Автор неизвестный
Двойники Крестного

Глава первая.

   …Иван даже не предполагал, что ему так легко удастся убить Крестного.
   Тот вошел в бар, где Иван сидел, положив пистолет на стол и прикрыв его газетой. Крестный его не узнал, – на улице ярко светило солнце, а Иван сидел в самом темном углу бара.
   Крестный кивнул официанту, нырнул за стойку и прошел узким коридорчиком в уединенный кабинет, скрытый от глаз случайных посетителей.
   «Все! – подумал Иван. – Он мой!»
   Он вспомнил, как мучительно решал вопрос – как ему найти в многомиллионном городе одного человека, который не хочет, чтобы его нашли.
   Мозг Ивана работал тогда как машина, не отвлекаясь ни на какие личные чувства, ни на какие посторонние ощущения – его занимала одна проблема – разыскать в Москве Крестного и убить его. Все его существование сейчас было подчинено этой единственной цели.
   Сутки после разговора с генералом Никитиным Иван лежал в своем номере гостиницы «Останкино» и думал о человеке, сначала занявшем столь важное место в его жизни, а потом разрушившего эту жизнь.
   Когда Иван вернулся из Чечни, уничтожив для себя эту страну и населяющий ее народ, победив в своей войне с Чечней, в Москве Крестный стал единственным человеком, который если и не понимал до конца особое, ритуально-наркотическое отношение Ивана к Смерти, был близок к этому пониманию. Вернее сказать – головой Крестный понимал сладострастный трепет, который испытывал Иван, убивая человека, но принять для себя его не мог, поскольку панически боялся смерти. Крестный не мог убивать людей, в их смерти он всегда видел отражение его собственной будущей смерти и каждый раз, когда ему все же приходилось кого-то убить, он жестоко страдал от нервного расстройства.
   Это случалось крайне редко – за всю жизнь Крестный своими руками убил всего двоих-троих, зато по его приказу людей убивали десятками. Крестный был самым крупным в Москве, да, пожалуй, и в России исполнителем, он принимал заказы любого уровня и держал целую свору киллеров, которые делали непосредственную работу.
   Иван выполнял поручения высшей сложности, которые кроме него никто не мог бы успешно выполнить. Например, ликвидировать директора банка, которого охраняли, как зеницу ока, или – кандидата в президенты, бывшего премьер-министра Белоглазова… Если Иван получал приказ убить определенного человека, можно было уже считать, что этот человек мертв… Поэтому понятна тревога Крестного за свою жизнь, едва он понял, что его план натравить Ивана на ФСБ и подставить Никитина, не удался. Крестного спасало пока лишь то, что Иван не знал где он находится… Но долго ли ему удастся прятаться от Ивана?
   Трясло Крестного и в последний раз, когда он убрал со своего пути женщину, вставшую между ним и Иваном – эту московскую шлюху Надьку, сумевшую оживить отмороженную в Чечне душу Ивана. Крестный буквально размазал ее по восемнадцатому этажу высотки на площади Восстания, который он взорвал, воспользовавшись самоуверенностью и расслабленностью Ивана, увлеченного своей женщиной.
   Иван не вспоминал свою Надежду. Воспоминания о ней умерли вместе с ней самой. Как умерла и возможность того, что ему удастся пережить когда-нибудь то, что он пережил с Надей, с другой женщиной.
   «У меня есть только одна женщина, – думал Иван – Смерть. Она любит меня таким, какой я есть, не требуя от меня, чтобы я изменился сам или изменил что-то в жизни… Крестный посягнул на мои отношения со Смертью. Он решил, что имеет право решать – что нужно Смерти от меня и принес в жертву ей Надю… Теперь моя женщина требует, чтобы я смыл оскорбление, нанесенное ей этим выжившим из ума стариком… Смерть не хотела брать Надю, Крестный заставил ее принять эту женщину… Он пошел против воли смерти, против моей воли, он, фактически, изнасиловал Смерть – унизил и оскорбил ее.»
   Сам Иван никогда не подвергал Смерть насилию, не навязывал ей ненужных ей людей. Он обострившимся за время чеченского плена и блужданий по жестокой земле Ичкерии звериным чутьем улавливал особый запах, исходивший от человека, которого он, Иван, должен будет убить. Так собаки чувствуют человека, который их боится. Может быть, это запах страха? Этого Иван не знал.
