-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Михаил Георгиевич Петров
|
| Гончаров и смерть репортера
-------

Михаил ПЕТРОВ
ГОНЧАРОВ И СМЕРТЬ РЕПОРТЕРА

   Мы случайно встретились с ним в субботу, Девятого мая, в парке Победы, в третьесортном кафе. Настроен он был празднично и радостно – отмечая великую дату, уже успел потолковать с Бахусом. Не виделись мы больше двух лет, но, периодически просматривая нашу бульварную прессу, я знал, что Валентин Викторович Дунаев жив-здоров и, более того, процветает в должности главного редактора своей занюханной газетенки.
   – Ба-а-а! Какие люди! Сам Константин Гончаров! – пробасил он, вытаскивая из-за стола свое неуклюжее двухметровое тело. – Милости просим к нашему скромному столу, не побрезгуйте, отведайте малую толику пива и водяных зверей – раков. Заодно и с моими познакомишься. Вот Даня, Ваня и разлюбезная моя Маня. Прошу любить и жаловать, так сказать.
   Пятилетние Даня и Ваня дружно встали, протянули мне мягкие подушки ладошек. Мадам Дунаева такой чести меня не удостоила. Снисходительно пихнув мне в морду обойму наманикюренных ногтей, она указала на свободный стульчик.
   – Валя, – усаживаясь на пластмассовое сиденье, я критически осмотрел стол, – ты же знаешь, что пива я не пью даже бесплатного, поэтому закажи мне сто пятьдесят грамм водки, естественно, за твой счет.
   – Козе понятно, за твой-то счет не очень и выпьешь. Опять, наверное, без работы болтаешься? На что только пьешь?
   – Добрые дяди вроде тебя поят, только в отличие от некоторых этим не попрекают. Какая тебе разница, работаю я или нет! А может быть, ты хочешь предложить мне доходное место с минимальной ответственностью и максимальной оплатой труда? Тогда валяй, не стесняйся! Я с удовольствием буду протирать штаны в твоей вонючей редакции, в должности какого-нибудь зама.
   – Попрошу без оскорблений! Моя газета – одна из лучших в городе, и если ты немедленно извинишься, то, как знать, возможно, я подыщу тебе в ней место курьера или плотника. Помнится, года четыре тому назад, когда ты еще сотрудничал в органах, кропал довольно неплохие заметки на криминальные темы.
   Правда, мне постоянно приходилось их править, частенько – даже переписывать. Но ничего, еще немного подучишься, и, как знать, возможно, и из тебя выйдет толковый корреспондент. Подумай, у меня как раз уволилось два журналиста.
   – Надо думать, не от хорошей жизни они сбежали, наверное, бедолаги позабыли, как и зарплата-то пахнет.
   – Не скажи, нас сейчас спонсирует одна малоприметная, но жирненькая фирма. Вливание ее капитала здорово разогнало нашу застоявшуюся кровь. А впрочем, чего это я тебя уговариваю? Не хочешь – не надо! Тебе же одолжение делаю – у меня три человека в очередь на эту вакансию стоят.
   – Кто тебе сказал, что я не хочу? Очень даже хочу, но сколько ты платишь в месяц? А то потом окажется, что работа в редакции – труд сугубо добровольный и бескорыстный.
   – Чушь гонишь! А размер оплаты зависит только от тебя самого. Сколько заработаешь, столько и получишь. Буду платить за строку по высшей категории. Но и ты уж постарайся, материалы от тебя должны поступать жареные. В крайнем случае вареные – вот как эти раки.
   – За вареные, а уж тем более – жареные, материалы недолго и самому, подобно раку, угодить в тот котел!
   – Кто не рискует, тот не пьет шампанское. – Он пожал плечами. – В общем, на досуге хорошенько подумай над моим предложением, а после праздников, как-нибудь вечерком, приходи ко мне домой. Мои уезжают к родственникам в Орел, так что мы можем спокойно все обсудить. Есть у меня несколько зависнувших материалов, отличные очерки могут получиться. А теперь извини, нам пора! До встречи!
   Простившись, они пошли по аллее, а я еще долго смотрел вслед удаляющемуся семейству. В наше время, да еще в нашем городе найти постоянную работу – счастливый случай. Похоже, что именно такой мне сейчас и подвернулся.
   Последнее дело, которым я занимался, касалось моей знакомой, и естественно, что я не взял с нее ни копейки. Что же касается тощего загашника, то его я запланировал на покрытие курортных расходов Макса, до сего времени лежащего в больнице. Так что предложение Валентина пришлось очень кстати. Единственное, что меня смущало, это отсутствие репортерского дара, всегдашней готовности мертвой хваткой вцепиться в горло жареного петуха. Те материалы, что я раньше давал в газеты, доставались мне легко – ведь это были дела, уже переданные в суд.
   А, где наша не пропадала, думал я, подходя к дому. В конце концов, не боги горшки обжигают!
   На скамейке, с вызовом глядя на прохожих, три старичка откровенно и бесстрашно давили бутылочку. Сегодня был их козырной день – целые ряды орденов и медалей закрывали их груди, словно блестящие доспехи. Поклонившись, я быстро прошмыгнул в подъезд, боясь оказаться неблагодарным слушателем их воспоминаний о былых героических днях.
   Милка, как всегда, принимала гостей – точнее, своих сварливых подруг.
   Пожелав им как следует отпраздновать славную годовщину, я улегся на диван и тут же постарался громко захрапеть, наивно полагая, что мое беспардонное поведение повергнет девиц в шок и заставит побыстрее убраться. Дурак! Когда я засыпал уже по-настоящему, они все еще чирикали над ухом.
//-- * * * --//
   Прошли праздники, и я решил несколько изменить навязанную мне программу – явиться к Дунаеву официально, в редакцию, а не на дом, как он того хотел.
   Доклад шустрой секретарши – и вот он уже встречает меня с некоторым удивлением, как человек, не привыкший к неверному толкованию его распоряжений.
   – Извини, – не дав вставить ему и слова, я взял инициативу в свои руки, – Валюша, дорогой, прости подлеца, но вечером я занят, а посему решил немного приблизить желанное время нашей встречи. Если ты, конечно, не забыл о нашем уговоре. Ну а забыл, так ничего страшного, я все понимаю! Ты был на такой кочерге, что немудрено и позабыть, со мной такое часто бывает…
   – Виктория Яковлевна, – отчаянно вращая глазными яблоками, обратился он к старухе в синей сатиновой блузе, очевидно, эпохи тридцатых годов, – зайдите попозже, сейчас мне некогда!
   – Да-да, конечно, я понимаю. – Ядовито ухмыльнувшись, старуха, семеня, удалилась, и весь начальственный гнев я принял на себя.
   – Ты что, совсем рехнулся? Кто тебя просил говорить при ней такое?
   Это же Виктория! Уже через час об этом будет знать вся редакция, причем рассказ будет дописан и отредактирован! Боже, каким ты был придурком, таким и остался!
   Тебе не газетчиком надо работать, тебя давно надо определить в дом для ненормальных, если тебя смогут вытерпеть больше полусуток. – Наконец он выдохся и уже добродушно добавил:
   – У меня коньяк есть! Налить тебе маленько?
   – Вылей его себе на лысую голову, щелкопер несчастный! Я-то думал, что мой ранний приход несказанно тебя обрадует и ты, как мой давний собутыльник и кореш, пустишь скупую мужицкую слезу. Но ты, бумагомаратель и ренегат, оказался подлым трусом и мерзавцем, способным истинную дружбу поменять на сплетни метранпажихи.
   – Замолчи, идиот! Последний раз спрашиваю, будешь пить коньяк?
   – Конечно буду!
   – То-то! – Подавая мне рюмку, он сообщил селектору, что уехал в типографию и в ближайшие полтора часа будет отсутствовать. – Значит, решил у меня поработать. Сразу скажу, что решение твое правильное и мудрое, поскольку плачу я хорошо.
   – Миль пардон, а хорошо – это сколько?
   – Если ты качественно и в сроки напишешь четыре заказанных мной материала, четыре очерка, то заработаешь пять тысяч. Думаю, что месячного срока тебе для этого хватит с лихвой.
   – Валя, не делай из меня идиота! Все зависит от содержания этих очерков. Если они на спортивную или житейскую тему, то это один расклад, а если тема криминальная, то другой. Но значит, и оплата другая! Тем более, если мне придется раскапывать факты.
   – Однако, ценишь ты себя недешево!..
   – Учусь, старик. Да и кто, кроме себя самого, меня оценит?
   – Ладно, об оплате поговорим чуть позже. Теперь позволь ввести тебя в курс дела. Был у меня такой лихой корреспондент Сашка Старков. Ну не журналист, а прямо-таки сорвиголова! Занимался он исключительно криминальной рубрикой и, надо сказать, весьма в этом преуспевал.
   – Я его немного знаю, но почему – был? Почему – преуспевал? Где он сейчас?
   – Чуть больше месяца тому назад он вдруг решил поменять место жительства и теперь проживает в раю. Первого апреля во время пожара он поджарился в собственной квартире. Пожарные приехали слишком поздно и обнаружили только обгоревший кусок бифштекса. Опознанию труп не подлежал.
   – А зубы?
   – Что – зубы?…
   – По зубам можно опознать даже скелет!
   – Ну показывали мне его зубы, и что? Зубы как зубы. Вроде его. У молодых у всех хорошие зубы.
   – Отчего возник пожар?
   – По официальной версии выходит, что он, находясь в состоянии алкогольного опьянения, подпалил себя сам, когда неосторожно курил в постели.
   Вроде звучит правдоподобно, тем более что первым загорелся именно диван. Я бы сам охотно поверил в эту легенду, если бы не одно «но»! Сашка не курил и, более того, пил только пиво.
   – Ну и жук же ты, Валек!
   – Что? Какой там жук! – И он скромненько захихикал, но глаза его так и буравили насквозь.
   – Майский, или, вернее, навозный! Теперь я понимаю полет твоей мысли.
   Можешь дальше не рассказывать, остальное ясно и так.
   – Что? Что тебе ясно?
   – Ясно то, что перед своей кончиной Старков наткнулся на какую-то забойную информацию, касающуюся тех криминальных дел, которые ты хочешь подставить под мой тощий зад. Тут же слону ясно, что журналист знал очень много, а кому-то это не нравилось. Скажи, что я не прав, и я плюну в твой глаз.
   – Возможно, ты выдвинул правильную версию, но это только домыслы, дым и туман. А вот жалованье, что ты можешь у меня получать, вполне материально.
   – Ладно, черт лысый, рассказывай! Какие дела крутил Старков в последнее время, за полгода до смерти? И где его материалы?
   – С материалами полный швах, самые жареные он держал дома, справедливо не доверяя коллегам. Видимо, они сгорели во время пожара. – Дунаев при этих словах горестно вздохнул.
   – Но тебе-то он доверял? – не отставал я.
   – Доверять-то доверял, но предпочитал, чтобы до последнего дня я знал о них только в общих чертах. Вот!
   – Ты будешь говорить или мне постоянно нужно тебя понукать? – Я поглубже уселся в кресло, приготовясь к долгому рассказу.
   – Десятого октября прошлого года на берегу Пионерского озера был найден труп инспектора рыбнадзора с колото-ножевыми ранениями груди. Может быть, ты даже об этом слышал!..
   – Слышал. Довольно странное это местонахождение. Ведь рыбешка там водилась бросовая, ценности для браконьера не представляющая никакой!
   – Вот и я о том! Но кто-то его убил? Следственные органы тогда на вопрос сей ответить не могли, а потихоньку упрятали дело в долгий ящик. Старков без моего согласия сунул нос в эту историю. Каких результатов он добился, мне неведомо до сих пор. Не любил он показывать половину работы.
   Но это не все! В деревне Гриднево некая мадам Хвостова, бандерша по призванию, содержала маленький и уютный домик свиданий с индивидуальными кабинетами во дворе. Однажды утром, пятнадцатого февраля, в одном из них она обнаружила труп хорошо одетого мужчины, предположительно – азиата, со смертельной травмой головы. У нее хватило мозгов сообщить об этом в соответствующие органы. Но увы, следствие, толком так и не начавшись, вскоре заглохло вообще. Не удалось установить не только личность убийцы, но и самого убитого, поскольку карманы его были абсолютно пусты.
   И этим делом вплотную занимался Старков. Больше того, кажется, чего-то все-таки вынюхал, но как я ни просил ввести меня в курс дела, он только посмеивался и говорил, что всему свой черед. И наконец, немаловажный момент, который, на мой взгляд, заслуживает особого внимания. Сашка вообще давно занимался вопросами наркобизнеса, но с осени прошлого года эта тема не выходила из его головы ни на час. С февраля он вдруг стал каким-то пугливым. Ни с того ни с сего начинал затравленно оглядываться по сторонам, даже подпрыгивать при резких звуках. Теперь-то я могу предположить, что он зацепил крупную рыбину.
   Появилась боязнь за свою жизнь, но и терять этот улов он не хотел. Все искал подходящего момента, чтобы ее вытащить на сушу. Вот и дождался!
   – Отличные у тебя работают корреспонденты! Не редакция, а прямо небольшое домашнее НКВД. И какими делами еще занимался твой Старков?
   – Последний месяц он вел журналистское расследование по поводу одной тяжбы между соседями. Кто-то из них соорудил свой нужник на соседском участке.
   Но думаю, что эта тяжба к смерти Сашки отношения не имеет. Тем более, что материалы по делу сохранились и находятся у меня. Есть желание ковыряться в грязном белье – пожалуйста! Такую возможность я тебе с радостью предоставлю!
   – Отлично! Теперь ответь мне на такой вопрос: где и кого Старков мог зацепить на наркоте?
   Дунаев развел руками:
   – Милый мой, если бы я знал, то обошелся бы без твоей помощи.
   – А кто сейчас живет в его квартире?
   – Не имею понятия, наверное, кто-то из его родственников. Она была у него приватизирована.
   – И последнее. Кто делал снимки к его материалам?
   – Он сам и фотографировал.
   – Отлично, господин Дунаев, в таком случае – кто печатал снимки?
   – Ты отстал от жизни, динозавр! Нынче снимки не печатают, а сразу загоняют в память компьютера. У нас и фотолаборатории-то нет.
   Я даже подпрыгнул от радости:
   – Это же просто замечательно! Значит, их в любой момент можно оттуда вытащить? Прекрасное нововведение, оно здорово облегчит задачу. Я бы очень хотел эти снимки просмотреть.
   – Нет проблем! Идем к весталкам – это мы так верстальщиц зовем!
//-- * * * --//
   К сожалению, мои надежды на скорый успех не оправдались. Старков мало пользовался услугами компьютера, а если и пользовался, то все снимки были уже отпечатаны в газете и большого интереса не представляли. Единственным полезным сведением, которое я получил от весталки, было то, что, наряду с заморской фотокамерой, Старков использовал и обычный «Зенит».
   По уши зарывшись в полугодовой газетной подписке, я битых два часа знакомился с творчеством покойного корреспондента. На фоне своих коллег он выглядел блистательной звездой, но это, пожалуй, все, что я смог выудить из целого вороха газетной белиберды. За прошедшие полгода в своих очерках и статьях особо жирных гусей Старков не дразнил. То ли временно лежал на дне, готовился к крупной предстоящей драке, то ли вообще решил завязать с опасным ремеслом.
   Видя, с каким сожалением я отодвинул подшивку, Дунаев протянул сигареты:
   – Ну что?
   – А ничего интересного! За те статейки, которые он кропал в последнее время, не убивают и даже не сжигают живьем. Копать надо в другом месте, если, конечно, твой домысел – не бред сивой кобылы.
   – Обижаешь! Нюх у меня пока еще работает.
   – Допустим. Ты мне вот что скажи, Валек. Приходилось ли вашей бухгалтерии оплачивать квитанции или счета из фотоателье?
   – На такой вопрос нам лучше всего ответит сама бухгалтерия. Пойдем…
   – Пойди сам, будь другом, а мне пока немного налей…
   Вернулся он скоро, и по его сияющей лысине я понял, что мои предположения оправдались.
   – Костя, поздравляю, ты попал не в бровь, а в глаз! Услугами фотоателье «Гелиос» регулярно, два раза в месяц, пользовался именно Александр Старков, о чем свидетельствуют товарные чеки, представленные им к оплате. Их номера, даты и суммы я выписал. Каждый месяц он грабил редакцию на полторы сотни рублей! А в год получается…
   – Перестань тарахтеть! Получается замечательно! Свою выписку засунь себе в зад, дай мне на пару дней настоящие квитанции и шепни мне его домашний адрес.
   – А когда ты начнешь работать?
   – Уже начал, можешь мне авансом выдать гонорар под будущий детективный роман с продолжением. И не забудь выписать удостоверение на аккредитацию. Имя раба Божьего – Константин.
   Первым делом я зашел в фотоателье, но там меня ожидало очередное невезение. Рыжая, веснушчатая приемщица заказов, она же по совместительству заведующая, с первых же слов приняла меня в штыки:
   – Никаких негативов мы не храним, все возвращаем с выполненным заказом. Да и кто вы такой, чтобы требовать чужие пленки?
   – А я и есть ваш бывший заказчик, и негативы эти – мои! И еще надо разобраться, почему вы не удосужились мне их вернуть. Глядите, вот мои квитанции, подписанные вашей же рукой. Я постоянный ваш клиент, пора бы знать в лицо. Но если и дальше вы будете разговаривать со мной таким тоном, то нам очень скоро придется распрощаться.
   Очевидно, рыжая дама совсем не хотела со мной расставаться, поэтому, брезгливо взяв мои квитанции, углубилась в их изучение.
   – А вот вы и не правы, – после некоторого молчания кокетливо возразила она. – Я только первый день на приемке сижу, вместо приболевшей Тани, но чеки действительно наши. И поскольку вы являетесь нашим постоянным клиентом, то мы постараемся вам помочь. Пройдемте со мной.
   – Буду бесконечно вам благодарен.
   Откинув плотную портьеру, она втолкнула меня в черную комнату.
   – Господи, помоги! Темень-то какая! Прямо египетская! В такой темноте всякое может приключиться, а особенно с такой прелестной дамой, как вы! – выдавил я незаслуженный ею комплимент.
   – Хм, а Светка, между прочим, здесь по двенадцать часов вкалывает.
   Везет же молодым дурочкам! Им и молодость, им и приключения.
   Тоненькая девчонка, травившая свою юную жизнь закрепителями, проявителями и растворителями, в ответ на мою претензию с сомнением наморщила маленький носик:
   – Вы ошибаетесь, негативы мы в обязательном порядке вкладываем в конверт с фотографиями. Вероятно, вы сами куда-нибудь их подевали. Поищите получше. Пленка должна быть у вас.
   – Девонька, миленькая, я обязательно буду искать, но посмотрите и вы, может, где-то в загашниках и найдется. Вы ведь знаете характер моих снимков?!
   – Если вы тот самый Старков, то да. С другими фотографами вас трудно перепутать – сплошные аварии, кровь и мертвецы. Я даже сначала отказывалась ваши материалы обрабатывать, до того жуткими они мне казались. Вы подойдите или позвоните ближе к концу работы, часов в шесть, может быть, чего-нибудь отыщу в пробах, хотя вряд ли…
   – Постарайся, Света, я тебе за это принесу конфету.
//-- * * * --//
   Объектом своего следующего посещения я избрал квартиру покойного, где сейчас, по моему предположению, должны были копошиться его родственники.
   Дверь открыл здоровенный сорокалетний детина, с бровями рыжими и густыми, как шерсть на заднице мастодонта.
   – Чего тебе? – прозвучало довольно неучтиво и грубо.
   – Может быть, разрешите мне пройти?
   – А кто ты такой?
   – Я Гончаров, бывший сослуживец хозяина этой квартиры, а ты кто такой?
   – Хрен морской, чего приперся?
   – Поглядеть на морское чудо. Немного с ним поболтать.
   – Сейчас ты у меня поболтаешь! Сейчас ты понюхаешь мое чудо!
   Забавно было смотреть, как он буквально на глазах наливается злобой.
   С удовольствием я наблюдал, как его кулачище замахивается для сокрушительного удара. Пригнувшись в последний момент, с глубоким удовлетворением заметил, как кулак достиг цели – дверного косяка. После долгого нечленораздельного воя наконец послышался осмысленный, отборный мат. Подпрыгивая, грубиян тряс окровавленной ручонкой, совершенно не обращая на меня внимания.
   – Извини, братан, но так получилось. Не хотел я портить свою морду тебе на забаву. Теперь я могу войти?
   – Входи, да закрой покрепче дверь, буду тебя калечить!
   – Зря ты, парень, это придумал, у меня же черный пояс по борьбе с дураками. – В подтверждение своих слов я несильно ткнул его в горло и прошел в комнату. Если бы не всепроникающий запах гари, то в недавний пожар верилось бы с трудом. Кроме обоев, двери и пола, новые хозяева поменяли даже окна. Можно было представить, что здесь творилось полтора месяца назад.
   – Ты что, мужик, сдурел? – ковыляя сзади, хныкал обиженный детина.
   – Нет, – заверил я его, – это просто так, сугубо воспитательная профилактика перед началом задушевной беседы. Тебя как зовут?
   – Колян я. Николай Григорьевич!
   – А скажи-ка мне, Николай Григорьевич, на каком основании ты находишься в квартире моего покойного приятеля?
   – Живу я здесь. Чего пристал?
   – И по какому же праву ты здесь живешь?
   – Дык это… Прописан я тут… Вот и живу.
   – И с какого же времени ты прописан?
   – Давно, годов десять как будет. Раньше-то в деревне у одной телки жил, а как Сашка спалился, переехал обратно.
   – Кем ты ему приходишься?
   – Дядька я его родной. Он из Азии сюда примотал, когда там война началась. А приехал – ни кола тебе, ни двора, только и было при нем, что на нем. Куда деваться? Прописал я его, а сам к бабе переехал.
   – Расскажи-ка мне, Николай, что ты увидел, когда вошел в обгоревшую квартиру? Все ли было на месте, может быть, что-то пропало?
   – Ну ты даешь! Какой же порядок после пожара?! Все было перевернуто вверх дном. Приехал-то я в день похорон… Мы его прям из морга забрали и похоронили… Даже гроб не велели откупоривать… А чего это я тебя не видал? С работы-то много людей было, а тебя не приметил – ни на кладбище, ни на поминках.
   – В командировке я был. Не отвлекайся, Коляша! Что ты увидел, когда впервые открыл квартиру?
   – Ну, значит, помянули мы его крепко и вместе с соседом пошли домой.
   Он-то мне сразу сказал, что на дверях у меня бумажка наклеена, чтобы сдуру кто не открыл. А у меня свои ключи, плевать я на ту бумажку хотел. Содрал ее, значит, и вошел. А как вошел, так и хреново стало. Враз протрезвел. Веришь ли, будто в кочегарку попал. Мать моя женщина, это ж…
   – Без эмоций, Колюня, спокойно! Расскажи мне все обстоятельно, с подробностями, но без эмоций.
   – Ну, это… в коридоре да на кухне – еще ничего, терпимо было, только занавески и польты сгорели, а в комнате все погорело. Диван, на котором Сашка лежал, вообще дотла сгорел, пришлось выкидывать и покупать новый.
   – Это хорошо. – Оглядывая оставшуюся обгоревшую мебель, я успокоил Коляна.
   – Чего хорошего-то?
   – Хорошо, что стенка цела, надеюсь, ее содержимое тоже.
   – Цела! Чего ты дуру гонишь? Гляди, наскрозь прогорела! Стоит только и воняет зазря. Ее тоже выкидывать надо. Только денег на новую нет. А барахло из нее я все повыкидывал.
   – Ну а фотоаппарат? Куда ты дел фотоаппарат?
   – Какой фотоаппарат? Не было никакого фотоаппарата!
   – А где его фотографии, пленки, блокноты? – совершенно растерявшись, тупо спросил я.
   – Где-где! На мусорке, два дня его писульки на помойку носил. Точно ты говоришь – там и пленки всякие были, и фотки разные, целый мешок вытащил!
   – Дурак ты, а не дядя! – В сердцах хлопнув дверью, я выскочил из квартиры.
   Похоже, мне определенно не везет в этом деле с самого начала. В подшивке нет ничего стоящего, компьютер напичкан старой, не нужной мне информацией, фотоателье архивами не располагает, а болван Колян вообще выкинул все рабочие материалы Старкова. Кажется, напрасно я взял аванс, понадеявшись на свою безмозглую голову. Время уже четыре, а у меня нет и малейшего проблеска.
   Нехорошо, господин Гончаров, быть таким самоуверенным, особенно в вашем возрасте!
//-- * * * --//
   Третьим местом, куда я направил свои уставшие стопы, была городская ВПЧ-7, или попросту пожарка. Именно она принимала самое активное участие в тушении старковской квартиры. Но кем мне представиться? Просто гражданином Гончаровым? Да меня за мои нескромные вопросы в лучшем случае вытолкают в шею!
   Два молоденьких офицера, сидя на лавочке, курили и утомляли друг друга надоевшими уже рассказами. Их дуэт показался мне вполне подходящим.
   – Здорово, мужики! – нагло вклиниваясь в разговор, начал я.
   – Здравствуйте, – вежливо ответили они. – У вас какие-то проблемы?
   – Не без этого. Нужна ваша помощь.
   – В чем дело? – сразу насторожился один.
   – Что случилось? – спросил и другой.
   – Тещу надо загасить. Я ее поутру поджег, а она до сих пор тлеет.
   – Что-о-о! – Молодой, доверчивый лейтенант, позабыв закрыть рот, вылупил глаза. Его успокоил товарищ постарше:
   – Распустил уши, слушай ты его больше, не то еще наговорит! Веселый незнакомец, мы согласны помочь твоему несчастью, веди нас к своей теще, только через гастроном.
   – Проблем нет, – деловито согласился я, – можно даже вовсе обойтись без тещи и ограничиться одним гастрономом, только нам необходим четвертый.
   – Это еще зачем?
   – У меня к нему вопрос.
   – Какой? Ой не нравишься ты мне, мужичок! Канал бы ты отсюда, пока я еще добрый. Что тебе надо? Пашка, зови пацанов!
   – Стой, не надо, сейчас я вам все объясню.
   Предъявив документы, я в двух словах рассказал им настоящую причину своего появления.
   – Бог ты мой! А нельзя ли было попроще? Именно мы с Пашкой гасили ту квартиру и первыми в нее ворвались. Сам Бог направил вас к нам! Попади вы к начальнику, он бы подтвердил официальную причину пожара, то есть неосторожное курение в постели. Но мы на этот счет имеем совершенно иное мнение. Сейчас мы вам все расскажем, но только с тем условием, что ни вы нас, ни мы вас никогда не видели.
   – По рукам и через гастроном!
   – Да нет, что вы, мы просто пошутили. У нас дежурство, а нынче за свою работу нужно держаться.
   Случилось это так. Сигнал в нашу часть поступил в один час тридцать пять минут местного времени. Поскольку наша часть ближайшая, мы появились первыми, то есть были на месте уже через пять минут. Комната на третьем этаже полыхала вовсю! Я тогда очень этому удивился. Как за пять минут, что мы находились в дороге, она могла так разгореться? Обычно соседи нас поднимают, едва почуяв запах дыма, а тут… Если бы возгорелся газ, то произошел бы взрыв, но его не было. С огнем, несмотря на его интенсивность, мы справились довольно скоро и немного погодя, когда дым рассеялся, смогли спокойно проанализировать причину пожара. Первое, что бросалось в глаза, это труп хозяина. Четыре года я тушу пожары и видел немало обгоревших тел, начиная от грудных младенцев и заканчивая дряхлыми стариками. Но подобного еще не встречал. Это была натуральная головешка, местами обгоревшая до костей. Напрочь выжженный живот, торчащие черные ребра… Ужас! О каком, к черту, неосторожном курении тут можно говорить?! И еще диван, на котором лежал этот уголек. Диваном его, собственно, назвать было нельзя, потому что остались от него одни только пружины, все деревянные части сгорели, совершенно неописуемое зрелище. – Тут парень замолчал, видимо заново переживая ужасную картину, но через секунду, прокашлявшись, продолжил:
   – А теперь о самом главном – о том, о чем мой начальник предпочитает не слышать. А для вас это будет хорошей информацией к размышлению. В комнате пол выгорел почти весь, а вот в передней, которую огонь почти не тронул, пол прогорел очень странным образом.
   – Что значит – странным образом? – подтолкнул я замолчавшего пожарного.
   – Понимаете ли, выгорел он довольно ровной дорожкой прямо посередине коридора. Тогда у меня возникло подозрение, а теперь я в этом уверен, что таким образом поджигатели и запалили квартиру. То есть, вполне возможно, что в мертвое тело они закачали бензин, потом облили им всю комнату, а затем, отходя по коридору, пролили бензиновую дорожку для поджога. Повторяю, я несколько раз акцентировал на этом внимание, но, увы, безрезультатно! Мое рвение оказалось никому не нужным.
