-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Ян Флеминг
|
| «Гильдебрандская редкая»
-------
Йен Флеминг
«Гильдебрандская редкая»
Размах крыльев электрического ската достигал почти семи футов, а от тупорылого носа до кончика смертоносного хвоста было, пожалуй, и все десять. Скат был темно-серый с тем фиолетовым отблеском, который в подводном мире зачастую означает опасность. Когда, плавно поднявшись с песчаного дна, он поплыл, то стал похож на огромное колышущееся черное полотенце.
Джеймс Бонд поплыл за этой черной тенью, вытянув руки вдоль туловища, едва шевеля ластами и ожидая удобного момента для выстрела. Он редко убивал подводных жителей: только если больше не было ничего, чем можно было бы подкрепиться. Но были и исключения – мурены и все другие виды морской фауны, представляющие опасность для человека. Вот и сейчас Бонд намеревался убить ската потому, что он выглядел как настоящее средоточие зла.
Было десять часов апрельского утра. Водную гладь лагуны Бель-Анс, расположенной у южной оконечности самого большого из Сейшельских островов – Маэ, – не нарушал даже ветерок. Уже несколько месяцев назад здесь прошел муссон с северо-запада, а следующий, с юго-востока, придет не раньше мая. При очень высокой влажности температура воздуха держалась у отметки 30 -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------
, а температура стоячей воды в лагуне приближалась к температуре человеческого тела. Казалось, жара разморила даже рыбу. Какое-то экзотическое создание, похожее на попугая, лишь лениво обернулось в сторону проплывавшего мимо Бонда, а затем продолжило неторопливое поглощение водорослей, нависших над коралловым кустом. Стайка жирных серых бычков деловито, но вежливо разделилась, пропуская Бонда, и поплыла дальше по своим рыбьим делам. Шесть маленьких крабов, обычно пугливых, как птицы, не двинулись с места, заметив Бонда.
Бонд плыл медленно, даже лениво, не упуская, однако, ската из поля зрения. Скоро скат устанет или просто успокоится, видя, что Бонд – большая рыба – не намерен нападать. Тогда он опустится на дно, изменит окраску с черной до почти прозрачной серой и, тихонько шевеля крыльями, зароется в песок…
Бонд и скат приближались к основанию рифа. Под ними все чаще стали попадаться кусты кораллов и поросли зеленой подводной травы. Как будто въезжаешь из сельской местности в город. Тут и там мелькали перламутровые рыбки, обитавшие в расщелинах рифа, блестели и переливались всеми цветами радуги гигантские актинии. Колонии каракатиц чернильными пятнами усеяли риф, из трещин которого высовывались усатые желто-голубые лангусты, похожие на маленьких дракончиков. На дне, среди зарослей, яркими всполохами выделялись каури, леопардовые каури, размером больше мяча для игры в гольф. А один раз Бонд даже заметил щупальца морской звезды. Но все это было для него уже привычным, и он размеренно плыл вдоль основания рифа, представлявшего для него сейчас интерес только с точки зрения укрытия, с помощью которого он мог незаметно следовать за скатом, который рано или поздно должен был развернуться и лечь на дно. Тактика оказалась верной: вскоре черная тень ската направилась по обратному маршруту, рассекая прозрачную голубую воду. И вот футах в десяти от поверхности скат остановился. Уже, наверное, в сотый раз. Бонд тоже замер, едва шевеля ластами. Очень осторожно он сдвинул маску, чтобы вылить просочившуюся в нее воду. Когда же он вновь посмотрел вниз, ската и след простыл.
В руках у Бонда был «чемпионский» гарпун, заряженный трезубцем с кончиками острыми, как иглы: отнюдь не дальнобойное оружие, но самое подходящее для такой охоты. Бонд снял гарпун с предохранителя и медленно, беззвучно двинулся вперед под самой поверхностью воды. Он напряженно вглядывался в воды лагуны, пытаясь уловить движение каких-либо крупных обитателей: при схватке со скатом ему совсем ни к чему присутствие акулы или барракуды. Ведь трепыхание поверженной добычи и ее кровь привлекут этих хищников моментально. Но вокруг него водное пространство, а под ним песчаное дно были совершенно пустынны. Тем не менее на дне, похожем на уходящий вверх амфитеатр, Бонд наконец заметил очертания крыльев. Он осторожно подплыл ближе и остановился прямо над распластавшимся в песке скатом. Песок шевелился. Его струйки через равные промежутки времени поднимались вверх и медленно опускались именно там, где располагались брызгальца ската. Вот сюда и надо стрелять. Полдюйма влево. Бонд прикинул, не достанет ли его скат своим хвостом, прицелился и нажал на спуск.
Тучи песка взмыли ввысь в том месте, где лежал скат, и несколько секунд, очень опасных секунд, Бонд не видел ничего, кроме песка. Но вот гарпунная струна натянулась, и показался скат, пытающийся освободиться от гарпуна. Хвост ската, как бич, рассекал воду вокруг, но не мог достать до струны. У основания хвоста Бонд разглядел вздыбившиеся ядовитые иглы. Именно такими иглами, если верить древним, был убит Одиссей, и именно они, по словам Плиния, могли расколоть любое дерево. В Индийском океане все ядовитые особи гораздо опаснее, чем где бы то ни было, и даже одна царапина от соприкосновения с этой иглой была для человека смертельной. Поэтому Бонд держался на приличном расстоянии от беснующегося ската, не давая, однако, струне ослабнуть. Он плыл теперь сбоку, чтобы не дать скату перерубить струну хвостом, что было вполне ему по силам. Из таких вот хвостов в давние времена работорговцы в районе Индийского океана изготовляли свои кнуты. Сегодня на Сейшельских островах иметь такой кнут запрещено законом, но в местных семьях эти кнуты передаются по наследству и предназначаются для неверных жен. И если здесь говорят, что та или иная женщина «отведала ската», это означает, что по крайней мере неделю на людях она не покажется…
Тем временем взмахи хвоста становились все реже и реже, и Бонд теперь плыл впереди ската, таща его за собой к берегу. На отмели скат обмяк. Бонд без труда вытянул его из воды, но держался поодаль. И правильно делал, так как внезапно, среагировав на какое-то движение Бонда, гигантский скат последним усилием взмыл в воздух, хлестая хвостом и, видимо, надеясь застать своего врага врасплох. Бонд отпрыгнул еще дальше, и скат тяжело упал на спину. Жаркое солнце осветило его белоснежное брюхо и отвратительный, судорожно открывавшийся и закрывавшийся серповидный рот.
Бонд стоял, смотрел на поверженного ската и раздумывал о том, что делать дальше.
Со стороны пальм появился невысокого роста толстяк, белый, в рубашке и брюках цвета хаки. Он направился к Бонду, переступая через оставшиеся на берегу после прилива пучки водорослей и ракушки, и, приблизившись, смеясь, крикнул:
– Эй! «Старик и море»! Кто же из вас кого поймал?
Бонд обернулся.
– Так я и знал. Единственный на всем острове человек, который не носит мачете. Фиделе, будь добр, позови кого-нибудь из своих людей. Это чудо-юдо никак не сдохнет, а в нем застрял мой гарпун.
Фиделе Барби, самый молодой представитель огромного семейства Барби, владевшего почти всем, что имелось на Сейшельских островах, подошел еще ближе и принялся разглядывать ската.
– Отличный экземплярчик. Хорошо еще, что ты ему попал куда надо, а то он потащил бы тебя на риф, и тебе пришлось бы бросить гарпунное ружье. Они очень живучи. Впрочем, тебе пора возвращаться в Викторию. Что-то там произошло. Приятное. А я потом пошлю своего человека за твоим ружьем. Тебе хвост-то нужен?
Бонд улыбнулся.
– У меня ведь нет жены. А вот как насчет того, чтобы отведать сегодня вечерком жареного ската?
– Пожалуй, сегодня не получится, друг мой. Ну, пошли. Где твоя одежда?
Когда они уже ехали по прибрежной дороге, Фиделе спросил:
– Ты когда-нибудь слышал об американце по имени Милтон Крэст? Это тот, кто владеет сетью отелей «Крэст» и конторой, которая называется «Крэст Фаундейшн». Что я знаю наверняка, так это то, что у него есть лучшая на все побережье Индийского океана яхта. Чертовски хороша! Она вчера стала здесь на якорь. «Вэйвкрэст» называется, водоизмещение – почти двести тонн. Длина – тридцать футов. Внутри есть все: от красавицы жены до огромного транзисторного приемника с проигрывателем на подвесках, чтобы иголка не прыгала во время качки. Все завешано коврами дюймовой толщины, и везде – кондиционеры. Только у него на этой стороне Африканского континента можно найти сухие сигареты, а шампанское, которое подают после завтрака, не хуже того, что я пил в Париже.
Фиделе Барби задорно рассмеялся:
– В общем, дружище, это шикарный корабль, и кого волнует, что его владелец – мерзавец, каких поискать. Клеймо негде ставить, ей-богу.
– Действительно, кого это волнует? Но при чем здесь мы с тобой?
– А вот при чем, друг мой. Дело в том, что нам предстоит провести на этой яхте несколько дней с самим мистером Крэстом и его женой, очаровательной госпожой Крэст. Я согласился сплавать с ними на остров Шагрин, я тебе о нем уже рассказывал. Это довольно далеко, и мое семейство никогда не знало, что с этим островом делать. Разве что собирать там яйца олуши. Берег там всего на три фута выше уровня моря. Лет пять уже я там не был. Но этот Крэст мечтает туда отправиться, так как собирает образцы морской живности – это как-то связано с его конторой, – а есть какая-то рыбка, которая водится только у этого острова. По крайней мере, Крэст утверждает, что единственный в мире образец ему привезли именно с острова Шагрин.
– Забавно. Но я-то как вписываюсь во все это?
– Просто я знал, что до отъезда у тебя есть еще неделя, и сказал, что ты – местный подводный ас и сможешь поймать эту рыбку лучше и быстрее, чем кто-либо другой. К тому же я добавил, что и сам без тебя не поеду. Крэст дал согласие, вот и все. Я знал, что ты где-то здесь околачиваешься, и ехал вдоль берега, пока один из рыбаков не сказал мне, что тут неподалеку один сумасшедший человек с белой кожей пытается покончить жизнь самоубийством. Тогда я сразу понял, где тебя искать.
Бонд рассмеялся:
– Удивительно, как эти островитяне боятся моря. Пора бы им уже привыкнуть, а ведь здесь многие даже плавать не умеют!
