&nbsp;-------<br>|&nbsp;bookZ.ru collection<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;Гейнц&nbsp;Гудериан<br>|<br>|&nbsp;&nbsp;Воспоминания солдата<br>&nbsp;-------<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейнц Гудериан<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспоминания солдата<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Мы стали солдатами, чтобы защитить отечество»<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предисловие к русскому изданию<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слова, вынесенные в заголовок этого очерка, Гейнц Гудериан написал в Предисловии к своим мемуарам «Воспоминания солдата» и продолжил: «Чтобы подготовить из нашей молодежи людей честных и способных с оружием в руках оборонять свою страну, мы охотно выполняли свои обязанности». Из всех начальников Генштаба сухопутных войск, сменившихся за время правления Гитлера, Гейнц Гудериан был самым талантливым. Мало того, даже если бы он и не занял этот пост, он все равно входил в первую если не десятку, то двадцатку самых успешных «генералов Гитлера». Он успел принять участие в создании танковых войск Германии, в разгроме Франции, в боях на советско-германском фронте. Остается лишь жалеть, что этот безусловно талантливый человек оказался на службе у нацистов.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военный во втором поколении<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мемуары Гейнца Гудериана в т. ч. содержат и биографические сведения о нем. Тем не менее в предисловии мы решили кратко остановиться на его жизни, даже если это и будет в какой-то степени дублировать мемуары. Краткий и компактный очерк жизни Гудериана поможет читателям проще ориентироваться во всех хитросплетениях его жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейнц Вильгельм Гудериан (Guderian) родился 17 июня 1888 г. в небольшом западнопрусском городе Кульме, расположенном к югу от Данцига. Его отец – на тот момент 30-летний обер-лейтенант – служил во 2-м (Померанском) егерском князя Бисмарка батальоне. Гейнц был первенцем, через два с половиной года – 2 октября 1890 г. – в семье появился еще один сын, которого назвали в честь отца Фридрихом (но называли всегда сокращенно – Фрицем).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окончания кадетского корпуса в феврале 1907 г. Гейнц успешно сдал выпускной экзамен и, получив аттестат о среднем образовании, 28 февраля в звании фенриха прибыл для прохождения службы в 10-й Ганноверский егерский батальон, дислоцированный в лотарингском городе Биче. Выбор места службы был вполне в традициях германской армии, где всегда уделяли большое внимание формированию офицерских династий: дело в том, что 10-м егерским батальоном в это время командовал отец Гейнца, произведенный к тому времени уже в подполковники.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пройдя «курс молодого бойца», Гейнц был 10 апреля 1907 г. отправлен на учебу в военное училище в Меце, где получил необходимую для получения офицерского звания подготовку. 14 декабря 1907 г. он вернулся в батальон и 27 января 1908 г. получил лейтенантские погоны. 1 октября 1909 г. 10-й батальон был переведен в Гослар. С 28 июня по 28 июля 1910 г. он проходил стажировку в 10-м Ганноверском саперном батальоне (Hannoversches Pionier-Bataillon Nr.10) в Миндене, а 1 октября 1912 г. был переведен в размещенный в Кобленце 3-й телеграфный батальон (Telegraphen-Bataillon Nr.3). Здесь Гудериан получил возможность изучить радиодело и оценить преимущества предоставляемые хорошей связью, – позже он настоит на том, чтобы в танковые войсках Германии связь была бы на высоком уровне и все без исключения танки были бы оборудованы радиостанциями. Это дало немецким танковым частям большое преимущество, например, перед советскими танковыми соединениями, где радиостанции были лишь на командирских танках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1913 г. стало для Гейнца Гудериана одной из наиболее памятных дат его жизни: в этот день он получил сообщение о зачислении его в число слушателей берлинской Военной академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако Гудериану так и не удалось получить полноценное образование офицера Генерального штаба. Курс Военной академии был рассчитан на три года, а Гейнцу удалось проучиться менее одного. 1 августа 1914 г. в Германии была объявлена всеобщая мобилизация, и посол Его Величества Германского кайзера в Санкт-Петербурге граф Фридрих Пурталес вручил российскому министру иностранных дел гофмейстеру Сергею Сазонову ноту об объявлении Германией войны Российской империи. Началась Первая мировая война. Все военно-учебные заведения в срочном порядке провели ускоренный выпуск специалистов. Однако года учебы было явно недостаточно, чтобы быть причисленным к «Обители Богов» – германскому Генштабу – и лейтенант Гейнц Гудериан был просто отправлен в действующую армию, в тот род войск, в котором служил до поступления в академию. 2 августа 1914 г. Гудериан принял под свое начало 3-ю тяжелую радиостанцию 5-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта барона Манфреда фон Рихтгофена. Дивизия отправлялась на Запад в составе 3-й армии генерал-полковника барона Макса фон Гаузена. Первые бои Мировой войны Гудериану довелось вести на Маасе, а в сентябре 1914-го он во время Марнского сражения проявил себя прекрасным командиром и получил свою первую боевую награду – Железный крест 2-го класса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже 4 октября он получил более ответственное назначение – начальником 4-й тяжелой радиостанции при штабе действовавшей во Фландрии 4-й армии. Армия, во главе которой стоял генерал-полковник герцог Альбрехт Вюртембергский, сражалась на Лисе – у Ипра и на Изере. В октябре армия приняла участие в кровопролитном сражении на Изере, форсировала эту реку и нанесла поражение французам. 8 ноября 1914 г. Гейнц Гудериан был произведен в обер-лейтенанты. Память о службе под знаменами герцога Вюртембергского оставалась у Гудериана и в награде: ему был пожалован Рыцарский крест 2-го класса Королевского вюртембергского ордена Фридриха с мечами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое наступление на Ипре началось в конце апреля 1915 г. и хотя и имело, ценой больших потерь, местный успех, но достигнуть первоначально поставленной задачи – захвата Изерского канала до Ипра включительно – не удалось. Командование отметило способного офицера и 17 мая 1915 г. он был переведен на должность вспомогательного офицера секретной службы связи при командовании 4-й армии. На этом посту Гудериан смог получить опыт уже офицера разведки, причем непосредственно связанного с работой с техническими средствами. Уже 18 декабря 1915 г. он был произведен в капитаны – столь быстрая карьера для обер-офицера была в целом не характерна для германской армии, даже учитывая военные действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1916 год Гудериан провел в армейских штабах. Сначала 27 января 1916 г. он был причислен (а несколько позже официально переведен) в штаб 5-й армии, где 9 февраля занял должность аналогичную той, что была у него в 4-й армии. 18 июля 1916 г. он был вновь возвращен в штаб 4-й армии, на этот раз в качестве офицера связи. Хотя Гудериан и не получил обычную подготовку офицера Генерального штаба, командование решило «двигать» перспективного офицера: шла войны и было необходимо восполнять потери в генштабистах, а также заполнять вакансии во вновь формируемых соединениях. В связи с этим генералам приходилось сквозь пальцы смотреть на наличие у офицеров соответствующего диплома и выдвигать на штабные должности наиболее подготовленных специалистов. В число таких «генштабистов военного времени» попал и капитан Гудериан. 3 апреля 1917. он был назначен 2-м офицером Генштаба в штаб 4-й пехотной дивизии. 2-й офицер Генштаба (по штатному расписанию lb) возглавлял Квартирмейстерский отдел штаба и отвечал за обеспечение дивизии, а также за военнопленных, поддержание порядка в тыловом районе дивизии и так далее. Таким образом Гейнц фактически начал службу офицера Генштаба, но пока еще не будучи официально причисленными к этому военному ведомству – это произойдет позже, только 27 февраля 1918 г., после выполнения ряда формальностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так получилось, что в 1917 г. Гудериану пришлось сменить значительное количество мест службы – его постоянно перебрасывали из одного штаба в другой. Сначала 27 апреля его определили в Квартирмейстерский отдел штаба 1-й армии, где он занял должность офицера по снабжению. Затем в мае он стал квартирмейстером (то есть 2-м офицером Генштаба) в штабе 52-й резервной дивизии, с которой принял участие в боях на реке Эна. В следующем месяце он возглавил Квартирмейстерский отдел штаба Гвардейского корпуса, а в июля стал начальником разведки (или по штатному расписанию 3-м офицером Генштаба – 1с) в штабе X резервного корпуса. Однако уже 11 августа его перевели в штаб 4-й пехотной дивизии, а в сентября назначили командиром 2-го батальона 14-го пехотного полка. Это была единственная командная должность, которую Гудериан занимал в военное время, поэтому можно сказать, что опыта исполнения обязанностей командира во время военных действий он практически полностью не имел. Что, впрочем, не помешало позже Гудериану стать одним из лучших танковых командиров вермахта – талант полководца в него был, так сказать, от Бога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 октября 1917 г. Гудериан был назначен 1-м офицером Генштаба (то есть начальником Оперативного отдела – 1а) штаба армейского управления «Ц» (Armeeabteilung С), развернутого в Лотарингии. Наконец, в начале 1918 года командование озаботилось проблемой, что столь важные штабные должности занимал человек, официально не причисленный к Генштабу, и 10 января Гудериан был направлен в Седан на 6-е курсы Генштаба. Отучившись месяц, он получил кратковременный отдых и 23 мая 1918 г. занял должность квартирмейстера (2-го офицера Генштаба) в штабе XXXVIII резервного корпуса. Уже незадолго до конца войны Гудериан впервые оставил Западный фронт и был отправлен на юг: 20 сентября 1918 г. он стал 1-м офицером Генштаба в штабе германского военного представительства на оккупированной территории Италии. В самые последние дни войны – 8 ноября 1918 г., когда германским представителям были уже предъявлены условия перемирия – Гудериан получил назначение в штаб X армейского корпуса.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот это мне и нужно!»<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранним промозглым утром – около пяти часов – 11 ноября 1918 г. германская делегация во главе с Матиасом Эрцбергером прибыла на небольшую круглую полянку близ станции Ретонд в Компьенском лесу. Посередине поляны стоял личный салон-вагон главнокомандующего союзными войсками на Западном фронте Фердинанда Фоша. Побледневшие взволнованные немцы вошли в вагон, где во главе стола величественно восседал маршал Франции. Через несколько минут подпись Эрцбергера скрепила условия перемирия, завершившего Первую мировую войну. Встав, Эрцбергер сказал с горечью: «Лишая нас возможности защищаться, вы губите нас, губите также и себя». Первая мировая война закончилась для Германии сокрушительным поражением. Теперь новым правителям Германии предстояло резко сократить армию, оставив в ее рядах лишь наиболее подготовленных и перспективных офицеров. Этот процесс занял примерно год, а пока – в эпоху безвременья и распада – Гудериану довелось поучаствовать в лихорадочных попытках армии сохранить целостность побежденной страны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала в течение пяти дней (22–27 ноября) Гейнц Гудериан числился офицером для особых поручений при штабе I армейского корпуса, а затем был направлен в Главное управление пограничных войск «Восток». В подобные командования были включены наиболее боеспособные части германской армии, на которые была возложена важнейшая функция: удержать границы и не допустить самочинного захвата германских территорий со стороны соседей. И самым важным было именно восточное направление, где создававшееся молодое польское государство предъявило претензии на Силезию. Кроме того «пограничникам» приходилось и поддерживать порядок на вверенных территориях, где активную деятельность развернули коммунисты, рассчитывавшие захватить власть если не во всей Германии, то хотя бы в некоторых ее землях. Здесь стоит отметить, что по условиям Версальского мира Гудериан потерял свою малую родину – Кульм отныне оказался на территории независимой Польши и теперь именовался Хелмно. Место своего рождения Гейнцу Гудериану было суждено увидеть только 3 сентября 1939 г. – близ этого города проходит маршрут движения его танковых колонн. Тогда он скажет Гитлеру: «Я имел честь приветствовать вас в марте прошлого года [1938-го. – Прим. авт.] на вашей родине [В австрийском городе Линце. – Прим. авт.], сегодня я могу принять вас на моей. Кульм – город, в котором я родился» [1 - Гудериан Г. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону, 1998. С. 96.]. Но до этого события было еще больше 20 лет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 декабря 1918 г. Гудериан был официально зачислен в штаты Военного министерства, однако фактически остался на прежней должности на Востоке. 10 января 1919 г. его перевели в Бреслау, в штаб командования пограничной охраны «Юг», затем начиная с 16 апреля 1919 г. он сменил несколько постов, пока 30 мая не принял должность квартирмейстера (2-го офицера Генштаба) и временно исполняющего обязанности 1-го офицера Генштаба (начальника Командного отдела) штаба «Железной дивизии» – то есть фактически капитан Гейнц Гудериан стал начальником штаба дивизии и первых заместителем ее командира. Эта дивизия была сформирована в декабре 1918 года, после начала эвакуации регулярных немецких войск из Прибалтики. Формально она не подчинялась немецкому командованию, формировалась из добровольцев и с июня 1919 г. была частью – а точнее сказать, ядром – армии Латышской республики. Фактически «Железная дивизия» была наиболее боеспособным вооруженным формированием на территории Литвы и ее руководство оказывало очень значительное влияние на формирование внутренней политики и расстановку сил в Латышской Республики. Штаб дивизии сначала размещался в Риге, а затем был переведен в Митаву. Через некоторое время однако на Германию стали оказывать сильное давление страны-победительницы, не желавшие усиления германского влияния в Прибалтике, и Берлин был вынужден в октябре 1919 г. расформировать дивизию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Прибалтики Гудериана сначала 24 августа 1919 г. отправили в штаб командования пограничной охраны «Север», а 30 октября 1919 г. назначили офицером по обработке данных в составе 10-го егерского батальона, с причислением к 10-й бригаде рейхсвера, расквартированной в Ганновере. Теперь Гудериан стал кадровым офицером рейхсвера, что было большой удачей – в рейхсвере было всего 4 тысячи офицеров и туда отбирали только лучших. С Гудерианом командование не ошиблось, он действительно был прирожденным командиром и блестящим специалистом, и его вклад в воссоздание немецкой армии был огромным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 января 1920 г. Гудериан был назначен командиром 3-й роты 10-го егерского батальона в Госларе, 16 мая 1920 г. он был переведен на подобную должность в 20-й, а 8 сентября 1920 года – в 17-й пехотный полк. Вскоре Гудериану опять повезло, начальство предложило ему вернуться в Генеральный штаб – эта также было большой удачей, так как в штатах рейхсвера подобных должностей было крайне мало: Германия по условиям Версальского мира вообще не имела права иметь Большой Генеральный штаб и он теперь скрывался под названием Войскового правления Руководства сухопутных войск Имперского Военного министерства. Было принято решение откомандировать Гудериана в 6-ю инспекцию – In 6 (К) – которая занималась вопросами автомобильных войск. Важность будущей работы была прежде всего в том, что в Версале Германии запретили иметь танки, а моторизованные части могли использовать исключительно в качестве транспортных подразделений. Это, конечно, не стало большим препятствием для немецких генералов и они начали в полном секрете проводить разработки по вопросам технического оснащения и тактики применения мобильных соединений. Этим предстояло заниматься и Гудериану.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сначала в качестве подготовки к будущей работе он был откомандирован (приказ об этом состоялся 16 января 1920 г.) в размещавшийся в Мюнхене 7-й автотранспортный батальон – такое название («транспортный») использовалось для введения в заблуждение наблюдателей стран-победительниц. Батальоном командовал майор Освальд Лутц, с которым в будущем Гудериану придется довольно тесно сотрудничать. Вклад Лутца в создание танковых войск был никак не меньше, чем Гудериана, а возможно даже и больше. Ознакомившись с принципами действий мобильных частей Гейнц Гудериан был 1 апреля того же года официально зачислен в штат автотранспортной инспекции. Хотя изначально предполагалось, что он будет заниматься вопросами организации и использования этих частей, ему были поручены дела по техническому обеспечению автомобильных соединений – возможно сказался тот факт, что в его послужном списке было много квартирмейстерских должностей. Надо сказать, что Гудериан от таких перемен в восторг не пришел и даже попытался «бунтовать», требуя возвращения в регулярные части. Однако его рапорт во внимание принят не был и он приступил к своим обязанностям. Этот период службы стал крайне важным для будущего генерала. Он смог ознакомиться с работами зарубежных военных авторов, отстаивавших позицию, что в будущей войне мобильные и танковые войска будут играть (наряду с авиацией) одну из важнейших, фактически решающую роль. Гудериан штудировал работы англичан Джона Фуллера, Джиффарда Мартеля и Бейзила Лиддел Гарта, австрийца Фрица Хейгеля. И их идея о том, что танковые войска должны быть самостоятельным родом войск, а не просто частями поддержки пехоты, захватила его и он самостоятельно начал исследовать вопросы использования мобильных соединений. Зимой 1923/24 г. Гудериан (с благословения руководства) организовал военную игру «Использование моторизованных войск во взаимодействии с авиацией». При проведении этого мероприятия он показал себя не только способным генштабистом, но и человеком передовых взглядов. После этого командование решило использовать его для обучения молодых кадров генштабистов. В связи с этим он 1 октября 1924 г. был откомандирован в штаб 2-й дивизии в Штеттине, где получил должность инструктора вспомогательных командных курсов, то есть преподавателя тактики и военного искусства на курсах, готовивших офицеров Генштаба – что было категорически запрещено условиями Версальского мира. 1 февраля 1927 г. Гудериан получил очередное воинское звание – он стал майором. С момента последнего производства прошло 12 лет, что довольно много, но дальше карьеру Гейнца Гудериана пошла по возрастающей и в течение следующих 12 лет он повышался пять раз, став генералом танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1927 г. Гудериан был переведен в Войсковое управление, он был назначен советником Транспортного отдела (Transport Abteilung) – Т 1 IV. Этот отдел в описываемый период возглавляли полковник Ганс Хальм (1.1.1926 – 1.11.1927), майор (с 1 февраля 1929 года – подполковник) Альфред Вэгер (1.11.1927 – 1.4.1929), подполковник Фридрих Кюне (с 1.4.1929). В отделе Гудериан занимался вопросами использования транспорта для переброски войск, пока только переброски, а не использования в бою. Причем в данном случае разработки Гудериана, считавшего подобные переброски вполне реальными, вызвали довольно критическое отношение со стороны его старших товарищей, которые не смогли оценить перспектив мобильной войны. Одновременно с 1 октября 1928 по 31 января 1930 года Гудериан преподавал тактику на курсах при штабе автотранспортных частей в Берлине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1929 г. Гудериан был на месяц командирован в Швецию, где ему предстояло ознакомиться с организацией и действиями танковых батальонов (на их вооружении стояли танки STRV т/21 и STRV т/21-29, созданные по аналогии с немецким LK II). В Швеции его прикомандировали ко 2-му гвардейскому батальону. Несмотря на относительную неразвитость танковых частей в Швеции, эта командировка стала одним из важнейших этапов в формировании идей Гудериана. Вернувшись из нее, он сделал вывод о том, что «танки могут быть использованы наиболее эффективно лишь тогда, когда всем остальным родам войск, поддерживающим танки, будет придана такая же скорость и проходимость. Танки должны играть ведущую роль в соединениях, состоявших из различных родов войск; все остальные рода войск обязаны действовать в интересах танков. Потому необходимо не танки придавать пехоте, а создавать танковые дивизии, в состав которых должны входить различные рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков» [2 - Гудериан. Указ. соч. С. 28.]. Можно сказать что этот момент стал исходным пунктом мероприятий, в результате которых появился один из самых эффективных инструментов Второй мировой войны – панцер-дивизий [3 - Panzer-Division, то есть танковая дивизия. Сегодня некоторые авторы почему-то перестают переводить это словосочетание на русский, предпочитая огласовку, что, помоему, совершенно необоснованно. Всего было создано 40 танковых дивизий, правда, из них двенадцать (сформированные в 1944–1945 годах) были недостаточно сильными и не шли в сравнение с остальными.] вермахта. Заметим, что на первом этапе предложения Гудериана о формировании танковых дивизий были крайне скептически восприняты руководством, тот же инспектор автомобильных войск генерал-майор Отто фон Штюльпнагель назвал эти планы фантазиями, а самой крупной войсковой единицей для танковых войск обозначил лишь полк. «Вы слишком напористы. Но поверьте мне, что ни я, ни вы не доживете до того времени, когда у немцев будут свои танковые силы», – заявил Гудериану этот выходец из семьи потомственных прусских военных. Время, однако, подтвердило правоту Гудериана, а не костных пехотных генералов рейхсвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После двух с половиной лет службы в Войсковом управлении Гудериан в целом разочаровался в его деятельности, он не видел перспектив и конфликтовал с пехотинцами, которые пытались судить о танковых и моторизованных войсках исключительно на опыта Первой мировой войны, отказывая им в самостоятельной роли на поле боя. Поэтому он с радостью принял предложение своего старого знакомого Освальда Лутца о переводе на командную должность в автомобильные войска. 1 февраля 1930 года он был назначен командиром 3-го автотранспортного батальона (3. Fahrabteilung), дислоцированного в Берлине-Ланквице. Подчиненный Гудериану батальон, фактически являвшийся не боевой, а учебной частью, имел следующий состав:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я рота (Берлин-Ланквиц), на вооружении которой состояли бронемашины устаревшего образца;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я рота (Дёберитц-Эльсгрунд) теоретически считавшаяся танковой и имевшая на «вооружении» макеты танков;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-я рота (Нейсе) теоретически считавшаяся противотанковой и имевшая на «вооружении» деревянные макеты орудий [4 - Иметь танковые части и противотанковую артиллерию Германии было запрещено по условиям Версальского мира.];<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я рота (Берлин-Ланквиц) – мотоциклетная.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пост командира батальона принес Гудериану и новое повышение: в соответствии со штатным расписанием он был 1 февраля 1931 г. произведен в подполковники. Вскоре выяснилось, что эта должность являлась проходной. 1 апреля 1931 г. наконец уволили в отставку абсолютно не соответствовавшего своей должности инспектора автотранспортных частей Отто фон Штюльпнагеля и его место занял энтузиаст танковых войск и, что важно, очень высоко ценивший Гудериана и покровительствовавший ему Освальд Лутц, в этот же день произведенный в генерал-майоры. На освободившееся место начальника штаба 6-й инспекции он пригласил Гудериана, и тот 1 октября 1931 г, занял предложенный пост. В результате образовался крайне эффективный тандем двух действительно талантливых и современно мыслящих офицеров, действия которых в перспективе позволили Германии получить существенное преимущество на первом этапе Мировой войны. «С этого момента начался период упорной борьбы за создание танковых войск, закончившийся в конечном счете нашей победой» [5 - Гудериан. Указ. соч. С. 30.], – писал Гудериан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1932 г. состоялось первое знакомство Гудериана с нашей страной. В этом году он был направлен с инспекцией в секретную немецкую танковую школу – объект «Кама» – созданной в октябре 1926 года в Казани. Позже эта поездка привела к рождению легенды, что Гудериан якобы учился в СССР, что, естественно, действительности не соответствует. Тем не менее в аудиториях Казанского филиала Челябинского танкового института [6 - Ранее он именовался Казанским танковым училищем.], который находится на месте объекта «Кама», он побывал, о чем свидетельствует фотография, сохранившаяся в музее филиала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместе с Лутцем Гудериан принял самое активное участие в организации и проведении первых в Германии совместных учений пехоты и танковых батальонов, проведенных летом 1932 года в Графенвёре и Ютербоге. В этих маневрах приняли участие и новые – а не старые, как раньше, – немецкие бронеавтомобили. Это был прорыв, пусть и небольшой, но все же прорыв. Однако по-настоящему положение изменилось лишь после того, как рейхсканцлером Германии в январе 1933 г. стал лидер нацистской партии Адольф Гитлер, с первых же дней взявший курс на перевооружение страны и создание мощной современной армии. Над ним не довлели стереотипы Первой мировой войны и он обладал непреклонной волей, чтобы сломить сопротивление пехотных и кавалерийских генералов, безжалостно увольняя в отставку тех, кто мыслил по-старому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В феврале 1933 г. состоялась первая встреча Гудериана с Гитлером. Она произошла во время церемонии открытия Берлинской автомобильной выставки. Вскоре Гитлер, всегда очень интересовавшийся развитием военной техники и новых методов наступательной войны, посетил Кумерсдорф, где Гудериан организовал показательные выступления мобильных частей. «Я показал Гитлеру мотоциклетный взвод, противотанковый взвод, взвод учебных танков PzKpfw I, взвод легких бронемашин и взвод тяжелых бронемашин. Большое впечатление на Гитлера произвели быстрота и точность, проявленные нашими подразделениями во время их движения, и он воскликнут: "Вот это мне и нужно!"» [7 - Гудериан. Указ. соч. С. 35.] С этого момента организация танковых и мобильных соединений пошла быстрыми темпами. Хотя даже получив поддержку Гитлера, Лутцу и Гудериану приходилось нелегко: косность высшего генералитета, и прежде всего руководства Генштаба в лице того же Людвига Бека, все еще державшегося за старые, «проверенные временем» принципы ведения войны в духе Мольтке и Блюхера, преодолеть было ох как трудно. «Как вы будете руководить боем, – говорил он [Бек], – не имея ни стола с картами, ни телефона? Разве вы не читали Шлиффена?» [8 - Там же. С. 40.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принимая все возможные меры к скорейшему увеличению вооруженных сил, Гитлер не скупился на новые чины и отличия. В 1933–1934 гг. подавляющее большинство офицеров рейхсвера было произведено в очередные звания. Не остался в стороне и Гудериан, который 1 октября 1933 г. получил звание полковника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень скоро руководство Германии решило, что стесняться Великобритании и Франции уже не надо – Гитлер полным ходом вел подготовку к объявлению всеобщей воинской повинности и, соответственно, к полному одностороннему отказу от ограничительных статей Версальского мира. Вскоре – 1 июля 1934 г. – инспекция автотранспортных войск получила название, более соответствующее выполняемым ей задачам: инспекция механизированных частей. В принципе кроме названия ничего не изменилось, да и Лутц и Гудериан сохранили свои посты. В следующем году – 16 марта – был подписан Закон о создании вермахта. Теперь последние препоны для развития вооруженных сил Германии были сняты. Благодаря энергии Лутца и Гудериана немецкие танковые войска наконец стали приобретать законченный вид: ядро командных и технических кадров было подготовлено и настало время для формирования танковых дивизий. 15 октября 1935 г. стало переломным для танковых войск Германии, в этот день была проведена их коренная реорганизация и, можно сказать, что они стали теперь самостоятельным родом войск – причем раньше, чем в других странах Европы, оставив позади и Великобританию, и Францию, и СССР. Инспекция механизированных войск была преобразована в Командование танковых войск, во главе которого был поставлен Освальд Лутц, получивший через две недели звание генерала танковых войск – первого в истории Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 октября стало днем рождения и 1-й, 2-й и 3-й танковых дивизий. 2-й танковой дивизией, казармы которой размещались в старинном епископском Вюрцбурге, стал командовать полковник Гейнц Гудериан – это был стремительный взлет: с начальников штаба сразу на генерал-лейтенантскую должность. Во главе 1-й дивизии был поставлен заслуженный кавалерист генерал-лейтенант барон Максимилиан Вейхс ан дер Глон, а 3-й – генерал-лейтенант Эрнст Фессман, а Гудериан получил звание генерал-майора лишь 1 августа 1936 года, так что назначение на пост комдива как нельзя лучше характеризовало высокую оценку командованием выдающихся командных качестве Гейнца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан с энтузиазмом принялся за создание боеспособной ударной дивизии, а это было не так просто, ведь на вооружении пока состояли лишь легкие танки PzKpfw I b PzKpfw II, а более подходящие для ведение военных действий PzKpfw III и PzKpfw IV ожидались не ранее 1938 года. Танковая дивизия объединяла в своем составе и танки, и мотопехоту, и артиллерию (не говоря уже о вспомогательных частях), что было абсолютно новым с точки зрения тактики ведения войны. Формировалось ударное соединение невиданной доселе силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимой 1936/37 г. по поручению Лутца Гудериан написал книгу «Внимание! Танки!» (Achtung! Panzer!), которая принесла ему известность как теоретика танковой войны и стала своеобразной «библией танковой войны». Сам генерал так говорил об этой работе: «В ней я изложил историю возникновения и развития танков, а также свои взгляды в отношении основных принципов организации танковых войск Германии в будущем. Этой книгой я хотел разъяснить наши взгляды более широкому кругу лиц, чего нельзя было сделать, идя только по сухому служебному пути. Кроме того, я старался, освещая наши взгляды на страницах военной печати, опровергать в своих статьях аргументы противников, в которых я не имел недостатка» [9 - Гудериан. Указ. соч. С. 48.]. Самое главное, Гудериан представлял танковые войска не как исключительно части прорыва, а части наступления, то есть они должны были играть не вспомогательную роль при пехоте, а быть самостоятельным, и очень важным игроком, в войне – «Если наступление танков будет удачным, то все остальные рода войск должны будут приспособиться к тому, чтобы действовать в одинаковом с ними темпе», писал Гудериан в одной из своих статей в октябре 1937 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разразившийся в первых числах февраля 1938 г. кризис «Бломберга – Фрича» привел к крупномасштабным перестановкам и в руководстве танковых войск. Гудериан от этого очень сильно выиграл. 4 февраля 1938 г. он узнал – именно узнал – что Освальд Лутц уволен в отставку, а он – всего лишь генерал-майор – назначен его преемником на посту начальника Командования танковых войск. Дальнейшая карьера развивалась стремительно: уже 1 апреля 1938 г. он стал командиром XVI армейского корпуса, а 10 февраля 1938 г. произведен в генерал-лейтенанты (на момент назначения многие его подчиненные обладали более высокими званиями, что является уникальным фактов для вермахта). Штаб корпуса был сформирован на базе Командования танковых войск и в его подчинение были переданы все танковые войска Германии. В его подчинении оказались следующие соединения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я танковая дивизия (Веймар): генерал-лейтенант Рудольф Шмидт;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая дивизия (Вюрцбург): генерал-майор Рудольф Фейель;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-я танковая дивизия (Берлин): генерал-лейтенант барон Лео Гейер фон Швеппенбург;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я танковая дивизия (Вюрцбург): генерал-майор Ганс Рейнградт;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5-я танковая дивизия (Оппельн): генерал-лейтенант Генрих Готфрид фон Фитингоф-Шеель;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8-я танковая бригада (Загас): полковник Йохан Хаарде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале марта 1938 г., когда Гитлер принял решение произвести аншлюс (присоединение) Австрии, для наступления на эту немецкую страну были выделены прежде всего мобильные соединения – операция должна была быть стремительной и не дать возможность мировому сообществу возразить против действий Германии. Поэтому было вполне логичным, что 10 марта 1938 г. Гудериан получил приказ сформировать временную мобильную группу: в нее вошли штаб XVI корпуса, 2-я танковая дивизия, а также «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», который представлял собой моторизованное соединение. 11 марта части корпуса начали концентрироваться в районе Пассау и уже в 9 часов утра следующего перешли германо-австрийскую границу. Ни о каком сопротивлении речи не было. И отнюдь не из-за отсутствия у Австрии воли к сопротивлению. Большинство населения Австрии с радостью и восторгом приветствовало немецкие войска: сторонников объединения с немцами в единое германское государство было в Австрии больше, чем его противников, и то, что Австрия и Германия не объединились еще в 1920 г., было результатом беспрецедентного давления на правительства этих стран со стороны держав-победительниц, и прежде всего Франции [10 - Конечно, все было не так, как представляла это нацистская пропаганда. Входе операции были и локальные (хотя и не очень серьезные) столкновения, были и раненые – правда, не много.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером 12 марта Гудериан приветствовал на окраине Линца фюрера и рейхсканцлера Германии, прибывшего в город своей молодости в сопровождении пышной свиты. В час ночи следующего дня его танки уже вступили в столицу Австрии – а теперь уже Восточной марки (Остмарка) – великолепную Вену. «По окончании торжественного марша всех снова охватил восторг. Меня пронесли на руках до квартиры. Пуговицы моей шинели были оторваны и расхватаны в качестве сувениров. Приняли нас чрезвычайно восторженно» [11 - Гудериан. Указ. соч. С. 69.]. Затем последовала бесконечная череда парадов, банкетов и тожественных встреч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериану довелось принять участие и в других довоенных операциях Германии, получивших название «цветочных войн». 3 октября 1938 г. он во главе XVI армейского корпуса (штабу которого были подчинены 1-я танковая, 13-я и 20-я мотопехотные дивизии) начала занятие Судетской области, которая была передана Германии по результатам подписанных в Мюнхене международных соглашений. В этот день его солдаты заняли Эгер, Аш, Франценсбад, 4 октября – Карлсбади 5 октября завершили выход на демаркационную линию. При этом первый два дня операции – 3 и 4 октября – при штабе Гудериана находился и сам Верховный главнокомандующий Адольф Гитлер. Эти два дня генерал неотлучно находился при Гитлере, и фюрер имел возможность достаточно хорошо узнать Гудериана – «Мы вели непринужденную беседу, во время которой выявилось общее удовлетворение тем, что удалось избежать войны» [12 - Гудериан. Указ. соч. С. 78.]. Все эти кампании были в целом бескровными и, что самое главное, отвечали чаяниям не только большинства немцев, но жителей тех территорий, которые занимали части вермахта. Проходил процесс собирания немецких земель, часть из которых была отторгнута от Германии после Первой мировой войны, отторгнута без учета национальных особенностей и желания населения. Поэтому-то подобные действия вызвали не слишком большое противодействие со стороны Великобритании и Франции: и в Париже, и в Лондоне сознавали, что объединение земель, населенных немцами, должно когда-нибудь состояться. Но вскоре оказалось, что аппетиты Адольфа Гитлера распространялись не только на исконно немецкие земли…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан Гитлеру понравился. Гитлер неплохо разбирался в людях и сразу увидел таланты генерала. Когда они встретились в следующий раз – в конце октября в Веймаре – на торжественном банкете Гитлер пригласил Гудериана за свой стол и они проговорили около двух часов. Затем Гитлер пригласил генерала сопровождать его на представление оперы «Аида», которую Гудериан слушал вместе с диктатором в президентской ложе. Вскоре после этого разговора Гудериана вызвал к себе главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник Вернер фон Браухич. Гудериану теперь предстояло оставить командование корпусом и занять специально под него создающийся пост инспектора подвижных войск. По существующей в германской армии традиции должность инспектора не предусматривала предоставления ему прав командира, он занимался лишь инспектированием, разработкой программ и различных рекомендаций, в крайнем случае – формированием учебных планов. Это Гудериану не подходило и он отказался, после чего был вызван к Гитлеру, который и был инициатором создания нового поста. Выслушав резоны Гудериана, тот приказал ему занять новый пост, причем – теперь уже в традиция Третьего рейха – объявил, что любые приказы Гудериана (в том числе и командные) должны исполнятся со ссылкой на него лично. В Третьем рейхе имело значение лишь одно – воля фюрера, и Гудериан получал колоссальный карт-бланш (хотя в полной мере он им не воспользовался).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Официальный приказ о назначении состоялся 24 ноября 1938 г. За день до этого Гейнц Гудериан был произведен в генералы танковых войск. Всего пять лет назад он был полковником и в общем-то рядовым штабистом, а теперь становился «хозяином» всех мобильных соединений, и не только танковых и моторизованных, но и кавалерийских. Вечная противница танков кавалерия попала в зависимость от танкового генерала!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Годовое пребывание Гудериана в этой должности особых результатов не дало: он так и не смог утвердить в Верховном командовании сухопутных войск наставления для танковых войск и, несмотря на все свои усилия, не смог пробить через инстанции реформирование кавалерийских частей. Впрочем, это уже было не так важно – Германия стремительно катилась к крупномасштабной войне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом этап мирной жизни Гудериана закончился и началась Вторая мировая война. Описание дальнейших событий как раз и составляет основную часть мемуаров генерала и поэтому было бы излишним-даже кратко останавливаться на них в этом предисловии. Вместо этого мы сразу пропустим пять с половиной лет, отослав читателя к мемуарам, и перенесемся к тому моменту, где Гудерниан остановился.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Девять послевоенных лет<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериану очень повезло, что он попал в плен именно к американцам. Талантливого генерала хорошо знали на Западе, и американцы практически сразу же решили привлечь его к изучению истории прошедшей войны, а также принципов строительства танковых войск Германии и опыта войны против Советского Союза. Гудериан имел все основания опасаться за свое будущее: всем было хорошо известно, что к противникам режима, пусть даже пассивным, он никогда не относился. Да и его действия в качестве командующего боевыми частями и начальника Генштаба вызвали мягко говоря «нарекания» со стороны стран-победительниц. Польское правительство вообще потребовало его экстрадиции, обвинив в организации подавления Варшавского восстания 1944 г. – тогда он возглавлял Генштаб и отвечал за ведение операций на Восточном фронте. США просьбу Польши проигнорировало.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериана немного помотали по различных лагерям для военнопленных, а затем перевезли в Нюрнберг, где допросили в ходе подготовки к процессу международного военного трибунала над главными военными преступниками. Но сам Гудериан по суд так и не был отдан. В 1946 г. его перевели в лагерь для военнопленных в Аллендорфе, а затем – в Нойштадт. 16 июня 1948 г. он был освобожден из лагеря и начал вполне обеспеченную жизнь отставного генерала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан засел за мемуары, которые вскоре и вышли на немецком языке – Guderian Н. Erinnerungen eines Soldaten. – Heidelberg, 1951. В своей книге Гудериан очень подробно описывает ход военных действий, в которых ему довелось принять участие. Интересны и его оценки положения на фронте, ситуации, складывавшейся в руководящих кругах вермахта. В то же время написанием мемуаров генерал преследовал еще одну задачу (и блестяще ее реализовал) – снятие с себя любых обвинений в некомпетентности. Всю вину за поражения он свалил на Гитлера, выставив себя простым честным и храбрым солдатом, истинным патриотом Германии, волею судеб оказавшимся на службе нацизма. Мемуары – всегда лукавая вещь, и это надо обязательно знать, когда читаешь их. Даже при всей видимости объективности, они сугубо субъективны, и относиться к ним надо с определенной долей осторожности. Тем более в случае с Гудерианом: где надо он воздает должное противнику (правда, в основном западным державам), где надо крайне резко критикует действия не только Гитлера, но и своих коллег – а Штаб оперативного руководства вермахта во главе с Альфредом Йодлем он вообще изображает как некую «цитадель зла». Но при этом – ни малейших сомнений в своих действиях: он все всегда делал правильно, и если бы ему дали такую возможность, то он и в 1944 г. спас бы от разгрома Восточный фронт…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хороший язык и прекрасное знание материала Гудерианом изначально предполагало, что эти мемуары будут иметь успех. Так оно и вышло: до сих мало существует мемуаров о Второй мировой войне, которые по популярности могли бы сравниться с «Воспоминаниями солдата». Одни из подтверждений этому является тот факт, что на русском языке они были опубликованы всего через три года после выхода в Германии: Г. Гудериан, Воспоминания солдата. М.: Воениздат, 1954. И это при том, что Гудериан как был, так после войны и остался убежденным противником большевизма и Советского Союза, чего он и не собирался скрывать на страницах своих мемуаров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан принимал участие и в общественной жизни, активно общаясь со своими сослуживцами, выступая на различных слетах и собраниях. Он последовательно отстаивал идею восстановления довоенных границ в Европе, а также возрождения вооруженных сил Германии. В 50-х годах он вполне заслуженно считался одной из наиболее значимых фигур среди правых политиков ФРГ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейнц Гудериан умер 14 мая 1954 г. в прелестном местечке Швангау – близи от сказочного замка баварского короля Людвига II, что в Алльгое, Бавария. Остается лишь добавить, что его старший сын Гейнц Гюнтер продолжил в 1956 г. военную карьеру в рядах Бундесвера, причем в том роде войск, у истоков которого стоял его отец. С 1958 г. он командовал танковым батальоном, а в 1967 г. стал, как и его отец, инспектором танковых войск. В 1972 г. Гудериан-младший получил звание генерал-майора и через два года вышел в отставку. Умер Гейнц Гюнтер Гудериан совсем недавно – 25 сентября 2004 г. У него родилось пятеро детей, и сыновья продолжили семейную традицию Гудерианов, став офицерами вооруженных сил Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В завершении надо сказать несколько слов о том, зачем вообще понадобилось это новое издание мемуаров Гудериана и чем оно отличается от предыдущих (вернее надо сказать – от предыдущего, потому что все без исключения издания «Воспоминаний солдата» – а их было достаточно – являются ничем иным кроме как дословной перепечаткой издания 1954 г.). На самом деле перевод 1954 г. – хороший и вполне адекватный: в СССР за подобным следили более внимательно, чем сейчас, когда то и дело появляются переводы, которые и читать-то невозможно. Однако за прошедшие с 1950-х гг. уже 60 лет наши знания о Германии периода 1933–1945 гг. очень значительно расширились, в связи с чем перевод 1954 г., даже будучи адекватным с филологической точки зрения, с исторической безнадежно устарел. Несмотря ни на что он содержал в себе огромное количество ошибок: прежде всего это касалось перевода имен собственных. Упоминаемые в мемуарах фамилии переводятся непонятно по каким правилам – ни по тем, что действовали раньше, ни по тем, что действуют теперь. Фактически почти каждая вторая или третья фамилия, упоминаемая в «Воспоминаниях», переведена неверно. Причем в ряде случаев это приводит к тому, что один человек может превратиться в другого: например, генерал барон Гейр фон Швеппенбург постоянно по тексту дается как генерал Гейер – казалось бы, одна буква, а уже появляется другой человек. Также много неточностей в огласовке географических названий, кроме того, есть серьезные ошибки в идентификации тех населенных мест, что после войны изменили название – Гудериан, естественно, дает их немецкое название. Все это чрезвычайно затрудняет работу с текстом. Также с течением времени выработались традиции перевода названий военных учреждений и подразделений, родов и видов войск, а также других реалий, имеющих отношению к вермахту и Третьему рейху – в 1954 г. этот процесс только начинался. Таким образом первым – и очень важным – отличием данной редакции мемуаров стало то, что в ней выверены все написания фамилий, населенных пунктов, названий и т. д. Кроме<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;того, все факты изменения названий населенных пунктов при их первом упоминании в тексте обозначены в подстрочных примечаниях. Ну и кроме того дополнительно проведена еще одна научная редактура всего текста, наиболее непонятные (и неудавшиеся переводчику в 1954 г.) места сверены с немецким изданием и исправлены в соответствии с правилами русского языка, а в ряде случаев – впрочем, таких немного, хотя они и есть – исправлены ошибки перевода, когда в его результате произошло изменение смысла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй важнейшей причиной того, что возникла необходимость новой редакции «Воспоминаний солдата» стали имевшиеся в первом издании примечания к тексту. Примечания к тексту 1954 г. были очень скромные (всего немногих более 50 примечаний): их было мало, часть из них вообще была не нужна, некоторые были сделаны из идеологических соображений – можно сказать, что фактически текст Гудериана был не откомментирован. В наши дни большинство из них выглядели уже как просто неуважение к читателю. Поэтому книга была заново – т. е. в реальности впервые – откомментирована. Практически все комментарии к предыдущему изданию были либо сняты, либо полностью переделаны (за исключением, естественно, примечаний автора) – и их количество увеличено в несколько раз. Кроме того, по всему тексту в квадратных скобках вставлены уточняющих данные, позволяющие более точно идентифицировать упоминаемых людей или воинские соединения – ведь в отличие от Гудериана, как непосредственно участника событий, читателю не всегда удается сразу, без дополнительных усилий, понять, о ком или о чем идет речь в мемуарах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Третьим принципиальным отличием нового издания является наличие в нем аннотированного именного указателя. Во-первых, наличие именного указателя в мемуарах просто необходимо, поскольку без него текстом практически невозможно пользоваться в работе – его можно лишь читать, как литературное произведение. Это с одной стороны. Во-вторых, аннотированный указатель не только помогает получить дополнительную информацию и фактически является еще одним вариантом примечаний, но и, во-вторых, он сам по себе является самоценным справочным блоком, который охватывает достаточно большое количество военных и государственных деятелей Третьего рейха, с которыми Гудериану доводилось встречаться по службе. Надо сказать, что мне пришлось провести довольно большую работу по идентификации упоминаемых личностей – даже несмотря на то, что я уже давно работаю над этой тематикой – в результате мне не удалось найти данных всего 13 человек, данные об остальных более 400 помещены в конце книги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это три главных аспекта, по которым новое издание книги Гейнца Гудериана «Воспоминания солдата» принципиально отличается от издания 1954 г. (и, естественно, всех дублирующих его последующих). Теперь это – законченное, выполненное на современном уровне, издание мемуаров, которыми удобно пользоваться, с которыми можно работать и которые можно читать без привлечения дополнительной литературы. Текст теперь отработан по максимуму и сомнительно, чтобы еще одно новое издание мемуаров Гудериана появилось в обозримом будущем.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Константин Залесский<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Москва, январь 2013 г.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предисловие автора<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поколению, к которому я принадлежу, пришлось волею судьбы принять участие в двух мировых войнах, закончившихся поражением моей страны. Это чрезвычайно жестокая участь, и мы, бывшие солдаты, особенно глубоко чувствуем боль и скорбь своего народа. Много лет молчали участники последней великой схватки: одни находились в плену, другие воздерживались от выступлений по иным мотивам. Между тем у наших бывших врагов, в странах-победительницах, уже появилось немало книг о второй мировой войне. Это либо воспоминания участников войны, либо – ценные труды исторического характера. Нам кажется, что после того как глубочайшие потрясения, вызванные нашей катастрофой, отошли в прошлое, наступила пора и для нас, немцев, переживших это величайшее поражение, выступить со своими воспоминаниями. Наши архивы в основном уничтожены или попали в руки противников. Это обстоятельство сильно затрудняет исторически правдивое освещение прошедших событий. Тем большее значение приобретают личные воспоминания участников войны, даже если эти воспоминания касаются лишь отдельных эпизодов и носят преимущественно субъективный характер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако не только это обстоятельство заставило меня взяться за перо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миллионы женщин Германии отдали родине мужей и сыновей. Сотни тысяч немецких женщин, детей и стариков оказались жертвами бомбардировок авиации противника. Женщины и дети помогали строить оборонительные сооружения, работали на фабриках и заводах, в сельском хозяйстве, чтобы защитить свое отечество. Немецкие рабочие в невероятно трудных условиях продолжали неутомимо выполнять свой долг по отношению к отечеству. Немецкие крестьяне, обрабатывая свои земельные участки в суровых условиях войны, снабжали страну продовольствием до самого горького конца. Миллионы немцев, лишившись крова, либо погибли, либо вынуждены добывать кусок хлеба у иностранцев. Миллионы мужчин – цвет нашего народа – мужественно приняли смерть в борьбе с врагами, как в течение столетий умирали немецкие солдаты, оставаясь верными до конца своему народу, своему отечеству. Все они заслуживают признательность нашего народа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не имею права говорить от имени немецкого народа, но выразить благодарность, по крайней мере, своим бывшим солдатам могу. Мы знали, как необходимо поддерживать друг друга; взаимное уважение и взаимная любовь связывают нас и по сей день и будут, на что я с надеждой уповаю, связывать всегда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нас очень часто обвиняют в милитаризме и национализме, и этой книге, очевидно, не избежать подобных нападок определенной стороны. Для моих старых солдат, как и для меня лично, понятие милитаризм означает не что иное, как пустую игру в парады, хвастливое подражание солдатскому языку, чрезмерное увлечение солдатской выправкой, а также культивирование их в условиях гражданской жизни, – т. е. все то, что отвергает каждый истинный солдат. Именно солдат больше, чем кто-либо иной, испытывает на себе ужасные последствия войны и поэтому как человек относится к ней отрицательно. Солдату чужда всякая мысль о честолюбивых захватнических планах и политике силы. Мы стали солдатами для того, чтобы защищать отечество, и для того, чтобы подготовить из нашей молодежи людей честных и способных с оружием в руках оборонять свою страну, и мы охотно выполняли эти свои обязанности. Мы считали, что военная служба является для нас выполнением высокого долга, основанного на любви к своему народу и к своей стране. Национализм означает для нас эгоистическое преувеличение своей любви к отечеству и заносчивость по отношению к другим народам и расам. Нам чужды такие чувства. Мы любим свою страну и свой народ, но мы уважаем также и другие народы и присущие им особенности. Мы и в дальнейшем не будем отказываться от любви к своему отечеству, от высокого чувства национального долга. Мы не дадим смутить себя непрестанными обвинениями в национализме. Мы хотим остаться немцами и останемся ими. Мы отлично понимаем необходимость объединения Европы и готовы стать равноправным и в равной степени уважаемым членом сообщества этой потрясенной до основания части света.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Настоящая книга расскажет молодому поколению, как боролись их отцы, как отдавали жизнь за свой народ, а также напомнит о тех, кто. несмотря на бедствия и смертельную опасность, нависшие над страной, и даже несмотря на поражение ее, все же верил в нашу Германию. Ибо только таким образом принесенные тяжелые жертвы будут оправданы, и у нас останется надежда на восстановление с божьей помощью мирной Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я далек от мысли оправдывать или обвинять кого-либо. Я стремился писать только то, что мне пришлось пережить самому. Материалами для данной книги послужили отдельные заметки и письма, сохранившиеся, несмотря на изгнание меня из пределов родины и плен, а также сведения, полученные от моих соратников. Не исключены, конечно, отдельные пробелы, касающиеся некоторых деталей, т. к. событий было слишком много и их воспроизведение становится трудным после стольких лет лишений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;События, освещаемые в книге, изложены так, как они в свое время представлялись мне как командиру армейского корпуса, командиру танковой группы и командующему танковой армией. Для того, чтобы дать исчерпывающее изложение всего хода Второй мировой войны, нужны соответствующие материалы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Считаю своим долгом выразить глубокую признательность барону фон Либенштейну, господам Гелену, Шереру, фон Шеллю, барону фон Штейну и барону Фрейтагу фон Лорингхофену унд Веке за дружескую помощь, оказанную мне при составлении настоящей книги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейнц Гудериан<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава I<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Семья и юношеские годы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я родился 17 июня 1888 г. в Кульме [13 - Кульм (нем. Culm) – город в Бромбергском округе в составе прусской провинции Западная Пруссия. После Первой мировой войны эта территория 22 января 1920 г. отошла к новобразованной Польской Республике, после чего Кульм получил название Хелмно (польск. Chelmno). Ныне городская гмина, центр повята Куявско-Поморского воеводства Польской Республики. (Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, примечания принадлежат научному редактору.)] на Висле. Мой отец Фридрих Гудериан [14 - Фамилия Гудериан (Guderian) читается с ударением на втором слоге.], обер-лейтенант 2-го Померанского егерского батальона [15 - Официально именовался: Померанский егерский князя Бисмарка батальон № 2 (Pommerschen Jager-Bataillon Nr. 2Furst Bismark). Первоначально он дислоцировался в Грефсвальде, но в 1884 г. был переведен в Кульм.], родился 3 августа 1858 г. в Гросс-Клоне [16 - Деревня Гросс-Клон (Gro&#223;KIori) после того как в 1920 г. она была передана Польше стала именоваться Велька-Клония (WielkaKlonia). Ныне она входит в гмину Гостычин Тухольского повята Куявско-Поморского воеводства Польской Республики.], округ Тухель [17 - Окружной город Тухель (Tuchel) находился в прусской Померании в 55 км севернее Бромберга. После Первой мировой войны в 1920 г. он отошел в Польше и стал именоваться Тухоля (Tuchola). Ныне это гмина, центр повята Куявско-Поморского воеводства Польской Республики.]. Моя мать Клара (урожденная Кирххоф) [18 - Полное имя – Клара Ирта Отилия Кирххоф (Clara Irtha Ottilie, geb. Kirchhoff).] родилась 26 февраля 1865 г. в Немчике [19 - Ныне одноименная деревня (Niemczyk) в гмине Папово-Бискупе Хелминского повята.], округ Кульм. Оба мои дедушки были помещиками, все остальные известные мне предки были либо помещиками, либо юристами и проживали в области Варта, в Восточной или Западной Пруссии. Отец был первым кадровым офицером в нашем роду. 2 октября 1890 г. родился мой брат Фриц. В 1891 г. военная карьера привела моего отца в Кольмар (Эльзас) [20 - В Кольмаре дислоцировался 14-й егерский великого герцогства Мекленбурсгкого батальон (GroBherzoglich Mecklenburgisches Jager-Bataillon Nr. 14), куда был переведен Фридрих Гудериан. Кольмар (Colmar) – один из трех крупнейших городов провинции Эльзас, которая после поражения Франции во франко-прусской войне 1870–1871 гг. вошла в состав Германской империи. После поражения Германии в Первой мировой войне он в ноябре 1918 г. вновь отошел к Франции; в 1940–1945 гг. был аннексирован Германией. Ныне административный центр департамента Верхний Рейн (Франция).], где я поступил в школу, как только мне исполнилось 6 лет. В декабре 1900 г. отец был переведен в Санкт-Авольд (Лотарингия) [21 - В Санкт-Авольде дислоцировался 173-й пехотный полк (Infantrie Regiment Nr. 173) 86-й пехотной бригады 34-й дивизии XVI армейского корпуса. Санк-Авольд (нем. Sankt Avoid), перешедший в Германии после франко-прусской войны 1870–1871 гг., входил в состав округа Форбах провинции Лотарингия. После Первой мировой войны в ноябре 1918 г. он вновь отошел к Франции и стал именоваться Сент-Авольд(фр. SaintAvoid); в 1940–1945 гг. был аннексирован Германией. Ныне город в округе Форбак департамента Мозель (Франция).], а т. к. в этом небольшом городке не было средней школы, то родители оказались вынужденными отправить обоих сыновей учиться в другой город. Скромные средства родителей, а также желание мое и моего брата стать офицерами послужили причиной того, что для продолжения нашего образования был выбран кадетский корпус. 1 апреля 1901 г. я и брат были приняты в кадетский корпус для младшего возраста (Kadettenvoranstalt), находившийся в Карлсруэ, а 1 апреля 1903 г. я был переведен в кадетский корпус для старшего возраста (Kadettenhauptanstalt) в Гросс-Лихтерфельде [22 - В 1872–1920 гг. Гросс-Лихтерфельде (GroB-Lichterfelde), где размещался самый известный и престижный в Германии кадетский корпус, была отдельным населенным пунктом юго-западнее Берлина и в административном отношении входила в земельный округ Телтов прусского правительственного района Потсдам. Зватем она вошла в состав Большого Берлина и ныне является районом в VI административном округе Берлина – Штеглиц-Целендорф.] близ Берлина. Через два года сюда же поступил и мой брат. В феврале 1907 г. я сдал экзамен на аттестат зрелости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С чувством глубокой благодарности и уважения вспоминаю о своих тогдашних начальниках и воспитателях. Методы воспитания в кадетском корпусе были, конечно, военными – строгими и несложными, однако основывались они на доброте и справедливости. В преподавании следовали программе реального училища; в этом отношении кадетский корпус нисколько не отставал от соответствующих гражданских учебных заведений, он дал нам основательные познания, необходимые в жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В феврале 1907 г, я был направлен в качестве фенриха [23 - Фенрих (Fahnrich) – унтер-офицерское звание, присваиваемое выпускнику военно-учебного заведения, кандидату на производство в офицеры, т. е. будущему кадровому офицеру.] в 10-й Ганноверский егерский батальон (Hannoversches Jager-Bataillon Nr.10), стоявший в Биче [24 - Бич (нем. Bitsch, фр. Bitche) перешел к Германии после франко-прусской войны 1870–1871 гг., входил в состав провинции Лотарингия. После Первой мировой войны в ноябре 1918 г. он вновь отошел к Франции; в 1940–1945 гг. был аннексирован Германией. Ныне центр кантона в округе Саргемин департамента Мозель (Франция).] (Лотарингия). Командиром батальона до декабря 1908 г. являлся мой отец. Это счастливое обстоятельство дало мне возможность после шестилетней разлуки вновь поселиться вместе с родителями. По окончании военного училища в городе Меце [25 - Мец (фр. и нем. Metz) административный и культурный центр Лотарингии. Перешел к Германии после франко-прусской войны 1870–1871 гг. и стал центром провинции Лотарингия. После Первой мировой войны в ноябре 1918 г. он вновь отошел к Франции; в 1940–1945 гг. был аннексирован Германией. Ныне административный центр департамента Мозель (Франция). Военное училище (Kriegsschule) размещалось в комплексе зданий бывшего аббатства Св. Арно, причем оно было создано еще в 1794 г. как французская Артиллерийский и инженерная школа (Ecole d’application de I’artillerie etdugenie), и после 1871 г. сохранена немцами. Она была закрыта только в 1919 г.], в котором я учился с апреля по декабрь 1907 г., 27 января 1908 г. мне было присвоено звание лейтенанта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение нескольких лет, вплоть до начала Первой мировой войны, я жил счастливой жизнью лейтенанта. 1 октября 1909 г. егерский батальон, в котором я служил, был переведен в район своего формирования с Гослар (провинция Ганновер). Там я был помолвлен с Маргаритой Гёрне (Goerne), ставшей 1 октября 1913 г. моей женой и верной подругой, которая в течение многих лет шла со мной по извилистому и не всегда легкому пути солдата [26 - С 28 июня по 28 июля 1910 г. Гудериан проходил стажировку в 10-м Ганноверском саперном батальоне (Hannoversches Pionier-Bataillon Nr. 10) в Миндене.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наша счастливая жизнь была прервана войной, разразившейся 2 августа 1914 г. В течение последующих четырех лет мне лишь изредка удавалось во время коротких отпусков навещать семью. 23 августа 1914 г. у меня родился сын Гейнц Гюнтер, а 17 сентября 1918 г. второй сын – Курт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале войны умер мой любимый отец, который после тяжелой операции был вынужден 14 мая 1914 г. выйти в отставку. Отец являлся для меня образцом человека и солдата. Мать пережила отца на шестнадцать лет и умерла в марте 1931 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окончания войны, начиная с 1918 г., я служил в войсках, охранявших восточные границы, – сначала в Силезии, а затем в Прибалтике. Подробные сведения о прохождении моей военной службы приведены в биографической хронике, помещенной в конце книги. До 1922 г. я служил в основном в штабе округа и в Министерстве рейхсвера, специализируясь преимущественно по пехоте, однако служба в 3-м телеграфном батальоне в Кобленце, а также в различных радиотелеграфных подразделениях в начале Первой мировой войны дала мне возможность приобрести некоторые знания, весьма пригодившиеся в дальнейшем, при создании нового рода войск.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава II<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возникновение танковых войск Германии<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В период между двумя войнами я занимался главным образом организацией танковых войск Германии. Хотя по военной специальности я являлся офицером пехоты и не имел никакого технического образования, судьба надолго связала меня с деятельностью, имевшей отношение к моторизации войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После возвращения из Прибалтики осенью 1919 г. и непродолжительной службы в 10-й бригаде рейхсвера в Ганновере я был назначен в январе 1920 г. командиром роты егерского батальона [27 - Имеется в виду 10-й егерский батальон.] в Госларе, в котором служил до войны. О возвращении на службу в Генеральный штаб, к корпусу офицеров которого я принадлежал до осени 1920 г., я и не помышлял, т. к. мой отъезд из Прибалтики был связан с затруднениями служебного характера, кроме того, у меня не было почти никаких перспектив сделать военную карьеру в урезанных штатах стотысячного рейхсвера [28 - По условиям подписанного Германией Версальского мира 1919 г. численность ее вооруженных сил (рейхсвера) ограничивалась 100 тысячами человек при 4000 офицеров, при этом Генеральный штаб, как ведомство руководства войсками, а также учебные заведения, готовившие соответствующих специалистов, подлежал ликвидации.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был поражен, когда осенью 1921 г. мой командир полка [29 - Имеется в виду 17-й пехотный полк рейхсвера, командиром 3-го батальона которого 8 сентября 1920 г. был назначен Гудериан. Полк дислоцировался в Брауншвейге.] полковник фон Амсберг спросил у меня, не желаю ли я возвратиться на службу в Генеральный штаб. Я дал свое согласие, но некоторое время мне ничего не сообщали, и лишь в январе 1922 г. меня вызвал к себе подполковник Иоахим фон Штюльпнагель, работавший в Войсковом управлении Министерства рейхсвера [30 - Т.к. Генштаба Германия иметь не могла, он фактически существовал под названием Войскового управления (Truppenamt) Министерства рейхсвера. Штюльпнагель же на тот момент возглавлял в им отдел Т1 – оперативный.], и спросил, почему я до сих пор не отправился в Мюнхен. От него я узнал, что командование намеревается перевести меня в отдел автомобильных частей<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инспекции транспортных войск [31 - Inspekteur der Verkehrstruppen или же 6-я инспекция. Она занималась совсем не вопросами «транспорта», а вообще моторизованными войсками, которые также Германии было запрещено иметь по условиям Версаля.], т. к. инспектору, генералу фон Чишвицу, нужен офицер Генерального штаба. Он добавил, что в Министерство рейхсвера меня переводят с 1 апреля и что мне дается возможность к этому сроку практически ознакомиться с работой автомобильных войск, для чего я получаю командировку в Мюнхен, в 7-й (баварский) автотранспортный батальон, куда мне и надлежит немедленно отправиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обрадованный новым назначением, я немедленно отбыл в Мюнхен и явился к командиру батальона майору [Освальду] Лутцу, с которым мне довелось работать вместе несколько лет. Нас связывала не только совместная работа, я относился к нему с искренним уважением, а он ко мне – с исключительной благосклонностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Мюнхене меня прикомандировали к 1-й роте, которой командовал профессиональный летчик [капитан Вильгельм] Виммер. Майор Лутц сообщил мне, что в министерстве на меня будет возложена задача разработать вопрос об организации и использовании автомобильных войск. В Мюнхене я должен был заниматься главным образом подготовкой к выполнению указанной задачи. Майор Лутц и капитан Виммер сделали все для того, чтобы я мог подробно изучить организацию работы в батальоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 апреля 1922 г. я явился в Берлин к генералу фон Чишвицу за получением указаний относительно своей новой службы в Министерстве рейхсвера. Он сообщил мне, что первоначально предполагал использовать меня для разработки вопросов применения автомобильных войск. Однако начальник его штаба майор Петтер решил поручить мне изучение ряда других вопросов, касающихся автомастерских, складов горюче-смазочных материалов, специальных сооружений, штатов технического персонала, а также автомобильных перевозок. Я был весьма удивлен этим и сообщил генералу, что совершенно не подготовлен к разработке этих преимущественно технических проблем и что для руководящей работы в данной области не имею необходимых познаний. Генерал фон Чишвиц ответил мне, что сначала предполагал использовать меня именно так, как передавал через майора Лутца, однако начальник штаба доказал ему, что согласно положению о прусском Военном министерстве от 1873 г. (которое, конечно, дополнялось рядом других распоряжений) распределением кадров занимается не инспектор, а начальник штаба; поэтому он, генерал, к сожалению, ничего не мог изменить, но будет стараться привлекать меня также к участию в разработке намеченных им вопросов. Моя просьба об откомандировании меня в егерскую роту была отклонена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, меня перевели на работу в области техники, с чем мне пришлось смириться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой предшественник не оставил после себя ничего ценного, кроме нескольких незаконченных документов. Дружескую поддержку нашел я лишь в лице некоторых старых чиновников Министерства рейхсвера, знакомых с деловыми бумагами и знающих технику делопроизводства. Моя новая работа была весьма поучительной и полезной для моего дальнейшего совершенствования, однако наиболее ценным оказалось порученное мне генералом фон Чишвицем изучение проблемы переброски войск на автомашинах. Благодаря этой работе, которой предшествовали небольшие практические занятия в Гарце, я впервые ознакомился с возможностями использования моторизованных войск. Теперь я мог иметь по этому вопросу собственное суждение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал фон Чишвиц чрезвычайно критически относился к моей деятельности; обращая особое внимание на точность, он не пропускал ни одной моей ошибки, чем помог мне приобрести необходимые знания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Первой мировой войне часто применялись переброски войск на автомашинах, однако они всегда осуществлялись в условиях позиционной обороны, и не было ни одного случая, чтобы при ведении маневренной войны они проводились непосредственно в сторону противника. Для неукрепленной Германии казалось невероятным, что будущая война начнется именно как война позиционная, с устойчивой линией фронта, поэтому мы были вынуждены считаться с необходимостью ведения подвижной обороны. Проблема переброски моторизованных войск в условиях маневренной войны сразу же вызвала необходимость организации охранения этих перебросок. Эффективное охранение могло осуществляться только бронетанковыми средствами. И вот я начал изучать историю, стремясь ознакомиться с опытом использования бронированных машин. Так, я познакомился с молодым обер-лейтенантом Фолькгеймом, который обработал имевшиеся незначительные данные о применении немцами в период Первой мировой войны небольших танковых подразделений, а также сданными об использовании противником более крупных танковых сил. Эти данные имели определенную ценность для нашей небольшой армии. Фолькгейм снабдил меня некоторой литературой, и я получил возможность приступить к изучению еще слабо разработанной теории использования бронетанковых войск. Наиболее богатый опыт в этой области имели англичане и французы. Я достал необходимую литературу и начал ее штудировать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это были преимущественно английские статьи и книги Фуллера, Лиддл Гарта и Мартеля [32 - Имеются в виду теоретики танковой войны англичане Джон Фуллер, Бэзил Лиддл Гарт и Жиффар ле Кесн Мартель. В данном случае это могли быть исключительно статьи, да и основная их масса относилась на к 1922 г., а позже. Обобщающие же труды этих авторов начали появляться в начале 1930-х гг. Возможно, Гудериан просто относит к 1922 г. ознакомление с работами, которые он прочел много позже.], которые меня чрезвычайно заинтересовали и обогатили мою фантазию. Эти дальновидные специалисты уже в тот период хотели превратить бронетанковые войска в нечто более значительное, чем вспомогательный род войск для пехоты. Они ставили танк в центр начинающейся моторизации нашей эпохи и являлись, таким образом, крупными новаторами в области разработки современных методов ведения войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В стране слепых и одноглазый – король. Так как никто, кроме меня, данной проблемой не занимался, то вскоре я прослыл специалистом. Этому способствовали небольшие статьи, публиковавшиеся время от времени мной в журнале «Милитэр Вохенблат» [33 - Журнал «Милитэр Вохенблат» (Militar-Wochenblatt; «Военный еженедельник»), издававшийся в Берлине с 181 б по 1942 г., был ведущим специализированным военнотеоретическим журналом Германии.], редактор которой генерал фон Альтрок неоднократно навещал меня, побуждая к сотрудничеству в журнале. Он был истинным солдатом и охотно предоставлял страницы газеты для статей по наиболее актуальным военным вопросам современности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сотрудничество в журнале дало мне возможность познакомиться с австрийцем Фрицем Хайглем, автором «Справочника по танку» [34 - Heigl F..Taschenbuch der tanks (1926).], который пользовался некоторыми моими советами по тактическим вопросам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зимой 1923/24 г. под моим руководством была проведена военная игра на тему «Использование моторизованных войск во взаимодействии с авиацией». Руководство игрой мне было поручено подполковником фон Браухичем [35 - На тот момент Вальтер фон Браухич был (с 1 ноября 1922) референтом Отдела боевой подготовки (Т4) Войскового управления Имперского министерства рейсхвера. Единственно, Гудериан ошибается: тгда Браухич был майором, а звание подполковник он получил только 1 апреля 1925 г.] – будущим главнокомандующим сухопутными войсками Германии. Игра была одобрена отделом боевой подготовки. Мне было предложено стать преподавателем тактики и военной истории. После соответствующего экзамена я был направлен в так называемую «учебную» командировку. Осенью 1924 г. я прибыл в штаб 2-й дивизии, находившийся в Штеттине [36 - Штеттин (Stettin) – столица провинции Померания, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Щецин (Szczecin), ныне столица Западно-Поморского воеводства.], которой в то время командовал генерал фон Чишвиц, снова ставший моим начальником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До переезда в Штеттин я под руководством полковника фон Натцмера, заменившего Чишвица на посту инспектора автомобильных войск, провел ряд тактических занятий на тему использования бронетанковых войск совместно с кавалерией для ведения разведки. Во время занятий мы пользовались лишь неуклюжими бронемашинами, которые нам разрешено было иметь по Версальскому мирному договору. Хотя эти машины из-за своего большого веса были в состоянии двигаться в основном только по дорогам, я был удовлетворен результатами занятий и при подведении итогов выразил надежду, что теперь автомобильные войска будут выведены из подчинения органов тыла и станут боевыми частями. Однако мой инспектор придерживался противоположного мнения и в ответ на мои высказывания бросил реплику: «К черту боевые части! Пусть перевозят муку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, я прибыл в Штеттин, чтобы преподавать тактику и военную историю офицерам, предназначенным для работы в Генеральном штабе [37 - В связи с тем, что по условиям Версальского мира Германия не могла готовить офицеров Генштаба, подобные курсы были разбросаны по штабам пехотных дивизий (они же штабы военных округов) и именовались вспомогательными курсами командного состава (F&#252;hrergehilfenausbildung). Гудериан 1 октября 1924 г. был назначен инструктором таких курсов в штабе 2-й пехотной дивизии и II военного округа (расположенном в Штеттине).]. Новая служба требовала много работы; перед своими весьма критически настроенными слушателями мне приходилось ставить хорошо продуманные задачи, всесторонне оценивать решение этих задач и делать ясные выводы. В преподавании военной истории я уделял значительное внимание кампании Наполеона 1806 г. К изучению этой кампании в Германии до этого относились с пренебрежением, т. к. она закончилась чувствительным поражением; между тем с точки зрения ведения маневренных операций она довольно поучительна. Далее я уделил внимание истории боевых действий немецкой и французской кавалерии осенью 1914 г. Детальное изучение данного вопроса оказалось чрезвычайно полезным для дальнейшего развития моих тактических и оперативных взглядов, т. к. это еще больше укрепило меня во мнении максимально использовать элемент подвижности в войне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В процессе тактических занятий и военных игр я при всяком удобном случае старался изложить перед слушателями свои взгляды. Мой непосредственный начальник майор Хёринг [38 - Майор Генрих Хёринг отвечал в штабе 2-й пехотной дивизии за вспомогательные курсы.] обратил на это внимание, что и отметил в данной мне аттестации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После трех лет преподавания я снова был направлен в Министерство рейхсвера, где стал работать в Военно-транспортном отделе Войскового управления [39 - Имеется в виду отдел Т1Т или Т1 IV – т. е. 4-я группа 1 – го (Оперативного отдела); перевод Гудериана состоялся 1 октября 1927 г.], начальником которого был полковник [Ганс] Хальм, а затем подполковники [Альфред] Вэгер и [Фриц] Кюне. Военно-транспортный отдел подчинялся в то время Оперативному отделу. Мне было поручено составить реферат, в котором я должен был изложить свои взгляды на возможности переброски войск автотранспортом. Войсковому управлению казалось тогда возможным производить крупные переброски частей и соединений сухопутных войск на обычных грузовых машинах. Никаких других транспортных средств у нас в то время не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При изучении этого вопроса мы столкнулись с рядом трудностей, вытекавших из свойств данного вида транспорта. Французы во время Первой мировой» войны производили подобные переброски войск, в частности во время сражения под Верденом; однако они осуществлялись за неподвижной линией фронта, а в подобных условиях не требовалась немедленная доставка к месту назначения всего имевшегося в составе дивизии гужевого транспорта и прежде всего артиллерии. Когда же встал вопрос о возможности переброски автотранспортом целых дивизий вместе со всеми их тыловыми службами в условиях маневренной войны, стало очевидным, что для этого потребуется огромное количество грузовых автомашин. По этому поводу у нас развернулись горячие споры, причем сомневавшихся было больше, чем веривших.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1928 г. [подполковник [Курт] Штоттмейстер из учебного автомобильного штаба (Kraftfahrlehrstab) обратился ко мне с просьбой взять на себя преподавание тактики танковых войск его слушателям. Мои начальники из Войскового управления войск согласились на то, чтобы я взял на себя эту дополнительную работу. Таким образом, я снова стал заниматься танками, правда, пока только теоретически. Однако мне недоставало практических знаний в этой области, к тому времени я еще ни разу не побывал внутри танка. Теперь же мне предстояло преподавать дисциплину, имеющую непосредственное отношение к танкам. Тщательная подготовка к занятиям потребовала от меня серьезного изучения различных источников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теоретическая разработка вопроса теперь уже не представляла таких трудностей, как в первое время моя работа в Министерстве рейхсвера, потому что к этому времени уже появилась богатая литература о прошедшей войне, а в иностранных армиях были даже изданы соответствующие наставления [40 - Английское наставление для бронетанковых войск было переведено на немецкий язык и в течение многих лет служило для нас теоретическим руководством. – Прим. авт.]. Для практических занятий использовались макеты танков. Первоначально макеты были обтянуты парусиной и перемещались людьми, а в дальнейшем делались из жести и передвигались с помощью мотора. Мы проводили такие занятия и совместно с пехотой, в частности с подразделениями 3-го батальона 9-го пехотного полка [41 - Батальон дислоцировался в непосредственной близости от столицы – в районе Берлин-Шпандау.], которым последовательно командовали подполковники [Эрнст] Буш и [Курт] Лизе. Во время этих учений я познакомился со своим будущим коллегой [Вальтером] Венком, бывшим тогда адъютантом 3-го батальона. Мы занимались с ним систематически, изучая действия в бою одиночных танков, танковых взводов, рот и батальонов,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя возможности для проведения практических занятий были довольно ограниченными, тем не менее мы постепенно получали довольно ясное представление о перспективах использования танков в современной войне. Особенно плодотворной для работы моей фантазии явилась моя четырехнедельная командировка в Швецию, во время которой я имел возможность практически ознакомиться (во время маневров) с последним образцом немецкого танка LK. II [42 - LK. II (Leichter Kampfwagen II) – т. е. «легкий танк II», был модификацией немецкого танка LK. I и был выпущен в июне 1918 г. Танк был вооружен 37-мм орудием производства Круппа (или 57-мм русским орудием, а в одной из версий – 7,92-мм пулеметом). Он весил 8,75 тонны, работал на 4-цилиндровом бензиновом моторе и имел следующие параметры: длина – 5,06 м, ширина – 1,95 м, высота – 2,52 м. Бронирование колебалось от 8 до 14 мм. Хотя германская армия и заказала сразу 580 танков LK. II, до конца войны было выпущено всего два прототипа. После войны они вместе с чертежами) были переданы Швеции, где легли в основу шведских танков т/21 и т/21-29.], использовавшегося во время войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По пути в Швецию мы с женой побывали в Дании, где приятно провели несколько дней в Копенгагене и его окрестностях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глубокое впечатление произвели на нас прекрасные скульптуры Торвальдсена. Сидя на террасе замка Эльсинор [43 - Имеется в виду замок Кронборг (Kronborg), расположенный в Дании, рядом с городом Хельсингёр (Helsingor; в англ. традиции – Эльсинор) на северо-восточной оконечности острова Зеландия. Замок Кронборг также широко известен под именем Эльсинора (Elsinore) как место действия пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет».], мы вспоминали слова Гамлета:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Есть многое на свете, друг Горацио,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что и не снилось вашим мудрецам.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лучи солнца окрашивали бронзовые стволы пушек в зеленоватый цвет. Это была великолепная картина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальнейший путь от Мотала до Стокгольма мы совершили на пароходе. По дороге остановились, чтобы осмотреть красивое старинное аббатство Врета. На следующий день мы увидели великолепные здания Стокгольма – этой северной Венеции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был направлен в танковую часть – во 2-й гвардейский батальон. Его командир полковник Бурен принял меня весьма любезно. Меня прикомандировали к роте, которой командовал капитан Клингспор; с ним у меня установилась прочная дружба, продолжавшаяся до самой его преждевременной смерти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шведские офицеры, с которыми нам приходилось иметь дело, встретили нас, немецких офицеров, весьма гостеприимно. Во время тактических занятий нас очень тепло принимало местное население, предоставившее нам квартиры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы посетили тещу капитана Клингспора – мадам Седерлунд в ее чудном замке, расположенном у самого моря. Мадам Седерлунд владела заводом, вырабатывавшим превосходный шведский пунш, которого мы вдоволь отведали. Посетили королевское имение Тюльгарн, которым управлял офицер запаса по фамилии Багер, служивший ранее в танковом батальоне. Вместе с полковником Буреном ездили на охоту. В Скансене [44 - Скансен (Skansen) – этнографический комплекс, музей-деревня под открытым небом на острове Юргорден в Стокгольме.] посетили театр, расположенный под открытым небом, осмотрели картины известного художника Лильефорса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Дроттнингхольме [45 - Дротнингхольм (Drottningholm «Остров королевы») – дворцовый комплекс, расположен на острове Лове посреди озера Меларен, к западу от Стокгольма.] нам показали кожаные обои из дворца Валленштейн в Праге, «спасенные» великим шведским королем Густавом Адольфом [46 - Густав II Адольф (GustavII Adolf) (9.12.1594 – 6.11.1632), король Швеции (1611 – 32). Из династии Ваза; сын короля Карла IX. Во время Тридцатилетней войны 1618 – 48 в 1630 возглавил войска протестантской коалиции, став ее самым талантливым и удачливым полководцем. Выиграл ряд важных сражений, получив прозвище «Северный Лев». Погиб в сражении при Люцене.] во время Тридцатилетней войны. Тогда мы смеялись над этим странным термином, когда кастелян объяснял значение этих прекрасных обоев. Теперь же можно сказать, что действительно некоторые из этих сокровищ были спасены, ибо в противном случае они едва ли избежали бы уничтожения во время Второй мировой войны. К их числу принадлежит Кодекс Аргентеус [47 - Серебряный кодекс или Codex Argenteus – манускрипт VI выявляется сделанным епископом Вульфилой переводом Библии на готский; содержит текст Четвероевангелия. Написан на пурпурном пергаменте серебром. Шведы захватили ее в качестве трофея и с 1648 г. хранится в Уппсале (Швеция). Первоначально включал 336 листов, из которых сохранилось 188. Однако после того как королева Христина Шведская перешла в католицизм, рукопись оказалась в Нидерландах, и в 1654 г. была приобретена Исааком Боссом. В 1662 г. рукопись была выкуплена Магнусом Делагарди, перевезена в Швецию и в 1669 г. вновь передана в библиотеку университета Уппсалы.], помещенный под стеклом за фиолетовой шелковой занавесью в университетской библиотеке города Упсала. Вблизи этого бесценного документа я обнаружил Библию [48 - Т.н. Императорская Библия или Codex Caesareus Upsaliensis.], которую король Генрих III [49 - Генрих III (Heinrich III) (28.10.10175.10.1056), король Германии (с 1039), император Священной Римской империи (с 1046), герцог Баварии (1027 – 42), герцог Швабии (1039 – 45), король Бургундский (с 1039). Из Франконской (Салической) династии; сын императора Конрада II.] подарил кафедральному собору города Гослар. Она также принадлежит к числу спасенных сокровищ из более чем 250 ограбленных Густавом Адольфом немецких городов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор я с большим удовольствием вспоминаю поездку в Швецию, оказавшуюся для меня весьма полезной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том же 1929 г. я пришел к выводу, что одни танки или танки, приданные пехоте, не могут играть решающую роль. Изучение военной истории, итогов маневров в Англии и собственного опыта убедили меня в том, что танки могут быть использованы наиболее эффективно лишь тогда, когда всем остальным родам войск, поддерживающим танки, будет придана такая же скорость и проходимость. Танки должны играть ведущую роль в соединениях, состоящих из различных родов войск; все остальные рода войск обязаны действовать в интересах танков. Поэтому необходимо не танки придавать пехотным дивизиям, а создавать танковые дивизии, в состав которых должны входить различные рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время командирских занятий на местности, проводившихся летом 1929 г., руководя одной из групп, я принял за основу танковую дивизию. Занятия прошли успешно, и я был уверен, что нахожусь на правильном пути. Однако новый инспектор автомобильных войск генерал Отто фон Штюльпнагель запретил мне во время занятий проводить операции силами целых танковых соединений, т. к. он считал, что танковая дивизия является утопией. Я мог вести речь только о танковых полках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1929 г. начальник штаба инспекции автомобильных войск полковник [Освальд] Лутц, бывший мой мюнхенский покровитель, спросил меня, не желаю ли я стать командиром автомобильного батальона. Я дал согласие и с 1 февраля 1930 г. был назначен командиром 3-го (прусского) автомобильного батальона (Kraftfahr-Abteilung), расположенного в Берлине-Ланквице [50 - Ланквиц (Lankwitz) был самостоятельной общиной и был включен в состав Большого Берлина в 1920 г. Ныне (после реформы 2000 г.) это район в юго-западной части 6-го административного округа Берлина – Штеглиц-Целендорф.]. Батальон состоял из четырех рот: 1-я и 4-я роты находились вместе со штабом батальона в Берлин-Ланквице, 2-я рота – в учебном лагере Добериц-Эльсгрунд [51 - Имеется в виду учебный войсковой лагерь Дёбериц (Doberitz), где в казармах Эльсгруд (Elsgrund) размещалась 2-я рота батальона. Он располагался в районе одноименной деревни недалеко от Берлина (немногим восточнее Шпандау). Ныне она входит в состав общины Даллгов-Дёбериц земельного округа Хафельланд земли Бранденбург.], а 3-я рота – в Нейссе [52 - Нейссе (Л/е/йе) – центр городского округа прусской провинции Верхняя Силезия… После окончания войны в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Ныса (Nysa), а все его немецкое население депортировано; ныне центр повята Опольского воеводства Польской Республики.],4-я рота была выделена из состава 3-го транспортного батальона (Fahr-Abteilung). После того как я принял подразделения своего батальона, полковник Лутц оказал мне содействие в переформировании последнего: 1-я рота была укомплектована бронемашинами, а 4-я – мотоциклами. Таким образом, две эти роты могли стать ядром будущего моторизованного разведывательного батальона, 2-я рота считалась танковой и была снабжена макетами танков; 3-я рота предназначалась для действий качестве противотанковой, в связи с чем в ней были деревянные макеты пушек. Хотя 1-я рота и имела старые бронемашины, разрешенные нам Версальским договором [53 - Уже после Версаля Германии было разрешено ограниченное число бронеавтомобилей, предназначенных для транспортировки личного состава. Они являлись вариантами полицейских бронеавтомобилей, не обладали достаточной проходимостью и для проведения операций на пересеченной местности не годились.], однако во время занятий мы в целях экономии моторесурсов пользовались макетами. Одна только мотоциклетная рота имела настоящее вооружение – пулеметы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С большим рвением приступил я к практическим занятиям со своими импровизированными подразделениями, радуясь, что наконец-то стал до известной степени полновластным хозяином подразделения. Офицеры и рядовой состав занимались с большим воодушевлением, т. к. эти занятия внесли некоторую свежесть в затхлую атмосферу нашей армии. Но со стороны своих начальников я не встречал должного понимания. Например, инспектор военных сообщений так мало верил в этот еще совсем молодой род войск, что запретил нам проводить в учебном лагере занятия совместно с другими батальонами. В маневрах 3-й [пехотной] дивизии, в состав которой входил наш батальон, нам разрешили принять участие только одним взводом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исключение составлял наш командир дивизии Иоахим фон Штюльпнагель, который в свое время сообщил мне о моей командировке в Мюнхен. Этот образцовый генерал проявлял большой интерес к нашим занятиям и чутко реагировал на запросы нашего подразделения, оказывая значительную помощь. К сожалению, генерал весной 1931 г. [54 - Иоахим фон Штюльпнагель вышел в отставку 31 декабря 1931 г., а Отто фон Штюльпнагель – 31 марта 1931 г.] решил выйти в отставку из-за каких-то неприятностей с Министерством рейхсвера. Той же осенью ушел в отставку и наш инспектор генерал Отто фон Штюльпнагель. Когда я прощался с ним, он заявил мне: «Вы слишком напористы. Но поверьте мне, что ни я, ни вы не доживем до того времени, когда у немцев будут свои танковые силы». Скептицизм парализовал силы этого умного человека. Он понимал значение проблемы, но не знал, как ее решить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вместо него инспектором был назначен генерал [Освальд] Лутц, занимавший до того пост начальника его штаба. Это был умный человек, обладавший обширными техническими знаниями и большими организаторскими способностями. Признавая преимущества выработанных мною тактических принципов, он полностью встал на мою сторону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал Лутц назначил меня осенью 1931 г. своим начальником штаба. С этого времени начался период упорной борьбы за создание танковых войск, закончившейся в конечном счете нашей победой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для нас было ясно, что будущая структура танковых войск (Panzerwaffe) должна отвечать целям их использованию для решения оперативных задач. Поэтому организационной единицей могла быть только танковая дивизия (Panzerdivision), а в дальнейшем – танковый корпус (Panzer Korps). Задача состояла теперь в том, чтобы убедить представителей других родов войск, а также Руководство сухопутных войск, что наш путь является правильным. Сделать это было трудно, т. к. никто не верил, что автомобильные войска, относившиеся в это время к службам снабжения, могут быть использованы в тактических и даже в оперативных целях. Традиционные рода войск, прежде всего пехота и кавалерия, считались основными. Пехоту все еще называли «царицей полей». Так как Германии было запрещено иметь танковые войска, никто не мог собственными глазами увидеть столь расхваливаемое новое боевое средство, а наши макеты танков из жести вызывали во время маневров насмешливые замечания со стороны ветеранов Первой мировой войны. Иногда нас просто жалели, не принимая наши занятия всерьез. В лучшем случае допускалось, что танковые войска станут играть вспомогательную роль поддержки пехотных частей, но никто не считал их новым самостоятельным родом войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно упорная борьба разгорелась у нас с Инспекцией кавалерии. Мой генерал спросил у кавалеристов, какую роль они отводят в будущем кавалерии: будет ли она выполнять разведывательные или боевые задачи? Инспектор кавалерии генерал [-лейтенант барон Антон] фон Хиршберг ответил, что, по его мнению, кавалерия будет выполнять задачи боевого характера, а от выполнения мероприятий по ведению оперативной разведки он отказывается в пользу автомобильных войск. Поэтому мы и решили готовить наши бронеразведывательные батальоны для выполнения этих задач. Одновременно мы стремились к тому, чтобы подготовить создание и танковой дивизии. Наконец, мы считали необходимым, чтобы в каждой пехотной дивизии был создан моторизованный противотанковый дивизион, так как, по нашему убеждению, для эффективной защиты от танков необходимо иметь оружие, скорость передвижения которого была бы равной их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сменивший генерала фон Хиршберга генерал[-лейтенант] [Вильгельм] Кнохенхауэр, хоть и в прошлом пехотинец [55 - Кнохенхауэр действительно начинал службу в пехоте, после окончания Военной академии он в марте 1911 г. был переведен в Генштаб. С марта 1925 г. он служил в кавалерийских частях (в основном на штабных постах). Инспектором он стал 1 декабря 1933 г.], не собирался уступить нам позиции, от которых кавалерия уже отказалась. Из имевшихся в тот период трех кавалерийских дивизий он создал кавалерийский корпус, намереваясь снова возложить на кавалерию задачи ведения оперативной разведки, используя при этом наше детище – танковые подразделения. По его мысли, приход в наши новые подразделения офицеров-кавалеристов должен был оказать на них благотворное влияние. Однако между нами и кавалеристами происходили горячие дискуссии, нередко принимавшие слишком острые формы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце концов новые идеи восторжествовали: мотор победил лошадь, а пушка – пику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наряду с вопросами организации и использования танковых войск уделялось много внимания подготовке материальной части, с помощью которой мы хотели воплотить в жизнь наши идеи. В этой области уже была проделана некоторая предварительная работа. С 1926 г. за границей работала опытная станция, где проводились испытания немецких танков [56 - Имеется в виду секретная танковая школа рейхсвера в Казани, договор о создании которой был подписан в Москве 3 октября 1926 г. Она носила кодовое название «Кама», с 1928 г. работала под вывеской «Технические курсы ОСОАВИАХИМА» (Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству). Школа, весь преподавательский состав которой был немецкий, располагалась на территории бывших казарм Каргопольского полка под Казанью и включала военный городок, стрельбище и танковый полигон. В школе проходили подготовку как немецкие, так и советские танкисты, причем всего было подготовлено около 40 немецких и 250 советских офицеров.Школа подчинялась Инспекции автомобильных войск Военного министерства, которое через Управление вооружений разместило на заводах «Крупп», «Рейнметалл» и «Эрхарт» заказы на разработку и изготовление легких и средних танков, которые в разобранном виде доставлялись в Казань. Вначале 1930-х гг. работа школы начала сворачиваться и 5 сентября 1933 г. в Германию отбыли последние немцы.]. Управление вооружений сухопутных войск сделало заказ различным фирмам на производство двух типов средних танков и трех типов легких танков. Было выпущено по два танка каждого типа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, мы получили в общей сложности десять танков. Средние танки были вооружены 75-мм орудиями, а легкие – 37-мм. Опытные танки имели броню не из стали, а из литого железа. Скорость движения всех этих машин не превышала 20 км/ч.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Капитан Пирнер, отвечавший тогда за проектирование танков, стремился воплотить в конструкцию танков ряд современных требований, таких, как газонепроницаемость, проходимость, круговой обстрел из башенной пушки и пулемета, достаточно большой клиренс, маневренность и т. п. Это ему в значительной степени удалось осуществить. Не совсем удачно было оборудовано место для командира танка, которое находилось в передней части машины, рядом с местом водителя; командир танка был лишен всякой возможности вести наблюдение в направлении, обратном ходу танка, и имел чрезвычайно ограниченные возможности для наблюдения в стороны от направления движения, поскольку этому мешали гусеницы и слишком глубокое расположение сиденья. Танки в то время еще не были снабжены радиостанциями. Хотя танки, выпущенные в 20-х годах, были в техническом отношении более совершенными, нежели танки периода Первой мировой войны, все же сточки зрения тактических характеристик они далеко не отвечали тем требованиям, какие предъявлялись к ним в свете новых веяний. Опытные образцы танков нельзя было запускать в серийное производство, требовалось проектирование новых типов танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время у нас считали, что для вооружения танковых дивизий нужно иметь два типа танков: легкий танк, вооруженный бронебойной пушкой, а также башенным и курсовым пулеметами, и средний танк, вооруженный пушкой более крупного калибра и такими же пулеметами. В каждом танковом батальоне предполагалось вооружить легкими танками три роты и средними – одну. Последняя предназначалась для поддержки рот легких танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По вопросу о калибре орудий наше мнение разошлось с мнением начальника Управления вооружений и инспектора артиллерии, которые считали, что легкому танку вполне достаточно иметь орудие калибра 37 мм, в то время как я полагал, предвидя усиление брони танков иностранных армий, что на легком танке нужно иметь орудие калибра 50 мм. Однако ввиду того, что пехота была вооружена тогда 37-мм противотанковой пушкой, я и генерал Лутц были вынуждены в целях упрощения производства согласиться на вооружение легких танков 37-мм орудием. Нам, правда, удалось договориться об изготовлении башни легкого танка такого диаметра, чтобы он допускал в дальнейшем установку на нем орудия калибра 50 мм. Средние танки было решено вооружить орудием калибра 75 мм. Общий вес танка не должен был превышать 24 т. Исходным пунктом для установления этих данных служила грузоподъемность мостов на дорогах Германии. Скорость танков была определена в 40 км/ч. Экипаж как легкого, так и среднего танка должен был состоять из пяти человек – командира танка, наводчика, заряжающего, водителя и радиста. Наводчик и заряжающий должны были находиться во вращающейся башне, а для командира танка предполагалось устройство отдельной небольшой командирской башни, над местом наводчика, дающей возможность вести круговое наблюдение; впереди находились места водителя и радиста. Командование экипажем должно было осуществляться по ларингофону. Связь между танками должна была осуществляться по радио.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При сравнении этих требований к конструкции танков с требованиями, предъявлявшимися к ранее упомянутым опытным образцам, становилось ясным, что они исходили из новых установок о тактическом и оперативном использовании танков. Было также ясно, что пройдет несколько лет, прежде чем танки новой конструкции будут пригодны для боевых действий. Поэтому мы считали необходимым создать пока такие танки, которые могли бы быть использованы для учебных целей. Мы остановили свой выбор на учебном танке, смонтированном на шасси Карден-Ллойда [57 - Имеется в виду британская танкетка Carden Loyd Mark VI.], закупленных в Англии и предназначавшихся для монтирования 20-мм зенитной пушки. Этот тип учебного танка допускал лишь установку пулеметов во вращающейся башне. Такие танки, получившие обозначение PzKpfw I [58 - Сокращение от Panzerkampfwagen I (Бронемашина I), также именовался (но реже) PanzerI (Танк 1); в соответствии с германской ведомственной системой обозначений военной техники носил индекс Sd.Kfz.101. На первом этапе в целях маскировки (т. к. Германии было запрещено иметь танки) сельскохозяйственным тягачом (Landwirtschaftlicher Schlepper; LaS). В советской литературе традиционно именовался танком Т-1.], могли быть изготовлены к 1934 г. и использованы в качестве учебных машин до того времени, пока не будут готовы боевые танки. Никто, конечно, не думал в 1932 г., что с этими небольшими учебными танками нам придется в один прекрасный день вступить в бой с противником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду того, что производство основных типов танков затянулось на большее время, чем мы предполагали, генерал Лутц принял решение построить еще один промежуточный тип танка, вооруженного 20-мм автоматической пушкой и одним пулеметом. Производством этих танков, получивших обозначение PzKpfw II, занималась фирма MAN [59 - Maschinenfabrik Augsburg – Nurnberg AG («Машиностроительная фабрика Аугсбург-Нюрнберг АО»).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1932 г. в учебных лагерях Графенвёр и Ютербог впервые под руководством генерала Лутца были проведены учения усиленных пехотных полков с участием танковых батальонов, имевших, конечно, только макеты танков. На маневрах, проводившихся в том же году, впервые после заключения Версальского договора участвовали немецкие бронеавтомобили, представлявшие собой временный тип на шасси трехосного грузовика, облицованного стальной броней. Школьники, которые прежде протыкали наши макеты своими карандашами, чтобы заглянуть внутрь, были поражены новыми бронемашинами так же, как и пехотинцы, привыкшие раньше обороняться камнями от презираемых ими танков. Штыки также были бесполезны для борьбы с броней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти маневры доказали возможность боевого применения моторизованных и танковых частей и подразделений. Командование кавалерийскими войсками во многих случаях еще допускало нападки на нас, считая наши взгляды нереальными, но наши успехи были уже настолько велики, что их нельзя было не замечать. В рядах наиболее дальновидных молодых офицеров-кавалеристов произошел перелом в сторону признания перспектив нового рода войск; многие из них поняли, что в наше время испытанные принципы действий кавалерии должны осуществляться новыми средствами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На маневрах 1932 г. в последний раз присутствовал престарелый фельдмаршал Гинденбург. Я был поражен тем, с какой четкостью он отмечал при подведении итогов допущенные на маневрах ошибки. Говоря о командовании кавалерийским корпусом, Гинденбург заметил: «В войне залогом успеха является простота замысла. Я был в штабе кавалерийского корпуса. То, что я там видел, было далеко от этого». Он был совершенно прав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[30 января] 1933 г. рейхсканцлером был назначен [Адольф] Гитлер. С этого времени внутренняя и внешняя политика Германии полностью изменилась. Впервые я увидел и услышал Гитлера в начале февраля на открытии автомобильной выставки в Берлине [60 - А. Гитлер открывал Международную автомобильную выставку (Internationale AutomobilAusstellung;IAA) в Берлине 11 февраля 1933 г. – Прим. науч. ред.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необыкновенным был тот факт, что сам рейхсканцлер открывал выставку вступительной речью. Его речь также в значительной степени отличалась от речей министров или канцлеров, выступавших при аналогичных обстоятельствах. Гитлер сообщил в своей речи об отмене налога на автомобили и о планах строительства автострад и производства дешевых автомобилей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касается той области, в какой я работал, то в ней произошли существенные изменения, вызванные назначением генерала [пехоты Вернера фон] Бломберга [имперским] министром рейхсвера и генерала [61 - К моменту своего назначение начальником Министерского управления – 1 февраля 1933 г. – Вальтер фон Рейхенау был всего лишь полковником, звание генералмайора ему было присвоено только 1 февраля 1934 г.] [Вальтера фон] Рейхенау начальником Министерского управления. Оба они придерживались современных взглядов; в лице этих двух представителей верховного командования я нашел, таким образом, людей, полностью понимавших значение бронетанковых войск. К этому следует добавить, что сам Гитлер также проявил большой интерес к вопросам моторизации армии и создания танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свидетельством этого явилось приглашение, полученное мной через Управление вооружений сухопутных войск, продемонстрировать в течение получаса перед рейхсканцлером в Куммерсдорфе [62 - Куммерсдорфский полигон сухопутных войск (Heeresversuchsanstalt Kummersdorf) – полигон рейхсвера в 1930 – 1940-х гг., расположен близ деревни Куммерсдорф-Шлиссплац (с 1945 г. – Куммерсдорф-Гут) в 30 км к югу от Берлина в провинции Бранденбург (ныне в составе община Ам-Меллензее земельного округа Телтов-Флэминг). На полигоне проводились испытания новой военной техники.] действия подразделений мотомеханизированных войск. Я показал Гитлеру мотоциклетный взвод, противотанковый взвод, взвод учебных танков PzKpfw I, взвод легких бронемашин и взвод тяжелых бронемашин. Большое впечатление на Гитлера произвели быстрота и точность, проявленные нашими подразделениями во время их движения, и он воскликнул: «Вот это мне и нужно!» После этого случая у меня сложилось впечатление, что канцлер полностью согласился бы с моими планами организации нового вермахта, если бы мне удалось изложить ему мои взгляды. Однако в этом я встретился с существенными затруднениями, связанными с неповоротливостью наших военных органов и отрицательным отношением к моим взглядам со стороны руководящих лиц Генерального штаба, мешавших мне связаться с генералом Бломбергом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между прочим следует отметить тот характерный для германской политики факт, что с 1890 г. только один канцлер, а именно Бисмарк, проявил однажды интерес к развитию вооружения армии, посетив Куммерсдорф. С тех пор до Гитлера здесь не был ни один канцлер. Об этом говорила книга посетителей, которую начальник [отдела] Управления вооружения генерал[-майор Карл] Беккер открыл перед Гитлером, попросив его расписаться. Этот факт доказывает, что германская политика была лишена какого бы то ни было «милитаризма».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 марта 1933 г. я присутствовал на открытии Рейхстага, которое состоялось в гарнизонной церкви Потсдама [63 - 5 марта 1933 г. были проведены последние выборы рейхстаг на многопартийной основе. Данное открытие рейхстага было проведено в рамках торжественного празднования «Дня Потсдама» (тем более, что 28 февраля 1933 г. здание рейхстага сгорело). Официальное выступление А. Гитлера 21 марта 1933 г. в гарнизонной церкви Потсдама было его первым выступлением перед рейхстагом после вступления в полномочия рейхсканцлера. Эта церковь – культовое место для немецких правых: в ней в те годы находилась могила Фридриха II Великого.]. Я занял место наверху, за пустым креслом императрицы и за креслом, занимаемым престарелым [генерал-]фельдмаршалом Макензеном, откуда мог любоваться старинными картинами, висевшими на стенах перед памятником Фридриху Великому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 марта 1933 г. был принят пресловутый закон о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, наделивший рейхсканцлера диктаторскими правами [64 - Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства (Gezetzzur ErhebungderNotvon VolkundReich) внес изменения в действующую Конституция Германии. Он устанавливал, что Имперское правительство имеет право издавать законы, которые вступают в действие на следующий день после опубликования. Статья 4-я предусматривала фактическую передачу заключения международных договоров в руки правительства, возглавляемого Гитлером, без согласования с парламентом. По этому акту законы, которые разрабатывались правительством, могли допускать «отклонения от конституции».]. Он был одобрен большинством голосов, поданных депутатами от партий Национального фронта и от Партии Центра. Социал-демократическая партия мужественно голосовала против этого закона, губительности которого для будущей судьбы Германии многие политики тогда не понимали. Ответственность за его последствия должны нести те политические деятели, которые в свое время голосовали за его принятие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Летом 1933 г. руководитель Национал-социалистического автомобильного корпуса [65 - Национал-социалистический автомобильный корпус (NS-Kraftfahrerkorps; NSKK) был добровольной общественной организацией, одним из подразделений НСДАП. Он был сформирован в 1931 г. и в 1933 г. организационно входил в состав СА. 26 октября 1933 г. NSKK стал самостоятельной организацией в составе НСДАП. Он обеспечивал контроль за использованием авто-и мототранспорта, отвечал за развитие и популяризацию автомобилизма и распространение в обществе идеологии национал-социализма, а также развитием автотуризма, организацией спортивных соревнований. В 1934 г. он насчитывал ок. 350 тыс. чел.] Адольф Хюнлейн пригласил меня принять участие в слете Штурмовых отрядов (СА), который должен был состояться в Годесберге и где обещал присутствовать Гитлер. Мне было интересно увидеть Гитлера в кругу его близких приверженцев. Кроме того, сам Хюнлейн был прямым и честным человеком, с которым можно было работать, поэтому я пообещал ему прибыть на слет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер выступил с докладом о национал-социалистской революции, проявив при этом изрядные знания в области истории. В своем докладе он указал, что каждая революция после достижения своей цели переходит в эволюцию. Такой именно период уже наступил для национал-социалистской революции. Он потребовал от своих последователей, чтобы они учли это обстоятельство. Оставалось только надеяться, что это требование Гитлера будет выполнено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом слете я имел возможность познакомиться с главным партийным судьей [Вальтером] Бухом, оказавшимся серьезным и уравновешенным человеком, придерживавшимся разумного взгляда на вещи, но не имевшим в дальнейшем, к сожалению, возможности осуществить свои принципы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я покинул Годесберг в надежде на то, что объявленный Гитлером период эволюции вскоре действительно наступит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1933 г. дело организации танковых войск значительно продвинулось. Ряд пробных учений и тактических занятий, проведенных с применением макетов танков, дал мне ясное представление о взаимодействии танков с другими родами войск и еще раз укрепил мою уверенность в том, что бронетанковые войска смогут сыграть свою роль в современной войне только тогда, когда они будут рассматриваться как главный и основной род войск, будут объединены в танковые дивизии и усилены другими полностью моторизованными родами войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если в области тактического использования танковых войск мы добились известных успехов, то вопрос о материальной части доставлял нам еще очень много хлопот. В результате разоружения Германии, проводимого в соответствии с Версальским договором, наша промышленность в течение целого десятилетия не производила многих видов вооружений. Потеря квалифицированных кадров и отсутствие необходимого оборудования явились причиной того, что наши пожелания в области танкостроения не могли быстро осуществляться. Особенно большие затруднения возникли при производстве специальной стали для танков, которая должна была обладать необходимой вязкостью; первые образцы стальных плит для танков ломались, как стекло. Много времени потребовалось также и на то, чтобы наладить производство радиоаппаратуры и оптики для танков. Однако я не раскаивался, что в тот период твердо настаивал на выполнении своих требований: танки должны обеспечивать хорошее наблюдение и быть удобными для управления. Что касается управления танком, то мы в этом отношении всегда превосходили своих противников; ряд имевшихся не очень существенных недостатков мы смогли исправить в дальнейшем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1933 г. генерал[артиллерии] барон [Вернер] фон Фрич был назначен командующим сухопутными войсками [66 - Гудериан несколько путает даты: Вернер фон Фрич занял пост только 1 февраля 1934 г., когда в отставку был отправлен (с производством в генерал-полковники) барон Курт фон Хаммерштейн-Экворд. При этом Фрич был назначен начальником Руководства сухопутными войсками, а главнокомандующим сухопутными войсками он стал только после реформы 1 мая 1935 г.]. Во главе армии оказался, таким образом, человек, пользовавшийся доверием всего офицерского корпуса. Это был благородный, умный и рыцарски честный солдат, имевший правильные тактические и оперативные взгляды. Не обладая обширными техническими знаниями, он, однако, был всегда готов без всякого предубеждения заняться рассмотрением новых предложений и согласиться с ними, если только он мог убедиться в их целесообразности. Поэтому разрешать с ним вопросы, касающиеся развития танковых войск, было значительно легче, чем с другими представителями ОКХ [67 - ОКХ – Верховное командование сухопутных войск (Oberkommando des Heeres; ОКН), верховный орган управления сухопутными войсками. В данном случае Гудериан также не обращает внимание на название ведомств: ОКХ было сформировано только 11 января 1936 г. на базе Руководства сухопутных войск. В данном случае он употребляет термин ОКХ в качестве обозначения высшей командной инстанции, ведавшей сухопутными войсками.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще будучи начальником Оперативного отдела Войскового управления [68 - Пост начальника Отдела Т1 (оперативного) Войскового управления Министерства рейхсвера барон Вернер фон Фрич занимал с 1 февраля 1926 г. и до назначения 1 ноября 1928 г. командиром 2-го (прусского) артиллерийского полка; он был в те годы подполковником, а 1 марта 1927 г. получил звание полковника.], он интересовался вопросами моторизации и создания танковых войск; одну из своих поездок в войска он специально посвятил изучению организации танковой дивизии. Получив новое высокое назначение, Фрич продолжал проявлять большой интерес к нашему делу. Характерной является следующая оценка. Я принес ему на доклад материал по некоторым техническим вопросам. Он выразил сомнение в правильности некоторых положений и сказал: «Вы должны знать, что все техники лгут». Я ответил: «Разумеется, они часто лгут, но обычно это становится известно другим через год-два после того, как они убедятся, что идеи этих техников не могут быть осуществлены на практике. Тактики тоже лгут, но это становится очевидным лишь после поражения, полученного в ближайшей войне, т. е. слишком поздно».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрич по привычке задумчиво перенес монокль с одного глаза на другой и сказал: «Пожалуй, вы правы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Насколько сдержанным и почти застенчивым он бывал в присутствии большого общества людей, настолько откровенным и доступным был среди друзей, которым доверял. В таких случаях обычно проявлялся его юмор, и он бывал до обаятельности любезен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значительно тяжелее было работать с новым начальником Генерального штаба [сухопутных войск] генералом [Людвигом] Беком. Это был благородный человек старой школы с уравновешенным, даже слишком уравновешенным характером, последователь [Гельмута] Мольтке[-старшего], взглядами которого он и хотел руководствоваться при создании Генерального штаба Третьего рейха. О современной сложной технике он не имел никакого представления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду того, что на работу в Генеральный штаб, особенно в качестве своих ближайших помощников, он подбирал людей, придерживавшихся одинаковых с ним взглядов, центральный аппарат командования сухопутных войск со временем стал постепенно сам собой превращаться в реакционную клику, с которой чрезвычайно трудно было работать. Бек выступал против наших планов организации танковых войск, считая, что танковые войска должны стать вспомогательным родом войск, оказывающим поддержку действиям пехоты, и придерживался мнения, что самой крупной единицей танковых войск должна быть танковая бригада. Он считал, что идея создания танковых дивизий нереальна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Беком мне преимущественно и приходилось вести борьбу по вопросам формирования танковых дивизий и разработки Уставов боевой подготовки танковых войск. В конце концов он согласился на формирование двух танковых дивизий, в то время как я настаивал на создании трех. Я с большим жаром пытался доказать ему преимущества новых соединений, в особенности роль, которую они могут играть в оперативном отношении. Он же твердил мне одно: «Нет, нет, я об этом и слышать не хочу. Вы слишком напористы». Он совершенно не верил моим докладам, в которых я утверждал, что развитие радиотехники обеспечит гибкое и эффективное управление танковыми соединениями, несмотря на большую скорость танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно был недоволен Бек требованиями Устава, что командиры всех уровней обязаны находиться в передовых частях своих войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Как же они будут руководить боем, – говорил он, – не имея ни стола с картами, ни телефона? Разве вы не читали Шлиффена?» То, что командир дивизии может выдвинуться вперед настолько далеко, что будет находиться там, где его войска вступают в соприкосновение с противником, было выше его понимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бек, вообще говоря, был человеком медлительным как в военном отношении, так и в политическом. Повсюду, где бы только он ни появлялся, он всегда производил какое-то парализующее действие. В каждом новом деле он видел лишь трудности и был постоянно полон опасений. Для того, чтобы иметь о нем более полное представление, следует добавить, что это он отстаивал необходимость ведения боевых действий методом маневренной обороны, которая упоминалась в наших Уставах еще до Первой мировой войны под термином «сдерживающее сопротивление». Бек ввел изучение во всех подразделениях сухопутных войск (вплоть до стрелкового отделения) «маневренной обороны» как одного из видов боя. Понятие этого вида боя отличалось полной неясностью [69 - В своей работе «Введение в тактику» Ларри Хольт (Introduction to Tactics Guide, by Larry Holt; перевод И. Дмитраченко) дает следующее определение маневренной обороны: «При этом виде обороны Вы полагаетесь на легкие, мобильные силы и некоторые препятствия (если позволяет время), чтобы прервать продвижение атакующих, заставляя его перегруппировываться каждый раз, если его отбросят. Как только его продвижение замедлено и прервано, Вы предпринимаете контратаку с большей частью ваших сил. Преимущество этого вида в том, что Вы выбираете, когда и где захватывать инициативу, когда Вам предпринимать контратаку. Как только Вашей контратакой нанесено поражение основным силам нападающих, Вы можете перейти к атаке и продвигаться, чтобы полностью вытеснить вашего противника. Недостаток этого вида в том, что необходимо полагаться на один решающий механизм поражения. Захват инициативы и решительное столкновение – хорошие обстоятельства, однако нельзя бросать все яйца в одну корзину».], и мне ни разу не приходилось видеть, чтобы участники занятий на данную тему были удовлетворены ими. После того как были созданы танковые дивизии, Фрич прекратил изучение «маневренной обороны».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1934 г. было создано Командование подвижных войск; командующим был назначен генерал [Освальд] Лутц, а я – его начальником штаба. Кроме того, генерал Лутц продолжал занимать должность инспектора автомобильных войск и начальника отдела вооружения Управления общих дел Министерства рейхсвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приблизительно в это время Гитлер впервые встретился с Муссолини в Венеции и остался как будто недовольным результатами этой встречи [70 - Встреча состоялась 14 июня 1934 г. Это была первая их встреча, тогда Гитлер не произвел на Муссолини особого впечатления, кроме того дуче отверг требования Гитлера о признании за Германией полной свободы действий по отношению к Австрии.]. После своего возвращения Гитлер выступил с речью перед генералами рейхсвера и руководителями партии и Штурмовых отрядов [71 - Штурмовые отряды – СА (SA; Sturmabteilungen) – были военизированными формированиями НСДАП и были впервые еще в 1921 г. Они сыграли важную роль в приходе нацистов к власти, после чего их численность стала резко расти и к лету 1934 г. их численность достигла 3,5 млн. человек.]. На руководителей Штурмовых отрядов речь Гитлера не произвела сильного впечатления. При выходе из зала слышны были реплики такого рода: «Адольфу еще придется многому поучиться». Отсюда я мог сделать заключение, что в самой партии существуют серьезные разногласия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 июня 1934 г. загадка была разгадана. Начальник штаба Штурмовых отрядов Рём и многие командиры Штурмовых отрядов были расстреляны [72 - Эти события получили название «Ночь длинных ножей» (Nach derlahgen Messer), а в самой нацистской Германии – «Путч Рема» (Rohm-Putsch).]. Вместе с ними были расстреляны многие ни в чем не повинные мужчины и женщины и, как это стало теперь известно, лишь только потому, что они когда-то выступали против партии. В числе расстрелянных оказались бывший военный министр и рейхсканцлер генерал фон Шлейхер и его жена, а также один из его сотрудников генерал фон Бредов. Попытка реабилитировать этих двух генералов перед общественным мнением ни к чему не привела. Лишь престарелый фельдмаршал [Август] фон Макензен заявил на состоявшемся в 1935 г. вечере памяти Шлиффена, на котором присутствовали молодые и старые офицеры Генерального штаба, что честь Шлейхера и Бредова не была запятнана. Разъяснение Гитлера, сделанное им по этому поводу в Рейхстаге, не могло считаться удовлетворительным. Тогда еще надеялись, что партия вскоре вылечится от своих «детских болезней». Оглядываясь на прошлое, можно лишь выразить сожаление, что тогдашнее руководство вермахта не проявило достаточной настойчивости, чтобы добиться полного удовлетворения. Этим оно оказало бы большую услугу себе, вермахту и всему немецкому народу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 августа 1934 г. Германия понесла тяжелую утрату: умер генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, оставив свой народ в состоянии внутреннего революционного возбуждения, дальнейшее развитие которого нельзя было предвидеть. В этот день я писал своей жене:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Не стало больше нашего "старого господина" [73 - Одно из уважительных прозвищ Пауля фон Гинденбурга.]. Все мы сильно опечалены этой невозместимой утратой. Он был отцом для всего нашего народа и особенно для армии, и эту тяжелую потерю мы сможем возместить лишь с большим трудом и очень не скоро. Один факт существования Гинденбурга имел в глазах иностранных государств больше веса, чем письменные договоры и красивые слова. Он пользовался доверием всего мира. Мы, любившие и уважавшие его, потеряли очень много… Завтра будем присягать Гитлеру. Присяга, чреватая последствиями! Дай бог, чтобы обе стороны в одинаковой степени соблюдали эту присягу на благо Германии. Что касается армии, то она приучена соблюдать присягу. Пусть она с честью ее соблюдает… Ты права. Было бы намного лучше, если бы представители различных организаций отложили по этому поводу всякого рода торжества и вместо громких речей… приступили к скромной работе по выполнению своего долга».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти строки, которые я писал 2 августа, характеризуют не только мое личное настроение, но и господствовавшие в то время настроения многих моих друзей, а также широких кругов нашего народа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 августа 1934 г. немецкие солдаты проводили своего фельдмаршала и рейхспрезидента на вечное упокоение в Танненбергский мемориал [74 - Танненбергский национальный мемориал (Tannenberg-Nationaldenkmal)) был возведен в 1924–1927 гг. в память о победах Германии в Первой мировой войне и находился в Восточной Пруссии близ Хохенштейна (ныне Ольштынек, Польша). Гроб с телом Гинденбурга был помещен во второй башне. Посре перестройки мемориала в Имперский памятник погибшим воинам, 2 октября 1935 г. тело Гинденбурга и его супруги Гертруды (умершей в 1921 г.) было перезахоронено в новом склепе, над которым был возведен Зал памяти Гинденбурга с его 4-метровой статуей из порфира. В январе 1945 г. при приближении советских войск здания мемориала были взорваны, а останки Гинденбурга эвакуированы в Германию.]. Последними словами Гитлера, адресованными Гинденбургу, были: «Мертвый полководец, ступай в Валгаллу!» [75 - Toter Feldherr, geh’ ein in Walhall!]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще 1 августа рейхсканцлер и Кабинет министров на основании закона о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству приняли решение о том, чтобы в случае смерти Гинденбурга рейхс-президентом будет рейхсканцлер [76 - 31 августа 1934 г. Имперское правительство издало закон, с соответствии с которым «1. Должность президента империи объединяется с должностью рейхсканцлера. В силу этого установленные до сих пор правомочия президента империи переходят к вождю (фюреру) и рейхсканцлеру – Адольфу Гитлеру. Он назначает своего заместителя. 2. Этот закон вступает в силу с момента кончины президента империи фон Гинденбурга». (Это положение противоречило закону от 17.12.1932, по которому место президента после его смерти занимал председатель Верховного суда.)]. Тем самым 2 августа Адольф Гитлер стал одновременно главой государства и Верховным главнокомандующим вермахта [77 - После смерти П. фон Гинденбурга (2 августа 1934 г. А. Гитлер принял на себя полномочия главы государства и главнокомандующего вооруженными силами, должность рейхспрезидента упразднялась, а пост Гитлера стал именоваться «фюрер и рейхсканцлер». 19 августа 1934 г. состоялся референдум, в котором приняло участие 95 % зарегистрированных избирателей. Более 38 млн чел. (ок. 90 %) высказалось «за», 4,25 млн – «против».]. Так как он при этом сохранял должность рейхсканцлера, то в его руках была сосредоточена вся верховная власть государства. Диктатура Гитлера стала отныне почти неограниченной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступил 1935 г., знаменательный тем, что в марте этого года Германия восстановила свою независимость в военном отношении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый солдат радостно приветствовал это событие, означавшее отмену позорных для Германии статей Версальского договора. На параде, проведенном в день Памяти героев в присутствии [генерал-фельдмаршала [Августа фон] Макензена, принимали участие представители всех родов войск, в т. ч. и несколько батальонов недавно созданных бронетанковых войск, правда, в основном не имевших материальной части. При подготовке вначале хотели отстранить танковые войска от участия в параде, так как, по словам одного офицера Генерального штаба, «со своими короткими карабинами они не смогут выполнить команду "На караул"». Несмотря на эти «веские» доводы, мне все же удалось добиться участия танковых подразделений в параде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 марта 1936 г. я был приглашен на вечернюю беседу к английскому военному атташе. Незадолго до моего ухода из дома радио передало правительственное сообщение о восстановлении в Германии всеобщей воинской повинности. Беседа, которую я вел в тот вечер с английским атташе и присутствовавшим при этом моим знакомым офицером из Швеции, была чрезвычайно оживленной. Оба эти офицера выразили полное понимание, когда я сказал, что немецкая армия с удовлетворением встретила радостную весть о введении всеобщей воинской повинности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теоретически мы поставили перед собой цель – сравняться в области вооруженных сил с нашими хорошо вооруженными соседями. Практически же, особенно в отношении танковых войск, мы не могли даже и думать о том, чтобы в ближайшее время иметь такое вооружение, которое хотя бы приблизительно равнялось по количеству и качеству вооружению соседних государств. Поэтому мы прежде всего пытались сравняться с ними в отношении организационной структуры танковых войск и управления ими.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объединение наших немногочисленных танковых сил в крупные соединения – дивизии и объединение этих дивизий в корпус должно было компенсировать недостаток в количественном отношении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде всего наши военные начальники должны были убедиться в том, что избранный нами путь является правильным, а план – осуществимым. С этой целью созданное в июне 1934 г. Командование подвижных войск решило провести под руководством генерала Лутца летом 1935 г. четырехнедельные учения танковой дивизии, в которую были объединены все имевшиеся в то время танковые части и подразделения. Командиром этой учебной дивизии был назначен генерал[-лейтенант барон Максимилиан фон унд цу] Вейхс. Части и подразделения дивизии были собраны в учебном лагере Мюнстера, где с ними проводилась систематическая подготовка. Основная задача в этот период состояла не в том, чтобы научить командиров самостоятельно принимать решения и выполнять их, а в том, чтобы вообще доказать возможность передвижения танковых соединений и ведения ими боевых действий во взаимодействии с другими родами войск. Генералы Бломберг и Фрич с большим интересом следили за этими учениями. Генерал Лутц пригласил Гитлера присутствовать на учениях, однако пассивное сопротивление адъютанта Гитлера помешало ему в этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результаты учений оказались вполне удовлетворительными. Когда был выпущен желтый аэростат как сигнал об окончании учений, генерал-полковник Фрич шутливо заявил: «Теперь остается, чтобы на аэростате появилась надпись: "Танки Гудериана – самые лучшие!"».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во главе вновь созданного Командования танковыми войсками был поставлен генерал Лутц. Создание штаба танкового корпуса с постоянным штатом встретило сопротивление со стороны начальника Генерального штаба сухопутных сил генерала Бека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 15 октября 1935 г. были сформированы три танковые дивизии: 1-я танковая дивизия под командованием генерал[-лейтенанта барона Максимилиана фон унд цу] Вейхса, расположенная в Веймаре; 2-я танковая дивизия под командованием полковника Гудериана, расположенная в Вюрцбурге; 3-я танковая дивизия под командованием генерала Фессмана, расположенная в Берлине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале октября я покинул Берлин, чтобы сменить службу в центральном аппарате на практическую работу в войсках. Я знал, что после назначения генерала Лутца Командование бронетанковыми войсками оказалось в надежных руках. Однако приходилось считаться со все возрастающим противодействием со стороны многих работников Генерального штаба, и я сомневался, сможет ли офицер, заменивший меня на посту начальника штаба танковых войск, устоять против их влияния. Было также сомнительно, окажется ли в состоянии инспекция танковых войск, которая имела задачу защищать интересы танковых войск в Управлении общих дел сухопутных сил, осуществлять дальнейшее развитие танковых войск в том направлении, в каком это было задумано нами ранее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как в Командовании бронетанковыми войсками, так и в инспекции произошло то, чего я опасался: командование пошло на уступки, удовлетворив пожелание начальника Генерального штаба в отношении создания танковых бригад, предназначенных лишь для взаимодействия с пехотой. С этой целью уже в 1936 г. была создана 4-я танковая бригада в Штуттгарте. Удовлетворены были также пожелания инспекции кавалерии об усилении роли моторизованных частей и вместо новых танковых дивизий сформировали три т. н. «легкие дивизии» (leichte Division), имевшие каждая два кавалерийских стрелковых полка (Kavallerie-Schutzen-Regiment), разведывательный полк (Aufklarungs-Regiment), артиллерийский полк (Artillerie-Regiment), танковый батальон (Panzer-Abteilung) и ряд других частей и подразделений [78 - Также в состав легкой дивизии входили: противотанковый дивизион (Panzerabwehr-Abteilung), саперный батальон (Pionier-Bataillon), дивизионный батальон снабжения (Divisions-Nachrichten-Abteilung) и др.]. В целях увеличения скорости передвижения танкового батальона по шоссейным дорогам предлагали грузить танки на грузовики со специальными прицепами. Это предложение было совершенно бесполезным, потому что на прицепы можно было устанавливать только танки имевшихся тогда типов PzKpfw I и PzKpfw II, но не танки типов PzKpfw Ш и PzKpfw IV, которые должны были поступать на вооружение с 1938 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Помимо легких дивизий, были сформированы также четыре мотопехотные дивизии [Infanterie-Division (motorisiert)], представлявшие собой обычные пехотные дивизии, части которой были полностью моторизованные. Для проведения подобной моторизации потребовалось большое количество автомашин. Таким образом был сформирован XIV армейский корпус, состоявший из мотопехотных дивизий, и XV армейский корпус, куда вошли легкие дивизии; три танковые дивизии, подчинявшиеся Командованию танковых войск, вошли в состав XVI армейского корпуса. Все три корпуса были сведены в одну вновь созданную 4-ю группу сухопутных войск под командованием генерала Браухича, штаб-квартира которой находился в Лейпциге. Штаб группы отвечал за обучение и комплектование указанных соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежний единый для всех подразделений танковых войск розовый ваффенфарбе [79 - Ваффенфарбе (Waffenfarbe) – особый отличительный цвет выпушек на головных уборах, погонах, петлицах и др.] был отменен. Розовые выпушки остались только у личного состава собственно танковых полков и противотанковых дивизионов. Разведывательные батальоны танковых дивизий имели сначала желтый, а затем коричневый ваффенфарбе. Пехотные полки и мотоциклетные подразделения танковой дивизии имели зеленый ваффенфарбе, кавалерийские полки легких дивизий – желтый, а мотопехотные полки – по-прежнему белый. Естественно, что при таком положении в дела танковых войск постоянно вмешивались инспекции пехоты и кавалерии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был чрезвычайно опечален подобным разделением танковых и моторизованных частей, но ничего не мог предпринять против факта, который свидетельствовал о том, что развитие танковых войск пошло именно по этому путь. Только позднее они начали, и то лишь частично, развиваться в правильном направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши и без того ограниченные вспомогательные средства, необходимые для решения задач в области моторизации, расходовались понапрасну из-за ошибок организационного характера, допущенных другими родами войск. Так, например, начальник Общего управления сухопутных войск генерал [Фридрих] Фромм приказал моторизовать 14-е (противотанковые) роты пехотных полков. На мое возражение, что было бы целесообразнее перевести эти роты, входящие в состав полков, передвигающихся пешим строем, на конную тягу, Фромм ответил: «Пехоте также нужно иметь несколько автомашин». Мое предложение вместо противотанковых рот перевести на мехтягу тяжелые артиллерийские дивизионы было отклонено. Эти тяжелые орудия так и остались на конной тяге, и во время войны, особенно в России, они не могли справляться со своими задачами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Производство гусеничных машин, необходимых для вспомогательных подразделений, входящих в состав танковых дивизий, все время осуществлялось такими темпами, которые никак не могли удовлетворить нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было ясно, что эффективность действий дивизии в значительной степени зависит от того, как будут передвигаться мотопехотные части, артиллерия, а также другие части и подразделения дивизии. Были необходимы полугусеничные легкобронированные машины для перевозки мотопехотных и саперных частей и подразделений санитарной службы, самоходные установки для артиллерийских и противотанковых дивизионов, а также танки различных конструкций для разведывательных батальонов и батальонов связи. Обеспечение танковых дивизий всеми этими видами техники никогда не было осуществлено полностью. Несмотря на все растущие производственные мощности, наша промышленность была не в состоянии удовлетворить громадный спрос вновь создаваемых моторизованных соединений вермахта и войск СС, а также запросы народного хозяйства, так же остро нуждавшегося в автомашинах. Несмотря на все предупреждения специалистов, Верховное командование не хотело считаться ни с какими ограничениями, а самолюбие Гитлера еще более способствовало сохранению ОКХ этой позиции. При описании военных событий 1941 г. мы еще вернемся к данному вопросу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Находясь со своей танковой дивизией в Вюрцбурге, я мог лишь между делом заниматься всеми вышеуказанными вопросами. Основное внимание я уделял вопросам боевой подготовки и комплектованию подразделений дивизий, сформированных в различных частях страны. Зима 1935/36 г. прошла спокойно. В Вюрцбурге я был хорошо принят как офицерами гарнизона, начальником которого был тогда генерал[-лейтенант Фридрих] Брандт, так и местными властями. Я поселился на Белкштрассе в небольшом домике с великолепным видом на город, расположенный в долине Майна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1936 г. мы были поражены решением Гитлера оккупировать Рейнскую область. Танковые войска при этом не были использованы, т. к. оккупация Рейна представляла собой в военном отношении не более как политический жест [80 - Статьями 42 и 43 Версальского мирного договора была установлена Рейнская демилитаризованная зона, куда входила территория Германии по левому берегу Рейна и 50-км полоса по правому берегу. В зоне запрещалось размещать немецкие войска, строить фортификационные сооружения и т. д. В Германии в 1935 был разработан план оккупации Рейнской зоны (операция Schulung). 7 марта 1936 г. немецкие войска были введены в Рейнскую зону и ее особый статус был ликвидирован. В 10 часов утра имперский министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат вручил официальные ноты послам Франции, Великобритании и Италии с уведомлением о проведенной операции и заявлением о том, что Германия не признает положений Локарнского договора. В тот же день, выступая в рейхстаге, А. Гитлер заявил: «Германия более не связана Локарнским договором. В интересах права своего народа на безопасность границ и для охраны своих границ правительство Германии восстановило с сегодняшнего дня абсолютный контроль в районе демилитаризованной зоны». На референдуме 29.3.1936 98,8 % принявших в нем участие немцев одобрило действия своего правительства.]. Правда, моя дивизия была поднята по тревоге и переброшена на учебный полигон в Мюнзингене, но без танковой бригады, которая оставалась на месте во избежание нежелательных осложнений. Через несколько недель вся дивизия возвратилась обратно к месту своего постоянного расквартирования. 1 августа того же года я получил звание генерал-майора. В маневрах, проведенных осенью 1936 г., принимал участие только 4-й танковый полк, расположенный в Швейнфурте. Один-единственный танковый полк, участвовавший в маневрах в составе пехотной дивизии, не мог, конечно, дать ясного представления о боевых возможностях танковых войск. На этих маневрах в числе гостей присутствовал вернувшийся из Восточной Азии генерал-полковник фон Сект; я имел честь дать ему некоторые сведения о танковых войсках, с которыми ему не приходилось раньше сталкиваться. Затем мне пришлось выступить перед приглашенными представителями прессы и ознакомить их с организацией и боевым использованием нового рода войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Франции, Великобритании и Италии с уведомлением о проведенной операции и заявлением о том, что Германия не признает положений Локарнского договора. В тот же день, выступая в рейхстаге, А. Гитлер заявил: «Германия более не связана Локарнским договором. В интересах права своего народа на безопасность границ и для охраны своих границ правительство Германии восстановило с сегодняшнего дня абсолютный контроль в районе демилитаризованной зоны».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(На референдуме 29.3.1936 98,8 % принявших в нем участие немцев одобрило действия своего правительства. – Прим. науч. ред.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1937 г. прошел спокойно. Мы усердно занимались боевой подготовкой, закончившейся маневрами в масштабе дивизии в учебном лагере Графенвёр [81 - Военно-учебный лагерь Графенвёр (Truppenubungsplatz Grafenwohr) располагался близ одноименного города в Верхнем Пфальце (Бавария). Он был создан фактически заново в 1935 г. (ранее в 1907–1910 гг. там был лагерь баварской армии) для проведения испытаний вермахта; имел площадь 226 кв. км. В наши дни – военный лагерь армии США и НАТО.]. По поручению генерала Лутца я написал зимой 1936/37 г. книгу под названием «Внимание! Танки!» [82 - Полное название: Achtung – Panzer! die Entwicklung der Panzerwaffe, ihre Kampftaktik und ihre operativen Moglichkeiten («Внимание – танк! Развитие танкового вооружения, его боевая тактика и оперативные возможности»). Книга вышла в Union Deutsche Verlagsgesellschaft, (Stuttgart) в 1937 г.]. В ней я изложил историю возникновения и развития танков, а также свои взгляды в отношении основных принципов организации танковых войск Германии в будущем. Этой книгой я хотел разъяснить наши взгляды более широкому кругу лиц, чего нельзя было сделать, идя только по сухому служебному пути. Кроме того, я старался, освещая наши взгляды на страницах военной печати, опровергать в своих статьях аргументы противников, в которых я не имел недостатка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сжатом виде наши взгляды были изложены в моей статье, опубликованной 15 октября 1937 г. в военном журнале, являвшемся официальным органом Имперского союза германских офицеров. Ввиду того, что содержание этой статьи дает полную картину борьбы мнений, ведшейся в тот период, ниже я привожу ее полный текст.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь и движение – основа танкового наступления<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда заходит речь о танковой атаке, не специалисты обычно представляют себе стальные чудовища, появившиеся у Камбре и Амьена, о чем им приходилось читать в корреспонденциях с театра военных действий. Им представляются проволочные заграждения, прорванные, как будто они были сделаны из соломы, раздавленные и смешанные с землей блиндажи и пулеметы, танки, утюжащие окопы, шум их моторов, пламя, вырывающееся из выхлопных труб… Все это породило так называемую «танкобоязнь», которую многие считали причиной нашего поражения 8 августа 1918 г. Таким образом, одно из свойств танков, причем далеко не самое важное, а именно их утюжащее действие, рассматривается многими критиками как наиболее важное боевое свойство. Основываясь на таком взгляде, они представляют себе танковую атаку как наступление большого количества танков, двигающихся в сомкнутом строю в виде крупных мишеней для противотанковых средств и артиллерии, имеющих почти одинаковое направление движения и одинаковую скорость. Им представляется, что все танки мчатся в сторону обороняющегося с тем, чтобы по приказу своего командира раздавить противника даже в тех случаях, когда движение происходит по труднопроходимой местности. Огневые возможности танка оценивались чрезвычайно низко; находили, что танк является «слепым» и «глухим»; отрицали возможность удержания танковыми войсками захваченной ими местности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Представители противоположной точки зрения считали, что танки якобы уже не могут внезапно напасть на обороняющегося, что противотанковые средства и артиллерия обороняющегося в состоянии и сражать танки при любых обстоятельствах, что обороняющийся всегда находится именно там, где наступают танки, что оптические приборы позволяют обороняющемуся вести наблюдение даже в туман и сумерках и т. д. Основываясь на таком представлении, наши критики пришли к выводу, что танковое наступление не имеет никаких перспектив. Они решили, что бронетанковые войска необходимо упразднить; как заявил один из критиков, через эпоху танков следует просто перепрыгнуть. Тем самым они одним махом избавили бы себя от необходимости думать об изменении тактики старых родов войск, чтобы спокойно вернуться к тактике позиционной войны, применявшейся в 1914–1915 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но плохо прыгать в темноте, когда не знаешь, куда упадешь. До тех пор, пока наши критики не укажут нам другой, лучший путь к достижению успеха в наступлении, чем предложенное ими расформирование бронетанковых войск, мы будем бороться за наши принципы, основанные на том, что именно танки при их правильном использовании являются в настоящее время самым лучшим наступательным средством при проведении наземных операций. Для того, чтобы нарисовать более ясную картину перспектив танкового наступления, рассмотрим наиболее существенные особенности танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Броня. Танки любого типа, предназначенные для ведения боевых действий, имеют защиту прежде всего от бронебойных пуль. Однако для борьбы с противотанковыми орудиями и танками противника эта защита является недостаточной. Поэтому предназначенные для этой цели танки так называемых стран-победительниц в мировой войне, и прежде всего французские танки, имеют более надежную защиту. Например, чтобы пробить броню французского танка 2С, необходима пушка калибра 75 мм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если какая-либо армия использует для наступления в первом эшелоне танки, имеющие надежную броню, которая защищает их от основной массы противотанковой артиллерии противника, то успех ее действий, направленных против этого самого опасного противотанкового оружия, будет гарантирован. Тем самым рано или поздно будет обеспечен и успех действий, ведущихся против пехоты и саперных частей противника. Этот успех может быть достигнут под прикрытием тяжелых танков, а после того, как будут выведены из строя противотанковые средства противника, также под прикрытием танков более легких типов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наоборот, если обороняющийся будет обеспечен противотанковой артиллерией, способной пробивать броню любого танка наступающего противника, и будет в состоянии ввести в бой эту противотанковую артиллерию своевременно и в решающем пункте, то успех танковых частей будет достигнут ценой больших жертв, а при достаточной плотности и глубине противотанковой обороны успех танков вообще окажется под большим сомнением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борьба между броней и снарядом, ведущаяся с давних пор, продолжает иметь значение для бронетанковых войск и в настоящее время; она будет продолжаться и в дальнейшем, как это происходит в инженерных войсках, сооружающих долговременные укрепления, в военно-морском флоте, а в последнее время и в авиации. Неизвестность исхода этой борьбы ни в коем случае не дает основания для того, чтобы бросать танки в бой без достаточной брони, потому что в этом случае единственной защитой наступающего снова будет его суконный мундир, который, как показала мировая война, далек от совершенства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подвижность. Говорят, что «только подвижность является залогом победы»* [83 - Гудериан пишет: «Подстрочные примечания № 1 – 10 представляют собой цитаты из статей наших оппонентов, помещенных в журнале Militarwissenschqftliche Rundschau № 3 за 1937 г.». Поскольку в данном случае самих ссылок он не приводит, цифры заменены на глухие звездочки (*).]. Мы согласны с таким толкованием и хотим использовать для его осуществления все вспомогательные технические средства, имеющиеся в настоящее время. Для того, чтобы приблизиться к противнику, войска должны совершать передвижения, для этого они совершают марш пешим порядком, передвигаются на лошадях, перевозятся по железной дороге, а в последнее время – на автомашинах и самолетах. Когда войска входят в соприкосновение с противником, движение прекращается большей частью под воздействием его огня. Для того, чтобы возобновить движение, необходимо или уничтожить противника, или хотя бы подавить его сопротивление, или же принудить его оставить занимаемые позиции. Это может быть достигнуто использованием собственных огневых средств, превосходящих по своей силе огневые средства противника настолько, что они могут заставить замолчать его артиллерию и пулеметы. Стрельба с позиций, подготовленных заранее, может вестись на дистанцию прицельного огня основных огневых средств. До этих пределов пехота имеет возможность совершать движение под прикрытием основных огневых средств; затем тяжелое оружие и артиллерия должны менять огневые позиции, чтобы иметь возможность снова прикрывать своим огнем движение пехоты. Для ведения боевых действий указанным способом требуется большое количество огневых средств и еще больше боеприпасов. При таком способе действий сосредоточение сил с целью перехода в наступление требует много времени и с трудом может быть скрыто. Элемент внезапности, являющийся существенным фактором в борьбе за достижение победы, ставится при этом под сомнение. Но даже тогда, когда наступающему удается достигнуть внезапности, он, начав движение, сразу раскрывает противнику свои карты, и обороняющийся немедленно направляет свои резервы к объекту атаки, чтобы организовать здесь оборону. Надо сказать при этом, что создание новых оборонительных рубежей, с тех пор как резервы были моторизованы, стало делом значительно более легким, чем это было раньше. Поэтому скорость передвижения пехоты и артиллерии во время наступления не имеет того значения для достижения успеха, какое она имела во время последней войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, в первую очередь нужно добиться того, чтобы войска передвигались более быстрыми, чем раньше, темпами и были в состоянии, несмотря на огонь обороняющегося противника, продолжать движение, препятствуя тем самым созданию новых оборонительных рубежей и нанося удар в глубину его обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сторонники бронетанковых войск уверены в том, что при благоприятных условиях можно найти средство для достижения указанной цели. Наши противники считают, что элемент внезапности, использованный в 1918 г., «сегодня при танковом наступлении уже не может больше привести к желаемым результатам»*.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выходит, что танковое наступление уже не в состоянии застигнуть противника врасплох. Как же тогда вообще можно добиться внезапности на войне независимо от того, будут ли при этом использованы новые или старые средства?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Известно, что еще в 1916 г. генерал пехоты фон Куль предложил Верховному командованию германской армии осуществить прорыв фронта, применив внезапность в качестве основного элемента*, хотя в его распоряжении не было каких-либо новых наступательных средств. Наступление «Михэль» в 1918 г. [84 - Имеется в виду проводившаяся с 21 марта по 5 апреля 1918 г. немецкой армией на Западном фронте первая фаза Весеннего наступления, которая имела кодовое наименование «операция „Михэль“» (Operation Michael), больше известная как «Удар кайзера» (Kaiserschlacht).] имело большой успех исключительно благодаря правильному использованию элемента внезапности, при этом никаких новых боевых средств не было применено. Если же ко всем остальным средствам, обеспечивающим достижение внезапности, добавить и новые боевые средства, то успех операции будет обеспечен надежнее. Однако наличие таких средств не является обязательным условием для достижения внезапности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы уверены в том, что, используя в наступлении танки, мы сможем передвигаться значительно быстрее, чем передвигались до сих пор, и что после успешного прорыва мы будем продолжать дальнейшее продвижение; это обстоятельство, пожалуй, является наиболее важным. Мы уверены в том, что продвижение танков будет успешным в том случае, если предварительно будут созданы определенные условия, от которых в настоящее время зависит успех танкового наступления. К числу таких условий относятся: сосредоточение сил на выгодном участке местности, наличие слабых мест в обороне противника, превосходство над ним в танках и др. Когда нам указывают на то, что мы не сможем добиться успеха во всех наступательных операциях и что со своими танками, вооруженными пулеметами, окажемся не в состоянии штурмовать крепости, мы вынуждены сослаться на то обстоятельство, что и все остальные виды оружия, к сожалению, во многих отношениях не соответствуют еще целям наступления, и можем добавить при этом, что и мы не являемся всесильными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утверждают, что любой вид оружия может быть использован наиболее эффективно лишь тогда, когда он является новым и когда еще не созданы соответствующие средства защиты от него*. Бедная артиллерия! Она уже существует в течение столетий. Бедная авиация! Она также начинает стареть, т. к. и в отношении ее уже созданы средства противовоздушной обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не сомневаемся в том, что эффективность любого вида оружия зависит от состояния соответствующих средств защиты от него. Если танки сталкиваются с превосходящими силами противника – с его танками или противотанковой артиллерией, – они неизбежно терпят поражение. Однако эффективность оружия, независимо от состояния противодействующих средств, зависит еще и от стремления быстро использовать все новшества, оставаясь на техническом уровне эпохи. В этом отношении ни один другой вид оружия не имеет столь благоприятных возможностей, как танки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам говорят: «Артиллерийские снаряды обороняющегося имеют в настоящее время гораздо большую скорость, чем снаряды артиллерии, установленной на танках»*. Никто до сих пор не сомневался в этом. Тем не менее уже в 1917–1918 гг. сотни танков располагались непосредственно за передовой линией, сотням танков удалось благополучно проскочить через заградительный огонь противника, и за танками устремлялись дюжины пехотных и даже кавалерийских дивизий. При этом наступление осуществлялось без предварительной артиллерийской подготовки, а наступающие захватывали совершенно неповрежденную артиллерию противника. Артиллерия обороняющегося может серьезно задержать продвижение танков лишь при особенно неблагоприятных для них обстоятельствах. Однако как только танкам удалось прорваться и достигнуть огневых позиции артиллерии противника, артиллерийские батареи немедленно умолкают и перестают быть опасными также и для пехоты. Традиционная тактика артиллерии – ведение «заградительного огня вдоль угрожаемого участка в условиях пониженной видимости» – как раз не оправдала себя в последней войне. Конечно, пыль, поднимаемая снарядами противника, ограничивает видимость из танков, но это препятствие не является непреодолимым. Мы изучаем способы преодоления такого рода препятствий. Танки уже получили возможность передвигаться даже ночью и в тумане, пользуясь компасом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При ведении наступления с участием танков «решающая роль» принадлежит последним, а не пехоте, потому что неуспех танков влечет за собой провал всего наступления и, наоборот, успех танков обеспечивает победу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Огонь. Броня и подвижность – это еще не все боевые свойства танка; наиболее важным его свойством является огонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танк может вести огонь как с места, так и с хода. В том и другом случае стрельба ведется прямой наводкой. Когда танк ведет огонь с места по обнаруженной цели, он может добиться большой эффективности. Ведя огонь прямой наводкой и пользуясь хорошими оптическими приборами, танк в течение короткого времени и без большого расхода боеприпасов легко уничтожает цель, расположенную на удалении действительного огня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При движении танка ограничение поля обзора, казалось, будет затруднять наводчику наблюдение за противником, но т. к. орудие в танке расположено на значительной высоте, то это облегчает отыскание целей даже на местности, покрытой растительностью. Таким образом, большая высота танка, которая повышает его уязвимость, т. к. делает его отличной мишенью для противотанковых средств, оказывается до некоторой степени полезной для наводчика. Когда приходится стрелять с хода, то на близких дистанциях возможность попадания в цель является вполне реальной; она становится значительно меньшей по мере удаления от цели, при увеличении скорости движения танка и при движении по пересеченной местности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, в настоящее время лишь одни танки имеют возможность вести наземный бой, наступая на обороняющегося противника и ведя по нему огонь еще до того, как его пулеметы и артиллерия будут подавлены. Мы не сомневаемся в том. что при стрельбе с места вероятность попадания выше, чем при стрельбе с хода; это мы сами очень хорошо знаем и допускаем ведение как того, так и другого вида огня. Однако «только продвижение является залогом победы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Должны ли танки использоваться в наступлении (как считают* некоторые) только с целью прорыва главной полосы глубоко эшелонированной обороны противника, насыщенной противотанковыми средствами и артиллерией, т. е. является ли танковое наступление сражением техники, как это было во время мировой войны? Безусловно, нет. Кто так думает, тот исходит из представления лишь о пехотных танках, т. е. о таких танковых частях, задача которых исчерпывается тесным взаимодействием с пехотой и которые действуют с таким же темпом, как и пехота, тогда как продвижение ее мы считаем слишком медленным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не можем позволить себе ни предварительных рекогносцировок, проводящихся в продолжение недель и месяцев, ни большого расхода боеприпасов. Мы не хотим этого делать; вместо этого мы стремимся в заранее обусловленное время парализовать противника одновременно на всю глубину его обороны. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что со своим ограниченным запасом боеприпасов танки не в состоянии провести «планомерную артиллерийскую подготовку» или «массированный артиллерийский удар». Мы предлагаем как раз обратное: танки должны вести прицельный огонь прямой наводкой и одиночными выстрелами, потому что многолетний военный опыт показал, что даже ураганный артиллерийский огонь, продолжающийся в течение недель, был не в состоянии помочь пехоте одержать победу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учитывая боевой опыт наших противников, мы полагаем, что именно танки в состоянии наносить стремительные удары одновременно по различным участкам обороны противника на значительном по ширине фронте, что именно они играют решающую роль в достижении общего успеха наступления и что достигаемый ими успех будет иметь не только тактическое значение, какое имели прорывы танков во время Первой мировой войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прицельный огонь танков не только «слегка заденет» противника, как это бывает при стрельбе по площадям, требующей колоссального и бесполезного расхода боеприпасов. Танки при достаточной их плотности, ширине фронта наступления и глубине боевых порядков могут уничтожить значительную часть обнаруженных целей противника и проделать брешь в его обороне, куда устремятся наши резервы со скоростью гораздо большей, чем это было в 1918 г. Мы считаем необходимым, чтобы эти резервы состояли из танковых дивизий, т. к. все остальные рода войск не обладают достаточной боеспособностью, скоростью и подвижностью, необходимыми для успеха наступления и последующего преследования противника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, мы не можем согласиться с той точкой зрения, что танки являются лишь «дополнительным средством для достижения решающего успеха в бою и что, взаимодействуя с другими родами войск, они лишь в некоторых благоприятных условиях должны поддерживать продвижение пехоты»*. Если танкам будет отведена только вспомогательная роль, то все останется так, как было в 1916 г. Если не сделать решительного скачка, то мы будем вынуждены снова перейти к позиционной войне, похоронив всякую надежду на быстрое достижение решающего успеха в будущем. Ни предположения о наличии больших запасов боеприпасов у наших будущих противников, ни увеличивающаяся точность стрельбы и дальнобойность артиллерии существующих калибров, ни значительное улучшение техники стрельбы не в состоянии поколебать наши взгляды. Напротив, мы считаем, что в наступлении танки являются основным родом войск, и эту свою точку зрения мы будем твердо отстаивать до тех пор, пока техника не обеспечит нас чем-то более лучшим. Мы ни в коем случае не можем мириться с такой артиллерийской подготовкой, которая требует слишком много времени и отказа от элемента внезапности, руководствуясь лишь принципом, заключающимся в том, что якобы «только огонь обеспечивает начало движения»*. Наоборот, мы считаем, что бронированные моторы могут донести наше оружие к месторасположению противника без такой предварительной артиллерийской подготовки, если только будут соблюдены следующие важнейшие условия: движение по удобной местности, внезапность, массированное использование танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Слова «массированное использование» приводят в дрожь наших критиков. Они пишут: «Таким образом, возникает вопрос, является ли в принципе правильным массированное использование танков и не будет ли более целесообразным использовать их совместно с пехотой, чтобы придать наступлению необходимый размах»*. В этом высказывании мы прежде всего находим признание наших критиков, что наступление пехоты без танков не может достигнуть необходимого размаха. Отсюда мы делаем вывод, что тот род войск, действия которого могут придать наступлению необходимый размах, должен, несомненно, считаться главным родом войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вопрос о том, следует ли распределять танки по пехотным частям или нет, может быть разъяснен на следующем примере. Происходит война между красными и синими. Каждая из воюющих сторон имеет по 100 пехотных дивизий и по 100 танковых батальонов. Красные распределили танки по пехотным дивизиям, синие свели их в танковые дивизии, которые составили Резерв Главного командования. Линия фронта протяжением, скажем, в 300 км характеризуется следующим образом: 100 км линии фронта представляют танконедоступную местность, 100 км – местность с отдельными препятствиями и преградами для танков и остальные 100 км – танкодоступную местность. Поэтому при переходе синих в наступление, вполне возможно, сложится такая обстановка: значительная часть пехотных дивизий красных с танками будет располагаться против позиций синих на танконедоступной местности, где танки совершенно не смогут быть использованы, а другая часть их дивизий с танками расположится перед местностью, мало благоприятной для действий танков. Стало быть, танки последних, находясь в несколько лучших условиях, чем танки первой части дивизий, также вряд ли смогут рассчитывать на успех. Во всяком случае, красные смогут использовать только часть своих танков, расположенных перед танкодоступной местностью. Синие же, наоборот, смогут сосредоточить все свои танки на решающем направлении, там, где местность больше всего благоприятствует их действиям. Они получат возможность вступить в бой по меньшей мере с двойным превосходством в танках, а на остальных участках фронта смогут организовать оборону против распыленных танковых частей красных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пехотной дивизии, имеющей в своем распоряжении около 50 противотанковых орудий, значительно легче обороняться от 50, чем от 200 наступающих танков. Поэтому в предложении распределить танки по пехотным дивизиям мы усматриваем не больше чем возвращение к примитивной тактике англичан, которой они придерживались в 1916–1917 гг. Эта тактика еще тогда показала свою полную несостоятельность, поэтому была затем заменена тактикой сосредоточения сил и средств на одном направлении, приведшей к успеху во время сражения у Камбре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы желаем добиться победы посредством такого вида оружия, которое можно быстро перебросить к району расположения противника, ведущего огонь прямой наводкой, защищенного броней и передвигающегося с помощью мотора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говорят, что «мотор не является новым оружием, а лишь по-новому перебрасывает боевые средства старого типа»*. Всем известно, что сами моторы не стреляют. Когда мы говорим о бронетанковых войсках как о чем-то новом, то имеем при этом в виду новый род войск, подобно тому, как, например, использование мотора военно-морским флотом привело к появлению подводных лодок; только благодаря использованию мотора стало возможным появление самолета, а вместе с ним – военно-воздушных сил. Следовательно, и здесь речь идет о новом роде войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы, танкисты, считаем свой род войск вполне «созревшим» и уверены, что наш успех в будущих сражениях наложит отпечаток на предстоящие события. Если наступление танков будет удачным, то все остальные рода войск должны будут приспособиться к тому, чтобы действовать в одинаковом с ними темпе. Поэтому мы и требуем, чтобы те рода войск, которые будут взаимодействовать с нами для развития нашего успеха, были также подвижными и были нам приданы еще в мирное время, потому что решающее значение в будущих сражениях будет иметь не количество пехоты, а количество бронетанковых войск.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздней осенью 1937 г. происходили крупные маневры, на которых присутствовал Гитлер, а в последние дни маневров – и иностранные гости: [Бенито] Муссолини, английский фельдмаршал сэр Сирил Деверелл, итальянский маршал [Пьетро] Бадольо и венгерская военная миссия. От танковых войск к участию в маневрах была привлечена 3-я танковая дивизия под командованием генерал-лейтенанта Эрнста] Фессмана и 1-я танковая бригада. Мне было поручено руководство посредническим штабом танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результаты маневров показали, что танковая дивизия вполне оправдала себя как боевая единица. Неудовлетворительно работали лишь ее службы снабжения и ремонта. Необходимо было принять соответствующие меры по улучшению работы этих служб. Я представил свои соображения по данному вопросу командованию корпуса. К сожалению, мои предложения не были приняты во внимание, и те же недостатки дали о себе знать еще раз весной 1938 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последний день маневров специально для иностранных гостей было проведено под моим командованием крупное наступление всех танковых сил, участвовавших в маневрах. Впечатление было исключительно сильное, хотя мы располагали в то время лишь легкими танками типа PzKpfw I.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После маневров в Берлине состоялся парад войск, а затем заключительный завтрак, который генерал-полковник барон [Вернер] фон Фрич дал для иностранных гостей. Это обстоятельство дало мне возможность принять участие в ряде интересных бесед, в т. ч. с фельдмаршалом сэром Сирилом Девереллом и маршалом Бадольо. Бадольо рассказал о своем опыте в Абиссинском походе [85 - Имеется в виду Вторая итало-эфиопская война 1935–1936 гг., во время которой маршал Пьеро Бадольо занимал пост главнокомандующего итальянскими войсками в Абиссинии.], сэр Деверелл заинтересовался моими взглядами на проблемы моторизации. Молодые английские офицеры интересовались, можно ли во время настоящих боевых действий передвигать на поле боя такое большое количество танков, как мы это делали на маневрах, устроенных для Муссолини. Они не верили в такую возможность, а многие из них являлись сторонниками теории использования бронетанковых войск лишь в качестве вспомогательного рода войск. Во всяком случае, беседы носили чрезвычайно оживленный характер.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава III<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер в зените власти<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Богатый различными событиями 1938 год начался неожиданным присвоением мне в ночь на 3 февраля звания генерал-лейтенанта и приглашением в Берлин на 4 февраля для беседы с Гитлером. Утром 4 февраля на одной из улиц Берлина я встретил знакомого, сообщившего мне, что я назначен командиром XVI армейского корпуса [86 - Корпус был сформирован 4 февраля 1938 г. в Берлине как XVI моторизованный корпус [XVI. Armekorps (mot.)], причем в его состав вошли 3 танковые дивизии.]. Это сообщение меня чрезвычайно поразило; я немедленно купил утреннюю газету, в которой с удивлением прочитал сообщение об отставке ряда высших офицеров армии, в т. ч. Бломберга, Фрича и моего покровителя генерала Лутца. Приглашение в Имперскую канцелярию имело в основном целью объявить мне об этом. Все командиры корпусов вермахта выстроились полукругом в зале, в центре которого стоял Гитлер. Он сообщил нам, что причиной отставки имперского военного министра генерал-фельдмаршала [Вернера] фон Бломберга послужил его брак [87 - Бломберг 12 января 1938 г. женился на стенографистке Луиза Маргарета Грун (Gruhn). В это время криминальная полиция передала полицей-президенту Берлина Вольфу фон Хельдорфу досье на Грун, из которого следовало, что она снималась в качестве модели для порнографических открыток и была зарегистрирована как проститутка. Хельдорф передал досье Вильгельму Кейтелю, который переадресовал его к Герману Герингу. 24 января 1938 г. Геринг передал досье Гитлеру и потребовал отставки Бломберга. 25 января Бломберг был уволен в отставку, получив 50 тыс. рейхсмарок на кругосветное путешествие.], а главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника барона [Вернера] фон Фрича он вынужден уволить в отставку по причине нарушения им уголовных законов [88 - 25 января 1938 г. Геринг представил Гитлеру сфабрикованное гестапо досье в котором Фрич обвинялся в гомосексуализме. Там утверждалось, что он с 1935 г. платил деньги бывшему уголовнику Гансу Шмидту, который шантажировал его. Фрич дал слово, что все обвинения против него являются ложью. Немедленно была устроена очная ставка со Шмидтом, который опознал во Фриче шантажируемого им гомосексуалиста. По его словам, он застал Фрича при совершении гомосексуального акта с человеком по кличке «Баварец Джо» в переулке у Потсдамского вокзала. Гитлер потребовал у Фрича подать в отставку, от чего тот отказался, потребовав, в свою очередь, разбирательства в суде чести. В тот же день он был отправлен в отпуск на неопределенный срок.]. Об отставке других лиц Гитлер не стал распространяться. Мы стояли, как окаменелые. Тяжкие обвинения, выдвинутые против наших высших начальников, которых мы считали безупречно честными людьми, нанесли нам удар в самое сердце. Трудно было верить в правдоподобность этих обвинений, однако следовало считаться с тем, что вряд ли глава государства заявил бы о них без достаточных на то оснований. Закончив свою речь, Гитлер ушел. Вскоре отпустили и нас. Никто из нас не был в состоянии вымолвить хоть слово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что можно было сказать в столь потрясающий момент о последствиях этого события в будущем?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отставка Бломберга была предрешена. Оставаться на посту министра он больше не мог. Совершенно по-иному обстояло дело с Фричем. Было предложено произвести военно-судебное расследование. Военный суд, который происходил под председательством Геринга, вынес оправдательный приговор вопреки мнению председателя суда. Весьма скудные обвинения, предъявленные Фричу, были признаны совершенно недостаточными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через месяц после всей этой гнусной истории нас снова собрали, на этот раз на одной из авиабаз; здесь из уст председателя Имперского военного суда генерала [артиллерии Вальтера] Гейца мы услышали оправдательный приговор по делу Фрича и его подробное обоснование. Перед тем как был зачитан приговор, с небольшой речью выступил Гитлер, в которой он выразил свое сожаление по поводу случившегося и заверил нас, что подобные инциденты больше повторяться не будут.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы выразили пожелание, чтобы Фрич был полностью реабилитирован. Новый главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник [Вальтер] фон Браухич, назначенный на эту должность по предложению Бломберга, согласился лишь на назначение Фрича шефом 12-го артиллерийского полка [89 - Пост шефа полка не предполагал исполнение каких-либо служебных обязанностей, это было лишь почетное отличие, дававшее возможность носить форму полка и числиться на действительное военной службы. Командиром полка в описываемый период состоял полковник Гейнц Корте.], дислоцированного в Шверине, чтобы тем самым он был восстановлен на службе в армии. На какую либо ответственную должность он больше не назначался. Ввиду того позора, который генерал-полковнику пришлось пережить, это назначение явилось далеко не удовлетворительной компенсацией. Хотя свидетель, давший фальшивые показания против Фрича, был по приказу Гитлера казнен, все же те, кто стоял за кулисами всей этой инсценировки, остались ненаказанными. Смертный приговор, вынесенный доносчику, явился своего рода маскировкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 августа в учебном лагере Гросс-Борн [90 - Военно-учебный лагерь Гросс-Борн (Truppen&#252;bungsplatz Gro&#223; Born) был открыт в 1919 г. располагался южнее одноименного населенного пункта в Западной Померании. После окончания войны эти территории перешли к Польше и деревня стала именоваться Борне-Сулиново (Borne Sulinowo). Ныне город в Щецинецком повяте ЗападноПоморского воеводства Польской Республики.], в Померании, генерал-полковник Фрич вступил в обязанности шефа 12-го артиллерийского полка. 13 августа в том же лагере проводились учения, на которых присутствовал Гитлер, однако встреча его с Фричем не состоялась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вызывает удивление благородная сдержанность в поведении Фрича в последующем. Была ли она правильной в отношении его политических противников, – это другой вопрос. Но чтобы сделать более обоснованные выводы из дела Фрича, необходимо полнее описать события того времени и охарактеризовать лиц, принимавших в них участие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 февраля 1938 г. Гитлер занял пост Верховного главнокомандующего вермахтом. Пост имперского военного министра остался вакантным, а его функции – те, что не относились к компетенции Верховного главнокомандующего – перешли к начальнику Военного управления генералу [артиллерии] Вильгельму Кейтелю. Кейтель не получил, однако, новых служебных полномочий, но с этого времени стал именоваться начальником Верховного командования вермахта [91 - Oberkommando der Wermacht (OKW) – сокращенно ОКБ. – Прим. науч. ред].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командующим 4-й группой сухопутных войск в Лейпциге, объединявшей моторизованные корпуса, был назначен генерал [артиллерии Вальтер] фон Рейхенау, здравомыслящий, передовой человек, с которым я был связан большой дружбой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После событий 30 июня 1934 г. [92 - Имеется в виду уже упоминавшаяся Гудерианом «Ночь длинных ножей», к которой оказалось причастно и руководство вооруженными силами, причем прежде всего упомянутый двумя строками выше Вальтер фон Рейхенау.] день 4 февраля 1938 г. стал вторым черным днем Верховного командования сухопутных войск. Как в первом, так и во втором случае всему германскому генералитету было предъявлено тяжкое обвинение в том, что он не справляется со своими обязанностями. Это обвинение было известно только верхушке командования. Для большинства же генералов истинная подоплека всего дела осталась невыясненной. Даже по делу Фрича, казавшемуся с самого начала неправдоподобным и немыслимым, пришлось сначала ждать решения Имперского военного суда и уже только потом принимать соответствующие серьезные меры. Новый главнокомандующий сухопутными войсками никак не мог решиться на то, чтобы предпринять необходимые шаги, хотя его об этом настоятельно просили. Между тем дело Фрича было заслонено другим, значительно более важным внешнеполитическим событием – аншлюсом Австрии. Момент для принятия необходимых мер был упущен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти события свидетельствовали о наличии недоверия между фюрером и верхушкой армии; это стало ясным для меня, хотя я и не мог знать всю механику происходивших событий [93 - 5 ноября 1937 г. Гитлер провел совещание с имперским министром иностранных дел бароном Константином фон Нейратом, имперским военным министром Вернером фон Бломбергом, главнокомандующим сухопутными войсками бароном Вернером фон Фричем, главнокомандующим военно-морскими силами Эрихом Рэдер и главнокомандующим люфтваффе Германом Герингом (протокол вел полковник Фридрих Хоссбах). Среди прочего Гитлер объявил, что немецкая экономика оказалась в таком состоянии, что единственный способ предотвратить резкое падение уровня жизни в Германии состоял в переходе к агрессивной политике для расширения жизненного пространства, с захватом Австрии и Чехословакии. Трое участников – Фрич, Бломберг и Нейрат – выступили против этих планов, т. к., с их точки зрения, любое нападение Германии на страны Восточной Европы втянет Германию в войну с Великобританией и Францией до того, как Германия завершит перевооружение. В связи с чем они выступили против рискованной стратегии малых войн. 4 февраля 1938 г. своего поста также лишился и фон Нейрат.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я принял дела корпуса от своего уважаемого предшественника генерала танковых войск Лутца. Начальником штаба корпуса был полковник [Фридрих] Паулюс. Его я хорошо знал в течение ряда лет как передового, умного, добросовестного, старательного и глубоко мыслящего офицера Генерального штаба, чистые стремления и патриотизм которого не вызывали никаких сомнений. Мы с ним работали в полном согласии. Впоследствии несчастный командующий 6-й армией в Сталинграде был обвинен в самых тяжких преступлениях. Но до тех пор, пока сам Паулюс не будет иметь возможности оправдаться, я не могу верить выдвинутым против него обвинениям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Были заменены и командиры танковых дивизий. Теперь ими командовали: 1-й танковой дивизией – генерал[-майор] Рудольф Шмидт, 2-й танковой дивизией – генерал[-майор Рудольф] Фейель и 3-й танковой дивизией – генерал[-лейтенант] барон [Лео] Гейр фон Швеппенбург [94 - Из текста Гудериана может сложиться впечатление, что все командиры танковых дивзий были сменены 4 февраля 1938 г. Это не так: двое свои посты заняли раньше – Рудольф Шмидт (1 октября 1937) и Лео Гейр фон Швеппенбург (12 октября 1937), а Рудольф Фейель – позже (1 марта 1938).].<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аншлюс Австрии<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 16 часов 10 марта я был вызван к начальнику Генерального штаба сухопутных сил генералу Беку. В совершенно секретном порядке он сообщил мне, что Гитлера обуревает идея о присоединении Австрии к рейху и что поэтому некоторым соединениям следует считаться с возможностью принять участие в походе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Вам придется снова принять командование своей старой 2-й танковой дивизией, – сказал мне Бек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я обратил его внимание на тот факт, что Фейель является весьма способным генералом и будет болезненно реагировать на это. Бек ответил:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Во всяком случае вы должны будете командовать всеми моторизованными частями, выделенными для участия в походе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мной было предложено привести в боевую готовность штаб XVI армейского корпуса, подчинив ему, помимо 2-й танковой дивизии, еще одно соединение. Бек согласился выделить примерно соответствовавший по силу моторизованному полку «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», который также должен был участвовать в походе на Австрию. Прощаясь со мной, Бек сказал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– Если вообще можно осуществить аншлюс, то сейчас для этого наиболее благоприятный момент.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отправился к себе, чтобы отдать необходимые распоряжения, а также обдумать предварительные мероприятия, какие следовало провести для выполнения поставленной мне задачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приблизительно в 20 часов меня снова вызвали к Беку. После некоторого ожидания я между 20 и 21 часами получил приказ привести в боевую готовность 2-ю танковую дивизию и полк «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер», а затем сосредоточить их в районе Пассау [95 - Стоящий на слиянии трех рек (Дунай, Инн и Ильц) университетский город в Нижней Баварии (земля Бавария).]. При этом мне сообщили, что все войска, выделенные для похода на Австрию, находятся под командованием генерал-полковника [Федора] фон Бока. Южнее моего корпуса несколько пехотных дивизий должны будут форсировать р. Инн, часть сил выделялась для движения в направлении Тироля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между 23 и 24 часами я отдал по телефону приказ о приведении в боевую готовность частей 2-й танковой дивизии, а командиру «Лейбштандарта» Зеппу Дитриху сообщил это лично.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечным пунктом марша подчиненных мне соединений и частей был указан город Пассау.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передача приказа 2-й танковой дивизии была осложнена тем, что все штабные офицеры дивизии во главе с ее командиром находились на занятиях в районе Мозеля, близ города Трир. Однако, несмотря на это затруднение, командный состав был быстро собран, и дивизия без задержек выступила в поход.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Расстояние от района расквартирования дивизии близ города Вюрцбурга до Пассау составляло около 400 км, от Пассау до Вены – 280 км и от Берлина до Вены – 962 км.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед тем как я отпустил Зеппа Дитриха, он сообщил мне, что ему необходимо еще посетить Гитлера. Мне казалось важным, чтобы осуществление аншлюса произошло без кровопролития, чтобы он явился радостью для жителей обеих стран. Поэтому у меня возникла мысль украсить танки флажками и зеленью в знак наших мирных намерений. Я попросил Зеппа Дитриха испросить на это разрешение Гитлера, которое и было получено через полчаса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 20 часов 11 марта в Пассау прибыл штаб XVI армейского корпуса, туда же в полночь прибыл во главе своих частей командир 2-й танковой дивизии генерал Фейель. У него не оказалось ни карт Австрии, ни горючего, чтобы продолжать движение. Мне пришлось посоветовать ему воспользоваться бэдекером [96 - Бэдекеры – путеводители, который начал издавать в 1827 г. в Кобленце издатель Карл Бэдекер (Baedeker;). Они получили широкое распространение из непревзойденной достоверности и великолепного качестве. Самым лучшим считался бэдекер по Германии и Австрии, 1-е издание которого вышло в 1842 г. После смерти Карла Бэдекера его сыновья продолжили его дело.], которым обычно пользуются туристы. Разрешить проблему горючего было гораздо труднее. Хотя в Пассау и находился большой склад с горюче-смазочными материалами, но он предназначался для снабжения войск на случай боевых действий на Западе. В соответствии с мобилизационным планом склад мог отпускать горючее только на эти цели. Начальники, от которых зависело решить этот вопрос, не были уведомлены о нашей задаче, поэтому ночью их было трудно найти. Верный своему служебному долгу, начальник складов в Пассау наотрез отказался отпустить мне горючее, и только когда я пригрозил применить силу, сдался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду того, что транспорт для снабжения горючим не был мобилизован, нам пришлось использовать местные средства. Бургомистр города Пассау [97 - Обер-бургомистром Пассау с 27 апреля 1933 г. по май 1945 г. являлся Макс Моосбауер (Moosbauer; 2.3.1892 – 10.11.1968).] оказал нам необходимое содействие, выделив в наше распоряжение некоторое количество грузовиков для перевозки горючего. Чтобы обеспечить себя в дальнейшем, мы потребовали, чтобы австрийские бензоколонки, расположенные по пути следования наших войск, были приспособлены к непрерывному снабжению горючим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на все старания, генералу Фейелю не удалось перейти границу точно в 8 часов утра; было уже 9 часов, когда первые подразделения 2-й танковой дивизии стали пересекать ее, радостно встречаемые австрийским населением. Авангард дивизии состоял из 5-го Корнвестхеймского, 7-го Мюнхенского моторизованных разведывательных батальонов и 2-го Киссингенского мотоциклетного стрелкового батальона [98 - В данном случае приводимые Гудерианом названия подразделений обозначают лишь то, что 5-й моторизованный разведывательный батальон (Aufklarungs-Abteilung) дислоцировался в Корнвестхейме, 7-й моторизованный разведывательный батальон – в Мюнхене, а 2-й мотоциклетный стрелковый батальон (KradschutzenBataillon) – в Бад-Киссингене (а частично, кстати, в Эйзенахе).]. Этот авангард приблизительно в полдень быстро миновал Линц и начал продвигаться дальше в направлении на Санкт-Пёльтен [99 - Санкт-Пёльтен (Sankt-Polten) – столица и крупнейший город земли Нижняя Австрия.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я следовал впереди главных сил 2-й танковой дивизии; «Лейб-штандарт СС Адольф Гитлер» двигался в хвосте колонны, за 2-й танковой дивизией, к которой он примкнул после совершения продолжительного марша из Берлина. Украшение танков флажками и зеленью вполне оправдало себя. Население видело, что мы идем, имея мирные намерения, и повсюду радостно нас встречало. На дорогах стояли старые солдаты – ветераны Первой мировой войны с боевыми орденами на груди и приветствовали нас. На каждой остановке жители украшали наши автомашины, а солдат снабжали продуктами. Повсюду можно было видеть рукопожатия, объятия, слезы радости. Не было никаких конфликтов при осуществлении этого давно ожидаемого и не раз срывавшегося аншлюса. Дети одного народа, которые в течение многих десятилетий были разобщены из-за злополучной политики, ликовали, встретившись, наконец, друг с другом [100 - Движение за объединение Австрии и Германии стало развиваться после окончания Первой мировой войны, когда в 1918 г. Временное национальное собрание Австрии приняло решение о присоединении к Германии (такой процесс был предусмотрен и Веймарской конституцией Германии, принятой в 1919 г.). Однако страны-победительницы высказались против аншлюса, и статьи, запрещавшие подобное объединение, были включены в Версальский и Сен-Жерменский мирные договора 1919 г. В 1920 – 1930-е гг. идея объединения приобрела много сторонников как в Германии, так и в Австрии, был разработан ряд мер по сближению двух стран (в т. ч. проект австро-германского таможенного союза 1931 г.), что также вызвало активное противодействие стран-победительниц. В ноябре 1937 г. британский министр иностранных дел Э. Галифакс во время переговоров с А. Гитлером фактически дал согласие на аншлюс, а 22 февраля 1938 г. премьер-министр Великобритании Н. Чемберлен во время выступления перед членами Палаты общин заявил, что «мы… не должны обнадеживать малые слабые государства, обещая им защиту со стороны Лиги Наций».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Движение наших войск проходило по единственной дороге, шедшей через Линц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приблизительно в 12 часов дни я въехал в Линц, где немного отдохнул и пообедал. Когда я намеревался оставить город, чтобы следовать дальше на Санкт-Пёльтен, то встретил рейхсфюрера СС [Генриха] Гиммлера и австрийских министров [Артура] Зейс-Инкварта и [Эдмунд] фон Глайзе-Хорстенау [101 - Артур Зейсс-Инкварт 11 марта 1938 г. стал федеральным канцлером (главой правительства) Австрии, а 12 марта принял на себя обязанности федерального президента; генерал Эдмунд Глайзе фон Хорстенау с 11 по 13 марта 1938 г. занимал пост вице-канцлером в кабинете Зейсса.]. Они сообщили мне, что к 15 часам в Линц должен прибыть фюрер, и просили меня организовать оцепление дороги, по которой он проедет, а также рыночной площади [102 - В данном случае Гудериан приводит старое название – Рыночная площадь: An dem Markt.C начала XIX в. она именовалась Хауптплац (Hauptplatz – Главная площадь). В 1873 г. ее переименовали в честь императора Франца Иосифа I в Франц-Йозеф-плац (Franz-Josephs-Platz). Заетм 12 ноября 1918 г. – в честь провозглашения Австрийской республики – в Площадь 12 ноября (Platzdes 12. Novembers). В 1934 г. ей вернули название Франц-Йозеф-плац, а после аншлюса она стала именоваться Адольф-Гитлер-плац (Adolf-Hitler-Platz). В 1945 г. ей вернули самое нейтральное из названий – Хауптплац.]. Я приказал авангарду остановиться в Санкт-Пёльтене, а оцепление улиц и площади поручил подразделениям главных сил. В этом оцеплении по собственной инициативе принимали также участие подразделения местного австрийского гарнизона. Около 60 000 человек быстро заполнили прилегающие улицы и площадь. Массы народа были охвачены невиданным воодушевлением, немецких солдат встречали с восторгом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прибытие Гитлера затянулось до наступления темноты. Я встретил фюрера на окраине и был свидетелем его триумфального въезда в город. Гитлер с балкона ратуши произнес речь, которую я имел честь слушать. Мне никогда не приходилось испытывать такого воодушевления, какое я испытывал в тот час. Закончив речь, Гитлер навестил нескольких раненых, пострадавших в стычках, которые имели место до аншлюса, а затем направился в отель [103 - В Лице Гитлер остановился (и ужинал) в отеле «Вейцингер» (Hotel Weinzinger).], куда последовал и я, чтобы представиться фюреру, прежде чем начать марш на Вену. Гитлер был очень тронут приемом, оказанным ему населением на рыночной площади.