   – Непонятно, – пробормотал я, – если квартиру зажигают, то это кому-то нужно. Спасибо вам за информацию, но позвольте еще один вопрос. Не заметили ли вы рядом с трупом пепельницы с окурками?
   – О каких окурках вы можете говорить, – засмеявшись, ответил парень.
   – Там же все сгорело! А вот осколки массивной хрустальной пепельницы, вместе с пустыми бутылками, действительно были обнаружены подле дивана. Именно на этом основании высокое начальство и вынесло свой вердикт: пожар возник по вине гражданина Старкова, находившегося в состоянии алкогольного опьянения, и неосторожного курения последнего. Полный маразм!
   – Я вам очень благодарен, господа брандмейстеры, вы здорово мне помогли, на сто процентов подтвердив мои, не совсем обоснованные, подозрения.
   – Да чего там, только помните о нашем уговоре – вы нас не знаете!
   Бывайте здоровы! Сухого вам рукава!
   – Куда?
   Заржав, они скрылись в дежурке, а я поплелся домой. Время близилось к шести, и мне предстоял еще звонок в ателье «Гелиос». Правда, больших надежд я на него не возлагал, скорее всего, там поджидал меня ноль, помноженный на ноль.
   А вдруг? Вот из-за этого-то «вдруг» я прямо с порога кинулся к телефону. Увы, совершенно напрасно! Курносенькая девочка с глубоким сожалением сообщила, что ни единого негатива, равно как и фотографий, ей обнаружить не удалось.
   – С кем это ты там сюсюкаешь? – по-гусиному вытягивая шею, сварливо прошипела Милка.
   – С фотографом, – совершенно искренне ответил я.
   – Расскажи это тете Броне, что торгует на базаре кастрированными каплунами. С каких это пор фотографов зовут Светочками и даже миленькими?
   – Да она же еще совсем девчонка, – праведно возмутился я в ответ на гнусные и необоснованные подозрения.
   – Тем хуже для тебя, старый развратник! Уже и до девочек добрался!
   Интересно только знать, где ты выкопал подобную редкостную особь?
   – Представь себе, отыскал. И она действительно фотограф, – пытался я оправдаться.
   – Ну да, конечно! В таком случае ты у нее фотомодель. Я правильно понимаю положение вещей?
   – Правильно!
   – В таком случае, она бездарный фотограф, лишенный элементарного чувства гармонии, если, конечно, не работает на кунсткамеру. Ведь только там твое изображение могут оценить в полной мере.
   – Молчи, пьянь вокзальная, лучше на себя посмотри!.. Чего это ты расфуфырилась? – Только теперь я заметил ее тщательно уложенную прическу, макияж и умопомрачительное вечернее платье. А кроме того, полный стол вкусной жратвы, расфасованной по хрустальным вазочкам. – Милка, да ты, никак, сдурела?
   Праздники у людей давно кончились!
   – Это у людей, а у тебя праздники только начинаются.
   – Какие? – опасаясь внеплановой гадости, осторожно поинтересовался я.
   – Я беременна! – ставя себе в заслугу этот малоприятный для меня факт, гордо объявила Милка и, подумав, спросила:
   – Ты рад?
   – Конечно, – расквасил я губы в улыбке, – но надо бы в больничку…
   Это… Ну… Сама понимаешь, пока не поздно…
   – Поздно! – Злорадно торжествуя, она выпятила брюхо, которого я ранее почему-то не замечал, должно быть, маскировалась, стерва!
   Господи, ну почему мне так не везет? Не прошло и месяца, как меня дважды бросали в ямы с нечистотами, дважды пытались ухлопать, три раза вызывали к следователю, а теперь еще и это… Нет, Гончаров, определенно ты родился под счастливой звездой в момент ее затмения.
   – Ну а стол-то зачем? – уже равнодушно спросил я. – Да еще на шесть персон?
   – На нашу помолвку к семи часам я пригласила твою мать и своего отца.
   – Что?! На какую, к черту, помолвку?
   – На нашу, естественно. Сегодня объявим о нашей свадьбе, которая состоится через неделю – в четверг.
   – Ты совсем офонарела? Ну почему вы все непременно хотите меня на себе женить? Стоит пару раз с вами переспать, и вам обязательно хочется сделать мне гадость! Где вы, добрые и терпеливые Русские Женщины? Нет Русских Женщин, остались одни…
   Кажется, я вякнул что-то обидное, потому как в следующий момент меня сбили с ног каким-то дурацким приемом.
   – Иди помойся, переоденься и больше никогда не груби беременным женщинам.
   – И не подумаю!
   – Ты мало получил? Сейчас добавлю! Немедленно ползи в ванну!
   – Ладно, амазонка хренова…
   Весь вечер я промаялся, ожидая, когда припозднившиеся гости начнут поглядывать на часы. Но куда там! В одиннадцать они все еще резвились и рассказывали друг другу бородатые, непристойные анекдоты. Окончательно на них обидевшись, я выпил полный фужер водки и тут же, в кресле, захрапел.
   Утром, обозвав меня скотиной, раздраженная Милка умчалась к подругам.
   Наверное, ей не терпелось сообщить о своем счастье, о том, какого безупречного супермужика ей удалось урвать.
//-- * * * --//
   Выдув больше литра крепкого чая, я насиловал себя чтением старковской подборки по делу о незаконном присвоении земельной площади. Судились две старухи – семидесятилетняя цыганка Панченко и хохлушка Иванченко, того же года рождения. Первой иск на свою соседку подала Иванченко, и заключался он в том, что ответчица, якобы незаконным путем, путем подкупа ее сына-алкоголика, оттяпала у нее жирный и плодовитый кусок земли, а потом соорудила на нем гараж.
   Общая площадь ущерба составила десятую часть сотки.
   Однако из объяснений ответчицы следует, что спорный участок был выменен ею по обоюдному согласию сторон на равноценный, только на задах двора, что и подтверждают прилагаемые документы.
   Второй иск от гражданки Иванченко поступил год назад, но опять-таки не был удовлетворен. После этого последовала уже целая серия заявлений – в милицию, суд и прокуратуру. Суть их сводилась к тому, что гражданка Панченко, подпоив своих многочисленных родственников, подговаривает их убить соседку.
   Они, то есть Панченко, вооружившись топорами и ломом, ночью через подпол проникают к ней в дом и забивают ее до смерти. А заранее подкупленный ими судмедэксперт выдает ей лживое заключение, в котором говорится о «…незначительной ссадине в области левой скулы…».
   К этим заявлениям аккуратный Старков скрупулезно подклеил пару десятков всевозможных бумажек, начиная с опросов свидетелей и кончая протоколами и заключениями экспертизы, медэкспертизы и даже психушки. Далее следовало несколько встречных заявлений в милицию, написанных уже гражданкой Панченко.
   В них цыганка в некорректных выражениях жаловалась на неприличное поведение своей соседки. Педантичный Старков методично подколол к ним копии протоколов участкового и следователей.
   Все, больше копаться в старческом маразме не было сил! Бедный журналист! Как у него хватало терпения купаться в этом дерьме? Тяжба, подобно вязкому болоту, даже с листа бумаги, чавкая, высасывала мозги. Почувствовав головную боль, я с раздражением отбросил папку и задумался.
   Нет, не зря я пролистал эти бумаги! Конечно же к убийце журналиста они меня не приблизили, но одно я понял абсолютно точно. Старков обладал бульдожьей хваткой и проницательным умом. И, что самое главное, не лаял из подворотни по пустякам. Попавшему под его наблюдение индивидууму стоило серьезно задуматься о своем ближайшем будущем. Теперь я знал, что остальные три дела, не законченные Старковым, могут принести результат. Просто так он бы за них не взялся. Эх, если бы знать, какое из них стоило ему жизни! Какое?
   Убийство инспектора рыбнадзора? Труп в деревенском борделе? Наркотики?
   Все, пока хватит! Мозги – штука тонкая, могут сгореть. Ты прав, господин Гончаров! Что ты там намекал мне насчет «чуть-чуть выпить»? Ты все правильно говорил, можешь не повторяться. Мы с тобой отлично друг друга поняли!
   После ста граммов положена сигарета, только где она? Я перерыл ящик кухонного стола и даже заглянул в бар, но нигде нужного мне зелья не нашел.
   Наверное, вчерашние гости расстарались, подумал я, вытряхивая содержимое пиджачных карманов, где, по моим подсчетам, что-то должно было быть. Я оказался прав. Более того, вместе с помятой пачкой «Явы» я выудил скрепленные чеки фотоателье «Гелиос». С удовольствием закурив, от нечего делать принялся их бессмысленно перелистывать. Наконец, затушив сигарету и отбросив не нужные мне квитанции, я растянулся на диване, рассчитывая еще немного вздремнуть.
   Прозрачное, едва уловимое чувство беспокойства пришло не сразу, но оно пришло, и избавиться от него я уже не мог. Ворочаясь с боку на бок, я безуспешно пытался выяснить его источник. Только через полчаса, вдруг прозревший, ошпаренной кошкой я метнулся к столу, судорожно схватил чеки и, путаясь в собственных пальцах, начал их перелистывать. Этого можно было и не делать. Нужный чек, вместе с квитанцией, лежал на самом верху, и датирован он был тридцать первым марта сего года. Гончаров, ты же гений, ты сам этого толком не понимаешь, но ты лучший сыщик нашего подъезда! Только спокойно, как бы себя не перехвалить. Сначала – маленький анализ или теоретическое воспроизведение событий полуторамесячной давности.
   Итак, тридцать первого марта. С утра пораньше просыпается корреспондент Старков и, готовясь идти на работу, осматривает оружие, в данном случае – фотоаппарат «Зенит». С огорчением заметив, что пленка кончилась, он меняет кассету и по дороге на службу забрасывает экспонированную пленку в ателье. Ему добросовестно выписывают товарный чек, который он не менее добросовестно отдает в бухгалтерию и сразу же получает маленькую денежку. Этой же ночью его кто-то усердно зажаривает. Но фотолаборантка Светуля, естественно ничего не зная об этом, старательно обрабатывает негатив и шлепает покойнику уже не нужные ему снимки. На одном из них, очевидно, и запечатлен его душегуб.
   Предположим, все это так, но что дальше? А дальше возможны два варианта: либо конверт с выполненным заказом и по сей час где-нибудь в отстойнике дожидается хозяина, либо уничтожен как невостребованный, и это, к сожалению, вернее всего.
   Отлично вы мыслите, господин Гончаров, но что из того, если снимки сожгли?
   Положив конец пустым гаданиям, уже через полчаса с коробкой конфет я торжественно вплывал в пустой зал ателье. Заказы сегодня принимала другая, не знакомая мне особа.
   – Как хотите? – не отрывая глаз от книги, равнодушно спросила она.
   – На вашем месте я бы спросил, кого хотите.
   Удивленная моим нестандартным ответом, она отложила книгу и вопросительно на меня уставилась, не зная, то ли ей обижаться, то ли смеяться, а то и вовсе – гневаться.
   – Не волнуйтесь, ласточка, – поспешил я ее успокоить, – вас я не хочу. Мне нужна маленькая девочка по имени Света.
   – Она занята, – наконец найдя верный регистр, сухо ответила мымра. – Подойдите к концу работы.
   – Ну что вы, девушка, никак не можно, я ведь только что из Парижу.
   – В таком случае я из Вашингтону, – поглядев на мои спортивные, вытянутые на коленях штаны в тон проблеяла приемщица и закрылась книгой.
   Неизвестно, чем бы все это кончилось, не впорхни в зал Светочка.
   Увидев меня, она почему-то покраснела. Может, я в самом деле похож на супермена? Улыбаясь, я протянул конфеты.
   – Нет, нет, что вы, я же ничего для вас не сделала… Не нужно.
   Она покраснела еще пуще, и я с сожалением понял причину ее смущения.
   Самоуверенны вы, однако, мистер Старый хрен!
   За ручонку утащил я ее в уголок и объяснил суть дела. Поняла сразу.
   – Ой, ну почему вы вчера об этом не сказали? Никуда мы их не выкидываем, они у нас по полгода хранятся, мало ли что – заболел человек или уехал. Погодите, сейчас отыщем! – И обратилась к мымре:
   – Татьяна Петровна, найдите, пожалуйста, оплаченный заказ за номером четырнадцать от тридцать первого марта. Заказчик объявился.
   – Этот, что ли? Чего ж он сразу не сказал, нес какую-то чепуху. Здесь его заказ. Подойдите, гражданин, распишитесь в получении.
   С замиранием сердца я шел к стойке, где должен был поставить закорючку. Я уже взял ручку, когда Татьяна Петровна неожиданно, но громко взбрыкнула.
   – Стойте! – Она даже привстала, разглядывая черно-белые снимки. – Это же фотографии Старкова!
   – Конечно, – услужливо согласился я. – Мои снимки.
   – Мужик, чего ты мне лапшу вешаешь? Уж Сашку-то я хорошо знаю! Что-то давно не появляется…
   – А он и не появится.
   – Это почему?
   – Уехал Сашка.
   – Куда?
   – В горячую, очень горячую точку и велел вам передать, чтобы вы туда не спешили.
   Пока мымра, открыв рот, соображала, что за ахинею несет небритый полудурок в фирменных штанах от Диора, я ловко выхватил у нее черный конверт и дал деру. С душераздирающим воплем она выскочила из-за стойки и кинулась следом. Прохожие вежливо освобождали нам тротуар. Я шел в отрыве, и наша дистанция все увеличивалась. Мой финиш – открытая троллейбусная дверь – был совсем рядом, но, как всегда, мне крупно «повезло». Черт их принес! Неожиданно из-за угла мне наперерез выскочили три пацанчика в милицейской форме и с дубинками. Так называемый наряд батальонников бдил спокойствие города.
   Интересно, где они отсиживаются по ночам, когда бьют запоздалых прохожих?
   Воинственно ощерив зубы и дубинки, они двинулись навстречу. Мне оставалось только одно – юркнуть в арку во двор. Здесь стояли временные разборные гаражи еще времен Никиты Сергеевича Хрущева. Лавируя между ржавыми коробками, я надеялся натянуть им нос, поскольку, по моим расчетам, мальчики должны были преследовать меня гурьбой. Однако я недооценил юношеский ум, когда по их восторженным крикам понял, что группа захвата разделилась и устроила мне маленькую ловушку. Гаражи стояли вплотную в три ряда, между которыми было несколько проходов. Как бы я ни петлял, в итоге они все равно меня ущучат. И непременно изобьют! Но лучше позже, чем раньше. Поиграть с ними стоит – а вдруг да повезет. Вжавшись в дверной проем, я затаился, прислушиваясь к расстановке сил и планам неприятеля.
   – Ну че, Серега? – звонко спрашивал голос позади меня, за гаражом.
   – Да нет его тут ни… – хрипло ответил Серега откуда-то слева от меня.
   – Никуда он не денется, сучара, – успокоил их третий голос с кавказским акцентом, – не дергайтесь, пацаны! Серега, стой на месте, Вовчик, лезь на крышу. Посмотри – че, как.
   Наступила пауза, а затем послышался грохот ботинок по железу, видимо, Вовчик старательно выполнял приказ старшего, совсем неглупого батальонника.
   – Никого не вижу, – прямо надо мной раздался разочарованный голос наблюдателя, – только два мужика в первом ряду бухают, давай хоть их зацепим.
   – За хер себя зацепи! – посоветовал грозный начальник. – Стой на месте и смотри. Серега, иди вдоль гаражей по первому ряду.
   – А ты?
   – Не твое дело, ща мы его, козла, накроем! Ща мы его замесим.
   А ведь и накроют, грустно подумал я. Совсем не глупый им попался начальник, даже не сообщил о своем направлении. Куда мне теперь двигаться?
   Наверняка Серега, дойдя до конца первого ряда, свернет на мою тихую аллею, но в данный момент покидать ее мне никак нельзя – надо мной расположился наблюдатель. Откуда появится старший? Вообще загадка. Короче, кранты тебе, господин Гончаров. Лучше сдаться на милость победителя, может, хоть дубасить не будут.
   Именно так я и хотел уже поступить, когда слева от меня послышался хруст гравия. Очень даже странно. Кто бы это мог быть? Для моих охотников слишком рано. Господи, это еще что за образина? Прямо на меня шел крепкий бородатый мужик примерно моего возраста.
   – Але, гражданин, – послышался голос сверху, – вам там шмырь не встречался?
   – Какой еще шмырь? – удивленно задрав голову, прогудел бородач.
   – Ну, такой, в спортивных штанах и в пиджаке.
   – Не видел я никаких шмырей – кроме тебя.
   – Но-но! Поосторожней, дяденька, я ведь и зацепить могу.
   – Я тебе зацеплю! Я тебе так зацеплю, глядь сопливая, что и дубина твоя не поможет, – вел рискованный диалог бородач, открывая двери прямо у моего носа.
   – Ко мне, пацаны!!! – истошно заревел Вован, требуя немедленной подмоги.
   – Да заткнись ты, пес кастрированный, – спокойно посоветовал ему бородач. – И немедленно убирайся с моей крыши! Продавишь, я твоему тяте такой счет выставлю, что тебе придется дослуживать в Таджикистане, козлик гребаный.
   Нелюбезно закинув меня в гараж, бородач продолжал ссору с властями.
   Моментально оценив обстановку, я тут же юркнул под машину, в смотровую яму.
   Отсюда было слышно, как подоспела подмога и завязалась громкая, неконструктивная беседа. Громче всех кричали батальонники, голос бородача по-прежнему бубнил размеренно и спокойно.
   Ничего себе! В хорошенькую же историю я снова влип, да хоть бы один, а то еще и постороннего человека прихватил. И опять оказался в яме. Кажется, мне не терпится оказаться под землей. Оно конечно, все мы там будем, но зачем же форсировать события?
   – Эй, герой, вылазь! – философские измышления неожиданно прервал голос моего спасителя. – Да не бойся, убралась эта склизь.
   – А я и не боюсь, – высовывая голову, с гонором ответил я, – просто не хотелось руки о них пачкать.
   – Ну-ну! – заржал борода. – Вид у тебя самый геройский. Вылезай, будем знакомиться. Меня зовут Георгием, или попросту Жорой.
   – Константин, или попросту Гончаров. – Отряхнувшись, я протянул ему руку. – Весьма вам благодарен за своевременную помощь, но почему вы это сделали? Что, рожа моя показалась симпатичной?
   – Рожа как рожа, у меня не лучше, просто я на дух не переношу этих козлят!
   – Да, к сожалению, их многие не любят.
   – Не любят многие, а ненавидят единицы, хотя лично они тут ни при чем, во всем виноваты их сучьи родители.
   – Да, конечно, только я не понимаю, при чем здесь пращур милиционера?
   – Кажется, о милиции я не говорил, а говорил я об этих сопливых негодяях, которые благодаря мамкиным деньгам да папкиным связям пристроились служить в собственном городе. Развеселая это служба: днем отлавливать подвыпивших стариков и пьяных работяг, а по ночам околачивать яйца о жопы блядей! В то самое время, когда кишки их сверстников везут домой в цинковых гробах.
   – Вы потеряли сына?
   – Двоих…
   Отвернувшись, он склонился над инструментальным ящиком и громко забрякал железяками. Я потихоньку попятился к дверям.
   – Погоди, давай выпьем. Ничего, я редко себе такое позволяю, только с незнакомыми. Помянем Бориса и Глеба.
   Мы выпили, и мне очень захотелось познакомиться с ним поближе.
//-- * * * --//
   Домой я примчался в половине четвертого и, подобно голодному псу, сразу же набросился на свою добычу. В конверте оказалось десять черно-белых фотоснимков форматом девять на четырнадцать и пластиковый пакетик с разрезанной на части пленкой. Шесть фотографий я отложил сразу, поскольку под мои версии они не подходили, а значит, и интереса не представляли. На них были запечатлены две дорожно-транспортные аварии с живописно искореженными машинами и окровавленными трупами. Возникло ощущение, что Старков снимал их с расстояния двадцати сантиметров. Кроме пера, он отлично владел и фотокамерой.
   Оставшиеся четыре снимка были непонятными и потому представляли интерес. Итак, сделаны они в период между пятнадцатым и тридцатым марта, так как предпоследний чек ателье датирован четырнадцатым числом. Но как увязать эти фотографии с теми делами, которыми занимался журналист? Три темы: наркотики, бордель и инспектор рыбнадзора. Я разложил перед собой фотографии. Улыбающаяся кому-то рожа мужского пола, заснятая примерно с пяти метров в полуанфас, в тот момент, когда она об этом и не подозревала. Вторая и третья фотографии показывают одно и то же место, только проэкспонированное с различных точек. И место вроде мне знакомо, но в каком районе города находится этот заснеженный кусок сквера или аллеи? В центре снимка то ли клумба, то ли невысокий фонтан, накрытый толстым слоем снега. С правой стороны, в верхней части кадра, угол какого-то нежилого здания, слева садовая скамейка. Где, где я мог это видеть?
   На третьей фотографии под иным ракурсом опять по центру все та же клумба. Нет!
   Теперь точно видно, что это фонтан. Слева уже не скамейка, а правый угол того же здания. В правой части снимка какой-то магазин или аптека или что-то в этом духе. Где находится кусок этого архитектурного варварства? Нет, не вспомню!
   Четвертое фото меня несказанно порадовало. На нем был изображен добротный деревенский дом с громадным подворьем, всяческими пристройками и свинарниками.
   Тут и Гончарову было понятно, что находится он не где-нибудь, а в Гридневе, и именно в нем, а точнее, в какой-то пристройке, веселая хозяйка поутру обнаружила труп неизвестного мужика. Ну что же, не так уж и плохо для начала!
   Если же учесть, что местонахождение фонтана я могу определить хоть сейчас, то совсем хорошо. Зачем все-таки покойный запечатлел это безлюдное место? Вот так всегда: я могу биться над этой загадкой месяц, а потом окажется, что автор – просто пейзажист.
   Не откладывая дела в долгий ящик, я пошел по знакомым соседям, тыча им в морду городской пейзаж. Удивительно, но ответ у всех был до глупости стереотипен и очень походил на мой собственный: где-то видел, а сейчас не помню. Не соседи, а чурки с глазами! В конце концов, плюнув на их ограниченный кругозор, я выпил у пенсионера-фронтовика стакан водки, пожелал ему долгие лета и поплелся спать.
   – Опять мой котик нажрался, скотина! – услышал я сквозь сон милый моему сердцу голос беременной невесты. И куда только подевался тот самый шарм, так пленивший меня при первой нашей встрече?
   – Ага! – согласился я, блаженно зевнув. – Завари-ка, милая, чаю, да покрепче, мне на работу пора.
   – У котика мозги потекли? Посмотри на часы!
   – Восемь часов, ну и что? «Восемь часов, осторожное время, три пограничника, ветер и темень…» Самое подходящее время для ищеек и воров.
   – И проституток тоже.
   – Пардон, мадам, не вижу связи.
   – Зато я ее просматриваю отлично. Что это тебя на городские виды потянуло? Или все не можешь забыть «знакомые печальные места»?
   – Миль пардон, мадемуазель, о чем это вы?
   – О том самом, и не строй из себя невинного мальчика, во сне переспавшего с пионервожатой!
   – А у кошечки с головой все в порядке? О чем ты шипишь?
   – О Пяти фонтанах, или попросту о Блядском пятачке. Весь стол его видами завалил. Соскучился по трипперу?
   – Господи, Милка, – наконец до меня дошло, – да ты же самая умная обитательница этой квартиры! За исключением кота. Ты даже не представляешь, как ты мне помогла. Это же Дворец культуры «Нептун», а сзади набережная.
//-- * * * --//
   В палату, где, выздоравливая, лежал Ухов, меня пропустили беспрепятственно: дежурная медсестра куда-то отлучилась по своим, наверное, очень важным делам. Широкий, ярко освещенный коридор был абсолютно пуст. Должно быть, с драками и поножовщиной сегодня была напряженка.
   Держась правой стороны и стараясь ступать тихо, я уже миновал половину этой взлетно-посадочной полосы, когда прямо передо мной неожиданно приоткрылась дверь. Я оказался нос к носу с насмерть перепуганным рыжим старичком. Ойкнув, он тут же захлопнул дверь с позолоченной табличкой «Старшая медсестра». Ну и дела! Как там у поэта? «В тесной будке с судомойкой развлекается квартальный…» Не скучают ребята даже здесь.
   Тихонько, чтобы не потревожить драгоценный покой лейтенанта Ухова, я приоткрыл палату. Лежа на широкой кровати, одним глазом Макс смотрел какой-то увлекательный фильм, а другим зорко ощупывал ляжки медсестры, оголенные до пояса. Она тоже смотрела телевизор, искоса наблюдая, как буквально на глазах поднимается жизненный тонус больного. Они настолько были увлечены этими процессами, что ничего постороннего вокруг не замечали. Как хотите, но курс лечения никто прерывать не вправе.
   Так же тихо прикрыв дверь, я направился в ординаторскую, где сегодня, по моим сведениям, должен дежурить молодой хирург Олег Львович, вытащивший Макса с того света. Он оказался на месте и тоже лежал на диване, но в отличие от Макса занимался делом более полезным. Укрывшись толстым медицинским фолиантом, доктор спал. Не желая и его беспокоить, я прокрался к столу, чтобы оставить на нем то, что принес, – дорогие часы с гравировкой. Оказывается, сон хирурга неглубок и чуток. Едва только я успел положить свой презент на стол, как он крабом вцепился мне в задницу.
   – Попался, сукин сын! – Он торжествующе заломил мне руку и резким движением дернул ее вниз. Взвыв от боли, я отпрыгнул в угол, ровным счетом ничего не понимая. Левая, кажется, уже поломанная рука болталась соплей. От боли, неожиданности и испуга я начал громко икать.
   – Т-ты-ы сд-ду-у-рел, п-па-арень?
   Кажется, парень испугался. По тому, как оторопело он смотрел, я понял, что доктор ошарашен не меньше моего.
   – Вы кто?! Как вы сюда попали? Кто вы такой?
   – Хрен с клюкой! Тебе что, клиентуры не хватает, надо здоровых людей калечить? Я тебя сейчас так покалечу, что сам Склифосовский тебя не соберет!
   – Простите, я не хотел… То есть хотел, но не вас.
   – Ты меня здорово утешил, чего стоишь? Втыкай руку на место, гад ползучий!
   – Да, да, конечно, я сейчас. Позвольте снять с вас одежду.
   – Снимай хоть туфли, только перестань трещать и давай скорее, больно же…
   – Сейчас вам будет немного…
   С сухим треском сустав встал на место, а я улетел. Когда вернулся назад, то с большим удовлетворением отметил, что мое плечо растирает сам хирург, и не чем-нибудь, а настоящим ректификатом.
   – Олег, – тихо, но строго начал я, – вы глупец и, видимо, не знаете, что наружное применение этого чудесного препарата дает гораздо меньший эффект нежели внутрижелудочное вливание.
   – Замолчите! Лежите спокойно, сейчас я вас туго перебинтую, а потом дам немного коньяку. – В его голосе появились металлические нотки. – Зачем вы принесли часы?
   – Да уж не для того, чтобы вы ломали мне кости.
   – Еще раз прошу прощения, но, честное слово, вы тут ни при чем.
   – То есть как это ни при чем? – справедливо возмутился я. – Мои же кости ломают!
   – Простите, так получилось.
   – Что значит – так получилось? Меня, как глупого зайца, подло хватают из засады, выламывают лапы, а потом говорят: извини, брат Кондрат, ошибочка вышла. Как мне теперь работать? Чем я детям хлеб добывать буду?
   – Вы не волнуйтесь, больничный лист я вам устрою. Все сделаем, как надо. А засада не для вас предназначалась. Завелась у нас в отделении крыса, то ли кто-то из своих, то ли кто из ходячих больных промышляет. Сегодня опять пропажа, у заведующей бумажник с двумя тысячами ушел, она его на ночь в кабинете в столе забыла, а закрывать дверь привычки не имеет. Позавчера тоже – у санитарки двести рублей пропало, ее вообще жалко, на две ставки пашет. На кого подумать, не знаем. У нас ведь двадцать палат на этаже, одних только ходячих больных больше полусотни.
   – Какова общая сумма украденного?
   – Наверное, тысяч пять наберется.
   – И как давно это началось?
   – Первая кража случилась дней десять назад. Но почему вас это заинтересовало? И вообще, расскажите мне наконец, кто вы такой и что вам здесь нужно? Часы какие-то, ничего не пойму!
   – Неужели вы меня не помните?
   – Нет, да и с какой стати я должен всех запоминать! Передо мной каждый день мелькают десятки новых лиц, так что же, я должен всех заносить в компьютер?
   – Конечно же нет, но тогда я предстал перед вами в несколько своеобразном виде и со специфическим запахом, у вас на него сразу возникла аллергия.
   – Теперь понятно, вспомнил. Вы тогда доставили нам тяжелораненого.
   Ухов его фамилия. Тогда все с вами ясно! В знак благодарности вы притащили мне этот дорогой презент.
   – Совершенно верно, а вы за это сломали мне руку.