– Римская католическая церковь не любит, когда люди разоблачаются из своих одежд. Ерунда, конечно, но факт. Что же касается боязни… Ты ведь здесь всего месяц, и тебе просто не попадались голодные акулы и барракуды. А рыба-скорпион? Ты когда-нибудь видел человека, наступившего на нее? Он весь корчится от боли. А иногда боль такая, что глаза в прямом смысле лезут на лоб. Мало кто выживает после этого.
Бонда это не смутило.
– Значит, им надо надевать обувь или обматывать ноги тряпками, если приходится идти к рифу. В Тихом океане это все тоже водится, да еще и раковины-убийцы. Это просто глупо. Здесь все стонут: «Мы такие бедные!» А у них под носом море, напичканное богатствами. А под камнями, на дне, пятьдесят разновидностей каури. Только за счет их продажи можно жить и не тужить.
Фиделе Барби захохотал:
– Бонда – в губернаторы! На следующем собрании я обязательно изложу эту идею избирателям. Ты отлично подойдешь на эту должность. Человек будущего! Блестящие идеи! Какая энергия! Какой наив! Каури! Замечательно. Впервые за послевоенное время удастся сбалансировать бюджет. «Стриги купоны, несмотря на морские препоны!» Это будет нашим лозунгом, а тебя произведут в сэры.
– Во всяком случае, на этом можно заработать больше, чем на ванили, которая приносит одни убытки.
Так они пикировались, пока пальмы не расступились и не открыли дорогу к обшарпанной столице острова Маэ.
Прошел уже почти целый месяц с того момента, как М. вызвал к себе Бонда и объявил, что отправляет его на Сейшелы.
– У Адмиралтейства возникли проблемы с новой базой флота на Мальдивах. Забастовка, саботаж и все такое прочее. Военным надоело зализывать раны, и они собираются перебраться на Сейшелы. Разница всего в тысячу миль, зато спокойнее. Но они хотели бы гарантировать себя от новых неприятностей. И хотя министерство по делам колоний божится, что там совершенно безопасно, я все-таки согласился направить туда одного из наших сотрудников посмотреть на все свежим взглядом. Когда несколько лет назад там находился Макариос, неожиданные моменты порой возникали. То какие-то японские рыбаки начинали кружить вокруг, то из Англии появлялись некие темные личности со связями во Франции. Так что поезжай и как следует присмотрись.
М. отвернулся к окну и, внимательно наблюдая за мартовской слякотью, добавил:
– Смотри еще, не заработай солнечный удар…
Доклад, подготовленный Бондом с указанием единственной местной опасности – туземных представительниц прекрасного пола, – лежал в его столе уже неделю, и ему теперь оставалось лишь ждать прибытия корабля «Кампала», который доставит его в Момбасу. Бонду уже осточертели и песчаные пляжи, и тенистые пальмы, и жалостливые стоны крачки, и бесконечные разговоры о копре. Очень хотелось перемен.
Последнюю неделю Бонд жил у Барби, и вот, быстренько сложив чемоданы, они вдвоем направились к Длинному пирсу и оставили машину у будки таможенников. В полумиле от берега стояла на якоре сверкающая на солнце белоснежная яхта. Пирога с подвесным мотором быстро пересекла залив, проскользнула через проход в рифе и доставила Бонда и Барби к яхте. Вблизи «Вэйвкрэст» не производила впечатления красавицы: ее внешность несколько портили широкая палуба и громоздкая надстройка. Однако Бонд сразу понял, что это – настоящий корабль, предназначенный для дальних плаваний, а не для круизов вдоль побережья Флориды.
Казалось, на яхте никого нет, но стоило им подойти к борту, как тут же появились два бравых матроса в белых майках и шортах. Они стали у трапа с баграми в руках, готовые оттолкнуть обшарпанную пирогу, чтобы она не дай бог не повредила сияющий белизной борт яхты. Бонд и Барби поднялись на борт, матросы куда-то унесли багаж, а их самих провели в салон, где после жары воздух казался замораживающим.
В салоне никого не было. Впрочем, вряд ли это помещение можно было назвать салоном или каютой. Это была скорее комната, обставленная богато и со вкусом, ничем не напоминавшая присутствующим о том, что они находились на борту корабля. Окна, наполовину скрытые за венецианскими жалюзи, были нормального размера, как и глубокие мягкие кресла, стоявшие вокруг приземистого стола в центре комнаты. На полу лежал мягкий толстый ковер бледно-голубого цвета. Стены задрапированы панелями из какого-то серебристого дерева. Потолок был просто белым. В комнате стоял еще письменный стол с обычными принадлежностями для письма и с телефоном. Рядом с большим граммофоном висела полка, сплошь уставленная бутылками, а над полкой картина, похоже, кисти Ренуара, причем замечательная: портрет темноволосой девушки в блузке в черно-белую полоску. Большая ваза с белыми и голубыми гиацинтами и аккуратная стопка журналов на столе в центре комнаты создавали впечатление роскошной гостиной городской квартиры.
– Ну, что я говорил, Джеймс?
Бонд покачал головой в восхищении.
– Так, конечно, можно покорять моря, делая вид, что их просто не существует.
Он сделал глубокий вдох.
– Как же здорово дышится свежим воздухом! Я уже почти забыл, каков он.
– «Свежий» – это тот воздух, что на улице, приятель. А здесь воздух консервированный.
Милтон Крэст, бесшумно вошедший в комнату, стоял у них за спиной. Он производил впечатление сильного, жесткого, хорошо тренированного атлета. Потертые джинсы, военного покроя рубашка и широкий кожаный ремень говорили о том, что сила и жестокость – его фетиш. Ему было немногим более пятидесяти. Взгляд голубых, глубоко посаженных глаз на задубевшем от морских ветров лице был лениво-презрительным. Уголки губ были опущены, что обычно свидетельствует либо о добродушии, либо о надменности. В данном случае – явно о последнем. Слова, сказанные им, не содержали в себе ничего обидного, кроме разве что пренебрежительного «приятель», но фраза эта была брошена так же брезгливо, как обычно бросают мелкую монету жалким попрошайкам. Но, пожалуй, самое странное впечатление произвел на Бонда голос Крэста: мягкий, красивый, но цедящий слова сквозь зубы. Это был голос, которым говорил покойный Хамфри Богарт. Бонд оглядел Крэста с головы до ног, с венчика черных с проседью волос, якоря с орлом, вытатуированных на правом предплечье, до босых крепких ступней, расставленных широко, по-матросски, на мягком ковре. «Этому человеку нравится походить на героев Хемингуэя, и мы с ним явно не сойдемся характерами», – подумалось Бонду.
Крэст подошел к ним и протянул руку.
– Это вы – Бонд? Рад видеть вас у себя на борту, сэр.
Бонд ожидал, что рукопожатие будет очень сильным, и заранее напряг мускулы, чтобы парировать его.
– Ныряете с аквалангом или без?
– Без. И не глубоко. Это всего лишь хобби.
– А кроме этого чем изволите заниматься?
– Состою на государственной службе.
Крэст хохотнул:
– Государственность и услужливость. Из вас, англичан, недаром получаются лучшие в мире дворецкие и лакеи. Значит, государственный служащий, говорите? Похоже, мы с вами поладим. Государственные служащие – это как раз те, кого бы мне хотелось видеть в своем окружении.
Щелчок открывшейся верхней панели оказался как нельзя кстати. Он дал Бонду возможность сдержаться. И вообще он на какое-то время забыл про Крэста, так как по ступеням в комнату спустилась загорелая обнаженная девушка. Хотя, конечно, она не была совершенно обнаженной, но, видимо, бикини телесного цвета и предназначался для того, чтобы казалось, что на ней ничего нет.
– Лу, сокровище мое. Где это ты пряталась? Давненько что-то тебя не было видно. Познакомься. Мистер Барби и мистер Бонд. Это те ребята, что пойдут с нами.
Крэст сделал жест в сторону девушки.
– Ребята, это – миссис Крэст. Миссис Крэст-пятая. И если вдруг у кого-то возникнут какие-то нездоровые идеи, скажу прямо: она очень любит мистера Крэста. Не так ли, сокровище мое?
– Не валяй дурака, Милт, ты же знаешь, что люблю, – улыбнулась миссис Крэст. – Здравствуйте, мистер Барби. Здравствуйте, мистер Бонд. Рада познакомиться. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Погоди-ка, погоди-ка, сокровище. Надеюсь, что на своем корабле всеми делами заправляю я, да?
Женщина покраснела:
– Ну что ты, Милт, конечно же.
– То-то. Просто, чтобы всем было ясно, кто хозяин этой доброй яхты «Вэйвкрэст».
Он одарил всех широкой улыбкой.
– Пойдем дальше. Как ваше имя, мистер Барби? А-а, Фиделе. Ничего себе имечко. Это значит «Верный до конца».
Мистер Крэст усмехнулся.
– Так вот, Фидо, как насчет того, чтобы подняться вместе со мной на мостик и отправить эту посудину в море, а? Ты сначала выведешь ее в открытое море, положишь курс, ну а потом передашь штурвал Фрицу. Я – капитан. Он – помощник. Еще двое работают мотористами, а заодно и на камбузе. Все трое – немцы. Только они и остались настоящими моряками во всей Европе. Теперь ты, Бонд. Как, говоришь, тебя зовут? Джеймс, да? Ну ладно, Джим, ты тут попрактикуйся пока с миссис Крэст в обсуждении государственности и услужливости. Кстати, называй ее Лиз. Поможешь ей прибрать комнату и подготовить все для выпивки перед обедом. Она когда-то тоже была англичанкой, так что можете потрепаться про Пикадилли там и все такое прочее. Годится? Двигай, Фидо!
Он по-мальчишески ловко взлетел по ступеням и звонко крикнул:
– Пора уматывать отсюда к чертовой матери!
Когда они вышли, Бонд глубоко вздохнул, а миссис Крэст извиняющимся тоном произнесла:
– Пожалуйста, не обращайте внимания на его шутки. Просто у него своеобразное чувство юмора. Он к тому же своенравный и любит подкалывать других. Это, конечно, не всегда приятно, но, поверьте, все это делается только ради шутки.
Бонд ободряюще улыбнулся. Сколько же раз ей уже приходилось говорить это самым разным людям, пытаясь успокоить тех, на ком мистер Крэст оттачивал свое «чувство юмора»?
– Думаю, что надо бы вашего супруга немного остепенить. Он что, и в Америке так себя ведет?
В ее ответе не было горечи:
– Только со мной. Американцы ему нравятся. А это начинается только за границей. Видите ли, его отец – немец, вернее, пруссак. Вот от него он и унаследовал эту глупую идею, что все остальные европейцы погрязли в декадентстве и ни на что не годятся. Спорить с ним по этому поводу бесполезно. Его не переубедить.
