-------
| bookZ.ru collection
|-------
| Александр Канцыреев
|
| Рассказы
-------
Александр Канцыреев
Рассказы
Канцыреев Александр, 1952 г. рождения. Родом из г. Пушкина (Царское Село) В этом Селе закончил ВВМИУ, а в 1974 году вступил на палубу черноморского эсминца «Солидный». Затем были палубы и трюма (в основном – трюма) ПБС «Котельников», КРУ «Жданов», КРЛ «Кутузов». С палубы последнего и сошел в гражданскую жизнь в звании 2 ранга с должности командира БЧ-5.
Сейчас в г.Севастополе и снова на палубе вспомогательного судна ВМФ РФ. Опять борется и преодолевает...
ПДСС
Крейсер стоял на якорях и бочках посреди Ахтиарской бухты. Сообщение с берегом осуществлял корабельный баркас. Был час ночи понедельника, и баркас безвольно покачивался под левым выстрелом корабля.
Старший лейтенант Завалишин, командир трюмной группы крейсера, расхаживал по пирсу, останавливался, всматривался в контуры своего корабля с надеждой придумать способ добраться до каютной койки. Но свежих идей не было. Голова была еще тяжела от выпитого в ресторане, а на языке вертелся привязчивый флотский афоризм: Кто не успел – тот опоздал!
Завалишин подошел к краю пирса. В мазутной пене прибоя мотало вперед и назад мусор и водоросли. Идея добраться до корабля вплавь сразу увяла.
– Если бы я был командиром боевой части или комдивом, – рассуждал он, – за мной и в два часа ночи прислали бы баркас, только свистни.
Машинально подняв к глазам наручные часы, Завалишин вдруг осознал: – Сегодня понедельник... Сегодня же флотские ученья по ПДСС.
Старший лейтенант уже не раздумывал. Спрыгнув с пирса на береговую гальку, он пошел вдоль полосы прибоя. Собрав выброшенные на берег куски досок и связав их брючным ремнем, Завалишин разделся донага, сложил одежду на связанные доски, сверху пристроил фуражку. Сложил в нее наручные часы, удостоверение и деньги. Аккуратно опустив эту конструкцию на воду и толкая ее перед собой, поплыл в сторону корабля. В сплошной темноте августовской ночи, когда до корабля оставалось метров 60, Завалишин увидел со стороны городских причалов ходовые огни судна и услышал приглушенный шум работающего двигателя. Дежурный городской катер шел прямо на него.
Завалишин, боясь попасть под винт, заметался, оттолкнул от себя ставшую ненужной одежду и короткими саженями рванулся в сторону крейсера. Катер прошел в трех метрах от старшего лейтенанта. Волна, идущая от форштевня, накрыла его с головой. Вынырнув и отдышавшись, Завалишин огрызнулся вслед катеру: – У, сука!.. Как щепку чуть не расколол!
Поиски одежды ни к чему не привели. Удалось выловить только фуражку, набравшую пузырь воздуха под белый матерчатый чехол.
– Вот нефорта, – натягивая фуражку на голову, причитал Завалишин, – Документы, деньги, часы – все на дно!
Доплыв до левого трапа корабля и с трудом забравшись на нижнюю его площадку, старший лейтенант отдышался и прислушался. Крадучись, стараясь не шуметь Завалишин поднялся по трапу и заглянул через борт на палубу юта. На правом борту у лееров спиной к нему стоял вахтенный офицер капитан-лейтенант Борисов.
– Этот сразу всем доложит, поднимет на смех на весь свет, да еще приукрасит, что форму одежды нарушал – был в фуражке с повязкой «РЦЫ» на голой руке, – оценил возможности вахтенного офицера Завалишин.
Стараясь не шлепать босыми ногами, командир трюмной группы выскочил на деревянную палубу юта и на цыпочках рванулся к трапу, ведущему на шкафут и по шкафуту в люк медблока.
Борисов, уловив какое-то движение, быстро подошел к левому трапу. Обнаружив следы босых ног, выскочил на шкафут. В люке медблока, как ему показалось, кто-то скрылся.
Борисов понял что попал. Какая-то зараза вылезла из воды – быстро соображал он, – если это матрос из самохода – это одно! А если это начались ученья ПДСС... – Надо докладывать!!
Дойдя до люка в медблок, Борисов подумал, что все равно в одиночку ему не поймать водяного. Подниму дежурного – пусть принимает решение!