   Но Иван знал, что смерть нужно любить, чтобы она любила тебя тоже и заботилась о тебе. Слиться с нею и раствориться в ней было самым острым, самым настоятельным его желанием, но сам он не мог сделать ни одного шага к тому, чтобы это желание исполнить. Все решала сама Смерть… Это время когда-нибудь настанет, И Иван сольется с нею в сладострастном порыве, но сейчас этого просто не может произойти. сейчас смерти нанесено позорное оскорбление, и человек, совершивший это – должен умереть. И рано или поздно, он обязательно умрет.
   Эти мысли, которыми Иван мучался целые сутки, расставшись с генералом, руководившим ФСБ и договорившись с тем не мешать друг другу в охоте за Крестным, означали, фактически, окончательный приговор Крестному. Пока речь шла о деньгах, о предательстве, о женщинах, о дружбе, Иван мог бы все простить Крестному, мог забыть об обидах, ему нанесенных, но когда Крестный встал между ним и самой Смертью. Теперь он будет просто уничтожен. И все.
   Иван припомнил разговор с Никитиным. У того были какие-то свои счеты с Крестным, которого тот знал долгие годы. Иван понял гораздо больше, чем сказал Никитин. Интуиция работала у Ивана не хуже, чем голова у заместителя Никитина, талантливого аналитика Герасимова, распутавшего узел, в который завязал Крестный все ниточки, связывающие Ивана, Никитина, Надю и его самого Крестного. Но расчеты Крестного не оправдались, Иван и Никитин сумели разобраться во всем и понять друг друга. Ни о каком, конечно, договоре между ними – генералом ФСБ и киллером – речи быть не могло, но каждый из них пообещал другому не убивать друг друга, пока жив Крестный.
   Никитин очень хочет отомстить Крестному за то, что тот предал его очень давно, в одной из стран, где они вместе работали в системе нашей внешней разведки, кажется, в Сальвадоре. Это Иван понял, но главное, что он понял, – это тайный внутренний импульс, который питает ненависть Никитина к Крестному.
   Никитин, преданный Крестным, перестал верить людям, верить в дружбу, верить женщинам. Иван знал, что генерал живет один, семью он так и не смог создать… Крестный разрушил его представление о мире, который основан на дружбе и верности. У Ивана были какие-то смутные воспоминания, что подобный мир когда-то существовал… И то он не был уверен, что мир этот существовал на самом деле, а не в чьем-то воображении, подобно острову Утопия, созданному больной фантазией Томаса Мора.
   Впрочем, усмехнулся Иван, Никитину, с другой стороны, грех жаловаться на своего бывшего дружка – не будь в его жизни этого предательства, Никитин никогда не стал бы во главе ФСБ. Нужно иметь особый психологический клад, чтобы влезть на вершину этой пирамиды именно, в этом и помог Никитину Крестный, подставивший своего друга когда-то в Сальвадоре.
   От Никитина мысли Ивана вновь вернулись к Крестному… Расставшись с Никитиным и сбросив с хвоста прицепившегося было Герасимова, Иван бросился на квартиру, где совсем недавно виделся с Крестным, но того уже не обнаружил. Разъяренный Иван, кажется, убил несколько человек, попавшихся под руку. Это, конечно, зря! С Никитиным было условлено —генерал не трогает Ивана, если тот не убивает никого, кроме Крестного.
   Да, зря! Но разве знаешь, когда она неожиданно приблизится плотную, прожмется к тебе своими сосками, потрется о тебя своим лобком, и обожжет тебя своим обжигающим дыханием – смерть, которую ты так легко даришь другим людям… Людям, которых ты убил в Чечне. Людям, которых убил в Москве по просьбе Крестного. Именно – по просьбе, Ивану Крестный не смел приказывать. И даже о деньгах у них разговор никогда не шел, Крестный просто переводил на его счет сумму, которую определял сам. Иван не проверял даже – много ли платил ему Крестный. А сам Крестный никогда не пользовался этой апатией Ивана к деньгам – всегда платил очень щедро и на Иване не экономил. Ну, так и работал Иван – как никто другой, – виртуозно!