   – Очень сожалею…
   – Да ладно уж, чего не бывает…
   – … Очень сожалею, что не сломал другую, кажется, еще в первый раз я вам по-русски объяснил, что в ваших деньгах не нуждаюсь, а то, что положено было передать сиделкам, я передал. Ваш друг помещен в отличную палату. За нее платит ваша организация, чего вы еще хотите?
   – Я действительно как-то хотел выразить свою признательность. Тот человек мне очень дорог.
   – Послушайте, идите домой, не морочьте голову ни себе, ни людям. Хотя нет, погодите, вы ведь тоже из милиции?
   – Допустим, – осторожно ответил я.
   – Тогда окажите нам любезность, отыщите вора.
   – С удовольствием, если вы заберете часы, тем более – они подписаны.
   – Ну хорошо, только после того, как вы выполните свое обещание.
   – Тогда пойдемте со мной.
   – Куда?
   – Проведем совместный вечерний обход палат.
   – Но он уже проводился. Многие больные уже спят.
   – Не волнуйтесь, мы спящих не потревожим. Вор на то и вор, чтобы ночью не спать. Только предупреждаю вас – без эмоций! Усе сделаем тихо.
   Рыжий испуганный дед находился на излечении в восьмой четырехместной палате. В момент нашего прихода он еще не спал, но, получше меня разглядев, захрапел старательно и громко. Тихо подойдя к его изголовью, я проговорил довольно громким шепотом, старательно картавя:
   – Олег Львович, милейший, этот больной стаггичок подлежит немедленному пеггеводу в двухместную палату. Забота о стаггиках и детях – наша наипеггвейшая задача! Гаспогядитесь, батенька, я пока с ним подежугю.
   Переводить старичка никуда не потребовалось – по тому, как он крепко вцепился в подушку, я понял, где он прячет ворованное.
   – Отставить, Олег Львович, обойдемся малыми затратами. Просто поменяйте ему подушку, думаю, этого будет достаточно.
   Просто так отдавать награбленное старик не хотел. Отчаянно защищая свой трофей, он сражался до последнего, помогая себе даже сломанной рукой.
   Вскрытие постельной принадлежности проводилось уже без участия хирурга. По причине колото-резаной раны он был срочно отозван в операционную. Мне ассистировала дежурная медсестра, которая наконец-то оказалась на месте. В качестве понятых мы пригласили четырех ходячих больных. Когда они пришкандыляли в ординаторскую, мы начали операцию. Прошла она успешно. Инородное тело в виде полиэтиленового мешочка уже через пять минут вытащила ассистентка, а немощные понятые с удовольствием поставили свои подписи под кустарным протоколом.
   На сей раз Макс действительно отдыхал, и будить его было непростительным варварством. Оставив ему записку, я прикрыл дверь.
//-- * * * --//
   В десять утра я стоял на взгорке перед въездом в деревню Гриднево, стараясь визуально отыскать нужный мне дом. Это оказалось несложно, потому как добротных строений, вроде дома, изображенного на моей фотографии, было не более двух десятков. Нужный мне находился на отшибе, в самом конце села. До него можно было добраться двумя путями: либо прямо через деревню, либо минуя ее, в объезд. Я выбрал второе, здраво рассудив, что клиентура мадам Хвостовой наносит ей визиты именно таким путем – через заднее крыльцо.
   Лихо разогнав машину, я резко саданул по тормозам уже возле самых ворот. Бедная резина пронзительным визгом известила о моем приезде. Из салона я выходить не стал, полагая, что хлеб за брюхом не ходит, и оказался абсолютно прав. Минут через пять на крыльцо выплыла дородная девушка лет сорока. Ни дать ни взять – кустодиевская красавица, только чуть изможденная пороком. Лениво потянувшись, она широко открыла пасть и, показав золотую фиксу, зевнула. Только потом соизволила спрятать полупудовую грудь под тонкий шелк халата. Решив, что утреннюю процедуру прихорашивания можно считать оконченной, она улыбнулась мне совершенно по-детски, обезоруживающе:
   – Привет, парень, ты че приехал?
   Такого начала я не ожидал никак, поэтому ответил сбивчиво и невнятно:
   – Да, это… Я так, мимо ехал, дай, думаю, загляну.
   – Ну так загляни, че в тачке-то париться. Я щас чай пить буду, заходи, не стесняйся, я одна. Или боязно?
   Рассмеявшись, она ушла в дом, оставив двери открытыми. Я готовился к чему угодно, только не к такой необычной, даже удивительной встрече в стиле прошлого века. Впрочем, и сама женщина показалась мне необычной, какой-то естественной и настоящей, как сама земля. Может быть, первое впечатление обманчиво, но недаром же, едва увидев ее, я вспомнил о Кустодиеве.
   Неизвестно чему усмехнувшись, я решительно вышел из машины. Нет, внутри дом не был деревенской избой, наоборот, представлял собой комфортабельное городское жилье довольно обеспеченного человека. На зарплату милиционера такую обстановку не купишь. Особенно эти пейзажи не известных мне художников. Конечно, это не Левитан, но живописные оригиналы тоже что-то стоят.
   Значит, все-таки моя красавица продолжает делать деньги на бабских задницах.
   – Ты чего головой-то вертишь? Картины, что ли, не видал? Гляди, если интересно. Мне-то они и даром не нужны, все Витькина дурь. Ты как чай пить будешь? С молоком или с лимоном, а может, так просто? Я вот люблю так просто.
   Да ты садись, парень, тебя как зовут? Меня вот Марго кличут, а тебя?
   – Меня попроще, Константином нарекли.
   – Меня тоже проще нарекли, Марией, а только с детства все Марго зовут. Ты по какому-нибудь делу приехал или просто отдохнуть?
   – А по какому к тебе делу можно приехать? Конечно отдохнуть.
   – Верно говоришь, какой из меня, к черту, делец, только и годна, что в баньке попариться или попарить кого! – Показав целый набор золотых зубов, она рассмеялась свободно и призывно. – Это я мастерица, тут я свое дело знаю от и до.
   – Любое мастерство – это искусство! – Непроизвольно я выдал очевидную глупость, но она почему-то очень понравилась. Заливаясь смехом, хозяйка несколько раз ее повторила.
   – Мастерство – это искусство! Замечательно! Костя, а ты как отдыхать-то у меня хочешь?
   – Ну, Марго, что за нескромный вопрос! Отдыхать, как все у тебя отдыхают.
   – А откуда ты знаешь, как у меня отдыхают все?
   – Ну ты даешь! – Мне стало немного не по себе, не настолько она проста, как мне показалось. – Слухами земля полнится, прослышал о тебе.
   – Понятно. Прослышал, значит. Конечно, обо мне разное болтают, иногда правду, иногда брешут. Ты мне пояснее скажи, какой тебе отдых предпочтительней, а то я вдруг чего не так пойму.
   – Ну как может отдыхать мужик, у которого баба уехала на месяц.
   – Ну тогда и отдыхай, вот она я.
   Дело принимало непредсказуемый, неконтролируемый оборот. Я не знал, в какое русло мне направить стремительный ручей нашего диалога.
   – Костя, чего ты думаешь, я готова! – Засмеявшись низким грудным смехом, она повторила:
   – Я всегда готова!
   Марго резко встала, и легкий халатик, словно сам по себе, неслышно соскользнул к ее ногам. Передо мной стояла сама мощь земли с величественными, грандиозными формами, сложенная абсолютно пропорционально. Ручей превратился в полноводную реку, и меня унесло в спальню.
//-- * * * --//
   – Ты приезжай завтра, – уже провожая меня, ясно улыбнулась Марго. – Поговорим о твоем отдыхе всерьез, если ты не передумал.
   – Завтра не обещаю – ты из меня все соки выпила, а вот послезавтра обязательно, если ты не боишься.
   – А чего мне бояться? Я не Красная Шапочка, а ты не Серый Волк.
   – Конечно, но вдруг привяжусь я к тебе?
   – За это не бойся!
   Отъехав пару километров, я остановился перевести дух и привести себя в порядок.
   Что, в сущности, случилось? Да ничего из ряда вон выходящего, просто меня как первоклассника затащила на себя опытная баба. Вопрос только – зачем.
   Не из спортивного же интереса! И уж точно – не из-за моего цыплячьего экстерьера. Дурак ты, Гончаров, и лечению уже не подлежишь, затем она тебя трахнула, чтобы кто-то третий мог спокойно осмотреть твою машину. Вот и вся проблема, но зачем? Ведь ты никоим образом не высветился. А если все-таки кто-то за мной идет? Как знать? Одно ясно – ухо с ней держать надо востро. Баба совсем неглупая, можно сказать, совсем наоборот. У меня таких не было, тем более в постели. На таких мужики и помирают.
//-- * * * --//
   В редакции я появился во втором часу дня. Валентин рассеянно просматривал свежий набор и одновременно ругался с кем-то по телефону. Увидев меня, он кивнул на кресло, а перстом – на тумбочку возле стола. Нацедив двадцать граммов какого-то коричневого дерьма, я закурил и вытянулся в кресле, ожидая, когда он закончит свою бодягу.
   Из головы не выходило мое сегодняшнее приключение. Теперь оно не казалось мне таким уж безобидным. Здесь, в стенах редакции, мне явственно вспомнился Старков и его беспричинный страх. Чушь! Беспричинных страхов не бывает! И мое сегодняшнее приключение не может быть случайным хотя бы по той причине, что на пленке Старкова есть изображение ее дома. М-да-а, кажется, взялся я за это дело не подумав!..
   – … Да пошел ты на… – закончил телефонный разговор Валентин.
   Бросив трубку, он протер мокрый нос, лысину, а потом очки.
   – Ну что там у тебя, Костя, можешь похвалиться какими-то успехами?
   – Послушай, умник, прошло только два рабочих дня, а ты уже требуешь результатов. За такой период не размножаются даже кролики.
   – Замечание принято, молчу. Скажи только одно: это не пустышка? Не водил ли Старков меня за нос все это время, чтобы на дурочка зарплату получать?
   – Нет, Валя, к сожалению, за нос он тебя не водил, но лучше бы это было именно так! Я еще и копнул-то чуть-чуть, а дерьмо, кажется, уже полезло.
   Скажу тебе абсолютно серьезно: я жалею, что взялся за это дело. Но сейчас не о том. Тебе не знаком сей тип?
   На стол перед Дунаевым легла фотография человека, снятого Старковым незадолго до гибели. Взглянув на нее, Валентин отрицательно покачал головой:
   – Нет, Костя, не знаю… Хотя постой-ка, постой! Не может такого быть! Нет, показалось. Конечно показалось!
   – Валя, а что тебе показалось?
   – Да нет, чушь это полная, спутал я его с одним человеком.
   – С каким? Ты не играй в эти игрушки, они вредны для здоровья. Кого тебе напоминает это лицо?
   – Знаешь что, Костя, сделаем так. Я тут кое у кого уточню, а вечерком тебе позвоню или лучше заеду, лады?
   – Лады, – протягивая руку за снимком, согласился я.
   – Нет, нет, оставь мне его до вечера, вечерком завезу сам.
   – Вечерком меня не будет, жду твоего звонка в конце рабочего дня. И еще, приготовь мне фотокамеру с телевиком, только с обычной пленкой, безо всяких там компьютеров. Валька, будь осторожен, мы наткнулись на большую кучу дряни. Будь поаккуратнее.
   – Я понял тебя, старик. Все будет тип-топ.
   Дома, дабы смыть свой невольный грех, я первым делом залез под душ и тщательно почистил перышки, потом, немного полаявшись с невестой, лег на диван и приготовился думать. Этот процесс всегда вызывал во мне отвращение, сегодня же – особенно. Мысли, вместо того чтобы, скручивая факты, вязать канву наиболее правдоподобной версии, крупным планом выдавали мне мощные титьки Марго. Спасибо телефонному звонку – оторвал меня от этого греховодного занятия. Наверное, разродился Валентин.
   – Здорово, Иваныч, – тихо, но жизнерадостно приветствовал меня Макс.
   – Привет, Ухов, как ты там? Неужели уже встаешь?
   – Пока нет. Это мне один крутой дал сотовый телефон.
   – Ты же их, этих крутых, на дух не переносишь.
   – В больничке, Иваныч, все равны, а на том свете и подавно.
   – Я гляжу, философом становишься?
   – А чем тут еще заниматься? Видак да философия – вот и все мои развлечения.
   – Конечно, – хохотнув, согласился я. – Вчера через щелочку я наблюдал, какой ты видак смотришь.
   – Да?… – Повисла напряженная пауза. Видимо, Макс соображал, какую именно фазу этого периода мне посчастливилось засечь.
   – Ты не переживай, – успокоил я, – твоя баба всех подробностей не узнает. А вообще я остался тобой доволен. Валяй в том же духе, это говорит о твоем успешном выздоровлении.
   – Не ожидал я от тебя такой пакости, Иваныч, хоть бы покашлял. Ну ладно! Я что звоню-то, ты все отделение на уши поставил, за пять минут нашел вора. Как это тебе удалось?
   – Видишь ли, Макс, я очень талантливый сыщик, тебе еще многому нужно у меня поучиться, выздоравливай поскорее. А теперь о серьезном. Мне на несколько дней нужна твоя машина и человек вроде тебя.
   – Насчет машины проблем нет, ключи у тебя. А человек… Тут посложнее. Вроде меня не бывает! Но я понял, что ты хочешь. Жди, в течение часа он тебе позвонит. Думаю, тебе понравится. Вы даже немного похожи. Только заплатишь ему меньше, чем мне. А то обидно. Отбой.
   Утомительное это занятие – ожидание. Особенно если тебя самого ждет неотложное дело, а времени в обрез. Первый звонок раздался только в пять часов.
   Незнакомый голос сперва сообщил мне, что зовут его Сергей Медов, но можно просто Мед, а потом спросил, смогу ли я через час быть в военкомате, где он будет ждать меня в дежурной части.
   Дав добро, я еще полчаса прождал звонка от Валентина, но безрезультатно. Оба его телефона, рабочий и домашний, не отвечали. Сукин кот!
   Не иначе как загулял, в отсутствие-то жены сам Бог велел, но предупредить-то меня он мог!
   Сергей Медов оказался двухметровым тридцатилетним агрегатом с тремя маленькими звездочками на плечах. Несмотря на груду мышц, дефицитом интеллекта он не страдал. В общем, парень мне понравился. Записав его координаты, я на время с ним расстался.
//-- * * * --//
   В ста метрах от дома Марго, через картофельное поле, начинался перелесок. Туда я и загнал уховскую машину, предварительно просмотрев возможные пути отступления. Крыльцо, вход и пристройки были у меня как на ладони.
   Приложив к глазам бинокль, я даже засмеялся от восторга, настолько чудесно просматривалось все подворье. Кажется, я мог бы рассмотреть прыщ на заднице хозяйки.
   Первой ласточкой, которую я засек, была высокая стройная брюнетка в ярко-красном жакете и черной юбке. Про себя я сразу назвал ее Кармен. Приехала она на белой «девятке», которую небрежно бросила тут же, у входа. Вторыми прилетели сразу две птички, удивительно похожие друг на друга девицы с фиолетовыми волосами. Это, должно быть, на любителя, поскольку красотой близняшки не блистали.
   Время подходило к половине восьмого, когда третий экипаж высадил сразу четырех проституток под командованием пятой. Если она тоже промышляла древним ремеслом, то ее клиенту я бы не позавидовал. Итого вместе с хозяйкой собралось девять женщин. Очевидно, рабочий день заведения мадам Хвостовой начинался. Против этого я не возражал, и если дальше все пойдет, как сейчас, мне останется только выругаться и уехать. Но что-то клиент не едет. Неужели моих девочек сегодня ждет облом? Незавидная работа, никакого тебе планирования и гарантийной зарплаты. Впрочем, ее сейчас нет ни у кого! Ага, кажется, первый гусь на подлете, но, судя по потрепанной машине, не очень жирный.
   Невысокий, вислозадый джентльмен со свертком под мышкой воровато проскользнул в дом и вскоре, в сопровождении одной из четырех только что прибывших, уединился в низком сарайчике. Итак, господин Гончаров, позвольте вас поздравить с началом спектакля. А в остатке мы имеем восемь негритят.
   Далее события начали развиваться более динамично. Почтенный и седовласый владелец десятой модели сразу увлек близняшек. Старый развратник!
   Негритят осталось шесть. Из подъехавшего в восемь часов «мерседеса» никто не выходил. Это было уже интересно, и я невольно насторожился, но напрасно.
   Оказывается, большой мен ждал личного приглашения. Вышла моя Кармен и самолично пригласила гостя в хату. Несмотря на шикарное авто, одет высокий гость был невзрачно – мятые серые штаны дополняла такая же куртка с высоко поднятым воротником. Лица его я не разглядел, так как он ни разу не повернулся ко мне.
   Оказывается, я очень плохо разбираюсь в конъюнктуре блядского рынка, потому как прибывший с личным шофером представительный господин уволок в кабинет ту самую мымру, на которую я бы не поставил и ломаного пятака. Теперь у меня, вместе с хозяйкой, оставалось только четыре негритенка.
   Когда из подъехавшего джипа вышло четверо крутых, я подумал, что последние клиенты прибыли и мне пора уезжать. Но вели они себя настолько своеобразно, что я решил немного обождать. Выйдя из машины, крутые преспокойно закурили, не стремясь тотчас обласкать веселых дев. Ну а дальше они повели себя совсем неординарно. Вместо того чтобы пройти в дом и доложить хозяйке о своем прибытии, они, по знаку бритоголового, одетого в зеленый камуфляж парня, прямым ходом прошли в центральную дверь пристройки. Прямо скажем, странная компания!
   Джип стоял ко мне боком, и, как я ни старался, ни передних, ни задних номеров разглядеть не мог.
   Через некоторое время были разобраны оставшиеся жрицы любви, но меня теперь это уже мало интересовало. Я не отрывал взгляда от центральной двери пристройки. Только один раз оттуда высунулся бритый качок и что-то крикнул в сторону дома. Минут пять спустя собственной персоной нарисовалась моя утренняя любовь с «дипломатом» в руках. В пристройке Марго пробыла лишь несколько минут, а когда вышла, вид у нее был яростный и негодующий. Что там происходит?
   Оставалось только гадать. В своих измышлениях я перебрал с десяток вариантов, пока наконец догадка, простая как полено, не осенила меня. Вне всякого сомнения, один из четверки крутых, скорее всего бритоголовый, был не кто иной, как Витек, любитель пейзажной живописи. То ли муж, то ли брат Марго.
   Я запустил двигатель и уже включил заднюю скорость, собираясь выбираться из этого бардачного места. Буквально одна секунда и один взгляд, брошенный напоследок, решили все дело: я вырубил зажигание. Черная тонированная «Нива», по уши в пыли, резко осадила возле джипа, едва не воткнувшись ему в задницу. Пассажирская дверь, ближайшая ко мне, открылась, оттуда вылез парень в черных очках и черном же камуфляжном костюме. Внимательно осмотревшись кругом, он что-то сказал второму пассажиру. Мамочка родная! Только этого нам и не хватало! С заднего сиденья ему протянули короткий, детский автомат, который он тут же заткнул за пазуху. Следом вылез аналогичный тип с такой же игрушкой. Не разгибаясь, он затаился за задним колесом, держа автомат наготове, а я очень пожалел, что не взял с собой Медова.
   Оставшийся в кабине водитель настойчиво посигналил. Загадочная средняя дверь пристройки открылась, и из нее не торопясь вышли трое. Вразвалку они подошли к воротам и что-то спросили у приехавшего. Согласно кивнув, он остался стоять на месте. Тогда, открыв калитку, к нему вышел бритоголовый качок. Приехавший вытащил из машины «дипломат» и открыл его на капоте.
   Бритоголовый разодрал несколько белых пакетов и придирчиво их обнюхал. Видимо, оставшись довольным, он согласно кивнул и понес один пакет на пробу друзьям.
   Итак, сделка состоялась – четвертый качок с «дипломатом» вылез из пристройки, подошел к ограде и передал кейс бритоголовому, а тот в свою очередь вручил его приезжему очкарику. Открыв «дипломат», он разорвал несколько пачек и проверил подлинность купюр. После этого они пожали друг другу руки и собрались расходиться. Помешал водитель, неожиданно выскочив из машины. Он, точно Вий, указал пальцем прямо на меня – так, по крайней мере, мне показалось через окуляры бинокля. Это очень неприятно, когда в тебя тычут пальцем вооруженные бандиты. Не долго думая я пошел задним ходом, лавируя между деревьями и моля Бога, чтобы их тачки навсегда увязли в картофельном поле.
   Бог помог, но только наполовину. Миновав перелесок, я выскочил на заброшенную грунтовую дорогу и повернул направо, стремясь поскорее попасть на шоссе. Проселок немного поднимался вверх и был на последней стадии паршивости.
   Машину трясло и швыряло, как будто я ехал по свалке шифера. Когда чахлый лесочек справа закончился, я с удовлетворением увидел черную «Ниву» продавцов, беспомощно барахтающуюся в картошке. А вот джипа покупателей на месте возле дома я не обнаружил. Этот фактор неблагоприятно отразился на моей нервной системе. Громко и нецензурно выругавшись, я придавил уховскую старушку тяжелой рифленой подошвой. Она, конечно, взревела и поначалу побежала резвее, но вскоре начала хрипеть и отхаркиваться, обещая в недалеком будущем умереть вообще.
   Куда подевался джип, я предполагал. Учитывая коварство поля после вчерашнего дождя, его хозяева, надеясь на свою скорость, предпочли более долгий, зато надежный вариант. Хорошо зная окрестные дороги, они удумали подловить меня при въезде на асфальт. Если я буду по-прежнему плестись, у них это получится. Более того, они даже могут выехать мне навстречу, чтобы в лесочке, подальше от людских глаз, спокойно со мной побеседовать. Подобные разговоры не входили в мои планы. Иного пути как назад у меня не было – по правую руку находилось поле, а слева шел крутой спуск к реке. Только назад, но и там меня ждала неизвестность. Во-первых, я не знал, куда я в конце концов приеду, а во-вторых, меня вполне там могли поджидать молодчики из черной «Нивы». Ужасно неприятная ситуация. Конечно, можно бросить машину и налегке спуститься к реке. Скоро начнет темнеть, и им не отыскать меня даже с собакой, но в таком случае опять из-за моей глупости пострадает Ухов. Найдя машину, нетрудно найти хозяина.
   Значит, господин хороший, приплыли! Но нет! Можно сбросить машину с обрывистого берега, она должна взорваться! Вряд ли тогда меня будут преследовать. Опасаясь обилия подъехавших ментов, они постараются вообще отсюда слинять. Но взорвется ли тачка, упав на песок? Чепуха, можно в багажнике зажечь тряпье, чтобы было наверняка. Жалко машину, но черт с ней, жизнь дороже!
   Нужно было торопиться. Выбрав место покруче, я спешно готовил уховской старушке отходную. Вытащив из багажника все нужное, зажег в нем промасленную ветошь и захлопнул крышку. Потом открутил пробку бензобака и, перекрестившись, столкнул бедолагу вниз. Взобравшись наверх, я едва успел спрятаться. С надрывным воем снизу шла черная «Нива». Все-таки вытащили, успел подумать я, и в этот момент рвануло. Испуганно заверещав тормозами, «Нива» встала в десяти шагах от меня.
   Трое пробками вылетели из машины и тут же залегли, ожидая повторной атаки. Прошло около минуты, когда один из них счастливо заорал:
   – Мужики, отбой, ложная тревога, это тот мудак на бежевой тачке гробанулся. Вон горит как!
   – Путь себе в Божье царство освещает, – набожно пояснил главарь.
   – Э-э-э, не говори больше так, не надо, – возразил водитель. – Аллах его не возьмет, вонючий сильно. Пойдем поглядим, какой из этого козла получился шашлык.
   Они спустились вниз, а у меня от страха перед самим собой перехватило дыхание. Неужели решусь? Должно получиться – двигатель «Нивы» работал. Думать было некогда, уже через секунду я врубал скорость. Выстрелы услышал, когда отъехал метров на пятьдесят, но раньше в лобовом стекле прочертили диагональ три дырки, одна из них вполне могла появиться там, пройдя через мой затылок.
   Наверное, спинки сидений у них были бронированные, потому что пару раз мне показалось, как позади кто-то больно пинает в спину.
   А вот наконец и долгожданное шоссе и, конечно, с левой стороны знакомый джип, а возле него все четыре качка. Словно шакалы, стоят и не знают, что делать, – то ли спасать свои шкуры, то ли дружно всей стаей наброситься на жертву. Теперь-то мне хорошо был виден их номер. Проезжая мимо, я не мог удержаться от гадости, да и тащить их у себя на хвосте желания не было.
   Поэтому, чуть приоткрыв тонированное стекло, я крикнул с акцентом:
   – Мужики, совсем-совсем плохо! Надо быстро-быстро ноги делать!
   Круто заложив вираж, я закидал их щебнем из-под колес и ушел в сторону города. Не доезжая до поста ГАИ, убедившись, что погони нет, я остановил машину и перевел дух. Похоже, что влип я в историю более серьезную, чем предполагал. Взглянул на часы и оторопел: стрелки показывали восемь часов двадцать пять минут. Значит, на все про все не ушло и часа, а мне эти двадцать пять минут показались целой жизнью. Однако времени для размышлений о ее быстротечности у меня не было – необходимо было срочно избавляться от машины.
   Неизвестно, какими связями обладают одураченные мною бандиты, да и нет никакой гарантии, что первый же гаишник, меня остановивший, не их лучший друг, товарищ и брат. А черная «Нива» в наших местах – явление редкое и потому запоминающееся. Особенно если на ее лобовом стекле нарисованы три пулевые дырки. Кроме того, меня могут остановить в чисто профилактических целях, и уховский техпаспорт на старую «шестерку» я вряд ли сумею привязать к новенькой «Ниве». Черт возьми, у меня ведь еще и деньги, о которых я в этой сумасшедшей погоне за жизнью совсем забыл! Причем деньги, судя по всему, огромные.
   Оглянувшись назад, я убедился, что кейс послушно и доверчиво возлежит на сиденье, а рядом, его охраняя, застыл автомат, брошенный перепуганными наркодельцами. Видимо, именно этому обстоятельству я обязан был жизнью. Окажись стрелков двое, неизвестно, в каких бы я кущах бродил сейчас. Что и говорить, груз у меня довольно необычный, и линять надо немедленно!
   Уйдя с трассы влево, я углубился в лес и долго петлял между деревьями, не зажигая фары. Совершенно неожиданно я выскочил на узкую просеку, параллельную магистрали. Свернув вправо, почти на ощупь я поехал по ней, все более удаляясь от города. Одолев таким образам около полукилометра, решил, что достаточно запутал свои следы, и уже хотел тормозить, когда передо мной в полумраке неожиданно возникло какое-то заброшенное строение. Видимо, к нему и была когда-то пробита просека. Бетонное сооружение показалось мне более чем странным. Около трех метров в ширину и шести в длину, высотой оно было более трех метров. Но не это удивило меня. Поразило полное отсутствие каких-либо окон и дверей. По всему периметру – ни единого проема! Три стены падали совершенно отвесно, а одна, торцевая, примерно под углом в тридцать градусов спускалась к земле. Возле нее и притулилось нечто, похожее на курятник. Пробравшись внутрь, я обследовал крохотный полуразвалившийся домишко. Судя по всему, за последнее полугодие его посещали только птицы. Полное недоумение вызывал поломанный письменный стол и куча спресованных дождем и солнцем конторских книг. На одной из них с трудом удалось прочесть, что я держу в руках ценный документ строгой учетности, а именно – журнал приема-сдачи дежурства по силосной траншее номер пять, принадлежащий коллективному хозяйству «Волжский рассвет».
   Как бы ни были слабы мои познания в вопросах сельского хозяйства, но теперь и я понял, что бетонная цитадель – всего лишь силосная яма. Отличное место, где можно припрятать стыренный автомобиль, потому что бросать его на виду никак не хотелось. А тут тебе готовый замаскированный гараж!
   Проверил пандус. Кроме вездехода, сюда никому не забраться, настолько крут он был. Как же сюда попадали дряхлые колхозные грузовики? Надо было спешить – наступали уже плотные сумерки, если не сказать – темнота. Подойдя к краю бункера, я заглянул вниз и чуть было не сверзился, уж больно пьянящ и силен оказался аромат, шибанувший мне в нос. Процесс гниения шел давно и продуктивно.
   Укрепив на краю стопорного бордюра светлый платок, я погнал «Ниву» в последний путь. Такими темпами я очень скоро стану заправским автомобильным палачом! Воя от возмущения, словно предчувствуя скорую гибель, машина нехотя вползла на эшафот. Здесь, на относительно ровной площадке, я начал готовить ее к отпеванию. Во-первых, освободил от тяжкого бремени денег. Во-вторых, основательно попотев, подсыпал грунт под порожек безопасности, чтобы она могла спокойно и просто переступить через этот последний рубеж. Ну а потом занялся самым главным – технической частью осуществления проекта. Автомат, оказывается, можно использовать не только для поражения живой силы противника. Упертый в педаль сцепления, он хорошо работал как обычный дрын. Последний раз сев в обреченную машину, я подогнал ее к самой кромке так, что передние колеса буквально зависли над бункером. Потом до предела вытянул подсос, врубил первую скорость и, прижимая автоматом педаль сцепления, начал осторожно выбираться наружу.