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около 9 часов вечера я оставил Линц и в полночь уже был в Санкт-Пёльтене, откуда в голове авангарда направился на Вену, куда мы и прибыли 13 марта в час ночи, несмотря на сильную метель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Вене только что закончилось большое факельное шествие, устроенное в честь аншлюса. Улицы были заполнены празднично настроенными жителями. Неудивительно, что появление немецких солдат вызвало бурное ликование. В присутствии командира венской дивизии австрийской армии генерала [Генрих] Штумпфля авангард прошел торжественным маршем мимо здания оперы под звуки австрийского военного оркестра. По окончании торжественного марша всех снова охватил бурный восторг. Меня понесли на руках до квартиры. Пуговицы моей шинели были оторваны и расхватаны в качестве сувениров. Приняли нас чрезвычайно восторженно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После короткого отдыха утром 13 марта я нанес визит командующему австрийской армией [104 - Учитывая, что подобного поста в австрийской армии – федеральных сухопутных войск (Bundesheer) – не существовало, Гудериан скорее всего имеет в виду генерального войскового инспектора (Generaltrappeninspektor) в 1932–1938 гг. генерала пехоты Сигизмунда Шилхавски.], который принял меня весьма любезно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 14 марта целиком ушел на подготовку к большому параду, назначенному на следующий день. Руководить подготовкой к параду было поручено мне, и я с удовольствием впервые сотрудничал с нашими новыми друзьями. Мы быстро договорились обо всем и на следующий день с удовлетворением отмечали, что это первое общественное мероприятие, организованное в Вене, входившей отныне в состав рейха, прошло с большим успехом. Парад начался торжественным маршем австрийских частей, за которыми следовали одна за другой колонны немецких войск. Среди населения царило восторженное настроение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В один из ближайших вечеров я пригласил нескольких австрийских генералов, с которыми успел познакомиться, в отель «Бристоль» [105 - Отель «Бристоль» (Bristol), основанный в 1892 г., располагающийся в Вене по адресу Кэртнер-Ринг, 1 (Karntner Ring) является одним из наиболее шикарный, ныне 5звездочных, отелей города. Гудериан, скорее всего, пригласил своих гостей не в бар, а расположенный в отеле ресторан «Корсо» (Korso), который с 1920-х гг. считался одним из лучших заведений подобного рода в городе.] на небольшой ужин с намерением закрепить нашу дружбу во внеслужебной обстановке. Затем я выехал в моторизованные части австрийской армии, чтобы ознакомиться с ними и уяснить себе способ включения их в состав немецкой армии. Особенно запомнились мне две из этих поездок. Одна привела меня в город Нойзидель на озере Нейзидлерзее [106 - Озеро находится на австро-венгерской границе. – Прим. науч. ред], где стоял австрийский моторизованный егерский батальон. Вторую поездку я совершил в город Брук, где находился [15-й] батальон бронеавтомобилей (Panzer-Wagen-Bat). Этим батальоном командовал подполковник [Рудольф] Тейсс, весьма способный офицер, получивший ранение при тяжелой аварии танка. Его подразделение производило очень хорошее впечатление, и я быстро нашел общий язык с молодыми офицерами и остальным личным составом. В обоих батальонах чувствовалось высокое моральное состояние и поддерживалась хорошая дисциплина. Я мог только с радостью и надеждой ожидать включения этих подразделений в состав армии рейха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того, чтобы не только немецкие солдаты могли ознакомиться с Австрией, но чтобы и австрийские солдаты узнали Германию (это способствовало бы усилению у них чувства принадлежности к одному государству), ряд подразделений австрийской армии был направлен на небольшой срок в Германию. Одно из таких подразделений посетило гарнизон в городе Вюрцбурге, которым я раньше командовал, где ему был устроен радушный прием с угощением, организованный моей женой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре я получил возможность вызвать в Вену свою жену, чтобы 25 марта вместе отпраздновать день ее рождения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Участие в осуществлении аншлюса дало возможность немецким бронетанковым войскам извлечь некоторые важные уроки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В целом поход на Вену прошел без особых осложнений. Выход из строя автотранспорта был незначительным, выход танков – несколько большим. Точных цифр я уже не помню, во всяком случае, всего вышло из строя не свыше 30 % машин. К 15 марта, на которое был назначен парад, почти все танки прибыли к месту назначения. Эти цифры, которые являются не очень большими, если учесть значительное расстояние и большую скорость марша, показались, однако, устрашающими для тех, кто ничего не смыслит в танковых войсках, и прежде всего для генерал-полковника [Федора] фон Бока. Поэтому после похода на Вену эти люди обрушились с яростной критикой на еще молодые танковые войска, утверждая, что они не в состоянии совершать продолжительные марши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако деловая критика пришла к совершенно иным выводам. При оценке боевых возможностей танковых войск, произведенной на основе опыта похода на Вену, необходимо было учитывать следующие обстоятельства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) Танковые войска еще не были готовы выполнять свои задачи в полном объеме. В начале марта они только проходили боевую подготовку в масштабе роты. Теоретическая подготовка штабных офицеров, проводившаяся весьма интенсивно во 2-й танковой дивизии в течение всей зимы, должна была завершиться полевыми учениями в районе реки Мозель, о которых упоминалось выше. Об организации зимних учений в масштабе дивизии никто и не помышлял.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) Высшее командование также было недостаточно подготовлено к проведению этого похода. Решение о нем исходило от одного Гитлера. Весь поход представлял собой сплошную импровизацию, что являлось для танковых дивизий, созданных лишь осенью 1935 г., рискованным мероприятием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;в) 2-я танковая дивизия должна была пройти за 48 часов при совершении этого импровизированного марша 700 км, а «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» – около 1000 км. И все же эта задача в основном была выполнена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;г) Наиболее важным недостатком, выявившимся в процессе марша, оказалась неудовлетворительная постановка ремонта техники, особенно танков. Этот изъян отмечался еще во время осенних маневров 1937 г., однако предложенные в марте 1938 г. меры по его устранению не были приняты во внимание. В последующем такого рода недостатки больше не повторялись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;д) Имели место серьезные затруднения в обеспечении горючим, но они были быстро преодолены. Ввиду того, что во время похода боеприпасы не расходовались, выводы в этом отношении могли быть сделаны только относительные. Боеприпасов будет достаточно, если заблаговременно о них позаботиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;е) Итоги похода, во всяком случае, подтвердили правильность теоретических обоснований о применимости танковых дивизий для решения оперативных задач. Запас хода и скорость движения танков оказались выше предполагаемых. Уверенность войск в своих силах была укреплена, а командование извлекло из марша много поучительного.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ж) Было доказано, что по одной шоссейной дороге может без затруднений передвигаться больше чем одна моторизованная дивизия; была подтверждена также правильность мысли об организации и оперативном использовании моторизованного корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;з) Следует подчеркнуть, что поход на Вену позволил сделать выводы лишь относительно приведения в боевую готовность, передвижения и обеспечения танковых дивизий, но не об их боеспособности. Дальнейшее показало, однако, что и в этом отношении немецкие бронетанковые войска находились тогда на верном пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уинстон Черчилль в своей замечательной и имеющей чрезвычайно большое значение книге «Воспоминания» [107 - Churchill,Winston S. Memoiren. Bd. 1. Bern; Alfred ScherzVerlag, 1948. S. 331.] дает, правда, совершенно иное изложение событий аншлюса. Считаю необходимым привести следующую выдержку из этой книги:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Австрийский ефрейтор давно уже мечтал о триумфальном въезде в Вену. Партийная организация национал-социалистической партии в Вене наметила на субботу 12 марта проведение факельного шествия для встречи победоносных героев. Однако встречать было некого, никто не появился. Пришлось поэтому пронести на руках по улицам города трех растерявшихся баварцев из состава немецких тыловых частей, прибывших поездом в Вену для того, чтобы обеспечить войска вторжения квартирами. Причина задержки немецких войск выяснилась позднее. Немецкая моторизованная армада нерешительно прогромыхала через границу и остановилась вблизи города Линца. Несмотря на отличную погоду и хорошие дороги, большинство танков оказалось не в состоянии продолжать движение. В моторизованных подразделениях тяжелой артиллерии имели место аварии. Дорогу от Линца до Вены загромоздили застрявшие тяжелые автомашины. Ответственным за то, что перед всем миром была продемонстрирована неподготовленность немецкой армии, считали любимца Гитлера генерала фон Рейхенау, командующего 4-й группой сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер, проезжавший на автомашине через Линц, видел замешательство в движении своих войск, что вызвало его бешеный гнев. Легкие танки кое-как пробились сквозь пробки, образовавшиеся на дорогах, и по одному прибыли в воскресенье утром в Вену. Тяжелые танки и моторизованную артиллерию погрузили на железнодорожные платформы и таким путем своевременно доставили в Вену для участия в церемонии. Картина въезда Гитлера в Вену, где он был встречен толпами людей, и ликующими, и охваченными страхом, известна всем. Однако этот момент иллюзии славы имел свою теневую сторону. В действительности фюрер кипел от злости из-за того, что обнаружились недостатки его военного механизма. Он обрушился на своих генералов с руганью, однако те заявили, что не виноваты. Они напомнили фюреру, что он и слушать не хотел предостережения Фрича о риске для Германии идти на более крупный конфликт. Внешний блеск все-таки сохранен. Официальные празднества и парады состоялись…»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очевидно, Уинстон Черчилль был неправильно информирован. Насколько мне известно [108 - Как любезно сообщила железнодорожная дирекция в Мюнхене, в день начала марша из Баварии не было отправлено ни одного воинского эшелона с личным составом или военными материалами, что единодушно подтверждается всем железнодорожным персоналом, находившимся в тот день на работе. Отправка таких эшелонов потребовала бы наличия соглашения между немецкими и австрийскими железными дорогами, но такого соглашения в действительности никогда не существовало. За один день до начала марша на Вену пехотные дивизии были выгружены в пограничных районах у Берхстесгадена, Фрейлассинга и Зимбаха, а порожние железнодорожные составы возвратились обратно, чтобы принять новые грузы. На второй день марша эти войска уже выгрузились в Зальцбурге и на третий день марша прибыли в Вену. – Прим. авт.],12 марта из Баварии в Вену не прибыло ни одного воинского эшелона. Выходит, что «три растерявшихся баварца» должны были прибыть в Вену только по воздуху. Немецкая моторизованная армада, правда, была задержана в Линце, но это я сделал только для того, чтобы организовать встречу Гитлера. В противном случае войска были бы в Вене во второй половине дня в тот же день. Погода была плохая, после обеда пошел дождь, а ночью поднялась сильная метель. Единственная дорога, по которой войска двигались от Линца на Вену, на многих участках была разобрана, т. к. в это время проводились ремонтные работы, а остальные участки также находились в чрезвычайно неудовлетворительном состоянии. Большая часть танков прибыла в Вену без всяких происшествий. Аварии в подразделениях тяжелой артиллерии не могли иметь места, т. к. у нас тогда вообще не было тяжелой артиллерии. Пробок в движении на дороге также совершенно не было. Генерал фон Рейхенау был назначен командующим 4-й группой сухопутных войск только 4 февраля 1938 г. и не мог отвечать за случайные перебои в работе материальной части, потому что он находился всего пять недель на своей новой должности. Его предшественник генерал-полковник фон Браухич также не мог нести ответственность за состояние 4-й группы сухопутных войск, т. к. и он занимал эту должность непродолжительное время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже упоминалось, я сам встречал Гитлера при его въезде в Линц. Он нисколько не выглядел рассерженным. Наоборот, это был, пожалуй, первый случай, когда я видел его радостно взволнованным. Во время речи, произнесенной Гитлером в Линце с балкона ратуши перед восторженными массами людей, я стоял рядом и имел полную возможность наблюдать за ним. Слезы действительно текли по его лицу, причем было очевидно, что это делалось не для театрального эффекта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У нас в тот период преимущественно были только легкие танки. Тяжелых танков, как и тяжелой артиллерии, почти не было, поэтому доставлять их в Вену по железной дороге не могли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ни одного генерала никто не ругал, во всяком случае, мне об этом ничего не было известно. Не было, следовательно, и никакой реакции на это, об этом мне также ничего неизвестно. Что касается меня лично, то Гитлер исключительно вежливо обращался со мной в эти мартовские дни как в Линце, так и в Вене. Единственное замечание, которое мне было сделано, исходило от генерал-полковника фон Бока, главнокомандующего всеми войсками, участвовавшими в марше; он считал неосторожностью с моей стороны украшение танков флажками, о чем я упоминал выше. Недоразумение было ликвидировано после того, как генералу Боку стало известно, что это было сделано мною с разрешения Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Та самая немецкая моторизованная армада, которая «нерешительно прогромыхала через границу», оказалась в состоянии, будучи лишь слегка улучшенной, одержать в 1940 г. в короткий срок победу над устаревшими армиями Западных стран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Воспоминания» Уинстона Черчилля ясно показывают его желание доказать, будто политические руководители Великобритании и Франции считали, что в 1938 г. перспективы ведения войны были бы для них благоприятными. Военные же руководители указанных стран относились к этому более скептически. Они хорошо понимали все слабые стороны своих армий, но не знали, каким образом следует перестраивать их по-новому. Немецкие генералы также хотели мира, однако не потому, что считали себя слабыми или боялись нововведений, а потому, что верили в возможность достижения национальных устремлений народа мирными средствами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая дивизия была оставлена в районе Вены и осенью пополнена австрийскими контингентами. «Лейбштандарт СС» и штаб XVI армейского корпуса возвратились в апреле в Берлин. В освободившихся казармах в Вюрцбурге разместилась 4-я танковая дивизия под командованием генерала Рейнгардта, сформированная осенью 1938 г. Кроме того, были сформированы 5-я танковая и 4-я легкая дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В летние месяцы 1938 г., т. е. в условиях мирного времени, будучи командиром корпуса, я руководил подготовкой личного состава. Мои обязанности заключались преимущественно в проверке подчиненных частей и соединений. Это дало мне возможность познакомиться с офицерами и остальным личным составом и заложить основы того доверия между нами, которое проявилось во время войны и которым я всегда так гордился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 августа 1938 г. я перебрался в отведенную мне в Берлине казенную квартиру. В том же месяце Берлин посетили венгерский регент [Миклош] Хорти с супругой [109 - Имеется в виду Магдольна Хорти, урожденная Пургли де Йосашхейи (Purgly de Joszashely) (10.6.1881 – 8.1.1959).] и премьер-министр [Бела] Имреди. Я присутствовал при их встрече на вокзале, на параде, ужине у Гитлера, а также на спектакле, данном в честь их приезда в оперном театре [110 - Визит состоялся 21–26 августа 1938 г. Прием был проведен по высшему разряду, сопровождал парадами, а 2 августа 1938 г. также военно-морским парадом. Состоялся также торжественный спуск на воду тяжелого крейсера «Принц Евгений», бутылку шампанского о борт которого разбила Магдольна Хорти.]. После ужина Гитлер подсел к моему столу и беседовал со мной по различным вопросам, касающимся танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Политические результаты визита Хорти в Германию не удовлетворили Гитлера. Гитлер надеялся, что сможет добиться от венгерского регента согласия на заключение военного союза с Германией, но был обманут в своих надеждах [111 - Целью визита Хорти было прощупывание ситуации из-за явно разворачивающегося германо-чехословацкого конфликта по вопросу Судетской области. Гитлер прощупывал позицию Венгрии, предлагая ей осуществить оккупацию Верхней Венгрии (Felvidek), входившей в состав Словакии. Этим бы тогда воспользовалась Германия, вмешавшись в конфликт и заняв Судеты. Однако Хорт ответил отказом.]. К сожалению, разочарование Гитлера было заметно как во время ужина, когда он произносил речь, так и после него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 – 13 сентября я вместе с женой присутствовал на партийном съезде в Нюрнберге [112 - Этот партийный съезд получил пышное наименование Съезда Великой Германии (Der Parteitag Gropdeutschland).]. В течение этого месяца отношения между рейхом и Чехословакией приняли наиболее напряженный характер. Атмосфера стала сгущаться. Это нашло свое выражение в большой заключительной речи Гитлера, произнесенной в Нюрнберге. Ближайшее будущее могло оказаться чреватым большими последствиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я должен был оставить Нюрнберг и выехать в учебный лагерь Графенвёр, где размещались 1-я танковая дивизия и подразделения СС В последующие недели время было заполнено многочисленными учениями и смотрами. В конце сентября приступили к подготовке присоединения Судетской области. Опасность войны возросла, потому что Чехословакия не шла ни на какие уступки. Положение стало серьезным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюнхенское соглашение открыло, однако, дорогу для мирного разрешения конфликта и сделало возможным присоединение Судетской области без кровопролития [113 - Мюнхенское соглашение было подписано во 2 часу ночи 30 сентября 1938 г. Н. Чемберленом (от имени Великобритании), Э. Даладье (от имени Франции), А. Гитлером (от имени Германии) и Б. Муссолини (от имени Италии) – т. е. без участия Чехословакии. Оно предусматривало передачу Чехословакией Германии Судетской области, а также пограничный с Австрией район, захваченные немцами в 1938 г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Политическая обстановка потребовала от меня принесения еще одной жертвы: день своей серебряной свадьбы мне пришлось провести одному в Графенвёре, жена праздновала этот день тоже одна в Берлине; оба наших сына находились на границе. Лучшим подарком в этот день был еще раз сохраненный мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 октября мой штаб был переведен в город Плауэн, а 3 октября начался марш на Судеты.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Присоединение Судетской области<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для похода в Судеты XVI армейскому корпусу были приданы 1-я танковая, 13-я и 20-я мотопехотные дивизии. Оккупация области проводилась в три этапа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 октября 13-я мотопехотная дивизия генерал [-лейтенант Пауля] Отто заняла города Эгер, Аш и Франценсбад [114 - Имеются в виду следующие города: Эгер (нем. Eger) – чешский Хеб (Cheb), ныне районный центр Карловарского края Чешской Республики; Аш (чеш. As, нем. Asch) – город, ныне в Хебском районе; Францунсбад (нем. Franzensbad) – чешский курортный город Франтишкови-Лазне (чеш. Frantiskovy Ldzne), ныне в Хебском районе.]; 4 октября 1-я танковая дивизия [генерал-лейтенант Рудольфа Шмидта] заняла город Карлсбад [115 - Карлсбад (Karlsbad) – чешский курортный город Карловы Вары (Karlovy Vary), ныне районный и краевой центр Карловарского края.], а 5 октября все три дивизии продвинулись на восток и заняли всю область до демаркационной линии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые два дня марша Адольф Гитлер находился при моем корпусе, 1-я танковая дивизия, прибывшая из города Хамм в Эйбеншток (расстояние 273 км), и 13-я мотопехотная дивизия были переброшены в ночь с 30 сентября на 1 октября и в ночь с 1 на 2 октября из района Графенвёр на север, показав отличную скорость движения, и сосредоточены на границе с Судетской областью в готовности к вступлению в нее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 октября я встретил Гитлера на границе у города Аш и доложил об успешном марше моих дивизий. Затем из Аш мы поехали в Эгер, где в полевой кухне был приготовлен завтрак, в котором принял участие и Гитлер. Завтрак состоял из обычного для рядового состава меню: густой суп с говядиной. Когда Гитлер увидел в супе мясо, он отказался кушать и, съев лишь несколько яблок, попросил, чтобы впредь для него готовили вегетарианскую пищу. В Эгере нас встретили очень радостно и торжественно. Толпы народа, одетые в национальные костюмы, устроили Гитлеру шумную овацию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 октября я завтракал вместе с Гитлером, обождав его прибытия на полевую кухню штаба 1-й танковой дивизии. Мы вели непринужденную беседу, во время которой выявилось общее удовлетворение тем, что удалось избежать войны. Вдоль дороги, по которой затем проезжал Гитлер, выстроились приветствуемые им войска. Они имели отличный вид; все были настроены радостно; машины, как и в марте в Австрии, были украшены зеленью и цветами. Я отправился в Карлсбад, где перед театром уже выстроился почетный караул из трех рот – роты 1-го танкового полка, роты 1-го стрелкового полка и роты «Лейбштандарта СС». На правом фланге роты танкового полка стоял со своим командиром мой старший сын [Гейнц Гюнтер Гудериан], занимавший тогда должность адъютанта 1-го батальона 1-го танкового полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оцепление улиц еще не было закончено, когда появился Гитлер. Через шпалеры войск он проследовал в здание театра, где был встречен представителями местного населения. На улице лил проливной дождь. В вестибюле театра происходили прямо-таки трогательные сцены. Хорошо одетые дамы и девушки плакали, многие становились на колени; ликование людей было исключительно велико. Судетским немцам пришлось много пережить: безграничную нищету, безработицу, национальный гнет. Многие уже потеряли всякую надежду. Задача заключалась теперь в том, чтобы возродить Судетскую область. Наши полевые кухни стали отпускать пищу беднякам, поскольку организации социального обеспечения еще не начали работать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 7 по 10 октября войска продолжали занимать районы, в которых проживало немецкое население. Для выполнения этой задачи я выехал через Кааден и Заац в Теплиц-Шёнау [116 - Кааден (Kaaderi) – чешский город Кадань (Kadan), ныне в Хомутовском районе Устецкого края Чешской Республики; Заац (Saaz) – чешский город Жатец (Zatec), ныне в Лоуниском районе Устецкого края; Теплиц-Шёнау (Teplitz-Schonau) – чешский город Теплице-Шанов (Teplice-Sanov), ныне Теплице – районный центр Устецкого края.]. Везде население восторженно встречало войска. Танки и автомашины были осыпаны цветами. Живые изгороди людей – юношей и девушек – затрудняли движение войск. Тысячи солдат немецкого происхождения, уволенные из чехословацкой армии, возвращались пешкам на родину; многие из них были еще одеты в чешскую форму и несли на спине чемодан или сундучок – разбитая без боя армия. Первая линия укреплений Чехии была в наших руках; она не была так сильна, как нам казалось [117 - Т.н. «Линия Бенеша» или Чехословацкий вал строился усиленными темпами в 1935–1938 гг. и на нее были затрачены довольно серьезные средства. Хотя к 1938 г. строительство не было завершено, были готовы около 10 000 легких укрепленных объектов, 265 тяжелых объектов, а также начато строительство девяти артиллерийских цитаделей.], но хорошо, что удалось занять ее без кровопролитных боев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем, все были довольны мирным поворотом в политической обстановке. Война сильнее всего затронула бы именно территорию с немецким населением и потребовала бы многих жертв от немецких матерей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Теплиц-Шёнау я остановился в имении, принадлежавшем князю Клари-Альдринген [118 - Богемские князья (с 1767 г.) Клари-Альдринген (Clary und Aldringen) до 1945 г. были крупнейшими землевладельцами Судетской области и владельцами Теплицкого замка. В данном случае Гудериан упоминает тогдашних владельцев замка 7-го князя Альфонс фон Клари унд Альдринген и его супругу княгиню Людвину.]. Князь и княгиня приняли нас очень радушно. Мы имели возможность познакомиться здесь со многими представителями немецко-богемской аристократии и были обрадованы, увидев, что они остались истинными немцами. Я уверен, что лорд Ренсимен правильно оценил тогда обстановку в Чехословакии и много сделал для сохранения мира [119 - Имеется в виду британская миссия во главе с Уолтером Ренсименом 1-м виконтом Ренсименом Доксфордским (3 августа – 16 сентября 1938 г.), направленная в Чехословакию для посредничества между пражским правительством и Судетской областью. Вынудил правительство Чехословакии 7 сентября 1938 г. принять план создания на территории Чехословакии немецких и венгерских автономных районов. В данном случае Гудериан подразумевает доклад Ренисмена Невиллу Чемберлену, в котором выступал за передачу Судет Германии, указывая в т. ч.: «На протяжении 3–4 лет единственным чувством, которое испытывали судетские немцы, была безысходность. Но подъем фашистской Германии дал им новую надежду. Я считаю, что их обращение за помощью к своим кровным соседям, и их возможное желание присоединиться к рейху отражает естественное развитие ситуации в данных обстоятельствах».]. Не его вина, что мир этот оказался очень непрочным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, напряженность в политической обстановке была ликвидирована, и мы могли предаться некоторым радостям. Я получил возможность поохотиться; за две недели мне удалось убить нескольких оленей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бурный 1938 год близился к концу, и такие далекие от политики солдаты, как я, надеялись, что, несмотря на прошедшие бури, в дальнейшем обстановка будет более спокойной. По нашему мнению, в результате увеличения территории и численности населения рейха последует длительный период для ассимиляции новых областей и закрепления вновь завоеванных позиций, настолько усиливших без всякой войны положение Германии в Европе, что наших национальных целей мы сможем теперь достичь мирным путем. Я имел возможность собственными глазами видеть обстановку в Австрии и в Судетской области. При всей восторженности, с которой там был встречен аншлюс, следует все же отметить, что экономическое состояние этих двух районов было весьма неблагоприятным; большие различия между Австрией и Германией в формах государственного управления требовали длительного мирного периода для ликвидации этой разницы с тем, чтобы в конце концов вся Германия стала единым организмом. Мюнхенское соглашение, казалось, давало возможность осуществить все эти цели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крупные внешнеполитические достижения Гитлера изгладили неблагоприятное впечатление от февральского кризиса. Под впечатлением успехов в Судетской области прошла почти незамеченной замена в сентябре начальника Генерального штаба сухопутных сил генерала [Людвига] Бека генералом [артиллерии Францем] Гальдером [120 - Людвиг Бек подал в отставку 18 августа 1938 г. и Гальдер приступил к временному исполнению обязанностей начальника Генштаба, т. к. по должности являлся высшим чином этого ведомства после Бека. 27 августа 1938 г. Бек был переведен в распоряжение Верховного командования сухопутных войск и на его место был официально назначен Гальдер. При этом Гитлер настоял, чтобы о смене главы Генштаба не было объявлено публично. Лишь спустя два месяца, уже после успешного завершения кризиса и присоединения Судет к Германии, прошло сообщение, что оказывается пост начальника Генштаба сухопутных войск уже некоторое время занимает Гальдер. 31 октября 1938 г. Бек был уволен в отставку.]. Бек ушел в отставку, т. к. не был согласен с внешнеполитическим курсом Гитлера, считая его опасным. Он внес предложение, чтобы генералитет в целях сохранения мира демонстративно выразил свое общее мнение, но Браухич, к сожалению, отклонил это предложение и не ознакомил с ним генералов. Я возвратился из Судетской области в Берлин, также будучи уверенным, что наступил длительный период мира. К сожалению, я тогда глубоко ошибался.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое обострение обстановки<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце октября в Веймаре состоялся местный праздник по случаю освящения нового здания отеля «Элефант», на котором присутствовал Гитлер [121 - Отель «Элефант» (Elephant – «Слон») – и сегодня один из самых роскошных 5звездочных отелей Веймара – располагается в центре города, по адресу Маркт, 19. На самом деле он существовал как гаштэт и гастхоф еще с 1696 г. В нем останавливались Ф. Шиллер, Ф. Лист, Р. Вагнер и др. В 1938 г. он был полностью перестроен по проекту архитектора Германа Гизлера. Гитлер на самом деле прибыл в Веймар на местный Тюрингсикй партийный съезд, проходивший 4 – б ноября 1938 г., а заодно б ноября поприсутствовал и на открытии отеля.]. Я, как командир XVI армейского корпуса и начальник гарнизона города Веймар, также был приглашен на этот праздник, открывшийся официальным заседанием в городском замке и закончившийся речью Гитлера перед огромной толпой, собравшейся под открытым небом. В этой речи Гитлер исключительно резко выступал против Англии, особенно против Черчилля и Идена. Мне не пришлось слышать его предыдущей речи, произнесенной в Саарбрюккене, т. к. я находился в то время в Судетах, поэтому я был в высшей степени поражен, узнав, что атмосфера снова накаляется. После речи Гитлера гостей пригласили на ужин в отель «Элефант». Гитлер позвал меня к своему столу, и я имел возможность беседовать с ним в течение почти двух часов. Во время беседы я спросил у него, почему он так резко выступал против Англии. Он объяснил это тем, что англичане, по его мнению, проявили неискренность во время переговоров с ним в Годесберге [122 - В разгар Судетского кризиса 22 сентября 1938 г. на встречу с Гитлером в Бад-Годесберг прилетел Невилл Чемберлен, где и было принято решение о созыве конференции в Мюнхене.], а также исключительной невежливостью по отношению к нему видных англичан, посетивших его. Гитлер якобы заявил [британскому] послу [в Берлине Невилу] Гендерсону: «Если ко мне еще раз явятся неряшливо одетые посетители, я прикажу своему послу в Лондоне явиться к королю одетым в свитер. Передайте это своему правительству». Гитлера приводило в ярость нанесенное ему, как он считал, оскорбление, и он заявил, что в действительности англичане не стремятся к искреннему примирению. Особенно сильно его задела неискренность англичан, потому что первоначально он придавал большое значение взаимоотношениям с Англией, желая установить с ней сотрудничество на длительный срок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на заключение Мюнхенского соглашения, Германия снова оказалась в чрезвычайно напряженной и неустойчивой обстановке. Это вызвало большое разочарование и серьезное беспокойство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером, в день праздника, веймарский театр показал «Аиду». Я сидел в ложе фюрера. Во время ужина, устроенного после спектакля, меня вновь пригласили к столу Гитлера. Беседа велась на общие темы, иногда об искусстве. Гитлер рассказывал о своей поездке в Италию и о постановке «Аиды» в Неаполе. В два часа ночи он перешел к столу, где сидели артисты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После возвращения в Берлин я был вызван к главнокомандующему сухопутными войсками. Он сообщил мне, что намерен создать новую должность – инспектора подвижных войск (как он их назвал), который будет отвечать за состояние моторизованных войск и кавалерии. Главнокомандующий сам набросал проект положения о новой должности и ознакомил меня с ним. Проект положения предусматривал, что инспектор будет иметь право производить инспекторские проверки и составлять годовые отчеты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Согласно проекту инспектор не получал никаких командных функций, никаких прав на составление и издание уставов и наставлений и никакого влияния на решение вопросов организации и личного состава. Поэтому я отказался от такой неопределенной должности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько дней ко мне явился начальник Управления личного состава сухопутных сил генерал Бодевин Кейтель (младший брат начальника Верховного командования вермахта) и по поручению главнокомандующего сухопутными войсками снова предложил мне занять вновь учреждаемый пост. Я снова отказался, выставив те же мотивы, что и раньше. Тогда Кейтель открыл мне, что новая должность создается не по инициативе Браухича, а по желанию самого Гитлера и поэтому я не должен от нее отказываться. Я не смог скрыть своего разочарования; почему главнокомандующий с самого начала не сообщил мне, от кого именно исходит приказ о создании новой должности? Я снова заявил о своем отказе и попросил Кейтеля передать фюреру причину моего отказа, а также сказать, что я готов лично доложить ему свои соображения по данному вопросу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через несколько дней я был вызван к Гитлеру и разговаривал с ним с глазу на глаз. Гитлер спросил меня о причинах моего отказа. Я доложил ему о порядке подчиненности, существующем в Верховном командовании сухопутных войск, и об основных принципах положения для нового ведомства, разработанного главнокомандующим. Затем я добавил, что, занимая свою настоящую должность командира трех дивизий, я имею большую возможность оказывать влияние на развитие танковых войск, чем это окажется возможным при занятии новой должности. Хорошо зная руководящих лиц Верховного командования сухопутных войск и их отношение к проблеме использования крупных сил танков в качестве наступательного средства оперативного характера, я вынужден был рассматривать новое решение как шаг назад. Далее я разъяснил, что в Верховном командовании сухопутных войск господствует мнение о необходимости придавать танки пехоте и что поэтому я предвижу и в будущем такие же конфликты, которые происходили в недавнем прошлом. Кроме того, соединение танков с кавалерией произведено помимо [84] желания этого заслуженного рода войск, командование которого видит во мне своего противника и отрицательно относится к этому нововведению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В модернизации кавалерии имеется настоятельная необходимость, однако Верховное командование сухопутных войск и старые кавалерийские офицеры выступают даже против этого. Свои объяснения я закончил следующими словами: «Права, которые мне будут предоставлены, окажутся недостаточными для того, чтобы преодолеть все препятствия, и я предвижу вследствие этого постоянные трения и конфликты. Поэтому я прошу оставить меня в прежней должности». Гитлер слушал меня минут 20, не перебивая. Затем он обосновал свое желание создать новый пост необходимостью организации централизованного руководства всеми моторизованными войсками и кавалерией и приказал мне вступить в новую должность. В заключение он сказал: «Если ожидаемое вами противодействие будет тормозить вашу работу, можете обращаться прямо ко мне. Тогда мы уж вместе осуществим необходимые нововведения. Я приказываю вам принять новую должность».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разумеется, до непосредственного обращения с докладом к Гитлеру дело не дошло, хотя затруднения начались немедленно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был произведен в генералы танковых войск, назначен генерал-инспектором подвижных войск и приступил к организации своего очень небольшого управления, которое было размещено на Бендлерштрассе [123 - В Берлине на Бендлерштрассе, 18 располагалось здание бывшего Военного министерства, где размещались различные военные управления. Там и было выделено место для ведомства Гудериана.]. Мне дали двух офицеров Генерального штаба – подполковника [Карла] фон Ле-Суира и капитана [Ганса] Рёттигера; адъютантом у меня был подполковник [Густав Адольф] Рибель. Кроме того, по каждому роду подчиненных мне войск мне было выделено по одному референту. Затем я приступил к работе. Это было равноценно тому, что лить воду в бездонную бочку. Танковые войска до этого времени не имели почти никаких наставлений по строевой подготовке. Мы составили наставления и представили их в Отдел боевой подготовки Верховного командования сухопутных войск для утверждения. Однако в Отделе боевой подготовки не было ни одного офицера-танкиста. Наши наставления рассматривались не применительно к требованиям танковых войск, а с совершенно другой точки зрения. На большинстве наших проектов наставлений была наложена следующая резолюция: «Основная организация не соответствует организации, принятой в пехоте. Поэтому проект отклонить». Единство организации и единство «номенклатуры» – вот в основном те вопросы, которые принимались во внимание при оценке нашей работы. Потребности войск при этом совершенно не учитывались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое предложение об организации в кавалерии удобных для управления дивизий, оснащенных современной техникой, потерпело неудачу, т. к. начальник Общего управления сухопутных войск генерал Фромм не решился дать на это своего согласия,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, до начала войны организационная структура кавалерии оставалась, как и раньше, в неудовлетворительном состоянии, что явилось причиной ее распределения, за исключением одной только бригады в Восточной Пруссии, по пехотным дивизиям в виде смешанных разведывательных батальонов, состоявших из кавалерийского, самокатного и моторизованного эскадронов, имевшем в своем составе несколько устаревших бронемашин, противотанковые орудия и конную артиллерию. Управлять этой ужасающей мешаниной было почти невозможно. При объявлении мобилизации кавалерия могла обеспечить такими разведывательными эскадронами лишь кадровые пехотные дивизии мирного времени. Вновь сформированные соединения должны были удовлетвориться самокатчиками. Таким образом, вопрос о кавалерии был близок к решению совсем в ином плане. Кавалерия оказалась в таком тяжелом положении, несмотря на то, что все ее начальники с особой любовью заботились о ней. Таково, оказывается, различие между теорией и практикой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Укажу еще на одно второстепенное обстоятельство, которое проливает свет на обстановку того периода. Мобилизационный план предусматривал назначение меня, как инспектора подвижных войск, в случае войны на должность командира запасного армейского корпуса. Потребовалась подача жалобы, чтобы изменить этот пункт и добиться решения использовать меня на случай войны в танковых войсках.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава IV<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начало катастрофы<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Навстречу войне<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Март 1939 г. ознаменовался присоединением Чехии к рейху на правах протектората. Создалось чрезвычайно серьезное внешнеполитическое положение. Инициатива присоединения Чехии исходила исключительно от Гитлера [124 - 14 марта 1939 г. под давлением Германии чехословацкое правительство было вынуждено согласиться на провозглашение независимости Словакии, сохранив свою власть только над территорией Чехии. 14 марта 1939 г. Гитлер объявил прибывшим к нему президенту Чехии Э. Гаха и министру иностранных дел Ф. Хвалковскому, что уже отдал приказ армии о вступлении в Чехию, и потребовал подписать приказ не оказывать сопротивление. Гаха, после консультаций с правительством, ок. 4 часов утра 15 марта 1939 г. согласился с требования Гитлера. В б часов утра 15 марта немецкие войска, не встретив никакого сопротивления, вступили на территорию Чехии и оккупировали страну. В тот же день объявлено о создании в составе Великогерманской империи имперского протектората Богемии и Моравии (Reichsprotektorat Bohmen und Mahren).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром, в день вступления немецких войск в Чехию, меня вызвали к главнокомандующему сухопутными войсками и, ознакомив с совершившимся фактом, приказали направиться в Прагу для обобщения опыта, приобретенного механизированными и танковыми войсками, участвовавшими в операциях, проходивших в зимних условиях; я должен был также провести осмотр материальной части чешских бронетанковых подразделений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Праге я встретился с генерал[-лейтенантом Эрихом] Гёпнером, назначенным после меня командиром XVI армейского корпуса, который и рассказал мне о своем опыте. Затем я посетил различные воинские части, чтобы получить непосредственное впечатление о них. В Брюнне [125 - Брюнн (Br&#252;nn) – чешский город Брно (Brno), историческая столица Моравии. Ныне – центр Южноморавского края Чешской республики и районов Брно-город и Брно-пригород.]&nbsp;-------<br>|&nbsp;bookZ.ru collection<br>|-------<br>|&nbsp;&nbsp;<br>&nbsp;-------<br><br><br> я осмотрел материальную часть чешских бронетанковых подразделений, которая произвела на меня впечатление полной пригодности. Эта материальная часть сослужила нам хорошую службу во время кампаний в Польше и Франции и лишь в Русскую кампанию она была вынуждена уступить место тяжелой материальной части немецкого производства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После Чехии к рейху без боевых действий была присоединена Мемельская область [126 - Мемель (Memel) – город и крепость в Восточной Пруссии. После Первой мировой войны Мемель и окружающие его земли (Мемельланд) в 1919 г. переданы под мандат Лиги Наций. В феврале 1923 г. фактически был аннексирован Литвой и стал именоваться Клайпеда (Klaipeda). 22 марта 1939 г. Германия предъявила Литве ультиматум с требованием возвратить Мемельский край и 23 марта на крейсере «Дойчланд» в в Мемель прибыл Гитлер. После окончания войны в 1945 г. Мемельская область была де-факто передана в СССР и включена в Литовскую ССР. Ныне Клайпеда – административный центр Клайпедского уезда Литовский Республики.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 апреля Гитлер, празднуя свое 50-летие, устроил большой парад. Батальон знаменосцев со знаменами вермахта приветствовал Гитлера. Фюрер находился в зените славы. Было ли у него самообладание, чтобы сохранить свое положение, не перетягивая уже натянутую до предела тетиву лука?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 апреля Гитлер заявил о расторжении англо-германского морского соглашения и польско-германского договора о ненападении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 мая министр иностранных дел Италии граф [Галеаццо] Чиано посетил Берлин. Имперский министр иностранных дел [Иоахим фон Риббентроп] устроил в его честь большой прием. Чтобы принять больше гостей, он разбил две большие палатки, образовавшие одну общую крышу над всем его садом. Но в эти майские дни было очень холодно, и палатки пришлось протопить. Трудно выполнимая затея! Гитлер тоже присутствовал на этом торжестве. Гостей развлекали легкими сценическими представлениями, например, танцами сестер Хёпфнер [127 - Имеются в виду популярные в те годы в Германии танцовщицы Хеди и Марго Хёпфнер.], на которые собрались в одной из палаток, где для этой цели была оборудована сцена. Пришлось обождать некоторое время с началом представления, т. к. Гитлер хотел сидеть рядом с Ольгой Чеховой, которая вот-вот должна была приехать. Гитлер любил людей искусства и охотно бывал в их обществе. Предостеречь Гитлера от войны – такова, вероятно, была политическая цель визита Чиано. Мне трудно судить о том, выполнял ли он это поручение Муссолини с достаточной энергией и последовательностью до самого конца своего визита.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в июне Берлин посетил принц-регент Югославии Павел со своей красивой супругой [Ольгой Греческой]. Снова был большой парад, в котором принимали участие главным образом механизированные части, причем в таком большом количестве, что вся эта инсценировка действовала скорее удручающе, чем убедительно. Следует заметить, что из Берлина принц поехал в Лондон. Насколько мне известно, ожидания Гитлера, которые он связывал с визитом принца, не оправдались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Политических предостережений было более чем достаточно. Но Гитлер и его министр иностранных дел Риббентроп были склонны считать, что западные державы не решатся начать войну против Германии и у них поэтому развязаны руки для осуществления своих целей в Восточной Европе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя задача в летние месяцы 1939 г. сводилась к подготовке запланированных на осень крупных маневров вермахта с участием механизированных войск. Их нужно было переправить через Рудные горы в Судеты. Но обширные подготовительные работы для организации этих маневров проводились напрасно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Польская кампания<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 августа 1939 г. я получил приказ направиться в померанский учебный лагерь Гросс-Борн, чтобы там вместе со штабом сформированного XIX армейского корпуса, носившего название «штаба укреплений Померании», принять участие в сооружении полевых укреплений вдоль имперской границы для защиты Германии от наступления поляков. В состав XIX армейского корпуса были включены: 3-я танковая дивизия, 2-я и 20-я мотопехотные дивизии, а также корпусные части [128 - Начальником штаба корпуса стал полковник Вальтер Неринг, 1-м офицером Генштаба – майор фон дер Бург.]. 3-я танковая дивизия была усилена танковым учебным батальоном, имевшим на вооружений наши новейшие средние танки PzKpfw III и PzKpfw IV. В составе корпусных частей находился также учебный разведывательный батальон из состава танкового училища в Дёберице-Крампнице. Эти учебные части и подразделения наших военных школ были привлечены по моей просьбе с тем, чтобы они первыми смогли накопить практический опыт, что могло пойти на пользу в их будущей учебной деятельности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только после выступления Гитлера с речью перед командующими армиями в Оберзальцберге [129 - Совещание состоялось 22 августа 1939 г.], на котором я не присутствовал, мне стало известно от командующего 4-й армией генерал-полковника [130 - На описываемые момент Гюнтер фон Клюге был генералом артиллерии, звание генерал-полковника он получил только 1 октября 1939 г.] [Понтера] фон Клюге о возложенной на меня задаче. Я узнал, что мой XIX армейский корпус входит в состав 4-й армии. Южнее (справа от меня) находился II [армейский] корпус генерала [пехоты Адольфа] Штрауса, севернее (слева) – пограничные части генерала [авиации Леонарда] Каупиша [131 - Имеется в виду 1-го пограничное командование (Grenzschutz-Abschnittskommando).], которым непосредственно перед началом боевых действий была придана 10-я танковая дивизия, находившаяся с марта этого года в Праге и ее окрестностях. За моим корпусом в качестве армейского резерва находилась 23-я пехотная дивизия из Потсдама.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя задача сводилась к тому, чтобы форсировать Брахе между Цемпельбургом (справа) и Коницем (слева) [132 - Брахе (Brahe) – немецкое название реки Брда. Ниже при упоминании ее польское название будет даваться в скобках.Цемпельбург (Zempelburg) – город в округе Флатов прусской провинции Западная Пруссия. После Первой мировой войны в 1919 г. отошел к Польше и стал именоваться Семпульно-Краеньске (S&#281;p&#243;lno Kraje&#324;skie). Ныне – центр повята Куявско-Поморского воеводства. Кониц (Konitz) – город в округе Мариенвердер прусской провинции Западная Пруссия. После Первой мировой войны в 1919 г. отошел к Польше и стал именоваться Хойнице (Chojnice). Ныне – центр повята Поморского воеводства.], быстро достичь Вислы, отрезать и уничтожить польские части, расположенные в так называемом Польском коридоре [133 - Польский коридор (нем. Polnischer Korridor) или Гданьский (Данцигский) коридор (польск. Korytarzgdahski) – принадлежащие Польше территории, отделяющие Восточную Пруссию от основной территории Германии. Эти земли были переданы Польше после Первой мировой войны.]. Дальнейшее продвижение предполагалось после поступления нового приказа. Корпус Штрауса, действуя справа от меня, должен был также продвинуться до Вислы, а соединение генерала Каупиша, действовавшее левее, – наступать на Данциг [134 - После Первой мировой войны Данциг (Danzig) по Версальскому миру 1919 г. получил статус вольного города. После Второй мировой войны Данциг перешел к Польше, ныне – город Гданьск (Gdansk) Поморского воеводства.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Имелись предположения, что польские силы в «коридоре» состояли из трех пехотных дивизий, одной – Поморской – кавалерийской бригады и небольшого числа танков типа «Фиат-Ансальдо». Граница с польской стороны была укреплена полевыми сооружениями. С нашей стороны были хорошо видны окопные работы противника. Видимо, имелся еще один тыловой оборонительный рубеж по реке Брахе (Брда).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начало наступления намечалось на утро 26 августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Благодаря заключенному в эти дни соглашению с Советской Россией Гитлер обеспечил необходимую для ведения войны безопасность своих тылов. Что касается возможной реакции Западных держав, то он под пагубным влиянием Риббентропа оказался во власти иллюзий, считая их вмешательство нереальным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, мое утверждение не будет запоздалым, если я скажу, что настроение в армии было подавленным, и не будь пакта с Россией, вероятно, многое было бы еще труднее. С тяжелым сердцем мы начали войну, и не было ни одного генерала, который бы ратовал за нее. Все старшие офицеры и многие тысячи наших солдат, принимавших участие в Первой мировой войне, знали, что значит война. Они понимали, что война, возможно, не ограничится одной Польшей. Вмешательства других государств следовало опасаться, т. к. Англия в марте, т. е. после образования протектората Богемии и Моравии, предложила Польше гарантии ее независимости. Каждый из нас думал о матерях и женах немецких солдат и о тяжелых жертвах, которые они должны нести даже в случае благоприятного исхода войны. Наши собственные сыновья также находились в армии. Мой старший сын Гейнц Гюнтер был адъютант 35-го танкового полка, второй мой сын Курт в звании лейтенанта 1 сентября начал службу в разведывательном батальоне 3-й танковой дивизии, находясь, таким образом, в моем корпусе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последняя моя квартира перед войной находилась в Добрине, вблизи Пройсиш-Фридланд [135 - Добрин (Dobrin) в округа Флатов после Второй мировой войны отошел к Польше и ныне именуется Дебжно-Вещ (Debrzno-Wies) и входит в Злотувский повят Велькопольского воеводства. Пройсиш-Фридланд (Preu&#223;isch Friedland) в округе Шлохау после Второй мировой войны отошел к Польше и ныне именуется Дебжно (Debrzno) и входит в Члуховский повят Поморского воеводства.], где нас сильно баловали наши любезные хозяева Вилкенсы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь с 25 на 26 августа наступление было отменено. Почти вышедшие на исходные позиции части мы едва успели отвести назад. Очевидно, дипломатические переговоры шли полным ходом. Вспыхнула небольшая искра надежды на сохранение мира. Однако боевым воинским частям ничего хорошего она не принесла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31 августа последовала новая тревога, на этот раз действительно боевая. Дивизии заняли исходное положение вдоль границы. Их положение было следующим:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– справа – 3-я танковая дивизия генерал[-лейтенанта] барона [Лео] Гейра фон Швеппенбурга; ее задача – продвигаться между реками Цемпольно и Каменка к реке Брахе (Брда), форсировать эту реку восточнее Прушч, у Хаммерсмюле и затем нанести удар в направлении Вислы у Швец [136 - Цемпольно (Zempolno) – немецкое название польской реки Семпольно (S&#281;polna). Хаммермюле (Hammermuhle) входил в округ Руммельсбург в Померании. После Второй мировой войны отошел в Польше и стал именоваться Кемпице (K&#281;pice). Ныне в составе Слупского повята Поморского воеводства. Швец-на-Висле (Schwetz an der Weichsel) – город в Померании. После Первой мировой войны в 1920 г. отошел в Польше и стал именоваться Свеце (Swiecie). Ныне центр повята Куявско-Поморского воеводства.];<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– в центре, севернее р. Каменка, между Грюнау и Фирхау – 2-я мотопехотная дивизия генерал[-лейтенанта Пауля] Бадера; ее задача – прорвать польские пограничные укрепления и затем продвигаться в направлении Тухеля;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– слева, западнее Коница – 20-я мотопехотная дивизия генерал [-лейтенанта Морица фон] Викторина; ее задача – овладеть этим городом и продвигаться затем через Тухольскую пустошь и город Оше на Грауденц [137 - Оше (Osche) – немецкое название польского города Осе (Osie). Ныне гмина в Швецком повяте Куявско-поморского воеводства Польской республики.Груденц (Graudenz) вошел в состав Польше уже после Первой мировой войны и к моменту описываемых событий уже носил название Грудзёнз. Ныне это окружной город Куявско-Поморского воеводства.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главный удар при наступлении наносила усиленная корпусными частями 3-я танковая дивизия, за которой следовал армейский резерв (23-я пехотная дивизия).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 сентября в 4 часа 45 минут корпус перешел границу, развертываясь в боевые порядки. Густой туман застилал землю. Поэтому авиация вначале была лишена возможности действовать. Я сопровождал 3-ю танковую бригаду в первом эшелоне до района севернее Цемпельбурга, где завязались первые незначительные бои. К сожалению, тяжелая артиллерия 3-й танковой дивизии, выполняя данные ей указания, была вынуждена стрелять в туман. Первый снаряд разорвался в 50 м от моей командирской машины, второй – в 50 м позади нее. Я предположил, что следующий снаряд попадет прямо в машину, и приказал водителю повернуть вправо. Но он начал нервничать при этом непривычном для него грохоте и въехал на полном ходу в канаву. Передняя ось полугусеничной машины была погнута, что сильно затрудняло управление. Поэтому мне пришлось временно отказаться от своей поездки. Я отправился на командный пункт корпуса, взял другую машину и объяснился с чересчур рьяными артиллеристами. Здесь мне представляется случай упомянуть, что я первым из командиров корпусов стал использовать бронированные командирские машины, чтобы сопровождать танки на поле боя. Они были снабжены радиоаппаратурой, что позволяло поддерживать постоянную связь с командным пунктом корпуса и с подчиненными дивизиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Севернее Цемпельбурга, у Гросс-Клона, завязался первый серьезный бой. Это произошло в тот момент, когда вдруг внезапно рассеялся туман и развернутые в боевой порядок наступающие танки оказались перед фронтом обороны поляков. Оборонявшимся удалось из противотанковых пушек сделать несколько метких выстрелов и добиться прямого попадания в наши машины. Были убиты офицер, фаненюнкер [138 - Фаненюнкер (Fahnenjunker) – воинское звание курсанта военно-учебных заведений (имеющего среднее, но не специальное военное образование); по правовому статусу и знакам различия соответствовал унтер-офицеру и в войсках исполнял его обязанности.] и восемь солдат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гросс-Клон был владением моего прадеда барона [Рудольфа] Хиллера фон Гэртрингена. Кроме его могилы, там находилась и могила моего деда – [Генриха] Гудериана. Там же, в Гросс-Клоне, родился и мой отец [Фридрих Гудериан]. Впервые в своей жизни я приблизился к месту, которое когда-то было так любимо моими родными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После замены машины я снова отправился на участок фронта 3-й танковой дивизии, вышедшей своими передовыми подразделениями на реку Брахе (Брда). Главные силы дивизии стояли между Прушщем и Клейн-Клоном [139 - Деревня Клейн-Клон (Gro&#223; Klon) после того как в 1920 г. она была передана Польше и стала именоваться Мала-Клония (Mala Klonia). Ныне она входит в гмину Гостычин Тухольского повята Куявско-Поморского воеводства Польской Республики.], готовясь к расположению на отдых. Командир дивизии находился на совещании у командующего армейской группой генерал-полковника [Федора] фон Бока. Поэтому меня проинформировали о положении на реке Брахе находившиеся там офицеры 6-го танкового полка. Командир полка не верил в возможность форсирования реки в этот же день и намеревался старательно выполнить желанный приказ о расположении на отдых.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказ командира корпуса форсировать реку Брахе (Брда) в первый же день наступления был забыт. Раздраженный, я отошел в сторону, чтобы обдумать, какими мерами можно ликвидировать эту нерадостную обстановку. Вдруг ко мне подошел молодой лейтенант Феликс. Он был без мундира, рукава рубашки высоко засучены. Лицо и руки были черными от дыма. «Господин генерал, – сказал он, – я прибыл с Брахе. Гарнизон противника на берегу реки слаб. Поляки подожгли мост у Хаммермюле, но я погасил огонь своим танком. По мосту можно проехать. Продвижение срывается только тем, что некому командовать. Господину генералу следовало бы быть там». Удивленно я смотрел на молодого человека. Он производил очень хорошее впечатление, его глаза говорили о том, что ему можно верить. Может быть, этот молодой лейтенант и был тем, кто разгадал загадку Колумба о яйце [140 - Легенда выглядит следующим образом. Однажды на приеме у кардинала Педро Гонсалеса де Мендосы один из присутствующих заявил Христофору Колумбу, что открытие новых земель не такая сложная задача, в том смысле, что любой может с ней справиться. На это Колумб взял яйцо и предложил присутствующим поставить его на стол вертикально, чтобы оно не падало. Когда ни у кого ничего не вышло, Колумб разбил яйцо с одного конца и поставил на стол – дав, таким образом, простое решение, казалось бы, неразрешимой задачи. Когда же присутствующие заявили, что и они могли бы поступить также, Колумб сказал: «Разница между нами в том, что вы могли бы сделать, а я взял, и сделал».]?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я последовал его совету, выехал через нагромождения польских и немецких машин на узкую песчаную лесную дорогу, ведущую в Хаммермюле, и прибыл туда между 16 и 17 часами. За толстым дубом, примерно в 100 м от реки, стояло несколько штабных офицеров; они встретили меня возгласом: «Господин генерал, здесь же стреляют!» Этого, правда, отрицать было нельзя, т. к. танки 6-го танкового полка и стрелки 3-го стрелкового полка действительно вели огонь с предельной интенсивностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противника не было видно, т. к. он засел в окопах на противоположном берегу реки. Я приказал прежде всего прекратить бессмысленный огонь, в чем мне во многом помог подошедший командир 3-й стрелковой бригады [141 - В состав 3-й стрелковой бригады 3-й танковой дивизии входили упоминаемые здесь 3-й стрелковый полк (Schutzen-Regiment 3) и 3-й мотоциклетный батальон (Kradschutzen-Bataillon 3).] полковник [Гюнтер] Ангерн. Затем я отдал распоряжение установить протяженность польской обороны. Еще не введенный в бой 3-й мотоциклетный батальон получил приказ форсировать реку на надувных лодках в районе, который не обстреливался противником. Когда мотоциклистам удалось форсировать реку, я двинул танки через мост. Они взяли в плен оборонявшуюся польскую роту самокатчиков. Потери были минимальны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все наличные части были тотчас же привлечены к созданию предмостного укрепления на реке. Разведывательный батальон 3-й танковой дивизии получил приказ немедленно выйти через Тухольскую пустошь к Висле у Швеца и установить местонахождение главных сил поляков и их возможных резервов. К 18 часов форсирование реки было завершено. Ночью 3-я танковая дивизия выполнила поставленную перед ней задачу, достигнув Свекатово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я направился обратно на командный пункт корпуса в Цан [142 - Цан (Zahn) немецкое название польской деревни Тшицаны (Trzciany). Ныне Семполенского повята Куявско-поморского воеводства Польской Республики.] и прибыл туда при наступлении сумерек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Длинное шоссе было пусто. Нигде не было слышно ни одного выстрела. Каково же было мое удивление, когда вдруг меня окликнули непосредственно у самого Цана и я увидел несколько человек в касках. Это были люди из моего штаба. Они устанавливали противотанковую пушку на огневой позиции. На мой вопрос, зачем они это делают, я получил ответ, что польская кавалерия начала наступление и может появиться здесь каждую минуту. Я успокоил людей и приступил к работе, приказав обустроить здесь мою штаб-квартиру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В донесениях 2-й мотопехотной дивизии сообщалось, что наступление приостановлено перед проволочными заграждениями поляков. Все три полка были развернуты для проведения фронтальной атаки [143 - В кампанию 1939 г. в составе 2-й мотопехотной дивизии действовали три мотопехотных – Infanterie-Regiment (motorisiert) – полка: 5-й, 25-й и 92-й.], и у дивизии больше не было резервов. Я отдал распоряжение ночью отвести с линии фронта левофланговый полк и перебросить его за правый фланг дивизии с тем, чтобы на другой день ввести его в бой позади 3-й танковой дивизии с целью охвата противника в направлении на Тухель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20-я мотопехотная дивизия, встретив слабое сопротивление противника, захватила Кониц, но значительно продвинуться после овладения городом ей не удалось, поэтому она снова получила приказ на продолжение наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нервозность первых дней войны ночью стала еще более ощутимой. Так, командир 2-й мотопехотной дивизии доложил после полуночи, что он был вынужден отступить под натиском польской кавалерии. Услышав это, я сначала потерял дар речи, затем, взяв себя в руки, спросил командира дивизии, слышал ли он когда-нибудь, чтобы померанские гренадеры [144 - Дивизия формировала в столице Померании Штетине (Щецине).] бегали от кавалерии противника [145 - Это был один из немногих успехов поляков в первые дни войны: 1 сентября в бою под Кроянтами 18-й Поморкий уланский полк разгромил 2-й батальон 76-го мотопехотного полка 20-й мотопехотной дивизии.]. Он ответил отрицательно и заверил меня, что удержит свои позиции. На следующее утро я решил все же съездить в эту дивизию. Прибыв туда в 5 часов, я увидел, что штаб дивизии находится в полном недоумении. Встав во главе полка, выведенного ночью с линии фронта, я лично довел его до места переправы на реке Каменка, севернее Гросс-Клона, чтобы оттуда ввести его в бой в направлении на Тухель. Наконец, наступление 2-й мотопехотной дивизии быстро пошло по нужному руслу. Паника первых дней войны была преодолена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью разведывательный батальон 3-й танковой дивизии достиг Вислы. К сожалению, из-за неосторожности он понес чувствительные потери в офицерском составе в имении Поледно, близ Швеца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основные силы 3-й танковой дивизии были разделены рекой Брахе (Брда) на две части и в течение первой половины дня неоднократно подвергались атакам поляков на восточном берегу реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только к полудню удалось начать контрнаступление, и дивизия, ведя бои в лесу, смогла продолжить наступление, 23-я пехотная дивизия быстро следовала за 3-й танковой. Обе мотопехотных дивизии добились на Тухольской пустоши значительных успехов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 сентября, введя в бой 23-ю пехотную дивизию генерала графа [Вальтера фон] Брокдорфа[-Алефельда] в промежуток между продвинувшейся до Вислы 3-й танковой дивизией и 20-й мотопехотной дивизией, удалось после тяжелых боев и разного рода неудач полностью окружить противника, находившегося перед нами в лесу севернее Швеца и западнее Грауденца. Польская Поморская кавалерийская бригада из-за незнания конструктивных данных и способов действий наших танков атаковала их с холодным оружием и понесла чудовищные потери [146 - Атака польскими кавалеристами танков является одним из наиболее распространенных мифов о кампании 1939 г. Он был тиражирован немецкой пропагандой, а затем подхвачен Г. Гудерианом, который приводит здесь этот факт уже как не нуждающийся в проверке. В кампанию польская кавалерия в целом действовала как мобильная пехота и в качестве разведки и ни танки, ни укрепленные позиции пехоты не атаковала. Непосредственным поводом для создания мифа стала атака 250 всадниками 18-го полка Поморскихулан находящихся на марше частей 76-го пехотного полка 20-й мотопехотной дивизии из состава корпуса Гудериана у Тухольского леса 1 сентября 1939 г. Всего в кампанию 1939 г. польская кавалерия совершила минимум шесть атак в конном строю, при этом только под Кроянтами (1 сентября) на поле были немецкие бронемашины, а автомобилей при Вульке Венгловой (19 сентября) – танки, но в обоих случаях поляки атаковали не их, а пехоту.]. Один польский артиллерийский полк был настигнут на марше по направлению к Висле нашими танками и уничтожен; лишь два орудия успели открыть огонь. Польская пехота также понесла тяжелые потери. Часть транспортных колонн была при отходе перехвачена и уничтожена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 сентября кольцо вокруг окруженного противника сузилось. Битва в Польском коридоре приближалась к концу. Временный кризис в 23-й пехотной дивизий удалось преодолеть при помощи одного полка 32-й пехотной дивизии корпуса [Адольфа] Штрауса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Войска блестяще сражались и были в хорошем настроении. Потери рядового состава были незначительны, офицерского состава – необычайно велики: офицеры сражались с большей самоотверженностью. Генерал[-полковник Вильгельм] Адам, статс-секретарь барон [Эрнст] фон Вайцзэккер и полковник барон [Ганс] фон Функ потеряли в Польской кампании своих сыновей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 сентября я посетил 23-ю пехотную и 3-ю танковую дивизии, повидался со своим сыном Куртом и полюбовался башнями города Кульма, в котором я родился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 сентября я наблюдал за боем, который вели в лесу 2-я и 20-я мотопехотные дивизии, после чего прибыл в старый немецкий учебный лагерь Группе западнее Грауденца. Ночью я посетил 3-ю танковую дивизию, которая, форсировав Вислу, замкнула кольцо окружения на востоке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Коридор» был прорван. Мы могли начать выполнение новой задачи. Но в то время как мы занимались своим трудным ремеслом, политическая обстановка серьезно осложнилась. Англия, а под ее сильным давлением и Франция, объявили войну рейху, тем самым наши надежды на длительный мир рухнули. Мы вступили во Вторую мировую войну. Было ясно, что она продлится долго и нам потребуются все наши силы, какие только у нас есть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 сентября корпус неожиданно посетил Адольф Гитлер. Я встретил его у Плевно на шоссе, идущем из Тухеля на Швец, сел в его машину и по шоссе, по которому велось преследование противника, провез его мимо искореженных польских артиллерийских орудий в Швец, а оттуда вдоль нашего переднего края кольца окружения в Грауденц, где он остановился на некоторое время у взорванного моста через Вислу. Глядя на разбитое артиллерийское орудие, Гитлер спросил: «Это сделали, наверно, наши пикирующие бомбардировщики?» Мой ответ «Нет, наши танки!», видимо, удивил Гитлера. Между Швецем и Грауденцем расположились части и подразделения 3-й танковой дивизии, которые не были задействованы в окружении польской группировки. Среди них находились 6-й танковый полк и разведывательный батальон 3-й танковой дивизии, в котором служил мой сын Курт. Обратный наш путь проходил через расположение частей 23-й пехотной и 2-й мотопехотной дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время поездки мы сначала беседовали о боевой обстановке на участке моего корпуса. Гитлер осведомился о потерях. Я назвал ему известные мне цифры: 150 убитых и 700 раненых в четырех подчиненных мне на время сражения в «коридоре» дивизиях. Он был очень удивлен такими незначительными потерями и назвал мне для сравнения цифры потерь его полка «Лист» [147 - Имеется в виду 16-й Королевский Баварский резервный пехотный полк(K&#246;niglich Bayerisches Reserve-lnfanterie-Regiment Nr. 16), в котором с августа 1914 г. служил А. Гитлер. По имени своего командира – полковника Юлиуса Листа, погибшего 31 октября 1914 г. – полк также стал именоваться «Лист».] во время Первой мировой войны после первого дня боевых действий; они достигали 2000 убитых и раненых в этом отдельно взятом полку. Я мог указать на то, что незначительные потери в этих боях против храброго и упорного противника следует объяснить главным образом эффективностью танков. Танки – оружие, которое значительно уменьшает потери своих войск. Вера солдат и офицеров в превосходство их оружия сильно возросла благодаря успеху в Польском коридоре. Противник потерял две-три пехотные дивизии и одну кавалерийскую бригаду. Наши трофеи исчислялись тысячами военнопленных и сотнями орудий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При приближении к Висле на горизонте появились силуэты домов какого-то города. Гитлер спросил, не Кульм ли это. Я подтвердил: «Да, это Кульм. Я имел честь приветствовать вас в марте прошлого года на вашей родине [148 - На самом деле это всего лишь красивая фраза: Гудериан имеет виду Лице, который был не родным городом Гитлера, а местом, где он провел детство. Гитлер же родился в Браунау-на-Ине, а там Гудериан не бывал.], сегодня я могу принять вас на моей. Кульм – город, в котором я родился». Несколько лет спустя Гитлер вспомнил об этой сцене.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем наш разговор перешел к техническим вопросам. Гитлер хотел знать, что в наших танках показало себя особенно хорошо, а что нуждается в улучшении. Я высказал мысль о необходимости ускоренных поставок в действующие войска средних танков PzKpfw III и PzKpfw IV и об увеличении их производства. Для дальнейшего усовершенствования конструкции танков надо обратить внимание на следующее: скорость танка удовлетворительна, очень важно увеличить толщину брони, особенно в лобовой части, повысить дальнобойность и пробивную способность снарядов танковых орудий, для чего удлинить стволы и использовать снаряды с большим зарядом. То же самое относится и к нашим противотанковым орудиям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Объявив благодарность войскам за их успехи, Гитлер с наступлением темноты покинул корпус и отбыл в свою Ставку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следует также отметить, что население, воспользовавшись затишьем в боевых действиях для того, чтобы выбраться из своих убежищ, очень тепло приветствовало Гитлера и преподносило ему цветы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город Швец был украшен черно-бело-красными флагами. Визит Гитлера произвел очень хорошее впечатление на войска. К сожалению, в дальнейшем в ходе войны Гитлер выезжал на фронт все реже и реже, а в последние годы совсем перестал посещать войска. Тем самым он потерял контакт с солдатами и способность оценивать их успехи и страдания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 сентября штаб корпуса и передовые части дивизий переправились через Вислу. Командование и штаб корпуса остановились в Финкенштейне [149 - Дворец Финкенштейн – Schloss Finckenstein, польское название Камнец (Kamieniec) – до 1920 г. находился в округе Розенберг провинции Западная Пруссия, в 7 км северо-восточнее Розенберга (польский город Суш). Бурграфы фон Дона-Шлобиттен владели им до начала 1945 г. 22 января 1945 г. он был занял Красной Армией. Сейчас от него остались одни руины.], в чудесном дворце графов Дона-Финкенштейн. Этот дворец Фридрих Великий пожаловал своему министру графу фон Финкенштейну [150 - Гудериан несколько путается в истории дворца. Он был возведен в 1716–1720 гг. по желанию короля Фридриха Вильгельма II (т. е. отца Фридриха Великого) для его воспитателя и обер-гофмейстера рейхсграфа Августа Финка фон Фикенштейн (30.10.1660 – 16.12.1735), который позже – в 1733 г. – получил звание фельдмаршала. Финки фон Финкенштейны владели дворцом до 1782 г., после чего он перешел к бурграфам цу Дона-Шлобиттен. А вот Наполеон здесь действительно жил с апреля по июнь 1807 г.]. Дворец дважды служил штаб-квартирой Наполеону I. Впервые император прибыл туда, когда его армия в 1807 г., ведя войну с Пруссией и Россией, шла через Вислу в Восточную Пруссию. Двигаясь по однообразной и бедной Тухольской пустоши, Наполеон увидел этот дворец и воскликнул: Enfin un chateau! («Наконец-то замок!») Это можно понять. Там он планировал продолжение похода по направлению к Прейсиш-Эйлау и оставил след своего пребывания, исцарапав пол своей шпорой. В 1812 г. перед походом в Россию он вторично приехал во дворец и жил там несколько недель с прекрасной графиней Валевской. И вот в этой бывшей комнате Наполеона разместился я. К сожалению, наш хозяин граф Дона был болен и лежал в клинике в Берлине, так что я не имел чести познакомиться с ним и с графиней. Домашние графа были так любезны, что предложили мне поохотиться на оленей. Так как мы не имели приказа о наших дальнейших действиях и знали только, что мы выходим из подчинения командующего 4-й армией и поступаем непосредственно в распоряжение командующего группой армий фон Бока, то я решил принять предложение, надеясь, что оно не принесет никакого ущерба интересам армии. Пока мои дивизии были заняты переправой через реку, я с вечера 7 до утра 8 сентября успешно охотился, убив сильного двенадцатилетнего оленя. Лесничий из графского лесного управления, будучи человеком чрезвычайно ответственным, настоял на том, чтобы лично сопровождать меня.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 сентября мои дивизии переправились на другой берег реки у Меве и Кэземарка [151 - Меве (Mewe) – до 1920 г. входил в округ Мариенвердер провинции Западная Пруссия, а затем перешел к Польше и стал именоваться Гнев (Gniew). Ныне входит в состав Тчевского повята Поромского воеводства Польской Республики. Кэземарк (Каsemark) – до 1920 г. деревня в Западной Пруссии, затем перешла к Польше и стала именоваться Кезмарк (Kiezmark). Ныне входит в состав гмины Кедру Бельке Гданьского повята Поморского воеводства.]. События стали развиваться быстрыми темпами. Вечером меня вызвали в штаб группы армий [ «Север»] в Алленштейн [152 - Алленштейн [AUenstein) – центр правительственного района, городского и сельского округов Восточной Пруссии. После 1945 г. отошел в Польше и стал именоваться Ольштын (Olsztyn); ныне административный центр Варминско-Мазурского воеводства.] для получения приказов. В 19 часов 30 минут я покинул Финкенштейн и между 21 часами 30 минутами и 22 часами 30 минутами получил новую боевую задачу. Командующий группой армий сначала намеревался отдать мой корпус 3-й армии генерала [артиллерии Георга] фон Кюхлера и ввести его в бой на ее левом фланге из района Арис [153 - Арис (Arys) – город в округа Йоханнисбург района Гумбиннен Восточной Пруссии. После 1945 г. отошел в Польше и стал именоваться Ожиш (Orzysz); ныне гмина в Пишском повяте Варминско-Мазурского воеводства.] в направлении на Ломжу и далее к восточной окраине Варшавы. Мне казалось, что столь тесная привязка моего корпуса к пехотной армии противоречит характеру моего рода войск. Я предполагал, что это не даст мне возможности использовать возможности скорости мотопехотных дивизий и что при нашем медленном продвижении силы поляков, обороняющие Варшаву, получат шансы отойти на восток и подготовить новый рубеж сопротивления по восточному берегу Буга. Я предложил поэтому начальнику штаба группы армий генерал-лейтенанту Гансу фон] фон Зальмуту оставить танковый корпус в непосредственном распоряжении группы армий и ввести его в бой слева от армии фон Кюхлера через Визну восточное Буга на Брест. Этим самым все попытки поляков организовать устойчивую оборону в районе Варшавы были бы обречены на полный провал. Зальмут, а потом и генерал-полковник фон Бок согласились с моим предложением. Получив соответствующие приказы, я направился в учебный лагерь Арис, где проинформировал о новых корпусах собравшихся там офицеров (тех, кто получил приказы о наступлении на реке Навер).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из моих старых дивизий я сохранил 3-ю танковую и 20-ю мотопехотную. 2-я мотопехотная дивизия оставалась пока в резерве группы армий. 10-я танковая дивизия, входившая ранее в [3-ю] армию фон Кюхлера, и вновь сформированная крепостная пехотная бригада «Лёцен» (L&#246;tzen), укомплектованная военнослужащими старших возрастов, вновь поступали в распоряжение командира XIX армейского корпуса. Следует отметить, что дивизия и бригада участвовали в боях на реке Нарев под Визней и севернее ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вручив утром 9 сентября в Арисе приказы обеим входящим в мой корпус дивизиям, я направился в Коженисте (19 км севернее Ломжи), к моему новому соседу справа, генерал[-лейтенанту Николаусу] фон Фалькенхорсту, командиру XXI армейского корпуса, чтобы ознакомиться с обстановкой и с приданными мне новыми частями. Я прибыл туда между 5 и 6 часами утра и разбудил офицеров, проинформировавших меня о ходе боевых действий. При этом я узнал, что попытка взять Ломжу с ходу не удалась, встретив мужественное сопротивление поляков, а также из-за недостатка боевого опыта у наших солдат. XXI армейский корпус остановился на северном берегу реки Нарев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 8 часов я прибыл в Визню и нашел там штаб 10-й танковой дивизии, которой вследствие несчастного случая, произошедшего с командиром дивизии генерал[-лейтенантом Фердинандом] Шаалем, командовал генерал[-майор Хорст] Штумпфф. Последний сообщил мне, что его пехота, форсировав реку, донесла об овладении дотами поляков, защищавшими этот участок. «Бои продолжаются», – добавил он. Успокоенный таким положением, я направился в бригаду «Лёцен», которую первоначально предполагалось использовать в качестве гарнизона этого укрепления, однако затем она была введена в бой при наступлении через Нарев. Бригада и ее командир [подполковник [Франц] Галл произвели на меня отличное впечатление. Форсирование реки прошло удачно, и само наступление осуществлялось энергично. Я одобрил меры, принятые командиром бригады, и поехал обратно в 10-ю танковую дивизию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я снова прибыл в Визню, то должен был с разочарованием констатировать, что утреннее донесение об успехах пехоты 10-й танковой дивизии не соответствует действительности. Правда, пехота форсировала реку, но линии дотов, входящих в систему береговых укреплений, не достигла. К моему приезду изменений не произошло. Поэтому я решил переправиться через реку и найти командира полка. Но мне не удалось обнаружить его командный пункт. Командные пункты командиров батальонов также были очень хорошо замаскированы. Я причалил к берегу. Здесь танков дивизии не было видно; они все еще находились на северном берегу реки Нарев. Поэтому я послал сопровождавшего меня офицера обратно, приказав привести сюда танки. На переднем крае творилось что-то непонятное; на мои вопросы ответили, что на передовой происходит смена рот. Все здесь выглядело, как при разводе караулов. О приказе на наступление люди ничего не знали. Наблюдатель тяжелого артиллерийского дивизиона сидел без дела у пехотинцев. Где находится противник, никто не знал; разведчиков перед фронтом не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я приказал прекратить этот странный маневр со сменой и вызвал командира полка и командиров батальонов. Затем приказал командиру тяжелого артиллерийского дивизиона вести огонь по польским дотам. С командиром полка, прибывшим ко мне через некоторое время, я отправился на рекогносцировку переднего края обороны противника и продвигался с ним вперед до тех пор, пока не попал под обстрел. Мы находились у самых дотов; там мы увидели немецкое противотанковое орудие, расчет которого под руководством командира в одиночестве храбро продолжал наступление. Отсюда мы и начали наступать. Не стану отрицать: я был очень рассержен всем произошедшим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я вернулся на Нарев, танковый полк все еще находился на северном берегу реки. Командиру полка было приказано ускоренным темпом начать переправу через реку. Так как мост еще не был готов, танки пришлось переправлять на пароме. Уже было 18 часов, когда, наконец, наладилось наступление. Оно развивалось быстро и с очень незначительными потерями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы раньше действия наступавших были такими же энергичными и целеустремленными, как теперь, то эти успехи могли бы быть достигнуты уже в первой половине дня. Прежде чем разыскать оборудованный в Визне корпусной командный пункт, я приказал в устной и письменной форме старшему офицеру инженерных войск, отвечавшему за строительство мостов, быстро навести через Нарев понтонный мост, необходимый для срочной переправы 10-й, а затем и 3-й танковых дивизий. По прибытии на командный пункт я распорядился подготовить приказ на следующий день, предусматривавший форсирование реки Нарев 20-й мотопехотной дивизией правее 10-й танковой дивизии и переправу 3-й танковой дивизии вслед за 10-й танковой дивизией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночевали мы в Визне, в новом здании при костеле, правда, еще неотстроенном и необжитом; но другие дома были еще хуже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 сентября в 5 часов утра мне стало известно, что мост через Нарев, который был уже готов около полуночи, снова разобрали по приказу командира 20-й мотопехотной дивизии и навели для этой же дивизии другой мост, ниже по течению. Переправа танковых дивизий должна была проходить на паромах. Это приводило меня в отчаяние. Офицер инженерных войск не довел до командира дивизии мой приказ. Он действовал в полной уверенности, что командир дивизии знаком с ним. Пришлось до самого вечера строить другой мост для танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день 20-я мотопехотная дивизия генерала Викторина завязала ожесточенные бои у Замбрува. Основные силы дивизии двигались к р. Западный Буг по направлению к р. Нуре. Впереди них я направил учебный разведывательный батальон, который без боя достиг реки. 10-я танковая дивизия продвинулась до Браньска, во время своего продвижения она несколько раз вступала в бой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером я последовал за этой дивизией и ночевал в горящей деревне Высоке-Мазовецке. Штаб моего корпуса, который вечером переправился через Нарев и следовал за мной, не смог к ночи достигнуть моего места расположения и остановился в небольшой деревушке севернее Высоке-Мазовецке, так что мы были вынуждены ночевать врозь – очень неудобное положение для отдачи приказов и распоряжений. Слишком рано я приказал переменить место расположения штаба, лучше бы в этот вечер я остался в Визне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая половина дня 11 сентября прошла в нетерпеливом ожидании прибытия штаба корпуса. Польские части, которые намеревались отступить от Ломжи на юго-восток, оседлали шоссе южнее Замбрув, по которому 20-я мотопехотная дивизия совершала наступательный марш, поставив тем самым эту дивизию в тяжелое положение. Командир дивизии решил вернуть части, продвинувшиеся уже вперед по направлению к Бугу, чтобы окружить и уничтожить противника. Я повернул части 10-й танковой дивизии на противника. Между тем в 3-й танковой дивизии, продвигавшейся слева от 10-й дивизии, распространился слух, что мне у Высоке-Мазовецке угрожает опасность попасть в окружение к полякам, поэтому 3-й мотоциклетный батальон повернул на Высоке-Мазовецке, чтобы выручить меня. Солдаты очень обрадовались, увидев меня стоящим на шоссе в этом населенном пункте. Проявление чувства взаимной выручки мотоциклистов произвело на меня приятное впечатление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штаб корпуса провел ночь в населенном пункте Высоке-Мазовецке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 сентября 20-й мотопехотной дивизии вместе с частями 10-й танковой дивизии, поспешно прибывшими для поддержки пехоты, удалось окружить поляков у Анджеева, 10-я танковая дивизия достигла населенного пункта Высоке-Литовске [154 - С 1807 г. входило в состав Российской империи – местечко Высокое Брестского уезда Гродненской губернии. По Рижскому миру 1921 г. отошло к Польше и получило название Высоке-Литовске (Wysokie Litewskie). В сентябре 1939 г. занято РККА и включено в состав Белорусской ССР. Ныне город Высокое Каменецкого района Брестской области Белоруссии.], 3-я танковая дивизия – Бельска. Сам я прибыл в Бельск с передовыми дозорами разведывательных батальонов и получил там донесения с самыми свежими данными о противнике. Во второй половине дня я встретил своего сына Курта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командный пункт был перемещен в Бельск. 2-я мотопехотная дивизия была выведена из резерва группы армий и снова передана в наше распоряжение. Она получила приказ, двигаясь через Ломжу и Бельск, присоединиться к корпусу. В приказе говорилось: «Командиру дивизии двигаться впереди». Но когда утром 13 сентября генерал Бадер, выполняя приказ, выехал вперед, взяв с собой лишь радиостанцию, между Браньском [155 - На самом деле в бою под Анджеевым 12 сентября 1939 г. командир 18-й пехотной дивизии полковник Стефан Коссецкий был тяжело ранен и попал не в плен, а в госпиталь, где его позже арестовали сотрудники советского НКВД (в 1940 г. он погиб в плену). После ранения его сменил начальник штаба дивизии подполковник Казимеж Плута-Чаховский, который также не попал в плен, а затем перешел на нелегальное положение и был заместителем начальника штаба Верховного командования Армии Крайовой.] и Вольском он натолкнулся на польские части, пытавшиеся выйти из окружения у Анджеева. Бадер вынужден был провести под огнем противника несколько неприятных часов, пока мы не узнали по сигналам его радиста, действовавшего довольно умело, об опасном положении генерала и не освободили его. Этот случай был также хорошим уроком ведения войны для танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день поляки прекратили сопротивление у Анджеева. Командир 18-й польской дивизии попал в плен". 3-я танковая дивизия достигла Каменец. Велась разведка сил у Брест-Литовска [156 - Брест-Литовскбыл с 1801 г. уездным городом Гродненской губернии Российской империи. По Рижскому миру 1921 г. он отошел к Польше и получил название Бжещчь над Бугом (Brzesc nad Bugiem), став центром Полесского воеводства. В сентябре 1939 г. город был передан советским войскам и включен в состав Белорусской ССР. Ныне административный центр Брестской области и Брестского района Белоруссии.]. Был отдан приказ на наступление на эту крепость. Ночь мы провели в Вельске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нам стало известно, что польские части вышли к знаменитой Беловежской пуще. Но я хотел уклониться от боев в лесу, т. к. они отвлекли бы нас от выполнения главной задачи – достичь Брест-Литовска – и сковали бы крупные силы. Поэтому я удовлетворился тем, что организовал наблюдение за лесным массивом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 сентября части 10-й танковой дивизии – подразделения разведывательного батальона и 8-го танкового полка – вышли к линии фортов Бреста. Я быстро начал марш на Брест всем корпусом, чтобы использовать внезапность для достижения успеха. Ночь мы провели в Выское-Литовске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 сентября кольцо вокруг Бреста было замкнуто на восточном берегу Буга. Попытка взять эту крепость внезапным нападением танков провалилась лишь потому, что поляки поставили во входных воротах старый танк «Рено», который и помешал нашим танкам ворваться в город. Командный пункт корпуса к ночи переехал в Каменец-Литовск [157 - До 1917 г. именовался Каменец-Литовск и входил в Брестский уезд Гродненской губернии. По Рижскому миру 1921 г. отошел к Польше и получило название Каменец-Литевски (Kamieniec Litewski). В сентябре 1939 г. занят РККА и включено в состав Белорусской ССР. Ныне город Каменец – районный центр Брестской области в Белоруссии.]. 20-я мотодивизия и 10-я танковая дивизия 16 сентября начали совместное наступление на цитадель. Штурмом взяли гребень вала, но атака захлебнулась, т. к. стрелковый полк 10-й танковой дивизии не выполнил приказа наступать непосредственно за огневым валом артиллерии. Когда полк, в передовые подразделения которого я тотчас же направился, с опозданием и уже без приказа вновь предпринял атаку, он понес, к сожалению, тяжелые потери, не достигнув успеха. Мой адъютант подполковник [Роберт] Браубах в этих боях был тяжело ранен и умер через несколько дней. Он пытался прекратить огонь, который вели наступавшие сзади части по своим передовым подразделениям, но был сражен польским снайпером, укрывавшимся в 100 м за гребнем вала. Это была очень чувствительная потеря для нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-я танковая дивизия продвигалась восточное Бреста на Влодаву, а следовавшая за ней 2-я мотодивизия – на восток, к Кобрыню [158 - Кобрин в 1795 г. вошел в состав, уездный город Гродненской губернии. По Рижскому миру 1921 г. отошел к Польше и получил название Кобрынь (Kobryri). В сентябре 1939 г. занят РККА и включен в состав Белорусской ССР. Ныне районный центр Брестской области Белоруссии.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командный пункт корпуса оставался в Каменец. Утром 17 сентября гигантская крепость была взята 76-м пехотным полком полковника [Ганс] Голлника, переправившимся ночью на западный берег Буга как раз в тот момент, когда польский гарнизон пытался прорваться из города на запад по неповрежденному мосту через Буг. Это был конец кампании. Штаб корпуса перешел в Брест и разместился в здании администрации [Полесского] воеводства. Здесь мы узнали, что с востока наступают советские войска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Польский поход стал боевым крещением для моих танковых соединений. Я пришел к убеждению, что они полностью себя оправдали, а затраченные на их создание усилия окупились. Мы стояли на Буге фронтом на запад в полной готовности встретить остатки польской армии. Тыл корпуса охраняла 2-й мотопехотная дивизия, которой пришлось вести тяжелые бои под Кобрынем. Мы ожидали каждую минуту установления непосредственной связи с танковыми частями, подходившими с юга. Наши передовые разведывательные подразделения достигли Любомля [159 - Любомль (Luboml) в 1795 г. в составе Западной Волыни вошел в состав Российской империи. По Рижскому договору 1921 г. отошел к Польше; в сентябре 1939 г. занят Красной Армией и включен в состав Украинской ССР. Ныне районный центр Волынской области Украины.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем штаб 4-й армии генерал-полковника [Гюнтера] фон Клюге переместился ближе к нам, и мы снова вошли в его подчинение. Крепостная бригада «Лёцен», которая так храбро сражалась на Нареве, несколько дней обеспечивала наш левый фланг, а затем была также подчинена 4-й армии. Командующий 4-й армией приказал XIX армейскому корпусу продвигаться одной дивизией на юг, другой на восток к Кобрыню, третьей – на северо-восток к Белостоку [160 - Белосток (Biafystok; правильнее – Бялысток) был передан Российской империи в 1807 г., с 1842 г. уездный город Гродненской губернии. По Рижскому договору 1921 г. отошел к Польше; в сентябре 1939 г. занят Красной Армией и включен в состав Белорусской ССР, где стал административным центром Белостокской области. 20 сентября 1944 г. передан Польше. Ныне административный центр Подляского воеводства Польской республики.]. Осуществление этого решения привело бы к разделению корпуса на отдельные части, и всякое управление им стало бы невозможным. Появление русских избавило нас от необходимости выполнять этот приказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В качестве вестника приближения советских войск прибыл молодой офицер на бронеавтомобиле, сообщивший нам, что советская танковая бригада на подходе. Затем мы получили извещение о демаркационной линии, установленной министерством иностранных дел, которая, проходя по Бугу, оставляла за русскими крепость Брест. Подобное разграничение мы посчитали крайне невыгодным; затем было установлено, что район восточнее демаркационной линии должен быть оставлен нами к 22 сентября. Подобные срок был настолько недостаточен, что мы даже не смогли эвакуировать наших раненых и вывезти поврежденные танки. По-видимому, к переговорам об установлении демаркационной линии и о прекращении военных действий вообще не был привлечен ни один военный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В связи с оставлением Брест-Литовска следует вспомнить еще один небольшой эпизод. Данцигский епископ [Эдвард] О’Рурк [161 - Эдвард О’Рурк под давлением нацистов был вынужден сложить с себя обязанности епископа данцигского 13 июня 1938 г. (его преемником стал немец Карл Мария Шплетт), в декабре 1938 г. был лишен данцигского гражданства. В 1939 г. он принял польское гражданство и назначен состоять при католическом капитуле в Гнезно.] вместе с примасом Польши кардиналом [Августом] Хлондом покинули Варшаву и направились на восток. Когда оба эти духовных лица прибыли в Брест, то, к своему большому удивлению, они натолкнулись там на немцев. Кардинал повернул на юго-восток и укрылся в Румынии. Епископ Данцигский выбрал дорогу на северо-восток и попал прямо в наши руки. Он попросил разрешения побеседовать со мной, на что я охотно согласился. Беседа состоялась в Бресте. Поскольку он не знал, где мог укрыться в безопасности, и ни в коем случае не хотел оказаться в руках русских, я посоветовал ему присоединиться к одной из моих транспортных колонн, которые возвращались в Кенигсберг. Оттуда он легко смог бы добраться до резиденции епископа Эрмландского [162 - Католическое епископство Эрмланд (Вармия), занимающее часть Восточной Пруссии, ведет свою историю еще с XIII в. В описываемое время епископом был Максимилиан Каллер.] и воспользоваться его защитой. Епископ принял это предложение и вместе со своей свитой спокойно выехал из зоны военных действий. Позже в любезном письме, подчеркнув традиционное рыцарство немецкого офицерского корпуса, он благодарил меня за оказанную ему помощь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В день передачи Брест-Литовска русским в город прибыл комбриг [Семен] Кривошеий, танкист, владевший французским языком – с ним я смог легко объясниться. Все вопросы, оставшиеся неразрешенными в положениях министерства иностранных дел, были удовлетворительно для обеих сторон разрешены непосредственно с русскими. Мы смогли забрать все, кроме захваченных у поляков запасов, которые оставались русским, поскольку их невозможно было эвакуировать за столь короткое время. Наше пребывание в Бресте закончилось прощальным парадом и церемонией смены флагов в присутствии комбрига Кривошеина [163 - Совместный парад частей вермахта и РККА в Бресте, проходивший по центральной улице города, состоялся 22 сентября 1939 г. во время официальной процедуры передачи города и крепости представителям СССР. Церемония завершилась торжественным спуском германского и поднятием советского флагов.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде чем оставить крепость, которая стоила нам столько крови, мы проводили 21 сентября моего адъютанта подполковника Браубаха на вечный покой. Я тяжело переживал потерю этого храброго офицера и старательного сотрудника. Рана, которую он получил, сама по себе и не была бы смертельной, но наступивший затем сепсис поразил сердце, что привело к летальному исходу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером 22 сентября мы прибыли в Замбрув. 3-я танковая дивизия была уже впереди; она направлялась в Восточную Пруссию. Другие дивизии следовали за ней. Корпус как боевая единица больше не существовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 сентября мы остановились в Галлингене [164 - Галлинген (Gallingen) – поместье в округе Фридланд Восточной Пруссии. После окончания войны в 1945 г. передано Польше и стало именоваться Галины (Galiny). Ныне в составе гмины Бартошице Бартошицкого повята Варминско-Мазурского воеводства Польской Республики.], в прекрасном имении графа Бото-Вендта цу Ойленбурга. Сам граф был в действующей армии, поэтому мы были приняты его любезной супругой [165 - Супругой графа цу Ойленбурга была (с 13 мая 1937 г.) баронесса Эмили фон Штэль-Хольштейн (21 декабря 1890 – 26 июня 1968).] и прелестной дочерью. У них мы отдохнули несколько дней; отдых после стремительного похода хорошо подкрепил нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мой сын Курт хорошо перенес эту кампанию. От моего другого сына Гейнца я не имел никаких известий, т. к. вообще за всю кампанию ни одна полевая почта не успевала за войсками. Это был большой недостаток. Теперь мы надеялись на скорое возвращение на родину к прежним местам дислокации, чтобы быстро снова привести войска в боевую готовность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 то время мы также надеялись, что быстрая победа в Польше окажет определенное политическое воздействие и Западные державы удастся склонить к разумному миру. Мы полагали, что в противном случае Гитлер решится в ближайшие сроки начать наступление на Западе. К сожалению, обе надежды оказались иллюзорными. Началось то время, которое Черчилль назвал «Странной войной» [166 - Это название обозначает военные действия на Западной фронте с 3 сентября 1939 по 10 мая 1940 г. В английском более распространен термин – Phoney War («Фальшивая, ненастоящая война»), который впервые появился в 1939 г. в американской периодической печати. Во Франции использовался термин Drole de guerre («Странная война»), который был введен журналистом Роланом Доржелесом. В Германии прижился термин Sitzkrieg («Сидячая война»).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспользовавшись свободным временем, я посетил своих родственников, проживавших в Восточной Пруссии. Среди них я встретил племянника из Западной Пруссии, который вынужден был стать солдатом польской армии, а теперь, освобожденный из плена, хотел служить своему собственному народу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 октября штаб корпуса был переведен в Берлин. По пути в столицу я снова повидался со своими родственниками в Западной Пруссии, пережившими тяжелые дни наподобие Бромбергского кровавого воскресенья [167 - Бромбергское кровавое воскресенье (Bromberger Blutsonntag) – события в Быдгощи (Бромберге), когда в ходе ликвидации немецких диверсионных групп польскими военными, ополченцами и добровольцами было убито от 90 до 110 немцев (при этом погибло 30 – 235 польских солдат). Операцией по зачистке города руководили комендант майор Войцех Альбрыхт и генерал Здзислав Пржиялковский. В Германии Й. Геббельс объявил, что в городе было убито до 5 тысяч немцев, а затем Гитлер озвучил общее число «убитых поляками фольксдойче» – 62 тысячи человек.]. Нанес я визит также и своему родному городу Кульму, нашел там дома, в которых жили мои родители и бабушка. Это было, пожалуй, последнее свидание с родными местами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернувшись в Берлин, я вскоре испытал радость: мой старший сын [Гейнц] был награжден Железным крестом 1-го и 2-го класса. Он принимал участие в тяжелых боях в Варшаве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не могу закончить описание Польской кампании, не упомянув о своем штабе, который во главе с начальником штаба полковником [Вальтером] Нерингом работал блестяще. Благодаря своей хорошей подготовке и отличной технике составления и отдачи приказов и распоряжений штаб во многом способствовал успехам корпуса.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между двумя кампаниями<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 октября я был вызван в Имперскую канцелярию. Там собралось 24 офицера, награжденных Рыцарским крестом Железного креста. Я испытал удовлетворение, получая одним из первых эту награду, и видел в этом прежде всего признание моей борьбы за создание современных танковых войск. Несомненно, этот род войск сыграл решающую роль в том, что кампания закончилась в столь короткие сроки и с такими незначительными потерями. Во время завтрака, состоявшегося после вручения наград, я сидел с правой стороны от Гитлера и вел с ним оживленную беседу о развитии танковых войск и об уроках прошедшей кампании. Наконец, он спросил вне всякой связи с тем, о чем мы беседовали: «Я хотел бы знать, как воспринял народ и армия пакт с Советской Россией?» На этот вопрос я смог лишь ответить, что мы, солдаты, облегченно вздохнули, когда в конце августа до нас дошло известие о заключении пакта. Благодаря этому пакту мы почувствовали, что тыл наш свободен, и были счастливы, что удалось избавиться от опасности ведения войны на два фронта, что в прошлой мировой войне вывело нас из строя на продолжительное время. Гитлер посмотрел на меня с большим удивлением, и я почувствовал, что мой ответ не удовлетворил его. Однако он ничего не ответил и перешел на другую тему. Только много позже я узнал, насколько глубоко Гитлер ненавидел Советскую Россию. Он, вероятно, ожидал, что я выражу удивление по поводу заключения этого пакта, связавшего его со Сталиным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На прием были приглашены военачальники, получившие Рыцарские кресты за Полькую кампанию. На церемонии вручения были как те, кто получил награды в соответствии с приказом 27 октября 1939 г., так и те, кто был перечислен в первом наградном приказе от 30 сентября 1939 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 сентября 1939 г. Рыцарскими крестами были награждены 12 человек: генерал пехоты Йоханнес Бласковиц (командующий 8-й армией), генерал-полковник Федор фон Бок (командующий группой армий «Север»), генерал-полковник Вальтер фон Браухич (главнокомандующий сухопутными войсками), генерал-полковник Вильгельм Кейтель (начальник ОКВ), генерал авиации Альберт Кессельринг (командующий 1-м воздушным флотом), генерал артиллерии Гюнтер фон Клюге (командующий 4-й армией), генерал артиллерии Георг фон Кюхлер (командующий 3-й армией), генерал-полковник Вильгельм Лист (командюущий 14-й армией), генерал авиации Александр Лёр (командующий 4-м флотом), гросс-адмирал Эрих Рэдер (главнокомандующий ВМФ), генерал артиллерии Вальтер фон Рейхенау (командующий 10-й армией), генерал-полковник Герд фон Рундштедт (командующий группой армий «Юг»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 октября 1939 г. Рыцарским керстом были награждены еще 12 человек: генерал-майор Людвиг Кюблер (командир 1-й горно-стрелковой дивизии), генерал-майор Ганс Ешоннек (начальник Генштаба люфтваффе), генерал танковых войск Гейнц Гудериан (командир XIX корпуса), генерал артиллерии Франц Гальдер (начальник Генштаба сухопутных войск), генерал кавалерии Эрих Гёпнер (командир XVI корпуса), генерал пехоты Герман Гот (командир XV корпуса), генерал-лейтенант Георг Ганс Рейнгардт (командир 4-й танковой дивизии), полковник Август Шмидт (командир 20-го пехотного полка), обер-лейтенант Дитрих Штейнхардт (командир 2-й роты 51-го пехотного полка), лейтенант Йозеф Штольц (командир взвода 10-й роты 51-го пехотного полка), генерал пехоты Адольф Штраусе (командир II корпуса), генерал-лейтенант Курт фон Бризен (командир 30-й пехотной дивизии). – Прим. науч. ред.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Непродолжительный отдых в собственном доме был омрачен печальным событием. 4 ноября в моем доме в Берлине умерла моя дорогая теща [168 - Каролина Гёрне, урожденная Бекер.]. Мы похоронили ее в Госларе рядом с тестем. В это время новый приказ заставил меня вновь оставить семью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине ноября мой штаб был переведен в Дюссельдорф, а затем внезапно в Кобленц. Там я поступил в распоряжение командующего группой армий «А» генерал-полковника фон Рундштедта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С целью улучшить политическую подготовку офицерского корпуса, в особенности генералитета, в Берлине был прочитан цикл лекций, причем наряду с другими перед военными выступали также Геббельс, Геринг и, наконец, 23 ноября сам Гитлер. Слушателями были главным образом генералы и адмиралы, но присутствовали также преподаватели и офицеры-воспитатели военных училищ в чинах до обер-лейтенанта включительно. В выступлениях трех вышеуказанных лиц повторялась примерно одна и та же мысль: «Генералы люфтваффе, действующие под целеустремленным руководством партайгеноссе [169 - Партайгеноссе (Parteigenosse) – товарищ по партии; официальное обращение между членами НСДАП.] Геринга, – абсолютно надежные люди в политическом отношений; также и адмиралы надежно воспитываются в духе указаний Гитлера; однако к генералам сухопутных войску партии нет полного доверия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После успехов только что завершившийся Польской кампании этот несправедливый упрек для всех нам непонятен. По возвращении в Кобленц я посетил начальника штаба группы армий, хорошо знакомого мне генерал [-лейтенанта Эриха] фон Манштейна, чтобы поговорить с ним о мерах, которые надлежит принять. Манштейн разделял мое мнение, что генералитет не может мириться с упомянутыми высказываниями. Он беседовал уже со своим командующим, но тот не был склонен что-либо предпринимать. Он посоветовал мне еще раз поговорить с Рундштедтом, что я и сделал немедленно. Генерал-полковник фон Рундштедт был уже информирован обо всем; он согласился лишь посетить главнокомандующего сухопутными силами и сообщить ему о сформировавшемся у нас мнении. Я возразил ему, сказав, что упреки в первую очередь преднамеренно направлены по адресу главнокомандующего сухопутными силами и что он лично слышал их; дело состоит как раз в том, чтобы подойти к Гитлеру с другой стороны и рассеять эти необоснованные подозрения. Генерал фон Рундштедт не проявил готовности предпринять дальнейшие шаги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последующие дни я посетил некоторых старых генералов, чтобы побудить их к действиям, но все это было тщетно. Последним в этом кругу был генерал-полковник фон Рейхенау, преданность которого Гитлеру и партии всем была известна. Однако, к моему удивлению, Рейхенау заявил, что его отношения с Гитлером ни в коей мере нельзя назвать хорошими, что, наоборот, у него были с ним очень острые разногласия. По этой причине его обращение к Гитлеру не имеет никакого смысла. Но он считал совершенно необходимым сообщить Гитлеру о настроении генералитета и потому предложил мне взять эту задачу на себя. Я сказал, что я являюсь одним из самых молодых генералов и корпусных командиров и поэтому едва ли могу взять на себя полномочия выступить от имени столь большого числа более старших генералов. Он высказал мнение, что это, может быть, как раз и хорошо. Незамедлительно он назначил меня на доклад в Имперскую канцелярию, и на другой день мне было приказано прибыть в Берлин к Гитлеру. Из этой беседы я вынес впечатления, заслуживающие упоминания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я находился с Гитлером с глазу на глаз. Он слушал меня, не перебивая, почти двадцать минут. Я рассказал ему о тех трех выступлениях, прослушанных мной в Берлине, в которых выражался один и тот же упрек по адресу генералитета сухопутных войск, и затем продолжал:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Все генералы, с которыми мне после этого приходилось встречаться, выражали свое удивление и неудовлетворенность тем, что люди, занимающие видное положение в Имперском правительстве, питают к ним такое явное недоверие, хотя они в только что закончившейся Польской кампании использовали все имевшиеся у них возможности, не жалея своей жизни, сражаясь за Германию и победоносно завершили кампанию в течение неполных трех недель. Я считаю, что допустить трещину такого размера внутри высшего командования перед лицом предстоящей тяжелой войны с Западными державами – значит обречь наступление на провал. Вы, может быть, будете удивляться, что к Вам пришел и говорит об этом один из самых молодых корпусных командиров. Я просил сделать этот шаг многих старших генералов, но ни один из них не изъявил готовности. После того как Вы выслушали меня, вы не сможете говорить впоследствии: "Я выразил свое недоверие к генералам сухопутных войск, а они смирились с этим. Ни один из них не протестовал против этого". Вот поэтому я и пришел сегодня к вам, чтобы заявить протест против высказываний, которые мы восприняли как несправедливые и оскорбительные. Если Вы питаете недоверие к отдельным генералам (а речь может идти только об отдельных генералах), тогда вы должны отстранить их. Предстоящая война будет продолжаться долго. Мы не можем терпеть такого раскола в высшем командовании, необходимо восстановить доверие, пока война не перешла в критическую стадию, как это имело место во время Первой мировой войны в 1916 г., пока Гинденбург и Людендорф не возглавили Верховное командование [170 - Это произошло 29 августа 1916 г.]. Однако тогда этот шаг был предпринят уже слишком поздно. Наше же Верховное командование должно остерегаться такого положения, когда необходимые решительные меры опять будут приняты с опозданием».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер слушал меня очень серьезно. Когда я закончил, он бесцеремонно сказал: «Речь шла о главнокомандующем сухопутными войсками!» Я ответил: «Если Вы не питаете доверия к главнокомандующему сухопутными войсками, то Вы должны сместить его и поставить во главе сухопутных войск такого генерала, которому Вы больше всех доверяете». И вот Гитлер поставил вопрос, которого я опасался: «Кого вы предлагаете?» Я стал перебирать в памяти лиц, которые, по моему мнению, способны были выполнять эту ответственную должность. Первым я назвал генерал-полковника фон Рейхенау. Гитлер отклонил его кандидатуру: «О нем не может быть и речи».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выражение его лица было необычайно недовольным, и я понял, что Рейхенау во время нашей беседы в Дюссельдорфе нисколько не преувеличивал, говоря о своих плохих взаимоотношениях с Гитлером. Ряд других кандидатур, начиная от генерал-полковника фон Рундштедта, был также отклонен. Я встал в тупик и замолчал. Тогда начал говорить Гитлер. Он подробно изложил историю возникновения своего недоверия к генералам, начиная с момента создания вермахта, когда [барон Вернер фон] Фрич и [Людвиг] Бек создали для него ряд трудностей, противопоставив его требованию о немедленном создании 36 дивизий свое предложение ограничиться 21 дивизией [171 - Дело было в том, что еще до прихода Гитлера к власти в Военном министерстве был разработан план по увеличению численности рейхсвера в три раза – до 300 тыс. человек, т. е. с 7 до 21 дивизии. Гитлер потребовал доведения численности вооруженных сил единовременно до 36 дивизий. Однако переход на 21 дивизию был уже полностью рассчитан, были выделены необходимые ресурсы, казарменное довольствие, определены командные кадры. Изменение планов требовало дополнительного времени и средств, в связи с чем командование сухопутных войск настояло на своей точке зрения, отложив увеличение до 36 дивизия на второй этап.]. Перед оккупацией Рейнской области генералы тоже предостерегали его; они были даже готовы, увидав первые признаки недовольства на лице французов, отвести обратно введенные в Рейнскую область войска, если бы имперский министр иностранных дел не высказался против этой уступки. Затем его сильно разочаровал фельдмаршал фон Бломберг и ожесточил случай с Фричем [172 - Судя по всему Гитлер имел в виду «кризис Бломберга – Фрича», о котором говориться в самом начале главы III.]. Бек возражал против мер по решению Богемского вопроса и не принял в ликвидации кризиса никакого участия. Нынешний главнокомандующий внес ему совершенно неприемлемые предложения по вопросам вооружения. Ярким примером этого является его совершенно неудовлетворительное предложение о расширении производства легких полевых гаубиц. Его план содержал смехотворно малые цифры. Уже есть разногласия и по вопросу проведения Польской кампании. Что же касается проведения предстоящей кампании на Западе, то его, Гитлера, мнение тоже расходится с точкой зрения главнокомандующего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем Гитлер поблагодарил меня за мою откровенность, и беседа закончилась, не принеся никаких результатов. Она продолжалась около часа. Удрученный перспективами, которые нарисовал мне Гитлер, я вернулся в Кобленц.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава V<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кампания на западе<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подготовка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;До начала кампании против Западных держав, чего мы рады были бы избежать, изучался опыт боевых действий в Польше. Он показал (и для меня это не было неожиданностью), что легкие пехотные дивизии представляют собой неполноценные соединения. Было решено переформировать их в танковые дивизии, который получили номера от 6 до 9. Мотопехотные дивизии оказались слишком громоздкими по своему составу, и из них было изъято по одному мотопехотному полку. Перевооружение танковых полков танками типа PzKpfw III и PzKpfw IV, что было особенно важно и необходимо, продвигалось чрезвычайно медленно вследствие отсутствия у промышленности необходимых производственных мощностей, а также в результате того, что ряд новых моделей танков был законсервирован Верховным командованием сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мое подчинение (по вопросам боевой подготовки) было передано несколько танковых дивизий и пехотный полк «Великая Германия». Меня же занимали главным образом мысли о плане и возможном ходе операций на Западе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верховное командование сухопутных войск (ОКХ), подгоняемое Гитлером, намеревалось в очередной раз использовать старый план – так называемый «План Шлиффена» образца 1914 г. Это было быстрее и проще, но полностью отсутствовал фактор новизны. Поэтому очень скоро военная мысль начала работать в другом направлении. Как-то в ноябре 1939 г. фон Манштейн попросил меня зайти к нему. Он изложил мне свои взгляды относительно наступления крупными танковыми силами через Люксембург и южную часть Бельгии на «линию Мажино» [173 - «Линия Мажино» (la Ligne Maginot) – система фортификационных сооружений вдоль франко-германской границы, построенная в 1929–1934 гг. (и модернизировавшаяся вплоть до 1940 г.). Названа в честь ее инициатора, французского военного министра Анри Мажино. Имела протяженность ок. 380 км и считалась неприступной. Линия состояла из трех укрепрайонов – Мецкого, Лаутерского, Бельфорского, – Рейнского укрепленного фронта, Саарского оборонительного участка. Было построено ок. 5600 долговременных огневых сооружений (в т. ч. 520 артиллерийских и 3200 пулеметных). Для обороны линии было задействовано ок. 300 тыс. человек.] у Седана с целью прорыва этого укрепленного участка, а затем и всего французского фронта. Манштейн попросил меня рассмотреть его предложение с точки зрения специалиста по танковым войскам. После детального изучения карт и на основе личного знакомства с условиями местности во время Первой мировой войны я смог заверить Манштейна, что планируемая им операция осуществима. Единственное условие, которое я мог поставить, было использование в этом наступлении достаточного количества – а лучше всего всех! – танковых и мотопехотных дивизий,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этого Манштейн составил докладную записку. Одобренная и подписанная генерал-полковником фон Рундштедтом 4 декабря 1939 г. она была направлена в Верховное командование сухопутных войск, где, однако, одобрения не получила. Верховное командование сухопутных войск первоначально хотело использовать для наступления через Арлон лишь одну-две танковые дивизии. Начался обмен мнениями по этому вопросу. Я считал такие силы слишком слабыми, а потому и операцию – бессмысленной. Дробление и без того слабых танковых войск было бы самой крупной ошибкой, какую только можно совершить. И именно перед возможностью ее совершения как раз и стояло Верховное командование сухопутных войск. Манштейн настоятельно добивался своего, чем навлек на себя недовольство ОКХ в такой степени, что его перевели на пост командира армейского корпуса. Он попросил дать ему хотя бы танковый корпус, но его просьба не была удовлетворена. Так Манштейн – наш самый лучший оперативный ум – возглавляя корпус в третьем эшелоне принял участие в кампании, которая своим блестящим проведением во многом обязана предложенному им плану. Его преемником в штабе генерал-полковника фон Рундштедта стал более спокойный генерал[-лейтенант Георг] фон Зоденштерн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем случай, происшедший в люфтваффе, заставил командование отказаться от плана Шлиффена. Офицер связи люфтваффе ночью 10 января 1940 г., имея при себе секретные документы, перелетел на самолете через бельгийскую границу, что было запрещено. Самолет совершил вынужденную посадку на бельгийской территории. По документам, находившимся при офицере, можно было составить представление о намеченном наступлении в соответствии с планом Шлиффена. Удалось ли ему уничтожить документы, было неизвестно. Во всяком случае, необходимо было считаться с тем, что о наступлении могло стать известно бельгийцам, а следовательно также французам и англичанам [174 - 10 января 1940 г. самолет «Мессершмитт» Bf.108, на котором находился офицер штаба 7-й авиадивизии майор Гельмут Рейнбергер, совершая перелет из Мюнстера в Кёльн, после отказа мотора совершил аварийную посадку на бельгийской территории, рядом с городом Мехелен. Рейнбергер сразу же попытался сжечь находившиеся при нем секретные документы, но ему помещал бельгийский патруль жандармов. В результате союзникам достались наполовину сожженные документы. Однако спецслужбы союзников посчитали эти события специально подстроенной дезинформацией.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, Манштейн, явившийся к Гитлеру представляться в связи с назначением на должность командира корпуса, воспользовался случаем и изложил ему свою точку зрения относительно будущей операции. После этого оперативный план Манштейна стал предметом внимательного изучения. 7 февраля 1940 г. во время штабной военной игры в Кобленце я получил ясное представление о нем. На этой игре я предложил на пятый день кампании начать наступление крупными танковыми и моторизованными силами с целью прорыва обороны на р. Маас у Седана и дальнейшего развития наступления в направлении на Амьен. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Гальдер, присутствовавший на игре, назвал мое предложение «бессмысленным». Ему казалось, что достаточно достичь Мааса танковыми войсками, создать там плацдармы, дождаться подхода полевых армий и затем начать «совместное наступление», т. е. не ранее чем на девятый или десятый день кампании. Я пылко возражал и подчеркнул, что речь идет о том, чтобы концентрированно и внезапно использовать всю ударную силу имеющихся в ограниченном количестве танков на одном решающем участке, расширить прорыв, а затем, усилив ударную группировку, выйти на такую глубину, чтобы не опасаться за фланги, и незамедлительно использовать возможный успех, независимо от степени продвижения армейских корпусов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое мнение о значении пограничных укреплений было поддержано специалистом по фортификации при штабе группы армий майором фон Штиота, тщательно изучившим этот вопрос. Господин фон Штиота основывался главным образом на имеющихся материалах аэрофотосъемки, и поэтому его аргументы были неопровержимы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 февраля в Майене в штабе 12-й армии генерал-полковника [Вильгельма] Листа вторично в присутствии Гальдера проводилась военная игра, на которой разыгрывалось сражение за переправу через Маас. Главный вопрос, поставленный передо мной, сводился к тому, должны ли танковые дивизии самостоятельно форсировать реку или ждать подхода пехоты; следует ли им в последнем случае принимать участие в наступлении сразу же после форсирования реки, учитывая труднопроходимый характер местности в Арденнах, севернее Мааса. Обмен мнениями протекал настолько удручающе, что генерал [пехоты Густав Антон] фон Витерсгейм, командир XIV моторизованного корпуса, который должен был следовать за моим корпусом, и я в заключение заявили, что при таких условиях мы не можем быть уверены даже в самой возможности проведения подобной операции. Мы заявили, что такое использование танков является неправильным и если на это поступит приказ свыше, то может возникнуть кризис доверия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дело еще больше осложнилось, когда выяснилось, что генерал-полковник фон Рундштедт также не имеет ясного представления о боевых возможностях танков и выступает за осторожное решение этого вопроса. Вот теперь-то и нужен был Манштейн!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно много пришлось поломать голову над вопросами руководства большим количеством танковых соединений. Наконец, после долгих споров остановились на кандидатуре генерала [кавалерии Эвальда] фон Клейста, который раньше не был известен как сторонник танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После того как стало ясно, что моему танковому корпусу в любом случае придется наносить удар по противнику через Арденны, я усердно занялся боевой подготовкой генералов и штабных офицеров в духе предстоящих задач. В мое подчинение перешли 1,2-я и 10-я танковые дивизии, пехотный полк «Великая Германия», ряд корпусных подразделений и частей, среди которых был также один мортирный дивизион [175 - На 15 мая 1940 г. в состав XIX армейского корпуса, кроме вышеуказанных дивизий и приданного 10-й танковой дивизии полка «Великая Германия», входили:– корпусные части (Korpstruppen): 101-е артиллерийское командование (Arko), 80-й корпусной батальон связи (Korps-Nachrichten-Abteilung), 419-я корпусная служба снабжения (Korps-Nachschubtruppen);– приданные войска (Heerestruppen): 1-й наблюдательный дивизион (Beobach-tungs-Abteilung), 616-й тяжелый артиллерийский дивизион (schwere Artillerie-Abteilung), 2-й дивизион 45-го артиллерийского полка, 1-я рота 8-го противотанкового дивизиона, 70-й и 505-й саперные батальон (Pionier-Bataillon), мостостроительные колонны (Bruckenkolonne) В 1. /430, В 1./ 406, В 2. / 406.]. Все части, за исключением полка «Великая Германия», были мне знакомы; с одними я имел дело до войны, с другими – в военные годы, так что я безусловно верил в их боеспособность. Теперь мне представлялся случай подготовить этих людей для выполнения тяжелого задания, в успех которого никто, собственно, не верил, кроме Гитлера, Манштейна и меня. Моральная борьба за осуществление этой идеи была очень изнурительной. Поэтому я нуждался в кратком отдыхе, который и был мне предоставлен во второй половине марта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако еще до этого, 15 марта, в Имперской канцелярии состоялась беседа командующего группой армий «А» с Гитлером. В беседе приняли также участие генерал фон Клейст и я. Каждый из присутствовавших доложил свои соображения о способах выполнения поставленной задачи. Последним докладывал я. Мой план состоял в следующем: в намеченный приказом день перейти люксембургскую границу и продвигаться затем через Южную Бельгию на Седан, форсировать у Седана р. Маас, захватив плацдарм на левом берегу и тем самым обеспечив переправу следующих за мной пехотных корпусов. Вкратце я объяснил, что мой корпус будет продвигаться по Люксембургу и Южной Бельгии тремя колоннами, что я рассчитываю достичь бельгийских пограничных позиций уже в первый день и, если представится возможность, прорвать их, на второй день продолжать продвижение через Нёфшато, на третий – перейти р. Семуа у Буйона, на четвертый – достигнуть р. Маас, на пятый день форсировать реку и к вечеру того же дня захватить плацдарм. Гитлер спросил: «А что вы хотите делать далее?» Он был первым, кто вообще поставил этот решающий вопрос. Я ответил: «Если не последует приказа приостановить продвижение, я буду на следующий день продолжать наступление в западном направлении. Верховное командование должно решить, должен ли этот удар быть направлен на Амьен или Париж. Самым действенным, на мой взгляд, было бы направление через Амьен к Ла-Маншу». Гитлер кивнул головой, но ничего не сказал. Только генерал Буш, который командовал действовавшей слева от меня 16-й армией, воскликнул: «Нет, я не верю, что вы сможете форсировать его!» Гитлер ожидал моего ответа с явным напряжением. Мой ответ был: «Вам и не нужно этого делать». На это Гитлер также ничего не сказал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впоследствии я так и не получил приказа, который предусматривал бы нечто большее, чем создание плацдарма на р. Маас. Мною самостоятельно были составлены все решения, вплоть до подхода к Атлантическому побережью у Абвиля. Влияние Верховного командования на мои операции носило, в основном, тормозящий характер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После краткого отпуска я снова принялся за подготовку предстоящей масштабной операции. Продолжительная зима сменилась мягкой, очаровательной весной. Постоянные учебные тревоги угрожали превратиться в боевые. Прежде чем описывать события, мне кажется, уместно будет объяснить, почему я так уверенно готовился к предстоящему тяжелому наступлению. Для этого мне придется вернуться немного назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время Первой мировой войны войска после короткого маневренного периода увязли на Западном фронте в позиционных боях. Никакая, достигшая со временем громадных размеров, концентрация военных средств оказалась не в состоянии сдвинуть с места линию фронт, пока в ноябре 1916 г. у противника не появились tanks [176 - В целях маскировки первые бронемашины, прибывшие из Англии, стали именоваться tank – бак, резервуар, емкость. Позже это слово «танк» вошло во многие языки мира для обозначения бронированной боевой машины.], которые перенесли благодаря своей броне, гусеницам и вооружению, состоявшему из пушек и пулеметов, ранее не имевших защиты солдат через заградительный огонь и проволочные заграждения, через рвы и воронки живыми и боеспособными на передний край немцев. Наступление снова было восстановлено в своих правах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это явление было явно незаурядным и заслуживало серьезного внимания. К сожалению, немцы во время той войны недооценили значение танков. Теперь уже не имеет значения, объясняется ли это недостаточным техническим уровнем руководителей правительства или же слабостью германской военной промышленности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сколь велико значение танков, показал Версальский договор, которым Германии запретили под страхом сурового наказания иметь и производить бронемашины, танки и тому подобную технику, могущую служить военным целям [177 - Дословно в 3-м абзаце статьи 171 Версальского мирного договора говорилось: «Равным образом воспрещается производство и ввоз в Германию броневиков, танков или всякого рода других подобных машин, могущих служить для военных целей».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следовательно, наши противники считали танк боевым оружием, имевшим такое важное значение, что было необходимо запретить его нам иметь [178 - Кроме того, Германии было запрещено иметь военную авиацию, зенитную артиллерию, количество артиллерийских орудий и калибров, как и запас снарядов на каждое оружие был ограничен, как и тоннаж и количество боевых надводных кораблей (подводные лодки также было запрещено иметь). Германии было запрещено иметь Генеральный штаб и Военную академию и т. д. Так что запретов было довольно много для того, чтобы среди всего этого выделить исключительно танки.]. Отсюда я сделал заключение о необходимости тщательно изучить историю этого столь важного вооружения и проследить его дальнейшее развитие. Из теоретического анализа, сделанного без оглядки на какие-либо древние традиции, был сделан вывод о конструкции и использовании танков, а также об организации и использовании танковых соединений; этот вывод вышел за рамки теорий, господствующих в то время за границей. В упорных, длившихся годами спорах мне удалось претворить в жизнь свои убеждения раньше, чем к решению аналогичных задач вплотную подошли в других армиях. Преимущество в разработке организации танковых соединений и в боевом использовании танков было первым фактором, на которым основывалась моя вера в успех. Даже в 1940 г. в германской армии в это верил, наверно, почти один я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всестороннее изучение опыта Первой мировой войны позволило мне сделать глубокий анализ психологии воюющих армий. Немецкую армию я хорошо знал по собственным наблюдениям. О моральном состоянии наших западных противников у меня также создалось определенное мнение, которое подтвердилось в 1940 г. В западной военной мысли, несмотря на наличие нового оружия (танков), которому они в значительной степени должны быть благодарны за свою победу в 1918 г., господствовали принципы позиционной войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Франция обладала самой сильной сухопутной армией и самыми крупными бронетанковыми силами в Западной Европе. Англо-французские вооруженные силы на западе в мае 1940 г. имели в своем распоряжении около 4800 танков, в германских же вооруженных силах по списку значилось 2800 танков, включая бронеавтомобили, а фактически к началу наступления их насчитывалось примерно 2200 [179 - По вызывающим наибольшее доверие данным, в составе немецкий войск на Западном фронте в мае 1940 г. находилось 2574 танков, в т. ч. PzKpfw I – 523 машин, PzKpfw II – 955, PzKpfw III – 349, PzKpfw IV – 278, PzKpfw.35(t) – 106, PzKpfw 38(t) – 228, Kleiner Panzerbefehlswagen – 96; Panzerbefehlswagen III – 39 машин. Данные по количеству танков у противников Германии разнятся, но все равно даже по самым завышенным подсчетам они редко достигают 4000 машин.]. Следовательно, противник имел двойное превосходство, которое усиливалось еще тем, что французские танки превосходили немецкие броневой защитой и калибром пушек, впрочем, уступая им в совершенстве приборов управления и в скорости. Несмотря на наличие этого самого сильного мобильного вооружения, Франция создала «линию Мажино» – самый мощный укрепленный рубеж в мире. Почему же деньги, вложенные в укрепления, не были использованы для модернизации и усиления военной техники?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Старания [Шарля] де Голля и [Эдуарда] Даладье в этом направлении были оставлены без внимания. Отсюда следовал вывод, что Верховное командование французской армии не признавало или не хотело признавать значения танков в маневренной войне. Во всяком случае, все известные мне маневры и крупные войсковые учения свидетельствовали о намерении французского командования организовать таким образом управление своими войсками, чтобы тщательно обоснованные решения полностью обеспечивали маневрирование и проведение планомерных наступательных и оборонительных мероприятии. Для этого было необходимо точно определить положение и группировку сил противника, прежде чем принять решение, а затем поступать полностью в соответствии с ним и действовать, я бы сказал, точно сообразуясь со схемой как в условиях сближения, так и при занятии исходного положения во время артиллерийской подготовки, при наступлении или при занятии обороны. Такое стремление действовать строго по заранее утвержденному плану, не оставляя места случаю, привело также к тому, что действующие в составе сухопутных войск танки были включены в систему, которая не нарушала бы принятой схемы – т. е. они были распределены по пехотным дивизиям. И лишь небольшая часть танков предназначалась для оперативного использования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Немецкое командование могло с уверенностью утверждать, что оборона Франции, опирающаяся на использование укреплений, планируется осторожно и схематично по доктрине, основанной на выводах из опыта Первой мировой войны, т. е. опыты позиционной войны, – переоценке значения огня и недооценке маневра. Известные нам принципы французской стратегии и тактики 1940 г., противоположные моему методу ведения боевых действий, являлись вторым фактором, обосновывающим мою веру в победу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К весне 1940 г. у германской стороны создалась ясная картина о группировке сил и укреплениях противника. Мы знали, что на «Линии Мажино» между Монмеди и Седаном очень сильные фортификационные сооружения чередуются со слабыми. Укрепления, идущие от Седана до Ла-Манша, мы называли продолжением «Линии Мажино». Мы знали также о расположении и в основных чертах о прочности бельгийских и голландских укреплений, возведенных против Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарнизон «Линии Мажино» был незначителен. Основные силы французской сухопутной армии, включая танковые дивизии и Британский экспедиционный корпус, были сконцентрированы во французской Фландрии между р. Маас и Ла-Маншем фронтом на северо-восток; напротив, бельгийские и голландские войска были развернуты для защиты своих стран от нападения с востока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из этого распределения сил можно было сделать вывод о расчете противника на то, что немцы вторично будут действовать по плану Шлиффена 1914 г. Поэтому основные силы союзнических армий, видимо, предполагалось использовать против охватывающего маневра немцев через Голландию и Бельгию. Для обеспечения выдвижения союзных войск в Бельгию французы не располагали достаточными резервами в районе Шарльвиля или Вердена. Казалось, что французское Верховное командование считает вообще невозможным какой-нибудь другой вариант наступления, кроме старого плана Шлиффена. Эта известная нам группировка сил противника и возможность предопределить его поведение в начальный период наступления германских войск были третьим фактором, определявшим мою веру в победу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К этому можно было еще прибавить некоторые, правда, менее надежные, но все же достойные упоминания соображения по вопросу общей оценки наших противников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы знали французов по Первой мировой войне и уважали их как храбрых и стойких солдат, энергично защищавших свою страну. Мы не сомневались в том, что они сохранили эти свои качества. Что касается французского Верховного командования, то мы были удивлены, когда увидели, что оно не использовало благоприятную ситуацию для перехода в наступление осенью 1939 г., когда основная часть германских сухопутных сил – и прежде всего ее танковые войска – была задействована в Польше. Причины такой сдержанности в тот момент определить было нельзя. Можно было лишь строить догадки. Во всяком случае, осторожность Верховного командования вызывала удивление и наводила на мысль, что в верхах надеялись избежать серьезной военной кампании. Пассивное до некоторой степени поведение французов во время зимы 1939/40 г. приводило к выводу, что желание воевать у Франции было невелико. Из всего этого вытекало, что решительному, внезапному удару крупными танковыми силами через Седан на Амьен с выходом к Атлантическому побережью будет противостоять лишь сильно растянутый фланг противника, готовящийся к выдвижению в Бельгию. Для отражения такого удара противник располагал незначительными резервами; такое наступление сулило большие надежды на успех, который, если его сразу же использовать, мог бы привести к окружению выдвинувшихся в Бельгию главных сил противника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь речь шла о том, чтобы убедить как моих начальников, так в такой же мере подчиненных, в правильности моих выводов и добиться, таким образом, одобрения сверху свободы действий и правильного понимания снизу. Если с разрешением первого вопроса возникли серьезные проблемы, то со вторым дело обстояло значительно лучше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В случае наступления в силе оставался приказ о том, что XIX армейский корпус, продвигаясь через северную часть Люксембурга и южную часть Бельгии, достигает р. Маас у Седана и создает на ней плацдарм, который даст возможность наступающим за ним пехотным дивизиям форсировать реку. На случай внезапного успеха никаких указаний не имелось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Были разработаны вопросы взаимодействия с авиацией. Мне предстояло согласовывать свои действия с бомбардировочной авиацией ближнего радиуса действия чрезвычайно храброго генерал[-майора Вольфа] фон Штуттерхейма и с авиационным корпусом генерал [-лейтенанта Бруно] Лёрцера [180 - На тот момент Штуттерхейм командовал 77-й бомбардировочной эскадрой, а Лёрцер – II авиационным корпусом.]. Чтобы организовать эффективное взаимодействие, я приглашал летчиков на организуемые мною учения и сам принимал участие в военной игре, проводимой Лёрцером. Предметом обсуждения на этих военных играх была переправа через Маас. После тщательного анализа мы пришли к согласованному решению: использовать авиацию в течение всего периода форсирования реки, т. е. нанести не один комбинированный удар бомбардировщиками (как обычными, так и пикирующими), а с самого начала переправы постоянными атаками и беспокоящими налетами парализовать артиллерийские батареи противника на открытых огневых позициях, заставляя орудийные расчеты постоянно укрываться от действительных и ложных налетов. На карту были нанесены задачи войск по времени и рубежам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незадолго до начала наступления по желанию Геринга на транспортные самолеты «Шторьх» [181 - Имеется в виду легкий разведывательный самолет Fieseler Fi.156 Storch («Аист»), имевший длину 9,9 м, высоту – 3,05 м, размах крыльев – 14,25 м, площадь крыла – 26 кв. м. Он мог нести 2 человек и весил 930 кг (пустой) или 1325 кг (снаряженный). В ночь на 10 мая около 400 солдат из состава 3-го батальона полка «Великая Германия» в два захода, с 96 самолетов Fi.156, были десантированы посадочным способом за линией бельгийских пограничных укреплений.] был погружен батальон пехотного полка «Великая Германия» с целью высадки его утром в первый день наступления непосредственно за фронтом бельгийцев у Витри, западнее Мартеланж. Действия батальона должны были вызвать у противника неуверенность в возможности обороны своих пограничных укреплений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С целью быстрого продвижения через Люксембург и южную часть Бельгии три танковые дивизии корпуса вводились в бой одновременно в первом эшелоне, имея тесное соприкосновение между собой на внутренних флангах. В центре должна была наступать 1-я танковая дивизия, за которой следовала корпусная артиллерия, штаб корпуса и большая часть зенитной артиллерии. В начальный период наступления эти силы наносили главный удар. Справа наступала 2-я танковая дивизия и слева 10-я танковая дивизия с пехотным полком «Великая Германия», 1-й танковой дивизией командовал генерал[-лейтенант Фридрих] Кирхнер, 2-й – генерал[-лейтенант Рудольф] Фейель, 10-й – генерал[-лейтенант Фердинанд] Шааль. Все трое были мне хорошо известны. Я верил в их способности и в их волю к победе. Им были известны мои боевые принципы, они знали, что танковые соединения, отправляясь в путь, получают сразу «проездные документы» до конечной станции. В нашем походе конечной целью являлся Ла-Манш. Это звучало ясно и убедительно для каждого солдата даже в том случае, если он после начала наступления долго не получал приказа.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выход к Ла-Маншу<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 мая 1940 г. во второй половине дня, в 13 час. 30 мин., прозвучал сигнал боевой тревоги. В 16 час. я оставил Кобленц и прибыл к вечеру на командный пункт корпуса, в Зонненхоф у Битбурга. Войска стояли, как было приказано, в боевой готовности вдоль границы между Вианденом и Эхтернахом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10.1942 мая в 5 час. 35 мин. я перешел с 1-й танковой дивизией, сосредоточенной в районе Валлендорфа, люксембургскую границу у Мартеланжа. Авангард 1-й танковой дивизии прорвал пограничные укрепления, установил связь с воздушным десантом полка «Великая Германия», однако продвинулся на территорию Бельгии лишь на незначительную глубину, т. к. этому препятствовали сильные разрушения на дорогах. Разрушенные участки дорог в условиях гористой местности нельзя было обойти. Ночью дороги были восстановлены, 2-я танковая дивизия вела бои за Стреншан, 10-я танковая дивизия продвигалась через Абэла-Нев навстречу французским войскам (2-я кавалерийская и 3-я колониальная пехотная дивизии). Штаб корпуса перешел в Рамбрух, восточнее Мартеланжа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11.1943 мая во второй половине дня были преодолены заминированные участки вдоль бельгийской границы. К середине дня начала наступление 1-я танковая дивизия. Имея танки в первом эшелоне, дивизия наступала на укрепленные позиции, возведенные по обе стороны Нёфшато и оборонявшиеся арденнскими егерями из бельгийских пограничных войск и французской кавалерией. После коротких боев с небольшими потерями позиции противника были прорваны и Нёфшато взят. 1-я танковая дивизия немедленно организовала преследование, захватила Бертри и уже в сумерки достигла Буйона, где французам, однако, удалось продержаться еще одну ночь. Обе другие дивизии наступали без задержек, с небольшими боями, 2-я танковая дивизия взяла Либрамон. 10-я танковая дивизия понесла у Абэла-Нев небольшие потери; 10 мая у Сен-Мари был убит командир 69-го стрелкового полка [10-й танковой дивизии] подполковник Элерман [182 - Гудериан ошибается – Курт Элерман к этому времени уже носил звание полковника.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 11 мая командующий танковой группой [генерал кавалерии Эвальд фон] Клейст приказал немедленно развернуть 10-ю танковую дивизию на Лонгви для обеспечения левого фланга группы, т. к. поступило донесение, что оттуда выдвигается французская кавалерия. Я просил воздержаться от этого, учитывая, что отвлечение одной трети моих сил ради обеспечения фланга от возможного нападения кавалерии противника может сорвать форсирование р. Маас, а тем самым и успех всей операции. Чтобы избежать этих трудностей, вызванных непонятным страхом перед кавалерией, я направил 10-ю танковую дивизию по параллельной дороге, проходящей севернее установленного для нее ранее пути движения, через Рюль на участок р. Семуа, Кюньон, Мортеан с задачей продолжать наступление. Угроза прекращения наступления и изменения его направления была на первое время преодолена. Командование группы отказалось от своего намерения. Французская кавалерия так и не появилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пехотный полк «Великая Германия» вечером был выведен из боя и передан в распоряжение корпуса. Штаб корпуса ночью располагался в Нёфшато.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Троицын день, 12 мая в 5 час. я выехал с первым эшелоном моего штаба через Бертри, Фе-ле-Венер, Бельво на Буйон, который в 7 час. 45 мин. был атакован и быстро захвачен 1-м стрелковым полком [1-й танковой дивизии] подполковника [Германа] Балка. Мост через р. Семуа был взорван французами, однако танки могли вброд форсировать реку на различных участках. Саперы дивизии немедленно приступили к наведению нового моста. Убедившись в целесообразности принятых мер, я переправился через реку и последовал за танками в направлении к Седану, но вынужден был снова вернуться в Буйон, т. к. дороги оказались заминированными. В южной части города мне пришлось пережить первый налет авиации противника на район наводки моста 1-й танковой дивизии. Мост, к счастью, остался неповрежденным, загорелось лишь несколько домов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потом я поехал через лес в 10-ю танковую дивизию, преодолевшую оборону противника на участке Кюньон и Эрбемон. На шоссе, вдоль которого наступала дивизия, я оказался свидетелем боя разведывательного батальона за пограничные укрепления; непосредственно за разведчиками наступала пехота во главе с храбрым командиром [10-й стрелковой] бригады [183 - В состав 10-й стрелковой бригады входили 69-й и 86-й стрелковые полки.] полковником [Вольфгангом] Фишером, за пехотой следовал командир дивизии генерал [Фердинанд] Шааль. Быстрое продвижение дивизии, офицеры которой находились в боевых порядках, производило замечательное впечатление. Укрепления, расположенные в лесу, удалось захватить в течение короткого времени; наступлений продолжалось через Ла-Шапель на Базей и Балан. Я мог спокойно вернуться в Буйон на командный пункт корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полковник [Вальтер] Неринг, начальник штаба корпуса, устроился тем временем в гостинице «Панорама» [184 - Отель Panorama расположен на склоне холма с видом на Буйон и р. Семуа, он находится практически в самом центре города – в 650 метрах от Шато-де-Буйон. Ныне ему присвоено 4 звезды.], из окон которой открывался великолепный вид на красивую долину р. Семуа. Мое место было со вкусом тщательно оборудовано в нише с охотничьими трофеями в общем рабочем помещении. Мы приступили к работе. Но вдруг внезапно один за другим раздалось несколько взрывов: снова самолеты! Но этим дело не ограничилось: загорелась автоколонна со средствами ближнего боя, взрывчаткой, минами и ручными гранатами. Взрывы следовали один за другим. Висевшая надо мной гигантская голова дикого кабана сорвалась со стены и чуть-чуть не убила меня; другие трофеи также полетели вниз, стекла в окне, выходившем на красивую долину, у которого я сидел, разлетелись вдребезги и осколки пролетели прямо над моей головой. Работать здесь стало очень неудобно, и мы решили перейти в другое место. Был выбран небольшой отель на возвышенности севернее Буйона, где располагался штаб 1-го танкового полка. При осмотре отеля присутствовавший там командир соединения авиации ближнего действия [185 - Имеется в виду 77-я бомбардировочная эскадра.] генерал[-майор Вольф] фон Штуттерхейм обратил мое внимание на то, что дом расположен на открытом месте. И действительно, пока мы с ним разговаривали, появилась эскадрилья бельгийских самолетов и сбросила бомбы в расположении наших танков. Потери были минимальными, однако пришлось согласиться с предостережениями Штуттерхейма, и мы решили отправиться еще дальше на север, к следующим населенным пунктам – Бельво и Нуарфонтен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но еще до начала этого второго переезда за мной прилетел самолет «Шторьх», который должен был доставить меня в штаб группы генерала [Эвальда фон] Клейста для получения приказа. В штабе я получил приказ начать наступление через р. Маас на следующий день – 13 мая – в 16 час. Мои 1-я и 10-я танковые дивизии могли быть сосредоточены к этому времени на исходных позициях, но 2-я танковая дивизия, встретившаяся с трудностями на р. Семуа, конечно, не могла бы сосредоточиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я доложил об этом обстоятельстве, имевшем большое значение, учитывая малочисленность всей наступающей группировки. Генерал фон Клейст настаивал на своем приказе, и я должен был признать, что было бы целесообразнее начать наступление прямо с марша, не ожидая полного развертывания. Последующий приказ был еще более неприятным: генерал фон Клейст и [командующий 3-м воздушным флотом] генерал авиации [Гуго] Шперрле, не зная о моей договоренности с [командиром II авиационного корпуса Бруно] Лёрцером, решили нанести концентрированный удар бомбардировочной авиации перед началом артиллерийской подготовки. Это могло сорвать весь мой план наступления, т. к. длительное подавление артиллерии противника уже не обеспечивалось. Я резко запротестовал и попросил восстановить мой первоначальный план, на котором базировалось все наступление. Но генерал фон Клейст отклонил и эту мою просьбу, и я на том же «Шторьхе», но уже с другим пилотом вылетел в свой корпус. Мой молодой летчик утверждал, что он точно знает местонахождение посадочной площадки, с которой я вылетел, но в сумерках он не нашел ее, и мы очень скоро очутились над Маасом и над французскими позициями. Я испытал довольно неприятное чувство, находясь в невооруженном, беззащитном «Шторьхе», но затем быстро сориентировался и приказал летчику лететь на север. Вскоре мы нашли посадочную площадку, и все обошлось благополучно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По прибытии на командный пункт корпуса я немедленно принялся за разработку приказов и распоряжений. Нам было предоставлено весьма ограниченное время, и поэтому для ускорения работы мы использовали приказы, разработанные еще во время штабных учений в Кобленце: изымали их из дел, изменяли дату и время, а затем отправляли в войска. Эти приказы точно соответствовали реальной обстановке. В 1-й и 10-й танковых дивизиях поступали таким же образом, что значительно ускорило и упростило отдачу приказов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером 12 мая 1-я и 10-я танковые дивизии овладели северным берегом р. Маас и взяли хорошо известные по истории город Седан и его крепость. Ночь была использована для выхода на исходное положение и оборудование огневых позиций корпусной артиллерии и артиллерии танковой группы. Главный удар наносила 1-я танковая дивизия, усиленная пехотным полком «Великая Германия», корпусной артиллерией и тяжелыми артиллерийскими дивизионами обеих дивизий, действовавших на флангах. Следовательно, 2-я и 10-я танковые дивизии в первый день наступления располагали всего лишь двумя легкими артиллерийскими дивизионами каждая. Эта слабость флангов в артиллерийском отношении должна была учитываться при ведении боевых действий обеих дивизий 13 мая.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 мая передовой командный пункт корпуса перешел в Ла-Шапель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 13 мая я отправился сначала на командный пункт 1-й танковой дивизии, чтобы проверить, как вышли войска на исходное положение. Затем, проехав через частично заминированные участки местности, которую водители машин моего штаба очищали от мин, и проскочив через артиллерийский огонь французских укреплений, я прибыл во 2-ю танковую дивизию в Сюньи. Передовые подразделения этой дивизии достигли французской границы. В середине дня я был уже в штабе корпуса, переместившемся к этому времени в Ла-Шапель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 15 час. 30 мин., несмотря на огонь французской артиллерии, я направился на передовой наблюдательный пункт 10-й танковой дивизии для того, чтобы наблюдать за артиллерийской подготовкой и действиями авиации. По пути мне пришлось пересечь зону, обстреливаемую французской артиллерией. Сражение началось в 16 час. с артиллерийской подготовки, довольно значительной для нашей ситуации. С особым напряжением ожидал я атаки авиации. Самолеты появились точно в установленное время, и мое удивление было неописуемо, когда я увидел, что эскадрильи пикирующих и обычных бомбардировщиков, действовавшие под прикрытием истребителей, атаковали противника именно так, как мы договорились с Лёрцером на штабной игре. Или генерал фон Клейст опомнился, или приказ об изменении порядка наступления не прибыл по назначению. Так или иначе, но авиация действовала по тем методам, которые, на мой взгляд, были выгоднее всего для нашего наступления, и я вздохнул с облегчением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь мне предстояло следить за наступлением пехоты через Маас. Форсирование реки должно было быть уже закончено, и я направился в Сен-Манж, а оттуда через Флуэн к запланированному пункту переправы 1-й танковой дивизии. На первой попавшейся штурмовой лодке я переправился через реку. На другом берегу я встретился сумным и смелым командиром 1-го стрелкового полка подполковником [Германом] Балком, находившимся там вместе со своим штабом. Меня встретили возгласом: «Кататься на лодке по Маасу запрещено». Это я когда-то сделал такое замечание на подготовительных штабных занятиях, когда рассуждения некоторых молодых офицеров показались мне слишком легкомысленными. Теперь они сумели правильно оценить обстановку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление 1-го стрелкового полка и слева от него пехотного полка «Великая Германия» протекало, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Французская артиллерия была почти полностью подавлена постоянно присутствующими в воздухе пикирующими бомбардировщиками. Бетонированные сооружения на берегу Мааса были выведены из строя огнем противотанковых и зенитных пушек, пулеметы противника подавлены нашим тяжелым оружием и артиллерией. Пехота наступала на совершенно открытой местности, которая представляла собой широкий луг, однако, несмотря на это, потери были весьма незначительны. До наступления темноты удалось проникнуть глубоко в полосу укреплений противника. Войска получили приказ продолжать наступление всю ночь, и я был уверен, что они выполнят этот важнейший приказ. К 23 час. они захватили Шевеж и часть леса Марфе и прорвали первую линию обороны французов западнее Вадленкура. Охваченный радостью и гордостью, я направился на командный пункт корпуса в лес Ла-Гарэн. Я выехал как нельзя более своевременно для того, чтобы как раз попасть под еще один налет авиации противника на дороге в Ла-Шапель; прибыв на командный пункт, я засел за просмотр донесений из дивизий, действовавших на флангах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая дивизия, действовавшая на правом фланге, вступила в бой лишь своими передовыми подразделениями – разведывательным и мотоциклетным батальонами [186 - 2-м мотоциклетным батальоном (Kradschutzen-Bataillon 2) командовал подполковник Карл Штоллброк, а 5-м разведывательным батальоном (Aufklarungs-Abteilung 5) – майор Хорст Кичман.], поддерживаемыми тяжелой артиллерией. Форсировать реку этими силами дивизия не смогла, 1 – я танковая дивизия вместе со стрелковой бригадой находилась уже на левом берегу Мааса, готовясь после наведения моста подтянуть артиллерию и танки. Пехотный полк «Великая Германия» также находился по ту сторону Мааса. 10-я танковая дивизия, форсировав реку, создала небольшое предмостное укрепление; в этот день она находилась в тяжелом положении из-за отсутствия артиллерийской поддержки. Продвижению дивизии сильно мешал фланкирующий огонь с «Линии Мажино» южнее Дюзи и Кариньяна. Положение 10-й и 2-й танковых дивизий улучшилось. Корпусная зенитная артиллерия заняла ночью огневые позиции в районах наводки мостов через Маас, т. к. 14 мая рассчитывать на поддержку авиации, действовавшей на другом участке, было нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью я позвонил [Бруно] Лёрцеру, чтобы узнать, каким образом будет действовать авиация в дальнейшем, и одновременно поблагодарить его за исключительно хорошую поддержку, которая в значительной мере способствовала нашему успеху. Я узнал, что приказ Шперрле опоздал и не мог быть вовремя доведен до эскадрилий, в связи с чем Лёрцер его просто задержал. Затем я доложил по радио об успехе моих войск [командующему 16-й армией Эрнсту фон] Бушу, который в свое время в Берлине во время доклада фюреру выразил сомнение, что я смогу форсировать Маас. Буш наговорил мне комплиментов. В заключение я поблагодарил офицеров моего штаба за их самоотверженную работу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 14 мая доблестная 1-я танковая дивизия донесла, что она в течение ночи значительно расширила свой прорыв и прошла через Шемери. Итак, вперед на Шемери! На берегу Мааса – тысячи военнопленных. У Шемери я присутствовал при отдаче приказа командиром 1-й танковой дивизии [Фридрихом Кирхнером]. Узнав о приближении крупных танковых сил французов, я приказал 1-й танковой дивизии всеми своими танковыми частями начать наступление по направлению на Стонн, сам же направился к мосту через Маас, чтобы с помощью оперативной группы моего штаба, расположившейся в этом районе, организовать переправу 2-й танковой бригады непосредственно вслед за первой и встретить французов крупными силами. Французы потерпели поражение. У Бюльсона они потеряли 20 танков, у Шемери – 50. Пехотный полк «Великая Германия» овладел Бюльсоном и стал продвигаться на Виллер-Мезонсель. К сожалению, вскоре после моего отъезда наши пикирующие бомбардировщики атаковали скопление своей пехоты в Шемери, причинив значительные потери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем 2-я танковая дивизия форсировала Маас у Доншери и готовилась к наступлению на высоты вдоль южного берега реки. Я поехал туда, чтобы ознакомиться с ходом боя. Встретив командиров бригад дивизии полковников [Густава Риттера] фон Фэрста и [Генриха] фон Притвица [187 - Генрих фон Притвиц унд Гаффрон был к этому времени уже не полковником, а генерал-майором (произведен 1 октября 1939 г.).] в боевых порядках частей и поговорив с ними, я снова вернулся к Маасу. Там самолеты противника начали интенсивную бомбардировку. Но чрезвычайно храбро атаковавшим французским и английским войскам все же не удалось достичь моста. Потери их были велики. Зенитная артиллерия праздновала свой день, она стреляла отлично. К вечеру она имела на своем счету около 150 сбитых самолетов. Впоследствии командир полка полковник [Вальтер] фон Хиппель был награжден Рыцарским крестом [188 - К моменту награждения Рыцарским крестом (29 июля 1940 г.) командир 102-го моторизованного зенитного полка Вальтер фон Хиппель был все еще подполковником, в полковники его произвели как раз в связи с награждением. Его полк входил в состав I зенитного корпуса 3-го воздушного флота и во время кампании на Западе был придан XIX армейскому корпусу Гудериана.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем 2-я танковая бригада непрерывным потоком переправлялась через реку. В середине дня к нашей общей радости, нас посетил командующий группой армий генерал-полковник [Герд] фон Рундштедт, прибывший на месте ознакомиться с обстановкой. Я встретил его с докладом на середине моста как раз во время очередного воздушного налета. Он сухо спросил: «Здесь всегда так?» Я мог подтвердить это с чистым сердцем. Затем он очень тепло поблагодарил храбрые войска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова вперед, к 1-й танковой дивизии! Я встретил командира дивизии [Фридриха Кирхнера] в сопровождении его 1-го офицера Генштаба [189 - 1-й офицер Генштаба (1а) возглавлял в штабах любого уровня Оперативный (Командный) отдел, являясь по должности 1-м заместителем начальника штаба. Однако в германской армии на дивизионном уровне должности начальника штаба предусмотрено не было, в связи с чем всю штабную работу возглавлял именно 1-й офицер Генштаба, который также замещал командира дивизии в случае его отстуствия.] майора [Вальтера] Венка и спросил, можно ли повернуть всю дивизию на запад или же часть сил следует оставить для прикрытия фланга, развернув их фронтом на юг восточнее канала Дез-Арденн. Венк сказал, размышляя вслух: «Стоит ли пачкаться!» Я сам часто употреблял это выражение. Вопрос был решен, 1-я и 2-я танковые дивизии немедленно получили приказ повернуть всеми силами направо, форсировать канал Дез-Арденн и продвигаться на запад с задачей завершить прорыв фронта французов. Чтобы согласовать действия обеих дивизий, я поехал через Доншери в штаб 2-й танковой дивизии, который находился в замке Рокан. Отсюда хорошо просматривалась местность, по которой наступала 2-я танковая дивизия 13 и 14 мая. Я удивился, что французская дальнобойная артиллерия с «Линии Мажино» так слабо и неэффективно обстреливала сосредоточение наших войск на исходных позициях. Впоследствии при посещении «Линии Мажино» успех нашего наступления показался мне просто чудом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине дня я снова вернулся на командный пункт, чтобы продумать организацию взаимодействия дивизий на 15 мая. Непосредственно за моим корпусом следовал XLI армейский корпус [генерал-лейтенанта Ганса Георга] Рейнгардта, а начиная с 12 мая, он был введен в бой на правом фланге XIX армейского корпуса в направлении на Мезьер – Шарлевиль. 13 мая он форсировал Маас и теперь наступал в западном направлении, XIV моторизованный корпус генерала [пехоты Густава Антона] фон Витерсгейма вплотную подходил к моему корпусу и вскоре должен был появиться на Маасе. 1-я танковая дивизия форсировала канал Дез-Арденн и, сломив упорное сопротивление противника, достигла Сенгли и Вандресса. Танковые части 10-й танковой дивизии прошли линию Мазонсель – Рокур-э-Флоба и достигли своими основными силами высот южнее Бюльсона и Телонна, захватив у противника свыше 40 орудий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XIX армейскому корпусу была поставлена задача выйти на господствующие высоты в районе Стонна, лишить этим противника возможности вести огонь по мостам через Маас и обеспечить наступавшим во втором эшелоне частям беспрепятственную переправу. Пехотный полк «Великая Германия» и 10-я танковая дивизия начали наступление на эти высоты 14 мая. Противник оказал упорное сопротивление. Местечко Стонн неоднократно переходило из рук в руки. 15 мая бои закончились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 мая в 4 часа утра командир XIV моторизованного корпуса генерал фон Витерсгейм прибыл ко мне на командный пункт, чтобы договориться о смене моего корпуса на плацдарме южнее Седана. После краткого обсуждения обстановки мы направились на командный пункт 10-й танковой дивизии, расположенный под Бюльсоном. Командир дивизии генерал [-лейтенант Фердинанд] Шааль находился в передовых частях. 1-й офицер Генштаба, отличный офицер подполковник барон [Курт] фон Либенштейн доложил обстановку и терпеливо ответил на многие каверзные вопросы нашего сменщика. Чтобы смена проходила в нормальных условиях, мы решили, что 10-я танковая дивизия и пехотный полк «Великая Германия» до полной смены будут находиться в составе XIV армейского корпуса. Мне пришлось ограничиться отдачей приказа 1-й и 2-й танковым дивизиям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10-я танковая дивизия с приданным ей пехотным полком «Великая Германия» получила задачу обеспечить южный фланг 19-го корпуса по линии: канал Дез-Арденн – высоты в районе Стонна – излучина р. Маас южнее Вильмонтри. Уже 15 мая она была усилена передовыми подразделениями 29-й мотопехотной дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С командного пункта 10-й танковой дивизии я поехал в Стонн в пехотный полк «Великая Германия». Там французы начали атаку, и в настроении чувствовалась некоторая нервозность, однако позиции, в конце концов, были удержаны. Затем я направился на новый командный пункт корпуса в лес, расположенный у Сапонь-Фешер уже на южном берегу Мааса. Ночь прошла, вопреки моим ожиданиям, очень беспокойно, но это было вызвано не действиями противника, а трудностями, создаваемыми нашим командованием. Командующий танковой группой Клейст приказал приостановить наступление и ограничиться обороной предмостного укрепления. Я не хотел и не мог согласиться с этим приказом, ибо он означал упущение момента внезапности и полный отказ от уже достигнутого первоначального успеха. Поэтому я связался сначала с начальником штаба танковой группы полковником [Куртом] Цейцлером, а когда мне с ним не удалось разрешить вопрос, то непосредственно с генералом фон Клейстом. Я настаивал на отмене приказа о прекращении наступления. После весьма оживленных и неоднократно прерываемых переговоров генерал фон Клейст разрешил, наконец, продолжать наступление еще в течение суток, чтобы расширить плацдарм для развертывания на нем пехотного корпуса. Я коснулся в разговоре миссии Хенча и этим напомнил о «чуде на Марне» 1914 г. [190 - Подполковник Генштаба Рихард Хенч (Hentsch; 18.12.1869 – 13.2.1918) был начальником отдела Большого Генштаба. Когда в 1914 г. на Западном фронте (во время битвы на Марне) создался кризис, Г. фон Мольтке направил Хенча в действующую армию в качестве представителя Генштаба. Хенчу, согласно официальному разъяснению, опубликованному в 1917 г., было дано полномочие «решать на месте вопрос о продолжении сражения или об отступлении, после чего отдать соответствующие приказания именем Верховного командования». После совещания в штабе 2-й армии Хенч пришел к мнению, что единственным выходом из создавшегося положения будет отход 1-й и 2-й армий к северу. Прибыв в штаб 1-й армии, Хенч несмотря на возражения генерала А. фон Клука, отдал приказ об отводе войск, предъявив полномочия Верховного командования. Результатом приказа Хенча стала остановка наступления германской армии во Франции и переход войны в стадию позиционной.] Вероятно, эта мысль вызвала неприятное чувство у командования группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Довольный тем, что завоевал право свободного маневрирования, я направился ранним утром 16 мая в штаб 1-й танковой дивизии. Я ехал через Вандресс в Омон. Обстановка на фронте была еще не совсем ясной. Было лишь известно, что ночью шли упорные бои вокруг Бувельмона. Значит, на Бувельмон! На улице горящего поселка я встретил командира [1-го стрелкового] полка подполковника [Германа] Балка, доложившего о событиях ночи. Войска не имели настоящего отдыха с 9 мая и поэтому чувствовали сильную усталость. Боеприпасы были на исходе. Солдаты на переднем крае спали в окопах. Сам Балк в спортивной непромокаемой куртке и с суковатой палкой в руке рассказал мне, что захватить ночью деревню удалось только потому, что он на предложение своих офицеров прекратить наступление ответил: «Тогда я один захвачу деревню!» – и двинулся вперед. Его люди последовали за ним. Запыленное лицо Балка и воспаленные глаза говорили о том, что ему пришлось пережить тяжелый день и бессонную ночь. За этот бой он получил Рыцарский крест [191 - Приказ о награждении датируется 3 июня 1940 г.]. Противник – хорошая нормандская пехотная дивизия и бригада спаги [192 - Спаги – подразделения легкой кавалерии французской армии, комплектовавшиеся из местного населения Алжира, Туниса и Марокко: рядовые должности занимали арабы и берберы, большинство унтер-офицерских и офицерские – французы.] – сражался очень мужественно. Его пулеметы держали под огнем всю улицу деревни. Правда, артиллерийский огонь противник уже некоторое время не вел. Балк разделял мое мнение, что сопротивление противника парализовано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первой половине дня к нам в руки попал трофейный французский приказ, если я не ошибаюсь, подписанный самим генералом Гамеленом. В приказе говорилось: «Пора, наконец, остановить поток германских танков!» Этот приказ еще больше укрепил мое убеждение в том, что надо всеми силами продолжать наступление, так как, очевидно, боеспособность французов серьезно беспокоила их Верховное командование. Теперь только бы двигаться без промедлений, без остановок!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я приказал построить людей поротно и зачитал им трофейный приказ, объяснив его значение и подчеркнув важность немедленного продолжения наступления; затем я поблагодарил солдат и офицеров за боевые успехи и потребовал собрать все силы, чтобы] окончательно закрепить победу. После всего этого я отдал приказ разойтись по танкам и продолжать наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пелена, которая держала нас в неведении, вскоре спала. Мы вышли на оперативный простор и в быстром темпе начали преследование. В Пуа-Террон я встретил 1-го офицера Генштаба штаба 2-й танковой дивизии подполковника [Августа Виктора] фон Кваста, проинформировал его о создавшемся положении и поехал в Новьон-Порсьен, а оттуда в Монкорне. По дороге я обогнал маршевую колонну 1-й танковой дивизии. Солдаты воспрянули духом, теперь они понимали, что этот прорыв – полная победа. Они встречали меня радостными криками: «Молодчина, чудный парень!», «Наш старик!», «Видел быстрого Гейнца!» и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На рыночной площади Монкорне я встретил генерал-майора Вернера] Кемпфа, командира 6-й танковой дивизии [XLI] корпуса Рейнгардта, войска которого, форсировав Маас, вышли к городу одновременно с моими частями. Пришлось территорию города распределить между тремя танковыми дивизиями – 6-й, 2-й и 1-й, которые в своем непреодолимом натиске на запад наводнили его улицы. У нас не было приказа группы относительно разграничительной линии между корпусами, поэтому мы сразу же на месте объединили все дивизии и продолжили наступление до последней капли бензина. Мои передовые части достигли Марля и Дерси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем я приказал сопровождавшим меня офицерам обыскать дома на базарной площади, и за короткое время было собрано несколько сот пленных французов из различных частей; по их глазам было видно, как удивило их наше внезапное появление. Танковая рота противника, пытавшаяся прорваться в город с юго-запада, была взята в плен. Она входила в дивизию генерала [Шарля] де Голля [193 - 4-я кирасирская (бронетанковая) дивизия.], которая, как нам было известно, находилась в районе севернее Лаона. В маленькой деревушке Суаз восточное Монкорне был развернут командный пункт корпуса и установлена связь с 1-й и 2-й танковыми дивизиями. О ходе боевых действий за день и о наших намерениях возобновить 17 мая преследование противника мы сообщили по радио в штаб танковой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После блестящего успеха 16 мая и успешных боев XLI армейского корпуса мне и в голову не могло прийти, что мои начальники по-прежнему думают закрепиться на предмостном укреплении у Мааса и ожидать прибытия пехотного корпуса. Мною всецело овладела идея, которую я высказал в марте на докладе у Гитлера, а именно, завершить прорыв и не останавливаться до самого берега Ла-Манша. Я совершенно не мог себе представить, что сам Гитлер, одобряющий смелый план наступления Манштейна и не протестовавший против моего замысла осуществить прорыв, может испугаться собственной смелости и остановить наступление. Однако я чудовищно заблуждался, это стало мне ясно на следующее утро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 17 мая мне сообщили из штаба танковой группы, что наступление должно быть остановлено, а я должен явиться в 7 час. на посадочную площадку для личной беседы с генералом фон Клейстом. Последний появился точно в назначенное время и, не ответив на мое приветствие, начал резко упрекать меня в том, что я игнорирую замыслы Верховного командования. Он не обмолвился ни одним словом относительно успехов моих войск. Когда первая буря миновала и наступило затишье, я попросил, чтобы меня сняли с командования. Генерал фон Клейст удивился, затем кивнул головой и приказал мне передать командование корпусом старшему после меня командиру. На этом наш разговор был закончен. Я направился на командный пункт, вызвал генерал[-лейтенанта Рудольфа] Фейеля и передал ему командование корпусом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я доложил по радио в штаб группы армий Рундштедта, что после передачи командования я в середине дня прибуду на доклад. Очень скоро оттуда мне поступило указание остаться на своем командном пункте и ждать прибытия генерал-полковника [Вильгельма] Листа, командующего 12-й армией, наступавшей за моим корпусом, которому было поручено уладить этот конфликт. До прибытия генерал-полковника Листа был отдан приказ приостановить продвижение всех частей. По дороге к нам к нам майор [Вальтер] Венк был обстрелян в пути французскими танками и ранен в ногу. Генерал Фейель прибыл на командный пункт и был введен в курс дела. Во второй половине дня прибыл генерал-полковник Лист и спросил, что, собственно, у нас происходит. Я объяснил ему. Он отменил именем генерал-полковника фон Рундштедта распоряжение о снятии меня с должности и заявил, что приказ о прекращении наступления отдан Верховным командованием сухопутных войск, а поэтому должен быть выполнен. Он согласился с моими доводами относительно продолжения наступления и поэтому разрешил мне от имени командования группы армий «продолжать продвижение боеспособных разведывательных частей», однако командный пункт корпуса должен оставаться на прежнем месте. Это уже был шаг вперед. Я был весьма благодарен генерал-полковнику Листу за его вмешательство и попросил уладить мой конфликт с генералом фон Клейстом. И вот я приступил к продвижению «боеспособных разведывательных частей». Командный пункт корпуса по-прежнему находился на старом месте в Суазе; я приказал проложить полевой кабель между штабом корпуса и моим передовым командным пунктом, что избавляло меня от необходимости вести переговоры по радио, которые могли быть перехвачены радиоразведкой Верховного командования сухопутных войск или Верховного командования вермахта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще до получения приказа об остановке наступления 1-я танковая дивизия заняла утром 17 мая Рибемон на р. Уаза и Креси на р. Сер. Передовые части 10-й танковой дивизии, снятой с участка южнее Седана, достигли Фрайикура и Сольс-Монклена. Уже вечером 17 мая удалось создать плацдарм на р. Уаза у Муа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 мая в 9 час. 2-я танковая дивизия вышла к Сен-Кантену. Действовавшая левее 1-я танковая дивизия также в этот день форсировала Уазу и продвигалась в направлении на Перонн. 10-я танковая дивизия следовала уступом слева за передовыми дивизиями также на Перонн. Утром 19 мая 1 – й танковой дивизии удалось создать у города предмостное укрепление на р. Сомме. Несколько французских штабов, прибывших в Перонн для рекогносцировки, попали прямо к нам в плен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передовой командный пункт корпуса перешел в Виллеле-Сек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 мая мы прошли поля сражения на Сомме времен Первой мировой войны. Во время наступления севернее pp. Эн, Сер и Сомма обеспечение открытого левого фланга первоначально возлагалось на фланговое прикрытие, состоявшее из подразделений разведчиков, истребителей танков и саперов. Угроза с фланга была незначительной; еще 16 мая мы знали о наличии французской бронетанковой дивизии, новом соединении генерала де Голля, которое, как уже упоминалось, впервые вступило в бой под Монкорне. Де Голль подтвердил наши данные через несколько дней. 18 мая несколько танков из его дивизии подошли на 2 км к моему передовому командному пункту в Ольнонском лесу, охраняемому лишь несколькими 20-мм зенитными орудиями. Я пережил пару часов в томительной неизвестности, пока эти грозные гости не повернули обратно. Было известно также о французской резервной армии силой около восьми пехотных дивизий, которая формировалась в районе Парижа. Мы не предполагали, что генерал [Обер] Фрер [194 - За два дня до этого Фрер был назначен командующим 7-й армией.] выступит против нас, пока мы сами продолжаем движение. По французским принципам ведения боя, он должен был ждать точных сведений о местонахождении противника. Значит, речь шла о том, чтобы держать его в неведении; это лучше всего достигалось непрерывным наступлением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером 19 мая XIX армейский корпус вышел на линию Камбре – Перонн – Ам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По моему расчету, 1-я танковая дивизия могла быть готова к наступлению на Амьен к 9 часам. Я заказал себе машину на 5 час, т. к. хотел быть свидетелем этого исторического акта. Офицеры моего штаба считали, что я хочу выехать слишком рано, и советовали мне отсрочить выезд, но я настоял на своем и оказался прав.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда 20 мая в 8 час. 45 мин. я прибыл на северную окраину Амьена, 1-я танковая дивизия готовилась перейти в наступление. По пути я убедился, что 10-я танковая дивизия находится в Перонне, и узнал интересные подробности о том, как проходила смена 1-й танковой дивизии. Части 1-й танковой дивизии, оборонявшие плацдарм, были отведены, не дожидаясь прибытия смены, т. к. командовавший ими подполковник [Герман] Балк не хотел упустить момент наступления на Амьен, которое он считал важнее обороны плацдарма. Сменявший его полковник [Франц] Ландграф [195 - За два дня до этого Фрер был назначен командующим 7-й армией.] был чрезвычайно возмущен таким легкомыслием, но Балк ответил на его упреки: «Ну, что ж, овладейте этим плацдармом еще раз. Мне же пришлось его захватывать!» К счастью, противник предоставил Ландграфу время без боя снова овладеть оставленным плацдармом. Я объехал с юга Альбер, еще находившийся в руках противника, и направился на Амьен, встречая на пути бесчисленные колонны беженцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление 1-й танковой дивизии развивалось успешно, и к середине дня город и плацдарм глубиной примерно 7 км были в наших руках. Я быстро осмотрел захваченную местность и город, особенно прекрасный собор, и быстро направился по дороге в Альбер, где предполагал найти 2-ю танковую дивизию. Я ехал навстречу потоку наступающих войск и беженцев. В немецкие походные колонны вклинилось много машин противника, водители которых надеялись остаться незамеченными в клубах пыли, добраться до Парижа и избежать плена. За короткое время я взял в плен 15 англичан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Альбере я встретил генерала Фейеля. 2-я танковая дивизия захватила на учебном полигоне английскую батарею, которая была вооружена только учебными снарядами, ибо никто не ожидал нашего появления. Военнопленные разных национальностей заполнили площадь и улицы города. Опасения 2-й танковой дивизии, что наступление придется приостановить из-за нехватки горючего, вскоре рассеялись. Дивизия получила приказ достичь сегодня же Абвиля: К 19 час. она выполнила его, пройдя через Дуллан, Бернавиль. Боме, Сен-Рикье. Правда, наши самолеты ставили эту дивизию в невыгодное положение, подвергая ее время от времени бомбардировке. После того как я посетил командира 2-й танковой бригады [2-й танковой дивизии] полковника [Генриха] фон Притвица, отличавшегося большой подвижностью, и убедился, что он выступает на Абвиль, я направился в Керье, северо-восточное Амьена, куда был перемещен штаб корпуса. Здесь нас атаковали наши же самолеты. Это был столь недружественный акт, что наша зенитная артиллерия открыла ответный огонь и достала одну такую невнимательную птичку. Оба летчика выпрыгнули с парашютом и вскоре сидели передо мной и с неприятным удивлением глядели друг на друга. Когда закончилась первая, мучительная часть беседы, я подкрепил молодых людей бокалом шампанского. К сожалению, они разбили только что прибывшую новую разведывательную бронемашину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще в эту же ночь батальон Шпитта из 2-й танковой дивизии вышел через Нуаель к Атлантическому побережью. Это было первое немецкое подразделение, пробившееся к океану.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером этого знаменательного дня мы не знали, в каком направлении нам придется продолжать наступление; танковая группа Клейста также не получила приказа о дальнейшем ведении операции. День 21 мая был потерян в ожидании приказа. Я использовал это время, чтобы осмотреть переправы через Сомму и плацдарм у Абвиля. По дороге я спросил у своих солдат, как они расценивают проведенные операции. «Очень хорошо, – ответил австриец из 2-й танковой дивизии, – но два дня мы потратили попусту». К сожалению, он был прав.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Овладение побережьем Ла-Манша<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 мая пришел приказ продолжать наступление на север с задачей овладеть портами Ла-Манша. Я хотел направить 10-ю танковую дивизию через Эден, Сент-Омер на Дюнкерк, 1-ю танковую дивизию – на Кале и 2-ю танковую дивизию – на Булонь, но вынужден был изменить свой план, т. к. в 6 час. 22 мая получил приказ командования выделить 10-ю танковую дивизию в резерв танковой группы. Следовательно, в моем распоряжении для наступления 22 мая остались лишь 1-я и 2-я танковые дивизии. К сожалению, моя просьба в целях быстрого овладения портами Ла-Манша оставить мне все три дивизии не была удовлетворена. С тяжелым сердцем мне пришлось отказаться от немедленного наступления 10-й танковой дивизии на Дюнкерк, 1-я танковая дивизия вместе с прибывшим из Седана пехотным полком «Великая Германия» направлялась теперь через Саме, Девр на Кале, 2-я танковая дивизия наступала вдоль побережья на Булонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 мая севернее нас произошло интересное событие: английские танки сделали попытку пробиться по направлению к Парижу. Под Аррасом они натолкнулись на еще необстрелянную в то время дивизию СС «Мертвая голова» и вызвали панику в ее рядах. Пробиться они не пробились, но некоторым образом повлияли на настроения штаба танковой группы фон Клейста, который вдруг стал проявлять нервозность. На солдат это влияние не распространилось. 21 мая XLI армейский корпус силами 8-й танковой дивизии достиг Эдена, 6-я танковая дивизия заняла Буаси.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 22 мая началось наступление. В 8 час. был пересечен рубеж р. Оти в северном направлении. Продвижение на север не могло проходить всеми силами 1-й и 2-й танковых дивизий, т. к. обе дивизии и особенно 2-я танковая дивизия должны были оставить гарнизоны для обороны соммских предмостных укреплений, пока их не сменят части наступавшего за нами XIV армейского корпуса генерала фон Витерсгейма, с которым мы уже познакомились под Седаном, когда он выполнял аналогичную миссию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 мая под Девром, Саме и южнее Булони начались ожесточенные бои. Против нас действовали главным образом французы, но были и англичане, бельгийцы и даже некоторые отбившиеся от своих частей голландцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противник был отброшен, но его авиация действовала энергично, бомбардировала и обстреливала наши войска, чего нельзя было сказать о нашей авиации. Оперативные аэродромы были расположены далеко от района боевых действий, авиация, по-видимому, не могла быстро перебазироваться на передовые аэродромы. Несмотря на все это, нам удалось ворваться в Булонь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командный пункт корпуса был переведен в Рекс. Теперь 10-я танковая дивизия снова входила в состав корпуса. Я решил немедленно повернуть на Дюнкерк 1-ю танковую дивизию, подошедшую уже вплотную к Кале, а 10-ю танковую дивизию, двигавшуюся за ней из района Дуллан, направить через Сааде на Кале, с захватом которого еще можно было не спешить. В полночь я отдал по радио 1-й танковой дивизии следующий боевой приказ:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развернуться в боевой порядок севернее р. Конш до 7.00 23.5, 10-я танковая дивизия следует во втором эшелоне, 2-я танковая дивизия ведет бои в Булони. Части этой дивизии 23.5 следуют через Маркизе на Кале. 1-й танковой дивизии достигнуть линии Одрюкк, Ардр, Кале, затем повернуть на восток и продвигаться в восточном направлении через Бурбур, Виль, Гравлин на Берг и Дюнкерк. Южнее наступает 10-я танковая дивизия. Выполнение приказа по паролю «Выступление – восток». После этого начать выступление в 10.00.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рано утром 23 мая был передан приказ с паролем: «Выступление – восток – 10.00. Продвижение южнее Кале на Сен-Пьер-Брук и Гравлин».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 мая 1-я танковая дивизия с боями начала продвигаться по направлению на Гравлин, 2-я танковая дивизия вела в это время бои за Булонь. Штурм города носил своеобразный характер, т. к. старые городские каменные стены долгое время мешали нашим танкам и пехоте проникнуть в город. С помощью приставных лестниц и благодаря эффективной поддержке 88-мм зенитных орудий нам, наконец, удалось преодолеть каменную стену в районе собора и проникнуть в город. Начались бои в порту, в ходе которых огнем танков один английский торпедный катер был потоплен и несколько других повреждено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 мая 1-я танковая дивизия достигла канала Аа между Ольк и побережьем и захватила предмостные укрепления у Ольк, Сен-Пьер-Брук, Сен-Никола и Бурбур; 2-я танковая дивизия вела бои по очищению Булони; 10-я танковая дивизия главными силами вышла на рубеж Девр, Саме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корпусу был придан усиленный полк «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Я поставил ему задачу действовать в прибрежной полосе, чтобы увеличить стремительность наступления 1-й танковой дивизии на Дюнкерк, 2-я танковая дивизия получила приказ вывести из Булони все свободные части и направить их к прибрежной полосе, 10-я танковая дивизия блокировала Кале и начала готовиться к штурму старой морской крепости. Во второй половине дня я посетил дивизию и приказал продвигаться планомерно, чтобы уменьшить потери. Для действий 25 мая дивизия была усилена тяжелой артиллерией, которую можно было снять с участка Булони.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLI армейский корпус Рейнгардта создал у Сент-Омера на р. Аа плацдарм.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Роковой приказ Гитлера – наступление прекратить<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день произошло вмешательство Верховного командования в проведение операции, оказавшее пагубное влияние на весь ход войны. Гитлер остановил левое крыло германской армии на р. Аа. Переправляться через реку было запрещено. Причину нам не указали. В приказе Верховного командования говорилось: «Дюнкерк предоставить авиации. Если овладение Кале натолкнется на трудности, то и этот город также предоставить авиации». Содержание приказа я передаю по памяти. Мы лишились дара речи. Но нам трудно было противоречить приказу, не зная причин, которые заставили его отдать. Итак, танковые дивизии получили приказ: «Удерживать побережье Ла-Манша. Перерыв в операциях использовать для ремонта машин».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Активная деятельность авиации противника не встречала отпора с нашей стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 25 мая я направился к побережью, чтобы разыскать там штаб полка лейб-штандарт и убедиться в выполнении приказа о прекращении наступления. Прибыв туда, я увидел, что полк лейб-штандарт переправляется через Аа. На другом берегу реки виднелся большой холм высотой 72 м, который господствовал над всей окружающей болотистой низменностью. Там, в развалинах старой крепости, я нашел командира «Лейбштандарта» Зеппа Дитриха. На мой вопрос, почему не выполнен приказ, он ответил, что высота «стояла у всех поперек горла», и поэтому он, Зепп Дитрих, решил 24 мая овладеть ею. «Лейбштандарт» и действовавший слева от него пехотный полк «Великая Германия» продвигались в направлении на Ворму, Берг. Несмотря на такое благоприятное развитие наступления, я подтвердил на месте приказ фюрера, однако приказал подтянуть 2-ю танковую дивизию, чтобы в случае необходимости поддержать продвижение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день Булонь полностью перешла в наши руки. 10-я танковая дивизия уже начала бои за крепость Кале. Английский комендант бригадир [Клод] Николсон дал лаконичный ответ на предложение капитулировать: The answer is по, as it is the British army’s duty to fight as it is the German’s [196 - «Мы отвечаем нет, поскольку долг британской армии, также, как и немецкой, – сражаться».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 мая 10-я танковая дивизия овладела Кале. В середине дня я прибыл на командный пункт дивизии и спросил ее командира генерала Шааля, намерен ли он, как было приказано, «предоставить» крепость авиации. Он дал отрицательный ответ, т. к. считал, что бомбардировать толстые каменные стены и земляные покрытия старых крепостных сооружений бесполезно и нет смысла ради бомбардировки покидать уже занятые позиции на подходах к крепости, которые придется брать снова. Я мог только согласиться с его мнением. В 16 час. 45 мин. англичане капитулировали. Мы захватили 20 тыс. пленных, из которых 3–4 тыс. были англичане, остальные – французы, бельгийцы и голландцы, в основной своей массе не желавшие воевать, из-за чего англичане держали их запертыми в подвалах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Кале впервые после 17 мая я встретился с генералом фон Клейстом и получил от него благодарность за успешные действия моих войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день мы снова попытались продолжить наступление в направлении на Дюнкерк и замкнуть кольцо вокруг этой морской крепости. Но вот снова полетели приказы, требующие приостановиться. И перед самым Дюнкерком мы были остановлены! Мы наблюдали за действиями нашей авиации. Но мы также видели и морские суда всех типов и классов, на которых англичане эвакуировались из Дюнкерка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день мой командный пункт посетил генерал фон Витерсгейм с тем, чтобы подготовить смену XIX армейского корпуса частями своего XIV армейским корпусом. Передовая дивизия этого корпуса – 20-я мотопехотная – была подчинена мне и введена в бой справа от «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер». Еще до переговоров относительно смены произошел интересный инцидент. Командир «Лейбштандарта» Зепп Дитрих по пути к линии фронта попал под пулеметный огонь англичан, засевших в отдельном доме, оказавшемся теперь в нашем тылу. Машина Зеппа Дитриха загорелась, но сам он вместе с сопровождавшими его офицерами успел укрыться в кювете. Дитрих заполз со своим адъютантом в трубу, проходившую под переездом дороги, и для того, чтобы предохранить себя от стекавшего в окоп горящего бензина из машины, вымазал лицо и руки мокрой глиной. Мы приняли просьбы о помощи, передаваемые радиостанцией, следовавшей за командирской машиной, и поручили продвигавшемуся на этом участке 3-му полку 2-й танковой дивизии освободить Дитриха. Вскоре он появился на моем командном пункте весь вымазанный в глине; к сожалению, ему пришлось выслушивать насмешки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только 26 мая в середине дня Гитлер разрешил продолжать наступление на Дюнкерк, но уже было поздно ожидать крупного успеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь с 26 на 27 мая корпус снова начал наступление. 20-я мотопехотная дивизия, которой были приданы «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» и пехотный полк «Великая Германия», усиленная тяжелой артиллерией, получила задачу наступать на Ворму. 1-й танковой дивизии было приказано, действуя с правого фланга, присоединиться к наступающим войскам для развития успеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пехотный полк «Великая Германия» при эффективной поддержке 4-й танковой бригады из состава 10-й танковой дивизии достиг своей цели – высоты Крошти-Питгам. Танковый разведывательный батальон 1-й танковой дивизии занял Брукер. Было замечено усиленное движение морских транспортов противника из Дюнкерка через пролив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 28 мая мы вышли к Ворму и Бурбур. 29 мая 1-я танковая дивизия овладела Гравлином. Однако захват Дюнкерка произошел без нашего участия, XIX армейский корпус был сменен 29 мая XIV армейским корпусом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта операция была бы проведена значительно быстрее, если бы Верховное командование не останавливало несколько раз войска XIX армейского корпуса и не препятствовало его успешному продвижению. Очень трудно сказать, какой оборот приняла бы война, если бы тогда под Дюнкерком удалось взять в плен войска Британских экспедиционных сил. Во всяком случае, дальновидная дипломатия могла бы извлечь большую пользу из такого военного успеха. К сожалению, эта возможность из-за нервозности Гитлера была утрачена. Впоследствии, мотивируя свое решение остановить наступление моего корпуса, он говорил, что территория Фландрии с ее многочисленными каналами якобы непригодна для действий танков. Это объяснение нельзя признать удовлетворительным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 мая я выразил благодарность своим отважным войскам в нижеследующем приказе по корпусу:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солдаты XIX армейского корпуса!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 боевых дней в Бельгии и Франции остались позади. Путь ровно в 600 км отделяет нас от границы Германии. Мы вышли на побережье Ла-Манша и Атлантического океана. Вы преодолели на этом пути бельгийские укрепления, форсировали р. Маас, прорвали «линию Мажино» на историческом поле боя под Седаном, овладели важными высотами в районе Стони, затем стремительно прошли через Сен-Кантен и Перонн и с боями вышли на нижнюю Сомму у Амьена и Абвиля. Вы увенчали свои боевые подвиги захватом побережья Ла-Манша с морскими крепостями Булонь и Кале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я требовал от вас отказа от сна в течение двух суток. Вы держались 17 дней. Я приказывал сражаться, невзирая на угрозу с флангов и тыла. Вы никогда не проявляли колебаний. С достойной подражания уверенностью в своих силах и с верой в осуществление стоявших перед вами задач вы самоотверженно выполняли каждый приказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Германия гордится своими танковыми дивизиями, и я счастлив, что являюсь вашим командиром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы чтим память наших погибших товарищей. Мы уверены, что жертвы принесены не напрасно. Теперь будем готовиться к новым подвигам. Да здравствует Германия и наш фюрер Адольф Гитлер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уинстон Черчилль в своих воспоминаниях о Второй мировой войне (Т. 2, С. 100 и далее немецкого издания) высказал предположение, что Гитлер, остановив наступление танковых частей на Дюнкерк, хотел дать Англии возможность заключить мир или хотел улучшить перспективы для Германии на заключение выгодного мира с Англией. Ни в то время, ни позднее я не встречался с фактами, которые могли бы подтвердить это мнение. Несостоятельно также и другое предположение Черчилля, что танковые части якобы были остановлены по решению Рундштедта. Как участник этих боев я могу заверить, что хотя героическое сопротивление Кале заслуживает всяческого признания, но оно не оказало никакого влияния на ход боевых действий под Дюнкерком. Напротив, правильным является предположение, что Гитлер и прежде всего Геринг считали, что превосходства немецкой авиации вполне достаточно для воспрещения эвакуации английских войск морем. Гитлер заблуждался, и это заблуждение имело опасные последствия, ибо только пленение английской экспедиционной армии могло бы укрепить намерение Великобритании заключить мир с Гитлером или повысить шансы на успех возможной операции по высадке десанта в Англии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во Фландрии я получил известие о ранении моего старшего сына. К счастью, это ранение было не опасно для жизни. Второй мой сын был награжден за бои во Франции Железными крестами 2-го и 1-го класса. Он воевал в разведывательном батальоне танковой дивизии, однако остался жив и даже невредим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 мая [командир 1-й танковой дивизии] гене рал [-лейтенант Фридрих] Кирхнер получил Рыцарский крест. За ним 3 июня эту же награду получили [командир 2-й танковой дивизии] генерал[-лейтенант Рудольф] Фейель, полковник [Вольфганг] Фишер ([командир 10-й стрелковой бригады] 10-й танковой дивизии), подполковник [Герман] Балк ([командир 1-го стрелкового полка] 1-й танковой дивизии), обер-лейтенант [Эрхард] Эцольд ([командир взвода 2-й роты 8-го] мотоциклетного батальона), лейтенант Ханбауер (86-й стрелковый полк) [197 - Здесь Гудериан ошибся: в тот день Генрих Ханбауер не был награжден Рыцарским крестом, эту награде он получил только 7 марта 1941 г. будучи обер-лейтенантом 86-й стрелкового полка. Скорее всего он был тогда лишь представлен к этой награде, поскольку отличился в бою вместе с фельдфебелем Рубартом.] и фельдфебель [Вальтер] Рубарт ([командир ударной группы 2-й роты 49-го] саперного батальона 10-й танковой дивизии). Позднее еще некоторые офицеры и солдаты получили награды.