-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Анна Бялко
|
| Чертова бабушка
-------
Анна Бялко
Чертова бабушка
С внешностью Анечке Лыковой не повезло. Имеется в виду, с той, изначальной, которая дается от папы с мамой или от Бога. Тут то ли Бог не захотел, то ли папа с мамой плохо старались, но своя родная, внешность досталась ей, мягко говоря, неудачной. Глазки узенькие, носик остренький, а рот – наоборот, большой, да еще передние зубы слегка выдаются вперед, так, что и улыбаться толком не будешь. Волосы темные, тонкие, слабые – такие хоть два раза в день мой, они все равно мгновенно пачкаются и торчат во все стороны сальными прядями. И кожа… Бледная, с изысканным зеленоватым оттенком… Глаза б не глядели. Фигурка сама по себе была бы еще ничего, даром что маленького роста, а кривоватые ноги совершенно необязательно выставлять напоказ, но с таким лицом… Про кого скажут – «миниатюрная куколка», а про Анечку – «тощая мымра». Вот вам и вся любовь.
Но Анечка не сдавалась. Может, другой бы кто с такими внешними данными вообще застрелился, но она – никогда. Ей в качестве компенсации достался от того же Бога (или от папы с мамой) замечательный бойцовский характер. Сколько себя помнила, она всю жизнь боролась. А так как лет с четырнадцати ей стало совершенно ясно, что главный враг ее – собственная внешность, то и боролась Анечка именно с ней.
Маленькие глаза? Французская тушь, умело наложенные тени – и вот противные щелки уже раскрылись до вполне приличного размера. А хитрая Анечка еще и очки в изящной оправе догадалась подобрать. Без диоптрий, зрение у нее было отличным, но зато стильно. Унылый цвет лица? Это вообще в наши дни не проблема. Основа, крем-пудра, нежные румяна – и вот налицо, то есть на лице – нежная розовая бархатистость. Слабые волосы? Пусть им же и будет хуже. Короткая, почти наголо, маленьким ежиком смелая стрижка, так, чтоб оставить только узкую, в три рваных пряди челку, да по острой пряди над ушами, и те смазать гелем, чтоб не висели как попало, а изображали закрученную стрелу. Фигурка? Одеть ее в черное, узкое, резаное – пусть не на ноги косятся, а потрясаются необычностью стиля.
И работало! Знакомясь с Анечкой, неискушенный обыватель редко думал про себя: «Страшненькая, бедняжка», гораздо чаще: «Стильная девушка! Может, слегка чересчур, но ей положено – у нее работа такая». Потому что работа анечкина, и тоже не случайно, была подобрана так, чтобы способствовать успехам в ее главной борьбе. Тут устроилось и сложилось настолько удачно, что казалось – как будто само собой.
Упорно рисуя красавицу на собственном лице, Анечка незаметно выучилась рисовать вообще и подбирать косметику в частности. Так что, завалив конкурс в Строгановское художественное училище, она, не сильно расстраиваясь, поступила в парикмахерский техникум, потом окончила курсы визажистов, потом, поработав и обрастя полезными связями, пошла учиться в частную Высшую Школу Эстетики и Дизайна, благо их, таких, пооткрывалось во множестве. Это, конечно, стоило денег, но Анечка к тому времени и сама неплохо зарабатывала, да и мама, всегда желавшая иметь высокообразованное чадо, на институт не скупилась. После трех лет обучения, закончив с отличием, Анечка получила диплом с гордым названием «стилист-дизайнер», распрощалась с салоном красоты, где зарабатывала на жизнь и учебу, и в новом качестве ринулась постигать новые горизонты.
Горизонты представлялись безоблачными и безграничными. Двадцать пять лет, стильная внешность, модная профессия, почти отдельная квартира… Эта небольшая поправочка объяснялась так – в анечкиной кварире вместе с ней жила еще бабушка, мамина мама. Сама же мама, нестарая еще совсем дама, бухгалтер по образованию и практикующий экстрасенс-психолог «по зову души», жила сейчас у своего очередного кавалера, встречалась с Анечкой примерно раз в месяц в модных кафе, и вообще принимала в ее жизни достаточно виртуальное участие, особенно после того, как отпала необходимость в оплате высшего образования. Что же касается папы, то самым большим его вкладом в анечкину жизнь была, пожалуй, та самая «неудачная» внешность. Папа исчез из виду в анечкины года три, и с тех пор ни разу не появлялся. О нем уж все и думать забыли, кроме, может быть, бабушки. Она, когда ругалась на Анечку за неподобающий, по ее мнению, образ жизни, всегда в конце добавляла: «Ну, ясное дело, чего ж еще ждать с тебя, с безотцовщины-то».
Подобные воспитательные эксцессы случались, правда, нечасто, в основном благодаря пресловутому анечкиному образу жизни. Они с бабушкой, хоть и жили в одной квартире, виделись хорошо если раз в неделю. Когда Анечка возвращалась, старушка уже спала. Сон у нее был крепкий, что означало, что приходить можно когда угодно и даже не одной. С утра же – а просыпалась Анечка не рано – всегда тоже можно было выбрать момент, чтобы бабушка вышла в магазин или на прогулку. Вот и получалось, что квартира почти отдельная. Даже немножко лучше – несмотря на редкость встреч, бабушкино присутствие давало себя знать общей чистотой в квартире, вовремя купленным хлебом и кастрюлей супа в холодильнике, что при внучкином образе жизни было, согласитесь, крайне удобно.
Образ жизни, конечно, давал себя знать. После диплома, отдохнув, как полагается, пару месяцев, Анечка довольно легко устроилась работать стилистом в небольшую телекомпанию, жена заместителя главного продюсера которой регулярно приводила себя в порядок в анечкином бывшем салоне. Работа была суетной и для Анечки непривычной. В салоне она в основном сидела на месте и делала клиентам макияж, а тут макияжем занимались гримеры, а она создавала (или помогала создавать) собственно имидж. Надо было придумывать, как будут выглядеть в камере артисты, ведущие и другие участники съемок, подбирать им костюмы, прически и прочие детали. Часто за придуманными костюмами надо было обращаться куда-нибудь в спонсорский магазин или фирму, сперва выпрашивать, а потом привозить добытое… В общем, приходилось побегать. Денег за эту работу платили не очень много, но зато Анечка перезнакомилась там со многими деятелями теле– и киноискусства, артистами, певцами и, что гораздо важнее, продюсерами и владельцами других медиа-заведений. Так что через год она успешно сменила работу, уйдя из этой телекомпании в другую, покрупнее. Здесь суеты было больше, но работа оказалась уже знакомой, а платили чуть лучше. Пообвыкнувшись на новом месте, Анечка снова раскинула сети, знакомясь все с большим количеством нужных людей, а попутно нашла себе небольшой приработок.