Так вот в чем дело! Старый добрый гунн. Либо лижет тебе ноги, либо вцепляется в горло мертвой хваткой. «Чувство юмора», как же! Сколько же пришлось вытерпеть этой женщине, этой красивой девушке, которую Крэст фактически превратил в свою рабыню, английскую рабыню? Бонд спросил:
– Сколько лет вы замужем?
– Два года. Я тогда работала дежурным администратором в одной из принадлежавших ему гостиниц. Знаете, «Группа Крэст»? Произошло просто чудо, как в сказке. Я до сих пор не могу как следует в это поверить. Как будто все это мне снится. Вот это, например, – она обвела рукой комнату, – и он прекрасно ко мне относится. Дарит много подарков. Вы знаете, в Америке – он очень большой человек. И, честно говоря, мне очень нравится, когда, куда бы мы с ним ни пошли, тебя встречают с королевскими почестями.
– Действительно приятно. И ему тоже это нравится, верно?
– О да. – Смех ее был не очень искренним. – У него много качеств восточного деспота. Он сразу же раздражается, если его плохо обслуживают. Он любит говорить, что тот, кто сумел вскарабкаться на самую верхушку дерева, имеет право на самый вкусный фрукт, растущий там.
Тут миссис Крэст спохватилась, что наговорила лишнего, и быстро добавила:
– Но что же это я такое говорю? Можно подумать, что мы с вами знаем друг друга много лет.
Она застенчиво улыбнулась.
– Наверное, это из-за того, что вы англичанин. Мне, пожалуй, надо пойти одеться. Я ведь загорала на палубе.
Снизу, из-под пола, послышалось глухое урчание.
– Ну вот. Поехали. Может, вы пойдете на кормовую палубу, посмотрите, как мы будем выходить в море, а я только переоденусь и приду туда к вам. Я так давно ничего не слыхала про Лондон. Сюда, пожалуйста.
Она прошла мимо Бонда и открыла дверь.
– Кстати, на вашем месте я бы выпросила эту комнату. Здесь есть где устроиться на ночь, но в каютах, несмотря на кондиционер, душновато. Они маленькие.
Бонд поблагодарил ее, вышел и закрыл за собой дверь. Кормовая палуба оказалась довольно большой, с дощатым настилом и полукруглым пенопластовым диваном на самой корме. Кое-где стояли плетеные кресла, а в углу была стойка бара. Бонд подумал, что мистер Крэст, видимо, не дурак выпить. Показалось ему или действительно миссис Крэст его боялась? В ее поведении сквозили какая-то угодливость, какое-то раболепие. Наверное, она заплатила за свою «сказку» дорогую цену. Зеленый берег Маэ медленно исчезал из виду. По расчетам Бонда, яхта сейчас делала около десяти узлов. Скоро они пройдут Северный мыс и выйдут в открытое море. Бонд слушал ровный гул двигателей и думал об очаровательной миссис Крэст. Элизабет Крэст.
Она представлялась ему манекенщицей, а может, и была таковой до того, как начала работать дежурным администратором гостиницы – весьма респектабельный пост для женщины, но было в ней что-то от высшего полусвета, и двигалась она с той непринужденностью, которая вырабатывается у манекенщиц и фотомоделей, которым часто приходится появляться на людях обнаженными или полуобнаженными. Но от нее не веяло холодом. Она была полна жизни, а лицо ее было дружелюбным, внушающим доверие. Наверное, ей было не больше тридцати, и ее привлекательность, именно привлекательность, а не красота, еще не была зрелой. Главное ее богатство составляли пепельные, до плеч волосы, но она ничем не выдала своего тщеславия по этому поводу: не поправляла волосы, не накручивала пряди на палец и вообще, как показалось Бонду, не кокетничала. В присутствии мужа она не сводила с него своих ясных синих глаз, стояла покорно, почти не двигаясь. Она не пользовалась ни губной помадой, ни лаком для ногтей, да и брови у нее не были подведены. Может быть, это мистер Крэст приказал ей быть именно такой, отвечающей немецким идеалам естественной красоты? Вполне вероятно. Бонд непроизвольно пожал плечами. Странная все-таки пара: подражатель Хемингуэя средних лет с голосом Богарта и симпатичная, безыскусная девушка. К тому же напряженность между ними была очевидна. Она нашла свое выражение и в том, как девушка вся сжалась, когда муж отругал ее за то, что она предложила гостям выпить, и в том, как Крэст выпячивал свое мужское превосходство. Бонду даже пришла в голову мысль, что Крэст – импотент и что его грубость и хамство были не чем иным, как средствами защиты, компенсацией комплекса неполноценности. Так или иначе, но провести четыре-пять дней бок о бок с таким человеком будет нелегко. Бонд понаблюдал, как слева по борту проплывал красивый остров Силуэт, и дал себе слово не терять выдержки. Как говорят американцы? «Не обращать значения». Вот он и будет не обращать значения в течение пяти дней и не даст Крэсту испортить это, в общем-то, приятное путешествие.
– Ну что, приятель? Расслабляешься?
Крэст стоял на верхней палубе и смотрел на Бонда.
– Что ты там делал с женщиной, с которой я живу? Наверняка ведь ушел, чтобы она одна там вертелась как белка в колесе. А собственно, почему бы и нет? Они для этого как раз и нужны, правда? Не хочешь пока корабль осмотреть? Фидо там чудеса творит за штурвалом, и у меня есть несколько свободных минут.
Не ожидая ответа, Крэст ловко спрыгнул на кормовую палубу.
– Миссис Крэст пошла переодеваться. А я бы действительно с удовольствием осмотрел яхту.
Крэст смерил Бонда суровым и презрительным взглядом.
– Ну что ж. Тогда сначала – факты. Построена корпорацией «Бронсон шипбилдинг». Мне, кстати, принадлежит в ней девяносто процентов акций, поэтому я получил то, что хотел. Проект делали у Розенблатта: это лучшая проектировочная фирма морских судов. Сто двадцать футов в ширину, двадцать три – в длину. Два дизельных мотора «Сьюпириор» по пятьсот лошадиных сил каждый. Максимальная скорость – четырнадцать узлов. При крейсерской скорости в восемь узлов может пройти две с половиной тысячи миль. Везде стоят кондиционеры. Корпорация «Кэрриер» поставила две специальные пятитонные установки. Запасов еды и питья хватит на месяц. Единственное, чем надо запасаться, так это пресной водой для ванны и душа. Все пока понятно? Теперь пошли наверх. Осмотришь каюты экипажа, а потом пойдем обратно. И еще одно, Джим. – Крэст топнул ногой по палубе. – Это – пол, понятно? Он – внизу. А рубка – голова – наверху. И если я хочу, чтобы кто-то перестал делать то, чем он занимается в данный момент, я кричу не «отставить!», а просто «погоди». Ты меня понял, Джим?
Бонд вежливо кивнул:
– У меня нет возражений. Она, эта яхта, ваша собственность.
– Это мой корабль, – поправил его Крэст. – Вот еще одна чепуха: отождествлять предмет из стали и дерева с женским полом. Ну да ладно, пошли. Голову нигде пригибать не надо. Высота всех дверей – семь футов.
По узкому проходу вдоль борта Бонд отправился за Крэстом на экскурсию и в течение получаса выражал неподдельное восхищение этой самой лучшей и самой шикарно обставленной и оборудованной яхтой из всех, что ему приходилось видеть. Даже в деталях здесь все было сделано для удобства. В каютах экипажа ванная и душ были нормальных размеров, а сверкающий никелем камбуз, или кухня, как называл его мистер Крэст, по размеру не уступал каюте самого владельца яхты. Кстати, дверь в эту каюту Крэст открыл, даже не постучав. Лиз Крэст сидела за туалетным столиком.
– Что же это такое, сокровище мое, – произнес Крэст своим вкрадчивым голосом. – Я-то думал, что ты нам вовсю готовишь поднос с напитками, а ты, оказывается, здесь столько времени тратишь на прихорашивание! Носик пудришь для Джима, а?
– Извини, Милт. Я случайно задержалась. «Молнию» на платье заело.
Девушка торопливо вскочила, собрала свою косметику и, нервно улыбаясь, выскользнула из каюты.
– Березовые панели из Вермонта, лампы и люстры от Корнинга, ковры – из Мексики. Вот та акварель – настоящий Доусон, кстати говоря.
Крэст продолжал перечислять свои богатства, а Бонд тем временем увидел нечто, висевшее за прикроватной тумбочкой с той стороны огромного двуспального ложа, где, без сомнения, изволил почивать сам мистер Крэст. Это «нечто» было не чем иным, как узким длинным хлыстом с кожаной рукояткой. Сделан был этот хлыст из хвоста ската…
Бонд как бы невзначай подошел к тумбочке, взял хлыст в руки и провел пальцами по его шероховатой поверхности. Даже такое прикосновение было болезненным. Бонд спросил:
– Где вы это взяли? Я сегодня утром как раз охотился за родичем этого ската.
– В Бахрейне. Арабы учат им своих жен, – усмехнулся Крэст. – С Лиз до сих пор хватало и одного удара, но результат – замечательный. Мы назвали эту вещицу «Исправителем».
Бонд повесил хлыст на место и, мрачно посмотрев на Крэста, сказал:
– Вот как? На Сейшелах, где креолы не отличаются мягкостью нравов, считается незаконным не то что использовать, а даже иметь такой хлыст.
Крэст направился к двери и на ходу беззаботно бросил:
– Приятель! Как ни странно, но этот корабль – территория Соединенных Штатов. А сейчас лучше пойдем и чего-нибудь выпьем.
До обеда Крэст принял три двойных водки со льдом, а за обедом – пива. Глаза его несколько потемнели и заблестели, но голос остался мягким и спокойным, когда, монополизировав право говорить за столом, Крэст принялся объяснять цель путешествия.
– Видите ли, друзья мои, дело вот в чем. У нас в Штатах есть система для счастливчиков, у которых денег куры не клюют, но отдавать их в казну Дядюшки Сэма все-таки не хочется. Тогда вы создаете какую-нибудь благотворительную организацию или фонд – ну, как у меня, «Фонд Крэста» – и творите благо для всех подряд: детей, больных всяких, разных там ученых. Вы просто швыряете деньги направо и налево и не платите с этих денег никаких налогов. Я, значит, вложил десять миллионов долларов в «Фонд Крэста», а так как мне нравятся корабли и морские путешествия, я строю этот корабль за два миллиона из тех десяти, говорю чудакам из Смитсоновского института – есть у нас такой институт, занимающийся природой, – что на этом корабле я буду плавать по свету и собирать для них всякие там образцы. Я, значит, превращаюсь в руководителя научной экспедиции, ясно? И вот три месяца в году я отдыхаю как мне нравится, не платя за это ни единого цента! Вот как надо!