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выход к швейцарской границе<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 мая Гитлер приказал создать танковую группу под моим командованием. 1 июня штаб корпуса переместился в Синьи-ле-Пти, юго-западнее Шарльвиля, чтобы подготовиться к продолжению кампании. Затем в первые дни июня в районе юго-западнее Шарльвиля была образована танковая группа «Гудериан». Штаб группы был создан из офицеров штаба XIX армейского корпуса. Испытанный офицер полковник [Вальтер] Неринг остался начальником штаба, майор [Фриц] Байерлейн – 1-й офицером Генштаба, подполковник [Густав Адольф] Рибель – 2-м офицером Генштаба. В состав танковой группы вошли: XXXIX армейский корпус (генерал [танковых войск Рудольф] Шмидт) в составе 1-й и 2-й танковых и 29-й мотопехотной дивизии; XLI армейский корпус (генерал [танковых войск Ганс Георг] Рейнгардт) в составе 6-й и 8-й танковых и 20-й мотопехотной дивизии; а также несколько частей, непосредственно подчиненных командованию группы [198 - К корпусным частям, находящимся в подчинении штаба группы, относились 101-е артиллерийское командование, 80-й корпусной батальон связи и 419-я корпусная служба снабжения. В составе приданных группе частей на 8 июня 1940 г. числились: 511-й штаб саперного полка, 505-й саперный батальон, мостостроительные колонны В1/505 и В2/505, штаб 49-го артиллерийского полка, 2-й дивизион 677-го артиллерийского полка и 634-й тяжелый артиллерийский дивизион.]. Сама танковая группа была подчинена 12-й армии генерал-полковника [Вильгельма] Листа,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Марш в новые районы сосредоточения прошел успешно. Особенно хорошо совершили марш 1-я и 2-я танковые дивизии, двигавшиеся от побережья. Общая длина маршрута составляла 250 км, однако из-за обходов и объездов, которые приходилось делать, т. к. многие мосты были разрушены, пришлось пройти примерно на 100 км больше. Сказывались также сильная усталость людей и изношенность материальной части. К счастью, удалось предоставить войскам несколько дней на отдых и на ремонт материальной части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате столь удачно прошедшего первого периода кампании на западе все вооруженные силы противника в Голландии, Бельгии и в Северной Франции были парализованы. Фронт на юге был открыт. В этой обстановке удалось уничтожить главные силы танковых и моторизованных войск противника. В предстоявшем втором периоде кампании основная задача заключалась в том, чтобы разгромить остатки французских сухопутных войск, всего около 70 дивизий, включая две английские дивизии, а затем заключить выгодный мир – так, по крайней мере, мы думали в то время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сосредоточение и развертывание войск для продолжения кампании проходили быстрее на правом фланге, на р. Сомме, чем в центре, на реках Сер и Эн. Поэтому наступление группы армий [ «Б» ген-рал-полковника Федора] фон Бока можно было начать уже 5 июня, в то время как наступление группы армий [ «А» генерал-полковника Герда] фон Рундштедта намечалось на 9 июня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действуя в составе группы армий фон Рундштедта, 12-я армия получила задачу форсировать р. Эн и канал Эн между Шато-Порсьен и Атиньи и затем продвигаться в южном направлении. Форсирование реки и канала, идущего параллельно реке, в восьми пунктах должны были осуществить пехотные корпуса. После создания предмостных укреплений и наведения мостов танковые дивизии моей группы должны были через боевые порядки пехоты перейти в наступление, выйти на оперативный простор и, в зависимости от обстановки, двигаться или на Париж, или на Лангр, или на Верден. Мне была поставлена задача выйти на плато Лангр, где я должен был получить приказ на последующее наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попросил командующего 12-й армией разрешить мне заранее выдвинуть дивизии вперед к назначенным местам переправ и самостоятельно форсировать р. Эн. Я боялся, что во время прохождения через боевые порядки и тылы пехотных корпусов с их большими обозами на дорогах создадутся пробки, что может затруднить управление дивизиями. Но командующий хотел сохранить танковые дивизии для завершения прорыва и поэтому отклонил мою просьбу. Итак, танковая группа заняла исходное положение за пехотными корпусами с таким расчетом, чтобы четырьмя танковыми дивизиями перейти р. Эн по восьми мостам как только будет закончено их наведение. Обе мотопехотные дивизии должны были наступать за танковыми дивизиями своих корпусов. Условием успешного осуществления этого плана являлось удачное форсирование реки пехотными корпусами и создание предмостных укреплений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 июня командный пункт танковой группы был переведен в Беньи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 июня, в первый день наступления 12-й армии, я направился на наблюдательный пункт, расположенный немного северо-восточное Ретеля, чтобы лично наблюдать за продвижением пехоты и не упустить момента выступления. Пробыв на наблюдательном пункте с 5 до 10 час. и ничего не заметив, я послал своих ордонанс-офицеров к ближайшему мосту в боевые порядки пехоты, приказав им выяснить, удалось ли форсировать р. Эн. К 12 час. с участка фронта Ретеля я получил боевое донесение, в котором говорилось, что наступление на участке Ретеля успеха не имело. Мои наблюдателе с других участков фронта сообщили, что только у Шато-Порсьен удалось создать небольшое предмостное укрепление глубиной от одного до двух километров. Я установил связь с моим другом начальником штаба [12-й] армии генерал[-лейтенантом Эбергардом фон] Макензеном и попросил его доложить командующему, что я предлагаю в связи с создавшейся обстановкой подтянуть танки ночью на это единственное предмостное укрепление, чтобы утром следующего дня осуществить прорыв на этом участке. Затем, посетив штаб III армейского корпуса генерала Хаазе, где я получил краткую информацию об обстановке, я направился в Шато-Порсьен. Возвращаясь с предмостного укрепления, я встретил севернее населенного пункта Шато-Порсьен командира XXIX армейского корпуса генерала [Рудольфа] Шмидта и [командира 1-й танковой дивизии] генерала [Фридриха] Кирхнера и обсудил с ними порядок переброски 1-й танковой дивизии на предмостное укрепление. Дивизия должна была выступить с наступлением сумерек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре я встретился с командующим армией генерал-полковником Листом, который, выехав с северного участка фронта, проезжал через район расположения 1-й танковой дивизии и, к своему неудовольствию, заметил, что отдельные танкисты были без мундиров, а некоторые купались в протекавшей поблизости речке. Он потребовал от меня объяснения, почему войска еще не выступили на предмостные укрепления. Основываясь на своих личных только что полученных впечатлениях, я возразил, что продвижение невозможно, пока не будут созданы и в достаточной мере расширены плацдармы, и что отсутствие предмостных укреплений не должно ставиться в вину танковым войскам. Генерал-полковник Лист немедленно пожал мне руку, показав характерные для него рыцарские манеры, и спокойно начал беседовать со мной о продолжении наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После короткого пребывания на командном пункте группы я снова направился в Шато-Порсьен к плацдарму, чтобы проследить за выдвижением моих танков и согласовать вопросы взаимодействия с командиром пехотной дивизии. Я встретил там генерал[-лейтенант Герберта] Лоха (17-я пехотная дивизия) и согласовал осуществление задуманного плана. До часа ночи я пробыл на передовой, поблагодарил раненых танкистов и разведчиков, ожидавших у моста эвакуации в тыл, за их мужественное поведение в бою и поехал на свой командный пункт в Беньи, чтобы отдать приказ на дальнейшие действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение второй половины дня удалось создать два небольших предмостных укрепления западнее и восточнее Шато-Порсьен, что позволило 2-й танковой дивизии и следовавшим за ней частям 1-й танковой дивизии форсировать реку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление моих танков должно было начаться 10 июня в 6 час. 30 мин. В назначенное время я выехал в боевые порядки и заставил двигаться вперед батальоны 1-й пехотной бригады, которые находились слишком далеко в тылу. К моему удивлению, меня узнали в пехотных частях на переднем крае. Вскоре я выяснил, что нахожусь в 55-м полку, который в свое время дислоцировался в Вюрцбурге. Офицеры и унтер-офицеры этого полка знали меня еще с того времени, когда я был командиром 2-й танковой дивизии, также дислоцировавшейся в этом прекрасном, к сожалению, теперь полностью разрушенном городе. Они сердечно приветствовали меня. Наступление танков и пехоты началось одновременно и согласованно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступающие войска быстрым темпом прошли через Авансон и Таньон и двинулись к Нефлизу на р. Ретурн. На открытой местности танки почти не встречали сопротивления, т. к. новая французская тактика основное значение придавала обороне населенных пунктов и лесных массивов, отказываясь от обороны открытой местности. В деревнях наша пехота, встречая упорное сопротивление противника, должна была вести бои за отдельные дома и брать баррикады. В то же время танки, которых беспокоил лишь малоэффективный огонь французской тяжелой артиллерии, расположенной в тылу, за продолжавшим еще держаться фронтом у Ретеля, прорвались к р. Ретурн и форсировали эту заболоченную реку у Нефлиза. 1-я танковая дивизия продолжала наступление по обоим берегам р. Ретурн. Южнее реки наступала 1-я танковая бригада, севернее действовала пехота [Герман] Балка. Примерно в середине дня, когда мы подошли к Жюнивилю, крупные танковые силы противника начали контратаку. Южнее Жюнивиля завязался танковый бой, закончившийся примерно через два часа нашей победой. Во второй половине дня мы овладели Жюнивилем. Во время боя Балк лично захватил знамя французского полка. Противник отошел на Ла-Невиль. Во время танкового боя я тщетно пытался подбить огнем французской трофейной 47-мм противотанковой пушки французский танк «Б»; все снаряды отскакивали от толстых бронированных стенок, не причиняя танку никакого вреда. Наши 37и 20-мм пушки также не были эффективными против этой машины. Поэтому мы вынуждены были нести потери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце дня севернее Жюнивиля вновь завязались упорные бои с французскими танками, начавшими контратаку из Аннель на Перт; эти танки были отброшены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем 2-я танковая дивизия форсировала западнее Шато-Порсьен р. Эн и начала продвижение на юг. К вечеру она достигла линии Удилькур, Сент-Этьен. [XLI] корпус Рейнгардта, не успевший форсировать р. Эн в назначенном для него пункте, переправился через реку вслед за 1-й танковой дивизией. Рассчитывали, что взятие Жюнивиля вскоре заставит противника прекратить сопротивление у Ретеля, в результате чего корпус получит свободу действий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командный пункт группы находился в лесу Севиньи на р. Эн, юго-восточнее Шато-Порсьен. На ночь я направился туда. Смертельно усталый, не сняв даже головного убора, я бросился на охапку соломы и тотчас же уснул. Заботливый Рибель распорядился поставить надо мной палатку и выставил около нее часового, чтобы дать мне возможность поспать хотя бы в течение трех часов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 11 июня я прибыл в район Ла-Невиль, где наступала 1-я танковая дивизия. Балк показал мне захваченное им знамя. Наступление проходило, как на учебном плацу: артиллерийская подготовка, продвижение танков и пехоты, охват населенного пункта, прорыв в направлении на Бетеневиль – населенного пункта, хорошо известного мне по Первой мировой войне. На р. Сюипп противник усилил сопротивление, но его атака силами пятидесяти танков, вероятно, из состава 7-й французской легкой дивизии оказалась безрезультатной. Мы взяли населенные пункты Норуа, Бен и Сен Илер-ле-Пти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая дивизия достигла Эпуа, 29-я мотопехотная дивизия вышла к лесу юго-западнее этого населенного пункта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продвигавшийся слева от XXXIX армейского корпуса XLI армейский корпус Рейнгардта должен был прежде, чем продолжать продвижение в южном направлении, отразить наступление 3-й механизированной и 3-й танковой французских дивизий, двигавшихся из района Аргоннских гор на левый фланг корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине дня, возвращаясь на командный пункт группы, я узнал о намерении главнокомандующего сухопутными войсками посетить танковую группу. Я встретил генерал-полковника фон Браухича уже на командном пункте и доложил ему обстановку на моем участке фронта и мои дальнейшие намерения. Новых указаний я не получил. Вечером командный пункт был переведен в Жюнивиль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 июня наступление продолжалось. Бой вел XXXIX армейский корпус в составе 2-й танковой дивизии, наступавшей на Шалон-сюр-Марн, 29-й мотопехотной и 1-й танковой дивизий, наступавших на Витри-ле-Франсуа. XLI армейский корпус должен был наступать своим правым флангом через Сомм-Пи на Сюипп.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Движение танков затруднялось неослабевавшим напором пехоты, переправившейся вслед за танками через р. Эн. Пехота на некоторых участках догнала ведущие бой танковые части и из-за недостаточно четкого разграничения полос наступления перемешалась с ними. Все просьбы урегулировать порядок движения, адресованные в штаб, были напрасны. На отдельных переправах через р. Сюипп разыгрались неприятные инциденты между солдатами различных родов войск. И пехота, и танки хотели сражаться в первом эшелоне. День и ночь маршировала отважная пехота навстречу противнику. Утром в этот день мы преодолели плато Шампань, знакомое мне с осени 1917 г. Я направился в только что прибывшую на фронт 29-ю мотопехотную дивизию генерал[-майора] барона [Виллибальда] фон Лангермана [унд Эленкампа], которую я нашел на северной окраине лагеря Мурмелон-ле-Гран. Командир дивизии, находившийся в расположении разведывательного батальона, как раз отдавал приказ на наступление на лагерь, занятый противником. Приказ был кратким и ясным. Все это вместе взятое производило очень хорошее впечатление. Удовлетворенный всем виденным, я мог ехать дальше в Шалон-сюр-Марн во 2-ю танковую дивизию. К моему прибытию наши части уже достигли Шалон-сюр-Марн. Передовые разведывательные дозоры прошли мост через Марну, но, к сожалению, не проверили сразу взрывные камеры, несмотря на ясные указания, что в этом отношении следует действовать с особой тщательностью. И вот когда наши солдаты почти перешли через мост, он взлетел в воздух. Неоправданные потери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще во время моей беседы с [командиром 2-й танковой дивизии] генералом [Рудольфом] Фейелем относительно продолжения наступления меня вызвали на командный пункт группы, чтобы встретить командующего группой армий [ «А»] генерал-полковника фон Рундштедта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру 1-я танковая дивизия достигла Бюсси-ле-Шато. Она двинулась на Этрепи на канале Рейн-Марна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[XLI] корпус Рейнгардта в этот день вел оборонительные бои с противником, наступавшим от Аргоннских гор в западном направлении. Я встретил дивизии корпуса во второй половине дня в районе Машо и убедился в целесообразности их действий. Суэн, Таюр и Манр перешли в наши руки. На обратном пути на командный пункт группы – снова столкновение с пехотными частями, пересекшими путь нашего продвижения. Снова я напрасно просил штаб 12-й армии урегулировать движение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь танковая группа стала ежедневно получать по нескольку противоречивых приказов, требовавших то повернуть на восток, то продолжать продвижение на юг. Сначала мы должны были захватить Верден, затем наступать в южном направлении, затем повернуть на Сен-Мийель, затем снова продвигаться в южном направлении. Все эти перемены испытал на себе только корпус Рейнгардта, т. к. [XXXIX] корпус Шмидта я все время продвигал на юг и таким образом обеспечивал постоянное продвижение в одном направлений хотя бы половины танковой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 июня я посетил корпус Рейнгардта (6-я и 8-я танковые дивизии), который все еще вел бои с противником, наступавшим из районов Вердена и Аргоннских гор. К вечеру я прибыл в 1-ю танковую дивизию, вышедшую у Этрепи к каналу Рейн-Марна. Командир XXXIX армейского корпуса [Шмидт] приказал не форсировать канала. Об этом приказе я ничего не знал; он был также не в моем вкусе. У Этрепи я спросил [Германа] Балка, неутомимого командира передового полка 1-й танковой дивизии, овладел ли он уже мостом через канал. Он ответил утвердительно. Создал ли он плацдарм? После небольшой заминки он тоже ответил: «Да». Меня удивила сдержанность. Может ли машина проехать на плацдарм? Недоверчивый взгляд, нерешительное – «Да». Стало быть, едем! На плацдарме находились старательный офицер инженерных войск лейтенант Бебер, который, рискуя жизнью, предотвратил разрушение моста, и командир tiro] стрелкового батальона [1-го стрелкового полка] капитан [Йозеф Франц] Экингер, овладевший мостом и создавший плацдарм. Я был обрадован тем, что мне представляется возможность вручить здесь же обоим храбрым офицерам Железный крест 1-го класса. Затем я спросил Балка, почему он не продвигается дальше; только в этот момент я узнал о приказе командира XXXIX армейского корпуса, требовавшем остановить наступление. Удивительная сдержанность Балка объяснялась тем, что он на свой страх и риск нарушил приказ и хотел избежать обвинений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снова стояли мы, как и у Бувельмона, накануне завершения прорыва. Снова нельзя было терпеть промедлений, остановок. Балк высказал свое впечатление о противнике: перед ним находились цветные войска, оборонявшие канал при поддержке небольшого количества артиллерии. Я отдал приказ немедленно наступать на Сен-Дизье и обещал сам уладить дело с командиром дивизии и командиром корпуса. Итак, Балк начал действовать. Я направился в штаб дивизии и распорядился начать продвижение всей дивизией. Затем я ознакомил генерала Шмидта с моим приказом 1-й танковой дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, уже в сумерках, проехав через расположение 29-й мотопехотной дивизии, подошедшей к каналу у Брюссена, я натолкнулся севернее Витри-ле-Франсуа на 5-й разведывательный батальон 2-й танковой дивизии. Здесь меня ознакомили с ходом наступления дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 июня в 9 час. немецкие войска вступили в Париж. В полосе наступления танковой группы «Гудериан» 1-я танковая дивизия еще ночью достигла Сен-Дизье. Французские военнопленные принадлежали к 3-й танковой, 3-й североафриканской и 6-й колониальной пехотной дивизиям; солдаты производили впечатление полностью вымотанных людей. Западнее 1-й танковой дивизии форсировали канал Рейн – Марна и остальные части XXXIX армейского корпуса. Корпус Рейнгардта вышел на канал у Ревиньи восточнее Этрепи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине дня после совещания с командиром 1-й танковой дивизии [генералом Фридрихом Кирхнером] я приехал в Сен-Дизье и на площади увидел своего друга Балка сидящим на стуле. Он был первым, кого я здесь встретил. Он рассчитывал на спокойную ночь после всех треволнений последних суток. Но я должен был сильно разочаровать его. Чем быстрее мы могли возобновить наше наступление, тем большим должен был быть наш успех. Итак, Балк получил приказ незамедлительно начать продвижение на Лангр. Вся 1-я танковая дивизия приступила к выполнению этого приказа. Наступление продолжалось всю ночь, и к утру 15 июня старая крепость капитулировала. 3000 военнопленных. 29-я мотопехотная дивизия была направлена через Васси на Жюзенанкур, 2-я танковая дивизия – через Монтьер-ан-Де, Сулен-Дюи на Бар-сюр-Об. Корпус Рейнгардта получал задачу наступать в южном направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замысел главного командования сухопутных сил повернуть танковую группу через Жюнивиль, Нёфшато на Нанси уже был выражен в соответствующих приказах, однако в войска своевременно поступили контрприказы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 16 июня я направился в Лангр, прибыл туда примерно к середине дня и приказал 1-й танковой дивизии наступать на Гре, Безансон, 29-й мотопехотной дивизии – в направлении на р. Сона юго-западнее Гре, 2-й танковой дивизии – на Тиль-Шатель. Восточное р. Марна XLI армейский корпус продолжал наступать в южном направлении. Справа от меня на Дижон продвигался XVI армейский корпус группы «Клейст». 1-я танковая дивизия начала наступление в 13 час. В это время я вместе со своей небольшой оперативной группой сидел в офицерской столовой, из сада которой открывался красивый вид на восток. Я же был озабочен своим открытым и слишком растянутым флангом, т. к. до меня стали доходить сведения, что с востока двигаются французские войска. В течение второй половины дня 20-я мотопехотная дивизия генерал [-лейтенанта Мориц фон] Викторина достигла Лангра и, продвинувшись в направлении на Весуль, взяла на себя обеспечение левого фланга. Западнее Лангра продвигалась 29-я мотопехотная дивизия. Обстановка прояснялась с каждым часом. До вечера были захвачены Бар-сюр-Об, [Аркле-]Гре, Бар-ле-Дюк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В боях за город Гре погиб его комендант генерал [Морис] де Курзон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером командный пункт группы был переведен в Лангр. Я не получил приказа Верховного командования сухопутных войск (ОКХ) о дальнейших задачах танковой группы и отправил офицера связи ОКХ, находившегося при моем штабе, на самолете в Генеральный штаб сухопутных войск с тем, чтобы он доложил о моем намерении продолжать наступление по направлению к швейцарской границе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы остановились в Лангре в домах дружественно настроенного населения и после чрезвычайно напряженных последних дней наслаждались всеми удобствами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 июня 1-й танковой дивизии удалась захватить у Киттер, севернее Гре, неразрушенный мост и переправиться через Сону. Наши самолеты несколько часов подряд бомбили этот мост, задерживая переправу через реку. Это были, по всей вероятности, самолеты группы армий [ «Ц» генерал-полковника Вильгельма Риттера фон] Лееба, но мы не смогли установить связь с ними и разъяснить им их ошибку. К счастью, потерь не было, XXXIX армейский корпус достиг в середине дня рубежа Безансон, Аванн; XLI армейский корпус, направив свои танковые дивизии за 20-й мотопехотной дивизией, овладел городами Пор-сюр-Соя, Весуль и Бурбон-ле-Бен. Были взяты тысячи пленных, среди которых впервые в этой кампании оказались и поляки. В Безансоне было захвачено 30 танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 июня полковник [Вальтер] Неринг, мой неутомимый начальник штаба, собрал на небольшой террасе между помещением штаба и стеной старой крепости всех офицеров штаба, чтобы тепло поздравить меня с днем рождения. Он был счастлив, что мог связать свои поздравления с донесением о выходе 29-й мотопехотной дивизии к швейцарской границе. Этот успех был для всех нас очень большой радостью. Я немедленно направился в эту дивизию, чтобы поздравить храбрые войска с этим знаменательным событием. Около 12 час. я прибыл в Понтарклие к генералу барону фон Лангерману, обогнав на своем долгом пути основные силы дивизии, продолжавшие продвигаться вперед. Всюду солдаты радостно поздравляли меня. На мое донесение о выходе к швейцарской границе у Понтарклие Гитлер ответил запросом: «Ваше донесение основано на ошибке. Имеется в виду, по всей вероятности, Понтайе на р. Сона». И только мой ответ: «Никакой ошибки; Я сам нахожусь в Понтарклие на швейцарской границе» – успокоил недоверчивое Верховное командование вермахта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последовал визит на границу, где я беседовал с некоторыми храбрыми начальниками разведывательных групп, неутомимой деятельности которых мы были обязаны ценными сведениями о противнике; среди них был чрезвычайно энергичный лейтенант фон Бюнау, которому, к сожалению, позднее пришлось отдать свою жизнь за Германию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Понтарклие я отправил радиограмму XXXIX армейскому корпусу, приказав немедленно повернуть на северо-восток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это продвижение имело своей целью установить связь с 7-й армией генерала Дольмана, которая наступала из района Верхнего Эльзаса, и перерезать коммуникации, связывающие французские войска, сосредоточенные в Эльзас-Лотарингии, с Францией. Этот трудный поворот на 90 градусов был сделан с точностью, характерной для всех маневров моих танковых дивизий. Хотя, согласно приказу, маршруты движения дивизий пересекались, тем не менее марш прошел без затруднений. Я испытывал чувство удовлетворения, когда вечером нашел в своем штабе распоряжение группы армий [ «Ц»] Лееба, согласно которому моя танковая группа переподчинялась этой группе и направлялась на Бельфор, Эпиналь. Мы могли доложить, что указанный маневр уже осуществляется.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шесть лет спустя, находясь в нюренбергской тюрьме, я оказался в одной камере с [генерал-]фельдмаршалом [Вильегльмом] Риттером фон Леебом. Однажды в этом мрачном месте у нас зашел разговор о 1940 годе. [Генерал-]фельдмаршал Риттер фон Лееб никак не мог понять, каким образом я так неожиданно быстро приступил к выполнению его приказа – наступать на Бельфор – Эпиналь. И мне пришлось дать ему объяснения. Совпадение оперативных взглядов командующих танковой группой и группой армий привело к принятию одного и того же решения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ужиная в штабе, расположенном в живописном населенном пункте Аванн у Безансона, над долиной р. Дуб, я имел счастье повидаться с моим вторым сыном Куртом, который за несколько дней до этого был переведен из разведывательного батальона 3-й танковой дивизии в конвойный батальон штаба. Воспользовавшись командировкой, он заглянул в тот день ко мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Около полуночи мне позвонил начальник оперативного отдела 1-й танковой дивизии майор Венк и доложил, что дивизия вышла к Монбельяр, достигнув тем самым цели, указанной ей XXXIX армейским корпусом. Венк продолжал, что дивизия еще располагает достаточным количеством горючего для продолжения наступления. Так как он не мог связаться с командиром корпуса, то решил обратиться непосредственно ко мне, чтобы попросить разрешения продолжать наступление на Бельфор. Само собой разумеется, он получил желаемое разрешение: ведь я никоим образом не намеревался делать остановку в Монбельяре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вероятно, какое-то случайное обстоятельство заставило XXXIX армейский корпус остановить дивизии не в Бельфор, который был указан в моем приказе как конечный объект наступления, а в другом промежуточном пункте. В решающий момент штаб корпуса менял свое расположение, и поэтому дивизия не могла с ним связаться. Это была история о «проездном билете» до конечной остановки. Момент внезапности был использован полностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После короткого отдыха утром 18 июня я направился в Бельфор. Между Монбельяром и Бельфором вдоль шоссе вытянулись колонны французской техники, уже сдавшейся нашим войскам. Среди них было много тяжелой артиллерии. У входа в старую крепость расположились тысячи пленных. Однако на фортах не было немецких военных флагов и из города еще доносились выстрелы. В Бельфоре на<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;безлюдной и тихой площади я остановил связного мотоциклиста из 1-й танковой дивизии и попросил провести меня в штаб дивизии. Проворный молодой человек проводил меня в отель Paris («Париж»), где находился командир дивизии. Там меня встретил Венк. Мое появление в столь ранний час сильно удивило его. Он доложил о моем прибытии командиру [Фридриху Кирхнеру], принимавшему ванну. Я хорошо понимал желание офицеров штаба привести себя в порядок после горячки последних дней и использовал время до прихода Кирхнера, чтобы снять пробу с завтрака, приготовленного для пленных французских офицеров. Затем я приказал доложить обстановку. Дивизия овладела лишь частью города, а форты все еще находились в руках французов. Были начаты переговоры, однако капитулировать согласились лишь войска, занимавшие казармы. Гарнизоны фортов отказались сдаться без боя и были атакованы нашими войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивизия создала боевую группу для овладения фортами и крепостью и в середине дня начала их штурм. Первым пал форт Басе-Перш, затем при мне капитулировали форт От-Перш и крепость. Способ овладения крепостью и фортами был весьма простым: короткий артобстрел силами артиллерии 1-й танковой дивизии, затем выдвижение к форту [2-го стрелкового] батальона [капитана Йозефа Франца] Экингера на бронетранспортерах в сопровождении 88-мм зенитного орудия, которое останавливалось против горжи [199 - Горжа (фр. horge – горло) – вход из укрепления в бастион, стык или встреча куртин.] форта. Пехотинцы подходили к гласису [200 - Гласис (фр. glacis – скат, откос) – пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости.] без потерь, высаживались из машин, преодолевали рвы и взбирались на вал; зенитное орудие вело в это время огонь по горже. Затем мы требовали от противника сдачи форта. Стремительность штурма вынуждала французов капитулировать. В знак полной капитуляции над фортом поднимался наш военный флаг, и штурмовая группа приступала к захвату следующего укрепления. Наши потери были весьма незначительны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другие части 1-й танковой дивизии под командованием полковника Недтвига достигли в этот день Жироманьи, севернее Бельфора. Они взяли в плен 10 000 французских солдат и офицеров, захватили 40 мортир, 7 самолетов и большое количество военных материалов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день штаб танковой группы был перемещен в Монбельяр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем временем французское правительство ушло в отставку, и старый маршал Петэн образовал новый кабинет, который 16 июня предложил заключить перемирие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отныне наша главная задача состояла в том, чтобы установить связь с генералом [Фридрихом] Дольманом [201 - Генерал артиллерии Фридрих Дольман был командующим 7-й армией.] и замкнуть кольцо вокруг группировки противника, находившихся в Эльзасе – Лотарингии. В то время как 29-я мотопехотная дивизия с боями продвигалась через горы Юра по направлению кЛомону и к горе Прунтрутер, 2-я танковая дивизия вышла на Верхний Мозель у Рюпта и Ремиремо-на. 6-я танковая дивизия генерал[-майора Верера] Кемпфа овладела Эпиналем. Бои за Эпиналь во многом походили на бои 1-й танковой дивизии за Бельфор. В каждой из этих крепостей было захвачено по 40 000 пленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передовые части 7-й армии, действовавшей в Верхнем Эльзасе, достигли Нидерасбаха (южнее Зеннхейма) [202 - Небольшое местечко в Эльзасе Нидерасбах (Niederaspach) ныне в составе Франции именуется Аспаш-де-Бас (Aspach-le-Bas) и входит в кантон Серне. Зеннхейм (Semmheim) – до 1940 г. и с 1945 г. в составе Франции под названием Серне (Cernay) и является центром кантона департамента Верхний Рейн.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 июня продвижение продолжалось, с 7-й армией была установлена связь у Ле-Шапеля, северо-восточное Бельфора. Некоторое сопротивление оказали только восточные форты Бельфора, но вскоре и они также капитулировали. Части 1-й танковой дивизии штурмом взяли Эльзесер-Бельпен и Баллон-де-Серванс, а в полночь овладели Тилло. 2-я танковая дивизия захватила форт Рюи-сюр-Мозель. В Вогезах началось наступление широким фронтом. Наступавшие с севера на Эпиналь пехотные дивизии I армейского корпуса пришлось приостановить, т. к. их дальнейшее продвижение вызвало бы заторы на дорогах, уже забитых танковыми частями. Пехота, которой тоже хотелось принять участие в этом походе, резко выражала свое недовольство командованию группы. Я немедленно направил на самолете моего 1-го офицера Генштаба майора [Фрица] Байерлейна к генерал-полковнику Риттеру фон Леебу, чтобы объяснить последнему причины, побудившие меня остановить продвижение пехотных дивизий. Майор прибыл к генералу как раз вовремя, чтобы предотвратить взрыв гнева командующего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штаб танковой группы был перемещен в старое курортное местечко в Вогезах – Пломбьер [203 - Имеется в виду город Пломбьер-ле-Бен (Plombieres-les-Bains) в департаменте Вогезу (Лотарингия).], известное еще древним римлянам. Здесь мы хорошо провели три дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сопротивление французов было полностью сломлено. 20 июня пал Корнимон, 21 – Бюссан в Вогезах. 2-я танковая дивизия достигла Сен-Аме и Ле-Толи, 29-я мотодивизия – Дель и Бельфор. Мы взяли в плен около 150 000 солдат и офицеров. При подсчете военнопленных между генералами группы армий «Ц» возник спор, который был прекращен соломоновым решением генерал-полковника Риттера фон Лееба, признавшего мою цифру пленных (150 000) правильной и, кроме того, высказавшего лестное для меня замечание, что без охватывающего маневра танковой группы через Бельфор – Эпиналь общее число военнопленных было бы гораздо меньшим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общее число военнопленных танковой группы после форсирования р. Эн составляло 250 000 человек. К этому следует добавить большое количество техники.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 июня французское правительство заключило перемирие. Условий перемирия сначала нам не сообщали. 23 июня, проехав через ущелье и перевалив гору Кайзерсберг в Вогезах, я разыскал [командующего 7-й армией] генерала [Фридриха] Дольмана в его штабе, в Кольмаре (Эльзас). Я снова увидел те места, где провел свое детство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре мой штаб был переведен в Безансон и разместился сначала в отеле, затем в здании штаба французского корпуса. Я воспользовался окончанием боевых действий, чтобы поблагодарить моих командиров и штабных офицеров за их труд и боевые подвиги. Наше сотрудничество было идеальным. Храбрые войска с величайшей преданностью выполнили возложенные на них тяжелые задачи. Поистине они могли гордиться своими успехами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 июня я простился с ними следующим приказом:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа «Гудериан»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Безансон, 30 июня 1940 г.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказ по танковой группе<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В момент, когда группа «Гудериан» изменяет свой организационный состав, я хочу сердечно попрощаться со всеми штабами и войсками, которые выходят из состава группы и направляются на выполнение других задач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Победоносное шествие от р. Эн до швейцарской границы и Вогез войдет в историю и останется в ней как героический пример прорыва, совершенного подвижными войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я благодарю вас за этот подвиг, которой был прекрасным итогом моей борьбы и стремлений за целое десятилетие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С таким же подъемом и с такими же успехами выполняйте и впредь новые задачи до окончательной победы Великой Германии!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хайль фюрер!<br>
&nbsp;Гудериан<br><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перемирие<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я вспоминаю двух посетителей, навестивших меня в Безансоне: вечером 27 июня прибыл генерал [пехоты Франц] Риттер фон Эпп, шеф 19-го пехотного полка [204 - Скорее всего Гудериан ошибся: фон Эпп с 16 октября 1938 г. был шефом не 19-го, а 61-го пехотного полка, который был сформирован из кадра 19-го пехотного полка.], который, разыскивая свой полк, проезжал через Безансон; я знал этого генерала по совместной охоте в Шпехтевальде. Мы долго и обстоятельно беседовали о перемирии с Францией и о продолжении войны против Англии. Эта беседа доставила мне особую радость, т. к. изолированное положение, в котором я находился, не позволяло мне составить свое мнение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторым визитером, с которым я 5 июля обсуждал ту же тему, был имперский министр вооружений и боеприпасов доктор [Фриц] Тодт, который прибыл ко мне, чтобы использовать последний опыт боевых действий в интересах дальнейшего развития танкостроения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне не нравилось перемирие, только что заключенное под ликование немецкого народа и к удовлетворению Гитлера. После полной победы немецкого оружия, одержанной над Францией, мы могли заключить другой мирный договор. Можно было потребовать полного разоружения Франции, полной оккупации страны, отказа от военного флота и колоний. Но можно было также идти по другому пути, по пути взаимопонимания, предложить французам сохранить целостность их страны, их колоний и их национальной независимости ради быстрого заключения мира также и с Англией. Между двумя этими крайностями могли быть различные варианты. Какое бы ни было принято решение, но уж если принято, оно должно было создать Германскому рейху выгодные предпосылки для быстрого окончания войны не только против Франции, но против Великобритании. Чтобы прекратить войну с Англией, нужно было в первую очередь увереннее стремиться к дипломатическим переговорам. Предложение Гитлера с трибуны рейхстага не могло считаться дипломатическим шагом. Теперь мне ясно, что вряд ли Англия в то время вступила бы в переговоры с Гитлером. Тем не менее следовало попытаться начать переговоры, хотя бы только для того, чтобы впоследствии не упрекать себя за отказ от использования мирных средств для разрешения конфликта. Но если бы дипломатические шаги не привели к желаемым результатам, следовало немедленно и со всей силой использовать военные средства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, Гитлер и его штаб думали о продолжении войны против Великобритании; об этом свидетельствует операция, известная под названием «Морской лев» (Seelowe), предполагавшая высадку десанта на Британские острова. Учитывая нашу недостаточную подготовленность к ведению войны на море и в воздухе, не позволявшую осуществить высадку десанта на Британские острова, нужно было, кроме того, найти и другие решения, позволявшие нанести морской державе чувствительный удар и принудить ее вступить в переговоры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время самый эффективный путь к быстрому установлению мира я видел в незамедлительном продолжении нашего наступления по направлению к устью Роны, чтобы после овладения французскими портами на Средиземном море во взаимодействии с итальянцами высадить воздушные десанты в Африке и на о. Мальта. Если французы присоединятся к нам, тем лучше. Если нет, мы и итальянцы должны одни продолжать войну и без промедлений. Известно, как слабы были тогда англичане в Египте. Крупные итальянские силы все еще находились в Абиссинии. Противовоздушная оборона Мальты была слабой. Мне казалось, что все говорит за продолжение наших операций в этом направлении. Все – за, ничего – против. Нужно было быстро перебросить четыре-шесть танковых дивизий в Африку и создать там подавляющее превосходство в силах, прежде чем англичане успеют перевезти подкрепления. Результаты высадки немецко-итальянского десанта в Северной Африке в 1940 г. были бы для нас гораздо более благоприятными, чем в 1941 г., после первого поражения итальянцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вполне возможно, что недоверие, которое испытывал Гитлер к итальянцам, удерживало его от перенесения войны в Африку. Но еще более вероятно, что Гитлер, находясь в плену чисто континентальных воззрений, не понял решающего значения для англичан района Средиземного моря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как бы там ни было, больше я ничего не слышал о моих предложениях и только в 1950 г. узнал, что генерал Риттер фон Эпп все-таки нашел возможным сообщить их Гитлеру. По сообщению капитана 1-го ранга [Рихарда] Венига [205 - Вениг занимал пост начальника штаба Колониального управления в Имперском руководства НСДАП, главой которого был Ф. фон Эпп, однако он так и не получил звания капитана 1 – го ранга, оставшись до конца войны капитаном 3-го ранга.], сопровождавшего Эппа, Гитлер отказался говорить по существу этих предложений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пребывание в Безансоне дало мне возможность ознакомиться с горами Юра, а 1 июля из Мон-Ронда увидеть хорошо известное мне Женевское озеро. Затем я посетил Лион, чтобы повидаться там с моим старшим сыном [Гейнцем Гюнтером], который за время Западной кампании вторично был ранен и за храбрость получил внеочередное звание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С префектом и с бургомистром Безансона были установлены корректные отношения. Оба они отличались чрезвычайной вежливостью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале июля танковая группа была расформирована, одни дивизии были направлены в Германию, другие – в район Парижа. В район Парижа прибыл также штаб танковой группы, мы должны были подготовиться к большому параду в честь фюрера, но, к счастью, он не состоялся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Находясь в Париже, я посетил Версаль и Фонтенбло – великолепный старый дворец с прекрасными историческими памятниками. С особым интересом я осмотрел музей Наполеона в Мальмезоне [206 - Версаль – бывшая резиденция французских королей в городе Версаль в 17 км к юго-западу от центра Парижа. Построен в конце XVII в. для короля Людовика XIV. Фонтенбло – бывшая загородная резиденция французских королей (до ее переноса в Версаль), расположенная в 55 км к юго-востоку от центра Парижа. Построен в XVI в. корлями Франциском I и Ганрихом II. Мальмезон – дворец в 20 км от Парижа, являвшийся резиденцией Наполеона I и Жозефины. Дворец был построен в XVII в. В 1906 г. Мальмезон вместе с поместьем Буа-Прео был объединен в Музей наполеоновской эпохи, там в т. ч. экспонируются, в частности, трон Наполеона из Фонтенбло, походная кровать, на которой он умер, посмертная маска и др.]. Старый, державший себя с достоинством директор оказал мне любезность и сопровождал при осмотре музея. Объяснения, даваемые этим крупным знатоком истории великого корсиканца, были для меня весьма поучительны и интересны. Само собой разумеется, я осмотрел все достопримечательности Парижа, насколько это было возможно в условиях войны. Вначале я жил в отеле «Ланкастер» [207 - Отель Lancaster, размещающийся в здании постройки 1889 г., расположен на Рю-де-Берри, 7, в 100 м от Елисейских Полей. Он существует и ныне – это 5-звездочный отель.], потом переехал на частную квартиру в Булонский лес.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое пребывание в Париже было прервано заседанием Рейхстага 19 июля, на которое мне приказали прибыть вместе с многими другими генералами. На заседании был зачитан приказ Гитлера о присвоении мне звания генерал-полковника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так как парад был отменен, то не было никаких оснований для продолжительного пребывания штаба танковой группы в Париже. Поэтому в начале августа мы были переведены в Берлин, где нам дали возможность отдохнуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем временем части, оставшиеся во Франции, занимались подготовкой к осуществлению плана «Морской лев», к которому, однако, уже с самого начала относились недостаточно серьезно. Этот план, по моему мнению, был совершенно бесперспективным вследствие отсутствия достаточного количества самолетов, необходимого морского тоннажа и эвакуации английского экспедиционного корпуса из Дюнкерка. Две причины, названные первыми, являются лучшим доказательством того, что Германия не намеревалась вести войну с западными державами и скрытно не готовилась к ней. Когда в сентябре начались осенние бури, план «Морской лев» был окончательно похоронен. Подготовка танковых войск к операции «Морской лев» позволила провести испытание подводных танков типа PzKw III и PzKw IV. К 10 августа эти машины были уже в боевой готовности на танкодроме в Путлосе (Гольштейн) [208 - Учебный плац Путлос (Truppen&#252;bungsplatz Putlos), ныне входящий в округ Восточный Гольштейн федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн, был создан в 1935 г. и являлся главным танкодромом танковых войск Германии. С 1957 г. он являлется учебным лагерей Бундесвера.]. В 1941 г. их применили в России при форсировании р. Западный Буг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На основе опыта Западной кампании Гитлер требовал довести выпуск танков до 800 – 1000 машин в месяц. Расчеты Управления вооружения сухопутных войск показали, что для этого потребуется истратить 2 млрд. марок и использовать труд до 100 000 квалифицированных рабочих и специалистов. Вследствие таких громадных расходов Гитлеру, к сожалению, пришлось отказаться от своего намерения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее Гитлер потребовал вооружить танк PzKw III 50-мм пушкой L-60 вместо прежней 37-мм пушки. Однако на танке была установлена 50-мм пушка L-42 с более коротким стволом. По всей вероятности, Гитлер не сразу узнал, почему Управление вооружения решило изменить тип орудия; когда он в феврале 1941 г. заметил, что его указание не выполнено, хотя технические возможности позволяли это сделать, он был сильно разгневан и никогда не мог простить этого самоуправства руководителям управления. Несколько лет спустя он вспомнил об этом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После кампании Гитлер имел в своем распоряжении значительно большее количество танковых и моторизованных дивизий. Число танковых дивизий за короткое время удвоилось, однако количество танковых частей, входящих в дивизию, уменьшилось также вдвое. Благодаря таким мерам германские сухопутные войска номинально имели в два раза больше танковых дивизий, но их ударная сила, о которой следовало бы позаботиться в первую очередь, не увеличилась. Одновременно удвоение числа мотопехотных дивизий вызвало такое сильное напряжение нашей автомобильной промышленности, что требования Гитлера могли быть удовлетворены только ценой использования всех наличных запасов автотранспортных средств, включая и трофейные. Трофейная материальная часть была немного хуже немецкой, в частности, она не удовлетворяла повышенным требованиям, предъявляемым к автотранспорту на Восточном и Африканском театрах военных действий. Мне поручили следить за формированием и боевой подготовкой нескольких танковых и моторизованных дивизий. Работы было у меня более чем достаточно. В редко выпадавшие часы досуга я ломал себе голову над проблемой дальнейшего продолжения войны, которая так или иначе, но должна же когда-нибудь кончиться. Мои мысли устремлялись на юг. Я сохранял мнение, высказанное мною в Безансоне, что окончание войны против Великобритании является наиболее важным и даже единственно важным вопросом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня не было контакта с Верховным командованием сухопутных войск и с Генеральным штабом [сухопутных войск], поэтому я не участвовал в обсуждении вопроса реорганизации танковых войск и проблемы дальнейшего ведения войны.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VI<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кампания в России 1941 г<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предыстория<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В октябре 1940 г. Гитлер был занят переговорами с французами и [Франсиско] Франко о продолжении войны. В конце переговоров он встретился во Флоренции со своим другом Муссолини. По пути во Флоренцию на станции Болонья Гитлер неожиданно узнал, что его союзник без его согласия, и даже не уведомив его, Гитлера, начал войну с Грецией [209 - Итальянские войска вторглись в Грецию. 28 октября 1940 г.]. Этим самым снова была затронута балканская проблема, и война пошла в направлении, чрезвычайно нежелательном для Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первым последствием самовольного шага Муссолини был, как об этом сказал мне Гитлер, отказ Франко от всяких действий вместе со странами «оси» [210 - Странами «оси» (Achsenmachte) именовались нацистская Германия и ее союзники во время Второй мировой войны – от термина «ось Берлин – Рим». Окончательно «ось» оформилась подписанием 27 сентября 1940 г. Германией, Италией и Японией Тройственного пакта.]. Он явно не захотел проводить совместную политику с такими партнерами, от которых можно было ждать всяких неожиданностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторым последствием явилось все растущее напряжение в отношениях между Германией и Советским Союзом. Это напряжение было усилено рядом инцидентов последних месяцев и особенно немецкой политикой в Румынии и на Дунае. Чтобы ликвидировать это напряжение, Молотов был приглашен в Берлин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из визита Молотова и хода переговоров Гитлер сделал вывод, что войны с Советским Союзом не избежать. Он не раз рисовал мне ход берлинских переговоров как раз в таком виде, в каком я передал их выше. Правда, по этому вопросу он разговаривал со мной впервые в 1943 г., но и в дальнейшем он неоднократно повторял мне то же самое, неизменно давая переговорам одну и ту же оценку. Я сомневаюсь в том, что он точно передавал ту точку зрения, которой он придерживался в то время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По поводу итальянской политики в октябре 1940 г. Гитлер высказывался еще с большим негодованием, чем о русских притязаниях, и мне кажется, он со своей точки зрения был совершенно прав. Нападение Италии на Грецию было не только легкомысленно, но и вообще излишне. Уже 30 октября итальянское наступление было остановлено, а б ноября греки захватили инициативу. Когда плохая политика ведет к военной катастрофе, обычно обвиняют генералов; так и у итальянцев гнев Муссолини был направлен на генералов, в первую очередь на [начальник Генерального штаба Пьетро] Бадольо, который предостерегал Муссолини от военных авантюр, но, к сожалению, тщетно. В середине ноября греки нанесли итальянцам чувствительные удары. Теперь Бадольо был объявлен врагом существующего в Италии режима и предателем. 26 ноября он подал в отставку. 6 декабря его пост занял [Уго] Кавальеро.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 декабря итальянцы потерпели в Африке у Сиди-Барани тяжелое поражение. В общих интересах Германии и Италии было бы более целесообразным, если бы итальянцы отказались от авантюры в Греции и вместо нее укрепили свое положение в Африке. Теперь маршал Грациани из Африки начал просить посылки к нему немецких самолетов; Муссолини стал выпрашивать для Ливии пару немецких танковых дивизий. Немецкие войска под командованием Роммеля снова восстановили положение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате самовольных действий итальянцев и ошибки на Балканах крупные немецкие силы были скованы в Африке, а затем и в Болгарии, Греции и Югославии. Это обстоятельство сокращало численность наших войск на решающем театре военных действий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оказалось, что для ведения войны еще недостаточно объявить Альпийский хребет границей интересов между державами оси. Взаимодействие союзников было организовано недопустимо плохо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре после визита Молотова в Берлин начальник моего штаба подполковник барон [Курт] фон Либенштейн и 1-й офицер Генштаба майор [Фриц] Байерлейн были вызваны к начальнику Генерального штаба сухопутных войск на совещание, где они получили первые указания относительно «плана Барбаросса» – плана войны против России. Когда они после этого совещания пришли ко мне на доклад и развернули передо мной карту России, я не поверил своим глазам. То, что я считал невозможным, должно претвориться в действительность? Гитлер, который резко критиковал в моем присутствии политическое руководство Германии 1914 г., не понимавшее опасности ведения войны на два фронта, теперь сам хотел, не окончив войны с Англией, начать войну с Россией. Этим он сам навлекал на себя опасность, вытекающую из ведения войны на два фронта, от чего его настойчиво предостерегали все старые солдаты и что он сам стал часто называть ошибочным шагом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я весьма недвусмысленно выразил свое разочарование и возмущение, поразив обоих моих сослуживцев. Они находились под впечатлением замысла Верховного командования сухопутных войск и поэтому сразу же ответили мне, что, по словам начальника Генерального штаба сухопутных войск [генерал-полковника Франца] Гальдера, для разгрома России потребуется не более восьми – десяти недель. Разделение сил между тремя примерно равными группами армий, которые должны продвигаться по расходящимся направлениям в глубь территории России, не имея ясной оперативной цели, с точки зрения военного специалиста, не могло казаться правильным. Мои опасения я сообщил через своего начальника штаба Верховному командованию сухопутных войск, что, однако, не возымело никакого действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не будучи посвящен во все детали, я мог еще надеяться на то, что Гитлер не окончательно решился на войну с Советским Союзом, а хотел только запугать его. Но все же зима и весна 1941 г. были для меня кошмаром. Новое изучение походов шведского короля Карла XII и Наполеона I показало все трудности этого театра военных действий; одновременно выявилась недостаточность нашей подготовки к такой крупной кампании. Прошлые успехи, особенно победа на Западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так затуманили мозги руководителям нашего Верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово «невозможно». Все руководящие лица Верховного командования вермахта (ОКВ) и Верховного командования сухопутных войск (ОКХ), с которыми мне приходилось разговаривать, проявляли непоколебимый оптимизм и не реагировали ни на какие возражения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим контролем. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и на Западе. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого, я хотел только предотвратить легкомысленное отношение моих солдат к новой, страшно трудной задаче.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, как уже указывалось выше, материальную часть вновь сформированных по приказу Гитлера дивизий составляла главным образом французская техника. Эта материальная часть никоим образом не отвечала требованиям войны в Восточной Европе. Недостаточное производство машин в Германии, не удовлетворяющее быстро растущие потребности, к сожалению, не позволяло нам покрыть этот дефицит.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Об уменьшении числа танковых частей в составе дивизии я уже говорил. Уменьшение количества танков в дивизии до некоторой степени компенсировалось вооружением дивизии танками новых типов PzKw III и PzKw IV, которые почти полностью вытеснили старые танки типов PzKw I и PzKw II. К началу войны против России мы думали, что сможем рассчитывать на техническое превосходство наших танков над известными нам в то время типами русских танков, что смогло бы до некоторой степени сократить известное нам значительное численное превосходству русских (в начале войны с Россией у нас было 3200 танков) [211 - Б. Мюллер-Гиллебранд в своем капитальном труде «Сухопутная армия Германии 1933–1945» (Т. 1–3. М., 1976) указывает: «На 1 июня 1941 г. в Германии количество всех танков и штурмовых орудий, принятых от заводов и переданных в войска действующей армии и армии резерва, а также в ведении управлений артиллерийского и технического снабжений составляло 5639 единиц. Из них танков PzKw I – 877, PzKw 35(t) – 187, PzKw II – 1072, огнеметных – 85, PzKw 38(t) – 754, PzKw III – 1440, PzKw IV – 517. Командирских – 330. Всего танков – 5362. Штурмовых орудий – 377. В действующей армии на Востоке на 22 июня 1941 г. было всего танков (без огнеметных) 3332».]. Однако мне уже было известно одно обстоятельство: как раз весной 1941 г. Гитлер разрешил русской военной комиссии осмотреть наши танковые училища и танковые заводы, приказав все показать русским. При этом русские, осматривая наш танк типа PzKw IV, не хотели верить, что это и есть наш самый тяжелый танк. Они неоднократно заявляли о том, что мы скрываем от них наши новейшие конструкции, которые Гитлер обещал им показать. Настойчивость комиссии была столь велика, что наши производители и офицеры Управления вооружения сделали вывод: «Кажется, сами русские уже обладают более тяжелыми и совершенными типами танков, чем мы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Появившийся в конце июля 1941 г. перед нашим фронтом танк Т-34 и был типом танка новейшей конструкции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 апреля Гитлер при осмотре материальной части танковых дивизий, на котором я не присутствовал, заметил, что Управление вооружений сухопутных войск не выполнило его приказ и вооружило танк типа PzKw III вместо 50-мм пушки L-60 50-мм пушкой L-42. Это самоуправство особенно разозлило Гитлера, потому что управление не выполнило его личного требования. Фирма «Алкетт», в Шпандау, к концу апреля выполнила это его желание, но Управление вооружений оказалось в чрезвычайно неудобном положении. Позже Гитлер неизменно указывал на эту ошибку, если кто-нибудь одобрительно высказывался о работе Управления вооружений сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Впрочем, к тому времени ежегодное производство танков в Германии достигло не менее 1000 машин всех типов. По сравнению с количеством танков, производимых нашим противником, это была очень небольшая цифра. Еще в 1933 г. я знал, что единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа «Кристи русский» [212 - В Германии «Кристи русскими» назвали советские танки БТ-2, БТ-5, БТ-7.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 марта Болгария присоединилась к Тройственному пакту [213 - Тройственный (или Берлинский) пакт был заключен 27 сентября 1940 г. между Германией, Италией и Японией сроком на 10 лет.], 25 марта ее примеру последовала Югославия. Однако уже 27 марта государственный переворот в Белграде опрокинул планы держав «оси». 5 апреля Россия и Югославия заключили договор о дружбе [и ненападении]. 6 апреля началась Балканская кампания. Я в ней не участвовал. Посланные на Балканы танковые части снова оправдали надежды командования и содействовали быстрому окончанию кампании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только один человек радовался расширению войны – Муссолини! Это была его война, которую он развязал против воли Гитлера. Но договор о дружбе, заключенный между Россией и Югославией, ясно говорил об одном – наступил момент разрыва с сильным восточным соседом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 апреля пал Белград. 17 апреля капитулировала югославская армия, а 23 апреля, несмотря на помощь со стороны англичан, капитулировала греческая армия. В конце мая воздушно-десантные войска овладели островом Крит; к сожалению, не Мальтой! Германия, Италия, Венгрия, Болгария и Албания получили куски территории Югославии. Из оставшейся части было образовано самостоятельное хорватское государство; во главе его должен был встать герцог Сполето, итальянский принц; однако он не получил трона [214 - Герцог Аймоне Сполето был провозглашен королем Хорватии под именем Томислава II 18 мая 1941 г., хотя он никакого влияния на внутреннюю и внешнюю политику Хорватии не оказывал и вообще жил в Италии, все же официально он считался королем. Лишь 12 октября 1943 г. после выхода Италии из войны Амоне перестал быть королем.]. Кроме того, по желанию итальянского короля Черногория также была объявлена независимым государством. Границы новой Хорватии не соответствовали национальным границам, поэтому с самого начала возникли трения с Италией. Враждебные разногласия все больше отравляли атмосферу в этом неспокойном уголке Европы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае и июне 1941 г. англичанам удалось оккупировать Сирию и Абиссинию. Попытка немцев закрепиться в Ираке была предпринята с недостаточными средствами и поэтому провалилась. Она имела бы перспективы на успех только при последовательной политике в Средиземном море, возможность проведения которой предоставлялась нам летом 1940 г., сразу после Западной кампании. Теперь поздно было решаться на это изолированное действие.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подготовка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя Балканская кампания развивалась сравнительно быстро и переброски войск, принимавших участие в этой кампании и предназначавшихся теперь для кампании в России, проходили также в быстром темпе, начало нашего наступления на Россию пришлось отложить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, весна 1941 г. была в Польше необычно бурной, р. Западный Буг и его притоки разлились и паводок не спадал до мая месяца. Луга стали болотистыми и труднопроходимыми. В этом я убедился, когда осматривал свои войска, расположенные в Польше. Для нападения на Советский Союз были созданы три группы армий:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– группа армий «Юг» под командованием [генерал-]фельдмаршала [Герда] фон Рундштедта, которая должна была наступать южнее Припятских болот;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– группа армий-«Центр» под командованием [генерал-]фельдмаршала [Федора] фон Бока, наступавшая между Припятскими болотами и Сувалками;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– группа армий «Север» под командованием [генерал-]фельдмаршала [Вильгельма] Риттера фон Лееба, которая сосредоточивалась в Восточной Пруссии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти три группы армий должны были наступать по территории России с задачей прорвать оборону русских войск, расположенных близ границы, окружить их и уничтожить. Танковые группы должны были проникнуть в глубь территории России, чтобы предотвратить создание новых оборонительных рубежей. Направление главного удара не было определено. Три группы армий имели примерно одинаковые силы, хотя в состав группы армий «Центр» входили две танковые группы, а в состав групп армий «Юг» и «Север» только по одной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подчиненная мне 2-я танковая группа, так же как и действовавшая севернее 3-я танковая группа генерал-полковника [Германа] Гота, входила в состав группы армий «Центр».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Организация 2-й танковой группы была следующая: командующий: генерал-полковник [Гейнц] Гудериан начальник штаба: подполковник барон [Курт] фон Либенштейн [7-и офицер Генштаба: подполковник Фриц Байерлейн] XXIV моторизованный корпус:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– командир: генерал танковых войск барон [Лео] Гейр фон Швеппенбург<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 3-я танковая дивизия: генерал-лейтенант [Вальтер] Модель<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 4-я танковая дивизия: генерал-майор [барон Виллибальд] фон Лангерман унд Эрленкамп<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 10-я мотопехотная дивизия: генерал-[лейртенант Фридрих Вильегльм] фон Лёпер<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 1-я кавалерийская дивизия: генерал-[майор Курт] Фельдт<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVI танковый корпус: генерал танковых войск барон [Генрих] фон Фитинггоф-Шеель<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 10-я танковая дивизия: генерал-лейтенант [Фердианд] Шааль<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– моторизованная дивизия СС «Рейх»: генерал-лейтенант [войск СС и группенфюрер СС Пауль] Хауссер<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– пехотный полк «Великая Германия»: [полковник Вильгельм Хунольд] фон Штокгаузен;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус: генерал танковых войск [Иоахим] Лемельзен<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 17-я танковая дивизия: генерал-[лейтенант Ганс Юрген] фон Арним<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 18-я танковая дивизия: генерал-майор [Вальтер] Неринг<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 29-я мотопехотная дивизия: генерал-майор [Вальтер] фон Больтенштерн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, в танковую группу входили армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерал[-майора Мартина] Фибига, зенитный артиллерийский полк «Герман Геринг» генерал-майора Вальтера] фон Акстгельма [215 - Акстельм сдал командование полком «Герман Геринг» еще 1 июня 1940 г. и с тех пор командовал 1-й зенитной бригадой, каковая и была придана 2-й танковой группе.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Артиллерию возглавлял [216 - Т.е. возглавлял 302-е высшее артиллерийское командование.] генерал[-лейтенант Эрих] Хейнеман, инженерные войска – генерал [Герман] Бахер [217 - На тот момент Бахер был полковником. Скорее всего Гудериана несколько подвела память: Бахер возглавлял инженерную службу его XIX корпуса, а также группы «Гудериан», но во Французскую кампанию. С 10 февраля 1941 г. полковник Бахер командовал 515-м инженерным полком.], войска связи – полковник Праун, разведывательную авиацию – подполковник [Карл Хенниг] фон Барзевиш (заменивший полковника [Карла] фон Герлаха, который был сбит на третий день войны). Район наступления танковой группы в первые недели боевых действий прикрывали истребители полковника [Вернера] Мёльдерса [218 - Т.е. из состава 51-й истребительной эскадры.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя танковая группа получила задачу: в первый день наступления форсировать р. Западный Буг по обе стороны Брест-Литовска, прорвать фронт русских и затем, быстро используя первоначальный успех, выйти в район Рославль – Ельня – Смоленск. При этом следовало воспрепятствовать противнику закрепиться и создать новый фронт обороны, обеспечив тем самым предпосылки для решающего успеха кампании уже в 1941 г. По выполнении своей задачи танковая группа должна была получить новые указания командования. Директива главного командования сухопутных сил о стратегическом развертывании указывала, что последующей задачей 2-й и 3-й танковых групп будет наступление в направлении на север и захват Ленинграда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Граница между польским генерал-губернаторством, подчиненным немецким властям, и советской территорией проходила по Западному Бугу, при этом город-крепость Брест-Литовск был разделен на две части таким образом, что сама крепость принадлежала России. Нам принадлежали только старые форты, расположенные западнее Западного Буга. Уже во время Польской кампании мне пришлось брать эту крепость, и вот я снова должен был выполнить эту задачу, хотя и в гораздо более трудных условиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Верховного командования, несмотря на опыт Западной кампании, не было единого мнения относительно использования танковых соединений. Это сказывалось во время различных учений, которые организовывались с целью уяснения предстоящей задачи и подготовки командиров к ее выполнению. Генералы, не имевшие отношения к танковым войскам, придерживались мнения, что первый удар следует нанести пехотными дивизиями, проведя предварительно сильную артиллерийскую подготовку, а танки ввести в бой лишь после того, как вклинение достигнет известной глубины и наметится возможность прорыва. Напротив, генералы-танкисты придавали большое значение использованию танков с самого начала в первом эшелоне, потому что именно в этом роде войск они видели ударную силу наступления. Они считали, что танки могут быстро осуществить глубокое вклинение, а затем немедленно развить первоначальный успех, используя свою скорость. Генералы сами видели результаты использования танков во втором эшелоне во Франции. В момент успеха дороги были запружены бесконечными, медленно двигающимися гужевыми колоннами пехотных дивизий, которые препятствовали движению танков. Генералы-танкисты разрешали вопрос следующим образом: на участках прорыва использовать танки в первом эшелоне, впереди пехоты, а там, где решались другие задачи, например, взятие крепости, использовать пехотные дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так было и в районе наступления 2-й танковой группы. Крепостью Брест-Литовск с ее старыми укреплениями, отделенной от нас реками Западный Буг и Мухавец, а также многочисленными наполненными водой рвами, могла овладеть только пехота. Танки смогли бы взять ее только внезапным ударом, что мы и попробовали сделать в 1939 г. Но в 1941 г. условий для этого уже не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому я решил танковыми дивизиями форсировать Западный Буг по обе стороны Брест-Литовска, а для наступления на крепость попросил подчинить мне пехотный корпус. Этот корпус следовало взять из 4-й армии, следовавшей за танковой группой. 4-я армия должна была также временно придать мне для обеспечения форсирования р. Западный Буг несколько пехотных и прежде всего артиллерийских частей. В целях достижения централизованного управления я попросил временно подчинить мне эти части, заявив со своей стороны о готовности войти на такое же время в подчинение командующего 4-й армией [генерал-]фельдмаршала [Гюнтера] фон Клюге. Такой порядок подчиненности был принят группой армий. Для меня это была жертва, т. к. фельдмаршал фон Клюге был неприятным начальником. Но я считал это необходимым в интересах дела.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Местность, по которой должно было проходить наступление, с фронта была ограничена Западным Бугом. Наша первая задача состояла в том, чтобы форсировать реку на глазах у противника. Успеху форсирования в значительной степени могла содействовать внезапность операции. Я не рассчитывал на немедленное падение крепости Брест-Литовск и должен был позаботиться, чтобы первоначальное разделение танковых корпусов, вынужденных двигаться по обе стороны крепости, не отразилось на ходе наступления. Кроме того, следовало обеспечить оба открытых фланга танковой группы. После форсирования Западного Буга танковая группа должна была наступать, имея справа бездорожный труднопроходимый район Припятских болот, по которому должны были продвигаться небольшие пехотные силы 4-й армии. Слева от танковой группы наступали части 4-й армии, далее пехота 9-й армии. Этому левому флангу угрожала наибольшая опасность, т. к. в районе Белостока, по полученным сведениям, находилась сильная группировка русских; следовало предположить, что эта группировка, узнав об опасности, которая будет создана выходом в ее тыл наших танков, попытается избежать окружения, двигаясь по шоссе Волковыск – Слоним.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эту двойную угрозу флангам я хотел предотвратить двумя мероприятиями:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– глубоким эшелонированием сил на наиболее угрожаемом фланге;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– использованием 1-й кавалерийской дивизии, входившей в состав танковой группы, на правом фланге – болотистом участке местности, труднопроходимом для моторизованных соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальнейшее обеспечение возлагалось на пехотные дивизии 4-й армии, наступавшие за танковыми дивизиями, и на глубокую воздушную разведку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В соответствий с этим танковая группа приняла следующую группировку для наступления:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правый фланг:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV моторизованный корпус (генерал танковых войск [Лео] Гейр [фон Швеппенбург]);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;265-я пехотная дивизия (придана на время форсирования р. За-паданый Буг) – наступает из Влодавы на Малориту;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я кавалерийская дивизия – наступает из Славатыче через Малориту на Пинск;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я танковая дивизия – наступает из Кодень с задачей перерезать шоссе Брест – Кобрин;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-я танковая дивизия – наступает из района севернее Кодень с задачей также перерезать шоссе Брест – Кобрин;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10-я мотопехотная дивизия – двигается за ними во втором эшелоне.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Центр:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XII армейский корпус (генерал [пехоты Вальтер] Шрот), подчиненный группе на первые дни наступления, наступает силами 45-й и 31-й пехотных дивизий с рубежа севернее Кодень, Непле с задачей окружить Брест-Литовск; остальными силами, которые не будут участвовать в окружении Брест-Литовска, продвигается между дорогами Брест-Литовск – Кобрин – Береза Картузская – Мотыкали – Пилище – Пружаны – Слоним с задачей очистить местность между XXIV мотооризованным корпусом и его соседом слева – XLVII танковым корпусом и обеспечивать внутренние фланги обоих танковых корпусов.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левый фланг:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус (генерал танковых войск [Иоахим] Лемельзен);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18-я и 17-я танковые дивизии – наступают между Леги и Пратулином через реки Западный Буг и Лесная на Видомль – Пружаны – Слоним;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29-я мотопехотная дивизия следует за ними во втором эшелоне;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167-я пехотная дивизия (подчинена только на время форсирования р. Западный Буг) наступает западнее Пратулин.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резерв танковой группы:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVI танковый корпус (генерал танковых войск [Генрих] фон Фитинггоф[-Шеель]) в составе 10-й танковой дивизии, дивизии СС «Рейх» и пехотного полка «Великая Германия» сосредоточивается в районе Радзинь – Луков – Демблин и после того как войска первого эшелона форсируют Буг, следует на левом фланге танковой группы за XLVII танковым корпусом.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 июня в штаб танковой группы прибыл начальник Генерального штаба сухопутных войск [генерал-полковник Франц Гальдер]. Здесь он выразил свое мнение, что задача танков состоит в том, чтобы нанести удар в глубине обороны противника; для выполнения этой задачи танковые дивизии надо сохранить в целости, а для первого броска использовать пехотные дивизия. По причинам, о которых я уже говорил, я отказался изменить свои распоряжения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До моего штаба доходили только слухи об оперативных замыслах Верховного командования после выполнения первых задач наступления (для 2-й танковой группы район Рославль – Ельня – Смоленск). Согласно этим слухам предполагалось в первую очередь овладеть Ленинградом и побережьем Балтийского моря, чтобы установить связь с финнами и обеспечить морские коммуникации группы армий «Север». Такие планы, по-видимому, действительно составлялись. Это подтверждает Директива о стратегическом развертывании войск. В ней говорится, что 3-я танковая группа генерал-полковника [Германа] Гота, а при благоприятном стечении обстоятельств также и моя танковая группа, по достижений района Смоленска должны быть готовы изменить направление наступления и поддержать операции группы армий «Север». Эта операция дала бы нам большое преимущество, обеспечив раз навсегда левый фланг всех немецких войск в<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;России. Я думаю, что это был бы самый лучший план из всех возможных планов, но, к сожалению, я никогда больше о нем не слышал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 июня Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы обосновать свое решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны. Ссылка на обострение международного положения вследствие захвата немцами Балкан, на вмешательство русских в дела Финляндии, на оккупацию русскими пограничных балтийских государств так же мало могла оправдать столь ответственное решение, как не могли его оправдать идеологические основы национал-социалистского учения и некоторые сведения о военных приготовлениях русских. Поскольку война на западе не была закончена, каждая новая военная кампания могла привести к военным действиям на два фронта, на что Германия Гитлера была еще менее способна, чем Германия 1914 г. Присутствовавшие на совещании генералы молча выслушали речь Гитлера и, т. к. обсуждения речи не предполагалось, молча, в серьезном раздумье разошлись.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В середине дня, когда состоялись доклады о готовности к боевым действиям, меня спросили только об одном: сколько мне нужно дней, чтобы достичь Минска. Я ответил: «5–6 дней». Наше наступление началось 22 июня, а 27 июня я уже достиг Минска, в то время как Гот, наступая из города Сувалки, подойдя к Минску с севера, захватил его уже 26 июня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прежде чем начать описание боевых действий моей танковой группы, необходимо вкратце остановиться на общем положении германской армии к началу решительной схватки с Россией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По документальным данным, которыми я располагал, 205 германских дивизий на 22 июня 1941 г. распределялись следующим образом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;38 дивизий находились на Западе,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 дивизий – в Норвегии,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 дивизия – в Дании,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 дивизий – на Балканах,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 дивизии – в Ливии,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;145 дивизий могли быть использованы для Восточной кампании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое распределение сил свидетельствовало о ненужном дроблении: 38 дивизий на Западе – слишком много для этого района. Также и для Норвегии было много 12 дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Балканская кампания привела к тому, что переброска войск на восток началась с задержкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но еще более роковой была недооценка сил противника. Гитлер не верил ни донесениям о военной мощи огромного государства, представляемым военными инстанциями, особенно нашим образцовым военным атташе в Москве генералом [кавалерии Эрнстом Августом] Кёстрингом [219 - На самом деле Кёстринг также не особо высоко оценивал мощь РККА – здесь Гудериан выдает желаемое за действительное. 22 августа 1938 г. Кёстринг докладывал: «Вследствие уничтожения огромного числа высших офицеров, которые в значительной мере повысили свое мастерство на протяжении десятилетия практики и теоретических изысканий, операционные возможности Красной Армии уменьшились. Отсутствие старшего поколения опытных командиров отрицательно сказалось на подготовке войск. Уже существующее отсутствие ответственности и в дальнейшем будет оказывать свое отрицательное влияние.Наблюдается нехватка лучших командиров. Но ничто не позволяет обнаружить и доказать, что атакующая сила массы войск пала до такой степени, что не представляет собой очень заметного фактора в военном конфликте. Организация, дальнейшее развертывание военной экономики, как и всей индустрии, подверглись сильному отрицательному воздействию; различимы черты имеющейся в настоящее время стагнации». В своих последних донесениях он сообщал, что боевые возможности РККА по сравнению с предыдущими годами значительно не увеличились и никаких особых изменений с тем, о чем докладывалось ранее, не произошло.], ни сообщениям о мощи промышленности и прочности государственной системы России. Зато он умел передать свой необоснованный оптимизм непосредственному военному окружению. В Верховном командовании вермахта и Верховном командовании сухопутных войск так уверенно рассчитывали завершить кампанию к началу зимы, что в сухопутных войсках зимнее обмундирование было предусмотрено только для каждого пятого солдата.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только 30 августа 1941 г. Верховное командование сухопутных войск серьезно занялось вопросом снабжения зимним обмундированием крупных наземных соединений. В этот день в дневнике появилась следующая запись: «Вследствие изменения обстановки возникает необходимость проведения местных операций с ограниченными целями также в условиях зимы. Оперативному отделу разработать план-смету снабжения войск необходимым зимним обмундированием и после утверждения начальником Генерального штаба сухопутных войск возложить на Организационный отдел проведение необходимых мероприятий».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не могу согласиться с распространенным мнением, что только один Гитлер виноват в отсутствии зимнего обмундирования осенью 1941 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люфтваффе и войска СС были снабжены им своевременно и в достаточном количестве. Но Верховное командование думало сломить военную мощь России в течение 8 – 10 недель, вызвав этим и ее политический крах. Оно было так уверено в успехе своей безумной затеи, что важнейшие отрасли военной промышленности уже осенью 1941 г. были переключены на производство другой продукции. Думали даже с началом зимы вывести из России 60–80 дивизий, решив, что оставшихся дивизий будет достаточно для того, чтобы в течение зимы подавить Россию. Эти дивизии, остающиеся на Востоке, после окончания осенью военных действий предполагалось разместить на зиму в хорошо оборудованных помещениях на какой-нибудь линии опорных пунктов. Казалось, что все урегулировано и все очень просто. Всякие сомнения встречались оптимистическими утверждениями. Описание дальнейших событий покажет, насколько не соответствовали эти замыслы суровой действительности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В заключение следует упомянуть еще одно обстоятельство, которое впоследствии самым пагубным образом отразилось на авторитете Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Незадолго до начала войны на Востоке непосредственно в корпуса и дивизии поступил приказ Верховного командования вермахта относительно обращения с гражданским населением и военнопленными. Этот приказ отменял обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим, виновным в грабежах, убийствах и насилиях гражданского населения и военнопленных, и передавал наложение наказания на усмотрение непосредственных начальников и командиров [220 - 6 мая 1941 г. ОКХ разработало приказ об обращении с гражданским населением на Востоке, 12 мая вышел приказ В. Кейтеля (ОКБ) «Об обращении с захваченными в плен советскими политическими и военными работниками», 13 мая – директива «О применении военной юрисдикции в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск». 16 сентября 1941 г. все эти приказы были дополнены директивой «О коммунистическом повстанческом движении в оккупированных областях». В приказе 13 мая говорилось, что все лица, заподозренные в «неприязненных действиях», должны были подвергаться немедленным репрессиям: «Там, где будет пропущено время для подобных мероприятий или где они сразу были невозможны, заподозренные элементы должны быть немедленно доставлены офицеру. Последний решает, должны ли они быть расстреляны». Директива 16 сентября в т. ч. гласила, «чтобы в корне задушить недовольство, необходимо по первому поводу, незамедлительно, принять наиболее жесткие меры, чтобы утвердить авторитет оккупационных властей… При этом следует иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и что устрашающее воздействие возможно лишь путем применения необычайной жестокости».]. Такой приказ мог способствовать лишь разложению дисциплины. Очевидно, такое же чувство он вызвал и у главнокомандующего сухопутными войсками, т. к. [генерал-]фельдмаршал [Вальтер] фон Браухич приложил к приказу инструкцию, позволяющую не применять этот приказ в том случае, если он создает опасность подрыва дисциплины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По моему мнению и по единодушному мнению моих командиров корпусов, приказ заранее создавал такую опасность, поэтому я запретил его рассылку в дивизии и распорядился отослать его обратно в Берлин. Этот приказ, которому впоследствии суждено было сыграть видную роль на процессах над немецкими генералами, проводившихся нашими бывшими противниками, никогда не применялся в моей танковой группе. В свое время я по долгу службы доложил командующему группой армий о невыполнении этого приказа. Другой приказ, также получивший печальную известность, так называемый «приказ о комиссарах» [221 - Имеется в виду приказ от 12 мая 1941 г., в котором в т. ч. говорилось:«1. Политические деятели и руководители (комиссары) подлежат ликвидации.2. Если они будут захвачены в плен армией, то любой офицер, имеющий право дисциплинарного наказания, должен принять решение о ликвидации данного лица. Для такого решения достаточен факт, что данное лицо было политическим функционером.3. Политические комиссары не признаются военнопленными и подлежат ликвидации не позднее чем в транзитных лагерях. Никакого транспорта в тыл».], вообще никогда не доводился до моей танковой группы. По всей вероятности, он был задержан в штабе группы армий «Центр». Таким образом, «приказ о комиссарах» тоже не применялся в моих войсках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обозревая прошлое, можно только с болью в сердце сожалеть, что оба эти приказа не были задержаны уже в Верховном командовании сухопутных войск. Тогда многим храбрым и безупречным солдатам не пришлось бы испытать горечь величайшего позора, легшего на немцев. Независимо от того, присоединились ли русские к Гаагскому соглашению о ведении войны на суше или нет [222 - Имеется в виду Гаагская конвенция 1907 г. о законах и обычаях войны, которая до Женевской конвенции регулировала обращение с военнопленными. Декретом СНК РСФСР о признании всех международных конвенций о Красном Кресте от 4 июня 1918 г. было объявлено, что РСФСР будет соблюдать все подобные, заключенные до октября 1915 г., т. е. и обязательства, накладываемые Женевской конвенцией.], признали ли они Женевскую конвенцию или нет [223 - На самом деле все не так однозначно, как указывает Гудериан (он высказывает практически ставшую официальной у немецких генералов версию). В действительности 27 июля 1929 г. в Женеве были подписаны две конвенции: «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях» и «Об обращении с военнопленными». К первой из них СССР присоединился 12 мая 1930 г. (с принятием соответствующего Постановления ЦИК СССР), ко второй – нет. 17 июля 1941 г. НКИД СССР обратился с нотой к Швеции с просьбой довести до сведения Германии, что СССР признает Гаагскую конвенцию 1907 г. о содержании военнопленных и готов выполнять ее на основах взаимности. 8 августа 1941 г. НКИД разослало циркулярную ноту аналогичного содержания. Нотой НКИД от 27 апреля 1942 н. объявлялось, что СССР присоединяется в Гаагской конвенции «де факто».], немцы должны были сообразовывать образ своих действий с этими международными договорами и с законами своей христианской веры. Война и без этих строгих приказов легла достаточно тяжелым бременем на плечи населения страны противника, которое, так же как и население нашей страны, не было в ней повинно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первые операции<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Излагая последующие события моей жизни, я хотел показать, какую моральную и физическую нагрузку должен был нести командующий танковой группой в кампании против России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После совещания Гитлера с генералами, состоявшегося 14 июня в Берлине, 15 июня 1941 г. я вылетел на самолете в Варшаву, где находился мой штаб. Все время до 22 июня, дня начала наступления, прошло в осмотре частей и исходных позиций для наступления, в посещении соседей, с которыми согласовывались вопросы взаимодействия. Развертывание войск и занятие исходных позиций для наступления прошли благополучно, 17 июня я провел рекогносцировку р. Западный Буг, вдоль берега которой проходил наш передний край. 19 июня я посетил III армейский корпус генерала [кавалерии Эбергарда] фон Макензена, находившийся справа от моей танковой группы, 20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе Брестской крепости, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности, чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в течение установленного времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В З часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В З часа 40 мин. – первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана «Морской лев». Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 6 час. 50 мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения XLVII танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 10 час. 25 мин. передовая танковая рота достигла р. Лесна и перешла мост. За ней следовал командир дивизии генерал [Вальтер] Неринг. В течение всей первой половины дня я сопровождал 18-ю танковую дивизию; в 16 час. 30 мин. я направился к мосту, дорога через который вела в Колодно, и оттуда в 18 час. 30 мин. поехал на свой командный пункт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внезапность нападения на противника была достигнута на всем фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска XXIV танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западнее крепости в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей важное значение Брестской крепости, который держался несколько дней [224 - К вечеру 24 июня, после падения Волынского и Тереспольского укреплений, остатки советского гарнизона обороняли только Цитадель и Восточный форт Кобринского укрепления. 26 июня пал последний участок обороны Цитадели, 29 июня – Восточный форт; организованная оборона крепости прекратилась.], преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг в Мухавец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером танковая группа вела бои за Малорита, Кобрин, Брест-Литовск и Пружаны. УПружаны 18-я танковая дивизия вступила в первые бои станками противника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 июня в 4 часа 10 мин. я оставил свой командный пункт и направился в XII армейский корпус, где генерал [пехоты Вальтер] Шрот доложил мне о ходе боев за Брест-Литовск. Из этого корпуса я поехал в XLVII танковый корпус, в деревню Бильдейки, в 23 км северо-восточнее Брест-Литовска. Там я переговорил с генералом [артиллерии Иоахимом] Лемельзеном и установил телефонную связь с моим командным пунктом, чтобы ознакомиться с общей обстановкой. Затем я направился в 17-ю танковую дивизию, в которую и прибыл в 8 час. Командир [17-й] стрелковой бригады генерал [-майор Карл] Риттер фон Вебер доложил мне о своих действиях. В 8 час. 30 мин. я встретил командира 18-й танковой дивизии генерала Неринга, затем еще раз генерала Лемельзена. Потом я поехал в Пружаны, куда был переброшен командный пункт танковой группы: Оперативная группа моего штаба прибыла в Пружаны в 19 час.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день XXIV танковый корпус с боями продвигался вдоль дороги Кобрин, Береза Картузская на Слуцк. Командный пункт корпуса переместился в Береза Картузская.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У меня создалось впечатление, что XLVII танковому корпусу предстоят серьезные бои с русскими, двигавшимися из Белостока в направлении на юго-восток, и поэтому я решил остаться в XLVII танковом корпусе еще на один день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 июня в 8 час. 25 мин. я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму. В этот город уже вошла 17-я танковая дивизия. Но по дороге от Ружаны в Слоним я натолкнулся на русскую пехоту, державшую под огнем шоссе, по которому должно было идти наступление. Батарея 17-й танковой дивизии и спешившиеся стрелки-мотоциклисты вяло вели на шоссе огневой бой. Я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции. Теперь я мог продолжать поездку. В 11 час. 30 мин, я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима, где, кроме командира дивизии генерала [Ганса Юргена] фон Арнима, я встретил командира корпуса генерала Лемельзена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обсуждая создавшуюся обстановку, мы услышали в нашем тылу интенсивный артиллерийский и пулеметный огонь; горящая грузовая автомашина мешала наблюдать за шоссе, идущим из Белостока; обстановка была неясной, пока из дыма не показались два русских танка. Ведя интенсивный огонь из пушек и пулеметов, они пытались пробиться на Слоним, преследуемые нашими танками PzKw IV, которые также интенсивно стреляли. Русские танки обнаружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов: мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас же бросились на землю, и только не привыкший к войне бедняга подполковник [Густав] Феллер, откомандированный к нам из Армии резерва [225 - Феллер находился в при командовании к штабу 2-й танковой группы.], сделал это недостаточно быстро и получил весьма неприятное ранение. Командир [27-го] противотанкового дивизиона подполковник [Вильгельм] Дальмер-Цербе получил тяжелое ранение и через несколько дней умер. Эти русские танки удалось уничтожить в городе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я осмотрел передовые позиции в Слониме и поехал на танке PzKw IV через нейтральную полосу в 18-ю танковую дивизию. В 15 час. 30 мин. я снова был в Слониме, после того как 18-я танковая дивизия получила задачу наступать в направлении Барановичи, а 29-я мотопехотная дивизия – ускорить продвижение в направлении Слонима. Затем я поехал обратно на командный пункт группы и вдруг наскочил на русскую пехоту, которая на грузовых автомашинах была переброшена к Слониму; солдаты как раз намеревались сойти с машин. Сидевший рядом со мной водитель получил приказ «Полный газ», и мы пролетели мимо изумленных русских; ошеломленные такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня, т. к. их пресса сообщила потом о моей смерти; поэтому меня попросили исправить их ошибку через немецкое радио.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 20 час. 15 мин. я снова в своем штабе. Там я узнал о тяжелых боях на нашем правом фланге, где с 23 июня у Малорита LIII армейский корпус успешно отбивал атаки русских. Части XII армейского корпуса, находившиеся между XXIV и XLVII танковыми корпусами, стали устанавливать связь, правда, еще недостаточно прочную; левому флангу танковой группы серьезно угрожало все возраставшее давление русских, отступавших из Белостока. Пришлось обеспечить этот фланг, быстро подтянув 29-ю мотопехотную дивизию и XLVII танковый корпус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К счастью, мы не знали, как нервничал Гитлер в этот день, опасаясь, что крупные русские силы могут сорвать на каком-либо участке наш охватывающий маневр. Гитлер хотел приостановить продвижение танковой группы и направить ее немедленно против сил противника в районе Белостока. На этот раз главное командование оказалось еще достаточно сильным, чтобы настоять на ранее принятом решении и завершить охват наступлением на Минск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вильно и Ковно [226 - До 1918 г. город именовался Вильна, в 1919–1939 гг. – в составе Польши – Вильно (Wilno). С 1939 г. – Вильнюс (Vilnius), с 1940 г. – столица Литовской ССР; ныне столица Литовской Республики. До 1918 г. город, входивший в состав Российской империи, именовался Ковно; с 1918 г. – Каунас (Kaunas); в 1920–1940 гг. был временной столицей Литовской Республики. Ныне административный центр Каунасского района Литовской Республики.] были взяты. Финны захватили Аландские острова. Богатый никелем район Петсамо [227 - Петсамо – поселок Печенга в 1920–1944 гг., когда он входил в состав Финляндии. Ныне поселок городского типа Печенга – районный центр Мурманской области.] был занят I немецким горным корпусом [228 - Район Петсамо – Линахамари был занят в ходе операции «Реннтер» частями 2-й горнострелковой дивизии, входившей в состав горного корпуса «Норвегия» (I горного корпуса в вермахте вообще не существовало).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 июня утром я посетил госпиталь, где находились раненые, пострадавшие день тому назад при бомбардировке нашего командного пункта, во время которой я находился на другом участке фронта. В 9 час. 40 мин. я поехал в XII армейский корпус, в Линово (9 км южнее Пружан); ознакомившись с обстановкой на участке корпуса, я направился в XXIV танковый корпус, в Заречье (37 км южнее Слонима). После беседы с [командиром корпуса] генералом [танковых войск] бароном [Лео] Гейром [фон Швеппенбургом] я посетил 4-ю танковую дивизию и в 16 час. 30 мин. снова вернулся на командный пункт группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день новые силы противника, в т. ч. и танки, двигались из района Белостока к Слониму. На фронт прибыла 29-я мотопехотная дивизия и получила задачу прикрыть Слоним от русских. Это позволяло использовать главные силы 17-й и 18-й танковых дивизий для нанесения удара на Минск, 18-я танковая дивизия уже продвигалась на Барановичи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 26 июня я поехал на участок фронта XLVII танкового корпуса, чтобы проследить его продвижение на Барановичи и Столбцы, XXIV танковый корпус получил задачу поддержать наступление своего соседа с севера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 7 час. 30 мин. я прибыл в 17-ю танковую дивизию и приказал ей немедленно выступить на Столбцы. В 9 час. я уже был на командном пункте 18-й танковой дивизии, где, кроме командира дивизии [генерал-майора Вальтера Неринга], нашел также я командира корпуса [генерала артиллерии Иоахима Лемельзена]. Командный пункт был расположен на дороге Слоним, Барановичи у Лесьни на удалении 5 км от передовых частей дивизии. Отсюда по радио я снова связался с 24-м танковым корпусом, чтобы обеспечить его поддержку при наступлении на Барановичи. Эта поддержка осуществлялась частями 4-й танковой дивизии, из которой одна боевая группа с 6 час. уже продвигалась в северном направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 12 час. 30 мин. XXIV танковый корпус сообщил о взятии Слуцка. Это было большим успехом командования и войск корпуса. Я послал командиру корпуса радиограмму, в которой поблагодарил его за успех, и направился в передовые части 18-й танковой дивизии, находившиеся в районе Тартак. В начале второй половины дня я получил сообщение, что [Герман] Гот находится в 30 км севернее Минска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 14 час. 30 мин. из штаба группы армий поступил приказ, который обязывал меня наступать главными силами на Минск, а XXIV танковым корпусом на Бобруйск. Я мог доложить, что XXIV танковый корпус уже действует в направлении Бобруйска, a XLVII танковый корпус ведет наступление на Минск через Барановичи. Затем я приказал оперативной группе моего штаба переехать в Тартак, куда она и прибыла в 23 часа 30 мин. Во второй половина дня из 17-й танковой дивизии было получено сообщение, что она продвигается на Столбцы по дороге, пригодной для движения танков. Своей цели она достигла вечером. В этот день в бою был ранен командир дивизии генерал [Ганс Юрген] фон Арним, и поэтому командование дивизией должен был принять генерал[-майор Карл] Риттер фон Вебер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танковая группа снова перешла в подчинение 4-й армии и получила приказ отрезать по линии Задворье (9 км севернее Слонима), Голынка, Зельва, р. Зельвянка пути отхода противника из Белостока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день XLVI танковый корпус вышел своими передовыми частями в район Тартака и стал связующим звеном между XXIV и XLVII танковыми корпусами. Все силы XXIV танкового корпуса можно было теперь использовать для выполнения его главной задачи – удара на Бобруйск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8-й танковой дивизии группы армий «Север» удалось овладеть Двинском [229 - До 1893 г. город именовался Дюнабург, затем до 1918 г. – Двинск, с 1918 г. – Даугавпилс. Ныне город республиканского подчинение в Латвийской Республике.] и захватить в этом районе мосты через р. Западная Двина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 июня 17-я. танковая дивизия вышла на южную окраину Минска, установив связь с 3-й танковой группой, которая еще 26 июня ворвалась в сильно разрушенный город. Силы русских, находившихся в районе Белостока и тщетно пытавшихся избежать полного окружения, были окружены. Только некоторым небольшим частям удалось вырваться на восток, прежде чем замкнулось кольцо окружения. Намечался первый крупный успех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для продолжения операций, по моему мнению, в первую очередь необходимо было осуществлять окружение русских в районе Белостока минимальными силами танковой группы, используя для этого главным образом полевые армии. В то же время подвижными моторизованными соединениями следовало достичь первой оперативной цели кампании – района Смоленск – Ельня – Рославль. Во всех моих действиях в последующие дни я руководствовался этой задачей. Мои приказы соответствовали основному замыслу операции. Неуклонно проводить этот замысел, несмотря на изменения обстановки, – вот что, казалось мне, имеет решающее значение для успешного завершения всей кампании. Мне было также ясно, что в этом есть и определенный риск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти мысли побудили меня 28 июня снова поехать в XLVII танковый корпус, чтобы быть поближе к соединению, которому больше всего угрожала опасность нападения противника, и в случае необходимости своевременно прийти ему на помощь. Я встретил командира корпуса [Иоахима Лемельзена] в Своятичи (23 км юго-западнее Несвижа), ознакомился с обстановкой на участках его дивизий и радиограммой приказал моему штабу ускорить марш 29-й мотопехотной дивизии в северном направлении и провести воздушную разведку дорог Новогрудок – Минск и Новогрудок – Барановичи – Турец. Затем я нашел 18-ю танковую дивизию, которая двигаясь одной колонной, встретила некоторые трудности, однако без каких-либо дальнейших последствий преодолела их.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем временем мой начальник штаба [подполковник барон Курт фон] Либенштейн приказал создать заслон из дивизий различных корпусов во избежание прорыва противника западнее Кайдано – Пясечна (северо-западнее Мира) – Городище – Полонка. Я одобрил этот приказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день XXIV танковый корпус подошел вплотную к Бобруйску; командный пункт корпуса с 25 числа находился в населенном пункте Филипповичи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командный пункт танковой группы 28 июня был переведен в Несвиж, в замок князя Радзивилла [230 - Имеется в виду Несвижский замок, который в XVI–XIX вв. являлся резиденцией князей Радзивиллов. Он был занят советскими войсками 17 сентября 1939 г., после этого замок был передан автодорожному техникуму. После войны в нем размещался санаторий КГБ СССР. В 2005 г. дворцово-парковый комплекс внесен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО.], где до этого находился штаб крупного соединения русских. Из старинных вещей я нашел на верхнем этаже замка только фотографию какой-то охоты, на которой присутствовал кайзер Вильгельм I в качестве гостя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день боевые действия развивались следующим образом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-я танковая дивизия достигла Бобруйска, 4-я танковая дивизия – Слуцка, 10-я мотодивизия – Синявки, 1-я кавалерийская дивизия вышла в район восточнее Дрогичин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17-я танковая дивизия достигла Кайдано, 18-я танковая дивизия – Несвижа, 29-я мотодивизия вышла в район Зельвянка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Части 10-й танковой дивизии заняли район Зельвянка, основные силы этой дивизии взяли Синявку, дивизия СС «Рейх» достигла Березы Картузской, пехотный полк «Великая Германия» вышел в район северо-восточнее Пружан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7-я и 20-я танковые дивизии [3-й] группы [Германа] Гота стояли под Минском. На растянутом правом фланге бои LIII армейского корпуса под Малоритой завершились победой. Угроза этому флангу была тем самым ликвидирована.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 июня бои продолжались на всем фронте танковой группы. Особого напряжения они достигли на участке Зельвянки. Командование 4-й армии встревожилось и начало вмешиваться в действия группы. Его распоряжения были для меня большой помехой, о некоторых из них я даже не знал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Север» заняла Якобштадт, Ливенгоф [231 - Якобштадт после образования Латвийской Республики в 1918 г. стал именоваться Екабпилсом, а Ливенгоф – Ливанами.] и южную часть города Риги, а также железнодорожные мосты через Западную Двину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 июня я вылетел на самолете в 3-ю танковую группу, чтобы согласовать с Готом вопросы дальнейшего взаимодействия. Подполковник [Карл Хенниг] фон Барзевиш сам вел бомбардировщик над Налибокской пущей – крупным лесным массивом, из которого 4-я армия постоянно ожидала прорыва русских. У меня сложилось впечатление, что противник располагает здесь совершенно незначительными силами и что на этом направлении никакой опасности не существует. С Готом я договорился о взаимодействии моей 18-й танковой дивизии с его правым флангом при наступлении на Борисов и при создании предмостного укрепления на р. Березина в этом районе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день поступил приказ главного командования, требующий выхода на Днепр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верховное командование сухопутных войск указывало группе армий на решающее значение продолжения операций в направлении Смоленска и высказало желание как можно скорее захватить переправы через Днепр у Рогачева, Могилева и Орши, а также переправы через Западную Двину у Витебска и Полоцка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день, 1 июля, я вылетел в XXIV танковый корпус, ибо единственное наше средство связи – радио – все же не обеспечивало достаточного общения в течение длительного времени. Сведения Гейра [фон Швеппенбурге] о противнике благоприятствовали нашим дальнейшим замыслам. Противник располагал главным образом соединениями, сколоченными из солдат и оснащенными техникой из различных частей. Движение транспорта было незначительным. Накануне над Бобруйском произошел воздушный бой, окончившийся для русских поражением. Однако противник, как всегда, оказывал упорное сопротивление. Его войска действовали умело, особенно следует отметить хорошую маскировку, но управление боем не было еще централизовано.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корпусу удалось занять мосты через Березину у Свислочь. В 9 час. 30 мин. с предмостного укрепления на р. Березина, восточное Бобруйска, на Могилев выступил усиленный разведывательный батальон. За ним на восток продвигались главные силы 3-й танковой дивизии. Генерал барон Гейр [фон Швеппенбург] оставил за собой право выбрать направление главного удара или на Рогачев, или на Могилев в зависимости от обстановки (оба эти города расположены на Днепре). В 10 час. 55 мин. главные силы 4-й танковой дивизии начали наступление с рубежа р. Свислочь в восточном направлении. Положение с горючим не вызывало тревоги, снабжение боеприпасами, продовольствием и санитарное обеспечение было в порядке. Потери, к счастью, были пока незначительны. Недоставало лишь понтонно-мостовых парков и строительных частей. Взаимодействие с авиацией полковника [Вернера] Мёльдерса было отличным. Только с бомбардировщиками ближнего действия генерала [Мартина] Фибига мы не могли добиться установления достаточно быстрой связи, 1-я кавалерийская дивизия доказала свою боеспособность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день воздушная разведка установила, что русские в районе Смоленск, Орша, Могилев накапливают свежие силы. Надо было спешить с выходом на линию Днепра и форсировать эту реку, не ожидая прибытия пехоты, что могло привести к потере нескольких недель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем в районе Белостока шли ожесточенные бои по уничтожению окруженной группировки противника. Это свидетельствует о том, что русские крупными силами пытались прорваться на восток. Сопротивление русских произвело на командование 4-й армии столь сильное впечатление, что оно решило не ослаблять войска, осуществлявшие окружение. Поэтому фельдмаршал фон Клюге отменил мой приказ на выступление 17-й танковой дивизии к Борисову; только одна 18-я танковая дивизия достигла Борисова и создала на Березине предмостное укрепление, от удержания которого в значительной мере зависело продолжение наступления XLVII танкового корпуса в направлении Днепра. Несмотря на все мои сомнения, я все же разослал по частям приказ командования 4-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 июля, находясь в Мире, в 5-м пулеметном батальоне, обеспечивавшем фланги 17-й танковой и 29-й мотопехотной дивизий, я лично выяснил обстановку на фронте вокруг окруженной группировки противника. Я выслушал мнения офицеров о противнике, чтобы правильнее оценить обстановку. Затем я поехал к генералу [Иоахиму] Лемельзену и приказал ему и находившемуся у него командиру 29-й мотопехотной дивизии [генерал-майору Гансу Цорну] держать кольцо окружения замкнутым. После этого я направился в Кайдано, где находилась 17-я танковая дивизия. Генерал Риттер фон Вебер доложил, что он успешно отразил все попытки противника вырваться из окружения. Оттуда я поехал на новый командный пункт танковой группы, расположенный у Синило (юго-восточнее Минска). По прибытии на командный пункт я узнал, что при передаче приказа 17-й танковой дивизии произошло какое-то недоразумение; оказалось, что части дивизии не получили приказа остаться на участке фронта вокруг окруженной группировки противника и продолжали продвижение на Борисов. Я тотчас же приказал доложить об этом факте командованию 4-й армии. Уже нельзя было что-либо изменить. В 8 час. утра на следующий день я был вызван в штаб фельдмаршала фон Клюге в Минск, где мне предложили дать объяснение. Выслушав мои объяснения, фельдмаршал фон Клюге заявил, что он уже намеревался отдать [Германа] Гота и меня под суд, т. к. у Гота произошло точно такое же недоразумение, и фельдмаршал думал, что имеет дело с генеральской фрондой. Но я заявил, что это не так, и этим успокоил его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После такой беседы я поехал в XLVII танковый корпус в Смолевичи (35 км северо-восточнее Минска), но там уже не нашел штаба корпуса и поехал дальше на Борисов в 18-ю танковую дивизию. Там я осмотрел предмостное укрепление на Березине и провел совещание с командирами этой дивизии. Дивизия выслала передовой отряд в направлении Толочин. На обратном пути я встретил в Смолевичах командира корпуса и договорился с ним о действиях 18-й и 17-й танковых дивизий. Во время этого совещания радисты моего командирского танка получили сообщение об атаке русскими танками и самолетами переправы на Березине у Борисова. Об этом сообщили XLVII танковому корпусу. Атаки были отбиты с большими потерями для русских; 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 июля части танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия – южнее Слуцка, 3-я танковая дивизия – в Бобруйске (передовой отряд дивизии стоял перед Рогачевом), 4-я танковая дивизия – в Свислочь, 10-я мотодивизия – восточнее Слуцка; дивизия СС «Рейх» – севернее Балусевичи на Березине, 10-я танковая дивизия – в Червень, пехотный полк «Великая Германия» – севернее Барановичи; 18-я танковая дивизия – в Борисове, 17-я танковая дивизия – в Кайдано, 29-я мотодивизия – в Столбцах, 5-й пулеметный батальон – юго-восточнее Барановичей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 июля русские войска, окруженные под Белостоком, капитулировали. Теперь все свое внимание я сосредоточил на движении к Днепру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 июля я посетил XLVI танковый корпус. Я поехал из Синило через Смолевичи, Червень, Слободка на командный пункт 10-й танковой дивизии и оттуда в дивизию СС «Рейх». По пути в эту дивизию я встретил командира корпуса [генерала танковых войск Генриха фон Фитингоф-Шееля], которому на вопрос о местонахождении пехотного полка «Великая Германия» мог только ответить, что этот полк все еще находится у Барановичи в резерве 4-й армии. Затем я направился в дивизию СС «Рейх», в Старой Речки. Генерал [-лейтенант войск СС Пауль] Хауссер сообщил мне, что его мотоциклетный батальон после тяжелых боев образовал у Бродец (17 км южнее Березино) предмостное укрепление на Березине. По его словам, мост через Березину у Якшицы был взорван и переправить через реку машины он не мог; саперы заняты ремонтом подъездных путей, проходящих через заболоченную местность. Я поехал к саперам и увидел, что они прилежно работают; они обещали закончить свои работы к утру 5 июля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 июля XXIV танковый корпус вышел к Днепру у Рогачева, захватив еще несколько переправ через Березину. В этот день дивизии танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия – восточнее Слуцка, 3-я танковая дивизия – перед Рогачевом, 4-я танковая дивизия – в Старом Быхове, 10-я мотодивизия – в Бобруйске, дивизия СС «Рейх» – в Балусевичи, 10-я танковая дивизия – в Березино, пехотный полк «Великая Германия» – восточное Столбцов; 18-я танковая дивизия – восточное участка Начи, части 17-й танковой дивизии – в Борисове, главные силы этой дивизии – в Минске, 29-я мотодивизия – в районе Кайдано – Столбцы, 5-й пулеметный батальон – западнее Столбцов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 июля крупные силы русских переправились у Жлобина через Днепр и атаковали правый фланг XXIV танкового корпуса. Атака была отбита 10-й мотопехотной дивизией. Наша воздушная разведка донесла о движении эшелонов противника из района Орел, Брянск в направлении Гомеля. В районе Орши был запеленгован новый штаб армии русских. На Днепре, казалось, готовится оборонительный рубеж. Это заставляло торопиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 7 июля были достигнуты следующие пункты: штаб танковой группы – Борисов; 1-я кавалерийская дивизия – Бобруйск, 10-я мотодивизия – Жлобин, 3-я танковая дивизия – район Рогачева – Нового Быхова, 4-я танковая дивизия – Старый Быхов, 10-я танковая дивизия – Белыничи, дивизия СС «Рейх» – Березино, пехотный полк «Великая Германия» – Червень, 18-я танковая дивизия – Толочин, 17-я танковая дивизия – Сенно, 29-я мотодивизия – Борисов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17-я танковая дивизия под Сенно вела ожесточенные бои с сильным противником, который ввел в бой чрезвычайно большое количество танков. Упорные бои вела также и 18-я танковая дивизия. Так как XXIV танковый корпус уже достиг Днепра, нужно было принять решение о дальнейшем продолжении операции. От моих начальников я не получал никаких новых указаний, поэтому следовало полагать, что старая директива, согласно которой 2-я танковая группа должна выйти в район Смоленск – Ельня – Рославль, полностью остается в силе. Я лично не находил никаких оснований для изменения этой директивы. Тогда я не знал, что взгляды Гитлера разошлись с точкой зрения Верховного командования сухопутных войск. Об этом факте и всех его последствиях я узнал значительно позже. Разногласия при проведении операций станут понятными только в том случае, если посмотреть, что происходило за кулисами германского верховного командования в те дни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер упустил из виду, что он сам лично приказал вести стремительное наступление с оперативной целью захвата Смоленска. В последние дни боев он видел только окруженную группировку в районе Белостока. [Главнокомандующий сухопутными войсками генерал-]фельдмаршал [Вальтер] фон Браухич не осмеливался сообщить группе армий «Центр» свою совсем иную точку зрения, т. к. ему было известно мнение Гитлера. [Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал [Федор] фон Бок по своему собственному признанию хотел передать 2-ю и 3-ю танковые группы под общее командование [возглавлявшего 4-ю армию генерал-]фельдмаршала фон Клюге, чтобы избавиться от непосредственной ответственности за управление ими. Фельдмаршал фон Клюге хотел, в соответствии с официальным мнением Гитлера, закрепиться на фронте вокруг Белостока и выжидать, пока капитулируют русские, отказавшись от дальнейшего продвижения на восток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гот и я не были согласны с этим мнением. Мы стремились пробиться своими танковыми силами на восток, как это указывалось в первоначальной, еще не потерявшей своей силы директиве, и достичь наших первых оперативных целей. Мы хотели (об этом уже говорилось) сковать силы противника у Белостока минимальным количеством танковых сил и предоставить ликвидацию окруженной группировки полевым армиям, которые следовали за нашими танковыми группами. Верховное командование сухоптуных войск втайне надеялось, что командующие танковыми группами без приказа и даже вопреки приказу будут стремиться достигнуть первых оперативных целей наступления. В то же время оно не решалось дать указания командующим группами армий и командующим армиями, чтобы побудить их принять желанное решение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот получилось, что 2-я танковая группа отдала приказ сдерживать белостокскую окруженную группировку минимальными силами, а всеми остальными имевшимися в распоряжении частями преследовать противника, отступавшего через реки Березина и Днепр, фельдмаршал фон Клюге отдал контрприказ всем частям, участвовавшим в окружении группировки противника, закрепиться на своих позициях вокруг Белостока и ожидать приказа на продолжение наступления в восточном направлении. Часть войск получила этот приказ несвоевременно и продолжала продвигаться на Березину. К счастью, вся операция в целом от этого особенно не пострадала, но зато между командующими создались неприятные взаимоотношения, начались споры.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форсирование Днепра<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 июля я должен был принять решение: либо продолжать быстрое продвижение, форсировать своими танковыми силами Днепр и достичь своих первых оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом кампании, либо, учитывая мероприятия, предпринимаемые русскими с целью организации обороны на этом водном рубеже, приостановить продвижение и не начинать сражения до подхода полевых армий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За немедленное наступление говорила слабость в данный момент обороны русских, которая только еще создавалась. Русские занимали сильные плацдармы под Рогачевом, Могилевом и Оршей; поэтому нам не удалось взять Рогачев и Могилев. Правда, у нас имелись сведения о подходе к противнику подкреплений: крупная группировка русских войск отмечалась в районе Гомеля, другая, меньшая, – севернее Орши, в районе Сенно. Но наша пехота могла подойти не раньше как через две недели. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжать маневренную войну. Еще в большей степени вызвало сомнение достижение наших первых оперативных целей и окончание кампании уже осенью 1941 г. Это-то и было как раз главным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я полностью сознавал всю трудность решения. Я считался с опасностью сильного контрудара противника по открытым флангам, которые будут иметь три мои танковых корпуса после форсирования Днепра. Несмотря на это, я был настолько проникнут важностью стоявшей передо мной задачи и верой в ее разрешимость и одновременно настолько был убежден в непреодолимой мощи и наступательной силе моих войск, что немедленно отдал приказ форсировать Днепр и продолжать продвижение на Смоленск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отдал распоряжение прекратить бои на обоих участках – как у Жлобина, так и Сенно – и организовать там только наблюдение за противником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Участки форсирования Днепра были ограничены предмостными укреплениями, занятыми крупными силами русских. Для XXIV танкового корпуса по договоренности с генералом бароном [Лео] Гейром [фон Швеппенбургом] в качестве пункта форсирования был назначен Старый Быхов, а днем начала действий – 10 июля; 11 июля XLVI танковый корпус должен был форсировать Днепр у Шклова, a XLVII танковый корпус – у Копысь между городами Могилев и Орша. Все передвижения войск и выход их на исходное положение тщательно маскировались; марши совершались только ночью. Прикрытие с воздуха района исходного положения осуществляли истребители храброго полковника Мёльдерса, который развернул передовые аэродромы непосредственно за первым эшелоном. Там, где появлялись его истребители, небо сразу же становилось чистым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 июля я посетил XLVII танковый корпус, чтобы устно разъяснить планы форсирования Днепра. По дороге в корпус я осмотрел трофейный русский бронепоезд. Затем я поехал в штаб корпуса, размещенный в Наче (30 км восточное Борисова), оттуда в Толочин, в 18-ю танковую дивизию, которая вела бои с русскими танками. Генералу Нерингу было указано на важность овладения районом Коханово, западнее Орши, и ликвидации имевшихся в этом районе предмостных укреплений русских для успеха предстоявших операций. Войскам, которые снова произвели на меня чрезвычайно хорошее впечатление, я высказал свою особую благодарность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 июля я посетил XLVI танковый корпус; дивизия СС «Рейх», входившая в него, все еще вела бои на западном берегу Днепра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 июля ознаменовалось особенно горячими спорами относительно проведения предстоящих операций. Ранним утром на моем командном пункте появился фельдмаршал фон Клюге и попросил доложить ему обстановку и мои намерения. Он был совершенно не согласен с решением незамедлительно форсировать Днепр и потребовал немедленного прекращения этой операции, пока не подойдет пехота. Я был глубоко возмущен и упорно защищал свои действия. Наконец, изложив ему уже упоминавшиеся мною доводы, я заявил, что приготовления зашли слишком далеко и теперь приостановить их просто невозможно, что части XXIV и XLVI танковых корпусов в основном уже сосредоточены на исходном положении для наступления и я могу держать их там лишь очень непродолжительное время, иначе их обнаружит и атакует авиация противника. Я заявил далее, что глубоко верю в успех наступления и, если говорить в более широком масштабе, ожидаю, что эта операция закончит русскую кампанию уже в этом году. Мои целеустремленные разъяснения, видимо, тронули фельдмаршала фон Клюге. Хотя и неохотно, но он все же согласился с моим планом, сказав: «Успех ваших операций всегда висит на волоске».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этой бурной беседы я поехал в XLVII танковый корпус, который, находясь в тяжелом положении, нуждался в особой поддержке. В 12 час. 15 мин. я был в Крупки на командном пункте генерала [Иоахима] Лемельзена. Он выразил сомнение в том, что 18-й танковой дивизии и боевой группе генерала[-майора Йоханнеса] Штрейха, образованной из истребителей танков и разведчиков, удастся овладеть районом Коханово, т. к. войска слишком устали от непрерывных боев. Я настоял на своем приказе и распорядился, чтобы 18-я танковая дивизия после выполнения своей задачи, а также 17-я танковая дивизия, после того как разгромит противника у Сенно, поворачивали на юго-восток к Днепру. Из штаба корпуса я поехал на фронт. По пути я встретил генерала Штрейха и дал ему необходимые указания. Затем я встретил Неринга, который вопреки мнению своего корпусного начальства заявил, что занятие указанного района исходного положения не представляет трудности. Потом я разговаривал с командиром 29-й мотопехотной дивизии [Гансом Цорном], который также заявил, что сможет выполнить свою задачу – достигнуть Копысь – без особых затруднений. Дивизиям были даны указания этой ночью выйти к Днепру и занять указанные районы исходных позиций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день 17-я танковая дивизия все еще вела с танками противника ожесточенные бои, которые принесли ей крупный успех; войска дивизии уничтожили 100 русских танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру 9 июля танковая группа находилась: командный пункт группы – Борисов (10 июля переведен в Толочин); 1-я кавалерийская дивизия обеспечивала фланги юго-восточнее Бобруйска, 3-я танковая дивизия – в районе Жлобин, Рогачев, Новый Быхов [229] фронтом на север, 4-я танковая дивизия – Старый Быхов, 10-я мотопехотная дивизия – Старый Быхов в пункте переправы; 10-я танковая дивизия – южнее Шклова, дивизия СС «Рейх» – у Павлова, несколько частей из состава этой дивизии южнее Могилева обеспечивали правый фланг корпуса, пехотный полк «Великая Германия» – у Белыничей; 18-я танковая дивизия – южнее Толочина, 17-я танковая дивизия – у Замостья, 29-я мотодивизия юго-западнее Толочина сосредоточивалась для наступления на Копысь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следовавшая за нами пехота вышла слабыми передовыми отрядами на линию Бобруйск – Свислочь – Борисов, а главными силами – на линию Слуцк – Минск. Гот овладел Витебском, [командюу-щий 4-й танковой группой Эрих] Гёпнер – городом Псков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 и 11 июля при незначительных потерях было проведено планомерное форсирование Днепра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 июля в середине дня из XXIV танкового корпуса поступило сообщение, что корпусу удалось форсировать Днепр у Старого Быхова. Во второй половине дня я направился еще раз в XLVII танковый корпус, чтобы убедиться в боеспособности войск и осмотреть район исходного положения. Генерал Штрейх вывел войска на рубеж своего боевого охранения на участке предмостного укрепления русских западнее Орши. Северо-западнее Орши была выставлена еще одна группа боевого охранения под командованием полковника [Кристиана] Узингера. Разведывательный батальон 29-й мотопехотной дивизии установил связь с находившейся справа дивизией СС «Рейх». 18-я танковая дивизия находилась в районе своего исходного положения, 17-я танковая дивизия к 10 час. своими передовыми отрядами вышла к автостраде у Коханово. Части этой дивизии уже вели бой на западном берегу Днепра юго-западнее Орши. 29-я мотодивизия достигла района своих исходных позиций. Я еще раз разъяснил командиру дивизии, что быстрый выход к Смоленску после удачного форсирования реки имеет чрезвычайно важное значение. Итак, на фронте XLVII танкового корпуса также удалось выполнить трудную задачу сосредоточения войск и занятия исходного положения. Я уверенно шел навстречу событиям грядущего дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для наступления после форсирования Днепра были поставлены следующие задачи:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус наступает по шоссе Пропойск [232 - 23 мая 1945 г. город Пропойск был переименован в Славгород; ныне районный центр Могилевской области Белоруссии.] – Рославль. Корпус сам обеспечивает свой правый фланг от возможных атак противника со стороны Жлобина – Рогачева и свой левый фланг со стороны Могилева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVI танковый корпус наступает через Горки – Починок на Ельню обеспечивая свой правый фланг со стороны Могилева. XLVII танковый корпус наступает на Смоленск (это было его главной задачей) и дополнительно обеспечивает левый фланг со стороны Днепра между Оршей и Смоленском. Кроме того, за противником у Орши западнее и северо-западнее Днепра вели наблюдение группы прикрытия Штрейха и Узингера. Вечером 10 июля мой штаб посетил итальянский военный атташе генерал [Эфизио] Маррас, с которым я познакомился еще в Берлине. Его сопровождал капитан 1-го ранга [Леопольд] Бюркнер. Я пригласил их обоих сопровождать меня на следующий день при переправе через Днепр у Копыси. Кроме этих визитеров, в этот же вечер у меня появился подполковник [Николаус] фон Белов, адъютант Гитлера по люфтваффе, чтобы ознакомиться с обстановкой на фронте танковой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 июля ранним солнечным утром в 6 час. 10 мин. в сопровождении обоих моих гостей я выехал со своего командного пункта, располагавшегося в Толочине, который еще в 1812 г. служил штаб-квартирой Наполеону I [233 - Наполеон I прибыл в Толочин во время отступления Великой армии 22 ноября 1812 г. На ночь он остановился в двухэтажном жилом корпусе бывшего базилианского монастыря. Утром 23 ноября он выехал из города.], и направился на Днепр к Копыси, чтобы присутствовать при форсировании реки частями XLVII танкового корпуса. Поездка через колонны войск, которые стремились к реке, из-за сильной пыли была тяжелой. Люди, оружие и моторы – все страдали от этой пыли, стоявшей в воздухе неделями. Особенно часто приходилось чистить наждаком цилиндры моторов, отчего их мощность значительно понижалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На командном пункте 29-й мотопехотной дивизии, расположенном недалеко от Копысь, я встретил командира корпуса [Иоахима Лемельзена] и командира дивизии [Ганса Цорна], которые доложили мне обстановку, 15-й и 71-й [мотопехотные] полки уже форсировали реку и восточное Копыси вышли к опушке леса; мы видели, как они наступали на противника силой примерно в две дивизии (66-й советский стрелковый корпус в составе 18-й и 54-й стрелковых дивизий). Противник вел слабый артиллерийский беспокоящий огонь; кроме того, местность была заминирована. Имелась полная возможность вести наблюдение за продвижением нашей пехоты и наведением моста. После того как итальянский атташе уехал, я приказал переправить меня на штурмовой лодке на восточный берег реки, чтобы узнать о результатах боевых действий. Свое намерение поехать из Копысь в XLVI танковый корпус мне не удалось осуществить, т. к. еще не была установлена подвижными средствами связь со Шкловом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем выяснилось, что 17-я танковая дивизия южнее Орши натолкнулась на столь сильного противника, что оказалось нецелесообразным продолжать наступление дальше на восточном берегу с небольшого, только что захваченного предмостного укрепления. Находившийся в этом районе командир полка полковник Лихт принял поэтому правильное решение оставить предмостное укрепление, 17-ю танковую дивизию пришлось перебрасывать через Копыси в тыл 29-й мотопехотной дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На обратном пути на командный пункт группы я встретил фельдмаршала фон Клюге и доложил ему о развитии наступления. Он подтвердил отданные мною приказы, и я со своей стороны попросил подтянуть к Днепру авангарды пехотных корпусов для того, чтобы ускорить блокирование сильного предмостного укрепления русских. На своем командном пункте я встретил шеф-адъютанта Гитлера полковника [Рудольфа] Шмундта и имел с ним беседу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После непродолжительного пребывания в Толочине в 18 час. 15 мин. я направился в XLVI танковый, корпус, в Шклов. Дороги были плохими, мосты требовали немедленного ремонта. В корпус я прибыл в 21 час. 30 мин. Сильный артиллерийский огонь и неоднократные налеты бомбордировочной авиации противника на район наведения моста 10-й танковой дивизией делали форсирование реки значительно более трудным, чем на фронте XLVII танкового корпуса. У дивизии СС «Рейх» мост также был поврежден авиацией противника. Несмотря на это, дивизии удалось форсировать реку и выслать в направлении Горок передовой отряд. Я указал корпусу на необходимость наступления ночью, чтобы использовать элемент внезапности, и затем поехал в 10-ю танковую дивизию проследить за выступлением передового отряда. Мой приезд оказался очень кстати, т. к. части еще не выступили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После трудной поездки 12 июля в 4 час. 30 мин. утра я снова был в Толочине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 июля дивизии танковой группы достигли: 1-я кавалерийская – Жлобина, Рогачева, 4-я танковая и 10-я мотопехотная – района Старого Быхова и севернее плацдарма на восточном берегу<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Днепра, 3-я танковая – района южнее Могилева, прикрывая фланг со стороны русского плацдарма; 10-я танковая дивизия и пехотный полк «Великая Германия» – района южнее Шклова, дивизия СС «Рейх» – плацдарма на восточном берегу восточное Днепра у Шклова; 29-я мотопехотная дивизия создала плацдарм восточное Копыси, 18-я танковая – достигла района западнее Копыси, 17-я танковая – района юго-западнее Орши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группы прикрытия Штрейха и Узингера обеспечивали фланг группы западнее и северо-западнее Орши со стороны предмостного укрепления русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главные силы пехоты вышли на линию восточное Слуцка и восточнее Минска, ее авангарды достигли Березины. [Герман] Гот находился под Витебском.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 июля войска продолжали форсирование реки. В этот день я вылетел на самолете в XXIV танковый корпус. Там я пробыл 8 часов; после посещения корпуса я принял [Рудольфа] Шмундта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;У Верховного командования сухопутных войск в этот день еще не было ясного представления о том, сможет ли противник продолжать свое упорное сопротивление танковым группам группы армий «Центр» или он начнет отступление. Во всяком случае, ОКХ желало, чтобы обе танковые группы попытались прорвать фронт, образованный русскими западнее Смоленска, и разгромить находящиеся там силы противника. Кроме того, думали и о том, не следует ли повернуть части 3-й танковой группы (Гот) на север, чтобы охватывающим маневром уничтожить силы противника, стоявшие перед правым флангом 16-й армии.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смоленск – Ельня – Рославль<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 июля я перевел свой командный пункт на восточный берег Днепра, в Заходы (6 км юго-восточное Шклова). В этот день я посетил 17-ю танковую дивизию, находившуюся на Днепре. Эта доблестная дивизия с начала наступления уничтожила 502 танка противника. Затем я присутствовал при переправе частей дивизии СС «Рейх» и беседовал с генералами [Паулем] Хауссером и [Генрихом] фон Фитингофом[-Шеелем]. Дивизии СС нужно было ускорить продвижение и организовать разведку в направлении Монастырщины, так как, по данным авиаразведки, юго-западнее Горок русские части пытались пробиться к Днепру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под умелым руководством своего командира [Ганс Цорна] 29-я мотопехотная дивизия в этот день продвинулась на 18 км от Смоленска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш новый командный пункт, на который я вернулся в 17 час, был очень удачно расположен и находился близко от линии фронта. С юга был слышен интенсивный огонь, и можно было сделать вывод, что пехотный полк «Великая Германия» ведет тяжелые бои. Этот полк имел задачу прикрывать наш фланг от атак противника со стороны Могилева. Ночью раздался крик о помощи: пехотный полк «Великая Германия» израсходовал все патроны. Полк, еще не привыкший к боям в России, требовал подвоза дополнительных боеприпасов. Но он не получил ничего; нервозная стрельба была прекращена, наступило затишье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день в Верховном командовании сухопутных войск вдруг возникла мысль повернуть 2-ю танковую группу на юг или юго-восток. Основанием для такого решения явилось успешное развитие хода боевых действий на фронте группы армий «Юг», которая вышла на Днестр. Одновременно в этот же день Верховное командование сухопутных войск занималось Африканской кампанией [Эрвина] Роммеля, а также разработкой планов проведения операций через Ливию, Турцию и Сирию в направлении к Суэцкому каналу. Была начата более детальная разработка операции с Кавказа по направлению к Персидскому заливу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 июля я приказал XLVI корпусу вместе с дивизией СС «Рейх» наступать на Горки и затем сам поехал также в этом направлении, 10-я танковая дивизия достигла населенных пунктов Горки и Мстиславль, понеся в тяжелых боях большие потери, особенно в артиллерии, 29-я мотодивизия успешно продвигалась на Смоленск, 18-я танковая дивизия форсировала Днепр и обеспечивала теперь левый фланг 29-й мотодивизии на участке севернее и северовосточное Красный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус расширил предмостное укрепление в направлении Волковичей, подтянув 1-ю кавалерийскую дивизию в Старый Быхов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верховное командование сухопутных войск разрабатывало в этот день предварительные планы дальнейшего распределения сил и состава группировок, которые должны были остаться на востоке в качестве оккупационных войск. При этом исходили из положения, что в важных промышленных районах и железнодорожных (шоссейных) узлах следует разместить такие группировки войск, которые были бы в состоянии, выполняя оккупационные задачи, проводить также наступательные операции подвижными видами в отдаленных районах, где нет наших войск, с целью уничтожения образовавшихся очагов сопротивления. В связи с этим был пересмотрен состав группировок германских сухопутных войск в Европе после завершения «плана Барбаросса», а также изучались планы реорганизации и всевозможного сокращения армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти мероприятия были проведены без всякого учета суровой действительности. Прежде всего необходимо было довести до успешного завершения «план Барбаросса», сосредоточив на этом все усилия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 15 июля на мой командный пункт прибыл фельдмаршал фон Клюге. После беседы с ним я поехал в XLVI танковый корпус, в Горки, а оттуда в XLVII танковый корпус, в Зверовичи (12 км юго-западнее Красного), 29-я мотопехотная дивизия овладела южной частью Смоленска, 18-я танковая дивизия достигла Днепра севернее Красный. Русские отходили четырьмя-пятью параллельными колоннами по шоссе Орша, Смоленск, 17-я танковая дивизия овладела на восточном берегу Днепра восточными и южными кварталами города Орши. В 17 час. я был у генерала Неринга, командира 18-й танковой дивизии, которая вела тяжелые бои у Гусино. Он доложил мне о значительных потерях, которые понесли его тылы под Добрынь (24 км юго-восточнее Орши), где противник пытался прорвать кольцо окружения в восточном направлении. В 17 час. 40 мин. я направился далее к Смоленску. По пути моя оперативная группа подверглась налету с воздуха; потерь не было. В 19 час. 15 мин. под Смоленском я имел беседу с 1-м офицером Генштаба штаба 29-й мотопехотной дивизии, старательным майором [Герхардом] Францем, который доложил мне, что дивизия успешно продвигается к Смоленску без больших потерь. Уже теперь давала о себе знать необходимость] получить подкрепление в личном составе и материальной части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 23 часа я приехал на командный пункт группы, передислоцировавшийся во время моего отсутствия в Горки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 июля 29-я мотопехотная дивизия овладела Смоленском. Таким образом, она первой достигла поставленной перед ней оперативной цели. Это был выдающийся успех. Личный состав дивизии, начиная от ее командира генерал[-майора Вальтера] фон Больтенштерна и до последнего стрелка, выполнил свой долг, все показали себя храбрыми солдатами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 июля соединения танковой группы находились:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Старого Быхова, 4-я танковая дивизия – в районе между Чаусами и Молятичами; 10-я мотопехотная дивизия – южнее Могилева; 10-я танковая дивизия – в районе между Хиславичами и Починками; дивизия СС «Рейх» – за 10-й танковой дивизией; пехотный полк «Великая Германия» – севернее Могилева; 29-я мотопехотная дивизия – в Смоленске; 18-я танковая дивизия – в районе Красный – Гусино; 17-я танковая дивизия – у Ляды – Дубровно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передовые отряды пехоты вышли к Днепру. Они состояли из разведывательных батальонов и небольших моторизованных подразделений пехотных дивизий. Следовательно, их боевая сила была невелика.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 июля начались ожесточенные контратаки русских. С направления Гомель на правый фланг танковой группы наступало около двадцати дивизий, в то же время русские производили вылазки со своих предмостных укреплений из Могилева в южном и юго-восточном направлениях и из Орши в южном направлении. Этими операциями руководил маршал Тимошенко с явной целью отбросить немецкие войска снова за Днепр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 июля была замечена перегруппировка войск противника в направлении Гомель и Клинцы, а восточнее Смоленска наблюдалось усиленное передвижение войск. Следовательно, нужно было ожидать, что русские будут продолжать свои попытки остановить наше наступление. Несмотря на эту сложную обстановку, я твердо придерживался принятого решения: как можно быстрее достичь указанных мне оперативных целей. Корпуса продолжали свое наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 июля я вылетел в XXIV танковый корпус и посетил правофланговую 1-ю кавалерийскую дивизию, которая упорно отражала контратаки русских на Днепре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день дивизии вышли в следующие районы: 1-я кавалерийская дивизия – южнее Быхова, 10-я мотопехотная дивизия – западнее Черикова, 4-я танковая дивизия – к Кричеву, 3-я танковая дивизия – к Лобковичам, 10-я танковая дивизия – между Починками и Ельней, дивизия СС «Рейх» – к Мстиславлю, пехотный полк «Великая Германия» – к Рекотке, 29-я мотопехотная дивизия – к Смоленску, 18-я танковая дивизия – к Катыни – Гусину, 17-я танковая дивизия – к Лядам – Дубровно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Западнее и восточнее Могилева, восточное Орши, севернее и южнее Смоленска появились крупные группировки противника. [Герман] Гот вышел в район севернее Смоленска. Наступавшая за нами пехота достигла рубежа р. Днепр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группе армий «Юг» удалось создать предмостное укрепление на Днестре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день я получил вместе с [командующим 3-й танковой группой генерал-полковником Германом] Готом и [командиром VIII авиакорпуса генералом авиации бароном Вольфрамом фон] Рихтгофеном<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Я был 15-м человеком в сухопутных войсках и 24-м в вермахте, награжденным этим орденом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 июля я находился в XLVII танковом корпусе, 17-я танковая дивизия была переброшена с фланга, который она прикрывала восточнее Орши, в район южнее Смоленска, чтобы отразить атаки русских, двигавшихся на город с юга. В боях, которые здесь происходили, был смертельно ранен храбрый командир этой дивизии генерал[-мйаор Карл] Риттер фон Вебер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последующие дни XLVI танковый корпус, сломив упорное сопротивление противника, оборонявшегося на укрепленных позициях, овладел городом Ельня и его окрестностями. На правом фланге и в тылу корпуса бои еще продолжались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 20 июля соединения танковой группы вышли: 1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Быхова, 10-я мотопехотная дивизия – западнее Черикова, 4-я танковая дивизия – в районе Чериков – Кричев, 3-я танковая дивизия – к Лобковичам, 10-я танковая дивизия – к Ельне, дивизия СС «Рейх» – у Гусину, пехотный полк «Великая Германия» – западнее Хиславичей, 17-я танковая дивизия – южнее Смоленска, 29-я мотопехотная дивизия – к Смоленску, 16-я танковая дивизия – к Гусину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русские продолжали контратаковать части XXIV танкового корпуса и на Смоленск; под Ельней снова завязались бои. Наступавшая за нами пехота перешла Днепр. Гот намеревался окружить крупные силы противника северо-восточное Смоленска. Для этого он нуждался в поддержке 2-й танковой группы с юга, в направлении на Дорогобуж. У меня было большое желание помочь ему, и я направился 21 июля в XLVI танковый корпус, чтобы распорядиться о проведении необходимой перегруппировки. Южная и западная части Смоленска находились под обстрелом артиллерии противника, поэтому мне пришлось объехать город по полям. К середине дня я прибыл в один из полков 17-й танковой дивизии, обеспечивавший юго-восточный флангу Слободы. В Киселевске (45 км юго-восточнее Смоленска) я нашел командный пункт XLVI танкового корпуса, где ознакомился с обстановкой и затем осмотрел позиции пехотного полка «Великая Германия» южнее ст. Васьково (35 км севернее Рославля). Перед полком находился пока еще слабый противник с артиллерией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это время все силы XLVI танкового корпуса вели упорные бои с противником. Поэтому я решил сменить пехотный полк «Великая Германия» частями 18-й танковой дивизией, которая в ближайшие дни должна была закончить бои под Гусином и этим обеспечить XLVI танковому корпусу возможность поддержать [3-ю танковую группу]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гота. Я отдал все необходимые распоряжения по радио с командного пункта XLVI танкового корпуса. Корпус должен был действовать всеми силами в направлении Дорогобужа; авиация ближнего действия должна была поддерживать войска, отражающие контратаки русских юго-восточнее Ельни из района Спас-Деменска. На обратном пути я получил несколько радиограмм из моего штаба, содержавших распоряжение вышестоящих инстанций о немедленном использовании дивизии СС «Рейх» на Дорогобужском направлении. Но в данный момент больше того, что уже было сделано XLVI танковым корпусом, ничего нельзя было предпринять. OtXLVII танкового корпуса, в который я еще раз заехал, также ничего большего нельзя было требовать. Все зависело оттого, насколько быстро сможем мы снять 18-ю танковую дивизию с фланга, который она обеспечивала у Гусино, и освободить тем самым силы, необходимые для дальнейшего продвижения на север. И здесь снова последовало личное вмешательство фельдмаршала фон Клюге, которого беспокоил левый фланг танковой группы на Днепре; он задержал 18-ю танковую дивизию подобно тому, как это было у Белостока, не уведомив меня о своем приказе. Вследствие этого сил для наступления на Дорогобуж оказалось недостаточно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером под артиллерийским огнем противника я пробрался через Смоленск на командный пункт группы в Хохлово, расположенное юго-западнее города. При этом сопровождавший меня связной мотоциклист Хельригель был выброшен взрывной волной из машины, но, к счастью, ранения не получил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Город Смоленск мало пострадал в результате боевых действий. Захватив старую часть города на южном берегу Днепра, 29-я мотопехотная дивизия, имея задачу установить связь с Готом, перешла р. Днепр и овладела промышленным районом города, расположенным на северном берегу реки. Воспользовавшись своим посещением позиций в Смоленске, я решил осмотреть кафедральный собор [234 - Имеется в виду собор Успения Пресвятой Богородицы (постройки XVIII в.).]. Он остался невредимым. При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный в центральной части и левой половине собора. У ворот стояла восковая фигура нищего, просящего подаяние. Во внутренней части помещения стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Красоты в этом не было никакой. Правая половина церкви была отведена для богослужений [235 - 23 августа 1933 г. по решению Западного облисполкома Успенский собор был закрыт и превращен в антирелигиозный музей, служб в нем не проводилось – у Гудериана создалось ложное впечатление. По воспоминаниям заместителя директора Смоленского музея Е.В. Буркиной, при эвакуации музейных ценностей «ничего не удалось отобрать из уникальных вещей собора, т. к. на вратах его висел огромный замок и сотрудников этого музея в городе не оказалось». 3 августа 1941 г. в соборе проведено первом после закрытия богослужение лютеранским пастором, 10 августа – собор был заново освящен православными иереями, после чего была отслужена Божественная литургия. 10 ноября 1941 г. Антирелигиозный музей был закрыт, после чего экспонаты были упакованы и вывезены (этим занималась команда Главного штаба Розенберга). Подробнее см. Аникеев В.М. Святыни и подвижники Смоленские. Смоленск, 2009. С. 52–53.]. Серебряный алтарь и подсвечники, видимо, пытались спрятать, но не успели сделать это до нашего прихода в город. Во всяком случае, все эти чрезвычайно ценные вещи лежали кучей в центре собора. Я приказал найти кого-нибудь из русских, на кого можно было бы возложить ответственность за сохранение этих ценностей. Нашли церковного сторожа – старика с длинной белой бородой, которому я передал через переводчика, чтобы он принял под свою ответственность ценности и убрал их на место. Ценнейший позолоченный резной иконостас были в полной сохранности. Что стало потом с собором, я не знаю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 июля я встретил в Талашкино (15 км южнее Смоленска) генерал-майора Вильгельма Риттера] фон Тома, заменившего генерал[-майора Карла Риттера] фон Вебера на посту командира 17-й танковой дивизии [236 - После ранения генерал-майора Карла Риттера фон Вебера 18 июля 1941 г. к временному исполнению обязанностей командира 17-й танковой дивизии приступил полковник Рудольф Эдуард Лихт, а 21 июля 1941 г. его сменил генерал-майор фон Тома, как старший по званию офицер дивизии – он командовал 17-й танковой бригадой. Тома исполнял обязанности командира дивизии до 19 сентября 1941 г., когда командиром был назначен Ганс Юрген фон Арним.]. Генерал Тома был известен как старый и опытный танкист, отличившийся еще в период Первой мировой войны и войны в Испании [237 - Тома в составе легиона «Кондор» участвовал в военных действиях во время гражданской войны в Испании, причем он командовал всеми танковыми частями легиона.]. Он обладал железным спокойствием и выдающейся храбростью и в этой войне также оправдал возложенные на него надежды. 17-я танковая дивизия обеспечивала связь между XLVI и XLVII танковыми корпусами и удерживала фронт на Днепре, препятствуя русским прорваться на юг, чего еще опасалось командование 4-й армии. Командный пункт XLVI танкового корпуса находился в лесу, 11 км западнее Ельни. Генерал Фитингоф доложил мне о контрнаступлении русских на Ельню, которое ведется с юга, востока и севера при очень сильной артиллерийской поддержке. Вследствие недостатка боеприпасов, который испытывался с начала войны, корпус вел огонь только по наиболее важным целям. Фитингоф хотел наступать в направлении на Дорогобуж, чтобы оказать поддержку Готу, как только пехотный полк «Великая Германия» будет сменен 18-й танковой дивизией. Все попытки продвинуться через р. Уша северо-западнее Ельни, в направлении на Свирколучье, были безуспешны. Дорога Глинка – Климятино, обозначенная на наших картах как «хорошая», в действительности совсем не существовала. Дорога на север была топкой и непроходимой для автотранспорта. Все передвижения должны были совершаться только в пешем строю и поэтому были утомительны и требовали много времени.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я отправился в 10-ю танковую дивизию, где генерал [Фердинанд] Шааль подробно обрисовал мне картину боев под Ельней. Его войска уничтожили в течение одного дня 50 танков противника, но были остановлены у хорошо оборудованных позиций русских. Он считал, что дивизия потеряла не менее одной трети всех своих танков. Боеприпасы приходилось подвозить с пунктов, расположенных в 450 км от местонахождения дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда я отправился в дивизию СС «Рейх», находившуюся севернее Ельни. За день до этого дивизия захватила 1100 пленных, но с рубежа Ельня – Дорогобуж не смогла больше продвинуться. Сильные бомбардировочные удары русских с воздуха задержали дальнейшее продвижение дивизии: Я отправился на позиции боевого охранения, которыми командовал гауптштурмфюрер [СС Фриц] Клингенберг, чтобы лично ознакомиться с местностью и обстановкой. Я пришел к выводу, что прежде чем начать наступление в направлении на Дорогобуж, следует дождаться прибытия пехотного полка «Великая Германия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 23 часа я прибыл на новый командный пункт моей группы, расположенный в 2 км южнее Прудки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ожесточенные атаки русских продолжались в течение нескольких дней с неослабевающей силой. Все же нам удалось несколько продвинуться на правом фланге. На центральный участок фронта группы прибыли долгожданные подкрепления: 18-я танковая дивизия и одна пехотная дивизия. Попытки продвинуться в направлении на Дорогобуж неизменно кончались полным провалом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По последним разведывательным данным, следовало ожидать появления штабов четырех новых русских армий восточнее линии Новгород-Северский – западнее Брянска – Ельня – Ржев – Осташков. На всей этой линии русские производили инженерные работы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 25 июля соединения танковой группы достигли: 1-я кавалерийская дивизия – района юго-восточнее Нового Быхова, 4-я танковая дивизия – линии Чериков – Кричев, 10-я мотодивизия – Чвикова, 3-я танковая дивизия – Лобковичей; 263-я пехотная дивизия, 5-й пулеметный батальон, пехотный полк «Великая Германия», 18-я танковая дивизия и 292-я пехотная дивизия – района южнее Прудков и аэродрома Шаталово, на который базировались наши бомбардировщики ближнего действия и который нам приходилось прикрывать от артиллерийского и минометного огня русских; 10-я танковая дивизия находилась в Ельне, дивизия СС «Рейх» – севернее Ельни; 17-я танковая дивизия – в Ченцово и южнее, 29-я мотопехотная дивизия – южнее Смоленска и 137-я пехотная дивизия – в Смоленске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На шоссе у Бобруйска появилась кавалерия противника. 26 июля русские продолжали свое наступление в районе Ельни. Я попросил командование перебросить на ельнинскую дугу 268-ю пехотную дивизию для того, чтобы усилить этот участок фронта и дать возможность танковым войскам отдохнуть и привести в порядок материальную часть, в чем они настоятельно нуждались после длительных маршей и ожесточенных боев. Днем я посетил 3-ю танковую дивизию, поздравил [ее командира генерал-лейтенанта Вальтера] Моделя с награждением его Рыцарским крестом [238 - Не очень ясно столь запоздалое поздравление Гудераином: приказ о награждении Вальтера Моделя Рыцарским крестом датируется 9 июля 1941 г.], который он вполне заслужил, и заслушал его доклад о положений дивизии. Затем я отправился в 4-ю танковую дивизию, где встретился с [командиром XXIV танкового корпуса] генералом [танковых войск] бароном [Лео] Гейром [фон Швеппенбургом] и [командиром дивизии] генерал[-майором] бароном [Виллибальдом] фон Лангерманом [унд Эрленкампом]. К вечеру я получил донесение о том, что русские прорвались через занимаемое 137-й пехотной дивизией предмостное укрепление на северном берегу Днепра у Смоленска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Радиоразведка установила, что между 21-й армией русских в Гомеле, 13-й армией в Родне и 4-й армией южнее Рославля осуществляется взаимодействие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот же день войскам Гота удалось с севера замкнуть кольцо вокруг русских войск, расположенных к востоку от Смоленска. Остатки десяти русских дивизий были разбиты нашей 3-й танковой группой. Кроме того, были уничтожены крупные силы противника, действовавшие в тылу наших войск, у Могилева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возвратившись на свой командный пункт в 22 часа, я получил распоряжение из штаба группы армий прибыть на совещание к 12 час. следующего дня на аэродром Орша. Необходимо было обсудить некоторые вопросы, т. к. в последние дни наметилось расхождение в оценке обстановки. В то время как командование 4-й армии считало, что наиболее угрожаемым участком фронта является район Смоленска, командование танковой группы полагало, что наиболее опасным являются районы южнее Рославля и восточное Ельни. Ненужное сосредоточение крупных соединений в районе Смоленска явилось причиной того, что в последние дни в районе Рославля создалась критическая обстановка и были понесены большие потери, которые можно было избежать. Все это чрезвычайно обострило мои отношения с командующим 4-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 июля я вместе со своим начальником штаба подполковником фон Либенштейном вылетел в Борисов (где располагался штаб группы армий) для получения указаний о дальнейшем развитии операций и для доклада о положении своих войск. Я ожидал, что получу приказание наступать в направлении на Москву или хотя бы на Брянск, однако, к моему удивлению, мне сообщили, что Гитлер приказал 2-й армии и 2-й танковой группе наступать на Гомель. Кроме того, 2-й танковой группе дополнительно ставилась задача наступать в юго-западном направлении с целью окружения оставшихся в этом районе 8 – 10 русских дивизий. Нам передали, что фюрер придерживается той точки зрения, будто крупные охватывающие операции являются неверной теорией Генерального штаба, теорией, оправдавшей себя только на Западе. Основная задача на Восточном фронте заключается в уничтожении живой силы противника, чего можно достигнуть только путем создания небольших котлов. Все участники совещания считали, что такие действия дадут противнику возможность выиграть время для того, чтобы подготовить новые соединения и, используя свои неисчерпаемые людские ресурсы, создать в тылу новые линии обороны, и что кампания, которую мы будем вести таким способом, не приведет к быстрому и столь необходимому для нас завершению войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще несколько дней тому назад Верховное командование сухопутных войск также придерживалось совершенно иного мнения. Об этом свидетельствует нижеследующая выписка из имевшегося у меня официального документа, датированного 23 июля 1941 г.:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решение о дальнейшем развитии операций исходит из предположения, что после того, как в соответствии с планом стратегического развертывания будет достигнута оперативная цель 1, основная масса боеспособных сил русской армии будет разгромлена. С другой стороны, необходимо считаться с тем, что противник будет в состоянии организовать упорное сопротивление на важнейших направлениях дальнейшего продвижения немецких войск, используя для этого свои крупные людские резервы и введя в действие все свои силы. При этом следует ожидать, что наиболее упорное сопротивление русские будут оказывать на Украине, под Москвой и под Ленинградом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Замысел Верховного командования сухопутных войск заключается в том, чтобы уничтожить имеющиеся или вновь создаваемые силы противника и посредством быстрого захвата важнейших индустриальных районов Украины, районов, расположенных западнее Волги, а также Тулы, Горького, Рыбинска, Москвы и Ленинграда, лишить противника материальной базы для восстановления своей военной промышленности. Вытекающие отсюда отдельные задачи для каждой группы армий и общая группировка сил будут переданы сначала по телеграфу, а затем в детально разработанной директиве.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какое бы решение ни было принято Гитлером, для 2-й танковой группы было необходимо прежде всего окончательно ликвидировать опасность, которая угрожала ее правому флангу. Исходя из этого, я доложил командующему группой армий о своем решении наступать на Рославль с тем, чтобы, захватив этот узел дорог, иметь возможность овладеть дорогами, идущими на восток, юг и юго-запад, и просил его выделить мне необходимые для проведения этой операции силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое предложение было одобрено, и для его осуществления 2-й танковой группе были подчинены следующие соединения:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) для наступления на Рославль – VII армейский корпус в составе 7-й, 23-й, 78-й и 197-й пехотных дивизий и IX армейский корпус в составе 263-й, 292-й и 137-й пехотных дивизий;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) для смены нуждающихся в отдыхе и приведения в порядок танковых дивизий в районе Ельнинской дуги – XX армейский корпус в составе 15-й и 268-й пехотных дивизий. 1-я кавалерийская дивизия была переподчинена 2-й армии. Танковая группа была выделена из состава 4-й армии, и подчиненные мне войска отныне стали именоваться – армейская группа «Гудериан».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление на Рославль с целью ликвидации угрозы с фланга было организовано следующим образом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На XXIV танковый корпус возлагалась задача силами двух дивизий VII армейского корпуса (10-й мотопехотной и 7-й пехотной) обеспечить растянутый правый фланг от действий противника, находящегося в районе Климовичи – Милославичи. Указанные выше две дивизии вместе с 3-й и 4-й танковыми дивизиями должны были овладеть городом Рославль и установить связь с IX армейским корпусом, действовавшим севернее, в районе между реками Остер и Десна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;VII армейскому корпусу была поставлена задача силами 23-й и 197-й пехотных дивизий из района Петровичи, Хиславичи наступать в направлении Рославль, где соединиться с 3-й танковой дивизией и развивать наступление в направлении на шоссе Рославль, Стодолище, Смоленск, 78-я пехотная дивизия находилась во втором эшелоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;IX армейский корпус силами 263-й пехотной дивизии должен был наступать с севера на юг между вышеуказанным шоссе и р. Остер, а силами 292-й пехотной дивизии – между реками Остер и Десна, нанося главный удар своим левым флангом в направлении шоссе Рославль, Екимовичи, Москва. Левый фланг IX корпуса должна была обеспечивать 137-я пехотная дивизия, переброшенная из Смоленска. Кроме того, IX армейский корпус усиливался частями XLVII танкового корпуса, главным образом его артиллерией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начало наступления было назначено для XXIV танкового корпуса и для VII армейского корпуса на 1 августа, а для IX армейского корпуса на 2 августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оставшиеся дни ушли на подготовку к наступлению. Особое внимание необходимо было уделить выделенным в мое распоряжение армейским корпусам, которым до сих пор почти не приходилось принимать участия в боевых действиях против русских и которые были незнакомы с моими методами ведения наступательных операций. Этим войскам не приходилось еще действовать в тесном взаимодействии с танками, поэтому я сомневался в успехе их действий. Особое сомнение вызывал IX армейский корпус, которым командовал генерал [пехоты Герман] Гейер, хорошо известный мне как мой бывший начальник по службе в Войсковом управлении Министерства рейхсвера, а также как командующий войсками V военного округа, которому подчинялся гарнизон Вюрцбурга. Генерал Гейер был известен своим острым умом, отмеченным генералом Людендорфом еще в период Первой мировой войны. Естественно, что он видел насквозь и все слабые стороны моего метода наступления и высказался о них на совещании, в котором принимали участие командиры корпусов. На его возражения против моей тактики я ответил ему, что «этот метод наступления является математикой», подразумевая под этим, что «его успех не вызывает никакого сомнения». Однако генерала Гейера было нелегко убедить в моей правоте, и мне пришлось выдержать трудную борьбу с моим бывшим начальником на этом совещании, которое происходило в небольшой русской школе. Только в ходе боевых действий Гейер убедился в правильности моего метода и, проявляя большую личную храбрость, существенным образом способствовал успеху нашего наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 июля шеф-адъютант Гитлера полковник [Рудольф] Шмундт привез мне Дубовые листья к Рыцарскому кресту и, пользуясь этим обстоятельством, имел со мной беседу о моих взглядах на будущее. Он сообщил мне, что Гитлер наметил себе три цели:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. На северо-востоке – Ленинград. Эта цель должна быть достигнута во что бы то ни стало для того, чтобы получить возможность организовать из Швеции по Балтийскому морю снабжение группы армий «Север».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. В центре – Москва, являющаяся важным промышленным центром.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. На юго-востоке – Украина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из высказываний Шмундта можно было сделать вывод, что Гитлер еще не принял окончательного решения о наступлении на Украине. Поэтому я настоятельно просил Шмундта убедить Гитлера в необходимости нанесения удара непосредственно на Москву – сердце России и посоветовать ему отказаться от нанесения мелких ударов, которые приводили к большим потерям с нашей стороны и не имели решающего значения для успеха всей кампании. Кроме того, я просил Шмундта не задерживать доставку мне новых танков и пополнения, ибо в противном случае кампания не сможет быть быстро завершена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 июля под Ельней было отражено 13 атак.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31 июля из Верховного командования сухопутных войск возвратился отправленный мною офицер связи майор фон Белов и доставил мне следующие указания:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ранее намеченная задача – к 1 октября выйти на линию Онежское озеро – р. Волга уже считается теперь невыполнимой. Имеется уверенность, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград – Москва и районов южнее Москвы. Верховное командование сухопутных войск и начальник Генерального штаба находятся в исключительно трудном положении, т. к. руководство всеми операциями осуществляется свыше. Окончательное решение о дальнейшем ходе операций еще не принято.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;От окончательного решения вопроса о дальнейшем развитии операций зависело теперь все, в частности, целесообразность удержания линии фронта на ельнинской дуге в случае, если наступление в направлении на Москву не будет осуществляться. Оборона этой дуги была связана с большими потерями. Подвоз боеприпасов был недостаточен для ведения позиционной войны, и это неудивительно, ибо ближайшая железнодорожная станция, обладающая достаточной пропускной способностью, находилась на удалении 750 км. Хотя железнодорожный путь до Орши был перешит на немецкую колею [239 - В России (затем в СССР) с середины XIX в. на железных дорогах использовалась колея шириной 1520 мм, в то время как в Западной Европе (в т. ч. в Германии и Польше) она составляла 1435 мм.], однако пропускная способность дороги все же оставалась незначительной. Не хватало русских паровозов для тех участков пути, которые еще не были перешиты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Существовала все же небольшая надежда, что Гитлер примет другое решение, как нам было сказано на совещании, созванном 27 июля командованием группы армий «Центр» в Борисове.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 августа XXIV танковый и VII армейский корпуса начали наступление на Рославль. Рано утром я прежде всего отправился в VII армейский корпус, однако не нашел ни командного пункта корпуса, ни командного пункта 23-й пехотной дивизии. Разыскивая их, в 9 час. я достиг передовых конных дозоров 23-й пехотной дивизии. Убедившись в том, что впереди никаких штабов быть не может, я остановился, потребовав от дозоров, чтобы они доложили мне, какие у них имеются сведения о противнике. Кавалеристы были чрезвычайно удивлены моим неожиданным появлением. Затем я приказал командиру 67-го пехотного полка подполковнику барону [Морицу Вильгельму] фон Биссингу, моему старому соседу по Берлину, пропустить мимо меня подразделения полка. Было заметно, что солдаты, узнав меня, очень обрадовались. Отправившись затем в 3-ю танковую дивизию, я попал под бомбежку наших самолетов, сбросивших бомбы на подразделения 23-й пехотной дивизии и причинивших им большой урон. Первая бомба упала в 50 м впереди моей машины. Эти прискорбные случаи происходили, несмотря на то, что наши войска имели необходимые опознавательные знаки и маршруты движения были указаны в приказах. Объясняется это недостаточной подготовкой молодых летчиков и отсутствием у них боевого опыта. В остальном продвижение частей 23-й пехотной дивизии не встречало серьезного сопротивления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине дня я прибыл в передовые подразделения 3-й танковой дивизии, достигшие западного берега р. Остер, южнее Хороньво. Генерал [Вальтер] Модель сообщил мне, что он захватил неразрушенными все мосты через р. Остер, а также взял одну батарею противника. Я беседовал с командирами батальонов, специальных подразделений и выразил им благодарность за хорошее руководство своими подразделениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером я посетил штаб XXIV танкового корпуса, чтобы получить общие сведения о ходе наступления за весь день, и на следующий день в 2 часа возвратился на свой командный пункт. Поездка моя продолжалась 22 часа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главный объект нашего наступления – Рославль – был захвачен!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 2 августа я отправился в IX армейский корпус. С командного пункта 509-го пехотного полка 292-й пехотной дивизии можно было наблюдать отступление русских. Я приказал продолжать наступление в южном направлении, отклонив возражение со стороны командования корпуса. Затем направился в 507-й пехотный полк, передовой отряд которого наступал на Козаки. К концу дня я еще побывал в штабе 137-й пехотной дивизии и в штабах полков этой дивизии, приказав им ночью продолжать наступление и как можно быстрее достичь шоссейной дороги, ведущей на Москву. В 22 часа 30 мин. я возвратился на свой командный пункт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение 2 августа IX корпус не добился каких-либо значительных успехов, поэтому я решил день 3 августа снова провести в этом корпусе, чтобы развить дальнейшее наступление и обеспечить полный успех. Сначала я отправился на командный пункт 292-й пехотной дивизии в Ковали, а оттуда в 507-й пехотный полк. По пути я встретил командира корпуса [генерала пехоты Германа Гейера], с которым подробно обсудил ход боевых действий. Прибыв в 507-й пехотный полк, я пошел вперед вместе с головной ротой, устраняя ненужные остановки. В трех километрах от большого московского шоссе в бинокль замечены были танки, находившиеся северо-восточнее Рославля. Мы немедленно приостановили движение. Я приказал самоходному орудию, которое двигалось вместе с головным подразделением пехоты, подать танкам условный сигнал «Я здесь» и получил ответный сигнал, означавший, что это наши танки. Это было подразделение 35-го танкового полка моей 4-й танковой дивизии!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я немедленно сел в свою машину и отправился к своим танкистам. Остатки русских войск бросали оружие и отходили, а по балкам и доскам взорванного моста через р. Острик карабкались солдаты 2-й роты 35-го танкового полка для того, чтобы приветствовать меня. Это была та самая рота, которой еще совсем недавно командовал мой старший сын. Солдаты его очень любили и свою любовь и доверие перенесли на меня. Обер-лейтенант Краузе, командовавший теперь этой ротой, доложил мне обстановку, и я пожелал роте дальнейших успехов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таким образом, кольцо окружения вокруг русских войск в районе Рославля было замкнуто. В окружении остались три-четыре русские дивизии. Задача состояла теперь в том, чтобы принудить окруженных русских к сдаче. Когда через полчаса появился генерал Гейер, я сказал ему, что шоссейную дорогу на Москву необходимо во что бы то ни стало удержать. 292-й пехотной дивизии была поставлена задача – замкнуть кольцо окружения фронтом на запад, а 137-й пехотной дивизии – фронтом на восток, вдоль р. Десна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем в районе Ельни продолжались тяжелые бои, требовавшие большого расхода боеприпасов. Здесь был брошен в бой наш последний резерв – рота, охранявшая командный пункт нашей танковой группы. К 3 августа войска группы достигли: 7-я пехотная дивизия и 3-я танковая дивизия – района западнее Климовичей, 10-я мотодивизия – Хиславичей; 78-я пехотная дивизия – Понятовки; 23-я пехотная дивизия – Рославля, 197-я пехотная дивизия и 5-й пулеметный батальон – севернее Рославля, 263-я пехотная дивизия – южнее Прудков, 292-я пехотная дивизия – Козаков, 137-я пехотная дивизия – восточного берега р. Десна, 10-я танковая, 286-я пехотная дивизии, дивизия СС «Рейх», пехотный полк «Великая Германия» – Ельни, 17-я танковая дивизия – севернее Ельни, 29-я мотопехотная дивизия – южнее Смоленска, 18-я танковая дивизия – Прудков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штаб XX армейского корпуса только что прибыл. На утро 4 августа я был вызван в штаб группы армий, где впервые после начала кампании в России должен был выступить с докладом Гитлер. Мы стояли накануне решительного поворота в ходе войны!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Москва или Киев?<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совещание с участием Гитлера происходило в городе Борисов, где находился штаб группы армий «Центр». Присутствовали: Гитлер, [шеф-адъютант по вермахту полковник Рудольф] Шмундт, [командующий группой армий «Центр» генерал-]фельдмаршал [Федор] фон Бок, [командующий 3-й танковой группой генерал-полковник Герман] Гот и я, а также представитель ОКХ – начальник Оперативного отдела полковник [Адольф] Хойзингер. Каждому участнику совещания предоставили возможность по очереди высказать свою точку зрения таким образом, что никто не знал, о чем говорил предыдущий участник совещания. Все генералы группы армий «Центр» единодушно высказались за то, чтобы продолжать наступление на Москву, имеющее решающее значение. Гот заявил, что его танковая группа может начать наступление не раньше чем с 20 августа. Я заявил, что буду готов к 15 августа. Затем в присутствии всех участников совещания выступил Гитлер. Он заявил, что его первой целью является индустриальный район Ленинграда. Вопрос о том, наступать ли затем на Москву или на Украину, окончательно еще не был решен. Сам Гитлер был склонен начать с наступления на Украину, ибо в настоящее время группа армий «Юг» также добилась определенных успехов. Кроме того, он полагал, что сырьевые и продовольственные ресурсы Украины крайне необходимы для дальнейшего ведения войны и что, наконец, наступление на Украину даст ему возможность выбить из рук русских Крым, который, по мнению Гитлера, является «авианосцем Советского Союза, откуда ведутся налеты на нефтепромыслы Румынии». К началу зимы он надеялся овладеть Москвой и Харьковом. Окончательное же решение по этому важнейшему для нас вопросу о дальнейшем ходе войны в этот день не было принято.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем совещание перешло к разбору отдельных вопросов. Что касается моей танковой группы, то для нее наиболее важным было добиться отказа от намерения отвести наши войска из района Ельнинского выступа, ибо этот выступ мог в дальнейшем явиться исходным районом для проведения наступления на Москву. Я подчеркнул необходимость замены наших моторов, которые очень быстро изнашивались здесь из-за невиданной пыли, если только в этом году предполагалось проведение операций, требующих преодоления танками больших расстояний. Мы нуждались также в том, чтобы наши потери в танках были восполнены новыми танками. После некоторого колебания Гитлер обещал выделить на весь Восточный фронт 300 танковых моторов – количество, которое меня нисколько не могло удовлетворить. В получении новых танков нам было вообще отказано, т. к. Гитлер предназначал все новые танки для новых танковых соединений, формирующихся в Германии. При обсуждении этого вопроса я указал Гитлеру на то обстоятельство, что русские имеют большое превосходство в танках, которое будет увеличиваться, если потери в танках у нас будут одинаковые. У Гитлера тогда вырвалась фраза: «Если бы я знал, что у русских действительно имеется такое количество танков, которое приводилось в вашей книге; я бы, пожалуй, не начинал эту войну».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В моей книге «Внимание, танки!», выпущенной в 1937 г., я указывал, что в тот период в России насчитывалось 10 000 танков, однако против этой цифры возражали начальник Генерального штаба [Людвиг] Бек, а также цензура. Мне стоило большого труда добиться разрешения на опубликование этих цифр, хотя в действительности имеющиеся в моем распоряжении сведения говорили о том, что у русских имелось тогда 17 000 танков, и я сам с чрезвычайной осторожностью подходил к опубликованию имевшихся сведений. Перед лицом надвигающейся опасности нельзя придерживаться политики страуса; однако Гитлер и его наиболее авторитетные политические, экономические и военные советники постоянно придерживались такой политической линии. Такая политика насильственного закрытия глаз перед суровой действительностью привела к катастрофическим результатам, последствия которых мы вынуждены испытывать еще и теперь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возвратившись с совещания, я решил на всякий случай приступить к подготовке наступления на Москву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На своем командном пункте я узнал, что IX армейский корпус, опасаясь прорыва русских в юго-восточной части котла у Ермолино, оставил Московское шоссе и что существует опасность прорыва русскими войсками кольца окружения, замкнутого 3 августа. Рано утром 5 августа я поспешил отправиться в район расположения VII корпуса с тем, чтобы оттуда выехать на московское шоссе и снова закрыть брешь с юга. По пути мне встретились части 15-й пехотной дивизии, следовавшие в район Ельни; я вкратце ознакомил командира дивизии [генерал-лейтенанта Эрнста Эбергарда Хелла] с обстановкой в этом районе. Затем я отправился в 197-ю пехотную дивизию, где ее командир – генерал[-майор Герман] Мейер-Рабинген доложил мне, что в кольце окружения русских образовалась брешь и что русские, во всяком случае, держат под своим обстрелом Московское шоссе. По прибытии в 4-ю танковую дивизию я узнал, что танки 35-го танкового полка отведены назад. Я немедленно передал по радио приказ танковому корпусу, возложив на него ответственность за удержание Московского шоссе, а сам отправился в VII армейский корпус. Этот корпус уже направил разведывательный батальон 23-й пехотной дивизии с задачей воспрепятствовать русским вырваться из котла. Я считал, что принятые меры являются совершенно недостаточными, и вместе с начальником штаба VII армейского корпуса полковником [Гансом] Кребсом [240 - Сменил меня [на посту начальника Генерального штаба сухопутных войск] весной 1945 г. – Прим. автора.], моим старым приятелем еще со времен нашей совместной службы в Госларе, отправился в Рославль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Рославле я встретил танковую роту обер-лейтенанта Краузе (2-я рота 35-го [танкового] полка), которая направлялась на отдых; сам командир этой роты еще находился в районе боевых действий. Рота сдерживала до утра попытки противника вырваться из кольца окружения, уничтожила много орудий и захватила значительное число пленных. Затем роте было приказано отойти. Я немедленно повернул обратно храбрую роту, приказав ей возвратиться и занять прежний рубеж. Затем я приказал 2-му батальону 332-го пехотного полка начать продвижение к мосту через р. Острик. Наконец, я поднял по тревоге подразделение зенитной артиллерии, расположенное около Рославля, и затем направился к линии фронта. Взглянув на мост через р. Острик, я заметил, как группа русских численностью около 100 человек приближается к мосту с севера. Эта группа была рассеяна. Танки перешли через мост, отремонтированный в последние дни, и воспрепятствовали русским вырваться из окружения. После того как танками была восстановлена связь с 137-й пехотной дивизией, я возвратился на командный пункт VII армейского корпуса, возложив ответственность за удержание угрожаемого участка в районе Московского шоссе на командующего артиллерией VII корпуса – способного и испытанного австрийского генерал[-майор Роберта] Мартинека, а затем возвратился на самолете «Шторьх» на свой командный пункт. Оттуда я передал приказание IX армейскому корпусу об установлении связи с группой Мартинека.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своему штабу я поставил задачу готовить наступление на Москву с таким расчетом, чтобы танковые корпуса имели возможность действовать на правом фланге, наступая вдоль Московского шоссе, а пехотные корпуса наступали бы в центре и на левом фланге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я намеревался основной удар нанести своим правым флангом и, прорвав довольно слабый в это время фронт русских на данном участке, двигаться вдоль Московского шоссе по направлению на Спас-Деменск и Вязьму, способствуя тем самым продвижению группы Гота, а затем развивать наступление на Москву. Увлеченный этими своими планами, я категорически отказался выполнить требование ОКХ, полученное мною 6 августа, которое заключалось в том, чтобы направить свои танковые дивизии для наступления на Рогачев, расположенный у Днепра, далеко позади занимаемой мною линии фронта. Моя разведка установила в этот день, что на значительном расстоянии вокруг Рославля почти нет противника. В направлении на Брянск и к югу противник не был совершенно обнаружен на расстоянии 40 километров. Эти данные подтвердились и на следующий день.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 8 августа уже можно было подвести некоторые итоги боев за Рославль, Нашими войсками было захвачено большое количество пленных, танков и орудий. Эти итоги оказались чрезвычайно радостными и значительными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед тем как перейти в наступление на Москву или предпринять какую-либо другую операцию, нам необходимо было предварительно выполнить еще одно условие: обеспечить свой правый фланг у Кричева, расположенный глубоким уступом назад. Очистка этого фланга от войск противника была необходима еще и для того, чтобы облегчить 2-й армии наступление на Рогачев. Как командование<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;группы армий «Центр», так и командование танковой группы полагали, что тем самым отпадет необходимость отправки танковых сил в район действий 2-й армии и вызываемый продолжительными маршами большой износ материальной части (расстояние от Рославля до Рогачева – 200 км, а туда и обратно – 400 км).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оба штаба считали, что основной нашей целью должно явиться развитие наступления на Москву. Однако, несмотря на это, из штаба группы армий, очевидно под давлением ОКХ, все еще продолжали поступать неоднократные требования «перебросить некоторые танковые части в направлении на Пропойск». Все недоразумения, связанные с этими требованиями, были улажены решением генерала [Германа] Гейера, желавшего избавиться от постоянного давления на свой правый фланг путем наступления на противника южнее Кричева в районе Милославичей. Я согласился с этим решением, получив также одобрение штаба группы армий, отказавшегося от своего требования послать танки в направлении на Пропойск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 августа я отправился в корпуса и дивизии, расположенные в Рославле и южнее, а 9 августа присутствовал при наступлении XXIV танкового корпуса, находясь вместе с 4-й танковой дивизией. 35-й танковый и 12-й стрелковый полки отлично вели наступление и были надлежащим образом поддержаны артиллерией полковника [Эриха] Шнейдера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 августа по неизвестным для меня причинам было получено приказание направить во Францию 2-ю танковую дивизию, которая до того находилась в резерве ОКХ. Наступление 2-й армии на Гомель за последнее время задерживалось плохим состоянием дорог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 10 августа войска группы находились: 7-я пехотная дивизия – в районе южнее Хотовижа; 3-я и 4-я танковые дивизии вели наступление юго-западнее Милославичей; 10-я мотодивизия находилась в районе Милославичей; 78-я пехотная дивизия – в Слободе, ее передовой отряд – в Бухано; 197-я пехотная дивизия – в Островой, ее передовой отряд – в Алешне; 29-я мотодивизия – в Рославле; 23-я пехотная дивизия – на отдыхе севернее Рославля; 137-я и 263-я пехотные дивизии – на линии р. Десна; 268-я, 292-я и 15-я пехотные дивизии – в районе Ельнинской дуги; 10-я танковая дивизия – западнее Ельни; 17-я танковая дивизия – северо-западнее Елыни; 18-я танковая дивизия – восточнее Прудков; дивизия СС «Рейх» – северо-западнее Ельни, где находился также на отдыхе и доукомплектовывался полк «Великая Германия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До настоящего времени все мероприятия, осуществленные моей танковой группой, исходили из нашего представления о том, что как командование группы армий, так и ОКХ считают наступление на Москву наиболее решающей операцией. Я все еще надеялся на то, что, несмотря на результаты совещания в Борисове 4 августа, Гитлер в конце концов все же согласится с этим, как мне казалось, наиболее разумным планом. Однако 11 августа мне пришлось похоронить эту надежду. ОКХ отклонило мой план наступления на Москву посредством нанесения основного удара из Рославля на Вязьму, считая этот план «неприемлемым». Никакого другого, более лучшего плана ОКХ не составило, проявив в течение последующих дней ряд бесконечных колебаний, что делало совершенно невозможным какое-либо перспективное планирование нижестоящими штабами. Командование группы армий, по-видимому, примирилось с тем, что мой план наступления был отклонен, хотя еще 4 августа оно поддерживало его. К сожалению, мне не было тогда известно, что несколькими днями позже Гитлер согласился с идеей наступления на Москву, причем его согласие зависело от выполнения определенных предварительных условий. Во всяком случае, ОКХ не смогло тогда воспользоваться этим мимолетным согласием Гитлера. Через несколько дней дело снова повернулось иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 августа я посетил линию фронта по р. Десна восточнее Рославля, проходившую по обеим сторонам Московского шоссе. С болью в сердце я наблюдал; как войска в полной уверенности в том, что в ближайшее время они будут наступать на русскую столицу, уже заготовили дорожные щиты и указатели с надписями «на Москву». Солдаты 137-й пехотной дивизии, с которыми мне приходилось беседовать при моем посещении передовой линии, только и говорили о возобновлении в ближайшем будущем наступления на восток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 14 августа успешно закончились бои, которые XXIV танковый корпус вел в районе Кричева. Захвачено было много пленных, артиллерийских орудий и других трофеев. Наши войска захватили Костюковичи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После того как мое предложение о наступлении на Москву было отклонено, я внес вполне логичное предложение вывести войска из уже не нужной нам Ельнинской дуги, где мы все время несли большие потери. Однако командование группы армий и ОКХ отклонили и это мое предложение, которое исходило из необходимости сбережения человеческих жизней. Оно было отклонено под нелепым предлогом, что «противнику на этом участке фронта еще труднее, чем нам».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение дня 15 августа мне пришлось затратить немало усилий, на то, чтобы убедить моих начальников отказаться от своего намерения воспользоваться успехом XXIV танкового корпуса для перехода в наступление на Гомель. В моих глазах такой марш корпуса в направлении на юго-запад был равносилен отступлению. Командование группы армий для осуществления этой цели пыталось взять из корпуса одну танковую дивизию, не учитывая, однако, то обстоятельство, что силами одной дивизии невозможно осуществить такую операцию. Пришлось бы ввести в бой весь XXIV танковый корпус, а его левый фланг обеспечить силами других соединений. Кроме того, начиная с 22 июня 1941 г., войска XXIV танкового корпуса еще не имели ни одного дня отдыха и крайне нуждались в некотором перерыве в боевых действиях для приведения в исправность материальной части. Не прошло и полчаса после того, как мне удалось добиться согласия на это командования группы армий, как из ОКХ было получено приказание отправить одну танковую дивизию в направлении на Гомель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковому корпусу было теперь приказано наступать на юг в направлении на Новозыбков и Стародуб, имея в первом эшелоне 3-ю и 4-ю танковые дивизии, а во втором – 10-ю мотодивизию, и после успешного прорыва повернуть на Гомель дивизию, которая будет действовать на правом фланге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 августа 3-я танковая дивизия овладела узловым пунктом шоссейных дорог городом Мглин. В этот день группе армий «Центр» было приказано передать 39-й танковый корпус в составе 12-й танковой дивизии, 18-й и 20-й мотопехотных дивизий в распоряжение группы армий «Север».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не касаюсь здесь тех колебаний со стороны командования группы армий «Центр», которые были проявлены в последующие дни во время переговоров по телефону. 17 августа правый фланг XXIV танкового корпуса сильно отстал в результате упорного сопротивления противника, в то время как 10-я мотопехотная дивизия и прежде всего 3-я танковая дивизия корпуса, действовавшие на левом фланге, успешно продвигались вперед, захватив узловую станцию Унеча. Тем самым была перерезана железнодорожная линия Гомель – Брянск, и наши войска глубоко вклинились в расположение противника. Как же можно было лучше использовать результаты этого прорыва? Предполагалось, что 2-я армия, опираясь на мой правый фланг, будет наступать на Гомель своим сильным левым флангом. Однако, как это ни странно, этого не случилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Основные силы 2-й армии были выдвинуты с ее левого фланга на северо-восток и двигались далеко позади фронта наступления XXIV танкового корпуса, который в то время вел тяжелые бои в районе Стародуб – Унеча. Я обратился в штаб группы армий с просьбой дать указание 2-й армии двинуть ее соединения в первую очередь против противника, действовавшего на нашем правом фланге. Мне было обещано, что штаб отдаст такое приказание, однако, когда я запросил штаб 2-й армии, получил ли он такое приказание, то мне сообщили, что наступление в северо-восточном направлении предпринято 2-й армией по приказанию штаба группы армий. Целесообразность проведения решительных действий вызывалась еще тем обстоятельством, что уже 17 августа поступили сведения об отходе противника из района Гомеля. Уже в этот день XXIV танковый корпус получил приказ преградить противнику путь на восток в районах Унечи и Стародуба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 августа 1-я танковая группа, входящая в состав группы армий «Юг», захватила небольшой плацдарм на восточном берегу Днепра у города Запорожье, 2-я армия овладела Гомелем. 