   Вероятно, я плохо закрепил автомат, потому что, когда уже одной ногой я стоял на бетонной площадке, эта черная тварь вдруг поехала. От неожиданности я упал на сиденье, и мы вместе с «Нивой» полетели в вонючий силос.
   Да, мой невесте выпало большое счастье – при падении я не потерял сознания, а траншея оказалась неглубокой. Гнилое и вязкое дерьмо, которым она была наполнена, не доставало мне даже до рта, и я мог спокойно дышать и радоваться жизни. А вот «Ниве» пришлось хуже. Упала она не так, как я того хотел, а мордой вперед, и ее неприкрытая задница до сих пор торчала наружу. По ней я и выбрался наверх, стуча зубами от холода.
   Кажется, господин Гончаров, в этом месяце вам уже дважды посчастливилось искупаться в дерьме. Первый раз по прихоти злых людей, что простительно, а сейчас – только по своей личной инициативе. Не кажется ли вам, что вы несколько преждевременно открываете купальный сезон этого года? Если так пойдет и дальше, то недолго и простудиться.
   Черт возьми, что же теперь делать? В таком виде идти на трассу просто неприлично. Даже если я и остановлю машину, чистоплотный частник не позволит мне ее пачкать. Придется помирать здесь. Только Гончаров может, уйдя от верной смерти, через час подыхать в дерьме, в десяти километрах от города, имея при себе огромную сумму денег.
   Хочешь не хочешь, но двигаться надо, хотя бы потому, что таким образом можно согреться. С отвращением выкурив подмокшую сигарету, я буквально на ощупь стал пробираться к дороге. Это было настоящим мучением. Спотыкаясь о торчащие корни, я бился лбом о деревья, падал на острые сучки, думая только об одном: как бы защитить глаза. К половине одиннадцатого, избитый, окровавленный и вонючий, я наконец-то вышел на трассу.
   Машины шарахались от одного моего вида. Безрезультатно проголосовав около получаса, я хотел уже идти пешком. И тут-то возле меня затормозил колесный трактор-универсал со скребком и экскаваторным ковшом. Еще не веря своему счастью, я продолжал шагать, но трактор продолжал настойчиво предлагать свои услуги.
   – Отвезешь, что ли? – спросил я в стельку пьяного тракториста.
   Он радостно закивал и заморгал совершенно бессмысленными глазами.
   Господи, теперь я понял, почему он сопровождал меня несколько десятков метров молча. Бедняга просто не в состоянии изъясняться.
   Отодвинув его в глубь кабины, я сел за руль. Тракторист пытался что-то возразить, но вскоре, убаюканный теплом, старательно захрапел в унисон тракторному движку.
   Во двор собственного дома на тракторе я въезжал впервые. Тракторист спал как хорек, и мне не оставалось ничего иного, как заглушить мотор возле подъезда. Но что делать с моим дорогим мужичком? Ведь немного проспавшись, он предпримет попытку езды по ночному городу и нарвется на кучу неприятностей.
   Кое-как растормошив, я дотащил тракториста до квартиры и открыл дверь. Слава Богу, Милка не проснулась. Бросив своего спасителя на кухне на диванчике, сам я заперся в ванной, стараясь поскорее раздеться, чтобы смыть с себя стойкий, въевшийся запах силоса.
   Однако моим планам не суждено было сбыться. Истошный крик буквально выбросил меня в коридор. Бедный тракторист с окровавленным и перекошенным от ужаса лицом ползал по полу, моля о пощаде, потому что в него почти в упор целилась полуголая Милка.
   – Стой, дура! – успел крикнуть я, выбивая у нее оружие. – Со мной он, пусть поспит немного!
   Она сползла по стенке и, усевшись прямо на пол, заревела в голос. Я слышал, что это хорошо и полезно – после нервного срыва громко голосить, поэтому, не мешая плакальщице, аккуратно вытащил и отбросил обойму, не забыв и про патрон в стволе. И лишь потом занялся не менее напуганным алкашом. Беднягу как заклинило, он только беззвучно открывал рот и пучил глаза. Понадобилось полстакана водки, чтобы привести его в себя.
   – Где я? – затравленно озираясь по сторонам, задал он первый вопрос.
   – Не волнуйся, на том свете. Тебя сбил «КамАЗ», когда ты выехал на встречную полосу движения.
   – Да ладно тебе, мужик, я посерьезу, куда я попал?
   – Говорю же тебе русским языком – в ад! Сейчас я твою печень жрать буду.
   – А где трактор? Куда я трактор-то дел? Меня ж завтра бугор убьет.
   – И правильно сделает. Но это будет завтра, а сейчас ложись спать.
   – Ты что, хочешь этого ханурика здесь на ночь оставить? – вдруг перестав реветь, взъярилась Людмила. – Ни за что, пусть катится к чертовой матери, мне достаточно одного идиота!
   – Успокойся, Мила, если бы не этот человек, то неизвестно – где и в каком виде я был бы сейчас.
   – В каком ты виде, видно и здесь, похоже, ты устроился подрабатывать ассенизатором. Гончаров, ты деградируешь прямо на глазах! И дружков подбираешь сообразных, убирай его отсюда или будет хуже!..
   – Не, мужики, в натуре, где мой трактор? – не унимался беспокойный тракторист. – Вы мне только скажите – где мы, и я сразу пойду.
   – Да здесь твой трактор, кретин, у подъезда стоит, выгляни в окно и успокойся! Задолбали вы меня все!
   Тракторист, а потом и Милка по очереди посмотрели на трактор, и оба остались довольны. Один – наличием сельскохозяйственной машины, другая – предстоящим расставанием.
   – А где это мы, мужик? До «Волжского рассвета» далеко?
   – Двадцать километров, а находишься ты в городе.
   – Да ты че, не может быть! А как я к тебе-то попал?
   – Заткнись и ложись спать, поедешь с утра пораньше, а сейчас заглохни. Милка, это касается и тебя.
   – А ты мне тут не приказывай, нашелся командир вонючий! Нет, правда, чем это от тебя воняет?
   – Силосом, иди спать, сейчас помоюсь и все тебе расскажу.
   Рассказывать мне ничего никому не пришлось. Когда я вышел из ванной, оба крепко спали. Едва коснувшись подушки головой, я и сам тут же глубоко и тревожно заснул.
   Разбудил меня неугомонный тракторист. Было пять часов. Поблагодарив за радушный прием, назвавшись Виктором Шиловым, он пригласил в следующее же воскресенье быть у него с супругой и детьми.
   Тремя часами позже меня разбудил крик. Сидя в центре комнаты на полу, Милка ошарашенно взирала на открытый кейс, который я во вчерашней суматохе позабыл припрятать.
   – Откуда это, Костя?… – трагическим шепотом спросила она.
   – Так, завалил вчера одного банкира, мелочь. Не мешай спать и закрой чемодан! Как на дело идти, так вас нет, а как капусту рубить, так вы тут.
   Послушай, Милка, – окончательно просыпаясь, вспомнил я, – вчера мне должен был позвонить Валентин Дунаев. Он звонил?
   – Нет, тебе вчера вообще никто не звонил.
   Подтащив телефон, я набрал его номер. Протяжный и тоскливый зуммер – это было все, что я услышал. Рабочий телефон ответил тем же.
   – Если мне кто-нибудь позвонит, скажи, что буду через час, – уже на ходу инструктировал я Милку. – И передай папуле, что ждем его сегодня на ужин.
   «Дипломат» спрячь и дверь никому – ни под каким предлогом! – не открывай, даже знакомым. На улицу не высовывай и носа, его могут оттяпать по самые плечи.
   Пока!
//-- * * * --//
   Несмотря на приличные заработки, Валентин занимал скромную трехкомнатную квартиру в хрущевке. Жил он недалеко от меня, над кафе «Рассвет», теперь почему-то переименованного в «Цыганские ночи». Последний раз я был у него лет шесть тому назад, и тогда его Маней, а тем более – Ваней и Даней, еще и не пахло. Дверь двадцатой квартиры, согласно пульсу времени, была бронирована. Немного успокоенный, я нажал кнопку звонка. Мучил я ее минут пять, пока окончательно не убедился в тщетности своих потуг. Выглянувшая из соседней квартиры старуха авторитетно посоветовала добиваться поставленной цели.
   – Ты шибче, шибче жвони, дома он, как вчерась приехал, так и не выходил по сию пору. Шпит, наверное. Жвони шибче.
   – Бабушка, а к нему вчера кто-нибудь приходил?
   – А как же, почитай, сражу к нему и пришли, наверно, не ушпел и раждеться!..
   – А кто приходил, вы их знаете?
   – К няму многие ходют, ражве вшех упомнишь, ты жвони, шпит он! – напоследок сказала бабка и закрылась в своей конуре.
   Я осторожно потянул дверь, и она послушно пошла за моей рукой.
   Вторая, деревянная, вообще была распахнута настежь. В таких случаях у меня всегда начинает ныть сердце. С этой болью я и вошел в квартиру. Валентин действительно спал, но почему-то в передней. Сидя на полу, он неловко запрокинул голову и вывернул шею. Наверное, живым спать в такой нелепой позе крайне затруднительно, но Валентину было решительно на это наплевать, потому что черные запекшиеся струйки на его лысом черепе говорили о том, что в его голову попали по меньшей мере две пули. Осторожно прикрыв дверь, я спустился на улицу к автомату. Набрав номер, долго ждал ответа. Наконец раздраженный голос Ефимова сообщил, что он слушает, и добавил, что только полные идиоты в субботний день звонят в такую рань. Терпеливо выслушав всю тираду, я вежливо поздоровался.
   – Какого черта! – пуще прежнего взорвался полковник. – Сам не спишь, дурью маешься и людям спать не даешь. Что тебе надо?
   – Совета.
   – Тогда я посоветую тебе идти к гребаной матери и не возвращаться оттуда никогда! – потихоньку остывая, по инерции орал будущий тесть.
   – Алексей Николаевич, у меня к вам очень серьезное дело.
   – Ладно, сейчас умоюсь и перезвоню.
   – Я не из дома.
   – Куда же тебя занесло в семь часов утра?
   – К Валентину Дунаеву, может быть, слышали о таком?
   – И не только слышал! Козел он вонючий с авторучкой в заднице. Можешь так ему и передать, а при личной встрече за ту поганую статью я лично отшибу ему голову.
   – Очень сожалею, товарищ полковник, но вы опоздали. За вас это сделал кто-то другой.
   – Не понял. Что ты там мелешь? Дай-ка ему трубку!
   – Да мертв он! – теряя терпение, закричал я. – Неужели вам это непонятно?!
   – Вот теперь понятно! Говори его адрес и жди бригаду. Я тоже сейчас подъеду. Любопытно взглянуть на него, когда он спокоен. Ты руками-то там ничего не лапай, а то…
   – Это вы мне говорите? – уже не скрывая злобы, съязвил я.
   – Нет, твоему крякнувшему дружку! – тоже желчно ответил он и бросил трубку.
   От злости ли, а может быть, от вчерашнего переутомления или от дикой Валькиной смерти, но меня вдруг начало колотить в буквальном смысле этого слова. Крупная дрожь отбойным молотком застучала в коленках ног и кистях рук. В ближайшем задрипанном ларьке я приобрел «самопальную» и тут же, не отходя от кассы, выпил добрую треть.
   Первыми прибыли менты и, подобно своре борзых, дружно меня обложив, зло и добросовестно затявкали.
   На мое счастье, почти следом приехал Ефимов. Хмуро отогнав от меня всю эту стаю, он поспешил наверх, к месту происшествия, где нас уже поджидала шепелявая старуха. Охая и крестясь, она тут же засыпала нас вопросами, ответы на которые мы не прочь получить были сами.
   – Бабушка, – чуть оглядевшись, спросил полковник, – вы не слышали, когда ваш сосед пришел с работы?
   – Это почему не шлышала? – обиделась бабуся. – Што я тебе, глухая?
   Очень даже шлышала. Половина шештого была. Я ужинать шобиралашь, а тут и он жамком жабренькал. Я подошла к дверям пошмотреть – один пришел али ш кем? Меня его жена попрошила, шоб наблюдала жа ним.
   – Ну и что? Он был один?
   – Пришел-то один, да только шледом два мужика ему пожвонили. Я тогда и отошла от двери-то. Мужики не бабы, чего буду понапрашну штоять, картошка оштынет. Ну а минут череж пять они от него и ушли.
   – А вы не заметили, в чем они были одеты, какого роста? Худые или толстые?
   – А на что мне их замечать? Вот ежели бы бабы были, тогда конешно, а так…
   – Спасибо, бабушка, а вы выстрелов не слышали?
   – Нет, не было никаких выштрелов, я не глухая.
   – Спасибо, бабушка, до свидания, если понадобитесь, то потревожим вас еще.
   Полковник только на секунду заглянул в квартиру, посмотрел на труп и, кажется, остался недоволен настоящим состоянием Дунаева. Сцапав меня за рукав, он велел своим подопечным отнестись к осмотру со всей серьезностью, а меня потащил по лестнице вниз, на свежий воздух.
   – Ну, что ты скажешь на этот раз? – усаживаясь на скамейку перед подъездом, резко, с издевкой спросил он.
   – Скажу, что неплохо было бы найти в карманах Валентина черно-белое фото одного неизвестного типа, но скорее всего, его там нет. Думаю, что и убили-то его из-за этого снимка.
   – А ты как оказался здесь, орел-стервятник?
   – Я и пришел за фотографией. Она, собственно, моя. Я ищу человека, изображенного на ней, поэтому и показал ее Валентину, и мне кажется, он его узнал, но не захотел говорить об этом, пообещав сначала кое-что проверить.
   – Боже мой, определенно ты сведешь меня на тот свет раньше положенного! Что у тебя есть еще? Какого сюрприза ждать от тебя в ближайшее время?
   – Еще у меня есть полный «дипломат» денег, который я вчера вечером пригрел у наркоторговцев. Могу поделиться. Еще в качестве сюрприза могу сообщить о том, что, по моему разумению, два этих дела – убийство Дунаева и вчерашняя моя кража – связаны между собой.
   – Нет, это выше моих сил! – Засопев, полковник достал сигарету. – Ты хоть понимаешь, с кем ты связался на этот раз?! Как ты на них вышел?
   – По материалам одного неоконченного журналистского расследования.
   Возможно, вы помните такого Старкова Александра?
   – Это тот писака, который самолично поджарился у себя в квартире?
   – Если вы и сейчас думаете так, то мне искренне жаль правоохранительные органы России. Старков копал наверняка и, будь он немного поосторожней, подкинул бы вам крупную дичь, правда, я сомневаюсь, стали бы вы ее кушать. Больно уж колючи те дикобразы.
   – Умолкни, сыщик недоделанный, где деньги?
   – У меня дома, под охраной вашей дочери.
   – Умнее ты ничего придумать не мог?! Как он у тебя вообще оказался?
   – Долгая история, но чем скорее мы нагрянем в тот домик, откуда его взяли, тем будет лучше. А по дороге я все вам расскажу. Необходимо только учесть, что хозяева могут быть вооружены до зубов. Если есть такая возможность, то будет совсем не лишним прихватить с собой пару, а лучше – тройку дельных парней.
//-- * * * --//
   Через час мы стояли на том самом взгорке, откуда я впервые любовался домиком Марго. Золотое было время! Домика теперь не было, вместо него на фоне черного пепелища ярко краснела пожарная машина. Но похоже, и она собиралась вскоре покинуть это печальное место. Необходимо было поторопиться, чтобы из первых уст узнать причину пожара, хотя я уже предполагал, что мы можем услышать.
   – Сукин сын! – выругался Ефимов, срываясь с места. – Ты видишь, к чему приводит твоя самодеятельность? Скажи ты обо всем вчера, этого бы не случилось!
   – Конечно, вообще бы ничего не случилось. Они бы продолжали спокойно торговать наркотой, потому что никаких обвинений, кроме проституции, вы им предъявить не могли. Пока не поздно, настоятельно вам советую пробить номера «Нивы» и джипа. И если они не фуфловые, организовать их поимку. Я же тем временем мог бы очень продуктивно опросить соседей и пожарных.
   – Нет уж, одного я тебя не отпущу! – сигналом останавливая пожарку, непреклонно заявил потенциальный тестюшка. – Это всегда плохо кончается.
   Возьмешь с собой Рыбака, не помешает.
   – Рыбака так Рыбака, – покорно согласился я, подумав, что одному действительно частенько бывает грустно и неуютно. Как вчера, например.
   – Приветствую вас, мужики! – выходя к остановившейся машине, поздоровался Ефимов. – Ну, что там у вас?
   – Здравствуйте, товарищ полковник! – ответил чумазый капитан. – Обычное дело, пьяная проститутка сгорела. Не беспокойтесь, ваши коллеги из нашего района уже были, никакого криминала нет. С матраца пожар начался.
   Курила, наверное, в постели, они все, как нажрутся, в кровать с сигаретой ложатся. Сгорела аж до костей, одна головня осталась. Полчаса как увезли.
   – В кровать! С сигаретой! – передразнил его Ефимов. – А вы где были?
   – Дак это… Нам только в пять тридцать сообщили. Телефонов-то на все село три штуки, из них два не работают. Когда мы подскочили, было уже поздно.
   Мы в основном тем и занимались, что отсекали огонь от соседского двора. Да что там думать, соседи говорят, у них вчера вечером пьянка была, а утром мы видим ее последствия – труп хозяйки.
   – А почему вы думаете, что сгорела именно хозяйка? – бестактно вмешался я в разговор. – Кто вам это сказал?
   – Никто, там вообще было непонятно, кто сгорел, но по логике вещей на хозяйской кровати могла отдыхать только сама хозяйка.
   – Да, конечно, – согласился я, садясь в машину Рыбака.
   Дом стоял особняком, и, подъехав к нему ближе, я впервые увидел, что значит сгореть дотла. Дома как такового не было, вместо него посередине пожарища, в центре бетонного фундамента, торчала мокрая, почерневшая печь. Из мебели в живых остался унитаз, ванна, газовая плита и кухонная мойка. Дом примыкал к соседям только огородом, и пожар их не коснулся. Сейчас они, подобно грачам, сквозь штакетник пялились на пепелище, ожидая, когда наконец им позволят спокойно и не торопясь осмотреть трофеи.
   – Привет погорельцам! – радостно начал я. – Кто видел, во сколько начался пожар, шаг вперед.
   – Я видела, – бойко ответила остроносая, худая бабенка, – пяти еще не было. Я сразу к Кате, соседке, побежала, потом мы вместе до Нинки подались, потом…
   – Понял! – неучтиво перебил я ее. – Когда разошлись гости?
   – А кто ж их знает! – степенно ответил дед с костылем. – Я в десять ложился, они все еще гулевали. Порода, видно, их хвостовская такая. Наверное, и отец забулдыга, и мамаша курва, и…
   – Понял, – опять перебил я деревенского моралиста. – Скажите-ка мне, кем Виктор приходился Маргарите?
   – Дык хахалем, а че ты его вспомнил? – удивилась полная девушка в мужском пиджаке и семечной кожурой на подбородке. – Его еще в феврале месяце за драку посадили, а ты вспомнил!
   – Понятно, а кто у нее был последнее время?
   – Да разные, за всеми не уследишь, – сожалея, ответила девушка. – Вот и ты, говорят, вчера к ней заныривал.
   – Кто говорит? – как можно строже, спросил я.
   – Ну, я и говорю! – под мерзкие улыбочки односельчан, не стесняясь, продолжала она. – Ты вчера поутру к ней на другой машине приезжал, а я как раз в огороде ковырялась. Помидоры высаживала. Все хорошо и видела. Как ты из машины вылез, как к тебе Машка подошла… И потом в спальне тоже видела, как она тебя…
   – Умная больно! Как фамилия?
   – А ты меня не стращай, не пугливая! Черпакова я, Галка Черпакова. И че дальше, кобелище?
   – Девушка, успокойтесь, – весьма кстати вмешался Рыбак, – подойдите к нам, нужно поговорить. Вы только не волнуйтесь!
   – Я и не волнуюсь, а вот разговоры с вами, с козлами, разговаривать не буду.
   – Вы, наверное, не поняли. – Он вытащил красное удостоверение. – Мы из милиции.
   – А почему сразу я? – заметно стушевалась Черпакова. – Я ничего не знаю, нас уже спрашивали, мы все рассказали.
   – Или мы с вами поговорим сейчас, или ждите повестки в милицию, – не унимался Рыбак. – Думайте, что для вас лучше.
   Через минуту она сидела у нас в салоне и односложно отвечала на вопросы.
   – Галина, прошу, вспомни такой момент. Когда я вошел в дом, подходил ли кто-нибудь к моей машине?
   – Ясное дело, подходили.
   – А кто это был?
   – Борька, а с ним какой-то незнакомый мужик.
   – И что они делали?
   – Ну че, че? Пока ты там наяривал, они тачку твою обшмонали. В багажнике рылись и в бардачке. Потом смеялись над тобой. Сказали, что вечером они какому-то Гончарову отрежут яйца и заставят их съесть.
   – Вот видишь, Галина, можно все по-человечески рассказать. А кто такой этот Борька? Как его фамилия, чем занимается?
   – Понятия не имею, знаю только, что он в последнее время сожительствовал с Машкой. Приезжал к ней часто, на ночь оставался, а кто он, откуда, не знаю и знать не хочу.
   – На чем он сюда приезжал?
   – Чаще всего на синей «шестерке». А так на разных машинах, но они его никогда не ждали. Высадят и назад.
   – Какой он из себя, в чем был одет вчера?
   – Нормальный, а в чем одет, черт его знает. Кажется, в зеленой куртке был. Точно, в зеленой куртке и в зеленой шапочке, ну, в такой, как военные носят.
   – Ладно, Галина, ответь на такой вопрос: ты часто в этом году бывала у Марго дома? И чем она занималась?
   – Нет, меня отец туда не пускал, говорил, что мне нечего делать в этом гадючнике. За этот год была всего два раза. Один раз – когда занимала деньги, а другой раз – когда отдавала. У нее тогда никого не было, и мы оба раза пили чай с лимоном и со сливками. А чем она занималась, вы и сами не хуже меня знаете. Поэтому у нее и занимала бабки, у других-то в нашем селе не больно разживешься, все на копейки прозябают.
   – Кто из ваших односельчан был с ней дружен? Кто мог запросто зайти к ней в гости, на чашку чая или просто поболтать?
   – Таких не было. Кроме сестер Мухиных, к ней никто из сельских не заходил, брезговали, что ли, пересудов боялись?…
   – А как же сестры Мухины? Или им на общественное мнение было наплевать?
   – То другое дело, близняшки туда на работу ходили.
   – Отлично, Черпакова, а вчера они тоже трудились?
   – Конечно, у них пятница, суббота и воскресенье – самые доходные дни.
   – А в котором часу они вчера разошлись и разъехались?
   – Точно не знаю, я в уборную уже после двенадцати ходила, так там еще музыка вовсю играла. И машины возле ворот стояли.
   – Хорошо, а сколько и какие именно машины стояли?
   – Танькина белая «девятка» и «мерседес» ее хахаля. А больше там никого не было. Я еще удивилась. Думаю, что-то рано сегодня угомонились.
   – А ты Танькиного-то хахаля хорошо знаешь?
   – Откуда? Я и ее-то не знаю, просто Марго мне как-то предложила заходить к ней в гости. Обещала за это деньги. Сказала, смотри на Таню, всего-то у меня полгода проработала, а уже на своей тачке рассекает. Ну, я отказалась…
   – Умница, а на чем вчера приезжал Борька?
   – Этого я не заметила, я его вчера вечером вообще не видела.
   – Ну, а когда приехал серый джип, ты видела? Не было ли его среди приехавших?
   – Джип я видела, только мне кажется, среди них Борьки не было.
   – Почему кажется? Ты ведь находилась достаточно близко.
   – Да, но я отлучалась то в дом, то в сараюшку. Я же не знала, что наутро меня будут пытать.
   – Кого из ее родственников ты знаешь? Кто ее брат, кум, сват? Откуда она вообще появилась в вашем селе?
   – Приехала она лет пять тому назад вместе со своим Витькой, и первое время, покудова строился дом, они снимали угол у бабы Кати. Откуда она родом, я не знаю, да и никто конкретно не знает. Сама она нам говорила, что беженка из Средней Азии, да только не больно она на беженку смахивала. Видела я, какие оттуда приезжают, по дворам милостыню собирают, а у нее самой с первых же дней мужики на водку просили.
   – Ладно, Галина, последний к тебе вопрос: где проживают твои сестры Мухины?
   – Прямо возле магазина, дом под желтой крышей. Они сейчас дома, в город что-то не поехали, наверное, спят еще, вы погромче стучитесь, они одни живут.
   Через пять минут, стукнув рыжего добросовестного пса по носу дубинкой, мы входили во двор греховодных сестер. Ведь, кроме упомянутой Татьяны и ее крутого мена, они могли быть последними, кто видел Марго живой. В дверь стучать нам не пришлось, потому что собачий вопль поднял на ноги всех обитателей дома – то есть обеих сестер.
   – Какого черта! – заорали лилововласые лахудры слаженным дуэтом. – Садисты, кто вам дал право измываться над бедным животным?
   – Он хотел нас укусить, – просто ответил Рыбак. – И если бы он это сделал, то мне пришлось бы его пристрелить.
   – А мы ведь к вам по делу, девочки, – похотливо подмигнув, игриво объявил я. – У вас как со временем? У меня друг только что из казармы, женской ласки требует. У вас такса-то прежняя?
   – Чего? Алка, че этот паразит хочет?
   – Ласки и радушного приема, – вместо похмельной сестренки ответил я.
   – Еще хотелось бы знать, не поднялся ли ваш тариф, а то денег у нас в обрез, на вас двоих может и не хватить.
   – Элка, по-моему, эти козлы над нами издеваются, – пораскинув кислыми мозгами, выдвинула предположение Алка. – Джульбарс, фас их!
   Джульбарс трусливо показал нос из-за угла и вопросительно тявкнул. Не видя должной реакции с нашей стороны, он предпочел за лучшее вовсе убраться с глаз долой. Веселые сестры тоже примолкли, очевидно соображая, каким образом вести себя дальше с такими наглыми гостями, как мы.
   – И долго вы будете держать нас на улице? – входя в роль, бесцеремонно спросил Рыбак. – А то ведь мы и к другим пойти можем.
   – Это точно! – подхватил я его угрозу. – Например, к вашей подруге Марго. Вы ведь с ней вчера до ночи веселились.
   Испуганно переглянувшись, сестры проворно заскочили в дом и хотели захлопнуть дверь, но здесь им крупно не повезло. Мой башмак испортил все дело.
   – Пустите, псы паскудные! – истерично визжали они в два голоса, когда мы благодаря перевесу в силе уже входили в полутемные сени. – Мы участкового позовем! Он заберет вас, хулиганье!
   – Нет в этом надобности, мы сами кого хочешь заберем. Даже вас!
   Кажется, до них дошло что к чему. Сразу поникнув, сестры понуро проводили нас в комнату и, кивнув на кресла, завыли сразу и громко.
   – Поверьте, мы ни в чем не виноваты, – голосила одна.
   – Мы ничего плохого не делали, – вторила ей другая.
   – А кто тогда сделал плохое? – последовательно спроси," я.
   – Не знаем, мы ничего не знаем, оставьте нас в покое, нам и без того плохо.
   – Станете дальше молчать, будет еще хуже, – оптимистично заверил их Рыбак. – Колитесь, девки, до конца, если хотите сегодня спать здесь, а не в казенном доме.
   – Ничего мы не знаем, – хныча, продолжали упорствовать ночные жрицы любви.
   – Значит, вы и у Марго вчера не были?
   – Конечно не были! – дружно, как пионерская дружина, гаркнули они.
   – И Татьяны с ее мужичком там не было?
   – Не было! – опять сгоряча отрапортовали девы.
   – А откуда вам про это стало известно? – очень удивился Рыбак. – Ведь вас-то там не было.
   – Я… Мы то есть… К нам приходили и сказали. – Вконец запутавшись, девки завыли с новой силой.
   – В общем, так! Собирайтесь, голубки, – немного надавил я, – полетим с нами.
   – Куда это? – переглянувшись, насторожились они.
   – Як куда, вестимо, в клетку! – последний гвоздь забил Рыбак.
   Сестры Мухины забились в падучей, проклиная всех наших родственников вплоть до пятого колена. Мы с молчаливым интересом наблюдали, чем кончится это забавное представление. Видимо, вскоре оно наскучило и самим комедианткам. Еще раз протяжно взвыв, они резко замолчали.
   – Ну и что дальше? – немного разочарованно спросил Рыбак. – Будем говорить или по-прежнему квасить рожу? Когда вы ушли от Марго?
   – Часов в десять.
   – По какой причине? Ведь время-то детское.