Через пять минут дежурный по кораблю уже рассматривал подсыхающие следы босых ног
– А что сигнальная вахта! Как обычно – спит? – спросил он. Борисов замялся...
– Сейчас выясним, – промямлил он. Вахтенные сигнальщики на запрос в один голос заверили, что ничего подозрительного не заметили, кроме городского катера, прошедшего по расписанию. Через 10 минут, поднятый дежурным по кораблю, старпом с карманным фонарем высвечивал маршрут движения босых ног по шкафуту медблоку коридору офицеров... дальше следы пропадали.
– На вечерней поверке были все? – спросил старпом дежурного.
– Так точно. Проверил и больных в медблоке!
– Объявляйте боевую тревогу! Вахту ПДСС выставить немедленно! – принял решение старпом, а про себя подумал: – Хорошо, что командир на берегу. Разберемся без нервотрепки и реверансов.
Еще через 10 минут, получив доклады о занятии мест по боевой тревоге, старпом приказал осмотреть все корабельные помещения...
Старшему лейтенанту Завалишину так и не удалось добраться до каютной койки. Сидя на своем командном пункте, он терзался, что утопил удостоверение, что из-за него экипаж сидит на боевых постах по тревоге, но доложить о своих терзаниях так и не решился.
В 5 часов утра выставленные на баке крейсера вахтенные ПДСС обнаружили в воде у якорь-цепи двух аквалангистов. Они были задержены. Флот начал учение на 3 часа позже, чем крейсер. Фактор внезапности был потерян...
Старпому в приказе комбрига была объявлена благодарность за высокую организацию службы. Завалишин через три дня после злополучного заплыва написал рапорт о потере удостоверения личности по неосторожности.
СЕРДЦЕ КОРАБЛЯ
По всем линиям громкоговорящей связи крейсера раздается команда: «Командиру БЧ-5 прибыть на ГКП!»
Командир укоризненным взглядом встречает широкоплечую фигуру механика, капитана 2 ранга Бокова, загородившего собой весь просвет двери главного командного пункта.
– Виктор Иванович! – обращается командир к Бокову, – Никак не могу вызвать на связь «Пост энергетики и живучести!» – в голосе командира раздражение и досада.
Для наглядности командир берет микрофон и, щелкнув тумблером на переговорном устройстве, громко выговаривает: – «ПЭЖ-ГКП» – ...следует десятисекундная пауза. Командир многозначительно взглянув на механика, снова повторяет вызов. Динамик громкоговорящей связи молчит...
– Вот видите, Виктор Иванович! Никого! ПУСТОТА! Это же не рубка дежурного, не каюта! Это сердце корабля! И сердце не бьется?! – и снова в голосе командира раздражение и досада.
Механик молча подходит к коробке «каштана», берет из рук командира микрофон и тихо, но внятно командует: «ПЭЖ, эп твоя мат-ГКП»...
Еще не успела выдохнуться кинема глухого звука «П» с губ механика, как динамик ожил и сквозь электронный шелест ПЭЖ откликнулся четко и делово: «Эсть ПЭЖ твоя мат-ГКП, старшина 2 статьи Насыров...»
Командир без слов лишь движением губ, бровей и подбородка выстраивает на лице гримасу удивленного недоумения.
– Сегодня, товарищ командир, в ПЭЖе «флагманская» вахта из Самарканда: Насыров и Касымов, – комментирует Боков бесцветным монотонным голосом отзвучавший диалог.
– Нынче сердце корабля бьется только через «эп твоя мат», – механик умело копирует интонацию матроса Насырова. – Иначе не пробить! АЗИЯ!..Разрешите идти?!
Командир, справившись с лицевыми мышцами, молча утвердительно кивает.
Когда за механиком закрылась дверь, из динамика напористо вырывается снова: «Эст ПЭЖ твоя мат-ГКП, старшина 2 статьи Насыров!»
Командир подносит к губам микрофон и спокойно спрашивает:
– Насыров, командир, проверка связи! Как слышно?
– Слышно, товарыш командыр!
ПИКИРУЮЩИЙ КЛИМОВ
Капитан 3 ранга Климов расписался под замечаниями дежурного по кораблю на его подразделение. Захлопнул журнал и бросил его в руки рассыльного.
– И передай этому «рогатому» майору, товарищ матрос, я сегодня заступаю дежурным по БЧ-5, замечаний на его отличный артдивизион будет не меньше... Понял?!