Некое печатное издание, нечо среднее между газетой и журналом, выходящее раз в неделю и пишущее о жизни разнообразнейших теле-, кино– и просто светских звезд, предложило Анечке не то чтобы писать, но делиться с редакцией различными сведениями об этой самой звездной жизни. Заметочка там, вставочка тут – анечкина информация оплачивалась, но главным было даже не это, хотя деньги играли в анечкиной новой жизни заметную роль.
Надо сказать, гораздо более заметную, чем в жизни прошлой, когда она работала в салоне и училась по вечерам. Казалось бы, после того, как отпала необходимость оплачивать ежемесячно недешевый учебный процесс, денег должно было прибавиться, но нет. Почему-то их стало меньше. Может быть, в абсолютном исчислении сумма осталась той же, что раньше, может быть, она даже прибавилась – но денег, тем не менее, стало катастрофически не хватать. Поддержание стильного образа требовало все больших финансовых вливаний, и это понятно – работая пусть и в хорошем, но все же салоне красоты, произвести ввпечатление на окружающих своим внешним видом все же несколько проще, чем работая на телевидении. Там таких стильных хоть пруд пруди, это еще в детской книжке про Карлсона написали. И косметика тоже не дешевеет. Наоборот. Годы идут, качество макияжа повышается… А еще тусовки…
Тусовки – это и было то главное, ради чего Анечка согласилась сотрудничать с отчетливо желтоватым журнальцем. Ей надо было ходить на тусовки – там, как нигде, было удобно налаживать связи, заводить знакомства, высматривать и узнавать что-то полезное, и показывать себя другим. Тусовки, то есть клубные вечера, показы мод, презентации и хэппенинги бывают часто делом закрытым, лишь для своих. Достать туда приглашение часто бывает непросто, ну кто будет заботиться, чтобы на звездной тусовке оказалась скромная стилистка? Там и без нее народу полно, для журналистов-то часто мест не хватает. Собственно, журнальчик и предложил Анечке, кроме оплаты ее скромных наблюдений, сделать пресс-карту. Настоящую пресс-карту, журналистское удостоверение, с которым пускают – это называется красивым словом «аккредитация» – на самые разные, очень крутые и абсолютно закрытые светские тусовки. Так бы попасть – никаких шансов нету, а с пресс-картой – пожалуйста. Заранее звонишь и договариваешься, тебе еще и место оставят. Пресса! Кого еще на эти сборища пускать…
Конечно, не все было так просто в этой жизни, и журнальчик не сам собой на Анечку вышел, и за пресс-карту пришлось побороться, но это все дело прошлое, зато теперь… Редкого дня не обходилось у нее без тусовки в забойном месте, и знакомых было теперь полно, и ее частенько узнавали… Даже приглашать кой-куда стали персонально. Так дело пойдет – можно будет свое ток-шоу открыть, правда, не сразу, тут без спонсоров не обойдешься, ну да это – дело наживное, главное – позиции не сдавать.
Анечка очень старалась, тусовалась и отсвечивала, как могла, и забота об имидже стояла у нее в этих стараниях на первом месте. Модно, стильно, своеобразно – и каждый раз по-новому, чтоб не в том же, чтоб что-то другое, не как у всех… Денег летела – уйма. Конечно, другие девицы в ее статусе легко решали эту проблему, заводя состоятельного бойфренда из новых русских, но у Анечки с этим не клеилось. Конечно, она не была старой девой, конечно, найти партнера на ночь или две не составляло никакого труда, но вот с постоянным бойфрендом… То ли они умудрялись все-таки разглядеть Анечку получше с близкого расстояния, то ли она сама, изнуренная борьбою с собой и внешним миром, как-то отпугивала их, но постоянные отношения не складывались. Анечка не запаривалась на этом, нет – и не надо, некогда сейчас, вот станет сама звездой – все будет, а сейчас с кем-то сживаться, притираться, влюбляться – только время терять. А время – деньги. Как же их не хватает, черт подери. Вот новую сумку купила к лету – дорогая, от Москино – теперь бы туфли, чтоб в стиль, брюки, может, с прошлого сезона и сойдут еще, но туфли – никак. Разве что есть идея…
С этой идеей она и отправилась на охоту за туфлями к новому образу. Образ был шикарный – в стиле милитари, который сейчас в жуткой моде, но в черном варианте – Аня, как все стилисты, вообще редко носила какой-нибудь другой цвет. Брюки-карго, все в карманах и ремнях, майка, сверху бомбер внакидку, сумка… А туфли нужны были совершенно особенные, чтобы не столько модно, сколько индивидуальность подчеркнуть, она даже сама толком не знала, какие именно. Идея же состояла в том, чтобы купить их непременно в дорогом магазине – иначе некруто – но добиться при этом изрядной скидки. Конечно, время для скидок сейчас неудачное – май, только-только новый сезон настал, а что делать? Она, в конце концов, журналист – им полагается скидка, они, в конце концов, всю рекламу этим магазинам делают. А если что, можно, между прочим, и наоборот… Идея была непроверенной, того хуже – сомнительной, мы не в Чикаго живем, нашего бизнсмена на понты не возьмешь, но что же делать, когда зарплата почти вся кончилась еще вчера (хорошо, успела бабушке на продукты оставить), завтра – крутейшая клубная вечаринка, а туфель нет как нет.
Вся в таких мыслях, Анечка добралась до Столешникова переулка, где сосредоточены во множестве модные бутики, и приступила к поискам. Один магазин, другой, третий… Вот так всегда – когда что-нибудь нужно, нипочем не найдешь. Нет, туфель-то было во множестве, но все не те. То каблук слишком высокий, то нос слишком короткий, то цвет не тот, то по сезону не подходят… Черт знает что! Наконец, почти совсем отчаявшись, она вдруг заметила на нижней полке двадцать последнего магазина что-то, кажется, подходящее. Странно, она вроде только что смотрела сюда, ничего похожего не было. Хотя, конечно, запросто могла и не заметить, у нее от этих туфель уже голова кругом идет. Не веря удаче, она вытянула находку на свет.
Черная туфля, с открытым задником и острым, длинным, чуть загибающимся вверх носом. Низкий каблук, удобный окат. Хм. Материал такой… необычный… Вроде бы ткань, вроде и кожа. Легкий. Нет, определенно то, что нужно. Гляди, и размер ее.
Анечка присела на скамечку, примерила туфлю. Она подошла, как родная.
– Девушка, – окликнула Анечка продавщицу, которая, впрочем, как и полагается в дорогих магазинах, стояла над ней наизготовку. – Вторую можно померить?
Продавщица метнулась в подсобку. Через пару минут она, слегка растерянная, подошла к Анечке.
– Что-то не могу найти. Разрешите, я не артикул взгляну.
