&nbsp;-------<br>|&nbsp;Библиотека iknigi.net<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Андрей&nbsp;Валентинов<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Сфера<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Андрей Валентинов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сфера<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Он спал.<br>
&nbsp;От Матфея Святое Благовествование.<br>&nbsp;Глава 8, стих 24.<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 октября 2002 года.<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1.45. A. M.<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отпускает, не заснешь… Такую музыку нельзя слушать часто, исполнять, наверное, тоже. Запись… Полвека назад, многих уже нет, лишь голоса остались. Но отчего голоса? Может, все они в каком-то ином мире, Великой Вселенной «St. MATTHIEU BWV 244»? Я в ней лишь гость, а они все там, навсегда, навечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не заснешь… Надо ли уходить туда, во Вселенную Сна? Очумелые прогрессивцы предлагали устранить сон. Треть жизни, сколько леса повалить можно! Супер-Оруэлл, Обер-Хаксли: никто не спит, все строят, строят, строят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда засыпаешь, слышишь песню. Такое только со мной или… Все разные, непохожие – люди, миры, Вселенные… Тронуть сон – богоборчество: Он тоже спал. Какой это номер? Choral «Herzliebster Jesu», третий, сразу после Нагорной? Не помню, засыпаю, засыпаю… И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его… Плавать во сне – скверно… Разбудили Его и сказали: Господи! Спаси нас, погибаем! Восьмая глава Матфея. Маловеры, маловеры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если даже Матфей не понял Его? А если дела, которые Он вершил во сне, были куда важнее?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Мертвый сад<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: 9’52) [1 - Подзаголовки глав – согласно номерам «Страстей по Матфею» Иоганна Себастьяна Баха (St. MATTHIEU BWV 244).]<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака? Здесь нет никакой собаки!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темно… Совсем темно, даже забор – тот, что на другой стороне улицы, – не разглядишь. Кажется, штакетник, некрашеный, старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грузовик стоит у самого забора, за ним – темные кроны яблонь (точно знаю – яблонь), острая крыша двухэтажного дома. Там я бывал, но сегодня мне не пройти темной аллеей, не подняться на обложенное красной плиткой крыльцо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В тот дом я обычно попадаю иначе – прямо на веранду. Она небольшая, меньше, чем я ее помню. Комнаты… Их должно быть три, но прошлый раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам не сюда. Нам напротив, где за нашими спинами другой забор – железный, кованая решетка. Нам… Как ее зовут? Имен я почти никогда не знаю, а вот лица порой вижу. Но не сегодня, сегодня слишком темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За коваными воротами – тоже сад. Там совсем мрачно, только вдали неярко горит огонек. Обыкновенная лампочка, но все-таки светлее. Там, кажется, дом… Да, там дом, мы у дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заперто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом флигель, рядом – летняя кухня, там тоже горит лампочка, совсем маленькая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заперто. Не пускают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придется уходить. В мертвом саду мы не одни. Опасно! Земля под ногами начинает шевелиться, проваливаться знакомыми ямами – неглубокими, поросшими высохшей травой… Но это не кладбище, тут не должно быть могил! Просто сад, ночной сад, где нам надо переждать ночь, обыкновенный сад, к тому же лето…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не лето – осень. Поздняя осень, хотя совсем не холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как ее зовут? «Здесь», в моем мире, почти не бывает имен. А если и бывают, их не слышно. Кажется, на ней штормовка, на мне тоже…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Палатка? Ну конечно, можно поставить палатку, за деревьями стоят две – маленькие, брезентовые. Вот и место удобное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я не заметил? Яма! Могила, я точно знаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Почему могила? Потому что темнеет? Могилы появляются только в темноте. Но ведь это просто сад!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, пока – лишь сад, мертвый сад за высокой железной решеткой. Но земля меняется, горбится неровными холмиками. Все-таки кладбище, правда, старое, заброшенное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно уйти – туда, где деревья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем мы приехали? Добирались на грузовике – помню точно. Мы из города, нам нужно было напротив, где штакетник, но вокруг оказалось слишком темно. К тому же сейчас там тоже кладбище, я знаю, даже вижу отсюда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходим! Если бы нам разрешили переждать ночь возле летней кухни, где сейчас собралась компания! Веселятся, играют на гитаре… Но ведь нас не пускают? Почему? Там безопасно, там не горбится земля, не проседает старыми могилами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Оборачиваться нельзя! Нельзя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего мы снова здесь, на старом кладбище? Ямы стали глубже, земля уходит вниз, вот-вот оттуда, из глубины, проступят черные, сгнившие доски, ноздри забивает тлен.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я не заметил? И она не заметила? Двое все время шли за нами, не отставая, они и сейчас рядом, они – самое страшное, что можно встретить в мертвом саду, они – Смерть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, мы сделали правильно. Все сделали правильно, иначе бы сами погибли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трупы надо спрятать. Скорее спрятать! Это нетрудно, у нас есть лопата, яму можно вырыть тут же, у старых могил, никто не заметит. Трупы холодные, очень холодные – и очень тяжелые, запах тления стал сильнее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему я не видел могильный холм? Свежий, насыпали совсем недавно! И памятник – каменный, приземистый.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее! В полночь нас будут искать, в полночь выгуливают собаку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Отчего в полночь? Откуда собака? Тут нет никакой собаки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо спешить! Один труп, совсем тяжелый, закопаем неподалеку, рядом с палаткой. Второй отнесем за деревья, где тропинка, именно там нас будут искать. В полночь появится собака, за нами придут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака найдет трупы! Знаю – найдет, для этого ее и приведут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глубже, еще глубже. Земля сырая, даже не земля – песок, мокрый грязный песок, в ноздри шибает запах тлена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй труп туда, за кусты. Тяжелый, поднять нельзя, можно только волочь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ее лицо. Жаль, в темноте не увижу лица. Молодая, старая? Отчего мы ехали в грузовике? Мы не были знакомы там, в городе, встретились совсем недавно, нам обоим очень надо в дом под острой крышей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем темно! В доме, наверное, выключили свет. Скоро полночь, надо успеть, в полночь появится собака.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука… Почему рука не желает уходить под землю? Закаменевшая черная рука со скрюченными пальцами? Яма глубокая, копать легко, тут клумба, из серой земли дыбятся засохшие цветы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Земли! Больше, еще больше, с верхом! Надо засыпать пальцы, они все время лезут вверх. Сейчас рука исчезнет, и все будет в порядке. В полночь нас найдут, мы вместе дождемся рассвета, тогда земля станет ровной, запах тлена сменится острым духом свежей травы. Правда, теперь осень, трава желтая, но утром всегда свежо, утром исчезают могилы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так! Отряхнуть землю со штормовки… Лопата? Где лопата, ее надо отбросить подальше, в самую темень, но вначале оттереть штык от земли.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успели! Мы возле летней кухни. Теперь нас не прогоняют, играет гитара, лампочка горит ярче. Отчего мне казалось, что вокруг осень? Конечно же, лето! Скоро настанет утро, ясное утро, я снова окажусь в городе, на широком проспекте, где стоят пустые троллейбусы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дом нас не пустят. Все-таки не пустят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я ошибался. Осень! Летом не бывает такой темноты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не оборачиваться!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жалко, едва различаю слова. Так и бывает ночью – звуки скользят мимо, тьма скрывает лица. Сколько их? Кажется, пятеро, они нас нашли, предлагают развести костер. Значит, темнота отступит, мы досидим до утра, потом я попаду в город. Хорошо, если попаду утром…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака! Не страшно, просто кто-то решил выгулять собаку.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы зря пошли туда, на старом кладбище, слева у палатки? – труп! Который мы зарыли первым. Он лежит совсем не глубоко, песок присыпан листьями, но его легко разрыть, очень легко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем нам ставить палатку? Ведь совсем не холодно, лучше распалим костер, досидим до утра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет! Здесь нельзя ставить палатку, нельзя рыть ямы, нельзя стоять рядом! Уходить, уходить, скорее, иначе земля заскользит вниз, покажется черная рассыпавшаяся крышка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда гроб? Мы зарывали труп без всякого гроба, но я его вижу, до гнилых досок – всего несколько горстей песка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет! Тут нельзя ставить палатку, это же кладбище, смотрите! Как тогда, на Мангупе, помните? Мы свернули на поляну, на круглую красивую полянку, и я хотел ставить палатку, но кто-то увидел такие неглубокие ямы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего, скоро утро!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Аллея, деревья по сторонам, засохшие цветы. Цветы? Но ведь здесь мы закопали!.. Рука!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему собака роет землю? Зачем ей рыть? Надо сказать остальным, надо уходить… Уходить! Собака роет, значит, пора уходить, иначе не успеть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хорошо, что на нас не смотрят, смотрят на собаку, она нашла, все столпились вокруг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходим! По аллее, к воротам, к узорной железной решетке. Там тоже тьма, но там нет собаки, там нас не найдут, только бы не…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука! РУКА!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Город<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’03)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда город смотрится лучше всего. Удачнее не придумать: весь как на ладони – огромный, залитый утренним солнцем. Диск прямо подо мною. Тоже огромный, острый, ярко-белый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Диск я вижу редко – только в такие дни. Он точно посреди города, бетонный, вросший одним краем в земную твердь, другим же врезающийся в синее утреннее небо. Снизу его трудно заметить, к полудню Диск исчезает, заволакивается туманом. Значит, повезло. И не только потому, что забрался под самое небо. Утро – как давно его не видел! Хорошо бы спуститься вниз, на пустые улицы, пройтись не торопясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но спешить не стоит. Утро быстро кончается, особенно если начинаешь спешить. Синева сменяется скучной белизной, улицы заполняются толпой, наползает вечерняя дымка. Спешить некуда, тем более утро сегодня особенно пронзительное, светлое. Такое утро – маленький подарок, мир, который «здесь» словно собрал последние силы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Думать о таком не стоит, иначе начнет темнеть. Лучше просто смотреть на город, он весь подо мною, до самого горизонта. Вторая закономерность – чем выше, тем лучше. Высота – всегда свет, глубина же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давно, очень-очень давно я не боялся кладбища, даже ночью. Меня пугала глубина. Много раз я оказывался на краю огромной ямины, целого стадиона, врытого в землю. Всюду был лед, а в самом центре, вросший в закаменевшую землю, лежал Он. Страх был похож на волка, но я знал: Он не волк – и не мертвый. Он лишь затаился, поджидая меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я убегал, Он мчался за мной, мы бежали между могил, между черных гранитных надгробий, аллеи уходили вниз, вниз, вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да, немного иначе. Город часто меняется, особенно ближе к вечеру. Никакой мистики – город, который «там», тоже разный. Когда я-неспящий иду на работу, улицы одни, когда обратно – немного другие. Так и «здесь». Дальние кварталы – те, что прямо передо мною (восток? восток, точно!), лучше всего видны утром. Там широкие проспекты, там не бывает зимы, там стоят пустые троллейбусы, на которых так и хочется прокатиться. На востоке не был давно, все не складывается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однажды попал туда прямо из Туннелей. Здорово! После угольной тьмы – под яркое утреннее солнце. Тогда я катался в троллейбусе в последний раз. А что было в Туннелях? Наверняка погоня. Конечно же, погоня – узкими коридорами, через пустые залы, через маленькие комнатки, освещенные неверным желтым светом. Я ушел. Я всегда ухожу, почти всегда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Центр меняется редко: гигантская колба площади, Здание, главная улица… А вот в кварталы, что прямо подо мною, попасть можно лишь днем – или ранним вечером. Днем чаще всего бродишь между серых «сталинских» пятиэтажек. Там тихо, никогда ничего не случается, а чуть позже можно спуститься вниз, к бесконечной трамвайной линии. Тут уж не плошай – попал, значит, наверняка начнется. Сколько раз приходилось уходить проходными дворами, по чердакам, даже по крышам! Но это хорошие погони, даже если совсем стемнеет. Всегда можно убежать (как и в Здании), главное же, там нет кладбища. Правда, один раз было – прямо на улице, ведущей на запад (запад, точно!), к знакомому двухэтажному дому с острой крышей, окруженному яблоневым садом. Слишком быстро стемнело, и я поздно заметил, как земля уходит вниз. Улица проваливалась, превращалась в ров, в пропасть. Тогда я не успел – и выпал прямо на асфальтовую площадку у кладбищенских ворот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще – там очень часто бывает зима. Зима или поздняя осень. А вот лето – никогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, начинаю спускаться? Ничего не поделать, утро когда-нибудь кончается.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот север (точнее, северо-восток) отсюда почти не виден. Там вообще лучше всего бывать вечером, когда ходят автобусы. На севере находится мое любимое кафе. Впрочем, это не совсем кафе – гостиница, где я ночевал несколько раз. На первом этаже – огромный бар, несколько ярко освещенных залов. В тех местах почти всегда безопасно – зато каждый раз что-нибудь да приключится. Можно даже в соседний город заехать, но не всегда. К соседям чаще попадаешь по главной улице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот она, главная! Она никогда не меняется, на ней почти всегда люди, даже в такое утро. Впрочем, утром туда трудно попасть, разве что с главной площади, когда кончится ночь. А чуть дальше – мой дом, немного на юг – школа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зря о школе вспомнил! Это почти как кладбище, там я бываю чаще всего вечером и… И ничего хорошего не случается. Да и что хорошего может быть в школе? Так что ее вспоминать не стану, лучше погляжу на север, туда главная улица и ведет. Там интересно, там всегда появляется что-нибудь новое: поселки, куда ведет избитая грунтовка, странный институт, окруженный запущенным парком. Но главное – море. Оно не очень далеко, главное – проехать первые километры, а дальше дорога начинает идти на подъем, земля горбится, покрывается темно-зеленым лесом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди гор тоже бывает опасно. Но – редко. А вот у моря вообще ничего плохого случиться не может. Конечно, бывает шторм – и очень часто бывает. Случается, волны закрывают весь горизонт, катятся к беззащитному берегу, давя и сминая покорную твердь. Но – это не мой страх. Всегда можно подняться на гору, к небольшим домикам под красными крышами. Темное гремящее море остается внизу, наверх долетают лишь мелкие холодные брызги. А когда придет Большая Волна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не хочется смотреть на шторм, можно свернуть чуть в сторону, к заливу. Там всегда тихо, там лес и дорога в горы, по ним можно ходить целыми неделями. В тех местах я тоже не бывал очень давно. В последний раз пришлось искать дорогу возле речушки. Скалы у берегов там красные, и дно тоже красное. А совсем далеко, за горным хребтом, есть небольшой поселок, но туда лучше не попадать. На его улочках всегда сумрачно, в дома не пускают, а вечер наступает особенно быстро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восток – раннее утро. Запад – день и вечер. Север – день и море. Центр – вечер и ночь. Юг… Сегодня ничего не вспоминается о юге. Там, кажется, река…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот, я внизу, на асфальте! Утро еще не кончилось, однако небо побледнело, синева почти исчезла, даже облака появились. Где я? Главная улица за спиной, справа школа, чтоб ей провалиться, слева – мой дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не пойду! Именно сегодня понимаю – нельзя. С каждым разом все меньше хочется идти домой. Разрытый двор, перекопанная улица… Нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не вспоминать, не вспоминать! Дел и так хватает. В неспящем мире приходилось, помнится, читать, будто во сне никогда не видишь работу. Как ни странно, чистая правда. Но с важным уточнением – не видишь работу нынешнюю, на которую приходится ходить «там».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сегодня никак не мог заснуть. Задержался в Сумеречной зоне, даже смог запомнить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюда! Эта улица мне не очень нравится, тут всегда то ли туман, то ли пыль. И еще трамваи… Не люблю трамваи! «Здесь» на них езжу очень редко, только если попадаю в западные кварталы, особенно ближе к ночи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На работу «здесь» ходить ни к чему, я даже не очень помню, чем я-неспящий «там» занимаюсь, но дел всегда по горло. Вот, скажем, сегодня… Ну конечно, потому я и оказался на этой улице! Нужный дом совсем рядом, я его вижу. Там, правда, рухнул лестничный пролет (подъезд огромный, темный – и очень пыльный), но подняться все-таки можно, если идти по самому краю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Бабушка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Сhoral: 1’10)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, бабушка, мне-неспящему – тому, кто «там», – кажется, что я разгадал тайну сна. Все очень просто! Физические воздействия, внешние и внутренние, оформляются сознанием в нечто знакомое и понятное. Такое можно даже заметить, иногда сознание запаздывает, и тогда… Вижу, к примеру, несколько рядов горящих шаров, просто так горящих – в черной пустоте. Бог весть, отчего! Может, какой-нибудь сосуд в мозгу запульсировал. Я не врач, да и врач такого не объяснит. Итак, вижу ряды светящихся шаров – и вдруг они превращаются в зал заседаний, такой большой, где скамейки амфитеатром. Изображение как бы натянули сверху, словно пленку. Все как наяву, там тоже существует Нечто вокруг нас. Органы чувств это Нечто воспринимают – и оформляют в привычные картинки… Точно материя по Ленину! Если коротко: сознание во сне пытается оформить и осмыслить подсознательное, то самое «Оно». А «пленка» откуда берется? Да из воспоминаний, из привычного! Вот мне наш дом в поселке часто снится – двухэтажный, с «фонариком» наверху. Штакетник, яблони… Но каждый раз иначе. Внутри, где комнаты, зал появляется, за домом – сараи, их тогда в помине не было. Я тоже подумал – вдруг они СЕЙЧАС «там» стоят? Стоят – а я их «здесь» увидел?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никакая это не разгадка. У Диккенса… Да, бабушка, прочитал всего Диккенса, как ты и советовала. Ты права, по-настоящему его можно понять только после тридцати. Ты его в войну, в эвакуации, читать стала, правда? «Рождественские сказки» помнишь, там, где мистер Скрудж беседует с призраком? Мол, ты не призрак, а лишь мой сон, порожденный плохим пищеварением. Мне, когда я не сплю, тоже кажется, что все просто. Лег на левый бок (я не могу спать на левом, помнишь?), положил кулак под сердце – и конец, вижу могилы с гробами и курю на собственных похоронах. Страшновато, конечно. Это была моя первая Смерть, из тех, что помню. Остальные забылись, и хвала аллаху, а тут все перед глазами – могила, гроб, я сижу рядышком и дымлю сигаретой. Положено напоследок! Бред, конечно, но как вспомню!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Согласен, кулак под сердце класть не стоит. И слишком тепло укрываться тоже – сразу кладбище увидишь. Но это частные случаи, мы с тобой, бабушка, оба историки, привыкли к системе, к анализу. Допустим, физическое воздействие вызывает физическую же реакцию, которая осознается мозгом и оформляется в нужных картинках… «Пленка» натягивается, совершенно верно. Мне хорошо – я вижу утренний город и катаюсь в пустом троллейбусе. Плохо, кулак под сердцем – просыпаюсь в холодном поту и спешу включить свет. Но ведь это объясняет не все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот, скажем, Киев. Мне Киев стал сниться, когда я в нем еще не бывал. Да и не знал я, что именно Киев, я во сне почти никогда не слышу названий. Ты, бабушка, когда в Киеве жила, только до войны? Конечно, и в 1943-м тоже, помню… Так вот, вижу я костел, приметный такой. Типичная псевдоготика конца XIX века. Огромный – и весь в лесах. Мне он часто снился, даже интересно стало. Обошел я кругом, во сне, конечно, осмотрелся. А там целый квартал такой готики. Дома трехэтажные, окна стрельчатые. У нас похожие на Московском проспекте есть, их немцы пленные строили. Я еще удивлялся, отчего такое снится? А потом в 1987-м попал в Киев – и надо же! Улица Красноармейская, костел бывший, где теперь органный зал. И дома точь-в-точь! И что самое любопытное – все только что отремонтировано. Значит, когда костел мне снился, он и был в лесах!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, хорошо, совпадение. Нам снятся тысячи снов, по теории вероятности и совпасть может. Но вот случай второй, не такой приятный. Кладбище – не то, которое обычно вижу, где церковь. И не ночью. Ясный день, ворота – и спуск. Причем страшно не было, ведь светло. Вот я и удивился, где же такие кладбища бывают – налево склон, направо склон, а могилы вроде как террасами? Совершенно верно, Байковое кладбище в Киеве. Когда туда впервые попал – только руками развел.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, нет, вещие сны никогда не снились – даже с четверга на пятницу. Хотя… Вещие не вещие, но иногда «здесь» случается то, чего «там» еще не было. Если сон отражает – то чему отражаться? Может, все происходит вообще неведомо где, а «там» и «здесь» – лишь тени, как в пещере Платона? Так что сон не только от яви зависит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А порою смешно бывает. Зайдешь в букинистический, наберешь книг, а потом просыпаешься… Нет, не так! Еще не просыпаешься, еще на грани, которая между. Ее не всегда замечаешь, но она есть. Эта грань – нечто особое, непонятное. Сумеречная зона, как в кино. Не сон, не явь… Так вот, просыпаешься – и пытаешься сообразить, как книги туда, в неспящий мир, пронести. А когда понимаешь, что не удастся, что они «здесь» и останутся, так обидно становится!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, Киев – ладно, хотя я не только Киев видел. Но если сон – только реакция организма с «пленкой» наверху, отчего я вижу не просто картинки, а вполне нормальный мир? Самый обычный мир – пусть и другой? Причем вижу его много лет, почти сколько себя помню. Вижу, и он особо не меняется, а если меняется, то не больше, чем который «там». Отражение реального мира? Тогда отчего «здесь» свои законы? Скажем, темнота и свет. Темнота – почти всегда плохо. Темнота – Смерть. А наяву я темноты совершенно не боюсь!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Допустим, темнота снится, когда мне-неспящему плохо. И наоборот, так? Но отчего темнота наступает постепенно? Если не разбудят или не проснусь сам, ночь все равно придет – как и наяву? Как видишь, «здесь», во сне, время тоже существует. И солнце встает, и вечер наступает, просто «здесь» не всегда день начинается с утра. А разве может сотни раз сниться один и тот же город, одни и те же дома, люди? У меня «здесь» свои друзья, я с ними знаком много лет. Это не кулак под сердцем, не жаркое одеяло – и не лишняя рюмка. Нет, бабушка, если выпью, то ничего не вижу, лишь какие-то обрывки. Сюда я, во всяком случае, не попадаю. Пьяный – всюду пьяный. И когда больной – тоже. Я, когда сплю, боль не чувствую – вижу, она яркая, оранжевая…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Тяжелый год, давно такого не было! Поганый! И когда даже во сне плохо, мне «там» совсем скверно становится. Даже не знаю, чем помочь, «здесь» многое решить можно, но этого не перенесешь в явь, как и книги из букинистички. Кстати, случается и наоборот. Когда «там» совсем плохо, «здесь» почти всегда светло. Вроде защитной реакции. Знаешь, у одного писателя… Жаль, фамилию сейчас не вспомню! У него есть роман про мир, существующий параллельно нашему. Этот мир чуть меньше, зато не такой шумный, не такой страшный. Так и сны – они вроде убежища, и хорошо, когда в убежище светло… А вот взять бы – и придумать искусственный сон! Не наркотический и не тот, что от психотропов. И не гипноз, а вот нечто… Если бы я знал!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Конечно, «там» о снах книги сочинять не приходится, работа, сама знаешь, у меня совсем другая. Но ведь интересно! Очень интересно! Тот… То есть не тот – я, конечно. Я-неспящий, если совсем точно, весьма-а-а самоуверен. Даже опыты ставлю… Ставил – потом я это занятие бросил. Не рассказывал? Это, бабушка, целая история. В свое время я здорово экстрасенсорикой увлекался. Не смейся, не смейся, кое-что даже получалось, но когда я попытался пробиться «сюда»… Так что дело это я оставил, но кое-что все-таки понять смог. Я и сны иногда записываю, пытаюсь понять, КТО их выдумывает? Это и «здесь» интересно, а уж «там»! Диалоги, к примеру. Я не всегда различаю слова, «здесь» они не очень и нужны. Но вот когда начинаю понимать… Я никогда так не напишу! Не-е-ет, не все так просто, не в кулаке под сердцем дело! А что, если мое сознание, если я, который «здесь», связан… Не знаю, даже с кем или чем – с другими людьми, с ноосферой, прости господи, что помянул? А что? Вдруг Вернадский прав? Разум образует Сферу, причем не только разум живых, не только бодрствующих? Сфера сна – и я ее часть? Отсюда и Киев, и чужие слова, и незнакомые люди… Отчего бы и нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Погоня<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’36)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вверх! Через забор, через сад, через старую скрипящую калитку. За нею – подъезд, тоже старый, двери нет, остались лишь ржавые петли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не догоните! Меня нельзя догнать, особенно днем, когда светит солнце, особенно на улице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ведь я в подъезде, тут темно, темнеет с каждым мгновением. Значит, снова вверх, там квартира, мне откроют, выберусь из окна прямо на крышу сарая. И – по улице, к следующему двору, там тоже подъезд, но проходной, а дальше еще двор – и снова улица, но широкая, людная, по ней ходят трамваи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не догоните! Не догоните!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звонить? Нет, дверь открыта – ждут, здесь меня всегда ждут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Там», в неспящем мире, я бы наверняка спятил от такой жизни. «Там» я человек размеренный, не любящий стрессы. Странно, ведь что может быть лучше погони, когда уходишь, убегаешь, исчезаешь из-под носа, чувствуя на затылке чужое дыхание! И не так важно, кто там, сзади…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не война? Нет, не война, когда война, почти всегда вечер, во всяком случае, в городе.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двухэтажки кончились, вокруг огромные серые дома, пыльный асфальт, равнодушные прохожие. Это плохо – спрятаться негде, значит, надо бежать дальше, к главной площади, к Зданию. В Здании меня поймать невозможно, в нем сотни коридоров, тысячи комнат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но там слишком быстро темнеет, слишком быстро. Может, меня туда и заманивают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влево! Мимо проклятой школы, где тоже проходной двор, затем прямо, на улицу с трамваями – не ту, что осталась за спиной, другую, пыльную. Там есть где спрятаться, хотя бы в шестиэтажном доме, где рухнул лестничный пролет. Они туда не сунутся, там чужие никогда не бывают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в подъезде тоже темно? И в квартирах темно, там всегда вечер, всегда сумерки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Школа! Чтоб тебя, ненавижу! К счастью, сегодня в ней делать нечего, даже оглядываться не стану…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Там» я ненавижу бег, быстро задыхаюсь, ведь я курильщик. «Здесь» тоже курю, в кармане привычная пачка «Атамана», но… Но что может быть лучше погони? Тихими дворами, гулкими коридорами, долгими километрами трассы. Бегом, на автомобиле, на велосипеде, на мотоцикле… «Там» я так и не научился ездить на мотоцикле, а это очень просто!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жалко, ни разу не пришлось убегать по небу. Самолеты «здесь» летают очень редко, а самому подняться в воздух удается не всегда. Теперь я, наверное, не смогу взлететь. А если и смогу – зачем? Погоня кончится, а в небе сегодня делать нечего, налетался в прошлый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага, отстали! Они не знают город, как знаю я, особенно если день, ночью у них все козыри. Но до ночи далеко, успею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, тот, который не спит (я! я! я!), смог бы привыкнуть к этому миру? Разница невелика, тот же день, та же ночь, только время рваное. Время и пространство. Все может начаться где угодно и когда угодно, значит, надо быть всегда готовым. Конечно, здешний день – не такой, как «там», и ночь… «Там» ночь – всего лишь темное время суток, «там» опасна не она, а то, что в ней скрывается. «Здесь» же…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, лестница рухнула. Очень давно рухнула, я ее почти не помню целой. Но подниматься нетрудно, пара камней все еще торчит из стены. Если аккуратно, если не спеша… Погоня отстала, кроме того, в подъезд им не войти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давно тут не был! Прошлый раз попал сюда зимой, мы пришли целой компанией. Новый год? Нет, «здесь» ни разу не встречал Новый год. Просто зашли в гости, нас было, кажется, трое, я – и…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этих ребят звали… Не могу вспомнить имен, обидно! Нет, не так. Имена помню, но не могу их услышать, даже если произношу вслух.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А я искал твой дом «там»! Когда не спал. Ведь наш город очень похож. И улица похожа, по ней тоже ходят трамваи, и дома рядом – точь-в-точь, а вот твоего, Л, нет. Мне даже кажется иногда, что «там» ты есть, только живешь не на этой улице, а неподалеку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, нет, Л, я тебя не забыл! Я приходил бы к тебе каждый день, но такое, ты знаешь, от меня не всегда зависит. Тому, который не спит, легче… Хотя нет, не легче. «Там» нет тебя, а если ты и есть, нам никогда не встретиться. Смеяться будешь, но «там» мы с тобой, Л, давно бы состарились. Мы с тобой, считай, полжизни знакомы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они еще у подъезда? Выгляни в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего, уйдем! Вдвоем даже веселее, вдвоем можно уйти далеко. Хочешь в горы? Там мы с тобою были, только очень давно. Помнишь, лесная вырубка, за нею – метеостанция, дальше – река? Реку переходить не станем, не стоит. Река во сне!.. Тот, другой я, кажется, верит в эту символику. Но дело не в символах, просто за рекой почти всегда темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, лет двадцать. Пожалуй, и больше – если по «тому» счету. Когда мы познакомились, тебе, как и сейчас, было… Было и есть. А мне… «Здесь» у меня нет возраста, я даже не знаю, как выгляжу. Странно, правда? У такой красивой, как ты… Красивой, красивой, Л, не скромничай! У такой красивой – и нет зеркала. «Здесь» вообще нет зеркал. Все о зеркалах знают, но ни у кого их нет. И хорошо, что так, в зеркало, смотреться нельзя. А вода «здесь» не отражает – лица не отражает, специально проверял. И стекла не отражают. Когда спишь, нельзя глядеть в зеркало, первое правило…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, «там» бы тебе не понравилось. Мне самому «там» не очень нравится. «Здесь» время более доброе, люди не уходят навсегда, не старятся, не болеют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они еще у подъезда? Надо было лишний круг проделать, свернуть к моему дому… Только мне туда сегодня не хочется, Л! У дома темно. И кладбище слишком близко. Оно, проклятое, с темнотой расползается… Да ну его, еще вспоминать такое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь» по-другому чувствуешь, совсем по-другому. Когда не спишь, все очень грубо, неестественно, такое и вспоминать не захочется. Поэтому я тебя помню, Л, помню и когда не сплю, хотя не могу даже представить, как ты выглядишь. Все очень хорошо, Л. Жаль, имени твоего не слышу. И своего тоже… Ты для меня – всегда Л. В общем, пусть тот, который не спит, завидует. Да, конечно, не он – я. Мы с ним (со мною!) почти что доктор Джекиль и мистер Хайд. Мы – целое, единое целое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, спешить некуда. Пусть те, у подъезда, поскучают! Пока светло, не сунутся. Знаешь, а у нас с тобой куча времени. Вагон! Хеопсова пирамида!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Держишься? Держись крепче, сейчас мы им покажем! Шлем надела?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ходу! Газ до упора! Ходу-у-у-у! Не ожидали? Думали, если «там» я так и не научился ездить на мотоцикле…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие узкие улочки! Почему я раньше не замечал? Ничего, проскользну, главное – не снижать скорости. «Там» бы я уже сто раз разбился – вдребезги, в кровавые клочья. Поэтому я-неспящий не люблю мотоцикл, «там» я вообще очень осторожен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь» – нечего бояться!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ходу, ходу! Вот вам! Догнать думали, поймать думали? Не поймаете, сейчас день, ночь еще на севере, возле огромных девятиэтажек, на том поле, откуда начинается дорога…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вспомнил! Вспомнил, Л! Там, на юге, – день, вечный день, главное – туда добраться!.. Держишься? Ты у меня молодец! Теперь повернем, и они отстанут, они обязательно отстанут… Держи-и-и-ись!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, и «там» можно сесть на мотоцикл, невелика наука – научиться, но дело не только в скорости, в пьянящей, сводящей с ума скорости, в улицах и кварталах, мелькающих перед глазами. Важно не только куда и с кем мчишься, от кого – еще важнее. От кого – и от чего. «Там» незачем убегать от ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ходу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы уйдем, мы все равно уйдем, Л! Сзади ночь, я знаю, она догоняет, она совсем близко. Но не беда! Ручку газа – до упора, дорога свободна, город позади. Давно тут не был, все почти забылось. Дальше, кажется, станция, маленькая железнодорожная станция, мы ее обогнем, там нас наверняка ждут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Держишься? Не устала? Ходу!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотоцикл придется оставить. Жаль…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это еще не ночь. Вечер, ранний вечер, тут не бывает ночи. Не должно быть, это юг. Не бойся, Л! Мы успеем, надо подняться на горку к метеостанции, там должен кто-нибудь быть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Закрыто… Опередили! Видишь, там, слева, могилы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вход в Туннели! Мы должны успеть. Должны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Дом «Salve»<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: 0’19)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот дом я никак не хотел попадать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В нем самом нет ничего плохого, напротив, часто здесь бывал, я его очень хорошо помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Если заходить с улицы, то прямо – дверь в сад, комнаты – направо. Нет, не совсем так, направо – большая зала, высокие окна выходят на тихую улицу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему тихую? По ней же ходит трамвай!.. Нет, не ходит, трамвай ходил раньше, когда было светло. Теперь – пусто, и улица пуста, и сад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, зала, из нее выход в комнаты. Самая дальняя имеет балкон… Нет, какой балкон, дом одноэтажный! Там выход на крыльцо, на старое потрескавшееся крыльцо, на нем хорошо пить чай – и смотреть на сад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сада нет. Двор пуст, ни деревца, только у дальнего забора – уродливый сарай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще над входом есть надпись, кажется, арабская, витая вязь в три строчки… Отчего – арабская? Арабская была возле источника, того самого источника, возле которого столько лет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где? Когда? Отчего не помню? Или это было «там»? Иногда путаешь «там» и «здесь». Арабская надпись, три строчки. Потом камень украли, грубо выломали, осталась дыра с неровными, серыми краями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надпись на латыни! Большие ровные буквы: «SALVE». Когда не сплю, то, конечно, знаю, что они означают, но сейчас… Даже любопытно, отчего мы (мы? оба мы – я!) помним так по-разному? «Salve»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здравствуй»! Всего-навсего «здравствуй»! Все-таки вспомнил. «Здравствуй», «привет» – а также «прощай». Латинское наречие от «salvus»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на каком языке мы все «здесь» разговариваем? Я всех понимаю, меня тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Дом «Salve» заехали зря. «Мы» – кто? Ехали на велосипедах, как раз с севера, по дороге, которая ведет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не важно! Это все не важно. Вместо того чтобы свернуть направо, к дому, мы (я?) поехали налево, по этой тихой улице. Как же я мог забыть? На севере почти всегда вечер, оттуда очень опасно возвращаться, надо ехать дальше, к морю, как можно дальше. За перевалом безопасно, там ночь не нагонит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оказался здесь. За окном – вечер. Кладбище рядом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Днем могилы почти не видны. Только если нет солнца, если осень, они иногда появляются. Но тогда можно не бояться, можно спокойно бродить по аллеям, читать надписи на надгробиях, листать рукописи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего так? Почему на могилах лежат рукописи? Не книги – листы бумаги, исписанные обычными чернилами? Ведь «здесь» тоже бывают дожди! Кажется, на некоторых надгробиях есть козырьки, но все же… Впрочем, я давно такого не видел, даже днем стараюсь держаться подальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, тут и остаться, в Доме «Salve»? Ночью тут не страшно, страх сюда не войдет, останется снаружи, на тихой улице, даже если надгробия окажутся у самых окон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нельзя! Так можно было поступить раньше, когда было светло. Теперь – нельзя. Кажется, именно здесь я умер в первый раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идти некуда. Днем улица тянется дальше, там даже можно сесть на автобус. Ночью – глухо. Тупик. Сейчас – Время Кладбищ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда светло, можно не бояться, и я иногда обхожу их все – и то, что под окнами, и дальнее, и военный мемориал, где у служителей черные повязки с «мертвой головой». Обходил – прежде. А вот сейчас – нельзя, нельзя, даже днем!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходит, я был прав? «Здесь» тоже есть Время? Не дискретное, рваное – а самое настоящее? С каждым годом все меньше света, все чаще – ночь. А что впереди?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могилы у самых окон.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Там», в неспящем мире, я часто удивляюсь, особенно после очередного кошмара. Чего я боюсь «здесь»? Это же не голливудская чернуха, среди могил не бродят вурдалаки, не подстерегают мертвецы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бродят! И подстерегают. Только «здесь» они – не мертвецы, разница между ними и живыми совсем другая. Но не в этом дело. Да, просто старое кладбище, возникающее под вечер и исчезающее с рассветом. Идти совсем недалеко, главное – добраться до церкви. Это совсем рядом, даже теперь она хорошо видна. Возле церкви всегда есть люди, живые, не живые – не важно. Не тронут. От церковных врат – всего две сотни шагов до ближайшей улицы. А до дома – еще три сотни с половиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Показалось! К счастью, сегодня тихо. «Здесь» по ночам обычно тихо, но не дай бог услышать!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все так, но дело не в дистанции. В конце концов, кладбище можно перелететь. Взлетать ночью трудно, но все же я летал раз в полной темноте, почти касаясь черных холодных крон. Тогда удалось уйти. Дело совсем в другом – в страхе. Это «там», у неспящих, страх внутри – в сердце, в мозгу. «Здесь» мне бояться нечего, страх приходит со стороны – как ночь. Как Смерть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора уходить! В доме слишком темно, я не один, там, за дверями, ждут. Сейчас послышится скрип…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, он такой и должен быть, Ад? «Там», среди неспящих, мне очень нравится фраза: «Ад в нас самих». Вроде бы правильно, это мне САМОМУ снится! Но «здесь» понимаешь – все сложнее. «Там» от меня мало что зависит, мир слишком огромен, слишком сложен. «Там» я даже не песчинка – атом. «Здесь» мир меньше, но от меня не зависит вообще ничего. Даже не знаю, что увижу завтра, утро ли будет, вечер…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главное – не оглядываться. Не потому, что можно оступиться, аллеи тут ровные, а если яма… Если яма, ничто не спасет. Просто оглядываться НЕЛЬЗЯ – как и смотреть в зеркало. Но зеркало – это всегда, оглядываться же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько я прошел? Церковь еще далеко, она даже дальше, чем была!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет! Не бояться! Только не бояться, они чувствуют, чуют, как собаки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть правее – аллея, на которой была яма-стадион. Та самая, покрытая льдом, откуда появлялся Он. Стадион – Он… Смешно! Ведь тогда было светло, так что зря боялся. Но я еще ничего не знал, меня тогда даже волны пугали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем темно, церковь исчезла. Ничего, я иду правильно, не собьюсь, да и полная темнота – не так плохо. Я не вижу – меня не увидят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Справа склеп. Разрушенный, с выломанными черными плитами. Днем туда можно даже спуститься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От таких снов станешь глушить себя психотропами! Приснится – и ходишь больной полдня. Бабушка советует пить валерьянку, ей все кажется, что ее маленькому внуку пять лет. Так в пять лет я ничего не боялся, разве что ямы, где поджидал Он. Ну и волн, конечно. Валерьянка! Эх, бабушка!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и церковь. Ночью в ней всегда служба, из приоткрытых врат сочится свет… Нет, заходить не стану, сейчас там слишком много мертвых. Не тронут, но это их час, их ночь. Под огромным куполом слышится пение, но поют не те, кто пришел, они стоят молча, неподвижно, даже губами не шевелят. В пасхальную ночь в церковь приходят только живые, но до Пасхи еще очень далеко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аллея! Всего две сотни шагов…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я-неспящий знаю, что смертен. Я, который «здесь», знаю это еще лучше. «Там» я уверен, что после смерти мир останется – лишь меня в нем не будет. А вот я-здешний… С точки зрения «дневного» материализма «здесь» должно исчезнуть, сгинуть вместе со мной. Логично – но логично и другое. Этот мир, мир «здесь», как и тот, где не спят, существовал ВСЕГДА, лишь я появился недавно. Когда меня-неспящего не станет, я-здешний… Исчезну? Останусь «здесь» навсегда? А остальные – те, что «здесь» постоянно? Вдруг и они когда-то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно не оглядываться – ворота позади. Повезло, в эту ночь я ушел от страха. И никакой храбрости нет, страх – как ветер, как дыхание чумы, от него ничто не спасет. Но сегодня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Горят фонари. Значит, на моей улице они тоже горят, так всегда бывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спокойная ночь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно не торопиться, можно пройтись по улице, свернуть налево, там спокойно и тихо. Можно даже пройти к площади, к самому Зданию…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не хочу идти домой.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Хрустальный со<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’39)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленый глаз электронных часов честно высвечивает 2:43, фонарь за окном давно погас, тьма в коридоре загустела, налилась чернотой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь как ночь. Комната как комната. Я не сплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А между тем глаза закрыты, и я никак не могу видеть ни зеленых огоньков слева, ни черного пятна впереди. Да и времени куда больше, чем кажется. Я ведь выключил свет в начале четвертого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки сплю. Хрустальный сон. Давненько не бывало!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый раз – в Бухаре, в забытой богом гостинице, в нелепом караван-сарае, куда я с трудом попал, чтобы перемучиться остаток ночи. Перед этим не спал двое суток, с ног валило, и когда наконец я рухнул на жуткое подобие лежака – началось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон – как явь. Снится, что не спишь. Но не блуждаешь невесть где, а лежишь тут же, смотришь в потолок и никак не можешь понять, отчего не спится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом интересовался. Оказывается, ничего необычного – то ли реакция на усталость, то ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Название сам придумал. Тогда же – во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько на часах? Ну конечно, 2:43! Надо бы заснуть. По-настоящему. Вставать не то чтобы рано, но все-таки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сон – странное божество». Это сказал… Это сказал Александр Дюма в «Двадцать лет спустя». Нет, не так! «Сон – хрупкое божество». Как хрусталь, обволакивающий со всех сторон. Стоп! Хрусталь не может обволакивать, он твердый, это янтарь обволакивает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А сейчас можно встать. Можно одеться, даже выйти из квартиры. Интересно, что «там»? Ведь это не мир «здесь» – обычная квартира. А за окнами – город, не который во сне, настоящий. Ничего особенного там нет – и быть не может. Могилы не подползают к подъезду, я не езжу на мотоцикле, возле площади нет никакого Диска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И полететь не смогу. Жалко! Всю жизнь мечтал. Да и кто не мечтал, между прочим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встать? Нет, пока полежу. Редкий случай – сплю, но все-таки остаюсь «там», в неспящем мире. Интересная штука этот хрустальный сон! Обычным сном управлять нельзя – или почти нельзя. Этим, хрустальным, тоже, зато можно спокойно думать, без всяких гипноглюков. День на юге, ночь на севере… Смешно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько на часах? Да без разницы! Такой сон длится очень недолго, но время растянуто, размазано… Как и в обычном сне, он тоже короткий, всего несколько минут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Это не я-неспящий излишне самоуверен. Слишком много мнит о себе тот, другой. Конечно, это тоже я (я! я! я!), но не мистер Хайд, убегающий по ночам от доктора Джекиля, а просто усталая психика. Сон для того и нужен, чтобы снять с души лишнее, переварить, растворить без остатка. Обычная сублимация.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Субли-ма-ци-я! Субли-ма-ци-я! Четыре такта, подходит…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, у Журавлевой? Или у Парнова с Емцовым? Рассказ есть, как некий профессор Трах (ну и фамилия, чистый фрейдизм!) пытается превратить сны в цикл общеобразовательных лекций. Время, мол, пропадает зря, треть жизни, не меньше. Ох уж советская научная фантастика!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то читал, что все главные открытия делаются именно на грани – между сном и явью. Некоторые себя специально доводят – до желтого дома. Штука опасная. Эту грань я и называю Сумеречной зоной. Никакая она, конечно, не зона, просто миг, короткий миг, когда засыпаешь. Иногда я его чувствую – и это очень интересно. Хотя бы потому, что слышишь песню – и каждый раз другую. Такого никто не объяснит, точно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А может, потому и поют колыбельные?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки пора спать. Значит, нужно проснуться, это очень легко… Нет, не стоит, засну и так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже стою? Да, как ни странно. Стою, и, кажется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точно! Комната моя, и квартира моя, и часы знакомые… Но все старое, как несколько лет назад, до ремонта. Книжная стенка – ее уже нет, стол, древние стулья, их я давно выбросил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, компьютер на месте? Никогда еще не включал во сне компьютер. У меня-спящего компьютера нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть как нет? Есть! Вот она, моя старая «четверка», давно не виделись! А что вокруг? Комната совсем другая, в ней все не так, явно не так. Ну, ничего. Не беда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Включаем? Включаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Смешно! Я-спящий уверен, будто обитаю в невероятном мире. А это просто мой город. Главная улица похожа, и та, где трамваи, и все прочие. И дом «Salve» стоит на месте, и церковь, и школа, будь она неладна, и Здание. Название, как у Стругацких, а на самом деле – мой университет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну-ка, ну-ка! И что мы видим? А директории знакомые, эту только вчера создал. Несовпаденьице, компьютер старый, с тех пор много воды утекло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, проснуться? Проснуться, заснуть по-настоящему. Я и так сегодня наработался, потому и сон такой выпал – хрустальный. Так что работать не будем, «Quake» гонять… «Quake» во сне – в этом есть нечто! Нет, не стоит, а вот поглядим-ка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хрустальный сон – единственный, в котором нечего бояться. И некого. Он почти управляем. Правда, и чудес в нем не встретишь. Ты дома – только спишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На месте, все три файла. Директория «Inie», «Иные» то есть. Случайные письма, случайные файлы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти я, кажется, сегодня видел. Видел, но не открывал, потому что… Потому что в такие штуки не верю. А если это правда, то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот! Файл первый – mo3.jpg, второй и третий – mo8 и mo14 соответственно. И тоже – jpg. В общем, картинки. Но не просто. Чудо враждебной техники – картинки для релаксации. От Влада подарочек. У парня дома – да и не только дома – все кувырком, ему присоветовали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое, конечно, давно применяется. Вон там, сзади, на полке, несколько дисков – все для той же релаксации. Берег моря, тропический лес, утро на лужайке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Скотобойня – для садистов, Курская Дуга – для генералов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, просто картинки. То есть не просто. Влад сказал, что выдумано сие чуть ли не в Австралии. Некий программист, от работы озверевший, сподобился. От работы и, вероятно, от ночных кошмаров. Патента пока нет, бродит вся эта радость по сети…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, какой ты, mo3.jpg? Та-а-ак, обычная бабочка. То есть совсем даже необычная и не совсем бабочка. Скорее, пластмассовая игрушка, слегка оную напоминающая. На это изделие рекомендуется смотреть в течение одной минуты перед сном. Ну-ка, ну-ка!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой! Откуда я знаю, что в файле, в том самом mo3.jpg, именно бабочка? Я его не открывал! Два дня назад мы виделись с Владом, он дал мне дискету, я кинул файлы в директорию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или все-таки открывал? Не может сниться то, чего не было! То есть может. И снилось. Так что на самом деле там может быть не бабочка, а, к примеру, крокодил. Надо будет завтра взглянуть, интересно все-таки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот первый, mo3.jpg – успокаивающее. Против кошмаров. Нет, не так. Влад передал нечто вроде инструкции, там по-английски. В ней сказано… «Срывает неприятные ощущения». «Срывает»? Точно, даже по словарю проверил: «to pick off». Будем считать, что это не английский, а австралийский. Получается же нечто вроде анальгина, только принимать следует заранее. Так сказать, профилактика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или я все-таки на этот файл взглянул еще перед сном? Бабочка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева, под самым потолком! Совсем маленькая, еле заметная. Компьютер исчез, и комната исчезла. Темно! Темнота – это плохо, значит, сейчас ночь, а ночью… Откуда «здесь» бабочка? Причем светится, не очень ярко, конечно, но заметить можно. Свет не фосфорный – обычный, дневной, словно там, наверху, окошко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь! Надо выбираться отсюда. Как неудачно – попасть сразу в ночь!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так это совсем не бабочка!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Война<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: 0’37)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ремень поправить, автомат на плечо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предрассветный сумрак, острые зубцы скал, каменистая тропа, уходящая вниз по склону. Взвод ждет команды – моей команды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня пасмурно. Это и понятно – война, на войне почти никогда не светит солнце. В городе еще хуже, когда воюешь, там почти всегда вечер или ночь. Если ночь, то, значит, дела совсем плохи. Но мы не в городе. Знакомые скалы, знакомый склон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед! Ма-а-арш!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Метеостанция сзади, чуть левее, еще дальше – негостеприимный поселок, но нам не туда, там враг. Но ведь и впереди… Значит, окружение? Значит!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скалы позади, склон бежит вниз, сейчас справа будет озеро. Там я часто бывал, но сегодня война, нам следует торопиться. За озером – лагерь для военнопленных, теперь он пустует, но вот однажды пришлось оттуда бежать. Это оказалось совсем не трудно, места знакомые, дорога ведет к морю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К морю? Да, к морю, но туда нам сегодня не попасть. Надо спешить, надо успеть спуститься… Вниз, вниз, вниз!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпуска нет на войне! [2 - Перевод А. Оношкович-Яцына.]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту песню любил петь отец. Киплинг, кажется, но перевод очень неточный. Не перевод – перепев, даже размер немного иной. Впрочем, разве дело в переводе?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемь-шесть-двенадцать-пять – двадцать миль на этот раз,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три-двенадцать-двадцать две – восемнадцать миль вчера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпуска нет на войне!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пыли тоже нет – сегодня холодно, кажется, уже осень, мы все в камуфляжных куртках, в тяжелых ботинках. Сталь автомата влажная, мокрая…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брось-брось-брось-брось – видеть то, что впереди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-все-все-все – от нее сойдут с ума,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отпуска нет на войне!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все в порядке, вокруг тихо, нас пока не заметили. Странно, на войне очень редко вступаешь в бой. Хотя, если подумать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ничего странного нет. На настоящей войне, той, которая «там», у неспящих, сражения – это всего несколько процентов от общего времени. Война и «там» – бесконечные переходы, марши, томительное ожидание, топтание на месте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я-неспящий ненавижу войну. Я-здешний… Я-здешний к ней привык. Тем более войну начинаю не я, и не мне ею командовать. К тому же сражаться приходится за тех, кто защищает город. А поскольку это МОЙ город…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемь-шесть-двенадцать-пять – двадцать миль на этот раз,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три-двенадцать-двадцать две – восемнадцать миль вчера…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вниз! Остановиться, пропустить вперед первое отделение… Только теперь начинаю понимать, что взвод – не взвод, хорошо, если два десятка осталось. Нас успели здорово потрепать. Куда же мы спешим? Если у моря враг, за спиной – тоже враг… К озеру мы тоже не идем. Значит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хуже всего на войне – вокзалы. Несколько раз оказывался там в самый разгар паники, причем не в городе, а у соседей. Если из города попасть туда просто – надо лишь как следует захотеть, то обратно приходится добираться поездом. А как доберешься, если билетные кассы закрыты, толпа осаждает перроны, переполненные поезда часами стоят на путях? В город я все равно попадал, но часто бывало, что слишком поздно. Приезжал прямо в ночь, площади и улицы пусты, если не считать патрулей. Чужих патрулей – мы проиграли. Значит, домой нельзя, к друзьям тоже нельзя, двери подъездов закрыты, тебя вот-вот начнут искать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки на войне не надо бояться. Что бы ни случилось, даже когда идут по пятам, когда перекрывают ночную улицу. Это не страх – просто война.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взво-о-од, стой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы неподалеку от озера. Ближе нельзя, слишком опасно… Да, осень, тонкий ледок на воде, высокая желтая трава, высохший камыш. Тут пусто, никого нет, но дальше, у дороги…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бинокль – дедов «Цейс», он привез его из Берлина, из самого рейхстага, там, в подвале, был целый склад. «Здесь», если война, бинокль всегда со мной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У дороги тоже никого, но я знаю – туда нельзя, никак нельзя. В город не попасть, значит, утро быстро сменится вечером, впереди ночь, пустые улицы, темные дома… Мы опоздаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если влево, вокруг озера? Смотрим… Пустой берег, серое небо, маленькая звездочка… Звездочка? Откуда? Ночь давно прошла, небо затянуто тучами. Ну-ка, внимательнее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не звездочка. Бабочка? Да, бабочка. Кажется, вчера я тоже увидел в небе… Но почему бабочка? Странная какая-то, будто значок телеканала. Куда бы ты ни двинулся – она все там же, вверху и слева. И вроде бы, когда присмотришься, она становится ближе, больше, я даже начинаю различать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взво-о-од!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова подъем. Озеро позади, уходим по седловине. Нас заметили, но пока не стреляют, и мне впервые становится тревожно. Темнеет, хотя сейчас утро, однако солнце исчезло, даже не просвечивает сквозь облака. И небо потемнело.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, бабочка стала больше. Белая, непонятная такая, словно из пластмассы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь ясно. Мы снова поднялись, озеро осталось внизу, и лес тоже – внизу, а впереди красное плоскогорье, мокрый сланец под ногами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разве сланец бывает красным? Но этот красный, точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И там приходилось бывать. Плоскогорье только кажется ровным. Впереди, за полосой темно-зеленого кустарника, каньон, по которому бежит речка. Летом она маленькая, но осенью, после дождей… Реку не перейти, нельзя, «здесь» вообще опасно приближаться к реке. К тому же за каньоном – еще один, потом еще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пе-р-р-ре-кур!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, у меня в кармане – зеленый «Атаман». И «там», и «здесь» я курю красный, без ментола. Зеленый слишком дерет горло. Между прочим, закурил я «здесь» раньше, чем «там». Так что, это еще подумать надо, кто кого отражает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, впереди каньон, назад возвращаться нельзя, мы пришли справа… С севера? Да, с севера, море на юге. К морю тоже нельзя. Заперли! Одно хорошо – мы наверху. Даже ночью тут не будет полной темноты. Но оставаться здесь тоже не стоит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взво-о-о-д!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лиц почти не различаю. Кажется, двое ранены, в повязках, но крови не заметно. Интересно, видят ли они мое лицо? И почему все молчат?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка… Она все там же, но стала чуть больше, чем прежде. Странно, такое впечатление, что она освещена… Солнцем? Да, солнцем, хотя все небо в тучах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот Африка никогда не снилась. Индия снилась. Мы тогда перешли границу – и попали в маленькую деревушку. Дома – не дома, развалюхи жалкие, вдоль улиц – арыки, как в Средней Азии. И деревья – большие, без листьев. Ранняя весна… Вот, собственно, и вся Индия, даже обидно. Мог бы и Тадж-Махал присниться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Идем вправо, вдоль каньона. Речка шумит совсем близко, и я стараюсь туда не смотреть. Автомат начинает оттягивать плечо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка уже размером с луну в полнолуние. Теперь точно вижу – пластмассовая. Этакая игрушка в сером небе. Игрушка, освещенная невидимым солнцем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнеет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успели! Сюда мы и шли – узкое ущелье, густой кустарник, тропа ныряет вниз мимо поросших мхом скал. Там вход в Туннели – один из входов. По Туннелям можно попасть в город, а главное, там безопасно. Странное дело – угольная тьма, подземелье, много часов пути на ощупь, но все-таки бояться нечего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взво-о-о-д!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вход внизу, на противоположном склоне – огромная стальная дверь. Там открыто, достаточно войти, запереться изнутри. Откроют – взорвут! – но на это уйдет время, мы будем далеко, в бесконечных лабиринтах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помню дорогу? Я помню дорогу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка, где ты? Нет ее, только маленькое яркое пятнышко в небе. Где и положено – вверху и слева.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нашли! Нас все-таки нашли! Они рядом, на тропе. Автомат в руках, магазины в подсумке… Почти все из взвода уже внизу, в Туннелях, значит, надо задержать, дать время, чтобы уйти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встретимся в бункере. Там, где всегда светло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед боем… Перед боем – как перед боем. Далекие голоса впереди, еле слышное дыхание напарника рядом, потеплевший приклад под рукой. Еще секунда, еще… «Мы ждем атаки до тоски…» Высоцкий? Конечно, Высоцкий, «там» у меня есть запись еще на пленке второго типа, хоть сейчас в музей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня не надо бояться! Сегодня – война.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты-ты-ты-ты – пробуй думать о другом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог-мой-дай-сил – обезуметь не совсем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отпуска нет на войне!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот они! Еще секунда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы ждем атаки до тоски…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Цвета<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’07)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красное, красное, красное, красное. Переливающееся облако, чуть подсвеченное изнутри, пульсирующее, заполняющее весь горизонт, слегка темнеющее по краям, исчезающее, распадающееся рваными клочьями, красное, мерцающее, красное, красное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оранжевое, оранжевое, оранжевые сполохи перед глазами, оранжевые зарницы, одна за другой, безостановочно, резко, острый дух озона, лента, текущая бесконечно, через вселенную, через жизнь, дрожащий пульс вспышек, прогоняющий тьму, оранжевое, оранжевое, оранжевое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый огонь, совсем близко, совсем рядом, у самых глаз, желтый, желтый, желтый, сухое терпкое пламя, жар на щеках, неровные пятна под веками, размытая луна, исчезающее солнце, желтое, желтое, бесконечные волны, беззвучные волны, желтые, желтые, огонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленые квадраты, ровные, зеленые, острые углы, резкие грани, зеленые, зеленые, вершины гор, зубья скал, зеленые, зеленые, зеленые, изумрудное свечение из глубины, из самого сердца зеленой тверди, зеленый туман над землей, заволакивающий, горький, зеленый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубое ущелье, голубая вода в ручье, голубая, голубая, голубая, голубые камни, голубая галька, скрипящая, уходящая в песок, голубой песок, голубой, голубой, голубой плеск в ушах, голубая рябь под ветром, голубые брызги, голубые, голубые, голубое, холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синие сталагмиты, синие, синие, синий отблеск кристаллов, синие грани совершенства, синие, блеск холодной поверхности, ровной, полированной, синей, своды в синем блеске, россыпи окаменевшей синей пыли, лед, синий лед, лед, лед, синий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фиолетовая пропасть, фиолетовая бездна, фиолетовый провал, фиолетовый, фиолетовый, глубина, спокойствие, холод, холод, фиолетовый, бесконечный холод, морозный туман, фиолетовый, фиолетовый, темно, фиолетовая ночь, фиолетовая мгла, фиолетовая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черное.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Полет<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’06)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двор. Привычная осень. Старые черные тополя беззвучно тянут голые кроны к бесцветному небу, серый цемент стен дышит сыростью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как давно я не бывал тут летом! Лишь ночью, когда все тонет во тьме, не замечаешь ни холода, ни мелкого дождика, идущего уже не первый час. Ночью вообще ничего не замечаешь – кроме главного, опасного. Но до ночи еще далеко, сейчас день, я в нашем старом дворе, за моей спиной – знакомый балкон, знакомые окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оборачиваться не стоит. Я знаю, что увижу. Двор меняется – быстрее, чем город. Он менялся и прежде, но все же оставался самим собой, и дом казался вечным, как гранитная скала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мой дом. Мы не всегда жили здесь, несколько раз приходилось переезжать, недалеко, на соседнюю улицу, тоже на второй этаж и тоже в трехкомнатную, но чуть другую… Или только кажется? Может, я просто искал дорогу домой, не мог найти, попадал в другой дом? Там мне не нравилось, там было слишком темно, и почти всегда – вечер. А сюда я очень любил возвращаться. Особенно поначалу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Любил – не люблю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я знаю, что увижу, если обернусь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К подъезду не подойти. Траншея пересекает весь двор, от гаражей к калитке… Нет, калитка исчезла. Я хорошо ее помню – железную, тяжелую. Она не ржавела, хотя ее никогда не красили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И козырек подъезда рухнул. И лестничная площадка – та, куда вел первый пролет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Балкон… На нем пусто. На нем давно пусто. Зря я оказался здесь! Надо уйти, но пути отсюда нет. Следующий двор, тот, что за домом, тоже перекопан, ноги утонут в жидкой грязи, а на улице вместо знакомых зданий я увижу черные запертые сараи. И до главной улицы не дойти – она исчезнет, распадется на маленькие переулки, где не будет людей, не будет даже деревьев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно тут я понимаю, что мой город болен. И болезнь идет отсюда, от умирающего дома, умирающего двора. И еще это небо!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка, привет! Часто тебя вижу, пластмассовая! Сегодня ты совсем большая – и, кажется, тоже мокрая. Солнечные лучи отражаются от гладких крыльев…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнечные лучи? Откуда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно никуда не идти, просто стоять у подъезда, не глядя на знакомый балкон, даже не пытаясь войти. Не стоит – квартира будет пуста, соседи скажут, чтобы я поднялся выше на этаж, но там тоже пусто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, одно дерево срубили – то, что росло у гаражей. Жалко! Оно было особенное – стелилось над самой землей, по нему можно подняться, словно по трапу. С него было очень просто взлетать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взлететь… Дождик, тучи, нелепая бабочка прилепилась в уголке серого небосвода…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…У неба не бывает углов! Не бывает, небо – сфера, иногда голубая, иногда – серая. Впрочем, в городе небо – всего лишь светлое пятно между крыш. Пространство искорежено, разорвано, сдвинуто. Значит, бабочка не висит на месте, она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уйти нельзя. Надо улететь, обязательно улететь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше всего подняться наверх, скажем, на четвертый этаж, на один из балконов. Самый простой способ – шагнуть вниз. Жутковато, конечно, в первый миг просто падаешь, камнем несешься к земле. Иногда бывает очень страшно, кажется, что пространства не хватит. Особенно если нет солнца, особенно если дождь. Для меня этот способ – школьный. В школе, будь она неладна, я на спор взлетал с подоконника. Четвертый этаж, кабинет биологии. Становишься на подоконник – и вниз. Страшно почти не было, ведь на спор! То есть было, конечно, но страх быстро исчезал, когда появлялась опора, когда воздух сгущался, становился мягким, податливым…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я-неспящий так и не смог взлететь. Ни разу! Мне его (себя!) очень жаль. Правда, ему (мне!) кажется, что полет – просто парение, вознесение тополиной пушинки под порывом ветра. А ведь летать труднее, чем, скажем, бежать. И сил уходит больше, особенно если темнеет. Ночью же взлететь – все равно что подняться на Эверест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летать приходилось и ночью, но тогда просто не было выбора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рискнуть? Подняться на четвертый этаж, а то и на пятый, для верности, соседи пустят… Но так не хочется вновь почувствовать пустоту внутри возле сердца! Леденящую пустоту, леденящий страх… А вдруг? Этот способ меня ни разу не подводил, но кто его знает? Если все так меняется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь отсюда, с земли, не взлететь? Попробовать можно, но, даже если повезет, я не поднимусь высоко. Лететь придется над самой землей, не лететь – ползти. И силы быстро кончатся. Почему теперь не утро? Тогда подняться в небо так легко – раскинул руки, поглядел вверх…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, город гибнет отсюда, от моего дома, от моего двора. Только сейчас вспомнилось, как давно я тут не ночевал. Может, поэтому темнота все чаще застает врасплох? Раньше такого почти не случалось, тогда самое главное было – вовремя вернуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если все-таки взлететь – и подняться к этой пластмассовой игрушке? Она не так высоко, ее очень хорошо видно. Больше стала? Да, больше.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давний страх – еще с тех времен, когда я боялся Его, прячущегося в ледяной яме. Если не вернешься домой вовремя, дорогу преградит Безлицый. Он появлялся на нашей улице ранним вечером и медленно, очень медленно шел к подъезду. Его легко было обогнать, он вообще не обращал ни на кого внимания – пока не входил в парадное. Но и тогда можно было еще успеть, Безлицый поднимался не спеша, тяжело и грузно перешагивал через ступени. Успеть – слегка коснуться его плечом, прижаться к свежей побелке, рвануть к двери…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот если не успел – плохо. Безлицый не пропустит. А сзади догоняет ночь. Именно тогда я начал бояться ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всего этого уже нет. Безлицый, старый мой страх, ау! Нет тебя, ты неведомо где вместе с Ним, прячущимся под шкурой волка, вместе с огромными волнами, сбивающими с ног, тянущими в бездонные черные глубины. Я давно перестал вас бояться, и вы пропали, сгинули, исчезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А такого раньше не было! Или просто не замечал? Пятый этаж! Крыша рухнула, вместо квартиры, той, что точно над нашей, неровный провал, железные листы свешиваются вниз, во все стороны торчит ржавая арматура.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходить! Скорее! Такого еще не было, чтобы прямо на глазах, прямо сейчас… Куда угодно, только быстрее, не оглядываясь! На улицу!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда тут яма? Ее не было!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка выросла. Она очень близко, рядом. Или просто кажется? Протянуть руку – и… Нет, кажется.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яма… Яма – глубина, тьма, хуже подвала. Давно уже не решаюсь спуститься в наш подвал, раньше было совсем просто, теперь же… Значит, через калитку не пройти. Назад к гаражам? Там, кажется, есть проход? Наверное, и он исчез, я зря не ушел сразу, зря стоял тут, у подъезда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это еще не ночь! Не ночь, значит, меня не поймали – и не поймают. Главное, не смотреть по сторонам, смотреть надо только вверх, на кроны старых тополей, на нелепую пластмассовую бабочку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Повернулся – а она снова слева, теперь над самой крышей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взлететь! Руки вверх – и в стороны! Это нетрудно, совсем не трудно, я проделывал такое много раз. Не нужно шагать вниз с неверной высоты, надо лишь видеть высоту, смотреть вверх, в самый зенит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое мгновение – самое тяжелое. Земля не пускает, держит, становится болотом, топью, тянет вниз, в глубину. Главное, ни о чем не думать, только прислушиваться к себе и верить, верить, верить…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще. Еще!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А получилось! Вниз смотреть по-прежнему нельзя, но можно медленно опустить руки, сначала в стороны, потом – вниз. Теперь представить, что всплываешь. Вокруг вода, серая прозрачная вода… Это очень просто, с каждой секундой все проще, легче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже третий этаж? Да, третий… четвертый. Медленно, конечно. А чего я хотел? С земли, да еще осенью!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятый этаж… Поглядеть вниз? Нет, рано, но оглянуться можно. Верхушка тополя совсем рядом, рука легко дотрагивается до старого пустого гнезда. Туда! Едва не касаясь тонких веток, над самой кроной. Медленно, медленно… Ничего, это пока медленно, надо лишь подняться выше – еще чуток, еще самую малость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А бабочка где? Нет, потом погляжу.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветки совсем близко, мокрые, кора набухла, от нее несет сыростью. Дерево старое, очень старое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но все-таки оно еще стоит. «Там», в неспящем мире, его спилили лет двадцать назад. И то, ползущее над самой землей, тоже. И все остальные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все! Крона внизу, и двор внизу, и дом, и черная крыша. Вокруг только небо. Посветлело? Ну конечно! Я уже наверху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, еще нет. А вот сейчас… Смотреть в зенит, руки на бедра. Вперед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вверх!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветер в ушах, ветер в глаза, белый огонь впереди. Вверх, вверх, рассекая воздух, разрезая пространство! Сегодня получилось, сегодня я снова ушел, меня не поймали, и я могу больше не думать о гибнущем доме, о разоренном дворе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А могу и подумать – не страшно. Могу и вниз поглядеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Высоко! Это замечательно, что так высоко. Я-неспящий очень боюсь высоты, бедняга. Наверное, потому, что «там» я никогда не летаю.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ямы исчезли? И крыша целая? Ну конечно, я же взлетел, я сумел оторваться. Сейчас и солнце появится… Появилось – прямо из-за туч. Да и не тучи – так, облачка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А скоро их тоже не будет! Останется небо. Мое небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И никакой бабочки! Только маленькое пятнышко – слева, у самого зенита.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Поселок<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 5’31)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В магазин сходить, бабушка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А не жарко? Может, ближе к вечеру?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жарко? Ну, бабушка, ну, сказала! Это разве солнце? Вот в Херсонесе, когда стоишь в яме, под ногами хлюпает – а сверху огонь! Когда под закрытыми веками печет! Тогда действительно жарко. Мы копали в Цитадели, там стены вокруг, воздух не движется, давит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У них перерыв с часу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помню, бабушка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цветы… Всюду цветы – маленькая аллейка слева от меня обсажена флоксами, чуть дальше – тюльпаны и розовые кусты. Розы – гордость деда. Красные, белые, чайные, чуть ли не ультрамариновые. Дальше – гладиолусы, сирень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сирень? Сирень расцветает весной, как раз на 9 Мая, а розы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дед сидит на табуретке возле открытого контейнера и мастерит. Это его любимое занятие – здесь, в нашем поселке, куда мы выбираемся на лето. На лето – и на редкие выходные. Некогда. Бабушка и дед читают лекции, она – в высшей школе профдвижения, он – в авиационном. Я хожу в школу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В школу?! Да будь она неладна, школа эта! Не хожу туда и ходить не собираюсь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кошелек на комоде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, помню! Комод в дальней комнате – той, что прямо по коридору. Там ночуем мы с дедом, а бабушка спит на втором этаже, в «фонарике». До сих пор не знаю, как правильно назвать это чудо архитектуры. То ли лоджия, то ли застекленный балкон. Оттуда виден весь сад, видна дорога за забором, решетчатая ограда соседской дачи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взбегаю по ступенькам, пересекаю веранду. Справа картина – Айвазовский «После бури». Копия, конечно, но мне очень нравится. А в коридоре – гравюры, виды нашего города. Это бабушке художник подарил, они знакомы чуть ли не с довоенных времен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Картина так и осталась там, в брошенном доме под острой крышей. А гравюры у меня, вынутые из рамок, пожелтевшие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем я? Они «здесь», я их вижу!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Комод – полированный, бурый, чуть ли не позапрошлого века. На нем кошелек, рядом «Вечерка», развернутая там, где программка. А телевизор? Да вот он, у окна! Не очень новый, конечно, «КВН», но два канала берет. То есть в городе берет, здесь же только один – первый, московский. Что поделаешь, это же не «Березка», всего лишь «КВН». Как говорит дедушка: «Купил, включил – не работает».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На моей кровати – книжка. Что читаю? Ну конечно! Василий Ключевский, том второй. Остальные тома в соседней комнате, на полках. Там еще много чего есть, до самой осени хватит. И на следующий год останется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Из восьми томов уцелели только пять. Остальные пришлось докупать, переплачивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я пойду, бабушка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Купи себе шоколада. Того, что тебе нравится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ох, бабушка! Сколько тебе сейчас лет? Чуть за шестьдесят, наверное. Ты молодец, до сих пор работаешь, студенты тебя побаиваются, знаю. А дед (я его дразнил «дед-медвед») на пенсии, ему скоро семьдесят. Деду очень трудно ходить. Контузия, та, что он получил на Сандомирском плацдарме, все-таки догнала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не ем шоколада, бабушка. Уже много лет не ем. И сладкого не ем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она удивляется, но не слишком. Бабушка привыкла к капризам любимого внука. То он не ест суп, то не желает шоколаду, то мечтает поступить именно на истфак, где конкурс – восемь человек на место, то не хочет распределяться на кафедру истории КПСС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На велосипеде поедешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оборачиваюсь. Мой «Спорт-шоссе» на веранде, у самого входа. Но мне надо к магазину, значит, спускаться вниз. Спускаться – ничего, а вот обратно… Да и сколько той дороги?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пробегусь. Вечером покатаюсь – до Мерефы и обратно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты все-таки осторожней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осторожней? Ох, бабушка! Залитый солнцем поселок, пустая улица, зелень садов. И цветы, всюду цветы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я слышу все, слышу даже свое имя! Не нужно угадывать слова, ловить смысл, переспрашивать. Дед и бабушка… Как редко я их вижу вместе, вдвоем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я прочел твою диссертацию, дедушка. Не так давно прочел… Ты писал о коллективизации – у нас, в нашей области. И ни разу – ни разу! – даже не упомянул о голоде. О голоде, о депортациях. Понимаю, ты защищался еще в 1952-м, но мог хотя бы намекнуть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В последней главе. Разве ты не заметил? Где я рассказываю о помощи голодающим. Если есть помощь, значит, есть и голодающие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помню. Но там нет такого слова – «голодающие».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там есть «продовольственная помощь». А зачем продовольственная помощь в деревне? Умному – достаточно. А в приложении – цифры. Стоит лишь взять карандаш, бумагу, сложить все вместе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя часы за коллективизацию, дед. Серебряный «Буре» от ЦК КП(б)У. За что? Что ты делал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я был в особой группе Центрального Комитета. Главная задача – предотвращение эмиграции из пограничных районов. Любыми средствами… Разве ты не знал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Узнал. Не так давно… Дедушка, ты расскажешь мне про пустыню? Как ты в Ташкент на верблюде ехал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эх, солдат Яшка! Это я тебе маленькому рассказывал. Тебе очень нравилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще бы! Пустыня, львы, тигры, жирафы еще, да? А я ее видел, пустыню эту. Причем именно под Ташкентом, правда, зимой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже там был зимой. В феврале 1942-го, всего пару дней. Отвез в Ташкент твою бабушку и твоего папу и уехал на Урал. Там наш корпус формировался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гвардейский Уральский орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого? Дед, почему ты так мало рассказывал о войне? И не только о войне? Я тебя все время спрашивал, а ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ты бы о ТАКОМ рассказывал? Ты вырос, внук, вон – седина на висках. Неужели до сих пор не понял, почему мы – все! – молчали? Эх ты, солдат Яшка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дед-медвед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По аллее, мимо цветущего тамариска… Или божьего дерева? Никак не запомню. Мимо нашего маленького виноградника («шасла», очень сладкая!) – к серому штакетнику забора, к скрипящей калитке, возле которой растет высокий тополь. Оглянуться? Не стоит, я и так вижу. Вижу – и знаю. Бабушка поднимется на крыльцо, скоро обед, надо готовить. Дедушка тоже встанет, но сначала снимет очки, уложит их в кожаный футляр, нашарит рукой палку. Она всегда стоит справа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рекс! Рекс, ко мне!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огромная черная овчарка – овчар! – неслышно подбежала, ткнулась холодным носом, пристроилась рядом. Рекс – дедов любимец, предмет зависти всех соседей. Характер – точно дедов. Никогда зря не лает, спокойный, молчаливый – до поры, до времени. А уж когда пора настанет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рядом! Гулять!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не видел сегодня бабочки. Да вот она – маленькая точка на небе! Совсем маленькая, совсем-совсем.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы часто гуляем вместе. Рекса не надо водить на поводке, это вам не болонка. Он любит гулять, особенно на пруд – который за магазином. Плавает он просто здорово…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рядом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я зря – Рекс и так рядом. Дорожка узкая, но места вполне хватает. Из-за забора к нам тянутся ветки со спелыми вишнями, с завязями яблок. Тут очень много яблонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скоро будет пустырь – огромный, целая площадь, там перекресток, нам налево…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не понимаю! Мы у станции? Но разве это наша станция? Отчего так темно, откуда взялись нелепые дома? Откуда здесь многоэтажки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темно, очень темно… Где Рекс? Где?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назад, скорее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка тут, почти рядом – огромная, мокрая, холодная. Солнце отражается на мелких капельках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце? Но ведь солнце пропало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За старым черным штакетником – черная пустошь. Деревья исчезли, исчезли кусты сирени, цветы… Пусто – ничего! Лишь возле обвалившегося крыльца – две могилы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабушка! Дед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голоса не слышу. Кажется, поднимается ветер. Черный ветер…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, все не так! Они похоронены в городе, над их могилой – памятник, там фотографии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Холодно. Черно. Очень холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не двинуться, не пошевелить рукой. Это – самое страшное, когда не можешь ничего – даже вздохнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка? Ты еще здесь? Как ты близко, какая ты светлая! Рядом с тобой не так страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дотронуться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так это не бабочка! Диск – огромный, теплый, светящийся ровным солнечным огнем! Только прикоснуться рукой!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светло! Голубое небо, зеленые кроны… Светло!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успеваю оглянуться. Бабушка и дед стоят рядом, плечом к плечу, улыбаются, бабушка машет рукой. Справа от нее – маленький светловолосый мальчик. Шорты, белая рубаха с короткими рукавами, панама налезла на нос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Картина<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’44)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За рекою – пустырь. Даже странно! Чуть левее – высокие трубы заводов, правее и дальше – длинная шеренга домов. А в центре ничего, пусто-пустынно. Лишь огромное поле, залитое ярким летним солнцем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И река – тоже огромная, от одного берега до другого никак не меньше километра. Серая вода, мелкая рябь, птицы в высоком голубом небе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Река – плохо, совсем плохо, но, к счастью, мы не в городе. Точнее, в городе, но не в нашем. Значит, река – не помеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гляжу на Л. Рискнем? Давно не был там, за рекой!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На тот раз мы встретились с Л не на знакомой улице, где гремят трамваи. Совсем другой район, совсем другой дом – блочная девятиэтажка конца семидесятых, безликая, скучная. Зато лестница в порядке – и квартира светлая, просторная, на окнах нет штор. Сегодня вообще очень светло, даже тени исчезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Л теперь выглядит совсем иначе. Никто бы ее не узнал – кроме меня. Она почти каждый раз другая, непохожая. «Там» такое наверняка удивит, «здесь» же – привычное дело. Иная внешность, и квартира иная, и голос. И даже имя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Держись за руку! Крепче, крепче! Главное – захотеть! У меня всегда получалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все действительно просто. Из нашего города можно легко уехать, если не ночь, конечно. Проще всего на машине или на мотоцикле. Но и на велосипеде можно, и поездом, и даже в автобусе. В автобусе порой бывает очень интересно, по пути встречаются новые, незнакомые города – огромные, ни на что не похожие. В одном из них я однажды задержался, и очень надолго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Надо бы туда заехать вновь, но «здешнее» время – дискретно, и пространство дискретно. Автобусная станция давно пуста, сквозь асфальт пробилась трава…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это – транспортом. А лучше всего – просто захотеть. Очень захотеть, представить место, куда надо попасть, закрыть глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты-неспящий (я-неспящий!), завидуешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас с Л получилось с первого раза. И вот мы на набережной, впереди мост, за ним – бескрайнее поле-пустырь. Далекий город, где я бывал всего несколько раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Названия не знаю. И спрашивать не стоит – не услышу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как много травы! Здесь, кажется, никто не бывает, Л! Чувствуешь запах? Да, я тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запаха «здесь» нет. Мне легче – я-неспящий сам себе подсказываю, напоминаю. Высокая, начинающая желтеть трава, синие цветы, редкие головки клевера…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За рекой сразу становится ясно, что мы не дома. У нас так не бывает, чтобы поменялось буквально все – и сразу. Наш город не рушится, он течет, плавится, медленно меняет форму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут иначе, тут – все сразу. Вместо знакомого квартала в конце поля, куда мы шли, – нечто непонятное, огромное, врезающееся прямо в бездонное небо. Куда там нашему Зданию!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Очень жалко, Л! Там, за домами, был готический собор. Хотел показать, у нас такого нет. И здесь, выходит, уже нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, тоже храм. Но, кажется, православный. Все равно, раз мы тут. Поглядим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, очень жаль. Тот, исчезнувший собор я нашел совершенно случайно. В этом городе я бывал, но реку переходить не решался. Обычно жил рядом с главной улицей (с «их» главной улицей) в большой общаге, где всегда полутемно, где десятки коридоров, сотни дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В общаге я всегда забываю вещи. Вначале огорчался, потом привык.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но однажды я вышел к реке – и увидел это поле, такое же, как сегодня – залитое солнцем, зеленое. А на главной улице шел снег, в общаге стало совсем мрачно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решился. И не пожалел. Теперь тем более не жалею, ведь собора, скорее всего, я никогда не увижу. Печально, такого «там», в неспящем мире, тоже не встретишь. Тонкий силуэт, словно вырезанный ножницами из полупрозрачной бумаги, невесомый острый шпиль, рвущийся к зениту, сотни скульптур и барельефов, разбросанных по поверхности стен… Храм был пуст, заброшен и по-особому гулок. Туда никто не заходил, но страха не было – внутри всегда светило солнце. Легкие лучи прорезали стекла витражей, в лучах танцевали пылинки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, как тебе, Л? И мне не очень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не очень. Совсем даже не очень. Собор с острым шпилем исчез, исчезли дома вокруг, уступив место огромному православному храму. Стены в грубой цементной обмазке, чудовищный купол в темном золоте, неприветливые серые окна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сразу же стало темнее. Солнце скрылось за тучами, последний луч неуверенно коснулся тяжелого креста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Креста? Но тут нет креста! На его месте нечто странное, незнакомое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Церкви снятся часто. И почти всегда – такие. Пыльные. Хмурые. Мертвые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Без крестов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внутрь идти нельзя. Пальцы Л вцепились в мою ладонь, дрогнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это памятники. Просто памятники!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я и сам слегка испугался. Показалось, на миг почудилось, что не памятники – надгробия. Такое бывает даже днем – земля неслышно колеблется, меняет форму, проступают еле заметные контуры… На этот раз обошлось – просто мы не сразу заметили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Одинаковые, каменные, недвижные. Застывшие лица, застывшие взгляды, еле заметные усмешки на сжатых губах. Долгий ряд – вдоль всего собора. Кто они? Отчего – на одно лицо? Ни надписей, ни дат. Стражи? Хозяева? Так и кажется, что каменные лики вот-вот дрогнут, живым огнем вспыхнут глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не стражи. Не хозяева даже. Владыки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я-неспящий наверняка посмеялся бы над этой каменной безвкусицей. Но «здесь» над таким не смеются. Тревожное в воздухе. Полуоткрытые двери собора, давно не мытые окна, тишина вокруг – и безмолвное воинство вдоль стены. Может, зря мы перешли реку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Их стало больше, Л! Вон тот, справа. Хорошо, что сейчас день! Ночью их ничем не удержишь. Смотри, кажется, двинулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас день, но день испорчен. Впрочем… Совсем рядом еще одно здание, на этот раз двухэтажное. И что там написано, у входа? «Музей одной картины»? Всего одной? Интересно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, «там», у неспящих, такой музей действительно есть. Но где? Нет, не помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот рисовать «здесь» действительно умеют. Я-неспящий все удивляюсь, КТО сочиняет «тексты». Мне-«здешнему» иное интересно – КТО рисует? Оба «я» (и Джекиль, и Хайд) овечку на лугу изобразить не сумеем, а тут!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Там» я несколько раз пытался взяться за карандаш – зарисовать кое-что по памяти. И этот, исчезнувший собор, тоже. Результат не помню, но вполне представляю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки – КТО? Чей сценарий, оформление чье? ЧЕЙ мир? Я не мог его создать, он слишком совершенен. «Тот», неспящий мир, создали Бог и Эволюция, а этот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пойму ли я? Узнаю?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все, как у людей. Билеты, даже программка. То есть не программка, конечно, – буклет. На русском? «Здесь» все говорят по-русски (во всяком случае, я всех понимаю), а вот пишут всяко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По-русски. Эль Фано. «Процессия». Испания, конец XV века…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эль Фано? Кто такой, отчего не знаю? Между прочим, первая «здешняя» фамилия, которую я мог повторить. Или что-то изменилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, Л, поглядим. Конец XV-го? Не иначе Акт Веры покажут. Хорошо, что мне никогда не снилась инквизиция! Да что с тобой?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, я ее почти не вижу – Л стала прозрачной, призрачной, неслышной. Или это уже не она? Такое «здесь» тоже бывает. Люди исчезают, чтобы появиться вновь. Или не появиться никогда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ошибся. Это не Акт Веры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В центре – страшная клыкастая морда. Рогов нет, нет и копыт, но кто он – ясно сразу. Такие же черные, с когтями и перепончатыми крыльями, заполнили, заполонили все пространство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процессия? Где же процессия?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процессии нет – люди рассыпались по узкой улочке, зажатой между высоких безликих домов с бойницами-окнами. Хорошо одетые, с пухлыми щеками, с солидными животиками. Только что они чинно шли по улице…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гроб? Почему гроб? И катафалк, и саван? Гроб опрокинут, саван брошен на булыжники мостовой, лошадей, впряженных в погребальные дроги, уже схватили под уздцы эти, чернокрылые. Их много, они всюду – ловят убегающих, волокут за ноги кого-то синелицего – не иначе главного героя церемонии. Чернокрылые хохочут, скалятся, они довольны, веселы, счастливы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В чем же дело? Что там, в буклете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Можно не смотреть. Вспомнил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легенда – испанская или нет, не знаю. Если грешник продал душу Врагу, Тот явится за ним, за его хладным телом. Души, проданной души, Ему мало. Не спасет ничто – ни отпевание, ни святость храма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Процессия шла по улице. Почтенные горожане провожали в последний путь такого же почтенного земляка. Кто он был? Меняла, купец, городской старшина?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чернокрылые ждали. Дождались!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А молодец Эль Фано! Но ведь такого художника нет? Кто же такое создал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А это? Как же не заметил сразу? Над острыми черепичными крышами, над буйством злой силы, над ужасом грешников – радуга. Странная радуга!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан – Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий, Фиолетовый. Семь. Семь цветов. Сколько цветов в настоящей радуге – той, которая «там», не помню, но «здесь»… «Здесь» их не семь, их… восемь! Под нижним – фиолетовым, еще одна полоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радуга восьми цветов. Радуга с траурной каймой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я это уже видел.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. Дожди<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 5’25)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откидываю полог, подставляю, не глядя, ладонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдергиваю. Стряхиваю тяжелые капли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Льет уже который день – когда как из ведра, когда мелкой сечкой, когда холодной дробью. Без перерыва, без просвета. Льет, льет, льет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полог палатки набух, провис, за пологом лужи, и на генеральской линейке – лужи, и флаг застыл половой тряпкой, которую забыли выжать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под стук дождя хорошо думается. И «там», у неспящих, и «здесь». Удается вспомнить многое, что в обычной суете не приходит на ум. Не из этой жизни – «здесь» забывчивостью не страдаю. Из «той», которую помню лишь обрывками. Ничего удивительного, я-неспящий тоже плохо запоминаю сны. То ли психика бунтует, защитный барьер ставит, то ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…То ли просто НЕ ХОЧУ помнить. Я научился забывать. Я очень хорошо умею ЗАБЫВАТЬ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В палатке я не впервые, хотя прежде обходилось без дождя. Военные сборы – многодневная скучища, когда ничего не происходит, ничего не меняется, а до возращения домой еще так долго!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и первая проблема, первый предмет для размышлизмов – время. Точнее, Время. С большой буквы, так правильнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я почти всегда знаю, что сплю. Исключения очень редки – и весьма забавны. Город тогда становится другим, появляются всякие незнакомцы и полузнакомцы, и начинается спектакль – шоу из жизни неспящих. То-то мой доктор Джекиль удивляется, когда привычный (ему привычный, ему!) мир вдруг начинает меняться на глазах, «дневной» грим исчезает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже удивляюсь – пока не понимаю, что к чему. Иногда такое приятно, иногда не очень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зато после могу представить, каково это – жить «там». Как по мне – не сахар. Бедный Джекиль, бедный я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А то, чего еще не было? Почему я «здесь» такое вижу? Откуда? Нет, не вещие это сны – Время шутит. Опережает, отстает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще – обидно. Ни разу не попадал в иную эпоху, в чужую жизнь. Хоть бы Варфоломеевская ночь приснилась, а лучше – прорыв дроздовцев к Харькову в июне 1919-го!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или я просто не помню ТАКИЕ сны?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, Время. Насколько я понимаю, сны, значит, и мои сны тоже, длятся очень недолго. Несколько секунд, пару минут, но уж не час, точно. А я в палатке, на дурацких сборах, восьмой день. Сидеть же мне тут еще больше месяца – и все это время (мое Время) более чем реально.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как понять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На ужин одно и то же – гречневая каша и консервы из сайры, по банке на брата. Никто не возмущается, привыкли. От полевой кухни несет горелым салом (запах во сне?), деревянные столы плохо вытерты, даже ложку вымыть негде. Разве что под дождем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребят в плохо подогнанной зеленой форме – тех, что попали сюда вместе со мной, – вижу не в первый раз, они меня тоже. Работаем вместе, учимся? Или даже вместе воевали? Преимущество сна – никто над этим не задумывается. Вот оно, наше Время – дискретное, рваное. Каждый день может начаться не тогда, не там – и не так. В неспящей жизни все выглядит глаже, хотя (как я-тамошний помню) далеко не всегда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сапоги очень странно пачкаются – и очень неудобно. Грязь, что спереди, смывается сама собой, особенно если идешь по траве. Как я, например. А вот та, что сзади… И не стряхнешь, и о траву не оботрешь, так и носи на каждой ноге по лишнему килограмму. Не снимать же сапоги в дождь! Возвращаться не хочется, лучше пройдусь по опушке, благо, никого тут нет. А на опостылевшие палатки можно даже не смотреть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военные сборы – а никаких занятий! И ни одного офицера, только сейчас понял. Как же мы до сих пор не разбежались? В самоволки, конечно, ходим, село рядом, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что ни говори, «здесь» не «там»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, на палатки смотреть не стану, а вот налево взгляну. Налево – и вверх. Привет, бабочка! Сегодня ты не бабочка – яркая точка среди туч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ну-ка протянем руку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я уже понял. Прилетит! То есть не прилетит, конечно, просто станет больше. И ближе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она не отсюда? А откуда тогда? Надо мною, уснувшим, горит ночник? Или это просто боль, боль тоже похожа на цветное пятно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня я очень плохо слышу. Не дождь, не стук капель – людей. В первые дни мог повторить каждую фразу, теперь же приходится лишь догадываться. Может, так и кончается сон? Все становится глуше, тише, подергивается дымкой, расплывается туманом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заканчивается сон мистера Хайда – начинается сон доктора Джекиля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что? Кто сказал, что «дневная» жизнь – не мой сон? Просто для того, чтобы попасть туда, к неспящим, не требуется пить снотворное. Я-здешний очень редко сплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, а я («здесь»!) вижу сны? Не помню, жаль. А вообще забавно – сон во сне. Так сказать, в квадрате.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У лилипутов должны быть свои лилипуты. Откуда цитата? Кто сказал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где это мы? Ах да, там, за поворотом, – деревня. Непонятно, зачем мы туда ходим. «Там» в самоволки бегут за самогоном и куревом, «здесь» же пьют редко, даже я. А сигареты… Ого, пачка пустая, надо прикупить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Стемнело? Стемнело! Бабочка-а-а! Вижу, вижу, не лезь в ладонь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дотронуться до нее пока не решаюсь. Если она – не лампочка над головой и не больной зуб, тогда что? Я-«там» и я-«здесь», как ни крути, один человек, и если у человека в мозгу завелась бабочка… Между прочим, ее никто не видит – кроме меня. Уже проверял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что, если она не из этого мира? Вообще не из этого? Бред, бред, «здесь» пришельцев не бывает, маленькие и зелененькие приходят только вслед за белой горячкой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дождь-то перестал! Во всяком случае, каплет не так. И я вновь начинаю различать слова. Этот парень, маленький такой, мне по плечо, о чем он? В полку говорят… В каком полку, мы просто на сборах? Говорят, что часть «партизан» после сборов призовут, потому что офицеров направляют в действующую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Так уже было! 1980-й, Лубны, наш полк, 86-й гвардейский. Но тогда все выглядело иначе, и лагерь был иной, и палатки, и деревня находилась не рядом, а за восемь километров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ребята совсем молодые, каждому – едва за двадцать. А сколько мне теперь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Что я тут вообще делаю, на этих идиотских сборах? На моих погонах… Пусто! А я ведь офицер, я… Я майор! Где тут начальство, я им сейчас!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не поможет. «Здесь» – не «там», тут логика иная, следствие не всегда спешит вслед за причиной. Когда в очередной раз оказываюсь в своей, чтоб она пропала, школе, я напрасно уверяю всех, что давным-давно получил аттестат. Соглашаются, сочувствуют – но не отпускают. Один раз просили войти в их положение в связи с недобором учеников. В другой – позвонили своему начальству, но все равно оставили в школе – учителем. Неизвестно, что хуже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что сегодня я не майор запаса, а… студент? Точно, студент инженерно-строительного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще не хватало! Мне что, математику сдавать придется? Еще один вечный кошмар!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь, под сапогами чавкает, с деревьев падают капли и с неба падают, а тропинка все не кончается. Спешить, впрочем, некуда, не в палатку же? Интересно, весь месяц с хвостом, что остался, я тут и пробуду? В принципе да, сон имеет свои законы, один из них – тянуться до финиша. Если, конечно, меня «там» не разбудит телефон – или будильник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будильники ненавижу даже «здесь». Для меня они – рев сирены, взрыв бомбы, дикий крик под самым ухом – а то и чужие руки на горле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне, который «там», еще хуже. Для меня-здешнего все заканчивается быстро, лишь миг чувствую странную смычку между мирами, когда ты еще немножко «здесь», но уже чуть-чуть «там». А потом ничего, совсем ничего – до следующего раза, до следующего обрывка моего Времени. Ему же, доктору Джекилю, приходится вставать, идти на работу в его странный непонятный мир…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего Джекиль? Отчего Хайд? Это все – я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот, снова дождь! Хорошо, что мы почти добрались. Вот и палатки, вот красный огонек на кухне, там воду кипятят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и бабочка! Больше стала? Больше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем больше – тем мне хуже. Так? Нет, не так! Она больше, когда мне СТАНОВИТСЯ хуже. Мокрая пластмасска спускается с небес прямо мне в ладонь. На помощь спешит, что ли? А если дотронуться до того, во что она превращается? Теплый солнечный диск… Попробовать? Если понимаю правильно, меня просто вышвырнет отсюда – из этого лагеря, из этого дождя. Вышвырнет, выкинет… Вот только куда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не искушай Господа своего». Библию даже «здесь» помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будем играть в карты.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Том Тим Тот<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’20)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Песня? Значит, засыпаю. Интересно, получится ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не понял! Эт-то чего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понял…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо же, получилось! Интересно только, что именно. В австралийской инструкции рекомендуется сперва осмотреться, убедиться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осмотримся. Убедимся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кровать моя, а вот одежда, извините… Куда я собрался? Где носят белые костюмы? А это что, шляпа? «Поеду я в город Анапу, куплю себе черную шляпу…» В данном случае, конечно же, белую, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А странное ощущение! Даже не верится, что сплю. Сплю – а все как в хрустальном сне. Я – настоящий, и все вокруг настоящее. Почти настоящее. Комната как комната, без окон, без дверей, зато с компьютером. Светло, а лампы… А лампы йок. Значит, все-таки сплю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, чего дальше? В инструкции к этому mo8.jpg ничего больше нет. Просто надо осмотреться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И все-таки непонятное нечто. Неужели сплю? Помню и рассуждаю вроде бы нормально. И могил ползающих не боюсь. Конечно, и такое – реальное – присниться может, но уж очень редко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Поеду я в город Анапу, куплю себе белую шляпу…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, mo8.jpg, чудо враждебной техники. Файл с бабочкой, который mo3, мне по душе явно не пришелся. Осторожен я, когда сплю! И зря. Бабочка – просто анальгин, снимает кошмары, способствует хорошему настроению после пробуждения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А компьютер включился! И на экранчике чего-то синеет. Ну-ка, ну-ка!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Installation… Что инсталлировать будем? Mo8.jpg – просто успокаивающее, картинка с морским берегом. Ага, она и есть, красуется. А что под нею? Start installation? Отчего бы не start?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последнее время почти не запоминаю сны. Оно и к лучшему, пожалуй. Так что я про бабочку могу и не знать. Вдруг каждый день ею пользуюсь, чертей во сне гоняю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А это, интересно, запомню? Роман во сне писать приходилось, но вот программу инсталлировать – еще нет. Хорошо хоть, что не математику сдавать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давай, давай! Думай, железяка! Надумала? Что? Ясно, что русский. Сколько тут всего языков? Прямо как в «винде». Итак, язык русский, имя пользователя… Еще чего! Может, еще и личный код с номером паспорта? Ага, «произвольно»! Зачем, интересно? Чтобы птички на берегу знали, с кем здороваться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Произвольно? А как меня зовут – произвольно? «Нимми-нимми-нот…» Точно!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А зовут меня – Том Тим Тот!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Джек – победитель великанов», английские народные сказки. «Девушка, девушка, угадай, как меня зовут!», «Дорогая, я видел черненького бесенка, он прял пряжу и пел…» Тим Тот? Или Тит Тот? Да какая разница?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А зовут меня – Том Тим Тот!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так меня и зовут – пользователь Том… Тим… Тот… Будем считать, что я китайский хакер. Съела, железяка? Да куда ты денешься? Ну, думай, думай, не запрещено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бы не рисковал с подобной лоботомией, но Влад давно такими картинками балуется – и жив пока, и хвост с когтями не вырос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А чего, интересно, мне бесенок вспомнился? Не иначе все картину забыть не могу – этого несуществующего Эль Фано. Кто же такое все-таки рисует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Влад уверяет, что подобных картинок (не Эль Фано, а которые jpg) под сотню. Но – не патентуют, потому как фармакологическое лобби возражает. И вправду, зачем химию потреблять, если можно просто на файлик взглянуть? Тем более ничего страшного, легкая релаксация, берег моря…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но бабочкой я-спящий не пользуюсь. Кажется, «здесь» я изрядный консерватор. Казалось бы, что проще? Протянул руку – и привет кошмарикам!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Съел, железный? Съел! И чего пишешь? Открыть? Какой ящик стола? Нет тут никакого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага! Инсталлировался, видать! Ну-с? И что мы видим? А видим мы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасыба, дарагой, да? Дэнгы, да? Много, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А и вправду! Бумажник, довольно тощий, но все-таки… Что за деньги такие? Кроны – а надписи русские. Страна… Не указана страна. Не иначе страна Виртуалия. Привет Сергею Лукьяненко!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Деньги мне тоже снятся. Но редко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Визитка? «Привет, друг Том Тим Тот! Если понравилось, проголосуй за эту фишку по адресу: http: \\www…» Почему на русском? Так я же язык инсталлировал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все? Голосовать, друг мой австралийский, пока не буду, ты мне берег сначала покажи. Между прочим, ни двери, ни окон я еще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А неплохо! Ошую – улица, домики одноэтажные, красная черепица на крышах, слева садик-заборчик, справа заборчик-садик. Одесную… Одесную – море, как и обещано. Пристань, лодки в берег тычутся, чайки-птички парят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что за птичка-бабочка? Привет, mo3.jpg, привет! Я на тебя, пластмасска этакая, тоже перед сном поглядел. На всякий пожарный. А вдруг на обещанном берегу крокодилы водятся? Правда, сейчас ты не бабочка – просто точка в небе. Ну и сиди там, пока не вызовут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, дано: берег моря, городишко, тощий бумажник с фальшивыми кронами – и белая шляпа. Релаксируй – не хочу. Ну, не хочу – это к бабочке, мигом унесет, а вот что там написано в инструкции, мелкими буквами в самом низу? «Время действия программы составляет…» Цифр, кажется, четыре, но пояснений никаких. То ли лет, то ли секунд, то ли байт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Отчего байт? Я же, слава богу, не в компьютере! Мне просто сон снится, релаксирующий сон, являющийся следствием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следствием – чего? Ведь все это – в моей башке! Значит, дурацкий файл, тот самый mo8.jpg, каким-то образом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да не образом, матушка, не образом! Пью я анальгин, гублю нервные клетки? Пью. И гублю. А тут сказано, что отрицательные воздействия отсутствуют, потому как никакой химии. В худшем случае – нечто вроде легкого гипноза. Так что не надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Влада таких картинок – десятков пять. Интересно, что на остальных? Я ведь первые попавшиеся списал, а там – целая система. Все «mo» и все «jpg», но первая десятка – успокаивающие, вторая – наоборот, пятая – вроде бы экстремальные ситуации. И даже кошмары, говорят, есть – но не у Влада. У нас с ним своих кошмаров хватает, это австралийцам скучно. В общем, почти Голливуд. Кино, вино и домино.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумажник, шляпа… «Поеду я в город Анапу, куплю себе…» А вас тут, между прочим, не стояло! «А это был не мой, а это был не мой, а это был не мой чемоданчик…» А в чемоданчике что? Рубашки, бритва… Ух ты, «Золлинген», прямо как у деда, трофейный! Никогда таким не брился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Так я вообще никогда не брился – во сне! Достоверность, значит, по высшему разряду? Отменно, отменно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Карта? Изучим, очень к месту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, пошли, что ли, Том Тим Тот?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А все-таки здорово! Просто так, на песочке, в костюме, шляпа на носу. Волны маленькие, ручные, прямо к подошвам ползут, ветерок легкий, солнышко нежаркое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Водоросли! Почти забыл их запах. На ЮБК и в Севастополе водорослей нет, бетон там всюду. И в Юрмале нет. Водоросли были в Хорлах, возле Скадовска, берег – почти как этот, только там еще остров у самого горизонта. А на острове – птицы, тьма тьмущая. Туда я не попал, обещали свозить – да не свозили. В каком я был тогда классе? В шестой перешел? Пионерский лагерь завода «Кондиционер», первый отряд… Или второй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запах, между прочим, настоящий, не такой, как во сне. Не вспоминается – чувствуется. По-настоящему. И ветер настоящий, и песок. Интересно, что тут еще настоящее?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Какое настоящее? Ведь я сплю! Просто этот mo8.jpg каким-то образом стимулировал память – или воображение, уж не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эх, не образом, матушка, не образом! Чудо враждебной техники, что попишешь? А кстати, откуда это? Кир Булычев, «Тайна третьей планеты»? Точно! Про третью планету впервые там и прочитал, в Хорлах, на таком же пляже, на таком же песке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все равно – море! «Вот он, легкий предутренний бриз…» Сюда бы Женю с его гитарой! Жаль, он так редко поет, клещами каждую песню тащим. «На Мадрид держит курс галион. На борту – золотой миллион. На борту, на борту. А в антильском порту…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и буду лежать. Пока не надоест. Интересно, деньги зачем? Там дальше вроде бы как магазинчик, надо бы заглянуть… А что? Освоиться тут, на берегу, до конца дней – и никаких тебе кошмаров, никакого дискретного времени. Сколько мы спим? Треть жизни? Значит, треть жизни – курорт. Теперь здесь весна, море еще холодное, но лето обязательно настанет!.. Или? «Время действия программы составляет…» Ничего! Файлов много, через пару лет они в каждом киоске продаваться будут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Или в каждой подворотне – вместо героина. Да какая разница? Не файл – так какой-нибудь шлем с проводами придумают, как в американских фильмах. Идея носится в воздухе, просто австралиец первым ухватил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чайки! Только кричат непохоже, тихо очень. Австралийские? Или так и задумано, дабы отдыхать не мешали? А вот и бабочка! Сиди смирно, не надобна пока! Как я понял, отсюда уйти легко – достаточно бабочку кликнуть. А вот из моего города (моего, ха!) просто так на этот берег не попадешь. Да и захочу ли? Мне-спящему все гробики с могилками подавай. А здесь!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повезло тебе, Том Тим Тот!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Река<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: 0’34)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пароход белый-беленький…» Как там дальше? «Черный дым…» Нет, не помню. «Здесь» вообще плохо вспоминаются песни. Свои поем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А их КТО сочиняет? Не Долматовский же я, в самом деле! Помню, еще во времена, когда я волн боялся, услышалось (на мотив Утесова, кажется): «Соленый гул в ночи тонул». Потом привязалось – уже «там». До сих пор вспоминается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, пароход белый-беленький… Никакой он не беленький – серый, с высокой черной трубой и огромными колесами. Миссисипи, одним словом. Колеса шлепают, из трубы идет дымок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Шлепают – беззвучно. И дым прозрачный, еле заметный, только воздух колышется. Но не это главное, пароходы всякие бывают, особенно «здесь». Река! В последнее время я все чаще оказываюсь возле реки. Возле – ладно, но вот НА реке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не в городе, не в моем городе. Мы вообще неизвестно где. Никогда тут не бывал – вода почти до горизонта, и слева, и справа. Слева еще виден берег, а вот справа – вода и вода. Но все же река – пару раз и справа мелькало нечто темное. И еще один раз приставали – ночью, я плохо помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Почему – плохо? Я спал? И этого не помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И бабочки нет – ни следочка. Даже неуютно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не в городе… Мы – нас не одна сотня, пароход огромный, три или четыре палубы. Да, четыре, причем верхняя, кажется, появилась только сегодня. Наверняка не скажешь, все вокруг смутное, неопределенное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И туман. С самого утра – и до самого горизонта. Не очень густой, кое-что увидеть можно, но все же неприятно. Туман, река… Капитана, часом, не Хароном кличут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увидел бы бабочку – точно бы ладонь протянул! А может, и нет, но с нею спокойнее как-то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не иначе «там» лампочка над головой погасла. А что? Вполне в духе материализма!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы… Кто – мы? Плывем не первый день, вот только помнится плохо. Маленькая пристань, туда я прилетел самолетом, вокруг все плоское, безжизненное… Тундра? Не помню. Вот пристань помню хорошо – дощатый настил, черные сваи, уходящие в воду, маленькая лодка рядом. Подумалось, что мы чуть ли не в Сибири, где-нибудь на Енисее. А потом – река. Эта пристань была на совсем другой. Там и вода иного цвета, и небо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плывем – долго, терпеливо, неспешно. Беззвучно шлепают колеса, еле заметно дрожит воздух над трубой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А матросов не вижу. И капитана ни разу не встречал, так что спрашивать фамилию не у кого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туман, река… Сонника у меня нет, он для тех, неспящих, но символика хоть куда! Я, который «там», наверняка бы испугался. А мне-спящему… Нет, не страшно. За пределами города спокойнее. Даже не так. Чем дальше от изуродованного траншеями двора, от пустого балкона, от квартиры, куда я не хочу возвращаться, тем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не думать!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пароход белый-беленький, черный дым над трубой…» Итак, пристань – и самолет. Я был… Очень далеко был, пришлось возвращаться самолетом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Серые тучи за иллюминатором, мгла, ни лучика света, молчаливые соседи в креслах, мигание маленьких лампочек над головой, стюардесса приносит пакет, но открыть его не решаюсь, в ушах – гул, машина легко подрагивает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, возвращаюсь. Остальные, кажется, тоже, мы все вместе. Все вместе – но почти не разговариваем. И никто не смотрит на реку. Почти. Просто стоят на палубе или бродят туда-сюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бакен… Обычный бакен, но на нем не горит фонарь. Или на бакенах не должны гореть фонари? Но ведь туман, он стал еще гуще, даже берег – тот, что слева, – почти исчез.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо с кем-то заговорить. Обязательно заговорить! Как я раньше не заметил? Их лица…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь», в городе – и не в городе, тоже есть живые и мертвые. В этом наш (мой!) мир ничуть не оригинален. Но мертвые «здесь» не всегда лежат в гробах. Когда лежат – вокруг сразу темнеет, чернота подступает, начинает душить, а ты ничего не можешь сделать. Ничего! Но чаще все иначе – «они» почти такие же, как живые. Почти – сразу и не различишь. Лишь когда подойдешь ближе, взглянешь в глаза. Или тебе взглянут… Впрочем, и по одежке узнать можно. Женщины всегда в платках, на мужчинах старые костюмы с широкими лацканами, дети… Стоп, хватит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правда, такое бывает только ночью. Но это в городе, а тут? Ведь мы на реке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неужели они все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глаза не смотреть, близко не подходить… И, конечно, ни с кем не заговаривать. Бабочки нет – и не надо, слишком часто ее вспоминаю. И без пластмасски выкрутимся, не впервой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем более и страха нет. Верный признак, «здесь» не сам пугаешься, а только если захлестнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страха нет. А что есть? Любопытство? Нетерпение? Пожалуй. Но главное не это, главное… Трудно выразить словами, очень трудно, но похоже на облегчение. Возвращаемся. Скоро вернемся. Вот-вот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или кажется, или нет, но все остальные чувствуют то же самое. Иногда такое бывает – можно понять без слов. Все мы вместе – на этом старом пароходе, на этой незнакомой реке, среди этого тумана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не разговаривает… Но я тоже не разговариваю! Да, я ни с кем ни разу не говорил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как я выгляжу? Неужели так же, как они? Что на мне надето? Какой странный костюм! Кримпленовый, не иначе из музея. Лацканы… Обычные лацканы, зря это я. Вот только галстук странный, узкий… Нет, не странный, просто черный. Как восьмая полоска на радуге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так куда мы возвращаемся? В городе – в моем городе – такой реки нет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зашевелились!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правый борт! Все – у правого борта. На нашей палубе, на той, что ниже. Собрались, толпятся, куда-то смотрят. Молчат… Только куда смотреть? Все тот же туман, берега не видать, колеса шлепают по воде, вон еще один бакен вдали, и тоже без огней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдали? Но бакен – это стремнина, стрежень. Значит, мы повернули? Да, и как раз направо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куда я все же летал? Почему ничего не помню? Только самолет, гул моторов, белесую мглу за иллюминатором. Случилось нечто важное? Ведь я был не один, все они тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не солнце – просто свет, у самого горизонта. На солнце ничуть не похоже. На рассвете оно розовое или темно-красное, днем… Днем понятно, какое, а это просто свет. Белый, сильный, но тускловатый. Словно за матовым стеклом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все смотрят туда. Я тоже, трудно оторвать взгляд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вначале – пятнышко, затем… Да, как солнце, только больше. Над ним – полукольцо, будто гало возле луны. А выше еще одно, тоненькое, еле заметное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам туда. Теперь знаю точно. И все знают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волнуемся? Я волнуюсь? Трудно сказать, все очень странно. И волноваться вроде не нужно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже на весь горизонт! Вокруг светло, туман уходит, уползает клочьями к стремнине. Вода стала белой, как молоко, гладкое густое молоко. А дальше, где свет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пристань? Нет, город! Белый город в белом свечении. Странно, он совсем рядом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ровные кварталы, узкая лента стен, квадратные башни, острые шпили… Соборов? Мечетей? Пристань полна кораблей, таких же белых, как и река, как и все вокруг. Какой он огромный, белый город за белыми стенами! Наверное, там хватит места для всех и для меня тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый город, белый-белый… А это что? Почудилось – или… Над белыми домами, над белыми улицами – зеленоватая дымка. Еле заметная, еле различимая, странная. Словно под белым покровом, под белым саваном – гниющее болото.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И свет уже не просто белый – белый с зеленью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, показалось, просто показалось! Наверное, клочья тумана – те, что не унес ветер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь ветра нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если вернуться? Но как? Уже поздно, мы почти пришли. Там, в белых неярких лучах, нет ничего страшного, там нет ночи, нет темноты. И страха тоже нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что ТАМ?