Климов зло уставился в лоб рассыльного.
– Так точно! Разрешите идти?! – и, получив разрешение, рассыльный четко развернулся и вышел из каюты командира электротехнического дивизиона.
После заступления на дежурство Климов, предвкушая увидеть на утреннем построении грустное лицо командира 1-го артдивизиона, энергично обдумывал план действий.
– Хорошо бы выявить групповую пьянку, мордобой с годковщинкой, на худой конец – сон на дежурстве, – злорадно фантазировал Климов.
Весь вечерний распорядок дежурного по БЧ-5 и был построен на решении этой непростой задачи.
В 2 часа ночи, прокравшись на цыпочках по коридору до трапа, ведущего в кубрик 1-го артдивизиона, Климов, обхватив поручни трапа руками и ногами, головой вниз съехал по ним в кубрик. Этот вид передвижения был придуман Климовым для максимального использования фактора внезапности: минимум шумности и эффект опрокинутой головы обескураживали даже специально выставленного на «шухер» матроса.
Но дневальный по кубрику не спал, а под дежурной лампой читал газету.
Климов, вися вниз головой, сразу начал делать замечания:
– А, читаешь! Где доклад!? Почему трап грязный?! Почему мусор в обрезе!? Доложите инструкцию!..
Но дневальный не растерялся и все, что приказал ему офицер, выполнил без лишних слов.
Предпринятая Климовым покоечная проверка матросов тоже дала сбой. Все были на месте. Раздосадованный Климов поплелся к себе в каюту.
– Ладно, еще не вечер! – рассуждал он, – После трехчасового развода вахты снова «нырну».
Однако «пикирующего Климова» в 1-ом артдивизионе уже ждали и подготовили «взлетно-посадочную полосу».
Нижняя треть поручней трапа была натерта хозяйственным мылом. А на коврике у трапа был поставлен большой обрез с мыльной водой. Дежурная лампа была выключена, горел лишь ночник мягким синим цветом.
Когда Климов заскользил на мыле, голова его в фуражке как раз попала в середину обреза.
Дневальный по кубрику стоял над командиром ЭТД и со смеющимися наглыми глазами притворно причитал:
– Ах! Товарищ капитан 3 ранга, я делал приборку, устранял ваши замечания, мыл трап! А тут вы так внезапно! Виноват, что так получилось...
Климов, отплевываясь и отряхивая грязь с фуражки, молча вышел из кубрика.
На утреннем построении Климова подозвал к себе командир БЧ-5.
– Климов! Чем вы занимались на дежурстве? Почему не доложили! Или вы не в курсе!? У вас в 3-ей электростанции дежурный по низам выявил групповую пьянку!! Вы что – больны? Или где???
НА РЕЙДЕ
В каюте командира дивизиона живучести легкого крейсера в кресле за столом сидит старшина трюмной команды мичман Еремин. Солнечные лучи падают через иллюминатор на его голову и плечи. Морской бриз порывисто врывается в каюту, шелестит бумагами на столе, ворошит русую челку аккуратного полубокса старшины. Пальцами правой руки Еремин все время перебирает и поглаживает свои жидкие рыжеватые усы, отпущенные для солидности.
Напротив, закинув ногу на ногу, развалился на потертом кожаном диване командир машинной группы капитан-лейтенант Виноградов. Лицо у Виноградова бледное, сонное и помятое, как помяты и погоны на синей форменной куртке. Он лениво покачивает ногой и разглядывает жидкие усы старшины.
– Ерема! Сбрей усы! – скрипучим голосом тянет Виноградов, – Они глупят твое мичманское обличие! Ты на себя в зеркало смотрел?
– Товарищ капитан-лейтенант, – горячится Еремин, – Не надо трогать мои усы! Уставом не запрещено ношение усов!
– А я и не говорю что запрещено. Я говорю, что глупят, особенно за этим столом! Почему ты здесь? Твое место на одну палубу ниже!..
– Товарищ капитан-лейтенант, командир ДЖ, уходя в отпуск, оставил за себя – меня! И у командира БЧ-5 лежат мой и его рапорты о передаче обязанностей!
– Ерема! Ты должен понять! Из тебя никак не может выйти командир ДЖ! Потому что ты – мичман! Мич-ма-ню-га! – по слогам тянет Виноградов флотский неологизм, вкладывая в него все свое пренебрежение и сарказм.
– Давайте пригласим сюда командира БЧ-5, пусть он подтвердит мои слова! – слегка теряясь, говорит старшина.