На туфле не было никакого артикула. Анечка это точно знала, потому что уже втихаря успела обсмотреть туфлю сверху донизу в поисках наклейки с ценой. Там вообще никаких бумажек не было.
– Странно, – пожала плечами продавщица. – У нас все отмаркировано. Сейчас узнаю.
Она снова скрылась, унеся с стобой туфлю, а Анечка, глядя от нечего делать по сторонам, вдруг обнаружила искомую вторую туфлю рядом с собой, на той же полке, где была первая. При этом она была уверена, что раньше туфля там стояла только одна.
– Девушка, девушка! – Закричала Анечка продавщице. – Несите сюда мою туфлю, я сама нашла пару.
Вторая туфля сидела ничуть не хуже первой, более того – надетые вместе, ттуфли производили дивное впечатление. Надо было брать. Приготовившись ко всему, Анечка поинтересовалась ценой.
Продавщица снова впала в растерянность. Попросив у Анечки обе туфли, она внимательно оглядела их в поисках ценника, зачем-то пошарила на полке и наконец удалилась вместе с туфлями в поисках менеджера.
Менеджером оказался шустрый чернявый молодой человек. Поздоровавшись с Анечкой, он снова вручил ей туфли и одновременно назвал цену, превышающую все разумные обувные пределы даже не в два, а примерно в четыре раза.
– Да вы с ума сошли! – вырвалось у нее. – Откуда вы такие цифры берете? Их и в природе нет!
– В природе нет, – менеджер ласково улыбнулся. – Но это ручная работа, изысканный дизайн. Эксклюзивная модель.
– Вы мне про дизайн не рассказывайте, – Анечка была тверда. – Я сама профессиональный дизайнер. Стилист. И уровень цен знаю. Сейчас хоть и не конец сезона, но все равно у вас что-то не то. Вы уточните, а то вон девушка даже артикул найти не могла.
– И не могла, – молодой человек был по-прежнему лучезарен. – Единственная пара. Уникальная модель. Итальянская фирма, – тут он поднес туфлю к носу и прищурил глаз, заглядывая ей внутрь, – «Дьяболико». Малая партия поставок. Мы – эксклюзивный импортер.
– Все равно, – не сдавалась Анечка. – Они даже не кожаные.
– Уникальный природный материал, – пел свое менеджер. – Чертова кожа. Посмотрите, какая легкость. Они же дышат!
– Все равно дорого! Сделайте мне скидку!
– А это мы с удовольствием, – менеджер лукаво посмотрел на нее, и глаз его вдруг взблеснул красной искрой. – Как коллеге. Останетесь довольны.
С этими словами он подвел Анечку к стойке, на которой размещался кассовый аппарат, вытащил калькулятор и выбил на нем бойкую цифровую дробь.
– Вот, поглядите. Такая цена Вас устроит? – повернул он к Анечке экран калькулятора.
На нем стояла совершенно нормальная, не очень большая даже обувная цена. Надо было, конечно, соглашаться и уходить, пока не передумали, но что-то дернуло Анечку изнутри.
– Вообще-то, – бойко выдала она, – пристально глядя менеджеру в глаза, – Я журналист, сотрудник ХХХ. – Она назвала свою желтую газетку. – Вы могли бы в качестве рекламной акции…
Она даже не договорила, подавившись собственной наглостью, но менеджер ее понял.
– Вообще-то, – ответил он ей в тон. – Вы не поверите, но у нас специально предусмотрена квота для таких случаев. Реклама, знаете, паблик релейшнс. Очень Вас понимаю. Как коллега коллеге, – и снова застучал на калькуляторе.
Анечка не очень поняла, какие они с шустрым менеджером коллеги, но новая цифра, предложенная ей в окошечке, была настолько симпатично невелика… Совсем то есть почти незаметна. Пусть будет коллегой, если хочет.
– Спасибо, коллега. – Кивнула она с искренней благодарностью. – Можно платить?
– Безусловно, – расплылся в улыбке менеджер. – И еще: распишитесь мне в ведомости, как получатель.
С этими словами он пододвинул к ней по стойке разграфленную бумажку и толстую черную ручку в золотом колпачке. Это, конечно, было что-то странное: какие еще ведомости в магазине? Но туфли-то, считай, даром достались, что ей – подписи жалко?
– Где расписаться? – Спросила Анечка, пытаясь снять с ручки колпачок. Он оказался тугим и заедал.
Менеджер ткнул в ведомость длинным тонким пальцем. Анечка глянула, отвела взгляд от ручки, дернула одновременно колпачок сильнее, он соскочил, освободив наружу острый перьевой оконечник. Тот дернулся от рывка и вонзился Анечке в подушечку указательного пальца левой руки.
– Ой! – Красная капля упала на бумагу. Анечка быстро сунула палец в рот.
– Что же вы так неосторожно? Сильно поранились? Возьмите, – менеджер протянул Анечке бумажный платок, будто нарочно наготове держал.
Замотав платком раненый палец и неловко прижимая к груди другой рукой коробку с заветными туфлями, Анечка покинула магазин. Только у метро она вспомнила, что в суете вообще забыла заплатить, и так и не расписалась в загадочной ведомости.
Туфли оказались – отпад. Удобные, легкие. И смотрелись стильно, и к остальному подошли. А если еще учесть, что задаром… Об этом, впрочем. Анечка никому не рассказывала – зачем? Наоборот, когда на на другой день на работе вся навороченная ведущая Таковойнич спросила ее, дернув плечиком: «Какие у вас туфельки милые, Анечка. Где вы купили?» – Анечка, не моргнув глазом, рассказала ей, где. И что модель эксклюзивная, рассказала, и что экземпляр был единственный. И цену назвала, ту самую, изначальную. Еще даже немножко прибавила. Так что та вся даже передернулась, только протянула: «Надо же, как дорого. А простенько, и не скажешь…» – и отошла.
А вечером Анечка зажигала в них на вечеринке в клубе. Целый день отработала, работка не из сидячих, потом еще весь вечер проплясала – а ногам хоть бы хны. Как новенькие. Вот они, туфельки – и видно, что дорогие. На обуви экономить нельзя.
Этот месяц вобще такой выдался – у Анечки вечера свободного не было. То презентация, то показ, то так – в ресторанчике посидеть. А тут вообще накладка получилась.
Анечку пригласили в новый клуб на открытие – чудная тусовка, народ знакомый, все артисты, ее сам хозяин приглашал – она с ним случайно на презентации в одном бутике познакомилась. Тоже не случайно, конечно – попросила, кого нужно, чтоб представили, ну да неважно. А тут, ближе к вечеру – звонок из журнальчика. Слезно просят пойти на презентацию новой коллекции в одном бутике. Не просят даже – велят. Там-де будет Таковский, да еще Растаковский, да его новая пассия… Анечка и вообще против презентаций ничего не имела – там интересно, и покормят, и подарочки дадут – только это в другом конце Москвы. Бутики нынче не только в центре открываются, досада какая. Ей оттуда, чтоб в клуб успеть, сильно напрягаться придется. Потому что к началу опоздать, это, конечно, святое, но к самому шапочному разбору приходить – никакого интереса. А хотелось и там потусоваться. И что делать?