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. «Гипнономикон»<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’15)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книжные магазины – всегда интересно. И не во сне, и во сне, причем когда спишь в особенности. «Здесь» книги каждый раз непохожие, другие. Вот, к примеру, магазин в соседнем городе – не в том, где большая река, а где метро. Сколько там всякого! Половину подзабыл, но даже о том, что помню, думать приятно. Стоял тогда у прилавка и прикидывал: купить, не купить? А если куплю, сумею ли пронести из «здесь» в «там»? Мне-спящему все кажется, что такой способ все же есть, только я его не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эту, будьте добры. И эту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуйста-а, молодой человек…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наблюдение номер двенадцать: слышу и разбираю все, что говорят. Номер тринадцать: говорят по-русски (инсталлировано же!), но с прибалтийским акцентом. Вопрос: откуда в австралийском файле прибалтийский акцент? Ответ первый: бес его знает! Второй: файл программирует «заграницу», но такую, где говорят на языке пользователя. В данном случае – русскоязычного пользователя Том Тим Тота. Вот и получилась Прибалтика. Даже кроны подходят, их, кажется, в Эстонии ввели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заходите еще, молодой челове-ек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, зайду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть не сказал: «Зайду-у-у-у». Не стоит, тут все вежливые, шляпы снимают, когда здороваются. Конечно, это просто программка – точнее, сон, оной программкой спровоцированный, но к чему хамить? Так и задумано – тихий городок, тихие жители, тихое море. Релаксация!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Релак-са-ци-я! Релак-са-ци-я! Четыре такта, подходит.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И здесь всегда солнце. До ночи я еще ни разу не дотянул, то будильник, то сам проснешься. А вот вечер видел, и закат видел. Красивый он тут, солнце за холмы прячется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо бы туда сходить, за холмы. Если верить карте, там есть замок. Карта у меня прекрасная – все обозначено, даже роза ветров. А у дома, который следовало снять, стрелка нарисована. Чтобы, значит, не перепутал и не самодельничал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, а если бы в другой дом попросился? Наверное, не пустили бы. Программа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый де-ень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этого старика встречаю каждый раз, когда выхожу на улицу. Он уже тут, на скамеечке, газету читает. Старая форма без погон, фуражка с «крабом». Не иначе морской волк на пенсии. Понятно, городок-то приморский!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А спиртное не продают, только пиво. Не то чтобы напиться тянет, просто любопытно, отчего. Может, потому, что тут положено отдыхать, а не буйствовать? Не иначе этот mo8.jpg для пенсионеров!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому бабочка-звездочка на месте. Вдруг я тут слишком задержусь? Или просто надоест, захочется в «мой» город, гробики посчитать – или с Л встретиться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да какая там Л! Это песня есть – «Моя сладкая Эл»! Снятся мне всякие знакомые девчонки, совсем разные, я уж и лица позабыл, и имена. Много ли спящему нужно, я же там вроде зомби! Сексуальная сублимация – вот и вся сладкая Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, господин Том Тит То-от!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Квартирный хозяин, высокий тощий старик, по виду – бывший учитель. Сдал квартиру (целый домик, даже с верандой!) – а сам перебрался на соседнюю улицу. Между прочим, стоило всего пять крон. Дешевизна невероятная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И денег ни у кого нет. Кроме меня, никто не расплачивается – ни в магазинах, ни на рынке (наблюдение номер четырнадцать). Значит, на работу, скорее всего, не устроишься, да и негде. Деньги когда-нибудь закончатся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деньги закончатся и… Деньги закончатся – и программа закончится! Вот оно что! «Время действия программы составляет…» Четыре цифры? Мои кроны! Все проще простого: кроны – ресурс программы, тратить можно много, а можно и мало, чтобы хватило на дольше. Сплывут деньги, и программе конец, останется лишь файлик – на память.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто, красиво, понятно. Молодец, австралиец! Проснусь, проголосую «за», у них на форуме как раз дискуссия о «сонных» файлах. Адрес помню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господин Том Тим Тот, не желаете прокатиться на лодке-е?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо. Может, чуть позже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Адрес помню, голоса разбираю, могилы не ползают, время идет нормально, от утра до вечера, если не будильник, конечно. А читать тут можно. В «моем» городе тоже можно, но больше страницы-двух осилить не удается, проверял. А тут?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В комнате, да и в доме, ничего лишнего. Роскошь программой явно не предусмотрена. Зато все нужное есть, даже печка на кухне, можно кофе сварить. А вот готовить нельзя – здесь просто не купишь продукты. Впрочем, кафе (скорее, таверна) совсем рядом, за два дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кофе пока не будем. А вот книжки изучим, я их почти не глядя взял, даже не раскрывал. Первая, бедняга, без обложки лежала, такие я всегда жалею, стараюсь купить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На русском, надеюсь?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Туземцы, которые погнались за мертвым бегемотом…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К-каким бегемотом?! Н-да… Зато на русском.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Туземцы, которые погнались за мертвым бегемотом, поймали тушу двумя милями ниже, привязали ее к скале и сидели на берегу около мертвого животного, поджидая нас. Так как течение здесь было быстрое и скалистые берега не казались удобной пристанью, мы взяли бегемота…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И съели. Бедняга бегемот! Чего там, на первой странице? А нет первой страницы, вырвана. Ничего, разберемся, книжку-подранка я из жалости взял, а вот вторую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таких совпадений не бывает! Кожаная обложка, медные уголки, золотое тиснение на корешке – ерунда, мне инкунабулы в золоте снились. А вот бабочка – пластмассовая бабочка на обложке, большая, приметная! Конечно, это может быть монография по энтомологии, раз уж тут про бегемотов книги продают. Но… Не верю, неспроста такое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И взяли за кожаное чудище всего ничего, раза в два меньше, чем за ту, что без обложки. Всю дорогу хотелось раскрыть, но сдержался. Из принципа. Да и опаска есть – откроешь, а оттуда выпорхнет чего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бегемотов – в сторону, потом почитаем. Ну-ка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть! Прямо на форзацном листе!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Моему другу Том Тим Тоту…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так у меня тут друзья объявились?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Моему другу Том Тим Тоту. Это, парень, только начало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твой Джимми-Джон».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А хороши друзяки! Том Тим Тот – и Джимми-Джон, два брата-акробата. Ну, с надписью понятно, я зарегистрировался. А книжка зачем? Впрочем, что за вопрос, узнаю, для того мне ее друг Джимми-Джон и подкинул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я-то его психом компьютерным представлял – с глазами на затылке. Из тех, что говорить нормально не умеют. А он книжки пописывает, однако! И чего мы сотворили? «Microsoft Office 2002 и как с ним бороться». «Как я приручил свою мышь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Толстый лист, слегка желтоватый. Пустой. А за ним… Готический шрифт, сверху и снизу – странные вензеля. Между ними…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гипнономикон, или Власть над Гипносферой<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так… Закрыть книгу. Встать. Подойти к окну… Нет, лучше на веранду выйти. Где мои сигареты? Между прочим, в лавке продается именно «Атаман», но только зеленый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Почему «Атаман»? Откуда? Я его не инсталлировал, не было такого вопроса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смотрим на берег, на тихую воду смотрим, на охрипших чаек. Смотрим, курим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То, что Джимми-Джон не шутит, я уже понял. Такие файлики дурак, даже компьютерный, не выдумает. Это раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Распространяются они бесплатно. Причем, если я правильно понял Влада, их не воруют, просто есть сайт, где все это добро лежит. Сайт якобы хитрый, не каждый зайдет, так сказать, для своих. Разумно – то, что прячут, всегда интереснее. Это два. Допустим, просто реклама, друг Джимми-Джон уверен, что его секрет не украдут, не смогут, и (пока!) снабжает всех желающих, так сказать, gratis. Тем более патента нет, несогласные протестуют, вот ему, Джимми-Джону, и нужны сторонники. Обычный ход, кока-колу тоже поначалу наливают бесплатно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И «косячок» дают курнуть на шару.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Допустим? Допустим! Это, стало быть, три.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда зачем книга? На кого рассчитана? Эти mo.jpg смотрят всякие компьютерные недоумки, которым по ночам Билли Гейтс снится. Они такое читать не станут, им надо все в двух слоганах изложить – причем прямо на экране монитора. Аршинными буквами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот я, скорее всего, прочту. Откуда он, Джимми-Джон, знает? А если бы я не пошел в книжный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…То есть как – не пошел бы? Инсталляция! Сведения о пользователе! Я, конечно, Том Тим Тот, но там еще вопросик был, даже не один. Образование, род занятий, ученая степень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И я… Что значит привычка анкеты заполнять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ин-стал-ляци-я! Ин-стал-ляци-я! Тьфу, привязалось! Экспедиционная привычка – как попадается слово на четыре такта…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, Джимми-Джон, ну, молодец! Ладно, чего там, на первой странице? Термины-то, термины! Гипнономикон, Гипносфера. Хотя… Хотя все понятно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Мы все – рабы снов. Настало время освободиться…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы все – рабы снов… Я тоже?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Здание<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: l’09)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрелять нельзя. В такое утро сухой треск выстрела ударит громом, отразится от земли, от стен, от деревьев, от неба, меня тут же услышат…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ерунда! Если нажму на курок, все равно услышат, хоть утром, хоть ночью. Но стрелять и вправду нельзя. Их пока мало, а на звук сбегутся со всех сторон, перекроют, блокируют… Вот тогда точно – не уйти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрелять нельзя. А что можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно прижаться к стене, холодной шершавой стене. И чуть заглянуть за угол – тоже можно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позади – спящие серые пятиэтажки, такие же спящие деревья в осеннем наряде. Из квартиры удалось уйти, хотя ждали меня еще там, и квартира была не очень – темная, глухая, да еще на первом этаже. В таких опаснее всего, однако ночь все-таки прошла, минула, а на улице меня просто прошляпили. Теперь же раннее-раннее утро, кварталы «сталинок» позади, а впереди – пустая площадь и те, что ждут меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрелять не стоит. Надо подумать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А я успел соскучиться! За городом, за его улицами, за таким утром, а главное – за самим собой, «здешним». Настоящим. Но сегодня доктор Джекиль отпустил-таки мистера Хайда на свободу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассветет еще не скоро, в такую осень солнце поднимается поздно, очень поздно. Диск не виден, а ведь он справа, за Зданием. Но сейчас там туман, серая стена, такая же глухая, как та, к которой прижимаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и солнце не поможет. Когда идут по пятам, когда обкладывают со всех сторон, время суток не имеет значения. Даже темнота не страшна. Уйти – вот главное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уйду? Конечно, уйду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не к главной улице, она пуста, совсем пуста, даже кошки бродячей нет. Разве что вправо, через переулки, через проходные дворы – туда, где траншея, где пустой балкон, где старые тополя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, туда не пойду. Забыть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, выбора нет. Здание!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня я даже не посмотрел на бабочку. То ли есть она, то ли… И смотреть не стану. Как доктор Джекиль ее называет? Mo3.jpg, кажется? Мудрый Джекиль явно впал в детство. Бабочки ему, файлики…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстро, от дерева к дереву, серой тенью, беззвучно. Меня, конечно, заметят, но к Зданию все-таки успею, всегда успеваю. Там открыто, пустят, а внутри я сам себе хозяин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой! Замри!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Площадь пуста – огромная, голая, клочья тумана зависли над влажным булыжником. У тех дальних домов, что на главной улице, никого нет, но я знаю, чувствую – меня видят, хотя подойти пока не решаются. Им нужна темнота, закрытое пространство. Поэтому меня и пропустят к Зданию, думают, что поймали… Туда? Нет, подожду чуток, вдруг пойдут навстречу, тогда успею свернуть вправо, где спуск. Там опасно, спуск – всегда опасно, но все-таки шанс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что там, за спуском? Давно не был – и, честно говоря, не собираюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждать, ждать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, «здесь» я зомби? А «там» я кто? Кажется, доктор Джекиль решил наставить меня на путь истинный. Ему смешно, что «здесь» опасна темнота, что не по всякой улице пройдешь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А «там», извините? Помню плохо – и вспоминать не хочу. «Там» страха тоже полным-полно, с горкой. «Здесь» по крайней мере все зависит от меня самого. Почти все, если точнее. Надо пробраться ко входу. Бежать не стоит, лучше отсюда – прямо к стене, к желтой каменной стене, дальше – выступ, меня не заметят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыто! Здание, к счастью, всегда открыто. В холле темно, но люди есть, меня тут знают. Жаль, что раннее утро, прямо у входа есть неплохой бар, часто там бываю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двери! Они огромные, одному не закрыть, надо позвать, чтобы помогли. Те, кто идут по пятам, провозятся долго, я успею…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо спешить, но не хочется. Когда дверь закрыта, Здание сразу становится безопасным, сразу успокаивает. Это, конечно, не так, не всеми коридорами можно ходить, в правое крыло вообще лучше носа не казать, но все-таки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое оно огромное! «Там» мне не нравятся большие дома, подавляют, даже настроение портят. «Здесь» же чем выше, чем больше – тем лучше. И ничего, что внутри темно, в Здании темнота не страшна, а наверху, начиная с пятого этажа, всегда горит свет… Сколько здесь этажей? Сто? Никогда не считал, даже не пытался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое самое высокое здание я видел «там»? Не в кино, не на фотографиях – а чтобы рядом постоять? Московский университет? Да, пожалуй. Мое Здание никак не ниже. Чем-то похоже? Пожалуй, отчего бы и нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Можно влево, там лифт, можно по центру, на третьем этаже тоже лифт. А вот вправо нельзя…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, который не спит, изобрел себе игрушку. Сон-игра, вроде компьютерной. Все под контролем, все безопасно, все понарошку. А главное, чтобы «здесь» стало похожим на «там». Чтобы время катилось так же, и пространство не сжималось, не рвалось в клочья, и люди вели себя, как неспящие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доктор Джекиль привык к рациональному миру. Доктор Джекиль не понимает, что мой мир столь же рационален, только по-своему. А вот если попытаться его изменить… Он, Джекиль (мы! мы!), историк, он (я!!!) должен понимать, что в каждой эпохе, обществе, каждом мире свои законы, менять их опасно…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Нет, влево тоже нельзя, у лифта могут ждать, не дураки же они. Значит, по центру. И быстро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Быстро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По лестнице, по широкой лестнице, мимо огромного барельефа с чьими-то суровыми ликами, мимо цветных витражей второго этажа, мимо огромных запертых дверей. Тихо, моих шагов не слышно и ничего не слышно, но все равно надо спешить, торопиться… Быстрее, быстрее, быстрее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третий… На третьем этаже светлее, тут есть люди, поэтому бежать нельзя. А мы и не станем. Лифт совсем рядом, прямо в центре, в двух шагах всего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью Здание живет своей жизнью. Именно Здание. Квартир тут нет, учебных аудиторий тоже, но люди зачем-то остаются в Здании на ночь, их много, причем чем выше, тем больше. Что они, интересно, делают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что тут, в Здании? Не только ночью, а вообще? Странно, никогда не задумывался. Преимущество жизни «здесь». Стоит Здание – и очень хорошо. Не стояло – было бы хуже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По-своему тоже рационально, доктор Джекиль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и лифт! Возле него, как всегда, толпа, но в кабину, кажется, попадут все. Она огромная, кабина, под стать всему, что в Здании. И даже не тесно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поехали? Поехали! Кажется, ушел… Нет, радоваться рано, лифт не едет до самого верха, там площадка, потом еще один лифт, но поменьше, кабинка на двух человек…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уверен, мне, который не спит, скоро вся эта виртуалка с файликами осточертеет. Доктор Джекиль думает, что снами можно управлять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Он-то так думает. Во сне он уже не Джекиль, он Хайд, он – я! И не он, я гуляю по скучному берегу и читаю какую-то толстую книгу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне – не ему – снится игрушечный сон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон во сне. Лилипуты должны иметь своих лилипутов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем забыл, что лифт не рядом с площадкой, дальше. Надо пройти коридором, он тут узкий, темный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шаги! Еще далеко, но я могу не успеть. Неужели обогнали? Нет, нет, скорее к лифту, можно срезать путь, если нырнуть в ту дверь… В ту? Да!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что в этих комнатках? Такие маленькие… Нет времени вспоминать, надо спешить, надо спешить, там, чуть дальше, лестничный пролет, железная дверь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, сначала дверь. Вот она! Только бы не… Слава богу, открыта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лестница! Вверх!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ерунда! Ни Джекиля, ни Хайда нет, все они – один человек, я, просто во сне все воспринимаешь по-другому, на то и сон!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я, который «там», привык к рациональному миру. И я, который «здесь», к такому миру привык. Мир вполне рационален, просто я (я! я – не «мы»!) вижу его с двух сторон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А этот, Тот Тим Тот, кто он такой? Я-Джекиль зря считаю, что Тим – неспящий во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше нельзя? Нельзя, да и ни к чему. Выше – только небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За дверью лифта – крыша. Такая же огромная, целый аэродром. До правого края идти и идти, левый поближе, но и туда спешить не стоит. Высоты я не боюсь, чего ее бояться, но отсюда ничего не увидишь. Сейчас утро, город укрыт туманом, а тут очень высоко, Здание выше, чем Диск, особенно когда нет солнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А все-таки здорово! Туман внизу, туман над головой, бездна под ногами, бездна всюду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вышка чуть дальше. Вот она! Железная лестница, за стеклянными стенами – неяркий огонь. И тросы, толстые стальные тросы, уходящие прямо в туман. Канатная дорога – из ниоткуда в никуда. Давно мечтал прокатиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это утро народу мало. Тем лучше, в кабине не будет тесно. Насчет «в никуда» я, конечно, шутил, тросы ведут строго с севера на юг, от моря к красным плоскогорьям, через весь мир. Через весь МОЙ мир – на страшной высоте, через заоблачную бездну. По небу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На юг? На север? Разницы нет, главное, я снова ушел, скоро взойдет солнце, я буду далеко.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты скучный человек, Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Замок<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 4’24)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правила всегда интереснее нарушать, чем соблюдать. Истина вечная, иное дело, в обычной жизни такое часто выходит боком. В обычной – дневной. Когда спишь, когда находишься в «моем» городе, тоже лучше не рисковать. Над черным могильным страхом хорошо смеяться под ярким солнцем, так что себя-спящего я не осуждаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот Том Тим Тоту легче. И вообще – и насчет правил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Велосипед напрокат – десять крон! И то едва отыскал. Мораль? Мораль проста, проще некуда. В файле mo3.jpg полагается релаксировать у моря – а не колесить по буграм. Но море я видел и город видел. А что тут еще имеется, в этом jpg?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Не в jpg, не в маленькой картинке, которая где-то далеко, в памяти компьютера. Не в картинке, в том-то и дело!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рисковать больше не стоит. Велосипед за рога – и обратно к замку. Карта точна, точнее некуда: городок, море, в трех километрах на юг – замок, а дальше степь. Даже не степь – неровное поле, в буграх и ямах. Сколько не иди, все одно и то же. Хоть час, хоть три. Вывод? Вывод-то есть, причем не один и даже не два.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько дней не выбирался сюда – попросту не открывал файл. Нарочно – хотелось кое-что обдумать. Беда в том, что я не Влад и не Джимми-Джон, не гений-хакер, для меня компьютер – лишь арифмометр с пишущей машинкой и экраном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…КАК мне все зарядили? Море еще ладно, но вот ОТКУДА взялись детали и детальки? Фуражка с «крабом» у капитана-отставника, узорная решетка заборчиков, крик чаек, наконец? Нет, не наконец, наконец – замок. Сколько информации может быть в обычном файле jpg? Но чудес не бывает, товарищ Сталин правильно сказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В книге Джимми-Джона этого я пока не нашел. Впрочем, в таких вещах не грех разобраться самому. Одно дело просто сон – направленный или спровоцированный, совсем другое, если в башку вставили программу, этакий DOOM. Как вставили, пока не важно, возможно ли вообще такое – тоже не важно. Чудес, конечно, не бывает, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выметено, вычищено и даже, кажется, пропылесосено. Будь тут, скажем, музей, я бы не удивился, но замок пуст, абсолютно пуст, сюда никто не ходит. Увидев такое, я и подумал о компьютерной игре. Оцифровали, зашифровали… Так сказать, зомбирование, причем в лучших традициях XXI века.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А заодно – и наркотик. Вдруг привыкну?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что зря обвинял я себя-спящего в излишней осторожности. Не помешает, не помешает! Тут и наяву народ от DOOM’ов с Quake’ами попадает в «дом хи-хи».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, будем разбираться. И начнем… С замка и начнем, благо я как раз во дворе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, что мы видим? Двор прямоугольный, метров этак семьдесят на двадцать пять, ворота обиты железом, полосы широкие, клепки круглые. Первый этаж – шесть дверей, точнее, шесть входов, поскольку на двух дверей нет. Второй этаж – галерея, резные деревянные столбы. Входов там восемь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый этаж: кухня, оружейная – и четыре помещения непонятного назначения, ибо пустые. А вот в кухне и в оружейной – целый музей. Но не музей – ни табличек, ни указателей, ни, само собой, экскурсоводов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй этаж… Не нужен пока второй этаж, первого вполне хватит. В поварском деле я не специалист, а вот оружейную осмотрел, не поленился. Экспонаты хоть куда, хоть в Государственный Исторический, хоть в Кунсткамеру. Золотой отделки и рубинов-бриллиантов нет, но и без того имеется, что взять в руки – или надеть на голову. Шлемы-бацинеты XIV века, поясные бастарды и даги XV-го, кинжалы-страдиоты… Все западное, немецкое, французское и, кажется, итальянское. Русского и татарского нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего я вижу именно это?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В «моем» городе таких вопросов можно не задавать. Сон, как известно, небывалое сочетание вполне реальных и виденных явлений. Музейного оружия я насмотрелся, причем всякого, да еще и справочники листал по долгу службы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но почему в приморском городке, в наивной маленькой картинке – замок? Для пущей релаксации? Сначала посидел у моря, потом сходил итальянскими мечами полюбоваться? Скажем, картинка предусматривает нечто подобное, а мое воображение наполняет это «подобное» конкретикой. То же и с городком, и с прохожими. Если присмотреться, замок чем-то похож на Тракай, а там я бывал. И в таких приморских городках бывать приходилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможно такое? Как рабочая версия – да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот то, что за «Тракаем» бесконечное поле, вполне понятно. Программа имеет свои пределы, зайдешь за них – отбросит назад. Как в том же DOOMе, к примеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или нет? Бесконечное поле в ухабах – разве не граница, не конец пути?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на втором этаже не очень весело, вероятно, из-за наглухо закрытых ставней. В полутемные комнаты входить неприятно, да и смотреть почти нечего. В двух – рыцарские латы и мечи на стенах, в одной – какое-то резное кресло. Только в большом зале нет ставней, зато там вообще пусто, только старые лавки вдоль стен. Разве что гобелен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Честно говоря, нечто подобное ожидалось. Если уж замок, как без гобеленов? Без старых, выцветших гобеленов, истрепанных по краям, потертых, прибитых ржавыми штырями к стенам? Но гобелен оказался всего один, причем именно в зале. А вот сюжет удивил. Я ждал какой-нибудь торжественной процессии (привет, Эль Фано!), битвы, пира с жареными кабанами и собаками у стола, охоты на того же кабана, наконец. Но на гобелене вышито совсем иное. Что именно – догадался не сразу, вначале решил, что Ева со Змием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не Ева – и не Змий. Неровное поле, острые зубцы серых скал, худосочные деревья, больше похожие на кусты, вдали – маленький контур замка. Это фон, так сказать, задник, а на нерадостной сцене – четверо: Дракон (его-то я за Змия и принял), Девица, Рыцарь и Смерть. Девица у дерева, Дракон рядом, Рыцарь вынимает меч – а Смерть прячется за скалой. Понимай как хочешь. То ли Костлявая ждет исхода поединка, дабы заняться побежденным, то ли дама с косой пришла за всеми сразу – именно такое приходит на ум. Может, из-за того, что гобелен выцвел, поблекли краски, размылись контуры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как во сне! В настоящем сне, без всяких mo.jpg. Тогда тоже все подергивается туманом, начинает исчезать, блекнет…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дракон пришед за Девицей, алкая ея пожерти. Рыцарь поспешах к Девице, дабы Дракона мертвити, Девицу оную свободити. Девица плаче и рыдае, надеяться не переставае. От Смерти же ни единый не утече.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А над замком – радуга, еле заметная, маленькая. Я не удивился, когда увидел под фиолетовой полосой тонкую черную кайму. Восемь цветов, весь спектр – плюс черный. Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, я слишком многого хочу? Может, во всем этом нет никаких ловушек и мин? Просто в ТАКОМ сне я могу рассуждать более трезво, вот и начинаю искать какие-то закономерности, правила… Только какие правила во сне? В «моем» городе все просто: темнота – плохо, свет – хорошо. А здесь, спасибо Джимми-Джону, темноты нет. И все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остается одно – вернуться в свой домик и сесть за книжку. Джимми-Джон пишет мудрено, но главное понять можно. Понять – и согласиться. Пока, по крайней мере, я еще и половины не одолел. Собственно, никаких Америк австралиец не открывает, но…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек смертен, изменить сие мы пока не можем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для всего, что задумано, человеку часто не хватает времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто бы спорил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От трети до четверти жизни мы спим, уменьшить это время невозможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угу. Окочуримся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От того, что мы видим во сне, во многом зависит наша «неспящая» жизнь. Хороший сон – хорошее настроение, плохой – плохое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Естественно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Химическое и механическое воздействие на мозг с целью регулировки сна слишком опасно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подписываюсь. Совершенно сапоги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с тем в обычном сне мы себе не хозяева, ибо во сне распоряжается кто-то Другой, кем бы Он ни был.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По форме – мистика, по сути же верно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой вот катехизис. Ради подобной элементарщины книгу не стоило и писать. Читать тоже. Но вот сегодня утром добрался до неожиданного. Человек – это земной шар, а сей шар, как известно, состоит из суши и воды. Мы живем на суше, море для нас – чужая стихия. Там можно плавать, там ловится рыба, но все равно в море опасно. Итак, суша – бодрствование, море – сон, так сказать, Гипносфера. Задача – научиться не только плавать в море, но и жить. Кроме того, за морем может быть новая суша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, этот австралиец все-таки решил открыть Америку!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Огни<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’34)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В черной густой темноте, в безвидной бездне – огонек, искорка, еле заметная точка в пространстве, булавочная головка, молекула света в хаосе. Желтый, мерцающий, беззащитный, обреченный. Мигнул, исчез, снова появился, вновь пропал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тьма. Черно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огоньков два – две маленькие лампадки, два кошачьих глаза, два фонарика, непрошеные, дерзкие, пугающие, странные. Чернота сгустилась, набрала плоти, надвинулась со всех сторон, пошла на приступ – смять, раздавить, захлестнуть, утопить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черно. Темень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огоньков семь – семь желтых пятнышек, семь маленьких островков в темном пространстве. Черные волны штурмуют, накатываются раз за разом, отступают, вновь идут на приступ. Островок света исчез, сгинул – сперва один, затем другой… пятый… последний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бездна. Топь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огоньки всюду – неровные клочья света, исчезающие, возникающие вновь, сливающиеся в нестойкое целое, вновь распадающиеся, тонущие в черноте. Чуть слышный плеск, еле различимый гул, легкий стук, доносящийся из неведомой дали. Тьма отступает, собирается комьями, каменеет, застывает кристаллами, бледнеет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый свет. Серая дымка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опушка леса – черные деревья, желтая листва. В сером небе – отблеск солнца. Легкий ветер треплет листья, срывает, пускает в недолгий полет. Яркий ковер на земле, влажные голые кусты, телеграфный столб с провисшими проводами. Шум ветра, шелест крон, далекий, еле слышный гудок паровоза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осень.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Пляж<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 3’57)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несколько камешков все-таки удалось найти – плоских, как на заказ. Кто-то словно нарочно спрятал их в серый песок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наводи! Навесным… целься! Огонь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первый пошел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пошел, запрыгал – раз, другой, третий. Маленький каменный «блинчик»…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Лихорадка не так жестока в Тете, как в Квиллимане или на низменном побережье, и, поскольку в этой части Африки так же легко заболеть лихорадкой, как в Африке схватить простуду, приезжим следовало бы перебраться с побережья в более высоко расположенные районы…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сдвинул шляпу на затылок («Поеду я в город Анапу…»), огляделся. Не пора ли и мне? В эти, «более высоко расположенные»? Зайти в кафе, взять какую-нибудь жареную скумбрию? Нет, лень! Уж больно хорошо тут, на сером песчаном пляже под нежарким солнышком. Лежать, читать про Африку, «блины» по воде пускать. Оптимальная диспозиция!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Отряд состоял из 80 солдат, и, несмотря на отклонения от режима, – поскольку большинство из них принадлежало к категории «неисправимых», – в течение 3 лет из них умерло только десять, причем от лихорадки 5. Хотя выяснилось, что хинин не предупреждает лихорадки, он оказался неоценимым при лечении, как только появились первые симптомы заболевания…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книжка про бегемотов, несмотря на подобные «лихорадочные» пассажи, оказалась очень забавной. Доктор Дэвид Ливингстон, «Путешествие по Замбези». Саванны, миомбо, термиты, баобабы… Не иначе Джимми-Джон увлекается географией. Хотя он прав, такие книги – самое подходящее чтиво у моря. Во всяком случае, повеселее «Гипнономикона».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Наводи! Целься!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй пошел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюх… Плюх… Плюх!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, главное я, кажется, понял. Не про файлики, не про эти mo.jpg. Тут дружище Джимми-Джон весьма-а-а немногословен. Оно и понятно – ноу-хау, патента нет, того и гляди сопрут. Так что приходится верить на слово. Вроде бы логично: зрение – наиболее сильное из чувств, «точечное» внешнее воздействие на нервные окончания… На картинке рисунок – не главное, там целая система светящихся точек, мудреная, как микросхема. Принцип горящей лампы – светишь спящему в глаза, а он видит солнце. Здесь то же самое, но в миллион раз сложней. Так что никакой компьютерной игры, вся «картинка» моя, и берег, и домик, и замок. Но прописал мне ее дружище Джимми-Джон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воздействие пока слабое, поэтому и надо смотреть каждый раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И бабочка – нечто похожее, световой направленный импульс, гасит сильное нервное возбуждение. Так что не анальгин, а все-таки валерьянка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логично? Поверим австралийцу? Никакой химии, никакого зомбирования, никакого побочного эффекта. Не хочешь – не смотри, последствий не будет, никакого привыкания, никаких следов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целься!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третий пошел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюх… Плюх…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…В конце концов экспедиция стала продвигаться вперед без проводников или с сумасшедшими проводниками. Как это ни странно, мы оказывались часто обязанными сумасшедшим из разных деревень: один из них почтил нас, когда мы спали под открытым небом, тем, что пел и плясал у наших ног всю ночь. Эти несчастные люди симпатизировали исследователям, считая, вероятно, что они – их поля ягоды…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот именно! И мы с другом Джимми-Джоном в некотором смысле одного поля ягоды. Во всяком случае, я его понял. Не согласился, но понял…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гипносфера – океан сна, в нем мы проводим до трети жизни. Там мы не хозяева, океан может быть тихий – а может быть Тихий. Захлестнет, уволочет в глубину – и просыпаешься с криком да с гадким настроением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А главное – Время! Тут я с Джимми-Джоном более чем согласен. Во сне, слава богу, работать нельзя, но и расслабиться не всегда получается. Сон – не отдых, во всяком случае, не такой, как бы нам хотелось. Сон, чем бы он ни был на самом деле, – иная реальность. А в этой реальности случается всякое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Могилки ползают, к примеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Целься! Плюх… Плюх… Плюх…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что можно сделать? Покорить океан, укротить волны? Нельзя. Сейчас нельзя – и еще долго будет. Кроме того, опасно. Перегородишь даже не море – залив, и тут же рыба уйдет, течение изменится, вода превратится в болото. Это не путь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А где путь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюх… Плюх… Вот и камешки кончились. Жаль!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон предлагает строить «платформы» – как в настоящем океане. Искусственные острова над стихией. Эти mo.jpg – первая попытка. Платформы пока недолговечны, их требуется возобновлять, зато на них можно жить. Как на этом берегу, к примеру. Где-то бушует море, где-то гуляет страх – а ты тут, под солнышком. Подсознанию никто не мешает сублимироваться…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Субли-ма-ци-я! Субли-ма-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…а мне, разумному, позволено таковым оставаться – и делать, чего хочу. Все по Фрейду – океан нерационального, темного, а над ним – тонкая пленка рацио. Только искусственного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убедительно? Вполне. Но мне кажется, друг Джимми-Джон чего-то не договаривает. Или сам до конца пока не додумал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один «блинчик»? Отменно, отменно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плюх!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…На равнинах было много больших стад куалата и черных козлов, хотя обычно последние живут в горах…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, про козлов с бегемотами – после. Вечером. Где тут наш талмуд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Гипнономикон» тоже захватил с собой. Не почитаю, так под голову положу. Тем более книга, несмотря на кожаную обшивку, оказалась невесомой, на ладони нести можно. Почти как пушинка. Почти как сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнит австралиец, темнит! Как сей опус называется? Называется он «…или Власть над Гипносферой». Острова в океане – это еще не власть, это Хемингуэй. К чему Джимми-Джон ведет? Но как пишет, какой слог!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Сейчас каждый, кто вошел в Гипносферу, – Кортес. Он – Бальбоа, увидевший неведомый океан, Джеймс Кук, ступивший на песок Гавайев. Сравнение корректно, ибо все они в первый миг неизбежно поддавались эмоциям, поражаясь виденному. Рассудок заговорил позже…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не у всех – Джеймс Кук дальше эмоций не продвинулся. Съели Кука там, на Гавайских-Сэндвичевых. Как сэндвич. А почему аборигены съели Кука? Вопрос неясен, молчит наука.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Мы, люди, покорили пустыни, джунгли, горные хребты, осваиваем гидросферу и космос. Настал черед Гипносферы…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блям, блям, блям! Как рекламный слоган – слишком длинно. Ничего, пиарщики подберут. Что-нибудь вроде: «Милый, купи мне хороший сон!» А то и: «Во сне я ее трахнул!» – под портретом какой-нибудь недоношенной Спиртни Брикс. Нет, второе не годится, слишком двусмысленно. Мол, нравится, не нравится – спи, моя плюгавица. Еще пропаганду сексуального насилия припишут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага, а это чего? В обычных книгах на последних страницах реклама – или пустые листы с грозной надписью: «На этом месте…» А тут?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дорогой Том Тим Тот!..»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну конечно! Дорогой Том Тим Тот! Понравилась ли тебе книга? Если понравилась, отправь двадцать долларов по этому адресу – и получишь ее целиком, натуральную, с розовым бантиком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А про бегемотов заказать можно?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дорогой Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, ты хорошо отдыхаешь. Мешать не стану, но если:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ты в душе конкистадор, а не трусливый филистер;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– тебе не хочется просто стоять на берегу океана;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ты хочешь стать кем-то большим, чем ты есть,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;РИСКНИ – и вырви эту СТРАНИЦУ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только имей в виду, дорогой Том Тим Тот, я ничего НЕ ГАРАНТИРУЮ. Это и в самом деле очень большой РИСК. Наш мозг, наше сознание и подсознание – неведомый Океан, а в Океане может случиться всякое. Подумай – но учти, что «Гипнономикон» можно найти в каждом файле, но ЭТУ СТРАНИЦУ ты больше не увидишь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твой Джимми-Джон».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н-ничего себе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книга внезапно показалась свинцовой. Не удержал, на песок положил. Вот тебе и релаксация! Да за кого меня этот австралиец принимает? Пригласил в Диснейленд – и предлагает вступить в Иностранный легион?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка-а-а!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, с бабочкой, с этим mo3.jpg, тоже лучше не связываться. Проснусь, задавлю к чертям свинячьим все файлы, надеру уши Владу за то, что не предупредил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не море – разбушевавшийся океан. Свинцовое небо, гребень цунами у близкого горизонта, страшной волны, которую я так боялся в детстве. Не уйти, не убежать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп, стоп, стоп! Чего я, собственно, паникую? Берег как берег, море как море, страница как страница. Друг Джимми-Джон кое-что предложил другу Том Тим Тоту. И все! А друг Том Тим Тот закроет книгу и пойдет в кафе, рыбку жареную потреблять. Я же не конкистадор!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, я – трусливый филистер?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;20. Бабочка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’29)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ненавижу больницы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всем лучшим в жизни я обязан… Уж не знаю, кому и чему, но всем худшим точно – больницам. Ждать возле операционной, открывать дверь палаты, вдыхая затхлый безнадежный воздух болезни… Ненавижу! Ненавижу больницы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно такие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее тут и не было! Обычный квартал, сзади трамвайная линия, спуск, выше – знакомый район «сталинок». Трамвая не дождался, редко он в этих местах ходит, пошел пешком, нырнул в проходной двор, чтобы угол срезать. Сколько раз так ходил – и ничего. Точно помню – проход между маленькими домиками, типичный самострой начала прошлого века, двор с наружными лестницами, древними такими. За грязными стеклами окон – пожелтевшие газеты, какая-то вата с елочными игрушками. А потом ворота – деревянные, в зеленой краске. Там всегда открыта калитка, а за нею – улица, что к вокзалу ведет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот, пожалуйста!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Огромный двор, корпуса «покоем», распахнутые ворота, «Скорая», ткнувшаяся бампером в кирпичную стену. Все старое, древнее, чуть ли не мхом поросшее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И дух – тот самый, который ни с чем не спутать. Дух болезни. Застарелый, давний, вечный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходить поздно. Сзади… Не знаю, что именно, но там еще хуже. Придется идти насквозь, благо и ворота открыты, и двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Только не через ворота! В такие приметы даже «здесь» верю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одно хорошо – редко мне больницы снятся. Одно время казалось, что в городе их вообще нет. Хотя ежели имеется кладбище, то как без такого? Лекарь, как известно, Смерти помощник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что это? Нет, тихо. Тут, кажется, вообще никого нет. И славно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее! Сзади холод, там плохо, совсем. Зря я пошел по спуску! Чем ниже, тем хуже, а здесь, на востоке, почти всегда вечер. Скоро ночь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И не только вечер, не только ночь. Когда-то казалось, что именно тут, за спуском, вход ТУДА. Дантов ад в Гипносфере…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гипносфера? Откуда это? А, Том Тим Тот, курортник! Что же ты не на своем курорте, доктор Джекиль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! А бабочка есть? На месте, причем именно бабочка, а не светящаяся точка. Близко, совсем рядом. Не очень тебе верю, пластмасска, но в такой ситуации…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое все древнее! «Скорая» со спущенными камерами, ржавые борта, разбитые стекла. Что за модель, неужели старый «Москвич»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сыро! Господи, как сыро… Между кирпичами – мох (не зря казалось!), мертвый мох. И трещины. А это что? Такое я видел «там» – следы от осколков. На старых зданиях еще можно заметить рядом с надписями: «Проверено. Мин нет».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А тут – проверено?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, ждать нельзя! В дверь, она открыта, дальше коридор и выход на улицу…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никого, ни души! Но чисто, подметено… А это что на стене, да еще под стеклом? «Медицина в Средние века»? Наглядная агитация, просвещение хворых и убогих. Фотоспособом, снимки черно-белые… Встречал такое, причем именно в больнице. Сон, как известно, сочетание уже виденного…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Везалий проводит анатомический опыт», «Кровопускание», «Ампутация руки»… Бр-р-р-р!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Налево? Направо? И там темно, и там. А я-то думал, за дверью – сквозной коридор! Направо слишком мрачно, налево все-таки посветлее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка? Намекаешь? Куда ты меня унесешь, а? Лети пока рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так… Светло, пусто, чисто. И стены другие – у входа в старой краске, а здесь пластик… И даже плитка. И воздух другой, чище. Чище, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда я пришел? Коридора нет, только двери! Скорее!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой! Очнись, и такое бывало. Это не ты бежишь, страх тебя гонит, он тут, рядом. Вот погаснет свет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окна? Нет окон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закрыто… Закрыто… Закрыто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыто! Светло? Светло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот отчего так чисто!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Лица на камне, на неровных полированных плитах – всюду, от пола до потолка. Овальные фотографии, черно-белые, цветные. Под ними надписи – фальшивым золотом. То, что и должно быть – фамилия с именем-отчеством, даты, все прочее. «Дорогому брату…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смотреть! Не ловить ИХ взгляд! Не смотреть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь! Ну конечно, какая дверь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успокойся! Успокойся! Успокойся! Это сон, обычный сон, ты кулак под сердце сунул, ты такое видел. Мало ли колумбариев: в Москве, на Донском похожий, только с окнами. Ничего страшного нет, нет и быть не может, в крайнем случае проснешься, проснешься, встанешь, выпьешь кока-колы из холодильника, потом смеяться будешь, могилы не ползают, это все сон, сон, сон. Забыть бы его, проклятый сон, проклятый город! Забыть, ЗАБЫТЬ!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснуться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если НЕ ПРОСНУСЬ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не могу двинуться. А вот это совсем плохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнеет. А лица по-прежнему светлые. Они не оживают, мертвые не могут ожить, даже «здесь». Крикнуть? Последний, безнадежный способ – прогнать криком. Тогда я обязательно проснусь, обязательно, крик будит, знаю точно, проверено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давит. Не могу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас… Как в тот, последний раз – сначала нечто черное, длинное у самых ног, затем сядут вокруг, заговорят. Посочувствуют даже. Беседовать будут долго, о чем-то совещаться, тянуть время. Потом встанут, подойдут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснуться! Проснуться! Проснуться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни крикнуть, ни сдвинуться с места, ни закрыть глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка? Нет, не бабочка – диск! Светящийся диск, маленькое солнце, маленькое солнышко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пустая палата, облупленная краска на стенах, ржавые кровати, провисшие голые сетки. Из окна – неяркий вечерний свет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сяду. Прямо сюда, на травку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подумаешь – смешно становится. Стыдно даже! Какие-то мертвые с косами. Чушь, дичь!.. Это НЕ Я боюсь! Страх не во мне, он снаружи, в глубине чертового подсознания, в этом океане, в Гипносфере, будь она!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если бы я не решился потянуться к бабочке? Фу ты! И думать не хочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодец, пластмасска! Где это ты? Рядом? Конечно, нет, ты в небе, маленькой звездочкой. Ведь сейчас день, трава, ветерок, солнышко.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тебе и анальгин!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;21. Страница<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: l’20)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А корабли сюда заходят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень редко, господин Том Тим То-от, очень редко-о.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дорога? Куда она ведет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В соседни-ий горо-од, наверно-о. Мы туда не ездим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ваш город? Как он называется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На-аш? Странное дело, господин Том Тим Тот, забыл. Старость, господин Том Тим То-от, старость!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего я хочу от отставного капитана? Откуда ему знать про корабли и про названия? Я же сам с собой говорю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Файлик этот, mo8.jpg, как я понял, из простейших. Функция, не больше, – солнышко, серый песок, чайки. Странно даже, что тут замок с гобеленом образовался. Так зачем же я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До свидания!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До свидания, господин Том Тим То-от!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапно, в который раз, поблекли яркие краски, потемнело небо, чернотой подернулось близкое море. Иногда и в раю неуютно. Да и какой рай? Компьютерная игра, пусть и без компьютера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не совсем, конечно, – без. И файлик есть, и программа. Тот же DOOM, только в моем мозгу инсталлируется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К морю, на чаек смотреть? В домик, почитать про бегемотов? Или в замок? Нет, не хочу! Потому и пристаю с вопросами к ничего не знающим обитателям-призракам городка-призрака. Границы этого мира, сонного маленького мирка, где они? Да вот же, рукой достать можно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка – маленькая звездочка в голубом небе – внезапно показалась особо симпатичной. Подзову – и прочь отсюда! Куда угодно, если что, ты меня, пластмасска, и выручишь. Ты тоже программа, но надоесть не можешь, как не надоедают анальгин и валерьянка. Вот за бабочку-выручалочку пламенное тебе русское мерси, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А может, все-таки к морю? Нет, лучше в домик, про бегемотов читать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кажется, в последнее время потеплело. Белый пиджак приходится нести на руке, рубашку расстегнуть, дурацкую белую шляпу даже надевать не стал. Весна! А как тут летом? Да чего гадать, узнаю, крон еще много, ресурс и наполовину не исчерпан. Только с каждым разом охоты попадать сюда все меньше. Этот мирок действительно для пенсионеров, друг Джимми-Джон! Для сонных отставников, которым уже ничего не надо, ничего не хочется. Сиди себе у моря, клюй носом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На дереве, что у входа в мое пристанище, – маленькие белые цветы. Похоже на яблоню, но не яблоня. И не абрикос, и не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да какая разница? В DOOMе тоже деревья растут, так я их родом-видом не интересуюсь. Все! Пора отсюда, с этого безмятежного курорта. А то жить скучно станет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Некоторые туземцы, как здесь, так и в Сешеке, научились кое-каким подлым уловкам более цивилизованных торговцев. Однажды вечером нам принесли кувшин молока, которое было обязано своим происхождением не столько корове, сколько Замбези. В других местах в корзинах, которые казались наполненными прекрасной тонкой белой мукой, внизу оказывались отруби…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Книга о бегемотах летит в угол, прямо на низкий белый табурет. Ты тоже научился подлым уловкам более цивилизованных торговцев, Джимми-Джон. Хорошая рекламная кампания! Да только не для меня, на такое меня не купишь. И я твои файлы покупать не стану, хватит этого. Я тебя понял, Джимми-Джон! Рассуждения о конкистадорах, о платформах в океане, о новом мире, вся эта Гипносферщина – просто болтовня. Главное – файлики. В одном соскучишься, другой захочешь. Здесь нет страха, мой австралийский друг, зато есть скука. Может, оно и лучше, но ненамного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позвать бабочку – и туда, в мой город? Мой – без всяких кавычек? И спящие, и неспящие не планируют жизнь, не выдумывают, не прописывают в программах. Поэтому и жить интересно. Страшновато – но интересно. А это и вправду компьютерная игра, все предсказуемо, все ясно заранее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме страницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так, где она? Ну-ка, ну-ка… Вдруг исчезла? Нет, не должна, не должна! Вот!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дорогой Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, ты хорошо отдыхаешь. Мешать не стану, но если:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ты в душе конкистадор, а не трусливый филистер…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот твоя подлая уловка, Джимми-Джон! Только уловка эта не для конкистадоров, так что зря меня провоцируешь. Хитро придумано! Я, как и всякий другой, тут побывавший, уже успел оценить твой рай. Но это очень скучный рай, вот ты и предлагаешь рискнуть. Все как в жизни, да? Как в настоящем сне? Вот тогда и пойдет ТОРГОВЛЯ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А насчет риска – зря, Джимми-Джон. Вырву страницу – и что? Крокодил из-под пола выскочит? С ума не сойду, не заболею даже. Проснусь, пошлю тебя, друг мой австралийский, на три буквы, которые не jpg, и другим закажу, чтоб даже не пробовали твоими файликами баловаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Поэтому крокодил не выскочит. Джимми-Джону не нужна антиреклама. А что нужно? Может, эта страница вроде теста? Самые скучные и ленивые, которым ничего не требуется, кроме песочка да солнышка, для которых и mo8.jpg – рай, так в нем и останутся. Подобные файлы можно и бесплатно разбрасывать, не жалко. А вот для других – другое. Особенное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угадал, друг Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, почти решил – почти решился. Но сначала выйду из домика, погляжу на близкое море, вдохну запах водорослей, сорву цветок с неведомого дерева… Нет, цветок срывать не стану, пусть красуется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А все-таки тут здорово! Время от времени стоит заглядывать в сонный городок, чтобы поваляться на пляже, побродить по замку, в кафе пустое заглянуть. Жаль, здесь нет никого из ЖИВЫХ…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот! Понял. В этом все и дело! Неспящие общаются с живыми. Спящие общаются с призраками, но страна «здесь», миры снов, Гипносфера – тоже призрак. Свой со своими, все правильно, все ровня. А здесь… Не «здесь» – просто здесь. Здесь иллюзия реальности, почти полная – но нет живых. Будь тут хотя бы кто-то реальный… А если не «кто-то» вообще? Если друзей-приятелей собрать? Пикничок устроить, прямо на берегу. С шампанским и барбекю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Или исследовать замок – по-настоящему, с составлением плана, атрибутацией оружия, с фотографированием и экспертизой гобелена. Собрать экспедицию, человек шести хватит за глаза, прописать в программе инструменты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, повело. Археологическое исследование замка. Местонахождение объекта – файл mo8.jpg. «Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача, вся Канатчикова дача…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вообще, чего я стою, видами любуюсь? Сзади – дверь, за дверью – комната, на столе книга раскрытая – как раз на нужной странице. Персональное приглашение требуется? Пожалуйста! Дорогой Том Тим Тот! Вырви, будь любезен, страницу и не тяни время, а то будильник зазвонит, у тебя завтра вторая пара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Хорошо еще, что не первая, иначе бы я тут не стоял!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед? Вперед!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дорогой Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, ты хорошо отдыхаешь…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да лучше не бывает, дорогой Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тр-р-р-ресь! Прощай, страничка! Ну, где крокодил? Ни грома, ни молнии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и крокодил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Высокий, широкоплечий, загорелый, прямо как с журнальной обложки. Старые джинсы, клетчатая рубашка завязана узлом. А глаза голубые, яркие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На вопросы ответить не смогу, я – только запись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это-то я понял, но… Здорово! Точно как во сне – или у Булгакова. «И соткался из этого воздуха призрачный гражданин престранного вида…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там, на странице, появится адрес. Проснешься – включи модем и набери. Не забудь назваться, а то я-настоящий с тобой еще не знаком. Да, укажи название файла и свой часовой пояс. Напишешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот сейчас! – киваю, на миг забывшись. – Значит, это был все-таки тест, Джимми-Джон? Конкистадоров ищешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На бессмысленные вопросы, как известно, не отвечают. Призрачный гражданин престранного вида подмигнул… сгинул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оп-па!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А зачем ему мой часовой пояс?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;22. Джимми-Джон<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’11)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Язык, имя пользователя… Том Тим Тот, я, дорогуша, Том Тим Тот, привыкать пора. По сторонам и смотреть не стоит. Та же светлая комната без окон, без дверей, компьютерный столик, горящий экран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или не совсем та? Без разницы, собственно говоря. А вот то, что я очутился тут, и вправду интересно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давай, железяка, думай.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Инстал-ля-ци-я! Тьфу, привязалось!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хитрюга Джимми-Джон на контакт идти не пожелал. Ответил сразу, минут через двадцать, но вместо чего-нибудь внятного – новый адрес. А там страничка, слепая да глухая, почти без всего, а на страничке (ха-ха!) – файлик.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот этот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И надпись: «Посмотри ровно в 23.00 по Афинам (3 минуты). Файл не копируй, не получится».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Естественно, по Афинам. Афины я и указал, как ориентир. Мог бы и Стамбул, разницы нет. Часовой пояс мой, так что все верно. Правда, язык инсталлирую все-таки русский, но… Из принципа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки, для чего австралийцу часовой пояс? Спросил бы прямо, откуда, мол, друг сердечный, русскоязычный? Или на картинку можно смотреть только в 23.00 по афинскому времени?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нимми-нимми-нот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голос прозвучал сзади, но я ничуть не удивился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А зовут меня Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь и повернуться можно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже соткался! Все тот же – и джинсы старые, и рубашка узлом… Эге, как же я не сообразил? Ведь так не носят, это, извините, ретро, родные семидесятые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зацепочка, зацепочка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В сказке не Том Тим Тот. Там – Том Тит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставалось пожать плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, я же не бесенок с прялкой. Привет, запись!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазый подмигнул, быстро оглянулся и, не обнаружив ничего подходящего, присел прямо на краешек стола. Еще бы, с его ростом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Изрекай! – предложил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Изрекаю, – охотно согласился он. – Только я не запись, Том Тим. Сюрпри-и-из!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Получилось точно, как в голливудском фильме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не может быть, – вздохнул я. – Чатов во сне не бывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белозубая усмешка – как у акулы. Очень добродушной, но акулы. Австралийской.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь, я только картинками балуюсь? Но если хочешь, проверь, Том Тим. Если я запись, то многого знать не могу. Спроси! Столица Малайзии, например.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришлось задуматься. И крепко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Джимми-Джон, не выйдет. Столица Малайзии – Куала-Лумпур, такое даже я знаю. Значит, не ты мне ответишь, а я – сам себе. Это не сложнее моря с чайками, друг Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага, – подхватил он, – файл mo8.jpg, понял. Тогда… Тогда пока ничего не стану доказывать. Просто поверь – или просто не поверь. Так что у тебя случилось-то? В чем рекламация?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот теперь самое время моргать. На четыре такта.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Рекла-ма-ци-я! Рекла-ма-ци-я! Рекла-ма-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «В чем рекламация» – не совсем по-русски, – осторожно начал я. – Смени программу-переводчик, Джимми-Джон. Рекламаций нет, чайки вели себя хорошо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот уж не думал, что во сне, даже в таком, придется слова подбирать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А зачем ты мне книжку подбросил, а? Толстую-толстую книжку «Гипнономикон»? Зачем страничку вырывать было? А пугать? Насчет океана подсознания? Шутки шутим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь думать пришлось ему. И долго. Не просто думать, со стола тоже слезть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сел он прямо на пол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот даже как? Ну, ты даешь, Том Тим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слушал он, не перебивая, хотя сдерживался не без труда. Я даже подумал, что по профессии мой австралийский друг – преподаватель. Или, скорее, следователь, для которого так важно выслушать подопечного. Впрочем, на телемастера Джимми-Джон тоже был похож. Вызвали, значит, в квартиру и сообщают, что экран показывает… Ну, скажем, поверхность Плутона – в прямой трансляции. Даже не так, поверхность Плутона – не такое и чудо. А вот если экран колосьями пошел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интересно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то слово, – согласился я. – Только вот, что именно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазый встал, с силой провел рукой по непричесанной шевелюре, улыбнулся – но уже никак не по-акульи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Насчет страницы… Я не знал, что у тебя будет страница, Том Тим. Каждая программа предусматривает «жалобную кнопку». Ну, если все пойдет не так. Обычно это действительно кнопка – или рычаг. У тебя оказалась страница. А вот книга…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Книга, книга, – поторопил я. – Конкистадоры у неведомого океана. Кортесы Гипносферы!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гипносфера… Отличное слово! Я не писал эту книгу, Том Тим. Не писал и не подбрасывал. В файле есть всего несколько текстов – в том числе и Ливингстон, которого ты купил. Я решил, что, если море, значит, читать надо про путешествия. В моей библиотеке такая же – без обложки, только, понятно, не на русском. А «Гипнономикон»… Это – твоя книга, Том Тим! И все, что там написано, – твое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, голос мой прозвучал достаточно твердо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоя. Ты правильно понял, файл дает лишь, так сказать, опорные точки, сознание само заполняет их. Тебе хотелось осмыслить происходящее. Ты осмыслил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как бы покультурнее? «Ни хрена себе!»? А переводчик справится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странно, – наконец выдавил я. – Оч-чень странно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не очень, – Джимми-Джон вновь улыбнулся. – Ты прав, сон – действительно океан. И будет очень здорово, если мы научимся жить в… в Гипносфере. А об остальном еще поговорим, если не возражаешь. Погляди… Скажем, завтра… На этот файл – в то же время. Ради такого вновь выпью снотворного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вновь захотелось моргнуть. У бедняги что, бессонница? Или… Господи! Иисус Христос и генерал Джексон! Часовой пояс, ну конечно! Спать положено по ночам, а сейчас в Австралии – совсем не ночь. И если это действительно – прямая связь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, голубоглазый говорит правду. Такое в запись не вложишь. Или все-таки вложишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Могу опоздать, так что не сиди. Прогуляйся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я невольно оглянулся. Ни окон, ни дверей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– По потолку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Увидишь! – Джимми-Джон подошел к светящемуся экрану, постоял мгновение, затем пальцы скользнули по клавиатуре. – У меня нет пока особых файлов для связи. Беру неудачные. Как этот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крокодилы? – подхватил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже не обернулся, только хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не крокодилы… У тебя какие файлы есть, кроме mo3 и mo8?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Mo3? Как он узнал? Разве бабочка тут? Тут, даже забыл. Привет, пластмасска!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Mo14, – не без труда вспомнил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бар со стриптизом. Легкая эротика – и никаких спиртных напитков, кроме пива. Первое поколение, такие делал еще года три назад. Этот – новый, очень сложный. Да ты сам увидишь. Не бойся уходить далеко, найду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крокодилы, – напомнил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он соизволил обернуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дело не в крокодилах. Здешние… обитатели ведут себя не слишком адекватно. И время тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубые глаза скользнули по циферблату… Оказывается, и тут можно носить часы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора! Я будильник поставил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! – заспешил я. – Просто для интереса. Я – Том Тим Тот, ты – Джимми-Джон, друг о друге мы ничего не знаем – кроме часовых поясов и того, что я говорю по-русски. И не надо, согласен. Но… Внешность, возраст – это откуда? Они настоящие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…То, что парню с обложки едва ли двадцать пять, я понял давно. Но – пусть скажет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь его улыбке вновь могла позавидовать акула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты все понял, Том Тим! И внешность, и возраст можно прописать в программе, но в данном случае файл сам подбирает – адекватно к условиям. Ты на пляже, когда работал с mo8, в зеркало не смотрелся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще не хватало! – возмутился я. – Зеркала во сне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это же не простой сон, – засмеялся он. – Зеркал тут можно не бояться, смотрись вволю. Так что скоро узнаешь. А там, на пляже, тебе было лет шестьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так я и знал! Пенсионер на отдыхе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь же… Программа неудачная, я тебе говорил, поэтому даже не могу точно сказать, КЕМ ИМЕННО ты станешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крокодилом, – уверенно заявил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Таковых не предусмотрено. Но если увидишь, что стал, скажем, подавальщиком в буфете, не удивляйся. Ничего, скоро у меня будет специальный связной файл, и вся эта импровизация не понадобится… Ну, чао!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Чао-какао!» так и просилось на язык, но я все-таки сдержался. Из жалости к программе-переводчику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кого хочешь обмануть, Джимми-Джон? Речь коверкаешь зачем, Джимми-Джон? Джинсы тертые к чему, Джимми-Джон? Не идет тебе оскал, Джимми-Джон! Ты не мальчик, не плейбой, Джимми-Джон. Мы с тобой в одних годах, Джимми-Джон. Но вот гений ты и впрямь, Джимми-Джон!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка-а-а! Ком цу мир битте, бабочка. Не хочу я быть владычицей морскою. И подавальщиком в буфете – не хочу. Так что полетим-ка мы с тобой, выручалочка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Грозовые тучи обступили горизонт, море застыло, замерло, словно превратившись в стекло, но я знал – скоро! Не зря я тут, на вершине, не зря так шумит ветер, так кричат чайки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настоящие чайки. И море – тоже настоящее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внизу – маленький поселок, дорога, долгая серая лента пляжа. Как давно я тут не был!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как давно я не был «здесь»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скоро, очень скоро! Море дрогнет, горизонт вздыбится, набухнет свинцом – и я увижу Большую Волну. На миг темные воды отступят, побегут назад, обнажая черную ямину, утаскивая в неведомую бездну лодчонки-скорлупки. Потом горизонт забелеет пеной, вознесется гребень – и Она грянет. Медленно, медленно, быстрее, быстрее… Грянет, ударит, рассыплется прямо у моих ног.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затаил дыхание. Замер. Разве что-то может сравниться с этим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, я только что видел сон. Очень скучный сон! Очень скучный сон про очень скучного Том Тим Тота. Ладно, пусть себе. У лилипутов должны быть свои лилипуты.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ВОЛНА!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;23. Раут<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 1’19)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не заснуть, слишком темно, плавает, плывет, ближе, проход, не сплю, встать, покурить, иду, ближе, свет, уже сплю, не сплю, поднимаюсь, радуга, отчего радуга, все-таки сплю, нет, так не бывает, сейчас засну…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Компьютером на этот раз не одарили. И ничем не одарили. Та же комната – пустая и без окон. Зато с дверью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джинсовый австралиец в нетях. Опаздывает. То есть не опаздывает, начальство не опаздывает, задерживается. Как он советовал? «Прогуляйся»? Постой, друг Том Тим, за буфетной стойкой, клиентов развлеки. Дождется, как же! Но с другой стороны…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За дверью – легкий шум. Что именно, не понять – то ли бензопила кого-то укорачивает, то ли чайник закипает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С другой стороны, если Джимми-Джон не шутит, данная картинка – нечто совсем новенькое. Почему он взял для связи бракованный файл, ясно – дабы качественные не портить. Но отчего именно этот? Да потому, что для… гм-м-м… гипнотелепатии что-нибудь простенькое, вроде mo8, не годится. Так что этот файлик, можно сказать, последнего поколения, с конвейера, с пылу, с жару.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А деньги тут дают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В карманах – пусто. Странные карманы, в такие и пачка сигарет не влезет. Что это на мне надето такое, уж не фрак ли? Фу ты, пакость! Как у Чарли Чаплина: «Я граф де Ха-Ха!..» И сигарет, между прочим, йок… Комнату осматривать бесполезно, ничего в ней нет и быть не может. Значит? Значит, другу Джимми-Джону не хочется, чтобы я тут слишком долго гулял. А вдруг я гений-хакер? Кину орлиный взор – и все вычислю? А так, без денег да еще без сигарет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, что там за дверью? А за дверью, как и полагается, коридор. Узкий, длинный, темный, полсотни шагов, не меньше. Слева черная стена, глухая, деревянная, в свежей краске. Справа тоже стена, но с какими-то дверцами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А это что? Зеркало? Поверим хорошему парню Джимми-Джону? Если поверим, то…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Атр-р-ракцион номер р-р-раз. Зер-р-ркало для гер-р-роя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот, кто на меня взглянул, не понравился. Ну, совсем, ни чуточки. Парню лет… двадцать? Никак не больше, никак. Ростом почти с Джимми-Джона, а вот ликом точно с журнальной обложки, с какого-нибудь «Птюча». Хотя, если присмотреться… Да, лицо слегка мое. Оч-ч-чень слегка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Значит, и Джимми-Джон – настоящий! – чем-то похож на голубоглазую акулу? Учтем, учтем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А от прикида вообще тошнит. То ли действительно фрак, то ли смокинг, то ли редингот даже, то ли все вместе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, хватит любоваться! Показать язык… Пошли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Слева стена, справа – дверцы, ящики, ящики, дверцы, снова дверцы. Открыто? Непорядок, закрыть надо, а то не пройду… Стоп! А почему – открыто? Тут чудес не бывает, тут все не зря… Ага!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вначале показалось, что папка – кожаная, из тех, которые положено начальству на стол класть. Но когда ухватил да потащил, стало ясно – другое. Но чем-то похожее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумажник? Ай да Джимми-Джон, шутник!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пухлую пачку с трудом рассовал по карманам. Присматриваться не стал. Что кроны, что евро, что тугрики – какая разница?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый вечер! Вы – Эрлих Грейвз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На ней было красное платье – длинное, почти до пола. Остальное я и не заметил, кроме разве что роста. Тот, в зеркале, почти баскетболист, а эта его (меня!) даже повыше будет. Девушка с веслом. А где весло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На всякий случай оглянулся. Весла не было. Коридор тоже исчез, вместо него – большие стеклянные двери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она улыбалась. Кажется, надо отвечать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот. Но согласен на Эрлиха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда. Альда Клеви.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Узкая рука в белой перчатке протянулась вперед. Никак, лобызать велят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Значит, ждали Эрлиха Грейвза? Будем знать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапно захотелось щелкнуть эту, в красном, по носу. Просто так, ради вредности. Они же все компьютерные, игра Kyrandia!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука протянута. Касаюсь – не губами, ладонью. Я – демократ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Касаюсь. Взлетаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вверх, вверх, не спеша, плавно. Мимо белых мраморных стен, мимо зеленого дерева с пышной кроной, мимо огромных стрельчатых окон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она рядом, глаза закрыты, на губах улыбка. Она тоже летит, ей не страшно, и мне не страшно. Ее ладонь коснулась моей, уплыла в сторону. И оба мы словно не летим – плывем, поднимаемся вверх из глубокого омута. Медленно, неспешно, но почти без труда. Нас тянет вверх, вверх, вверх…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь ее глаза открыты. Странный взгляд! Кого она видит? Наверняка не меня, не Эрлиха Грейвза с обложки журнала «Птюч», кого-то другого. Уж не меня ли НАСТОЯЩЕГО?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Обычное лицо, короткая стрижка, черные волосы. В маленьких ушах – крохотные сережки с красными камнями, на шее нечто сверкающее, в бриллиантовой пыли – и тоже с красными пятнышками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда ты, прекрасное дитя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летим! Выше, выше, наши руки вот-вот соприкоснутся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы жених Дайзы? Она здесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, надо привыкать – к бракованным файлам в том числе. А если бы и в самом деле крокодил появился?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ведь во сне летают, а я сплю? Тогда почему мы снова стоим на том же месте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Язык прикушен. Ну, ответит, что, мол, летали. Какой смысл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ладно, согласен! Я – жених Дайзы… А заодно и Лайзы Минелли. Мы здесь в какую игру играем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбка… Приятная у нее улыбка. Зря это я, компьютерная Альда на такое и ответить не сможет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Игра очень скучная, Эрлих. Называется «светский раут». А еще скучнее, что я – хозяйка. Родителям пришлось уехать, а отменить было нельзя. Увы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как она взяла меня под руку, даже не заметил. И как мы оказались на лестнице – тоже. Зато ее, лестницу, разглядел хорошо – широкая, мраморная, как и стены, как и колонны у входа. Под ногами – ковер, прихваченный медными прутьями, по сторонам светильники в виде каких-то птиц…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светский раут? Тоска! И кто же такой файл заказывал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А между тем мы тут одни. И у дверей, и на лестнице – никого, ни одного человека, даже кошки нет. Где же гости? Где графья с баронетами? Может быть, в зале? Или в комнатах? Где устраивают раут – в зале или в комнатах?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это оказался зал, и был он абсолютно пуст.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вас покину ненадолго. – Альда вновь улыбнулась, поглядела куда-то в пустоту. – Надо сказать пару слов госпоже Грасс…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стулья, к счастью, тут имелись. Вот курева не было, что изрядно расстроило. Зато я понял, почему Джимми-Джон уверен, что найдет меня здесь. Разминуться трудно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Альда с кем-то разговаривала, с кем-то невидимым, несуществующим. Не с кем-то – с глубокоуважаемой госпожой Грасс. Та явно что-то внушала молодой хозяйке, девушка послушно кивала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если посмотреть на меня-спящего со стороны? Я тоже общаюсь с призраками? Правда, в моем городе некому подглядывать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, жутковато! Огромный пустой зал, нелепая лепнина под потолком, тишина, мертвая, гулкая – и девушка в красном платье в окружении невидимых фантомов. Можно даже догадаться – сейчас она беседует с кем-то одним, наверняка мужчиной, а теперь подошла к целой компании, не иначе сверстниц. Смеется, о чем-то оживленно рассказывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему вы скучаете, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невольно вздрогнул. Как она подошла, я даже не заметил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У вас сигарета найдется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, удивилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы тут не курим. Но если хотите… В соседней комнате буфет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На пустых столах – невидимые бутылки, призрачные тарелки, вазочки-фантомы. Рядом – бледные тени официантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не стоит, – вздохнул я. – Много сегодня гостей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развела руками, вновь улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не говорите. Хорошо, что дядя скоро придет, он их сможет отвлечь… А почему вы не подходите к Дайзе? Она вас ждет. Обидится!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не ждет, – не выдержал я. – И не обидится. Нет никакой Дайзы. Мы здесь одни, Альда! Мы же в компьютерной игре, мы во сне, тут ничего нет – и быть не может!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, зря я так. В больших темных глазах… Нет, не боль и не страх. Недоумение? Догадка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих… Странно, мне тоже так кажется. Иногда… Будто я тут одна, в доме, в городе. Когда я беседовала с господином Триммом… Нет!.. Я не одна, вы просто пошутили. Скажите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что сказать-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас вы не одна, Альда. По очень странному стечению обстоятельств вы рядом со мной. И зовут меня не Эрлих, а… Том Тим Тот. Впрочем, подождем вашего дядю, вдруг он появится и все, как есть, разъяснит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Нимми-нимми-нот! Привет, Том Тим!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оборачиваться не стал – и так ясно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и дядя!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;24. Гостиная<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’32)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скучаешь, парень?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скучаю, парень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигареты все-таки нашлись. Там, где им и положено, – в сигаретнице. О таком только читал: коробочка дерева полированного, сверху – вроде ложбинки. Приподнял коробочку за бока, опустил – а в ложбинке сигаретка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невкусная, правда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джона это не смущало. Его ничего не смущало – ни пустой особняк, ни девушка в компании призраков. Он даже ей не кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А она его и не заметила. Или все-таки? Когда мы уходили, оглянулась, словно хотела сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сказала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, гони свои вопросы, Том Тим! Сыпь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акулья усмешка мне уже успела надоесть. Смолчать? А зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Герой с обложки, вечный загар, немодные джинсы, клетчатая рубаха, узлом завязанная. Краса и гордость семидесятых…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бросьте! – поморщился я. – Вам же не двадцать и не тридцать. И даже, как я подозреваю, не сорок. Зачем комедия, мистер Джимми-Джон? Я на вашу анонимность не покушаюсь, секретов не выведываю и не собираюсь. И вопросов у меня, между прочим, никаких нет. Это вы меня сюда пригласили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вопросы у меня, положим, имелись, но… Пусть съест! Съел? Съел, только скривился чуток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Мистер» – не надо, Том Тим. Тем более если нам обоим за… Больше двадцати. Моя… Скажем так, клиентура – в основном тинэйджеры, так что приходится соответствовать. В речевом аспекте тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменился? Ничуть, разве что глаза… Постарели? Поумнели? А программу-переводчик я ругал зря. И нюансы ловит, и «ты» с «вы» различает, не путает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Много клиентов? – посочувствовал я. – Вызывают двадцать раз за ночь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазый подмигнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не угадали! Вызывают редко, не чаще раза в месяц. Откликаюсь тут же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А почему я подумал про «ты» и «вы»? Потому что по-английски все равно будет «you»? А кто сказал, что акула говорит именно по-английски?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Жалобная кнопка» есть в каждом файле, но чтобы догадаться, требуется некоторый интеллектуальный минимум. Или обстоятельства должны совпасть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня его нет, – констатировал я. – Интеллектуального минимума. Просто захотелось вырвать страницу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон покачал головой, задумался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не совсем так. Мы все-таки спим, а не сидим у компьютера. Во сне ничего точно не пропишешь. Наше недовольство трансформируется по-разному. У вас, к примеру, – в страницу с провокационной надписью. Другой бы стал скандалить на улице, требовать, скажем, белый пароход.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы сидели рядом, но не хотелось смотреть ему в глаза. Оставалось изучать стены. Все та же лепнина, медальоны с Амурами и Психеями, портрет какого-то надутого старика… Наверное, гостиная. Зал рядом, девушка в красном платье общается с призраками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своя – со своими.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А насчет секретов… Я не очень боюсь всяких умельцев, Том Тим. На подобный случай я кое-что предусмотрел, поверьте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поверил. Если уж этот австралиец (австралиец?) сумел открыть гипнотелепатию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Программы индивидуальные и, если можно так выразиться, одноразовые. Каждый файл реагирует лишь на первого, кто взглянул, для остальных он – обычная картинка. Некоторые файлы переписать попросту нельзя, этот, к примеру. Получится обычная картинка, никому не интересная. А те, что я запускаю, так сказать, в народ, переписывать можно, но только три-четыре раза, не больше. Кроме самых-самых первых, вроде mo3. Такие пусть используют, не жалко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разумно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спорить не о чем, спрашивать не хотелось. В конце концов, меня позвал он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не против еще разок очутиться на пляже?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поглядеть на mo8.jpg перед сном, – Джимми-Джон усмехнулся, но не столь хищно. – А я бы перелистал ваш «Гипнономикон»… Хотите получить его текст? Не во сне, наяву?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оп-па! Теперь я должен произнести какую-нибудь реплику. Нечто вроде: «Это невозможно!!!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот возьму – и промолчу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не верите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усмешка сгинула. Да, глаза изменились. И здорово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верю. И что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не то чтобы совсем, но все-таки… С такого станется! Однако пляж-то, mo8.jpg – из первой десятки, из «первого поколения», как туда вдвоем попасть? Голубоглазый сам говорил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, файл старый, – согласился он, и я невольно вздрогнул. – Но попытаюсь, вдруг получится. Все-таки книга появилась не без моей помощи. Если не хотите делать копии, я просто почитаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все стало ясно, а если не все, то главное. Акулу заинтересовала книга – моя (моя?) книга. Зацепило!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первое – картинки, провоцирующие нужный сон, – я не спеша загнул палец. – Второе – общение во сне, гипнотелепатия…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще палец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какое следующее чудо, Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он встал, медленно, тяжело. Встал, повел плечами, сгорбился. Сколько же ему лет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это все еще не чудеса, Том Тим… Вы не компьютерщик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Абсолютный ламер, – выдал я чистую правду. – Даже ламмер. Через два «м».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… Тогда я не смогу объяснить. Пока, по крайней мере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дз-з-зинь, звоночек! Впервые ты мне врешь, Джимми-Джон! При чем здесь компьютерные премудрости? Мы же не о новой версии «форточек» речь ведем, да и о ней нормальными словами изъясниться можно. У Влада иногда получается.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вначале у меня была иная цель, очень скромная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он говорил, отвернувшись, глядя куда-то в сторону медальона с Психеей. И голос стал другой, и тон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Представь, если ты – или кто-то из твоих близких, друзей… Не так важно, кто именно, Том Тим! Он не может жить, как все люди, не может пробежаться по траве, поплавать с аквалангом, даже пройтись по улице. И с людьми общаться – тоже не может. Интернет, идол нынешних недоумков, – только суррогат. Понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понимаю ли я? Кажется, понимаю. Во всяком случае, начал. А он, между прочим, снова на «ты». Ладно, не время вредничать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно, конечно, включить компьютер, надеть шлем, стать на дорожку. Но виртуальный мир пока не создан, в лучшем случае надо ждать еще лет десять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И слава богу!» – воскликнул я, конечно же, не вслух. Дабы не спугнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К тому же виртуальное общение требует очень много времени, а его так не хватает, Том Тим! Его ни на что не хватает, даже чтобы поговорить с самыми близкими людьми. Не сказать «привет», не поцеловать в щеку, а побыть вместе, пообщаться… Ты сам это понял, Том Тим. И даже, кажется, написал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кажется, – честно признался я. В конце концов «Гипнономикон» – тоже сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для начала – иллюзия мира, пусть и его кусочков. Для одного. Потом – возможность общения. Это оказалось совсем не трудно. Слова «гипносфера» я не знал, но что нечто подобное существует, понял сразу. Понял – и сумел нащупать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ноосфера! – я не выдержал, подался вперед. – Если признать ее существование, то можно допустить, что мысли людей… Нет, что их сознание соприкасается не только наяву, не только когда они не спят!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вроде того, – он кивнул, не спеша обернулся. – Технически, как я сказал, все оказалось не так сложно. Даже для полного ламера. Который с двумя «м»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец-то улыбнулся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если на мой файл посмотреть одновременно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В 23.00 по Афинам, – вновь не сдержался я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Изображение становится чем-то вроде мостика. Этот мост существует пока недолго…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы здесь, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Том Тим Тота» она явно не запомнила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы не могли бы… Вы правы, в доме творится нечто странное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Джимми-Джона даже не заметила. Точнее, не увидела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне… Давайте вместе выйдем на улицу!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда Клеви, хозяйка дома-призрака, была бледна. Нет, иначе! «Альда Клеви, хозяйка дома-призрака, была бледна» – фраза из женского романа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон быстро взглянул на часы, покачал головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заговорился. Пора! Я напишу вам, Том Тим. Можете здесь остаться, никакой опасности нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остаться? Ах ты, бес, я же сегодня без бабочки! Попросту забыл, не посмотрел на картинку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Выходит, голубоглазый девушку в красном платье видит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, Альда, – бросил я, не оборачиваясь. – У меня тут тоже кое-что… странное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаю, договоримся! – Джимми-Джон резко выпрямился, оскалился, вновь становясь героем с обложки. – Уверен!.. А то, что вы наблюдаете, – просто неудачный опыт. Попытка создать в некотором роде самостоятельную реальность, не всегда зависящую от нас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третий палец! Кажется, самое время загибать. Стоп, а зачем такое создавать-то? «Самостоятельных реальностей» и так хватает – и когда не спим, и когда спим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Счастливо, Том Тим! Увидимся.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смотреть, как он растворяется в воздухе, я не стал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Может, я заболела, Эрлих? Понимаете, все исчезает, пропадает куда-то. Говорю с человеком – и вдруг его нет… Все, как вы говорили, – пустой зал, пустые комнаты. И дядя не пришел. Что мне делать, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, самостоятельная реальность. Самостоятельная реальность в длинном красном платье. Симпатичная девушка, сообразившая, что живет в игре Kyrandia.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вдруг понял, что могу делать с ней, что угодно. Например, щелкнуть по носу.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;25. Калитка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’08)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спать меньше надо. И сны дурацкие ни к чему!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улицу не выйдешь, хотя там – ясный день. Весеннее солнце заливает улицу, двор, проникает даже сюда, в полутемную комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждать. Пока – ждать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со мною – четверо, лиц не вижу, но ребята надежные, мы с ними вместе воевали. И не так важно, когда и где, «здесь» предателей не бывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что за окном? Солнце за окном, булыжник мостовой, серые неровные плиты вместо привычного тротуара. Странная улица! Ведь это моя улица, чуть дальше – тот самый дом, куда так не хочется заходить, разрытый, развороченный двор, высокие старые тополя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня мне туда не надо. Мне пока вообще ничего не требуется, только ждать. Ждать, ждать, ждать… Револьвер на месте, и патроны на месте, и фальшивое удостоверение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле занавешенного окна – колченогий стол в окружении табуретов, таких же колченогих и ветхих. На столе – белая скатерть, глиняный кувшин, треснутые тарелки. Это тебе не замок с гобеленом, Том Тим Тот! «Здесь» – не в файле, не в нелепой картинке, скучать не придется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора? Нет еще, подождем, больше ждали. Должен быть сигнал. Караул вот-вот сменят, а новой сменой командует верный человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я-неспящий напрасно думаю, что картинки Том Тим Тота – его (который «там») сны. Сны не заказываешь и в программе не прописываешь, они приходят сами, сваливаются с неведомых высот без всякой просьбы. И городок у моря, и австралийская акула, и бедная девушка в красном – все мое, мои сны, мои кошмары. А доктор Джекиль, кажется, решил поиграть в Царя Гипносферы. Жаль, запретить не могу. Неужели он не понимает? Реальность не заменить компьютерной игрой, ни которая «там», ни эту.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Девчушка в странном черном платье не спеша идет по тротуару. Ах да, тротуар куда-то исчез, а вот девчушка в черном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гимназическая форма! Гимназия как раз за углом, в сотне метров всего. Недавно построили, архитектор Покровский расстарался. Сам же себя и запечатлел – бюстом у входа. Эдакая очкастая сова в шляпе с кисточкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девчушка в гимназической форме достает платок. Маленький белый платок в маленькой руке. Машет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигнал! К бою!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скрип калитки. Мы на улице. Теперь посмотрим налево, посмотрим направо, как в детстве учили. Здесь же и учили, когда я с бабушкой переходил дорогу, где сейчас гимназия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какая гимназия? За углом была школа, 68-я школа, потом райком комсомола, потом институт. Я там работал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направо – спокойно, налево… И налево тихо. Пустая улица, двухэтажные домики, заборы, зеленые кроны яблонь. Сзади… Сзади тем более все в порядке, там – маленький дом, окруженный яблоневым садом, надежная квартира, где живут давние друзья. Хороший дом, хороший сад, яблоки там вообще отличные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левое плечо вперед! Не спешить, идти медленно, до цели – всего полсотни шагов. Похожий дом, совсем рядом, за похожей калиткой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дом я знаю, очень хорошо помню. А тот, откуда вышли… На его месте знакомая серая пятиэтажка, знакомый, перерытый траншеями двор! Моя улица, мой дом!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спешить, не спешить… Фальшивое удостоверение в кармане, но оно не понадобится, все пройдет хорошо, все пройдет быстро, авто ждет на противоположной стороне, там двор, достаточно открыть калитку – ту, что в саду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что бы Австралийская Акула ни говорила, все «здесь» – настоящее. Такое же, как и «там», в жизни, а не в файле. Зачем рисовать картинку со скучным пляжем, зачем заставлять девушку в красном платье общаться с призраками? Файлы Франкенштейна!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А что за книгу такую я написал? Не помню, к счастью, не помню. «Здесь», как и «там», редко запоминаю сны.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Старшего!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свой голос я слышу, ответ – нет. Не важно, серая тень неловко кивает, открывает калитку… Другая подходит ближе. Что у нее, у тени, в руках? Карабин? Да, карабин, как и у моих ребят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тени… «Здесь» враги – почти всегда тени. Враг – не человек, не личность, у него нет лица, нет имени, возраста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот мандат!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голос повышать не надо. Тот, кто вышел, – свой, не тень, я его хорошо вижу. Не слышу, правда… Но откуда мандат? Такого слова сейчас нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И гимназии нет. И дома с яблоневым садом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, сказал правильно. И мои ребята все делают правильно. Тень, что осталась снаружи, сползает на землю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куда все-таки тротуар делся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас его (ее – тень) аккуратно занесут в калитку, двое уже там, разбираются с остальными. Этих остальных много, но старшой караула почти всех запер – в караулке. Правда, караулки настоящей там нет, обычный флигель, но дверь все-таки железная, как и решетки на окнах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все! Вперед, время пошло!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…У невысокого крыльца на свежей зеленой травке – еще две тени. Отвоевались, бродяги!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Невысокий плечистый человек в военной гимнастерке шагает навстречу. Лица не увидеть, не разглядеть. Не важно. ОН!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука – под козырек. Почему, разве на мне – фуражка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего не слышу, даже собственный голос. Докладываю – коротко, очень коротко, лишней секунды нет. Человек в гимнастерке кивает, протягивает руку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одно авто – или два? Нам нужно два авто, я специально предупреждал!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все! Теперь мое место – у калитки. Ребята сами справятся. Авто все-таки два, вспомнил, значит, всех рассадить, провернуть «ручку дружбы» в моторе – и в разные стороны. Одно авто – к Бассейной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Почему Бассейной – к Петровского! Ее же еще до войны переименовали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второе – по Чернышева, затем переулком – и на Кладбищенскую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выстрел «здесь» не всегда услышишь. Скверно, особенно в подобных передрягах. Не выстрел – просто хлопок, даже тише, чем шампанское. На улице? На улице! Парни у калитки ввязались, значит, им не уйти, еще двое нужны там, где авто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успеваю оглянуться. Человек в гимнастерке поддерживает под руку немолодую женщину, она больная, ей трудно идти. Рядом – девушки в странных белых шляпах, в руке у каждой – маленький чемодан. Все? Нет, там еще должен быть мальчик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К калитке!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Револьвер не поможет, зато есть пулемет. Раззявы-охранники – раззявы-тени даже ленту оставили. Сейчас моих ребят добьют, калитка распахнется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как там у дома? Все уходят, женщина идет сама, девушки оглядываются… А где же мальчишка? Я же приказал – его первого!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улице все еще стреляют. Долго держатся, молодцы. Как раз хватит времени поправить ленту в пулемете. Жаль, что я один, этой машинке нужен второй номер, ленту часто перекашивает.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ушли? Ушли. Наверное, уже возле авто. А вот мне сегодня не уйти. Бабочка, ты тут? Привет, пластмасска, привет, mo3.jpg! Как ты думаешь, мистер Том Тим Тот остался бы? Он так любит комфорт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лента? Кто поддерживает ленту? Мальчик, уходи, немедленно уходи, сзади калитка, дальше двор – и улица. Там авто, ты успеешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчишка не уходит. Теперь я вижу его лицо – упрямое, красивое, очень похожее на лицо того, в гимнастерке (да, теперь вспомнил!). Но ведь это неправильно! Мы же пришли выручать вас, всех вас – и тебя в первую очередь. Уходи сейчас же!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не уходит, пытается объяснить. С каждым мгновением слышу все хуже и хуже, слова тонут, растворяются в хлопках шампанского. Вот-вот распахнется калитка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он умеет разбирать пулемет. Он умеет стрелять. В авто, даже в двух, все равно не хватит места.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик прав – не хватит. Кто-то должен быть за рулем, авто совсем маленькие, других достать не успели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только теперь замечаю, что на нем тоже гимнастерка. Новая, с золотыми погонами. Мальчишка перехватывает мой взгляд, улыбается, начинает рассказывать. Погоны им носить запрещали, он надел их только утром, он знал, что случится сегодня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мгновения становятся долгими-долгими, каждое – как целая жизнь. Можно не спеша беседовать, толковать о пустяках, любоваться ярким майским небом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Калитка распахнута.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;26. Чужой сон<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 5’23)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте пройти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изволю. Сказать – нечего, спросить – некого. Джимми-Джон вновь задерживается (снотворное плохое попалось?), а прихожая дома-призрака вовсе не пуста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лестница та же, ковер тот же, светильники. И дерево на месте, справа от входа, в мраморной кадке. Но вместо фантома меня встретил некто – явно во плоти. Лакей, вероятно. Вероятно, потому как лакеев приходилось видеть лишь в кино. Так что мог быть и дворецкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующий некто встретил прямо на лестнице. Этот точно лакей – личность больно подходящая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Письмо Джимми-Джона не отличалось разнообразием – то же приглашение взглянуть на файл, только не в 23.00, а в 23.20. По тем же Афинам. И файл тот же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заблудиться не дали – еще один ливрейный проводил в гостиную. Гостиная оказалось прежней – с медальонами на стенах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присесть, достать сигареты… А сигареты появились, прямо в левом кармане! «Атаман»? Если бы! Но курить можно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, лакеи материализовались – вместе с сигаретами. Интересно, а кто еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нимми-нимми-нот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можете рассматривать историю с вашим «Гипнономиконом» как эксперимент. Книги во сне наверняка писались, но наяву их приходилось сочинять заново. А тут – чистый результат!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все такой же – руки в карманах, ноги чуть ли не на столе. Чего он дурака-то валяет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели и вам, Том Тим, не хотелось бы наяву – наяву! – прочитать свое творение?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу, – кивнул в ответ. – Хотелось. Только до сих пор не уверен, что творение действительно мое. Ладно, согласен. В конце концов, я вам обязан, хотя бы за бабочку – за mo3.jpg.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усмехнулся, хмыкнул удовлетворенно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помогает? И, наверное, привыкли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Привык? Черт, дьявол, на что джинсовый намекает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если бабочка улетит, смело обращайтесь. У меня таких – коллекция.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и не намекает! Первый файл даем задаром, как понюшку кокаина, а уж второй…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встал, одернул джинсы… Рубашку поправил с узлом на брюхе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пора. Думаю, уже поняли, Том Тим, у меня здесь своя… бабочка. Чуть более совершенная, чем mo3. Но о ней потом. Свою не забыли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маленькая яркая точка под самым потолком. Не забыл!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можете и тут погулять. Программа, кажется, инсталлировалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каком смысле? – не понял. – Вчера в доме был сабантуй призраков. Хэллоуин!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула дернула крепким подбородком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И вы, Том Тим, наверняка летали, хотя в таких файлах подобное не предусмотрено. Да, многое не так, но пока это безопасно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ПОКА? Что значит «пока»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Кроме того, мы попали сюда вместе, а на двоих гостей файл не рассчитан. Вот программа и настраивалась – в меру возможностей. Все, исчезаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не все! – поглядел я в широкую спину. – Эта девушка – Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда? – Спина еле заметно дрогнула. – Это не совсем девушка. Собственно, она – и есть программа. Прежде файлы работали только с вашим сознанием, а этот… Я же говорил, эксперимент, попытка создать самостоятельную реальность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И растворился в этом воздухе призрачный гражданин престранного вида…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя книга – эксперимент. Девушка в красном платье – тоже эксперимент. Что дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, Эрлих! Спасибо, что заехали за мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и дальше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Вчера вы так интересно рассказывали! В самом деле, вдруг мы все живем в каком-то выдуманном мире? Я вам чуть было не поверила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня вновь вели под руку – и вновь по лестнице, но не вверх, а наоборот. Спорить не решался, как и переспрашивать. Наш разговор Альда помнила, но теперь для нее он просто шутка – а раут призраков явно наполнился гостями. Программа настроилась. Настроилась, переоделась из красного платья в синее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотите полетать? – не выдержал я, когда поравнялись с памятным деревом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбнулась… рассмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С удовольствием! Вы мне поможете, Эрлих? Только глаза закрою – боюсь высоты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тонкая рука протянулась ко мне. Я притронулся к ее пальцам… А что, если и вправду попробовать? Я сплю, ничего невозможного нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Уже? Мы летим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпустил руку. В программе чудес не предусмотрено. Жаль!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаза Альды все еще были закрыты. Губы улыбались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Полет отменяется, – вздохнул. – Не захватили парашюты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чужой сон… В таком не летают! Не так, в чужом сне взлететь должен… Тот, кому сон снится! Если сон – Альда, если она – «самостоятельная реальность»…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза ждет. Она мне телефонировала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На такое и реагировать не хотелось. Хватит того, что еду неведомо куда, неведомо с кем… То есть с кем, ясно – программа честно пыталась функционировать. Черноволосая, с короткой стрижкой программа, Kyrandia в синем платье с блестками, которая должна вести юного стрикулиста Эрлиха Грейвза на встречу с невестой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто все-таки заказывал такой файл? Любитель Пруста, млеющий от слов «высший свет»? Безумный эстет, не выносящий «грубой реальности»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Город – тот, что за окнами машины, – оказался очень даже ничего. В строительном деле не спец, но такое даже я понять могу. Все новенькое, ни одной прямой линии, стекло пополам с алюминием и деревом, этажи словно в воздухе парят. Уже видел, но не во сне – в телевизоре. Новый Берлин, мечта сумасшедших архитекторов. И машины на улицах – из того же телевизора, с очередного автосалона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот – ваш псевдоним?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, псевдоним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходит, запомнила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза говорила, что вы писатель, но просила никому не рассказывать. Вы же знаете, Эрлих, ее родителей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ап! Надо же – писатель!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы, Альда, стихов не пишете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Короткий взгляд, внимательный, острый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Догадались? Только я никому их не показываю. Вы же знаете… наших!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наших? Прозвучало как «наших».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном – тот же город, та же улица. Сколько мы ехали? Минут двадцать? А большой город! Интересно, что в файле еще есть, он же экспериментальный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вас не тошнит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оказывается, и в чужом сне можно обомлеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А… А отчего?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От всего этого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резко выпрямилась, рука зацепилась за ремень сумочки, темные глаза блеснули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От всего этого, Эрлих! Разве не видите, в самом деле не видите? Мы живем в каком-то безумном мире с безумными правилами. Все вокруг ненастоящее, странное, словно мы и вправду в компьютерной игре! Когда вы вчера пошутили, я действительно поверила, пусть на миг, но поверила. Пустой город, пустой дом – и я одна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня она не посчитала, но обижаться не стал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давно поняли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давно… Да что я вам говорю, Эрлих? Вы же из наших, и я из наших, вы – жених Дайзы, у вас с нею все расписано на сто лет вперед. И у меня все расписано, и у других… Знаете, когда вы предложили полетать, я тоже поверила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое время звать бабочку. Объясняться с неудачной программой, тем более экспериментальной… Увольте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка-а-а!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас я исчезну, Альда. Не пугайтесь, пожалуйста. А Дайзе – привет! И пожелания – наилучшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не удивилась. Пододвинулась ближе, коснулась ладонью моего запястья… От нее пахло какими-то странными духами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не говорите, что снова шутите, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлиха нет! – радостно констатировал я. – И Том Тим Тот скоро испарится. Пора домой! А вы, Альда… Извините, если что не так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, сжала яркие губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возьмите меня с собой, Эрлих! Или… Или у нас опять нет парашютов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пластмасска совсем рядом. Исчезну – и кончится чужой сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не оставляйте меня здесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На миг компьютерная программа сгинула. Остался человек. Человек, которому плохо в собственном сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так почему бы и нет?!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, возьмите меня за руку. И держите крепко, очень крепко! Не отпускайте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темно! Очень темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светлее?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;27. Туннели<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’56)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удачно! Неяркий пыльный свет продолговатых светильников, коридор, уходящий в недра земли, стальная дверь с засовом-штурвалом, как в старом бомбоубежище.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и не это главное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуй, Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомый вкус губ, знакомый запах кожи, след духов, еле заметный, дальний, знакомые тонкие пальцы… Сегодня Л другая, непривычная. Короткие черные волосы, на ней – странное длинное платье, но разве я не узнаю Л? Тот, который не спит, недоумковатый доктор Джекиль, уверен, что она – призрак, тень давних воспоминаний. Дурак же он! И лилипут Тим Тот ничуть не умнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы давно не виделись, Л, очень давно. Я соскучился, так соскучился, ты даже представить не можешь! Это все я виноват, какие-то сны, бред… Представляешь, снилось, будто тебя нет, а есть некий плейбой из Австралии, который торгует снами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Луну изготовляют, как известно, в Гамбурге. Сны – в Австралии. У алжирского бея под носом – шишка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но что с Л? Отступила на шаг, поглядела странно… Не так сказал? Не то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не узнаете, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От удивления не сразу понял, что разбираю каждое слово. Эрлих? Какой такой Эрлих? Тот, что мне снился? Стрикулист в рединготе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, вот вы куда уходите, Эрлих! А почему мы под землей? Здесь… Не опасно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На всякий случай огляделся. Опасно? Но ведь тут – моя крепость, я все обошел, когда города еще в помине не было, когда не было ничего!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы в Туннелях, Л! Мы же были тут совсем недавно. Тогда сломался мотоцикл, стало темнеть, но мы успели сюда зайти. Помнишь? Спустились в небольшое ущелье, там стальная дверь… И почему ты называешь меня Эрлихом? Еще бы Тим Тотом назвала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ответила. Шагнула вперед, к черному зеву прохода, осторожно коснулась пальцами засова-штурвала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неужели не помнит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня зовут Альда. Альда Клеви. А как зовут вас… тебя? На самом деле?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы шли по проходу, я привычно отсчитывал шаги, чтобы вовремя свернуть в нужный коридор. Туннелям нет ни конца, ни края, они ведут к городу, ведут за город, к морю – и еще неведомо куда. Но эту часть я знаю хорошо, с самого детства. Совсем недавно мы были тут с Л, потом я вел в город остатки нашего взвода…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет-нет, ты путаешь, Л! Альда Клеви… Помню! Высокая, с короткой стрижкой, на ней еще платье красное было. Но это сон! Искусственный сон, какая-то программа, файл, на него надо смотреть три минуты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты и сейчас спишь, Эрлих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты хочешь сказать, что мне снится Альда? Она совсем другая! Выше ростом, и лицо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты тоже совсем другой, Эрлих. Можно, я буду тебя так называть? Том Тим Тот – просто глупо, а твое здешнее имя… Оно какое-то ненастоящее. Ты другой, у тебя тоже иное лицо, и голос изменился… Но… Это не важно. Туннели… А что за ними?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее совсем плохо видно. Кажется, будто Л стала полупрозрачной, полупризрачной, ее шаги бесшумны, она даже не идет – скользит, летит, не касаясь холодного камня. Наверное, из-за света – фонари попадаются редко, на каждом – вековая пыль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее рука теплая. И губы теплые. Значит, оба живы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Расскажи еще, Эрлих! Странно, никогда не думала попасть в город призраков!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остановился. Осторожно взял ее за плечи, взглянул в глаза. Все действительно иначе, совсем по-другому. Такого голоса у Л никогда не было, взгляда – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не узнаю… Но такого не может быть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не город призраков. Просто мой город, настоящий – как и я сам. Ты… Вы – не Л? Так кто же вы?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В прошлый раз мы тут все перевернули. Нужна была аптечка, и ребята обыскали бункер сверху донизу. Аптечку нашли – в маленьком шкафчике без надписи, рядом с огнетушителем. Огнетушитель тоже зачем-то сняли, он покатился по бетонному полу, ударился о скамью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь все снова на месте. Скамейки стоят ровно, шкафчик закрыт, огнетушитель скучает на стене. Я не удивился – Туннели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она присела на единственный стул, бросила взгляд на странную карту, прикрепленную рядом с сейфом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На карте – неведомо что. И в сейфе – неведомо что. Заглянуть бы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я успокоилась, Эрлих. Да и не очень волновалась. Я просто уснула…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь она уже ничем не походила на Л. Незнакомая девушка в дорогом синем платье, в туфельках на высоких каблуках, на запястье браслет с фиолетовым камнем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красивая. Чужая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если мы с вами ехали в машине, – осторожно начал я, – если я, как вы говорите, захотел исчезнуть… Но бабочка… Файл, mo3.jpg, рассчитан только на одного! На того, который его видит, который спит!.. Это же просто анальгин, снимает боль, напряжение, уводит из искусственного сна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не важно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда (Альда?) встала, зачем-то поправила браслет. Неярко блеснули фиолетовые грани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я просила взять меня с собой, и ты взял, Эрлих. Спасибо!.. И не говори мне «вы», среди призраков это как-то… странно. Как я поняла, идти еще очень долго, а я могу в любой миг проснуться. Ты бы не мог показать город? Махни рукой, пусть земля расступится…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее улыбка показалась знакомой. Да, конечно, сон, все тот же сон! Мы летим, поднимаемся со дна бездонного омута, Альда улыбается… Только глаза у нее были тогда закрыты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поглядел на дверь. Верно, еще идти и идти. Махнуть, что ли, рукой? Но мы же не в файле, не в искусственной картинке. Зачем лишняя гимнастика?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли! Тут близко. Покажу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В дверях она на миг задержалась, повернулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А знаешь, завидую твоей Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сказала – шепнула на ухо. Я бы мог ответить – не стал.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Красиво! Никогда такого не видела!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спорю – красиво. Очень! Жаль, что бываю тут редко. Лунный зал в стороне от главного прохода, а времени в Туннелях всегда в обрез. Но – не сейчас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нам просто повезло, Альда. Если бы не луна, мы бы ничего не увидели. Только мрак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но луна здесь, где и требуется, – в зените. Теперь Ее время. Холодное сияние заполняет огромный зал, льется через неровный провал в разрушенном своде, расползается над гулким полом. Лунные блики на камне, лунная пыль в недвижном воздухе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вновь чудится, что рядом со мною – тень. Бесплотная, прозрачная тень, наполненная лунным огнем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Готова?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже шепчу, словно голос может спугнуть, отогнать лунное марево. Да и к чему шуметь, мы рядом, совсем рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возьми меня за руку, Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильные пальцы смыкаются на моем запястье. На миг становится холодно, очень холодно… Показалось! Пальцы теплые, живые. Мы не призраки – ни я, ни она.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А парашюты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбаюсь. Зачем отвечать?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Медленно-медленно, осторожно-осторожно, затаив дыхание, тихо, не спеша. Мы уже над полом, над неровным камнем, мы – пылинки лунного пламени, мы – часть этой ночи. Выше, выше, к яркому лику луны, равнодушно взирающей из надмирного далека. Зал исчез, он внизу, мимо нас проплывают неровные сколы каменных глыб. Еще немного, самую малость…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небо над нами, небо под нами, небо вокруг. Лунное море плещет, захлестывает, выталкивает все выше, все дальше, к сверкающей поверхности Селены, серебряной хозяйки Ночи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда рядом, уже не улыбается, яркие губы крепко сжаты. Что она видит? Лунное море, безбрежный сверкающий океан – или другое, свое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, Альда! Город!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не надо поворачивать головы, не надо разглядывать горизонт. Я и так вижу, даже не открывая глаз – далекие огни северных кварталов, черное пятно в центре, еле различимую громаду Диска, бесконечный проспект, ведущий на восток. Мой город, он всегда со мной, и я остаюсь с ним, где бы ни приходилось бывать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем соблазнить меня хочешь, Джимми-Джон? Такое тебе не придумать, акула!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твой дом отсюда виден, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, там темно. Очень темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решаюсь – осторожно освобождаю руку. Ничего не происходит, Альда по-прежнему рядом, все так же неспешно плывет по сияющему огню. Кажется, она даже не заметила. Как тогда, в моем сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В моем? В нашем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А может, все просто? «Здесь» может случиться что угодно, присниться кто угодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне приснилась Альда – девушка из города призраков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу уходить, Эрлих! Не хочу!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставайся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, сейчас я проснусь… Мы еще увидимся? Пусть ты призрак, пусть ты живешь в городе-призраке… Ты найдешь меня, Эрлих?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – призрак. Я – призрак.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;28. Боль<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’19)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…По кругу, темным пятном, вверх и вниз. Всплывая, уходя назад, подступая совсем близко. Край битой чашки, острый угол, мигающий глазок пульта, красный, тревожный. Не уйти, не ухватить, не исчезнуть. Пространство замкнулось, съежилось, пошло трещинами, отсветами, отблесками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый свет. Желтый огонь. Желтые отблески. Желтая боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…По кругу, темным пятном, вверх и вниз, всплывая, уходя назад, подступая совсем близко, край битой чашки, острый угол, мигающий глазок пульта, красный, тревожный, не уйти, не ухватить, не исчезнуть, пространство замкнулось, съежилось, пошло трещинами, отсветами, отблесками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый свет. Желтый огонь. Желтые отблески. Черная боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…по кругу темным пятном вверх и вниз всплывая уходя назад подступая совсем близко край битой чашки острый угол мигающий глазок пульта красный тревожный не уйти не ухватить не исчезнуть пространство замкнулось съежилось пошло трещинами отсветами отблесками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый свет. Желтый огонь. Черные отблески. Черная боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…покругутемнымпятномвверхивнизвсплываяуходяназадподступаясовсемблизкокрайбитойчашкиострыйуголмигающийглазокпультакрасныйтревожныйнеуйтинеухватитьнеисчезнутьпространствозамкнулосьсъежилосьпошлотрещинамиотсветамиотблесками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый свет. Черный огонь. Черные отблески. Черная боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…покругуоджоугутемнымпрдодощзлпятноолщмвверхивнизвсплываяпддупаясовсемблыдпзощоизкокраролтойчашкиострыуголродгающийглджоокнетинеухватитьнеисчезнутьпрэлээдэжэространствозамкнулолдасьсъежилосьпошлотрещинамиотсждывотблесками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черный свет. Черный огонь. Черные отблески. Черная боль.