24-му танковому корпусу, входящему в состав моей танковой группы, было приказано прорваться через Клинцы и Стародуб на Новозыбков, a XLVII танковому корпусу – обеспечить левый фланг XXIV танкового корпуса. У Почепа противник оказывал упорное сопротивление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 августа главнокомандующий сухопутными войсками [генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич] представил Гитлеру свои соображения относительно дальнейшего развития боевых действий на Восточном фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 августа XXIV танковый корпус отбивал атаки противника на линии Сураж – Клинцы – Стародуб. Отдельным подразделениям удалось прорваться на восток в районе южнее Унечи. Атаки на Ельню были отбиты. В этот же день [командующий группой армий «Центр» генерал-] фельдмаршал фон Бок по телефону приказал мне приостановить дальнейшее наступление на Почеп, которое велось левым флангом 2-й танковой группы. Он выразил пожелание, чтобы все войска танковой группы были сосредоточены для отдыха в районе Рославля с тем, чтобы иметь возможность предпринять предполагаемое им наступление на Москву со свежими силами. Бок не знал, по какой именно причине 2-я армия не продвигалась вперед; он всегда спешил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 августа XXIV танковый корпус захватил Костобобр, XLVII танковый корпус овладел Почепом,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 августа был отдан приказ о передаче XX, IX и VII армейских корпусов в состав 4-й армии. Командный пункт 2-й танковой группы был перемещен в Шумячи (западнее Рославля) с тем, чтобы он находился поближе к дивизиям. В 19 час. того же дня я получил запрос из штаба группы армий о том, не смогу ли перебросить свои танковые соединения, готовые к действиям в районе Клинцы – Почеп, на левый фланг 2-й армии для наступления в южном направлении во взаимодействии с 6-й армией группы армий «Юг». Выяснилось, что еще раньше был получен приказ из ОКХ или ОКВ, который предписывал<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;выделить одну из моторизованных дивизий для участия в наступлении, проводимом 2-й армией. Я сообщил штабу группы армий, что использование танковой группы для действий в этом направлении считаю в корне неверным, а дробление ее – прямо преступлением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На 23 августа я был вызван в штаб группы армий «Центр» на совещание, в котором принимал участие начальник Генерального штаба сухопутных войск. Он сообщил нам, что Гитлер решил наступать в первую очередь не на Ленинград и не на Москву, а на Украину и Крым. Для нас было очевидно, что начальник Генерального штаба генерал-полковник [Франц] Гальдер сам глубоко потрясен тем, что его план развития наступления на Москву потерпел крах. Мы долго совещались по вопросу о том, что можно было сделать, чтобы Гитлер все же изменил свое «окончательное решение». Мы все были глубоко уверены в том, что планируемое Гитлером наступление на Киев неизбежно приведет к зимней кампании со всеми ее трудностями, которую ОКХ хотело избежать, имея на это все основания. Я обратил внимание участников совещания на плохое состояние дорог и трудности в снабжении, с которыми встретятся танковые войска при наступлении на юг, и выразил сомнение в том, будет ли в состоянии материальная часть танковых частей выдержать эти новые испытания, а вслед за ними и зимнюю кампанию – наступление на Москву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее я обрисовал им состояние XXIV танкового корпуса, который с самого начала кампании в России не имел еще ни одного дня отдыха. Все эти доводы могли быть использованы начальником Генерального штаба для того, чтобы попытаться еще раз повлиять на Гитлера с тем, чтобы он изменил свое решение. Фельдмаршал фон Бок также меня хорошо понимал и после некоторого раздумья внес предложение, чтобы я отправился вместе с генерал-полковником Гальдером в Ставку фюрера и в качестве фронтового генерала доложил непосредственно Гитлеру наши взгляды в отношении дальнейшего развития операций. Предложение фон Бока было принято; мы вылетели в Ставку и к вечеру приземлились на аэродроме Лёцен [241 - Лёцен (L&#246;tzen) – центр восточно-прусского округа; после войны отошел к Польше; ныне это город Гижицко – центр повята Варминско-Мазурского воеводства. В данном случае имеется в виду Ставка фюрера (F&#252;hrerhauptquartier, FHQ) «Вольфшанце» (Wolfsschanze), которая располагалась в Восточной Пруссии (ныне это территория Польши) в лесу Гёрлиц (G&#246;rlitz) недалеко от городков Растенбург, Ангербург, Гольдап и Лёцен. В наши дни, когда речь идет о местоположении Ставки, то традиционно указывается не Лёцен, а ближайший городок – Растенбург (ныне Кентшин). В 1945 г. Лёцен отошел в Польше и стал именоваться Гижицко (Gizycko), ныне центр повята Варминско-Мазурского воеводства. – Прим. науч. ред] в Восточной Пруссии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я немедленно отправился к главнокомандующему сухопутными силами. Фельдмаршал фон Браухич встретил меня следующими словами: «Я запрещаю вам поднимать перед фюрером вопрос о наступлении на Москву. Имеется приказ наступать в южном направлении, и речь может идти только о том, как его выполнить. Дальнейшее обсуждение вопроса является бесполезным». В ответ на это я попросил разрешение вылететь обратно в свою танковую группу, ибо при таких условиях не имеет смысла вступать с Гитлером в какие-либо объяснения. Однако фельдмаршал фон Браухич не согласился с этим. Он приказал мне отправиться к Гитлеру и доложить ему положение своей танковой группы, «не упоминая, однако, ничего о Москве!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отправился к Гитлеру и в присутствии большого круга лиц: [начальника ОКВ генерал-фельдмаршала Вильгельма] Кейтеля, [начальника Штаба оперативного руководства ОКВ генерала артиллерии Аьфреда] Йодля, [шеф-адъютанта фюрера полковника Рудольфа] Шмундта и других, доложил обстановку на фронте перед моей танковой группой, положение самой группы, а также о характере местности; к сожалению, при моем докладе не было ни Браухича, ни Гальдера, ни какого-либо другого представителя ОКХ. После того как я закончил свой доклад, Гитлер задал мне следующий вопрос: «Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно крупное усилие при их настоящей боеспособности?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ответил: «Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая будет понятна каждому солдату, то да!» Гитлер: «Вы, конечно, подразумеваете Москву!» Я ответил: «Да. Поскольку вы затронули эту тему, разрешите мне изложить свои взгляды по этому вопросу».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер дал свое разрешение, и я подробно и убедительно изложил ему все доводы, говорящие за то, чтобы продолжать наступление на Москву, а не на Киев. Я высказал ему свое мнение о том, что с военной точки зрения сейчас дело идет к тому, чтобы полностью уничтожить вооруженные силы противника, которые в последних боях понесли значительные потери. Я обрисовал ему географическое положение столицы России, которая в значительной степени отличается от других столиц, например Парижа, и является центром путей сообщения и связи, политическим и важнейшим промышленным центром страны; захват Москвы очень сильно повлияет на моральный дух русского народа, а также на весь мир. Я обратил его внимание на то, что войска настроены наступать на Москву и что все приготовления в этом направлении встречаются с большим восторгом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я пытался объяснить Гитлеру, что после достижения военного успеха на решающем направлении и разгрома главных сил противника будет значительно легче овладеть экономически важными районами Украины, т. к. захват Москвы – узла важнейших дорог – чрезвычайно затруднит русским перебрасывать свои войска с севера на юг. Я напомнил ему также, что войска группы армий «Центр» уже находятся в полной боевой готовности для перехода в наступление на Москву, в то время как предполагаемое наступление на Киев связано с необходимостью произвести переброску войск на юго-запад, на что потребуется много времени; причем в последующем, при наступлении на Москву, танковым войскам придется пройти еще раз это же расстояние, т. е. от Рославля до Лохвицы, равное 450 км, что вызовет повторный износ материальной части [271] и усталость личного состава. На опыте передвижения наших войск в направлении на Унечу я обрисовал ему состояние дорог в районе, указанном мне для переброски своих войск, и обратил его внимание на те трудности в организации снабжения, которые неизбежно должны будут увеличиваться с каждым днем, если нас повернут на Украину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, я указал на тяжелые последствия, которые должны возникнуть в случае, если операции на юге затянутся, особенно из-за плохой погоды. Тогда уже будет поздно наносить противнику решающий удар в направлении на Москву в этом году. В заключение я обратился к Гитлеру с просьбой отодвинуть назад все остальные соображения, подчинив их прежде всего решению основной задачи – достижению решающего военного успеха. Все остальные задачи будут тем самым решены впоследствии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер дал мне возможность высказаться, не прервав ни разу. Затем он взял слово, чтобы подробно изложить нам свои соображения относительно того, почему именно он пришел к другому решению. Он подчеркнул, что сырьевые ресурсы и продовольствие Украины являются жизненно необходимыми для продолжения войны. В связи с этим он упомянул о необходимости овладения Крымом, являющимся «авианосцем Советского Союза в его борьбе против румынской нефти». Я впервые услышал от него фразу: «Мои генералы ничего не понимают в военной экономике».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер закончил свою речь строгим приказом немедленно перейти в наступление на Киев, который является его ближайшей стратегической целью. При этом мне впервые пришлось пережить то, с чем впоследствии приходилось встречаться довольно часто: после каждой фразы Гитлера все присутствующие молча кивали головой в знак согласия с ним, а я оставался со своим мнением в единственном числе. Очевидно, он уже не раз произносил такие речи для обоснования своих более чем странных решений.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я очень сожалел, что во время этого доклада, от которого зависело очень многое, может быть даже исход войны, не присутствовали ни фельдмаршал фон Браухич, ни генерал-полковник Гальдер. Ввиду того, что против меня единым фронтом выступало все ОКВ, я решил в этот день прекратить дальнейшую борьбу, ибо тогда я все еще верил, что смогу добиться встречи с главой государства с глазу на глаз и доказать ему правоту своих взглядов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После того как решение о переходе в наступление на Украину было еще раз подтверждено, мне ничего не оставалось, как наилучшим образом его выполнить. Поэтому я обратился к Гитлеру с просьбой отказаться от ранее предполагаемого дробления моей танковой группы и приказать направить всю группу для выполнения новой задачи с тем, чтобы добиться быстрого успеха еще до наступления осени, ибо осенние дожди делают эту бездорожную страну непроходимой и движение танковых соединений будет парализовано. Мне было обещано, что моя просьба будет удовлетворена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было далеко за полночь, когда я возвратился на свою квартиру. Еще в тот же день 23 августа ОКХ отдало группе армий «Центр» приказ «уничтожить крупные силы 5-й армии русских и оказать содействие группе армий "Юг", способствуя ее скорейшему переходу через Днепр. Для этого необходимо создать ударную группу, по возможности под командованием генерал-полковника Гудериана, которая своим правым флангом должна ударить в направлении на Чернигов». Об этом приказе мне ничего не было известно в тот день, когда я докладывал Гитлеру. Генерал-полковник Гальдер также ничего не сделал для того, чтобы как-нибудь сообщить мне об этом приказе в течение дня 23 августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 24 августа я отправился к начальнику Генерального штаба и доложил ему о том, что мои попытки переубедить Гитлера потерпели неудачу. Я был уверен, что не очень сильно удивлю Гальдера своим сообщением, однако был чрезвычайно поражен, когда это сообщение вызвало у него нервную вспышку и он обрушился на меня с рядом совершенно необоснованных обвинений. Только повышенным нервным состоянием Гальдера можно объяснить его разговор по телефону обо мне с командованием группы армий «Центр», а также совершенно неверные утверждения офицеров штаба этой группы, появившиеся в их послевоенных статьях. Особенно Гальдер был раздражен моим стремлением предпринять новую операцию с самого начала крупными силами. Он совершенно не понимал этих моих стремлений и впоследствии пытался оказать им противодействие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы расстались, не достигнув взаимопонимания. Я вылетел обратно в свою танковую группу, получив приказ выступить 25 августа на Украину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 августа XXIV танковый корпус овладел Новозыбковом; противник был отброшен на линию Унеча, Стародуб.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сражение за Киев<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказ Гитлера от 21 августа, послуживший отправным пунктом для проведения предстоящих операций, в основном гласил:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предложение ОКХот 18 августа о развитии операций в направлении на Москву не соответствует моим планам. Приказываю:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишение русских доступа к кавказской нефти; на севере важнейшей целью считать блокирование Ленинграда и соединение с финнами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Исключительно благоприятная оперативная обстановка, которая сложилась благодаря достижению нами линии Гомель, Почеп, должна быть использована [274] для того, чтобы немедленно предпринять операцию» которая должна быть осуществлена смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр». Целью этой операции должно явиться не простое вытеснение 5-й армии русских за линию Днепра только силами нашей 6-й армии, а полное уничтожение противника до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Суда. Это даст возможность группе армий «Юг» занять плацдарм на восточном берегу Днепра в районе среднего течения, а своим левым флангом во взаимодействии с группой армий «Центр» развить наступление на Ростов, Харьков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. Группа армий «Центр» должна, не считаясь с дальнейшими планами, выделить для осуществления указанной операции столько сил, сколько потребуется для уничтожения 5-й армии русских, оставляя себе небольшие силы, необходимые для отражения атак противника на центральном участке фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Овладеть Крымским полуостровом, который имеет первостепенное значение для беспрепятственного вывоза нами нефти из Румынии…<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот приказ, точный текст которого мне еще не был известен во время моего доклада 23 августа, послужил основанием для тех указаний, которые были даны моей танковой группе со стороны ОКХ и командования группы армий «Центр». Наиболее горькое разочарование вызвал у меня вывод XLVI танкового корпуса из состава моей танковой группы. Несмотря на обещание, данное мне Гитлером, командование группы армий решило оставить этот корпус в резерве 4-й армии, сосредоточив его в районе Рославля и Смоленска. Мне пришлось выступить в. новый поход, имея лишь два корпуса – XXIV и XLVII, силы которых с самого начала были признаны мною недостаточными. Мой протест против этого решения был оставлен командованием группы армий без внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В качестве первоначальной цели наступления мне был указан Конотоп. Все остальные указания относительно установления взаимодействия с группой «Юг» оставались в силе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учитывая группировку сил моей танковой группы на тот период, мне ничего другого не осталось сделать, как поставить задачу перед XXIV танковым корпусом, который уже находился в районе Унечи, снова прорваться через фронт русских и одновременно обеспечивать наш правый фланг от угрозы противника, отходящего из района Гомеля на восток, XLVII танковому корпусу была поставлена задача силами 17-й танковой дивизии – единственной дивизии, которую корпус имел возможность немедленно ввести в бой, – обеспечить левый фланг танковой группы посредством перехода в наступление против крупных сил русских, расположенных по восточному берегу р. Судость южнее Почепа. Сама р. Судость в сухое время года не представляла собой какого-либо серьезного препятствия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29-я мотопехотная дивизия уже в это время занимала по р. Десна и верхнему течению р. Судость оборону протяжением в 80 км. Восточнее Стародуба противник еще располагался по западному берегу р. Судость, на фланге XXIV танкового корпуса. После того как 29-я мотопехотная дивизия была сменена пехотной дивизией, протяженность нашего фланга от Почепа до первоначальной цели наступления – Конотопа составила 180 км; только отсюда начиналась основная операция, а следовательно, и основная угроза. Сведения о силах противника на левом фланге имелись чрезвычайно отрывочные. Во всяком случае, следовало считаться с тем, что силы XLVII танкового корпуса будут полностью заняты выполнением задачи по обеспечению нашего фланга. Боеспособность XXIV танкового корпуса, предназначенного для действий в качестве ударной силы, была в значительной степени ослаблена тем, что он должен был приступить к выполнению новой задачи, так и не получив времени для отдыха и пополнения после участия в исключительно тяжелых боях и совершения утомительного марша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положение танковой группы на 25 августа было следующим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус: 10-я мотопехотная дивизия прошла через Холмы и Авдеевку, 3-я танковая дивизия – через Костобобр и Новгород-Северский; 4-я танковая дивизия получила задачу очистить от противника западный берег р. Судость и, сменившись частями XLVII танкового корпуса, двигаться за 3-й танковой дивизией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус: 17-я танковая дивизия получила задачу переправиться у Почепа на левый берег р. Судость и наступать в направлении на Трубчевск, после чего переправиться на левый берег Десны и наступать вдоль реки на юго-запад с задачей содействовать XXIV танковому корпусу при форсировании р. Десны. Все остальные силы корпуса только еще выступили в этот день из района Рославля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рано утром 25 августа я отправился в 17-ю танковую дивизию, чтобы присутствовать при форсировании ею р. Судость и р. Рог, протекающей южнее. Войска двигались по плохим песчаным дорогам, испытывая значительные затруднения; много машин выбывало из строя. Уже в 12 час. 30 мин. мне пришлось затребовать из Мглина пополнения командирских танков, легковых машин и мотоциклов. Это сулило нам далеко не радостные перспективы в будущем. В 14 час. 30 мин. я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный в пяти километрах севернее Почепа. На мой взгляд, силы, выделенные для осуществления этого трудного наступления, были ввиду их малочисленности недостаточны. Поэтому по сравнению с XXIV танковым корпусом 17-я танковая дивизия продвигалась слишком медленно. На это обстоятельство я указал командиру дивизии генерал[майору Вильгельму Риттеру] фон Тома и прибывшему сюда командиру корпуса [генералу танковых войск барону Лео Гейру фон Швеппенбургу]. Для того, чтобы ознакомиться с положением противника, я отправился в 63-й мотопехотный полк, наступавший в первом эшелоне, и некоторое время продвигался вместе с ним. Ночь я провел в Почепе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 26 августа я вместе со своим адъютантом майором Бюсингом отправился на передовой артиллерийский наблюдательный пункт, расположенный на северном берегу р. Рог, чтобы наблюдать за результатами налетов наших пикирующих бомбардировщиков на оборонительные позиции русских на противоположном берегу реки. Бомбы ложились точно, но поражение наносили минимальное. Все же моральное воздействие бомбардировки на русских, в результате которой они были загнаны в свои окопы, дало нам возможность форсировать реку почти без потерь. Из-за неосторожного поведения одного из наших офицеров русские наблюдатели заметили нас и открыли меткий минометный огонь. Мина, разорвавшаяся в непосредственной близости от нашего наблюдательного пункта, ранила пять офицеров, в т. ч. майора Бюсинга, сидевшего радом со мной. Я остался цел только чудом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Против нас оборонялись 269-я и 282-я дивизии русских. После того как в моем присутствии была совершена переправа через р. Рог и наведен мост, я во второй половине дня отправился через Мглин в Унечу, куда был переведен командный пункт танковой группы. В пути мне было доставлено радостное и совершенно неожиданное для меня донесение о том, что энергичные действия танкового подразделения обер-лейтенанта Бухтеркирха (6-й танковый полк) дали возможность 3-й танковой дивизии захватить невредимым мост длиной в 700 м на р. Десна восточное Новгород-Северского. Этот счастливый случай в значительной степени облегчил тогда проведение наших операции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только к полуночи я добрался до своего нового командного пункта. Здесь я застал 1-го обер-квартирмейстера Генерального штаба сухопутных войск [242 - 1-й обер-квартирмейстер в Генеральном штабе сухопутных войск возглавлял группу отделов по оперативным вопросам и одновременно являлся заместителем начальника Генштаба.] генерал[-лейтенанта Фридриха] Паулюса и нескольких офицеров из Оперативного отдела Генштаба сухопутных войск, явившихся еще днем на командный пункт для ознакомления с обстановкой. Никаких прав отдавать распоряжения Паулюс не имел. Во время моего отсутствия Паулюс беседовал об обстановке с подполковником бароном [Куртом] фон Либенштейном, а затем связался с ОКХ и внес предложение объединить под единым командованием левофланговый корпус 2-й армии – танковую группу и 1-ю кавалерийскую дивизию, действующую на левом фланге этой группы. Паулюсу загадочно ответили, что о переподчинении соединений 2-й армии в настоящее время не может быть и речи и что движение 2-й армии «имеет лишь тактическое значение». 1-я кавалерийская дивизия осталась в составе 2-й армии, которая перенесла свой главный удар на правый фланг. Однако противник, расположенный на Десне, был слишком сильным, и его нельзя было просто оставить в глубине нашего левого фланга, как об этом по-видимому предполагало ОКХ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необходимо было сначала разбить этого противника с тем, чтобы иметь возможность продвигаться далее на юг. На следующий день я снова беседовал с Паулюсом, высказав ему все свои соображения. Паулюс в точности передал их начальнику Генерального штаба, но при господствовавшем там неприязненном отношении ко мне они не произвели никакого впечатления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру 26 августа левый фланг 2-й армии находился южнее Новозыбкова; разграничительная линия между танковой группой и левым флангом 2-й армии проходила от Клинец через Холмы на Сосницу (северо-восточнее Макошино на Десне); разграничительная линия с 4-й армией проходила от Суража через Унечу, Почеп, Брасово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10-я мотопехотная дивизия XXIV танкового корпуса находилась в районе Холмов, Авдеевка; 3-я танковая дивизия сосредоточилась к мосту через Десну южнее Новгород-Северского; 4-я танковая дивизия вела бои с противником юго-восточнее Стародуба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17-я танковая дивизия XLVII танкового корпуса вела бои в районе Семцы южнее Почепа; 29-я мотопехотная дивизия обеспечивала левый фланг танковой группы на участке Почеп – Жуковка. После подхода пехотных дивизий XII и LIII армейских корпусов 29-я мотопехотная дивизия сосредоточила свои силы на правом фланге, 18-я танковая дивизия проследовала своими передовыми частями с севера через Рославль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно с движением танковой группы с севера на юг происходило продвижение других соединений с запада на восток; 167-я пехотная дивизия проследовала через Мглин, 31-я пехотная дивизия – севернее Мглина, 34-я пехотная дивизия – через Клетня, 52-я пехотная дивизия – через Перелазы, 267-я и 252-я пехотные дивизии двигались по дороге Кричев – Чериков – Пропойск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти дивизии входили в состав 2-й армии. Если бы в самом начале наступления на Киев хотя бы одну часть этих дивизий повернули на юг, то можно было бы избежать неоднократно повторявшихся кризисов на правом фланге XXIV танкового корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 августа усилилось сопротивление противника, действовавшего на р. Десна перед войсками 2-й армии. Для того, чтобы добиться быстрого успеха, я просил перебросить на этот участок XLVII танковый корпус. Однако моя просьба была отклонена ОКХ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 августа крупные силы противника при поддержке авиации предприняли с юга и запада наступление против XXIV танкового корпуса. Корпус вынужден был приостановить наступление 3-й танковой дивизии и 10-й мотодивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я танковая дивизия, выполнив свою задачу по очистке от противника западного берега р. Судость, была подтянута к 3-й танковой дивизии в район Новгород-Северский. После личного ознакомления с обстановкой перед фронтом XXIV танкового корпуса и в 3-й и 4-й танковых дивизиях я решил поставить 24-му танковому корпусу задачу на 30 августа – устранить угрозу нашему флангу справа, а на 31 августа – продолжать наступление в направлении на юго-запад;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковому корпусу – наступать по восточному берегу р. Судость, а затем продолжать наступление вдоль р. Десны на Новгород-Северский. В 18 час. я вылетел обратно на свой командный пункт. В этой поездке в последний раз меня сопровождал начальник оперативного отдела танковой группы подполковник Байерлейн. Его перевели в Африку, а на его место был назначен майор Вольф.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 31 августа предмостный плацдарм на р. Десна был значительно расширен; 4-я танковая дивизия перешла через Десну, 10-я мотодивизия достигла пункта севернее Короп, но в результате стремительной контратаки русских была отброшена обратно на противоположный берег; крупные силы противника наступали также и на ее правый фланг. Введением в бой последних сил – личного состава хлебопекарной роты – с большим трудом удалось избежать катастрофы на правом фланге. В полосе действий XLVII танкового корпуса русские наступали из района Трубчевск на запад и на северо-запад силами 108-й танковой бригады, а начиная с 1 сентября также силами 110-й танковой бригады, сильно потеснив стойко державшиеся части 17-й танковой дивизии, 29-я мотодивизия перешла через мосту Новгород-Северското, а затем продвинулась на север для обеспечения северного фланга плацдарма, созданного XXIV танковым корпусом, а также для содействия продвижению 17-й танковой дивизии, 18-я танковая дивизия сменила 4-ю танковую дивизию на юго-восточном участке в районе между впадением р. Судость в Десну и Почепом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учитывая наступление противника против моих обоих флангов и его активные действия перед фронтом, особенно против 10-й мотопехотной дивизии, мне показалась сомнительной возможность продолжать наступление имеющимися в наличии силами. Поэтому я снова обратился к командованию группы армий «Центр» с просьбой предоставить в мое распоряжение XLVI танковый корпус. В мое распоряжение 30 августа был направлен только пехотный полк «Великая Германия», 1 сентября – 1-я кавалерийская дивизия и 2 сентября – дивизия СС «Рейх» из района Смоленска. Прорыв глубиной до 10 км, осуществленный русскими на участке 23-й пехотной дивизии южнее Ельни, вызвал необходимость использования 10-й танковой дивизии для нанесения здесь фронтальной контратаки. Пехотный полк «Великая Германия» был направлен в район Новгорода-Северского, дивизия СС «Рейх» была выдвинута на правый фланг XXIV танкового корпуса. 2 сентября полк «Великая Германия» прибыл в район плацдарма у Новгорода-Северского; дивизия СС «Рейх» прибыла на правый фланг XXIV танкового корпуса 3 сентября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То обстоятельство, что необходимые силы предоставлялись мне только по каплям, заставило меня 1 сентября отправить командованию группы армий радиограмму, в которой я просил предоставить в мое распоряжение весь XLVI танковый корпус и, кроме того, перебросить мне 7-ю и 11-ю танковые дивизии и 14-ю мотопехотную дивизию, которые, как мне было известно, в тот период не принимали участия в боях. Я выразил мнение, что только при наличии таких крупных сил можно будет быстро завершить операцию по овладению Киевом. Непосредственным результатом этой радиограммы явилось предоставление в мое распоряжение дивизии СС «Рейх». Однако содержание моей радиограммы было подслушано контрольным постом ОКХ и стало затем известно в высших кругах. Об этом свидетельствовало поведение офицера связи ОКХ подполковника Нагеля. Содержание моей радиограммы было доложено Гитлеру, и ОКВ провело по этому поводу ряд весьма плачевных для меня мероприятий. Обо всем этом будет указано ниже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 сентября в штаб танковой группы явился для переговоров командующий [1-м] воздушным флотом [генерал-]фельдмаршал [Альберт] Кассельринг. Он сообщил нам, что группа армий «Юг» будто бы продвинулась вперед и ею захвачены некоторые плацдармы на Днепре. Что касается направления дальнейшего развития операции, то в отношении его существует еще неясность: наступать ли на Харьков или на Киев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день были легко ранены генералы [Вальтер] Модель и [Вильгельм] фон Тома.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 сентября я проехал мимо тыловых подразделений 10-й мотопехотной дивизии и участвовавшей в бою хлебопекарной роты к мотоциклетным подразделениям дивизии СС «Рейх», находившимся в районе Авдеевка. Западнее этого населенного пункта находился противник, против которого наступал разведывательный батальон дивизии СС. Сначала на этом участке фронта царил беспорядок, который, однако, был быстро ликвидирован благодаря четкому руководству со стороны генерал[-лейтенанта войск СС Пауля] Хауссера. Я его встретил в Авдеевке и поставил перед ним задачу быть готовым 4 сентября начать наступление на Сосницу. Прибывший недавно из Рославля 5-й пулеметный батальон я передал в его подчинение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Днем я побывал в 10-й мотопехотной дивизии, которой в течение последних дней пришлось участвовать в тяжелых боях и которая понесла большие потери. После переправы на южный берег Десны 4-й танковой дивизии положение 10-й мотопехотной дивизии несколько улучшилось. Особую активность русские развили против частей,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;готовящихся к переправе через Десну. Против 10-й мотопехоной дивизии действовали 10-я танковая бригада русских и 293-я, 24-я, 143-я и 42-я стрелковые дивизии, имевшие большой численный перевес. Я ознакомил командира дивизии генерал[-лейтенанта Фридриха Вильгельма фон] Лёпера с обстановкой и с задачей соседней дивизии СС «Рейх», поставив перед ним задачу обеспечить на следующий день своим правым флангом действия дивизии СС. Затем я направился в район плацдарма на южном берегу Десны, удерживаемого 2-м батальоном 20-го пехотного полка, личный состав которого произвел на меня хорошее впечатление. Наконец, я побывал также в 1-м батальоне того же полка, который несколько дней тому назад потерпел неудачу, но успел быстро исправить свою ошибку. Этот батальон также произвел на меня отличное впечатление, и я выразил свою уверенность в том, что он в будущем также отлично будет выполнять возложенные на него задачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из своего штаба я по радио получил сообщение о том, что 1-я кавалерийская дивизия снова передана в мое подчинение и подходит к правому флангу дивизии СС «Рейх». Затем я снова отправился к командиру дивизии СС [Паулю Хассуеру], приказав ему обеспечить своими подразделениями организацию снабжения 10-й мотопехотной дивизии, после чего возвратился на свой командный пункт. Там я узнал, что Борзна и Конотоп, расположенные на направлении нашего удара, остаются ближайшей целью наступления. Штаб и половина соединений XLVI танкового корпуса снова передавались в подчинение танковой группы. Оба корпуса донесли, что каждый из них захватил по 2500 пленных; соединение полковника инженерных войск [Германа] Бахера, созданное для охраны тыла, захватило 1200 пленных. XXIV танковый корпус настойчиво обращал внимание на все возраставшую угрозу нашему южному флангу, который становился все длиннее, и на все увеличивающееся ослабление острия нашего клина. Нашими войсками был захвачен город Кролевец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день офицер связи Верховного командования сухопутных войск подполковник Нагель принимал участие в совещании, состоявшемся в штабе группы армий в Борисове, на котором присутствовал командующий сухопутными войсками. Нагель доложил мою оценку создавшейся обстановки; за это он был назван «громкоговорителем и пропагандистом» и немедленно смещен с занимаемой должности. Я очень сожалел, что этот способный офицер, к тому же отлично знавший русский язык, был наказан за то, что, выполняя свой служебный долг, точно доложил командованию взгляды, которые господствовали на фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этим беда еще не кончилась. Вечером полил сильный дождь, который вскоре сделал дороги непроходимыми; две трети частей дивизии СС «Рейх», находившейся на марше, застряли в пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 сентября я провел на фронте 4-й танковой дивизии, где встретил генерала Гейра [фон Швеппенбурга]. На 75 км обратного пути я затратил 4,5 часа, настолько испортились дороги из-за кратковременного дождя, 4-я танковая дивизия намеревалась наступать в направлении на Короп – Краснополье. Противник, действовавший против этой дивизии, до сих пор оборонялся очень упорно, в т. ч. и против наших танков. Однако в результате действий пикирующих бомбардировщиков сопротивление противника было в основном сломлено. Генерал Гейр [фон Швеппенбург], изучив трофейные документы, установил, что наибольший успех может быть достигнут, если продолжать наступление в направлении на Сосницу, т. к. здесь находился стык между 13-й и 21-й армиями русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вполне возможно, что на этом участке фронта у русских вообще имелась брешь, 3-я танковая дивизия сообщала о своем успешном продвижении. Я отправился в эту дивизию и встретил ее подразделения, которые продвигались через Мутино и Спасское к р. Сейм. У генерала Моделя также сложилось впечатление, что перед ним находится очень слабая оборона противника или даже какая-то брешь в его обороне. Я приказал Моделю после перехода р. Сейм наступать в направлении на железнодорожную линию Конотоп, Белополье и перерезать ее. На обратном пути я передал по радио своему штабу о действиях на следующий день. Я предчувствовал, что Гитлер может вмешаться в боевые операции танковой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Телефонограмма, полученная из штаба группы армий, сообщала, что Верховное командование вермахта недовольно действиями танковой группы, особенно действиями XLVII танкового корпуса на восточном берегу Десны. От меня потребовали, чтобы я представил свою оценку обстановки и планы на будущее. Ночью прибыл приказ Верховного командования сухопутных войск прекратить наступление XLVII танкового корпуса и перевести корпус на западный берег реки. Приказ был передан мне в очень резкой форме, что сильно задело меня. На XLVII танковый корпус приказ этот подействовал ошеломляюще. Штабы корпуса и дивизии были уверены в успехе предстоящей операции. Отвод корпуса и ввод его снова в бой на противоположном берегу Десны требовали больше времени, чем осуществление ранее намеченного наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 сентября 1-я кавалерийская дивизия была переведена в Погар и передана в состав 4-й армии. Мы предпочитали держать ее в качестве подвижного резерва на нашем левом фланге, чтобы обеспечить фланг XLVII танкового корпуса. Теперь же ее маневренные возможности не использовались в связи с тем, что дивизия получила постоянную задачу по обеспечению фланга на участке р. Судость. В этот день дивизия СС «Рейх» овладела Сосницей. 4-й армии было приказано оставить Ельнинскую дугу, т. к. она понесла там большие потери, которых я хотел избежать в августе путем своевременного отхода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 сентября я снова посетил дивизию СС «Рейх». В этот день дивизия наступала на железнодорожный мост через Десну у Макошино. Я распорядился оказать дивизии необходимую авиационную поддержку. Из-за плохого состояния дорог дивизия не была еще полностью собрана. По пути я встретил некоторые подразделения дивизии, которые находились на марше, другие подразделения отдыхали в лесу. Личный состав дивизии производил отличное впечатление своей дисциплинированностью и высказывал свою радость тем, что дивизия снова будет действовать в составе танковой группы. Во второй половине дня мост был захвачен, и мы тем самым обеспечили себе еще одну переправу через Десну. Мне и сопровождавшим меня автомашинам неоднократно приходилось двигаться под артиллерийским огнем противника, но никаких потерь мы не понесли. На обратном пути мне встретились подразделения 1-й кавалерийской дивизии, следовавшие в пешем строю ввиду плохого состояния дорог, и подразделения дивизии СС. Прибыв на командный пункт дивизии, я приказал расширить плацдарм на р. Десне для подготовки наступления вдоль западного берега р. Сейм, оказав содействие наступавшему на этом участке фронта XXIV танковому корпусу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 сентября 3-й и 4-й танковым дивизиям удалось захватить плацдармы на южном берегу р. Сейм. В этот день штаб группы армий отдал приказ продвинуться до линии Нежин – Монастырище и нанести главный удар в направлении на Нежин. Утром 8 сентября в 5 час. 25 мин. этот приказ был отменен, и я получил следующее указание: «Новое направление – Борзна, Ромны, основной удар – правым флангом». В этот день главнокомандующий сухопутными войсками беседовал со мной в штабе 2-й армии в Гомеле о новой операции, планируемой в направлении на Москву, которая намечалась на начало октября. Кроме того, фельдмаршал фон Браухич снова беседовал со мной о действиях XLVII танкового корпуса в направлении Трубчевска, выразил недовольство по поводу моей радиограммы от 1 сентября, в которой содержалась просьба о подброске подкреплений, о чем он мог слышать в Верховном командовании вермахта; он высказал свое мнение, что танковая группа расширила свои боевые действия без всякой необходимости. Я оправдывался тем, что не мог оставить без внимания крупные силы противника на своем левом фланге и считал, что эти силы должны быть уничтожены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я армия захватила в этот день Чернигов. Ей было приказано нанести главный удар в направлении на Нежин – Борзна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день от нас уехал подполковник Нагель, его должность занял майор Кальден. Свои задачи он выполнял с таким же тактом и пониманием дела, как это делали до него Нагель и Белов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я танковая группа и 18-я армия, входящие в состав группы армий «Север», заняли исходные положения для перехода в наступление на внешнее оборонительное кольцо Ленинграда. Начало наступления было назначено на 9 сентября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 сентября XXIV танковый корпус переправился через р. Сейм. В этот день я находился вместе с 4-й танковой дивизией и наблюдал за действиями подразделений 33-го и 12-го стрелковых полков, наступавших на Городище. Пикирующие бомбардировщики оказывали эффективную поддержку передовым подразделениям, стрелковых полков и 35-го танкового полка. Малочисленный состав всех частей и соединений настоятельно показывал, что войска после напряженных и кровопролитных боев, длившихся беспрерывно 2,5 месяца, нуждаются в отдыхе и доукомплектовании. К сожалению, об этом и речи не могло быть. К концу дня командир XXIV танкового корпуса генерал Гейр [фон Швеппенбег] донес мне, что дивизия СС также перешла в наступление и что 3-я танковая дивизия намерена наступать в направлении на Конотоп. По показаниям пленных, между 13-й и 21-й армиями русских расположилась 40-я армия. Положение с боеприпасами было еще сносное, положение с горючим – напряженное.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером на самолете я возвратился на свой командный пункт в Кролевец. В это время из штаба группы армий сообщили, что 1-я кавалерийская дивизия не будет оставлена в районе р. Судость, а будет переброшена далее на север..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18-я танковая дивизия, следовательно, не могла двигаться следом за танковой группой; для развития успеха на р. Сейм потребовались бы свежие силы. Вечером было получено радостное сообщение о том, что XXIV танковый корпус действительно обнаружил на участке Батурин, Конотоп слабое место в обороне противника и что передовой отряд 3-й танковой дивизии двигается на город Ромны, являвшийся целью нашего наступления. Этим самым дивизия вышла в тыл противника. Следовало бы быстро развить успех дивизии, но при недостатке сил, плохом состоянии дорог, а самое главное, при растянутости нашего юго-восточного фланга, которая достигла уже 240 км, задача эта была нелегкой. Ввиду отсутствия резервов мне ничего другого не оставалось сделать, как отправиться самому в район действий 3-й танковой дивизии и решить на месте, как дальше действовать. Поэтому я принял решение 10 сентября снова отправиться на линию фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я въехал в Ксендовку, генерал Гейр [фон Швеппенбург] доложил мне, что 3-я танковая дивизия овладела городом Ромны и создала плацдарм на р. Ромен. 3-я танковая дивизия подошла к городу Ромны, обойдя Конотоп. 4-я танковая дивизия продвигалась на Бахмач, дивизия СС «Рейх» – на Борзну. По показаниям пленных, действовавшие на Украине русские соединения были еще в состоянии обороняться, но их наступательный порыв был сломлен. Генералу Гейру я приказал возможно быстрее овладеть важной железнодорожной станцией Конотоп, через которую будут доставляться снабжение и пополнения, 4-ю танковую дивизию продвинуть из Бахмача на юг, а дивизию СС «Рейх» – из Борзны на Кустовцы. На дивизию СС была возложена задача держать связь со 2-й армией. Затем я продолжил свою поездку в 3-ю танковую дивизию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При переезде моста через р. Сейм нас бомбила русская авиация, дорога обстреливалась артиллерией противника. Из-за дождя дорога все время ухудшалась, вдоль нее стояло много застрявших автомашин. Колонны сильно растянулись. Тракторы артиллерийских подразделений должны были тащить за собой грузовики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Хмелеве, где располагался штаб 3-й танковой дивизии, я распорядился подготовить мне на ночь квартиру, т. к. о возвращении в тот же день не могло быть и речи. Затем я поехал в Ромны. Севернее города р. Ромен представляла собой хороший естественный рубеж, который к тому же был усилен проволочными заграждениями и противотанковым рвом. О том, что русские не в состоянии были удерживать этот сильный рубеж, свидетельствовало то обстоятельство, что появление 3-й танковой дивизии явилось для них полной неожиданностью и что прорыв был осуществлен одним только этим ударом. Около города Ромны я встретил генерала Моделя, доложившего мне отдельные подробности обстановки. Город находился в его руках, однако отдельные группы противника еще блуждали в городских садах и проезд был возможен только в бронированной машине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 17 час. должны были приступить к очистке города от остатков противника. В северной части города я натолкнулся на группу старших офицеров, получавших приказ от [командира 3-й стрелковой бригады] полковника [Ульриха] Клеемана. Группа понесла тяжелые потери при налете авиации противника, против которой нельзя было организовать необходимое прикрытие, т. к. русская авиация действовала с аэродромов, расположенных в зоне хорошей погоды, а наши аэродромы находились в зоне неблагоприятной погоды, и в этот дождливый день наши самолеты не имели возможности подняться в воздух. Мы также были обстреляны пулеметным огнем стрех русских самолетов, сбросивших свои бомбы в другом месте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из города Ромны я по радио передал своему штабу распоряжение на следующий день, приказав прибывшему XLVI танковому корпусу и подчиненным ему 17-й танковой дивизии и пехотному полку «Великая Германия» наступать в направлении Путивль – Шиловка (17 км южнее Путивля). Для Моделя я запросил сильное прикрытие истребителями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день был захвачен Бахмач. Полк «Великая Германия» достиг Путивля. Штаб группы армий приказал нам подготовиться к наступлению на рубеж р. Удай, в районе города Прилуки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Юг» готовилась к форсированию Днепра у Кременчуга, откуда она должна повернуть на север для соединения с нами у города Ромны. Всю ночь лил проливной дождь, поэтому обратный путь 11 сентября был чрезвычайно трудным. Сначала из строя вышли мотоциклы. Затем застрял мой отличный вездеход. Застрявшие машины были вытащены моим командирским танком и трактором, предоставленным нам артиллерийским подразделением. Двигаясь по грязной дороге со скоростью 10 км/час, я достиг пункта Гиревка, где находился штаб полка, которым командовал подполковник Аудерш. Телефонная связь была нарушена, и мне никак не удавалось получить необходимые сведения об обстановке. Наконец, из мотоциклетного подразделения 3-й танковой дивизии донесли, что Конотоп находится в наших руках. В 6 км севернее Гиревки я натолкнулся на разведывательный батальон 10-й мотопехотной дивизии. В 14 час. я встретил в Конотопе генерала [Фридриха Вильгельма] фон Лёпера, ознакомил его с положением в районе Ромны и в 15 час. 30 мин. прибыл в XXIV танковый корпус. Там мне донесли о том, что дивизия СС «Рейх» заняла Борзну. Корпусу была поставлена задача продвигаться в направлении на Ромны. Перед XLVI танковым корпусом стояла задача продвигаться через Путивль на юг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 18 час. 30 мин. я возвратился на свой командный пункт. 10 сентября за 10 час. я проехал 165 км, а 11 сентября за 10,5 час. – 130 км. Плохое состояние дорог не давало возможности передвигаться с большей скоростью. Эти длительные поездки дали мне полное представление о тех трудностях, с которыми нам придется в дальнейшем встречаться. Только тот, кто сам проезжал по этим топким и грязным<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;дорогам до передовых позиций, мог представить себе то напряжение, которое испытывали войска и материальная часть, мог действительно правильно оценить обстановку на фронте и сделать необходимые выводы. В результате того, что высшее военное командование не собирало никаких материалов относительно полученного опыта и в первое время совершенно не верило нашим докладам, нам пришлось испытать много трудностей и нести невиданные жертвы, которых в большинстве случаев можно было бы избежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штаб группы армий сообщил нам вечером, что ввиду плохого состояния дорог 1-я танковая группа генерал-полковника [Эвальда фон] Клейста не достигла в этот день поставленной перед ней цели. Кто знал состояние дорог, о котором изложено выше, тот нисколько не удивился такому приказанию. Нам было приказано продолжать наступление в южном направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17-я танковая дивизия 10 сентября вышла на рубеж Воронеж (15 км южнее Шостки), Глухов и 11 сентября заняла город Глухов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 сентября 1-я танковая группа начала продвигаться через Семеновку на Лубны; 3-я танковая дивизия вела наступление на Лохвицу, захватив севернее этого пункта мост через р. Суда. 2-я армия из-за плохого состояния дорог медленно продвигалась к Нежину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В группе армий «Север» существовала уверенность в том, что в ближайшее время будет прорван фронт обороны Ленинграда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 сентября группа армий «Центр» отклонила наше предложение о замене пехотными частями 18-й танковой дивизии, все еще обеспечивавшей на юго-востоке наш отставший и слишком растянутый левый фланг, мотивируя свой отказ тем, что дивизия все равно не успеет подойти вовремя, чтобы обеспечить достижение решающего успеха. Были также оставлены без внимания наши указания на неясную обстановку на нашем правом фланге, на возможную угрозу на этом участке и вытекающую отсюда необходимость в создании хотя бы небольшого резерва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я танковая группа заняла Лубны. 14 сентября командный пункт моей танковой группы переместился в Конотоп. Погода продолжала стоять плохая. Авиационная разведка совершенно не действовала. Наземные разведывательные подразделения застряли в грязи. Соединения XLVI и XLVII танковых корпусов, выделенные для обеспечения наших флангов, оставались почти неподвижными. Необеспеченность нашего растянутого левого фланга увеличивалась с каждым днем. С целью во что бы то ни стало обеспечить установление связи с танковой группой Клейста я решил, невзирая на все трудности, поехать в XXIV танковый корпус. Дорога шла через Кролевец – Батурин – Конотоп – Ромны на Лохвицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал Гейр [фон Швеппенбург], которого я встретил в Миченках (6 км юго-восточнее Батурина), доложил мне, что противник накапливается в районе Лохвицы и поэтому необходимо закрыть брешь между нами и Клейстом. В соответствии с этим он приказал своим дивизиям продвинуться до рубежа р. Сула. У Сенчи, в 11 км южнее Лохвицы, были отмечены крупные сосредоточения русских. Я продолжил свою поездку и въехал в город Ромны, по улицам которого мирно гуляли празднично одетые толпы местных жителей. После Почепа и Конотопа Ромны был наиболее благоустроенным русским городом, в котором мне до сих пор приходилось бывать. С наступлением темноты я уже был в Лохвице у Моделя. К этому времени ему удалось подтянуть сюда только один полк из своей дивизии; остальные части дивизии ввиду плохого состояния дорог находились еще далеко. Модель доложил мне, что крупные сосредоточения русских состоят преимущественно из тыловых частей. Только отдельные подразделения имели достаточное боевое снаряжение. Имеющиеся у русских танки, видимо, были собраны в тыловых мастерских и имели задачу прикрывать отступление. В огромном котле в районе Киева, очевидно, оставались части пяти русских армий – 21-й, 5-й, 37-й, 26-й и 38-й.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Атаки противника на нашем юго-восточном фланге южнее Путивля и у Ямполя были отбиты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь я провел вместе с Бюсингом и Кальденом в здании школы в Лохвице; по радио я дал указание Либенштейну ускорить переброску 10-й мотопехотной дивизии в Ромны с тем, чтобы освободить находившиеся там части 5-й танковой дивизии, которые должны быть переброшены в Лохвицу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Школа находилась в прочном здании и была хорошо оборудована, как и все школы в Советской России, находившиеся почти повсюду в хорошем состоянии. Для школ, больниц, детских домов и спортивных площадок в России было сделано много. Эти учреждения содержались в чистоте и полном порядке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рано утром 15 сентября я посетил передовой отряд 3-й танковой дивизии, которым командовал майор Франк; этот отряд накануне отбросил русских в районе Лохвица на запад и в течение ночи захватил пехоту противника, следовавшую на 15 автомашинах. С наблюдательного пункта майора Франка, расположенного у Лубны, местность очень хорошо просматривалась и можно было наблюдать за движением транспортных колонн русских с запада на восток. Однако это движение вскоре нами было приостановлено. Во 2-м батальоне 3-го стрелкового полка я встретил Моделя, который доложил мне свой план дальнейших действий. В заключение я посетил ряд подразделений 3-й танковой дивизии и беседовал с командиром 6-го танкового полка подполковником [Оскаром] Мунцелем [243 - Командиром 6-го танкового полка подполковник Оскар Мунцель был назначен только в декабре 1941 г., до этого он командовал его 2-м батальоном и, будучи старшим из командиров, часто замещал командира полка подполковника Вернера фон Левински.]. В этот день Мунцель имел в своем распоряжении только один танк PzKw IV, три танка PzKw III и шесть танков PzKw II; таким образом, полк имел всего десять танков. Эта цифра дает наиболее наглядное представление о том, насколько войска нуждались в отдыхе и приведении в порядок. Эти цифры свидетельствуют также о том, что наши храбрые солдаты делали все, что было в их силах, для того, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По радио я дал указание Либенштейну распорядиться, чтобы XXIV танковый корпус выдвинул дивизию СС «Рейх» в южном направлении до рубежа р. Удай между населенными пунктами Кустовцы и Переволочное, а 4-ю танковую дивизию – на рубеж Сребное, Березовка; 10-ю мотопехотную дивизию выдвинуть в направлении на Глинск юго-западнее Ромны. Затем я на самолете «Шторьх» вылетел обратно в штаб своей танковой группы. 17-я танковая дивизия выступила в этот день на Путивль. Вечером я встретился в Конотопе с Либенштейном, который к тому времени успел слетать в штаб группы армий для получения указаний относительно подготовки к выполнению новой задачи – наступления на Москву. Новая операция имела целью «уничтожить последние боеспособные силы группы Тимошенко». Три четверти всей германской армии были предназначены для выполнения этой задачи. Повторная просьба Либенштейна освободить нашу 18-ю танковую дивизию была отклонена фельдмаршалом фон Боком, мотивировавшим это тем, что на его вопрос, что является более важным – боевые действия на юге или подготовка к новому наступлению, генерал-полковник Гальдер ответил: «Последнее является более важным».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 сентября мы перевели наш передовой командный пункт в Ромны. Окружение русских войск успешно продолжалось. Мы соединились с танковой группой Клейста. Дивизия СС «Рейх» заняла Прилуки. 2-я армия была отозвана с нашего фронта для выполнения новой задачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В городе Ромны до Полтавской битвы в декабре 1708 г. в течение нескольких дней находился штаб шведского короля Карла XII [244 - Шведские войска взяли Ромны 18 ноября 1708 г., после чего Карл XII разместил здесь свою штаб-квартиру. Оставил он город только 16 декабря 1708 г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 сентября я посетил 4-ю танковую дивизию, расположенную в Сребное. Так как между этой дивизией и расположенной правее дивизией СС «Рейх» не было еще установлено прочной связи, я решил поехать в дивизию «Рейх». Дорога шла через ничейную территорию. В лесу, по обеим сторонам дороги, видны были еще свежие следы русских лагерей. У Переволочного я заметил стволы двух орудий, направленных прямо на нас; пришлось пережить несколько очень неприятных минут до того, как нам удалось установить, что расчеты этих орудий сбежали, а запряжки оставлены около ближайшего стога сена. В центре населенного пункта Переволочное я наблюдал, как мотоциклетное подразделение дивизии СС вело бой за переправу через р. Удай. Отсюда я направился в Кустовцы, тоже расположенное на этой реке, где бой вели другие подразделения дивизии СС. Полковник [245 - Биттрих носил звание оберфюрера СС, полковником же он никогда не был. Вообще Гудериан в своих мемуарах полностью игнорирует звания СС у своих подчиненных – он всегда их называет по армейскому эквиваленту.] [Вильгельм] Биттрих доложил мне о ходе боевых действий. Затем я возвратился обратно и, проехав около 100 км по ничейной территории, вернулся через Иваницу – Ярошевку в Ромны. Дорога была исключительно плохой, и лишь к утру я прибыл на свой командный пункт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 сентября мы договорились станковой группой Клейста о смене 3-й танковой дивизии 25-й мотопехотной дивизией с тем, чтобы эта танковая дивизия смогла, наконец, привести в порядок свою материальную часть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день русские пытались наступать на наш восточный фланг, 10-й мотопехотной дивизии и полку «Великая Германия» пришлось выдержать ожесточенные бои в районе Конотопа. Противник усилил свою активность в районе нашего плацдарма на р. Десна. Железнодорожные линии русских, идущие с востока на Киев, во многих местах разрушались нашей бомбардировочной авиацией; однако русские показали свое умение быстро их восстанавливать, и нам следовало поэтому считаться с возможностью появления свежих сил противника на нашем чрезмерно растянутом фланге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После занятия Детского Села, которое раньше называлось Царским Селом [246 - Царское Село было в октябре 1917 г. переименовано в Солдатское Село, а 29 ноября 1918 г. стало Детским Селом (имени Урицкого). Наконец, 9 февраля 1937 г. оно получило название Пушкин, каковое носит и в наши дни.], наступление группы армий «Север» на Ленинград приостановилось. Основная масса действовавших на этом фронте танковых дивизий была передана в распоряжение группы армий «Центр» и перебрасывалась в южном направлении (штаб 4-й танковой группы, штабы XLI, LVI и LVII корпусов, 3-я мотопехотная, 6-я и 20-я, а затем и 1-я танковые дивизии).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 сентября сложилась критическая обстановка в районе Ромен. Рано утром на восточном фланге был слышен шум боя, который в течение последующего времени все более усиливался. Свежие силы противника – 9-я кавалерийская дивизия и еще одна дивизия совместно станками – наступали с востока на Ромны тремя колоннами, подойдя к городу на расстояние 800 м. С высокой башни тюрьмы, расположенной на окраине города, я имел возможность хорошо наблюдать, как противник наступал, XXIV танковому корпусу было поручено отразить наступление противника. Для выполнения этой задачи корпус имел в своем распоряжении два батальона 10-й мотопехотной дивизии и несколько зенитных батарей. Из-за превосходства авиации противника наша воздушная разведка находилась в тяжелом состоянии. Подполковник [Карл Хеннигъ фон Барзевиш, лично вылетевший на разведку, с трудом ускользнул от русских истребителей. Затем последовал налет авиации противника на Ромны. В конце концов нам все же удалось удержать в своих руках город Ромны и передовой командный пункт. Однако русские продолжали подбрасывать свои силы по дороге Харьков – Сумы и выгружать их у Сумы и Журавки. Для отражения этих сил противника XXIV танковый корпус перебросил сюда из района котла некоторые части дивизии СС «Рейх» и 4-й танковой дивизии, проследовавших сюда через Конотоп и Путивль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Угрожаемое положение города Ромны вынудило меня 19 сентября перевести свой командный пункт обратно в Конотоп. Генерал Гейр [фон Швеппенбург] облегчил нам принятие этого решения своей радиограммой, в которой он писал: «Перевод командного пункта из Ромны не будет истолкован войсками как проявление трусости со стороны командования танковой группы». Кроме того, в Конотопе мы находились в более благоприятном положении для предстоящего наступления в направлении на Орел – Брянск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус хотел несколько отсрочить наступление на вновь появившегося противника с тем, чтобы иметь возможность обрушиться на него своими сконцентрированными силами. К сожалению, я не мог пойти на то, чтобы удовлетворить это вполне понятное пожелание, т. к. в таком случае дивизия СС «Рейх» смогла бы участвовать в этой операции только в течение нескольких дней; она должна была быть в составе XLVI танкового корпуса вместе с полком «Великая Германия» передана в 4-ю танковую группу в районе Рославля. Кроме того, выгрузка новых сил противника в Середина Буда и переброска войск противника через Сумы на север заставляли действовать поспешно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день был взят Киев. XLVIII танковый корпус 1-й танковой группы занял Городище и Белоусовку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 сентября мы добились незначительного успеха на нашем восточном фланге, 3-я танковая дивизия, против которой находился штаб 5-й армии русских, продолжала вести бои в районе котла; южнее действовала 25-я мотопехотная дивизия, на участке которой отдельным частям противника удалось прорваться через кольца окружения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 13 сентября нами было захвачено 30 000 пленных. 20 сентября я посетил XLVI танковый корпус. Генерал [Генрих фон] Фитингоф доложил мне о трудностях, имевших место в течение последних дней при ведении боевых действий южнее Глухова. Особенно отважно воевали на стороне русских курсанты Харьковского военного [пехотного] училища под командованием своих преподавателей. Необходимость преодоления минных полей и плохая погода затягивали ход боевых действий. У Путивля, Шиловки и Белополья еще шли ожесточенные бои. Я посетил полк «Великая Германия», отважно действовавший восточнее Шиловки под командованием своего нового командира полковника Хернлейна. В этот день был занят город Белополье.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 сентября усилилось давление противника на Глухов. Севернее этого города было отмечено сосредоточение русских войск. Мы начали наступление на Недригайлов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С того времени, как были начаты бои за Киев, 1-я танковая группа захватила 43 000 пленных, 6-я армия – 63 000.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 сентября я снова отправился на фронт и через Путивль поехал в направлении Рыльска для того, чтобы проверить организацию охранения на этом угрожаемом участке фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Вязенке я встретился в штабе 17-й танковой дивизии с генерал [-лейтенантом Гансом Юргеном] фон Арнимом, который выздоровел после своего ранения под Столбцами и сменил несколько дней тому назад генерала Риттера фон Тома. Противник наступал на Глухов и Чолопково с востока и северо-востока, частично окружив наши войска, оборонявшиеся в этих пунктах. Перед фронтом 17-й танковой дивизии были отмечены две новые русские дивизии. При возвращении на командный пункт XLVI танкового корпуса мы попали под сильный огневой налет артиллерии противника, который, к счастью, обошелся без каких-либо потерь. Затем я сердечно простился с генералом Фитингофом, который вместе со своим корпусом отправился в распоряжение 4-й танковой армии, 17-ю танковую дивизию я подчинил непосредственно штабу танковой группы, а полк «Великая Германия» передал в подчинение 17-й танковой дивизии, которой поставил задачу уничтожить противника в районе Глухова. Дивизия эту задачу выполнила.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общее количество пленных, захваченных в районе Киева, превысило 290 000 человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 23 сентября началась перегруппировка сил для осуществления новой операции. Направление главного удара 2-й танковой группы проходило в районе Глухова и севернее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате наступательных действий 4-й танковой дивизии и дивизии СС «Рейх» противник в районе Камлича был отброшен на восток. Крупные сосредоточения войск на участке железнодорожной линии Брянск – Льгов свидетельствовали о подходе новых резервов противника.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 сентября я вылетел в Смоленск в штаб группы армий «Центр» на заключительное совещание по вопросу о проведении нового наступления. На совещании присутствовали также главнокомандующий сухопутными войсками [Вальтер фон Браухич] и начальник Генерального штаба [сухопутных войск Франц Гальдер]. Было решено, что группа армий начнет наступление 2 октября, а 2-я танковая группа, которая будет действовать на правом фланге, перейдет в наступление раньше – 30 сентября. Эта разница во времени начала наступления была установлена по моей просьбе, ибо 2-я танковая группа не имела в районе своего предстоящего наступления ни одной дороги с твердым покрытием. Мне хотелось воспользоваться оставшимся коротким периодом хорошей погоды для того, чтобы до наступления дождливого времени по крайней мере достигнуть хорошей дороги у Орла и закрепить за собой дорогу Орел – Брянск, обеспечив тем самым себе надежный путь для снабжения. Кроме того, я полагал, что только в том случае, если я начну наступление на два дня раньше остальных армий, входящих в состав группы армий «Центр», мне будет обеспечена сильная авиационная поддержка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последующие дни мы использовали для завершения боевых действий в районе киевского котла, сосредоточения наших корпусов с целью перехода в новое наступление, а также для предоставления личному составу отдыха и приведения в порядок материальной части после напряженных маршей и боев в течение последних месяцев. Своим храбрым войскам мы могли предоставить для отдыха только три дня, причем и этим коротким отдыхом могли воспользоваться не все соединения танковой группы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение нескольких дней противник предпринимал ожесточенные атаки, очевидно, свежими силами, восточнее Глухова и против нашего плацдарма у Новгород-Северского. Атаки русских, предпринятые 25 сентября на Белополье, Глухов и Ямполь, были отбиты. Наши войска захватили большое число пленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день штаб группы армий «Север» сообщил в Верховное командование сухопутных войск, что с оставшимися в его распоряжении силами он не в состоянии продолжать наступление на Ленинград.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 26 сентября закончились нашей победой бои в районе киевского котла. Командующий 5-й армией [генерал-майор танковых войск Михаил Потапов] попал к нам в плен. Я беседовал с ним и задал ему несколько вопросов:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Когда они заметили у себя в тылу приближение моих танков? Ответ: Приблизительно 8 сентября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Почему они после этого не оставили Киев?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ответ: Мы получили приказ фронта оставить Киев и отойти на восток и уже были готовы к отходу, но затем последовал другой приказ, отменивший предыдущий и требовавший оборонять Киев до конца.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Выполнение этого контрприказа и привело к уничтожению всей киевской группы русских войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время мы были чрезвычайно удивлены такими действиями русского командования. Противник больше не повторял таких ошибок. Мы же, к сожалению, вынуждены были сами пережить печальный опыт такого же вмешательства в ход боевых действий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бои за Киев, несомненно, означали собой крупный тактический успех. Однако вопрос о том, имел ли этот тактический успех также и крупное стратегическое значение, остается под сомнением. Теперь все зависело оттого, удастся ли немцам добиться решающих результатов еще до наступления зимы, пожалуй, даже до наступления периода осенней распутицы. Правда, планируемое наступление с целью зажать Ленинград в более тесное кольцо было уже приостановлено. Верховное командование сухопутных войск ожидало, что на юге противник уже не в состоянии будет организовать сильную и стойкую оборону против войск группы армий «Юг»; оно хотело, чтобы группа армий «Юг» еще до наступления зимы овладела Донбассом и вышла на рубеж р. Дон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако главный удар должна была нанести усиленная группа армий «Центр» в направлении на Москву. Осталось ли для этого необходимое время?<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сражение за Орел и Брянск<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для проведения наступления на район Орел – Брянск, явившийся необходимым трамплином для наступления на Москву, состав 2-й танковой группы был изменен следующим образом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVI танковый корпус вместе с дивизией СС «Рейх» и полком «Великая Германия» был передан в подчинение 4-й танковой группы, действовавшей на рославльском направлении. 1-я кавалерийская дивизия снова перешла в подчинение 2-й танковой группы. Кроме того, в подчинение 2-й танковой группы передавались: XLVIII танковый корпус под командованием генерала танковых войск [Вернера] Кемпфа в составе 9-й танковой, 16-й и 25-й мотопехотных дивизий; XXXIV корпус под командованием генерала [пехоты Германа] Меца в составе 45-й и 134-й пехотных дивизий; XXXV корпус [247 - На тот момент XXXIV и XXXV корпуса являлись не корпусами, а высшими командованиями (Hoheres Kommando), который были в принципе аналогичны армейским корпусам, но размещались в основном на оккупированных территориях и непосредственно в военных действиях участия не принимали. В связи с чем имели меньшее количество частей корпусного подчинения. После того как принималось решение об участии их в военных действиях, оно по большей части преобразовывалось в штаб корпуса: например, XXXV стало армейским корпусом 20 января 1942 г., а вот XXXIV было просто расформировано 31 января 1942 г.] под командованием генерала [артиллерии Рудольфа] Кэмпфе в составе 293-й, 262-й, 296-й и 95-й пехотных дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я решил нанести главный удар через Глухов на Орел силами XXIV танкового корпуса. Правее XXIV танкового корпуса должен был наступать через Путивль XLVIII танковый корпус; левее XXIV танкового корпуса наступал из района Шостка XLVII танковый корпус.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обеспечение правого фланга было возложено на XXXIV корпус, левого фланга – на XXXV корпус и 1-ю кавалерийскую дивизию, которые должны были двигаться уступами за танковыми корпусами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVIII танковому корпусу была поставлена задача – пройти с боями через Недригайлов и Сумы и, уничтожив действовавшего там противника, сосредоточиться в Путивле для подготовки к наступлению. Этим я хотел с самого начала обеспечить свой правый фланг. Однако, выдвинув эту смелую идею, я недооценил силу сопротивления русских войск, действовавших за Киевом, XLVIII танковый корпус не смог, как об этом будет сказано дальше, отбросить противника; он был вынужден выйти из боя и направиться к району своего сосредоточения, двигаясь за линией фронта, занимаемой полком «Великая Германия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25-я мотопехотная дивизия с большим трудом вышла из боя, потеряв некоторое количество своих автомашин. Было бы лучше, если бы я послушался совета Либенштейна и с самого начала продвинул XLVIII танковый корпус за линию фронта. Конечно, для этого требовалось, чтобы пехота XXXIV корпуса прибыла несколько раньше. Однако считаться с этим пришлось лишь через 5 дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для доукомплектования наших танковых дивизий нам было в конце концов обещано 100 новых танков. К сожалению, 50 из них были по ошибке отправлены в Оршу и прибыли к нам слишком поздно. Горючее также не было доставлено в требуемом количестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее крупные силы для осуществления всей предстоящей операции были сосредоточены в районе Рославля. К началу наступления за линией фронта сосредоточились: 1-я танковая дивизия, дивизия СС «Рейх», 3-я мотопехотная дивизия и пехотный полк «Великая Германия». Кроме того, здесь же располагались 2-я и 5-я танковые дивизии, которые до сих пор находились в резерве. Сомнительно, чтобы такое массированное сосредоточение танковых сил для фронтального наступления было правильным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На мой взгляд, было бы более целесообразным оставить XLVI танковый корпус во 2-й танковой группе. Также было бы выгоднее использовать хорошо отдохнувшие бронетанковые дивизии для нанесения флангового удара, а не для проведения фронтального наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 сентября я посетил XLVIII танковый корпус с тем, чтобы ознакомиться с его состоянием. После непродолжительной беседы в штабе корпуса, находившегося в городе Ромны, я отправился в населенный пункт Красная (10 км юго-восточнее Недригайлова), где находилась 9-я танковая дивизия под командованием генерал [-лейтенанта Альфреда Риттера фон] Хубики, а оттуда возвратился в Недригайлов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 и 29 сентября стало ясно, что попытка XLVIII танкового корпуса продвинуться прямо на Путивль потерпела неудачу. Поэтому наше наступление в этом районе было прекращено. Некоторый успех был, правда, достигнут в районе Штеповка лишь тем, что противник был введен в заблуждение и остался в неведении относительно действительного направления нашего удара. XLVIII танковый корпус был переброшен на север под прикрытием полка «Великая Германия», который в то время все еще оставался на своих прежних позициях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На 30 сентября положение частей 2-й танковой группы было следующим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVIII танковый корпус выступил из района Гадяч – Штеповка и направился через Недригайлов на Путивль, имея впереди 9-ю танковую дивизию; за ней следовали 25-я и 16-я мотодивизии, которые только что были сменены пехотными соединениями XXXIV корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус выступил из Глухова на Севск, Орел, имея впереди 3-ю и 4-ю танковые дивизии, за которыми следовала 10-я мотопехотная дивизия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус (18-я и 17-я танковые дивизии) выступил из Ямполя, продвигаясь своим правым флангом в направлении на Севск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29-я мотопехотная дивизия должна была следовать уступом влево в направлении на Середина Буда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Оба корпуса, на которые была возложена задача обеспечения флангов, выступили, двигаясь частью сил через Костобобр, частью через Ромны. 1-я кавалерийская дивизия располагалась на западном берегу р. Судость в районе севернее и южнее Погар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наше наступление было неожиданным для противника. Особенно быстро продвигался XXIV танковый корпус, достигший пункта Хинель. XLVII танковый корпус занял населенный пункт Журавка и продвигался далее на северо-восток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 30 сентября я отправился в Глухов, где мы организовали наш новый командный пункт. Отсюда я дал указание генералу [Вернеру] Кемпфу выделить необходимые силы для обеспечения восточного фланга XXIV танкового корпуса в районе Путивля. Кемпф со своей стороны доложил мне, что в районе Штеповки русские неожиданно напали на два батальона 119-го пехотного полка и захватили их автотранспорт. Русские атаковали своими тяжелыми танками. Эта была очень неприятная потеря. Для того, чтобы восстановить положение, пришлось еще раз повернуть обратно некоторые подразделения 9-й танковой дивизии. Генерал Гейр [фон Швеппенбург] сообщил, что пикирующие бомбардировщики из-за плохой погоды не могут подняться в воздух. Он предполагал, что перед ним находятся арьергарды противника, в то время как генерал Лемельзен доносил о том, что наступление явилось полной неожиданностью,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командованию группы армий было сообщено, что снятие с фронта полка «Великая Германия» оттягивается, т. к. на [XLVIII] корпус Кемпфа наступают крупные силы противника, а смена передовых частей его корпуса пехотой XXXIV корпуса откладывается и начнется только ночью 1 октября. До подхода основной массы пехоты пройдет еще четверть суток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Население Глухова обратилось к нам с просьбой разрешить им снова пользоваться своей церковью. Мы охотно дали им разрешение на это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября XXIV танковый корпус занял Севск. Нашим войскам удалось прорвать фронт противника. По мере получения горючего войска продолжали энергично продвигаться вперед. Я выехал из Глухова и направился через Эсмань в Севск, в 4-ю танковую дивизию. Вдоль дороги стояли различные подбитые автомашины русских, что свидетельствовало о полной неожиданности нашего наступления для противника. Близ дороги, на холме, где стояла ветряная мельница, я увидел генералов Гейра [фон Швеппенбурга] и фон Лангермана. Многие подразделения 4-й танковой дивизии уже достигли Севска. На местности оставались следы ожесточенных боев. По дороге мы видели убитых русских, встречали много раненых; на коротком пути от дороги до мельницы я и сопровождавшие меня офицеры забрали в плен 14 человек русских, прятавшихся в траве, в т. ч. одного офицера, все еще поддерживавшего телефонную связь с Севском. В 4 км севернее Севска, который уже находился в наших руках, я встретил полковника Эбербаха, храброго командира танковой бригады 4-й танковой дивизии. На мой вопрос о том, в состоянии ли он продолжать наступление до Дмитровска (Дмитровска-Орловского), он ответил утвердительно. Поэтому я приказал ему продолжать преследование противника, хотя до этого генералы ошибочно информировали меня, что из-за недостатка горючего они вынуждены приостановить наступление. Во время моей беседы с [командиром 5-й танковой бригады 4-й танковой дивизии полковником Генрихом] Эбербахом русская авиация бомбила дорогу, по которой двигались наши войска, а также город Севск. Затем я отправился к передовым подразделениям наших танковых частей и объявил благодарность личному составу подразделения, которым командовал майор Юнгенфельдт. На обратном пути я сообщил командиру корпуса о своем приказе продолжать наступление. Передовые части XXIV танкового корпуса продвинулись за этот день на 130 км!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Передовой отряд нашего соседа справа – 6-й армии вступил в этот день в Гадяч, другие части армии продвинулись в направлении на Миргород, имея целью закрыть промежуток, образовавшийся между нами и 17-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 октября наступление продолжалось со всей силой, фронт был полностью прорван, и 13-я армия русских была отброшена на северо-восток. Я посетил 10-ю мотопехотную дивизию и входивший в состав этой дивизии 41-й мотопехотный полк, которым командовал полковник [Ганс] Траут. В течение этих дней мы имели очень незначительные потери. Однако общие потери с самого начала наступления выражались значительными цифрами. Войска получили небольшое пополнение, однако у вновьприбывших солдат имелось только желание воевать; у них не было того боевого опыта и той закалки, которыми обладали ветераны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я танковая дивизия заняла Кромы, достигнув тем самым шоссейной дороги, идущей на Орел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 2 октября перешла в наступление вся группа армий «Центр»; хорошая погода способствовала успеху наступления. Наш сосед слева – 2-я армия, несмотря на упорное сопротивление противника, прорвала его оборонительные позиции на рубеже, проходившем по линии рек Судость – Десна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 октября 4-я танковая дивизия захватила Орел. Это дало нам возможность получить хорошую шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом и узлом шоссейных дорог, который должен был стать базой для наших дальнейших действий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Захват города произошел для противника настолько неожиданно, что, когда наши танки вступили в Орел, в городе еще ходили трамваи. Эвакуация промышленных предприятий, которая обычно тщательно подготавливалась русскими, не могла быть осуществлена. Начиная от фабрик и заводов и до самой железнодорожной станций, на улицах повсюду лежали станки и ящики с заводским оборудованием и сырьем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковому корпусу была поставлена задача наступать в направлении на Брянск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действовавшая правее нас 6-я армия наступала своим правым флангом на Харьков, а левым флангом – через Сумы на Белгород. Это имело важное значение для обеспечения нашего правого фланга, 4-я танковая группа прорвала фронт противника и продвинулась в направлении на Мосальск – Спас-Деменск с целью окружения противника, расположенного западнее Вязьмы. 3-я танковая группа захватила плацдарм в районе верхнего течения Днепра у города Холм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 октября передовые части XXIV танкового корпуса овладели Мойном, расположенным по дороге на Тулу. 3-я и 18-я танковые дивизии наступали на Карачев. 17-я танковая дивизия захватила плацдарм на р. Нерусса, обеспечив себе возможность дальнейшего продвижения на север.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш сосед слева перешел р. Болва и достиг железнодорожной линии Сухиничи – Ельня. 3-я танковая группа заняла город Белый. В тыловых районах группы армий «Центр» впервые были отмечены действия партизан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так как я хотел на следующий день посетить XLVII танковый корпус, я отправил заранее свои автомашины в Дмитровск (Дмитровск-Орловский), где они должны были дожидаться меня на посадочной площадке, куда я должен был прилететь на «Шторьхе». Эта дало мне возможность избежать продолжительной поездки по испортившейся дороге. К 10 час. 30 мин. 5 октября я уже был у генерала [артиллерии Иоахима] Лемельзена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18-я танковая дивизия пересекла дорогу Орел-Брянск и наступала в направлении на север; 17-й танковой дивизии была поставлена задача произвести налет на Брянск и овладеть им. Затем я вылетел на «Шторьхе» в штаб XXIV танкового корпуса, находившийся в Дмитровске (Дмитровске-Орловском).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал [танковых войск барон Лео] Гейр [фон Швеппенбург] пожаловался на плохое положение с горючим, от регулярного обеспечения которым в значительной степени зависел успех дальнейшего продвижения. Трофейного горючего у нас, к сожалению, было очень мало. Но поскольку аэродром в Орле находился в наших руках, я обратился с убедительной просьбой к командующему 2-м воздушным флотом [генерал-фельдмаршалу Альберту Кессельрингу] обеспечить доставку по воздуху необходимого нам горючего в количестве 500 000 литров. В этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошел налет русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей. Затем авиация противника бомбила штаб корпуса, в результате чего в комнате, где мы находились, вылетели оконные стекла. Затем я направился к дороге, по которой продвигалась 3-я танковая дивизия. Здесь мы также подверглись неоднократной бомбежке со стороны русских бомбардировщиков, которые летали группами в 3–6 самолетов на большой высоте и причиняли поэтому незначительный урон. На 6 октября воздушный флот обещал нам усилить прикрытие истребителями, и поэтому можно было рассчитывать на улучшение положения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этого дня наша 2-я танковая группа стала называться 2-й танковой армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25-я мотопехтная дивизия была подчинена непосредственно армии и переведена в Севск. XLVIII танковый корпус занял Рыльск, XXIV корпус расширил свой плацдарм на р. Зуша севернее Орла, a XLVII корпус занял Карачев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш сосед справа предполагал к 6 октября достичь линии нашего боевого охранения на р. Псел. Слева от нас наступали на Сухиничи XLIII и XIII армейские корпуса. Немецкие войска овладели городом Юхнов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 октября наш командный пункт был перемещен в Севск. Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большую радость доставило нам сообщение о занятии 17-й танковой дивизией Брянска и захвате имевшегося там моста через Десну, что обеспечивало нам возможность установления связи со 2-й армией, действовавшей западнее р. Десны. Состояние нашего снабжения в значительной степени зависело от восстановления шоссе и железной дороги Орел – Брянск. Окружение войск противника в районе между реками Десной и Судость осуществлялось с большим успехом. Севернее Борщева нашими войсками был захвачен плацдарм на р. Навля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не меньшую радость доставили нам сообщения о том, что на нашем открытом фланге, где [XLVIII танковый] корпус [генерала танковых войск Вернера] Кемпфа медленно подтягивался по топкой дороге к Дмитриеву (Дмитриев-Льговский), а XXIV корпус генерала [пехоты Германа] Меца подходил к Рыльску, было спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-й танковой армии, входившей в состав группы армий «Юг», была поставлена задача наступать в направлении Азовского моря. Наш сосед справа намеревался наступать в направлении на Штеповку. Отдельные подразделения 25-й мотопехотной дивизии, которые все еще действовали в этом районе, были таким образом освобождены и отправлены в Путивль в [XLVIII танковый] корпус Кемпфа. Наш сосед слева занял Жиздру и получил задачу продвигаться на Брянск, чтобы действовать во взаимодействии с 2-й танковой армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь с б на 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но дороги превратились в сплошное месиво и наши танки двигались по ним с черепашьей скоростью, причем очень быстро изнашивалась материальная часть. Мы повторно обратились с просьбой о доставке зимнего обмундирования, но нам ответили, что оно будет получено своевременно и нечего об этом излишне напоминать. После этого я неоднократно напоминал о необходимости прислать зимнее обмундирование, но в этом году оно так и не было мне доставлено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Личный состав XLVIII танкового корпуса в пешем строю продвигался по топкой дороге на Дмитриев (Дмитриев-Льговский). Контратаки русских на Брянск были отбиты, 29-я мотопехотная дивизия достигла устья р. Ревна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш сосед справа приближался к Штеповке, сосед слева направил LIII армейский корпус на Брянск с запада. Это должно было, по нашим предположениям, облегчить положение XLVII танкового корпуса и освободить необходимую для организации нашего снабжения дорогу Рославль – Брянск – Орел. 2-я армия заняла Сухиничи и Мещовск. У Вязьмы 4-я и 9-я армии окружили до 45 соединений противника, 10-я танковая дивизия заняла Вязьму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По мнению Верховного командования сухопутных войск, создавшаяся выгодная обстановка благоприятствовала дальнейшему развертыванию операций в направлении на Москву. Германское командование хотело помешать русским еще раз создать западнее Москвы глубоко эшелонированную линию обороны. Верховное командование сухопутных войск носилось с идеей, чтобы 2-я танковая армия продвинулась через Тулу до рубежа Оки между Коломной и Серпуховом. Во всяком случае, это была очень далекая цель! В соответствии с той же идеей 3-я танковая группа должна была обойти Москву с севера. Этот план главнокомандующего сухопутными войсками встретил полную поддержку со стороны командования группы армий «Центр».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 октября я вылетел на «Шторьхе» из Севска в Орел, где меня дожидались заранее отправленные туда мои автомашины. Я летел над «дорогой», которая до Кромы представляла собой сугубо мрачную картину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Кромы до Орла дорога имела твердое покрытие, но на этом участке она была вся изрыта воронками. Генерал Гейр [фон Швеппенбург] доложил мне, что отмечено усиление противника, действующего против 4-й танковой дивизии, и установлено прибытие еще одной пехотной дивизии и танковой бригады. 3-я танковая дивизия продвигалась на север, имея своей задачей занять Волхов, 4-й танковой дивизии на 9 октября была поставлена задача занять Мценск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк PzKw IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились. Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат. Генерал Гейр [фон Швеппенбург] снова обратился ко мне с просьбой ускорить доставку зимнего обмундирования. Не хватало прежде всего сапог, нательного белья и носков. Серьезность этого сообщения заставляла задумываться. Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии [генерал барон Виллибальд фон Лангерман унд Эрленкамп] показал мне результаты боев 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки еще оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Возвратившись в Орел, я встретил там [командира 5-й танковой бригады 4-й танковой дивизии] полковника [Генрих] Эбербаха, который также доложил мне о ходе последних боев; затем я снова встретился с генералом Гейром [фон Швеппенбургом] и командиром 4-й танковой дивизии бароном фон Лангерманом. Впервые со времени начала этой напряженной кампании у Эбербаха был усталый вид, причем чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение. Приводил в смущение тот факт, что последние бои подействовали на наших лучших офицеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но зато в Верховном командовании сухопутных войск и в штабе группы армий царило приподнятое настроение!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Именно в этом проявилась пропасть между взглядами высшего командования и нашими, хотя в тот период 2-я танковая армия ничего не знала о том, что высшее командование так сильно опьянено нашими победами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером было получено донесение из XXXV корпуса о том, что противник оказывает сильное давление на наши войска, расположенные севернее Суземки (западнее Севска). Отсюда можно было заключить, что окруженные южнее Брянска русские войска пытаются прорваться на восток. Я связался с 1-й кавалерийской дивизией, которая все еще находилась на западном берегу р. Судость, и потребовал сообщить мне, не замечены ли какие-либо изменения в поведении противника. Хотя ничего подозрительного и не было отмечено, я все же приказал дивизии перейти в наступление и переправиться на восточный берег реки. Дивизия должна была при этом установить, находится ли еще там противник или он уже отошел. Вскоре 1-я кавалерийская дивизия захватила здесь плацдарм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером из штаба группы армий сообщили по телефону, что XXXV корпус передается в подчинение 2-й армии и с нас снимается ответственность за обеспечение левого фланга. Я возразил, пытаясь доказать, что руководство всеми силами, осуществлявшими блокирование «трубчевского котла», может успешно проводиться только единым штабом. Кроме того, с нас снималась ответственность также за обеспечение правого фланга, т. к. XXXIV корпус передавался в подчинение 6-й армии, которая должна была силами этого корпуса занять Курск. Это предложение исходило, очевидно, от Верховного командования сухопутных войск или верховного командования вооруженных сил и в настоящее время не могло быть осуществлено, ибо в этом случае обеспечение нашего правого фланга ставилось под угрозу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя в этот день и был занят Дмитриев (Дмитриев-Льговский), но плохое состояние дорог не дало возможности подтянуть сюда тыловые части XLVIII танкового корпуса и способствовало затягиванию критического положения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 октября русские продолжали свои попытки прорваться в районе населенного пункта Суземка. Русские стремительно атаковали правый фланг 293-й пехотной дивизии, оттеснив дивизию к Суземке и Шилинке. Ввиду того, что 25-я мотопехотная дивизия, выделенная в резерв танковой армии, еще не прибыла, пришлось использовать 41-й мотопехотный полк 10-й мотопехотной дивизии, чтобы заполнить брешь, образовавшуюся между 29-й мотопехотной и 293-й пехотной дивизиями, XLVIII танковый корпус, который в соответствии с указанием командования группы армий «Центр» должен был наступать на Курск и Ливны, получил теперь приказ подтянуть к Севску все свои наличные силы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 12 час. дня в Севск прибыл командир 25-й мотопехотной дивизии генерал [-лейтенант Эрих] Клёсснер и принял командование всеми подразделениями, действовавшими между 29-й мотопехотной и 293-й пехотной дивизиями. В то время как на этом участке развернулись ожесточенные бои, основные силы 1-й кавалерийской дивизии, не встречая серьезного сопротивления, переправились через р. Судость и двинулись на Трубчевск. Дивизия была введена противником в заблуждение и пыталась теперь наверстать упущенное. В течение последующих дней противник продолжал оказывать давление преимущественно на направлениях Трубчевск – Севск; Трубчевск – Орел и Трубчевск – Карачев, но лишь небольшим группам русских удалось прорваться через дорогу Середина Буда – Севск, в том числе, к сожалению, и штабу 13-й русской армии [248 - 13-я советская армия вышла из окружения к 18 октября 1941 г., к этому моменту ее численность была меньше, чем у укомплектованной стрелковой дивизии; армией командовал генерал-майор Авксентий Михайлович Городнянский.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При сильной вьюге штаб танковой армии перебрался в Дмитровск (Дмитровск-Орловский). Состояние дорог все более ухудшалось. Множество автомашин застревало на так называемой «автостраде».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на все это, наши войска овладели Волховом. 18-я танковая дивизия во взаимодействии со 2-й армией (XLIII армейский корпус) окружила русские войска, действовавшие севернее Брянска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одновременно со всеми этими событиями южный фланг Восточного фронта готовился к наступлению на Таганрог и Ростов. Передовые части нашей соседней 6-й армии приближались к Ахтырке и Сумам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Левее нас наши войска перешли на московском направлении р. Угра и заняли Гжатск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 октября от командования группы армий были получены новые указания: овладеть Курском; очистить котел в районе Трубчевска; завершить окружение котла, образовавшегося северо-восточнее Брянска; нанести удар по Туле. Все это предлагалось выполнить немедленно. [Курт фон] Либенштейн поступил совершенно правильно, запросив командование группы армий о степени срочности всех этих требований, которые явно исходили от высшего командования. Однако никакого ответа мы не получили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Последующие недели прошли в условиях сильной распутицы. Колесные автомашины могли передвигаться только с помощью гусеничных машин. Это приводило к большой перегрузке гусеничных машин, не предусмотренной при их конструировании, вследствие чего машины быстро изнашивались. Ввиду отсутствия тросов и других средств, необходимых для сцепления машин, самолетам приходилось сбрасывать для застрявших по дороге машин связки веревок. Обеспечение снабжением сотен застрявших машин и их личного состава должно было отныне в течение многих недель производиться самолетами. Подготовка к зиме находилась в плачевном состоянии. Затребованный нами еще 8 недель тому назад глизантин [249 - Глизантин (Glysantin) – широко использовавшееся в вермахте средство против замерзания воды (антифриз), представлял собой смесь глицерина с водой.] доставлялся в незначительных количествах, так же как и зимнее обмундирование для личного состава. Последнее обстоятельство явилось в течение последующих тяжелых месяцев причиной больших затруднений и лишений, которые легко могли бы быть устранены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противник продолжал свои попытки пробиться на участке 29-й мотопехотной и 293-й пехотной дивизий, 4-й танковой дивизии удалось прорваться в Мценск. 6-я армия, действовавшая правее нас, заняла Сумы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XIII армейский корпус, действовавший левее, переправился через р. Угра западнее Калуги. Ухудшение погоды давало себя чувствовать и на этом участке фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 октября русские войска предприняли попытку вырваться из трубчевского котла, наступая вдоль обоих берегов р. Навля. Противник устремился в брешь, образовавшуюся между 29-й и 25-й мотопехотными дивизиями и занимаемую лишь 5-м пулеметным батальоном. Одновременно в районе действий XXIV танкового корпуса у Мценска северо-восточное Орла развернулись ожесточенные бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил. имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой, для нас обстановке я написал в своем докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком PzKw IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свой доклад я закончил предложением направить немедленно на наш фронт комиссию, в состав которой должны войти представители Управления вооружения, [Имперкого] министерства вооружений [и боеприпасов], конструкторы танков и представители танкостроительных фирм. Вместе с этой комиссией нам надлежало на месте осмотреть подбитые на поле боя танки и обсудить вопрос о конструкции новых машин, я также потребовал ускорить производство более мощных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка Т-34. Комиссия прибыла во 2-ю танковую армию 20 ноября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 октября нам сообщили, что полк «Великая Германия» будет в соответствии с приказом Гитлера направлен на усиление 18-й танковой дивизии, действовавшей северо-восточнее Брянска на участке дороги Карачев – Хвастовичи. Далее мне было сообщено, что рассматривается вопрос о перегруппировке сил, в соответствии с которой 2-я армия будет действовать правее нас и в ее подчинение будут переданы XXXIV и XXXV корпуса, в то время как некоторые соединения 2-й армии будут переданы в наше подчинение. Отсюда можно было сделать вывод, что продвижение на северо-восток будет продолжаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бои с целью сужения кольца окружения вокруг котла продолжались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На южном фланге Восточного фронта бои в районе Азовского моря закончились победой немецких войск. Верховное командование считало, что в этих боях были уничтожены 6-я, 12-я и 18-я русские армии, и полагало, что были созданы необходимые предпосылки для продолжения наступления в направлении нижнего течения Дона. Дивизия СС «Адольф Гитлер» находилась в 20 км северо-западнее Таганрога. Значительно медленнее осуществлялось наступление 17-й армии южнее Харькова и 6-й армии в районе Сум. На этих участках свежие силы русских, поддержанные танками, вынудили немецкие войска перейти в некоторых пунктах к обороне. Это обстоятельство оказывало отрицательное влияние на положение моего правого фланга. Так как 11-я армия была повернута на юг с целью захвата Крыма, то наступление группы армий «Юг» приняло веерообразную форму.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Севернее группы армий «Центр» продвижение немецких войск замедлилось из-за снежных вьюг. 3-я танковая группа достигла верховья Волги у населенного пункта Погорелое.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Снегопад продолжался также и 12 октября. Мы все еще оставались сидеть в небольшом населенном пункте Дмитровске (Дмитровск-Орловский), улицы которого представляли собой сплошное месиво грязи, и ожидали новых указаний Верховного командования сухопутных войск относительно предстоящей перегруппировки. Наши войска замкнули кольцо окружения вокруг большого котла южнее Брянска и вокруг небольшого котла севернее этого города, но продвигаться вперед войска не могли из-за плохого состояния дорог, XLVIII танковый корпус, который в самом начале наступления так быстро продвинулся через Сумы и вышел на хорошее шоссе, также продвигался теперь с большим трудом в направлении на Фатеж. У Мценска продолжались бои со свежими силами противника. Пехотным дивизиям XXXV корпуса было указано на необходимость очистить от противника леса в районе трубчевского котла.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не только мы, но и вся группа армий «Юг», за исключением 1-й танковой армии, застряла в грязи, 6-й армии удалось занять Богодухов северо-западнее Харькова. Севернее нас XIII армейский корпус овладел Калугой, 3-я танковая группа заняла Старицу и наступала на Калинин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Верховное командование сухопутных войск дало указание об окружении Москвы, однако до нас эти указания не дошли.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 октября русские продолжали свои попытки прорваться между Навлей и Борщево. Для усиления XLVII танкового корпуса пришлось направить некоторые части 3-й танковой и 10-й мотопехотной дивизий XXIV танкового корпуса. Несмотря на эту помощь и ввиду потери подвижности наших частей, группе русских численностью до 5000 человек удалось прорваться и достичь района Дмитровска (Дмитровск-Орловский), где она вновь была задержана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Войска 3-й танковой группы ворвались в Калинин, 9-я армия достигла западной окраины Ржева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 октября мы перевели свой штаб в Орел и удобно разместились в здании городского совета. В течение ближайших дней обе стороны проявили незначительную активность. XXIV танковому корпусу, получившему задачу перейти р. Зуша, с большим трудом удалось подтянуть по топким дорогам свои 3-ю и 4-ю танковые дивизии в районе северо-западнее Мценска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус, закончив бои в районе котла, сосредоточился и приводил себя в порядок вдоль дороги Орел – Карачев – Брянск. Полк «Великая Германия» был передан в подчинение XXIV танкового корпуса и подтянут к Мценску. XLVIII танковый корпус совместно с частями 18-й танковой дивизии, вышедшими из города Кромы на хорошую шоссейную дорогу, занял Фатеж и готовился к наступлению на Курск с северо-запада; в это время XXXIV корпус должен был наступать на Курск с запада, имея задачей уничтожить действовавшую в этом районе сильную группировку русских войск под командованием генерал[-лейтенанта Михаила] Ефремова и тем самым ликвидировать постоянную угрозу нашему правому флангу,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на упорную оборону русских, войскам 6-й армии удалось овладеть Ахтыркой. На остальных участках фронта войска группы армий «Юг» застряли из-за распутицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состояние погоды отрицательно сказывалось также и на темпах продвижения группы армий «Центр», LVII армейский корпус занял город Боровск, в 80 км от Москвы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 октября войска 6-й армии заняли Краснополье, юго-восточнее города Сумы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 октября я посетил 4-ю танковую дивизию с целью проверки хода подготовки к наступлению из района Мценска.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день румыны заняли Одессу, XLVI танковый корпус приближался к Можайску.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 октября капитулировала группировка противника, находившаяся в окружении севернее Брянска. Совместно со 2-й армией нами было захвачено свыше 50 000 пленных и до 400 орудий; были уничтожены основные силы 50-й русской армии. Противник предпринимал контратаки в районе Фатежа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 октября началось наступление 11-й армии на Крым. После занятия Таганрога 1-я танковая армия повернула на Сталино, 6-я армия заняла Грайворон.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19-я танковая дивизия, действовавшая севернее нашей 2-й танковой армии, заняла Малоярославец. Немецкие войска овладели Можайском.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 октября 1-я танковая армия начала подготовку к наступлению на Ростов. Ее войска прорвались к городу Сталино. 17-я и 6-я армии добились успехов в своем наступлении на Харьков и Белгород. Преследованию противника препятствовала плохая погода. Такая же погода была и в районе действий группы армий «Центр», XLIII армейский корпус занял Лихвин. В течение 24 часов этот корпус действовал, будучи в подчинении 2-й танковой армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 октября капитулировала группировка противника, окруженная в районе Трубчевска. Распутица задержала действия всей группы армий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я танковая армия заняла город Сталино, 6-я армия приближалась к Харькову; к 21 октября она подошла к западной окраине города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление из района Мценск, предпринятое 22 октября 24-м танковым корпусом, потерпело неудачу из-за недостаточного взаимодействия между танками и артиллерией. 23 октября наступление было возобновлено действовавшей северо-западнее Мценска 3-й танковой дивизией, которой были переданы на это время все наличные танки; на этот раз наступление закончилось успехом. 24 октября при преследовании разбитого противника был занят населенный пункт Чернь. Я лично наблюдал за боями 22 и 23 октября и получил полное представление о том, в каких трудных условиях приходилось действовать нашим войскам. Причинами этих затруднений явились топкая местность и обширные минные поля у русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 октября 18-я танковая дивизия заняла Фатеж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 октября 6-я армия овладела Харьковом и Белгородом, полностью очистив их от противника. Левее нас XLIII армейский корпус занял Белев на р. Ока.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 октября я присутствовал при подходе полка «Великая Германия» к Черни и наблюдал за боем, который группа Эбербаха вела в северной части этого населенного пункта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 25 октября закончились бои в районе Брянска. В этот день началось ранее объявленное распределение сил на правом фланге группы армий «Центр», XXXIV и XXXV корпуса, а также XLVIII танковый корпус без 25-й мотопехотной дивизии перешли в подчинение 2-й армии, 1-я, кавалерийская дивизия была отправлена на родину в Восточную Пруссию для переформирования в 24-ю танковую дивизию. Вместо этого 2-я танковая армия получила XLIII армейский корпус под командованием генерала Хейнрици, в состав которого входили 31-я и 131-я пехотные дивизии, и LIII армейский корпус генерала [пехоты Карла] Вейзенбергера, в состав которого входили 112-я и 167-я пехотные дивизии. Через некоторое время в подчинении армии была передана 296-я пехотная дивизия, 25-я мотопехотная дивизия оставалась в подчинении 2-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-й танковой армии была теперь поставлена задача нанести удар на Тулу. 2-я армия в новом составе была направлена на восток и таким образом была снова разъединена с нами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Успешно завершив бои в районах Брянска и Вязьмы, группа армий «Центр» добилась тем самым еще одного крупного тактического успеха. Вопрос о том, в состоянии ли она продолжать наступление, чтобы превратить этот тактический успех в оперативный, являлся наиболее важным со времени начала войны вопросом, стоявшим перед высшим командованием германской армии.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удар на Тулу и Москву<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая армия продолжала наступление на Тулу. Единственная дорога, по которой могли двигаться наши войска, – шоссе Орел – Тула – оказалась малопригодной для движения тяжелых автомашин и танков и через несколько дней была окончательно разбита. Кроме того, русские, являющиеся мастерами в области разрушения, взорвали при отходе все мосты, а на более узких местах заминировали обширные участки местности вдоль дороги. Чтобы хоть как-нибудь обеспечить подвоз войскам, приходилось сооружать настилы длиной в несколько километров из бревен. Боеспособность наступающих частей зависела не столько от численности личного состава, сколько от возможности обеспечения их горючим. Поэтому все имевшиеся в наличии танки XXIV танкового корпуса были объединены под командованием полковника [Генриха] Эбербаха и вместе с полком «Великая Германия» образовали авангард, который был направлен на Тулу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 октября LIII армейский корпус достиг Оки, XLIII армейский корпус расширил плацдарм на р. Ока у Белёва, занимаемый 31-й пехотной дивизией. Наш правый сосед направил свой XLVIII танковый корпус на Курск. Левее нас, в полосе 4-й армии, русские предприняли контратаки, вынудившие немецкие войска перейти к обороне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 и 28 октября я сопровождал наступление группы Эбербаха. 27 октября у Верховного командования вермахта возникла мысль о том, чтобы в случае получения сведений о подходе свежих русских сил повернуть нашу армию с востока на Воронеж. Однако в этом направлении не было никаких шоссе. Во всяком случае, в качестве предпосылки для проведения такой операции мы должны были сначала овладеть Тулой. Я попросил [Курта фон] Либенштейна внушить эту мысль командованию. Ночь с 27 на 28 октября я провел в Черни, в покинутом здании детской больницы, кишевшей клопами. Наши передовые части достигли района Плавок, LIII и XLIII армейские корпуса расширили свои предмостные укрепления на р. Ока. 4-я армия отражала ожесточенные атаки русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 октября мне было сообщено через Либенштейна, что Верховное командование вермахта отказывается от своего намерения повернуть нас на Воронеж. Наступление на Тулу продолжалось. Ввиду недостатка горючего Эбербах посадил на танки один батальон полка «Великая Германия». Мы достигли Писарева, в 30 км южнее Тулы. Разведка XLIII армейского корпуса достигла Одоево. Ночь я снова провел в Черни с тем, чтобы утром на «Шторьхе» вылететь обратно в свой штаб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 октября нам было передано пожелание Гитлера «захватить нашими подвижными батальонами» мосты через Оку восточнее Серпухова. Мы могли выбрасывать вперед наши подразделения только до такой степени, до какой было возможно обеспечивать их снабжение. По окончательно разрушенной дороге Орел – Тула наши автомашины могли передвигаться с максимальной скоростью 20 км/час, да и то не всегда. «Подвижных батальонов» уже не было. Гитлер жил в мире иллюзий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день 1-я танковая армия переправилась через р. Миус, а 17-я армия – через р. Донец.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 октября наши головные танковые подразделения достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы. Попытка захватить город с ходу натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Меня посетил командир XLIII армейского корпуса генерал [пехоты Готтгарт] Хейнрици, всегда отличавшийся своими трезвыми суждениями, и доложил, что его войска плохо снабжаются, а с 20 октября они даже перестали получать хлеб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 30 октября LIII армейский корпус вышел на шоссе Орел – Тула. После окончания боев в районе Брянского котла 19 октября командир корпуса генерал [пехоты Карл] Вейзенбергер подтянул 167-ю пехотную дивизию через Волхов – Горбачев, а 112-ю пехотную дивизию – через Белев – Арсеньево – Царево. Из-за распутицы корпус не смог взять с собой всю технику и, в частности, тяжелую артиллерию. Моторизованные подразделения корпуса вынуждены были совершить обходное движение через Орел – Мценск. Сведения о подходе русских с востока, поступавшие с 27 октября, заставили меня с целью обеспечения правого фланга перебросить LIII армейский корпус на участок Епифань – Сталиногорск [250 - До 1933 г. Сталиногорск именовался Бобрики, а в 1961 г. был переименован в Новомосковск; ныне город в Тульской облети.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Состояние шоссе Орел – Тула к этому времени стало настолько плохим, что 3-я танковая дивизия, подошедшая к Туле вслед за группой Эбербаха, вынуждена была снабжаться по воздуху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду невозможности взять Тулу с фронта генерал барон [Лео] Гейр [фон Швеппенбург] предложил обойти город с востока. Я согласился с этим предложением и приказал ему наступать в направлении на Дедилово и захватить переправу на р. Шат. Генерал Гейр считал совершенно невозможным использование моторизованных войск до наступления морозов и был, безусловно, прав. Продвигаться вперед можно было только очень медленно и ценой больших потерь в материальной части. В связи с такой обстановкой большое значение приобретало восстановление железнодорожного участка Мценск – Тула. Несмотря на все старания, восстановительные работы шли очень медленно. Недостаток локомотивов вынудил меня искать выход из положения, и я обратился с просьбой о присылке автодрезин; однако мы не получили ни одной дрезины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 ноября XXIV танковый корпус достиг района западнее Дедилово.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда авангард LIII армейского корпуса приблизился 2 ноября к населенному пункту Теплое, он неожиданно натолкнулся на противника. Эта была крупная русская группировка, состоявшая из двух кавалерийских дивизий, пяти стрелковых дивизий и одной танковой бригады, продвигавшаяся вдоль шоссе Ефремов – Тула и, очевидно, имевшая задачу атаковать в тыл и фланг соединения XXIV танкового корпуса в районе Тулы. Появление частей LIII армейского корпуса оказалось для русских, по-видимому, такой же неожиданностью, как и их появление для немцев. С 3 по 13 ноября в районе Теплое развернулись бои, в результате которых LIII армейскому корпусу, поддержанному танковой бригадой Эбербаха, удалось отбросить противника обратно к Ефремову, захватив при этом более 3000 пленных и значительное количество орудий. Морозы, наступившие в ночь с 3 на 4 ноября, хотя и облегчили передвижение, однако случаи обморожения наносили войскам большой урон. Для обеспечения растянутого фланга в районе Мценск – Чернь и восточнее были использованы пехотные и другие не танковые подразделения 17-й танковой дивизии, которые к этому времени подошли сюда из района Карачева. Ремонтом шоссе Орел – Тула непрерывно занимались саперные и строительные батальоны, а также подразделения рабочих батальонов государственной трудовой повинности. В эти дни XLVIII танковый корпус занял Курск. 5 ноября меня ненадолго посетил [генерал-]фельдмаршал [Федор] фон Бок. Командование группы армий 4 ноября пришло к выводу, что русские планомерно очищают район к западу от Дона между Воронежем и Сталиногорском, и доложило это мнение главному командованию сухопутных войск. Однако обстановка в полосе действий 2-й танковой армии опровергала это мнение. Напротив, в районе Теплое противник наступал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 ноября я вылетел на фронт. Мои впечатления от этой поездки видны из следующего письма:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное. Наилучшие пожелания терпят крах из-за стихии. Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться. Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем. Необходимо надеяться и не терять мужества, однако это тяжелое испытание…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будем надеяться на то, что в ближайшее время я смогу писать в более радостном тоне. О себе я не беспокоюсь. Однако в настоящее время трудно быть в хорошем настроении.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 ноября морозы впервые нанесли нам тяжелые потери. Поступили сведения о том, что 1-я танковая армия, наступавшая на Ростов, 5 ноября вышла к Дону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 ноября LIII армейский корпус добился успехов в районе населенного пункта Теплое, XXIV танковый корпус отражал атаки противника из Тулы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 ноября стали явными намерения противника начать контратаки восточное и западнее Тулы. Поэтому XXIV танковый корпус, передав танковую бригаду [Генриха] Эбербаха LIII армейскому корпусу, перешел к обороне, 17-я танковая дивизия без своих танков была подчинена XXIV танковому корпусу и подтянута к населенному пункту Плавск. Ввиду того, что восточнее Черни отмечались новые части противника, обеспечение фланга на участке Мценск – Чернь было передано другим частям XLVII танкового корпуса. Насколько напряженной была в эти дни обстановка в районе Тулы, можно судить хотя бы по тому факту, что четыре слабых батальона 4-й танковой дивизии занимали фронт шириной в 35 км с тем, чтобы обеспечивать связь между LIII армейским корпусом и 3-й танковой дивизией, действовавшей под Тулой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 ноября температура упала до 13 градусов мороза, 13 ноября – до 22 градусов. В этот день в Орше под руководством начальника Генерального штаба сухопутных сил было проведено совещание командующих армиями группы армий «Центр» и объявлен «приказ на осеннее наступление 1941 г.». Этот приказ ставил перед 2-й танковой армией задачу овладеть городом Горьким [251 - До 1932 г. и с 1990 г. город именуется Нижним Новгородом; ныне центр Нижегородской области.], находившимся в 600 км от Орла. [Курт фон] Либенштейн немедленно заявил, что 2-я танковая армия при настоящей обстановке способна лишь дойти до Венева. Теперь же не май месяц и мы не во Франции! Я полностью разделял мнение своего начальника штаба и немедленно доложил в письменной форме командующему группой армий о том, что танковая армия не в состоянии выполнить этот приказ. При составлении доклада я воспользовался свежими впечатлениями от поездки на фронт 13 и 14 ноября, во время которой я посетил LIII армейский и XXIV танковый корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 ноября я вылетел на «Шторьхе» из Орла, но севернее Черни попал в метель и был вынужден сделать посадку на временном аэродроме в Черни. Оттуда при 22-градусном морозе я отправился на машине в Плавск к генералу Вейзенбергеру. Это был последний день боев в районе Теплое, и Вейзенбергер доложил мне обстановку. Перед ним стояла задача наступать в направлении на Волово – Сталиногорск. Для обеспечения правого фланга против отходящих к Ефремову русских войск [5-я] танковая бригада Эбербаха оставлялась в его подчинении до тех пор, пока не подойдет 18-я танковая дивизия. Боевой состав пехоты сократился в среднем до 50 человек в каждой роте. Все ощутимее становился недостаток в зимнем обмундировании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Действиям XXIV танкового корпуса в значительной степени мешала гололедица, ибо при отсутствии специальных шипов для гусениц танки не могли преодолевать обледенелые склоны. Генерал барон Гейр [фон Швеппенбург] считал, что корпус не в состоянии перейти в наступление раньше 19 ноября. Для этого ему была необходима танковая бригада Эбербаха и запас горючего на четверо суток; он же имел запасы горючего только на один день!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По моему мнению, он должен был назначить наступление на 17 ноября, чтобы во взаимодействии с LIII армейским корпусом помешать противнику образовать новый фронт на линии Волово – Дедилово. Кроме того, XLIII армейский корпус был атакован западнее Тулы и нуждался в поддержке, XLVII танковый корпус в составе 18-й танковой, 10-й пехотной и 29-й мотопехотной дивизий должен был обеспечивать наш правый фланг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь я провел в Плавске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск было плохим. Не хватало белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и прежде всего суконных брюк. Значительная часть солдат была одета в брюки из хлопчатобумажной ткани, и это – при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущалась также в сапогах и чулках. Днем я побывал в 112-й пехотной дивизии, где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все запасы обмундирования, имевшиеся в танковой армии, были немедленно отправлены на фронт. Однако по сравнению с потребностями это было лишь каплей в море.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В героической бригаде Эбербаха осталось не более 50 танков. В трех танковых дивизиях насчитывалось около 600 танков. Гололедица сильно препятствовала действиям танков, тем более, что шипы еще не были получены. Из-за морозов потели стекла оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать. Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего обмундирования и глизантина. XLIII армейский корпус сообщил о кровопролитных боях. Ночь я снова провел в Плавске.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 ноября русские продолжали атаки на позиции XLIII армейского корпуса;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 ноября ко мне явился [командир XLIII армейского корпусов] генерал [пехоты Готтгарт] Хейнрици: потери от морозов, недостаток обмундирования, вшивость!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 ноября мы получили сведения о выгрузке сибиряков на станции Узловая, а также о выгрузке других частей на участке Рязань – Коломна. 112-я пехотная дивизия натолкнулась на свежие сибирские части. Ввиду того, что одновременно дивизия была атакована русскими танками из направления Дедилово, ее ослабленные части не были в состоянии выдержать этот натиск. Оценивая их действия, необходимо учесть, что каждый полк уже потерял к этому времени не менее 400 человек обмороженными, автоматическое оружие из-за холода не действовало, а наши 37-мм противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков Т-34. Дело дошло до паники, охватившей участок фронта до Богородицка. Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия уже более неспособна. Положение на фронте 112-й пехотной дивизии было исправлено собственными усилиями LIII армейского корпуса, который повернул 167-ю пехотную дивизию на Узловую.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наш сильно растянутый фланг обеспечивался тем временем подошедшими частями XLVII танкового корпуса.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днем увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее, наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Из письма от 17 ноября 1941 г.)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поскольку боевые операции продолжались и в зимний период, нам пришлось позаботиться о том, чтобы снабдить продуктами питания население Германии, армию, а также гражданское население России. В результате богатого урожая осенью 1941 г. на полях осталось много хлеба. Не было недостатка и в скоте, предназначенном на убой. От 2-й танковой армии нельзя было требовать отправки большого количества продуктов питания в Германию, если учесть бедственное состояние железнодорожного транспорта. После того как были обеспечены потребности войск, всему русскому населению, проживающему в городах, и в первую очередь населению Орла, было выдано на руки продовольствие на период до 31 марта 1942 г. Для того, чтобы население не испытывало беспокойства в этом отношении, мы расклеили по всему Орлу объявления о принятых мерах по обеспечению населения продовольствием. Русское правительство имело в плодородных черноземных областях колоссальные элеваторы, где хранились большие запасы зерна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы обеспечить потребности нашей армии, а также дать населению работу и хлеб, мы запустили несколько фабрик и заводов, оборудование которых русские не успели эвакуировать из Орла. В числе пущенных нами предприятий были завод жестяных изделий, кожевенный и войлочный цеха обувной фабрики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О настроениях, господствовавших среди русского населения, можно было, между прочим, судить по высказываниям одного старого царского генерала, с которым мне пришлось в те дни беседовать в Орле. Он сказал: «Если бы вы пришли 20 лет тому назад, мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать, а вы пришли и отбросили нас на 20 лет назад, так что мы снова должны начать все сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 ноября 2-я танковая армия перешла в наступление в соответствии с приказом, полученным 13 ноября в Орше. В наступлении участвовали:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLVII танковый корпус<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18-я танковая дивизия наступала на фабричный город Ефремов; 20 ноября после упорных уличных боев дивизия захватила этот город и удержала его, несмотря на ожесточенные контратаки противника;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10-я мотопеотная дивизия наступала на Епифань – Михайлов;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29-я мотопехотная дивизия наступала на Спасское – Гремячее, имея задачу обеспечить восточный фланг армии от возможного нападения свежих сил противника из района Рязань – Коломна;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25-я мотопехотная дивизия к тому времени была еще занята в одной из операций верховного командования вооруженных сил по уничтожению окруженного противника и после выполнения своей задачи должна была составить корпусный резерв;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;LIII армейский корпус<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;167-я пехотная дивизия наступала через Сталиногорск на Венев;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;112-я пехотная дивизия наступала на Сталиногорск, где должна была создать предмостное укрепление на р. Дон; позднее, учитывая потери этой дивизии, ее предполагалось сменить частями 56-й пехотной, дивизией, которая входила в резерв группы армий и должна была подойти из района Карачева;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус получил задачу силами 17-й, 3-й и 4-й танковых дивизий, полка «Великая Германия» и наступающей с юга 296-й пехотной дивизии охватить с двух сторон город Тулу и овладеть им; впереди XXIV танкового и LIII армейского корпусов наступала на Каширу боевая группа 17-й танковой дивизии, имея задачу захватить имеющийся там мост через Оку и воспрепятствовать подходу подкреплений противника из района Москвы;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLIII армейский корпус силами 31-й и 131-й пехотных дивизий наступал через Лихвин и Калугу в район, расположенный между реками Упа и Ока, имея задачей очистить его от противника и обеспечить на участке Тула, Алексин связь между 2-й танковой армией и 4-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я армия, наш сосед справа, получила задачу наступать в направлении к востоку от Орла. Рассчитывать на поддержку с ее стороны не приходилось. Было известно, что западнее дороги Елец – Ефремов русские производят окопные работы, и командование 2-й армии сделало вывод, что предположения об отходе русских за Дон не оправдались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я армия, действовавшая левее 2-й танковой армии, имела задачу форсировать Оку севернее Алексина и наступать на Серпухов; армия имела в своем составе до 36 дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая армия насчитывала только 12,5 сильно потрепанных дивизий. Пехотные части все еще не получили зимнего обмундирования и почти не могли передвигаться. За сутки они проходили 5, самое большее 10 км. Возможности армии справиться с поставленными перед нею задачами были более чем сомнительны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 ноября при сильной поддержке авиации XLVII танковому корпусу удалось захватить Епифань, а XXIV танковому корпусу – Дедилово. 19 ноября XXIV танковый корпус достиг Болохово. 21 ноября LIII армейский корпус занял Узловую; 24 ноября XXIV танковый корпус занял Венев и подбил при этом 50 русских танков, XLIII армейский корпус медленно продвигался к р. Упа. Пока проходило это продвижение, 21 ноября в районе действий передовых частей XLVII танкового корпуса появились опасные свежие силы противника – 50-я армия русских, в состав которой входили 108-я танковая бригада, 299-я стрелковая и 31-я кавалерийская дивизии и другие части. Положение снова стало серьезным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-я танковая армия группы армий «Юг» после продолжительного и трудного перехода по топким и обледенелым дорогам достигла 19 ноября северной окраины Ростова и завязала там тяжелые бои. 21 ноября армия полностью овладела Ростовом. Мосты через Дон были разрушены русскими. Предвидя в скором времени возможность контратак противника, 1-я танковая армия перешла к обороне. 20 ноября XLVIII танковый корпус 2-й армии занял город Тим, а уже 23 ноября он был контратакован в этом районе противником.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Страшный холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжелые потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное состояние снабжения горючим – все это превращает руководство боевыми операциями в сплошное мучение, и на меня все более и более давит та огромная ответственность, которую, несмотря на все красивые слова, никто не может с меня снять.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Три дня я провел на передовой линии с тем, чтобы получить наиболее точную картину положения на фронте, и теперь я намерен, если боевая обстановка это мне позволит, отправиться в воскресенье в штаб группы армий, чтобы получить информацию о перспективах на ближайшее будущее, о чем пока нам ничего не известно. О чем думает командование, я не знаю, так же как не знаю, как нам удастся к весне привести себя в порядок.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Из письма от 21 ноября 1941 г.)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 ноября во второй половине дня я решил лично отправиться к командующему группой армий «Центр» и попросить, чтобы он изменил поставленную мне задачу, которая стала невыполнимой. Я доложил [генерал-]фельдмаршалу [Федору] фон Боку о том, что 2-я танковая армия находится в весьма тяжелом положении и что ее войска, особенно пехотные части, чрезвычайно утомлены; я указал на отсутствие зимнего обмундирования, на плохую работу службы тыла, незначительное количество танков и орудий, а также на угрозу сильно вытянутому восточному флангу со стороны свежих сил противника, прибывающих с Дальнего Востока в район Рязань – Коломна. Фельдмаршал фон Бок ответил мне, что тексты моих предыдущих докладов он уже отправил Верховному командованию сухопутных войск и оно хорошо осведомлено об истинном положении на фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем фон Бок приказал связать его по телефону с главнокомандующим сухопутными войсками [генерал-фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем] и предложил мне надеть наушники и прослушать его разговор с главнокомандующим. Изложив содержание моего доклада об обстановке, фон Бок попросил главнокомандующего изменить поставленную мне задачу, отменить приказ о наступлении и отдать приказ о переходе к обороне на удобных в условиях зимы позициях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Главнокомандующий сухопутными войсками, по всей вероятности, не был свободен в принятии решения. В своих ответах он старался обойти наиболее трудные вопросы. Отклонив мои предложения, он приказал продолжать наступление. После наших настоятельных требований указать нам, по крайней мере, какую-либо достижимую и не слишком далекую цель, достигнув которой мы могли бы затем создать оборонительную линию, главнокомандующий назвал нам, наконец, линию Михайлов – Зарайск и добавил, что важнейшей нашей задачей является полное разрушение железнодорожной линии Рязань – Коломна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я остался недоволен результатами своей поездки в штаб группы армий. В тот же день я направил для доклада начальнику Генерального штаба находившегося при моем штабе офицера связи Верховного командования сухопутных войск подполковника фон Кальдена. Он должен был также попытаться добиться распоряжения о приостановлении наступления, однако возвратился обратно, не добившись никаких результатов. Отрицательное отношение главнокомандующего сухопутными войсками [Браухича] и начальника Генерального штаба [Франца Гальдера] к моим предложениям позволяло сделать вывод, что они сами, а не только один Гитлер, являются сторонниками продолжения наступления. Во всяком случае, высшему военному командованию отныне было известно чрезвычайно тяжелое положение моей армии, и я полагал, что Гитлеру также было об этом подробно доложено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 ноября 10-я мотопехотная дивизия заняла Михайлов, 29-я мотопехотная дивизия продвинулась на 40 км к северу от города Епифань. 25 ноября боевая группа 17-й танковой дивизии подошла к Кашире. Наш сосед справа занял Ливны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 ноября LIII армейский корпус подошел к Дону, форсировал его силами 167-й пехотной дивизии у Иван-озера и атаковал сибиряков северо-восточнее этого населенного пункта под Донской. Доблестная дивизия захватила 42 орудия, некоторое количество автомашин и до 4000 пленных. С востока на сибиряков наступала 29-я мотопехотная дивизия XLVII танкового корпуса, в результате чего противника удалось окружить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я находился в этот день в LIII армейском корпусе и решил отправиться 27 ноября в штаб XLVII танкового корпуса и 29-ю мотопехотную дивизию. Утром я прибыл в Епифань, где [командир XLVII танкового корпуса] генерал [артиллерии Иоахим] Лемельзен доложил мне, что ночью 29-я мотопехотная дивизия очутилась в критическом положении. Главные силы 239-й сибирской стрелковой дивизии, оставив свою артиллерию и автотранспорт, вырвались из окружения и ушли на восток. Растянутая линия окружения из частей 29-й мотопехотной дивизии не смогла сдержать прорвавшихся русских и понесла большие потери. Я направился в штаб дивизии и в 71-й пехотный полк, который пострадал больше всех. Сначала я считал, что причиной несчастья является плохое состояние разведки и охранения. Однако после того, как я на месте заслушал сообщения командира батальона и командиров рот, мне стало ясно, что войска верно выполняли свой долг и что причиной прорыва является превосходство сил противника. О достоверности полученных мной сообщений свидетельствовали многочисленные трупы немецких солдат, которые лежали на поле боя в полной военной форме и с оружием в руках. Я постарался ободрить личный состав полка и заставить его забыть свою неудачу. Сибиряки ускользнули от нас, правда, без своего тяжелого оружия и автотранспорта, а у нас не было сил их задержать. Это было самым печальным событием того дня. Преследование ускользнувшего противника, немедленно предпринятое мотоциклетными подразделениями 29-й мотопехотной дивизии, не дало никаких результатов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я направился в разведывательный батальон и 33-й стрелковый полк 4-й танковой дивизии, а к ночи поехал в штаб XXIV танкового корпуса. Лишь тот, кто в эту зиму нашего несчастья лично видел бесконечные просторы русских снежных равнин, где ледяной ветер мгновенно заметал всякие следы, лишь тот, кто часами ехал по «ничейной» территории, встречая лишь незначительные охраняющие подразделения, солдаты которых не имели необходимого обмундирования и питания, в то время как свежие сибирские части противника были одеты в отличное зимнее обмундирование и получали хорошее питание, лишь тот мог правильно оценить последовавшие вскоре серьезные события.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Полковник [Герман] Балк, в то время референт Верховного командования сухопутных войск по вопросам использования танковых войск, сопровождал меня во время этой поездки. Я просил его передать главнокомандующему сухопутными войсками [Браухичу] свои впечатления о поездке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее неотложной нашей задачей было овладение Тулой. Немыслимо было проводить дальнейшие операции на север или на восток, т. е. в направлении наших ближайших целей, не овладев предварительно этим важным узлом путей сообщения и аэродромом. Мое посещение командиров корпусов имело целью подготовить наступление на Тулу, трудности которого я отчетливо себе представлял. Мы хотели захватить город двойным охватом: силами XXIV танкового корпуса с севера и востока и силами XLIII армейского корпуса с запада. LIII армейский корпус должен был во время проведения этой операции обеспечивать наш северный фланг против сил противника, действовавших с московского направления, a XLVII танковый корпус – растянувшийся восточный фланг против перебрасываемых сюда сибиряков, 10-я мотопехотная дивизия этого корпуса, достигнув 27 ноября, в соответствии с приказом, города Михайлова, отправила группы подрывников для взрыва железной дороги на участке Рязань – Коломна, но, к сожалению, эти группы не смогли выполнить своей задачи: оборона русских была слишком сильна. Из-за больших холодов во время продвижения на Ефремов вышла из строя почти вся артиллерия 18-й танковой дивизии. 29 ноября превосходящие силы противника впервые оказали сильное давление на 10-ю мотопехотную дивизию. Поэтому наши войска вынуждены были оставить Скопин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступательная сила XXIV танкового корпуса, который вел непрерывные бои в течение нескольких месяцев, также значительно снизилась. Корпусная артиллерия насчитывала всего лишь 11 орудий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В южной части Восточного фронта 27 ноября превосходящие силы русских начали наступление на Ростов; обстановка там стала чрезвычайно напряженной. Правее нас было отмечено усиление противника, действовавшего против 2-й армии. На левом фланге моей армии LIII армейский корпус достиг шоссе Тула – Алексин. Здесь корпус натолкнулся на крупные силы противника, немедленно предпринявшего контратаки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я танковая дивизия 4-й армии вышла к Красной Поляне, в 22 км северо-западнее Москвы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 ноября русские снова прорвались к Ростову. 1-я танковая армия вынуждена была готовиться к оставлению города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наши успехи в полосе действий XLIII армейского корпуса оставались незначительными. В этот день командование группы армий отказалось от наступления на далеко отстоящие от нас цели, которые были указаны Верховным командованием сухопутных войск, приказав в первую очередь «пробиться к Туле».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 ноября Верховное командование сухопутных войск выразило сомнение в том, достаточно ли сосредоточено нами сил для проведения наступления на Тулу. Усиление группировки, наступающей на Тулу, было возможно лишь за счет сокращения сил XLVII танкового корпуса, предназначенных для обеспечения нашего фланга. Учитывая нараставшую угрозу с востока, я считал это рискованным. Однако в тот же день на самом южном участке немецкого Восточного фронта произошло событие, которое наиболее ярко осветило наше общее положение. В этот день группа армий «Юг» оставила Ростов. На следующий день командующий этой группой [генерал-]фельдмаршал [Герд] фон Рундштедт был смещен со своей должности и заменен [генерал-фельдмаршалом [Вальтером] фон Рейхенау. Это было первым тревожным сигналом! Тем не менее ни Гитлер, ни Верховное командование вермахта, ни Верховное командование сухопутных войск не обратили на него никакого внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Общие наши потери на Восточном фронте, начиная с 22 июня 1941 г., достигали уже 743 000 человек, что составило 23 % к общей численности наших вооруженных сил, которые насчитывали около 3,5 млн человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот же день 30 ноября было отмечено усиление противника, действовавшего против моего северного фланга у Каширы. Было очевидно, что противник перебрасывает с центрального участка фронта, западнее Москвы, часть своих сил на угрожаемые фланги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я получил сообщение о смерти своего боевого соратника, начиная с лета этого года, полковника [Вернера] Мёльдерса и был чрезвычайно опечален тем, что мы потеряли одного из наших лучших солдат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Усиление партизанской войны на Балканах требовало от немецкого командования отправки туда все большего количества войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новый командующий группой армий фельдмаршал фон Рейхенау признал неизбежным сдачу Ростова и отвод 1-й танковой армии за линию р. Миус. Таким образом, отстранение Рундштедта с поста командующего через 24 часа оказалось совершенно ненужным мероприятием.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем в моей армии продолжалась подготовка к наступлению, которое мы предполагали начать 2 декабря во взаимодействии с 4-й армией. Однако 1 декабря нам сообщили, что 4-я армия перейдет в наступление только 4 декабря. Я охотно отложил бы начало наступления и для моей армии с тем, чтобы действовать одновременно с 4-й армией, а также дождаться подхода 296-й пехотной дивизии. Однако XXIV танковый корпус, на исходные позиции которого противник оказывал сильное давление, не мог больше ждать, и я решил начать наступление 2 декабря силами этого корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свой передовой командный пункт мы организовали в Ясной Поляне, бывшем поместье графа [Льва] Толстого. Я посетил командный пункт 2 декабря. Ясная Поляна находилась позади командного пункта полка «Великая Германия», в 7 км южнее Тулы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 декабря 3-й и 4-й танковым дивизиям, а также полку «Великая Германия» удалось прорвать передний край обороны противника, для которого наше наступление явилось полной неожиданностью. Наступление продолжалось и 3 декабря в условиях сильного снегопада и ветра. Дороги заледенели, передвижение было затруднено, 4-я танковая дивизия подорвала железнодорожную линию Тула – Москва и, наконец, достигла шоссе Тула – Серпухов. Этим, однако, наступательная сила дивизии была исчерпана, а все запасы горючего израсходованы. Противник отошел на север. Положение оставалось напряженным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 декабря разведка обнаружила крупные силы противника к северу и югу от клина наших войск, вышедших на шоссе Тула – Серпухов, 3-я танковая дивизия вела тяжелые бои в лесу, восточное Тулы. Наши успехи в течение этого дня были незначительными.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако решающее значение для всей обстановки под Тулой имели следующие вопросы: во-первых, обладает ли еще XLIII армейский корпус достаточной наступательной мощью для того, чтобы замкнуть кольцо окружения вокруг Тулы и соединиться севернее города с 4-й танковой дивизией, и, во-вторых, в состоянии ли 4-я армия оказать на противника такое давление, которое помешало бы ему подтянуть свои силы к Туле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 декабря я отправился в Грязново, в XLIII армейский корпус для того, чтобы лично ознакомиться с боеспособностью его соединений. 4 декабря рано утром я посетил командный пункт 31-й пехотной дивизии, а затем посетил 17-й пехотный полк и его 3-й егерский батальон – мой старый госларский егерский батальон, в котором я начал свою военную службу и в 1920–1922 гг. командовал 11-й ротой. Обстоятельная беседа, проведенная мной с командирами рот, имела целью выяснить, обладают ли войска достаточной наступательной силой для выполнения предстоящей задачи. Офицеры откровенно изложили мне все свои заботы, однако на вопрос о наступательной способности все же ответили утвердительно, сказав: «Еще один раз мы как-нибудь выбьем противника из его позиций». Вопрос о том, обладают ли и остальные подразделения XLIII армейского корпуса такой же боеспособностью, как мои старые госларские егери, остался пока нерешенным. Впечатление, полученное от этой поездки, заставило меня еще раз решиться на продолжение наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обратная поездка тянулась бесконечно долго и была опасной из-за поднявшейся вьюги и обледенелых склонов. В конце концов мой командирский танк попал в овраг, из которого он в темноте никак не мог выбраться. К счастью, по другую сторону оврага я встретил машину связи штаба группы, которая и доставила меня в ту же ночь в Ясную Поляну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 декабря XLIII армейский корпус занял исходные позиции для наступления, а 296-я пехотная дивизия, которой командовал генерал Штеммерман, продолжала свой тяжелый марш по направлению к Туле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О переходе дивизии в наступление в этот же день не могло быть и речи. Температура упала до минус 35 градусов. Авиаразведка донесла о передвижении крупных сил противника из Каширы на юг. Сильное прикрытие этого передвижения истребителями не давало возможности нашей авиаразведке вести наблюдение с более близких расстояний.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 декабря XLIII армейский корпус пытался перейти в наступление, но не смог воспользоваться первоначальным успехом 31-й пехотной дивизии, 296-я пехотная дивизия достигла р. Упа лишь после наступления темноты, будучи в чрезвычайно изнуренном состоянии. Один из ее полков я сам видел. В районе действий 29-й мотопехотной дивизии русские войска, поддержанные танками, атаковали северо-восточнее Венева. Опасность, угрожавшая флангам и тылу XXIV танкового корпуса, соединения которого находились севернее Тулы и из-за 50-градусного мороза [252 - Скорее всего, Гудериан несколько преувеличивает. Как в немецких источниках, так и в воспоминаниях жителей Тулы упоминаются «сорокоградусные морозы», а наиболее холодная температура – минус 38 градусов. В тот же день – 5 декабря – в Подмокосковье было зафиксировано 28 градусов мороза.] были лишены возможности передвигаться, ставила под сомненье целесообразность дальнейшего продолжения наступления. Наступление было бы возможно только в том случае, если бы 4-я армия наступала одновременно с нами и притом успешно. К сожалению, об этом не могло быть и речи. Дело обстояло как раз наоборот. Помощь 4-й армии ограничилась действиями ударной группы в составе двух рот, которые после выполнения своей задачи снова возвратились на исходные позиции. Этот эпизод не оказал никакого влияния на противника, действовавшего против XLIII армейского корпуса, 4-я армия перешла к обороне!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед лицом угрозы моим флангам и тылу и учитывая наступление неимоверно холодной погоды, в результате которой войска потеряли подвижность, я в ночь с 5 на 6 декабря впервые со времени начала этой войны решил прекратить это изолированное наступление и отвести далеко выдвинутые вперед части на линию: верхнее течение pp. Дон, Шат, Упа, где и занять оборону. За все время войны я не принимал ни одного решения с таким трудом, как это. Такого же мнения придерживались мой начальник штаба [Курт фон] Либенштейн и старший из командиров корпусов генерал [танковых войск барон Лео] Гейр [фон Швеппенбург], однако это мало способствовало улучшению моего настроения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ту же ночь я по телефону доложил о своем решении фельдмаршалу [Федору] фон Боку. Его первым вопросом было: «Где, собственно, находится ваш командный пункт?» Он был уверен, что я нахожусь в Орле, далеко от района происходящих событий. Однако танковые генералы не делали таких ошибок. Я находился достаточно близко от района происходящих событий и от своих войск, чтобы иметь возможность правильно оценить обстановку и возможности моих солдат.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Положение было серьезным не только в полосе действий моей 2-й танковой армии. В ту же ночь с 5 на 6 декабря вынуждены были прекратить свое наступление также 4-я танковая армия [генерал-полковника Эриха] Гёпнера и 3-я танковая армия [генерала танковых войск Ганса Георга] Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту, находившемуся в 35 км от Кремля [253 - 30 ноября мотоциклетные дозоры 62-го танкового инженерного батальона 2-й танковой дивизии 4-й танковой армии вышли для нанесения удара по железнодорожной станции Лобня и по району к югу от нее, помчались к цели на своих мотоциклах и, не встречая противодействия, вышли к Химкам – в 8 км от окраины Москвы. После этого мотоциклисты повернули назад. Это было самое близкое расстояние, на которое немцы подошли к Москве.], т. к. у них не было сил, необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. В районе Калинина, где действовала наша 9-я армия, русские даже перешли в наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьезное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. Главное командование сухопутных войск, находясь в далекой от фронта Восточной Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск в условиях зимы, хотя и получало об этом многочисленные доклады. Это незнание обстановки все время вело к новым невыполнимым требованиям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Своевременный отвод войск и занятие обороны на выгодном и заранее подготовленном рубеже явились бы наилучшим и наиболее действенным средством для того, чтобы восстановить положение и закрепиться до наступления весны. В полосе действий 2-й танковой армии таким рубежом могла бы стать занимаемая ею в октябре частично оборудованная линия обороны по рекам Зуша и Ока. Однако именно с этим Гитлер не соглашался. Упрямство ли Гитлера или внешнеполитические соображения оказали влияние на принятие решений в эти дни – мне неизвестно. Тем не менее я могу это предположить, т. к. 8 декабря Япония вступила в войну, а 11 декабря последовало объявление Германией войны Соединенным Штатам Америки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Военных специалистов в эти дни удивлял тот факт, что, несмотря на объявление Гитлером войны США, Япония не объявила войны Советскому Союзу. В связи с этим русские имели возможность высвободить свои войска, находившиеся на Дальнем Востоке, и использовать их против Германии. Эти войска были с невиданной до сих пор скоростью (эшелон за эшелоном) направлены на наш фронт. Не разряжение обстановки, а новое исключительно тяжелое ее напряжение явилось результатом этой странной политики. Расплачиваться за нее должны были наши солдаты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Война стала отныне действительно «тотальной». Экономический и военный потенциал большей части стран земного шара объединился против Германии и ее слабых союзников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернемся все же вновь к положению у Тулы. XXIV танковому корпусу удалось планомерно оторваться от противника, но LIII армейский корпус испытывал сильное давление его войск со стороны Каширы, XLVII танковый корпус в ночь на 8 декабря вынужден был в результате удара русских сдать Михайлов, 10-я мотопехотная дивизия понесла при этом тяжелые потери. Правее нас 2-я армия потеряла в эти дни Елец. Противник наступал на Ливны и усилился у Ефремова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О моих взглядах и настроениях в тот период можно судить по письму от 8 декабря, в котором я писал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы стоим перед печальным фактом того, что наше верховное командование слишком туго натянуло тетиву лука, не хотело верить поступающим сообщениям об ослаблении боеспособности наших войск, выдвигало все время новые и новые требования, не обеспечило нас всем необходимым для тяжелой зимы и было застигнуто врасплох русскими морозами, доходившими до минус 35 градусов. Наши силы были недостаточны для того, чтобы успешно осуществить наступление на Москву, и, таким образом, мне с болью в сердце пришлось в ночь на б декабря принять решение о прекращении бесперспективных боевых действий и об отходе на заранее избранный, сравнительно небольшой по ширине рубеж, который я надеялся удержать оставшимися у меня силами. Русские продолжают сильно нажимать, и можно ожидать еще множества всяких неприятных инцидентов. Наши потери, особенно больными и обмороженными, очень велики, и даже при условии, что часть из них после небольшого отдыха снова возвратится в строй, все же в настоящий момент ничего нельзя сделать. Из-за морозов потери в автотранспорте и артиллерии превысили все расчеты. Кое-как мы выходим из положения, используя крестьянские сани, однако они, естественно, приносят нам небольшую пользу. К счастью, нам удалось сохранить те наши танки, которые еще были на ходу. Однако долго ли они смогут находиться в строю при таком холоде, знает один лишь бог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ростов был началом наших бед; это был первый предостерегающий сигнал. Несмотря на это, наступление здесь продолжалось. Моя поездка в штаб группы армий 23 ноября не дала никаких результатов и не внесла необходимой ясности; там продолжали работать спустя рукава. Затем потерпел поражение мой северный сосед; мой южный сосед был и до того не очень боеспособен, и в конце концов у меня не было другого выбора, как прекратить наступление, т. к. одному, да еще при 35-градусном морозе, мне было не под силу опрокинуть весь Восточный фронт. [354]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я также просил Балка доложить мою оценку обстановки главнокомандующему сухопутными войсками, но не знаю, удалось ли ему выполнить мою просьбу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вчера меня посетил [командир VIII авиакорпуса генерал авиации барон Вольфрам фон] Рихтгофен. Мы с ним долго беседовали с глазу на глаз и установили, что имеем одинаковый взгляд на сложившуюся обстановку. Наконец, я имел беседу с генералом Шмидтом, который командовал армией, действовавшей справа от нас. Он также во всем согласился со мной. Во всяком случае, я не одинок в своих взглядах, хотя, увы, это не имеет никакого значения, т. к. никто ими не интересовался…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне самому никак не верилось, что в течение двух месяцев можно будет так сильно ухудшить обстановку, которая была почти блестящей… Если бы своевременно было принято решение о прекращении наступления и о переходе на зимний период к обороне на выгодном и заранее оборудованном рубеже, то ничего опасного не случилось бы. Теперь же на долгие месяцы наступила полная неопределенность… Я меньше всего думаю о себе; гораздо больше меня интересует судьба всей Германии, за которую я очень опасаюсь.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 декабря противник, развивая успех в районе Ливны, где действовала 2-я немецкая армия, окружил части 95-й пехотной дивизии. В полосе действий моей армии XLVII танковый корпус отходил на юго-запад;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XXIV танковый корпус отбивал атаки русских, предпринимавшиеся ими из Тулы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 декабря я в письменной форме доложил о нашей обстановке шеф-адъютанту Гитлера [полковнику Рудольфу] Шмундту и начальнику Управления личного состава Верховного командования сухопутных войск [генералу пехоту Бодевину] Кейтелю-младшему с тем, чтобы они там не питали в дальнейшем никаких иллюзий. В тот же день я писал своей жене:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Надо надеяться, что эти мои письма вовремя дойдут до адресата, ибо при установлении полной ясности и при твердом желании положение еще может быть исправлено. У нас недооценили силы противника, размеры его территории и суровость климата, и за это приходится теперь расплачиваться… Хорошо еще, что я 5 декабря самостоятельно принял решение о прекращении наступления, ибо в противном случае катастрофа была бы неминуемой.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 декабря была отмечена выгрузка русских войск в районе Касторной и Ельца. В полосе действий 2-й армии противник расширил прорыв и перерезал дорогу Ливны – Чернова. 10-я мотопехотная дивизия моей армии вела оборонительные бои в Епифани. LIII армейский и XXIV танковый корпуса достигли рубежа рек Дон, Шат, Упа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между 296-й и 31-й пехотными дивизиями образовалась опасная брешь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 декабря корпуса нашего соседа справа продолжали отходить на запад. Над Ефремовом нависла угроза, и 12 декабря он был сдан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того, чтобы закрыть брешь, образовавшуюся на фронте XLIII армейского корпуса, 4-й армии было приказано направить туда 137-ю пехотную дивизию. Однако требовалось некоторое время для того, чтобы дивизия могла подойти к этому участку ввиду значительного расстояния и плохой погоды. Поэтому в течение 12 декабря мы вынуждены были направить все свои наличные подвижные силы на помощь попавшему в беду соседу справа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 декабря 2-я армия продолжала отход. При этих обстоятельствах 2-я танковая армия не была в состоянии удержаться на рубеже Сталиногорск – р. Шат – р. Упа, тем более, что 112-я пехотная дивизия не имела достаточно сил для того, чтобы оказать дальнейшее сопротивление и задержать наступление свежих сил противника. Войска вынуждены были отходить за линию р. Плава. Действовавшие левее нас 4-я армия и прежде всего 4-я и 3-я танковые группы также не могли удержать свои позиции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 декабря я прибыл в Рославль, где встретился с главнокомандующим сухопутными войсками [генерал-]фельдмаршалом [Вальтером] фон Браухичем. [Командующий 4-й армией генерал-]фельдмаршал [Гюнте] фон Клюге также присутствовал при этом. Для того, чтобы попасть в Рославль, мне пришлось в течение 22 часов ехать на автомашине при снежной вьюге. Я подробно обрисовал главнокомандующему сухопутными войсками положение своих войск и просил его разрешить моей армии отойти на рубеж р. Зуша и Ока, где во время октябрьских боев находилась наша передовая линия, которая вследствие этого была до некоторой степени оборудована. Главнокомандующий дал мне на это свое согласие. Был поднят также вопрос и о том, каким образом можно будет закрыть 40-километровый разрыв, образовавшийся между XXIV танковым и XLIII армейским корпусами. Для этой цели 4-я армия должна была передать в подчинение 2-й танковой армии 137-ю пехотную дивизию. Однако фельдмаршал фон Клюге пока направил только четыре батальона этой дивизии под началом командира дивизии. Я считал это совершенно недостаточным и просил, чтобы оставшаяся половина дивизии была бы также немедленно направлена в мое распоряжение. Во время боев этой дивизии за устранение разрыва погиб отважный генерал[-лейтенант Фридрих] Бергман. Образовавшаяся опасная брешь между корпусами так и не была ликвидирована.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате совещания в Рославле последовал следующий приказ: «2-я армия переходит в подчинение командующего 2-й танковой армии. Обе армии должны удержать рубеж перед Курском, Орлом, Плавском, Алексиным, а в крайнем случае по р. Ока». Я был убежден, что главнокомандующий доложит Гитлеру об этом своем распоряжении, однако дальнейшие события поколебали эту уверенность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день глубокий прорыв, предпринятый русскими 13 декабря через Ливны в направлении на Орел, оказал свое действие – была окружена и частично уничтожена 45-я пехотная дивизия. Гололедица затрудняла все виды передвижения. Потери от обморожения были больше, чем от огня противника. Пришлось отвести XLVII танковый корпус, т. к. его сосед справа – 293-я пехотная дивизия 2-й армий – отступил от Ефремова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 декабря по моей настоятельной просьбе на аэродром в Орле прибыл находившийся поблизости Шмундт, с которым я имел получасовую беседу. Я обрисовал ему серьезность обстановки и просил доложить об этом фюреру. Я надеялся, что в течение ночи Гитлер вызовет меня к телефону, чтобы дать ответ на мои предложения, которые я передал со Шмундтом. Во время беседы я узнал о предстоящем изменении в Верховном командовании сухопутных войск – о смене фельдмаршала фон Браухича. В ту же ночь я записал:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночь я провел без сна, ломая голову над тем, что я еще мог бы предпринять для того, чтобы помочь моим солдатам, которые оставались совершенно беспомощными в условиях этой безумной зимы. Трудно даже себе представить их ужасное положение. Работники верховного командования, которые ни разу не были на фронте, не в состоянии представить себе истинного положения войск. Они все время передают по телеграфу одни лишь невыполнимые приказы и отказываются удовлетворить все наши просьбы и выполнить наши предложения.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ту же ночь Гитлер вызвал меня по телефону, потребовал стойко держаться и, запретив нам отходить, пообещал перебросить по воздуху пополнение, если не ошибаюсь, в 500 человек! Телефонные вызовы Гитлера повторялись затем неоднократно, но слышимость была очень плохая. Что касается отхода, то он уже начал осуществляться в соответствии с беседой в Рославле с фельдмаршалом фон Браухичем, и было совершенно невозможно его остановить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 декабря я побывал у командиров XXIV и XLVII танковых корпусов, а также у командира LIII армейского корпуса с тем, чтобы еще раз ознакомиться с положением войск и переговорить с командирами корпусов относительно обстановки. Все три генерала считали, что наши наличные силы недостаточны для того, чтобы организовать стойкую оборону восточное Оки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отсюда следовало, что нам необходимо сохранить боеспособность войск до подхода свежих сил, когда можно будет создать прочную оборону. Генералы доложили, что войска начинают сомневаться в способностях Верховного командования, которое отдало свой последний приказ о наступлении, оценив при этом возможности противника совершенно неправильно.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы мы обладали своей прежней маневренностью и боеспособностью, выполнение этого приказа ничего бы не стоило. Гололедица затрудняла все наши передвижения. Русские хорошо снаряжены и хорошо подготовлены к зиме, а у нас ничего нет.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2-я армия опасалась, что противник предпримет в этот день прорыв в направлении на Новосиль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Учитывая всю сложившуюся обстановку, и с согласия командования группы армий решил вылететь в главную ставку фюрера и лично доложить ему обстановку, т. к. все мои доклады, как письменные, так и по телефону, не привели к каким-либо результатам. Беседа была назначена на 20 декабря. К этому времени [генерал-]фельдмаршал [Федор] фон Бок подал рапорт о болезни и его на посту командующего группой армий «Центр» сменил [генерал-]фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 декабря 2-й армии было приказано оборонять рубеж Тим – Ливны – Верховье и через несколько дней, примкнув к правому флангу 2-й танковой армии, отойти на рубеж Б. Зуша – р. Зуша. 2-й танковой армии было приказано отойти на рубеж Могилки – Верхние Плавы – Сороченка – Чукина – Козмино.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;XLIII армейский корпус был передан в подчинение 4-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 декабря XLVII танковый корпус и LIII армейский корпус заняли оборону по р. Плава. Я решил отвести XLVII танковый корпус на линию Озерки (район северо-западнее Подосиновки), а XXIV танковый корпус сосредоточить в качестве резерва армии в районе Орла с тем, чтобы дать ему небольшой отдых, а затем использовать в качестве оперативного подвижного резерва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4-я армия была атакована противником на своем левом фланге и местами отброшена назад.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моя первая отставка<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Монах, монах, как труден твой путь!» Эти слова, в применении к нашей обстановке, мне все чаще и чаще приходилось слышать от своих сослуживцев, когда я сообщил им о своем решении отправиться к Гитлеру. Мне и самому было ясно, как нелегко будет добиться, чтобы Гитлер принял мою точку зрения. Однако в то время я все еще верил, что наше Верховное командование в состоянии здраво оценить обстановку, если об этом будет доложено фронтовым генералом. Эта уверенность сохранялась у меня на всем пути, когда я на самолете летел от фронтовой линии, проходившей севернее Орла, до далекой Восточной Пруссии, где находилась благоустроенная и хорошо отапливаемая Ставка фюрера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 декабря в 15 час. 30 мин. я высадился на аэродроме Растенбурга [254 - Растенбург (Rastenburg) – центр земельного округа в Восточной Пруссии, близ которого находилась Ставка фюрера «Вольфшанце». В 1945 г. эта территория отошла к Польше и стал именоваться Растемборк (Rastembork); с 1950 г. – город Кентшин (K&#281;trzyn), ныне – центр повята в составе Варминско-Мазурского воеводства Польской Республики.], после чего имел пятичасовую беседу с Гитлером, прерванную лишь дважды, каждый раз на полчаса; один раз – на ужин, а второй – для просмотра еженедельной кинохроники, которую Гитлер всегда сам просматривал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 18 часов я был принят Гитлером в присутствии [Вильгельма] Кейтеля, [Рудольфа] Шмундта и нескольких других офицеров. Ни начальник Генерального штаба, ни какой-либо другой представитель Верховного командования сухопутных войск не присутствовали во время моего доклада главнокомандующему сухопутными войсками, каковым Гитлер назначил себя после смещения с этого поста [генерал-]фельдмаршала [Вальтера фон] Браухича. Как и 23 августа 1941 г., я предстал в единственном числе перед верхушкой Верховного командования вермахта. Когда Гитлер поздоровался со мной, я впервые заметил его отчужденный и враждебный взгляд, который он устремил на меня, свидетельствовавший о том, что он уже имеет против меня предубеждение. Тусклое освещение небольшой комнаты усиливало неприятное впечатление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доклад начался с моего изложения оперативной обстановки в районе 2-й танковой армии и 2-й полевой армии. Затем я доложил свое намерение отвести войска обеих армий от рубежа к рубежу до линии рек Зуша – Ока, о чем я еще 14 декабря докладывал в Рославле фельдмаршалу фон Браухичу и на что было получено его согласие. Я был убежден, что об этом было в свое время доложено Гитлеру. Как велико было мое удивление, когда Гитлер, вспылив, воскликнул: «Нет, это я запрещаю!» Я доложил ему, что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша и Ока отсутствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации длительной обороны. Если он считает необходимым сохранить войска и перейти на зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: В таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Зарыться в землю мы уже не можем, т. к. земля промерзла на глубину в 1–1,5 м, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Тогда вам придется своими тяжелыми полевыми гаубицами создать воронки и оборудовать их под оборонительные позиции. Мы так поступали во Фландрии во время Первой мировой войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: В период Первой мировой войны каждая наша дивизия, действовавшая во Фландрии, занимала фронт шириной в 4 – б км и располагала двумя-тремя дивизионами тяжелых полевых гаубиц и довольно большим комплектом боеприпасов. Мои же дивизии вынуждены каждая оборонять фронт шириной в 20–40 км, а на каждую дивизию у меня осталось не более четырех тяжелых гаубиц с боекомплектом в 50 выстрелов на каждое орудие. Если я использую свои гаубицы для того, чтобы сделать воронки, то с помощью каждого орудия я смогу только создать 50 мелких воронок, величиной в таз для умывания, вокруг которых образуются черные пятна, но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции! Во Фландрии никогда не было такого холода, с каким мы столкнулись здесь. Кроме того, боеприпасы мне необходимы для того, чтобы отразить атаки русских. Мы не в состоянии вбить в землю шесты, необходимые для прокладки телефонных линий, и для этого вынуждены использовать взрывчатые вещества. Где же нам взять необходимое количество подрывных средств для создания оборонительной полосы такого большого масштаба?<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако Гитлер продолжал настаивать на выполнении своего приказа – прекратить отход и остановиться там, где мы находились в тот момент.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: В таком случае мы вынуждены будем перейти к обороне на невыгодных для нас позициях, как это было на Западном фронте в период Первой мировой войны. Нам, как и тогда, придется вести сражения за счет использования техники и иметь исключительно большие потери, не имея возможности добиться успехов. Придерживаясь такой тактики, мы уже в течение этой зимы вынуждены будем пожертвовать лучшей частью нашего офицерского и унтер-офицерского корпуса, а также личным составом, пригодным для его пополнения, причем все эти жертвы будут напрасными и сверх того невосполнимыми.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей Родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы. Однако такие жертвы нужно требовать от солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки. Лишь на предлагаемом мной рубеже рек Зуша, Ока войска найдут оборудованные еще осенью позиции, где можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несем не от противника, а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где находятся обмороженные, отлично знает, что это означает.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю это достоинство за вами. Однако вы стоите слишком близко к происходящим событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что издали лучше видно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Я, безусловно, считаю своей обязанностью уменьшить страдания своих солдат, насколько это в моих силах. Однако это трудно сделать в условиях, когда личный состав до сих пор еще не обеспечен зимним обмундированием и большая часть пехотинцев носит хлопчатобумажные брюки. Сапог, белья, рукавиц и подшлемников или совершенно нет, или же они имеются в ничтожном количестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер вспылил: Это неправда. Генерал-квартирмейстер сообщил мне, что зимнее обмундирование отправлено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: Конечно, обмундирование отправлено, но оно до нас еще не дошло. Я проследил его путь. Обмундирование находится в настоящее время на железнодорожной станции в Варшаве и уже в продолжение нескольких недель никуда не отправляется из-за отсутствия паровозов и наличия пробок на железных дорогах. Наши требования в сентябре и октябре были категорически отклонены, а теперь уже слишком поздно что-либо сделать.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вызвали генерал-квартирмейстера, который вынужден был подтвердить верность моих утверждений. Результатом этой беседы явилась кампания «Зимней помощи» [255 - «Зимняя помощь» (Winterhilfswerk, WHW), благотворительная программа, существовавшая в рамках Национал-социалистической народной благотворительности. Первоначально ее задачей было разгрузить государственную систему помощи безработным, а также укрепить чувство национальной общности. Первая кампания WHW объявлена 13 сентября 1933 г., а затем проводилась ежегодно вплоть до 1945 г. В 1941 г. к ней активно подключился Геббельс, выступая за сбор теплых вещей на нужды действующей армии] по сбору теплых вещей, начатая Геббельсом к Рождеству 1941 г. Однако в течение зимы 1941 /42 г. солдаты ничего из этих вещей не получили.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем мы перешли к обсуждению вопросов, касающихся боевого состава войск армии и состояния продовольственного снабжения. Ввиду больших потерь в автотранспорте, которые мы понесли в период распутицы, а также из-за сильных морозов ни в войсках, ни в специальных транспортных подразделениях недоставало необходимого автотранспорта для подвоза продовольствия, снаряжения, боеприпасов и т. д. Не получая никаких пополнений взамен выбывшего из строя автотранспорта, войска вынуждены были использовать местные транспортные средства, а именно – крестьянские телеги и сани, имевшие незначительную вместимость. Для того, чтобы заменить недостающие грузовые машины, требовалось очень большое количество местных транспортных средств и многочисленный обслуживающий персонал. Гитлер требовал резкого сокращения частей снабжения и тыловых подразделений войсковых частей, которые, по его мнению, слишком разбухли, с тем чтобы высвободить личный состав для фронта. В той мере, насколько это не вредило делу снабжения, такое сокращение, естественно, уже было сделано. Более серьезных результатов можно было добиться путем улучшения работы других транспортных служб, прежде всего железнодорожного транспорта. Однако убедить Гитлера в этой несложной истине было трудно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее мы перешли к вопросу об условиях расквартирования войск. Несколько недель тому назад в Берлине была открыта выставка, отражавшая мероприятия Верховного командования сухопутных войск по обеспечению войск в зимних условиях. Фельдмаршал фон Браухич не поленился лично показать Гитлеру экспозицию. Выставка была изумительно красива, и сюжеты о ней даже показывали в кинохронике. Но, к сожалению, войска не имели ни одной из этих красивых вещей. Из-за непрекращающейся маневренной войны невозможно было что-нибудь построить, а страна давала нам очень мало. Поэтому условия размещения наших войск были исключительно плохими. Об этом Гитлер также не имел ясного представления. Во время нашей беседны на эту тему присутствовал [имперский] министр вооружений [и боеприпасов] доктор [Фриц] Тодт, человек умный и здравомыслящий. Под впечатлением моего рассказа об обстановке на фронте Тодт подарил мне две окопные печи, которые он намеревался показать Гитлеру, а затем в качестве образцов отправить в войска, которые должны были производить подобные печи, используя для этого местные средства. Его подарок явился, пожалуй, единственным положительным результатом этой длительной беседы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время ужина я сидел рядом с Гитлером и, воспользовавшись этим обстоятельством, рассказал ему некоторые подробности фронтовой жизни. Однако это не произвело на него того впечатления, на которое я рассчитывал. Очевидно, Гитлер, как и его приближенные, считал, что я сильно преувеличиваю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После ужина беседа была возобновлена, и я внес предложение о том, чтобы на службу в Верховное командование вермахта и Верховное командование сухопутных войск назначались преимущественно офицеры Генерального штаба, имеющие фронтовой опыт. Я сказал: «Судя по реакции сотрудников Верховного командования сухопутных войск, у меня сложилось впечатление, что наши донесения и доклады оцениваются неправильно, а вследствие этого и Вас часто неверно информируют. Поэтому я считаю необходимым на должности офицеров Генерального штаба назначать в Верховное командование вермахта и Верховное командование сухопутных войск офицеров, имеющих достаточный фронтовой опыт. Необходимо произвести "смену караула". В обоих штабах, на самых высших должностях, находятся офицеры, которые с самого начала войны, т. е. на протяжении двух лет, ни разу не бывали на фронте. Эта война слишком сильно отличается от Первой мировой войны, и фронтовой опыт тех лет сейчас не имеет никакого значения».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мои слова попали в самый центр осиного гнезда. Гитлер с негодованием возразил: «Я не могу сейчас расстаться со своим окружением».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я: «Вам нет необходимости расставаться со своими личными адъютантами; не об этом идет речь. Важным является замена руководящих офицеров, занимающих должности в Генеральном штабе, офицерами, обладающими фронтовым опытом, особенно опытом боевых действий в зимних условиях».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта моя просьба была также категорически отклонена. Беседа закончилась неудачно. Когда я выходил из помещения, где делал доклад, Гитлер сказал [Вильгельму] Кейтелю: «Этого человека я не переубедил!» Тем самым в отношениях между нами образовалась трещина, которая в дальнейшем уже никак не могла быть ликвидирована.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующее утро, прежде чем отправиться в обратный путь, я еще раз позвонил по телефону начальнику Штаба оперативного руководства вермахта генералу [артиллерии Альфреду] Йодлю и вторично заявил, что нынешние методы действий неизбежно приведут к исключительно большим и ничем не оправданным человеческим жертвам. Необходимы, причем незамедлительно, резервы для того, чтобы, оторвавшись от противника, закрепиться на тыловой линии обороны. Этот мой призыв не возымел никакого действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 декабря, после телефонного разговора с Йодлем, я вылетел обратно в Орел. По приказу Гитлера граница левого фланга моей армии была установлена у места впадения р. Жиздра в Оку. Это изменение в значительной степени увеличило зону ответственности танковой армии, что было для меня весьма нежелательно. Остаток дня ушел на разработку и отдачу приказов, которые должны были учесть указания Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того, чтобы обеспечить выполнение этих приказов, я 22 декабря отправился в дивизии, входящие в состав XLVII танкового корпуса. После непродолжительной беседы в штабе корпуса я поехал в Чернь, где находилась 10-я мотопехотная дивизия, и сообщил командиру дивизии генерал[-лейтенанту Фридриху Вильгельму фон] фон Лёперу цель нового приказа и причины, заставившие Гитлера его отдать. Во второй половине дня с той же целью я побывал в 18-й и 17-й танковых дивизиях. К полуночи я по гололедице возвратился обратно в Орел. Во всяком случае, я лично подробно ознакомил командиров соединений, находившихся на самом левом фланге, с изменениями, вызванными приказом Гитлера, и считал, что с чистой совестью могу ожидать событий ближайших дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 декабря ушло на беседы с командирами остальных корпусов. B XLIII армейском корпусе мне сообщили, что 167-я пехотная дивизия также сильно пострадала, 296-я пехотная дивизия отступала по направлению к Белову. Способность этого корпуса к сопротивлению оценивалась очень низко. Между его левым флангом и XLIII армейским корпусом образовался громадный разрыв, который не мог быть закрыт наличными силами, почти не имевшими возможности передвигаться вне дорог по непроходимой местности. Учитывая все это, я принял решение отвести по шоссе Тула – Орел 3-ю и 4-ю танковые дивизии к Орлу, дать им трехдневный отдых для приведения себя в порядок, а затем под командованием штаба XXIV танкового корпуса направить обе дивизии через Карачев и Брянск на север с задачей атаковать фланг противника, форсировавшего Оку. Однако прорыв противника в районе действий 2-й армии вынудил меня повернуть часть этих сил к месту нового кризиса, что замедлило сосредоточение обеих дивизий в районе Лихвина. Все остальные части XXIV танкового корпуса, кроме танковых, были сосредоточены в Орле и использованы в качестве гарнизона города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 24 декабря я использовал для посещения ряда госпиталей, где происходили Рождественские празднества. Мне удалось доставить радость бравым солдатам. Но это была печальная обязанность Вечер я провел за работой, пока не явились [начальник штаба армии полковник Курт фон] Либенштейн, [1-й адъютант майор] Бюсинг и [офицер связи ОКХ подполковник] Кальден, с которыми я и провел несколько часов в дружеской обстановке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 декабря 2-я армия оставила Ливны. Севернее Лихвина противник переправился через Оку. По приказу Верховного командования сухопутных войск 4-я танковая дивизия была направлена на Белев с задачей задержать противника. Намечаемая мной контратака сосредоточенными силами XXIV танкового корпуса грозила превратиться в частные, разрозненные действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ночь на 25 декабря 10-я мотопехотная дивизия вынуждена была оставить Чернь в связи с охватывающим маневром, предпринятым русскими. Успех русских был неожиданно усилен тем, что части LIII армейского корпуса, действовавшие левее 10-й мотопехотной дивизии, не смогли дальше удержаться на своих позициях, и противнику удалось прорвать здесь наш фронт. Части 10-й мотопехотной дивизии были окружены в Черни. Я немедленно доложил командованию группы армий об этом неблагоприятном событии. [Генерал-фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге бросил мне ряд резких упреков, сказав, что я должен был бы отдать приказ об оставлении Черни не в эту ночь, а, по крайней мере, на 24 часа раньше. Результатом задержки приказа и явилось окружение части 10-й мотопехотной дивизии. Я же, как об этом сообщалось выше, лично передал войскам приказ Гитлера удержать этот населенный пункт. Поэтому я с возмущением отклонил предъявленный мне несправедливый упрек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 декабря окруженным частям 10-й мотопехотной дивизии удалось вырваться из кольца окружения и достигнуть наших позиций, приведя с собой несколько сот пленных. Был отдан приказ об отходе на рубеж рек Зуша – Ока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером у меня снова произошло резкое столкновение с фельдмаршалом фон Клюге, который упрекнул меня в том, что я представил ему неверное официальное донесение; он повесил трубку со словами: «Я доложу о Вас фюреру». Это было уже слишком. Я сообщил начальнику штаба группы армий [ «Центр» генерал-майору Гансу фон Грейфенбергу], что после такого обращения я больше не считаю возможным командовать армией и прошу освободить меня от занимаемой должности. Это свое решение я немедленно передал также по телеграфу. Фельдмаршал фон Клюге упредил меня в этом отношении и еще раньше обратился в Верховное командование сухопутных войск с ходатайством о моей замене. 26 декабря утром я получил распоряжение Гитлера о переводе меня в резерв Верховного командования сухопутных войск. Моим преемником стал командующий 2-й армией генерал [танковых войск] Рудольф Шмидт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 декабря я простился со своим штабом и отдал короткий приказ по армии. 27 декабря я оставил фронт и переночевал в Рославле; ночь на 29 я провел в Минске, ночь на 30 – в Варшаве, ночь на 31 – в Познани, а 31 прибыл в Берлин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По вопросу о моем прощальном приказе своим солдатам снова возник спор между фельдмаршалом фон Клюге и моим штабом. Командование группы армий хотело воспрепятствовать отдаче такого приказа, т. к. фельдмаршал фон Клюге опасался, что приказ будет содержать в себе критику командования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказ, разумеется, был безукоризненный; Либенштейн позаботился о том, чтобы мои войска, по крайней мере, получили мой прощальный привет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Привожу текст этого приказа:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командующий 2-й танковой армией<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штаб армии<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26.12.1941 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Приказ по армии<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Солдаты 2-й танковой армии!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фюрер и Верховный главнокомандующий вермахтом освободил меня с сегодняшнего дня от командования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прощаясь с вами, я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей страны и победу нашего оружия и с глубоким уважением помню обо всех тех, кто отдал свою кровь и свою жизнь за Германию. Вас, мои дорогие боевые друзья, я от глубины души благодарю за все ваше доверие, преданность и чувство настоящего товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого продолжительного периода. Мы были с вами тесно связаны как в дни горя, так и в дни радости, и для меня было самой большой радостью заботиться о вас и за вас заступаться. Счастливо оставаться!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я уверен в том, что вы, так же как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем трудном пути. Вы идете по этому пути за Германию! Хайль Гитлер!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан<br>