– Ерема! Не суетись! Командиру БЧ-5 не до тебя! Я знаю, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!! Командиром ДЖ буду я! И в этой каюте буду спать я, а не ты! Понял? – Виноградов поднял глаза на Еремина, пытаясь по выражению лица мичмана определить результат своих слов. Не спеша достал из нагрудного кармана пачку «Беломора», вытряхнул из нее папиросу, размял между пальцами и постучал мундштуком по краю стола.
– Товарищ капитан-лейтенант, я еще раз вам объясняю, что командир ДЖ я! Я принял его обязанности и отдан приказом по кораблю!
– Ерема! Я все прекрасно понимаю! – прикуривая от бензиновой зажигалки папиросу и делая глубокие раскуривающие затяжки, тихим голосом тянет Виноградов. – В приказе не сказано, что мичманюга должен занимать каюту на верхней палубе с иллюминатором, да еще с видом на город.
– Товарищ капитан-лейтенант! В этой каюте документация и телефон! – повышает голос Еремин, подкрепляя весомость выдвинутых аргументов движением руки в сторону стопки документов и телефона. – Они мне нужны для работы.
– Ерема! Все это ерунда и чушь собачья! – выпускает серую струю дыма в лицо старшины Виноградов. – Я командир ДЖ!
– Нет, я командир ДЖ! – привстав из кресла и упираясь в столешницу сжатыми кулаками, зависает над оппонентом Еремин...
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – парирует Виноградов, с удовольствием отмечая про себя, что наконец-то «достал» сослуживца.
– Нет, я командир ДЖ! – повышает до крика голос Еремин и еще больше зависает над развалившемся на диване офицером.
– А я тебе говорю, я командир ДЖ! – дразнит Виноградов, суживая глаза и наблюдая за реакцией взбешенного мичмана.
Громкий стук в дверь заставляет обоих спорщиков повернуть головы. В просвете двери появляется фигура дежурного по низам мичмана Хлопова.
– Кто командир ДЖ? Топит помещение кормового «пожарника»! – взволнованной скороговоркой выпаливает Хлопов, переводя взгляд с Виноградова на Еремина...
– ОН!! – резко сбросив ноги на палубу и уткнув указательный палец в грудь Еремина, злорадно подводит итог спора Виноградов. Его лицо с зажатой в углу губ папиросой светится полной удовлетворенностью, смятая кожа лица разглаживается и розовеет...
В ЗАСАДЕ
– Не «барабашка» же завелся? Это кто-то из своих!.. Не знаю, на кого и подумать! – рассуждал мичман Эсик, вертя в руках пустую плоскую охотничью флягу.
– А кто-нибудь знал, что ты в шкафу эту фляжку держишь? – мнимо-сочувственно интересуется сослуживец Эсика мичман Балабанов.
– Да есть тут один!.. Помнишь, мне нужно было вещи перевести, так я с Бубликом договорился, у его тестя «Волгарь» с прицепом. За одну ходку управились! Вот и пришлось три дня к ряду выставляться.
– Так ты думаешь – он!? – чешет затылок Балабанов и хитро улыбается.
– Да нет! Но у него язык-помело. Хоть я ему и говорил – ни гугу – никому! Да, наверное, растрепал! – рассуждает Эсик, – Все же завидуют! Знают, что я на «шиле» сижу и имею возможность по фляжке отливать. Вот видно кого-то и заело?.. Но как? – обводит взглядом каюту Эсик, – Ключ от каюты у приборщика я отобрал! Каюту, когда иду на доклад к помощнику, закрываю на ключ! Прихожу – фляжка пуста! И это уже во второй раз.
– А когда из отпуска выходит твой каютный сосед?! – интересуется Балабанов и снова хитро улыбается.
– Через две недели! Да, он сейчас к родителям подался на Херсонщину!.. И при чем тут он?
– Да, я так, к слову... Я бы на твоем месте организовал засаду! – заговорщески, перейдя на шепот, резюмирует Балабанов.
– Это как? – вопросительно смотрит Эсик на Балабанова...
– Угости сигареткой – расскажу! – хитро подмигивает Эсику Балабанов.
– Только – без дураков! – настораживается Эсик, протягивая пачку «БТ» Балабанову.
– Можно я две возьму, одну на после обеда, хорошо? – заискивающе просит Балабанов.
– Ладно, не тяни. Что за засада? – нетерпеливо заерзав на стуле, вопрошает Эсик.