Мистер Крэст победоносно обозрел свою аудиторию, видимо, ожидая аплодисментов.
Фиделе Барби с сомнением покачал головой:
– Это все, конечно, прекрасно, мистер Крэст. Но вот насчет редких видов образцов… Легко ли их найти? Ведь Смитсоновскому институту нужны, например, гигантский панда, редкие виды раковин. Сможете ли вы добыть то, что не удалось добыть самому институту?
Крэст покачал головой и сказал с укоризной:
– Да, приятель. Ты как будто родился в другом веке. Все, что нужно, – это деньги. Тебе нужен панда? Иди и купи его в каком-нибудь богом забытом зоопарке, у которого не хватает денег, чтобы провести отопительные трубы в свой паршивый террариум или построить новую клетку для тигров. Раковины? Ты ищешь человека, у которого они есть, и предлагаешь ему столько денег, что он тебе их продаст, хоть и будет потом рыдать целую неделю. Иногда, правда, бывают проблемы с правительственными чиновниками. То на какую-нибудь зверюгу нельзя охотиться, то ее нельзя вывозить из страны. Я вот вам приведу пример. Вчера я прибыл на ваш остров. Мне здесь нужны были черный попугай с острова Праслин и гигантская черепаха с Альдабры, а кроме того – все виды ваших каури и та рыбка, за которой мы плывем. Первые две зверюги охраняются законом. Я, значит, вчера вечером иду к губернатору, ну, естественно, наведя соответствующие справки. Прихожу и говорю: «Превосходительство, я знаю, что вы хотите построить бассейн, чтобы учить детишек плавать. Отлично. Мой фонд даст вам деньги. Сколько? Пять тысяч, десять? Ладно, пусть десять. Вот чек». И выписываю чек прямо у него на глазах. «Только есть одна маленькая проблемка, превосходительство, говорю я, не выпуская чек, так уж случилось, что мне позарез нужны черный попугай и черепаха с Альдабры. Я знаю, что они у вас находятся под охраной закона. Но, может быть, вы мне уступите по одному экземпляру для Смитсоновского института?» Ну, тут, конечно же, махание руками, возмущение и все такое прочее, но название института и чек в моей руке все-таки побеждают. Мы обо всем договариваемся, и все довольны. Так? Дальше я еду в город, где живет наш замечательный мистер Абендана, купец, чтобы он попридержал для меня попугая с черепахой, а заодно начинаю беседовать с ним о каури. И оказывается, что этот самый мистер Абендана всю жизнь собирал эту пакость. Он мне показывает всю свою коллекцию: все так замечательно упаковано, так красивенько. А главное – у него есть образцы с Изабеллы и Маппы, которые мне как раз и заказывали. «Нет, простите, я и думать не могу о том, чтобы их продать. Они для меня так много значат». Ну и так далее. Чушь! Я просто так смотрю ему в глаза и говорю: «Сколько?» – «Нет, нет. Ни за что». Опять чушь! Я тогда достаю чековую книжку, выписываю чек на пять тысяч долларов и сую ему под нос. Он смотрит и не верит. Целых пять тысяч долларов! Ну не может он устоять. Он берет чек, прячет в карман, а потом, представляете, начинает плакать и размазывать сопли! – Крэст даже руками развел от удивления. – Из-за каких-то поганых ракушек. Я его, конечно, успокаиваю, беру в охапку коллекцию и делаю ноги, пока этот ненормальный на себя руки не наложил от горя.
Крэст откинулся на спинку кресла, весьма довольный собой.
– Что скажете, ребята? За сутки на острове я заполучил уже две трети того, что требовалось. Правда здорово, Джим?
– Вам, наверное, медаль дадут по возвращении. Ну а что же с этой рыбкой?
Крэст встал, порылся в ящике письменного стола и извлек машинописный листок.
– Вот она, – объявил он и стал читать: – «Гильдебрандская редкая». Поймана профессором Гильдебрандом, Витуотерстэндский университет, в сеть у острова Шагрин из группы Сейшельских островов в апреле 1925 года».
Крэст оторвался от текста и пояснил:
– Дальше была всякая научная дребедень, которую я попросил перевести на нормальный человеческий язык. И вот результат.
Он продолжал чтение:
– «Это – уникальный образец очень редкого семейства. Единственный экземпляр, названный в честь того, кто его поймал. „Гильдебрандская редкая“ имеет в длину шестнадцать дюймов. Расцветка – ярко-розовая с черными поперечными полосками. Хвостовой плавник – черный, остальные плавники – розовые. При поимке рыбы следует проявлять максимальную осторожность, так как все плавники увенчаны очень длинными иглами. По воспоминаниям профессора Гильдебранда, данный экземпляр был пойман на глубине трех футов у юго-западной оконечности рифа».
Крэст положил листок на стол.
– Вот такие пироги, ребята. Мы теперь должны проплыть тысячу миль и потратить несколько тысяч долларов, чтобы попытаться поймать эту чертову рыбу. А еще два года назад эти налоговые инспектора имели наглость заявлять, что мой фонд – это фикция!
В разговор с готовностью вмешалась Лиз Крэст:
– Конечно, Милт! Ты все правильно сказал. Ведь нам действительно очень важно сейчас привезти все эти экземпляры и образцы. Помнишь, как эти ужасные сборщики налогов обещали в противном случае отобрать у тебя яхту и заставить возместить все затраты и тому подобное за последние пять лет, если нам не удастся добиться успехов в науке? Разве они не так говорили?
– Сокровище, – молвил мистер Крэст на удивление воркующим голосом. – Захлопни-ка свою пасть и не суйся в мои дела. Поняла? – Его тон оставался дружелюбным и беззаботным. – Знаешь, что ты только что заработала, дорогая моя? Ты заработала встречу с «Исправителем» сегодня вечером. Вот чего ты добилась.
Девушка в ужасе закрыла руками лицо и прошептала:
– Нет, Милт, пожалуйста. Только не это…
На второй день, на рассвете, они подошли к острову Шагрин. Сначала он появился на экране радара – крохотная точка на самом пределе сканнера, а потом на горизонте очень медленно стала увеличиваться узкая полоска земли. Зеленая линия, обрамленная белым. После двух дней плавания, когда яхта казалась единственным движущимся живым объектом в мире безмолвном и неподвижном, вид острова вызывал странные чувства. Бонд никогда не знал, да и представить себе толком не мог, что такое штиль в экваториальных водах. Только теперь он осознал, какие страшные испытания приходилось проходить тем, кто плавал здесь под парусами. Зеркально-гладкая вода, палящее солнце, влажный горячий воздух, цепочка небольших облаков где-то на краю мира, облаков, которые не приближались и не несли с собой ни малейшего дуновения ветра, ни спасительного дождя. Наверное, многие поколения моряков молились на эту крохотную точку в Индийском океане, налегая на весла, с помощью которых их тяжелые суда делали не больше одной мили в день.
Бонд стоял на носу, наблюдая, как из-под бушприта взмывали в воздух летучие рыбки, а иссиня-черная вода медленно превращалась в коричневатую, потом – в белую и, наконец, в прозрачно-зеленую.
Как же замечательно будет опять иметь возможность прогуляться, искупаться, а не просто сидеть и лежать. А еще лучше – перспектива провести несколько часов в одиночестве, без опостылевшего мистера Крэста!
Они бросили якорь в десяти саженях от рифа, а Фиделе Барби доставил их на остров на моторной лодке. Даже в мелочах Шагрин был похож на любой другой коралловый остров. Его площадь составляла около двадцати акров, занятых песком, высохшими кустиками коралла и низкорослым кустарником, а в центре была мелководная лагуна, окруженная ожерельем коралловых рифов. При появлении людей сотни птиц – крачки, олуши, фрегаты – испуганно взлетели, хлопая крыльями, но быстро успокоились и вернулись к своим гнездам. От кустов, покрытых плотным белым налетом гуано, исходил резкий запах аммиака. Кроме птиц, фауну острова составляли лишь крабы, сновавшие по берегу лагуны.
Выгоревший добела песок слепил глаза, и не было ни одного уголка, где можно было бы укрыться в тени. Крэст приказал поставить палатку и устроился в ней, покуривая сигару, пока на берег перевозили с яхты снаряжение. Миссис Крэст плавала, ныряла, собирала ракушки, а Бонд и Фиделе Барби надели маски и принялись тщательно прочесывать окружающий остров риф.
Когда ищешь под водой что-то совершенно конкретное, будь то рыба, водоросль, кораллы или раковины, мозг и глаза должны быть настроены именно на индивидуальные параметры этого «чего-то». Вакханалия цвета, движения воды, света и теней, мелькание всяческой морской живности очень мешают сконцентрировать внимание на чем-то одном. Бонд медленно плыл над этой страной чудес, пытаясь держать в голове только одну картинку: шестнадцатидюймовую розовую рыбку с черными полосками и большими глазами. Если он найдет ее, то станет вторым человеком в мире, кому это удалось.
– Если ты ее увидишь, – наставлял его мистер Крэст, – просто крикни, но не отплывай от нее. Все остальное – моя забота. У меня в палатке припрятана такая штуковина, лучше которой для ловли рыбы еще не придумали.