<br><br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вне службы<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был чрезвычайно удручен несправедливым отношением ко мне. Поэтому, приехав в Берлин, я в первых числах января 1942 г. потребовал официального расследования моих действий с тем, чтобы опровергнуть обвинения [генерал-]фельдмаршала [Гюнтера] фон Клюге и получить возможность дать объяснения своим действиям. Однако Гитлер отказал мне в этом. Свой отказ он ничем не обосновал. По-видимому, никто не хотел внести ясность в этот вопрос. Всем было хорошо известно, что со мной обошлись несправедливо. Сразу же после моего отъезда из Орла туда прибыл [шеф-адъютант фюрера по сухопутных войскам] полковник [Рудольф] Шмундт, который по поручению Гитлера должен был выяснить все обстоятельства дела. Шмундт узнал от [Курта фон] Либенштейна и ряда фронтовых генералов истинное положение вещей и сообщил по этому поводу своему заместителю в Ставке фюрера следующее: «С этим человеком обошлись несправедливо. Вся армия заступается за него и поддерживает его. Нам следует принять меры к тому, чтобы восстановить его положение». Честные намерения идеалиста Шмундта не вызывают никакого сомнения. Однако ему не удалось осуществить это хорошее намерение. Причины этого следовало искать в действиях других влиятельных лиц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я остался в Берлине без дела, в то время как мои солдаты продолжали свой тяжелый путь. Я знал, что за каждым моим шагом и за каждым высказыванием будут следить. Поэтому я держал себя в течение первых месяцев очень осторожно и почти не выходил из дому. Я принимал только очень немногих посетителей. Одним из первых ко мне явился командир «Лейбштандарта СС Адольф Гитлер» Зепп Дитрих, который предварительно позвонил мне из Имперской канцелярии. Свой визит ко мне он объяснил тем, что хотел дать понять «лицам, находящимся наверху», что со мной обошлись несправедливо и что он лично не причастен к этому. Дитрих не скрывал своего мнения и от Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Изменения в командовании войсками не прекратились с отстранением [генерал-]фельдмаршала [Герд] фон Рундштедта и меня от занимаемых нами должностей. Были также отстранены многие другие генералы, пользовавшиеся до того времени доверием, в т. ч. генералы [барон Лео] Гейр [фон Швеппенбург] [256 - Командир XXIV моторизованного корпуса, снят с поста 7 января 1942 г..], [Отто Вильгельм] Фёрстер [257 - Командир VI армейского корпуса снят с поста 31 декабря 1941 г.] и [Эрих] Гёпнер [258 - Командующий 4-й танковой армией; снят с поста 8 января 1942 г., лишен звания и уволен из рядов вермахта.]. [Генерал-]фельдмаршал [Вильгельм Риттер] фон Лееб [259 - Командующий группой армий «Север», снят с поста 16 января 1942 г.] и генерал[герно-стрелковых войск Людвиг] Кюблер [260 - Командующий 4-й армий, снят с поста 20 января 1942 г.] подали в отставку по собственному желанию. Генерал-полковник [Адольф] Штраус [261 - Командующий 9-й армией, снят с поста 1 б января 1942 г. и уволен в отставку.] объявил себя больным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта «чистка» не обошлась без резких протестов. Особенно серьезные последствия имел случай с генерал-полковником Гёпнером, которого Гитлер лишил при отставке права на ношение мундира и орденов, а также права на пенсию и на служебную квартиру. Гёпнер отказался признать этот противозаконный приказ, а у юристов из ОКВ и ОКХ хватило мужества доложить Гитлеру, что он не имеет права выносить подобные решения. Такие меры по отношению к Гёпнеру могут быть применены лишь в том случае, если против него будет возбуждено дисциплинарное дело, но оно, по мнению юристов, несомненно, должно закончиться в пользу Гёпнера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разговаривая по телефону со своим непосредственным начальником фельдмаршалом фон Клюге, Гёпнер с негодованием отозвался о «дилетантском военном руководстве». Клюге сообщил об этом разговоре Гитлеру, который пришел в ярость. В результате этих событий рейхстаг 26 апреля 1942 г. принял постановление, окончательно ликвидировавшее последние ограничения Гитлера в области законодательной и исполнительной власти, а также правосудия [262 - В этот день рейхстаг на своем последнем в годы Третьего рейха заседании принял постановление, определявшее Гитлера как «вождя нации, верховного главнокомандующего вермахта, главу правительства и высшего носителя правительственной власти, верховного судью и фюрера партии одновременно». При этом его решения признаны обязательными для всех «солдат или офицеров, низших или высших чиновников или судей, руководящих и рядовых партийных функционеров, рабочих или служащих».]. Этот закон явился завершением злополучного закона от 23 марта 1933 г. о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий [263 - Имеется в виду «Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства», по которому Имперское правительство получило право издавать законы, а также заключать международные договора без согласования с рейхстагом. Причем законы, которые разрабатывались правительством, могли допускать «отклонения от конституции».] и узаконивал любого вида произвол со стороны диктатора Германии. Тем самым Германия перестала быть цивилизованной страной, где существуют общепринятые права и законы. К составлению этих двух законов военные специалисты не привлекались; им лишь пришлось испытать на себе их гибельные последствия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(Имеется в виду «Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства», по которому Имперское правительство получило право издавать законы, а также заключать международные договора без согласования с рейхстагом. Причем законы, которые разрабатывались правительством, могли допускать «отклонения от конституции». – Прим. науч. ред.)<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Переживания последних месяцев привели к обострению начавшуюся у меня болезни сердца. По совету врача я решил отправиться с женой в конце марта 1942 г. на четыре недели на курорт. После всех моих переживаний в России мирный и прелестный весенний ландшафт, а также принятые мною на курорте ванны весьма благотворно подействовали на состояние моего сердца и на общее душевное состояние. Однако по возвращении в Берлин мне пришлось много пережить из-за болезни моей любимой жены, которая получила заражение крови и в течение нескольких месяцев не вставала с постели. Помимо всего этого, из-за многочисленных посетителей и их назойливых расспросов дальнейшее мое пребывание в Берлине стало настолько безрадостным, что мы решили продать свое небольшое наследство и вместо него купить небольшой домик на Боденском озере или в Зальцкамергуте [264 - Боденское озеро расположено в предгорьях Альп на границе Германии, Австрии и Швейцарии. Залькамергут – историческая область в Австрии к востоку от Зальцбурга, также известное своей великолепной природой.] с тем, чтобы удалиться от атмосферы, господствовавшей в столице. В конце сентября я обратился к командующему Армией резерва [265 - Армия резерва (Ersatzheeres) – часть вермахта (наравне с действующей армией), задачей которой являлась подготовка обученного контингента для пополнения действующей армии, а также обеспечение ее материальных и технических потребностей, кроме того на нее возлагались задачи охраны тыла. Состояла из штабов и различных административно-хозяйственных органов, охранных частей, запасных войск, учебных и инженерных частей и военных училищ.] генерал[-полковнику Фридриху] Фромму с просьбой о предоставлении мне отпуска. Фромм попросил меня зайти к нему. За несколько дней до этого я получил из Африки телеграмму от Роммеля, в которой он сообщал, что заболел и вынужден уехать в Германию и что он предложил Гитлеру назначить на его место меня. Однако Гитлер отклонил это предложение. Фромм задал мне только один вопрос, не планирую ли я снова вернулся на действительную службу в армию. Я ответил отрицательно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день после моего возвращения из Зальцкамергута Фромм снова мне позвонил и попросил зайти к нему. Он сообщил мне, что днем раньше он беседовал со [шеф-адъютантом фюрера Рудольфом] Шмундтом, который сообщил ему, что о моем возвращении на действительную службу не может быть и речи. Фюрер, однако, слышал, что я хочу приобрести дом на юге Германии. Он знает, что я происхожу из Вартеланда или из Западной Пруссии, и хочет поэтому, чтобы я поселился там, а не на юге Германии. Он намерен всем тем, кто получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту Железного креста, предоставить государственную дотацию и прежде всего средства для приобретения имения. Мне следует подыскать себе что-нибудь подходящее на своей родине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После таких известий мне, во всяком случае, можно было убрать свой военный мундир подальше и полностью перейти на положение гражданского человека. Однако дело до этого не дошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1942 г. у меня обострилась болезнь сердца. В конце ноября последовал сердечный приступ, в результате которого я в течение нескольких дней оставался без сознания и ничего не ел. Я поправлялся очень медленно и то лишь благодаря стараниям опытного профессора [Александра] фон Домаруса, одного из лучших берлинских специалистов. К Рождеству я уже в состоянии был подняться на несколько часов с постели, а в январе начал понемногу ходить и даже намеревался в конце февраля отправиться в Вартеланд, чтобы выбрать себе имение и стать помещиком. Однако и на сей раз дело не дошло до этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1942 г. немецкие войска на Восточном фронте предприняли еще одно наступление, продолжавшееся с 28 июня по конец августа, в результате которого южный фланг немецкой армии ([1-й танковая армия генерал-полковника Эвальда фон] Клейста) достиг Кавказского хребта, а действовавшая севернее 6-я армия ([генерала танковых войск Фридриха] Паулюса) дошла до Сталинграда. Операции снова проводились рассредоточено. Поставленные при этом цели не соответствовали возможностям наших войск, ослабленных во время зимней кампании 1941/42 г. Как и в августе 1941 г., Гитлер преследовал экономические и политические цели, которых он хотел достигнуть еще до того, как будет сломлена военная мощь противника. Овладение нефтяными месторождениями, расположенными в районе Каспийского моря, нарушение судоходства по Волге и парализация сталинградской промышленности – вот те цели, которые послужили основанием для принятия этих, не понятных с военной точки зрения, решений в выборе операционных направлений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я имел возможность следить за всеми этими событиями только по материалам печати и радиопередачам, а также по случайным сообщениям своих друзей. Однако и этого было достаточно, чтобы понять, что обстановка в значительной степени ухудшилась и что после катастрофы под Сталинградом в конце января 1943 г. положение стало в достаточной степени угрожающим, даже без выступления в войну Западных держав. Пробная высадка англичан в Дьеппе 19 августа 1942 г. явилась предупреждением для нас, указывающим на то, что второй фронт в перспективе будет также открыт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре 1942 г. войска союзников высадились в Северной Африке. Положение действовавших там наших войск стало в связи с этим угрожающим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 сентября Гитлер снял генерал-полковника [Франца] Гальдера с поста начальника Генерального штаба сухопутных сил, заменив его генерал[-майором Куртом] Цейцлером. В связи с этой сменой было решено изъять из ведения начальника Генерального штаба кадровые вопросы офицеров Генерального штаба и передать его в ведение Управления личного состава ОКХ, подчинявшегося непосредственно Гитлеру. Это решение лишило начальника Генерального штаба одного из последних прав, остававшегося еще у него в области осуществления общего руководства службой Генерального штаба. Цейцлер тщетно протестовал против этого решения. Смещением Гальдера Гитлер завершил, наконец, раскол, который он не провел осенью 1939 г., хотя уже в тот период у него появилось глубокое и непреодолимое недоверие к высшему руководству сухопутных войск. В продолжение трех лет, вопреки своим внутренним убеждениям, работали вместе люди противоположных стремлений и питающие друг к другу чувство глубокого недоверия. Изменится ли положение в будущем? Будет ли Гитлер доверять Цейцлеру больше, чем Браухичу и Гальдеру? Будет ли он отныне прислушиваться к советам военных специалистов? Судьба немецкого народа зависела от ответов на эти вопросы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, новый начальник Генерального штаба приступил к работе с большим рвением. Он часто защищал перед Гитлером свою точку зрения и боролся за то, чтобы переубедить Гитлера. Он пять раз подавал в отставку и пять раз получал отказ Гитлера. В конце концов недоверие к нему Гитлера настолько возросло, что он получил согласие на свой уход. Добиться успеха в борьбе с Гитлером ему не удалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановка на Восточном фронте в период, когда Цейцлер был начальником Генерального штаба, показана на схемах 27 и 28.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава VIII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развитие танковых войск с января 1942 г. по февраль 1943 г<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер, назначив себя в декабре 1941 г. главнокомандующим сухопутными войсками, начал усиленно заниматься вопросами технического оснащения вооруженных сил. Особый интерес он проявлял к танковым войскам. Приводимые ниже данные, частично взятые мною из записок [Карла Отто] Заура, руководящего сотрудника [Имперского] министерства вооружения и боеприпасов, возглавлявшегося Альбертом Шпеером, свидетельствуют о стремлении Гитлера продвигать производство новой военной техники и проливают в то же время свет на его неуравновешенный характер. С этой точки зрения они заслуживают особого внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже упоминалось, в ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры Управления вооружений сухопутных войск [266 - Управление вооружений сухопутных войск находилось в подчинении начальника вооружений сухопутных войск, которым являлся командующий Армией резерва.] приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить, исходя из полученного опыта ведения боевых действий, меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения в германских танковых войсках не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не столько отвращение к плагиату, сколько невозможность выпуска важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора, в требуемые сжатые сроки. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось из-за отсутствия необходимого сырья, также уступала русской легированной стали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Было решено восполнить этот недостаток следующим образом: выпустить танк «Тигр», конструкция которого была разработана ранее, весом почти в 60 тонн [267 - Боевая масса танка PzKw VI Tiger («Тигр») в результате 56,9 тонны.] и, кроме того, сконструировать более легкий танк весом в 35–45 тонн, который впоследствии окрестили «Пантерой» [268 - Боевая масса танка PzKpfw V Panther («Пантера») в результате составила 44,8 тонны.]. 23 января 1942 г. проект этого танка был представлен Гитлеру. При его обсуждении Гитлер приказал довести производственную мощность танковой промышленности Германии до такого уровня, чтобы производить ежемесячно 600 танков. В мае 1940 г. наша производственная мощность составляла 125 танков всех типов в месяц. Увеличение производственных мощностей важнейшего боевого средства – танков почти за два года войны было очень незначительным; это свидетельствует о том, что ни Гитлер, ни Генеральный штаб не могли полностью оценить значение танков для ведения боевых действиях. Крупные успехи танковых войск в 1939–1941 гг. также нисколько не изменили это положение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время обсуждения у Гитлера 23 января 1942 г. проекта нового танка он высказал мнение, которое явилось новым препятствием в разрешении вопросов развития техники и оперативно-тактического использования танков. Гитлер полагал, что новый кумулятивный снаряд, который должны были начать использовать в артиллерии, обладая очень высокой пробивной способностью брони, в будущем приведет к значительному снижению значения танков. Он считал, что на это техническое новшество надо ответить увеличением численности штурмовой артиллерии, для производства которой он хотел использовать ходовую часть танков. Поэтому 23 января 1942 г. при представлении ему проекта танка «Пантера» он и потребовал начать работу в этом направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 февраля 1942 г. во время авиационной катастрофы погиб имперский министр вооружений и боеприпасов доктор [Фриц] Тодт. Его преемником стал [Альберт] Шпеер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В марте фирма Круппа [269 - Концерн Fried. Krupp A.G.] и профессор [Фердинанд] Порше получили заказы на производство танков весом в 100 тонн. Разработка этой конструкции должна была проходить таким ускоренным темпом, чтобы ее можно было испытать весной 1943 г. Чтобы форсировать развитие танковых войск, требовалось много конструкторов, и их нашли, остановив производство мирной продукции на автомобильных заводах. 19 марта 1942 г. Шпеер доложил фюреру, что к октябрю 1942 г. будет выпущено 60 танков «Тигр» фирмы Порше и 25 танков «Тигр» фирмы Хеншеля [270 - Имеется в виду фирма Henschel & Sohn AG.] и что до марта 1943 г. мы будем располагать еще 135 танками «Тигр», т. е. всего будем иметь 220 таких танков, причем лишь в том случае, если все они выдержат испытания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле Гитлер потребовал сконструировать снаряды для 75и 88-мм орудий танков «Тигр» и «Пантера». Фирмы «Хеншель» и Порше выпустили первые пробные танки «Тигр».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле же Гитлер, очевидно, носился с мыслью высадки десанта на остров Мальту, т. к. он сделал заказ на 12 танков PzKw IV с лобовой броней толщиной в 80 мм для штурма островных укреплений. Позднее уже ничего не было слышно об этом весьма важном намерении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В мае 1942 г. Гитлер одобрил конструкцию танка «Пантера», предложенную фирмой MAN, и сделал заказ на специальные железнодорожные платформы для транспортировки сверхтяжелых танков. Производство самоходных штурмовых орудий должно было вырасти до 100 единиц в месяц, танков PzKw III – 190 единиц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В июне 1942 г. Гитлера озаботился новым вопросом – достаточна ли будет толщина брони танка. Он приказал увеличить толщину лобовой брони у PzKw IV и у штурмовых орудий до 80 мм и одновременно высказал сомнения в том, что 80-мм лобовая броня новой «Пантеры» будет надежной защитой к весне 1943 г. Поэтому он приказал проработать возможность увеличения брони танка до 100 мм и потребовал довести до такой толщины бронирование хотя бы всех вертикальных стенок машины. Для танка «Тигр» он приказал провести исследования о возможность использования лобовой брони толщиной 120 мм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В докладе от 23 июня 1942 г. указывалось, что на май 1943 г. было запланировано следующее производство боевых машин:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– бронеавтомобилей на основе старого танка PzKw II – 131 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– танков «Пантера» – 250 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– танков «Тигр» – 265 шт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер был очень доволен этим планом. Он желал ускорить выпуск танковых дизельных моторов с воздушным охлаждением; это желание, высказанное еще в 1932 г. генералом [Освальдом] Лутцем, осуществлялось концерном «Крупп» только в отношении легких танков PzKw I. Далее Гитлер перешел к важнейшим вопросам танкостроения и согласился с предложенными ему принципами, что в этой области важное значение имеет в первую очередь тяжелое вооружение, во вторую очередь – большая скорость и в третью очередь – мощная броневая защита. Однако при этом его позиция была двойственной, поскольку он считал, что лишь мощная броня является абсолютно необходимым элементом. Его фантазия переросла в гигантоманию. Инженеры Гроте и Хакер получили заказ на конструирование танка-гиганта весом в 1000 тонн [271 - Имеется в виду проект концерна «Фридрих Крупп АГ» танка весом в 1000 тонн под названием Landkreuzer («Сухорпутный крейсер»), вооруженного двумя корабельными орудиями SK С/34 калибра 280 мм, а также 128-мм противотанковым орудием, 8 зенитными 20-мм орудиями Flak 38 и двумя 15-мм авиационными автоматическими пушками Mauser 151/15. После подготовки чертежей он получил имя Ratte («Крыса»). В 1943 г. так и не реализованный проект был закрыт.]. Для конструкции танка «Тигр» фирмы Порше толщина брони днища указывалась в 100 мм, а в качестве его вооружения предусматривались или 150-мм пушка L-37, или 100-мм пушка L-76. Профессор Порше обещал выпустить первые машины своей марки к 12 мая 1943 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 июля 1942 г. из танков «Тигр» должна была быть срочно сформирована первая танковая рота для участия в боях под Ленинградом. 23 июля, т. е. через 15 дней, Гитлер изменил свое решение, потребовав привести в боевую готовность танки «Тигр» не позднее сентября для использования их во Франции. Вероятно, уже в то время он опасался высадки Западными державами крупных десантов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы улучшить старый танк PzKw III, Гитлер приказал заменить его старую пушку новой 75-мм пушкой L-24. Он горел желанием увеличить огневую мощь танка. В этом же докладе большую роль снова играл вопрос об увеличении производства на базе танков штурмовых орудий, хотя это должно было неизбежно повести к сокращению выпуска танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В августе 1942 г. Гитлер потребовал доложить ему соображения, в какие сроки можно установить на танке «Тигр» длинноствольную 88-мм пушку, выпущенные из которой снаряды пробивали бы броню толщиной в 200 мм. Поступающие в ремонт танки PzKw IV он приказал вооружить длинноствольными пушками, стремясь тем самым повысить их мощность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре 1942 г. был составлен новый план выпуска танков и штурмовых орудий, согласно которому к весне 1944 г. должен быть достигнут следующий уровень ежемесячного производства:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– легкие разведывательные танки «Леопард» – 150 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– танки «Пантера» – 600 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– танки «Тигр» – 50 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;всего танков всех типов – 800 шт.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;– штурмовые орудия – 300 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– легкие самоходные орудия – 150 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– тяжелые самоходные орудия – 130 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– сверхтяжелые самоходные орудия – 20 шт.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;всего самоходных орудий – 600 шт.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы не очень сокращать выпуск танков, был издан приказ, по которому самоходные орудия должны производиться не из улучшенных сортов стали. Но, несмотря на такое решение, было ясно, что центр тяжести в промышленности начали переносить, что было очень рискованно, с производства танков на производство самоходных орудий, т. е. с наступления на оборону, точнее, на оборону недостаточными средствами, т. к. уже в то время с фронта стали поступать жалобы, что самоходные орудия, смонтированные на шасси PzKw II и 38-тонного чешского танка 38(t), не соответствуют требованиям современной войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время обсуждения танка «Тигр» фирмы Порше Гитлер заявил, что, по его мнению, этот танк с электроприводом и мотором с воздушным охлаждением особенно подходит для использования в Африке, однако радиус его действий нужно увеличить с 50 до 150 км. Что касается последнего требования, то он, несомненно, был прав; правда, такое требование надо было выдвигать еще при первом обсуждении проектов этого танка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре обсуждение этих вопросов велось уже под впечатлением тяжелых боев под Сталинградом и внутри самого города. Начались размышления об улучшении конструкции штурмовых орудий с учетом использования длинноствольной 75-мм пушки L-70 и увеличения лобовой брони до 100 мм. Следовало установить тяжелые пехотные орудия на танках PzKw IV или на штурмовых орудиях. Необходимо было внести изменения в конструкцию уже находившегося в производстве танка «Тигр» фирмы Порше, чтобы создать на его основе штурмовое орудие с длинноствольной 80-мм пушкой, имеющей лобовую броню толщиной в 200 мм. Думали даже об установке на этом танке 210-мм гаубицы. Разумеется, все эти модификации наших танков не были приспособлены для ведения уличных боев; но тем не менее эти непрерывные приказы, требующие конструктивных изменений в процессе производства боевых машин, а тем самым и создания бесчисленного множества различных типов с еще большей номенклатурой запасных частей, были крупной ошибкой. Все это приводило к тому, что ремонт танков в полевых условиях становился неразрешимой проблемой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В сентябре 1942 г. танк «Тигр» был впервые применен в бою. Опыт прошлой мировой войны показал, что для введения в бой новых боевых средств нужно запастись терпением и ждать пока не будет налажено массовое производство этого боевого средства и пока не будет обеспечено его массированное применение на поле боя. Ведь то же самое происходило и в Первую мировую войну, когда французы и англичане преждевременно небольшими порциями ввели в бой свои танки, напрасно уповая на их большой успех. Военная литература порицала их за эту ошибку. Я сам часто об этом говорил и писал. Об этом знал и Гитлер. Однако ему не терпелось, он горел желанием испытать эту мощную боевую машину. Он возложил на первые танки «Тигр» совершенно второстепенную задачу, а именно провести локальную атаку на труднопроходимой местности – в заболоченных лесах под Ленинградом, по которым тяжелые танки могли двигаться в колонну по одному по просекам, натыкаясь, естественно, на позиции противотанковых орудий противника, развернутых в этих проходах. Тяжелые, непоправимые потери и рассекречивание этого боевого средства (в будущем его нельзя уже было использовать неожиданно для противника) – таковы последствия такого применения новых танков. Еще больше разочаровывало то, что атака провалилась из-за слишком сложной местности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В октябре выпуск танков еще больше сократился за счет увеличения выпуска штурмовых орудий. Было приказано выпускать штурмовые орудия на базе танка PzKw IV с длинноствольной 75-мм пушкой L-70 и на базе танка «Пантера» с длинноствольной 88-мм пушкой L-71. Кроме того, 40–60 тяжелых пехотных орудий установили на шасси танка PzKw IV. Гитлер думал поставить на базу танка PzKw IV гаубицы с укороченными стволами, которые бы могли вести огонь фугасными снарядами. Все эти конструкции были интересными, но в итоге получалось, что все они осуществлялись за счет выпуска нашего единственного в то время боевого танка PzKw IV, производство которого в октябре впервые опустилось до такой весьма скромной цифры, как 100 единиц. Но и это еще не все. [Имперское] министерство вооружений и боеприпасов внесло предложение наряду с запланированным легким разведывательным танком «Леопард» [272 - Разведывательный легкий танк «Леопард (VK 1602 Leopard или Gefechts Aufklarer Versuchskraftfahrzeug 1602) разрабатывался как замена PzKw II Ausf. L Luchs. Предусматривался выпуск фирмами MIAG и Daimler-Benz 105 машин в апреле – декабре 1943 г. Проект был закрыт в пользу производства танков «Пантера».] выпускать также в качестве разведывательной машины и танк «Пантера». К счастью, до этого дело не дошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В противоположность этой ошибочной тенденции в танкостроении Гитлер высказал правильную мысль о том, что длинноствольное 88-мм орудие с настильной траекторией для «Тигра» важнее, чем какая-нибудь другая пушка крупного калибра с меньшей начальной скоростью снаряда. Танковое орудие в первую очередь должно было обеспечивать преимущество в бою станками противника; при этой главной задаче все остальное должно было считаться второстепенным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре Гитлер потребовал увеличить ежемесячный выпуск танков «Тигр» с 13 до 25 штук, и это требование было выполнено в том же месяце. Выпуск же штурмовых орудий впервые достиг 100 единиц в месяц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале декабря 1942 г. начались новые споры по вопросу применения танков. Гитлеру указывали, что рассредоточенное применение танков «Тигр» имеет большие недостатки. Гитлер выразил мнение, что на Востоке рассредоточенное использование танков вполне закономерно, а к массированному их применению нужно-де прибегать лишь в Африке. К сожалению, до меня не дошли обоснования этого странного утверждения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Производство танков PzKw III было полностью прекращено; вместо них начали выпускать штурмовые орудия. Выпуск этих орудий должен был к июня 1943 г. достич 220 штук в месяц, причем на 24 из них должны были устанавливаться легкие полевые гаубицы. Вооружение их этим орудием с небольшой начальной скоростью снаряда и с очень крутой траекторией отвечало, правда, требованиям боя пехоты, но значительно ослабляло мощь нашей противотанковой обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время беседы с инженерами фирмы Порше и доктором Мюллером из концерна Круппа Гитлер высказал пожелание, чтобы опытная боевая машина «мышонок» (Mauschen) – 100-тонный танк – была выпущена к лету 1943 г. [273 - PzKw VIIIMaus (Maus – «Мышь») или Porsche 205 – сверхтяжелый танк, спроектированный под руководством Фердинанда Порше в 1942–1945 гг. Боевая масса 188 тонн с 200-мм лобовой броней. Всего было изготовлено два экземпляра.] От фирмы Круппа он потребовал начать серийное производство танков этого типа, выпуская по пять машин в месяц. Непрерывно поступали сведения о трудностях приобретения запасных частей вследствие продолжающегося увеличения числа типов боевых машин, которые постоянно претерпевали разные конструктивные изменения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В январе 1943 г. дискуссии по вопросам броневой защиты, вооружения и выпуска танка-мостодонта продолжались. На старом танке PzKw IV толщину лобовой брони в наклонной плоскости было приказано довести до 100 мм, толщину лобовой брони танка «Пантера» также до 100 мм. Легкий разведывательный танк «Леопард» был вычеркнут из плана и так и не был запущен в производство, поскольку «не соответствовал по своей бронезащите и вооружению той обстановке, которая сложится в 1944 г.». На танках «Тигр» было решено установить длинноствольное 88-мм орудие, лобовую броню толщиной 150 мм, боковую броню 80 мм. Танк «Мышонок» фирмы Порше решили принять на вооружение, повысив ежемесячный выпуск до 10 штук. Хотя к тому времени это гигантское порождение фантазии Гитлера и его окружения не существовало даже в виде деревянного макета, тем не менее все же решили к концу 1943 г. начать его серийное производство. Предлагалось вооружить этот танк 128-мм пушкой и изучить, кроме того, возможность установления на нем 150-мм пушки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для ведения боев в городских условиях Гитлер приказал выпустить три таранных танка типа «Тигр» на базе ходовой части танка, выпускаемого фирмой Порше. Но эти танки так и не поступили в войска. Можно только представлять себе ведение боев методами эпохи рыцарства этими новейшими продуктами фантазии стратегов-бюрократов! Чтобы эти гиганты уличных боев могли снабжаться в достаточном количестве очищенным спиртом, был издан приказ о выпуске специальных прицепов для горючего и дополнительных баков. Затем Гитлер потребовал сконструировать специальные дымовые аппараты для установки их на танках. Он высказал также мнение, что вертолет наиболее подходит для его использования для координации действий артиллерии и танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обращение Гитлера «Ко всем работникам танкостроения» от 22 января 1943 г., а также новые полномочия на расширение программы производства танков, предоставленные министру [Альберту] Шпееру, свидетельствовали обо все растущей тревоге в связи с понижением боевой мощи германских танковых войск перед лицом постоянно увеличивающегося серийного производства старого, но прекрасного русского танка Т-34.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на все это, в начале февраля Гитлер приказал начать производство «Хуммелей» (мощные полевые гаубицы) и «Хорниссей» (88-мм пушки) в виде самоходных орудий на шасси танка PzKw IV [274 - Имеются в виду: «Хуммель» (нем. Hummel – Шмель; классификатор вермахта SdKfz 165) – самоходная артиллерийская установка на основе ходовых частей PzKw III и PzKw IV, вооруженная тяжелой 150-мм гаубицей sFH 18; орудие выпускалось с февраля 1943 г. и до конца войны было выпущено 724 машины. Истребитель танков «Хорниссе» (нем. Hornisse – Шершень; классификатор вермахта SdKfz 164) – противотанковая самоходная артиллерийская установка на основе ходовых частей PzKw III и PzKw IV, вооруженная 88-мм орудием. Предназначался для борьбы с советскими тяжелыми танками. 27 января 1944 г. «Хорниссе» был переименован в «Насхорн» (нем. Nashorn – «Носорог»).]. Все заводы, производящие танки PzKw II, он перевел на выпуск самоходных орудий, вооруженных легкой полевой гаубицей, а заводы, выпускающие старый 38-тонный чешский танк, – на производство самоходных орудий, оснащенных противотанковой пушкой Рак-40. Он приказал ускоренными темпами выпустить 90 танков «Тигр» фирмы Порше под названием «Фердинанд». Для танков PzKw IV, «Пантер» и штурмовых самоходных орудий с целью защиты их от бронебойных средств русской пехоты были введены т. н. съемные «экраны» (прикрепляемые на внешние стенки танка броневые листы, защищающие вертикальные плоскости корпуса танка и его ходовую часть).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в обсуждение все ухудшающегося положения на танковых войсках на фронте вмешался Генеральный штаб, который потребовал отказаться от производства всех типов танков, за исключением «Тигров» и «Пантер», еще не готовых к запуску в серийное производство. Гитлера убедили согласиться с этим предложением; [Имперкое] министерство вооружений и боеприпасов также приветствовало вызванную этим стандартизацию производства. Эта группа реформаторов не приняла во внимание лишь один фактор: с прекращением производства танков PzKw IV германские сухопутные войска должны теперь довольствовать 25 танками «Тигр», выпускаемыми ежемесячно. Следствием этого могло бы стать полное уничтожение германских сухопутных войск в течение очень короткого срока. Русские выиграли бы войну без помощи своих западных союзников и захватили бы всю Европу. Никакая сила на земле не смогла бы сдержать их. Европейские проблемы были бы весьма быстро разрешены. Тогда бы мы узнали, что такой истинная демократия!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Опасность, надвигавшаяся на нас, была настолько чудовищна, что стали искать человека среди генералов танковых войск и отдельных благоразумных личностей из военного окружения Гитлера, которые были бы в состоянии предотвратить угрозу наступления хаоса. На стол Гитлеру положили мои довоенные труды и упросили его просмотреть их. Затем ему предложили послать за мной. Наконец, Гитлер, преодолев имевшееся у него ко мне чувство недоверия, согласился выслушать меня. И вот, к моему величайшему удивлению, 17 февраля 1943 г. я был вызван в Управление личного состава сухопутных войск и отправлен на беседу к Гитлеру в его Ставку в Виннице.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава IX<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал-инспектор танковых войск<br></h3><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Назначение и первые шаги<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда 17 февраля 1943 г. меня вызвали к телефону для разговора с сотрудником Управления личного состава сухопутных войск, я не имел никакого представления о том, что меня ожидает. За несколько недель до этого разговора я, после своего выздоровления, как-то посетил начальника Управления личного состава генерала Бодевина Кейтеля [275 - Гудериана в данном случае вновь несколько подвела память: дело в том, что Бодевин Кейтельбыл снят с поста начальника Управления личного состава сухопутных войск еще 20 сентября 1942 г., те. за пять месяцев до данного разговора. На этом посту Кейтеля сменил Рудольф Шмундт.], чтобы ознакомиться с общей обстановкой и различными изменениями в штатах. По его словам, нечего было и думать о какой-нибудь должности. И вот теперь генерал[-майор Виктор Леопольд] Линнарц, помощник Кейтеля [276 - На тот момент – начальник 1-й управленческой группы и начальник штаба Управления личного состава сухопутных войск.], сообщает мне, что я должен немедленно направиться в Винницу к фюреру. Хотя он и не мог ничего сообщить о цели этого вызова, я понимал, что только большая нужда заставила Гитлера сделать этот шаг. Катастрофа под Сталинградом, неслыханная капитуляция целой армии на огромном фронте, тяжелые потери, вызванные этой национальной катастрофой, а также тяжелое поражение наших союзников, которые не могли своими небольшими силами удержать фланги, примыкавшие к 6-й армии, – все это привело к тяжелейшему кризису. Боевой дух армии и всего народа сильно понизился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К военной катастрофе присоединились также внешнеи внутриполитические промахи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Западные державы, высадив десант в Африке, добились крупных успехов. Все возрастающее значение этого театра военных действии стало очевидным после совещания Рузвельта и Черчилля, которое проходило с 14 по 24 января 1943 г. в Касабланке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Важнейшим итогом этой конференции явилось решение о требовании безоговорочной капитуляции стран «оси». Это наглое требование было встречено германским народом и особенно вермахтом с большим возмущением. Отныне каждому солдату стало совершенно ясно, что наши противники преисполнены страстным желанием уничтожить германский народ, что их борьба направляется не только против Гитлера и т. н. нацизма, как в то время утверждала их пропаганда, но и против серьезных, а потому и нежелательных конкурентов в экономической области.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Долгое время потом эти ревнители стратегии уничтожения из Касабланки хвастались своими деяниями. 5 января 1945 г. Уинстон Черчилль говорил в Палате общин:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только после обстоятельного, всесторонне продуманного, разумного и зрелого взвешивания всех фактов, от которых зависят наша жизнь и наша свобода, президент США решил с полного моего согласия, как уполномоченного военного кабинета, настроить конференцию в Касабланке на полную и безоговорочную капитуляцию всех наших врагов. То, что мы непреклонно настаиваем на безоговорочной капитуляции, не означает, что мы будем использовать наше победоносное оружие для несправедливого и жестокого обращения с народами [277 - Цит. по архиву Кизинга 1945 г.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Еще раньше, 14 декабря 1944 г., Уинстон Черчилль обещал отдать Польше Восточную Пруссию, за исключением Кенигсберга [278 - Ныне Калининград-областной, административный центр Калининградской области Российской Федерации.], который должен был отойти русским; он обещал полякам Данциг и 300 километров побережья Балтийского моря; он гарантировал им свободу «расширения своих границ на западе за счет германской территории». Он заявил буквально следующее: «С востока на запад или на север будут переселены миллионы людей; немцев выгоним или, как это предлагается, проведем тотальное изгнание немцев из областей, которые должна получить Польша на западе и на севере. Нежелательно иметь смешанное население».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разве такое отношение к населению Восточной Германии не было жестоким? Разве оно не было несправедливым? Очевидно, Палата общин не разделяла единодушно мнения Черчилля, ибо 18 января 1945 г. ему снова пришлось защищать свою точку зрения:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какова должна быть наша позиция в обращении с коварным врагом, с которым мы имеем дело? Должна быть безоговорочная капитуляция или мы должны заключить с врагом перемирие, дав тем самым ему возможность развязать через несколько лет новую войну? Принцип безоговорочной капитуляции был провозглашен президентом Соединенных Штатов и мною в Касабланке, и я взял на себя обязательство везде придерживаться этого принципа. Я уверен, что мы поступили правильно, как бы много ни оставалось тогда неясных вопросов, сейчас уже разрешенных в нашу пользу Должны ли мы, следовательно, теперь изменить то заявление, которое мы сделали, когда были слабыми, изменить сегодня, когда мы так окрепли? Для меня ясно, что у нас нет никаких оснований отходить от принципа безусловной капитуляции. Нет никаких оснований вступать с Германией или Японией в какие-либо переговоры, ограничивающие безусловную капитуляцию… [279 - Цит. по архиву Кизинга 1945 г.]<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уинстон Черчилль сегодня уже не так твердо уверен, что тогда он поступал правильно. Как он, так и [Эрнст] Бевин явно отошли от прошлого требования. Им хотелось бы изменить, например, решения Ялтинской конференции, проходившей в феврале 1945 г., где было провозглашено: «В наши цели не входит уничтожение германского народа. Только тогда, когда нацизм и милитаризм будут искоренены, будет надежда на достойное существование для германского народа и место для него в сообществе наций» [280 - Цит. по архиву Кизинга 1945 г.]. Существует ли теперь надежда? Разумеется, существует. В нейтральных странах уже в феврале 1943 г., т. е. в тот период, который я описываю, яснее западных держав представляли себе будущее развитие европейских проблем. 21 февраля 1943 г. глава испанского государства [Франсиско] Франко направил английскому послу сэру Сэмюэлю Хору ноту, в которой говорилось:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не изменится в корне ход войны, то русские армии проникнут в глубь территории Германии. Разве такие события в случае, если они произойдут, не являются угрозой для Европы, особенно Англии? Коммунистическая Германия передала бы России свои военные секреты и военную промышленность. Немецкие техники и специалисты дали бы России возможность превратиться в гигантскую империю, простирающуюся от Атлантического до Тихого океана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спрашиваю себя: есть ли в Центральной Европе, на этом пестром ковре необъединенных рас и наций, обнищавших и обескровленных войной, такая сила, которая смогла бы противопоставить себя стремлениям Сталина? Такой силы нет. Мы можем быть уверены, что все эти страны рано или поздно попадут под господство коммунизма. Поэтому мы считаем обстановку чрезвычайно серьезной и просим английский народ тщательно взвесить положение. Если Россия получит разрешение на оккупацию Германии, никто уже не будет тогда способен остановить дальнейшее продвижение Советов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Германия перестанет существовать, мы должны ее создать вновь. Верить, что ее место может быть занято федерацией латышей, поляков, чехов и румын, смешно. Такой союз государств быстро подпадет под русское господство [281 - Из «Европейских писем» барона фон Штауфенберга, 1950 г.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сэр Сэмюэль Хор 25 февраля 1943 г., как мы предполагаем, ответил по поручению и с разрешения своего правительства:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теорию, что Россия после войны создаст угрозу Европе, я не могу признать. Также я отклоняю мысль, что Россия после окончания боевых действий может начать против Западной Европы политическую кампанию. Вы констатируете, что коммунизм представляет наибольшую опасность для нашего континента и что победа русских способствовала бы триумфу коммунизма во всей Европе. Мы придерживаемся совершенно другого мнения. Разве может после войны какая-нибудь нация, полностью опираясь на свои собственные силы, подчинить Европу? Россия будет занята своим восстановлением, причем в большей степени она зависит от помощи Соединенных Штатов и Великобритании. Россия не занимает ведущего положения в борьбе за победу. Военные усилия совершенно одинаковы, и победу союзники одержат совместно. После окончания войны крупные американские и английские армии оккупируют континент. Они будут состоять из первоклассных солдат, они не будут потрепаны и истощены, как русские части.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отважусь предсказать, что англичане будут самой мощной военной силой на континенте. Влияние Англии на Европу будет таким же сильным, каким оно было в дни поражения Наполеона. Наше влияние, подкрепляемое военной мощью, будет чувствовать вся Европа, и мы будем принимать участие в ее восстановлении.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот что сказал сэр Сэмюэль, представитель Великобритании в нейтральной Испании Франко. Это звучало очень самоуверенно. Гитлер в своей инстинктивной неприязни к дипломатическим переговорам точно определил, что он не сможет договориться с западными державами. Его судьба, так же как и судьба германского народа, находилась на острие меча.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во внутриполитической жизни отставка Рэдера и Шахта [282 - Гроссадмирал Эрих Рэдер 30 января 1943 г. был заменен адмиралом Карлом Дёницем. Ялмар Шахт же оставил пост имперского министра без портфеля еще 22 января 1942 г.] вызвала новое обострение. Казалось, государственный строй дал первую трещину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под впечатлением этих событий 18 февраля 1943 г. я поехал на поезде в сопровождении обер-лейтенанта Бэке в Растенбург (Восточная Пруссия), чтобы оттуда на самолете вылететь в Ставку. В поезде я встретил генерала [танковых войск Вернера] Кемпфа, моего старого коллегу по танковым войскам. От него я узнал некоторые подробности хода операций за прошедший год. В Растенбурге меня встретил адъютант [Бодевина] Кейтеля майор [Рудольф] Вейсс [283 - В данном случае Рудольф Вейсс был не адъютантом Бодевина Кейтеля, а адъютантом начальником Управления личного состава сухопутных войск.], который тоже не мог точно сообщить, зачем меня вызывает фюрер. С Кемпфом и с моим давним сослуживцем по Инспекции автомобильных войск и службе во 2-й танковой дивизии еще в довоенное время [полковником Вальтером] Шалем де Болю я вылетел в Винницу. 19 февраля во второй половине дня мы прибыли в Винницу и разместились в военной гостинице «Ягерхёэ» (Jagerhdhe).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 20 февраля прибыл шеф-адъютант Гитлера генерал-майор Рудольф] Шмундт. Началась обстоятельная беседа о намерениях Гитлера и о возможностях их осуществления. Шмундт признался мне, что танковые войска Германии вследствие все возрастающего превосходства русских бронетанковых войск находятся в таком тяжелом положении, что больше уже никак нельзя отказываться от их обновления. Мнения Генерального штаба [сухопутных войск] и [Имперского] министерства вооружений и боеприпасов по этому вопросу сильно расходятся, танковые войска вышли у Верховного командования из доверия, а напряженная обстановка настойчиво требовала поставить во главе этого рода войск энергичное и компетентное командование. Поэтому-де Гитлер решил поручить мне контроль над танковыми войсками и желал бы узнать на этот счет мое мнение. Я ответил Шмундту, что, принимая во внимание тяжелое положение моего народа и моего рода войск, я готов вернуться на службу. Но я могу развернуть успешную деятельность только при определенных предпосылках; они нужны были мне тем более, что я только что перенес тяжелую болезнь и не хотел тратить свои силы в служебных конфликтах, в которые раньше меня неоднократно втягивали. Следовательно, я должен потребовать, чтобы я подчинялся не начальнику Генерального штаба сухопутных войск и не командующему Армией резерва [284 - По сложившейся в германкой армии традиции всевозможные инспектора, генерал-инспектора, генералы какого-либо рода войск и т. д. состояли либо при начальнике Геншаба сухопутных войск, либо при командующем Армией резерва в зависимости от того, на боевые (фронтовые) или исключительно резервные и учебные части распространялась их компетенция.], а непосредственно Гитлеру. Далее я должен оказывать влияние на разработку различных образцов материальной части танков, которой занимаются Управление вооружений [сухорпутных войск] и [имперский] министр вооружений и боеприпасов, т. к. без такого влияния восстановить боевую мощь этого рода войск немыслимо. Наконец, я должен иметь такие же права в отношении организационного строения и обучения танковых частей, находящихся в составе люфтваффе и войск СС, как и в отношении организационного строения и обучения сухопутных войск в целом. Разумеется также, что все резервные танковые дивизии сухопутных войск и все соответствующие военно-учебные заведения также должны подчиняться мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попросил Шмундта сообщить фюреру эту программу и в случае, если она будет одобрена, назначить меня на прием к Гитлеру. В противном случае лучше отказаться от использования меня на этой должности и отослать обратно в Берлин. Моя беседа со Шмундтом длилась два часа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вскоре после прибытия Шмундта в Ставку фюрера последовал телефонный вызов; меня назначали на доклад к Гитлеру в 15 час. 15 мин. Я был принят точно в указанное время. Сначала Гитлер беседовал со мной в присутствии Шмундта, но вскоре мы остались с фюрером в его рабочем кабинете с глазу на глаз. После мрачного 20 декабря 1941 г. я не видел Гитлера. Он очень постарел за прошедшие 14 месяцев. Его манера держать себя не была уже такой уверенной, какой была раньше; речь казалась медлительной, левая рука дрожала. На его письменном столе лежали мои книги. Свою беседу он начал словами: «В 1941 г. наши пути разошлись. В то время между нами имели место недоразумения, о чем я очень сожалею. Вы мне нужны». Я ответил, что готов работать, если он сможет создать мне условия для плодотворной деятельности. Гитлер сообщил мне, что он намеревается назначить меня генерал-инспектором танковых войск. Шмундт, продолжал он, сообщил уже о моем мнении по этому вопросу. Он, фюрер, одобряет его и просит меня разработать на этой основе инструкцию и представить ее. Он заметил, что еще раз прочел все мои довоенные труды о танковых войсках и убедился, что я уже в то время правильно предвидел ход развития. Гитлер сказал, что я должен отныне претворять свои идеи на практике.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем Гитлер начал говорить о современном военном положении. Он ясно отдавал себе отчет в той неудаче, которая постигла нас в военном, политическом и моральном отношении в связи с поражением под Сталинградом и последующим отступлением немецких войск на Восточном фронте. Гитлер выразил (конечно, это была только его точка зрения) решимость устоять перед ударами противника, а затем восстановить положение. Эта первая встреча с Гитлером закончилась после 45-минутной деловой беседы примерно в 16 час.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От Гитлера я направился к начальнику Генерального штаба [сухопутных войск] генералу [пехоты Курту] Цейцлеру, чтобы получить информацию об обстановке на фронтах. Вечер я провел в обществе генерала [кавалерии Эрнста Августа] Кёстринга, бывшего военного атташе в Москве, [генерал-майора Георга] фон Прима, коменданта Винницы, и [генерал-майор Эриха] Бушенхагена, командира 15-й пехотной дивизии. Со всеми этими генералами я был хорошо знаком. После моего долгого отсутствия их сообщения были полезны для меня. То, что сообщил Прим об медотах управления германскими властями оккупированной территорией, было весьма нерадостно. Эти методы, особенно то, что практиковал рейхскомиссар [Украины Эрих] Кох, превратили украинцев из друзей немцев в их врагов. К сожалению, военные инстанции не могли бороться с теми махинациями, которые проводились по партийной и административной линиям без участия военных и, как правило, без их ведома и против их воли. До нас доходили лишь слухи о различных злоупотреблениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 21 февраля я использовал для беседы с [начальником Штаба оперативного руководство ОКВ генералом пехоты Альфредом] Йодлем, Цейцлером, Шмундтом и адъютантом Гитлера [по сухопутным войскам] полковником [Герхардом] Энгелем, с которыми я поделился основными принципами моей новой инструкции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 февраля я вылетел в Растенбург, чтобы там вместе с [генерал-фельдмаршалом [Вильгельмом] Кейтелем, который тогда не находился в Ставке фюрера в Виннице, подготовить инструкцию. Туда же 23 февраля прибыл и командующий Армией резерва генерал-полковник [Фридрих] Фромм. Инструкция была составлена через несколько дней; 28 февраля она была одобрена и подписана Гитлером. Так как она имела для моей деятельности в последующий период принципиальное значение, я привожу здесь ее текст.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ ГЕНЕРАЛ-ИНСПЕКТОРА ТАНКОВЫХ ВОЙСК<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Генерал-инспектор танковых войск ответственен передо мною за дальнейшее развитие танковых войск, этого имеющего для ведения войны решающее значение рода войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал-инспектор подчиняется непосредственно мне. Он имеет права командующего армией и является старшим начальником танковых войск [285 - Под танковыми войсками (Panzertruppen) в данном случае подразумеваются собственно танковые части, моторизованная пехота, танковые разведывательные части, противотанковые части и части тяжелой штурмовой артиллерии. – Прим. к инструкции.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. На генерал-инспектора возлагается разрешение вопросов организации и обучения танковых войск и крупных подвижных соединений сухопутных войск во взаимном согласии с начальником Генерального штаба сухопутных войск. Кроме того, он имеет право от моего имени давать указания люфтваффе и войскам СС по вопросам организации и обучения танковых частей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Решения по принципиальным вопросам я оставляю за собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свои требования в области дальнейшего технического развития своего рода войск и планирования производства он увязывает с имперским министром вооружений и боеприпасов и докладывает мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. В качестве старшего начальника рода войск генерал-инспектор является также командующим запасными частями своего рода войск. Его задачей является бесперебойное обеспечение фронта боеспособным личным составом и исправной бронетехникой в виде отдельных боевых машин и текущих пополнений для действующих соединений или вновь сформированных соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Его задача – производить по моим указаниям распределение танков и других броневых средств между действующей армией и Армией резерва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Генерал-инспектор танковых войск обеспечивает планомерное и своевременное формирование и пополнение бронетанковых войск и подвижных соединений согласно отданным приказам. Вместе с Генеральным штабом сухопутных войск он заботится о целесообразном использовании экипажей, потерявших в бою свои машины.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Генерал-инспектор танковых войск должен обобщать и использовать опыт в области боевого применения вооружения, боевой подготовки и организации бронетанковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для этого он имеет право посещать и инспектировать все бронетанковые части вооруженных сил и войск СС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танковые войска действующей армии сообщают об опыте боевых действий непосредственно генерал-инспектору танковых войск. Генерал-инспектор танковых войск в свою очередь докладывает полученные сведения и свои личные соображения всем надлежащим инстанциям, включая рейхсминистра вооружения и боеприпасов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал-инспектор руководит разработкой всех уставов и наставлений для бронетанковых войск. При этом уставы, излагающие вопросы управления соединениями и взаимодействия с другими родами войск, должны быть предварительно утверждены начальником Генерального штаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Генерал-инспектору танковых войск, как старшему начальнику рода войск, подчинены:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) запасные и учебные войсковые части подвижных войск (за исключением запасных кавалерийских и самокатных частей), находящиеся в подчинении особых командных инстанций;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) военные училища и школы подвижных частей (за исключением кавалерийских училищ и школ по подготовке самокатчиков) действующей армии и Армии резерва вместе с принадлежащими к ним учебными частями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Генерал-инспектор танковых войск полномочен в пределах сферы своей компетенции давать директивные указания всем служебным инстанциям сухопутных войск. Все инстанции должны представлять генерал-инспектору танковых войск необходимые ему сведения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адольф Гитлер<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ставка фюрера,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 февраля 1943 г.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Инструкция содержала ряд полномочий, которых не имели мои коллеги по другим родам войск – т. н. генералы родов войск, входившие в состав Верховного командования сухопутных войск и подчинявшиеся начальнику Генерального штаба сухопутных войск [286 - Имеются в виду: генерал моторизованных войск (General der Motorisierung), генерал автомобильных войск, полевых сухопутных войск (General derKraftfahrparktruppen des Feldheeres), генерал технических войск (General der Technischen Truppen), генерал пехотных частей (General der Infanterie), генерал артиллерийских частей (General der Artillerie), генерал саперных и крепостных частей (General der Pioniere und Festungen), генерал дымовых (минометных) частей [General der Nebeltruppe (Werfertruppe)], генерал восточных частей (General der Osttruppen) и др.]. Они могли посещать войска только с разрешения начальника Генерального штаба; не пользовались никакими правами по отношению частей Армии резерва и училищ; не имели права издавать уставы и наставления. Естественно, что действия этих достойных сожаления солдат были ограничены. Только этим объясняется тот факт, что все мои предшественники на посту инспектора танковых войск не смогли разрешить ни одного важного вопроса. Опытные офицеры-фронтовики не стремились занять эти должности, а если все же их вынуждали к этому, то они всеми средствами пытались попасть снова на фронт, где они могли проявить себя. Однако мое назначение на должность генерал-инспектора изменило положение танковых войск. Неудивительно, что Генеральный штаб, особенно его начальник, и Верховное командование сухопутных войск не были обрадованы новой инструкцией и восприняли ее как нарушение своих священных прав. Впоследствии мне не раз приходилось преодолевать чинимые ими трудности и препятствия. Даже после окончания войны они не оставляли меня в покое, причем не останавливались перед извращением фактов. Однако эта реорганизация не причинила ущерба интересам всей армии, и танковые войска оставались до самого конца боевым и вполне современным родом войск, способным выполнять ставившиеся перед ними задачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в инструкцию, пока она следовала из Растенбурга в Винницу на письменный стол Адольфа Гитлера, вкралась одна серьезная ошибка: в сноске к пункту 1, разъясняющей термин «танковые войска» (Panzertruppen), я включил в их состав также части самоходной штурмовой артиллерии, которые раньше всегда причислялись к собственно артиллерии. Это имело свое основание, т. к. выпуск штурмовых орудий уже составлял значительную часть выпуска танков; напротив, эффективность штурмовых орудий как противотанкового средства была незначительной, ибо они были вооружены пушками, имеющими незначительную пробивную силу. Конечно, боевые возможности «противотанковых» подразделений, специально созданных для противотанковой обороны, были еще меньше. Эти подразделения должны были довольствоваться в борьбе с танками противника орудиями с недостаточной пробивной силой, которые буксировались полугусеничными тягачами. Практически эти пушки никакой пользы не приносили. В этой области я и хотел добиться коренных изменений. Протащенное без моего ведома в сноску слово «тяжелый» ограничивало самоходные штурмовые орудия, подлежащие передаче генерал-инспектору, исключительно частями тяжелой самоходной артиллерии, которые находились еще в стадии формирования. Их должны были вооружить самоходными орудиями, созданными на базе танков «Тигр» и «Пантера». Уже на первом докладе я заметил, что со мной сыграли злую шутку, т. е. не со мной лично, а с противотанковой обороной сухопутных войск, а тем самым и с самими сухопутными войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пока инструкция шла по бюрократическим каналам, я направился в Берлин, чтобы сформировать себе штаб и сделать его работоспособным. Я обосновался в моем старом служебном помещении на Бендлерштрассе, в котором я работал еще до войны, будучи командующим танковыми войсками. Начальником штаба я выбрал себе опытного офицера-фронтовика и убежденного танкиста полковника [Вольфганга] Томале, который с величайшим усердием, не покидавшим его до самой катастрофы, приступил к выполнению своих новых обязанностей. При назначении на эту самую ответственную должность в моем штабе я учитывал личные и деловые качества офицера. Ко мне прибыли два офицера Генштаба, специалисты в области организации и применения танковых войск, один – непригодный для использования на фронте из-за тяжелого ранения подполковник [Иоахим] Фрейер, другой – молодой майор [Курт] Кауффман [287 - Фрейер был назначен 1-м офицером Генштаба, т. е. начальником оперативного отдела, а Кауффман – 2-м офицером Генштаба (квартирмейстером).]. Последний позже был заменен майором бароном [Конрадом] фон Вёльвартом[-Лаутенбургом]. [1-м] адъютантом был утвержден тяжело раненый подполковник принц Макимилиан цу Вальдек[-Пирмонт]. Из числа опытных фронтовых офицеров были назначены сотрудники, ответственные за разработку вопросов по каждому направлению танковых войск. Как правило, это были тяжело раненые, нуждавшиеся в некотором отдыхе, пожилые офицеры. Время от времени их меняли, после того как они полностью оправлялись от своих ран и высказывали желание сменить пыльные помещения канцелярии на свежий ветер фронта. Благодаря такой системе замены офицеров генеральная инспекция все время поддерживала тесный, живой контакт с фронтом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для запасных танковых частей была создана должность [подчиненного мне] инспектора танковых войск Армии резерва, которую некоторое время занимал генерал[-лейтенант Генрих] Эбербах [288 - Эбербах занимал пост инспектора с 28 февраля по 15 октября 1943 г. и с 25 ноября 1943 г. по 1 июня 1944 г.]. Его штаб также располагался в Берлине; начальник штаба полковник [Эрнст] Больбринкер одновременно занимал должность начальника штаба 6-й инспекции, находившейся в ведении Общего управления ОКХ в подчинении командующего Армией резерва. Это совмещение обязанностей я ввел по договоренности с генералом [Фридрихом] Фроммом с целью координировать мои действия с действиями Армии резерва во имя наших общих интересов. Оно оправдало себя вплоть до самого конца войны. Училища танковых войск были подчинены начальнику учебного управления, которым долгое время был тяжело раненый генерал[-майор Бруно Риттер фон] фон Хауеншильд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, я прикомандировал к моему штабу некоторое количество офицеров для поручений из числа выздоравливающих, признанных ограниченно годными для несения службы в тылу, но негодными для фронта. Эти офицеры должны были заниматься сбором и изучением опыта боевых действий, а также расследованием чрезвычайных происшествий на фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отдел военных уставов и наставлений был поручен полковнику [Рудольфу] Тейссу [289 - Тейсс еще 1 сентября 1941 г. был произведен в генерал-майоры. Также Гудериан вновь несколько смешивает события, происходившие в разное время: здесь он говорит о начале 1943 г., а назначение Тейсса состоялось лишь в октябре 1943 г.], известному мне еще по 1938 г., когда он был командиром австрийского танкового батальона. Он занимал этот пост до конца войны и, кроме того, собрал громадный военно-исторический материал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Берлине я посетил военные инстанции, с которыми в будущем мне предстояло тесно сотрудничать. Между прочим, я нанес визит [генерал-]фельдмаршалу [Эрхарду] Мильху в [Имперкое] министерстве авиации, которого я хорошо знал и ценил, встречаясь с ним еще до войны. Мильх дал мне подробную и весьма поучительную характеристику представителям высшего руководство Германии. Из огромной толпы национал-социалистских сановников он только некоторых считал видными государственными деятелями, имеющими влияние на Гитлера, и рекомендовал мне нанести им визиты. Это были [имперский министр народного просвещения и пропаганды Йозеф] Геббельс, [рейхсфюрер СС Генрих] Гиммлер и [Альберт] Шпеер; последнего мне и без того пришлось бы посетить как [имперского] министра вооружений и боеприпасов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следуя предложению Мильха, 6 марта я нанес первый визит доктору Геббельсу и представился ему как вновь назначенный генерал-инспектор танковых войск. Я был очень радушно принят и немедленно втянут в продолжительную беседу о политическом и военном положении. Доктор Геббельс был, вне всякого сомнения, одним из умнейших людей из ближайшего окружения Гитлера. Вполне возможно, что от него я мог бы ожидать содействия, которое могло бы позволило улучшить наше положение. Поэтому я особенно стремился внушить ему правильное понимание нужд фронта и изменений, которые следовало внести в руководство военными действиями. В этой первой беседе со мной он держал себя очень просто, и я обратил его внимание на плохую организацию наших высших органов руководство вермахтом и на еще более плохой подбор кандидатов на руководящие посты. Я попросил его подумать над тем, что существование конкурирующих инстанций – Верховного командования вермахта (ОКВ), Штаба оперативного руководства вермахта, Верховного командования сухопутных войск (ОКХ), Верховного командования люфтвафе (ОКЛ), Верховного командования военно-морского флота (ОКМ), командования войск СС, [Имперского] министерства вооружений и боеприпасов – создает путаницу в руководстве вооруженными силами. Гитлер постоянно увеличивает количество инстанций, подчиненных непосредственно ему, но не может длительное время осуществлять руководство таким множеством учреждений. Гитлер не является профессиональным офицером Генерального штаба, поэтому ему следует опираться в своей работе на особого начальника Верховного штаба вермахта, который хорошо разбирается в оперативных вопросах и может их разрешить лучше, чем фельдмаршал [Вильгельм] Кейтель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попросил доктора Геббельса взять на себя задачу сообщить обо всем этом в соответствующей форме Гитлеру, т. к. я считал, что этот важный вопрос имеет больше перспектив на успешное разрешение, если его поставит гражданское лицо из ближайшего окружения Гитлера, а не генерал, к которому, как я знал из собственного опыта, Гитлер не питает особого доверия. Доктор Геббельс сказал, что ковать придется чересчур горячее железо, но он попытается при удобном случае завести об этом речь и побудить Гитлера создать более эффективную организацию Верховного командования вермахта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем через несколько дней я направился к Шпееру, который оказал мне дружеский прием. С этим проницательным и простым человеком я сотрудничал впоследствии самым теснейшим образом. Шпеер в своих размышлениях и решениях руководствовался простым здравым смыслом, он был чужд болезненного личного тщеславия и ведомственного патриотизма. Конечно, в то время Шпеер еще находился под обаянием Гитлера, но он обладал столь независимым суждением, что замечал все ошибки и недостатки существующей системы и пытался их устранить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы получить представление о состоянии производства танков, я посетил заводы фирм Alkett [290 - Alkett (от нем. Altmarkische Kettenfabrik) – одно из основных и крупнейших производств Германии, выпускавших военную технику. Создана в 1937 г. в Берлине-Шпандау в качестве дочернего подразделения компании Rheinmetall-Borsig AG. В 1941 г. компания перешла в подчинение концерна Reichswerke AG Hermann Goring. Среди прочего, компания была основным производителем штурмового орудия StuG III.] в Шпандау и Daimler-Benz AG [291 - Daimler-Benz AG – один из крупнейших автомобильных концернов Германии – был создан в 1926 г. в результате слияние Daimler-Motoren-Gesellschaft и Benz& Cie. Во время Второй мировой войны производил бронетехнику и автомобили для сухопутных войск.] в Берлине-Мариенфельде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, я разработал проект новых штатов военного времени для танковых дивизий и моторизованных частей, входивших в состав этих дивизий, на 1943 г. и, насколько можно было предвидеть, на 1944 г. Я хотел добиться экономии личного состава и материальной части при одновременном повышении боеспособности частей путем обеспечения их более совершенным вооружением и применения более эффективной тактики. На этом я построил свой первый доклад, с которым я хотел явиться к Гитлеру 9 марта. Для этой цели я вылетел вместе с полковником Томале в Винницу. Прибыв на место назначения в 16 часов, я увидел целое собрание офицеров и генералов, желавших присутствовать при моем дебюте. Я был неприятно удивлен, увидев такое множество людей, ибо я надеялся, что смогу доложить свои соображения в самом узком кругу. Но я совершил ошибку, сообщив тезисы моего доклада адъютантуре Гитлера. И вот прибыли все заинтересованные лица: весь состав Штаба оперативного руководства вермахта, начальник Генерального штаба сухопутных войск в сопровождении ряда начальников отделов, генералов (инспекторов) пехоты и артиллерии и, наконец, шеф-адъютант Гитлера [Рудольф] Шмундт. Все находили в моих планах какие-нибудь недостатки, особенно им не нравилось мое желание подчинить генерал-инспектору танковых войск штурмовую самоходную артиллерию и укомплектовать ею противотанковые дивизионы пехотных дивизий, изъяв из их состава пушки на полугусеничной тяге. Вследствие этого непредвиденного упорного сопротивления доклад длился 4 часа; я был так утомлен, что, покинув помещение, потерял сознание и упал на землю. К счастью, обморок моментально прошел и не был никем замечен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конспект этого доклада, т. е. отдельные тезисы, которые я составил для лучшего изложения и захватил с собой, благодаря случайному стечению обстоятельств уцелел. Ниже я помещаю этот конспект, ибо его содержание характерно для многих моих бесед с Гитлером, имевших место впоследствии.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;КОНСПЕКТ ДОКЛАДА<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1. Задача на 1943 г. состоит в том, чтобы создать некоторое количество полностью боеспособных танковых дивизий для проведения наступления с ограниченными целями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 1944 г. мы должны быть в состоянии вести наступление крупного масштаба. Полностью боеспособной танковая дивизия считается в том случае, когда число ее танков находится в соответствующей пропорции к остальным боевым средствам и машинам. Немецкая танковая дивизия состоит из четырех полков [292 - Танкового, двух моторизованных и артиллерийского.] и насчитывает 400 танков. Если число танков станет значительно меньше 400, то обслуживающий аппарат (количество людей и колесных машин) не будет соответствовать подлинной ударной силе дивизии. К сожалению, в настоящее время у нас нет уже ни одной, полностью боеспособной танковой дивизии. Однако успех боевых действий, как этого года, так и последующих лет зависит от того, удастся ли нам снова создать такие соединения. Если нам удастся разрешить эту задачу, то мы во взаимодействии с люфтваффе и подводным флотом одержим победу. Если не удастся, то наземная война станет затяжной и дорогостоящей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Речь идет о том, чтобы немедленно создать полностью боеспособные танковые дивизии, при этом лучше иметь немного полноценных дивизий вместо большого количества плохо оснащенных соединений. Последние требуют для оснащения несоразмерно много автомашин, расходуют много горючего и живой силы без должного эффекта, затрудняют управление и снабжение и создают на дорогах заторы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2. Для достижения поставленной организационной цели я предлагаю принять на 1943 г. следующее штатное расписание (Схема 1, к сожалению, не сохранилась).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Относительно вооружения танков необходимо сказать следующее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время на вооружение поступает только танк PzKw IV. Учитывая текущие потребности в пополнении материальной частью Восточного и Африканского фронтов, а также потребность в материальной части для учебных частей, нужно ежемесячно формировать или полностью вооружать один танковый батальон. Далее, в 1943 г. можно рассчитывать на формирование небольшого количества танковых батальонов, вооруженных танками «Пантера» и «Тигр», которые, однако (это касается танков «Пантера»), не следовало бы использовать на фронтах до июля – августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того, чтобы повысить боеспособность подлежащих укомплектованию танковых дивизий, следует использовать легкие самоходные орудия, имеющиеся в относительно большом количестве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я считаю неотложным делом обеспечить формирование одного дивизиона легких самоходных орудий в месяц с включением этих дивизионов в состав танковых дивизий до тех пор, пока не будет налажено производство танков в таком количестве, которое полностью удовлетворило бы потребности танковых дивизий в танках.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее, в течение 1944–1945 гг. следует усиленно продолжать производство танков PzKw IV, не сокращая при этом выпуск танков «Пантера» и «Тигр».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3. На 1944 г. я предлагаю штатное расписание военного времени, указанное на Схеме 2 (к сожалению, не сохранившейся). Эта схема содержит, в отличие от Схемы 1, требование, относящееся только к танкам: развертывание танкового полка до бригады четырехбатальонного состава.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4. Количество танков, предусмотренное предложенной мною организацией, может быть достигнуто путем увеличения выпуска танков PzKw IV, «Пантера» и «Тигр», а до тех пор, пока мы не будем располагать достаточным количеством этих танков, использовать легкие самоходные орудия на базе танка PzKw IV с 75-мм пушкой L-48.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соответствующее количество танков будет достигнуто лишь в том случае, если будут созданы основы для продолжительной службы отдельного танка. Для этого необходимо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) довести до конца новые конструкции («Пантера»);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) улучшить обучение экипажей (участие в сборке танков, индивидуальное обучение и обучение в составе подразделений);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;в) снабдить учебные подразделения необходимой учебной материальной частью (приложение не сохранилось); письмо генерала [танковых войск Ганса Валентина] Хубе об опыте обучения во фронтовых условиях не сохранилось;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;г) проводить обучение систематически и предоставлять для этого необходимое время (не перемещать вновь сформированные части с их мест расположения, а сохранять их поблизости от заводов).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5. Успех в бою может быть достигнут только большой концентрацией всех танковых сил и средств в решающем районе на танкодоступной местности и сохранением момента внезапности в отношении количества и тактико-технических данных материальной части.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для этого необходимо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) отказаться от снабжения второстепенных театров военных действий танками новой конструкции, ограничиваясь использованием на этих фронтах танковых частей, имеющих на вооружении трофейную материальную часть;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) свести все танковые подразделения и части (включая танки «Тигр», «Пантера», PzKw IV и временно также часть легких самоходных орудий) в танковые дивизии и танковые корпуса, находящиеся под компетентным командованием;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;в) принимать во внимание условия местности при использовании танков в наступлении;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;г) держать в резерве новую материальную часть (т. е. в настоящее время танки «Тигр» и «Пантера», а также тяжелые самоходные орудия) до тех пор, пока мы не будем иметь этой техники в количестве, обеспечивающем успех решающего внезапного удара; преждевременное рассекречивание новой техники может привести к тому, что уже в следующем году мы встретим эффективную оборону противника, против которой за такой короткий срок нам нечего будет противопоставить;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;д) отказаться от новых формирований; основу старых танковых и моторизованных дивизий составляют хорошо обученные солдаты и неплохая техника, что обеспечивает необходимую помощь при обучении новых пополнений; этого нельзя сказать о новых формированиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продолжительное использование танковых дивизий исключительно в обороне является в настоящее время расточительностью. Это мешает пополнению дивизий и снижает их готовность к наступлению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из вышеизложенного можно сделать вывод о необходимости снять с фронта большое количество танковых дивизий и направить их в тыл на пополнение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6. Противотанковая оборона все больше и больше становится главной задачей самоходных орудий, т. к. другие противотанковые средства недостаточно эффективны в борьбе с новыми танками противника и несут слишком большие потери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все дивизии, находящиеся на основных фронтах, нуждаются поэтому в определенном оснащении их этим видом оружия, в то время как на второстепенных фронтах следует удовлетвориться созданием резерва самоходных орудий в распоряжении Верховного командования, а дивизии вооружить в первую очередь противотанковыми орудиями на самоходных лафетах. В целях экономии личного состава и материальной части следует постепенно осуществлять слияние дивизионов самоходных орудий с противотанковыми дивизионами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новые тяжелые самоходные орудия следует использовать только на главных фронтах и для выполнения особых задач. Именно они являются в первую очередь противотанковым средством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эффективность 75-мм самоходного орудия L-70 еще неизвестна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7. Танковые разведывательные батальоны превратились в пасынков танковых дивизий. Если их значение в Африке бесспорно, то на Восточном фронте в настоящее время оно уменьшилось. Однако это не должно вводить нас в заблуждение. Если мы в 1944 г. снова предпримем наступление большого масштаба, на что будем надеяться, то нам необходимо иметь эффективную наземную разведку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для этого необходимо:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) достаточное количество легких однотонных бронетранспортеров (находятся в производстве и уже выпускаются);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) бронеавтомобиль с большой скоростью передвижения (60–70 км/час), надежной броней и хорошим вооружением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В настоящее время такие машины больше не выпускаются. Я прошу полномочий на изучение этого вопроса вместе с министром Шпеером, чтобы затем сделать конкретное предложение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8. Для оснащения моторизованных частей танковых дивизий необходимо продолжать выпуск 3-тонных бронетранспортеров и наладить их серийное производство, отказавшись от всяких конструктивных изменений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этими машинами также должны быть обеспечены инженерные части и части связи танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9. Артиллерия танковых и моторизованных дивизий уже 10 лет получает в достаточном количестве надежные самоходные орудия. Танки новой конструкции не могут быть использованы артиллерийскими наблюдателями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10. Прошу дать принципиальное решение следующих вопросов:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;а) утвердить проект штатного расписания штаба генерал-инспектора танковых войск с местом пребывания в Ставке фюрера и штаба инспектора танковых войск Армии резерва с постоянным местом пребывания в Берлине;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;б) утвердить штатное расписание организации войск военного времени;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;в) подчинить всю самоходную артиллерию генерал-инспектору танковых войск;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;г) отказаться от новых формирований танковых и моторизованных дивизий в сухопутных войсках и в войсках СС, ввести в существующих дивизиях, а также в дивизии «Герман Геринг», новое штатное расписание военного времени;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;д) продолжать выпуск танков PzKw IV в 1944–1945 гг.;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;е) сконструировать бронеавтомобиль хотя бы на основе имеющихся конструкций;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ж) еще раз проверить необходимость конструирования легкого самоходного орудия с 75-м м пушкой L-70. В противном случае (если придется отказаться от этой конструкции) заменить его легким самоходным орудием с 75-мм пушкой L-48 и бронетранспортером для пехоты.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый пункт доклада вызвал горячие споры. Все пункты, по крайней мере теоретически, были одобрены, за исключением одного – подчинения самоходной артиллерии генерал-инспектору танковых войск. При обсуждении этого вопроса в зале поднялась буря негодования. Все присутствующие, кроме Шпеера, были против меня, особенно возмущались, конечно, артиллеристы. Шеф-адъютант фюрера [Рудольф Шмундт] даже заявил, что самоходная артиллерия является единственным родом оружием, в котором артиллеристы могут заслужить Рыцарский крест. Наконец, Гитлер сказал, сочувственно посмотрев на меня: «Вы видите, все против вас. В таком случае я тоже не могу согласиться». Это решение имело большие последствия, ибо самоходная артиллерия осталась сама по себе; противотанковые дивизионы сохранили на вооружении несовершенные орудия на тракторной тяге, пехотные дивизии были лишены эффективной противотанковой обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прошло 9 месяцев, пока Гитлера убедили в этой ошибке, но уже не удалось до конца войны обеспечить все дивизии этим столь необходимым противотанковым средством. К сожалению, во вред общему делу даже одобренные предложения постоянно то отводились, то опять принимались, то объединялись в одно предложение, что препятствовало их осуществлению на практике; это касается в первую очередь моих настойчивых, неоднократных просьб о своевременном отводе с фронта на пополнение танковых дивизий, чтобы создать подвижный резерв в распоряжении Верховного командования. Но именно Верховному командованию и недоставало понимания решающего значения подвижных боеспособных оперативных резервов. Это непонимание господствовало до самого последнего дня войны, оно в значительной степени виновно в нашем поражении. Виновен в катастрофе и Гитлер со своими военными советниками, которые не только не поддержали меня по вопросу о создании таких резервов, а, наоборот, даже препятствовали мне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 марта я прилетел в Берлин и приступил к работе. 12 марта я инспектировал танковое училище в Вюнсдорфе, 17 марта осмотрел в Касселе заводы Хеншеля [293 - Имеется в виду фирма Henschel & Sohn.](Henschel-Werke), выпускавшие наши «Тигры», некоторые важные детали для «Пантеры» и 88-мм противотанковые орудия образца 1943 г. 18 марта я посетил расположенный в Эйзенахе 300-й танковый батальон, где проводились испытания танков с дистационным управлением, а также танковое унтер-офицерские училище в Эйзенахе. 19 марта я был в Рюгенвальде, где Гитлеру демонстрировались орудие «Густав», установленное на железнодорожной платформе, танк PzKw IV с броневым экраном и самоходное орудие «Фердинанд».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самоходное орудие «Фердинанд» [294 - Тяжелое самоходное штурмовое орудие (истребитель танков) «Фердинанд» (Ferdinand) также именовалось «Элефант» (Elefant – слон), 8,8 cm PaK 43/2 Sfl L/71 Panzerj&#228;ger Tiger (P), Sturmgesch&#252;tz mit 8,8 cm PaK 43/2 и SdKfz 184. Боевая масса – 65 тонн; экипаж – 6 чел.; длина – 814 см; ширина – 338 см; высота – 297 см. Лобовая броня – 200 мм, бортовая – 60–80 мм, кормовая – 80 мм. Вооружение – 88-мм орудие, 7,92-мм пулемет MG.34.] было сконструировано на базе танка «Тигр» профессора [Фердинанда] Порше с электродвигателем к 88-мм орудием L-70, установленным в неподвижной башне. Кроме длинноствольной пушки, у машины не было другого оружия, т. е. для ближнего боя она была непригодна. В этом, несмотря на его сильную броню и хорошую пушку, была его слабость. Так как был уже сделан один выпуск этих машин (90 штук), я должен был найти им применение, хотя я и не мог разделять с тактической точки зрения восхищения Гитлера этим «сооружением» его любимца Порше. Из 90 самоходных орудий «Фердинанд» был сформирован полк в составе двух батальонов по 45 орудий в каждом [295 - Из «Фердинандов» были сформированы 653-й и 654-й тяжелые дивизионы истребителей танков (schwere Panzerjager Abteilung), каждый из которых состоял из трех рот по три взвода каждая, во взводе было четыре машины, кроме того еще две машины находились в распоряжении командира роты; в каждом дивизионе была также штабная рота из трех машин. 8 июня 1943 г. из этих батальонов, 216-го дивизиона штурмовых орудий «Бруммбер», 213-й и 214-й рот радиоуправляемых транспортеров «Боргвард» был сформирован 656-й танковый полк. В конце августа 1943 г. все оставшиеся «Фердинанды» сведены в 653-й дивизион, а в конце августа 1944 г. – в роту, которая 15 декабря 1944 г. стала именоваться 614-й отдельной ротой тяжелых истребителей танков (schwere Heeres Panzerjager Kompanie).].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Экраны представляли собой броневые щиты, которые устанавливались на некотором расстоянии от основной брони корпуса танков PzKw III, PzKw IV и штурмовых орудий для защиты от русских противотанковых ружей и сведения на нет их эффективности. Сравнительно тонкие вертикальные броневые стенки корпусов названных типов танков не выдерживали огня русских противотанковых ружей. Это новшество оправдало себя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Густав» представлял собой мощное 800-мм орудие на железнодорожной платформе, которая могла продвигаться только по двухпутной линии. Это орудие не имело отношения к моим войскам, и после демонстрации, заряжания и стрельбы я хотел было уйти, как вдруг меня окликнул Гитлер: «Послушайте! Доктор [Эрих] Мюллер (представитель концерна Круппа) сказал мне, что из "Густава" можно стрелять также по танкам. Что вы думаете об этом?» В первый момент я растерялся и уже видел «Густава» в серийном производстве, но быстро собрался с мыслями и ответил: «Стрелять – да, но не попадать!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доктор Мюллер начал страстно протестовать. Но как можно использовать орудие для уничтожения танков, если на один выстрел из него требуется 45 минут? Вопрос о минимальной дальности выстрела заставил даже доктора Мюллера отказаться от своего утверждения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 марта я обсуждал с командиром парашютной дивизии «Герман Геринг» [генерал-лейтенантом Паулем Конратом] вопросы наиболее целесообразной реорганизации этого соединения, которое в то время было единственной боевой дивизией, насчитывавшей 34 000 человек. Большинство солдат и офицеров этой дивизии чувствовало себя в Голландии неплохо. При нашем положении с резервами в 1943 г. это было просто нетерпимо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в конце марта было решено провести реорганизацию моторизованных частей танковых дивизий на основе опыта последнего года войны.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Визиты доктора Гёрделера<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти дни интенсивной работы мой старый знакомый [начальник Архива сухопутных войск] генерал [артиллерии Фридрих] фон Рабенау привел ко мне доктора [Карла Фридриха] Гёрделера, сильно желавшего о чем-то со мной побеседовать. Господин доктор Гёрделер начал рассказывать мне, что Гитлер неспособен выполнять обязанности рейхсканцлера и Верховного главнокомандующего вермахтом, а поэтому нужно ограничить фюрера в его полномочиях. Он подробно изложил мне свой проект правительственной программы и план своих реформ, свидетельствовавший о большом идеализме. Они предусматривали социальное выравнивание, которое было, конечно, желательно, хотя доктринерские методы доктора Гёрделера и затруднили бы разрешение этого вопроса. На случай удачи планов доктор Гёрделер не мог, однако, гарантировать международную поддержку. Очевидно, он когда-то уже пытался установить контакт с заграницей, но его попытка была встречена очень холодно. Требование наших противников о «безоговорочной капитуляции» оставалось бы в силе также и в случае успеха доктора Гёрделера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спросил у доктора Гёрделера, как он себе представляет ограничение полномочий Гитлера. Он ответил, что номинально его следует оставить главой рейха, но интернировать в Оберзальцберге [296 - В Оберзальберге, близ Берхтесгадена в Баварских Альпах, располагалась любимая резиденция Гитлера – «Бергхоф».] или в какое-нибудь другое надежное место. На мой вопрос о способе устранения высшего руководства национал-социалистической партии, без чего нельзя было рассчитывать на успешную реализацию его плана, он ответил, что это дело вермахта. Но доктору Гёрделеру пока еще не удалось склонить на свою сторону ни одного из находившихся на фронте войсковых командиров. Поэтому он попросил меня при посещении действующей армии информировать командующих о его программе, а затем сообщить ему, кто из генералов согласен следовать за ним. На мой вопрос, кто же встанет во главе этой операции, он назвал имя генерал-полковника [Людвига] Бека. Я был сильно удивлен, когда узнал, что такой человек, как Бек, нерешительный характер которого мне был хорошо известен, оказался втянутым в подобное мероприятие. Бек был самой неподходящей личностью для совершения государственного переворота, ибо он никогда не мог принять какое-либо решение и не пользовался в войсках никаким авторитетом; более того, он был вермахту неизвестен. Бек являлся философом, но не революционером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недостатки и слабости национал-социалистской системы управления и ошибки Гитлера стали в то время проступать совершенно ясно. Видел все эти недостатки и я; поэтому нужно было стремиться ликвидировать их. Однако в том опасном положении, в котором находился рейх вследствие катастрофы под Сталинградом, и в условиях, когда Советский Союз также требовал безоговорочной капитуляции, нужно было выбрать путь, который не привел бы рейх и народ к катастрофе. В этом была основная трудность, и это возлагало большую ответственность на тех, кто в душе еще надеялся на возможность спасения рейха. Поэтому я пришел к заключению отклонить план доктора Гёрделера, как практически неосуществимый и наносящий вред интересам всего общества. Как и вся армия, я чувствовал себя связанным присягой. Поэтому я попросил доктора Гёрделера отказаться от своих намерений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем не менее доктор Гёрделер попросил меня, несмотря на мои сомнения, собрать ему необходимые сведения. Я согласился выполнить это дерзкое требование с намерением доказать доктору Гёрделеру, что не только я, но и другие генералы думают так же; я надеялся заставить этого несомненно идеалистически настроенного человека свернуть с его опасного пути. В апреле я еще раз увидел доктора Гёрделера и смог его заверить, что не встретил ни одного генерала, который был бы склонен согласиться сего планами. Опрошенные мною лица, ссылаясь на присягу и на серьезное положение на фронте, отказались от всякого участия в замыслах доктора Гёрделера. Я снова попросил его отказаться от своих намерений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Доктор Гёрделер, который, впрочем, в беседах отказывался совершенно ясно от мысли совершить покушение, в заключение попросил меня молчать о нашем разговоре, и я сдержал это обещание. В 1947 г. я узнал из книги прокурора Фабиана фон Шлабрендорфа «Офицеры против Гитлера», что или доктор Гёрделер или генерал фон Рабенау не сдержали своего обещания молчать. Сообщения упомянутой книги обо мне не соответствовали действительности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С апреля 1943 г. я не разговаривал больше с доктором Гёрделером и ничего не слышал о его намерениях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако вернемся к моей служебной деятельности.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«ЦИТАДЕЛЬ»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 марта я вылетел в Запорожье в группу армий «Юг», чтобы посетить [генерал-]фельдмаршала [Эриха] фон Манштейна. Здесь как раз был достигнут крупный успех: благодаря правильному оперативному использованию танковых соединений снова был захвачен Харьков. Темой моей беседы с Манштейном был приобретенный при этих действиях опыт, особенно опыт использования батальонов, на вооружении которых находились танки «Тигр» – в танковой дивизии «Великая Германия» и танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». В штабе я встретил своего старого друга [генерал-полковника Германа] Гота, командующего 4-й танковой армией, который также поделился со мной своим боевым опытом. Мне снова стало ясно, как прискорбен тот факт, что Гитлер был не в состоянии терпеть близко около себя такую способную военную личность, как Манштейн. Оба были слишком разными натурами: с одной стороны – своевольный Гитлер со своим военным дилетантством и неукротимой фантазией, с другой – Манштейн со своими выдающимися военными способностями и с закалкой, полученной в германском Генеральном штабе, трезвыми и хладнокровными суждениями – наш самый лучший оперативный гений. Позднее, когда я был назначен начальником Генерального штаба сухопутных войск, я неоднократно предлагал Гитлеру назначить Манштейна вместо [Вильгельма] Кейтеля начальником Верховного командования вермахта, но каждый раз напрасно. Конечно, Кейтель был удобен для Гитлера: он пытался по глазам Гитлера читать его мысли и выполнять их, прежде чем последний выскажет их. Манштейн был неудобен: у него было свое мнение, которое он открыто высказывал. В конце концов, Гитлер заявил на мои предложения: «Манштейн, возможно, и является самым лучшим умом, рожденным Генеральным штабом, но он может оперировать только свежими, хорошими дивизиями, а не их остатками, которыми мы сегодня только и располагаем. Так как я не могу дать ему сегодня ни одного свежего, способного к действиям соединения, назначение его не имеет смысла». Он просто не хотел этого назначения и маскировался такими уклончивыми объяснениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я полетел в Полтаву в армейскую группу «Кемпф», а оттуда 30 марта в дивизию «Великая Германия», в танковую дивизию СС «Адольф Гитлер» и 31 марта в [XLVIII танковый] корпус генерала [танковых войск Отто] фон Кнобельсдорфа. Везде я пытался получить в первую очередь ясное представление о боевом опыте «Тигров», чтобы знать об их тактических и технических возможностях и сделать выводы для будущей организации танковых соединений, вооруженных «Тиграми». Свое первое посещение фронта в качестве генерал-инспектора я закончил 1 апреля прощальным визитом в Запорожье к Манштейну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итоги этой первой поездки по фронтам нашли свое отражение в моей беседе со Шпеером об увеличении выпуска танков «Тигр» и «Пантера» и в докладе Гитлеру 11 апреля в Берхтесгадене (Обер-зальцберг), который мне пришлось увидеть тогда впервые. Резиденция фюрера «Бергхоф» [297 - Berghof («Горный двор»).] примечательна тем, что в той ее части, в которой нам удалось побывать, мы не видели соединенных меж собой комнат. Величаво выглядел лишь большой приемный зал, из окна которого открывался чудесный вид на горы. В зале было несколько дорогих ковров и картин, среди последних красовался великолепный Фейербах; перед камином имелось специальное возвышение, на котором Гитлер проводил ночные часы после так называемой вечерней трапезы в узком кругу своей свиты – военных и партийных адъютантов и секретарш. Я никогда не принадлежал к этому кругу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот же день я посетил Гиммлера, с которым обсудил вопросы, связанные с введением единой организации танковых соединений войск СС и танковых соединений сухопутных войск. В моих стремлениях я достиг лишь частичного успеха. Гиммлер особенно не хотел соглашаться с моими планами отказаться от новых формирований. Правда, Гитлер признал во время моего доклада 9 марта, что новые формирования имеют слабые стороны, однако в вопросе войск СС Гитлер вместе с Гиммлером за спиной военных втихомолку вынашивал идею создания независимой от сухопутных войск, к командованию которых фюрер никогда не питал полного доверия, собственной армии – своего рода Преторианской гвардии. От нее он ожидал величайшей преданности и готовности к любым действиям также в случае, если сухопутные войска, скованные в своих действиях старыми прусско-германскими традициями, откажутся следовать за Гитлером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такая двойственная политика Гитлера и Гиммлера поставила после войны войска СС в крайне неприятное положение, т. к. им начали ставить в упрек действия остальных частей СС и особенно эйнзацгрупп Службы безопасности. Уже во время войны беспрерывное предпочтение, отдаваемое войскам СС при выделении им пополнений личным составом и вооружения, а также при оснащении новой техникой, вызывало справедливое негодование в рядах менее удачливых соединениях сухопутных войск. И если чувство боевого товарищества стояло выше такой несправедливости, то это только благодаря самоотверженности германского солдата, который оставался одним и тем же независимо оттого, какой мундир он носил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 12 апреля я использовал для того, чтобы нанести визит начальнику Генерального штаба люфтваффе генерал-полковнику [Гансу] Ешоннеку. Я встретил усталого человека в совершенно подавленном настроении. У нас не состоялось даже официальной беседы о вещах, которые имели прямое отношение к обоим родам войск – как к танковым, так и к люфтваффе. Тем более, нам не удалось достигнуть никакого сближения. Вскоре после нашей встречи (в августе 1943 г.) Ешонек не вынес обвинений Гитлера и Геринга в бездействии люфтваффе сил и покончил жизнь самоубийством [298 - Гудериан, вполне в духе общего настроя своей книги, стремится обвинить в самоубийстве Ешоннека Гилера и Геринга. В то же время по одной из распространенных версий причиной самоубийства стало то, что 18 августа 1943 г. Ешоннек отдал приказ частям ПВО открыть огонь по группе в 200 германских истребителей, которые были ошибочно приняты за англо-американские. На следующий день его нервы не выдержали и он застрелился.]. Он последовал примеру своего товарища [Эрнста] Удета, который сделал такой же отчаянный шаг в ноябре 1941 г., т. к. не мог найти другого выхода из своего положения, понимая, что необходимо для ведения войны, и видя неспособность и бездействие Геринга [299 - Также, как и в случае с Ешоннеком, Гудериан не пытаясь разобраться в ситуации, сразу же обвиняет Геринга. На самом деле именно Удер фактически развалил производство самолетов, ставя перед авиационной промышленностью заведомо неудовлетворительные требования по ТТХ машин. Его проект с пикирующим дальним бомбардировщиком «Хейнкель 177» провалился. В провалах люфтваффе стали обвинять Удета, который был полностью деморализован и находился на грани нервного срыва. Кроме того, против Удета начал интриговать Э. Мильх (при том, что Геринг как раз поддерживал Удета), пытавшийся подмять под себя все производство самолетов. В этой ситуации начавший довольно сильно злоупотреблять алкоголем Удет и покончил с собой.]. Мой визит к главнокомандующему люфтваффе так и не состоялся из-за напряженной внеслужебной деятельности этого господина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернувшись в Берлин, 13 апреля я имел продолжительную беседу со Шмундтом. Учитывая безнадежную обстановку, создавшуюся в Африке, я стремился побудить его помочь мне вывезти оттуда на самолетах танковые экипажи, ставшие излишними в настоящих условиях, а главное, имевшие хорошую подготовку в результате огромного опыта, наработанного командирами и техниками танковых частей. Вероятно, я неубедительно говорил с Шмундтом или он сам нечетко доложил Гитлеру о моем желании, ибо когда я на последовавшем вскоре докладе фюреру сам изложил ему свою просьбу, то потерпел неудачу. Интересы сохранения престижа, как это часто бывает, победили разум. Самолеты, отправлявшиеся в большом количестве порожними из Африки в Италию, могли бы захватить этих ценных специалистов и обеспечить нам формирование и пополнение частей как в тылу, так и на фронте. Об этом я доложил еще раз в Оберзальцберге 29 апреля; в этот же день вместе с [начальником штаба сухопутных войск при начальнике ОКВ генерал-лейтенантом Вальтером] Буле, [Вильгельмом] Кейтелем и [Альбертом] Шпеером были разрешены вопросы организации и вооружения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Африку продолжали отправлять и там «сжигать» все новые и новые части, туда были посланы и танковые подразделения, вооруженные новейшими «Тиграми». Не обращалось внимание ни на какие возражения; то же самое делалось и позднее при обороне Сицилии. Когда я хотел вернуть танки «Тигры» на материк, вмешался Геринг: «Не могут "Тигры" взять шест и перепрыгнуть через Мессинский пролив. Вы должны с этим согласиться, генерал-полковник Гудериан!» Я ответил: «Если вы действительно господствуете в воздухе над Мессинским проливом, то’Тигры" могут вернуться таким же образом, каким они попали на Сицилию». На это дутый специалист по воздушной войне ответил молчанием. «Тигры» остались в Сицилии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 апреля из Берхтесгадена я вылетел в Париж, чтобы нанести первый визит главнокомандующему войсками на западе [генерал-]фельдмаршалу [Герду] фон Рундштедту, осмотреть находящиеся на западе танковые соединения и проверить оборонительные возможности Атлантического вала в противотанковом отношении. В LXXXV армейском корпусе у моего старого сослуживца по Франции генерала [танковых войск Адольфа] Кунцена, находившегося в Руане, я получил информацию об обороне побережья, затем посетил 100-й танковый полк в Ивето, вооруженный французскими трофейными танками. Здесь меня застала телеграмма Гитлера, который вызывал меня на совещание в Мюнхен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Мюнхен я прибыл 2 мая. Первое совещание состоялось 3 мая, второе – 4 мая в присутствии моего начальника штаба [генерал-майора Вольфганга] Томале, вызванного из Берлина с новыми документами. На этих совещаниях, на которых присутствовали представители Верховного командования вермахта, Штаба оперативного руководства ОКВ, начальник Генерального штаба сухопутных войск [генерал пехоты Курт Цейцлер] со своими ответственными сотрудниками, командующие войсками группами армий «Юг» – [генерал-фельдмаршал Эрих] фон Манштейн и «Центр» – [генерал-фельдмаршал Гюнтер] фон Клюге, командующий 9-й армией [генерал-полковник Вальтер] Модель, [имперский] министр [военной промышленности [300 - 2 марта 1943 г. Имперское министерство вооружений и боеприпасов было переформировано в Имперское министерство военной промышленности.] Альберт] Шпеер и другие, обсуждался очень серьезный вопрос – должны ли группы армий «Юг и «Центр» Восточного фронта в недалеком будущем (летом 1943 г.) начать наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот вопрос обсуждался по предложению начальника Генерального штаба генерала Цейцлера, который хотел при помощи двойного флангового охвата уничтожить ряд русских дивизий под Курском, позиции которых образовали выдвинутую на запад дугу. Этим ударом он хотел ослабить наступательный порыв русской армии в такой мере, чтобы создать германскому Верховному командованию благоприятные предпосылки для дальнейшего ведения войны на востоке. Этот вопрос горячо обсуждался еще в апреле, однако тогда, сразу после катастрофы под Сталинградом и после последовавшего поражения на южном участке Восточного фронта, едва ли кто мог думать о крупных наступательных действиях. Но вот теперь начальник Генерального штаба хотел применением новых танков «Тигр» и «Пантера», которые должны были, по его мнению, сыграть решающую роль, снова захватить инициативу в свои руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совещание открыл Гитлер. В своей 45-минутной речи он обстоятельно обрисовал положение на Восточном фронте и поставил на обсуждение присутствующих предложения начальника Генерального штаба и возражения генерала Моделя. Модель, располагая подробными разведывательными данными, особенно аэрофотоснимками, доказал, что как раз на этих участках фронта, на которых обе группы армий хотят предпринять наступление, русские подготовили глубоко эшелонированную, тщательно организованную оборону. К тому времени русские уже отвели главные силы своих механизированных войск с выступающих вперед позиций, переведя их в свою очередь на вероятные направления нашего прорыва, который мы собирались провести согласно нашей схеме наступления, чрезвычайно усилили свою артиллерию и противотанковую оборону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Модель сделал отсюда правильный вывод, что противник рассчитывает на наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше вообще отказаться от операции. По выражениям, в которых Гитлер преподнес мнение Моделя, можно было безошибочно определить, что оно сильно повлияло на него и что он не решается назначить наступление по плану Цейцлера. Гитлер попросил фельдмаршала фон Манштейна первым высказаться по предложению Цейцлера. Манштейну не повезло, как часто бывало и во время его разговоров с глазу на глаз с Гитлером. Он сказал, что наступление имело бы успех, если бы его смогли начать в апреле; теперь же он сомневается в успехе. Для проведения наступления ему нужно дать еще две боеспособные пехотные дивизии. Гитлер ответил, что он не располагает такими двумя дивизиями и что Манштейн должен обойтись силами, которые у него есть; затем он еще раз повторил свой вопрос, но ясного ответа на него не получил. Затем Гитлер обратился к фельдмаршалу фон Клюге, который прямо высказался за предложение Цейцлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я попросил слова и заявил, что наступление бесцельно; наши только что подтянутые на Восточный фронт свежие силы при наступлении по плану начальника Генерального штаба будут снова разбиты, ибо мы наверняка понесем тяжелые потери в танках. Мы не в состоянии еще раз пополнить Восточный фронт свежими силами в течение 1943 г.; больше того, мы должны теперь думать также и о снабжении Западного фронта новейшими танками, чтобы уверенно встретить подвижными резервами ожидаемую в 1944 г. высадку десанта Западных держав. Кроме того, я указал, что у танка «Пантера», на который начальник Генерального штаба сухопутных войск возлагал большие надежды, обнаружено много недостатков, свойственных каждой новой конструкции, и что трудно надеяться на их устранение до начала наступления. Шпеер поддержал мои доводы в части, касающейся вооружения. Но только мы двое были единственными участниками этого совещания, которые на предложение Цейцлера ясно ответили «нет». Гитлер, который еще не был полностью убежден сторонниками наступления, так и не пришел в этот день к окончательному решению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме совещания, носившего военный характер, я в этот день имел в Мюнхене еще и личную беседу: впервые после событий декабря 1941 г. я снова встретил фельдмаршала фон Клюге. Его недружелюбное приветствие снова разбередило мои старые раны. Я ответил очень холодно. После совещания господин фон Клюге пригласил меня в соседнюю комнату и спросил о причинах моей неприветливости. Мне пришлось ответить, что лежало у меня на душе против него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При этом я подчеркнул, что после того, как выяснились все обстоятельства событий, он должен дать разъяснение своего поведения в декабре 1941 г. Мы расстались, ничего не выяснив.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спустя некоторое время меня посетил в Берлине [Рудольф] Шмундт и дал мне прочитать письмо фельдмаршала фон Клюге к Гитлеру. Клюге вызывал меня в этом письме на дуэль. Клюге прекрасно знал, что поединки запрещены и что Гитлер не потерпит, чтобы его генералы занимались этим во время войны. Тем не менее он выбрал Гитлера посредником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмундт заявил мне от имени Гитлера, что фюрер не желает этой дуэли; он хочет, чтобы эта ссора была улажена подходящими средствами. Я удовлетворил желание Гитлера, написав фельдмаршалу фон Клюге письмо, в котором выразил сожаление, что своим поведением в Мюнхене я обидел его, заметив, что все это явилось реакцией на ту тяжелую обиду, которую он нанес мне в 1941 г., и что поэтому я не мог поступить иначе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В области танкостроения в апреле было принято решение продолжать выпуск танка PzKw IV согласно моим заказам до тех пор, пока не будет полностью обеспечено серийное производство танка «Пантера». Месячный выпуск танков должен был достигнуть 1955 штук. Было отдано распоряжение об усилении активной противовоздушной обороны в важнейших центрах танковой промышленности – Касселе, Фридрихсхафене и Швейнфурте. В своем докладе от 4 мая в Мюнхене я предложил создать запасные центры по производству танков, но против этого предложения выступил первый заместитель Шпеера [Карл Отто] Заур, который утверждал, что авиация противника концентрирует свои усилия только против авиационных заводов, и не хотел верить, что по логике после их разрушения очередь неизбежно дойдет и танкового производства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 мая Гитлер был в Берлине, и меня вызвали в Имперскую канцелярию на совещание по вопросам производства танка «Пантера», поскольку промышленность не могла выпустить их в первоначально установленные сроки. Чтобы ликвидировать это отставание, была установлена повышенная цифра выпуска – вместо 250 танков к 31 мая должно было быть выпущено 324 танка. После окончания совещания я взял Гитлера под руку и попросил разрешения сказать ему откровенно несколько слов. Он согласился, и я начал убедительно просить его отказаться от наступления на Восточном фронте, т. к. ему должно быть видно, с какими трудностями мы должны бороться уже сейчас. В настоящее время не стоит предпринимать крупные операции, от этого сильно пострадает оборона на западе. Я закончил вопросом:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Почему вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?» Здесь в разговор вмешался [Вильгельм] Кейтель: «Мы должны начать наступление из политических соображений». Я возразил: «Вы думаете, что люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, находится ли Курск в наших руках или нет. Я повторяю свой вопрос: почему вообще вы хотите начать наступление на востоке именно в этом году?» Гитлер ответил на это буквально следующее: «Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинаются боли в животе». Я ответил: «У вас правильная реакция на обстановку. Откажитесь от этой затеи». Гитлер заверил, что в решении этого вопроса он никоим образом не чувствует себя связанным. На этом разговор был закончен. Кроме фельдмаршала Кейтеля, которого в настоящее время уже нет в живых, свидетелями этого разговора были мой начальник штаба Томале и господин Заур из министерства вооружения и боеприпасов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Через день я выехал на поезде в Лёцен, где временно расположился мой штаб. Там я осмотрел местные казармы. 13 мая я имел беседу со Шпеером, а во второй половине дня был на докладе у Гитлера. 1 мая Гитлеру показали деревянную модель «Мышонка» – танка профессора Порше и концерна «Крупп», на котором намеревались установить 150-мм пушку. Общий вес танка должен был достигнуть 175 тонн. Нужно было рассчитывать на то, что он в действительности после конструктивных изменений по указаниям Гитлера будет весить 200 тонн. Модель не имела ни одного пулемета для ведения ближнего боя. Уже по этой причине я должен был отклонить ее. Конструкция имела тот же самый недостаток, который делал «Фердинанда» Порше непригодным для ведения ближнего боя. А ведь танку в конце концов неизбежно приходится вести ближний бой, ибо он действует во взаимодействии с пехотой. Начались бурные споры, т. к. все присутствующие, кроме меня, находили «Мышонка» великолепным. Он обещал быть именно «гигантским». Кроме «Мышонка», была показана весьма удачная деревянная модель самоходного орудия фирмы VOMAG, созданного на базе танка PzKw IV [301 - Имеется ввиду 24-тонный истребитель танков (самоходная артиллерийская установка) Jagdpanzer IV(JaddPz IV), поспецификаци вермахта SdKfz162. До разрушения ее заводов производство осуществлялось фирмой VOMAG – Vogtlandische Maschinenfabrik AG.]. Его высота составляла лишь 170 см, т. е. находилась на грани практически возможной высоты. Затем было показано самоходное орудие, вооруженное [75-мм] тяжелой пехотной пушкой [РаК 39], и модель танка с 37-мм спаренной зенитной установкой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окончания демонстрации моделей я вылетел в Берлин. 24 и 25 мая я провел инспектирование 654-го танкового батальона, размещенного в Бруке на Лейте [302 - Брук-на-Лейте (Bruckander Leitha) расположен близ Вены, в Нижней Австрии.]. Батальон был вооружен уже упоминавшимися танками «Тигр» фирмы Порше. Затем я посетил завод Nibelungenwerk [303 - Nibelungenwerk («Завод Нибелунгов») – одно из крупнейших в Германии танковых производств; было создано после аншлюса Австрии в районе Линца в рамках осуществления Четырехлетнего плана. Находилось в подчинении концерна Reichswerke Hermann Goring.] в Линце, выпускавший танки «Пантера» и противотанковые пушки. 26 мая из Линца я вылетел в Париж, чтобы проинспектировать училище командиров танковых батальонов. 27 мая я посетил в Амьене 216-й танковый батальон, 28 мая – курсы командиров рот в Версале и командиров 14-й и 16-й танковых дивизий в Нанте. Наконец, 29 мая я посетил крепость Сен-Назер и ознакомился с оборонительными сооружениями Атлантического вала. Впечатление, которое я получил при их осмотре, было еще хуже, чем я ожидал, критически относясь к громкой пропаганде вала. Затем 30 мая я вылетел в Берлин, 31 мая – в Иннсбрук для беседы со Шпеером, а 1 июня – в Графенвёр для инспектирования 51 – го и 52-го танковых батальонов. В тот же день я вернулся в Берлин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем Верховное командование вермахта пришло к странному решению отправить 1-ю танковую дивизию на Пелопоннес на случай высадки английского десанта в Греции. Эта дивизия была только что пополнена, и в ее состав вошел первый танковый батальон, вооруженный только что выпущенными танками «Пантера». Она была нашим самым сильным резервом. И вот теперь мы должны были поставить его на карту. Мой полный негодования протест утонул в смехотворных аргументах [Вильгельма] Кейтеля, который утверждал, что горно-стрелковую дивизию, которую я рекомендовал как наиболее подходящую для действий в Греции, будет невозможным снабдить большим количеством фуража, т. к. это потребует множество транспортных средств. Я был не в состоянии отменить это решение, но начал на свой страх и риск препятствовать отправке танков «Пантера» в Грецию. Вскоре один офицер-танкист, который был послан в Грецию для ведения воздушной разведки, сообщил мне, что греческие узкие горные дороги и мосты не подходят для танков «Пантера» с их широкой колеей [304 - 31 мая 1943 г. было принято решение о переброске через Балканы в Грецию 1-й танковой дивизии, которая была включена в состав LXVIII резервного танкового корпуса группы армий «Е». 29 октября 1943 г. она перешла в подчинение штаба 8-й армии группы армий «Юг», сражавшейся на Украине.]. Благодаря этому аргументу мне удалось задним числом получить от Гитлера разрешение на свои действия. Вскоре мы почувствовали, как необходима была нам 1-я танковая дивизия в России.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 июня я снова занимался нашими подопечными детьми «Пантерами», у которых оказались не в порядке боковые зубчатые передачи и выявились недостатки в оптике. На следующий день я высказал Гитлеру свои сомнения относительно целесообразности использования танков «Пантера» на Восточном фронте, т. к. они не были еще полностью готовы к их использованию в боях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Мюнхене в отеле Vier Jahreszeiten [305 - Vier Jahreszeiten («Четыре времени года») – отель класса люкс в центре Мюнхена на Максимлианенштрассе. Он существует до наших дней, ныне это 5-звездочный отель Vier Jahreszeiten Kempinski.] я встретился с [генерал-фельдмаршалом [Эрвином] Роммелем и имел с ним беседу об опыте использования танков на Африканском театре военных действий. Вечером я вылетел в Берлин, осмотрел 18 июня в Ютербоге артиллерийское вооружение и в этот же день полетел в Берхтесгаден на доклад к Гитлеру. Короткая остановка в Графенвёре еще раз дала мне возможность ознакомиться в 51-м и 52-м танковых батальонах с отрицательными сторонами танка «Пантера» и затем доложить о них Гитлеру. Кроме технических недостатков еще несовершенных «Пантер», были недостатки и у экипажей машин, в частности у водителей, еще слабо изучивших новую технику и не имевших достаточного фронтового опыта. К сожалению, все эти соображения не удержали ни Гитлера, ни начальника Генерального штаба сухопутных войск [Курта Цейцлера] от проведения злосчастной операции под названием «Цитадель» [306 - В отечественной литературе это сражение получило название Курской битвы или сражения на Курской дуге. – Прим. науч. ред.], которое было начато на востоке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 мая с капитуляцией немецкий войск в Тунисе окончательно прекратил свое существование Африканский театр военных действий. 10 июля англо-американкие войска высадились на Сицилии. 25 июля был смещен со своих постов и арестован Муссолини; формирование нового [итальянского] правительства было поручено маршалу Бадольо. Отпадение Италии [от «оси»] стало вопросом ближайшего будущего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как в результате событий на юге войска все ближе и ближе подходила к границам самой Германии, Гитлер начал недопустимое по замыслу и реализации наступление на востоке. На юге из района Белгорода наступали десять танковых, одна моторизованная и семь пехотных дивизий; на севере – из района западнее Орла – семь танковых, две моторизованных и девять пехотных дивизий. Все, что сухопутные войска смогли выделить для увеличения своей наступательной силы, было использовано при этом наступлении, о котором сам Гитлер правильно сказал в Мюнхене, что оно не имеет права провалиться, т. к. даже отход на исходные позиции уже представлял бы собой поражение. Каким образом Гитлер решился на наступление, до сих пор неясно. По всей вероятности, решающим явился нажим начальника Генерального штаба сухопутных войск [Курта Цейцлера].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление началось 5 июля маневром, давно известным русским по многочисленным предыдущим операциям, а потому заранее ими ожидаемым. Гитлер отказался от обоих своих контрпредложений (от наступления на острие русского клина через Севск и от нанесении удара на Харьков в юго-восточном направлении с прорывом фронта русских и расширением флангов прорыва) в пользу плана Цейцлера, который хотел уничтожить выдвинутые вперед в виде дуги позиции русских двойным охватом в общем направлении на поселок Тим и захватить тем самым инициативу на Восточном фронте снова в свои руки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 10 по 15 июля я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом северный, и уяснил себе на месте в беседах с командирами-танкистами ход событий, недостатки наших тактических приемов в наступательном бою и отрицательные стороны нашей техники. Мои опасения о недостаточной подготовленности танков «Пантера» к боевым действиям на фронте подтвердились. 90 танков «Тигр» фирмы Порше, использовавшихся в [9-й] армии [Вальтера] Моделя, также показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не были снабжены в достаточной мере даже боеприпасами. Положение обострялось еще и тем, что они не имели пулеметов и поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника, чтобы дать возможность двигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные жертвы, пехота [86-й пехотной] дивизии [генерал-лейтенанта Гельмута] Вейдлинга не смогла использовать успех танков. Продвинувшись на примерно 10 км, войска Моделя были остановлены. Хотя на юге успех был больше, но и его было недостаточен для блокирования русской дуги или для того, чтобы сломить сопротивление. 15 июля началось русское контрнаступление на Орел, оборона которого была ослаблена в целях высвобождения сил для наступления. 4 августа город пришлось оставить. В этот же день пал Белгород.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До этого дня части, находившиеся в районе р. Зуша – р. Ока северо-восточнее Орла, упорно отражали все атаки противника. Это был тот самый район, который я избрал еще в декабре 1941 г. для сосредоточения своей 2-й танковой армии. Из-за этого района и возник у меня конфликт с Гитлером, который затем и был использован фельдмаршалом фон Клюге для снятия меня с должности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате провала операции «Цитадель» мы потерпели серьезное поражение. Танковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в личном составе и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Спорные вопросы, возникшие во второй половине 1943 г<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;После 15 июля я направился во Францию для инспектирования танковых соединений. В конце июля я посетил части, имевшие на вооружении танки «Тигр», в учебном войсковом лагере Зен у Падерборна. Из лагеря я был вызван телеграммой Гитлера в Восточную Пруссию. Во время моего первого доклада я заболел. Дизентерия, которой я заразился в России и на которую я вначале даже и не обращал внимания, заставила меня слечь в постель. Немного оправившись, я вылетел в Берлин, чтобы окончательно вылечиться. В первых числах августа мне была сделана операция, приковавшая меня к постели до конца месяца. Незадолго до операции меня посетил генерал [Хенниг] фон Тресков, бывший 1-й офицер Генштаба (начальник Оперативного отдела) [307 - На тот момент Хенниг фон Тресков был полковником, звание генерал-майора он получил только 1 июня 1944 г. С поста 1-го офицера Генштаба официально Тресков был снят 27 июля 1943 г., но возможно об этом уже было известно и 12 днями раньше.] [штаба группы армий «Центр»] у фельдмаршала фон Клюге. Он сказал мне, что прибыл по поручению фельдмаршала, который мол может помириться со мной, если первый шаг к примирению сделаю я. Он хотел выступить вместе со мной против Гитлера с целью добиться ограничения полномочий последнего как Верховного главнокомандующего вермахта. Согласиться с этим предложением я не мог, т. к. очень хорошо знал неустойчивый характер фельдмаршала фон Клюге. Поэтому я вынужден был отклонить предложение генерала Трескова.<br>
&nbsp;//--&nbsp;* * *&nbsp;--//&nbsp;<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мое здоровье поправлялось медленно. Усиленная бомбардировка Берлина авиацией противника в августе 1943 г. нарушала необходимый для выздоровления покой [308 - Первый массированный рейд в августе британская бомбардировочная авиация произвела в ночь на 24 августа, сбросив 1700 тонн бомб; второй – в ночь на 25 августа, когда было сброшено 1450 тонн. Первый удар был нанесен по центру города.]. Вместе с женой мы решили принять предложение Шпеера, который нашел для меня на одном курорте имперского правительства в Верхней Австрии виллу в прекрасной гористой местности. Едва мы прибыли туда 3 сентября, как 4 сентября уже получили известие, что наша берлинская квартира почти полностью разрушена прямым попаданием бомбы [309 - В ночь на 4 сентября британская авиация нанесла массированный удар по районам Берлина – Зименсштадт, Мариендорф и Лихтерфельде.]. Остатки нашего имущества поместили в подвале одной из казарм в Вюнсдорфе. Это был тяжелый удар. Мы уже стали подумывать о переселении на постоянное местожительство в Верхнюю Австрию, когда получили телеграмму о предоставлении нам рейхом дотации, установленной положением, принятым осенью 1942 г. Это Шмундт, узнавший о разрушении нашего дома, позаботился о подобной компенсации. Не оставалось ничего другого, как удовлетвориться этим хорошим предложением. В октябре 1943 г. моя жена переехала в Дейпенхоф [310 - После довольно долгих проволочек, Гудериан официально 15 октября 1943 г. получил поместье Дейпенхоф (Deipenhof, польск. Глембоке, G&#322;&#281;bokie) площадью 974 га в круге Хохензальца в Вартенгнау; о судьбе прежних польских владельцев имения ничего не известно. Оцененная стоимость имения составляла 1 230 011 рейхсмарок, при этом предусматривалась также дотация на строительство и ремонт построек в 43 000 рейхсмарок.] (округ Хохензальца), где и проживала до появления там русских, т. е. до 20 января 1945 г. [311 - Ныне в составе гмины Крышвица Иновроцлавского повята Куявско-Поморского воеводства Польской Республики.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем в мое отсутствие была предпринята попытка вместо производства танков PzKw IV начать производство самоходных штурмовых орудий. Организация Тодта, сооружавшая Атлантический вал и другие укрепления, внесла предложение установить башни танков «Пантера» на долговременных огневых точках. При нашем незначительном производстве танков это был, несомненно, тяжелый удар для командования танковых войск. Подобное предложение свидетельствовало об абсолютном непонимании роли танков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сразу же после возвращения с курорта я снова принялся за разрешение вопроса о производстве танка, оснащенного зенитным вооружением. Гитлер одобрил конструкцию с 37-мм спаренным зенитным орудием. Но зато уже доработанная 20-мм счетверенное зенитное орудие на шасси танка PzKw IV было им отклонено, и выпуск этого важного средства ПВО пришлось снова отложить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 октября 1943 г. Гитлеру были показаны в учебном войсковом лагере Арис [312 - Арис (Arys) – город в Восточной Пруссии, в районе которого в 1933 г. был создан учебный военный лагерь (Truppenubungsplatz) площадью 20 тыс. гектар. В 1945 г. вошел в состав Польши, ныне – гмина Ожиш (Orzysz) Пиского повята Варминьско-Мазурского воеводства Польской Республики.] деревянная модель танка «Тигр II» – чрезвычайно удачная новая модель танка «Тигр», окрещенная позднее нашими противниками «Королевским тигром», самоходное орудие фирмы VOMAG, модель самоходного орудия на базе «Тигра» с 128-мм пушкой, 380-мм мортира на шасси танка «Тигр», танк PzKw III с приспособлениями для передвижения по железнодорожному пути, а также легкие и тяжелые бронедрезины различных типов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 октября авиация противника совершила крупный налет на заводы фирмы Henschel в Касселе [313 - Это был самый крупный авианалет на Кассель за всю войну, в котором приняло участие 569 британских бомбардировщиков. В результате налета возник пожар, который удалось потушить лишь через семь дней, старый город был разрушен на 97 %, было уничтожено до 80 % жилого фонда; погибло ок. 7000 человек, 150 000 лишились крова.], в результате которого производство на них на некоторое время было приостановлено. Оказалось, что я был прав, когда весной предсказывал налеты авиации противника на наши танковые заводы. Я тотчас же направился в Кассель на завод, чтобы выразить свое сочувствие рабочим, дома которых сильно пострадали; было также много убитых и раненых. В разбитом большом монтажном цехе мне представилась возможность выступить перед рабочими. В моих словах не было обычных громких фраз того времени, которые в такой серьезный момент были бы вдвойне неприемлемы. Я был встречен рабочими радушно и тепло; в этой встрече проявилось наше взаимопонимание. Об этом свидетельствовали всегда радовавшие меня дружественные приветы, которые я часто получал от работников завода.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 ноября последовал второй воздушный налет на берлинские заводы Allkett, Rheinmetall-Borsig AG [314 - На самом деле Allkett являлась филиалом Rheinmetall-Borsig AG.], VOMAG и Deutsche Waffenund Munitionsfabriken AG.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 декабря производство танка PzKw 38(t) было заменено производством легкого самоходного орудия, состоящего из конструктивных элементов старого PzKw 38(t) с наклонными броневыми плитами, безоткатным орудием и пулеметом [315 - Имеется в виду легкий истребитель танков Hetzer (нем. «Затравщик») или Jagdpanzer 38, который по классификации вермахта получил индекс SdKfz 138/2. Он имел массу 15,75 т и экипаж 4 человека и вооружался 75-мм орудием РаК 39/2 и 7,92-мм пулеметом MG.34. Всего было выпущено 3145 машин.]. Эта конструкция могла быть названа весьма удачной. Впоследствии этим самоходным орудием стали вооружать противотанковые дивизионы пехотных дивизий; тем самым мои требования, высказанные 9 марта, были, наконец, удовлетворены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беспомощность пехоты перед лицом все увеличивающегося количества русских танков приводила к крупным потерям. Однажды вечером Гитлер во время доклада о сложившейся обстановке вышел из себя и произнес длинный монолог о том, как бессмысленно снабжать пехотные дивизии ограниченным количеством противотанковых средств. Случайно и я присутствовал на этом докладе. Когда Гитлер изливал свою душу, я стоял как раз перед ним. Должно быть, выражение моего лица показалось ему до некоторой степени саркастическим, т. к. он неожиданно замолчал, посмотрел на меня и сказал: «Вы были правы! Об этом вы мне говорили 9 месяцев тому назад. К сожалению, я не послушал Вас». Наконец, я мог осуществить свое намерение, но, к сожалению, слишком поздно. Только одну треть противотанковых рот удалось вооружить новым оружием до начала наступления русских зимой 1944/45 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так развивались наши танковые войска до конца 1943 г. Обстановка на фронте во второй половине 1943 г. продолжала складываться не в нашу пользу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После провала нашего неудачного наступления под Курском Восточный фронт проходил от Таганрога на Азовском море, западнее Ворошиловграда вдоль реки Донец, по этой реке до излучины южнее Харькова, в охват Белгорода, Сум, Рыльска, Севска, Дмитровска (Дмитровск-Орловский), Троены, Мценска (восточное Орла), Жиздры, Спас-Деменска, Дорогобужа, Велижа, западнее Великих Лук и далее по озеру Ильмень, вдоль р. Волхов, северо-восточное Чудово, по линии южнее Шлиссельбурга, южнее Ленинграда, южнее Ораниенбаума до побережья Финского залива.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом фронте русские продолжали наносить удары в первую очередь по группам армий «А», «Юг» и «Центр». Наступление русских в направлении Сталино [316 - Город Юзовка в 1923 г. был переименован в Сталино, а с 1961 г. и до наших дней носит название Донецк.] с 16 по 24 июля провалилось. Но удар 52 стрелковых дивизий и 10 танковых корпусов привел к глубокому вклинению русских в направлении Харьков – Полтава. Прорыв удалось ликвидировать, однако Харьков 20 августа был потерян. При наступлении, начавшемся 24 августа с линии Таганрог – Ворошиловград, русским все же удалось осуществить прорыв. Наш фронт до 8 сентября должен был отодвинуться на линию Мариуполь, западнее Сталино, западнее Славянска. До середины сентября пришлось оставить рубеж, проходивший по р. Донец; к концу этого месяца русские стояли перед Мелитополем, на подступах к Запорожью и у устья Припяти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 июля начались атаки русских севернее Курска против группы армий «Центр», которые 5 августа привели к захвату Орла. С 26 августа по 4 сентября противнику удалось глубоко вклиниться в направлении Конотоп – Нежин. В последующие дни этот клин был расширен. В конце сентября русские достигли Днепра в районе впадения в него Припяти; отсюда фронт шел через Гомель, восточнее Днепра на север до Велижа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине октября русские форсировали Днепр между Днепропетровском и Кременчугом, в конце месяца наш фронт был прорван южнее Запорожья и войска отброшены к середине ноября за Днепр. Осталось два предмостных укрепления – одно у Никополя и другое, небольшое, у Херсона. Между 3 и 13 ноября русские овладели Киевом и продвинулись до Житомира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер решил начать контрнаступление. Следуя своей скверной привычке, он решил проводить его весьма слабыми силами. С согласия начальника Генерального штаба сухопутных войск [генерала Курта Цейцлера] я использовал свой доклад Гитлеру 9 ноября 1943 г. о танковых войсках для внесения предложения относительно наступления. Я предложил Гитлеру отказаться от нанесения отдельных, распыленных по месту и времени контрударов, а сосредоточить все наличные танковые дивизии, расположенные в районе южнее Киева, для планируемого контрнаступления через Бердичев на Киев. Я предложил также подтянуть сюда танковую дивизию из района Никопольского плацдарма, который удерживали войска [генерала горно-стрелковых войск Фердинанда] Шёрнером, и танковые дивизии группы армий [ «А» генерал-фельдмаршала Эвальда фон] Клейста, оборонявшиеся по р. Днепр у Херсона. При беседе с Гитлером я придерживался своего старого принципа: «Бить, так бить!» Он знал об этом принципе, но никогда им не руководствовался. Мое предложение было принято во внимание, но возражения фронтовых командиров вынудили Гитлера отказаться от него. Начатое слабыми силами контрнаступления у Бердичева после тяжелых зимних (декабрьских) боев застопорилось. Захватить Киев и выйти на линию Днепра не удалось. 24 декабря 1943 г. русские снова начали наступать и отбросили наши войска от Бердичева к Виннице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввод в бой 25-й танковой дивизии чрезвычайно характерен для наступательной тактики Гитлера. Однако, чтобы осветить этот эпизод, я должен несколько вернуться назад.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После катастрофы под Сталинградом я сформировал несколько танковых дивизий из остатков разгромленных дивизий, солдатам-танкистам которых по ранению, болезни и по каким-либо другим причинам удалось избежать плена. То же самое я сделал со остатками войск, спасшихся после потери Северной Африки. 21-я танковая дивизия была создана во Франции из оккупационных частей, вооруженных трофейной материальной частью. 25-я танковая дивизия была образована аналогичным образом в Норвегии. Ее командиром был генерал[-лейтенант Адольф] фон Шелл. Шелл работал вместе со мной в Министерстве рейхсвера, когда я с 1927 г. по 1930 г. занимался вопросами автомобильных войск. Затем он уехал в продолжительную командировку в Соединенные Штаты Америки, чтобы изучить вопросы моторизации в стране Генри Форда. Оттуда он прибыл со многими планами в голове. Перед войной он был начальником автобронетанкового отдела Инспекции танковых войск в Общем управлении сухопутных войск и, стало быть, главным советником по моторизации сухопутных войск. Гитлер проявлял большой интерес к этой проблеме, поэтому оба они работали в тесном контакте. Шелл был умным, решительным и весьма красноречивым человеком. Он сумел убедить Гитлера в целесообразности упрощения типов машин и необходимости налаживания серийного производства. В результате он был назначен младшим статс-секретарем в имперском министерстве транспорта, что является редким случаем в Германии. Там он занимался вопросами развития автотранспортных средств. В своей деятельности он вскоре натолкнулся на сопротивление промышленников и на связанные с ними партийные инстанции, которые не хотели отказываться от своих старых методов производства. Эти круги подорвали доверие Гитлера к Шеллу, и Гитлер освободил его от занимаемой должности. Шелл был переведен в Норвегию, в спокойную страну, где он не мог надеяться заслужить лавры на поле боя. Но подвижный, не знающий устали человек вскоре создал из скудных оккупационных подразделений боеспособную часть. Я поддержал его стремление к развертыванию этой части в танковую дивизию и добился перевода его соединения во Францию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако после крушения плана операции «Цитадель» Восточный фронт выбрал все силы из Франции и настолько ослабил находившиеся там оккупационные части, что им теперь требовалось срочное пополнение. Естественно, трофейную материальную часть этого нового соединения нужно было заменить современной отечественной техникой. Нужно было научить людей владеть этой техникой и действовать в составе соединения. Дивизию нужно было ознакомить с опытом ведения боевых действий на Восточном фронте и только тогда поставить ей посильную задачу в соответствии с уровнем ее подготовки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А что получилось? Вначале октября 1943 г. по приказу Гитлера эта дивизия должна была передать на Восточный фронт для сформированной 14-й танковой дивизии свыше 600 только что полученных машин; Верховное командование вермахта и Верховное командование сухопутных войск считали, что 25-я танковая дивизия еще долго пробудет во Франции, а поэтому может обойтись без них, довольствуясь низкокачественной французской техникой. Это сильно ухудшило вооружение дивизии, которая теперь могла быть использована лишь на Западном театре. Разведывательный батальон танковой дивизии оснащался в это время бронетранспортерами. Саперы и 1-й батальон 146-го моторизованного полка также получили новые бронетранспортеры. 9-й танковый полк не был еще полностью оснащен. 91-й артиллерийский полк должен был получить вместо польских трофейных орудий немецкие легкие полевые гаубицы и 100-мм пушки. У зенитного дивизиона не хватало одной батареи, у противотанкового дивизиона – роты самоходных орудий. Не хватало средств радиосвязи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти недостатки были известны. Их нужно было устранить в спокойной обстановке во Франции. Несмотря на все это, в середине октября поступил приказ о переводе дивизии на восток. Я немедленно заявил протест и попросил у Гитлера обождать до вторичной инспекции этого соединения. Мне хотелось получить ясное представление о боевых возможностях дивизии, чтобы не бросить ее совершенно неподготовленной в тяжелые бои на Восточном фронте. Я немедленно направился во Францию. После инспектирования дивизии и обстоятельных бесед с [Адольфом фон] Шеллом и другими командирами я сообщил, что дивизии необходимо по меньшей мере четыре недели для получения новой техники и общего ознакомления с ней. Это сообщение я передал по телефону. Однако приказ о переброске дивизии на восток был уже отдан. Гитлер, Верховное командование вермахта и Верховное командование сухопутных войск не приняли во внимание ни донесения командиров частей, ни сообщения ответственного лица – генерал-инспектора. Переброска дивизии на Восточный фронт была назначена на 29 октября.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивизия была небоеспособной. Мало того, порядок переброски на восток не соответствовал ни желанию командования дивизии, ни обстановке на фронте. Кроме того, по дороге этот порядок неоднократно подвергали изменениям. Противотанковый дивизион был по-орудийно распределен по всему эшелону. Для повышения боеспособности дивизии я распорядился придать ей вновь сформированный 509-й тяжелый танковый батальон «Тигров», хотя вооружение этого батальона еще не было полностью завершено. В это же время был издан приказ о назначении нового командира батальона; при отправке из Франции старый командир уже убыл, а новый еще не прибыл [317 - Капитан Ганнибал фон Люттихау в октябре 1943 г. убыл из батальона, а новый командир – майор Курт Гирга – приступил к своим обязанностям только в ноябре.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дивизия была в спешном порядке переброшена в район действий группы армий «Юг». Штаб группы указал для колесного транспорта дивизии район выгрузки Бердичев – Казатин, для частей на гусеничном ходу – район Кировоград – Ново-Украинка, причем командование дивизии так и не поняло, к какому виду транспорта должны быть отнесены артиллерийские тягачи и бронетранспортеры. Один район выгрузки находился от другого на расстоянии примерно трех дней марша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1-й офицер Генштаба в штабе дивизии с прибывшим ранее личным составом направился через Бердичев в Ново-Украинку, командир дивизии [Адольф фон Шелл] поехал на доклад в штаб группы армий [ «Юг»] в Винницу. В Бердичеве специально назначенный офицер руководил разгрузкой и сосредоточением частей и подразделений на колесном транспорте. 6 ноября должен был начаться марш в районы сосредоточения. С выгруженными частями не было установлено телефонной связи. Приказы развозились специальными офицерами на машинах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 ноября противнику удалось глубоко вклиниться в наши расположения под Киевом. 6 ноября штаб группы армий отдал приказ примерно следующего содержания: «25-я танковая дивизия переходит в подчинение 4-й танковой армии. 6 ноября она должна начать выдвижение частей на колесном транспорте в район Белой Церкви. Район сосредоточения – Белая Церковь – Фастов. Дивизия охраняется своими силами. Части на гусеничном ходу подвести из района Кировограда».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О состоянии этой дивизии в штабе группы армий было прекрасно известно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В 16 часов командир дивизии собрал успевших прибыть к нему командиров для отдачи им приказов. На всех командиров полков и батальонов имелась всего лишь одна карта 1:300 000.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К этому времени командир танковой дивизии имел в своем распоряжении следующие части:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;146-й моторизованный полк – штаб полка, два батальона неполного состава (в каждом батальоне по две роты);<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;147-й моторизованный полк – того же состава;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9-й танковый полк – штаб полка, штаб 2-го батальона, подразделения различных рот; всего 30 танков PzKw IV и 15 танков «Тигр»;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;91-й артиллерийский полк – штаб полка, штаб 1-го дивизиона, 1-я и 2-я батареи; кроме того, личный состав 3-го дивизиона без орудий;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[87-й] противотанковый дивизион – штаб и одна смешанная батарея;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[87-й] батальон связи – почти в полном составе, однако [без командира, который находился с передовыми подразделениями;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[87-й] саперный батальон – в полном составе, но без легкой саперной колонны и мостострительной колонны;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[87-й] зенитный дивизион – штаб и 1-я батарея.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При командире дивизии находились лишь адъютант, два офицера для поручений с несколькими автомашинами и несколько связных на мотоциклах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду не терпящей промедления обстановки командир дивизии решил продвигаться через Казатин – Сквиру несколькими походными колоннами, состав которых определялся готовностью частей к маршу и их удалением от исходного пункта дивизии, и выйти в район западнее Белой Церкви. В этом районе он хотел дождаться подхода всех своих частей и подразделений. Он полагал, что 6 ноября он не сможет выступить раньше 22 часов, т. к. передача приказа частям с помощью автомашин занимала много времени. Радиостанции еще не прибыли; кроме того, пользование радио в целях маскировки было воспрещено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда командиры разъехались по своим частям, поступил приказ из штаба 4-й танковой армии, с которой поддерживалась телефонная связь: «25-й танковой дивизии немедленно достичь Фастова и всеми средствами удерживать его. Командир 25-й танковой дивизии назначается начальником гарнизона города Фастов. В его подчинение передавались два запасных тирольских батальона и один батальон, сформированный из отпускников, а также прибывающий вечером полк СС моторизованной дивизии СС «Дас Рейх». Далее указывался маршрут следования: Казатин – Сквира – Попельня – Фастов, но от него пришлось отказаться, т. к. партизаны взорвали мосты; для движения выбрали проселочную дорогу восточнее Сквиры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командир дивизии решил занять место в голове первой походной колонны. Марш начался точно в установленное время и проходил вначале спокойно. Во второй половине ночи встретились отходившие колонны авиационных частей, которые нарушили темп марша дивизии. Это потребовало энергичного вмешательства командира дивизии. Стоявшая до сих пор сухая погода изменилась к худшему, несколько дней подряд непрерывно шли дожди, сильно размывшие дороги. Только гусеничные машины могли продвигаться по таким дорогам, колесным машинам приходилось делать большие объезды. Связь между походными колоннами была нарушена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 ноября около 12 часов дня прибывшие из Фастова солдаты принесли известие, что противник уже ворвался в город. Командир дивизии с одним ордонанс-офицером быстро выдвинулся вперед, чтобы подготовить наступление на Фастов. Попав по дороге под ружейно-пулеметный огонь, они оба сели на бронетранспортеры. Вдруг бронетранспортеры натолкнулись на русские танки Т-34. 9-я рота 146-го моторизованного полка, следовавшая за командиром дивизии с четырьмя тяжелыми пехотными орудиями, попала под обстрел. Началась паника. Командир дивизии [Адольф фон Шелл] бросился навстречу 2-му батальону 146-го моторизованного полка дивизии, находившемуся позади в колонне. Он увидел, что этот батальон начал отступать; однако командиру дивизии удалось остановить его, привести в порядок и вывести в Трилесы. Он остался в батальоне, чтобы предотвратить панику, и приказал окопаться. Наступил вечер. Ночью русские танки атаковали обоз батальона и частично вывели из строя его технику. Командир дивизии принял решение пробиться ночью через действовавшие вокруг танки противника в направлении Фастова и соединиться с выдвинувшимися вперед частями своей дивизии. Одна пехотная рота находилась в голове этой небольшой боевой группы, другая в хвосте; машины и тяжелое оружие находились в середине. Генерал фон Шелл двигался в голове колонны. С тяжелыми боями около 4 часов утра 8 ноября ему удалось выйти из кольца русских танков и к 14 час. достигнуть Белой Церкви, где находился командный пункт XLVII танкового корпуса, в состав которого передавалась дивизия. Между тем другие части дивизии под командованием полковника барона [Ирнфрида] фон Вехмара уже продвигались через Гребенки – Славя на Фастов. Утром 9 ноября генерал фон Шелл направился в эти части. Расположенная восточнее Фастова деревня<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фастовец была в руках противника, и ее пришлось атаковать. Части под личным командованием командира дивизии к середине дня взяли эту деревню и начали наступление на Фастов. Противник понес тяжелые потери. 10 ноября наступавшие достигли пригорода Фастова, но натолкнулись на его восточной и южной окраинах на сильное сопротивление противника; пришлось удовлетвориться очищением от противника Слави. Но дальнейшее продвижение русских было все же остановлено.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Танковая дивизия, недостаточно обученная, слабо укомплектованная и к тому же разбросанная по разным районам, попала в чрезвычайно трудное положение, в котором ей, несмотря на личное участие генерала фон Шелла, трудно было добиться успеха. Правда, она нанесла противнику большие потери, но и сама понесла значительный урон. Из-за недостатка боевого опыта части вначале нередко поддавались паническому настроению, пока солдаты и офицеры не привыкли к трудной обстановке войны в условиях восточной зимы. В связи с недостатком сил командование (группы армий, армии и танкового корпуса) вынуждено было сразу бросить дивизию в бой, не считаясь с вышеуказанными факторами; однако ему можно сделать упрек в том, что оно не умело экономно обращаться с вновь сформированными частями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В боях с 24 по 30 декабря 1943 г. эта несчастная дивизия снова попала в трудное положение: на фронте шириной 40 км она была атакована превосходящими силами противника и смята. Дивизия понесла такие тяжелые потери, что ее нужно было почти заново формировать. Гитлер и Верховное командование сухопутных войск решили расформировать ее. Но я начал возражать, т. к. личный состав не был виноват в судьбе дивизии. Генерал фон Шелл тяжело заболел и вынужден был покинуть фронт. Он очень сильно переживал неоправданное поражение своей дивизии, которую создавал с большой любовью и умением в течение многих месяцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Недоверие Гитлера привело к тому, что этого генерала не назначили на новую командную должность. Его работоспособность, а также большой организаторский и педагогический талант остались без внимания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы хоть что-нибудь сделать для Западного фронта, я отдал распоряжение о сведении всех учебных частей военных школ в одну «учебную танковую дивизию». Эта дивизия, проходившая подготовку во Франции, получила новую материальную часть; в нее были направлены специально отобранные офицеры; командиром ее был назначен бывший мой 1-й офицер Генштаба генерал[-майор Фриц]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Байерлейн. В декабре Гитлер официально дал разрешение на формирование этой дивизии. Неожиданная помощь, на которую я не рассчитывал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем на фронте беспрерывно шли упорные бои. На участке фронта группы армий «Центр» русским удалось осуществить прорыв в районе Речицы между Припятью и Березиной. Завязались ожесточенные бои за Невель и Витебск. Были потеряны Гомель и Пропойск. Только к востоку от Могилева и Орши у нас остался плацдарм на восточном берегу Днепра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Законно вставал вопрос, имеет ли еще смысл удержание плацдармов на Днепре при таком положении, когда, скорее всего, возобновление наступления в восточном направлении было полностью исключено. Под Никополем Гитлер хотел продолжать добычу марганца. Причина подобного упорства коренилась в том, что он постоянно концентрировал внимание на военно-экономических аспектах, что в целом было неверно и, как мы считали, вредно в оперативном отношении. Значительно лучше было отойти за широкие водные преграды, вывести часть войск, в первую очередь танковые дивизии, в резерв, и начать этими силами проведение маневренных операций. Но когда Гитлер слышал слово «оперировать», он приходил в ярость, полагая, что генералы под этим словом понимают непрерывное отступление, и поэтому с фанатическим упрямством настаивал на удержании позиций даже там, где это наносило большой вред.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тяжелые кровопролитные зимние бои совершенно выбили Верховное командование сухопутных войск из колеи. Не могло быть и речи о подготовке войск для Запада, где весной 1944 г. державы союзников наверняка должны были высадить десант. Поэтому я считал, что выполнял свой долг, когда постоянно напоминал о своевременном снятии с фронта танковых дивизий для их пополнения в тылу. Хотя Верховное командование вермахта и должно было бы уделять этому важному театру военных действий самое большое внимание, оно не оказало мне никакой поддержки. Так оттягивалось высвобождение сил для Западного фронта, пока я, наконец, еще раз не доложил об этом Гитлеру в присутствии [Курта] Цейцлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Речь шла о снятии одной танковой дивизии. Цейцлер доложил, что уже отдан приказе ее выводе. Я вынужден был возразить ему и сказать, что приказы Верховного командования сухопутных войск содержат обычно лазейки для корыстолюбивых фронтовых генералов. Со стороны начальника Генерального штаба мое замечание встретило гневный протест. Однако, например, последний его приказ о снятии дивизии содержал примерно следующие слова: «Снять с фронта как можно быстрее танковую дивизию X, если только позволит обстановка. Боевые группы оставить перед фронтом противника до особого распоряжения. О начале снятия дивизии доложить». Слова «до особого распоряжения» (bis auf Widerruf) в приказах Верховного командования сухопутных войск всегда печатались в сокращенном виде – b.a.W. Из этого можно сделать вывод, что они употреблялись в них часто, если не почти всегда. Следствием такого приказа являлось то, что командующий группой армий или армией, который должен был в соответствии с ним снять с фронта дивизию, заявлял, что боевая обстановка не позволяет поступить так. А до тех пор, пока она, наконец, позволяла, часто проходили недели.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В боевые группы, которые оставались на фронте, входили, конечно, самые боеспособные части дивизии и в первую очередь танки и моторизованная пехота, т. е. те, что прежде всего и нуждались в пополнении. Следовательно, на практике сначала в тыл прибывали не требующие пополнения транспортные колонны, затем штаб дивизии и артиллерия, по своему составу вполне еще способные к ведению боевых действий. При такой постановке я не мог приступать к выполнению своей главной задачи, т. к. основные боевые части были еще на фронте. Цейцлер очень сильно рассердился на меня, но мы были не вправе пренебрегать интересами Западного фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До начала высадник войск Союзников на континенте 6 июня 1944 г. кое-как удалось собрать, пополнить и обучить десять танковых и десять моторизованных дивизий. Но об этом позже. Обучение этих соединений, к которым добавились еще три танковые дивизии из резерва, переброшенные из рейха во Францию, я поручил своему старому испытанному сослуживцу генералу [танковых войск] барону [Лео] Гейру [фон Швеппенбургу], которому Гитлер ни за что не хотел доверить командование соединениями на фронте из-за многочисленных разногласий с ним. Командная должность Гейра [фон Швеппенбуга] называлась «генерал танковых войск на Западе». В территориальном и оперативном отношении он подчинялся главнокомандующему на Западе генерал-фельдмаршалу [Герду] фон Рундштедту, а по службе в танковых войсках – мне. В совместной работе мы полностью доверяли друг другу, и, как мне кажется, наша работа принесла пользу армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Говоря о столь богатом событиями 1943 г., следует упомянуть еще несколько встреч. Я уже говорил о том, что при своем первом визите к Геббельсу я начал с ним разговор об ошибках Верховного командования и просил его склонить Гитлера к проведению реорганизации, в частности, к учреждению полноправной должности начальника Генерального штаба вермахта. Это должно было уменьшить личное влияние Гитлера на проведение операций. Правда, Геббельс назвал этот вопрос очень щекотливым, но все же в свое время обещал оказать мне содействие. Когда министр в конце июня 1943 г. приехал в Восточную Пруссию, я снова посетил его и напомнил ему о нашей первой беседе. Геббельс сразу же признал все растущее ухудшение военного положения и произнес в раздумье: «Всякий раз, когда я себе представляю, что русские придут в Берлин, что нужно будет отравить жену и детей, чтобы они не попали в руки жестоких врагов, то ваш вопрос всегда действует на мою душу как какой-то кошмар». Геббельс ясно понимал те последствия, к которым может привести дальнейшее ведение войны нашими старыми методами, но он не сделал никаких выводов из этого. Он никогда не пытался говорить с Гитлером о моих предложениях и повлиять на него.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому я попробовал прощупать мнение [рейхсфюрера СС Генриха] Гиммлера по этому вопросу, но, натолкнувшись на его непреодолимое упорство, отказался от обсуждения с ним вопроса об ограничении полномочий Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ноябре я отправился к [генералу артиллерии Альфреду] Йодлю и изложил ему проект реорганизации Верховного командования, согласно которому начальник Генерального штаба вермахта должен был осуществлять фактическое руководство операциями, Гитлер же должен быть ограничен своим собственным полем деятельности – политикой и общими вопросами ведения войны. Когда я обстоятельно обосновал свое предложение, Йодль лаконично ответил: «Знаете вы лучшего Верховного главнокомандующего, чем Адольф Гитлер?» Его лицо застыло в неподвижной гримасе, а вся поза выражала холодный отказ. Я быстро схватил свой проект и покинул его кабинет.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В январе 1944 г. Гитлер пригласил меня на завтрак. «Мне преподнесли чирка, а Вы же знаете, что я вегетарианец. Давайте позавтракаем вместе». Мы завтракали вдвоем в небольшой, скупо освещенной светом лишь из одного окна комнате за небольшим круглым столом. Только овчарка Блонди [318 - Блонди – немецкая овчарка Адольфа Гитлера. Подарена ему М. Борманом в 1941 г. и оставалась с фюрером до последних дней даже в Имперской канцелярии. В апреле 1945 г. принесла приплод из пяти щенков. Перед тем, как покончить с собой, Гитлер приказал врачу Людвигу Штумпфеггеру умертвить Блонди, дав ей таблетки цианида.] сидела в комнате. Гитлер кормил ее кусочками черствого хлеба. Вошел обслуживавший нас слуга [Гейнц] Линге и молча, бесшумно вышел. Представлялся редкий случай поднять и обсудить щекотливые вопросы. После нескольких вступительных фраз я перевел разговор на военное положение. Я начал говорить о намерении Союзных держав высадить весной десант на материке, заметив, что имеющиеся в нашем распоряжении резервы недостаточны. Для того чтобы высвободить дополнительные силы, необходимо придать Восточному фронту более устойчивый оборонительный характер. Меня удивляет то, что никто не думает над усилением фронта надежными укреплениями, никто не заботится о создании тыловых оборонительных рубежей. Ведь восстановление старых немецких и русских укреплений создаст, по моему мнению лучшие условия для обороны, чем объявление открытых пространств «крепостями», причем это делается, как правило, в последний момент, когда уже ничего нельзя сделать, чтобы оправдать это название. Сказав это, я немедленно попал в осиное гнездо:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поверьте мне! Я являюсь самым крупным фортификатором – строителем укреплений всех времен. Я создал Западный вал; я построил Атлантический вал. Я израсходовал столько-то и столько-то тонн бетона. Я знаю, что означает сооружение укреплений. Для востока у нас нет ни рабочей силы, ни материалов, ни транспортных средств. Уже сейчас железнодорожный транспорт не справляется со снабжением фронта Я не могу посылать на фронт еще и эшелоны со строительными материалами.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он постоянно держал в голове множество цифр и козырял, как всегда, точными данными, которые никто в данный момент не был бы в состоянии сразу опровергнуть. Но, несмотря на все это, я начал упорно возражать. Я знал, что железнодорожная сеть работает плохо лишь к востоку от Бреста, и поэтому попытался объяснить Гитлеру, что предложенные мною работы по укреплению местности не потребуют никакого транспорта для подвоза материалов к фронту; нужно будет подвезти их только к рубежу рек Западный Буг – Неман, с чем железные дороги могут справиться. Мы можем найти в своей стране и рабочую силу, и стройматериалы. Продолжать войну на два фронта с надеждой на успех можно только в том случае, если хотя бы на одном фронте установится затишье, пусть даже и временное, но все же дающее возможность хотя бы что-то предпринять для укрепления другого фронта. После того как вы хорошо укрепили Запад, нет никаких препятствий для того, чтобы сделать то же самое и для Востока.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прижатый к стене, Гитлер ухватился за свой уже давно известный аргумент: если он за линией фронта построит надежные оборонительные укрепления и сооружения, то генералы Восточного фронта будут думать только об отступлении. Ничто не могло заставить его изменить это предвзятое мнение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем зашел разговор о генералах и о Верховном командовании. Ясно было, что моя попытка добиться косвенным путем сосредоточения военного командования в одном органе и ограничить непосредственное влияние Гитлера на руководство войсками провалилась. Поэтому я теперь счел своим долгом предложить самому Гитлеру назначить какого-нибудь генерала, которому он доверяет, начальником Генерального штаба вермахта, чтобы наладить успешное руководство операциями и устранить нагромождение штабов (Штаб оперативного руководства вермахта, Верховные командования сухопутных войск, люфтваффе и военно-морского флота, командование войск СС). Но эта попытка также полностью провалилась. Гитлер не хотел расставаться с фельдмаршалом [Вильгельмом] Кейтелем. Он сразу же почувствовал, что его васть хотят ограничить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я так ничего и не добился. Существовал ли вообще хотя бы один генерал, которому бы доверял Гитлер? После этой беседы мне стало ясно, что на этот вопрос можно ответить только отрицательно. Итак, все оставалось по-старому. За каждый квадратный метр шли упорные бои. Безвыходное положение ни разу не было улучшено своевременным отходом. Но еще не раз Гитлер, глядя на меня потухающим взглядом, спрашивал: «Не знаю, почему вот уже два года нам во всем не везет?» И при этом никогда не обращал внимания на мой неизменный ответ: «Измените способ ведения военных действий».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Год решающих событий<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;1944 год начался на Восточном фронте упорными атаками русских в середине января. Вначале русские были отброшены от Кировограда. 24 и 26 января они начали брать в клещи наши выступавшие дугой позиции западнее Черкасс, а 30 января последовал удар по нашему выступу восточное Кировограда. Оба наступления имели успех. Превосходство русских было значительным. В наступлении участвовали:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– перед фронтом группы армий «Южная Украина» – 34 стрелковых и 11 танковых соединений;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– перед фронтом группы армий «Северная Украина» – 67 стрелковых и 52 танковых соединения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине февраля на фронте царило относительное спокойствие, но 3, 4 и 5 марта русские снова начали наступать и отбросили наш фронт за р. Западный Буг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группе армий «Центр» в основном удалось удержать свой фронт до конца марта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле на юге был потерян почти весь Крым (кроме Севастополя). Противник форсировал Южный Буг, а также реки Прут и Серет в верхнем течении. Черновицы перешли в руки противника. Затем, после неудавшегося крупного наступления русских в этом районе и после потери Севастополя, наступило затишье до августа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В январе противник начал наступление и против группы армий «Север». Вначале ему удалось достичь лишь небольших успехов севернее озера Ильмень и юго-западнее Ленинграда. Однако 21 января он ввел в бой крупные силы и отбросил наш фронт за р. Луга, а в феврале – за р. Нарва. В конце марта немцы были оттеснены за р. Великая и за озера Чудское и Псковское. Здесь нам удалось закрепиться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До 22 июня на Восточном фронте держалось затишье. За время зимней кампании было израсходовано очень много сил. Резервов не было. Всех, без кого можно было здесь обойтись, нужно было перебросить на Атлантический вал, который, собственно, и не был валом, а всего лишь бутафорским укреплением для запугивания противника [319 - Гудериан слишком категоричен в своих оценках: хотя к лету 1944 г. план инженерных работ на побережье Па-де-Кале был выполнен на 68 %, а на побережье Нормандии – на 18 %, районы бельгийского побережья, Па-де-Кале, мыс Грине, устье р. Сены, острова Гернси и Джерси, Брест и Лорьян были хорошо укреплены.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В это время на мою долю выпало еще одно неприятное поручение Гитлера. Как и всегда, теперь ему нужны были козлы отпущения, на которых можно было бы взвалить вину за отступление и неудачи, которые мы понесли в течение прошедшей зимы. В числе других он привлек к ответу генерал-полковника [Эрвина] Йенеке за потерю Крыма [320 - После того, как в ноябре 1943 г. советские войска отрезали Крым, Йенеке попытался настаивать на эвакуации морем, но вновь получил отказ. 7 апреля 1944 г. Красная Армия, обладавшая абсолютным превосходством в живой силе и технике, прорвала позиции 17-й армии на Перекопе и вынудили Йенеке 10 апреля отвести свои войскак к Севастополю. 12 мая армия была уничтожена.]. Он дал понять, что высказывания крупных партийных работников по этому вопросу утвердили его в возникшем подозрении. Я получил задание расследовать дело Йенеке, причем мне было указано, что кто-то должен ответить за потерю Крыма. При подобных настроениях Гитлера в то время пользу могло принести только затягивание расследования. Я взялся за дело весьма основательно, допросив всех, кто имел какое-либо отношение к этому делу, и с особой тщательностью – партийных работников. Йенеке стал жаловаться на медленные темпы расследования. Но я был убежден, что оправдательный приговор, который в конце концов был ему вынесено, принес ему значительно больше пользы, чем поспешное расследование и доклад о его результатах, сделанный в неподходящее время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже упоминалось, еще в 1943 г. я усиленно занимался вопросом обороны Западного фронта. К началу нового года этот вопрос приобрел еще большее значение. В феврале я выехал во Францию для проведения инспекции и беседы с [главнокомандующем на Западе генерал-]фельдмаршалом [Гердом] фон Рундштедтом и [командующим танковой группой «Запад»] генералом [танковых войск] бароном [Лео] Гейром [фон Швеппенбургом]. Все мы придерживались одного мнения, что при превосходстве противника на море и в небе оборона будет очень тяжелой. Особенно отрицательно скажется превосходство противника в воздухе на передвижениях войск. Видимо, их придется совершать быстро и только в ночное время. По нашему мнению, в первую очередь надо было создать достаточные резервы танковых и моторизованных дивизий и расположить их на таком удалении от т. н. Атлантического вала, чтобы можно было перебросить их, как только определится фронт вторжения; предварительно надо будет подготовить сеть дорог и инженерные средства для наведения мостов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При инспектировании войск сразу же выяснилось, насколько велико было превосходство противника в воздухе. Авиация противника то и дело совершала полеты над нашими войсками, находившимися на учениях, и никто не был уверен, что противник в какой-то момент на благословит наши учебно-тренировочные маневры, сбросив на наши головы груз своих бомб.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прибыв в Ставку фюрера, я осведомился о тех приказах и распоряжениях, которые были отданы Верховным командованием вермахта Западному фронту, и об имеющихся в наличии резервах. При этом выяснилось, что танковые дивизии, составляющие основу армии, располагались в прибрежных районах. В случае высадки противника в другом, значительно отдаленном от того, на который мы рассчитывали, районе, едва ли удалось бы достаточно быстро перебросить их в новые районы боевых действий. В своем докладе Гитлеру я упомянул об этой ошибке и предложил другое распределение моторизованных частей. Гитлер возразил: «Избранное распределение основывается на предложениях фельдмаршала Роммеля. Я не хотел бы отдавать приказы через голову ведающего этими вопросами фельдмаршала, к тому же в его отсутствие. Поезжайте снова во Францию и поговорите еще раз об этом с Роммелем».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В апреле я снова направился во Францию. Авиация противника еще больше активизировалась и начала проведение оперативных бомбардировок. Так, наш учебный лагерь в Кам-де-Майи вскоре после моей инспекции был полностью разрушен. Только благодаря предусмотрительности генерала барона [Лео] Гейра [фон Швеппенбурга] мы не понесли существенных потерь, т. к. войска и материальная часть (к большому, между прочим, неудовольствию солдат) были размещены в деревнях и лесах в стороне от лагеря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После вторичной беседы с [генерал-]фельдмаршалом [Гердом] фон Рундштедтом и с офицерами его штаба об организации резервов я поехал, как это мне советовал Гитлер, вместе с Гейром [фон Швеппенбургом] к [генерал-]фельдмаршалу [Эрвину] Роммелю в Ла-Рош-Гийон. Я был знаком с Роммелем еще до войны. Он был командиром Госларского егерского батальона, выходцем из которого был я сам. Я всегда поддерживал с ним самые лучшие дружеские отношения. Затем мы встречались во время Польской кампании, когда в сентябре 1939 г. Гитлер посетил мой корпус после боев в «Польском коридоре». Роммель был тогда комендантом Ставки фюрера. Позднее он перешел в бронетанковые войска и успешно командовал 7-й танковой дивизией во Франции в 1940 г., а затем корпусом и танковой армией в Африке. Эти бои принесли ему славу военачальника. Роммель обладал не только открытым, прямым характером, был не только храбрым солдатом, он был, кроме всего прочего, военачальником большого дарования. Это был энергичный человек с утонченными чувствами, он всегда находил выход из самого тяжелого положения, очень любил своих солдат и справедливо пользовался большим авторитетом. В прошедшие годы мы часто встречались для бесед с целью обмена боевым опытом и всегда находили общий язык. В сентябре 1942 г. Роммель, вернувшись по болезни в Германию, попросил Гитлера назначить меня в Африку замещать его, хотя и знал о моей ссоре с фюрером. В то время это предложение было резко отклонено. Это было моим счастьем, т. к. вскоре пришло известие о поражении по Эль-Аламейном, которого я, по всей вероятности, не сумел бы предотвратить, как это не удалось [Георгу] Штумме и тем, кто его сменил! Да и сам Роммель не сумел бы этого сделать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Печальный опыт, который Роммель приобрел в Африке, настолько убедил его в абсолютном превосходстве Западных держав в воздухе, что он исключал возможность любых перебросок крупных войсковых соединений. Он также не верил в возможность ночных марш-бросков танковых и моторизованных дивизий. В этом мнении его убеждал его собственный опыт, полученный в Италии в 1943 г. Доклад генерала барона Гейра [фон Швеппенбурга] об организации подвижных резервов за Атлантическим фронтом, в котором он отстаивал маневренное использование этих сил и создавал соответствующую этой задаче группировку, противоречил точке зрения Роммеля. Я знал об отрицательном исходе их совещания. Поэтому меня не удивил весьма горячий и решительный протест Роммеля, когда я начал говорить об отводе танковых сил от побережья. Роммель наотрез отклонил это предложение, указав, что мне, солдату Восточного фронта, неведом опыт Африки и Италии, что в этом состоит его преимущество, поэтому он не намерен сомневаться в своих убеждениях. Спор с Роммелем по вопросу организации моторизованных резервов не обещал в связи с таким положением никаких результатов. Видя такой явный протест, я отказался от дальнейших попыток убедить Роммеля и решил еще раз изложить свое мнение по этому вопросу Рундштедту и Гитлеру. Мне было ясно, что Западный фронт не получит ни танковых, ни моторизованных дивизий сверх тех, какие имеются здесь в настоящее время. Только две дивизии СС (9-я и 10-я) [321 - Имеются в виду 9-я моторизованная дивизия СС «Гогеншауфен» (в апреле 1944 г. она была переформирована в танковую) и 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг».], отданные весной «напрокат» Востоку, должны были при вторжении на материк снова вернуться на Запад. Поэтому я не мог обещать Роммелю ничего, кроме этих двух дивизий. Общее руководство войсками на Западе могло быть облегчено лишь высвобождением для них резервов Верховного командования и предоставлением командующему этими войсками неограниченных прав над группой армий Роммеля. Ни того, ни другого не произошло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Роммель, приняв во Франции командование над группой армий «Б», сделал очень много на своем участке фронта для усиления оборонительной мощи Атлантического вала. В соответствии с полученным указанием рассматривать побережье как главную полосу обороны он обеспечил предполье обороны побережья различными препятствиями, расположив их в воде. В тыловых районах, где он считал вероятной высадку воздушных десантов, он установил проволочные заграждения, т. н. «спаржа Роммеля» [322 - Генерал-майор Д.М. Гейвин в своей книге «Воздушно-десантная война» (русский перевод: М., 1957) так описывал эти заграждения: «Обычно это препятствие устанавливалось на небольших площадках очень быстро. „Спаржа Роммеля“ представляла собой столбы 15–30 см в диаметре и 2,5–3,5 м длиной, врытые в землю на глубину 30–60 см на расстоянии 22–30 м друг от друга. Назначением их было, очевидно, помешать союзным воздушно-десантным войскам использовать хорошие районы выброски» (С. 54).]. Многие участки местности были заминированы. Все части, находившиеся под его командованием, все свободное от занятий время должны были посвящать земляным работам. В группе армий «Б» жизнь кипела. Признавая необходимость всех этих усилий, в то же время нужно пожалеть, что Роммель не смог понять всего значения подвижных резервов. Проведение подвижными силами крупной наземной операции, которая в условиях абсолютного превосходства противника в воздухе и на море дала бы нам в руки единственный козырь, он считал невозможным; поэтому он и не стремился к ее осуществлению. К этому нужно добавить, что Роммель, во всяком случае в момент моего визита, придерживался предвзятого мнения о вероятном районе высадки десанта. Он неоднократно заверял меня в том, что англичане и американцы, по всей вероятности, будут высаживаться севернее устья р. Соммы. Не признавая никаких иных возможностей, он обосновывал свое мнение тем, что противник, предпринимая такую трудную морскую операцию крупными силами, только по причинам снабжения должен будет выбрать для высадки десанта этот район, который находится на минимальном расстоянии от его погрузочных портов. Уверенность его в правильности своей точки зрения подкреплялась возможностью более свободной поддержки десанта авиацией в районе севернее р. Соммы. В этом вопросе он отклонял тогда любое возражение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;По всем этим вопросам взгляды Роммеля сходились с взглядами Гитлера, хотя и по разным причинам. Гитлер был и оставался солдатом окопной войны периода 1914–1918 гг., он никогда не понимал принципов маневренной войны. Роммель же считал, что в условиях превосходства противника в воздухе вести маневренную войну нельзя. Поэтому неудивительно, что Гитлер, считавший более свежий боевой опыт Роммеля неоспоримым, отклонил все предложения по организации моторизованных соединений, которые делали ему главнокомандующий на Западе [Герд фон Рундштедт] и я.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 июня 1944 г., в день вторжения противника на материк, во Франции находились:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 48 пехотных дивизий, из них 38 дивизий на линии фронта и 10 дивизий во фронтовом тылу, причем 5 из последних находились между реками Шельдой и Соммой, 2 дивизии – между реками Соммой и Сеной и 3 дивизии – в Бретани;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;– 10 танковых и моторизованных дивизий, из которых 1-я танковая дивизия СС «[Лейбштандарт СС] Адольф Гитлер» – в Беверло (Бельгия); 2-я танковая дивизия – в районе Амьен – Абвиль; 116-я танковая дивизия – восточнее Руана (севернее р. Сены); 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд» – у Лизьё (южнее р. Сены); 21-я танковая дивизия – у Кана; учебная танковая дивизия – в районе Ле-Ман – Орлеан – Шартр; 17-я моторизованная дивизия СС [ «Гёц фон Берлихинген»] – в районе Сомюр – Ниор – Пуатье; 11-я танковая дивизия – в районе Бордо; 2-я танковая дивизия СС «Дас Рейх» – в районе Монтобан – Тулуза; 9-я танковая дивизия – в районе Авиньон – Ним – Арль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вся надежда на успех обороны связывалась с этими десятью танковыми и моторизованными дивизиями. С трудом их удалось до некоторой степени пополнить и обучить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из этих дивизий Роммель имел в своем подчинении четыре – 2-ю, 116-ю и 21-ю танковые дивизии и 12-ю танковую дивизию СС [ «Гитлерюгенд»]. В резерв Верховного командования вермахта были выведены 1-я танковая дивизия СС [ «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»], учебная танковая дивизия и 17-я моторизованная дивизия СС [ «Гёц фон Берлихинген»]. 9-я и 11-я танковые дивизии и 2-я танковая дивизия СС [ «Дас Рейх»] находились в Южной Франции на случай высадки десанта на побережье Средиземного моря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Такое рассредоточение сил с самого начала исключало возможность ведения успешной обороны. Да и ход событий, кроме того, был столь нерадостным, что хуже ничего нельзя было и придумать. В день вторжения противника на материк Роммель находился на пути в Германию. Он ехал на доклад к Гитлеру. Гитлер, как обычно, лег спать очень поздно, и 6 июня, когда прибыли первые донесения, его не решились беспокоить. [Начальник Штаба оперативного руководства ОКВ генерал-полковник Альфред] Йодль, который руководил операциями в отсутствие Гитлера, не мог принять решения о немедленном использовании резерва Верховного командования вермахта, даже и трех танковых дивизий, т. к. он не знал, является ли высадка в Нормандии главной операцией или же она произведена с целью ввести нас в заблуждение. Так как у Верховного командования вермахта не было ясности в вопросе возможности высадки противника на побережье Средиземного моря, оно также не подтянуло танковых дивизий из Южной Франции. 21-я танковая дивизия, стоявшая в районе вторжения противника, была к началу своего контрудара связана с согласия Роммеля и вопреки распоряжениям [командюущего танковой группой «Запад»] генерала [танковых войск] барона [Лео] Гейра [фон Швеппенбурга] с выполнением других задач и упустила тем самым подходящий момент для наступления на десантные части англичан. 116-ю танковую дивизию Роммель подтянул еще ближе к побережью, в район Дьеппа, и держал ее там до середины июля. Незнание некоторыми высшими начальниками тактики применения танков привело к тому, что отдавались приказы на совершение маршей днем под воздействием авиации противника; в первую очередь это относится к учебной танковой дивизии. Фронтальные контрудары в районе действия корабельной артиллерии противника преждевременно истрепали единственно боеспособные силы, которые Германский рейх мог противопоставить вторжению. Танковые части понесли чудовищные потери; из-за катастрофического положения на Востоке их уже никак нельзя было восполнить, потому что после 22 июня угроза полного крушения Восточного фронта настоятельно требовала отправки резервов именно на тот фронт, которым когда-то пренебрегали в пользу Запада.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противодействие вторжению могло бы быть в значительной степени облегчено, если бы Гитлер и Верховное командование вермахта последовали предложению генерала барона Гейра [фон Швеппенбурга] и генерал-инспектора танковых войск; они требовали разделения всех танковых и моторизованных дивизий Западного фронта на две группы, размещения их в боевой готовности севернее и южнее Парижа, а также тщательной подготовки ночных маршей к фактическому месту вторжения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но в конце концов даже и с занятых позиций можно было бы добиться большего при целеустремленном руководстве. Еще 16 июня, спустя две недели после начала вторжения, 116-я танковая дивизия находилась на побережье между Абвилем и Дьеппом, 11-я танковая дивизия – у Бордо, 9-я танковая дивизия – под Авиньеном; [2-я] танковая дивизия СС «Дас Рейх» вела бои с партизанами в Южной Франции. В это время остальные дивизии вместе с прибывшими с Восточного фронта 9-й и 10-й танковыми дивизиями СС истощили свои силы в тяжелых фронтальных атаках противника, которого поддерживала корабельная артиллерия. Кроме этих танковых дивизий, в этот день еще семь пехотных дивизий, расположенных севернее Сены, находились в бездействии близ побережья в ожидании десанта противника, который так никогда и не был высажен в этом районе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Касаясь частностей, можно сообщить следующее. 7 июня генерал барон Гейр [фон Швеппенбург] принял на себя командование соединениями в районе Кана, которые вначале находились в подчинении 7-й армии, а затем – штаба группы армий «Б». 12-я танковая дивизия СС [ «Гилерюгенд»] и учебная танковая дивизия были введены в бой левее уже вступившей в сражение 21-й танковой дивизии. 10 июня генерал барон Гейр [фон Швеппенбург] хотел нанести контрудар, но успешная атака бомбардировщиков противника вывела из строя штаб танковой группы «Запад» [323 - 10 июня 1944 г. Королевские ВВС, получив точную разведывательную информацию, совершили опустошительный налет на штаб-квартиру танковой группы «Запад». Командир группы Гейр фон Швеппенбург был ранен, его начальник штаба генерал-майор Сигизмунд Гельмут Риттер фон Даванс и еще 17 штабных офицеров были убиты. Весь автотранспорт был уничтожен, как и средства связи, фактически минимум на 12 часов (а на самом деле больше) штаб группы «Запад» и имел возможности руководить войсками.]. Руководство боем перешло к штабу I танкового корпуса СС С опозданием на несколько дней в разное время и на разных участках вступили в бой дивизия СС «[Лейбштандарт] Адольф Гитлер» и 2-я танковая дивизия. 28 июня заново сформированный штаб танковой группы «Запад» снова взял в свои руки командование I и II танковыми корпусами СС, LXXXVI и XLVII танковыми корпусами. Предложения генерала барона Гейра [фон Швеппенбурга] начать наступление всеми силами были отклонены Роммелем, который потерял веру в успех наступления. Были ли другие, политические причины, оправдывавшие запоздалое и не централизованное введение в бой резервов, остается недоказанным [324 - Сравните: Ганс Шпейдель: «Также из политических соображений фельдмаршалу казалось целесообразным иметь под руками надежные танковые соединения на случай грядущих событий» (Speidel Н. Invasion 1944. Ein Beitrag zu Rommels und des Reiches ScWcfoa/. Wunderlich, Tubingen, 1949. S. 71). Барон Лео Гейер фон Швеппенбург в своей статье «Бесславное вторжение» (An Cosantoir. № 1.1950): «2-я танковая дивизия (армейская, а не СС) была некоторое время в резерве у Роммеля, который ожидая „заговора 20 июля“ (покушения на Гитлера) хотел иметь в своем распоряжении на всякий крайний случай „надежную“ армейскую дивизию. Хотя обстановка на фронте и вынудила Роммеля ввести в бой 2-ю танковую дивизию на западном участке против 1-й американской дивизии, ему все же удалось сохранить в резерве 116-ю танковую дивизию до середины июля». И далее: «Отказ Роммеля, возможно, имел политические причины». – Прим. авт.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 июня умер командующий 7-й армией генерал-полковник [Фридрих] Дольман. На его место был назначен генерал-полковник [Пауль] Хауссер [325 - На самом деле на тот момент Пауль Хауссер носил звания обергруппенюфрера СС и генерала войск СС, а звания генерал-полковника войск СС и оберстгруппенфюрера ССон получил через несколько дней – 1 августа 1944 г.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 июня в Оберзальцберге у Гитлера состоялось совещание генералов Западного фронта. На совещании присутствовали также [генерал-]фельдмаршалы [Герд] фон Рундштедт, [Гуго] Шперрле и [Эрвин] Роммель. Здесь я видел Роммеля в последний раз. У меня снова сложилось такое же впечатление, как и в конце апреля в его штабе в Ла-Рош-Гийоне, что Роммель, находясь под влиянием сознания превосходства противника в воздухе, исключает возможность ведения маневренной обороны. На этом совещании в первую очередь шла речь об усилении наших соединений истребительной авиации. Геринг обещал дать 800 истребителей, если Шперрле сможет предоставить необходимое количество летчиков. Но этого Шперрле не смог сделать, у него было, насколько я помню, всего 500 экипажей. Это сообщение вызвало гнев Гитлера. Печальным итогом дня явилось вскоре последовавшее снятие со своих постов Рундштедта, Гейра [фон Швеппенбурга] и Шперрле. Место Рундштедта занял фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге, который уже несколько недель находился в Ставке фюрера, изучая общую обстановку с тем, чтобы быть под рукой в случае необходимости. Господин фон Клюге был тогда у Гитлера «желательной персоной».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Новое главное командование на Западе, вступившее в свои права 6 июля, не в состоянии было что-нибудь изменить в ходе событий. Фельдмаршал фон Клюге прибыл во Францию с настроением, создавшимся под влиянием оптимизма, царившего в Ставке фюрера. Прежде всего он имел столкновение с Роммелем, но вскоре вынужден был согласиться с его весьма трезвой оценкой положения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Господин фон Клюге был прилежным солдатом, хорошим тактиком небольшого масштаба, но он ничего не понимал в вопросах применения танковых соединений в условиях маневренной войны. Его влияние на управление танковыми соединениями там, где мне с ним приходилось сталкиваться, было отрицательным. Он был мастер по дроблению соединений. Поэтому неудивительно, что главное командование на Западе продолжало ставить заплаты вместо того, чтобы пресекать зло в корне и вести маневренную войну оставшимися, способными передвигаться танковыми соединениями. Эти уцелевшие подвижные силы были истрепаны и обескровлены во фронтальных контратаках, которые предпринимались против противника, поддерживаемого мощной корабельной артиллерией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 июля пал Кан. 17 июля английские истребители-бомбардировщики атаковали машину Роммеля, объезжавшего фронт; шофер был тяжело ранен, а фельдмаршал выброшен из машины и с проломленным черепом и рядом других повреждений доставлен в госпиталь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В его лице Западный театр военных действий потерял самую сильную личность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день линия фронта проходила от устья р. Орн через южные окраины городов Кан, Комон, Сен-Ло, Лесе к побережью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как на фронте в Нормандии развертывавшиеся передовые части Западных союзников готовились осуществить прорыв нашего фронта с захваченных плацдармов, что создавало для нас крайне напряженное положение, на Восточном фронте развивались события, непосредственно приближавшие чудовищную катастрофу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 июня 1944 г. по всему фронту группы армий «Центр», которой командовал фельдмаршал [Эрнст фон] Буш, русские перешли в наступление, введя в бой 146 стрелковых дивизий и 43 танковых соединения. Они добились полного успеха. КЗ июля русские войска вышли к Припятским болотам, достигнув линии Барановичи – Молодечно – Козяны. С этих рубежей наступление неудержимым потоком хлынуло дальше, перекинулось на участок группы армий «Север», и уже к середине июля линия фронта проходила через Пинск, Пружаны, Волковыск, Гродно, Ковно, Двинск [326 - Ковно с 1919 г. носит название Каунас, Двинск – Даугавпилс.], Псков. На главных направлениях (Варшава и Рига) наступление, казалось, будет продолжаться безостановочно. После 13 июля наступление стало распространяться на участок фронта группы армий «А» и войска противника достигли линии Перемышль – р. Сан – Пулавы (на р. Висла). В результате этого удара группа армий «Центр» была уничтожена. Мы понесли громадные потери – около 25 дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате этих потрясающих событий Гитлер в середине июля переместил свою Ставку из Оберзальцберга в Восточную Пруссию. Все наличные силы были брошены на разваливавшийся фронт. Фельдмаршал [Вальтер] Модель, командующий группой армий «А», был назначен вместо фельдмаршала Буша командующим группой армий «Центр», вернее говоря, – командующим «пустым пространством». Так как одному человеку нельзя было долго нести тяжесть двойных обязанностей, то командующим группой армий «А» был назначен генерал-полковник [Йозеф] Гарпе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Моделя я хорошо знал с 1941 г., когда он командовал 3-й танковой дивизией. Описывая русскую кампанию 1941 г., я достаточно полно охарактеризовал его как храброго, неутомимого солдата, хорошо знавшего обстановку на фронте, умевшего применять свои способности в бою, а потому пользовавшегося доверием своих солдат. Вскоре он стал нехорош для ленивых и неспособных подчиненных, потому что он решительно добивался своего. Модель был самым подходящим генералом для выполнения непомерно тяжелой задачи по восстановлению центральной части Восточного фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарпе был старым офицером-танкистом родом из Вестфалии – спокойный, уверенный, храбрый и решительный. Будучи человеком с трезвым умом и холодным рассудком, он тоже был подходящим офицером для выполнения тех задач, которые стояли перед ним. Только благодаря присутствию духа и выдающимся военным способностям этих генералов был восстановлен Восточный фронт. Впрочем, для этого понадобилось определенное время, тем более, что произошло непредвиденное событие, которое грозило сделать все усилия, направленные к обороне родины, бесплодными.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава X<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 июля 1944 г. и его последствия<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате победы русских и отсутствия у нас каких бы то ни было резервов над Восточной Пруссией, провинцией, непосредственно примыкающей к рухнувшему фронту, нависла серьезная опасность. Поэтому я, как начальник над учебными частями танковых войск, отдал 17 июля 1944 г. распоряжение о переводе всех боеспособных соединений из Вюнсдорфа и Крампница (близ Берлина) в Восточную Пруссию, в укрепленный район Лёцен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 июля во второй половине дня ко мне прибыл один знакомый генерал авиации и сказал, что он хотел бы со мной побеседовать. Он сообщил мне, что новый главнокомандующий на Западе фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге намеревается без ведома Гитлера заключить перемирие с Западными державами, для чего хочет в скором времени вступить в переговоры с противником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это известие совершенно ошеломило меня. В моем воображении сразу стали вырисовываться события, которые должны были повлиять на ослабленный Восточный фронт и пагубно отразиться на всей судьбе Германии. Этот шаг Клюге сразу привел бы к крушению нашей обороны как на Западе, так и на Востоке и к безостановочному продвижению русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До этого момента я не мог себе и представить, что сражающийся с противником германский генерал может против воли главы государства прийти к такому решению. Я не мог поверить этому сообщению, поэтому спросил у своего собеседника, из каких источников он узнал об этом. Генерал отказался ответить на этот вопрос. Он не сказал мне также и причин, побудивших его сделать такое потрясающее сообщение именно мне, и для чего он это делал. На мой вопрос, будет ли задуманный шаг сделан в ближайшем будущем, он ответил отрицательно. Следовательно, я имел время, необходимое для спокойного обдумывания этого странного сообщения. Так как в Ставке из-за непрерывных докладов и визитов у меня не было условий для спокойного размышления, я решил 19 июля поехать с целью инспекции в Алленштейн, Торн и Хохензальцу [327 - Два последних говрода были переданы Польше после Первой мировой войны в 1920 г.: Торн (Thorn) стал именоваться Торунь (Тогип), ныне столица Куявско-Поморского воеводства; Хохензальца (Hohensalza) входяла в Позенскую провинцию с 1920 г. стала именоваться Иновроцлав (Inowroclaw), ныне центр повята Куявско-Поморского воеводства.] и во время поездки принять определенное решение. Доложи я все услышанное Гитлеру, не зная источника сообщения, я бы совершенно несправедливо навлек на фельдмаршала фон Клюге тяжелое необоснованное подозрение. Это привело бы к плохим последствиям для господина фон Клюге, а также и для Западного фронта. С другой стороны, если бы я скрыл это сообщение, а потом оно оказалось бы правильным, это также имело бы для меня тяжелые последствия. Следовательно, было очень трудно найти правильный выход из положения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 июля в первой половине дня я инспектировал в Алленштайне противотанковые части. Меня неожиданно вызвали к телефону. Начальник моего штаба генерал [Вольфганг] Томале просил меня приостановить на три дня приказ о переводе из Берлина в Восточную Пруссию танковых учебных частей. Ему мол звонил генерал [пехоты Фридрих] Ольбрихт, начальник Общего управления сухопутных войск в Берлине, и просил это сделать, т. к. завтра, т. е. 20 июля 1944 г., в пригородах Берлина состоятся маневры резервных и учебных частей под кодовым названием «Валькирия»; эти маневры могут сорваться, если в них не примут участия танковые учебные части. Кодовое название «Валькирия» подразумевало под собой операцию по отражению нападения воздушных десантов противника и по локализации внутренних волнений населения; мне, по крайней мере, было известно только такое значение этого названия. Когда Томале успокоил меня последними сообщениями с восточно-прусской границы и заверил, что можно повременить с отправкой 2–3 дня, я дал, хотя и с большой неохотой, согласие на участие учебных частей в этих маневрах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во второй половине этого дня я инспектировал резервные части в Торне. 20 июля утром я поехал в Хохензальцу, чтобы осмотреть находившиеся там противотанковые части. Вечер я провел дома в Дейпенхофе. Я вышел прогуляться в поле, но около 19 час. за мной приехал мотоциклист и сказал, что меня вызывают к телефону. Дома я узнал, что меня вызывает для разговора по телефону из Ставки фюрера. Тут же мне сообщили, что по радио передали сообщение о покушении на Гитлера. Только около полуночи я связался по телефону с генералом Томале; он коротко рассказал мне о покушении, назвал имена заговорщиков и сообщил о приказе Гитлера явиться завтра к фюреру и получить назначение на пост начальника Генерального штаба [сухопутных войск] вместо [Курта] Цейцлера. Специальный самолет должен забрать меня 21 июля в 8 час. в Хохензальце и доставить в Восточную Пруссию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Какие-либо другие появившиеся в печати сообщения о моих действиях 20 июля 1944 г. являются откровенным вымыслом. Я не предполагал, что готовится покушение, ни с кем об этом не говорил, единственный телефонный разговор, который я имел 20 июля, происходил в полночь с генералом Томале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Событие, которое привело к назначению меня в Генеральный штаб, как это указывается в находящемся у меня, равносильном данном под присягой, заявлении генерала Томале, произошло следующим образом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 июля 1944 г. около 18 час. подполковник Генштаба [Гейнц] Вайценеггер из Штаба оперативного руководства вермахта (генерал-полковника [Альфреда] Йодля) [328 - На самом деле Вайценеггер был адъютантом генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля.] позвонил по телефону генералу Томале и спросил обо мне. Томале указал место моего нахождения. После этого он получил приказ немедленно прибыть в Ставку фюрера и доложить о своем прибытии Гитлеру. Томале прибыл туда около 19 час. Гитлер принял его в присутствии своего адъютанта полковника [Николауса] фон Белова; он сразу же спросил, где я нахожусь и здоров ли я. Томале ответил. Тогда Гитлер сказал, что он решил назначить генерала [пехоты Вальтера] Буле начальником Генерального штаба [сухопутных войск], однако ввиду того, что последний был ранен во время покушения и неизвестно, сколько времени он будет находиться на излечении, Гитлер решил вместо Буле поручить генерал-полковнику Гудериану исполнение обязанностей начальника Генерального штаба. Томале поручили позаботиться о том, чтобы завтра утром я смог прибыть к Гитлеру.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так происходило дело. Стало быть, вначале Гитлер не намеревался назначать меня преемником Цейцлера, с которым он с определенного времени не ладил. Его выбор пал на меня лишь тогда, когда предусмотренный кандидат для этой мало почетной должности в связи с покушением на Гитлера выбыл из строя. Таким образом, все выводы, сделанные после войны противниками Гитлера из факта моего назначения на должность начальника Генерального штаба, несостоятельны. Они относятся или к области небылиц, или представляют собой злонамеренные клеветнические измышления. Собственно говоря, распространители слухов могли бы и сами понять, что в июле 1944 г. совсем незаманчивой была разработка операций на Восточном фронте; а ведь именно этим должен был заниматься человек, занимающий такую высокую должность!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, меня часто спрашивали, почему я вообще согласился занять такую тяжелую должность. Ответ прост: потому что мне приказали. Описание дальнейших событий покажет, что Восточный фронт находился на краю пропасти и что речь шла о спасении миллионов немцев – как солдат, так и гражданского населения. Я бы стал в своих собственных глазах подлецом и трусом, если бы отказался от попытки спасти войска Восточного фронта и свою родину – Восточную Германию. И то, что мне в конце концов все же не удалось этого сделать, останется до последних дней моей жизни моим несчастьем и горем. Едва ли кто-либо другой может почувствовать всю горечь судьбы нашей Восточной Германии и ее невинных, честных, преданных и храбрых людей с большей болью, чем я: ведь я сам пруссак!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 июля 1944 г. я прилетел из Хохензальцы в Лёцен. По прибытии я имел короткую беседу сТомале, который рассказал мне о ходе вчерашнего совещания у Гитлера и о покушении на него. Затем я встретился с фельдмаршалом [Вильгельмом] Кейтелем, генерал-полковником [Альфредом] Йодлем и генерал[-лейтенантом Вильгельмом] Бургдорфом, преемником тяжело раненого [Рудольфа] Шмундта на посту шеф-адъютанта Гитлера и начальника Управления личного состава сухопутных войск. С ними мне надо было согласовать некоторые вопросы в связи с назначением меня на должность начальника Генерального штаба сухопутных войск. В первую очередь обсуждался вопрос о почти полной замене офицерского состава Генерального штаба сухопутных войск. Нужно было заменить прежних офицеров, т. к. некоторые из них были ранены во время покушения на Гитлера, например, начальник Оперативного отдела генерал[-лейтенант Адольф] Хойзингер и его 1-й офицер Генштаба полковник [Гейнц] Брандт, другие подозревались в том, что были связаны с заговорщиками, и в связи с этим были арестованы, третьих я считал по их прошлой деятельности неподходящими, остальных же следовало заменить по той причине, что они никогда не видели фронта. Еще до начала совещания я получил приказ в 16 час. явиться в служебное здание Верховного командования сухопутных войск для принятия дел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окончания беседы с офицерами Верховного командования вермахта я направился примерно в середине дня на доклад к Гитлеру. Он производил впечатление сильно изнуренного человека; одно ухо немного кровоточило; правая рука неподвижно висела на перевязи. Принимая меня, он держался спокойно. Гитлер поручил мне исполнение обязанностей начальника Генерального штаба сухопутных войск и заявил, что у него с определенных пор не было тесного контакта с моим предшественником [Куртом] Цейцлером. Цейцлер, продолжал Гитлер, пять раз просил освободить его от своей должности; таких просьб не должно быть во время войны; он, Гитлер, не может больше предоставлять таких прав видным генералам, как не предоставляет их солдатам на фронте. Генералы не должны просить у него увольнения или отставки, если с ними ничего особенного не произошло. Он запретил мне подавать прошение об отставке независимо от предлога.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далее разговор пошел о моих личных пожеланиях. Была удовлетворена моя просьба об укомплектовании Генерального штаба сухопутных войск подобранными мною офицерами. Разговор коснулся также высших командных должностей на фронте. Я заметил, что новый главнокомандующий на Западе не имеет достаточного опыта в управлении танковыми соединениями и что поэтому я вынужден сделать предложение об использовании его на другой должности. Вдруг Гитлеру пришло в голову: «Между прочим, он является соучастником заговора!» Все трое – Кейтель, Йодль и Бургдорф – заметили, что фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге был «лучшим конем в конюшне» и поэтому, несмотря на то, что он был осведомлен о подготовке заговора, от него нельзя отказываться. Таким образом, моя попытка незаметно удалить господина фон Клюге с Западного фронта провалилась. Так как Гитлер был, очевидно, лучше меня осведомлен о позиции фельдмаршала фон Клюге, я отказался в дальнейшем предпринимать какие-либо шаги в этом направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При обсуждении служебных дел Гитлер сделал несколько замечаний, касающихся моей личности. Он сообщил, что моей жизни может угрожать опасность и что поэтому он отдал распоряжение тайной полевой полиции организовать мою охрану [329 - Тайная полевая полиция (Geheime Feldpolizei; GFP) являлась исполнительным полицейским органом, приданным на военное время военной контрразведке. Личный состав GFP относился к категории военных чиновников и комплектовался в основном сотрудниками гестапо и криминальной полиции. В т. ч. в задачи GFP входили мероприятия по охране штабов и личная охрана высшего комсостава.]. Полиция основательно проверила также мою квартиру и автомашины, но ничего подозрительного не нашла. Впервые в своей солдатской жизни я решил поручить солдатам, отобранным из выздоровевших танкистов, нести непосредственную охрану моей квартиры и служебного помещения в штабе. Они честно несли свою службу вплоть до моей отставки. Время от времени производилась их замена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем Гитлер, зная о моей болезни сердца, посоветовал мне проконсультироваться у его личного врача [Теодора] Морелля и делать у него уколы. Я принял это предложение и вскоре явился на консультацию, но по совету моего берлинского врача отказался от инъекций, предложенных господином Мореллем, т. к. лечение Гитлера, проводимое им, не имело особого результата.