– Значится так! – Балабанов встает со стула, делает глубокую сигаретную затяжку и театрально отводит руку с сигаретой в сторону, – Коль скоро дважды слили спирт, будет и третий. Так сказать – вор входит во вкус! Покажи, в каком отделении ты держал флягу?..
Эсик подходит к каютному шкафу, и открывает дверку в свое отделение.
– А что – вполне! – продолжая театрально изображать из себя крейсерского Пуаро, интригует Балабанов.
– Что вполне? – заглядывает в свой шкаф Эсик и непонимающе-вопросительно глядит на Балабанова.
– Вполне вместишься!.. Шкаф глубокий. Правда – узковат. Но и ты у нас не Геракл. Для шкипера – сойдет! – критически осматривая щуплую фигуру Эсика и оценивая объем платяного шкафа, констатирует Балабанов, – Все лишнее из шкафа – вон! Возьмешь дубину потяжелее и замрешь!
– Ну, ни фига себе! Сидеть в шкафу!.. А если он не появится! Придумай что-нибудь поумнее! – разочарованно машет рукой Эсик.
– А умней ничего не придумать! – выпуская дым из ноздрей и закручивая кончик левого уса перед открывшемся зеркалом на внутренней стороне двери шкафа, объясняет Балабанов, – Грабителя надо взять с поличным – Так?!.. Так! А как? Даже если он и войдет в каюту, но не полезет в шкаф, это не есть повод, чтобы его обвинить в воровстве! А когда он откроет шкаф... – Балабанов со смаком делает глубокую затяжку «БТ-чиной» и снова подкручивает ус, взглянув на себя в зеркало, – вот тут и бей его дубиной между глаз, как взятого с поличным... По праву!.
В 16.30, вооружившись камбузной скалкой, мичман Эсик сидел в шкафу своей каюты...
Именно в этот промежуток времени, когда он производил доклад своему непосредственному начальнику, помощнику командира по снабжению капитану 3 ранга Крынкину, и происходило таинственное исчезновение спирта...
Балабанов в это время находился в каюте Крынкина.
– ...Я даже и не знаю, что и думать, товарищ капитан 3 ранга, – преданно смотря в глаза офицеру, доверительно убеждает Балабанов, – он мне так и сказал, что на доклад к вам ходить больше не будет. Сказал, что сам будет принимать доклады в своем шкафу... Вы меня сигареткой не угостите, товарищ капитан 3 ранга?.. Я хотел сразу к начмеду, но потом подумал – лучше сначала вас проинформировать.
Помощник по снабжению посмотрел на наручные часы, вытащил пачку «Стюардессы» и протянул ее Балабанову.
– А можно две, товарищ капитан 3 ранга, одну на после ужина... – заискивающе мурлычет Балабанов.
– Да, что-то не идет Эсик, – барабаня пальцами по столу, – задумчиво произносит Крынкин, – телефон в каюте тоже не отвечает...
– Так я и говорю, что он в шкаф телефон еще не провел, а вы мне не верите! Эх, товарищ капитан 3 ранга, – тянет масляным голосом Балабанов, вытягивая из пачки «Стюардессы» три сигаретины, – Напрасно вы мне не верите! Я и раньше замечал за ним всякие странности – он стал подозрителен и агрессивен! Не верите? Вот давайте пройдем к нему в каюту и убедимся, – пряча в нагрудный карман сигареты и преданно смотря в глаза помощника, предлагает Балабанов.
– Ну, смотри, «Барабан», если это опять твои подколки? – испытывающе смотрит на Балабанова Крынкин.
– Пойдемте, сами убедитесь! – правдиво смотрит в глаза помощнику «Барабан»
Помощник снова смотрит на наручные часы, встает из-за стола и кратко бросает, —Веди!
Проходя мимо каюты начмеда, помощник приоткрыл дверь и попросил, – Прервись! Есть небольшое дело!
В каюту шкипера Балабанов не зашел, а пропустил вперед начмеда и помощника.
Сам, борясь с пароксизмами смеха, привалился спиной к каютной переборке.
Помощник командира занимался в свое время боксом и имел хорошую реакцию.
Когда скалка со всей шкиперской силой неслась «по праву» в лоб помощника, он успел головой нырнуть влево. Скалка попала по погону над правой ключицей, тем самым ослабив ответный прямой в лицо, который послал на «автомате», как учили, Крынкин...