Бонд решил дать глазам отдохнуть. Вода была настолько неподвижной, что можно было спокойно лежать лицом вниз, не двигаясь с места. От безделья Бонд расколол острым концом гарпуна одну из раковин и увидел, как ее сразу же облепила стайка блестящих маленьких рыбок. Противно было думать, что, если ему и удастся найти «Редкую», выгоду из этого извлечет один лишь Крэст. Может, не стоит говорить ему про рыбку, если она действительно попадется на глаза? Нет, это, конечно, ребячество. Да и данное слово нарушать не хочется. Бонд медленно поплыл дальше. Глаза его автоматически отслеживали рыб, а мысли постоянно возвращались к девушке. Предыдущий день она провела в каюте, не выходя на палубу. Крэст сказал, что у нее мигрень. Восстанет ли она когда-нибудь против своего мучителя? Может, купит где-нибудь пистолет или нож и однажды вечером, когда он опять потянется за ненавистным хлыстом, пустит их в ход? Нет. Она для этого слишком мягкая, послушная и покорная. Крэст сделал правильный выбор. Она из породы рабов, а ее воплощенные в действительность грезы слишком дороги и хрупки. Неужели она не понимает, что стоит продемонстрировать в суде хлыст из хвоста ската, как присяжные тут же ее оправдают? И тогда ее «сказка» принадлежала бы только ей одной и рядом не было бы этого противного мужлана. Может, сказать ей об этом? Да нет. Что за глупости? Как он ей про это скажет: «Слушай, Лиз, если хочешь убить своего мужа, так валяй и ничего не бойся»? Бонд даже улыбнулся. Да ну их к черту! Золотое правило: никогда не лезь в чужие дела. А если ей это вообще нравится? А если она мазохистка? Но Бонд понимал, что это – слишком простой ответ. Ведь ясно, что девушка живет в постоянном страхе и, вполне вероятно, унижении. В ее теплых синих глазах можно было прочитать очень мало, но пару раз Бонд замечал в них то, что можно назвать детской ненавистью. Или это была не ненависть, а неприятие? Бонд прогнал мысли о семействе Крэстов и поднял голову, чтобы определить, далеко ли он заплыл. Всего в сотне метров от него виднелась трубка от маски Фиделе Барби. Значит, они почти завершили круг.
Они подплыли друг к другу, направились к берегу и, выбравшись из воды, легли на горячий песок. Фиделе Барби сказал:
– Я видел миллион разных рыб, кроме одной. Но кое в чем мне повезло. Я наткнулся на большую колонию «зеленых улиток». Здесь так называют жемчужные раковины, по размерам напоминающие небольшой футбольный мяч. Стоят они весьма прилично. На днях пошлю за ними свою лодку. Еще видел голубую скаровую рыбу. Фунтов на тридцать потянет. Ручная, как собака. Хотя здесь вообще рыба непуганая. Но пожалел я ее, не тронул. И оказалось – правильно: почти тут же заметил неподалеку трех тигровых акул. Кровь в воде они тут же учуяли бы. А теперь я бы не прочь чего-нибудь съесть, да и выпить не помешало бы. Потом мы с тобой можем поменяться местами и сделать еще один заплыв.
Они поднялись и направились к палатке. Крэст услышал их голоса и вышел им навстречу.
– Ну что? Пусто? – Он сердито почесал подмышку. – Какая-то тварь укусила. Омерзительное местечко этот проклятый остров! Лиз доконал запах, и она вернулась на корабль. Наверное, стоит пройтись здесь еще разок, и если результатов не будет – проваливать к чертовой матери. Пожрите чего хотите, а в сумке-холодильнике – пиво. А пока дайте-ка мне одну маску. Как этой хреновиной пользоваться-то? Пойду посмотрю, чего там есть на дне. Заодно и пописаю.
Они сидели в душной палатке, ели салат с курицей, пили пиво и угрюмо наблюдали, как копошится на отмели мистер Крэст. Барби сказал:
– Он, конечно, прав. Эти маленькие островки могут любого довести до белого каления. Кроме крабов и птиц, здесь нет ничего, а вокруг – слишком много воды. Пожалуй, только бедные замерзающие европейцы мечтают о том, чтобы погреться на коралловых островах. Люди, живущие к востоку от Суэца, их терпеть не могут. Моему семейству принадлежит с десяток таких островов, причем довольно крупных, с деревнями, где туземцы неплохо зарабатывают на копре и черепахах. Так я сразу говорю, что готов их обменять на квартиру в Париже или Лондоне.
Бонд рассмеялся.
– Дай объявление в «Таймс» и получишь… – начал было Бонд, но тут в полусотне метров от них Крэст начал отчаянно жестикулировать. Бонд прервал фразу и сказал: – Либо этот ублюдок нашел рыбу, либо наступил на морского ежа.
Он надел маску и бросился к нему.
Крэст стоял на мелководье и тыкал пальцем в воду перед собой. Бонд медленно подплыл поближе. Покрытое водорослями дно переходило здесь в заросли коралловых кустов и в источенную водой подводную часть рифа. Вокруг сновало множество мелких рыбешек, а небольшой лангуст настороженно зашевелил шупальцами при виде Бонда. В одной из расщелин торчала голова большой зеленой мурены. Ее полуоткрытый рот ощерился острыми, как иглы, зубами, а желтые глазки внимательно следили за Бондом. Бонд с удивлением заметил, что волосатые ноги Крэста, выглядевшие в воде, увеличивающей размеры, как два толстых дерева, находились всего в нескольких дюймах от пасти мурены. Бонд попытался вытолкнуть мурену из расщелины концом гарпуна, но она, наоборот, скрылась в своей норе. Бонд остановился и стал пристально всматриваться в подводные джунгли. Откуда-то из морской мглы к нему устремилось яркое красное пятно. Рыбка подплыла ближе и, как на параде, совершила круг почета. Темно-синие глаза смотрели на Бонда без тени страха. Она деловито потрепала водоросли, метнулась за чем-то невидимым и, продемонстрировав себя во всей красе, медленно скрылась во мгле морского дна.
Бонд отплыл подальше от расщелины, где обитала мурена, и встал ногами на дно. Сняв маску, он обратился к Крэсту, нетерпеливо-вопросительно поглядывавшему на него:
– Да, это она. Сейчас лучше потихоньку уйти отсюда, чтобы не спугнуть ее. Рыбы, подобные ей, предпочитают пастись на знакомых территориях.
Крэст снял маску и воскликнул:
– Значит, я все-таки нашел ее! Я нашел ее, черт побери!
Вслед за Бондом он выбрался на берег. Там их уже поджидал Фиделе Барби. Крэст не удержался от хвастовства:
– Ну, Фидо, а я ведь нашел эту паршивую рыбку. Я нашел – Милтон Крэст! Что, нечего сказать-то? Вы, два великих знатока, все утро впустую проплавали, а мне достаточно было надеть маску – кстати, первый раз в жизни, войти в воду и – бац! – через пятнадцать минут дело сделано! Как тебе это нравится, а, Фидо?
– Это все замечательно, мистер Крэст, но как мы теперь будем ее ловить?
– Ага, – подмигнул Крэст. – Это дельце мы обтяпаем в два счета. Есть у меня одна штуковина. Приятель-химик дал. Ротенон называется. Делается из каких-то корешков. Им туземцы в Бразилии рыбу ловят. Просто высыпаешь порошок на поверхность воды в том месте, где хочешь что-нибудь поймать, и рыбы на него набрасываются как дважды два. Какой-то яд. От него кровь у рыб сворачивается прямо в сосудах, и они дохнут тут же. А для человека – безвредный совершенно. Здорово, да?
Крэст повернулся к Бонду.
– Слушай, Джим. Ты лезь в воду и следи, чтобы эта тварь не испарилась. А мы с Фидо сейчас принесем зелье. – Он показал рукой место вверх по течению. – Я высыпаю ротенон, как только ты дашь сигнал. Понятно? И ради всего святого, рассчитай время правильно. У меня всего одна банка этой дряни. Все понял?
Бонд кивнул и медленно вошел в воду. Он остановился в том же месте, где увидел рыбку. Да, здесь все было как и прежде, все занимались своими привычными делами. Мурена вновь высунулась из своей норы, лангуст по-прежнему шевелил щупальцами. Почти сразу, как на заранее назначенную встречу, явилась и «Гильдебрандская редкая». В этот раз она подплыла почти вплотную к лицу Бонда и пытливо заглянула ему в глаза. Видимо, в этих глазах было нечто такое, что испугало ее, и она, махнув хвостом, быстро уплыла прочь.
Мало-помалу подводный мир в пределах видимости примирился с присутствием Бонда и перестал обращать на него внимание. Маскировавшийся до сих пор под коралл маленький осьминог осмелел и медленно двинулся по дну в сторону песчаной отмели. Высунулся из-под камня еще один желто-голубой лангуст. Маленькие рыбешки облюбовали левую ногу Бонда и стали ее пощипывать. Тогда Бонд гарпуном расколол одну из раковин, дабы они нашли своему рвению более достойное применение. Бонд поднял голову над водой и увидел, что справа от него уже стоит Крэст с плоской банкой наготове. Как только Бонд даст знак, он начнет сыпать порошок, чтобы дать ему распространиться на возможно большей плоскости.
– Есть? – спросил Крэст.
Бонд отрицательно покачал головой и сказал:
– Когда она появится, я подниму большой палец. Тогда и начинайте.
– О'кей, Джим. Ты – главный наводчик.
Бонд вновь опустил голову: все на своих местах, у всех свои дела. Но совсем скоро из-за одной рыбки, в которой вроде бы заинтересован некий музей, находящийся в восьми тысячах километров отсюда, должны будут погибнуть сотни ни в чем не повинных морских созданий. Когда Бонд даст сигнал, над этим маленьким мирком со всей неотвратимостью нависнет смерть… Сколь долго будет действовать яд? Сколь далеко распространится он? Может быть, погибнут не сотни, а тысячи и тысячи?..
Вот появился еще один обитатель подводного мирка – его маленькие плавнички вращались, будто пропеллеры. Прекрасная черно-красная с золотом изящная рыбка что-то искала в песке, а рядом с ней тут же появились еще две – в черную и желтую полоски. Тоже искали пропитание.
Кто же был здесь, в мире рыб, главным хищником? Барракуда? Акула? Нет, теперь здесь был лишь один настоящий хищник, большой, сильный и хитрый. Это был человек по имени Крэст, ждавший сейчас в засаде. Причем он готов был убивать не ради насыщения, он не был голоден. Он готов был убивать просто ради забавы.
Бонд почувствовал рядом чье-то присутствие. Это был Фиделе Барби. На груди у него был прикреплен проволочный ящик, а в руках он держал сачок на длинной рукоятке.
Бонд сдвинул маску на лоб.
– Я чувствую себя, как летчик, что готовился сбросить бомбу на Нагасаки.
– У рыб – холодная кровь. Они даже не успеют ничего почувствовать.
– Почему ты так уверен? Я сам слышал, как они вскрикивают, когда им причиняют боль.
Барби равнодушным тоном произнес:
– От этой штуки они не смогут вскрикнуть. Она их удушит. Ну, что ты так страдаешь? Ведь это всего-навсего рыба.
– Да знаю я, знаю.
Фиделе Барби всю жизнь только и делал, что убивал животных, птиц и рыб. А он, Бонд, иногда без раздумья убивал людей. Так чего же он выкобенивается тогда? Ведь он не очень жалел ската, когда убивал его? Да, но это была рыба-враг. А здесь, внизу, мирный морской народец. Народец? Что-то уж он совсем ударился в патетику!
