.
   Миссис Эссекс рассмеялась:
   – Я никогда даже не слышала о таком напитке.
   – В это время он как раз мне подходит. Более крепкие напитки я употребляю после захода солнца.
   Выдержав небольшую паузу, японец ретировался.
   Джексон было двинулся к своему креслу, но хозяйка внезапно щелкнула пальчиками:
   – Джексон, я уверена, что у тебя очень много работы.
   – Да, миссис Эссекс. – Не глядя на меня, он торопливо и бесшумно исчез со сцены.
   – Терпеть не могу толстых мужчин, а вы?
   – Если мужчина слишком худой и выглядит голодным, то я предпочел бы иметь дело скорее с толстым человеком, чем с очень худым.
   Она кивнула:
   – Вы читаете Шекспира?
   – Три года я провел на летном поле в десяти милях от Сайгона. У парня, который жил до меня в моей хибарке и который поймал пулю прямо в лицо, был томик пьес Шекспира и альбом с непристойными фотографиями. Так что свободное время я проводил, разглядывая эти самые снимки и почитывая пьесы.
   – И чему же вы отдавали предпочтение?
   – Со временем фотографии потеряли свою пикантность, но старый бард продолжал увлекать меня.
   Тут вернулся японец с запотевшим стаканом коки и поставил его рядом со мной на столик так, словно это была готовая разорваться бомба. Отойдя, он переключился на режим ожидания.
   – Это то, что вы любите? – поинтересовалась она.
   – Очень вкусно, – ответил я, не попробовав. – Это была шутка.
   Она щелкнула пальцами, и японец испарился. Эти щелчки, которые она так ловко использовала, произвели на меня большое впечатление. Я даже забеспокоился, а не щелкнет ли она как-нибудь и в мою сторону.
   – Шутка?
   – Ну да, – кивнул я. – Просто шутка, которая заставила обратить на меня внимание. Я ведь не слишком подхожу для игры на этой богатой сцене… Что ж, по крайней мере, это задело Джексона.
   Она пристально посмотрела на меня, а потом рассмеялась:
   – Мне нравится. Это в самом деле сработало.
   Я извлек на свет божий измятую пачку сигарет.
   – Могу я закурить одну из этих или какую-нибудь вашу, позолоченную?
   – Я не курю. – Помолчав, она сообщила: – Я нахожу вас довольно необычным и забавным, мистер Крейн.
   Я закурил.
   – Очень рад. Что ж, пока наша беседа не вышла из стадии комплиментов, осмелюсь сказать, что для меня вы – самая прекрасная женщина в мире из всех, которых я когда-либо видел.
   Мы взглянули друг на друга, она изогнула бровь.
   – Спасибо. – Снова пауза. – И спасибо вам за то, что вы отыскали Борджиа. Ни один идиот в аэропорту не подумал о том, чтобы присмотреть за ним. Я не верю, что вы ничего не смыслите в лошадях. Даже то, как вы справились с Борджиа; это мог сделать только человек, имеющий опыт в общении с лошадьми.
   – Это была другая шутка, – ответил я улыбаясь. – Мне это нравится, миссис Эссекс… пошутить. В Сайгоне большую часть времени я проводил с лошадьми, конечно когда не возился с самолетами.
   – И когда не читали Шекспира или не рассматривали непристойные фотографии.
   – Точно.
   – Так вас заинтересовала бы работа на нас? – Она выстрелила в меня этим вопросом так неожиданно, как стреляет исподтишка наемный убийца.
   Но я был готов к этому и ответил не задумываясь:
   – Что вы подразумеваете под словом «нас»?
   Она вздрогнула.
   – «Эссекс энтерпрайзис», конечно!
   – Это значит, работать на мистера Джексона? – Секунду-другую побуравив ее взглядом, я продолжил: – Просто на мгновение я подумал, что вы предлагаете мне работать именно на вас.
   Это привело ее в замешательство, как я и надеялся. Она попыталась выдержать мой взгляд, но сдалась и отвела глаза.
   – Я спросила Джексона, выиграем ли мы что-то, наняв вас. – Она все еще смотрела в сторону. – Он, кажется, сомневается, но для него всегда все непросто.
   – Могу себе представить. – Я видел, что она несколько поникла, и снова улыбнулся ей. – Я очень ценю это, миссис Эссекс, особенно то, что вы пригласили меня сюда. Я всего-навсего нашел вашу лошадь, а вы сумели найти для меня работу… Мне бы хотелось сначала поговорить с полковником Ольсоном. Честное слово, я не просил Джексона нанимать меня. – Я поднялся. – Благодарю вас за гостеприимство. – Остановившись прямо напротив нее, я добавил: – А теперь, если вы щелкнете пальчиками, я мгновенно исчезну, точно так же, как исчезли они.
   Она подняла на меня глаза, и в них я увидел то, что неизменно появляется в глазах женщины, когда она хочет заполучить мужчину. В моей жизни было много женщин, так что этот взгляд я узнавал безошибочно. Я боялся в это поверить, но, мелькнув, призывное выражение исчезло снова – как зеленый свет светофора сменяется красным.
   – До свидания, мистер Крейн.
   – До свидания. – Я замолчал и посмотрел прямо в ее большие фиалковые глаза. – Я знаю, мне это очков не прибавит, но хочу, чтобы вы знали: сейчас я смотрю на самую красивую женщину в мире.
   Сделав это заявление, я вышел не оглядываясь.
   Когда «бентли» высадил меня около моего домика, никаких признаков пребывания здесь Берни Ольсона по-прежнему не обнаруживалось.
   Было уже начало второго, так что я успел проголодаться. Я позвонил обслуге и попросил принести мне что-нибудь поесть.
   – Специальное блюдо, мистер Крейн: ягненок с приправами и гарниром на ваш вкус. Прислать вам?
   Я ответил, что это было бы чудесно, и положил трубку.
   По дороге из Парадиз-Сити в аэропорт я не переставал думать о миссис Эссекс. Мог ли я ошибиться насчет этого выражения, мелькнувшего в ее глазах? Нет, вряд ли, но предположение о том, что такая женщина, с огромными деньгами и высоким положением, заинтересовалась таким парнем, как я, казалось фантастическим. Ладно, допустим, я просто возбудил в ней желание, но не более того. Такая женщина, да еще жена Лейна Эссекса… Нет, она не станет рисковать. У нее, конечно, могут быть всякие мысли, но воплотить их в жизнь – это что-то нереальное. Я бы отдал пару лет своей жизни за то, чтобы провести с ней ночь. Я знал, что это был бы самый незабываемый опыт в моей жизни.
   Наконец принесли обед, и я поел. Часы показывали уже четырнадцать двадцать три. Я прикуривал сигарету, как вдруг зазвонил телефон.
   – Привет, Джек! – Это был Ольсон.
   – Привет.
   – У тебя есть машина?
   – Да.
   – Как думаешь, ты сможешь самостоятельно найти дорогу к тому кафе-бару, помнишь его?
   – Нет проблем.
   – Предположим, мы встретимся там через полчаса?
   – О’кей.
   Он дал отбой.
   Я затушил только начатую сигарету и поднялся. Выйдя из домика и садясь в машину, я услышал взрыв. Значит, О’Брайен трудится не покладая рук.
   До кафе-бара я доехал за двадцать минут. В тени был припаркован белый «ягуар». Я поставил свой «альфа-ромео» рядом, потом поднялся по скрипучим ступенькам на веранду.
   Ольсон сидел, отхлебывая кофе из маленькой чашки. Он махнул мне рукой, и я присоединился к нему. Рядом немедленно появилась улыбчивая официантка.
   – Кофе.
   – Ну что ж, Джек, кажется, ты, неплохо сыграл в этом раунде, – начал Ольсон, когда девушка ушла выполнять заказ. – И кажется, ты забыл армию быстрее, чем я думал.
   Официантка вернулась, поставила передо мной чашку кофе и исчезла.
   – Что это значит?
   – Ты забыл, как следует подчиняться приказам. – Его голос прозвучал резко – это меня здорово раздосадовало.
   – Армия – дело прошлое. Послушай, Берни, я не собираюсь оправдываться и извиняться. Ты заманил меня сюда под предлогом работы, которая оказалась фиктивной. Ты не доверился мне с самого начала. Так что, когда я вступил в игру, карты были уже розданы. Если тебе не нравится, как я играю, скажи – и я немедленно уберусь отсюда.
   Берни попытался не отвести глаз, но потерпел поражение. Я заметил, что он весь в испарине.
   – Ладно, может, это происшествие и его последствия не так уж и повредят делу, но я хотел держать тебя подальше от посторонних глаз. Ходят слухи, что ты поладил с миссис Эссекс. – Не глядя на меня, он отпил кофе. – Может быть, это даже хорошо. Я слышал, что этим утром ты был в их доме.
   – А твои осведомители работают очень оперативно.
   Он выдавил жалкую улыбку.
   – Не будем о грустном, Джек. Эта операция очень важна для меня. Я на тебя рассчитываю, мне очень нужна твоя помощь.
   – Послушай, Берни, с самого начала и до сих пор все идет как-то неправильно. Почему, черт возьми, ты сразу не сказал мне, что именно затеваешь, вместо того чтобы вешать лапшу на уши о строительстве этой дурацкой полосы? Если бы ты повел себя честно, мы избежали бы ошибок.
   – Я не мог. Кендрик заявил, что прежде, чем ввести в курс дела, он желает на тебя посмотреть. Знаешь, он такой… Он и собственной матери не доверился бы. А потом я должен был лететь с моим боссом в Нью-Йорк – это было непредвиденное путешествие.
   – Кендрик? Этот толстый придурок? А он-то с какого бока к вам затесался?
   – Он финансирует все мероприятие.
   Я закурил.
   – Ладно, Берни, теперь давай выкладывай все начистоту.
   Он схватил свою ложку, положил ее, снова поднял и сунул назад в чашку.
   – Да… – Он помолчал, потом начал: – Помнишь мою последнюю миссию в Сайгоне? Помнишь, как наш аэродром бомбили и разрушили твою хибарку?
   Я пристально смотрел на него:
   – Ну и что из того?
   – Много чего. Помнишь, я предложил тебе переехать вместе со мной? – Берни снова взял ложку, помешал ею кофе, сделал глоток. – Ты помнишь, что в вагоне наши койки были рядом?
   – Помню.
   Выдержав долгую паузу, Берни спокойно сказал:
   – Ты тогда разговаривал во сне, Джек. Трое старых вьетнамцев, работавших в пунктах обмена валюты. Я никогда не забуду той ночи, когда я слушал твое бормотание. Потом, позже, когда я задумал сорвать большой куш, когда я до мелочей продумал весь свой план, когда я осознал, что мне нужны только специалисты высшего класса, я вспомнил о тебе. – Он оставил в покое ложку и посмотрел мне прямо в глаза. – Я рассудил, что если ты угробил троих стариков за пять тысяч долларов, то за четверть миллиона ты пойдешь на большее. – Он провел рукой по мокрому от пота лицу, а потом спросил: – Я прав?
   Я глотнул кофе.
   – Посмотрим, Берни. Четверть миллиона – хорошие деньги, но тогда, в Сайгоне, я был в полной безопасности… А теперь?
   – Это достаточно безопасно. Проблема в другом. В тебе. Я могу понять то, что ты тогда сделал. Вьетнамцы ни для кого из нас ничего не значили. Пристрелить старого вьетнамца под грохот взрывов – это не так сложно, согласен… Но в нашем деле все будет совсем не так… Если мы засветимся, то придется скрываться всю оставшуюся жизнь, а если попадемся сразу… Впрочем, пока я не вижу объективной причины, по которой дело могло бы провалиться. Хорошенько обдумав все это, я пришел к выводу, что в девяноста пяти процентах у нас есть все шансы скрыться.
   – Я бы хотел, чтобы к ним прибавились и остальные пять процентов, – заметил я.
   – Да… – Он опять схватился за ложку и начал беспокойно вертеть ее в пальцах. – Вот что я хочу знать, Джек: как ты отреагируешь на это предложение.
   – Может, ты сначала расскажешь мне о нем поподробнее? Тогда я смогу сказать тебе.
   Он помотал головой:
   – Не могу, пока ты не дашь свое полное и безоговорочное согласие. Если я раскрою тебе план, а ты не согласишься…
   Я пристально посмотрел на него:
   – Это говорит о том, что ты не доверяешь мне и не допускаешь того, что я способен держать рот на замке.
   Он отвел взгляд в сторону:
   – Я ведь в деле не один. Или четверть миллиона убеждает тебя войти в дело без лишних разговоров, или мы не рискуем.
   – В Сайгоне ты так со мной не разговаривал. Я не собираюсь впутываться во что бы то ни было вслепую. Это мое последнее слово.
   Мы не сводили друг с друга глаз, затем он вдруг улыбнулся, и у меня на душе потеплело. Это была та самая улыбка, которую он дарил мне перед тем, как отправиться на очередное задание.
   – Прости, Джек, я виноват… Ладно, слушай. Если ты не захочешь в этом участвовать, я плачу тебе три тысячи долларов, ты возвращаешься домой и забываешь все, о чем мы говорили… Идет?
   – Идет.
   – Я работаю на Эссекса год и достаточно хорошо изучил его самого и его жену. Здесь для меня нет будущего. Работая на них, я здорово постарел. Я мог бы и не говорить тебе этого, ты и сам видишь. Хороших пилотов сейчас хоть пруд пруди, так что Эссекс может найти мне замену в два счета. Вот так. – Он щелкнул пальцами. – И вот я задумался. – Он посмотрел на песчаную тропинку, ведущую вниз, к пляжу. – Это сблизило нас с Пам. Когда я только приехал в аэропорт, она уже была здесь, работала помощницей стюардессы на самолете Эссекса. Может быть, тебе трудно это понять, но мы с ней много значим друг для друга. Она не может отказаться от полноценного секса – с этим я ничего поделать не могу, но мы в самом деле тесно связаны друг с другом. Если она и спит с кем-то, я закрываю на это глаза. – Он достал носовой платок и вытер вспотевшие руки. – Как-то вечером мы ужинали в «Л’Эспандоне», где ее всегда прекрасно принимают, и она представила меня Кендрику. Ты с ним встречался. Кендрик не только содержит галерею искусств, он еще и крупнейший на побережье скупщик краденого. Он может достать все что угодно, абсолютно все. За кофе я рассказал им о новом самолете Эссекса. Это совершенная машина, Джек. Когда все будет готово, его цена может составить десять миллионов. Это…
   – Эй! Минутку! – Я уставился на него во все глаза. – Ты сказал десять миллионов?!
   – Совершенно верно.
   – Я просто не верю своим ушам! Да целый «вискаунт» можно купить за два с половиной. Десять! Ты уверен?
   – Это уникальный самолет, Джек. Другого такого нет во всем мире. Специалисты Эссекса работали над ним четыре года. Эссекс вложил в него огромные деньги. Но ведь это не конвейерная работа. Это как «роллс-ройс»: ничего, кроме самого лучшего. Не буду сейчас вдаваться в подробности – возможно, ты сам его увидишь. Так вот, через две недели после того разговора Пам сказала, что Кендрик хочет встретиться со мной снова. Мы встретились, и он сообщил мне, что у него есть клиент, который готов купить самолет, если я приведу его на Юкатан. Моя доля – миллион. Я сказал, что он сумасшедший. А он ответил, что я могу не торопиться, а хорошенько все обдумать. И я снова задумался. Самолет не будет готов к полетам раньше чем через три месяца. И чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что дело может выгореть. – Он поднял на меня глаза. – Но мне нужны хорошие помощники. У меня есть второй пилот, у меня есть Пам, но мне нужен механик – ты. Ну, так как тебе такое предложение?
   Размышляя, я успел выкурить целую сигарету.
   – Мысль неплохая. Другими словами – угнать самолет?
   – Именно так.
   – Ладно. Значит, у нас есть самолет стоимостью десять миллионов. Не станем сейчас говорить о том, как ты его угонишь. Взглянем сразу на конечный результат. Ты получаешь миллион. Я – четверть. Что-то получает Пам и еще второй пилот.
   – Что-то вроде того.
   – Кендрик продает самолет за пять миллионов. Это его половинная стоимость. Он ничем не рискует и имеет с этого три миллиона. Как ты считаешь, это правильная пропорция?
   Берни напряженно поерзал на стуле.
   – Ты же только что сказал, что четверть миллиона – хорошие деньги.
   – Это не ответ на мой вопрос.
   – Я понятия не имею, сколько с этого получит Кендрик. Может, он продаст его меньше, чем за пять.
   Я решительно помотал головой:
   – Нет. Я же встречался с ним, это самая настоящая акула. Он, возможно, продаст самолет за семь. Он тебя обманывает.
   Ольсон пожал плечами. Его глаза опять потускнели, в них появилось то самое циничное выражение, которое меня совсем не устраивало.
   – Я пойду на это за миллион, – твердо сказал он. – С такими деньгами я смогу открыть свое дело в Мехико – давно мечтаю заняться авиаперевозками. Ты сможешь войти в долю.
   Я допил чуть теплый кофе.
   – Предположим, мы переговорим с Кендриком – на него надо поднажать. Предположим, ты получишь с этого два миллиона, а я – один. Так ведь гораздо лучше, как ты считаешь?
   – У Кендрика все козыри, Джек. Клиента нашел он. Я не знаю, кто это. А без клиента мы можем отдыхать. – Он взглянул на меня. – И вот еще что, Джек, я не думаю, что на Кендрика можно поднажать.
   – Предположим, я попытаюсь? В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
   – Что ж, может быть, но мне надо обсудить это с Пам и с Гарри.
   – Это второй пилот?
   Он кивнул.
   – Расскажи мне о нем.
   – Гарри Эрскин. Он был моим вторым пилотом последние девять месяцев. Молодой – ему около двадцати четырех, довольно жесткий, прекрасный пилот, с ним не так просто найти общий язык, но в целом он парень хороший.
   – Что заставило его согласиться пойти на это дело?
   – Миссис Эссекс раздразнила его и себя, он попался на ее удочку, а она дала ему от ворот поворот. Это ее хобби: возбудиться, заставить парня поверить, что он уже на пути в ее постель, а потом сказать, что он ошибся. – Ольсон окинул меня тяжелым взглядом. – Не знаю, насколько далеко она зашла с тобой, Джек, но будь осторожен – это сука, каких свет не видел. Так вот, теперь Гарри ненавидит ее, поэтому и присоединился к нам.
   Я попытался выбросить из головы эту неприятную информацию и подвел итог:
   – Значит, твой план – угнать самолет стоимостью десять миллионов долларов?
   – У нас есть время на то, чтобы хорошенько проработать детали. Самолет будет полностью готов к эксплуатации к первому ноября – то есть ровно через два месяца. Гарри и я забираем его, чтобы доставить сюда – машину сначала надо будет протестировать в воздухе. Эссекс путешествует много и часто требует, чтобы полет совершался ночью. Так что с ночным тестовым полетом проблем не возникнет. Значит, ты, Гарри, Пам и я проводим тестовый полет. Мы летим над морем, потом по радио сообщаем, что у нас загорелся мотор, а потом диспетчер больше ничего не слышит. Через несколько минут он поднимает тревогу. К тому времени мы уже летим по направлению к Юкатану, летим так высоко, чтобы нас не могли засечь радары. У клиента Кендрика есть собственная взлетно-посадочная полоса за Меридой, вокруг нее сплошь дебри. Там мы приземляемся. Конечно, все детали надо еще хорошенько обдумать, но в целом план таков.
   Я немного подумал и резюмировал:
   – Звучит неплохо. Получается, что теоретически план основан на фиктивном крушении над океаном и бесследном исчезновении в морской пучине?
   – Верно.
   – Есть мысли по поводу того, кто может быть клиентом?
   – Нет. Но это должен быть человек, который в состоянии построить взлетно-посадочную полосу.
   – А мы, значит, становимся фиктивными мертвецами.
   – Да.
   – Получаем деньги и отправляемся в Мехико?
   Он кивнул.
   – Ты думаешь, что каждый из нас идет на риск, решив остаться в стране? – уточнил я.
   – Мы не можем остаться в стране. Если мы останемся в стране и если кто-нибудь из нас засветится, то все – операция провалена. Как я уже сказал, мы мертвецы с того момента, как только поднимемся в воздух.
   – И ты согласен на это, Берни?
   – Да. Это большие деньги, а мне нужны большие деньги. Я хочу чувствовать себя уверенно. – Я вспомнил, как этот толстый, ненормальный, в ужасном оранжевом парике лопотал что-то об уверенности и стабильности. – С этими деньгами я смогу открыть собственное дело, – продолжал Берни. – Я уже настроился на это. Если ты захочешь вложить в него часть своих денег, мы сможем работать вместе. Для сервиса аэротакси в Мехико есть большие возможности. – Он посмотрел мне в глаза. – Ну что ж, Джек, теперь ты знаешь весь расклад, от начала до конца. Что скажешь? Ты с нами или нет?
   – Мне это нравится. – Я поднялся на ноги. – Но я хотел бы встретиться с Эрскином. И вообще, надо бы собраться всем вместе, а?
   Берни напряженно посмотрел на меня:
   – Гарри очень сложный человек. Ты можешь не сойтись с ним.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я же говорю тебе: он нужен мне в качестве второго пилота. Он делает то, что я говорю. Ты не должен беспокоиться из-за него.
   – Это серьезное преступление, Берни. Мы все можем загреметь за это на пятнадцать лет, если дело провалится. Мы должны быть командой, и я не стану работать с человеком, с которым не смогу найти общий язык.
   Берни встал:
   – Понимаю. Я организую вам встречу.
   – И еще, Берни… – Я пристально посмотрел на него. – Давай позовем на встречу и Кендрика.
   – Но мы вовсе не хотим, чтобы он присутствовал.
   – Хотим. Мы команда, и Кендрик – ее часть.
   Он беспомощно всплеснул руками:
   – Я подумаю, как это можно организовать.
   – Сделай больше, Берни. Ты, Эрскин, Пам, Кендрик и я – за круглым столом и говорим начистоту.
   – Хорошо.
   Мы вышли на жаркое солнце и остановились у наших машин.
   – Я не хочу, чтобы нас надули, Берни, – повернулся я к нему. – Я думаю о твоей безопасности так же, как о своей собственной.
   Он похлопал меня по плечу:
   – Именно поэтому я и разыскал тебя. Я уже не тот супермен, которым был когда-то, и мне нужна твоя помощь.
   Я посмотрел, как он отъезжает на своем «ягуаре», и забрался в «альфу».
   Несколько минут я сидел, раздумывая, потом направился в аэропорт.