На презентацию, она, конечно, пошла – с этими, в журнале, только связываться. Все чин чином, походили, поглядели, фуршетик, то-се, на выходе подарок вручили, все замечательно. Вышла, глянула на часы – никак ей уже в клуб не успеть. Даже тачку ловить, и то без мазы. На тачку, впрочем, и денег нету. От досады Анечка топнула ногой в новой туфле:
– Вот черт побери, совсем на тусовку не успеваю.
И тут что-то случилось. Ж-жих, – засвистело в ушах. Р-раз – будто ветром подуло. Анечка от страха зажмурилась, а когда открыла глаза, вдруг оказалось – стоит она в новом клубе, кругом музыка и лампочки мигают, в двух шагах от нее хозяин с бокалом шампанского.
– Привет, Анюта. Рад тебя видеть. Проходи, расслабляйся.
Она, конечно, совета послушалась, расслабилась на всю катушку. Но девушка была умная, голову совсем напрочь не теряла, и поэтому, выйдя из клуба, снова решила попробовать. Топнула ножкой и сказала:
– Черт побери, устала, хочу домой!
Ж-жих – и оказалась у себя в комнате.
С тех пор у Анечки началась просто другая жизнь. То есть жизнь-то осталась как раз та же самая, только она гораздо интенсивней пошла. С туфлями своими она, понятно, не расставалась. А у них и еще одно чудесное свойство обнаружилось – с ними и приглашений не нужно было. Захотела, топнула ногой, р-раз! И готово. Любое секьюрити с фейсконтролем отдыхают. Не было тусовки, на которую Анечка б не попала.
Она, попрвыкнув и обнаглев, и на работу так путешествовала. И от бабушки пряталась. Проснется утром, услышит – бабушка за стеной шуршит, значит, дома. Анечке неохота с ней встречаться, она оденется тихонько, ноги в туфли сунет, скажет:
– Пора на работу, черт побери! – и была такова.
Не то чтоб она бабушку свою не любила, просто никаких сил нет с утра нравоучения слушать. А бабушка, та известно – чем дольше не видит, тем больше ругает, чтоб сразу уж за все, и еще с запасом на будущее хватило.
А тут как-то на тусовке очередной расстроилась она. Не то чтобы что, мелочь, в общем-то, а обидно. Анечка с мальчиком познакомилась, симпатичный такой, одет пристойно, крутой как надо. Кажется, оператор на какой-то из студий, хотя кто-то говорил ей, что вроде бы – педераст. Но все равно – прикольно. Какая ей разница, кто – мальчик все равно симпатичный. Все на мази было, но Анечка решила подстраховаться лишний раз. Только отлучилась на секунду носик попудрить, вернулась – глядь, а мальчика уже зараза Таковойнич клеит. Рюмкой чокается, в глаза глядит. А мальчик рад, конечно, еще бы – ему телезвезда улыбнулась.
Анечке досадно стало, да она еще, как и положено, перед тем выпила слегка. Развернулась, дернула к выходу. А кто-то ей вслед кричит:
– Анютка, ты куда?
– Куда-куда! – огрызнулась она. – К чертовой бабушке!
И даже ногой специально не топала, так, шагнула очередной раз – а в ушах сразу как засвистит!
Анечка открыла глаза и огляделась. В этом клубе она еще не была. Да и вообще, пожалуй, это не клуб. Народу никого, воздух чистый. И тихо. И светло. Мебель кругом приличная. В том смысле, жилая мебель, не клубная. Интерьерчик такой интересный… Нехилый, прямо сказать, интерьерчик. Антиквариат сплошной кругом, да похоже, родной, а не новодел итальянский.
Зеркало, портьеры, ковры. Кресло на гнутых ножках. Куда ж она попала, в конце концов?
Анечка подошла к здоровенному, во всю стену окну, выглянула. Э, а это и не квартира – коттедж. Домик-то прям на земле стоит. И садик цивильный такой. Бассейн вон виднеется, розы растут. Дорожка песочком посыпана. У кого это, интересно, в гостях?
Тут она услышала шум – словно что-то рычало и гремело в розовых кустах. Анечка отпрянула от окна. Гром нарастал, приближался – и вдруг иза кустов вылетел здоровенный красный мотоцикл, сверкающий хромом и сталью. Резко затормозил, слегка развернувшись – песок брызнул из-под колес – и замер.
С мотоцикла легко спрыгнула стройная фигурка в черной косухе и красном блестящем шлеме.
«Девица», – с легкой завистью подумала Анечка, глядя на высокие каблуки-шпильки и голубые джинсы в обтяжку. «И фигура ничего себе. А что это у нее сбоку такое интересное?» Действительно, на боку, словно из-под ремня, у девицы свисал то ли хлыст, то ли пояс – длинный, кожаный, будто плетеный, с кисточкой на конце. «Надо будет разглядеть получше и идею притырить», – решила про себя Анечка, в то время как лихая наездница направлялась к дому.
Девица уверенно подошла к окну, дернула в сторону раму – та послушно отъехала. Мотоциклистка шагнула в комнату. Рывком сорвала с себя куртку, швырнула в сторону Анечки. Та рефлекторно поймала, автоматически отметив про себя мягкость кожи.
– Повесь там, – раздалась команда. – Где тебя носило так долго?
Оторопев, Анечка сделала шаг назад, обернулась и действительно увидела вешалку для одежды – круглую, деревянную – за выступом стены. Ничего не понимая, она послушно повесила куртку и вернулась на старое место, горя желанием выяснить наконец, где она, кто тут командует, и что вообще происходит.
Девица, полуотвернувшись к окну, расстегнула и сняла шлем. Освобожденные из-под него, волной упали на плечи золотистые кудри. «Не узнаю», – сказала себе Анечка, и тут хозяйка кудрей повернулась…
Ей было лет семьдесят. Нет, наверное, сто. Джинсы в обтяжку, стройные ноги, золотистые кудри – и надо всем этим абсолютно старое, отжившее, умершее лицо. Запавшие щеки, тусклые глаза, и на всем этом толстый слой макияжа. Но розовый тон и яркие румяна с помадой не оживляли лицо, а, пожалуй, делали его еще страшнее. Общий контраст был так силен, что Анечка перепугалась насмерть.
– Чего застыла? – обратилась к ней эта… это существо. – Шлем убери. Тебя хоть как звать-то?