– Эй, – раздался голос Крэста. – Что у вас там? Сейчас не время болтать! Ну-ка, Джим, гляди в оба!
Бонд опять надел маску и стал смотреть вниз. Он почти сразу заметил красивое яркое пятно, поднимавшееся к нему навстречу. Рядом с ним рыбка остановилась и уставилась на него. Бонд прошептал: «Убирайся отсюда», и махнул в воде рукой. Рыбка метнулась прочь. Бонд поднял голову над водой и сердито вскинул руку с поднятым большим пальцем. Этот невразумительный акт саботажа был настолько неуместен, что Бонду даже стало стыдно за самого себя. Темно-коричневый порошок уже сыпался на поверхность воды и начинал оседать и растворяться в ней. У Бонда еще было время дать отмашку, чтобы порция порошка осталась еще на вторую попытку. Но он стоял и смотрел до тех пор, пока не высыпались последние крошки. К черту мистера Крэста!
Теперь превратившийся в жидкость порошок расползался пятном по прозрачной воде лагуны. В нем тоже отражалось голубое небо, но оно было с металлическим оттенком. А над этим пятном возвышался Крэст.
– Устраивайтесь поудобней, ребятки! – бодро крикнул он. – Уже к вам подходит!
Бонд опустил голову в воду. Все было вроде бы как и прежде. Но вдруг, с фантастической неожиданностью, все в одну секунду сошли с ума. Как будто у всех началась пляска Святого Витта. Некоторые рыбы делали безумные сальто, а потом внезапно опускались на песок, кружась, как осенние листья. Медленно из своей расщелины выбралась мурена. Она встала на хвост и завалилась на бок, так и не закрыв пасть. Маленький лангуст три раза дернул хвостом и перевернулся на спину, а осьминог отпустил коралловый куст и стал медленно уходить на глубину, беспомощно вытянув вверх щупальца. И тут вода запестрела множеством трупов и трупиков, принесенных течением сверху. Рыбы, креветки, черви, крабы, пятнистые и зеленые мурены, лангусты всех цветов и размеров. Как будто подгоняемые леденящим ветром смерти, они, утрачивая свою яркую расцветку, медленно проплывали под Бондом. Большие рыбы еще судорожно били плавниками, борясь со смертью. Внизу, у основания рифа, вода бурлила: там еще более крупные рыбы пытались уйти от неведомой опасности.
Бонд почувствовал, как кто-то похлопал его по плечу. Это был Крэст. Глаза его горели. Лицо он намазал кремом для загара. Он прокричал Бонду в лицо, весь в азарте «охоты»:
– Ну, где же эта проклятая рыба?
Бонд приподнял маску.
– Похоже, что она успела уплыть прежде, чем пятно накрыло ее. Но я продолжаю следить.
Чтобы не слышать ответа Крэста, он быстро поправил маску и опустил голову в воду. Под ним было все больше и больше мертвых рыб. Но пятно уже наверняка прошло, и вода перестала быть опасной. Может быть, рыбка – его рыбка, ведь это он спас ее! – решит всплыть еще раз? Бонд замер и похолодел. Из глубины к нему поднималось розовое пятно. На секунду пятно пропало, но тут же появилось вновь. Да, «Гильдебрандская редкая» медленно плыла к нему. Прямо к нему…
Забыв, что Крэст стоит рядом, Бонд изо всех сил ударил по воде рукой. Рыбка поднималась. Он снял гарпунное ружье с предохранителя и выстрелил в ее сторону. Она продолжала подниматься. Бонд встал на дно и, раздвигая ногами груды мертвых рыбьих тел, двинулся ей навстречу. Красивая черно-розовая рыбка на секунду замерла и, казалось, вздрогнула. Потом она резко метнулась в сторону Бонда, выпрыгнула из воды и упала на песок у самых его ног. Бонду ничего не оставалось делать, как наклониться и поднять ее. Она не шевелилась. По длине она была как раз с ладонь Бонда, и ее черный плавник слегка щекотал ему кожу. Бонд опустил руку с рыбкой в воду и так, держа руку под водой, чтобы цвета рыбки не поблекли, подошел к Крэсту, сказал: «Держите!», бросил ему рыбку, нырнул и поплыл к берегу.
Вечером, когда «Вэйвкрэст» шла обратным курсом при свете огромной желтой луны, Крэст приказал всем подготовиться к тому, что он назвал «маленьким сабантуем».
– Это надо отметить, Лиз! Потрясающий день, потрясающий! Последнее дело сделано, и мы можем уматывать с этих треклятых Сейшел и вернуться в лоно цивилизации. Что ты скажешь, если мы махнем в Момбасу, как только заполучим на борт эту несчастную черепаху и этого вонючего попугая? Потом самолетом в Найроби, а дальше – Рим, Венеция, Париж – куда ты захочешь. Что скажешь, сокровище мое?
Он положил свою большую руку на ее подбородок и щеки и сжал так сильно, что губы девушки побледнели и разомкнулись. Крэст небрежно чмокнул ее в губы. Бонд следил за Лиз и увидел, что глаза ее были крепко закрыты. Крэст убрал руку, и Лиз принялась массировать лицо, на котором остались следы пальцев Крэста.
– Милт, – сказала она, натянуто улыбаясь, – ты мне чуть челюсть не сломал. Наверное, забыл, какой ты сильный? Но отметить, конечно же, надо. Все будут веселиться. И твоя идея с Парижем мне нравится. Давай и правда поедем туда? А что приготовить на ужин?
– Черт побери! Икру, разумеется. – Крэст широко развел руки в стороны. – Одну из тех двухкилограммовых банок, что я купил у Хаммашера Шлеммера, ну и все, что к ней положено. Плюс то розовое шампанское, помнишь? – Он повернулся к Бонду. – Как тебе такой ужин, приятель?
– Звучит недурственно, – ответил Бонд и переменил тему: – А где сейчас главный улов?
– В формалине. На верхней палубе вместе со всеми другими банками. В моем судовом морге все в целости и сохранности. Как нам сказали, так мы и делаем. И рыбы, и ракушки, и все прочее – все в формалине. Как только окажемся в цивилизованном мире, тут же отправим всю эту гадость по почте. Но сначала я устрою пресс-конференцию. Пускай газеты пошумят. Это мне только на пользу. Я уже послал радиограмму и в Смитсоновский институт, и в другие места. Моим бухгалтерам очень кстати будут вырезки из газет. Они их покажут молодчикам из налоговой инспекции.
В этот вечер Крэст, можно сказать, упился. Но внешне это было не очень заметно. Мягкий, под Богарта голос стал еще мягче. Темп речи замедлился. Круглая тяжелая голова поворачивалась менее резко. Огонек зажигалки горел слишком долго, дольше, чем это обычно требуется для раскуривания сигары. Да один бокал был разбит. Гораздо более отчетливо опьянение проявлялось в том, что говорил мистер Крэст. Из его души рвались на поверхность звериная жестокость, патологическое желание унизить, оскорбить ближнего. Главной мишенью в этот вечер он избрал Джеймса Бонда. Крэст начал развязно объяснять ему, почему Европа, вместе с Англией и Францией, быстро утрачивает свое значение в мире. Сегодня, вещал Крэст, есть только три державы – Америка, Россия и Китай. Идет большая игра в покер, и у остальных стран нет ни фишек, ни карт, чтобы вступить в игру. Время от времени какой-нибудь уютной стране, такой, как Англия, которая когда-то действительно играла в высшей лиге, одалживают немного денег, чтобы она могла немножко поиграть со взрослыми. Но это – только из вежливости, да еще потому, что кто-то из играющих должен обязательно проигрывать. Да. В Англию можно съездить, чтобы поглазеть на древние замки и на королеву. Хотя, конечно, людишки там милые, ничего не скажешь, и спорт развит хорошо. Франция? Там хороша только еда, и женщины легкодоступны. Италия? Солнце и спагетти. Больше ничего. Просто дом отдыха. Германия? Ну, там кое-кто еще шебуршится, но две проигранных войны их подкосили надолго. Крэст в том же духе прошелся еще по некоторым странам мира, а потом спросил Бонда, что тот думает по этому поводу.
Бонду Крэст уже надоел до чертиков, и он ответил, что взгляд мистера Крэста на состояние дел в Европе несколько упрощен. Даже наивен.
– Ваши слова напомнили мне об одном достаточно едком афоризме, – сказал Бонд. – Желаете послушать?
– Валяй, валяй.
– Это о том, что Америка из младенчества доросла до дряхлой старости, минуя период возмужания.
Крэст задумчиво посмотрел на Бонда. Наконец он сказал:
– Ловко сказано, Джим. Ловко.
Его глаза потемнели, когда он перевел взгляд на жену.
– Ты, видать, согласна с тем, что ляпнул сейчас наш друг Джим, а, сокровище? Помнится, ты однажды тоже заявила, что в американцах много ребячества? Помнишь?
– Ой, Милт. И чего это ты вдруг вспомнил? – В глазах Лиз Крэст было явное беспокойство. – Ты же знаешь, что я сказала что-то в этом роде только про комиксы в газетах. И я, конечно, не согласна с тем, что сказал Джеймс. Ну да ведь это была шутка, правда, Джеймс?
– Конечно, – сказал Бонд. – Мистер Крэст ведь тоже пошутил, когда сказал, что в Англии нет ничего достойного внимания, кроме древних развалин и королевы.
Крэст не спускал с жены тяжелого взгляда. Он произнес своим мягким голосом:
– Эй, сокровище, что это ты так нервничаешь? Конечно, это была шутка. И я ее запомню, сокровище мое. Надолго запомню.
По подсчетам Бонда, Крэст уже залил в себя почти целую бутылку виски и бутылку шампанского. Бонд понимал также, что если в ближайшие минуты Крэст не вырубится сам, то придется его вырубить одним ударом в челюсть, так как теперь хозяин яхты переключился на Фиделе Барби.
– А уж эти твои островки, Фидо! Да когда я увидел их на карте, то сначала решил, что это мухи здесь накакали. – Крэст хихикнул. – Даже хотел смахнуть их газетой. А когда прочел кое-где про них, то понял, что самая верная мысль – это та, что приходит первой. Ведь они никуда не годятся, верно, Фидо? И чего, думаю, такой умный парень, как ты, не сделал до сих пор ноги отсюда? Собирание ракушек – это не жизнь. Правда, говорят, что один из твоих родичей наклепал здесь больше сотни незаконнорожденных детей. Может, в этом вся здешняя привлекательность, а, приятель?