   – К нам в домик неожиданно прибежала Татьяна и велела срочно сваливать, и еще она нас предупредила, чтобы о нашем вчерашнем свидании не знала ни одна живая душа. Иначе, сказала она, вы пожалеете, что родились. Мы сразу собрались и вместе с Николаем Петровичем уехали.
   – Когда вы уезжали, какие машины стояли возле дома?
   – Танькина «девятка» и «мерс» ее мужчины.
   – Куда вы поехали?
   – Никуда. Нас Николай Петрович сразу же отвез домой.
   – А сам он куда поехал?
   – Тоже домой, было уже поздно, а у него больная жена и калека-сын.
   – Где нам его найти? Говорите адрес и место работы.
   – Ни за что, он нам этого не простит никогда! У него престижная работа, и если о нем узнают что-то компрометирующее, он ее лишится. Выдавать мы его не имеем права. Все, что хотите, только не это!
   – Ладно, кто такой Борька, и был ли он вчера в вашей компании?
   – Борька-то? Да он же мужчина Марго, видеть мы его не видели, потому что из будуара почти что не выходили, а вот голос его вроде бы слышали.
   – Что он говорил и в котором часу?
   – Ну ты, мужик, даешь! Откуда мы могли разобрать, что он говорит?
   Вообще, может, это не он был, у нас же вовсю играла музыка.
   – Опишите его внешность. Каким вы привыкли его видеть?
   – Ну, такой здоровый, невысокого роста, лет тридцати с гаком.
   – И усы у него большие, – подсказала сестрица важную деталь.
   – Ага, – вспоминая, согласилась первая, – и черные волосы, как у бабы, хвостом на затылке связаны.
   – Где его найти?
   – Без понятия, об этом даже Марго не знала.
   – Хорошо, в таком случае, где живет Татьяна и ее хрен на «мерседесе»?
   – Во-первых, про ее мужчину мы ничего не знаем, а про Таньку мы знаем только то, что живет она в городе, где-то на набережной, но если бы и знали, то ничего бы не сказали!
   – Боитесь ее, что ли?
   – Крутая телка, от нее всего можно ожидать.
   – Она что же, и убить может?
   – Запросто!
   – Почему вы так думаете? Или она уже кого-то укокошила?
   – Ничего мы не думаем, – сразу заткнувшись, залепетала одна из близняшек.
   – А ты нас на понт не бери! Не надо, не маленькие! – поддержала ее другая.
   В чем-то девки прокололись, но действовать нужно наверняка, иначе они поймут, что я тычу пальцем в небо. В моем вдруг просветлевшем мозгу явственно всплыла дата – пятнадцатое февраля. Именно тогда Марго Хвостова обнаружила в своем борделе труп незнакомого мужчины. И именно после того корреспондент Старков заинтересовался этим домом. Теперь этот завтрак мне необходимо подать под надлежащим соусом.
   – Ой, девчоночки, а мне-то один журналист все время доказывал, что того лопушка, в феврале месяце, Татьяна завалила, а я-то, дурень, все не верил, думал, залетный какой. Теперь ясно! Давайте колитесь дальше, из-за чего она его порешила? Сколько он тогда наркоты принес?
   – Ничего мы не знаем, никакой наркоты, уходите отсюда!
   – Дуры, вам же хуже будет! Когда она узнает, кто ее заложил – причем дважды! – вам придется несладко.
   – Честное слово, мы не можем сказать на сто процентов, что это сделала она, просто на следующий день мы случайно подслушали, как Марго с ней ругалась. Тогда мы и подумали, что это Танькина работа. После этого мы стали ее бояться. Где она живет, мы в самом деле не знаем.
   – Ладно, возможно, я сегодня к вам еще раз заеду, покажу портрет одного типа, может быть, он вам кого-нибудь напомнит. Думаю, вам действительно стоит опасаться вашей подружки, как там ее фамилия?
   – Да не знаем мы, в компании ее все больше Кармен называли.
   – Очень тонко подмечено. А как обзывали вас?
   – Цокотухами, это потому, что фамилия у нас – Мухины.
   – Логично! Будьте осторожны, мухи-цокотухи!
//-- * * * --//
   Прихватив чудом доставшиеся мне негативы, я с внутренним трепетом заявился к Ефимову. Начальник смотрел на меня исподлобья. Кажется, мне не были рады.
   – Скотина ты, Гончаров, а ко всему прочему, еще и трепач!
   – Помилуйте, Алексей Николаевич, чем вызвана такая страшная немилость?
   – Ты еще спрашиваешь – чем? Наврал мне с три короба о «дипломате» с деньгами. Я, как старый козел, немедленно за ними поехал… И что? Я тебя спрашиваю – что?!
   – Не могу знать, когда я уходил из дому, «дипломат» оставался там.
   – Не крути мне мозги! Тем более и номера машин ты дал липовые. Один, который якобы принадлежит джипу, на самом деле номер «Запорожца» и принадлежит пенсионеру. Другой, от «Нивы», только недавно получил счастливый владелец «Оки». Так что твоим выходкам я скоро положу конец! Единственную правду, которую я от тебя услышал за последнее полугодие, это наличие трупа главного редактора. Чего ты ржешь или совсем рехнулся?
   – Никак нет, господин полковник, просто я подумал, что если начальник милиции не может расколоть собственную дочь, то у него пропал нюх. Пора ему собираться на заслуженный отдых.
   – Что за ахинею ты несешь? Неужели ты думаешь, что Милка могла меня?… Я, правда, даже в квартиру не зашел. Она заявила через дверь, что спит.
   А о «дипломате» ты, мол, наврал все!
   – Молодец Милка! Это я ей приказал никому не открывать дверь и позабыть о существовании «дипломата». Как видите, она все в точности исполнила.
   А что касается липовых номеров, то такой вариант я предвидел. Предвидел также, что никакой фотографии при Дунаеве вам обнаружить не удастся, ведь это так?
   – Ну так, что из этого?
   – А из этого следует, что убили Дунаева именно из-за нее, но они не учли одного обстоятельства. У умного Гончарова есть негативы, которые нужно немедленно напечатать.
   – Если ты соврешь и в этот раз, то за твою никчемную жизнь я не дам и ломаного гроша. Где негативы?
   – Что говорят о наших сегодняшних трупах? – не слыша его вопроса, поинтересовался я. – Меня волнует не столько Дунаев, сколько Хвостова.
   – Вот как? И почему?
   – То, что убит Валентин Викторович Дунаев, я убедился лично, а про смерть Хвостовой знаю только понаслышке.
   – И у тебя возникли сомнения?
   – Да, я бы хотел их поскорее развеять, с вашей помощью, разумеется.
   – Попробую, хотя вряд ли это сегодня получится, суббота – нерабочий день, к тому же, по словам пожарных, от нее осталась головешка. Посмотрим…
   Пока он дозванивался до экспертизы, я подло проник в его подсобку и основательно продегустировал найденный там коньяк. Когда вернулся, Ефимов сидел с огорченной физиономией.
   – Там один дежурный врач, и он мне заявил, что с таким материалом может работать только палеонтолог.
   – Логично. Вам никогда не встречалась проститутка по кличке Кармен?
   Высокая стройная брюнетка. Любит одеваться в яркие, броские одежды.
   – Гончаров, это ты у нас слывешь великим потаскуном и развратником, и не смей причислять меня к своему блудному клану! Кто она такая?
   – Если бы я знал! Мне известно лишь, что зовут ее Татьяна, ездит она на белой «девятке» и за несколько часов до пожара была в доме Хвостовой вместе со своим любовником. К сожалению, на номер машины я не обратил внимания, поскольку посчитал ее ординарной проституткой.
   – А теперь ты так не считаешь? Почему?
   – Не могу точно сформулировать ответ, но какое-то верхнее чутье говорит мне, что она не последняя скрипка в этом огненном концерте. Она и ее крутой воздыхатель на «мерседесе». Еще бы мне хотелось заострить внимание на сожителе Марго – некоем Борьке. Он шмонал мою машину в мое отсутствие. Но не это интересно, любопытно то, что тогда он был одет в омоновскую фуражку, тогда как другие свидетели говорят, что у него были длинные волосы и роскошные усы.
   Согласитесь, фуражка поверх длинных локонов вызывает смех и поневоле акцентирует внимание. Скажу больше: этот самый Борька в момент передачи наркоты был брит наголо. Кому верить? На этот вопрос существует несколько вариантов ответа. Либо кто-то из моих осведомителей лгал, либо Борька в срочном порядке побрился, либо мы говорим о разных людях. Алексей Николаевич, я не слишком вас утомил? – В ответ полковник только рукой махнул. – Дальше выплывает еще одна одиозная фигура – некий Виктор, бывший любовник Марго, приехавший с ней вместе из Средней Азии. Сейчас он отбывает срок, который схлопотал в феврале месяце за драку. Я еще раз подчеркиваю – в феврале! Именно тогда же в борделе Хвостовой был обнаружен труп неизвестного мужчины, предположительно азиата, со смертельной травмой головы. На какие печальные мысли могут навести эти два факта, если их сопоставить? Я вас спрашиваю! И сам же постараюсь доходчиво объяснить. Начнем с того, что приехавший к нам труп был, как и Марго с Виктором, из Азии. Делаем заключение, что гость и хозяева были знакомы, и, возможно, уже давно. Еще мы знаем, что проезд нынче баснословно дорог, а значит, просто так, на чашечку чая, труп приехать не мог. Его визит носил чисто деловой характер, возможно, торговый. Вам, господин полковник, пока все понятно?
   – Заткнись, идиот, точнее, продолжай!
   – На чем это мы остановились… Ах да! Визит мог носить торговый характер. Целью могла быть покупка либо продажа. Но поскольку мы знаем, что товары народного потребления в азиатских странах дешевле, чем у нас, то можно с полной уверенностью сказать, что негоциант привез товар. Надеюсь, течение моей мысли логично и последовательно. Идем дальше. Какой товар мог привезти купец?
   Наверное, самый выгодный. Исходя из того, что последнее время покойный Старков хотел слишком много знать о наркодельцах, то нетрудно догадаться, какой презент привез мертвец. А теперь стоит вернуться к Виктору, который примерно в это же время так некстати устраивает драку, за которую, надо полагать, он получает минимальный срок. Не кажется ли вам, что он получает его сознательно – с тем, чтобы утаить более серьезное преступление?
   – Чего ты мне это разжевываешь, я давно все понял.
   – Я рад, господин Ефимов, что мои мозги думают точно так же, как ваши, правда, с некоторым запозданием. Но это еще не все. Необходимо учесть еще один нюанс, о котором Виктор, садясь в тюрягу, думал в первую очередь. Он не столько боялся правоохранительных органов, сколько ответственности перед друзьями и подельниками убитого им азиата. Не сомневаюсь, что за ними стоит какой-то большой и сердитый дядя. А у Виктора, я полагаю, и в мыслях не было возвращать им товар или деньги. Скорее всего, он, хорошенько упрятав товар, на пару лет лег в тюрягу, ожидая, пока страсти вокруг него поутихнут. Как вы думаете?
   – Думаю, твоя версия звучит достаточно убедительно. Исходя из нее, можно предположить, что дом из мести запалили обманутые им поставщики?
   – Не обязательно. Если бы все было именно так, то они бы это сделали давно. Думаю, тут ситуация гораздо сложнее, но пощупать этого самого Витюшу мы просто обязаны.
   – Хорошо, этим я займусь в понедельник, а вот твои негативы я отдам в печать прямо сегодня, давай их сюда.
   – Алексей Николаевич, лицо, изображенное там, видимо, высокого полета. Можно ли полностью довериться вашей лаборатории?
   – Что за чушь ты плетешь? Не доверять нам – это значит не доверять никому.
   – Вашими бы устами… – С некоторым облегчением я передал ему негативы.
   – А теперь поехали к тебе за «дипломатом». Кстати, а где та черная «Нива», которую ты угнал? Она может пригодиться для следствия.
   – Умерла она, – с сожалением сообщил я. – Приказала долго жить.
   – Идиот, мне нужен номер кузова и двигателя. Где ты ее разбил?
   – Она совсем умерла и номера не оставила. Сказала, что ее цена вошла в содержимое «дипломата». А номер обещала передать в ближайшее время. И вообще, я не угонял ее, просто стибрил чемоданчик и бегом домой.
   – Раньше в своих желаниях ты был куда как скромнее, можно сказать, бессребреником был, а теперь?
   – Что поделаешь, Алексей Николаевич, полковничья дочь на сносях. Чем кормить прикажете? Да и потом – рыночные отношения у нас! А насчет номеров вам непременно сообщат по телефону не далее как в понедельник.
//-- * * * --//
   Войдя в дом, полковник первым делом накинулся на единственную дочь:
   – Жучка, ты почему не отдала мне «дипломат»?
   – А он разве твой? По-моему, его принес Костик, а поскольку я его жена, то «дипломат» следует считать нашим семейным достоянием. Если мой муж находит нужным отдать тебе деньги, то я не против, пусть вручает тебе свою половину, но не более, так как вторая принадлежит мне как жене.
   – Я тебе сейчас такую половину устрою, ты у меня месяц на жопу не сядешь, мамашино отродье! Быстро бабки на стол, а сама в магазин, не могу я пить бурду твоего хахаля!
   И полковник как коршун набросился на вожделенный «дипломат». Открыв крышку, но не желая касаться денег руками, он мучительно долго соображал, сколько же там находится. Так и не справившись с этой непосильной задачей, с раздражением захлопнул крышку и выдохнул:
   – Много! Дай дух переведу! Как же мне его у тебя оприходовать?
   – А то не знаете! Можно сказать, что по анонимному звонку вами были предприняты соответствующие меры, в результате которых была задержана черная «Нива» с настоящим грузом на борту, – подсказал я.
   – Куда она в таком случае девалась? Куда девался ее водитель? Кто непосредственно проводил операцию?
   – Операцию мог проводить тот же Рыбак, кажется, он неглупый малый, все поймет с полуслова. А машину он мог засечь где-нибудь на стоянке, с открытой дверцей и открытым «дипломатом». Деньги он забрал сразу же, но пока из своего автомобиля вызывал подмогу, «Нива» куда-то скрылась. Произошло это вчера поздним вечером.
   – Идиот, я же сегодня запрашивал ее государственный номер!
   – Тем лучше – лишнее подтверждение, что вы рьяно продолжали вести поиск. Впрочем, как знаете, можете сказать, что портфель вам просто подкинули.
   Самое главное – не впутывайте в это дело меня.
   – Нужен ты больно! Второй вариант, насчет того, что подбросили, хорош, но имеет недостаток. Получается, что я тут ни при чем.
   – Боже мой, наконец, скажите, что деньги у вас оказались по наколке ваших нештатных осведомителей. В общем, до понедельника масса времени, чтобы все как следует обдумать.
   – Ладно, без тебя разберусь, только смотри, чтобы эта гребаная «Нива» не выплыла с неожиданной стороны. Вечером жди звонка, а может быть, завтра утром и сам появлюсь – уже со снимками.
   – Как знаете! Вы сейчас куда?
   – Домой, должен же я отдыхать хотя бы по выходным.
   – Безусловно. Осторожнее с «дипломатом»!..
   – Ничего, полежит у меня до понедельника. Есть у меня загашничек, туда любовниц прятать можно, хрен догадаешься!
//-- * * * --//
   Не было никакой гарантии, что перед смертью Дунаев не сообщил убийцам моей фамилии, да и Марго могла кое-что обо мне рассказать. Отправляясь на вечернюю прогулку, я предупредил об этом Медова. Поэтому сейчас, удобно расположившись на одной из скамеек у Пяти фонтанов, я беззаботно потягивал тоник, наперед зная, что за моей драгоценной особой наблюдают и, если того потребуют обстоятельства, немедленно вмешаются.
   Что и говорить, место себе проститутки выбрали живописное! Сейчас оно не полностью в их власти, поскольку еще не стемнело, и простодушный народ, чуждый их профессии, совершает свой глупый моцион. Но первые ночные мыши уже прилетели. Прямо напротив, облепив скамейку, они делятся вчерашними впечатлениями, мешая двум добропорядочным алкашам. Видимо, по незнанию мужички заняли их взлетную полосу. Радушно улыбнувшись, я приглашаю их к себе, благо мою скамейку пока Бог миловал, а уж втроем-то мы сможем дать надлежащий отпор старейшему племени. Но алкаши приняли мое приглашение превратно – как посягательство на их недопитую бутылку – и, настороженно озираясь, вовсе исчезли в кустах.
   Повертев головой, я всего в пяти метрах, на соседней скамейке, нашел то, что мне было нужно. Пара девчонок сидела молча, угрюмо уставившись в землю.
   Они тоже проститутки и тоже пришли в поисках клиента, но работали не за деньги.
   Не этот вопрос волновал их. Сейчас они были запрограммированы только на одно: где достать зелья, чтобы хоть на время вновь почувствовать себя живыми.
   Прошло минут десять, и развязной походкой к ним подошел худой неопрятный парень.
   Улыбнувшись, он ударил одну из малолеток по щеке:
   – Че, овца, не по кайфу?
   – Подыхаю, Серега, хоть под группешник, выручай!
   – В натуре, я тащусь! Под бабая пойдешь?
   – Хоть под стадо!
   – Ништяк, ползи за мной, щас приторчишь.
   – Серый, а я? – прижимая детские спички рук, жалобно гнусавя, взмолилась подруга.
   – А ты, мля, овца загребанная, сиди и кочумай, на тебя даже у обезьяна не встанет. Ты когда последний раз тыкву мыла? Как от козла воняет.
   – Сереженька, миленький, ну пожалуйста, найди кого-нибудь! Или в долг… Я все-все отработаю, пожалей меня.
   – Ха-ха, ты слышишь, Вика? Она отработает! Чем? Ты уже до жопы прогнила, тварюга сифонная. Ладно! Причешись хоть. Найду тебе какого-нибудь козла на память о нашем городе.
   – Спасибо тебе, но я ведь уже не заразная.
   – Сиди, падла, и жди!
   Продавец живого товара и проститутка пошли в сторону набережной, а я остался на месте, поскольку никакого интереса он для меня не представлял, хотелось ухватить свинью пожирнее. Наверняка наркоты у него не больше, чем на пару дней мерзкой работы. Мне же нужен был его снабженец. Где и когда они встречаются? Возможно, даже здесь. Сюда им зелье может доставлять какое-то промежуточное звено. Выйти на него – уже удача.
   Проституток тем временем начали потихоньку разбирать. За кем-то приезжал сам клиент, кого-то уводили пастухи. Один из них, видя мою полную индифферентность, направился к моей лавочке, но я вовремя успел вытащить полупустую бутылку водки, и ко мне потеряли всяческий интерес.
   Неряшливый подонок, обещавший Вике райское наслаждение, все не шел за ее подругой. Устав ждать, она сама поплелась к набережной, а возле меня, нимало не смущаясь, уселась довольно миловидная женщина лет тридцати. Такие на любовном рынке уже не котируются. Открыв сумочку, она небрежно закурила и спросила, который час. Городские часы висели в пяти метрах. Очевидно, это давно заведенный ритуал.
   – Без десяти семь, – машинально ответил я, продолжая смотреть вслед удаляющейся жалкой фигурке сифилитички.
   – Вы кого-то ждете? – продолжала атаку блудница.
   – Нет, – необдуманно ответил я, но тут же поправился:
   – То есть давно жду, а все безрезультатно. Не появляется моя Кармен. Вы ее, случайно, не знаете?
   – Случайно знаю! Кармен – дорогая женщина, но сюда она давно позабыла дорогу. Пошла по верхам, но ничего, – мудро усмехнулась проститутка, – рано или поздно вернется, как вернулась я.
   – И что же вас заставило?
   – Нужда! Ха, да что об этом говорить! На эту тему написана масса интересных книжек, и все они правдивы. И знаете – почему?
   – Потому что интересны?
   – Нет, просто писались они хорошими авторами в наших постелях. А Кармен вы в ближайшие два-три года не дождетесь.
   – Откуда у вас такая уверенность?
   – Просто недавно ее встретила, она сейчас на самой вершине своего триумфа, а теперь ей предстоит падение, но падение происходит постепенно, сначала даже незаметно для себя. Но оно происходит. Вот я и вычислила: чтобы ей опуститься до моего уровня, потребуется не менее двух лет.
   – Логично, но мне она нужна позарез. Где она проживает?
   – Сожалею, но ничем помочь не могу. Я этого не знаю и никогда не знала. Проститутки высокого уровня никогда не приглашают друг друга в гости.
   – Но хотя бы ее фамилию вы можете назвать?
   – Э-э-э, дружок, это уж слишком, если вы не знаете, как ее зовут, то представляете опасность. Зачем она вам? И когда вы с ней познакомились?
   – Еще осенью, так же вот, случайно, оказались на этой самой скамейке.
   А зачем она мне? По-моему, ваш вопрос риторический. Зачем бывают нужны женщины вашей специальности? Наверное, не для того, чтобы по ночам решать с ними кроссворды.
   Бодрая и веселая, вернулась на свое место сифилитичка. Обслужить клиента за это время не смогла бы и крольчиха, значит, ей удалось кольнуться в долг. Непонятно кому улыбаясь, она достала косметичку и начала прихорашиваться.
   Весь ее вид вызывал только гадливость и омерзение. Каким образом ей еще удается заполучать клиента? Меня передернуло от одной этой мысли.
   – А вы не боитесь? – спросил я соседку.
   – Простите, чего? – удивленно отозвалась она.
   – Превратиться в такое же существо, как эта девочка.
   – В ближайшее время мне это не грозит, я пока еще разборчива и привередлива, а что касается иглы, то Бог миловал, даже не пробовала. Вот глядите!
   Очевидно, с рекламной целью она продемонстрировала мне еще красивые и холеные руки, не тронутые шприцем. Хохотнула и придвинулась ближе:
   – Я разборчива, выбираю настоящих мужиков – вроде вас. Вы сами-то не колетесь?
   – Нет, предпочитаю узаконенное пойло, что нам продает государство. – В доказательство я хорошенько приложился к бутылке, а после, в знак особого расположения, протянул ее соседке.
   – Спасибо, но я не пью. Надеюсь таким образом подольше продержаться на плаву.
   – Похвально. Вы давно посещаете этот сквер?
   – Как и вы, с осени прошлого года, а вам-то что за интерес?
   – Профессиональное любопытство журналиста. Разве вам не интересно наблюдать, как протекает процесс деградации этих детей? – Я указал на освободившуюся Вику. Подойдя к сифилитичке, она дрожащими руками протянула подружке наполненный шприц. Потом поставила ей на колени ногу и замерла в ожидании желаемого.
   – Нет, мне это неинтересно и, более того, противно. Я бы собственными руками давила тех, кто подсаживает этих малолеток на иглу.
   – За чем же дело встало? Вперед и с песней, благую миссию выполните, вперед!
   – Где ж их найти?
   – Они перед вами, например, тот паршивый субъект по имени Сергей. За один укол он принуждает этих девчонок работать на него всю ночь. Ему глубоко наплевать, что уже через год из тринадцатилетней девчонки получается старуха, больная сифилисом, СПИДом и прочими гадостями. Бизнес есть бизнес! Обогащайся, говорит нам государство, скромно при этом умалчивая, какими именно путями.
   – Этот паршивый субъект, как вы его назвали, всего лишь мелкая гнида, паразитирующая на более крупной погани. А вот она-то для нас недосягаема.
   Пойдемте в бар. Вы не волнуйтесь, я сама за себя заплачу. Кстати, давайте познакомимся, меня зовут Клара.
   Под зонтиком летнего кафе мы съели по две порции мороженого и стали почти друзьями. Единственное, чего я боялся, так это ее исповеди проститутки.
   Но бабой она оказалась неглупой, и этого не произошло. Прощаясь, Клара вручила мне свою визитку, выдав совершенно непонятную мне фразу:
   – В понедельник в десять, здесь. Это то, что вам нужно. Меня вы не знаете!
   Только минут через пять, когда я, отойдя от фонтанов, поджидал Медова, до меня наконец дошел истинный смысл сказанного. Клара оказалась умнее, чем я думал, только вот что она подразумевала под своими словами «Это то, что вам нужно»? Тут возможны два варианта: либо в понедельник в кафе я увижу Кармен, либо в это время здесь происходит раздача наркоты мелким оптом. В любом случае ее информация заслуживает внимания.
   Задумавшись, я не сразу заметил стоящую передо мной старую голубую «Волгу», за рулем которой неподвижно сидел Сергей Медов. Проходя мимо, я незаметно кивнул, а через сотню метров забрался к нему в салон. Поздоровавшись, он спросил о дальнейших планах.
   – Планы-то есть, да только как вы относитесь к незаконным действиям, которые нам предстоит совершить?
   – Кажется, меня вам рекомендовал Макс? Поэтому считаю вопрос с повестки дня снятым. Куда нужно ехать?
   – В колхоз «Волжский рассвет», если мы, конечно, до него доедем.
   – А куда мы денемся? Папаня на этом авто двадцать лет проездил, да я уже почти десять, правда, от него своего остался только кузов. Сейчас выскочим на трассу, я вам его в деле покажу.
   Двадцать километров до деревни мы пролетели за десять минут. В центре, возле трех работающих комков, остановились, и я справился у пьяного сельского труженика, как нам побыстрее найти господина Шилова.
   – Витька, что ли? Да на хрена его искать, сейчас сюда привалит! Он поехал своей телогрейке бабки отдать, а зачем, спрашивается? Ты сперва выпей как следует, а потом и ехай, отдавай, что останется. А то не по-человечески получается, весь день мы с ним корячились, землю возили, а теперь Петруха должен его ждать, потому что все бабки при нем. Почему? Нет, вы мне ответьте, за что я должен страдать? Несправедливо, мужик, купи пузырь. Я тебе сразу отдам. Вот он сейчас свой говнокопатель поставит и махом сюда, и я тебе отдам.
   Выдав страдальцу необходимую сумму, я захлопнул дверцу, чтобы больше не слышать его волжских страданий.
   – Константин Иванович, хотя бы в двух словах набросайте план наших предстоящих действий.
   – Все будет зависеть от поведения этого самого Витька, а вот, кстати, и он собственной персоной и, кажется, трезвый.
   Выйдя из машины, я пошел навстречу. К моему великому удивлению, Витек узнал меня сразу, засуетился, зашмыгал носом и, нелепо размахивая руками, затараторил:
   – Здравствуйте, здравствуйте, а я-то вас с утра ждал, все мы вас ждали, все понаготовили, как вы сами, как здоровье супруги, красивая женщина!
   – Не трещи! – строго приказал я. – Дело к тебе есть. Хочешь заработать пять сотен новыми? Только думай побыстрее.
   – А кто ж откажется от пятисот рублей? Только дурак! Что делать?
   – Твой трактор на ходу?
   – А как же, а как же, только что заглушил, весь день на нем пахали.
   – Ну и отлично! Машину из ямы вытащить сможешь?
   – Смотря какую, машины всякие бывают. Есть, к примеру…
   – Короче, Шилов, вытащить нужно «Ниву», но так, чтобы ни единая душа об этом не узнала. Ты меня знаешь, шутить я не люблю, понял? – Для пущей убедительности я ткнул ствол ему под ложечку.
   – Понял, начальник, все сделаем, как надо, где автомобиль?
   – Всему свое время. Ты знаешь, где пятая силосная траншея?
   – Тю, а кто ее не знает, только она уже года два не фунтициклирует.
   – Вот и хорошо! Сейчас ты поедешь к этой траншее и будешь ждать меня там. Только поедешь не по трассе, а через перелесок, сможешь?
   – За пятьсот колов я через минное поле проеду.
   – Отлично, Витек, ты умный парень! Не забудь прихватить надежный трос и пару крепких четырехметровых досок. Надеюсь, в твоем хозяйстве все это отыщется.
   – Обижаешь, начальник, я не пальцем сделанный.
   – Тогда вперед!
   Шилов побежал легкой, нервной рысцой, а я, забравшись в машину, на немой вопрос старшего лейтенанта ответил:
   – Сергей, пока все идет нормально, сейчас мы подождем, пока проедет трактор, и через пять минут двинемся следом. Наша задача на ближайший час такова. Нам необходимо аккуратно и безо всякого шума вытащить из силосной ямы почти новый автомобиль, попавший туда по неосторожности. Какие будут вопросы?
   – Вопросов нет.
   – Замечательно! Тогда вопрос у меня. Куда мы ее денем?
   – Не понимаю вас, поясните.
   – Эту машину, до того как она пройдет курс лечения, не должен видеть никто, кроме спецобслуги, я ясно выражаюсь?
   – Достаточно, а больше и не надо, но вот куда ее девать, так сразу ответить я не могу, дайте немного подумать.
   – Думайте, Сергей, я не тороплю, а заодно не забывайте об опытном хирурге, который делает операции на дому.
   – Понятно, а какой сложности эта операция?
   – Легкой, нужно немного подправить ей личико и поменять год рождения.
   Внимание, – услышав треск работающего двигателя, предупредил я, – кажется, Витек – человек дела.