Глава 4

   Берни позвонил ровно в семь, когда я смотрел по телевизору мыльную оперу. Он сказал, что встреча назначена на девять вечера в кафе-баре.
   – Я заеду за тобой в половине девятого, Джек, вместе с Пам и Гарри.
   – А Кендрик там будет?
   – Да.
   – Отлично.
   У меня было достаточно времени, чтобы хорошенько обмозговать то, что они задумали. План казался мне недурным, но многие детали требовалось тщательно разработать. За угон самолета, который стоит десять миллионов долларов, я мог надолго загреметь в тюрьму, а мне это совсем не улыбалось. План должен быть надежным на все сто процентов, и мне казалось, что Берни не тот человек, который может все это провернуть. Что-то в нем вызывало у меня сомнения. Пам не в счет – она всего лишь сексуально озабоченная истеричка. Многое зависело от Эрскина. Если у него такие же слабые нервы, как у Берни, с ним лучше вообще не связываться. Руководство операцией я хотел взять на себя. И чем больше я об этом думал, тем больше мне нравилась сама идея, если бы только Берни не был в этом деле главным.
   Около половины девятого я услышал, как рядом с моим домиком тормозит машина. Я подошел к двери. «Бьюик», за рулем которого сидел Берни, замер на месте. Полковник помахал мне, и я устроился на сиденье рядом с ним. Еще в салоне были мужчина в черном и Пам. В темноте я не мог как следует разглядеть Эрскина – он казался огромным, вот и все, что я мог пока о нем сказать.
   Заводя машину, Берни пробурчал:
   – Джек, это Гарри.
   – Привет! – сказал я и протянул ему руку.
   Эрскин не шелохнулся. После продолжительной паузы он процедил:
   – Привет.
   Мы ехали молча, на большой скорости, по дороге от аэродрома в кафе-бар. Прибыв на место, мы все вышли из машины, но на улице было слишком темно, и я опять не смог рассмотреть Гарри. Он оказался еще больше, чем я его представлял. Дюйма на три выше меня, а я тоже не карлик.
   Мы с Берни пошли бок о бок, Пам и Эрскин шагали сзади нас. В таком порядке мы поднялись по ступеням на веранду. Ночь была жаркая, с пляжа вдалеке долетал шелест волн, набегавших на песок.
   В кафе никого не было. Веранда была тускло освещена. Как только мы все расселись за столиком, к нам подошла официантка.
   – Что будем заказывать? – спросил Берни.
   Я тем временем смотрел на Эрскина, а он разглядывал меня. В тусклом свете я увидел длинное лицо, крошечные глазки, плоский нос и тонкие губы: молодой, сильный парень, настоящий боец, с коротко стриженными черными волосами, которые прилегали к голове плотно, как черная шапочка. Под тонким свитером вздувались мускулы: у него было телосложение боксера.
   Пам заявила, что умирает от жажды и мечтает о виски со льдом. Я заказал то же самое. Эрскин выбрал апельсиновый сок с джином. Берни взял кока-колу.
   Когда девушка ушла, Берни сказал:
   – Джек, познакомься, это Гарри.
   Я кивнул Эрскину, тот наклонился вперед, не сводя с меня глаз.
   – Зачем вы здесь всех нас собрали? – довольно агрессивно спросил он. – Что вам нужно?
   – Минуточку, – резко вмешался Берни. – Сейчас я поясню. Джеку не очень понравилась схема распределения денег, и я…
   – Подожди-ка, Берни, – перебил его Эрскин. – Этот парень – авиаинженер, так?
   Берни хмуро глянул на него:
   – Ты же сам знаешь, Гарри.
   – Ну да. Значит, он тут самый важный. А мы с тобой должны делать всю грязную работу, так? Так что же он тогда выступает? Он нам нужен: он делает свою работу, получает деньги и проваливает, и не сует нос в наши дела… так?
   – Слушай, сынок, – сказал я тихо. – Не строй из себя крутого парня. Вы с Пам еще новички в таких делах. Если уж на то пошло, то здесь один Берни чего-то стоит. У него есть хорошая идея, но вы подходите ко всему как любители. У вас есть наживка в десять миллионов долларов, а улов составит два миллиона. И мне сразу ясно, что вы просто кучка дилетантов.
   Эрскин еле сдерживался. Я видел, как под рубашкой мускулы у него ходят ходуном. Мне даже показалось, что он меня сейчас ударит.
   – А вы, значит, профи… так?
   – Ну, по сравнению с вами тремя, – протянул я, слегка отодвигая свой стул, чтобы успеть отскочить, если парень все же не сдержится, – да. Я как раз профи.
   – Гарри! – взмолился Берни. – Я Джеку полностью доверяю, поэтому его и привел. Пусть лучше он сам договаривается с Кендриком. Посмотрим, что он сможет сделать.
   – Нет! – На этот раз взбунтовалась Пам.
   Берни посмотрел на нее:
   – В чем дело?
   – Этот человек опасен. – Она махнула обеими руками в мою сторону. – Я знаю эти штучки. Он своими разговорами доведет нас до беды.
   Я засмеялся:
   – Ты уже в беде, детка, а я могу вызволить оттуда тебя и твоих приятелей. Но если уж вы, все трое, считаете себя гениями, тогда я умываю руки. Но, судя по тому, как вы беретесь за дело, скоро мне придется посылать вам открытки в разные тюрьмы, а я ненавижу ходить на почту.
   «Кадиллак» Кендрика остановился возле кафе-бара.
   – Вот и он, – сказал я, вставая, и посмотрел на Берни. – Или я сам веду с ним переговоры, или я ухожу. Давай решай.
   – Ты ведешь с ним переговоры. – Он даже не взглянул на своих компаньонов.
   Прежде чем те успели отреагировать, на веранде появился Кендрик, отдуваясь и тяжело сопя.
   – Дорогуши мои! Какое вопиюще убогое место для встречи! – Он косолапо протопал к столу, Берни вскочил и пододвинул ему стул. – Какое ужасное, просто чудовищное место! – Кендрик всей тушей плюхнулся на стул. – И не предлагайте мне выпить – я уверен, что здесь каждый стакан кишмя кишит микробами. – Он приподнял свой оранжевый парик и вежливо поклонился Пам. – Милая Пам… вы хороши, как всегда. – Он с размаху нахлобучил парик обратно себе на голову. – Расскажите же мне, что тут у вас случилось? Мне казалось, мы уже обо всем договорились самым лучшим образом.
   – Джек хочет с тобой потолковать, – промямлил Берни.
   – Джек? – Маленькие глазки Кендрика покосились на меня. – А в чем дело, голуба? Чем ты недоволен?
   – Оставим болтовню, – сказал я. – Сначала поговорим о деньгах, потом о самой операции.
   Кендрик испустил театральный вздох:
   – Минуточку, дорогуша. Ты будешь говорить за всех троих? Должен ли я понимать это так, что Берни больше не руководит операцией?
   – За меня он не говорит, – вмешался Эрскин.
   – И за меня тоже! – подхватила Пам.
   Я посмотрел на Берни, потом встал со стула.
   – Ладно, тогда я выхожу из игры. Подавляющее большинство против.
   – Подожди! – Берни посмотрел на Кендрика. – Я взял Джека в дело, потому что он знает техническую сторону вопроса. С этого момента он ведет переговоры от моего имени. Я руковожу операцией, и окончательное решение за мной. Как я скажу, так и будет. Все.
   Я посмотрел на Пам, потом на Эрскина:
   – Вы слышали, что он сказал? Вам есть, что добавить?
   Ни тот, ни другая не открыли рта и не двинулись с места. Я сел. Кендрик потер кончик носа жирным пальцем.
   – Так… Ну, в чем все-таки дело, Джек?
   Я поставил локти на стол, подпер подбородок кулаками и начал, глядя прямо ему в глаза:
   – Мы собираемся украсть воздушное судно стоимостью десять миллионов долларов. Это называется «угон». Мы, все четверо, можем получить пожизненный срок, если провалим дело, а провалить его легче легкого. Но на самом деле нас в этом деле пятеро – заметь, именно пятеро! – потому что тебя я тоже включаю в это число. И мы хотим знать, сколько тебе намерен заплатить твой клиент.
   Кендрик улыбнулся:
   – Ага, значит, тебя все-таки волнуют деньги, я был прав, цыпа моя?
   – Я же сказал, хватит болтовни. Сколько он тебе обещал заплатить?
   – Это мое дело! – В голосе его вдруг послышались железные нотки. – Мы с Берни заключили сделку. Я плачу два миллиона… И Берни согласился. Разве не так, Берни? – Он в упор посмотрел на Ольсона.
   – Подождите секунду, – вмешался я. – Давайте во всем хорошенько разберемся. Наш самолет стоит десять тысяч, и он совершенно новый. Ты ведь не дурак, я в этом не сомневаюсь, и слупишь за него не меньше шести миллионов. Таким образом, ты получаешь четыре миллиона чистой прибыли, причем затрат никаких: сидишь себе на своей жирной заднице и ждешь, пока мы рискуем собственной шкурой. И это называется сделкой?
   – Шесть миллионов! – Он всплеснул пухлыми лапами. – Голуба! Да мне еще очень повезет, если я хоть миллион на этом заработаю! И я тоже участвую в расходах. Ну, перестань, не надо быть таким жадным.
   – Мы хотим три с половиной, – заявил я, – или сделка отменяется.
   – Эй! Стойте, – перебил нас Эрскин. – Вы…
   – Заткнись и не мешай! – рявкнул я на него. – Так ты слышал меня, Кендрик? Три с половиной, или сделка расторгнута!
   – А может, сначала послушаем остальных? – Глаза Кендрика превратились в стеклянные бусины.
   – Нет! Я здесь веду переговоры. Допустим, они согласятся на твою сумму. Но я-то все равно тогда выйду из дела. Они хотят от меня избавиться, но я уже знаю их план. – Я улыбнулся ему. – Самолет застрахован. Самолет исчезает. И если кое-кто начнет болтать, страховая компания устроит вам много проблем. Мы хотим три с половиной, Кендрик.
   – Голуба, да ты настоящий бизнесмен! А может, остановимся на кругленькой сумме в три миллиона? Конечно, это грабеж средь бела дня, но я согласен.
   Я посмотрел на Берни:
   – Ну что, будем грабить этого толстяка или нет? Хорошо, мы тоже согласны.
   Берни, пораженный, кивнул. Я посмотрел на остальных подельников. Эрскин сидел, раскрыв рот, и смотрел на меня выпученными глазами.
   Пам отвернулась. Меньше чем за десять минут я выторговал всем нам лишний миллион.
   – Ладно… три, – кивнул я.
   Кендрик поморщился:
   – Ну, значит, обо всем договорились. А то мне пора бежать.
   – Это еще не все. – Я повернулся к Берни: – Как будут выплачиваться деньги?
   Его лицо вытянулось.
   – Ну… Клод переведет деньги в банк во Флориду на мое имя, а я поделю их между нами.
   Теперь настала моя очередь широко разинуть рот.
   – Пресвятая Дева! Три миллиона долларов единым платежом перевести в местный банк, в то время как мы все будем считаться погибшими!
   У Берни на лбу появились крупные капли пота.
   – Я… я как-то об этом не подумал. – Он беспомощно посмотрел на меня: – А что ты предлагаешь?
   Я повернулся к Кендрику, который внимательно за мной наблюдал. «Еще немного, и его маленькие серые глазки прожгут во мне две дыры», – мысленно усмехнулся я.
   – Надо разбить сумму пополам: полтора миллиона ты переведешь до начала операции в Национальный банк Мексики на имя Ольсона, а остальное положишь в наш банк.
   Кендрик заерзал на стуле, достал носовой платок и стал обмахивать потное лицо.
   – Да, можно и так.
   – Не можно, а нужно. И самолет не сдвинется с места, пока Берни не получит квитанцию о переводе первой половины денег.
   Он пожал своими жирными плечами. Несмотря на его ослепительную улыбку, я понимал, что он меня ненавидит.
   – Ну хорошо, хорошо, голуба. Я все устрою.
   – Потом вот еще что. Нам надо заранее осмотреть посадочную полосу, на которую мы будем перегонять лайнер.
   Это известие потрясло Кендрика по-настоящему. Он замер, лицо его побагровело, а глаза-бусинки превратились в кусочки гранита.
   – Посадочную полосу… Что ты имеешь в виду?
   – Посадочную полосу. – Я специально говорил спокойно и терпеливо, словно обращался к туповатому ребенку. – Нам нужно ее сначала осмотреть.
   – В этом нет никакой необходимости. Я уже обсуждал это с Берни.
   – Значит, теперь ты обсудишь это со мной. Где она находится?
   – В нескольких милях от Мериды.
   – Кто ее строил?
   – Мой клиент.
   – А он разбирается в посадочных полосах?
   Кендрик сдвинул набок свой оранжевый парик, потом снова надел его прямо.
   – Не беспокойся. Он знает, что делает. Он потратил кучу денег на создание этой посадочной полосы. И если он остался ею доволен, то и вам тоже сойдет.
   – Ты так думаешь? То есть ты вообразил себе, что мы станем рисковать самолетом ценой в десять миллионов долларов и сажать его на полосу, которую, может, строила банда каких-то мексиканцев? Ты что, считаешь нас сумасшедшими? – Я подался вперед и уставился ему в лицо. – Что ты понимаешь в строительстве посадочных полос? Мы можем разбиться. – Я повернулся к Берни: – Помнишь, в какую мы попали заварушку, когда приземлились на ту полосу, которую строили для нас вьетнамцы? Она просела, и мы чуть не погибли. Помнишь?
   Это была чистой воды ложь, но молодчина Берни сразу все понял.
   – Вот именно, – энергично закивал он.
   Я снова повернулся к Кендрику:
   – Эти трое, они все связаны, все работают у Эссекса. А я свободен и хочу проверить посадочную полосу… Устрой мне это.
   Кендрик облизал губы.
   – Я поговорю с моим клиентом. Но он может не согласиться.
   – Ну что ж, очень жаль. Но только мы не поднимем самолет в воздух, пока я лично не удостоверюсь, что полоса в порядке.
   – Ладно, посмотрю, что можно будет сделать. – После паузы он снова перевел взгляд на меня. – Может, есть еще какая-нибудь мелкая проблема, которая тебя тревожит, голуба?
   Я радостно осклабился:
   – Нет, теперь все мои проблемы – это твои проблемы.
   Кендрик поднялся:
   – Тогда я побежал. – Он приподнял свой парик, поклонился Пам: – До свидания, киска, – обошел стол вокруг и остановился возле Берни. – А ты отыскал сообразительного парня, Берни… Только присматривай за ним, как бы он тебя самого не обхитрил. – И он поковылял вниз по ступенькам к своему черному «кадиллаку» с желтым верхом. Через секунду взревел мотор и затих в отдалении.
   Я закурил сигарету и посмотрел на Берни:
   – Итак, что мы имеем? Мы имеем один лишний миллион на всех. Теперь нам надо выяснить, кто покупает у него самолет. Поеду туда и постараюсь это выяснить. Но пока у нас в кармане только половина суммы. Что касается второй половины, то толстяк может у нас ее, конечно, ужулить… Ну, как тебе все это нравится, Берни?
   Ольсон лукаво улыбнулся:
   – А ты думаешь, почему я взял тебя в дело?
   Но по его глазам я понял, что он от меня такой прыти не ожидал. Теперь же он ясно представлял себе, кто из нас двоих чего стоит и кто будет руководить операцией.
   Я снова повернулся к Гарри и Пам:
   – Ну а вам как это нравится?
   Эрскин долго, не мигая, смотрел на меня, потом откашлялся и сказал:
   – Прости, Джек, что поначалу отнесся к тебе недружелюбно. Ты провернул это все просто блестяще. Теперь я готов с тобой сотрудничать. Твое слово – закон… Черт! Мне даже в голову не пришла бы вся эта чушь, которую ты ему так ловко впарил. Ты прав. Мы просто недотепы-любители по сравнению с тобой.
   – Вот и славно. – Я перевел взгляд на Пам. – А ты? Довольна?
   Она даже не посмотрела на меня. Она просто пожала плечами.
   – Детка! Я ведь с тобой разговариваю! Ты довольна?
   – Оставь ее в покое, – резко сказал Берни.
   – О нет! – Я наклонился вперед. – Она тоже член команды. Я хочу выслушать ее мнение.
   Пам посмотрела на меня, и взгляд ее был дерзким.
   – Ты все сделал прекрасно. Ты молодчина. Ты это хотел услышать?
   Я повернулся к Берни:
   – А она нам нужна?
   Ольсон потер подбородок тыльной стороной руки:
   – Мы с Пам заодно. Она в доле.
   – Отлично. Значит, ты сам о ней позаботишься. Мне нужны только вы с Гарри. А за ней приглядывать будешь ты. Идет?
   Пам встала.
   – Я ухожу, Берни. Я не могу терпеть этого… этого… – Она осеклась, потому что Эрскин схватил ее за кисть и силой заставил сесть обратно на стул, мрачно прошипев:
   – Перестань, Пам!
   Она так взглянула на него, что я сразу понял – он тоже был ее любовником, так же как и я, а по побелевшему, вытянувшемуся лицу Берни догадался, что он тоже это знает.
   Пам долго смотрела на Эрскина, потом вяло махнула рукой:
   – Прошу прощения.
   После долгой паузы я наконец сказал:
   – Больше цирковых представлений не будет?
   Никто мне не ответил.
   – Так… Вот еще что. Раз уж мы заговорили об этом, надо выяснить все до конца.
   – Конечно, – подтвердил Эрскин. – Только давайте закажем еще чего-нибудь выпить.
   Он щелкнул пальцами, и возле нас снова появилась официантка. Он опять заказал всем напитки. Это было очень кстати – по ходу разговора атмосфера накалялась все больше и больше.
   – У тебя еще что-то на уме, Джек? – спросил Эрскин после того, как девушка принесла наполненные бокалы и удалилась.
   – Да, подумайте вот о чем. Перестав отзываться на сигналы диспетчеров, мы тем самым подтвердим факт собственной смерти. Мы якобы упадем в море, – сказал я. – А вы не подумали, что это означает? Я предпочитаю остаться мертвым, я не хочу рисковать и возвращаться в США. Нам придется остаться в Мексике, но и там нужно будет скрываться и поддерживать легенду о нашей гибели.
   – Я тебе уже об этом говорил, – нетерпеливо вскинулся Берни. – Если мы все останемся жить в Мексике, нам ничего не будет, а если даже нас вычислят, то с такими деньгами мы можем затеряться где-нибудь в Латинской Америке, а то и в Европе.
   – Ты меня не понял, Берни, – медленно проговорил я. – Кендрик и его клиент тоже понимают, что все будут нас считать погибшими, и захотят с нами расправиться. Подумай об этом как следует.
   Берни уставился на меня, и взгляд у него был озадаченный. Он посмотрел на Эрскина, который тоже таращился на меня во все глаза.
   – Что, еще не дошло? – хмыкнул я. – Вы так и не поняли?
   – Да о чем речь? – спросил Эрскин уже сердитым голосом.
   – Святая наивность! В твою невинную башку не приходило, что, как только мы посадим самолет, Кендрику и его клиенту удобнее всего будет послать нам навстречу банду мексиканских головорезов, которые выпустят нам кишки, перережут глотки и закопают всех четверых где-нибудь в джунглях, а Кендрик и его клиент получат десятимиллионную игрушку бесплатно?
   Эрскин чуть не грохнулся со стула, и вид у него был испуганный:
   – Я об этом не подумал!
   – Кендрик ни за что так не поступит, – неуверенно вставил Берни, но в глазах у него был страх.
   – Ах, не поступит? Ни один умник, а толстяк у нас как раз такой умник, не остановится перед убийством четырех человек, если речь идет о шести миллионах чистыми, – сказал я. – Так что мы можем попасть в ловушку. Я не сказал – попадем, но можем попасть.
   – Ты прав! – воскликнул Эрскин. – Черт меня подери! Ведь так действительно может случиться!
   – Вы у меня доверчивые птенчики, да? – осклабился я. – Если вы вообще умеете молиться, то благодарите Бога, что я попался вам на пути. Иначе вы пропали бы.
   – Ну и что нам делать? – спросил Эрскин.
   – Надо пораскинуть мозгами. У нас еще есть два месяца, чтобы все продумать. Мы поедем туда и узнаем, кто стоит за всей этой операцией, а потом постараемся решить главную проблему – как нам, будучи мертвыми, все-таки остаться в живых.

   Я уже засыпал, когда услышал стук в дверь моего домика. Включив ночник возле кровати, я выскочил из постели и взглянул на наручные часы. Было четверть первого ночи. Стук повторился. Я прошел через гостиную и отворил дверь. Вошел Гарри Эрскин, и я запер за ним.
   – Мне надо с тобой поговорить, – сказал он.
   Свет горел только у меня в спальне. Парень стоял передо мной, широкоплечий, огромный, как тень кряжистого дерева.
   – Я вообще-то подремать собирался.
   – Мне плевать. – Он прошел мимо меня в комнату и уселся на стул. – Слушай, Джек, прости, что поначалу был не слишком любезен. Просто я решил, что ты обдурить нас всех хочешь, для того Берни тебя и привел. Но потом я посмотрел, как ты ловко обработал этого толстяка, и понял, что с тобой можно иметь дело. Я пришел поговорить насчет Берни.
   Я сел рядом, закурил и бросил пачку сигарет ему. Он тоже глубоко затянулся, и мы повернулись друг к другу лицом.
   – Значит, насчет Берни, – напомнил я.
   – Он катится под откос быстро, как на санках. Эта чертова шлюха совсем его доконала. – Гарри стряхнул пепел на пол. – Он постоянно только о ней и думает. Мне не надо тебе рассказывать, что она шляется со всеми подряд, и для него это смертельная мука, но он не может с ней расстаться. И это очень сказывается на его мозгах. – Он подался вперед. – Если Берни и дальше будет деградировать с такой же скоростью, то через три-четыре месяца он и цента не будет стоить как пилот. Я это знаю. Я работаю с ним. Он стал такой, к чертям, рассеянный, он начинает поднимать самолет в воздух, даже не закончив разгон. За последнее время мне уже три раза приходилось ему напоминать об этом, и он смотрел на меня сначала, как будто вообще не понимал, где он, а потом спохватывался и начинал готовить лайнер к полету. Понимаешь, в его мозгу все время сидит эта мысль – что ему нужно достать денег и открыть в Мексике фирму по авиаперевозкам. Но теперь он и с одним-то самолетом с трудом справляется, что уж говорить о целой флотилии. Слушай сюда, Джек, не подумай, что я имею что-то против Берни. Мы с ним девять месяцев работаем вместе, и сначала я им восхищался. Он был отличным пилотом, но эта баба просто свела его с ума. Если бы ты только знал, сколько раз я спасал самолет от неминуемой гибели, ты бы не поверил! Понимаешь, он просто не может сосредоточиться на полете.
   – Черт меня побери! – Я слушал все это с возрастающим ужасом.
   – Да уж… А что он сделает с новым самолетом? Нас с ним вместе посылают на завод «Кондор» в конце месяца – на тренинг. В его нынешнем состоянии пилоты-испытатели его просто убьют. Эссекс немедленно обо всем узнает, и Берни вылетит из компании в считанные секунды.
   – Просто ушам своим не верю! Берни всегда отлично управлялся со всем, что только может летать! Он самый лучший пилот из тех, кого я знал!
   – Был… тут я с тобой согласен, но теперь он уже не тот. Он никак не может сосредоточиться на полете, а ты прекрасно знаешь, что для пилота это самое важное. – Он потушил сигарету и продолжал: – Может, ты с ним поговоришь? Может, у тебя получится убедить его избавиться от Пам? Я не могу придумать ничего другого. Это единственный выход. Если мы от нее избавимся, может быть, он придет в себя со временем. Как ты думаешь?
   От этого предложения меня передернуло – я бы никогда не смог заставить себя говорить с Берни о его женщине.
   – А почему бы тебе самому с ним не поговорить?
   Эрскин покачал головой:
   – Он может подумать, что я мечу на его место.
   Я долго размышлял, потом спросил:
   – Если его уволят, ты станешь первым пилотом?
   – Нет. Я для этого слишком молод, Эссекс найдет другого, постарше… это без проблем. Слушай, Джек, если хочешь, чтобы операция прошла нормально, тебе надо или поговорить с Берни, вправить ему мозги, или лучше вообще ничего не затевать.
   – А ты уверен, что тут все дело в Пам?
   – Я точно знаю.
   Я снова помолчал, размышляя. Мысль о том, что мы потеряем три миллиона из-за какой-то шлюхи, которая не может пропустить ни одного мужика, не давала мне покоя.
   – Может быть, лучше с ней поговорить?
   Эрскин поморщился:
   – Она хитрая.
   – Это точно. – Я откинулся на спинку стула; мозг работал с бешеной скоростью. – Слушай, надо над этим поразмыслить. Ладно, Гарри, спасибо, что просветил меня на этот счет. – Сегодня ночью мне больше не хотелось ни о чем говорить – и так уже у меня было над чем подумать, проблем хоть отбавляй. – Посмотрим, что можно будет сделать.
   – Думаешь, у нас получится?
   – Не знаю. Но в одном я уверен: если хочешь одним махом заработать три миллиона долларов, попотеть придется. – Я встал.
   – А ты правда считаешь, что эти мексиканцы могут нас всех прикончить, когда мы пригоним им самолет? – спросил Гарри, тоже поднимаясь.
   – Сам подумай. Мы еще не пригнали им самолет, так что давай пока решать проблемы по очереди.
   – Да, точно. – Он провел пятерней по своим коротко остриженным волосам. – Ладно, я все оставляю на твое усмотрение. Если понадоблюсь, я в домике номер пятнадцать.
   – А где живет Пам?
   – Номер двадцать три, последний в ряду.
   Я выпустил его и зашагал по своей маленькой гостиной, обдумывая то, что он мне только что рассказал, потом направился в спальню, снял пижаму, натянул рубашку и брюки, сунул ноги в сандалии и вышел на улицу.
   Я неспешно брел вдоль ряда домиков, пока не добрался до последнего. Я проверил – это был номер двадцать три – и постучал в дверь.
   Сквозь занавески пробивался свет. Через некоторое время раздался голос Пам:
   – Кто там?
   – Твой приятель.
   Она отперла – босая, в тоненьком халатике, – и я прошел мимо нее в гостиную, закрыв за собой дверь.
   – Ты? Что тебе здесь надо? – воскликнула она каким-то визгливым голосом.
   – Хочу поболтать о Берни. – Я подошел к креслу и уселся.
   – Не стану я с тобой разговаривать о Берни! Уходи!
   – Спокойно, детка. Я по делу. Нас четверо, мы хотим заработать три миллиона долларов, но все может провалиться из-за тебя.
   Она вытаращила глаза:
   – Из-за меня? Что ты хочешь сказать?
   – Если сама не понимаешь, то ты еще тупее, чем я думал, так что придется тебе все объяснить. Из-за того, что готова трахаться со всеми подряд, с любым мужиком, Берни потерял рассудок. Он уже не может нормально работать, он стал рассеян, и я вот что скажу тебе, детка, на случай, если ты не знаешь, – пилоту нельзя быть рассеянным. Тем, что ты спишь со всеми подряд и считаешь, что Берни смотрит на это сквозь пальцы, ты совсем вывела его из строя.
   – Это ложь! – Она сжала кулаки. – Берни мне сказал…
   – О, прекрати! Берни совсем потерял голову. Чтобы удержать тебя, он готов сказать все что угодно. Теперь послушай меня. У нас есть возможность получить три миллиона. Я не намерен связываться с такой шлюхой, как ты, которая думает только о постели, и из-за этого губит величайшего пилота! Ты меня поняла? – Я не кричал на нее – я говорил это тихим голосом. – Так что завтра, как только увидишь Берни, ты ему скажешь, что с этого дня ты всегда будешь с ним, никогда больше не будешь ходить на сторону, и сделаешь все, чтобы убедить его в этом.
   – Да кто ты такой, чтобы так со мной разговаривать? – завизжала она. – Мы с Берни…
   – Заткнись! Детка, это ультиматум. У тебя нет выбора. Или ты отныне ведешь себя прилично, или ты вылетаешь из нашей команды. Ты убедишь его в своей безграничной верности и чистоте, или мы тебя выгоним.
   – Да? И кто же, интересно, сможет меня выгнать?
   Я улыбнулся ей:
   – Детка, я припер тебя к стенке. Это сделать легче легкого. Стоит мне сказать миссис Эссекс, что ты ведешь себя как шлюха, тебя немедленно выгонят с аэродрома. Мне не хочется этого делать, но я сделаю это, если только ты не убедишь Берни, что будешь пай-девочкой.
   – Ты гад!
   – Значит, договорились. – Я встал. – Или ты с ним поговоришь и успокоишь, или ты больше не с нами. – И ушел.
   Забравшись наконец в постель, я еще немного поразмыслил. Теперь уже изменить ничего нельзя: либо моя угроза сработает, либо три миллиона долларов растают для нас как туман.
   Наконец я уснул, но вскоре меня разбудил звук телефона. Я посмотрел на часы: было двадцать пять минут одиннадцатого утра. Солнце било в зашторенное окно. Спал я, видимо, крепко.
   Я пошел в гостиную и взял трубку.
   – Джек, голуба…
   Я, естественно, сразу понял, кто мне звонит.
   – Да, это я.
   – Я переговорил с моим клиентом. Можешь проверять посадочную полосу. Он утверждает, что в этом нет никакой необходимости, но если ты нервничаешь, то можешь приехать и увидеть все собственными глазами.
   – Да, я нервничаю.
   – Хорошо. Приезжай в отель «Континенталь» в Мериду. За тобой подъедут – я уже договорился – в половине первого четвертого числа. Значит, у тебя есть три дня, чтобы собраться. Тебя устраивает?
   – Вполне.
   – Ну, тогда пока, дорогуша. – И он повесил трубку.
   Я принял душ, побрился и поехал на своей «альфе» в Парадиз-Сити. Там я провел весь день, осматривая достопримечательности, греясь на солнце и обдумывая все детали предстоящей операции. У меня три раза появлялась возможность подцепить хорошенькую куколку, но я поборол соблазн. И так уже у меня было слишком много сложных проблем, чтобы еще связываться с этими маленькими вымогательницами.
   Я вернулся на аэродром вечером, в начале восьмого, и сразу пошел в домик номер пятнадцать. Мне открыл Эрскин, без рубашки и с электробритвой в руке.
   – Привет! – радостно осклабился он. – Ты прямо чудеса творишь! – Он отошел немного в сторону, чтобы я мог пройти, и закрыл за мной дверь. – Не знаю, как ты это сделал, но Берни просто преобразился.
   Я сразу успокоился.
   – Значит, у меня получилось?
   – Получилось! Все отлично. Слушай, Джек, у меня «стрелка», я и так уже опаздываю. Пойди поговори с Берни, а? Он у себя в домике – номер девятнадцать. Сам увидишь.
   – Так я и сделаю. – Оставив его готовиться к свиданию, я пошел в домик номер девятнадцать.
   Эрскин оказался прав. Как только Берни открыл мне дверь, я сразу заметил в нем перемену: плечи расправлены, на лице – та самая усмешка, которую я помнил со времен Вьетнама, он сиял, словно испарилось темное облако, окружавшее его в последнее время.
   – Здорово, Джек! Давай заходи. Хочешь выпить?
   Я шагнул в гостиную и замер: в кресле напротив меня сидела Пам.
   – Не помешаю? – Я посмотрел на нее; она посмотрела на меня и вдруг улыбнулась:
   – Проходи, не стесняйся. Мы уже все выяснили и помирились. Правда, Берни?
   – Да. – Берни начал готовить напитки. – Пам рассказала мне про вчерашнюю ночь. Ты был прав, Джек.
   – Ладно… давайте больше не будем об этом. Поговорим лучше о деле.
   – Минуточку. – Берни подал мне стакан виски со льдом. – Я тебе очень благодарен, и Пам, кстати, тоже.
   Я, конечно, в это не поверил, но, посмотрев еще раз на Пам, увидел, что она улыбается спокойно и весело.
   – Проехали. Все это пустая болтовня. – Я посмотрел на нее и приподнял свой бокал. – За тебя.
   Мы все выпили. Я повернулся к Берни:
   – Кендрик дал мне зеленый свет: я через пару дней лечу в Мериду.
   – Да, ты здорово все устроил, – покивал Берни. – Знаешь, я сам ни за что бы не додумался проверить посадочную полосу.
   – Я уверен, что там все в порядке, но у меня, по крайней мере, будет шанс выяснить, кто клиент Кендрика.
   – А это так уж важно?
   – Может оказаться важным. Мне не очень нравится Кендрик, с него станется нас всех обдурить. А вот если мы будем знать, кто его клиент, у нас самих появится шанс надуть толстяка.
   – Кендрик нас не подставит.
   – Надеюсь. Но мне будет спокойнее, если я узнаю, кто заказал ему самолет.
   – Ну ладно, ладно. А сколько тебе понадобится денег?
   – Думаю, трехсот долларов хватит. Я проведу там всего пару дней, не больше, и плюс перелет в Мериду.
   Берни подошел к комоду и достал пятьсот долларов.
   Убирая деньги в карман, я сказал:
   – Еще одно: Берни, у тебя есть пистолет?
   Он вздрогнул: вид у него был ошарашенный.
   – Мне не нужен пистолет, Джек. А тебе-то зачем?
   – Мы играем с динамитом. Кендрик ненавидит меня хуже чумы. Я буду осматривать посадочную полосу, и там со мной может что-нибудь случиться. Убрав меня с дороги, он сильно облегчит себе жизнь.
   – Да ты что, серьезно?
   – Если у тебя есть пистолет, то мне он понадобится.
   Берни поколебался, потом пошел в спальню и вернулся с автоматическим пистолетом 38-го калибра и коробкой патронов к нему. Все это он молча протянул мне.
   – Спасибо, – вежливо поблагодарил я.
   Наступило неловкое молчание, потом он сказал:
   – Завтра я везу Эссекса в Лос-Анджелес. Мы с Гарри вернемся не раньше субботы, вечером.
   Я перевел взгляд на Пам, потом обратно на него.
   – Тогда давайте встретимся вчетвером в кафе-баре в субботу, в шесть. Я уже вернусь к тому времени из Мериды и смогу вам что-нибудь рассказать.
   Он кивнул:
   – Я передам Гарри.
   – Но на этот раз Кендрика мы не пригласим на встречу.
   Он снова кивнул.
   – И еще вот что, Берни. Если я не приду в субботу, то даже думать забудь об этой операции.
   И не пытайся все провернуть в одиночку: это небезопасно.
   Под его напряженным взглядом я вышел из домика.
   Помывшись и побрившись, я посмотрел на часы и увидел, что времени всего двадцать минут девятого. В домике Тима работал телевизор. Я постучал.
   – Хочешь потратить сегодня вечером деньги мистера Эссекса? – спросил я, когда Тим открыл дверь.
   – Естественно. Куда пойдем?
   – В город. – По дороге в Парадиз-Сити я, сидя за рулем, небрежно спросил: – Как там идет строительство?
   – Отлично, – отозвался О’Брайен. – Все по плану и никаких проблем. Недели через две полоса будет готова.
   – Говорят, возле Мериды тоже строят такую полосу. Ты ничего об этом не знаешь?
   – Возле Мериды? Ну конечно, знаю, – усмехнулся Тим. – Вот ее строить было чертовски трудно, но ребята уже заканчивают. Я там отстрелялся, а подчищать все будет Билл О’Кассиди. Я с ним говорил по телефону как раз вчера вечером – расспрашивал по поводу одной проблемы, с которой мне тоже пришлось столкнуться. Билл в нашем деле мастер, один из лучших. Он говорит, что ждет не дождется, когда наконец уедет из Юкатана. Надоело ему там.
   – О’Кассиди… Знал я одного Фрэнка О’Кассиди. Может, это его родственник?
   – Может. Я слышал, у Билла брат погиб во Вьетнаме. Но его звали Шон. Он служил в шее-том батальоне, в парашютных войсках. Его наградили Серебряной Звездой.
   – Нет, это не тот. – Я остановил машину возле казино. – Давай сначала поедим.
   Позже, когда мы закончили превосходный, по первому разряду, ужин, я небрежно сказал:
   – А этот твой приятель, О’Кассиди… Он, случайно, не в отеле «Континенталь» живет?
   Тим к тому времени уже порядочно выпил и решил, что я спрашиваю просто так, для поддержания разговора.
   – Нет, он живет в «Чалко».
   Тут как раз две симпатичные цыпочки подошли к нам и спросили, не хотим ли мы приятно провести время. Я сказал – в другой раз, они улыбнулись и удалились, покачивая бедрами. Я сделал знак официанту, выписал чек за ужин и отодвинул стул.
   – А не пора ли нам на боковую, Тим? Завтра у тебя нелегкий трудовой день.
   – Отличный был ужин, приятель. – Тим тоже поднялся со стула. – Вот это да! Ты просто отличный парень!
   По дороге на аэродром мозг у меня работал на полную мощность. Я решил, что вылечу в Мериду следующим утром. Проводив Тима до его домика, я позвонил в компанию «Флорида эрлайнз» и заказал себе билет до Мериды. Самолет вылетал из Парадиз-Сити в десять двадцать семь.
   Таким образом, я на целый день опережал Кендрика, а у меня было такое чувство, что любое опережение планов этого подозрительного толстяка будет в мою пользу.