– Аня, – выдавила Анечка дрожащими губами. И тут же поправилась. – То есть Анна.
– Пошло и коротко. Мне не нравится. – был ответ. – Тебя пока будут звать Анамалия. Или Аннунциата. Потом, если захочу, придумаю еще что-нибудь.
Анечка и сама раньше не была в большом восторге от собственного имени – оно казалось ей простоватым, но это уж было слишком.
– Меня зовут Анна, – заявила она гадкой старухе. – А не нравится – не надо.
– Ах так? – удивилась та. – Тогда ты будешь Фроська. Я хотела по-хорошему…
– А сами-то вы кто? – Анечка пришла в себя настолько, чтобы начать задавать вопросы.
– Конь в пальто, – невозмутимо ответила жуткая старуха. – Шлем прибрала? Достань обратно. Я совсем забыла, мы сейчас уезжаем, у меня встреча.
– У вас встреча, вы и поезжайте. А я при чем? – не сдавалась Анечка.
– Ты при мне. Давай быстренько шлем и вперед.
Окончательно растерявшись от такого обращения, Анечка сомнамбулически подала старухе шлем. Та удовлетворенно хмыкнула и стала водружать егона голову. Откинула от лица кудри – из золотистой копны вдруг высунулось что-то такое маленькое, остренькое… Рожки! На голове у старухи торчали аккуратные, почти козьи, черненькие рожки. В обалдении Анечка отвела глаза, взгляд упал на замеченный ею раньше хлыстик с кисточкой. Да это же хвост! Рожки, хвост, а каблуки-шпильки вполне могут сойти за копыта… Страшная морда…
– Да вы черт! – завопила Анечка, позабыв о приличиях.
– Скажешь тоже, – фыркнула старуха. – Во-первых, я – это она, то есть в лучшем случае чертовка. Я она и есть. Агриппина Вампирелла Тринадцатая. А черт – это мой внучек. Он тут, между прочим, самый главный. Так что изволь слушаться, а то…
Что именно а то, она не договорила. Анечка, пребывая в ошарашенности от собственной догадки, послушно вышла вслед за чертовой бабушкой из окна, подошла к мотоциклу. Так же послушно уселась позади нее на кожаное сиденье. В голове прыгали дурацкие мысли.
«Ну да, я же сама сказала – к чертовой бабушке! И вот – пожалуйста. Значит, туфли… Хотя это бред, такого не может быть, я просто выпила чего-то не того, вот и мерещится… Да, а как ты в этих туфлях по всей Москве носилась, куда хотела – тебя не волновало? Вот и допрыгалась. И этот, в магазине…» Тут Анечка вспомнила в подробностях сцену покупки туфель и перепугалась окончательно. «Я же палец тогда… И кровью… А денег не заплатила. Так и во всех сказках было – черт велит подписаться кровью. А я еще радовалась, как дура… И что теперь делать? Как отсюда выбираться? Отсюда… Интересно, я уже в аду или где?»
Как должен выглядеть ад, Анечка, впрочем, никакого представления не имела. Некогда ей было задумываться о таких вещах. Вроде бы, там должны быть какие-то котлы, где черти грешников жарят… Анечка оторвалась от раздумий и огляделась – чтобы сориентироваться на местности.
Никаких котлов, жаровен и грешников в обозримой близости не наблюдалось. Наоборот – все было исключительно прилично, если не считать их с бабушкой и мотоциклом. Они неслись с дикой скоростью и не менее диким ревом, насколько Анечка успела разглядеть, по чистым и аккуратным улочкам чего-то вроде коттеджного поселка где-нибудь на Рублевском шоссе. Светлые домики, зеленые садики, черепичные крыши… Дорогие машины на улицах… Все было исключительно благообразно.
«Нет, не похоже на ад, – решила она. – Уж, скорее, Америка какая-нибудь». Тут, словно в подтверждение, на горизонте замаячили силуэты высоченных домов. «А вот и небоскребы», – обрадовалась Анечка своей догадке.
Небоскребы приближались, нарастая. И что-то было в их силуэтах такое, мучительно знакомое. Анечка пригляделась…
– Да это же Близнецы! – вдруг осенило ее. Действительно, кому теперь незнакомы очертания двух башен-близнецов, бывших символов американского величия, погибших в огне… И тут она испугалась по-настоящему.
В состоянии ступора Анечка не заметила, как мотоцикл замедлился, развернулся, затормозил. Чертова бабушка соскочила с него и, не снимая шлема, кинулась куда-то вперед и вбок. Поневоле проследив за ней, Анечка успела заметить, как та исчезает в стеклянных дверях стоящего неподалеку здания, до боли напоминающего своим видом обыкновенное городское кафе.
Оставаться в этом странном пугающем месте с близнецами на горизонте совершенно одной было немыслимо, и Анечка кинулась вслед единственному знакомому существу, будь то хоть чертова бабушка.
За дверью действительно оказалось кафе. Бабушка сидела за столиком неподалеку от двери и мило чирикала с еще какой-то старушенцией в темно-коричневом шерстяном пиджаке, тоже, наверное, чьей-нибудь бабушкой. Кудри у той были иссиня-черные, а на носу красовались солнечные очки, но возраста вся эта красота не скрывала.
«Очочки – от Ральфа Лорена, а пиджачок – Шанель», – автоматически оценила Анечка новенькую, подходя к столику и вежливо кивая старухам. Почему-то встреча с произведениями знакомых дизайнеров ее несколько успокоила. Наверное, и тут можно жить, если даже старухи вон как одеты.
– Так, – вдруг услышала она резкий голос «собственной» бабушки. – А тебя кто сюда звал?
Анечка не нашлась, что ответить.
– Иди к мотоциклу и жди меня там, – был приказ.
Анечка безотчетно повернулась и направилась к выходу. На пороге ее охватила такая злость, что даже давешний страх позабылся.
– Какого черта! Чего ради я должна слушаться дурацкую старуху? Жди ее! Возьму и уйду – что меня держит? Как-нибудь и без нее не потеряюсь.
Но не тут-то было. Выйдя на улицу, Анечка попыталась направиться в противоположную от мотоцикла сторону, но с удивлением обнаружила, что собственные ноги не слушаются ее. То есть ну абсолютно. Не идут. Не двигаются с места. Она развернулась – и о чудо: идти к мотоциклу оказалось ничуть не сложнее, чем всегда. Анечка развернулась снова – история повторилась.
Очевидно, дело было в проклятых туфлях. Мерзкая парочка выполняла приказ хозяйки. «А вот я вас сейчас», – Анечка тряхнула правой ногой, пытаясь скинуть предательский башмак. – «Хоть босиком, но уйду». Туфля не стряхивалась. Анечка дернула ногу сильнее – эффект тот же. Левую – то же самое.