   О чем бы не начал думать Иван, его мысли так или иначе возвращались к ненавистному имени – Крестный. Его Иван найдет обязательно. Это было единственное желание, еще оставшееся в нем. Желание, разгоравшееся все сильнее и сильнее и превращавшееся в источник энергии, в двигатель его жизни. Если и стоит продолжать свое существование, то только для того, чтобы найти Крестного и убить его, стереть с лица земли.
   Иван клялся самому себе в том, что найдет Крестного, чего бы это ему ни стоило, и убьет его. А потом – убьет Никитина и всех, кто встанет у него на пути. Куда ведет этот путь, он не мог даже предположить, но это его и не интересовало. Для Ивана было достаточно того, что это путь в неизвестность.
   Вспомнилась квартира на восемнадцатом этаже высотки на площади Восстания, где Иван прожил несколько дней с Надей. Саму Надю он не вспоминал, она просто существовала в его памяти, как какой-то сгусток тепла и ласки, как что-то материнское и уже далекое, хотя и приятное. Квартира вспоминалась отчетливо. В ней Иван провел немало одиноких мучительных часов еще до Нади, когда лежал на стареньком диванчике неподвижно и погружался в воспоминания о Чечне. А в открытое окно гораздо отчетливее, чем шум спешащих по Баррикадной машин, доносились крики из расположенного рядом зоопарка. Днем кричали, в основном, павианы и слоны… А по ночам, – гиены и медведи-гризли.
   Иван резко поднялся с пружинной гостиничной кровати дешевого номера, в котором жил и сел, тупо уставившись в стену. Он понял, где нужно искать Крестного. Время от времени Иван с Крестным встречались в маленьком баре-ресторанчике, работавшем круглосуточно. Крестному принадлежала на Арбате целая сеть таких крохотных забегаловок, он не брезговал никаким доходом.
   Но тот бар Иван запомнил особенно. Его главным достоинством были два уединенных кабинетика, о которых мало кто знал, кроме самых проверенных постоянных посетителей. Там можно было спокойно «ширнуться», трахнуть свою подружку или своего дружка, если кому приспичило, можно было и серьезно поговорить, не опасаясь быть услышанным посторонними ушами. Это было одно из немногих в Москве мест, где у стен ушей нет.
   Обслуживал эти залы какой-то мрачный верзила с пустым взглядом из-пол мохнатых бровей. Едва увидя его, Иван вспомнил великана по прозвищу «Гризли» из своего взвода в Чечне – непонятной национальности, заросшего до такой степени, что глаза только видно было, вечно мрачного и молчаливого. Про него рассказывали, что он голыми руками может отрывать головы чеченцам: садится им на плечи, фиксирует ногами туловище, вытягивает голову жертвы вверх, растягивая шейные позвонки, затем делает четыре оборота в одну сторону и резко дергает вверх. И головы, будто бы, отрываются. Сам Иван, правда, ни разу этого не видел и до конца не верил этим рассказам.
   Официант, которого Иван сделал тезкой своего бывшего бойца, был глухонемой. Крестный рассказывал, что когда-то давно он настучал на одного из его людей. Его хотели шлепнуть, прямо там же, в одном из кабинетиков, поскольку разборка происходила в этом самом баре. Но Крестный посоветовал оставить его в этом баре работать. Ему только отрезали язык и проткнули барабанные перепонки. Все это произошло лет пять назад.
   Иван вспомнил, как Крестный говорил ему, что это самое подходящее во всей Москве место для всякого рода конфиденциальных встреч и разговоров, когда совершенно не нужны лишние глаза и уши… Ну, насчет всей Москвы он, конечно, как обычно, преувеличил, но место было, действительно, совершенно безлюдное.
   «Крестный вполне может оказать там, – решил Иван. – В крайнем случае, его можно будет там подождать… Он обязательно там появится – рано или поздно… Это самое любимое его место.»
   …Крестный вошел в бар, где Иван расположился в самом темном углу за столиком, положив на него хорошо пристрелянную «берету» и небрежно бросив на нее газету. Иван рассчитывал на то, что на улице солнечная погода, заходящее солнце слепит глаза и при резкой смене освещения Крестный не сумеет разглядеть Ивана и не узнает его. Так и случилось, как предполагал Иван.
   Кивнув официанту, Крестный нырнул за стойку и прошел узким коридорчиком в уединенный кабинет, скрытый от глаз случайных посетителей. Иван не раз сидел в этом кабинетике с Крестным вдвоем.
   «Все! – подумал Иван. – Он мой! Теперь ему некуда деться!»