Глава 5

   Подержанный ржавый «шевроле» с ветерком довез меня из аэропорта Мериды в отель «Чалко». Шофер был похож на сбежавшего с урока школьника: его растрепанные иссиня-черные волосы спускались до воротника грязной белой рубахи, он постоянно высовывался из окна машины, чтобы поругаться с другими водителями.
   Жара была почти невыносимой, и тропический дождь лил как из ведра. Я сидел, покачиваясь на сломанных пружинах заднего сиденья, и время от времени зажмуривал глаза, когда мне казалось, что сейчас мы непременно врежемся в кого-нибудь, но в результате парень все-таки доставил меня в отель в целости и сохранности.
   Я расплатился с ним мексиканскими деньгами, которые обменял в аэропорту, и бегом кинулся под дождем к зданию.
   Отель, выкрашенный в белый цвет, находился в узком переулке, в вестибюле было чисто, стояли бамбуковые стулья, кадка с кактусом и даже был крошечный фонтан – его тихое журчание порождало ощущение прохлады, о которой на самом деле приходилось только мечтать.
   Я подошел к стойке администратора. За ней сидел старый жирный мексиканец и ковырял в черных зубах щепочкой.
   – Комнату на ночь с душем, – сказал я.
   Он пододвинул ко мне толстый журнал регистрации посетителей и полицейскую карточку.
   Я заполнил и то и другое, потом явился маленький чумазый мальчишка и взял мой багаж.
   – Мистер О’Кассиди у себя? – спросил я.
   Старик за стойкой выказал некоторый интерес и даже сказал что-то по-испански.
   – Мистер О’Кассиди, – повторил я уже громче.
   – Он сейчас в бар, – на ломаном английском пояснил мальчишка и махнул рукой. Я проследил направление, в котором указывал его маленький грязный палец, и увидел дверь. Дав пацану полдоллара местными деньгами, я попросил отнести багаж ко мне в номер. Глаза у постреленка вылезли из орбит настолько, что чуть не попадали на пол. Старик приподнялся, наклонился над стойкой и сначала посмотрел на деньги, зажатые в чумазой лапке, потом на самого пацана. Я понял, что малышу не светит оставить себе этот гонорар, и пошел в маленький бар. Там тихо играло пианино, жирная девица с длинными черными косами стояла, тяжело опираясь на барную стойку, а в самом конце стойки сидел мужчина, полностью скрытый за «Геральд трибюн».
   – Виски со льдом, – сказал я барменше.
   При звуке моего голоса мужчина опустил газету и стал меня разглядывать. Я подождал, пока девица нальет мне, потом посмотрел на него.
   Ему было на вид лет сорок пять, он был крупный, с рыжеватыми, коротко стриженными волосами, грубоватым, сильно загорелым лицом и спокойными зелеными глазами. Точь-в-точь Тим О’Брайен: симпатичный парень, который не может не понравиться.
   Я приподнял свой стакан и сказал:
   – Привет!
   Он улыбнулся широкой, весьма дружелюбной ирландской улыбкой:
   – Привет, привет! Только что приехали?
   Я неторопливо прошел вдоль барной стойки к нему.
   – Джек Крейн. Позвольте заказать вам выпивку.
   – Спасибо. – Он кивнул девушке, которая тут же занялась виски и содовой. – Билл О’Кассиди. – Он протянул мне руку, и я пожал ее.
   – Как удачно! Тим О’Брайен сказал мне, чтобы я вас разыскал.
   Он приподнял брови:
   – Вы знаете Тима?
   – Знаю ли я Тима?! Вчера вечером мы с ним славно повеселились в Парадиз-Сити.
   Билл посмотрел на жирную девицу, которая принесла ему виски, потом взял стакан и кивком указал на столик в дальнем конце зала, и мы вместе пересели туда.
   – Эта крошка просто не может не подслушивать, – сказал он, когда мы уселись. – Как там Тим?
   – Хорошо. Работает как заведенный на своей посадочной полосе.
   – Да, у него там какие-то проблемы со скальными породами, он мне уже пожаловался. – Билл усмехнулся. – Никогда не знаешь, что хуже. У меня здесь болота, тоже приятного мало.
   – Да, Тим говорил.
   – Ну, у меня все это, слава богу, уже позади. Завтра улетаю отсюда. Фюить! Не могу дождаться. Глаза б мои не видели этой богом забытой страны.
   – Понимаю. Такая жарища, да еще этот дождь все время!
   – Здесь сейчас начало сезона дождей. Чертов дождь будет лить не переставая месяца два, не меньше. Еще спасибо, что мы вовремя успели закончить строительство.
   – О’Кассиди, – сказал я как бы между прочим, – а вы, часом, не родственник Шона О’Кассиди, кавалера ордена Серебряной Звезды?
   Он выпрямился на стуле.
   – Это мой младший брат! Вы его знали?
   – Я ведь тоже там был. В эскадрилье истребителей, бомбы сбрасывал. Я его раз только встречал. Он ведь из шестого парашютного, да?
   – Святая Магдалина! – Он склонился вперед, схватил меня за руку и горячо пожал ее. – Вот ведь до чего тесен мир! Так вы видели Шона?
   – Точно. Мы даже напились с ним на пару в стельку. Я тогда и представить себе не мог, что его наградят Серебряной Звездой.
   Билл откинулся на спинку стула и лучезарно мне улыбнулся:
   – Отличный он был парень.
   – Да, это точно, парень что надо.
   – А как, простите, я забыл, вас зовут?
   – Джек Крейн.
   – Знаешь что, Джек, пойдем сегодня вместе в город развлекаться. Это моя последняя ночь здесь. Поедим, выпьем, ну так, чтобы не напиваться, отхватим себе пару девчонок… Ты как насчет этого?
   Я усмехнулся:
   – По мне, отличная мысль.
   – Здесь в городе все замирает до десяти вечера, только потом начинается настоящая жизнь. – Он посмотрел на часы: – А сейчас только двадцать минут девятого. Пойду приму душ, переоденусь. Давай встретимся здесь без четверти десять. Договорились?
   – Конечно.
   Мы забрали со стойки ключи от наших номеров. Старый мексиканец бросил на нас лишенный всякого интереса взгляд. Мой номер был через пять дверей от комнаты Билла дальше по коридору. Мы расстались. Я пошел к себе. Хотя все окна были открыты, в комнате стояла удушающая жара, моя сумка лежала на кровати. Я выглянул на улицу, понаблюдал, как капли дождя шлепаются в лужу, потом распаковал вещи, вынул чистую рубашку и пару брюк и разложил все это на кровати.
   Рев проносившихся под окном автомобилей и звон колоколов соседней церкви не дали мне подремать, поэтому я облокотился на подоконник и стал размышлять.
   Чуть позже я разделся, принял душ и переоделся, но легче от этого не стало. Жить в Мериде было все равно что жить в сауне.
   Я спустился в бар и попросил девицу с косами налить мне виски со льдом. В баре, по крайней мере, был вентилятор. Я прочитал «Геральд трибюн» от корки до корки, и тут ко мне вышел О’Кассиди.
   – Это последний стакан, который ты сам себе купил сегодня вечером, – заявил он. – Давай, пора идти. Карета подана.
   Мы пробежали под дождем к «бьюику», и хотя к тому времени, как забрались внутрь, успели прилично намокнуть, жара высушила нашу одежду раньше, чем Билл остановил машину возле ресторана. Мы опрометью промчались к зданию и быстро нырнули в вестибюль.
   Жирный, ухмыляющийся мексиканец в белом фраке пожал нам руки, провел в тускло освещенный зал – правда, с кондиционером – и усадил за столик в углу. Вокруг нас было еще столиков тридцать, в основном занятых прилизанными мексиканцами и еще более прилизанными девицами.
   – Я в этом городе уже девять месяцев, и каждый вечер ужинаю здесь, – сообщил Билл. – Еда здесь отличная. – Он махнул рукой темноволосой, мрачноватого вида красотке за барной стойкой, та вяло помахала в ответ и слегка приподняла брови над измученными глазами. Он покачал головой и повернулся ко мне: – Киски здесь, конечно, охочи до иностранцев, но сперва надо поесть. Тебе нравится мексиканская кухня?
   – Если только она не слишком острая.
   Мы взяли голубцы, острые, но очень вкусные, потом mole de guajolote – филе индейки с помидорами и укропом, и все это под толстым слоем шоколадного соуса. Сначала соус показался мне подозрительным, но, попробовав, я убедился, что блюдо восхитительное.
   После того как мы покончили с индейкой, поболтали о Вьетнаме и младшем О’Кассиди, я решил, что Билл уже достаточно расслабился и захмелел, чтобы с ним можно было поговорить о деле.
   – А можно спросить тебя о полосе, которую ты построил, Билл? – осторожно начал я.
   – Ну разумеется. А почему она тебя так интересует?
   – Я авиаинженер, и меня интересует все, что имеет отношение к полетам.
   – Да ты что? Знаешь, эта чертова полоса была самой трудной из тех, что мне приходилось строить: в самом центре джунглей, ты понимаешь, то деревья, то болота, то скальные породы, то змеи… Чего там только не было.
   – Но ты ее все-таки построил.
   Он усмехнулся:
   – Когда мне платят, я отрабатываю свои гроши, но если честно, бывали моменты, когда я готов был все бросить и смотать удочки. Парни, с которыми я работал, – это просто тихий ужас. У них у всех коэффициент интеллекта как у четырехлетнего ребенка, да и то отсталого. И ты можешь себе представить, их там было около тысячи душ, и за день они всей толпой выполняли работу, с которой запросто справились бы двадцать здоровых ирландцев. Шестеро из этих придурков за девять месяцев сдохли – кого змея ужалила, кто попал под взрыв, на одного дерево упало…
   – Но ты ее все-таки построил.
   Он откинулся на спинку стула и с довольным видом кивнул:
   – Что да, то да – построил.
   – Помню, у нас во Вьетнаме надо было по-быстрому построить взлетно-посадочную полосу, нам пришлось привлечь на работу местных косоглазых ребят, – не моргнув глазом соврал я. – и вот первый же истребитель, который на нее сел, разбился вдребезги и заодно разнес к чертовой матери всю полосу.
   – Ну, с моей-то полосой такого не случится. Я могу гарантировать, что «Боинг-747» приземлится на нее, как ты – на кроватку, а уж если я что-то гарантирую, так это уж наверняка…
   Тут пришла пора задать главный вопрос. Как бы между прочим я поинтересовался:
   – Странно, кому это может понадобиться авиаполоса посреди джунглей?
   – Да есть такие сумасшедшие, – пожал плечами Билл. – В моем деле я твердо запомнил одно правило: не задавать лишних вопросов. Мне делают выгодное предложение, платят деньги, а я их отрабатываю и иду себе дальше. Завтра еду в Рио, буду там продлевать взлетную полосу для летного клуба. Это уже гораздо легче. Как ты относишься к кофе с бренди?
   – Положительно.
   Официантка отправилась варить нам кофе, а мы тем временем закурили.
   Немного поколебавшись, я сказал:
   – Послушай, Билл, мне очень нужно знать, кто финансировал строительство этой твоей взлетно-посадочной полосы.
   Он настороженно уставился на меня своими зелеными глазами:
   – Зачем тебе это?
   Я стряхнул пепел на пол.
   – Понимаешь, я влип в одну заваруху, но не могу тебе про нее рассказать. Это напрямую касается твоей полосы. Чутье мне подсказывает, что тут дело нечисто, и любая информация может оказаться полезной.
   Принесли кофе и два бокала бренди. О’Кассиди положил сахар в чашку, помешал, и я понял, что он размышляет. Я его не торопил. Вдруг, словно приняв решение, он пожал своими массивными плечами.
   – Ладно, Джек, раз ты друг Тима и знал моего братишку, а я завтра буду далеко отсюда, и мне, честно говоря, уже на все наплевать, потому что денежки-то у меня в кармане, я тебе расскажу кое-что о своих догадках по поводу этой полосы. Но помни, что это только догадки, а не факт… Усек?
   Я кивнул. Он помолчал, огляделся, чтобы убедиться, что никто на нас не смотрит, потом подвинулся ко мне поближе и, понизив голос, продолжал:
   – Все говорят о том, что скоро здесь будет революция. Я иногда слышал болтовню моих работяг и так понял, что заваривается какая-то буча. Это мои догадки. Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что нет, потому-то я так и тороплюсь поскорее свалить отсюда. – Он глотнул бренди и добавил: – Человек, который заплатил мне за строительство полосы в джунглях, – Бенито Орцозо… Джек, он чокнутый. То есть натуральный псих, но в здешних краях – большая шишка. Он лидер левого крыла экстремистов и, как я слышал, кровный брат Кастро с Кубы. Орцозо считает себя вторым Хуаном Альваресом и богат до безобразия. Он может получить все, что хочет, то есть буквально все. Понимаешь, эта посадочная полоса плюс большой самолет, и он сможет перевозить людей и оружие в страну и прятать их в джунглях до тех пор, пока не начнется восстание. – Он допил свой кофе. – Пойми меня, Джек, я ничего не знаю наверняка. Просто рассказываю тебе, какие могут быть у него причины, по моему мнению, чтобы построить полосу именно там. Может быть, дело совсем в другом, хотя вряд ли. Завтра я уезжаю, так что это меня уже не касается… Ну, я тебе помог?
   – Еще как. А ты лично встречался с Орцозо?
   – Конечно. Он каждый месяц приезжал смотреть, как идут работы на строительстве. – О’Кассиди поморщил нос. – Я бы скорее дотронулся до черной мамбы, чем до него.
   – Расскажи-ка о нем поподробнее.
   Билл раздул щеки.
   – Он настоящий псих. В этом я уверен. Низкого роста, очень крепко сложен, одевается франтовато. Глаза как у змеи. На первый взгляд он похож на любого богатого даго [1 - Даго – презрительное прозвище итальянцев, португальцев, испанцев (амер.).], но в нем на самом деле есть что-то особенное. Он совершенно невменяемый, и временами это становится заметно. Он богат, у него есть власть, но он хочет еще большей власти. Он смертельно опасен, как опухоль с метастазами.
   – Очень мило, – мрачно пробормотал я.
   О’Кассиди отпил еще глоток бренди.
   – Не знаю, в чем там у тебя дело, Джек, и знать не хочу, но послушай моего совета… будь осторожнее.
   Две милашки подошли к нашему столику, и тут мы начали пить всерьез – вчетвером. Чуть позже они отвели нас к себе в номер. В результате мы вернулись в гостиницу только в четвертом часу утра.
   – Ничего ночка прошла, а? – спросил Билл, пожимая мне на прощанье руку. – Счастливо, Джек. Я завтра рано вылетаю.
   – Спасибо за компанию.
   Больше я его никогда не видел.
   Я пошел к себе в номер, повалился на постель и отключился, как потушенная газовая горелка.

   Около полудня я выписался из «Чалко», сел в такси под проливным дождем и поехал в «Континенталь». Это был один из лучших и самых дорогих отелей в Мериде. В вестибюле толпились американские туристы в резиновых плащах, шум был, как в растревоженном садке для попугаев.
   Я пробрался к регистрационной стойке и подождал, пока престарелый американец закончит ссору с невозмутимым портье по поводу счета. Наконец разногласие разрешили к взаимному удовлетворению сторон, и портье повернулся ко мне.
   – Мне забронирован номер. Меня зовут Джек Крейн, – сказал я.
   Он сразу напрягся и стал безгранично любезен:
   – Чрезвычайно рад приветствовать вас в нашем отеле, мистер Крейн. Да-да… ваш номер – пятисотый. Верхний этаж с превосходным видом из окна. Если вам что-нибудь понадобится, сообщите мне. Мы к вашим услугам, мистер Крейн.
   Появился бой в униформе с золотыми пуговицами, взял мой багаж и ключ, который протянул ему портье. Он провел меня через толпу туристов к лифту, и мы поднялись на пятый этаж.
   Отперев дверь напротив лифта, парень с поклоном пригласил меня войти в просторную гостиную, потом показал мне такую же просторную спальню с королевской кроватью и, поставив мою сумку, провел меня в красиво отделанную ванную комнату, еще раз поклонился, с достоинством принял чаевые, отвесил очередной поклон и исчез.
   Я оглядел номер, раздумывая, сколько могут стоить такие роскошные апартаменты, потом пересек гостиную и через стеклянную дверь вышел на широченный балкон. От жары и повышенной влажности я снова начал потеть.
   Какой-то мужчина стоял, облокотившись на перила и глядя вниз на медленно двигавшийся поток машин. Услышав шаги, он обернулся.
   Это был высокий, худой человек лет сорока или около того, с густыми, довольно длинными черными волосами. Глаза скрывались за большими солнечными очками, был виден только длинный тонкий нос, почти безгубый рот и выдвинутый вперед подбородок. Мужчина был в белоснежном костюме, настолько безупречном, словно только что из химчистки, желтой рубашке и кроваво-красном галстуке.
   – Мистер Крейн? – Он пошел мне навстречу, улыбаясь.
   – Верно. – Я пожал протянутую мне руку – сухую и твердую.
   – Позвольте представиться, я Хуан Аулестрия, но зовите меня просто Хуан… так легче.
   Я высвободил руку из его цепких пальцев и ждал продолжения.
   – Добро пожаловать на Юкатан, мистер Крейн, – произнес он. – Надеюсь, вам здесь будет комфортно. Уверен, вы не прочь чего-нибудь выпить.
   Я не намерен был позволять этому прилизанному хлыщу высказывать свои догадки насчет моих желаний.
   – Нет, спасибо, не хочу. А кто вы такой?
   Это на какую-то секунду озадачило его. Улыбка исчезла, но вскоре снова вернулась.
   – Ах да… – Он повернулся и посмотрел на затянутое серыми тучами тусклое дождливое небо. – Какая неприятность. Неудачно для туристов. Если бы вы приехали еще два дня назад, вы бы увидели этот город таким, каким его нужно показывать туристам. А не присесть ли нам? – Он подошел к мягкому креслу и уютно устроился в нем. – Вы спрашиваете, кто я такой, мистер Крейн. – Он щелчком стряхнул пылинку со своего безупречного костюма. – Я имею некоторое отношение к взлетно-посадочной полосе, которую недавно выстроили в здешних краях. Мне сказали, что вы хотите ее осмотреть.
   Я встал почти вплотную, нависая над ним.
   – Вот именно. Как раз этого я и хочу.
   Он кивнул, глядя на меня снизу вверх.
   – Прошу вас, присаживайтесь. Так вы уверены, что не желаете выпить?
   – Я постою, и я не хочу пить. – Я помолчал и закурил. – Я представляю группу людей, которые будут перегонять для вас самолет стоимостью десять миллионов долларов. Мы собираемся доставить его вам в целости и сохранности, и пока я не удостоверюсь лично, что полоса пригодна для посадки такого самолета, мы не будем даже обсуждать его доставку.
   Ему не нравилось сидеть так, глядя на меня снизу вверх, поэтому он небрежно и элегантно поднялся.
   – Да, наш посредник так нам и объяснил. Это говорит о вашей высокой квалификации, мистер Крейн, но смею вас уверить: полоса выстроена безупречно. Тем не менее… – Он пошевелил своими тонкими пальцами. – Поскольку вы специалист в этой области, можете сами посмотреть и убедиться.
   На меня он произвел примерно такое же впечатление, как на вас – здоровенный мохнатый паук в вашей собственной ванне.
   – Когда мы поедем?
   – Сегодня днем вас устроит?
   – Вполне.
   – Тогда в три я пришлю за вами машину. Мы полетим на моем вертолете и сможем осмотреть все с воздуха, потом приземлимся, и вы сориентируетесь на месте. Боюсь, правда, вы вымокнете под дождем, но я припас для вас плащ.
   – Спасибо.
   – Я также заказал вам обед здесь, в гостинице. Это вас устроит?
   – Спасибо.
   Он направился в гостиную.
   – Я рад. Так как вы уже отведали наше фирменное национальное блюдо mole de guajalote, советую вам попробовать chile jalapeno: весьма изысканный вкус. – Он повернулся и лучезарно улыбнулся мне.
   Усилием воли держа себя в руках, я процедил сквозь зубы:
   – Меня устроит простой стейк.
   – Как вам будет угодно. Так, значит, в пятнадцать ноль-ноль, мистер Крейн.
   Мы пожали друг другу руки, и он вышел из комнаты, бесшумно и незаметно, как змея.
   Я закрыл дверь на балкон и включил кондиционер. Потом подошел к холодильнику и налил виски с содовой в убойной пропорции.
   Значит, ему известно, что я встречался с О’Кассиди. И он не намерен это скрывать, поэтому специально назвал мне блюдо, которое мы вчера ели с ирландцем. Я сел и стал думать.
   Через какое-то время в дверь постучали, и маленький мексиканец в длинном белом фартуке вошел, толкая перед собой тележку. За ним маячил другой мексиканец, который, держась за кожаный ремешок, тащил за собой чемодан. Он перенес чемодан через порог и поставил на пол, пока его напарник открывал крышки блюд, в которых был мой обед. Оба вежливо откланялись и удалились.
   Стейк был отлично прожарен. Я съел его, но красное вино в графине даже не пригубил, манго тоже оставил на тарелке, закурил и стал смотреть, что в чемодане. Там оказались короткий пластиковый плащ, пластиковые штаны, резиновые сапоги и большой пластиковый колпак.
   Я лег на кровать и курил до без четверти три, потом встал и вынул из своего чемодана пистолет Берни. Я проверил его, зарядил и сунул в карман брюк.
   На соседней церкви часы пробили три, и я спустился в вестибюль.
   Портье вышел мне навстречу из-за регистрационной стойки и сказал:
   – Мистер Крейн, вас ждет машина. – Он провел меня к выходу и сдал с рук на руки швейцару, который тут же раскрыл надо мной зонт. Этот парень проводил меня к блестящему «кадиллаку» – за рулем сидел невозмутимого вида мексиканец в красивой синей форме.
   Как только я опустился на заднее сиденье, машина тронулась с места. Мексиканец оказался ловким водителем, ехал быстро и, несмотря на плотное уличное движение, довез меня до аэропорта за десять минут. Он объехал стороной основной вход и здание аэровокзала и остановил машину возле частного вертолета. Не успел я пошевелиться, как он уже выскочил из машины с огромным черным зонтом в руке и открыл мне дверцу. Я тоже вышел, прихватив пластиковую одежду, и забрался в вертолет.
   Аулестрия занимал место позади пилота. Он улыбнулся своей змеиной улыбкой, когда я начал устраиваться поудобнее на сиденье.
   – Хорошо ли вы пообедали, мистер Крейн?
   – Спасибо, отлично.
   Лопасти завертелись, и через несколько мгновений мы были уже над городом.
   Аулестрия поддерживал светскую беседу, любезно указывая мне здание, где заседало правительство, на местный кафедральный собор и Национальный университет. Мы оставили позади город и летели на юг, я смотрел на проплывающие внизу гасиенды и многочисленные сизальные фабрики [2 - Сизаль – обработанные волокна текстильных агав.]. Каменистая местность под нами постепенно сменилась густым лесом, который перешел в джунгли.
   Через час полета Аулестрия сообщил:
   – Мы уже подлетаем к нашей полосе, мистер Крейн.
   Я напряг зрение, но ничего не разглядел, кроме верхушек деревьев и темно-зеленых джунглей.
   – Она хорошо замаскирована.
   – Да, очень хорошо. – В голосе его слышалось удовлетворение.
   Потом я ее увидел. Чудо инженерного гения: ровная полоса гудрона растянулась, как минимум, на две мили, с двух сторон ее обступали джунгли. Полоса была тускло-зеленого цвета, и, если специально не искать, заметить с воздуха ее было практически невозможно.
   – Вот это да! – воскликнул я, наклоняясь вперед, в то время как вертолет пролетел над полосой до конца, потом развернулся и полетел обратно.
   – Мы считаем, что она соответствует всем нормам, – сказал Аулестрия. – Я рад, что вы тоже ее одобряете.
   – Скажите ему, чтобы еще раз отлетел на милю в сторону, я хочу посмотреть подходы к ней.
   Аулестрия переговорил с пилотом.
   Теперь я был подготовлен, и, когда мы во второй раз подлетали к полосе, я уже прикидывал, как Берни будет заходить на посадку. Я решил, что для пилота с его квалификацией это не составит никаких трудностей.
   – Отлично. Теперь давайте посмотрим диспетчерский пункт.
   Мы приземлились возле него, и я надел свой непромокаемый плащ. Дождь лил не переставая.
   Аулестрия проводил меня из вертолета вверх по ступенькам, и мы вошли в здание. Почти час я проверял радар и другие приборы, необходимые для того, чтобы мы могли благополучно посадить наш самолет. Все оказалось на высшем уровне.
   Но меня беспокоил персонал, который работал в диспетчерской службе. Все они как один были похожи на бандитов из старых американских вестернов: настоящие головорезы, они следили за мной змеиным взглядом, и у каждого на бедре был кольт 45-го калибра.
   – Мистер Крейн, не хотите ли пройтись по полосе? Или мистеру О’Кассиди удалось вас убедить, что он построил все прочно и на века?
   – Нет, я не пойду на полосу.
   – Тогда позвольте отвезти вас обратно в гостиницу.
   – О’кей.
   Он провел меня в небольшой кабинет с кондиционером.
   – Может быть, сначала поговорим? – Он сел за стол и махнул мне рукой на стул. – Вы удовлетворены осмотром?
   – Да. Сюда можно перегонять самолет.
   – Хорошо. – Он внимательно рассматривал меня, глаза его были скрыты за темными очками. – А теперь, мистер Крейн, давайте перейдем к делу. Этот самолет очень сложен в управлении. У нас есть три пилота. Естественно, их нужно обучить управлению этим самолетом. Я так понимаю, этим займутся ваши летчики?
   – Это уж пусть они сами решают.
   – Поймите, нам нет смысла покупать самолет, если наши люди не смогут на нем летать. У меня сложилось такое впечатление, что наш посредник договорился об этом с вами.
   – Нет, он об этом даже не упомянул.
   – А вы сами об этом не позаботитесь, мистер Крейн? Ваши пилоты должны обучить наших людей, иначе вся сделка отменяется.
   – Хорошо, я поговорю со своими людьми. А какая квалификация у ваших пилотов?
   – Превосходная. Один из них пилотировал «Боинг-747».
   – Тогда я не предвижу никаких сложностей.
   – Хорошо. – Он поднялся. – Через три часа отправляется обратный рейс на Парадиз-Сити. Чем быстрее мы обо всем договоримся, тем лучше. Когда вы сможете доставить нам самолет?
   – Через два месяца, возможно раньше.
   – Сообщите мне телеграммой – просто укажите дату и время, когда нам ожидать вашего прибытия. Это все, что нам нужно.
   – Договорились.
   Он шагнул к двери, но остановился.
   – Мистер Крейн, вы не спросили меня, зачем нам нужен этот самолет, и мне это нравится. Я знаю, что вы разговаривали с О’Кассиди, и он, возможно, поделился с вами своими соображениями. Забудьте обо всем, что он вам говорил. Это не должно достигнуть чужих ушей. Ясно?
   От души надеясь, что ни один мускул не дрогнул на моем лице, я сказал:
   – Более чем.
   – Надеюсь, что так, мистер Крейн. – И он повел меня сквозь пелену дождя к вертолету.
   Из-за того, что называется техническими неполадками, мой рейс на Парадиз-Сити был задержан на два часа, так что я добрался туда только в двадцать пять минут восьмого. Я забрал свою «альфу», которую оставил в гараже аэропорта, и поехал к побережью, решив сегодня ночью не возвращаться к себе в домик – мне не хотелось встречаться с Пам, пока Берни в отъезде. Я припарковал «альфу» и снял номер в скромном отельчике.
   Быстро приняв душ, я вышел в город и в поисках местечка, где можно поужинать, набрел на маленький, но симпатичный на вид ресторан с морской кухней, заказал креветки в соусе карри и принялся читать газету в ожидании заказа.
   Я как раз доел свои креветки и ждал, когда принесут кофе, когда в ресторан вошла миссис Виктория Эссекс в сопровождении Уэса Джексона.
   Она сразу же увидела меня и улыбнулась. Джексон тоже изобразил на лице гримасу, которую он, видимо, считал улыбкой. Красавица направилась ко мне, а я вежливо поднялся ей навстречу.
   Она выглядела замечательно в простом белом платье, которое, наверное, стоило целое состояние, а в ее фиалковых глазах было что-то такое, от чего я сразу завелся.
   – Ах, мистер Крейн, а я уже думала, что потеряла вас навсегда, – промурлыкала она. – Где вы были?
   – Да так, то там, то здесь, – отозвался я. – Рад видеть, что с вами ничего страшного не случилось.
   – Да, теперь я чувствую себя отлично. – Она смотрела мне прямо в глаза, потом повернулась, взглянула на Джексона так, словно видела его впервые, и щелкнула ему пальцами. – Ладно, Джексон, иди, не жди меня.
   – Да, миссис Эссекс, – пробормотал он и неуклюже вышел из ресторана.
   – Могу я присесть к вам за столик? – спросила она.
   Я выдвинул для нее стул, она опустилась на него с видом королевы, и я вернулся на свое место.
   Подошел официант, и она заказала кофе.
   – Я так хотела, чтобы вы сегодня утром покатались со мной верхом, но мне сказали, что вы уехали. – Ее огромные фиалковые глаза скользили по мне. – Это правда?
   – Да. Я летал в Мехико, два дня там провел. Мне там предлагали работу на одной авиалинии. Решил поехать посмотреть.
   – Мехико? Но ведь вы не станете жить в такой дыре, правда?
   – Нет, наверное.
   – Зачем же тогда ездили?
   – Мне оплатили билет, а здесь я уже начинал скучать.
   Принесли чашку кофе.
   – Господи! Еще бы! Как я вас понимаю! Я тоже ужасно скучаю. – Она изящно помешала кофе ложечкой. – Мой муж ужасный ревнивец. Когда он уезжает по делам, я должна сидеть дома, а если мне нужно куда-нибудь прогуляться, приходится тащить с собой Джексона. Он как бы мой телохранитель и одновременно должен шпионить за мной.
   – Должен?
   Она улыбнулась, отпила из чашки и вздохнула:
   – Он боится меня больше, чем моего мужа.
   Я допил свой кофе.
   – А чем вы сегодня намерены заняться? – спросила она.
   – Понятия не имею.
   – Вы на машине?
   – Да, она здесь, поблизости.
   – Я вам покажу дорогу в одно местечко. Там можно повеселиться.
   – У меня в машине только два места – Джексон там не уместится.
   Она рассмеялась:
   – Не беспокойтесь о нем. Едемте.
   – А разве вы не хотите поужинать?
   – Я ем, только когда мне скучно. – Она посмотрела на меня в упор, и снова в ее глазах было выражение, которое всколыхнуло что-то во мне. – А сейчас мне уже не скучно.
   – Минуточку. Насколько я знаю, мистер Эссекс возвращается сегодня вечером.
   – А вы его боитесь?
   – Я никого не боюсь и, кажется, уже говорил вам это.
   – Сегодня я получила телеграмму. Он остается еще на день в Лос-Анджелесе и приедет не раньше завтрашнего вечера.
   Я поднялся, расплатился по счету и улыбнулся ей:
   – Так чего же мы тогда ждем?
   Мы вышли в озаренную лунным светом ночь. Рядом со светофором стоял припаркованный «мерседес», за рулем сидел Уэс Джексон. Она подошла к нему, что-то сказала, он кивнул и уехал.
   Мы вместе направились к моей «альфе», и женщина скользнула за руль.
   – Я вас отвезу, – сказала она.
   Я сел рядом с ней, и автомобиль покатил в город, прочь от побережья. Она вела машину ловко, быстро и очень ровно, а я сидел откинувшись на спинку кресла и наслаждался ездой. Мы вырулили на шоссе, которое полого уходило вверх, и проехали по нему три или четыре мили, потом она свернула на грязную дорогу и наконец затормозила возле домика из грубо отесанных сучковатых сосновых бревен.
   – Это мое убежище, – сказала она, выходя из машины. – Здесь я могу насладиться своим хобби.
   Когда она открывала дверь, я вдруг вспомнил, что Берни говорил о Гарри Эрскине: миссис Эссекс заманивала и соблазняла его, он поддался, а потом она его обломала. Это у нее такое развлечение: она охмуряет парня, позволяет ему думать, что будет спать с ним, а потом вдруг заявляет, чтобы и не мечтал об этом.
   Я решил на всякий случай не слишком горячиться. Ей самой придется делать мне авансы.
   Внутри домик выглядел симпатично. Я прошел вслед за хозяйкой в просторную, со вкусом обставленную комнату и увидел большой диван у противоположной стены.
   – Очень мило, – похвалил я. – А какое у вас хобби?
   – Я пишу картины маслом, и, говорят, получается совсем неплохо. – Она подошла к барной стойке. – Виски?
   Я кивнул, и она смешала два напитка, протянула мне бокал и упала в большое кресло, на ручке которого было несколько кнопок. Она нажала одну из них и отпила глоток из своего бокала. Мягкая музыка полилась из невидимых колонок.
   – Здорово придумано, – одобрил я и присел на ручку другого кресла. – Вот что значит быть богатым.
   – А вы хотите быть богатым?
   – Кто же не хочет?
   – В этом есть свои недостатки.
   – Какие же, например?
   Она пожала плечами:
   – Ну, скука. Когда у вас есть все на свете, в этот список входит и скука.
   – Мне это незнакомо… Нет, незнакомо, – сказал я.
   Миссис Эссекс поставила свой бокал, улыбнулась и встала с кресла:
   – Давайте потанцуем.
   Она выглядела откровенно соблазнительной, даже слишком откровенно.
   Я остался сидеть, где был, глядя на нее.
   – Миссис Эссекс, – сказал я ей негромко. – У меня есть о вас кое-какая информация из достоверных источников, и я не могу воспользоваться создавшимся положением. Вам сначала тоже нужно узнать обо мне кое-что.
   – Что вы имеете в виду?
   – Мне известно, что за вами укрепилась репутация редкостной суки. Но вам неизвестно, что у меня тоже репутация редкостного подлеца. Я считаю, будет справедливо, если вы об этом узнаете. Видите ли, миссис Эссекс, хотя я вас считаю самой роскошной, самой желанной, самой сексуальной женщиной, какую мне только доводилось встречать, несмотря на вашу красоту, я не потерплю, чтобы меня дразнили. Или вы сейчас же снимаете платье, ложитесь на диван и расслабляетесь, или я немедленно ухожу. Вам все понятно?
   Она широко раскрыла глаза.
   – Да как вы смеете так со мной говорить!
   – Смею… Ну, не хотите – как хотите, я побежал. До встречи. – И я шагнул к двери.
   Она прыгнула ко мне, вцепилась в плечо, развернула к себе и с размаху влепила пощечину.
   – Вы дьявол!
   Я схватил ее, хорошенько шлепнул по заднице и с силой швырнул на диван.
   – Быстро! Снимай платье! – прорычал я, встав над ней. – Или хочешь, чтобы я его с тебя сорвал?
   – Мне больно!
   – Ладно, тогда я его разорву.
   – Нет! Надо же мне будет в чем-то ехать домой!
   Я засмеялся:
   – Ну так давай сама раздевайся.
   Глаза ее сверкали, грудь вздымалась, и она сняла платье.