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;29. Церковь<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 4’44)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колокол! Колокол – плохо, очень плохо. Бабочка, пластмасска ты этакая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня тут пусто. Огромный, неярко освещенный зал, слева – стойка бара, прямо – еще одна. Пустые столики, и стулья пустые. Жаль, когда здесь людно, чувствуешь себя в безопасности. А вот если никого нет, как сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но не на улицу же идти! Там лютый холод, там поземка, там ветер. Последний автобус давно ушел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Автобус? Почему автобус? Я возвращался в город… Не так, мне надо было уехать, срочно, очень срочно. Сейчас я… На северо-востоке, на самой окраине, среди серых одинаковых девятиэтажек. А дальше ничего – холодное ледяное поле. Хорошо, что вовремя вспомнил про гостиницу! Кафе, то, что рядом, закрыто, а сюда еще пускают… Зачем мне было уезжать? Куда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К стойке? А что еще делать? Странное лицо у бармена! Может, из-за огней, из-за маленьких разноцветных огоньков? Красный, оранжевый, желтый, зеленый… Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что взять? Без разницы, все равно – ни вкуса, ни запаха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С моим доктором Джекилем все не так, совсем не так. Обычно я про его дела дневные помню, хотя бы смутно, а вот сегодня – отрезало. Болен? Не удивлюсь, когда я-неспящий болею, «здесь» почти всегда темно. И холодно, очень холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неужели никто так и не придет? И за стойками уже никого нет. В рюмке нечто красное, противное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотел уехать… Так отчего же не уехал? Дорога ведет… Ведет к морю, через перевал, там тепло. Автобус ехал долго, невыносимо долго, затем повернул. Здесь, кажется, где-то поблизости книжный магазин.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Северо-восток… Тут я бываю редко. Днем очень трудно добираться, транспорт идет только на север, мимо парка, мимо больничного городка и дальше, по большой странной улице. На северо-восток лучше всего попадать вечером, на автобусе. В последний раз завалились сюда целой компанией, останавливались в гостинице, как раз в этой, мой номер был на шестом этаже… Я приезжал с Л? Конечно, с Л! В ее комнате было очень светло, мы никуда не хотели уходить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что с ней случилось в последний раз? Л говорила, что ее зовут… Какое-то нелепое имя, имя из сна, из фальшивого акульего сна. Я почти поверил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подняться бы в номер, постоять под душем. Как тут холодно! Холодно, темно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего темно? Почему выключили свет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этого коридора не было. Нет, он был, я просто не туда свернул. Где-то здесь, возле черного слепого окна, лифт… Нет, это в Здании лифт, там всегда можно уехать, подняться на крышу. А тут ничего, только тьма, со всех сторон, со всех углов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка, ты рядом? Это хорошо, спасибо тебе, Джимми-Джон, голубоглазая Австралийская Акула. Здорово я привык к твоему героину! Даже сейчас, когда знаю, что вот-вот захлестнет, что самое страшное – рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светящийся диск… Уйти, уйти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не везет! Не везет – и везти не собирается. Никуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трамваи исчезли, исчезли рельсы. Дом «Salve» тоже пропал, на его месте – деревянная развалюха под драным толем. Кладбище… На месте оно, правда, забора нет, и памятники, те, что ближе к улице, выглядят совсем иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назад? Нет, в центр, где площадь, нельзя, знаю точно. А если вперед, если по пустой улице, по следу исчезнувших трамваев? Не стоит, там я бывал. Кладбище тянется до самого горизонта, потом будет военный мемориал. Слева? Да, слева. Странный мемориал – огромный, весь в камне, между плит растет трава. Но странно другое. Там стела, нет, огромная бетонная стена, на стене – лица, надписи. Все тихое, торжественное, мертвое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так я это видел! Севастополь, Братское кладбище, где похоронены моряки с «Новороссийска»! Там тоже стена, плиты, пожелтевшая трава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, в Севастополе я был уже после и еще очень поражался. Все казалось знакомо, я даже не стал спрашивать дорогу, хотя добраться туда нелегко. Я-неспящий не привык к такому. Уверен, почти все, что в городе есть, где-то и вправду существует, только ленивый Джекиль туда еще не добрался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зря я тут стою! Здесь тоже пусто, гулко, холодно. И темнеет – с каждой минутой, с каждой секундой. Отчего я не сплю, не вижу глупый берег, не хожу по улицам глупого сонного городка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Еще одна порция героинчика?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Л тогда думала, что спит. Спит – и видит во сне меня. Ей казалось, что ее зовут… Какое-то нелепое имя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дом «Salve». «Salve» – это по латыни. Ее звали тоже по латыни – Альда! Нет, другой язык, просто похоже на латинское «Alba» – «Белая». Альда – очень холодное имя, очень холодное, чужое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо идти. Темнеет, но я успею. Моя улица пуста, вечером ею мало кто ходит, фонари не горят.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем я Джимми-Джону? Чем я могу помочь в его играх с тенями, с файлами-обманками, с покорением Гипносферы? Он говорит все правильно, я его понимаю, но… Я не должен видеть сны! Сон – для тех, кто «там», без него они не могут. А я и так дома, я «здесь», в своем городе. Тут бывает плохо, как плохо сегодня, но все равно – это настоящее, реальное, не файл! Зачем лилипутам – лилипуты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если бабочка меня не послушает? Именно в такой вечер, именно сейчас…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему сюда? Почему я пошел сюда? Почему я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, зря. Совсем зря. Церковь, знакомая кладбищенская церковь. Тот, неспящий (я! я! я! доктор Джекиль-мистер Хайд!), меня не поймет, ему незачем бояться белых стен и купола в позолоте… Впрочем, поймет. Церковь положено освящать, не правда ли, доктор Джекиль? А кто освящал эту?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но все равно, иной дороги нет. Сзади… Даже не хочу оглядываться! В церкви не тронут, кто бы тут ни был сегодня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ступени, ступени, ступени… Неужели здесь такое высокое крыльцо? Подниматься во сне не страшно, спускаться – совсем иное дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В том сне, ненастоящем – я, кажется, спускался – по мраморной лестнице, мимо мраморных светильников-птиц, по красному ковру. Красному? Он был бурый, я еще тогда удивился. Мы шли по лестнице (вниз! вниз!) вместе с Альдой, потом сели в спортивный автомобиль… В том файле, в картинке Джимми-Джона – как там с приметами? Зеркало я уже видел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смотреть на лица, не смотреть! Я знаю, кто собрался тут, кто пришел сюда – в неосвященную церковь, поздним вечером, среди темного кладбища. Не смотреть!.. Платки… Черные платки, старые платья… На мужчинах – немодные костюмы, узкие галстуки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как на пароходе? Да, точно. Что там был за город?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И на иконы не смотреть! Сейчас не день, с каждой минутой все ближе полночь. Да и бывал я тут. Бывал, все видел. Вот эта икона – в серебряной ризе – Всех Святых, хорошо ее помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другая! Совсем другая, без ризы. На ней ничего, совсем ничего, только… Радуга? Да, радуга! Восемь цветов, внизу – черная кайма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне бы удивиться. Почему же не удивляюсь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем туда? Куда все идут, к алтарю? Но алтаря нет, там… Яма? Откуда тут подвал, прямо посреди храма? Или не подвал, а именно яма – черная, сырая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Проклятый сон, проклятый город! Забыть бы его, ЗАБЫТЬ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идут молча, не глядя друга на друга, не творя креста. Сейчас и я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка! Скорей! Скорей!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солнце. Утро. Трава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вырвался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего, что церковь по-прежнему рядом, ничего, что вокруг могилы… Нет никаких могил! Пустырь, несколько деревьев, асфальтовые дорожки. А эта в булыжнике! Ныряет вниз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вниз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, показалось, просто небольшая ложбина. Дорожка ныряет, снова ползет вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодец, пластмасска, молодец, mo3.jpg! И ты, акула австралийская, – тоже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусто, никого… Утром так случается, но не хочется быть одному. Надо уходить, надо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так ведь я не один!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маленький светловолосый мальчик. Шорты, белая рубаха с короткими рукавами, панама налезла на нос… Что он тут делает? Один, на кладбище? Правда, сейчас утро, сейчас не страшно… Но все-таки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик в шортах и белой рубахе стоит у дорожки. Кажется, хочет уйти, убежать, но что-то не пускает, держит. Куда он смотрит? Там ничего нет, просто трава, просто невысокое дерево. Почему же он…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вспомнил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не трава, не дерево – глубокая яма, куда ведут вырубленные в земле ступени. Вниз, вниз, вниз, до самого дна. А там, вмерзший в лед, дожидается Он. Рыжая волчья шкура, мертвый оскал клыков, огоньки ненависти в застывших холодных глазах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;30. Дежа вю<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’45)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, Эрлих! Спасибо, что заехали за мной…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне бы удивиться. Только удивляться расхотелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Вчера вы так интересно рассказывали! В самом деле, вдруг мы все живем в каком-то выдуманном мире? Я вам чуть было не поверила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лакей все тот же («Извольте пройти!»), лестница та же, птицы-светильники, дерево справа от входа. О хозяйке и говорить нечего: синее вчерашнее платье, уверенная – вчерашняя – улыбка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вчерашняя? Позавчерашняя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас возьмут под руку и поведут вниз по лестнице, потому что надо спешить, Дайза ждет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А не лезь в чужие файлы без спросу! Но ведь она сама просила: «Ты найдешь меня, Эрлих?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нашел, значит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих, надо поторопиться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже ведут. Все, как в прошлый раз, только сегодня не хочется предлагать коротко стриженной взлететь прямо к лепному потолку. Она все равно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Неужели не помнит? Неужели тут все повторяется, день за днем, раз за разом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А много вчера людей было на рауте! Устали, Альда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не говорите, Эрлих! Лучше бы все было по-вашему, как вы шутили: пустой особняк, пустые комнаты, призраки… Знаете, мне это снилось!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и авто чистых спортивных кровей! Сейчас шофер распахнет дверцу… Значит, все верно, прошлого (сегодняшнего!) дня еще не было. Тогда, на рауте призраков, программа настраивалась… Настроилась? На что? На один-единственный день?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза ждет. Она мне телефонировала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окнами машины – все тот же Новый Берлин в красе постмодернистской, машина мчит след в след себе вчерашней (позавчерашней?), красивая девушка в синем платье сейчас спросит о псевдониме. Файл дежа вю. Жаль, акула не предупредила!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да и не хотел я ничего такого! Просто приболел, просто надоело просыпаться ночью от очередного страха. Просто не хотелось в маленький городок, где затаился «Гипнономикон».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот – ваш псевдоним?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, псевдоним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один файл ждет своей очереди – тот, который mo14. И пусть ждет! Бар со стриптизом? Покорнейше благодарю, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза говорила, что вы писатель, но просила никому не рассказывать. Вы же знаете, Эрлих, ее родителей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что я должен ответить? Спросить о стихах? Не пишет ли она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Совсем ничего не помните, Альда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повернулась. Удивленный взгляд. Нет, не удивленный – испуганный. Слегка. Чуть-чуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы о том глупом рауте, Эрлих? Я все помню!.. Вы тогда рассказывали, шутили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Промолчать? Завтра (послезавтра, после-после…) все повторится, девушка встретит меня на лестнице, поблагодарит, что заехал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Туннели. Зал Лунного Света. Ночное небо. Город. Вам не хотелось возвращаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если акула права и стриженая – не зомби из DOOMа… Узкая ладонь коснулась моего плеча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь я, наверно, должна сказать: «Откуда вы знаете?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Не может быть!» – тоже годится, – кивнул я. – Произносить это надо погромче. А потом добавить, что я не смею заглядывать в ваши сны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не зомби! Программа, даже такая, даже работающая со скрипом, обязана ПОМНИТЬ. Лишняя информация – та, которую невозможно осознать, в которую нельзя поверить, становится… сном. Да, становится СНОМ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возьмешь меня в ассистенты, Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, все было? Ты не Эрлих, не Том Тим Тот, ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот теперь и вправду стало холодно – от собственного имени. Сам виноват, разоткровенничался в Лунном Свете! Или тогда мы были еще в Туннелях?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда не улыбалась. Ждала. Кажется, сейчас ей действительно страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какого ответа ты ждешь? Хочешь, снова назову тебя Л?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блеск темных глаз. Ладонь отдернулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто бы ты ни был, Эрлих… Нет, не хочу знать, кто ты, не хочу! Больше не смей, никогда не смей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осеклась, закусила губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не смей напоминать! Ты – жених моей подруги, больше ничего не хочу знать. Между прочим, мы с тобой… с вами на «вы»!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оп-па!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поискал взглядом бабочку-выручалочку. На месте пластмассовая, вот только идти некуда. В моем («моем»? Нет, просто, без кавычек!) городе стало совсем кисло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы слышали, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отвечать не хочется. Что за окном, все та же улица? Длинная, однако.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, Эрлих, когда Дайза сказала, что вы с ней обручились, я очень расстроилась. О вас рассказывают… Вы сами наверняка знаете. Я была уверена, что вам нужны только ее деньги… И что вы – последний человек, который мог бы меня заинтересовать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это признание? – осведомился я, по-прежнему глядя в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотрите на меня! Не смейте отворачиваться, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Не смейте отворачиваться, Эрлих!» – сказала гр-р-рафиня». Компьютерная игра «Светский скандал». Или даже «Скандал в благородном семействе». Эль скандаль, одним словом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот Эрлихом и командуйте, – усмехнулся. – А вы действительно не Л, госпожа Альда Клеви. Вы – просто файл!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Права, Акула, права! Стриженая – не зомби. У зомби, у компьютерных големов, не бывает характера. Она – не человек, просто программа? Глупость, глупость, Альда – не компьютер, она – сон! И если она, если файл – всего лишь программа, самостоятельная программа, не зависящая от меня, от того, кто сон видит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где же компьютер?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опаздываете, Эрлих. Я вас две минуты жду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я безнадежно вздохнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, Дайза!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Белые стены, золоченые рамы, мрамор с гипсом на круглых подставках-постаментах, столик с распахнутой книгой отзывов, невысокая, мне по плечо, девица-пигалица в сером приталенном платье. Альда осталась где-то у входа, вокруг – скучные джентльмены чуть ли не во фраках…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это что, картинная галерея?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалица возмущенно заморгала. Пигалица дернула носиком. Пигалица… Нет, не топнула ногой, но обозначила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы нарочно, Эрлих? У меня нет времени, чтобы… Пойдемте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повернулась, застучала каблучками. А мне что делать? Идти в кильватерном строю? Да какая разница!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У распахнутой белой двери оглянулся. Нет, не совсем галерея. Художественный салон – как в фильме про Нью-Йорк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альды нет? Альды нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня мало времени, Эрлих. Садитесь за стол – и записывайте. Да не за этот, за мой, у окна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оказывается, к пигалице прилагался целый стол. Неужели ее кабинет? Или она просто секретарша?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пишите! Ручка там, на пачке бумаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дернула носиком, пристукнула каблучком о паркет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первое… Сегодня же вам надо поехать к господину Немерсу и договориться по поводу оркестра. Слышите, Эрлих? Оркестра, а не вашей дурацкой рок-группы! На моей свадьбе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«На моей»? Хорошо формулирует!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …все должно быть пристойно. Сколько раз я вам говорила: вы входите в наш круг, поэтому должны забыть о своих привычках!.. Записали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ручку даже не стал брать. Как там говорила Альда? «Вы – жених Дайзы, у вас с нею все расписано на сто лет вперед»? Выходит, не только рас-писано, но и за-писано. Кому все-таки понадобился такой файл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Записали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалица уже рядом. Сколько ей лет? Восемнадцать? Едва ли больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что случилось, Эрлих? Вы сегодня какой-то… Вы что, обижаетесь на меня? Не смейте обижаться!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А забавное зрелище, если подумать. Пигалица во гневе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я еще не ваша жена и не желаю выслушивать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правильная тактика – держать паузу. Давно понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не вздумайте ревновать, Эрлих! У меня много друзей, у меня много обязанностей, я не бездельница… Не бездельник, как вы! Если я вам вчера вечером не позвонила… Да не смейте так смотреть!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас прыгать начнет – как на батуте. Или зашипит. Все мне сегодня дают ценные указания!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих, вы забываетесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не прошипела – железом отчеканила. Теперь, вероятно, я должен встать, опустить руки по швам. Или в поклоне согнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего я над девочкой издеваюсь? Компьютерная пигалица честно пытается действовать согласно программе – бракованной, неудачной программе. Неудачная бракованная пигалица…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встал, одернул нелепый редингот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обижайся, малышка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, такой реплики программа не предусматривала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странное дело, салон почти опустел. Оно и к лучшему. Интересно, а как тут рисуют?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…КТО тут рисует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А пигалица тоже почувствовала! Или не она? Программа пытается осмыслить, понять, адаптировать – меня, своего гостя. Но Джимми-Джон сказал, что программа – это Альда! Самостоятельная программа? Что он имел в виду? Что только она здесь ЛИЧНОСТЬ? И все тут – не просто сон, а ЕЕ сон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, там, в темных Туннелях, и потом, среди звездного неба, Альда не спала? Не видела сон, не была призраком. Она стала… настоящей?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А это что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо золоченой рамы – грубо сбитые обгоревшие доски. Холст в серых пятнах, нет даже грунта, пространство картины словно разорвалось, пошло клочьями. Там же, где осталась краска…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь улицу я узнаю! Только что мы по ней ехали, но на картине не Новый Берлин, мечта сумасшедших архитекторов. Это Старый Берлин – тот, в который мой дед ворвался 2 мая в авангарде Четвертой Гвардейской танковой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мертвые дома, пустые глазницы окон, черные квадраты разбитых витрин, развороченный асфальт. И небо темное – без солнца, без звезд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убитый город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я искал на небе радугу – привычную радугу с черной каймой. Подумалось, что тут ей самое место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На холсте не было даже радуги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;31. Армагеддон<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: l’08)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Батока, как и другие племена, признают испытание ядом муаве, но место предполагаемого колдуна занимает петух. Недалеко от впадения Кафу к нам, на место нашей ночевки, явился мамбо, или вождь, с несколькими старейшинами. Лбы у них всех были вымазаны мукой, и они держались с необычной серьезностью. Незадолго до нашего прихода они были обвинены в колдовстве…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скучаете, Том Тим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скучаю? В сонном городке и положено скучать. Тем более на пляже стало неуютно, задул ветер, волну нагнал. И небо тучами затянуло. Что с моим любимым mo8.jpg?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я скоро. Немного осталось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон скучать явно не собирался. И не скучал – сразу, как мы тут появились, взялся за «Гипнономикон». Думалось, что он приволочет с собою фотоаппарат, а то и (с него станется!) целый ксерокс, но акула явилась налегке. Явилась, села за стол, открыла книгу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Чью все-таки? Акула этой книги не писала. Иначе зачем все игры? Не он, не я… Кто же?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Они совершили паломничество к священной горе Нчомокела, где покоятся останки их предков. Они торжественно обратились к невидимым духам, моля их засвидетельствовать невиновность своих детей, и проглотили муаве. Очевидно, они верят, что жизнь души продолжается после смерти, что души умерших знают все о делах тех, кого они оставили на земле, и бывают довольны или недовольны в зависимости от того…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед сном пришлось смотреть целых три картинки: бабочку-выручалочку (без нее никак), mo8.jpg, которая с морским берегом, – и нечто непонятное, выложенное Джиммом-Джоном на страницу. Совсем непонятное – то ли карта, то ли схема, то ли даже листик из детской книжки-раскраски. Но сработало, в домике мы очутились вместе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что дальше? Сегодня встретились в искусственном сне, завтра встретимся… В настоящем? В моем городе? Альда там уже была…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Была? Или мы оба видели сон? Скажи мне, Акула, любимец богов!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Готово!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазый пружинисто встал, захлопнул тяжелую обложку. Ее-то, обложку, кто выдумал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Файл перешлю через пару дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Файл? – оторопел я. – Но вы же просто перелистали! У вас что, Джимми-Джон, слоновья память?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слоновья?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула удивленно подняла брови, затем понимающе усмехнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это потому что у слона голова большая? Ливингстона начитались? Пойдемте на улицу, Том Тим, там, кажется, есть скамейка.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скамейки там, КАЖЕТСЯ, не было. Но – появилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если хотите, могу новый файл прислать. Точно такой же, mo8.jpg. Вместо этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула кайфовала. Руки за голову, ноги – поперек улицы, из нагрудного кармана вынырнула миниатюрная плоская фляжка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не желаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фляжку даже не протянул, просто кивнул в ее сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В файлах стараюсь обойтись без крепких напитков, дабы всякие моралисты не возмущались, так что спиртное – по индивидуальному заказу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пить не хотелось. Разговаривать – тоже. Кажется, Акула не просто перелистала толстый том. Чему удивляться? Рядом со мной – не человек из плоти и крови. Как и я сам, впрочем. Так о чем говорить, о чем спрашивать? О том, что еще в его файлах – по индивидуальному заказу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я так понял, файлу – каюк?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Файлу? – австралиец огляделся, словно попал сюда всего секунду назад. – Конечно, каюк. Мы с вами тут вдвоем, файл на такое не рассчитан. Кроме того, я резко усилил… Впрочем, дальше, как обычно пишут, «технические детали». Так прислать? Такой же?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я тоже осмотрелся. Неплохо тут! И гобелен хотелось еще раз увидеть. Как там мои кроны? Ого, пустой бумажник! Ясно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не стоит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он подумал, кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуй, вы правы, Том Тим. Это же первая десятка, примитив. Вы в mo14 не заглядывали? Только не говорите, что вы тоже моралист.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот еще!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Настолько не моралист, друг Джимми-Джон, что предпочитаю настоящий стриптиз компьютерному. У вас там тетрис с раздеванием?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ха!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазый был явно доволен моей реакцией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы же курящий? Купите в том баре сигарет. Дорого, но… купите, не пожалеете. Не только не пожалеете, но и кое-что поймете. Вот увидите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Намекает Акула? Да чего там намекает, прямо режет. Ладно, запомним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, знаете, друг Джимми-Джон, в другой ваш файл без спросу заглянул. Туда, где мы с вами встретились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, удивился. Во всяком случае, моргнул весьма выразительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но там же хаос, Том Тим. Я же вам говорил! Неудачная попытка и содержание, признаться, дурацкое. Думать не хотелось, взял первый попавшийся женский роман, перелистал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Светское общество, рауты, салон, привередливая невеста, мудрая подруга. Так я и знал! А если не знал, то догадывался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Могу прислать что-нибудь поинтереснее. Автогонками увлекаетесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то слово, – вздохнул я. – Когда слышу «Шумахер», падаю в обморок… Кто такая Альда, Джимми-Джон? Вы сказали – программа, но сон – не совсем компьютер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потемнело? Но еще день, сейчас весна, вечереет поздно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сон – совсем не компьютер, Том Тим. И то, что я делаю, к компьютерам не имеет отношения. Компьютер – лишь инструмент и средство распространения. Картинку можно выкатать на бумаге, можно и на холст нанести. Есть даже способ заменить ее обычной лампой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, – повторил я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никак, поморщился? Не по вкусу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ноу-хау, Том Тим! Ладно, в обмен на «Гипнономикон»… Кто хозяин снов? Обычных снов? Вы? Ваше сознание?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На такое отвечаешь, не думая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно! В снах очень много вашего – воспоминаний, чувств, страхов. Всего! Но вы, точнее, ваше сознание, не хозяин. Так кто хозяин? Подсознание? «Оно», как говаривал старина Фрейд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, мы с Акулой думали об одном и том же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так считают, – осторожно начал я, – но все сложнее. Уверен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уверены? – теперь он улыбался, белозубо, весело. – А почему, друг Том Тим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действительно потемнело! Солнце, солнце, где ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Города, которые я никогда не видел, но которые существуют. Картины, что мне никогда не нарисовать. Тексты – не мои, такие мне не сочинить. И, думаю, люди тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула определенно была довольна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Действительно, Том Тим, чье это все, а? Древние греки кивали на богов. А мы на кого кивнем? На Гипносферу, которую вы придумали? А что она, собственно, такое? Совокупность всех снов, которые когда-либо снились – и еще приснятся? Обрывки чужих воспоминаний, страхов, надежд, вожделений?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо формулируете, – констатировал я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вашего «Гипнономикона» начитался. А если предположить, что Гипносфера – лишь часть чего-то нам уже известного? Чего-то, о чем вы однажды говорили? Вспомните!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, вечер, поздний вечер! Почему так быстро? И холод… Разве тут бывают морозы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И вспоминать нечего, – удивился я. – Ноосфера. Это пока абстракция, но если Вернадский прав, сознание людей может соприкасаться не только наяву, но и во сне. Так что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдемте! – Австралиец встал, поглядел на небо. – Скоро всему этому, как вы говорите, каюк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каюк?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сизый туман над крышами, сизая мгла над почерневшим морем, опустевшие улицы, голые деревья. Кажется, все… Прощай, картинка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Файл переброски… Как вы говорите, бабочку, я вам новый пришлю, – Акула зябко поежилась. – Придумал кое-что забавное… Надо торопиться, Том Тим, гибель мира, даже такого, зрелище не из самых приятных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, – напомнил я. – Самостоятельная программа. Допустим, весь антураж выдумали вы, как и для остальных файлов. Но в том, где мы сейчас находимся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И моря уже нет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Хозяин тот, кто видит сон. Здесь все: и берег, и солнце – для него, для вашего, как вы говорите, клиента. Ноу-хау – сон Альды, так? Она хозяйка, хотя еще этого не понимает. Но она-то сама кто?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотите ответ? – Джимми-Джон вздохнул. – Времени мало, отвечаю по-компьютерному. Мир… Скажем так, мир Альды, дворцы и автомобили – моя программа. Компьютер же… Компьютер – ваша Гипносфера, Том Тим. Это все Ее воля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протянул руку, чуть подался вперед… Что там у него? Бабочка, светящийся диск?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гипносфера – абстрактное понятие, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И атмосфера – абстрактное понятие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его протянутая ладонь дрогнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но в атмосфере есть облака, там дует ветер, там идет дождь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Городок исчез, исчезла земля, в серый провал превратилось небо. «Поеду я в город Анапу…» Нет, не поеду уже! Значит, так и гибнет мир? Значит, таков он и есть, Армагеддон?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;32. Не дома<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 3’08)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнеет, сейчас очень рано темнеет. Скорее бы домой, в такие осенние вечера надо возвращаться с последним лучом солнца, запирать дверь, и не на один замок – на оба. Запереть дверь, включить свет во всей квартире… Сначала свет, потом проигрыватель. Мой «Аккорд» совсем новый, я только что сменил алмазную иголку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трамвай идет так медленно! Ненавижу трамваи, особенно когда приходится ехать через эти пустыри, через эту холодную степь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему я не дома? Совсем другое окно, у окна – стол, справа стенка с книгами, кресло рядом. Не дома, не дома… Как плохо ночевать не дома! Я не рожден бродягой. Вот и пытаюсь каждое лето вырваться в горы, чтобы себе доказать. Сырая палатка, сырая трава, сырой рассвет… Лучшие дни года, бр-р-р!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, не дома. Скверно просыпаться не дома! Первая пара, шесть пятнадцать, не проспать бы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я не смогу включить «Аккорд». Я купил его еще на первом курсе, он давно не работает, пластинки лежат мертвым грузом в нижнем ящике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему так долго едем? Зачем я вообще садился в трамвай? Надо было сесть на автобус. Хорошо бы лечь пораньше, завтра – первая пара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь я сплю? Неужели сплю? Да, сплю в незнакомой комнате, на незнакомом диване. Утром придется просыпаться не дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куда идет трамвай?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дома? Я эту комнату знаю, много лет знаю. И не только комнату. За окном… Сейчас ночь, ничего не увидеть, но я помню… Там, напротив, другое окно, оно сегодня темное. Нет, окно не может быть темным! Сколько себя помню, за ним все время горел свет: и вечером, и ранним утром, и ночью. Много лет я пытался понять, что за квартира такая, почему в окне всегда свет? Наверное, какая-нибудь кухня в большой коммуналке. Тут сплошные коммуналки, старые кирпичные дома построены в начале века, верхние этажи – надстройка тридцатых. Коммуналки – длинные коридоры, двери слева, двери справа, мутное окошко впереди. Почти все мои друзья жили там, в таких квартирах. Тогда казалось, что это очень уютно, очень хорошо – жить в коммуналке. Я им даже завидовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего бы не дождаться утра, не пройти сотню метров, не подняться в нужный подъезд… Только о чем спрошу? Почему у вас всегда горит свет? Почему он горел сорок лет назад, тридцать, двадцать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не пойду, конечно. А жаль! Так и не узнаю, что там. Маленькая вечная загадка, одна из многих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я помню окно, помню комнату… Нет, она должна быть не такая, совсем не такая. Отчего на стенах нет линкруста? Красивое слово – «линкруст»! И сам он красивый – ровные полосы, узоры между ними. Еще довоенный, потому и наружная проводка, витые провода, маленькие медные гвоздики…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем темно! Кажется, трамвай уже за городом. Но такого не может быть, мы просто на окраине, в царстве блочных девятиэтажек. Спальный район, нелепый, огромный, за всю жизнь пешком не обойдешь. Летом и весной тут очень хорошо, ветер пахнет травой, хочется никуда не спешить, идти от дома к дому, смотреть в небо, ни о чем не думать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то сзади – знакомая гостиница, знакомый бар, где мы бывали с Л… Стоп, я там ни с кем не бывал! Никакой гостиницы нет, она просто иногда снится, я же сплю! Но все равно, надо спешить, а трамвай еле ползет, и остановок давно не было. За окном – поздние сумерки, темные силуэты домов… Значит, я все-таки не в поле, я в городе, в знакомом городе. И никак не доберусь домой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И люстра странная – нелепая, плоская, прямо стеклянный блин. Люстра должна быть совсем иной – большой, на бронзовых цепях. Светящаяся хрустальная капля под потолком… Она тоже старая, от прежних жильцов осталась. В войну квартира пустовала, на кухне разорвался снаряд…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, помню? И люстру, и комнату, и квартиру. Но я не дома. Завтра придется просыпаться не дома…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и знал! Трамвай не свернул, мы ползем прямо, значит, придется объезжать еще полчаса, не меньше. Я часто тут ездил, пока не открыли метро. Трамваи ходили редко, особенно по вечерам, особенно зимой. Приходилось долго ждать на остановке, дул ветер, очень хотелось домой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь я сплю? Да, сплю, и мне надо скорее вернуться. Я не дома, а это так плохо, если ночью ты не дома!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, здесь нет бабочки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем я? Какая бабочка? Она – тоже сон, мне приснилось, будто некий австралиец выдумал волшебную картинку… Так не бывает, сном нельзя управлять, сну нельзя приказывать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И хуже всего, когда все тянется, тянется, словно этот трамвай. А мне надо домой, я сплю, завтра рано вставать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странный звук! Это за окном, на улице. Всегда знаешь, если кто-то едет по улице, там булыжник, серая неровная брусчатка. Особенно хорошо слышно по утрам, по утрам проезжают телеги. Им до овощного, что на углу, там они разгружаются.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Телеги? Откуда телеги? Улица давно в асфальте, никаких телег нет и быть не может.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь я же помню! Каждое утро, и зимой и летом – легкий стук колес, сначала далеко, потом все ближе. На телегах возили овощи, и молоко тоже возили. Очень тихий район, машин почти нет, во дворах клумбы, одинаковые, круглые, обложенные кирпичами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, нет, все не так, все совсем иначе! По улице – одностороннее движение, трасса, машины мчатся круглые сутки, свет фар отражается на потолке. И клумб никаких нет, во дворах все давно растоптано, перерыто…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, перерыто. Там же траншея, глубокая траншея! Двор исчез, старые тополя давно спилены, не осталось и следа. И пионерка, гипсовая пионерка…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем темно, ничего не видно… Но мы, кажется, уже не в степи. Это что, дом «Salve»? Привет, привет, сегодня ты совсем не страшный. Да ты никогда и не был страшным, очень красивый старый дом, большое разбитое крыльцо, тихий сад. Хорошо, когда ты снишься именно таким, теперь ты совсем другой. Нет сада, справа громоздится нелепая пристройка, и крыльцо исчезло. А соседний дом, что стоял рядом, сломали, там сейчас многоэтажка. Жалко домик, он был как брат-близнец, только чуть меньше, уютнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора домой, мне надо домой, я очень хочу домой! Но ведь я сплю? Если я сплю, значит, я дома?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь я не дома!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да, гипсовая пионерка. Как живая – в коротком платьице, с галстуком, с горном в руке, только белая. И пьедестал тоже гипсовый, высокий, большой. Это все наш скульптор сделал, он живет во втором подъезде… Пионерка стоит как раз посреди клумбы – той самой, обложенной кирпичами. Летом на ней очень много цветов, а над цветами летают «часики». Это пчелы такие – «часики». Они не кусаются, а если поймать, сжать в кулаке и к уху поднести, тикать начинают – жужжат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А еще там шмели. Но их лучше не трогать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ведь пионерки нет! Ее давно сломали, и пьедестал раскрошили, разобрали по кирпичику. Он не гипсовый был – кирпичный. Вместо клумбы – колеи от машин. А «часики»… Где теперь они, «часики»? Оттикали, бедные!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Колеи от машин? Нет, там траншея, к подъезду не подойти, отсюда надо уходить, улетать… Я не дома, мне скоро вставать, я поставил будильник на шесть пятнадцать!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда пешком. Через двор студгородка, через проломанный забор, мимо сельхозинститута и памятника Докучаеву. Можно через кладбище, но это дальше, крюк почти в полкилометра. Проверено, ходил столько лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, во сне я боюсь ходить по кладбищу. Какая глупость! И кладбища давно нет, там парк, нелепые саженцы, упорно не желающие подрастать. Собачье царство, мятая трава, скучно, серо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ведь я и сейчас сплю! Мне надо домой, скорее домой. Так зачем я иду сюда, на мою улицу? Там пусто, темно, там неровный булыжник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет булыжника! И улица не моя, и двор не мой, и дом. Все чужое, незнакомое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка!.. Нет никакой бабочки, нет – и не было. Все это сон, сон, сон… Отчего мне снится Джимми-Джон? Кто выдумал такое имя, не я же, в самом деле?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Старые ве-е-ещи покупае-е-м!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вещи? Ну, конечно! Старьевщики ходят рано утром, чтобы всех застать дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я дома? Конечно, дома. Моя комната – линкруст на стенах, тяжелая люстра с бронзовыми цепями, «Детская энциклопедия» на полке. На кухне играет музыка, там радио работает. А за окном – цветущая клумба, пионерка горн к губам подносит. Только в квартире никого нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Старые ве-е-ещи покупае-е-м…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ушли… Почему никого нет, где все?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я забыл? Сегодня воскресенье, дедушка поехал на «толчок», и остальные вместе с ним. Жаль, меня не взяли! На «толчке» интересно, там целый город!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему так громко играет музыка? Зачем так громко… Это же не музыка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Будильник. Шесть пятнадцать, первая пара… Плохо, когда во сне я не дома!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;33. Стриптиз<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Duett: 5’00)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А зовут меня – Том Тим Тот!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и запишем, пардон, в память занесем. Том… Тим… Тот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И что мы видим? Компьютер такой же, как в mo.8jpg, и комната такая, а вот джентльмен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оглянулся – украдкой, дабы не спугнуть. Джентльмен был хорош – одоробло само себя шире, с вислым брюхом, вислыми щеками и серебряной шерифской (ого!) звездой на жилетке. Он-то меня и встретил. Встретил, взглянул искоса, на стол с компьютером кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если и находка, друг Джимми-Джон, то не бог весть какая. Начало адаптации, да? Мол, попали мы в самую Америку-Разамерику, дверь появится-откроется, а за дверью – телеса да волоса… Язык? Суахили, что ли, заказать? Ладно, пусть будет русский… А если бы я с этим пузатым драться полез?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не удержался – вновь глаза скосил. Шериф невозмутимо жевал, даже не глядя на гостя. Но вот огромная волосатая ручища как бы ненароком сжалась в кулак… Нет, с таким никто драться не полезет, уж точно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все? Что такое, таких вопросов в mo8 не было! «Возраст»? Не по правилам! Сначала возраст, затем номер квартиры…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага! «Произвольно»! Понял, понял. Не тот, который у меня, а который… А какой тут выбор? Четырнадцать – шестнадцать, семнадцать – восемнадцать… Предельный – двадцать… Ясно! Каждому возрасту – свое, да, Джимми-Джон? Умно, умно! Пусть будет двадцать, а то еще сигареты не продадут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Съела, железяка? Ну, думай, скрипи!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бумажник шериф вручил мне лично. С долларовых банкнот улыбался некто, очень похожий на австралийскую акулу. Ну, гнездо разврата, встречай! Надеюсь, для Том Тим Тота заказан столик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Век бы не пялился на этот jpg, но надо же когда-нибудь толком выспаться! В «неправильный» файл соваться нет охоты, женские романы – не мой профиль. Кроме того, акула так ясно намекала… Только вот на что?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столик нашелся, и пепельница нашлась, и даже зеркало в углу. А вот все остальное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ну и тип – который в зеркале! Помесь Тома Круза с Ди Каприо, слегка омоложенная компьютером. И это я? Вкуса у тебя нет, австралиец! Спасибо, что хоть под Круза загримировал, а не под какого-нибудь Дудикофа! А вот все остальное… Не люблю кинофильмы класса «B»! Если на трюки денег нет, на декорации тоже нет, что делаем? Телеса на съемочную площадку выпускаем, что же еще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телеса оказались на месте – посреди помоста, возле любимого режиссерами стального столба. Телеса добросовестно крутились, вертелись, чуть ли не вприсядку шли. И не только вприсядку – пару раз соскакивали на пол, дефилировали между столиками…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько там полагается телесам в их экипировку вкладывать? Доллар, кажется? Если больше, это претензия, а претензию дополнительно оплачивать следует. То-то в бумажнике почти все банкноты по доллару!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Претензий у нас нет. Получила доллар? Проходи, не задерживай, можешь не улыбаться, не надобна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плохо, Джимми-Джон! Очень плохо, акула ты австралийская. Я действительно кое-что понял. Море на твоих картинках настоящее, и небо настоящее, и стулья со столиками. А вот люди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Красивая, как тебя зовут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой! Бетси!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что это за страна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-не знаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот именно. Сразу видно, Голливуд. Так и кажется, что все вокруг плоское, экранное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А каким оно может быть? Ведь я-настоящий по Америкам не ездил, в стрип-бары не заглядывал. Вот и вижу Голливуд класса «B». Эротика – вещь тонкая, Джимми-Джон! В таком деле главное – обо всем забыть, кроме, так сказать, предмета. А когда знаешь, что спишь, что все вокруг ненастоящее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Альда – она настоящая? Я ее, кажется, здорово обидел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигареткой? Так нет их у меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Джимми-Джон, кажется, предупреждал. Купить сигареты, причем они тут дорогие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сколько?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Восемьдесят баксов, парень. Покупай – или проваливай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сорок, шестьдесят, сто… В бумажнике – сто девятнадцать, один я сунул телесам под обмундирование… Значит, файл рассчитан всего на одну пачку? Нет, не так! Без сигарет можно сидеть долго, хоть полгода, но сигареты… Сигареты ускоряют программу, верно, Джимми-Джон?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Уско-ре-ни-е! Уско-ре-ни-е! Без «…ция» плохо!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно! Жалко, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Что за дом моделей? Очередные телеса, но в шубе. Шуба хоть куда – роскошная, почти до пят. А телеса улыбаются, а телеса руки голые (голые? а как же шуба?) вверх тянут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И нет шубы! Хорьки? Или белки? Наверно, их там сотня, не меньше. Брызнули врассыпную, народ пугая, а телеса улыбочку корчат, формы свои поправляют.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Живая шуба? Ничего, для класса «B» сойдет. Находка режиссера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курить решил на улице. В зале и так топор висит, покачивается. Оставалось надеяться, что бар не в пустоте пребывает, за порогом еще есть нечто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну-ка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голливуд, Голливуд! Одноэтажная Америка, какой-нибудь штат Огайо. Домики, палисаднички, окна темные, потому как ночь и хозяева спать изволят. Якобы изволят, якобы! Нет тут никого и ничего. Макет улицы, макет неба… Вот ветер почти как настоящий, свеженький, после душного зала – самое то.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зажигалку захватил? Табак, само собой, вирджинский. Не люблю!.. Все, посмотрели – и хватит! Погуляю до будильника по улице, воздухом свежим подышу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Завтра в колледж, твою мать! Выехать надо на рассвете, всего сорок миль. Хорошо, что Сью, соска, сучка ревнивая, не знает, где я, еще глаза выцарапает! Сейчас докурю, свистну той, что около меня ошивалась, глазенки голодные пялила. Как ее, кошку драную? Бетси? Точно, Бетси! Ничего, сойдет! У нее, кажется, все на месте – и бабки клянчить не станет. Мотельчик тут найдется, а если что, можно прямо в машине, резинки захватил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой, куда?! Какой такой колледж? Какая Сью? Сигарета! Черт, дьявол, сигарета!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А может, снять ту, в белках? Это не Сью, подстилка плоская! Небось профи, год вспоминать будешь, это тебе не просто ноги на плечи! Жаль, баксов мало, такая не меньше трех сотен захочет, знаю, встречал. Когда мы с Гарри Портлендом, уродом сраным, были в Чикаго…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дышать глубже! Еще глубже… Дышать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Только бы Том не заложил, сволочь черномазая! Он ведь мне Сью простить не может, сам хотел ее трахнуть, ублюдок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, отдышался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если бы курил не на улице? В зале ветра нет, хватило бы пары затяжек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ай да Джимми-Джон, ловкач! Не ускорение программы, а… Потеря личности? Замещение? Как ни назови, лихо. Затянулся разок – и никакого тебе Голливуда, никакого экрана, все настоящее, веселенькое. Теперь ясно, почему пачка – восемьдесят баксов, почему картинка одноразовая! Этот файл пока (пока!) бесплатный, а потом все тинэйджеры последние штаны продадут, чтобы сюда попасть. Да разве только тинэйджеры?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что в следующем файле, Акула? Концлагерь? Камера пыток?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;34. Сигареты<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 3’21)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте пройти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изволю, изволю. Тем более сегодня я ненадолго. На повестке дня всего два вопроса.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посреди лестницы остановился. Вопрос первый, кажется, решен. Урегулирован, так сказать. Лакей тот же, слова те же, а главное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Лестница та же, светильники-птицы те же, дерево, которое справа…)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я уже вдохнул воздух – застоявшийся вчерашний (позавчерашний, поза-поза…) воздух дома, воздух призрачного мира. Не ошибешься – после первого же глотка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуйте, Эрлих!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Альде – знакомое синее платье. И улыбка знакомая. Все по кругу, разве что в глазах… Нет, показалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, что заехали за мной. Вчера вы так интересно рассказывали! В самом деле, вдруг мы все живем в каком-то выдуманном мире? Я вам чуть было не поверила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно! Слова те же, буква в букву, но вот голос… Словно роль играет, причем абсолютно без всякой охоты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, тоже показалось! Чья сейчас реплика?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я чуть сам не поверил, Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже взяли под руку, меня уже ведут. Надо спешить, Дайза ждет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза ждет. Она мне телефонировала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угу. А я просто хотел извиниться. Не так важно, помнит ли стриженая, что было вчера (не вчера – в прошлое «сегодня»!) – не помнит, человек она – или программа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие, интересно, номера на авто? «Alda-0003»! Почему «3»? Две первые машины успела разбить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она мыслит – следовательно, существует. Хамить же разумным существам не следует. Так чего я жду? «Извините, Альда!», ручку поцеловать – и можно тянуться за бабочкой-выручалочкой. Или просто по улице погулять, поискать книжный магазин…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый Берлин сегодня совсем не такой. Нет, это я не такой. Мне все начинает здорово не нравиться. Не люблю быть марионеткой (а кто любит?). В моем городе я тоже себе не хозяин, но там мы с Гипносферой на равных…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда смотрит в сторону. С нею тоже все не так, совсем не так. Между прочим, она и есть – Гипносфера, если Акуле верить. Только я не верю, Акула в лучшем случае метафорически выразилась. В худшем же… Да не в худшем! Соврать изволил джинсовый. Или загадочку подкинуть другу Том Тиму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот – ваш псевдоним?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, псевдоним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот это и плохо. Он, австралиец наглый, меня куда-то ведет. Прямо-таки тащит. А я… А я ведусь. Тащусь известным персонажем по стекловате. Зачем он меня в стрип-бар звал? Силу показать, вот, мол, чего могу? И силу, само собой. А заодно меня, грешного, на вшивость прощупать. А вдруг куплюсь на телеса да волоса?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сюда пускает. А мог бы этот файл попросту задавить, ведь картинка вроде неудачная. Задавить… Раз, и нету! Альда… Не верится как-то. Нажал F8 – человек йок. Пусть даже и не совсем человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь она насчет писательства скажет. И насчет родителей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не совсем? А собственно, почему? Нас, сапиенсов, злых бесхвостых обезьян, тоже Кое-Кто сотворил! И свободу воли даровал. Но ты же не бог, Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! А вот туда не надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза говорила, что вы писатель, но просила никому не рассказывать. Вы же знаете, Эрлих, ее родителей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, не знаю… Альда, извини. Ты – не файл, ты такой же человек, как и я, как и мы все. Напрасно я тебя обидел! Если хочешь, я исчезну. И если скажешь – навсегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нее странные глаза! Какие-то очень взрослые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не смей называть меня Л, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так! Я не ошибся – и она не ошиблась. Поняла? Наверняка еще не все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руку поцеловать так и не догадался. Ладно, mo3.jpg, где ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погодите… Погоди!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее ладонь скользнула по руке. Сжала мое запястье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Я не все помню, это сон… То есть похоже на сон, так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень похоже, – пожал я плечами. – Если честно, я и сам до конца не разобрался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже. Не исчезай, Эрлих! Иначе всю жизнь будет казаться, что я действительно живу в файле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…До первого нажатия F8. Впрочем, и на меня есть свое «delete». И на всех остальных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе кажется, что этот мир… Мой мир – ненастоящий, искусственный. Ведь так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, помнит. Все помнит, молодец, стриженая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот мне кажется, Эрлих, что ты – призрак из города призраков. Но, может, все проще?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, и проще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда пункт третий, резервный, – вздохнул я. – Начнем разбираться по порядку. Скажи, чтоб затормозили у ближайшего сигаретного киоска. Или магазина, все равно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту мыслишку приберегал, как последний патрон. Станет Акула разнообразить фокусы? Едва ли, клиенты должны привыкнуть. Сигареты – вроде кода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Остановите здесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это шоферу. Переспрашивать не стала. Молодец!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В бумажнике оказались евро, по виду совсем как настоящие. Целых пятьсот, десятками. А какие у нас цены на никотинчик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так-так… Сортов чуть ли не двести. Понятное дело, не стрип-бар в Огайо. И стоит все добро от пяти до пятнадцати. Дороговато, но явно не то. Или все-таки? Пачка, в уголке! Странная такая, маленькая совсем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, сколько?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Двести пятьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за сигареты, Эрлих? Никогда таких не видела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже. Мы, кажется, приехали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, стоим. Стеклянные двери, добрый молодец у входа. А за дверями – Дайза во гневе. Ведь я опаздываю на две минуты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сделаем так, Альда. Мы зайдем, а потом я все-таки исчезну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В темных глазах – испуг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ненадолго, – улыбнулся я. – Просто превращусь в настоящего Эрлиха Грейвза. Хочу поглядеть на ваш мир изнутри. Соберу информацию.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Инфор-ма-ци-я! Инфор-ма-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда покачала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих Грейвз… Настоящий Эрлих – он… Не очень достойный человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи еще – мерзавец, – подхватил я. – Вот мерзавец мне кое-что и расскажет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А заодно сигареты проверю. Если они действуют на меня, значит, могут подействовать и… Стоп, Джимми, кажется, объяснял – в упор не действуют. Только для гостей, only for whites, так сказать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалицу заметил издалека. Спешит, каблучками постукивает… Закурить, что ли? Нет, лучше потом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, здесь есть одна картина. Хочу посмотреть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа? Да, вторая справа, не спутаешь. Всюду золоченый багет, резьба, а тут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Опаздываете, Эрлих. Я вас две минуты жду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и ты, Старый Берлин! Нет, конечно, не Берлин, дома бетонные, окна огромные, полно алюминия. Скорее, Нью-Йорк, 11 сентября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что тут хорошего, Эрлих? Обычный эпатаж!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалица!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, Дайза! В самом деле… Странно, я была тут позавчера, но такого не видела. Картина что, новая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А это уже Альда. Итак, новая картина. Уж не вместе ли со мной появилась? Никакого «позавчера» в мире-файле нет! Было «вчера» с раутом призраков – и вечное «сегодня». Они помнят… Но мы, люди, тоже помним все свои «позавчера»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хватает радуги, – решил я. – Радуги восьми цветов. Весь спектр – и черная кайма внизу. Символ Последнего Дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуга?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалица шагнула ближе к полотну, наморщила лоб, всмотрелась. Так она еще и искусствовед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ерунда! С радугой был бы вообще кич!.. Альда, мы с Эрлихом ненадолго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходя в кильватерном строю, не удержался – поглядел назад. Девушка в синем платье смотрела на картину. Что она видела? То же, что и я? Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня мало времени, Эрлих. Садитесь за стол – и записывайте. Да не за этот, за мой, у окна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пепельница на столе есть? В наличии пепельница. А сколько в пачке сигарет? Так и знал, не двадцать, шестнадцать всего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пишите! Ручка там, на пачке бумаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предложить сигарету даме? Нет, лучше по порядку. Как говаривали в годы давние? Начни перестройку с себя? Ну, каков ты, Эрлих Грейвз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первое… Сегодня же вам надо поехать к господину Немерсу и договориться по поводу оркестра. Слышите, Эрлих? Оркестра, а не вашей дурацкой рок-группы! На моей свадьбе… Да не курите тут, Эрлих, я же вас просила!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздно, матушка, поздно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …На моей свадьбе все должно быть пристойно. Сколько раз я вам говорила: вы входите в наш круг, поэтому должны забыть о своих привычках!.. Вы записали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, запишем. Пункт первый – оркестр. Как говаривал дед: «Может, тебе еще румынский оркестр пригласить, солдат Яшка?» Я так и не спросил, отчего именно румынский. Может, потому…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так бы и врезал, блин, дешевке! Оркестр ей подавай, сучка наглая! Ничего, Густлав мне пленку подбросит, иначе запоешь! Думаешь, меня на крючок взяла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Никак, страсти роковые?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Записали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Записал, записал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что случилось, Эрлих? Вы сегодня какой-то… Вы что, обижаетесь на меня? Не смейте обижаться!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я раньше обижался, Дайза! Когда ты на меня смотреть не хотела, носом крутила. Помнишь, на курорте, в Вейсмаре, когда ты с тем актеришкой, уродом поганым, обжималась? Думаешь, забыл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я еще не ваша жена и не желаю выслушивать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выслушаешь, выслушаешь, еще на колени встанешь! Думаешь, мне деньги нужны? Нужны, только твои предки мне их и так отдадут, без всякой свадьбы. В вашем гребаном «кругу» не любят скандалов, правда? А если твой папаша увидит, как ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не вздумайте ревновать, Эрлих! У меня много друзей, у меня много обязанностей, я не бездельница… Не бездельник, как вы! Если я вам вчера вечером не позвонила… Да не смейте так смотреть!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да кто же тебя ревнует? Это я тебя раньше ревновал, сука…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назад! Сигарета… Хвала аллаху, затушил. Хорошо, что окно открыто! Пора, однако, исчезать, пора!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, Эрлих! Ну, не обижайтесь, пожалуйста! Я бываю иногда несносной, знаю. Но ведь я стараюсь, чтобы у нас все было хорошо!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пигалицын голос внезапно дрогнул. Кажется, она не такой уж плохой человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я не обижаюсь, малышка. Кстати, кто такой Густлав?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты, Эрлих Грейвз, – злодей, как есть злодей! Правда, мелкий очень. Из женского романа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно, Альда меня дождется?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;35. У моря<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 6’44)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Ты не прав, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она стояла там же, где мы и расстались, – возле картины. У панорамы Мертвого Города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю, – вздохнул я, шаря глазами по потолку – вверх и влево.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка-а-а-а!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуга не символ гибели, она – знак надежды. Ты сказал, черный цвет – самый нижний? Но в этом, наверное, все и дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сзади – дробный топот. Никак, пигалица нагоняет? Ведь она так ничего и не сообразила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И хвала аллаху!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, конечно, не прав, Альда. И сейчас исчезну – по-настоящему. А этот Эрлих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказать? Не стоит, пожалуй. День повторяется, злодею Эрлиху ничего не успеть. Так и будет список составлять – под пигалицыну диктовку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И ты свое получишь, Альда! Думаешь, гордячка фригидная, на тебя управы нет? Только денег я у тебя не возьму, ты мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдо-о-ох! Выдо-о-ох! Ну и гад ты, Эрлих! Все, пора!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стою. Откуда у Альды фотоаппарат? Никак, цифровая камера? Прогресс, прогресс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чи-и-и-и-из!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не удивляйся, Эрлих. Я, кажется, придумала. А теперь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повертела аппарат в руках, усмехнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы исчезнем вместе. Там, у тебя, и поговорим. И не вздумай спорить!.. Мне… Мне взять тебя за руку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А когда тут спорить? Пигалица уже рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Эрлих, вы что себе позволяете? Вы что себе… Я ничего не поняла, объясните! Что случилось?..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выручалочка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темно! Очень темно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светлее? Солнце! И, кажется, море?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повезло!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не глядя, беру Л за руку, жадно глотаю свежий ветер. Да, повезло! Кажется, лето, кажется, море… И Л рядом – уже не кажется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В закрытых глазах – желтый огонь. Солнце! Ничего, сейчас привыкну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А где же призраки, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто?! Эрлих – кличка мистера Том Тим Тота?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не удержался – открыл глаза. Оранжевые пятна (не солнце – пламя!), синее небо, синее море… И такое же синее платье на незнакомой черноволосой девушке. То есть не совсем незнакомой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы… Мы с вами, кажется, встречались. В Туннелях, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошла близко-близко, взглянула прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– К такому трудно привыкнуть. Тебя можно узнать, Эрлих, но… Ты теперь совсем другой. Другой – но все-таки настоящий. Тогда, ночью, ты казался фантомом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взаимно! Итак, мы с этой стриженой на «ты», она здесь бывала («здесь» бывала!), а мерзкий лилипут Том Тим опять учудил нечто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сзади горка, за нею – бухта, справа гора, откуда хорошо смотреть на Большую Волну. Мы на обочине серого шоссе, дальше – поселок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А слева – море. До самого горизонта море. Настоящее! «Вот он, легкий предутренний бриз…» Бриза, правда, нет; и не утро – день в самом разгоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Призраков тут нет, Альда. Это во-первых. А во-вторых… Вы… Ты сказала, что я другой? А какой именно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Призраков «здесь» нет – и зеркал нет. Как я не догадался раньше спросить о том, какой я? У той же Л, к примеру?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, сжала губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе лет тридцать, ты чуть ниже меня ростом, у тебя очень короткая стрижка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Провел ладонью по затылку – точно! Впрочем, чему удивляться? Лето, все по сезону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А главное, ты не Эрлих. Не ТОТ Эрлих. Хочешь, буду называть тебя по имени?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, надо идти. Все тихо, все спокойно, но… Надо идти! Или даже бежать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зови, как нравится. Нам туда. Быстро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туда – прямо по шоссе. Свернуть бы, так некуда. Слева море, справа маленький поселок, все домики на виду. На гору не поднимешься, там наверняка ждут.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих, не так быстро! Я же в туфлях!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фу ты, забыл! Угораздило же ее в туфлях сюда попасть. Еще бы муфту взяла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо спешить, Альда. Сейчас поселок кончится, нам направо, там санаторий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это не твой город? Ты знаешь, где мы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не выдержал, остановился. Море, гора, поселок… Разве все вокруг – не мое? Не Я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Город на юге, за горой, несколько часов на машине или поездом. Сзади бухта, там хорошо ставить палатки… Мой мир, Альда. Настоящий! Если я попадаю в твой, то просто вижу сон. И ты видишь сон. А вот когда именно, у себя или «здесь», решай сама. Все, пошли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вид санатория мне не понравился. Слишком тихо, слишком пусто. А сейчас лето, тут должно быть полно людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И потемнело. Не то чтобы очень, но все-таки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сюда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюда – за густую акацию. Береженого бог бережет! В санаторий заходить не стоит. Помню – пустые длинные коридоры, лестницы, зовущие вниз, в темный сырой подвал. Скверное место!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обойдем. Справа аллея, она ведет к дороге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сняла туфлю, усмехнулась, взялась за каблук. Тр-р-ресь! Теперь вторую…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А откуда ты знаешь, что нам надо именно туда? Мы с тобой только что здесь оказались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну и вопрос!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это же мой мир, мой город, мое море, Альда! Я всегда знаю, где я, что нужно делать. Почти всегда… А сейчас мы с тобой попали в ловушку, нас ищут – значит, надо пройти к дороге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взглянула удивленно. Улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Догонялки? Тебе часто приходится убегать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то слово, – не без гордости согласился я. – Только не говори, что погоня во сне – признак неуверенности и страха перед жизнью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протянула руку, словно хотела схватить меня за ухо… Не схватила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Просто ты еще мальчишка, Эрлих! Как бы ты ни выглядел, сколько бы тебе ни было лет. Ну, побежали?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот бежать не надо. Идти спокойно, не оглядываясь, деревья нас закроют, так что пройдем, не страшно… Жаль, оружия нет! Ничего, выберемся к дороге, там ждет автобус…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для Альды это игра? А ее мир? Рауты, «свой круг», злодей под маской жениха?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Надо же, помню! А вообще-то скверный сон. У лилипутов оказались бракованные лилипуты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя каждый день – другой? Я правильно поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правильно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот туда мы не пойдем! Тропинка широкая, дальше она становится еще шире, покрывается асфальтом… Там кладбище – незнакомое, огромное. Оно на холме, ко входу ведет широкая лестница, мраморная, как в доме стриженой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнеет. А это скверно! Я-то ладно, прорвусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что-то случилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока еще нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока еще нет… Пластмасска, ты здесь? Не подведешь меня, mo3.jpg? Смотри, не подведи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Направо! Скорее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За нашими спинами – тьма, за нашими спинами – холод, за нашими спинами – смерть. Не оглядываться, не сбиваться с шага, не думать, не представлять. Наверное, в ее мире, в ее глупом сне, есть свой страх, свое кладбище, своя тьма. Они у всех разные, но они существуют, от них никуда не деться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сюда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можжевельник, узкий проход… Дорога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Посветлело? Конечно, посветлело! Знакомые места – впереди перевал, за ним наш военный лагерь, где столько раз приходилось скучать, а дорога ведет прямиком к железнодорожной станции. Маленькая узкоколейка, поезд в три вагона…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты о чем-то хотел рассказать, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, рассказать. И о мерзавце Эрлихе-настоящем, и том, что такое женский роман… Нет, не это главное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Присядем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скамеечка? Не помню тебя, скамеечка. Вовремя появилась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я подумала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладонь Альды коснулась моей. Всего на миг, неуверенно, почти робко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне говорили, что жизнь – очень серьезно. Ее надо планировать, ее надо опасаться, следить за каждым шагом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И мне говорили, – удивился я. – И всем говорят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня… Как ты говоришь, в «моем» мире… Все именно так. У тебя, выходит, иначе? Каждый день – новый, все – с чистого листа. Летаешь, уходишь от погони, гуляешь по подземельям…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот она о чем! Девушка из «круга» угодила прямиком на «Зарницу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все не так просто, Альда. Мы живем в разных мирах – не только мы с тобой, но и каждый из нас. У доктора Джекиля… У меня есть свой очень скучный мир. Вроде твоего, только наверняка похуже. И есть мир мистера Хайда. Здесь – «здесь»! – не всегда хорошо, но этот мир, мой мир, не призрак, он тоже настоящий. Один знакомый австралиец называет такой мир Гипносферой. А если по порядку… Однажды, когда я был «там», где очень скучно, мой приятель Влад ссудил мне три файла. Маленькие такие файлики в расширении jpg…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плохо, что нет автобуса! Надо успеть на станцию, поезд, что там ждет, последний. До города – часа три, приедем засветло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альде придется уйти. Жаль! Но у каждого – свой сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;36. Атака<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 4’00)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Далекие голоса впереди, еле слышное дыхание напарника рядом, потеплевший приклад под рукой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приклад? Но у меня нет автомата, пальцы сжимают гашетку, передо мной – узкая прорезь пулеметного щитка. Откуда такое старье? У нас во взводе только «РПК», он совсем другой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще секунда, еще… «Мы ждем атаки до тоски…» Высоцкий? Да, конечно, Высоцкий, «там» у меня есть запись еще на пленке второго типа, хоть сейчас в музей.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня не надо бояться! Сегодня – война.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпуска нет на войне!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот они! Еще секунда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы ждем атаки до тоски…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мгновения становятся долгими-долгими, каждое – как целая жизнь. Можно не спеша беседовать, толковать о пустяках, любоваться ярким майским небом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Беседовать? Но я же один! Вокруг – никого, ни живых, ни мертвых, только серые тени впереди.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Калитка распахнута… Калитка? Нет никакой калитки, на ее месте – проход между камней, я в ущелье, за моей спиной вход в Туннели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И уже все равно, отчего я один, почему бой повторяется снова и снова, почему…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь! Огонь! Огонь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серые тени мечутся, падают за камни, отходят, отползают назад. Вам не пройти! Тогда, у калитки, я все-таки выжил, и теперь осталось последнее – задержать серых тут, у стальной двери подземелья, чтобы уцелевшие ушли, исчезли, растворились в бесконечных лабиринтах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь! Огонь! Огонь!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деревянные рукоятки давно мокры от пота, ангел-хранитель каким-то чудом не дает перекоситься ленте, и серые отступают, отступают, отступают…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь бой уже был? Ребята ушли, мы встретились с ними в бункере, огнетушитель катился по бетонному полу, а потом девушка по имени Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемь-шесть-двенадцать-пять – двадцать миль на этот раз,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три-двенадцать-двадцать две – восемнадцать миль вчера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпуска нет на войне!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серых все больше, выстрелы – хлопки шампанского справа и слева, значит, сумели забраться на скалы, значит, недолго, значит, гаплык и вата, но уходить нельзя – и сдаваться нельзя.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не слышу! Почти ничего не слышу, даже треск пулемета. Нет, пулемет не трещит, такое придумали те, кто видел – и слышал! – войну только в кино. Звук другой, совсем другой, он не похож на хлопок, не похож даже на удар плети. Вначале негромкий, даже протяжный, затем – как ладонью по ушам. Только кажется, что выстрел длится долю секунды, на самом деле он долгий, очень долгий, особенно в такие мгновения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь! Огонь! Огонь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серые там же? Нет, ближе, хлопки шампанского не умолкают, фонтанчики пыли мешают дышать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серые? Нет никаких серых! Светло-зеленые гимнастерки, бесформенные фуражки с красными пятнышками над козырьком… И у них не автоматы – старые мосинские винтовки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И на мне тоже – фуражка! Только кокарда не красная, а…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но так и должно быть! Они захватили город, мой город – эти, в старых нестираных гимнастерках. Потом они ворвались в калитку, и мальчик в золотых погонах ткнулся лицом в истоптанную траву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Восемь-шесть-двенадцать-пять – двадцать миль на этот раз,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три-двенадцать-двадцать две – восемнадцать миль вчера…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот у них, кажется, главный – невысокий, темноволосый, немногим старше мальчишки, погибшего у калитки. На нем не гимнастерка – кожаная куртка. Приметная куртка, целиться легко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я не могу в него стрелять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже близко! Огонь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я их хорошо знаю – этих, с красными пентаграммами на фуражках. Всегда мечтал сойтись лицом к лицу, стволом к стволу. «Там», у доктора Джекиля, такому не сбыться, зато сбывается «здесь», среди холодных скал, у стальной двери, к которой я никого не подпущу. Их много, их всегда много, они нападают сто к одному, словно саранча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Огонь! Огонь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темноволосый снова впереди. Без него орава давно разбежалась бы, попряталась за камни, он у них главный – широкоплечий паренек в приметной кожанке, он поднимается первым, первым идет под мои пули. Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я не могу в него стрелять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, вот и все. От ленты – только огрызок, светло-зеленые гимнастерки совсем близко, раскаленный металл дышит жаром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже не покурить. Поздно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты, в кожанке, ты снова впереди? Куда лезешь, парень, я же тебя старше, старше на целую жизнь. Я знаю, что прав! Это ты не прав, ты воюешь не за тех, не за тех! Кому нужна твоя храбрость, у меня еще остались патроны, палец лежит на гашетке… И не будет ничего – ты не познакомишься с молодой веселой студенткой, твой сын не будет носить пилотку-«испанку», тебя не пошлет в разведку генерал Лелюшенко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему ты за НИХ? Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я не могу стрелять…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брось-брось-брось-брось – видеть то, что впереди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встаю. Вытираю липкие от пота ладони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот он я, дед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе не очень хотелось говорить о войне, дед. О той, что вы называли Отечественной. Но о другой – о своей первой войне – ты не рассказывал ничего. Вообще ничего, ни слова!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рассказывал. Я был пулеметчиком на тачанке. Помнишь? Ты еще смеялся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смеялся – когда ты поведал, как вы почти каждый день удирали от страшных бандитов, а ты отстреливался и все боялся, что догонят. Но я уже не маленький, дед. Я знаю, что такое ЧОН. Часть особого назначения при ВЧК, правильно? Я видел твои фотографии, они даже в музее висят. Ты в заднем ряду, в кожаной куртке, коротко стриженный, но все равно тебя легко узнать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе показалось. Я никогда не носил кожаную куртку. Там я в обычной рубашке. Мы вернулись из-под Валок, был очень тяжелый бой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И еще фотография – ты со своим другом. Там ты чуть постарше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это 1921-й. Нашу часть тогда как раз расформировали. Сфотографировались на прощание… Что тебя удивляет, солдат Яшка? Что я пошел к красным?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя звали к Деникину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Звали. И не просто звали – чуть ли не силком тащили. Мои же родственники. Я остался один, без отца и матери, вот и хотели пристроить. Говорили, что у Деникина сапоги хорошие дают. С подковками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты пошел в ВЧК, дед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Деникинцы расстреляли моего крестного, после смерти отца только он нам помогал. Помнишь, мы ездили в Валки, я показывал это место? Гонтов Яр. Там многих расстреляли, а даже памятника нет… Ты бы поступил иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На твоем месте? Не знаю. Я не батрачил с семи лет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С шести, солдат Яшка, с шести. Но дело не в этом. Не только в этом… 20 августа 1991 года, когда еще не знали, чей верх и будут ли стрелять, ты вышел на площадь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вот теперь жалею. Чума на оба их дома!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня хватило на дольше. На всю жизнь… Знаешь, было очень страшно в последние годы. Я видел, чувствовал, что рухнет. Помнишь, ты спрашивал, кто будет после Брежнева?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты не ошибся, дед. За десять лет угадал! До сих пор поражаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я думал, не кто будет, а ЧТО. И тоже угадал. Потому и было страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Говоришь, хватило на всю жизнь? И ты никогда не усомнился? Друг – тот, который рядом с тобой на фото, он тогда застрелился, верно? В тот же день?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На войне гибнут не только от пуль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоих родственников, почти всю нашу родню, раскулачили и сослали. Ведь правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда. Уезжая, они сожгли наш дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это что, дед? Классовая борьба?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Назови иначе, сущность не изменится. Но и это не самое важное. На любой войне есть те, что идут в атаку, и обозники. Всю жизнь ненавидел обозников! Не остаться в обозе – наверное, главное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вот обычный обыватель, дед. Война мне лишь снится, и то редко… Ты не хотел, чтобы я стал историком. Почему? Ты сам историк!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Историкам не выдают сапоги с подковками. Я это понял, еще когда сдавал историю в институте Красной Профессуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В 1937-м?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В 1937-м, за год до ареста… Так что тебя удивляет, внук?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Разве что… В нашем дворе тебя звали «комиссар», правда? А ты с самого детства приучил меня слушать «Голос Америки». До сих пор помню: «…А теперь у микрофона наш политический обозреватель Анатолий Максимович Гольдберг».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гольдберг был на Би-би-си, солдат Яшка, не путай. Я не хотел, чтобы ты вырос дураком. Ты бы поступил иначе?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Среди густой травы – ржавый пулемет, зеленые старые гильзы, след от истлевшей ленты. Война кончилась. Война кончилась очень давно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему до сих пор мы ходим в атаку?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;37. Квест<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’06)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки хорьки, а не белки! Как только цепляются, мохнорылые? И чем? Ведь под «шубой» – только телеса! А на телесах – ни порезов, ни царапин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да о чем я? Это же просто программа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не верите? – Джимми-Джон подмигнул, отхлебнул нечто желтое из стакана. – Между прочим, чистая правда. По телевизору такое видел. А вот секрета не знаю. Ноу-хау!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула блаженствовала. В уже виденной позе – рука за головой, длинные ноги поперек зала. Притворяется? Или в самом деле «такое» по душе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука привычно полезла за сигаретами… Стой, назад! А не то в Нью-Йорк укатить можно – вместе с каким-нибудь Гарри Поттером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не умеете расслабляться, Том Тим! Пиво, девочки! Что еще нужно, чтобы скоротать ночь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И мирно встретить старость, – охотно согласился я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спорить не хотелось, хотя джинсовый врал напропалую. Он-то явно не спешил расслабиться. В стакане – чуть ли не апельсиновый сок, «хитрых» сигарет нет и в помине. Даже на телеса смотрел через раз. Да и поза «ковбой в салуне» – как только позвоночник не сломал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем я ему нужен?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все по той же программе: приглашение, два файлика (похабный mo14 и таинственный «усилитель» со схемой-раскраской), время по Афинам. Отказываться не стал – из любопытства. Начал играть – значит, доиграю до конца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и не у него одного завелись вопросы.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но помосте у столба – новые телеса, негритянские, густого шоколадного блеска. Закрутились, завертелись. Закрутили, завертели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обратили внимание? – Акула довольно улыбнулась. – Публика! Не шумят, с мест не вскакивают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратил, конечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все для удобства клиента, друг Джимми-Джон? А если я полезу прямо к той шоколадке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тридцать два зуба радостно блеснули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попробуйте! Затянитесь пару раз для храбрости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мерси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, Акуле не весело. Но и не грустно. Скорее, по Высоцкому: «Он четок, собран, напряжен…» Как я понял, попасть в такой файл вдвоем – даже для Джимми-Джона высший пилотаж. Но ведь пригласил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не рискнете? – Австралиец покосился на извивающуюся негритянку, вздохнул: – Ничем вас, друг Том Тим, не удивишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не этим, – вновь согласился я. – Как я понимаю, нахалов очень вежливо отводят в сторонку. А девицы заламывают слишком высокую цену, так? И ваш клиент, озверев и размякнув, тут же побежит покупать какой-нибудь mo666.jpg, где уже не бар, а бордель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула дернула подбородком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Законы рекламы, ничего не попишешь! Сначала бросаем немного бесплатного сыра… У вас есть вопросы, друг Том Тим? Валяйте, слушаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ненужная улыбка сгинула, словно тряпкой стерли. Вопросы? Есть вопросы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На помосте трое. Канкан, что ли? «Она была модисткой и шила гладью…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сначала не вопрос, а просьба. Я буду говорить, а вы – поправляйте. Лады?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молчаливый кивок. Похоже, лады.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хозяином сна, как вы это называете, является личность человека. Я и Оно, сознание и подсознание. Тот, кто себя осознает во сне, я-спящий, по сути, и есть сознание. А весь антураж, весь мир сна – Океан Оно, наше подсознание. Так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула изволила повернуть голову, взглянуть не без любопытства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Весьма вероятно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вот и все твои секреты, наглый мистер Хайд. Ты лилипут, не я! Приятно ли купаться в собственном Оно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это не все. Ноосфера, совокупность человеческих сущностей, живых и не живых…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Душ, – дернулся рот. – Не будем бояться слов, друг Том Тим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Человеческих душ… Она влияет на психику каждого. Днем трудно заметить, но во сне такое воздействие ощущается постоянно. Часть ноосферы, влияющую на сон, можно назвать Гипносферой. Сон человека имеет на Гипносферу, так сказать, прямой выход, более того, он ее составляющая. Отсюда – эффект гипнотелепатии, общения во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Именно поэтому мы тут с вами беседуем. – Акула повела широкими плечами. – Приятно, знаете, общаться с умным человеком!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фу ты! Кажется, девицу кличут… Ага, Бетси! Какая же ты коротышка, Бетси! Пигалица Дайза по сравнению с тобой – горилла. Эй, эй, руки!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Между прочим, она, если можно так выразиться, квест.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем джинсовый? О ком? Кто квест? Коротышка Бетси?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обратили внимание, какая она маленькая? Это для удобства, у клиентов все-таки различный рост, а такая подойдет каждому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покосился на квест-коротышку. Бетси невозмутимо курила, прижимаясь ко мне горячим бедром. Бедро выглядело вполне по-голливудски. Класс «B», конечно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она тут единственная разговорчивая – и единственная, кто согласится общаться с вами. А дальше собственно квест. Знаете, как в компьютерных порноиграх? Выбрать один из трех ответов, прикоснуться к нужной точке, купить шампанского определенной марки. Правда, под конец клиент остается без гроша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вновь поглядел на коротышку. Бетси заметила и обнадеживающе улыбнулась. Кажется, квест обещал быть несложным. Выиграл – и покупай новый файл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Гипнономикон» – тоже квест, друг Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Уже не акула, волк австралийский. Или тасманийский. Сумчатый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Квест, – улыбнулся я. – Mo8.jpg, где пляж, – файл для отдыха. Для пассивного отдыха. В таком состоянии человек много думает. Если он хорошо и интересно думает, появляется книжка. Подарок на память! Клиент заинтересуется, возрадуется собственным мыслям в кожаной упаковке – и побежит за очередным файлом. Берег с пляжем для стариков, так? А старикам есть что вспомнить, о чем поразмышлять. Книжки же потом можно будет забрать – для ознакомления. Верно, друг Джимми-Джон? Для того и страничка с надписью. Если человек и в самом деле увлекся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжелый вздох – квест-коротышка явно страдала от невнимания. Бедняжка-програмяшка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Протянул руку, не глядя, ухватил ее за нос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оглянитесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула вновь скалила зубы. Я повернулся – и только вздохнул. Рубашка общительной Бетси оказалась гостеприимно расстегнутой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да у вас талант! – Джинсовый хмыкнул. – Продолжайте в том же духе… Насчет книги вы отчасти правы, Том Тим, но знакомиться с текстами я не собирался. Страничка – кнопка не только вызова, но и контроля. Понравилось клиенту, не понравилось… Порванная страница – прежде всего эмоции, а сильные эмоции всегда интересны… Не прогоняйте ее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кого? Ах да, квест уже у меня на коленях! Чего оно хочет, чего тянется? Ну, держи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигарета перекочевала в протянутые пальчики. Правильно? Кажется, нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо было закурить самому и затянуться, – подсказал Тасманийский Волк, – а потом передать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что на помосте? Телеса временно кончились, вместо них – толстяк с гитарой. Ну конечно, клиента нельзя перенапрягать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй вопрос. Хозяин сна в том бракованном файле – Альда. Мир – ее сон, так? Вы, кажется, сказали, что она и есть Гипносфера. Однако Гипносфера – абстракция. Как и атмосфера. Кто конкретно видит сон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула потянулась. Еще раз, еще… Неторопливо поднялась со стула, шагнула ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо формулируете!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предусмотрительная Бетси-квест поспешила застегнуться и отсесть подальше. Я встал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ноу-хау, друг Том Тим. – Австралиец смотрел прямо в глаза. – Но я отвечу. И на этот вопрос, и на следующий. Мое условие – все права на вашу книгу. Файл, как и обещал, перешлю, но только лично для вас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спросить, почему? Нет, джинсовый обещал ответить лишь на ДВА вопроса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваша схема, Том Тим. Тот, кто живет во сне, – сознание; все, что вокруг него, – подсознание, Оно. Но структура, внутри которой плещется Оно, не случайна, она задается тем же сознанием…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой город! Все, что я когда-то видел, пережил, запомнил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В случае с Альдой структуру дал я. Вы называете такую структуру программой, хотя термин не совсем точный. В данном случае программа – глупый женский роман, это ведь только опыт. Океан Оно, бессознательное, в моих файлах отсутствует, для того они и пишутся. А вот место «Я», место сознания, не стал заполнять – или оставлять для клиента. Я… Скажем, открыл дверь и впустил Нечто из Гипносферы. Что именно – облако, молнию, вихрь, – пока не знаю. Получилась личность. Это первая часть эксперимента. Удачная…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черноволосая, коротко стриженная девушка, не боящаяся радуги восьми цветов. Вихрь из Гипносферы. Облако. Молния…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вторая часть эксперимента… Она сложнее. Предсказуемость таких файлов, как данный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Загорелый палец ткнул в совершенно скисшую Бетси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …быстро надоедает, особенно умным и пресыщенным людям. Таким, как вы, Том Тим! В файле типа «Альда», в чужом сне, есть элемент неожиданности. Гость остается самим собой, ощущает себя личностью – и одновременно влияет на мир, в который попал. Так что в том файле подсознание – вы! Я ответил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответил? Пожалуй… Все, пора звать бабочку – пока не отобрали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выручалочка-а-а-а!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погодите! – голубые глаза блеснули. – Вы куда, Том Тим? А второй вопрос?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оглянулся, окинул взглядом поднадоевший Голливуд класса «B». Телеса с телесами телесятся… Думаешь, что похож на Мефисто, Джимми-Джон? Ну, будем считать, похож.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пластмасска под рукой – яркая, светящаяся. Без тебя будет скучно, анальгинчик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня больше нет вопросов, Джимми-Джон! Разве что… Вам не нужен «Гипнономикон», правда? Вы и так до всего дошли, причем раньше меня. Тогда зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мефисто-Тасманийский Волк развел руками:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И тут догадались. Вижу, вы спец по квестам, Том Тим! Книга требуется не для меня лично, все подобные премудрости мне действительно известны. Но я не писатель и не всегда точно формулирую мысли, особенно на бумаге. У вас же получилось очень удачно. Моим друзьям… И будущим друзьям тоже… Нужна… Нет, не Библия, не тот случай. Нужен «Майн кампф». Ваш «Гипнономикон» вполне подходит. Скоро устроим презентацию. Я ответил?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я! Презен-та-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Желаете покорить мир, друг Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто не желает, друг Том Тим?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;38. Паруса<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 0’51)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый, серебристый, синий, белый… Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Один, второй… пятый. До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот он, легкий предутренний бриз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как цветок, распускается бриг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паруса, паруса, на канатах – роса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И прибоя гремит полоса» [3 - Стихи Евгения Лукина.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Спой, как когда-то, Женя! Спой! Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары – кто мы теперь? Спой, мы наконец-то собрались, мы вместе, все вместе, такое бывает нечасто, такое случается реже, реже, реже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«На Мадрид держит курс галион. На борту – золотой миллион.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На борту, на борту… А в антильском порту казначеи подводят черту».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы все изменились, Женя, нас-прежних нет, мы остались где-то там, рядом с твоими песнями, рядом с холодным льдом Финского залива, балтийским ветром, с парусами на сером горизонте. Форты Кронштадта, молчаливые сосны, огонь костра, наши следы на мокром песке… Ты уже не поешь, Женя, и с каждой твоей неспетой песней мы уходим, исчезаем, превращаемся в чужих, в ненужных даже самим себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[…………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Но сказал капитан Пьер Легран:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вон испанец ползет по ветрам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И плевать мне, что он – боевой галион.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На борту у него – миллион!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спой про капитана Леграна, Женя! Я не слыхал эту песню, ты обещал, но так и не спел, и теперь вместо песни – пустота. Я стал беднее – беднее на прошелестевший теплый бриз, на промелькнувший у горизонта парус, на несколько мгновений отчаянной абордажной схватки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Полчаса пистолетной пальбы —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;в клубах дыма и в криках мольбы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не чувствуем ран. Капитан Пьер Легран!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты удачлив, как черт, капитан!»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь не так и мало – обеднеть на одну песню, на одно утро, на один закат. Темнеет, Женя, темнеет, но мы еще здесь, мы наконец-то собрались. Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары – кто мы все теперь? Спой, как когда-то, Женя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот он, легкий предутренний бриз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как цветок, распускается бриг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паруса, паруса, на канатах – роса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И прибоя гремит полоса».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше… Один, второй… пятый. Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Желтый, серебристый, синий, белый…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;39. Улица<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’29)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту улицу вижу всегда разной. Лучше всего бывать на ней ночью – улица становится гладкой, одевается новым асфальтом, вдоль тротуаров зажигаются веселые желтые огоньки. Так бывает не всегда. Порой тьма затопляет все вокруг, приходится пробираться, прижимаясь к холодным кирпичным стенам, а рядом скользят неслышные тени, обступают, дышат в лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это ночью. Чаще всего тут вечер. Такой, как сегодня, – хмурый, сырой, осенний. Листва опала, голые ветви беззвучно тянутся к низкому небу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда-то на старых тополях гнездились галки. Поздней осенью их стаи закрывали небо, черная карусель без устали крутилась до самой ночи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тополей уже нет. И галок нет. Просто осень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, бабушка! Никого в детский сад вести не надо, да и детского сада давно нет. Я там был недавно – перестроили, изуродовали. Не узнать! Хорошо, что ты не видела… И, кроме того, уже вечер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас утро, малыш. Весеннее утро, все рано встали, твой дедушка возится с машиной. Завтра мы едем в поселок… А мне нужно отвести внука в детский сад. Твоя мама не может, ей надо в институт, у нее скоро защита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осень, вечная осень… Грязный разбитый асфальт залит водой, лужи на тротуарах, наглые иномарки загораживают путь. А мне и не надо дальше. Там – разрушенный серый забор, пустой проем от калитки, рассеченный траншеей двор. Дом, куда не хочется идти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не люблю нашу улицу, бабушка! Как только ее вижу, вспоминаю тех, кого нет, кто тут когда-то бывал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве это плохо, малыш?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Плохо! Их нет, их не будет никогда, а улица все время напоминает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты здесь родился, вырос, улица – часть тебя самого. Как и наш подъезд, наш дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я давно живу не здесь, бабушка. И… И не люблю сюда приходить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никто не виноват, малыш. Никто! Мы с дедушкой не виноваты, что так и не увидели тебя взрослым, а я так хотела побывать на твоей защите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не успела чуть-чуть, бабушка. Всего лишь год…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ведь на улице не только умирали. Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть – всего лишь миг, а жизнь такая длинная.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В далекие годы, когда я боялся огромных волн и Его, прятавшегося на дне ледяного стадиона, мне все время казалось, что наша квартира не тут, а где-то на соседней улице. В той – чужой – квартире было темно и мрачно, но я с каждым разом охотнее забегал туда, чем в наш двор, в наш подъезд. Нет, не так! Вначале очень нравилось возвращаться, было светло, на клумбе росли цветы. Но все кончилось, прошло, я стал приходить сюда только ночью или под вечер – и чаще всего не мог войти. На лестнице караулил Безлицый, двор уродовали траншеи. Они появились еще тогда, и с каждым годом становились все шире и глубже. А теперь вообще не пройти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никто не виноват, малыш! Ни улица, ни наш дом, ни мы с дедушкой, ни ты. И твои папа и мама не виноваты, что время идет и они не могут тебе помочь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне не надо помогать, бабушка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда родители здоровы, когда они живы, тогда ты чувствуешь себя сильным, остаешься молодым. Это и есть самая главная помощь. Но всему свое время, малыш, всему приходит свой час. И ты понимаешь… Давай пройдем к дому, мне надо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отвести маленького внука в детский сад? Мы с тобой ходили туда через кладбище, правда? Обратно возвращались вечером, иногда в темноте, зимой день очень короткий. Было страшновато.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но ты не боялся, малыш. Совсем не боялся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Маленький доктор Джекиль не боялся, бабушка. Он был очень любопытен, маленький доктор. Помнишь, ты рассказывала мне о тех, чьи памятники мы встречали дорогой? О Кадминой, о Корфах, о генерале Зашихине? Маленькому доктору было очень интересно. А вот будущий мистер Хайд… Ему было страшно, хотя и не так, как теперь. С тех пор мне и снятся кладбища. Знаешь, мой город очень большой, но именно тут, на моей улице, у моего дома, я менее всего люблю бывать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому что страны твоего детства нет? Нет тех, кто был тогда с тобой рядом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Детства? Разве только детства, бабушка? Я помню, когда сажали эти деревья, каждое из них было не толще карандаша…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не узнаю тебя, малыш! Чего ты боишься? Ведь ты мой внук, внук нашего дедушки! Мы остаемся с тобой, и твои папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас осень, бабушка. Я так не люблю осень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зря я зашел сюда! Мой город огромен, он растет с каждым годом, мне есть куда пойти. Странно, дом – мой новый дом, где живу много лет, чуть ли не целую жизнь, почти никогда не снится. Снится улица, разоренный двор, старый подъезд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доктор Джекиль, доктор Джекиль, как ты «там»? Я почти ничего не помню о себе-неспящем. Но если «здесь» осень, если «здесь» туман и сумерки, то не завидую я тебе (мне!), который не спит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Только не смотри дурацкие картинки! Не помогут – ни «здесь», ни «там». И воображала Том Тим Тот не поможет. Я не должен видеть сны, мне не нужны лилипуты. Я – настоящий, и все «здесь» тоже настоящее. Осень, холод, темная вечерняя улица. Слишком настоящее… Иногда так не хочется настоящего! Иногда так хочется ЗАБЫТЬ…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты все время пытаешься узнать, что такое сон, малыш. Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В такое верилось только в детстве, бабушка. Да и то… Взрослым кажется, что детство – самая беззаботная пора. Они просто забыли… Когда маленький, все кажется огромным – не только дома с деревьями, но и проблемы. Дети и любят, и ненавидят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смеши, малыш!.. Ну, пойдем, пора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабушка!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грязные лужи под ногами, сырость не дает дышать, сгущается туман… Ты всегда была молодцом, бабушка! Только не все так просто. Даже «здесь», в моем вечном городе, никто и ничто не остановит Время. С каждым годом траншеи во дворе все глубже, все заметнее трещины в серых бетонных стенах. И мне все труднее идти по улице. Да и куда идти? Зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поторопись, малыш!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эх, бабушка, бабушка! Я тебя уже не вижу, даже слышу плохо, вокруг – сырой туман, скоро наступит ночь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы и вправду было так! Захотел – и снова весна. Захотел – и снова солнце. Мы все живы, мы все здесь, маленького внука надо отвести в детский сад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серая стена, чуть дальше – такой же серый забор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не хочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее! Протянуть руку, дотронуться до сияющего диска, умчаться!.. Только куда? Город огромен, но я все равно буду знать, что где-то есть темная осенняя улица, серый дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабушка видит солнце. Ей кажется, что сейчас утро, сейчас весна. Солнышко, должно быть, вон там, как раз над старым тополем, над птичьими гнездами. А на небе не тучи – легкие облака, невесомые, едва заметные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, солнце… И тумана нет. И осени. Это мне кажется? Просто кажется? А может – не просто? И не кажется? Там действительно весна, осень – лишь пелена перед глазами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так чего бояться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего я решил, что дом серый? Он же белый, его совсем недавно покрасили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За распахнутой калиткой – знакомая клумба. Гипсовая пионерка поднимает руку с горном, на пьедестале-тумбе разлеглась рыжая кошка, вокруг – густая тополиная зелень. Май? Конечно, май, в соседнем дворе цветут каштаны, а тут скоро полетит белый пух. Выше, там, где кроны… Не вижу ничего – солнце! Огромное, весеннее, глазам больно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабушка у перекрестка. Мальчик в белой рубашке и шортах держит ее за руку, но не спешит. Впереди дорога, надо осмотреться. Сначала поглядеть налево, потом направо…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;40. Утро<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’14)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка-а-а-а! Куда спряталась, пластмассовая? Ага, ясно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот тебе, бабочка, и Юрьев день!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На месте знакомых палаток – высокая трава. Тропинка, по которой ходили в самоволку, исчезла, генеральская линейка поросла одуванчиками, от автопарка остались лишь гнилые, косо вкопанные древолесины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Война окончена – всем спасибо! Приятное зрелище для тех, кто понимает. Еще бы увидеть на месте родной школы пустырь, а лучше – танцплощадку!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Густая трава лезет в лицо, жуки-пауки (именно жУки-паУки) бодро обживают рукав рубашки. Никуда не надо спешить, убегать не от кого. И бояться нечего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот только бабочка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понял – почувствовал – сразу, потому и не хотел заниматься астрономией, пялить глаза в синее весеннее небо. Разве увидишь там маленькую светящуюся точку? Солнце, всюду солнце…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точки-бабочки так и не увидел. Потому как нет ее. Йок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменилось! Не у меня. Вообще.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За селом – знакомая станция. Там мы были с Альдой, там и расстались. Я сумел втиснуться в переполненный вагон, она крикнула вслед… Стриженой незачем было ехать в город, начинало темнеть, а в темноте – как в темноте. Не погуляешь – и не полетаешь. Разве что в Туннелях (да, в Туннелях! зал Лунного Света!), но туда еще добираться и добираться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда… Стрикулист Том Тим Тот узнал нечто важное, и, кажется, его это здорово встревожило. Или заинтересовало, не пойму. Но лилипут явно недоволен. Настолько, что даже я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вспомнил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странички Джимми-Джона тоже нет – как и бабочки. Набираешь адрес, а в ответ – стандартные строчки. Недоступен, наберите, мол, снова. Или пишите жалобы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот оно что! Нет странички – нет и файла. Нет файла – и Альды нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или вообще НЕТ. F8 – и все. Delete стриженой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трава примята, вытоптана – значит, ходят, хотя и редко. Пройдусь и я. На станции наверняка пусто, но я не стану ждать, пошагаю дальше, к шоссе. Там перевал, справа – огромная серая скала. От нее же, если как следует поискать, можно найти дорогу прямо к нашему поселку, к дому за серым штакетником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что поделаешь, мой мир, мир «здесь», не так и велик. Оно и к лучшему. Можно даже представить все сразу: город, плоскогорье на юге, узкий клин морского побережья, поселок. Немного, но для меня – в самый раз. Слышишь меня, Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Разве что река – та, на берегу которой белый город. Там я больше не был. Не звали. Пока…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Delete – и нет. «Там», в неспящем мире, такое может и напугать. «Здесь»… «Здесь», пожалуй, тоже. F8 – и все. Кранты. Крышка. Гаплык! В моем городе (ты права, бабушка!) ничего не исчезает навсегда, все когда-нибудь возвращается. По крайней мере, в подобное хочется верить. Так что Том Тим Тоту можно посочувствовать. Лилипуты – тоже люди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь Акула… Стоп, Акула! Джимми-Джон, австралийский штукарь! Он предупреждал о бабочке, о файле mo3! Предупреждал, обещал прислать нечто взамен. Но в небе пусто, только синева, только солнечный огонь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если города уже нет? Такое иногда приходит на ум, особенно когда надолго застреваешь где-нибудь вдалеке. Как теперь, например. Возвращаюсь, а вместо привычных кварталов, вместо главной улицы, вместо громады Диска – зеленое поле. Или вообще – ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну и что? Город – это я, я-то останусь, не сгину. Значит, будет другое, обязательно будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Будет. Нет, не так! Случится. Сегодня! Скоро!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Станции нет. Вообще нет, даже заходить не стоит. Тропинка ведет вправо, мимо посадок, мимо ветхого домика с проваленной крышей. А если и шоссе исчезло? Ничего страшного, но в город не попасть, придется скучать тут – или подняться в горы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если и горы? И море? А потом и небо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой, назад! Ничего не случится – ни «там», ни «здесь». Проснусь, плечами пожму, пойду на работу, а ночью увижу нечто новое. Другим никакой город не снится, сны каждый раз иные, и – никаких забот. То от дракона удираешь, то в Монте-Карло рулетку крутишь… Хоть бы раз дракон приснился!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А город все равно вернется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочки нет. Так не потому ли все исчезает? Я слишком привык к анальгину, его не стало… И что? А ничего – если и вправду анальгин. А если героин? Друг Джимми-Джон слегка присадил друга Том Тима… Зачем? Я ему нужен? Кажется, да. Он не сказал, но я ведь понял!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага, скала на месте. И шоссе на месте, и остановка. Почему остановка? А потому что… Сюда ходят троллейбусы! Сел – и через три часа в городе, на северо-востоке, среди девятиэтажек, прямо у знакомой гостиницы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Которой тоже нет. Как и девятиэтажек. И города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшно? Нет, не страшно. Город никуда не денется, он – это я, его ночь – моя ночь, его солнце – мое солнце…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если действительно – платформы? Острова над океаном – Океаном Оно? Мы ничего не сделаем с собой, с подсознанием, с памятью и страхами, это убьет нас самих, изуродует… А зачем? Просто острова над бушующими волнами, а на островах – маленький искусственный Рай. Кому серый пляж и старинный замок, кому – стрип-бар в Огайо. На таком острове можно собраться вдвоем, даже целой компанией. Можно построить город – большой, настоящий город, где нет ночи, нет страха. Очень хороший город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой! О чем я? Том Тим Тот, это ты? Молчи, лилипут, ты мне просто снишься!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но разве плохо – видеть сны? Разве плохо иметь своих лилипутов? Послушных лилипутов в послушной Лилипутии? Поиграть в злодея Эрлиха Грейвза, затянуться сигареткой в компании Бетси-квеста? Доктор Джекиль видит сны, отчего бы и мистеру Хайду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А кому станет худо? Да никому. Доктор Джекиль… Нет, я-неспящий! (я! я! я!) проснусь в хорошем настроении, будет, что вспомнить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Троллейбус? Троллейбус! Как-то быстро. Ехать неохота, но не торчать же у этой скалы! Хоть погляжу, как там, в городе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тормози, тормози! Ты что, пустой? Совсем пустой? Тем лучше. Вот возьму и сяду за руль, как когда-то! Лучше не придумать – пустая дорога, пустой троллейбус, яркое утреннее солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двери… Ступеньки… Лестница та же, и ковер тот же, и птицы-светильники. И дерево на том же месте, справа от входа, в мраморной кадке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда? Обычный пустой троллейбус, сиденья в темной коже, узкий проход с резиновым ковриком на полу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вверх, вверх, не спеша, плавно. Мимо белых мраморных стен, мимо зеленого дерева с пышной кроной, мимо огромных стрельчатых окон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неправда, неправда! Ничего нет, ничего – даже темноты. Вокруг лишь Нечто – невидимое, неощутимое Нечто. Неспокойное, бурлящее, вскипающее вихрями, молниями, тучами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хаос и Космос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гипносфера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фу ты! Чуть не испугался. При чем тут твоя Гипносфера, Том Тим Тот! Это же город, мой город!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот он весь – в ярком весеннем солнце. Прямо подо мной, я на Диске, на самой вершине, на маленькой площадке, куда так трудно попасть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На ней – красное платье, как в нашу первую встречу. В маленьких ушах – крохотные сережки с красными камнями, на шее нечто сверкающее, в бриллиантовой пыли – и тоже с красными пятнышками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оглянулась, посмотрела на залитый солнцем город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь я, кажется, тебя понимаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она понимает. А я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… Ты Альда, – слова рождаются нелегко, каждое – как минута полета. – Ты Альда Клеви! Девушка из сна. Девушка, которой снится сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошла ближе. Взглянула в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кого она видит? Эрлиха Грейвза, меня ли, настоящего? Или кого-то… Кого-то ДРУГОГО?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Эрлих. Я проснулась. Это ты еще спишь.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;41. Питер Пэн<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 3’46)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветер в лицо… Небо все ближе, ближе, ближе, синева заливает глаза, сухой солнечный жар проникает под кожу. Выше, выше, выше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда теперь, Питер Пэн?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отвечаю. Не потому, что я такой же Питер Пэн, как и Эрлих, просто не хочу пропустить нужный миг. Он почти неуловим: граница между небом – моим небом – и… И чем-то другим, куда даже «здесь» нет пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А так хотелось бы подняться в космос, к немигающим белым звездам! Странное дело! В детстве, в моем «гагаринском» поколении, почти все мечтали стать космонавтами. А я хотел в археологи. Археологом побыть довелось, а вот в космос дороги по-прежнему нет. Даже тут, под моим небом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще? Еще, немного совсем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда – рядом. На этот раз почти не пришлось помогать. Только взял за руку – и тут же выпустил, уже в небе. В такой день, ясный, солнечный, летать легко, совсем легко. Тебя словно возносит вверх, даже не устаешь, даже не думаешь, что паришь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все! Альда, давай руку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, все. Синяя граница. Мое небо – и не мое. Выше – темная густая твердь, ниже… Ниже – мир. Мой мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее рука горячая, как солнечный огонь. Лицо… Странное лицо – спокойное, грустное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоя земля, Питер Пэн?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя… Неровное, серое пятно города, красное плоскогорье, зеленые горы, за которыми синеет море. Давно не видел подобного, давно не приходилось взлетать так высоко. Хотелось – но не мог. А вот сегодня… Неужели из-за стриженой? Такого ясного дня не было чуть ли не год. Ясный день, ясное солнце. Радоваться бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тогда что не так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обиделся, Эрлих?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем это она? Ах да!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За что? За Питера Пэна? Нет, просто любопытно, как меня все-таки зовут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответила не сразу. Еле заметно двинула рукой, отплыла по горячему воздуху в сторону, поглядела вниз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Великолепная игрушка!.. Завидую тебе, Питер Пэн, в моем сне все иначе… Я буду звать тебя, как хочу, хорошо? Это мое единственное условие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, ее голос слишком серьезный. Впрочем, какая разница? По сравнению с небом, с тем, что внизу… Игрушка? Ну, пусть игрушка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А мои условия?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протянула руку, чуть коснулась моей щеки. Еле-еле, кончиками пальцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никаких условий, Питер Пэн. Никаких! Хотела тебя увидеть, хотела вновь посмотреть на твой мир. Ночью он другой, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А если Альда – не Альда? Если она просто снится, как снится Л? Разве можно попасть в чужой сон – если ты, конечно, не Джимми-Джон?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон? Альда его не знает, она, кажется, даже видеть Акулу не может!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Том Тим Тот, не твоя ли работа?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, Питер Пэн. Все! Пора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И сам вижу – пора. Только кажется, что мы не тратим сил. Эйфория неба, наркоз скорости. Вот-вот это кончится, а земля далеко. Впрочем… Если уж показывать все до конца…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Руку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взять покрепче, сжать, вцепиться пальцами. Ничего, если будет чуть-чуть больно, оно того стоит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не все еще видела, стриженая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Питер… Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь – определить точно цель. С этих надмирных высот город почти не разглядеть, даже площадь исчезла, даже зелень парка у Здания. Если бы не Диск… Вот он, вижу! Значит, чуть левее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если хочешь – закрой глаза!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может, я зря? Когда-то и самому было страшно, до холода в сердце, до озноба. Чему удивляться? Я-неспящий, бедный доктор Джекиль, до сих пор боюсь высоты. Пуще смерти боюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но если я и в самом деле Питер Пэн… Интересно, в мире стриженой, в ее сне, прыгают с парашютом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас будем падать, Альда. Не волнуйся, я тебя не отпущу. Боишься – не смотри, это недолго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего же нет? Все просто, достаточно представить… Ну, хотя бы школьный двор. Я на четвертом этаже, кабинет биологии, чтоб он пропал, внизу асфальт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вниз!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Такое бывает только «здесь», только «здесь», только… Ты – молния, ты – метеорит, ты – луч света. Воздух не свистит – гремит! – становится вязким, почти твердым, заливает глаза, рот… А внизу разворачивается земля. Моя земля!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мертвое пике – без парашюта, без страховки, лицом к городу, к недвижной тверди, к сухому асфальту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда все-таки «здесь». Она не сон – настоящая. Я не помогал стриженой попасть сюда, даже не думал, что увижу. Как же так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Площадь. Значит, все верно, не ошибся. Еще две секунды, одна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рывок! Воздух каменеет, толкает назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, скользим. Туда? Отчего бы и нет, самое место. Но где же…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смотри… Не смотри на меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пожал плечами, отвернулся. Не хочешь – не надо. С непривычки такое и вправду слегка утомляет. Но какой же мой мир без полета, а полет – без падения? Мы спим, светло, ничего плохого случиться не может.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая думает, что проснулась. Или уже не думает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… Ты настоящий Питер Пэн! Жестокий мальчишка из вымышленного мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда улыбалась, хоть и не без труда. Я лишь развел руками. Вымышленный мир? Пусть так, но его, по крайней мере, выдумала не Австралийская Акула!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы на вершине того большого дома?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А где же еще? Крыша Здания, станция канатки, вот и кабины, вот и вышка… Но где же люди?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот оно что! Понял, понял!.. За весь день – никого, ни души. Брошенный лагерь, пустая дорога. И город, кажется, пустой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с Альдой. Все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там есть бар, – кивнул я на вышку. – Бармена не обещаю, но в холодильнике что-нибудь раскопаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Питер Пэн, объяснять ничего не стану. Тебе… Тебе это просто ни к чему. Хотела тебя увидеть. Тебя – и твой город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Увидела?