   Газету с пистолетом Иван сунул под мышку и направился к стойке.
   Гризли, который один выполнял работу и официанта и бармена взглянул на него вопросительно, но как-то слишком настороженно. Может быть, он заметил пистолет под газетой на столе?
   – Поставь что-нибудь старое… – сказал ему Иван ткнул пальцем в укрепленный слева над стойкой музыкальный центр.
   Гризли, понимавший, что говорит его собеседник, по движению губ, поставил перед Иваном небольшую коробку с лазерными дисками. Их было десятка четыре… Выбирай, мол, сам, что тебе нравится.
   Иван сразу нашел, что ему нужно, – Deep Purple «Black Night» – пододвинул Гризли диск, показал пальцем название композиции. Маленький зал бара наполнился ритмичным грохотом.
   Иван показал пальцем на бутылку гаванского рома, стоящую в ряду разноцветного изобилия спиртного на полках за стойкой. Гризли снял ее с полки и поставил на стойку перед Иваном. Иван показал ему два пальца, – еще, мол, нужна одна бутылка.
   Гризли мрачно взглянул на него исподлобья и нагнулся, чтобы достать еще одну бутылку из шкафа под полкой, в котором хранился у него запас. Третья за последние пять минут бутылка гаванского рома его несколько удивила. Так и весь запас сегодня разойдется. Будет время, нужно будет сбегать через дорогу, купить еще пару бутылок у соседей, вдруг потребуется еще.
   Иван вытащил из газеты свою «беретту» с глушителем и выстрелил ему в затылок. Гризли качнулся вперед, потом завалился на бок и упал головой вниз на пол за стойкой… Перед выстрелом он сидел на корточках, ноги так и остались поджатыми. Этого, собственно, и добивался Иван, —стойка была довольно короткая, и если бы Гризли лежал за ней во весь рост, вытянув во всю длину ноги, они непременно вылезли бы в проход.
   Иван взял бутылку со стойки и оглянулся… Молодая пара, целующаяся за вторым столиком, и целиком занятая собой, не обратила никакого внимания на приглушенный звук выстрела, который совершенно растворился в жесткой пульсирующей акустике дипёпловской «Черной ночи». Иван вспомнил, что это сингловая версия композиции, длина ее три минуты двадцать восемь секунд. Прошло пока не больше тридцати секунд. Времени еще вполне достаточно. Можно не торопиться и действовать спокойно.
   Он обошел стойку и скрылся в узком коридорчике, который вел в кабинет, где сидел Крестный. Иван знал, что Крестный сопротивляться не будет, он же прекрасно понимает, что это совершенно бесполезно. У Крестного есть только одно оружие, которым он владеет в совершенстве и которым он может победить Ивана – это его болтливый лживый старческий язык… Нет, говорить ему Иван уж точно – не разрешит. Крестный умрет молча. Он и так достаточно поговорил в своей долгой жизни. Уже слишком долгой, чтобы позволить ей продолжаться и дальше.
   Иван отшвырнул ногой приоткрытую дверь в маленький кабинетик, рассчитанный на два человека. Крестный сидел в нем один.
   На Ивана он поднял взгляд полный нем столько испуга, сколько удивления… Во рту у Крестного торчал порядочных размеров кусок жареного мяса, который он держал обеими руками и зубами пытался оторвать от него кусочек поменьше. По рукам стекал жир.
   – У тебя есть последнее желание, Крестный, – сказал ему Иван. – Но я его знаю… Можешь не стыдиться его. Какие счеты между друзьями!
   Он открыл длинную бутылку гаванского рома и поставил ее на стол перед растерявшимся Крестным. Показал на нее глазами.
   – Пей!
   – Но… – начал тот.
   – Молчать! – резко, повелительно крикнул Иван и вновь вытащил из помятых «Известий» «беретту», на спусковом крючке которой лежал его указательный палец. – Еще звук, и я стреляю до того, как ты осуществишь свое последнее желание. Оно так и останется неисполненным. Ты будешь очень жалеть об этом.
   Крестный тут же захлопнул рот с каким-то очень странным звуком, словно внутри он был полый и совсем пустой, как резиновый мяч или пластмассовая кукла, сделанная в натуральную величину.
   – Пей! – приказал Иван. – Пока пьешь – будешь жить. Это я тебе гарантирую… Но не дольше. Это я тебе тоже – обещаю.