   Я пришел в кафе-бар за двадцать минут до условленного времени, заказал себе кока-колу, сел в тени веранды и стал ждать.
   Думал я о миссис Виктории Эссекс. Я знал, что она должна быть хороша в постели, но реальность превзошла самые смелые мечты. Она вела себя так, словно за всю жизнь впервые дорвалась до секса. Но к чему подробности? Когда все закончилось, она встала с дивана и пошла в душ, а я тем временем валялся, будто придавленный грузовиком.
   Она уже оделась, а я все еще лежал.
   – Запри за собой, – сказала она. – У меня здесь есть машина. А ключ положи под коврик у двери. – И она ушла.
   Я подождал, услышал шум мотора, потом оделся, запер дверь, положил ключ под коврик и поехал обратно в гостиницу.
   Ну вот, говорил я себе, ты переспал с одной из самых богатых женщин в мире – что дальше? Расскажет ли она обо всем Уэсу Джексону, чтобы избавиться от меня, или захочет продолжения? Оставалось только ждать.
   «Бьюик» Ольсона показался на песчаной дорожке и вскоре притормозил у веранды. Из машины вышли Берни, Пам и Эрскин.
   – Как съездил? – спросил я, пока официантка подавала всем коку.
   – Как обычно, – пожал плечами Берни. – Босс задержался. Мы только недавно вернулись.
   Я не стал ему говорить, что мне это уже известно.
   Когда официантка ушла, я сказал:
   – Вроде все нормально. Я проверил посадочную полосу. Проблем никаких. Там, правда, льет дождь все время, так что заход на посадку может быть непростым. – Потом я подробно рассказал о своей поездке, о том, как накануне встречался с О’Кассиди и что от него узнал. – Мне кажется, он прав: тут замешана политика. Но нас это не касается. Главное, чтобы Кендрик нам заплатил всю сумму. Мы не сдвинем с места самолет, пока не получим из банка извещение об оплате.
   – А помнишь, ты боялся, что они нас прикончат, как только мы доставим им самолет? – спросил Эрскин.
   – По-моему, если мы будем делать все, что нам скажут, и вести себя спокойно, нам ничего не угрожает. – Я много об этом думал в последнее время. – Вам двоим придется обучать местных пилотов. Договоренность такая, что мы получаем все деньги сразу после приземления самолета. Но нам придется там задержаться на пару недель, чтобы провести курс обучения их пилотов. И мне кажется, что когда учеба закончится и мы выполним таким образом все свои задачи, у них не будет никакого резона от нас избавиться. Деньги свои они вернуть не смогут, потому что вся сумма к тому времени уже будет лежать в банке, так какой им смысл убивать нас?
   Эрскин задумался, потом кивнул.
   – Но… – Я помолчал и взглянул на Берни. – Пам с нами не полетит.
   Он замер и грозно засопел, но, прежде чем успел что-нибудь сказать, Пам прошипела:
   – Посмотрим, как ты сможешь меня остановить!
   Я не обратил на нее внимания и смотрел только на Берни.
   – Там все летное поле кишмя кишит головорезами. Женщин я не видел. Ни одной. Раз вы будете все время заняты обучением пилотов, Пам останется без присмотра и может влипнуть в историю. Я не возьму на себя такую ответственность. Это даже не обсуждается. Если кто-нибудь из этих оборванцев начнет к ней приставать, у нас у всех будут проблемы. Поэтому она с нами не полетит. Она поедет в Мериду и будет там ждать нас в гостинице, но в джунгли мы ее с собой не возьмем. Ясно?
   – Берни! – взвилась Пам. – Не слушай этого придурка, прошу тебя! Я полечу с тобой!
   – Может, ты передумаешь, Джек? – беспокойно спросил Берни.
   – Нечего тут передумывать. Она не полетит с нами, и все. Я же видел этих бандитов… а ты нет. Как только они ее заметят, уже не отстанут, и все мы окажемся в очень опасной ситуации.
   – Разумно, – вставил Эрскин. – Зачем нам лишние неприятности?
   Берни заколебался, потом нехотя кивнул:
   – Да… Ладно, я согласен, она останется в Мериде.
   – И что я там буду делать? Сидеть в каком-нибудь вонючем отеле и ждать? А если вы втроем решите меня надуть? И я окажусь в дураках, тогда что? – злобно восклицала Пам. – Нет, я поеду с вами!
   Я отодвинул стул и встал.
   – Подвезти тебя до города? – спросил я Эрскина.
   – Да, спасибо.
   – Берни, сам займись этой проблемой: она твоя женщина. Так что давай решай.
   Я сбежал вниз по ступенькам, и мы с Эрскином бок о бок пошли к моей «альфе».

Глава 6

   Я раздумывал, чем бы заняться в понедельник утром, и в этот момент зазвонил телефон. Я надеялся, что это миссис Эссекс хочет пригласить меня на прогулку, но с разочарованием услышал голос Берни:
   – Джек, привет! Мне только что позвонил мистер Эссекс. Кажется, началось. Ты не побудешь пока дома? Со слов Джексона я понял, что «Кондор» будет готов раньше времени. Как только вернусь, сразу же зайду к тебе.
   – Жду, – сказал я и повесил трубку.
   Было без четверти десять утра, и я чувствовал какую-то апатию. Накануне мы с Тимом здорово напились. От него я узнал, что посадочная полоса будет закончена к концу недели. Он был в чудесном расположении духа, потому что его ребята на пять недель опередили график – ему светило большое вознаграждение за то, что они закончили работу намного раньше срока.
   Я заказал завтрак, съел его без аппетита, включил телевизор и стал смотреть старый вестерн. Так мне удалось убить пару часов, потом я побрился, принял душ и оделся.
   Берни явился ровно в час. Вид у него был такой, словно на его хрупкие плечи навьючили пару лишних тонн. Он вошел, закрыл за собой дверь и тут же рухнул на ближайший стул.
   Смешивая ему виски с содовой, я поинтересовался:
   – Ну, ты вправил мозги Пам?
   – Да. – Он взял у меня бокал. – Ты был прав, Джек. Я не подумал о таком раскладе. Женщина в сердце джунглей действительно может провалить всю операцию. – Он выпил и с шумом выдохнул воздух. – Нелегко мне это было. Господи! С бабами одна морока!
   – А что ты там говорил про Эссекса? – Меня совершенно не интересовали его «семейные» проблемы.
   – У меня приказ завтра везти его в Париж. Значит, новый самолет уже готов и ждет отправки. Я оставляю Эссекса в Париже, лечу обратно, продаю старый самолет, принимаю новый и встречаю босса в аэропорту Кеннеди, когда он вернется. Из Парижа он прилетит рейсом «Пан-Ам».
   – А миссис Эссекс отправится с ним?
   – Да. – Он пристально посмотрел на меня. – А тебе-то что?
   – Я должен знать, где кто будет находиться. А Пам?
   – Летное поле закрывается на четыре недели. Все, кроме Гарри, Джин и меня, идут в отпуск. Пам едет к своей замужней сестре и поживет у нее, пока не начнется наша операция, затем она полетит в Мериду и будет ждать нас там.
   – Значит, у нас есть четыре недели?
   – Вот именно. Я уже поговорил с Джексоном насчет тебя, сказал ему, что ты мне будешь нужен для технического обслуживания «Кондора». Он передал это мистеру Эссексу, и твою кандидатуру утвердили. С сегодняшнего дня ты получаешь зарплату – тридцать тысяч в год. Тебе надо будет пойти к Маклину – это начальник отдела кадров, – он тебя оформит. Официально к работе мы приступаем через месяц, но пока тебе и всем остальным будут выплачивать деньги в счет отпуска.
   – Это меня устраивает. – Я поразмыслил, потом спросил: – Ты можешь сейчас назвать точную дату первого полета на «Кондоре»?
   – Третье октября, если пробное пилотирование не даст осечки.
   Было четвертое сентября.
   – Когда мы будем угонять самолет, Берни, мы должны быть вооружены, потому что с этими головорезами надо быть готовыми ко всему. У каждого из нас должен быть автоматический пистолет и, как минимум, один автомат на всю команду.
   Он с тревогой посмотрел на меня:
   – Ты правда считаешь, что там может случиться заварушка?
   – Не знаю, но меры предосторожности не помешают. Где нам взять оружие?
   – Ну, это не проблема. Здесь у нас целый арсенал, туда каждый может зайти. Просто надо заглянуть туда и взять, что нам нужно.
   – Хорошо. Теперь вот еще что, Берни. Мы все начинаем новую жизнь, и нам потребуются поддельные паспорта. Как думаешь, Кендрик сможет это устроить?
   – Черт! Правда ведь! Я и забыл… Ты прав. – Берни подумал, потом кивнул: – Уж если он не сможет это сделать, тогда никто не сможет.
   – Сегодня я поговорю с ним по этому поводу. Нам всем нужно будет сделать фотографии на паспорт.
   – Не проблема. У Эссекса есть личные дела всех служащих, а у нас соответственно куча фотографий.
   – Потом вот еще что. Я все кумекал насчет выплаты денег. Я предложил, чтобы их перевели на твое имя в Национальный банк Мехико, но это была не очень удачная мысль. Теперь я думаю вот что. Мы откроем в Мехико компанию. Это гораздо надежнее. Я слетаю в Мехико и все там оформлю. Назовем компанию Служба авиаперевозок «Голубая лента». После того как фирма будет зарегистрирована, Кендрик переведет деньги на счет фирмы, а мы их получим в банке. Как тебе эта идея?
   Берни озадаченно заморгал:
   – Ты так быстро соображаешь, Джек. Отлично! Мне нравится название. – Он улыбнулся, и вид у него был очень довольный, впервые за все это время. – Тебе понадобятся еще деньги на расходы, да?
   – Постараюсь добыть их у Кендрика. Принеси мне ваши фотографии, а остальное предоставь мне.
   – Хорошо.
   – Еще одно. Как мы будем делить эти три миллиона?
   Берни потупился:
   – Я об этом как-то еще не думал.
   – Зато я подумал. Идея операции принадлежит тебе – ты получаешь миллион. Я воплотил твою идею в жизнь – получаю миллион с четвертью. Гарри у нас на подхвате – получает три четверти. Я вот так предлагаю поделить.
   Он беспокойно заерзал на стуле:
   – Ты забыл о Пам.
   – Она твоя женщина, Берни. Ты о ней сам позаботься. Она не принимает участия в операции.
   Он помолчал, потом пожал плечами:
   – О’кей.
   – Значит, будем считать, что с распределением денег ты тоже согласен?
   – Сперва мне надо поговорить с Гарри.
   – Это мои условия. Без меня дело не сдвинется с мертвой точки, и ты это прекрасно знаешь.
   Берни устало поднялся.
   – Хорошо, Джек, договорились.
   Когда он ушел, я позвонил в отдел по обслуживанию номеров и заказал себе обед. Метрдотель ледяным голосом ответил, что я теперь в штате, насколько ему известно, и если хочу есть, должен идти в ресторан, как все.
   После этого я направился в кабинет Маклина. Он приветствовал меня так, как большой начальник приветствует нового члена коллектива, потребовал вернуть все кредитные карточки, которые вручил мне совсем недавно, потом сунул мне формуляр. Как только я его заполнил, Маклин сказал, что мою зарплату за первый месяц переведут в банк Флориды. После этого он сразу же заявил мне, что теперь я не имею права пользоваться служебной «альфой». Уэс Джексон явно проснулся рано тем утром.
   Я пошел в ресторан, пообедал и расплатился, потом вернулся к себе в домик. Через некоторое время зашел Берни. Он протянул мне несколько фотографий на паспорт.
   – Ты поговорил с Гарри? – спросил я его.
   – Да. Он согласен с таким распределением денег. – Берни задумчиво посмотрел на меня. – По-моему, ты произвел на него грандиозное впечатление.
   – Ты мне льстишь. Слушай, Берни, я здесь уже не почетный гость. Мне нужна машина.
   – Возьми мой «бьюик». А я могу взять служебную. – Он шагнул к двери, но остановился. – Джек, у меня сейчас завал работы. Мы вылетаем завтра около полудня. Чем ты будешь здесь заниматься, пока меня не будет?
   – Встречусь с Кендриком, потом слетаю в Мехико и зарегистрирую там нашу компанию, потом поеду домой и пару недель побуду со своим стариком.
   – Если я тебе понадоблюсь, звони мне в «Эйвон авиа корпорейшн», в Техас, начиная с десятого сентября. Мы с Гарри будем там работать.
   – Хорошо. Но мы в любом случае встречаемся здесь третьего октября, да?
   – Да.
   Мы пожали друг другу руки.
   Открыв дверь, Берни обернулся и с тревогой посмотрел на меня:
   – Думаешь, у нас все получится?
   Я усмехнулся:
   – Должно получиться – выбора нет.

   Луис де Марни, партнер Кендрика, зигзагом двигался ко мне по служебному коридору галереи, заставленному сокровищами искусства, и махал рукой.
   – Мистер Крейн! Как мило! – восклицал он в упоении. – Клод говорил о вас только сегодня утром. Мы спрашивали друг у друга, когда же снова вас увидим.
   Я огляделся: просторное помещение было забито красивыми штучками, на которые так падки богачи.
   – А сам он здесь?
   – Разумеется! Одну секундочку, я сейчас его оповещу. – Де Марни, виляя задом, двинулся назад по проходу и исчез за дверью в конце галереи. Через минуту он вновь возник на пороге и поманил меня пальцем.
   Я вошел в комнату – такую же просторную, пышно обставленную антикварной мебелью, с большим окном, выходящим на море. На обитых шелком стенах висели картины, которые, должно быть, стоили целое состояние.
   Кендрик развалился в огромном кресле, водрузив ноги на специальную подставочку. Он поднялся, кряхтя, и протянул мне руку. Его заплывшее жиром лицо озарилось проказливой улыбкой.
   – Ах, как я рад, голуба! Присаживайся, не стесняйся. Хочешь выпить чего-нибудь вкусненького? Шампанского? У нас тут все есть – только скажи.
   – Нет, спасибо. – Я закурил и сел напротив него. Де Марни маячил за моей спиной. – Мне нужны поддельные паспорта. – Я положил на стол фотографии. – Ты можешь это устроить?
   – Для кого?
   – Для меня, Берни, Эрскина и Пам.
   Он несколько секунд буравил меня взглядом, потом кивнул:
   – Хотите взять новые имена?
   Я вынул бумажник и достал сложенный пополам листок.
   – Да, я могу все организовать, но это будет стоить денег, цыпа моя. – Он раздул щеки и вздохнул. – За все нужно платить, дорогуша.
   – Финансирование ты возьмешь на себя, – сказал я. – Так что стоимость меня не интересует.
   – Понял. – Он взял фотографии и листок бумаги, подозвал де Марни и отдал все ему. – Солнышко, займись этим.
   Де Марни испарился.
   Кендрик сдвинул на сторону свой ужасный парик и вопросительно посмотрел на меня:
   – Что еще, котик?
   – Мне нужно две тысячи долларов наличными.
   Он поморщился:
   – Они будут вычтены из твоей доли.
   – Нет, не будут. Это затраты на подготовку операции, а значит – твои расходы.
   Кендрик улыбнулся, но глаза у него были как две грязно-серые льдинки.
   – Верно. – Он с трудом поднялся на ноги, подошел к письменному столу, открыл ящик и, пошарив там, вернулся с пачкой купюр. – Ты можешь гарантировать, что этот самолет будет благополучно доставлен на место назначения?
   – За штурвалом будет Берни, а не я, так что его и спрашивай. – Я положил деньги в карман.
   “Ты остался доволен посадочной полосой? – Да.
   – Хорошо. Что-нибудь еще хочешь обсудить?
   Я встал.
   – Пока нет. Когда будут готовы паспорта?
   – Завтра днем.
   – Я за ними заеду. – Когда я пошел к двери, Кендрик бросил мне вдогонку:
   – Надеюсь, никаких неприятностей не предвидется?
   – С нашей стороны нет, – обернулся я. – А ты деньги приготовил? Полтора миллиона долларов?
   – Я соберу сумму к концу недели.
   – Позже я сообщу тебе, как перевести их на наш счет, – у нас, знаешь ли, изменились планы. Мы собираемся открыть свою компанию в Мехико. Подробности потом.
   Он смотрел на меня прищурившись.
   – Да, это очень умно – открыть свою компанию.
   – Еще бы. – Я сделал очередной шаг к двери и снова остановился. – И помни, что самолет не двинется с места, пока мы не получим предоплату.
   – Я понимаю. – Он помолчал, потом продолжил: – Вам всем понадобится хороший мексиканский адвокат…
   Я прервал его на полуслове:
   – Этим я сам займусь. До встречи, – и вышел.
   Я съездил во «Флорида эрлайнз» и заказал билет до Мехико на десять часов утра шестого сентября, потом, так как заняться больше было нечем, отправился на пляж, где поболтал с милашкой, у которой тело было как у модели «Плейбоя», а мозги – как дырка в стене. Тем не менее она меня развлекла на время, а когда солнце покатилось вниз к горизонту, заявила, что ей пора ехать домой готовить ужин мужу. Мы расстались друзьями.
   Я решил прихватить с собой Тима и хорошенько покутить напоследок в городе, но, когда заглянул к нему в домик, застал его за сборами. Тим паковал чемоданы и извинился, что не сможет составить мне компанию.
   – Я улетаю рано утром, Джек, – пояснил он. – В Родезии для меня есть работенка, за которую неплохо платят.
   – Везет вам, строителям, – разъезжаете по всему миру.
   Мы выпили, попрощались, и я ушел. Одному мне не хотелось ехать в город, поэтому я направился в ресторан и съел там легкий ужин. Потом вернулся к себе и включил телевизор.
   Около десяти зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал в ней женский голос:
   – Мистер Крейн?
   Я почувствовал, как электрический разряд пробежал у меня по позвоночнику. Мне не надо было спрашивать, кто говорит. У миссис Эссекс был совершенно особенный тембр голоса: раз услышав, его уже невозможно было забыть.
   – Привет, – сказал я.
   – Я проведу у себя в домике пять дней, начиная с двадцать четвертого сентября. Считайте это приглашением.
   В следующую секунду раздались короткие гудки.
   Медленно положив трубку, я закурил, выключил телевизор и плюхнулся в кресло. С тех пор как я познакомился с ней поближе, меня постоянно мучила мысль: неужели мы после нашей неожиданной, как взрыв, связи, разойдемся как в море корабли? Оказывается, нет. Пять дней! И она приглашает меня сама! Пять дней наедине с этой женщиной в домике, затерянном в лесу! И осталось ждать еще восемнадцать дней! Я глубоко, тяжко вздохнул. В ту ночь я совсем не спал.
   На следующий день я забрал документы. Кендрика не было на месте, мне отдал их де Марни. Мой паспорт был в полном порядке. Звали меня теперь Джек Нортон. Я проверил остальные паспорта: они тоже оказались не менее убедительными, чем мой.
   – Довольны? – спросил де Марни.
   – Еще бы. Передайте своему толстяку от меня горячий привет.

   Мой старик пришел встречать меня на вокзал. Он постарел, похудел и казался еще выше, чем раньше. Мы пожали друг другу руки и направились к его побитому «шевроле».
   – Ну, как у тебя дела, Джек? – спросил он, сев за руль. Машина неспешно покатила от маленького вокзала к дому.
   – Очень хорошо, пап. Как у тебя-то?
   – Да как обычно. В моем возрасте уже ничего особенного не ждешь. Но в банке дела идут вроде бы неплохо. Сегодня, например, мы открыли четыре новых счета.
   «Вот это да!» – подумал я и сразу вспомнил про миллион с четвертью, которым скоро завладею.
   – Отлично, пап.
   – Да, неплохо. Сегодня у нас на ужин будет превосходный бифштекс. Ты хорошо питаешься, сынок?
   – Нормально.
   – Вид у тебя ничего, здоровый.
   – Я и на самом деле здоров, не волнуйся.
   Дальше мы ехали молча. Я смотрел на улицы, маленькие магазинчики, скучных, незаметных людей. Некоторые прохожие махали моему старику. Я уже начал жалеть, что приехал сюда.
   Но я не мог не приехать – ведь это был последний шанс повидаться с ним. Через месяц я стану для него мертвецом, и мне придется оставаться таковым, если я хочу заполучить все эти деньги.
   Мы приехали домой, я поднялся в крохотную неуютную спальню – какой контраст с моим шикарным домиком на аэродроме Эссекса! – и распаковал вещи. Потом я спустился в гостиную. Мой старик вытащил бутылку старого доброго виски.
   – Давай, Джек, налей себе выпить, – сказал он. – А мне не надо. Виски мне теперь уже не идет на пользу.
   Я внимательно посмотрел на него:
   – Пап, с тобой все в порядке?
   Он улыбнулся своей доброй улыбкой:
   – Мне шестьдесят девять, сынок. Для своего возраста, как все говорят, я еще ничего, держусь. Давай наливай себе и иди сюда, садись.
   – А когда ты собираешься на пенсию?
   – В банке мне уже предлагали, но я им сказал, что хочу еще поработать. И мои клиенты тоже хотят, чтобы я остался. В общем, решено, что я буду работать, пока смогу.
   Я налил себе крепкую порцию виски с содовой, нашел лед, потом сел рядом со стариком.
   – Расскажи мне, чем ты занимался в последнее время, – попросил он.
   Этого я, конечно, не собирался делать, но сказал ему, что сейчас у меня есть работа – у Лейна Эссекса, что я получаю хорошее жалованье, что скоро ожидается прибытие нового самолета, и я буду отвечать за его ремонт.
   – Лейн Эссекс? – На отца это произвело сильное впечатление. – Умный человек… Стоит не меньше миллиарда. Но говорят, у него рыльце в пушку. – Он пожал плечами. – Хотя, пожалуй, никому еще не удавалось сколотить такое состояние честным путем. – Он посмотрел на меня своими грустными темными глазами. – Значит, ты сейчас живешь в Парадиз-Сити? Я тебя буду редко видеть.
   – Да ладно, перестань, папа! Будешь приезжать ко мне в отпуск. Или, когда у меня будет отпуск, я сюда к тебе приеду. – Я ненавидел себя за эти слова, потому что знал: пройдет две недели и мы больше никогда не увидимся.
   – Сынок, ты, наверное, проголодался? – Он тяжело встал со стула. – Как ты относишься к стейку с жареным луком? – Он с надеждой посмотрел на меня. – Я специально для тебя готовил.
   – Обожаю стейки с жареным луком.
   – Тогда считай, что кушать подано. – Он пошел на кухню, но посреди комнаты остановился и спросил: – Ты встречался с миссис Эссекс, сынок?
   Я замер.
   – Встречался.
   – Она вроде бы очень красивая женщина. Я видел как-то ее фотографию в газете, но фотографиям нельзя доверять… Так это правда?
   – Да, в общем-то правда. Она очень красивая женщина.
   Старик кивнул и пошел дальше на кухню. Я допил виски, закурил и стал вспоминать прошедшую неделю.
   Я прилетел в Мехико и остановился в маленькой гостинице, окна которой выходили на сады Аламеда. Потом я направился прямиком в Национальный банк и представился там Джеком Нортоном. Клерку я сказал, что желаю основать компанию со стартовым капиталом в полтора миллиона долларов. После этого все пошло как по маслу. Он выложил на стол целую пачку бланков, сам их за меня заполнил и заверил, что все будет в порядке. Я назвал новую фамилию Берни, сделав его президентом совета директоров компании, а себя назначил на должность исполнительного директора. Пам и Эрскин под новыми именами с моей легкой руки стали ведущими менеджерами. Я почти полчаса подписывал всякие бумаги, потом клерк сообщил, что в течение недели служба авиаперевозок «Голубая лента» будет зарегистрирована как действующий концерн. Я сказал ему, что деньги будут перечислены на счет компании в это же время. Мы пожали друг другу руки, и он поклонился чуть ли не до полу. На этом мы расстались.
   Так что все было проще простого. Мексиканская экономика сильно нуждалась в иностранной валюте, а тем более в американских долларах.
   Теперь, разделавшись со всем этим, я вернулся в старенький дом отца. Мы съели бифштекс – очень, кстати, вкусный, – еще немного поболтали, потом улеглись спать.
   Так прошел первый день. Не знаю, как я выдержал следующие несколько дней – кое-как, только ради моего старика. С утра до вечера он пропадал в банке, а я оставался один. Я ходил по городу, познакомился с несколькими девушками, но мне они все казались такими скучными, такими тупыми и такими страшненькими после миссис Виктории Эссекс, что я скоро вообще перестал выходить из дому. Я сидел в гостиной, смотрел телевизор, курил и считал часы до двадцать четвертого сентября.
   Вечером двадцать третьего сентября я предложил своему старику пойти куда-нибудь вдвоем поужинать на прощанье.
   – Я могу сам тебе что-нибудь приготовить, Джек, – сказал он, – но если ты хочешь куда-нибудь пойти…
   – А ты разве не хочешь? Бьюсь об заклад, что ты не был в ресторане с тех пор, как умерла мама.
   – Это правда. Что ж, для разнообразия можно… Ладно, пойдем сходим куда-нибудь.
   И мы пошли с ним в самый лучший ресторан города: ничего особенного, но вполне прилично. В зале было полно народу, и все, казалось, знали моего отца. К нашему столику выстроилась целая очередь. Ему приходилось со всеми обмениваться рукопожатием, говорить, кто я, и так без конца. Вокруг толпились скучные заурядные провинциалы, и от скуки у меня сводило скулы, но я старался быть с ними как можно более приветливым.
   – Да ты просто местная знаменитость, папа, – сказал я, когда мы наконец остались одни за столиком. – Я и не знал, что ты такой популярный.
   Он счастливо улыбался.
   – Ну, знаешь, сынок, ведь нельзя прожить в маленьком городке сорок пять лет и не завести себе друзей.
   – Да, это точно.
   Метрдотель подошел к нам и тоже пожал руку отцу. Это был утомленного вида жирный коротышка в старом, потертом смокинге, и обращался он с моим отцом так, словно тот был президентом Соединенных Штатов. Мне это было очень приятно.
   – Что будешь заказывать, папа? – спросил я. – Нет… только не бифштекс!
   Он засмеялся. Вид у него был на самом деле счастливый. Прием, который оказали ему в ресторане, благотворно на него подействовал.
   – Ну, тогда…
   – Давай возьмем устриц и пирог с дичью.
   Его глаза загорелись.
   – Ну… устрицы ведь очень дорогие, Джек.
   Мы взяли устриц с шампанским, а потом пирог с дичью и вполне приличный кларет. После деликатесов, которыми меня потчевали в Парадиз-Сити, здешняя стряпня показалось мне довольно паршивой, но мой старик был просто в восторге.
   После ужина к нам за столик подсели два старикана – жирных, увядших и напыщенных. Один из них оказался мэром города, а другой – главным смотрителем парков. Так что папаше скучать не пришлось. А я сидел и все время думал о завтрашнем дне.
   Когда мы вернулись домой, отец сказал:
   – Знаешь, Джек, это был самый приятный вечер за все время после смерти мамы. Как мы могли бы славно жить с тобой вдвоем, если бы ты пошел работать в гараж Джонсона.
   – Только не сейчас, пап. Может, потом когда-нибудь… – Говоря это, я чувствовал себя настоящим подонком.
   Я забрал «бьюик» Берни в аэропорту Парадиз-Сити и поехал по шоссе.
   Я думал о своем старике, который так и не женился во второй раз после смерти любимой женщины и всю жизнь проработал в захолустном банке. Каково ему будет узнать, что я погиб в авиакатастрофе? Это новость не для семидесятилетнего инфарктника. Еще я думал о том, что теперь могу получать тридцать тысяч долларов в год и у меня большие перспективы. Может быть, вся эта идея с угоном самолета – сплошное безумие? Почему бы мне просто не закрепиться на службе у Эссекса и оставить его самолет в покое? Потом я вспомнил про миллион с четвертью. Больше у меня никогда не будет возможности заполучить такие деньги, и я до пенсии просижу на щедром, но не запредельном жалованье у Эссекса. В одном я был уверен: как только получу свою долю, сразу же расстанусь с Берни. Я не верил в успех службы авиаперевозок «Голубая лента». Возьму свои деньги и подамся в Европу. Я пока еще не думал, где обоснуюсь, но мир велик, местечко для меня найдется, и с такими деньгами, если их хорошо разместить, можно вести легкую жизнь не без удовольствий.
   Я подъехал к заветному домику около полудня. Я не знал, ждет ли меня там уже миссис Эссекс. Мне почему-то трудно было называть ее Викторией, даже про себя… или Викки. В ней было что-то такое, что убивало мысль о фамильярном обращении, несмотря на то что я отшлепал ее по заднице и занимался с ней любовью. Она была необыкновенная женщина.
   Я притормозил возле домика и вылез из машины. В этот момент входная дверь отворилась, и на пороге вырос негр-слуга, одаривший меня радостным оскалом.
   Увидев его, я остолбенел и пялился на него, замерев на месте, а он шел ко мне навстречу. Негр был стройный, высокий, с приплюснутым носом и блестящими черными глазами. На нем были белый пиджак и зеленые брюки, длинные ноги обуты в зеленые сандалии.
   – Здравствуйте, мистер Крейн.
   – Привет!
   «Какого черта все это значит?» – лихорадочно думал я.
   – Миссис Эссекс приедет сюда не раньше трех, мистер Крейн.
   – А… вот как… – с трудом выдавил я.
   – Я отнесу вашу сумку в дом. – Он снова оскалился. – Меня зовут Сэм Вашингтон Джонс. А вы зовите меня просто Сэм, о’кей?
   – О’кей.
   – Я покажу вам вашу комнату, мистер Крейн. – Он открыл багажник, подхватил мою дорожную сумку и повел меня в домик. Остановившись у первой двери, кивнул на нее и пояснил: – Это спальня миссис Эссекс. – Потом пошел дальше по коридору и открыл другую дверь. – А это ваша комната, мистер Крейн.
   – Спасибо.
   – Позвольте, я распакую ваши вещи?
   – Я сам.
   Он положил мою сумку на кровать.
   – Обед будет подан через полчаса. Позвольте принести вам что-нибудь выпить, мистер Крейн?
   – Виски со льдом, пожалуйста.
   Я стоял посреди комнаты минуту или около того. Потом я сказал себе: естественно, кто-то должен ей прислуживать. Она не такая женщина, чтобы самой готовить, убирать постель, подметать пол. Мне стало интересно, каким образом она соблазнила этого симпатичного негра.
   Я распаковал свои вещи, разложил в ванной туалетные принадлежности, принял душ и прошел в гостиную. Двойной виски с содовой и льдом стоял на маленьком столике. Я сел, выпил, закурил и стал ждать.
   Через двадцать минут появился Сэм.
   – Вы не против того, чтобы немного перекусить, мистер Крейн?
   – Я никогда не против того, чтобы немного перекусить.
   Он усмехнулся, вышел и через несколько минут вернулся, катя перед собой тележку с подносами. На закуску мне было подано целое блюдо королевских креветок. За ним последовал кебаб под соусом карри. На десерт был кофе с коньяком.
   – Ты отлично готовишь, Сэм, – сказал я.
   – Да, мадам любит вкусно поесть.
   Я сидел, курил и наслаждался покоем. Около трех послышался шум мотора подъезжающей машины. Я встал и вышел из домика.
   По дорожке к дому на всех парах несся «порше», а в нем сидела миссис Эссекс. Она помахала мне рукой и резко затормозила в нескольких шагах от меня.
   Господи! Как она была хороша! На ней была пестрая рубашка, словно разукрашенная Пикассо, и белые слаксы в обтяжку, которые казались нарисованными на ногах.
   – Потрясающе выглядишь, – выдохнул я.
   Она посмотрела на меня исподлобья и улыбнулась.
   – Правда? – Она подошла ко мне и обвила рукой мою руку. – Сэм позаботился о тебе?
   – Да. Он превосходный повар.
   Мы вошли в домик, она рухнула в кресло, сладко потянулась:
   – Удивлен? – И улыбнулась, подняв на меня глаза.
   – Еще как!
   – Доволен?
   – Не то слово!
   Она засмеялась. Господи! Как же она была красива, просто чудо!
   – Сейчас я как бы гощу в Нью-Йорке у своей сестры, – сказала она. – У нее такая же проблема, как и у меня, так что мы с ней прикрываем друг друга. – Она снова засмеялась. – Лейн слишком занят, чтобы уделять мне внимание. – Она посмотрела на меня, и глаза ее сверкнули. – Но ведь ты уделишь мне внимание, правда?
   Я протянул к ней руки:
   – Чего же мы ждем?