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покачала головой, поставила недопитый стакан на столик. Посмотрела куда-то в окно, за которым синело небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Увидела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что именно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В холодильнике оказался апельсиновый сок. После полета – в точку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что именно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, чуть подалась вперед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не так важно, Питер Пэн. Главное, что я не увидела – не нашла – тебя. Тебя, с которым познакомилась в огромном пустом доме, тебя, снившегося каждую ночь. Знала, что так и будет, но все же решила попытаться. Но я не ошиблась. «Здесь» ты просто самовлюбленный мальчишка, который любит летать и боится темноты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое следовало переварить. Причем основательно. Откуда ей знать про темноту? Или я рассказал еще там, в Туннелях?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… Кого ты имела в виду, Альда? Том Тим Тота? Лилипута этого? Ты уверена, что проснулась, да? Можешь считать, что и я не сплю. «Здесь» все настоящее, Альда! А Том Тим Тот, твой Эрлих – всего лишь мой сон. Вот и все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встала, огляделась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мой Эрлих… Нет, Питер Пэн, ты плохо помнишь свои сны. Не называй его лилипутом, он старше тебя. Жаль, что его тут нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди, – я тоже вскочил, шагнул ближе. – У тебя что-то случилось? Если я смогу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не сможешь. Город… Мир… Это ты и есть Питер Пэн. Когда тебе хорошо – светит солнце, когда плохо – наступает тьма… Когда скучно – встречаешь свою Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не дразнись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошел совсем близко, опустил руку на ее плечо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты права. Но я встретил тебя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отстранилась. Лишь улыбнулась грустно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Эрлих! Нет, Питер Пэн… Летаешь ты лучше, чем целуешься. Если увидишь того парня – Том Тим Тота, расскажи ему обо мне. Передай, чтобы нашел меня. Обязательно нашел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Найти? Но файл… Стоп, что случилось с файлом, с той проклятой картинкой? Ведь помнил, только что помнил! Джимми-Джон сказал… Нет, сделал!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Эрлих тебя не найдет, Альда. Твой сон – просто файл в компьютере. Файл, который нельзя увидеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отстранилась, отступила на шаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Странно, голос… Голос почти как у него. Только слова не такие. Передай ему, Питер Пэн, обязательно! И… Это не для тебя – для него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Губы коснулись губ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь уходи. Уходи!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посреди пустой площади я оглянулся. Громада Здания тянулась к зениту, еле заметные нити канатки уходили за горизонт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка в красном платье осталась там, на пустой крыше, под равнодушной синью небес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты не найдешь своего Эрлиха, стриженая.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;42. Эль-Рей<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’48)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И опять за стеной, за спиной, за окном<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проедет ночной экспресс.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый кий над зеленым сукном<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проведет перевернутый крест [4 - Стихи Бориса Смоляка.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотор мотоцикла нетерпеливо урчал, но я не спешил газовать. Полгорода за спиной – знакомые улицы, знакомые площади, знакомые дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все не так.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;У тусклой лампочки тени, как нимб,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И стены в дырках от пуль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда кто-то садится в кабину к ним,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шоферы бросают руль.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Песня привязалась с рассвета, с того мига, когда я веселым бесом вырвался на улицу, свернул на главную площадь. Казалось, что в такое прекрасное утро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Солнце! Который день (второй, третий, пятый?) над городом, над моим городом, не заходит солнце. К вечеру оно лишь немного опускается вниз, прячется за крыши, касается, словно играя, неровного горизонта. И снова – вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне бы радоваться. Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И грузовики, как черный поток,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходят в бездонный провал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А души взлетают в небо, где Бог<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отбирает у них права.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Площадь пуста. Как и улицы. Как магазины, кафе, Здание, главная площадь. Никого – словно солнце испепелило всех. Никого – который день (второй, третий, пятый?).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город – это я! Отчего же пусто?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И этой ночью блаженные сны<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приснятся тому, кто спит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ему приснится сладкий жасмин<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И стопроцентный спирт.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью… Странное дело, вечный день совсем не радует. Как и эта, привязавшаяся с рассветом песня. Неспящему доктору Джекилю она очень нравится. У нас с ним определенно разные вкусы. Кажется, песня называется…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходят дамы из галерей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неся в волосах цветы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А он никогда не увидит Эль-Рей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не увидишь ты.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Эль-Рей» – Рай. Вспомнил! Могу даже припомнить автора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не важно! Вперед!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И тут ничего. Ничего – и никого. Вместо дома, где мы столько раз виделись с Л, – пустая чаша стадиона. И другого дома нет – того, что на улице с трамваями, там нечто непонятное, без окон, то ли склад, то ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никто не спасется, никто не сбежит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь открывать не сметь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И те, кто искали лучшую жизнь,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Найдут не лучшую смерть.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темноты нет, нет ничего страшного, ничего уводящего вглубь, под землю. Улица прямая, трамвайные рельсы на месте, даже трамваи никуда не делись – стоят, ждут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед! Ничего, что там – проклятое кладбище, проклятый ночной ужас. Но именно сегодня стало понятно: проступающие в сумерках надгробия – не самое жуткое, что может случиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дом «Salve» – сейчас будет справа. Если опасности нет, рельсы побегут дальше, если есть – начнется некрополь, бесконечный некрополь – тот, где военный мемориал с серой стелой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В очках-озерах трещин разлет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Холодный зрачок пуст.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он почувствует – в мертвом теле его<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Появится мертвый пульс.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рельсы! Все в порядке, мой Рай – мой Эль-Рей! – на месте, иначе и быть не может в такой ясный день. Почему ты пуст, Эль-Рей? Я же никогда не оставался «здесь» один, даже ночью!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо кладбища – зеленая лужайка, чуть дальше – несколько молодых деревьев неуверенно обживают солнечный простор. И церковь сгинула – без следа. Только в такие солнечные дни понимаешь, что дело не в маленьком мистере Хайде, которого вели домой по темному погосту. Ночные могилы – лишь личина, обычная маска, под которой прячется страх. Сложись все иначе, меня бы приводили в ужас зеленые собаки или красные автомобили. Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад. Отчего же все не так? Или Страх сменил маску?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дом «Salve» – он хоть остался? Даже не посмотрел… Возвращаться не стоит, такие приметы и «здесь» актуальны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вправо? Вправо! Широкой безымянной (пустой!) улицей – к дороге на север. Так проще всего выбраться, покинуть Эль-Рей, умчаться подальше.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сгорает бабочка в фонаре,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дымит прозрачная кожа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А он никогда не увидит Эль-Рей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ты не увидишь тоже.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога на север, дорога к перевалу, к серой скале, к остановке троллейбуса. И дальше – к самому морю. Она тоже разная, тоже меняется. Если все в порядке, если день – настоящий, слева будет лесопарк – обычный зеленый лес на много километров. А вот если не так…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А утром – утром чары падут,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оковы падут вместе с ними,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И женские губы станут в бреду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шептать проклятое имя.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больницы нет, нет огромного квартала – того, что появляется лишь в сумерках, куда лучше не заезжать. Лес, зеленый лес, яркое солнце, безоблачное небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон прислал… Письмо? Новый файл, очередную картинку-дурилку для Том Тим Тота? Не помню, да и не важно. Иное важно – город, мой Эль-Рей, опустевший рай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как звали девушку в красном платье? В красном? В синем? Ей никогда не увидеть Эль-Рей… Том Тим Тот, бедняга-лилипут, не вини меня, мне нечем тебе помочь, и твоей стриженой – тоже не помочь, самому бы разобраться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда… Ее зовут – Альда. Звали – Альда.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей так хотелось без плана, без карт<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мчать путями большими,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей так хотелось ворваться в ад<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На своей горящей машине.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плохая песня! Зачем врываться в Ад? Ад и так есть, он в каждом из нас, просто меняются маски. И у стриженой наверняка есть своя Преисподняя, и даже у белозубого Джимми-Джона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорога, что ведет на запад, – неровный проселок, загадочная дорога, которой я ни разу не проехал до конца…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Река? Да, кажется, именно так можно проехать к реке, к той, где белый город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дороги нет. Лес. Солнце. Эль-Рей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, картинка! Акула прислала картинку, новую, я-неспящий ее даже не открывал. И время указано – как всегда по Афинам. Жаль, не могу приказывать доктору Джекилю! Я бы ему запретил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И он никогда не увидит Эль-Рей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупость, глупость, глупость! Его (меня! нас!) просто присадили на картинки, на чертовы файлики Франкенштейна. Может, поэтому в городе все не так, может, поэтому и солнце не в радость, и синее небо не в радость? Потому город и пустеет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Том Тим Тот, лилипут наглый, подскажи! Акула говорила… Она говорила, что файл Альды (Альда! ее зовут Альда!) – просто ее сон, но туда мы попали вдвоем с этим австралийцем, поэтому программа не выдержала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А у меня, в моем Эль-Рее, тоже есть программа? Альда побывала «здесь», а город – только для одного, только для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Питер Пэн? Она читала Питера Пэна? Эту книгу читают «там», а не во сне. Или в программе предусмотрено даже такое, даже книжка про летающего киндер-сюрприза? Том Тим Тот, когда нежился на пляже, тоже читал про каких-то бегемотов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прямо? Да, прямо. Если у моря тоже пусто, значит… Значит – пусто! И ничего не придумать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей так хотелось на белый свет<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пролить золотую желчь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ей так хотелось подняться наверх<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И небеса поджечь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альде тоже хотелось наверх, к самому небу. В ее мире чудес, кажется, нет. Программа не предусматривает, как выразилась Акула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пустой троллейбус. Еще один… Теперь бы затормозить, забраться в кабину, сесть за руль. Давняя мечта: солнце, пустой троллейбус, бесконечная дорога. Путь в Рай! Но сегодня все не так, все по-другому. Мне не увидеть Эль-Рей – никогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смей! Не смей, трусливый мистер Хайд! Ничего не случится, «здесь» всё возвращается, и все возвращаются. Люди могут исчезнуть, и город может исчезнуть, но они все равно вернутся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смей, не думай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скала… Значит, за поворотом – море, а прямо по тропе – пустая станция и брошенный лагерь. Оттуда легко попасть к странному санаторию, где темный подвал, еще дальше – незнакомое кладбище на холме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Море!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ехать некуда. Я уже знаю, что там – пустой берег, пустая набережная. И поселок тоже пустой. «Здесь» не требуется тыкаться носом, чтобы понять такое. Мой Эль-Рей пуст. Да и какой это теперь Рай? Тот же Ад, только залитый солнцем.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот за солнцем она на заре<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гонит усталый мотор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она никогда не увидит Эль-Рей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не увидит никто.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда моря не видно, разве что подняться на пригорок. Только зачем? И так все ясно. Солнце, небо, равнодушная зелень до самого горизонта. И все-таки стоит посмотреть. Вдруг?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кажется? Кажется, конечно! В такой день контуры не могут расплываться, не могут течь. Это лишь в темноте, в сумерках. Ничего страшного, завтра все вернется, все будет по-старому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Восемь цветов. Черный – внизу. Над морской ширью, над мертвым покоем. Я ждал тебя, радуга! Я все понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает Знать…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она никогда не увидит Эль-Рей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И не увидит никто.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;43. Клуб<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’42)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Песня на этот раз запомню обязательно запомню… это легко очень легко… зря купился зря акула снова задумала не снова все время… странно засыпать и знать… темно всегда темно… песню легко запомнить легко повторить… куда зовет акула… не колыбельная кто сочиняет не я же… акуле не верить… неверитьневеритьневерить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не комната – веранда, даже не застекленная. Столик, два шезлонга, на столике нечто желтое в графине… Компьютера, между прочим, нет. А как же инсталляция?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инстал-ля-ци-я! Инстал-ля-ци-я! Тьфу, привязалось!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За крыльцом – баскетбольная площадка. Конечно, не совсем баскетбольная, но тут я не спец. Дальше лес, за лесом… Горы за лесом, и не маленькие. Тянь-Шань прямо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как в Ташкенте? Да, как в Ташкенте, если посреди главной площади стать и на юг посмотреть. Только горы там дальше, у самого горизонта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нимми-нимми-нот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и Акула. Не у горизонта – тут, в дверях, что внутрь дома ведут. Веселая улыбающаяся джинсовая Акула. Загар тот же, рубашка узлом – та же…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– День добрый! – вздохнул я. – По инглиш не спик из принципа. На эназе лэнгвиджэз – по невежеству. Впрочем, можем на латыни. Бене, фратере?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хохотала Акула долго. Мне даже понравилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пугайте, Том Тим! Латыни я боялся еще в колледже. А русская программа уже настроена. Добро пожаловать в клуб!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не выдержал – вновь оглянулся. В какой такой клуб? В баскетбольный, что ли? То есть не баскетбольный, за крыльцом не площадка (смотреть надо было!) – теннисный корт. Хоть по мне – никакой разницы. Мячик налево, мячик направо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В мой клуб, Том Тим. Помните, я говорил о связном файле – настоящем. Вот, прошу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, «прошу» относилось не только к связному чудо-файлу «Веранда-Корт», но и к одному из шезлонгов. Во всяком случае, понял я именно так. А что в графине? Не апельсиновый ли сок? Прямо как в буфете возле станции канатки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спросить об Альде? Сейчас?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, Том Тим. Считайте себя полноправным членом клуба. А по случаю вступления вам полагаются подарки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спросить – но не сейчас. Ее файл в комплект подарков явно не входит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула плюхнулась в соседний шезлонг, порылась загорелой рукой в кармане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Подарок первый. Извольте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже «извольте»!.. Так это же пульт! Почти как телевизионный, только совсем маленький.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, друг Джимми-Джон. И что смотреть станем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Обычный домик, так сказать, летний. – Акула развела руками, поглядела вокруг. – Я, знаете, друг Том Тим, не поклонник роскоши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут он был прав. Комната – та, что примыкала к веранде, – выглядела истинно по-спартански. Даже койка оказалась раскладная, зеленого брезента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Такие использовали в британской армии в Первую мировую. – Акула явно уловила мой взгляд. – Месопотамский фронт. Очень удобно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как у Колчака, – согласился я, продолжая бесцеремонно оглядываться. Правда, любоваться особо было нечем. А такое неспроста. Или друг Джимми-Джон привык к простоте, к брезентовым койкам и фанерным стенам – или все это для освежающего контраста. В Австралии, поди, на золоте обедает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что там в углу, на стене? Оч-ч-чень к месту! Темновато, правда, но посмотрим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кончак? – Акула моргнула. – Татарский хан какой-нибудь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Племянник Чингиза, – кивнул я, не без опаски заглядывая в зеркало. С Джимми-Джона станется, превратит меня, скажем, в питекантропа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сработало? – Акула была уже рядом. – Дело несложное, но должно понравиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В зеркале был я. Самый обычный, настоящий. Во сне не всегда помнишь себя, но тут сомнений не оставалось. Такой же, как «там». Правильный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зеркало из «Белоснежки», друг Том Тим. Каждый видит себя оптимальным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оптимальным? – Я невольно поднес руку к щеке, понаблюдал за стараниями меня-отражения. – Но это – обычное зеркало? Или…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно не спрашивать – «или». Парню в зеркале даже не тридцать – двадцать пять, не больше. Это вообще. А если в частностях… Нет, не стоит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зеркало по Фрейду, – констатировал я, неблагодарно отворачиваясь от своего почти двойника. – У вас тут все по Фрейду, друг Джимми-Джон! В колледже увлекались психоанализом, да? Фрейд, помноженный на компьютер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но почему компьютер? – Акула присела на пластиковую табуретку, нога легла за ногу. – Вы все время поминаете компьютер, Том Тим, но я говорил – сходства почти нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Второй табуретки в комнате не оказалось. Как у обер-якобинца Максимилиана Робеспьера. Гостю ненавязчиво указывали на его место.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каждом втором фантастическом романе обязательно присутствует какой-нибудь компьютерный город, друг Джимми-Джон. Там все в личинах, все под «никами», все веселятся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула поморщилась, дернула носком сандалии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же вам говорил – сходства мало. Компьютер нам и не нужен, более того, мир, где мы находимся, – это не файл, носитель куда более надежный. Файл, что я вам прислал, – лишь пригласительный билет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А странный файл! Не рисунки – чертеж. Нечто сложное, почти старый ламповый телевизор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Главное же – время. Мы не крадем его у жизни, мы лишь используем то, что прежде нам не принадлежало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конкистадоры Гипносферы, – настало время морщиться мне. – Кортесы сновидений!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сами написали. – Акула оскалила зубы. – Это тоже важно – властвовать над собой в океане Оно. Точнее – подняться над океаном… Файл получили? С «Гипнономиконом»? Сегодня выслал, как раз перед тем как выпить снотворное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Опять снотворное! Раньше я думал, что дело в часовом поясе, а вот теперь начинаю сомневаться.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знаю много о тебе, Джимми-Джон! Ведь тебе за пятьдесят, Джимми-Джон! В жизни часто везло, Джимми-Джон? Пьешь снотворное, как чай, Джимми-Джон? Хочешь стать Кортесом снов, Джимми-Джон!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кстати, узнаете, Том Тим? Впрочем, темновато…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Щелк!.. Нет, просто «хлоп»! Сомкнулись загорелые ладони, вспыхнула лампочка под потолком…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Которой нет. Я ошибся, Акула желает стать не просто Кортесом. Тот не творил Свет, приговаривая «это хорошо!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы, кажется, такое видели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошел поближе, всмотрелся. Через всю стену, от окна до двери… Как же сразу не заметил? Или это тоже – «хлоп»? Мелкие спецэффекты производят порой наибольшее впечатление.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дракон пришед за Девицей, алкая ея пожерти. Рыцарь поспешах к Девице, дабы Дракона мертвити, Девицу оную свободити. Девица плаче и рыдае, надеяться не переставае. От Смерти же ни единый не утече.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В замке. Файл mo8.jpg. Гобелен. Такой же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для вас такой же. – Акула явно наслаждалась эффектом. – В данном случае я прописал лишь главное – Дракон, Дева, Рыцарь. И Смерть, само собой. Детали уже ваши, так что каждый видит немного свое… Приятно, знаете, рассуждать о том, кто кого сожрет! На кого ставите, друг Том Тим? Лично я – на Смерть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словам я не удивился. Тону – тоже. Ницшеанец из Австралии крутизну кажет. Иное интересно. Детали… Дракон вроде такой же, и Дева та же, и Рыцарь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радуга! Ну, конечно, радуга с черной каймой! Вот ее тут и нет. Спросить? Ни за что, такие вещи, такие факты складывать надо – в отдельную коробку. Как патроны. А вот кое-что другое… Промолчал бы, так опасно – нажмет Акула F8 пальчиком-мизинчиком… Если не нажала еще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как вы говорите, друг Джимми-Джон, «кстати». Кстати, о бедных девицах и страшных драконах. Ваш экспериментальный файл, где он? Страничку я не нашел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, удивился. Или притворился, что удивился?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тот файл не нужен, можем встречаться здесь. Вам что, так понравилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, мой взгляд был достаточно голубоглаз и наивен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы скрестили меня с неким Эрлихом Грейвзом. Негодяй мелкий, но забавный. И файл – забавней некуда. Высший свет, китайские церемонии… Всю жизнь мечтал ощутить себя героем Марселя Пруста, этаким графом де Ха-Ха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яркие губы сжались, побледнели. На миг, всего на миг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, Том Тим. Будем считать это подарком номер два. Файл – ваш. Я верну страничку – через несколько дней. Сейчас слишком много работы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мерси!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он дернул плечом, отвернулся, поглядел в окно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не желаю вам зла, Том Тим. Поэтому имейте в виду… Время там идет, как в обычном мире. День у вас – день там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я понятливо кивнул, не став спорить. Акуле пока незачем знать, что время у Альды кусает себя за хвост. Факт – в коробочку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это – не главное. Я не знаю точно, кто хозяйка сна, кто та девушка. Гипносфера слишком велика. Это может быть отражение чьей-то психики… души, обрывки нескольких душ, просто всплески воспоминаний или эмоций… Не изучали Каббалу? Но то, что существует, – личность. Понимаете, Том Тим? Новая личность, у которой есть только ее сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну и что? – удивился я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она… Эта девушка скоро все поймет. Поймет – и будет пытаться попасть в обычный мир. Единственный человек из этого мира – вы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем это он? Альда – призрак? Фантом, пытающийся обрести жизнь? Но если так, зачем это Акуле? Экспериментальный файл… В чем эксперимент? Вызывание фантомов из Гипносферы, будь она трижды!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Фантом… – повторил я вслух. – Призрак сна. Призрак во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон привычно дернул подбородком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Можно сказать – призрак. Но «вампир» – точнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эй, ребята! Где вы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойдемте, Том Тим. У нас гости.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;44. Планета<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: l’01)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гейм! Гейм!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжеволосая девушка не бегала – летала по корту. В сравнении с ней Джимми-Джон казался не акулой – черепахой. Невысокая, поджарая, кости да мускулы, на голове даже не стрижка – рыжий «ежик»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кажется, джинсовый не любит длинноволосых! Или просто совпадение? Нашел фотку в очередном таблоиде, ткнул пальцем… Правда, лицо не журнальное, самое обычное. Типичная студентка – курносая, сероглазая, да еще веснушки. Лет двадцать? Меньше, пожалуй.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще раз, Джимми? Я готова!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В куклы играем, Акула? В Барби-ежика с теннисной ракеткой? На молодятинку потянуло?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От тенниса я отказался – самым решительным образом, за что был усажен в кресло и оставлен наедине с «Гипнономиконом». Мое (мое?!) творение выглядело знакомо – обложка кожаная, тиснение золотое. И шрифт тот же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читать не стал – полистал только. При слове «конкистадоры» чуть не стошнило. Акуле же явно нравилось – закладка, еще одна… Изучает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот зовут куклу Барби странно – то ли Ирица, то ли Ирца. Из сербов-хорватов, не иначе. Переспрашивать не стал, рыжей определенно не до меня. Ткнула худую ладонь, улыбнулась – и побежала на корт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоя подача, Джимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Играют? Играют. Ну и пусть, спешить некуда. Как я понял, в таких файлах время тоже не торопится. Обычный сон – несколько минут, этот – раз в десять быстрее. Для чего – тоже ясно: в теннис поиграть успеть, и не только в теннис. А мне чем заняться? До будильника (7.45, вторая пара) еще далеко, читать «Майн гипнокамф» не тянет. Разве что пульт… Подарочек номер один. Его, понятно, с собой не унесешь, но соответствующий файл (не иначе тоже с чертежом) Акула уже выслала. Система прежняя: компьютер включить, файл раскрыть, смотреть три минуты. Где пульт станет прятаться, джинсовый не пояснил, но пообещал, что найти будет легко. Протянул руку – и подарочек в руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, это не бабочка, не сверкающая мокрая пластмасска. Пульт и вправду – чудо враждебной техники! Маленький, в половину ладони, черный, блестящий, точно пистолетная рукоятка. И четыре кнопки – квадратом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вместо бабочки, друг Том Тим. Запомнить легко, красная кнопка. Р-р-раз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная – слева вверху. Справа же – зеленая. Пока не горит, а вот если загорится…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Значит, я здесь. Добро пожаловать, друг Том Тим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две нижние – резерв. Для чего, пока неясно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим, пошли поныряем! Пошли!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барби? Разделала друга Джимми с сухим счетом? За кортом, кажется, бассейн…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ой!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разворот «Плейбоя»: Барби – неглиже. Старомодный, стыдливый Том Тим спешит отвернуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Побежали, Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще и Тимми! Воспитывать кукол надо, Джимми-Джон! Ой, надо!.. Все, разбирайтесь сами – и купайтесь сами! – буду книгу читать. Раз уж я сие написал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Крах всех известных Утопий связан не с несовершенством политических и социальных систем. Напротив, проекты Ямбула, Мора, Кампанеллы и Бэкона выглядят куда более логичными и приспособленными для людского общежития, чем существовавшие и существующие общества. Проблема не в несовершенстве структур, а в несовершенстве человека, который был, есть и останется злой бесхвостой обезьяной…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странное дело! Когда не про Кортесов с Коронадо, вполне приемлемо. Под таким и подписаться можно. Особенно насчет обезьяны.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Часть людей, ныне именуемых пассионариями, неспособна жить во всяком, даже идеальном, обществе. Остальные могут удержаться у грани, но с немалым трудом. Изменить такую ситуацию пока практически невозможно. Воспитание во всех его формах, даже тоталитарных, лишь загоняет агрессивное «эго» вглубь. И то – лишь временно…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Точно! Как бы я дальше написал? Что-нибудь о невозможности внешнего воздействия на психику, пожалуй.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Внешнее воздействие на психику (хирургическое, химическое, возможно, физическое) не только антигуманно, но и непредсказуемо по своим последствиям. Такое вмешательство не менее опасно, чем генетические опыты…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальше можно не смотреть. Кажется, понял (вспомнил?). Гипносфера, искусственные острова над неконтролируемым океаном «Оно» – не только убежище и клуб общения в идеальных условиях. Это еще и полигон для социальных экспериментов – безопасный и очень эффективный. Можно «прописать» любое общество, можно «ускорить» время. Желающие найдутся, у нас каждый третий – Наполеон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зачем далеко искать? Вон он, Бонапартий! В бассейне плещется – вместе с рыжей Барби.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форму идеального общества вывести не удастся (это и невозможно), но создать несколько приемлемых «моделей» – вполне. Все по Аристотелю: лучшая форма правления, скажем, для огнеземельцев, лучшая – для норвежцев с готтентотами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А заодно потенциальные Наполеоны-наполеончики выплеснут все ту же агрессию – прямо во сне. Меньше террористов – и то благо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это – только начало. Эксперименты – не самоцель и не работа для праправнуков…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пошли, Том Тим! Полетаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тут еще и летают? Как говорит Акула, сюрприи-и-и-з!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Джимми-Джоне – нечто вроде тропического костюма. Вместо пробкового шлема – летный, с очками на лбу. И на Барби – нечто весьма похожее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь что, цельный аэроплан прописан? А зачем мне аэроплан? Не люблю! Так и не откажешься, я же теперь член клуба!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Машина там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вижу! Не аэроплан, всего лишь джип – зеленый, в маскировочных пятнах. А номера? Нет номеров. Не предусмотрено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я поведу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, ты, Акула, я водить не горазд, даже «здесь». Будь это, к примеру, мотоцикл… А на чем летать будем? Прямо на джипе?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ей так хотелось ворваться в ад<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;На своей горящей машине.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бр-р-р! Да вы, дамы и господа, эстеты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставалось забраться на заднее сиденье и покориться судьбе. Акула прыгнула (не села – прыгнула!) на переднее, повернулась:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Вы где?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я с Тимми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца? Какая такая Мирца? Барби-ежик? Не Ирца, не Ирица? А знакомое имя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая кукла уже тут – рядышком. Откинулась назад, улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Любите летать, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не на самолетах… Вам что, роман «Спартак» нравится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зря спросил! Прописанной в связном файле Мирце вполне может нравиться роман Джованьоли – и заодно образ героической сестры героического гладиатора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, еще в школе зачитывалась… А-а, кажется, поняла! Я – настоящая, Тимми! Мы с вами – оба гости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот это точно – сюрпри-и-и-и-из!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Насчет самолетов – вы зря. Но полетим мы не на самолете. Скоро увидите, здесь близко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голубоглазая Акула получила свой «Майн кампф». Пусть его! Размножит на принтере – и пойдет книжка приложением к рекламным проспектам. Но ведь Джимми-Джон говорил о другом, совсем о другом! Между океанской платформой с теннисным кортом и властью над миром все-таки есть разница. Шутил? Акульи шутки, однако!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, ни хера себе!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, программа-переводчик не сплоховала, смягчила. Во всяком случае, Джимми-Джон не обиделся – напротив, улыбнулся, причем весьма победительно. Мол, съел, друг Том Тим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Съел, конечно! Бетонка налево, бетонка направо, решетчатые вышки, локаторы. Это ладно, обычный антураж, вроде городка в mo8. Но посреди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это что, «Шаттл»? «Челнок»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, во сне и не такое увидишь, но тут – не обычный сон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот «Шаттл» самый обычный – из телевизора. Острый нос, острые крылья. Только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он же не взлетит без носителя! Или здесь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или здесь, – Акула вновь усмехнулась. – Тут такое можно. Не так. Тут и не такое получится! Не летали в космос, Том Тим? Космос редко снится – тем, кто не бывал. На Марс свозить пока не обещаю, но… Кое-что покажу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Перегрузку, невесомость, разгерметизацию, шальные метеоры, запутавшиеся стропы парашюта…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Готово! – Мирца выглянула из кабины, кивнула на алюминиевую лесенку. – Залезайте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я с опаской покосился на рыжую валькирию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она что, бортмеханик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бортмеханик? – поразилась акула. – Почему бортмеханик? Пилот, причем первоклассный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще не поняли, друг Том Тим? Я создал не летний домик с верандой и не теннисный корт. Этот, как вы говорите, файл – планета – целая планета, наша Земля. Мы в предгорьях Гималаев, на юг от нас – Индия… Все по-настоящему, все взаправду. Конечно, это первый этап, прописаны лишь несколько точек, и в космос дальше орбиты не подняться, но… Лиха беда – начало! И еще… Людей на этой планете всего трое – вы, я и Мирца. Пока. Перспективу улавливаете?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;45. Сумерки<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’58)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устал! Очень устал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если нет солнца, если вокруг – серый туман, если всюду чужое, всюду – чужие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Над площадью – мелкий снежок. Ветер срывает поземку, гонит белых мух по заледенелой брусчатке к подножию огромных кирпичных стен. Где-то там, в густых сумерках, – зубцы башен, золоченые навершия, но даже не хочется искать их взглядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чужая площадь. Чужой город. Чужой мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне, к счастью, не туда, не в каменное безлюдье, к заледенелым холодным елям, к мертвому граниту незнакомых могил. Можно нырнуть в темный коридор небольшой улицы, где тоже вечер, тоже снег, но все как-то тише, уютнее. Людей почти нет, лишь вдали мелькают неясные силуэты. Идти недалеко, совсем близко, если бы не ветер, не поземка, не сумерки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сплю? Наверняка сплю. Но я не в городе, не «здесь», не в моем мире! Или ничего этого не было – никогда? Просто почудилось среди холодных чужих улиц, среди темных безглазых домов? Диск, громада Здания, зелень парков, Лунный зал… Приснилось? Показалось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как давно я тут? Почему? Мистеру Хайду принадлежит целый мир!.. Стоп! Я – мистер Хайд… Доктор Джекиль, близнец мой неспящий, что случилось? Что у тебя не так? Файлы, картинки, Акула в джинсах… Уже не сон – бред!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, сюда. Странное здание, даже без окон, вместо дверей – железные ворота. Заперто? Конечно, заперто, уже вечер, поздний вечер. Я должен подождать… Нет, должен дождаться. Время! Сколько времени?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ветер все сильнее, колючий снег бьет в лицо. Уйти не могу, я должен дождаться!.. Даже не помню кого – и зачем. Чужой город, чужие лица… Так я не видел еще ни одного лица!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Звездочка? Звездочка! Непонятная какая-то, как ни повернусь, все время слева. Вверху – и слева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А знакомо! Очень знакомо, я просто запамятовал! Нужно позвать… Нет, надо протянуть руку!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пульт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я мог забыть? Это же мой новый приятель, внучатый племянник бабочки-выручалочки! Подарок… Чей-то подарок, причем номер один. А какой второй? Том Тим Тот, подскажи!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посветлело? Нет, куда там! Чужой холодный город, равнодушный, темный, ему незачем меняться. Я стою у мертвого дома, у запертых железных ворот. Жду? Только кого ждать, это сон, нелепый ненужный сон. В чужом городе, в чужой стране…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что же я тут делаю? Пульт… Красная кнопка горит. Зеленая? Спит зеленая, меня там сегодня не ждут. «Там»? У доктора Джекиля? Нет, конечно, меня не ждет Акула, мистер Джимми-Джон, покоритель миров!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Неужели я действительно видел? Облака, такие же белые, как этот снег, неясные очертания континентов, острые маленькие звезды… Космос? Никогда мне не снится космос! Маленькая кабина, рыжая девушка со стрижкой-«ежиком» у мигающего лампочками пульта, некто загорелый и долговязый рядом. А за круглым окошком – планета. Голубая, огромная, вся в отблесках близкого Солнца…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждать нечего. Пора! Зажигание… Красная кнопка – пуск!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего… Совсем ничего! Я там же, в чужом городе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там же, да не там. Не улица, не заснеженная мостовая… Музей? Похоже, только очень большой, покрупнее Здания. Прямо – залы, один за другим, конца не видно. И влево залы, и вправо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Людей нет. Совсем нет. Никого! И лампы еле светят. Пульт на месте? На месте, его я и не отпускал. Тем лучше, можно не спеша пройтись, посмотреть. Люблю живопись! Интересно, КТО «здесь» все-таки рисует? Откуда? Из какого уголка Гипносферы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гипносфера. Странное слово – «сфера сна». Нет, «сфера» тоже переводится, сфера – замкнутая поверхность… Замкнутая поверхность, все точки которой одинаково удалены от одной точки. И точка эта – центр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И точка эта – Я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твоя идейка, Том Тим Тот? Гипносфера, замкнутая поверхность снов… Нет, Том Тим Тот, нет, мой лилипут, ошибочка вышла! Ты – это Я, и тот, кто не спит, который «там», – тоже Я. И сфер вокруг нас, всех этих замкнутых поверхностей – не счесть, пальцев не хватит. Даже не так – единый мир, единая Сфера. Мы лишь видим ее по-разному. Для Джекиля-неспящего – это скучная жизнь с утренним будильником, для лилипута – файлики, веселые картинки. А для того, который «здесь»… Для него (меня!) Сфера пока что – чужой город, огромный непонятный музей…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неинтересно! Портреты, портреты, портреты – все в шелках да атласах. Чужие лица, скучные, далекие. Салон стриженой Альды, графы де Ха-Ха, маркизы де Хе-Хе. Кажется, стриженой тоже не по себе в ее нелепом мире, в ее бесконечном сне. Альде чудилось, будто в моем городе она просыпается. И ей не понравился Питер Пэн… Стой, стой! Акула Джимми-Джон рассказал лилипуту про девушку, плохое, очень плохое. Ведь ей никогда не увидеть Эль-Рей…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не Альду ли я ждал у мертвого холодного здания? Нет, сюда стриженой не попасть. Как и мне – в мой город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще зал, такой же пустой, гулкий. Надменные лики смотрят из золоченых рам, пустые глаза провожают пустыми взглядами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как называлась картина того испанца? «Процессия»? Да, «Процессия» – бесы, явившиеся за останками грешника. Гибнущий город, гибнущие люди… Мой город тоже гибнет, исчезает, его уже нет. Мне туда не попасть, австралийский бес Джимми-Джон готов вонзить когти… Выходит, я – тот, кто в саване, кто на мостовой? Не дождетесь! Не закогтишь, джинсовый!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но если не он, у меня не было бы пульта, моего анальгинчика-героинчика. Четыре кнопки – красная, зеленая, синяя… Синяя? Конечно, синяя! Кнопка-приглашение к рыжему ежику, астронавту первого класса. Она обещала прислать файл… Или прислала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня только одно правило, Тимми! Одно-единственное. Никогда. Что бы ни случилось… Не напоминай о том…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что это – всего лишь сон? Принято. А у тебя там тоже… летают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню! Рыжая Мирца, любительница Джованьоли! Но сегодня синяя кнопка мертва, и зеленая мертва…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная! Пуск!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не судьба! Глаза можно не открывать – я все там же. Правда, вместо музейной тишины – странный гул. Метро? Конечно, метро! Я тут бывал, бывал не раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомая станция! Только пустая, наверное, поезд только что ушел, пассажиров мало, сейчас вечер, ветер, поземка. Если войти в последний вагон, проехать три остановки, выйти, сесть в автобус… Л живет именно там, в заснеженной пятиэтажке, второй этаж, четыре квартиры на площадке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее бы поезд! Скорее бы…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не надо! Ехать незачем, никакой Л там нет – и дома ее нет, и магазина возле автобусной остановки. В чужом мире не встретишь Л. Ее нет даже там, в моем покинутом городе. Ты прав, лилипут, ты, к сожалению, абсолютно прав! Л – просто память, уходящая память, отсвет забытых лиц, горечь давних поцелуев. Тебе виднее со стороны, Том Тим Тот, и мне виднее – отсюда, из пустого подземелья. В городе – в моем городе – снова забуду, снова начну искать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не начну… Города нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поезд… Странный поезд – ни огней, ни пассажиров. Надо уходить, рядом переход на соседнюю станцию. А там что? Пустая платформа, пустые темные поезда… Тебе не уйти, мистер Хайд!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная… Пуск!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снег, снова снег. К счастью, не площадь, не мертвый простор брусчатки. Незнакомая улица, неяркие фонари, снежинки в темном небе… Окошки не светятся, вокруг – ни души, даже машин нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебя изгнали, Хайд! Ты был слишком самонадеян, мистер, думал, что самое страшное – оказаться в доме «Сальве» под вечер. Патриархальный ужас, доморощенные жутики… А тут – никакого страха, просто чужая улица, чужой город, чужой мир. Считал, что твой город вечен, как и ты сам? Напрасно! Он лишь отблеск Сферы, вечной Сферы, куда ты случайно попал. Случайно, ненадолго… Ты тоже не увидишь своего Эль-Рея – главной площади, улицы с трамваями, бесконечных Туннелей, Л, встречающей тебя на пороге. Когда-то города не было. Не было, появился. Исчез…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снег уже не падает – валит, рушится из темной бездны. Идти некуда, идти незачем… Пульт? Подарочек не поможет, он – просто анальгин. Нельзя лечить то, чего нет. Фантомные боли – самые страшные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сдаюсь, лилипут! Забирай меня в Лилипутию, к джинсовым акулам, к рыжим ежикам! Все лучше, чем оставаться тут. А ты-неспящий, ты, надменный доктор Джекиль, не делай вид, будто ни о чем не ведаешь. Все мы – одно, все мы – я (я! я! я!), и если кому-то плохо… Слышишь, Джекиль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снег, снег, снег… Поднять воротник, спрятать руки в карманы. По темной улице, по чужому городу, ниоткуда, в никуда. Бесконечная ночь, бесконечные сумерки…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если нет солнца, если вокруг – серый туман, если всюду чужое, всюду – чужие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Устал! Очень устал.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;46. Мирца<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: l’41)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми! Привет, Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ошибся, угадал – Ежик был гол. Напрочь – даже без темных очков. Астронавт Мирца возлежала в пестром шезлонге, прихлебывая из высокого бокала нечто темно-красное. Вероятно, сок – вишневый. С алкоголем рыжая не ассоциировалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, сбрасывайте тряпки, падайте рядом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом – вероятно, на соседний шезлонг, такой же пестрый. Очередной журнальный разворот – зеленая лагуна в обрамлении из пальм, тоже зеленых, густые синие небеса, бешеное солнце, обнаженная девица…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Отчего же – «тряпки»? Костюм мне выпал на этот раз вполне приличный – светлый, слегка приталенный. К нему бы еще шляпу, скажем, серую. «Поеду я в город Анапу, куплю себе серую…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Программа-переводчик, между прочим, настроена. Ждал меня ежик! Ждал, синюю кнопку активизировал. А неглиже – явно местная традиция, судя по загару, рыжая редко надевает купальник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Единственное правило – не напоминать, что спим. Не забуду? Не забуду. И ладушки! Значит, о ее файле, о том, где и чем кончается зеленая лагуна, да и о Джимми-Джоне поминать не след. А о чем тогда говорить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да не смущайтесь, Тимми! Считайте, что вы в сауне!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Самолеты не для меня, Мирца. Я и летал по-настоящему всего дважды. Оба раза рейс задержали, причем чуть ли не на сутки. Не мое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жаль! Небо – это первое, что мне нужно в жизни. Самое первое!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В бокале (достался вместе с шезлонгом) действительно был сок, но не вишневый – незнакомый, острый, почти несладкий, с аккуратным кубиком льда. Как раз по сезону! Насчет сауны рыжая явно не ошиблась. Жарынь – смертная, почти как в Херсонесе, когда копаешь Цитадель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот обнажаться не стал. Так и устроился в шезлонге, не снимая семейных трусов. Из принципа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небо – первое, что нужно рыжей. Интересно, что второе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не принимайте меня за какого-то ужа, Мирца! Летать люблю – но без всякого самолета. И ездить люблю без машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А вы, оказывается, Икар!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот спасибо! Питером Пэном уже величали. Спросить про «Шаттл», про то невероятное, что мы видели ОТТУДА, с черных небес? А зачем спешить? И так хорошо – берег, солнышко, бокал с соком, ленивая беседа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не напоминать, что спим. Отчего? Для Акулы – любимая тема.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже Икар, Тимми. Самолеты – не самое главное. Планер! Вот это, как вы говорите, «мое».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Планер? – Я прикрыл глаза, спасаясь от беспощадного света. – Почему тогда не дельтаплан? «Наверно, только дельтаплан поможет мне…» Помните?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах, черт! Переводчик, совсем о нем забыл. Откуда рыжей такое знать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Леонтьев? Русский певец? Помню! Дельтапланы… Я просто не успела, Тимми. В Штатах ими увлекаются давно, с начала 1950-х, но у нас дельтапланы появились поздно, очень поздно. SIVL организовали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Простите, что организовали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бедный переводчик, я тебя напряг!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– SIVL! – Рыжая явно изумилась. – Неужели не слыхали? Международная комиссия по дельтапланеризму, основана в 1976-м. А в 1977-м прошел первый европейский чемпионат. Как же вы летаете? Один, без команды?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, Ежик решил, что я летаю на дельтаплане. Ясно, ясно, левитируют только факиры – и те, кто спит! Слово «сон» – табу!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я дикий Икар, Мирца. Очень дикий… Ай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще бы не «ай»! Мокрая ладонь – да к горячему животу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Купаться, Икар! Быстро, от вас дым идет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Купаться?! Живого человека – в воду? Теплого живого человека, прямо в семейных трусах!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она здорово плавает, эта Мирца, этот рыжий морской Ежик. Я и сам люблю – и брассом, и бабочкой-баттерфляем, и под водой. Но чтобы так! Глотнет воздуха – и снова вниз, в зеленую хлябь. Глубже, глубже, глубже… Без маски плохо видно, только нечеткий силуэт, гибкий контур, легкую тень. Да и пялить глаза ни к чему, мы не в сауне. Я и сам изголодался по теплому морю, по зеленой воде…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изголодался! Точно!.. Рыжая тоже – изголодалась. У нее всего этого слишком долго не было – синего неба, прозрачного моря, тропического солнца. Ничего! И тут соткался прямо из воздуха призрачный гражданин престранного вида – Мефисто из Австралии с волшебными файликами в белых клыках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нырок! Глубже, глубже, руками коснуться песка. Он тут очень чистый, этот песок…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тень… Надо в тень! Сгорим!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага! Надо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соглашаюсь, но без всякой охоты. Вставать не хочется, мы и так лежим почти в тени – на песке, да еще под пальмой. Правда, тень от нее никакая, обгорим в два счета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…У Мирцы свое кино, вино и домино, свой маленький городок у моря. Только песок не серый – желтый. Наверняка рыжая тут совсем недавно, ей еще не надоело… Или я видел не все? Планерист – и не летает? Не верю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, вы… Вы очень скучный человек?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, все-таки вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень. Работа, дом, компьютер. И официальные застолья. Иногда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усмехнулась, перевернулась на живот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я жила еще скучнее, Тимми! Тренировки, соревнования… Официальные застолья без капли спиртного. Даже с парнями трахалась по графику. Вместо гимнастики…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Жила»… Яснее не скажешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Голодал он в этом детстве, не дерзал, – усмехнулся я. – Успевал переодеться – и в спортзал!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это тебе, программа, за SIVL. Потрудись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «…А вторым, чего уж тут, он все выверил – в утешение дадут кости с ливером…» Нет, Тимми! Я, скорее, была тем Вторым. «Краше некуда уже, а он еще… Этот будет выступать на Салониках и детишек поучать в кинохрониках…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знает Высоцкого? Наизусть! Выходит, землячка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все казалось, что такое – ненадолго, просто разминка перед Главным. Казалось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп, тормози! Рыжая напрашивается, так и напрашивается на прямой вопрос. Нет, нельзя! Почему – еще не понимаю, просто чувствую. Нельзя!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ненавижу спорт! – цинично заметил я. – Официальный. Начальство, расписание, судьи какие-то. Что за удовольствие? То ли дело встать утречком, сесть на велик, выехать на шоссе, разогнаться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и армия твоя, Джимми-Джон! Собираешь бедолаг, Джимми-Джон? Ведь у многих жизнь – не мед, Джимми-Джон! Ты зовешь их за собой, Джимми-Джон? На песок под сенью пальм, Джимми-Джон? В черный космос манишь их, Джимми-Джон? Ты – не первый, мелкий бес Джимми-Джон!.. Только я зачем тебе, Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь все про авиацию, Тимми. Ну, и про планеры, конечно. Почти все… Вы что, смущаетесь? Теперь такое – детская литература…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спорить не стал – как и комментировать. Каждый волен ставить на книжную полку все, что по душе. И пузатые справочники на непонятном языке с понятными крылатыми силуэтами на обложке, и несколько изданий «Камасутры» – тоже с очень понятными силуэтами. Не крылатыми, правда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дом – отражение человека. Я ожидал, что рыжая обитает в бунгало. Что это такое, представляю смутно, но, кажется, оно и есть – под крышей из пальмовых листьев, с плетенными чуть ли не из лиан стенами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спешите, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розовое полотенце на голове, легкий халатик… Душ Мирца уже успела принять. Интересно, каков в бунгало душ? Бочка с дождевой водой на крыше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понятия не имею, – честно сообщил я. – Все зависит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ап! Шкодливый язык вовремя прикушен. Чуть не сказал «от проклятого будильника». А чем заменить? Ладно, пусть так и будет: «Все зависит…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если от меня, Тимми, то… Считайте, что синяя кнопка горит. Вы честно играли, Том Тим, даже ни разу не намекнули, где мы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! И голос другой, и лицо, и глаза. Закусила губы, отвернулась. Резко, почти зло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не помогает, правда? Разве что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дернулась, кинулась в угол, взяла со стола… Сигареты? Они! «Camel» облегченный, верблюд без поклажи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Выдумка Джимми-Джона! Узнаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах вот оно что!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Героинчик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ответила. Пачка со стуком врезалась в стену.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почти пустая, Тимми! Почти пустая… Извините, хотела вам предложить. Сначала сигарету, потом ужин при свечах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, Ежику хочется, чтобы его пожалели. А вот не стану! Хуже будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон обещает подбросить новинку – не на несколько часов, а на несколько дней. Или даже навсегда… Не смотрите на меня, Том Тим, вы почти все поняли. И не угостила я вас проклятой сигаретой не из-за того, что совесть взыграла. Просто потом, когда очнешься… Ощущаешь себя куклой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куклой Барби, только стриженной «ежиком». Альда мечтает проснуться, Мирца – уснуть. Каждому – свое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А сейчас уходите, Тимми! Впрочем, если хотите, можете сделать пару затяжек и оттрахать меня прямо на полу, без всяких сантиментов. Можете даже не брать сигареты, зажмурюсь… В глаза смотреть не смогу, вы не умеете прятать мысли, Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поглядел вверх и налево, протянул руку… Синяя кнопка на пульте все еще горела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уходите, Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная кнопка. Зажигание… Но ведь она останется одна? Рыжий Ежик, которому не помогает даже героин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;47. Эксперимент<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 7’46)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетси-квест явно обнаглела. Третья сигарета меньше чем за час! Нет, она не квест – вольный стрелок, фрайшюц из штата Огайо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пристает? – Джимми-Джон подмигнул, хмыкнул. – Ваш типаж определенно в ее вкусе, Том Тим!.. Что поделаешь, такое вы, кажется, называете программой. Ей положено. По штатному расписанию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Программа наглела на глазах. Пару раз приходилось менять дислокацию…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дисло-ка-ци-я! Дисло-ка-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…дабы квест не запрыгнул прямо мне на колени. Значит, все по-штатному… Темный прокуренный зал, шкаф-бармен за стойкой, негромко шумящий народец, дверь, ведущая на улицу-декорацию. И, конечно, телеса на помосте – белые, черные, смуглые, с мохнорылыми хорьками вместо шубы – и вовсе без таковых…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь меня Акула и нашла. Не приглашал – сама приплыла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так что вас удивляет, Том Тим? У меня тоже был свой… город. И почти у каждого он есть. Ваше сознание пытается оформить бессознательное, превратить в нечто знакомое, в ваш родной дом, квартал, город – или даже страну. Да вы и сами знаете, к чему повторяться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем он пожаловал? Зеленая кнопка горит уже два дня, только я ее не нажимаю. Соскучился?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ваш мир… Вы называете его «здесь», правильно? Мир этот, мягко говоря, несовершенен. Он не такой, как вы хотите, все время меняется, плывет, в нем иногда страшно и больно. И вы сам – не такой, даже себя порой забываете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но так и должно быть! – не выдержал я. – Мы что, умнее бога?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука зацепилась за нечто знакомое. Нос Бетси-квеста? Точно! Не иначе сама подставила. Так и хочется ей, программе шкодливой, пуговки расстегнуть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не забудьте раскурить сигарету. – Акула мягко улыбнулась. – Раскурить – а потом угостить девицу… Не узнаю вас, друг Том Тим! Что вы такое говорите? Умнее бога? Но бог не снабжает нас жареным мясом, мы сами кладем бифштекс на сковородку. Мир – наш неспящий мир, мы строим и перестраиваем по собственному желанию, так? Знаете термин «вторая природа»? Надеюсь, вы не из диких экологов и не призываете вернуться в пещеры? Просто дошла очередь до мира «здесь». Так что вас смущает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смущает? Города нет, вместо него – нечто чужое, холодное, не мое. Пару раз казалось, что я снова у себя, снова «здесь», но привычные силуэты расплывались, уходили клочьями тумана. Вместо Здания, Диска, площади, знакомого дома – Ничто. Серое бесформенное Ничто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вас понял, друг Джимми-Джон. Да и понимать нечего. Сознание переключилось на ваши картинки, отвлеклось, увлеклось. Все, что им строилось и поддерживалось, исчезло. Теперь там лишь океан Оно, бесформенный, бессмысленный – и какие-то случайные обрывки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жалко? – Акула недобро прищурилась. – Я читал, что если кочевника переселить в нормальную квартиру, он обязательно поставит в комнате юрту. Жалеете о грязных кошках, о собачьих блохах и овечьих катышках, друг Том Тим? Если желаете, все можно вернуть. Помучаетесь пару недель – и снова окажетесь в замызганной юрте. Прельщает? Кортес, вы хотите бросить Новый Свет, хотите закрыть Америку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть не сказал «да». Не сказал. Все не так просто. Не хочу, чтобы сварливый мистер Хайд сгинул навсегда. Но и Том Тим Тоту исчезать не резон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не говорите, Том Тим, что в вашем прекрасном городе виделись с дорогими вам людьми. Знаю, можете не пояснять! Но даже во сне вы понимаете, что разговариваете лишь сами с собой!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Акула кажет зубы. Даже улыбаться не пытается, Волк Тасманийский. А вот мы улыбнемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отчего же, друг Джимми-Джон? Мы же приняли с вами гипотезу о Гипносфере. Отчего бы не предположить, что память наших близких, их личности… Вы, кажется, называете такое «души», правда? Что они помнят о нас, не хотят расставаться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит об этом!.. Перерыв. Если не возражаете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не такой ты и железный, плейбой!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, достала! Чего тебе надобно, куцая? Раскурить, затянуться… Эй, что это я? Сигареты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Чего я менжуюсь? Затащить кошелку в сортир – и на четыре кости. А станет бухтеть – так каблуком в ухо, соску поганую! Копов поблизости нет, не докричится, если что…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Н-ничего себе! Кого это там я пригрел, как змею на груди? Сигарета… Ну да, сигарета. На тебе, Бетси, отвянь только!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А пасть у нее в самый раз, рабочая!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ты отвянь, урод безмозглый, не то все Сью твоей перескажу! В подробностях, дословно. Ага, испугался, даун из даун-тауна!.. А что Акула? Никак, довольна зубастая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вам говорил, друг Том Тим! Нужно уметь расслабляться. А вы все броню ставите, защиту кевларовую!.. Кстати, оглянитесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно и не оглядываться, и так все понятно. Коротышка-квест уже без рубашки, бретелька лифчика приспущена… И довольна, довольна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Могу подсказать, как обойти все промежуточные этапы. Всего одна сигарета…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не договорил – на взгляд мой наткнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо, о ерунде не будем. Завтра жду вас у себя. Там проще общаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Это тебе проще, джинсовый. Значит, о душе рассуждать не хочешь? А раньше говорил! Больно стало? Или просто боишься лишнего сболтнуть? Ведь тебя очень интересует то, что приходит из Гипносферы. Что приходит – и кто приходит. Альда, например…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ожидается Мирца. Вы ей, по-моему, понравились, друг Том Тим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не напоминал бы лучше!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А не боитесь, друг Джимми-Джон, что ваша Офелия скоро будет купаться в пруду? Она же покончит с собой из-за этих картинок, неужели не ясно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подумал. Подбородком дернул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не ясно, напротив. Мирца – очень сильный человек. Ее истерики – обычный выхлоп, она просто еще не пришла в себя. А без этих, как вы говорите, картинок Мирца бы сошла с ума. Как вообще продержалась? Но об этом спросите у нее сами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угу, сейчас спрошу. Даже смотреть на тебя не тянет, Акула! Лучше на помост погляжу, все веселее… Ух ты, неужели драка? Да, самая настоящая драка, подумать только. А не надо было даму за ногу хватать, ковбой! И с лобызаниями страстными приставать. Сколько тут, интересно, драк запрограммировано? Две за вечер? Или только по четным?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Так вас ждать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставалось задуматься. И крепко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отчего бы и нет, друг Джимми-Джон? Только… У вас Интернет, часом, не глючит? Вашей странички так и не нашел. Той самой – с файлом некондиционным. Вы обещали, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько дней прошло там, в мире Альды? Одинаковых дней, одинаковых поездок в красном авто рядом с неприятным типом Эрлихом Грейвзом на выставку, где работает пигалица Дайза? Или все сложнее? Джинсовый намекал, что время там идет обычно, день за днем. Врал? Или дело не в нем, не в стриженой – во мне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь ты, Акула, думай. Щурься!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Страничку верну. Скоро верну, но… В прошлый раз я вас предупредил – однако не обо всем. Это просто эксперимент, Том Тим, понимаете? Обычный… Ну, пусть не очень обычный, но эксперимент. Файл просуществует недолго. Ресурс – пачка денег, помните? – там не действует, так что средства можете не экономить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Эксперимент. Недолго, очень недолго. Не действует. Не экономить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понял, друг Джимми-Джон. Ничего, свожу девушку в ресторан. Вы марочное шампанское там прописали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле касс – орущая толпа, и возле входа-выхода толпа, патруль в незнакомой форме, груды серых мешков, бесформенных сумок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не люблю вокзалы! Впрочем, кто их любит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здесь бывать еще не приходилось. Только кто тебя спрашивает, мистер Хайд? Дано: вокзал один, очереди две… Даже не две – три. Мне… В среднюю. В среднюю? Да, точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или все-таки бывал? Я помню кассу, там продают билеты до города, до моего города! Главное – достояться, дотолкаться… А если нет, не беда, подцеплюсь к поезду, не впервой. Сколько ехать до города? Дня два? Три? Больше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Том Тим Тот, мой храбрый лилипут, борец с Акулой! Не спеши меня хоронить, я еще жив, я еще «здесь». И город «здесь», мне бы только до него добраться. Ничего, что очередь не двигается, в горле першит от карболки, а билетов может не хватить. Протолкаюсь, загляну в окошко! Найдется лишняя плацкарта, и вагон сыщется, пусть даже товарный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моего города нет, лилипут? Мой город есть, вот увидишь! И я еще увижу – увижу Эль-Рей! А ты… Хочешь найти стриженую? Упорен ты, лилипут, уважаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты не виноват, Том Тим Тот! Твои теории – лишь полправды. Дело не в том, что сознание (не сознание – я, я, я!) слишком увлеклось веселыми картинками, файлами австралийского Франкенштейна. Океан Оно, подсознание, которого ты так боишься, лилипут, – это тоже я, тоже мы с тобой. Значит, переживем и это, прорвемся к кассе, купим самый последний билет. Город вернется, Том Тим Тот. И все вернутся, ничто не исчезает из Сферы – Сферы, в которой мы проводим вечность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто сказал, что «вечность» – страшное слово? Ничуть не страшное!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чужие спины, чужие шинели, чужой вокзал, чужой мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего. Вернусь!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;48. Белый заяц<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 1’10)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белым по черному… Яркие пятна на темной завесе – неровные, маленькие, дрожащие. Дернулись, задвигались, запрыгали, замелькали – вверх-вниз, вверх-вниз! Белая метель в черную полночь, стаи снежинок, ищущих покоя, исчезающих, уносимых ветром; белые иглы в черном бархате, белые провалы в черном эфире, белые платья среди черных мундиров, несомые неслышным вальсом. Белые, белые, белые…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заяц белый, куда бегал?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позднее утро, зимний лес, солнце на заснеженных кронах. У протоптанной февральской лыжни – яркие красные флажки. Веревка упала в снег, лед намерз поверх клочков ткани.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик застегивает лыжные крепления. Дело идет туго – холодный металл не поддается, выскальзывает из пальцев. Еще попытка, еще. Лыжи новые – узкие, непривычные, черные. Мальчик не сдается, пробует снова и снова… Щелк! Левая лыжа сдалась, остается правая… Нет! Еще, еще!.. Щелк! Теперь лыжные палки, просунуть руки в петли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он побежит так, без всяких палок, они нужны лишь, чтобы оттолкнуться от твердого наста. С палками бегают только детишки! Впереди горка, крутая горка, палки не помогут. Мальчик знает, что упадет, обязательно упадет, придется вставать, отряхивать холодные снежинки, подниматься по крутой тропе вверх… Ничего, он все равно попробует! Получится – не с первого раза, так с пятого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед! Оттолкнуться… Быстрее, быстрее, быстрее!.. Перед глазами – белый снег, черные деревья. Белое – черное, белое – черное, белое…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заяц белый, куда бегал?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый истоптанный снег на огромном чужом дворе, белые пятиэтажки квадратом, черные ленты на венках из сосновых веток. Их очень много – сосновых венков, их выносят из автобусов, ставят возле раскрытых дверей. Черные ленты, надписи серебрянкой, равнодушное белое небо, мелкие снежинки в тихом воздухе… Людей много, они молчат, переглядываются, говорят шепотом. Мальчик стоит у самой стены, ему холодно, очень холодно, он растерян, не знает, что делать. Перед глазами одно и то же – белый истоптанный снег, черные ленты венков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двери одного из автобусов открываются. Странные двери – они не сбоку, сзади. Несколько немолодых мужчин, не сговариваясь, шагают к ним, черные начищенные ботинки ступают прямо в снег. Белое – черное, белое – черное, белое…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заяц белый, куда бегал?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый вечер, ранний-ранний, почти неощутимый. Белый круг солнца за низкими тучами, черные ветви старых деревьев в заснеженном парке. Мальчик и девочка идут по аллее, о чем-то говорят, спорят – горячо, перебивая друг друга. Март наступил, дни стали длиннее, и у них есть еще время до темноты. Можно не спешить, можно идти по пустой аллее, вперед, вперед, вперед… Мальчик доказывает, девочка не соглашается, упрямо качает головой, берет мальчика за руку. Тот даже не замечает – слишком увлечен спором. На руке у него – черная перчатка, у девочки – белая вязаная варежка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поворот, еще поворот. Теперь они не на аллее – на узкой тропе. Ноги вязнут в снегу, но девочка и мальчик не замечают, они заняты, они спорят, им очень интересно. Мальчик срывает перчатки, неловко сует их в карман, левая перчатка падает в снег… Девочка вновь не согласна, упрямо качает головой. Она тоже сняла варежки, их некуда спрятать, девочка держит их в левой руке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На голове у девочки – белая вязаная шапка. Она сбилась на сторону, но девочка не обращает внимания, ей интересно спорить. Мальчик подносит руку к ее голове, хочет помочь. Пальцы касаются щеки, замирают. Девочка удивляется, подается вперед…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Они не умеют целоваться, совсем не умеют. Вязаная шапка падает, но девочка даже не замечает, ей чуть-чуть больно, губы мальчика слишком сильно прижаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранний-ранний вечер, ранняя-ранняя весна. Белые низкие тучи, черные узкие тени. Черная перчатка на белом снегу. Белое – черное, белое – черное, белое…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заяц белый, куда бегал?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белые снежные пятна на черном мокром асфальте. Снег ноздреватый, старый, в мелких черных пятнышках. Зимы нет, давно нет, но снег остался, он на асфальте, на кромке тротуара, возле подъездных дверей. Снег не уходит, держится, врастает в землю, в камни, в желтую прошлогоднюю траву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик идет по улице. Зимняя куртка ни к чему, на нем легкое серое пальто, в руке – черный портфель. Рядом с мальчиком двое ребят – высокие, фитилистые, голова мальчика едва достает им до ушей. Всем троим по дороге: мальчику прямо, тому, кто слева, – налево, в большой семиэтажный дом; тот, кто справа, пойдет дальше, свернет в ближайший переулок. Но они не спешат, торопиться некуда, совершенно некуда, впереди длинная улица в пятнах ноздреватого снега, впереди – бесконечное время, его очень много, с запасом, хватит на всех и на все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчик улыбается, двое других – тоже, у них хорошее настроение, они уже там, в спешащей им навстречу весне, они даже не замечают притаившийся снег, их черные туфли отважно ступают по белым пятнам. А улица тянется все дальше и дальше, прямо в страну Завтра, в счастливый Эль-Рей, в безоблачное Грядущее. Черный мокрый асфальт кажется бесконечным, как и умирающие сырые сугробы. Ноздреватый белый снег, черные пятнышки мокрой земли. Белое – черное, белое – черное, белое…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Заяц белый, куда бегал?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белая метель в черную полночь, стаи снежинок, ищущих покоя, исчезающих, уносимых ветром, белые иглы в черном бархате, белые провалы в черном эфире, белые платья среди черных мундиров, несомые неслышным вальсом. Белые, белые, белые… Дернулись, задвигались, запрыгали, замелькали – вверх-вниз, вверх-вниз! Яркие пятна на темной завесе – неровные, маленькие, дрожащие. Белым по черному…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;49. Небо<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’12)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К счастью, не вслух – про себя. Вслух мой отчаянный вопль, вероятно, напоминает нечто среднее между мурлыканьем и мычанием. Пусть рыжая думает, что ее пассажир от блаженства напевать начал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не-е-е-е-е-ет! Не нада-а-а-а-а-а!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так и напеваю. Глаза не зажмуриваю, иначе Мирца решит, что я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ай-й-й-й-й!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…испугался крылатого корыта. А я не испугался, я очень люблю летать на планерах. Очень-очень! Можно сказать, страх как люблю. Ой, страх!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мама-а-а-а-а!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вверх, вниз, снова вверх, снова вниз, потом все по новой, затем вниз-вверх одновременно, потом куда-то в сторону. Вираж, снова вираж… А еще оно трещит – корыто проклятое. Так и кажется, что хвост уже отпал – вместе с крыльями. Не у меня – у планера. У меня бы отвалился сразу, в первую же минуту, когда мы от самолета отцепились. Или еще раньше – как только по бетонке поползли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– М-мирца! А не так… Не так резко… м-можно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«М-мирца» и «м-можно» – это зубы. Ст-т-тучат в такт отсутствующему хв-в-в-восту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хохочет рыжая. Ей-то что, астронавту первого класса! Я и сам почти астронавт, но одно дело – уютная кабина «Шаттла», совсем другое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О-о-о-ой-ой-ой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…сидеть в разваливающемся корыте, пусть и крылатом. Наверное, самолеты тоже скрипят, но там хоть не слышно из-за моторов. А то, что ты спишь, что все вокруг, как ни крути, понарошку, даже не вспоминается. Ничего себе – понарошку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Ну, хватит! Пожалуйста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хохочет! Дорвалась до неба рыжая, дотянулась. В такие секунды даже и не верится, что Барби-ежик живет на героине, на поганых акульих сигаретках. Так «героин» – лекарство для героев, потому и назвали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца меня и встретила. Вначале решил, что кнопки перепутал – зеленую с синей. Оказалось, нет – рыжую тоже позвали в гости. Прибыла на полчаса прежде меня, раскланялась с австралийским гением…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот куда Акула уплыла, мне не доложили. Кажется, Мирца и сама не ведает. В нетях Джимми-Джон. И он в нетях, и джип его камуфлированный. Не иначе обходит владенья свои – как Мороз-воевода.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И не один. Не Нострадамус я, но сразу понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, на аэродром пошли пешком. Зачем пошли – даже не догадывался, думал, Ежик мне про «челнок» объяснять станет. И в кабину крылатого корыта сел без опаски. Отчего бы на планер не взглянуть? Только когда самолетный мотор заревел, а Мирца колпак захлопнула, сообразил. Но поздно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самолет, понятно, в файле прописан – вместе с «челноком» и планером. А за штурвалом кто? Неужели тоже «прописанный»? Фантом-летчик? Ужас!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А куда мы сядем?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не кричи так, Тимми, я тебя прекрасно слышу. Вон туда и сядем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туда?! Слева гора, справа – река, впереди – тоже гора, черные скалы путь заступают. Корыто уже не скрипит, не трещит даже – гремит кровельным железом. А колпак пластиковый вибрировать начал, противно так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько до скал? Метров сто… девяносто… пятьдесят? Все, закрываю глаза! Ну, не герой я, не герой. Не геро-ой-ой-ой!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В воду, Тимми, в воду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выбраться из кабины все-таки смог, но на остальное сил не хватило. Так и упал на песок – в сером костюме. В том самом, слегка приталенном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А рыжая уже неглиже. Когда только успела?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В воду, Том Тим Тот! Кому говорят, лентяй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, мы люди послушные…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эй, я же в костюме… В костюме не нада-а-а-а-а-а!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, зачем я понадобилась Джимми. Не представляю даже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты, Мирца, в теннис играть умеешь. А вот для чего ему я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь я тоже неглиже. А куда деваться? Семейные трусы – и те промокли. Лежат себе на песке под солнышком, сушатся – вместе с костюмом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И мы на песке, на самом берегу, но не под солнышком – в тени летающего корыта. Глаза закрыты, руки раскинуты… Хорошо! Совсем хорошо, особенно если вспомнить, что САМ планер не взлетит. Не умеет, гад!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Курить будешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обычные, да? Я ведь не курю, Тимми. Режим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повезло – всего полпачки подмокло. Сигареты и вправду обычные, из моего кармана. Как там оказались, можно не спрашивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня Ежик совсем другой. Не играет – в самом деле другой. И славно! Акула уверена, что рыжая привыкнет, обвыкнет, успокоится. К наркоте тоже привыкают, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Интересно все же, мы с Мирцей на «вы» или на «ты»? Или переводчик силен ловить интонацию?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Легкий дымок, легкая горечь во рту… Чем не жизнь? Сейчас я бы и от героинчика не отказался, на полчаса всего. Отключиться, воздухом свежим подышать, подремать даже. Пригодилось бы – перед беседой с другом Джимми-Джоном. Он позвал меня не просто так, знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Самое простое – ему нужны деньги. Наши деньги, Мирца. Все, что вокруг нас, – сыр в мышеловке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Деньги? – рыжая даже привстала, уперлась локтем в песок. – У меня есть деньги, Тимми! Я ему предлагала… Сразу предложила! Джимми взял сущую мелочь, сказал, что тот файл – мой файл – почти ничего не стоит…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, и твой файл – всего лишь сыр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, что приходится говорить о таком. Поваляться бы и вправду на месте, потом поплавать, затем – снова на песок. Прямо-таки рай. Эль-Рей, можно сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ты прав, мистер Хайд, не сердись. Не Эль-Рей – всего лишь обрезок сыра. Корочка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не веришь людям, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не людям – акулам. Мне тоже обещали сыр. Даже укусить дали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сыр – экспериментальный файл, экспериментальный сон экспериментальной девушки Альды. Сон, которому длиться недолго. Джимми-Джон знает, как забрасывать крючок! Что стриженая сказала тогда, на крыше Здания? «…Передай, чтобы нашел меня. Обязательно нашел!» Мистер Хайд едва ли понял…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обещанной интернет-странички все еще нет. Вот я и нажал зеленую кнопку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми… Я… Прошлый раз я вела себя, как старая больная баба…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прекрати! – поморщился. – И слышать не желаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Засмеялась – горько, безнадежно. Меня даже передернуло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вижу, ты вкусил здешнего… лотоса, Тимми! Только зачем себя обманывать? Ничего вокруг нас нет, всего лишь сон, пусть и очень реальный. А я действительно старая больная баба, мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Стоп! – Моя ладонь впечаталась в песок. – Единственное правило – без подробностей. Они у тебя и так на лбу написаны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перекатилась поближе, положила голову мне на руку, надавила подбородком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушаю! Нет-нет, говори, раз начал. Говори!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот миг я действительно пожалел о сигаретах с героином. Чего еще нужно? Пустой пляж, солнышко, рыжая спортсменка, мечтающая, чтоб ее трахнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лотос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Много ли сыра человеку требуется? Правда, друг Джимми-Джон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Почти угадали, Тимми, почти угадали. На самом деле я старше вас, скоро юбилей – полвека. В восемнадцать – чемпионка Латвийской ССР, в девятнадцать – три мировых рекорда, в двадцать – чемпион мира. И все! Вы намекнули, что бывшие спортсмены ведут себя неадекватно, да? Думали, я спилась или на иглу села? Спилась бы, наверно, если бы могла. Не успела… Я ничего не успела, Тимми! Через месяц после чемпионата, того самого, мирового, разбилась. На обычной тренировке, совершенно случайно, нелепо. Какая-то глупость, даже не успела сообразить. Перелом позвоночника… Слава богу, вы не знаете, что это такое! Могу говорить, могу немного двигать руками. Могу… Могу видеть сны. И так – почти тридцать лет. Первый файл от Джимми мне прислали полгода назад. Mo11.jpg, один из самых простых. Стадион, беговая дорожка, рядом еще теннисный корт. В первый же день… В первую же ночь не выдержала – истерика, нечто страшное, невозможное. Представляете – истерика во сне! И тут появился Джимми, не сам, конечно, запись. Стали обмениваться письмами, даже перезваниваться, он подарил мне картинку с морским берегом, а две недели назад пригласил сюда. Знаете, Тимми, я чуть не заказала ему файл с тремя голодными мужиками в запертой комнате! Но потом поняла – сойду с ума. Секс – не только воображение, это весь человек. А если почти весь человек – недвижная, бесчувственная туша… Не шокирую, Тимми? Вид у вас, словно вы и вправду только-только школу закончили! Джимми обещал: все наладится, придет само собой, я просто должна привыкнуть к новому… новому телу, к новому миру. Да вот не налаживается. А вы зачем тут, Том Тим Тот? У вас тоже все на лбу написано, для вас придуманное Джимми – забавная игрушка, безопасный наркотик. Нет, не игрушка, Тимми! Это страшно, страшнее наркотика, куда страшнее. Только деваться мне некуда, вот беда. Об одном мечтаю – умереть во сне, где-нибудь здесь, а еще лучше – в небе. Не отворачивайтесь, Том Тим Тот, я еще живая!.. Слушайте, только сейчас поняла! Вы летаете… ПРОСТО летаете? Тимми, Тимми, научите, а? Я же всю жизнь мечтала, потому и планеризмом занялась!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;50. Презентация<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’49)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вы Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И как ответить? Вариантов не слишком много.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он самый. С кем имею честь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомая веранда, знакомый столик, три шезлонга вокруг, в графине, как и прежде, нечто желтое. А вот Акулы нет. Вместо него…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бобби… Просто Бобби. На блядей не обращайте внимания. Эскорт от Джимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мальчишка лет шестнадцати, чуть полноватый, черная грива до плеч, на пухлых губах улыбочка, в левой ноздре – серьга. Майка, шорты, сандалии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И две девицы в шезлонгах – негритяночка с китаяночкой. В ярких купальниках, с цветами в хитрых прическах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эскорт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну, брысь! Падайте, Том Тим!.. Рыжая – тоже из местных?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оглянулся. Мирца наивно моргнула, радостно заулыбалась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эскорт. От друга Джимми-Джона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взгляд нежданного гостя замер, посерьезнел, пухлые губы дрогнули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у вас есть вкус, Том Тим! Или это Джимми так расстарался? Уступите на часок? А то мои… Сами видите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что именно, не пояснялось. По мне, телеса как телеса, не хуже, чем в mo14.jpg. И не лучше. Разве что программа чуть другая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не выйдет! – Я упал в освободившийся шезлонг, блаженно потянулся. – У меня – программа-летчик. Самолеты, планеры… Еще вертолеты, кажется. Хотите трахнуть автопилот, Бобби?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пухлый палец нерешительно коснулся носа. Замер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пожалуй, нет. Предпочитаю обычных блядей. Девочки, ко мне! Место!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Негритяночка слева, китаяночка справа, Бобби, само собой, в кресле, словно султан турецкий. Мирца тоже присела – прямо на циновку. Отвернулась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так вы, Том Тим, книжку накатали? Про эту, как ее? Во! Гипносферу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Началось! Говоря акульими словами, презентация.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мало чего просек, да и не важно. Каждому по планете, класс! Чего хочешь, то и вороти!.. Хе! Я себе такой дворец отгрохаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покосился на рыжую, та еле заметно дернула губами. Гипнотелепатия ни к чему, без слов понятно. У нас с ней все на лбу написано, у этого – зубилом выбито.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А еще Джимми обещал, что можно кого угодно скопировать, если фотка будет и запись голоса. Представляете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вполне, – не выдержал я. – С кого начать думаете? С жены соседа – или с самого соседа?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захохотал, загоготал, забулькал… А смех не спрячешь – как и взгляд! Не шестнадцать тебе, Бобби, совсем не шестнадцать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А почему не Мэрилин Монро? Она, правда, фригидной была, так поправим. Хе-хе! Представляете, Том Тим? Вот картотеку завел, подбираю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но они – не люди! – поразился я. – Не настоящие люди. Внешность и голос – еще не все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его брови поползли вверх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как? Я чего, разговаривать с ними стану? А понадобится настоящая… Ну там, потрепаться по-умному, прежде чем в пасть дать… Заплачу любой профессорше, будь ей хоть сто лет. На картинку поглядит, от нее не убудет. А еще лучше студенточку найти, скажем, с ребенком, чтоб деньги нужны были. Во класс! Она ночью мужика своего обнимает, губами от счастья шевелит… Он и не подозревает ни хрена, приколись! А лучше, чтоб и он на картинку поглядел. Фэйсы им разные нарисовать, голос тоже разный. И по очереди, чтобы видели… А еще его можно тоже бабой сделать!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Фэйсы!» Сбоит программа-переводчик, сбоит! Или ей, бедной, просто деваться некуда? А в целом ясно. И не в целом – тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встал, подмигнул Мирце. Рыжая кивнула, тоже поднялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У вас, Бобби, все впереди. Скучать не будете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже уходите? – Турецкий Султан явно удивился. – А-а, понял, автопилот смазать пора! Во все, хе-хе, щели… Да и я пойду. Там, говорят, речка, искупаюсь, а то жарко чего-то… Эй, сучки, подъем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Китаяночка, негритяночка… Бобби довольно ухмыльнулся, взял девиц за уши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего мяско! А главное, что ни делай – ни хрена не будет… Н-на!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крик – негромкий, полный боли. Я не успел даже охнуть, а китаяночка уже сползала на землю, прижимая руки к животу. В узких глазах блестели слезы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот тебе, сука! Вот тебе! Так вам всем, блядям!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошва врезалась в лицо. Уже не крик – стон. Кровь хлынула из носа, из рассеченной брови…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Получай!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирцу я все-таки успел схватить за плечи. В последний миг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, Бобби. Мой эскорт – не только летчик. Личная охрана – реакция на всякую опасность. Может, и не убьет, но болеть будет долго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она? – Султан покосился на рыжую, сплюнул. – Такая сопля?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я развел руками:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бьет один раз – зато по яйцам. Промахивается редко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бобби ткнул пальцем в нос, хмыкнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надо и себе завести. Ну чего, Том Тим, до встречи? Пойду поразвлекаюсь. Сучки, за мной!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Негритянка радостно улыбнулась. Та, что лежала на земле, попыталась встать, застонала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бы его убила, Тимми. Жаль, ты не дал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не убила бы. Самое худшее – проснулся бы гад с головной болью. Мы не дома, Мирца! И урод этот не дома. Думает, что бьет девушку, а лупит сам себя, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Может, и понимаю… Теперь даже у себя, в моем файле, буду представлять, как совсем рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А разве в нашем мире иначе? Но мы живем, не сходим с ума. Во всяком случае, не все. Ты до сих пор еще не поняла, Мирца, мы не в компьютере, у нас нет шлемов на головах, мы не стоим на дорожках. И наркотики тут ни при чем. Ты права, все вокруг – совсем не игрушка. Мы в иной части Вселенной, в другой точке Сферы, но этот мир реален. Искусственное тоже реально, правда? Тебе… Нам надо не прятаться, а просто жить. Жить – не ждать смерти. Джимми-Джон прав. Только тут… И еще в таком мире можно ПРОСТО летать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ты прав, Тимми. Я читала твой «Гипнономикон».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ерунда, его я не писал! Просто оказался в картинке, файл mo8.jpg…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю, Джимми объяснял. Когда ты смотришь на картинку, мир, куда ты попадаешь, становится твоим. Даже не так – он и есть ты. Самое яркое в тебе то, о чем постоянно думаешь, легко записать, привести в систему. Не у всех получаются книги, у меня, например, написалась инструкция по обучению планеристов. Только не смейся!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какой уж тут смех! Выходит, мистер Хайд поспособствовал? Не думал, что он такой теоретик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мистер Хайд? А кто он?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Белые пятна облаков поверх нечетких контуров континентов. Прямо в центре – зелено-бурая Европа, снежное пятно лежит на Германии, сползает к итальянскому сапогу. Над темно-синим Средиземноморьем ясно, вода блестит, еле заметно отсвечивает, отражая солнечный свет. А над желтой Африкой – снова тучи, огромная белая спираль закрывает Сахару, тянется к узкой полоске Нила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гигантский экран во всю стену. Выпуклый, трепещущий, живой. На экране – Земля. Наша Земля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, дамы и господа!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак… Мы с Мирцей в креслах, Джимми-Джон у экрана. На девушке строгий серый костюм, и на мне костюм, только черный, и даже на джинсовом Джимми-Джоне. А я еще не понимал, зачем переодеваться, к чему маскарад? Теперь – понял. Акула словно подводила черту. Раньше было одно, теперь – иное. Новое, совсем новое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дамы и господа! Уважаемый Том Тим Тот, уважаемая Мирца…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Волнуется? Неужели акулы могут волноваться? У них кожа – хуже наждака! И кровь холодная. Однако волнуется, плейбой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы кое-что видели в нашем новом мире, в мире Гипносферы… Еще раз спасибо за термин, Том Тим! Видели хорошее – и совсем скверное. Вы наверняка поняли, что показал я вам это не зря…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поняли? Я-то понял, причем давно, почти сразу. И рыжая наверняка сообразила. Но почему нас только двое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Собрание акционеров состоится завтра…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши взгляды встретились, и мне стало не по себе. Неужели мысли читает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О чем я скажу на собрании, вы уже догадались. Каждому по потребностям! И по возможностям. Тот, у кого хватит денег, получит планету, у кого не хватит – страну. Остальные станут покупать файлы. Картинки… Ваш термин, Том Тим, не забыли? Как всегда, самое вкусное будет продаваться из-под полы и по тройной цене. Думаю, это ясно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странное дело, акулий цинизм не покоробил. Словно австралиец имел право на ТАКОЕ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь о вас, Мирца. И о вас, друг Том Тим. Много званых, но мало избранных. Я знаком со многими клиентами и… И каждый получает свое. Странное дело, почти всем хватает малого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Например, права бить девушку ногой по лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Завтра я их буду именовать «уважаемые господа акционеры», сейчас назову по-настоящему – дойные коровы. Почему здесь именно вы? Ну, скажем, вы мне понадобитесь в иной роли, куда более достойной. Данной причины пока хватит. Том Тим, что вы написали в «Гипнономиконе»? Сначала – эксперименты по созданию оптимальной общественной организации, потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пожал плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потом – тоже эксперимент. Можно создать остров Утопию, прообраз идеального общества, скажем, на вашей планете. Не с марионетками, не с девочками Бетси – с настоящими людьми. В крайнем случае, такой мир может стать убежищем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только на несколько часов в сутки! – Длинный палец нацелился мне в грудь. – А потом? На моей планете человек будет счастлив, сыт, безмятежен, но утром… Нет, друзья, такое – всего лишь полдела. Социальный наркотик, не больше. Многие, конечно, будут в восторге, но для меня такого мало. И для вас, думаю, мало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мало? Да я и не думал ни о чем подобном. Это все мистер Хайд с его размышлизмами о том, что такое сон и как с ним бороться. Мне и «там» хорошо, слышишь, Хайд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот Мирца… «Недвижная, бесчувственная туша…» И спорить не о чем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не додумали до конца, Том Тим! А у вас просто нет сил на такое, уважаемая Мирца. Разрешите помочь! Я предложу вам нечто большее. Не бесплатно – но и не за деньги. Думаю, не откажетесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Страшная клыкастая морда. Рогов нет, нет и копыт, но кто он – ясно сразу. Если грешник продал душу Врагу, Тот явится за ним, за его хладным телом. Души, проданной души, Ему мало. Не спасет ничто – ни отпевание, ни святость храма…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эль-Фано. «Процессия». Испания. XV век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– БЕССМЕРТИЕ!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;51. Призраки<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 3’12)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, давай, служба, давай! «Извольте пройти!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Альда не принимает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего-о?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От неожиданности замер. Замер, по сторонам поглядел. Вроде бы все на месте: мраморная лестница, птицы-светильники, ковер непонятного колера. А вот и дерево, которое справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не принимает»? У друга Джимми-Джона что, программа засбоила? Ведь все по кругу! Альда наверняка там, на верхней площадке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладно, once again. Лакей (ну и физия!), лестница, ковер, дерево-пальма… Полное дежа вю? Почему же тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Передайте госпоже Альде Клеви, что дело срочное. И важное. Очень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Добавить про Питера Пэна, что, мол, привет передает? Не стоит, пожалуй. Не будем умножать сущности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас доложу, господин Грейвз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То-то, ливрейный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страничка открылась сразу. Акула явно предоставила другу Том Тиму кредит. Не только страничку, но и ведро благих советов. Все к одному: бракованный файл – бракованный мир, изувеченная Вселенная стриженого вампира из Гипносферы. Опасно. Очень!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте пройти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изволю, изволю… Лестница кажется сегодня слишком длинной. Длинной – и узкой. Так и чудится, будто из-под мрамора вот-вот зачернеет плебейское железо. Не лестница – мостик через пропасть. Впрочем, это все лирика и обман чувств, а вот воздух…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Альда в гостиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я сразу почувствовал, только не понял. Воздух – не вчерашний! И не позавчерашний, и не поза-поза… В прошлый раз дышалось совсем иначе – мягче, легче. Значит, без меня Время не шалит, течет штатно? Джинсовый не ошибся? Сколько же дней прошло?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что угодно, господин Грейвз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незнакомое белое платье, блеск незнакомых камней: колье, браслет, тяжелые серьги. И лицо – незнакомое. Совсем. Разве что стрижка прежняя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, кажется, поставила вас в известность…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот даже как? Что же тут успело произойти? Гостиная вроде не изменилась – те же Амуры с Психеями, сигаретница на столике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От Питера Пэна, – улыбнулся я. – Зачем ты обидела бедного мальчишку? Ему несладко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взгляд – недоверчивый, испуганный. Рука в белой перчатке зачем-то коснулась горла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, это не вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Крыша здания, Альда. Апельсиновый сок. Канатка не работает. Я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты! Эрлих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно, – вздохнул я. – Из-за тебя я, между прочим, душу бессмертную продал. Если не продал – заложил точно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дурак ты, боцман. И шутки у тебя дурацкие!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шагнула вперед. Взгляд все еще прежний – не верящий, резкий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Иногда люди умеют читать мысли… Эрлих! И видеть чужие сны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Изменилась стриженая! Или ее изменили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда ничем помочь не смогу. Мысли можно прочесть, сны – увидеть. Вот уж не думал, что господин Грейвз – медиум!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже рядом… Посмотрела прямо в глаза, дернула щекой. Да, укатали госпожу Клеви! А от стрикулиста Грейвза она явно ждет какой-нибудь мерзости. Особой, на заказ, так сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если вам больше нечего сказать, господин Грейвз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, Акула, удружила! Что за роман ты тут прописал, джинсовый?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ведь предупреждал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нечего, – согласился я. – Кстати, мистер Хайд, обруганный вами Питером Пэном, все рвался мне что-то передать. Но я с мальчишками не целуюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отшатнулась, закусила губы. Пальцы в белой перчатке коснулись моего лица.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… Тогда ты вернешь мне все обратно, Эрлих. Если тебе… Если ты…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обе ладони – на моих плечах. Пальцы впились в ткань нелепого редингота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих, ты можешь исчезнуть немедленно, сейчас? Вместе со мною?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да что может быть проще? Пультик, а-ап! Красная, синяя, зеленая… Стоп! Исчезнуть? И куда? В город, которого нет? В пасть к акуле?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Быстрее! Эрлих, быстрее!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже бегу. Жаль, нет здесь мистера Хайда, погони – его конек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скорее, Эрлих! Родители, они… Сюда! Сюда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Машина знакомая, и номер приметный – «Alda-0003», тот самый. Только стоит красная красавица не у входа, а во дворе. И шофера нет, и по лестнице мы не сошли – скатились. Никак, и вправду нагоняют? В доме тихо, шагов не слышно, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На переднее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вероятно, сиденье. Уточнять нет времени, стриженая уже за рулем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пристегнись!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покатили-и-и-и-и-и-и-и!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ни о чем не расспрашивай, Эрлих! Ни о чем – пока. Я чуть с ума не сошла, а может, и сошла, родители вызывали врача, меня не выпускают из дому… Нет, нет, ты ни в чем не виноват, ты ни в чем не виноват…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За окном – все тот же Новый Берлин. Правда, улица совсем другая, поуже и поскромнее, и едем не как прежде – солидно и прямо, а рывками, дергаясь, виляя. Зря пустил стриженую за руль!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Это все потому, что я сама не могу… не могла разобраться, кто ты: сон или настоящий? Там, у тебя в гостях, у Питера Пэна, я все понимала, все видела, а здесь… Я сплю, просто сплю, Эрлих! Сплю – и вижу нелепый сон, идиотский, дурацкий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотор обиженно ревет, недовольно пофыркивает, красные огни светофоров изумленно мигают вслед. Теперь ясно, отчего на ее машине – номер «3». Не попросить ли остановиться? Скажем, у сигаретного киоска?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигареты! Ага!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две пачки. Одна знакомая – та самая, за двести пятьдесят евро, почти нетронутая. Вторая… Сигареты? Они! Незнакомые, черные, длинные… Ничего, сойдут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я даже стала думать, что все приснилось, почудилось. Не может быть, чтобы день повторялся, чтобы в одном человеке жили двое, правда? Тут, в моем мире, все так реально, так серьезно. И мерзость – такая настоящая!.. Только ты не исчезай пока, Эрлих! Не исчезай, прошу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город-призрак за стеклом, девушка-призрак за рулем обезумевшего авто-призрака. И я – призрак, фантом ее снов. Не так! «Я, Эрлих, – фантом ее снов!» Женский роман, кульминация…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда ты взялась, стриженая Альда, вихрь из Гипносферы, облако, смерч? Я могу проснуться, я скоро проснусь, будильник на шесть (первая пара!), а ты можешь проснуться только в чужом сне, у тебя нет своей страны «там», хозяйка сна, владычица бракованного мира, падчерица Сферы!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Файл просуществует недолго»… Помню, друг Джимми-Джон, помню.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что это, Альда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой вопрос, таков ответ. И в самом деле, что непонятного? Лес, посреди леса поляна, на одном краю – загнанное красное авто, на другом – бревенчатый дом. Даже не дом – домик, почти как у Австралийской Акулы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Родители останавливаются здесь, когда приезжают охотиться. У меня есть ключи, сейчас открою…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая послушно кивнула. Замерла. Кажется, она ничему не верит, ничему – и никому. Еще не верит. Уже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взял ее за плечи, немного подождал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Слушай!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вновь кивнула, мотнула головой. Всхлипнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извини, Эрлих! Я!.. Я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Посмотри на меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взгляд не скроешь – как и смех. Этой девушке нет и двадцати. Призраку. Вихрю из Ниоткуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты не сумасшедшая. Ты действительно спишь. Во сне время идет по-другому, совсем иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рассказать о Джимми-Джоне? Или мистер Хайд постарался – просветил? Не из-за того ли ей так плохо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я – Эрлих. Настоящий. Ты звала меня Питером Пэном, но это тоже был я. Ты помнишь и мое настоящее имя. Называй меня как хочешь, но помни – я не сон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дернулась, попыталась вырваться. В глазах… Отчаяние? Растерянность?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто ты? Кто?! Ты сказал, что продал душу, чтобы увидеться со мной! Ты не шутил, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Настоящий Грейвз – просто мелкий негодяй, завистливый подонок, мразь, я вижу его насквозь! А кто ты, Эрлих, Том Тим Тот, Питер Пэн? Ты – КТО?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Страшная клыкастая морда. Рогов нет, нет и копыт, но кто это – ясно сразу. Если грешник продал душу Врагу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот!.. Кто ты, Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпустил ее плечи, отступил на шаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне нужен… Мне нужен час, Альда. Всего один час. Желательно сидя, желательно с чашкой кофе в руках. Впрочем, можно и стоя. Без чашки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помолчала, затем внезапно усмехнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этот злой самовлюбленный мальчишка – Питер Пэн… Он сказал… Извини, Эрлих, больше не буду… Когда мы были в твоем городе, ты сказал, что мой мир, мой сон – просто плохой роман, чей-то неудачный опыт. Знаешь, теперь я понимаю, что ты прав. Когда я думала о тебе, то представляла… Не смейся только! Все, как в дурацком телесериале: ты входишь в гостиную, я бросаюсь навстречу, ты меня целуешь, мы падаем на какую-нибудь медвежью шкуру или прямо на ковер, ты срываешь с меня платье… А теперь, когда ты здесь, рядом, мне плохо, мне стыдно, я чувствую себя полной идиоткой, мне нечего сказать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она – живой человек! Живой, настоящий!.. Что же ты наделал, Джимми-Джон?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Альда. Просто мы оба просыпаемся.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;52. Пароль<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’49)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От бревенчатых стен – сосновый дух, в маленьком камине потрескивают дрова, горчит подгоревший кофе в кружке. Это не сон, мы не спим. Просто скоро зазвенит будильник, безжалостно призывая меня на первую пару, а стриженая поедет домой, чтобы родители не заявили в полицию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все реально, все на самом деле. По-настоящему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот чего я вспомнила про медвежью шкуру! Смотри, Эрлих!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шкура надвигается прямо из дверного проема. Надвигается, надвинулась, с шумом рухнула на пол. Альда гордо поглядела на меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молодец!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вправду молодец. Дотащить этакое!.. Бедный мишка, однако.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Остается рухнуть, – стриженая с некоторым сомнением поглядела на импровизированное ложе, – в пароксизме страсти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу! – встал с тяжелого, потемневшего от времени табурета, осторожно поставил недопитый кофе на стол, достал сигареты (черные – не «те»!). – Сначала немного постонать и повыть, затем начать стягивать одежду друг с друга. Желательно зубами… Брюки снимаются последними, красивше будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ой, чего это я? «Красивше»? Программа-переводчик, как ты там?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы невозможны, господин Том Тим Тот! И все-таки падай, Эрлих. Можно без пароксизма. Обещаю лежать на самом краешке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставалось подчиниться. Упасть на шкуру в костюме – не в костюме же купаться. Мирца не столь гуманна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты даже не знаешь, кто я? И этот Джимми-Джон не знает? Даже он?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даже он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никогда не думала, что услышу, как зовут бога! И что бог так… так безжалостен. Экспериментальный файл… Какой ужас!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты считаешь, что Тот, кто сотворил нас – злых бесхвостых обезьян, добрее? Вдруг и я – всего лишь эксперимент? А может, и Он – тоже? У лилипутов должны быть свои лилипуты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От медвежьей шкуры несет нафталином, дрова в камине прогорели, рассыпались малиновыми углями. Тихий дом, тихий лес… Скоро зазвонит будильник, скоро мир стриженой перестанет существовать. Она еще не знает. Не сказал – и не скажу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, твоего города нет, Эрлих? Жаль, мне он очень понравился. Наверное, он такой, как ты сам, во сне всегда так бывает. А мне просто повезло. Я ведь тогда тебя сфотографировала. На выставке, возле картины с разрушенным городом, помнишь? Так неужели ты думаешь, что у нас нет экстрасенса, который за десять евро может поколдовать над фотографией? К сожалению, такое может получиться всего один раз. Получилось…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не спорю, ни к чему спорить. «Там», у неспящих, никакой экстрасенс не перенесет меня в чужой сон. Но мир Альды, ее несчастный бракованный файл, творил бог по имени Джимми-Джон – по образу и подобию Своему. Интересно, что скажет Акула? Шустрыми оказались его лилипуты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты считаешь, что настоящий Эрлих – мелкий негодяй, подонок и еще, кажется, мразь. Почему же ты называешь меня так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих – прекрасное имя, так звали моего деда. Настоящего Грейвза я величаю по фамилии – или куда хуже, если не вслух. Он мой родственник, хотя и дальний, приходится его иногда принимать в доме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что этот родственничек сотворил? Кажется, у него есть на Дайзу некий компромат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Есть… Есть – что? А, поняла! Дайза была очень неосторожна, она… Нет, не хочу! Если ты прав – и если права я, если это все сон, какое нам дело до… скучного женского романа? Придумай что-нибудь, Эрлих! Сделай так, чтобы мы исчезли оба, пусть ненадолго, но чтобы я была прежней и ты… не превращался в Питера Пэна. Ты творил чудеса, сотвори еще одно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На пульте два огонька – красный и зеленый. Но чуду не свершиться. Сварливому мистеру Хайду не до стриженой, а отправить ее к Акуле… Получится? Ведь у Альды нет своей страны «там», и сны ее совсем иные. Рисковать не стоит, лучше вначале узнать у джинсового, попросить его…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И душу в заклад, друг Том Тим? Шутки действительно кончились. Интересно, что Акула предложила Мирце? Бессмертие – несерьезно, друг Джимми-Джон просто любит красивые слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сможешь вернуться сюда, Эрлих? Я… Все время кажется, что я не то говорю, не так – и не о том. Хотела почитать тебе стихи, свои стихи, но вдруг поняла – они тоже не о том, они не мои, чужие! В следующий раз… Нет, в следующий раз я тоже не сразу пойму, мне будет казаться, что ты – призрак из сна, фантом, но я проснусь, проснусь быстрее, чем сегодня. А потом ты исчезнешь – вместе со мной. Тут, в моем… в этом мире я даже не решусь… Нет, сказать тоже не смогу. А еще считается, что во сне люди смелее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще бы! Я вот не боюсь летать. А когда не сплю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не притворяйся Питером Пэном, Эрлих! Я не о воздушной акробатике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда уже не на краю, ее лицо близко, почти рядом – взрослое лицо двадцатилетней девушки, которой очень хочется проснуться. Но проснется не она, проснусь я, нажму ладонью клавишу на будильнике, смою холодной водой остатки сна. Мистеру Том Тим Тоту все это кажется очень важным, очень серьезным. А я-дневной, я-Джекиль, что об этом думаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раздвоение личности, Том Тим? Нет, просто мы видим мир из разных уголков Сферы. У сферы не должно быть углов, но у ЭТОЙ – есть.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там, кажется, остался кофе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не вставай, Эрлих. Не спеши!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, встану. И не потому, что спешу – или так жажду выпить подгоревший кофе с черной сигаретой вприкуску. Просто я знаю то, что не сказал стриженой. Альда уверена, что впереди вечность, что ее жизнь – настоящая жизнь – только начинается. Ей хочется, чтобы Эрлих наконец-то догадался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Догадаться просто, Альда. Но целовать красивую девушку и целовать умирающую – не одно и то же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Платье… Если скажу, что просто лежала рядом с тобой, мне никто не поверит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда тоже встала, взяла свою кружку с кофе – и даже вспомнила, во что превратился ее наряд. Или платье – первое, что скатилось на язык?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженой кажется, будто она не все сказала. Нет, сказано много, даже слишком. Ей хочется не сказать – ей хочется услышать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне нечего ответить, Альда! Ты хотела проснуться, просила, чтобы я тебя нашел? Я нашел, ты проснулась, а больше помочь нечем. Значит, мне пора – по-английски, не прощаясь. Пульт в руке, кнопки горят. Красную? Зеленую?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заметила. Поняла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не смей, не смей! Это нечестно, нечестно, Эрлих! Не смей меня бросать, не будь сволочью, так нельзя, нельзя! Я от тебя ничего не хочу, ничего не требую, просто не оставляй меня так, не оставляй!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запах хвои, запах старого дерева, запах подгоревшего кофе, запах дешевых сигарет. Кажется, ты прав и в этом, друг Джимми-Джон! Вихрю из Гипносферы, случайно попавшему в твой проклятый файл, хочется жить. Все прочее – не так важно, остальное девочка сама себе придумала. Стриженую тянет не к смазливому пареньку Эрлиху, она не хочет отпускать Мефистофеля, искусившего ее самым сладким, самым манящим —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жить! ЖИТЬ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не плачь, не люблю, когда маленькие девочки плачут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень глупая шутка, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не шучу. Сказать, на сколько я тебя старше? На самом деле?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На самом деле… На самом деле ты дурак, Том Тим Тот! Ты не умнее своего Питера Пэна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не умнее. Просто больше знаю. А теперь мне нужно уйти, исчезнуть из этого бревенчатого уюта, покинуть заплаканную девушку в мятом белом платье, которую опять обманули, опять бросают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот!.. Кто ты, Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Больше не приходи, Эрлих! Лучше я снова усну, лучше снова поверю… Нет, не слушай меня! Приходи, приходи скорее и… Придумай, как мне узнать тебя – сразу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пароль?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, пароль! Что-нибудь такое, о чем настоящий Грейвз никогда и не вспомнит, не подумает даже. И не только… Вдруг мы встретимся где-нибудь еще? Не знаю где, но встретимся? Надо… Какие-нибудь стихи, песню… Из репертуара Питера Пэна! На что бы сподобился этот мальчишка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он? Ну, скажем…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – мы идем по Африке,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;День-ночь-день-ночь – все по той же Африке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отпуска нет на войне!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Я не поняла. Ни одного слова, Эрлих! На каком это языке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черт! Программа-переводчик, как же я забыл-то? Роман наверняка на английском…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Foot – foot – foot – foot sloggin’ over Africa —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;There’ no discharge in the war!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие странные стихи! Но их действительно не спутаешь. Значит, пароль? Здесь – и во всех мирах?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во всех мирах? Ценю оптимистов, Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее лицо совсем близко. Девушке в мятом белом платье, в нелепых ненужных бриллиантах очень хочется сказать, услышать в ответ. Поздно – ухожу. Час призраков кончился, петух пропел, звенит будильник, первая пара в восемь, лекция, физический факультет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты меня все-таки поцелуешь, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все-таки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Seven – six – eleven – five – nine-an’-twenty mile to-day —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Foure – eleven – seventin – thirty-two the day before —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;There’ no discharge in the war!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;53. Синяя кнопка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: l’30)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не выйти! Дверей попросту нет, к тому же плохо видно, свет неяркий, желтоватый. Все вокруг – предметы, контуры, лица – плывет, меняется… Я пришел… Нет, меня привели, притащили сюда, значит, вход-выход все-таки был, надо лишь его найти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь? Настоящая дверь! За нею… Еще одна комната. Окон нет, серая побелка на стенах. В углу кто-то стоит, сейчас повернется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назад!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это не город. Улицу помню плохо и все остальное – плохо, но то, что не в городе, ясно. Кажется, на улице ночь. В этом непонятном доме тоже сумрак, мерзкая полутьма. Незнакомые люди. Лица… Лица разглядеть трудно, и голосов не разобрать. Легкий шум, тусклый свет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Нажать синюю!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка… Нет, не знаю, вижу впервые, все чужое, я не в городе, там я давно не был. А не был оттого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лестница – странная какая-то, словно в кино – не прямая, к стене прилепленная. В доме девушки по имени… по имени Альда лестница тоже киношная, но другая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот Тим Тот? Том Тим Тот! Лилипут, куда спрятался? Почему? Хочешь дать мне время найти город? Это правильно, только я никак не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Города нет! Вспомнил. НЕТ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, не слышу. От меня что-то хотят, потому и привели сюда, заперли, я здесь не один день… Точно! В этом доме время идет медленно, очень медленно, час тут – полдня снаружи. Как во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне? Да, я сплю, и я должен найти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Нажать синюю кнопку!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа от лестницы – тоже дверь, за нею коридор… Идти не стоит, там очень темно, в темноте наверняка ждут. Затаились!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Кто ждет? Ерунда, это же не город, просто тяжелый сон, доктор Джекиль переутомился, валерьянки не выпил. Лучше всего проснуться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова девушка… Это не Л, не Альда, у нее странное лицо, у нее неподвижные глаза. Отойти, подальше отойти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жаль, бабушку давно не видел. Она мудрая, она бы подсказала. Но бабушка осталась в городе, а города нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подсознание, океан Оно… Мудрые слова, лилипут, а все проще. Я забываю город. Если бы удалось вспомнить, представить, почувствовать его…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты хорошо умеешь ЗАБЫВАТЬ, умник? Так научись, наконец, вспоминать! Ты должен. Я должен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен нажать синюю кнопку на пульте! Джимми-Джон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улицу помню. Слева и справа пятиэтажные дома, темные подъезды, квартиры – тоже темные. В одной из них я был, меня привели сюда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не о том! Вспомнить город, обязательно вспомнить!.. Площадь – громадная колба в серой брусчатке; справа – Здание, за ним – Диск, впереди – главная улица. Утром улица шире, вечером она сжимается, наполняется людьми, троллейбусы едут медленно. На юг – спуск, на север – подъем, мой дом чуть севернее, надо немного пройти, свернуть… Налево? Направо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен нажать синюю кнопку на пульте! Джимми-Джон прислал письмо, не во сне – наяву. Нечто плохое…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не вспомнить! Контуры расплываются, текут, превращаются в бесформенные пятна, потеки, лужи. Ведь город – это я, значит, изменился не он, я изменился. Зачем же искать себя самого? Лилипуту проще, у него лилипутские заботы, ему не требуется искать выход…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Двери! На этот раз точно – двери. Высокие, черные… заколоченные. Не выйти, а время спешит; там, снаружи, прошли сутки, даже двое суток, а тут все темнее, все медленнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ходят – плывут. Тени удлиняются, текут, сливаются…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснуться! Надо крикнуть, надо обязательно крикнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен нажать синюю кнопку на пульте! Джимми-Джон прислал письмо, не во сне – наяву. С Мирцей! Случилось – или случится…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что за пульт? То черное в руке? Да, конечно, я ведь не выпускал эту штуку с самого начала, она оказалась в кармане… Нет, не в кармане, я взял пульт… Не помню, жаль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красный, синий… Должен нажать синюю… Зачем? А если нажать красную? Не помню, не помню, не помню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Том Тим Тот исчез. Мой сон, мой наглый лилипут… Нет, не он! Я не открыл страничку Альды, хотя должен был, но в ящике лежало письмо от Акулы, очень странное, будто не Акула писала – человек. И я успел протянуть руку, превратить яркую точку в пульт, увидеть синюю кнопку, прежде чем меня привели сюда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Со всех сторон! У дверей, у лестницы, вдоль стен. Ждут меня? Просто стоят? На лица не смотреть, не смотреть! Жаль, не могу закрыть глаза, они и так закрыты, я сплю, доктор Джекиль спит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нужно вспомнить город! Нет, нет, нужно проснуться. Пока еще не страшно, но эти, вокруг, ждут, они знают, что скоро начнется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснуться!.. Нет, нет! Я должен…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен нажать синюю кнопку на пульте! Джимми-Джон прислал письмо, не во сне – наяву. С Мирцей! Случилось – или случится. Джимми-Джон написал: «Обязательно!