   Крестный послушно схватил длинную бутылку и сделал несколько жадных больших глотков. Ром громко булькал в его горле.
   «Боится, – с удовлетворением отметил Иван. – Правильно делает… Чувствует, что пьет свой поганый ром в последний раз в жизни.»
   Крестный оторвал на секунду губы от горлышка бутылки, шумно переводя дыхание, словно ром никак не хотел в его лезть.
   – Пей! – тут же приказал ему угрожающе Иван и красноречиво наставил на него ствол своей «беретты». – Пей, гад!
   Тот снова покорно присосался к длинной и узкой бутылке. Выпив из нее всего две трети, он сильно закашлялся и пробормотал:
   – Не могу больше…
   «Так пересрал, что свой любимый ром пить не может», – подумал Иван с некоторым удивлением. Гаванский ром Крестный обычно мог пить литрами, почти н закусывая и не пьянея при этом.
   – Открой рот, у меня есть хорошая закуска для твоего любимого гаванского рома, – сказал Иван, глядя на Крестного с ненавистью.
   Крестный покорно раскрыл рот и смотрел на Ивана испуганными глазами.
   Не так, совсем не так всю эту сцену представлял себе Иван. Крестный должен был бороться с Иваном за свою жизнь, висящую на волоске. А он был слишком покорным, слишком легко Иван сломил его сопротивление, его цепкое желание жить… Да и сопротивления никакого, по сути, и не было. Так, робкий протест.
   Иван выстрелил ему прямо в его лживый рот, выбив пулей два верхних резца и успел заметить, как полетели в сторону осколки от зубов. Крестный резко качнулся назад, хрипло замычал что-то неразборчивое и заскреб руками по столику, сбивая с него блюдо с закуской, пепельницу, рюмки и прочую мелочь.
   Иван выстрелил второй раз, закрыв пулей выпученный левый глаз Крестного и прислушался… В зале гремела «Черная ночь».
   «Еще минута до конца композиции. Отлично! Времени у меня – навалом!» – определил Иван и спокойно двинулся к выходу.
   Парочка в зале все еще целовалась и не обращала никакого внимания на происходящее вокруг. Девчонка уже сидела широко расставив ноги и постанывая, руки ее кавалера блуждали по ее грудям и шарили под юбкой.
   «Этих вряд ли теперь чем-нибудь отвлечешь от их столь увлекательного занятия! – подумал Иван. – А это что еще за чучело?»
   Перед стойкой стоял пьяный парень и упрямо пытался достать рукой через стойку лежащего на полу Гризли, хотя ясно было, что сделать это ему не удастся.
   «Черная ночь» оборвалась резкой тишиной. Этим тут же воспользовался пьяный парень. Он вновь перегнулся через стойку.
   – Ей ты! Пьяница, – бормотал он непослушным заплетающимся языком, – Я тоже выпить хочу! Налей мне сотку, пьяная свинья.
   Гризли не отвечал, уткнувшись носом под раковину… Густая шевелюра скрывала небольшое входное отверстие в его затылке. Что он мог ответить? Каково там, куда его только что отправил Иван?
   Тишина взорвалась жесткими виражами композиции «Speed King». Пьяный парень нашарил на стойке начатую бутылку водки, вцепился в нее, поднял к глазам, внимательно рассмотрел этикетку, удовлетворенно кивнул и пошел, покачиваясь, ко второму столику. Он плюхнулся на стул и задергал головой в такт с ритмом «Короля скорости». Музыка, очевидно, соответствовала его настроению.
   «У меня есть пять минут сорок девять секунд, – удовлетворенно подумал Иван. – Пока не кончится „Король скорости“, вряд ли кто-нибудь обнаружит за стойкой труп Гризли… Все в баре слишком заняты своими делами. Разве что случайно кто-нибудь заскочит. Но это – вряд ли, народа туда немного ходит… Пять минут – достаточно для того, чтобы без следа раствориться в вечерней Москве. Мне этого времени вполне хватит.»
   Он спокойно вышел из бара, не торопясь прошел до пересечения Арбата с улицей Вахтангова и через три минуты уже набирал номер дежурного в управлении Федеральной Службы Безопасности, сообщенный ему покойным теперь уже Крестным, еще когда они вместе столь удачно охотились за генералом Никитиным.