   Следующие пять дней промелькнули как во сне. Мы с ней занимались любовью, вставали около десяти, завтракали – нам прислуживал Сэм, – потом ездили верхом в лесу. Она прекрасно смотрелась в седле. Я не сводил с нее глаз. Мы возвращались в домик, и Сэм подавал нам обед. После этого мы снова шли в постель, потом долго гуляли по лесу держась за руки. Она мало говорила. Казалось, ей достаточно того, что я нахожусь рядом, держу ее за руку и мы вместе идем по лесу. После захода солнца мы возвращались домой и опускали жалюзи на окнах. Мы смотрели телевизор, потягивая коктейли, потом Сэм кормил нас легким ужином, но этот легкий ужин неизменно представлял собой шедевр кулинарного искусства: филе омара, форель с миндалем, салат с яйцом и копченым лососем и так далее. Мы почти не разговаривали – вся эта заурядная болтовня была не для нас. Это было очень сексуально: она хотела меня так, как будто я был простым жеребцом, личных чувств между нами не было. Антураж был возбуждающим, еда, которую готовил Сэм, – исключительной, а сама хозяйка просто невыразимо прекрасной.
   В наш последний вечер, накануне того дня, когда Берни должен был перегонять новый самолет, у нас состоялся особенный ужин. Мы начали с улиток, потом был жареный фазан со всевозможными вкусностями, и все это мы запивали «Латуром» 1959 года.
   – Теперь я возвращаюсь к Лейну, – сказала она, когда мы допивали бренди. – Ну как, тебе понравилось?
   – Мне… Все было просто великолепно – такого со мной еще никогда не случалось. А тебе понравилось?
   – О-о-о!
   Она встала, прошлась по большой гостиной, и я залюбовался чувственными движениями ее гибкого тела, наблюдая, как плавно покачиваются крепкие ягодицы, подрагивает высокая грудь.
   – Ты в постели лучше, чем Лейн.
   – Правда? – Я уставился на нее. – Это просто потому, что у меня есть время любить тебя, а у него нет.
   – Женщина не может жить без любви. Если ей не повезло и она связала себя с мужчиной, который думает только о деньгах… – Она пожала плечами. – Деньги и бизнес отбирают у мужчин силы и время, а женщине нужно, чтобы о ней заботились.
   Вошел Сэм с кофейником. Разливая свежий ароматный напиток по чашкам, он спросил:
   – Упаковать ваши вещи, миссис Эссекс?
   – Да, пожалуйста.
   Значит, все закончилось. Эта женщина, которая так самозабвенно отдавалась мне, теперь стала для меня далекой, как мой отец. С завтрашнего дня они оба перестанут для меня существовать. Завтра я буду лететь на «Кондоре», и погибну для всего мира. Я никогда больше не увижу отца – с этим я уже смирился, но мне было больно думать, что я никогда уже не встречусь с этой женщиной, которая сейчас сидела рядом со мной, глядя мне в лицо своими чудесными фиалковыми глазами.
   Когда Сэм вышел, она сказала:
   – Джек, у меня было много мужчин. Всем женщинам нужно, чтобы рядом был мужчина, а Лейн… Я уже говорила – он слишком занят, чтобы заниматься мной, и к тому же слишком устает. Ты даже представить себе не можешь, как это ужасно для такой женщины, как я, – постоянно ждать, когда он вернется, а потом оказывается, что он валится с ног от усталости. Мужчины всегда думают только о себе. Он воображает, что я буду просто сидеть и ждать, когда он вернется домой в нормальном настроении. – Она похлопала меня по руке. – Это будет наша последняя безмятежная ночь вместе, Джек, но если мы будем осторожны, то у нас будут и другие ночи. – Она поднялась. – А сейчас пойдем в постель.
   На следующее утро я смотрел, как она уезжает от меня в своем «порше». Она махнула мне на прощанье и скрылась из виду.
   Сэм вышел из домика на яркий солнечный свет.
   – Ваши вещи упакованы, мистер Крейн.
   Я протянул ему двадцатидолларовую купюру.
   – Нет, спасибо, – отказался он и улыбнулся: – Приятно было служить вам.
   Я поехал на аэродром.
   Около трех новый «Кондор» приземлился на взлетно-посадочную полосу. Я подъехал к нему на джипе и вышел как раз в тот момент, когда Берни и Эрскин ступили на гудроновое покрытие полосы.
   – Вот это механизм, – присвистнул я, подходя к ним.
   – Ты еще не все знаешь. Просто чудо техники, – сказал Берни.
   – Все в порядке?
   – Все просто отлично: летает как птица.
   Мы посмотрели друг другу в глаза.
   – А когда будут проводиться ночные испытания?
   – Думаю, в субботу.
   Таким образом, у нас было еще три дня.
   – А ты уверен, что с ним все в порядке?
   – Все идеально, – вступил в разговор Эрскин. – Прелесть, а не самолет.
   – Сам посмотри, Джек, – сказал Берни. – Мне нужно оформить кое-какие бумаги, а потом позвонить мистеру Эссексу. Гарри тебе там все покажет. – Он сел в джип и уехал.
   Мы с Гарри поднялись по трапу в салон. Там было все, что нужно крупному бизнесмену: шесть небольших спальных кабинок, роскошный отдельный кабинет самого Эссекса, длинная узкая комната для совещаний, которая могла вместить десять человек; маленький закуток для секретаря, оборудованный офисной техникой Ай-би-эм, бар, вернее, крошечный, шикарно отделанный ресторанный зал, а в хвосте самолета еще две, более скромно обставленные кабинки для команды.
   – Тут, похоже, есть все, только плавательного бассейна не хватает, – сказал я после осмотра. – Даже жалко, что наш головорез выкинет всю эту роскошь и набьет самолет своими грязными кубинцами и оружием.
   Гарри пожал плечами:
   – Ну и черт с ним, пускай выкидывает – мне на это плевать с высокой колокольни, главное, чтобы нам деньги заплатили.
   – Значит, в субботу вечером?
   Он кивнул.
   – Гарри, как тебе это чувство – что ты вроде как уже мертвый? – Я хлопнул парня по плечу. – Ты понимаешь, что никогда уже не сможешь вернуться в США?
   – Да… Это было нелегкое решение, но иначе я никак не смог бы получить такую кучу денег.
   – А что будешь делать дальше? Работать у Берни в его службе авиаперевозок?
   Он покачал головой:
   – Нет, это не по мне. Я лучше возьму свою долю и свалю куда-нибудь подальше. А ты сам что думаешь делать?
   – Да то же самое. Еще не знаешь, куда поедешь?
   – В Рио. У меня там есть знакомые. А ты?
   – В Европу, наверное. Но сначала нужно получить деньги.
   – Думаешь, с этим будут проблемы?
   – Нет, вроде бы я все предусмотрел. – Я рассказал ему про то, как зарегистрировал на наше имя фирму, и про мой разговор с Кендриком. – Все должно пройти гладко.
   Мы сели в джип и поехали к диспетчерскому пункту. Пока мы пили там пиво, пришел Берни. Он уже связался с Эссексом – позвонил в Париж – и сообщил ему, что испытательный ночной полет назначен на вечер субботы.
   – Пойду-ка я навещу Кендрика, – сказал я. – Если операцию будем проводить в субботу вечером, к этому времени он уже должен успеть перевести деньги. А ты, Берни, пока загрузи на борт оружие и боеприпасы. У каждого должен быть автоматический пистолет. Что там еще у вас есть?
   Берни посмотрел на Гарри:
   – Ты знаешь наш арсенал.
   – Там есть три «Джеп армалайтс» – это очень мощное оружие, и еще четыре «чикагских пианино».
   – Хорошо, по одному на каждого. А как насчет гранат?
   – Можно достать.
   – Скажем, штук шесть.
   Оба уставились на меня:
   – Значит, ты все-таки думаешь, что там будет серьезная заварушка, Джек? – спросил Берни, и на лбу у него выступили крупные капли пота.
   – Я просто хочу, чтобы в случае чего нам было чем отбиваться. Загрузи все на борт. – Я поднялся. – А я пойду поболтаю с Кендриком. Может, потом вместе поужинаем и еще раз все обсудим?
   – Конечно, давай, – кивнул Берни. – Встретимся у меня в домике. Я закажу туда еду.
   – Тогда в половине девятого. Всех устраивает?
   – О’кей.
   Я взял «бьюик» Берни и поехал в Парадиз-Сити. Три часа спустя я постучал в дверь домика Берни. Гарри уже был там, пил виски и поднялся, чтобы налить мне.
   – Как все прошло? – спросил Берни. Вид у него был встревоженный, под глазами залегли тени.
   Я сел и взял бокал, который протянул мне Гарри.
   – В пятницу мы должны получить извещение из банка о переводе денег. Я сказал этому жирному ублюдку, что самолет не тронется с места, пока деньги не будут у нас на счете. – Я усмехнулся Берни: – Расслабься. Все в порядке. Все должно получиться.
   Но как я мог знать заранее, что произойдет такое, о чем никто из нас даже подумать не мог?
   Мне казалось, что все предусмотрено. Я потратил на это много сил, но всегда есть что-то, повторяю – что-то, что невозможно предусмотреть, потому что даже представить себе нельзя, что такое может случиться.

Глава 7

   В пятницу после обеда я получил от Кендрика подтверждение о переводе задатка, заверив его в свою очередь, что птичка будет подана на блюдечке в воскресенье рано утром и что проблем никаких нет. Затем я отправил телеграмму Аулестрии, сообщив ему примерно то же самое.
   После этого я вернулся на аэродром и прозвонился в Национальный банк Мексики. Поинтересовавшись у своего клерка, пришли ли деньги, я получил положительный ответ и бумагу о том, что они перечислены на счет службы авиаперевозок «Голубая лента». Я так и видел, как он подобострастно склоняет передо мной голову, говоря по телефону. Все новости я выложил Берни и Гарри.
   – Теперь дело за вами – изловить и доставить птичку по назначению, – заключил я. – Со своей задачей я справился.
   Весь вечер пятницы, с половины третьего до семи, мы все трое хлопотали над самолетом. Я поближе познакомился с двигателями, пока Берни и Гарри осваивались в кабине. Проблем не предвиделось. Субботнее утро мы провели в диспетчерской башне – Берни и Гарри регистрировали наше летное расписание. Моя команда немного помрачнела, когда я объявил им, что машина должна быть заправлена под завязку. Баки наполнялись под моим присмотром.
   Вылет был назначен на двадцать тридцать – в этих краях быстро темнеет. После обеда мы предприняли небольшой испытательный полет до Майами и обратно. Машина вела себя превосходно. Гарри незаметно пронес на борт оружие. Одну из скорострельных винтовок «Арма-лайт АР-180» я до отказа набил пулями 0.223, не оставляющими после себя раненых, и спрятал в спальне Эссекса. Другая отправилась в одну из кают для прислуги. Пулемет Томпсона, известный также как «чикагское пианино», я отнес в кабину пилотов, а шесть гранат разместил в ящике у входа. Автоматические пистолеты мы решили оставить при себе. Напоследок я провел Берни и Гарри по всем тайникам, показав им, что где лежит.
   – Возможно, ничего из этого добра нам не понадобится, – попытался я их ободрить, – но если возникнут проблемы, вы знаете, где что искать.
   Я видел, что Берни все это не нравится – он выглядел бледным и беспрестанно потел. Гарри же только кивнул.
   До вылета оставалось еще три часа. Сказав, что иду собирать вещи, я вернулся в свой домик. Хорошенько промочив горло и выкурив сигарету, я после некоторых раздумий позвонил своему старику. Я знал, что этот разговор станет для нас последним. Ожидая, пока сработает междугородняя связь, я почувствовал, что буду скучать по нему, и снова засомневался в правильности своих планов на будущее.
   Он снял трубку не сразу.
   – Я тут подстригаю лужайку, Джек, и едва расслышал звонок.
   Я спросил, как он.
   – Со мной все хорошо. Ты как?
   – Порядок. – Я сказал ему, что вечером мы тестируем «Кондор».
   – Это опасно?
   Я выдавил беззаботный смешок:
   – Нет, пап, обычное дело. У меня выдалась пара минуток, и я подумал о тебе. – Мне захотелось сказать ему что-нибудь такое, что он будет вспоминать потом. – Отличный вечер мы провели тогда вместе, правда? Надо будет повторить.
   – Ты уверен, что этот ночной полет пройдет нормально?
   – Конечно, пап. – Я помолчал немного и вздохнул: – Ну, мне нужно идти. Просто захотелось снова услышать твой голос. Береги себя.
   – Сынок, у тебя правда все в порядке?
   – Все отлично. Ну, еще увидимся, папа.
   Я повесил трубку и остался сидеть, уставившись в стену напротив. Я понял, что этот звонок был ошибкой: теперь я знаю, что старик будет беспокоиться. Я давно не звонил ему, и этот неожиданный разговор должен был его озадачить. Ну по крайней мере, я в последний раз услышал его голос.
   Я выпил еще, и мои мысли переключились на миссис Эссекс. У меня было желание услышать и ее голос, но я не решался – это будет опасный звонок. Я уже почти отказался от этой затеи, но, прогулявшись по комнате и снова смочив горло, подошел к телефону и набрал номер Эссексов. Я сказал себе, что если трубку снимет дворецкий, то просто нажму на рычажок. Но это была она.
   – Привет! – сказал я.
   – О… ты?
   – Да. Можешь говорить?
   – Он не вернется до четверга, так что могу.
   Этот дивный голос! Я мгновенно представил себе ее роскошное тело и фиалковые глаза.
   – Я скучал по тебе.
   – Давай устроим что-нибудь вечером, Джек. – В ее голосе звучали требовательные нотки. – Джексон ведет жену на какое-то шоу – нам он не помешает. Давай встретимся где-нибудь.
   – Не могу. Мы проводим ночные испытания «Кондора» в восемь тридцать. Я тоже лечу.
   – О, черт! Я хочу тебя, Джек!
   – Может быть, в воскресенье, вечером? – Как я желал теперь никогда не ввязываться в это дело, но прекрасно знал, что в воскресенье вечером буду на Юкатане.
   – Ты никак не можешь пропустить этот полет?
   – Никак. – И я страшно об этом жалел, потому что чувствовал, насколько решительно она была настроена. – Провернем это в воскресенье, а?
   – Нет! Джексон будет рядом. И в понедельник тоже. Это должно произойти сегодня!
   – Но это невозможно. Мне жаль. Я позвоню тебе. – Я положил трубку.
   И это тоже была непростительная слабость. Почему я не могу держать свой глупый язык за зубами? Я посмотрел на часы – было чуть больше семи. Пока я бросал вещи в чемодан, телефон снова зазвонил. Побоявшись, что это опять миссис Эссекс, я не решился снять трубку, спустился в ресторан и подсел за столик к Берни и Гарри. Полковник выглядел плохо. Он едва притронулся к пище.
   – Ты разговаривал с Пам? – спросил я.
   – Она на пути в Мериду.
   – С ней все в порядке?
   Он промакнул потное лицо носовым платком.
   – Думаю, да. Она, конечно, чертовски недовольна, но все уладится, когда мы снова будем вместе.
   – О’кей. – Я решил сменить тему. – Что ты думаешь о ночной посадке в джунглях?
   – Метеопрогноз хороший. Я не вижу никаких проблем.
   Отодвинув тарелку, я взглянул на часы – было четверть девятого – и поднялся:
   – Похоже, пора двигать.
   – На всякий случай я набил холодильник на «Кондоре», – сообщил Гарри. – Мы можем проголодаться.
   – Отличная мысль.
   – Я не о том, что мы за час подохнем с голоду, – усмехнулся Гарри. – Если мы заблудимся, такой запас должен прибавить нам бодрости.
   – Мы не заблудимся! – обозлился Берни. – Хватит хныкать!
   Гарри лишь подмигнул мне. Мы вышли вслед за Берни в звездную ночь и забрались в джип.
   Каждый из нас знал, что это наши последние шаги по американской земле. Это было весьма отрезвляющее чувство, и никто не проронил ни слова, пока Гарри вез нас к чернеющей в сумерках громаде «Кондора».
   Команда ждала нас. Главный инженер, Томпсон, в знак приветствия поднял вверх большой палец, когда мы выходили из машины.
   – Все в порядке, мистер Крейн, – сказал он с ухмылкой. Что-то хитрое промелькнуло во взгляде, который он задержал на мне, но Берни в этот момент дернул меня за рукав, буркнув «Идем!», я тут же забыл о Томпсоне.
   Берни и Гарри прошли в кабину пилотов. Закрыв дверь салона, я присоединился к ним.
   Полковник проделал все свои обычные стартовые манипуляции, затем связался по рации с диспетчером:
   – О’кей, Фред?
   – Лучше не бывает, Берни! Все небо – твое!
   Через несколько минут, уже поднявшись в воздух, мы молча переглянулись.
   – Три миллиона долларов, мы летим к вам! – пропел Гарри.
   Постояв за их креслами, пока Берни не развернулся над морем, я прогулялся по переговорной, огляделся, потом вышел на кухню и заглянул в холодильник. Он действительно таил в себе неплохую коллекцию консервов. Пройдя по коридору, я вошел в одну из гостевых кают, где оставил свои вещи. Ближайшие сорок минут делать мне было нечего, но усталости я не чувствовал, растянулся на кровати, закурил и попытался не задумываться о своем будущем, хотя и не преуспел в этом. Я продолжал думать о том, что отказываюсь от хорошей работы, которая могла бы мне приносить тридцать тысяч в год, и бросаю миссис Эссекс. «Полтора миллиона долларов! Какого черта я буду делать с такими деньгами?» – спрашивал я себя. Мне придется начинать все с нуля. Конечно, неплохо мечтать о жизни в Европе, но я не знаю ни одного языка, кроме своего собственного. Мне придется забыть обо всем, к чему я привык, забыть о тех, к кому прикипел душой. Неужели деньги могут все это заменить? И зачем я ввязался в это дело? Впрочем, думать было уже поздно. Теперь уже все решено, и через сорок минут я буду мертв для своего отца, для миссис Эссекс и для всех остальных, кто знал меня на этом свете. Я переступаю черту, и возврата не будет.
   Я выглянул из иллюминатора и полюбовался огнями Парадиз-Сити; вскоре вдали показался Майами. Я смотрел на городские огни, пока морская дымка полностью не поглотила их, и сказал себе, что видел их в последний раз. Удрученный своими мыслями, я вернулся в кабину пилотов.
   Взглянув из-за плеча Берни на альтиметр, я понял, что мы понемногу набираем высоту. Когда под нами было двадцать пять тысяч футов, Берни выровнял самолет.
   – Гарри, с Фредом будешь говорить ты, – хрипло произнес он. – У меня сердце барахлит.
   Мы с Гарри переглянулись.
   – Нет, Берни, – сказал я, кладя руки ему на плечи. – Тебе только кажется. Ты справишься.
   Он дернулся, стряхнул мои руки и вытер взмокшее лицо.
   – Послушайте, парни, может, не надо? – спросил он. – У нас еще есть время повернуть назад.
   – Что ты, черт возьми, несешь? – рявкнул Гарри.
   Берни беспомощно пожал плечами и забыл их расправить. Сгорбившись в кресле, он повернул свое бледное лицо ко мне:
   – Ты уверен, что все пройдет по плану, Джек?
   Мне вдруг страшно захотелось сказать ему, чтобы он разворачивался, но пока я раздумывал, Гарри схватил микрофон.
   – Фред! – истошно завопил он. – У нас беда! Оба двигателя в огне! Система пожаротушения не сработала! – Я слышал, как из диспетчерской закричали что-то в ответ. Гарри оборвал их: – Мы падаем! Наши координаты… – он прикрыл рацию рукой. – Пошел вниз, Берни!
   Словно зомби, Берни направил самолет вниз, и мы все трое заорали в смертельном падении в море.
   Гарри отключил микрофон.
   – Уф-ф, – выдохнул он. – Как это звучало?
   – По-моему, убедительно. – Меня била нервная дрожь. Моя нерешительность определила мое будущее.
   – Могу поспорить, Фред наложил в штаны.
   Я следил за Берни. Самолет и не думал выравниваться. До воды оставалось около восьмисот футов. Берни сидел не двигаясь, вцепившись в штурвал. Наконец, когда до воды было всего триста футов и я мог различить волны на ее поверхности, машина задрала нос вверх и направилась к Юкатану.
   – За это стоит выпить.
   – Да, принеси мне коку, Джек, – прохрипел Берни.
   – И мне, – отозвался Гарри.
   Я прошел на кухню, открыл холодильник и достал оттуда три бутылки коки. Когда я принялся колоть лед, за моей спиной послышался тихий голос:
   – Эй… Джек!
   Я уронил контейнер со льдом в раковину.
   Этот голос я узнал бы когда и где угодно. Обернувшись, я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица.
   Улыбаясь, в дверях кухни стояла миссис Виктория Эссекс.