Фиделе Барби спокойно заметил:
– Это все мой дядя Гастон. Остальные члены семьи его не одобряют. К тому же на уход за этими детьми ушла солидная часть нашего семейного состояния.
– Семейное состояние, ты сказал? – подмигнул Бонду Крэст. – И из чего оно состоит? Из раковин каури?
– Не совсем, – ответил Барби. Видно было, что он не привык иметь дело с людьми, подобными Милтону Крэсту, и чувстовал себя довольно смущенным. – Хотя лет сто тому назад мы неплохо заработали на перламутре и бирюзе – тогда они шли просто нарасхват, – главной статьей доходов всегда была копра.
– А незаконнорожденных ублюдков использовали как рабочую силу, я думаю. Отличная идея. Может, мне у себя дома следует этим заняться?
Крэст опять перевел взгляд на жену. Ухмылка на его губах стала еще шире. Прежде чем он успел сказать очередную гадость, Бонд отодвинулся от стола, поднялся и вышел на палубу, захлопнув за собой дверь.
Минут через десять Бонд услышал, как кто-то почти бесшумно спускается по лестнице с верхней палубы. Он оглянулся. Это была Лиз Крэст. Она подошла к нему и сказала сдавленным голосом:
– Я сказала, что иду спать, но решила все-таки зайти сюда и узнать, не нужно ли вам что-нибудь. Боюсь, что хозяйка из меня никудышная. Вы что, собираетесь спать на палубе?
– Мне здесь нравится, – ответил Бонд. – И воздух ночной лучше, чем искусственный в каюте. К тому же я очень люблю смотреть на звезды. А такого их количества я до сих пор нигде не видел.
Она сразу же ухватилась за предложенную тему и быстро заговорила:
– Мне очень нравится Пояс Ориона, а больше всего – Южный Крест. Вы знаете, когда я была маленькой, я думала, что звезды – это дырочки в небе. Мне казалось, что весь мир окутан каким-то огромным черным покрывалом, за которым – вселенная, полная яркого света. И этот свет просачивался на Землю сквозь звезды-дырочки. В детском возрасте чего только не придумаешь, правда?
Она заглядывала ему в глаза в надежде, что он поддержит беседу и не отошлет ее прочь.
Бонд сказал:
– А вдруг так и есть на самом деле? Нельзя же верить всему, что говорят ученые, которые все чудеса превращают в скучную обыденность. А где вы тогда жили?
– В Рингвиду, Нью-Форест. Это прекрасное место для детей. Они вырастают там счастливыми. Мне бы очень хотелось однажды вернуться туда.
– Да, далековато же вы забрались, – сказал Бонд. – Наверное, сейчас там все покажется вам скучным.
Она коснулась его руки.
– Пожалуйста, не говорите так, – дрожащим голосом прошептала она. – Вы ничего не понимаете… Я не могу больше… Не могу больше не иметь возможности делать то, что делают люди. Обыкновенные, простые люди. Я… – Она нервно рассмеялась. – Вы не поверите, но я уже почти забыла, что можно вот так просто поговорить с человеком. С таким, как вы… – Неожиданно она крепко пожала ему руку. – Простите меня, но мне очень хотелось это сделать. А теперь я пойду спать.
Но тут сзади раздался знакомый мягкий голос. Язык явно заплетался, но каждое слово было тщательно артикулировано:
– Так, так. Кто бы мог подумать? Путается с водолазом!
Крэст стоял в дверном проеме, широко расставив ноги и упираясь руками в притолоку. Он стоял спиной к свету, и его силуэт сильно смахивал на обезьяну-бабуина. Холодный воздух вырвался в распахнутую дверь салона, и на несколько секунд теплый ночной воздух открытой палубы стал прохладным. Крэст сделал шаг вперед и плотно прикрыл за собой дверь.
Бонд тоже сделал шаг вперед и слегка согнул руки в локтях, прикидывая расстояние до солнечного сплетения Крэста. Бонд сказал:
– Не торопитесь с выводами, мистер Крэст. И попридержите язык. Вам и так повезло, что до сих пор вы целы и невредимы. Не испытывайте мое терпение. Вы пьяны. Идите проспитесь.
– Ого! Как заговорил наш милый приятель!
Крэст медленно перевел взгляд с Бонда на свою жену. Презрительно оттопырив губу, он вытащил из нагрудного кармана серебряный свисток и стал крутить его на цепочке вокруг пальца.
– По-моему, он не сечет фишку, сокровище. Ты так не считаешь? Ты что, не сказала ему, что трое наших Гансиков не даром мой хлеб едят?
Он опять повернулся к Бонду.
– Если ты, парень, только пальцем пошевелишь, я свистну. Только один раз. И знаешь, что будет? Будет тебе, дорогой мой мистер Бонд, хорошенькая взбучка. А потом, – он кивнул головой в сторону борта, – за борт! Человек за бортом! Ах какая жалость. Мы, конечно же, бросаемся искать, но знаешь, что вдруг произойдет? Мы вдруг случайно напоремся на тебя сразу двумя винтами! Кто бы мог подумать?! Как же не повезло этому бедняге Джиму! Ведь он нам так нравился!
Крэст принялся раскачиваться на носках.
– Усек, Джим? Ну, тогда ладно. Мы опять лучшие друзья и идем делать баиньки.
Он медленно оторвал руку от двери и поманил жену пальцем.
– Двигай ножками, сокровище. Пора баиньки.
– Конечно, Милт. – Быстрый испуганный взгляд вбок. – Спокойной ночи, Джеймс.
Не ожидая ответа, она юркнула мимо Крэста и почти вбежала в салон.
Крэст поднял руку:
– Только спокойно, парень. Без резких движений, да?
Бонд молчал и только не отрываясь смотрел Крэсту в глаза.
Крэст еще немного помялся в явной нерешительности, буркнул: «Ну, тогда пока», вошел в салон и закрыл за собой дверь. Сквозь оконное стекло Бонд видел, как тот, покачиваясь, прошел вдоль стены, гася за собой свет. Потом он вышел в коридор, показалась полоса света из приоткрытой двери в каюту, и стало темно.
Бонд повел плечами. Ну и человек! Он облокотился на поручни и какое-то время смотрел на звезды, на фосфоресцирующую кильватерную дорожку, успокаиваясь и расслабляя приготовившиеся к схватке мускулы.
Через полчаса, когда, приняв душ, Бонд приготовил себе постель из диванных подушек, ночь прорезал душераздирающий крик. Кричала женщина… Бонд одним прыжком преодолел салон и коридор, но, уже положив руку на ручку двери в капитанскую каюту, остановился. Слышно было, как она всхлипывала и как что-то бубнил своим мягким голосом Крэст. Бонд убрал руки с дверного замка. Черт! Ну какое ему дело до этой парочки? Они – муж и жена. Если она сама готова это терпеть, вместо того чтобы развестись или даже убить… Зачем же Бонду брать на себя роль галантного рыцаря? Бонд повернулся и двинулся обратно. Когда он проходил по салону, вновь раздался вопль, но уже меньшей силы. Бонд выругался, поднялся на палубу, устроился на своем ложе и попытался сконцентрировать внимание на монотонном урчании двигателей. Неужели можно быть такой безответной? Или она из породы тех женщин, что готовы на все ради своих мужчин? Все, что угодно, только не равнодушие? Мозг Бонда отказывался не думать о происшедшем. Но с каждой минутой все больше наваливалась сонливость…
Час спустя Бонд был уже почти в бессознательном состоянии. Но тут с верхней палубы, где находились спасательные шлюпки, раздался храп. Храпел лично мистер Крэст. Однажды, на второй день после выхода из Порт-Виктория, он уже выбирался из своей каюты среди ночи, ложился в натянутый между лодками гамак, но, помнится, не храпел. Сегодня же он выдавал басовитый, заливистый, полнокровный храп, усугубленный, кроме алкоголя, еще и снотворными таблетками.
Это было уже слишком. Бонд посмотрел на часы: половина второго. Если храп не прекратится через десять минут, решил Бонд, он отправится вниз, в каюту Фиделе Барби, и будет там спать прямо на полу, несмотря на то что к утру ему явно будет холодно и неуютно.
Бонд тупо смотрел, как отсчитывает круги секундная стрелка. Все. Десять минут прошло. Он уже поднялся и начал собирать свою одежду, как вдруг сверху, со шлюпочной палубы, послышался звук падения тяжелого тела. Неужели это Крэст шлепнулся из гамака? Но тут же раздались очень странные хлюпающие звуки, как будто кто-то давился. Бонд с неохотой оставил свое занятие, подошел к лестнице и начал подниматься. Как раз, когда его глаза оказались на уровне верхней палубы, хлюпающие звуки прекратились. Вместо них раздался другой, еще более неожиданный в этой ситуации звук – дробный топот каблуков. Звук этих каблуков был знаком Бонду… Он преодолел несколько последних ступеней и бросился к распростертому на ярко освещенной луной палубе телу. Он остановился рядом, медленно наклонился, перебарывая тошноту. Лицо задушенного было ужасно само по себе, но из раскрытого рта Крэста торчал не вывалившийся язык, а рыбий хвост… Розовый, с черными полосками… «Гильдебрандская редкая».
Крэст был мертв. И умер он ужасной смертью. Когда рыбу засунули ему в рот, он, видимо, попытался выдернуть ее. Но колючие острые плавники воткнулись с внутренней стороны в щеки и проткнули их насквозь. Бонд содрогнулся. Смерть наступила не больше, чем за одну минуту. Но какую минуту!
Бонд медленно выпрямился. Он подошел к батарее стеклянных банок, накрытых целлофаном, и приподнял край. Пластмассовая крышка от последней банки лежала рядом с ней на палубе. Бонд аккуратно вытер ее платком и опять-таки с помощью платка положил крышку на банку, но запечатывать не стал.
Он опять вернулся к трупу. Кто из двоих сделал это? В том, что в качестве орудия умерщвления был использован столь чтимый покойником трофей, было нечто жутковатое, не поддающееся логике. А это наводило на мысль, что здесь не обошлось без женщины. Уж у кого-кого, а у нее были причины это сделать. Но и Фиделе Барби с его креольской кровью обладал и жестокостью, и не был чужд черного юмора. «Вот так он и подавился своей ненаглядной рыбкой». Бонд не удивился бы, услышав от него такую «шутку». К тому же, если после того, как Бонд вышел из салона, Крэст еще раз прошелся катком по Сейшельским островам или не дай бог по любимым родственникам Фиделе, тот не стал бы тут же бросаться на него в ярости с ножом в руке, а затаился бы и стал ждать своего часа.