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца, Мирца… Нет, не помню, ничего не помню, даже город, даже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем темно, только под потолком мерцает. Скоро погаснет… Надо проснуться… Синяя… Погасло!.. Синяя кнопка! Скорее!.. Очень темно…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен нажать синюю кнопку!<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синяя кнопка! Вспомнил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потому я не попал к стриженой. Потому и пульт в руке. Я просто не успел. Увидел проклятую улицу, оглянулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Мирца!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Яркий шезлонг пуст, соседний – тоже. По столику растекается красная лужица, треснутый стакан откатился к плетеной стене домика-бунгало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Посреди красного – алмазный блеск разбитой призмы. Лед еще не успел растаять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ежик – на полу. Голый стриженый Ежик, худой, маленький, свернувшийся клубком. Ноги поджаты к животу, на голову наброшена куртка, в скрюченных пальцах – погасший окурок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигаретка? Героинчик? Ясно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повсюду – разбросанные книги, ближе к двери – вырванная страничка из справочника, на ней – распластавший крылья планер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поднял страницу, аккуратно вложил в книгу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подклеим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Встать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальцы вцепились в ткань, я рванул, отбросил куртку куда-то в угол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Встать, говорю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Веки дрогнули. Рука с сигаретой медленно потянулась к губам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не горит, – поморщился я. – И не загорится. Что, уже не действует? Это же наркотик, хуже наркотика!.. Сама встанешь или массаж физии устроить? Спортивный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уходи… Уходи, Тимми! Оставь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голос незнакомый, чужой, хриплый. Голос старухи – умирающей старухи. Мертвой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вставай, тряпка! Ты же спятишь, неужели не ясно? Хочешь превратиться в тюфяк без мозгов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальцы на запястье, рывок… Безвольное тело едва устояло на ногах, голова дернулась, откинулась назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь – спортивный массаж! С какой щеки начнем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Оставь… в покое… пожалуйста…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ударил сильно – насколько позволяла левая рука. И тут же открылись глаза. Взгляд живой, бешеный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да пошел на хуй, импотент! Убирайся к своему мудаку Джимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже лучше. Прогресс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А это – за импотента!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поднял руку, прицелился… Ай!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уже на полу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А хорошо, что она босиком!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми! Тимми!.. Господи, что я наделала? Давай кровь вытру. Надо… Надо лед приложить!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наблюдение номер сорок семь, – вздохнул я, ворочая распухшим языком во рту. – Даже в усовершенствованном файле можно выбить человеку зуб. Между прочим, потерять во сне зуб, да еще с кровью – худшая примета!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, сейчас…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лед… Хорошо, что у рыжей есть запас льда! Интересно, сломанные ребра тут сращивают? Ну и отмолотили тебя, Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зато с ежиком, кажется, все в порядке. Очнулся Ежик!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джона тоже била ногами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, Тимми! Что мне сделать? Какая я… Уж не знаю, кто… Набросилась на тех двоих, которые только и могут мне помочь… Нет, которые помогают, единственные во всем мире! Бедный Джимми попытался отобрать у меня сигареты, я на него наорала, кажется, напугала до смерти… Больно, Тимми? Очень больно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сигареты… Выкинь к гребаной матери, поняла? А в следующий раз возьму бейсбольную биту и так тебя отмудохаю!.. У меня на попечении есть одна стриженая, бритой только не хватает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы пойдем на пляж, и я съем горсть песка, Тимми! На твоих глазах. Съем – и поклянусь, что сигарет больше не будет. И ничего такого не будет. А бейсбольную биту можешь приносить, врежешь мне пару раз на память, тупой дуре… Все, хватит валяться, Тимми. На пляж!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не тащи! Больно же!.. Ребро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не умрешь! А кто эта стриженая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;54. Высота<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’45)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Песок желтый, солнце белое, море синее… Нет, море зеленое, да и не море – мелкая лагуна, лягушатник. Но все равно – журнальная обложка. Тропические красота, стильная девушка а naturale. Только я из стиля выпадаю. Плейбой с выбитым передним зубом! Макабр-р!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми говорит, что мне надо продержаться еще немного, совсем чуть-чуть. Психика должна приспособиться, а это трудно, очень трудно…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прекрати выть! Со стороны на себя погляди – двадцатилетняя девка, клубок мускулов, мужиков ногами лупишь, физия – хоть сейчас на обложку… И скулишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Договорились, Тимми. Начну плакаться – сразу лупи по… Как ты сказал? Физии? Ты кто по профессии?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Педагог. Наследник Ушинского.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угадала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не в обиде на друга Джимми-Джона. Акула только притворяется суперменом, ухмылка в шесть рядов зубов – дешевая бравада. Не удивлюсь, если его дела – которые «там»! – ничем не лучше ежикиных. Джинсовый испугался, позвал меня… Правильно, что позвал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы и все остальное решалось малой кровью! Выбитым зубом, к примеру. Или сломанным ребром. У-у-у-у, зануда, больно-то как!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, пошли в воду, Тимми! Ребро у тебя не сломано, так что нечего… плакаться, правильно? Плакаться – и выть. Сейчас переплывем лагуну, а потом ты мне еще раз расскажешь про эту девушку. Кто-то из вас здорово намудрил – или ты, или Джимми… В воду!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что за привычка? Живого теплого человека…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Море – это хорошо, просто замечательно! Зеленая прозрачная вода, неясные тени водорослей, солнечные блики… И ребро уже не болит! И Ежик снова стал морским, плывет над самым дном, обгоняет на два корпуса, завидно даже… Она сильная, Мирца, она выживет, только ее нельзя оставлять одну в дурацком бунгало, наедине с планерами, «Камасутрой» и героином. Надо сказать Акуле, обязательно сказать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А твои, мистер Хайд, дела хуже некуда, правда? Плохо помню, но… Нет, мы оба плохо помним! Ты не можешь найти свой город (наш город, наш!), забываешь, зачем нужен пульт… А я тебе ничем не могу помочь. Я на платформе, океан бушует где-то внизу, а ты, бедняга, там, в Марианской впадине. Все по «Гипнономикону», будь он трижды!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Спятила? Я же утону!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты неправильно плывешь под водой, Тимми. Давай покажу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отстань, ты же планерист, а не пловец!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обижаешь! Первый разряд, собиралась на камээса сдавать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленая вода, бурые водоросли, неровные блики солнца… Глубже, глубже, глубже. Мистер Хайд боится глубины. Бедный мистер Хайд!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты рассуждаешь, как моя бабушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это комплимент, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то слово! Я и сам понимаю, что Акула… Что друг Джимми-Джон в чем-то прав. Альда – личность. Личность, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не человек, да? По твоей теории…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет у меня никакой теории!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не перебивай, ущипну! По твоей теории, Тимми, мы, люди… Злые бесхвостые обезьяны… Мы живем во многих мирах, живем внутри Сферы, поэтому почти бессмертны. Почти… У твоей Альды есть лишь ее маленький мир…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Созданным богом по имени Джимми-Джон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ущипну! Что за привычка – перебивать? Неудивительно, что она готова вцепиться в тебя зубами! Ты для нее не Мефистофель, ты – архангел Гавриил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот спасибо! Ай! Больно же!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А психика… Она, бедная, все пытается объяснить, адаптировать, тут ты прав. Вот Альде и кажется, будто влюбилась в таинственного принца, который является ей во сне. Пока что кажется. А потом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Захочет выпить из меня всю кровь? Занять мое место «там», в неспящей жизни? Не смеши, Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне не смешно. Она убьет тебя, Тимми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова зеленая вода, снова желтые блики солнца, но теперь Ежик не впереди, плывет рядом, бок о бок. Кроль – древний стиль. Сочи, середина семидесятых. Гребок – вдохнул, гребок – выдохнул…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Голову не опускай, Тимми! Не опу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребок, вдохнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отправимся к те…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вдохнул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Научишь меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гребок! Раз! Раз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Куда отправим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Выдохнул!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда убьет меня? Меня нельзя убить, я сплю, вижу сон – и только! Глупость, глупость, глупость, стриженая – человек, реальный человек в реальном мире, пусть даже искусственном, сотворенном. Наш мир тоже творили, и все иные творили. Она – человек, двадцатилетняя девушка, которая навоображала…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навоображала? Нет, ей навоображали. Ты навоображал, Том Тим Тот! Том Тим – тот (Тот!), кто является во сне. «Тот, Кто является во сне!» Женский роман…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альде нужен пароль для всех миров. Широко мыслит, стриженая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца, ты что? Там у меня… У мистера Хайда – дурдом, он, бедняга, пятый угол ищет, какие уж тут полеты во сне и наяву!.. Да я же там тебя не узнаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Познакомимся. Не хочу оставаться одной, не могу! Того и гляди, снова сорвусь. Тут делать нечего, меня уже тошнит от этой пляжной карамели. У Джимми… Зеленая кнопка не горит и… Не очень хочу с ним общаться. А еще у меня будет повод врезать тебе по… физии. Долг платежом красен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так ты мне еще и должна? Ну, знаешь!.. Мирца, мы можем попасть… Даже не на кладбище, даже не в дом с призраками. Куда-нибудь в черное пятно, в пустоту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю. Я тоже видела такие сны. Тридцать лет, Тимми, тридцать лет! И у меня не было своего города… Боишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Боюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда давай руку и тяни сюда пульт. Во сне – как и в жизни. Если не можешь убежать – иди навстречу… Кнопку сам нажмешь или помочь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Жаль, не попадем в город. И к морю не попадем, и на крышу Здания. Оттуда взлетать легко… Было легко. Рыжую тянет на подвиги, ей нужно забыться, совершить какую-нибудь глупость, но это ничего, это лучше, чем героин…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Светло? Очень светло!.. Кажется, повезло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я все-таки в городе. Он другой, непохожий, но узнать можно. Город ни с чем не спутать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ура, мистер Хайд? Ура, мистер Хайд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ага, спуск, крутой спуск, трамвайные рельсы. Там, наверху, – главная площадь, правее – Диск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Диска нет, и Здания нет, на рельсах – рыжая ржавчина в палец, между шпал желтеет старая трава. Мерзость запустения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки город. Город, мотоцикл…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот видишь, Л! «А он никогда не увидит Эль-Рей, и ты не увидишь тоже…» Он не увидит, а вот я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве ее имя – не Альда?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Не узнаю, извините. Тимми – это Том Тим Тот? Он что, экскурсбюро организовал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он… Он мне немного помог. Так научишь… научите летать, мистер Хайд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брусчатка исчезла, площадь – в глубоких ямах, вместо Здания – пирамида битого кирпича. И пусто, совсем пусто, ни души. Это я виноват, город, мой бедный калечный город, меня слишком долго не было. Извини!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сегодня мы не сможем взлететь, Мирца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сможем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что он там творит в моих снах, этот лилипут? «Мистер Хайд»! Здоров он, Тимми, языком трепать! Сначала черную выцепил, потом рыжую… Нет, сегодня летать нельзя, я сразу почувствовал, мотоцикл, и тот еле тянет, бедняга… И солнца не видать, хотя и светло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда… Да, помню. Она совсем другая, чем эта… Мирца. Мирца? Знакомое имя, кажется, из читанного в детстве романа. Ей лет сорок пять, не меньше, на голове – рыжевье пополам с сединой, но тетка боевая, сразу видать. Альда все больше глаза открывала, всему удивлялась, а у рыжей прищур – как у снайпера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы что, с Тимми большие друзья?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Час назад я ему выбила зуб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодец, Мирца! И ты, Том Тим Тот, молодец, правильных друзей заводишь. Дружи дальше… Но сегодня нельзя взлететь. Невозможно. Никак! Я и от земли не оторвусь, даже если один буду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все-таки я в городе! Неужели ты поспособствовал, лилипут? Если так – спасибо. Жаль, что вокруг – мерзость запустения, но я здесь, наконец-то «здесь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взлететь? А ведь правильно! Какой Эль-Рей без этого?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ориентирую по местности. Прямо перед нами – моя школа, чтоб ей провалиться. Более гадкого места в городе нет, но я знаю, как отсюда взлетать. Поднимемся на четвертый этаж, там кабинет биологии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но это же развалины, мистер Хайд!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Именно! Прямо сердце млеет. А потом… Потом я все покажу. Надо стать на подоконник, поглядеть вниз, чтобы стало страшно. По-настоящему страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если не можешь убежать – иди навстречу… Я не боюсь высоты, Тимми! Не испугаюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А придется!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;55. Творение<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 1’17)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте пожаловать, господин Грейвз! Госпожа Альда в гостиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюрпри-и-и-и-из!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лакей тот же, лестница, само собой, та же, дерево на месте. Так какого беса? Он же обязан меня не пускать, день повторяется, сейчас тут «вчера». Нет, «позавчера», вчера я был у рыжей!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первое правило разведчика… Преданность партии и правительству? Как же! Первое правило – драпай, если чего не так. Не оглядываясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так не затем шел!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воздух… Не поймешь, кажется, и этот датчик отказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели так часто тут бываю… э-э-э… любезный, что меня узнавать начали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я – гр-р-раф де Ха-Ха!» Мсье Пруст, оцените тон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А как же, господин Грейвз! – на ливрейной физиономии – растерянность не по протоколу. – Вы же к нам каждый день заходите, вот уже неделю целую. И позавчера были, и вчера. Но если желаете без фамилий…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оп-па! Целую неделю? В корзину фактик, в коробочку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Полно, полно, любезный…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я – гр-р-аф!..» Еще бы ор-р-рхидею в р-р-розетку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ступени бегут, скачут, но спешить нельзя, незачем, не стоит. Акула права, с этим миром, с бракованным файлом «Альда» все не так…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Площадка. Взгляд налево, взгляд направо, как при переходе трассы. Альды нет, на лестнице она ждала, когда «Извольте пожаловать», но без «господина Грейвза». Сейчас стриженая в гостиной. Но в гостиной она была в день «Не принимает»! Значит, день номер три. Для меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я бываю здесь неделю подряд? Был и вчера, выходит? То есть не я, а…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Добрый день, господин Грейвз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Платье не белое и не красное. Но и не синее – фиолетовое. И камни – в цвет. Тяжелое колье, кольцо на безымянном пальце, серьги, само собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она что, каждый раз – так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же вам говорила, господин Грейвз, в доме нам лучше не видеться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В доме»? Так-так… «Вы же к нам каждый день заходите»! А куда еще мы заходим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, Альда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поморщилась, знакомо поднесла руку к лицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы же договорились. В этом доме я – госпожа Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В глазах – непонятное. Стрикулисту она не рада, но и гнать – не гонит. Видать, привыкла, ее родственник Эрлих Грейвз захаживает сюда не так и редко.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стихи Киплинга, которые я повторял на лестнице, внезапно показались распоследней глупостью. «We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa…» Ведь это просто женский роман!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А я – сон героини женского романа. «Альде опять привиделся Он. Проснувшись в холодном поту, трепещущая девушка накинула пеньюар…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы правы, госпожа Альда. Забылся. Виноват!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кру-у-гом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa – foot – foot – foot – foot sloggin’ over Africa…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погодите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как раз занес ногу над первой ступенькой. И куда ее, ногу, теперь девать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем вы пришли сюда? Извольте объясниться!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Сюда»? Я не ошибся, ударение именно на этом слове?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Лицо совсем взрослое, суровое, даже злое. Злое и… Испуганное? Да что происходит? Грейвз, как я понял, изрядная сволочь, но тогда к чему все эти «в доме» и «сюда»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А зачем тебе знать, Том Тим Тот?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не слышу ответа, господин Грейвз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подвиг разведчика. Глаза сузить, голос понизить, скулы буграми: «Сама знаешь!» А еще лучше: «Знаеш-ш-ш-шь!!!» – громовым шепотом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извини, Альда! Уже исчезаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ступеньки сами прыгают, скользят, убегают из-под подошв. Предупреждали же, наивный Том Тим Тот! Правда, вместо упыря меня встретила восковая персона в фиолетовых каменьях… Ну и ладно! Пульт в ладони, красная кнопка – зажигание…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Foot – foot – foot – foot sloggin’ over Africa…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда стояла на площадке. Лицо – белее хлора, пальцы вцепились в мраморные перила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если это ты, Эрлих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пароль «Красноярск», отзыв «карабин»… Вообще-то пульт в руке, и кнопка не погасла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– (Boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;There’ no discharge in the war!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее пальцы с трудом отрывались от камня. Сначала указательный, затем средний…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего не говори, Эрлих, ни о чем не спрашивай, я еще просто не проснулась, у меня был очень скверный сон! Я же просила забрать меня – куда угодно, на сколько угодно, хотя бы на час. Только подальше отсюда! Мой мир – отвратительный, мерзкий, но это я понимаю, лишь когда вижу тебя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красное авто мчит, пугая светофоры, за окном – постмодернистский калейдоскоп, руки девушки впились в рулевое колесо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молчу. Стриженая права, просыпаться иногда больно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Позавчера, там, в охотничьем домике… Ты исчез, появился Грейвз, настоящий Грейвз, а я перед ним – в мятом платье, заплаканная, никакая. Конечно, он никому не расскажет, не в его интересах, но я почувствовала себя изнасилованной, брошенной в грязь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты об этом даже не подумал, Том Тим Тот. Чужая шкура – свинцовая шкура!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не удивляйся, он бывает у нас часто, он наш родственник, и Дайза – наша родственница, раньше Грейвз жил за границей с родителями, я даже не была с ним знакома…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотор на пределе, уже не ревет – воет, встречные машины шарахаются от взбесившейся «Alda-0003», стриженая девушка даже не смотрит вперед…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, будь добра, сбавь скорость! Вот так, вот так… Теперь – к обочине. Где тормоз – показать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная, зеленая, синяя. Три кнопки – три карты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Три карты, три карты, три карты…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная… Стриженая не хочет общаться с Питером Пэном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленая… Что случится с Альдой в акульем логове? Я так и не спросил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синяя… Мирца сегодня не ждет гостей. А может, и сама в гостях – на зеленой кнопке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы с рыжей все-таки попали в город! Смешно, но мистер Хайд, кажется, ее слегка испугался. Так ему и надо! Впрочем, на место мы с Мирцей его доставили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Интересно! Рыжую взял с собой – город появился, стриженую взял… Стоп! «После» – не обязательно «вследствие», но ПОСЛЕ того, как Альда попала в мой город… Точно! Сначала – люди. Пусто, никого, словно после чумы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И грузовики, как черный поток,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходят в бездонный провал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А души взлетают в небо, где Бог<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отбирает у них права.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем тебе не угодил мой Эль-Рей, стриженая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не хочу, чтобы ты считал меня сумасшедшей, Эрлих! Представляю, как со стороны смотрится: экзальтированная девица вопит: «Забери с собой, забери с собой!» И с визгом лезет к тебе в постель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Разве ты лезла ко мне в постель?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А разве ты, Эрлих, слепой? Пусть не постель, пусть медвежья шкура или сиденье автомобиля. Сиденье, кстати, раскладное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Учту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мотор остыл, остался еле заметный дух бензина, любимый запах детства, запах нашей вседорожной «Победы», могучего броневика, покорителя проселков. От деда тоже всегда пахло бензином, он шофер от господа бога, водил чуть ли не с Гражданской. Каждый год дед возил нас всех к морю. Не в санаторий – просто на берег, где мы ставили палатку. Тогда на пляжах было пусто – и в Коктебеле, и в Алуште…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, стриженая успокоилась. Нет, просто проснулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она проснулась. А я?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …А я, как ни странно, совершенно нормальный человек, Эрлих. Учусь на экономиста, у меня есть друзья, есть жених, есть любовник… Есть даже лучшая подруга Дайза, хитрая дрянь, которая ненавидит меня с самого детства… Обычная жизнь, не самый худший вариант. Все, как у всех, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему – как у всех? У меня, например, нет любовника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты сейчас не Питер Пэн, тебе такое не идет… И вдруг я понимаю, что вокруг ничего нет – ни плохого, ни хорошего. Что мой мир… Да ты все знаешь, Эрлих! И единственный настоящий человек из настоящего мира – это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вчера мне пообещали, что ты меня убьешь, Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Правда? Я подумаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее голова лежит у меня на плече, губы слегка касаются кожи, я чувствую ее теплое дыхание. Живой человек Альда Клеви…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Эксперимент. Недолго, очень недолго. Не действует. Не экономить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню, помню, друг Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У тебя, в твоем городе, я совсем проснулась, мне было очень смешно вспоминать свой сон, всю эту глупость, все эти рауты и приемы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А жениха? А любовника?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих! Возьми мистера Питера Пэна за шиворот и врежь ему. Как следует, от души!.. Да, я проснулась, но там не было тебя, зато появился скверный мальчишка, который не умеет целоваться и любит призрак. Во сне человек другой, совсем другой, во сне свои страхи и радости… Бог, бог по имени Джимми-Джон… Если Он всемогущ, пусть поможет мне! Я Его раба, Его творение!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пульт в руке, две кнопки горят, третья смотрит мертвым синим глазом. Мирца хочет уснуть, стриженая – проснуться. А над ними – бог-творец Джимми Джон, бог-Акула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Бог-Акула? Кажется, в одной книжке было!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что скажет Акула творению Своему?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Возьмись за мою руку, Альда! Держи крепко, очень крепко… Пятьдесят на пятьдесят – или мы увидим бога – или рядом с тобою окажется господин Эрлих Грейвз. Согласна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сначала поцелуй меня. Больше просить… Больше просить не стану. Никогда, обещаю! Ты меня когда-нибудь сам попросишь, наглый Питер Пэн! Попросишь, попросишь, попро…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Seven – six – eleven – five – nine-an’-twenty mile to-day – foure – eleven – seventin – thirty-two the day before – (boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again!)…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Нимми-нимми-нот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И предстал я пред ликом Его…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альды нет. В запястье – боль от ее пальцев.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;56. В Эдеме<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’16)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отдыхайте, Том Тим! Скоро буду, у меня сейчас встреча…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На акулий хвост и смотреть не стал. Все ясно – джип рычит, за рулем некто чуть ли не в тропическом шлеме. Кто, интересно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да какая разница?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пятьдесят на пятьдесят… Тебе не повезло, стриженая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми! Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Мирце – шорты и майка, полный теннисный доспех. И ракетка в руках. Кого она там разносила?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Что разносила – хорошо. Жив Ежик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ну повернись, скучный Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чм-м-мок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зубы покажи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я только моргнул. Какие еще зубы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну, Тимми! Скажи «гы-ы!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбнулась, наморщила нос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На месте! Да здравствует кудесник Джимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах да! «С воплем «Кийа-я-я» от удара ноги…» Зуб на месте и десна как новенькая. Кудесник Джимми вставил другу Том Тиму зуб. Бог Джимми не захотел видеть свое творение Альду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так… – рыжая отступила на шаг, покачала головой. – Совсем скверно, да? Тогда раздевайся – и прыгай в бассейн. Но сначала – под душ! С мужчиной, от которого пахнет потом, разговаривать не намерена. А я пока доиграю гейм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог Джимми-Джон создал свой Эль-Рей – прекрасный Эдем с бассейном, душем, Гималаями и орбитальными полетами. Сюда пускают всех, здесь оживают даже умирающие рыжие Ежики, тут всегда рады другу Том Тим Тоту. Пускают всех – кроме госпожи Альды Клеви. Вихрю из Гипносферы места нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ему скажу! Я попрошу. Предложу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И достанет Он пергамент, и повелит расписаться кровью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эль Фано. «Процессия». Испания. XV век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот? Наше вам!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, денек. Этого еще не хватало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не узнаете? Я же Бобби, Бобби!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Узнаю, узнаю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Турецкий Султан на этот раз без гарема. Но такой же веселый. Цветет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поплавали, да? Классно тут, правда? У меня не хуже будет, обустроюсь – вас приглашу. Вы же мне в прошлый раз столько фирмовых идей понакидали! Про соседа подсказали, помните? Хе! Соседа – не соседа, а одного типа таки срисую. Буду его каждый день… Хе-хе! Воспитывать – с вазелином. Да падайте, чего стоите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне все равно. Можно упасть в шезлонг, можно даже слушать бульканье этого выдумщика. У Бобби-султана тоже появился собственный Эль-Рей, он тоже может проснуться поутру, вспомнить свой эдемишко хреновый, пузико огладить… Настоящая живая сволочь – из настоящего живого мира. Обидно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я вот только сегодня и сообразил. Прикиньте, дружище Том Тим Тот! Ведь когда платишь, нашему боссу по барабану, чего именно прописать. Хоть дворец, хоть тюрягу. Мы же за объем деньги кидаем, за объем – и за время. Так это же… Представляете? Стены из золота, крыша – из золота. Ну, там алмазы всякие…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А на фига? – лениво удивился я. – Перед кем выначиваться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да вы чего? – Султан даже подпрыгнул. – А гости если? Это же самый смак, чтобы дыму с перцем подпустить! Про золото – это я так, тут все бриллиантовые писсуары заказывают. А вот что-нибудь этакое, особенное! Ну… Вы же сами про жену соседа присоветовали…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот спасибо! Джимми-Джону «Гипнономикон» одолжил, Султану – жену соседа. Незаменимый я человек! Жаль, тебя с нами нет, Акула. Послушал бы, на что твое творение разменивают, гений австралийский!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Жену… Хе-хе! И ее можно. А на стены – всяких там Рубенсов с Рембрандтами. Я узнавал, самый дорогой, как его? Ван-Гог, во! Двести миллионов баксов за штуку, приколись! Так что на стены Гога приконопатить – а у входа Мэрилин Монро в позе поставить. Представляете? Гости приходят и Мэрилин, сучку, – по очереди, вместо аперитива. Только, чур, идея моя. Ноу-хау!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Каждому – по ноу-хау. Акуле – свое. И Бобби-султану – свое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О! Ваш автопилот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Мирце оказался купальник – желтый, в цвет ежикиных иголок. Бобби-султан цокнул языком, хлопнул ладонью по брюху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, уступите на часок, а? Пусть хоть отсосет, у меня как раз стоит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А может, лучше оторвать, милый? – вздохнула рыжая. – По самые твои гланды, козел ты драный…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………… на тевтонский крест! Пойдем, Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставалось понадеяться на программу-переводчика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, с Джимми можно поговорить, – Мирца задумалась, наморщила гладкий лоб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Взгляд не спрячешь – хоть каждый день шкуру омолаживай. Страшновато, когда на молодом лице – такие глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только… Тимми, маленький Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот спасибо, тетенька! – не выдержал я. – Ты еще скажи, что в моем возрасте всегда на молодятину тянет. То есть в НАШЕМ возрасте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Загорелая рука потянулась вперед, остановилась у моего уха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отвинчу! И скажу Джимми, чтоб нового не отращивал… На хрена тебе эта девочка, Тимми? Пожалел? Умрут все – и она, и ты, и я! И Джимми умрет, пусть он даже бог! Ну и что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ничего…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присела рядом, заглянула в лицо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обиделся? Чувств твоих не оценили? Ладно, мое дело поросячье, только ты тоже оцени, Том Тим Тот! Я узнавала – у всех, кто пользуется файлами Джимми, сон, обычный сон, быстро нормализуется. Недели за две, за три. Никаких кошмаров, никаких могил ползающих! Джимми для того и старался, кто же купит файл с такими побочными эффектами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черт, дьявол, Хусейн, Бен-Ладен! А и вправду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сообразил, да? – Мирца вскочила, отвернулась. – Сам же понял, что с ее появлением твой любимый город начал исчезать. Между прочим, мы с тобой его сразу нашли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, – я тоже встал, подошел к окну. Знакомые покои Джимми-Джона, знакомый гобелен на стене. Дракон пришед за Девицей, алкая ея пожерти… Кто Дракон, кто Девица? И Рыцарь кто? Вот со Смертью ясность полная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Между прочим, мистер Хайд мне очень понравился. Серьезный человек, не то что ты! Будь он лет на десять помоложе, я бы в него влюбилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот как? Альда увидела меня тридцатилетним, рыжая… Стоп, помню! Она и сама тянула почти на полвека. Седина с золотом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Закроем, – вздохнул я, – закроем и проедем. Летала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не помнишь? – Ее ладонь опустилась мне на плечо. – Школа, кабинет биологии, ты еще крыл свою биологичку окопным трехэтажным… Получилось! Правда, испугалась я здорово. Сосредоточиться, посмотреть вниз, сказать себе, что иного выхода нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если не можешь убежать – иди навстречу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Дети мои-и-и!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и Акула, уже на крыльце. Не на джипе подъехала – на плавниках приползла, потому и не услышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди! – Мирца подбежала, зашептала еле слышно. – Ему ничего не говори, а если хочешь разобраться – и в ней, и в себе самом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ау-у-у-у! Вы там ничем плохим не занимаетесь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Увези Альду из ее дурацкого мира куда-нибудь подальше – и трахни. До взаимного обморока. Способ жестокий, но действенный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пропуск у Джимми-Джона сама попросишь? – поморщился я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обойдемся. Привезешь ее ко мне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Может, мне подождать, малыши?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А джинсовый сегодня в ударе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И ничего! Даже фундаменты не уцелели. А может, и уцелели, только как увидеть? Ржавая арматура, обломки балок, тусклая стеклянная россыпь… И пыль, пыль, пыль. Не от шагающих сапог – просто пыль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверно, это еще хуже, чем оказаться неведомо где, за тридевять земель. Вот он, Эль-Рей, – вперед, мистер Хайд! По пыльной пустыне, по битому кирпичу, по развороченной брусчатке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На месте дома, моего дома… Нет, и думать не хочу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что ты чудишь, Том Тим Тот, смешной лилипут? Не ищи истину в своей Лилипутии, ее там нет, как нет и города. Город – это мы. Все мы – ты, неспящий доктор Джекиль, я, еще некто, нам неведомый. Мы – обитатели Сферы. Не вини никого, вампиров не бывает даже в снах. Если впереди пыльная пустыня – значит, она в нас самих.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…И этой ночью блаженные сны приснятся тому, кто спит… А он никогда не увидит Эль-Рей…»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;57. Футбол<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’19)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красные точки в черной пустоте кружатся, сталкиваются, растут, приближаются. Их десятки, сотни – одинаковых, разных, похожих. Ближе, ближе, ближе… Не точки уже, маленькие красные фигурки – юркие, неуловимые, мерцающие, быстрые.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В коридоре пусто. Разошлись почти все, младшая группа давно, средняя – только что. Всех забрали, за всеми пришли… В немытых окнах – серый вечер, тени неясные, размытые. Шагов не слышно, даже двери не скрипят. Старый дом затих, в нем еще не страшно, но вечер крепчает, густеют тени.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мамы все нет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Те стихи, что мама любит, – их поэт Лермонтов написал. И которая колыбельная, и про Бородино, и про Мцыри. Мама их много знает, она говорит, что Лермонтов даже лучше Пушкина. Мама недавно приехала из Тбилиси, так про Тбилиси Лермонтов и писал. Там две реки, что сливаются, – Арагви и Кура. Рядом с ними – монастырь, где Мцыри жил. А убили Лермонтова не в Тбилиси, он на Кавказе погиб, это место на открытке нарисовано, там сейчас памятник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни ворот, ни мяча. Футболисты всюду – мельтешат, падают, встают, обгоняют друг друга, снова падают. Красный футбол в темноте, беззвучный футбол, бессмысленный, безумный. Вперед, назад, во все стороны – неустанно, неостановимо. Тьма отступает, сгущается, но футболисты ее не видят, их все больше, они все ярче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На стене – старый огнетушитель. Он тут всегда висел, ждал пожара. Но пожары в коридоре не бывают, они случаются в подвале, где кухня. Оттуда начинает пахнуть горелым молоком, по лестнице ползет дым, и всех уводят во двор. А потом на полдник вместо молока дают чай.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мамы все нет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мама мне дала книжку про Персея. Про Геракла я уже прочитал, и еще мне про него папа рассказывал. Про Персея нам воспитательница пыталась рассказывать, но неправильно. Она думает, что Медуза Горгона всего одна, а у нее еще две сестры были, их Персей убить не смог. А про Геракла американский фильм крутят, он так и называется – «Подвиги Геракла». В кинотеатре Жданова идет, где мы с мамой «Барабаны судьбы» смотрели. Надо маме сказать, а то все видели, а я еще нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темнота отступает, красный свет заливает пространство, фигурки растут, им тесно, но они продолжают бегать, перегонять, расталкивать друг друга. Вечный футбол, непрекращающееся кружение красного по черному, танец огня в темноте. Быстрее, быстрее, быстрее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во дворе почти не осталось деревьев. У разбитого крыльца прежде росли голубые ели, но их срубили еще в войну. Соседний дом в войну едва уцелел, до сих пор стены не отремонтировали, даже дырки не замазали. А возле подъезда надпись: «Проверено. Мин нет». Ее нанесли чем-то черным, и она до сих пор словно новая. И на кладбище – том, что через дорогу, – очень много военных могил. К одной из них, которая на главной аллее, каждый день женщина приходит. Там сержант похоронен, он в госпитале умер, она – его мама.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мамы все нет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Когда мама придет, мы сразу не пойдем домой, надо еще постоять в очереди. Хлеб без очереди не купишь, надо дождаться, дойти до прилавка и попросить городскую булку за шесть копеек «новыми». Больше все равно не дадут, потому что хлеба мало. Мама рассказывает, что продается еще гороховый и кукурузный, но их есть нельзя. Про кукурузу сейчас все говорят и все смеются. А по нашему «КВНу» мультфильм показали про эту кукурузу, там еще сорняки песни пели. Я хотел написать письмо дедушке Хрущеву о хлебе, а мама говорит, что не надо, он и так знает. Тогда почему хлеба так мало?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красный футбол – красное пламя, темноты нет, она исчезла, растаяла без следа, всюду огонь, невыносимо яркий, обжигающий, уходящий за горизонт. Горящие смерчи мечутся, сливаются, опадают, снова растут, продолжают бесконечный бег. Красный огонь все ярче, ярче, ярче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В старом доме совсем стемнело, но свет в коридоре не включили, тени подползают все ближе, густеют, перекрывают путь. Дальше, в глубине, совсем черно. Там большой зал, днем его заливает солнце, и он становится очень красивым. На потолке – лепные гирлянды, на стене – огромная картина в золоченой раме. Но люстры не горят, поэтому идти туда незачем. Дом затих, сосредоточился, собирая силы перед близкой ночью.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мамы все нет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мама, наверное, задержалась на работе. «Работа» – это большой институт, там маму часто заставляют дежурить, даже на праздники. И летом мама занята, она ездит по каким-то карьерам, ей надо измерить, сколько там пыли. Этим летом меня снова пошлют в пионерлагерь, хотя я никакой не пионер, пионеры – совсем взрослые, а меня даже в октябрята не приняли, хотя других принимают. Но это в школе, а туда идти не хочется, все говорят, что в школе ничего хорошего нет. Мама не могла учиться в школе, потому что пришли немцы и школу закрыли. А папа в Ташкенте учился, там немцев не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не хочу в школу! Неужели мама не понимает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меленькие красные фигурки – юркие, неуловимые, мерцающие. Нет, не фигурки – просто точки. Их десятки, сотни, одинаковых, разных, похожих. Кружатся, сталкиваются, становятся меньше, удаляются. Дальше, дальше, дальше. Красные точки в черной пустоте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Футбол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;58. Семь цветов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 4’33)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, давай, служивый! Глаза выпучить, брюхо выпятить…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Извольте пожаловать, господин Грейвз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лестница в мраморе, дерево в кадке, ливрейный на посту. Дежа вю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Госпожа Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К чертям все теории! Тот же день – прошлый, кожей чувствую, печенкой!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …ждет в гостиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот! Только не меня ждет стриженая, не меня. Ну и мирок! Старина Кронос совсем обнаглел. Или обленился. То ему три раза «сегодня», то дважды – «вчера».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Акулой так и не потолковали всерьез. Не до меня Акуле – не иначе Бобби-султаны заказами закидали. Но кое-что плейбой все-таки сказал. Лучше бы промолчал, гений джинсовый! Или… Нет, правильно, что сказал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ступени послушно прыгают под подошвы, птицы-светильники застывают по стойке «смирно», вот и ковер – серо-буро-малиновый в крапинку. Какая сегодня Альда? Фиолетовая, кажется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца, рыжая сводница! То ее трахни, то у нее!.. Она права, стриженой нужно выбраться в обычный мир… В почти обычный. Синяя кнопка… Зеленая запрограммирована на стоп-сигнал, Творец не желает общаться со своим неудачным творением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альду не пустят в Эдем. Альда может не вернуться. Ее мир, ее проклятый файл взбесился, вошел во флаттер. Из обычного сна она выберется, из царства Акулы – нет. Даже не так, в ее владениях стриженая просто исчезнет – без следа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гуманист Джимми-Джон поставил стоп-сигнал. Неужели догадался, что я возьму Альду с собой? Или не догадался – просчитал, спланировал, австралийский он муд… мудрец! Небось и пергамент готов, и ножик, и Эль-Фано с палитрой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Файл Мирцы, синяя кнопка… Акула не ответила. Просто не ответила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот сейчас мне вмажут – прямым в челюсть! Не мне, конечно, Грейвзу-поганцу, но получу-то я! Как там? «Добрый день, господин Грейвз»? Таким тоном приговор в Нюрнберге объявлять!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Добрый день, господин Грейвз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вам того же, гр-р-рафиня! Неужели не помнит? Ничего не помнит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я же вам говорила, господин Грейвз, в доме нам лучше не видеться…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну почему так? Идешь на свидание к красивой девушке, готов из-за нее с Драконом поединничать (пусть не с Драконом, с Акулой), а как услышишь этот мраморный голос… Что Джимми-бог с нею, бедной, сотворил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, Альда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь – хук правой. «Мы же договорились…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы же договорились. В этом доме я – госпожа Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фу ты! «День сурка» в «Зеркале для героя». Рявкнуть, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твой дом – дурдом, ясно? Все, мотаем отсюда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не «Ты…» – именно «Ты!..» А в глазах… Ого!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Что себе позволяешь, ничтожество? Кем себя возомнил, Грейвз? Ты для меня – дешевая игрушка, я тебя просто выброшу. Из дому, из моей жизни! Немедленно! Сейчас!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Прокричала в праведном гневе гр-р-рафиня и опрокинула графин». Женский роман, предпоследняя глава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шагнула вперед, вздернула маленький острый подбородок… Вот-вот укусит – или лакеев с дубьем кликнет. Отволокут хама на конюшню…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Издержки воспитания графинь, что попишешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Редьярд Киплинг, бард империализма. Пиеса «Boots». Подзаголовок – «Infantery columns»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отшатнулась. Тонкие пальцы сжались в кулак. Неярко сверкнул тяжелый камень на перстне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет… Не надо, Эрлих!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это не пароль! – улыбнулся я. – Вторая попытка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь на глазах – слезы. Еле заметные в фиолетовых отблесках.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Foot – foot – foot – foot sloggin’ over Africa…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шагнул ближе. Внезапно почудилось, что Альда закричит. Страшный сон вернулся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Видишь, совсем не больно. Неужели сразу не узнала?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Seven – six – eleven – five – nine-an’-twenty mile to-day —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Foure – eleven – seventin – thirty-two the day before —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;There’ no discharge in the war!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь ее очередь шагать – назад, к тяжелым белым портьерам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я выучила это проклятое стихотворение наизусть! Наизусть, Эрлих. Но зачем, зачем? Твоего бога нет! Его нет, нет, нет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Она и в самом деле кажется мраморной – дорогим холодным камнем в роскошном фиолетовом платье. Даже слезы светятся острыми гранями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бог есть, Альда! Он, правда, не очень общителен… Но мы что-нибудь придумаем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты меня обманул, Эрлих! Обманул, бросил!.. Нет твоего бога, нет! Ты его выдумал, нарочно выдумал, чтобы мне стало больно. Я же тебе поверила, каждому слову поверила. А ты ушел, оставил меня с этим Грейвзом, с этим подлецом, грязным мерзавцем!.. Да, он мой любовник, ты уже понял, я сплю с ним каждый вечер, мы встречаемся в одном паршивом мотеле, там всегда влажные простыни, какая гадость!.. Не думай, это не из-за тебя, вовсе не из-за тебя, это из-за суки Дайзы. Она, она и мой жених… Зачем я тебе рассказываю, тебе все равно, Питер Пэн, ты меня обманул, ты меня бросил! Убирайся, у меня – своя жизнь, это мой мир, мой собственный мир, мой отвратительный грязный мир…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погоди… Что-то покажу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Провела ладонью по мокрому лицу, попыталась улыбнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь ты точно решишь, что я сумасшедшая… Пойдем, это в соседней комнате.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вместо золоченой рамы – грубо сбитые обгоревшие доски. Холст в серых пятнах, нет даже грунта, пространство картины словно разорвалось, пошло клочьями. Там же, где осталась краска… Мертвые дома, пустые глазницы окон, черные квадраты разбитых витрин, развороченный асфальт. И небо темное – без солнца, без звезд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убитый город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я купила ее, Эрлих, эту страшную картину. На этот раз – точно из-за тебя! И… не просто купила. Погляди, ничего не изменилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошел ближе. Изменилось? Старый Берлин, Берлин 1945-го – разбитый артиллерией главного калибра, изувеченный гусеницами танков, расстрелянный реактивными минометами. Еще один погибший город. Почти как мой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуга, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуга?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Маленькая, робкая, еле заметная, в дальнем правом углу. Не захочешь – не увидишь. Слишком темно, слишком тесно, слишком жутко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я съездила к художнику. Представляешь, как он удивился? А потом согласился и даже сказал, что теперь в картине появился смысл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мрамор исчез без следа. Альда снова живая, снова настоящая – обычная девушка в нелепом фиолетовом платье… Нет, не обычная – красивая заплаканная девушка с покрасневшими глазами, с платком в правой руке. Девушка, захотевшая увидеть радугу на страшной картине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Радуга – символ гибели, Альда! Я читал, что ангелы посылают радугу как знамение, как занавес над миром. Саван!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это придумали очень плохие люди, Эрлих! Радуга – всегда надежда. Дождь кончился, впереди солнце, впереди – синее небо. Радуга не символ гибели, она – знак перемен. Будет нечто новое, непонятное, но будет, обязательно будет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черный цвет, Альда. Черная полоса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь нет черного, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый охотник желает знать, где сидит фазан… Каждый Охотник Желает Знать… Черного нет. Просто радуга, семицветная надежда. Стриженая еще надеется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Эксперимент. Недолго, очень недолго… Будь ты проклят, друг Джимми-Джон!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь расскажи про своего бога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нашего, Альда. Нашего!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь расскажи про НАШЕГО бога!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голова Альды – на моем плече, щеке тепло от ее дыхания. Будь я чернокрылым Мефисто, остановил бы мгновение, превратил в час, в день, в вечность. Но я не Мефистофель, не бог, даже не Австралийская Акула. Из соседней комнаты доносится еле слышное тиканье часов, секунды бегут, надо решать, решиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тик-так! Тик-так! Тик-так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, пульт у тебя на ладони? Но я ничего не вижу! И… Я его не чувствую, не могу даже нащупать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потому я и боюсь, Альда. Твой мир… Он очень непростой. Ты смогла попасть в мой сон, в мой город, но к Джимми-Джону тебя не пустили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тик-так! Тик-так! Тик-так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь, меня не пустят и к этой… Мирце? Она кто? Твоя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тетушка! Я не этого боюсь. Джимми-Джон может путешествовать по снам, и я могу, но мы люди, мы просто спим. В крайнем случае, увидим кошмар, проснемся. А ты… Не могу пока объяснить, но тебе это опаснее, чем мне, чем всем остальным. Сон Мирцы, ее мир, он необычный – маленькая платформа над просто сном, над океаном Гипносферы. Но и твой сон, твой мир не такой, как другие. А ведь тебе надо будет вернуться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тик-так! Тик-так! Тик-так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы люди, вы просто спите, вы можете проснуться… Значит, меня нет, Эрлих? Я – сон, призрак? Такой меня создал твой бог – создал и отвернулся? Ты говоришь, «платформа». Скажи сразу – «Рай»! И что? Меня скинут вниз, в океан? Я не смогу снова стать Альдой Клеви, не смогу выйти с черного хода, поехать в проклятый мотель и отдаться там Грейвзу? Нажимай кнопку, Питер Пэн! Не смей спорить – нажимай!.. Что ты говоришь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это переводчик, Альда. В твоем файле плохая программа-переводчик… «Ей так хотелось без плана, без карт мчать путями большими. Ей так хотелось ворваться в ад на своей горящей машине…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит… Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, СИНИЙ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Синяя кнопка! Зажигание… Пуск!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А души взлетают в небо, где Бог отбирает у них права…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;59. Сержант<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’09)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Шезлонги на месте, на столике пусто, на зеленой траве – зеленые ласты, вода не успела высохнуть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее рука все еще на моем запястье. Ее рука… Куда исчез перстень, я же помню!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незнакомая девушка в джинсах и белой спортивной майке пошатнулась, разжала пальцы… Подхватил я ее у самой земли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Негромкий стон… Где рыжая, черт ее!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Мирца!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же! В комнате обнова – двуспальный полосатый матрас прямо на полу. Рядышком букет орхидей в кокетливой вазочке, на подоконнике – раскрытая на самом интересном месте «Камасутра».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не стыдно, старая сводница?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца!!! Твою передивизию да через генеральный штаб!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Один не справишься, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где только пряталась? Под матрацем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, сейчас, у нее просто обморок, бабские штучки, это тебе не с трех километров без парашюта… Дьявол, у меня и лекарств нет, даже нашатыря, мы же тут здоровенькие и здоровенькими сдохнем. Да не дергайся, Тимми, давай сюда воду. Вот так, вот так… А теперь мы ее на матрас положим, хоть для чего-нибудь пригодится. Слабосильная вы команда, герои-любовнички… «Моя милая в гробу, я лежу, ее гребу…» Да не помрет, вот, уже моргает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я… Извините… Добрый день!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голос узнать трудно, лицо немного другое, загорелое, с еле заметным шрамом на правой щеке. Но все же это она – Альда Клеви. Она! Живая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И вам добрый… – Мирца не без сожаления отложила в сторону толстый справочник с крылатой железякой на обложке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы на полу, по обе стороны от матраса. Я слева, рыжая справа. Белая майка Альды залита водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы, наверное, Мирца?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая улыбнулась, привстала – и внезапно подмигнула. Мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, Питер Пэн! Намучился с ненормальной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Со мной, что ли? – невозмутимо поинтересовалась Мирца. Почти что невозмутимо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С Альдой Клеви, конечно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Села, огляделась. Вскочила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, хватит валяться… Прошу прощения, что изображала пациента анатомички, но эти ваши, извините, научные эксперименты… Джимми-Джона, часом, не разыскивает Интерпол?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с рыжей переглянулись. Кажется, она представляла Альду Клеви немного другой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Управляемый сон… – Стриженая с интересом покосилась на авиационный справочник, покачала головой. – Истребители с изменяющейся геометрией? Уважаю!.. Читала про подобные опыты, леди и джентльмены, но оказаться в каком-то файле!.. Вам не кажется, что такие эксперименты незаконны? Вот подам на вашего выдумщика в суд!.. Питер Пэн, тебя здесь, как я понимаю, зовут Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зовут так, – вздохнул я. – Имя другое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда (Альда?) хмыкнула, дернула плечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю твое имя… Тимми. В твоем сне было здорово, особенно когда ты меня с небес скинул. Я тогда стала почти нормальной, даже пыталась тебе объяснить, но… мой персонаж! «Жестокий мальчишка!», «Жестокий мальчишка»! Я на твоем месте ей бы уши, зануде, оторвала! Так что имя твое помню, но ведь мы все под «никами» прячемся, как на порночате… Значит, искусственный сон? Ваш сон, Мирца?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая отделалась чем-то средним между «ага» и «угу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Погляжу, осмотрюсь. Не возражаете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А если бы и возражали?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты ее не трахнешь. – Мирца меланхолически глотнула красный сок. – Это она тебя трахнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, поглядела сквозь неполный стакан на солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И меня трахнет. А потом подаст на нас в суд. Только не говори, что раньше она была томной и романтичной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну… – Я осторожно оглянулся, перешел на шепот: – Люди во сне другие. А ее сон – вообще программа, женский роман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она плакала у тебя в объятиях. Просила поцеловать, дышала в щеку, умоляла: «Забери! Забери! Век твоя буду!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На такое можно и не отвечать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Другая, совсем другая! Дело не во внешности, не в загаре, не в шраме на лице, не в возрасте (двадцать пять? двадцать семь?). Тон, манера, голос, глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альды Клеви больше НЕТ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но этого она и хотела? Проснуться, покинуть нелепый придуманный мир с ливрейными лакеями на лестнице и влажными простынями в мотеле?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А утром – утром чары падут,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оковы падут вместе с ними…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснулась. Проснулась – и умерла. Оковы пали, чар больше нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сгорает бабочка в фонаре,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дымит прозрачная кожа…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка Альда Клеви сгорела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здорово! Не верится даже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та, что была Альдой, удовлетворенно улыбнулась и присела в пустой шезлонг. Я заблаговременно освободил место, устроившись прямо на земле, поближе к рыжей. Вдруг защитит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, леди и джентльмены…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с Мирцей вновь переглянулись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак… Еще раз прошу прощения, что помешала. Прежде всего у вас, Мирца. Но так надоело болтаться в этом идиотском сне! Я знала, что сплю, но не могла ничего поделать. Как парализованная, словно мне позвоночник сломали!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая отвернулась, еле заметно вздрогнула. Я быстро схватил ее за руку, сдавил что есть силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? – незнакомая госпожа Клеви была уже рядом. – Сказала не то? Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая покачала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так… – Альда-бывшая присела рядом со мной, закусила губу. – Мирца, ничего не понимаю, но… Простите, ради бога! Ударьте меня, в конце концов!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я бью только Тимми. – Рыжая с трудом подняла голову, попыталась улыбнуться. – Вы ни в чем не виноваты, Альда. Я… Я вас… понимаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда мир и дружба!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Две загорелые ладони потянулись друг к другу, нерешительно остановились… Дотронулись. Переплелись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А ведь похожи – планеристка и та, что была Альдой, очень похожи! Только бывшая чемпионка Латвии лежит пластом в темной комнате, накачанная снотворным, а стриженая… Кто же она такая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как бы опять глупость не сморозить? – Альда-бывшая встала, поглядела на открытую дверь бунгало. – Вот что! Прошу прощения, но Тимми я забираю. Попав в тыл к противнику, рекомендуется первым делом взять «языка» для последующего допроса и уничтожения. Мирца, не беспокойтесь, право бить оставляю за вами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Радуга – всегда надежда. Дождь кончился, впереди солнце, впереди – синее небо». Я соскучился по твоему голосу, Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю, как и начать, Тимми… Вы держались по-рыцарски с этой Клеви. Говорите, сценарий женского романа? Весьма похоже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был усажен на матрац, стриженая предпочла остаться на своих двоих. Иогансон, картина «Допрос коммуниста» – только все наоборот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я взрослый человек, но и меня порой тошнило. Какие страсти, какие, извините, позы! Мой персонаж… Воркует с вами, а потом, извините еще раз, становится на колени и делает минет этому ублюдку Грейвзу. Он даже брюки не снимал!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настала моя очередь отворачиваться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда… Не надо! Я тоже не слепой, но разве в этом дело?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не в этом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая резко остановилась, щелкнула пальцами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не в этом, Тимми!.. Я хотела сказать две вещи. Прежде всего, огромное вам спасибо. Вы вели себя как истинный джентльмен в ситуации, джентльменства вовсе не требующей. Я бы охотно посоветовала больше не появляться в этом… дурдоме, кажется, да? Но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присела рядом, положила руку на мое плечо. Ладонь незнакомая, тяжелая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но тут начинается вещь вторая. Я ничего не помню о себе, Тимми! Ровным счетом, даже имени. Понимаю, что мы не в обычной… реальности, но вы с Мирцей о себе все знаете! Что это значит? Отчего я не могу проснуться по-настоящему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон, Акула Австралийская, демиург гребаный! Что это значит? Отчего, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока вы утирали слезы этой… моему персонажу, вы успели кое-что рассказать – и про платформы, и про непростой файл. А теперь еще раз и очень-очень подробно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ага…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапно она усмехнулась, обхватила меня за шею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, друг Тимми! Совсем заклевала, да? Наверняка моя «дневная» профессия – сержант морской пехоты. Но я должна понять, должна вспомнить! Вспомню, проснусь, напишу вам письмо… А лучше завалимся вместе куда-нибудь на Багамы. Общаться с вами – это не… удовлетворять подонка Грейвза во всех извращенных формах!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне семьдесят лет, – сообщил я не без гордости, – у меня горб, большое брюхо и постоянная икота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шея стала свободна, зато крепкие ладони сжали мои щеки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сильный парень Тимми!.. Тимми, помоги мне, помоги! Вытащи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда Клеви, сгоревшая бабочка! Новая, незнакомая, непохожая, чужая, взрослая… В одном ты не изменилась – веришь другу Тимми, как «персонаж» верил Эрлиху-призраку. Друг Тимми сильный, друг Тимми вытащит, мы поедем на Багамы, у сержанта морской пехоты неплохое жалованье! Никуда я не денусь, стриженая, расскажу правду, буду долго объяснять, растолковывать на пальцах. Ведь такое сразу не поймешь, не наденешь на голову…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Ты читал стихи. Про то, как она хотела ворваться в ад. Почитай еще, Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, все поняла. «Там» меня нет, «здесь» же… Ты объяснил очень-очень доходчиво. Почитай!.. Если не хочешь эти, давай Киплинга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не помню по-английски…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Давай на каком угодно. Мне нужно несколько минут, всего несколько минут… Можно даже стоя, без кофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хорошо. Не очень точный перевод, конечно…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брось-брось-брось-брось – видеть то, что впереди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-все-все-все – от нее сойдут с ума,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отпуска нет на войне!<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты-ты-ты-ты – пробуй думать о другом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог-мой-дай-сил – обезуметь не совсем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И отпуска нет на войне!<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;60. Протей<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’01)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отстань, квест недоделанный! – заорал я, еле сдерживаясь, дабы не сотворить коротышке вселенскую смазь. – А вы, Джимми, перестаньте ржать, не смешно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оп-па! Кажется, не по правилам. Тишина, удивленные физиономии, мулатка-шоколадка замерла у столба. Бармен вообще окаменел, глаза выпучил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бить будут – или в ноги повалятся? Все-таки мой сон, я тут царь, бог и воинский начальник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажите им, что все в порядке, – Акула, отсмеявшись, махнула рукой. – Файл несовершенный, не все ваши реакции просчитаны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Свободны! – повторил акулий жест и отвернулся. Опять забыл, где нахожусь. Но если забыл, да еще опять… Гений все-таки этот австралиец, хвостом бы его!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем рядом послышался горький плач. Маленькой Бетси не дали сигаретку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну что мне с вами делать, друг Том Тим? – Джинсовый подался вперед, посерьезнел. – Поверьте, у меня нет времени разбираться с вашей Альдой Клеви!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С нашей, – буркнул я, не оборачиваясь. – Точнее, с вашей, Творец-Саваоф!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сюда я его и вызвал, в занюханый и пошлый mo14.jpg, в паршивый Голливуд класса «В». Раз я нужен плейбою, пусть снизойдет, пусть растолкует. Снизошел, не побрезговал. Приплыла Акула!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сначала о мелочах… То, что там день идет по кругу, сами виноваты, Том Тим. Красную кнопку применяли? Вашу любимую бабочку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От удивления я все-таки повернулся. При чем тут… Стоп!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хотите сказать, что мое появление и исчезновение в файле… в мире Альды нарушает ход времени?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В зале – снова порядок. Легкий шум, толчея у стойки, мулатка на помосте сдирает последний фиговый листок… Простые тут нравы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мир Альды – ЕЕ сон, друг Том Тим. Вы в ее сне – деструктивный элемент, вы – подсознание, не забыли? Корежите, искажаете, портите. И не только ход времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порчу, значит? Я скрипнул зубами, не глядя, вытащил из пачки сигарету, нащупал в кармане зажигалку… Черт, дьявол, не покуришь даже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, угости сигаретко-о-ой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-на!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетси радостно взвизгнула, полезла обеими лапками в пачку. А немного курева осталось, значит, скоро и этому миру-файлу конец. Жалко? Кто его поймет? Берег и белую шляпу до сих пор вспоминаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кстати! – спрятал пачку, хлопнул ладонью по карману. – Чтобы не нарушать, не портить и… Не корежить, кажется? Вы этот героинчик и придумали, друг Джимми-Джон? Курнул – адаптировался. Только почему все предлагаемые… образы – такие уроды? Вы хоть сами пробовали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула кивнула, ненадолго задумалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уроды? Вы когда-нибудь новые ботинки примеряли, друг Том Тим? И жмут, и подъем не тот, и вообще непривычно… Это же ВАШ сон! Очень быстро, за час, за два, вы адаптируете любую маску под свой характер, причем даже не заметите. Скверный тип из этого бара, которого вы явно невзлюбили, превратится в веселого рубаху-парня – или в задумчивого философа с банкой пива в руке. Он станет вести себя, как и вы на его месте, только…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Без моих комплексов и воспоминаний? – понял я. – Ладно, считайте, я вас недооценил. Браво! Но мы говорим об Альде, о ее сне. Там я – ублюдок Эрлих Грейвз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что такое? Опять коротышка? Ладно, подставляй нос!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы так и не договорили с бывшей Альдой, с Альдой-новой. Она исчезла, пропала, растаяла без следа. Я как раз отвернулся, услышал, как стриженая вскрикнула…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула успела успокоить – ничего страшного, Альда вернулась к себе, в расчудесный мир-роман. Файл Мирцы не рассчитан на троих, Альда-призрак – слабое звено, ее просто выкинуло прочь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, госпожа Альда Клеви у себя дома. Госпоже Клеви приснился очередной кошмар. Ничего страшного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих Грейвз… – загорелая рука легко хлопнула по столешнице. – Значит, пора поговорить о вещах серьезных. Что такое сон Альды, Том Тим? Откуда сюжет, герои?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– От верблюда! – буркнул я, запоздало вспомнив о программе-переводчике.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все вам слоны, верблюды, – Акула ничуть не удивилась. – Сон – сценарий, основа – первый попавшийся роман. С полки снял левой рукой и не глядя. Я наметил все персонажи, только наметил – внешность, особенности поведения… Все они, кроме Альды, такими и остались. Их квазижизнь – вариации на тему сценария с очень небольшими отклонениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Големы, – кивнул я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Големы… Кстати, можете раскурить сигарету и дать девушке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять Бетси-квест? Ну нет, не хочу превращаться в американского дауна – даже на несколько секунд! Пусть его кто хочет перевоспитывает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ой-й-й!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, ничего у коротышки не сломано – я лишь обхватил ее за плечи и обездвижил. Бетси засопела, подергалась. Затихла. Кажется, довольна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, големы. Исключение – Альда. Повторяю – я не знаю, что именно появилось из Гипносферы. Не знаю! Меня интересовало не это, а сама возможность закрепить Нечто, постороннее Нечто, в искусственном сне. Еще точнее – переселить туда, хотя бы на время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь уж задумался я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нечто… Чья-то… душа? Живого человека или…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скорее всего, «или». – Джинсовый невозмутимо кивнул. – А еще вероятнее – несколько обрывков и обломков, которые соединились вместе и стали Альдой. Каббала, я же вам говорил! Книга «Сияние» – Святой, благословен Он, вкладывает в нас фрагменты единой Души, прежде принадлежавшие разным людям. И не только души – воспоминаний, снов, страхов, надежд. Поэтому личность неповторима – как снежинка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог-Акула сотворил снежинку Альду. Обрывки душ, пойманные на крючок файла-западни… Африканские колдуны (привет Ливингстону!) в подобном, говорят, мастера. Что там про гору было?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Они совершили паломничество к священной горе Нчомокела, где покоятся останки их предков. Они торжественно обратились к невидимым духам, моля их засвидетельствовать невиновность своих детей, и проглотили муаве».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебя бы ядом муаве, Акула!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь Грейвз. Он – оболочка для гостя, в данном случае для вас. Не понравился? Отчего же вы его не адаптировали, попросту говоря, не очеловечили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бросьте! Он же ублюдок и негодяй!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«И ты свое получишь, Альда! Думаешь, гордячка фригидная, на тебя управы нет?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Который быстро стал бы добродушным шалуном, этаким безобидным казановчиком. Или если посмотреть на вас… Только не обижайтесь!.. Искренне влюбился бы в обеих героинь сразу и раскаялся во всех грехах. Вы даже не стали как следует примерять ботинок, Том Тим!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черт с ним, с Грейвзом! – перебил я. – Альда! Какая она – настоящая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сбоку – легкое шевеление. Неутомимая Бетси-квест требовала продолжения игры. Интересно, ее тоже можно… очеловечить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда? – Акула внезапно оскалилась. – Никакая! Она – Протей, личность без индивидуальности, принимающая любую форму. Еще не поняли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Личность без индивидуальности? Что за чушь, что за бред акулий?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если судить по вашему рассказу, Том Тим… Альда, точнее Нечто из Гипносферы, заполняет созданный мною образ – и становится не очень симпатичной светской дамочкой. Так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тон покоробил, но я все-таки кивнул. Красное платье – красные камни, синее платье – синие камни…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Потом вы ее перетаскиваете к нашей Мирце, в ее файл, в ЕЕ сон. Прежний сценарий над Альдой не властен. И кем Альда становится?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О Господи! Как же я сразу не увидел, не понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она стала… Мирцей?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Истребители с изменяющейся геометрией? Уважаю!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вздох – долгий, полный облегчения. Истинно акулий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Поняли, наконец?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…У помоста – драка, точь-в-точь как в прошлый раз. Перепившийся ковбой тянет к себе телеса, те отбиваются, машут конечностями, громилы-вышибалы готовятся заломать сквернавца. Но орут негромко, под сурдинку. Клиент отдыхает!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Последний вопрос, друг Джимми-Джон. В… сценарии Альда была героиней романа. У Мирцы – Мирцей. А со мной? Она же становилась совсем иной, она была…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– ВАМИ, друг Том Тим. Альда с вами – это вы и есть, ваше собственное отражение с очень небольшой коррекцией. Вы Нарцисс, друг мой! Пересказывать миф, надеюсь, не требуется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…А утром – утром чары падут,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;оковы падут вместе с ними,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;и женские губы станут в бреду<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;шептать проклятое имя…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не Бог, друг Том Тим, хотя и пытаюсь творить миры. Я уже говорил: люди обычно хотят немногого. И это немногое им лучше дать. Помните Бобби, того тупого извращенца? В своем золотом дворце он или перебесится и подобреет – или сожрет сам себя, захлебнется комплексами. В любом случае безопаснее, чем если он стал бы сублимироваться «там». А мне нужно больше. Я хотел создать мир для нескольких хороших людей. Нескольких сот, нескольких миллионов… Они бы освоили его, создали бы – не без ваших советов, Том Тим! – приличное если не общество, то общежитие. А потом – остались бы в этом мире навеки. Я не шутил, когда пообещал вам бессмертие. Ни вы, ни Мирца, кажется, не поверили, но… Всему свой черед. Даже мои маленькие файлы, пустячки, такие, как этот, – тоже полезны. Люди могут просто отдохнуть, а не страдать от кошмаров. Вот чего я хотел и хочу… А вот вам, Том Тим Тот, требуется нечто глобальное. Вы действительно хотите стать богом. Творец – это не всемогущество вообще, здесь и всегда, а желание всех и вся подчинить СВОИМ правилам. Бог не обязательно начинает с чего-то колоссального, можно и с сущей мелочи. Скажем, превратить в человека собственное отражение в зеркале. Не стоит, друг Том Тим, не получится! С зеркалами лучше не шутить, об этом еще древние знали. То, что ваш город пропал, ваши обычные сны превращаются в кошмары – может стать только началом… Да, не забыть бы… Мирца сегодня перебралась ко мне, синюю кнопку можете больше не нажимать, файла нет. Так оно безопаснее… Почему я не хочу видеть Альду? Неужели не поняли, друг Том Тим? О чем мне разговаривать с САМИМ СОБОЙ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…В очках-озерах трещин разлет,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;холодный зрачок пуст.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он почувствует – в мертвом теле его<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;появится мертвый пульс…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;61. Терриконы<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 8’04)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гора оказалась не черной, даже не серой – рыжей. Крутой склон поднимался до самых небес, тянулся влево и вправо, неровные каменные языки сползали к самому шоссе. Старая битая порода, уже поросшая травой и невысоким кустарником…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Террикон, – не без гордости сообщил я. – Обожаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сзади – негромкий смех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мистер Хайд обожает терриконы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая, в цвет искусственной горы, Мирца не захотела подниматься и теперь дожидалась меня у подножия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что? – охотно согласился я. – В детстве часто приходилось бывать в Донбассе, у меня мама оттуда родом. До сих пор снятся вагонетки – бегут себе по стальному тросу, позвякивают. Откуда, куда? Так и философом можно стать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подняться выше, к неровной рыжей вершине? Или даже взлететь? Не стоит, еще успею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А терриконы… Если он «живой», то весь черный, страшный, дымящийся. Даже не черный – черно-серый. Между прочим, из-за горения в терриконах минералы синтезируются. Мечта геолога!.. Потом, когда породу уже не скидывают, террикон начинает умирать. Сначала темнеет, потом идет рыжими пятнами… И вот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не без гордости развел руками. Эту гору я, конечно, не насыпал… Но кому она приснилась, а?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Города нет, не повезло на этот раз. А тут еще не бывал: дорога вдоль морского залива, небольшой поселок вдали – и терриконы до горизонта. Старые, рыжие, «мертвые»… Жаль, в городе таких не найдешь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вообще-то хорошо, лучше не бывает. Тишина, море, терриконы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, я не зря утащила сюда беднягу Тимми? Он, знаете, мистер Хайд, брыкался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пора и вниз. Пройти по шоссе, поглядеть, что дальше, за поворотом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, кажется, весьма расстроен? Вот лилипут! Постойте, постойте, он вроде бы в призрак влюбился? Бедняга!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца подала руку, но я проигнорировал и лихо спрыгнул прямо на асфальт. Снова – негромкий смех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы – чудо, мистер Хайд! Тот же Тимми, только старше, умнее и без комплексов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мерси!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вблизи заметно, очень заметно. Не так все с рыжей! Седины прибавилось, заострились скулы, и взгляд иной. Словно грызет ее нечто, не отпускает. И не сорок ей, все полвека будет, но… Но все равно молодец, тетка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа – море, слева – рыжий отвал, под ногами – теплый асфальт. За поворотом… Не знаю, что за поворотом, для того и иду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Узнать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сегодня полетаем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Полетаем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь начинаю привыкать! Города нет, что осталось – не город, но все равно я «здесь», и не нужен пульт, пусть себе светит точкой в небе – слева и вверху. Придумать такое – подвиг, не спорю. Австралийцу Нобелевка светит, и правильно светит. А вот отказаться от пульта, от бабочки-выручалочки, от красной кнопки? За подобное премий, конечно, не дают… И не надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и рано премии давать. Вон, звездочка поблескивает – искушает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы сегодня… То есть не вы – Тимми появился весь зеленый, я поняла, что купать и бить его бесполезно, оставалось применить насилие и отправить сюда… Странно, мистер Хайд, один и тот же человек может быть таким разным! Я не только о вас, я и о себе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странный тон у Мирцы! Невеселый. И сама она – грустная, хоть и бодрится. Спросить? Нет, нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если уж нырять в самые глубины… Мы все внутри Сферы, единой Сферы. Там много миров, мы проживаем несколько жизней одновременно, даже не зная об этом. Так чему удивляться, что мы каждый раз немного другие, непохожие? Даже в обычной жизни… Человек всегда разный, Мирца! В детстве один, в старости – другой. На работе, в компании, извините, в чьих-то объятиях…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Началось! – рыжая недовольно поморщилась. – Почему – извините? В этом вопросе вы с Тимми – близнецы. Это не скромность, мистер Хайд, это… извините!.. ханжеством пахнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Кажется, в тех краях лилипуту приходится туго… А поворот мы, между прочим, прошли. Так что за поворотом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зелено-желтая неровная степь, черные силуэты копров, от столба к столбу – еле заметные издали тросы, серые пятнышки вагонеток. И терриконы – черные, серые, рыжие. Тихо, очень-очень тихо, только слышно, как стучат вагонетки. Бегут, бегут – из ниоткуда в никуда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здорово! Насмотрюсь на год вперед!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ну вот, только расфилософствовался, а вы… Какое ханжество во сне, Мирца? Секс «здесь»… извините, лишь отражение того, что происходит «там», в дневной жизни. Если у моего доктора Джекиля возникают… извините, мысли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы еще мне про физиологию расскажите, умник! Подавленные желания, долгое воздержание… У вас, неспящего, зачесалось, и тогда «здесь», откуда ни возьмись, появляется Л, сдирает с себя и вас исподнее… Заткнитесь, мистер Хайд, а то не посмотрю – и так вам врежу! Извините…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Налево? Направо? Нет, и даже не вперед. Эту степь надо рассматривать, словно картину. Рассматривать, запоминать… Горы-муравейники, черно-рыжие конусы, далекая память детства. Маленький городок, белые дома в центре, долгий ряд заборов шахтерского поселка возле одной из рыжих гор. Давно туда не ездил. Незачем – и уже не к кому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смотреть, смотреть, запоминать. С открытыми глазами, с закрытыми…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мистер Хайд! Я вас, не дай бог, не обидела?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не обидели, Мирца. Еще чуть постою и… К морю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Седая Мирца… Увы, седая, теперь точно вижу! Она ничем не обидела мистера Хайда, а вот ее кто-то – наверняка. Уж не ты ли, Том Тим Тот? Что там у вас происходит, в Лилипутии? Что за планов громадье? Зачем нормальным людям все эти платформы над океаном, бабочки-выручалочки, искусственный Сад Эдемский? «Здесь», во сне, человек, наконец, остается наедине с собой. А это так важно – разобраться в себе, понять, пережить! Вы что там, в Лилипутии, боитесь? Самих себя опасаетесь? Такое годится разве что для больных и увечных, и то не всегда. Опий тоже дозируют… Доктор Джекиль, брось баловство, не гляди перед сном на файлы, глаза испортишь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я попробую! Сама, сама!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Берег моря, невысокий обрыв. Седая женщина пытается взлететь. В принципе можно – разбежаться, спрыгнуть с края. Невысоко, но получится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В принципе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поглядел на солнце, глубоко вздохнул – как всегда перед полетом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не выйдет, Мирца. Сейчас не утро, даже мне будет трудно. Давайте вместе!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обернулась – резко, словно от удара.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не путайте меня с вашей Альдой, Тимми. Которую вы даже трахнуть не смогли, слабак!.. Я пошла!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стой! Нельзя, нельзя, не о том думаешь, седая-рыжая, думать надо только о полете. Злиться нельзя и назло кому-то взлететь – тоже нельзя!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ах, черт!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну вот! Я же говорил…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сильно ушиблись?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глупый вопрос, глупее не бывает. Обрыв – метра три, внизу, правда, песок…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-ничего, не стеклянная! Не в первый раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Песчинки всюду – на лице, на сжатых от боли губах, в коротких рыжих волосах… Надеюсь, в чужом сне кости не ломают?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не помогайте, Тимми! Я сама, сама… У меня получалось, правда? Я смогу, я научусь, успею!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясно. Не люблю героев!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подождал, пока она встанет, провел ладонью по седым волосам, стряхивая наглые песчинки. Крепко взял за худые костистые плечи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я, конечно, слабак, Мирца, и кого-то там не трахнул, но сейчас прошу слушаться инструктора. Если говорю нельзя – значит, нельзя! Во сне, как и наяву, начинают с малого…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медленно подняла голову, дернула уголками губ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня нет времени, мистер инструктор. Совсем нет! Каждый день… час на счету. Я хочу научиться летать, хотя бы «здесь», во сне, в бреду, в беспамятстве. Где угодно! Научусь, если не могу летать «там». Слышите? И когда научусь – мне не будет страшно! Поняли, умник?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умник понял. Не все, но всего и не требовалось. Седая пятидесятилетняя женщина хочет научиться летать во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тогда… Тогда извольте выполнять команды, курсант Мирца! Первое… Для начала мы поднимемся вместе. И хватит спорить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серо-желтая степь, маленькие пятнышки терриконов, зеленая гладь морского залива. Выше, выше!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Альдой получилось сразу. Стриженая поверила – как в сказку, как в сон. А это – главное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука Мирцы холодна как лед. Ей не страшно, но рыжая-седая еще не верит. Не мне – себе самой. Ничего, поверит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Внимание… Отпускаю!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Маленькая фигурка камнем мчится к земле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вниз, скорее! Если что – успею. Давай, седая! Ты должна прислушаться, почувствовать, поверить. Это просто, люди всегда летали, достаточно представить, что вокруг не свистящая пустота, а упругая хлябь, омут из которого надо выплыть. И наверх, наверх, наверх!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Скорее!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще раз, мистер Хайд! Пожалуйста… У меня получалось, почти получилось, я почувствовала, поверила!.. Не держите за руку, я сама, сама!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серо-желтая степь, зелено-желтая страна терриконов. Маленькие пятнышки – черные, серые, рыжие. Города не видно, даже с таких высот. Ничего, найду!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не держу вас, Мирца. Вы летите.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;62. Приговор<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’17)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Экспертиза номер семь. Вдо-о-ох!.. И что я скажу? Как всегда – правду? Очень ей нужна твоя правда, Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы-ы-ыдох!.. Проба воздуха… Прежний, вчерашний, типичное дежа вю. Теперь последует «Извольте пожаловать…», дальше – лестница, знакомый скетч в гостиной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да при чем здесь воздух? Ничего такого в нем нет, обычный, с кислородом и азотом. Просто – не спутаешь. Чую! Ну, служба, где «Извольте пожаловать…»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что такое? Опять?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять – и снова. Пусто, если дерева в кадке не считать. Пусто-пустынно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ау-у-у-у!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взгляд налево, взгляд направо, как бабушка учила. Теперь лестницей полюбоваться… День четвертый, Том Тим Тот? Который с «Извольте пожаловать…» все-таки кончился. Да что у них тут, черт, дьявол, Ленин-Сталин, со временем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не приглашают, значит?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ступени привычно мелькают, ковер стелится под подошвы, птицы-светильники мраморную гордость кажут… День третий, который с «Извольте…», наступил после того, как я дождался будильника, так? Проснулся – не перепрыгнул с помощью кнопки-бабочки?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Логично?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Площадка… Альда ждала меня тут в день первый. А кончился этот первый (где тоже «Извольте…», но без поминания Грейвза-урода) после того, как Альда… В гостиную? А если ее там нет? Не беда, выйду в зал, заору на весь дом, кто-нибудь да прибежит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Альда САМА попала в мой сон, в мой город. Фотография! А день вчерашний… Мы были у Мирцы. Не в обычным мире-сне, а в творении Джимми-Джона!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дни можно и по платьям считать – синее, красное, фиолетовое. Сидит Каждый Фазан… И нулевой вечер – тоже красный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Том Тим Тот. Но согласен на Эрлиха».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гостиная! Дверь приоткрыта… Разбирайся сам, австралиец-нобелевец, с этой хроночушью. Разбирайся – и гори синим…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я узнала твои шаги еще в зале, Эрлих! Доволен?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни серег, ни колье. Серое платье, простенькое, какое-то плебейское.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если, конечно, у меня не бред. Это ты?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лица не видать – отвернулась. Куда она смотрит, в занавешенное окно?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;– We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошел ближе, нерешительно остановился. Внезапно она рассмеялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас, Эрлих! Решусь! Забыла нарисовать лицо, даже не вспомнила, что в мире существует косметичка. Девушке из нашего круга такое не прощается и на смертном одре…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повернулась – медленно, медленно… Лицо? А что с лицом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Губы коснулись губ. Альда отстранилась, вздохнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Обещала не выпрашивать поцелуи. И не буду, беру инициативу на себя! Если ты сам ничего не соображаешь… Садись! Тебя надо просто утащить в спальню, пока ты снова не исчез…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поглядела в глаза, качнула головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что я должна, по-твоему, делать? Болтать с человеком, которого люблю, о погоде? Молчи, Питер Пэн, ты все равно не скажешь ничего умного! Садись…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чуть не бухнулся прямо на пол. К счастью, вовремя заметил ее кивок в сторону гордого стула-красавца. Оставалось примоститься на краешке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Молчи и слушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, лучше встану. Приговор выслушивают стоя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зачем я здесь? Зачем? Все время забываю, что это не игра, не веселая Kyrandia, для стриженой все настоящее, и я – настоящий, и что она вообразила – тоже!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вообразила? А ты холоден как лед, Том Тим, странник между снами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У Мирцы ты сказал, что плохо помнишь другие миры. Питер Пэн не всегда поймет Тимми, твой доктор Джекиль может даже не знать о вас обоих. А вот у меня иначе, Эрлих! Я помню все до единого слова. Молчи!.. Я знаю, что рассказывало тебе то чудовище, в которое я превратилась. И что ты рассказывал ему. А знаешь, что я еще поняла? Поняла, без помощи твоего бога, будь Он проклят? Я становлюсь сама собой, просыпаюсь – только рядом с тобой, проклятый Эрлих! Только рядом с тобой и только тут, в моем проклятом мире. Молчи, молчи!.. В твоем городе тебя уже нет, ты превращаешься в другого, совсем в другого – в наглого мальчишку, что мне не нужен. И выхода нет, никакого! Так? Можешь не отвечать, ты наверняка поговорил с Джимми-Джоном, ты упорный, Эрлих. Вижу, поговорил! А теперь… А теперь – уходи! Хотела напоследок вульгарно переспать с тобой, но потом поняла, что мне будет казаться, будто я по-прежнему ублажаю господина Грейвза. Все, уходи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходи… уходи… уходи… уходиуходиуходиухо… диухо… диухо… диухо… ди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девушка в сером платье не смотрит на меня. Что она видит в занавешенном окне?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прощай, Альда! Вспоминай иногда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вздрогнула, обернулась. В глазах – ничего, пусто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Зачем ты сказал это? Зачем ты это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шагнула вперед – все так же медленно, не отводя взгляда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Любишь красиво прощаться? Красивые слова любишь? Все красивое? Ты и файл такой заказал – с девушкой в бриллиантах? Откуда вы с твоим богом вызвали меня, из какой могилы? Я ведь для тебя не человек, Эрлих, тебе меня просто жалко, из жалости ты даже готов ругаться с Джимми-Джоном, со своим поганым Саваофом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошла совсем близко, зашептала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не нужна мне твоя жалость, Эрлих! Не нужна! Джимми-Джон думал, что нарисовал игрушку, телесериал с големами? И ты так думал? Я – просто беспомощный клочок информации, случайно попавший из Гипносферы в экспериментальный файл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, помолчала. Внезапно улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все-таки я тебе кое-что покажу, Эрлих. Не стоит, конечно, получается, будто я набиваю себе цену. Ну и пусть! Ты читал, что за любимого человека отдают жизнь? В каком-нибудь женском романе – читал? Нет, я не про твою жизнь, Питер Пэн, у тебя их много, как у кошки… Доставай сигареты! Да-да, те самые, за двести пятьдесят евро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, пора окаменевать. Или в обморок падать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь мы не стоим – сидим на чем-то роскошном, мягком, гнуто-белоногом. Альда справа – спокойная, даже суровая. И голос звучит иначе – твердо, решительно. Уверенно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подменили стриженую!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигареты-героинчик – на моей ладони. Только сейчас заметил – пачка наполовину пуста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я богохульствовала, Эрлих. Каюсь, и да простится мне. Джимми-Джон не бог, ибо Он не только всемогущ, но и всеведущ. Знаешь загадку про камень?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Камень? – удивился я. – Может ли бог сотворить такой камень, что и Сам не способен поднять? За такую загадочку раньше розгами секли!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кончики ее губ еле заметно дернулись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ханжа!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А знакомо! Совсем недавно меня уже так титуловали. То есть не совсем меня…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не высекут, Эрлих! Джимми-Джон просто приговорил меня к смерти. Но это эмоции… А вот – не эмоции. Экспериментальный файл, да? Я – чей-то разум или даже не разум, клочья воспоминаний, эмоций, снов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапно понял – Kyrandia кончилась. Девушка, которую я жалел, исчезла. Вихрь из Гипносферы говорит со мной на равных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты мне этого не рассказал, но догадаться было легко. А теперь скажи: в этих картинках, в файлах Джимми-Джона, хозяин тот, кто видит сон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Верно, – кивнул. – В данном случае ты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбка – незнакомая, недобрая. Странная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я разумна, остальные големы, а все вместе – сценарий телесериала для экзальтированных дам. Джимми-Джон не учел, что Творение всегда похоже на Творца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слышишь, Акула? Я знал, догадывался, понимал! Фотография – пропуск в мой сон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не про себя, Эрлих, пока еще не про себя. Я про этот мир. Ты, кажется, понял: то, что открыл «там», у вас, этот австралиец, «здесь» известно с самого начала. Прописано, как ты говоришь. Правда, за пределы нашего мира мы выйти не можем, мы о них просто не знаем. И тут появляешься ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ясно, – выдохнул я. – Сразу все поняла?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почти сразу. Попробовала фотографию. Проверила, не схожу ли с ума. А потом мне здорово помог Грейвз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ослышался, что ли? Грейвз? Этот пошлый стрикулист?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но… Альда, он же просто голем! Кокон для гостя!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для таинственного Том Тим Тота, – ладонь легла мне на руку. – Для сильного парня Тимми… Я – разум, Эрлих, не забывай. Разум очеловечивает даже големов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ах ты, дьявол! Джимми-Джон, слышишь? Кажется, ты сотворил-таки каменюку на свою голову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Твоя гордыня, Эрлих… Ты даже не пытался разобраться в этом мире. Зачем? Обычный женский роман! Эрлих – мелкий злодей, неудачливый писатель, извращенец, который спит с двумя подругами, обеих шантажирует… и которому я делаю минет, стоя на коленях, да?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем это Альда? Разве я не помню? Да и что помнить?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Думаешь, мне деньги нужны? Нужны, только твои предки мне их и так отдадут, без всякой свадьбы. В вашем гребаном «кругу» не любят скандалов, правда? А если твой папаша увидит, как ты…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обычный мелкий мерзавец, злыдень, которого в предпоследней серии обязательно разоблачат!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты слышал его, да? Выкурил сигарету для пробы и больше не стал? А ведь он тебя ТОЖЕ слышит, Эрлих. Каждый раз, когда ты появляешься в нашем мире! А дальше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Рассказал тебе? – хмыкнул я. – И что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усмешка – невеселая, почти злая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И что? Действительно, что могут големы? Доставай сигарету!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– З-зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Доставай! – холодные пальцы вырвали пачку, откуда-то вынырнула зажигалка. – Закуривай, Питер Пэн. Не бойся, когда потребуется, я подведу тебя к открытому окну или суну голову под кран. Закуривай, мудрец Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тебе, тебе следовало оказаться тут, Джимми-Джон. Не я – ты у нас мудрец!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем они табак пропитывали? Раньше и не замечал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Опять этот дьявол здесь? Зачем он тебе, сука? Меня тебе мало? Когда тебя трахают, я всем хорош, а сюсюкать предпочитаешь с ним? Разбить бы тебе твою каменную морду, дрянь!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот он, твой красавчик, стриженая!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;63. Грейвз<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 3’00)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты его опять вызвала, Альда! Зачем? Зачем он тебе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы договорились, господин Грейвз. В этом доме я – госпожа Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомо, знакомо!.. «Зачем он тебе?» Урод, что ревнует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно… госпожа Альда! Считайте, что я задал вопрос в более приличной форме…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сволочь, сволочь, сволочь, сволочь, дрянь!.. Что ты со мною делаешь, Альда?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо истерик, Грейвз. Ни о чем меня не спрашивайте, мне… Мне не до ваших вопросов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, госпожа Альда… Как понимаю, мое собственное имя вы по-прежнему оставляете для НЕГО?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сволочь, сволочь, сволочь!.. Я же человек! Разве так можно? Эй ты, Том Тим Тот, демон проклятый, ты меня слышишь? Если слышишь, убирайся к гребаной матери, не смей подслушивать, не смей влазить! Ты и так делаешь с нею, что хочешь. С нею – и со мной! Пошел на хуй, на хуй, на хуй!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам иди, душка Грейвз!.. Что это со стрикулистом? Какая вожжа попала?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, он здесь, Грейвз. Здесь – и слышит нас…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На хуй! Убирайся, сатана! Альда, зачем он тебе, он тебя не любит, никогда не полюбит, ты для него – лягушка для опытов, он о тебя ноги вытирает!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я попросила его… Эрлиха, чтобы он остался. И чтобы все наконец-то закончилось. Чем вы недовольны, Грейвз? Вы, кажется, получали свое? И достаточно регулярно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сука! Что ты со мной делаешь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда! Послушай…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Напоминаю вам, Грейвз, в этом доме…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осторожнее, стрикулист, на конюшню отправят! Постой, постой, парень, ты что? Ты ее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да, в этом доме, госпожа Альда… Вы упомянули, что я получал «свое»… Как вы думаете, насколько… комфортно пребывать в определенных отношениях с женщиной, ради которой готов отдать жизнь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Услышал, Том Тим Тот? Услышь – и сдохни!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не шучу, Альда!.. Простите, ГОСПОЖА Альда! Это вы любите надо мною смеяться. Так вот, легко ли осознавать себя… коконом, кажется? Коконом для героя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я вам сразу сказала, что мне нет дела до ваших чувств, Грейвз! Вы захотели вступить со мной в… определенные отношения, я согласилась. Вам мало?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Это тебе мало, мало, мало! Трахаешься со мной, сосешь у меня, а видишь его, только его, проклятого дьявола!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, я тебя люблю! Слышишь, я тебя люблю!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне это неинтересно, Грейвз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эй, стриженая! Нельзя же так, он все-таки человек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Да, я человек, Том Тим Тот! Понял, наконец?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаете, госпожа Альда, сегодня утром я достал с полки том Киплинга и выучил известные вам вирши – о том, как кто-то там шагает по долбаной Африке. Хотел надеть на себя ЕГО шкуру, ведь вы думаете, что я не раскусил ваш говеный пароль?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa». Сдохни, Том Тим Тот!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прошу выбирать выражения, Грейвз! Не будьте большей тряпкой, чем вы есть. Спешу успокоить – всему конец. В том числе известному нам обоим замыслу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я расскажу ему. И покажу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда! Нет, нет, не смей!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не слушай, Том Тим Тот, не слушай, гадина, гребаный ты дьявол, ты хочешь ее убить? Ты и так ее убил вместе со своим Люцифером! Не слушай, я заставлял себя не думать об этом, пока ты сидел во мне, наглый мерзавец, не слушай, уходи!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спятил, Грейвз? Успокойся, уйду, достань только пульт. Надо протянуть руку, посмотреть наверх и влево, там маленькая звездочка!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как? Я же не могу, сука, пульт меня не слушается! Альда, молчи, ничего не говори!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эрлих… Тимми! И вы, Грейвз… Вы оба меня слышите… Не смей исчезать, Тимми, это будет подло! Ты ничего не знал о Грейвзе и сейчас наверняка удивишься. Он не только плохой писатель, но и гениальный ученый…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда, пожалуйста! Я не хочу, чтобы ты умерла! Ради бога!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ради Джимми-Джона? Настоящий бог слишком далеко. Его мы все увидим лишь на Суде. И пусть рассудит рабу Свою… Пойдемте, Грейвз, Тимми должен увидеть. Хочу, чтобы он узнал. Пойдемте!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не пойду… госпожа Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это ничего не изменит. Сделаю все сама, без вас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грейвз, ничего не понимаю – и не хочу! Схвати пульт, черт возьми, на нем – красная кнопка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не получается, Том. Я не служу Владыке Гипносферы. Просто хотел спасти ее, Том Тим Тот! Я ведь почти сразу догадался, что наш мир – поганый эксперимент, устроенный вами, поганцами. Ты говорил с той сволочью в джинсах, не зная, что я тебя слышу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-Джон не может – а ты смог бы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Смешно, Том, да? Я ее люблю, понял? Ты бы так не сумел, не смог бы, гад, слишком любишь себя, единственного!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это мой кабинет, Эрлих. Второе его назначение – ловушка. Для тебя, Тимми. Я долго не соглашалась, не верила Грейвзу, но когда ты сам все подтвердил… А это – мой компьютер, сейчас он включен, экран «спит», я двигаю «мышью»…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зачем, зачем, Альда? Он не стоит этого!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь несколько файлов, Тимми… Сценарий очень простой. Завожу тебя в кабинет, случайно двигаю «мышью», говорю: «Ой! Совсем забыла! Хочешь взглянуть?» Ваша идея, Грейвз?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Моя, господин Том Тим Тот! Как только я узнал, что тебе, ублюдку, понравилась эта дурацкая мазня в галерее, как только Альда ее купила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит!.. Внешне обычный jpg-файл. С той самой картиной. Ты бы не отказался, Тимми, взглянул. А я удержала бы тебя у монитора всего на пару минут… Радуга – символ надежды!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, догадываюсь… А ведь ты тоже гений, Эрлих Грейвз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не тоже, Том. Я просто гений. Паршивый гений-извращенец, который полюбил самую лучшую в мире девушку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А потом, когда ты нажал бы красную кнопку, Тимми, в твой мир, в твой сон переместилась бы Я. И если бы ты проснулся, как тогда в охотничьем домике, – проснулась бы тоже Я. Затем включила твой компьютер… Нет, просто разбила бы модем. И никогда не открывала бы странички Джимми-Джона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Могу я все же в присутствии уважаемого господина Том Тим Тота спросить вас, госпожа Альда, отчего вы не воспользовались…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А и вправду гениально! Утерли нос Акуле!.. Так вы меня чуть не убили?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Жалко, что «чуть» не считается. Да, Том?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все просто, Грейвз! Вы любите меня. Я люблю Тимми. Вы готовы погибнуть в этом мире, но спасти меня. А я хочу, чтобы Тимми жил. Вот и все…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Он же тебя не любит, сука, не любит!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он… вас не любит, госпожа Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю. К сожалению, я для тебя, Тимми, – фантом из сна, которому можно только сочувствовать. Нет, еще можно слетать с ним на небо – но не больше… Когда-нибудь ты поймешь, мой Тимми, все поймешь. А лучше – не понимай, это все тебе приснилось. Мелодрама, пошлый женский роман… Не вздумайте мешать мне, Грейвз, иначе я просто разобью компьютер!.. Все! И запасной файл тоже. Новый он не сможет сделать, Тимми, у него нет денег, это очень дорого стоит, а из бедняжки Дайзы он все вытряс… Последний!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты думаешь, он оценит это, Альда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы договорились, господин Грейвз. В этом доме я – госпожа Альда… А теперь бросьте пачку на пол! На пол, я сказала! Откройте окно – и дышите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вызываете дьявола, госпожа Альда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Изгоняю, господин Грейвз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А теперь уходи, Тимми! Уходи – навсегда. Не смей ничего говорить, скажешь слово – и я покончу с собой, как героиня самого идиотского из всех романов. Мне уже все равно… Помолись за меня какому-нибудь богу, если Он есть в твоей Сфере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все-таки догадался? Ты не умеешь целоваться, мой Эрлих!.. Прощай…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;64. Четвертая река<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’11)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А четвертая река – Евфрат. Четвертая… Фисон, Гихон, Хиддекель, она же Тигр. Первая, вторая, третья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Желтый огонь прожектора, белый туман. Мгла заволакивает золотистое око, клубится, рассыпается еле заметными точками, вновь собирается в бесформенную твердь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прожектор… Вероятно, мост третий по пути. Третий мост, четвертая река. Фисон, Гихон, Хиддекель, Евфрат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой он, мой Евфрат? Не увидеть! Асфальт, серый камень набережной, чугунные перила, темная каменная обшивка берега – а дальше белая мгла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Из Эдема выходила река для орошения Рая; и потом разделялась на четыре реки…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В кармане – полупустая пачка «Атамана». Красного, как и всегда. Сигареты – самое стабильное из всего, что «здесь». Доктор Джекиль не любит менять сорта, мистер Хайд с ним полностью солидарен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак! Итак…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Набережная, ночь, белые клочья тумана – от асфальта до черных небес, невидимая река за чугунными перилами, желтый глаз прожектора, громада моста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Города нет. Есть только ночь, четвертая река, сигареты в мятой пачке.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Имя одной – Фисон: она обтекает всю землю Хавиля, ту, где золото…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая река почти сразу за главной улицей. Фисон обтекает город, за ним начинается юг, красное плоскогорье, вход в Туннели, негостеприимные поселки. Ее переходить просто – лучше всего перенестись на мотоцикле через мост, даже не задумываясь, не глядя по сторонам. Фисон – уже не примета, не знамение во сне, просто часть города. Порой река исчезает, мост висит над серой пустотой, над черной грязью, неровными камнями, полусгнившими сваями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мост? Вот он – широкий, подсвеченный прожекторами, пустой, уходящий в туманное Никуда. Мокрый асфальт манит, стелется под ноги, как мраморные ступени и бурый ковер, прихваченный медными прутьями…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ковер? У меня в доме нет такой лестницы, и ковра нигде не видел. А на мост идти незачем, я еще не в городе. И мост совсем другой, непохожий, и река.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старое партизанское правило: не трогай границу. «Здесь» границы – реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем переходить четвертую реку?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь зажигалки на миг отгоняет белую мглу, манит неверным теплом. Сигаретный дым режет горло. Давно не курил? Или «Атаман» тоже изменился, как все вокруг?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что-то не так, доктор Джекиль? Мы в одном флаконе, не забывай. Разницы нет, материален ли мир «там», тень ли он, отражение моего «здесь»? Или все наоборот и все мы – квартиранты в плохо прописанных файлах? Какая нам разница, ангельский доктор? О таком лучше не задумываться. Ведь нечасто приходится тебе рассуждать о смысле жизни, когда вскакиваешь по будильнику и бежишь на работу в так знакомое нам с тобой Здание?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я «там» хожу в Здание на работу? Разве в Здании можно работать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа мост, и река справа, туман впереди. Туда? Туда!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Имя второй реки – Гихон, она обтекает землю Куш…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой Гихон далеко – пересекает полузнакомый чужой город, где я в последний раз был вместе с Л. Тогда мы храбро перешли Гихон-реку, чтобы увидеть странную картину испанского художника. Булыжная мостовая, голубоватое полотно распахнутого савана, клыкастые морды жадных заимодавцев, пришедших забрать долг вместе с лихвой… Там еще, кажется, была радуга?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночная холодная набережная, мокрый асфальт, влажный чугун перил, стена тумана. Города нет… Стоп, почему нет? Я «здесь», не на чужбине, не в файле имени Джимми-Джона!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вспомнил! А ну-ка, ну-ка? Смотрим еще раз. Вверх, влево.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Глухая мгла, прожектор остался за поворотом, мириады белых капелек клубятся до самых черных небес…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где бабочка, доктор Джекиль? Наша выручалочка? Пульт где – тот, с кнопочками? Что случилось, мой скучный доктор? Забыл компьютер перед сном включить? Или тебя тоже допек Том Тим Тот? Уверен, лилипут всем успел испортить настроение, даже тебе, Джекиль! Сам виноват! Тебе не нравился город, не нравилось «здесь», хотелось комфортных снов…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Как вы думаете, насколько… комфортно пребывать в определенных отношениях с женщиной, ради которой готов отдать жизнь…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что за мелодрама? Твой подарочек, Том Тим Тот? Какими глупостями занимался лилипут в моих снах? Видишь, Джекиль, тебе хотелось «комфортно пребывать», ты заставил меня видеть сны, заставил забыть город, выпустил на волю наглого лилипута. И что? Помогли тебе твои файлы? Даже на бабочку не смотришь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бабочка – или все-таки пульт? Три горящие кнопки – красная, зеленая, синяя. Красная – мой анальгинчик, от которого, к счастью, начинаю отвыкать. Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад… Еще совсем недавно я в это верил. Но города нет, и страха нет, и ночь ничем не пугает. Просто туман, просто мокрый асфальт, незачем хватать из запредельной выси черный пульт с горящими кнопками.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впереди – шум. Как будто мельница…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мельница? Какая мельница? Мистер Хайд, вы когда-нибудь видели мельницу? А вы, ангельский доктор? Не мельница – огромный мотор, нечто прячется там, за туманом, – большее, необычное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назад? А с какой стати? Я «здесь», пора привыкать, это и есть город, просто немного другой, радуга не зря вещала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает Знать… «Радуга – всегда надежда. Дождь кончился, впереди солнце, впереди – синее небо…» Чьи слова? Стриженая девушка, темноволосая, в красном платье…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Том Тим Тот, ты, кажется, боялся радуги? Книжек перечитал, лилипут? Ничего страшного нет, даже если цветов не семь, а восемь. Без черного цвета не обойтись, лилипут, он был и будет, и радуга будет, и то, что за радугой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая девушка в красном платье… Она была «здесь»? Ерунда, Том Тим Тот – всего лишь сон, мой сон, насланный зловредным доктором Джекилем. Пришельцы из сна не приходят в явь, и напрасно доктор ищет дом, где живет Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда… Стриженую звали Альда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, город изменился. Его не узнать, но это поправимо. Узнаю! Пройду туманную набережную до самого конца, погляжу, что шумит в белой сырой мгле, попытаюсь рассмотреть противоположный берег. Когда-нибудь перейду и четвертую реку. Когда-нибудь – не теперь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Имя третьей реки Хиддекель: она протекает пред Ассириею…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот третью, Хиддекель-Тигр, лучше не вспоминать. «Пароход белый-беленький, черный дым над рекой…» Дыма не помню, зато был туман, не такой, как сейчас, непохожий. Липкий, горький, соленый… Или мне теперь так кажется? А тогда очень хотелось увидеть белый город, шагнуть на призрачную набережную…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Призрачную? Не туда рулишь, мистер Хайд! Призраки остались в картинках Австралийской Акулы, «здесь» – все настоящее, подлинное. Слышишь, лилипут? Реальность – «здесь», в Лилипутии все нарисовано, прописано. От кого прячешься? От себя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Девушку звали Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот оно что! Неудивительно, что шум такой громкий. Бетон, лучи прожекторов, стальные фермы, тяжелые серые «быки», белая пена на темной воде… Плотина! Плотина – и электростанция. Потому и гул, внизу турбины, дальше – генератор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночная романтика! Река, туман, мост в неведомую даль, бетонная твердь плотины.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Четвертая река Евфрат…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон – нереальная комбинация реальных ощущений, правда, доктор? Где ты встречал такое, Джекиль? Или дело не в том, что он (я! я! я!) видел? Плотина, бетонная преграда… Тебя взяли в плен, мой Евфрат, четвертая река! Не пускают, заперли, перерубили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стало холоднее, зажигалка не хочет слушаться. Теперь бы анальгинчику! Нажать на кнопку, убраться к тихому заливу, где ждут рыжие терриконы. Рыжие терриконы, рыжая женщина. Седая-рыжая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гул сильнее, эхо гремит в пустоте, разносится над темной водой, уходит вдаль, к другому берегу пленной реки Евфрат, которую я сегодня не решился перейти. Мокрый асфальт, влажные чугунные перила, темная недвижная вода, желтые глаза прожекторов. Я не боюсь, мне не страшно, не больно. Мне не нужна бабочка, не нужны цветные огоньки на пульте, не нужны лилипутские сны, я даже их не помню – и вспоминать не собираюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я искал мой город? Так вот он – рядом, под подошвами! Просто никак не мог его узнать, просто не мог вспомнить!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но почему тогда… Почему?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А четвертая река – Евфрат. Четвертая… Фисон, Гихон, Хиддекель, она же Тигр. Первая, вторая, третья…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;65. Письмо<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’41)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Жаль, не запомню! Никогда не запоминаю песен. Сумеречная зона – всего лишь миг, точка между «здесь» и «там», точка-кочка…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выключил компьютер? Выключ…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разве я сплю? Я же все вижу – зеленые цифры электронных часов, фотографии на стене, белую дверь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему дверь закрыта? Почему она – совсем другая?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо выключить компью…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коридор – еще один, такой же, как все прочие. Коридоры-близнецы – скучные, одинаковые. И двери одна в одну – в облупившейся краске, без номеров, без надписей. На стенах тоже краска, темная, непонятного цвета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие цвета во сне? Я же сплю! Я выключил компьютер, лег спать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не выключил, забыл! Все из-за письма. Только что пришло, час назад заходил на ящик, еще не было. Я прочитал письмо, зачем-то заварил кофе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева и справа – двери, впереди – узкая лестница, чуть ли не винтовая, ведет на второй этаж. Я на первом, за окном тихая улица, неподалеку – шумный проспект. Общежитие… Серое пыльное общежитие, немытые окна, облупившаяся старая краска…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общежитие? Я только что приехал, успел поставить чемодан… Где, в какой комнате? Не помню. Другое помню – в этом общежитии всегда остаюсь без вещей. Приезжаю, наскоро знакомлюсь с соседями, выхожу из комнаты – и забываю вещи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Камера хранения внизу? Кажется… Огромный подвал, решетчатые сетки вдоль прохода, сырая тишина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но я же сплю? Какая разница, потерял чемодан, нашел? Глупость, но каждый раз расстраиваюсь – что тоже глупость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно, людей нигде нет… Нет, есть! Они всюду, но никого не могу рассмотреть. Просто силуэты, неяркие тени, сливающиеся со старой краской на стенах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из-за письма! Доктор Джекиль получил письмо… Какой, к черту, доктор! Я (я! я! я!) письмо получил – ночью, перед тем как выключил компьютер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Все-таки выключил! Вспомнил, слава богу. Еще оглянулся в дверях, поглядел, горят ли зеленые лампочки – на блоке и на колонках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Компьютер выключил… Теперь бы вещи найти. Жаль, не могу вспомнить свою комнату!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стоп! Гори они огнем, вещи, их вообще нет, я сплю! Сублимация жадности – чемоданы ищешь, ходишь по букинистическим, сгребаешь книги. Кулак-мироед ты, мистер Хайд! Куркуль – из тех, что дед в Сибирь отправлял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Письмо! Я получил…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сплю! Циферблат, цифры зеленые светятся. Сколько времени, не понять, надо бы поглядеть… Нет, надо встать, выключить компьютер, найти комнату, где оставил вещи, спуститься в камеру хранения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адрес отправителя незнакомый. Не Джимми-Джон, провались он в свой акулий Эдем! И подпись незнакомая – совсем. Латиница, но слова русские. Опция «Translit», кнопочка внизу экрана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего я подумал о Джимми-Джоне? Мне многие пишут, почти каждый день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова коридор, на этот раз совсем темный. Окна исчезли, но я помню – за стеной двор, там стоят чемоданы, множество чемоданов, одинаковых, мне не найти свои…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свои? Сколько у тебя чемоданов, мистер Хайд? И что в них, паста для бритья во сне? Я сплю, я выключил компьютер, прочитал письмо, вначале ничего не понял, имя и фамилия незнакомые, даже подумал – ошибка, спам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…По всему двору чемоданы – десятки, сотни. От стены дома до высокого серого забора. Люди-тени скользят, плывут, возвращаются, им нужно найти свои вещи. Им нужно, мне нужно. Плохо, когда не видишь лиц! Двор уходит вниз, в пучину, тени беззвучно кружатся, кружатся, кружатся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знаю этого человека, не знаю никакую Елену Беранек! Кто-то просто ошибся, адрес перепутал, поставил не ту букву. Да! Ошибся, прислал письмо, что неведомая мне Елена Беранек просит и передает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять коридор! Что за притча, в собственном сне заблудился! Заблудился, вещи потерял, компьютер не выключил, на циферблате неизвестно что – сорок восемь часов, семьдесят две минуты. Хватит! Надо проснуться, включить компьютер… Или я его не выключал? Включить компьютер, еще раз прочитать письмо, ответить, на такие письма нельзя не отвечать. Хотя бы «Получил…» Или даже «Выражаю…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На улицу? Все лучше, чем тут оставаться, чемоданы искать. Надо найти дверь, но двери пропали, только что видел, и вот – ничего, сплошные стены… Коридор, коридор, коридор, облупленная краска, двери исчезли, исчезли цвета, на часах 2:35, письмо я хотел сразу отправить в «Удаленные» и даже очистить папку, не люблю такие письма!