   Я вдруг осознал, что пол ходуном ходит у меня под ногами, – это означало, что Берни выжимает из машины все, что может.
   Холодный пот покрыл все мое тело. Сердце пропустило пару тактов, после чего заколотилось с бешеной скоростью.
   – Удивлен? – рассмеялась миссис Эссекс. – Ты сказал, что это невозможно. – Она снова захохотала. – Нет ничего невозможного! Видишь, я здесь. Как долго еще продлится полет?
   Я попробовал заговорить, но в горле у меня пересохло, а выпрыгивающее сердце сбило дыхание. Я просто вылупился на нее.
   – Джек! В чем дело? Разве ты не рад?
   – Что ты здесь делаешь? – просипел я наконец.
   Ее прекрасные брови сошлись на переносице.
   – Что я здесь делаю? Это мой самолет! Ты что, забыл об этом?
   – Как ты попала на борт?
   – А что здесь такого? Я сказала главному инженеру, что собираюсь лететь с тобой.
   Я припомнил ухмылку Томпсона.
   – Это испытательный полет, и мы все подвергаемся опасности. – Я с трудом отошел от первого шока, и мне больших усилий стоило заставить свой мозг заработать в нормальном ритме. – Мистер Эссекс разобьет мне башку, если узнает, что ты была здесь!
   – Перестань! Лейн никогда не узнает. – Она шагнула в кухню. – Ты недоволен?
   – Но Томпсон настучит на тебя!
   – О, оставим это! Он меня боится так же, как и Джексон. Я спрашиваю тебя, сколько еще продлится полет?
   – Три часа… я не знаю.
   – Значит, у нас есть время обновить кровать Лейна. Я хочу тебя.
   Она-то была нужна мне теперь не больше, чем портовая шлюха.
   – Пилоты отправили меня за напитками…
   – Ну так неси скорей, а я подожду в каюте. – Она подошла ко мне и провела рукой по моей щеке. – Это будут новые ощущения для нас обоих.
   Ее прикосновение показалось мне поцелуем смерти.
   Я следил за ней, пока она не скрылась в спальне Эссекса. Мой мозг отчаянно заработал. Вопросы без ответов посыпались один за другим.
   Должен ли я сказать Берни и Гарри, что она на борту? Должны ли мы повернуть назад? Как, черт возьми, мы можем вернуться, если Гарри сообщил в диспетчерскую, что мы падаем? Пути назад нет! Так что же нам делать? Я попытался представить себе, какой прием получит миссис Виктория Эссекс, если эти мексиканские бандиты учуют ее присутствие, и меня передернуло от одной этой мысли. Я столько сил потратил на то, чтобы убедить Берни не брать с собой Пам, а ей далеко было до миссис Эссекс. Меня не оставляло чувство, что ни Берни, ни Гарри палец о палец не ударят ради нее – у обоих имелся повод ненавидеть жену босса. Но она всегда оказывала на меня фатальное влияние, и я знал, что не смогу спокойно стоять и смотреть, как толпа грязных уродов будет насиловать ее.
   Я решил, что должен сначала обо всем рассказать ей, а уж потом выложить новости Берни и Гарри.
   Я принес коку в кабину пилотов.
   – Тебя только за смертью посылать, – буркнул Гарри, хватая стакан. – Я подыхаю от жажды.
   – Извини, пришлось еще наколоть льда.
   Он улыбнулся:
   – Нам везет – вокруг ни корабля.
   – Без проблем, Берни? – стараясь говорить беспечно, поинтересовался я.
   Он допил коку и вернул мне пустой стакан.
   – Пока что порядок.
   Гарри плечом прижимал к уху один наушник, другой болтался на уровне шеи.
   – Фред всполошил морскую спасательную службу.
   – Нас не засекут с моря, Берни? – забеспокоился я.
   – Конечно нет. На такой высоте радар нас не возьмет.
   – О’кей. Не буду мешать. Пойду подремлю.
   – Собираешься попользовать Эссексову кровать? – засмеялся Гарри и подмигнул Берни: – Думаю, наше святейшество не вернется оттуда без бабы.
   Я стер пот с подбородка.
   – Увидимся. – И вышел.
   Она лежала на огромной круглой кровати в личной каюте Эссекса. Тонкая простыня четко обрисовывала контуры тела, и я понял, что Викки уже раздета.
   – Иди сюда, Джек, – промурлыкала она, – у нас мало времени, – и протянула ко мне руки.
   Я закрыл дверь на задвижку.
   – У тебя большие проблемы. У меня тоже.
   Она уставилась на меня:
   – Что ты хочешь сказать?
   – В настоящий момент этот самолет уже не принадлежит твоему мужу.
   Чувственный огонек испарился из ее глаз, губы вытянулись в тонкую линию, лицо превратилось в каменную маску. Миссис Виктория Эссекс потому и была миссис Викторией Эссекс, что соображала со скоростью хорошего компьютера.
   – Ольсон и Эрскин угнали самолет?
   – Да.
   – И ты с ними?
   – Да.
   Я восхищался ею. Она была невозмутима, как епископ во время чаепития.
   – Куда мы направляемся?
   – На Юкатан. Будем там через два с половиной часа… если повезет.
   Она отбросила простыню и соскользнула с кровати. Я наблюдал, как она, обнаженная, идет туда, где оставила свою одежду. Я видел, как она мгновенно оделась – движения были точны и спокойны, в них не было и признака паники.
   Подойдя к зеркалу, она провела щеткой по волосам, подкрасила губы и, удовлетворенная своим отражением, медленно повернулась и посмотрела на меня. Величественная миссис Виктория Эссекс была готова выйти на сцену.
   – У нас еще есть время. Я поговорю с Ольсоном. Ведь это его блестящая идея?
   – Да, – признался я.
   – Тогда я скажу ему, чтобы он разворачивался и возвращался.
   Она пошла к двери, но я не двинулся с места, и она уперлась в меня.
   – Прочь с дороги, Джек!
   – Ставка – три миллиона долларов, – тихо произнес я. – Ни Ольсона, ни Эрскина тебе не отговорить.
   – Прочь с дороги! – Ее глаза сверкнули. – Я поговорю с ними.
   – Будь разумна! Ольсону на тебя наплевать. Эрскин тебя ненавидит, и, если ты пойдешь в кабину и устроишь там скандал, он просто даст тебе по башке и выбросит в море. Говорю же: у тебя проблемы.
   Она долго смотрела на меня.
   – С тобой у меня тоже проблемы, Джек?
   – Я сделаю для тебя все, что в моих силах.
   – И что же в твоих силах?
   – Я сделаю все, что смогу, чтобы защитить тебя.
   – Очень мило с твоей стороны. – Она развернулась и направилась к огромной круглой кровати. – Думаю, я сама смогу себя защитить.
   Я и глазом моргнуть не успел, как она вытащила из-под матраса «армалайт» и направила ее на меня.
   – Не двигайся! – Интонация была очень убедительной. – Никто не имеет права захватывать мою собственность! Не думай, что я не умею обращаться с этой игрушкой. Шагай, Джек, мы идем в кабину.
   – Это ничего тебе не даст, – сказал я. – Я на твоей стороне, но назад дороги нет.
   – Нет, есть! Шагай!
   Я подумал о том, какова будет реакция Берни и Гарри, когда я появлюсь в кабине в сопровождении красотки с винтовкой. Я открыл задвижку и шагнул в коридор. Мне пришла в голову мысль, что Викки не выстрелит, если я повернусь к ней, но мне стало вдруг все равно. Я решил соблюдать нейтралитет. Если она заставит Берни развернуть самолет, я соглашусь на это. Если Берни и Гарри изловчатся и выведут ее из игры, я соглашусь и на это. Черт с ней.
   Поскольку я был немного влюблен в нее и поскольку так и не придумал, что мне делать с миллионом долларов, я как зомби ввалился в кабину.
   Гарри обернулся ко мне.
   – Что, уже выспался, Джек? – хихикнул он. – Может, совесть не дает тебе заснуть?
   Я отошел в сторону, и в дверях показалась миссис Эссекс.
   У Гарри отвисла челюсть, потом он сунул было руку под сиденье, где был припрятан пистолет, но в тот же момент Викки рявкнула:
   – Не двигаться!
   Гарри расслабился и откинулся на спинку кресла.
   – Ради всех святых, Берни! Погляди, кто у нас в гостях!
   Берни обернулся, посмотрел через плечо на нее, на оружие, и его лицо приобрело цвет чешуи мертвой, протухшей рыбы.
   – Вам не угнать мой самолет! – заявила Викки. – Разворачивайтесь! Мы летим назад, к аэродрому!
   – Только не мы, – осклабился Гарри. – Никаких аэродромов. И ты ничего не сможешь поделать с этим, крошка. Оружие здесь бесполезно: ты откроешь стрельбу, и все мы грохнемся в море.
   – Я сказала – разворачивайтесь!
   Гарри пожал плечами:
   – Беги отсюда, горячие трусики, ты мне надоела. – Он развернул кресло и оказался к ней спиной.
   – Ольсон! Ты слышишь меня? – Она еще на что-то надеялась. – Разверни самолет и лети к аэродрому!
   Берни промолчал. Он смотрел на панель управления и словно не слышал гневных возгласов.
   Викки посмотрела на меня, ее глаза снова засверкали.
   – Заставь его повернуть, Джек!
   – Да-а, давай, Джек, заставь нас повернуть, – закивал Гарри и расхохотался. Затем, посмотрев на нее, он гаркнул: – Вали отсюда, зажравшаяся, залапанная корова! Чтобы духу твоего здесь не было!
   Мгновение поколебавшись, она бросилась по коридору в спальню Эссекса. Мы слышали, как она захлопнула дверь.
   – Вот это да! – Гарри с подозрением уставился на меня. – Как она очутилась на борту?
   – Томпсон пустил ее.
   – Что нам теперь делать? – Голос Берни дрожал.
   – Подарим ее головорезам – пусть развлекаются, – отозвался Гарри. – Какая нам разница?
   – Нет! – отрезал я.
   Его глаза злобно сузились:
   – Вот как? Она тебе тоже дала, Джек?
   – Мы не можем оставить ее в руках бандитов.
   – Да ну? А почему нас это должно заботить… Или, может, ты сам позаботишься?
   – Да, я позабочусь, – ответил я. – Послушай, Берни, одно дело – угнать самолет, и совсем другое – захватить жену Лейна Эссекса! Заваруха начнется такая…
   – О, прекрати! – перебил Гарри. – Ты что, не помнишь? Мы все уже сдохли и отправились на корм рыбам. Томпсон скажет, что она сама влезла на борт, так что Эссекс подумает, будто его женушка решила повеселиться в компании пилотов и это плохо кончилось. Ничего не будет.
   – Он прав, – кивнул Берни. – Мы не приглашали ее. А теперь, раз она здесь, придется ей самой позаботиться о себе.
   – Иди подержись с ней за ручки, Джек, – захихикал Гарри. – Мы слишком заняты.
   Выйдя из кабины, я прошел по коридору до спальни Эссекса и постучался:
   – Это я, Джек.
   – Назад! Никто не сунется сюда! Никто!
   – Мне нужно поговорить с тобой.
   – Никто не войдет сюда! Я буду стрелять!
   – У тебя нет выбора. Давай, будь разумной девочкой, впусти меня!
   Страшный грохот сработавшей винтовки остановил меня. Пуля 0.233 прошила верхнюю часть двери, на шесть дюймов разминувшись с моей головой – слишком мало для комфортных ощущений. Я поспешно шагнул назад.
   – В следующий раз я стреляю ниже!
   – О’кей, тогда разбирайся сама.
   – И разберусь!
   Я вернулся в кабину и все рассказал. Гарри расхохотался:
   – Так почему мы должны о ней беспокоиться? Мы пригоним птичку покупателям. Это их проблемы – выбросить ее отсюда, – и им это понравится.
   – Подумай головой! Никто не подойдет к ней с такой пушкой!
   – Все, что им нужно будет сделать, это дождаться, пока она задерет лапки вверх и сама выскочит из самолета. Там будет довольно жарковато, когда мы прибудем на место, а кондиционеры можно выключить. Без пищи и воды – как ты думаешь, сколько она протянет?
   А вот такой поворот событий мне и в голову не пришел.
   Лететь нам теперь оставалось меньше часа; мы пересекали Мексиканский залив, оставаясь на высоте трехсот футов. Я присел на откидной стул за спиной Берни, пока Гарри слушал эфир, нацепив на голову оба наушника.
   Я думал об этой женщине, запершейся в каюте Эссекса. Я думал о том, что она могла сейчас делать. Вот это характер! Что с ней будет, когда мы приземлимся? Я знал, что не получу помощи ни от Гарри, ни от Берни. В этом можно было не сомневаться. Мы сядем в джунглях, в лагере головорезов Орцозо. Как тогда я вытащу ее оттуда?
   Вдруг Гарри очнулся:
   – Новости. Теперь всему миру известно, что сногсшибательная миссис Виктория Эссекс отправилась в путешествие на самолете и что она, подобно Икару, рухнула в море. Завтра это будет на первых полосах. Как тебе это нравится, Берни?
   Берни не отвечал. Теперь он вел самолет в полной тишине. Я видел, как по его затылку струится пот, а волосы его выглядели так, словно он только что окунул голову в ведро с водой.
   – Я уже вижу, как эти вшивые латиносы пускают слюни, – продолжил Гарри. – Боже! Хотел бы я увидеть, как они наложат свои грязные лапы на эту потаскуху! Она давно этого просит!
   – Заткнись! – рявкнул я.
   Он повернулся ко мне, и его лицо перекосилось от злобы.
   – Ты совсем втюхался в нее, а, плейбой?
   – Я сказал: заткнись! – Я встал и вышел из кабины.
   – Эй! Джек!
   Я обернулся. Гарри шагнул за мной в коридор и закрыл за собой дверь. В его глазах появился недобрый огонек.
   – Давай начистоту, – прошипел он. – Мы не хотим никаких проблем, особенно теперь, когда все зашло так далеко. Нам светят три миллиона баксов. Что тебе за дело до этой шлюхи?
   – Я не смогу просто стоять и смотреть, как толпа головорезов будет насиловать ее, – тихо произнес я. – Мы должны вытащить ее из этой заварухи.
   Он тряхнул головой:
   – Нет! К черту ее! Она однажды обошлась со мной как с мальчишкой, и я не забуду этого. Я не дам за нее ни гроша. Когда ты полезешь в драку, меня не будет рядом с тобой. Понятно?
   Я уже с трудом сдерживался.
   – Никто, включая тебя, не встанет между мной и моей долей! – не унимался Гарри, и тут он начал делать то, чего я бы ни за что не вытерпел и в более приятной обстановке. Для большей убедительности своих слов он начал тыкать меня в грудь указательным пальцем. – Мне плевать, что ты сохнешь по этой кобыле…
   Я просто ударил его в челюсть – сработал рефлекс. И в тот же момент я пожалел об этом. Парень повалился на пол, как заколотый бык, и его голова пару раз подпрыгнула на металлической обшивке пола.
   Я упал на колени и приподнял его голову. Моя рука стала липкой от крови, по спине побежали мурашки. Неужели я убил его?!
   – Гарри!
   Я видел, что парень еще дышит, но выглядел он действительно плохо. Осторожно положив его голову, я поднялся.
   – В дружных рядах произошел раскол?
   Викки стояла в дверях спальни в обнимку с «армалайт».
   – Ольсон не сможет посадить без него самолет, – сказал я глухо. – Сделай что-нибудь! Поставь его на ноги!
   – Я не прикоснусь к этому сукину сыну, даже если это будет стоить мне жизни! – ответила она с каменным лицом.
   – Так и будет, дура! – Я побежал назад в кабину. Глянув через плексиглас, я увидел впереди песчаный берег и джунгли. – Берни! С Гарри случилось несчастье! Он в отключке!
   Полковник не ответил. Он просто сидел на своем месте, мокрый с головы до ног от пота.
   – Берни! – закричал я ему в ухо. – Ты слышишь, что я говорю?
   – Не прикасайся ко мне, – прохрипел он.
   – Держи высоту! Мы слишком низко!
   Мы находились теперь всего в двухстах футах над непролазными джунглями. Он судорожно вздохнул и дернул на себя штурвал так, что самолет резко задрал нос вверх, а я едва не упал.
   – Выше! Поднимись еще!
   – Ради всего святого, Джек, оставь меня!
   В нем было что-то такое, что до смерти напугало меня. Это напряженное, прямое положение, ведро пота и этот голос…
   Я вернулся в коридор и встряхнул Гарри, но он пребывал в другом измерении. Бросившись на кухню, я налил стакан воды, помчался назад и выплеснул воду парню в лицо – реакции не последовало.
   Викки все стояла в дверях и наблюдала за мной.
   – Сделай что-нибудь! – заорал я на нее. – Ольсон не посадит самолет! Помоги Гарри!
   Она развернулась, прошла в спальню и хлопнула дверью. Я услышал, как щелкнула задвижка, и, взглянув еще раз на Гарри, бросился в кабину.
   Я видел, что мы снова начали терять высоту и летели теперь менее чем в сотне футов над деревьями.
   – Берни! Подними машину! – крикнул я.
   Он предпринял слабую попытку потянуть на себя штурвал, но тут же со стоном обмяк.
   – Берни! Тебе плохо? – Я прыгнул в кресло помощника пилота. – Берни!
   – Сердце… Я умираю… – Он упал грудью на штурвал.
   Нос самолета пошел вниз.
   Услышав, как днище крушит кроны деревьев, я судорожно задергал какие-то тумблеры, глуша моторы. В последнее мгновение я увидел, как Берни откинулся назад, и понял, что он был уже мертв.
   Страшный удар бросил меня через всю кабину.
   В глазах потемнело, и я отключился.

Глава 8

   Я с трудом выплывал из глубокого черного омута, чувствуя, что бездна не отпускает меня, и осознавая при этом, что мне на лицо льется вода. Вода была теплой, и, вернувшись в сознание, я понял, что это дождь.
   – Давай очнись же! – Этот голос я узнаю когда и где угодно. – Ты не пострадал!
   Открыв глаза, я увидел тусклый рассвет, пробивающийся сквозь верхушки деревьев, и затем со скрипом принял сидячее положение. Голова кружилась, противно ныло плечо.
   – Джек!
   – О’кей, о’кей! Ради бога, дай мне прийти в себя!
   Я вытер ладонью лицо и проморгался, и тогда увидел ее, стоявшую надо мной. Она была похожа на мокрую облезлую кошку, блузка и брюки приклеились к телу, прическа напоминала крысиные хвосты – не было больше величественной, очаровательной миссис Виктории Эссекс.
   Я огляделся. Сидел я в луже грязи, вокруг валялись поваленные деревья. Дождь лил как из ведра, стояла влажная, удушающая жара, и я словно был окутан горячей ватой.
   – Вставай!
   Я поднял на нее глаза:
   – Ты в порядке?
   – Да, и ты тоже! Где мы? Что произошло?
   Шатаясь, я поднялся и прислонился к дереву.
   – У Ольсона случился сердечный приступ. – Я повернулся и посмотрел на место катастрофы. Мне стало ясно, насколько нам повезло. На нашем пути не оказалось крупных деревьев – самолет прошелся по зарослям, словно коса. Крылья с двигателями остались далеко позади, но сам фюзеляж выглядел почти невредимым. Хвостовая часть исчезла.
   – Вот это да! – присвистнул я. – Как я выбрался?
   – Я вытащила тебя.
   Я с удивлением уставился на нее.
   – Я подумала, что он может загореться.
   Тогда я вспомнил о Гарри.
   – Как Эрскин?
   – Не знаю. – По голосу я понял, что ей все равно. – Что мы будем делать?
   Я попробовал призвать на помощь свои мозги, но они наотрез отказывались слушаться меня.
   – Я должен найти Гарри.
   – К чертям Гарри! Нам нужно укрытие!
   Не обратив внимания на последний возглас, я нетвердым шагом направился к тому, что совсем недавно было нашим самолетом. Я заглянул в кабину пилотов, которая оказалась оторванной от основного корпуса, и увидел, что Берни все так же сидит за приборами, склонив голову на грудь. Подтянувшись, я залез внутрь, открыл ящик и вытащил оттуда мощный электрический фонарь. Поиграв лучом на его мертвом лице, я с гримасой спустился вниз и заглянул в фюзеляж.
   Гарри лежал там, где я оставил его. Лужа крови превратилась в страшный нимб вокруг его головы. Челюсть отвисла, в глазах не было ни малейшего признака жизни. Ледяной ужас мурашками пробежал по моей спине. Это я убил его или он погиб во время катастрофы? Он же дышал, когда я оставил его! Я стоял и смотрел на труп.
   – Это ведь ты убил его, да?
   – Не знаю. Если я и убил его, то из-за тебя.
   Мы поглядели друг на друга, затем она оттеснила меня и попробовала пробраться в спальню, но дверь заклинило.
   – Открой ее! Я хочу переодеться в сухое!
   – Не трать время. Нам нужно выбираться отсюда. Ты все равно промокнешь.
   Она снова уставилась на меня:
   – Я собираюсь оставаться здесь, пока меня не найдут!
   – Мы продали эту птичку мексиканскому революционеру за три миллиона долларов. Если вместо нее он получит тебя, то не сильно расстроится. За тебя он даст вдвое большую сумму.
   Она широко раскрыла свои фиалковые глаза:
   – Так что же нам делать?
   – До побережья отсюда не больше пятнадцати миль. Оттуда мы позвоним твоему мужу, и он подберет нас. Впереди долгое и тяжелое путешествие, но нам никуда от этого не деться. Подожди здесь. – Я пролез в корпус и отыскал гостевую кабину, где оставил свою сумку. Высыпав содержимое на кровать, я оставил в ней только три пачки сигарет, затем прошел на кухню, набил сумку консервами, добавил по три бутылки тоника и коки и захватил консервный нож.
   – Пойди сюда, – позвал я Викки, с ее помощью снова спустился в грязь и дождь, подал ей сумку и вернулся в кабину. Я достал из-под сиденья пулемет, потом, порыскав по ящикам, отыскал карманный компас.
   Вокруг Берни уже кружились мухи. Мне не хотелось бросать его здесь вот так, но нам нужно было идти.
   Когда я присоединился к Викки, она злобно пробормотала, что ненавидит этот дождь.
   – Вот тут я согласен. – Перебросив пулемет через плечо, я поднял сумку и направился в джунгли.
   Следующие два часа были настоящим адом, особенно для нее. Я, по крайней мере, хоть и был во Вьетнаме механиком, имел предостаточный опыт блуждания по вьетнамским джунглям и знал, что меня ждет.
   Дождь, казалось, никогда не кончится – он упрямо хлопал каплями по листьям, не давая нам надежды на передышку. Я не забывал сверяться с компасом. Я знал, что побережье должно быть где-то к северо-востоку от нас, но временами заросли становились такими непролазными, что нам приходилось менять направление. Без компаса мы бы уже давно и безнадежно заблудились.
   Она мужественно брела следом за мной. Я торопился, зная, что идти нам еще долго. Наконец мы выбрались на относительно свободное пространство: деревья были спилены, наблюдались признаки давно угасших костров, в которых сжигали стволы и ветки. Я остановился возле прогалины и, поглядев по сторонам, прислушался, но ничего не различил, кроме шелеста дождя. Я обернулся и посмотрел на Викки. Ее лицо побледнело, осунулось и было покрыто комариными укусами, очертания груди отчетливо проступали под вымокшей блузкой. Я посмотрел на ее ноги – икры казались снежно-белыми, и на них особенно отчетливо виднелись кровавые пятна. Она шла за мной, несмотря на то что ноги кровоточили, и не проронила ни слова.
   – Боже, что с твоими ногами?! – воскликнул я.
   – Не жалей меня. – Она заставила себя улыбнуться. – Если тебе нужно пожалеть кого-то, жалей себя.
   – Может, сделаем привал и немного перекусим?
   – Пока еще рано. Если я сяду – больше не поднимусь.
   Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что она не шутит.
   – О’кей. Идем дальше. – Я прибил комара, расположившегося на моей шее, и мы двинулись вперед, миновав прогалину и снова углубившись в джунгли.
   Я шел осторожно, думая об этой просеке. Где-то рядом должна была быть деревня, но я знал, что мы находимся слишком близко к логову Орцозо.
   К счастью, я не забыл свою вьетнамскую выучку. Когда мы шли по раскисшей, грязной тропинке, я услышал звук, который мгновенно заставил меня насторожиться. Схватив Викки за руку – теперь я думал о ней уже как о Викки, а не как о величественной миссис Виктории Эссекс, – я дернул ее за собой с тропинки в заросли. Она последовала за мной без сопротивления, хотя мы и оказались в луже грязной воды. За это я поставил бы ей отличную отметку. Мы присели и принялись ждать.
   Три юкатанских индейца появились на тропинке; каждый нес на плече здоровенный топор. Они двигались быстро и, проскользнув мимо нас, скрылись из виду.
   – Мы рядом с лагерем, – шепнул я. – Слишком близко. Нужно сделать крюк на восток, потом снова пойдем на север.
   Мы оставили тропинку и снова пошли по мокрой земле через плотный подлесок, и было еще хуже, чем раньше, но она держалась молодцом. Потом вдруг дождь прекратился и удушливый туман стал подниматься к кронам деревьев. Словно сверкающий меч, вынутый из ножен, показалось солнце. В горле у меня мгновенно пересохло.
   Комары измучили нас. Мои руки и лицо распухли от укусов. Я остановился, чтобы взглянуть на Викки. В какое месиво она превратилась! Единственное, что я мог узнать в ее опухшем лице, были бесстрашные фиалковые глаза.
   – Почему ты остановился? – прохрипела она.
   – Хватит изображать железную женщину, – сказал я. – Нам нужно отдохнуть.
   Она взглянула на меня, потом ее лицо сморщилось, она упала на колени в жидкую грязь, прижала к глазам изуродованные укусами грязные ладони и начала всхлипывать. Спрятав сумку и оружие в кустах, я присел рядом и обнял ее. Она прижалась ко мне, и я держал ее осторожно, словно ребенка.
   Мы оставались в таком положении несколько минут, в течение которых москиты нещадно атаковали нас, затем она перестала хныкать и оттолкнула меня.
   – Я уже в порядке. – Ее голос звучал вполне уверенно. – Извини за излишнюю театральность. Давай поедим.
   – У тебя действительно есть характер, – ответил я, раскрывая сумку.
   – Ты так думаешь? – Она разглядывала красные шишки на своих руках. – Если я сейчас выгляжу так же, как ты, я, должно быть, похожа на смерть.
   Я усмехнулся:
   “Ты останешься женщиной в любом обличье.
   Я открыл две банки с фасолью и гуляшом. Мы уминали эту смесь пластиковыми ложечками, которые были прикреплены к банкам.
   – Ты вытащишь меня отсюда, Джек? – спросила она вдруг.
   – Я попробую.
   – Ты не боишься вернуться?
   – Я не думал об этом. Пока что я собираюсь выбраться отсюда.
   Она окинула меня испытующим взглядом:
   – И ты откажешься от трех миллионов долларов?
   – От миллиона – мы договаривались разделить деньги на троих.
   – Это не беспокоит тебя?
   Я пожал плечами:
   – Странная штука получается. Сначала я, конечно, мечтал о таких деньгах, но потом подумал хорошенько и понял, что не знаю, что с ними делать. Я вспомнил, как ты говорила о том, что большие деньги приносят большую скуку. Я не хочу этого.
   – Ты бы продолжил работать на моего мужа, если бы тебе представился такой шанс?
   – Он мне не представится.
   – Нет, представится. Я думала об этом. Я могу сказать, что мы упали в море и, кроме нас, никто не выжил. Мы уцепились за обломки самолета, и ты вытащил меня на берег. Лейн поверит, особенно если услышит этот рассказ от меня, и сделает для тебя все что угодно.
   Я вытаращил глаза:
   – Ты станешь лгать ради меня?
   Она кивнула:
   – Да. Ты – первый мужчина, который обращался со мной так, как следует обращаться с женщиной. Ты много значишь для меня.
   Я попробовал трезво обдумать все это, но моя голова раскалывалась от боли. То, что предлагала Викки, казалось решением всех проблем – это был единственный выход. Вместо того чтобы угодить в тюрьму за воздушное пиратство, я мог бы по-прежнему работать на «Эссекс энтер-прайзис», получая за это тридцать тысяч в год плюс Викки.
   – Я вытащу тебя отсюда, – заговорил я, – я…
   Мы оба услышали шум приближающегося вертолета.
   – Не двигайся! – Я осторожно заглянул в просвет между кронами. Густая тропическая листва надежно скрывала подлесок, и я был вполне уверен, что нас не заметят с воздуха.
   Спустя несколько минут вертолет прошел прямо у нас над головами. Он был грязно-зеленого цвета и имел на борту мексиканские опознавательные знаки. Исчез он так же быстро, как и появился.
   – Они ищут обломки, – сказал я и поспешно поднялся. – Я думаю, сейчас мы оторвались от них миль на двенадцать – слишком мало, чтобы чувствовать себя в безопасности. Как только они узнают, что меня нет на борту, устроят облаву. Пошли!
   Протянув руку, я взял Викки за запястье и помог встать. Вскрикнув от боли, она повалилась на меня.
   – Боже! Мои ноги! – выдохнула она. – Я не смогу идти.
   – Я понесу тебя, если придется, но нам нужно идти.
   Оттолкнувшись от меня, она сделала четыре мучительных шага, остановилась и побледнела:
   – Все в порядке – я смогу.
   – Хорошая девочка.
   – Иди к черту!
   Я подхватил сумку, забросил на плечо пулемет, и мы двинулись в джунгли. Я шел медленно, не забывая о ней, и все время оборачивался. Она с трудом хромала за мной, морщась и шипя от боли, москиты тучами кружились над ней. Но она не сдавалась.
   Мы брели так еще час с лишним, затем джунгли перед нами начали расступаться.
   – Привал, – скомандовал я. – Жди здесь. Кажется, рядом дорога. Похоже, мы выбрались из джунглей.
   Она в изнеможении опустилась на колени. Я поставил сумку рядом с ней.
   – Я сейчас вернусь.
   Викки уже не могла говорить. Она так и осталась сидеть там, положив голову на руки.
   Я стремительно бросился вперед и через три или четыре минуты вышел из джунглей. Я был прав: передо мной оказалась широкая грязная дорога. Пока я стоял, раздумывая, вдали послышался звук приближавшегося грузовика. Я шагнул назад, под тень деревьев.
   Показался ржавый, разбитый грузовик, выплевывавший облака темного дыма, за рулем сидел молодой мексиканец. Объехав колдобину, он исчез за поворотом. Я подумал, что с некоторой долей удачи мы сможем добраться отсюда до побережья. Компас подсказал мне, что дорога вела прямо к морю – возможно, в Прогресо.
   Я быстро вернулся к тому месту, где оставил Викки.
   Вмятина, оставшаяся от сумки, подсказала мне, что я не ошибся, но Викки пропала.

   Пока я стоял там, облепленный тучами москитов, мысли мои вернулись во вьетнамское прошлое. Я вспомнил огромного, мощно сложенного старшего сержанта, преподававшего нам уроки джунглей.
   «Каждый лист, каждая веточка, каждая пядь земли может поведать целую историю, если вы знаете, что искать, – говорил он. – Так ищите. Ищите следы, которые оставляют люди. Если вы будете достаточно внимательны, вы найдете их».
   Я нашел следы коленей Викки, отпечатавшиеся в грязи. Так я и оставил ее: на коленях и почти без сознания. Потом я заметил отпечаток голой ступни, еще один, потом еще два – огромные, выгнутые следы вели к тому месту, где осталась Викки, и, развернувшись, уводили обратно в джунгли.
   Я снял пулемет с плеча и бесшумно ринулся вперед. Мокрая, размягченная дождем земля оказалась хорошим помощником – идти по следу не составляло никакого труда. Здесь были двое, один из них нес Викки – я безошибочно понял это, поскольку его ноги под тяжестью ноши увязали в земле заметно глубже. Я двигался быстро и уже через десять минут услышал их. Они довольно ловко пробирались сквозь заросли, и я ускорил шаг. Я уже не боялся, что они услышат меня, – с оружием в руках я чувствовал себя в состоянии побеседовать с ними. Наконец я сорвался на бег и вскоре увидел их – двух юкатанских индейцев. Тот, что шел впереди, нес Викки, перебросив ее через плечо, словно мешок. Другой шустро шагал за ним.
   Они услышали меня. Тот, что шел налегке, резко развернулся. В его руке сверкнул топор, губы раздвинулись в страшном оскале, и он бросился на меня.
   Я наградил его короткой очередью из «томпсона», и его грудь тут же превратилась в кровавое месиво. Второй индеец бросил Викки, повернулся, и, когда его рука потянулась к ножу, я прострелил ему голову.
   Подойдя к Викки и повернув ее лицом к свету, я увидел, что она была без сознания. Аккуратно взяв ее на руки, я закинул на плечо ремень пулемета и начал длинный, адский путь назад, к грязной дороге.
   Через несколько минут я снова услышал над головой стрекотание вертолета. Замерев под деревом, я дождался, когда он пролетит, и двинулся дальше.
   Задыхаясь, с выпрыгивающим из груди сердцем, я все-таки добрался до дороги и осторожно опустил свою ношу на землю. Она открыла глаза.
   – Все хорошо, – сказал я. – Мы выиграли.
   Она бессмысленно посмотрела на меня, и ее глаза закрылись. Я сел рядом на обочине дороги и стал ждать, держа пулемет под рукой.
   Через полчаса где-то вдалеке заревел грузовик. Я поднялся и выглянул из-за кустов. Вскоре он вынырнул из-за поворота; за рулем сидел толстый мексиканец. Грузовик громыхал по разбитой дороге, поднимая за собой клубы красной пыли.
   Я выступил из тени и помахал водителю. Едва увидев меня, он ударил по педали газа. Если бы я не отскочил в сторону, он превратил бы меня в лепешку.
   Я выругался вслед удалявшемуся облаку пыли, но винить водителя не стал. Учитывая мой вид, он имел все основания для того, чтобы не останавливаться.
   Вернувшись в джунгли, я нашел длинную толстую корягу, вытащил ее на дорогу и положил поперек: она перегородила путь на три четверти. Следующей машине придется остановиться.
   Я вернулся к Викки. Она уже пришла в себя и сидела, ошеломленно глядя по сторонам.
   – Ты в порядке? – спросил я, склоняясь над ней.
   – Что произошло? Я, должно быть, потеряла сознание…
   Как я понял, она напрочь забыла, что была в руках у индейцев. Рассказывать было некогда.
   – Я перегородил дорогу. Следующий водитель вынужден будет остановиться. Надеюсь, он куда-нибудь нас довезет.
   – Интересно будет посмотреть на его лицо, когда он увидит нас. – Викки выдавила жалкую улыбку. – Помоги мне встать.
   – Сиди здесь и отдыхай.
   – Ты настоящий мужчина, – тихо проговорила она. – Я бы не выжила без тебя.
   Я насторожился и приложил палец к губам:
   – Слышишь? Едет. – Я быстро поставил ее на ноги. – Можешь стоять?
   – Да. – Она оттолкнула меня и захромала к дороге.
   Грузовик приближался на хорошей скорости. Шофер, заметив мою баррикаду, ударил по тормозам так, что покрышки едва не задымились.
   Из кабины вылез стройный человек средних лет, одетый в грязно-белые штаны и такую же рубаху. За спиной болталось изодранное сомбреро.
   Когда он начал оттаскивать корягу, я хотел двинуться вперед, но Викки остановила меня.
   – Я поговорю с ним. Не показывай ему оружие.
   И не успел я возразить, как она вывалилась из кустов на дорогу. Мексиканец вылупился на нее, а она тем временем начала шустро болтать по-испански – тогда я понял, почему она вызвалась пойти вместо меня.
   Он молча слушал, потом кивнул и под конец улыбнулся. Викки повернулась и позвала меня.
   Поколебавшись мгновение, я отбросил «томпсон» и вышел на дорогу. Мексиканец поглядел на меня, кивнул, поглядел на Викки, словно ожидая подтверждения, и снова взялся за корягу.
   – Я сказала ему, что мы заблудились в джунглях, – быстро проговорила Викки. – Он едет в Сисал и согласился нас подбросить.
   Я помог ему расчистить дорогу, затем все мы залезли в кабину. Викки села рядом с ним и, пока мы были в пути, без умолку щебетала по-испански.
   Минут через двадцать над нашими головами снова прошел вертолет, и я пожалел о том, что выбросил «томпсон», но мексиканец при виде оружия перепугался бы до смерти. Вертолет скрылся из виду.
   Викки повернулась ко мне:
   – Он владеет кофейной плантацией, – сообщила она. – Мы едем туда. Там есть телефон.
   Я откинулся на спинку сиденья и смотрел, как извивается передо мной нескончаемая пыльная дорога. Мексиканец взглянул на меня через плечо, осклабился и, тыча себя в грудь, доложил, что его зовут Педро, после чего продолжил беседовать с Викки.
   Я поражался, как у нее хватает сил разговаривать на чужом языке, когда она едва ли встала бы на ноги без посторонней помощи. У нее словно открылось второе дыхание, и Педро был просто очарован.
   Еще через двадцать минут грузовик свернул с дороги и запрыгал по колее, проходившей вдоль кофейных плантаций. Педро подрулил к длинному узкому зданию с дощатой кровлей. На плантациях трудилась толпа индейцев. Плоская площадка перед домом вся была усеяна сырыми кофейными зернами. Двое индейцев с граблями суетились по периметру.
   Из дома выплыла толстая мексиканка.
   – Мария! – окликнул ее Педро и, двинувшись к ней, разразился потоком слов на своем языке.
   Я хотел помочь Викки выйти из кабины грузовика, но вместо этого мне пришлось вынести ее оттуда. Едва коснувшись ногами земли, она пронзительно вскрикнула, и я снова подхватил ее на руки. Толстуха бросилась к нам, заохала и запричитала. Педро показал мне на дом, и я потащил туда Викки. Следуя за ним, я внес ее в маленькую, чистую комнату и положил на кровать.
   Мария вытолкала меня в коридор и закрыла дверь, а улыбающийся Педро поманил за собой в соседнее помещение. Я показал знаками, что хотел бы вымыться. Кивнув, он отправил меня в примитивную ванную комнату.