   «Пусть Никитин утрется, – думал Иван нажимая кнопки на таксофоне. – Я первым добрался до Крестного, и теперь наше перемирие, слава богу, окончено… Мне дела нет до этого долбанного генерала, но раз он обещал, что после Крестного начнет охотиться за мной, пусть остережется, как бы ему не отправиться за Крестным вслед. Причем – ускоренным этапом. Уж я об этом хорошо позабочусь. Обслужу его без всякой очереди.
   – Дежурный управления ФСБ слушает! – раздался в трубке бодрый, но совершенно бестолковый, как показалось Ивану голос дежурного офицера.
   – Передай своему Никитину, – сказал Иван, – что через полчаса ему будет звонить Марьев… Он хорошо знает, кто я.
   – Какому Никитину? – совершенно глупо переспросил растерявшийся дежурный, мог бы и догадаться, что у них там, Никитиных – пруд пруди? – Генералу Никитину? Вы его имеете в виду?
   «Я тебя имею в виду, придурок!» – раздраженно подумал Иван.
   – И не пытайтесь меня вычислить, козлы ментовские! – добавил разозлившийся вдруг Иван, не обращая внимания на растерянную фразу дежурного по управлению. – Все! Конец связи.
   Он быстро повесил трубку на рычаг и торопливо прошел на станцию метро Арбатскую… На Никитина работают профессионалы, это Иван знал хорошо и не хотел оставлять никаких зацепок для того, чтобы люди Никитина его могли вычислить и проследить его путь от Арбата до телефона, чем меньше оставляешь после себя следов и вообще, всякой информации, тем лучше. Это был один из главных методологических принципов работы Ивана.
   Через полчаса он был уже на Комсомольской площади и без труда нашел то, что ему нужно. Долго иcкать, собственно говоря, и не пришлось. Самоуверенный толстячок в кожаной куртке сидел в девятке, припаркованной недалеко от Ярославского вокзала, и покуривал, кого-то или чего-то дожидаясь. Откуда ему было знать, что дождался он небольшого приключения на свою задницу? Из нагрудного кармана куртки выглядывала короткая антенна сотового телефона. Именно то, что и искал Иван.
   Иван наклонился к узкой щели в едва приоткрытом окне машины и тихо спросил водителя, который покосился на него из салона:
   – Командир, огоньку не найдется?
   Толстячок небрежным ленивым жестом достал из кармана зажигалку и слегка приспустил пониже оконное стекло, чтобы передать ее Ивану. Иван прикинул, что этого вполне достаточно, чтобы удар получился нужной силы и резким ударом костяшек указательного и среднего пальцев левой руки в переносицу вырубил беспечного толстячка. Тот обмяк и сполз на сидении. Иван протянул руку в окно и вытащил у него из кармана сотовик. Набрал тот же самый номер дежурного по фээсбэшному управлению.
   – Я Никитину разговор заказывал, – сказал он без всяких предисловий, набрав номер. – Больше трех минут я разговаривать не могу, очередь к автомату стоит, волнуется, всем звонить надо.
   Иван специально сказал, что собирается разговаривать три минуты, не больше, зная наверняка, что фээсбэшники тут же бросятся его пеленговать и устанавливать его местонахождение. За три минуты с возможностями ФСБ это вполне реально… На самом деле он не собирался трепаться с Никитиным так долго.
   – Я слушаю тебя, Иван, – услышал он голос уверенный голос генерала. – Что звонишь? Хочешь расписаться в том, что мы тебя обскакали?
   Иван не понял, о чем это говорит генерал. Но и понимать особенно не хотел. Ему нужно было только поставить последнюю точку в только что завершенном им деле Крестного, в котором он был крепко завязан вместе с генералом Никитиным в одной связке.
   – Минут сорок назад я убил Крестного, на Арбате, в его баре, – сказал Иван генералу злорадно, чувствуя свое превосходство над ним, руководящим могущественной и многочисленной структурой. – Пришли своих людей, чтобы удостовериться, что я не блефую. Я наш разговор помню. Следующий – ты, Никитин.
   – Позволь, позволь, Ваня, – заволновался Никитин. – Крестного мы сами застрелили еще вчера, когда брали его у высотки на площади Восстания. Он, видите ли, пришел посмотреть на место происшествия, скотина. Полюбоваться на дело рук своих. Ошибка начинающих и маразматиков… Видно, – в маразм впал. Но живым не дался, пришлось пристрелить… Так что ты, Ваня, наверное, по ошибке кого-то другого уделал, извини уж.