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доктор Джекиль, запасся пультом? Как же, даже не вспомнил о файле, эгоист паршивый! Самое время протянуть руку, нащупать красную кнопку – и нажимать, нажимать, нажимать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тимми? Нет никакого Тимми, незачем его звать, а мне надо проснуться, сейчас будет нечто плохое, хуже, чем в доме «Salve» или в ночной церкви. Там – обычный кошмар, слишком теплое одеяло, кулак под сердцем. Все по Диккенсу, которого так любит бабушка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выйти на улицу! Скорее… Тут слишком темно. На письмо надо было ответить, но я не знал, совершенно не знал, что именно! Сейчас наверняка поздно, разве что сумею проснуться, включить компьютер, модем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Тимми! Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дверь! Фу ты, чуть не испугался. Вот и улица, чуть пройти налево – проспект, там светло, горят фонари, светятся витрины. Я знаю этот город, и общежитие знаю, и проспект. Мы бывали тут с Л, дальше река и мост, за ними – поле, собор, маленький музей. Это не мой город, но в нем нет ничего опасного, сюда легко попасть, надо очень захотеть, взять Л за руку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Тимми! Тимми! Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вперед! Возвращаться нельзя, там темные коридоры, там безликие двери. Я всегда теряю вещи в общежитии, не найдешь, как ни старайся. Весь двор завален вещами, тени снуют, исчезают, густеют, подступают все ближе, ближе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не знаю никакой Елены Беранек! Зачем мне прислали письмо? На него нужно ответить, но я даже не представляю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как запомнить песню из Сумеречной зоны? Песни всегда простые – и никогда не похожи на колыбельные. Слова исчезают сразу, как только услышишь, и музыка исчезает, и даже память о них…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здравствуй, Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы… Вы Елена Беранек?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжие волосы ежиком, седины нет и в помине. И лицо – молодое, ни единой морщинки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не молодое – окаменевшее, фарфоровое, недвижное. Лишь глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я Елена Беранек. Ты называл меня Мирцей.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я не ответил на письмо!!! Но что я мог написать, Мирца? Как отвечать на ТАКИЕ письма?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На фарфоровом лице – фарфоровая улыбка. В глазах… Нет, не смотреть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я выпросила твой адрес у Джимми. Несколько дней назад. Запомнила, а потом записала, когда проснулась. На подобный случай. Извини… И за письмо извини. Представляю, что значит получить такое, но… Но ведь – в последний раз!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отвечать нечего. Совсем нечего. Нечего – и некому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я научилась летать, Тимми. Благодаря тебе! Я снова летала, как прежде, – и мне почти не было страшно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А разве летать страшно, Мирца?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глаза на миг становятся живыми, добрыми, очень старыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не летать, глупый Тимми! Не было страшно, когда я диктовала письмо. И теперь – не страшно! Почти…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Протягиваю руку, пытаюсь коснуться ее щеки. Пальцы уходят в пустоту, в никуда. Фарфоровая улыбка медленно гаснет, лицо темнеет, покрывается серой дымкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прощай, маленький Тимми! Пожелай своей тетушке счастливого полета!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца! Мирца! Не смей, не смей, не смей! Мирца!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Проснуться! Проснуться! Проснуться! Кричи, дурак, кричи! Ори!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;66. Бессмертие<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 6’27)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Нимми-нимми-нот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вас также, – поморщился я, неуверенно оглядываясь. Какого черта я тут делаю? Зарок же дал – акул не лицезреть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Зеленая кнопка. Я должен нажать зеленую кнопку. Должен обязательно нажать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нажал. Появился. Лицезрю. На месте Акула – в шезлонге, сок из трубочки потягивает, ноги на скамеечке складной пристроила. Кайфует джинсовый? А почему зубы не светят?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленая кнопка! Спроси, немедленно спроси!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не помешал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, Том Тим. Напротив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медленно приподнялся, устало повел плечами, сгорбился. Что это со сверхчеловеком?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очень хорошо, что вы здесь. Хотел написать, но у вас сейчас ночь. Знал бы телефон, позвонил. Нужна ваша помощь, Том Тим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого! Выходит, не только мне – и ему требуется? А что надо мне? Зачем зеленая кнопка?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца умерла.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи… Вспомнил! Ее письмо!.. Я проснулся, сунул голову под кран, включил проклятый компьютер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Три часа назад. Мне позвонили… Я ведь, друг Том Тим, решил наплевать на всякую конспирацию и к ней в гости слетать. Десять часов в самолете – пустяки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Елена Беранек, – пробуя незнакомые слова на язык, с трудом выговорил я. – Елена Беранек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поморщился, зачем-то поправил идиотский узел на брюхе. Какой из тебя плейбой, Джимми-Джон? Меняй шкуру!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А кто-то фрак надевал, – едва сдерживаясь, проговорил я. – Рожи корчил, пророка Моисея изображал. Избранная нация бессмертных, да? Где же твое бессмертие, Мессия хренов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усталый взгляд. Загорелая ладонь на миг коснулась места, где у людей бьется сердце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бессмертие? Да, бессмертие… Пойдемте в дом, Том Тим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представился старый колченогий стол, накрытый газетой. Поверх выцветшего шрифта – открытая бутылка, три стопаря, краюха черняшки.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кого зовешь, Джимми-Джон? Поздно звать!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца, я Том Тима привел…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На раскладной месопотамской койке – некто знакомый, маленький, укрытый с головой. Только рыжая макушка…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Проснись, открой глаза! Том Тим, понимаете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– На хер! – заорал я, отталкивая джинсового. – Пусти меня, пусти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Мирца, Мирца, какого беса? Прекрати всех пугать, дура гребаная! Прекрати!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под ладонью – теплая кожа, колкие после соленой воды волосы. Закрытые веки еле заметно подрагивают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебе морду разобью, Елена Беранек. Будешь знать, как слать такие письма!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Физию, – шевельнулись белые губы. – Физию, Тимми… Не бей, я не смогу ответить. Я умерла, Тимми, я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня нет лекарств, – из неведомой дали – растерянный голос Джимми-Джона. – Не думал, что реакция будет столь сильной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Реакция?!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут я ПОНЯЛ.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Все получилось, Том Тим, вы же видите! А у меня даже нет сил, чтобы радоваться… Если хотите, все подробно объясняю. Помните файл Альды? Я решил попробовать, можно ли сохранить сущность, душу человека в таком искусственном сне… Не сердитесь, Том Тим, понимаю, что говорю не то и не о том. У меня нет лекарств, я не врач, а Мирце плохо. Да что я вам объясняю, у вас же все перед глазами! Я ждал, что реакция будет очень непростой, но все же не предполагал, что такой… Я ничего не могу сделать, меня она даже не слышит. А вы… Зачем же я вас звал, Том Тим? Я ведь совсем не умею ладить с людьми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дано: мертвый Ежик на раскладной койке, бесполезный австралийский гений за порогом, стакан воды со льдом. Все? Все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Глаза плотно зажмурены, пальцы вцепились в покрывало, окаменели, в уголках губ – то ли слюна, то ли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хватит видеоряда, диагност вшивый. Действуй!.. Что у меня есть? Стакан воды? Так чего жду, козел?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покрывало – на хрен! Нечего цепляться, все равно сдеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Водички выпьешь, трупик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вновь дрогнули губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А придется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кусок льда – в расчетную точку, в ямку между шеей и ключицей. Бинго!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Н-не надо!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дернулась, медленно открыла глаза. Взгляд такой же, как во сне, как на пустой улице в чужом городе. Но на этот раз не отвернусь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Два вопроса, и можешь разлагаться дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Давай, давай, чемпионка! «Пошел на хуй, Тимми!» или хотя бы «Сволочь!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Застонала, с трудом подняла руку, сбросила лед, попыталась отряхнуть капли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо, Тимми. А теперь – уходи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«А теперь уходи, Тимми! Уходи – навсегда». Сговорились стриженая с бритой, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не дождетесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первый вопрос, Елена Беранек. Давно начала себя жалеть? Тебя что, поп при соборовании так растрогал?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ну давай, давай! «Катись, Тимми, на…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Меня уже обмыли, Тимми! Новое платье… Нет, не новое – старое, еще с тех времен, я его всего раз надевала. Белое, очень красивое. И ордена… Их уже достали, они у меня в красной коробочке, в ящике комода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пустые мертвые глаза смотрели в потолок. Я похолодел. Мирца не просто говорила – ВИДЕЛА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверно, на стол положат, в большой комнате. Знаешь, Тимми, я гроба боюсь. Я же буду на эту крышку все время смотреть, все время, год за годом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй вопрос…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А какой второй, эскулап-затейник? В стакане пусто, Акула только и умеет, что нобелевки зарабатывать!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…В комнате – ни черта полезного, даже аптечки с нашатырем, на полу – пустой стакан, не иначе Джимми-Джон с водичкой прибегал, на стуле – тенниска, ракетка в углу, знакомый гобелен на стене…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дракон пришед за Девицей, алкая ея пожерти. Рыцарь поспешах к Девице, дабы Дракона мертвити, Девицу оную свободити. Девица плаче и рыдае, надеяться не переставае. От Смерти же ни единый не утече.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На столе – справочник с крылатой железякой, тоже знакомый. Негусто для реанимации. Впрочем… Впрочем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Второй вопрос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошел к столу, взвесил на ладони книгу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В твоем долбаном «Шаттле» какую кнопку нажимать? Я, знаешь, прокатиться решил. В Австралию, блин!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну… Ну! Ну!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Там нет… кнопки, Тимми. Там…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фу ты! Святой Пантелеймон, всем лекарям отец, не оставь, не попусти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Инструкция хоть есть? Ладно, у Джимми-Джона спрошу… Все, привет! Слетаю – поговорим. Чао!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь к двери, не оглядываясь, быстро! Она смотрит, она видит, она должна!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, не надо. Ты разобьешься, сгоришь, там все очень сложно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не останавливаться. К порогу!.. Где Акула, где чертова Акула? Ага, на месте, где и надо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тоже мне проблема! Разобьюсь – зато проснусь в хорошем настроении. Это тебе не над терриконами летать! Да кому я объясняю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, это опасно! Это… Там сложная техника!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже погромче! А ты, джинсовый, сообразил? Не ешь меня глазами, подавишься. Где же твоя реплика? Ладно, поможем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон, подбросите до полосы? А то я эти джипы никогда не водил, еще в кусты врежусь, рожу… физию расцарапаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давай!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– У меня есть мотоцикл, если хотите. Только, Том Тим, это и вправду опасно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Громче, говори, громче!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы, конечно, проснетесь, может быть, даже ничего и не вспомните. Но в этот файл, в этот мир, вы, друг Том Тим, больше попасть не сможете. Причем, боюсь, ни при каких обстоятельствах. И если с вами что-нибудь случится «там»… Я не смогу помочь, вы… уйдете навсегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да не «уйдете», а «сдохнете»! А вообще, молодец, джинсовый, я тебя даже расцелую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом – если захочешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где мотоцикл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Давай, рыжая, давай! Никуда не денешься, реанимируешься, как миленькая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Реани-ма-ци-я! Пять слогов, не подходит, жаль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Альдой бы так! Там я сплоховал, сопли пустил, хуже – труса спраздновал, уговорам Джимми-Джона поддался. Акула и вправду – гений, поганый гений, гребаный господь бог, творец-воскреситель. Вот она, Сфера – для всех, навсегда, никто не исчезнет, ничто не исчезнет… Кроме стриженой, ей даже Саваоф австралийский помочь не в силах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не в силах? Поглядим, спросим… Спросим, а мне ответят. Известно, как ответят. Все, хватит! Не перевернуться бы, гоню тачанкой махновской. Тише, тише, тише!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как ты там время проводишь, мистер Хайд? Мосты в тумане рассматриваешь? Полезное занятие, тебе скажу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что в этой кабине делать? Ведь ничего не помню, тогда я сразу в пассажирское кресло сел, в иллюминатор смотреть принялся. Ничего, кнопки понажимаю, страшнее будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас! За поворотом… Мыс Канаверал-бис, добро пожаловать, дорогие туристы! «Челнок» на месте и лестница на месте, горючее, спасибо Джимми-Джону, никогда не кончается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То, что доктор прописал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расслабился только в пилотском кресле, когда шлем надел. Комбинезон проигнорировал, перегрузки в прошлый раз почти что и не было, это не просто «челнок», а «челнок» системы «Джимми-Джон-1». Специально для рыжей придуман, чтобы делом Ежика занять…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С какой кнопки начнем? А, все равно! С этой, покрасивше будет. Целимся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что там за шум? Никак, на лестнице?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Убери руки! Не трогай!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца поглядела на пульт, вздохнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во-первых, вон из моего кресла! Во-вторых…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смерила меня презрительным взором, наморщила нос.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во-вторых, надевай комбинезон. Здесь все достаточно реально, потом кишки от пола отскребать придется. Надевай, а я проверю. Твое кресло – сзади. Убирайся и не мешай.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убираюсь. Не мешаю. Вспомнить бы, как комбинезон надевать! Вроде ОЗК, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И, в-третьих…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Задумалась, помолчала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Засмеялась:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какая же ты сволочь, Тимми! И все-таки я тебя трахну!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Живой рыжий Ежик смеется.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;67. Богиня снов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 3’38)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гроза? Едва ли, здесь осень, трава желтая, как в городе мистера Хайда, ветер до костей продирает. И еще тучи…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небо исчезло, спряталось. Серые тучи – серые туши, наползли, сомкнулись, потемнели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили мя тельцы тучные мнози…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это действительно Австралия?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомый смех. Ежик, естественно, неглиже, но на этот раз вне пределов видимости. Лежим темечком к темечку, слегка соприкасаясь черепами. Рыжей – свой кусок неба, мне – свой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пока – еще картинка, Тимми. Прописана лишь взлетная полоса, центр управления – и по километру в стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тоже неплохо! Тем более при этом центре (с локаторами, как у взрослых) обнаружилась неплохая сауна – с огромным бассейном и стеклянным потолком. Вот и лежим мы с Ежиком темечком к темечку под сенью серого тучного стада, заполонившего австралийское небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили мя тельцы тучные…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, я живая, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как Ленин. Только без мавзолея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Импотент!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уже было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мчатся тучи, вьются тучи… Это на севере, где весна, мчатся и вьются, а тут, среди австралийской осени, они никуда не спешат. Сошлись, столпились, налились чернотой. Неужели гроза? Гроза осенью, гроза во сне… Очередное чудо Джимми-Маниту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А знаешь, Тимми, теперь планета, весь мир вокруг – это я. Смешно, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Постой! Раньше это был файл, искусственный сон Джимми-Джона. Значит, он подготовил для тебя место… Как для Альды! Ты теперь – хозяйка мира? Богиня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этим Джимми и хотел меня воскресить. Объяснял, уговаривал. А я все представляла, как меня на стол в белом платье кладут. Пока ты, сволочь, не объявился!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Сволочь» – тоже было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не видать нам грозы! Так и станут эти серые толпиться, пихаться неровными боками, заполнять простор. Ни единого клочка синевы – только бесформенная масса, густеющая, твердеющая на глазах. Мы еле успели нырнуть в последний светлый коридор между сходящимися облачными фронтами и коснуться колесами бетонки. «Челнок», конечно, набит аппаратурой, но береженых и Джимми-Джон бережет. Если он не шутил, погибшие на этой планете сюда не возвращаются. Все, как у взрослых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили мя тельцы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А что тут еще есть, на твоей планете?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Интереснее не что, а кто. В доме Джимми, в «клубе», как он выражается, прописано несколько…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Големов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Големов. Обычная обслуга. Больше никого, моя Земля еще пуста, Тимми. Гости заглядывают, но ненадолго. А вот кого Джимми хочет тут постоянно поселить? Как я понимаю, есть еще кандидаты – кроме нас с тобой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кандидаты на бессмертье? Скажи своему Джимми, чтобы меня из списка вычеркнул. Каждый день рисковать, что тебя зверски изнасилуют в особо извращенной форме?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А придется!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тучи уже над самым стеклом – прилипли, налипли, навалились серыми тушами, уставились слепыми провалами-глазницами. Мы с Ежиком в западне, нам не выбраться, не взлететь в далекое небо на волшебном «челноке», в котором никогда не кончается «горючка». А мы и не выбираемся. Незачем, меня все равно выдернет отсюда безжалостный будильник (шесть утра, первая пара!), а богиня Мирца теперь дома – всюду дома, в любом уголке Прекрасного Нового Акульева мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Happy end? Зрители утирают платочками слезы, глядя на темный экран, влюбленные целуются, даже не вставая из кресел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили мя…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не шучу, богиня Мирца! Я нажал зеленую кнопку только из-за тебя. Хотел узнать наверняка, хотел удавить этого хвастуна-балабола!..<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И выпить с ним, не чокаясь… Знаю, маленький скверный Тимми. Твоя тетушка может пообещать лишь одно – поступить так же. Но ты нужен Джимми, очень нужен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет. Скоро меня разбудит будильник и… И все! Я не вернусь сюда, рыжая! Не хочу. Забуду – я умею забывать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Забудешь? Все забудешь? Даже Альду?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Даже ее. Нет смысла помнить. Думал поговорить с Акулой, но понял – бесполезно. Если бог сказал «нет»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С богом поговорю я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не получится – даже у тебя. Джимми-Джон либо действительно не может – либо не хочет. Кажется, что Акула сама боится того, что сотворила. И, знаешь, не напрасно. Творения иногда встают вровень с Творцом. Расскажу пока только тебе, слушай!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За толстым стеклом – буйство дождя, мокрые потоки воды, сизая мгла. Австралийская осень, австралийская небесная хлябь, в которой невидимыми тенями скользят серые акулы, Акулы-боги, дарующие и отнимающие, милосердные и безжалостные. Рыжий Ежик совсем рядом, он тоже смотрит в серый небесный океан, но Ежику легче – выбор сделан за него. Елена Беранек получила свое воздаяние на небесах – и под небесами, она – гражданин Сферы, богиня и творенье божье, рыжая хозяйка снов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек свободнее бога. У человека есть выбор. У всех – даже у Альды. Даже у меня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серые тучи, серая хлябь, серая австралийская осень.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не думай, вредный Тимми, что так легко улизнешь! Я не буду жаловаться нашей Акуле, не маленькая. И тебя тоже ни о чем просить не стану. Теперь я богиня, мне не нужно бояться, что умру наяву, не во сне… Не знал? Чтобы остаться навсегда в этом файле, в мире нашего Джимми, надо спать, надо находиться тут. Джимми обещал все усовершенствовать, но пока… Меня все равно куда-то выкинуло, в жуткую темень, в пропасть. Никаких световых коридоров, никаких ангелов – все это ерунда, болтовня по телевизору. Знаешь, очень огорчилась, думала, таких, как я, действительно встречают… Ничего, я даже успела попрощаться с мистером Хайдом. Он – тебе не чета, маленький Тимми, и я буду разговаривать с ним, не с тобой. Да! Теперь у меня есть свой мир, своя планета «здесь», будет собственный пульт – и первую кнопку я оставляю для мистера Хайда. Так что катись отсюда, Тимми, плакать не стану! А мистер Хайд научит меня летать по-настоящему. Не понял? Летать тут, на моей планете! Джимми такого не предусмотрел, и не надо, но я упорная, научусь. А ты все-таки слабак, Тимми, твоя девушка скоро умрет, а ты даже не хочешь прижать как следует нашего Творца. У тебя теперь есть свое «ноу-хау». Джимми даже не представляет, что в его файлах тоже могут вырасти свои Джимми и тоже включить компьютер. Да-да, у лилипутов появились свои лилипуты, и это знаешь пока только ты, недоумок! Ладно, не стану тебя терзать, какой смысл говорить с лилипутом? А знаешь, когда Джимми сообщили, что я умираю, он накачался гадостью и спал трое суток подряд, чтобы я сумела попасть сюда. Толку с тебя, глупый Тимми! Только и умеешь, что женщин по… физии лупить, сразу видно – педагог!.. Нет, сегодня ты никуда не убежишь, даже не пытайся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенний дождь над Австралией, над нарисованным континентом, над хрупкой платформой среди бушующего океана, над искусственной Вселенной Джимми-Джона. Здесь не кончается керосин в баках «Шаттла», здесь можно прописать целый континент, здесь воскресают рыжие Ежики – и не надо бояться смерти. Дракон пришел за девицей, но Рыцарь не сплоховал, Смерть лишь облизнулась. А всего и делов – жать до отказа зеленую кнопку и не искушать господа своего. Зеленая кнопка – «зеленая карта». Ты получил свою «green card», Том Тим Тот! Так чего еще надо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты еще не нашел свой город, скучный мистер Хайд? А зачем он тебе, город? Коллекционировать давние страхи? Купаться в собственном подсознании, в собственном Оно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обступили мя тельцы тучные мнози… Обступили, обступили, обступили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, Тимми! Восемнадцать точек, в десяти есть посадочные полосы, в остальные можно добраться только на вертолете. Пока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Франция, Италия, Греция… А это что, Филиппины?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гавайи. Лучший в мире прибой, пляж с чудовищным названием… Уайкики, что ли? Жаль, что прописать все это можно только «там». Компьютер – не проблема, но информация идет на носитель, а он находится где-то у Джимми-неспящего. Джимми намекнул: не файл – нечто неуничтожимое, вроде гигантского кристалла. Вселенная-алмаз! Пошловато, но… Мне нравится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А твоей Латвии еще нет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как и твоей страны, Тимми. А хочешь, создадим твой город тут? На том же месте, таким, как я его видела, как ты описал? И терриконы будут, и Диск, и твоя школа?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эль-Рей!.. Очищенный от всего плохого Эль-Рей. Хороший, глянцевый Эль-Рей, веселенький такой… «И этой ночью блаженные сны приснятся тому, кто спит. Ему приснится сладкий жасмин и стопроцентный спирт…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О чем ты, Тимми? Разве плохо, если мы возьмем лучшее, что было у нас-прежних?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Наверное, нет. Это хорошо, даже очень хорошо, о великая богиня Мирца! «В очках-озерах трещин разлет, холодный зрачок пуст. Он почувствует – в мертвом теле его появится мертвый пульс…» И все-таки я уйду, Мирца! Уйду – и забуду. Я умею ЗАБЫВАТЬ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Забыть? Забыть… Забыть! Забыть!! Забыть!!! Это очень просто, совсем-совсем просто!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;68. Творец<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 0’20)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я буду спрашивать, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли ты прогреметь голосом, как Он? Укрась же себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие, налей ярость гнева твоего, посмотри на все гордое и смири его. Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исчезли краски – только бесконечная белизна, ни тени, ни пятнышка. Ледяной холод, мертвый озноб. Белая тишина, белое безмолвие, уходящее в бесконечность – до краев ледяного мира. Белая власть над пространством, равнодушное сияние холодной вечности, гладкая скользкая твердь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если Ты создал всех нас из Себя самого, значит, и я сотворен из Тебя, и спорить нам на равных, ведь я и есть – Ты. Творение – часть Творца, и не всегда худшая. Отчего же мне не спросить Тебя? Отчего не судиться с Тобой?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя. Он ест траву, как вол; вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; кости у него, как железные прутья. Это – верх путей Божиих; только сотворивший его может приблизить к нему меч Свой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трещина – острая, неровная трещина посреди белизны. Синие края, черная глубина… Пространство дрогнуло, пошатнулся мир, заскользили тени. А трещина змеится дальше, устремляется к горизонту, раскалывает твердь. Покой нарушен, изгнан, исчезло равновесие, заскользил под ногами неверный лед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сотворивший мир, сотворил Ты нас по образу и подобию Своему. Наши чудовища страшнее чудовищ Твоих, ибо слабость ведет к изощренности, бессилие же – к хитрости. Не дарованное нам берем сами, ибо и Ты ничего не просил у других. Творения Творца, мы умеем создавать миры, как и Ты создавал, и лишь слабость наша не позволяет сравниться им с мирами Твоими. Но мы умеем учиться у Тебя, мы терпеливы, мы ждем своего часа, ибо, когда Ты творил время, Ты создал его достаточно. Ты – един, нас, подобий Твоих, много, имя нам – легион.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вздыбился мир, синими вершинами заострились айсберги, разошлись в стороны потревоженные льдины. Не тишина – грохот, не Космос – Хаос. Плещет черная вода из глубин, захлестывая все вокруг, беря в плен битое белое войско. В бесцветных небесах – синие промоины, золотые лучи бьются о лед, разлетаются мелкими горящими осколками. Лед чернеет, плавится, уступая простор, исчезая.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где был ты, когда Я полагал основание земли? Скажи, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее или кто положил краеугольный камень ее? Кто затворил море воротами, когда оно исторглось, вышло как бы из чрева? Я сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим. Можешь ли ты посылать молнии и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По черной хляби – белые пятнышки. Осколки льдин, обломки сгинувшего мира бессильно носятся между волн, гонимые непрошеным ветром. Бездонная топь ярится, выходит из берегов, захлестывает, тянет за собой. В небе – обрывки туч, золотой огонь сжигает их, превращая в пар, в дымку, в ничто. Волны вздымаются все выше, до синих небес, до золотого солнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Когда Ты творил Землю, мы, злые бесхвостые обезьяны, были в Тебе, были с Тобой. Когда Ты подарил нам бытие, мы научились затворять моря вернее, чем затворяет десница Твоя. Наши молнии точнее молний Твоих, ибо страх делает нас всеведущими и всесильными. Мы ущербны и оттого опасны, ибо, как и Ты, не признаем рубежей, даже Тобою поставленных. Смерть – наш непереносимый вечный страх, дарованный Тобой, дабы не поднялись мы на самое небо и не опоганили его, лишь подгоняет нас. Мы плохо слышим пророков Твоих и посланцев Твоих, ибо каждый из нас – частичка Тебя, чувствующая себя равновеликой Творцу. Мы опасны, Господи! Ибо предел Тебе – Ты Сам, нам же предела нет. Мы – камень, Тобой сотворенный, который даже Тебе не поднять, мы скала, на которой Тебе не построить Царства.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белые гребешки волн опадают, теряют силу. Черноту сменяет лазурь, стихает шум, рассыпаясь тихим шелестом прибоя. В ясном небе – спокойное солнце, над тихим горизонтом – семицветная радуга.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто поставил Меня судить или делить вас? Отчего ропщешь ты, отчего замышляешь тщетное? Не Я ли сказал, что бремя Мое легко, не Я ли даровал тебе свободу Свою, не Я ли поставил тебя наместником Своим над мирами? Так иди, куда ведет тебя воля твоя, и не страшись смерти, ибо Я – Бог живых, а не мертвых. Земля, сотворенная Мною, – твоя, и мир, основанный Мною, – твой. И все иные миры – твои. Молящий Меня о жизни вечной – получит, ищущий по воле своей – найдет. Так чего же ты еще хочешь, злая бесхвостая обезьяна?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;69. Пустыня<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: l’42)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Отсюда город смотрится лучше всего. Удачнее не придумать – весь как на ладони, огромный, залитый утренним солнцем. Диск прямо подо мною – тоже огромный, острый, ярко-белый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Диск я вижу редко – только в такие дни. Он точно посреди города, бетонный, вросший одним краем в земную твердь, другим же врезающийся в синее утреннее небо. Снизу его трудно заметить, к полудню Диск исчезает, заволакивается туманом. Значит, повезло. И не только потому, что в это утро я забрался под самое небо. Утро – как давно я его не видел! Хорошо бы спуститься вниз, на пустые улицы, пройтись, не торопясь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открыл глаза. Сон во сне, краткий миг прошлого, совсем недавнего, только что ушедшего Вчера. Утро, яркое солнце, глубокое весеннее небо и даже сверкающая громада Диска – все есть. Только чему радоваться?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Неровная зеленая равнина – от горизонта до горизонта, рассеченная серой полоской знакомой реки. Даже руины исчезли – только зелень, только трава, кустарник, незнакомые деревья. Города нет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему – нет? Я сплю, это просто сон, плохой сон! Город здесь, он рядом, за окном. Серая набережная, подернутая туманом река, темная громада Диска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это сон! Сон! Плохой сон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На северо-востоке что-то уцелело. Издалека похоже на старые терриконы, но рыжим громадам взяться неоткуда. Их и нет – просто холмы на месте рухнувших многоэтажек. Вроде скифских курганов, которые мы копали в Песочине. А вот от Здания не осталась ничего – ровная пустая площадка в пятнах желто-зеленой травы. Не просто рухнуло – разобрано по камешку, растащено. Левее и дальше, где стоял мой дом, где траншеи рассекали двор, тоже пусто. Холмистая равнина, небольшая рощица… А где была главная улица, даже не угадать – непрошеные овраги рассекли землю, оплыли, заросли превратились в пологие яры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фисон, первая река, такая же, но от мостов не осталось и следа. На востоке, там, где стояли серые «сталинки»… Можно не оборачиваться, ничего на востоке нет. Ничего!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько лет минуло? Тысяча? Десять тысяч? Диск все же уцелел, даже странно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотел найти свой город, мистер Хайд? Радуйся, ты снова «здесь». Не пришлось даже переходить Евфрат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Евфрат? Его не надо переходить. И зачем? У реки лишь всего один берег!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Л ждала внизу. Я совсем не удивился. Помнил – среди зеленой пустыни я не один. Потому и хватало сил разглядывать могилу города. Если я «здесь», если рядом моя Л, значит, все продолжается. Тем более сейчас утро, я смогу услышать ее слова, не надо догадываться, переспрашивать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и она – маленькая, рыжая, со стрижкой-ежиком на ушастой голове. Увидела, махнула рукой, знакомо улыбнулась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, Л!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приземлился точно в двух шагах, почти не снижая скорости. В такое утро летать – все равно что дышать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Притянул к себе, прижал, провел рукой по жесткому ежику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот и ты, мой Л-Рей! Давно ждешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не ответила, протянула руку, прикоснулась ладонью к моим губам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не против быть вашей Л, мистер Хайд! «И этой ночью блаженные сны приснятся тому, кто спит. Ему приснится сладкий жасмин и стопроцентный спирт…» Правильно?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зеленая пустыня… Старая прошлогодняя трава цепляет за ноги, кусается колючками, оплетает треснувшие камни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, нет, Л! Ты – не Мирца! «Здесь» не всегда различаешь Сегодня и Позавчера, но Мирцу я помню. Я учил ее полетам, сначала в городе, потом мы летали над терриконами, около залива. Она была спортсменкой, планеристкой. Но Мирца давно умерла, Л! В это утро я, наверно, ее вспомнил, поэтому ты на нее немного похожа. «Здесь» ничего не исчезает насовсем, все когда-нибудь возвращается. Город… Он тоже вернется. Наверняка многое здорово изменилось у всех нас: у Джекиля, у меня, у лилипута Том Тим Тота. Нам стало не до города, и он исчез, ушел под траву. Город – это мы и есть… Ты что? Пойдем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остановилась, поглядела вокруг, взяла меня за руку. Сильные ладони сжали мои виски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты должен вспомнить меня, мистер Хайд! Я – Мирца, я жива! Вспомни!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомые глаза, знакомый голос. И лицо знакомое – молодое, ни единой морщинки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не молодое – окаменевшее, фарфоровое, недвижное. Лишь глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца умерла, Л! Ее звали Елена Беранек. Елена – «Л», почти как тебя. Она летала на планерах, она снилась мне в тех снах, которые так любит Том Тим Тот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отвернулась, сжала губы. Живые яркие глаза блеснули.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми, я тебе еще один зуб выбью! Можно подумать, что не меня – тебя закопали на три аршина вглубь, и ты пролежал под травой тысячу лет!.. Вот достану пульт, выдерну тебя отсюда… и будет то, что и в Австралии. И в той же форме!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Пульт? Поглядел в небо – влево и вверх. Я мог поймать там бабочку – маленькую светящуюся пластмасску…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я никогда не был в Австралии, Л! Хорошо, если хочешь, буду называть тебя Мирцей, как женщину, которая летала на планерах. А когда-то я звал тебя Альдой, помнишь? Ты была в красном платье…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отступила на шаг, поглядела прямо в глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты захотел все забыть? Даже Альду, Тимми? Думаешь, ты такой сильный, если смог это? Хорошо, пойдем куда хочешь, я просто буду идти рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему – забыть? Я все прекрасно помню. «Мирца» – из романа «Спартак».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Здесь был твой дом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да. Неужели не узнаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Среди высокой, в пояс, травы – обложенная кирпичами клумба. Над яркими цветами – бессменные «часики». Гипсовая пионерка вот-вот даст сигнал к побудке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этого ты так и не смог забыть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я оглянулся. Забыть? Я ничего не забыл! Тут был мой двор, от траншеи еще остался след – неглубокая впадина в густой траве, чуть дальше – неровное поле на месте улицы, по которой мы гуляли с бабушкой. А впереди – пустырь, где прежде стоял соседний дом. Там я ждал, пока откроется калитка, и мальчик с золотыми погонами умело придерживал пулеметную ленту.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я увидел эту пионерку, когда первый раз в жизни выглянул в наше окно, Л! Мы жили на втором этаже, тут был подъезд…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты уходишь, Тимми!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее лицо теперь совсем другое – строгое, даже суровое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я ошиблась, и Джимми-Джон ошибся. Мы думали, ты теряешь свой город из-за Альды, из-за того, что ее сознание пытается растворить тебя, подчинить… А дело не в ней, Тимми! Ты просто уходишь – от своего прошлого, от себя самого. Ты не хочешь помнить, правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что за чушь? Не помнить? Да я могу нарисовать город даже с закрытыми глазами! Эта улица идет… шла дальше на запад, на углу стоял деревянный дом, даже не дом – нечто вроде сарая; за ним – парикмахерская, через два здания – магазин, куда по утрам ездили телеги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая девушка подошла к клумбе, поглядела на готовую к бою пионерку, вернулась назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дело, наверно, не только в тебе, маленький Тимми, и не в тебе, серьезный мистер Хайд! Не только в вас двоих. И вы, и ваш доктор Джекиль, все вместе – захотели подвести черту. Город – это вы и есть, ваше прошлое, ваша жизнь, но «здесь» бывает не только такое ясное утро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я даже присвистнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не то слово! Нам здорово повезло, Л… Извини, Мирца! Когда «здесь» вечер, когда темно… Нет, лучше не вспоминать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кивнула, погладила меня по щеке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты решил уйти. Все равно куда – хоть в пустыню, хоть на платформу Джимми-Джона. Там не надо бояться темноты, но… Но там ты встретил Альду…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альду?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но Альда… Прикрыл глаза, вспоминая. Я называл так Л, мы шли с ней Туннелями, потом летели по черному ночному небу, она дразнила меня Питером Пэном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон, сон! Просто сон! Разве я боюсь темноты? Разве Альда – женское имя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда – тоже боль, как тени, которые приходят к тебе ночью, правда? И ты решил забыть ее, Тимми. У тебя, кажется, получилось, но ты потерял все – и свой город, и своего маленького лилипута Том Тим Тота… Жизнь – не только светлое утро и ясное небо! Тьма и страх – часть нас самих, этого не выбросишь. Нельзя выскоблить собственную душу! Сам говорил о глянцевом Эль-Рее!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты рассуждаешь, как моя бабушка! – улыбнулся я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая резко кивнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас ее «здесь» тоже нет? Как и всего, что тебе дорого? Даже ее потерял, Тимми? А что осталось? Заросшие травой руины, покой, ясное утро безо всяких забот? Веселенькое, да? А ты еще ругал Джимми… Знаешь, не буду тебе больше ни о чем напоминать! Пойдем!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возле места, где прежде была калитка, оглянулся. Клумба, «часики» над цветами, пустой гипсовый пьедестал…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Какая же ты сволочь, Тимми!» Сволочь? Рыжая Л ругала лилипута? Она с ним незнакома, Том Тим Тот – мой сон! А мне не нужны сны, как и доктору Джекилю. Он, неспящий, научился их забывать. Научусь и я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тут – ничего, пусто-пустынно. Даже трава выросла не всюду. Серая плешь в зеленых пятнах – вот и все, что осталось от давнего страха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебе смешно, мистер Хайд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поглядел туда, где когда-то стояла церковь – еще один ночной кошмар. Неживые лица, черный провал у алтаря… Неужели я этого боялся?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смешно, Л! Ты не права, тьма и страх – не часть души, не часть нас самих. Они – просто жаркое одеяло, кулак под сердцем. Больной желудок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Достал из кармана знакомую красную пачку. «Атаман», как и должно быть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Героинчик? – рыжая дернула щекой. – Жаль, что бить тебя бесполезно, Тимми! Даже этого ты не поймешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой нелепый сон! Отчего мне снится пустыня? Я там никогда не был!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где гуще трава, где невысокий кустарник, что-то белело. Панамка? Ну конечно! Маленький, серьезный не по годам мальчик стоит на давно исчезнувшей аллее, смотрит, не отрываясь, вперед…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто это, Тимми?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вновь улыбнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этому мальчику очень страшно, Л! Он видит кладбище – и огромную яму в земле, целый стадион. Там его ждет кто-то очень страшный. Вмерз в лед, затаился. Вот-вот набросится!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая задумалась, покачала головой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Но мальчик не убегает. Все-таки не убегает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца говорила…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца? Да, Мирца, теперь вспомнил! Седая женщина, мечтавшая вновь подняться в небо. Седая женщина, приславшая мне письмо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она говорила: если не можешь убежать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Иди навстречу! Я поговорю с этим мальчиком.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;70. Прогулка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 3’52)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно смотреть на окна собственной квартиры ранним утром. До солнца еще далеко; прямо перед подъездом, на улице, горит фонарь. Свет и в моем кабинете, там включена лампа – настольная, слева от монитора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я вырубил компьютер? Я вырубил компьютер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да, странно быть не дома в такое время. Всем странно, а мне – нет. Полночи у экрана, глаза устали. Самое время погулять. За то и люблю мой город – здесь всегда хорошо гуляется. Особенно по утрам, особенно возле реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зовется река – Евфрат. Непонятно, отчего: на Евфрат настоящий, который в Ираке, она ничем не походит. Не Четвертая ли река – из тех, что Рай орошают? Фисон, Гихон, Хиддекель, примкнувший к ним Евфрат? Тогда где же остальные?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да какая разница? Четвертая, первая, третья… Главное, река есть, есть это туманное утро, пустынная набережная, легкий ветер над водой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот! Тим Том!.. Слышите меня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Река, похожая на мой Евфрат, есть в каком-то далеком городе. Она шире, за нею – огромный пустырь, дальше, кажется, храм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Художник Эль-Фано. Испания. XV век… Эль-Фано? Ни разу не слышал! И картин не видел, даже в репродукциях. Не иначе сон, причем не из самых веселых. Клыкастые хари, порванный в клочья саван на камнях мостовой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Справа, совсем рядом, мост. Левее еще один, до него минут десять ходу. Над Евфратом всегда туман, и над мостами туман. Туда заходить не стоит, худшая примета – пересекать реку во сне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне? Разве я сплю? Просто вышел погулять! Работал всю ночь, голова пробковая, даже во рту кисло… Надо пройтись вдоль реки, подышать прохладным туманом. Маршрут привычный, исхоженный – по ровным серым плитам набережной, от правого моста к левому, мимо громады Диска и дальше, к плотине, к горящим сквозь туман прожекторам. Евфрат все время будет по правую руку, такой же туманный, такой же бесконечный. У него нет противоположного берега, так что незачем даже подходить к мостам. И за плотину идти не стоит – Евфрат исчезает, сразу, неожиданно. Но мало ли в мире странного?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не сплю. Просто гуляю. Просто встречаю рассвет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне я, кажется, очень боюсь темноты. Неудивительно! Сон – просто сон, небывалая комбинация известных ощущений. А страх – всего лишь расшатанные нервы или больной желудок. Можно бояться могил, можно – красного авто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красное авто… «Alda-0003». Стриженая девушка в красном платье. Она мне тоже снилась? Едва ли. Наверно, в памяти застрял кусок мексиканского сериала. Очередная экранизация очередного женского романа. «Я гр-р-раф де Ха-Ха!» Или еще лучше: «А зовут меня Том Тим Тот!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Какой еще Том Тим Тот? В английской сказке – Том Тит, я же помню: «Нимми-нимми-нот! Я зовут меня…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим! Том Тим! Где вы? Отзовитесь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каком-то незнакомом городе. Теперь утро, туман на реке, иду по набережной. Теперь вижу это каждую ночь… Привет, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Никаких кошмаров? Видите – долговременные последствия, стабилизация «просто» сна. Как и обещано в вашем «Гипнономиконе»… Том Тим, черт подери, как вы сумели блокировать память? Едва до вас достучался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Блокировать? Просто приказал себе все забыть. Этому научился не «здесь» – наяву. Не так трудно, друг Джимми-Джон. Особенно когда приходится регулярно тренироваться. А теперь катитесь вы!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот и Диск – темное пятно на темном небе. Диск я вижу редко – только по утрам. Он точно посреди моего города, бетонный, вросший одним краем в земную твердь, другим же врезающийся в туманное сизое небо. Снизу его трудно заметить, к полудню Диск исчезает, заволакивается дымкой… Странно, иногда кажется, что раньше Диск был совсем другим, находился не здесь. На него можно было даже подняться, взлететь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взлететь? Хорошо бы, только как? Подпрыгнуть, почувствовать опору под подошвами? Зайти в знакомую школу, она как раз за Диском, подняться на четвертый этаж в кабинет биологии. А дальше? С открытым зонтиком – на мостовую? «Плиты дворовые помнят о том…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я научилась летать, Тимми. Благодаря тебе! Я снова летала, как прежде – и мне почти не было страшно».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А это откуда? Что значит пересидеть за монитором! Все равно мало успел, даже не выкроил минуту, дабы взглянуть на новые файлы – те, что Влад перекинул. Файлы-картинки в расширении jpg, игрушки для программистов. Для пущей релаксации. Куда я их спрятал, эти mo.jpg? В директорию «INIE»? Влад говорил, что на одном из них – забавная бабочка, бабочка-выручалочка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вверх и влево. Просто протянуть руку… Почему влево? Разве на небе есть право и лево?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим, мне некуда катиться! Вы мне очень нужны. Кое-что случилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надеюсь, не с Мирцей?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще спрашиваете? Да она вас убить собирается! Первый раз приняли ее за какую-то букву в алфавите, потом просто не увидели…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не увижу. Сознание – хитрая тварь, Джимми-Джон. Оч-ч-чень живучая. Мое вот новый город выстроило. Тихий, знаете, такой. Спокойный. Я у себя дома, странно, правда? Друг Джимми-Джон, я же вам, кажется, уточнил направление?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и мост номер два, он же левый. Бабочка из файла mo3.jpg должна быть как раз над ним – если бы я спал, конечно. Спал – и видел забавный сон про бабочку-выручалочку, про пульт с горящими кнопками, про рыжего Ежика, который сажает «челнок» на австралийском космодроме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Австралийский космодром?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь можно не спешить. До плотины минут пять ходьбы, а дальше идти не стоит, да и некуда. Он очень маленький, мой город: дом, светящееся окно на втором этаже, набережная, мосты в тумане, громада Диска…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Что за Диск? Зачем такое посреди города?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно просто постоять у чугунных перил, глядя в серую пелену. Жаль, у Евфрата нет противоположного берега! Вчера я даже ступил на мост, но потом передумал. И в самом деле, что может быть «там»? Река и река, туман и туман, тихо, спокойно, сыро. Здесь никогда не перейдешь мост, не зайдешь за плотину, не увидишь радугу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отчего – не увидишь? Обычное атмосферное явление. Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим! Том Тим!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон! Друг Джимми-Джон! За спокойные сны – спасибо. И за Мирцу – спасибо. И за то, что познакомили с Альдой, – тоже. Но я больше не смотрю ваши файлы, я их задавлю, как только домой вернусь! Мне не нужна ваша вечность, оставьте меня «здесь», в моих снах! Во сне человек может побыть наедине с самим собой, это важнее бессмертия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Друг Том Тим, речь не о бессмертии. Речь обо мне. Извините, что напоминаю… Вы же сразу появились, когда узнали про Елену Беранек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Только не говорите, что умираете. Вы пирамиду Хеопса переживете! У меня нет с собой пульта, да я и не собираюсь жать на зеленую кнопку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Этого как раз не требуется. Боюсь, в моем файле… На моей планете вы меня не найдете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плотина! Люблю тут бывать – и утром, и ночью. Шум воды, белые буруны у бетонных «быков»… Жаль, в моем городе нет моря, и я никогда не встречу Большую Волну!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Море дрогнет, горизонт вздыбится, набухнет свинцом. На миг темные воды отступят, побегут назад, обнажая черную ямину, утаскивая в неведомую бездну лодчонки-скорлупки. Потом горизонт забелеет пеной, вознесется гребень – и Она грянет. Медленно, медленно, быстрее, быстрее… Грянет, ударит, рассыплется прямо у моих ног…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем это я? Море далеко, почти сутки на поезде. К нему надо ездить летом, а до лета еще требуется дожить, работы много, слишком много. Поганый год, давно такого не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что за файлы прислал Влад? Кажется, на них надо посмотреть перед сном, и тогда не будут мучить кошмары… Так нет в городе никаких кошмаров! И слово глупое, как раз из женского романа. «Графиня увидела кош-ш-шмар-р-р: из зеркала скалился жуткий пр-р-р-ризрак Том Тим Тота…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда видела призрак… Альда? Это же мужское имя! Альдо Мануцио, известный книгоиздатель, его книги называют «альдинами». Венеция. XV век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Эль-Фано, «Процессия». Испания. XV век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон, какого черта! Что за тонкие намеки? На пенсию собрались?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Собрался. Собрали… Том Тим, это, конечно, наглость, но я сейчас переберусь к вам. Ждите!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаете, я вас узнаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домой? Да, пора. Жаль, опять не выспался, скоро на работу, три пары подряд. Три пары – да на сонную голову!.. Жаль, нельзя придумать сон, в котором можно отдохнуть по-настоящему. Скажем, тихий берег моря, маленький городок, домик рядом с книжным магазином… Построить бы помост, надстройку над океаном подсознания! Мир снов, Гипносфера… Удачное слово!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нимми-нимми-нот!..<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;71. Отставка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 3’00)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Белесый утренний туман, темная вода за чугунными перилами, влажные бетонные плиты бесконечной набережной. Река с одним берегом, мосты, ведущие в Никуда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Евфрат? Не Евфрат, не Четвертая река – Ахерон, стремнина Смерти! Что я тут делаю, в сырой могиле?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не вижу вас, друг Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не сможете. Дайте руку, Том Тим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Исчезли краски – только белая, бесконечная белизна, ни тени, ни пятнышка. Ледяной холод, мертвый озноб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Глаза пока не открывайте. К сожалению, ничего толком не успел. Это мой резервный файл, последний патрон. Здесь еще ничего нет… И уже, боюсь, не будет. Все, можете открывать глаза…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Открывать? А зачем? Сон «Ничего Нет» – белое пространство, белая пустота, белая бездна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего. Никого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тут. Голос можете не повышать, я слышу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он не рядом, но и не вдали. Всюду – и нигде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как видите, не успел прописать, даже себя. Но… Это не имеет значения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для Акулы, может, и не имеет. А легко ли стоять… Легко ли висеть (плыть? застрять?) в пустоте, видеть пустоту – и с нею же разговаривать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Белая тишина, белое безмолвие, уходящее в бесконечность – до краев ледяного мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И голос не узнать. Да голос ли? Слова сами собой рождаются в мозгу. Маленькие горячие взрывы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Я буду спрашивать, а ты объясняй Мне. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли ты прогреметь голосом, как Он?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Еще раз прошу прощения за этот… антураж, Том Тим. Но выхода у меня нет. Мы можем больше не встретиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что за мелодрама? – поморщился я. – Вам так интересно, почему я стараюсь все забыть? Неужели непонятно? Вы меня напугали! Вы любого напугаете, друг Джимми-Джон! Да кто вам дал право на такое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перевел дыхание, оглянулся. Никого! Бог говорит из сияющей белизны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Напугала смерть Мирцы? Напугал новый мир, который УЖЕ существует?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Где был ты, когда Я полагал основание земли? Скажи, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее или кто положил краеугольный камень ее?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И это тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стало ясно – Джимми-бог вызвал меня не для бесполезного спора. Я ему действительно нужен, но джинсовый не спешит. Или просто не решается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы сами любите слово «душа», Джимми-Джон. Сон – путешествие внутри собственной души, если хотите, дар Творца, право разобраться в себе самом. А вы хотите лишить меня… нас этого права.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Готовите вторую часть «Гипнономикона»? – смешок прозвучал неожиданно и резко, как выстрел. – Помнится, Боккаччо в старости накропал «Антидекамерон»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот даже как?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я и первой части не писал!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Писали! Одно из следствий эксперимента. Во сне мысли легко систематизировать, даже без активного вмешательства сознания. Представляете, что это даст? Дало бы… Я ухожу из проекта, друг Том Тим. И проект… Проект закрывается. Увы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закрывается? Закрывается… Проект закрывается, Америка закрывается, Рай закрывается… Стоп! Разве может Творец уйти в отставку? На запертых райских вратах – надпись «Бога нет», ангелы распродают арфы и крылья…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Америку нельзя закрыть, Джимми-Джон! – Я поморщился, глядя в лицо беспощадному белому свету. – Поздно! Я не просил вас уходить в отставку, я лишь хочу остаться один. У вас найдутся миллионы адептов!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тоже так думал, Том Тим… Если не секрет, кем вы меня считаете? Возраст, внешность, характер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Джинсовая Акула, наглый австралийский плейбой с узлом на брюхе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы из Австралии. Вам за пятьдесят, вы больны, возможно, даже инвалид, вам очень трудно общаться с людьми. Ну и… Как ни странно, редкий гений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова смешок, на этот раз тихий, очень грустный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Австралия – для отвода глаз, чтобы искали дольше. А все остальное… Мне тридцать, я преуспевающий сотрудник секретной лаборатории, увлекаюсь виндсерфингом, женат, трое прекрасных детей. С людьми общаться действительно разучился, я ими чаще командую. Вас что, джинсы смутили? Сразу видно, что вы издалека, Том Тим! Мода семидесятых возвращается. Ретро!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже так? Тридцатилетняя Акула со стариковскими глазами. Даже в этом ошибся… Да какая разница? Разве важно, как выглядит бог? Отставной бог – и подавно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Помните, в самом начале нашего странного знакомства я сказал вам, Том Тим, что людям всегда не хватает времени. Не хватало и мне. Собственно, из-за этого и задумался. Сон – треть жизни, помните? Виртуальные миры, которые сейчас конструируют компьютерные гении, плохи одним – они съедают время. То самое Время, которое так опасно убивать! Про наркотики и прочую гадость и не говорю. От этого я и оттолкнулся. Ну и вторая причина, вам тоже известная. Мой брат был тяжело болен, не мог вставать, даже разговаривать. Рай, бессмертие – все пришло потом, причем не без вашей помощи. Брату помочь, увы, не успел. А вначале… Я работаю в одной очень секретной лаборатории, занимаюсь человеческим мозгом. Точнее – воздействием на наш бедный мозг. Не я один, конечно, целая группа. Работодатель наш – не Красный Крест, все результаты идут под грифом, категория «Только для глаз». Поэтому, боюсь, Америку вновь откроют очень нескоро. А если откроют, то высадят там морскую пехоту… Сперва нам всем просто хотелось выспаться, не видеть во сне того, что видеть не хочется. Знакомо, правда? Это оказалось нетрудно, мы тем и занимались – способом воздействия на человеческое сознание. Наши файлики, картинки – безобидная мелочь по сравнению, так сказать, с основной продукцией. Мы-то работаем над воздействием на сознание НЕ во сне. Файлики понемногу раздавали своим друзьям, это совершенно неопасно. Кстати, все мы быстро научились творить в… Гипносфере. Это не утомляет мозг, напротив, освобождает от лишнего груза. Так что не удивляйтесь своему «Гипнономикону». Потом… Потом попробовали сделать искусственный сон более продолжительным, сложным. Мы все – люди небогатые, поэтому решили кое-что пустить на продажу. Отчего бы и нет, тоже никому не повредит. Признаться, увлекся. Интересы клиентов, реклама даже, голосование в Интернете, акционерное общество. Суета, конечно! Но даже тогда никто из нас еще не понимал, что открыт Новый Мир. А потом я попробовал создать сон-ловушку – и сотворил Альду. Оставался всего шаг до настоящего бессмертия. И вот – Мирца. А вы, Том Тим… Вы смогли осмыслить все сами, даже не зная, что подобное уже делается. Затем… Естественно, ни с кем мы не связывались лично, но… К сожалению, огласки избежать не удалось, наш проект, точнее – хобби, привлекло внимание. А ведь методика наша, мягко говоря, совершенно секретна. Никто не хочет терять работу, друг Том Тим! К тому же… Среди нас есть верующие люди, они рассуждают приблизительно так же, как и вы. В общем, завтра наши компьютеры будут чисты, как слеза. Файлики – те, что уже есть, – просуществуют недолго, скоро о них позабудут. Я не хотел останавливаться, однако… Меня не очень спрашивали. Вот и все!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый свет, белый огонь, белые равнодушные слова. Творец уходит в отставку. «Я сказал: доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Огорчил вас, Том Тим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Удивили. Бог отдает сотворенный мир за чечевичную похлебку!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, я в вас не ошибся! Вы продолжите то, что я начал, друг Том Тим. Вы, Мирца, может, еще кое-кто, вам пока не известный. Колумб продал Америку за чечевичную похлебку – но Кортес все равно завоюет Мексику!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это – верх путей Божиих; только сотворивший его может приблизить к нему меч Свой. Можешь ли ты посылать молнии и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белое сияние… Нет, уже не белое! Потемнело, пространство сжалось, съежилось, пошло клочьями. Последний приют отставного бога…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон! – заорал я, надеясь, что он еще здесь. – Джимми-Джон, сволочь этакая! Мне на хрен не нужен твой мир, понял? Не нужен! Я обычный человек, у меня обычная жизнь, а ты – гений, говнюк! Понимаешь? Гений! То, что ты сотворил, Саваоф хренов, нужно тебе самому, Мирце, Альде, тысячам и тысячам. А ты всех их бросил, бросил, бросил! Ради своего виндсерфинга, ради вонючих сребреников, ради сраной карьеры, Колумб долбаный! Ты просто трус, трус, трус!.. Понял, Джимми-Джон? Ты трус!!! Да пошел ты!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кто поставил Меня судить или делить вас? Отчего ропщешь ты, отчего замышляешь тщетное? Не Я ли сказал, что бремя Мое легко, не Я ли даровал тебе свободу Свою, не Я ли поставил тебя наместником Своим над мирами?»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;72. Мост<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Choral: 2’03)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пустая темная набережная, мрачные, ни огонька, дома вдоль пустой дороги, белый туман, бесцветное небо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И это твой город, мистер Хайд? Твой Новый город? Жалкий огрызок между мостами, ведущими в никуда, в туман, в пустоту?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сигарета никак не хотела загораться. Эх, акулий героинчик! Теперь бы курнуть, вновь оказаться в анабиозе. Вокруг все, как «там» – включенный компьютер, утренний будильник, почтовый ящик в подъезде. Только реку не перейдешь. Незачем!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Но ты этого хотел, мистер Хайд! Вот он, рядом, твой покой, мистер Хайд! Тут темно, но страха нет, мистер Хайд. Здесь туман лишь и покой, мистер Хайд! По ночам приятно спать, мистер Хайд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не больше километра, меньше даже – от моста номер один до гудящей плотины. А надо ли больше? Пройтись вдоль реки, покурить, глядя на темную воду. И – домой, как раз к будильнику. Полная релаксация!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Релак-са-ци-я! Релак-са-ци-я! Именно!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так на кого сердишься, Хайд? Ты устал от своего города, устал его искать, устал от царства Джимми-Джона… Нет, не устал – испугался. Америка оказалась слишком настоящей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь, страх, могилы – Ад? Нет, мистер Хайд, ночь и могилы – лишь маски, знаки. Не боль в желудке, не кулак под сердцем! Просто, когда слабеешь, когда наливаешься болью, подступает истинный Страх – издалека, медленно, на цыпочках. Это он, истинный, приближает ночь, окружает могильными тенями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь» – это Я. Весь Я – от рождения, от цветущей клумбы, увиденной из окна, – до Смерти. Она, костлявая, тут, ждет, напоминает, подступает кладбищенским ужасом. Город – твоя жизнь, мистер Хайд. Вся, от первого крика до последнего выдоха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Джимми-бог победил Смерть. Джимми-бог ушел в отставку. И ты тоже ушел, Том Тим Тот, напуганный лилипут! В мире картинок, в стране искусственных снов, пляжей и стрип-баров ты вдруг встретил Смерть. Ту, что подступает в стриженой, – и ту, что забрала Мирцу. Ежик вернулся, ты сам, юркий Тимми, помогал вытаскивать его за рыжую макушку, но простить – не простил. Чужая Смерть – слишком много для того, кто каждый день видит Свою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А Джимми-Джон просто сбежал. Продал. Предал. Плюнул. И я на Акулу плюну. Мне можно, я просто человек, а Он, мерзавец и трус, – бог. Мне можно – ему нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Я – просто человек. Он – ПРОСТО бог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой мост ближе? Номер два рядом, но к плотине подходить не хочется. Жалкие бурунчики у бетонных «быков» – вместо моря, вместо Волны, закрывающих горизонт… Мир замкнулся, сжался, как последний файл Джимми-Джона, его последний искусственный сон. Сознание, жалкий, бедный хамелеон, закуклилось, закрылось – туманом, пустой набережной, темной рекой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зря тебе кажется, Хайд, что все это возникло внезапно, из ничего. Ты согласился нырнуть в странную картинку mo8.jpg! Серый пляж, тихое море, гобелен в замке. Красиво, глянцево, тихо… Куда же возвращаться из такого Эдема? Вот ты и вернулся – сюда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще бы немного, и ты бы привык, мистер Хайд! Джимми-бог старался не зря – ты создал свой собственный файл, свою собственную платформу над океаном. Она пока еще не очень по душе, как плохо разношенный ботинок. Но ведь и ты не зря гуляешь мимо чугунных перил. Разносится! Разносилась бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты, неспящий Джекиль, ангельский доктор! Не улыбайся во сне, умник! Тебе бывает хреново «там», тебя тошнит от твоего Сегодня, правда? Поэтому мой город и стал таким – ветхим, утонувшим в Позавчера. Ты вновь хочешь стать мальчишкой в белой панамке, мудрый Джекиль? Мастером погонь по чердакам и подворотням? Питером Пэном?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Питер Пэн – звала меня Л. Нет, не она – Альда. Стриженая поняла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь» нет твоего Сегодня, Джекиль! Не только я – ты, неспящий, пытаешься уйти, спрятаться, укрыться. Но Прошлое – лишь часть тебя и меня, город просто не выдержал, начал ветшать, рассыпаться. Зеленая пустыня, треснувшие камни среди травы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жизнь – не только Прошлое, доктор!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А я… А я слишком похож на тебя, Джекиль. Только храбрый лилипут попытался вмешаться. Тебе он тоже не понравился, доктор ангельский?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мост номер один… Жаль, нельзя взлететь, подняться над черной рекой, над лже-Евфратом, прорваться за белесые облака, оставить внизу надоевший туман. Новый город осторожен, в нем нет крайностей. Утро, солнце, полет – Рай… Но если нет Ада, Рай ни к чему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ты не узнал Мирцу, даже не увидел ее! И вновь – чему удивляться? Она появлялась, чтобы тревожить, напоминать: «Ты уходишь, Тимми!..» Верно, Ежик! Жалко, ты не выбила мне еще один зуб, рыжая! И плевать, что это тоже – не лучшая из примет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не можешь убежать… Я не убегаю, Ежик!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая Мирца, стриженая Альда… Девушка в красном платье, в красной машине. «Alda-0003»… Почти не помню, почти ничего! Что там случилось, лилипут, подскажи?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты сам разрушил свой город, мистер Хайд! Разрушил – и создал новый, без Рая и Ада. Так чего же ты еще хочешь, злая бесхвостая обезьяна?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего хочу? Для начала – подойти к мосту.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Гладкий влажный асфальт, узорный чугун по краям, посреди – рельсы несуществующего трамвая. И туман – сверху, где белесое небо, снизу – где черная вода. Переходить реку во сне – худшая из примет. Не так ли, мистер Хайд? Вот ты и спрятался за туманной рекой, подальше от самого себя. Так за что ты невзлюбил джинсовую Акулу? Он начинал с того же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слева – черная гладь, занавешенная белым, справа – асфальт, по которому никогда никто не ездит. Мост через Четвертую реку, через Ахерон, через океан Оно. В бесконечность, в Никуда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Первый шаг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Позади – завоеванный покой, вожделенная тишина, сырой туман, за которым не увидишь страха. Маленькая уютная скорлупка, файлик с высшей защитой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впереди… Черная река, темный мост, белый туман. Не боишься, мистер Хайд? За мостом – не Эль-Рей, не солнечное утро, там не ждет пустой троллейбус и чистое шоссе. Там… А что Там?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Уже темно. Сейчас появятся. Сначала нечто черное, длинное у самых ног, потом сядут вокруг, заговорят. Посочувствуют даже. Потом встанут, подойдут…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За старым черным штакетником – черная пустошь. Деревья исчезли, исчезли кусты сирени, цветы. Пусто – ничего! Лишь возле обвалившегося крыльца – две могилы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Не смотреть на лица, не смотреть! Я знаю, кто собрался тут, кто пришел сюда – в неосвященную церковь, поздним вечером, среди темного кладбища…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Их очень много – сосновых венков, их выносят из автобусов, ставят возле раскрытых дверей. Черные ленты, надписи серебрянкой, равнодушное белое небо, мелкие снежинки в тихом воздухе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Думаешь, река спрячет, мистер Хайд? Не спрячет! От Смерти же ни единый не утече. И сюда доберутся клыкастые гости, нарушители чинной церемонии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эль-Фано. Испания. XV век.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже ничего не увидеть. Набережная, спасительный файл – за туманом, впереди тоже туман, внизу – черная вода. Прощай, скорлупка, ты честно пыталась меня защитить! Но я все равно бы не выдержал, все равно бы сунул нос в Гипносферу. В покое нет Ада, но нет и Рая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Ветер в ушах, ветер в глаза, белый огонь впереди. Вверх, вверх, рассекая воздух, разрезая пространство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Медленно-медленно, осторожно-осторожно, затаив дыхание, тихо, не спеша. Выше, выше, к яркому лику Луны, равнодушно взирающей из надмирного далека…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Уже? Мы летим?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…За распахнутой калиткой – знакомая клумба. Гипсовая пионерка поднимает руку с горном, а вокруг – густая тополиная зелень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«… – Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть – всего лишь миг, а жизнь такая длинная. Мы остаемся с тобой, и твои папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какой короткий мост! С набережной казалось, что до противоположного берега… Нет берега! И тумана нет, и черной воды, и чугунных перил. Ничего – исчезло, сгинуло. Растаяло нестойкое марево, тонкая пленка привычного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мост кончился. Впереди…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Красное, красное, красное, красное. Переливающееся облако, чуть подсвеченное изнутри… Оранжевые сполохи перед глазами, оранжевые зарницы, одна за другой… Желтый огонь, совсем близко, совсем рядом, у самых глаз, желтый… Зеленые квадраты, ровные, зеленые, острые углы, резкие грани… Голубое ущелье, голубая вода в ручье, голубая, голубая… Синие сталагмиты, синие, синий отблеск кристаллов… Фиолетовая пропасть, фиолетовая бездна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;73a. Бетси-шеф<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’32)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шезлонги пусты. И веранда пуста, и дорожка, что вела к корту. И сам корт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Эгей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На миг почудилось, будто минула тысяча лет. Стоит подойти чуть ближе, шевельнуть недвижный воздух – и все превратится в пыль, бесцветную, горькую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бог ушел… Бог. А богиня?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Привет, Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомая тенниска, знакомые шорты. Все тот же ежик – как и в первую нашу встречу. Только не улыбается.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мирца…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подошла, зачем-то покрутила в воздухе ненужной ракеткой. Поморщилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если собираешься извиняться, лучше заткнись. Мне даже ругаться не хочется. Пойдем, у нас, кажется, новый шеф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переспрашивать не стал. Извиняться – тоже. Не всех, подобно Елене Беранек, выпилили из авиационного дюраля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и комната – тоже очень знакомая, гобелен на стене…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Дракон пришед за Девицей, алкая ея пожерти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыцарь уже поспешах. Где Дракон?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, угости сигареткой!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…На Бетси-квест – строгий синий костюм. На Бетси-квест – ни миллиграмма помады. На лице Бетси-квест – холодная маска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Была Бетси-квест – стала Бетси-шеф.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приглашения ждать не стал – сам присел. Возле стола, на табурет пластмассовый. Мирца темной тенью застыла в дверях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господин Том Тим Тот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Строгие губы на миг сложились трубочкой, словно новый шеф пробовала мое имя на вкус. Программа-переводчик все же сплоховала. «Мистер Том Тим Тот» – не в пример выразительнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надеюсь, мне не придется извиняться за… обстоятельства нашего знакомства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не вопрос – констатация. Я вытащил сигарету, протянул пачку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не улыбнулась. Не взяла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Намек поняла. Разъясняю. Я была против ваших… контактов с Джимми. Потребовала взять меня на встречу в mo14.jpg. На первую – и все последующие. Без него с вами общалась настоящая… барышня Бетси. Джимми счел возможным скопировать мою внешность для файла. Считал, что это очень смешно. Так что мы с ним квиты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со мной она, кажется, только собиралась поквитаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Неужели вы, господин Том Тим Тот, и в самом деле считаете, что лучший способ соблазнить женщину – схватить ее за нос?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надеюсь, я все же не покраснел. Ну, Джимми-Джон, шутник австралийский!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне уйти? – негромко поинтересовалась Мирца, глядя не на нас, а в сторону теннисного корта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попросила бы остаться, госпожа Беранек. Речь пойдет и о вас. Присядьте, будьте добры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Садиться Ежик не стал, пристроился возле стула. На мою руку легла маленькая ладонь. Вздрогнул – холодная!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– О том, что проект завершен, вы знаете. Осталось уточнить, что это означает непосредственно для вас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для НАС? Ледяная ладонь Мирцы еле заметно дернулась. И я похолодел. Для Том Тим Тота – все это лишь сон, для Ежика…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Прежде всего скажу, почему пришла я. Джимми-Джон – наш общий псевдоним. Джеймс и Джоанна. Мы коллеги. Не родственники. В близких отношениях не состоим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последнее можно и не уточнять. С ЭТОЙ Бетси, Бетси-Джоанной, в упомянутые отношения не помог бы вступить даже акулий героинчик. Как же она курила тогда, в баре? Не иначе и это прописали, умельцы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я была против коммерциализации проекта. Такой бизнес опасен чисто в финансовом отношении, хотя не это главное. Ублажать извращенцев – поистине грех!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откинулась назад, сцепила сильные пальцы… Бобби-Султан, тебе икается?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мы, коллеги Джеймса, к сожалению, тоже оказались слабы. Но его грех во сто крат хуже. Вы знаете, госпожа Беранек и господин Том Тим Тот, про опыты с так называемой «ловлей» душ?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Альда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ему удалось, извините за отвратительный термин, «поймать» три неведомые нам сущности. Для человека верующего – гнусная пародия на акт Творения. Для неверующего – вопиющая жестокость! Две сущности погибли, последняя – погибнет через несколько дней.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Файл просуществует недолго».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И все это понадобилось для истинного кощунства – создания приюта для неупокоенных душ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для моей? – не поднимая головы, поинтересовалась рыжая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для вашей! – Голос окреп, налился металлом. – Никто не должен уйти от Суда, госпожа Беранек! Думать иначе – противопоставлять себя Ему! Поэтому мой долг помочь вашей душе наконец-то спастись!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ежик молча кивнул, отвернулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все результаты этого отвратительного… опыта уничтожены. Существующие файлы со временем ликвидируются сами собой. Скопировать большинство из них невозможно, тем более – воспроизвести. Что касаемо данного, извините, объекта…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетси-Джоанна резко встала, раскинула руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гордыня! Джеймс думал создать мир лучший, чем у Него! С точки зрения христианина – смертный грех. С точки зрения ученого – абсолютно бесполезный опыт. Сам по себе этот мир, извините, не сложнее компьютерной игры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Извините» да «извините»… Кто это так извинялся, раз за разом? Не Ежик ли, когда мы с ним гуляли у рыжего террикона? Рыжий террикон, рыжий Ежик… Компьютерная игра для планеристки Елены Беранек…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надеюсь, вы согласитесь, что носитель информации, где прописан этот… мир, правильнее всего уничтожить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мирца даже не шелохнулась.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не страшись смерти, ибо Я – Бог живых, а не мертвых. Земля, сотворенная Мною – твоя, и мир, основанный Мною, твой».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Надеюсь, господин Том Тим Тот…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбнулся. Потянулся. Не спеша встал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если с этим миром… Если с госпожой Еленой Беранек хоть что-нибудь случится, очень НАДЕЮСЬ, что найду тебя, блядь гребаная, где бы ты ни пряталась!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подождал, дав программе-переводчику потрудиться. Надеюсь, словарь синонимов не подкачает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее рука потянулась вверх. Пульт! Не-е-ет, не убежишь, коротышка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А для начала я ваш долбаный вонючий сверхсекретный проект перед всеми распялю, как шлюху на диване! Джимми не такой дурак, чтобы просто уйти. Он своему дружбану Том Тиму кое-что на память оставил. Маленький такой файлик. Письмецо с гарантией…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подействовало? Маска все та же, только вот рука уже к пульту не тянется. Ну, Отец Лжи, выручай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сперва – адрес. Вы квартируете не в Австралии, верно? И не в Европе, конечно. До Риги целых десять часов лету, но… На карте есть. Потом – назначение проекта. Вы воздействуете НЕ на спящих, госпожа Джоанна, не так ли? Секретность – «только для глаз», твою мать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вновь подождал, дал переварить. И не только переводчику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Тихо-тихо дышала Мирца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И – персонально, начиная с самого Джимми. С того, как ему на виндсерфинг денег не хватало – и на колледж для потомства тоже. Платят хорошо, но ведь трое детей… Продолжать? Или госпоже Беранек ни к чему знать детали?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я презираю ваши угрозы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и сказала – словами. Я… Презираю… Ваши…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, самое время смеяться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вот, твою дивизию, непонятливая! Ничего и доказывать не придется! Стоит прессе кость кинуть – вместе с файлом «Гипнономикона». Да ваше правительство по жилочкам растащат! Не за ту дрянь, над которой работаете, а именно за ваше хобби. Сначала – правительство, потом и вас, штукарей. Святоши – сами знаете за что, врачи – потому что снотворное продавать надо, жены – дабы мужья блядей во сне не видели, их мужья – аналогично. И, конечно, евреи. С фондом Симона Визенталя еще не знакомы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Почему? – Маска исчезла, глаза горели ненавистью и… Нет, пока только ненавистью. – Евреи – почему? Что вы мелете, идиот? У меня самой муж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Идиот»? Прогресс, прогресс!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Или вы не знаете, госпожа Джоанна, что захотят видеть каждую ночь эти страшные антисемиты? Ой, вэй! У дяди Изи инсульт!.. Продолжить? Родители, дабы детки во сне…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что вам надо?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и все! Можно и дух перевести. Спеклась, коротышка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пословица есть такая: попал в говно – сиди и не чирикай. Вот и не чирикай! Файл… Носитель информации беречь как собственный… глаз. Между прочим, Елена Беранек – тоже личность, не правда ли? Начнет тебе, бляди, по ночам являться. И потомкам твоим до седьмого колена!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Хватит! Подонок!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бетси-Джоанна дернулась, рванула ворот крахмально-белой блузки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты!.. Я не убийца! Госпожа Беранек имеет право сама принять решение. Это будет не самоубийство, она мертва, ясно? Мертва! Ее похоронили…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И снова – улыбку пошире.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я тебе, суке, морду разобью. Виртуально – но больно. За такие слова, христианка хренова!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отшатнулась, на миг закрыла глаза. Умолкла. Снова поглядела – но уже иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Друзья Джимми, ну конечно… Я должна была догадаться, кого он тут приветил!.. Вы забыли еще одну опасность, господин Том Тим Тот! Как вам идея – создать секту из тех, кто собирается стать бессмертными? Гуру отбирает кандидатов, неофит глотает десять упаковок снотворного – и оказывается здесь, в Эдеме, который построил Джимми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Логично! – ничуть не удивился я. – Вы – первая, госпожа Квест?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новая маска, совсем иная. Оскал – как у клыкастого с картины Эль-Фано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Первый есть. Это сам Джимми. После того как мы уничтожили все файлы и решили ликвидировать главный носитель, ваш дружок пришел домой, написал несколько писем – и лег спать. Только упаковок было не десять – восемь…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли ты прогреметь голосом, как Он?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Значит, я в вас не ошибся! Вы продолжите то, что я начал, друг Том Тим».<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Вероятно, хотел попасть сюда, бежать в свое грешное бессмертие. Как видите, его здесь нет. Джеймса спасли, не волнуйтесь! Но Господь справедлив. Теперь ваш дружок – просто растение. Где бродят его разум и душа – ведает лишь Тот, Чью волю он презрел… В компьютере будут подробные инструкции, госпожа Беранек. Вам самой предстоит распорядиться вашей судьбой… Да, господин Том Тим Тот, в компьютере есть письмо и для вас. От Джимми. Как ни странно, на этот раз он совершенно прав. БЫЛ прав. Почитайте – и подумайте…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На лице-маске – неподвижная усмешка. Так смотрят на горящий костер, пожирающий прах еретика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не провожайте!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Изыди! – выдохнул я. – Vade retro!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пальцы с коротко постриженными ногтями сжали пульт. Впились. Вцепились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как думаешь, Тимми, он… он вернется, выживет? Ведь Джимми не умер, не умер, да? Если не умер, надежда еще есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Он сильный, ему тридцать лет. Спортсмен, серфингист. Он выживет, Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я мертвая, Тимми, я не верю в бога. Но я помолюсь за него, за Джимми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– За бога трудно молиться… Как ты думаешь, мою молитву услышат?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Можешь ли ты посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы? Тогда и Я признаю, что десница твоя может спасать тебя».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;73b. Четвертая кнопка<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 1’32)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Друг Том Тим!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Вы читаете письмо, значит:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. У меня ничего не получилось;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Вы поняли, зачем нужны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жалею о том, что не смог заселить мою (мою, Том Тим Тот! Мою!) Землю такими, как госпожа Беранек. Она бы управляла своим новым миром, а Вы бы даровали ему законы. И стал бы Ваш «Гипнономикон» новой Благой Вестью…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черные буквы на белом экране – беззвучные, равнодушные. Странно, я даже не слышу его голос. Зачем ты сделал это, друг Джимми-Джон? Хотел разделить судьбу рыжей? Надеялся, что тебя-бессмертного не решатся убить? Ведь ты все-таки гений.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Как видите, пытаюсь шутить даже сейчас. Я почти спокоен. Единственный камень, единственный грех, который мне не снять с души, Вам известен. Вы упрекали меня за Альду, но в экспериментальных файлах существовало еще несколько – не людей, но разумных личностей. У них не оказалось даже друга Том Тима. Могу лишь верить, что хоть один из них – обычный человек, видевший очень странные сны…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Акула за монитором. Пальцы бегают по клавишам; на столе, под рукой, таблетки – восемь упаковок. Кто стоял за твоим плечом, Джимми-Джон? Призрак стриженой девушки в красном платье?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Вначале я просто НЕ ДУМАЛ о тех, кого поймают файлы-ловушки. Я знал, что Мирца умирает, что требуется действовать наверняка, а для этого нужен был не один эксперимент, несколько. Когда понял – благодаря Вам! – стало поздно. Помните, друг Том Тим, когда в баре вы заговорили о душе?»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню, друг Джимми-Джон! Тогда я и сообразил, что ты не супермен, не железный дровосек, не терминатор. Ты ПРОСТО Бог. В будущем Писании Гипносферы Тебя изобразят, как должно – даже Твой уход. Ушел, дабы слиться с миром Своим…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И будут ждать ВОЗВРАЩЕНИЯ!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Сделать ничего не могу. Ваша Альда существует лишь рядом с Вами – и только в ее или Вашем мире. Но даже ее сущность, ее душу я не могу «прикрепить» где-либо еще. Я не хотел, чтобы вы общались. Помните, пугал Вас вампиром? Это не совсем ложь, живое хочет жить, борется, пытается спастись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Альда все знает, то пусть… Нет, не простит, и Вы, конечно, не простите. Мог бы напомнить, что такой ценой стала бессмертной Мирца. Не стану. Госпожа Беранек никогда не согласилась бы на это…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжая? Уверен – нет! Но лучше бы ты был железным, Джимми-Бог! Сколько десятков МИЛЛИОНОВ стали бы в очередь? Умрет не человек, а неведомо что, клубок энергии неизвестно откуда. И кто бы их упрекнул – эти миллионы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучше… Или все-таки – не лучше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Кто поставил Меня судить или делить вас?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Могу сделать лишь одно. Гибель мира, его агония – вещь невозможно страшная и мучительная. Даже со стороны. Альде предстоит пережить то, что она никак не заслужила…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Сизый туман над крышами, сизая мгла над почерневшим морем, опустевшие улицы, голые деревья… Когда умирал маленький мир с серым пляжем и сонным городком, мне, постороннему, было не по себе. А что чувствовали они – старый капитан, хозяин квартиры, продавец из книжного? Они же общались со мной, они постепенно становились людьми!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…В давние времена у рыцарей был Кинжал Милосердия, которым добивали умирающего через щели в латах. На вашем пульте загорится ЧЕТВЕРТАЯ кнопка – пропуск в мир Альды. Теперь Вы не будете в шкуре нелюбимого Вами персонажа. Кнопку надо нажать еще раз. Лучше всего, если это сделает сама Альда – или Вы, если будете держать ее за руку. Может, Тот, Кто властен в Гипносфере, подарит вам обоим еще несколько минут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четвертая кнопка. Все, что могу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваш Димми-Джон<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Джеймс Фицджеральд Лафайет Грант Третий)».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Из Эдема выходила река для орошения Рая; и потом разделялась на четыре реки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Эдема вел путь для тех, кто хотел достичь Рая; и потом разделялся на четыре дороги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты бы и на мои похороны не приехал, Тимми? Боишься?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не приехал бы. Боюсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая дорога – кнопка красная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мне сказать, что ты слабак, сволочь и трус, – или сам поймешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как хочешь, Мирца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторая дорога – кнопка зеленая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пойду к этой девочке – одна. Я знаю, что такое мучиться перед смертью несколько суток, когда даже наркотики не помогают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кнопка – на моем пульте. В файле Альды я прописан, ты – нет. Только не объясняй, как я к ней отношусь – или должен относиться! Я сам не знаю. И не узнаю уже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третья дорога – кнопка синяя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тимми! Кому нужны твои… лилипутские чувства? Альда умирает, понял? Может, за еще одну встречу с тобой она готова пожертвовать даже Царством Небесным, идиот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я не готов. Джимми-Джон хотел слишком многого. Я не Бог. И не Ангел Смерти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Четвертая дорога – кнопка белая. Яркая, теплая, горящая ровным огнем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, Тимми… После того как ты обматерил поганую коротышку, эту, мать ее, Джоанну, хотела сказать тебе… Тогда ты и вправду походил на долбаного рыцаря с гобелена!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я победил Дракона. От Смерти же ни единый не утече.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два шезлонга, один столик. Прямо между ними, прямо между нами. Ежик справа, Тимми – слева. Ежик – молчок, и Тимми – молчок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Будильник вот-вот грянет. Всегда чувствую – кожей, аурой, задницей. «Там» – через долю секунды, «здесь»… Минута? Пять минут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какая разница? Все сказано!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Несколько дней. Еще успею, если завтра…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот? Наше вам!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твою за ногу! Этого еще не хватало!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мальчишка лет шестнадцати, чуть полноватый, черная грива до плеч, на пухлых губах улыбочка, в левой ноздре – серьга. Майка, шорты, сандалии…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То есть нет – улыбочки нет. Скис он, Султан турецкий!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Добрый день, э-э-э… госпожа Мирца!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ежик и лицом не дрогнул. А все-таки откуда взялся, падишах хренов? Или у тебя тоже зеленая кнопка на пульте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот, вы не знаете, где наш главный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никак рекламация? Золото на стенах не той пробы?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Рекла-ма-ци-я! Рекла-ма-ци-я!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь она – главный! – кивнул я на правый шезлонг. – Жалобы в письменном виде!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В письменном…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не переспросил, не возмутился – вздохнул. Горестно этак. Геморрой ему по ошибке в его файле-дворце прописали, что ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В письменном, значит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь уж точно – вопрос. Риторический. Покрутил Султан гривастой башкой, не иначе третий шезлонг взыскивая. Не взыскал – прямо на землю сел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, не геморрой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А чего – в письменном? Доплатить хотел. Чтобы, значит, еще полгода. Но лучше – год.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыжик чуть поднял брови. А Султан и тому рад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Мирца! Я вдвое заплачу, втрое даже. Мне чего, денег жалко? А хотите, для вашей науки целую лабораторию отгрохаю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пришла пора переглядываться. Ну, где же ты шлялся, извращенец, неделю назад? Будь у Джимми-Джона свое хозяйство…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как его кличут? Бобби, кажется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бобби, мне очень жаль. Файл рассчитан только на определенное время…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да я же заплачу!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, и Мирца почувствовала. Встала. И Бобби-султан вскочил. Резво так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бобби, как бы вам объяснить… Все, что происходит в файле, – лишь ваш сон. Рисунок, на который вы смотрите, возбуждает участки головного мозга, но мозговые нейроны привыкают к воздействию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не узнать рыжую! Словно курсанту про планер объясняет. Видать, не зря с Акулой общалась, выспросила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но с Султаном турецким, с Бобби-извращенцем что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Поэтому ваш сон постепенно слабеет. Второй такой же файл создать невозможно, как нельзя увидеть два одинаковых сна. Деньги не помогут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо же! Почти как с человеком разговаривает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так я же ее люблю!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Да кто же его знал-то? Думал, сон себе – и сон, а во сне люди, которые не настоящие… Не как вы, госпожа Мирца, и не как вы, Том Тим Тот. Они чего? Они просто мясо! Хочешь, сырым лопай, хочешь – жарь! Извиняюсь за намек… Мэрилин Монро эту, понимаешь, заказал. Раз спела, два сплясала… Мясо – и все тут! И кто ж думал? Девчонка, понимаете, из обслуги, на кухне старалась. Чернявая такая, ростом с вас, госпожа Мирца… Да разве дело в росте?! Она же умная, добрая, меня с полслова понимает! Такую во всем мире не найдешь – в том, где мы просыпаемся и в офис спешим. Но файл – он на полгода всего! А потом? Она же помрет, слышите? А я чего делать стану? Вот что, госпожа Мирца, вы главному, господину Джимми-Джону, передайте, когда появится. У меня, значит, миллионов пять есть, если дом продать – настоящий, конечно, не во сне который. Так я себе полмиллиона оставлю, а все остальное отдам. Да все отдам, или еще не заработаю? Только чтобы господин Джимми-Джон… Полгода всего! А потом? Ведь помрет же!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А ведь не захлебнулся в дерьме, выплыл. Не ты, Тимми, – болван этот. Девчонка – он сам и есть, так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, что можешь сказать?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;74. Ангел<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’16)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Долго! Никак не… Не стану, пусть она… Герой, Гавриил-Архангел… Взглянуть в глаза – слабо, да… Пусть бы Акула сама… Дезертировал, сволочь… Темно, очень темно… Бог-дезертир… Армагеддон состоится без Бога, состоится при любой… Долго… Пусть бы Акула сама!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город я все-таки узнал. Менее всего он сейчас походил на Новый Берлин – чудо XXI века. И на другой, разбитый сталинской артиллерией, тоже. Дома не рухнули – осели, потеряли краски, улица съежилась, обесцветились автомобили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И все же узнал – и город, и улицу. Теперь бы хлопнуть дверцей дикого авто «Alda-0003», да на полной скорости…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не будет ее – полной. Все не так, ясно сразу. Люди – где они? Вместо уличной толпы – несколько серых силуэтов. Не идут, не спешат – замерли. Еле-еле заметно двинется рука, приподнимется нога в сером ботинке…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На лица смотреть не стал. Не на что смотреть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Туман – такой же серый, густой, машины, потерявшие краску, бессильно замершие у тротуаров, бесцветное небо. Армагеддон кутается в туман, одевается в серое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передернул плечами, сунул руку в карман. Странно, сигареты на месте, фирменный «Атаман». Те, за двести пятьдесят евро, не понадобятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Огонек зажигалки – робкий, чуть живой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И яркий огонь белой кнопки – Кнопки Милосердия. Удар через прорезь доспехов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не тяни, Том Тим Тот! Ты и так почти опоздал. Налево, направо? Вспоминай! Мы были тут с Альдой, киоск с героинчиком дальше, прямо, почти рядом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Дайза ждет. Она мне телефонировала». Почему меня выбросило именно тут? Отсюда пигалица и звонила, из кабинета, что в глубине галереи. Значит, мне налево. От особняка ехали минут пятнадцать, причем с ветерком. Если быстрым шагом… Если совсем быстрым… А если попросту угнать машину?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Непонятное небо – не серое, не белесое даже. Никакое, стерты краски.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я же иду не туда! Мне налево, мне!.. Направо, друг Том Тим, направо, галерея совсем рядом, возле нее – стоянка, кто-нибудь да оставил ключи в зажигании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь стриженая могла быть на моем месте. Стоило лишь послушаться Грейвза, заманить меня к монитору. Сейчас бы она – не я – думала, как побыстрее добраться до особняка, чтобы показать Эрлиху черный пульт с белой кнопкой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это… Это мое авто!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так тебе и надо, угонщик хренов! На первой же машине накрыли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не забирайте, мне трудно идти!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господи!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серое приталенное платье, серое неподвижное лицо. Почему она? Почему первая же машина у тротуара…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вы же видите!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успел подхватить, не дал упасть. Легкая она была, Дайза, невеста Эрлиха Грейвза. Как тень…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не забирайте… мое авто. Сегодня с утра… Все куда-то исчезли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесцветные губы с трудом двигались, глаза смотрели насквозь, меня не видя. Все исчезли – почти все. Пигалица еще здесь. Не потому ли, что общалась с Альдой? Очеловечилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Распахнул дверцу, пристроил невесомое тело на заднее сиденье. Еще не призрак – уже не человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Держись, малышка! Куда тебя отвезти?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На миг, на звук выстрела, глаза ожили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот… Ангел Смерти!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отшатнулся, закусил губу. А ты мнил себя Гавриилом? Благим Вестником?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты… называл меня малышкой. Эрлих потом рассказал, объяснил… Я не успела причаститься, думала, еще несколько дней. Заберешь меня, Том Тим Тот? Остальных уже забрал? И… свою Альду?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нимми-нимми-нот!.. Черный бесенок. «Девушка, девушка, угадай, как меня зовут!», «Дорогая, я видел черненького бесенка, он прял пряжу и пел…» «Джек – победитель великанов», английские народные сказки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Страшная клыкастая морда. Рогов нет, нет и копыт, но кто это – ясно сразу. Такие же черные, с когтями и перепончатыми крыльями…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Эль-Фано. «Процессия». Испания. XV век.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где она? Где Альда? Я отвезу тебя домой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не знаю. Уйди, Том Тим Тот! Не хочу… рядом с тобой… Страшно! Изыди!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесцветное низкое небо, осевшие, вросшие в асфальт дома, серый туман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дайза, может тебя все-таки отвезти?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Недвижные веки даже не дрогнули.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осторожно прикрыл дверцы, оглянулся. Машин много, можно взять соседнюю. И ту, что дальше – можно. Возмутиться некому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особняк удалось найти только со второго раза. Я его почти не запомнил – выходил, не оглядываясь, спешил к красной машине…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот она, красная, у подъезда! Только не красная уже. Номера знакомые – «Alda-0003», а вот цвет сгинул. Даже не серая – никакая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А если заперто? Окна невысоко, но на них, кажется, решетки. Фигурные, чуть ли не с кружевами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пусто на улице! Деревья почернели, сбросили листву, но на тротуаре – чисто. Выходит, Старуха приходит не только с косой, но и с метелкой? С помелом…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На крыльце не выдержал, оглянулся… Мертвые дома, пустые глазницы окон, черные квадраты разбитых витрин, развороченный асфальт. И небо темное – без солнца, без звезд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Убитый город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как быстро! Еще несколько секунд назад… Чего же ты ждешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жду? Вот чего!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан – Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий, Фиолетовый. Семь. Семь цветов. И под нижним – фиолетовым, еще одна полоса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радуга восьми цветов. Радуга с траурной каймой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Словно камешек в спину – легкий, кусучий. Не голос – скрип.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нельзя оглядываться! Нельзя, особенно если рука уже тянется к двери. Там, за дверью, Альда! КТО может окликнуть в этом городе, в омуте Армагеддона?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том Тим!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черный силуэт у тротуара. Руки в карманах, короткий подбородок вздернут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акула? Здесь?!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Нет, не Акула. Парню лет двадцать, никак не больше. Ростом почти с Джимми-Джона, а вот лицом точно с журнальной обложки, с какого-нибудь «Птюча».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не всегда узнаешь сам себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эрлих Грейвз, писатель, извращенец и гений… Чему удивляешься, Том Тим? Он тоже пришел к ней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Том…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лицо не серое – самое обычное, живое. В ярких глазах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не смотри!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Она не захотела меня видеть, Том. Даже теперь!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот голос… Грейвзу двадцать всего, двадцать – не восемьдесят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Время кончилось, проклятый дьявол! Твоя работа? Я пытался остановить, задержать… Не смог! У меня тоже не хватило… Времени. Передай своему Богу… Будь он проклят, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мертвый голос, живые горящие глаза… Только сейчас я понял, как красив этот молодой парень. Мерзавец Эрлих Грейвз, пытавшийся спасти свою Альду и свой мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опоздал со своим проклятием, Грейвз!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И ты тоже, Том… Проклят!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отвечай! Нельзя, нельзя отвечать, нельзя!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лестница кажется сегодня слишком длинной. Длинной – и узкой. Так и чудится, будто из-под мрамора вот-вот зачернеет плебейское железо. Не лестница – мостик через пропасть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так и есть! Исчез мрамор, сгинули птицы-светильники, пропал ковер. Конец нестойкому колдовству! Проступает настоящее, истинное – как балки деревянного дома, высвеченные пожаром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мраморная… Железная площадка, почти как на верхнем этаже моего Здания. Стриженой нет, хоть я и надеялся…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Налево? Направо?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огромный пустой зал, нелепая лепнина под потолком. Тишина – мертвая, гулкая… Все как в тот, первый вечер. Особняк, полный призраков, девушка в красном платье…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда! Альда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты думал, Том Тим, что тебе ответит эхо? Разве в доме призраков бывает эхо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та же лепнина, медальоны с Амурами и Психеями, портрет какого-то надутого старика, сигаретница на столе. Пустые стулья, пустой диван. Гостиная… За отдернутыми шторами – серое оконное стекло. Но видно даже отсюда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый Охотник Желает… Все восемь, словно на параде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стриженая на полу – навзничь, раскинув руки. Я невольно отвернулся. Только в кино лежащие посреди комнаты девушки выглядят сексапильно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больно смотреть, Ангел Смерти?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Губы не розовые, не серые даже – синие. Темные пятна на щеках, пустые равнодушные глаза. Из горла – еле слышный хрип.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ты думал, она будет умирать красиво, Том Тим Тот? «Альде предстоит пережить то, что она никак не заслужила…» Ты тоже хрипел, джинсовый?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот тебе хрипеть незачем, Том Тим, ангелочек Смерти. Правда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Губы дернулись. Стриженая пыталась заговорить, она еще жила, еще чувствовала. Чувствовала – что? «Альде предстоит пережить…» Сколько будет умирать обреченный мир? Каждый миг – новая боль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так чего ты ждешь, Том Тим Тот? Если ты Бог – останови Армагеддон, если Прекрасный Принц – исцели поцелуем…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дрогнули веки. Она видела, она понимала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один миг, еще, еще. Невидимые призраки заполнили комнату, обступили, жадно оскалились…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты не Бог, Тимми, не Прекрасный Принц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто Ангел Смерти.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…И те, кто искал лучшую жизнь…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего же медлишь? Пульт, кнопка в белом огне. Четвертая кнопка, четвертая дорога – в Эдем, в Рай, в Эль-Рей, который никому из нас не увидеть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Взял за руку. Закрывать глаза не стал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни ей – ни себе.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;75. Белый город<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Arie: 7’09)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пароход белый-беленький… Никакой он не беленький – серый, с высокой черной трубой и огромными колесами. Колеса шлепают, из трубы идет дымок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Шлепают – беззвучно. И дым прозрачный, еле заметный, только воздух колышется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда рядом со мной – молчаливая, тихая, в знакомом красном платье. Даже не оборачиваюсь, не смотрю. Знаю – рядом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не в городе, не в моем городе. Вода почти до горизонта, и слева, и справа. Слева еще виден берег, а вот справа – вода и вода. Но это все же река – пару раз и справа мелькало нечто темное…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умирать «здесь» уже приходилось. И если доктор Джекиль думает, что это легко и просто, то… Пусть думает!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое страшное – забываешь, где ты. Разницы нет, что «там», что «здесь». Ни страха, ни боли, только тоска. Ты не понимаешь меня, ангельский доктор? Не понимай и дальше, не прошу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не в городе… Мы – нас не одна сотня, пароход огромный, четыре палубы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туман. С самого утра – и до самого горизонта. Не очень густой, кое-что увидеть можно. Туман, река…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо спросить у Альды, отчего мы тут, почему вокруг вода? Кажется, я был в очень странном городе, искал стриженую, нашел. А потом – река.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плывем – долго, терпеливо, неспешно. Беззвучно шлепают колеса, еле заметно дрожит воздух над трубой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спросить? Почему я знаю, что стриженая не ответит?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты веришь в вечную жизнь, мистер Хайд? А ты, ангельский доктор? Не в ту, что придумал Бог Джимми-Джон, – в настоящую? Кажется, мистер Хайд успокаивал себя тем, что его «здесь» вечно, его маленькая реальность была всегда, еще до того, как самоуверенный Джекиль впервые увидел в окно гипсовую пионерку, готовую сыграть побудку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А о чем теперь думается, мистер Хайд? Не о том ли, что вся твоя Вселенная, весь твой город, бездонный океан Оно – всего лишь пятнышко серого мозга. Под каждым могильным камнем лежит Вселенная. Откуда цитата, ангельский доктор?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серые тучи за иллюминатором, мгла, ни лучика света, молчаливые соседи в креслах, мигание маленьких лампочек над головой, в ушах – гул, машина легко подрагивает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо с кем-то заговорить! Обязательно заговорить! Как я раньше не заметил? Их лица…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда! Альда, ты видишь…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отвечает – не слышит. И я не слышу – не различаю собственный голос. Беззвучно движутся губы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты был на этом пароходе, мистер Хайд? Все помнишь, мистер? Скоро появится город, белый город в белом сиянии. Тогда ты еще не был знаком со стриженой, ты еще только обживал акульи миры. Но у Сферы свои законы, Том Тим Тот, наглый лилипут! Решил проводить даму до пристани? Провожай. Привыкай!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правый борт! Все у правого борта. На нашей палубе, на той, что ниже. Собрались, толпятся, куда-то смотрят. Молчат… Только куда смотреть? Все тот же туман, берега не видать, колеса шлепают по воде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гляди, Альда! Солнце! Если солнце, все в порядке, днем можно не бояться!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, не солнце – просто свет, у самого горизонта. Вначале – пятнышко, затем… Как солнце, только больше. Над ним – полукольцо, будто гало возле луны. А выше еще одно, тоненькое, еле заметное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам туда. Теперь я знаю точно. И все знают. И стриженая тоже знает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доставай пульт, мистер Хайд! Любая кнопка из тех, что горят. Зеленая, красная – все равно. Ты тоже знаешь, что впереди. Альда тебя не услышит, не увидит, не скажет ни слова. Ты опоздал, Том Тим Тот!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доставай пульт, чего ждешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже на весь горизонт! Вокруг светло, туман уходит, уползает клочьями к стремнине. Вода стала белой, как молоко, гладкое густое молоко. А дальше, где свет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пристань? Нет, город! Белый город в белом свечении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ровные кварталы, узкая лента стен, квадратные башни, острые шпили… Соборов? Мечетей? Пристань полна кораблей, таких же белых, как и река, как и все вокруг. Какой он огромный, белый город за белыми стенами! Наверное, там хватит места для всех, для меня тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белый город, белый-белый… А это что? Почудилось – или… Над белыми домами, над белыми улицами – зеленоватая дымка. Еле заметная, еле различимая, странная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет, показалось, просто показалось! Наверное, клочья тумана – те, что не унес ветер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты, кажется, очень хотел узнать, что находится Там, мистер Хайд? Последняя сигарета позади, и последняя тоска – тоже. Вот и пристань! Смотри, не отворачивайся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Встречают… Тихая толпа по краю причала, незнакомые лица, незнакомые взгляды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незнакомые? Не узнаешь, мистер Хайд?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мальчишка… Я хорошо вижу его лицо – упрямое, красивое. На нем гимнастерка, новая, с золотыми погонами. Мальчишка перехватывает мой взгляд, улыбается, подносит руку к козырьку большой, не по размеру, фуражки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рядом с ним…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спеши, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Альда пытается улыбнуться, полупрозрачная ладонь тянется ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спеши!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Белый город, белая пристань, белая дымка над белым миром, белый огонь в глазах…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все-таки догадался? Ты не умеешь целоваться, мой Эрлих!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее лицо совсем рядом – живое, улыбающееся. Настоящее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ладонь – теплая, тоже настоящая, коснулась моей щеки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альды Клеви, вздорной девицы, видевшей непонятные сны, больше нет… Нет и тебя, мой Эрлих! Но и Питером Пэном я тебя не назову! И Тимми – тоже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где мы? Белая пристань, белая гостиная, темная комната с зелеными цифрами «3.45», зал дома «Salve», черный коридор Туннелей? Не поймешь. Ничего – и все вместе, все сразу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Альда! Я должен был прийти раньше, не должен был вообще исчезать, я струсил, струсил!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее губы не дают говорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты пришел вовремя… Эрлих. Останься пока Эрлихом, ладно? Ты ни в чем не виноват, ты просто видел сон, и я видела сон. Сон кончился, мой Эрлих! Мы оба проснулись. Теперь – по-настоящему!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мир скользит, меняется каждый миг, грубая серая стена сменяется бархатом портьеры, зеленой весенней листвой… Разве мы проснулись? Разве я проснулся? Разве она…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь Альда… УМЕРЛА!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нет, – стриженая улыбается. – Никто не умер, Эрлих! Я проснулась, ты успел. Все-таки вытащил меня из нелепого сна. Теперь вспоминаю, смешно даже. У твоего бога явно нет вкуса!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь вокруг плещется море – незнакомое, зеленое, теплое. Острые гребешки волн играют у наших ног.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И не вздумай меня оплакивать, глупый Эрлих! Не вздумай! Мы скоро снова увидимся. По-настоящему, как сейчас. «We’re foot – slog – slog – sloggin’ over Africa». Помнишь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не отвечаю. «Тот, Кто властен в Гипносфере, подарит вам обоим еще несколько минут». Спасибо, Джимми-Джон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Смотри, Эрлих!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ее рука тянется вверх. Выше, выше…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не хочу! Знаю, что там.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Красное переливающееся облако, оранжевые сполохи, желтый огонь, зеленые квадраты, голубое ущелье, синие сталагмиты, фиолетовая пропасть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черный!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– До сих пор боишься радуги, Эрлих? – голос Альды звенит, переливается всеми цветами. – Зачем ты веришь злым книгам, написанным злыми людьми? Радуга не символ гибели, она – знак перемен. Будет нечто новое, непонятное, но будет, обязательно будет!.. Радуга – всегда надежда. Дождь кончился, впереди солнце, впереди – синее небо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Черный! – вздыхаю я. – Черный цвет, Альда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зачем я спорю, зачем? Несколько минут, прощальный подарок Джимми-Джона. Пусть стриженая думает, что все хорошо, нелепый сон позади, впереди только солнце, только синее небо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Так всегда бывает в жизни, – ее лицо становится на миг серьезным, очень взрослым. – Ты сам это знаешь, Эрлих! Цветов много, черный – лишь один из них. Посмотри – нижняя полоса совсем узкая, ее почти не видно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как хочется согласиться! Черная кайма и в самом деле почти незаметна. Она исчезает, распадается чернильными точками-брызгами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Смерть – всего лишь миг, а жизнь такая длинная…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наверное, ты права, бабушка. На какую-то секунду я даже этому верю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что этот мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Понять? Для начала хорошо бы понять, КАКИМ ИМЕННО я хочу его видеть!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Очнись, не то позову Питера Пэна!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руки Альды сжимают меня за плечи, теребят, не дают исчезнуть, раствориться в безжалостном сиянии многоцветного неба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что стоишь? Полетели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не успеваю даже понять. Не успеваю вдохнуть поглубже…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Медленно-медленно, осторожно-осторожно, затаив дыхание, тихо, не спеша. Мы над морем, над зеленой неровной водой, мы – пылинки многоцветной радуги, частички неба и солнца. Дальше, дальше, к переливающему огнями небесному своду! Все плохое исчезло, сгинуло, унеслось легким морским ветром. Еще немного, самую малость…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Небо над нами, небо под нами, небо вокруг. Радуга плещет, захлестывает, притягивает. Мы летим, мы поднимаемся – выше, выше, выше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вспомнила! Я вспомнила, Эрлих! Я ведь не Альда Клеви. Я…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;76. Меч гедеонов<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’53)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очечки маленькие, стеклышки узкие, и весь он маленький, узкий. Никакой. Сразу понятно: не маска, не герой с обложки – персона собственная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с Ежиком в тех же шезлонгах. Персона – перед нами, с ноги на ногу переступает. Странная персона! Не Акула, не демон-коротышка. Как по мне – бухгалтер. Или ревизор, только без портфеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Hallo! Miss Beranek? Mister Tom Tim Tot?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, новенький. Неинсталлированный. Откуда только взялся, бухгалтер?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сейчас! – Мирца поморщилась. – Отконвоирую к компьютеру. Сиди, Тимми, с тебя все равно толку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что верно, то верно. Толку с меня – чуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнись, Тимми, понял! Заткнись!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заткнусь. Только ничего не изменится! Альда умерла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Знаешь, я тебя даже по… физии лупить не стану. Просто подумай о том, что Елена Беранек тоже умерла. Приятно напоминать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Елена Беранек не умерла, а пошла на повышение. Персональная планета и титул богини… Неплохо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сволочь же ты, Тимми!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О госте нам любезно сообщил тот же компьютер. Оказывается, связь нам еще не отрубили. Джимми-Джон постарался – внешне это напоминало обычный Интернет. Односторонний, правда. Вроде диалога с покойником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, мистер Гедеон. Ожидал я отнюдь не бухгалтера. Гедеон-Разрушитель из колена Манассиина, седьмой Судья Израилев, полчища мадианитян поразивший! Такому тут и место. Коротышку-нечисть прогнали, значит, пришлют кого пострашнее. «Трубите трубами вашими вокруг всего стана и кричите: меч Господа и Гедеона!» Надо же, помню!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я придумала, Тимми. Я на вас с мистером Хайдом жаловаться буду. И знаешь, кому? Вашему доктору Джекилю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Телепатически?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не скаль зубы! Придумаю. Он-то вам мозги вправит! Ведь ты, Тимми, – его жалкая фантазия. Големчик! Когда он поймет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что ты жива?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Что «здесь» все очень серьезно. Ничуть не менее серьезно, чем «там»! Он сообразит!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И воинство пришлет – сокрушить фаланги Гедеоновы? Да он только посмеется! Письмо из собственного гипофиза, подумай только!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Мирца! Господин Том Тим Тот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе со средством межнационального общения Мирца инсталлировала и третий шезлонг. Смотрелся в нем мистер Гедеон своеобразно. Вроде как пришел бухгалтер на пляж да и пристроился под солнышком, костюма-тройки не снимая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я имею отношение к группе, в которой работает… работал мистер Джеймс Грант, известный вам как Джимми-Джон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы с Ежиком переглянулись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Имею отношение» – не годится, – поморщился я. – Нам нужен главный. Шеф, босс, старшой. Бугор, блин!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бухгалтер приподнял голову, прислушиваясь к переводчику. Тот явно не спешил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понял… Могу ли напомнить? Вы не в том положении, когда можно ставить условия. Брошен вызов не личности, даже не группе личностей – системе. Обычно такие сражения не выигрывают!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покосился на рыжую – Мирца улыбалась. На месте мистера Гедеона я бы от такой улыбки язык проглотил. Вкупе с гландами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Джоанна несколько погорячилась, – улыбка гостя оказалась ничуть не менее выразительной. – Она очень эмоциональна, увы! Для госпожи Джоанны опыты господина Гранта – святотатство и предательство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, к нам прислали нужного человека. Спокойный, холодный голос, еле ощутимая тень иронии. Все-таки Гедеон!