   Я дважды наполнял ванну и спускал грязь, потом, лежа в чистой, прохладной воде, задумался о своем ближайшем будущем.
   Если Викки сумеет придать необходимую убедительность всей истории о том, как мы упали в море, как я спас ее и как самолет исчез навсегда, то мне ничего не грозит. Но сможет ли она сделать это?
   Начнется расследование, газетные ищейки набросятся на нас – давление будет ужасающее. И все же, поразмышляв немного, я решил, что Викки сумеет справиться со всем этим – конечно, не без помощи Лейна Эссекса.
   Теперь Орцозо. Он не сможет заявить на меня в полицию, не выдав своей революционной деятельности, а полтора миллиона долларов, которые переведены на счет службы авиаперевозок «Голубая лента», я смогу ему вернуть и тем самым окончательно выведу себя из-под удара.
   О ком еще стоит подумать? Кендрик? Если он сдаст меня, я сдам его. Уэс Джексон? С поддержкой Викки Джексона можно смело вычеркивать из этого списка.
   Единственным слабым местом во всей этой истории была байка о катастрофе над морем. После того что Гарри устроил в эфире, нам придется всех убеждать, будто самолет утонул. Но что, если обломки в джунглях будут найдены? Я задумался над этим. Я не сомневался в том, что останки «Кондора» валяются милях в двадцати, не больше, от логова Орцозо. Если в этом головорезе есть хоть немного здравого смысла, он отыщет место катастрофы и уничтожит все, что осталось от самолета. Но на это приходилось только надеяться.
   Выбравшись наконец из ванны и начав вытираться, я окончательно убедил себя, что мое будущее выглядит не так уж плохо. Тридцать тысяч в год, хорошая работа плюс Викки… Да, совсем неплохо.
   Но все зависело от нее.
   Я должен был знать наверняка, что она справится и с этим. Как только она доберется до телефона, все силовые возможности Лейна Эссекса будут приведены в действие.
   Так и случилось. Через три часа вертолет доставил нас в аэропорт Мериды. Еще полчаса, и самолет Эссекса уже был там, готовый вернуть нас в Парадиз-Сити. За штурвалом сидел откормленный улыбчивый человек, доложивший мне, что его зовут Хеннесси и что он – новый пилот Эссекса. Я вспомнил слова бедного Ольсона о том, что пилоты нынче идут по центу за дюжину.
   Ищейки из новостных программ, вооруженные телекамерами, кишмя кишели на поле, когда мы приземлялись. В аэропорту нас встречал Уэс Джексон плюс «скорая» плюс личный доктор, прибывший сюда, чтобы взять миссис Викторию Эссекс на попечение.
   Так что Джексон достался мне.
   – Вам, должно быть, требуется отдых, – произнес он, выставляя напоказ свои маленькие зубки и, очевидно, подразумевая под этим улыбку, – но перед тем как вы отправитесь отдыхать, я хочу задать вам несколько вопросов.
   Я закатал грязные рукава и показал ему шишки, оставшиеся после укусов мексиканских кровопийцев.
   – Кроме отдыха, мне еще нужна медицинская помощь. Вопросы могут подождать.
   Мною занялся интерн. Он хотел уложить меня на носилки, но я отказался и прошел за ним к машине «Скорой помощи», оставив Джексона в одиночестве стоять на солнцепеке и пялиться мне вслед с видом акулы, бросившейся за чей-то сочной ножкой и промахнувшейся.
   Меня доставили в клинику, основанную Эссексом. Там я попал в руки миловидной медсестры. Обрабатывая мои царапины и укусы, она мило щебетала, подобострастно заглядывая мне в глаза, и я просто чувствовал, как аура всемогущего Эссекса обволакивает меня. Будь я президентом Соединенных Штатов, и то не снискал бы к себе большего уважения.
   Но это, конечно, был еще далеко не конец. Как только все укусы были обработаны надлежащим образом – некоторые из них загноились, и с ними пришлось повозиться, – как только я немного отдохнул, ко мне явился Уэс Джексон. Он не принес с собой ни спелого винограда, ни апельсинов, ни цветов, а привел вместо этого блеклого человечка, представленного мне в качестве Генри Лукаса, эксперта по авиатехнике из страховой компании, в которой был застрахован «Кондор».
   У меня было достаточно времени, чтобы приготовиться к подобной встрече, и я не потратил его даром.
   Я сидел в удобном кресле у раскрытого окна с видом на бухту Парадиз-Сити, заполненную яхтами. Джексон с Лукасом придвинули себе по стулу, и Джексон поинтересовался, как я себя чувствую.
   Я ответил, что уже лучше.
   – Мистер Крейн, мы нуждаемся во всей информации, какую вы только сможете нам дать, – продолжил Джексон. – Что же случилось? Не торопитесь, просто расскажите нам все с самого начала.
   – Хотел бы вам помочь, но… – проговорил я с маской страдания на лице. – Все произошло так неожиданно…
   Лукас перебил меня голосом, похожим на шорох гравия:
   – Вы авиаинженер. Верно?
   Я кивнул.
   – И вы не знаете, что произошло?
   – Смешно звучит, правда? Но это действительно так. Я был на кухне и готовил пищу, когда мы вошли в штопор. До того момента все работало отлично. Меня швырнуло через всю кухню, я ударился головой о дверцу холодильника и потерял сознание.
   Последовало длительное молчание, в течение которого оба инквизитора внимательно смотрели на меня, а я – так же внимательно – на них.
   – Вы готовили пищу? – Джексон наклонился ко мне. – Но, мистер Крейн, насколько я понимаю, вы втроем успели перед полетом подкрепиться бифштексами.
   «Хитер, сукин сын», – подумал я и ответил:
   – Все так, но у Ольсона не было аппетита. Он едва прикоснулся к еде. – Это можно было проверить. – Потом он проголодался и попросил меня приготовить ему сандвич. Как раз когда я занимался этим, все и произошло.
   – Вы хотите сказать, что до того момента, как самолет вошел в штопор, вы и понятия не имели о том, что на борту проблемы? – спросил Лукас. – Эрскин радировал, что двигатели в огне. Вы не знали об этом?
   Я изобразил на лице самое тупое выражение, на которое только был способен:
   – Впервые слышу об этом. Все, что мне известно, так это то, что я пролетел через всю кухню и отрубился. – Затем, поскольку они напряженно молчали, я продолжил: – Следующее, что я помню – в салон начала проникать вода. Я решил, что надо выбираться оттуда, по пути натолкнулся на миссис Эссекс и помог ей выбраться через запасной выход. Вокруг плавало множество обломков. Я прицепился к большому куску обшивки и помог миссис Эссекс удержаться наплаву. Я видел, как самолет затонул. – Я подпустил в голос жалостливые нотки. – Это было тяжело, но мы добрались до берега.
   Повисла мертвая тишина. Никто из них даже не притворялся, что верит мне. Наконец, словно набрав перед этим в рот лимонного сока, Джексон произнес:
   – Все именно так, как рассказывала миссис Эссекс.
   Я улыбнулся ему:
   – Если миссис Эссекс рассказала, что произошло, и я рассказал, что произошло, значит, это произошло.
   Следующую паузу нарушил Лукас:
   – Я принес карту, мистер Крейн. Не могли бы вы указать место, где произошла катастрофа?
   – Сожалею. Кажется, вы совсем не следите за моими словами, – вздохнул я. – Я же говорил вам, что, когда произошла катастрофа, я готовил сандвич. Разве Ольсон не передал в диспетчерскую свои координаты?
   – Так вы не можете указать точное местоположение обломков?
   – Сожалею.
   – У вас нет собственных предположений о причинах катастрофы? Эрскин передал, что двигатели горят и система пожаротушения отказала. Можете ли вы сказать, почему это произошло?
   Я был уверен, что они зададут этот вопрос, и был готов к нему. Я пустился в смутные технические рассуждения, которые Лукас с каменным лицом внимательно выслушал. Я не убедил этими разглагольствованиями ни его, ни самого себя, но Джексон тоже слушал меня, а именно его отношение заботило меня в тот момент.
   – Если бы я находился в летной кабине, когда воздухозаборники оказались охвачены пламенем, если бы я мог видеть показания датчиков, я был бы более полезен вам, – заключил я. – Но я был на кухне и готовил сандвич.
   Лукас сунул мне карту Мексиканского залива.
   – Можете ли вы указать примерный район падения?
   Взглянув на карту, я пожал плечами:
   – Может быть, милях в пятидесяти от Пресаго… Я не знаю. Мы с миссис Эссекс провели в море около двенадцати часов, нас несло течением. Может быть, в шестидесяти милях… Мои предположения на этот счет будут не точнее ваших. Я просто не знаю.
   Лукас сложил карту и сунул ее в карман.
   – Мы отправили вертолеты на поиски места катастрофы. До сих пор ничего не прояснилось.
   – Если они будут искать достаточно тщательно, то, безусловно, найдут самолет, и если после этого вам удастся достать черный ящик, то можно будет точно установить, что же произошло на самом деле.
   Поднявшись со стульев, они еще раз испытующе посмотрели на меня, и Джексон произнес:
   – Мистер Крейн, мистер Эссекс желает вас видеть. Я зайду за вами сюда завтра утром, в десять.
   – Отлично.
   Никто из них не протянул мне руки. Лукас продолжал изучать меня долгим, тусклым взглядом, который я с лихвой вернул ему, а Джексон лишь выдавил из себя очередное подобие улыбки. Пока Лейн Эссекс желал меня видеть, я все еще оставался для его шестерки парнем с золотым нимбом над головой.

   Уэс Джексон открыл полированную дверь красного дерева, пропустил меня вперед и объявил:
   – Мистер Крейн, сэр.
   Я вошел в просторный кабинет с живописным видом из окна на Парадиз-Сити. Передо мной оказался широкий письменный стол, оборудованный батареей телефонов и обычными безделушками, предназначенными для высокого делопроизводства.
   За столом восседал Лейн Эссекс.
   Я никогда не видел его фотографий и задавался иногда вопросом, как он может выглядеть. С первого же взгляда на этого маленького лысого человечка лет пятидесяти пяти, в тяжелых роговых очках, с воробьиным клювом вместо носа и тонкими, жесткими губами, я понял, почему миссис Виктория Эссекс все время поглядывала на сторону.
   – Входи, Крейн. – Голос вполне подходил его хозяину. – Садись.
   Я сел в кресло возле стола. Рассмотрев владельца кабинета поближе и взглянув ему в лицо, я понял и то, каким образом он сколотил многомиллиардное состояние: взгляд его серо-стальных глаз прошел сквозь меня, как сварочный аппарат.
   – Миссис Эссекс рассказывала о тебе. Ты вроде как спас ей жизнь. Теперь моя очередь воздать тебе должное. Я полистал твое личное дело. О тебе хорошо отзывался Локхид. Ты готов принять управление моим аэродромом?
   – Да, сэр.
   – Я хочу, чтобы был построен другой «Кондор». Возьмешься за это?
   – Буду рад, сэр.
   Зажужжал телефон, и Эссекс махнул Джексону, который сразу же подхватил трубку, послушал и что-то тихо ответил.
   “Ты можешь сделать себе хорошую карьеру, Крейн, – продолжал Эссекс. – Я хочу, чтобы ты помнил, что в этих стенах не существует слова «невозможно». У тебя будет вся финансовая поддержка, которая только потребуется, но никогда не приходи и не говори мне, что то, чего я хочу, не может быть выполнено. Если ты сделаешь это, будешь уволен.
   – Я понял, сэр.
   Джексон повесил трубку. Эссекс посмотрел на него.
   – Крейн принимает на себя управление аэродромом и монтаж нового «Кондора», – произнес он. – Будешь выплачивать ему пятьдесят тысяч в год. – Он перевел взгляд на меня. – Ты женат?
   – Нет, сэр.
   – Дашь ему одни из наших лучших апартаментов, хорошую машину и кого-нибудь, кто будет присматривать за домом. – Он снова обратился ко мне: – У тебя есть банковский счет?
   – Не здесь, сэр.
   Эссекс повернулся к Джексону:
   – Откроешь на него счет в Национальном банке Флориды, сразу положишь туда двадцать тысяч долларов – это бонус. Будешь платить ему ежемесячно. – Он опять взглянул на меня: – Доволен?
   – Большое спасибо, сэр… – Я был ошеломлен.
   – Возьмешь недельный отпуск. Эти укусы выглядят достаточно серьезно. Явишься к Джексону в следующий понедельник. – И он махнул рукой, отпуская меня.
   Джексон вышел вместе со мной из кабинета и притворил дверь так, словно она была сделана из стекла. Сохраняя молчание, он провел меня по коридору в другую просторную комнату, но уже без живописного вида.
   – Я все устрою для вас, Крейн, – сказал он. – А вы пока побудьте здесь.
   – Спасибо, Джексон, – ответил я.
   Его лицо окаменело, и он уставился на меня изподлобья. Я тоже смотрел на него. Он напряженно жевал нижнюю губу. Я видел – он хочет напомнить, что все еще является для меня «мистером» Джексоном, но мой взгляд остановил его. Подойдя к телефону, он снял трубку и попросил соединить его с мисс Бернс.
   – Мисс Бернс – наш специалист по связям с общественностью, – пояснил он. – Она позаботится о вас.
   Мисс Бернс оказалась стройной, умудренной опытом женщиной лет тридцати шести, светловолосой, с проницательными карими глазами и волевым подбородком. Мне стало немного не по себе, когда Джексон принялся инструктировать ее относительно апартаментов, машины, банковского счета и всего остального. Похоронным голосом он отдал последние распоряжения и, наконец закончив, бросил мне:
   – Значит, в понедельник в девять, Крейн.
   – О’кей. Ну, пока, Джексон. Спасибо за заботу. – Я заметил, как глаза мисс Бернс едва не выскочили из орбит. Когда Джексон уже не мог нас слышать, она повернулась ко мне и окинула внимательным взглядом:
   – Что вы сделали? Спасли Эссекса от банкротства?
   – Я спас жизнь миссис Лейн Эссекс.
   Она скривилась:
   – Никто другой и не подумал бы это сделать, так что вы действительно герой.
   Спустя четыре часа я уже обосновался в трехкомнатных апартаментах люкс с видом на море, в гараже уже стоял красный хромированный «кадиллак» с откидным верхом, в банке уже лежали двадцать тысяч, а впереди у меня были шесть дней отдыха.
   Я обзавелся приличным гардеробом – без особых претензий, но достаточно дорогим, – и, если сделать скидку на общую усталость и ссадины на лице, выглядел вполне презентабельно.
   Сев в «кадиллак», я поехал в галерею к Кендрику.
   Луис де Марни поспешно провел меня к нему в кабинет. Жирный, подозрительный слизняк расхаживал по комнате и сосредоточенно догрызал остатки ногтей.
   – Ради всего святого! Что произошло? – взорвался он, едва я опустился в кресло.
   Я рассказал ему все как есть, ничего не утаивая. Он слушал, обильно потея и время от времени снимая свой оранжевый парик, чтобы протереть лысину.
   – Вот так, – заключил я. – Полный провал. Ты знал, что у Берни слабое сердце?
   – Конечно нет! Ты же не думаешь, дорогуша, что я позволил бы ему взяться за такую операцию, если бы знал. А что с деньгами?
   – Я верну их Орцозо. Это в моих силах. Надо, чтобы он держал язык за зубами, так? Если выяснится, что самолет грохнулся в джунгли, а не в море, у всех у нас начнутся большие неприятности – включая тебя.
   – Я поговорю с ним. Если он получит назад свои деньги, то не станет предъявлять нам никаких претензий. – Кендрик посмотрел на меня и нервно оскалился: – Ты должен мне две тысячи долларов, голуба.
   – Спишешь на налоги. – Я поднялся. – Если ты уговоришь Орцозо, все будет чисто. Страховые агенты рыщут в поисках места катастрофы, так что тебе лучше поскорее посоветовать Орцозо привести его в порядок. Как мне лучше вернуть ему деньги?
   Кендрик уставился на меня:
   – Ты действительно хочешь сказать, дорогуша, что собираешься расстаться с полутора миллионами долларов?
   – Да. Они мне не нужны. Я получил работу у Эссекса. Я люблю работать. Так что мне делать – написать в банк и сказать им, чтобы заплатили Орцозо?
   – Я поговорю с ним. Возможно, он не захочет, чтобы это было сделано таким способом. Дай мне пару дней.
   На этом мы и расстались.
   Потом я поехал в цветочный магазин и купил тридцать семь роз на длинных стебельках. На карточке я написал: «С пожеланием скорейшего выздоровления. Джек Крейн». Это выглядело достаточно нейтрально – уж я постарался, так как был уверен, что среди прислуги Эссекса уже начались пересуды. Я сказал продавщице отправить розы миссис Виктории Эссекс немедленно.
   Затем, решив, что день прошел не зря, я вернулся в новый дом, позвонил своему старику и выложил ему все новости, из которых он, похоже, понял только то, что я в безопасности, здоров и теперь собираюсь управлять аэродромом Эссекса.
   Слушая, как отец несет в ответ полную чушь, заговаривается от радости и заикается, потому что, наверное, плачет, я понял, какой сволочью был.

Глава 9

   На следующее утро я проснулся около десяти. Я хорошо отдохнул, лицо и руки приобрели нормальную форму и цвет, и чувствовал я себя превосходно. Прислуга притащила мне яичницу с беконом прямо в спальню, и я с удовольствием позавтракал. Вот как надо жить, сказал я себе. Выглянув из окна на сияющее под солнцем море, я решил, что тотчас же пойду искупаюсь, затем подцеплю какую-нибудь куколку, устрою ей роскошный ленч и покатаю на «кадиллаке». Если она окажется не слишком тупой, вытащу ее на вечер в город, а потом приведу сюда.
   Пока я смаковал первую за день сигарету, по привычке размышляя о будущем, раздался телефонный звонок.
   – Джек? Я хотела поблагодарить тебя за розы.
   Мне было очень странно слышать теперь ее голос. Мне только сейчас пришло в голову, что от этой женщины – миссис Виктории Эссекс – по-прежнему зависит вся моя жизнь. Сейчас я был любимым домашним животным Лейна Эссекса. Я управлял его аэродромом. Я должен был курировать постройку нового десятимиллионного самолета. Мне платили пятьдесят тысяч долларов в год, и он даже покрывал мои налоги. Но стоит ему узнать, чем я занимаюсь с его женой, и все это рассыплется в прах у меня на глазах.
   Я лежал в кровати, прижимая к уху телефонную трубку, и мне пришло в голову, что это была та самая работа, о которой я подсознательно мечтал всю свою жизнь – быть исполнителем, наделенным властью и всеми полномочиями, работающим на миллиардера.
   Холодное, противное чувство закралось мне в сердце. Я знал, что теперь с этой женщиной надо обращаться очень, очень осторожно. Все, кто когда-либо связывался с «Эссекс энтерпрайзис», предупреждали меня, что жена хозяина – потаскуха самого высокого полета. До сих пор мы ладили, потому что я хотел ее, а она хотела меня, но все еще могло измениться.
   – Викки! Как ты? – Я заставил себя говорить бодро и весело.
   – Поправляюсь. Ноги еще болят. Лейн сказал, что он позаботился о тебе. Ты доволен, Джек? Если нет – только скажи, и я заставлю Лейна сделать все как надо.
   Капля холодного пота побежала у меня по щеке, и я нервно смахнул ее.
   – Доволен?! Да я в восторге! Все мои мечты осуществились. Мне остается только поблагодарить тебя.
   – Хорошо. – Она помолчала. – Лейн улетает в Москву. Я еду в свой домик. Жду тебя в шесть. – И она нажала на рычажок.
   Я медленно повесил трубку.
   Все мои планы на предстоящий день рухнули. От энтузиазма и хорошего настроения не осталось и следа. Я знал, что отныне всякий раз, встречаясь с ней, буду ставить под угрозу свою карьеру. Стоит кому-нибудь увидеть нас вместе и шепнуть об этом Эссексу, и я пропал. Однако отвергать миссис Эссекс было не менее опасно.
   Мечты о счастливых часах на берегу с какой-нибудь безмозглой птичкой испарились. Я должен был ехать в домик, затерянный в лесу, и рисковать своим будущим по первому зову миссис Виктории Эссекс.
   Утро и большую часть дня я провел дома, бесцельно шатаясь по своей комнате. Я много выпил. Есть не хотелось. Затем, около пяти, я спустился в гараж, сел в «кадиллак» и поехал на место встречи.
   Сэм ждал меня на крыльце. Кивнув в знак приветствия, я отдал ему свою сумку и подумал, что сдать меня Эссексу может кто угодно – даже этот улыбчивый негр. Одно его слово повергнет меня в небытие.
   Викки лежала на диване в гостиной, потягивая сухой мартини.
   – Джек!
   – Как ты?
   На ее коже еще оставались пятна от ядовитых укусов, но все они были тщательно припудрены. Ей изумительно шло простенькое красное платьице, заканчивавшееся чуть выше колен.
   Допив мартини и поставив бокал на столик, она посмотрела на меня в упор: ее большие фиалковые глаза были полны желания.
   – Запри дверь, Джек. Я хочу тебя.
   Поворачивая ключ, я снова почувствовал, что попал в мышеловку, но, несмотря на это, я тоже ее хотел: ни один мужчина на свете не отвернулся бы от нее в тот момент.
   Наша любовь была яростной. Дважды Викки дико вскрикивала, и я съеживался при мысли о том, что за дверью может подслушивать Сэм. Наконец, судорожно вскрикнув в последний раз, она удовлетворенно улыбнулась:
   – Ты настоящий мужчина, Джек. Налей мне чего-нибудь выпить.
   Мы истребили бутылку мартини, потом Сэм принес обед, состоявший из супа из лобстеров, лососевых стейков, салата и кофе.
   Викки болтала, я слушал.
   – Я должна рассказать тебе о Лейне, – смеясь, проговорила она. – Он был действительно зол на меня за то, что я прокатилась на «Кондоре». Я никогда не видела его в таком бешенстве.
   Он выгнал бедного Томпсона, впустившего меня на борт. Если бы не мои израненные ноги, он бы, наверное, избил меня.
   Я не мог представить себе мужчину, способного избить эту женщину.
   – Как же ты будешь жить с ним дальше?
   Она расхохоталась:
   – У мужчин свои причуды. Я позволила ему вдоволь поорать, он отвел душу и тут же обо всем забыл. – Она снова засмеялась. – В конце концов, нужно же периодически устраивать хорошую разрядку.
   Мне неожиданно стало противно.
   – Викки… ты думаешь, я должен оставаться здесь на ночь? – осторожно спросил я. – Ты не думаешь, что это опасно?
   Она приподнялась на локте, глаза ее сузились:
   – Ты не хочешь остаться со мной, Джек?
   Что я наделал! Один неверный шаг, и я пропал.
   – Конечно, хочу, но я думаю о тебе. Это чертовски опасно. Кто-нибудь…
   – Здесь никого нет. – Она сладко потянулась, выгнувшись по-кошачьи. – Включи телевизор. Давай посмотрим бокс.
   Так что следующие два часа мы любовались, как два кретина лупят друг друга по морде, иногда промахиваясь, потом Сэм вернулся за грязной посудой.
   – Отнеси меня в спальню, Джек, – промурлыкала она. – Мои ноги еще болят.
   Поднять ее, отнести в спальню и положить на огромную королевскую кровать не значило для меня ровным счетом ничего. Мне очень хотелось сразу смотаться оттуда, но я прекрасно знал, что это было как раз то, чего делать было никак нельзя.
   – Раздень меня, Джек.
   Слыша, как Сэм гремит на кухне тарелками, я с неохотой принялся раздевать ее, пока она неподвижно лежала в постели и улыбалась мне. Когда я натянул на нее короткую ночную рубашку, она произнесла:
   – Прими душ, Джек. – В фиалковых глазах снова блеснула жажда любви. – Поспеши…
   Около часа ночи мы наконец заснули. С рассветом она растолкала меня, и мы снова занялись любовью. Она казалась ненасытной. Я пребывал в сладкой, томной полудреме, когда она опять разбудила меня.
   – Вставай, Джек, уже одиннадцатый час. Спрячься в соседней спальне. Сейчас придет врач.
   В полусне я вывалился в коридор, дотащился до второй спальни и рухнул на кровать, чувствуя себя так, словно меня пропустили через мясорубку. Я мгновенно заснул.
   Спустя, как мне показалось, минуту, чья-то рука осторожно потрепала меня по плечу.
   – Ленч будет готов в час, мистер Крейн, – тихо проговорил Сэм.
   Я сполз с кровати, принял холодный душ, оделся и вышел в гостиную. Чувствовал я себя неважно.
   Викки потягивала сухой мартини.
   – Привет, Джек! Ты отдохнул?
   Я с трудом изобразил улыбку:
   – Да. Я нахожу, что ты изумительно ненасытна. – Я огляделся в поисках шейкера и принялся смешивать себе коктейль. – Что сказал врачеватель?
   Она скривилась:
   – Он хотел напичкать меня антибиотиками, но я отказалась.
   – Правильно. – Я отхлебнул для храбрости полбокала мартини и сказал: – Я должен быть в городе этим утром. Это ненадолго, но мне нужно идти.
   Она внимательно посмотрела на меня:
   – Зачем?
   Достаточно было одного взгляда на нее, на эти остекленевшие фиалковые глаза, на каменную маску вместо лица, чтобы понять, что я играю с динамитом. Пришлось рассказать ей о Клоде Кендрике и Орцозо. Она слушала не перебивая.
   – Я должен все устроить с Орцозо, – заключил я. – Единственный способ – вернуть ему деньги, тогда он замнет дело. Мне нужно повидать Кендрика и покончить с этим.
   Она медленно, тихо процедила сквозь зубы:
   – Ты действительно умеешь вляпаться по самую макушку, да?
   – Я все устрою. Тебе не о чем беспокоиться.
   Наверное, мне нужно было сказать ей что-нибудь другое. Она схватила свой бокал и со злостью швырнула его через всю комнату. Бокал впечатался в стену и разлетелся вдребезги. Подавшись вперед, она уставилась на меня:
   – Беспокоиться? Мне? Какого черта ты хочешь сказать?! Если ты втянешь меня в свои грязные делишки, ты пожалеешь о том, что остался в живых! Иди и выкручивайся как знаешь, но не смей втягивать в это меня!
   – Расслабься, Викки. – Я был потрясен этой вспышкой ярости. – Тебе не на что злиться. Я все устрою.
   – Тебе действительно лучше все устроить!
   В тот момент, когда я молча смотрел в это побелевшее от гнева лицо, в ее сверкающие глаза, она потеряла для меня свое последнее очарование. Впервые в жизни я понял, почему все предупреждали меня, что это первоклассная потаскуха, и не более того.
   Когда уже я выходил из комнаты, она крикнула мне вслед:
   – И не забудь вернуться! Я хочу, чтобы ты был здесь к пяти часам!