– Ну ладно! – Она подошла к мотциклу, оперлась о седло и взялась за туфлю руками. Тщетно. Туфля, казалось, приросла к ноге, так, что когда Анечка попыталась сдернуть ее, приложив все возможные усилия, между туфлей и пяткой выступила капелька крови, а ногу пронзила резкая боль. Снять туфли было невозможно. Анечка стала пленницей.
Так она и осталась в плену – то ли у чертовой бабушки, то ли у туфель, то ли у собственной дурацкой судьбы. Жизнь получилась несладкая – прелестная Агриппина гоняла ее в хвост и в гриву, заставляла выполнять миллион дурацких требований, из которых одно часто исключало другое, изводила издевками и попреками, называла обидными прозвищами и почти никогда не оставляла одну. Анечке приходилось сопровождать ее практически повсюду – а чертова бабушка вела исключительно активный образ жизни. Встречи с разнообразными приятельницами, многочисленные посиделки в кафе, все и всяческие приемы… А парикмахерская, массажный кабинет, маникюрный салон… Анечка ожидала хозяйку, сидя под дверью на мотоцикле, или где-нибудь в уголке незнакомой прихожей, и искренне недоумевала, ну почему нельзя было оставить ее просто дома. Пусть даже заставить, как Золушку, разбирать какой-нибудь горох…
Но гаже всего были здешние вечеринки. «Парти», – так это здесь называлось. Это значило, что где-нибудь в баре, или зале, или другом заведении, собиралось под сотню-другую всевозможнейших – а уж у Анечки была возможность наглядеться – существ и воплощений. Музыка – гулкая и одуряющая, выпивка, танцы – такого и во сне не приснится, любой Босх отдыхает. Вот уж действительно когда поверишь в адские кошмары. На фоне всего этого бабкины домашние заморочки были просто детскими играми. Отсидеться на мотоцикле тут не получалось – Анечка непременно должна была принимать участие в развлечении. Обнести гостей подносом с бокалами, подать очередному монстру пальто, а то и сплясать порой с каким-нибудь подвыпившим гостем… После подобных «парти» Анечка несколько дней чувствовала себя разбитой и как бы несуществующей, а повторялись вечеринки раза по два в неделю. Как-то, не выдержав, Анечка попросилась все же остаться дома, и получила в ответ:
– Не сочиняй! Устала она! Можно подумать, ты у себя чем-то другим занималась… Я наоборот стараюсь тебя развлечь, так что быстренько – собралась и поехали!
Единственные передышки выпадали Анечке только тогда, когда в гости приходил внук. Да-да, тот самый, из главных чертей. Это случалось нечасто, сопровождалось старухиным радостным возбуждением и вдесятеро больше обычного суетой по дому. Зато потом, когда долгожданный гость наконец приходил, Анечку туряли с глаз долой, и она могла тихо посидеть в каком-нибудь дальнем уголке дома, размышляя о своей жизни и отковыривая туфли от ног. Оба занятия, впрочем, были в равной мере бесперспективны.
Внук же чертовой бабушки, надо заметить, был достатчно симпатичным для своего происхождения и занимаемой должности. Особенно если сравнивать со всем тем, что приходилось на тусовках встречать… Анечка еще в самый первый его приезд, снедаемая любопытством – интересно же, в конце концов, ради кого старушка так суетилась, это ей было свойственно мало – не ушла сразу с глаз долой, а подглядела из-за двери.
Внук приехал на изящной спортивной машине-кабриолете. Был одет в костюм светло-серого цвета. Росту был небольшого, сложения хрупкого. Хищный нос с горбинкой, очки в тонкой оправе, бородка-эспаньолка. Аккуратные руки с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Вообще, если бы не хвост, который изящно висел вместо трости на сгибе локтя, да не рожки, торчащие среди кудрявой темной шевелюры, черт был бы похож то ли на бизнесмена-олигарха, то ли на мафиози из высших кругов, что часто, впрочем, бывает одним и тем же. Правда, приглядевшись внимательнее, Анечка заметила, что глаза за стеклами очков были черными и сплошными. В этой черноте только иногда просверкивала красная искра, освещая все лицо зловещим отсветом. А так – вполне обычный чувак, даже и не скажешь, что черт.
С бабушкой черт разговаривал тихо и ласково, соглашался со всеми ее требованиями и придирками, уговаривал не волноваться. Она и к нему прдиралась, воспитывала, ругала за что-то – это было ее натурой. Что были у них за дела, Анечка не вникала. Слушая краем уха отголоски родственных бесед, она вдруг вспомнила собственную бабушку – было что-то общее в этом воспитательном тоне. Чуть не заплакала – как там она? Ведь переживает, наверное, за внучку, плачет ночами. И денег – она мало оставила в последний раз, хорошо бы, мать догадалась подвезти. И вообще, черт возьми, фиг ли она возится здесь с посторонней бабушкой, когда у нее есть своя. Пусть тут внучек старается! Так бы ему и сказать…
Сказать внучку хоть это, хоть что другое никакой возможности не было. Чертова бабушка почему-то старательно оберегала его от прямых контактов с Анечкой, отправляя ту из комнаты всякий раз, когда машина внучка только появлялась в садовом проеме. Разве что иногда удавалось столкнуться в прихожей – черт принципиально не пользовался окном, но и там было не до разговоров, вежливый кивок под пристальным бабушкиным надзором, и все. Но однажды, когда дорогой внучек уже пришел и сидел за чаепитием, заверещал бабушкин мобильник, и оказалось, что она записана на прием к специалисту, на это самое время, и доктор ждет… Очевидно, речь шла не иначе как о подтяжке лица, потому что вздорная старушка не стала спорить и переносить консультацию на другой день, чего вполне можно было от нее ожидать, а скоренько подхватилась, чмокнула внука, велела Анечке во всем ему угождать и скрылась за окном, только мотоцикл заревел.
Анечка вошла в комнату. Черт, продолжавший пить чай, скосил на нее глаз, но, явно решив, что большего внимания она не стоит, от чашки не оторвался. Анечка подошла к столу, уселась напротив и уставилась на внучка во все глаза. Почему-то, хоть она и знала, что он тут главный, страшно ей не было. Черт вблизи был даже, пожалуй, симпатичнее, чем из-за двери. Не было в нем ничего ни страшного, ни отталкивающего, скорее наоборот. У него был мягкий, интеллигентный вид. Анечка вздохнула – и решилась.
– Почему я здесь? – спросила она в лоб.
– Я тебя бабушке подарил, – ответил черт, даже бровью не шевельнув.
– Как то есть подарил? – Анечка, хоть и не пила чай, чуть не захлебнулась от возмущения. – А я? А меня спросить? Я не живая?