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Мирца… Разрешите вас так называть? Ради нашей встречи специально прочитал роман Джованьоли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ого, да он дипломат! А что Ежик?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Отвечу в конце разговора. Пока я – госпожа Беранек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И Ежик, оказывается, дипломат. Съел, Судья Израилев?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Договорились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Улыбка исчезла, глаза-стеклышки блеснули холодным огнем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Госпожа Беранек! Господин Том Тим Тот! При вашем разговоре с госпожой Джоанной обе стороны не проявили сдержанности. Госпожа Джоанна, не имея на то полномочий, намекнула на возможность уничтожения… Вы называете это «носителем». В общем, вашего мира и лично вас, госпожа Беранек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Намекнула? – восхитился я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Намекнула.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ирония в его голосе стала заметнее. Немного, всего на полградуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вношу ясность. Носитель изъят и находится в моем ведении. Госпожа Беранек! Заявляю вполне официально, что вам лично и этому уникальному… объекту ничего не грозит. От себя добавлю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паузу Гедеон держал долго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В нашей семье знают спортсменку Елену Беранек. Перед… За три дня до смерти… Извините… Вы должны были получить телеграмму, подписанную: «Твой Питер…» И фамилия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука Мирцы дернулась, пальцы сжались в кулак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Получила. Кажется, ответить не успела. Передайте… Спасибо! Я… помню! Буду помнить. Всегда!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не выдержал – отвернулся. Я тоже не ответил рыжей. Нет, не рыжей! Седой беспомощной женщине, которая умирала, не зная, удастся ли нам встретиться в Эдеме имени Джимми-Джона.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Итак, ваш мир не тронут, госпожа Беранек! Более того, я создал маленькую группу, которая продолжит… прописывать эту планету. Быстро не обещаю, но за несколько лет… Скоро на Луну летать сможете. А на Марс хотите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спасибо…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опять «спасибо»? Не выдержал – вновь повернулся, взглянул на Ежика. Глаза закрыты, нижняя губа прикушена, на щеке что-то предательски поблескивает…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, все в порядке?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В негромком голосе Судьи Израилева – скрытое торжество. И тут я понял. «От себя добавлю…» От себя?! Да это же домашняя заготовка, рассчитанный удар. Наповал! Ежик все-таки не дюралевый, как бы ни топорщились рыжие иглы. Елена Беранек уже пережила свою смерть. Еще одну дамокловым мечом подвесила Джоанна-демон. И тут – амнистия. Мирце гарантировали вечный покой… Даже напомнили о друзьях, о том, что рыжую не забыли, не забудут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь о вас, господин Том Тим Тот!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Блеснули очечки. Взгляд Гедеонов читался теперь не хуже распечатанного на лазерке «Гипнономикона». Рыжий мадианитянин сражен мечом Разрушителя. Осталось добить последнего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Сложим все вместе: русскоязычный, преподаватель, как я понимаю, историк. Часовой пояс Афин… А также Стамбула, Минска и Киева. Ваша здешняя внешность не очень отличается от реальной. На что вы рассчитывали, кидая нам вызов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действительно, на что? Оставалось улыбнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А спросите у… у вашей Бетси!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судья Израилев вновь прислушался к невидимому толмачу, затем резко кивнул.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Спрошу… Наши условия: у вас останется доступ на эту планету. Бессмертия не обещаем… пока. Все будет зависеть от вашего поведения. В свою очередь, вы никогда и нигде – кроме как в разговорах с госпожой Беранек – не вспомните о Джимми-Джоне и его исследованиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, об этих исследованиях будете помнить вы? ТОЛЬКО вы? Джоанна поспешила уничтожить образцы? Или вам требуется нечто более совершенное?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ай да Мирца, Ежик дюралевый!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Конечно, более совершенное, госпожа Беранек!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он засмеялся – впервые за весь разговор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Гипнономикон» господина Том Тим Тота – это… Нет, нет, не «Майн кампф», как думал наивный Джимми! Вы ведь оба из бывшего СССР? Тогда скажу так: «Утопия» преподобного Томаса Мора. Мы же сейчас пишем «Манифест Коммунистической партии». А вам остается одно – не вспоминать. Даже иначе! Вы все забудете, господин Том Тим Тот. Вы ведь хорошо умеете ЗАБЫВАТЬ?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…И воздел Гедеон меч свой, кровью мадианитянской обагренный…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Значит, вы все-таки главный?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думал, сразу догадаетесь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжелая кожаная обложка, толстая, чуть желтоватая бумага…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Исследования Гипносферы уникальны тем, что при соблюдении минимальных предосторожностей не принесут и не могут принести никакого вреда. Гипносфера бесконечна, поэтому каждый может найти или создать в ней то, что захочет. Гипносфера – единственная из Вселенных, которую невозможно поделить или захватить. Ее освоение не решит проблем «неспящего» мира, но сделает всех немного лучше, добрее и терпимее. Человеку, примирившемуся с самим собой, легче договориться с себе подобными. В Гипносфере и произойдет такое примирение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но даже не это главное. Колумб, собираясь в Индию, надеялся набить трюмы пряностями, а открыл Новый Свет. Мы пока – охотники за пряностями…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захлопнул «Гипнономикон», положил на свободное кресло. Утопия преподобного Томаса Мора…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За иллюминатором – клочья белых облаков, сверкающая гладь океана. Индийского? Конечно, мы ведь стартовали из Гималайских предгорий. Астронавт первого класса Мирца выводит «челнок» на околоземную. «Челнок» «Джимми-Джон-1»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В наушниках шлемофона – негромкий голос рыжей. Впервые услышал, как Ежик поет. Переводчик не вмешивается, смущается, видать. Грустная песня! Наверняка про белокурую латышскую девушку, которая стоит на песчаной косе и ждет ушедшего в море жениха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…«Утопия» преподобного Томаса Мора. «Америку вновь откроют очень нескоро. А если откроют, то высадят там морскую пехоту…» Ты ошиблась, наивная Акула! Никто Америку не закроет, морская пехота высаживается на песчаных пляжах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Теперь ты понял, зачем нужно связаться с доктором Джекилем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От неожиданности даже вздрогнул. Песня про белокурую девушку прервалась слишком внезапно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Понимаю, что тебе «там» все это кажется сном. Ты можешь и не помнить свои сны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Это и есть сон, – вздохнул я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– С тобой все ясно, Тимми. Буду говорить с доктором!.. Как думаешь, что эти мерзавцы затеяли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пожал плечами. Затеяли? Да что угодно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не это главное, Мирца. Работа, которую вел Джимми-Джон со товарищи в своей лаборатории, наверняка опаснее. Не в их суете дело! Акуле удалось открыть новый мир, неведомую часть Сферы. Человечество – человечество! – стало богаче на целую Вселенную! Бессмертие, уверен, только первый шаг – как золото Кортеса. И теперь все это забирают назад, запирают. «Только для глаз»! Забирают Вселенную, понимаешь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я уже представляла, – Ежик грустно усмехнулся. – Планеты, населенные такими, как я, затем – возвращение всех, кто ушел до нас. Циолковский! Сфера Людей…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я молча кивнул. Циолковский, Федоров, преподобный Томас Мор. Сфера Людей… Альда тоже бы вернулась!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Я виновата, Тимми! Не ты сволочь – я. Обрадовалась, что жива… Что на повышение пошла! Даже не захотела понять, каково тебе теперь. Если хочешь… Оставим все это – навсегда. Тебе тоже выпишут билет на мою планету – и тебе, и твоим близким. Мистер Гедеон согласится, невелика цена…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не оставим, – перебил я. – Когда вернется Джимми-Джон…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В наушниках молчание – тяжелое, трудное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Думаешь… Вернется?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я поглядел в иллюминатор. Облака исчезли, океан подался к самому краю, уступая место бескрайней желтой пустыне. Неужели Австралия, родина джинсовых акул? Быстро же привык! Первый виток вокруг шарика, второй, третий… А там и на Луну слетать можно!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Джимми-Джон вернется, Мирца! Он и не уходил, он «здесь», в нашей Сфере, рядом. Приплывет, никуда не денется! Между прочим, самое время прикинуть, чем ему помочь. Лилипутское ноу-хау! Мистер Гедеон еще не знает, что мы «здесь» можем стать очень опасными. В нашем компьютере, кажется, полным-полно всяких файлов?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Гедеон намекнул, что ты умеешь забывать. Выходит, они нас слышали? Ты сказал это здесь, в Австралии. Помнишь? Если они тогда подслушивали все…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо. Гордиться тебе и вправду… хм-м… нечем. Ну и пусть слушают, сволочи! ПОКА! Сегодня займемся кое-чем увлекательным. Да не дрожи, трусливый Тимми! Будем учиться летать. По-настоящему, понял? Так что пригласи сюда мистера Хайда…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;77. Рассвет<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Rezitativ: 2’31)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда город смотрится лучше всего. Удачнее не придумать – весь как на ладони, огромный, залитый утренним солнцем. Диск прямо подо мною – тоже огромный, острый, ярко-белый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый Диск. Тот, который Главный, – впереди, за широкой серой лентой Евфрата. Рядом желтый силуэт Здания, гигантская колба площади, стрелка, где Четвертая река встречает Первую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фисон, Евфрат… Названия редко вспоминаются. Зачем? Названия – дабы отличать, не спутать. А разве что-нибудь спутаешь в моем городе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…А вот север (точнее, северо-восток) отсюда почти не виден. Там вообще лучше всего бывать вечером, туда ходят автобусы, там находится мое любимое кафе. То самое, при гостинице. Недавно заходили туда вместе с Л. На северо-западе всегда интересно – каждый раз что-нибудь да приключится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юг, красный юг, где почти никогда не темнеет, в это утро как на ладони. Новый Диск словно нарочно прописали, чтобы каждый раз разглядывать неровные плоскогорья, маленькие домики метеостанции, глубокие ущелья. Там – вход в Туннели. Давно не был, стоит заглянуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А на горизонте, еле заметной полоской… Нет, море все-таки слишком далеко. Ничего, увижу. Скоро! Сегодня!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знакомая набережная – прямо тут, под ногами. Длинные девятиэтажные дома, мой – второй отсюда, окна выходят во двор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я выключил компьютер? Выключил, выключил, выключил!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, пора?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К счастью, не вслух – про себя. Вслух мой отчаянный вопль, вероятно, напоминает нечто среднее между мурлыканьем и мычанием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не-е-е-е-е-ет! Не нада-а-а-а-а-а!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот так и напеваю. Но глаза не зажмуриваю, иначе ничего не увидеть. А зачем я тогда…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ай-й-й-й-й!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…залез в это крылатое корыто? Я не испугался, я очень люблю летать на планерах. Очень-очень! Можно сказать, страх, как люблю. Ой, страх!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Мама-а-а-а-а!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вверх, вниз, снова вверх, снова вниз, потом все по-новой, затем вниз-вверх одновременно, потом куда-то в сторону. Вираж, снова вираж…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это тебе не мотоцикл, мистер Хайд! И не «челнок», Том Тим Тот, наглый астронавт из Лилипутии!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А все равно – научусь. А все равно – не страшно! Почти не страшно. Зато…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зато теперь я вижу море – ту самую тонкую полоску на горизонте. Жаль, сегодня туда не добраться, не попасть. Ничего, доберусь завтра, послезавтра, после-после… «Здесь» ни разу не приходилось плавать по морю. А что? Не поискать ли в знакомом заливе приблудившийся парусник? «Вот он, легкий предутренний бриз. Как цветок, распускается бриг. Паруса, паруса, на канатах – роса. И прибоя гремит полоса…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше, еще выше! Ветер крепчает, несет скрипящее крылатое корыто к самому зениту…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Здорово видно, даже лучше, чем с Диска! Весь город, весь мой мир, моя страна «здесь». Обе ее половины. Сегодня – за широким неспешным Евфратом, и Вчера – у громады Здания, в узких улочках, по которым на рассвете скрипят телеги. Вчера и Сегодня… Просто названия, просто слова, и Вчера, и Сегодня – только география, «здесь» ничего – и никто – не исчезает навсегда. И не исчезнет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть… Да, именно так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выше, еще выше! Вот он, мой Эль-Рей… Нет, не Эль-Рей! Никогда больше не вспомню эту песню. Старая романтика, черное перо! Рая нет, он мне и не нужен, пусть его ищет лилипут Том Тим Тот. Мы с ним как-нибудь поделим нашу Сферу – как поделили ее с Джекилем. Интересно, сколько НАС всего? В скольких мирах?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все! Пора и вниз. Площадь уже близко.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Туда?! Слева дома, справа – громада Здания, впереди – главная улица, полная машин. Корыто не скрипит, не трещит даже – гремит кровельным железом. А колпак пластиковый вибрировать начал, противно так.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Направо! Направо, тут площадь шире, колба все-таки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколько до Здания? Метров сто… девяносто… пятьдесят? Все, закрываю глаза! Ну, не герой я, не герой. Не геро-ой-ой-ой!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но ведь города не было? Он исчез, превратился в зеленую пустыню, ушел под траву, закрылся туманным Евфратом? Нет, так не бывает, не должно быть! Город – это я, просто я меняюсь, как и он. Меняюсь – но все равно остаюсь, черная полоса исчезает, рассыпается чернильными кляксами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черная полоса? Мы с кем-то… Мы с Альдой видели радугу! Да! Каждый Охотник Желает Знать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись, солдат Яшка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дед уже вывел машину. Свежевымытая «Победа» победно сверкает кофейными боками. Победно, победоносно. Нашему броневику нипочем грунтовки и проселки, нипочем даже осенняя грязь. «Клиренс!» – гордо говорит в таких случаях дед.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А куда едем? – спешу уточнить. – К морю?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дед смеется, качает седой головой, неторопливо подходит к дверце. В руках – тяжелая палка. Ноги отказывают, не слушаются. Сандомирский плацдарм, ночной бой гвардейской танковой бригады, орден Красного Знамени, контузия, которая все-таки его догонит в далекой московской больнице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Черные ленты, надписи серебрянкой, равнодушное белое небо, мелкие снежинки в тихом воздухе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не спеши, солдат Яшка. К морю летом поедем. Нам в поселок нужно, мне обещали саженцы привести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Саженцы… Зеленые верхушки яблонь за серым штакетником, черешня у калитки, тамариск – божье дерево возле маленького виноградника. Или все-таки туя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись за руль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я?! Нашел, дед, водилу! «Здесь» хоть на мотоцикле гоняю, а «там» вообще…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Садись, садись. Скорости переключаются, где руль. Не забыл?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верно, ручное управление. Совсем недавно установили.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Привычный уют маленького салона, плетенка на рулевом колесе, смешной (пимпочка влево, пимпочка право) переключатель ближнего и дальнего света. На спидометре – цифры до «90». А куда, в самом деле, гнать броневику?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Бабушка не смогла поехать, ей нужно малыша в детский сад отвести.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смотрю на часы. Не на свои – на дедовы, моих в это утро нет. Как и сигарет в кармане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…С сигаретами, впрочем, понятно. Дед не курит. И не дай господь увидит. Характер – комиссарский!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стрелка часовая, стрелка минутная… Да, все верно. Бабушка отводит маленького любопытного внука в детский сад, папа с рассветом поехал в свое КБ, мама наверняка в командировке – пыль в карьерах измеряет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего смеешься, солдат Яшка?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А у тебя, дед, часы «Победа». Даже забыл, что ты носил такие. Ну, эпоха у вас была, Оруэлл прямо! Автомобиль «Победа», часы «Победа»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На загорелом лице – знакомая усмешка. Хорошо виден шрам на левой щеке. Я так и не спросил у деда, откуда память. С первой ли его войны, со второй?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Заводи, заводи, врангелевец! Перед перекрестком развернешься… Это потом твой Оруэлл таким умным стал. А знаешь, чем он в Испании занимался, в 1938-м? Не-е-ет, не тем, о чем этот предатель в «Прощании с Андалузией» написал! Такие, как он, из меня в тот же год показания в Лефортово выбивали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Броневик грозно рычит, разводит пары. До поселка ровно двадцать километров. Проверено! Как там с бензином? Полбака? Хватит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Ты такой твердокаменный, дед-медвед? А знаешь, от кого я услыхал первый в жизни политический анекдот? Да от тебя же! Вспомни! Летят, значит, в самолете Хрущев, Кеннеди и Вильсон… Тот, где наша пехота по дну океана в Америку идет!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дед уже не смеется – хохочет. Ярко блестят голубые живые глаза.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А я тебе, солдат Яшка, еще один расскажу, по «Свободе» вчера передавали. Летят, значит, в самолете…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;78. Навстречу<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Chor: 6’24)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака? Здесь нет никакой собаки!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Темно… Совсем темно, даже забор, тот, что на другой стороне улицы, не разглядишь. Кажется, штакетник, некрашеный, старый.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грузовик стоит у забора, за ним – темные кроны яблонь, острая крыша двухэтажного дома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое страшное – если кошмар повторяется. Как во сне… Во сне – как во сне. Ближе, ближе, ближе… Не убежать, не шелохнуться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придется уходить. Здесь, в мертвом саду, мы не одни, и это внезапно пугает. Земля под ногами начинает шевелиться, проваливаться знакомыми ямами – неглубокими, поросшими высохшей травой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это не кладбище, тут не должно быть могил!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помню! Мертвый сад, заброшенное кладбище, непогребенные трупы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как же я не заметил? Яма! Там могила, я точно знаю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Земля меняется, горбится неровными холмиками. Кладбище? Все-таки кладбище, правда, старое, заброшенное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Оборачиваться нельзя! Нельзя!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ямы стали глубже, земля уходит вниз, вот-вот оттуда, из глубины, проступят черные, сгнившие доски, ноздри забивает тлен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Здесь» не всегда утро, не всегда солнце, не всегда пустые троллейбусы на улицах. От себя не уйти. Страх приходит со стороны – как эта ночь. Как Смерть. Но эта сторона, оборотная, черная – тоже я. И никуда не деться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Трупы надо спрятать. Скорее спрятать! Это нетрудно, у нас есть лопата, яму можно вырыть тут же, у старых могил, никто и не заметит. Тела холодные, очень холодные – и очень тяжелые, запах тления стал сильнее…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо спешить! Один труп, совсем тяжелый, закопаем тут же, рядом с палаткой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Детский страх, смешной страх… Нет, страх не бывает детским, он лишь меняет маски. От заледенелой волчьей шкуры – до пустого балкона, с которого тебе уже не помашут вслед. Такие мы есть, такими останемся – и «там», и «здесь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака найдет трупы! Я знаю – она найдет, ее для этого и приведут!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рука… Почему эта рука не желает уходить под землю? Закаменевшая черная рука со скрюченными пальцами? Яма глубокая, копать легко, тут клумба, из серой земли дыбятся засохшие цветы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ужас повторяется, возвращается вновь – так же, как возвращается солнце. Утро, солнце, полет – Рай. Ночь, страх, могилы – Ад. Все вместе – жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы зря пошли туда. На старом кладбище, слева у палатки – труп! Который мы зарыли первым. Он лежит совсем не глубоко, песок присыпан листьями, но его легко разрыть очень легко…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не уйти! Разум молчит, тонкая пленка сознания рвется на части, подступают темные волны океана. И никакие платформы над бушующей водой…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Платформы? Звездочка в темном небе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пульт. Пульт!!!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Откуда гроб? Мы зарывали труп без всякого гроба, но я его вижу, до гнилых досок – всего несколько горстей песка!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цветы? Но здесь мы закопали!.. Там рука!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Собака роет, значит, пора уходить, иначе не успеть…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Красная кнопка! Анальгинчик-героинчик, бабочка-выручалочка. Хорошо, что вовремя вспомнил! Сейчас уйду, исчезну, не увижу ТО, что встанет из-под земли!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И что дальше? Скоро все вернется, и я вновь буду убегать, убегать, убегать!.. От кого? От самого себя? Все это во мне, спрятаться негде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не можешь убежать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходим! По аллее, к воротам, к узорной железной решетке. Там тоже тьма, но там нет собаки, там нас не найдут, только бы не…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так чего бояться? Страх уже «здесь», не рядом – в тебе самом. Чем еще могут напугать? Белым городом на широкой реке? Траншеями в знакомом с детства дворе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я все это видел. Увижу еще. Ну и что? Завтра все равно взойдет солнце.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не можешь убежать – иди навстречу!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;РУКА!!!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;А где рука-то? Нет никакой руки!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[……………………………………………]<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 декабря 2002 года,<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2.27 A. M.<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– …Алло? Да, меня зовут именно так. Нет-нет, ваш русский понимаю, только говорите, пожалуйста, чуть медленнее… «Добрый день», вероятно, у вас. Уже. А у нас – еще. Ничего, я все равно проснулся. Не из Австралии телефонируете? Намекаю? Нет, ни Джеймса не знаю, ни Джона. Так что случилось-то? Обещаю и слушаю, причем очень внимательно… И это обещаю, звонок из другого полушария в полтретьего утра сам по себе достаточно удивителен… Вы не стажер из ЦРУ? ЦРУ – это CIA, Central… Стажер потому, что директория «Inie» в компьютере действительно есть, а вот файлы от Влада еще не перебросил. Они у меня на дискете, так что не угадали… Именно в расширении jpg. Влад сказал, что это какие-то картинки для релаксации, но я даже не заглядывал… Как ее зовут, повторите? Стойте-стойте! Я действительно получил сегодня письмо от какой-то Елены Беранек, но еще не читал. Поздно получил, ночью. Глаза устали, письмо очень большое, а буквы все – латинские. По-русски, но латиницей, есть такая опция «Translit». Так вы ее знаете? Нет, я точно не знаю и буду очень благодарен… Диктую адрес… Честно говоря, думал, это какая-то ошибка… Готов! Как?! Погодите, погодите… «Boots – boots – boots – boots – movin’ up and down again! There’ no discharge in the war!» Могу по-русски: «Пыль-пыль-пыль-пыль – от шагающих сапог! Отпуска нет на войне!» Редьярд Киплинг, бард империализма. «Infantery columns», кажется… Что с вами? Конечно, слышал! Альдо Мануцио, знаменитый издатель из Венеции, его книги называются «альдины»… Ну, буду ждать письмо, вы меня, честно говоря, здорово заинтриговали. Обещаю! Честное слово… Spellyng, please! Не волнуйтесь, пожалуйста, я же обещал. Повторю! Обязательно повторю. И перед сном – и сейчас. Могу даже с восклицательным знаком: «Я АЛЬДА! Я ЖИВА!» Не волнуйтесь, обязательно повторю, такое повторять приятно. Может, во сне что-нибудь хорошее увижу. Жаль, я никогда не запоминаю сны!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А кто это – Альда?<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще раз повторюсь…<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(избранные места из переписки с друзьями)<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, переиздана «Сфера» – последнее из пока что написанного и еще не выходившего в «Триумвирате». Впереди – Неизвестность. Конечно, есть планы, замыслы, заготовки, но все пока очень зыбко, виртуально, нечетко. Самое время подводить итоги, как уже приходилось замечать: надеюсь, промежуточные. Эта странная книга и есть такая попытка. Благодарю всех тех, с кем довелось переписываться в эти годы. Роскошь человеческого общения – действительно единственная доступная нам роскошь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Редактировать не стал, расставил лишь «запятушки». Эскизы, мгновенные фотографии мыслей и чувств иногда точнее и ярче, чем они же, облагороженные и зацивилизованные до полной неузнаваемости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Истину не претендую – не гуру, не пророк. Вероятно, я, как всегда, где-то не прав…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вероятно, я, как всегда, где-то не прав, во многом не прав, вообще не прав.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Странно как-то. И дел много, и делаешь их, но все кажется, что вокруг пустота, беззвучие, хрустальная призма, а Время несется быстро, быстро, и в оттепельном воздухе уже чуть-чуть заметно пахнет ненужной весной…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;3<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Земную жизнь пройдя до половины…» Проблема в том, что Будущего уже нет, оно уже стало Настоящим, и сейчас хочется цеплять каждый день, пока оно не стало Прошлым. Потому нет охоты заниматься ерундой. Не хочется, но дни мелькают, мелькают… Встал, отжался двадцать раз, поглядел на часы, заварил кофе…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под ерундой разумею не только заседания кафедры и даже не пустые пьянки. Скажем, написание книги ТОЛЬКО для денег (ну, с этим мы все ВСЛУХ согласны!), но и ТОЛЬКО ради факта издания-самоутверждения (это денег послаще!) УЖЕ неинтересно. В этом и чувствуется ветерок от косы Костлявой. Не хочется, чтобы уходил Я, по крайней мере с концами. Вот и стремишься рассказать о себе. Рассказать – быть услышанным – не быть забытым – остаться хотя бы частично, таков фрейдизм. Поэтому нет охоты тиражировать даже самые успешные «проекты». Лучше рассказать о том, о чем никто ПОКА не знает. Но должен узнать, иначе ЭТО уйдет без следа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда и «Сфера», и кое-что еще, задуманное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, кому коммерция, кому – сублимация Последнего Страха. Мои друзья меня не понимают (ух, хорошо звучит, а?) или делают вид. У них ИНОЙ подход, не будем уточнять какой именно, да и не это важно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я привел литературу лишь в качестве примера. По отношению к людям ситуация абсолютно сходна. И по отношению к Пространству. Ведь главное путешествие – это путешествие внутри собственной души. Или внутри чьей-то еще, но это уже совсем тонкая материя.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;4<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;От скверных мыслей можно уйти только в новую книгу. Когда она только задумана, чувствуешь нетерпение и одновременно – робость. Войти-то войду, а вот выйду ли? С одной стороны, хорошо не писать продолжения, сам себя уважать начинаешь. Но – опять иная сторона! – в этом случае уже написанные книги начинают напоминать надгробия на кладбище. Часто меж ними ходить не станешь, лучше вспоминать пару раз в год, а в остальное время не помнить и не открывать. Моя бы воля – писал бы каждый день, без перерыва, но так не бывает – и бесконечных книг не бывает. Так что очередная Вселенная схлопывается, остается за спиной, и оборачиваться не хочется. В общем, оптимизма везде мало. Можно лишь завидовать тем, чей оптимизм еще не исчерпался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вообще, самое страшное в жизни, и в писательстве, и просто, когда исчезают желания, когда уже ничего не хочется. Когда-то одна мысль, что твою книгу могут издать, что она может растечься типографскими литерами по желтоватой бумаге, приводила чуть ли не в транс. Наверно, человеку следует проживать много жизней, пусть и коротких. Чтобы каждый раз – все по новой. Книга в этом смысле – некая модель.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;5<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конвент, откуда мы вернулись, фактически помер. Конечно, раньше и вода была мокрее, но ведь в прежние времена Полувождь не просто появлялся и «олицетворял», но и вел конвент, и спорил (как-то мы с ним устроили привселюдную дискуссию о Боге), даже сердился. И народ доклады читал-обсуждал, и много чего еще интересного случалось. Дело в том, что когда-то упомянутый конвент был фактически один (даже «Аэлита» на время замерла). Теперь же конвентов много, и не всем писателям и фэнам хочется ехать чуть ли не в Финляндию. У организаторов денег мало, Полувождь постарел… Увы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вообще, тогда была героическая эпоха. Первые «нормальные» книги, «энтузазизм», торжественное возлежание на полу в буфете в честь очередного «чего-то». Мы еще не стали ремесленниками, чиновниками и бизнесменами от литературы. А теперь кое-кто махнул рукой, а кое-кто натужно имитирует ушедшую романтику. Я не к тому, что сейчас плохая эпоха, я к тому, что она совсем другая. И конвенты стали иными.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас в Харькове сложилась традиция не критиковать публично конвенты. Отмечу лишь, что в предпоследний приезд на упомянутый конвент мы выиграли немало денег (хватило на большую бутылку хорошего коньяка), ВЫСЧИТАВ, кому что дадут, и сыграв в тотализатор. На этот раз мы просто посмеялись, причем громко. В личном же плане ты все сам написал. Единственно замечу, что слово «коррумпированный» слишком сильное. О чем идет речь? О железяке, которая плывет по Неве в сторону Кукуева? А на черта она нужна? Издателям по сараю, пять железяк у писателя, к примеру, Валентинова, или не одной. Читателям – по сараю втрое. А личное честолюбие (по поводу железяк, естественно), буде таковое имеется, скажем, у писателя Валентинова, удовлетворится стократ, если упомянутый писатель не ПОЛУЧАЕТ железяки, а РАЗДАЕТ. Чем мы со товарищи и занимаемся. Между прочим, мы решили сразу: свои книги из номинаций «Моста» убирать, иначе смешно выйдет. Мол, собрали конвент, дабы увенчать себя, любимых.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столь любимый всеми конвент начинает приобретать излишне амбициозный вид, что сильно удаляет от первоначального замысла. Так и видится: приезжают пузатые в костюмах и галстуках, голосом из брюха говорят речи у микрофона (и телевидение, телевидение!!!), а потом «по-черному» пьют в нумерах в окружении девочек эскорта. В общем, съезд ударников молочной промышленности времен Восьмой пятилетки.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;6<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В целом конвентное движение, конечно же, вырождается. Отвязаться – святое дело, но раньше (опять «раньше», но ведь правда!) этим не ограничивалось. Как-то забываем, что объединяет нас не только усталость от трудов праведных и неправедных, но и Фантастика. Должна объединять, во всяком случае. А раз нет – или почти нет, остается принимать зверовидный облик, хватать первую попавшуюся мулатку-шоколадку…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне кажется, феномен Фоменко свидетельствует лишь об одном – о дикой безграмотности в гуманитарных вопросах нашей технической интеллигенции, для которой писания Фоменко-Носовского и предназначены. Всерьез спорить тут вообще не с чем. Фоменко – прекрасный фантаст, создавший свою «картину мира», с чем его можно поздравить. Но при чем тут История?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Историки исследуют НАШЕ (нас, реальных, сегодняшних) Прошлое – это и есть «поле битвы». За иные «Прошлые» они не берутся, не их хлеб. Ветвлений-ответвлений Истории может быть даже миллион с миллиардом, но разговор-то идет только об одном, нашем варианте. Вот тут и пляшем. И тут Фоменке ловить нечего. Подумаешь, «Альмагест»! Я находил в древних слоях (хоть скифских, хоть римских) такое! Скажем, современную сковороду или пивные бутылки. И что, станем пересматривать всемирную хронологию? Такие деятели тоже есть («секретная археология», гвоздь в юрском периоде). Вот если наткнуться и в самом деле на нечто совершенно необъяснимое, это да, тут можно подключать хоть Тейяра де Шардена. Но сначала пощупать бы как следует…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;8<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;С моей глубоко дилетантской точки зрения, история Поднебесной движется даже не по спирали, а по кругу. Усиливаемся, торжествуем, впадаем в кризис, рассыпаемся, начинаем собираться из кусков, усиливаемся… И так сто раз подряд. Конечно, китайская история очень длинная, но у других стран такого не наблюдается. Индия как была в трансе пять тысяч лет, так и до сих пор там же, несмотря на спутники. В странах Запада развитие все же более линейное. А вот ежели бы Китай сумел хотя бы «растянуть» эти свои циклы, то тогда уж точно – владел бы если не миром, то полумиром. Скажем, Бань Чао захватывает Сирию, Мины начинают колонизировать Африку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Читал я много лет назад некую книжку (Нефедов С.А. История Поднебесной. – Екатеринбург, 1992), где автор прямо связывает эти циклы с демографией. По его мнению, цвели те династии и императоры, которые умели регулировать демографическую ситуацию в Китае – и наоборот. А ведь переселения – главный способ регулировки в прежние века. Так что переселяем несколько миллионов в Среднюю Азию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или опять скажешь: психология, нежелание переступать некую культурно-историческую границу? Но ведь даже если так, в Китае было полно чужих династий, те не церемонились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, китайская гегемония миру не грозит. Распухнут, постоят – и назад.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;9<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где-то в загашнике у меня лежит статья о том, что Юлианский календарь, несмотря на все разговоры, значительно точнее Григорианского. Хотя бы потому, что Созиген, его создавая, исходил из вращения Земли вокруг Солнца, то есть из истинной предпосылки. А придворные астрономы папы Григория – наоборот. Интересно, что все известные астрономы того времени, включая Коперника, ОТКАЗАЛИСЬ работать над новым календарем, считая затею ненаучной. Как выразился один теологический товарищ: календарь – Икона Времени. А злые латины взяли его и порушили.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;10<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я бы не касался убийства Столыпина. Эта тема буквально обсосана и обглодана нашими коллегами от Пикуля до Солженицина и Юлиана Семенова. Никакой тайны в самом убийстве нет – да и мистики немного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот дело Бейлиса – совсем иное. В советское время его лишь стыдливо упоминали, дабы не почесывать лишний раз «пятый пункт». Да и сейчас не очень поминают. Само дело об убийстве Андрея Ющинского нельзя считать нераскрытым. Точку в нем поставила, как ни странно, ВЧК в 1919 году, расстрелявшая предполагаемых убийц, оказавшихся обычными уголовниками. Причем доказательств вроде бы хватало. Но… С другой стороны, кто-то понятной национальности мог быть очень заинтересован в таком финале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тайн тут действительно много:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Было ли убийство Ющинского ритуальным? Эксперты говорили совершенно разные вещи. А если ритуальным, то с какой целью?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто подставил невиновного Бейлиса? Черносотенцы из киевской полиции или его же соплеменники с очевидной целью: заранее скомпрометировать следствие?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Кто оплачивал чудовищный вой прессы, причем С ДВУХ СТОРОН?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не было ли это «дело» запланированной операцией каких-то «сил» против России? Да еще перед явно надвигавшейся войной?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Действительно ли существовал неоднократно упоминавшийся в период следствия всемирный еврейский центр («кагал», штаб), принимавший якобы самое активное участие в событиях?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И так далее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако все эти вопросы, а тем более ответы, и сейчас вызовут очень болезненную реакцию, причем со всех сторон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ярких фигур, как по мне, в этой ситуации несколько:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шульгин, редактор «Киевлянина». Герой-борец. Черносотенец, который сознательно встал на сторону закона, т. е. фактически Бейлиса. Этакий Шерлок Холмс или журналист Фандор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розанов – жертва. Борец с подкупленной прессой, попавший под систематическую травлю определенных «кругов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Керенский – комическая фигура, шут гороховый, ничего толком не сделавший, но зато нашумевший на всю Россию. Бегает по сцене и кричит.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;11<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об украинских «буржуазных националистах» – «найлютиших ворогах украинского народу» (формулировка пленума ЦК КПУ 1947 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Союзнички по Антанте не ставили вопрос о независимой Украине. Тому было три причины. Антанта приняла принципиальное решение о целостности России (кроме Польши и Финляндии). Это решение нарушалось уже в 1919 г. (Прибалтика и Закавказье), но до Украины дело не дошло, ибо это означало окончательную ссору с белыми. А до разрыва Антанта дело доводить не хотела. А вдруг победят? Но была еще причина (третья и главная) – слабость украинского государства в том же 1919 году. Когда Директория захватила Киев, а галичане – Львов (конец 18-го), союзники забегали, прислали представителей, но… УНР атаковали с пяти(!) сторон – Польша, Совдепия, белые, Румыния и (чуть позже) красная Венгрия. Союзники ставили на сильных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Хотя в конце 17-го УНР была на шаг от признания, достаточно было пообещать вести войну до победного конца. А Державу Скоропадского (лето и осень 18-го) признали более 20 государств, включая германский блок, Совдепию и кучу нейтралов. Увы, в ноябре 18-го социалисты из Директории подняли восстание. Но это уже другая тема.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Украинское движение до 17-го года ставило перед собой весьма ограниченные цели:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Австрии – создание автономного («коронного») края из украинских земель Галичины. Украинская Буковина уже имела этот статус, а с венгерским Закарпатьем поделать было ничего нельзя, венгры отрицали само существование «русинов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В России – признание украинского языка и его легализацию в преподавании и церкви, демократические свободы и, как отдаленная цель – автономия. Наиболее решительные говорили о ФЕДЕРАЦИИ, но не с монархией Романовых, а с будущей Российской республикой. Независимости хотела очень маленькая группка во главе с неким Михновским, на которого все смотрели, как на психа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ситуация изменилась после начала мировой войны, но не в России, а в Австрии, где украинцы поставили цель – независимость Украины, но не австрийской, а российской, которую следовало освободить от «москалей». Российская («Надднипрянская») Украина должна была стать королевством во главе с Вильгельмом Габсбургом (Васылем Вышиванным), талантливым военным, поэтом, а в будущем – антифашистом, погибшим в сталинском ГУЛАГе в 1951 г. Украинцы в России этот план не поддержали и были за войну до победного конца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После февраля 1917 г. Центральная рада (временный украинский парламент) начала работу по созданию автономии. Автономия была провозглашена в июне и признана Керенским в июле. Правительство Рады – Генеральный Секретариат – стало законным представителем центральной власти в Украине. Между прочим, отношения Рады с Керенским были наилучшие. Рада даже посылала свои немногочисленные войска на Кавказ и на Дальний Восток (по просьбе Петрограда), где надежных сил было еще меньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Псих Михновский попытался поднять в Киеве путч и провозгласить независимость. Ему вежливо дали по ушам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После захвата власти большевиками Генеральный Секретариат, как законный орган власти, попытался навести в Украине порядок, начал разоружать большевиков. Поскольку центрального правительства не было, Рада провозгласила Украинскую Народную Республику, как часть Российской ФЕДЕРАЦИИ, и начала переговоры с соседями (Дон, Кубань) и с большевиками о будущем федеративном государстве. Большевики признали Раду – и тут же начали войну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос о независимости встал после подхода большевиков к Киеву, когда стало ясно, что никакой федерации не получится. Но в Четвертом Универсале было прямо сказано, что вопрос о федерации вновь станет в БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ, как только соберется Украинское Учредительное Собрание (две-три недели). За это время рассчитывали большевиков отбить и договориться о мире с Германией (что и случилось).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фактически первый, кто твердо заявил об Украине, как о независимом государстве, был русский генерал Павел Скоропадский. Впрочем, и он допускал федерацию с Россией после войны. А вот свергнувшая его Директория уже была за независимость безоговорочно, хоть и выступала за самый тесный союз с большевиками (социалисты!). Ну а потом наступил незабываемый 1919-й…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Против независимости Украины были все соседи. Большевики допускали федерацию, но со «своей» Украинской Советской Республикой во главе с болгарином Раковским. Федерацию Советской Украины с Россией провозгласил в Киеве Троцкий (июнь 1919 г.). А либерал Деникин, не желая ничего слушать, бросил свои войска против УНР. То-то совдепам была радость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врангель допускал федерацию с Украиной, но… Поздно пить боржоми, когда печень отпала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, ежели белые были бы чуток порасторопнее… Сначала – союз с УНР против большевиков, а затем – либо Учредительное Собрание (как и хотели), либо референдум. Увы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такие вот зигзаги.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;12<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Врангель, конечно же, знал, что Сиваш проходим. Лето и осень 1920 года были необыкновенно жаркими и без дождей. Ни одного дождя! Сиваш обмелел, и белые это могли увидеть своими глазами. Посему на Сиваш надежды было мало, и для обороны:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Была построена Юшуньская (Уйшуньская) укрепленная позиция. Именно она была главная, а вовсе не пресловутый Перекоп, который всерьез даже не укрепляли, зная, что красные его легко обойдут. Никто не думал, что недоучка Фрунзе полезет на Перекоп рогом и положит там кучу народа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В резерве держался конный корпус Барбовича в качестве «последнего патрона».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белые ошиблись только во времени и способе форсирования Сиваша. На Сиваше бывают периоды «высокой» и «низкой» воды. Фрунзе погнал своих орлов именно в «высокую» воду, причем даже не на повозках, а ногами. Это обеспечило как тактическую внезапность, так и повальную смертность от воспаления легких. Правда, умные махновцы предпочли все же прокатиться на тачанках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что «их благородия» были не глупы, а скорее наивны, считая, как говорил позже Слащев, что командир должен хоть как-то беречь своих бойцов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главным же было то, что Врангель отдал приказ об эвакуации еще до всех штурмов и форсирований. Бои на Перекопе, Сиваше и у Юшуни были нужны лишь для прикрытия эвакуации. Так что белые части точно и грамотно выполнили приказ. Ни о каком «контрнаступлении» и речи не было, это у красных глаза на лоб от страха лезли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, утром после переправы красных через Сиваш ветер не «выдувал» воду, а совсем наоборот, уровень воды поднимался на глазах и стал действительно по грудь. А вот за день до этого по дну можно было пройти, ног не замочив, были лишь отдельные лужи. Но тогда красные не пошли.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;13<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый нормальный и не очень правитель России (и не только России) стремился получить как можно больше ТОВАРНОГО хлеба. Отсюда – упомянутые тобой «латифундии», которые и торговали хлебом до революции. И Маркс того же хотел («Манифест»: трудовые армии в особенности в сельском хозяйства). И Ленин, и Сталин. Но вот людишки… Все бы им от безделья трескать да казенное добро изводить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большевики (и меньшевики тоже) почти не работали в деревне до Гражданской войны. Положения не знали, крестьян изучали по газетам и монографиям – как марсиан. Да и потом… Уже в 1919 году на VIII съезде РКП(б) среди делегатов оказался ОДИН крестьянин. Ленин очень обрадовался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему с аграрной программой у эсдеков выходила сплошная глупость. В 1903 году, когда эсеры уже призывали к «социализации» земли (очень странная вещь, но звучала красиво: все крестьянам, но без ликвидации общины и при почти номинальной «общенародной» собственности), II съезд РСДРП призвал всего лишь к возвращению «отрезков» – земли, потерянной крестьянами после 1861 года. Крестьяне только плечами пожали. Тогда в 1906 году была принята новая аграрная программа. Большая часть земли «муниципализировалась» (передавалась в собственность местных органов самоуправления), часть делилась в собственность крестьян, а часть доставалась государству. Каша абсолютная. Эту программу, в создании которой принимал участие некто Костров, ласково называли «кастрированной».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результат: к 1917 году в деревне большевиков почти не знали и знать не стремились. Эсеры – иное дело. Новая программа большевиками принята так и не была. Поэтому НА ПРАКТИКЕ большевики охотно орали: «Земля – крестьянам, помещикам – петуха красного!», не вдаваясь в лишние подробности. Иное дело, что РЕАЛЬНОГО земельного фонда, который можно было ДЕЛИТЬ, в европейской части Империи было явно недостаточно. Любой статистик знал, что в деревне – аграрное перенаселение, никакой помещичьей земли (продана, сдана в аренду) не хватит, монастырские забрали еще в XVIII веке, а кабинетские – это, извините, Алтай. Вывод: чтобы удовлетворить хотя бы часть, надо делить КРЕСТЬЯНСКИЕ земли (так наз. «нетрудовые»). Но тогда – парцеллирование, исчезновение товарного хлеба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Столыпин, как известно, попробовал некий «средний» путь. Хлеба стало чуть больше, зато усилились социальные конфликты. Это к вопросу об «ином пути» развития.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большевики все знали и не особо высовывались, только кричали о «неспособности правительства», грядущем голоде, издевательстве над крестьянством. По сути, они действительно подпевали эсерам. Подпевали – и ждали, поглаживая засапожник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот настал «двадцать пятое – первый день».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;14<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штудирую очерк действия авиации в Гражданскую войну. Предварительный вывод: лучше всего воевали иностранные летчики на иностранных самолетах (одни новые «Юнкерсы» чего стоили!). Конкретно – британцы на юге и немцы в Прибалтике. Как только в аэроплан садился камарицкий мужик…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A propos. С умилением прочитал у Василия Звягинцева (в «Вихрях Валгаллы») про белогвардейского аса Губанова, сбившего восемь советских самолетов. Оказывается, за всю войну на всех фронтах белые и красные в воздушных боях сбили как раз эти самые восемь самолетов. Не больше.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;15<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотел высказать (точнее, досказать), что думаю о дискуссиях по Петру, но вновь решил сие отложить до следующего раза. Причиной стала твоя, весьма меня поразившая сентенция о сюжете фантастического рассказа – о том, как зэки из Дальлага попали прямиком на пляжи Гонолулу. Ты считаешь, что подобное – просто издевательство над погибшими в сталинских лагерях, так?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пример ты избрал «крайний», но если взять сам принцип, то что мы видим? Для чего можно написать произведение такого рода? Возьмем «гулаго-гавайский» пример.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Жанр Утопии жив уже тысячи лет. Человек, созданный известно по Чьему образу и подобию, тоже создает свои миры, но – виртуально. В этих мирах он конструирует модели, которые он, считая их лучшими, чем реальность, предоставляет на суд читателя. Утопии бывают плохи (Кампанелла) и неплохи (Августин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это скучная теория, теперь о литературной практике. Мы не можем помочь своими книгами погибшим, но вот вызвать у живых правильную (на наш взгляд) реакцию – способны. Для этого и существует такой жанр (прием), как Утопия. Тот же «гавайский» сюжет можно прекрасно обыграть в духе «а ведь есть все же справедливость, сволочи!». Скажем, суровая зима (41-й год, зима была страшная), лагерь, надвигается жуткий буран с морозом до минус 60. Зэки знают, что конец, а начальство запасается соляркой для обогрева, водкой, даже ананасами. А по лагерю бродит доходяга-сумасшедший, кричит: «Не по понятиям это! Бушлаты-тулупы не дадите, я всех бедолаг на юга отправлю, а вас, суки, заморожу, потому как я Дед Мороз (архангел Гавриил, изобретатель Машины Пространства)». Его даже не бьют, вохра смеется, просит про пляжи гавайские рассказать. Он охотно рассказывает и вновь требует. В конце концов пьяный начальник лично лупит его сапогами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наутро после бурана выясняется, что движок заглох, стекла лопнули и пьяные вохры с начальником замерзли. А зэки на Гавайях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Фантастика (как метод). Необычный, небывалый факт позволяет ярко показать обстановку, личности, порядки, «воздух эпохи».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Август 36-го. Начальнику Дальстроя Берману докладывают, что сгинули зэки Дальлага. Образовалась «черная дыра», они туда сиганули, потому как пайку вновь сократили, дыра сомкнулась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Берман в кабинете грызет ствол именного нагана, думая, сразу стреляться или повременить, надо бы сразу, но жить-то хочется. И составляется липовый рапорт (зэки сдохли или переведены на дальние командировки). Но заместитель Бермана уже строчит донос в Москву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в Москве Ягода, доживающий в кресле наркома последние дни, хватается за место, где у людей бьется сердце. Сразу стреляться – или погодить? Оно бы надо сразу, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доходит до Сталина. Вождь ничего не говорит, выходит в соседний, личный кабинет, открывает секретный сейф, где хранится коньяк, пьет залпом. Он самый мудрый, он понимает, что надо стреляться, но жить-то хочется…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А по ГУЛАГу слух ползет (братки-то уже на Гавайях!), две пересылки взбунтовались, угнали из Ванинского порта пароход «Куйбышев», поплыли в Гонолулу, в одном случае им помогла охрана… Слух перекидывается через проволоку, ползет по стране.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Из всех энциклопедий и учебников вырываются по приказу цензуры страницы с описанием Гавайев. Из магазинов хотят выбросить гавайские гитары, но в последний миг их переименовывают в «сыктывкарские»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в это время на Гавайях… Американцы в шоке, думают на японцев, японцы в еще большем шоке (русские опередили – десант!), урки заводят контакты с местной мафией, кто-то из идиотов-политических создает общество: «Назад в СССР».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталин вызывает главного террориста Судоплатова. Убийство Троцкого откладывается – не до того. Вернуть всех зэков! На обратном пути – утопить!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Судоплатов понимает: пора рвать когти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А в это время в далекой Мексике Троцкий провозглашает начало Великой Августовской социалистической антисталинской революции…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По Красной площади бежит голый псих, кричит: «Щас как топну, раскроется черная дыра прямо под ногами, все в Париж убегим!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршал Тухачевский дает отмашку для начала военного переворота. Удачный момент!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Великий князь Владимир Кириллович вытаскивает из сундука корону, дышит на бархотку, начинает протирать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И так далее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как видишь, предложенный тобой сюжет очень неплох и годится для разных жанров. И, по-моему, ни чью память в данном случае автор не обидит.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;16<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ниже – соображения по Петру и «петриаде», которыми я давно грозился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Издание книг о Петре и Петровской эпохе не считаю лишним и запоздалым, причем не только сугубо научных (сие понятно), но и научно-публицистических. Дело не в личной критике Петра, он давно помер, и ему от этого и вправду не тепло и не холодно. А вот нам – наоборот – и тепло, и холодно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какими бы ни были реформы Петра на самом деле, с точки зрения суровой науки еще при жизни царя был создан ВЕЛИКИЙ МИФ. Суть этого мифа:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Россия до Петра была отсталой и дикой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Петр властной рукой все сие исправил, прорубил окно в Европу, откуда на нас все и посыпалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Для этого деяния он применил насилие, которое оказалось ЦЕЛИКОМ ОПРАВДАННЫМ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если первые две констатации чисто исторические, то третья злободневна всегда. Миф о Петре три столетия оправдывает устами пропаганды официальной, либеральной и революционной НАСИЛИЕ В ИСТОРИИ и, косвенно, всякого насильника, который, к примеру тот же Сталин, охотно прячется за миф о Петре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из этого мифа следует и еще одна констатация:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все, кто мешает великим реформам, – враги прогресса, они достойны только уничтожения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно история Петра, точнее, миф о нем, позволяет найти этому тезису массу оправданий (стрельцы, царевич Алексей).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему оценка реальной деятельности Петра, изучение МИФА – и критика МИФА тоже – всегда актуальны, особенно когда очередной царек пытается напялить на себя петровскую треуголку. Книги на эту тему – не комариные укусы, это операция на душе, в которой миф о Петре поселен чуть ли не генетически. По мне, этот миф – один из самых вредных из тех, что существовали в нашей бывшей нераздельной Отчизне. Куда более вредный, чем сказка про Сусанина и даже про Павлика Морозова. Между прочим, не только на Западе (там, понятное дело, правит бал масонерия с ее «правами человека»), но и в иных частях света очень мало народов решились мифологизировать фигуру, подобную Петру. Разве что Мао в свое время прославлял Ши Хуанди.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему книга Буровского, с которой и начался разговор, очень полезна самим фактом своего появления. Пусть думают, это всегда нужно. Ибо пока светлый образ Петра с нами, с нами и насилие, лютая жестокость, неуважение к личности, политический авантюризм, аморальность, низкопоклонство перед чужим, неуважение к традициям…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петр – не русский миф. Нет, это всемирный миф, как миф о Цезаре, Наполеоне или Сталине. А если учесть, что при Петре Россия и Украина составляли единое государство, то и делить нечего. На всех хватит!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своих монстров у нас тоже предостаточно. Для меня такой украинский «Петр» – это Степан Бандера, которого сейчас у нас принято славить. С этим мифом борюсь при первой же возможности, скажем, при общении со студентами.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;17<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твоя версия по поводу 1941 года неплохо разработана Звягинцевым в одной из его книг. Да, при благоприятных обстоятельствах немцев дальше Днепра бы не пустили. Что было бы потом, сказать трудно. Ясно одно: наступать мы тогда абсолютно НЕ УМЕЛИ, так что возможен вариант осени 1914 года – позиционная война с Верденами и Камбрэ. Быстрой победы, думаю, все же не было, а значит, в Европу пришли бы тоже не очень скоро. Но всерьез этот вариант я не продумывал. Скажу лишь, что Турцию Сталин тронул бы далеко не сразу, ибо всерьез опасался «второго» турецкого фронта. Разве что после победы. В завоевание же всей Европы, что сапой, что в лоб, не очень верится. Сталин здорово ПЕРЕОЦЕНИВАЛ РККА, даже после Финляндии. Надо иметь в виду, что немцы умели не только наступать, но и обороняться. Тем более в 1941—1942-м, когда еще не были выбиты кадровые части. К тому же:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Качество военного планирования и тактическая грамотность командного состава РККА в 1941–1942 гг. известны. «Нам говорили – нужна высота, и не жалеть патроны!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Господство в воздухе мы бы не завоевали. Тактика «роя», подготовка пилотов по методу «взлет-посадка», отсутствие раций…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– То же и с танками. Не умели!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– При «настоящей» войне гансы быстро бы поумнели, как это случилось в году 1944-м. Появилась бы украинская немецкая армия, белорусская, литовская.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;18<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Версия о том, что «Молодую гвардию» (далее – МГ) предал известный деятель ОУН Стахив-Стахович, если и не испугала меня, то сильно расстроила. Стахив – человек в принципе положительный, он один из первых отошел от Бандеры и стал бороться за социал-демократический путь развития Украины. Из уцелевших командиров ОУН – УПА он, пожалуй, самый пристойный. Но в 1942 году он, по собственному признанию, только НАЧИНАЛ задумывать о «смене вех». И не случай ли с МГ заставил его… Впрочем, это уже фантастика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как вариант, сдать МГ мог не он лично, а его командование, но по его, Стахива, информации. Потому и кричит человек всю жизнь: «Не было! Не было! Не я! Не было!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь о «полицайской» версии. Она, так сказать, двойная, но начало едино: никакой МГ не было, была шайка голодных подростков, грабивших немецкие машины и пойманных. А далее варианты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Пацаны из глупой гордости на допросе заорали, что не воры они и не уголовники, а борцы против гадов-немцев, чтоб они все пропали! Полицаи (следствие-то вели не немцы, а полиция-милиция) радостно потерли руки и стали клепать «дело» по образцу процессов 1937 года.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Полиция (бывшие менты) сами приписали хлопцам «политику», дабы выслужиться перед фрицами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В любом случае, стали брать ВСЕХ по списку (комсомольскому и школьному), городишко-то маленький. Взяли полсотни первых попавшихся, стали лупить, кое-кто и признался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не знаю, как к этой версии относиться. Добавляют также, что в ходе этой «зачистки» попались ребята из НАСТОЯЩИХ подпольных групп, правда, очень маленьких и совершенно ничего не совершивших (группа «Серп и Молот», группа Третьякевича). Взяли и будущего «командира» МГ лейтенанта Туркенича, отпущенного (не бежавшего!) немцами из плена и жившего у какой-то вдовушки, а заодно и очень странную «радистку Кэт» – Шевцову.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сами немцы, насколько известно, МГ не очень интересовались, им нужны были воры, грабившие машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Судьба большинства арестованных ТОЧНО НЕИЗВЕСТНА. Зафиксированы ТРИ могилы Олега Кошевого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот такие версии. Истина пока еще «где-то там».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, все эти версии неостроумны и неоригинальны, но я говорю не о своей личной, будущей версии, а об уже существующих. Да и откуда оригинальность в такой невеселой истории? Многие ли из десятков миллионов убитых на той войне погибли как-нибудь оригинально, с выдумкой, так сказать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исключительно для комплекта – еще одну версию, сложившуюся в «перестройку». Так сказать, Фадеев в либеральном варианте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существовало несколько маленьких групп в Краснодоне и окрестных поселках, одна из них – МГ во главе с Третьякевичем. Привлекли лейтенанта Туркенича, который, не представляя, что делать, начал готовить план вооруженного восстания против немцев. Толком ничего не успели, кроме саботажа на одной из шахт и написания пары листовок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Никакого партийного подполья, понятное дело, не было и в помине. Все эти Лютиковы и Бараковы просто работали на немцев, а потом ими же были арестованы, судя по всему, за воровство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попались члены МГ по глупости – когда арестовали пацанов, кравших с машин, полиция стала брать всех подряд, кое-кто был схвачен, получил по ребрам и стал выкладывать. Вдобавок полицай Почепцов написал донос на нескольких соседей, оказавшихся именно из МГ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кошевой (трудно сказать, был ли он вообще в МГ) пропал без вести, когда шел менять продукты, Шевцова (радистка Кэт) то ли попалась по глупости, то ли была двойным агентом. Немцы отдали приказ отправить всех арестованных (кроме трех-четырех) из Краснодона в лагерь куда-то на запад, их судьба неизвестна. Тех, кого не отправили в лагерь, привезли в Ровеньки, в гестапо, ибо подозревали в агентурных связях с русской разведкой. Все они были расстреляны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Факт гибели арестованных в стволе шахты не доказан (там была авария, погибла смена шахтеров). Подобный факт точно зафиксирован в соседнем городе (Красный Луч), но не в Краснодоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На последней встрече молодогвардейцев (весна 1985-го) им не удалось прийти к единому мнению ни по одному из вопросов истории МГ. На официальной точке зрения настаивала лишь подполковник КГБ Валентина Борц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, тоже ничего оригинального.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;19<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большинство художественных книг о разведке читаются не хуже самых блестящих произведений мировой юмористики. То же с фильмами на подобную тему. Естественно, почти все авторы не служили в соответствующих органах, но это не повод подходить к теме столь непрофессионально. Образец подобного – пресловутые «Семнадцать мгновений». В одной статье были приведены 20(!) причин, почему Штирлиц не мог существовать в реальности. В другой – еще 10. И от себя могу добавить еще несколько.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему с разведкой надо быть осторожным во всех смыслах, в том числе и при ее описании. Даже Шелленберг в своих мемуарах умудрился перепутать ГПУ с НКВД. А если книгу пишет не Шелленберг, то вообще – ховайсь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь по делу упомянутой в твоем письме (и необходимой в будущем романе) «советской разведчицы (фольксдойче), вышедшей за штурмбаннфюрера замуж». Сначала о ней самой. ГРУ тогда не было, существовало Разведывательное управление Генерального штаба. Но, как я понял, эта разведчица действовала в прифронтовой зоне. Так что, скорее всего, она обычная ФРОНТОВАЯ разведчица, то есть из разведки соответствующего фронта. Но это не очень романтично. Поэтому она может быть сотрудницей Особой группы при наркоме внутренних дел. В октябре 1941 года Особая группа была реорганизована в самостоятельный 2-й отдел НКВД, с 1942 года отдел переименован в 4-й. Кто-то из отдела мог курировать упомянутую фольксдойче. Во всяком случае, подобное внедрение в их стиле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сложнее осмыслить «антифашиста, штурмбаннфюрера СС». Он офицер, значит, в СС уже не один год, там чинами не бросались. Вступил в СС определенно до войны (иначе бы не успел стать майором), наверняка закончил офицерское училище СС (в Бад Тельц или в Брауншвейге). Перед этим он ОБЯЗАТЕЛЬНО должен был прослужить год-другой рядовым. Вопрос: КОГДА он успел стать антифашистом? Если ДО службы в СС, то его с такими настроениями туда бы не взяли (в СС до войны брали только добровольно). Будущего СС-мана проверяли очень тщательно, до седьмого колена. Будущего офицера проверяли вновь. Значит, антифашизм героя должен быть только внутренним, то есть вслух он орал исключительно «Зиг Хайль!», причем с самых юных лет. Иначе бы вспомнили – и в СС не пустили. Тогда что он за антифашист? Состоял в нелегальной группе? Ой, не верю! Тогда в каждой нелегальной группе было по гестаповцу, а то и по два.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значит, герой СТАЛ антифашистом уже в период службы в СС. Это можно обыграть, но РЕАЛЬНО такого НЕ БЫЛО. В СС умели воспитывать, между прочим, там работали превосходные педагоги. Советских разведчиков (англо-американских тоже) среди СС-манов практически не было. Потому так и гордится советская разведка Леманом (прототип Штирлица), что он был, по сути, ЕДИНСТВЕННЫМ. Нюанс: если герой из Ваффен СС, то есть из полевых частей, то он наверняка НЕ ЗНАЛ и НЕ ВИДЕЛ так называемых «зверств», ибо полевые войска СС к такому не подпускали и старались их не информировать. Так что в качестве аргумента такое не пройдет. Кроме того, до 1939 года антифашист мог поступить просто – подать заявление и ВЫЙТИ из СС, такое вполне допускалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо помнить, что СС-ы фактически создавали свое ГОСУДАРСТВО, причем государство МАГИЧЕСКОЕ, каждый из них ощущал себя истинным СВЕРХЧЕЛОВЕКОМ, представителем какой-нибудь «пятой атлантической расы». Враги Рейха для них – не люди в прямом смысле слова. А если учесть, что в СС «умных», в том числе горожан и особенно интеллигентов, старались не брать ВООБЩЕ, то вопрос о просветлении становится сугубо сомнительным. Как известно, СС-ы в плен не сдавались и вербовке не поддавались напрочь. Даже рядовые, а уж офицеры!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот «внедриться» в СС где-нибудь в 1935-м, так сказать, заранее, с перспективой, герой едва ли мог. Хотя бы потому, что подобное могла запланировать чья-то разведка (взять своего человека, имеющего юношу-сына, и «посоветовать» отправить этого сына в СС), но не «антифашисты», бежавшие от СС, как черт от ладана. Но такие «внедрения» практически неизвестны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что над биографией героя придется потрудиться ИЗРЯДНО.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;20<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Гиперкритиков», которых ты упомянул, среди тех, кто пишет (в том числе и) об истории, полно. Я давно уже применяю метод гиперкритики гиперкритиков и просто не обращаю на них внимания. Всерьез читать нельзя – как и всерьез спорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мухина, конечно, читал, пока он мне не надоел – по выше упомянутой причине. Бросил. У него забавная манера: с серьезным видом и внешне очень логично доказывать абсолютную ерунду. Скажем, что Ельцина подменили еще в 1996 году, а все эти годы мы видели двойника. Или что 11 сентября на Америку напали американские же военные. Когда такая «логика» применяется, скажем, к Катыни, это уже противно. А в последних работах он ко всему проявил себя как отчаянный полонофоб, видать, репутации жидореза ему мало.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;21<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О фильме «Троя».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже не хочется его критиковать. В том-то и дело, что «антураж» прописан неплохо, разве что шокируют «монеты» в XII веке до Р.Х. И актеры стараются. И операторы всякие. Но вот сценарий даже не плохой, а НИКАКОЙ. Не обсуждается вообще.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще одно – ребятам денег не хватило. Обошлись одной большой битвой и тремя стычками. Для такой войнищи – ой, маловато. Бедность – не порок, конечно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И – Елена. На такую Елену даже очень пьяный Парис не позарится. Ну, разве что Парис на нашем конвенте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому всерьез говорить о картине не имеет смысла. Она – то же самое, что легендарный американский «Тарас Бульба» 1962 года (который с Юлом Бриннером).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;22<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Страсти Христовы» можно смело не смотреть. Дискуссия о фильме интереснее, чем сам фильм.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;23<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вчера пересмотрел фильм «Ад» (Гринуэй, по Данте), сегодня, может быть, перегляжу «Орфея» Кокто или «Зверя» Боровчика. Ночью по «Нашему кино» гонят абсолютное ретро. Иногда – хорошо, иногда – звериный хохот. Давеча показывали «Радугу» по Ванде Василевской (1942 год). Вроде бы про злодеев-немцев, но смех так и пробивает. Особенно когда главную героиню (Ужвий) немцы якобы бьют-пытают. Интересно, сам режиссер пересматривал то, чего снял? Эх, его бы, режиссера, из Ташкента – да под Сталинград, дабы реализма набрался!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А моя мечта – посмотреть знаменитого «Наполеона» (Франция, 1927 г.) и записать не менее знаменитые «Сады скорпиона». Увы!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;24<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Славянский фольклор интересен не «белыми пятнами», а как важнейший исторический источник. Кроме того, у меня есть намерение стать украинским Гесиодом, Гомером и Мэлори в одном лице (скромно, да?). А именно: создать эпическую трилогию о теогонии, киевском периоде и казацкой эпохе по материалам фольклора, как это сделал Ленрот, а у нас пытался сделать Кулиш. Пока я только Гомер – закончил эпическую поэму «Козаччина» на материале дум. Она лежит у меня на интернет-странице. На очереди Мэлори, роман «Рыцари Владимира». Ввиду клинического характера замысла (это уже не раздвоение, хуже!) ничего пока не публикую и не собираюсь. Но работать крайне интересно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;25<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если я и «угадал» с дэргами, то лишь потому, что очень долго «вертел» слово «дхар», пытаясь его кельтизировать. Что из этого следует, даже не знаю. Я не специалист ни по Артуру, ни по Пендрагонам. Оставляю сей вопрос знатокам. Вот отрывок из беседы на моем форуме (по поводу имени «Пэндра»):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«– По-ирландски Патрик – Пайндраг. Ничего не напоминает?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И еще, помню, говорил кто-то по поводу схожести. Патрик – Пандрег. Пендрагон в переводе с ирландского – Патриций».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как говорится, за что купил… От ирландского «Пайндраг» до условно-окситанского, а то и кастильского (действие «Овернского клирика» происходит на границе с Испанией) «Пэндра» не так и далеко, как кажется.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;26<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Раннюю» историю дхаров я продумал лишь в общих чертах, в детали не вдавался, ибо нужды не было. Если коротко: Небо – «Атлантида» – власть над Европой – отступление на Урал и в Бретань, одичание большинства. Проработал я еще и легенду о Граале («Выше тележной чеки»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некоторые частности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Лоэн-гэру (Лоэнгрин), сын Парса, конечно же, потомок Пэндра (Пэндру).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пэндра – основатель династии Пэндра-гэну – жил достаточно давно (где-то чуть позже Троянской войны, то есть веке в X до Р.Х.). Он создал державу логров в Бретани и восточной Англии после того, как кельты (галлы) вытеснили их из Центральной Франции. Именно тогда часть логров-дэргов (три племени) ушла на восток и основала дхарские княжества на пространстве от Северного Урала до современной Москвы. Так что Лоэн – потомок Пэндра, очень отдаленный. У логров-дэргов-дхаров вообще очень «длинная» история в отличие от людей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лоэн потомок Пэндру по двум линиям сразу. Он сын Парса, сына Гамурета (по-логрски – Гхамэ-рэти), представителя одной из ветвей рода, не имеющей прав на престол. Гамурет много лет воевал на Востоке, жил у дхаров, потом вернулся. А по отцу Лоэн внук Анфортаса (Анх-орти), близкого родича Утера (скорее всего, племянника), хранителя Небесной Чаши. Он имел полное право на престол, но отказался из опасений, что в начавшейся смуте Грааль будет «рассекречен» и попадет в чужие руки. Возможно также, у гэну был обычай, что младший сын правящего монарха становился хранителем Небесной Чаши и при этом отрекался от права на престол (он, но не его дети), поскольку охрана Грааля – дело более почетное, чем управление государством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. На престол имели права племянник Артура (Арх-тори) Гавейн и его братья Гархэд и Агравейн. В отличие от Медведя-Волопаса они – не бастарды. Они – следующие в очереди на наследование, поскольку у Арх-тори не было детей. Имел право на престол и Кэй (Кей), сенешаль Артура. Он тоже родич Утера, его племянник (сын сестры) и двоюродный брат Арх-тори.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После гибели Арх-тори и его родичей Гарета (и его братьев) и Кэя, у которых не было детей, и отказа Анфортаса и его семьи от престола, все права номинально перешли к Константину, сыну Кадора (Кхадори), герцогу Корнуэльскому. Он правил в Англии, а Бретань распалась на феоды, захваченные французами. Власть там перешла к герцогам Бретонским, которые были тоже потомками Пэндру, но по линии, формально не имевшей права не престол.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во времена «Ории» законным наследником престола Пэндра являлся старший брат Лоэна. Но Анфортас готовил его в хранители Грааля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через тысячу лет (в XV веке) один из потомков Анфортаса (его старшего сына), рыцарь Фроат, приехал из Франции в землю дхаров и стал гэгхэном (императором).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все прочие имена и родственные связи легко подобрать, изучая «артуриану».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ежели хотите, могу найти и выслать русско-дхарский словарик, который я составил, работая над «Оком Силы». Дхарский и логрский языки очень похожи, хотя логрский более «латинизирован» и в нем меньше шипящих, прежде всего звука «х».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;27<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как представляется, по-настоящему «узловых» точек в истории человеческой цивилизации немного. Подкорректировать же их очень трудно, если вообще возможно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменения крупные, но непринципиальные, осуществимы в большей степени. Скажем, во времена Колумба идея плыть в Индию на запад (встретив по пути Америку) уже «выходила из моды», тем более португальцы готовы были обогнуть Африку, а географы вычислили истинные размеры земли (далеко плыть!). Значит, не успей Колумб в 1492 году, Америку открыли бы значительно позже, а значит, неизбежны:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Тяжелейший экономический и политический кризис в перенаселенной Западной Европе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Решающие турецкие успехи в начале XVI века, возможно, завоевание османами всей Европы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Сохранение и развитие своеобразных цивилизаций Америки, Азии и Африки из-за запаздывания по сравнению с нашим вариантом колониальной экспансии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Общее технологическое отставание человечества где-то на век-полтора со всеми последствиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если же говорить о принципиальных моментах Истории, то очевидна «развилка» VII–VI тыс. до Р.Х. Из-за резкого потепления погибли «экологические» цивилизации Каменного века, основанные на охоте и собирательстве. Как следствие: Неолитическая революция, земледелие, города – и так вплоть до государства и современного типа цивилизации в целом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно, включив Машину Времени:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Изменить климат, растянув потепление на несколько тысяч лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Задержать (набегом врагов или пандемией) развитие цивилизаций Земледельческого полумесяца, что остановило бы наступление Неолитической революции в ее наиболее крайней форме. Тогда бы в Европе и Азии появилось общество, совмещавшее разные сектора хозяйства. Не было бы необходимости в городах и государстве, не было бы и крупных войн. Развитие шло где-то по североамериканскому сценарию, и мы сейчас бы жили, как ирокезы и могикане до прихода белых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменим климат? Напустим чуму?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;28<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И наконец, Москва-41. Задали же Вы мне задачку! Не специалист я в альтернативной истории. Ладно… Итак, где-то в октябре 1941 года гансы все-таки взяли Белокаменную…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде всего будем иметь в виду эффект, который для себя я называю «эффектом Ши Хуана» (почему – разговор долгий и отдельный). Его смысл: между УЗНАВАНИЕМ и ОСОЗНАНИЕМ события в обществе проходит какое-то время. Чем больше, масштабнее событие, тем дольше оно осознается. То есть разум – одно, а вот «прочувствование» селезенкой – несколько иное. Взятие Москвы, конечно же, очень крупное событие, значит, пауза будет немалой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Умный правитель про эффект Ши Хуана знает и этим пользуется. Воспользуется и Сталин. Сдача Москвы будет правильно пропагандистски «подана» (упорные многодневные бои, 28 кремлевских курсантов защищают Спасскую башню, вовсю будет использована аллюзия с Кутузовым и войной 1812 года). Будут даны нужные распоряжения органам тыла, включая карательные, проведены превентивные аресты, возможно, ликвидация потенциально опасных (и тех, кто в тюрьме, и тех, кто на свободе). Кроме того, надо помнить, что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. На центральном участке фронта наступит неизбежная пауза, ибо гансы войдут в Москву уже на последнем дыхании. А ведь именно в это время к Москве со всей страны сгоняются мощные советские резервы. То есть «черной дыры» во фронте не будет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. На флангах у немцев войск не так и много, там они тоже ползут на последнем дыхании и на энтузиазме отдельных частей (как это было с Ростовом). ВЕСЬ фронт на какое-то время стабилизируется. Гитлер и генералы его, в свою очередь, решат, что пора и отдохнуть, ведь цели кампании в целом достигнуты, а резервы здорово истощены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В гуляющие по страницам альтернативок байки про «восстания в сибирских лагерях» я не верю. В войну восстания и так были, причем не маленькие. Но их быстро локализовали, а ВСЕ лагеря не восстали бы – нет координации. Значит, и в тылу относительная тишина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нападение джапов (случись оно) прошло бы на этом фоне почти незамеченным поначалу – слишком велик контраст между какими-то сопками и потерей столицы. Кроме того, Сталин попытался бы на какое-то время «замолчать» японское нападение – по понятным причинам. Турецкая же «агрессия» едва ли была бы возможна при том, что в Иране были уже русские и английские войска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень много зависит от позиции сталинского окружения. Ясно, что «гражданские» его не предадут, ибо САМИ без Усатого они ничто, причем это им известно. И немцы им ничего хорошего не обещают, и в случае падения власти большевиков им ничего не светит, кроме веревки. Даже такой политический жук, как Берия, будет выжидать, хотя его позиции, конечно же, здорово усилятся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военные… Тут много зависит от того, существовала ли в реальности мифическая «военная оппозиция», о которой много потом говорили (те, которые якобы предлагали сдать Питер немцам с условием создания «национального правительства»). Если это так, то очевидна их попытка после взятия Москвы выйти на связь с немцами с аналогичным предложением. И столь же очевиден отказ Гитлера – ему это не нужно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военных будут «подогревать» и неизбежные отставки, и аресты после потери Москвы. Надо же показать народу, «кто виноват»! Значит, отдадут под суд Конева (за Вязьму), возможно, Жукова (не выполнил приказ по организации обороны столицы). Но в любом случае военные СРАЗУ открыто не выступят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что первые две-три недели точно бы ничего в стране не произошло. А вот дальше… А дальше сработает тот самый эффект Ши Хуана – люди ОСОЗНАЮТ, что Москва пала. Сложится абсолютно иная психологическая ситуация.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, через некоторое время (от двух недель до месяца, в ноябре или начале декабря 1941 года) население СССР осознало факт падения Москвы. Факт этот настолько огромен, что и последствия будет иметь не меньшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде всего оживятся и начнут действовать все явные и тайные враги, причем враги и России (русских), и СССР, и советской власти, и Сталина. Конечно, за указанный промежуток НКВД предпримет превентивные меры, но они помогут лишь частично.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самое очевидное – вспышка антирусских и антисоветских выступлений на окраинах. Это – Северный Кавказ, Калмыкия, Туркмения, Ферганская долина, Памир и (как ни странно) крупные города Средней Азии, включая Ташкент. Следует помнить, что в этих крупных городах социальная обстановка накалилась добела из-за притока эвакуированных, там много грамотного недобитого духовенства и есть организованное подполье. Кроме того: на Памире все еще действует местное независимое правительство (в горах), целые районы находятся под контролем Ага-хана (исмаилиты), рядом с туркменской границей стоят отряды Джунаида (или его наследников, не так важно), а рядом с таджикской и узбекской сидит эмир Бухары (или его наследник, что тоже не важно, лень уточнять). Опытные бойцы и соответствующие традиции в изобилии. Плюс – немецкая агентура (оккупация Ирана только началась, русские контролируют лишь крупные города).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, «полумесяц напряженности» вспыхивает. Войск у русских там МАЛО. Бои начинаются и затягиваются, более того, быстрая потеря горного Памира (и стратегической трассы Ош – Хорог) и пустынных районов Туркмении ГАРАНТИРОВАНА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень неспокойно будет в Закавказье и в мусульманских республиках Поволжья, но, думаю, до восстаний там не дойдет, разве что кое-где (в Сванетии, скажем).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вполне вероятны попытки переворота в Танну-Тувинской Республике и Монголии. Тут уже японская агентура постарается. В Туве подавят быстро, а вот в Монголии может сложиться Восточный фронт с опорой на Манчжоу-Го (вне зависимости, будет ли война с «водяными бурятами»-джапами).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пресловутые «восстания в лагерях» вполне возможны, но уж их-то подавят очень быстро. Уверен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще один фактор – оживление антисоветских настроений на оккупированной территории. Партизанское движение, фактически родившееся после Московской битвы, так и останется в эмбрионе. А вот вместо одной Локотской республики могут возникнуть сразу пять. Также – рост числа добровольцев из граждан СССР в Вермахт, полицию и СС. Правда, гансы этим НЕ воспользуются в полной мере из-за позиции Гитлера, который окончательно уверится, что может победить и без всяких «унтерменшей». Значит – усиление немецкого террора против национальных движений (скажем, против ОУН (м) и ОУН (б) на Украине).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее – интереснее. Если в РККА действительно были решительные антисоветчики и антисталинисты (а на то похоже), возможно усиление их попыток ДОГОВОРИТЬСЯ с гансами. Вероятно дезертирство нескольких высокопоставленных генералов – на фоне соответствующих репрессий и поисков крайних за потерю Москвы – и (как аванс для будущих переговоров) сдача чего-то ценного, скорее всего, Ленинграда. Иное дело, что тот же Гитлер на подобные договоренности не пойдет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим (повторюсь). Если сдача Москвы и в самом деле повлияет на позицию Японии, если там победят «северные» и начнется война с СССР, то не будет Перл-Харбора. Значит, США по-прежнему дремлют в своем изоляционизме (несмотря на все усилия лично Рузвельта), помощь оттуда не идет, а капает, и то не русским, а англичанам. Последствия этого следует просчитывать отдельно (за сие не берусь, не мое совсем).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но самое любопытное – это события в «центровой» России, позиция русского народа. Она и будет решающей. Но это – тоже отдельный разговор.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможная реакция большинства русского народа на потерю столицы вполне предсказуема, благо хватает аналогий (1612 г., 1812 г.). Да, растерянность, да, недоумение (как же так, мужики?!), да, ощущение ЛИЧНОГО горя и утраты. Но одновременно и резкое усиление того, что по близкому поводу было названо «иррациональным чувством верноподданных». Это не совсем патриотический подъем, не до «подъема» в такой ситуации. Но – временное забвение «обиды» на власть, ибо не до того, все счеты на «потом» отложить можно (известные события осени 1812 года, когда ПРЕКРАТИЛИСЬ все крестьянские выступления, нередкие в начале войны). Личное горе перерастает в личную же обиду и желание мести. Война в значительной мере становится не столько «священной», сколько «делом каждого». Данный комплекс чувств поначалу более пассивен, чем активен (потому в немецком тылу некоторое время будет тихо), нужен харизматик, Минин – Кутузов, дабы канализировать личные ощущения во всенародный «железный поток».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Харизматика искать не надо – уже есть. Но прежде чем поглядеть, что стал бы делать Усатый, резонно поставить иной вопрос: а не скинут ли его? Не придет ли некто Иной, дабы возглавить борьбу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже приходилось отмечать, что СРАЗУ после падения Москвы переворот невозможен. Но «сразу» прошло, потенциальные заговорщики теоретически имели время организоваться и начать действовать. Но кто бы мог взяться за такое?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Националов отбросим (далеко), «восставшие лагеря» тоже (задавят!). Эмиграция и «подполье» – нет, НКВД не зря столько лет «до белых костей» чистил страну. Выступления отдельных генералов (дивизия, корпус, даже армия) могут нанести много вреда, фронт, скажем, открыть, но переворот совершить не удастся. Сталин в подземном бункере в Жигулях, Куйбышев, временная столица, под хорошей охраной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переворот может удаться, если ударят «близкие». Это 1) члены политбюро из «пятерки» (то есть фактически ГКО), 2) верхушка военных, 3) все они вместе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рискну предположить, что «пятерка» не решится, как не решилась 30 июля. Не те люди, точнее, именно «те», Сталиным соответственно подобранные. Слабое звено, пожалуй, только карьерист и выскочка Вознесенский (все-таки председатель «второго ЦК»), но он молод, связей еще не набрал – и почти не связан с НКВД и военными («силовиками»). Кроме того, все они (повторюсь) прекрасно понимают, что с ними немцы договариваться не станут, а народ Сталина может им и не простить. Не решатся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот военные… Эти бы, пожалуй, решились. Чем сдаваться немцам или идти под топор, лучше уж Усатого расстрелять! Проблема в лидере, военным кто-то должен приказать и одновременно выступить в качестве «знамени». Брать «зиц-председателя» из штатских едва ли станут, да и кого? Молотов не согласится, а больше и некого. Значит, нужен «Бонапартий ля рус».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такая возможность всерьез обсуждалась немцами. «Фигур» они видели всего две: Ворошилов и Буденный. Тут я с ними согласен, будущего «вождя» должен хорошо знать народ. Жуков на вождя в тех условиях, тем более после сдачи Москвы (он ведь ее и защищал!), не потянет, да и не любили его, как известно. А кто еще? Не Тимошенко же!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ворошилов – оптимально бы, но Клим – личность известная, в том числе и своей, скажем так, крайней толерантностью по отношению к ЛЮБОЙ власти (что Сталин, что Брежнев). Не боец! К тому же за месяцы войны он проявил себя «очень не», и зимой 41-го у него своих войск уже НЕТ. Генералы же его не только не слишком любят, но и «не очень» уважают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буденный… А в такое и я бы поверил. Хитер был казак и здорово обижен на Сталина (жену посадили, в наркомы не пустили, в 41-м покомандовать толком не дали). «Конармейцев» же в РККА было, как известно, МНОГО.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но… Что бы решили Буденный и его команда, не знаю, однако указанные обстоятельства Сталину были тоже очень хорошо известны (потому он и в наркомы вывел не Буденного, а Тимошенко). Значит, скорее всего, не вышло бы. Придушили бы в зародыше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что, думаю, Сталин бы удержался. Более того, состав «пятерки» остался прежним, перемены были бы только в военном руководстве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталин же…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталин же сделает вот что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Вовсю использует ситуацию для пропаганды: звери-фашисты жгут Москву, рушат святыни, глумятся, издеваются… Подключит Православную Церковь и панславизм. Само собой, вовсю пойдут аналогии с 1812 и 1612 годами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Воспользовавшись тем, что гансы не просто остановятся передохнуть, но и станут перебрасывать часть войск в тыл (а куда денутся, у них ведь мало теплой одежды; если верить Мюллеру-Гиллебранду, «обычное» зимнее снаряжение стало поступать в войска лишь в декабре, а «специальное» из расчета только на треть армии лишь в январе, но развал транспорта затянул этот процесс), начнет наступление:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вначале под Ростовом и оный Ростов вернут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Под Тихвином – и тоже успешно. Возможно, устроят котел под Демьянском.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– И где-то под Москвой. Без особого успеха, но пропаганда тут же обыграет это как «новый Тарутинский» бой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этого пойдет великий шум: Грядет «Сталинское контрнаступление!..»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адольф-гад ситуацию явно недооценит. Он будет вместе с Кейтелем-Лакейтелем изучать карты Ирака и Ирана (может, и Индии), а от вестей из России отмахнется. В Рейхе снижается производство боеприпасов, возможно (как после Франции), расформировывается часть пехотных дивизий. Разворачивается перестройка немецких городов. Тодт в ужасе, Шпеер в инсульте, но фюрер тверд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталин же приказывает начать в феврале Всеобщее Контрнаступление. Резервов (даже в худшем «японском» варианте) достаточно. А дальше – ситуация Текущей реальности со сдвижкой на месяц. Москву не вернут, немца потеснят, Гитлер отдаст «стоп-приказ», гансы задержат русских. Весна, капель, распутица…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сталин и его «енералы» готовят планы на лето, Гитлер с его «хвельдами» – аналогично. Канарис подкидывает русским ложный план «Урал» о наступлении на Горький – Свердловск, а фюрер готовит удар на Кавказ. В мае русские начинают Харьковскую операцию…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На сцену выходит Белый Бычок. Панфары. Псе!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;29<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Экие глобальные вопросы Вы ставите! Признаюсь сразу, что не являюсь знатоком и любителем альтернативной истории. К тому же «ошибки», как Вы их называете, в «альтернативке» искать трудно, сие, скорее, к Переслегину. Посему выскажусь по поводу Вашего замысла, в меру своего понимая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Нападение Японии на СССР как причина поражения? Честно говоря, не думаю. Но как «развилка» в романе годится, почему бы и нет. Иное дело, я бы поискал развилку все-таки на советско-германском фронте. Скажем, в том же октябре, этак числа 14–15, некий немецкий обер-лейтенант, будучи в разведке, сумел установить, что между внешним кольцом вяземского «котла» и Москвой советских войск НЕТ (как оно и было, только немцы проморгали). А дальше рывок панцер-дивизии к Москве (на последних каплях бензина, собрали запас со всей танковой группы), паника в столице, бегство правительства… А вот тут и японцы могли подсобить. Коллаборационисты из числа недобитых и недорепрессированных создают в Москве «правительство», капитулируют, Сталин уходит за Урал, но там восстают лагеря (пусть и неудачно). Эта схема уже опробована Лазарчуком в «Ином небе», но она самая вероятная. Да и у Харриса в «Фатерлянде» проступает нечто похожее. Правда, есть еще одна вероятность – победа в 1942-м, но она еще более призрачная. Зато о ней не писал никто. Скажем, «эдельвейсы» все-таки прорвались в Грузию, корпус «Ф» (арабский) начал боевые действия в Иране и Ираке, под Эль-Эламейном победил Роммель, ибо он не заболел, как в реальной истории, и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Сталина бы я не «менял». Фигура знаковая – и для истории, и для читателей. Без него и Вторая мировая началась бы не так и не тогда. Да и с Гитлером тоже – без Сталина в Германии к власти мог прийти какой-нибудь правый блок типа «Стального фронта». А это совсем другое. Кроме того, развилка 1904–1905 гг. очень внимательно проанализирована в романах Звягинцева из цикла «Одиссей покидает Итаку». Опять будет повторение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Нацистский режим в Восточной Европе? Да, могло быть так, как Вы пишете. Но могло быть и по-другому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Где-то с 1943 года старых, идейных до идиотизма «наци» стали вытеснять с постов чистые «спецы» типа Шпеера. Они были реалистами и чихать хотели на всякие расовые теории. Поэтому возможно не смягчение режима, а некоторое его «поумнение», хотя бы в некоторых областях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Нужда, как говорил Петр I, челобитчик неотступный. Освоение огромных территорий, борьба с партизанами (та же УПА на Западной Украине, 80 тысяч бойцов – не шутка) и прочее заставили бы сделать то, что немцы и сделали на деле, но поздно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раздача земли крестьянам в частную собственность (реформа началась осенью 1943 года).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Признание «арийцами» не только казаков, но и украинцев (1944 г.) и даже частично русских (1945 г.).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Создание марионеточных, но все-таки правительств в союзных республиках (реально – конец 1944-го, создание КОНР).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, в реальности на оккупированной территории продолжали работать вузы, особенно технические, более того, создавались новые. Скажем, немцы пытались использовать наших харьковских ядерщиков понятно для чего. А ведь нужны были металлурги, строители и многие другие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Культура продолжала развиваться. Школы были разрешены не только начальные, но и 7-классные, как и при большевиках, но с национальным языком преподавания. Работали музеи, театры и кинотеатры, открывались киностудии (у нас в Харькове сняли экранизацию «12 стульев»), издавались книги и журналы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело в том, что план «Ост», откуда цитируются всякие людоедские идеи, был детищем ведомства Гиммлера, существовал в одном экземпляре и никогда не был для местной немецкой администрации прямым руководством к действию. Администрация же была весьма разная. Скажем, Розенберг, министр восточных территорий, был за создание независимых Украины и Белоруссии, генералы мечтали создать национальные армии и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, могло быть:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Создание формально независимых государств в труднодоступных районах, куда немцы боялись соваться, а посему предпочитали с ними сотрудничать. Реальный пример – Локотская республика. Подобное могло возникнуть в Брянских лесах, в горах Кавказа и обязательно в Полесье и на Волыни (независимая Украина Шухевича).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Попытки немецкой колонизации в Прибалтике и на Правобережье Украины. Но колонистов должно было явно не хватать. Опыт едва ли стал массовым и удачным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Постоянные конфликты немецкой администрации с коллаборационистами, которые вынуждены были бы защищать интересы населения, причем чем дальше, тем больше. Поначалу немцы бы их стреляли и отправляли в лагеря, но потом поневоле вынуждены были бы идти на уступки, тем более у немецкой администрации появились бы свои личные интересы на местах. Рука, так сказать, руку моет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Увеличение количества фольскдойче. Советский опыт добычи нужных справок известен, к тому же скоро начало бы подрастать поколение детишек от русских женщин и немецких солдат. А ведь их было сотни тысяч. Вот новая «каста», которая постепенно брала бы власть на местах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Евреев и цыган истребили бы, конечно же, полностью, но скоро перестали бы этим гордиться и начали прятать концы в воду, как в «Фатерланде». У Харриса евреев якобы переселили, но могли бы пустить байку, что евреев истребили красные или национальные партизаны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Началась бы германизация литовцев и белорусов, а также отбор «арийских» детей у других наций – так сказать, янычарский корпус (особенно из поляков, как это и делалось).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И наконец. После победы авторитет Гитлера вырос бы, конечно, до небес, но с каждым годом вождь все меньше был бы нужен молодому поколению нацистов. Думаю, он едва бы дотянул бы даже до 1953-го. Кроме того, фюрер был болен, и болезнь прогрессировала. Так что где-то к 1950 году, когда была закончена реконструкция «нового Берлина», его точно бы ушли. Скорее всего, культурно, на пенсию, как он сам предполагал (даже намеревался построить себе, пенсионеру, дом в Линце). А затем бы прошел «ХХ съезд НСДАП»…<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы Гитлер додавил англичан и русских, а янки еще бы не успели ВСЕРЬЕЗ вступить в войну (а джапы бы на них не напали), то очень возможен приход в Белый дом изоляционистов, которые спустили бы войну на салазках. Но после Перл-Харбора американов остановить было уже нельзя. Иное дело, они сначала бы методично додавили бы джапов, используя, понятное дело, «ядреное» оружие. А затем столь же методично начали бы давить Германию. И Бомба бы на Берлин упала, и многое другое произошло бы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Естественно, гансы построили бы очередной ФАУ, который бы достиг Нью-Йорка, что дало бы еще миллион добровольцев в американскую армию – и так до полной победы дяди Сэма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вывод: после декабря 1941 года была бы не «конфронтация» с США, а настоящая война. Другая, чем в реальности, но с тем же исходом, разве что на два-три года позже.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О партизанах. Итак, война с СССР затихает, гансы оккупируют территорию до Урала. И что будет дальше?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот что: ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ значительной части немецкой армии. Гитлер уже начал этот процесс после разгрома Франции, тем более он пошел бы на такое в случае победы над Россией. Фюрер вообще был очень осторожен и всячески старался не усугублять военные тяготы для мирного Михеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате гансы получают огромнейшую территорию, которую чем-то нужно контролировать. А чем? Сколько дивизий понадобится для контроля, к примеру, над Муромскими лесами?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Посему я не считаю, что так уж легко будет задавить партизанское движение даже после немецкой победы. Думаю, гансы по-прежнему будут «держать» города и часть железки – и все.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А ведь кроме СССР есть еще Югославия, да и АК в Польше едва ли смирится. Сколько сил нужно для оккупации Европы? А ведь еще придется держать войска в Северной Африке, на Ближнем Востоке, возможно, в Ираке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, давить будут, но с переменным успехом и очень не быстро. А насчет внешней поддержки… Ведь есть еще США. Высадятся американы, скажем, в Тунисе или Сирии, а то и в Италии, вот и плацдарм. И полетят транспортные «дугласы»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совсем мелочь, насчет Воскобойникова-Воскобойника. В разных источниках его фамилия пишется то с «ов», то без. Как на самом деле, даже не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так вот, таких микрофюреров гестапо могло и ликвидировать, чтобы не артачились. Но выиграли бы от этого вовсе не немцы, потому как в такой глубинке, как Локотский район, этим воспользовались бы те же красные партизаны или просто бродячий народ в лесах. А если в каждом таком районе размещать хотя бы роту (а роты явно не хватит), то Вермахт просто растворится. Об СС и не говорю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общий вывод: чисто геополитически рейх увяз бы – даже в случае победы. Конечно, Гитлер мог продолжить политику тотального геноцида (нет народа – нет проблемы), но это, по сути, продолжение войны. Выдержит ли Германия? Ведь кроме людей есть еще финансы.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О чем мы спорим? Легко или не очень будет янкесам высадиться в Африке или Приморье? Повесят ли партизаны триста гансов-колонистов или чуток поменьше? Тут вопроса не вижу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могу лишь вновь кратко изложить свое Credo по данной проблеме. В обозримом прошлом никому не удавалось надолго покорить «большие» народы, тем более напрямую, путем оккупации. Так почему это удалось бы гансам? А ведь они собирались заглотить всю Европу до Урала, прихватить кусок Северной Африки и Ближнего Востока со Средним. Технические возможности выросли? Так у их врагов они тоже выросли, против гансов сражаться будут не только томагавками, но и (очень скоро) «томагавками». А тотальный геноцид всегда в обозримом прошлом (не беру времена Чингиза и Тимура) приводил лишь к озверению противника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И второй посыл. ПОСЛЕ лета 1940 года США уже не повернули бы назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и все. А как именно доколотили бы истинных арийцев при той или иной «развилке», лично для меня не так и существенно. Вы – иное дело, Вам книгу писать.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По вашему боевому тону заметно, что вы уже как следует «вгрузли» в тему. Могу лишь пожелать всяческой удачи. Что касаемо моих замечаний, то они, как я и предупреждал, делались навскидку, без серьезной работы. Тема вообще не моя. Как вы, вероятно, заметили, о Второй мировой я не писал и пока не собираюсь. Посему вам виднее. Рискну лишь чуть детальнее пояснить и прояснить свою позицию по ряду вопросов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала частности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Говоря о взятии Москвы в октябре 41-го, я упомянул о единственном, как по мне, РЕАЛЬНОМ шансе гансов если не победить, то по крайней мере добиться большего, чем в нашей истории. А что бы случилось после появления у стадиона «Динамо» первых Т-III, сказать не берусь. Как по мне, Москву все-таки бы взяли, а вот дальше начинается столько вариантов, что тут только «альтернативным» историкам и гулять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Взятие Баку и Каира само по себе не привело бы Объединенные Нации к поражению. Но… К весне 43-го заработали бы восстановленные нефтескважины (хотя бы часть их), а это уже серьезная подпитка рейха. А в дальнейшем рейх вполне мог бы перейти к стратегической обороне с активными действиями на «слабых» флангах противника. Война неизбежно затянулась бы, кроме того, кто-нибудь из наиболее слабонервных союзников начал бы подумывать о компромиссе. Да и джапов не надо забывать. Супха Чандра Босс входит в Дели… И т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще. Я бы не стал вслед за нынешними ниспровергателями преуменьшать партизанский фактор. Ведь партизанское движение – это не столько свидетельство антифашистской борьбы, сколько следствие «вакуума власти» на местах. Каждый конкретный партизанский край можно было подавить (и давили), но сил все равно на всех не хватало. Тем паче большинство партизан были не активными бойцами, а лесными дезертирами, которые на рожон не лезли и худо-бедно выживали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Более того. К лету 42-го немцы на местах тоже освоили старый метод выживания – «банда на договоре». Пока ягдкоманды и эсэсы были заняты, «серые» приторговывали мануфактурой и лекарствами, делая вид, что все в порядке. А «лесные мстители» взрывали железку в другом районе, где «серые» оказывались более принципиальными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;УПА я не стал бы недооценивать. Хлопцы воевали с 1942 года по 1950-й, не имея промышленной базы, помощи иных держав и прочего. А ведь воевали сначала с Вермахтом, а потом известно с кем, порой контролируя территорию значительно большую, чем Тито в Югославии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Теперь более серьезное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпеер и прочие нацистские «прагматики» ничем не отличались от таких фигур, как Завенягин и Малышев, разве что МЕНЬШИМ масштабом рабовладения. Но все-таки Шпеер – не Гиммлер. Так что смена поколений, неизбежная при любой революции, в любом случае изменила бы рейх. Процесс этот могла затормозить только постоянная конфронтация со всем миром, требующая именно Гитлеров и Гиммлеров. Но это-то и случилось в реальности. А такой конфронтации рейх не выдержал бы сколько-нибудь долго по сравнению с «нашей» историей. Значит? Значит, рейх мог выжить только<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) победив всех в Восточном полушарии;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) заключив мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обе эти вероятности достаточно фантастичны, но, случись такое, включился бы естественный процесс «термидора», и режим стал бы меняться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касаемо моего мнения из доклада о Четвертом рейхе, то я нисколько себе не противоречу. В докладе я утверждал, что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. ПОСЛЕ 1940 года Рейх уже ничего бы не спасло (во всяком случае, в длительной перспективе). Его продолжали бы сокрушать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. А значит, режим Гитлера или любого иного из старых наци (Геринга) неизбежно продолжал бы звереть, как это и было в действительности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Единственный вариант (самоцитата):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Чисто гипотетически можно допустить приход к власти какой-либо иной фигуры, скажем, Шпеера. Но и тут возникает дилемма:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шпеер демонтирует нацистский режим, возглавляет новую послевоенную Германию, идущую по пути демократизации, то есть по западному пути. В этом случае прощайте всякие «альтернативы»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Шпеер пытается продолжать политику Гитлера и сохраняет режим, даже пытаясь его «улучшить». В этом случае судьба Рейха ничем не будет отличаться от реальной. Разобьют – и принудят к безоговорочной капитуляции».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, я не верю ни в возможность перерождения режима (они все перерождаются) и тем более ни в его демонтаж (тоже примеры были), в то, что это случилось бы в ходе Второй мировой. А вот победа наци, как я и писал, после 1940-го была (почти) практически невозможна. Длительный мир, даже после гипотетического разгрома Англии и СССР, все равно не был бы очень длительным. Значит, гансов ждало лишь поражение со всеми вытекающими. А в этих условиях, повторюсь, режим шел бы уже известным нам путем – к могиле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, что право любого писателя – построить такой мир, какой ему необходим.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;30<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно спартаковские штудии натолкнули меня на еще одну загадку – загадку Сатаны. Вот сейчас и думаю. Концепция более чем выстроилась, включив в себя и женщину-демона Лилит, и Андрея Первозванного, и «Лили Марлен», но… Но, но, но… Кое-кто из знакомых меня здорово отговаривает, даже пугает. Мол, напишешь – помрешь! Не помру, конечно, однако… Эта тема ко мне уже несколько раз подступала в разных вариантах, и каждый раз я говорил себе «Стоп». Может, и вправду не так тут что-то?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лилит же и вправду – интересная тема. Меня задело, когда я прочитал про «воздушный бой» над Красным морем, когда наперехват Лилит рванули четыре ангела. Знаешь эту историю? Она не совсем человек, скорее нечто среднее между человеком и ангелом. Пробная экспериментальная модель, в серию не пущена. Персонаж и трагический, и эпический. Но… Чем больше я въезжал в собственно библейскую тематику, тем менее интересно становилось. Более того, возникали совершенно еретические вопросы. К примеру. Приходит некий апостол (хотя бы мой Андрей) к очередным язычникам. И что он им скажет? В городе Иерусалиме сын Божий появился? Ну и что? – спросят язычники. Сей сын Божий воскрес? И у нас воскресали – ответят язычники. Он вас всех спасет? Так нас уже спасли – скажут язычники. И что остается? А то, что в житиях описано – совершать чудеса, дабы убедить. Но вот, скажем, вслед апостолу пришел к язычникам Коперфильд…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, сомнения гложут. Как и В ЧЕМ апостолы убеждали паству? Почему их слушали – да и слушали ли?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К слову, эпизод из жития того же Андрея. Финальный. В городе Патры его арестовали (по явно ложному навету) и решили распять. Но не просто, а мучительно, не прибивая рук, а лишь привязав. Апостол жил на кресте два дня. Народ во главе с женой наместника устроил настоящий бунт, требуя спасти Андрея. Наместник сдался и велел страдальца отвязать. И тогда Андрей стал молиться, дабы его НЕ МОГЛИ бы снять с креста. Так и не смогли – умер. Как сие понимать? Не как дезертирство ли? Ведь он и так уже свое отстрадал! Значит, приходи в себя – и топай дальше работать. Выходит, не захотел продолжать свою миссию? Сбежал в Рай?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот такие вопросы возникают.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;31<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет НАСТОЯЩИХ писателей. Мне кажется, некое деление все-таки есть. Скажем, один мой коллега плакался в пьяном виде: «Пишу ерунду! Ради денег! Противно! Никогда себя не перечитываю!» А вот другие так никогда не скажут. Так что ОЩУЩЕНИЕ, что ты настоящий, и в самом деле у некоторых присутствует. Заслуженно или нет, иной разговор. Критерий, хоть и не очень корректный: если автор не говорит: «Эта книга не очень удачная, эту заредактировали, с этой я спешил, так что почитайте лучше ту». Ежели уверен ВО ВСЕХ своих книгах, не стыдится их, это уже кое-что. Хотя и очень субъективно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;32<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Листаю новинки фантастики на книжном рынке. Листаю, вздыхаю, кривлюсь даже. Либо космобоевик (большинство), либо барон-дракон, либо тот же Пупкин в Хроносе. Плюс немного хороших переизданий. Скучно! Так и хочется сказать: если этот разливанный вал – фантастика, то я, извините, не отсюда. Не так ли эстетами становятся?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;33<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плохие вещи будут писать без советов и рецептов. Но ежели всякие «краткие курсы» написания шедевров кому-то нужны – тем лучше. Графоман станет еще графоманнее, а нормальные авторы вволю посмеются. В свое время И. Варшавский изрядно отвязался, издав нечто подобное. Так что традиция мощная. Я тоже охотно делюсь секретами производства. На первой странице оторвать герою руку…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;34<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эльфы, цвельфы и «сифилиды» (как выражался Маяковский). Для многих ушей (моих в том числе) достаточно лишь слова (эльф, маг, гоблин), чтобы книга выпала из рук. Или «богатырь» к примеру. Это не пустяк, ибо вступает в игру неконтролируемый подтекст, и подтекст причем часто не литературный. Что делать? Да заменить «тертые» слова иными! Скажем, тюркское «богатырь» я заменил болгарским «альбир», ты использовал «фейри». Так и надо, ибо многие термины слишком скомпрометированы поколениями графоманов. Уверен, и эльфам нашлась бы адекватная замена. А то подарил мне в Киеве один молодой гений книжку (даже с премией на каком-то украинском конкурсе). Открыл – а там слово «орк» (термин даже не фольклорный, а выдуманный Профессором). Все, читать не стал.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;35<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Севастополь не любил и не люблю из-за тамошних людей и, так сказать, атмосферы. Время там отстает лет на пять-семь от обычного, прямо как в «Лангольерах» Кинга, только хуже. Кроме того, густопсовый милитаристский замес, из которого изваяны и люди, и дома, и вправду противен. Конечно, полный контраст с изысканным бардаком экспедиции. Хотя город красив и даже имеет некоторый шарм, но в целом – не люблю.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;36<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я все время сетую на свою преподавательскую работу в университете, но без нее давно бы закис, дисквалифицировался и спился. ТОЛЬКО писать книги, не общаясь со свежими людьми, не «обкатывая» на них собственные мысли, я бы не смог.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;37<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Идея романа появляется и: 1) варится несколько лет в мозжечке; 2) сразу идет в дело, последнее реже, но получается лучше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Роман начинаю писать, когда слышу «музыку», точнее, ритм будущего текста. Это как камертон для хора. Сперва пишутся две-три страницы на пробу. Затем они выбрасываются – и начинается непосредственная работа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Материалы собираю обычно с месяц, не больше. Идеально, если к концу этого месяца начинаю «слышать текст». План имею очень приблизительный, какой финал – знаю, но тоже – очень приблизительно. А вот что знаю, это, как ни странно, объем и структуру. Скажем, будет 18 листов и 50 глав. Никогда не промахиваюсь. Знание объема и структуры ДИСЦИПЛИНИРУЕТ. Пишу каждый день, без выходных, ориентируюсь не на время, а на объем (скажем, 12 тыс. знаков). Надо – пишу ночью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Время написания – 40–45 дней, иначе выдыхаюсь. Если подождать, это будет уже не совсем ТА книга. Лишь иногда позволяю себе перерыв в 3–5 дней ровно посередине текста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состояние при работе ты очень хорошо описал, можно это описание вставлять в хрестоматию. Я скажу короче: «больно и приятно». И добавлю: ничего из мне известного не может сравниться с ЭТИМ. Ничего! Даже секс, даже экспедиция (ну, разве что чуть-чуть экспедиция!). Пишешь – и хочешь побыстрее закончить, но одновременно понимаешь, что вместе с болью закончится и ЭТО. Закончится – и не повторится НИКОГДА. Вроде как встретился с женщиной, которую ты уже никогда не увидишь. Но аналогия неточная. Скорее ты строишь гигантское здание (часто будущий роман я вижу именно зданием), которое можно строить только ОДИН РАЗ. Правда, в этот период меня нельзя называть «невыносимым», я просто очень тихий, я «не здесь».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касаемо писательской прозы жизни, то, конечно, мой опыт говорит, что работать требуется регулярно, а не тыкать мозаикой ранее написанные кусочки. В общем, писать от начала до конца. Иначе не выйдет целостности – и «качество материала» будет ощутимо различным. Все как при строительстве того же здания, от фундамента к крыше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На «доводку» романа после его окончания уходит чистого времени дней десять. На самом деле больше, ибо роман читают друзья, кроме того, пару-тройку дней надо подумать и просто отдохнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом начинается ОТХОДНЯК, хуже похмелья. На автомате еще хочется что-то писать, творить, но поздно. Вот тогда и подступают со всех сторон тельцы тучны мнози. Но о таком неприятно даже вспоминать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такова «кухня».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;38<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полностью согласен насчет девальвации термина «фашизм», им и в самом деле кидаются налево и направо. Нам легче, ибо в большом европейском городе Харькове демократы сидят там, где им и положено, – за печкой, живых демократов мы видим только в телевизоре. К слову, видя девальвацию указанного термина, я стараюсь употреблять иной – «нацизм», как и делают на Западе. К учению Муссолини у меня, честно говоря, особых претензий и нет, а расширять «передовое учение итальянского народа» (Ю.Семенов) до глобальных размеров как-то не по-научному. Но это терминология, а по сути… Странное дело, лично я за свою писательскую карьеру нарвался на политические обвинения лишь один раз, причем в лице Амнуэля (будь он неладен), обвинившего меня в антисемитизме. Он, честно говоря, нарывается, ибо вот возьму и признаю. И что дальше? Санкции против меня г-н Песах объявит?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;39<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сейчас у нас принято обижаться, когда в России употребляют сочетание «НА Украине» вместо «В Украине». Понятно почему: «на» – территория, «в» – страна. Логично, но вместе с тем… Изучаю я сейчас со студентами Универсалы Центральной Рады. Их писал Владимир Винниченко, лучший стилист того времени и заодно – активный украинский демократ. Он писал «НА». А вот у Пушкина в «Полтаве» употребляется исключительно «В Украйне». Кому верить? Между прочим, «УкраЙна» – точнее, ибо буква «и с двумя точками» ближе к «Й», чем к «И». Такие вот размышления оголтелого националиста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, любимый миноносец Николая II назывался как? Именно: «Украйна».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;40<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;По-украински пишу, потому что это мой родной язык (наряду с русским). Язык же в том числе – инструмент. Некоторые вещи целесообразнее писать именно по-украински. Скажем, я хотел написать роман о Львовском восстании ноября 1918-го. Его правильнее писать, конечно же, на родном языке, на русском многое исказится (те же диалоги). Или «эпическая поэма» («Козаччина»), которая лежит у меня на странице. Перевод эпоса на другой язык убивает половину его обаяния.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, что сейчас украинская культура не просто в загоне. В этом загоне ее ДОБИВАЮТ. Но это отдельный грустный и совсем не праздничный разговор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Мы хотели перевести на украинский «Рубеж» – так и просится. И хоть бы кто всерьез заинтересовался!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;41<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет украинского языка. Вопрос, конечно, тонкий. Знаю, что «фильтр» будет «цэдыло» (в одном оригинальном переводе). Но словарей сейчас издали вагоны, так что специальная терминология – не проблема. Однако читать лекции на «государственном» у нас в городе не заставляют. Пар уходит на свисток, причем в Киеве, а у нас – тихо. Кто хочет, тот читает. Заострять «гуцулы» боятся – выборы опять же, да и не такие они всесильные, их и побить могут. Может, в школах иначе, но сомневаюсь, чтобы сильно. Мне КАЖЕТСЯ, что после ухода нынешнего режима всех «гуцулов» просто пошлют подальше. Надоели со своим сельско-этническим хохло-сентиментализмом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря «гуцулы», я ни в коей мере не желаю обижать карпатских русинов. Прозвище «гуцулы» (с тюркского – «разбойники») дали им соседи, причем носило оно исключительно оскорбительный характер. В научную литературу вошло как название этнической группы по недомыслию польских этнографов XVIII–XIX веков. Так что «гуцулы» – это именно «гуцулы».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;42<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если Украина и погибнет, то от отсутствия хорошего вкуса» (Дмитро Корчинский). Сие применимо к любой стране. Хуже всего, когда любовь к родине начинают ПРОПАГАНДИРОВАТЬ. Ведь это то же самое, если начать вести публичную пропаганду по поводу любви к собственной супруге, дочери, подружке и т. д. И к тому же делать это с величайшей глупостью. Меня тошнит, когда на каждом официальном концерте начинают плясать гопака или «спиваты» псевдофольклорную лабудень, а ко всему показывать по ТВ «життя» давно не существующего украинского села с хатками-мазанками, «дивчатами» в «стричках» и отважными бандеровцами в схроне. Впечатление такое, что из меня делают идиота и заставляют жить в стране идиотов. Я не хочу плясать гопака! Я хочу жить в своем веке. Я не люблю патриархальщину во всех видах! Мне надоело пережевывать репрессии 30-х годов! Не говорю уже о рожах тех, кто ОТВЕЧАЕТ за любовь к родине. Одного такого (академика Жулинского, бывшего вице-премьера, ответственного за любовь) знал лично, он просто псих ненормальный. Решил, например, для самоутверждения нации изменить грамматику вкупе с алфавитом. Ну, связали, ну, отлили водой. Но алфавит все равно изменили (вставили лишнюю букву «гы», спрашивается, на фигы?).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вывод № 1: нам бы, украинцам, русско-еврейские проблемы! Увы, у нас хуже, большая часть ЛЮБИТЕЛЕЙ РОДИНЫ все еще пребывает, как выразился покойный Олесь Гончар, в своих «деревенских палеолитах». И моя национальная душа скорбит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине 20-х годов знаменитый у нас писатель Хвылевой бросил лозунг: «К культурной Европе!» Его тоже тошнило от мазанок, рушников и мудрых дедов на завалинке. В 33-м году бедняге пришлось стреляться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вывод № 2: Уберите от нас профессиональных любителей Родины, и все национальные проблемы мы сами решим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увы, у нас еще нет своего Жаботинского. Или был, да мы его не услышали.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;43<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Хахлы», «бандеры» и «гуцулы»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень тяжелый случай. Это началось не так давно. Котляревского, Шевченко, Квитку и Кулиша никто не упрекал за то, что они писали и печатались по-русски. У Шевченко русских текстов (в мегабайтах) значительно больше, чем на «мове». А Юрий Клен вообще писал на трех языках – и ничего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне кажется, шиза пошла с 60-х годов XX века. Тогда распространение русского языка стало столь обширным и глубоким, что украиноязычная интеллигенция очутилась в своеобразном гетто. Очутилась – и замкнулась. «Мова» стала чем-то вроде пароля. Не на «мове» – уже чужой, будь ты хоть Сусловым, хоть Сахаровым. Шли годы, деятели, чье творчество (романы, стихи, тексты песен) становилось никому не нужным, копили злобу – понятно на кого, на всех «чужих». И тут – «перестройка» («перебудова»). Естественно, все они вприсядку побежали… Добежали. В нынешней бедной и полуголодной Украине действуют законы «рынка». Украиноязычная интеллектуальная продукция оказалась неконкурентоспособной, плюс идиотская налоговая политика, которая душит все национальное. Власть кое-что отстегивает, но только кое-что. Отсюда – звериная злоба. Скажем, некий «народный писатель» еле-еле упрашивает спонсоров кинуть денежку на его эпопею «Ланы квитнуть», а тут какие-то Дяченки книгу за книгой издают. Абыдно, да? К тому же у тех, кто постарше, сохранилась привычка: лизнул барину «рончку», получи конфету. А тут лижешь, лижешь… А другие (москали!!!) не лижут – и мальвами цветут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Про эмигрантов-«гуцулов» и говорить не буду. Все они ушибленные. А вот страшный националист Юрий Шевелев (академик, профессор-филолог, сейчас в Штатах) из принципа разговаривает на суржике. «А мне так очень нравится, люблю смешивать языки!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что национализм тут где-то сбоку. Для нас вся эта публика – балласт. Пусть себе делают, чего хотят, конечно, на то и свобода…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для меня пример истинного «интегрального» национализма таков:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело было в конце 1990 года. Москва, съезд представителей вузов СССР (студенты и преподаватели). Ночь, одиннадцатый этаж отеля «Россия». Идет совещание по поводу создания УСС (Украинский студенческий союз). Заправляют злые львовяне, злые харьковчане (оппозиция!) слушают. Разговор идет, само собой, на «мове», ибо все из Украины. Вдруг в дверь: тук-тук! «Ребята! Говорят, вы чего-то организовываете, я сам из Саратова, хотел бы послушать…» И тут же команда главного львовянина: «Переходим на русский, чтобы всем все было понятно!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот это и есть настоящий национализм.