   Клод Кендрик принял меня в своем кабинете и поприветствовал кривой усмешкой:
   – Все устроено, цыпа моя, – никаких проблем. У меня есть документ, ждущий твоей подписи. Я разговаривал с Орцозо – он все понял. По правде сказать, он не так уж недоволен: его ребятки нашли на месте крушения немало ценных вещей, которые достались ему даром.
   – Надеюсь, они прибрали не только ценные вещи?
   Кендрик осклабился:
   – Не волнуйся, голуба, никаких следов не осталось. Все в порядке. Давай, дорогуша, поставь закорючку вот здесь – так ты передашь свою компанию Орцозо.
   Я расписался именем, на которое регистрировал контору, – Джек Нортон.
   – Насколько я понимаю, мистер Эссекс собирается строить другой «Кондор»? – вкрадчиво произнес Кендрик, хитро поглядывая на меня. – Может быть, вторая попытка будет более удачной?
   – Даже не думай об этом.
   Он приподнял свой оранжевый парик, заглянул в него и водрузил на место.
   – Тогда как насчет миссис Эссекс? – Он снова покосился на меня. – Говорят, у нее в доме целые россыпи занятных побрякушек – например, бриллиантовое ожерелье и тому подобное. Я всегда обеспечу спрос, если у тебя будет что предложить.
   – Катись к черту, тюфяк, – огрызнулся я и ушел, хлопнув дверью.
   Я забрался в «каддилак». Часы на приборной панели показывали 13.30. Возвращаться в домик раньше пяти я не собирался и решил поехать в свои апартаменты. Мне нужно было хорошенько подумать.
   Я заказал обед, и его немедленно принесли. Я поел, потом зажег сигарету и уселся у открытого окна.
   Я твердил себе, что нужно продержаться всего четыре дня – стоит мне начать работать у Эссекса, и я тотчас избавлюсь от объятий Викки. Как только в понедельник утром я явлюсь к Джексону, буду в безопасности. Она не дура и понимает это. Ей придется смириться. Я буду из кожи вон лезть, чтобы оправдать оказанное мне доверие. Управление аэродромом и строительство нового «Кондора» не оставят мне времени на любовные утехи с миссис Эссекс.
   Но меня ожидали еще четыре рискованные ночи, и я потел при одной мысли об этом. Однако я утешал себя тем, что Викки рискует не меньше меня, и уж если она чувствует себя в безопасности, развлекаясь со мной, то что же мне беспокоиться?
   В этот момент в дверь позвонили.
   Не в силах представить себе на пороге никого, кроме официанта, вернувшегося за подносом, я поднялся и открыл.
   Есть выражение «выпрыгнуть из собственной шкуры». Это преувеличение, конечно, никто не в состоянии выпрыгнуть из собственной шкуры, но это вполне можно проделать в ментальном плане. В такой момент кровь отливает у вас от лица, вы холодеете и на долгое время забываете, как нужно дышать. Именно это и произошло со мной, когда я увидел Пам Осборн, стоявшую в дверях.
   Ошибки быть не могло – это была она, с каскадом вьющихся золотистых волос, высокими скулами и огромными зелеными глазами. На ней были белые брюки и веселенькая ярко-голубая блузка. Белоснежные зубы она обнажила в оскале голодной пантеры.
   – Привет, Джек! – радостно воскликнула Пам. – Удивлен?
   Я посторонился, и она прошла в комнату, затворив за собой дверь.
   Пам!
   С того момента, как я настоял на том, что эта девица не полетит на «Кондоре», а будет ждать нас в Мериде, она полностью вылетела у меня из головы. И теперь она была здесь: последняя фатальная ниточка между мной и угоном самолета. После разговора с Кендриком я искренне поверил, что отныне и вовеки веков огражден от всех неприятностей. Я также верил, что сумею обезопасить себя от Викки, которой быстро наскучу, когда выяснится, что не смогу бежать к ней по первому писку. До сих пор мое будущее выглядело достаточно благополучным, но теперь… уже нет.
   Я стоял и смотрел, как Пам молча выбирает кресло, устраивается в нем и закидывает ногу на ногу.
   – Я так счастлива, Джек, что ты со свистом продвинулся по лестнице жизни, – проворковала она, открывая сумочку и доставая оттуда пачку сигарет. – Я беседовала с Долли Бернс – она моя лучшая подруга. Так ты теперь ходишь у Эссекса в любимчиках? – Она взглянула на меня: ненависть в ее глазах пугала. – Пятьдесят тысяч в год, свободен от налогов, владеешь таким милым гнездышком, «кадиллаком» и титулом Мистер Большая Шишка на аэродроме. Как чудесно!
   Я тоже уселся и, оправившись от шока, включил мозги, которые сразу принялись за работу.
   – Фантастика, правда? – Я знал, что мой голос немного дрожит, но ничего не мог с этим поделать. – Такие дела, Пам. Бедняга Берни. Я понятия не имел, что у него проблемы с сердцем. А ты?
   – Я тоже ничего не знала. – Она закурила. – Я собираюсь на его похороны – это все, что я могу для него сделать. Надеюсь, что ты тоже будешь там.
   Мурашки забегали у меня по спине.
   – Я знаю, что ты и Берни…
   – Хватит о Берни, – перебила она. – Он мертв. Поговорим обо мне.
   – Конечно, – закивал я и без всякой надежды предположил: – Ты хочешь вернуться на работу, Пам? Я могу это устроить.
   – Как мило с твоей стороны, Джек. Но извини, теперь у меня другие планы – мне нужно нечто большее…
   Значит, шантаж.
   Логичное решение тут же пришло мне в голову. Пам заявилась ко мне одна. Предположим, я убью ее – остановит ли это кошмар, который начинал медленно засасывать меня? Допустим, остановит, но что я буду делать с трупом?
   – Чем я могу помочь тебе?
   – Я разговаривала с Клодом. Он сказал мне, что ты вернул все деньги Орцозо. – Она затянулась сигаретой и выпустила дым в мою сторону. – Берни собирался жениться на мне. На двоих у нас должен был быть миллион долларов. Хотела бы я иметь миллион долларов.
   Я кивнул:
   – Кто бы не хотел?
   Пам стряхнула пепел на ковер.
   – Я провела пять дней в отеле «Континенталь» в Мериде. – Она окинула меня ледяным взглядом зеленых глаз. – Это могли бы быть пустые, тоскливые дни, но, к счастью, меня подцепил Хуан.
   – Ты всегда умела находить себе друзей, – сказал я.
   – Перестань, Джек! Ты не понял: Хуан Аулестрия. Помнишь такого? Он работает… то есть работал на Орцозо. Теперь вспомнил?
   Память услужливо нарисовала мне образ высокого, худого человека с гладкими, длинными волосами и повадками змеи, и мое сердце стало давать перебои.
   – Хуан был очень добр ко мне, – продолжала Пам. – Он и сейчас со мной, мы остановились в «Хилтоне». Он подумал, что будет более тактично, если сначала тебя повидаю я, а сам он поговорит с тобой после. – Ее губы растянулись в некотором подобии улыбки. – Хуан изумительно тактичен.
   Меня затошнило от этой игры в кошки-мышки. Теперь я видел, что она загнала меня в угол, и поздравил себя с тем, что до сих пор не наделал никаких глупостей – например, не убил ее. Аулестрия был слишком опасен.
   – Хватит болтать, – процедил я сквозь зубы. – Перейдем к делу. Что тебе нужно?
   Она вынула из сумочки конверт и бросила его мне на колени.
   – Взгляни, Джек.
   Конверт содержал в себе три отличные фотографии разбитого «Кондора», лежащего посреди джунглей. Ошибки быть не могло – его название и бортовой номер четко просматривались на фюзеляже. Четвертый снимок заставил меня вздрогнуть: на нем было запечатлено тело Эрскина с кровавым пятном под головой.
   – Это на случай, если ты не понял, – сказала Пам. – А я уверена, что ты все понял: что мог делать Гарри вне кабины пилотов в момент катастрофы?
   Я положил фотографии на стол.
   – Ну и что? – спросил я, закуривая. Я был удивлен тем, что мои руки нисколько не дрожали.
   – Разве этого недостаточно? – Она насмешливо подняла брови.
   – Ты можешь доболтаться до неприятностей, детка. Ты – соучастница преступления.
   – Докажи. Я была подружкой Берни. Он сказал мне, чтобы я ждала его в Мериде. Я понятия не имею, что вы там затевали втроем. Кстати, Хуан собирается поговорить с людьми из страховой компании – если, конечно, ты не разубедишь его в этом.
   – О’кей. Так какой откуп?
   – Пятьсот тысяч долларов – моя половина денег Берни.
   Я не поверил своим ушам и вылупил на нее глаза:
   – Ты шутишь!
   – Нет, Джек.
   – И где же, по-твоему, я раздобуду такие деньги?
   – У потаскушки Эссекс – где же еще?
   – Ты с ума сошла! Да она меня убьет на месте!
   Пам расплылась в триумфальной улыбке:
   – Она заплатит, – и достала еще одну фотографию. – Я не додумалась бы до этого, но со мной был Хуан. Он приставил к тебе человека с того самого момента, как ты вернулся. – Она протянула мне снимок. – Пятьсот тысяч долларов – ничто для нее. Она заплатит, чтобы эта картинка лежала подальше от мистера Лейна Эссекса.
   Я опустил глаза на фотографию. На ней был я сам, подающий Сэму свою дорожную сумку.
   Пам оставила после себя запах дешевых духов и пять проклятых фотографий. Перед самым уходом она сообщила, что Аулестрия свяжется со мной. «Теперь он под подозрением, Джек, и не может ждать долго. Повидай эту дрянь и реши нашу проблему.»
   Я попытался представить себе, как отреагирует на это Викки. Я-то пропал – сомнений не было, но могу ли я еще оградить ее от этого кошмара? Если Сэм выстоит под давлением, то фотография будет не так уж опасна – Викки может сказать мужу, что она уступила мне домик на время отпуска и ни разу не появлялась там. Немного поразмыслив, я понял, что надежды напрасны – Сэм не выдержит допроса, который ему устроит Эссекс.
   Так что же делать?
   Я собрал фотографии обратно в конверт и сунул его в карман. Закурив, я снова попытался найти выход. Первой мыслью было заманить Пам и Аулестрию в ловушку и убить их обоих, но это тоже была полнейшая чушь. Аулестрия не дурак и наверняка предпринял меры предосторожности, доверив другой набор фотографий надежному человеку с пометкой «На случай моей смерти». Если бы Пам действовала в одиночку, я мог бы с ней справиться, но Аулестрию мне не достать.
   И снова я подумал о Викки. Я просто трачу время, пытаясь найти выход самостоятельно – нужно обсудить это с ней. Я вздрогнул при мысли о предстоящей мне сцене. «Если ты втянешь меня в свои грязные делишки, ты пожалеешь о том, что остался в живых!» Теперь она уже была втянута, поскольку спала со мной, поскольку не могла меня сдать, поскольку лгала о катастрофе не только Эссексу, но и страховым агентам.
   Я посмотрел на часы: было без четверти три.
   Усилием воли заставив себя подняться, я вышел из своих апартаментов и поехал к ней. Эту дорогу я не забуду до конца своих дней. Чем ближе я подбирался к домику в лесу, тем сильнее мне хотелось повернуть назад. Я уже видел ее в ярости, знал, на что она способна, и теперь вздрагивал при мысли о том, как она отреагирует, когда узнает, насколько увязла во всем этом.
   Еще я думал о том, сколько лет мне придется провести за решеткой. Как минимум, пятнадцать. К тому времени, как меня выпустят, я превращусь в старую развалину. Впервые за день я вспомнил о своем отце. Это убьет его – я был уверен.
   Я подрулил к домику, и Сэм, сияя белоснежной улыбкой, распахнул передо мной дверь.
   Викки лежала на диване в гостиной, листая «Вог». Остановившись на пороге, я посмотрел на нее. Она отложила журнал и улыбнулась:
   – Привет, Джек! Как это мило – ты приехал раньше, чем обещал. – Она похлопала по дивану: – Иди же сюда, поцелуй меня.
   Я шагнул в гостиную, захлопнул дверь и привалился к ней спиной.
   Викки заломила бровь:
   – Ну же, Джек! Иди сюда. Ты что, обиделся? Я же не со зла – просто потеряла рассудок. Я схожу по тебе с ума. Ты все уладил?
   – Можешь начинать снова сходить с ума, – сказал я и бросил ей конверт.
   Фиалковые глаза снова холодно блеснули. Страстная, голодная улыбка исчезла с ее губ.
   – Что это такое? – Она посмотрела на конверт, но не прикоснулась к нему. – Что это?
   Я подошел к дивану, взял конверт, вынул из него пять фотографий и разложил их у нее на коленях.
   Она взглянула на них, затем подняла каждую по отдельности и внимательно изучила. Наконец она добралась до той, где были мы с Сэмом. Она рассматривала ее дольше остальных, потом сложила их все вместе и протянула мне.
   – Сколько?
   Несмотря на то что ее лицо снова превратилось в каменную маску и побледнело, а глаза засверкали, она была фантастически спокойна. Я мог с уверенностью сказать об этом по тому, как ее грудь размеренно ходила под блузкой – сердце работало в обычном ритме.
   – Сколько? – повторила она.
   Это была потрясающая женщина. Она не стала тратить время на эмоции, и взрыв, которого я так боялся, не прогремел.
   – Пятьсот тысяч долларов… Полмиллиона.
   – А ты – дорогой любовник.
   Я промолчал.
   – Что ж, это еще не конец света. Сядь сюда. – Она указала на кресло рядом с диваном. – Расскажи поподробнее.
   Я сел и пока рассказывал ей о Пам и Аулестрии, она неподвижно лежала, рассматривая свои ногти.
   – Конечно, полмиллиона их не остановят, – проговорила она, словно обращаясь к самой себе. – Я заплачу им, и они снова вернутся: шантажисты всегда возвращаются. – Она подняла глаза и оценивающе посмотрела на меня: – Ты убил Эрскина. Можешь убить их?
   – Да, но этим проблемы не решить. Аулестрия наверняка принял меры предосторожности.
   Она кивнула:
   – Альтернатива: я иду к мужу и говорю ему, что была дурой и теперь надеюсь на его доброту.
   Мне снова показалось, что она разговаривает сама с собой.
   – Так и сделай. – Я нервно напомнил ей о своем присутствии.
   Она взглянула на меня:
   – Ты маленький человек, так ведь, Джек? И думаешь теперь о том, что с тобой будет?
   – Я хочу вытащить тебя из этой заварухи.
   – Ты? – усмехнулась она. – Ну, это уже кое-что. У меня есть полмиллиона. Что ты предлагаешь? Заплатить им? Нет проблем, но повторяю: они придут снова.
   Теперь уже была моя очередь таращить на нее глаза.
   – Ты хочешь сказать, что можешь найти пятьсот тысяч долларов? – прохрипел я.
   – Конечно. Это просто. Вопрос в том, должны ли мы делать это?
   Мои мозги принялись за работу.
   Если она сможет достать деньги и если эти двое удовлетворятся такой выручкой, то я чист. У меня даже будет возможность сохранить свою должность в «Эссекс энтерпрайзис».
   – Это решение, – ответил я, стараясь не выдать своего восторга.
   – Значит, так тому и быть. Да… как ты выразился, это решение. – Викки затушила окурок. – Что ж, тогда заплатим им. – Она окинула меня взглядом. – На встречу с ними пойдешь ты – мне нельзя… Значит, ты думаешь, мы можем доверять им?
   Я-то, конечно, так не думал, но не собирался говорить об этом. Я был слишком решительно настроен отвести от себя опасность.
   – Получив такие деньжищи, они обалдеют от счастья и больше тебя никогда не побеспокоят – не станут рисковать, – стараясь говорить убедительно, заверил я ее. – Господи! Полмиллиона!
   – Они в «Хилтоне», так ты сказал? Свяжись с ними. Давай покончим с этим.
   – Ты серьезно, Викки? Ты согласна заплатить им?
   – Да. Лейн вышвырнул десять миллионов на один самолет, теперь собирается строить другой, – пожала она плечами. – В конце концов, что такое полмиллиона долларов?
   Не давая ей шанса передумать, я позвонил в «Хилтон» и спросил мистера Аулестрию. После паузы в трубке прозвучал мужской голос:
   – Аулестрия слушает.
   – Это Крейн. Я согласен. Когда встретимся?
   – Завтра в одиннадцать. Здесь, – ответил Аулестрия и повесил трубку.
   – Завтра в «Хилтоне» в одиннадцать, – передал я Викки.
   – Мне нужно два дня, чтобы собрать деньги. Узнай, как он хочет получить их. – Ее фиалковые глаза были совершенно непроницаемы. – Теперь уходи. Я должна поговорить со своим брокером. – И тут она щелкнула пальцами. – Иди домой.
   У меня всегда было предчувствие, что рано или поздно это случится – она станет общаться со мной на уровне щелчков пальцами, как общалась с другими своими рабами, но сейчас я не придал этому большого значения. Я был слишком благодарен ей за то, что все обошлось без бешеных сцен, что она согласилась заплатить и что мое светлое будущее не потемнело из-за такой чепухи.
   – Я все узнаю, – пообещал я и двинулся к двери.
   Она уже взялась за телефон и даже не посмотрела в мою сторону, так что я просто вышел на улицу, забрал из гаража «кадиллак», о котором позаботился Сэм, и поехал к себе.
   Я не сомневался, что Аулестрия, получив деньги, снова прижмет ее. Но, в конце концов, она так баснословно богата, что может себе это позволить.
   Да… мое будущее снова просветлело.

   На следующее утро я прибыл в «Хилтон» за несколько минут до одиннадцати. Пока я спрашивал у портье, где найти мистера Аулестрию, в фойе вошел человек, проходя мимо, толкнул меня и сразу же извинился. Я тогда подумал, что от таких безглазых придурков, без конца налетающих на нормальных людей, деваться некуда, и сразу забыл о нем, но позже не раз вспоминал этот инцидент.
   Аулестрия встретил меня в большой комнате с двуспальной кроватью и обычными хилтонскими штучками. Пам сидела у окна. Она не обернулась, когда Аулестрия впустил меня в номер.
   – А, мистер Крейн, – сказал он, улыбаясь своей змеиной улыбкой. – Рад снова видеть вас. – Он торопливо притворил дверь. – Так она согласна заплатить?
   – Именно так.
   – Как мудро с ее стороны. У нее есть пятьсот тысяч долларов?
   – Да
   – Что ж… это несколько неожиданно. Я, признаться, ждал, что она начнет торговаться. Однако это радует. Я хочу получить деньги в чеках на предъявителя.
   – Это можно устроить. Мне нужны все фотографии, все негативы и подтверждение того, что этот дружеский обмен прекратит наши отношения.
   – Вы, безусловно, получите фотографии и негативы, а вот подтверждения я предоставить вам не смогу.
   – Это означает, что вы явитесь снова?
   – Мистер Крейн! Уверяю вас: мы будем полностью удовлетворены полумиллионом долларов. Правда, Пам?
   Она ответила, не оборачиваясь:
   – Как ты, так и я, Хуан.
   – Ну вот видите, мистер Крейн? Когда деньги будут готовы?
   – Послезавтра.
   – Отлично, но не позднее. Принесите чеки сюда к десяти утра. Не опаздывайте. Нам нужно успеть на самолет.
   Он проводил меня до двери.
   – Какой вы везучий человек, мистер Крейн.
   Я оглянулся.
   – Вы так считаете?
   – А вы – нет? – И он поклонился на прощанье.
   Я вернулся в свои апартаменты и позвонил Викки.
   – Чеки? – Пауза. – Хорошо. Сэм принесет их тебе завтра вечером. – И она дала отбой.
   Положив трубку, я уставился в открытое окно. Что-то было не так во всем, что происходило со мной за последние дни, и это начинало меня беспокоить. Я ждал от этой женщины дикого выплеска ярости – этого не произошло. Я был готов поспорить, что она не расстанется с полумиллионом долларов, но она кротко согласилась на это. Единственное, в чем я не ошибся, это в том, что она таки начала щелкать мне пальцами.
   Я пытался убедить себя, что, заплатив пятьсот тысяч, она отделается малой кровью. Как и муж, она была богата до безобразия, и подобная сумма для нее – все равно что сотня долларов для меня. И все же что-то не совпадало. Слишком уж странно она себя вела. И пока я сидел так, любуясь закатом, края моего светлого будущего снова начали потихоньку темнеть.
   Поев, я побродил по городу, потом вернулся и лег в постель, но заснуть так и не смог. К двум часам я был уже не в силах бороться с мрачными мыслями. Три таблетки снотворного принесли долгожданное забытье.
   Я проспал до полудня. Остаток дня казался бесконечным. Я не знал, что мне с собой делать. Подумав о Викки, я вдруг страстно захотел ее близости, но знал, что с этим покончено. Щелчок пальцами и равнодушие в фиалковых глазах объяснили мне это яснее ясного.
   Спустившись в бар, я заказал двойной скотч и сандвич с курицей, поел без аппетита и поехал на побережье. Безмозглые куколки присутствовали там в изобилии, но они меня больше не интересовали. Сидя в машине, я до самого заката смотрел на море, и все это время тревожные мысли не оставляли меня ни на минуту. Вернувшись домой, я включил телевизор и пару часов тупо таращился на экран.
   Следующий день стал точной копией предыдущего. Я изо всех сил старался успокоиться. Завтра мы покончим с Аулестрией, твердил я себе. Еще через день я явлюсь к Уэсу Джексону и приступлю к исполнению своих обязанностей. Я был уверен, что, как только начну работать, все мои проблемы исчезнут сами собой. Я попытался задуматься над тем, что должен буду сделать в первую очередь, вступив на должность управляющего аэродромом, и даже набросал примерный план действий в блокноте, но это не помогло.
   Около семи в дверь позвонили. Я впустил Сэма. Он протянул мне толстый конверт.
   – Как она, Сэм? – спросил я.
   – Она в порядке, мистер Крейн. Она всегда в порядке… Я зашел попрощаться. Мне надо ехать.
   – Что ты хочешь сказать?
   Он грустно улыбнулся:
   – Миссис Эссекс больше не нуждается в моих услугах.
   – Ты имеешь в виду, что она указала тебе на дверь?
   – Именно так, мистер Крейн.
   – И что же ты собираешься делать? – Я был потрясен.
   – Перебьюсь как-нибудь. У меня есть сбережения. Поеду домой.
   – Ты хочешь сказать, что она выбросила тебя… да?
   – Иногда такое случается. Она – сложная леди. Если положение вещей совпадает с ее настроением, все хорошо. Но настроение у нее меняется слишком часто.
   – Прости меня, Сэм. Это ведь я виноват, да?
   Его симпатичное, добродушное лицо расплылось в жалкой улыбке:
   – Если бы это были не вы, нашелся бы кто-нибудь другой. – Он вытер ладонь о брюки и протянул ее мне. – Ну, всего доброго, мистер Крейн, рад был познакомиться с вами.
   Мы пожали друг другу руки, и он ушел.
   Может ли это случиться и со мной? – думал я. Когда все будет позади и Аулестрия исчезнет из моей жизни, мне тоже покажут на дверь? Я плюхнулся в кресло.
   Да. Это писано черным по белому. Меня отправят в отставку, так же как и Сэма. Мне придется уйти – в этом можно не сомневаться.
   Я взглянул на конверт, который все еще держал в руке, и разорвал его. Там были пять банковских чеков на предъявителя, по сто тысяч долларов каждый. Я мог сесть в «кадиллак» и смыться. Чеки можно было обналичить в любой момент. Я мог, но не собирался делать этого.
   Я остался на месте и задумался. Мои перспективы рушились к чертям. Что же со мной будет?
   Вдруг я почувствовал, что мне не хватает домашнего уюта и простой ласки, а на целом свете был лишь один человек, который мог дать мне это.
   Мой старик снял трубку.
   – Вот это сюрприз. – Его голос звучал устало. – Как ты, Джек?
   – Хорошо. Просто подумал о тебе. С работой что-то не сладилось. Тот гараж все еще продается?
   – Возможно. Не знаю. Но я спрошу. Ты правда хочешь вернуться, Джек?
   – Может быть. Все равно спроси – на всякий случай. – У меня в банке лежали двадцать тысяч Эссекса. Я не стану обузой своему старику. – Как там твой сад?
   – Чудесно. Розы никогда еще не были так хороши… Джек… – Я слышал, как участилось его дыхание. Усталость исчезла из его голоса. – Ты едешь домой?
   – Может быть, папа. Я скажу точно через некоторое время. Да… Наверное, я вернусь.
   – Хорошо, сынок. Рад слышать.
   – Не буду больше отрывать тебя от дел. Пока, папа. – И я нажал на рычажок.
   Снотворное мне в ту ночь не понадобилось.

   Когда на следующий день я садился в «кадиллак», мне пришло в голову, что я, может быть, в последний раз пользуюсь им. Это была отличная машина, и я с легкой грустью запустил двигатель. Вскоре я притормозил возле «Хилтона». Где-то вдалеке церковь отбивала часы. Сжимая конверт с чеками, я поднялся по ступенькам и вошел в солидное фойе. В лифте я подумал, что еще несколько минут, и все будет кончено.
   Пройдя по коридору, я постучался в дверь Аулестрии. Она немедленно распахнулась, и мексиканец посторонился, пропуская меня. Шагнув в коридор, он посмотрел по сторонам и вернулся в номер.
   Пам стояла возле окна. На ней был легкий пыльник, рядом стояли два дорогих на вид чемодана.
   – Вы принесли чеки, мистер Крейн? – спросил Аулестрия.
   – Принес. – Достав бумажки из конверта, я помахал ими у него перед носом. Не пытаясь взять их из моих рук, он только посмотрел на них и кивнул.
   – Превосходно. – Он достал из кармана пакет. – Вот фотографии и негативы. Возьмите их, а я возьму чеки.
   Мы поменялись. Я проверил содержимое пакета и поинтересовался:
   – Сколько копий вы оставили на будущее?
   – Мистер Крейн… пожалуйста, не нужно задавать глупых вопросов. Вы можете полностью доверять мне, – улыбнулся он. – Нет никаких копий. Даю вам слово. Миссис Эссекс может спать спокойно.
   – Вы пожалеете, если снова попытаетесь обратиться к ней, – сказал я. – Впрочем, это уже не мое дело.
   – Все будет по-честному, мистер Крейн.
   – Я просто предупредил вас. На всякий случай. – Развернувшись, я вышел из номера и на лифте спустился в фойе.
   Я засовывал пакет с фотографиями в нагрудный карман, когда услышал за спиной вежливый голос:
   – Я возьму их, Крейн.
   Я обернулся, и мое сердце подпрыгнуло: прямо передо мной стоял Уэс Джексон, демонстрируя мне свою акулью улыбку. Он протянул пухлую руку:
   – Я представляю миссис Эссекс. Она попросила меня забрать у вас эти фотографии.
   – Она получит их, но от меня.
   – Она предвидела вашу реакцию. – Он подал мне сложенный пополам лист бумаги. – Вот подтверждение. – Пронзительный взгляд его маленьких глазок буравил мое лицо. – Она больше не хочет вас видеть.
   Я развернул листок.

   «Джеку Крейну.
   Передайте фотографии мистеру Джексону. С этого момента вы больше не заняты в «Эссекс энтерпрайзис».
   Лейн Эссекс».

   Я взглянул на подпись, потом на Джексона.
   – Так она рассказала ему?
   – Естественно. Никто еще не преуспел в шантажировании Эссексов. Никто и не преуспеет. Отдайте мне фотографии и негативы.
   Я протянул ему пакет.
   – Спасибо. А теперь, Крейн, присядем на минутку. Давайте вместе подведем итог этой печальной драме. Вам будет интересно. – Он положил пухлую ладонь мне на плечо и подтолкнул к двум креслам напротив лифтов. Сев, он посмотрел на фотографии, затем убрал их в карман.
   Я опустился рядом.
   «С этого момента вы больше не заняты в «Эссекс энтерпрайзис»…
   Я предвидел такое развитие событий, но все равно это потрясло меня.
   – Вы немедленно оставите Парадиз-Сити, – заговорил Джексон. – С вашей стороны будет мудрым решением никогда больше не появляться в этом городе. Можете считать, что вам повезло. Рассматривая ваш случай, мистер Эссекс принял во внимание, что вы спасли жизнь миссис Эссекс. Это сыграло в вашу пользу. Я уверен, что вы будете достаточно благоразумны и никогда никому не станете рассказывать о том, что произошло. Могу сообщить вам, что мы получили за «Кондор» страховую сумму и тем самым оградили себя от любых попыток шантажа. Что касается последней фотографии, она ничего не значит.
   – Они смоются с полумиллионом долларов, – напомнил я злорадно.
   Джексон улыбнулся, то есть оскалился, как сытая, довольная собой акула:
   – Никто никуда не смоется, если связался с мистером Эссексом. – Он вытянул свои длинные толстые ноги. – Ага! Взгляните, Крейн. Это заинтересует вас.
   Двери одного из лифтов раздвинулись. Пам и Аулестрия вышли в фойе. За ними шествовали двое откормленных мужчин с широкими надписями на лбах, гласившими, что перед нами копы.
   Аулестрия был на взводе. Пам, казалось, вот-вот лопнет от злости. Их вытолкали из отеля и усадили в машину.
   Третий коп вышел из другого лифта, неся два чемодана, которые я видел в комнате Аулестрии. Поставив их на пол, он подошел к Джексону и бросил ему на колени конверт с чеками.
   – Все чисто. – Подняв чемоданы, он продолжил свой путь на улицу и сел в ту же машину, после чего та стремительно унеслась.
   – Теперь вы видите, как работает наша организация, – самодовольно заулыбался Джексон. – Эти трое – бывшие офицеры полиции. Они препроводят наших неудавшихся шантажистов на самолет до Мериды. Это чартерный рейс, и полетят они в одиночестве. А в Мериде их ожидает весьма недружелюбный прием. Мне не нужно говорить вам, что мистер Орцозо весьма недоволен – Аулестрия неразумно прикарманил фонды, принадлежащие его партии. Они знают, как поступить с этим человеком и с его подружкой. Аулестрия находится под впечатлением, что люди, сопровождающие его, состоят в полиции Сити. Каждое слово, которое было сказано между вами, зафиксировано на пленку, и они представили эту пленку ему. Он уверен, что теперь его будут судить по закону за шантаж. И пока он не окажется на борту самолета, будет пребывать в состоянии счастливого неведения относительно происходящего, а когда все прояснится, будет уже слишком поздно. – Я полюбовался очередной акульей улыбкой. – Ну до чего же глупый парень, прямо как вы, Крейн. Возможно, вы не заметили, что по моему указанию вам подбросили «жучок», когда вы торчали здесь, в фойе, спрашивая, как найти Аулестрию. Вы можете вернуть его мне. Он в правом кармане вашего пиджака.
   Пораженный, я полез в карман и обнаружил там черный предмет размером с таблетку. Тогда-то я и вспомнил о человеке, споткнувшемся за моей спиной.
   Отдавая Джексону его устройство, я все же не вытерпел и поинтересовался:
   – А что же будет со мной?
   – Ничего. – Он уже поднялся и теперь высокомерно смотрел на меня. – Никогда и ничего не будет. – И он вышел из здания, оставив меня глядеть ему вслед.
   Возможно, он ошибся. Никогда – довольно большой срок.
   Я остался сидеть в фойе «Хилтона», думая о своем старике, провинциальном городишке и гараже, который, быть может, все еще продается.
   Внезапно, впервые за долгое время, я ощутил в себе спокойную уверенность.
   В конце концов, Генри Форд тоже с чего-то начинал, верно?

Джеймс Хедли Чейз А что же случится со мной?