   Холодок беспокойства, какой-то неуверенности в себе, в том, что он делает, прополз у Ивана по спине между лопаток.
   – Ты мне зубы не заговаривай, мент драный, – Ивана злила тупая уверенность и безапелляционность, которая звучала в словах Никитина… – Крестного я убрал, на Арбате, понял?
   Иван беспокойно оглянулся. Что-то не понравилось ему в движении машин по площади, слишком медленно они ехали, хотя дорога была свободна, слишком внимательно смотрели по сторонам люди, которые в них сидели.
   – Перезвоню минут через десять, – буркнул Иван в трубку и бросил сотовик в открытое окно машины, на колени бесчувственному толстячку, а сам скрылся в здании вокзала, смешавшись с толпой спешащих на посадку только что объявленного поезда, пассажиров.
   Через десять минут он звонил Никитину уже из здания Казанского вокзала, из обычного таксофона в каком-то подземном зале рядом с туалетами и камерой хранения. На длинной стене висели штук тридцать таксофонов и все были свободны. Иван подошел к среднему и говорил не опасаясь, что кто-нибудь случайно услышит.
   Десяти минут Ивану хватило, чтобы осмыслить то, что сказал ему Никитин. Ему сразу же вспомнились все несуразности в поведение того человека, которого он принял за Крестного.
   Во-первых, он не узнал Ивана, когда вошел в бар, а этого прежде никогда не случалось. На Ивана Крестный всегда реагировал четко и сразу, словно улавливая его запах или каким-то еще неизвестным Ивану чувством определяя его присутствие рядом с собой. Сейчас же Иван хотел быть неузнанным и поэтому ошибся: его не просто не узнал этот человек, он Ивана не узнал только потому, что не знал совсем, впервые видел.
   Во-вторых, Крестный никогда не стал бы кивать, приветствуя Гризли, Он здоровался с глухонемым официантом глазами. Это было и целесообразно – делая знак официанту, Крестный был уверен, что тот его уже видит, – и в то же время соответствовало распределению ролей – Крестный никогда бы не опустился до того, чтобы привлекать к себе внимание официанта, унижаться даже до такого формального общения с ним. Иван знал насколько наигран и показушен демократизм Крестного.. он только играет в добродушного старичка, любящего общаться с «народом», с обычными москвичами, жить их жизнью. В гробу он видел их жизнь и их проблемы. Знает Иван, о какой жизни мечтает Крестный, рассказывал тот однажды в порыве откровенности.
   Узнавать хозяина мгновенно – прямая обязанность персонала заведения. Тот, кто этого не усваивает, больше суток не работает. Не можешь служить – не иди в слуги! Служишь – знай хозяина! Мудрость простая, Иван ее хорошо понимал, хотя к нему она не имела абсолютно никакого отношения. У него хозяина никогда не было и не будет… Даже в Чечне, когда его держал на цепи бородатый черный чеченец-любитель заключать пари во время кулачного боя двух пленных русских солдат, даже он тогда не был для Ивана хозяином… Тот чеченец был враг, которому временно удалось одержать над Иваном победу, он просто оказался хитрее, ловчее и изобретательнее Ивана, попавшего в плен по своей неосторожности и усталости. Но хозяина над Иваном еще не было никогда! И никогда теперь не будет!
   Иван заскрипел зубами. Ему стало стыдно перед самим собой, что он так дешево лопухнулся. Забыл, с кем он имеет дело! Забыл, насколько изворотлив, насколько искусен в обмане Крестный.
   Он вспомнил еще несколько таких мелочей и теперь уже не сомневался, что убил совсем не того человека. Тот, в баре, только похож был на Крестного, но это был вовсе не сам Крестный.
   Еще одна ошибка Ивана была в том, что он не разрешил этому мудаку разговаривать.
   Всего через пару фраз он понял бы, что это не Крестный.
   И ром он не смог выпить, хотя там было всего-то 0,7 литра. Крестный этого гаванского рома может выпить не меньше литра и только после этого начинает закусывать, привык на Кубе, он сам рассказывал Ивану, что его учил пить ром Рауль Кастро.