   Проезжая мимо, Шилов показал большой палец и вскоре, в неприметном переулке, повернул направо, волоча за собой три широченные плахи. Что и говорить, случай свел меня с мужиком обстоятельным и деловым. Выкурив по сигарете, мы потихоньку двинулись следом. Я боялся, что где-нибудь посреди перелеска хваленый медовский танк засядет прочно и надолго, но мои опасения оказались напрасными. «Волга» только покачивала бедрами и недовольно фырчала в заведомо глухих местах. Время подходило к девяти, когда мы подъехали к этой чертовой силосной яме, едва не ставшей мне могилой. Сидя на гнилом бревнышке, Шилов старательно курил, но при нашем появлении почему-то встал по стойке смирно.
   – Куда дальше, начальник?
   – Никуда, уже приехали.
   – А где машина?
   – Перед тобой, в траншее.
   – Это как же так? Как она туда попала?
   – Ветром задуло! Чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь. Пойдем посмотрим, как ее сподручнее вытащить.
   При дневном свете яма не показалась мне такой страшной, как вчерашней ночью, и жижи в ней было гораздо меньше, так что захлебнуться в ней я бы никак не смог при всем моем желании. Машина только наполовину ушла в вонючий кисель, а задняя ее часть торчала наружу. Бампер вообще выглядывал из-за кромки бункера. Минут пятнадцать мы теоретически обсуждали оптимальные варианты подъема. Выходило, что, как ни крути, а кому-то окунуться в дерьмо обязательно придется. Витек был вовсе не против, но почему-то стеснялся честно об этом сказать. Он даже длинным прутом промерил дно ямы и прикидывал, как половчее завести под колеса плахи. Но вот раздеваться не торопился. Господи, совсем недогадливый стал Гончаров! Сторублевая бумажка окончательно развеяла сомнения Витька. Он решительно снял пиджак наброшенный, перекрестившись, снял крест и по доске, как по трапу, пополз вниз. Сергей тем временем пытался ненадежнее закрепить трос за задний мост автомашины.
   – Начальник, – скомандовал Витек, – давай-ка заводи плаху под левое заднее, сейчас она у нас вылетит, как из пушки. Она что, стоит на скорости?
   Погодите, сейчас вырублю. Все готово, давай плаху.
   Вдвоем с Сергеем мы с трудом подвели трап под колесо и до упора протолкнули его под передок. То же самое нам предстояло проделать и с правой стороной. Согнувшись над ямой, мы наблюдали за работой Витька, держали наготове доску, не забывая при этом давать ему ценные указания.
   – Олух, да ты под передним-то колесом подрой ямку, – советовал Сергей, – да поглубже, а то будет…
   Что именно будет – досказать он не успел, потому что сам полетел вниз, очевидно, дорывать ямку собственными руками. Я хотел заржать, но не успел по той же самой причине, что и Сергей: земля, вдруг вырвавшись из-под ног, опрокинула меня вниз, в грязевую ванну. И опять она показалась мне необыкновенно глубокой. Жадность фраера сгубила, успел подумать я, когда над головой раздался неприятный, нехороший голос, даже не голос, а визг:
   – Попались, суки! Не двигаться, падлы, щас всех угрохаю, козлы вонючие!
   – Ты, Шурик, не кипятись, – успокаивал его набожный голос главаря и хозяина «Нивы», – попались, значит, так тому и быть, отлетались пташки в небе, пора и в землю. А мы с тобой, Шурик, еще полетаем, нам надо нервы беречь, а угрохать их мы всегда угрохаем, не в этом дело, нам что надо, а? Я вас спрашиваю, черви навозные, что нам от вас надо? Молчите…
   – По пуле в живот им надо, Цезарь.
   – Нет, Шурка! – вмешался голос с акцентом. – Ты не правильно говоришь, им надо кол на попу делать, ах хорошо! Мы один раз так душмана делали, хорошо!
   Всю ночь как свинья резаный плакал. Только утром сдох.
   – Отроки, негоже так с людской плотью поступать, не по-божески, надобно с ними по-хорошему, по-доброму побеседовать. Они что заблудшие овцы, не ведают, что творят. Рустамбек, который из них?
   – А, Цезарь, вон он, ишак поганый, которого я бросал!
   – Вылови-ка ты его мне, хочу с ним задушевно поговорить, а остальным накинь браслеты, а будут брыкаться, поступай как надо, мне они не нужны.
   – Вылазь, шакал поганый, я тебе говорю! А ты, белый свинья, давай рука, будешь много базар-колхоз, тебя Шурка будет сразу делать.
   Пока длилось это своеобразное совещание, я лихорадочно соображал, какая сволочь могла нас предать. Выходило, что никакая, потому как о нашем вояже никто, кроме меня, заранее не знал. Выходило, что эта самая сволочь не кто иной, как я сам. Значит, они вычислили меня чисто интуитивно. Скорее всего, те ухари на сером джипе указали им направление, в котором я отбыл. Узнав на посту ГАИ, что мимо них я не проезжал, они резко сузили круг поиска, тем более что с трассы я мог уйти только направо. Но все равно им потребовалась уйма времени, прежде чем они обнаружили силосную траншею, а это значит, что в городе меня не искали и я могу быть спокоен за судьбу Милки. Второе. Убить они нас никак не могут, потому что с моей смертью у них умирает надежда заполучить деньги обратно, а без денег им невозможно вернуться в отчий дом, где их поджидает неприятная смерть, аналогичная той, о коей только что поведал Шарикбек или как там его… Выбраться отсюда, наверное, невозможно, если только не удастся найти в этой жиже слив, ведь когда-никогда этот бункер должны были мыть, хотя бы теоретически…
   Удар нунчаками неожиданно вывел меня из легкой задумчивости. Кажется, меня очень просили подняться наверх для конструктивной беседы. Что же, послушаем проповеди наркопастыря. С помощью кровожадного басурманина я выбрался наверх и предстал пред ясны очи главаря в черном камуфляже. Дело шло к вечеру, и потому в наступающих сумерках рожа святоши просматривалась с трудом. Резких движений я не делал, опасаясь бесноватого Шурика, добровольно и радостно отдал им оружие, ненужное и даже опасное в подобной ситуации. Молил я только об одном: чтобы Бог дал моему старлею хоть немного выдержки, иначе сдуру нас всех положат как куропаток.
   – Сын мой, – заговорил главарь мягко и проникновенно, – вы весь в грязи, и вам необходимо отмыться.
   – Я полностью с вами солидарен, преподобный отец.
   – Согласны ли вы, раскаявшись, искупить вину свою?
   – А як же? С превеликим нашим удовольствием!
   – Согласны ли вы вернуть нам добро, уворованное вами?
   – Забирайте, оно перед вами, я только немного на ней проехал, а сегодня собирался вытащить и вернуть ее вам.
   – Вы не совсем понимаете, о чем я говорю, но это поправимо.
   Рустамушка, сей заблудший отрок испытывает боли в перстах, помоги страждущему и воздается тебе.
   Когда и как ко мне подкралась эта сука, я не понял, только вдруг мизинец левой руки хрустнул, и я заорал благим матом.
   – Вот видите, к каким печальным результатам приводит непослушание?
   – Педераст ты македонский, а не святой отец!
   – Александрушка, сын мой, этот тать еще и кощунствует!
   – Ща я его, Цезарь! По какому классу?
   – Для начала, думаю, достаточно четвертого, ему еще ехать.
   Я почувствовал сзади какое-то движение и тут же резко отпрянул в сторону. Преподобный отец явно остался недоволен, потому что удар дубины, предназначенный мне, уютно втерся в его бок. Он вдруг заговорил совсем не церковным языком, и меня тут же начали бить по-настоящему. В короткой паузе между ударами я успел крикнуть: «Серега, не дергайся!» – и потерял сознание.
//-- * * * --//
   – Ну что, очухался, великий воин? – насмешливо спросил главарь совсем другим, жестким тоном. – Теперь я буду разговаривать с тобой серьезно. Ты мужик неглупый и, очевидно, все просчитал. Рассчитал и пришел к выводу, что замочить мы тебя не можем по той простой причине, что в этом случае рвется единственная нить, соединяющая меня с деньгами, которые я должен вернуть хозяину. Без них мне хода домой нет. Допустим, ты прав, ты будешь держать меня на коротком поводке. Но бесконечно долго это продолжаться не может. В конце концов, однажды мне это надоест, и я, предварительно замочив тебя, уйду в бега. Но в таком случае я потеряю жену и детей. Поэтому я выбрал другой вариант. Пока еще не поздно, пока еще хозяин меня не ждет, я полечу домой сегодняшней ночью и, забрав семью, укроюсь где-нибудь в тайге. Но это будет только после того, как я замочу вас всех. Я говорю совершенно серьезно и даю тебе на раздумье всего десять минут. И еще учти, что я знаю адрес твоей квартиры, а мне, сам понимаешь, терять уже нечего.
   – Дай глоток водки и закурить.
   – Курить – пожалуйста, а водки у меня нет. Все осталось в багажнике «Нивы», ты пока думай, я принесу.
   Цезарь ушел, а я, оглядевшись, понял, что меня связали и затащили в разрушенный сарайчик, где я вчера с упоением рассматривал амбарные книги силосной траншеи номер пять. Что же делать? Главарь предельно ясно нарисовал мне обстановку и свои последующие действия. Очень похоже, что поступит он именно так, как планирует, и тогда мне не остается ничего иного, как, сдавшись на милость победителя, слезно молить дорогого тестя вернуть мне деньги. Но он может отказать, сославшись на то, что уже успел их запротоколировать. Ладно, допустим, я его уговорю и привезу «дипломат», но ведь нет никакой гарантии, что, заполучив желаемое, Цезарь просто не пристрелит нас. Даже наоборот, скорее всего, он именно так и сделает. Зачем ему лишние свидетели, да к тому же его обидевшие? Скверно, скверно, господин Гончаров! И усугубляется это тем, что они знают твой адрес. Но почему, зная адрес, они не пожаловали к тебе в гости, а предпочли сомнительную засаду? Что-то тут не так. Что-то еще не досказано. Но что? Милка! Конечно Милка. Боже мой, что с ней? И каким же надо быть ослом, чтобы вчера вытащить из ее пистолета обойму! Господи, если с ней что-то случится, как тогда ты будешь жить, дешевый фраер! Скотина! Доигрался, ненавижу тебя! Подонок, зарвался, позабыл, что на дворе демократия. Что же делать, если на твоей совести висит жизнь трех человек? Что делать?
   – Ну и что мы будем делать? – осветив меня зажигалкой, осведомился Цезарь. – На, выпей, твоим товарищам тоже немного дал. Ты не ответил на мой вопрос.
   – Где моя жена?
   Повисла тягучая пауза, не предвещавшая ничего хорошего.
   – Где моя жена, подонок? – заорал я, насколько позволял мне распухший язык.
   – Успокойся, она здесь.
   – Она жива? С ней все в порядке? Ну, говори же, сволочь!
   – Вот видишь, как ты за нее переживаешь, теперь представь, каково мне.
   – Немедленно приведи ее сюда, кретин недоделанный. Если на ней есть хоть единая царапина, то никаких денег ты не получишь даже во сне.
   – Кончай истерику, Гончаров! Царапины на ней есть, а деньги я получу, потому что она жива, а для тебя это самое главное. Не хотел тебе об этом говорить преждевременно, но уж коли зашел разговор, то изволь.
   – Где она, козел, покажи мне ее!
   – Она спит, пришлось ей прилично вколоть, но иного выхода не было. У нее был нервный срыв с последующим выкидышем, но ты не волнуйся, я военфельдшер и сделал все, как надо. Ее жизнь вне опасности, а остальное будет зависеть только от тебя. Отдашь деньги, получишь жену и друзей. В противном случае получишь только их трупы и пулю в собственный затылок. Выбор за тобой.
   – Какие ты можешь дать гарантии?
   – Никаких, но их жизнь в твоих руках.
   – Очень мило, я привожу тебе «дипломат», ты его забираешь и, даже не сказав спасибо, спокойно укладываешь нас в эту вонючую яму.
   – Это был бы самый правильный ход, но тебе нужно надеяться на лучшее, на мою порядочность.
   – Ладно, иного выхода у меня нет. Проводи меня к жене, я должен собственными глазами убедиться, что она жива.
   Свернувшись зародышем в багажнике белой «Волги», Милка пребывала в глубоком сне. Одета она была не по-домашнему, и это удивило меня.
   – Как вы ее взяли?
   – Как куропатку, на приманку. Попросили какую-то девку ей позвонить, и та за десять рублей вызвала ее на улицу, а дальше было делом техники. Я с ее ключами поднялся в твою квартиру, кстати, забери их. Все тщательно осмотрел, но, к сожалению, ничего не нашел. Вот тогда-то мы и поехали отрабатывать второй вариант. Он, на наше счастье, оказался более успешным.
   – Кто тебе дал мой адрес?
   – Ты много хочешь, командир, но тебе я скажу. Есть такая женщина, ты с ней познакомился недавно. А вообще хватит болтать, ты принимаешь мои условия?
   – Мне не остается иного выхода.
   – Я тоже так считаю. Думаю, трех часов тебе будет достаточно, чтобы обернуться туда и обратно. Сейчас почти десять, так что ровно в час ждем вас здесь. Но только крепко запомни: ствол моего автомата сразу же после вашего отъезда будет упираться в лоб твоей жены, и если ты вздумаешь нас натянуть, то тебе достанутся только ее мозги. Ты меня правильно понял?
   – Понял я тебя правильно, только в этом случае я отказываюсь сразу.
   Мне не уложиться в отведенный тобою срок.
   – Ты начинаешь крутить вола, а мне это не нравится. Неужели для того, чтобы забрать «дипломат», нужно много времени?
   – Да, потому что твои гнилые бабки я распихал в шесть мест, чтоб они сгорели вместе с тобой! Сколько, по-твоему, я проезжу, пока не появлюсь по всем адресам и где гарантия, что все на месте, что кто-то не свалил на дачу? Что тогда? Тогда ты, решив, что я тебя опрокинул, начнешь убивать. Кроме того, мне необходимо время, чтобы закодировать «дипломат».
   – В смысле подложить взрывное устройство? Зачем?
   – А затем! Затем, чтобы открывший его без моего ведома растаял бы легкой дымкой на волжском голубом небосводе. И еще это нужно в том случае, если я, приехав сюда, вдруг обнаружу трупы жены и друзей. Тогда здесь будет маленькая Хиросима, уверяю тебя – хватит на всех, а от твоих паскудных денег останутся одни воспоминания.
   – Приятно иметь дело с умным мужиком. Ладно, срок до шести утра тебя устроит?
   – Накинь еще час.
   – Нет, в это время уже вовсю пойдет транспорт, и мне будет трудно контролировать ситуацию. В шесть тридцать твоя жена будет мертва. Разговор окончен. Ты теряешь время. Садитесь в вашу «Волгу» и ни пуха вам, ни пера.
   – Почему вдруг «вы»? С каких пор ты стал таким вежливым?
   – Это тебе показалось, а «вы» – потому, что с тобой поедет мой Шурик-камикадзе. Учти, он сначала стреляет, а только потом говорит. Ты удивлен?
   Напрасно. Однажды лопухнувшись, я не собираюсь делать этого во второй раз. Он будет тебя сопровождать по всем названным тобой адресам и в случае малейшего подозрения уложит, даже если это будет стоить ему жизни, ну а о дальнейшем я уже сказал достаточно. Если ты приедешь без него, то последствия будут самыми печальными. В добрый путь!
   – Куда, к черту, в таком виде? Меня остановит первый же постовой, надо умыться и прикид поменять.
   – М-да, видик у тебя действительно загаженный. Насчет умыться не знаю, а костюм придется тебе одолжить.
   Конвоируемый нервным Шуриком, ровно в десять я отправился в свой, может быть, конечный путь. Последний шар, что мне выкатил Цезарь, перепутал все мои планы, и надо было искать новое решение выхода из создавшейся пиковой ситуации.
   Больше всего я боялся Ефимова, точнее, того рвения, с каким он возьмется за дело, узнав, что под угрозой жизнь его дочери. Наверняка он организует группу захвата, и тогда я останусь вдовцом, так и не успев жениться, если вообще от меня что-то останется. Значит, лучше всего держать полковника в полном неведении, что довольно подло с моей стороны, но другого выхода у меня нет. Лучше живая дочь при подлом муже, чем порядочный муж при мертвой дочери!
   Гениальный афоризм, достойный пера самого Козьмы. Но как в таком случае я заберу деньги? Стоп, а ты совсем еще не глуп, господин Гончаров, пока еще не весь твой мозг поражен алкоголем. Денежки я заберу, это уж как пить дать, вопрос не в этом. Вопрос в том, можно ли под честное слово бандита ставить четыре жизни? Ответ однозначен: нет! Тогда что?
   – А тогда вот что! – вслух ответил я самому себе, поворачивая к больнице.
   – Куда это мы? – ткнув меня в ребро автоматной чашечкой, подозрительно спросил психопат. – Или заранее себя в больничку везешь? Не трудись, больничка тебе после моей запрессовки не понадобится.
   – Заткнись, – ровно и спокойно ответил я, стараясь не делать резких движений, – здесь у меня хранится половина всех ваших денег.
   – Ну ты, мля, и даешь! Ништяк втер, я бы не вперся! Гы, бабки в больничке заныкать! Нормально. Точняк Цезарь шепнул, не лопушка везешь!
   – Замолчи! – попросил я, останавливаясь у входа. – Ты здесь посиди…
   – Хрен ты угадал, я теперь за тобой, как нитка за иголкой! Пойдем вместе!
   – Тогда тихо, чтоб как в немом фильме.
   – Это мы запросто, только сам не дергайся.
   К нашему великому сожалению, незаметно пройти нам не удалось. Ночная жизнь города шла своим чередом, и в приемный покой «скорая» подвозила первых пациентов. Глаза въедливой дежурной помогли закрыть двадцать рублей и клятвенное мое заверение, что мы пришли только на минуточку. В левом крыле, где лежал Ухов, дежурная медсестра, как и положено, отсутствовала. Господи, уж не в ее ли смену я попал. Если она опять занимается с Максом прелюбодеянием, это сильно осложнит дело. Нарочито громко я пошел по коридору, печенью чувствуя ствол автомата, спрятанного у Шурика под курткой. Мои усилия не пропали даром, из ординаторской высунулась позавчерашняя медсестра и как старого знакомого пригласила на чашечку кофе. Отказавшись, я справился о здоровье Макса.
   – Пока еще не встает, – печально ответила она.
   – Что не встает?
   – Ваш друг не встает. – Она предпочла не заметить моего хамства.
   – Конечно не встает, рано еще. Я зайду к нему на минуточку.
   – Я не знаю, он спит, наверное.
   – Миленькая, я только на секундочку.
   – Ну ладно, только благодаря вашему исключительному детективному таланту.
   Вот дура-то! – подумал я, чувствуя, как напрягся Шурик. Беззаботно рассмеявшись, я двинулся в сторону максовской палаты, по ходу негромко, но зло шипя:
   – Идиот, кретин ненормальный, если ты и дальше будешь себя вести подобным образом, то подставишь и меня и себя, уймись, паскуда!
   – А ты не дергайся, сволота!
   Слава Богу, Ухов не спал. Я широко распахнул дверь палаты – так, чтобы он сразу понял, что я не один, что мой визит есть явление чрезвычайное и отнестись к нему надо должным образом. Это была заявка, и от того, поймет ли ее Ухов, зависели наши жизни.
   – Здорово, стариканька, – весело начал я, внимательно следя за его реакцией, – все лежмя лежишь на моих денежках, охраняешь, молоток! А за ними, брат, хозяин пришел, отдавать пора.
   – Заколебал ты меня, – сразу включился в игру Ухов, и я внутренне перекрестился. – Не успел заныкать, а уже забираешь.
   – Кто ж знал, Максимушка, что они так скоро понадобятся, уж извини.
   – Как знаешь, но договор есть договор, пять процентов мои.
   Я вопросительно взглянул на психопата. После секундного колебания он недовольно кивнул.
   – Хозяин согласен, Максимушка. Как мне их из-под тебя достать-то?
   Ведь двигаться тебе совсем нельзя. Что бы придумать?
   – А что тут думать, снимайте меня на пол вместе с матрацем, только осторожно, и не забудьте запереть дверь.
   Сразу же уяснив ситуацию, я уцепился за изголовье тюфяка, Шурику не оставалось ничего другого, как взяться за ноги. Это было очень опрометчиво с его стороны, потому что едва только матрац коснулся пола, он тут же отлетел к стенке и, ударившись затылком, на секунду потерял контроль и ориентацию. Но мне этой секунды хватило вполне. Чтобы не портить ему физиономию, я крепко приложил его затылком о пол, и легендарный «камикадзе» заскучал как самый последний фраер. Не откладывая дела в долгий ящик, я связал ему ноги и руки разорванными тут же простынями, а в заключение с большим удовольствием утрамбовал его глотку куском больничного полотенца. Убрав в холодильник автомат, я наконец занялся Максом, который все это время одобрительно комментировал мои действия.
   – Ты уж извини, Ухов, что даже в больницу я обращаюсь за твоей помощью.
   – Это нормально, Иваныч, помоги мне подняться, сам-то я еще не могу.
   Ты сперва перетащи меня на пол, потом постели матрац на койку, а потом мы с тобой меня положим.
   Я все сделал точно, а когда стелил матрац, мне стало нехорошо. На кроватных подушках уховского ложа я обнаружил десяток веселых пакетиков с презервативами.
   – Что это за хрен с бугра? – спросил он, когда с Божьей помощью водрузился на кровать. – Из-за него у меня заболела нога.
   – Макс, это долго рассказывать, а времени у меня в обрез, осталось всего семь часов. В шесть тридцать мою жену, твоего друга и еще одного алкаша расстреляют. Поэтому говорю самое главное. Я случайно напал на след торговцев наркотиками и по глупости увел у них полный «дипломат» денег. Но вскоре они меня вычислили, взяли в заложницы Милку, а нас с Медовым, как безмозглых баранов, накрыли в лесу, когда мы тащили из ямы твою «Ниву».
   – Какую «Ниву», у меня «шестерка»!
   – Успокойся, ее больше нет, но дело не в этом. Я должен вернуть им деньги, только тогда они обещают нас отпустить живыми и здоровыми.
   – Иваныч, ты старше меня на десять лет, неужели ты веришь в подобную лапшу? Они никогда не отпускают заложников. А этот мудак с тряпкой, значит, из их бригады и приставлен к тебе на случай экстренной ликвидации?
   – Ты правильно понял, но что делать? Обращаться к Ефимову – значит заранее распроститься с Милкой и Медовым, потому как ихнего главаря я сам подставил под нож хозяина и терять ему нечего. Я должен появиться в шесть часов утра с деньгами и с тем подонком, что скучает у двери. Кое-какой план я прикинул, но осуществим ли он? И опять нужна твоя помощь.
   – Тогда излагай, и в сжатой форме, потому что времени у тебя действительно мало, но сначала займемся твоим конвоиром, он уже шевелится, сейчас он у нас будет пай-мальчиком. Говоришь, что тебе его нужно доставить туда живым и невредимым? Сейчас попробуем.
   Прибежавшая по его вызову медсестра с недоумением посмотрела на связанное тело моего врага и боязливо подошла к Ухову. О чем они шептались, я не слышал, но понимал, что девчонка в чем-то не соглашается. Но Ухов парень настырный. В конце концов, покачав головой, она вышла, а Макс немного смущенно меня спросил:
   – Иваныч, у тебя с собой деньги есть? Надо рублей сто. Сам понимаешь, лекарства нынче дорогие, а особенно такие, как надо тебе.
   – О чем речь, Ухов, только объясни, что ты задумал.
   – Да ничего страшного, просто сейчас сестричка сделает ему укольчик, и он у тебя будет ласковый и ручной как ягненок. Потом через каждые два часа ты будешь сам делать ему инъекции, да что я говорю, сестренка сама все объяснит и покажет. Самое главное – не продавай ее, за такие игрушки она вылетит с работы только так! Будем считать, что одним козлом стало меньше, а сколько их всего?
   – Не считая этого, двое. Но они стоят пятерых.
   – Все равно, Иваныч, твой вопрос решаем! Есть у меня один парень…
   – Нет, Макс, на этот раз парни не помогут, я уверен, что в мое отсутствие они перестрахуются еще дважды, а мне надо действовать наверняка. Я не остановлюсь ни перед чем. Ты меня знаешь не первый год, знаешь, что я всегда был противником крайних мер, но на сегодняшнюю ночь это не распространяется.
   Есть у меня одна задумка насчет «дипломата»…
   Неожиданно, как-то неслышно в палату вошла максовская подруга. В кармашке халата она что-то судорожно сжимала. Казалось, там у нее зажата «лимонка» с выдернутой чекой. Закрыв дверь, она вывалила на стол целую горсть крохотных ампул и наполненный шприц. Вздохнула и вопросительно посмотрела на Ухова.
   – Давай, Наташка, не робей, за все отвечаю я!
   – Тогда помогите мне, подержите его, кажется, он пришел в себя и просто притворяется. Точно, смотрите – веки дрожат.
   – Какую часть тела ему предпочтительно оголить?
   – Это внутривенное. Первый укол я сделаю сама, а там смотрите сами.
   Прижав Шурика коленом, я бесцеремонно заголил ему предплечье. Он даже не пикнул, когда игла воткнулась в вену.
   – А он ведь наркоман, – озадаченно сообщила Наташа. – Смотрите, все руки исколоты, не знаю, как на него это подействует.
   – А ты, Натаха, вкати ему с двойным сиропом, чтоб наверняка! – мудро посоветовал Макс. – И нам спокойней, и ему уютней.
   – Не знаю даже, а вдруг ему плохо станет, я же не знаю, чем он колется, помрет еще, что тогда делать будем?
   – Не боись, а помрет – так одним дерьмом меньше станет, тебя это не коснется.
   Вкатив ему второй укол и заверив меня, что через пятнадцать минут клиент будет готов к транспортировке, Наталья вышла, а Макс, поглядев на часы, заторопился:
   – Иваныч, время идет, и твои задумки с «дипломатом» за шесть часов никто не воплотит в жизнь. Сделаем по-другому. Тебе понравились мои башмаки, которыми я разворотил всю задницу тому подонку?
   – Да, но для моих оппонентов они не пройдут.
   – Я это знаю, не перебивай. Вот ключи от квартиры. Сейчас ты поедешь ко мне домой, зайдешь на лоджию и во встроенном шкафу найдешь ботинки, они тебе немного великоваты, но ничего, натянешь два шерстяных носка, и будет в самый раз! Только сразу их не надевай, сначала сними стельку и проверь, все ли на месте…
   Неожиданно побледнев, Ухов замолчал, а я только теперь заметил, как на белой больничной простыне проступает кровавое пятно.
   Выскочив в коридор, я позвал Наталью. Потом, развязав улыбающегося Шурика, придерживая под курткой автомат, я вместе с ним в спешном порядке покинул больницу. Слава Богу, Шурик вел себя на редкость смирно и молчаливо. Он безропотно уселся на переднее сиденье, продолжая улыбаться светло и радостно.
   Я не рассказал Максу еще об одной проблеме: об отсутствии у меня денег, рассчитывая с его помощью обойтись без них, но теперь этот вопрос стал одним из главных. Подъехав к своему дому, я, привязав покорного Шурика к сиденью, поднялся в квартиру и позвонил полковнику. Естественно, в двенадцать ночи он ответил мне отборным русским матом, но я начал говорить сбивчиво и взволнованно:
   – Алексей Николаевич, срочно приезжайте ко мне, ситуация такова, что ваше присутствие просто необходимо.
   – Пошел ты в… Где вы были в восемь часов, я приезжаю и, как идиот, кукую под закрытой дверью больше часа. Мне что, по-твоему, нечего делать?
   – Об этом потом, мне немедленно нужны вы!
   – Вот сам и приезжай, а то совсем обнаглел, скоро на голову мне сядешь и ножки свесишь. И послал же мне Бог зятька!
   – Вы не понимаете, Алексей Николаевич, насколько серьезна обстановка, но сам я приехать к вам не могу, на то существует ряд серьезных причин.
   – Чтоб ты сгорел вместе со своей дурной головой и суетливыми руками!
   Жди, через полчаса буду, сделай крепкий чай.
   Положив на самом видном месте записку с извинением и просьбой подождать минут пятнадцать-двадцать, я оставил дверь приоткрытой и погнал к его дому, рассчитывая, что уже минут через десять он предоставит свою квартиру в мое недолгосрочное пользование. Расчеты оказались верны, и как только он, тормознув тачку, уехал, я тотчас, посредством Милкиного ключа, вломился в его жилище.
   Куда можно спрятать «дипломат», а тем более женщину, в обычной трехкомнатной квартире? Это может быть антресоль, чулан со второй дверью или пол на застекленной лоджии, больше просто некуда, если, конечно, не долбить стену в квартиру соседа. Его тайник я обнаружил через десять минут – совсем не там, где предполагал. Тесть оказался примитивнее, чем я думал. В сортире, открыв дверцу коммуникационного канала, я без труда обнаружил то, что искал, – заветный «дипломат» с деньгами. Открыв его и убедившись, что все на месте, я принялся за изготовление «бомбы». Для этой цели мне потребовался черный полиэтиленовый пакет, томик стихов Евтушенко и несколько метров клейкой ленты.