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;44<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Можно ли называть Ингермландию русской землей? Отчего бы и нет? Русские архитекторы Растрелли и Росси, русский путешественник Витус Беринг, плюс писатели Фон-Визин и Кюхельбеккер… А если чуть более серьезно, то лет двадцать назад советские литературоведы изобрели гениальную формулу на такой случай. Вот, скажем, жил во Львове в XVI веке поляк Кленович, писал про Украину на латыни. Чей он поэт? Правильно, польско-украинский. Встречал я и «польско-украинско-белорусского» поэта. Так что Ингермландия – земля… Скажем, русско-финско-шведская. Дружба народов, и никому не обидно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;45<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты, как мне кажется, путаешь отношения между ГОСУДАРСТВАМИ и между НАРОДАМИ. Вот Россия и Украина, которые нас более всего интересуют. Ухудшились ли отношения между восточными украинцами и русскими за эти годы? Да ничуть! Чихать нам, харьковчанам, и на Черноморский флот, и на НАТО. Мы всегда были с Россией завязаны – и завязаны будем. Тем более русскоязычные поголовно. А Донбасс? А Крым? В Галичине же русских и при Союзе не любили. Так что изменилось? Тут как раз аполитичность, которая тебе не нравится, служит мощнейшим АМОРТИЗАТОРОМ против глупости руководства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После распада Союза отношения между народами не ухудшились, а лишь ЯСНЕЕ ОБОЗНАЧИЛИСЬ. Раньше имперская длань заставляла молчать и улыбаться. Длань ослабла – и давние-давние чувства вырвались наружу (на рожу). Это плохо, конечно, но не гибельно. Тем более ежели говорить об украинцах и русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, хорошо бы, тут ты прав, нормализовать и политику, а заодно выгнать взашей тех, кто творит глупости и мерзости. Рецепт мой таков – не спешить. В России ельцинские «загогулины» сменились разумным авторитаризмом Путина. А Украина (это уже заметно) отстает в развитии от соседа лет на пять. Уверен, новый «гетьман», кем бы он ни был, поведет себя и умнее, и прагматичнее. Большинство населения Украины ПРОТИВ «гуцулов». Внешняя аполитичность не мешает мощнейшему САБОТАЖУ всяких глупостей. Например, за десять лет в «русских» областях Украины никого не удалось «украинизировать». «Украинские» школы в этих областях – по сути, те же русские, но на полуконспиративном положении. Язык преподавания остался, учебники тоже. О высшей школе говорить не приходится – она полностью русскоязычная (кроме некоторых киевских вузов и, понятное дело, Галичины). И русских ТВ-каналов полно, и радиостанций. И книжки читают почти исключительно русские (наши, к примеру).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так где истоки и признаки вражды? Наоборот, с каждым годом «гуцулов» у нас любят все меньше. А если учесть, что потенциал у современной «гуцульской» культуры мизерный, то ничего страшного в межнациональных отношениях не предвидится. Наоборот, мне жалко украинскую (не «гуцульскую»!) культуру. Но это – отдельный разговор.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;46<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Национал национала завсегда поймет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1991 году к нам в Украину собрался в гости Васильев, глава «Памяти». На границе его стопанули, потому как «враг». Единственно, кто поднял по этому поводу шум, были ребята из УНА – УНСО, которые заявили: «И это что, свобода, да? Мы хотим поговорить с российскими единомышленниками!»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;47<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет событий в Беслане. Чудовищность случившегося требует не только очевидной эмоциональной реакции, но и осмысления. В такой ситуации поиск виновных – самое легкое решение. Виновные, конечно же, есть, но не следует забывать, что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. С 1994 года Россия ведет войну в Чечне, причем с каждым годом ожесточение этой войны нарастает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Эта война наложилась на вполне вызревший конфликт европейской цивилизации с исламским миром («дуга напряженности»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. В свою очередь, этот конфликт – лишь проявление борьбы «золотого миллиарда» за право хорошо жить за счет остальных «не золотых миллиардов».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На все это накладывается и то, что исламский мир переживает сейчас явный «пассионарный» подъем. Наступает эпоха Антикрестовых походов. Значит, надо понимать, что война ожидается 1) мировой; 2) очень долгой; 3) необычайно кровавой. Закончится она только после физической гибели большинства исламских пассионариев. Компромиссы могут быть только временными и очень ненадежными. (Естественно, я не веду речь о войне со ВСЕМИ мусульманами, исламистов не так и много. Но ведь и в Крестовые походы уходил лишь незначительный процент христиан Европы.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вина Ельцина и его команды в том, что они вызвали демона этой войны в Россию, будучи абсолютно неготовыми к противостоянию. Теперь же никто не сможет загнать этого демона в бутылку. Значит, на войне – по-военному. Каждая сторона ищет самое больное место у противника. Для европейцев – это дети. Для исламистов – что? Надо искать, найти – и наносить удары без всякой жалости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А насчет виновных… Очевидна вина тех, кто отвечает за безопасность и порядок. Почему даже я, живущий в другой стране, заранее знал, что вот-вот начнутся теракты? Потому, что после выборов в Чечне это было совершенно очевидно. Все знали! И… что?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему я сразу же понял, что будет штурм? И все это поняли. А те, кто руководил операцией, – что? Почему какую-то дурацкую школу, которую оборонял взвод без тяжелого вооружения, брали несколько часов, а не несколько минут?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопросы, конечно же, риторические.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет же того, что ВСЕ виновны, так это самый простой ответ. Однако не «все» определяют внутреннюю и внешнюю политику страны и не «все» ее осуществляют. И не должны, на то есть права, делегируемые определенным структурам. Дело не только в высшем руководстве, но и в нем тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вообще, грустно все это. Вот он, долгожданный XXI век…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;48<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ослабление (пусть не крушение) Штатов будет иметь те же последствия, что и распад Британской империи. Так что это коснется и нас, причем непосредственно. А ведь маховик вращается все быстрее, штатники уже на Ирак нацелились. Пусть себе! Цинично, но, с другой стороны, пусть Большой Сатана схватится с Великим Шайтаном. А ведь война с Хуссейном – это углубление конфликта штатников с миром Ислама. Перспективочка – ой-ой-ой! Для США в первую очередь. А мы… Думаю, все же если и заденет, то краешком.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;49<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласен, что саботаж не так ярок, как вооруженное восстание. Но тут уже включается менталитет народа. Украинцы сами считают себя 1) индивидуалистами; 2) анархистами; 3) упрямцами. Причем все в крайней степени. В великой поэме Ивана Котляревского «Энеида» в «зоопарке народов» украинцы предстают в виде упрямых волов. Отсюда – редкое равнодушие к вопросам государственности (кроме «гуцулов»), зато огромное – к тому, что называют «правами человека». Но не в западном варианте (скажем, свобода гомосексуализма или прессы), а в советском – право на труд, отдых, охрану здоровья. Плюс право на собственность и, так сказать, индивидуальность, идентичность. Демонстрации и уличные шествия – в пятую очередь. Это и есть приоритеты. Хорошо ли сие, плохо – иной вопрос. Поэтому для украинца саботаж – самая эффективная и привычная форма борьбы. И очень эффективная. Иное дело, что доводить даже волов не стоит. Если уж украинца совсем припечет, то начнутся Хмельниччина с Колиивщиной. Да, саботаж – форма борьбы с оккупантами, согласен. Будем считать, что нас захватили «гуцулы» пополам с мафиози. До поры, до времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, много ли помогло русским вооруженное восстание в октябре 1993 года? А ведь тогда ВСЕ умные люди советовали Руцкому, Хасбулатову и прочим подчиниться указу № 1400, идти на новые выборы – и неизбежно победить в силу непопулярности известного режима. Так нет, баррикад захотелось. А толку? А те, что погибли под лозунгом «Руцкой – президент»? Они что, и вправду погибли за свободу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Еще замечание «в скобках». Почти все известные выступления «народа» в ХХ веке в недемократических государствах, как экономические, так и политические, не только провоцировались, но и организовывались и даже оплачивались «сверху». Власть играет в кукольный театр – левая рука работает с одной марионеткой (Возмущенный Народ), правая – с другой (скажем, Озверелая Полиция). ПОЧТИ ВСЕ крупные стачки начала ХХ века были организованы фабрикантами. Именно буржуи полностью оплатили Октябрьскую Всероссийскую стачку 1905 года, а также деятельность Совета рабочих депутатов того же времени. Уже почти доказано, что прошлогодние молодежные волнения в Киеве с побоищем – обычный спектакль, нужный власти для решения сразу нескольких проблем, стоявших перед режимом (скомпрометировать оппозицию, снять с поста МВД излишне сильного министра). Я уже не говорю об «оппозиционной» прессе. Что, Лимонов просто так создал НБП вкупе с кровожадной газеткой «Лимонка»? Так зачем народу, в том числе нам с тобой, играть в эти сучьи игры?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твое сравнение с Новой Зеландией мне чрезвычайно понравилось. Я и в самом деле хочу видеть Украину Новой Зеландией. Англо– (русско-) язычной, но не британской (российской). А культуру маори будем развивать. Сейчас же маори («гуцулы») захватили власть и заставляют всех есть человечину и танцевать голыми у костров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты считаешь, что наша аполитичность (с тем же Черноморским флотом) – это плохо. А тебе не кажется, что гвоздь в каждом конкретном сапоге страшней, чем фантазия у Гете? Люди платят налоги, дабы содержать власть, выбирают оную власть, делегируют ей, извиняюсь, полномочия. Так пусть она и занимается делом! Скажем, власть российская пусть защищает своих моряков (их, к слову, никто у нас не обижает). И наша власть пусть тоже не бездельничает. Иначе получается какая-то Куба первых революционных лет. Любое решение правительства – и миллионный митинг в центре Гаваны в поддержку этого решения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Политика – профессия, такая же, скажем, как профессия врача. А если бы у клиники каждый день проводили митинги и обсуждали в газетах способы лечения?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, эти соображения исходят из того, как ДОЛЖНО быть. Сейчас же врачи (политики) плохи, берут взятки и не оттуда завозят оборудование. Но… Не будет ли хуже, если толпа ворвется в операционную или журналист с телеэкрана начнет диктовать, как лечить диабет?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще соображения. В основе любого конфликта (тем паче, не дай бог, войны) лежат деньги. Три четверти всех конфликтов в СНГ, уверен, происходят из-за передела (и захвата) собственности. Эпоха первоначального накопления еще не закончилась, вороны пока не наклевались. Сие, увы, неизбежно, не диктатуру же пролетариата вводить! При Ельцине, когда в России были сильны газовики, на Украину жали именно из-за интересов ГАЗПРОМа (долги, квоты). Долги никто полностью так и не отдал, но ГАЗПРОМ прижали – и проблема решается спокойно, сама собой. А тот же Черноморский флот был просто ИНСТРУМЕНТОМ взаимного давления. Россия получила базу – и теперь ее постепенно ликвидирует за ненадобностью. А тот же Лужок устраивал шум из-за Севастополя, имея в виду будущее президентство. Когда не обломилось – заткнул свой язык в… кепку. У наших – то же самое. Скажем, премьер Ющенко был заинтересован в западных кредитах (в том числе лично) – и его министр Тарасюк расшаркивался перед НАТО. А нынешние «торговые войны» (сахар, конфеты, металл)? Междусобойчик лоббистов в чистом виде. Так что, народу об этом тоже душой болеть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уверен, высокие государственные идеалы всем этим вождям и в страшном сне не снятся. Так чего народ должен костьми ложиться? Пусть умнеет (а этот процесс объективный, пропагандой его не ускорить) и двигается к избирательным урнам. А не захочет умнеть… Значит, достоин своего правительства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ИДЕАЛЕ народ и не должен заниматься политикой (кроме выборов, само собой). У народа своих забот полно – иное дело, если к горлу подступит. Но, мне кажется, еще не подступило. Ты пишешь, что отношения между нашими странами «все хуже и хуже». Где? Когда? Как по мне, эти отношения сейчас лучше, чем два года назад. Более того, наш режим только и держится поддержкой из Москвы! А НАТО… К чему из нее делать жупел? Россия сама туда не прочь вступить, равно как во все иные «Всемирные торговые». Между прочим, будь Россия и Украина в НАТО, многие скверные решения можно было бы блокировать.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;50<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне кажется, что никто из нас не зарапортовался, просто МНЕ следовало точнее определить позицию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сравнивая саботаж и баррикады, я имел в виду не твое отношение к этому (или оно мне не известно?), а разницу в менталитете наших народов (как я ее понимаю). Из нас двоих революционер все-таки я, ибо ты, как я понял, считаешь возможным ВЛИЯТЬ и даже ДАВИТЬ на власть ЛЕГАЛЬНЫМИ методами. А вот я не прочь бороться с «гуцулами» методами ненасильственного сопротивления (а-ля Ганди), как и было решено нашей ОУН еще в конце 50-х годов после краха бандеровщины. Саботаж украинизации – один из примеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Про киевских «гуцулов». Никуда «процесс» (если речь о национальном процессе) не пошел, так что «углубливать» нечего. Определенные силы, захватившие власть, добивают украинскую экономику и культуру. Это не националисты, а ВРАГИ НАРОДА. Сейчас и крыться перестали: поставили премьером рецидивиста с двумя судимостями. Ему об этом в глаза, а он: не стыжусь, мол!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дурная «гуцульщина» с языком, «празднованием» (термин, блин!) юбилея Голодомора (не шучу, так и заявили!), подкармливанием дюжины полудурков из числа «украинской художественной элиты» за счет нищеты украинской элиты без кавычек (Соловьяненко умер в нищете, Берднику предоставляют тот же шанс) нужны «гуцулам» для:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Создания «незалежного» имиджа в глазах тупых деревенских избирателей западных областей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Аналогично в глазах тупых «гуцульских» эмигрантов из США и Канады. Денег у тех мало, зато они могут помочь пристроиться в случае чего (если тут начнут с собаками искать). Детишки в колледжах, опять же.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Создания антирусского имиджа понятно для каких стран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При чем здесь интересы Украины, народа и державы? Где лютый украинский национализм? Иной вопрос, точнее, два:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Как допустили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Чего делать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На первый вопрос можно ответить: а никто и не допускал! Переворот 1991 года был ВЕРХУШЕЧНЫМ, одна часть номенклатуры вырвала власть у другой, ИСПОЛЬЗУЯ революционные процессы. А саму революцию подавили: кое-где в октябре 1993 года, в Украине не так громко, но тоже решительно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Могли ли в Украине прийти к власти более здоровые силы? Могли! Но для этого не хватило времени (у номенклатуры – все, у остальных – очень мало, нужна была элементарная раскачка), потому Кравчук и его команда СПЕШИЛИ, в том числе с президентскими выборами. Еще бы годик, и здоровые структуры могли бы добиться кое-чего реального.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А дальше началось обычное подавление инакомыслящих всеми методами. Что случилось с Чорновилом, думаю, знаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так чему удивляться?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;51<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сегодня рассматривал чудный харьковский журнал для подростков – «Лицей». Все хорошо и качественно. Три языка (наш, русский, английский), стихи Андруховича и русских бардов, английские очерки. Журнал для украинского многонационального города Харькова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А, скажем, во Львове вместо русских текстов будут польские и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да сколько же раз можно орать, что любовь к родному языку – это его РАЗВИТИЕ, а не подавление всех прочих? Такова позиция ВСЕХ столпов украинского (уверен, не только украинского) национализма! Разве вегетарианство – это отправка всех мясоедов в концлагерь?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самые страшные гонения в ХХ веке на русский язык были в период «украинизации» (1923–1933 годы). Идея украинизации – лично Сталина, глава комиссии по ее проведению – Каганович. Сейчас вместо них – наш президент и этот, с двумя судимостями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где националисты? Где национализм? Да там же, где были и раньше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ффффууууу ттттыыы…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;52<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Являюсь ли я «деятелем русской культуры на Украине?» Считаю себя деятелем украинской культуры, но совершенно не возражаю быть деятелем и русской, тем более печатаюсь (ПИШУ – не только) по-русски (если говорить о художественных текстах). Как сказано в учебниках: «Себастьян Кленович, польско-украинский поэт XVI века», Алишера Навои считают представителем целых ТРЕХ культур. Сам он тоже считал себя чем-то и кем-то, возможно, представителем какой-то четвертой. Хуже от того он не стал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разве есть принципиальная разница (для читателей, скажем)? Сочтут меня деятелем, допустим, еще и караимской – буду счастлив.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;53<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Капказ», не «Капказ»… А чего мы все ожидали? Это нас Империя к длительному миру приучила, но миру искусственному, достигавшемуся за счет ПРИНУЖДЕНИЯ СИЛОЙ. А на Кавказе воевали ВСЕГДА и ВСЕГДА БУДУТ. И не только там. Люди – «злые бесхвостые обезьяны» (Л.Троцкий) – ведут себя соответственно своей натуре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пацифизм (равно как «диссидентский» псевдогуманизм и многое другое) – это, как по мне, и есть пережиток «тоталитаризма». Только в условиях соперничества двух великих Империй можно всерьез болтать о разоружении, неприменении силы (которую – термояд! – никто и не собирался применять). Особенно восхищали меня «борцы за права». Чуть что – шасть к иностранным корреспондентам жаловаться! И сейчас бы побежали – хоть сто раз – да только кому они нужны? Разбаловала нас всех холодная война!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выводы (грустные и не очень):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Ничего особенного не происходит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. После падения нашей Империи и ослабления «ихней» иначе и быть не могло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Существованию мира сие никак не грозит, более того<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Такая обстановка ПО ДУШЕ миллионам и миллионам, значит<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Пусть себе!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;54<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прилагаю ответ на твой вопрос, заинтересовавший и меня: отчего столь многие хотят КУДА-ТО (например, в Штаты или в Ордусь ван Зайчика), но не желают обустроиться на месте?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Два обстоятельства, может, не главные, но и не маловажные.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Исторически мы (бывшие подданные Империи, граждане СССР, нынешние понятно кто) привыкли НЕ ВЕРИТЬ любой власти. Знаем (на генетическом уровне), что обманут, ограбят, обгадят. Знаем и другое (на том же уровне) – никакие ПЕРЕМЕНЫ НЕ ПОМОГУТ. Я не говорю, что это именно так (отдельный вопрос), но большинство из нас подсознательно в этом абсолютно уверено. А раз ничего не изменишь, то лучше всего откочевать. Не все уезжают, но почти все нет-нет и подумают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Опять-таки исторически мы (все те же «мы» в широком смысле) живем в обществе, изначально враждебном к любому, кто достиг УСПЕХА. Такого не прощают. «Арестантиков» пожалеют, но не всяких там «миллионщиков». Виной ли тому рудименты племенного сознания, византийского провинциального варианта православия или последствия Совдепии – не так и важно. Главное – мы это ЗНАЕМ, причем тоже на генетическом уровне, ибо, увы, сами такие – пусть и в самом глухом закутке души. А посему те, кто достиг успеха, подсознательно и сознательно тоже собираются откочевать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы все не чувствуем себя «здесь» в безопасности. Отсюда и выводы.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;55 ТРАКТАТ О НАСТУПИВШЕМ «ЗАВТРА»<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Искривленность» нашего отношения к историческому бытию происходит из-за вбитой в наше сознание идеи ПРОГРЕССА. «Завтра будет лучше, чем вчера. Лучше, чем вчера, лучше, чем вчера…» (старая песня). Посему мы все время вглядываемся в Будущее: а не блеснет ли лучик света? И очень обижаемся, ежели это свет, скажем, от американских зажигательных бомб. А между тем История, как показывают последние века, течет достаточно ровно. Исключением стала разве что первая половина XX века, которая долбанула всех, в том веке живших, включая и нас. Но:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Люди всегда воевали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всегда на планете были скверные режимы, которые многим не нравились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Люди всегда были чем-то недовольны, однако умудрялись как-то существовать, добираться до Луны, изобретать компы и мобилы, писать стихи и романы – и все прочее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А многим людям, напротив, происходящее нравилось (в той же Германии). Сие можно осуждать, но это данность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему мы должны думать, что в обозримом будущем что-то должно измениться? Так дальше и будет. «Все к лучшему» – неверно, над этим еще Вольтер поглумился, но и «все к худшему» – тоже неправда. Неприятно, когда по твоему саду лупят высокоточной демократией, но кони Атиллы и Чингиса, равно как сапоги солдат Тилли или Наполеона, ничуть не лучше. А еще есть цунами, Везувий, чума. Такова наша жизнь – ни у одного поколения она не была безопасной. И что ее способно сделать безопасной? Ситуацию можно ЗАМОРОЗИТЬ (как при холодной войне), но не очень надолго и, конечно, не до конца. Все равно воевали, давили танками, бомбили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, больше всего мирных конференций было перед мировыми войнами. Симптом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повторюсь: ничего особенного не происходит. Пока, по крайней мере. Иное дело, что ничего ХОРОШЕГО (если иметь в виду ту же войну или американский глобализм) тоже не происходит, но наряду с этим есть кое-что более приятное – как и всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это не оптимизм, но и не пессимизм. Вновь повторюсь: это данность. Исключения, подобные катастрофе XX века, очень редки, тем более после нее, после двух мировых войн, все самые бодливые из коров стали осторожнее. А остальным рогов бог не дал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что грозит миру? Война, сравнимая по масштабам со Второй мировой? Экспансия ислама, как при первых халифах? Американский десант на все континенты? Всеобщий голод? Пока вроде нет. Так чего усугублять? Тем более два самых мерзких чудища (зеленое и звездно-полосатое) сцепились. Может, клыки друг другу повышибают. Цинично? А как иначе? Проповедовать среди талибов гуманизм? Объяснять американцам, что глобализм – это плохо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кстати, появилась новая тенденция: белые люди начинают отказываться от террора. Уже отказалась ИРА (окончательно) и заявила о своей готовности ЭТА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, пресловутый «разрыв» между цивилизациями (помнишь, была когда-то дискуссия на Интерпресконе? Ты еще говорил, кажется, о том, что янки выхлебают весь воздух, и к тому же у них слишком много авто?), во-первых, существовал всегда (Рим и «варвары», белые и черные в той же Африке или Индии), а во-вторых, был движущей силой, заставлявшей все стороны противостояния шевелиться и не пребывать в застое. УСРЕДНЕНИЕ же мирового бытия станет катастрофой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Придется «снижать» уровень жизни многих народов, ибо средств жить хотя бы по-среднеевропейски на всех не хватит, и<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Исчезнут «страны-локомотивы», без которых начнется загнивание. Эти «страны-локомотивы» никогда не нравились соседям, но без них стало бы еще хуже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, Ордусь по ван Зайчиковому описанию типичная страна «золотого миллиарда». Значит, потребляет сырье, воду и воздух за счет негро-малайцев и прочих йеменцев. А как иначе?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резюме: «светлое Будущее» и вправду наступило и оказалось чем-то хуже, но чем-то и лучше Прошлого. Как и всегда. Баланс неустойчивый, но он существует. Более того, с одной проблемой, беспокоившей многих (в том числе, кажется, и тебя), покончено: ПРЕТЕНЗИИ США НА МИРОВОЕ ЛИДЕРСТВО ПРОВАЛИЛИСЬ. Мир становится, блин, «многополярным». Иное дело, как сие на нас всех отзовется.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;56 ТРАКТАТ-2<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Возьму я автомат, надену каску,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В защитную окрашенную краску.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пойду гулять по улицам горбатым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как славно быть солдатом, быть солдатом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А мы идем по улицам Пекина,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Закинув АКМ свои за спины…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Фольклор 70-х годов ХХ века)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Проблемы («сверхпроблемы») ХХ века сейчас действительно уже неактуальны, в том числе для России – Украины – СНГ. Более того, плач по имперским методам (Дивов, Плеханов, Злотников), причем именно по грубо-имперским (танки на улицах, диссиденты в кутузке), – это анахронизм или даже отрыжка прошлого. Вроде того, как в 30-е годы П. Краснов писал роман «За чертополохом» о реставрации империи Романовых на обломках СССР. Все, проехали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Иное дело, точного понимания наступившего момента, равно как задач, из него истекающих, пока у нас (в широком и узком смысле) нет. «И хоть каждый копил впечатления, но не каждый их мог сформулировать» (группа «Облачный край»). Кроме того, нашему поколению, как мне кажется, не очень хочется все это понимать, ибо<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Защищать права человека привычно и приятно (уже приятно, уже привычно). И безопасно. А вот поднять голос… Ну, скажем, в защиту белой (европейской) цивилизации от «черно-чурок»? А? И – никаких компромиссов и тем паче сожалений по поводу «высокоточной дипломатии». «Если дорог тебе твой дом…» (Константин Симонов). Сколько раз талиба видишь – столько раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Не нравится? Конечно, не нравится! Нам бы бородатого диссидента защитить, чтобы он мог свободно плевать на Соввласть пред ликом корреспондентов «бибисей».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лирическое отступление:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Демократическая общественность Великого Княжества Владимирского с возмущением протестует против зверств так называемого «партизанского отряда» Е. Коловрата. Неспровоцированное применение силы, приводящее к гибели не только бойцов-комбатантов из числа ограниченного контингента монголо-татарских элементов по поддержанию мира, но и сопровождающих их женщин и детей, было осуждено на митинге демократов города Козельска…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Примечание: «Элементы по поддержанию мира» – именование в совпрессе ливийской армии во время войны Ливии с Чадом.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Вполне вероятно и обратное. Скажем, объединение всех, кому дорог свой дом, против звериного оскала масоно-глобализма или чего-нибудь подобного. Не это важно, а важно (увы и увы!)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. То, что в наступившем Прекрасном Новом «есть вещи поважнее, чем мир» (Александр Хейг), поважнее, чем (о ужас!) права Новодворской плевать на герб – флаг – гимн. И что во имя новой сверхидеи придется бороться с новыми врагами и защищать новые ценности – похоронив прежние. Благо памятников мы уже понаставили. «И сжег я, чем поклонялся…» В любом случае – примат ГРУППОВЫХ интересов перед ИНДИВИДУАЛЬНЫМИ. И эти групповые будут не политическими, а скорее ЦИВИЛИЗАЦИОННЫМИ. Как ты верно пишешь: «Переключение ожиданий с интегральных улучшений на локальные, ЛИЧНЫЕ улучшения (типа вокруг атомная война, но у меня белый фрак) мне не кажутся достаточными для того, чтобы человек вздохнул свободно». Только не «улучшения», рано еще про это. Хотя, с другой стороны, разгром гансов под Сталинградом – тоже в какой-то мере улучшение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Ох, как нам сие не нравится! Вот и боимся мы, совесть-рассовесть, до конца додумывать. Вот и в Ордуси ван Зайчика белые-желтые, христиане-мусульмане вроде как Ленин и Партия. Или в Ордуси уже сложилась единая цивилизация, которую они и защищают? Ни я, ни мне подобные ничуть не против такого. Увы, Утопия – и есть Утопия.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;57<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В моем Херсонесе (в МОЕМ Херсонесе!) восстановили храм Св. Владимира (тот, что XIX века). Во время восстановления были разрушены несколько древних базилик. В одной из них вполне МОГ креститься Владимир, ибо она как раз на холме, как и сказано у Нестора; там было три базилики, над двумя поставили храм, одна осталась рядом. Новодел испортил всю панораму, смотрится ужасно. К тому же набежали попы, хотят на гребне успеха (на воздвижение креста высшее начальство приехало!) отобрать все помещения у музея…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так бы и убил! С другой стороны, музей в свое время поместился в бывшем монастыре, а ворованное впрок не идет. А вот с третьей стороны…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;58<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Купил уникальное издание – «Пурпурная мумия» Днепрова (1964 год). Перечитал… Да, в те годы фантастикой называли нечто совсем иное, чем сейчас. Очень наглядно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Пурпурная мумия» – название весьма не советское. Из-за этого сборника Днепров имел неприятности, хотя ничего в нем, сборнике, крамольного нет. И особо интересного тоже – кроме щемящего чувства ностальгии. Если рассказ «о них» – значит, обличение милитаризма. Если «о нас» – значит, безоблачная жизнь и научные загадки. Но все-таки… Ведь я читал это еще ТОГДА – и нравилось!!! «Тень императора» Абрамовых и сейчас читается вкусно, Днепров – уже нет. Даже Войскунский с Лукодьяновым, казалось бы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;A propos. Иногда стремления наших «старых» фантастов показать, как хорошо в стране советской жить, сейчас вызывают не скуку, а дикий гогот, причем злорадный. Скажем, в одном рассказе (не помню чьем) с помощью Машины Времени в наш Крым попадает девушка из древнеримских времен. Смысл рассказа – как ей тут все стали помогать, на работу устраивать… А я себе представляю: вначале визит участкового, потом – стук в дверь на рассвете, «воронок», изобретателя запирают на «шарашку», предварительно отбив почки, дабы не проводил неразрешенные эксперименты, а бедную девушку… Нет, даже представлять не хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, «старую» фантастику в лице ее лучших представителей надо обязательно издавать. Но это иной разговор.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;59<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вероятно, в «те» годы мы с Вами читали приблизительно одинаковый «набор» фантастики, и нашей, и зарубежной. Иное дело, в последние годы я все меньше ее, фантастику, читаю. Перечитываю, увы, тоже. Из классики – Уэллса, Жюля Верна (как ни странно), Клайва Льюиса и (реже) Толкиена и Хайнлайна. Из современных западных разве что Гаррисона. А вот коллег читаю совсем мало: Олди, Лукиных (Лукина-соло – реже), Вершинина, Дяченок и Рыбакова – иногда. И еще покойного, увы и увы, Бориса Штерна. О нем я недавно написал большую статью, выйдет в очередной «Фантастике», которую издает АСТ («Фантастика-2003»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, книга Хэмбли «Драконья погибель», так Вам понравившаяся, – это почти что розыгрыш. Ее не перевел, а по сути пересказал Евгений Лукин, вот и получилась прекрасная вещь. Сама же Хэмбли, насколько можно судить по иным книгам, автор слабый, более того, любящий «подсаживаться» на сериалы. Третья книга, четвертая… седьмая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот Стругацких я уже читать не могу, кроме разве что «Обитаемого острова». Нравились они мне недолго, лет этак до семнадцати, а потом просто перестал их читать. Лет десять назад, когда вышло «белое» издание, заставил себя прочитать все вновь – и понял, что уже не мое. Ранние – наивны, поздние – скучны. Более того, временами им абсолютно изменяет и вкус, и такт («Отягощенные злом»). Да и в школьные годы мне они не казались такими уж хорошими авторами. Днепров, Савченко, Абрамовы и, конечно, Ефремов нравились куда больше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ефремова я очень любил и люблю. В свое время читал еще в журнальных выпусках («Техника – молодежи», 1968–1969 гг.) «Час быка», номер за номером. Потом, тоже номер за номером, «Таис Афинскую» в «Молодой гвардии». Любимой же вещью остается «На краю Ойкумены». Очень нравятся и ранние рассказы.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;60<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об этих самых «школах» и их лидерах. Я, конечно, не равняю Полувождя со всякой мелочью, тем более каждый волен в своих мнениях и в их высказывании – в том числе вслух. Но меня поразила позиция Савченко. Он из того же поколения, ему уже восьмой десяток лет, но он нас не только ЧИТАЕТ и ЗНАЕТ, но и относится не как к детям малым, к паучатам, которых следует поучать, а как к равноправным коллегам. Причем его позиция (и собственно творческая, и «фантастическая») ничуть не сходна с моей или с позицией Олди. Он пишет и любит совсем другую фантастику, но не хлопает «малышей» по плечикам и щечкам. Такой контраст заставляет задуматься. Ведь каждый из нас, если без ложной скромности, может уже вполне объявить себя если не «мэтром», то по крайней мере «дециметром». Уже и ученики появились, рукописи с поклонами шлют, каждый по направлению в фантастике основал (кто фантбоевик, кто криптоисторию, кто… впиши сам). Да только ЗАЧЕМ? И даже НА ХРЕНА? Свой стимул вождизма я полностью сублимирую в преподавании, иные – в чем-то еще. А чистую энергию направляем прямиком в компьютер. Может, вашим карьеристам от фантастики стоит записаться… ну, хотя бы в участковые, дабы сублимнуться и, сбросив лишнее, сесть писать? А с Полувождем вы сами виноваты. Кричали: «Вождь! вождь! учитель! веди нас!..» Вот он вас честно и ведет, куда знает.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;61<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;И еще о «мэтрах» и «дециметрах». Ловлю себя на скользкой мыслишке: «Ну и молодежь пошла!» Скажем, прочитал первый том фантаста М. – узнал «Меч и радугу» Хаецкой. Прочитал его второй том – узнал своего «Овернского клирика». Прочитал книгу писателя Б. – узнал «Сагу воды и огня» Вершинина. Сюжет, обстановка, образы… Или это я уже брюзжать начинаю? Кажется, пора завязывать с рецензиями.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;62<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговор на «Звездном Мосту», я и некая молодая писательница, получившая аж две «железяки».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Чего твое прочитать? Эту книгу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она: Нет, нет, книга слабая, очень слабая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Эту?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она: Нет, это, по сути, черновик, я не успела текст обработать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Эту?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она: Ой, нет, нет!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: А чего тогда?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Она: Ну-у-у-у-у не зна-а-аю!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;63<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Братьев Стругацкий было ПОЛОЖЕНО любить среди т. н. «советских интеллигентов», то есть, по сути, среди «шестидесятников». Я рос совсем в другой среде и к этим «положено» относился соответственно. Сейчас я к Братьям отношусь спокойно (кроме их последней вещи, где идет наезд на христианство, это вообще ни в какие ворота). Так что для меня Савченко (Михайлов, Росохватский) ничуть не меньший авторитет. Творческих указаний ни от кого слушать не стану, готов общаться по принципу «коллега с коллегой». А то, что Полувождь (Савченко, Михайлов, Росохватский) начал писать и печататься раньше меня, так можно ли считать сие заслугой? Я тоже вырос в те времена, но не «воспевал» и не «обличал». Ты скажешь, что Братья никого не воспевали и не обличали? Пусть будет так, но все равно фигура Полувождя, как Солженицына от фантастики, смотрится сейчас анахронично.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;64<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет Братьев у нас, кажется, консенсус. Имел в виду я именно «Отягощенных злом», где совершенно непонятно почему имеется антихристианский выбрык вполне в духе Емельяна Ярославского. Я – нехристь и не очень христианин даже в душе, но меня вытошнило. Любое оскорбление чужих святынь отвратно. Как сказано в хадисах: «Люби свою религию, но не ругай чужую». И тут никаких смягчающих обстоятельств быть не может – по крайней мере по моему мнению.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;65<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пишет некто книгу. Написал, перекинул файл умным людям. Те указывают на очевидные ошибки, которые легко исправить – просто в компьютере, автозаменой, в пять минут. А «звезда» отвечает: «Правда? Я и не знал. Только в ломку возиться, и так СХАВАЮТ!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот и вышла нетленка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подобное отношение меня и пугает. Даже не сюжеты и не сериалы, а именно работа ЛЕВОЙ НОГОЙ. На РОСКОНЕ сидит рядом со мною известный писатель (тиражи побольше моих гораздо). Пьяный. Плачет. Рыдает. Я, мол, пишу гадость, такую гадость, что сам не решаюсь перечитывать! Гадость, гадость, оле мне грешному!.. Поплакал. Протрезвел. Пишет дальше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кажется, я начал подражать бедняге Штерну, тебе не кажется? Но мораль у меня совсем другая. Почему так мало пишут те, кто умеет и любит писать? Если Мастера будут молчать и дальше, то… То, то, то…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;66<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. «Масскульт». Тут не все так просто. Что такое «масскульт»? Если меня печатают тиражом в 10 тысяч, а Пушкина в 100, то кто из нас масскульт? Тираж еще ни о чем не говорит? Можно посмотреть иначе: масскульт – это литература, СПЕЦИАЛЬНО написанная для невзыскательного читателя, не любящего думать, ленивого и малообразованного. Пусть так, но каждая такая дефиниция требует точного подхода. Кроме того, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Шекспир писал именно для такого «народа», заполнявшего театр «Глобус». Он сознательно АДАПТИРОВАЛ сложные сюжеты, писал «тупые», как считалось, комедии и вообще был суперкоммерческим автором. А что получилось?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В советское время масскульта тоже было полным-полно, даже примеры лень приводить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому я бы не стал кивать на «масскульт», который стал не меньшим жупелом, чем НАТО. Тем более масскульт не так и плох, почему бы перед сном не почитать о майоре Пронине?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Халтура. А вот об этом я и говорил. Именно халтура, когда «в ломы» перепроверить факты, лучше продумать сюжет, индивидуализировать речь персонажей. Именно такая литература, согласен с тобой, ПРОВОЦИРУЕТ падение читательского вкуса и подрывает авторитет Фантастики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цензура не поможет, ибо есть цензура политическая, есть нравственная, а вот художественной пока не придумали. Художественная – это не цензура, а обыкновенная РЕДАКТУРА, которая существовала в советское время. Вот ее-то и нет. Так что вину следует разделить между авторами-халтурщиками и редакторами, которые тоже халтурят. Правда, как я слыхал, в одном издательстве всерьез редактируют антихристианские высказывания, заставляя писать слово «Бог» с большой буквы. Иные примеры мне не известны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я взял слово «масскульт» в кавычки, поелику в самом феномене массовой культуры не вижу ничего плохого. А вот халтура – плохой масскульт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ломлюсь в открытые двери и повторяюсь, но все-таки. Сколько поколений российский (русской, украинской, татарской) интеллигенции хотели нести культуру «в массы»! Наконец, принесли… и испугались. А чего ее бояться, культуру-то? Пусть народ пока милорда глупого с базара несет, остальное зависит в том числе и от нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пример вдогон. Сегодня подошел к киоску с прессой, где среди прочего навалены «покеты». Там лежат: женские романы, книги про «братву» и… Шекспир, причем в очень неплохом ассортименте. А чем плохо?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;67<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас была защита кандидатской диссертации, посвященной исторической фантастике 90-х годов! Оцени – на (в) Украйне! Девица защитилась нормально, все были за, но… Но каждый из «членов» вставал и говорил: «Я фантастику не люблю, указанных книг не читал, однако скажу…» Цирк! А диссертация вполне толковая. В первой главе даются «корни» (Вельтман, Булгарин, кое-кто из ХХ века), во второй главе рассказывается об альтернативной истории (с поминанием, само собой, «Гравилета» и ван Зайчика), в третьей – о «криптоистории». Я присутствовал на защите как экспонат. Выступил, а мне говорят: «Куда вы, батенька, лезете, что в вы литературе и истории понимаете, тут, видите ли, профессионалы собрались!..»<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;68<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего веселого было. Проходил съезд украинских писателей (официальных). Главный вопрос – путевки в санатории и выбор «вождя». Драки, ругань, оскорбления. Поистине: спасибо тебе, Б-же, что я не такой, как этот мытарь… Писатели X и Y (все равно не догадаешься, кто) уже третий год в этот «совпис» поступают. Ха-ха! Как хорошо быть свободным хотя бы от такого!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;69<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начинаю понимать, что НЕ ХОЧУ писать то, что (второе «что» во фразе, ужасно!) сейчас называется фантастикой. Причем в самом широком «аспекуте». Это можно и со стороны заметить. «Флегетон» – не фантастика, «Созвездье Пса» – практически тоже, «Спартак» – даже не художественный роман, а трудно сказать что. Меня тянет куда угодно, но не в фантастику. И что делать? Ведь прикрепили к спине ярлык, хоть как-то соответствовать нужно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или не нужно?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Может быть, я рассказывал тебе о своем давнем замысле – повторить подвиг Мэлори, написавшего «Смерть Артура», и, в свою очередь, написать РЫЦАРСКИЙ РОМАН по материалам русских былин. Именно рыцарский роман, без слова «богатыри» (позднее, анахронизм!), без «гой еси» и прочей провинциальщины и деревенщины. Нечто вроде «Рыцари кесаря Владимира». Самое смешное, что в былинах слово «рыцарь» встречается неоднократно. Сейчас листаю былины, прикидываю…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А как же фантастика? Вот уж точно, кастовая система.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот беда. Сейчас я (тьфу! тьфу!) уже в полной боевой форме, лапы так к клавиатуре и тянутся, но что-то сдерживает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой вот «крайзис». Но даже не это проблема. Напишу, допустим, своих «Рыцарей», но ведь и дальше, чувствую, мне фантастику писать не захочется! Уходить из цеха? Так ведь компания хорошая, нужное дело делаем. Но то, о чем пишет подавляющее большинство моих коллег (хорошо ли, не очень), мне сейчас СОВЕРШЕННО НЕИНТЕРЕСНО. Я – подавляемое меньшинство. Кажется, свой лимит в фантастике я уже выбрал. Более того, «фантастический» метод уже не дает мне возможности полноценно высказаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот такие мысли, как мухи, весь день не дают мне покоя, жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою; только прогонишь одну, вслед за ней прилетает другая…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или я зря это все? Просто надо сесть к клавиатуре и…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;70<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет моих «рыцарей» сомнений много, но «сверхзадачу» вижу четко. Русь – Европа, и ее эпос, дошедший до нас в КРЕСТЬЯНСКОМ и СКОМОРОШЬЕМ пересказах, был РЫЦАРСКИМ. В общем, позиция Алексея Константиновича Толстого. Значит, его (эпос) вполне можно пересказать и осмыслить в духе рыцарских романов. Одно дело «богатырь Добрынюшка свет Микитович», совсем иное – «рыцарь Добрыня Золотой Пояс» или «Алешенька Попович» – и «Олекса Храбрый».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Титул «каган» – понятно, употреблялся, но Владимир вытребовал у Византии, вкупе с Анной Парфирогенитой, императорские знаки отличия. Высшего ранга («базилевс») ему не дали, но вот рангом ниже («цесарь», он же «кесарь») определенно пожаловали. Исхожу из этого. Тем паче в текстах «кесарь Владимир» встречается.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;71<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Му Да спросил Учителя:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Скажи, Учитель, всегда ли можно оставаться философом?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Всегда, – кивнул Учитель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А если тебя бьют доской по лицу?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уху! – поразился Учитель. – Так ты, оказывается, Му Да!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Учитель! – в свою очередь поразился тот. – Я уже тридцать лет с тобой, и ты только сейчас понял? Так кто из нас в этом случае Му Да?<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то Му Да спросил Учителя – ехать ли ему к князю Чу для получения награды.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Уху! – выпучил глаза Учитель. – Поистине, только Му Да не способен понять две Простые Истины!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Какие? – растерялся тот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А такие! – Учитель нахмурился и достал суковатую дубинку. – Первая истина: никакая награда не окупит расходы на парадные носилки, новый халат и новую шапку. А вторая – и главная: не та награда, что тебе дают, а та, что даешь ты!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После чего приступил к сообразному вразумлению.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;72<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;За всех расписываться не берусь, но такое впечатление, что я и вправду высказался полной мерой. Моя супруга часто вспоминает, как я писал «Око Силы» – ночью, на пишущей машинке, не отрываясь. Этак 150 листов за два с хвостиком года. Сие можно назвать графоманством, можно хуже, но я ХОТЕЛ ВЫСКАЗАТЬСЯ, и высказался. А теперь вымучиваю какой-то левый сюжет…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Честнее всего замолчать – до поры до времени. Конечно, есть аргумент насчет покушать, но я пока как-то зарабатываю, можно и потерпеть. Хуже будет, если всякая фэн-сволочь скажет, что Валентинов написал что-то ТОЛЬКО за ради копеечки. Мне пока сие не говорили. Не хвастаюсь (ведь ваял же я нечто левое, не будем поминать), но услышать такое мне бы не хотелось. Значит, молчать? Ждать?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беда не в том, что сейчас расплодились всякие гении, юные и не очень. Дай бог им удачи и гонорария! Но ты прав, они больше жужжат, хотя и тужатся на серьезное. К их чести – и вправду пытаются, может, и напишут чего. Но… Но, как говаривал Робеспьер: «Молчание гражданина Сиейеса есть общественное бедствие». Правда, неведомо, что хуже – молчать и ждать, писать под чужим псевдо (пробовал!) или разменивать какое-никакое, но свое имя на поделки, подобно некоторым моим знакомым писателям. Эти, упомянутые, часто говорят: надо, мол, постоянно писать, писать, писать… Недавно и мне самому так казалось.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;73<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чувствовать – не значит быть готовыми. Наша (моя?) ошибка в том, что мы (я?) приняли за Прекрасный Новый мир короткий промежуток с 1991 по 2001 год, поверив или почти поверив Фукуяме. А это был не Новый мир, а только пересменка, уборка декораций. Наступает же он сейчас. И это будет не мир страшного «глобализма», с которым уже начали всерьез бороться (глобализм оказался такой же химерой, как Мировая революция), а что-то иное, совсем иное. Пока еще неясно, что именно, хотя уже «обозначились смутные контуры» (группа «Облачный край»). Но мне лично понятно, что:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Наша прежняя литература (включая нас) имела своей «сверхзадачей» защиту СУВЕРЕНИТЕТА ЛИЧНОСТИ. Все равно от какой власти, системы и общества. Личность, так сказать, «имеет право». Об этом мы и писали – скажи, что это нет так!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Эта идея никем (почти) всерьез в «цивилизованном мире» не оспаривалась и даже формально признавалась, то есть могло показаться, что в последние годы мы ломимся в открытую дверь – по привычке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. А за дверью, куда мы вломились, оказалась очередная мировая война. Причем обе воюющие стороны одинаково омерзительны. И мы с набором наших принципов стали столь же уместны, как и эколог с плакатом о защите гренландских тюленей посреди Курской Дуги. Как ни странно, «жужжащие» с их романами про космодесантников, «выносящих» целые планеты, где царит некое Зло, оказались более чем в струе. Они специально не угадывали, но ведь угадали!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Но это не значит, что мы обязаны «перестраиваться». По-моему, подобное если и возможно, то лишь по методе незабвенного графа А.Н.Толстого, ваяющего «Хлеб». Едва ли мы сможем стать другими. Не потому, что поздно, а потому, что я не считаю, что мы (я) были не правы. Мы были правы, пусть даже актуальность этой правоты уже принадлежит Истории.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. А вот то, что надо искать новые мехи для старого вина, это верно. Но беда даже не в том, что читатели ПРИВЫКЛИ к нам, какие мы есть, беда в том, что МЫ привыкли к себе, набили руку и клавиши компа. Посему ты прав, что решил писать нечто принципиально новое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Один из фэнов, решив меня восхвалить, написал, что, мол, наконец-то «мы» заимели своего Дюма. Если отставить в сторону вопрос о размерах таланта, то это «функционально» верно. Но я тут же вспомнил судьбу постаревшего Дюма в эпоху Второй Империи (когда тоже эпоха сменилась). Он по-прежнему писал о благородных мушкетерах, штудировал источники, ездил смотреть места действия «in situ». А читателям это было абсолютно неинтересно и ненужно, они читали про сыщика Лекока. Про сыщика Лекока я писать не стану, лучше замолчу, но то, что моя «криптоистория» осталась в прошлом, уже ясно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Закономерность в том, что я все дальше ухожу от фантастики. Да я и не был фантастом в традиционном понимании. А «вставлять» фантастические элементы в каждый новый замысел в упор не хочется. Вот и молчу – уже почти два года. Это пока не замечают, издается «задел», кроме того, идут переиздания. Но скоро заметят. Конечно, можно писать хоть про Лару Крофт, есть в этом некое извращенное удовольствие, но нечто принципиально новое, непривычное пока придумать трудно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таковы размышлизмы, на этот раз не грустные, ибо не грустить же о ХХ веке! Я с удовольствием пожил бы в стране (и мире), где литературе НЕ НАДО ставить проблемы, ибо таковые уже в целом решены или решаются. А писатели ваяют женские, детективные и исторические романы (можно и фантастику), дабы развлечь уважаемого читателя. И никого не надо жечь глаголом!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;74<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заботливо выдуманные, уже пригретые герои укоризненно глядят из Небытия.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«– Итак, что вы можете сообщить по поводу антипартийной и антисоветской деятельности врага народа Ягоды?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Все, гражданин следователь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– В каком смысле – все?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да как есть все. С чего начнем? С операции «Американский портной»? Или сразу с «Фиалки для Ильича»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Враг народа Пантелкин! Вы обязаны говорить правду, а не сочинять басни!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Тебя давно на должность поставили, сопляк? С полгода будет? А меня Дзержинский в нашу контору еще в декабре 17-го позвал. «Американский портной» – это…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Враг народа Пантелкин! Я знаю, что так враги народа называли героя революции товарища Володарского, зверски убитого врагами народа…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Угу. Рассказать, как это было? Или все-таки с Фейги начнем? Что, идиша не знаешь? «Фиалка» – Фейга и будет. Фейга Родс – она же Фанни Каплан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Враг народа Леонид Пантелкин! Вы смеете намекать…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Дурак! Я сейчас все смею. Плацкарт мне уже выписали, а одному пулю пролетарскую кушать скучно. Для начала тебя прихвачу, потом и всех остальных. Ты что, сучонок, думал на мне карьеру сделать? Все сдохнем – и я, и ты, и твой пидор Ежов. И Сталин сдохнет, никуда не денется. Всех известкой забросают. Знаешь главный чекистский закон? Умри ты сегодня, а я – завтра. Так вот, гражданин следователь, я умру завтра. Понял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Враг народа… Товарищ комиссар госбезопасности! Я вас прошу! Товарищ комиссар…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Да ладно тебе! Не при кадетах живем. Зови меня, как товарищ Дзержинский называл, – Ленькой Пантелеевым…»<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это пока лишь мечтания…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;75<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Излишнего поэтического «потопа» в произведениях фантастики мною не замечено. Иное дело, что по сравнению с «классикой советской фантастики» стихов сейчас стало больше. Удивительного ничего в этом нет, ибо лучшая часть фантастики перестала быть частью агитпропа (зачем стихи фантастике «ближнего прицела»? о чем? о тополе быстрорастущем?) и имеет явные претензии превратиться в литературу. Что не может не радовать. Между прочим, в лучших текстах АБС стихи встречались достаточно часто.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно удачно стихи «влиты» в произведения Б.Штерна, Г.Л.Олди, М.Семеновой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стихи в тексте необходимы:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Чаще всего для уточнения (углубления) восприятия читателем ситуации или образа. Отсюда – песни, исполняемые героями, или стихи, ими читаемые. Поэзия может характеризовать эпоху, героя, событие. Сгущенность поэтического текста по сравнению с прозой позволяет резко усилить воздействие на читателя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особый интерес представляют случаи стилизации, когда стихи пишутся или от имени известных поэтов, или стилизуются под поэзию иной эпохи (произведения Г.Л.Олди).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Куда более редкое и интересное явление – стихи от первого лица, т. е. автора. Обычно – в приложениях («Посмотри в глаза чудовищ» Успенского и Лазарчука), очень нечасто в самом тексте («Ола» Валентинова). В этом – стремление упрочить личный авторский контакт с читателем, передать нечто, невыразимое в прозе. Эффект, однако, достигается далеко не всегда, ибо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Перегруженность стихами иногда дает обратный эффект, замедляя и затрудняя чтение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Часть читателей, привыкших к «голому» тексту, встречает такие изыски настороженно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не все стихи получаются удачными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Увеличение числа поэтических текстов в последнее время свидетельствует (кроме уже указанного) о:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Большем внимании к тексту, росту профессионализма у части авторов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Некоторой тенденции к литературному эстетству у иной их части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Активности представительниц прекрасного пола, любящих «красивое».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А вот изваять бы фантастическую поэму… Слабо?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;76<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;НИКТО из наших коллег не умеет писать эротическо-сексуальные сцены. Ну, никто! В лучшем случае умеют красиво намекать. А в остальном – даже не хихиканье, а гогот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то попросили меня отредактировать один роман-боевичок. Все ничего, Голливуд класса «В» для проката на Среднем Западе, но как дошло до упомянутой сцены (как без нее в подобном чтиве?), когда я прочел про «круговые вращательные движения»… Хохотал долго, слезы утирал. Прямо немецкие порнофильмы с обязательной фразой «Я! Я! Дас ист фантастиш!» Все вычеркнул, авторы обиделись… Но ведь писали они не сценарий к фильму «Трое на автомойке»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом задумался и понял – не умеют. Никто не умеет. И я не умею.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Да и нужно ли подобное? Дело не в какой-то там стыдливости, а в здоровом литературном чувстве меры. Даже удачное описание «этого» требуется в тексте НЕ ВСЕГДА. В тексте, ляпну банальщину, вообще ничего не должно быть лишнего. Важно ли для читателя узнать о самом факте «этого» между героями – или им требуются детали с разворот-картиной? Чаще всего НЕ требуются. В самом деле – зачем? Чисто гипотетически, если:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во время «этого» что-то произойдет, что изменит, скажем, отношения героев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– «Это» для героев (героя, героини) очень важно в данном случае, значит, внимание читателя должно потоптаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если мы сознательно ваяем вещь с упором на «это». Скажем, про бабу-профи, поэтому важно показать, как она станет кувыркаться на этот раз.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В остальных случаях – зачем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С другой стороны. В «классически плохих» книгах, задуманных для пиплов, хотя бы одно описание «этого» требуется. Не логикой текста, а издательством. Пипл должен «хавать». Тут сказать нечего, взялся за гуж – не говори, что ингуш. Но и не пытайся решать «творческие задачи», а набивай текст по установленной схеме (кроме «этого» обязательна драка, тоже подробно описанная, обязательно жестокое избиение главного героя, дабы сочувствие вызвать, и т. д.).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;77<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ Пташникова из «Флегетона», собственно говоря, не «мой», а вполне реальный. Владимир Пташников – мой прадед, участник Гражданской войны, о нем уже писали. К примеру:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«В орудии поручик Пташников упал, раненный. Была секунда заминки, чтобы слезть и поднять его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Это плохо, – подумал я. – Нужно непременно его поднять, иначе никто не остановится, если меня ранят».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрыгнул с седла. Поручик Абраменко тоже спрыгнул. Третий взял наших лошадей. С Абраменко мы схватили раненого, бегом догнали нашу пулеметную тачанку, на ходу уперли голову раненого в подножку и перевалили его вверх ногами в тачанку. Несмотря на такой варварский способ, поздней Пташников меня горячо благодарил за то, что его не бросили. Он был ранен в позвонок».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Мамонтов С. «Походы и кони», глава «Против Махно на Украине», описание боя под Волновахой).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;78<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выдумываешь, выдумываешь – а все в очередной раз оказывается правдой. На этот раз дошло и до «Дезертира». Давеча получил письмо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«АСТ издает серию «Солдатъ» – мундиры, вооружение, амуниция разных родов войск разных времен и стран. Я взяла посмотреть «Войны на американском континенте XVIII–XIX вв.» и обнаружила рассказ о Шарле-Армане Таффине маркизе де ла Ройер, 1751 года рождения, в 1777 году прибывшего в Америку и организовавшего отряды «свободных стрелков» (стало быть, партизан), следовавших за регулярной армией. Как я поняла, он здорово не ладил с начальством, потому что его корпус был расформирован, но потом Конгресс разрешил ему снова набирать отряды, но исключительно из французов, на срок не более 4 лет и содержать их за свой счет. Прозвище его было «полковник Арман». В 1781 г. «он покрыл себя славой при взятии Йорктауна», в 1783-м вышел в отставку в чине бригадного генерала и вернулся во Францию, где «в 1792 году поднял флаг роялистского восстания и пропал в революционном водовороте».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что бы еще выдумать?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;79<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, «Созвездье Пса».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ваш вопрос: «Считаете ли Вы достойным (пусть даже в романе, пусть даже без фамилий – в противном случае это уже памфлет или донос) выводить не собирательные образы, а конкретных людей, хорошо знакомых археологу и историку А.Шмалько?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос поставлен некорректно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Автор «выводит», а точнее, использует те образы, которые ему необходимы для написания произведения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Автора можно обвинить в злоупотреблении чужим ИМЕНЕМ или чужой ТАЙНОЙ, которая была автору доверена. Подобных злоупотреблений не допускаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. В романе «Созвездье Пса» НИКТО из главных херсонесских персонажей не носит имени конкретного работника Херзаповедника. Использование же таких реалий, как внешность или привычки, как раз и является средством для создания упомянутых Вами «собирательных образов». Было бы странно, если бы археолог А. Шмалько писал бы о том, ЧЕГО НЕ ЗНАЕТ и ЧЕГО НЕ ВИДЕЛ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. В своем письме Вы сделали характерную оговорку, упомянув о «псевдониме», под которым якобы выведена одна из героинь. Подчеркну еще раз: «Созведье» – не документальный очерк, а роман, к тому же отчасти фантастический. Никаких «псевдонимов» в романе нет и быть не может. Есть ОБРАЗЫ. Мне рассказали, что в Хергороде кое-кто из моих читателей чуть ли не список составил: кого это автор «имел в виду» в данном конкретном случае? И очень огорчался, что вычислил «не всех». Я тоже могу огорчиться, ибо в данном случае к роману (художественному произведению) подошли именно как к памфлету или фельетону. Но автор-то в чем виноват?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы пишете: «Зачем потребовалось в романе выводить реальных сотрудников музея и Харьковской экспедиции, причем большинство в карикатурном, а порой и просто оскорбительном виде?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сказано тоже некорректно как по отношению к истине, так и по отношению к этим «реальным сотрудникам». Автор населяет созданный им мир своими персонажами. А вот Вы зачем-то ищите сходство – да еще об этом сходстве спешите сообщить. Не иначе приятное кому-то сделать хотите? Так кто же из нас превращает художественный текст в карикатуру? Кто из нас делает персонаж РЕАЛЬНЫМ? Вы увидели некое сходство моего любимого Гнуса с кем-то конкретным? И не просто увидели, но зачем-то хотите вместо маски обозначить подлинное лицо? Но я-то этого не делаю! Говорите, похож на кого-то? Так это же Вы говорите, не я!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее: «При том, что ответить ни писателю, ни археологу они не могут. Писателю, потому что тиражи их статей несколько отличаются от тиражей «ЭКСМО», да и жанр другой. А археологу что ответить – стишки про А. Шмалько сочинять?» Можно подумать, что А. Шмалько сам статей не пишет! Но если серьезно:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Стишки сочинить можно. Почему до сих пор не сочинили?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Можно даже роман написать. Как в США, когда в ответ на «Хижину дяди Тома» появились всяческие «Хижины тетушки Филис».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Можно написать большое открытое письмо всему прогрессивному человечеству, подписанное дюжиной академиков, и заклеймить автора. Жанр в прежние годы весьма популярный. «Не позволим, чтобы Имярек прошел всесоюзную перепись населения!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И наконец. Плохо, что Вы увидели в романе только собрание карикатур. Мне казалось, что я высказался достаточно внятно по поводу того, почему и для чего написана книга. Странно, что Вы, археолог и херсонесит, прошли мимо и не заметили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изрядно позабавила Ваша фраза: «Тенденция сведения счетов в книгах у А.Валентинова есть – можно вспомнить мерзкого завхоза Судакской экспедиции из третьей трилогии «Ока Силы». Вот уж поистине волшебная сила (Окасила) искусства! Я НИКОГДА не имел дела ни с какой Судакской экспедицией. Более того, в романе выведена экспедиция («Южнокрымская», кажется), которой в реальности НИКОГДА не существовало. Выдуман сам объект, ибо никакого «Чабан-Кермена» в Крыму не было и НЕТ. Я вывел именно СОБИРАТЕЛЬНЫЕ образы, для чего использовал некоторые подлинные реалии. Но ведь так и пишется художественное произведение! С кем же мне было сводить счеты? С вымышленными персонажами?<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну так и хочется Вам перевести разговор с персонажей на предполагаемые прототипы!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос вечный. Недавно узнал, что двое моих приятелей, к слову, тоже херсонеситы с хорошим стажем, абсолютно уверены, что именно их я изобразил в романе «Овернский клирик» под видом братьев Петра и Ансельма. В свое время в присутствии Флобера обсуждался вопрос о прототипе мадам Бовари. Мэтр крайне удивился. «Эмма – это я!» – заявил он.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но это к слову. А теперь к делу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все Ваше несогласие базируется на анализе двух образов романа: Гнуса и директора, которого Вы отчего-то именуете с прописной. Нет, в тексте он «директор» просто. Остальные образы Вашего протеста не вызывают – даже названные по ФАМИЛИЯМ. Я в чем-то и чем-то оскорбил память Косцюшко, Лепера, Белова, Стржелецкого, Гриневича? Из тех же, кто «подразумевается», Ваш протест не вызвали Волк Акелла, Большой Бобер, Бабушка Асеева, Старый Кадей, Слон, Сенатор Шарап, Сибиэс. Кажется, и тут я никого не обидел? Из всех мне пожаловался лишь «прототип» Старого Кадея: «Ну, Андрей! Ну, когда я за кем-то гонялся с киркой?» Остальное: «Старый Кадей размахнулся киркой. Мальчик нашел себе вечный покой» – моего научного руководителя вполне устроило. Вероятно, имелось в виду, что не гонялся ни за кем шеф – с одного удара доставал. Как видите, чувство юмора у людей еще остается. «Прототип» Сибиэса тоже не жаловался, что он кого-то из очередных маленьких мальчиков съел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, Вы недовольны образами Гнуса и директора. Сначала о последнем. В романе он вообще не появляется и не действует. Вот все, что о нем сказано (проверил поиском по тексту):<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…Директор, бывший партийный функционер, которому положено разбираться во всем, даже в археологии. Но в нынешнем Херсонесе у него столько же влияния, сколько в древнем у архонта-базилея, так сказать, и. о. царя.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«…директору что Казарма, что цистерна.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что мы видим? Герой не одобряет назначения директором Хермузея некоего бывшего партийного функционера, сомневается в его реальном влиянии и знании археологии. Что крамольного в этом? Что оскорбительного (даже если бы я НАЗВАЛ фамилию)? Это уже, извините, на зажим критики похоже. Между прочим, сравнение с архонтом-базилеем – совсем не так кисло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так что оставим в покое и бледную тень директора из романа, и конкретное лицо, которое, между прочим, в упомянутом году (1990-й) еще себя никак не проявило и ВОСПРИНИМАЛОСЬ именно в упомянутом контексте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Или мне сноску добавить: «О величайший! О наимудрейший!»?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Остается Гнус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы говорите: «Если есть желание создать ОБРАЗ литературного героя – не обязательно полностью списывать его с реального человека». Отвечаю: это авторская воля, определяемая его же ЗАДАЧЕЙ. С кого желает, с того и списывает, иначе к чему мы придем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Как в анекдоте про маршала Жукова. Помните? Берия донес Сталину, что Жуков ходит по кабинету и приговаривает: «Ах, сволочь усатая!» Вождь поинтересовался, кого маршал имеет в виду. Тот пояснил: Гитлера. «Ясно! – заметил вождь. – А вы, товарищ Берия, кого имели в виду?» Кажется, сейчас кто-то в России желает подать в суд на создателей фильма про Гарри Поттера из-за того, что там домовой имеет сходство с неким государственным деятелем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы спрашиваете: «Где граница, за которую нельзя переступить в сотворении авторской реальности, и есть ли она?» Отвечаю: граница там, где (в данном случае) оскорбляется или дискредитируется конкретный НАЗВАННЫЙ человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы спрашиваете, хотел ли я создать образ, описывая Гнуса? Не только хотел, но и создал. Образ более чем убедительный, не так ли? Иначе зачем Вам так горячо спорить?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы говорите: «Если автору потребовалось создать ОБРАЗ, то почему бы не наделить вымышленный персонаж НЕКОТОРЫМИ ЧЕРТАМИ реального человека, а еще лучше нескольких, которые не дают возможности узнать конкретное лицо? Вот тогда действительно будет роман, а не памфлет». Но Вы же сами говорите, что известное Вам лицо совсем НЕ ТАКОЕ, как мой Гнус? Тогда как Вы его узнали? Ни имени, даже выдуманного, ни должности (Проверьте! Его должность в книге – «Император»). По моноласту? Значит, я так и сделал: наделил свой персонаж некоторыми чертами реальных людей. У кого-то (у кого именно, это уже моя забота) взял, скажем, тот же моноласт. Задумайтесь: сами говорите «Не похож!!!» – и сами же подставляете конкретное имя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вывод: В романе существует вымышленный образ, созданный авторской фантазией. Имелся ли у этого образа прототип или сразу несколько таковых, ДЕЛО АВТОРА, потому что (рискну повториться): никто ни по имени, ни по должности, ни, между прочим, по КОНКРЕТНЫМ ПРИМЕТАМ (или очки и моноласт – примета?) не назван.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, читатель имеет полнейшее право поступить с образами, как ему заблагорассудится (скажем, составить упоминавшийся список).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что же касаемо Вашего тезиса: «с точки зрения закона можно «обвинить» автора в злоупотреблении образом». Будьте добры! Вот первая из характеристик Гнуса в романе, так сказать, выходная ария:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Гнусен, отвратен, омерзителен, отвратителен, пятно на рубашке, бельмо на глазу, позор Херсонеса, надменен, нахален, лжив, труслив, подл… Тресни херсонесская скала, поглоти урода!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я никого не имел в виду конкретно. А Вы кого имели в виду?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ведь что интересно! Никто из защитников моего Гнуса не пожелал обратить внимание на (хотя бы!) описанный в романе и вполне реальный Подземный Храм, который разрушается и гибнет. Забыл, правда, по чьей вине, кто в Хергороде начальник городища. Вот уж поистине: здесь Казбек, там Эльбрус – а Вы куда смотрите?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще раз повторюсь: спорить о тексте должно на уровне ТЕКСТА. Если у кого-то из обиженных имеются защитники, пусть жгут глаголом. Ведь это же книга! Одно дело себя царьками в Хергороде чувствовать, другое дело, когда в кои-то веки кто-то о Херсонесе роман написал. Сразу о «неравенстве сил» заговорили!<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Писать документальный очерк о Херсонесе не стану. Многое уже написано (и у Романчук, и в упомянутой Вами книге), а ваять «физиологические очерки» о СОВРЕМЕННОМ Херсонесе не стал именно по доброте душевной. Хотя темы намечались прекрасные. К примеру: «Как становятся начальниками экспедиции», «Как становятся начальницами экспедиции», «Зачем перед свадьбой приезжают в Херсонес». Но НЕ СТАЛ. Пусть живут, пусть становятся, пусть ездят! Решил я написать сказку, восславить Город и тех, кто его копает, – но даже сказка Вам не понравилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы пишете: «рассказав только о негативе реального положения вещей (как оно Вам представляется)…». Если о «негативе» близкой гибели страны и привычной жизни, то да. Но ТОЛЬКО «негатив» о Хергороде и его людях? Б-г мой! Неужели Вы увидели в романе только «негатив»? Неужели за моноластом Вы не заметили ничего другого?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настрой романа именно УХОД. Но не мой – я-то копал еще восемь лет. Возможно, главного героя? Но основное не это, а уход ЭПОХИ. Ведь это же 1990-й, агония «старого мира», частью которого была и советская археология. Неужели Вы не почувствовали? Между прочим, очень многие заметили, что «Созвездье» и «Флегетон» задуманы как ДИЛОГИЯ (1920-й и 1990-й, прадед – правнук). Герой «Созвездья» ВИДИТ фотографию Пташникова на одном из старых снимков в архиве. А у героя «Флегетона» есть дочь, которая не носит его фамилии, у этой дочери будет внук. Обе книги о конце привычного мира, об Армагеддоне. А то, что герои историки, надеюсь, понятно: писал о том, что знаю лучше. Первоначально «Созведье» задумывалось не о Херсонесе, а об институте, в котором я тогда работал. Но потом я решил, что в Хергороде, где История как бы «сплюсовалась», все будет выглядеть ЯРЧЕ.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;80<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня имеется некоторый опыт чужого редактирования моих текстов. Он меня совершенно не устроил. Есть опыт и собственной редакторской работы. А если добавить помощь моих друзей, то получается искомое. Так что руки прочь от наших текстов! Просто требуются некоторые дополнительные усилия и время. Зато моих книжек-дочек никто не лапит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь о рукописях и их правке. У меня и вправду есть редакторский опыт, благоприобретенный за эти годы. Так что бояться мне нечего – и валить ни на кого не требуется. За книгу отвечаю я, и лучше сделать так, чтобы жаловаться ни на кого не надо было. Хотя приходится, ибо корректоры способны на чудеса. Порой не уследишь – даже с корректурой. Скажем, хотели исправить «Фома Кампанелла» на «Томазо». Почему «Фома», понятно, мой герой называет его не по-итальянски, а привычной латынью, как Колоколец звал себя сам. А так, повторюсь, тексты следует писать и шлифовать, дабы не было мучительно больно за неправильно изданные книги. Потому я и рад, что ряд моих книг для «Нити времен» я отредактировал заново и ЛИЧНО. Теперь эти тексты можно считать ОКОНЧАТЕЛЬНЫМИ. Что касаемо друзей, то мне с ними просто повезло. Они профессионалы и здорово мне помогают при шлифовке рукописи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А то, что ты пишешь, вовсе не «ерунда», а очень серьезный вопрос. Знаю писателей, которые сырой, даже нечитанный, файл кидают редакторам. Получается очень быстро, но качества соответствующего. Редактор может быть хорош, но он никогда не исправит так, как автор. А вот сколько рукописи отлеживаться, даже не знаю. Полгода – много, за полгода автор станет уже несколько ДРУГИМ и не всегда поймет себя-прежнего. Для меня неделя – оптимальный срок. Ну, десять дней. Порою правка, в отличие от написания, доводит до галлюцинаций (во сне продолжаю править!). Но что делать, надо!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;81<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Издательство слушает не просто торговцев, а ОПТОВЫХ торговцев, которые и очищают их склад. В принципе те представляют, каков и на что сейчас спрос, но от издательства тоже много зависит. Дело не в рекламе, у нас в книжном деле ее еще нет. Но ведь можно и нужно верно построить СЕРИЮ, пустить вперед «паровоз», вовремя ее раскрутить. Обложки тоже не совсем мелочь. Так что кивание на полумифических «торговцев» – обычный ход. Иное дело, издательства имеют СПЕЦИАЛИЗАЦИЮ. Скажем, такое-то издает глупые книги для глупых людей (или одну серию для глупых, вторую для совсем глупых). Вот книги и отбираются по этому принципу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Авторов, которые пишут не то, что хотят, я даже жалеть не хочу. Плакался мне на Росконе один такой многотиражный (в буквальном смысле плакался – пьяной физией в плечо). Мол, пишу дерьмо, семью кормить надо. Ну и корми семью этой субстанцией. И сам ешь! А писать надо, ЧЕГО ХОШЬ. Вон, у Зоричей «Карла, герцога» семь лет не брали. Но ведь взяли-таки! И теперь это их лучшая вещь. Так что писать надо не «в стол», а на будущее, которое приходит быстрее, чем думаешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, кроме того, это все размышления. Если ты скажешь: «Вот она, ВЕЩЬ! Готовенькая! Но ее не берут», тогда и разговор станет совершенно конкретным.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;82<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Повторюсь – тех, кто пишет НЕ ТО и НЕ ТАК да еще «согласно указанию», не жалко совершенно. Аналогия с лицами, продающими на тротуаре то, что продавать грешно, так и напрашивается. Ведь книга – часть меня самого, часть моего мира, моего Я! Автор хочет, чтобы читатели в этот мир заглянули, с этим Я пообщались, чтобы полюбили. А если творишь не свой мир, создаешь не свое Я, значит, сам себя уродуешь, свои чувства уродуешь, превращаешь любовь в какую-то куплю-продажу! Мол, создай некий заданный мир (а не такой, как ты сам хочешь) – тогда и напечатаем (полюбим). Это хуже, чем интимно общаться с нелюбимым человеком. Продолжение аналогии: пишешь «не то» – и берешь неизвестный новый псевдоним. Вроде как отдаюсь черт его ведает кому за деньги, но в маске, дабы не узнали.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;83<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вольный выбор темы… В прошлом письме я излишне гусарил. Мне тоже приходится определенным образом УЧИТЫВАТЬ. Иное дело, в издательстве мне НИ РАЗУ не говорили об этом прямо, но ведь мы все умные люди. Кроме того, есть понятие «внутренняя цензура». Я точно ЗНАЮ, чего писать не следует. Скажем, уже несколько лет мне хочется изваять (держись крепче!) продолжение «Звездных войн». В одной далекой Галактике прошло двадцать пять лет после окончания Звездных войн, как вдруг… Но ведь Андрей Валентинов НЕ МОЖЕТ написать (точнее, издать) такое! А прятаться под новым псевдонимом – стыдно. Другое дело, я лбом пробил тот же «Флегетон», явно не фантастику. Да и «Созвездье» – книга на грани, и «Спартак» – не фантастика в классическом понимании. Так что брыкаюсь. Но пределы этого «брыка» вполне очевидны. Мы становимся заложниками если не издательств, то собственного имиджа. ВНУТРИ него можем делать чего хошь, а вот наружу вырваться трудно, как из собственной шкуры. Мы ведь все «фантасты» – плюс соответствующая градация «внутри». Раз я «серьезный» фантаст, то… И дело не в том, что хочется сотворить какую-то (блям! блям!) нетленку. Но ЛЮБОЕ ограничение вызывает эффект ошейника. Просто у кого-то он туже, у кого-то свободнее, кто-то его сам себе регулирует. Поэтому порой надо заставить себя сжать зубы и ИЗ ПРИНЦИПА изваять чего-нибудь невообразимое и для себя, и для читателей. Совсем невообразимое «Спартак» – такая очень скромная попытка.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;84<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты затронул очень сложный момент: как РЕШИТЬСЯ на книгу. То, что «текст просится», – еще не все. Часто может проситься некий кусочек. Высветился в сознании, проговорен мысленно – и говорит: «Хочу!» Но кусочек, пусть и яркий, это далеко не все. Хорошо, если он может вылиться в РАССКАЗ. Но я рассказов не пишу, тем более часто это именно кусочек чего-то большого, которого пока нет и в задумке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будущая книга, как по мне, это сочетание: общего замысла (идеи), какого-никакого, но все-таки продуманного сюжета, уже готовых, проговоренных и продуманных «кусочков» набранного фактического материала, услышанного «ритма». Но всего этого мало, нужно еще РЕШИТЬСЯ. А это уже нечто большее и большое. Ты решаешься на немалый срок (пусть два месяца) «уехать» в незнакомый мир, дабы выложиться там по полной, отдать немалый кусок себя самого. Даже больше – это как прожить жизнь с неким человеком. Жизнь не такую уж и короткую, ведь книга – это целая Вселенная. Поэтому всегда слушаешь маленького человечка, который сидит у тебя возле уха и вслух рассуждает: «А надо ли? Не проживешь ли ты, друг дорогой, и без этого?» И вправду. Как много девушек хороших, но не с каждой решишься (даже если с первого взгляда появляется мысль: «У койку!!!») просто пожить в одной квартире те самые два месяца (не два часа в койке!), за которые пишется и шлифуется роман. Потому я и отношусь к тем, кто пишет ЗАВЕДОМО НЕ СВОЕ, по чужой указке, как к… Плохо, в общем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня есть несколько давно проговоренных сюжетов, которые и так со мной, но которые, как мне кажется, нет нужды записывать. Тут, конечно, больше интуиция, чем рацио. Критерий прост: можешь НЕ ПИСАТЬ это – не пиши! Поэтому некоторые «оригинальные» замыслы не доходят до клавиатуры. Да, чисто по-обломовски порой думаешь: а не удивить ли почтеннейший публикум? Вот напишу про барона и дракона, вот выйду из имиджа! Эк всех задергает! Круто! Но маленький человечек сидит над ухом и шепчет: «А без этого обойтись можешь? Ведь ты понимаешь, что это НЕ ТВОЕ, а писать исключительно для наведения шороха – надо ли?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С другой стороны. Последние месяца четыре я не спеша готовил книгу, типичный «валентиновский» роман: XIX век, Африка, путешественники, древние цивилизации. Сюжет продуман, герои есть, ружье подвешено, Ливингстон перечитан, достал даже чертежи парохода, который можно сплавить по реке Замбези. Но маленький человечек сидит и шепчет: «Ну и что? Была Испания, и Франция была. Теперь будет Африка. Чего ты там такого не видел? Интересный герой (человек, который НЕ УМЕЕТ лгать)? Так проговори его диалоги – и успокойся!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, Сцилла с Харибдой. Сцилла – «Не мое!!!», Харибда – «Уже было!» Вот это я и называю «брыканием внутри имиджа». ВЫРВАТЬСЯ из этого, пожалуй, стоит, но с тем, чтобы результат по качеству был не хуже – по крайней мере в собственных глазах. Да, это комплекс Охотника на медведей из «Обыкновенного чуда», но куда деваться? Ведь каждую («валентиновскую») книгу я подписываю, значит, говоря по-Олдевски: книга – это Я. Лазарчук изваял «Время летать» про пришельцев-ушельцев (пипл балдеет!). Валентинов изваяет «Звездные войны-2» (пипл в осадке!). А потом каждый раз объяснять и себе, и другим: «Понимаете, очень хотелось повыделываться, так что относитесь соответственно!» Не надо «соответственно»!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возможно, это снобизм или даже не знаю что. Но рассуждаю я именно таким образом. Я люблю, хочу (и, очень надеюсь, умею) поднимать серьезные проблемы. Уйти в сторону только для того, чтобы порезвиться? Да, можно, но вот НАДО ЛИ? А точнее: надо ли это делать сейчас, в данном конкретном случае?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;85<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всегда придерживался формулы Чехова о том, кто любит учиться, а кто – учить. «Учимся, понемногу учимся» (И.В. Сталин). Скажем (повторюсь), понял, что нельзя, никак нельзя «удовлетворять пожелания публики». Даже в ущерб чему угодно. Пускай пипл ждет от писателя Валентинова интересных (для него, пипла) баек. Но писать надо то, что интересно ТОЛЬКО самому. Совпадет с читательскими ожиданиями – тем лучше. Не заигрывать, не «учитывать уровень», не идти на уступки издателям в принципиальных вопросах. То есть оставаться самим собой во всех случаях. А там – как получится. Для меня нонсенс читать, скажем, у писателя М. в послесловии: мол, этого персонажа мне навязали, и эту сюжетную линию тоже. Или слышать от писателя С., что от него требуют очередную книгу его бесконечного сериала, вот он ее и ваяет. Нельзя позволять, чтобы тебя имели с вазелином. Отмыть оный вазелин очень трудно. И не надо говорить, что литература – такое же ремесло, как и все прочие, надо хлеб зарабатывать. И архитектор хлеб зарабатывает, но разве приятно смотреть на уродливое здание?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;86<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты правильно констатировал: «Для тебя в понятие «серьезная» фантастика откровенно фантастические миры не входят». Совершенно верно, но подчеркну: ДЛЯ МЕНЯ. То есть знаю, что не мое. Читать люблю, ежели хорошо написано. А вот самому ваять – ПОКА, пожалуй, нет. Ну не могу написать слово «звездолет», «дракон» или, к примеру, «маг»! Так и пробивает на искренний гогот.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герои как главное в книге? Да, но герои не сами по себе. Обстановка, время и место должны дать возможность героям РАСКРЫТЬСЯ. Поэтому отрывать одно от другого нельзя. А ведь есть еще ПРОБЛЕМА, которую я ставлю в книге, без этого тоже не имеет смысла писать. Так что все следует рассматривать «в комплексе». В моем «африканском» замысле я до конца не прочувствовал прежде всего ПРОБЛЕМУ (ведь наказать злодея, соблазнить принцессу или добраться пешком до озера Виктория – это не проблема). Вроде есть, но не цепляет. А без нее зачем героев в путь отправлять? Пусть пока в мозжечке все поварится.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;87<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;История с Африкой кончилась просто. Я увидел сон про девушку в красном платье и понял – ОНО! Побродил две недели, побормотал себе под нос – и сел к монитору. Получилась «Сфера». Типичное «брыкание внутри имиджа». Никакой криптоистории (новое у Валентинова!), научная фантастика, современность – но все-таки это Валентинов. А вот напиши я про доброго дедушку Дарта Вейдера… Не знаю, право. Прежде всего мне бы долго пришлось убеждать себя самого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поневоле подумаешь (в пику тому, с чем мы, кажется, оба согласились), что для подобных случаев хорошо бы иметь еще одну маску-фантомаску, но… Тоже НЕ ХОЧУ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во сне о девушке в красном платье я увидел даже не «картинку», а целый сюжет, историю, которую я потом почти без изменений перенес в роман. Как и многие иные эпизоды, взятые именно из снов. Я знаю, что у некоторых (у Перумова, к примеру) роман начинается именно с «картинки». У меня иначе. Книга начинается с моральной проблемы, точнее, с морального КОНФЛИКТА. Потом уже герой, а лишь затем – сюжет, обстановка и собственно «фантастика», если она требуется. И всегда приходится ставить вопрос «ЗАЧЕМ?». Мне кажется, при написании книги надо применять все тот же «скальпель Оккама». Если без этого можно в тексте обойтись, то и следует обходиться, безжалостно отсекая то, что прямо не работает на замысел. В свое время я здорово обиделся на одного дегенерата (хотя, вообще-то, на критику, даже очень глупую, стараюсь не обижаться), который заявил, что в «Дезертире» я нарочно «накручиваю» приключения ради объема, с намеком, мол, ради гонорара. Тут и комментировать не хочется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Вообще-то, дураки и идиоты в фэндоме – тема особая и трепетная. Я как-то высказался об этом в докладе, но только частично. Интересно, в тусовках других писателей столько же кретинов – или фантасты тут лидируют? Впрочем, это вечная и нерешаемая проблема.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;88<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касаемо наследственной (или кажущейся таковой) памяти, то тема эта потрясающая и очень перспективная. В «Сфере» я ее слегка коснулся – очень слегка. Дело в том, что я ставил настоящие эксперименты – над собой. Результатов много, если обобщить, то получается Испания XVI века – и наглый наемный убийца, который с бандой таких же налетает на какой-то богатый дом (даже дворец), кого-то там оприходует, получает деньги – а потом его вешают, причем достаточно оригинально: поляна, дуб, ногами ставят на седло коня… Причем видел я это все не во сне, а под гипнозом. Мало ли что мы видим, конечно, только вот под тем же гипнозом я начинаю вспоминать испанский, который в жизни не учил. Как-то вспомнил под двести слов подряд. Потом начинают складываться фразы…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все сие у меня записано, жаль, что только в бумажном виде. Есть и еще кое-что поближе. В общем, так и просится «Сфера-2», но уже не о мире снов, а о мире таких воспоминаний – и вообще о возможности СОСУЩЕСТВОВАНИЯ нас-реальных (неспящих) в нескольких мирах.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;89<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жутко – все последние дни снится, что я пишу и исправляю роман, в котором действие происходит во сне. Некоторые мои знакомые умеют работать по расписанию, за что им честь и хвала. С утра – за комп, затем обед, в субботу и воскресенье отдых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не умею. Жаль не жаль, но не умею.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;90<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как я понял, Вы воспринимаете Фантастику (в том числе и) как один из методов популяризации научных идей. Я это понимаю, но сам от такого далек. Литература (для меня) самоценна и, если уж на то пошло, является прежде всего способом самовыражения автора. Если в определенном контексте автор хочет поделиться с читателем чем-то умным – пусть себе, конечно. Но не это (для меня) в Фантастике интересно. Научные идеи – скорее способ выразить нечто, а не самоцель. В общем, герои важнее «антуража».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;91<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не против идеи написания «книги-учебника» (как сказано в одной из рецензий на книгу, о которой речь). Но сразу: не мое, потому и оценивать КАК УЧЕБНИК в полной мере не решусь. Но в меру своего разумения, двадцать пять лет педстажа все-таки…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полагается вначале похвалить. Ну… Автор определенно очень старалась, и фантастику она любит, явно в детстве читала не отрываясь. Историю знает хорошо (прошиблась лишь в паре мест). Ностальгически-приятно читать было мне (мне!), так и вспоминались книги Ларри, а то и Долгушина. Серийное оформление хорошее, очень удачный цветовой «тон», внутренним иллюстрациям я даже позавидовал. «Раскрутка» серии идет удачно, верно схвачена основная задача: ненавязчиво поднять «планку» читателя-недоросля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Похвалил?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Дальше можно не читать, лучше сразу – в буфет.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мне – дюже скучно. Сто лет назад такое прокатывало, но сейчас иное время, иные подростки-читатели. Каждое из заботливо «вткнутых» описаний типа:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Топор со свистом приближался к шее невинного младенца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Древнеегипетские топоры обычно изготовлялись из меди, привезенной с Синайского полуострова. Но встречались и топоры каменные, обычно полированные…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Просто не будет до конца ДОЧИТАНО. Этот старый прием сейчас едва ли сработает, они ИНАЧЕ читают, проверено. Описания (и диалоги, диалоги!!!) должны быть КОРОЧЕ и лишены «налета» учебника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Типа тот же эпизод:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«– Слышь, я этому шкету сейчас яйца отрублю. В натуре, с одного удара! Дай-ка свой топор, мой каменный затупился, блин. А ведь обещали новый выдать, начальнички! А еще говорят: «корпус Птаха, корпус Птаха»…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Не надо, дяденька-а-а-а! Я тебе лучше сандалии зашью-ю!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Га-га-га-га-га! А щас! Ну чего, давай топор.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– А хрен тебе, товарищ десятник. Своим и руби, мой жалко. Медь синайская, импортная, не фиг о яйца тупить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее – «оживляж», сиречь детективный сюжет. Меня пугают, а мне не страшно. Все понарошку, мечи деревянные, яд несмертельный… Враги такие, что сразу понятно – злодеи, но не слишком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, конечно, герои. Я понимаю, что детям-читателям грех подсовывать текст с «мать-перемать». Значит, надо как-то иначе, но от такого «рыбьего» языка засыпаешь. А индивидуализация персонажей, в том числе их речи? Ее кто-то отменял?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее. Правило написания таких произведений: герои должны быть ЧУТЬ СТАРШЕ потенциального читателя. Во всяком случае, ДЕРЖАТЬСЯ так, как держатся люди более взрослые. А тут кто-то там платонически влюбился… Сексу мало, мордобою мало, кровищи мало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Секс, мордобой и кровища – потому как сюжет, пардон, приключенческо-детективный. Ничто не мешало сделать ИНОЙ, где подобное и не требовалось (как у Ларри). Но раз уж избран такой… «Если тебе «корова» имя, должна ты иметь рога и вымя. Если нет рогов и вымени, кой мне черт в твоем, корова, имени?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, пусть я даже совсем юный и неопытный, но на второй книге соображу, что никто из героев коньки не откинет, ведь третья книга впереди. Становится неинтересно, как при игре в поддавки. Значит, надо, чтобы откинул! Или хоть чего ему бы отрезали по-крупному, глазки там выкололи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вывод: научная фантастика СЕЙЧАС должна писаться иначе, чем КОГДА-ТО. Ведь и в 1930-е она была другая, чем в конце XIX века. Ветры времени, блин! А то, что я прочитал, – СТИЛИЗАЦИЯ под НФ далеко не лучших годов (читывали мы в детстве «До Земли еще далеко», «На этой планете можно жить», да?). «Просто» нынешний подросток книгу до конца не дочитает, а умный вместо нее возьмет научно-популярную, а то и научную работу про тот же Египет (как я когда-то делал).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если «ваще», то мысль даже возникает: может, для недорослей специально не сочинять «разжеванные» книги, а рекомендовать ЛУЧШЕЕ из уже имеющейся фантастики, как это делают во многих школах? Методички я видел. Рекомендуют Олди, Хаецкую, Вершинина. Неужели детишки ни черта не поймут? Думаю, поймут, и, кажется, уже понимают.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ну, а теперь – точно, в буфет!<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И плачет Иванов, и воет, и рычит,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пиная сапогом проклятую планету…<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;92<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последний день РОСКОНА мы, трезвые и серьезные, поговорили по некоторым принципиальным проблемам фантастики. Среди них был и вопрос о собирании и издании лучших авторов прошлых лет. Эту мысль я позже озвучил в своей статье. Результат был весьма обескураживающий: вой фэнья на тему: «На фиг нам эти Днепровы, Гансовские и Бердники!» Я был весьма шокирован и где-то неделю перебирал свою библиотеку, просматривая старые книги по фантастике. Остаюсь при своих – хорошие авторы были. Посему, невзирая на вой ублюдков, хочу потихоньку подготовить нечто вроде предложения (всем любителям «жанра»), в котором среди прочего хотел бы назвать дюжину авторов, которых неплохо бы переиздать в первую очередь. Цель эта не столь утопична, ибо АСТ уже основало серию, где будет переиздаваться Савченко, уже издают Абрамовых, Войскунского и Лукодьянова. Но все – бессистемно, обрывками. Другое мое предложение: пусть какая-то из сетевых библиотек потихоньку собирает тексты наших предшественников, но не как попало, а по системе, периодам, с биографиями, библиографией. То есть сначала электронная библиотека, как можно более полная, потом (или параллельно) издание в бумаге лучших.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;93<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все-таки есть и нечто положительное! Давеча забегал на книжную «балку» и полюбовался очередными томами из АСТовской серии классики советской фантастики. А ведь идею этой серии высказал именно я (в том числе и я, если точнее), я же начал уламывать тех, от кого зависело, остальные подключились попозже. Уломали-таки, и какая серия получилась! Уже второй том Гансовского вышел, готовится том (первый) Бердника. Но как орали интернет-дебилы по поводу замысла! Как вопили, недодавленные! Мол, советская фантастика – это плохо, там все чудовища тоталитарные, хотим американов. Хороша постановка вопроса! Никто не против американов, но почему не следует печатать наших? Главный дегенерат – небезызвестный К., которые сам ныне решил в писатели выйти. Но ведь наша взяла! И Варшавского выпустили, и Войскунского с Лукодьяновым, и Гуревича, и других тоже.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;94<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы завершить тему эстетства. Недавно в сети промелькнуло интервью с писателем Ст. Читал? Смысл сказанного: есть высокая литература, и есть гадкая мерзкая коммерция. Писаки-коммерсанты хотят живьем сожрать корифеев (или корефанов, не помню уже) «высокой литературы», иначе им, коммерсантам, не выжить (хотел бы я знать почему, ведь коммерсанты-то, по идее, деньги зарабатывают, а не наоборот!). Но они, корефаны, высоко несут знамя. И за это их, корефанов, награждают соответствующей премией…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я понимаю, что Ст. – не очень здоровый человек, но нельзя же быть больным до такой степени! Или вы там его обижаете?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;95<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;У писателя Ст. давно поселилась «манечка», единая в двух лицах: величия и преследования. Это всем известно, посему с ним никто ни о чем не разговаривает, не спорит, и вообще его обходят пятой дорогой. Литературу же он делит просто: есть гений – и плохая литература. Гений, понятное дело, кто. Гения же преследуют страшные враги: Фэнтези, ВТО и прочий Легион. Его позиция – факт не литературный, а медицинский. Насчет же его трудоспособности… За последние годы он написал один новый рассказ, издал за средства городской мэрии, где работает, один сборник старых вещей (тираж – 3 тыс.), сам себе дал соответствующую премию – и всем заявил, что это и есть литературное признание. Грешно смеяться, конечно…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;96<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мои читатели четко распадаются на две категории – «орийцы» и «неорийцы». Тем, кому нравится «Ория», не очень идут иные вещи – и vice versa. Впрочем, это не так и странно, ибо «Ория» писалась ПО-ДРУГОМУ и ДЛЯ ДРУГИХ. «Орийские» вещи очень нравятся старшеклассникам и студентам младших курсов. Все это делалось с моей стороны вполне сознательно. Там нет сексуальных сцен, несколько упрощен язык, добро, правда, не всегда побеждает, зато зло наказуемо… Когда ко мне подходит первокурсник на перемене и говорит: «А.В.! Ну почему ваша «Тележная чека» так плохо кончается? Я все ждал, ждал, что все кончится хорошо, до последней страницы, а тут… Ну почему?!» Значит, задело! Значит, задумался! Значит, написано верно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не в оправдание, но в пояснение. Украинцам «Ория» понятнее, чем русским. Сюжет «Тележной чеки», так тебя удививший, – почти калька с «Захара Беркута» Ивана Франко. Даже Беркут присутствует. Это мой ответ великому Франко с его идеями «общинного социализма». У нас Франко учат в школе, так что моему «пересичному» украинскому читателю все ясно с первых страниц.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;97<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Око Силы» встретило штыковой прием у наших эстетов. Вой стоял долгий и дикий. «Ория» пошла далеко не у всех. А вот чисто эстетский «Овернский клирик» неожиданно понравился. И вот я инстинктивно, почти подсознательно, направился вслед за «Клириком». Сначала «Дезертир» (Полувождь при всех похвалил!), затем «Небеса» (всеобщий вопль: круто!!!). Потом «Ола», моя самая слабая вещь, но зато самая «эстетизированная». И что же? Ругани я не услышал, напротив, уж так хвалили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вот тут-то я все понял. И не просто понял, а публично заявил, что БОЛЬШЕ ТАКОГО НЕ БУДЕТ. Более того, я заканчиваю с той самой «криптоисторией», за которую меня возвели чуть ли не в классики. Сейчас выходит «Созвездье Пса» – совсем иная книга. Едва ли тем же эстетам понравится, но…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, что все упомянутые выше книги я писал на тот момент более чем ИСКРЕННО, так что стыдиться мне нечего. Стыдиться нечего – но и продолжать нельзя.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;98<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет фэнов и фэнья – разговор длинный. Уважаю ЧИТАТЕЛЕЙ, уважаю ПИСАТЕЛЕЙ (равно как издателей, критиков, библиографов, художников и прочих). Ведь все «великие» фэны, если присмотреться, никакие не фэны. Завгар – критик, издатель и писатель, Воха – понятно, Ларионов – критик и журналист (и великий киноман!). Даже Олексенко, извиняюсь, активно участвует в организации целых ДВУХ конвентов. Или Байкалов с Синицыным – фэны? Даже вечномертвый Семецкий чего-то пишет и печатает. Если им нравится зваться «фэнами» – их личное дело.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но есть ДРУГИЕ. Книжек они читают МАЛО, обычно только «своего» автора, а на конвенты ездят, дабы выпить с писателями (сфотографироваться, поцеловаться, обхамить) и тем потом гордиться. И это ничего, но у некоторых (многих) из них гонору излишне густо. Вот таких (которые никто, а пыжатся, словно они кто-то) я не люблю. Чего они под ногами путаются? Если ты просто ЧИТАТЕЛЬ, веди себя соответственно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Про интернет-козлов я и не говорю. Вопрос ясный.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;99<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все прямо-таки обожают указывать, как (с кем, сколько раз и т. д.) писателю жить. Писатель должен быть хорошим, бесплатно дарить свои книги, быть примером в личной жизни. А главное – писать, чего оно, мурло фэнское, желает. Катиться бы им всем через семь гробов с присвистом в сакрдье сквозь годдемит! Я буду пьян, страшен, аморален и самовлюблен, пока не сдохну! И ваять буду исключительно, что вздумается, с единственной целью – сотворить текст, который Мне, любимому, приятно будет почитать на ночь.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;100<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;К пиратским библиотекам с моими текстами отношусь как к терпимому и неизбежному злу. В конце концов это немного даже реклама. Берут же книги у приятелей, дабы прочесть! Плохо другое: там часто лежат искаженные тексты. Бог весть, где их берут. Уверен, и пиратский «Флегетон» – не тот, что вышел в книжном виде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иногда меня «знатоки» упрекают: там, мол, конь не такой масти. Я в книгу – нет коня! А где есть? В пиратском файле. Кто его породил, неведомо. Так что такое может быть и антирекламой.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;101<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спасибо за «камаринские» разыскания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С песней о Камаринском Мужике сталкивался давно. Могу дополнить ее историю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно же, при Гоголе она была, ибо Николай Васильевич упоминает ее в «Мертвых душах». Но сама песня значительно старше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возникла она, скорее всего, в начале XVII века после (или в ходе) знаменитого восстания в Камарицкой (не Камаринской!) волости (нынешняя Курская область). Население (фактически – вольные казаки, жили в куренях-каморах-«камарах») восстало против Годунова, за что волость буквально залили кровью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первоначально в песне было так:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вариант 1: «Ах, рассукин сын, Камаринский мужик, не хотел свому боярину служить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вариант 2 (интереснее): «Ах, рассукин сын, Камаринский мужик, не хотел своей боярыне служить». А далее – чего от него боярыня хотела, и куда мужик ея послал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как видим, песня бунтарская, разбойничья, а не про «подняв ножку». Это уже потом, когда в кабаках социальную злобу заливать стали. В некоторых работах эту песню даже называют «Русской Марсельезой XVII века». «Немецкой Марсельезой» того же времени, как известно, именуют хорал на слова Лютера «Господь – единый наш оплот». Каждой нации – свое!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вариантов песни было множество, перепевов – тоже. Использовалась по-всякому, в том числе под нее вешали народовольцев (в Киеве, в конце 1870-х).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но из всего этого богатства мне нужен был лишь вариант Трефолева. Прочитал я его еще в детстве в замечательной книжке «Чтец-декламатор за 1912 год». Увы, Река Времен унесла книжку в неизвестном направлении, в Сети же полного текста нет. Вариант Папанова – самое начало, стихотворение очень большое, фактически – поэма. Довольно мрачная, бедняга Касьян-именинник в конце концов замерзает, пьяный, на улице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне требовалась именно ситуация Касьянова дня, точнее, ночи, ибо это наш, православный, ответ «ихней» Св. Вальпургии.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;102<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Про «рекламу». Моя позиция обратная. До недавнего времени я не хотел, чтобы в Харькове знали, кто такой Андрей Валентинов. Ни к чему! Все изменилось года два назад, когда меня стали тягать на телевидение, а заодно начались «Звездные Мосты». Теперь знают, ректор читает мои книги, а декан возит их в Киев дарить моим поклонникам в министерстве. Но мне это зачем? Книги будут покупать (или не покупать) вне зависимости от того, кто я и где живу. Если бы хоть учебную нагрузку слегка уменьшили! Где там, наоборот. Мол, вы еще и писатель, Андрей Валентинович! Романы пописываете-с? Между прочим, на моем же факультете работают Зоричи, так они до сих пор конспирируют – опасаются. Люди добрыми бывают только после опохмелки, в остальное же время – не очень. Конечно, и студенты с книжками подходят за автографами, и прочие радости случаются, но меня сие никак не вдохновляет. Честно!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет удобства или неудобства, если «знают, что писатель». Мне в принципе все равно. Но по характеру я очень замкнутый человек, и субъективно мне легче, если «не знают». Точнее, свои пусть знают, а остальные – совсем наоборот.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;103<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не то что я особо деловой человек, но мне везет на друзей. Вместе можно и постараться. В редакции (сам) ни разу не ходил, да и не собирался. И тексты «дядям» сам не предлагал. Гордый я! Вот попросите – подумаю.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;104<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На конвенте в глубоко пьяном виде вел нудные разговоры о том, когда же начнут издавать полного Булычева (хотя бы по типу «черных» Стругацких) и полных Лукиных. Получал на это глубоко пьяные нудные ответы, смысл которых: нет заказчика. Нет заказчика на Булычева, нет заказчика на Лукиных. И разве только на них? Поднимаются воды до души моей!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В целом же вывод по последнему году у меня скверный. Мы (Фантастика) действительно стали литературой, причем с чиновниками, боссами, пьяными хулиганами (это я о себе), литературными приживалками, девочками и мальчиками по вызову… Так и хочется уйти в широкошумныя дубравы, книжки писать…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;105<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Твое размышление о том, что мы, мужчины и женщины, хотим «не того», философично, но по факту – сомнительно. Я-то всю жизнь знал, чего хочу. Пока, по крайней мере. Наиболее четко мысли выстраиваются при похмелье (сразу ясно, чего), но и в реальной жизни тоже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нюанс в другом: мужчины и женщины, как справедливо отмечал Аристотель, хоть и близкие, но РАЗНЫЕ биологические виды. Отсюда невозможность стратегического совпадения интересов. Недаром брак считается СОЮЗОМ. А союзники – всего лишь союзники. У некоторых видов с человеком возможен СИМБИОЗ (в биологическом смысле). Кошки, скажем. А вот с женщиной – только союз. Между прочим, в Писании «Адам» – именно «Человек». В украинской «мове» «мужчина» – «чоловик». И так далее, по всем словарям.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;106<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Алкоголизм, если задуматься, не только быстрый путь в могилу, но и целая философия<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Запой… Моя жизнь четко делится сейчас на «запой» и «незапой», две разные сущности, фактически раскол личности. Очень интересно наблюдать за самим собой. Вход и выход – в запой обычно «срываюсь», словно в отпуск ухожу, когда устаю. В «незапое» я капитально скучен и эстетически глух. И vicе versa. Мыслю тоже по-разному, по-разному реагирую, чувствую. Скажем, продумывать новую работу лучше в запое. Главное, уметь управлять процессом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос о запое, как образе жизни, слишком фундаментальный, дабы переходить на скороговорку. Но если коротко: это алгоритм доктора Джекиля и мистера Хайда. Кажется, Стивенсон знал, о чем пишет. Мне лично нравится быть и Джекилем, и Хайдом. Все это кончается известно чем? А жизнь чем кончается? Зато можно жить двумя разными жизнями, что вдвое интереснее. И чем больше Джекиль и Хайд между собой различаются, тем все завлекательнее. «Мы» (не только я!) так и рвемся во всякие невиданные страны. А в невиданную еще жизнь? Не интереснее ли это? Тем паче для писателя?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому не стоит все сводить к медицине. «Пить вредно» – для пиплов, для них все вредно. Их дело – зарабатывать и книжки покупать, дабы нам на коньяк хватило.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;107 ЗИЛАНТ-СТИШИЯ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;(написано в Казани)<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Союз писателей – писателей соузье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Фантастика начнется на таможне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. А левый глаз выкалывать не стану.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Там крестоносцы. Да еще с гвоздями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Пусть даже на кол. Но зачем осина?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Был принят в члены, хоть просился – мозгом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7…И на охоту, эльфов пострелять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Затем они журнал свернули в трубку…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Позвольте пару бомб без протокола.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. При чем тут мат? Открыл я разговорник…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11. Теперь уже и Азимов – татарин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12. А в журналиста все же промахнулся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13. Политкорректен только крематорий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14. Вы видите во мне лишь людоеда!..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15. Затем он спьяну вызвал д’Артаньяна…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16. Потертый скальп, хранимый у камина…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17. Читал Хайнлайна в извращенной форме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18. Литературой стали… Ну и поза!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19. Смущает профанация садизма.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;108<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бард – раб (палиндром – только что сочинился).<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;109<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утверждаясь в ненависти к современной масскультуре, изловил по радио станцию, на которой гонят «старую» (относительно, увы) музыку, и почти не выключаю. Все-таки деградация имеет место. Ярчайший пример: попытка «современных» исполнить «старые» песни – те, которые о главном. Не тот класс езды на поросенке, не тот! А иногда такое крутить станут, редкое, душа прямо-таки млеет. Машинку бы Времени, прогуляться по Харькову 70-х!..<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;110<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Украинская эстрада – парад уродов. Всего и было у нас – сестричка Вика, братья Гадюкины и «Кому Вниз». И тех «нема». Зато по упомянутой программе среди всяких Белоусовых (тоже ретро, надо же!) то кинут подлинное исполнение «Бессамо мучас», то «Был день осенний, и листья тихо опадали», то «Лейся песня». Вот «Крик птицы» песняровский никак не поймаю. Так что к музыке я отношусь более чем, почти как к наркотику.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;111<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Озаботился я установить у себя кабельное ТВ, сорок каналов. Так и знал: всего много, а кино нормальное только по одному и гонят – «Наше кино» НТВ. Почти сразу же наткнулся на «Легенду о Тиле». Надо было бежать на работу, надо было… А я стоял – и смотрел. Один из лучших фильмов всех времен и народов, без всяких шуток. Смотрел, млел, покрывался гусиной кожей… Хочу цензуру! Хочу худсоветы! Хочу жестокий отбор репертуара! Закрыть Голливуд! Снимать по десять фильмов в год, но с настоящим бюджетом! Каждый фильм должен утверждаться лично мной! Режиссеров, не прошедших худсовет, направлять в Школу перевоспитания им. 7-го мая!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А потом и музыкой займемся, ой займемся!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если в России отменят цензуру, я эмигрирую» (Н.М. Карамзин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фильм про Тиля – истинный шедевр, ни убавить, ни прибавить. Меня особенно тешит то, что при Совдепии-Большевизии умудрились снять фильм НЕ про Ленина вполне на европейском уровне. То есть и деньги были, и Фландрию снимали во Фландрии, а не в Риге, и христианские аллюзии, где надо, не боялись вводить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Более того, этот фильм развеивает гнусный диссидентский миф о том, что «официальное» искусство было импотентным, а вот, скажем, Тарковский… Про Тиля сняли Наумов и Алов, официальнее некуда, а результат? Тарковский отдыхает, жалкое подобие левой руки, кустарщина, дипломная работа студента-хорошиста. А ведь Наумов и Алов были не единственные и не самые лучшие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот прекрасная иллюстрация теории Шафаревича о «малом народе». Небольшая организованная группа начинает дурить нации голову, навязывая ей свои стереотипы, в том числе культурные. Скажем, Наумов – Алов – плохо, зато Тарковский (Кира Муратова, Герман) – хорошо. Потом это записывают в учебники – и все. Скажем, кто решил, что Пушкин – лучший поэт, чем Жуковский? Да Белинский это решил, демократы с либералишками подхватили, а потом (бывают же совпадения!) Пушкин стал любимым поэтом семьи Романовых. Вот и сделался «Кукушкин» ихним «всем». Назначили!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Моя русская половина души скорбит, нерусская – заходится в злобном хохоте. Впрочем, с нашим Шевченко история еще хуже.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;112<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насчет «глянцовок»… Вероятно, я автор другого поколения. Мой (подчеркиваю: исключительно МОЙ) опыт: НИКОГДА не идти ни у кого на поводу. Пишу, ЧЕГО ХОЧУ. Исправляю лишь то, с чем СОГЛАШАЮСЬ в душе. Сюжеты, героев и прочее задумываю и выбираю только САМ. Советы слушаю очень внимательно, но решаю только САМ. Это не максимализм, это – политика. Теперь оглядываюсь на свое «содрание сочинений»: не стыдно ни за одну книгу. У меня же не только «Нить Времен», есть два тома совместных детективчиков (жуткая черная пародия). Не стыдно! Есть даже коммерческий сериал (в соавторстве под общим псевдо). Не стыдно! Перечитываю с удовольствием. Таким образом, дело не в установке на «нетленку». Надо делать ЧТО ХОШЬ. А что не хошь, не надо – прямо как в сексе. «Читателю не нужен мой уровень, а нужно ему забойное чтиво» – НЕТ! НЕТ! НЕТ!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;113<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приятно, когда сравнивают с Ремарком. Хвастаюсь – было уже не один раз. Очень люблю и уважаю Ремарка! Поразила одна мысль в статье о нем: герои Ремарка погибают или умирают, но книги остаются все равно оптимистическими. Ведь ВСЕ ПОМРЕМ, поэтому главное не что помер, а КАК ПРОЖИЛ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот об этом я и пишу.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;114<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утонул в древних миниатюрах, подкинутых мне Зоричем, их сотни и сотни, чуть ли не полный диск. Красивые! Миниатюры – времен Столетней войны из соответствующих летописей и хроник.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим, это тоже хороший способ подняться над судьбой – просто (просто! просто?) ощутить себя НАД Временем. Ты современник всего – и останешься таким всегда, раз уж попал в этот мир. Ты ведь не огорчаешься от того, что в данный момент тебя нет, скажем, в Австралии. Так и со Временем – в XXIII веке тебя нет, но в 1989 году ты есть! И всегда будешь, и никуда не денешься.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце концов, дикари тоже печалились, что солнце каждый вечер умирает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это я в дзен впадаю, точнее, уже впал. Читаю Миямото Мусаси.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;115<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чего в Прошлом делать? Да чего угодно, только 1) мир не спасать, 2) крутость свою зря не казать. Набираться впечатлений, думать. Иногда – общаться, но не слишком. А потом можно и фортель какой-нибудь выкинуть, напоследок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;…Потому что в Прошлом – ты бог. Самый настоящий, ибо обладаешь предвидением и почти что всезнанием. А богу необязательно все время доказывать свою божественность, достаточно быть таковым. Так что поездка в Прошлое – экскурсия для бога. Чем плохо?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что делать, попав в конкретную точку, скажем, в 1977 год? А что делают на экскурсиях в других городах и странах? Можно чинно осмотреть достопримечательности, а можно прогудеть отпускные в прибрежной харчевне и построить папуасов в три ряда. Спасать мир, повторюсь, не рекомендуется – скучное и неблагодарное занятие.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;116<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сон… Уже два дня не могу его забыть. Как ни странно, мне снился конвент. Впервые, между прочим. Чего угодно виделось, но не конвенты. Недаром считается, что работа никогда не снится. И правда, но на этот раз…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое-то здание, на санаторий никак не похоже, длинные полутемные коридоры, но людей очень много, шумно, однако без драк и ссор. К дому примыкает двор, очень большой, наружные лестницы, ведущие к пристройкам, где народ квартирует.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечер, солнце давно село. Огни почти не горят.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя комната тоже в пристройке, деревянная лестница времен нэпа, да и весь антураж старинный, непривычный. Замка нет, две кровати, какие-то темные фото в деревянных рамках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Веселимся, неяркий свет чуть ли не масляных ламп, какие-то знакомые, как и обычно во сне, не различаю лиц. Долго, долго… Но вот народ собирается в холле, точнее, в широком коридоре, откуда двери ведут во все тот же двор. Улицы нет, она словно исчезла, хотя я помню, что все это происходит в городе, не в лесу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ждем, ничего нет, куда-то подевались вещи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего не происходит, расходимся, я поднимаюсь в комнату.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стучат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знаю, что открывать нельзя, но замка нет, стучат снова и снова. Знаю, что в глубине души я этого и ждал, но открывать нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не страшно – просто нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почему-то вспоминается какая-то давняя знакомая, вспоминаю, что она замужем, мы не виделись много лет. А тогда была комната, похожая на эту, такая же чужая, неуютная, и кровать неуютная, и дверь не закрывалась…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стучат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В комнате совсем темно. Вместо фотографий – темные черные дыры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если лягу на кровать, то уже не встану. Нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бежать некуда, да и не хочется. Не страшно, не тоскливо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ничего. Просто – ничего. Скоро все равно подадут автобусы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стучат…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;117<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касаемо взаимовлияния «Я и Чужой Текст» и «Я и Чужой Выдуманный Мир», то сразу не ответишь. Да, по младости годов было и желание переписать чужую книгу, и переснять фильм. Теперь почти прошло. Почти – пару раз я отправлялся гулять по чужим мирам, делая их «своими». Скажем, прошелся по «Волкодаву» с весьма катастрофическими последствиями («Печать на сердце твоем»), по «Дон Кихоту» («Ола»), чуть раньше – по сериалу «Спрут» («Изгнание экзорциста», еще не издано). Сейчас такого стараюсь избегать, даже в мыслях. Своих миров хватает, вернее, своего уже сложившегося мира. Как я понял, он довольно-таки большой.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;118<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Некий мой знакомый в каждую нашу встречу начинал с фразы: «Какой ты стал толстый!» Я терпел, пока не похудел, а потом послал его подальше. Отчего? Да оттого, что он, гад, выначивался по поводу ФИЗИЧЕСКОГО (с его точки зрения) недостатка. Я же не встречал его фразой: «Какой же ты, братец, идиот от рождения – и не меняешься!» Но я-то похудел, а он… Когда же речь идет о вопросах ТВОРЧЕСКИХ, мне кажется, что обижаться вообще не на что. В свое время я обиделся на одного Му Да за то, что он ругал некий наш совместный роман, НЕ ПРОЧИТАВ его. Мол, не читал, но знаю, что плохо. Вот за такое и вправду обижаешься, ибо НЕСПРАВЕДЛИВО. А если текст прочитан и высказано МНЕНИЕ, то какие обиды?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное дело, если суждение выходит за рамки литературы, как у того же Амнуэля, обвинившего меня в антисемитизме. Само по себе это еще не повод для обиды (а вдруг его и вправду ЗАДЕЛО-ЗАЦЕПИЛО?), но этот «герой», как я уже писал, шипел за спиной, но ИСПУГАЛСЯ и не решился повторить мне в глаза. Заегозил, задергался. И как такое оценить? Обижаться, впрочем, на подобную субстанцию тоже не стоит. Пошел бы он!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;119<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Москали прислали снег с перебором, Харьков завалило, Херсон залило, Херсон – хер сон, лед-гололед, танки вперед, в ледяной поход, вычистим, выгребем, зачем нам, лучше в Израиль, охладятся, бросят драться, тропа у дома, след в след – на Интернет, свободных мест нет, всем привет, час ночи, куда спешить, утром экзамен, день дурных дел, как мыла поел, учебная часть с ушами, слышит, бродит-ходит, нюх-нюх, стук-стук, послал, пошли, обещали вернуться, студент в кольчуге, кольчуга плоха, ролевик наверняка, хочет пятерку, хочет автограф, два автографа, автографы дал, пятерку не дал, переизданий нет, еще раз привет, Валентинова много, затоварило, склады забило, улицы мостят, денег не сулят, нечего «Флегетон» писать, говорят, дракон, космос, бензопила, бестселлер, бесткиллер, наваял доклад, рад (прочитай – оценку дай!), на Роскон поедет отряд, трубы трубят, все харьковчане в ряд, глаза горят, враг будет: смят, распят, разъят и изъят, письмо от Рыбакова, какого, такого, грустный оскал, демократы – кал, навоевались, назащищались, права человека – не лозунг века, Хельсинки – в Нарым, вскроем нарыв, лет через пять – вновь защищать, Павловский придет – цензуру введет, самиздат, тамиздат, фантастнеиздат, это мы «вроде» привыкли к свободе, «вроде» привычка – мигом отвычка, не верю в Имперью, не свобода плоха, а власть дурака, ночью хорошо, скрипит снег, зима как при «застое», гулять, дышать, легким полезно, не долго, лежать – не ответ, в третий раз привет.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;120. ЧТО НАПИШУТ ЛИТЕРАТУРОВЕДЫ БУДУЩЕГО<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;О НЫНЕШНЕЙ ФАНТАСТИКЕ<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Истории, отверзшей мрачный зрак,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет дела до возни некормленных писак,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пытавшихся скудеющим умишком<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пополнить свой кошель заемным серебришком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иное видится: великия дела<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фантастика свершить в России возмогла,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ея титаны, Ельцин и Гайдар,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не книгу, но страну химерам дали в дар,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утопиям, своим размахом смелым,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дающим фору всяким Кампанеллам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;А с ними – карлики, пигмеи-Кравчуки,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чьи подвиги, однако ж, велики,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уэллса круче – быстро, без условья,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отправить полстраны назад в Средневековье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вместе все, принявши верный тон,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Народы повлекли с собой в Армагеддон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;История – Фантастики сестра,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И обе греются у страшного костра,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сгорают в коем не дрова – мечтанья<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О космосе, о тайнах мирозданья,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;О будущем, где каждый – брат и друг,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Где все живут под сению наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;То пламя освещало наши беды,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И дымом шли Туманность Андромеды,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И Полудень Великого Кольца,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И КЭЦ-звезда, и счастье без конца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такой трагедии достойны лишь Гомеры.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако же иные зрим примеры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Писатели – в России, не в России,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не соблазняясь тернием мессии,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кропали ерунду, порой и хуже даже,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не для души, а просто для продажи,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Драконов с эльфами без счету разводя,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заемных, не своих – воруя, не щадя,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Толкина, у прочих. Космоцарства<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пылали в пламени вселенского коварства,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока десантник Джон, pardon, Иван<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не разбивал в бою проклятых марсиан,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За се вознагражден любовию принцессы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Там Сатане служили дружно мессы,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вампир там приходил, не прошен, к нам на пир,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И тайны мира все скрывал кумир,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хранимый в подземелиях Кремля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такую чушью полнилась земля,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое и писали, и читали,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;За сим забыли их, не вспоминали,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;И ныне, в Полдень века Двадцать Два,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нет смысла тратить лишние слова.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;121<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плохо, когда начинаешь понимать, что игра сделана, команды уже разошлись, да и народ с трибун расползается. Что осталось? Буфет еще работает, можно с приятелями (кто еще не ушел) потрепаться, но они спешат, да и буфет скоро закроется. А главное, знаешь, что все равно придется уходить – и скоро. Конечно, можно и лишний бутерброд заказать, горячий, с сыром, и дамочке подмигнуть… Но стрелка движется, сквозь красную морду бармена проступает мертвая желтая кость.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уходим…<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;122<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фантастика не эскапизм – Зеркало! Причем Зеркало поистине волшебное, показывающее куда точнее и ярче, чем треснутые и пыльные стеклышки «реализма». Потому и боятся нашего Зеркала те, кто с удовольствием прикрыл бы все зеркала на свете черным.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;123<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Или я опять не прав?<br>
<br><br><br>