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При покушении у Гитлера были повреждены правая рука, барабанная перепонка и евстахиева труба правого уха. Он очень быстро оправился от этого. Болезнь же его, проявлявшаяся в непрерывном нервном подергивании левой руки и левой ноги, что легко замечал каждый, кто с ним встречался, не имела никакого отношения к покушению. Психическая травма Гитлера была сильнее, чем полученное ранение. Свойственное его характеру глубоко укоренившееся недоверие к людям вообще, и к Генеральному штабу и генералам в частности, превратилось теперь в ненависть. В связи с его болезнью, которая незаметно приводит к переоценке моральных понятий в психике человека, грубость превратилась в жестокость, склонность к блефу – в лживость. Он часто говорил неправду, сам не замечая этого, и заранее предполагал, что люди его обманывают. Он никому не верил. Беседы, которые и раньше с ним было очень трудно вести, стали теперь настоящей мукой. Он часто терял самообладание и не давал себе отчета в своих выражениях. В узком кругу своих людей он не встречал возражений с тех пор, как вежливый и предупредительный [Рудольф] Шмундт был заменен неотесанным [Вильгельмом] Бургдорфом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После беседы с Гитлером я бегло осмотрел так называемую «оперативную комнату», т. е. место, где вчера было совершено покушение на Гитлера, о котором очень часто и много писали, и затем направился в служебное здание начальника Генерального штаба сухопутных войск к своему рабочему месту. Помещение было пустым. Меня даже никто не встретил. Я обошел все комнаты и, наконец, натолкнулся на спящего ефрейтора по фамилии Риль. Я послал этого бравого солдата разыскать кого-нибудь из офицеров. Вскоре он пришел вместе с майором бароном [Берндом] Фрейтагом фон Лорингхофеном, которого я знал как офицера танковых войск, служившего в 1941 г. моим офицером для поручений в танковой армии. Я назначил Фрейтага моим адъютантом. Затем я попытался связаться со штабами групп армий, чтобы осведомиться об обстановке на фронтах. В кабинете начальника Генерального штаба находились три телефонных аппарата, назначение которых мне не совсем было ясно. Я взял телефонную трубку. Ответил какой-то женский голос. Когда я назвал свое имя, девушка вскрикнула и повесила трубку. Прошло некоторое время, пока, наконец, мне удалось успокоить связистку и установить нужную мне связь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановка на фронте до 20 июля 1944 г. освещена в предыдущей главе. Она была катастрофической. Для того, чтобы исправить ее хоть в какой-либо мере, нужно было в первую очередь сделать Генеральный штаб сухопутных войск работоспособным. Этот высший орган, руководивший всем Восточным фронтом, был дезорганизован. Мой предшественник намеревался перевести Генеральный штаб сухопутных войск в Майбахлагер, близ Цоссена под Берлином [330 - Лагерь Цоссен, близ небольшой деревушки Вюнсдорф под Берлином, – т. н. объект «Цеппелин» – был возведенной в 1937–1939 гг. полностью оборудованной по последнему слову техники ставкой для ОКБ и ОКХ, объект «Майбах» (Maybach) был предназначен для Генштаба сухопутных войск и ОКХ.]. Ряд подразделений был уже размещен там: генерал-квартирмейстер со своими отделами, начальник военно-транспортной службы вермахта и другие важные отделы. Служба связи в основном уже была переведена. Поэтому из Восточной Пруссии с большими трудностями удавалось поддерживать связь с фронтом и заботиться о снабжении армии всем необходимым, что входило в обязанности Верховного командования сухопутных войск. Первое, что я должен был решить, – это определить место расположения Верховного командования сухопутных войск. Таким местом мною была выбрана Восточная Пруссия, где находился Гитлер и Верховное командование вермахта. Отделы, переведенные в Цоссен, нужно было немедленно вернуть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующим мероприятием по восстановлению надлежащего порядка было укомплектование отделов штаба. Я пригласил генерал[-лейтенанта Вальтера] Венка, который был начальником штаба у [Фердинанда] Шёрнера [в группе армий «Южная Украина»], на должность начальника Оперативного отдела и вскоре расширил его обязанности до функций начальника Штаба оперативного руководства сухопутных войск, подчинив ему, кроме Оперативного, также Организационный отдел и Отдел иностранных армий Востока с тем, чтобы весь оперативный аппарат находился в одних руках. Во главе Оперативного отдела был поставлен полковник [Богислав] фон Бонин, Организационного отдела – подполковник [Хорст] Вендланд. Отдел «Иностранные армии Востока» (разведка) возглавлял опытный офицер-разведчик полковник [Рейнгард] Гелен. Генерал-квартирмейстером вместо покончившего жизнь самоубийством генерала [артиллерии Эдуарда] Вагнера стал полковник [Альфред] Топпе. Генерал-инспектором артиллерии при Верховном командовании сухопутных войск [331 - Гудериан несколько неточен: Берлин сначала – 21 июля 1944 г. – был назначен генералом артиллерии при начальнике Генштаба сухопутных войск, а 25 ноября 1944 г. он был выведен из подчинения Гудериана, его права расширены и он стал именоваться генералом артиллерии при ОКБ.] был назначен генерал[-лейтенант Вильгельм] Берлин, бывший мой артиллерийский советник во Франции и России, начальником службы связи вермахта стал генерал[-лейтенант Альберт] Праун [332 - Сначала Прауен 20 июля 1944 г. стал начальником службы связи сухопутных войск ОКХ, а 1 октября 1944 г. одновременно также занял пост инспектор связи вермахта в ОКБ. В данном случае Гудериан смешивает две разных должности.] – мой старый начальник связи в кампаниях 1940–1941 гг. Пока эти люди прибыли к месту службы, пока они втянулись в работу, прошло определенное время. Из прежних видных офицеров Генерального штаба сухопутных войск остался на своей должности лишь один начальник военно-транспортной службы вооруженных сил – способный генерал[пехоты Рудольф] Герке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые недели своей деятельности я приложил все силы к тому, чтобы весь штаб бесперебойно работал. Для разрешения других насущных вопросов у меня не было времени. События, которые нам теперь могут показаться очень важными, в то время меня не беспокоили, т. к. в суматохе не было возможности обсудить дела, не относящиеся к фронту. Чтобы спасти положение на фронте, все мои новые коллеги и я сам работали, не зная сна и отдыха.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каковы же были фактические последствия 20 июля?<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Человек, на жизнь которого покушались, был легко ранен [333 - Под этим эвфемизмом Гудериан имеет в виду Адольфа Гитлера.]. Но его физическое состояние, которое и без того не было блестящим, ухудшилось. Его душевное равновесие было навсегда нарушено. Наружу вырвались все злые духи, что жили в его душе. Теперь его действия не были ничем ограничены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для того, чтобы убийство Гитлера оказало серьезное влияние на работу правительственного аппарата Германии, необходимо было вместе с ним были устранены столпы национал-социалистского режима. Но никто из них не был рядом с Гитлером во время покушения. Устранение [рейхсфюрера СС Генриха] Гиммлера, [рейхсмаршала Германа] Геринга, [имперского министра народного просвещения и пропаганды Йозефа] Геббельса, [начальника Партийной канцелярии Мартина] Бормана – назовем самых главных – не было предусмотрено. Заговорщики не пытались обеспечить ни малейшей гарантии осуществлению своих политических планов в случае, если покушение удастся. Совершавший покушение граф [Клау Шенк фон] Штауфенберг знал об этом недостатке плана: за несколько дней до покушения он в Оберзальцберге воздержался от выполнения своего намерения, заметив, что в зале не было Гиммлера и Геринга, на присутствие которых он рассчитывал. Неизвестно, почему граф Штауфенберг, зная об отсутствии необходимых предпосылок для полного политического успеха его шага, решил действовать 20 июля. Может быть, его побудило к этому известие об имевшемся приказе арестовать доктора [Карла Фридриха] Гёрделера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если бы покушение на Гитлера удалось, заговорщикам для захвата власти необходимо было бы иметь какое-то количество войск. У них же не было ни единой роты. Они даже не были в состоянии взять власть в Берлине, куда прилетел из Восточной Пруссии граф Штауфенберг, получивший ложное известие об успехе совершенного им покушения. Офицеры и солдаты частей, выделенных для участия в операции «Валькирия», не имели никакого представления о планах заговорщиков. Этим и объясняются последующие их действия. Мое распоряжение – воздержаться от отправления из Берлина учебных частей танковых войск, отданное по совершенно другим соображениям, также не могло способствовать их успеху, потому что заговорщики даже не отважились посвятить личный состав частей и их командиров в свои планы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внешнеполитические предпосылки успеха заговора также отсутствовали. Связи заговорщиков с крупными политиками в рядах наших противников были слабыми. Ни один из видных политических деятелей лагеря противников не предпринял никаких действий, направленных на поддержку заговорщиков. Едва ли будет ошибочным предположить, что перспективы у Германского государства даже в случае успеха покушения были бы не лучшими, чем сегодня. Наши противники думали совсем не только об устранении Гитлера и нацизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первыми жертвами покушения стали: полковник [Гейнц] Брандт из Оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск, генерал [авиации Гюнтер] Кортен – начальник Генерального штаба люфтваффе, генерал[-лейтенант Рудольф] Шмундт – шеф-адъютант Гитлера и стенографист [Генрих] Бергер [334 - Брандт скончался в госпитале 21 июля, Кортен – 22 июля, Штундт – 1 октября 1944 г. Первым же – в день покушения 20 июля – в госпитале скончался Бергер.]. Некоторые сотрудники Верховного командования сухопутных войск и Верховного командования вермахта были ранены [335 - Тяжело были ранены офицер связи главнокомандующего люфтваффе в Ставки генерал авиации Карл Генрих Боденшац и подполковник Генштаба Генрих Боргман. Легкие ранения получили: начальник Оперативного отдела и заместитель начальника Генштаба сухопутных войск генерал-лейтенант Адольф Хойзингер; начальник штаба сухопутных войск при ОКБ генерал пехоты Вальтер Буле; морской адъютант фюрера контр-адмирал Карл Йеско фон Путткамер; особоуполномоченный по написанию военной истории генерал-майор Вальтер Шерфф; начальник Штаба оперативного руководства ОКБ генерал-полковник Альфред Йодль.]. Это были ненужные жертвы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Следующими жертвами стали помогавшие или сочувствовавшие заговору – вместе с членами своих семьей. Только небольшое число из казненных на самом деле принимало активное участие в организации заговора. Большая часть из них только слышала о нем и заплатила жизнью за то, что молчала о распространяемых слухах и о ведущихся за кулисами разговорах. Первыми пали главари, покончив жизнь самоубийством, – генерал-полковник [Людвиг] Бек, генерал-квартирмейстер [Эдуард] Вагнер, генерал[-майор Хенниг] фон Тресков, полковник барон [Вессель] Фрейтаг фон Лорингхофен и другие. [Полковник] граф [Клаус фон] Штауфенберг, [генерал пехоты Фридрих] Ольбрихт, [полковник Альбрехт Риттен] Мерц фон Квирнхейм и [обер-лейтенант Вернер] фон Хэфтен попали в руки военно-полевого суда, учрежденного [Фридрихом] Фроммом, и были расстреляны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер приказал, чтобы всех обвиняемых судили одним особым порядком в Народной судебной палате [336 - Народная судебная палата (Volksgerichtschoff; VGH) – являлась высшим чрезвычайным судебным органом, занимавшимся делами о государственной измене, шпионаже и др. политических преступлениях.]. Для военнослужащих этот приказ означал, что их должен судить не Имперский военный суд, а особый суд, состоящий из гражданских судей, и что на суде будут руководствоваться не военными законами о наказаниях и положениями о приведении в исполнение приговоров суда, а особыми приказами Гитлера, продиктованными ненавистью и жаждой мести. При гитлеровской диктатуре не было никаких правовых норм, которые можно было бы противопоставить этим приказам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы предать Народной судебной палате военнослужащих, подозреваемых в сотрудничестве с заговорщиками или в осведомленности об их деятельности, нужно было исключить из рядов вооруженных сил. Это должно было быть сделано после расследования, проведение которого Гитлер возложил на так называемый Суд чести. В состав этого суда вошли: в качестве председателя – [генерал-фельдмаршал [Герд] фон Рундштедт, в качестве членов – [генерал-фельдмаршал Вильгельм] Кейтель, [генерал пехоты Вальтер] Шрот, [генерал пехоты Карл] Крибель, [генерал-лейтенант Генрих] Кирххейм и я [337 - Надо заместить, что Кейтель, Шрот и Гудериан были постоянными членами, а Крибель и Кирххейм – вспомогательными. Также в состав Суда чести был включен генерал пехоты Карл Вильгельм Шпехт (он сменил в октябре погибшего Шрота).]. Я просил не обременять меня этим мало привлекательным заданием, ссылаясь на то, что я перегружен обязанностями по своей новой должности, оставаясь одновременно генерал-инспектором танковых войск. Однако мою просьбу оставили без внимания. Я добился только того, что мне назначили постоянного заместителя – генерала Кирххейма – на тот случай, если мои служебные обязанности не позволят мне принять участие в заседаниях. Первое время я вообще не участвовал на судебном разбирательстве, но Кейтель разыскал меня и предложил от имени Гитлера являться на процесс. Так, я все же вынужден был присутствовать на двух или трех ужасных заседаниях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То, что я там слышал, было очень печально и потрясающе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предварительное следствие вели [Эрнст] Кальтенбруннер и группенфюрер СС [Генрих] Мюллер из гестапо. Первый был австрийским юристом, второй – баварским [полицейским] чиновником. Оба они не имели понятия о офицерской чести. О Мюллере можно сказать, что его отношение к офицерам представляло собой смесь ненависти и других низких чувств; это была холодная и тщеславная натура. Кроме этих лиц, в заседаниях принимали участие начальник Управления личного состава сухопутных войск генерал [Вильгельм] Бургдорф и его первый помощник генерал [Эрнст] Майзель; они отвечали за ведение протоколов и были наблюдателями Гитлера. Материалы предварительного следствия содержали собственноручные показания обвиняемых, большей частью признания, сделанные с почти невообразимой откровенностью, с какой обычно высказывались офицеры перед офицерским Судом чести, состоявшим из людей одинаковой с ними профессии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот факт, что обвиняемые находились в гестапо и имели дело со следователями, которые мыслили совершенно по-другому, очевидно, не доходил до сознания этих несчастных. Поэтому показания содержали не только то, что касалось непосредственно самих обвиняемых, в них указывались также имена, действия или ошибки других. Каждого, чье имя упоминалось в этих показаниях, затем арестовывали и допрашивали. Таким образом, гестапо вскоре имело перед собой почти полную картину заговора, знало о его масштабе и о круге его участников. И не только об этом. При откровенном признании обвиняемого часто было просто невозможно объявить его невиновным и непричастным к заговору. Хотя я и редко присутствовал на заседаниях, но я всячески стремился, когда это было возможно, спасать людей. К сожалению, мало кому удалось оказать добрую услугу. В таком же духе действовали и другие члены суда, особенно Кирххейм, Шрот и Крибель. Поддерживал нас всегда и фельдмаршал фон Рундштедт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Суд чести после проведения предварительного следствия должен был только решить, кого из обвиняемых, за соучастие или за осведомленность, будет или не будет судить Народная судебная палата. Если принималось решение передать обвиняемого палате, тогда соответствующее военное ведомство вносило предложение о демобилизации обвиняемого из рядов вермахта. В этом случае компетенция Имперского военного суда уже на них не распространялась. Такое решение могло быть вынесено только на основе представленных документов. Допросы обвиняемых не допускались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При ведении этого неприглядного судебного разбирательства приходилось вступать в тяжелые конфликты со своей совестью. Нужно было обдумывать каждое слово; не хотелось, смягчая вину одного, ухудшать положение других людей, еще неизвестных или уже арестованных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Смертные приговоры Народной судебной палаты приводились в исполнение через повешение – способ наказания, которого доселе не знало германское правосудие, тем более военное. До этого военнослужащие, по делу которых выносились смертные приговоры, расстреливались. Смертная казнь через повешение была завезена к нам из Австрии. Она, к сожалению, практикуется еще и поныне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кто готовит совершение государственного переворота, тот учитывает, что в случае неудачи он будет обвинен в измене и поплатится жизнью. Но кто из казненных за участие в заговоре 20 июля 1944 г. думал об этом? Вероятно, очень немногие. Во всяком случае, этот аргумент не признавался Гитлером. И вот получилось, что были осуждены офицеры, которые только накануне 20 июля узнали о том, что готовится государственный переворот, и не могли сразу сообщить об этом надлежащим органам, т. к. не осознали сразу же всей важности услышанного сообщения. Совершенно непричастные лица были втянуты в гибельный круговорот, потому что они пытались помочь товарищам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самым потрясающим примером такой непричастности является случай, который произошел с генерал [-лейтенантом Густавом] Хейстерманом фон Цильбергом, зятем моего уважаемого бывшего инспектора и командира дивизии генерала [Эриха фон] Чишвица.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цильберг 20 июля командовал [28-й егерской] дивизией на Восточном фронте. Его 1-й офицер Генштаба майор [Иоахим] Кун, работавший ранее в организационном отделе Генерального штаба сухопутных войску генерал [-майора Гельмута] Штифа, был осведомлен о готовящемся заговоре. Цильберг получил телеграмму, которой ему приказывалось немедленно арестовать Куна и под надежным конвоем направить в Берлин. Цильберг разрешил Куну отправиться одному на новый передовой командный пункт. Этим он хотел дать ему возможность покончить жизнь самоубийством. Но Кун не воспользовался предоставленным ему случаем застрелиться, как предполагал Цильберг, а перебежал к противнику. Цильберг был арестован и предан военно-полевому суду. Суд вынес очень мягкое решение. Вскоре об этом узнал Гитлер. Он приказал провести новое следствие с тем, чтобы вынести Цильбергу смертный приговор, т. к. Кун, служивший в свое время в Организационном отделе Генерального штаба сухопутных войск, несомненно, был посвящен во многие секретные дела, стало быть, его переход к противнику мог принести значительный ущерб нашему фронту. В феврале 1945 г. Цильберг был расстрелян. Такая же участь постигла и зятя моего несчастного начальника, добросердечного генерала Готше, хотя и по другой причине: зять генерала Готше высказал мнение, что эту войну выиграть нельзя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Печальна была судьба осужденных, но еще печальнее была участь их родственников. Полицейские аресты, обрушившиеся на них, приносили невероятные мучения и душевные пытки. Только некоторым из них можно было помочь и облегчить их страдания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итоги покушения ужасны, если рассматривать положение вещей, как оно есть. Сам я противник всякого убийства. Наша христианская религия дает в этом отношении ясную заповедь. Поэтому я не могу одобрить покушения. Независимо от этой религиозной причины я должен также констатировать, что для удачного исхода государственного переворота в тот период не было ни внутренних, ни внешнеполитических предпосылок. Приготовления были совершенно недостаточны, подбор лиц на важнейшие государственные посты – непонятен. Организатором заговора был вначале доктор Гёрделер, идеалист, который думал совершить государственный переворот без покушения. Он и его коллеги по заговору были, несомненно, воодушевлены идеей оказать своему народу самую добрую услугу. Доктор Гёрделер подобрал для правительства «большое число видных деятелей» и подготовил списки, которые из-за его собственной неосторожности попали в руки гестапо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Характеристику генерал-полковника [Людвига] Бека, которого намечали сделать главой государства, я уже приводил. Его поведение 20 июля подтвердило правильность моего мнения. [Генерал-]фельдмаршал [Эрвин] фон Вицлебен был больным человеком. Правда, он страшно ненавидел Гитлера, но едва ли обладал решительностью, нужной для совершения военного путча в такой напряженной обстановке. Генерал-полковник [Эрих] Гёпнер был храбрым солдатом-фронтовиком, но я сомневаюсь в том, что он полностью сознавал всю важность своих действий 20 июля. Генерал [пехоты Фридрих] Ольбрихт был весьма способным офицером, хорошо знал свои служебные обязанности, но у него не было ни командных прав, ни войск, на которые он мог бы опереться при совершении государственного переворота. Вплоть до 20 июля 1944 г., т. е. несколько лет, шли споры и совещания. Непрерывно расширялся круг людей, осведомленных о планах заговорщиков. Неудивительно, что гестапо, в конце концов, пронюхало об одном из кружков заговорщиков. Надвигалась угроза волны арестов. Видимо, это побудило импульсивного графа Штауфенберга, не медля более, совершить покушение, смысл которого едва ли уразумели другие заговорщики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Покушение не удалось. Совершивший его сильно ошибся относительно эффективности своей бомбы и вел себя очень необдуманно. Действия генерал-полковника Фромма, командующего Армией резерва, были непонятны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце концов, и он сам стал жертвой злосчастного покушения. Генерал [пехоты Карл] Генрих фон Штюльпнагель, командующий войсками во Франции, большой идеалист, которого я хорошо знал и всякий раз, приезжая в Париж, посещал, должен был умереть ужасной смертью. Но самой ужасной была кончина фельдмаршала Роммеля [338 - Еще в начале 1944 г. Эрвин Роммель примкнул к заговору против Гитлера, однако в среде заговорщиков он выступал против физического устранения фюрера, считая, что тот должен быть арестован и предстать перед судом. Был готов играть активную роль в перевороте, поддержать его войсками. Однако 17 июля 1944 г. Роммель был тяжело ранен осколком авиабомбы и эвакуирован в Германию на лечение. После провала покушения на Гитлера гестапо в ходе расследования получило материалы о причастности Роммеля к заговору. 14 октября к нему прибыли генералы В. Бургдорф и Э. Майзель, которые предложили Роммелю выбор: самоубийство или суд чести. Роммель выбрал последнее. Тогда ему пригрозили репрессиями в отношении семьи. В тот же день Роммель покончил с собой, приняв привезенный Бургдорфом яд. Официальной причиной смерти было объявлено кровоизлияние в мозг.], правду о которой я узнал, уже находясь в плену. Только тогда до моего сознания дошла вся глубина трагедии, которую мы переживали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, еще не раз будет ставиться вопрос, что произошло бы, если бы покушение удалось. Никто этого не может сказать. Одно, кажется, несомненно: в то время большая часть германского народа еще верила в Адольфа Гитлера и поэтому решила бы, что заговорщики устранили единственного человека, который, может быть, предотвратил бы полную военную катастрофу. Ненависть народа легла бы бременем в первую очередь на офицерский корпус, генералитет и Генеральный штаб – и не только во время войны, но также и после нее. Ненависть и презрение народа перешли бы и на солдат, которые в разгар смертельной схватки с врагом, нарушая присягу, убивают главу государства, оставляя без капитана находящийся под угрозой государственный корабль. Нельзя сомневаться в том, что наши противники обращались бы с нами лучше, если бы удалось покушение, чем они обращаются с нами теперь, после нашего поражения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но вот могут спросить: а что все-таки произошло бы?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хотел бы сказать только одно. Очень много пишут и говорят о сопротивлении гитлеровскому режиму. Но кто из оставшихся в живых, нынешних ораторов и писателей, имевших когда-то доступ к Гитлеру, хоть один раз пытался оказать ему сопротивление? Кто отважился хотя бы раз возразить Гитлеру, высказать ему свое мнение и настоять на нем с глазу на глаз с диктатором? Именно так следовало бы поступать. В течение тех месяцев, когда я приходил к Гитлеру на доклад и вел с ним многочисленные беседы на военные, технические и политические темы, я видел, что так поступали немногие, из которых, к сожалению, только некоторые находятся ныне в живых. Я совершенно отказываюсь назвать борцами Сопротивления таких людей, которые только шушукались в кулуарах о том, что они придерживаются другого мнения, людей, которые пытались только подстрекать на активные действия других.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот, кто придерживался иного мнения, чем Гитлер, обязан был сказать ему об этом совершенно открыто, если ему представлялся такой случай. Это нужно было делать в первую очередь тогда, когда это было совершенно необходимо, когда это еще имело смысл, а именно, в предвоенные годы. Кто ясно себе представлял, что политика Гитлера должна привести к войне, что необходимо предотвратить войну, что война станет несчастьем для нашего народа, тот должен был перед войной искать и найти случай сказать об этом Гитлеру и германскому народу со всей ясностью, если не в самой Германии, то из-за границы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сделали ли это в свое время заговорщики?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я видел германских солдат в двух тяжелых войнах. Во Второй мировой войне я имел честь быть их командиром. В боях они были преданными до самой смерти, верными своей присяге, несмотря на угрожающую катастрофу. Такими они должны и остаться. Только эта преданность, эта самоотверженность, этот неописуемый героизм помогут возродить сильный и здоровый народ, сильное и здоровое государство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дай бог, чтобы молодому поколению удалось на этой благородной основе мирным путем восстановить новую Германию; которую снова, как когда-то, уважали бы другие народы.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XI<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начальник Генерального штаба<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернемся к происходившим в то время военным событиям. После того, как Генеральный штаб сухопутных войск был превращен в работоспособный орган военного руководства, выяснилось, что он действует чрезвычайно медленно. Это было связано с тем, что Гитлер сохранил за собой право утверждать все мелкие вопросы и не желал предоставить начальнику Генерального штаба самых минимальных полномочий в области отдачи приказов. Поэтому в направленной Гитлеру докладной записке я просил предоставить мне право отдавать указания группам армий на Восточном фронте по всем принципиальным вопросам, а также решать все проблемы, касающиеся работы Генерального штаба в целом. Гитлер отклонил обе мои просьбы. Против моих предложений протестовали также [Вильгельм] Кейтель и [Альфред] Йодль. Отказ был написан собственноручно Кейтелем. На мои возражения Йодль ответил: «Генеральный штаб вообще надо разогнать»! Впрочем, если самые влиятельные представители «корпорации малиновых лампас» [339 - Офицеры Генерального штаба в Германии независимо от чина носили широкие малиновые лампасы.], сами рубили сук, на котором они сидели, то и всему учреждению ничем уже нельзя было помочь. Последствия этого сразу же проявились в ряде грубых нарушений дисциплины, вынудивших меня перевести виновников в штаб Верховного командования сухопутных войск – единственный орган, по отношению к которому я обладал ограниченными дисциплинарными правами. Там я заставил этих слишком самоуверенных молодых господ в течение нескольких недель поразмыслить над своим поведением. Воспользовавшись удобным случаем, я доложил Гитлеру о принятых мною мерах. Он удивленно посмотрел на меня, но не проронил ни одного слова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как-то в один из первых дней моей деятельности на новом посту я сказал Гитлеру, что хочу побеседовать с ним наедине. Он спросил: «Что вы имеете в виду – служебные или личные дела?» Конечно, речь шла о служебных вопросах, которые с надлежащей ясностью можно было обсудить только с глазу на глаз. Каждый третий при обсуждении таких вопросов был уже лишним. Это Гитлер сам хорошо знал, однако отклонил мою просьбу, заявив, что может обсуждать со мной служебные вопросы только в присутствии фельдмаршала Кейтеля и двух стенографисток. Вследствие такого распоряжения мне редко представлялся случай откровенно высказывать свое мнение Верховному главнокомандующему, т. к. сделать это, не создавая опасности умаления его авторитета, можно было только в личной беседе. И этот весьма неудобный порядок моих встреч с Гитлером был также внушен фельдмаршалом Кейтелем, который боялся, что будет несвоевременно осведомлен о важных вопросах и постепенно отойдет на задний план. Я должен был руководить штабом в тех же условиях, от которых страдал мой предшественник. Естественно, что это не способствовало смягчению общего тона и существующих разногласий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановка на Восточном фронте на 21 июля 1944 г. (в тот день, когда я был вынужден принять дела начальника Генерального штаба) была весьма неблагоприятной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наиболее устойчивой казалась обстановка на фронте группы армий «Южная Украина», в которую входили 6-я и 8-я немецкие армии, румынские части и подразделения венгерской армии. Фронт этой группы армий проходил от устья р. Днестр вверх по течению до района восточнее Кишинева, затем севернее Ясс, южнее Фэлтичени, затем, пересекая pp. Прут и Серет, до истоков р. Серет. Группа армий «Южная Украина» в весенних боях (март – апрель) отразила атаки противника севернее Ясс, а затем смогла выделить несколько дивизий в резерв. Командовал ею генерал [Фердинанд] Шёрнер, пользовавшийся особым доверием Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К группе армий «Южная Украина» примыкала группа армий «Северная Украина». До 12 июля 1944 г. она успешно оборонялась на фронте, проходившем у Рэдауц на Верхнем Серете, восточнее Делятина, через Бучач, Тарнополь, Езерну, Берестечко и к район южнее Ковеля. 13 июля русские перешли в наступление и прорвали фронт группы армий в трех местах, захватив 21 июля Львов, излучину р. Сан севернее Перемышля, Томашув, Холм и Люблин. Русские осуществили глубокое вклинивание, выйдя почти на линию Пулавы на Висле – Брест-Литовск на Западном Буге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже эта картина внушала серьезные опасения, но положение группы армий «Центр» после 22 июля 1944 г. было просто катастрофическим; худшего ничего и не придумаешь. В период с 22 июня по 3 июля 1944 г. русские начали наступление и прорвали немецкий фронт между реками Припять и Березина, у Рогачева, Чаусе, севернее Орши и по обе стороны Витебска. Понеся огромные потери (около 25 дивизий), фронт откатился на линию Давид-Городок – Барановичи – Молодечно – Козяны – Западная Двина севернее Полоцка. В последующие дни русские, энергично развивая успешное наступление, овладели Пинском, а также районом Пружаны – Волковыск – Неман – восточнее Гродно – Ковно – Двинск – восточное Двинска – Идрица. Этим ударом в крайне тяжелое положение была поставлена не только группа армий «Центр», но и группа армий «Север». До 21 июля русские, казалось, неудержимым потоком хлынули к р. Висла от Сандомира до Варшавы, а также через Седлец, Бельск-Подляски, Белосток, Гродно, Ковно и, что самое неприятное, через Паневежис на Шяуляй и Митаву. Севернее Митавы противник вышел на побережье Рижского залива, отрезав группу армий «Север» от других фронтов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Север», правый фланг которой находился севернее Полоцка, обороняла фронт по линии севернее Полоцка – Идрица – Остров – Псков – Чудское озеро – Нарва и далее до побережья Финского залива.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате катастрофы группы армий «Центр» группа армий «Север» должна была до 21 июля 1944 г. оттянуть свой правый фланг на линию Митава – Двинск – Псков. Но это была, конечно, не последняя остановка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;От своего предшественника я принял не только дезорганизованный штаб, но и совершенно разваливающийся фронт. Резервов у Верховного командования сухопутных войск не было. Единственные имевшиеся в нашем распоряжении силы находились в Румынии, в тылу группы армий «Южная Украина». Уже одного взгляда на карту железных дорог было достаточно, чтобы понять, что переброска этих резервов займет много времени. Небольшие силы, которые можно было взять из армии резерва, уже направлялись в группу армий «Центр», которая понесла больше всего потерь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Договорившись с командующим группой армий «Южная Украина», где начальником штаба был генерал[-лейтенант Вальтар] Венк, хорошо знавший обстановку в Румынии, я предложил Гитлеру вывести из Румынии все дивизии, которые можно снять с фронта, и использовать их для восстановления связи между группами армий «Центр» и «Север». Незамедлительно началась переброска этих сил. Кроме того, Гитлер распорядился поменять местами командующих группами армий «Южная Украина» ([Фердинанд] Шёрнер) и «Север» ([Йоханнес]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрисснер). Группе армий «Южная Украина» были даны инструкции, предоставлявшие командующему самостоятельность, необычную для гитлеровской системы руководства. В результате этих энергично принятых мер удалось приостановить продвижение русских в районе Добеле – Туккум – Митава. Теперь я планировал не только соединение обеих групп армий, но и эвакуацию немецких войск из Прибалтики с тем, чтобы значительно сократить линию фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эвакуация немецких войск из Прибалтики и без того была необходима, т. к. это была единственная возможность спасти от уничтожения группу армий «Север», оборонявшуюся на чрезвычайно растянутом фронте. Генерал Шёрнер получил приказ прислать свои предложения относительно эвакуации войск из Прибалтики. Он хотел выполнить эту задачу в 3–4 недели. Но обстановка не позволяла этого. Мы должны были действовать быстро, чтобы опередить противника и оттянуть в Восточную Пруссию основные силы группы армий, сохранив их боеспособность. Поэтому я распорядился провести эвакуацию немецких войск из Эстонии и Литвы в течение одной недели, создать предмостное укрепление в районе Риги и немедленно сосредоточить все моторизованные и танковые войска в районе западнее Шяуляя. В этом районе я ожидал очередного удара русских. Здесь нужно было приостановить их наступление, чтобы дать возможность группе армий «Север» в Прибалтике снова установить связь с группой армий «Центр».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате контрудара немецких войск в период с 16 по 26 сентября 1944 г. была установлена связь между обеими группами армий. В этом большая заслуга храброго полковника графа [Гиацинта фон] Штрахвица и его сводной танковой дивизии. Теперь нужно было немедленно использовать создавшееся выгодное положение. Но группа армий «Север» не сумела сделать этого. Шёрнер не верил в новое наступление русских западнее Шауляя, он думал, что оно начнется у Митавы. Поэтому вопреки директиве, подписанной Гитлером, он задержал свои танковые части у Митавы. Мои просьбы о выполнении директивы не были приняты во внимание. Я не могу утверждать, но вполне возможно, что Шёрнер действовал с разрешения Гитлера, с которым он поддерживал прямую связь. В результате растянутый немецкий фронт западнее Шяуляя в октябре был снова прорван. Между Мемелем и Либавой русские вышли к Балтийскому морю. Группа армий «Север» после второй неудачной попытки установить связь вдоль побережья была окончательно отрезана от всего Восточного фронта и снабжалась боеприпасами и продовольствием по морю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я отстаивал перед Гитлером необходимость вывода этих ценных войск, совершенно необходимых для обороны Германии. Эта борьба только отравляла атмосферу, но оставалась безуспешной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как на левом фланге обширного фронта осуществлялись важные перегруппировки и велись упорные бои, в то время как фельдмаршал [Вальтер] Модель, проявив личную храбрость, остановил зашатавший фронт группы армий «Центр» восточное Варшавы, 1 августа 1944 г. в Варшаве вспыхнуло восстание поляков под руководством генерала [Тудеуша] Бур-Коморовского. Это восстание непосредственно в тылу наших войск явилось чрезвычайно опасной угрозой. Связь с частями 9-й армии генерала [танковых войск Николауса] фон Формана, действовавшими на фронте, была нарушена. Нельзя было не считаться с возможностью быстрого установления взаимодействия между русскими и восставшими поляками. Я возбудил ходатайство о включении Варшавы в зону боевых действий сухопутных войск. Однако тщеславие генерал-губернатора [Ганса] Франка и рейхсфюрера СС Гиммлера вынудило их повлиять на Гитлера и заставить его объявить, что Варшава (несмотря на то, что она находилась непосредственно за линией фронта и даже примыкала к нему) не относится к зоне боевых действий, а остается в подчинении генерал-губернатора. Подавление восстания было поручено рейхсфюреру СС. Последний, в свою очередь, возложил эту задачу на [обер]группенфюрера СС[, генерала полиции и войск СС Эриха] фон дем Бах-Зелевски, которому для этой цели было подчинено несколько эсэсовских и полицейских частей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бои, длившиеся неделями, носили ожесточенный характер. Соединения СС, участвовавшие в подавлении восстания, только в оперативном отношении подчинялись войскам СС, но не принадлежали к их составу; они не отличались безупречной дисциплиной. Бригада Каминского состояла из бывших военнопленных, главным образом русских, враждебно относившихся к полякам; бригада Дирлевангера состояла из немецких штрафников, которые должны были искупить свою вину [340 - На самом деле имеются в виду боевая группа (около 1700 человек) 29-й гренадерской дивизии войск СС (русской № 1) и полк СС «Дмирлевангер» (SS-Regiment Dirlewanger).]. Когда эти сомнительные элементы вынуждены были не на жизнь, а на смерть вести ожесточенные бои за каждую улицу, за каждый дом города, их моральный дух оказался недостаточно стойким. Сам фон дем Бах однажды, докладывая о наличии вооружения в его частях, сообщил мне о бесчинствах своих подчиненных, пресечь которые он не в состоянии. От его сообщений волосы становились дыбом, поэтому я был вынужден в тот же вечер доложить обо всем Гитлеру и требовать удаления обеих бригад с Восточного фронта. Вначале Гитлер не согласился удовлетворить мои требования. Но даже офицер связи Гиммлера с Гитлером бригаденфюрер СС [Герман] Фегелейн вынужден был заявить в подтверждение моих слов: «Так точно, мой фюрер, они действительно босяки!» Гитлеру не оставалось ничего другого, как принять мое предложение. Фон дем Бах позаботился о том, чтобы Каминского расстреляли; этим он избавился от нежелательного свидетеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только 2 октября 1944 г. восстание было подавлено. Учитывая, что восставшие склонны капитулировать, я посоветовал Гитлеру придерживаться принципов международного права и обращаться с ними как с военнопленными, чтобы быстрее закончить бессмысленную бойню. Гитлер согласился также и с этим предложением. Генерал-полковник [Ганс Георг] Рейнгардт, ставший 15 августа вместо Моделя командующим группой армий «Центр», получил соответствующую директиву; согласно этой директиве войска и действовали.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В борьбе с повстанцами всегда бывает трудно отличать организованных бойцов от гражданского населения. Об этом пишет сам генерал Бур-Комаровский: «В боях наши командиры с трудом отличали солдат от гражданских лиц. Наши люди не носили военной формы, и мы не могли воспрепятствовать гражданскому населению носить на руках бело-красные повязки. Гражданское население, как и солдаты национальной армии, пользовались трофейным (немецким) оружием, что мешало бережно относиться к боеприпасам. На одного немецкого солдата повстанцы из гражданского населения тратили несколько снарядов и ручных гранат. В каждом поступившем ко мне донесении содержались жалобы на бесцельное расходование боеприпасов» [341 - Из книги генерала Бур-Комаровского «Непобедимые», изд. 1946 г. – Прим. авт.]. Так как поляки, кроме того, носили немецкую военную форму, взятую из захваченных у нас складов, то сложность положения немцев, а тем самым и склонность их к беспощадному уничтожению противника все больше увеличивались. Поэтому неудивительно, что и Гитлер, которому Фегелейн и Гиммлер регулярно докладывали о варшавских событиях, часто разражался гневом, отдавая строгие приказы, касавшиеся тактики боевых действий и отношения к жителям Варшавы. Этот гнев нашел свое выражение в докладной записке высшего руководителя войск СС и полиции на Востоке [обер-группенфюрера СС Вильгельма Коппе] генерал-губернатору доктору [Гансу] Франку от 11 октября 1944 г.: «Новая политика в отношении Польши. Обергруппенфюрер фон дем Бах получил приказ умиротворить Варшаву, т. е. еще до окончания войны сровнять Варшаву с землей, поскольку это не помешает выполнению военных планов по сооружению укреплений. До начала разрушений из Варшавы должны быть вывезены все виды сырья, текстиль и мебель. Это является основной задачей гражданской администрации» [342 - Газета «Изар-Пост», Нюрнберг, 23 февраля 1946 г. (Всегерманское информационное агентство). – Прим. авт.]. Об этом приказе, который был отдан по линии СС, я в то время ничего не знал. Впервые я прочел его в 1946 г. в нюрнбергской тюрьме. Слухи о намерении полностью разрушить Варшаву, которые ходили в Ставке, а также вспышка гнева Гитлера в моем присутствии в связи с событиями в Варшаве побудили меня указать в очередном докладе на необходимость сохранения города, объявленного по приказу Гитлера крепостью, в которой должны укрыться немецкие войска. Тем более важно было сохранить здания потому, что Висла в то время стала уже передним краем, который проходил через город.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время неоднократных восстаний в 1943–1944 гг. Варшава и без того была сильно разрушена, а в результате боев с осени 1944 г. и до начала наступления русских в январе 1945 г. были уничтожены ранее уцелевшие здания этого несчастного города.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После капитуляции пленные повстанцы были переданы в руки СС. Бур-Комаровский был знакомым [Германа] Фегелейна, они неоднократно встречались на международных турнирах [по конному спорту]. Фегелейн о нем позаботился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 июля 1944 г. попытка 16-го танкового корпуса русских переправиться через Вислу по железнодорожному мосту у Демблина провалилась. Потери противника составили 30 танков. Мост удалось своевременно взорвать. Другие части бронетанковых войск русских были задержаны севернее Варшавы. У нас, немцев, в то время создалось впечатление, что наша оборона заставила противника приостановить наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 августа 1-я польская армия Войска Полького перешла тремя дивизиями в наступление через Вислу на участке Пулавы – Демблин. Несмотря на тяжелые потери, ей все же удалось захватить одно предмостное укрепление и удержать его до подхода советских подкреплений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под Магнушевом на Висле противнику также удалось создать предмостное укрепление. Войска, форсировавшие Вислу на этом участке, имели задачу продвигаться вдоль берега на Варшаву, однако были остановлены на р. Пилица.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тем не менее 8 августа у командования 9-й немецкой армии создалось впечатление, что попытка русских захватить Варшаву внезапным ударом с ходу разбилась о стойкость немецкой обороны, несмотря на восстание поляков, которое, с точки зрения противника, началось преждевременно. Штаб армии доложил, что за период с 26 июля по 8 августа 1944 г. захвачено 603 военнопленных, имеется 41 перебежчик, за этот период части армии подбили 337 танков и взяли следующие трофеи: 70 орудий, 80 противотанковых пушек, 27 минометов и 116 пулеметов. Это были внушительные цифры после месяца непрерывных отступательных боев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До сих пор как на востоке, так и на западе никаких оборонительных укреплений не строилось. Гитлер считал, что на западе можно положиться на Атлантический вал, а в отношении востока заявлял, что если построить укрепления, то генералы с меньшей энергией будут обороняться на своих участках и будут склонны к преждевременному отходу на тыловые оборонительные рубежи. Однако теперь, после неудач, лишивших нас почти всех захваченных на востоке территорий, после того как Восточный фронт продвинулся угрожающе близко к границам Германии, нужно было при любых условиях что-то предпринять, чтобы какая-нибудь небольшая неудача не повлияла сразу на общее положение. По моему убеждению, о котором я докладывал Гитлеру еще в январе, нужно было в первую очередь восстановить наши старые укрепленные районы на востоке. Затем следовало восстановить оборонительные рубежи между этими укрепленными районами и важнейшие линии электропередачи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я разработал вместе с генералом инженерных войск при Верховном командовании сухопутных войск [Альфредом] Якобом план строительных работ. Для разработки планов строительства укреплений я приказал восстановить Крепостной отдел Генерального штаба, распущенный моим предшественником, и назначить начальником этого отдела подполковника [Карла Вильгельма] Тило. Разработанный нами план под свою личную ответственность я направил в качестве приказа в соответствующие инстанции, а затем представил его Гитлеру, доложив, что ввиду крайней важности и срочности этого вопроса должен просить одобрить план задним числом. Гитлер с большой неохотой согласился это сделать; часто прибегать к подобному методу я не мог.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, строительство укреплений началось. Земляные работы велись, как правило, добровольцами – женщинами, детьми и стариками, в них участвовала вся рабочая сила, которую еще могла выделить наша страна. Гитлерюгенд оказал нам большую помощь. Все эти мужественные немцы, несмотря на плохую погоду, трудились с большим усердием и чувством долга в надежде создать хотя бы какое-нибудь прикрытие для своей горячо любимой родины, обеспечить оборонительными рубежами солдат, ведущих тяжелые боевые действия. Правда, впоследствии их труд не оправдал всех надежд, которые возлагали на него и они, и я. Однако этого нельзя ни ставить в вину людям, строившим укрепления, ни объяснять ошибочностью самого принципа. Укрепления не были обеспечены гарнизонами и вооружением, потому что Западный фронт в силу неизбежной необходимости потребовал и получил все, что было заготовлено для Восточного фронта, и последнему достались лишь жалкие остатки, которые не могли быть использованы на западе. Здесь уместно выразить сердечную благодарность людям, строившим укрепления, за их самоотверженную и добросовестную помощь. Кроме того, многие построенные ими оборонительные сооружения в течение длительного времени выполняли свое назначение. Мы надеемся, что придет время, когда оборона Кенигсберга, Данцига, Глогау и Бреслау [343 - Ныне соответственно: Калининград (центр Калининградской области Российской Федерации), Гданьск (город на правах повята Поморского воеводства Польши), Глогув (центр повята Нижнесилезкого воеводства Польши), Вроцлав (столица Нижнесилезского воеводства).] будет изучена со всей беспристрастностью. Никто не может сказать, в каком темпе протекало бы наступление русских и какие еще территории Германии поразило бы их губительное влияние, если бы не были построены немецкие оборонительные сооружения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мне было совершенно ясно, что сооружаемые укрепления могут выдержать осаду только в том случае, если они будут обеспечены гарнизонами, оружием и разными запасами. Поэтому я отдал приказ о формировании крепостных частей из военнообязанных, которые были признаны не полностью годными для боевых действий в полевых условиях, но при правильной организации питания и медицинского обслуживания могли нести службу в укрепленных районах. Вначале было сформировано сто таких крепостных пехотных батальонов и сто батарей. Вслед за ними должны были быть сформированы пулеметные, противотанковые, танковые подразделения и подразделения связи. Но мы еще не успели как следует обучить эти первые части, как 80 % из них было отправлено на Западный фронт. Мои решительные протесты не были приняты во внимание; я узнал обо всем слишком поздно и уже не мог ничего изменить. На западе эти еще не обученные подразделения попали в водоворот поражения и погибли, не принеся пользы. На востоке превосходные оборонительные позиции и укрепления оказались незанятыми и впоследствии не смогли стать настоящими опорными пунктами для отходивших с фронта войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То же самое получилось и с вооружением. Первое мое предложение – предоставить в мое распоряжение склады трофейных орудий – было почти издевательски отклонено Кейтелем и Йодлем. Они полагали, что в Германии уже не осталось неиспользованных трофейных пушек. Однако начальник Штаба сухопутных войск при Верховном командовании вермахта генерал [Вальтер] Буле сообщил, что на складах имеется еще множество артиллерийских орудий и другого тяжелого оружия. Всю эту технику уже несколько лет подряд понемногу смазывают, но не используют. Я приказал установить эти орудия на восточных укреплениях и важнейших оборонительных позициях и подготовить для них расчеты. Но Йодль добился передачи Западному фронту всех орудий калибром более 50 мм, а также орудий, из которых было произведено свыше 50 выстрелов. Но на Западный фронт эти орудия прибыли уже слишком поздно, в то время как Восточному фронту они могли бы еще оказать неоценимую помощь. 50-мм и 37-мм противотанковые пушки в 1941 г. уже не были эффективными против русских танков Т-34, и поэтому именно на востоке нужны были пушки крупного калибра.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касается запасов, то было отдано распоряжение обеспечить укрепления всем необходимым на три месяца. Были установлены радиостанции, созданы запасы горючего. Я использовал каждую свою поездку для того, чтобы контролировать ход работ на местах. В моих стремлениях меня поддерживали друзья, особенно генерал-полковник [Адольф] Штраус. Они снова предоставили себя в мое распоряжение, невзирая на свои прежние должности, с которых их вытеснили болезнь или безапелляционное решение Гитлера. Энергично помогали также и некоторые гаулейтеры, и если иногда вследствие их чрезмерного усердия возникали трения, то, несмотря на это, надо признать их добрую волю и желание оказать нам помощь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После того как большая часть крепостных войск была выведена из моего подчинения, я пришел к мысли о создании ландштурма (ополчения) в находящихся под угрозой восточных провинциях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это решение давно уже предлагалось Оперативным отделом Генерального штаба сухопутных войск, начальником которого был генерал-лейтенант Адольф] Хойзингер, но в свое время было отклонено Гитлером. Мне казалось, что из военнообязанных, пригодных к военной службе, но не призванных в армию вследствие занятости на важных военных предприятиях, в восточных районах можно создать под командованием офицеров части ландштурма, которые подлежали формированию только в случае прорыва русскими фронта. С этим проектом я пошел к Гитлеру и предложил возложить эту задачу на Штурмовые отряды (СА), состоящие из вполне надежных людей. Я заранее заручился поддержкой начальника штаба СА [Вильгельма] Шепмана, человека разумного и дружественно настроенного по отношению к армии. Сначала Гитлер одобрил мое предложение, но на следующий день сообщил мне, что принял другое решение. Он хотел поручить эту задачу не СА, а Национал-социалистской партии, т. е. рейхслейтеру [Мартину] Борману. Ополчение должно было именоваться фольксштурмом (т. е. Народным ополчением). Вначале Борман ничего не делал, но после моих неоднократных напоминаний он обязал всех гаулейтеров (а не только гаулейтеров пограничных районов) приступить к формированию фольксштурма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате фольксштурм был непомерно раздут, не хватало ни обученных командиров, ни оружия, не говоря уже о том, что руководство Национал-социалистской партии выдвигало на командные посты не опытных офицеров, а партийных фанатиков. Мой старый боевой товарищ генерал [пехоты Густав Антон фон] фон Витерсгейм был рядовым, в то время как его ротой командовал никогда не служивший в армии партийный функционер. В таких условиях бравые солдаты, готовые на самопожертвование, больше занимались совершенно бессмысленным разучиванием германского приветствия вместо изучения и овладения оружием. В рядах фольксштурма высокий идеализм и полная готовность к самопожертвованию не находили ни вознаграждения, ни благодарности. И я хотел бы сейчас выразить благодарность бойцам фольксштурма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все эти меры, кажущиеся безнадежными, были необходимы потому, что боевые части последнего призыва, сформированные в Германии Армией резерва, должны были использоваться не для обороны на востоке, а для наступления на западе. В августе и сентябре устойчивость Западного фронта была нарушена, и он из-за отсутствия оборудованных тыловых рубежей и укрепленных районов войска были отведены к Западному валу. Но Западный вал не являлся уже полноценным оборонительным рубежом, т. к. боевая техника с его укреплений была переброшена для усиления Атлантического вала и большей частью потеряна. Отход был начат внезапно, и западные Союзники настолько осмелели, что неоднократно создавалась обстановка, позволявшая при наличии резервов наносить успешные контрудары. Каждый раз, когда появлялась такая возможность, Гитлер впадал в неистовство, ему хотелось использовать благоприятную обстановку, но для этого у него не было войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в сентябре он решил собрать все силы страны для последнего мощного удара. Во главе Армии резерва после покушения 20 июля 1944 г. был поставлен рейхсфюрер СС Гиммлер. Он присвоил себе титул «главнокомандующего» и приступил к созданию «политических солдат» (как они представлялись ему и Гитлеру) и в первую очередь «политических офицеров». Вновь сформированные соединения получили название народно-гренадерских дивизий, народно-артиллерийских корпусов и т. д. Их офицерский состав был подобран Управлением личного состава сухопутных войск, во главе которого стоял генерал Бургдорф, отнюдь не идеалистически настроенный преемник идеалиста [Рудольфа] Шмундта. Этих офицеров не имели права переводить в другие обычные войсковые части. На военную службу были призваны функционеры Национал-социалистской партии. Но когда некоторые из этих господ сочли необходимым докладывать с Восточного фронта непосредственно Борману, а этот яростный враг армии начал бегать к Гитлеру со своими предложениями, я решил, что дело заходит слишком далеко, и отказался от такого вмешательства. Виновники были наказаны. Конечно, этот скандал вместе с затягиванием выполнения планов формирования фольксштурма не способствовал оздоровлению атмосферы в Ставке фюрера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С помощью последнего призыва боеспособного населения Гитлер хотел подготовить наступление, выбрав для него подходящий момент в ноябре месяце. Он хотел разбить войска Западных держав и сбросить их в Атлантический океан. Для выполнения этого грандиозного плана должны были быть использованы новые воинские формирования, созданные последними усилиями нашей родины. Но к этому мы еще вернемся.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 августа 1944 г., когда такие события, как покушение на Гитлера и неудачи на Восточном фронте, еще были сильны в памяти людей, к Гитлеру в Восточную Пруссию приехал глава правительства Румынии маршал [Йон] Антонеску. Я получил задание проинформировать маршала о положении на Восточном фронте. Присутствовали Гитлер, [Вильгельм] Кейтель, некоторые офицеры, обычно участвовавшие в обсуждении оперативной обстановки, а также [Иоахим фон] Риббентроп и его помощники из [Имперского] министерства иностранных дел. Занимавший должность старшего переводчика [Имперского] министерства иностранных дел [Пауль] Шмидт (в ранге посланника) должен был переводить мой доклад на французский язык. Шмидт был не только милым человеком и приятным собеседником, но и самым лучшим переводчиком из тех, с которыми мне приходилось встречаться. Он обладал особым чувством проникновения в ход мыслей, которые он должен был передавать. Вот уже несколько десятилетий он принимал участие во многих ответственных переговорах по самым разнообразным вопросам из всех областей жизни. Одного ему никогда не приходилось делать – переводить доклады о военной обстановке. Уже после нескольких первых фраз выяснилось, что он не владеет военной терминологией. Мне казалось, что будет проще, если я сделаю доклад на французском языке. Я начал говорить по-французски, и мне было приятно, что Антонеску меня хорошо понимал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В ходе доклада выяснилось, что Антонеску полностью отдает отчет в нашем тяжелом положении и необходимости сначала восстановить фронт групп армий «Центр» и «Север», а затем уже установить связь между ними. Со своей стороны он предложил эвакуировать Молдавию и отойти на линию Галац – Фокшаны и далее Карпаты, если это потребуется в общих интересах. Я немедленно перевел это великодушное предложение Гитлеру и впоследствии напомнил ему о нем. Гитлер с благодарностью принял предложение Антонеску и, как мы увидим далее, сделал из него свои выводы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На следующий день Антонеску сказал мне, что хочет побеседовать со мной с глазу на глаз. Беседа состоялась в штаб-квартире Антонеску в «Вольфсшанце» и была для меня весьма поучительной. Румынский маршал оказался не только хорошим солдатом, но и большим знатоком своей страны, ее транспорта, экономики и политических вопросов. Все, о чем он говорил, было обосновано и в то же время выражено в любезной и вежливой форме. Такое сочетание редко можно было встретить в Германии в то время. Вскоре он начал говорить о покушении на Гитлера, не скрывая своего возмущения: «Поверьте мне, я могу доверить свою жизнь любому своему генералу. У нас немыслимо участие офицеров в таком государственном перевороте!» В то время я ничего не мог ответить на его тяжелые упреки. Но две недели спустя Антонеску, а вместе с ним и мы оказались совсем в другом положении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маршала сопровождал министр иностранных дел Румынии Михай Антонеску. Он производил впечатление ловкого, но отнюдь не симпатичного человека. В его любезности было что-то липкое. С немецкой стороны вместе со мной прибыли посланник [в Бухаресте барон Манфред] фон Киллингер и представитель немецких вооруженных сил в Румынии [генерал кавалерии Эрик] Хансен. С обоими я имел обстоятельную беседу относительно их взглядов на положение в Румынии. Они не возлагали больших надежд на Антонеску, а придерживались мнения, что мы, немцы, должны опереться на молодого короля [Михая]. Это заблуждение привело к очень тяжелым последствиям, оно в значительной степени способствовало тому, что германские военные инстанции убаюкивали себя ложными надеждами на безопасность и не верили скупым известиям о грозящем предательстве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вновь назначенный командующий группой армий «Южная Украина» генерал-полковник [Йоханнес] Фрисснер (сменивший генерала [Фердинанда] Шёрнера), разделяя мнение Антонеску, вскоре после посещения последним Ставки фюрера, в конце июля 1944 г., предложил Гитлеру перенести фронт на линию Галац – Фокшаны – Карпаты. Фюрер в виде исключения согласился с этим предложением, но отдачу окончательного приказа и выполнение своего решения поставил в зависимость от поступления донесений, подтверждающих возможность наступления противника. До этого все фронты должны оставаться на прежних рубежах. Сведения, поступавшие в Ставку фюрера о положении в Румынии в последующие дни, были весьма противоречивы; большей частью они отражали точку зрения германских официальных представителей и были утешительными для нас. Однако [имперский] министр иностранных дел [Иоахим] фон Риббентроп настолько не доверял донесениям своего посланника, что считал необходимым перебросить в Бухарест одну танковую дивизию и просил об этом Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я присутствовал на докладе Риббентропа Гитлеру и поддерживал его мнение. Сам я не мог выделить для этой цели ни одной дивизии с Восточного фронта, слишком уж напряженной была там общая обстановка. Поэтому я предложил вывести из Сербии 4-ю полицейскую дивизию СС, которая вела там бои с партизанами, и направить ее в Румынию. Эта дивизия была моторизованной, следовательно, могла достаточно быстро достичь румынской столицы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Однако [начальник Штаба оперативного руководства ОКВ генерал-полковник Альфред] Йодль выступил против моего предложения, хотя Валахия считалась тогда так называемым театром военных действий Верховного командования вермахта и, следовательно, была в ведении Йодля и не относилась к Восточному фронту. Гитлер не принял никакого решения. И все осталось по-прежнему.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кризис надвигался не только в Румынии, но и в Болгарии. Я получил донесение от полковника [Эрнста] фон Юнгенфельда, который обучал болгарских танкистов владению немецкой техникой. В донесении давалась мрачная, но, к сожалению, весьма справедливая оценка положения в стране, а именно, указывались вредные настроения и ненадежность болгарских войск. Я сообщил Гитлеру эти сведения, но он не поверил им, более того, он выразил уверенность, что болгары никогда не будут добровольно сражаться на стороне русских, т. к. они ненавидят большевизм. Я предложил не посылать больше в Болгарию германскую технику и вернуть немецкую материальную часть, которая там находится, но моя просьба была отклонена. Попытка сделать это помимо разрешения была сорвана Йодлем.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 августа 1944 г. началось наступление русских на фронте группы армий «Южная Украина». Оно имело успех на тех участках, которые оборонялись румынскими частями. Но этим дело не ограничилось. Румынские части перешли на сторону противника и повернули оружие против своих вчерашних союзников. Немецкое командование и немецкие войска не ожидали такого предательства. Хотя Гитлер сразу дал разрешение на отход группы армий, на некоторых участках наши войска пытались удерживать фронт и медленно, с боями отступали. Чтобы избежать полного разгрома и уничтожения, необходимо было быстро отступить и удержать мосты на Дунае. Но этого не было сделано. В результате румыны опередили немцев, блокировали переправы и этим отдали немецкие части в руки русских. Мы полностью потеряли 16 немецких дивизий – невозместимые потери в нашем и без того тяжелом положении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти германские части мужественно сражались до конца; их боевая честь осталась незапятнанной. Они не виновны в своей тяжелой судьбе. Это несчастье можно было бы смягчить, если бы было принято решение отойти на линию Галац – Фокшаны – Карпаты еще до начала наступления русских и нарушить тем самым планы русских, укоротив фронт настолько, чтобы его можно было удержать без румын. Но для этого нужно было ясное понимание политического положения и моральных качеств главы румынского государства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антонеску сильно в этом заблуждался и должен был поплатиться смертью за свою ошибку. Его заверение относительно надежности румынских генералов и офицеров было, к сожалению, необоснованным, но оно произвело известное впечатление на германское командование и также ввело его в заблуждение. В течение нескольких недель была потеряна вся Румыния. 1 сентября русские вступили в Бухарест. Болгария, царь которой (Борис) умер 28 августа 1943 г. при довольно странных обстоятельствах [344 - Царь Борис III в августе 1943 г. имел встречу с Гитлером, а по возвращении в Софию скоропостижно скончался, по официальному заключению, «от закупорки левой сердечной артерии (тромбоз), двухсторонней пневмонии и кровоизлияния в легкие и мозг» (историки сходятся в том, что это наиболее правдоподобная версия его смерти). Столь неожиданная смерть повлекла за собой возникновение необоснованных версий об убийстве Бориса агентами германской разведки. Существует также версия, что он был застрелен телохранителем.], выпала из нашей коалиции и 8 сентября перешла на сторону противника. Мы потеряли 88 наших танков PzKw IV и 50 штурмовых орудий, которые мы в свое время отправили в Болгарию. Рухнули надежды Гитлера получить, по крайней мере, две болгарские антибольшевистские дивизии. Немецкие солдаты, находившиеся в Болгарии, были разоружены и взяты в плен. Болгары перешли на сторону русских и начали сражаться против нас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь и Гитлеру стало ясно, что Балканы оборонять уже нет смысла. Была признана необходимость постепенной сдерживающей эвакуации. Однако отход войск осуществлялся слишком медленно и не позволял высвободить силы, необходимые для обороны Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 сентября 1944 г. Финляндия заключила перемирие с Великобританией и Россией. Последствием этого шага явился разрыв отношений с Германией. Визит фельдмаршала [Вильгельма] Кейтеля к маршалу [Карлу Густаву фон] Маннергейму 20 августа 1944 г. остался безрезультатным; уже 3 сентября финны запросили перемирия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неудивительно, что после этих событий союзническая верность Венгрии также поколебалась. Регент адмирал [Миклош] Хорти и до этого следовал за Гитлером не в силу своих убеждений, а лишь подчиняясь политической необходимости. Эти сдержанные, выжидательные настроения проявились еще во время посещения Хорти Берлина в 1938 г. Во время войны Гитлер неоднократно вынужден был оказывать на Хорти сильное давление, чтобы заставить его действовать в выгодном для Германии направлении. И вот в конце августа 1944 г. Гитлер послал меня в Будапешт, чтобы передать регенту письмо, а также получить представление о его позиции. Я был принят в Будайском замке вежливо и со всеми надлежащими почестями. Первыми словами регента после того, как мы уселись за стол, были: «Видите, уважаемый коллега, в политике всегда нужно иметь запасный выход». Я понял смысл его слов. Умный, опытный политик, он всегда имел запасный выход или думал, по крайней мере, что имеет его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адмирал Хорти продолжительное время в очень вежливой форме говорил о национальной проблеме в Венгрии, в стране, в которой вынуждены сосуществовать вот уже несколько столетий различные национальности. Он подчеркнул тесные связи, с давних пор соединявшие Венгрию с дружественной Польшей, на которые Гитлер, по его мнению, очень мало обращает внимания. Он попросил как можно скорее вывести из Польши венгерскую кавалерийскую дивизию, сражавшуюся в районе Варшавы. Я мог обещать ему это, т. к. мы сами намеревались отправить венгров, воюющих в Польше, на родину. У меня не могло сложиться положительного впечатления о позиции Хорти, о чем я и вынужден был доложить Гитлеру. Все красивые слова начальника Генерального штаба Венгрии [генерал-полковника Яноша] Вёрёша не могли изменить моего мнения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В конце августа русские подошли к Бухаресту и ворвались в его пригороды. Война стучалась в двери Венгрии. В Будапеште я жил под впечатлением этих событий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти тяжелые для Восточного фронта дни на Западном фронте также шли кровопролитные оборонительные бои. 17 июля фельдмаршал [Эрвин] Роммель стал жертвой атаки английских истребителей-бомбардировщиков, фельдмаршал [Гюнтер] фон Клюге должен был принять общее руководство операциями. В этот день линия фронта на западе проходила от устья р. Орн, по южным окраинам Кана, через Комон, Сен-Ло, Лесе до побережья. 30 июля американцы прорвали наш фронт у Авранша. Спустя несколько недель, 15 августа, главные силы немецкой армии на Западном фронте (31 дивизия) вели бои за свое существование. Двум третям этих сил (20 дивизиям) грозило окружение в районе Фалеза. Бронетанковые и моторизованные соединения противника наступали на Орлеан и через Шартр на Париж. Нормандия и Бретань, за исключением нескольких крепостей Атлантического вала с окруженными в них пятью немецкими дивизиями, были потеряны. Американцы высадились небольшими силами на побережье Средиземного моря между Тулоном и Каннами. 11-я танковая дивизия, которая могла оказать им сопротивление, находилась, к сожалению, на западном берегу Роны, под Нарбонной. Другие немецкие дивизии находились: две с половиной дивизии – в Голландии, семь дивизии – на фронте, проходившем по побережью пролива между Шельдой и Сеной, одна дивизия – на островах пролива Ла-Манш, две дивизии – на побережье, между Луарой и Пиренеями, семь с половиной дивизий – на побережье Средиземного моря и одна дивизия – на альпийском фронте, на границе с Италией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для отражения наступления противника на Париж мы могли выделить только две с половиной дивизии. Из свежих сил две дивизии СС были посланы в Бельгию, три пехотные дивизии двигались через Кёльн и Кобленц во Францию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вот теперь Штаб оперативного руководства вермахта вспомнил о значении тыловых позиций. На оперативные карты обстановки были нанесены оборонительные рубежи на реках Сена, Сомма и Марна. Но эти рубежи так и остались обозначенными лишь на картах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь даже Гитлер решил, что надо заменить фельдмаршала фон Клюге фельдмаршалом [Вальтером] Моделем, а в дальнейшем ограничить сферу компетенции Моделя главным фронтом вторжения, общее же руководство войсками на западе вновь возложить на фельдмаршала фон Рундштедта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;День 15 августа 1944 г. был бурным днем в Ставке фюрера. На основе донесений с Западного театра военных действий я сделал доклад о положении танковых соединений. Я заявил Гитлеру: «Одна храбрость танковых войск не в состоянии возместить отсутствие двух других составных частей вермахта – авиации и флота». Гитлер пришел в ярость. Он потребовал, чтобы я вышел за ним в соседнюю комнату. Там мы начали спорить так громко, что в комнату вошел один из адъютантов Гитлера майор фон Альсберг и сказал: «Господа, вы так громко беседуете, что на улице слышно каждое слово. Разрешите мне закрыть окна?»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер пришел в отчаяние, узнав, что фельдмаршал фон Клюге не вернулся из поездки по фронту. Он предполагал, что фельдмаршал установил связь с противником. Поэтому он приказал вызвать его на доклад в Ставку фюрера. Но фельдмаршал фон Клюге по дороге покончил жизнь самоубийством, приняв яд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 августа 1944 г. пал Париж.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер и Штаб оперативного руководства вермахта должны были принять окончательное решение относительно дальнейшего развития операций. Нужно было себе ясно представить, какой участок имеет наибольшее значение для обороны крепости «Германия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер и его военные советники не сомневались в том, что следует продолжать оборону. Всякая мысль о переговорах (общих или сепаратных) с противниками (западными или восточными) была отныне беспредметной вследствие требования безоговорочной капитуляции, которое совместно выставили наши противники. Однако желание строго ограничиться одной обороной могло только продолжить наше сопротивление, но вряд ли могло привести к благоприятному исходу войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перенесение главной тяжести обороны на восток привело бы к укреплению Восточного фронта и остановило бы дальнейшее продвижение русских. Важные в военном и продовольственном отношении области Верхней Силезии и Польши остались бы за Германией. Но принятие этого решения требовало предоставить Западный фронт самому себе, что в ближайшем времени привело бы к его падению под ударами превосходящих сил Западных держав. Гитлер не мог рассчитывать на склонность Западных держав заключить сепаратный мир в ущерб интересам России, поэтому он отклонил это решение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Напротив, перенесение главных усилий на запад создавало, по мнению Гитлера, при своевременном введении в бой имеющихся сил и средств перспективу нанесения мощного удара по западным союзникам, прежде чем они выйдут к р. Рейн или форсируют ее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это решение требовало соблюдения следующих предварительных условий:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1) укрепление Восточного фронта и удержание его до тех пор, пока на западе не закончится наступление с ограниченной целью и пока не представится возможность перебросить на восток освободившиеся силы;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2) проведение этого наступления по возможности в самое ближайшее время, чтобы до наступления зимы (когда, вероятно, русские возобновят наступление) освободить резервы для Восточного фронта;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3) немедленное сосредоточение сил для наступления, чтобы создать практические условия для выполнения принятого решения;<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4) ведение успешной борьбы за выигрыш времени на Западном фронте до начала наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер и главный штаб вооруженных сил планировали начать наступательные действия уже в середине ноября с тем, чтобы к середине декабря создать возможность для переброски сильных резервов на восток. Прогноз на теплую осень с поздним наступлением холодов на востоке позволял ожидать, что зимнее наступление русских начнется после нового года. Учитывая эти предпосылки, командование решило, что мои опасения относительно Восточного фронта не должны приниматься во внимание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ясно, что меня, как одного из руководителей Восточного фронта, весьма тревожил подобный план дальнейшего развития операций. После того как было принято решение относительно Западного фронта, я видел свою задачу в том, чтобы выполнить первое условие плана – укрепить Восточный фронт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме уже упомянутых работ по созданию тыловых оборонительных рубежей и укреплений, на фронте также всеми средствами начали оборудовать позиции. Все танковые и моторизованные дивизии были сняты с фронта до декабря месяца, разделены на четыре группы как подвижные резервы и пополнены свежими силами. Однако недостаток пехоты на Восточном фронте позволил снять только одну-единственную пехотную дивизию и сосредоточить ее в качестве резерва в районе Кракова.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Плацдармы на Висле, захваченные русскими во время летних боев, надо было ликвидировать или, по крайней мере, сократить, чтобы оттянуть начало наступления противника или затруднить его действия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, в целях сокращения линии фронта и создания резервов нужно было эвакуировать морем немецкие войска из Прибалтики, т. к. попытка вывести эти войска по суше не удалась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К сожалению, все пункты этого плана действий на Восточном фронте нам не удалось осуществить. Правда, сооружение укреплений проходило успешно, но предназначавшиеся для них гарнизоны и вооружение, вследствие катастрофически быстрого изменения обстановки на западе, пришлось отправить на фронт вторжения. В связи с этим значение укреплений сильно снижалось. Оно еще более уменьшилось после приказа Гитлера относительно создания так называемой «главной линии сопротивления» (Grosskampflinie), которая должна была быть занята непосредственно перед крупным наступлением противника. По приказу Гитлера она создавалась не на удалении 20 км от переднего края обороны (как предлагали я и командование групп армий), а на расстоянии всего 2–4 км.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На Висле удалось ликвидировать один русский плацдарм и сократить другие. Вследствие того, что ряд дивизий был снят с Восточного фронта, а командующий 4-й танковой армией, неутомимый генерал [Герман] Балк, был переведен на Западный фронт, на этом решающем участке, к сожалению, не удалось добиться большего успеха. Плацдармы, особенно у Баранува, оставались для нас опасными очагами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Особенно отрицательно сказывалось невыполнение плана по сокращению линии фронта, т. к. группа армий «Север» продолжала обороняться в Прибалтике. Гитлер отклонил мое повторное предложение эвакуировать Прибалтику и создать сильные резервы из состава группы армий «Север». При этом он руководствовался политическими мотивами и неуверенностью главнокомандующего Военно-морскими силами гроссадмирала [Карла] Дёница. Гитлер боялся, что эвакуация наших войск окажет неблагоприятное влияние на нейтральную позицию Швеции и нанесет ущерб «учебному району для подводных лодок» в Данцигской бухте. Кроме того, он думал удержанием Прибалтики сковать на севере Восточного фронта достаточно большое количество русских дивизий, которые в противном случае противник мог бы использовать на более опасных для нас участках Восточного фронта. Непрекращающиеся атаки русских в Прибалтике укрепили его в этом мнении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На основании этих и других подобных доводов Гитлер и Штаб оперативного руководства вермахта отклоняли также все предложения о немедленной эвакуации немецких войск с Балкан и из Норвегии, а также о сокращении линии фронта в Италии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но не только план действий на Восточном фронте оказался невыполненным. Еще плачевнее была обстановка на Западном фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Пренебрежение укреплениями на Западе, включая Западный вал, и концентрация всех инженерных сил и средств, начиная с 1940 г., исключительно на Атлантическом вале «мстили» теперь самым серьезным образом. С востока были сняты все скудные, в лучшем случае третьестепенные силы, созданные по инициативе командования Восточного фронта еще осенью 1944 г. Но и этих подкреплений было недостаточно, и немецкий фронт во Франции рухнул, поэтому незанятые укрепления не имели никакого значения. Их быстрое падение вынудило вести маневренную войну на оперативном просторе почти неподвижными соединениями, т. к. дорожная сеть была разрушена господствовавшей в воздухе авиацией противника. Когда имелись танковые соединения, в Нормандии вели позиционную войну. Теперь же, когда бронетанковые войска были израсходованы, пришлось вести маневренную войну, от которой раньше отказывались. Благоприятные возможности, которые представлялись иногда вследствие слишком смелых действий американского командования, не могли быть использованы. От первоначального плана – наступать на южном фланге американцев – пришлось отказаться. Однако самым худшим было то, что срок начала наступления, т. е. середина ноября, оказался нереальным и пришлось его передвинуть на середину декабря. Это ухудшило перспективы на своевременное высвобождение и переброску резервов на восток да и вообще на удержание ослабленного Восточного фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Развернуть силы для наступления на западе своевременно не удалось. Борьба за выигрыш времени на Западном фронте проходила безуспешно. Но, несмотря на неблагоприятные условия, Гитлер и Верховное командование вермахта упорно держались за однажды принятое ими решение наступать на западе. Свои планы они сохранили в секрете. Противника удалось захватить врасплох. Впрочем, сохранение планов наступления в тайне от собственных штабов и войск было доведено до такой крайности, что от этого пострадало снабжение наступающих войск всем необходимым, особенно горючим.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Операции на Восточном фронте<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как Западный фронт был отброшен от Атлантического вала на Западный вал, на Восточном фронте непрерывно шли тяжелые бои. На южном участке этого фронта не удалось приостановить продвижение русских. В результате их наступления, проходившего с небольшими паузами, была захвачена вся территория Румынии, Болгарии и, наконец, большая часть Венгрии. В Венгрии сражалась группа армий «Южная Украина» под командованием генерал-полковника Фрисснера, которая 25 сентября сменила свое ставшее неточным название «Южная Украина» на «Юг». В октябре после упорных боев в районе Дебрецена, где контратаки наших войск временно приостановили противника, район Семиградья [345 - Семиградье (нем. Siebenb&#252;rgen) – Трансильвания (рум. Transilvania) – историческая румынская область на северо-западе Румынии.] полностью был захвачен русскими.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В районе действий группы армий «Ф» под командованием фельдмаршала барона [Максимилиана] фон Вейхса в этом месяце пал Белград. Несмотря на то, что Балканский фронт фактически уже слился с Восточным фронтом, руководство которым осуществляло Верховное командование сухопутных войск, эта группа продолжала оставаться в ведении главного командования вооруженных сил. Граница между сферами командования вооруженных сил и Верховного командования сухопутных войск проходила между устьями рек Драва и Бая. Это было совершенно бессмысленно. Южнее этой границы на северном фланге группы «Юго-восток» русские форсировали Дунай, в то время как командующий группой обращал основное внимание на слабый участок фронта своих войск, расположенный значительно южнее. 29 октября русские подошли вплотную к Будапешту, а 24 ноября они форсировали Дунай у Мохача. В это время, когда германские войска стояли еще в Салониках и в Дураццо, Моравская долина уже была в руках противника. Из-за партизанской войны на Балканах очищение их все больше усложнялось. 30 ноября русские прорвали фронт группы армий «Ф» у города Печ, севернее р. Драва, вышли к озеру Балатон и атаковали дунайский участок, оборонявшийся группой армий «Юг». До 5 декабря им удалось вплотную подойти к Будапешту с юга. В этот же день они форсировали реку севернее Будапешта, продвинулись до города Вац и с трудом были остановлены нами восточнее р. Грон. Далее на северо-восток они захватили Мышкольц и вышли в район южнее Кашау [346 - Кашау (Kaschau) – немецкое название города Кошице (Ko&#353;ice), второго по величине город Словакии.]. Наши войска на Балканах отошли на линию Подгорица, Ужице и далее на север.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление, начатое 21 декабря, привело в день рождества 1944 г. к окружению Будапешта. Противник вышел на линию озеро Балатон – Штульвейссенбург [347 - Штульвейссенбург (Stuhlwei&#223;enburg) – немецкое название венгерского города Секешфехервар.] – западнее Комарно, а также севернее Дуная до р. Грон. Оттуда линия фронта проходила почти по венгерской государственной границе. С обеих сторон бои велись с большим ожесточением. Мы несли тяжелые потери.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке фронта группы армий «Северная Украина» генерал-полковника [Йозефа] Гарпе, которая с сентября месяца стала называться группой армий «А», русские, продолжая наступление, в конце июля достигли Вислы, подойдя вплотную к Варшаве. Южнее ее шли ожесточенные бои между реками Сан и Вислока. Группа армий состояла в это время из 1-й танковой армии генерал-полковника [Готтгарда] Хейнрици, которая находилась в Карпатах, 17-й армии генерала [пехоты Фрица] Шульца в районе между Карпатами и Вислой и 4-й танковой армии генерала [танковых войск Германа] Балка (позднее ею стал командовать генерал [танковых войск Фриц Губерт] Грэзер), которая стояла на Висле. К 1 августа русские захватили ряд плацдармов за Вислой, причем самый важный из них был у Баранува, поменьше – у Пулав, Магнушева и четвертый в другом районе. Успехи русских в горах были, естественно, меньшими. Особенно критическим стало положение 5–9 августа на Баранувском плацдарме. Здесь русские могли в любой день осуществить прорыв. Только благодаря неутомимой энергии и умелому руководству генерала Балка удалось в этом районе предотвратить катастрофу. Ожесточенными контратаками, длившимися неделями, Балку удалось значительно сузить большое предмостное укрепление у Баранува, ликвидировать еще одно небольшое предмостное укрепление и укрепиться у Пулавы. После этого русские перенесли главный удар своего наступления в горы. У Санок и Ясло им удалось вклиниться в нашу оборону, но решающего прорыва осуществить не удалось. Горный хребет Восточных Бескид удерживался до тех пор, пока события в Венгрии не вынудили повернуть 1-ю танковую армию на линию Кашау – Ясло. К новому году линия фронта этой группы армий проходила вдоль словацкой границы до района восточнее Кашау, оттуда через Ясло, западнее Дембица, западнее Сташува, южнее Опатува, по Висле севернее устья р. Сан до Варшавы (исключая упомянутые плацдармы).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В группу армий «Центр» входила 9-я армия генерала [танковых войск Николауса] фон Формана, 2-я армия генерал-полковника [Вальтера] Вейсса, 4-я армия генерала [пехоты Фридриха] Хоссбаха и 3-я танковая армия генерал-полковника [Георга Ганса] Рейнгардта, которой с 15 августа стал командовать генерал-полковник [Эрхард] Раус. Этой группой армий командовал фельдмаршал [Вальтер] Модель, а после перевода его 15 августа на Западный фронт – генерал-полковник Рейнгардт. В августе противник подошел вплотную к Варшаве, достиг затем линии Остров [348 - Имеются в виду следующие города: Остров – Острув-Мазовецка (Ostrow Mazowiecka), центр повята Мазовецкого воеводства Польши.] – Сувалки – восточнопрусская граница, западнее Шяуляя – западнее Митавы. В сентябре он продвинулся северо-восточнее Варшавы до р. Нарев, на которой в октябре создал по обе стороны Остенбурга [349 - Остенбург (Ostenburg) – в 1941–1945 гг. название города Пултуск (польск. Pultusk; нем. Pultusk), ныне центр повята Мазовецкого воеводства Польши.] плацдармы. За период с 5 по 19 октября был совершен уже упоминавшийся прорыв германского фронта западнее Шауляя. Группы армий «Центр» и «Север» были окончательно отрезаны друг от друга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Центр» повернула 19 октября свой левый фланг на Мемель [350 - Мемель (Memel) входил в состав Германии, в 1922 г. был объявлен вольным городом, но в 1924 г. был присоединен к Литве и стал именоваться Клайпедой (Klaipeda). 22 марта 1939 г. возвращен в состав Германии. В 1945 г. вновь передан Литве.], оставив 22 октября удерживаемые на северном берегу реки предмостные укрепления у Тильзита [351 - Тильзит (Tilsit) – город в Восточной Пруссии, после окончания Второй мировой войны передан СССР и переименован в Советск. Рагнит (Ragnit) – город в Восточной Пруссии, после окончания Второй мировой войны передан СССР и в 1947 г. переименован в Неман. Оба города ныне – на территории Калининградской области Российской Федерации.] и Рагнит. С 16 по 26 октября русские наступали в Восточной Пруссии на фронте Гумбиннен – Гольдап [352 - Гумбиннен (Gumbinnen) – город в Восточной Пруссии, после окончания Второй мировой войны передан СССР и в 1946 г. переименован в Гусев; ныне – на территории Калининградкой области Российской Федерации. Гольдан (Goldap) – город в Восточной Пруссии, после окончания Второй мировой войны передан Польше, ныне город Голдап (Goldap) в составе Варминско-Мазурского воеводства.]. В тяжелых боях они были остановлены и местами немного отброшены назад. Происходившие здесь события позволили германскому народу составить представление о том, что грозило ему в случае победы русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Север», как уже указывалось, в период с 14 по 26 сентября была отведена на плацдарм в районе Риги, чтобы оттуда ее можно было бы быстро перебросить к группе армий «Центр». Этот план провалился из-за противоречащего ему решения командующего группой армий генерал-полковника Шёрнера. Последний задержал свои танковые силы в районе Риги – Митавы вместо того, чтобы вывести их в район западнее Шяуляя, и этим дал возможность противнику осуществить прорыв у города Шяуляя, что окончательно отрезало группу армий от основной группировки войск. Группа армий состояла из 16-й и 18-й армий, т. е. в этом районе у нас было вначале 26 дивизий, а затем после неоднократных перебросок осталось 16, которых так сильно не хватало для обороны рейха. После того, как с 7 по 16 октября нами была оставлена Рига, линия фронта группы армий проходила (почти без изменения до конца года) от побережья южнее Либавы через Преекульн – южнее Фрауэнбурга – восточнее Туккума [353 - Немецкие названия латышских городов: Либава (Libau) – Лиепая (Liepaja); Преекульн (Preekuln) – Приекуле (Priekule); Фрауэнбург (Frauenburg) – Салдус (Saldus);Туккум (Тискит) – Тукумс (Tukums).] и до побережья Рижского залива.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Относительная стабильность сильно растянутого фронта между Карпатами и Балтийским морем позволила укрепить его и вывести танковые и моторизованные дивизии в подвижный резерв. Разумеется, 12 слабых дивизий представляли собой весьма незначительный резерв для гигантского фронта протяженностью в 1200 км и ввиду большого превосходства, которым теперь обладали русские!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сооружение укреплений на Восточном фронте свелось, между тем, к созданию растянутых, занятых незначительными силами позиций, достаточно сильных для позиционных действий, но неспособных выдержать сильный удар противника. Мы прилагали все усилия, чтобы использовать опыт последних боев, наталкиваясь при этом на сопротивление со стороны Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним из важнейших требований фронта было устройство за главной полосой обороны (HKL – Hauptkampflinie), создававшейся в обычных боевых условиях, еще и второй (большой) полосы обороны (Grosskampflinie), на которую можно было бы опереться в крупных оборонительных сражениях. Фронтовые командиры требовали, чтобы примерно в 20 км в тылу от переднего края первой полосы обороны возводились для ведения крупных сражений сильные, тщательно замаскированные и занятые войсками позиции. Далее, они желали получить инструкции по обороне, которые давали бы им право непосредственно перед началом артиллерийской подготовки противника, отходить своими основными силами на вторую полосу обороны, оставляя на первой лишь небольшое прикрытие. Такой маневр сделал бы артиллерийскую подготовку ее совершенно напрасной, свел бы на нет все продолжительные приготовления противника к развертыванию своих сил, заставил бы его натолкнуться на хорошо подготовленный рубеж обороны и отступить. Нет сомнения, что это требование было вполне обоснованным. Я изучил его и доложил Гитлеру. Он вышел из себя и совершенно отказался мириться с таким положением, когда без боя хотели оставить территорию глубиной в 20 км. Гитлер приказал создавать главную линию сопротивления в 2–4 км от переднего края обороны. При отдаче этого бессмысленного приказа он полностью жил воспоминаниями о Первой мировой войне, причем никакие аргументы не могли заставить его отказаться от своего решения. Эта ошибка очень сильно дала себя знать, когда в январе 1945 г. русским удалось осуществить прорыв, а резервы, опять же в соответствии с категорическим приказом Гитлера и вопреки моему совету, были подтянуты близко к линии фронта. Передний край обороны, главная линия сопротивления и резервы – все сразу попало под удары русских и было одновременно опрокинуто. Гнев Гитлера обратился теперь на людей, строивших укрепления, а когда я стал возражать ему, – также и на меня. Он приказал принести стенограмму совещания, проведенного осенью 1944 г., на котором обсуждалось положение главной линии сопротивления, т. к. теперь он начал утверждать, что всегда стоял за расстояние в 20 км. «Какой дурак может приказать такую ерунду?» Я обратил его внимание на то, что это он сделал сам. Принесли и стали зачитывать стенограмму. Но после нескольких предложений он приказал прекратить чтение. Это было ясное самоизобличение. К сожалению, пользы в нем не было, т. к. прорыв фронта был свершившимся фактом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы еще вернемся к тактике Гитлера при описании крупного наступления русских. Гитлер все еще жил верой, что только он является единственным в Ставке солдатом с реальным боевым опытом, и поэтому считал, что большинство его военных советников неправы, а прав только он. К тому же он страдал манией величия, которая подогревалась хвалебными песнопениями его «партейгеноссен» [354 - Parteigenossen – товарищи по партии. – Прим. науч. ред], начиная от [Иоахима] фон Риббентропа и [Германа] Геринга. Все это приводило к тому, что Гитлер считал себя полководцем и поэтому не терпел поучений: «Вам нечего меня поучать! Я командую германскими сухопутными войсками на фронтах уже пять лет, я накопил за это время такой практический опыт, какой господам из Генерального штаба никогда не получить. Я проштудировал Клаузевица и Мольтке и прочел планы стратегического развертывания Шлиффена. Я больше в курсе дела, чем вы!» Это одно из многих его замечаний, которые делались по моему адресу всякий раз, когда я стремился растолковать ему требования современного момента.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на то, что у нас было полно своих собственных забот, тут еще и венгры доставляли нам заботы своей недостаточной боеспособностью и сомнительной союзнической верностью. Я уже упоминал о позиции, занятой регентом [Миклошем] Хорти по отношению к Гитлеру. Пусть эта позиция с венгерской точки зрения и была понятной, с нашей же, германской точки зрения она была ненадежной. Регент Венгрии уповал на сотрудничество с англо-саксонскими державами. Он хотел установить с ними связь воздушным путем. Пытался ли он это сделать, были ли англо-американцы склонны к этому со своей стороны, – мне неизвестно. Но я знаю, что группа высших венгерских офицеров перешла к противнику. Так поступил 15 октября [командующий 1-й армией] генерал[-полковник Бела] Миклош, с которым я познакомился в Берлине, где он служил военным атташе, и начальник венгерского Генерального штаба [Янош] Вёрёш, который незадолго до этого, находясь у меня в Восточной Пруссии, давал заверения в своей союзнической верности и получил от меня в подарок автомашину. На этой автомашине, на моем собственном «Мерседесе», спустя несколько дней он и уехал к русским. На венгров нельзя было больше полагаться. Гитлер сверг режим Хорти и заменил его [Ференцом] Салаши, венгерского фашиста, бездарного и неэнергичного. Это произошло 16 октября 1944 г. Но это нисколько не улучшило ситуации в Венгрии, где исчезали скромные остатки обоюдного доверия и симпатии друг к другу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Словакии, которая вначале полностью нас поддерживала, уже давно активно действовали партизаны. Все опаснее становилось сообщение по железным дорогам. Пассажирские поезда останавливались, пассажиров обыскивали, германских солдат, и особенно офицеров, убивали. Это заставляло принимать строгие контрмеры. Ненависть и убийства царили в Словакии, что имело место также, к сожалению, во все возрастающих масштабах и в других странах. Крупные державы, ведущие против нас войну, призывали население к ведению партизанских действий, тактика которых противоречила международному праву; это вынуждало нас обороняться, и эта оборона была позже в Нюрнберге объявлена обвинителями и судьями преступной, противоречащей нормам международного права, хотя державы Союзников при вступлении на территорию Германии издавали более строгие карательные приказы, чем приказы, изданные в свое время немцами, причем разоруженная и истощенная Германия не давала им ни одного повода к применению этих приказов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы нарисовать более полную картину, следует немного коснуться Италии. 4 июня 1944 г. войска Союзников вошли в Рим. Группа армий «Юг» под командованием фельдмаршала [Альберта] Кессельринга обороняла Апеннины севернее Рима, ведя упорные бои с превосходящими силами противника. Этот участок фронта связывал более 20 дивизий. Верные Муссолини итальянцы не могли из-за их слабой боеспособности считаться надежной силой, а поэтому использовались только для несения службы в Ривьере. В основном же в тылу германского фронта велась ожесточенная партизанская война со всей итальянской жестокостью. Она вынуждала нас к принятию жестких контрмер, т. к. мы не могли оставить на произвол судьбы снабжение этой группы армий и должны были поддерживать связь с ней. Военные трибуналы держав-победительниц, осуждая эти факты после заключения перемирия, руководствовались отнюдь не чувством справедливости, а исключительно собственными интересами.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наступление в Арденнах<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В начале декабря Гитлер перевел свою Ставку из Восточной Пруссии в Цигенберг [355 - Имеется в виду Ставка фюрера «Орлиное гнездо» (F&#252;hrerhauptquartier Adlerhorst) близ Лангенхана-Цигенберга (Гессен) на склонах долины близ Бад-Наухейма. Гитлер находился здесь с 11 декабря 1944 г. по 15 января 1945 г. С октября 1944 г. замок также использовался в качестве штаб-квартиры главнокомандующего на Западе. 19 марта 1945 г. комплекс сильно пострадал во время авианалета. – Прим. науч. ред] под Гессеном, чтобы быть поближе к Западному фронту, где должно было начаться последнее решительное наступление немцев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все силы германских сухопутных войск, которые удалось собрать за последние месяцы, должны были наступать из района горного массива Эйфель к р. Маас, прорвать относительно слабый фронт Союзников южнее Люттиха и затем, форсировав реку в направлении на Брюссель и Антверпен, завершить этот стратегический прорыв окружением противника севернее участка прорыва. В случае удачи этого наступления Гитлер ожидал значительного ослабления Западных держав, что предоставило бы ему время для переброски крупных сил на Восточный фронт с целью отражения ожидаемого зимнего наступления русских. Он рассчитывал таким образом выиграть время, чтобы разрушить надежды его противников на полную победу, заставить их отказаться от требований безоговорочной капитуляции и склонить к заключению мира на определенных условиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неблагоприятная погода и задержки с подготовкой новых формирований вынудили его вторично перенести операцию, запланированную вначале на середину ноября; на этот раз – на 16 декабря. На этот раз наступление, наконец-то, началось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ударную группировку составляли две танковые армии: 5-я танковая армия под командованием генерала [танковых войск Хассо] фон Мантейфеля и 6-я танковая армия [СС] под командованием оберстгруппенфюрера СС [и генерал-полковника войск СС] Зеппа Дитриха. Главный удар наносился на правом фланге 6-й танковой армией [СС], укомплектованной хорошо оснащенными соединениями войск СС. В центре наступала 5-я танковая армия. Обеспечение левого фланга наступающей группировки возлагалось на 7-ю армию генерала [танковых войск Эриха] Брандербергера, однако для выполнения такой трудной задачи эта армия была недостаточно подвижной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Командующий войсками на западе фельдмаршал фон Рундштедт и командующий группой армий «Б» фельдмаршал Модель считали более целесообразным поставить наступающим войскам ограниченную задачу, так как, по их мнению, силы были недостаточны для осуществления крупной операции, задуманной Гитлером. Они хотели разгромить силы противника, находящиеся восточное р. Маас, между Аахеном и Люттихом, и этим ограничиться. Однако Гитлер отклонил их контрпредложения и настоял на своем далеко идущем плане.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, 16 декабря началось наступление, 5-я танковая армия глубоко вклинилась в оборону противника. Передовые танковые соединения сухопутных войск – 116-я и 2-я танковые дивизии – вышли непосредственно к р. Маас. Отдельные подразделения 2-й танковой дивизии даже достигли р. Рейн. 6-я танковая армия [СС] не имела такого успеха. Скопления войск на узких обледенелых горных дорогах, задержки с вводом в бой второго эшелона на участке 5-й танковой армии, недостаточно быстрое использование первоначального успеха – все это привело к тому, что армия потеряла темп наступления – самое необходимое условие для проведения каждой крупной операции. К тому же и 7-я армия натолкнулась на трудности, в результате чего потребовалось повернуть танковые части Мантейфеля на юг, чтобы предупредить угрозу с фланга. После этого не могло быть и речи о крупном прорыве. Уже 22 декабря пришлось признать необходимость ограничения цели операции. В этот день мыслящему в больших масштабах командованию надлежало бы вспомнить об ожидаемом наступлении на Восточном фронте, положение которого зависело от своевременного окончания в основном уже провалившегося наступления на Западном фронте. Однако не только Гитлер, но также и Верховное командование вермахта, и особенно Штаб оперативного руководства вермахта, в эти роковые дни думали только о Западном фронте. Трагедия нашего военного командования стала еще более очевидной после провала наступления в Арденнах перед концом войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 декабря было ясно для каждого здравомыслящего солдата, что наступление окончательно провалилось. Нужно было немедленно переключить все наши усилия на восток, если это не было уже слишком поздно.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подготовка обороны на востоке<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Внимательно следил я из своего штаба, переведенного в Майбахлагер под Цоссеном, за ходом наступления на западе. В интересах своего народа я желал, чтобы оно завершилось полным успехом. Но когда уже 23 декабря стало ясно, что нельзя добиться крупного успеха, я решил поехать в Ставку фюрера и потребовать прекращения опасного напряжения и незамедлительной переброски всех сил на Восточный фронт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все больше поступало сведений о предстоящем наступлении русских. Мы установили районы развертывания основных сил. Были определены три главные ударные группы русских:<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1) На плацдарме у Баранува находились в боевой готовности для наступления 60 стрелковых соединений, 8 танковых и кавалерийский корпус и 6 других танковых соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2) Севернее Варшавы были сосредоточены 54 стрелковых соединения, 6 танковых и кавалерийский корпус и 9 других танковых соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3) Группировка на восточнопрусской границе состояла из 54 стрелковых соединений, 2 танковых корпусов и 9 других танковых соединений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кроме того, группировка из 15 стрелковых и 2 танковых соединений находилась южнее Ясло, группировка из 11 стрелковых соединений, кавалерийского и танкового корпусов – под Пулавами и группировка из 31 стрелкового соединения, 5 танковых корпусов и 3 других танковых соединений – южнее Варшавы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы рассчитывали, что наступление начнется 12 января 1945 г. Превосходство русских выражалось соотношением: по пехоте 11:1, по танкам 7:1, по артиллерийским орудиям 20:1. Если оценить противника в целом, то можно было говорить без всякого преувеличения о его 15-кратном превосходстве на суше и по меньшей мере о 20-кратном превосходстве в воздухе. Я не страдаю недооценкой германского солдата. Он был выдающимся воином, его можно было без всяких опасений бросить в наступление против противника, превосходящего в пять раз. При правильном управлении он благодаря своим блестящим качествам сводил на нет такое численное превосходство и побеждал. Но то, что ему предстояло теперь, после пяти лет тяжелых боев с превосходящими силами противника, в условиях сокращения рациона, ухудшения вооружения и слабой надежды на победу, было чудовищным бременем. Верховное командование, в первую очередь сам Гитлер, должны были сделать все, чтобы облегчить ему выполнение этой чудовищной задачи. Меня занимал вопрос – в человеческих ли силах было вообще все это. Поверьте, что эта мысль угнетала меня с самого начала войны против России и даже раньше. А теперь она властно ставила дилемму: быть или не быть?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот миллионы немцев встали перед противником, готовые оборонять германский восток от самого страшного, что только могло произойти – от мощного натиска русских. Разве не стала вдруг ясной наша судьба после небольшого вклинения русских в Восточную Пруссию! Это было ясно точно так же, как и мне, всем солдатам. Они знали – тем более, если они были восточными немцами – точно так же, как и я, что на карту поставлена наша вековая культура. Семьсот лет труда и борьбы немцев и их успехов были поставлены на карту! Перед таким будущим требование безоговорочной капитуляции было жестокостью, преступлением против человечности, а для солдат еще и позором, которого они не хотели, да и не могли взять на себя, пока еще не исчезла последняя перспектива на другую возможность достижения мира.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Другую же возможность заключения мира можно было создать только тогда, когда удастся как-нибудь и где-нибудь приостановить предстоящее наступление русских. Для этого необходимо было немедленно перебросить войска с запада на восток, создать в районе Лицманштадта [356 - Название Лицманштадт (Litzmannstadt) с 11 апреля 1940 г. по 19 января 1945 г. носил польский город Лодзь (&#321;&#243;d&#378;).] – Хохензальцы сильную резервную армию и начать ею маневренные бои с русскими армиями прорыва. В этом виде боя германское командование и германские войска все еще превосходили противника, несмотря на продолжительность войны и на сильное истощение наших сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исходя из этого, я намеревался выдержать бой на востоке, но для этого нужно было прежде всего выиграть бой с Гитлером за высвобождение необходимых для Восточного фронта сил. 24 декабря я поехал в Гиссен, а оттуда на доклад в Ставку фюрера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На докладе об обстановке на фронтах присутствовали, кроме Гитлера, как обычно, фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Йодль, генерал Бургдорф и ряд молодых офицеров. В своем докладе я назвал группировки сил противника и указал соотношение сил, о чем уже упоминалось выше. Работа моего отдела по изучению иностранных армий Востока была образцовой, его данные были абсолютно достоверными. Я уже достаточно хорошо знал начальника этого отдела генерал[-майора Рейнгарта] Гелена, поэтому мог судить о нем и его сотрудниках, о методах работы и ее результатах. Вскоре данные Гелена подтвердились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Исторический факт – Гитлер смотрел на вещи по-другому. Он заявил, что данные отдела иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск являются блефом. Он утверждал, что каждое стрелковое соединение русских насчитывает самое большее 7000 человек, бронетанковые же соединения не имеют танков. «Да это же самый чудовищный блеф со времен Чингисхана, – воскликнул он, – кто раскопал эту ерунду?» После покушения Гитлер сам часто прибегал к блефу невероятного масштаба. Он приказал сформировать артиллерийские корпуса, которые фактически по своей силе являлись всего лишь бригадами. Были созданы далее танковые бригады двухбатальонного состава, т. е. по силе равные всего лишь полку. А противотанковые бригады состояли всего лишь из одного дивизиона. По моему мнению, этим самым он вносил путаницу в организацию своих собственных сухопутных войск, но отнюдь не вводил в заблуждение противника относительно нашей действительной слабости.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ мышления Гитлера становился все более странным и толкал его к выводам, что противник тоже пытается ввести его, Гитлера, в заблуждение потемкинскими деревнями и что в действительности русские и не собираются начинать серьезного наступления. Это же утверждал на ужине и [Генрих] Гиммлер, с которым я сидел рядом. Он являлся командующим Армией резерва и одновременно группой армий «Верхний Рейн», созданной для обороны р. Рейн и для перехвата перебежчиков; кроме того Гиммлер являлся [имперским] министром внутренних дел, шефом полиции и рейхсфюрером СС. В то время Гиммлер чувствовал свое значение. Он полагал, что обладает таким же хорошим военным чутьем, каким обладал Гитлер, и, конечно, значительно лучшим, чем все генералы: «Знаете ли, дорогой генерал-полковник, я не верю, что русские будут вообще наступать. Это всего лишь крупный блеф. Данные вашего отдела по изучению иностранных армий Востока неимоверно преувеличены, они заставляют вас слишком много думать. Я твердо убежден, что на востоке ничего не случится». На такую наивность не действовали никакие доводы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значительно опаснее для предлагаемого мною перемещения главных усилий на восток было сопротивление [Альфреда] Йодля. Йодль не хотел терять на западе инициативу, якобы перехваченную у противника. Он признавал, что наступление в Арденнах застопорилось, но зато думал, что благодаря этому наступлению противник потерял инициативу в оперативном отношении. Он думал наступлением на другом, на неизвестном и неожиданном для противника участке фронта, достичь нового частичного успеха и надеялся таким путем парализовать действий Союзников на Западном фронте. С этой целью он начал новое наступление на северной границе Эльзас-Лотарингии. Германские войска должны были продвигаться по обе стороны Бича в южном направлении на Цаберн [357 - Цаберн (Zabern) – город в Эльзасе, после окончания войны отошел к Франции и ныне именуется Саверн (Saverne).]. Это наступление, начавшееся 1 января 1945 г., вначале тоже имело успех, однако до цели – Цаберн, затем Страсбург – было еще очень далеко. Йодль, увлеченный своим замыслом, решительно запротестовал, когда я потребовал вывода войск из Арденн и с Верхнего Рейна. Он неоднократно повторял свой аргумент: «Мы не вправе отказываться от только что перехваченной у противника инициативы». Гитлер охотно поддерживал его, т. к. «на востоке мы можем еще жертвовать территорией, на западе же нет». Не помогали и мои доводы, что Рурская область уже парализована налетами бомбардировочной авиации Западных держав, что транспорт выведен из строя из-за превосходства противника в воздухе, что это положение будет не улучшаться, а, наоборот, все больше ухудшаться, что, напротив, промышленность Верхней Силезии может еще работать на полную мощность, что центр тяжести германской военной промышленности переместился уже на восток страны, что если мы потеряем еще и Верхнюю Силезию, то проиграем войну через несколько недель.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я получил во всем отказ и провел этот чрезвычайно серьезный и печальный рождественский сочельник в обстановке, совершенно не соответствующей торжественному христианскому празднику. Известие об окружении Будапешта, поступившее в этот вечер, не могло способствовать улучшению настроения. Когда я уходил с этого ужина, мне сказали, что Восточный фронт должен рассчитывать только на свои собственные силы. Когда я снова потребовал эвакуации Курляндии и отправки на Восточный фронт войск, прибывших из Норвегии, ранее находившихся в Финляндии, меня снова постигло разочарование. Прибывшие из Норвегии войска предназначались для ведения боевых действий в Вогезах; это были горные части, а поэтому особенно подходили для боев в горных условиях. Впрочем, район Вогезов между Бичем и Цаберном был мне хорошо знаком. Когда-то я там служил еще в чине лейтенанта. Как раз в Биче и стоял тот первый гарнизон, в котором я служил сначала в чине фенриха, а потом молодого лейтенанта. Одна-единственная горнострелковая дивизия не могла совершить там решительного переворота.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 декабря, в первый день Рождества, я выехал на поезде в Цоссен. Я находился в пути, когда Гитлер за моей спиной распорядился о переброске [IV танкового] корпуса СС [обергруппенфюрра СС Герберта] Гилле, в который входили две дивизии СС [358 - 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова» и 5-я танковая дивизия СС «Викинг».], из района севернее Варшавы, где он был сосредоточен в тылу фронта в качестве резерва группы армий [ «Центр» Георга Ганса] Рейнгардта, к Будапешту для прорыва кольца окружения вокруг этого города. Рейнгардт и я были в отчаянии. Этот шаг Гитлера приводил к безответственному ослаблению и без того чересчур растянутого фронта. Все протесты оставались без внимания. Освобождение от блокады Будапешта было для Гитлера важнее, чем оборона Восточной Германии. Он начал приводить внешнеполитические причины, когда я попросил его отменить это злосчастное мероприятие, и выпроводил меня. Из резервов, собранных для отражения наступления русских (четырнадцать с половиной танковых и моторизованных дивизий), две дивизии были посланы на другой фронт. Оставалось всего двенадцать с половиной дивизий на фронте протяженностью в 1200 км.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вернувшись в штаб, я еще раз вместе с [Рейнгардом] Геленом проверил сведения о противнике и обсудил с ним и с [начальником Оперативного отдела генерал-лейтенантом Вальтер] Венком выходы из ситуации, которые еще казались возможными. Мы пришли к выводу, что только прекращение всех наступательных действий на западе и незамедлительное перенесение центра тяжести войны на восток могут создать небольшие перспективы приостановления наступления русских. Поэтому я решил еще раз накануне Нового года попросить Гитлера о принятии этого единственно возможного решения. Вторично мне пришлось ехать в Цигенберг. Я намеревался действовать, подготовившись еще тщательнее, чем в первый раз. Поэтому по прибытии в Цигенберг я разыскал прежде всего [главнокомандующего на Западе] фельдмаршала [Герда] фон Рундштедта и его начальника штаба генерал [-лейтенанта Зигфрида] Вестфаля, рассказал им обоим об обстановке на Восточном фронте, о своих планах и попросил оказать мне помощь. Как фельдмаршал фон Рундштедт, так и его начальник штаба проявили, как и прежде, полное понимание всей важности «другого» фронта. Они дали мне номера трех дивизий Западного фронта и одной дивизии, находившейся в Италии, которые можно было бы быстро перебросить на восток, т. к. они стояли недалеко от железной дороги. Для этого требовалось только согласие фюрера. Со всей осторожностью об этом было сообщено дивизиям. Я уведомил об этом начальника отдела военных перевозок, приказав подготовить эшелоны. Затем я отправился с этими скромными данными на доклад к Гитлеру. У него произошла та же история, что и в памятный рождественский вечер. Йодль заявил, что он не имеет свободных сил, а теми силами, которыми располагает запад, ему нужно удерживать инициативу в своих руках. Но на этот раз я мог опровергнуть его данными главнокомандующего на Западе. Это произвело на него, видимо, неприятное впечатление. Когда я назвал Гитлеру номера свободных дивизий, он с явным раздражением спросил, от кого я узнал об этом, и замолчал, нахмурившись, когда я назвал ему главнокомандующего войсками его собственного фронта. На этот аргумент вот уже действительно нечего было возразить. Я получил четыре дивизии и ни одной больше. Эти четыре были, конечно, только началом, но пока они оставались единственными, которые Верховное командование вермахта и Штаб оперативного руководства вермахта вынуждены были отдать Восточному фронту. Но и эту жалкую помощь Гитлер направил в Венгрию!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Утром 1 января я снова отправился к Гитлеру, чтобы доложить ему, что [iv танковый] корпус СС Гилле в составе 6-й армии [Германа] Балка начнет в этот день вечером наступление на Будапешт. Гитлер возлагал на это наступление большие надежды. Я был скептически настроен, т. к. для подготовки наступления было очень мало времени, командование и войска не обладали тем порывом, какой у них был раньше. Несмотря на первоначальный успех, наступление провалилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Результаты поездки, в Ставку фюрера были весьма и весьма незначительными. Начались новые размышления, новые сопоставления и проверка данных о противнике. Я решил поехать в Венгрию и лично переговорить с командующими, убедиться в наших перспективах и найти выход из создавшегося положения. В течение нескольких дней, с 5 по 8 января 1945 г., я посетил генерала [пехоты Отто] Вёлера, преемника [генерал-полковник Йоханеса] Фрисснера на посту командующего группой армий «Юг», генерала [Германа] Балка и генерала [войск] СС [Герберта] Гилле и обсудил с ними перспективы операций в Венгрии. Я получил информацию о причинах неудачи наступления на Будапешт. По всей вероятности, это произошло потому, что первоначальный успех, достигнутый в бою вечером 1 января, не был использован ночью для осуществления решительного прорыва. У нас не было больше таких офицеров и солдат как в 1940 г., иначе мы, возможно, добились бы успеха, смогли бы сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на Дунайском фронте.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из Венгрии я направился к [командующему группой армий «А» генералу Йозефу] Гарпе в Краков. Он и его способный начальник штаба генерал[-лейтенант Вольфдитрих Риттер фон] фон Ксиландер ясно и последовательно изложили свои мысли относительно обороны против русских. Гарпе предложил отдать противнику находившийся в наших руках берег Вислы непосредственно перед началом наступления русских, которое ожидалось 12 января, чтобы отступить примерно на 20 км и занять менее растянутые тыловые позиции. Это давало возможность снять с фронта несколько дивизий и создать таким образом резерв. Его взгляд был правилен и хорошо обоснован, но он имел мало перспектив на благосклонность со стороны Гитлера. Об этом я сказал Гарпе. Он же со своим прямым характером изъявил желание, чтобы его предложения, несмотря ни на что, были доложены фюреру, даже если это будет иметь для него неприятные последствия. Мероприятия группы армий по организации обороны были целесообразными и охватывали все, что позволяли наши средства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, я связался по телефону с [командующим группой армий «Центр» генерал-полковником Георгом Гансом] Рейнгардтом. Он, как и Гарпе, сделал аналогичное предложение и хотел отказаться от оборонительных позиций на р. Нарев, чтобы отойти на не столь растянутые позиции вдоль восточнопрусской границы и создать тем самым возможность для сохранения нескольких дивизий в качестве резерва. И ему, к сожалению, я не мог обещать, что добьюсь согласия Гитлера на его предложение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот теперь, зная все нужды и запросы групп армий, я решил еще раз в это тяжелое время съездить к Гитлеру и попытаться сделать Восточный фронт главным театром военных действий, высвободить силы на Западном фронте и сообщить фюреру желание групп армий перенести линию обороны на тыловые рубежи, ибо нет вообще никакого другого выхода для своевременного создания резервов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 января 1945 г. я снова был в Цигенберге. Твердо решив не идти на уступки, я намеревался показать Гитлеру, какую он берет на себя в противном случае ответственность. Мой доклад состоялся в присутствии обычной аудитории. На этот раз присутствовал также мой начальник штаба как генерал-инспектора танковых войск генерал [Вольфганг] Томале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[Рейнгард] Гелен весьма тщательно подготовил данные о противнике, составил для наглядности несколько карт и схем, отображающих соотношение сил. Когда я показал Гитлеру эти разработки, он разразился гневом, назвал их «совершенно идиотскими» и потребовал, чтобы я немедленно отправил составителя этих схем в сумасшедший дом. Я закипел от ярости и заявил Гитлеру: «Разработки сделаны генералом Геленом, одним из способнейших офицеров Генерального штаба. Я бы не показал их вам, если бы не считал их своими собственными разработками. Если вы требуете запереть генерала Гелена в сумасшедший дом, то отправьте и меня вместе с ним!» Требование Гитлера сменить генерала Гелена я решительно отклонил. И вот разразился ураган. Доклад успеха не имел. Предложения Гарпе и Рейнгардта были отклонены. Последовали ожидаемые ядовитые замечания в адрес генералов, которые де под термином «оперировать» всегда понимают только отход на следующие запасные позиции. Все это было в высшей степени нерадостно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все усилия создать крупные оперативные резервы на наиболее опасных участках сильно растянутого Восточного фронта разбились о бестолковую позицию Гитлера и Йодля. В руководстве Верховного командования вермахта господствовало необоснованное мнение о том, что полученные нами точные данные о предстоящем массированном наступлении русских могут быть только крупным блефом. Там вообще охотно верили только в то, чего очень хотели, и закрывали глаза на суровую действительность. Страусиная политика и стратегия самоуспокоения и самообмана! В утешение Гитлер сказал в заключение доклада: «Восточный фронт никогда не имел столь много резервов, как сегодня. Это ваша заслуга. Я благодарю вас за это». Я возразил: «Восточный фронт – как карточный домик. Стоит прорвать фронт в одном-единственном месте, рухнет весь фронт, ибо резерв в двенадцать с половиной дивизий для фронта такой громадной протяженности очень и очень мал!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Резервы располагались следующим образом: 17-я танковая дивизия – у Пинчова; 16-я танковая дивизия – южнее Кельце; 20-я моторизованная дивизия – под Вирцоником и Островцом; 10-я мотозированная дивизия (только боевые части) – под Каменной; 19-я танковая дивизия – у Радома; 25-я танковая дивизия – у Могельница; 7-я танковая дивизия – у Цихенау; моторизованная дивизия «Великая Германия» – у Хорцеллена; 18-я моторизованная дивизия – восточное Йоханнисбурга; 23-я пехотная дивизия (не в полной боевой готовности) – у Николайкена; 10-я самокатно-егерская бригада – у Зенсбурга; части моторизованной дивизии «Бранденбург» (вновь сформированной) – южнее Дренгфурта; [парашютно-]танковый корпус «Герман Геринг»: 1-я танковая [парашютная] дивизия «Герман Геринг» – западнее Гумбиннена, 2-я моторизованная [парашютная] дивизия «Герман Геринг» – на фронте в Восточной Пруссии юго-восточнее Гумбиннена; 5-я танковая дивизия – под Бартенштейном; 24-я танковая дивизия – в пути из Венгрии в Растенбург [359 - Ряд, упоминаемых Гудерианом в этом списке городов ныне носит другое название: Пинчов – Пиньчув (Pi&#324;czуw), центр повята Свентокшиского воеводства Польши; Цихенау (Zichenau) – Цеханув (Ciechanуw), центр повята Мазовецкого воеводства Польши; Хорцеле (Chorzellen) – Хожеле (Chorzele), гмина Пшаснышского повята Мазовецкого воеводства Польши; Йоханнисбург (Johannisburg) – Пиш (Pisz), центр повята Варминско-Мазурского воеводства Польши; Николайкен (Nikolaiken) – Миколайки (Miko&#322;ajki), гмина в Мронговском повяте Варминско-Мазурского воеводства Польши; Зенсбурга (Sensburg) – Мронгово (Mr&#261;gowo; до 1947 г. – Зонджборк, Z&#261;d&#378;bork), центр повята Варминско-Мазурского воеводства Польши; Дренгфурт (Drengfurt) – Сроково (Srokowo; до 1950 г. – Дрыфорт, Dryfort), гмина Кентшинского повята Варминско-Мазурского воеводства Польши; Гумбиннен (Gumbinnen) – Гусев, районный центр Калининградской области; Бартенштейн (Bartenstein) – Бартошице (Bartoszyce), центр повята Варминско-Мазурского воеводства Польши; Растенбург (Rastenburg) – Кетшин (K&#281;trzyn; до 1950 г. – Растемборк, Rastembork), центр повята Варминско-Мазурского воеводства Польши.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сильно расстроенный оскорбительным указанием Гитлера, что «восток должен рассчитывать только на свои собственные силы и обходиться тем, что он имеет», я вернулся в свой штаб в Цоссен. Гитлер и Йодль знали совершенно точно, что Восточный фронт, если ожидаемое наступление станет фактом, не сможет обойтись тем, чем он располагает, и тогда даже немедленное решение о переброске резервов на восток в условиях превосходства противника в воздухе, а стало быть, медленного продвижения транспортов будет слишком запоздалым. В какой степени их происхождение (родом они были из провинций, далеко расположенных от Пруссии) способствовало тому, что они занимали такую бестолковую позицию, остается неясным, но что это оказывало какое-то влияние на их рассуждения, в этом я убедился во время своих последних докладов. Для нас, жителей Пруссии, речь шла о близкой родине, с таким напряжением созданной в боях и сражениях, о стране с вековой христианской, западной культурой, о земле с могилами наших предков, о Пруссии, которую мы любили. Мы знали, что при удачном наступлении с востока мы должны ее потерять. Больше всего мы боялись за ее жителей, боялись того, что произошло с населением Гольдапа и Неммерсдорфа [360 - Гольдап (Goldap) город в Восточной Пруссии, ныне Голдап (Gotdap), центр повята Варминско-Мазурского воеводства; Неммерсдорф (Nemmersdorf) село в Восточной Пруссии, ныне село Маяковское Гусевского района Калининградской области.Наиболее известным стал инцидент в Неммерсдорфе. Утром 21 октября 1944 г. Неммерсдорф был занят частями 25-й гвардейской танковой бригады, однако 23 октября село было вновь занято немцами. Здесь были обнаружены тела мирных жителей, убитых советскими солдатами, этот факт был задокументирован и стал первым официальным свидетельством насилий над гражданским населениям. 27 октября «Фёлькише Беобахтер» сообщила, что 62 немки были зверски изнасилованы и убиты. В Великобритании сообщения немецкого радио и прессы назвали ложью, в ноябре 1944 г. ТАСС выступил в официальным опровержением.]. Но и этих наших опасений не понимали, не прислушивались к предложениям фронта об эвакуации из угрожаемых областей гражданского населения, т. к. Гитлер видел в этом лишь выражение пораженчества, которое якобы одолевало генералов. Он боялся, что эти пораженческие настроения распространятся на общественность. В этом его поддерживали гаулейтеры, особенно гаулейтер Восточной Пруссии [Эрих] Кох. Этот последний питал какое-то подозрение к генералам. Районом боевых действий групп армий считалась узкая полоса шириной в 10 км, проходившая за линией фронта. Батареи тяжелых орудий находились уже на огневых позициях, расположенных на территории так называемых отечественных областей, подведомственных гаулейтерам, на территории, где не оборудуешь ни одной огневой позиции, не срубишь дерева без того, чтобы не вступить в конфликт с гражданскими (т. е. с партийными) властями.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удар русских войск<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 января 1945 г. ударная группа войск русских начала хорошо подготовленное наступление с Баранувского плацдарма. Уже 11 января были признаки того, что скоро должно начаться наступление. Пленные дали показания, что в ночь на 11 января было приказано освободить помещения для прибывающих танкистов. В радиограмме сообщалось: «Все в порядке! Подкрепления прибыли!» С 17 декабря 1944 г. количество орудийных стволов на плацдарме у Баранува увеличилось на 719, минометных стволов – на 268. В показаниях пленных о Пулавском плацдарме говорилось: «Предстоит наступление. В первом эшелоне – штрафные подразделения. Наступление поддерживают 40 танков. От 30 до 40 танков – в лесу в 2–3 км за передним краем. В ночь на 8 января произведено разминирование». Воздушная разведка донесла о подходе подкреплений на предмостные укрепления на Висле. Другие пленные сообщали, что на каждый километр фронта наступления предусмотрено 300 стволов, включая минометы, противотанковые орудия и многоствольные установки. С Магнушевского плацдарма доложили, что противник ведет пристрелку с 60 новых огневых позиций.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аналогичные сведения поступали с участка фронта на Нареве у Остенбурга [361 - Остенбург (Ostenburg) в 1941–1945 гг. название города Пултуск (нем. Pultusk, польск Puttusk), ныне центр повята Мазовецкого воеводства Польши.], севернее Варшавы, а также из Восточной Пруссии. Здесь противник решил нанести главный удар на участке Эбенроде, озеро Виллуне и восточнее Лазденен (Краснознаменск) [362 - Эбенроде (Ebenrode) – до 1938 г. именовался Шталлупёнен (Stalluponen), а с 1946 г. – Нестеров, ныне районный центр Калининградской области. Лазденен (Lasdehnen) – с 1938 г. именовался Хазельбергом (Haselberg), а с 1946 г. – Краснознаменном, ныне районный центр Калининградской области.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только в Венгрии, благодаря нашему новогоднему наступлению, и в Прибалтике можно было не ожидать в ближайшие дни крупного наступления противника. Но это была лишь небольшая передышка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, 12 января был нанесен нам первый удар под Баранувом. В бой были введены 14 стрелковых дивизий, два отдельных танковых корпуса и другие части. Главные силы сосредоточенных в этом районе танков в первый день, видимо, не вводились в бой: их предполагалось использовать только тогда, когда после первоначального успеха наметятся выгодные направления для удара. Русские, хорошо оснащенные материальной частью, могли позволить себе такую тактику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прорыв удался, и противник глубоко вклинился в систему нашей обороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день соединения русских, предназначенные для наступления, заполняли плацдармы, расположенные далее на север по Висле у Пулавы и Магнушева.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наблюдатели могли насчитать тысячи машин. И здесь противник уже непосредственно готовился к наступлению. Аналогичные приготовления были замечены в районе севернее Варшавы и в Восточной Пруссии. Там были уже проделаны минные проходы, к линии фронта подтянуты танки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «А» ввела в бой резервы для нанесения контрудара. Они были подтянуты ближе к линии фронта по личному приказу Гитлера, ближе, чем это было предусмотрено приказом генерал-полковника [Йозефа] Гарпе. Последствием такого вмешательства явилось то, что резервы еще до начала контрнаступления были накрыты огнем во время артиллерийской подготовки русских и очень сильно потрепаны. Противнику удалось даже частично окружить эти танковые части. Теперь они отходили на запад, находясь в «блуждающем котле», точнее выражаясь, пробивались с боями назад, проявляя исключительную стойкость при выполнении этой тяжелой задачи, поддерживая тем самым немеркнущую славу германского солдата. Некоторым пехотным соединениям удалось примкнуть к этому движущемуся котлу, что, однако, не привело к уменьшению темпов продвижения. Но, несмотря на все трудности, эта задача была выполнена благодаря товарищеской взаимопомощи всех попавших в этот котел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 января противник успешно расширял участок прорыва западнее Баранува в направлении Кельце и далее на север. В бой вступили 3-я и 4-я гвардейские танковые армии русских. На этом участке фронта противник сосредоточил 32 стрелковые дивизии и 8 танковых корпусов. Это была самая сильная группировка сил и средств за время всей войны на минимально узком участке фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Южнее Вислы, под Ясло, все данные также говорили о том, что и здесь противник скоро перейдет в наступление. УПулавы и Магнушева русские закончили все приготовления и уже расчистили минные поля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Восточной Пруссии началось ожидаемое крупное наступление на участке Эбенроде – Лазденен. В бой были введены 12–15 стрелковых дивизий и соответствующее количество бронетанковых соединений. И здесь противнику удалось вклиниться в нашу оборону.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день окончательно провалилось наступление Гитлера в Эльзасе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;14 января план русских стал ясен – пробиться в Верхнесилезский промышленный район. Этот план не был для нас неожиданным. Крупные силы противника продвигались из района Баранува в северо-западном и северном направлениях с целью поддержать соединения, находящиеся на плацдармах у Пулавы и Магнушева. Правда, германским частям удалось отразить первые удары русских с упомянутых предмостных укреплений, но общая обстановка не позволяла надеяться на возможность удержания этого участка фронта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Русские готовились к наступлению в районах Роминтеновской пустоши и Гольдапа, что говорило о расширении наступления в Восточной Пруссии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 января подтвердилось предположение, что противник намеревается нанести главный удар из района Кракова в направлении Ченстохова – Катовице. Крупные силы двигались также на Кельце. Можно было предполагать, что они оттуда будут наступать на Петрокув – Томащув, чтобы установить связь с войсками, наступавшими через Пулавы. Последние состояли, по всей вероятности, из двух общевойсковых и одной танковой армий. Удар Магнушевского плацдарма был, очевидно, направлен на Варшаву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Южнее Кракова русские начали наступление у Ясло.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На фронте группы армий «Центр» противнику удалось осуществить глубокий прорыв в треугольнике, образованном реками Вислой и Западным Бугом, а также по обе стороны Остенбурга. Это наступление шло в направлении на Насельск и в западном направлении на Цихенау – Пражниц. Обострялось положение и на предмостных укреплениях русских на Нареве и в Восточной Пруссии.,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На фронте группы армий «Юго-восток» была замечена замена 37-й армии русских, стоявшей южнее Дуная, болгарскими войсками. Нужно было считаться с возможностью переброски этих русских сил перед фронтом группы армий и введения их в наступление на другом участке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Само собой разумеется, что с началом крупного наступления русских я доложил Гитлеру совершенно ясно по телефону и о серьезном положении на Восточном фронте. Я убедительно просил его прибыть в Берлин и этим хотя бы только внешне перенести центр тяжести наших боевых действий снова на восток. В первые дни он повторял одно и то же указание, которое дал еще 9 января: «Восток должен обходиться теми силами, которыми он располагает. Впрочем, теперь вы сами должны признать, что эшелоны с запада так или иначе опоздали бы».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медленное прохождение донесений и приказов из Цоссена через Цигенберг мешало принятию быстрых, своевременных мер в то время, когда требовалась срочность. 15 января произошло первое вмешательство Гитлера в ход оборонительных боев на востоке; невзирая на мои возражения, он отдал приказ немедленно перебросить корпус «Великая Германия» из Восточной Пруссии в район Кельце, чтобы предотвратить прорыв в направлении на Познань. Необходимо упомянуть, что эшелоны с боевыми частями этого корпуса уже все равно не успели бы прибыть вовремя, чтобы остановить наступление русских, но были бы сняты с оборонительных рубежей в Восточной Пруссии в такое время, когда там назревал кризис русского наступления. Их вывод оттуда в настоящее время означал бы, что в Восточной Пруссии начнется такая же катастрофа, какая произошла на Висле. Эти боеспособные дивизии (речь идет о моторизованной дивизии «Великая Германия» и о танковой [парашютной] дивизии люфтваффе «Герман Геринг», находившейся в подчинении танкового корпуса «Великая Германия», которым командовал опытный генерал [танковых войск Дитрих фон] фон Заукен) находились на железнодорожных станциях, в то время как шли бои, решающие исход войны. Когда я отказался выполнить этот приказ, Гитлер пришел в ярость. Он не согласился со мной, однако решил, наконец, переехать из гессенского лесного лагеря, – бросив свои баталии в Вогезах, поближе к решающему фронту, в Берлин. И вот теперь я мог говорить с ним с глазу на глаз о том, о чем давно следовало бы сказать, но невозможно было, ведя переговоры по телефону. Конечно, наша беседа отнюдь не была приятной. Это чувствовал и Гитлер, поэтому он как можно дольше стремился ее избежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Корпус Заукена должен был выгружаться в районе, находящемся под обстрелом артиллерии русских. После ожесточенных боев ему удалось соединиться с XXIV танковым корпусом генерала [танковых войск Вальтера] Неринга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 января Гитлер появился в Берлине, и разместил свою Ставку в Имперской канцелярии, уже частично разрушенной авиацией противника; в этот же день я делал доклад об обстановке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, Гитлер принял решение перейти на Западном фронте к обороне и высвободившиеся силы перебросить на восток. Мне сообщили это, казалось, самое радостное, хотя и запоздалое решение, когда я вошел в приемную. Я составил план использования резервов, намереваясь перебросить их немедленно к Одеру, а если позволит время, то и через Одер, чтобы ослабить силу наступления противника, вклинившегося в нашу оборону, ударив по его флангам. Но когда я спросил Йодля, какой приказ отдал Гитлер, он ответил мне, что основная масса снятых с Западного фронта войск (6-я танковая армия [ОС]) отправлена в Венгрию. Я вышел из себя и недвусмысленно выразил Йодлю свое возмущение. Последний только пожал плечами. Я так и не узнал, было ли это решение результатом его влияния на Гитлера. Во время последовавшего затем доклада Гитлеру я выдвинул свои контрпредложения. Гитлер отклонил их, заявив, что решение наступать в Венгрии объясняется стремлением отбросить русских снова за Дунай и снять блокаду с Будапешта. С этого дня ежедневно стало обсуждаться это злосчастное решение. Когда я опроверг выдвинутые Гитлером в обоснование своего решения причины военного характера, он ухватился за мысль, что венгерские нефтяные запасы и нефтеперегонные заводы имеют для нашей промышленности решающее значение, т. к. противник своими воздушными налетами уничтожил наши химические заводы: «Если у вас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим-то вы должны согласиться. Но мои генералы ничего не понимают в военной экономике».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он помешался на этой идее, и никто не мог его переубедить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Соединения, которые мы получили с Западного фронта, были разделены, таким образом, на две части. Когда я позднее в своих докладах касался этого вопроса, я получал в ответ: «Я уже знаю, что вы хотите сказать: я должен бить, так бить! Но вы должны согласиться…» и т. д., в том же роде. Следует учесть, что переброска войск в Венгрию из-за слабой пропускной способности железных дорог, идущих на юго-восток, требовали значительно больше времени, чем переброска в район Берлина, куда вели двухколейные железные дороги, которые давали возможность маневрировать в случае затруднений, вызываемых беспрерывным воздействием противника с воздуха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем мы перешли к другим вопросам. Беседа проходила бурно. Обсуждали положение основной линии обороны и связанные с ней решения, в бессмысленности которых был виноват он сам, что подтверждала стенограмма. Касались вопроса использования резервов, которые, как он считал, слишком далеко находились от линии фронта, а по мнению генералов, после приказа Гитлера – чересчур близко. Затем зашла речь о генерале [Йозефе] Гарпе, командные качества которого, на мой взгляд, не вызывали сомнений. Но т. к. нужно было обязательно найти козла отпущения, Гитлер приказал, несмотря на мои решительные протесты, заменить генерала Гарпе генерал-полковником [Фердинандом] Шёрнером, недавно вызванным из Прибалтики, где уже нельзя было завоевать лавры. Шёрнер начал с того, что сместил командующего 9-й армией, храброго, умного и честного генерала [танковых войск] барона Смило фон Люттвица. Во главе 9-й армии был поставлен генерал [пехоты Теодор] Буссе. Вскоре у него и с безупречным генералом [Дитрихом фон] Заукеном начались такие раздоры, что появилась необходимость немедленной замены последнего. Заукен стал командовать одной из армий. Я позаботился о Гарпе, который через несколько недель снова получил армию на Западном фронте и добился возвращения на должность [Германа] Балка, ставшего жертвой одной из интриг Гиммлера на западе [363 - Дитрих фон Заукен стал 12 марта 1945 г. командующим 2-й армией, Йознф Гарпе 9 марта 1945 г. получил 5-ю танковую армию. Что касается Балка, то видимо Гудериан имеет в виду его смещение 23 декабря 1944 г. с поста командующего группой армий «Г» и перевод на 6-ю армию.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день шли споры и относительно моего требования немедленно, пусть даже с опозданием, покончить с бессмысленными попытками наступления на западе и перебросить все войска, без которых невозможно обойтись на Восточном фронте. Снова – ив который раз! – обсуждался вопрос об эвакуации войск из Прибалтики и опять не пришли ни к какому окончательному решению. Решили вывести оттуда лишь 4-ю танковую дивизию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановка требовала больше, чем когда-либо, острых и решительных действий. В районе юго-восточнее Сараево югославские партизанские дивизии все сильнее нажимали на группу армий «Е». В район между озером Балатон и Дунаем подходили подкрепления противника. Русские усиливали предмостное укрепление на р. Грон. Противник необыкновенно быстро продолжал преследовать отступающие войска группы армий «А». Русские миновали уже линию Сломники – Мехув и, двигаясь на запад, направили часть сил на Краков. Далее к северу они пробились к линии Ченстохова – Радомско – Петрокув, Томашув. Следовало ожидать продолжения наступления на Лицманштадт – Лович – Сохачев. Сильные резервы русских следовали за частями прорыва; некоторые из них прибыли из Карелии и Финляндии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь мы видели, как пагубно сказывался на нашем положении выход наших союзников из войны. На участке фронта группы армий «Центр» обстановка стала обостряться. Тридцать-сорок стрелковых дивизий русских вышли на линию Прашниц – Цихенау – Пленев [364 - Прашниц (Praschnitz) – в 1939–1945 гг. немецкое название полського города Пшасныш (Przasnysz), ныне центр повята Мазовецкого воеводства Польши. Пленен (Pl&#246;hnen) – в 1941–1945 гг. немецкое название польского города Плоньск (P&#322;o&#324;sk), ныне центр повята Мазовецкого воеводства Польши.]; за ними через Белосток – Остров-Мазовецкий следовали другие войска. Аналогичная обстановка складывалась на участке Роминтеновская пустошь – Лазденен – Гумбиннен. Несмотря на поступающие ежедневно роковые вести с фронтов, Гитлер и не собирался перебрасывать войска с Западного фронта в Северную Германию и оставлять Прибалтику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 17 января было установлено, что перед фронтом группы армий «А» находятся 15 танковых корпусов русских; это совершенно определенно свидетельствовало о том, что здесь противник наносит главный удар. Кроме того, перед фронтом группы армий «Юг» вели бои 8 танковых корпусов, а перед фронтом группы армий «Центр» – 3 танковых корпуса. Главные силы русских наступали теперь в западном направлении на рубеж Краков – Ченстохова – Радомско. В районе Кельце русские вели бои с упорно оборонявшимся XXIV танковым корпусом генерала Неринга. Крупными силами противник наступал также на Варшаву; другие его части стремились выйти через Лович – Сохачев к Висле, чтобы отрезать пути отхода XLVI танковому корпусу, отступавшему из района Варшавы. Этот корпус, продвигаясь южнее Вислы, должен был предотвратить стремительный прорыв русских через Хохензальцу – Гнезен [365 - Гнезен (Gnesen) – немецкое название города Гнезно (Gniezno), ныне центраповята Великопольского воеводства.] (Гнезно) на Познань, чтобы не дать противнику возможности отрезать Восточную и Западную Пруссию от рейха. К сожалению, однако, корпус, вопреки неоднократным приказам, отошел под сильным натиском противника через реку в северном направлении. Лавина наступающих войск, не встречая сопротивления, хлынула по направлению к границе рейха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На участке фронта группы армий «Центр» увеличились темпы наступления русских в направлении Цихенау – Прашниц. На Нареве пока было спокойно; однако все говорило о том, что и здесь скоро разразится буря.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вечеру офицеры Оперативного отдела доложили мне о серьезном положении в районе Варшавы. Они предложили наметить следующий рубеж обороны, исходя из предположения, что Варшава уже находится в руках противника. На мои вопросы полковник [Богислав] фон Бонин, начальник Оперативного отдела, ответил, что потеря города, по имеющимся данным, неизбежна, что, может быть, он уже и оставлен нашими войсками. Связь с Варшавской цидателью была прервана. Исходя из этого, я согласился с их предложением, разрешив передать мое распоряжение в группу армий, т. к. нужно было спешить с отдачей приказа. Затем я отправился в Берлин, в Имперскую канцелярию, на доклад к Гитлеру. Во время моего доклада фюреру об обстановке и о тех приказах, которые я заготовил для закрепления нашего положения, поступила радиограмма от коменданта Варшавской крепости, в которой указывалось, что город находится еще в наших руках, но что его придется оставить в течение последующей ночи. Когда я доложил Гитлеру об этом, он разразился гневой речью и приказал любой ценой удержать Варшаву. Фюрер распорядился о немедленной отдаче соответствующих приказов, с возмущением отклонив мое возражение, что они прибудут в Варшаву слишком поздно. Гарнизон Варшавы, который должен был состоять, по моим первоначальным планам, из одной крепостной дивизии, вследствие того, что некоторые части были отправлены на Западный фронт, имел всего лишь четыре крепостных пехотных батальона, обладавших весьма незначительной боеспособностью, и несколько артиллерийских и инженерных подразделений. Если бы комендант выполнил приказ Гитлера, то гарнизон обязательно попал бы в плен к противнику, т. к. он ни при каких обстоятельствах не смог бы удержать города. Поэтому комендант, хотя и получил приказ фюрера, когда город еще находился в наших руках, принял решение отступить из Варшавы со своим слабым гарнизоном. Теперь гнев Гитлера не знал никаких границ. Он совершенно утратил интерес к столь опасной для нас общей обстановке и занимался лишь варшавской неудачей, которая в общем ходе событий играла второстепенную роль. В последующие дни, когда я был на докладах у Гитлера, он находился исключительно под впечатлением варшавских событий и требовал наказания работников Генерального штаба за их мнимую беспомощность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 января немецкие войска снова начали наступление в Венгрии между озером Балатон и лесным горным массивом западнее Будапешта – Баконским лесом с целью прорыва блокады Будапешта. В начале наступления они имели некоторый успех, выйдя к Дунаю. Но в этот же день русские ворвались в истерзанный город, судьба которого была теперь решена. Если бы войска, действовавшие в Венгрии, были бы брошены на борьбу с противником в Польше или в Восточной Пруссии, они принесли бы гораздо больше пользы. Но это противоречило планам Гитлера. В Польше русские вели бои в районе Ченстохова – Радомско – Петрокув – Лицманштадт – Кутно. Слабые силы противника двигались к нашим плацдармам на Висле. Севернее Вислы противник наступал на Леслау – Зольдау и продвигался в направлении Ортельсбург – Нейденбург [366 - Леслау (Leslau) – немецкое название города Влоцлавек (Whclawek), ныне центра повята Куявско-Поморского воеводства Польши; Зольдау (Soldau) – немецкое название города Дзялдово (Dzialdowo), ныне центра повята Варминско-Мазурского воеводства; Ортельсбург (Ortelsburg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. отошел к Польше и стал именоваться Щитно (Szczytno), ныне центр повята Варминско-Мазурского воеводства; Нейденбург (Neidenburg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. отошел к Польше и стал именоваться Нидзица (Nidzica), ныне центр повята Варминско-Мазурского воеводства.]. На Наревском участке фронта увеличилось количество признаков, указывающих на то, что здесь должно вскоре начаться крупное наступление противника. Гитлер, как всегда, не разрешил отступать войскам этого изолированного участка фронта, хотя севернее противник уже овладел районом западнее Лазденене и продвинулся до р. Инстер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обсуждение обстановки этого дня свелось к разбору варшавской проблемы, ставшей основным звеном событий. Во время доклада, который я делал во второй половине дня, – Гитлер приказал, чтобы офицеры Генерального штаба, отвечающие за составление донесений и приказов, касающихся этого участка фронта, были готовы к допросу. Я заявил, что за события вчерашнего дня несу ответственность только один я и что поэтому арестовывать и допрашивать нужно меня, а не моих подчиненных. Фюрер ответил: «Нет. Я хочу покарать не вас, а Генеральный штаб. Я терпеть не могу, когда группа интеллигентов осмеливается внушать свои взгляды своим начальникам. Это является системой в работе Генерального штаба, и я хочу покончить с ней!» По этому вопросу мы имели бурную продолжительную беседу; каждый открыто выражал свое мнение, ибо она велась с глазу на глаз. Беседа прошла безуспешно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ночью, на «вечерний доклад», я отправил генерала [Вальтера] Венка, дав ему поручение обратить внимание Гитлера на ту несправедливость, которую фюрер намеревался совершить, и доложить ему, что я готов к тому, чтобы меня арестовали, но только чтобы Гитлер не трогал моих подчиненных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Венк выполнил это поручение. Но в ту же ночь были арестованы полковник [Богислав] фон Бонин и подполковники [Васмод] фон дем Кнезебек и [Ганс Хенниг] фон Кристен. Генерал[-лейтенант] Майзель из Управления личного состава сухопутных войск и руководил их взятием под стражу во главе отделения автоматчиков. Об этом мне ничего не сообщили, и я, к сожалению, не мог вмешаться. На следующее утро меня поставили уже перед свершившимся фактом. Я попросил Гитлера принять меня с конфиденциальным докладом. На приеме я заявил ему в самой резкой форме, насколько это позволяло мое служебное положение, протест против ареста моих совершенно невинных штабных работников.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я заявил, что этот арест, кроме всего прочего, парализует работу важных отделов Верховного командования в самый критический момент войны. Совершенно не имеющие опыта в штабной работе молодые офицеры должны были, быстро заменив старых офицеров, разрабатывать наитруднейшие решения и сложнейшие приказы, какие вообще когда-либо отдавались германским войскам. Я потребовал проведения должного расследования моей деятельности, и оно было назначено. Продолжительные допросы, проводившиеся уже известными господами [шефом полиции безопасности и СД Эрнстом] Кальтенбруннером и [начальником гестапо Генрихом] Мюллером, отнимали в эти роковые для нашей страны дни много времени, энергии и нервов, тогда как на Восточном фронте шли смертельные бои за территорию родины и за жизнь ее граждан. Допрос, проводившийся Кальтенбруннером, закончился тем, что спустя несколько недель Кнезебек и Кристен были освобождены из заключения. Бонин остался под арестом. Однако было запрещено использовать их на работе в Генеральном штабе, и они уехали на фронт командирами полков. На третий день боевой деятельности на фронте погиб на своем командном пункте храбрый, умный и всеми любимый Кнезебек. До этого он не раз пытался заступиться за своего друга и начальника Бонина. Кристен остался, к счастью, в живых. Бонина же без всяких оснований таскали из одного концентрационного лагеря в другой до тех пор, пока он, наконец, во время общей катастрофы рейха не сменил гитлеровскую тюрьму на американскую. В заключении мы снова встретились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, в то время, когда гнев и страдания, причиненные мне позором 19 января, терзали мою душу и я бесцельно проводил время на допросах у Кальтенбруннера и Мюллера, сражение на востоке продолжалось с неутомимым ожесточением. В Венгрии русские быстро сосредоточили моторизованные и бронетанковые части для контрудара по нашим частям, проводившим наступление с целью прорыва блокады Будапешта. «Такими силами немцам ничего не удастся сделать. Они натолкнутся на крупные силы всех родов войск, на стену пехоты», – так заявляли русские в своих радиопередачах. Следовательно, мы должны были рассчитывать на сильное сопротивление. Севернее Карпат русские продолжали наступать в направлении на Бреслау и на Верхнесилезский промышленный район. Слабость нашей обороны позволяла здесь развиваться событиям очень быстро. Далее на север противник наступал в направлении Калиш – Познань – Бромберг. Город Лицманштадт перешел в руки русских. Они почти не встречали здесь сопротивления. Только «блуждающие котлы» XXIV танкового корпуса и танкового корпуса «Великая Германия» вели, продвигаясь на запад, ожесточенные бои, подбирая на своем славном пути многочисленные мелкие части и подразделения. Генералы [Вальтер] Неринг и [Дитрих] фон Заукен добились в эти дни крупнейших военных достижений, достойных того, чтобы их особо описал новый Ксенофонт [367 - Ксенофонт (до 444 до н. э. – не ранее 356 до н. э.) – афинский писатель, историк, полководец и политический деятель. Его главное сочинение «Анабасис Кира».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из района Милау [368 - Милау (Mielau) – в 1941–1945 гг. название польского города Млава (Mlawa), ныне центр повята Мазовецкого воеводства Польши.] – Зольдау русские начали наступление в направлении на Дойч-Эйлау [369 - Дойч-Эйлау (Deutsch Eylau) – город в Западной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Илава (llawa), ныне центр повята Варминско-Мазурского воеводства.]. Южнее этого города они нанесли удар по Торну и Грауденцу. К северо-востоку от этой линии противник продвигался к Нейденбургу и Вилленбергу [370 - Вилленберг (Willenberg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Вельбарк (Wielbark), ныне гмина в Щитненском повяте Варминско-Мазурского воеводства.]. Южнее Мемеля назревал новый кризис. Перед участком фронта группы армий «Север», в Прибалтике, русские совершали какие-то передвижения, цель которых была непонятна. Ясно было одно, что наши силы в Прибалтике не могли быть использованы для отражения удара, что сковывание сил противника там не могло уравновесить наши потери на главных фронтах. Не проходило ни одного доклада, на котором бы я не убеждал Гитлера разрешить, наконец, срочную эвакуацию группы армий «Север», но, к сожалению, все было безрезультатно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 января противник вступил на территорию Германии. Встал вопрос о жизни или смерти нашей страны. Ранним утром я узнал, что русские достигли имперской границы восточнее Хохензальцы. Моя жена за полчаса до разрыва первых снарядов в Дейпенхофе (округ Варта) покинула город. Она должна была оставаться там так долго, чтобы не дать повода населению к бегству из города. Она находилась под наблюдением трусливых партийных органов. Все, что уцелело от моего имущества после бомбардировки в Берлине в сентябре 1943 г., было брошено. Мы стали изгнанниками, как и миллионы других немцев, и мы гордимся тем, что разделили их судьбу. Мы сумеем ее перенести. При прощании с Дейпенхофом вокруг автомашины собралось много служащих имения: все плакали, и многие желали уехать вместе с женой, которая снискала уважение у населения. Ей тоже тяжело было расставаться! 21 января она прибыла в Цоссен. Так как она не могла найти себе подходящей квартиры, то стала жить у меня, разделяя с этого дня вместе со мной мой тяжкий жребий и являясь моей поддержкой и опорой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 января западнее Будапешта бои продолжались на прежних рубежах. Вереш, начальник Генерального штаба Венгрии, находился у русских. В Силезии противник перешел границу и начал быстро продвигаться к Бреслау. В направлении Познани, как уже указывалось, русские тоже перешли границу. Севернее Вислы крупные силы противника наносили удары по нашим войскам на рубеже Торн – Грауденц. За первым эшелоном войск противника на направлении главного удара шли крупные резервы, как это было у нас во время кампании во Франции в 1940 г.; с тех пор мы уже никогда не располагали такими резервами. Южнее Мемеля противник подходил к рубежу Велау – Лабиау [371 - Велау (Wehlau) – город в Восточной Пруссии, после окончания войны передан СССР и с 1946 г. был переименован в Знаменск, ныне поселок городского типа в Гвардейском районе Калининградской области Российской Федерации. Лабиау (Labiau) – город в Восточной Пруссии, после окончания войны передан СССР и с 1946 г. был переименован в Полесск, ныне районный центр Калининградской области.], продвигаясь в общем направлении на Кенигсберг. Группа армий «Центр» подвергалась опасности быть охваченной двойными гигантскими клещами: с одной стороны противник продвигался с юга в направлении Кенигсберга, с другой, наступая вдоль р. Неман, он приближался к столице Восточной Пруссии с востока. На Нареве, на участке фронта 4-й армии, русские в ожидании верного успеха отказались от прорывов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 января характеризовалось охватывающим маневром в направлении Верхнесилезского промышленного района, наступлением на рубеж Намслау – Ноймиттельвальде [372 - Намслау (Namslau) – город в Силезии, в 1945 г. отошел к Польше и стал именоваться Намыслув (Namys&#322;&#243;w), ныне центр повята Опольского воеводства. Ноймиттельвальде (Neumittelwalde) – город в Силезии, до 1889 г. именовался Медцибор (Medzibor), в 1945 г. отошел к Польше и стал именовать Мендзыбуж ((Mi&#281;dzyb&#243;rz), ныне гмина в Олесницком повяте Нижнесилезкого воеводства.], боями за Петрокув, наступлением в направлении Гнезен – Познань и Бромберг – Торн, наступлением частью сил на Шнейдемюль, Ризенбург [373 - Шнейдемюль (Schneidem&#252;hl) – город в провинции Позен, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Пила (Pila), ныне центр повята Великопольского воеводства. Ризенбург (Riesenburg) – город в правительственном округе Мариенведер рейхе гау Данциг – Западная Пруссия, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Прабуты (Prabuty), ныне гмина в Квидзынском повяте Поморского воеводства.] и Алленштайн. Гитлер вторично отклонил настойчивые просьбы [командующего группой армий «Центр» генерал-полковника Георга Ганса] Рейнгардта об отводе 4-й армии с Наревской дуги. Рейнгардт по совершенно понятной причине выходил из себя; в таком же настроении был и командующий 4-й армией генерал [пехоты Фридрих] Хоссбах. Последний перед лицом надвигающегося охвата принял 22 января отчаянное решение. Он приказал своей армии повернуть назад и наступать в западном направлении, чтобы пробиться в Западную Пруссию и выйти на Вислу. Там он хотел соединиться с 2-й армией генерал-полковника [Вальтера] Вейсса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О своем решении Хоссбах сообщил в донесении в штаб группы армий только 23 января, т. е. уже начав его реализацию. Верховное командование сухопутных войск и Гитлер об этом вообще ничего не знали. Нам это стало известно, когда без боя была сдана крепость Лёцен, самая сильная цитадель Восточной Пруссии. Неудивительно, что чудовищное сообщение о потере хорошо оснащенной техникой и сильым гарнизоном крепости, оборудованной с учетом последних инженерных достижений, было подобно взрыву бомбы, и Гитлер вышел из себя. Это произошло 24 января. Так как русские одновременно прорвались севернее Мазурского канала и стали мешать проводимому Хоссбахом отходу, создав угрозу его северному флангу, движение армии проходило беспорядочно. 26 января Гитлер узнал, что на участке фронта группы армий «Центр» произошла «история» без его разрешения, хуже того, он даже ничего не знал о ней. Гитлер решил, что его обманули. С невероятной яростью он обрушился на Рейнгардта и Хоссбаха: «Они оба заодно с Зейдлицем! Это предательство! Их следует предать суду военного трибунала! Немедленно сместить обоих с должности вместе с их штабными офицерами, ибо они-то об этом знали и ни один не прислал донесения!» Я пытался успокоить возбужденного и совершенно потерявшего самообладание человека: «За генерал-полковника Рейнгардта я ручаюсь. Он сам лично неоднократно сообщал вам о положении его группы армий. Что касается Хоссбаха, то я тоже считаю немыслимым, чтобы он поддерживал связь с противником. Это исключено». Но в этот вечер каждое слова оправдания или объяснения только подливало масла в огонь. Буря утихла только когда Гитлер с [Вильгельмом] Бургдорфом назначили новых командующих. Группу армий [374 - Одновременно группа армий «Центр» была переименована в группу армий «Север», которую и принял Рендулич, а группа армий «А» стала именоваться группой армий «Центр» – ею командовал Шёрнер.] принял генерал-полковник [Лотар] Рендулич, недавно заменивший в Прибалтике [Фердинанда] Шёрнера, австриец, умный и начитанный, находчивый в обращении с Гитлером. Гитлер оказывал ему такое большое доверие, что возложил на него безнадежную задачу обороны Восточной Пруссии. Преемником Хоссбаха стал генерал Фридрих Вильгельм Мюллер, опытный фронтовик, но никогда не командовавший таким крупным объединением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сам Рейнгардт 25 января был тяжело ранен в голову. 29 января мы снова встретились и обсудили некоторые события. Тогда я не имел еще ясного представления о тактике Хоссбаха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время как в Восточной Пруссии происходили грозные события, совершенно расстроившие существовавшую там шаткую систему обороны и еще больше усилившие уже и без того ставшее безграничным недоверие Гитлера к генералитету, на других участках Восточного фронта тоже продолжались тяжелые оборонительные бои, сопровождающиеся отступлением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Под Будапештом немецким войскам, правда, удалось снова захватить Штульвейсенбург, но мы знали, что у нас не хватит сил для достижения решительного успеха, к сожалению, и русские тоже знали об этом. В Верхней Силезии противник наступал на Тарновец. Он продвигался к рубежу Козель – Оппельн – Бриг [375 - Козель (Cose!) – город в Верхней Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Козле (Kozle), с 1975 г. часть города Кендзежин-Козле (Kedzierzyn-Kozle), ныне центр повята Ополького воеводства. Оппельн (Oppeln) – центр правительственного округа в Верхней Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Ополе (Opole), ныне столица Опольского воеводства. Бриг (Brieg) – город в Верхней Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Бжег (Brzeg), ныне центр повята Опольского воеводства.] с целью нарушить коммуникации, ведущие к этому промышленному району, и захватить переправы через р. Одер. Крупные силы противника продвигались по направлению к Бреслау и к Одеру на участке между этим городом и Глогау. На Познаньском направлении противник достиг дальнейших успехов, в Восточной Пруссии продолжалась охватывающая операция с целью изоляции этой провинции. Русские направляли главный удар на Дойч-Эйлау, Алленштайн и далее на Кенигсберг. В Прибалтике пока было спокойно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 января начались бои под Прескречмом [376 - Прейскречам (Peiskretscham) – город в округе Тост-Глейвиц в Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Пысковице (Pyskowice), ныне гмина в Гливицком повяте Силезского воеводства..] и Гросс-Штрелицем [377 - Гросс-Штрелиц (Gro&#223; Strehlitz) – город в Верхней Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Стшельце-Опольске (Strzelce Opolskie), ныне центр повята Опольского воеводства.]. Противник явно намеревался форсировать Одер между городами Оппельн и Олау [378 - Олау (Ohlau) – районный центр правительственного округа Бреслау в Силезии, в 1946 г. передан Польши и стал именоваться Олава (Olawa), ныне центр повята Нижнесилезского воеводства.]. Русские начали атаковывать Остров и Кротошин, их танки появились под Равичем. Противник овладел районом Гнезен – Познань – Накель [379 - Накель (Nakel) – немецкое название польского города Накло-над-Нотецью (Nakto nadNoteciq), ныне центр повята Куявско-Поморского воеводства.]. Велись бои за Познань. В Восточной Пруссии русские продолжали продвигаться в направлении Бартенштейн. Рейнгардт приказал укрыть в безопасное место саркофаги [Пауля фон] Гинденбурга и его супруги и взорвать Танненбергский мемориал [380 - Имется в виду Национальный памятник Танненберг (Tannenberg-Nationaldenkmal), возведенный в 1924–1927 гг. в Восточной Пруссии близ Хохенштейна (ныне Ольштынек) в память о победах, одержанных немецкой армией в 1914 г. во время Первой мировой войне в этих местах (в отечественной историографии – Восточно-прусская операция, в германской – Танненбергское сражение). 7 августа 1934 г. здесь погребен генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург (в 2 октября 1935 г. его прах, как и прах его умершей в 1921 г. супруги Гертруды, был перезахоронен в новом склепе). Руины мемориала окончательно снесены в 1952–1953 гг. польскими властями.После взрыва мемориала останки Гинденбурга были вывезены в Кенигсберг, затем укрыты в соляной шахте в Тюрингии, откуда вывезены в Западную Германию и перезахоронены в Элизабеткирхе в Манбурге-на-Лане.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Прибалтике русские начали наступление на Либаву.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот же день, 23 января, мне представился новый офицер связи [Имперского] министерства иностранных дел, посланник доктор Пауль Барандон. Его предшественник, несмотря на мои неоднократные требования, так ни разу и не появлялся у меня с момента моего вступления в должность, т. е. с июля 1944 г. Он, очевидно, считал, что Министерство иностранных дел не нуждается в том, чтобы его ориентировали в обстановке на фронтах. Господин доктор Барандон получил от меня неприкрашенную информацию и оценку тяжелого положения на фронтах. Мы совместно обсудили вопросы, касавшиеся возможностей оказания помощи со стороны Министерства иностранных дел, время для которой, по нашему общему мнению, уже наступило. Мы хотели добиться, чтобы дипломатические отношения с теми немногими государствами, с которыми они поддерживались нашим министерством иностранных дел, были использованы для заключения хотя бы одностороннего перемирия. Мы надеялись на то, что западные противники, вероятно, поймут опасность, которая связана с быстрым продвижением русских к границам Германии, с их возможным продвижением через ее территорию, и склонятся к заключению перемирия или хотя бы к безмолвному соглашению, которое позволило бы ценой уступки западных районов использовать все остатки наших сил для обороны на Восточном фронте. Разумеется, это была весьма слабая надежда. Но ведь утопающий хватается за соломинку. Мы хотели все-таки попытаться предотвратить ненужное кровопролитие, спасти Германию, а также всю Западную Европу оттого, что их ожидало в случае неудачи нашей попытки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Итак, мы договорились, что господин доктор Барандон добьется, чтобы [имперский] министр иностранных дел [Иоахим] фон Риббентроп принял меня для конфиденциальной беседы. Я хотел обрисовать этому первому политическому советнику фюрера наше положение так же откровенно и ясно, как я это сделал в беседе с Барандоном, чтобы потом вместе с ним договориться с Гитлером об использовании всех наших дипломатических средств, которыми еще располагал оказавшийся в изоляции рейх. То, что эти средства отнюдь не были многочисленными и эффективными, нам было известно, но это, по нашему убеждению, не снимало с нас обязанностей испробовать все, что могло привести к окончанию войны. Доктор Барандон тотчас же направился к господину фон Риббентропу и договорился с ним о дне встречи. Беседа была назначена на 25 января.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Катастрофа на фронтах надвигалась со скоростью лавины. В Венгрии были заметны приготовления русских к провдеению контрнаступления в районе нашего прорыва. ВСилезии противник продвинулся до Глейвица [381 - Глейвиц (Gleiwitz) – город в Верхней Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Гливице (Gliwice), ныне город прямого подчинения Силезского воеводства.]. Между Козелем и Бригом, а также между Дихернфуртом [382 - Дихернфурт (Dyhernfurth) – город в Верхней Сиезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Бжег-Дольны (Brzeg Dolny), ныне город в Волувском повяте Нижнесилезского воеводства.] и Глогау он явно готовился к форсированию Одера. По Бреслау наносились фронтальные удары, но крепость пока держалась, так же как Глогау и Познань. В Восточной Пруссии русские стремились осуществить прорыв к Эльбингу [383 - Эльбингу (Elbing) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и переименован в Эльблонг (Elblqg), ныне город прямого подчинения в Варминско-Мазурском воеводстве.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 января приготовления русских к контрнаступлению южнее озера Веленце стали еще более очевидными. Явно были заметны приготовления противника также и к наступлению на рубеже Лева – Иполызак – Блауенштейн перед фронтом 8-й армии генерала Крейзинга, ведшего бои севернее Дуная. В Верхней Силезии продолжались приготовления к наступлению на промышленный район. Противник развертывал свои войска на восточном берегу Одера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окружения Познани русские, не задерживаясь у этой крепости, начали наступать на дугу Одер – Варта, защищенную Зененскими укреплениями; эти укрепления весьма тщательно сооружались еще в мирное время, но теперь они представляли собой всего лишь скелет укрепленного района, т. к. были сильно ослаблены в техническом отношении в пользу Атлантического вала. На участке Шнейдемюль – Бромберг русские сосредоточивали крупные силы, чтобы, продвинувшись западнее Вислы в северном направлении, атаковать стыла наши оборонительные позиции, расположенные вдоль реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для предотвращения этой угрозы я предложил Гитлеру создать новую группу армий в районе между бывшей группой армий «А», которая с 25 января стала называться «Центром», и бывшей группой армий «Центр», которая называлась теперь «Севером». Эта группа армий в этом районе должна была заново организовать оборону и приостановить наступление противника. Чтобы выбрать командующего и штаб для этой группы армий, которая будет действовать на весьма опасном участке фронта, я связался с генерал-полковником [Альфредом] Йодлем из Штаба оперативного руководства вермахта. Я предложил ему выбрать один из штабов групп армий, находившихся на Балканах, а именно – штаб фельдмаршала барона [Максимилиана] фон Вейхса. Я хорошо знал фельдмаршала фон Вейхса и особенно высоко ценил его характер и военные способности. Он был умным, честным и храбрым солдатом, т. е. по своим данным больше других был способен спасти тяжелое положение, если это еще было вообще возможно. Йодль обещал поддержать меня во время доклада Гитлеру. Казалось, что мне удастся осуществить свой план. Когда же 24 января я внес на рассмотрение Гитлера свое предложение, последний ответил: «Фельдмаршал фон Вейхс производит на меня впечатление усталого человека. Я не верю, что он может справиться с этой задачей». Упорно защищая свое предложение, я сказал, что Йодль тоже придерживается моего мнения. Но тут меня постигло большое разочарование, т. к. Йодль, к сожалению, неудачно упомянул о глубокой религиозности фельдмаршала, а это явилось причиной того, что Гитлер бесцеремонно отклонил мое предложение и вместо Вейхса назначил [рейхсфюрера СС Гериха] Гиммлера. Эта явная ошибка фюрера привела меня в ужас. Я использовал все свое красноречие, чтобы оградить злосчастный Восточный фронт от этой бессмыслицы. Но все было напрасно. Гитлер утверждал, что Гиммлер очень хорошо справился со своей задачей на Верхнем Рейне. Имея под рукой Армию резерва, он может быстро использовать ее ресурсы. Поэтому он лучше всех обеспечит новый фронт как солдатами, так и техникой. Попытка хотя бы передать хорошо сработавшийся штаб Вейхса рейхсфюреру СС тоже провалилась. Гитлер приказал, чтобы Гиммлер сам подбирал себе штаб. Начальником штаба он назначил бравого бригаденфюрера СС [и генерал-майора войск СС Гейнца] Ламмердинга, который до этого времени командовал танковой дивизией СС. Этот человек не имел никакого представления о тяжести штабной работы в формируемой группе армий. Та скромная поддержка, которую я смог оказать этому новому штабу, прикомандировав к нему офицеров Генерального штаба, не могла полностью компенсировать крупных недостатков в работе как командующего, так и его начальника штаба. Гиммлер собрал вокруг себя ряд офицеров СС, большинство из которых не было подготовлено к выполнению своей задачи. Только после весьма горьких и пагубных для общего дела уроков честолюбивый Гиммлер стал более сговорчивым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25 января я встретился с имперским министром иностранных дел в его новом роскошном кабинете на Вильгельмштрассе. Здесь господин фон Риббентроп узнал горькую правду. Он, видимо, не считал обстановку настолько серьезной и, когда я подробно ему обо всем рассказал, был сильно потрясен и спросил у меня, соответствует ли истине все то, что я ему сообщил. «Генеральный штаб начинает, кажется, нервничать», – сказал он. Да, действительно, нужно было иметь сверхчеловеческие нервы, чтобы сохранять при таких напряженных усилиях спокойствие и рассудок! Сделав обстоятельное сообщение об обстановке на фронтах, я спросил у «руководителя Германии по внешнеполитическим вопросам», готов ли он пойти вместе со мной к Гитлеру, чтобы предложить ему действовать в направлении заключения хотя бы одностороннего перемирия. По моему мнению, речь должна идти в первую очередь о Западных державах. Господин фон Риббентроп ответил буквально следующее: «Нет, этого я сделать не могу. Я являюсь верным последователем фюрера. Я знаю совершенно точно, что фюрер не захочет вести никаких дипломатических переговоров с противником, и поэтому не могу доложить ему о вашем предложении».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я спросил его: «Что вы скажете, если русские через три-четыре недели будут стоять под Берлином?» Не скрывая своего ужаса, господин фон Риббентроп воскликнул: «Вы считаете это возможным?» Когда я заверил его, что это не только возможно, но при нашем теперешнем положении совершенно очевидно, он на некоторое время потерял присутствие духа. Я снова поставил перед фон Риббентропом вопрос, пойдет ли он со мной к Гитлеру или нет, но министр не смог дать положительного ответа. Единственными словами, которые он произнес при прощании со мной, были: «Все остается между нами, не правда ли?» Я дал обещание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером я пришел к Гитлеру докладывать «обстановку». Он был очень возбужден. Я, видимо, немного опоздал, потому что при входе в зал услышал его громкий возбужденный голос. Он требовал неукоснительного выполнения «основополагающему закону № 1», согласно которому никто из работающих с ним не имеет права делать какие-либо сообщения посторонним лицам, если это непосредственно не связано со служебной деятельностью данных лиц. Увидев меня, Гитлер повысил голос: «Таким образом, если начальник Генерального штаба посещает имперского министра иностранных дел и информирует его об обстановке на Восточном фронте, доказывая необходимость заключения перемирия с Западными державами, он совершает тем самым государственное преступление!» Теперь я узнал, что господин фон Риббентроп не молчал. Тем лучше! Теперь Гитлер, по крайней мере, был в курсе дела. Но он отказался от всякого делового обсуждения моего предложения. Гитлер продолжал бесноваться еще некоторое время, пока не заметил, что все это не производит на меня никакого впечатления. Только находясь в заключении, я узнал из достоверного источника, что имперский министр иностранных дел в тот же день послал докладную записку Гитлеру о нашей беседе. Правда, моя фамилия в ней не была названа, но все было ясно и без этого.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Попытка начать при содействии Министерства иностранных дел хотя бы односторонние переговоры о заключении перемирия провалилась. Конечно, мне могут возразить, что вряд ли удалось бы в то время склонить Западные державы к ведению таких переговоров, т. к. они взяли на себя официальные обязательства перед русскими в отношении германского вопроса действовать только совместно. Но, несмотря на все это, я все же считал, что не следует отказываться от попытки побудить Гитлера совершить этот шаг. Хотя господин фон Риббентроп и отклонил мое предложение, я решил не сдаваться и попробовать выполнить свой план, идя другим путем. С этой целью я посетил в первую неделю февраля одного из виднейших деятелей рейха в надежде найти взаимопонимание и поддержку. Но на мое предложение этот человек буквально повторил ответ министра иностранных дел. О третьей попытке, предпринятой мною в этом же направлении в марте, я буду говорить ниже.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К 27 января наступление русских достигло невиданных темпов. Все быстрее и быстрее приближался день катастрофы. Юго-западнее Будапешта русские перешли в контрнаступление. Остатки немецкого гарнизона в венгерской столице вели ожесточенные бои. Обстановка в Верхнесилезском промышленном районе стала еще напряженнее. Значительными силами русские начали наступление в направлении Моравских ворот – на Моравска-Острава – Тешен [384 - Тешен (Teschen) – немецкое название польского города Цешин (Cieszyn), ныне центр повята Силезского воеводства.]. Особенно опасной складывалась обстановка в районе Варта и в Восточной Пруссии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Познань была окружена; противник уже захватил один форт. Русские продвигались в направлении Шенланке – Шлоппе [385 - Шенланке (Schonlanke) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Тшчянка (Trzcianka), ныне центр повята Вкеликопольского воеводства. Шлоппе (Schloppe) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Члопа (Czlopa), ныне город в Валецком повяте Западно-Поморского воеводства.] – Шнейдемюль – Уш. Они овладели Накелем и Бромбергом. Западнее Вислы продолжались атаки на Швец. УМеве, наступая в западном направлении, противник форсировал Вислу. В Мариенбурге [386 - Мариенбург (Marienburg) – город в провинции Западная Пруссия, когда-то резиденция магистров Тевтонского ордена; в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Мальборк (Malbork), ныне центр повята Поморского воеводства.] шли бои за великолепную старинную крепость Тевтонского ордена. Гиммлер перевел свой штаб в Орденсбурга в Крёссинзее [387 - Имеется в виду т. н. Орденсбург Крёссинзее (Ordensburg Krossinsee), который был первым из трех «орденских замков» – подконтрольных СС элитных учебных заведений.]. Оттуда, не спросив разрешения у Верховного командования сухопутных войск, он отдал приказ об оставлении Торна, Кульма и Мариенвердера [388 - Мариенвердер (Marienwerder) – древний орденский город в Западной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Квидзын (Kwidzyn), ныне центр повята Поморского воеводства.]. И на это Гитлер ответил молчанием! Такое самоуправство Гиммлера повело к потере оборонительного рубежа на Висле. Теперь противник в течение нескольких дней мог отрезать от фронта армию, находившуюся восточное реки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Восточной Пруссии шли бои за Фрауенбург [389 - Фрауенбург (Frauenburg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Фромборк (Frombork), ныне город Браневского повята Варминско-Мазурского воеводства.] и Эльбинг. Севернее Кенигсберга – непрерывные атаки. Кризис на Земландском полуострове. В Прибалтике оборонительные бои шли успешно, но особой радости они уже не могли вызвать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день я отдал распоряжение о переброске призывников 1928 г. рождения из восточных военных округов в западные, чтобы избежать использования этих необученных юнцов в бою. К счастью, мне удалось это осуществить. Еще осенью 1944 г. я как в письменной, так и в устной форме заявлял протесты против использования в боях молодежи шестнадцатилетнего возраста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В штабе Гиммлера уже давала себя знать плохо организованная работа; не работала связь. Об этом печальном положении я доложил Гитлеру. Но он не обратил никакого внимания на мое замечание, т. к. в это время начальник Управления личного состава сухопутных войск информировал его о тех мерах, которые принимались по отношению к строптивым элементам королями Фридрихом Вильгельмом I и Фридрихом Великим. Генерал [Вильгельм] Бургдорф обратился к истории и привел несколько красочных примеров из судопроизводства, которое осуществлялось 200 лет тому назад. Выслушав, Гитлер сказал с глубоким удовлетворением: «Если обо мне думают, что я слишком жесток, то было бы хорошо, если бы все эти благородные люди прочли это!» Он, во всяком случае, признавал свою жестокость, но пытался оправдать ее историческими примерами. Обсуждение нашего тяжелого положения отошло в связи с этим на задний план.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тот же день началась переброска 6-й танковой армии на Восточный фронт. Как уже упоминалось, Гитлер, вернувшись в Берлин, приказал перейти на Западном фронте к обороне. Одновременно он разработал собственный план использования на Восточном фронте всех прибывающих с запада войск. Я предложил Гитлеру перебросить все силы в район восточнее Берлина, разделить их на две группировки и сосредоточить в районе Глогау – Коттбус и в Померании к востоку от Одера. Это позволило бы контратаковать глубоко вклинившиеся в систему нашей обороны передовые части противника и разбить их, пока они еще слабы и пока держатся наши восточные оборонительные укрепления, мешающие противнику наладить подвоз боеприпасов и продовольствия на этот участок фронта. Однако Гитлер настаивал на своем плане – использовать главные силы этих частей не для обороны Германии, в частности столицы, а для наступления в Венгрии. [Альфред] Йодль рассчитывал перебросить туда первый корпус в течение двух недель. Однако потребовалось несколько недель, пока развертывание смогло быть полностью закончено. До начала марта нечего было и думать о наступлении. А что же будет в это время под Берлином?<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Противник уже захватил большую часть промышленного района Верхней Силезии. Было ясно, что мы можем продержаться теперь лишь несколько месяцев. На важность этого единственного пока еще не пострадавшего от бомбардировок промышленного района [Альберт] Шпеер указывал Гитлеру в своей докладной записке еще в декабре, после разрушения противником заводов Рурской области. Но его оборона была оставлена без внимания в пользу Западного фронта. Теперь и этот источник нашей силы исчез. Шпеер составил новую докладную записку, которая начиналась безжалостным предложением: «Война проиграна». Прежде чем передать ее Гитлеру, он дал прочесть ее мне. С ее содержанием пришлось, к сожалению, согласиться. Гитлер, прочтя первое предложение этой докладной записки, запер ее в свой сейф вместе с другими бумагами такого же содержания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти мрачные дни я был свидетелем того, как однажды ночью после моего доклада о положении на фронтах Шпеер лично пытался попасть на беседу к фюреру. Гитлер отказался его принять: «Он снова будет мне говорить, что война уже проиграна и что я должен заканчивать ее». Шпеер не хотел уступать и снова послал адъютанта со своей докладной запиской к Гитлеру. Гитлер приказал молодому офицеру-эсэсовцу: «Положите эту бумажку в мой сейф». Обернувшись ко мне, он сказал: «Теперь вы понимаете, почему я не хочу никого принимать для беседы с глазу на глаз. Тот, кто хочет говорить со мной с глазу на глаз, всегда намеревается сказать мне что-нибудь неприятное. Этого я не могу переносить».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 января противнику удалось создать плацдарм на Одере под Любеном [390 - Любен (L&#252;ben) – город в Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Любин (Lubin), ныне центр повята Нижесилезкого воеводства.]. Мы ожидали продолжения его наступления на Заган [391 - Заган (Sagan) – город в Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Жагань (&#379;aga&#324;), ныне центр повята Любушского воеводства.]. Далее на север, из района Крейц [392 - Крейц (Kreuz) – город в Померании, 1945 г. передан Польше и стал именоваться Кшиж-Велькопольский (Krzyz Wielkopolski), ныне город Чарнковско-Тшаченецкого повята Великопольского воеводства.] – Шнейдемюль, русские стремились продвинуться в западном направлении к Одеру между Франкфуртом и Штеттином, по всей вероятности, для того, чтобы создать себе условия для последующего удара по Берлину. Видя нашу слабость, маршал Жуков начал действовать еще решительнее. Удар по одерским оборонительным рубежам был нанесен 1-й и 2-й гвардейскими танковыми, 8-й гвардейской, 5-й ударной и 61-й армиями. Кроме того, у противника оставались еще достаточные силы для наступления из района Накель – Бромберг в северном направлении, в тыл нашим частям, оборонявшимся на рубеже Вислы. В Восточной Пруссии русские продвигались вдоль побережья Фришегаффа [393 - Фрише-гафф (Frische Haff) – немецкое название Вислинского (польск. Zalew Wi&#347;l)или Калининградского залива.] в северо-восточном направлении, чтобы захватить морские коммуникации группы армий «Север» и полностью окружить ее. Далее на восток противник постепенно окружал Кенигсберг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время обсуждения обстановки ночью 29 января мы коснулись вопроса, который неоднократно ставился Гитлером, о разжаловании офицеров, которые, по его мнению, не выполнили своего долга. Многие опытные фронтовики были понижены в чине без проведения какого-либо расследования на одну, а то сразу и на несколько ступеней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я был свидетелем такого случая с одним командиром тяжелого противотанкового дивизиона. Он был семь раз ранен на фронте, о чем свидетельствовал его Золотой значок за ранение, и едва успел поправиться после последней тяжелой контузии, как снова поехал на фронт. Его дивизион погрузили в эшелон и повезли вдоль всего Западного фронта. Дивизион двигался часто обходными путями и неоднократно подвергался бомбардировке авиации противника. Вследствие этого эшелон был разорван на части, а дивизион был введен в бой рассредоточение. Гитлер приказал разжаловать в обер-лейтенанты командира дивизиона, которому совсем недавно за проявленную храбрость присвоили звание подполковника. Присутствовавший при этом мой начальник штаба инспекции [танковых войск генерал-майор Вольфганг] Томале решительно протестовал вместе со мной против этого приказа. Один высокопоставленный господин, который в течение всей войны ни разу не был на фронте, сухо заметил: «Золотой знак о ранении совершенно ни о чем не говорит». Наш протест успеха не имел. В тот же день я поставил на обсуждение дело моего бывшего начальника службы тыла во время кампании в России в 1941 г., старого офицера, подполковника резерва [Адольфа] Хекеля, которого по доносу из Линца (он был оттуда родом) направили простым солдатом в минометный дивизион, где он должен был служить подносчиком мин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В документах Нюрнбергского процесса я нашел выдержки из моего доклада, который был в свое время застенографирован. Поскольку этот доклад является единственным уцелевшим документом, я хотел бы привести из него некоторые выдержки: «В упомянутом минометном дивизионе служит один подполковник, который был у меня начальником службы тыла в Польше, Франции и России; он был в свое время награжден и лично из моих рук получил Железный крест 1-го класса. Какой-то земляк донес на подполковника о подозрительных высказываниях последнего еще до аншлюса, чего на самом деле никогда не было. Подполковник был отстранен от должности и послан в Вильдфлекен в минометный дивизион, в котором этот исключительно старательный, совершенно безупречный в работе офицер служил подносчиком мин; он написал мне несколько писем, прямо-таки ужасающих по своему содержанию. В них говорится: "Меня оклеветали. Не было проведено никакого беспристрастного расследования или проверки. Поверили пройдохе, который донес на меня, теперь я не знаю, как мне быть, что делать". Мне кажется, он еще не реабилитирован».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И здесь я не добился удовлетворительного успеха. Я процитировал эти выдержки из стенограммы, чтобы показать, каким тоном приходилось говорить, чтобы хотя бы немного подействовать на безучастные ко всему головы из Ставки фюрера. Я часто заступался за таких несчастных, которые по каким-либо причинам, иногда совершенно смехотворным, вступали в конфликт с партийными органами и вдруг совершенно неожиданно оказывались в концентрационных лагерях или в штрафных частях. К сожалению, подобные случаи редко становились известными. Кроме того, сильная перегруженность работой, а также волнения и заботы того времени часто не давали никакой возможности думать об оказании помощи другим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ведь сутки и в то время тоже имели только 24 часа. Мне приходилось два раза в сутки ездить к фюреру, что при напряженной обстановке было почти правилом, – два раза из Цоссена в Берлин, в Имперскую канцелярию, и обратно, т. е. четыре раза по 45 мин., а всего три часа. Доклады у Гитлера продолжались два, а большей частью три часа, итого шесть часов. Таким образом, на одни только доклады об обстановке на фронтах я затрачивал по восемь – девять часов, отнюдь не занимаясь при этом какой-либо полезной работой. Занимались одними разговорами, переливали из пустого в порожнее. Кроме того, Гитлер после совершенного на него покушения требовал, чтобы я присутствовал также на докладах Штаба оперативного руководства вермахта и на докладах представителей родов войск вермахта. В условиях нормальной обстановки это желание фюрера было, пожалуй, законным. Мой предшественник в последние дни своей деятельности очень часто, сделав первым доклад, немедленно покидал Ставку. Это очень не понравилось Гитлеру, и он приказал мне присутствовать на других докладах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В то время я был сильно перегружен работой, так что слушать несколько часов подряд заурядные речи, например, представителей почти парализованных люфтвафе и военно-морского флота, было очень мучительно и морально, и физически. Склонность Гитлера к произнесению длинных монологов не уменьшилась даже в связи с ухудшением военного положения нашей страны, скорее наоборот. В бесконечно длинных речах он пытался объяснить себе и другим причины наших военных неудач, при этом всю вину за эти неудачи он сваливал на других людей или объяснял стечением обстоятельств, никогда не считая себя в чем-либо виновным. В те дни, в которые мне приходилось ездить на доклад к фюреру два раза в сутки, я возвращался в Цоссен только утром. Нередко мне только к 6 часам утра удавалось ненадолго прилечь. В 8 часов на доклад приходили офицеры Генерального штаба сухопутных войск с утренними сводками из групп армий. Доклады продолжались, с перерывами для принятия пищи, до тех пор, пока мне не сообщали, что готова машина для поездки в Имперскую канцелярию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Очень часто мое пребывание в Берлине затягивалось из-за воздушных тревог, во время которых Гитлер начинал проявлять заботу о моей жизни и запрещал выезд из города. Поэтому очень часто на вечерний доклад к фюреру я посылал своего первого помощника генерал-лейтенанта Вальтера] Венка, чтобы иметь возможность спокойно обдумать обстановку или заняться делами, накопившимися в Цоссене. Часто я своей неявкой выражал Гитлеру протест против его выпадов, которые он нередко делал во время бурных вспышек гнева против офицерского корпуса или же против всех сухопутных войск. Конечно, он догадывался, в чем дело, и несколько дней держал себя в руках; но это продолжалось недолго.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 января русские начали крупное наступление в Венгрии, на участке 2-й танковой армии, южнее озера Балатон. На Одере русские подтянули свои силы в район Олау, видимо, для расширения находившегося там плацдарма. На Любушском плацдарме было также отмечено прибытие новых подкреплений. Южнее р. Варта противнику удалось осуществить прорыв оперативного значения. Севернее р. Варта русские, наступая в западном направлении, овладели районом Зольдин – Арнсвальде [394 - Зольдин (Soldin) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Мыслибуж (Mysliborz), ныне центр повята Западно-Поромского воеводства. Арнсвальде (Arnswalde) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Хощно (Choszczno), ныне центр повята Западно-Поромского воеводства.], угрожая Штеттину. Атаки противника южнее Браунсберга, под Вормдиттом [395 - Браунсберг (Braunsberg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Бранёво (Braniewo), ныне центр повята Враминско-Мазурского воеводства. Вормдитт (Wormditt) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Орнета (Orneta), ныне город в Лидзбаркском повяте Враминско-Мазурского воеводства.], севернее Алленштайна и южнее Бартенштейна свидетельствовали о том, что он стремится перехватить наши наступающие в западном направлении части и ударить им в тыл.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крепость Кенигсберг оказалась с юга и с запада зажатой противником в клещи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31 января русские атаковали наш фронт в Венгрии, между Дунаем и озером Балатон. К северу от Дуная противник готовился к наступлению. С предмостного укрепления на Одере у Штейнау [396 - Штейнау-на-Одере (Steinauan derOder) – районный центр Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Сцинава (Scinawa), ныне город Любинского Нижневилезского воеводства.] он готовился нанести удар по району Заган – Коттбус. Продолжалось наступление русских по обе стороны р. Варта. Были прорваны слабые и почти не занятые нами оборонительные позиции дуги Одер – Варта. В Померании нам удалось временно задержать наступление противника на рубеже Шлоппе – Дойч-Кроне [397 - Дойч-Кроне (Deutsch Krone) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Валч (Wakz), ныне город Валецкого повята Западно-Поморского воеводства.] – Кониц. В Восточной Пруссии он продвигался в направлении Хейльсберга [398 - Хейльсберг(Heilsberg) – город в Восточной Пруссии, в 1945 г. передан Польшей стал именоваться Лидзбарк-Вармильский (Lidzbark Warmi&#324;ski), ныне центр повята Враминско-Мазурского воеводства.]