– Живая, – согласился с ней черт. – Потому и живая, что – подарок. Тут таких, заметь, не так много.
Анечке некогда было вдаваться в рассуждения.
– А как же можно живых дарить, – продолжала возмущаться она.
– А мертвых-то какой смысл? – хмыкнул черт. – Их тут и так полно.
До Анечки стало что-то доходить.
– Так я умерла, что ли?
– Ты – нет. Потому что я тебя решил так подарить, – терпеливо повторил черт. И поглядел ей в лицо – первый раз.
– А почему именно меня? – Анечка слегка сбавила тон.
– Не знаю. Бабушке хотелось чего-то… Забавного… Но не вредного. Праведника сюда не затащишь, грешников своих девать некуда, а ты… Впрочем, ты просто вовремя подвернулась.
– Так это ты мне туфли в магазине подсунул? – Анечка пристальнее вгляделась в лицо собеседника. И правда, было в нем что-то знакомое.
– С ума сошла? – Возмутился черт. – Я – в магазине! Ну, подшустрил там кто-то… Из молодых… У меня, знаешь, посерьезнее дела есть.
Они помолчали.
– А обратно мне можно? – Спросила Анечка, выдержав паузу.
– А зачем?
– Ну… У меня там жизнь… Работа… Друзья в конце концов.
– Подумаешь, друзья, – фыркнул черт. – И работа… Знаю я твою работу. Тут – ничуть не хуже. А друзья так даже и симпатичнее будут.
Спорить Анечке не хотелось, да как-то и аргументов подходящих не было. Она решила попробовать другой путь.
– Устала я тут, понимаешь, – произнесла она жалобно. – Тяжело мне.
– Это да, – согласился с ней черт. – Бабуля, она с характером, с ней не расслабишься. Я сам-то за час устаю, а уж если все время… Страшно подумать.
– Вот видишь, – обрадовалась Анечка такому пониманию. Кажется, дело тронулось. – А я все время. Помоги.
– Я даром не помогаю, – качнул головой ее собеседник. – Должна бы уж знать.
– Какое ж даром? – вскинулась Анечка. – Я сколько, считай, тут отпахала? Это авансом выходит.
– Н-да? – В голосе черта прозвучало сомнение. – А как ты попала-то сюда?
– Ты ж сам сказал – бабушке подарил.
– Это я знаю, – он досадливо махнул рукой. – Я спрашиваю – каким способом?
– Так вот же! – Анечка указала на свои туфли. Черт скептически оглядел их.
– Ну так что сложного? Сними их – и ступай себе на здоровье.
– Так они не снимаются.
– Ну покажи…
Анечка протянула в его сторону ногу. Черт брезгливо, кончиками пальцев, потянул туфлю за носок – она сошла с ноги так легко, будто и не прирастала никогда. Черт бросил ее на пол и вопросительно взглянул на Анечку – во второй раз.
– В чем проблема, я не понял?
– А вторую? – обрадовалась Анечка, почуяв близкую свободу. – Помоги вторую снять, а? Сделай доброе дело…
Это была ошибка. При упоминании доброго дела черт как-то весь напрягся, поджался и нахмурился. Туфля сделала скачок по полу и снова оказалась у Анечки на ноге.
– Нельзя. Мы этим не занимаемся. И вообще мне пора, засиделся я тут с тобой.
– Подожди! – Анечка вскочила вслед за ним. – Не уходи, не оставляй меня тут. Бабушка велела, чтоб ты ее дождался, – схватилась она, как за соломинку, за последнее средство.
– А, ну да, – черт снова уселся за стол. – Действительно, она просила. Бабушку нельзя огорчать. И поэтому – он махнул в анечкину сторону длинным пальцем, – я тебя отпустить не могу. Ты только подумай – она вернется, а я тут добрыми делами занимаюсь! Да она мне знаешь, что устроит!
Анечка судорожно соображала, что бы такое ему сказать, чтоб он все-таки снял с нее проклятые туфли. Надежда на избавление, несмотря ни на что, все-таки не покидала ее. Мысли скакали, как бешеные.
– Между прочим, – осторожно начала она, искоса следя за выражением чертова лица. – У меня тоже бабушка есть. Тоже, между прочим, строгая. А я ее так давно не видала. Да я появлюсь – она мне такое устроит за пропадание – почище твоей! Так что, если вдуматься, никаким добрым делом тут и не пахнет! И потом – твою бабушку нельзя огорчать, а мою можно, что ли?
– Ну я не знаю, – в голосе черта прозвучало что-то вроде неуверенности. – Бабушка, конечно… Но я так тоже не могу. Вот если б ты хоть душу заложила, что ли…
– Какую душу? – Анечка поняла, что надо ковать железо, пока горячо. – Давай, я не против.
– Да где она у тебя, душа-то? – Черт сморщился, как от кислого. – Ты и так, почитай, в аду. Будь у тебя душа приличная, ты б так легко сюда не попала.
– Ну, знаешь! Всему есть предел. Я тебе не навязывалась, ты сам меня со своими туфлями заморочил, а теперь душа моя ему, видите ли, не нравится! Не нравится – отпусти!
– Да не могу я так, – черт прямо взвыл. – Ты – бабушкина. Я тебя ей подарил. Подарки не отпускают.
– А если как будто я сама…
– Что – сама?
– Сама убежала…
– Умная такая. Чего ж ты раньше сидела? Бабушка нервная, но ведь не дура же. Я тут сидел, а ты сама вдруг убежала. Можно подумать! Вот если бы она – сама, тогда – да.
– Она сама убежала?
– Сама бы тебя отпустила. А так она обидится, а бабушку нельзя обижать.
Анечка погрустнела. Черт, похоже, оказался крепким орешком, не хуже бабушки.
– Отпустит она, как же. Она меня дома лишний раз одну не оставит.
– Вот видишь, ты ей нравишься.
– Мне от этого не легче.
– Конечно, не легче. Не нравилась бы ты ей, она бы тебя прогнала. Но меня, между прочим, она и вовсе любит – представляешь, каково приходится?
Снова наступила пауза. Анечка, почти простившись с желанной свободой, даже не знала, что теперь делать или говорить. И надо ли? Ей снова вспомнилась своя родная бабушка, почему-то не грустная, а сердитая. Вспомнилось, как бабушка воспитывала ее за очередную провинность:
– Вот, безотцовщина, опять поздно приходишь, опять пальто не одела. И вообще ты одеваешься черт-те как, на что это похоже?
Анечка тогда еще огрызнулась, дескать, нормально она одевается, и это вызвало новый поток бабушкиных эмоций:
– Я и смотрю – нормально! То-то тебя замуж никто не берет. До стольких лет дожила, а все одна да одна.
– Я не одна. У меня мальчик есть.
– Видела я! Разве ж это мальчик? Стыд один!