   Получившийся в итоге брикет я облепил денежными прессами и уложил на дно – получилось красиво и впечатляюще.
   Уже уходя, я позвонил домой, учтиво извинился перед полковником за доставленное беспокойство, а когда в ответ посыпалась брань, я тут же бросил трубку, не желая выслушивать его оскорбления в мой адрес.
   Что же, полдела сделано, можно хоть сейчас поехать и отдать деньги, только не будет ли это очередной моей глупостью? Скорее всего – да, но выхода нет.
   Можно еще проехать к Ухову домой, осмотреть его сапоги-скороходы, правда, особой надежды я на них не возлагаю. Что значу я, даже с ножом, против двух профессионалов? Ноль! Тем более у них под прицелом голова твоей жены.
   Бесполезно!
   Бесполезно, но заехать надо! – сообщил мне второй Гончаров, и я послушно повернул машину к дому Макса. Дверь открыл без труда, опасаясь только одного – как бы максовская супруга не вышла раньше времени из роддома. Но все обошлось, я был в квартире один и сразу же занялся делом. Нужная мне вещь оказалась там, где и должна была быть. Первым делом, как и рекомендовал Макс, я вытащил из ботинка стельку, а за ней довольно странный предмет, ничем не напоминающий нож. Это была прямоугольная металлическая коробочка с четырьмя ровными отверстиями в торце, а прямо над ними торчала какая-то скоба. Поборов искушение потянуть за нее, я принялся за дальнейшее исследование. Снизу коробочки я обнаружил едва приметную щель, а затем и всю крышку. Открыв, понял, что моя догадка подтвердилась и я держу в руках миниатюрную четырехствольную «Катюшу», заряженную четырьмя малокалиберными патронами. В действие она приводилась посредством курка-скобы, который я чуть было не сдернул. Механизм выстрела был до смешного прост, а потому и гениален. Срабатывал он в полном смысле с полупинка, то есть при ударе ногой большой палец упирался в скобу, а та, в свою очередь, освобождала четыре взведенных бойка. Прямо скажем, дьявольскую штуку придумал Ухов.
   То же самое я обнаружил и во втором десантном ботинке. Заметно повеселев, я уже в чертовой обувке сел в машину и спросил своего подопечного, достаточно ли ему хорошо. В ответ он улыбнулся и счастливо загукал.
   – Ну вот и ладно, вот и хорошо! Шурик-жмурик, словил, значит, кайф, ну и будь счастлив! А мне надо немного отдохнуть перед началом большого дела, как ты думаешь, имею я на это право? Правильно, ты тут маленько посиди, поторчи, а я в комочек сбегаю, глоточек сделаю. Как ты думаешь, стоит или нет?
   Нет? Ну ладно, тогда я часок вздремну, а чтобы ты не скучал, я тебя еще разочек ширну, мой маленький. Дай-ка дяде ручонку. Вот так, мой сладкий, сейчас мы немного отъедем и отдохнем, а то на глазах-то неудобно. Что люди подумают, нехорошо, скажут, один ошарабанился, скажут, а другой и вовсе спит. Неприлично получится, а чего ты все похихикиваешь, надо мной, что ли? Плохо это, брат Шурик, смеяться над ближним. Не по-божески, как сказал бы твой Цезарь.
   Нехороший он человек, злой, но ничего, скоро мы ему сделаем а-та-та по голой попе. Ты ведь не против? Ну и славно, мой козленок, мы с тобой им такого жару зададим, что они у нас неделю кровью ссать будут! А что с тобой делать? Не знаю, мой дорогой! Это ты сейчас у меня блаженный, а недавно чуть было не снес мне черепушку, до сих пор язык с трудом ворочается. Честное слово, не знаю, что с тобой делать. Будем решать коллегионально. Не могу я такой грех на одного себя брать. Ну, вот и приехали, отдыхай!
//-- * * * --//
   В четыре утра, с притушенными фарами, я свернул на чертову просеку и медленно, давая им время разглядеть себя, пополз к траншее. Доехав до места, я остановился и врубил полный свет. Что за чертовщина?! Кроме трактора – никого!
   Но выходить наружу я не торопился, наперед зная, что какую-нибудь пакость они мне подготовили. Не успел я подумать, как получил тому подтверждение. Фары трактора неожиданно вспыхнули, совершенно меня ослепляя. То же самое произошло и сзади. Меня зажали с двух сторон, только зачем?
   – Туши свет, Рустам, – позади меня раздался повелительный голос Цезаря. – Все в порядке. Пришел без хвоста.
   Слепящий свет исчез, и тот же голос приказал мне с поднятыми руками выйти из машины. Подчиняясь, я вышел, оставив дверцу открытой так, чтобы в любой момент мог выхватить приготовленный автомат.
   – Почему молчит Шурик? – не выходя из белой «Волги», напряженно спросил Цезарь. – Шурик, у тебя все в порядке?
   – У-у-у, – согласился Шурик, счастливо улыбаясь и выглядывая из машины.
   – Послушай, Цезарь, – заговорил я громко и зло, – я считал тебя гораздо умнее. Надо быть полным идиотом, чтобы послать со мной этого придурка, мы еще не доехали до первой штаб-квартиры, а он был уже готовый и при всех назвал меня ментом. Ты хоть понимаешь, что он наделал? Там же могли завалить и его, и меня! Я был о тебе лучшего мнения, Кал Хулий Цезарь!
   – Заткнись, ты привез бабки?
   – Мы с тобой будем говорить на эту тему только после того, как я увижу жену.
   – Смотри, пока не надоест, только побыстрее.
   Он включил свет в салоне, и я облегченно вздохнул, увидев на переднем сиденье изможденную, отупевшую от страха, но все-таки живую Милку. У ее виска подонок держал автоматный ствол. Демонстрировал он ее недолго. Вскоре свет погас.
   – Ну что, удовлетворен? Теперь отвечай: ты привез бабки?
   – Да, за исключением пяти процентов, которые я должен был заплатить за хранение.
   – Черт с тобой, покажи их!
   Я положил кейс на багажник и, вытащив пейджер, для блезиру потыкал в него пальцем. Потом, немного поколдовав с цифровыми замками, осторожно, словно боясь взрыва, открыл.
   – Отойди в сторону, – приказал Цезарь, по-прежнему не покидая машины.
   – Что-то больно много их стало, блефуешь, сука?
   – Нет. Просто на дне, как я и обещал, находится бомба, и она, как ты сам понимаешь, закодирована. Ключ у меня в кармане, и радиус его действия не больше пяти метров. На большем расстоянии «дипломат» превращается в обычную бомбу. К деньгам сейчас даже нельзя прикасаться, потому как некоторые пачки приклеены прямо к корпусу.
   – Блефуешь, гнида, так и есть! Как же я проверю, не куклу ли ты мне втираешь?
   – Очень просто, укажи мне на любой пресс, и я тебе его подам, можно попробовать.
   – Хорошо, принеси мне вторую справа от меня во втором ряду.
   – Эту? – спросил я, осторожно снимая нужный пресс и жонглируя пейджером.
   – Эту, эту, давай ее сюда!
   Просмотрев деньги и, видимо, оставшись не вполне удовлетворенным, он приказал то же самое проделать Рустаму. После нескольких проверок он увлекся до такой степени, что пожелал это сделать самолично.
   – Рустам, обшмонай его, нет ли на нем чего, да забери автомат у этого козла.
   – Нет ничего, Цезарь, он нам мозги сушит. Нет у него никакой взрыватель, это у него пейджер, забрать?
   Не долго думая я упал на землю, закрывая голову руками.
   – Кретин безмозглый! – истошно заорал Цезарь. – Отдай его игрушку назад и отойди подальше. Держи бабу под прицелом, если что, сразу фигачь. Ну что, попробую и я, – подходя к «дипломату», сообщил он и протянул руку:
   – Можно?
   – Можно! – разрешил я, лихорадочно прикидывая, с чего мне начинать, когда наступит удобный момент. Перебрав несколько пачек, Цезарь остался вполне доволен качеством доставленных денег.
   – Ладно, сообщай свой код-пароль, и мы поехали, можешь свою бабу забирать.
   – Не торопись, я еще не видел своих друзей.
   – Эй, вы там! – крикнул он по направлению ямы, и ответом ему была полная тишина. – Рустам, посмотри, что там с ними! – вроде бы беззаботно приказал он, но в этой показной беззаботности мне послышалось колоссальное напряжение. Уже рассветало, и было видно, с каким трудом он старается быть спокойным.
   – Цезарь! Честное слово, я их не убивал! – удивленно развел руками водитель.
   Этого оказалось достаточно. Цезарь как раз повернулся на возглас Рустама, когда я всей силой аккумулированной злобы двинул ему ногой под зад, почему-то сам с оглушительным треском падая прямо на него. Наверное, Рустам замешкался от неожиданности, потому что ожидаемой автоматной очереди я не услышал, зато увидел, как самозабвенно тащится Шурик и возбужденно подпрыгивает Милка.
   – Падай на пол, стерва! – крикнул я, закатываясь под машину с цезаревским автоматом в руках, напряженно ожидая треска рустамовского автомата.
   В трех шагах от меня в предсмертных судорогах корчился непобедимый Цезарь, обагряя кровью рассвет и землю.
   – Все нормально, Константин Иванович, вылезайте! – неожиданно, как гром среди ясного неба, раздался голос Медова.
   – Не может он вылезти, обгадился потому как, – язвительно отозвалась Милка.
   Толком еще ничего не понимая, я осторожно высунул голову. Наверху, на кромке бункера, болотной кикиморой сидел Сергей Медов. Почему-то живой и с автоматом в руках, а на пандусе мокрым псом отряхивался и отфыркивался мой добрый знакомый тракторист Витек. Но больше всего меня удивило отсутствие Рустама. Опасаясь его восточного коварства, я внимательно огляделся по сторонам.
   – Да вылезай же ты, наконец, придурок! – опять крикнула Милка. – Нет никого, в больницу мне срочно надо!
   – Что произошло?
   – То, что и должно было произойти, – неловко спрыгивая с верхотуры, простуженно пробасил Медов. – Утопили мы азиата в родном волжском говне. Мы слышали, как он пошел на нас взглянуть и на всякий случай притворились мертвыми. Когда раздался выстрел, он повернулся в вашу сторону, ну тут-то я его и зацепил. Наручники я разломал почти сразу, просто ждал подходящей минуты, чтобы наверняка. Там у вас есть чего-нибудь глотнуть? Заболеем, наверное!
   Особенно Витьку хреново, а этого-то, Цезаря, мать его так, кончить бы надо, чтоб не мучился, все одно – не жилец. Вы, наверное, максовским башмачком его?
   – Вы тут без меня разберитесь, я на полчаса отлучусь, жену в больницу отвезу и назад.
   – Это дело святое, езжайте скорее. Спускайся, Витек, хоть в машине погреемся.
   По дороге Милка занялась мною, предельно точно объясняя, кто я есть и как со мной бороться.
   – Костя, хоть я тебя и люблю, но ты мудак, – многообещающе начала она. – Подставить под такой удар беременную женщину может только подлец или дурак. Поскольку ты не подлец, остается второе, это уже радует, но не очень.
   Единственное правильное решение, принятое тобой за последние сорок лет, было похищение «дипломата» из отцовского тайника.
   – Сейчас я верну его назад, можешь не сомневаться, и даже перед ним извинюсь.
   – Если ты это сделаешь, то у меня вновь откроется кровотечение, я умру, и моя смерть будет целиком на твоей совести. Мало того, что ты убил нашего ребенка, ты еще хочешь угробить и меня. Нет, не потому, что ты изверг или садист, а потому, что мудак! Рискуя жизнью жены, однажды заработать мешок денег, чтобы потом добровольно отдать его государству… У меня не укладывается в голове. Много ты от него получил?
   – Милка, я не хочу говорить высокопарно, но на этих деньгах горе и кровь сотен людей…
   – В том числе и моя кровь, и твоего ребенка, и твоих друзей, без которых нас бы уже не было на свете. Как и чем ты думаешь отплатить им за ликвидацию последствий твоей очередной глупости?
   – Но… но не этими же деньгами?…
   – А какими? Может, у тебя в швейцарском банке открыт счет на кругленькую сумму? Тогда я молчу и преклоняю колени. Полный идиотизм! Ладно, папаша – старый дурак, но ты-то… Неужели не понимаешь, что так сейчас не живут!
   – А как живут?
   – Не строй из себя дурака и не нервируй меня, мне сейчас только этого не хватало! В общем, ты как знаешь, но за моральный и физический ущерб ты мне должен пятьдесят тысяч.
   – Хорошо, я подумаю.
   – Не стоит, я их уже забрала.
   – Что?! – От неожиданности я резко затормозил, едва не покурочив чужую машину. – Как забрала? Когда ты успела?
   – Пока ты трусливо валялся под машиной.
   – Но я же во всеуслышание вопил о том, что «дипломат» заминирован!
   – Расскажи это своей бабушке! Я как только увидела пейджер, сразу поняла, какую лапшу ты вешаешь на уши. Кажется, приехали, вали прямо к пятому корпусу, и мой тебе совет: расплатись с мужиками сполна, и если я что-то понимаю, то тот придурок, с которым ты ездил, не должен увидеть сегодняшнего заката.
   – И в кого только ты такая?
   – Уж не в папашу, это точно!
//-- * * * --//
   Когда через час я вернулся к траншее, то от святого отца не осталось даже духу. Привязанный к березе, паяцем прыгал и дергался Шурик-камикадзе, больше похожий на комика, видимо, действие психотропа закончилось, и теперь он вполне осознал глубину своего падения. На заднем сиденье «Волги» отдыхал несчастный Витек. Сон его охранял старший лейтенант ОМОНа Сергей Медов, сидевший за рулем.
   – Ну что с ней, все в поряке? – спросил он, едва я сел рядом.
   – Да вроде бы ничего страшного. А где тело Цезаря?
   – Какого Цезаря? Какое тело, о чем вы? «Ниву» будем вытаскивать?
   – Наверное, теперь этого делать не стоит. И их «Волгу» тоже лучше оставить здесь, наверняка она засвечена.
   – Я тоже так думаю, пусть картинка разборок будет полнее. А нам надо отсюда поскорее сматываться! А что делать с тем господином, которого я был вынужден привязать, потому что с детства он не знает элементарных норм поведения? Минут через пятнадцать после вашего отъезда ему вдруг взбрела нелепая мысль пострелять птичек, и мне пришлось его ударить по головке. Я думал, это его немного успокоит, а получилось наоборот. Он словно взбесился, вот и пришлось в ожидании вашего решения его привязать и выключить звук.
   – А вы как думаете, что с ним делать?
   – То, что думаю я, ни в коей мере не должно повлиять на ваше решение, но в любом случае нам немедленно надо отсюда убираться!
   – Согласен, пойдемте, я вкачу ему последний укол, а потом посмотрим.
   Отогнав трактор к деревенской околице, я пересел в машину Медова, и мы всей компанией отправились на берег Волги, подальше от злосчастного места, чтобы спокойно, за бутылочкой, решить судьбу блаженного Шурика и придумать мало-мальски правдоподобную легенду для ни в чем не повинного Витька.
   – Значит, я так думаю, – поставив пластмассовый стаканчик, начал Медов, – во-первых, вам, Виктор Иванович, нет никакого резону говорить правду, потому что вы очень даже старательно помогали мне топить Рустама, я верно говорю?
   – У-у, я бы его, суку, еще пять раз утопил!
   – Похвально, но знаете ли вы, дорогой Виктор Иванович, что в суде не поймут ваших благих порывов и квалифицируют ваши праведные действия как убийство?
   – А как же? Так и есть, мочканули мы его!
   – А знаете ли вы, что наше российское законодательство за подобные шалости предусматривает срок, причем немалый?
   – Козе понятно, – немного потускнев, согласился Витек.
   – Но, наверное, вы, как здравомыслящий человек, получить его не хотите.
   – Ясное дело, кто ж в зону хочет!
   – Отлично, значит, не в ваших интересах трезвонить по всей деревне о том, как мы сообща давили того придурка?
   – Конечно, какой базар!
   – Я рад, что в этом мы солидарны с вами. А теперь сообща подумаем, как объяснить ваше ночное отсутствие. Константин Иванович, что вы думаете на этот счет?
   – Я думаю – дело было так. Ты, Витек, еще позавчера вечером случайно обнаружил в траншее брошенную машину и, естественно, задумал ее приватизировать этой ночью. Для этой цели ты все заранее приготовил: доски, трос и так далее.
   Никто не должен был знать о твоей вылазке, вот почему ты с Петрухой не стал пить водку, а сразу же куда-то исчез. Ты поехал к яме и принялся за дело.
   Подвел доски, закрепил трос и тут в багажнике «Нивы» вдруг заметил пару бутылок водки. Не удержавшись перед искушением, ты для почину принял стаканчик, за ним другой, за ним третий и незаметно для себя уснул в кустах. Когда проснулся, было уже утро, а возле твоего трактора стояла белая «Волга». Сообразив, что за «Нивой» приехали ее настоящие хозяева, ты затаился в кустах, поджидая, когда они уедут и ты сможешь забрать свой трактор. Тщетно прождав больше часа, ты отправился домой, а на околице, немного не доезжая до дома, допил остатки и вырубился недалеко от трактора. Правдоподобно?
   – В общем, да! – согласился Медов. – Только почему он не занялся этим сразу же, как только приглядел тачку?
   – Выжидал, боялся, что за ней вернется хозяин. Кстати, Витек, как ты объяснил жене свое позавчерашнее отсутствие?
   – Сказал, что ничего не помню.
   – Тем лучше! Теперь ты можешь сказать, что не хотел выдавать свою маленькую тайну. Витек, сейчас я дам тебе денег – больше, чем мы договаривались, но с условием, что видимся мы последний раз и о нашем существовании ты вообще никогда не знал. Могу ли я надеяться на это?
   – Вот те крест! Но Петруха-то видел, как вы приезжали, что мне ему сказать?
   – Скажешь, что просили привезти на дачу навоз, да только мало пообещали.
   – Заметано, начальник, а как… Ну… Что с машинами?
   – Можешь потихонечку их раздевать, только не тронь кузова.
   Щедрой рукой я незаметно вытащил грязный пресс сторублевок и вложил его в руки Витька. Ошарашенно на меня глядя, он недоверчиво гладил пачку, будто проверяя их подлинность.
   – Вы не ошиблись? Здесь же мой годовой заработок вместе с леваком.
   – Не ошибся, Витек, все правильно! А теперь прощай, смотри только, уговор дороже денег, чтобы без глупостей. Язык мой – враг мой! Ступай с Богом!
   – А не жирно ему будет? – как только спина Шилова пропала из виду, спросил Meдов. – Еще на радостях-то забухает да пойдет по всей деревне лякать!
   – Не думаю, хотя черт его знает, кто может понять душу русского мужика.
   – Прокурор.
   Рассмеявшись, мы допили водку, и я, подумав, что, возможно, Милка права, протянул Медову четыре пресса горьких денег.
   – Константин Иваныч, не многовато ли?
   – Я сегодняшней ночью поездил на вашей «Волге» и понял, что ей пора цеплять плуг, а если она дорога вам как память, поставьте ее на постамент.
   – Намек понял, тогда добавьте еще пять штук, гулять так гулять! Но мы с вами не решили главного: что будем делать с нашим придурком, он опасен. Может быть, отправим его своим ходом вниз по матушке по Волге?
   – Нет, мне он может понадобиться в самое ближайшее время. У меня появилось несколько вопросов, на которые Шурик может ответить, когда придет в себя. Вопрос только в том, где его хранить, чтобы не завонял.
   – Вопрос действительно сложный, но разрешимый, только бы вел он себя нормально, а то, когда кайф отойдет, все дачи на уши поставит, верещит как голозадый павиан. Пятизвездочного отеля я не обещаю, но прохладный погребок могу ему на время сдать.
   – Нет, такой вариант нам не подойдет, а ну как он ночью начнет орать, разбудит соседей, те придут к нему на помощь, и заварится такая каша, что расхлебать ее не сможет сам господин министр. Место у меня есть более подходящее, это на Лысой горе, там зимой секс-ведьмочки шабаш справляли, пришлось мне их разгонять. Тогда товарищ Макса погиб, поэтому-то я не хотел бы туда возвращаться, но, видно, придется, место самое подходящее.
//-- * * * --//
   Естественная клетка-камера, где я чуть было не расстался с жизнью, была в полном порядке и, казалось, ждала свежих клиентов. Заперев в нее нового посетителя и оставив ему необходимый запас продовольствия, мы, вполне довольные друг другом, наконец расстались.
   Домой я заявился ближе к обеду. Слава Богу, Милка уже вернулась из больницы и теперь лежала и, мрачно глядя в потолок, шевелила большим пальцем левой ноги.
   – Костя, – строго спросила она, – ты принес «дипломат»?
   – Допустим, но тебе-то что до него, ты и так из него крысанула достаточно! Лучше расскажи, что тебе сказали в больнице?
   – Мне необходим полный покой и постельный режим, волноваться запрещено категорически. Из питания необходимо исключить все острое и жареное.
   У меня, возможно, больше не будет детей, и все – по твоей милости. Костя, мне кажется, я дура.
   – Ты только не волнуйся, это не тебе одной кажется.
   – Я дура по двум пунктам. Во-первых, потому, что вышла за тебя замуж…
   – Милочка, но ты же еще не вышла и…
   – Заткнись, я так и знала: кому нужна баба, не способная родить ребенка и… – Она предприняла попытку зареветь, но я тут же в корне и горячо ее обрубил:
   – Мне! Мне ты нужна, Милка! Что тебя еще беспокоит?
   – Мало я у тебя денег свистнула, надо было бы еще немножко.
   – Что ж ты со мной делаешь, как я твоему отцу все объясню?
   – А это не твоя забота. – С загоревшимися глазами она привстала и затараторила сбивчиво и страстно:
   – Костя, я с ним недавно разговаривала, он сейчас явится, ты ни во что не вмешивайся, предоставь мне самой все ему объяснить. Я уже сказала, что если бы ты не принес деньги, то нас бы убили. Но ведь так оно и было на самом деле, или я не права?
   – Нет, отчего же, права, только, пожалуйста, лежи и не волнуйся!
   Начальник милиции пришел через час и сразу же начал непристойно себя вести. Своими хулиганскими действиями он довел Милку до истерики. Потребовалась масса времени и усилий, чтобы объяснить ему, что иного выхода у нас не было. Но успокоился он только тогда, когда понял, что у его дочери случился выкидыш.
   – Тебе в конце концов что дороже – собственная карьера или я? – жалостливо поскуливала Милка, демонстративно обхватив низ живота и морщась от боли.
   – Надо было меня поставить в известность, а не дурачить, как пацана.
   Мы бы их взяли тепленькими!
   – Конечно, вместе с нашими трупами! – огрызнулась Милка. – А может быть, ты этого и хотел, дорогой родитель? Тогда еще не поздно.
   – Нет, это выше моих сил! Ты хоть представляешь, какие могли быть последствия, если бы я вчера официально принял эти деньги? Позор! Что вы намерены делать дальше? Вы не боитесь, что, зная ваш адрес, они еще не раз вас проведают?
   – Они – нет!
   – Почему ты в этом так уверен?
   – Потому что они уехали далеко и навсегда.
   – Какой умный! Вернуться можно даже с Северного полюса.
   – С Северного полюса вернуться можно, но оттуда, куда уехали они, никто еще не возвращался.
   – Что-о-о? – Мне показалось, что еще немного, и полковника хватит удар. – Что ты такое мелешь? Или ты рехнулся, или я чего-то недопонимаю!
   – А что, папаша, по-твоему, лучше бы мы там остались? – опять визгливо вклинилась Милка. – Скажи спасибо, что все случилось именно так, а не иначе.
   – Какой ужас, моя дочь стала убийцей!
   – И ты бы им стал, когда бы у твоего виска полсуток держали автомат.
   Уверяю тебя, очень неприятное ощущение. Что нам, рядовым гражданам, остается делать, если наша доблестная милиция уже не может защитить горожан от произвола банд и группировок?
   – Боже мой, замолчи! Костя, где это произошло?
   – Могу сказать, только стоит ли? Чем меньше вы будете знать, тем меньше вам придется притворяться, когда они найдутся. Если они вообще найдутся.
   – Да, ты прав, но где в таком случае деньги, не могли же вы их закопать вместе с трупами!
   – Именно так мы и сделали, – живо и категорично вклинилась Милка. – И пусть этот вопрос тебя больше не тревожит.
   – Да, наверное, так оно лучше, один черт, мне уже пенсионный чемодан собирают. К середине лета, думаю, соберут. Да и тебе, Костя, надо на этом деле ставить точку. Копать его глубоко – значило бы копать себе могилу. Продадим квартиры и махнем куда-нибудь к морю, купим небольшой домик и заживем себе на радость.
   – Да, конечно, вы фотографии-то отпечатали?
   – Отпечатал, причем лично, и вместе с негативами еще вчера положил их тебе на стол. Господи, да вот же они! – Ефимов протянул мне три фотографии одного и того же лица. – Я не стал печатать сельский пейзаж и прочее, отшлепал только этого мужика.
   – Спасибо! Вам не приходилось его видеть раньше, где-нибудь на светских раутах в высоких кругах?
   – Нет, я впервые его вижу, кто это может быть?
   – Не знаю, про себя я окрестил его Большой мен. Но является ли он таковым, пока не знаю, нужно кое-что проверить.
   – А может, ну их всех на йех. Великое это дело – остановиться вовремя!
   – Полностью с вами согласен, но Дунаев был моим хорошим знакомым, и я хочу, чтобы его убийцы были найдены. В связи с этим у меня к вам будет маленькая и последняя просьба. Вы помните, мы с вами говорили о некоем Викторе, бывшем сожителе сгоревшей Марго, ныне благополучно проживающем в одной из наших многочисленных зон?
   – Естественно, пока я еще не страдаю склерозом и отлично помню, что обещал о нем навести справки. Я не забыл и займусь им на этой же неделе. А теперь хватит об этом, дайте чего-нибудь пожрать!
//-- * * * --//
   Открытое кафе у Пяти фонтанов начинало функционировать с десяти часов, но уже в девять сорок пять под его зонтиком можно было заметить не совсем трезвую фигуру утреннего страдальца Константина Ивановича Гончарова, одетого весьма своеобразно. Камуфляжные штаны и десантные ботинки плохо сочетались с просторным штатским пиджаком, но сделал я это сознательно, потому что в его карманах удобно расположились две водочные бутылки, заправленные водой, и газовый пистолет. Одну настоящую, ополовиненную бутылку я спрятал за ножку стола, так, чтобы ее хорошо было видно всем окружающим алкашам.
   Первым, кто попался на мою удочку, была буфетчица. Открыв бронированный щиток амбразуры и высунувшись из нее по пояс, она громко затрясла грудями и с негодованием объявила мне, кто я есть:
   – Алкаш несчастный, расселся здесь, быстро уматывай!
   – Пардон, леди, позвольте вам заметить, что вы не правы по сути, потому как похмелившийся алкаш не может быть несчастен. В душе только что выпившего алконавта поют скрипки Моцарта и щебечет утренний соловей.
   – Ты мне тут не философствуй, проваливай поскорее, здесь тебе не распивочная!
   – Ах, простите, но куда же я попал, неужели опять по пьянке меня занесло в концертный зал имени Петра Ильича Чайковского? В таком случае сбацай-ка мне, подруга, пятый концерт Баха и непременно со скрыпочкой. Нет, лучше Шопена, сегодня в моей душе траур, а в мозгах похоронная медь. Прошу вас, маэстро!
   – Ты мне тут мозги не суши, убирайся, пока милицию не позвала, будет тебе Чайковский, будет тебе Жопень! Не положено вам здесь квасить, иди вон в кусты и пей себе, хоть залейся!
   – Простите меня, сударыня, но тогда я не понимаю назначение этого заведения.
   – Здесь собираются приличные люди.
   – Понятно, и они пьют у вас молоко.
   – Ну почему же, пьют коньяк, шампанское, я и водочку им наливаю, но они-то не тащат ее с собой, а отовариваются в моем баре.
   – А если и я отоварюсь в вашем баре, вы перестанете гнать меня как шелудивого пса, укравшего у вас кусок вашей грудинки?
   – Конечно, для того и столики здесь поставлены, вы что пить будете?
   – Бутылку шампанского, четвертинку водки и стакан! Шампанское откройте!
   – Открыть недолго, ты расплатись сперва.
   Недоверчиво похрустев сторублевкой, она наконец протерла бутылки и стукнула ими о стойку, не забыв при этом отсыпать мне сдачу. Подхватив четвертинку, я поспешно вернулся на место, потому что к павильону козлиной походкой двигался не кто иной, как волосатый глист по имени Серега, друг и благодетель малолетних проституток и наркоманок.