Бонд внимательно осмотрелся. Видимо, сигналом к действию послужил для одного из них тот злополучный храп. По центру лодочной палубы с обеих сторон были лестницы, так что пробраться наверх можно незаметно из любой каюты. Рулевой в своей рубке не мог ничего слышать из-за гула моторов. Быстро достать рыбу из банки с формалином и запихнуть ее в открытый рот спящего Крэста – дело нескольких секунд. Бонд пожал плечами. Однако, кто бы это ни был, он явно не подумал о возможных последствиях – неизбежном судебном разбирательстве, где Бонд, вполне возможно, будет рассматриваться как один из подозреваемых. Так что все могут оказаться в весьма неприглядной ситуации, если только ему, Бонду, не удастся кое-что сделать.
Он посмотрел вниз, на нижнюю палубу. Ее ширина от надстройки до поручней была не более трех футов. Высота поручней – чуть больше фута. Предположим, думал, Бонд, что гамак неожиданно лопнул, а Крэст упал, прокатился под висящим катером и свалился на нижнюю палубу. Мог ли он оказаться за бортом? При таком штиле – сомнительно, но другого варианта, похоже, не было.
Бонд принялся за дело. Взяв в салоне нож, он чуть-чуть подпилил, а затем разорвал руками один из основных шнурков гамака так, чтобы все выглядело реалистично. Потом с помощью мокрой тряпки он вытер на досках палубы капли крови под гамаком и пятна формалина, тянувшиеся к гамаку от банки, в которой была рыба. Теперь предстояло самое трудное – перетащить труп. Осторожно подтянув его к краю верхней палубы, Бонд спустился по лестнице и, ухватившись за рукав Крэста, потянул его на себя. Труп навалился на него всей своей тяжестью. От него все еще несло перегаром. Бонд напрягся, поднес его к низким поручням и сбросил за борт. В последний раз мелькнуло перед ним ненавистное лицо, застывшее сейчас гротескной маской, раздался негромкий всплеск, и тело, несколько секунд покачавшись на поднимаемых двигателями пенных бурунах, исчезло из виду. Бонд прижался к двери салона, готовый мгновенно скользнуть в нее, если рулевому вдруг вздумается выйти посмотреть, в чем дело. Но никто ничего не слышал, и моторы яхты по-прежнему ровно стучали.
Бонд перевел дух. Пожалуй, лишь исключительно въедливый следователь смог бы углядеть в подобной ситуации что-нибудь другое, кроме обычного несчастного случая. Бонд вновь поднялся на лодочную палубу, еще раз внимательно все осмотрел, выбросил в воду нож и мокрую тряпку и отправился к себе в каюту. Было два часа пятнадцать минут утра. Через десять минут Бонд уже спал крепким сном.
Набрав скорость в двенадцать узлов, уже к шести часам вечера того же дня они достигли северной части побережья. Небо полыхало золотыми и красными бликами заходящего солнца, игравшими на темно-синей воде. Двое мужчин и стоявшая между ними женщина, опершись на перила, смотрели на проплывавший мимо красочный остров, омываемый перламутровыми водами. Лиз Крэст была одета в белое льняное платье с черным пояском и черно-белым воротничком. Траурные цвета как нельзя лучше подходили к ее загорелой коже. Все трое стояли молча. Каждый из них знал какую-то часть незримо связывающей их тайны, но не смел сообщить двум другим, что они могут всецело полагаться друг на друга.
А утром все трое, точно сговорившись, встали очень поздно. Даже Бонд проспал до десяти утра. Проснувшись, он принял душ и немного поболтал с рулевым, прежде чем спуститься вниз и посмотреть, как там поживает Фиделе Барби. Тот еще не поднялся, но через дверь сообщил, что у него раскалывается голова после вчерашней выпивки. Не очень ли резко он вел себя с мистером Крэстом? Впрочем, он почти ничего не помнил, кроме того, что мистер Крэст почему-то часто грубил ему.
– Ты помнишь, Джеймс, что я говорил тебе о нем в самом начале? Он – отпетый негодяй. Теперь ты согласен со мной? Недолго ему осталось ждать. Кто-нибудь обязательно заткнет ему пасть.
Неубедительно.
Бонд приготовил себе завтрак на камбузе и уже доедал его, когда там появилась Лиз Крэст. На ней было светло-голубое, до колен, шелковое кимоно. Под глазами у нее были мешки, и она съела свой завтрак стоя. Тем не менее выглядела совершенно спокойной. В глазах – ни тени тревоги. Она заговорщицки прошептала:
– Вы уж извините меня за вчерашнее. Я, наверное, слишком много выпила. И пожалуйста, не сердитесь на Милта. Он ведь вообще-то очень хороший. С ним трудно, только когда он немного переберет. А на следующий день сам всегда чувствует себя виноватым. Вот увидите.
К одиннадцати утра, когда ни Лиз, ни Фиделе ни словом, ни жестом так и не намекнули на то, что что-то случилось, Бонд решил ускорить развитие событий. Он обратился к миссис Крэст, загоравшей с журналом в руках на кормовой палубе:
– Кстати, а где же ваш муж? Все еще не проспался?
Она нахмурилась:
– Наверное. Он спал в своем любимом гамаке на лодочной палубе. Не знаю даже, когда он туда ушел. Я как приняла снотворное, так сразу и уснула.
Фиделе Барби, сидевший тут же с удочкой в руках, не поворачивая головы, бросил:
– Он, наверное, в рубке.
Бонд сказал:
– Если он до сих пор спит в гамаке наверху, то может здорово сгореть.
Лиз Крэст сказала:
– Ой, бедный Милт! Я и не подумала об этом. Пойду погляжу.
Она стала подниматься по лестнице, но когда ее глаза оказались на уровне палубы, она остановилась и с тревогой воскликнула:
– Джим! Его здесь нет. А гамак порван.
Бонд сказал:
– Наверное, Фиделе прав. Пойду посмотрю в рубке.
Там нес вахту Фриц, старший помощник, а рядом с ним сидел один из мотористов.
– Кто-нибудь видел мистера Крэста? – спросил Бонд.
– Нет, сэр. А в чем дело? Что-нибудь случилось?
В голосе матроса слышалось неподдельное удивление.
Бонд придал своему лицу как можно более встревоженное выражение.
– Что-то его не видно. Ну-ка быстренько осмотрите яхту. Он спал на верхней палубе. Его там нет, а гамак порван. Вчера он здорово набрался, так что живо на поиски!
Когда спустя какое-то время случившееся стало очевидным для всех, Лиз Крэст впала в непродолжительную, но вполне достоверную истерику. Бонд отвел ее в каюту и оставил там всю в слезах.
– Ничего, Лиз, – сказал он. – Вы, главное, успокойтесь и ни во что не вмешивайтесь, я обо всем позабочусь. Надо дать радиограмму в Порт-Виктория, ну и еще многое другое. А Фрицу надо сказать, чтобы яхта шла быстрее. По-моему, возвращаться обратно нет смысла. Прошло уже шесть часов с рассвета, и никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Значит, он упал за борт еще ночью. Шесть часов в этих водах – срок слишком долгий…
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Вы имеете в виду… Имеете в виду акул и все такое прочее?
Бонд кивнул.
– Ах, Милт! Бедный мой, любимый Милт! Господи, почему же все так случилось?!
Бонд вышел из каюты и мягко прикрыл за собой дверь.
Яхта приблизилась к порту и сбросила скорость. Держась подальше от коварного рифа, она медленно скользила к месту стоянки по широкому заливу, который сейчас, в затухающем свете дня, казался желто-серым стальным блюдом. Маленький городок, расположившийся у подножия гор, лежал в тени, расцвеченной кое-где желтыми огоньками электрических лампочек. Бонд увидел, что от пирса к ним направлялся катер таможенно-иммиграционной службы. Наверное, население городка уже вовсю обсуждает невероятное происшествие, о котором было сообщено с яхты на радиостанцию «Сейшельского клуба», а оттуда, через шоферов и кухарок, слухи расползлись повсюду.
Миссис Крэст повернулась к Бонду:
– Я что-то начинаю нервничать. Надеюсь, вы не откажете мне в помощи и дальше? Все эти разговоры, формальности…
– Конечно.
– Да вы не беспокойтесь, – сказал Фиделе Барби. – Все эти люди – мои друзья. А судья – мой дядя. Сегодня мы напишем наши объяснения, завтра с ними ознакомится полиция, а послезавтра вы уже сможете уехать.
– Правда? – На висках у нее появились капельки пота. – Честно говоря, я и не знаю, куда ехать и вообще, что делать дальше. Может быть… – Она замялась и отвела взгляд. – Может быть, вы, Джеймс, не откажетесь отправиться вместе со мной в Момбасу? Вы ведь все равно туда едете. А на этой яхте вы доберетесь на день раньше, чем на этой вашей «Камбале».
– «Кампале», – поправил ее Бонд и закурил, чтобы выгадать несколько мгновений на раздумья. Он колебался. С одной стороны – четыре дня на этой роскошной яхте вместе с этой очаровательной женщиной, а с другой – рыба, торчавшая изо рта Крэста, не давала ему покоя. Неужели это сделала она? Или все-таки это дело рук Фиделе Барби, который знал, что его дядюшки и тетушки на острове Маэ не дадут его в обиду? Но надо же все-таки разобраться в этом деле!
– Это очень любезно с вашей стороны, Лиз, – ответил Бонд. – Конечно, я с удовольствием составлю вам компанию.
Фиделе Барби улыбнулся:
– Браво, друг мой. Я бы не отказался побыть на твоем месте, если бы не одно обстоятельство: эта редкая рыба – большая ответственность, и боюсь, что Смитсоновский институт завалит вас телеграммами. Не забывайте: вы ведь вроде как возглавляете научную экспедицию. А американцев вы хорошо знаете – они душу из вас вытрясут, пока не получат то, что им причитается.
Бонд внимательно следил за девушкой. Похоже, что убийцей была все-таки она. Теперь ему надо найти какой-то предлог, чтобы отказаться от ее приглашения. Было все-таки не по себе от мысли, что она могла убить человека таким жутким способом…
Но красивые синие глаза смотрели абсолютно спокойно. Лиз повернулась к Фиделе Барби и совершенно непринужденным тоном ответила:
– Я думаю, что это – не проблема. Я сообщу им, что решила подарить эту рыбу Британскому музею.
Джеймс Бонд отметил про себя, что теперь пот у нее выступил и на лбу. Впрочем, вечер был очень жарким…
Двигатели яхты замолкли. Загремела якорная цепь. Яхта замерла на гладкой поверхности залива.