И что за мысли дурацкие в голову лезут? Ладно бы про бабушку, но про занудство ее… Хотя… Может, что-то в этом и есть. Бабушки-то действительно у них похожие…
– Слушай, а ты женат? – спросила она у черта.
Тот прямо-таки подскочил.
– Нет. А что? Тебе какое дело?
– А бабушка что говорит?
– Говорит, что пора уже. Что надо род продолжать, что, – тут он опомнился. – Нет, но тебе-то какое дело? Ты чего лезешь? Думаешь, я на тебе женюсь?
– А что? – хмыкнула Анечка. – Отличная идея.
– Совсем рехнулась? – завопил черт, утратив свое интеллигентное спокойствие. – Чего это я буду на тебе жениться? Ты на себя-то посмотри!
– Ну, – фыркнула Анечка, попав на привычную почву. – Ты, допустим, тоже не красавец, но это ладно. Я и сама, если хочешь знать, не больно-то и хотела, дело не в этом.
– А в чем? – подозрительно прищурился черт.
– Ты когда-нибудь с бабушкой кого-то знакомил? Ну, в смысле из девушек своих, или как они там у вас называются. Кто тебе, может, нравился, и вообще?
Черт заметно погрустнел. Анечка, похоже, попала в точку.
– Нет. Да. Один раз. А что?
– Она ей понравилась? Бабушке?
Черт промолчал, но видно было, что вспоминать об этом ему неприятно.
– О! – воскликнула Анечка. – Отлично!
– Не вижу ничего отличного.
– Да ты не обижайся. Смотри, что я придумала. Бабушка придет, а ты ей скажешь, что хочешь на мне жениться.
Черт заметно побледнел.
– Я? Жениться? На тебе?
– Да успокойся ты! – Анечку начала раздражать его недогадливость. – Сказала же – не собираюсь я за тебя. Ты ей скажешь – что она сделает?
– Я не хочу об этом даже думать! – твердо ответил черт.
– Ну, тебе она вряд ли что-нибудь страшное сделает, – махнула рукой Анечка, – сам говоришь, она тебя любит. А меня выгонит.
– Ну и что?
– Ну и то! Выгонит! Сама выгонит! Ты же говорил…
Черт начал вникать в ситуацию.
– Но это обман.
– Кто бы говорил, – усмехнулась Анечка.
– Хм. Да. Ну, вообще. А ты точно не…?
– Точно, точно, – успокоила его Анечка. – Мне еще карьеру делать, не беспокойся.
– Только ты сама ей скажи.
– Да легко, но мне она может не поверить. Ты тогда хоть головой кивай, что ли.
Видно было, как страх борется у черта с желанием поставить эксперимент на любимой бабушке. Все-таки, похоже, у них были какие-то свои, неведомые Анечке счеты.
– А что я получу от всего этого? – с сомнением спросил черт еще раз, скорее даже не Анечку, а будто бы сам себя.
– Избавишься от меня навсегда! – ответила Анечка твердо. И добавила со значением, – А то я еще и передумать могу…
Черт быстро закивал головой, соглашаясь. Издалека послышался рев мотоцикла.
Бабушка ворвалась в комнату через окно.
– Ну, как ты тут, дорогой? Не скучал? Видишь, а я быстренько. Фроська, – кивок в сторону Анечки, – не докучала тебе?
– Нет. – Черт встал. – Бабуль, я должен тебе сказать…
– Что, дорогой?
– Бабуль, я тут… Мы тут… – Он беспомощно оглянулся на Анечку. – В общем…
Анечка пришла ему на помощь.
– Ну, понимаете, мы с вашим внуком… Мы решили…
Глаза бабушки начали зловеще сужаться, и Анечка, чтобы успеть, бухнула, как в воду прыгнула:
– Он сделал мне предложение, и я согласилась!
– Это правда? – Бабушка гневно воззрилась на внука.
Тот, несколько изменившись в лице, неуверенно, но все же кивнул из-за анечкиного плеча.
И тут началось. После, с прошествием времени, Анечка даже не могла толком припомнить, что именно происходило в этой комнате. Сквозь зажмуренные от страха глаза она чувствовала, что над ней бушуют буря, молнии, гром и землятрясение, мебель летает по комнате, норовя спрятаться по углам, а стены трясутся. Отчетливо раздавались лишь вопли оскорбленной в лучших чувствах бабушки:
– В моем доме! Моего внука! За спиной! Мерзавка! Вон отсюда немедленно!
После последних слов Анечка ощутила, как воздух вокруг привычно завибрировал, раздалось знакомое: Ж-жж! на секунду заглушив другие звуки, а потом все вокруг загремело опять с новой силой. Выждав минуты три, она отважилась все-таки открыть глаза.
Кругом была полутьма, перебиваемая здесь и там разноцветными вспышками. Гремящий шум постепенно сложился в ритм – это была музыка. Воздух был сизым от дыма, пахло потом, табаком и чем-то дурманяще-сладким. Ногам было холодно. Глянув вниз, она поняла, что стоит на бетонном полу. Босиком. А кругом колышется, мечется, извивается в танце густая масса различных двуногих существ.
– Господи, опять парти? – пронеслось у Анечки в голове. – Только не это! Выходит, все было напрасно, и я…
Она не успела додумать. Чья-то рука хлопнула ее сзади по плечу. Она обернулась, предвидя худшее…
– Анька, привет! – Перед ней в полутьме всплыло отдаленно знакомое, слегка пьяное, радостно улыбающееся лицо. Она точно встречала этот персонаж раньше, но сейчас, оглушенная, не могла с ходу вспомнить, кто это – то ли оператор, то ли педераст. – Классно выглядишь! А без бареток – это сейчас самый отпад, да?
Так значит, все получилось! Она здесь, на земле, дома! Ура-ура-ура! От восторга Анечка подпрыгнула, обняла псевдооператора за шею и крепко расцеловала.
– Миленький! Ты! Как классно!
Тот ошарашенно пялился на нее, пытаясь проморгаться. Но Анечке было не до него. Она вернулась! Надо плюнуть на все, бежать скорее домой, к бабушке. Милая бабушка, ведь это она навела Анечку на спасительную мысль. И вообще – бабушка часто бывает права. Теперь она знает, теперь она будет внимательнее к старушке. Скорей, скорей…
Анечка завертела головой, пытаясь сориетнтироваться и найти выход. Где-то в дальнем углу мелькнуло что-то, похожее на свет выхода, она направилась было туда…
– Анька! Стой! Ты куда?
Она только рукой отмахнулась.
– Да постой ты! Я хотел тебя позвать – там, за столиком, все наши тусуют. Пошли, оторвемся.
Анечка остановилась Замерла на секунду, терзаемая сомнениями. Снова махнула рукой, повернулась и пошла с оператором к столику.