   – А чего это вы шампанское не взяли? – совсем некстати влепилась барменша.
   – Я же просил вас открыть!
   – А сам-то что, уже не в состоянии? Ты что будешь, Сережа? – сразу же забыв про меня, подобострастно обратилась она к тощему подонку.
   – Бутылку джина и пачку «ЛМ». Валя, а что это за синяк у тебя торчит?
   – А черт его знает, с утра приперся и митингует. Допился уже до чертиков, шампанское открыть не может.
   – А, ну тогда все ништяк, пускай отдыхает! Из пацанов никого не было?
   – Нет, ты первый. Да и рано еще, десяти нет.
   С громким шлепком вылетела пробка суррогатного шампанского, а следом раздался призывный вопль:
   – Эй, мужчина, заберите свою бутылку!
   – Мне не надо, – с трудом выговорил я заплетающимся языком и плеснул еще полстакана воды.
   – Зачем же заказывал, недотепа, уже лыка не вяжешь, куда я теперь его дену?
   – А ты выпей его за мое горе, жена от меня ушла, хоть и баба, а все равно жалко, десять лет прожили…
   – Не скули, мужик, – подсаживаясь ко мне, успокоил глист, – хочешь, я тебе козырную телку найду, хоть на час, хоть на весь день?
   – Не, телок мне не надо, мне надо мою жену!
   – Да че ты, твоей-то годов за тридцать будет, а я тебе свежатинки подкачу, прикинь, только тринадцать стукнуло.
   – Да пошел ты, пес поганый! – едва себя сдерживая, посоветовал я мерзавцу. – Еще одно слово, и ты труп!
   – Ну-ну. – Мерзко улыбнувшись, он отошел и уже от своего столика добавил:
   – За пса я с тобой еще рассчитаюсь, ханурик!
   Откуда появился этот невзрачный мужичок в затрапезном костюме учителя пения, я толком не понял. Он как-то вдруг и сразу оказался за самым дальним столиком кафе, и к нему сразу же выскочила расторопная барменша с чашечкой дымящегося кофе и слоеным пирожком. Благосклонно кивнув, он милостливо принял угощение и, раскрыв газету, принялся не торопясь прихлебывать кофе маленькими глоточками.
   Глист вытянул шею и выжидающе смотрел на него, забыв, кажется, обо всем на свете. Точно так же собаки в ожидании команды смотрят в глаза хозяину, по одному лишь его движению готовые тотчас сорваться с места и бежать на край света за мозговой косточкой. Честное слово, мне казалось, что он даже негромко повизгивает от нетерпения. Но этот нехороший хозяин, кажется, не обращает на него никакого внимания. Он так увлекся своей противной газетой, что у несчастного полкана натекла уже целая лужа слюней.
   Наконец учитель пения свернул газету, вытащил пачку сигарет «ЛМ» и не торопясь закурил. Это был сигнал. Но глист почему-то оставался сидеть, а откуда-то сзади из-за моей спины вынырнул коротко стриженный парень с бутылкой пива в руках и неприкуренной сигаретой во рту.
   – Папаша, у вас не найдется прикурить?
   Учитель молча придвинул ему зажигалку. На несколько секунд коротко стриженный перекрыл собой стол, и самого акта передачи мне засечь не удалось, но он состоялся. Это было видно хотя бы по тому, как они улыбнулись, вполне довольные друг другом. Вторым клиентом школьного учителя оказалась толстая девица с вазочкой мороженого. Растянув в улыбке гиппопотамов рот, она испросила позволение нарушить его одиночество. Сожрав мороженое, закурила, бросив свою пачку «ЛМ» рядом с его. Уходя, девица их перепутала. Третьим пошел глист, но смотреть типовой процесс передачи у меня желания не было, и потому нетвердой походкой я покинул кафе. Уже сидя в машине, с противоположной стороны аллеи я больше часа наблюдал за учителем. Он успел отоварить еще пять человек, а одному, очевидно, должнику, отказал. К половине двенадцатого, закончив все операции, учитель поднялся и побрел в противоположную от меня сторону – к набережной. Обогнув сквер, я выехал навстречу, когда он садился в помятую красную «Оку». Не останавливаясь, проскочил мимо и на первом же перекрестке пропустил его вперед. Потом лениво сел ему на хвост, сохраняя дистанцию в четыре машины. Через пятнадцать минут он притащил меня к небольшому жилому дому внутри квартала. Его первый этаж, как было написано на вывеске, занимало ЗАО «Сокол». Что это такое, я решил выяснить чуть позднее, потому что в половине первого нужно было кормить Милку каким-то дерьмом, прописанным вчера вечером народным целителем то ли Китая, то ли Бурятии.
//-- * * * --//
   Лишившись веселого дома, две мухи-цокотухи откровенно скучали, погружаясь в рутину и навоз деревенской жизни. В доме было неубрано и пахло сигаретами и коровой. Джульбарс выбивал блох прямо на ковре перед телевизором.
   Полностью поглощенный этим занятием, он не сразу обратил внимание на меня.
   Впрочем, как и его хозяйки, возлежащие тут же, на диване, перед журнальным столиком, заваленным рыбной чешуей и пивными баночками.
   – Простите, я не помешал? – начал было я, но этот урод в образе пса вдруг решил выполнить свой собачий долг. Ощерив прокуренную пасть, он с места кинулся на меня. Чисто рефлекторно я дрыгнул в него ногой и тут же под залп малокалиберных патронов пес шлепнулся мордой вниз. И когда я только научусь пользоваться такой замечательной штукой?
   Пса я сразил наповал, и поэтому так громко он визжать не мог.
   Голосили перепуганные сестрицы – Алка и Элка. Визжали сначала со страха, а потом в стратегических целях, чтобы напугать меня.
   – Да заткнитесь вы наконец, лахудры фиолетовые, не трону я вас!
   – Ага, а Джульбарса за что застрелил, что он тебе плохого сделал?
   – Ничего, случайно получилось!
   – Ага, ты и нас случайно постреляешь, пропусти, я к участковому сбегаю. Элка, бери топор, вдвоем отобьемся.
   В завершение всей этой эпопеи мне не хватало только пасть от топора пьяной деревенской проститутки, чтобы быть погребенным на заброшенном погосте рядом с ее псом-провокатором. Отличная перспектива! Вытащив пистолет, я угрожающе выпучил глаза и категорично скомандовал:
   – Лежать! На диван и мордами вниз, мухи!
   – Ой не надо, не трогайте нас, что вам нужно? Не убивайте, мы все вам отдадим! – в унисон завыли сестры, профессионально заваливаясь на диван.
   – Я же вам сказал – мордами вниз, а вы мне тут что устроили?
   – Я хочу перед смертью видеть глаза своего убийцы, – патетически заявила левая лахудра и гордо выгнула шею.
   – Да, и чтобы он сам видел наши затухающие глаза, – в том же тоне поддержала ее сестрица. Похоже, они допились до того, что и в самом деле считают меня маньяком-убийцей. Мне даже стало неловко за своих родителей.
   – Девки, перестаньте маяться дурью, я к вам по делу, а вы мне тут Марию Стюарт перед казнью изображаете. А за пса я вам заплачу или привезу нового, породистого и с родословной. У вас что-нибудь выпить есть?
   Только теперь, услышав серьезный и деловой вопрос, они поверили, что я не душегуб, и наперебой начали рассказывать, какая скотина их директор магазина.
   – Стерва, не дает нам больше в долг, а мы с ней, со скотиной, вместе в школе учились, Элка ей всегда давала списывать математику.
   – Ничего, красавицы, в машине у меня найдется, только давайте сразу решим один маленький вопрос, а потом и загудим. Вот вам по фотографии, посмотрите внимательно, подумайте и скажите: вам когда-нибудь приходилось видеть этого человека? Если да, то где и когда. Только не врите, сперва хорошенько подумайте.
   – А чего тут думать, это Карменихин мужчина. Ну тот, который на «мерсе» ездит. Это я тебе как на духу говорю. Слушай, а сколько стоит породистый пес с родословной?
   – Ну, по-разному, в среднем тысячи три, – бессовестно соврал я деревенской простоте, но, кажется, и этому они были несказанно удивлены.
   – Алка, у Нинки Тайга недавно ощенилась, тоже породистая, и уши торчком стоят, давай у нее кутенка купим.
   – Давай! – согласилась сестра. – Мужик, гони свои три тысячи, может, за них она и согласится продать нам щенка. И бутылку тащи, за упокой Джульбарса. Такого пса загубил, ему ж цены не было! Подороже твоих породистых будет.
   – Конечно, – доставая деньги, одобрил я их решение, – если стоят торчком, то тут уж ничего не попишешь, порода налицо, а как зовут этого мужчинку?
   – А вот этого мы не знаем, она его Ладушкой называла, а что это за имя, бабское какое-то, наверное, кликуха у него такая, ты бутылку-то неси!
   – Пойдем к машине, я тебе ее отдам, а сам домой поеду, время-то к двум подходит. Сопьетесь вы скоро, мухи-цокотухи!
   Выйдя на крыльцо, мы сразу же обратили внимание на галдеж и столпотворение на сгоревшем подворье Марго. Возбужденный народ темпераментно обсуждал какое-то из рук вон выходящие событие.
   – Андреич, че там такое? – крикнула цокотуха спешащему к месту события деду.
   – Дык у Хвостихи в уборной ишо три трупа нашли, айда глянем, може, из знакомых кто, айда пошустрей, а то ужо ментов кликнули.
   – … Тебе какое дело, – подходя к толпе, услышал я напористый голос своей знакомой Галки Поварешкиной, – вот и думаю: ведь доски-то целые должны оставаться, не может такого быть, чтоб все напрочь погорело. Ну и стала уборную ворошить, смотрю, вроде бы целая доска торчит, я и потянула, и потянула за нее.
   Гляжу – точно, целая, только сбоку немного подгорела, а за ней еще одна, я сдуру-то и ее сдернула, а как яма открылась, тут я и заорала, гляжу – из говна нога торчит и голова рядом, только от другой ноги. Михалыч сразу прибежал, пошурудили мы с ним лопатой-то и третьего нашли – вон он, который посередке плавает, Борька это, ее хахаль.
   Протиснувшись сквозь плотное кольцо зрителей, я сразу признал в среднем утопленнике бритоголового парня из джипа. Уступив место нетерпеливой косоглазой девчонке, незаметно выскользнул из толпы и, несколько озадаченный увиденным, поехал в город. По моей прикидке до теперешней минуты, самым главным инициатором и исполнителем убийств был бритоголовый Боря, но тогда какого черта он лежит в сортире, к тому же еще мертвый и вместе со своими дружками? Чья это работа? Неужели кровожадного Цезаря? Но тогда почему он, так спокойно передвигаясь по городу, искал меня? Нервы для этого нужно иметь железные. Нет, что-то тут не так, ведь в таком случае они бы прикончили и Кармен с ее мужчинкой, сели бы в Ладушкин «мерседес», а не в белую «Волгу». Но с другой стороны, шикарный «мерс» машина приметная, а зачем им лишняя реклама? И куда делся джип бритоголового, уж коль скоро ездить он на нем не сможет? И где, кстати сказать, находится третий Борин дружок, если его участь соизволили разделить только двое? Не его ли это рук дело?
   Но зачем гадать? Не проще ли спросить об этом единственного оставшегося в живых очевидца или непосредственного исполнителя – Ладушку?
   Неплохая мысль, но сперва нужно заехать к Максу.
   После моего позавчерашнего посещения, когда я чуть было не угробил его во второй раз, пускать меня категорически не хотели, так что мне пришлось ограничиться приветом и пожеланиями скорейшего выздоровления.
   На Лысую гору я поднялся в половине четвертого. Изможденный наркотиком и безвыходностью, узник понуро сидел на ящике и вел сам с собой монотонную беседу. От былой ярости и прыти не осталось и следа. Кажется, только сейчас он до конца понял, как далеко зашел в своей уверенности в полной безнаказанности. На мое появление Шурик даже не прореагировал, продолжая бурчать под нос что-то понятное только ему самому, и только когда я показал ему ампулы, глаза его заметно оживились, а тело передернула судорога.
   – Здорово, Шурик! – пытаясь наладить контакт, осторожно начал я. – Как спалось, не мучили ли кошмары? В этих гротах такое возможно – веришь ли, этой зимой я собственноручно выкуривал отсюда ведьмаков и ведьм, то-то вою было! Я тут тебе пожрать принес, голодный ведь?
   – Да пошел ты со своей жратвой, козел сраный, дай ширнуться!
   – А я тебе и принес, да только вижу – напрасно, совсем ты себя вести не умеешь!
   – Кончай базар, мент поганый, дай уколоться!
   – Прощай, Шурик, хотел с тобой по-человечески поговорить, но вижу – бесполезно.
   – Эй, ты, пес паскудный, подожди, да подожди, я тебе говорю! Помираю, дай кольнуться, Христом прошу!
   – Вот это уже лучше! Сейчас я тебе сам сделаю укол, но только ты мне сначала скажешь, за что вы замочили бритоголового Борю с его компанией и зачем сожгли дом. Если соврешь хоть полслова, то ни о каких уколах и не мечтай!
   – Ты че, пес, совсем тронулся, крыша потекла?
   – Во-первых, не пес, а его светлость князь Константин, уясни себе раз и навсегда! А во-вторых, объясни популярней, что ты хотел сказать.
   – Да не трогали мы этого Борьку и пальцем! Когда ты угнал нашу машину, мы нагрянули к ним на хату. Они обалдели, а когда поняли, что к чему, рассказали, в каком направлении ты уехал. Мы сразу пошли по следу, но ничего не нашли, только поняли, на каком участке дороги ты свернул направо. На следующий день Цезарь позвонил заказчику и сказал, что если не найдутся бабки, то мы его замочим. Он перетрухал и попросил позвонить позже.
   – Как зовут заказчика, где он живет?
   – Без понятия, Цезарь нас в такие вопросы не посвящал. – Ну, и это…
   Мы позвонили позже, тогда он и дал нам твой адрес. А к тому времени мы уже нашли, куда ты дел машину. Я остался в засаде, а они поехали за твоей бабой.
   Остальное ты знаешь сам. А кто там кого замочил, я не знаю, может, Цезарь и был в курсе, потому что после звонка он нам сказал, что дело пахнет паленым, не знаю. Теперь давай ширнемся. – Доверчиво подставив мне руку, он ждал блаженства. Получив его, приободрился и весело спросил:
   – А что ты со мной собираешься делать?
   – А ты сам-то как думаешь?
   – Думаю, что ничего хорошего мне не светит, ты ведь не поверишь, что я буду нем как рыба.
   – Не знаю, поживем – увидим. Через кого вы наладили сбыт наркотиков?
   – Был такой парнишка, Витек, он из наших краев, вот через него мы и начали, а потом, когда он присел, вместо него с нами работал Борис. Сам посуди, какой нам был смысл его мочить?
   – Ладно, Шурик, жратвы и воды я тебе принес достаточно, приеду через пару дней, там и решим, что с тобой делать.
   – Постой, мужик, ты мне хоть пару ампул оставь!
   – Зачем же пару, я тебе тут полтора десятка принес.
   Он все понял, криво усмехнулся и сразу осипшим голосом сказал:
   – Спасибо за милосердие, можно, я письмо матери напишу?
   – Пиши, только так, чтобы я его мог отослать.
//-- * * * --//
   В пять часов я входил в полупустое осиротевшее здание редакции. На электрической плитке вахтер разогревал какую-то еду и потому был далек от моих проблем. Враждебно зыркнув на меня из-под кустистых рыжих бровей, он рявкнул:
   – Пошел вон!
   – Куда? – немного растерявшись, задал я естественный вопрос.
   – Коту под туда, нету никого, и нечего, значит, ходить.
   – А мне никто и не нужен. Я именно к вам с проверкой. – Для пущей убедительности я помахал перед его носом красной корочкой и, достав записную книжку, открыл нужную страницу и зачитал:
   – Во время дежурства охранник не имеет права отвлекаться от вверенного ему объекта… – Далее я нес чушь еще несколько минут, чем вверг несчастного старика в полный шок, особенно когда закончил свою речь словами: «…налагается единовременный штраф в размере двадцати минимальных окладов».
   – Дак это… дома я не успел, вы уж простите меня, окаянного, больше такого не повторится. Сейчас я вылью этот проклятый суп!
   – Ладно, старик, я прощаю тебя. Лопай свой борщ спокойно, – пошутил я. – Кто у тебя тут есть?
   – Дак никого, я да Виктория Яковлевна в своем архиве торчит.
   – Виктория Яковлевна – это хорошо, это просто замечательно. Как мне к ней пройти?
   – Прямо по коридору и вниз, в подвал.
   – Приятного тебе аппетита, кланяйся деткам!
   – Чего? – не понял старик, но отвечать я не стал, потому что уже спускался в сырой и мрачный подвал.
//-- * * * --//
   Сидя за неудобным высоким столом, Виктория Яковлевна, тихонько напевая арию старой графини, разбирала пожелтевшие газетные подшивки и казалась счастливой. Мне и беспокоить-то ее было неловко по такому пустячному вопросу, как убийство ее шефа. Тактично кашлянув, я заверил старуху, что не намерен причинять ей зла, а пришел молить ее о милости одной. Рассмеявшись, она позволила мне пройти в ее покои, где нестерпимо пахло кошками и мышиным калом, а может быть, наоборот. Поставив передо мной чашку горячего чая, она первая начала разговор:
   – А вы мне сразу понравились своей бескомпромиссной простотой, еще там, в кабинете Валентина. Вы ведь ко мне пришли из-за его смерти?
   – Да, но не только поэтому. Насколько я понял, вы человек наблюдательный и можете здорово мне помочь.
   – Смотря как вы используете мою помощь. Если в добрых целях, то я к вашим услугам, если нет, то увольте!
   – Валентин был моим хорошим знакомым, и я ищу того, кто повинен в его смерти, равно как и самого убийцу. Скажите, вам, случайно, не знакома эта личность на фотографии? – Я веером протянул ей снимки, но она, даже не взглянув на них, ответила горько и просто:
   – Так я и знала, тысячу раз я его предупреждала, чтобы не связывался с подобными подонками! Так нет же, он самый умный, куда уж мне! О Господи, почему вы не показали мне это фото тогда, у него в кабинете. Возможно, сейчас бы он был жив. Откуда у вас эта фотография?
   – Это один из последних снимков Старкова, который он так и не успел получить из ателье.
   – Да, Сашка что-то раскопал и тоже не раз предупреждал Валентина, но, как вы понимаете, это не помогло. Валентин всегда считал себя самым умным.
   – Но скажите же наконец, что за тип изображен на снимке?
   – Это Владислав Иванович Сотник, владелец фирмы «Сокол» и совладелец нашей газеты. Бывает он у нас не часто, но настроение у меня от него портится как раз до следующего его появления.
   Точка! Круг замкнулся, и все сразу встало на свои места. Сидящего в клетке тигра я ловил в лесу. Что и говорить, похвастать вам, господин Гончаров, нечем! Но и сам Валентин хорош, не мог мне сразу сказать – кто есть кто, поперся выяснять к этому самому Владу, он это или не он, вот и выяснил на свою голову. Значит, Влад, он же Лада, и дал Цезарю мой адрес. Он или Марго, какая теперь разница! Сейчас мне нужно узнать адрес Влада, только тогда мы будем квиты, и я смогу спать спокойно.
   Поблагодарив хранительницу, я помчался в фирму «Сокол», у дверей которой уже сегодня терся благодаря учителю пения на мятой «Оке». Да, господин Гончаров, глупеете вы не по дням, а по часам, недаром вам еще в школе говорили: не кури на голодный желудок, нет ведь, не слушался, двоечник! Но какая же картина у нас вырисовывается в итоге? Попробуем собрать воедино имеющиеся у нас факты и склеим их собственными соплями.
   Несколько лет назад Марго вместе с неким Виктором прибывают к нам из ближнего зарубежья на жительство и выбирают село Гриднево. Используя былые связи, они хотят наладить поставку наркотиков в наш город, но для этого, как минимум, им нужен первоначальный оборотный капитал, которого у них, по всей вероятности, нет. Значит, им приходится искать его здесь. Предположим, что они находят его в лице этого самого Лады. Пока все складывается как по нотам. Надо полагать, их бизнес процветает и приносит сумасшедшие прибыли, но прибыль эту необходимо узаконить, иначе говоря – отмыть грязные деньги, и тогда Лада заводит знакомство с Валентином Дунаевым и предлагает ему руку помощи. Логично?
   Вполне.
   Итак, купец привозит товар откуда-то из Средней Азии, и его на деньги Лады покупает Витек. Все верно, с одним лишь добавлением – судя по всему, процесс сделок постоянно контролирует сам Влад. Как говорится, доверяй – да проверяй. Хорошо. Идем дальше. Далее Витек, а впоследствии – Борис, передает наркоту учителю, который этот товар фасует надлежащим образом и небольшим оптом отдает уличной шпане, вроде моего знакомого глиста. Товар возвращается уже деньгами, но теперь уже к Владу Сотнику. И тот делит полученные деньги минимум на три кучки. Одну передает купцам, другую – Борису, а третью пропускает через бухгалтерию дунаевской редакции, откуда, вероятно, и получает жирные куши.
   Может быть, так, а может, немного иначе, большой разницы нет. В принципе все это старо как мир.
   Оказывается, ЗАО «Сокол» трудится только до трех часов, а в остальное время два дюжих охранника используют офисное помещение в своих личных, интимных целях. Это я понял по доносящемуся из глубин визгу довольных девок.
   – Нету уже никого, – ставя точку, сказал охранник. – Иди отсюда, мужик, завтра утром придешь.
   – Я вам, мля, приду, я завтра Владу все доложу, пусть он знает, чем занимаются в его отсутствие, вы меня еще вспомните, сукины дети!
   – Да ты че, – сразу осел наглец, – будь мужиком, ты что же, не знаешь, что мы до трех работаем?
   – Откуда мне знать, я из Воркуты только что приехал, три года Владика не видел. Где мне его найти?
   – А его сегодня вообще с двенадцати часов на работе не было, и телефон домашний не отвечает. Наверное, куда-нибудь уехал.
   – Давай его адрес, умник. Да побыстрее, сутки уже на ногах!
   – Не положено давать домашний адрес. Телефон дам.
   Через полчаса я уже знал, что Владислав Иванович Сотник проживает в собственном домике в престижном районе города, а еще через пятнадцать минут я стоял перед этим маленьким двухэтажным домиком с роскошной мансардой. Во дворе – полная тишина, охраняемая громадным псом повышенной свирепости. Договориться с ним было делом дохлым. Но опыт работы с такими невоспитанными собачками у меня солидный. Когда пес заскулил и задергался, в полной мере оценив прелести паралитического аэрозоля, я спокойно вошел в царские палаты крутого наркодельца. Его самого я обнаружил в шикарном кабинете. Вытаращив глаза, с кляпом во рту, он с немым ужасом наблюдал за струйкой песка, неторопливо стекающей из разбитых песочных часов на аптекарские весы. От них прямо под Владислава тянулись два тоненьких проводка-контакта, обещающие скорое замыкание и вечное блаженство, потому что чаша весов, на которой лежала его жизнь, была переполнена и вот-вот должна была пойти вниз. Предотвратить он это не мог, поскольку был надежно привязан к массивному сейфу, вероятно наполненному достаточным количеством взрывчатки. Наркодельцу ничего другого не оставалось, как следить за песком и думать о быстротечности времени.
   При виде меня Сотник активно загундосил, показывая головой на адскую машину. Осторожно остановив процесс, я вытащил из его пасти кляп и дружелюбно спросил:
   – Как здоровье, Владислав-Ладушка?
   – Дурак, быстро развяжи меня!
   – О-ля-ля, к чему такая спешка, мне сперва надо душевно с вами поговорить, не торопясь обсудить некоторые моменты вашей деятельности, подсчитать, сколько загубленных душ на вашей совести. Нам о многом надо поговорить.
   – Идиот! – чуть не плача, заорал он. – Она ведь уйдет вместе с моими деньгами!
   – Кто? Я не понимаю вас.
   – Танька, сучка дешевая!
   – Кармен, что ли? Значит, она устроила вам этот маленький карнавал?
   Веселая девушка, как же ей удалось справиться со здоровым мужиком и куда она уйдет?
   – Опоила она меня чем-то во время обеда, а когда очнулся, то был уже привязан. Под пыткой я сказал ей шифр сейфа. Потом она соорудила этот дьявольский агрегат и уехала в летный клуб на аэродром вместе со всеми моими деньгами.
   – Но надо думать, далеко она не уйдет…
   – Кретин, она не уйдет, она улетит, у меня там стоит свой самолет. На свою голову я научил ее летать!..
   – Все ясно, какой самолет и как давно она вас покинула?
   – Минут пятнадцать назад, у меня серебристый «Як-18» с голубыми крыльями, номер…
   – Не надо, все и так ясно, отдыхайте пока!
   Вернув кляп его прежнему владельцу, я позвонил Медову. Предупредил, где я буду находиться в ближайшие полчаса, и попросил приехать по настоящему адресу, чтобы понянчиться и присмотреть за обиженным дитятей на тот случай, если ему вздумается чудить.
   Расстояние в двадцать километров, отделявших меня от аэродрома, я преодолел за десять минут и ровно в половине восьмого, почти не снижая скорости, вылетел прямо на взлетную полосу, куда с противоположной стороны уже выруливал нужный мне «Як». Начать разгон я ему не дал, осадив машину в десяти метрах от бешено секущего воздух винта. Татьяна сбросила обороты, но выходить из кабины не собиралась, я – тоже. Так мы и стояли в полном бездействии, пока к нам не подъехал какой-то тип в летной форме. Он сразу же попер на меня буром.
   – Вы кто такой? Немедленно покиньте полосу!
   – Я-то Гончаров и прислан хозяином этого самолета, Владиславом Сотником, чтобы предотвратить угон, а вот кто вы? – с трудом перекрывая рев авиамотора, прокричал я.
   – Я начальник… – договорить ему не пришлось, потому что он, удивленно на меня взглянув, вдруг тихонько завалился под машину, а на моем стекле, словно осы, начали появляться дырки. Бездействие было равносильно смерти. Уже откровенно выйдя на крыло, Татьяна вела прицельную стрельбу. Я же ничем, кроме газовой пукалки, ей ответить не мог. Открыв дверцу, я хотел уже выброситься из машины и тут краем глаза заметил, как моя Кармен, неуклюже цепляясь за плоскость, сползает на взлетную полосу. Очевидно, раз и навсегда покидая эту землю. Когда я к ней подбежал, понял, что жить ей осталось не больше пяти минут.
   – Спасибо, Костя! – с наивной, детской улыбкой из проклятого джипа выходила Марго, держа в руках какой-то чудовищный пистолет совершенно невообразимых размеров. – Ты чего не стрелял-то в нее?
   – У меня ничего не было, – стараясь переварить увиденное, ответил я.
   – Это плохо, она бы могла тебя убить. Танька, ты еще живая, гнида ты дешевая, хотела без меня свалить?! – наклонившись над умирающей, зло прошипела она.
   – Прости! – по одним только губам прочел я.
   – Бог простит! – прокричала Марго, простреливая голову своей подруге из пистолета, который, после моей смерти, она вложит в мои руки. И тогда картинка будет исчерпывающей.
   Я выстрелил в нее первым с расстояния трех метров и здорово обезобразил ее детскую улыбку.
   – Ты кого сожгла вместо себя? – спросил я уже связанную кустодиевскую королеву. – Да не молчи, не молчи, потому как смысла в твоем молчании нет никакого.
   – Послушай, Константин, отпусти меня, – опять по-детски заныла она. – Отпусти, пока не поздно, пока никого нет. Я хорошо тебе заплачу, я баба добрая.
   – Твою доброту уже видел, – кивнул я на труп ее подруги, – так убивают только профессиональные убийцы.
   – Но она же меня хотела обмануть. Отпусти!
   – Я повторяю вопрос: кого ты сожгла вместо себя?
   – А если скажу, ты меня отпустишь?
   – Мы не на базаре, чтобы торговаться. – Неопределенно пожав плечами, я вновь переспросил:
   – Кого ты оставила нам на пепелище?
   – Борьку, отпусти!
   – Не ври. Борьку с двумя товарищами ты утопила в сортире.
   – А я не вру, у меня их два было. Одного утопила, а другого сожгла.
   Господи, ну и кретин же вы, господин Гончаров, об этом давно надо было догадаться! Об этом тебе неоднократно твердили цокотухи и Галка Поварешка!
   Конечно же так и никак иначе!
   – Отпусти-и-и, – ныла Марго, – я тебе все расскажу, только отпусти.
   – Все я уже знаю сам. Только добавь: кто угробил Старкова и Дунаева?
   Кто инициатор: ты или Сотник?
   – Мы оба.
   По взлетной полосе к нам мчалась медовская «Волга».

Михаил ПЕТРОВ ГОНЧАРОВ И СМЕРТЬ РЕПОРТЕРА

Михаил ПЕТРОВ
ГОНЧАРОВ И СМЕРТЬ РЕПОРТЕРА