. В Прибалтике противник намеревался возобновить свое наступление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ужасный месяц январь подтвердил все наши опасения в отношении крупного наступления русских.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер и его Штаб оперативного руководства неумело руководили операциями на западе и с опозданием обратили свое внимание на Восточный фронт. Все это, также как и назначение профана на должность командующего группой армий «Висла», на которую возлагалась ответственная задача, явилось причиной исключительно быстрого развития успеха противника. Фактически противник отрезал от рейха как Восточную, так и Западную Пруссию, создав тем самым два изолированных друг от друга очага сопротивления, два острова, которые могли снабжаться только воздушным или морским путем. Их потеря являлась лишь вопросом времени. Авиация и флот вместо того, чтобы выполнять свои боевые задачи, занимались только снабжением окруженных частей боеприпасами и продовольствием, что вызывало еще большее ослабление наших и без того слабых военно-морского флота и люфтваффе. Чем больше русские убеждались в нашей слабости, тем решительнее они действовали. Их танки становились дерзкими.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 января Гитлер приказал сформировать дивизию истребителей танков (Panzerjager Division). Название этого нового соединения звучало красиво и многообещающе. Но больше ничего и не было. В действительности же это соединение должно было состоять из рот самокатчиков под командованием храбрых лейтенантов; вооруженные фаустпатронами расчеты этих рот должны были уничтожать Т-34 и тяжелые русские танки. Дивизия вводилась в бой поротно. Жалко было храбрых солдат!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В первые дни февраля наше положение как на Восточном, так и на Западном фронте стало роковым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На востоке группа армий «Курляндия», вопреки всем моим стремлениям эвакуировать ее, продолжала оборонять 20 пехотными и 2 танковыми дивизиями северную часть Курляндия. В эту группу армий входили хорошие, боеспособные части. Гитлер разрешил эвакуировать лишь четыре пехотные и одну танковую дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Север» была зажата противником в клещи в районе Замланд – Кенигсберг и к югу от него, в районе Эрмланда. Она, так же как и группа армий «Курляндия», снабжалась морским и воздушным путем. 19 пехотных и 5 танковых дивизий, входивших в эту группу, понесли значительные потери. К этой группе присоединились, кроме того, остатки других разбитых дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Висла» занимала узкий участок фронта, проходивший от Вислы, между Грауденцем и Эльбингом, через Дойч-Кроне до Одера в районе Грюнберг [399 - Грюнберг-в-Силезии (Grunberg in Schlesien) – город в Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Зёлена-Гура (Zielona G&#243;ra), ныне один из двух административных центров Любушского воеводства.]. Она имела 25 пехотных и 8 танковых дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Группа армий «Центр» располагалась на участке фронта, проходившем через Силезию до Карпатских гор. Севернее и южнее Бреслау русским удалось создать на Одере плацдармы. Верхнесилезский промышленный район был потерян. В группу армий входило около 20 пехотных и 8,5 танковых дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И, наконец, группа армий «Юг», находившаяся между Карпатами и р. Драва, состояла из 19 пехотных и 9 танковых дивизий. Она имела своей задачей: после подхода резервов с запада перейти в наступление по обеим сторонам озера Балатон с целью овладеть правым берегом Дуная, укрепить южный фланг Восточного фронта и прикрыть нефтеносные районы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На западе после провала наступления в Арденнах линия фронта была отодвинута и проходила по р. Маас, у Дриеля, Валь-Арнхей-ма, по р. Рейн, у Клеве, снова по р. Маас, у Рёрмонда, Дюрена, Шнее, через горы Эйфель – Ур – Зауер по р. Мозель, Писпорт, Ремих, по р. Саар до Сааргемюнда, Бича, Хагенау и далее по Верхнему Рейну.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Предназначенные для наступления в Венгрии дивизии СС располагались на отдыхе в двух районах: Бонн – Арвейлер и Виттлих – Трабен – Трарбах. Некоторые части находились еще на пути к этим районам. Все передвижения совершались чрезвычайно медленно. Превосходство авиации противника парализовывало не только перевозки, но и волю командования.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Примерно 103 слабые пехотные дивизии и 32,5 такие же слабые танковые и моторизованные дивизии находились на Восточном фронте; Западный фронт имел около 65 пехотных и 12 танковых дивизий, из которых 4 готовились к отправке на восток.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ввиду такой обстановки я решил еще раз попросить Гитлера отказаться от наступления в Венгрии и начать операцию против пока еще слабых флангов клина русских, вбитого ими в нашу оборону вплоть до Одера между Франкфуртом-на-Одере и Кюстрином [400 - Кюстрин (Kustrin) – город в Силезии, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Костшин (с 2004 г. – Костшин-на-Одре;Kostrzyn nad Odr&#261;), ныне город Гожувского повята Любушского воеводства.]. Наступление должно было развиваться в южном направлении из района Пириц [401 - Пириц (Pyritz) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Пыжице (Pyrzyce), ныне центр повята Западно-Поморского воеводства.] – Арнсвальде и в северном направлении с рубежа Глогау – Губен [402 - Губен (Guben) – город в Нижнем Лаузице, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Губин (Gubin), ныне город Кросненского повята Любушского воеводства.]. Этим я надеялся усилить оборону столицы рейха и вообще оборону территории страны и выиграть время, необходимое для ведения переговоров о перемирии с Западными державами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Для успешного проведения этой операции необходимо было быстро вывести войска из Балканских стран, Италии, Норвегии и в первую очередь из Прибалтики. Этот план я предложил Гитлеру после посещения его японским послом Осимой в первых числах февраля. Все мои предложения относительно оставления этих территорий он отклонил. Я начал упорно доказывать, заявив, в конце концов, этому непокладистому человеку: «Не подумайте, что я из-за своего упрямства продолжаю настаивать на оставлении Прибалтики. Я просто не вижу другой возможности для создания резервов, а без них мы не сможем оборонять столицу рейха. Я стараюсь только для Германии!» Гитлер затрясся от злости: «Как вы смеете говорить мне подобные вещи? Вы что думаете, что я веду войну не для Германии? Вся моя жизнь – борьба за интересы Германии». Вся левая половина его тела тряслась как в лихорадке. Видя страшный приступ ярости фюрера, Геринг взял меня за рукав и отвел в соседнюю комнату, где мы для собственного успокоения выпили по чашке кофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Затем я имел беседу с гросс-адмиралом Дёницем, которого я почти с мольбой просил поддержать меня в вопросе эвакуации наших войск из этих стран, если я снова внесу это предложение. Для этой цели можно было найти достаточное количество судов, если отказаться от перевозки крупной материальной части. Но как раз этого-то Гитлер и не хотел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Гитлер снова вызвал меня в кабинет, я вторично поднял свой голос за очищение Прибалтики, вызвав тем самым новый приступ ярости у фюрера. Он стоял передо мной с поднятыми кулаками, а мой добрый начальник штаба [Вольфганг] Томале тащил меня назад за фалды мундира, боясь, что между нами начнется рукопашная схватка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта драматическая сцена не принесла пользы тому, за что я боролся, – создание резерва из войск, находившихся в Прибалтике. От задуманного плана наступления осталась лишь идея удара из района Арнсвальде с целью разгромить русских севернее р. Варга, укрепиться в Померании и сохранить связь с Западной Пруссией. Мне пришлось упорно отстаивать также нецелесообразность проведения даже этой ограниченной по целям операции. По моим расчетам, которые основывались на данных о противнике, добытых генералом Геленом, русские смогут ежедневно перебрасывать к Одеру до четырех дивизий. Значит, чтобы наступление имело вообще какой-нибудь смысл, его нужно провести с молниеносной быстротой, пока русские не подтянули к фронту крупные силы или пока они не разгадали наших намерений. Решающий доклад на эту тему состоялся 13 февраля в Имперской канцелярии. На моем докладе, кроме обычных лиц из окружения Гитлера, присутствовали рейхсфюрер СС Гиммлер – командующий группой армий «Висла», обергруппенфюрер Зепп Дитрих – командующий 6-й танковой армией и мой первый заместитель генерал [Вальтер] Венк. Я решил прикомандировать к Гиммлеру на время наступления генерала Венка, возложив на него фактическое руководство операцией. Кроме того, я принял решение начать наступление 15 февраля, т. к. в противном случае оно вообще было невыполнимо. Я понимал, что как Гитлер, так и Гиммлер будут решительно выступать против моих предложений, т. к. они оба испытывали инстинктивный страх перед этим решением, выполнение которого должно было показать явную неспособность Гиммлера как командующего. Гиммлер в присутствии Гитлера защищал точку зрения, что наступление необходимо отложить, т. к. незначительная часть боеприпасов и горючего, отпущенных для армии, еще не поступила на фронт. Вопреки такому мнению я внес изложенное выше предложение, встреченное Гитлером в штыки. Привожу наш диалог:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: Мы не можем ждать, пока разгрузят последнюю бочку бензина и последний ящик со снарядами. За это время русские еще больше усиляться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Я запрещаю Вам упрекать меня в том, что я хочу ждать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: Я не делаю вам никаких упреков, но ведь нет никакого смысла ждать, пока разгрузят все грузы. Ведь мы можем упустить подходящее время для наступления!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Я уже вам только что сказал, что не желаю слышать ваших упреков в том, что я хочу ждать!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: Я же вам только что доложил, что я не хочу делать вам каких-либо упреков, я просто не хочу ждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Я запрещаю вам упрекать меня за то, что я хочу ждать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: Генерала Венка следует прикомандировать к штабу рейхсфюрера, иначе нет никакой гарантии на успех наступления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: У рейхсфюрера достаточно сил, чтобы справиться самому.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: У рейхсфюрера нет боевого опыта и хорошего штаба, чтобы самостоятельно провести наступление. Присутствие генерала Венка необходимо.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер: Я запрещаю вам говорить мне о том, что рейхсфюрер не способен выполнять свои обязанности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан: Я все же должен настаивать на том, чтобы генерала Венка прикомандировали к штабу группы армий и чтобы он осуществил эффективное руководство операциями.<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В таком духе мы разговаривали около двух часов. Гитлер с покрасневшим от гнева лицом, с поднятыми кулаками стоял передо мной, трясясь от ярости всем телом и совершенно утратив самообладание. После каждой вспышки гнева он начинал бегать взад и вперед по ковру, останавливался передо мной, почти вплотную лицом к лицу, и бросал мне очередной упрек. При этом он так кричал, что глаза его вылезали из орбит, вены на висках синели и вздувались. Я твердо решил не дать вывести себя из равновесия, спокойно слушать его и повторять свои требования. Я настаивал на своем с железной логикой и последовательностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда Гитлер отворачивался от меня и бежал к камину, я устремлял свой взор на портрет Бисмарка работы Ленбаха [403 - Художник Франц фон Ленбах (13.12.1836 – 6.5.1904) был одним из самых любимых художников А. Гитлера. Широкую известность Ленбах получил именно благодаря своей работе «Портрет Отто фон Бисмарка», а всего за свою жизнь им было написано около 80 портретов «железного канцлера», которые считались классическими.], висевший над камином. Строго глядели глаза этого крупнейшего государственного деятеля, «железного канцлера», на сцену, которая разыгрывалась внизу, у его ног. В слабо освещенном углу зала мне был виден блеск его кирасирского шлема. Взгляд канцлера спрашивал: «Что вы делаете из моего рейха?» Сзади я чувствовал устремленный на меня взгляд Гинденбурга, бронзовый бюст которого находился в противоположном углу зала. И его глаза также спрашивали: «Что вы делаете с Германией? Что будет с моей Пруссией?» Это было ужасно, но укрепляло меня в моем решении. Я оставался холодным и непоколебимым и не оставлял ни одного выпада Гитлера без ответа. Гитлер должен был заметить, что его бешенство не трогает меня, и он заметил это.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вдруг Гитлер остановился перед Гиммлером: «Итак, Гиммлер, сегодня ночью генерал Венк приезжает в ваш штаб и берет на себя руководство наступлением». Затем он подошел к Венку и приказал ему немедленно отправиться в штаб группы армий. Гитлер сел на стул, попросил меня сесть рядом с ним, а затем сказал: «Пожалуйста, продолжайте ваш доклад. Сегодня Генеральный штаб выиграл сражение». При этом на его лице появилась любезная улыбка. Это было последнее сражение, которое мне удалось выиграть. Но было уже слишком поздно! Никогда в своей жизни я не переживал подобных сцен. Никогда я не видел Гитлера в таком бешенстве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После этого мрачного эпизода из чудовищной драмы заката Германии я направился в приемную и сел там у небольшого столика. Ко мне подошел Кейтель: «Как вы можете так возражать фюреру? Вы разве не видели, как он волновался? Что произойдет, если с ним случится удар?» Я холодно ему заметил: «Государственному деятелю следует научиться воспринимать возражения и смотреть правде в глаза, иначе он не заслуживает такого названия». Несколько человек из окружения Гитлера присоединились к Кейтелю, и мне снова пришлось выдержать тяжелый бой, пока не утихомирились эти пугливые души. Затем через сопровождавших меня людей я дал по телефону необходимые указания относительно проведения наступления – нельзя было терять времени. Да и как знать, ведь в следующую минуту я мог лишиться этого завоеванного с таким трудом полномочия. Позднее очевидцы этой сцены говорили мне, что они впервые за свою многолетнюю службу в Ставке фюрера были свидетелями такого неистового бешенства Гитлера; его последняя вспышка гнева превосходила все предыдущие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 февраля 3-я танковая армия генерал-полковника [Эрхарда] Рауса была готова к началу операции. Утром 16 февраля она перешла в наступление, за которым лично наблюдал генерал Венк, точно знавший все мои намерения и планы. 16 и 17 февраля наступление проходило весьма успешно; мы начали надеяться, несмотря на все трудности и сомнения, на удачу этой операции, рассчитывая получить время, необходимое для принятия дальнейших мероприятий. Но тут произошло несчастье. Венк после своего доклада Гитлеру вечером 17 февраля сел в свой автомобиль и, заметив сильное переутомление водителя, решил подменить его. Он сел сам за руль и… уснул, т. к. также сильно переутомился в этот день. На автостраде Берлин – Штеттин он врезался в парапет моста, сильно разбился и в тот же вечер в тяжелом состоянии был доставлен в госпиталь. Выход из строя Венка привел к тому, что наступление застопорилось и его не удалось вновь наладить. Несколько недель Венк пролежал в госпитале. Вместо него был назначен генерал [пехоты Ганс] Кребс, который как раз был освобожден от должности начальника штаба [группы армий «Б»] генерала Моделя и направлен на фронт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я хорошо знал Кребса со времени его службы в егерской части в Госларе. Он был умным, хорошо подготовленным в военном отношении офицером, но ему не хватало фронтового опыта, т. к. в течение всей войны он находился на штабной работе, занимая различные должности в Генеральном штабе. За всю продолжительную службу в Генеральном штабе он хорошо усвоил искусство делопроизводства и умение приспосабливаться к начальству, что делало его недостаточно стойким перед таким человеком, как Гитлер. К тому же Кребс был закадычным другом генерала [Вильгельма] Бургдорфа, начальника Управления личного состава сухопутных войск, с которым он когда-то вместе учился в Военной академии. Бургдорф ввел Кребса в общество своих друзей из Ставки фюрера, в общество [Мартина] Бормана и [Германа] Фегелейна, с которыми Кребс также установил тесную дружбу. Эти дружественные связи лишили его накануне финала кошмарной драмы в Имперской канцелярии духовной свободы и независимости. Пока мы работали вместе, их влияние не было заметно, ибо Верховное командование сухопутных войск, как правило, представлял я сам. После моей отставки оно становилось с каждым днем все чувствительнее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кребс уже во время своего первого доклада Гитлеру получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту Железного креста; уже здесь чувствовалась рука Бургдорфа. Несколько дней спустя я направился на доклад к Гитлеру вместе с Кребсом. Мы прибыли очень рано, и других офицеров еще не было. Гитлер попросил нас зайти к нему в его небольшой рабочий кабинет. Фюрер указал на портрет Фридриха Великого работы Граффа [404 - Антон Графф (18.11.1736 – 22.6.1813) был выдающимся портретистом своего времени и написал более 2000 работ, однако его портрет короля Фридриха II Великого считается его главным творением и классической работой.], который висел над его письменным столом, и сказал: «Этот портрет всегда вселяют в меня новые силы, когда тревожные сводки с фронтов начинают угнетать меня. Посмотрите на властный взор его голубых глаз, на этот огромный лоб. Вот это голова!» Затем мы начали беседу о государственном и полководческом таланте великого короля, которого Гитлер ставил выше всех и на которого он хотел бы походить. Но, к сожалению, его способности не соответствовали его желанию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти дни праздновалось 70-летие со дня рождения руководителя Имперской рабочей службы [Константина] Хирля, прекрасного старого офицера, который с величайшим идеализмом и с глубоким духовным чувством выполнял свои партийные обязанности. Хирль получил от Гитлера Германский орден [405 - Германский орден (Deutscher Orden) был самой непонятной нацистской наградой. Дата его учреждения неизвестна и по подсчетам западных историков за всю историю его существования число кавалеров не превысило 10. Возможно, он был личной наградой А. Гитлера.]. Вечер 24 февраля он провел у доктора Геббельса. Меня тоже пригласили на этот скромный ужин. Я ответил согласием, т. к. высоко ценил Хирля. После ужина началась обычная воздушная тревога. Мы направились в бомбоубежище и встретили там фрау Магду Геббельс с ее благовоспитанными, милыми детьми [406 - Имеются в виду дети Геббельсов: Хельга Сусанна (родилась 1.9.1932), Хильдегард Траудель (13.4.1934), Гельмут Кристиан (21.10.1935), Хедвиг «Хедда» Йохана (19.2.1937), Хольдина «Хольде» Катрина (5.5.1938) и Хейдрун «Хейде» Элизабет (29.10.1940).]; мне представился случай познакомиться с ними.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Находясь в бомбоубежище, я вспомнил о своей беседе с доктором Геббельсом в 1943 г. Здесь вокруг меня сидела небольшая семья, счастье и смерть которой были тесно связаны с судьбой Гитлера. Мысль о том, что их дни уже сочтены, действовала удручающе. То, что когда-то предсказывал доктор Геббельс, наступило в конце апреля. Бедная женщина, невинные дети!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти дни в Берлин прибыл также глава венгерского государства Салаши. Гитлер принял его в моем присутствии в мрачном зале Имперской канцелярии. Многие ценные вещи были уже вывезены из нее. Беседа проходила вяло. Новый человек производил тяжелое впечатление; каких-либо действий от него трудно было ожидать. Он казался выскочкой, возвысившимся против своей воли. Больше союзников у нас не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За прошедшие месяцы противник все больше опустошал территорию Германии своими воздушными налетами. Сильно пострадала наша военная промышленность. Особенно чувствительной была потеря заводов синтетического горючего, от работы которых в основном зависело снабжение нашей армии топливом. 13 января был уничтожен завод в Пёлице [407 - Пёлиц (P&#246;litz) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Полице (Police), ныне центр повята Западно-Поморского воеводства.] под Штеттином. 14 января противник разбомбил нефтесклады под Магдебургом, Дербеном, Эменом и Брауншвейгом, заводы в Лейне и завод горюче-смазочных материалов в Маннхейме, 15 января – бензоловые заводы под Бохумом и Реклингхаузеном. Кроме того, 14 января был уничтожен нефтеперегонный завод Хейде в Дании. По нашим сводкам, Союзные державы потеряли во время этих бомбардировок 57 самолетов, мы потеряли 236 самолетов. Теперь, после выхода из строя большинства наших заводов горюче-смазочных материалов, командование располагало лишь нефтяными месторождениями в Цистерсдорфе (Австрия) и в районе озера Балатон (Венгрия).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Это обстоятельство до некоторой степени объясняет, почему Гитлер принял решение перебросить основные силы, которые удалось снять с Западного фронта, в Венгрию, чтобы удержать в своих руках последние районы добычи нефти и венгерские нефтеочистительные заводы, одинаково важные для производства продукции, необходимой и для танковых войск, и для люфтваффе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обстановка в Венгрии, как политическая, так и военная, была крайне напряженной. 20 января 1945 г. Венгрия заключила с русскими перемирие к обязалась выставить против Германии на стороне русских восемь пехотных дивизий.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До конца января корпуса генералов [Вальтера] Неринга и [Дитриха] фон Заукена с боями отходили через Калиш. 1 февраля у Кюстрина (русские вышли к Одеру; они достигли района западнее Кульма и Эльбинга. 2 февраля пал Тори. 3 февраля [577] противник обошел мужественно защищавшийся Шнейдемюль и вторгся в Западную Померанию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 февраля была потеряна Куршская коса. Начались бои за Франкфурт-на-Одере и Кюстрин. В Померании русские продолжали наступление между городами Пириц и Дойч-Кроне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 февраля начались бои за город Познань. У Кюстрина противник создал плацдарм за Одером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 февраля атаки русских у Пирица и Арнсвальде были отбиты, однако бои в этих районах продолжались еще несколько дней.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 февраля противник начал наступление в районе западнее Вислы, у городов Шветц (Свеце) и Грауденц (Грудзендз). 12 февраля был потерян Эльбинг (Эльблонг).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воздушные налеты противника на наши нефтеперегонные заводы продолжались; непрерывно подвергались бомбардировке многие наши города. Особенно сильно доставалось Берлину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 февраля мы потеряли город Швец-на-Висле, значительную часть территории Померании и на правом фланге, в Венгрии, крепость Будапешт. 15 февраля мы потеряли Конитц, Шнейдемюль и Тухель; 16 февраля – Грюнберг, Зоммерфельд и Зорау [408 - Зоммерфельд (Sommerfeld) – город в Лаузице, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Любско (Lubsko), ныне город Жарского повята Любушского воеводства. Зорау (Sorau) – город в Лаузице, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Жары (&#379;ary), ныне центр повята Любушского воеводства.]. Противник окружил Бреслау. 18 февраля такая же участь постигла Грауденц. 21 февраля пал Диршау [409 - Диршау (Dirschau) – город в Померании, в 1920 г. был передан Польше и стал именоваться Тчев (Tczew), ныне центр повята Поморского воеводства.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение нескольких дней, с 17 по 22 февраля, группе армий «Юг» удалось ликвидировать плацдарм русских на р. Грон. Этот успех был одержан благодаря умелому руководству командующего группой армий генерала [пехоты Отто] Вёлера, о котором Гитлер сказал после доклада ему плана наступления: «Хотя Вёлер и не является национал-социалистом, но он настоящий мужчина!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 февраля мы потеряли Познань и Арнсвальде, 28 февраля – Шлохау, Хаммерштейн, Бублитц, Бальденбург в Померании, а 1 марта – Нойштеттин [410 - Шлохау (Schlochau) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Члухув (Czluchow), ныне центр повята Поморского воеводства. Хаммерштейн (Hammerstein) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Чарне (Czarne), ныне центр повята Поморского воеводства. Бублиц (Bublitz) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Боболице (Bobolice), ныне город в Кошалинском повяте Западно-Поморского воеводства. Бальденбург (Baldenburg) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Бялы-Бур (Bia&#322;y B&#243;r), ныне город в Щецинецком повяте Западно-Поморского воеводства. Нойштеттин (Neustettin) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Щецинек (Szczecinek), ныне город в Щецинецком повяте Западно-Поморского воеводства. – Прим. науч. ред.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 марта Финляндия объявила войну рейху.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день наши войска начали наступление под Лаубаном [411 - Лаубан (Lauban) – город в Нижей Силезии, в 1945 г. был передан Польше и стал именоваться Лубань (Luba&#324;), ныне центр повята Нижнесилезского воеводства.] в Силезии, чтобы овладеть железной дорогой – единственной магистралью восточнее Исполиновых гор, связывавшей Берлин с Силезией. До 8 марта наступление развивалось успешно, но оно имело только местное значение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Уже 4 марта русские подошли к Балтийскому морю у Кёслина и Кольберга [412 - Кёслин (K&#246;slin) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Кошалин (Koszalin), ныне город на правах повята в Западно-Поморском воеводстве. Кольберга (Kolberg) – город в Померании, в 1945 г. передан Польше и стал именоваться Колобжег (Kohbrzeg), ныне центр повята Западно-Поморского воеводства.]. Почти вся Померания была потеряна.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6 марта западные союзники ворвались в Кёльн. На Восточном фронте русские наступали на Штеттин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;7 марта войска Западных держав прорвали наш фронт в направлении Кобленца. На востоке пал Грауденц. Русские безостановочно продвигались по территории Померании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 марта нашему западному противнику удалось захватить Ремагенский мост [413 - Имеется в виду железнодорожный мост Людендорфа (Ludendorff-Brucke) через Рейн в Ремагене. Он был построен в 1918 г. по проекту архитектора Карла Винера; длина моста – 325 м, высота над средним уровнем воды – 14,8 м. Мост имел две полосы движения и пешеходную дорожку. На самом деле мост был захвачен не 8, а 7 марта 1945 г. солдатами 9-й американской бронетанковой дивизии.] через Рейн, оставшийся неповрежденным. Мы не успели взорвать это важнейшее средство переправы, т. к. не было взрывчатых веществ. Мы потеряли очень важную переправу через Рейн. Гитлер негодовал, требуя наказания виновных. По приговору военно-полевого суда было расстреляно пять офицеров [414 - Гудериан не совсем точен. 9 марта 1945 г. состоялось заседание летучего военно-полевого суда «Запад» (Fliegende Standgericht West) под председательством генерал-лейтенанта Рудольфа Хюбнера. Пятеро офицеров, во главе с майором Шеллером, были приговорены к расстрелу за трусость и нарушение воинского долга. Однако в тот же день были расстреляны лишь четверо (двое – в Римбахе, двое – в Оберирсене), пятый офицер – капитан Братге – избежал расстрела, поскольку находился в плену у американцев.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 марта русские вышли к восточному берегу Одера по обеим сторонам Штеттина. В этом районе было создано предмостное укрепление.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Начатое нами, наконец, наступление в Венгрии вначале имело успех. Однако распутица, вызванная мягкой погодой, мешала продвижению танков, что ставило под сомнение возможность продолжения наступления. Если севернее озера Балатон нам удалось несколько продвинуться, то к югу от него наступление сразу же застопорилось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12 марта начались уличные бои в Бреслау. Воздушная война бушевала с прежней силой. Двадцать ночей подряд противник бомбил Берлин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 марта русские ворвались в Нойштадт. Они достигли Данцигской бухты и Пуцига [415 - Нойштадт-в-Западной Пруссии (Neustadt in Westpreussen) – немецкое название польского города Вейхерово (Wejherowo), ныне центр повята в Поморском воеводстве. Данцигская бухта (Danziger Bucht)) – немецкое название Гданьской бухты (Zatoka Gda&#324;ska). Пуцига (Putzig) – немецкое название польского города Пуцк (Риск), ныне центр повята в Поморском воеводстве.]. Наше наступление в Венгрии успешно продолжалось. Но в условиях быстро надвигавшейся катастрофы эти скромные успехи не имели никакого значения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наконец, исчезли все шансы на крупный успех. Был утрачен сохранявшийся до сих пор высокий боевой дух эсэсовских дивизий. Под прикрытием упорно сражающихся танкистов вопреки приказу отступали целые соединения. На эти дивизии уже нельзя было больше полагаться. Это переполнило чашу терпения Гитлера. Он разразился страшным гневом, приказав сорвать манжетные ленты с названием этих частей с рукавов личного состава этих дивизий, в т. ч. и у своего «Лейбштандарта». С этим приказом он хотел направить в Венгрию меня. Я отказался выполнять это распоряжение, предложив возложить эту миссию на находившегося как раз здесь рейхсфюрера СС, непосредственного шефа войск СС и в первую очередь ответственного за состояние их дисциплины, чтобы он лично ознакомился там с положением. До последнего времени рейхсфюрер противился всякому вмешательству представителей армии в дела его соединений, а теперь он стал изворачиваться, но т. к. у меня были другие обязанности, ему пришлось согласиться [416 - Этот приказ Гитлера не имел никаких последствий: командующий 6-й танковой армией СС, в составе которой сражались эти дивизии, Зепп Дитрих отказался доводить приказ до личного состава, причем ему за это ничего не было.]. Особой любви в войсках СС выполнением этой миссии он не заслужил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти тревожные дни однажды ночью Гитлера посетил имперский организационный руководитель [417 - Имперский организационный руководитель (Reichsorganisationsleiter) являлся высшим партийным функционером НСДАП, отвечавшим за всю организационную работу партии. Все предписания и мероприятия, производившиеся в рейхе и имеющие отношение к организации партии или косвенно оказывающие на нее влияние, перед публикацией и принятием должны были быть согласованы и утверждены имперским организационным руководителем. Кроме того, в соответствии с распоряжением от 20.10.1934, он имел право издавать обязательные для исполнения директивы и указания по любым организационным вопросам – это право не распространялось на вопросы, касавшиеся исключительно организации СА, СС, Национал-социалистического автокорпуса и гитлерюгенда. Одновременно по должности он являлся руководителем государственного обучения и имперским руководителем кадров.] доктор [Роберт] Лей с новым предложением: он рекомендовал сформировать добровольческий корпус из бывших партийных работников западных германских земель. «Мой фюрер, мы будем иметь по меньшей мере 40 000 фанатически преданных солдат. Они удержат Верхний Рейн и перевалы Шварцвальда. На них-то вы можете положиться. Разрешите, мой фюрер, чтобы этот отборный добровольческий корпус носил ваше гордое имя – „Добровольческий корпус Адольф Гитлер“. Начальник Генерального штаба должен немедленно доставить нам 80 000 винтовок».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Менее убежденный, чем доктор Лей, в значимости этого нового формирования, я просил его сообщить мне сначала число действительно имеющихся солдат, чтобы после этого я мог заняться их вооружением. Лей промолчал. Гитлер тоже ничего не сказал. Видимо, он мало доверял своему имперскому организационному руководителю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бреслау, Глогау, Кольберг, Данциг и Кенигсберг находились пока в наших руках. На подступах к Штеттину шли ожесточенные бои. Однажды Гитлер приказал командующему 3-й танковой армией генерал-полковнику [Эрхарду] Раусу явиться к нему на доклад, чтобы доложить обстановку на его участке фронта и сообщить фюреру о боеспособности его 3-й танковой армии. Свой доклад Раус начал с оценки общей обстановки. Гитлер перебил его: «Я знаю общую обстановку. Я хотел бы услышать от вас подробности о боеспособности ваших дивизий». Раус рассказал обо всем с такими подробностями, что было видно, что он лично знает каждый участок фронта своей армии и может оценить боеспособность каждого подразделения. Я присутствовал при докладе, и он показался мне отличным. Когда Раус закончил, Гитлер молча отпустил его. Едва Раус покинул бункер Имперской канцелярии, в котором проходил доклад, как Гитлер воскликнул, обращаясь к Кейтелю, Йодлю и ко мне: «Никудышный доклад! Он говорил только о мелочах. По его языку он или пруссак из Восточной Пруссии, или берлинец. Его нужно немедленно сместить!» Я возразил: «Генерал-полковник Раус является одним из наших лучших генералов-танкистов. Вы, мой фюрер, оборвали его, когда он начал докладывать вам общую обстановку; вы сами приказали ему сообщить во всех подробностях о боеспособности его дивизий. Что же касается места его рождения, то Раус – австриец, ваш земляк [418 - Если быть точным, то Раус, хотя и был австрийцем, родился в Вольфрамице, который располагался в Южной Моравии, а ныне именуется Ольбрамовице и находится Зноймском округе Южноморавского края Чешской Республики.], мой фюрер!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер ответил: «Это исключено! Он не может быть австрийцем!» В разговор вмешался Йодль: «Нет, нет, мой фюрер, вполне возможно. Он говорит, как артист Мозер».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я продолжал: «Прошу вас подумать, прежде чем выносить решение. Генерал-полковник Раус доказал здесь, что он во всех деталях знает фронт своей армии, что он может дать самые точные данные о любой своей дивизии. Вы знаете, что он в течение всей войны сражался на фронте, за что имеет награды, что он, как я уже сказал, является одним из наших лучших генералов-танкистов!» Гитлер остался при своем мнении. Его не поколебали мои слова о том, что «мы не испытываем излишка в хороших генералах!» Раус был снят со своей должности. Возмущенный, я покинул помещение, чтобы разыскать Рауса и подготовить его к той несправедливости, которую намеревался учинить над ним его земляк Гитлер. Я ничем не мог помочь своему товарищу. Раус был заменен генералом [танковых войск Хассо] фон Мантейфелем, которого можно было теперь использовать на востоке после провала наступления в Арденнах и после переброски многих танковых соединений с Западного фронта на Восточный.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Между тем [Имперское] министерство иностранных дел приняло, хотя и слишком поздно, решение начать при посредничестве какой-нибудь нейтральной державы переговоры с Западными державами. Некий доктор [Фриц] Хессе, доверенное лицо Риббентропа, появился в Стокгольме, по успеха не имел. Слух об этом дошел до меня и до моего советника по внешнеполитическим вопросам доктора [Пауля] Барандона, и мы приняли следующее решение: я должен посетить рейхсфюрера СС Гиммлера и предложить ему воспользоваться его международными связями через Красный Крест или Интерпол [419 - Учитывая, что штаб-квартирой Интерпола являлась Вена, формально его главой считался руководитель ведомства, в состав которого входила криминальная полиция этой страны – т. е. Германии. Таким лицом являлся в 1945 г. подчиненный Гиммлера – Эрнст Кальтенбруннер.], чтобы кончить бессмысленное кровопролитие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После ранения генерала Венка Гиммлер совершенно растерялся, когда началось наступление из района Арнсвальде. Дела в его штабе ухудшались с каждым днем. Я никогда не получал ясных сводок с его фронта и поэтому не мог ручаться за то, что там выполняются приказы Верховного командования сухопутных войск. Поэтому в середине марта я выехал в район Пренцлау, в его штаб, чтобы получить представление об обстановке. Начальник штаба Гиммлера [Гейнц] Ламмердинг встретил меня на пороге штаба следующими словами: «Вы не можете освободить нас от нашего командующего?» Я заявил Ламмердингу, что это, собственно, дело СС. На мой вопрос, где рейхсфюрер, мне ответили, что Гиммлер заболел гриппом и находится в санатории «Хохенлихен», где его лечит личный врач профессор Гебхардт. Я направился в санаторий. Гиммлер чувствовал себя сносно; я в такой напряженной обстановке никогда не бросил бы свои войска из-за легкого насморка. Затем я заявил всемогущему эсэсовцу, что он объединяет в своем лице слишком большое количество крупных имперских должностей: рейхсфюрера СС, шефа германской полиции, имперского министра внутренних дел, командующего Армией резерва и, наконец, командующего группой армий «Висла». Каждая из этих должностей требует отдельного человека, тем более в такие тяжелые дни войны, и хотя я ему вполне доверяю, все же это обилие обязанностей превосходит силы одного человека. Он, Гиммлер, вероятно, уже убедился, что не так-то легко командовать войсками на фронте. Вот почему я предлагаю ему отказаться от должности командующего группой армий и заняться выполнением других своих обязанностей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиммлер на этот раз был не так самоуверен, как раньше. Он начал колебаться: «Об этом я не могу сказать фюреру. Он не даст своего согласия». Это давало мне некоторые шансы: «Тогда разрешите, я скажу ему об этом». Гиммлер вынужден был согласиться. В этот же вечер я предложил Гитлеру освободить сильно перегруженного разными должностями Гиммлера от должности командующего группой армий «Висла» и на его место назначить генерал-полковника [Готтгарта] Хейнрици, командующего 1-й танковой армией, находившейся в Карпатах. Гитлер неохотно согласился. 20 марта Хейнрици получил новое назначение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что же могло заставить Гиммлера, полного невежду в военном деле, лезть на новую должность? То, что он ничего не понимал в военных вопросах, было известно не только ему, но также и нам, и Гитлеру. Что же побудило его стать военным? Очевидно, он страдал чрезмерным тщеславием. Прежде всего он стремился получить Рыцарский крест. Кроме того, он, как и Гитлер, недооценивал качества, необходимые для полководца. И вот, впервые получив задачу, выполнение которой проходило на глазах всего мира, которую нельзя было решить, оставаясь где-нибудь за кулисами и ловя рыбу в мутной воде, этот человек обанкротился. Он безответственно взялся за выполнение непосильной для него задачи, а Гитлер безответственно возложил на него эти обязанности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти дни меня посетил [Альберт] Шпеер, который все более скептически оценивал ход текущих событий. Он сообщил мне, что Гитлер намеревается взорвать при подходе противника все фабрики, гид-рои электроцентрали, железные дороги и мосты. Совершенно справедливо Шпеер указал на то, что этот бессмысленный шаг приведет к массовому обнищанию и смерти населения страны, что подобного еще не знала мировая история. Он просил моей помощи в борьбе с этим намерением фюрера. Я дал согласие и немедленно приступил к разработке проекта приказа, в котором перечислялись рубежи обороны на имперской территории и разрешалось совершать разрушения лишь на подступах к этим немногим линиям сопротивления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В остальной части Германии не должно производиться никаких разрушений. Все сооружения, служащие интересам снабжения и передвижения населения, должны быть сохранены. На следующий день с проектом приказа я направился к Йодлю, который тоже должен был принимать участие в его обсуждении, т. к. дело касалось всего вермахта. Йодль доложил об этом проекте приказа Гитлеру, но не привлек, к сожалению, меня к его обсуждению. Поэтому, когда на следующий день мы снова встретились и когда я спросил Йодля о результатах обсуждения, он протянул мне приказ Гитлера, требовавший совершенно обратного тому, к чему стремились мы со Шпеером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чтобы получить ясное представление о требовании Шпеера, я цитирую некоторые места из докладной записки, которую он послал Гитлеру 18 марта 1945 г., желая предотвратить разрушение мостов и заводов:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необходимо обеспечить, чтобы никто в условиях ведения боевых действий на территории империи не имел бы права разрушать промышленные предприятия, предприятия горной промышленности, электростанции и другие предприятия, линии связи, средства сообщения, внутренние водные пути. Предусмотренные взрывы мостов нанесут путям сообщения значительно больший ущерб, чем ущерб, нанесенный авиацией противника за последние годы. Их разрушение означает лишение германского народа жизненных основ…<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мы не имеем никакого права сами прибегать на этом этапе войны к разрушениям, которые угрожают жизни народа. Если противники хотят уничтожить народ, борющийся с беспримерной храбростью, то пусть позор истории падает только на них. Мы обязаны предоставить народу все возможности для его возрождения в будущем [420 - Цит. по протоколу процесса Международного военного трибунала в Нюрнберге над главными военными преступниками от 20 июня 1946 г.].<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Свое отношение к этой памятной записке Шпеера, с которым я был полностью солидарен, Гитлер выразил словами: «Если проиграна война, то погибнет и народ. Эта судьба неотвратима. Нет необходимости обращать внимание на те слова, в которых нуждается народ, чтобы продолжать примитивную жизнь. Напротив, лучше все это разрушить самим, т. к. наш народ оказался слабым и более сильному восточному народу принадлежит будущее. Все те, кто останется в живых после борьбы, – неполноценные люди, ибо полноценные умрут на поле боя!» [421 - Там же.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер не раз делал такие чудовищные высказывания. Слышал их и я. Не раз я возражал ему, что германский народ останется и будет жить по неизменным законам природы, даже если будут совершены разрушения, что он своими планами причинит многострадальному народу новые страдания, которые можно избежать.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несмотря на все это, 19 марта 1945 г. был отдан приказ о разрушении, а 23 марта последовала инструкция [Мартина] Бормана о мерах по реализации этого приказа. Их должны были обеспечить гаулейтеры, которые в качестве имперских комиссаров отвечали за оборону страны. Вермахт отказался выполнять эти приказы. Борман распорядился эвакуировать население угрожаемых районов в глубь страны, а если нет возможности эвакуировать на транспортных средствах, заставить его идти пешком. Выполнение этого приказа привело бы к страшной катастрофе, т. к. не было принято никаких мер по снабжению населения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поэтому военные инстанции вместе со Шпеером всеми силами стремились сорвать выполнение этого приказа. Буле отказался отпускать взрывчатые вещества, и многие разрушения не были проведены. Шпеер разъезжал по разным управлениям и объяснял последствия, к которым приведет выполнение этого приказа Гитлера. Нам не удалось предотвратить всех разрушений, но мы смогли значительно уменьшить их размеры.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окончательный разгром<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 марта штаб-квартира Верховного командования сухопутных войск подверглась массированной бомбардировке, которая длилась более 45 минут. На наш небольшой лагерь был сброшен такой груз бомб, которого хватило бы для бомбардировки крупного города. Штаб-квартира была, бесспорно, военным объектом и поэтому мы не могли жаловаться и требовать, чтобы противник рассматривал нас как какое-то исключение. Когда в середине дня раздались звуки сирены, я, как обычно, направился в свой рабочий кабинет. Моя супруга как беженка из Вартеланда по разрешению Гитлера жила вместе со мной; она сидела рядом с унтер-офицером и смотрела, как тот по карте следил за курсом самолетов противника. И вдруг бомбардировщики повернули от Бранденбурга не на Берлин, как это они обычно делали, а прямо на Цоссен. Жена, не потеряв присутствия духа, быстро сообщила об этом мне. Я приказал всем отделам немедленно перейти в бомбоубежище. Едва я достиг своего подвала, как услышал разрывы первых бомб. Своевременные меры, принятые буквально в последнюю минуту, значительно уменьшили наши потери. Только Оперативный отдел не послушался моих предостережений, поэтому генерал [Ганс] Кребс и несколько других работников были тяжело ранены. Кребс был ранен в висок; когда я посетил его через несколько минут после взрыва, он был уже без сознания. Несколько дней ему пришлось пролежать в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В такой обстановке я принял [Готтгарда] Хейнрици, прибывшего в Цоссен уже в качестве командующего группой армий «Висла». Первой задачей, которую он получил, было прорвать кольцо окружения, созданное русскими вокруг небольшой крепости Кюстрин. Гитлер хотел выполнить эту задачу, начав наступление с небольшого плацдарма силами пятью дивизиями, которые мы имели в районе Франкфурта-на-Одере. Я считал такое наступление бесперспективным, поэтому предложил уничтожить сначала предмостное укрепление русских у Кюстрина и установить непосредственную связь с гарнизоном этого города. Так как мнения расходились, начались продолжительные споры с Гитлером. Комендантом крепости – фортификационных сооружений, которые были возведены еще во времена Фридриха Великого – был [группенфюрер СС, генерал-лейтенант войск СС и полиции Гейнц] Рейнефарт, когда-то начальник полиции Вартеланда, хороший полицейский чиновник, но отнюдь не генерал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но прежде чем касаться контрнаступления, следует сообщить об одном случае, который произошел в Имперской канцелярии и касался политических вопросов. Произошел он 21 марта, когда я, договорившись предварительно с доктором Барандоном, посетил Гиммлера. Я хотел, чтобы рейхсфюрер СС отказался от безразличного отношения к вопросам ведения переговоров о перемирии. Я встретил Гиммлера в саду Имперской канцелярии, где он вместе с Гитлером гулял среди развалин. Гитлер, увидев меня, подозвал к себе и спросил, чего я желаю. Я ответил, что хотел бы побеседовать с Гиммлером. Гитлер отошел в сторону, я мог говорить с рейхсфюрером СС наедине. Я заявил ему без обиняков о том, о чем он сам давно уже знал: «Войну уже нам не выиграть. Необходимо немедленно приостановить бессмысленное кровопролитие и разрушения. Вы, кроме Риббентропа, являетесь единственным человеком, который поддерживает связь с нейтральными странами. После того как имперский министр иностранных дел отказался предложить Гитлеру начать переговоры о перемирии, я прошу вас использовать все ваши отношения с фюрером, обратиться к нему вместе со мной и предложить ему начать переговоры о заключении перемирия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиммлер ответил: «Дорогой генерал-полковник, еще слишком рано!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;На это я отвечал: «Я не понимаю вас. Уже не без пяти минут двенадцать, а пять минут первого. Если мы не начнем действовать теперь, то потом будет бесполезно что-нибудь предпринять. Разве вы не видите, в каком плачевном состоянии мы находимся?» Наша беседа продолжалась в таком же духе несколько минут. Безуспешно я пытался уговорить этого человека: он страшно боялся Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером после доклада обстановки Гитлер задержал меня, спросив: «Я вижу, с сердцем у вас опять неважно. Вам нужен отдых. Берите немедленно отпуск на четыре недели». Это было бы самым лучшим разрешением моих личных дел, но я не мог принять это предложение при существовавшей в моем штабе обстановке. Поэтому я ответил: «В настоящий момент я не могу покинуть своего поста, т. к. у меня нет заместителя. Венк еще не выздоровел. Кребс тоже не может работать, т. к. 15 марта он был тяжело ранен во время воздушного налета противника. Аресты, проведенные вашим приказом после падения Варшавы, сильно снизили и без того незначительную работоспособность Оперативного отдела штаба. Сначала я постараюсь найти подходящего заместителя, а уже потом пойду в отпуск». Во время нашей беседы доложили, что на доклад прибыл Шпеер. Гитлер приказал передать, что сегодня он его принять не сможет. Снова его охватил ставший уже стереотипным приступ гнева: «Всегда, когда кто-нибудь хочет говорить со мной с глазу на глаз, сообщает мне что-нибудь неприятное. Я уже не в силах переносить роковые известия. Его памятные записки начинаются фразой: «Война проиграна!» – и вот он опять хочет повторить мне то же самое. Я уже давно кладу, не читая, все его памятные записки в сейф». Шпееру было передано явиться через три дня.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В эти тяжелые мартовские дни имели место еще несколько бесед, представляющих интерес. Однажды вечером Гитлер разразился гневом, узнав о сообщении западных держав, в котором указывалось очень большое число захваченных ими военнопленных. «Солдаты Восточного фронта сражаются значительно лучше. В том, что солдаты Западного фронта быстро капитулируют, виновата глупая Женевская конвенция, гарантирующая хорошее обращение с военнопленными. Мы должны отказаться от этой глупой конвенции!» Йодль решительно запротестовал против этого дикого и бессмысленного решения. Я поддержал его. Гитлеру пришлось отказаться от своей затеи. Йодлю удалось также убедить Гитлера не назначать одного генерала командующим одной из групп армий, которого совсем недавно наказали за грубое нарушение дисциплины и заставили уйти в отставку. Теперь и Йодль признавал необходимость единого руководства в генеральном штабе, считая свою прежнюю точку зрения по этому вопросу неправильной. Казалось, в последние дни он начал реально воспринимать многие вещи, как бы проснувшись от летаргии, в которую он впал после катастрофы под Сталинградом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 марта западные противники вышли к Рейну и его верхнем и среднем течении и форсировали его на широком фронте в районе севернее впадения в него р. Рур. В этот же день в Верхней Силезии русские прорвали наш фронт под городом Оппельн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 марта американцы форсировали Рейн в верхнем течении и начали наступление на Дармштадт и Франкфурт-на-Майне. На Восточном фронте шли ожесточенные бои за Данциг. Русские перешли в наступление и в районе Кюстрина.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 марта началось новое наступление русских в Венгрии. Наша попытка установить связь с гарнизоном Кюстрина снова провалилась.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 марта танки [3-й армии] американского генерала Паттона ворвались в пригород Франкфурта-на-Майне. Упорные бои шли в районе Ашаффенбурга.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этот день Гитлер был сильно расстроен провалом нашего контрнаступления под Кюстрином. В основном его упреки шли в адрес командующего 9-й армией генерала [Теодора] Буссе. Последний при подготовке наступления израсходовал слишком мало артиллерийских боеприпасов. В Первую мировую войну во Фландрии при проведении подобной операции расходовалось в 10 раз больше снарядов. Я указал Гитлеру на то, что Буссе не располагал большим количеством боеприпасов, а потому и не мог израсходовать больше того, что у него было. «Тогда Вам следовало бы об этом позаботиться!» – воскликнул Гитлер. Я привел ему цифры, которые показывали, что именно находится в моем распоряжении, и пояснил, что Буссе получил от меня весь наличный запас боеприпасов. «Тогда виноваты войска!» Я указал Гитлеру на очень большие потери обеих дивизий, принимавших участие в наступлении. Эти потери говорили о том, что части с величайшей храбростью выполняли свой долг. Доклад был окончен в удручающей обстановке. Вернувшись в Цоссен, я еще раз удостоверился в правильности цифровых данных относительно боеприпасов, использованных при наступлении, проверил цифры потерь наступавших частей и, составив подробную сводку, направил [Ганса] Кребса на вечерний доклад к Гитлеру: у меня не было ни малейшего желания вторично затевать с ним бесполезный спор. Кребс получил от меня задание добиться разрешения Гитлера на мою поездку на следующий день, 28 марта, на Франкфуртский плацдарм на Одере. Я хотел лично на месте убедиться, выполним ли гитлеровский план наступления силами пяти дивизий с этого небольшого плацдарма с целью прорыва блокады Кюстрина восточное Одера. До сих пор мне не удавалось, высказывая одни лишь сомнения, отвергнуть план Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Поздно ночью Кребс вернулся из Берлина в Цоссен. Он сообщил мне, что Гитлер запретил мою поездку во Франкфурт-на-Оде ре и приказал явиться к нему 28 марта вместе с генералом Буссе для обсуждения «положения». Гитлер воспринял мою сводку как своего рода поучение и поэтому очень рассердился. Обсуждение обстановки должно было, следовательно, проходить весьма бурно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 марта 1945 г. в 14 час. в тесном бункере Имперской канцелярии [422 - В данном случае Гудериан имеет в виду не бункер Имперской канцелярии, а фюрер-бункер (F&#252;hrerbunker), располагавшийся в саду Имперской канцелярии.] собрался обычный круг людей; был здесь и генерал Буссе. Появился Гитлер и приказал Буссе начать доклад. После нескольких фраз Гитлер прервал его, упрекнув в том, что он многие факты опускает, причем как раз те, которые, как мне казалось, были вчера мною опровергнуты. После двух-трех фраз меня охватил гнев. Я прервал Гитлера, указав ему на сообщения, которые я сделал 27 марта в устной и письменной форме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Разрешите прервать Вас. Вчера я обстоятельно докладывал как в устной, так и в письменной форме, что генерал Буссе не виноват в неуспехе наступления под Кюстрином. 9-я армия использовала все боеприпасы, которыми она располагала. Войска выполнили свой долг. Об этом говорят их слишком большие потери. Поэтому я прошу не делать генералу Буссе никаких упреков». Гитлер ответил: «Я прошу всех господ, кроме фельдмаршала и генерал-полковника [423 - То есть Кейтеля и Гудериана.], покинуть помещение!» Когда все присутствовавшие вышли в приемную, Гитлер заявил сухо: «Генерал-полковник Гудериан! Состояние Вашего здоровья говорит о том, что вы нуждаетесь в немедленном шестинедельном отдыхе!» Я поднял правую руку: «Я ухожу в отпуск» – и направился к двери. Я уже было взялся за дверную ручку, как Гитлер остановил меня: «Пожалуйста, останьтесь же до окончания доклада». Я молча занял свое место. Участников совещания пригласили в помещение, снова начался доклад, как будто ничего и не произошло. Правда, теперь Гитлер не решался делать выпадов против генерала Буссе. В течение доклада, который длился бесконечно долго, два или три раза меня просили высказать свое мнение. Но вот участники покинули бункер. Кейтель, Йодль, Бургдорф и я остались. «Пожалуйста, подумайте о восстановлении своего здоровья. За шесть недель обстановка станет критической. Тогда вы мне и будете особенно нужны. Куда вы хотите поехать?» – повторил Гитлер. Кейтель посоветовал мне поехать в Бад-Либенштейн [424 - Бад-Либенштейн (Bad Liebenstein) – известный еще в конца XVI в. бальнеоклиматический курорт на склонах гор Тюрингенский лес, на высоте до 450 метров, к северо-западу от Зуля и к югу от Эйзенаха. Самый старый курорт в Тюрингии. Углекислые минеральные воды используют в основном для ванн главным образом при сердечно-сосудистых заболеваниях.]. Ведь там так прекрасно! Я ответил, что там уже американцы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Вот что? Тогда в Гарц, в Бад-Заксу [425 - Бад-Закса (Bad Sachsa) – известный курорт в Нижней Саксонии, в округе Гарц, в 50 км восточнее Гёттингена.]», – предложил заботливый фельдмаршал. Я поблагодарил его за участие, заметив, что сам выберу себе место отдыха, причем такой курорт, который противнику не удастся занять в течение 48 час. Подняв еще раз для приветствия правую руку, я покинул в сопровождении Кейтеля фюрер-бункер, только теперь уже навсегда. На пути к стоянке автомашин Кейтель, беседуя со мной, заявил, что я поступил совершенно правильно, не став возражать на этот раз фюреру. Что я мог сказать ему на это? Возражать было бы совершенно напрасно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вечером я прибыл в Цоссен. Жена встретила меня словами: «Почему же так поздно?!» Я ответил: «Зато в последний раз. Я ушел в отпуск». Мы бросились друг другу в объятия. Для нас это было спасение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29 марта я распрощался со своими коллегами, передав все дела [генералу пехоты Гансу] Кребсу, собрал все свои вещи (их было очень немного) и 30 марта вместе с женой покинул Цоссен, сев на поезд, отправлявшийся на юг. Я отказался от своего первоначального намерения поселиться в Обергохе, в горах Тюрингский лес, т. к. американцы быстро продвигались в этом направлении. Мы решили остановиться в санатории Эфенхаузен под Мюнхеном, где я мог заняться лечением своего сердца. 1 апреля меня принял там врач доктор Циммерман, крупный специалист по сердечным заболеваниям. В санатории двое сотрудников тайной полевой полиции охраняли меня от надзора со стороны гестапо, о чем мне было сообщено моими друзьями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 мая я перевез свою жену в Дитрамшель, где она была тепло встречена фрау фон Шильхера; сам я направился в Тироль, чтобы там в штабе генерал-инспектора танковых войск дождаться окончания войны. Вместе с этим штабом 10 мая 1945 г. после подписания Акта о безоговорочной капитуляции я сдался в плен американцам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;За событиями, которые происходили после 28 марта, я следил по радио. На них я останавливаться не намерен.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XIII<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Государственные деятели Третьего рейха<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В своей служебной деятельности я нередко сталкивался с рядом деятелей, оказывавших большое влияние на ход истории германского народа. Поэтому я считаю своим долгом рассказать о тех впечатлениях, которые сложились у меня об этих личностях при непосредственном общении с ними. При этом я отдаю себе полный отчет в том, что мои впечатления являются субъективными. Это – впечатления солдата, но отнюдь не впечатления политика; они не могут не отличаться во многих отношениях, в т. ч. и по своей направленности, от впечатлений политических деятелей; отправными моментами моих воспоминаний являются ставшие традиционными для нашей армии понятия воинской чести и солдатской доблести. Ясно, что мои впечатления солдата нуждаются в дополнении наблюдениями и суждениями других людей, чтобы, сравнивая многочисленные источники, создать более или менее достоверный образ тех людей, от разумных действий или ошибок которых зависел ход событий, оказавшихся для нас роковыми и приведших к катастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если до сих пор я стремился к тому, чтобы передать свои личные, непосредственные переживания и впечатления, не прибегая к другим источникам, то в заключительной главе я хотел бы использовать материал, ставший известным мне после нашей катастрофы из бесед и различных произведений.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;В центре круга людей, оказывавших огромное влияние на нашу судьбу, стоит личность Адольфа Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед нами – человек из народа, выходец из мелкобуржуазной семьи, получивший неполное школьное образование и недостаточное домашнее воспитание, человек, который со своим грубым языком и грубыми нравами чувствует себя на месте лишь в узком кругу своих земляков. Вначале он без предубеждения относился к высшим, культурным кругам общества, особенно во время бесед об искусстве, музыке и на другие подобные темы. Только позднее некоторые лица, составлявшие ближайшее окружение Гитлера и сами не отличавшиеся высокой культурой, сознательно вызывали у фюрера чувство глубокой антипатии к этим кругам. Эти люди стремились противопоставить Гитлера интеллигентным людям и людям высокого происхождения и исключить возможность их влияния на фюрера. Этому способствовало то обстоятельство, что в Гитлере жило злопамятство, он хотел мстить за свое низкое положение в детские и юношеские годы. Считая себя крупным революционером, он думал, что защитники различных традиций не только мешают ему, но и стремятся заставить его отказаться от своего пути. Здесь мы находим первый ключ к душе Гитлера. Она, будучи комплексом чувств, и породила его все увеличивающуюся неприязнь к князьям и дворянам, ученым и юнкерам, чиновникам и офицерам. И если вначале, после взятия власти в свои руки, он иногда и стремился усвоить нормы поведения в хорошем светском обществе и международный этикет, то потом, в годы войны, он окончательно от этого отказался.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер – в высшей степени умный человек; он обладал исключительной памятью, особенно на исторические даты, разные технические данные, цифры и сведения хозяйственных статистических отчетов. Он читал все, что ему попадалось на глаза, и восполнял таким образом пробелы своего образования. Он все больше и больше удивлял своей способностью абсолютно точно воспроизводить то, что он когда-то читал или когда-нибудь слышал во время доклада. «Шесть недель тому назад вы говорили мне совсем другое!» – эти слова рейхсканцлера и Верховного главнокомандующего наводили страх на его подчиненных. Если подчиненный осмеливался возражать, Гитлер немедленно проверял его данные по стенограммам, которые велись на каждом совещании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он обладал даром облекать свои мысли в легко доступные формы и убеждать слушателей в их правильности беспрестанным повторением. Почти все свои речи и выступления, независимо оттого, выступал ли он перед многотысячной аудиторией или перед небольшим кругом людей, он начинал словами: «Когда я в 1919 г. решил стать политическим деятелем…», так же как свои политические речи и нравоучения он всегда заканчивал словами: «Я не пойду на уступки и никогда не капитулирую!»<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер обладал необыкновенным ораторским талантом; он умел убеждать не только народные массы, но и образованных людей. В своих речах он исключительно умело подделывался под образ мышления своих слушателей. Перед промышленниками он говорил иначе, чем перед солдатами, перед последовательными национал-социалистами по-другому, чем перед скептиками, перед гаулейтерами иначе, чем перед мелкими чиновниками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самым выдающимся его качеством была его огромная сила воли, которая притягивала к нему людей. Эта сила воли проявлялась столь внушительно, что действовала на некоторых людей почти гипнотически. Я сам лично часто переживал такие минуты. В Верховном командовании вермахта ему почти никто никогда не возражал; его сотрудники находились или в состоянии постоянного гипноза, как [Вильгельм] Кейтель, или в состоянии разочарования, как [Альфред] Йодль. Даже самоуверенные, храбрые перед лицом врага люди попадали под влияние Гитлера и отказывались от своих возражений, когда последний произносил речь со своей почти не опровергаемой логической последовательностью. Выступая перед небольшим кругом людей, он наблюдал за каждым слушателем, точно определяя результаты воздействия своих слов. Если он видел, что тот или другой слушатель не поддается силе внушения, что он не стал еще его «медиумом», то Гитлер говорил до тех пор, пока не убеждался в укрощении этого строптивого духа. Если ожидаемой реакции не наступало, то этот стойкий характер подвергался нападкам гипнотизера: «Этого человека я не убедил». От таких личностей Гитлер всегда стремился избавиться. Чем дальше он продвигался по пути успеха, тем нетерпимее он становился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из того факта, что Гитлеру удавалось сильно воздействовать на людей, сделали неправильный вывод о якобы особо впечатлительном характере немцев. У всех народов всегда находились такие выдающиеся личности, перед силой внушения которых не могли устоять люди, хотя действия этих личностей и не всегда соответствовали духу христианского учения. Из новейшей истории можно привести французскую революцию с ее крупными деятелями, затем после нее в качестве такого же примера можно взять личность Наполеона; французы шли за своим великим корсиканцем до наступления полной катастрофы, хотя они давно уже должны были знать, что его путь ведет к поражению. Народ Соединенных Штатов поддавался во время обеих мировых войн, несмотря на свое миролюбие, силе внушения своих президентов, стремившихся участвовать в этих войнах. Итальянцы преданно шли за Муссолини. О России, где народ-гигант вопреки своему первоначальному убеждению стал большевистским благодаря силе идей Ленина, нечего и говорить.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот факт, что немцы послушно следовали за Гитлером, имел тоже свои причины; эти причины были созданы в первую очередь ошибочной политикой, которую проводили державы-победительницы после Первой мировой войны. Эта политика и создавала предпосылки, питательную среду, на которой смогло взойти семя национал-социализма, приведшее к безработице, тяжелым налогам, унизительным передачам части территорий страны другим государствам, потере свободы, отсутствию равенства и военной беспомощности. Пренебрежение четырнадцатью пунктами президента Вильсона [426 - Четырнадцать пунктов Вильсона – проект мирного договора, который должен был завершить Первую мировую войну, разработанный президентом США Вудро Вильсоном. Он представил его Конгрессув 8 января 1918 г. Предусматривал сокращение вооружений, вывод немецких частей из России и Бельгии, провозглашение независимости Польши и создание «общего объединения наций» (позже получившего название Лиги Наций).] во время заключения Версальского договора со стороны стран-победительниц в Первой мировой войне подорвало у немцев доверие к великим державам. Стало быть, человек, который обещал народу освободить его от цепей Версаля, играл в сравнительно легкую игру, тем более, что формально существовавшая Веймарская демократия, несмотря на честные стремления, не могла добиться каких-либо крупных внешнеполитических успехов и не в состоянии была преодолеть внутренние трудности в стране. В таких условиях Гитлер смог, обещая благоприятные внутриполитические и внешнеполитические перспективы, собрать большое количество голосов, создать демократическим путем самую сильную в стране партию и по демократическим законам прийти к власти. Питательная среда была налицо, поэтому нельзя упрекать немцев в том, что они якобы более чувствительны к убеждению, чем другие народы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Обещания Гитлера по внешнеполитическим вопросам состояли в том, чтобы освободить немцев от гнета несправедливого Версальского договора, по внутриполитическим вопросам – уничтожить безработицу и политические склоки партий. Эти цели были сокровенными желаниями каждого честного немца. И кто только об этом не мечтал? Выдвигая эти ясные цели, за которые готов был пламенно бороться каждый порядочный немец, он объединил вокруг себя уже в начальный период своей деятельности миллионы людей, начавших сомневаться в способностях своих государственных деятелей и в доброжелательстве бывших противников Германии. Чем больше конференций оканчивалось безрезультатно, чем больше увеличивался гнет репарационных платежей и чем больше увеличивалось неравенство, тем больше немцев собирала вокруг себя свастика. Попробуйте перенестись мысленно в 1932–1933 гг. и представить себе то отчаянное положение, в котором находилась тогда Германия. Более 6 миллионов безработных, т. е. вместе с семьями около 25 миллионов голодающих людей, рост беспризорности среди детей рабочих, которые скитались без дела по улицам Берлина и других крупных городов, рост преступности – все это позволило коммунистам собрать 6 миллионов голосов. Вне всякого сомнения, в дальнейшем они собрали бы еще больше голосов, если бы национал-социалистская партия Гитлера не увлекла за собой и эти миллионы, убедив их в полезности нового идеала и новой веры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый помнит, как незадолго до этого Франция и Великобритания запретили экономическое сотрудничество Германии и Австрии, которое, правда, весьма незначительно, но все же облегчило бы положение обеих стран, при этом совершенно не подвергая какой-либо опасности политическую мощь западных держав. Экономика Австрии также находилась в то время на краю пропасти вследствие Сен-Жерменского договора [427 - Имеется в виду мирный договор, подписанный 10 сентября 1919 г. между странами Антанты и Австрийской Республикой в Сен-Жерменском дворце (в предместье Парижа Сен-Жермен-ан-Ле). Австрия признала отделение от Венгрии, Чехословакии, части польских территорий, также согласилась уступить ряд территорий Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, Польше, Румынии и Италии. Она лишилась военного и торгового флота в Адриатике и на Дунае, обязалась выплатить огромные репарации и обеспечить беспрепятственный транзит любых грузов союзников через свою территорию. Также ей было запрещено иметь постоянную армию.] – документа Версальской системы; Австрия не может существовать без экономического союза с крупной промышленной страной. Надо надеяться, что эта проблема будет также решена Европейским экономическим союзом. В то время запрещение австро-германского экономического союза в высшей степени ожесточило в Германии даже весьма умеренных людей так называемой «западной ориентации», т. к. это было знаком полнейшего безрассудства и произвола, проводимого державами-победительницами 12 лет после окончания войны и 6 лет после принятия Германии в Лигу наций. Оценивая сложившуюся в то время обстановку, умеренные критики заявили, что такая политика стран-победительниц чрезвычайно способствовала успеху Гитлера на выборах в 1931–1932 гг.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во всяком случае, Гитлеру удалось собрать под свое знамя такую сильную партию, мимо которой уже нельзя было безразлично пройти. Президент, престарелый фельдмаршал фон Гинденбург, назначил Гитлера после продолжительной душевной борьбы рейхсканцлером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Несомненно, что он с большим трудом решился на это, а вместе с ним и многие немцы отрицательно относились к личности Гитлера и к его методам прихода к власти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Придя к власти, Гитлер устранил оппозицию. Бесцеремонность, с которой он расправился со своими противниками, раскрыла еще одну важную черту характера будущего диктатора. Он мог открыто проявлять это свое качество, ибо оппозиция была слабой и разрозненной и развалилась почти без борьбы, как только он начал против нее энергично действовать. Благодаря этому Гитлер смог провести законы, опираясь на которые он свел по существу Веймарскую конституцию к диктатуре одной партии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бесцеремонность, проявляемая Гитлером при подавлении внутреннего сопротивления, перешла в жестокость при расправе с Рёмом. Правда, ряд убийств лиц, которые не имели никакого отношения к Рему, но были нежелательны по другим причинам, был совершен без ведома Гитлера; впрочем, никаких раскаянии в связи с такими злодеяниями не последовало. Президент фельдмаршал Гинденбург, находясь уже на пороге смерти, не мог больше вмешиваться в дела Гитлера. В то время Гитлер все же вынужден был извиниться перед офицерским корпусом за убийство генерала фон Шлейхера, обещая не допускать повторения подобных случаев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тот факт, что за упомянутыми злодеяниями, совершенными 30 июня 1934 г., не последовало никакого раскаяния, означал, что над германским государством нависла серьезная угроза. Кроме того, это в высшей степени укрепляло Гитлера в сознании своего могущества. Урегулирование вопроса преемственности после смерти Гинденбурга путем умело проведенного закона, а также умело обоснованного плебисцита привело, наконец, к тому, что Гитлер, пусть даже сначала формально, встал во главе рейха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перед Гитлером был поставлен вопрос, не хочет ли он укрепить и узаконить свои позиции путем восстановления монархии. Позднее в одном из своих выступлений перед офицерами в Берлине он заявил, что он весьма тщательно обдумывал этот вопрос. Он нашел якобы во всей истории только один пример, когда умный монарх терпел рядом с собой выдающегося канцлера, признавал его заслуги и считал его своим крупным партнером в политической игре до самой своей смерти; это были кайзер Вильгельм I и Бисмарк. Но все другие известные ему исторические примеры не дают монархов с таким величием души и с таким умом. Он, Гитлер, беседовав, со своим другом Муссолини по этому вопросу, который рассказал ему о тех трудностях, которые приходится преодолевать в Италии из-за короля; вот почему он, Гитлер, не хочет восстанавливать монархию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер избрал диктатуру!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате этого он достиг значительных успехов: устранил безработицу, поднял дух рабочих, оздоровил национальное сознание, ликвидировал партийный хаос. Было бы неверно не признавать эти его заслуги.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Укрепив свою власть внутри страны, Гитлер перешел к выполнению своей внешнеполитической программы. Возвращение Саарской области, восстановление военного суверенитета, военная оккупация Рейнской области, аншлюсе Австрии – все эти действия совершались с одобрения германского народа. Их терпела и даже признавала заграница, проявляя тем самым понимание справедливых претензий германского народа. Это в первую очередь относится к западным народам, осознавшим, руководствуясь настоящим чувством справедливости, трагические ошибки Версальского договора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Значительно труднее было действовать Гитлеру при освобождении судетских немцев, воспитывавшихся более двадцати лет в духе чешского национализма. Кроме того, чешское государство было связано договорными обязательствами с Французской республикой. Установленные в 1918 г. в нарушение права самоопределения народов границы этого государства отрицались Германией, что вело к расторжению союза с Францией, а возможно даже и. к войне. Гитлер оценивал государственных деятелей западных держав, руководствуясь своими впечатлениями. Сильно развитый политический инстинкт позволил ему определить, что большинство французского народа и все более или менее умеренно настроенные государственные деятели Франции не будут считать урегулирование этой когда-то несправедливо разрешенной проблемы поводом для войны. Так же внимательно следил Гитлер и за настроениями английского народа, с которым он хотел жить в мире. И он не ошибся. Вместе с другом Гитлера Муссолини в Мюнхен прибыли английский премьер-министр Чемберлен и французский премьер-министр Даладье, которые заключили с Гитлером соглашение, легализирующее политику Германии в отношении Чехословакии. Гитлер руководствовался при этом теми заключениями, которые были сделаны дальновидным политическим экспертом, английским наблюдателем лордом [Уолтером] Рансименом. Это соглашение сохранило мир, но одновременно усилило у Гитлера чувство собственного достоинства и сознание своего могущества перед западными державами. Может быть, эти государственные деятели Запада были достойными представителями своих стран, но в глазах Гитлера их полная готовность идти на компромисс была обесценена тем, что она проявилась сразу под давлением его личности. Предостережения немцев, о которых знали англичане, не встречали никакой реакции; более того, они укрепляли позиции Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К началу 1938 г. все государственные органы всецело находились в руках Гитлера, кроме армии, – единственной организации, со стороны которой он все еще боялся встретить серьезное сопротивление своему режиму. Поэтому незадолго до аншлюса Австрии армия была насколько ловко, настолько же необдуманно лишена своего командования (кризис Бломберга – Фрича [428 - См. начало главы III.]) и включена в орбиту режима. Все тогдашние руководители армии, правда, хорошо понимавшие события, но лишенные власти, молчали. Об истинном положении вещей не знало подавляющее большинство генералов, а тем более войска. Все намерения тех немногих лиц, которые были более или менее посвящены в дела государства, оказать сопротивление Гитлеру держались если не в голове, то уж, во всяком случае, где-нибудь в письменном столе авторов, если намерения были изложены на бумаге. Внешне такие люди создавали видимость лояльности. Слова предостережения громко не произносились, мысли об оказании сопротивления фюреру не высказывались; таких случаев не было и в вермахте. Оппозиция в армии слабела с каждым годом, ибо теперь каждый новый призывной возраст поступал прямо из организации Гитлерюгенд; ее члены, отбывая трудовую повинность и уже состоя в партии, клялись в верности Гитлеру. Также и офицерский корпус с каждым годом все больше и больше пополнялся молодыми национал-социалистами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С ростом собственной самонадеянности, с укреплением власти внутри страны и с увеличением авторитета Германии за границей в результате одержанных успехов Гитлером все больше и больше обуревало чувство наглого высокомерия: он ни с кем и ни с чем не хотел считаться. Это высокомерие увеличилось до болезненных размеров благодаря посредственности и незначительности лиц, назначенных Гитлером на руководящие посты Третьего рейха. Если вначале Гитлер прислушивался к деловым предложениям, по крайней мере, обсуждал их, то впоследствии он все больше и больше переходил к авторитаризму. Это нашло свое выражение прежде всего в том, что с 1938 г. кабинет министров не созывался на заседания. Министры работали, руководствуясь отдельными распоряжениями Гитлера; совместных обсуждений крупных политических проблем больше не проводилось. С этого времени многие министры или совсем не могли попасть на доклад к Гитлеру, или попадали только в очень редких случаях, даже тогда, когда они этого усиленно добивались. В то время как министры пытались соблюдать порядок служебных инстанций, рядом с государственной бюрократией возникла партийная бюрократия. Гитлеровский принци «Не государство командует партией, а партия командует государством!» создал совершенно новое положение. Таким образом, государственная власть перешла в руки партии, т. е. гаулейтеров. Последние назначались на высокие государственные посты не потому, что имели способности государственных деятелей, а потому, что успешно справлялись с партийной работой в местных парторганизациях; при этом на другие способности, как правило, особого внимания не обращалось.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так как многие партийные работники усвоили беспринципность Гитлера в достижении своих целей, политические нравы стали совершенно дикими. Государственные органы утратили свою власть.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;То же самое происходило и с юстицией. Фатальный закон о предоставлении чрезвычайных полномочий дал диктатору право издавать постановления, имеющие силу закона, без обсуждения их в парламенте [429 - Имеется в виду Закон о ликвидации бедственного положения народа и государства (Gezetz zur Erhebung der Not von Volk und Reich), принятый рейхстагом 23 марта 1933 г. Он предоставил Имперскому правительству право издавать законы, которые вступают в действие на следующий день после опубликования без согласования с рейхстагом. Законы, которые разрабатывались правительством, могли допускать «отклонения от конституции». Принятый закон дал возглавляемому Гитлером правительству очень широкие полномочия, фактически превратив его в диктатора Германии.]. Даже если бы парламент и участвовал в обсуждении этих постановлений, он после 1934 г. не сумел бы повлиять на ход событий, т. к. этот он лишь формально избирался на основе всеобщих и равных выборов при тайном голосовании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Весной 1939 г. наглое высокомерие Гитлера дошло до того, что он решил присоединить к рейху Чехословакию в качестве имперского протектората. Правда, этот его шаг не привел к войне, но над предостережениями, исходившими из Лондона, нужно было задуматься. После оккупации Чехословакии к рейху была присоединена Мемельская область. Государственная власть в стране казалась такой сильной, что можно было спокойно разрешить все прочие национальные задачи. Но Гитлер был далек от такого мнения. Спрашивается – почему? Оказалось, он руководствовался странным предчувствием, – а их было много у Гитлера, – предчувствием ранней смерти: «Я знаю, что я долго не проживу. Я не должен терять времени. Мои преемники не будут обладать такой энергией, какой обладаю я. Им трудно будет в силу своей слабости принять серьезные решения. Такие решения должны быть приняты сегодня. Все это я должен сделать сам, пока жив!» Так он гнал вперед невероятным темпом себя, свой государственный и партийный аппарат и весь народ по избранному им пути.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Если фортуна, богиня счастья, летит мимо на своем золотом шаре, нужно решительно прыгать и хвататься за край ее одеяния. Если этого не сделать, она исчезнет навсегда!» И Гитлер прыгал!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осенью 1939 г. он поставил себе цель ликвидировать Польский коридор. Предложения, которые он сделал Польше, могут, окидывая взглядом прошлое, считаться умеренными. Но поляки, особенно министр иностранных дел Польши [Юзеф] Бек, не хотели думать о принятии согласованного решения. Они положились на гарантию своей независимости, которую получили в то время от Англии, начали колебаться при выборе пути и избрали войну [430 - Слова маршала Польши Рыдз-Смиглы весной 1939 г. в Данциге.]. Выбрав такой же путь, Англия, а под ее влиянием и Франция объявили войну рейху. Разразилась Вторая мировая война. Стремления Гитлера ограничить этот конфликт рамками Польши провалились.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Подписывая договор с Советской Россией, Гитлер действовал вразрез со своей собственной антибольшевистской идеологией. В одном из своих высказываний, сделанном в моем присутствии во время завтрака в сентябре 1939 г., Гитлер выразил неуверенность, что народ правильно воспримет этот его шаг. Однако народ и особенно армия были довольны тем, что удалось обеспечить тыл империи с востока после того, как война вследствие нападения Западных держав расширилась в противоположном направлении. Германскому народу и его армии не нужна была война с Советским Союзом. Наш народ и наша армия были бы счастливы, если бы им удалось после окончания Западной кампании 1940 г. получить справедливый мир.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После окончания Западной кампании Гитлер находился в зените своей славы, но червь уже начал подтачивать государственное здание Германии после эвакуации англичанами своего экспедиционного корпуса из-под Дюнкерка. Совершенно прав был Уинстон Черчилль, когда это событие, несмотря на значительные потери англичан, он рассматривал и праздновал как победу и прежде всего как победу английских военно-воздушных сил над германскими [431 - Черчилль У. Воспоминания. Ч. II. С. 143 и далее.]. Над Дюнкерком и немного позже над Англией германские люфтваффе из-за неправильного их применения несли такие тяжелые потери, что навсегда утратили свое первоначальное и без того незначительное превосходство над английскими Королевскими ВВС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В том, что наши военно-воздушные силы неправильно применялись, виновны в одинаковой мере как Гитлер, так и Геринг. Ни храбрость летчиков, ни их мастерство, ни тактико-технические характеристики наших самолетов не могли возместить тех потерь, какие понесли наши военно-воздушные силы из-за тщеславия своего главнокомандующего и мягкого отношения Гитлера к своему первому сподвижнику. Только позже Гитлер определил истинную ценность, точнее, малоценность Геринга, но характерно, что он не решился «по внутриполитическим причинам» произвести какие-либо изменения в командовании военно-воздушными силами, имеющие решающее значение для исхода войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неоднократно утверждали, что Гитлер питал сильное доверие к своим «старым бойцам» [432 - «Старыми бойцами» (единственное число – Alter Kampfer) назначали членов НСДАП, вступивших в партию до выборов в рейхстаг в сентябре 1930 г.]. Если говорить о рейхсмаршале, то это предположение, к сожалению, верно. Правда, Гитлер нередко порицал его, но никогда не делал из ошибок Геринга ясных выводов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Западная кампания 1940 г. выявила еще одну черту характера Гитлера. Гитлер был очень смел в разработке своих планов. Такими планами являлись: план захвата Норвегии и план танкового прорыва под Седаном. В обоих случаях он соглашался с самыми смелыми предложениями. Но когда при практическом осуществлении этих планов он сталкивался с первыми трудностями, он сдавал, в противоположность своей непоколебимой настойчивости при разрешении трудностей политического характера, пасовал перед военными проблемами, инстинктивно чувствуя недостаточность своей подготовки в этой области.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так произошло в Норвегии, когда стало серьезным положение под Нарвиком и нужно было просто напрячь нервы, чтобы не уступать противнику. Только благодаря смелым действиям подполковника [Бернгарда] фон Лосберга и генерала [Альфреда] Йодля положение в Норвегии удалось спасти.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Так произошло под Седаном, когда нужно было быстро и энергично использовать первоначальный успех, который был неожиданно одержан нами, во всяком случае, неожиданно для Гитлера и его советников. Но по приказам Гитлера (первый поступил 15 мая, второй 17 мая 1940 г.) я должен был приостановить наступление. То, что я не остановил наступления, не является заслугой Гитлера. Самым же пагубным было прекращение продвижения на р. Аа перед Дюнкерком, что позволило англичанам отойти и укрыться в крепости, а потом и эвакуироваться из нее. Если бы танковые соединения получили право свободно действовать, мы бы могли быстрее англичан достигнуть Дюнкерка и отрезать их тем самым от моря. Это был бы такой удар, который намного улучшил бы перспективы высадки нашего десанта на территории Англии, а последнее, возможно, заставило бы противника, вопреки противоположным стремлениям Черчилля, пойти на переговоры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Была допущена и еще одна ошибка. Куцее перемирие с Францией, окончание Западной кампании по достижении побережья Средиземного моря, отказ от немедленной высадки войск в Африке и от наступления в направлении Суэцкого канала и Гибралтара сразу же после окончания кампании во Франции – все это доказывает правильность утверждения: Гитлер был смелым, даже дерзновенным при составлении планов, но он был трусливым при выполнении своих военных замыслов. Куда лучше было бы для Германии, если бы Гитлер тщательно и осторожно планировал, быстро и целеустремленно выполнял свои планы, т. е. если бы он действовал по пословице: «Семь раз отмерь, один раз отрежь!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Касаясь вопросов Североафриканской кампании, следует добавить, что Гитлер возлагал большие надежды на Муссолини, находясь в плену чисто континентальных представлений о ведении военных действий. Он имел слабое представление о море в целом и не имел понятия о вопросах, связанных с господством на море. Я не знаю, читал ли он книгу американского адмирала Мэхэна «Влияние морской силы на историю» [433 - Alfred Mahan. The Influence of Sea Power Upon History, 1660–1783.1890. Русское издание: Мэхин А. Влияние морской силы на историю 1660–1783. М.-СПБ, 2002.], во всяком случае, в своих действиях он не придерживался принципов, изложенных в этой книге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В результате этих недостатков летом 1940 г. он в нерешительности остановился перед неразрешенной проблемой – дать своему народу мир. Он не знал, как можно подступиться к англичанам. Его вермахт находился в боевой готовности. Полностью отмобилизованные вооруженные силы не могли пребывать долгое время в бездействии. Он чувствовал, что назревала необходимость действовать. Но что могло произойти? Старый идеологический противник, против которого он всегда боролся и борьба с которым привлекала на его сторону массу его избирателей, спокойно стоял на нашей восточной границе. Его одолевал соблазн учинить Советам расплату, используя время, предоставляемое Германии временным затишьем на основном, Западном фронте. Он ясно осознавал ту опасность, которая нависла над Европой и всем Западом со стороны коммунизма, который нашел свое воплощение в Советском Союзе и который стремится к мировому господству. Он знал, что такого мнения придерживается большинство нашего народа, даже очень многие порядочные европейцы во всех странах. Совсем другим вопросом являлась выполнимость этих его идей в военном отношении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он все больше и серьезнее начинал думать о планах войны с Россией. Но его необыкновенно богатая фантазия приводила к тому, что он недооценивал всем известную мощь Советской державы. Гитлер утверждал, что моторизация наземных и воздушных сил открывает новые перспективы на успех, которые нельзя сравнить с перспективами, имевшимися когда-то у шведского короля Карла XII и Наполеона. Он утверждал, что мы можем рассчитывать на то, что при успешном нанесении первых ударов по противнику его советская государственная система рухнет. Он надеялся далее, что русский народ воспримет тогда идеи национал-социализма. Но когда началась война, случилось много такого, что помешало этому повороту. Плохое обращение с населением оккупированных территорий со стороны высших партийных инстанций, стремление Гитлера навсегда уничтожить русскую империю и присоединить к Германии большую часть территории России – все это сплотило всех русских под знаменем Сталина. Они сражались против иностранных захватчиков за «Русь-матушку».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одной из причин этого являлось неуважение к другим расам и народам. Ведь еще до войны оно проявлялось в Германии в роковой близорукости и безответственной жестокости в отношении евреев. Теперь эта ошибка принимала худшие формы. Если уж говорить о том, что погубило дело национал-социализма и вообще Германию, то это – расовое сумасбродство.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер хотел объединить Европу; это намерение фюрера с самого начала было обречено на провал, т. к. он со своим пренебрежением к разнообразности национальных характеров народов пытался действовать нейтралистскими методами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Война в России сразу выявила истинные силы и потенциальные возможности Германии. Но Гитлер не сделал из этого соответствующего вывода, он и не думал о приостановлении или, на плохой конец, об ограничении военных действий; он продолжал свою безрассудную авантюру. Гитлер хотел добиться низвержения России беспощадной жестокостью. В непонятном ослеплении он вступил также в войну с Соединенными Штатами Америки. Разумеется, военный декрет президента Рузвельта [434 - Скорее всего Гудериан в данном случае имеет в виду «Закон по обеспечению защиты Соединенных Штатов» (An Act to Promote the Defense of the United States), также известный как «Закон о ленд-лизе», принятый Конгрессом США 11 марта 1941 г.] создал в стране такое положение, которое говорило, что война не за горами. Однако до объявления войны Германией могло бы пройти довольно много времени, если бы не наглое высокомерие Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С этим чудовищным шагом – объявление войны Германией Соединенным Штатам – совпало крупное поражение наших войск на полях сражений под Москвой. Гитлеровская стратегия в результате отсутствия в ней последовательности и частых колебаний при принятии того или иного решения оказалась битой. Теперь бесцеремонная жестокость по отношению к собственным войскам должна была возместить то, чего недоставало в голове у этого решительного человека. Некоторое время это имело успех. Но невозможно было продолжительное время жить воспоминаниями о гренадерах Фридриха Великого и о жертвах, которые они несли по повелению всесильного короля и полководца. Невозможно было ставить свою собственную личность в один ряд с германским народом и недооценивать при этом его элементарные жизненные потребности.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Перехожу к личным качествам Гитлера, каковыми я их себе представляю. Каков был его образ жизни? Гитлер был вегетарианец, алкогольных напитков не употреблял, не курил. Сами по себе это были качества, достойные уважения, качества, гармонирующие с его убеждением и соответствующие его аскетическому образу жизни. Но была у него и роковая черта в характере – замкнутость, самоуединение. У него не было ни одного настоящего друга. Даже его старые партийные коллеги были всего лишь его сподвижниками, но отнюдь не друзьями. Насколько мне известно, Гитлер ни с кем не поддерживал дружественных отношений. Никому он не рассказывал о своих сокровенных мыслях, ни с одним человеком не беседовал откровенно. Как не мог он найти себе друзей, так не мог он иметь способностей страстно и серьезно любить женщину. Он так и остался холостяком. Детей у него никогда не было. Все, что делает земную жизнь священной – дружба с благородными людьми, чистая любовь к женщине, любовь к своим детям, – все это было Гитлеру совершенно чуждо. Одиноко шел он по миру, помешанный на своих гигантских планах. Мне могут возразить, указывая на дружеские отношения Гитлера и Евы Браун; я лично никогда ничего не знал об этих отношениях, никогда не видел Евы Браун, хотя, бывало месяцами, почти каждый день встречался с Гитлером или с его приближенными. И только уже находясь в плену, я узнал о его чувствах к этой женщине. Но, к сожалению, Ева Браун, очевидно, не оказывала на Гитлера никакого влияния. Именно она смогла бы, может быть, смягчить его чувства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Таков был диктатор Германии, лишенный мудрости и чувства меры своих кумиров – Фридриха Великого и Бисмарка, одиноко и беспомощно рвавшийся от успеха к успеху, а затем также скатывавшийся от неудачи к неудаче, одержимый всегда гигантскими планами, всегда прибегавший к самым последним средствам для достижения успеха, считавший свою личность олицетворением нации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Он превращал ночь в день. Было уже далеко за полночь, а в его кабинете один докладчик сменялся другим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До катастрофы под Сталинградом он иногда устраивал часы отдыха, проводя их в кругу сотрудников Верховного командования вермахта. Потом он стал принимать пищу один, редко приглашая одного или двух гостей. Торопливо съедал он свои овощные блюда и мучные изделия, запивая их холодной водой или солодовым пивом. Заслушав последний вечерний доклад, он часами просиживал со своими адъютантами и секретаршами, обсуждая до рассвета свои планы. Затем он ложился спать. Отдыхал очень мало; когда уборщицы в 9 час. убирали его спальню, он был уже на ногах Принимал невероятно горячую ванну, чтобы прогнать сонливость. Пока все шло хорошо, не было очевидных последствий такой ненормальной жизни. Когда же последовало одно поражение за другим, когда нервы начали не выдерживать, Гитлер стал все чаще и чаще принимать лекарства; ему делали впрыскивание для укрепления сна, для придания организму бодрости, для успокоения сердца. Его личный врач [Теодор] Морелль давал ему все, что тот требовал, но пациент нередко не соблюдал предписанной ему дозировки, особенно много он принимал возбуждающих средств, содержащих стрихнин, – все это подтачивало постепенно его тело и душу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом (я не встречался с ним 14 месяцев), я заметил, что он сильно изменился. Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами. Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал. Окружавшие его люди привыкли к выходкам Гитлера, со стороны же признаки его все большего заболевания становились все более очевидными. После покушения, совершенного на него 20 июля 1944 г., у Гитлера подергивалась не только левая рука, но и вся левая половина туловища. Когда он сидел, то левую руку придерживал правой, правую ногу клал на левую, чтобы сделать менее заметным их нервное подергивание. Его походка стала вялой, сутулой, движения – очень медленными. Когда он садился, требовал, чтобы ему подставляли стул. По характеру же по-прежнему был вспыльчивым; но эта вспыльчивость имела что-то зловещее, потому что она исходила из неверия в людей, из стремления скрыть свое физическое, душевное, политическое и военное поражение. Он постоянно стремился к тому, чтобы ввести себя и окружающих в заблуждение относительно истинного положения вещей, пытаясь сохранить хотя бы видимость крепости своего государственного здания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С упорством фанатика он хватался, как утопающий, за соломинку, чтобы спасти от катастрофы себя и свое дело. Всю свою невероятную силу воли он направлял на мысль, с которой он постоянно носился: «Никогда не уступать, никогда не капитулировать!».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как часто он об этом говорил! Теперь он также должен был руководствоваться этим принципом в своих действиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этом человеке, которого германский народ сделал своим вождем в надежде, что он создаст новый социальный порядок, поможет стране оправиться от катастрофы в результате Первой мировой войны, обеспечит спокойную, мирную жизнь, демон побеждал гения. Все добрые духи покинули его тело, он кончил свою жизнь вместе с полной катастрофой своего дела, и вместе с ним в пропасть был повержен добрый, великодушный, трудолюбивый и верный германский народ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Находясь в плену, я беседовал с врачами, знавшими Гитлера и его болезни; они называли его болезнь paralysis agitans или болезнь Паркинсона. Дилетант в области медицины мог, конечно, определить только внешние симптомы этого недуга, но отнюдь не поставить правильный диагноз. Врач, который первый правильно определил – как мне помнится, это было в начале 1945 г. – болезнь Гитлера, берлинский профессор [Макс] де Кринис, вскоре покончил с собой [435 - Из слов Гудериана создается впечатление, что де Кринис покончил с собой как раз из-за поставленного диагноза, это не так – он принял цианистый калий 2 мая 1945 г.], и его диагноз остался неизвестным. Личные врачи Гитлера молчали. Имперский кабинет министров не имел, вероятно, ясной картины о состоянии здоровья Гитлера; но даже если бы он знал об этом, то вряд ли бы он сделал из этого соответствующие выводы. Можно предполагать, что причиной такого ужасного заболевания является не какая-нибудь ранее имевшая место венерическая болезнь, а сильная простуда, например грипп. Но пусть врачи занимаются этим делом. Германскому народу следует только знать, что человек, стоявший во главе его, человек, которому народ так доверял, как ни один народ не доверял никогда ни одному вождю, был больным человеком. Эта болезнь стала его несчастьем, его судьбой, а также несчастьем и судьбой его народа.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Партия<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если не говорить о заместителе Гитлера Рудольфе Гессе, то Герман Геринг, который должен был стать преемником Гитлера, был самой выдающейся личностью национал-социалистской партии Германии. Геринг – кадровый офицер Первой мировой войны, преемник Рихтгофена [436 - Имеется в виду тот факт, что Геринг 7 июля 1918 г. был назначен командиром 1-й истребительной эскадры, которой до своей смерти командовал легендарный летчик барон Манфред фон Рихтгофен.], летчик-истребитель, кавалер ордена Pour le Merite («За заслуги»), в послевоенное время – один из создателей Штурмовых отрядов (СА).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грубый человек, с совершенно бесформенной фигурой, он проявил на первых порах своей деятельности большую энергию и заложил основы современных военно-воздушных сил Германии. Без этой энергии, направленной на строительство третьего вида вооруженных сил, вряд ли удалось бы создать действительно современные, способные решать оперативные задачи германские военно-воздушные силы. Представители двух старых видов вооруженных сил недооценивали необходимость развития авиации. Первый начальник Генерального штаба военно-воздушных сил генерал [Вальтер] Вефер, несмотря на свои блестящие способности, не мог бороться с ними.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но создав люфтваффе, Геринг поддался соблазнам вновь приобретенной власти; он выработал привычки феодального властелина, начал коллекционировать награды, драгоценные камни, предметы антиквариата, построил знаменитое поместье «Каринхалле» и обратился к кулинарным изыскам, причем достиг в этой области заметных успехов. Однажды, углубившись в созерцание старинных картин в одном замке в Восточной Пруссии, он воскликнул: «Великолепно! Я теперь человек эпохи Возрождения. Я обожаю роскошь!» Он всегда вычурно одевался. В «Каринхалле» и на охоте он подражал в одежде древним германцам, на службе появлялся в форме, не предусмотренной никакими уставами: в красных юфтевых ботфортах с позолоченными шпорами – обуви, совершенно немыслимой для летчика. На доклад к Гитлеру он приходил в брюках навыпуск и в черных лакированных ботинках. От него всегда пахло парфюмом. Лицо его было накрашено, пальцы рук украшены массивными кольцами с крупными драгоценными камнями, которые он любил всем показывать. Эти ненормальные явления с медицинской точки зрения объясняются нарушением деятельности желез внутренней секреции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будучи уполномоченным по проведению Четырехлетнего плана [437 - Четырехлетний план был провозглашен во время Партийного съезда в Нюрнберге 9 сентября 1936 г. В его рамках должнобыло быть осуществлено переустройство экономической жизни Германии, с целью подготовки ее к войне. В указе Гитлера говорилось: «В течение четырех лет Германия должна стать полностью независимой от поставок сырья и оборудования из-за рубежа, которые могут быть восполнены германской химической, машиностроительной и горнодобывающей промышленностью».], Геринг оказывал большое влияние на экономику Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В политике он был дальновиднее своих коллег по партии. В самый последний момент он пытался предотвратить войну, используя для этого своего шведского знакомого Биргера Далеруса, но его действия, к сожалению, не имели успеха.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время войны действия Геринга были исключительно пагубными. Он переоценивал авиацию и был повинен в остановке наступления перед Дюнкерком и в упущении момента для нападения на Англию. Он не выполнил обещания снабжать воздушным путем окруженную в Сталинграде 6-ю армию; это обещание побудило Гитлера отдать приказ об удержании города. Он виновен во многих поражениях нашей армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геринг, каким я знал его после 1943 г., был очень плохо осведомлен или даже совсем не осведомлен о действиях люфтваффе. Вмешиваясь в действия сухопутных сил, он действовал безрассудно, проявляя чувство неприязни к армии. Его роль как вероятного преемника Гитлера побуждала его вести себя крайне самонадеянно.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только в августе 1944 г. Гитлер заметил недостатки своего главнокомандующего военно-воздушными силами. В присутствии Йодля и моем он обрушился на Геринга с руганью: «Геринг! Люфтваффе никуда не годятся. Они недостойны того, чтобы их называли самостоятельным родом вооруженных сил. В этом виноваты вы. Вы лентяй!» Слушая эти слова, тучный рейхсмаршал пустил слезу. Он ничего не мог возразить. Это была такая неприятная сцена, что я предложил Йодлю выйти и оставить их вдвоем. После этого разговора я порекомендовал Гитлеру сделать соответствующие выводы и заменить рейхсмаршала каким-нибудь способным генералом авиации. Я сказал ему, что явная неспособность Геринга грозит успешному окончанию войны. Но Гитлер ответил: «Этого я не смогу сделать по государственно-политическим соображениям. Партия не поймет меня». Мое возражение, что именно государственно-политические соображения требуют замены главнокомандующего люфтваффе, если только вообще желательно сохранить государство, не имело успеха. Рейхсмаршал сохранил до конца войны свое место и свои почести; в последние месяцы он демонстративно снял с себя в знак протеста против критики Гитлером люфтваффе все свои ордена и маршальскую мишуру, храня их подобно Галланду [438 - Имеется в виду Галланд (Galland) – коллекционер. живший XVII в. и собиравший восточные антикварные вещи. – Прим. нем. ред.]. Правда, по приказу Гитлера ему по-прежнему приходилось присутствовать на обсуждениях обстановки, но он являлся в скромном костюме, без знаков различия и орденов, в солдатском кепи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геринг редко отваживался говорить Гитлеру правду.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только своим поведением в тюрьме и своей смертью он исправил некоторые свои ошибки. Он стойко защищал свои действия и покончил жизнь самоубийством, избежав тем самым наказания земных судей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Самой темной личностью из свиты Гитлера был рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Этот невзрачный человек со всеми признаками расовой неполноценности внешне казался заурядным существом. Он всегда стремился быть вежливым и в противоположность Герингу вел почти спартанский образ жизни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Но фантазия Гиммлера не знала границ. Он жил не на планете Земля. Исповедуемая им расовая теория была ошибочной и привела его к тяжким преступлениям. Его попытка воспитать германский народ в духе национал-социализма погибла в концентрационных лагерях. Еще в 1943 г., спустя довольно продолжительное время после катастрофы под Сталинградом, он твердо верил, что ему удастся заселить Россию вплоть до Урала немцами. Когда однажды в разговоре я заявил ему, что теперь, пожалуй, уже невозможно колонизировать восточные земли и заселить их переселенцами-добровольцами, он ответил, что переселенцы по принуждению и крестьяне-солдаты могут сделать немецкой всю территорию вплоть до Урала.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я ничего не могу сказать конкретно о пороках расовой теории Гиммлера. Гитлер и Гиммлер держали эту часть своих планов в совершенном секрете.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Всем достаточно хорошо известны «методы воспитания» Гиммлера, практиковавшиеся в концлагерях. Однако в тот период, когда он применял свои методы, наша общественность мало знала о них. Нечеловеческие злодеяния, которые совершались в концлагерях, стали достоянием гласности только после войны. Тогда же узнал о них и я. Систему, обеспечивающую сохранение в тайне методов, применявшихся в концлагерях, можно назвать просто гениальной.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После 20 июля Гиммлер заразился военным честолюбием; оно заставило его занять пост командующего Армией резерва и даже командующего группой армий. Но на военном поприще Гиммлер потерпел первую и полную неудачу. Его оценку наших противников можно назвать просто детской. Страх руководил действиями, когда он командовал группой армий «Висла» в 1945 г. Однако почти до самых последних дней он оставался ушами Гитлера. Но и этот паладин также всегда трепетал перед диктатором. Я неоднократно был свидетелем того, как Гиммлер проявлял в присутствии Гитлера отсутствие чувства собственного достоинства и гражданского мужества. Наглядным примером, этого может служить его поведение 13 февраля 1945 г. [439 - Имеется в виду совещание в Имперской канцелярии, на которой Гудериан, адресуясь к Гитлеру, требовал проведения наступления на Восточном фронте. Рейхсфюрер СС Гиммлер, как всегда, встал на сторону фюрера. – Прим. нем. ред.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиммлер был создателем Охранных отрядов – СС. После катастрофы все эсэсовцы поголовно были привлечены к судебной ответственности [440 - В данном случае Гудериан имеет в виду приговор Международного военного трибунала над главными военными преступниками в Нюрнберге в отношении СС, которые были признаны преступной организацией и тем самым все их члены автоматически считались преступниками за сам факт членства в них.]. Это нельзя признать справедливым.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;СС возникли в качестве личной охраны Гитлера. Стремление контролировать не только рядовых фольксгеноссе, но и партийные организации привело к увеличению СС. После учреждения концлагерей Гиммлер поручил их охрану именно СС. Затем из СС выделились чисто военные формирования, получившие название Войска СС (Waffen SS) в отличие от Общих СС (Allgemeine SS). Обучение командного состава войск СС было поручено бывшему пехотному генералу [Паулю] Хауссеру, моему старому начальнику по службе в Штеттине. Хауссер был очень способным генералом, умным и храбрым солдатом, прямым и честным человеком. Войска СС должны быть бесконечно благодарны этому выдающемуся офицеру, по крайней мере, хотя бы за то, что он спас их от диффамации, которой после поражения Германии они подверглись в Нюрнберге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во время войны Гиммлер все больше и больше увеличивал численность войск СС Начиная с 1942 г. многочисленные эсэсовские части и соединения начали пополняться не только добровольцами, но и призывниками, так же как и обычные дивизии сухопутных войск. Это лишило их особого характера партийной гвардии, набранной на принципах добровольчества. Правда, Гиммлер использовал все свое влияние, дабы обеспечить войскам СС предпочтение при пополнении личным составом и вооружением. Это обстоятельство, способное вызывать зависть, отступало на задний план на полях сражений, где соединения СС и сухопутных войск объединял дух боевого товарищества. Я сам видел, как сражались солдаты дивизии СС «Дас Рейх». Будучи генерал-инспектором танковых войск, я часто инспектировал многочисленные дивизии СС и могу сказать, что с моей точки зрения эти соединения всегда отличались дисциплинированностью, сильным духом товарищества и стойкостью в бою. Дивизии СС сражались плечом к плечу с танковыми дивизиями сухопутных войск (это были обычние дивизии, и во время войны они все больше и больше сливались с армией).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вне всяких сомнений, Гиммлер умножая войска СС преследовал другие цели. Гиммлер и Гитлер не доверяли армии; пути этих фюреров были темны, они боялись натолкнуться на сопротивление в том случае, если их намерения будут разгаданы. Поэтому они и довели, несмотря ни на какие трудности, численность войск СС почти до 35 дивизий. Все больше и больше создавалось иностранных формирований, некоторые из них были вполне надежными соединениями, на другие нельзя было полагаться. В конце концов Гитлер потерял доверие даже по отношению к тем, кто считался его наиболее верным оплотом. Лишение эсэсовцев манжетных лент в марте 1945 г. показывало, как далеко зашли противоречия между Гитлером и войсками СС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Совершенно иначе следует оценивать деятельность Общих СС. В них также были идеалисты, верившие вначале, что они вступают в некий рыцарский орден, который налагает на них особые обязательства и даст им взамен особые привилегии. Среди них было много морально здоровых людей из различных слоев общества и имевших разнообразные профессии, которых Гиммлер зачислял в СС, как правило, не спрашивая их желания. На этих людей возложили полицейские обязанности сомнительного характера, и в результате картина изменилась. Части Общих СС также носили оружие. Непрерывно увеличивалось количество иностранных формирований, но по своим боевым качествам они стояли гораздо ниже соединений войск СС. Вспомните действия бригад Каминского и Дирлевангера при подавлении в 1944 г. восстания в Варшаве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Со Службой безопасности (СД) и ее оперативными группами я никогда не сталкивался в своей служебной деятельности, поэтому не могу о них сообщить ничего нового.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиммлер покончил жизнь самоубийством, хотя раньше он всегда осуждал этот шаг, презирал самоубийц и запретил своим эсэсовцам кончать жизнь самоубийством. Таким путем он избежал земного суда, свалив свою тяжелую вину на плечи других, менее виновных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Одним из самых умных людей из непосредственного окружения Гитлера был доктор Иозеф Геббельс, гаулейтер Берлина и имперский министр народного просвещения и пропаганды. Он был искусным оратором и активно боролся с коммунизмом, собрав на выборах большое количество голосов берлинцев. Но он был в то же время опасным демагогом; беззастенчиво вел агитацию против церкви и евреев, против родителей и воспитателей. Он является одним из организаторов пресловутой «Хрустальной ночи» в ноябре 1938 г. [441 - «Хрустальная ночь» (Kristallnacht) – принятое в литературе название для обозначения всегерманского еврейского погрома, произошедшего в ночь на четверг 10 ноября 1938 г. Его главным иниаитором был Й. Геббельс. По официальным данным, в ходе «Хрустальной ночи» было разрушено 815 магазинов, сожжен и разрушен 171 дом, сожжено 119 синагог, 76 полностью разрушено; 20 тыс. евреев были помещены в концлагеря (среди арестованных было и 150 немцев, «высказавших неодобрение» погромщикам), 36 (до др. данным 91) чел. убито. Общий ущерб составил 25 млн рейхсмарок, в т. ч. ок. 5 млн. – за разбитые витрины магазинов.]<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хотя Геббельс и видел ошибки и слабости национал-социалистской системы, но у него не хватало мужества сообщить о них Гитлеру и отстаивать до конца свои взгляды. Перед Гитлером он был так же, как Геринг и Гиммлер, небольшим человеком. Он боялся и обожал его. Мало кто в такой степени поддавался присущей Гитлеру силе внушения, как Геббельс Он пытался угадывать мысли Гитлера и в своей почти гениально организованной пропаганде выполнял все желания диктатора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я сильно разочаровался в Геббельсе, когда он в 1943 г. не нашел в себе мужества взяться за «слишком горячее железо», как он назвал вопрос о реорганизации верховного командования и государственных органов. Этой нерешительностью он готовил себе и своей семье ужасный конец, который он уже в то время предчувствовал.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Второй (после Гиммлера) темной личностью гитлеровского окружения был рейхслейтер Мартин Борман – неотесанный, грубый, мрачный, замкнутый человек с плохими манерами. Он ненавидел армию, считая ее заклятым врагом, стоящим на пути национал-социалистской партии к неограниченному господству. Он пытался вредить армии, где только мог, сеял недоверие к ней, принимал все меры к тому, чтобы удалять порядочных людей из окружения Гитлера, смещать их с видных государственных и военных постов и заменять своими ставленниками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борман препятствовал тому, чтобы Гитлер имел ясное представление о внутриполитическом положении в стране. Он даже запретил гаулейтерам обращаться непосредственно к Гитлеру. Поэтому я и столкнулся с таким смехотворным фактом, когда гаулейтеры, прежде всего [Альберт] Форстер из Западной Пруссии и [Артур] Грейзер из Вартеланда, обратились ко мне, солдату, к которому относились с недоверием, с просьбой помочь им попасть на доклад к Гитлеру. По партийной линии они не могли пройти к фюреру, т. к. их не пропускал Борман.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чем хуже становилось здоровье Гитлера, чем больше ухудшалась обстановка на фронтах, тем меньшее количество людей получало доступ к диктатору. Все проходило через руки Бормана – этой темной личности, методы которого увенчались успехом!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С Борманом я неоднократно имел бурные столкновения из-за того, что он своей недальновидной, узко партийной политикой срывал проведение важнейших мероприятий и пытался, в ущерб общему делу, вмешиваться в чисто военные вопросы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борман был серым кардиналом Третьего рейха.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейхслейтеры и гаулейтеры<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Национал-социалистской [рабочей] партией Германии руководили рейхслейтеры и гаулейтеры. Все отрасли жизни немецкого народа были охвачены партийными организациями и включены в организационную схему партии, которая начиналась с таких организаций, как Гитлерюгенд и Союз немецких девушек. Покинув ряды Гитлерюгенда, юноши переходили в Имперскую рабочую службу, которую возглавлял имперский руководитель рабочих (Reichsarbeiterfuhrer) [Константин] Хирль. Эта организация возникла из Добровольной рабочей службы. Благодаря честности ее руководителя и его помощников Имперская рабочая служба сыграла положительную роль, хотя сегодня ей в упрек могут поставить ее строго военную организацию и методы воспитания. Затем немецкие рабочие переходили в ведение имперского организационного руководителя доктора [Роберта] Лея [442 - В данном случае они переходили в ведение Лея, не как имперского организационного руководителя, а как главы Германского трудового фронта – единственного при нацистах профсоюза.]. Организация «Сила через радость» заботилась об отдыхе рабочих, организации «Зимняя помощь» и Национал-социалистская народная благотворительность помогали семьям бедняков; частная и церковная благотворительность считались нежелательными и всячески ограничиваясь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В Германии был имперский руководитель здравоохранения, имперский руководитель крестьянств и так далее.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Разработкой вопросов права в национал-социалистском духе занимался рейхслейтер [Ганс] Франк. Но как раз в этой области национал-социализму и недоставало творческих сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во внешней политике наряду с министром иностранных дел орудовал Альфред Розенберг; он руководствовался в своих действиях экзальтированным идеализмом и часто шел вразрез с официальной политикой, что наносило большой вред государству.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даже спорт был регламентирован. Имперский руководитель спорта (Reichssportfuhrer) фон Чаммер унд Остен с достоинством выполнял свои обязанности и поддерживал авторитет Третьей империи на Олимпийских играх.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот ряд завершала женщина – имперская руководительница немецких женщин (Reichsfrauenfuhrerin) [Гертрута Шольц-Клинк].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вышеприведенный список не является исчерпывающим; я привел его только для того, чтобы разъяснить самый принцип организации. Мы видим, что в действии находились весьма противоречивые силы. Все они функционировали наряду с правительством и поэтому неизбежно во многих случаях действовали и против правительства.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этот организационный хаос станет еще очевиднее, если мы посмотрим на следующую категорию национал-социалистских сановников – гаулейтеров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Национал-социалисты хотели придать Германскому рейху новую форму и с этой целью они решили заменить территориально-административное деление на земли разделением на гау (области). Для содействия проведению этой новой организации и были назначены гаулейтеры. После аншлюсов Австрии, создания имперского протектората Богемия и Моравия, а также после захвата Познани и Западной Пруссии возникли имперские гау (рейхсгау), которые находились за пределами границ старых немецких земель. Но эта реорганизация была проведена только наполовину, как и другие планы, за которые руководители Германии сначала энергично принимались, но потом не доводили до конца.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гаулейтеры были по существу наместниками Гитлера; в рейхсгау они так и именовались Reichsstatthalter, т. е. имперскими наместниками. При подборе и назначении гаулейтеров учитывалась только их деятельность в партии, их административные способности, а личные качества не принимались во внимание. Поэтому среди гаулейтеров можно найти наряду с весьма достойными личностями и нежелательные элементы, которые обесчестили имя немца и национал-социализм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Только в некоторых районах Германии управление гаулейтера было объединено с высшей правительственной инстанцией; так было, например, в гау Майнфранкен, где гаулейтер был одновременно правительственным президентом. Как правило, гаулейтеры работали отдельно от правительственных президентов, обер-президентов провинций и премьер-министров земель [443 - Гудериан ошибается: фактически все было с точностью наоборот – гаулейтера практически всегда занимали посты обер-президентов провинций, премьер-министров земель, а в ряде случаев и министром земельных правительства. Исключения были, но достаточно редко.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стало быть, государство фюрера, к которому стремились и которое пропагандировалось Гитлером и его партийной программой, фактически не существовало. Более того, как раз в области государственного управления господствовала становившаяся все более опасной анархия, которая все больше и больше увеличивалась назначением многочисленных имперских комиссаров, генеральных уполномоченных, особых уполномоченных и т. д.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грандиозные планы строительства автобанов, партийных форумов и арен для проведения съездов, реконструкции Берлина, Мюнхена и других городов остались незавершенными, точно так же и имперская реформа была только начата. Ничего не вышло ни из школьной реформы бесталанного министра образования [Бернгард] Руста, ни из реорганизации евангелической церкви, предпринятой имперским епископом [Людвигом] Мюллером. Видны лишь наброски гигантских планов, но незаконченная работа, ибо руководителям Германии недоставало мудрости и чувства меры и всюду царило чванливое высокомерие. Война окончательно нарушила все эти планы.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Окружение Гитлера<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Картина, изображающая высшее руководство партии, содержит больше теней, чем света. Знание Гитлером людей не оправдало себя при подборе руководящих партийных кадров. Это кажется нам тем более странным, что в окружение Гитлера входил ряд тщательно отобранных молодых людей, которые сохранили чистоту, несмотря на все соблазны. Военная и партийная адъютантуры была укомплектована очень удачно, почти все сотрудники этих ведомств отличались вежливостью, хорошим воспитанием и скромностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В последние годы отрицательное влияние на Гитлера оказывали, кроме Бормана, представитель Гиммлера в Ставке бригаденфюрер СС [Герман] Фегелейн, который, женившись на сестре Евы Браун, стал свояком Гитлера [444 - Формально Герман Фегелейн так никогда и не стал свояком Гитлера, поскольку он был расстрелян 28 апреля 1945 г., а бракосочетание Гитлера и Евы Браун состоялось лишь на следующий день.] и начал бестактно использовать свою близость к фюреру. Личный врач Гитлера [Тордор] Морелль, занимавшийся сомнительными гешефтами, и, к сожалению, генерал [Вильгельм] Бургдорф, ставший после смерти [Рудольфа] Шмундта начальником Управления личного состава сухопутных войск, также не отличались благородством своих поступков. Эти люди образовали клику интриганов и окружили Гитлера кольцом, которое мешало фюреру узнать всю правду о событиях. Они предавались безудержному пьянству; их поведение, особенно в последний дни перед катастрофой, дает нам печальный пример!<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Правительство<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Наряду со своеобразным партийным аппаратом существовало и имперское правительство. Созданный еще при Гинденбурге имперский кабинет состоял в основном из министров – представителей буржуазных партий. В него входило всего лишь несколько национал-социалистов: Гитлер, [имперский] министр внутренних дел [Вильгельм] Фрик и министр авиации [Герман] Геринг [445 - Гудериан не точен: 30 января 1933 г. Геринг стал имперским министром без портфеля, осуществлявшим контроль за авиацией и мин-вом внутр. дел Пруссии, а также имперским комиссаром авиатранспорта (с 2 февраля 1933 г. – авиации). Имперским министром авиации он стал лишь 27 апреля 1933 г.]. Но впоследствии в кабинет министров были введены другие национал-социалисты: имперский министр народного просвещения и пропаганды доктор [Йозеф] Геббельс, имперский министр воспитания [Бернгард] Руст, имперский министр продовольствия [Вальтер] Дарре, имперский министр связи [Вильгельм] Онезорге, министры без портфеля [Рудольф] Гесс и [Эрнст] Рём.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Продолжали оставаться на своих постах вице-канцлер [Франц] фон Папен, имперский министр иностранных дел барон [Константин] фон Нейрат, имперский министр финансов граф [Лютц] Шверин фон Крозигк, имперский военный министр [Вернер] фон Бломберг, имперский министр экономики [Альфред] Гугенберг (после него [Курт Пауль] Шмитт, затем [Ялмар] Шахт), имперский министр юстиции [Франц] Гюртнер, имперский министр транспорта барон [Пауль] Эльц-Рюбенах, а позднее [Юлиус] Дорпмюллер. Все они были хорошими, а некоторые даже выдающимися министрами – специалистами в своих областях; но на Гитлера они оказывали незначительное влияние.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С упрочением нацистской партии государственная власть все больше и больше концентрировалась в руках Гитлера. Роль министров настолько уменьшилась, что после 1938 г. они перестали собираться на заседания кабинета и только руководили своими учреждениями. На политику они не оказывали ни малейшего влияния. В области внешней политики изменение состояло в замене барона фон Нейрата на посту имперского министра иностранных дел [Иоахимом] фон Риббентропом. В этот же день Гитлер стал ликвидировал пост военного министра и главнокомандующего вермахтом. Папен был устранен уже после 30 июля 1934 г. Немного позже Шахт был заменен [Вальтером Эммануэлем] Функом. В 1941 г. Гесс улетел в Англию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ближе всего я был знаком с имперским министром финансов графом Шверином фон Крозигк, с имперским министром труда [Франц] Зельдте, с обоими назначенными во время войны министрами вооружений и боеприпасов [Фрицем] Тодтом и [Альбертом] Шпеером (министерство вооружения и боеприпасов) и с министром продовольствия [Вальтером] Дарре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Граф Шверин фон Крозиг представлял собой совершенный тип высокопоставленного германского чиновника. Он получил образование в Англии, был воспитанным и сдержанным человеком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зельдте, некогда бывший руководитель «Стального шлема», – порядочный, но не пользовавшийся влиянием человек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тодт – благоразумный, умеренный человек, старавшийся смягчать противоречия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпеер – чувствительный, душевный человек, деятель последних лет Третьего рейха, хороший товарищ, обладавший открытым и отзывчивым характером. Когда-то он был свободным художником, архитектором; затем, после преждевременной смерти Тодта, стал министром. Шпеер не любил бюрократов и всегда трезво и вдумчиво брался за любое дело. В работе мы великолепно понимали друг друга и, само собой разумеется, там, где это было возможно, помогали друг другу. Мало о ком я могу это сказать. Шпеер был всегда человеком дела. Я никогда не видел, чтобы он излишне раздражался. Он умерял некоторых своих чересчур темпераментных сотрудников и примирял ведомства, если не был в состоянии добиться чего-нибудь большего.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпеер находил в себе мужество открыто высказывать Гитлеру свое мнение. Он своевременно сказал ему, приводя обоснованные доводы, что войну не выиграть и что ее следует прекратить, чем навлек на себя гнев Гитлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дарре имел столкновения с Гитлером еще до войны. Однако он вскоре потерял влияние в партии, о чем, вероятно, постарались его конкуренты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В общем и целом следует сказать, что Имперский кабинет министров не был, к сожалению, в состоянии оказывать влияние на события, происходившие в Третьем рейхе.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глава XIV<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Германский Генеральный штаб<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Германский Генеральный штаб был создан Шарнгорстом и Гнейзенау. У его колыбели, как крестные отец и мать, витали дух Фридриха Великого и воля к освобождению, вдохновлявшая войну против угнетателя Германии Наполеона. После освободительных войн с наполеоновской Францией Европа вступила в период продолжительного мирного развития. Нужно было восстановить ослабленное войной народное хозяйство, поэтому европейские государства были вынуждены сократить военные расходы. В этой мирной Европе прусский Генеральный штаб ничем не проявлял себя и жил незаметной жизнью. Но именно в это спокойное время появилось выдающееся произведение военной литературы – книга директора Прусской военной академии Карла фон Клаузевица «О войне».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эта книга, которую очень немногие читали, но многие критиковали, представляет собой первую попытку создать философию войны, дать объективный, квалифицированный анализ ее особенностей. Она имела большое значение в теоретической подготовке офицерских кадров германского Генерального штаба. Она побудила к стремлению трезво и профессионально оценивать людей и события, что являлось характерным для всех виднейших офицеров германского Генерального штаба. Она укрепила патриотизм и идеализм, одухотворявший этих представителей Генерального штаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Если Шарнгорста, Гнейзенау и Клаузевица можно назвать духовными отцами прусско-германского Генерального штаба, то фельдмаршала графа [Гельмута] фон Мольтке следует признать его величайшим и наиболее последовательным сыном. Мольтке и его школу можно охарактеризовать словами [Альфреда] Шлиффена: «больше делать, меньше говорить, быть большим, чем ты кажешься другим». Выдающиеся качества Мольтке как государственного деятеля позволили ему выиграть три войны и оказать содействие делу объединения немецкого государства и немецкого народа. Одновременно он создал авторитет своему орудию – генеральному штабу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После смерти Мольтке, на рубеже двух веков, на германский Генеральный штаб не могли не оказать влияния происходящие события. Рост могущества Германии после победоносных лет эпохи объединения не мог не отразиться на офицерском корпусе и Генеральном штабе. Достигнутое Германией положение великой европейской державы привело к появлению чувства самоуверенности, которое нашло себе наиболее яркое выражение в настроениях особого круга немецких офицеров – офицеров Генерального штаба. С этим чувством Генеральный штаб и вступил в Первую мировую войну. В этой войне он выполнил свой долг. Если в Первой мировой войне Генеральный штаб больше, чем в предыдущие годы, вмешивался в управление боевыми действиями, то в этом виноват не Генеральный штаб, а генералы, командовавшие соединениями, которые зачастую сами устранялись от принятия решений либо были слишком стары, не знали военной техники и являлись специалистами только в области строевой подготовки.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;И вот начались разговоры о гипертрофии Генерального штаба при [Эрихе] Людендорфе, но огромная творческая энергия этого генерала многое дала Генеральному штабу немецкой армии. Людендорфа нельзя обвинять в поражении, которое Германия в конечном счете потерпела в Первой мировой войне, сражаясь с превосходящими силами противников. Он занял ответственный пост начальника Генерального штаба уже в августе 1916 г. [446 - Формально начальником Полевого Генштаба стал Пауль фон Гинденбург, а Людендорф занял пост 1-го генерал-квартирмейстера, хотя, конечно, фактически именно он стал начальником Генштаба.], в момент, когда без его вмешательства и вмешательства Гинденбурга война была бы уже проиграна. Эти два великих полководца взяли на себя почти сверхчеловеческую и, во всяком случае, совершенно неблагодарную задачу. Было бы несправедливо ставить им это в вину. Несмотря на трагический исход войны и на раздоры послевоенного периода, вызванные поражением страны, Гинденбург и Людендорф остались выдающимися представителями старого германского Генерального штаба. Правда, тяготы войны часто вынуждали их, особенно Людендорфа, принимать суровые, даже жестокие меры. Впоследствии некоторые ученики Людендорфа объявили эту обусловленную крайней необходимостью сторону деятельности своего учителя обязательным качеством офицера Генерального штаба. Они взяли за образец именно эту нехорошую черту военной практики Людендорфа. Так возник тип сурового своевольного карьериста, который производил неприятное впечатление и, к сожалению, подрывал авторитет Генерального штаба в войсках и в народе. Но если мы посмотрим на ряд выдающихся личностей, которых следует признать типичными для прусско-германского Генерального штаба, то мы не увидим среди них описанного выше типа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарнгорст, сын крестьянина из Нижней Саксонии, молчаливый, вдумчивый, самоотверженный, храбрый, скромный, неподкупный и некорыстолюбивый человек. Организатор прусской армии во время освободительной войны, создатель Генерального штаба; умер от тяжелого ранения, полученного на поле боя.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гнейзенау, начальник штаба Блюхера, в 1806 г. руководил обороной Кольберга, энергичный и темпераментный человек, одаренный большими способностями, являлся советником главнокомандующего во многих удачных и неудачных сражениях. Он побудил Блюхера после поражения подЛиньи 16 июня 1815 г. выступить на помощь союзным английским войскам; этот марш Блюхера решил исход битвы при Ватерлоо 18 июня 1815 г. между союзными державами и Наполеоном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клаузевиц, которому в период войны не приходилось занимать руководящих постов, написал книгу «О войне». Это был тихий замкнутый ученый, которого нередко можно было встретить среди офицеров германского Генерального штаба. При жизни он был мало известен и надеялся оказать влияние на грядущее поколение.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мольтке – самый значительный начальник Генерального штаба германских сухопутных войск, всемирно известный мыслитель, стратег и гениальный полководец. По характеру он был сдержанный человек, оказывающий влияние на окружающих в силу своего умственного превосходства. Он создал свою собственную школу. Мольтке был не только великим полководцем, но и благородным человеком, выдающимся писателем, вдумчивым наблюдателем нравов и обычаев других народов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлиффен – благородный, умный человек с холодным, саркастическим умом. Он был вынужден составлять свои планы в период неустойчивой политики и мало влиятельного рейхсканцлера. Ясностью и категоричностью своих военных планов он пытался компенсировать и нерешительность политических деятелей, и отсутствие у них целеустремленности. Так же, как и Мольтке, он понимал важность техники в современную эпоху. Четкость и убедительность его мыслей оказали столь сильное влияние на его преемника [Гельмута] Мольтке-младшего, что оперативный план Шлиффена с незначительными изменениями был сохранен и после смерти его творца и использован в 1914 г. в условиях изменившейся обстановки. В провале т. н. плана Шлиффена виновен не сам Шлиффен, а его эпигоны. Шлиффену не довелось проявить себя на полях сражений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гинденбург – простой, здравомыслящий, решительный человек, благожелательно и по-рыцарски относящийся к людям. Тем, кому он доверял, он предоставлял полную свободу действий; он хорошо разбирался в текущих событиях, понимал и знал людей. Это ему принадлежат слова: «Если бы сражение под Танненбергом было проиграно, не стоило бы спорить из-за того, кто должен нести ответственность за поражение».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Людендорф – человек сильной воли, с чудовищной работоспособностью и с выдающимся организаторским талантом. Пламенная любовь к отечеству придавала ему титанические силы в борьбе с надвигавшимся поражением германского народа. Он очень многое совершил в самое тяжелое для Германии время.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[Ганс фон] Сект – вдумчивый, хладнокровный человек с ясным умом, до некоторой степени боявшийся общественного мнения. Он был одаренным стратегом и организатором, однако не понимал значения техники так глубоко, как это понимали Мольтке и Шлиффен, После поражения в 1918 г. создал 100-тысячный рейхсвер. Но Версальский договор запрещал этой армии иметь свой Генеральный штаб, и Сект вынужден был уступить этому требованию. Однако он нашел путь к тому, чтобы сохранить в период разоружения страны у штабных офицеров дух старого германского Генерального штаба. Его стремление отделить армию от политики в свое время было совершенно правильным, но постепенно привело к тому, что офицерский корпус вообще и офицеры, которые могли быть использованы для службы в генеральном штабе, в частности, перестали интересоваться вопросами внешней и внутренней политики. В этом была слабость его системы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;[Людвиг] Бек – высокообразованный, спокойный, благородный человек; после возрождения вооруженных сил Германии стремился восстановить Генеральный штаб Мольтке; недооценивал роль техники, авиации, моторизации и радиосвязи в современной войне, не менее отрицательно относился он и к новым методам ведения войны, обусловленным развитием техники, и пытался затормозить их внедрение. Бек не признавал и политическую революцию национал-социалистов. Он был консервативным человеком по своей натуре, вел выжидательную политику; эти черты характера и погубили его.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Из характеристики этого небольшого числа выдающихся представителей германского Генерального штаба можно понять его дух.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В течение продолжительного времени своего развития Генеральный штаб воспитывал и обучал полноценных в умственном и моральном отношении офицеров, способных руководить германскими вооруженными силами в тяжелых условиях, в которых они обычно вынуждены были сражаться.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Необходимыми условиями для получения должности в генеральном штабе были целостность характера, безупречное поведение на службе и в быту. Далее принимались во внимание военные способности, фронтовой стаж, тактическая и техническая подготовка, организационный талант, физическая и духовная выносливость, прилежание, трезвость ума, решительность.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;При подборе офицеров с учетом этих требований в первую очередь принимались во внимание умственные качества, а затем уже свойства характера и душевные качества, ибо последние труднее поддаются точному определению.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Большая часть офицеров Генерального штаба, особенно старых офицеров, понимала важность этих традиционных особенностей. Это, конечно, не означает, что именно эти офицеры занимались вопросами подбора кадров для Генерального штаба. Да если бы они и занимались ими, то это еще не значит, что они обладали достаточным знанием людей и были гарантированы от ошибок при подборе кадров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вне всякого сомнения, старая традиция имеет огромное моральное значение для армии. Приведенные выше характеры видных офицеров старого Генерального штаба могли бы быть взяты молодым поколением за идеальный образец. Этот образец не должен ограничивать новые качества, обусловленные развитием военного искусства, и тем более не должен исключать их. Однако в действительности старая традиция не всегда рассматривается как идеальный образец; часто в ней усматривают только практический пример, считая, что достаточно слепого подражания, чтобы добиться успеха даже в том случае, если условия и средства совершенно изменились. Такое неправильное понимание традиции присуще каждому старому учреждению. Прусско-германская армия и ее Генеральный штаб также неоднократно допускали эту ошибку. Несомненно, между неправильно понимаемой традицией и новыми задачами существовало внутреннее противоречие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти новые задачи были обусловлены самыми различными причинами: изменившимся положением Германии, новым соотношением сил в Европе и во всем мире, растущим влиянием техники, превращением войны в «тотальную», расстановкой политических сил во всем мире.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конечно, не все офицеры Генерального штаба видели эти изменения в обстановке. Это относится в первую очередь к некоторой части старых офицеров, занимавших ответственные посты. Новая обстановка требовала новой организации всех вооруженных сил и особенно создания единого верховного командования. Но именно это требование, обусловленное всем ходом политического, военного и экономического развития, не было реализовано германским Генеральным штабом до начала Второй мировой войны. Напротив, довоенное руководство Генерального штаба препятствовало не только своевременному созданию полноценного и всеобъемлющего Верховного командования вермахта, но и образованию самостоятельных, способных выполнять оперативные задачи военно-воздушных сил, тормозило развитие только что созданных бронетанковых войск в составе сухопутных сил. Довоенный Генеральный штаб сухопутных сил недопонимал и недооценивал важности этих двух новых родов войск в современных условиях боевой действительности, т. к. он боялся умалить значение сухопутных войск и традиционных родов оружия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Традиционная замкнутость офицеров Генерального штаба в чисто военных делах препятствовала развитию их политического кругозора. Развитию офицеров препятствовал также принцип Гитлера: только узкий круг специалистов должен быть посвящен в дела каждой отдельной отрасли хозяйства, каждый должен знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения своих обязанностей. Право иметь общее представление обо всей обстановке Гитлер оставил за одним собой, что наносило большой вред общему делу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Молодые офицеры Генерального штаба острее старых генштабистов чувствовали противоречия, возникшие между традициями и новыми задачами, и пытались ликвидировать их. Это стремление с неприязнью встречалось старыми офицерами. Новое поколение офицеров считало, что не следует терять времени. В противоположность им поборники старых традиций стояли за постепенное развитие и настойчиво проводили свои принципы в жизнь.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генеральный штаб, неправильно отстаивая старые традиции, вступил в противоречие с Гитлером, пробудил в нем неверие в способности и объективность офицеров Генерального штаба и создал на долгое время конфликт, оказавший роковое влияние на ведение войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Образ идеального офицера Генерального штаба характеризуется следующими чертами: принципиальностью, высоким интеллектуальным развитием, скромностью, способностью подчинять свои личные интересы общим интересам, твердостью убеждений, способностью излагать свое мнение начальнику в тактичной форме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Офицер Генерального штаба должен иметь достаточно самообладания для того, чтобы подчиниться приказу начальника, даже если он с ним не согласен, и выполнять этот приказ. Он должен понимать требования войск, любить войска и неустанно о них заботиться. Он должен знать оперативное искусство, тактику и современную технику, причем последнюю он не обязательно должен знать в деталях, но иметь представление, достаточное для того, чтобы определить значение техники для ведения войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Само собой разумеется, что у офицера Генерального штаба должны быть в высшей степени развиты профессиональные качества, присущие каждому солдату и офицеру: мужество, решительность, готовность взять на себя ответственность, находчивость, физическая выносливость, выдержка, а также достаточное прилежание.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каждый офицер Генерального штаба должен непрерывно проходить стажировку в войсках на различных должностях, совершенствоваться в искусстве вождения войск. Для этого он должен использовать также систематические командировки на фронт. В этом очень важном вопросе действительность последних предвоенных лет больше всего отошла от идеала. Это объясняется прежде всего недостатком офицеров Генерального штаба, вызванным строгим выполнением тех статей Версальского договора, которые запрещали Германии иметь Генеральный штаб. Этот серьезный недостаток в подготовке офицеров Генерального штаба еще более увеличился в период войны, теперь уже по вине высших штабов, которые, не желая лишаться своих хороших работников, держали их у себя всеми правдами и неправдами. Эти порочные методы культивировались прежде всего верховным командованием вооруженных сил и Верховным командованием сухопутных войск. В этих учреждениях имелись офицеры, которые в течение почти шестилетней войны ни разу не выезжали на фронт.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генеральный штаб вырабатывал у своих офицеров единые методы оценки тактической и оперативной обстановки и принятия решения. Французы называют это unite de doctrine (единство доктрины). Начальник Генерального штаба, не имея прав, с помощью которых он мог бы добиться выполнения своей воли, хотел путем выработки единого порядка мышления у всех офицеров Генерального штаба распространить свое влияние вплоть до дивизии и сверху донизу обеспечить единство тактических и оперативных воззрений. Для распространения своих взглядов он ввел так называемый порядок прохождения службы офицерами Генерального штаба, который вызвал ряд недоразумений и потому был отменен Гитлером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Стратегические замыслы Генерального штаба не выкристаллизировались в твердые принципы, но должны были приспосабливаться к непрерывно изменявшейся политической обстановке и новым задачам. Географическое положения Германии в центре Европы, в окружении хорошо вооруженных соседей вынуждало изучать вопросы ведения войны на нескольких фронтах. Война на нескольких фронтах всегда связана с борьбой против превосходящих сил противника, отсюда следовало тщательное изучение возможности такой борьбы. Оперативные планы старого Генерального штаба ориентировали армию на ведение главным образом боевых действий на континенте Европы. Однако возникновение оперативных военно-воздушных сил заставляло считаться с увеличением возможностей вторжения на материк заморских держав. Но с этой возможностью в действительности мало считались.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Принимая во внимание возможность ведения войны одновременно против нескольких противников, стратегический замысел должен был предусматривать оборону на второстепенных фронтах и наступление против самого сильного противника. Кроме того, этот замысел должен был предусматривать чередование ударов на различных фронтах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ограниченные возможности нашей страны вынуждали Генеральный штаб постоянно решать проблему окончания войны в минимально короткий срок. Из этой необходимости возникла мысль всесторонне использовать мотор. Вот почему, стоило нам в начале Второй мировой войны одержать ряд успехов в результате нанесения стремительных ударов, как наши противники заговорили о блицкриге («молниеносной войне»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В силу своего особого географического положения Германия была вынуждена вести боевые действия на «внутренних рубежах», чередуя оборону с наступлением. «Отныне Европа представляет собой одну семью, поэтому трудно какому-нибудь члену семьи оставаться в стороне от семейных раздоров, особенно если его квартира расположена в середине дома» [447 - Шлиффен А. Избранные труды. Т. II. С. 390.]. Этими словами граф Шлиффен метко охарактеризовал положение нашей страны, из-за которого (и очень часто против нашей воли) мы вынуждены участвовать в каждом европейском конфликте. Немецкий народ ничуть не воинственнее других народов Европы, но он живет «в середине дома», поэтому в течение всей своей большой богатой событиями истории ему очень редко удавалось уклониться от участия в конфликтах между его соседями. При таких условиях перед руководителями нашего государства и нашей армии вставали трудные, часто неразрешимые задачи. Учитывая ограниченность своих материальных возможностей, Германия всегда была заинтересована в том, чтобы как можно быстрее уладить любой конфликт, избежать продолжительной и изнурительной войны и не допустить вмешательства непричастной третьей стороны. Эта задача мастерски была решена государственной политикой Бисмарка и стратегией Мольтке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;После поражения в Первой мировой войне командование сухопутных войск состояло исключительно из офицеров кайзеровской армии, ибо других не было.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эти офицеры состояли на службе у Веймарской республики, хотя они и не были полностью согласны со всеми порядками, установленными в результате замены монархии республикой. Они вынуждены были отказаться от многих привилегий и излюбленных традиций и сделать это для того, чтобы не дать грозно надвигавшейся уже в то время волне большевизма захлестнуть свое отечество. Но Веймарская республика не сумела превратить этот брак по расчету в союз по любви. Между новым государством и офицерским корпусом не было установлено внутреннего контакта, хотя к этому и стремился, вкладывая все силы ума и души, такой деятель, как престарелый, заслуженный министр рейхсвера доктор [Отто] Гесслер. Это имело большое значение для дальнейшего отношения офицерского корпуса к национал-социалистам. Правда, некоторые правительства Веймарской республики дали небольшой немецкой армии все, что они могли дать в этой обстановке, учитывая внешнеполитические обязательства и тяжелое финансовое положение Германии. Но они не смогли установить внутреннего контакта с офицерским корпусом и вдохновить армию своими политическими идеалами. Армия осталась внутренне чуждой новому государству. Позиция Секта – человека холодного логического мышления – еще больше усилила и без того присущую офицерскому корпусу склонность к аполитичности. Этому в значительной мере способствовали также действия Войскового управления Министерства рейсхвера – будущего Генерального штаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как только в стране появились национал-социалисты со своими новыми националистическими лозунгами, молодежь офицерского корпуса сразу же загорелась огнем патриотизма, который предложила им Национал-социалистская [рабочая] партия Германии. Отсутствие у Германии вооруженных сил в течение многих лет удручающе действовало на офицерский корпус. Не удивительно, что начавшееся перевооружение страны было встречено с одобрением, т. к. оно обещало после 15-летнего застоя снова возродить немецкую армию. Влияние Национал-социалистской [рабочей] партии Германии усилилось еще и по тому, что Гитлер в начальный период своей деятельности вел себя дружественно по отношению к армии и не вмешивался в ее внутренние дела. Существовавший до того времени пробел в политическом ориентировании армии был изжит, у военнослужащих появился интерес к политическим вопросам, интерес, правда, односторонний и своеобразный и совсем иной, чем его представляли поборники демократии. При таком положении дел командование вооруженных сил после прихода национал-социалистов к власти уже не могло, даже если бы оно и хотело, остаться в стороне от политики национал-социалистской партии. В этом развитии политического сознания вермахта Генеральный штаб не играл ведущей роли, скорее можно утверждать обратное. Основным выразителем скептицизма в Генеральном штабе был генерал [Людвиг] Бек. Он имел сторонников в центральном аппарате, но не пользовался влиянием ни в сухопутных войсках, ни в вооруженных силах в целом. Хотя Бек и его преемник [Франц] Гальдер пытались воспрепятствовать проникновению политики в центральные военные учреждения, однако политика в целом делалась без Генерального штаба и вопреки его мнению. Германия снова, как и накануне Первой мировой войны, оказалась в положении политической изоляции, которое с самого начала должно было затруднить борьбу или даже сделать ее бесперспективной. Снова солдаты и возглавлявшие их генералы и офицеры Генерального штаба должны были примириться с исходным положением, в создании которого они не принимали никакого участия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Все обвинения, которые немецкий народ и – задним числом – международный суд предъявили руководящим деятелям германского вермахта, не учитывали того решающего обстоятельства, что политика делалась и делается сегодня не солдатами, а политиками, что солдаты вынуждены мириться с тем политическим и военным положением, которое создается в стране к началу войны. К сожалению, эти политики предпочитают не подставлять свои головы под пули; обычно они укрываются в надежных убежищах и предоставляют солдатам право «продолжать политику другими средствами» [448 - Слова Карла фон Клаузевица: «Война есть продолжение политики другими средствами».].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Политика государства определяет мысли солдат в период подготовки воины – в так называемый период идеологической войны. Судебные процессы, проведенные в последние годы международными трибуналами, показали, что до 1938 г. германский Генеральный штаб разрабатывал только планы ведения оборонительной войны. Действовать в другом направлении ему не позволяло внешнеполитическое и военное положение Германии. Несмотря на то, что с 1935 г. Германия начала перевооружение, военным специалистам Генерального штаба было ясно, что потребуется много времени для приведения немецких вооруженных сил в полную боевую готовность. Это относилось в первую очередь к новым средствам борьбы: авиации и танковым войскам. И только по приказу Гитлера, политического руководителя государства, вопреки советам старых солдат, Генеральный штаб был вынужден работать в другом направлении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;До осени 1938 г. в сухопутных войсках действовал принцип совместной ответственности командующего и начальника штаба за принятые решения; такой принцип проводился вплоть до уровня армейских корпусов. Гитлер снял эту ответственность с начальников штабов. Это вызвало коренные изменения в положении начальников штабов вообще и начальника Генерального штаба сухопутных войск в частности. Принцип совместной ответственности начальника штаба и командующего перешел из старой прусской армии в 100-тысячный рейхсвер, а затем в вермахт Третьего рейха. Во время Первой мировой войны это часто приводило к тому, что некоторые начальники штабов буквально подменяли командиров корпусов. Руководствуясь своим широко рекламируемым принципом фюрерства, Гитлер приказал возложить всю ответственность исключительно на командующего. Став Верховным главнокомандующим, он полностью возложил ответственность за действия вооруженных сил на себя и снял ее с Генерального штаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Как уже упоминалось, Генеральный штаб сухопутных войск часто не разделял мнения командования вермахта. Если бы они работали согласованно, то мы имели бы перед Второй мировой войной в лице Генерального штаба вермахта и Верховного командования эффективные руководящих военные органы, а не какие-то карикатуры на них.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К Верховному командованию вермахта главнокомандующие видами вооруженных сил относились как подлинные республиканцы. Из всего вышесказанного логически вытекает и отношение Генерального штаба к Верховному командованию вермахта – детищу генерала [Вальтера] фон Рейхенау, который сумел заинтересовать своей замечательной идеей Гитлера и Бломберга, но потерпел поражение вследствие непреклонного отрицательного отношения главнокомандующих всех трех видов вооруженных сил, особенно Генерального штаба сухопутных войск. Пока Рейхенау был начальником Военного управления, дела еще кое-как, но все-таки двигались вперед. Стоило занять этот пост [Вильгельму] Кейтелю, как сразу движущая сила исчезла. Он не мог сломить сопротивления главнокомандующих видами вооруженных сил.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Теперь можно сказать несколько слов о Верховном командовании вермахта. Фельдмаршал [Вильгельм] Кейтель был неплохой человек и старался добросовестно выполнять свои обязанности; но вскоре он подпал под влияние Гитлера и чем дальше тем больше терял способность сопротивляться его гипнозу. Свою нижнесаксонскую преданность он сохранил до самой смерти. Гитлер знал, что он может полностью положиться на этого человека, поэтому он и держал Кейтеля на такой должности, хотя и знал, что он не блестяще разбирается в вопросах стратегии. Фельдмаршал не оказывал влияния на ход операций; он больше занимался административными вопросами, т. е. выполнял функции бывшего военного министра. Несчастье Кейтеля было в том, что он не находил в себе сил протестовать против приказов Гитлера, противоречащих международному праву и нормам морали. Только этим можно объяснить, что так называемый «приказ о комиссарах» и директива «Ночь и туман» [449 - Директива «Ночь и туман» (Nacht und Nebel) была подписана Кейтелем (по распоряжению Гитлера) 7 декабря 1941 г. Она предусматривала арест антинацистских активистов на оккупированных территориях и депортировать их в концентрационные лагеря в Германии; об их местонахождении никто не информировался и они должны были «раствориться в ночи и тумане».] были спущены в войска. За эту слабость он и поплатился в Нюрнберге своей жизнью; его семье не разрешили даже оплакать урну с его прахом [450 - Тела всех повешенных в Нюрнберге по приговору Международного военного трибунала были кремированы, а пепел развеян по ветру.].<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генерал-полковник [Альфред] Йодль, начальник Штаба оперативного руководства вермахта, осуществлял с апреля 1940 г., со времени кампании в Норвегии, фактическое руководство операциями вермахта. Так же, как и Кейтель, он был порядочным человеком, но поддался влиянию Гитлера. Однако не был так сильно зачарован последним, как Кейтель, и поэтому более критично относился к фюреру. После спора с Гитлером во время Сталинградской битвы Йодль весь погрузился в работу, которую он выполнял в основном самостоятельно, не прибегая к помощи технических сотрудников. Он был замкнут и уступил в вопросе о реформе военного и политического руководства, а также в вопросе реорганизации Генерального штаба. И только в последние дни войны он в корне изменил свои взгляды. Йодль разделил горькую участь Кейтеля. Оба эти генерала смогли бы многое предотвратить в судьбе нашего народа, если бы они по-другому относились к Гитлеру. Фюрер шел на уступки, когда видел перед собой единый фронт. Но т. к. военные руководители никогда не выступали против Гитлера единым фронтом, последнему удавалось «прижимать к стенке» Верховное командование сухопутных войск и отвергать все возражения сего стороны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Что касается Верховного командования сухопутных войск, то его роль была заметна только во время Польской кампании. Но уже в тот период между Гитлером и Верховным командованием сухопутных войск наметились разногласия, побудившие фюрера возложить непосредственное руководство кампанией в Норвегии на Штаб оперативного руководства вермахта, а не на Верховное командование сухопутных войск. Разногласия, возникшие в 1940 г. при обсуждении оперативных планов войны против Западных держав, обострили эти противоречия. Во время кампании в России дело дошло до серьезных недоразумений, а в декабре 1941 г. и до разрыва между Гитлером и главнокомандующим сухопутными войсками [генерал-]фельдмаршалом [Вальтером] фон Браухичем. Браухич был высокообразованным офицером Генерального штаба. Но, к сожалению, ему трудно было работать с таким партнером, как Гитлер. На первых порах своей деятельности он сразу попал в зависимое положение от фюрера. Это чувство зависимости влияло на его поведение и сковывало его энергию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С уходом Браухича Верховное командование сухопутных войск фактически прекратило свое существование. Принадлежать к командованию, значит, как показывает само название, иметь командную власть. После 19 декабря 1941 г. командная власть полностью перешла в руки Гитлера. Практически это означало, что Генеральный штаб старой прусско-германской закалки прекратил свое существование.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 лет я с гордостью носил форму Генерального штаба. Среди моих учителей и начальников имеется немало образцовых людей, которым я бесконечно благодарен. Среди моих коллег было много хороших и верных друзей, среди подчиненных – много великолепных помощников и советников. Всех их я сердечно благодарю.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дважды проигрывали мы в мировых войнах, дважды распускали победители наш Генеральный штаб. Эти действия стран-победительниц говорят об их непроизвольном уважении к этому великолепному военному органу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Нам осталось молчание».<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;«Быть или не быть? Вот в чем вопрос!»<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;На этом я заканчиваю свои воспоминания. Мне очень трудно было писать о том, что дважды приводило нас к катастрофе, о том, что мне пришлось лично пережить. Я слишком ясно видел недостаточность всякой земной воли, чтобы не признать наших ошибок и наших недостатков.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В тяжелые дни один принц Прусского королевского дома прислал мне небольшой портрет Фридриха Великого, на котором были написаны слова, сказанные великим королем в момент величайшей опасности своему другу маркизу д’Аржану: «Ничто не изменит внутреннего существа моей души, я пойду своим прямым путем, буду делать все, что сочту полезным и честным». Я утратил этот портрет, но запомнил слова короля и руководствовался ими в своих действиях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Я не мог предотвратить поражения своего Отечества, хотя и прилагал для этого все свои усилия. Никто не может сомневаться в моей доброй воле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;В этой книге я выражаю свою благодарность, как погибшим, так и уцелевшим моим старым солдатам; она должна навечно сохранить их славу.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;К вам, моим старым солдатам, я и обращаюсь с заключительными словами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воспряньте духом, выше голову, как некогда на параде, мои боевые друзья!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вы не должны стыдиться своих деяний. Вы были достойными солдатами. Будьте же сегодня достойными представителями своего народа! Не опускайте рук и не отказывайте в помощи своему Отечеству в такое тяжелое для него время! Соберите все свои физические и духовные силы и отдайте их делу восстановления родины, каждый должен работать там, куда забросила его судьба, одинаково тяжелая для всех нас. Никакая, даже самая черная работа не позорна, если она делается от всего сердца и чистыми руками. Не унывайте, если вам будет трудно. Если мы будем трудиться вместе на благо нашего народа, то взойдет и для нас солнце успеха и Германия снова возродится.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Не забывайте стихотворения Богислава фон Зелхова, бывшего кайзеровского морского офицера, уроженца Померании [451 - Как это не может показаться странным, но Гудериан ошибся, считая. что поместил в своих воспоминаниях стихотворение Зелхова «Немецкое будущее» (Deutsche Zukunft). Помещенный в русском издании перевод очень вольный. На самом деле это стихотворение Альберта Маттхая «Речь Фихте к германской нации» (Fichte an alle Deutschen). Поскольку приведенный в русском издании перевод очень вольный, ниже приводится немецкий текст стихотворения Маттхая:Du sollst an Deutschlands Zukunft glauben,An Deines Volkes Aufersteh’n!La&#223; diesen Glauben Dir nicht raubenTrotz Allem, Allem, was gescheh’n.Und handeln sollst Du so, als hingeVon Dir und Deinem Tun alleinDas Schicksal ab der deutschen DingeUnd die Verantwortung wдr’ Dein!Стихотворение же Зелхова звучит следующим образом:Und wenn sie alle weichenWenn menschenleer das FeldWenn von den deutschen EichenDer letzte Stamm zerschelltWenn todeswund in ScherbenDas letzte Schwert zersprangIch glaube nicht an SterbenUnd nicht an UntergangOb sich die Gegner wiegenIn trunkner Siegesgier,Sie m&#246;gen heute siegen,Doch morgen siegen wir!]:<br>
<br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты должен верить: настанет год —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Воскреснет Рейх и твой народ!<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ты должен верить непоколебимо<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Во все, что свято, тобой любимо.<br>
<br><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борись упорно: от ратных дел<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зависит Родины удел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;Будь терпелив: страны дорога<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;В твоих руках по воле Бога.<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хронология [452 - Хотя Хронология и была приведена в авторском варианте мемуаров Г. Гудериана, она все же была помещена как приложение. В связи с этим редакция сочла возможным переделать ее, дополнив точными датами и уточнив официальное название должностей, занимаемых Гудерианом.]<br></h3><br>&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 июня 1888 г. Родился в г. Кульм на реке Висла, Западная Пруссия.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1894 г. – поступил в школу в городе Кольмар, Эльзас.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1901–1903 гг. – кадетский корпус для младшего возраста в Карлсруэ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1903–1907 гг. – кадетский корпус для старшего возраста в Гросс-Лихтерфельде под Берлином.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 февраля 1907 г. Производство в фенрихи (Fdhnrich) с назначением 10-й (Ганноверский) егерский батальон Uager-Bataillon Nr. 70), дислоцированный в г. Бич (Лотарингия).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 апреля – 14 декабря 1907 г. Учебы в военное училище в г. Мец (Лотарингия).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 января 1908 г. Производство в лейтенанты (Leutnant) со старшинством с 22 июня 1906 г.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1909 г. Переведен вместе с 10-м егерским батальоном в Гослар.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1912 г. – 30 сентября 1913 г. Служба в 3-м телеграфном батальоне в г. Кобленц.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1913 г. Зачисление на учебу в берлинскую Военную академию; в тот же день свадьба с Маргаритой Гёрне.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Первая мировая война<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 августа 1914 г. Назначение начальником 3-й тяжелой радиостанции 5-й кавалерийской дивизии, сражавшейся на Западном фронте<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 августа 1914 г. Рождение старшего сына Гейнца Гюнтера. 4 октября 1914 г. Перевод в штаб 4-й армии во Фландрии и назначение начальником 14-й тяжелой радиостанции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 ноября 1914 г. Производство в обер-лейтенанты (Oberleutnant).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 мая 1915 г. – 27 января 1916 г. Помощник старшего офицера (начальника) связи командования 4-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 декабрь 1915 г. Производство в капитаны (Hauptmann). 27 января 1916 г. Перевод в штаб 5-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9 февраля 1916 г. Назначение помощником старшего офицера (начальника) связи командования 5-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18 июля 1916 г. Назначение старший офицером (начальником) связи командования 4-й армии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 апреля 1917 г. Назначен 2-й офицером Генштаба (квартирмейстером) в штаб 4-й пехотной дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 апреля 1917 г. Переведен в квартирмейстерский отдел штаба 1-й армии на должность офицера Генштаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Май – июнь 1917 г. Временно на время боев на р. Эна откомандирован в штаб 52-й резервной дивизии для исполнения обязанностей 2-го офицера Генштаба (квартирмейстера).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Июнь – июль 1917 г. Временно исполнял обязанности 2-го офицера Генштаба (квартирмейстера) в штабе Гвардейского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Июль – август 1917 г. Временно исполнял обязанности 3-го офицера Генштаба (начальника отдела разведки и контрразведки) в штабе X резервного корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11 август 1917 г. Вернулся к исполнению своих обязанностей в штабе 4-й пехотной дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сентябрь – октябрь 1917 г. Командир 2-го батальона 14-го (3-го Померанского) графа Шверина пехотного полка (Infanterie-Regiment Graf Schwerin (3. Pommersches) Nr. 14).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 октябрь 1917 г. – 27 февраля 1918 г. 1-й офицер Генштаба (начальник Оперативного отдела) штаба армейской группы «Ц».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 января – 8 февраля 1918 г. Командирован в Седан на учебы на 6-х курсах офицеров Генштаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 февраля 1918 г. Перевод в Генштаб сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 мая 1918 г. Назначение 2-м офицером Генштаба (квартирмейстером) в штаб XXXVIII резервного корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 сентября 1918 г. Рождение 2-го сына Курта Бернгарда.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20 сентября 1918 г. Назначение 1-м офицером Генштаба (начальником Оперативного отдела) в штабе представительства германского Генштаба на оккупированных территориях Италии.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Награды первой мировой войны<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 сентября 1914 г. Железный крест 2-го класса (Eisener Kreuz II.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 ноября 1916 г. Железный крест 1-го класса (Eisener Kreuz I.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рыцарский крест 2-го класса Королевского Вюртембергского ордена Фридриха с мечами (Ritterkreuz II. Klasse des Kgl. Wurttembergische Friedrich-Ordens mit Schwester)<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Служба в добровольческом корпусе и пограничной охране<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 ноября 1918 г. Зачисление в распоряжение штаба X военного округа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22 ноября 1918 г. Перевод в Полевой Генштаб, офицер для особых поручений при штабе I военного округа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 ноября 1918 г. Переведен в распоряжение Командования пограничной охраны «Восток».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 декабря 1918 г. Переведен в Военное министерство с зачислением в штаб Главного управления пограничной охраны «Восток».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 январь 1919 г. Переведен в штаб Высшего командования пограничной охраны «Юг» (Бреслау).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 апреля 1919 г. Приказом военного министра переведен в 10-й егерский батальон и прикомандирован для особых поручений к Высшему командованию пограничной охраны «Север», Бартенштейн.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 мая 1919 г. Назначен 2-м офицером Генштаба (квартирмейстером) штаба «Железной дивизии» (Eisernen Division), действовавшей в Прибалтике (Рига, затем Митау); одновременно исполнял обязанности 1-го офицера Генштаба (начальника Оперативного отдела).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 август 1919 г. Переведен в штаб Высшему командованию пограничной охраны «Север».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30 октябрь 1919 г. Переведен в 10-й егерский батальон с откомандированием в распоряжение штаба 10-й бригады рейхсвера, дислоцированной в Ганновере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 январь – 16 мая 1920 г. Командир 3-й роты 10-го егерского батальона (Гослар).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Март 1920 г. Участвует в ликвидации беспорядков в г. Хильдесхейм и в Рурской области.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 мая – 8 сентября 1920 г. Командир роты 20-го пехотного полка рейхсвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8 сентября 1920 г. Назначен командиром 3-го батальона 17-го пехотного полка.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осень 1920 г. Участвует в занятии нейтральной зоны Фридрихсфельд у Везеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Март – май 1921 г. Участвует в ликвидации беспорядков в Центральной Германии – в Дессау и Биттерфельде.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Межвоенный период<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 января 1922 г. Откомандирован в 7-й (баварский) автотранспортный батальон, дислоцированный в Мюнхене (Бавария).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 апреля 1922 г. Переведен в Инспекцию автомобильных войск (Inspektion der Verkehrstruppen) Министерства рейхсвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1924 т. Переведен в штаб 2-й пехотной дивизии, расположенный в г. Штеттин, с назначением инструктором вспомогательных курсов командного состава (Fuhrergehilfenausbildung).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 февраля 1927 г. Производство в майоры (Major).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1927 – 1 февраля 1930 г. Референт Отдела Т1Т (военно-транспортный) Войскового управления Министерства рейхсвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1928 г. – 31 января 1930 г. Одновременно инструктор по тактике в Учебном штабе автотранспортных войск в Берлине.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 февраля 1930 г. Назначен командиром 3-го (прусского) автомобильный батальона (Kraftfahr-Abteilung), дислоцированного в Берлине-Ланквице.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 февраля 1931 г. – Производство в подполковники (Oberstleutnant).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1931 г. Переведен в Министерство рейхсвера на должность начальника штаба Инспекции автомобильных войск (Inspektion der Kraftfahrtruppen).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 октября 1933 г. – Производство в полковники [Oberst).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 июля 1934 г. Назначен начальником штаба Командования подвижный войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 июля 1934 г. Назначен начальником штаба Командования танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15 октября 1935 г. Назначен командиром 2-й танковой дивизии (Вюрцбург).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 августа 1936 г. Производство в генерал-майоры (Generalmajor).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4 февраля 1938 г. Назначен начальником Командования танковых войск и командиром XVI моторизованного корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3 февраля 1938 г. Производство в генерал-лейтенанты (Generalleut-nant).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 марта 1938 г. Участвует в аншлюсе Австрии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2 октября 1938 г. Участвует в занятии Судетской области.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23 ноября 1938 г. Производство в генералы танковых войск (General der Panzertruppe).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24 ноября 1938 г. Генерал-инспектор подвижных войск.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Награды межвоенного периода<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Почетный крест фронтовика [Ehrenkreuz furFrontkdmpfer)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Австрийская памятная военная медаль с мечами [Osterreichische Kriegs-Erinnerungs-Medaille mit Schwestern)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Королевская венгерская памятная медаль с мечами [Kgl. Ungarische Kriegs-Erinnerungs-Medaille mit Schwestern)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медаль в память событий 13 марта 1938 г. (Medaille zur Erinnerung an den 13.03.1938)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Медаль в память событий 1 октября 1938 г. с пристежкой «Пражский Град» (Medaille zur Erinnerung an den 01.10.1938 mit Spange Prager Burg)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Знак «За службу в вермахте» 1 – 4-го классов [Wehrmacht-Dienstauszeichnung)<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вторая мировая война<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 август 1939 г. – 1 июня 1940 г. и 1 июля – 16 ноября 1940 г. Командир XIX моторизованного корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сентябрь 1939 г. Участвует в Польской кампании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Май – июнь 1940 г. Участвует в кампании на Западе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 – 30 июня 1940 г. Командующий танковой группой «Гудериан».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19 июля 1940 г. Производство в генерал-полковники (Generaloberst).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 ноября 1940 г. Назначение командующим 2-й танковой группой (28 июля – 3 августа 1941 г. – армейская группа «Гудериан»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 октября 1941 г. Назначен командующим 2-й танковой армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26 декабря 1941 г. Освобожден от командования армией и переведен в резерв командного состава Верховного командования сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;16 января 1942 г. Прикомандирован к штабу заместителя командира III армейского корпуса – командующего войсками III военного округа (Берлин).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 февраля 1943 – 28 марта 1945 г. Генерал-инспектор танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21 июля 1944 г. Назначен исполняющим обязанности начальника Генерального штаба сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28 марта 1945 г. Отправлен в отпуск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1 мая 1945 г. Вместе со штабом генерал-инспектора танковых войск отбыл в Тироль.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10 мая 1945 г. Вместе со своим штабом сдался в американским войскам.<br>
<br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Награды второй мировой войны<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;5 сентября 1938 г. Пристежка к Железному кресту 2-го класса (Spange zum Eisenes Kreuzes II Kl.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13 сентября 1939 г. Пристежка к Железному кресту 1-го класса (Spange zum Eisenes Kreuzes I Kl.)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27 октября 1939 г. Рыцарский крест (Ritterkreuz)<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17 июля 1941 г. Дубовые листья к Рыцарскому кресту (Ritterkreuz mit Eichenlaub).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Серебряный знак «За танковый бой» [Panzerkampfabzeichen in Silber)<br>
<br><br><br><h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аннотированный именной указатель<br></h3>&nbsp;&nbsp;&nbsp;Адам (Adam) Вильгельм (15.9.1877 – 8.4.1949), ген. – полк. (1.1.1939). С 1.10.1930 нач. Войскового управления Мин-ва рейхсвера. С 1.10.1933 ком. 7-й пех. дивизии и VII воен. округа (Мюнхен). С 16.5.1935 нач. Академии сухопутных войск. 1.3 – 15.11.1938 нач. 2-го командования сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Аймоне ди Савойя (9.3.1900 – 29.1.1948), герцог Сполето (Spoleto; с 22.9.1904). Сын Эммануэле Филиберто 2-го герцога д’Аоста, двоюродный племянник короля Виктора Эммануила III. 18.5.1941 провозглашен королем Хорватии под именем Томислава II. С 1943 нач. воен. – мор. базы в Таранто. После смерти старшего брата 3.3.1942 наследовал его титулы и стал 4-м герцогом д’Аоста, князем Чистерна и Бельригуардо, маркизом Вогера, графом Пондерано. 12.10.1943 после выхода Италии из войны перестал быть королем Хорватии. В 1946 эмигрировал в Аргентину.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Акстельм (Axthelm) Вальтер фон (23.12.1893 – 6.1.1972), ген. зенит, артиллерии (1.4.1944). С 13.8.1936 ком. зенит, полка «Генерал Геринг», с 1.6.1940 ком. 1-й зенит, бригады, с 25.11.1941 – I зенит, корпуса. С 11.1.1942 инспектор зенит, артиллерии и ген. зенит, вооружений, одноврем. с 1.4.1943 инспектор 76-го зенит, штаба (зенит, частей, имевших на вооружении ракеты V-1). С 31.3.1945 ген. воен. подготовки зенит, частей. 8.5.1945 взят в плен амер. войсками. 1.7.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Амсберг (Amsberg) Иоахим фон (26.8.1869 – 5.9.1945), ген. пехоты (30.9.1929). С 11.6.1916 нач. штаба XV, в 23.8.1918–1919 – VII арм. корпусов. 15.6.1921 – 31.12.1923 ком. 17-го пех. полка. С 1.4.1924 нач. Мюнхенского, затем Дрезденского пех. уч-щ. С 1.2.1927 ком. 2-й пех. дивизии и команд, войсками II воен. округа. С 30.9.1929 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ангерн (Angern) Гюнтер (5.5.1893 – 2.2.1943), кавалер DKiG (8.3.1942), RK (5.8.1940), ген.-л. (21.1.1943). С 6.10.1936 ком. 9-го кав. полка, с 10.11.1938 – 3-й, 4.12.1939 – 5.8.1941 – 11-й стрелк. бригад. 15–24.8.1941 ком. 11-й, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25.9.1942 – 16-й танковых дивизий. Покончил с собой в Сталинграде.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антонеску (Antonescu) Йон (2.6.1882 – 1.6.1946), кавалер RK 6.8.1941), маршал Румынии (21.8.1941). В 1933 – 34 нач. Генштаба румын, армии, в 1937 – 38 – мин. обороны. С 5.9.1940 премьер-мин., 18.1.1941 – 1.1.1943 мин. иностр. дел. С 22.1.1941 руководитель гос-ва (кондуктором) и Верх, главнокоманд. румын, армии. 23.8.1944 арестован по приказу короля. 17.5.1946 приговорен румын, судом к смертной казни. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Антонеску (Antonescu) Михай (18.11.1904 – 1.6.1946), румын, дипломат. 14.9.1940 – 14.2.1941 мин. юстиции, с 29.6.1941 мин. пропаганды, в 1942 – 44 одноврем. зам. премьер-мин. С 1.1.1943 мин. иностр. дел. 23.8.1944 арестован вместе с Й. Антонеску. 17.5.1946 приговорен румын, судом к смертной казни. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Арним (Arnim) Ганс Юрген фон (4.4.1889 – 1.9.1962), кавалер RK (4.9.1941), ген. – полк. (4.12.1942). С 1.5.1939 офицер для особых поручений при ОКХ. С 12.9.1939 ком. 52-й пех., с 5.10.1940 – 17-й танковой дивизий. С 1.2.1942 ком. XXXIX танкового корпуса. С 8.12.1942 комнад. 5-й танковой армией в Сев. Африке. 13.5.1943 капитулировал в Тунисе. 1.7.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бадер (Bader) Пауль (20.7.1883 – 28.2.1971), кавалер DKIG (29.1.1943), ген. артиллерии (1.7.1941). С 1.4.1933 ком. 5-го арт. полка, с 1.10.1934 – арт. полка «Людвигсбург». С 1.10.1935 команд, артиллерией I воен. округа. С 1.4.1937 ком. 2-й пех. (с 12.10.1937 мотопех.) дивизии. С 1.10.1940 ком. 3-й пех. дивизии. С 25.5.1941 нач. LXV высш. командования, с 11.12.1941 команд. частями вермахта в Сербии. 25.8 – 10.10.1943 ком. XXI горно-стрелк. корпуса. С 31.3.1944 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бадольо (Badoglio) Пьетро (28.9.1871 – 31.10.1956), маршал Италии (26.5.1926), маркиз Саботино (1919), герцог Аддис-Абебский (1936). В 1919 – 21 и с 4.3.1925 нач. Генштаба, одноврем. 24.1.1929 – 6.11.1933 ген. – губернатор Триполитании и Киренаики. В 1935 – 36 главнокоманд. итал. армией в Эфиопии. С 5.5.1936 вице-король Эфиопии. С 4.12.1940 в отставке. Один из гл. инициаторов переворота 26.7.1943 и свержения режима Б. Муссолини. 26.7.1943 – 9.6.1944 пред. Совета министров. 8.9.1943 Италия официально вышла из войны. В кон. 1943 заочно приговорен фашистским воен. трибуналом к смертной казни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Байерлейн (Bayerlein) Фриц (14.1.1899 – 30.1.1970), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(23.10.1942), RK (26.12.1941), RK-EL (6.7.1943), RK-M (20.7.1944), ген.-л. (1.5.1944). С 1.4.1939 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 10-й танковой дивизии, с 25.2.1940 – XIX арм. корпуса, с 28.5.1940 – танковой группы Г. Гудериана, 16.11.1940 – 30.8.1941 – 2-й танковой группы. С 5.10.1941 нач. штаба Африканского корпуса, с 7.12.1942 – герм. – итал. танковой армии «Африка», 1.3–6.5.1943 – 1-й итал. армии в Тунисе. С 20.10.1943 ком. 3-й танковой дивизии, 10.1.1944 – 20.1.1945 – учеб, танковой дивизии. С 29.3.1945 ком. LIII арм. корпуса. 15.4.1945 сдался амер. войскам; в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Балк (Balck) Герман (7.12.1893 – 29.12.1982), кавалер RK (3.6.1940), RK-EL (20.12.1942), RK-M (4.3.1943), RK-Br (31.8.1944), ген. танковых войск<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(12.11.1943). С 10.11.1938 офицер по адм. вопросам Инспекции моторизованных войск. С 23.10.1939 ком. 1-го стрелк. полка, с 15.12.1940 – 3-го танкового полка, 15.5 – 25.6.1941 – 2-й танковой бригады. С 1.11.1941 ген. подвижных войск при главнокоманд. сухопутными войсками. 16.5.1942 – 5.3.1943 ком. 11-й танковой дивизии, 19.5 – 10.6.1943 – моторизованной дивизии «Вел. Германия». С 2.9.1943 ком. XIV, 14.11.1943 – XL, с 15.11.1943 – XLVIII танковых корпусов. С 5.8.1944 команд. 4-й танковой армией, с 21.9.1944 – группой армий «Г» в Лотарингии. С 23.12.1944 команд. 6-й армией, одноврем. 23.12.1944 – 18.3.1945 – арм. группой «Балк». 8.5.1945 сдался американцам; в 1947 освобожден. В 1948 приговорен к 6 мес. тюрьмы.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барандон (Barandon) Пауль (19.9.1881 – 15.4.1971), дипломат. С 1.2.1933 зам. нам. 5-го (правового) отдела МИД. С 26.5.1937 ген. консул в Вальпараисо (Чили). С 1937 чл. НСДАП. Одноврем., с окт. 1940 по янв. 1941 и.о. рук. герм, дипломатической миссии в Монтевидео. С окт. 1942 уполномоченный МИД в Копенгагене (Дания). С 17.1.1945 предствитель МИД при ОКХ. С 1947 приват-доцент нар. права в Гамбургском ун-те, в 1954 – 60 постоянный чл. Третейской суд. палаты в Лондоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Барзевиш (Barsewisch) Карл Хенниг фон (2.10.1895 – 19.11.1981), кавалер DKiG (10.1.1944), ген.-м. (1.11.1943). С 21.8.1940 1-й офицер Генштаба в штабе команд, люфтваффе 18-й, с 10.10.1940 – 4-й армий. С 26.7.1941 команд, люфтваффе 2-й танковой группы (армии). С 5.6.1942 1-й офицер Генштаба, с 1.8.1942 нач. штаба, с 28.11.1942 ген. развед. авиации и генерал люфтваффе при ОКХ. 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками; 7.7.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бахер (Bacher) Герман (11.3.1889 – 6.10.1964), кавалер DKiG (4.8.1943), ген.-м. (1.12.1942). В 1909 – 38 служил в австр. армии. С 1.6.1939 нач. инж. войск XIX арм. корпуса, с 1.6.1940 – танковой группы «Гудериан». 10.2.1941 ком. 515-го инж. полка. С 25.10.1942 ком. 23-го высш. строительного штаба (Кавказ). С 1.2.1943 высш. инж. офицер на Керченском п/о-ве, 19.8 – 15.9.1943 – 23-го р-на на Кубани и в Крыму. С 14.9.1944 высш. инж. офицер в ген. – губернаторстве, с янв. 1945 нач. 20-го инж. командования. 9.5.1945 взят в плен сов. войсками; 11.7.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бах-Зелевски (Bach-Zelewski), с 28.11.1940 – Бах, Эрих фон дем (1.3.1899 – 8.3.1972), кавалер DKiG (23.2.1943), RK (30.9.1944), обергруппен-фюрер СС и ген. полиции (9.11.1941), ген. войск СС (1.7.1944). С 1930 чл. НСДАП, с 1931 – СС. С 1932 деп. Рейхстага. 28.6.1938 – 20.5.1941 высш. рук. СС и полиции на Юго-Востоке (Бреслау), 1.5.1941 – 21.6.1944 высш. рук. СС и полиции в Центр. России. 23.10.1942 – 21.6.1943 уполномоченный рейхсфюрера СС по борьбе с бандформированиями на Востоке. С 21.7.1943 команд, соединениями по борьбе с партизанами. В авг. – нояб. 1944 ком. корпусной группы «Бах». С нояб. 1944 ком. XIV, с 4 по 10 февр. 1945 – X арм. корпусов СС. В февр. – апр. 1945 ком. сборного корпуса «Одер». После окончания войны арестован; в 1950 освобожден. 31.3.1951 к 10 годам общественных работ, в 1961 – к 4,5 годам, в 1962 – к пожизненному тюремному заключению. Умер в тюрьме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бевин (Bevin) Эрнест (9.3.1881 – 14.4.1951), брит, политик, один лидеров правого крыла Лейбористской партии. 1.1.1922 – 277..1945 ген. секр. Союза транспортных неквалифицированных рабочих. 13.5.1940 – 23.5.1945 мин. труда и нац. повинности, 26.7.1945 – 9.3.1951 гос. секр. по иностр. делам. В 1940 – 51 чл Палаты общин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бек (Beck) Людвиг (9.6.1880 – 2.7.1944) нем. ген. – полк (1.11.1938). С 1.10.1933 нач. Войскового управления, 1.7.1935 – 27.8.1938 – Генштаба сухопутных войск. Один из руководителей военных заговорщиком и заговора против А. Гитлера 20.7.1944, после провала которого покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бек (Beck) Юзеф (4.10.1894 – 5.6.1944), польск. дипломат, полк. В 1-й мир. войну адъютант Ю. Пилсудский. С 1926 нач. кабинета Пилсудского в Воен. мин-ве. 25.8–4.12.1930 вице-премьер пр-ва, с 4.11.1932 мин. иностр. дел. Пытался проводить политику балансирования между противоборствующими европейскими блоками в условиях угрозы Польше как со стороны Германии, так и со стороны СССР. В 1938 – 39 решительно отверг попытки Германии получить Данциг, соединив его с Германией экстерриториальным шоссе. 18.9.1939 бежал в Румынию, где был интернирован.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Беккер (Becker) Карл (14.12.1879 – 8.4.1940), ген. артиллерии (1.10.1936), д-р инж. наук (14.7.1922). С 1.4.1926 нач. отдела в Управлении вооружений сухопутных войск. Выдающийся теоретик в области арт. техники; поч. декан Высш. тех. школы в Берлине (21.10.1933) и сенатором Об-ва кайзера Вильгельма (21.6.1933), чл. Прус. АН (27.11.1935), през. Имп. исследовательского совета (16.3.1937). С 4.2.1938 нач. Управления вооружений ОКХ. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Белов (Below) Николаус фон (20.9.1907 – 24.7.1983), полк. (1944). С 16.6.1937 адъютант А. Гитлера по люфтваффе и оставался на этом посту до конца войны. Постоянно находился при Гитлере во время его поездок на фронт. Со своей супругой входил в ближайшее окружение Гитлера в «Бергхофе». В нач. 1946 интернирован брит, властями. 14.5.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бергер (Berger) Генрих (ум. 20.7.1944), д-р. Стенограф в Ставке А. Гитлера. Во время покушения на Гитлера 20.7.1944 был смертельно ранен. Умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бергман (Bergmann) Фридрих (10.5.1883 – 21.12.1941), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.12.1941), ген.-л. (1.3.1938). С 1.1.1937 ком. 27-й, с 8.10.1940 – 137-й пех. дивизий. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Берлин (Berlin) Вильгельм (28.4.1889 – 15.9.1987), кавалер RK (6.3.1944), ген. артиллерии (1.10.1944). С 12.10.1937 ком. 33-го арт. полка. 30.9.1939 нач. 101-го арт. командования (с перерывом 6.6 – 25.7.1940). 10.10.1940 – 5.4.1943 нач. 2-го арт. уч-ща в Ютербоге. С 29.4.1943 ком. 58-й, с 17.6.1943 – 227-й пех. дивизии. 15.2 – 11.5.1944 ком. группу «Шпоренгейм» (LIV корпус).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11.5 – 15.6.1944 и.д. ком. XXVI арм. корпуса. С 21.7.1944 ген. артиллерии при нам. Генштаба сухопутных войск, с 25.11.1944 генерал артиллерии при ОКВ. Одноврем. 9.2 – 18.4.1945 ком. сводным корпусом «Берлин» (с 27.2.1945 – CI арм. корпус). 8.5.1945 сдался амер. войскам; 3.7.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бисмарк-Шёнзхаузен (Bismarck-Schonhausen) Отто фон (1.4.1815 – 30.7.1898), граф (с 1865), князь (с 1871), герцог фон Лауенбург (с 1890). С 1857 посол в России, с 1861 – во Франции. 23.9.1862 – 1.1.1873 и 9.11.1873 – 20.3.1890 мин. – през. пр-ва Пруссии и в 1862 – 90 мин. иностр. дел. С 1.7.1867 канцлер Северогерм. союза, 21.3.1871 – 20.3.1890 рейхсканцлер Герм, империи.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Биссинг (Bissing) Вильгельм Мориц фон (7.11.1891–1975), барон, полк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.3.1942). Ком. 67-го пех. полка 76-й пех. дивизии. 8 – 14.2.1945 ком. 76-й пех. дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Биттрих (Bittrich) Вильгельм (26.2.1894 – 19.4.1979), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(6.3.1943), RK (14.12.1941), RK-EL (23.8.1944), RK-M (6.5.1945), обергруппен-фюрер СС и ген. войск СС (1.8.1944). С 1.6.1939 штаб-офицер в штабе «Лейб-штандарта СС Адольф Гитлер». С 1.2.1940 штаб-офицер в Гл. управлении СС. С 1.12.1940 ком. полка «Дойчланд» дивизии СС «Дас Рейх». В окт. 1941 – янв. 1942 и.д. ком. дивизии «Дас Рейх». С 1.6.1942 ком. 8-й кав. дивизии СС «Флориан Гейер», с 15.2.1943 – 9-й моторизованной дивизии СС «Гогенштауфен». С 10.7.1944 ком. II танкового корпуса СС. В мае 1945 сдался амер. войскам. Был передан франц. властям; в 1954 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бломберг (Blomberg) Вернер фон (2.9.1878 – 14.3.1946), ген. – фельдмаршал (20.4.1936). С 1.4.1927 нач. Войскового упр., с 1.10.1929 – команд. 1-й дивизией и I воен. округом (Восточная Пруссия). С 30.1.1933 имп. мин. рейхсвера, с 1.6.1935 имп. воен. министр и главнокоманд. вермахтом. 26.1.1938 отправлен со скандалом в отставку. Умер в Нюрнбергской тюрьме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бок (Воск) Федор фон (3.12.1880 – 4.5.1945), кавалер RK (30.9.1939), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 15.10.1925 нач. 3-й, с 10.11.1938 – 1-й группой сухопутных войск. С 26.8.1939 команд, группами армий «Север», с 10.10.1939 – «Б», 22.6 – 19.12.1941 – «Центр». С 16.1.1942 команд, группами армий «Юг», 9 – 15.7.1942 – «Б» на советско-германском фронте. Смертельно ранен во время налета британской авиации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Болтенштерн (Boltenstern) Вальтер фон (26.11.1889 – 19.1.1952), кавалер RK (13.8.1941), ген.-л. (15.7.1942). С 12.10.1937 ком. 71-го пех. полка, 1.7.1940 – 5.12.1941 – 29-й мотопех. дивизии. 20.1.1942 – 19.2.1943 ком. 179-й (с 27.4.1942 моторизованной) дивизией. 8.5.1945 взят в плен сов. войсками; умер в лагере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Больбринкер (Bolbrinker) Эрнст (23.10.1898 – 2.7.1962), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(15.5.1941), дипломированный инженер, ген.-м. (1.7.1944). С 12.10.1937 ком. роты 1-го танкового полка, с 1.11.1939 комендант штаб-квартиры XVI арм. корпуса. 20.9.1940 – 25.8.1941 ком. 1-го б-на 5-го танкового полка. 20.1.1942 прикоманирован в спец, тропич. штабу. С 1.6.1942 нач. группы в ОКХ. С 18.2.1943 нач. штаба Инпсекции танковых войск и 6-й инспекции ОКХ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бонин (Bonin) Богислав фон (17.1.1908 – 13.8.1980), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(14.1.1942), полк. (1.7.1943). В 1938–1940 служил в ОКХ. С 1940 1-й офицер Генштаба в штабе 17-й танковой дивизии. С 1943 нач. штаба XIV танкового корпуса, в 1944 – LVI танкового корпуса и 1-й венгерской армии. С 10.8.1944 нач. Опер, отдела Генштаба сухопутных войск. 19.1.1945 арестован. Освобожден амер. войсками. В 1952 принят на службу в «Ведомство Бланка» (Воен. мин-во ФРГ), с 1955 нач. подотдел «Воен. планирование». С 30.9.1955 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борис III Саксен-Кобург-Готский (30.1.1894 – 28.8.1943), царь болгар (с 3.10.1918). Сын царя Фердинанда I. 19.5.1934 после воен. переворота установил режим личной диктатуры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Борман (Bormann) Мартин (17.6.1900 – 2.5.1945), рейхслейтер (10.10.1933), обергруппенфюрер СС (20.4.1940). С 1927 чл. НСДАП. Савг. 1930 управляющий Кассы взаимопомощи НСДАП. С 3.7.1933 нач. Штаба зам. фюрера по партии. С нояб. 1933 деп. Рейхстага. С 12.5.1941 нач. Парт, канцелярии, с 13 мая также секр. фюрера, 29 мая – имп. мин. без портфеля и чл. Совета обороны рейха. Одноврем. с 12.4.1942 личный секр. фюрера. Погиб, пытаясь прорваться из окруженного Берлина. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге заочно приговрен к смертной казни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бранденбергер (Brandenberger) Эрих (15.7.1892 – 21.6.1955), кавалер RK (15.7.1941), RK-EL (12.11.1943), ген. танковых войск (1.8.1943). С 18.9.1939 нач. штаба XXIII арм. корпуса. С 20.2.1941 ком. 8-й танковой дивизии. 17.1 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.3.1943 ком. LIX, 21.5.1943 – 2.7.1944 – XXIX арм. корпусов. 31.8.1944 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12.2.1945 команд. 7-Й, с 26.3.1945 – 19-й армией. 6.5.1945 сдался амер. войскам; в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брандт (Brandt) Гейнц (11.3.1907 – 21.7.1944), ген.-м. (22.7.1944, поем.). 1.4–1.10.1939 1 – й адъютант 25-й пех. двиизии, с 8.2.1940 1 – й офицер Геншаба штаба 297-й пех. дивизии. С 1.11.1940 1 – й офицер Генштаба и зам. нач. 1 – го (Опер.) отдела Генштаба сухопутных войск. Смертельно ранен во время покушения на А. Гитлера 20.7.1944.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брандт (Brandt) Фридрих (17.8.1879 – 13.1.1939), ген. артиллерии (31.3.1936). С 1.12.1930 ком. 7-го арт. полка. С 1.10.1932 команд, артиллерией V воен. округа (Штутгарт); 1.10.1934 его штаб был переведен в Вюрцбург и он стал одноврем. ст. офицером и ком. местного гарнизона. С 15.10.1935 ком 15-й пех. дивизии (Вюрцбург). С 31.3.1936 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Браубах (Braubach) Роберт (10.5.1896 – 19.9.1939), подполк. (1.1.1939). В 1939 1-й адъютант штаба XIX арм. корпуса. Смертельно ранен в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Браун (Braun) Ева (6.12.1912 – 30.4.1945), супруга А. Гитлера. Дочь школьного учителя. Ссент. 1929 работала в ателье личного фотографа Гитлера Г. Гоффмана, где в окт. 1929 познакомилась с Гитлером. В нояб. 1932 совершила имитацию попытки самоубийства, чтобы привлечь к себе внимание Гитлера. Вавг. 1935 переехала в снятую ей Гитлером квартиру, а в июле 1936 получила также постоянные апартаменты в «Бергхофе». 15.4.1945 прибыла в Берлин к Гитлеру, к-рый пытался отослать ее в Мюнхен, но встретил отказ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29.4.1945 в узком кругу состоялось бракосочетание Гитлера и Б. На следующий день покончила жизнь самоубийством вместе с мужем, приняв яд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Браухич (Brauchitsch) Вальтер фон (4.10.1881 – 18.10.1948), нем. ген. – фельдмаршал (19.7.1940), кавалер RK (30.9.1939). С 1.2.1933 ком. 1-й дивизии и I воен. округа, с 21.6.1935 – I арм. корпуса. С 1.4.1937 нач. 4-й группы сухопутных войск. С 4.2.1938 главнокоманд. сухопутными войсками. После провала наступления на Москву 19.12.1941 переведен в резерв. 8.5.1945 сдался англичанам. Умер в тюремном госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бредов (Bredow) Фердинанд фон (16.5.188430.6.1934), ген.-м. (1933). С 1930 нач. отдела Абвера, 1.6.1932 – 1.2.1933 нач. Министерского упр. Мин-ва рефхсвера; с 2.12.1932 фактич. и.о. мин. рейхсвера. Единомышленник и ближайший пом. К. фон Шлейхера. Убит во время «Ночи длинных ножей».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Брокдорф-Алефельд (Brockdorff-Alefeld) Вальтер фон (13.7.1887 – 9.5.1943), кавалер RK (15.7.1941), RK-EL (27.6.1942), граф, ген. пехоты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.8.1940). С 1.3.1934 ком. 8-го пех. полка, с 4.2.1938 – 23-й пех. дивизии (Потсдам). С 1.6.1940 ком. XXVIII, 21.6.1940 – 19.1.1943 – II арм. корпусов; команд, нем. группировкой в Демянском котле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буле (Buhle) Вальтер (26.10.1894 – 28.12.1959), ген. пехоты (1.4.1944). С 10.11.1938 нач. 2-го (с 26.8.1939 – Орг.) отдела Генштаба сухопутных войск. С 21.1.1942 нач. штаба сухопутных войск при нач. ОКВ. Имел личную связь с А. Гитлером и как убежденный нацист стал его доверенным информатором. Был тяж. ранен во время взрыва бомбы в Ставке Гитлера 20.7.1944. С 1.2.1945 нач. Упр. вооружений ОКВ. 8.5.1945 арестован союзниками. В 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бургдорф (Burgdorf) Вильгельм (15.2.1895 – 1.5.1945), кавалер RK (29.9.1941), ген. пехоты (1.11.1944). С 1.11.1936 адъютант штаба IX воен. округа и IX арм. корпуса. С 6.5.1940 ком. 529-го пех. полка 299-й пех. дивизии. С 1.10.1942 зам. нач., с 12.10.1944 нач. Упр. личного состава ОКХ, одноврем. с 12.10.1944 шеф-адъютант вермахта при фюрере. В апр. 1945 остался в Имп. канцелярии вместе с фюрером. Видимо покончил жизнь самоубийством (тело не найдено).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бурен (Buren) Бертиль аф (18.10.1875–1977), швед. полк. В 1928 ком. 2-й гвард. б-на; флигель-адъютант.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бур-Коморовски (Bor-Komorowski) Тадеуш (1.6.1895 – 24.8.1966), польск. ген. дивизии. С окт. 1938 нам. Центра подготовки кавалерии. Всент. 1939 взят в плен немцами, бежал. С 1940 зам. пред. Союз вооруженной борьбы (ZVZ), с 14.2.1942 зам. главнокоманд., с 17.7.1943 главнокоманд. Армии Крайовой (АК). Возглавил Варашвское восстание. Одноврем. 30.9.1944 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8.11.1946 ген. инспектор вооруженных сил Польши. 2.10.1944 подписал условия почетной капитуляции Варшавы. Весной 1945 освобожден амер. войсками. В 1947 – 49 премьер-мин. пр-ва Польши в изгнании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буссе (Busse) Теодор (15.12.1897 – 21.10.1986), кавалер DKiG (24.5.1942), RK (30.1.1944), ген. пехоты (1.11.1944). С 1.3.1939 референт 4-го отдела Генштаба сухопутных войск. С 1.9.1940 1-й офицер Генштаба штаба 11-й армии, с 9.11.1942 – группы армий «Дон» (позже группы армий «Юг»). С 1.3.1943 нач. штаба группы армий «Юг» (с 31.3.1944 – «Южная Украина»). С 29.7.1944 ком. 121-й пех. дивизии, с 1.8.1944 – I арм. корпуса. С 9.1.1945 команд. 9-й армией. В июле 1945 арестован воен. властями союзной администрации; 12.12.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бух (Buch) Вальтер (24.10.1883 – 12.11.1949), рейхслейтер, обергруп-пенфюрер СС (9.11.1934). Тесть М. Бормана. Участник 1-й мир. войны; майор. В 1922 вступил НСДАП (№ 7733). Участник «Пивного путча». В 1923 – 24 один из рук. полулегальных формирований СА. С нояб. 1927 пред. УШЛА – Высш. суд. к-та НСДАП. С 1928 деп. Рейхстага. 30.4.1945 интернирован амер. войсками. Приговорен к 5 годам тюрьмы. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Буш (Busch) Эрнст фон (6.7.1885 – 17.7.1945), ген. – фельдмаршал<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.2.1943), каваелр RK (26.5.1940), RK-EL (21.8.1943). С 1.4.1925 инспектор транспортных войск (Берлин), с 1928 1-й офицер Генштаба штаба 2-й дивизии. С 1.2.1930 ком. 3-го б-на 9-го пех. полка, С 1.10.1932 ком. 9-го пех. полка. С 15.10.1935 ком. 23-й пех. дивизии, с 4.2.1938 – VIII арм. корпуса и VIII воен. округа. (Бреслау). С 25.10.1939 команд. 16-й армией. 4.11.1943 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28.7.1944 команд, группой армий «Центр». С 20.3.1945 команд, вермахтом на Сев. – Зап. Германии. 4.5.1945 сдался брит, войскам. Умер в лагере для военнопленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бушенгаген (Buschenhagen) Эрих (8.12.1895 – 13.9.1994), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.7.1942), RK (5.12.1943), RK-EL (4.7.1944), ген. пехоты (20.2.1944). С 1.3.1938 ком. 5-го мотопех. полка. С 10.8.1939 нач. штаба XXI арм. корпуса, а 1.4.1940 – XXI группы ген. Н. фон Фалькенхорста. 19.12.1940 – 15.4.1942 нач. штаба армии «Норвегия». С 18.6.1942 ком. 15-й пех. дивизии, с 20.11.1943 – LII арм. корпуса. 4.9.1944 взят в плен сов. войсками. 22.6.1950 приговорен к 25 годам лагерей. 8.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Бюркнер (Burkner) Леопольд (29.1.1894 – 15.7.1975), кавалер RK KVKV mS (2.5.1945), вице-адм. (1.10.1943). С 15.6.1938 – 23.5.1945 нач. управленческой группы «Заграница» в составе абвера. Группа вела разведку с помощью «законных» методов – прежде всего через воен. атташе. После роспуска Абвера 12.2.1944 группа передана в Штаб оперативного рук-ва ОКВ. С 3.5.1945 и.о. шефа протокола кабинета К. Дёница. 23.5.1945 арестован англо-американцами; 25.6.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вагнер (Wagner) Эдуард (1.4.1894 – 23.7.1944), ген. артиллерии<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.8.1943). С 1.7.1935 нач. 6-й (квартирмейстерского) отдела Генштаба сухопутных войск. С 12.6.1939 ком. 10-го арт. полка. С 25.8.1939 нач. штаба, с 1.10.1940 ген. – квартирмейстер Генштаба. Участник заговора против А. Гитлера. После неудачи покушения на Гитлера застрелился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вайценеггер (Waizenegger) Гейнц, подполк. Сотрудник Штаба оперативного руковосдтва ОКХ, адъютант ген. – фельдмаршал В. Кейтеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вайцзэккер (Weizsacker) Эрнст фон (12.5.1882 – 4.8.1951), барон, дипломат, бригадефюрер СС (30.1.1942). Чл. НСДАП (№ 4 814 617) и СС (№ 293 291). 1.4.1938 – 5.5.1943 статс-секр. Имп. мин-ва иностр. дел. С 5.5.1943 посол в Ватикане. В 1947 приговорен к 7 годам тюрьмы; в 1950 освобожден. Его сын – Генрих (1917 – 2.9.1939) – погиб в Польше.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вальдек-Пирмонт (Waldeck und Pyrmont) Максимииан цу (13.9.1898 – 23.2.1981), принц, кавалер DKiG (8.5.1943), полк. (1.3.1944). Служил в 12-м и 611-м противотанковых д-нах. 1.3.1943 – 25.3.1944 1-й адъютант штаба, с 10.1.1945 штаб-офицер для особых поручений при генерал-инспекторе танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вебер (Weber) Карл (с 9.10.1917 – Риттер фон) (23.8.1892 – 20.7.1941), ген.-м. (1.12.1940). 1.11.1940 – 28.6.1941 ком. 17-й стрелк. бригады 17-й танковой дивизии. С 7.7.1941 ком. 17-й танковой дивизии. 18.7.1941 тяж. ранен под Смоленском, умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вегер (Wager) Альфред (17.8.1883 – 9.7.1956), ген. пехоты (1.11.1938). 1.11.1927 – 1.4.1929 нач. Воен. – транспортного отдела Войскового упр. С 1932 нач. штаба 7-й пех. дивизии. С 1.11.1933 комендант Регенсбурга. С 15.10.1935 ком. 10-й пех. дивизии, с 1.8.1938 нач. Ген. командования погран. войск «Верх Рейн». С 17.9.1939 ком. XXV, 6.11.1939 – 23.12.1941 – XXXIV арм. корпусов. С 31.8.1942 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейдлинг (Weidling) Гельмут (2.11.1891 – 17.11.1955), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(23.6.1942), RK (15.1.1943), RK-EL (22.2.1944), RK-M (28.11.1944), ген. артиллерии (1.1.1944). С 10.11.1938 ком. 56-го (с 25.10.1939 – 20-го) арт. полка 20-й мотопех. дивизии. С 15.4.1940 нач. 128-го арт. командования. С 1.1.1942 ком. 86-й пех. дивизии. 15.10.1943 – 19.6.1944 и с 1.7.1944 ком. XLI, с 10.4.1945 – LVI танковых корпусов. С 24.4.1945 команд, обороной Берлина. 2.5.1945 сдал сов. войскам. 27.2.1952 приговорен к 25 годам лагерях. Умер в тюрьме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейзенбергер (Weisenberger) Карл (29.9.1890 – 28.3.1952), кавалер DKiG (30.8.1944), RK (29.6.1940), ген. пехоты (1.4.1941). С 1.2.1939 ком. погран. комендатуры Сент-Вендель. С 15.10.1939 ком. 71-й пех. дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 15.2.1941 ком. LIII арм., 30.11.1942 – 10.8.1944 – XXXVI горно-стрелк. корпусов. С 15.8.1944 команд. XIII воен. округа (Нюрнберг). С 26.3.1945 команд, группы «Вейзенбергер». 8.5.1945 взят в плен амер. войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейсс (Weiss) Вальтер (5.9.1890 – 21.12.1967), кавалер DKiG (19.2.1943), RK (12.9.1941), RK-EL (5.11.1944), ген. – полк. (1.2.1944). С 26.8.1939 нам. штаба I арм. корпуса. С 15.12.1940 ком. 97-й легкой, 15.1.1941 – 15.4.1942 – 26-й пех. дивизий. С 1.7.1942 ком. XXVII арм. корпуса. С 3.2.1943 команд. 2-й армией, 12.3–8.4.1945 – группой армий «Север». В мае 1945 арестован амер. войсками; в марте 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейсс (WeiB) Рудольф (27.9.1910 – 19.9.1958), подполк. (1.4.1944). С 1941 адъютант штаба 1 – й танковой дивизии. С апр. 1942 офицер по моторизации Общего упр. сухопутных войск. 2.10.1942 – 2.5.1945 адъютант нам. Упр. личного состава сухопутных войск. 2.5.1945 взят в плен сов. войсками. В 1950 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вейхс ан дем Глон (Weichs an dem Glon) Максимилиан фон унд цу (12.11.1881 – 27.9.1954), барон, кавалер RK (26.10.1940), RK-EL (5.2.1945), ген. – фельдмаршал (1.2.1943). С дек. 1933 ком. 3-й кав. дивизии, с 15.10.1935 – 1-й танковой дивизии. С 12.10.1937 ком. XIII арм. корпуса. С 29.10.1939 команд. 2-й армией. В конце июня 1942 под его командованием 2-я, 4-я танковая и 2-я венгерская армии. 15.7.1942 – 14.2.1943 команд, группы армий «Б», С 20.8.1943 команд, группой армий «Ф» (Белград). 29.3.1945 группа армий расформирована. После войны арестован американскими войсками. В тюрьме серьезно заболел и в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вёлер (Wohler) Отто (12.7.1894 – 5.2.1897), кавалер DKiG (26.1.1942), RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(14.8.1943), RK-EL (28.11.1944), ген. пехоты (1.6.1943). 26.8 – 15.10.1939 1-й офицер Генштаба штаба 14-й армии. 18.12.1939 – 1.10.1940 нач. штаба XVII арм. корпуса, с 5.10.1940 нач. штаба 11-й армии, 1.4.1942 – 1.3.1943 нач. штаба группы армий «Центр». С 1.4.1943 ком. I арм. корпуса. С 15.8.1943 команд. 8-й армией. 22.12.1944 – 25.3.1945 команд, группой армий «Юг». В мае 1945 в плен амер. войсками. 8.10.1948 приговорен к 8 годам тюрьмы; в янв. 1951 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вёльварт-Лаутенбург (Woellwarth-Lauterburg) Конрад фон (27.3.1916 – 12.7.2003), барон, подполк. С 1943 2-й офицер Генштаба (квартирмейстер) штаба генерал-инспектора танковых войск. В 1955 – 57 участвовал в создании Бундесвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вендланд (Wendland) Хорст (1912 – 8.10.1968), кавалер DKiG (25.9.1943), подполк. В 1943 служил в штабе III танкового корпуса. 21.7.1944 – 4.1945 нач. Орг. отдела Генштаба сухопутных войск. С 1948 нач. Орг. отдела «Орг-ции Гелена» (с 1956 – Федеральная развед. служба; BND), с 1967 зам. нач. BND; ген.-м. (1963). В ходе «шпионского скандала» застрелился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Венк (Wenk) Вальтер (18.9.1900 – 1.5.1982), ген. танковых войск (1.4.1945), кавалер DKiG (26.1.1942), RK (28.12.1942). С 1936 служил в штабе Командования танковых войск. С 10.11.1938 ком. роты 2-го танкового полка, с 1.4.1939 1-й офицер Генштаба штаба 1-й танковой дивизии. С 4.2.1942 инструктор Воен. академии. С 3.9.1942 нам. штаба LVII танкового корпуса, с 26.11.1942 – 3-й рум. армии, с 27.12.1942 – опер, группы «Холлидта» (позже 6-я армия), с 11.3.1943 – 1 – й танковой армии, с 24.3.1944 – группы армий «Юж. Украина». С июля 1944 нам. Опер, группы и пом. нам. Генштаба сухопутных войск. Вфевр. 1945 нам. штаба группы армий «Висла». 14.2.1945 попал в автокатастрофу. С 10.4.1945 команд. 12-й армией. 7.5.1945 сдался амер. войскам. После войны на рук. работе в пром-сти. Погиб в автокатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вёрёш (Voros) Янош (25.3.1891 – 23.7.1968), венг. ген. – полк. (19.3.1944). В 1941 нам. штаба 1-й армии. В 1941 – 43 нам. опер, группы Генштаба. 1.11.1943 – 19.4.1944 ком. II арм. корпуса. 10.5 – 16.10.1944 нам. Генштаба венг. армии. 31.10.1944 перешел на сторону антифашистской коалиции. 22.12.1944 – 15.11.1945 мин. обороны антифашистского коалиционного пр-ва, 22.12.1944 – 1.9.1946 нам. Генштаба венг. нар. – демократич. армии. В 1948 арестован, обвинен в шпионаже и приговорен к длительному сроку тюремного заключения. В 1956 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вестфаль (Westphal) Зигфрид (18.3.1902 – 2.7.1982), кавалер DKiG (19.12.1941), RK (29.11.1942), ген. кавалерии (1.2.1945). С 1.9.1939 1 – й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 58-й пех. дивизии, 5.3–1.8.1940 – XXVI арм. корпуса, 15.6.1941 – 1.6.1942 – танковой группы «Африка». С 6.10.1942 нач. штаба герм. – итал. танковой армии. С 1.2.1943 1-й офицер Генштаба, с 15.6.1943 нач. штаба группы армий «Юг», с 21.11.1943 главнокомандующего на Юго-Западе, с 9.9.1944 – главнокомандующего на Западе (группа армий «Д»). Сапр. 1945 нач. штаба главнокоманд. на Юге. 7.5.1945 сдался амер. войскам; в дек. 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вефер (Wefer) Вальтер (11.11.1887 – 3.6.1936), ген.-л. авиации (1.4.1936). С 1.3.1932 нач. отдела воен. – учеб. заведений Имп. воен. мин-ва. Считался одним из самых талантливых и перспективных офицеров Генштаба. С 1.9.1933 нач. Командного управления люфтваффе. Разработал концепцию развития воен. авиации. Настоял на создании тяжелой бомбардировочной авиации дальнего радиуса действия. Погиб в авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вехмар (Wechmar) Ирнфрид фон (12.2.1899 – 27.11.1959), кавалер DkiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(14.1.1942), RK (13.4.1941), полк. С 1937 ком. 3-го развед. б-на. Сянв. 1942 нач отдела пропаганды ОКХ. В 1943 – 44 ком. 147-го моторизованного полка. С 1944 комендант укреп, р-на Эсбьорг-Фанё (Ютландия). 8.5.1945 сдался брит, войскам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Викторин (Wiktorin) Мориц фон (23.8.1883 – 16.8.1956), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(15.8.1940), ген. пехоты (1.11.1940). Служил в австр. армии. С 2.3.1938 ком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20-й мотопех. дивизии. 25.11.1940 – 27.10.1941 ком. XXVIII арм. корпуса. 30.4.1942 – 15.8.1944 команд, войсками XIII воен. округа (Нюрнберг).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Виммер (Wimmer) Вильгельм (9.9.1889 – 15.5.1973), ген. авиации<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.10.1939). В 1-ю мир. войну – летчик. 5.3.1921 – 31.12.1923 ком. роты 7-го автотранспортного б-на, 1.10.1924 – 30.9.1926 – 19-го пех. полка. С 1.10.1926 референт Мин-ва рейхсвера. С 1.4.1933 нач. отдела Упр. вооружений, с 1.9.1933 – Имп. мин-ва авиации (RLM). С 1.10.1935 нач. Тех. упр. RLM. 1.6.1936 – 1.4.1938 высш. авиац. ком. 3. С 1.7.1938 ком. 2-й авиадивизии. С 1.2.1939 нач. командования ВВС «Воет. Пруссия», с 11.5.1940 и.д. команд. 1-м воздушным флотом. 20.8.1940 – 6.9.1944 нач. авиац. области «Бельгия – Сев. Франция». 8.5.1945 интернирован англо-амер. властями. В 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Витерсгейм (Wietersheim) Густав Антон фон (11.2.1884 – 25.4.1974), кавалер RK (20.4.1941), ген. пехоты (1.2.1938). С 1.3.1938 ком. XIV моторизованным (с апр. 1941 – танковым) корпусом. 14.9.1942 смещен. Закончил войну рядовым фольксштурма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Вицлебен (Witzleben) Эрвин фон (4.12.1881 – 9.8.1944), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(24.6.1940), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 10.11.1938 команд. 2-й группой сухопутных войск (Франкфурт-на-Майне). С 26.8.1939 команд. 1-й армией, кампании. 15.3.1941 – 21.3.1942 команд, группой армий «Д» и команд на Западе. Продолжал поддерживать связь с заговорщиками и в случае успеха заговора должен был стать главнокоманд. вермахтом. 21.7.1944 арестован гестапо. 8.8.1944 приговорен Нар. суд. палатой к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Галл (Gall) Франц (2.9.1884 – 27.12.1944), кавалер RK (19.6.1944), ген.-л.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(20.8.1944). С 1.10.1934 ком. укреп, р-на Лёцен. С 1.9.1939 ком. крепостной бригады «Лёцен». С 1.12.1939 1-й офицер Геншаба штаба XVII, с 20.4.1940 – I воен. округов. 25.10.1940 – 20.7.1943 нач. штаба I воен. округа (Кёнигсберг). С 18.9.1943 нач. обороны Марселя, 5.12.1943 – 22.6.194 – Эльбы, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3.7.1944 – Венеции. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гальдер (Haider) Франц (30.6.1884 – 2.4.1972), кавалер RK (27.10.1939), ген. – полк. (19.7.1940). С 12.10.1937 2-й, с 1.3.1938 1-й обер-квартирмейстер, 27.8.1938 – 24.9.1942 нач. Генштаба сухопутных войск. Руководил работой штаба в Польской кампании 1939, Французской кампании 1940, Балканской кампании 1941, а также в кампаниях против СССР. 23.7.1944 арестован гестапо. С 8.5.1945 по сент. 1947 в американском плену.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гамелен (Gamelin) Морис (20.9.1872 – 18.4.1958), франц. ген. в ранге команд. армией (9.2.1931). 9.2.1931-21.5.1935 нач. Генштаба, в 1935 – 39 ген. – инспектор вооруж. сил, в 1935 – 40 вице-пред. Высш. воен. совета. С 21.1.1938 нач. Штаба нац. Обороны. С 3.9.1939 главнокоманд. союзными войсками во Франции. 17.5.1940 заменен М. Вейганом. В сент. 1940 арестован, в 19423 на<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Римском процессе признан виновным в развале армии. В 1943 – 45 содержался в концлагере в Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гарпе (Нагре) Йозеф (21.9.1887 – 14.3.1968), кавалер DKiG (19.2.1943), RK (13.8.1941), RK-EL (31.12.1941), RK-M (15.9.1943), ген. – полк. (20.4.1944). С 1.6.1939 ком. 1-й танковой бригады (Эрфурт). С 15.2.1940 нам. танковых уч-щ. С 15.10.1940 ком. 2-й моторизованной, с 10.1.1941 – 12-й танковой дивизий. С 15.1.1942 ком. XLI танковым корпусом. 4 – 30.11.1943 и с 9.1.1944 команд. 9-й, с 18.5.1944 – 4-й танковой армиями. 28.7.1944 – 17.1.1945 команд. группой армий «Сев. Украина» (с 25.9.1944 – группа армий «А»). С 9.3.1945 команд. 5-й танковой армией. 12.4.1945 капитулировал в Рурском котле; 14.4.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геббельс (Goebbels) Йозеф (29.10.1897 – 1.5.1945), д-р философии, рейхслейтер (1933). С 1924 чл. НСДАП. 20.10.1926 – 1.5.1945 гаулейтер Берлина. С 20.4.1928 деп. Рейхстага. С 9.1.1929 имп. рук. пропаганды, одноврем. с 13.3.1933 имп. мин. нар. просвещения и пропаганды, кроме того занимал посты през. Имп. палаты культуры (с 22.9.1933), имп. комиссара обороны Берлина (с 16.11.1942), гос. през. Берлина (с 1.4.1943), имп. уполномоченного по тотальной войне (с 25.7.1944). 29–30.4.1945 считался рейхсканцлером. Вместе с женой покончил жизнь самоубийством, предварительно убив своих шестерых детей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геббельс (Goebbels) Магда (11.11.1901 – 1.5.1945), жена Й. Геббельса. Внебрачная дочь Августы Беренд (Behrend), затем ее мать вышла замуж за отца Г. состоятельного инженера Оскара Ритшеля (Ritschel). Когда ей было 3 года, родители расстались, а затем мать вышла замуж за фабриканта Фридлэндера (Friedlander), фамилию к-рого получила Г. 4.1.1921 в Бад-Годесберге обвенчалась с миллионером Гюнтером Квандтом (Quandt). Имела длительную связь (1938–1931) с одним из лидеров сионистского движения Хаймом Арлозоровым (1899–1933). В 1930 развелась и поступила на работу к Геббельсу секретарем. 12.12.1931 они поженились. Вместе с мужем покончила жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гебхардт (Gebhardt) Карл (23.11.1897 – 2.6.1948), д-р медицины (1935), кавалер RK KVK mS (31.5.1944), группенфюрер СС и ген.-л. войск СС<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.1.1943). С 1933 чл. НСДАП, с 1935 – СС. С 1933 гл. врач созданного им госпиталя «Хозенлизен», с 1937 проф. спортивной медицины Берлинского ун-та. С 1938 лечащий врач Г. Гиммлера. С 1939 врач-консультант войск СС; с 31.8.1943 гл. воен. клинич. врач при имп. враче СС. В мае 1945 в пр-ве К. Дёница занимал пост исполнительного през. нем. Красного Креста. Взят в плен брит, войсками. На процессе Амер. воен. трибунала в Нюрнберге по делу врачей приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейер (Geyer) Герман (7.7.1882 – 10.4.1946), кавалер RK (25.6.1940), ген. пехоты (1.8.1936). С 16.5.1935 ком. V арм. корпуса и команд. V воен. округом. С 30.4.1939 в отставке. 25.10.1939 – 31.12.1941 ком. IX арм. корпуса. С 31.12.1943 в отставке. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейр фон Швеппенбург (Geyr von Schweppenburg) Лео (2.3.1886 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27.1.1974), барон, кавалер RK (9.7.1941), ген. танковых войск (1.4.1940). С 1.4.1933 воен. атташе в Брюсселе, Лондоне и Гааге. С 12.10.1937 ком.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3-й танковой дивизией, с 15.2.1940 – XXIV арм. (с 16.11.1940 танкового) корпуса. 26.6.1942 – 20.5.1943 ком. XL танкового, 21.2–1.4.1943 – LXXXVI арм. корпуса. С 5.8.1943 ком. LVIII танкового корпуса. 24.1–9.6.1944 ком. танковой группой «Запад», с 7.8.1944 инспектор танковых войск. В мае 1945 арестован амер. войсками; в июле 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейр фон Швеппенбург (Geyr von Schweppenburg) Лео (2.3.1886 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;27.1.1974), барон, кавалер RK (9.7.1941), ген. танковых войск (1.4.1940). С 12.10.1937 ком. 3-й танковой дивизией. 15.2.1940 – 7.1.1942 ком. XXIV арм. (с 16.11.1940 моторизованного), 9.7–1.10.1942 – XL танкового, 21.2–1.4.1943 – LXXXVI арм. корпусов. 20.5.1943 – 24.1.1944 ген. танковых войск при главнокоманд. на Западе, 5.8.1943 – 24.1.1944 ком. LVIII танкового корпуса. 24.1 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9.6.1944 команд, танковой группой «Запад». С 7.8.1944 инспектор танковых войск. 9.5.1945 арестован амер. войсками; в июле 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гейц (Heitz) Вальтер (8.12.1878 – 9.2.1944), кавалер DkiG (22.4.1942), RK (4.9.1940), RK-EL (21.12.1942), ген. – полк. (30.1.1943). С 1.8.1936 през. Имп. воен. суда. С 12.9.1939 команд, войсками в Данциге, с 25.10.1939 ком. VIII арм. корпуса. Взят в плен сов. войсками в Сталинграде. Умер в лагере для военнопленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гелен (Gehlen) Рейнгард (3.4.1902 – 8.6.1979), кавалер DKiS (28.3.1945), ген.-м. (1.12.1944). С 26.8.1939 1 – й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 213-й пех. дивизии. 6.10.1939 нач. группы 10-го отдела Генштаба сухопутных войск. 10.5 – 12.6.1940 офицер связи ОКХ при штабах 16-й армии, танковых групп Г. Гота и Г. Гудериана. С 12.6.1940 1-й адъютант нач. Генштаба ген. Ф. Гальдера. С 7.10.1940 рук. группы в 1-м (опер.) отделе Генштаба, 1.5.1942 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;9.4.1945 нач. 12-го отдела Генштаба «Иностр. армии Востока». 22.5.1945 сдался американцам; 12.6.1946 освобожден. С 1.7.1949 нач. «Орг-ции Гелена» (с 1956 – Федеральная развед. служба; BND). С 1.5.1968 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гендерсон (Henderson) Невил (10.6.1882 – 30.12.1942), брит, дипломат. В 1928 – 29 посол во Франции, в 1929 – 35 посланник в Югославии, с 1935 – в Аргентине. 28.5.1937 – 3.9.1939 посол в Берлине. Сторонник «политики умиротворения» Германии. Участник переговоров в Мюнхене.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гёпнер (Ноерпег) Эрих (14.9.1886 – 8.4.1944), кавалер RK (27.10.1939), ген. – полк. (19.7.1940). С 24.11.1938 ком. XVI арм. корпуса. С 17.2.1941 команд.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4– й танковой группой (с 31.12.1941 армией). После поражения под Москвой 8.1.1942 лишен звания и уволен из армии. Примкнул к заговору против А. Гитлера. Во время покушения на Гитлера 20.7.1944 назначен воен. министром и пытался руководить заговором в Берлине; арестован. 8.8.1944 приговорен Народной судебной палатой к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гёрделер (Gordeler) Карл Фридрих (31.7.1884 – 2.2.1945), в 1930 – 37 обер-бургомистр Лейпцига. 10.12.1931–1932 и 5.11.1934 – 1.7.1935 имп. комиссар по ценообразованию. В 1937 – 39 совершил серию поездок за границу для установления контактов с зарубежными политиками. Возглавил одну из групп (гражд.), разрабатывавшую планы свержения НСДАП; в случае успеха заговора планировался на пост канцлера. 17.7.1944 под угрозой ареста скрылся. 12.8.1944 опознан и выдан гестапо. 8.9.1944 приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Геринг (Goring) Герман (12.1.1893 – 15.10.1946), кавалер Pour le Merite (2.6.1918), Большого креста RK (19.7.1940), RK (30.9.1939). рейхсмаршал<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.7.1940). Летчик истребитель, герой 1-й мир. войны. С 1922 чл. НСДАП, в марте – нояб. 1923 верх. рук. СА. Участник «Пивного путча» 9.11.1923. С 1928 депутат, 30.8.1932 – 23.4.1945 пред. Рейхстага. С 30.1.1933 имп. Мин. без портфеля и мин. внутр. дел Пруссии. С 10.4.1933 мин. – президент Пруссии, с 30.1.1935 имп. наместник Пруссии. С 9.3.1935 шеф (с 1.6.1935 – главнокомандующий) люфтваффе. С 18.10.1936 уполномоченный по 4-летнему плану и пред, малого Совета министров. 29.6.1941 официально назначен наследником Гитлера на случай его смерти. 25.4.1945 обвинен в гос. измене и арестован. Приговорен Нюрнбергским трибуналом к смертной казни. Покончил с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герке (Gercke) Рудольф (17.8.1884 – 17.2.1947), кавалер RK KVK mS<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(25.9.1943), ген. пехоты (19.4.1942). С 12.10.1937 нач. 5-го (транспортного) отдела Генштаба сухопутных войск. С 26.8.1939 шеф Полевой транспортной службы. 9.5.1945 взят в плен амер. войсками. Умер в лагерном госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Герлах (Gerlach) Карл фон (6.8.1894 – 24.6.1941), ген.-м. (1.7.1941, поем.). С 28.8.1939 команд, люфтваффе при армии Й. Бласковиц. С 20.11.1939 нач. отдела Упр. снабжения Имп. мин-ва авиации. С 17.3.1941 команд, люфтваффе 2-й танковой группы. Погиб в авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гёрне (Goerne) Каролина, урожденная Бекер (Becker) (ум. 4.11.1939), супруга Э. Гёрне, мать супруги Г. Гудериана – Маргариты.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гесс (Hess) Рудольф (26.4.1894 – 17.8.1987), рейхслейтер (1933), обер-группенфюрер СС (1.7.1933). С 1920 чл. НСДАП. Участник «Пивного путча» 1923. В 1924 приговорен к 18 месяцам тюрьмы, наказание отбывал вместе с Гитлером. С 1925 секр., с 20.7.1929 личный адъютант фюрера. С 1932 нач. Полит, отдела в Имп. рук-ве НСДАП, комиссар НСДАП по полит, вопросам. С 21.4.1933 зам. фюрера по партии, одноврем. с 1.12.1933 имп. министр без портфеля. 1.9.1939 назначен вторым преемником Гитлера после Геринга. 10.5.1941 вылетел в Шотландию и был арестован, в Германии объявлен сумасшедшим. Приговорен Междунар. воен. трибуналом в Нюрнберге к пожизненному тюремному заключению. Найден повешенным.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гесслер (GeBler) Отто (6.2.1875 – 24.3.1955), политик. С 1910 бургомистр Регенсбурга, в 1913 – 19 обер-бургомистр Нюрнберга. В 1918 один из основателей Нем. демократии, партия. С 25.10.1919 мин. восстановления, 27.3.1920 – 19.1.1928 мин. рейхсвера, одноврем. 23.10 – 5.12.1925 и.о. мин. внутр. дел. В 1928 – 33 през. Комиссии по воинским захоронениям и Союза за обновление рейха, в 1931 – 33 пред. Общества немцев за рубежом. 22.7.1944 арестован гестапо, 24.2.1945 освобожден. С 1949 пред, баварского Красного Креста, в 1950 – 52 – Красного Креста ФРГ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гилле (Gille) Герберт (8.3.1897 – 26.12.1966), кавалер DKiG (28.2.1942), RK (8.10.1942), RK-EL (1.11.1943), RK-M (20.2.1944), RK-Br (19.4.1944), обергруппенфюрер СС и ген. войск СС (9.11.1944). С 1931 чл. НСДАП и СС. С мае 1939 ком. 1 – го д-на арт. полка СС, 15.11.1940 – 1.5.1943 ком. 5-го арт. полка СС. С 20.6.1942 команд, артиллерией Танкового корпуса СС. С июля 1942 ком. полка СС «Вест-ланд», с 1.5.1943 ком. 5-й моторизованной (с окт. 1943 танковой) дивизии СС «Викинг». С 6.8.1944 ком. IV танкового корпуса СС. 8.5.1945 сдался амер. войскам. Приговорен к 10 месяцам тюрьмы. В мае 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гиммлер (Himmler) Генрих (7.10.1900 – 26.5.1945), рук. СС, рейхслейтер (1934). Участник «Пивного путча» 9.11.1923. С 6.1.1929 рейхсфюрер СС, с 17.6.1936 рейхсфюрер СС и шеф германской полиции. В 1934 возглавил гестапо и подчинил себе концлагеря. Одноврем. с 7.10.1939 имп. комиссар по консолидации герм, нации, с 23.8.1943 имп. мин. внутр. дел., с 20.7.1944 главнокоманд. Армией резерва и нач. вооружений сухопутных войск. 10.12.1944 – 22.3.1945 команд, группой армий «Верх. Рейн» (с 29.1.1945 – «Висла»). Покончил с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гинденбург, фон Бенекендорф унд фон Гинденбург (von Beneckendorf und von Hindenburg) Пауль (2.10.1847 – 2.8.1934), ген. – фельдмаршал (27.11.1914). С 27.1.1903 ком. IV арм. корпуса; с 31.12.1911 в отставке. С 22.8.1914 команд. 8-й, с 18.9.1914 – 9-й армиями. С 1.10.1914 главнокоманд. на Востоке. С 29.8.1916 нач. Полевого Генштаба; фактич. руководил нем. армией в 1916 – 18. С нояб. 1918 руководил эвакуацией армии, а затем был главнокоманд. на Воет, границе. С 26.6.1919 в отставке 25.4.1925 избран рейхспрезидентом (переизбран в 1932).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гитлер (Hitler) Адольф (20.4.1889 – 30.4.1945), руководитель Трейтьего рейха. С 18.9.1919 чл., с 29..7.1921 1-й пред. Немецкой рабочей партии (с 20.2.1920 – НСДАП). Руководитель «Пивного путча» 8–9.11.1923. 26.2.1924 приговорен к 5 годам тюрьмы; 20.12.1924 освобожден. С 30.1.1933 рейхсканцлер, с 19.8.1934 фюрер и рейхсканцлер. Одноврем. с 4.2.1938 Верх, главнокомандующий вермахтом, с 19.12.1941 также сухопутными войсками. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Глайзе фон Хорстенау (Glaise von Horstenau) Эдмунд (27.2.1882 – 20.7.1946), кавалер RK KVK mS (8.11.1944), ген. пехоты (1.9.1943), группенфюрер СА (1943). С 1925 дир. Австр. воен. архива. С 1934 приват-доцент воен. истории Венского ун-та. В 1934 – 36 чл. Гос. совета. С 1936 мин. без портфеля в кабинете К. Шушнигга. В нач. 1938 под давлением Германии был вновь введен в состав правительства Шушнигга. 11–13.3.1938 вице-канцлер в кабинете А. Зейсс-Инкварта. С мая 1938 зам. имп. наместника Австрии. 1.5.1941 – 25.9.1944 команд, вермахтом в Хорватии. В мае 1945 арестован амер. войсками. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гнейзенау, Нейдгардт фон Гнейзенау (Neithardt von Gneisenau) Август (27.10.1760 – 24.8.1831) граф (с 1814), ген. – фельдмаршал (1825). Сапр. 1807 комендант крепости Кольберг. Ссент. 1807 шеф Инж. корпуса. 1.7.1809 по требованию Франции уволен в отставку. С 1813 ген. – квартирмейстером Силезской армии. Блюхера. После смерти ген. Г. Шарнхорста (28.6.1813) – нач. штаба Блюхера. После поражения при Линьи в связи с отсутствием раненного Блюхера принял командование армией и своим планом маневров фактич. обеспечил в будущем победу. После окончания войны ком. корпуса, с 1818 губернатор Берлина, чл. Гос. совета и пред. Воен. и Иностр. деп-тов. Сянв. 1831 ком. корпуса. В 1831 команд, армией, направленной на подавления Польск. восстания. Умер от холеры.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голлник (Gollnick) Ганс (22.5.1892 – 15.2.1970), кавалер RK (21.11.1942), RK-EL (24.8.1943), ген. пехоты (1.10.1943). С 1.5.1939 ком. 76-го мотопех. полка, с 15.10.1941 ком. 36-й мотопех. дивизии. 10.8.1943 – 22.3.1944 ком. XLVI танкового, с 20.5.1944 – XXVIII арм. корпуса, одноврем. в янв. – марте 1945 команд, опер, группой «Замланд» (Samland). 8.5.1945 сдался брит, войскам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5.2.1946 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Голль (Gaulle) Шарль де (22.11.1890 – 9.11.1970), франц. бригадный генерал (25.5.1940). Из дворян. В 1932 – 36 ген. секр. Высш. совета обороны. С 1937 ком. 507-го бронетанкового полка, с 2.9.1939 команд, бронетанковыми войсками 5-й армии. С 26.4.1940 ком. 4-й кирасирской (бронетанковой) дивизии. С 6.6.1940 зам. воен. мин. и офицер связи при брит, пр-ве. 18.6.1940 выступил по радио с обращением к французам. С 7.8.1940 през. К-та «Свободная (с июля 1942 – Сражающаяся) Франция». С 24.9.1941 пред. Франц, нац. к-та, с 3.6.1943 сопред., с дек. 1943 пред. Франц, к-т нац. освобождения (ФКНО). С 4.4.1944 главнокоманд. франц. армией, с 2.6.1944 глава врем, пр-ва Франции. 21.11.1945 – 20.1.1946 и 1.6.1958 – 8.1.1959 премьер-мин., 8.1.1959 – 28.4.1969 през. Франции. Автор мемуаров..<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гот (Hoth) Герман (12.4.1880 – 25.1.1971), кавалер RK (27.10.1939), RK-EL<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(17.7.1941), RK-M (15.9.1943), ген. – полк. (19.7.1940). С 1.10.1938 ком. XV арм. корпуса. С 16.11.1940 команд. 3-й танковой группы, с 17.10.1941 – 17-й армии, 1.6.1942 – 10.12.1943 – 4-й танковой армии. Сапр. 1945 команд, оборонительным р-ном в Рудных горах. Сдался амер. войскам. 27.10.1948 приговорен к 15 годам тюрьмы; 8.4.1954 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грейзер (Greiser) Артур (21.1.1897 – 14.7.1947), обергруппенфюрер СС<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.1.1942). С 1929 чл. НСДАП, с 1931 – СС. В 1930 – 33 управляющий делами гау Данциг. С 20.6.1933 вице-през. Данцигского сената. С окт. 1933 по окт. 1939 зам. гаулейтера Данцига. С 23.11.1934 през. Сената. С 21.10.1939 гаулейтер Вартеланда. С июля 1940 деп. Рейхстага. С 16.11.1942 имп. комиссар обороны гау Вартеланд. В мае 1945 арестован американцами и выдан польск. властям. 9.7.1947 приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грейфенберг (Greiffenberg) Ганс фон (12.10.1893 – 30.6.1951), кавалер RK (18.5.1941), ген. пехоты (1.4.1944). С 3.10.1938 нач. 1-го (опер.) отдела Генштаба сухопутных войск. 26.8.1939 – 25.10.1940 нач. Опер, отдела ОКВ. С 1.1.1941 нач. штаба 12-й армии, с 10.5.1941 – группы армий «Центр», с 1.4.1942 – 16.7.1943 – группы армий «А». С 8.10.1943 воен. атташе в Будапеште. С 1.4.1944 команд, вермахтом в Венгрии. 8.5.1945 сдался амер. войскам; 30.6.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Грэзер (Graeser) Фриц Губерт (3.11.1888 – 4.10.1960), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(8.2.1942), RK (19.7.1940), RK-EL (26.6.1944), RK-M (8.5.1945), ген. танковых войск (1.9.1944). 1.9.1939 – 11.7.1941 ком. 29-го пех. полка. С 1.3.1943 ком. 3-й моторизованной дивизии. С 28.6.1944 ком. XXIV, с 5.8.1944 – XLVIII танковых корпусов. С 21.9.1944 команд. 4-й танковой армией. 8.5.1945 сдался амер. войсками. 1.6.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гугенберг (Hugenberg) Альфред (19.6.1865 – 12.3.1951), предприниматель и политик. В 1907 – 08 директор Berg– und Meta IIban к, 1.10.1909 – 31.12.1918 пред. Совета дир. концерна «Фридрих Крупп». В 1916 – создал мощный медиа-концерн. В 1918 одним из основателей Германской национальной народной партии (DNVP). В 1920 – 45 деп. Рейхстага. С 1928 пред. DNVP. 30.1 – 29.6.1933 имп. мин. продовольствия и сельск. х-ва, а также имп. мин. экономики. После 1933 никакого участия в полит, жизни, а свои предприятия был вынужден продать. В 1946 – 51 был интернирован англичанами.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Гейнц Гюнтер (23.8.1914 – 25.9.2004), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(5.10.1944), подполк. Ст. сын Г. Гудериана. С 1935 служил в танк, войсках; окончил Воен. академию (1942). С 1939 адъютант 35-го танкового полка. С 1943 1-й офицер Генштаба штаба 116-й танк, дивизии. В 1945 – 47 в брит, плену. С 1956 служил в Бундесвере; в 1967 – 72 инспектор танк, войск, ген.-м. (1972). С 1974 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Генрих, дед Г. Гудериана, отец Ф. Гудериана. Жена – Эмма, дочь барона Р. Хиллера фон Гэртрингена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Клара Ирта Отлия (1865–1931), урожд. Кирххоф (Kirchhoff) (26.2.1865 – 3.1931), мать Г. Гудериана. Дочь помещика Луиса Кирххофа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Курт Бернгард (17.9.1918 – 25.5.1984), капитан. Мл. сын Г. Гудериана. В 1941 – 43 воевал в Африке в составе 21-й танк, дивизии, затем в 19-го танк, развед. б-на, в янв. – марте 1945 его ком. После войны уехал в США, работал в торговле.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Маргарита Кристина, урожденная Гёрне (Goerne) (1893 —?), с 1.10.1913 супруга Г. Гудериана. Дочь воен. врача ген. – арцта Эрнста Гёрне (1856–1936).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Фридрих (3.8.1858–1914), полк., отец. Г. Гудериана. До дек. 1908 ком. 10-го егерского б-на. С мая 1914 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гудериан (Guderian) Фриц Людвиг (2.10.1890–1941), подполк., брат Г. Гудериана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Гюртнер (Gurtner) Франц (26.8.1881 – 29.1.1941), юрист. 4.8.1922 – 1.6.1932 мин. юстиции Баварии. С 2.6.1932 имп. мин. юстиции. С 1937 чл. НСДАП. Скоропостижная смерть Гюртнера дала жизнь версии о его насильственной смерти как юриста старой школы, не соответствовавшего планам нацистов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;д’Аржан (d’Argens) Жан-Батист де Буайе (24.6.1704 – 11.1.1771), маркиз, франц. писатель-романист и философ, деятель Просвещения. Фридрих Великий пригласил его в Берлин, куда он приехал зимой 1741/42; был сделан камергером, дир. Королевского театра, глава отделения словесности Берлинской Академии наук.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Даладье (Daladier) Эдуард (18.6.1884 – 10.10.1970), франц. политик. С 1919 деп. Нац. собрания, один из лидеров Радикально-соц. партии (РСД). 31.1 – 24.10.1933 премьер-мин. и воен. мин., 30.1–7.2.1934 – премьер-мин. и мин. иностр. дел. 10.4.1938 – 21.3.1940 премьер-мин., одноврем. в апр. – мае 1938 и мае – сент. 1939 мин. нац. обороны и воен. мин. С 21.3.1940 мин. нац. обороны. После капитуляции Франции арестован франц. властями. В 1943 депортирован в Германию. В 1946 – 58 деп. Нац. собрания, в 1957 – 58 през. Партии радикальных социалистов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Далерус (Dahlerus) Биргер (6.2.1891 – 8.3.1957), швед, промышленник. Имел широкие связит в деловых кругах Англии и в рук-ве Германии. В июле – авг. 1939 был посредником между Берлином и Лондоном и 7.8.1939 устроил встречу Г. Геринга с англ, промышленниками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дальмер-Цербе (Dallmer-Zerbe) Вильгельм (5.8.1898 – 25.6.1941), подполк. С 25.2.1938 ком 27-го противотанкового д-на 17-й танковой дивизии. Тяж. ранен, умер от полученных ранений.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дарре (Darre) Вальтер (14.7.1895 – 5.9.1953), рейхслейтер (1933), обер-группенфюрер СС (9.11.1934). С 1929 чл. НСДАП и СС. 31.12.1931 – 21.6.1935 нач. Гл. упр. расы и поселений СС. С 1933 нач. Аграрно-полит. управления НСДАП. С 4.4.1933 рук. Союза кормильцев рейха и имп. рук. крестьян. С апр. 1933 по 23.5.1942 имп. министр продовольствия и сельск. х-ва, одноврем… С нояб. 1933 деп. Рейхстага. 14.4.1945 арестован амер. властями. 11.4.1949 приговорен Амер. воен. трибуналом к 7 годам тюрьмы. В 1950 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Деверелл (Deverell) Сирил (9.11.1874 – 12.5.1947), брит, фельдмаршал (15.5.1936). С 29.10.1915 ком. 20-й пех. бригады, с 1.1.1917 – 3-й пех. дивизии. С 1.1.1919 ком. 53-й (Уэльской) дивизии. С 13.12.1921 в Индийской армии: команд. Объединенным воен. р-ном, с 25.2.1927 ген. – квартирмейстер, с июля 1930 по март 1931 нам. штаба армии. С 11.4.1931 нам. Зап., с 8.5.1933 – Воет, командований; одноврем. в 1934 – 36 ген. – адъютант Е.В. С 15.5.1936 нам. Имп. Генштаба. С 6.12.1937 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дёниц (Donitz) Карл (16.9.1891 – 25.12.1980), кавалер RK (21.4.1940), RK-EL (6.4.1943), гроссадм. (30.1.1943). С 1.10.1935 фюрер подводных лодок. С 19.9.1939 и до кон войны команд, подводным флотом. 30.1.1943 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;29.4.1945 главнокоманд. ВМФ Германии. Перед смертью Гитлер 29.4.1945 назначил Д. своим преемником на посту рейхспрезидента и верх, главнокоманд. 23.5.1945 арестован амер. воен. властями. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге приговорен к 10 годам тюремного заключения. 1.10.1956 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дирлевангер (Dirlewanger) Оскар (26.9.1895 – 5.6.1945), кавалер DKiG (5.12.1943), RK (30.10.1944), оберфюрер резерва СС (12.8.1944). С 1923 чл. НСДАП, с1939 – СС. С 1.9.1940 ком. «штрафной команды Ораниенбург». С янв. 1942 ком. зондеркоманды СС «Дирлевангер», состоявшей из штрафников. С кон. 1942 ком. б-на, полка, штурмовой бригады. С февр 1945 находился на лечвении. Сильно избит в госпитале польск. солатами, умер от побоев.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дитрих (Dietrich) Йозеф (Зепп) (28.5.1892 – 21.4.1966), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(4.7.1940), RK-EL (31.12.1941), RK-M (16.3.1943), RK-Br (6.8.), оберстгруппенфюрер СС и ген. – полк. войск СС (1.8.1944). В 1928 вступил в НСДАП (№ 89 015), 1.6.1928 – в СС (№ 1177). Начальник охраны А. Гитлера. С 1930 деп. Рейхстага. В марте 1933 сформировал подразделение СС для охраны Имп. канцелярии (затем «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»). С сер. 1941 ком. дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (с нояб. 1941 – моторизованную). С 27.7.1943 ком. I танкового корпуса СС. С 9.8.1944 команд. 5-й танковой армией, с 6.9.1944 – 6-й танковой армии СС. 9.5.1945 взят в плен американцами. 16.7.1946 на процессе «по делу Мальмеди» приговорен к 25 годам тюремного заключения за соучастие в убийстве амер. военнопленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22.10.1946 освобожден. 14.5.1957 на процессе в Мюнхене приговорен к 18 месяцам тюрьмы. В дек. 1957 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дольман (Dollman) Фридрих (2.2.1882 – 28.6.1944), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(24.6.1940), RK-EL (1.7.1944), ген. – полк. (19.7.1940). С 1.5.1935 ком. IX арм. корпуса и IX воен. округа (Кассель). С 25.8.1939 и до смерти команд. 7-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Домарус (Domarus) Александр фон (1.9.1881 – 4.5.1945), врач, д-р медицины (1907). С нояб. 1934 экстраординарный проф. Берлинского ун-та, с дек. 1934 дир. 1-го внутр. отдела Больницы Хорста Бесселя. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Дорпмюллер (Dorpmuller) Юлиус (24.7.1869 – 5.6.1945), пионер труда (май 1944), кавалер RK KVK (19.9.1943), RK KVK mS (24.7.1944). С 16.5.1922 през. Имп. ж.-д. дирекции в Опельне, а с 1.10.1924 – в Эссене. С 1.7.1925 зам. ген. дир., с 4.6.1926 ген. дир. герм, рейхсбанов. С июня 1933 пред. Адм. совета и Правления объединения «Имперские автобаны». С 2.2.1937 имп. мин. транспорта. Вместе с пр-вом К. Дёница арестован брит, властями. Умер в лагере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ефремов Михаил Григорьевич (27.2.1897 – 19.4.1942), сов. ген.-л.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(4.6.1940), Герой Сов. Союза (31.12.1996, поем.). С мая 1937 команд, войсками Приволжского, с нояб. 1937 – Забайкальского, с июля 1938 – Орловского, с июня 1940 – Сев. – Кавк., с авг. 1940 – Закавк. ВО. С июля 1941 команд. 21-й армией, с 7.8.1941 – Центр, фронтом. Ссент. 1941 зам. команд. Брянским фронтом. С окт. 1941 команд. 10-й, затем 33-й армиями. Тяж. ранен при попытке прорваться из окружения; застрелился.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ешоннек (Jeschonnek) Ганс (9.4.1899 – 19.8.1943), кавалер RK(27.10.1939), ген. – полк. (1.3.1942). С 1.10.1937 нач. 1-го (опер.) отдела, с 1.2.1939 нач. Генштаба люфтваффе. Покончл жизнь самоубийством (застрелился).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Жуков Георгий Константинович (19.11.1896 – 18.6.1974), Маршал Сов. Союза (16.2.1943), четырежды Герой Сов. Союза (29.8.1939, 29.7.1944, 1.6.1945,1.12.1956), дважды кавалер ордена «Победа» (10.4.1944, 30.3.1945). С июня 1939 команд. 1-й арм. группой в Монголии. С июня 1940 команд. Киевским Особым воен. округом, в янв – июле. 1941 нач. Генштаба РККА и зам. наркома обороны СССР. В 1941 – 46 и с 1952 кандидат в чл., с июля 1953 чл. ЦК КПСС. С 23.6.1941 чл. Ставки Верх, главнокомандования. 30.7–9.9.1941 комнад. Резервным, 14.9 – 10.10.1941 – Ленинградским, 13.10.1941 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26.8.1942 – Зап. фронтом. С 1.2.1942 главнокоманд. Зап. стратегич. направлением и зам. наркома, с 26.8.1942 1-й зам. наркома обороны и зам. Верх, главнокоманд. В янв. 1943 руководил операцией «Искра» – прорыв блокады Ленинграда. В июле 1943 координировал действия Воронежского и Степного фронтов на Курской дуге. Смарта 1944 команд. 1-м Украинским, с 12.11.1944 – 1-м Белорусским фронтами. 8.5.1945 от имени СССР принял капитуляцию вермахта. 24.6.1945 принимал в Москве Парад Победы. С 31.5.1945 представитель СССР в Контрольном совете по Германии, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6.6.1945 главнокоманд. Группой сов. войск в Германии и главноначальствующий Сов. воен. администрации. 21.3–9.6.1946 главнокоманд. сухопутными войсками и зам. мин. вооруженных сил СССР. С июля 1946 команд, войсками Одесского, с февр. 1948 – Уральского воен. округов. С 15.3.1953 1 – й зам. мин., 8.2.1955 – 29.10.1957 мин. обороны СССР. С 27.2.1956 кандидат в чл., 29.6 – 29.10.1957 чл. Президиума ЦК КПСС. С 15.3.1958 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зальмут (Salmuth) Ганс фон (29.11.1888 – 1.1.1962), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.7.1940), ген. – полк. (1.1.1943). С 1.10.1937 нач. штаба командования 1-й группы сухопутных войск, с 28.8.1939 – группы армий «Север» (затем «Б»). С 10.5.1941 командир XXX арм. корпуса. С 20.4.1942 и.о. командующего 17-й, 15.7–3.2.1942 команд. 2-й, с 1.8.1943 – 25.8.1944 – 15-й армией. 28.10.1948 американским военным трибуналом приговорен к 20 годам тюрьмы. В июле 1953 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заукен (Saucken) Дитрих фон (16.5.1892 – 27.9.1980), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(6.1.1942), RK-EL (22.8.1943), RK-M (20.2.1944), RK-Br (8.5.1945), ген. танковых войск (1.8.1944). С 1.4.1937 ком. 2-го конного полка. С 16.11.1940 ком. 4-й стрел к. бригады в составе 4-й танковой дивизии. 27.12.1941 – 2.1.1942 и<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31.5.1943 – 30.4.1944 ком. 4-й танковой дивизии (с перерывом в янв. – марте 1944). С 1.5.1944 зам. ком. Ill танкового корпуса. С 30.6.1944 ком. XXXIX танкового корпуса, 10.11.1944 – 12.2.1945 – танкового корпуса «Великая Германия». С 12.3.1945 команд. 2-й армией. В апр. 1945 руководил созданием на Востоке 4-й армии (также носила название армии «Воет. Пруссия»).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8.5.1945 сдался сов. войскам. 10.5.1949 приговорен к 25 годам лагерей. 9.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Заур (Saur) Карл Отто (16.6.1902 – 28.7.1966), фюрер воен. экономики, RK KVK (5.6.1943), RK KVK mS (29.10.1944), RKiG KVK mS (20.4.1945). С 1939 нач. штаба и зам. Ф. Тодта в Гл. упр. техники НСДАП и в Союзе герм, техники. С февр. 1942 нач. Тех. управления Имп. мин-во вооружений и боеприпасов. С осени 1943 постоянный докладчик А. Гитлера по вопросам создания новых вооружений и о состоянии воен. пром-сти. Был зам. Шпеера, при его отстуствии и.о. мин. После войны создал издательство, занимавшееся выпуском тех. документации (с 1978 – K.G. Saur Verlag).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зейдлиц-Курцбах (Seydlitz-Kurzbach) Вальтер фон (22.8.1888 – 28.4.1976), кавалер RK (15.8.1940), RK-EL (31.12.1941), ген. артиллерии<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.6.1942). С 6.10.1936 ком. 22-го арт. полка, с 30.9.1939 нач. 102-го арт. командования, 10.3.1940 – 1.1.1942 ком. 12-й пех. дивизии. С 3.3.1942 ком. спец, корпуса, к-рому было поручено деблокировать Демянский котел. С 8.5.1942 ком. LI арм. корпуса. 31.1.1943 взят в плен в Сталинграде. Принял активное участие в создании 11–12.9.1943 Союза нем. офицеров (BDO) и избран ее пред., затем также зам. пред. Нац. комитет «Свободная Германия» (NKFD). В Германии 26.4.1944 был заочно приговорен к смертной казни. В СССР 8.7.1950 приговорен к 25 годам лагерей. 6.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден. Большинство его старых друзей прервало с ним свои отношения, считая предателем. 23.4.1996 реабилитирован решением Ген. прокуратуры РФ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зейсс-Инкварт (Seyss-lnquart) Артур (22.7.1892 – 16.10.1946), обергруппенфюрер СС (20.4.1941). Австр. адвокат; сторонник объединения Австрии и Германии. С 1938 чл. НСДАП и СС. 16.2.1938 под давлением Германии был назначен мин. внутр. управления и безопасности Австрии, с 11.3.1938 глава пр-ва Австрии; один из главных организаторов аншлюса Австрии (12–13.3.1938). С 30.4.1939 имп. наместник Австрии, с 1.5.1939 имп. министр без портфеля. С 24.10.1939 статс-секр. ген. – губернаторства. С 19.5.1940 имп. комиссар Нидерландов. 4.5.1945 взят в плен канадскими войсками. Приговорен Междунар. воен. трибуналом в Нюрнберге к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зелхов (Selchow) Богислав фон (4.7.1877 – 6.2.1943), капитан 2-го ранга (1918), д-р философии (1923). В 1897–1919 служил в ВМФ, в 1919 – 20 чл. Добр, корпуса, участник Капповского путча 1920. В 1919 – 23 изучал историю и флософию в ун-тах. В 1918 – 20 написал 17 романов националистич. содержания.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зельдте (Seldte) Франц (29.6.1882 – 1.4.1947), обергруппенфюрер СА (26.7.1933). Участник 1 – й мир. войны, воен. инвалид (ему была ампутирована левая рука). 13.11.1918 основал Союз фронтовиков, а 25.12.1918 – «Стальной шлем». С 2.6.1932 имп. мин. труда. С 1933 деп. Рейхстага. С 17.2.1934 также глава Нац. – соц. лиги быв. военнослужащих (NSDFB). 23.5.1945 арестован амер. войсками. Умер в амер. воен. госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Зоденштерн (Sodenstern) Георг фон (15.11.1889 – 20.7.1955), кавалер DkiG (2.1.1943), RK (19.7.1940), ген. пехоты (1.8.1940). С 1.12.1938 начальник штаба 2-го погран. командования. С 26.8.1939 нач. штаба групп армий «Ц», с 6.2.1940 – «А». С 1.10.1940 нач. штаба главнокоманд. на Западе. С 10.6.1941 нач. штаба группы армий «Юг». 13.8.1943 – 1.6.1944 команд. 19-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Иден (Eden) Энтони (12.6.1897 – 14.1.1977), брит, политик, 1-й граф Эйвонский (12.7.1961), 1-й виконт Иден (12.7.1961). Младший сын баронета. В 1923 – 57 чл. Палаты общин; консерватор. 22.12.1935 – 20.2.1938 и<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22.12.1940 – 26.7.1945 секр. по иностр. делам. Противник «политики умиротворения» Германии. С 3.9.1939 гос. секр. по делам доминионов, 10.5 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;22.12.1940 – по воен. делам. Одноврем. в 1942 – 45 лидер Палаты общин. С 27.10.1951 секр. по иностр. делам и зам. премьер-мин., 7.4.1955 – 9.1.1957 премьер-мин.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Йенеке (Jaeneke) Эрвин (22.4.1890 – 3.7.1960), кавалер DKiG (2.1.1943), RK (9.10.1942), ген. – полк.(1.2.1944). С 26.8.1939 обер-квартирмейстер штаба 2-й армии, с 13.10.1939 – погран. командования «Центр», с 23.10.1939 – штаба главнокоманд. на Востоке, 14–16.5.1940 – 9-й армии. С 23.5.1940 обер-квартирмейстер в Париже, с 25.10.1940 – командования вермахта в Бельгии и Сев. Франции, с 1.4.1941 – гл. командования на Западе. С 1.2.1942 ком. 389-й пех. дивизии, 18.10.1942 – 22.1.1943 ком. IV арм. корпуса в Сталинграде. С 1.4.1943 ком. LXXXVI арм. корпуса. 24.6.1943 – 1.5.1944 команд. 17-й армией. 11.6.1945 арестован сов. войсками. 23.11.1947 приговорен к 25 годам лагерей. 12.10.1955 передан властях ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Имреди фон Оморавица (Imredy von Omoravicza) Бела (29.12.1891 – 1.3.1946), венг. политик. В 1932 – 36 мин. финансов, с 6.10.1936 през. Нац. банка. Один из лидеров крайне правых, ориентированных на Германию, сил в Венгрии. 14.5.1938 – 16.2.1939 мин. – през. венг. пр-ва, в мае – дек.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1938 мин. иностр. дел. С 1944 мин. экономики. В 1945 вывезен немцами в Зальцбург. По окончании войны арестован. Приговорен венг. трибуналом к смертной казни. Казнен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Йодль (Jodi) Альфред (10.5.1890 – 16.10.1946), кавалер RK (6.5.1945), RK-EL (10.5.1945), ген. – полк. (1.2.1944). С 1.7.1935 нач. Отдела обороны страны Воен. упр. Воен. мин-ва. С 1.6.1938 нач. Штаба опер, руководства ОКВ (с перерывом 10.11.1938 – 23.8.1939, когда был ком. 44-го арт. командования в Вене). С 1.5.1945 и.о. нач. ОКВ и одноврем. нач. Генштаба сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23.5.1945 арестован брит, войсками. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге 1.10.1946 приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кавальеро (Cavallero) Уго (20.9.1880 – 14.11.1943), граф, маршал Италии (1.7.1942). С нояб. 1937 главнокоманд. войсками в Воет. Африке. С мая<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1939 военный советник Г. Чиано и пред. Координационного к-та по реализации «Стального пакта». С 6.12.1940 нач. Генштаба, одноврем. с 30.12.1940 команд, группы армий «Албания». 31.1.1943 после падения Триполи смещен с поста нач. Генштаба. 25.7.1943 арестован; 12.9.1943 освобожден немцами. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кальтенбруннер (Kaltenbrunner) Эрнст (4.10.1903 – 16.10.1946), кавалер DKiS (22.10.1943), RK KVK mS (15.11.1944), обергруппенфюрер СС и ген. полиции (21.6.1943), ген. войск СС (1.12.1944), д-р права (1926). С 1930 чл. НСДАП, с 1931 – СС. В 1936 – 38 одним из рук. СС в Австрии. 20.1.1937 – 31.1.1943 ком. оберабшнита СС «Дунай», с 11.9.1938 высш. рук. СС и полиции на Дунае. Сянв. 1939 деп. Рейхстага. С 28.5.1942 и.д. шефа полиции безопасности и СД (30.1.1943 утвержден). Одноврем. с авг. 1943 статс-секр. Имп. МВД.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12.5.1945 арестован амер. войсками. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге 1.10.1946 приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каминский Бронислав Владиславович (16.6.1899 – 19.8.1944), ваффен-бригадефюрер СС и ген.-м. войск СС (1.7.1944). В 1918 – 35 чл. РКП(б)/ВКП(б). В 1937 – 41 находился в заключении. С авг. 1941 зам. бургомистра, с янв. 1942 бургомистр Локотского уезда. С июля 1942 обер-бургомистр Локотского округа. В 1942 сформировал бригаду Рус. освободит, нар. армии (РОНА), к-рая летом 1944 включена в состав войск СС. С сент. 1943 обер-бургомитср Лепельского округа. Расстрелян по приговору воен. трибунала СС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Каупиш (Kaupisch) Леонард (1.9.1878 – 26.9.1942), ген. авиации (1.12.1935), ген. артиллерии (1.9.1940). С 30.9.1932 в отставке. 1.4.1934 – 31.3.1938 служил в люфтваффе. С 26.8.1939 ком. 1-го погран. командования (корпус «Каупиш»). 15.10.1939 – 10.4.1942 нам. XXXI высш. командования. 9.4 – 31.5.1940 команд, войсками в Дании. С 30.6.1942 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кауффман (Kauffmann) Курт (21.9.1912 —?), подполк. (1.8.1944). Смарта 1943 2-й офицер Генштаба генерал-инпсектора танковых войск. 15.1.1944 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.1.1945 1-й офицер Генштаба такнвой учебной дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кваст (Quast) Август Виктор фон (27.4.1900–1960), ген.-м. С 1.12.1938 1 – й офицер Генштаба штаба 2-й танковой дивизии. С 8.1.1942 нач. штаба XLI танкового корпуса, с 20.1.1943 – 5-й танковой армии. 9.5.1943 взят в плен брит, войсками в Тунисе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кейтель (Keitel) Бодевин (25.12.1888 – 27.7.1952), кавалер DkiS<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(2.10.1942), ген. пехоты (1.10.1941). Брат В. Кейтеля. С 4.2.1938 нач. Упр. личного состава ОКХ. 30.9.1942 – 30.11.1944 команд. XX воен. округом (Данциг). Руководил призывом и обучением новобранцев. 3.5.1945 взят в плен американцами; 17.4.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кейтель (Keitel) Вильгельм (22.9.1882 – 16.10.1946), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.9.1939), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 1.10.1933 команд, пехотой III воен. округа, с 1.10.1934 ком. 22-й пех. дивизии. С 1.10.1935 нач. Воен. управления Имп. воен. мин-ва. С 4.2.1938 нач. ОКВ. 8.5.1945 подписал Акт о безоговорочной капитуляции Германии. 13.5.1945 арестован. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кемпф (Kempf) Вернер (9.3.1886 – 6.1.1964), кавалер RK (3.6.1940), RK-EL (10.8.1942), ген. танковых войск (1.4.1941). С 1.10.1937 ком. 4-й танковой бригады. В Польскую кампанию с 1.9.1939 ком. сводной дивизии «Кемпф». С 1.10.1939 ком. 6-й танковой дивизии, 6.1.1941 – 31.1.1942 – XLVIII танкового корпуса. 17.2 – 15.8.1943 команд, опер, группой в р-не Харькова. 1.5 – 31.8.1944 команд, частями вермахта на территории имперского комиссариата Остланд, 6.10 – 4.12.1944 – в Вогезах (Франция). 8.5.1945 взятв плен; в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кессельринг (Kesselring) Альберт (20.11.1885 – 16.7.1960), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.9.1939), RK-EL (25.2.1942), RK-M (18.7.1942), RK-Br (19.7.1944), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 4.2.1938 нач. 1-го командования ВВС «Восток» (Берлинке 1.2.1939 команд. 1 – й, с 12.1.1940 – 2-м возд. флотом. С 1.12.1941 команд. люфтваффе на Юго-Западе, с 15.11.1943 команд, на Юго-Западе и команд. группой армий «С». 23.10.1944 попал в автокатастрофу. С 10.3.1945 главнокоманд. на Западе, 25.3–2.5.1945 главнокоманд. нем. войсками на Юге. Сдался в плен амер. войскам. 6.5.1947 приговорен брит. воен. трибуналом к смертной казни; 23.10.1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кёстринг (Kostring) Эрнст Август (2.6.1876 – 20.11.1953), кавалер RK KVK mS (4.11.1944), ген. кавалерии (1.10.1940). 1.2.1931 – 31.3.1933 воен. атташе в Москве. С в отставке. С 1.8.1935 офицер для особых поручений при главнокоманд. сухопутными войсками. С 1.10.1935 воен. атташе в Москве (СССР) и Каунасе (Литва). После объявления Германией войны СССР 22.6.1941 отбыл в Германию. 1.9.1942 – 30.4.1943 уполномоченный по вопросам народов Кавказа при командовании группы армий «А». С 13.6.1943 инспектор туркестанских войск, с 25.11.1944 ген. добр, формирований при ОКХ. 4.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками; в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Киллингер (Killinger) Манфред фон (14.7.1886 – 3.9.1944), барон, обер-группенфюрер СА (1.1.1933). С 1927 чл. НСДАП и СА. С июля 1932 деп. Рейхстага. Смарта 1933 имп. комиссар, с 6.5.1933 по март 1935 мин. – през. Саксонии. В 1936 – 38 ген. консул в Сан-Франциско. С 29.7.1940 посланник в Братиславе (Словакия), с 3.2.1941 – в Бухаресте (Румыния). Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кирхнер (Kirchner) Фридрих (26.3.1885 – 6.4.1960), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(20.5.1940), RK-EL (12.2.1941), RK-M (25.1.1945), ген. танковых войск (1.2.1942). С 10.11.1938 ком. 1-й стрелковой бригады, с 3.11.1939 – 1-й танковой дивизии, с 14.10.1941 XLI, 15.11.1941 – 1.12.1943, 19.2 – 25.5.1944, с 2.6.1944 – LVII моторизованных (с 21.6.1942 танкового) корпусов, армейского (с июня 1942 – танкового) корпуса. 8.5.1945 взят в плен, в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кирххейм (Kirchheim) Генрих (6.4.1882 – 14.12.1973), кавалер Pour le Merite (13.10.1918), RK (14.5.1941), ген.-л. (1.7.1942). С 1.6.1938 ком. воен. – окружного командвания «Вена I». С 1.10.1939 ком. 276-го пех. полка,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1.12.1939 – 31.1.1941 – 169-й пех. дивизии. С 1.3.1941 нач особого ведомства «Ливия» и и.д. ком. дивизии «Брешия». С 15.6.1941 нач спец, тронич. штаба ОКХ, с 15.5.1943 – спец, штаба С при ОКХ. 15.10.1944 – 1.4.1945 инспектор воен. пополнений Берлина. 12.4.1945 сдался англо-амер. войскам; 6.10.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клари-Альдринген (Clary und Aldringen) Альфонс (12.3.1887 – 6.10.1978), 7-й князь, камергер австр. Двора, рыцарь Мальтийского ордена. После войны в 1945 все его поместья в Богемии были конфискованы. Двое из трех его сыновей погибли на войне: Гермониус (27.8.1917 – 28.7.1941) – близ Соколовки на Украине, Карл Георг (14.3.1921 – 14.12.1944) – в Хорватии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клари-Альдринген (Clary und Aldringen) Лидвина (15.8.1894 – 4.4.1984), княгиня. Дочь графа фон унд цу Эльц, известного как Фауст фон Штромберг. 5.1.1916 вышла замуж за князя Альфонс Клари-Альдринген.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клаузевиц (Clausewitz) Карл фон (1.7.1780 – 16.11.1831), прус. воен. теоретик и воен. историк, ген.-м. (1818). Служил в прус., в 1812 – 14 – в рус. армиях. В кампанию 1815 нач. штаба III прус, корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клееман (Kleemann) Ульрих (23.3.1892 – 3.1.1963), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(13.10.1941), RK-EL (16.9.1943), ген. танковых войск (20.10.1944). С 1.1.1938 ком. 3-го стрелк. полка, 4.12.1939 – 5.1.1942 – 3-й стрелк. бригады 3-й танковой дивизии. 29.4–8.9.1942 ком. 90-й легкой африкан. дивизии. С 28.5.1943 ком. штурмовой дивизии «Родос». С 2.9.1944 ком. IV танкового корпуса, одноверм. 18.9–9.10.1944 и.д. ком. XCI арм. корпус. С 27.11.1944 ком. танкового корпуса «Фельдхернхалле» (Feldherrnhalle). 22–28.12.1944 и.д. команд. 8-й армией. 8.5.1945 сдался англо-амер. войскам. В 1947 освобожден. Погиб в автокатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клейст (Kleist) Эвальд фон (8.8.1881 – 15.10.1954), кавалер RK (15.5.1940), RK-EL (17.2.1942), RK-M (30.3.1944), ген. – фельдмаршал (31.1.1943). С 1.5.1935 ком. VIII арм. корпуса. 4.2.1938 уволен в отставку. С 26.8.1939 ком. XXII танкового корпуса; во время Зап. кампании 10.5 – 30.6.1940 команд, танковой группой «Клейст». С 16.11.1940 ком. 1-й танковой группой (с 25.10.1941 – армией). С 21.11.1942 команд, группой армий «А». 31.3.1944 отправлен в отставку. 25.4.1945 арестован американцами, в 1946 передан Югославии, в 1949 – СССР; 21.2.1952 приговорен к 25 годам лагерей. Умер в заключении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клёсснер (Clossner) Эрих (17.9.1888 – 28.3.1976), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(15.7.1942), RK (29.9.1940), ген. пехоты (16.3.1942). С 16.10.1939 ком. 25-й пех. (с окт. 1940 – моторизованная) дивизии. С 15.1.1942 ком. LIII арм. корпуса. 11.4–6.8.1943 и.д. команд. 2-й танковой армии. 15.10 – 3.12.1943 ком. IX арм. корпуса. 28.6–4.12.1944 нач. 1-го спец, штаба при ОКХ. 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками. В 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клингенберг (Klingenberg) Фриц (17.12.1912 – 22.3.1945), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(28.4.1944), RK (14.5.1941), штандартенфюрер СС (21.12.1944). С 1.12.1931 чл. НСДАП, с 14.11.1932 – СС. Служил в штандарте СС «Германия», ком. 2-й роты 2-го мотоциклетного б-на СС дивизии СС «Рейх». В 1942 штаб-офицер юнкерского уч-ща СС в Бад-Тёльце. С 1943 ком. 2-го б-на 2-го танкового полка СС дивизии СС «Дас Рейх». 21.1 – 22.3.1945 ком. 17-й моторизованной дивизией СС «Гёц фон Берлихинген». Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клингспор (Klingspor) Курт (14.4.1888–1938), швед, подполк. В 1928 капитан, ком. танковой роты 2-го гвард. б-на; друг Г. Гудеринана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Клюге (Kluge) Гюнтер фон (30.9.1882 – 19.8.1944), кавалер RK (30.9.1939), RK-EL (18.1.1943), RK-M (29.10.1943), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 24.11.1938 нач. 6-го командования группы сухопутных войск. С 26.8.1939 команд. 4-й армией, 19.12.1941 – 12.10.1943 – группой армий «Центр». 2.7 – 15.8.1944 команд, группой армий «Д» на Западе и 19.7 – 15.8.1944 – группой армий «Б». Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кнезебек (Knesebeck) Васмод фон дем (25.9.1910 – 6.3.1945), кавалер RK (14.5.1944), подполк. (1.6.1943). С 19.8.1938 служил в Адъютантуре ОКХ. С 14.10.1940 преподаватель на курсах офицеров Генштаба. С 6.1.1941 2-й офицер Генштаба (квартирмейстер) 122-й пех. двиизии, с 1.3.1942 – 2-й танковой армии. 1.8.1942 – 10.5.1943 служил в Генштабе сухопутных войск, 25.6.1943 – 1.7.1944 1-й офицер Генштаба штаба 306-й пех. дивизии. С 1.9.1944 сотрудник Опер, отдела Генштаба сухопутных войск. 19.1.1945 арестован, но вскоре освобожден и назначен ком. 31-го конного полка. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кнобельсдорф (Knobelsdorf) Отто фон (31.3.1886 – 21.10.1966), военачальник, кавалер DKiG (16.2.1943), RK (17.9.1941), RK-EL (12.11.1943), RK-М (21.9.1944), ген. танковых войск (1.8.1942). С 1.2.1939 комендант крепости Оппельн. С 1.9.1939 нач. штаба III высш. командования. 1.2.1940 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4.1.1942 ком. 19-й пех. (с 1.11.1940 танковую) дивизии. С 1.5.1942 и.д. ком. X, с 1.6.1942 – II арм. корпусов. С 1.7.1942 ком. сводного корпуса «Кнобельсдорф». С 10.10.1942 ком. XXIV, 1.12.1942 – 9.10.1943 – XLVIII, с 1.2.1944 – XL танковых корпуслв. 6.9 – 30.11.1944 команд. 1 – й армией на Западе. 11.4.1945 взят в плен амер. войсками. 12.12.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Конрат (Conrath) Пауль (21.11.1896 – 15.1.1979), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.10.1944), RK (4.9.1941), RK-EL (21.8.1943), ген. парашютных войск (1.1.1945). С 1.10.1937 3-го легкого зенит, д-на полка «Генерал Геринг». С 1.1.1938 шеф-адъютант Геринга. С 1.6.1940 ком. полка «Генерал Геринг» (с 21.7.1942 – бригада, с 17.10.1942 – дивизия, с 21.5.1943 – моторизованная дивизия, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.7.1943 – танковая парашютная дивизия). С 15.4.1944 команд, учеб, и зап. частями 1-й парашютной армии и инспектор парашютных войск. 8.5.1945 взят в плен амер. войсками, но вскоре освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Коппе (Корре) Вильгельм (15.6.1896 – 2.7.1975), обергруппенфюрер СС и ген. полиции (30.1.1942), ген. войск СС (1.7.1944). С 1930 чл. НСДАП, с 1932 – СС. С 12.11.1933 деп. Рейхстага. 26.10.1939 по 11.9.1943 высший рук. СС и полиции в Вартенланде (Познань), с 9.11.1943 высш. рук. СС и полиции в генерал-губернаторстве, с 20.4.1945 – «Юг» (со штаб-квартирой в Мюнхене) и рук. оберабшнита СС «Юг». После войны жил в ФРГ под фамилией Ломана; 30.1.1960 арестован. 10.1.1965 дело против него было прекращено, а К. в июле 1965 освобожден по состоянию здоровья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кортен (Korten) Гюнтер (26.7.1898 – 22.7.1944), кавалер DKiG (1.2.1943), RK (3.5.1941), ген. – полк. (22.7.1944, поем.). С 1.2.1939 нач. штаба Командования люфтваффе «Остмарк», 18.3 – 19.12.1939 и 15.1.1941 – 24.8.1942 – 4-го,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;11.6.1940 – 15.1.1941 – 3-го возд. флота. С 24.8.1942 ком. I авиац. корпуса, одноврем. 1.10.1942 – 17.2.1943 нач. опер, авиагруппу «Дон». С 12.6.1943 команд. 1-м возд. флотом. С 25.8.1943 нач. Генштаба люфтваффе. Тяж. ранен во время покушения на Гитлера 20.7.1944. Умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кох (Koch) Эрих (19.6.1896 – 12.11.1986), обергруппенфюрер СА<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(9.11.1938). С 1922 чл. НСДАП. 1.10.1928 – 8.5.1945 гаулейтер Воет. Пруссии. С 14.9.1930 деп. Рейхстага. Ссент. 1933 обер-през. Воет. Пруссии, с 1.9.1939 имп. комиссар обороны I воен. округа. С 1941 губернатор Белостокского р-на. С 9.5.1942 рейхскомиссар Украины, одноврем. с 16.11.1942 имп. комиссар обороны Воет. Пруссии. В мае 1949 арестован в англичанами. 14.2.1950 выдан польск. властям. 9.3.1959 приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Умер в тюрьме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кохенхауер (Knichenhauer) Вильгельм (16.1.1878 – 28.6.1939), ген. кавалерии (1.10.1936). С 1.3.1925 нач. штаба 1 – й кав. дивизии, с 1.2.1929 ком. 16-го конного полка, с 1.11.1931 нач. штаба 3-й кав. дивизии. С 1.12.1933 инспектор кавалерии. С 16.5.1935 ком. X арм. корпуса. С 28.6.1939 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кребс (Krebs) Ганс (4.3.1898 – 1.5.1945), кавалер DKiG (26.1.1942), RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(26.3.1944), RK-RL (20.2.1945), ген. пехоты (1.8.1944). 1.10.1938 – 6.10.1939 нач. 11-го отдела (подготовка офицеров Генштаба) Генштаба сухопутных войск. 15.12.1939 – 13.1.1942 нач. штаба VII арм. корпуса; при этом<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1.10.1940 – 22.7.1941 он состоял зам. воен. атташе (14.3–8.5.1941 и.о. атташе) при нем. посольстве в Москве. 14.1.1942 – 30.1.1943 нач. штаба 9-й армии, с 1.3.1943 – группы армий «Центр», с 5.9.1944 – группы армий «Б» на Западе. С 17.2.1945 пом. нач. Генштаба сухопутных войск по опер, вопросам и нач. отдела боевой подготовки Генштаба. С 29.3.1945 и.о. нач. Генштаба сухопутных войск. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крейзинг (Kreysing) Ганс (17.8.1890 – 14.4.1969), кавалер RK (29.5.1940), RK-EL (20.1.1943), RK-M (13.4.1944), ген. горно-стрелк. войск (1.11.1943). С 6.10.1936 ком. 16-го пех. полка 22-й пех. (авиадесантной) дивизии. С 23.10.1940 ком. 3-й горно-стрелк. дивизии. С 21.11.1943 ком. XVII арм. корпуса, с 28.12.1944 команд. 8-й армии, действовавшей в составе группы армий «Юг». После получения известия о капитуляции 8.5.1945 оторвался от сов. войск и совершил переход в р-н Гёттингена, где 1.6.1945 сдался брит, войскам. В 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Крибель (Kriebel) Карл (26.2.1888 – 28.11.1961), кавалер RK (4.7.1940), ген. пехоты (1.4.1943). С 26.8.1939 ком. 56-й, 24.7.1940 – 16.12.1941 – 46-й пех. дивизий. С 15.7.1942 нач. Инспекции воен. пополнений в Нюрнберге. 1.4.1943 – 12.4.1945 команд. VII воен. округом (Мюнхен). 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками. В 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кривошеин Семен Моисеевич (16.11.1899 – 16.9.1978), сов. комбриг (10.4.1937), ген.-л. танковых войск (21.8.1943), Герой Сов. Союза (29.5.1945). Сын еврея-кустаря. Окончил Воен. академию им. М.В. Фрунзе (1931). Участник Гражд. войны в Испании. С июля 1937 ком. 8-й мех. (29-й легкотанковой) бригады. С 9.5.1940 ком. 15-й моторизованной, с 4.6.1940 – 2-й танковой дивизий. С 4.12.1940 нач. Автобронетанкового упр. Прибалтийского Особого ВО. В апр. – окт. 1941 ком. 25-го, С 7.2.1943 ком. 3-го (с 23.10.1943 – 8-го гвард.), с 10.2.1944 ком. 1 – го мех. корпусов (с июля 1945 – дивизия). С 29.7.1946 нач.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;кафедры тактики Воен. академии им. М.В. Фрунзе. 14.3.1950 – 22.12.51 команд. бронетанковыми и мех. войсками Одесского ВО.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кринис (Crinis) Макс де (29.5.1889 – 2.5.1945), психиатр и невролог, д-р медицины (1912), штандартенфюрер СС (1942). С 1931 чл. НСДАП, с 1936 – СС. По полит, причинам в 1934 бежал из Австрии в Германию. С 9.10.1934 дир. псхиатрич. университетской клиники в Кёльне; был также референтом по мед. вопросам Упр. науки Имп. мин-ва науки, воспитания и нар. образования. С окт.1944 ст. консультант при психиатре сухопутных войск и рук. Ин-та общей психиатрии и вое. психологии Воен. – мед. академии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кристен (Christen) Ганс Хенниг фон (23.1.1914 – 6.6.2002), кавалер DkiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(10.2.1945), подполк. (1.10.1933). С 1939 адъютант, с 1940 ком. 1-го эскадрона 2-го конного полка, с 1941 адъютант 2-й конной бигады. В 1942 окончил курс Воен. академии. С 1943 2-й (квартирмейстер), 1-й (нач. Опер, отдела) офицер Генштаба штаба 24-й танковой дивизии. С окт. 1944 сотрудник Опер, отдела Генштаба сухопутных войск. 19.1.1945 арестован, но вскоре освобожден и 15.2.1945 назначен ком. 3-го танкового полка. 8.5.1945 сдался амер. войскам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ксиландер (Xylander) Вольфдитрих Риттер фон (9.4.1903 – 15.2.1945), кавалер DKiG (9.8.1942), RK (20.2.1945, поем.), ген.-л. (1.12.1944). С 26.8.1939 3-й офицер Генштаба (нач. разведки) штаба 206-й пех. дивизии, с июня 1940 1 – й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) шаба 30-й пех. дивизии, 7.8.1941 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25.11.1942 – 2-й армии. С 19.1.1943 нач. штаба XLIX горно-стрелк. корпуса, 1.6–1.10.1943 и 15.11.1943 – 9.7.1944 – 17-й армии. С 10.7.1944 нач. штаба трупы армий «Сев. Украина», с 23.9.1944 – «А», с 25.1.1945 – «Центр». Смертельно ранен по время авианалета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Куль (Kuhl) Герман фон (2.11.1856 – 4.11.1958), ген. пехоты (10.9.1919). Сын учителя. 10.9.1897 – 10.10.1898 нач. отдела Большого Генштаба. С 3.6.1913 ком. 25-й пех. бригады, с 8.12.1913 обер-квартирмейстер Большого Генштаба. С 2.8.1914 нач. штаба 1 – й, с 22.9.1915 – 12-й, с 24.11.1915 – 6-й армий. С 28.8.1918 нач. штаба группы армий «Кронпринц Рупрехт». С 12.1.1919 в отставке. Автор трудов по истории мир. войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кун (Kuhn) Иоахим (2.8.1913 – 6.3.1994), майор (май 1943). С 1939 адъютант б-на, полка. В 1941 1-й ордонанс-офицер штаба 111-й пех. дивизии. С мая 1942 офицер Орг. отдела Генштаба сухопутных войск. Принимал активное участие в заговоре против А. Гитлера. С 22.6.1944 1-й офицер Геншаба 28-й егерской дивизии. После неудачи покушения 27.7.1944 перебежал на сторону сов. войск. 6.2.1945 заочно приговорен Имп. воен. судом к смертной казни. В СССР 17.10.1951 приговорен к 25 годам ИТЛ. 16.1.1956 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кунцен (Kuntzen) Адольф (26.7.1889 – 10.7.1964), кавалер RK (3.6.1940), ген. танковых войск (1.4.1941). 10.11.1938 – 20.2.1941 ком. 3-й легкой (с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;18.10.1939 – 8-й танковой) дивизии. 15.3–5.11.1941 и 12–31.1.1942 ком. LVII моторизованного корпуса. С 1.4.1942 нам. XXXII высш. командования особого назначения. 27.5.1942 – 4.9.1944 ком. LXXXI арм. корпуса. С 31.12.1944 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Курзон де ла Вийенёв (Courson de la Villeneuve) Морис де (5.8.1879 – 15.6.1940), франц. бригадный ген. (1937). С 9.5.1933 воен. атташе в Турции, в 1938 – 39 в отставке. С 2.9.1939 ком. группы кав. депо в Линевиле, в мае 1940 одноврем. комендант Гре.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кэмпфе (Kampfe) Рудольф (10.4.1883 – 23.12.1962), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.12.1941), ген. артиллерии (1.7.1941). С 1.4.1937 ком. 31-й пех. дивизии. С 1.5.1941 ком. XXXV высш. командования особого назначение. 20.1 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1.10.1942 ком. XXXV арм. корпуса (19.7 – 13.8.1942 находился на лечении). После неудачного покушения на А. Гитлера 21.7.1944 арестован гестапо. 9.5.1945 захвачен сов. войсками; 30.9.1949 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюблер (КйЫег) Людвиг (2.9.1889 – 18.8.1947), кавалер RK (27.10.1939), ген. пехоты (1.8.1940), ген. горно-стрелк. войск (24.11.1941). С 1.4.1938 ком. 1-й горно-стрелк. дивизии. С 25.10.1940 ком. XLIX горно-стрелк. корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19.12.1941 – 20.1.1942 команд. 4-й армией. С 22.7.1943 команд, охранными войсками и нач. тыловой зоны группы армий «Центр». С 1.10.1943 команд, частями вермахта в опер, зоне Адриатического побережья. С 28.9.1944 ком. XCVII арм. корпуса. 8.5.1945 взят в плен югославскими войсками. 27.7.1947 приговорен к смертной казни. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюне (Kuhne) Фриц (14.6.1883 – 5.4.1972), ген.-л. (1.4.1936). С 1.2.1927 ком. 2-го б-на 7-го пех. полка. С 1.4.1929 нач. Воен. – транспортного отдела Войскового упр. 1.10.1932 – 1.10.1934 ком. 2-го пех. полка, С 7.3.1936 ком. 26-й пех. дивизии. С 31.10.1938 в отставке. С 26.8.1939 ком. 253-й, с 7.3.1941 – 526-й пех. дивизий (20.12.1941 – 26.9.1942 – дивизия «Ахен»). С 30.6.1944 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Кюхлер (Kuchler) Георг фон (30.5.1881 – 25.5.1969), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.9.1939), RK– EL (21.8.1943), ген. – фельдмаршал (30.6.1942). С 1.4.1937 ком. I АК. С 22.8.1939 команд. 3-й, с 4.11.1939 – 18-й армиями. 17.1.1942 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31.1.1944 команд, группой армий «Север». 8.5.1945 сдался американцами. 27.10.1948 приговорен к 25 годам тюрьмы. 18.2.1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ламмердинг (Lammerding) Гейнц (27.8.1905 – 13.1.1971), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(23.4.1943), RK (11.4.1944), бригаденфюрер СС и ген.-м. войск СС (20.4.1944). С 1931 чл. НСДАП, с 1935 – СС. С окт. 1939 ком. саперного б-на, с 20.12.1940 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба дивизии СС «Мертвая голова». С 10.8.1942 ком. 5-го грен, полка СС «Туле». С 9.12.1943 нач. штаба боевой группы «Бах». 23.10.1943 – 26.7.1944 и 23.10.1944 – 20.1.1945 ком. 2-й танковой дивизией СС «Дас Рейх». 20.1 – 21.3.1945 нач. штаба группы армий «Висла». В апр. 1945 ком. 38-й моторизованной дивизией СС «Нибелунги». После войны заочно приговорен во Франции к смертной казни, однако ФРГ отказалась выдать Л. Предприниматель, работал в стр-ве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лангерман унд Эрленкамп (Langermann und Erlenkamp) Виллибальд фон (2.3.1890 – 3.10.1942), барон, кавалер RK (15.8.1940), RK-EL (17.2.1942), ген. танковых войск (1.6.1942). С 24.11.1938 инспектор кав. и транспортных частей. С 4.12.1939 ком. 410-й дивизии (ландшуц), 7.5 – 30.6.1940 – 29-й мотопех.,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8.9.1940 – 27.12.1941 – 4-й танковой дивизий. С 8.1.1942 ком. XXIV моторизованного (с 21.6.1942 – танкового) корпуса. Погиб под Сталинградом.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ландграф (Landgraf) Франц (16.7.1888 – 19.4.1944), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(16.6.1940), ген.-л. (1.9.1942). С 1.10.1936 ком. 7-го танкового полка, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.10.1939 – 4-й танковой бригады. 6.1 – 23.11.1941 ком. 6-й танковой дивизии. 1.1.1942 – 24.8.1943 и 6 – 30.9.1943 ком. 155-й дивизии (с 5.4.1943 – танковая, с 1.8.1943 – резервная танковая).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лееб (Leeb) Вильгельм Риттер фон (5.9.1876 – 29.4.1956), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(24.6.1940), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). 1.10.1933 – 4.2.1938 команд. 2-й группой сухопутных войск (Кассель). 26.8.1939 – 16.1.1942 команд, группой армий «Ц» (с 22.6.1941 – «Север»). 2.5.1945 арестован амер. полицией. 27.10.1948 приговорен к 3 годам тюрьмы; в 1951 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лей (Ley) Роберт (15.2.1890 – 24.10.1945), рейхслейтер, обергруппен-фюрер СА (30.1.1937), д-р философии. С 1923 чл. НСДАП. С 14.7.1925 гаулейтер Рейнланд – Юг. С 20.5.1928 чл. ландтага Пруссии. 29.9.1928 – 31.4.1931 гаулейтер Рейнланда. С 14.9.1930 деп. Рейхстага. С 21.10.1931 имп. инспектор по вопросам орг-ции, с 10.11.1931 имп. орг. рук, с также 15.12.1932 нач. Полит, орг-ции НСДАП – фактич. второй человек в партии. Смарта 1933 прус. гос. советник и през. Прус. гос. совета. Одноврем. с 10.5.1934 рук. Герм, трудовой фронт (DAF). 10.5.1945 арестован союзниками. Привлечен к суду Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге. Повесился в камере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лемельзен (Lemelsen) Иоахим (26.9.1898 – 30.3.1954), кавалер DKiG (15.7.1942), RK (27.7.1941), RK-EL (7.9.1943), ген. артиллерии (1.8.1940), ген. танковых войск (4.7.1941). С 4.2.1938 ком. 29-й мотопех., с 29.5.1940 – 5-й танковой дивизии. 25.11.1940 – 4.11.1943 ком. XLVII танкового корпуса. 24.10 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;31.12.1943 врем. и.о. командующего 10-й армией, 5.3 – 10.5.1944 и.о. команд. 8-й армией, 1.5–2.6.1944 – 1-й армией. 5.6 – 15.10.1944 и 22.2–2.5.1945 команд. 14-й, 26.10.1944 – 17.2.1945 10-й армиями. 2.5.1945 сдался брит, войскам; 10.4.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лёпер (Loeper) Фридрих Вильгельм фон (3.8.1888 – 7.10.1983), кавалер RK (29.9.1941), ген.-л. (1.9.1940). 24.11.1938 – 1.10.1939 ком. 1-й легк. дивизии. С 25.10.1939 ком, 81 – й, с 5.10.1940 – 10-й пех., 15.11.1940 – 15.4.1942 – 10-й мотопех. дивизий. 1.5.1942 – 1.10.1944 ком. 178-й моторизованной (с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5.4.1943 танковой) дивизии, В окт. – дек. 1944 ком. учеб, дивизии «Татра», в<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;янв. – февр. 1945 – дивизии «Людвиг на Одере». В июле 1947 взят в плен; в июле 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лёрцер (Loerzer) Бруно (22.1.1891 – 22.8.1960), кавалер Pour le Merite (12.2.1918), RK (29.5.1940), ген. – полк. (16.2.1943). Летчик-экспект 1-й мир. войны, 7-м по числу сбитых самолетов (44). В 1930 – 33 рук. Имп. объединения герм, летчиков, 25.3.1933 – 31.3.1935 през. Герм, летного союза, 26.7 – 25.10.1935 имп. рук. авиаспорта. С 1.4.1938 инспектор истребит, авиации. С 1.2.1939 ком. 2-й авиадивизии, с 11.10.1939 – II авиакорпус. 23.2.1943 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20.12.1944 нач. Упр. личного состава ОКЛ. С 29.4.1945 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ле-Суир (Le Suir) Карл фон (8.11.1898 – 18.6.1954), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(26.11.1944), ген. горно-стрелк. войск (1.10.1944). С 15.7.1937 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 2-й танковой дивизии. 1.12.1938 переведен в штаб инспекции подвижных войск ОКХ. 26.8.1939 – 5.6.1940 1-й офицер Генштаба в штабе 30-й пех. дивизии. 14.6.1940 – 16.7.1942 нач штаба горно-стрелк. корпуса «Норвегия». С 30.8.1942 ком. 99-го горно-стрелк. полка, 13–27.2.1943 и.д. ком. 46-й пех. дивизии. 10.3.1943 – 10.7.1944 ком. 117-й егерской дивизии, д5 – 20.8.1944 ком. XXIV танкового, с 1.10.1944 – XLIX горно-стрелк. корпусов. 10.5.1945 взят в плен сов. войсками. 5.6.1950 приговорен к 25 годам лагерей. Умер в заключении.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Либенштейн (Liebenstein) Курт фон (28.2.1899 – 2.8.1975), барон, кавалер RK (10.5.1943), ген.-м. (1.3.1943). 1.4.1937 – 1.9.1939 пом. воен. атташе в Париже. С окт. 1939 1-й офицер Генштаба штаба 17-й пех., с 25.2.1940 – 10-й танковой дивизии. С 25.10.1940 нач. штаба XIX танкового корпуса, 16.11.1940 – 25.5.1942 – 2-й танковой группы (с 5.10.1941 армии). С 20.6.1942 ком. 6-го танкового полка, 25.10 – 8.11.1942 – 3-й моторизованной бригады. С 19.12.1942 ком. 164-й легк. африканской дивизии. 12.5.1943 взят в плен в Тунисе брит, войсками. Вапр. 1947 освобожден. С 1.5.1956 в Бундесвере, ком. V воен. округа. С 31.12.1960 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лиддл Гарт (Liddell Hart) Бэзил (31.10.1895 – 29.1.1970), англ. воен. историк и теоретик. Участник 1-й мир. войны. С 1927 в отставке; капитан. Один из первых теоретиков современной танковой войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лизе (Liese) Курт (6.5.1882 – 15.12.1945), ген. пехоты (1.4.1937). 1.2.1928 – 15.1.1930 ком. 3-го б-на 9-го пех. полка, с 1.2.1930 нач. штаба 2-й пех. дивизии. С 1.12.1933 нач. Упр. вооружений сухопутных войск. С 4.2.1938 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лильефорс (Liljefors) Бруно (14.5.1860 – 18.12.1939), швед, художник. Один из виднейших художников-анималистов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Линге (Linge) Гейнц (23.3.1913 – 24.6.1980), штурмбаннфюрер СС (1945). 17.3.1933 поступил в «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». С 24.1.1935 слуга, с 10.9.1939 гл. слуга и ординарец А. Гитлера. Участвовал в сожжении трупов Гитлера и Е. Браун. 2.5.1945 взят в плен сов. войсками. В 1950 приговорен к 25 годам лагерей. В сент. 1955 передан властям ФРГ и освобожден. Работал торговым представителем. С 1978 на пенсии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Линнарц (Linnarz) Виктор Леопольд (19.8.1894 – 14.10.1979), кавалер DKiS (15.1.1945), ген.-л. (1.4.1944). С 1.4.1938 – в Упр. личного состава сухопутных войск: референт, с 1.10.1940 нач. отдела, с 1.10.1942 нач. 1-й управленческой группы и нач. штаба всего управления, с 2.10.1944 по янв. 1945 зам. нач. управления. С 1.3.1945 ком. 26-й танковой дивизии. 17.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками; 15.10.1945 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лист (List) Вильгельм (14.5.1880 – 16.8.1971), кавалер RK (30.9.1939), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 4.2.1938 нач. 2-го, с 1.4.1938 – 5-го командования группы сухопутных войск. С 26.8.1939 команд. 14-й, 13.10.1939 – 15.10.1941 – 12-й армиями. 1.7 – 15.10.1941 команд, частями вермахта на Юго-Востоке. 10.7 – 10.9.1942 команд, группой армий «А». 30.4.1945 захвачен американцами. 19.2.1948 приговорен к пожизненному тюремному заключению. 24.12.1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лоссберг (Lossberg) Бернгард фон (26.7.1899 – 15.3.1965), ген.-м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(1.9.1944). 1.4.1939 – 2.1.1942 1-й офицер Генштаба в Штабе оперативного руководства ОКВ, 12.1.1942 – 5.5.1944 – в штабе команд, в Норвегии, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;12.1.1942 1 – й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела). 15.6–1.11.1944 нач. штаба особого уполномоченного на Дунае. В янв. – марте 1945 нач. штаба VIII воен. округа. 8.5.1945 взят в плен англичанами; 26.1.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лох (Loch) Герберт (5.8.1886 – 28.10.1975), кавалер DKiG (22.4.1942), RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(19.6.1940), ген. артиллерии (1.10.1941). С 1.4.1939 ком. 17-й пех. дивизии. С 27.10.1941 ком. XXVIII арм. корпуса в р-не Волхова. 29.3–2.9.1944 и.д. команд. 18-й армией. С 28.9.1944 нач. высш. командования «Эйфель» (с февр. 1945 – высш. командование «Б»). 16.4.1945 сдался амер. войскам; 23.3.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Лутц (Lutz) Освальд (6.11.1876 – 26.2.1944), ген. танковых войск (1.11.1935). С 1.12.1917 нач. полевой ж.-д. службы Ставки. С 1920 ком. 21-го, затем 7-го (баварского) автотранспортных б-нов. С 1924 – в Мин-ве рейхсвера. С 1928 нач. штаба Инспекции автомобильных войск. С 1.4.1931 инспектор автомобильных войск Мин-ва рейхсвера, с 1.7.1934 инспектор подвижных войск. С 15.10.1935 ком. танкового корпуса, танковых войск, инспектор и шеф моторизации сухопутных войск. 28.2.1938 уволен в отставку. С 22.9.1941 нач. связи «Транснистрия». 31.5.1942 уволен в отставку.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Людендорф (Ludendorf) Эрих (9.4.1865 – 20.12.1937), ген. пехоты (1916). С 2.8.1914 обер-квартирмейстер 2-й армии. С 21.8.1914 нач. штаба 8-й армии на Воет, фронте, до конца войны был ближайшим пом. и нач. штаба П. фон Гинденбурга. С 18.9.1914 нач. штаба 9-й армии, с 1.10.1914 – главнокоманд. на Востоке, с 29.8.1916 1 ген. – квартирмейстер Полевого Генштаба; фактич. возглавил планирование всех операций в 1916 – 18. 27.10.1918 уволен в отставку. Один из организаторов Капповского путча 1920 и «Пивного путча» (1923). В 1924 – 28 деп. Рейхстага от Тевтонской нац. – соц. партии свободы. В марте 1925 выдвигал свою кандидатуру на президентских выборах, но успеха не имел.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Люттвиц (Luttwitz) Смило фон (23.12.1895 – 19.5.1975), барон, кавалер DKiG (27.10.1941), RK (14.1.1942), RK-EL (16.3.1944), RK-M (4.7.1944), ген. танковых войск (1.9.1944). С 1.11.1938 адъютант XV моторизованного корпуса. С 14.6.1940 ком. 12-го стрелк. полка 4-й танковой дивизии. С 1.3.1942 ком. 4-й стрелк. бригады, с 14.9.1942 – 26-й танковой дивизии. 20.7 – 29.8.1944 ком. XLVI танкового корпуса. С 21.9.1944 – 19.1.1945 команд. 9-й армией. С 19.1.1944 ком. LXXXV арм. корпуса. Принимал активное участие в создании бундесвера, занимал высокие командные посты, ком. Ill корпуса; вышел в отставку в звании ген.-л.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Майзель (Maisel) Эрнст (16.9.1896 – 16.12.1978), кавалер RK (6.4.1942), ген.-л. (1.10.1944). С 10.11.1938 ком. 3-го б-на 104-го пех. полка. С 1.5.1940 адъюатнт IX воен. округа. С 1.5.1941 ком. 42-го пех. полка. С 25.9.1942 в Упр. личного состава сухопутных войск (НРА): нач. отдела, с 15.1.1943 нач. управленческой группы Р2, с 1.10.1944 зам. нач. НРА. 7.5.1945 взят в плен амер. войсками; в марет 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Макензен (Mackensen) Август фон (6.12.1849 – 8.11.1945), ген. – фельдмаршал (22.6.1915). Сянв. 1908 ком. XVII арм. корпуса. Отличился в сражении при Танненберге. С 8.10.1914 команд, ударной группой «Макензен», с 11.11.1914 – 9-й, 16.4 – 15.9.1915 – 11 – й армиями. 5.7.1915 – 1.7.1918 главнокоманд. группой армий «Макензен». Сянв. 1917 команд, оккупац. войсками в Румынии, 11.5–2.12.1918 – главнокоманд. войсками в Румынии. Считался одним из самых талантливых военачальников мир. войны и пользовался большой популярностью в послевоенной Германии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Макензен (Mackensen) Эбергард фон (24.9.1889 – 19.5.1969), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(27.7.1941), RK-EL (26.5.1942), ген.-п. (6.7.1943). С 1.5.1939 нач. штаба 5-й группы сухопутных войск (Вена). С 26.8.1939 нач. штаба 14-й, с 13.10.1939 – 12-й армий. 15.1.1941 – 31.3.1942 и 20.7.1942 – 2.1.1943 ком. Ill арм. (с 21.3.1941 моторизованного, с 21.6.1942 танкового) корпуса. 22.11.1942 – 29.10.1943 команд. 1-й танковой армией, 5.11.1943 – 6.7.1944 – 14-й армии в Италии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30.11.1945 приговорен брит. воен. трибуналом к смертной казни; в окт. 1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маннергейм (Mannerheim) Карл Густав фон (4.6.1867 – 27.1.1951), барон, кавалер RK (30.8.1941), RK-EL (5.8.1944), фельдмаршал (19.5.1933), маршал Финляндии (4.6.1942). Служил в рус. армии; ком. кав. корпуса; ген.-л. (25.4.1917). 16.1 – 29.5.1918, 30.12.1918–1920, 30.11.1939 – 12.3.1940,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26.7.1941 – 31.12.1944 главнокоманд. финской армией; 12.12.1918 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;25.7.1919 регент Финляндии. 21.3.1931 – 30.11.1939 пред. Совета гос. обороны. главнокоманд. финской армией. 4.8.1944 – 4.3.1946 през. Финляндии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мантейфель (Manteufel) Хассо фон (14.1.1897 – 24.9.1978), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(31.12.1941), RK-EL (23.11.1943), RK-M (22.2.1944), RK-Br (18.2.1945), ген. танковых войск (1.9.1944). С 1.2.1939 нам. 2-го офицерского уч-ща (Потсдам-Крампниц). 13.6–5.10.1940 ком. 3-го мотоциклетного б-на, с 1.5.1941 ком. 1-го б-на 7-го стрелк. полка 7-й танковой дивизии. С 25.8.1941 ком. 6-го мотопех. полка, 15.7–4.11.1942 – 7-й мотопех. бригады, с 20.8.1943 – 7-й танковой дивизии, с 1.2.1944 – моторизованной дивизии «Вел. Германия». С 9.9.1944 команд. 5-й, с 10.3.1945 – 3-й танковыми армиями. 3.5.1945 сдался брит, войскам; в дек. 1946 освобожден. В 1953 – 57 деп. Бундестага.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Манштейн (Manstein), наст. фам. Левински (Lewinski), Эрих фон (24.11.1887 – 12.6.1973), кавалер RK (19.7.1940), RK-EL (12.3.1943), RK-M<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.3.1944), ген. – фельдмаршал (1.7.1942). Сын генерала. С 1.2.1934 нач. штаба 3-й пех дивизии и III воен. округа (Берлин). С 1.7.1935 нач. Опер, отдела, с 6.10.1936 1-й обер-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск. С 4.2.1938 ком. 18-й пех. дивизии. С 26.8.1939 нач. штаба группы армий «Юг», с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26.10.1939 – группы армий «А». С 1.2.1940 ком. XXXVIII арм., с 28.2.1941 – LVI танкового корпусов. С 12.9.1941 команд. 11-й армией, с 21.11.1942 – группой армий «Дон», 13.2.1943 – 30.3.1944 – группы армий «Юг». После войны арестован брит, войсками. 19.12.1949 приговорен к 18 годам тюрьмы; срок был сокращен до 12 лет. 7.5.1952 освобожден. Автор мемуаров.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Маррас (Marras) Эфизио (2.8.1888 – 28.1.1981), итал. ген.-л. С окт. 1936 воен. атташе в Берлине и Конгагене. С июля 1939 нач штаба 5-й армии (Ливия). С нояб. 1939 воен. атташе в Берлине, одноврем. с 18.11.1940 нач. итал воен. миссии при ОКВ. 8.9.1943 интернирован нем. властями. С 1.12.1947 нач. Генштаба сухопутных войск, с 2.12.1950 – Генштаба нац. обороны. С 15.4.1954 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартель ле Кесн (LeQuesne Martel) Жиффар (10.10.1889 – 3.9.1958), англ. воен. историк и теоретик, полный ген. (1945) С 1909 служил в инж. войсках. С 1916 – в инж. службе, в 1917 – в штабе Брит, танкового корпуса. Один из первых теоретиков современной танковой войны, разрабатывал первые танки-мостоукладчики. В 1936 – 38 мл. дир. по механизации Воен. мин-ва. В 1936 присутствовал на больших учениях в Белорусском военном округе СССР. С янв. 1940 ком. 50-й пех. дивизией. С дек. 1940 команд. Королевским бронетанковым корпусом. С 1943 по февр. 1944 нач. брит, военной миссии в Москве. С 1945 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мартинек (Martinek) Роберт (2.2.1889 – 28.6.1944), кавалер DKiG (21.3.1943), RK (26.12.1941), RK-EL (10.2.1944), ген. артиллерии (1.1.1943). В 1918 – 38 служил в австр. армии. С 10.11.1938 нач. 18-го, с 1.2.1940 – 7-го арт. командования. С 10.11.1941 ком. 267-й пех., 1.1 – 10.9.1942 – 7-й горно-стрелк. дивизией (с перерывом 1.5 – 22.7.1942). С 1.12.1942 ком. XXXIX танкового корпуса Погиб во время авианалета сов. ВВС.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мейер-Рабинген (Meyer-Rabingen) Герман (7.8.1887 – 21.2.1961), кавалер RK (12.1.1942), ген.-л. (1.11.1941). С 1.5.1937 ком. 109-го пех. полка. С 25.10.1939 ком. дивизией № 431, 1.12.1939 – 1.4.1942 – 197-й пех.,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20.9.1942 – 20.6.1944 – 159-й резервной дивизий. С 1.7.1944 ком. дивизии № 404. С 29.1.1945 комендант Франкфурта-на-Майне, с 27.3.1945 ком. 404-й пех. дивизии. 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мёльдерс (Molders) Вернер (18.3.1913 – 21.11.1941), летчик-истребитель, кавалер RK (29.5.1940), RK-EL (21.9.1940), RK-M (22.6.1941), RK-Br<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(16.7.1941), полк. (20.7.1941). С 24.5.1938 ком. 3-й эскадрильи 88-й истребит. группы легиона «Кондор» в Испании. С дек. 1938 служил в Имп. мин-ве авиации. С 15.3.1939 ком. 1-й эскадрильи 133-й истребит, эскадры, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;I. 10.1939 – 3-й группы 53-й истребит, эскадры. С 27.7.1940 ком. 51-й истребит. эскадры. 15.7.1941 первым среди экспертов люфтваффе достиг рубежа в 100 побед. С 6.8.1941 инспектор истребит, авиации. Погиб в авиакатастрофе. Всего сбил 115 самолетов.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мерц фон Квирнхейм (Mertz von Quirnheim), Альбрехт Риттер (25.3.1905 – 21.7.1944), полк. Служил в Генштабе, с 1943 – в Орг. отделе Генштаба сухопутных войск. С 12.11.1942 нач. штаба XXIX арм. корпуса. С 1.7.1944 нач. штаба Общего упр. сухопутных войск. Активно участвовал в разработке плана покушения на Гитлера и в его осуществлении. Расстрелян по распоряжению Ф. Фромма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мец (Metz) Герман (9.6.1878 – 25.5.1959), кавалер DKiG (11.1.1942), ген. пехоты (1.12.1940). 1.4.1931 вышел в отставку в звании ген.-м. С 26.8.1939 ком. 12-го погран. окружного командования (Кюстрин). 13.9 – 23.12.1941 нач. XXXIV высш. командования. С 31.1.1943 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Миклош фон Дальноки (Miklos von Dalnoky) Бела (20.4.1890 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;II. 11.1948), кавалер RK (4.12.1941), венг. ген. – полк. С 1.10.1940 ком. Мобильного корпуса, 1.2 – 14.10.1942 ком. IX арм. корпусом. С 1942 ген. – адъютант и нач. Воен. канцелярии М. Хорти. С 1.8.1944 команд. 1-й армией. 16.10.1944 сложил с себя командование и перешел на сторону РККА. 22.12.1944 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4.11.1945 пред, коалиционного пр-ва Венгрии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мильх (Milch) Эрхард (30.3.1892 – 25.1.1972), кавалер RK (4.5.1940), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 1925 исполнительный дир., с 1.1.1926 чл. Исполнительного к-та Deutsche Lufthanza AG. 27.4.1933 – 21.6.1944 статс-секр. Имп. мин-ва авиации, одноврем. 1.2.1939 – 8.1.1945 ген. – инспектор люфтваффе. 12.4–9.5.1940 команд. 5-м возд. флотом. В 1942 – 45 пред. Наблюдательного совета и през. Deutsche Lufthanza AG. 1.10.1944 попал в автокатастрофу. 4.5.1945 взят в плен брит, войсками. 17.4.1947 приговорен амер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;воен. трибуналом к пожизненному тюремному заключению; 31.1.1951 срок сокращен до 15 лет; 28.6.1954 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Михай I Гогенцоллерн-Зигмаринген (Mihai Hohenzollern-Sigmaringen) (род. 25.10.1921), король Румынии (20.7.1927 – 8.6.1930, 6.9.1 ОДО-<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ЗОЛ 2.1947), кавалер ордена «Победа» (6.7.1945). 23.8.1944 отстранил от власти Й. Антонеску. и 24.8.1944 заключил перемирие с СССР. Под давлением коммунистов отрекся от престола и 3.1.1948 покинул страну. 22.5.1948 лишен румын, гражданства (восстановлен 28.2.1997). Жил в Великобритании, с 1955 в Швейцарии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Модель (Model) Вальтер (24.1.1891 – 21.4.1945), кавалер RK (9.7.1941), RK-EL (17.2.1942), RK-M (2.4.1943), RK-Br (17.8.1944), ген. – фельдмаршал (1.3.1944). С 15.10.1935 нач. 8-го (тех.) отдела Генштаба сухопутных войск. С 10.11.1938 нач. штаба IV арм. корпуса, с 25.10.1939 – 17-й армии. С 13.11.1940 ком. 3-й танковой дивизии, с 1.10.1941 – XLI танкового корпуса. 15.1.1942 – 9.1.1944 команд. 9-й армией (с перерывом 1.9–1.12.1942, 4 – 30.11.1943). С 9.1.1944 команд, группой армий «Север», с 13.3.1944 – «Юг», с 5.4.1944 – «Сев. Украина», с 28.7.1944 – «Центр». 17.8–4.9.1944 главнокоманд. на Западе и команд, группой армий «Д», 17.8.1944 – 17.4.1945 команд, группой армий «Б». Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мозер (Moser) Ганс, наст, имя – Йохан Жулье (Juiler) (6.8.1880 – 19.6.1964), австрийский актер. С 1897 играл на сцене. Выступал в варьете, цирке, различных театрах Австрии и Германии, стал известным комиком. Дебютировал в кино в конце 1920-х гг. Был крайне популярным актером.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мольтке (Moltke) Гельмут (Старший) (26.10.1800 – 24.4.1891), прус, ген. – фельдмаршал (16.6.1871), граф (с 28.10.1870). С 1848 нач. отделения Генштаба, с 1849 нач. штаба IV корпуса. С 1855 адъютант кронпринца. С 29.10.1857 и.д., 18.9.1858-9.8.1888 нач. прусского Генштаба. При поддержке О. фон Бисмарка провел ряд мероприятий по усилению армии. В Датской войне 1864, австро-прусской войне 1866 и франко-прусс кой войне 1870–1871 занимал пост нач. Полевого штаба, фактич. руководил действиями вооруж. сил. В 1867-91 чл. Рейхстага, с 1872 наследственный чл. прус. Палаты господ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мольтке (Moltke) Гельмут фон (Младший) (25.5.1848 – 18.6.1916), граф, ген. – полк. (27.1.1914). Племянник Г. фон Мольтке (Старшего). С 12.9.1896 ком. 1 – го гвард. грен, полка, с 25.3.1899 – 1 – й гвард. пех. бригады, с 27.1.1902 – 1-й гвард. пех. дивизии. С 16.2.1904 ген. – квартирмейстер, с 1.1.1906 нач. Большого Генштаба. После нач. 1-й мир. войны с 1.8.1914 нач. Полевого Генштаба. После провала наступления на Париж 14.9.1914 отстранен от своих обязанностей. С 30.12.1914 зам. нач. Большого Генштаба.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Морелль (Morell) Теодор (22.7.1886 – 26.5.1948), д-р медицины (1913), проф. (1943). С 1933 чл. НСДАП. С 1936 личный врач. А. Гитлера. 21.4.1945 отстранен от должности. 17.7.1945 арестован амер. властями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мунцель (Munzel) Оскар (13.3.1899 – 1.1.1992), кавалер DKiG (14.2.1943), RK (16.10.1944), ген.-м. (16.10.1944). В 1937 – 41 референт Упр. личного состава ОКХ. С 1.6.1941 ком. 2-го б-на, с дек. 1941 по июнь 1942 – всего 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии. С 26.9.1943 нач. 1-го танкового уч-ща в Берлине. С 15.9.1944 ком. 14-й танковой дивизии. С 15.1.1945 ком. корпусной группы «Мунцель» в 1-й танковой армии. 20.3–3.4.1945 ком. 2-й танковой дивизии. С 6.4.1945 гл. танковый офицер при Гл. командовании на Западе. 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками; в 1947 освобожден. В 1956 – 62 служил в Бундесвере, ген.-м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Муссолини (Mussolini) Бенито (29.7.1883 – 28.4.1945), лидер (дуче) итал. фашистов, 1-й маршал империи и великий адмирал (30.3.1938), 1-й поч. капрал фашистской милиции. 23.3.1919 создал «Союз ветеранов» (Fasci di Combattimento). С 28.10.1922 през. Совета министров, с 1926 гл. пр-ва. Одноврем. занимал ряд министерских постов: мин. иностр. дел (1922 – 29,1932 – 36), воен. мин. (1925 – 29,1933 – 43), мор. мин. (1925 – 29,1933 – 43), комиссар ВВС (1923 – 25), мин. авиации (1925 – 29, 1933 – 43), мин. внутр. дел (1922 – 24, 1926 – 43), мин. колоний (1928 – 29, 1935 – 36), мин. по делам Итал. Воет. Африки (1937 – 39). 25.7.1943 арестован. 12.9.1943 освобожден высадившейся с воздуха диверсионной командой СС во главе с О. Скорцени. С 15.9.1943 глава Фашистской республиканской партии (ФРП) и Итал. социал. республики (ИСР). 27.4.1945 партизанами-коммунистами расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюллер (Muller) Генрих (28.4.1900 – май 1945), группенфюрер СС и ген.-л. полиции (9.11.1941). С 1934 чл. СС. С 1.7.1936 нач. 2-го отдела гестапо. С 27.9.1939 нач. IV управления РСХА (гестапо – тайная государственная полиция). Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюллер (Muller) Людвиг (23.6.188331.7.1945), евангелич. священник. В 192633 окружной капеллан I воен. округа (Кёнигсберг). С 1931 чл. НСДАП. Один из основателей и земельный рук. движения «Нем. христиане» в Воет. Пруссии. С 4.8.1933 земельный епископ Воет. Пруссии Церкви Прусской унии. 27.9.1933 – 8.5.1945 имп. епископ, одноврем. с сент. 1933 прус. гос. советник. После 1935 утратил свое влияние, хотя формально остался имп. епископом и земельным епископом. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюллер (Muller) Фридрих Вильгельм (29.8.1897 – 20.5.1947), кавалер DKiG (18.6.1943), RK (22.9.1941), RK-EL (8.4.1942), RK-M (27.1.1945), ген. пехоты (1.7.1944). С 10.11.1938 ком. 3-го б-на 105-го пех. полка 34-й пех. дивизии, с 1.10.1940 – всего полка. 1.8.1942 – 15.3.1943 ком. 22-й пех. дивизии. 4.5–2.6.1944 и.д. ком. V арм. корпуса, 2 – 10.6.1944 – LIX арм. корпуса. С 1.7.1944 комендант укреплений Крита. С 13.11.1944 ком. XXXIV, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;8.12.1944 ком. LXVIII арм. корпусов. С 29.1.1945 команд. 4-й армией. В марте 1945 его войска были разгромлены сов. армией и в апр. командование армии было выведена в резерв ОКХ и 27.4.1945 расформирована. В апр. 1945<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;взят в плен брит, войсками. Приговорен брит. воен. трибуналом в Афинах к смертной казни. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Мюллер (Muller) Эрих (2.11.1892 – 15.4.1963), д-р инж. наук (1931), проф. (1943), фюрер воен. экономики (1943). С 1933 чл. НСДАП. С 1934 дир. Reichsbahn-Werk (Берлин-Темпельхоф). Сапр. 1935 рук. проектов и нач. отдела развития арт. вооружения концерна Krupp A.G., одноврем. с 1941 зам. чл., с 1943 чл. правления концерна. 10.9.1945 арестован амер. властями. На процессе Амер. воен. трибунала по делу концерна Круппа 31.7.1948 приговорен к 12 годам тюрьмы; в 1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Натцмер (Natzmer) Вильгельм фон (9.4.1871 – 2.10.1927), ген.-м. С 1.2.1923 инспектор автомобильных войск. С 30.9.1926 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нейрат (Neurath) Константин фон (2.2.1873 – 14.8.1956), барон, обергруп-пенфюрер СС (21.6.1943). С 13.12.1919 посланник в Копенгагене. С кон. 1921 посол в Риме, с окт. 1930 по май 1932 – в Лондоне. С 2.6.1932 имп. министр иностр. дел. С 1937 чл. НСДАП и СС. С 4.2.1938 пред. Тайного совета министров. 18.3.1939 – 25.8.1943 имп. протектор Богемии и Моравии (с 27.9.1941 в бессрочном отпуске). В мае 1945 арестован. Приговорен Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге к 15 годам тюрьмы; 6.11.1954 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Неринг (Nehring) Вальтер (15.8.1892 – 20.4.1983), кавалер RK (24.6.1941), RK-EL (8.2.1944), RK-M (22.1.1945), ген. танковых войск (1.7.1942). С 1.10.1937 ком. 5-го танкового полка. С 1.7.1939 нач. штаба XIX арм. корпуса, в 28.5.1940 – танковой группы Г. Гудериана. С 1.8.1940 ком. 18-й танковой дивизии. 9.3 – 31.8.1942 ком. танкового корпуса «Африка», 15.11 – 9.12.1942 команд, войсками в Тунисе. 10.2.1943 – 19.3.1945 ком. XXIV танкового корпуса, одноврем. 2.7–5.8.1944 и.д. команд. 4-й танковой армией. С 15.10.1944 ком. группы «Неринг». 22.3–3.4.1945 команд. 1-й танковой армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Николсон (Nicholson) Клод (2.7.1898 – 26.6.1943), брит, бригадир. В 1938 – 39 ком. 16/5-го уланского полка. В 1940 ком. 30-й пех. бригады, в мае 1940 также комендант Кале; 26.5.1940 взят в плен нем. войсками. Умер в лагере для военнопленных.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;О’Рурк (O’Rourke) Эдвард (26.10.1876 – 27.6.1943), граф, католич. священник. 13.10.1910 – 11.10.1918 настоятель прихода Св. Станислава в Петербурге/Петрограде. 29.9.1918 – 9.6.1920 епископ Рижский. С 21.4.1922 апостольский администратор Свободного города Данцига, 2.1.1926 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13.6.1938 епископ Данцигский. В 1939 уехал в Рим.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ойленбург (Eulenburg) Бото-Вендт цу (27.3.1883 – 3.1945), политик. В 1924 – 30 деп. Рейхстага от Нем. нац. нар. партии (DNVP). Умер в сов. плену.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольбрихт (Olbricht) Фридрих (4.10.1888 – 21.7.1944), один из рук. Июльского заговора 1944, кавалер DKiS (1.8.1943), RK (27.10.1939), ген. пехоты (1.6.1940). С 10.11.1938 ком. 24-й пех. дивизии. Противник нацизма, О. еще до войны примкнул к заговорщикам, ставившим своей целью устранение<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;А. Гитлера. С 15.2.1940 зам. команд. Армией резерва и нам. Общего управления ОКХ. Акивный участик событий 20.7.1944; был арестован и ночью без суда расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ольга Греческая и Датская (11.6.1903 – 16.10.1997), супруга (с 22.10.1923) князя Павла Карагеоргиевича. Дочь принца Николая Греческого и вел. княжны Елены Владимировны. С марта 1941 в эмиграции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Онезорге (Ohnesorge) Вильгельм (8.6.1872 – 1.2.1962), кавалер RK KVK mS (1.11.1944), обергруппенфюрер НСКК (5.9.1938), пионер труда (1.5.1941). С 1920 чл. НСДАП. С 1929 през. Центр, имп. управления почт в Берлине-Тем-пельхофе. С 1.3.1933 статс-секр. Имп. мин-ва почт. Со 2.2.1937 имп. мин. почт. В мае 1945 интернирован англо-амер. властями, 17.6.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Осима (Oshima) Хироси (19.4.1886 – 6.6.1975), япон. дипломат, ген.-л. С 1931 нач. 3-й секции (оборона) 1-го бюро Генштаба. С 1934 воен. атташе в Берлине. Убежденный сторонник расширения воен. – полит. сотрудничества с Германией. Приобрел широкие связи в высшем руководстве Германии и заслужил доверие А. Гитлера. Один из инициаторов заключения Антико-минтерновского пакта, к-рый подписал от имени Японии. С 8.9.1938 посол в Берлине. В 1939 отозван, но в начале 1941 вернулся в Берлин. В мае 1945 интернирован в Европе союзниками. Приговоерн Токийским междунар. трибуналом для Д. Востока 12.11.1948 к пожизненному тюремному заключению. В 1955 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Отто (Otto) Пауль (12.7.1881 – 14.1.1961), кавалер DKiS (30.6.1943), ген. пехоты (1.12.1940). С 1.11.1932 ком. 21-го пех. полка, с 1.10.1934 команд, пехотой IV воен. округа. С 15.10.1935 ком. 13-й пех. (с осени 1937 – мотопех.) дивизии. С 1.11.1939 нач. герм. воен. миссии в Словакии. 1.5.1942 – 31.5.1943 команд, войсками IX воен. округа (Кассель). С 31.10.1943 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Павел Карагеоргиевич (27.4.1893 – 14.9.1976), югослав, князь. Двоюродный брат короля Александра I. После убийства Александра I с 9.10.1934 регентом при короле Петре II. 25.3.1941 подписал декрет о присоединении Югославии к Тройственному союзу. 27.3.1941 смещен в результате гос. переворота во главе с ген. Д. Симовичем и бежал за границу. В 1945 объявлен на родине воен. преступником.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Папен (Рареп) Франц фон (29.12.1879 – 2.5.1969), кавалер RK KVK mS (14.8.1944). С 1920 чл. католич. партии «Центр». 1.6 – 17.11.1932 рейхсканцлер. С 30.1.1933 вице-канцлер и имп. комиссар Пруссии в пр-ве Гитлера. С 5.3.1933 деп. Рейхстага. 7.4.1933 Гитлер назначил себя имп. наместником Пруссии, лишив тем самым П. всех прерогатив по должности имперского комиссара. 13.11.1933 – 30.7.1934 имп. уполномоченный по вопросам Саара. 26.7.1934 – 4.2.1938 рук. спец, миссии в Вене. С 1938 чл. НСДАП. С 29.4.1939 по авг. 1944 посол в Турции. 9.4.1945 арестован амер. войсками. На процесс Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге был оправдан.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паттон (Patton) Джордж-мл. (11.11.1885 – 21.12.1945), амер. ген. (апр. 1945). В 1938 – 40 ком. 3-го бронетанкового полка, в 1940 – бронетанковой бригады, с 1.10.1940 – 2-й бронетанковой дивизии. Сянв. 1942 ком. I бронетанкового корпуса, в 1942 нам. Центра воен. подготовки. С осени 1942 команд. Зап. силами. Сянв. 1943 ком. I бронетанкового корпуса в Тунисе. В марте – апр. 1943 ком. II корпуса. С 26.1.1944 команд. 3-й, с 7.10.1945 – 15-й армиями. С нояб. 1945 команд, войсками США в Европе. 9.12.1945 тяжело ранен в автомобильной катастрофе. Умер от полученных травм.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Паулюс (Paulus) Фридрих (23.9.1890 – 1.2.1957), кавалер RK (26.8.1942), RK-EL (15.1.1943), ген. – фельдмаршал (31.1.1943). С 15.10.1935 нач. штаба Командования танковых войск, с 4.2.1938 – XVI моторизованного корпуса. С 1,5.1939 нач. штаба 4-й группы сухопутных войск. С 26.8.1939 нач. штаба 4-й, с 26.10.1939 – 6-й армий. 30.5.1940 – 31.12.1941 1-й обер-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск. С 1.1.1942 команд. 6-й армией. Его войск были окружены в Сталинграде; 31.1.1943 капитулировал. 8.8.1944 выступил по радио, призвав войска выступить против Гитлера. 24.10.1953 передан властям ГДР и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петен (Petain) Анри Филипп (24.4.1856 – 23.7.1951), маршал Франции (21.11.1918). В 1-ю мир. войны с 21.6.1915 команд. 2-й под Верденом. С 1.5.1916 команд, группы армий Центра, с 17.5.1917 главнокомандующий армиями Севера и Северо-Востока. В 1920 – 31 вице-през. Высшего воен. совета, с 1922 ген. – инспектор армии. С 17.5.1940 зам., а с 16.6.1940 премьер-мин. 22.7.1940 подписал капитуляцию Франции. 10.7.1940 ему Нац. собрание передало всю полноту власти на неоккупированной терр. Франции. 11.7.1940 – 20.8.1944 глава гос-ва, през. Гос. совета и до апр. 1942 глава пр-ва Виши. Приговорен Высш. судом юстиции в Париже 15.8.1945 к смертной казни, к-рая 17.8.1945 заменена пожизненным заключением.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Петтер (Petter) Эрих (14.11.1876 – 19.8.1957), полк. (1.11.1927). 1.10.1916 – 22.3.1918 ком. автомобильных частей 1-й армии. С 1.4.1922 нач. штаба автомобильных войск Инспекции транспортных войск Мин-ва рейхсвера. С 1.10.1923 ком. 6-го автотранспортного б-на, 1.10.1924 – 1.11.1928 вновь нач. штаба автомобильных войск. С 31.12.1929 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Порше (Porsche) Фердинанд (3.9.1875 – 30.1.1951), конструктор, оберфюрер СС (30.1.1942). С 1931 глава инж. бюро в Штутгарте; автор проекта «нар. автомобиля» – «Фольксвагена». В 1938 – 45 П. работал на заводах «Фольксваген», разрабатывая воен. технику. В 1945 арестован франц. войсками. В 1947 освобожден. В 1950 основал фирму Ferdinand Porsche AG Stuttgart.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Потапов Михаил Иванович (20.10.1902 – 26.1.1965), ген. – полк. (9.5.1961). С 1939 ком. 21-й танковой бригады, с июня 1940 – 4-го мех. корпуса. С 17.1.1941 команд. 5-й армией. В сент. 1941 был тяжело ранен и контужен и взят плен. В апр. 1945 освобожден амер. войсками и передан сов. властям. После проверки признан невиновным. Савг. 1954 команд. 5-й армией. С 1958 1-й зам. команд, войсками Одесского воен. округа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Праун (Praun) Альберт (11.12.1894 – 3.3.1975), кавалер DKiG (7.2.1943), RK (27.10.1943), ген. войск связи (1.10.1944). С 1.9.1939 ком. 596-го полка связи (состоял при штабе 1-й армии). С 1.2.1940 нам. связи 7-й армии, с 19.5.1940 – танковой группы «Гот», 1.6 – 15.7.1940 – «Гудериан», с 11.12.1940 – 2-й танковой группы (с 6.10.1941 армии). С 22.8.1942 ком. 129-й пех. дивизии. С 3.10.1943 нам. войск связи группы армий «Центр». С 12.4.1944 ком. 277-й пех. дивизии. С 20.7.1944 нам. службы связи сухопутных войск ОКХ, одноврем. с 1.10.1944 инспектор связи вермахта в ОКБ. В мае 1945 сдался амер. войскам; в июне 1947 освобожден. В июне 1955 заочно приговорен франц. воен. трибуналом к смертной казни.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Прим (Priem) Георг фон (19.11.1883 – 9.1.1944), ген.-м. (1.1.1942). С 1.7.1938 нач. 2-го окружного командования (Кёльн). С 29.7.1940 рук. Контрольной комиссии «А» при Комиссии по контролю зха вооружениями, с сент. 1940 рук. Гл. контрольной инспекции во Франции. С 3.8.1942 нач. 674-й, с 21.10.1942 – 675-й фельдкомендатуры, к-рая располагалась в Виннице и обеспечивала порядок в р-не Ставки фюрера. Умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Притвиц унд Гаффрон (Prittwitz und Gaffron) Генрих фон (4.9.1889 – 10.4.1941), ген.-л. (1.4.1941). С 1.10.1936 ком. 2-го танкового полка, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10.11.1938 – 2-й танковой бригады 2-й танковой дивизии. С 1.10.1940 ком. 15-й танковой дивизии. Погиб в Сев. Африке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рабенау (Rabenau) Фридрих фон (10.10.1884 – 12.4.1945), ген. артиллерии (1.9.1940). С 1.4.1937 нач. Архива сухопутных войск, нии 1 – 29.9.1939 ком. 73-й пех. дивизии, а 1.12.1939 вновь вернулся на старый пост. Примкнул в группе воен. заговорщиков. После провала покушения на А. Гитлера<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20.7.1944 арестован. Расстрелян по приказу Г. Гиммлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рансимен (Runciman) Уолтер (19.11.1870 – 14.11.1949), брит, политик, 1-й виконт Ренсимен Доксфордский (с 10.6.1937), 2-й барон Ранисмен (с 13.8.1937). В 1889–1900,1902 – 18,1924 – 37 чл. Палаты общин. С 12.4.1908 през. Совета по образованию (мин. образования), с 23.10.1911 през. Совета по сельск. х-ву (мин. сельск. х-ва), 6.8.1914 – 5.12.1916 и 5.11.1931 – 28.5.1937 през. Совета по торговле (мин. торговли). 31.10.1938 – 3.9.1939 лорд-през. Совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Раус (Raus) Эрхард (8.1.1889 – 3.4.1956), кавалер DKiG (14.2.1943), RK (11.10.1941), RK-EL (22.8.1943), RK-M (22.8.1943), ген. – полк. (18.8.1944). С 26.8.1939 нач. штаба XVII воен. округа. С 15.7.1940 ком. 4-го стрелк. полка, с 15.4.1941 – 6-й стрелковой бригады 6-й танковой дивизии. С 1.4.1942 ком. 6-й танковой дивизии, 4 – 25.11.1943 – XLVII танкового корпуса. С 11.12.1943 команд. 4-й, с 1.5.1944 – 1 – й, 16.8.1944 – 10.3.1945 – 3-й танковыми армиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейнгардт (Reinhardt) Георг Ганс (1.3.1887 – 22.11.1953), кавалер RK (27.10.1939), RK-EL (17.2.1942), RK-M (26.5.1944), ген. – полк. (1.1.1942). С 12.10.1937 ком. 1-й стрелк. бригады, с 10.11.1938 – 4-й танковой дивизии. С 15.2.1940 ком. XLI танкового корпуса. С 5.10.1941 команд. 3-й танковой группой (с 31.12.1941 – 3-я танковая армия). 16.8.1944 – 25.1.1945 команд. группой армий «Центр». На 12-м процессе Амер. воен. трибунала в Нюрнберге по делу ОКХ 28.10.1948 приговорен к 15 годам тюремного заключения. 27.2.1952 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейнефарт (Reinefarth) Генрих («Гейнц») (26.12.1903 – 7.5.1979), кавалер RK (25.6.1940), RK-EL (30.9.1944), группенфюрер СС, ген.-л. войск СС и полиции (1.8.1944). С 1932 чл. НСДАП и СС. В 1939 – 40 добровольцем поступил в пехоту, фельдфебель; участник Франц, кампании. С июня 1942 ген. – инспектор в гражд. администрации протектората Богемия и Моравия (Прага). С июня 1943 2-й нач. Упр. администрации и права, в сент. – дек. 1943 нач. Правового управления Гл. упр. полиции порядка. 29.12.1943 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;30.12.1944 высш. рук. СС и полиции в Вартеланде и рук. оберабшнита СС «Варта». В авг. – нояб. 1944 ком. боевой группы СС «Рейнефарт». С дек. 1944 ком. XVIII арм. корпуса СС. Вянв. – марте 1945 комендант крепости Кюстрин. С марта 1944 ком. XIV арм. корпуса СС. 1.5.1945 арестован англо-амер. войсками; в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рейхенау (Reichenau) Вальтер фон (8.10.1884 – 17.1.1942), ген. – фельдмаршал (19.7.1940), RK (30.9.1939). С 1.2.1931 нач. штаба 1-й дивизии. С 1.2.1933 нач. Министерского упр. (с 12.2.1934 – Воен. упр.) Мин-ва рейхсвера. С 1.10.1935 ком. VII арм. корпуса и команд, войсками VII воен. округа (Мюнхен). С 4.2.1938 команд. 4-го группой сухопутных войск. С 22.8.1939 команд. 10-й, с 5.10.1939 – 6-й армиями. С 30.11.1941 команд, группой армий «Юг». Погиб от ран, полученных при авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рём (Rohm) Эрнст (28.11.1887 – 2.7.1934), рейхслейтер (с 1933). Участник 1-й мир. войны; капитан. В 1919 чл. Добр, корпуса Ф. фон Эппа. В 1919 познакомился с А. Гитлером и стал его близким другом. Вянв. 1920 вступил в Нем. рабочую партию (DAP), стал чл. ее К-та (позже получив № 623). Привлек в партию многих бывших военных и чл. Добр, корпуса. 12.10.1923 основал военизированную орг-цию штурмовиков «Имп. воен. флаг» (Reichskriegsflagge), с к-рой принял участие в «Пивном путче» 9.11.1923. В дек. 1923 уволен из армии. На процессе 1.4.1924 был приговорен к 15 месяцам тюрьмы и в тот же день освобожден. С 17.5.1924 и.д. и зам. команд, подпольных СА. С авг. 1924 команд. «Фронтбанна», с марта 1925 также и рук. СА. 1.5.1925 смещен с обеих постов. С 1928 воен. инструктор в Боливии. 1.11.1930 восстановлен в НСДАП (получил № 41). С 5.1.1931 нач. штаба СА. С 1.5.1933 также команд, вспомогательной полиции безопасности Баварии. С 12.11.1933 деп. Рейхстага, с 1.12.1933 имп. мин. без портфеля. Расстрелян во время «Ночи длинных ножей».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рендулич (Rendulic) Лотар фон (23.11.1887 – 17.7.1971), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(26.12.1941), RK (6.3.1942), RK-EL (15.8.1943), RK-M (18.1.1945), ген. – полк. (1.4.1944), д-р права. Служил в австр. армии; в февр. 1936 по полит, соображениям уволен в отставку. 1.4.1938 зачислен в вермахт, нач. штаба XVII арм. корпуса. С 15.6.1940 ком. 14-й, с 5.10.1940 – 52-й пех. дивизий. С 1.11.1942 ком. XXXV арм. корпуса. С 14.8.1943 команд. 2-й танковой, с 25.6.1944 – 20-й горной армиями. 25–27.1.1945 и 11–25.3.1945 команд, группой армий «Курляндия», 25.1 – 10.3.1945 – группой армий «Север», с 25.3.1945 – группы армий «Юг» (с 30.4.1945 – «Австрия»). Вывел свои войска с сов. – герм. фронта и сдался американцам. 19.2.1948 приговорен к 20 годам тюрьмы; в янв. 1951 срок снижен до 10 лет. В дек. 1951 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ренсимен (Runciman) Уолтер (19.11.187014.11.1949), брит, политик, 2-й барон Ренисмен (с 13.8.1937), 1-й виконт Ренсимен Доксфордский (с 10.6.1937). В 1899–1900, 1902 – 18, 1924 – 37 чл. Палаты общин; либерал. С 12.4.1908 през. Совета по образованию, с 23.10.1911 през. Совета по сельск. х-ву. 6.8.1914 – 5.12.1916 и 5.11.1921 – 28.5.1937 през. Совета по торговле. 31.10.1938 – 3.9.1939 лорд-през. Тайного совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рёттигер (Rottiger) Ганс (16.4.1896 – 15.4.1960), кавалер DKiG (26.1.1942), ген. танковых войск. 10.11.1938 переведен в штаб инспекции подвижных войск ОКХ. С 15.10.1939 1-й офцер Генштаба нач. Оперю отдела) штаба VI арм. корпуса. С 5.2.1940 нач. штаба LXI арм. корпуса, с 1.1.1942 – 4-й танковой армии, с 28.4.1942 – 4-й армии, с 16.7.1943 – группы армий «А»,<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5.6.1944 – «Ц». 2.5.1945 взят в плен брит, войсками; в 1948 освобожден. 21.9.1956 – 15.4.1960 инспектор сухопутных войск Бундесвера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Риббентроп (Ribbentrop) Иоахим фон (30.4.1893 – 16.10.1946), нем. дипломат, обергруппенфюрер СС (20.4.1940). С 1932 член НСДАП. Сапр. 1933 нач. «Бюро Риббентропа», занимавшегося в партии внешнеполитическими вопросами. С 11.8.1936 посол в Лондоне. С 4.2.1938 имп. мин. иностр. дел. 14.6.1945 захвачен американцами. Повешен по приговору Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рибель (Riebel) Густав Адольф (13.3.1896 – 23.8.1942), кавалер DkiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(24.12.1941), ген.-м. (1942, поем.). Адъютант штаба XVI арм. корпуса, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;24.11.1938 адъютант инспекции подвижных войск. С 26.8.1939 адъютант, с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.10.1939 2-й офицер Генштаба (квартирмейстер) штаба XIX арм. корпуса. С 23.2.1941 ком 15-го танкового полка. С 3.1.1942 ком. 24-й танковой дивизии. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рихтгофен (Richthofen) Вольфрам фон (10.10.1895 – 12.7.1945), барон, кавалер RK (19.5.1940), RK-EL (17.7.1941), ген. – фельдмаршал (16.2.1943). В янв. – окт. 1937 нач. штаба, 31.10.1938 – 18.7.1939 ком. легиона «Кондор».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 1.10.1939 ком. авиадивизии особого назначения, с 3.10.1939 – VIII авиакорпуса. 20.7.1942 – 4.9.1943 команд. 4-м, с 12.6.1943 – 2-м возд. флотами. 27.9 – 27.10.1944 нач. Командования ВВС «Юг». В мае 1945 интернирован амер. властями. Умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Розенберг (Rosenberg) Альфред (12.1.1893 – 16.10.1946), рейхслейтер (1934), обергруппенфюрер СА. С 1920 чл. в НСДАП. В 1929 основал Боевой союз за герм, культуру. С 1930 деп. Рейхстага. В 1930 опубликовал труд «Миф XX века», считавшийся теоретич. обоснованием национал-социализма. Сапр. 1933 рук. Бюро иностр. помощи НСДАП и Внешнеполит. упр. НСДАП. В 1934 – 45 уполномоченный по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием. С 17.7.1941 имп. мин. оккупированных воет. терр. После окончания войны арестован. Приговорен Междунар. воен. трибуналом в Нюрнберге к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Роммель (Rommel) Эрвин (15.11.1891 – 14.10.1944), кавалер ордена Pour le Merite (10.12.1917), RK (27.5.1940), RK-EL (30.3.1941), RK-M (20.1.1942), RK-Br (11.3.1943), ген. – фельдмаршал (22.6.1942). С 25.8.1939 комендант полевой Ставки фюрера. С 5.2.1940 ком. 7-й танковой дивизии. С 6.2.1941 ком. Африканского корпуса, с 15.8.1941 команд, танковой группы «Африка», с 22.1.1942 – танковой армией «Африка», с февр. 1943 – группой армий «Африка». С 19.7.1943 команд, группой армий «Б». 17.7.1944 тяж. ранен осколком авиабомбы. После провала покушения на Гитлера гестапо были получены мат-лы о причастности Р. к заговору. По требованию Гитлера покончил с собой.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рубарт (Rubarth) Вальтер (7.6.1913 – 26.10.1941), кавалер RK (3.6.1940), лейтенант. В 1940 фельдфебель, ком. ударной группы 2-й роты 49-го саперного б-на 10-й танковой дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рузвельт (Roosevelt) Франклин (30.1.1882 – 12.4.1945), амер. политик, чл. Демократич. партии. 1.1.1929 – 31.12.1932 губернатор штата Нью-Йорк. С 4.3.1933 32-й през. США (избирался 4 раза).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рундштедт (Rundstedt) Герд фон (12.12.1875 – 24.2.1953), кавалер RK (30.9.1939), RK-EL (2.7.1944), RK-M (18.2.1945), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). С 1.10.1932 команд. 1-й группой сухопутных войск; с 1.11.1938 в отставке. С 26.8.1939 команд, группой армий «Юг», с 25.10.1939 – «А», 22.4 – 30.11.1941 – «Юг» (до июня – «штаб участка Силезия»). 1.3.1942 – 2.7.1944 и<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4.9.1944 – 9.3.1945 команд, на Западе и группой армий «Д». 2.5.1945 арестован амер. войсками. В мае 1949 Р. был освобожден по состоянию здоровья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Руст (Rust) Бернгард (30.9.1883 – 8.5.1945), обергруппенфюрер СА (9.11.1936). С 1925 чл. НСДАП. С 22.3.1925 гаулейтер Сев. Ганновера, с 1.10.1928 – Юж. Ганновера – Брауншвейга. 31.3.1930 уволен с гос. службы в связи с обнаруженными у него отклонениями в психике и за полит, деятельность. С 14.9.1930 деп. Рейхстага. С 15.7.1932 ландесинспектор НСДАП<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Нижней Саксонии. С 4.2.1933 комиссар прус. Мин-ва науки, воспитания и образования (с 22.4.1933 мин.). 30.4.1934 – 1.5.1945 имп. мин. науки, воспитания и культуры. Покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Рэдер (Raeder) Эрих (24.4.1876 – 6.11.1960), кавалер RK (30.9.1939), гроссадм. (1.4.1939). 1.7.1935 – 30.1.1943 главнокоманд. ВМФ. С 30.1.1943 гл. инспектор ВМФ. 23.6.1945 взят в плен сов. войсками. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге приговорен к пожизненному тюремному заключению. 26.9.1955 освобожден по состоянию здоровья.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Салаши (Szalasi), наст. фам. Салосьян (Salosjan) Ференц (6.1.1897 – 12.3.1946), венг. политик. С 1937 лидер нилашистской партии «Скрещенные стрелы» (Nyilaskeresztes Part). Вапр. 1938 арестован и заключен в тюрьму, в сент. 1940 освобожден и уехал в Германию. При поддержке герм, армии совершил гос. переворот. 16.10.1944 – 27.3.1945 «вождь нации», глава гос-ва и пр-ва Венгрии. 9.5.1945 сдался амер. войскам, передан венг. властям. В 1946 приговорен к смертной казни. Казнен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Седерлунд (Cederlund) Улла, урожд. Хольмстрём (Holmstrom) (1915 —?), жена полк. Гёсты Хольстрёма; мать Эльзы (1893–1964), жены К. Клингспора. Владелица завода по производству пунша.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сект (Seckt) Ганс фон (22.4.1866 – 27.12.1936), ген. – полк. (1.1.1926). С 9.3.1915 нач. штаба 11-й армии, 6.7 – 18.9.1915 и с 30.9.1915 – группы армий «Макензен», с июня 1916 – 7-й австро-венг. армии, с авг. 1916 – арм. группы «Эрцгерцог Карл» (с дек. 1916 г. – «Эрцгерцог Иосиф»). С дек. 1917 по 4.11.1918 нач. Генштаба турецкой армии. С 4.7.1919 нач. Войскового упр. Воен. мин-ва, с 17.3.1920 начальник 1-го командования в Берлине. 2.4.1920 – 8.10.1926 нач. Руководства сухопутных войск. Во время «Пивного путча» 1923 отдал приказ подавить его с применением войск; 8.11.1923 – 28.2.1924 официально являлся высшим носителем исполнительной власти. В 1930 – 32 деп. Рейхстага от Герм. нар. партии (DVP). В 1934 – 35 воен. советник Чан Кайши.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Сполето. см. Аймоне.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тейсс (TheiB) Рудольф (18.12.1887 – 17.6.1961), кавалер DkiS (30.4.1945), ген.-м. (1.9.1941). Служил в австро-венг. и австр. армиям, с 1935 ком. 15-го танкового б-на австр. армии. Смарта 1938 в вермахте. 1.2.1939 – 6.9.1943 нач. 1-го уч-ща танковых войск. С 1.10.1943 нач. отдела (затем управленческой группы) генеральной инспекции танковых войск. В мае 1945 арестован англо-амер. войсками, но вскоре освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тейсс (TheiG) Рудольф (18.12.1887–1961), кавалер DKiS (30.4.1945), ген.-м. (1.9.1941). Служил в австро-венг. и австр. армиях. 1935 ком. 15-го батальона бронеавтомобилей австр. армии. В марте 1938 переведен в вермахт. В 1938 ком 33-го танкового батальона. 1.2.1939 – 6.9.1943 нач. 1 – го танкового уч-ща. С 1943 нач. отдела, управленческой группы в штабе ген. – инспектора танковых войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тило (Thilo) Карл Вильгельм (23.2.1911 – 8.4.1997), подполк. В 1941 адъютант 40-го пех. полка. С дек. 1942 референт Орг. отдела Генштаба сухопутных войск. В 1943 1-й офицер Генштаба в штабе 1-й горно-стрелк. дивизии. С окт. 1944 нач. Крепостного отдела Генштаба сухопутных войск. В мае 1945 взят в плен амер. войсками; в окт. 1947 освобожден. В 1956 поступил в Бундесвер, в 1965 – 57 ком. 1-го горно-стрелк. дивизии, с 1967 ком. II корпуса; в 1970 вышел в отставку в звании ген.-л.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тимошенко Семен Константинович (6.2.1895 – 31.3.1970), Маршал Сов. Союза (7.5.1940), дважды Герой Сов. Союза (21.3.1940,18.2.1965), кавалер ордена «Победа» (4.6.1945). С 7.5.1940 нарком, с 19.7.1941 зам. наркома обороны СССР. В 1941 – 45 чл. ГКО. С 1.7.1941 главнокоманд. Зап., с 13.9.1941 по июнь 1942 – Юго-Зап. направлениями. Одноврем. команд. Зап. (июль – сент. 1941), Юго-Зап. (сент. – дек. 1941, апр. – июль 1942), Сталинградским (июль 1942), Сев. – Зап. (окт. 1942 – март 1943) фронтами. С 1945 команд, войсками Барановичского (с марта 1946 Белорусского), с июня 1946 – Южно-Уральского, с марта 1949 по апр. 1960 – Белорусского воен. округов. С 1952 кандидат в чл. ЦК КПСС. С 1961 пред. Совета к-та ветеранов войны.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тодт (Todt) Фриц (4.9.1891 – 8.2.1942), ген.-м. (1.9.1939), обергруппен-фюрер СА (6.9.1938). С 1920 работал инженером-строителем. С 5.1.1922 чл. НСДАП. С 1933 ген. – инспектор полувоен. правит, орг-цию, которая бы занималась разработкой и стр-вом сети автомобильных и жел. дорог в Германии. Одноврем. с 1933 рук. Гл. упр. техники в Имп. рук-ве НСДАП; деп. Рейхстага. 28.5.1938 Т. поручена организация стр-ва Зап. вала – на случай вступления Франции и Великобритании в войну. Он привлек к работе более 1000 частных фирм, и вскоре подчиненное ему ведомство было названо Организация Тодта (ОТ). С 9.12.1938 ген. комиссар строит, пром-сти. С 17.3.1940 имп. мин. вооружений и боеприпасов. С 1941 ген. – инспектор по энергоресурсам. Погиб в авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тома (Thoma) Вильгельм (с 5.7.1916 Риттер фон) (1.9.1891 – 30.4.1948), кавалер RK (31.12.1941), ген. танковых войск (1.11.1942). С 1.6.1939 ком. 3-го танкового полка 2-й танковой дивизии. 5.3.1940 – 16.12.1940 и 23.5 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;1.7.1942 ген. подвижных войск ОКХ. С 16.12.1940 ком. 17-й танковой бригады, 21.7 – 19.9.1941 и.д. ком. 17-й танковой дивизии. 14.10.1941 – 23.5.1942 ком. 20-й танковых дивизий. С 17.9.1942 ком. Африканского корпуса.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;4.11.1942 взят в плен брит, войсками; в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Томале (Thomale) Вольфганг (25.2.1900 – 20.10.1978), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(27.11.1941), RK (10.2.1942), ген.-л. (25.2.1945). С 1.6.1938 сотрудник штаба Инспекции танковых войск ОКХ. С 1941 ком. 3-го б-на 25-го танкового полка 7-й танковой дивизии. С 5.8.1941 ком. 27-го танкового полка 19-й танковой дивизии. С марта 1942 – в штабе шефа вооружение и команд. Армией резерва. С 1.3.1943 нам. штаба ген. – инспектора танковых войск. В мае 1945 взят в плен англо-амер. войсками; 15.11.196 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Топпе (Торре) Альфред (28.6.1904–1971), кавалер DKiS (17.12.1943), ген.-м. (1.10.1944). 1.7.1936 – 20.12.1939 офицер штаба II арм. корпуса. С 18.6.1940 по март 1941 обер-квартирмейстер, 1-й обер-квартирмейстер штаба команд, нем. войсками во Франции. С 1.6.1942 нам. отдела снабжения ОКХ. С 25.11.1943 обер-квартирмейстер для особых поручений при ген. – квартирмейстере Генштаба сухопутных войск. С 5.2.1944 нач. штаба X арм. корпуса. 23.7.1944 – 8.5.1945 ген. – квартирмейстер Генштаба сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Торвальдсен (Thorvaldsen) Бертель (19.11.1770 – 24.3.1844), датский художник, скульптор, представитель позднего классицизма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Траут (Traut) Ганс (25.1.1895 – 9.12.1974), кавалер DKIG (5.12.1943), RK (5.8.1940), RK-EL (23.1.1942), ген.-л. (1.1.1943). С 12.10.1937 ком. 1-го б-на 90-го мотопех. полка. 17.10.1940 ком. 41 – го мотопех. полка 10-й мотопех. дивизии. С 15.4.1942 ком. 10-й мотопех., 25.4.1942 – 263-й пех., 1.4–1.11.1943 и с 15.2.1944 – 78-й штурмовой дивизий. 6.7.1944 взят в плен сов. войсками. 4.11.1947 приговорен к 25 годам лагерей; 6.10.1955 передан ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Тресков (Tresckow) Хенниг фон (10.1.1901 – 21.7.1944), кавалер DKiG (2.1.1943), ген.-м. (1.6.1944). С 26.8.1939 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 228-й пех. дивизии, с марта 1940 – группы армий «А», с 1.12.1940 – группы армий «Б», 22.6.1941 – 27.7.1943 – группы армий «Центр». 15.10–12.11.1943 ком. 442-го пех. полка, с 20.11.1943 нач. штаба 2-й армии. Один из рук. заговора против А. Гитлера. Узнав о провале попытки переворота 20.7.1944 покончил жизнь самоубийством, сымитировав гибель в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Удет (Udet) Эрнст (26.4.1896 – 17.11.1941), кавалер RK (4.7.1940), ген. – полк. (19.7.1940). В 1-ю мир. войну сбил 62 самолета противника; был самым результативным летчиком войны, оставшимся в живых. С 10.2.1936 инспектор истребит, и бомбард, авиации, с 9.6.1936 нач. Тех. управления Имп. мин-ва авиации. С 4.2.1939 ген. – люфтцойгмейстер, с 1.2.1939 также нач. боевого снабжения и, одноврем., ген. – инспектор истребит, авиации. В состоянии глубокой депрессии покончил жизнь самоубийством (застрелился).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Узингер (Usinger) Кристиан (21.8.1894 – 2.4.1949), кавалер DKiG (19.9.1942), RK (15.9.1944), ген.-л. (1.9.1943). С 28.8.1939 ком. арт. полка, с дек. 1941 нач. 146-го, с апр. 1942 – 110-го арт. командований. С 20.10.1942 ком 223-й пех. дивизии. С окт. 1943 нач. 315-го высш. арт. командования. С 20.4.1945 ком. I арм. корпуса. 8.5.1945 взят в плен сов. войсками; умер в лагерях.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фалькенхорст (Falkenhorst) наст. фам. Ястжембски (Jastrzembski) Николаус фон (17.1.1886 – 18.6.1968), кавалер DKiS (20.1.1945), RK (30.4.1940), ген. – полк. (19.7.1940). С 6.10.1936 ком. 32-й пех. дивизии, с 16.8.1939 – XXI арм. корпуса. С 25.7.1940 команд, вермахтом в Норвегии. 19.12.1940 – 18.12.1944 команд, армией «Норвегия». 8.5.1945 взят в плен брит, войсками. 2.8.1946 приговорен к смертной казни, 3.12.1946 приговор заменен на 20 лет тюремного заключения. 23.7.1953 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фегелейн (Fegelein) Герман (30.10.1906 – 28.4.1945), кавалер RK (2.3.1942), RK-EL (21.12.1942), RK-M (30.7.1944), группенфюрер СС и ген.-л. войск СС (21.6.1944). 22.11.1939 – 1.6.1940 ком. 1 – го кав. штандарта СС «Мертвая голова», с 6.12.1940 ком. 1-го кав. полка «Мертвая голова», с 1.9.1941 – кав. бригады СС. С 14.5.1943 ком. кав. дивизии СС, 22.10 – 1.12.1943 – 8-й кав. дивизии СС «Флориан Гейер». С 30.9.1943 представитель рейхсфюрера СС в Ставке фюрера. 3.6.1944 женился на Маргарет, сестре Евы Браун. Расстрелян по обвинению в дизертирстве.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фейель (Veiel) Рудольф (10.12.1883 – 9.3.1956), кавалер RK (3.6.1940), ген. танковых войск (1.4.1942). С 1.3.1938 ком. 2-й танковой дивизии. 19.2 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;5.5.1942 ком. XLVIII танкового корпуса. 28.9.1942 – 10.6.1943 нач. штаба пополнений «Центр». 1.9.1943 – 21.7.1944 команд, войсками V воен. округа. В мае 1945 взят в плен амер. войсками; 12.5.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Феллер (Feller) Густав (16.6.1896 – 13.4.1945), ген.-м. (1.10.1944). С 12.10.1937 референт Общего упр. Имп. воен. мин-ва (с 4.2.1938 – ОКХ), с 22.11.1940 нач. отдела ОКХ. 20.6–1.8.1941 прикомандирован в штабе 2-й танковой группы. 25.8 – 15.12.1943 ком. 1-го танкового, 10.2 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;6.4.1944 – 71-го пех. полков. С 28.6.1944 ком. 3-м, с 20.11.1944 – 9-м танковыми соединениями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фельдт (Feldt) Курт (22.11.1887 – 11.3.1970), кавалер RK (23.8.1941), ген. кавалерии (1.2.1944). С 10.11.1938 ком. 1-й кав. бригады. С 25.10.1939 ком. 1-й кав., 28.11.1941 – 15.4.1942 – 24-й танковой дивизии. С 15.7.1942 нач. воен. – адм. р-на «Б» (Юго-Зап. Франция). С 11.1.1943 команд, вермахтом в Юго-Зап. Франции. 12.9 – 28.12.1944 ком. корпуса «Фельдт», с 5.2.1945 ком. сводного корпуса «Южная Ютландия». 8.5.1945 сдался англо-амер. войскам; 23.12.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фёрстер (Forster) Отто Вильгельм (16.3.1885 – 24.6.1966), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(23.8.1941), ген. саперных войск (1.4.1938). С 1.2.1933 инспектор саперных и крепостных войск. 24.11.1938 – 31.12.1941 ком. VI арм. корпуса. С 31.1.1944 в отставке. 12.8.1945 арестован сов. властями, 3.6.1950 приговорен к 25 годам лагерей. 8.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фессман (Fessmann) Эрнст (6.1.1881 – 25.10.1962), ген. танковый войск (30.9.1937). 1.3.1924 – 1.4.1940 ком. 7-го автотранспортного б-на. С 1.8.1934 ком. танковой бригады Учебного штаба механизированных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 15.10.1935 ком. 3-й танковой дивизии. С 30.9.1937 в отставке. 26.8.1939 – 16.6.1941 ком. 267-й пех. дивизии. 5.6.1945 взят в плен сов. войска; 30.9.1945 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фибиг (Fiebig) Мартин (7.5.1891 – 24.10.1947), кавалер DKiG (11.5.1942), RK (8.5.1940), RK-EL (23.12.1942), ген. авиации (1.3.1943). С 1.7.1938 ком. 253-й (затем 4-й) бомбард, эскадры «Генерал Вефер». 1.8.1940 – 2.4.1941 нам. службы безопасности полетов. С 12.4.1942 ком. 1-й авиадивизии. С 1.7.1942 ком. VIII авиакоруса (Крым), с 22.5.1943 – X авиакорпуса (Греция). Одноврем. с 22.5.1943 нам. Командования ВВС «Юго-Восток». С 1.9.1944 в резерве. С 1.2.1945 ком. II авиакорпуса (Берлин), с 12.4.1945 нам. Командования ВВС «Северо-Восток». 8.5.1945 сдался брит, войскам. 6.2.1946 передан югославским властям; приговорен к смертной казни и расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фитингоф-Шеель (Vietinghoff, gen. Scheel) Генрих фон (6.12.1887 – 23.2.1952), кавалер DKiG (22.4.1942), RK (24.6.1940), RK-EL (16.4.1944), ген. – полк. (1.9.1943). С 1.10.1937 инспектор танковых и моторизованных войск. С 24.11.1938 ком. 5-й танковой дивизии. С 26.10.1939 ком. XIII арм., с 1.11.1940 – XLVI танкового корпусов. 1.9–1.12.1942 врем. и.о. команд. 9-й армией. С 1.12.1942 команд. 15-й, с 15.8.1943 – 10-й армией.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;26.10.1944 – 15.1.1945 и с 10.3.1945 главнокоманд. на Юго-Западе (команд, группой армий «Ц»), 27.1 – 10.3.1945 команд, группой армий «Курляндия».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;2.5.1945 сдался амер. войскам; в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фишер (Fischer) Вольфганг (11.12.1888 – 1.2.1943), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(22.4.1942), RK (3.6.1940), RK-EL (9.12.1942), ген. танковых войск (1.2.1943, поем.). С 1.3.1938 ком. 69-го стрелк. полка, с 27.10.1939 ком. 10-й стрелк. бригады 10-й танковой дивизии. С 2.8.1941 ком. 10-й танковой дивизии. Погиб в Африке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форман (Vormann) Николаус фон (24.12.1895 – 26.10.1959), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(22.8.1943), ген. танковых войск (27.6.1944). С 1.6.1938 1-й офицер Генштаба (нам. Опер, отдела) штаба X арм. корпуса. С 1.9.1939 офицер связи ОКХ при Ставке фюрера. С 1.10.1939 нам. штаба III, 1.6.1940 – 26.2.1942 – XXVIII арм. корпусов. С 26.12.1942 ком. 23-й танковой дивизии, 31.12.1943 – 4.3.1944 – XLVII танкового корпуса. 27.6 – 21.9.1944 команд. 9-й армией. С 5.10.1944 команд, укреп, р-нами на Юго-Востоке. С 4.5.1945 комендант Альпийской крепости. 8.5.1945 сложил оружие.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Форстер (Forster) Альберт (26.7.1902 – 28.2.1952), обергруппенфюрер СС (31.12.1941). С 1923 чл. НСДАП, с 1926 – СС. С 14.9.1930 деп. Рейхстага. 15.10.1930 – 7.10.1939 гаулейтер вольного города Данцига. С 15.9.1933 прус. гос. советник. С 1.9.1939 нач. гражд. администрации Данцигского региона. 26.10.1939 – 8.5.1945 гаулейтер Данцига – Зап. Пруссии и имп. наместник Зап. Пруссии. С 16.11.1942 имп. комиссар обороны Зап. Пруссии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;28.5.1945 взят в в плен амер. войсками; в 1946 передан польск. властям. 29.4.1948 приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Франк (Frank) Ганс (23.5.1900 – 16.10.1946), рейхслейтер (1931 – 42), обергруппенфюрер СА (9.11.1937). С 1923 чл. НСДАП и СА. В 1929 – 42 нач. Юрид. отдел (с 1935 Имп. юрид. управление) в составе Имп. рук-ва НСДАП. С 14.11.1930 деп. Рейхстага. 10.3.1933 – 31.12.1934 мин. юстиции Баварии, 22.4.1933 – 19.12.1934 имп. комиссар по вопросам унификации юстиции в землях и по обновлению законодательства. С 19.12.1934 по мая 1945 имп. мин. без портфеля. С 8.9.1939 нач. гражд. администрации при команд, вермахта в Польше, с 24.10.1939 ген. – губернатор оккупированных польских терр. 1.5.1945 арестован амер. войсками. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге приговорен к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Франко Баамонде (Franco Bahamonde) Франсиско (4.12.1892 – 20.11.1975), испанский генералиссимус. С 15.2.1934 главнокоманд. в Марокко, с 19.5.1935 нач. Большого Генштаба, с 23.2.1936 команд, войсками на Канарских островах. После начала мятежа с 18.7.1936 команд. Африканской армией, с 20.7.1936 руководитель восстания. С 1.10.1936 генералиссимус нац. армии и глава гос-ва. Гражд. война завершилась в апр. 1939 победой националистов. 8.6.1973 оставил пост главы пр-ва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Франц (Franz) Герхард (26.2.1902 – 24.12.1975), кавалер DKiG (14.2.1944), RK (24.7.1941), ген.-м. (1.12.1944). С 15.7.1939 1-й офицер Генштаба штаба 29-й мотопех. дивизии, 23.12.1941 – 15.4.1942 и.д. нач. штаба XXXV высш. командования. 10.5 – 25.7.1942 нач. штаба XL арм. корпуса, 7.12.1942 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10.2.1943 – Африканского корпуса, 1.8.1943 – 1.8.1944 – XLII арм. корпуса. С 17.9.1944 ком. 256-й нар. – грен. дивизии. 8.4.1945 взят в плен англо-амер. войсками; в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейер (Freyer) Иоахим (18.4.1908 – 26.51998), кавалер DKiG (8.12.1942), полк. (1.9.1944). 16.6.1942 – 20.1.1943 1-й офицер Генштаба штаба 23-й танковой дивизии. С 1.4.1943 1-й офицер Генштаба Инспекции танковых войск. В 1956 поступил в Бундесвер; с 30.9.1968 в отставке, ген.-м.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейтаг фон Лорингофен (Freytag von Loringhoven) Бернд (6.2.1914 – 27.2.2007), барон, кавалер DKiG (23.1.1943), майор (нояб. 1943). С 1941 офицер для поручений при штабе 2-й танковой группы/армии. С 1942 ком. 2-й роты 2-го танкового полка. С 2.3.1943 офицер штаба 111-й пех. дивизии. С июля 1944 по 30.4.1945 адъютант нач. Генштаба сухопутных войск.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;3.5.1945 сдался брит, войскам; в янв. 1948 освобожден. В 1956 поступил в Бундесвер, 1.10.1967 – 30.4.1969 ком. 5-й танковой дивизии, затем зам. ген. – инспектора; ген.-л. С 1973 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрейтаг фон Лорингофен (Freytag von Loringhoven) Вессель (22.11.1899 – 26.7.1944), барон, полк. (1.1.1943). В 1940 1-й офицер Генштаба штаба XI арм. корпуса. В 1942 3-й офицер Генштаба (нач. равзедки) штаба групп армий «Юг» и «Б». 31.7.1943 – 14.2.1944 нач. 2-го отдела Абвера. Участник заговора против А. Гитлера, военными заговорщиками – участниками Июльского заговора 1944. После неудачного покушения на Гитлера покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрер (Frere) Обер (21.8.1881 – 13.6.1944), франц. ген. армии (13.7.1941). С 10.3.1939 команд, войсками X воен. округа и воен. губернатор Страсбурга. С 2.9.1939 ком. VIII корпуса, с 17.5.1940 команд. 7-й армией. С 1.7.1940 команд, войсками XII (Лимож), с 17.8.1940 – XIV (Лион) воен. округами. 13.7.1941 – 1.9.1942 команд. 2-й группой воен. округов и чл. Высш. воен. совета. С 31.1.1943 команд, подпольной Арм. орг-цией Сопротивления.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;13.6.1943 арестован гестапо и отправлен в концлагерь, где умер.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрик (Frick) Вильгельм (12.3.1877 – 16.10.1946), рейхслейтер (с 10.10.1933), д-р права (1901). Сфевр. 1923 нач. мюнхенской криминальной полиции. Участник «Пивного путча», в 1924 приговорен к 15 месяцам тюрьмы. С 1924 деп. Рейхстага. С 1925 чл. НСДАП, в 1925 – 45 рук. фракции НСДАП в Рейхстаге. С 23.1.1930 мин. внутр. дел и просвещения Тюрингии. С 30.1.1933 имп. мин. внутр. дел, одноврем. с 30.8.1939 ген. уполномоченный по вопросам администрации. С 24.8.1943 имп. протектором Богемии и Моравии и имп. мин. без портфеля. В мае 1945 арестован союзниками. Притворен Междунар. воен. трибуналом в Нюрнберге к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрисснер (Friessner) Йоханнес (22.3.1892 – 26.6.1971), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(9.6.1943), RK (23.7.1943), RK-EL (9.4.1944), ген. – полк. (1.7.1944). С 26.8.1939 нач. штаба Инспекции воен. – учеб. заведений и боевой подготовки. С 1.5.1942 ком. 102-й пех. дивизии, 20.1.1943 – 31.1.1944 – XXIII арм. корпуса, с 2.2.1944 – опер, группы «Фрисснер» (с 23.2.1944 – «Нарва»). С 3.7.1944 команд, группой армий «Север», с 25.7.1944 – «Южная Украина», 23.9 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23.12.1944 команд, группы армий «Юг». 8.5.1945 арестован амер. войсками. 17.11.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фрич (Fritsch) Вернер фон (4.8.1880 – 22.9.1939), барон, нем. ген. – полк. (20.4.1936). С 1.10.1932 ком. 3-й дивизии и III воен. округе. С 1.2.1934 нач. Руководства сухопутных войск, 1.5.1935 – 4.2.1938 главнокоманд. сухопутными войсками. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фромм (Fromm) Фридрих (8.10.1888 – 19.3.1945), кавалер RK (13.7.1940), ген. – полк. (19.7.1940). 1.2.1933 – 15.2.1940 нач. Общего упр. сухопутных войск (с 4.2.1938 – ОКХ). С 1.9.1939 главнокоманд. Армией резерва и нач. вооружений сухопутных войск. Был связан с заговорщиками, хотя активного участия в заговоре не принимал. После покушения на Гитлера 20.7.1944 отказался отдать приказ «Валькирия» и был арестован заговорщиками. После освобождения приказал расстрелять руководителей заговора.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21.7.1944 арестован гестапо. Приговорен Нар. суд. палатой к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фуллер (Fuller) Джон (1.9.187810.2.1966), англ. воен. историк и теоретик, ген.-м. (1930). В окончил Штабной колледж (1915). С дек. 1916 сотрудник, затем нач. штаба Брит, танкового корпуса. С 1926 пом. нач. Генштаба Великобритании, с 1927 нач штаба дивизии, с 1929 ком. бригады. С 1933 в отставке. Один из первых теоретиков современной танковой войны. С 1933 чл. Брит, союза фашистов. Автор работ «История и вооружения» (1946) и «Воен. история Зап. мира» (т. 1–3:1954 – 56).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Функ (Funk) Вальтер Эмануэль (18.8.1890 – 31.5.1960). С 1927 пред, пресс-службы Берлинского биржевого об-ва и Берлинской пром. и торг, палаты. В 1928 – 32 рук. чл. правления «Об-ва герм. пром. и социал. политики». С 1931 чл. НСДАП. С дек. 1932 по февр. 1933 рук. Комиссии экон. политики в Имп. рук-ве НСДАП. С 1931 деп. Рейхстага. С 30.1.1933 пресс-секр. пр-ва, одноврем. с 13.3.1933 мл. статс-секр. Имп. мин-ва нар. просвещения и пропаганды и с 15.11.1933 вице-през. Имп. палаты культуры. С 26.11.1937 имп. мин. экономики и ген. уполномоченный по вопросам воен. экономики, одноврем. с 20.1.1939 през. Имп. банка. В июне 1945 арестован брит, войсками. Приговорен Междунар. воен. трибуналом в Нюрнберге к пожизненному тюремному заключению; 16.5.1957 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Функ (Funk) Ганс фон (23.12.1891 – 14.2.1979), барон, кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(14.3.1943), RK (15.7.1941), RK-EL (22.8.1), ген. танковый войск (1.3.1944). С 1.1.1939 воен. атташе в Лиссабоне. С 15.10.1939 ком. 5-го танкового полка, с 15.1.1941 – 3-й танковой бригады, 15.2.1941 – 17.8.1943 – 7-й танковой дивизии. С 5.12.1943 ком. XXIII арм., 5.3–3.9.1944 – XLVII танковым корпусами. С 28.2.1945 в отставке. 18.5.1945 захвачен сов. войсками; 7.6.1950 приговорен к 25 годам лагерей. 7.10.1955 перед ФРГ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Фэрст (Vaerst) Густав Риттер фон (19.4.1894 – 10.10.1975), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(30.7.1940), ген. танковых войск (1.3.1943). С 20.1.1938 ком. 2-го стрелк. полка, с 11.4.1939 – 2-й стрелк. бригады 2-й танковой дивизии. 9.12.1941 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.7.1942 и 25.8–1.12.1942 ком. 15-й танковой дивизии в Сев. Африке. С 9.3.1943 команд. 5-й танковой армии. 9.5.1943 сдался амер. войскам в Тунисе. В 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хальм (Halm) Ганс (24.2.1879 – 9.10.1957, ген. авиации (1.10.1935), ген. пехоты (17.4.1940). 1.1.1926 – 1.11.1927 нач. Воен. – транспортного отдела Войскового упр. 1.11.1930 – 31.9.1931 команд, пехотой V воен. округа. 1.3.1935 – 31.3.1938 команд. IV авиац. округом (Мюнстер). 26.8.1939 – 1.5.1943 команд. VIII воен. округом. С 30.6.1942 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Ханбауер (Hanbauer) Генрих (14.1.1917 – 3.7.1941), кавалер RK (7.3.1941), обер-лейтенант. Служил во 2-й роты 86-го стрелкового полка, в 1941 ее ком. Погиб в бою в СССР.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хансен (Hansen) Эрик (27.3.1889 – 18.3.1967), кавалер DKiG (19.9.1942), RK (4.9.1941), ген. кавалерии (1.8.1940). С 6.10.1936 нач. 1-го (опер.) отдела<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Генштаба сухопутных войск. 10.11.1938 – 15.8.1940 ком. 4-й пех. дивизии. С 1.10.1940 глава герм. воен. миссии в Румынии, с 1.6.1941 ком. LIV арм. корпуса (в состав вошли размещавшиеся в Румынии герм, войска). С 20.1.1943 команд, вермахтом в Румынии и нам. германской военной миссии в Бухаресте. 24.8.1944 арестован румынами и передан сов. властям. 18.2.1952 приговорен к 25 годам лагерей. 10.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хауеншильд (Hauenschild) Бруно Риттер фон (9.6.1896 – 10.3.1953), кавалер RK (25.8.1941), RK-EL (27.9.1942), ген.-л. (1.1.1944). С 15.10.1935 ком. 7-го, с 15.8.1938 – 9-го развед. б-нов. С 15.10.1939 ком. 7-го танкового полка 10-й танковой дивизии, 12.4 – 20.11.1941 – 4-й танковой бригады той же дивизии. 15.4 – 15.11.1942 ком. 24-й танковой дивизии. С 20.11.1943 нам. танковых уч-щ. С 26.1.1945 команд. Ill воен. округом (Берлине); одноврем. 2.2–6.3.1945 воен. комендант Большого Берлина. С 20.3.1945 на лечении. В апр. 1945 захвачен англо-амер. войсками. 30.6.1945 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хауссер (Hausser) Пауль (7.10.1880 – 21.12.1972), кавалер RK (8.8.1941), RK-EL (28.7.1943), RK-M (26.8.1944), оберстгруппенфюрер СС и ген. – полк. войск СС (1.8.1944). С 31.1.1932 вышел в отставку с воен. службы в звании ген-л. С 15.11.1934 чл. СС, нач. юнкерского уч-ща СС в Брауншвейге. С 1.8.1935 инспектор юнкерских уч-щ СС. 1.6.1936 – 1.10.1937 нач. Опер, упр. Гл. управления СС, 1.10.1936 – 10.8.1939 инспектор частей усиления СС. С 1.5.1937 чл. НСДАП. С 18.5.1939 ком. дивизии усиления СС «Дас Рейх» (с 9.10.1939 – моторизованная дивизия). С мая 1942 ком. Танкового корпуса СС (с 1.6.1942 – II танковый корпус СС). С 29.6.1944 команд. 7-й армией. С 23.1.1945 команд, группой армий «Верх. Рейн», 29.1–2.4.1945 – «Г». В мае 1945 сдался амер. войскам. Приговорен к 2 годам трудовых лагерей.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хейгль (Heigl) Фриц (21.9.1895 – 11.12.1930), австр. воен. писатель, майор, д-р инж. наук (1922). В 1919 демобилизован по ранению. С 1922 ассистент, с 1928 доцент Высш. тех. уч-ща в Вене. Автор «Справочника танкиста» (1927).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хейнеман (Heinemann) Эрих (13.1.1881 – 22.1.1956), ген. артиллерии (1.1.1944). 30.9.1937 вышел в отставку в звании ген.-л. С 1.3.1940 высш. арт. офицер при штабе главнокоманд. на Востоке. 11.5.1940 – 28.11.1943 нач. 302-го высш. арт. командования, одноврем. с дек. 1941 по 17.2.1942 и.д. ком. XII арм. корпуса. 28.11.1943 – 15.11.1944 ком. арм. корпуса, на вооружении к-рого находились ракеты V (он носил номера – LXV, с 24.10.1944 – XXX). 18.7.1945 арестован сов. властями; 28.8.1949 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хейнрици (Heinrici) Готтгарт (25.12.1886 – 10.12.1971), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(18.9.1941), RK-EL (24.11.1943), RK-M (3.3.1945), ген. – полк. (30.1.1943). Двоюродный брат ген. Г. фон Рундштедта. 1.10.1937 – 31.1.1940 ком. 16-й дивизии. С 1.2.1940 ком. VII, с 9.4.1940 – XII, с 17.6.1940 – XLIII арм. корпусов. 20.11.942 – 4.6.1944 команд. 4-й, с 16.8.1944 – 1-й танковой армиями.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С 20.3.1945 команд, группой армий «Висла». 28.5.1945 арестован брит, властями; 19.5.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хейстеран фон Цильберг (Heisterman von Ziehlberg) Густав (10.12.1898 – 2.2.1945), кавалер RK (27.7.1944), ген.-л. (1.6.1944). 1.12.1939 – 15.11.1942 нам. центр, отдела Генштаба сухопутных войск. 21.1 – 30.4.1943 ком. 48-го грен, полка. С 21.5.1943 ком. 65-й пех. дивизии. 27.11.1943 тяж. ранен, ему ампутирована левая рука. 28.4 – 30.10.1944 ком. 28-й егерской дивизии.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;19.11.1944 арестован по обвинею в причастности к заговору против А. Гитлера. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хекель (Heckel) Адольф, полк. (1.3.1943). С 1939 2-й офицер Генштаба (квартирмейстер) 29-й пех. дивизии, в 1939 – 40 – XIX арм корпуса. С 17.7.1940 2-й, 20.9.1940 – 1.8.1941 1-й квартирмейстер 2-й армии, с 1.8.1941 – 2-й танковой группы (армии). С дек. 1943 по май 1944 обер-квартирмейстер группы армий «Б».<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хелл (Hell) Эрнст Эбергард (19.9.1887 – 15.9.1973), кавалер DKiG<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(14.6.1942), RK (1.2.1943), RK-EL (4.6.1944), ген. артиллерии (1.2.1942). С 12.10.1937 нач. 22-го арт. командования. С 26.8.1939 ком. 269-й, с 12.8.1940 – 15-й пех. дивизиями. 8.1.1942 – 5.10.1943 и с 30.11.1943 ком. VII арм. корпуса. В авг. 1944 взят в плен сов. войсками. 25.1.1949 приговорен к 25 годам лагерей. 8.10.1955 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хёпфнер (Hopfner) Марго (20.1.1912 – 23.4.2000) и Хеди (15.10.1910 – 24.8.1988), танцовщицы и киноактрисы. С 1928 выступали на сцене. С сер. 1930-х гг. пользовались большой популярностью.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хёринг (Horing) Генрих (29.3.1883 – 30.4.1935), ген.-м. (1.4.1934). С 1.10.1923 сотрудник штаба 2-й пех. дивизии. 1.3.1929 – 1.12.1930 ком. 2-го д-на 4-го арт. полка. С 1.10.1934 команд, артиллерией III воен. округа. Погиб в авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хиллер фон Гэртринген (Hiller von Gartringen) Рудольф (1771–1831), барон, прус, ген.-м. Прадед Г. Гудериана; его дочь – Эмма – вышла замуж за Генриха Гудериана.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хиппель (Hippel) Вальтер фон (27.5.1897 – 29.11.1972), кавалер RK (29.7.1940), ген.-л. (1.8.1944). С 15.10.1938 ком. 4-го, с 15.11.1938 – 2-го, с 27.1.1939 – 4-го б-нов полка «Герман Геринг». С 1.10.1939 ком. 102-го моторизованного зенитного полка, 6.7–8.9.1940 – 43-го зенитного полка. С 4.2.1941 ком. зенитной бригады особого назначения (позже – 1-й), затем 10-й зенитной бригады. С 1.7.1942 ком. 3-й, с 20.4.1944 – 25-й зенитных дивизий. С 1.2.1945 команд, зенитными частями 10-й армии и ком. 27-й зенитной дивизии, одноврем. с 1.5.1944 высш. команд, зенитной артиллерией в Италии. 8.5.1945 сдался брит, войскам; в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хирль (Hierl) Константин (21.2.1875 – 23.9.1955), рейхслейтер (10.9.1936). С 1927чл. НСДАП.С 19292-й организационслейтерНСДАП(Огдат5а1:юп51еМ: ег<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;II.). С 1930 деп. Рейхстага. С 1931 рук. Нац. – соц. добр, служба труда. Смарта 1933 статс-секр. Имп. мин-ва труда, затем статс-секр. Имп. мин-ва внутр. дел. С 3.7.1934 имп. комиссар Добр, рабочей службы. С 1.10.1935 имп. рук. рабочих и глава Имп. рабочей службы (RAD). 25.8.1943 RAD получила ранг имп. мин-ва, а X. – чл. имп. пр-ва. В мае 1945 арестован союзниками и в 1949 приговорен к 5 годам тюремного заключения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хиршберг (Hirschberg) Антон фон (20.11.1878 – 1.12.1960), барон, ген.-л. (1.10.1933). С 1.3.1927 ком. 17-го конного полка, 1.10.1929 – 1.1.1931 комендант Инстербурга. С 1.2.1931 инспектор кавалерии. С 30.11.1933 в отставке. С 18.10.1939 ком. дивизии; 441, 15.2–1.9.1940 – 554-й пех. дивизии. С 30.9.1940 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хлонд (Hlond) Август (5.8.1881 – 22.10.1948), католич. священник, кардинал (с 20.6.1927). С 14.12.1925 епископ Катовицкий, 2.6.1926 – 22.10.1948 архиепископ Гнезденский и примас Польши. В 1939 покинул Польшу, с 1940 жил во Франции, 3.2.1944 арестован гестапо. 13.6.1946 – 22.10.1948 также архиепископ Варшавский.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хойзингер (Heusinger) Адольф (4.8.1897 – 30.11.1982), ген.-л. (1.1.1943). С 1.10.1940 нач. 1-й (опер.) отдела Генштаба сухопутных войск. 10.6 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20.7.1944 и.д. нач. Генштаба сухопутных войск. Во время покушения на Гитлера 20.7.1944 был легко ранен. 22.7.1944 арестован гестапо; в окт. 1944 был освобожден. С 25.3.1945 нач. картографич. отдела ОКВ. 8.5.1945 взят в плен англо-амер. войсками; 30.7.1947 освобожден. С 1.6.1957 ген. – инспектор (команд.) бундесвера; полный ген. (14.6.1957). 1.4.1961 – 31.3.1964 чл. Воен. к-та НАТО.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хор (Ноаге) Сэмюэль (Gurney) (24.2.1880 – 7.5.1959), брит, дипломат и разведчик, 2-й баронет (1915), 1-й виконт Темплвуд (1944). 7.6 – 18.12.1935 гос. секр. по иностр. делам. В 1936 – 37 1-й лорд Адмиралтейства. 28.5.1937 – 3.9.1939 гос. секретарь по внутр делам, 4.9.1939 – 3.4.1940 лорд-хранитель печати, 5.4 – 10.5.1940 гос. секретарь по авиации. В 1941 – 44 посол в Испании.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хорти фон Надьбанья (Horty von Nagybanyai) Миклош (18.6.1868 – 9.2.1957), венг. адм. 1.3–3.11.1918 главнокоманд. австро-венгерским флотом. С 6.6.1919 воен. министр Венгрии, с 12.7.1919 верх. Главнокоманд. Нац. армией. Возглавил разгром республики. 1.3.1920 избран Венгерским сеймом регентом Венгрии. 15.10.1944 насильно отстранен от власти, похищен герм, диверсантами и вывезен в Германию; 3.11.1944 официально лишен титула регента. После войны интернирован в Баварии. В 1949 эмигрировал в Португалию.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хоссбах (Ho(3bach) Фридрих (21.11.1894 – 10.9.1980), кавалер RK (7.10.1940), RK-EL (11.9.1943), ген. пехоты (1.11.1943). 1.7.1935 – 15.9.1938 нач. 10-го (Центр.) отдела Генштаба сухопутных войск. С 15.9.1938 ком. 82-го пех.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;полка, с 36.8.1939 нач. штаба XXX арм. корпуса. С 30.9.1939 нач. штаба II арм. корпуса, с 1.12.1939 ком. 82-го пех. полка. 20.1 – 24.2.1942 и 15.5–2.8.1943 ком. 31 – й, 1.4–6.6.1942 – 82-й пех. дивизий. 2.8 – 15.11.1943 и 10.12.1943 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;15.7.1944 ком. LVI танкового корпуса. 20.7.1944 – 29.1.1945 команд. 4-й армией. 8.4.1945 сдался амер. войскам; в 1947 осовбожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хубе (Hube) Ганс Валентин (29.10.1890 – 21.4.1944), кавалер RK (1.8.1941), RK-EL (16.1.1942), RK-M (21.12.1942), RK-Br (20.4.1944), ген. – полк.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(20.4.1944). 20.9.1914 был тяжело ранен, ему ампутирована левая рука. С 18.10.1939 ком. 3-й, с 1.6.1940 – 16-й пех. (с 12.8.1940 – танковой) дивизий. 15.9.1942 – 18.1.1943 и 5.3 – 17.8.1943 ком. XIV танкового корпуса. 12.7 – 17.8.1943 команд, группой «Хубе», 17.7 – 17.8.1943 команд, всеми войсками и зенитными частями на Сицилии. С 29.10.1943 команд. 1-й танковой армией. Погиб в авиакатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хубики (Hubicki) Альфред Риттер фон (5.2.1887 – 14.7.1871), кавалер DkiG (22.4.1942), RK (20.4.1941), ген. танковых войск (1.10.1942). В 1918 – 38 служил в австр. армии. С 1.4.1938 ком. 4-й легкой, 3.1.1940 – 15.4.1942 – 9-й танковой дивизий. С 1.8.1942 ком. корпуса «Шельда», 24.10.1942 – 11.6.1943 – LXXXIX арм. корпуса. С дек. 1943 по 26.7.1944 нач. герм. воен. мисси в Словакии, 15.9–1.10.1944 герм, команд, в Словакии. С 31.3.1945 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хэфтен (Haeften) Вернер фон (9.10.1908 – 21.7.1944), обер-лейтенант. С нач. войны призван в вермахт. В нояб. 1943 прикомандирован к Общему упр. сухопутных войск, адъютант К. фон Штауфенберга. 20.7.1944 сопровождал Штауфенберга на совещание в Растенбург, а затем в Берлин, где участвовал в попытке захвата здания Воен. мин-ва. Расстрелян по приказу В. Фромма.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Хюнлейн (Huhnlein) Адольф (12.09.1881 – 18.6.1942), рейхслейтер (1936), ген.-м. (14.5.1936), обергруппенфюрер СА (1.1.1933). Участник 1-й мир. войны; майор. Участник «Пивного путча». 31.12.1923 уволен из армии. С 1924 квартирмейстер штаба СА, с 1930 также шеф моторизованной службы СА. С 1933 деп. Рейхстага. С апр. 1930 прообраз тех. инспектор прообраза Нац. – соц. автокорпуса (НСКК). С 20.4.1931 рук. (Korpsfuhrer) НСКК.; с 22.2.1940 одноврем. уполномоченный по автотранспорту воен. экономики, с 1.2.1941 также шеф имп. автошкол. Погиб в автокатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цейцлер (Zeitzler) Курт (9.6.1895 – 24.9.1963), кавалер RK (18.5.1941), ген. – полк. (30.1.1944). Сын священника. С 1.4.1939 ком. 60-го пех. полка. С 1.9.1939 нач. штаба XXII арм. корпуса, с 1.3.1940 – танковой группы Э. фон Клейста (1-й танковой группы), с 1.4.1942 – группы армий «Д». 25.9.1942 —<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;20.8.1944 нач. Генштаба сухопутных войск. 31.1.1945 уволен в отставку. В мае 1945 взят в плен англичанами; в 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Цорн (Zorn) Ганс (27.10.1891 – 2.8.1943), кавалер DKiG (14.6.1942), RK (27.7.1941), RK-EL (3.9.1943, поем.), ген. пехоты (1.6.1942). 71.7.1935 – 12.10.1937 нам. 5-го (транспортного) отдела Генштаба сухопутных войск. С 1.5.1938 ком. 19-го пех. полка. С 26.8.1939 нам. штаба XXVII арм. корпуса. С 14.11.1940 ком. 20-й мотопех. дивизии. 15.1 – 16.2.1942 ком. XL арм. корпуса, в июне 1942 и.д. ком. XXXII моторизованного корпуса, с 1.10.1942 ком. XLVI танкового корпуса. Погиб во время налета сов. авиации.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чаммер унд Остен (Tschammer und Osten) Ганс фон (25.10.1897 – 25.3.1943), группенфюрер СА (9.11.1937). С 1929 чл. НСДАП. Смарта 1932 рук. группы СА «Центр». Смарта 1933 деп. Рейхстага. Сапр. 1933 спец, комиссар Верх, рук-ва СА. С 19.7.1933 имп. рук. спорта. Одноврем. с янв. 1934 возглавлял Спорт, управление орг-ции Герм, трудового фронта «Сила через радость». В 1936 его служба преобразована в Имп. ведомство по делам спорта, а затем и в Упр. МВД по вопросам спорта и физич. культуры, а Чаммер получил ранг статс-секр. МВД.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чемберлен (Chamberlain) Невилл (18.3.1869 – 9.11.1940), брит, политик. С 1918 чл. Палаты общин, консерватор. 7.3 – 27.8.1923, 6.11.1924 – 5.11.1931 министр здравоохранения. В 1930 – 31 пред. Консервативной партии. С 5.11.1931 канцлер казначейства. 28.5.1937 – 10.5.1940 премьер-министр и лидер Палаты общин, одноврем. 31.5.1937 – 9.10.1940 лидер Консервативной партии. Проводил «политику умиротворения» Германии, считая, что с помощью дипломатических уступок можно отсрочить начало войны. 29.9.1938 вместе с А. Гитлером, Б. Муссолини и Э. Даладье подписал Мюнхенское соглашение. 11.5–3.10.1940 лорд-през. Совета.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Черчилль (Churchill) Уинстон (30.11.1874 – 24.1.1965), брит, политик. Внук 7-го герцога Мальборо. С 1906 чл. Палаты общин. С 1908 през. Торгового совета, с 1910 мин. внутр. дел, в 1911 – 15 1-й лорд Адмиралтейства. В 1917 – 18 мин. воен. снабжения, в 1919 – 21 гос. секр. по воен. делам и мин. авиации, в 1924 – 29 канцлер казначейства. С 3.9.1939 1-й лорд Адмиралтейства. 10.5.1940 – 26.7.1945 и 26.10.1951 – 5.4.1955 премьер-мин., 11.5.1940 – 26.7.1945 мин. обороны. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1953).<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чехова, урожд. Книппер, Ольга Константиновна [13(26).4.1897 – 9.3.1980), актриса. Племянница О.Л. Книппер-Чеховой, жена актера М.А. Чехова. В 1920 эмигрировала в Германию. В 1921 дебютировала в нем. кино, получил в 1930-е гг. широкую популярность, став одной из ведущих актрис Германии. После войны жила в сов. зоне оккупации, в 1949 переехала в ФРГ. В 1949 – 74 снялась еще в 22 фильмах.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чиано (Ciano) Галеаццо (1.3.1903 – 11.1.1944), итал. граф ди Кортелаццо и ди Буккари. Женат с 24.4.1930 на дочери Б. Муссолини Эдде. С 1935 мин. пропаганды, 9.6.1936 – 5.2.1943 – иностр. дел. На заседании Большого фашистского совета 25.7.1943 проголосовал за отставку Муссолини. 28.8.1943 бежал в Германию. Арестован и депортирован на терр. Итал. социал. республики.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;10.1.1944 приговорен фаш. трибуналом к смертной казни. Расстрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Чишвиц (Tschischwitz) Эрих фон (17.5.1870 – 26.9.1958), ген. пехоты (1.11.1927). С 6.5.1919 ком. Вост-прус. добр, бригады, с 17.7.1919 – 10-й пех. бригады рейхсвера. С 1.10.1919 инспектор автомобильных войск. С 1.2.1923 ком. 2-й пех. дивизией и команд, войсками II воен. округа, с 1.2.1927 нам. 1 – го командования группы сухопутных войск (Берлин). С 31.3.1929 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шааль (Schaal) Фердинанд (7.2.1889 – 9.10.1962), кавалер DKiG (8.3.1942), RK (13.7.1940), ген. танковых войск (1.10.1941). С 1.10.1934 ком. 1-го конного полка, с 1.10.1935 – 1-й танковой бригады, с 1.8.1939 – 10-й танковой дивизии. Одноврем. 23.10.1939 нам. 34-го высш. командования. С 13.9.1941 ком. LVI арм. (с 1.3.1942 танкового) корпуса. 1.8.1943 – 21.7.1944 команд, воен. округом «Богемия и Моравии» и уполномоченным вермахта в имп. протекторе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шаль де Болю (Chales de Beaulieu) Вальтер (14.6.1898 – 26.8.1974), кавалер DKiG (7.8.1943), ген.-л. (20.6.1944). 15.10.135 – 1.8.1937 1-й офицер Генштаба штаба 2-й танковой дивизии. С 1.8.1939 1-й офицер Генштаба, с 15.2.1940 нач. штаба XVI арм. корпуса, 17.2.1941 – 8.1.1942 – 4-й танковой группы (с 1.1.1942 – армии). С 14.1.1942 ком. 394-го моторизованного полка, 25.7–8.11.1942 – 26-й моторизованной бригады. 8.3 – 10.11.1943 ком. 168-й, 20.2 – 12.9.1944 – 23-й пех. дивизий. 31.1.1945 уволен с воен. службы по полит, причинам.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шарнхорст (Scharnhorst) Герхард фон (12.11.1755 – 28.6.1813), прус, ген. (1807). В кампанию 1806 – 07 служил в штабе у герцога Брауншвейгского, а затем ген. Г. Блюхера. С 25.7.1807 пред. Комиссии по реорганизации прус, армии, фактически возглавив прус. Генштаб. Вместе с А. Гнейзенау был создателем новой прус, армии, действовавшей на основе всеобщей воинской повинности. В 1811 по требованию Наполеона уволен в отставку. С 28.1.1813 пред. Комиссии по увеличению армии, руководил мобилизацией. Одновременно Ш. возглавил Общий военный департамент и сосредоточил в своих руках рук-во воен. администрацией. В марте 1813 отбыл в действующие войска и вскоре возглавил штаб фельдмаршала Блюхера. Тяжело ранен при Люцене (2.5.1813). Умер от последствий ранения.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шахт (Schacht) Ялмар (22.1.1.1877 – 3.6.1970), с 12.11.1923 имп. комиссар, с 22.12.1923 през. Имп. банка, одновременно с 7.4.1924 пред. Наблюдательного совета по контролю за котировками рейхсмарки. В марте 1930 ушел в отставку. 17.3.1933 – 20.1.1939 през. Имп. банка, 22.6.1934 – 26.11.1937 имп. мин. экономики, одноврем. с 21.5.1935 ген. уполномоченным по воен. экономике. 26.11.1937 – 22.1.1942 имп. мин. без портфеля.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;21.7.1944 арестован гестапо. На процессе Междунар. воен. трибунала в Нюрнберге был оправдан и 2.9.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шверин фон Крозигк (Schwerin von Krosigk) Лютц (Людвиг) (22.8.1887 – 4.3.1977), граф. С 1.1.1929 министериальдиректор и рук. бюджетного отдела Имп. мин-ва финансов, одноврем. с 1931 нам. отдела репараций. Со 2.6.1932 имп. мин. финансов. С 2.5.1945 имп. мин. иностр. дел и и.о. рейхсканцлера.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;23.5.1945 арестован американцами. На процессе Амер. воен. трибунала в Нюрнберге 11.4.1949 приговорен к 10 годам тюрьмы; 31.1.1951 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шелл (Schell) Адольф фон (21.8.1893 – 16.9.1967), ген.-л. (1.4.1942). 1.11.1938 – 10.9.1942 нам. отдела вооружений тановых войск, кавалерии и моторизации пехоты ОКХ, также был мл. ст. – секр. Имп. мин-ва транспорта.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;I. 1 – 15.11.1943 ком. 25-й танковой дивизии. 31.12.1944 уволен в отставку. В мае 1945 арестован англо-амер. войсками; в окт. 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шепман (Schepmann) Вильгельм (17.6.1894 – 26.7.1970), обергруппен-фюрер СА (9.11.1936), рейхслейтер (с 1943). С 1922 чл. НСДАП. С 12.11.1933 деп. Рейхстага. С 12.11.1933 рук. СА в области Вестфалия – Юг. С нояб. 1934 рук. группы СА «Саксония». С 9.11.1943 нач. штаба Верх, рук-ва СА.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шёрнер (Schoerner) Фердинанд (12.6.1892 – 2.7.1973), кавалер Pour le Merite (5.12.1917), RK (20.4.1941), RK-EL (17.2.1944), RK-M (28.8.1944), RK-Br (1.1.1945), ген. – фельдмаршал (5.4.1945). С 12.10.1937 ком. 98-го горно-егерского полка, с 1.6.1940 – 6-й горно-стрелк. дивизии. С 15.1.1942 ком. горно-стрелк. корпуса «Норвегия» (XIX), с 23.10.1943 – XL танкового корпуса и арм. группы «Никополь». С 18.2.1944 нач. Штаба нац. – соц. рук-ва сухопутных войск. 7.4–5.7.1944 команд, групп армий «Южная Украина», с<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;17.1.1945 – «Центр». С 30.4.1945 считался главнокоманд. сухопутными войсками. 18.5.1945 арестован американцами, затем передан сов. властям.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;II. 2.1952 приговорен к 25 годам ИТЛ. 7.1.1955 передан ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлабрендорф (Schlabrendorff) Фабиан фон (1.7.1907 – 3.9.1980), участник заговора против А. Гитлера, лейтенант резерва. С 1942 адъютант ген. X. фон Трескове (к-рому он приходился кузеном), осуществлял его связь с лидерами заговора в Берлине (Л. Бек и К.Ф. Гёрделер). После неудачи покушения на Гитлера 20.7.1944 был арестован. В марте оправдан Нар. суд. палатой и освобожден, однако через неск. дней арестован и отправлен в концлагерь. 4.5.1945 освобожден амер. войсками. В 1967 – 75 чл. Конституционного суда ФРГ.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлейхер (Schleicher) Курт фон (4.4.1882 – 30.6.1934), ген. пехоты (1.6.1932). С 1.2.1929 нач. Министерского упр Мин-ва рейхсвера. 1.6.1932 – 28.1.1933 воен. мин., 2.12.1932 – 28.1.1933 рейхсканцлер Германии и мин. през. Пруссии. Убит во время «Ночи длинных ножей» вместе с своей супругой Элизабет, урожд. фон Хеннинге.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шлиффен (Schlieffcn) Альфред фон (28.2.1833 – 4.1.1913), граф, ген. – фельдмаршал (1.1.1911). С 1888 обер-квартирмейстер, 7.2.1891 – 1.1.1906 нам. Большого Генштаба. Крупный воен. теоретик; обосновал т. н. стратегию уничтожения. В 1905 разработал план войны против России и Франции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмидт (Schmidt) Пауль (23.6.1899 – 21.4.1970), дипломат, штандартенфюрер СС (9.11.1940). В 1935 – 45 являлся личным переводчиком А. Гитлера во время его встреч с иностр. правительств, делегациями, в т. ч. был офиц. переводчиком на Мюнхенской конференции 1938. В 1940 – 41 назначен нач. министерской канцелярии. С 1952 дир. Ин-та иностр. языков в Мюнхене.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмидт (Schmidt) Рудольф (12.5.1886 – 7.4.1957), кавалер RK (3.6.1940), RK-EL (10.7.1940), ген. – полк. (1.1.1942). С 1.10.1937 ком. 1-й танковой дивизией, с 1.2.1940 – XXXIX танкового корпуса. 26.12.1941 – 10.7.1943 команд. 2-й танковой армией. С 30.9.1943 в отставке. 25.12.1947 арестован сов. контрразведкой. 4.2.1952 приговорен к 25 годам лагерей. 7.1.1956 передан властям ФРГ и освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмитт (Schmitt) Курт Пауль (7.10.1886 – 11.11.1950), предприниматель, бригаденфюрер СС (15.10.1935). С 1917 чл., в 1921 – 33 пред. Правления, в 1933 – 45 чл. Наблюдательного совета крупнейшей в Германии страховой компании Allianz AG. С 1931 ген. дир. Stuttgarter Verein-Versicherungs AG. С 1933 чл. НСДАП и СС. 29.6.1933 – 22.6.1934 имп. мин. экономики. С 1935 пред. Наблюдательных советов Deutschen Continental Gas-Geserllschaft (Дессау) и AEG AG, в 1937 – 45 пред, правления Munchener Ruckversicherung AG. В мае 1945 интернирован амер. войсками; в 1949 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шмундт (Schmundt) Рудольф (13.8.1896 – 1.10.1944), ген. пехоты<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(25.7.1944). С 1.12.1936 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 18-й пех. дивизии. С 28.1.1938 шеф-адъютант по сухопутных войскам А. Гитлера по должности фюрера и Верх, главнокомандующего. Готовил мат-лы к совещаниям, вел протоколы совещаний. Одноврем. с 2.10.1942 нач. Упр. личного состава (НРА) ОКХ. Был тяж. ранен во время взрыва бомбы в Ставке Гитлера 20.7.1944. Умер от ран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шнейдер (Schneider) Эрих (12.8.1894 – 3.10.1980), кавалер RK (5.5.1943), RK-EL (6.3.1945), ген.-л. (1.7.1943). С 15.8.1938 нач. отдела баллистиики и снаряжения Упр. вооружений. С 20.6.1940 ком. 103-го арт. полка 4-й танковой дивизии. С 12.3.1942 вновь нач. отдела. 24.11.1942 – 1.6.1943 ком. 4-й танковой, с 28.12.1944 ком. 14-й пех. дивизии. 20.3.1945 арестован. 8.5.1945 в заключении взят в плен англо-амер. войсками; 1.8.1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шольц-Клинк (Scholtz-Klink) Гертруда (9.2.1902 – 24.3.1999). С окт. 1930 региональный рук. Нац. – соц. жен. орг-ции (DFO, с окт. 1931 – Нац. – соц. жен. союз; NSFS) в Бадене. С 1931 рук. баденской, затем гессенской орг-ций NSFS. С нач. 1934 рук. жен. рабочей службы. С 24.2.1934 рук. NSFS и Герм, жен. фабрик, с июня 1934 также рук. Имп. жен. союза Герм. Красного Креста.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;С нояб. 1935 имп. рук. женщин. (Reichsfrauenfuhrerin). После капитуляции в 1945 недолго была интернирована в сов. лагере, не была опознана, освобождена. 14.4.1948 франц. воен. судом приговорена к 18, затем к 30 месяцам лагерей. В 1953 освобождена.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шпеер (Speer) Альберт (19.3.1905 – 1.9.1981), любимый архитектор А. Гитлера. Сянв. 1937 ген. уполномоченный по стр-ву новой столицы рейха. С 25.8.1941 деп. Рейхстага. С 9.2.1942 имп. мин. вооружений и боеприпасов (с 2.3.1943 имп. мин. воен. пром-сти), а 1.3.1942 уполномоченным по вопросам вооружения в Ведомстве 4-летнего плана. 23.5.1945 арестован англ, войсками. На Нюрнбергском процессе приговорен к 20 годам тюрьмы; 1.10.1966 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шперрле (Sperrle) Гуго (7.2.1885 – 2.4.1953], кавалер RK (17.5.1940), ген. – фельдмаршал (19.7.1940). 6.11.1936 – 31.10.1937 ком. легиона «Кондор» в Испании. С 1.4.1938 ком. 3-й группы люфтваффе, 1.2.1939 – 23.8.1944 команд. 3-м воздушным флотом. 8.5.1945 взят в плен англичанами; в 1946 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шрот (Schroth) Вальтер (3.6.1882 – 6.10.1944), кавалер RK (9.7.1941), ген. пехоты (1.2.1938). С 1.4.1935 команд, артиллерией I воен. округа (Кёнигсберг), с 15.10.1935 ком. 1-й пех. дивизии. 1.3.1938 – 19.2.1942 ком. XII арм. корпуса (с перерывом 9.4 – 17.6.1940). 30.4.1942 – 1.3.1943 команд. IV (Дрезден), с 1.5.1943 – XII воен. округе (Висбаден). Погиб в автокатастрофе.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штауфенберг, Шенк фон Штауфенберг (Schenk von Stauffenberg) Клаус (15.11.1907 – 21.7.1944), граф, кавалер DkiG (8.5.1943), полк. (1.7.1944). С июля 1938 2-й офицер Генштаба (квартирмейстер) штаба 1-й легкой (с 1939 – 6-й танковой) дивизии. С 1940 нач. группы Орг. отдела Генштаба сухопутных войск. Смарта 1943 1-й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 10-й танковой дивизии. 7.4.1943 тяж. ранен, потерял левый глаз, два пальца левой руки и правую руку. С 1.10.1943 нач. штаба Общего упр. сухопутных войск. Один из рук. заговора против А. Гитлера. С 1.7.1944 нач. штаба Армии резерва. 20.7.1944 заложил бомбу, в результате взрыва к-рой Гитлер был легко ранен. Пытался осуществить гос. переворот, но неудачно; был арестован и растрелян.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штиф (Stieff) Гельмут (6.6.1901 – 8.8.1944), ген.-м. (30.1.1944). С 10.11.1938 служил во 2-м (орг.) отделе Генштабе сухопутных войск. С окт. 1941 по окт. 1942 1 – й офицер Генштаба (нач. Опер, отдела) штаба 4-й армии. С 26.12.1942 нач. Орг. отдела Генштаба сухопутных войск. Один из рук. заговора против А. Гитлера; передал К. фон Штауфенбергу взрывное устройство, к-рое тот взорвал в Ставке фюрера. 20.7.1944 арестован. 7.8.1944 приговорен Нар. суд. палатой к смертной казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штокхаузен (Stockhausen) Хунольд (30.1.1891 – 22.5.1964), кавалер DKiG (12.10.1943), ген.-л. (1.4.1944) С 12.6.1939 ком. пех. полка «Вел. Германия», 1.8.1941 – 15.2.1942 – 1-й стрелк. бригады, 20.6.1942 – 27.7.1944 – 281 – й охранной дивизии (с перерывом в дек. 1942 – мае 1943). С 1944 ген. по делам военнопленных I воен. округа.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штоттмейстер (Stottmeister) Курт (1.8.1877–1938), полк. (1.2.1930). В 1924 – 25 ком. 3-го автомобильного батальона. С 1926 сотрудник учебного автомобильного штаба. С кон. 1928 служил во 2-м арт. полку. С 31.10.1930 в отставке.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штраус (Strauss) Адольф (6.9.1879 – 20.3.1973), кавалер RK (27.10.1939), ген. – полк. (19.7.1940). С 10.11.1938 ком. II арм. корпуса и II воен. округа (Штеттин). С 20.4.1940 команд. 9-й армией (с перерывом 14–29.5.1940). С 16.1.1942 в отставке. С 17.1.1945 команд, укреп, р-на «Восток». В мае 1945 взят в плен брит, войсками.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штрахвиц фон Гросс Цаухе унд Камменец (Strachwitz von Gross Zauche und Cammenetz) Гиацинт (30.7.1893 – 27.4.1968), граф, кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(25.8.1941), RK-EL (13.11.1942), RK-M (28.3.1943), RK-Br (15.4.1944), ген.-л. резерва (1.1.1945), штандартенфюрер СС (1.9.1943). Чл. НСДАП и СС. С 1941 ком. танкового б-на. С 1.1.1943 ком. полка «Вел. Германия». Одноврем. командовал различ. временными танковыми соединениями. 21.8.1944. С нояб. 1944 команд, танковыми соединениями группы армий «Север». В мае 1945 взят в плен амер. войсками. В 1949 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штрейх (Streich) Йоханнес (16.4.1891 —), кавалер RK (31.1.1941), ген.-л. (1.10.1943). С 12.10.1937 ком. 15-го танкового полка, в янв. – февр. 1941 – 5-й танковой бригады, 18.2 – 16.5.1941 – 5-й легкой дивизии. 7 – 22.7.1941 ком. боевой группы «Штрейх». 14.8 – 12.11.1941 ком. 16-й мотопех. дивизии. 27.3–6.5.1942 нач. тревожного штаба «Штрейн» (Нидерланды). С 1.6.1942 инспектор подвижных войск. С 1.5.1943 инспектор вооружений в Бреслау, с апр. 1945 – в Берлине. В мае 1945 взят в плен сов. войсками, перед американцам, в 1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штумме (Stumme) Георг (29.7.1886 – 24.10.1942), кавалер RK (19.7.1940), ген. кавалерии (1.6.1940), ген. танковых войск (4.6.1941). С 10.11.1938 ком. 2-й легкой (с 18.10.1939 – 7-я танковая) дивизии, с 15.2.1940 ком. XL танкового корпуса. С 20.9.1942 команд, танковой армией «Африка». Умер от сердечного приступа во время боев под Эль-Аламейном.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штумпфф (Stumpff) Хорст (20.11.1897 – 25.11.1958), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(29.9.1941), ген. танковых войск (9.11.1944). 1.1.1938 – 31.10.1939 ком. 3-й танковой бригады. С 15.2.1940 ком. 3-й, 13.11.1940 – 14.10.1941 – 20-й танковой дивизии. С июля 1944 и.д. ген. – инспектора танковых войск Армии резерва.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штуттерхейм (Stutterheim) Вольф фон (17.1.1893 – 3.12.1940), кавалер Pour le Merite (27.8.1918), RK (4.7.1940), ген.-м. (27.8.1939). С 1.1.1939 ком. группы 152-й бомбардировочной эскадры, с 1.2.1939 – 3-й группы 77-й бомбардировочной эскадры. С 22.9.1939 ком. 77-й бомбардировочной эскадры. Во время боев во Франции 15.6.1940 был тяж. ранен в возд. бою. Умер от ран.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штуттерхейм (Stutterheim) Вольф фон (17.1.1893 – 3.12.1940), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(4.7.1940), ген.-м. (27.8.1939). С 1.1.1939 ком. группы 152-й бомбардир, эскадры, с 1.2.1939 – 3-й группы 77-й бомбардир, эскадры. С 22.9.1939 ком. 77-й бомбардир, эскадры. 15.6.1940 был тяж. ранен в возд. бою. Умер в госпитале.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штюльпнагель (Stulpnagel) Иоахим фон (5.3.1880 – 17.5.1968), ген. пехоты (31.10.1931). 1.6.1921 – 1.2.1926 нач. отдела Т1 (опер.) Войскового упр. Мин-ва рейсхвера. С 1.11.1926 ком 17-го пех. полка, с 1.2.1927 нач. Упр. личного состава Мин-ва рейсхвера. С 1.10.1929 ком. 3-й пех. дивизией и команд, войсками III воен. округом (Берлин). С 31.12.1931 в отставке. После покушения на А. Гитлера 16.8.1944 арестован и до нояб. 1944 находился в тюрьме.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штюльпнагель (Stulpnagel) Карл Генрих фон (2.1.1886 – 30.8.1944), кавалер DKiS (14.2.1944), RK (21.8.1941), ген. пехоты (1.4.1939). С 6.10.1936 ком. 30-й пех. дивизии. С 4.2.1938 2-й, 1.9.1938 – 15.2.1940 и 6.4 – 30.5.1940 1-й обер-квартирмейстер Генштаба сухопутных войск. 15.2 – 25.11.1941 ком. 17-й армией. С 16.2.1942 команд, вермахтом во Франции. 21.7.1944 попытался покончить жизнь самоубийством. 29.8.1944 приговорен Нар. суд. палатой к смерти, казни. Повешен.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штюльпнагель (Stulpnagel) Отто фон (16.6.1878 – 6.2.1948), ген. авиации (1.10.1936), ген. пехоты (1.12.1940). С 1.6.1929 инспектор автомобильных войск. С 31.3.1931 в отставке; участвовал в тайном воссоздании ВВС. С 26.8.1939 команд, войсками XVII воен. округа (Линц). 26.10.1940 – 14.2.1942 нач. воен. администрации во Франции и команд, войсками в этом регионе. С 31.8.1942 в отставке. После войны арестован и передан франц. властям. В тюрьме покончил жизнь самоубийством.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Штюмпфль (Stumpfl) Генрих (18.12.1884 – 20.3.1972), ген.-л. (1.6.1940). С 1.8.1934 ком. 1 – й бригадой, с 1.6.1935 по март 1938 – 1 – й дивизии австр. армии. 1.8.1938 – 15.3.1944 комендант Вены.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Шульц (Schulz) Фриц (15.10.1897 – 30.11.1976), кавалер RK (29.3.1942), RK-EL (20.3.1944), RK-M (26.2.1945), ген. пехоты (1.4.1944). С 1.2.1938 нач. 2-й (орг.) группы Отдела обороны страны Штабе опер, рук-ва ОКВ. С 20.4.1940 нач. штаба XXXIII арм. корпуса. С 12.5.1942 нач. штаба 11-й армии, 27.11.1942 – 1.3.1943 – группы армий «Дон» (с 13.2.1943 – «Юг»). С 1.5.1943 ком. 28-й егерской дивизии. 25.11.1943 – 9.1.1944 и.д. ком. Ill танкового, с 8.2.1944 ком. LIX арм., 22.3–3.7.1944 – LVI танкового корпусов. 26.7.1944 – 30.3.1945 команд. 17-й армией, с 2.4.1945 – группой армий «Г». Сдался амер. войскам; 30.3.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эбербах (Eberbach) Генрих (24.11.1895 – 13.7.1992), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(4.7.1940), RK-EL (31.12.1941), ген. танковых войск (1.8.1943). С 10.11.1938<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;ком. 35-го танкового полка. Со 2.7.1941 ком. 5-й танковой бригады 4-й танковой дивизии, с 6.1.1942 – всей 4-й танковой дивизии. 26.11 – 1.12.1942 ком. XLVIII арм. корпуса. 28.2 – 15.10.1943 и 25.11.1943 – 1.6.1944 инспектор танковых войск Армии резерва. С 15.10.1943 и.о. ком. XLVII, с 22 окт. – XLVIII, с 15 нояб. – XL танковых корпусов. С 3.8.1944 команд, танковой группой «Запад». Через 2 дня она преобразована в 5-ю танковую армию во главе с Э. (с 8 авг. также носила название танковой группы «Эбербах»). С 22.8.1944 команд. 7-й армией на Зап. фронте. 30.8.1944 взят в плен брит, войсками; 6.1.1948 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Экингер (Eckinger) Йозеф Франц (17.12.1904 – 17.10.1941), кавалер RK<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;(17.3.1941), RK-EL (31.12.1941, поем.), д-р права, подполк. (1.10.1941, поем.). С кон. 1938 ком. 8-й роты, с мая 1940 – 2-го 1-го стрелк. полка 1-й танковой дивизии. (Гера). С 1.9.1941 ком. 1 – го б-на 113-го мотопех. полка 1 – й танковой дивизии. Погиб в бою.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Элерман (Ehlermann) Курт (10.12.1891 – 10.5.1940), полк. (1.4.1939), 15.10.1935 – 1.10.1936 ком. 4-го моторизованного развед. б-на, затем ком. 2-го б-на 3-го стрелк. полка, в 1940 ком. 69-го пех. полка. Погиб в боях во Франции.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эльц-Рюбенах (Eltz-Rubenach) Пауль фон (7.2.1875 – 25.8.1943), барон. С июля 1924 обер-постдир. и през. дирекции имп. дорог в Карлсруэ. С 2.6.1932 имп. мин. транспорта и связи. 2.2.1937 уволен в отставку, а в каждое министерство назначен особый министр.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Энгель (Engel) Герхард (13.4.1906 – 9.12.1976), кавалер DKiS (16.10.1943), RK (4.7.1944), RK-EL (11.12.1944), ген.-л. (1.4.1945). 5. С 27.3.1938 адъютант по сухопутным войскам при фюрере и рейхсканцлере. С 1.2.1944 ком. 27-го фузилерного полка 12-й пех. дивизии, с 19.7.1944 – 1097-го грен, полка. С 22.7.1944 ком. 12-й пех. (с 3.8.1944 – нар. – грен.) дивизии, с 13.4.1945 – пех. дивизии «Ульрих фон Хюттен». 8.5.1945 взят в плен амер. войсками. В дек. 1947 освобожден.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Эпп (Ерр) Франц Риттер фон (16.10.1868 – 31.12.1946), кавалер ордена Pour le Merite (29.5.1918), RKVK mS (20.9.1943), ген. пехоты (21.7.1935), рейхслейтер (3.8.1933), обергруппенфюрер НСКК (1.7.1932), обергруппенфюрер СА (1.1.1933). 24.10.1923 в чине ген.-л. уволен в отставку. В 1926 возглавил подразделения СА в Баварии. С 1.4.1928 чл. НСДАП. С 1928 деп. Рейхстага. С 9.3.1933 имп. комиссар, с 10.4.1933 и до конца войны имп. наместник Баварии. 3.8.1933 – 5.5.1934 рук. Воен. – полит. управления, 5.5.1934 – 15.2.1943 – Колониально-полит. управления НСДАП. В мае 1945 арестован амер. властями. Умер в лагере.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Этцольд (Etzold) Гархард (17.10.1910 – 6.5.1941), кавалер RK (3.6.1940), обер-лейтенант. В 1940 ком. взвода 2-й роты 8-го мотоциклетного б-на.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Юнгенфельд, Гедульт фон Юнгфельд (Gedult von Jungenfeld) Эрнст фон (7.3.1892 – 9.2.1966), барон, кавалер DKiG (1.11.1943), RK (11.1.1945), полк, резерва. С мая 1942 ком. 49-го протитан ко во го д-на, с мая 1943 – 656-го противотанкового полка. С 6.5.1944 инструктор по формированию бронетанковых частей болгар, армии (1-й танковой бригады). С кон. 1944 ком. боевой группы в составе Опер, группы «Сербия». В нач. 1945 В 1945 ком. противотанкового соединения «Висла». После войны уехал в Мексику.<br>
&nbsp;&nbsp;&nbsp;Якоб (Jakob) Альфред (1.4.1883 – 13.11.1963), кавалер RK KVK mS (3.6.1943), ген. инж. войск (1.6.1940). С 24.11.1938 инспектор саперных и крепостных частей (5-я инспекция) и инспектор ж.-д. частей (10-я инспекция). С 26.8.1939 инспектор крепостей, с 1.10.1939 генерал инженеров крепостных и ж.-д. войск. 8.5.1945 взят в плен амер. войсками. 26.6.1947 освобожден.<br>
<br><br>