   И он не стал бы набрасываться на мясо! Да-да, перед тем уродом, которого застрелил Иван, на столе лежал большущий кусок чего-то такого хорошо прожаренного со сложным гарниром, как вспомнил Иван теперь. А Крестный был приверженцем «народно-демократического стиля в гастрономии», как он сам выражался, – селедочка, огурчики. Впрочем, иногда и он позволял себе стать на некоторое время гурманом и обжорой, особенно в одиночестве, когда никто за ним не наблюдал. Но ведь в кабинете Крестный был именно совершенно один. Нет, то, что он ел мясо и еще что-то там экзотически-гастрономическое, ни о чем не говорит.
   А вот самое главное, – Крестный не был бы так покорен и исполнителен как этот проглотивший язык после приказа Ивана и, наверное, уже наложивший себе в штаны придурок в баре. Крестный умеет сопротивляться, умеет бороться за жизнь, пусть в руках у него нет силы, а в кармане – пистолета. Он сопротивляется в любых обстоятельствах, – не физически, а психологически, причем иной раз гораздо эффективнее, чем если бы он отстреливался из пулемета… Переломить это сопротивление очень трудно, это Иван знал прекрасно. Не раз на себе испытал.
   Иван с досадой ударил себя кулаком по ладони. Старый лис опять провел его, как зеленого сопляка! А сам ушел и хихикает сейчас над ним, Иваном! Впрочем и над Никитиным – тоже, того он без всякого сомнения обманул, так же как и Ивана.
   Подставил какого-то лоха, которого уговорил одеться так же как одевается он, Крестный… Никитин лажанулся точно так же, как Иван, в этом нет никакого сомнения. Осталось только его с этим поздравить.
   – Никитин? – спросил Иван едва кто-то снял трубку на другом конце телефонной линии.
   Иван вновь набирал номер дежурного по управлению ФСБ, но уже не представлялся и не никого не просил приглашать. Он сделал это один раз и этого вполне достаточно, считал он. Если Никитин заинтересован в разговоре с Иваном, он от телефона не отойдет и сам будет снимать трубочку вместо дежурного.
   И не дожидаясь ответа, добавил голосом тихим, но убедительным, в котором слышалась уверенность человека, сделавшего вывод совершенно самостоятельно и предлагавшего другому сделать то же самое:
   – Ослы мы с тобой Никитин…
   – Согласен, Иван, – сказал в ответ голос генерала Никитина, он снова был на связи, потому, что ждал этого звонка.
   За десять минут Никитин тоже успел сообразить, сам ли, или с помощью своего аналитика Герасимова, что Крестный обманул их обоих. Он, словно осьминог, оставил вместо себя обманку, а сам тихо удрал и растворился в полной неизвестности.
   – Выебываемся друг перед другом, – продолжал Никитин, ему уже вовсе не хотелось разговаривать с Иваном, не любил он признаваться в ошибках перед профессионалами, но нужно было поддерживать контакт, чтобы не потерять Ивана в Москве бесследно, так, как сейчас потеряли Крестного.
   – А дело не сделали… – завершил фразу генерал Никитин.
   – Крестный все еще жив, Никитин, – глухо сказал Иван в трубку телефона. – Я пристрелил в баре на Арбате его двойника.
   – Мы тоже убрали подставку, Иван. Тоже, оказывается, двойник. И сколько их всего у него – неизвестно, – добавил несколько обескураженным тоном Никитин, ему пришлось признаться перед Иваном в своем промахе. – Следующий раз, Ваня, ты умой его сначала, чтобы косметику смыть, рассмотри его хорошенько, со всех сторон, поговори с ним, чтобы убедиться, что – настоящий, а потом уже башку ему дырявь или горло перекусывай.
   – Крестный – мой, Никитин! – сказал Иван. – … И я найду его, Никитин!.. Найду. Можешь даже не пытаться перебегать мне дорогу. Это тебе ничего не даст! Я все равно найду его раньше тебя! Все!
   Иван опустил трубку на рычаг и не оглядываясь, смешался с потоком москвичей и гостей столицы, как именуют московский народ в местах расположенных близко от вокзалов, аэропортов и крупных универмагов.
   Он двинулся влево от вокзала, обошел площадь и не спеша направился в сторону Садового кольца.
   У Ярославского вокзала, возле машины с толстяком, стояли две шестерки и опель-кадет. Толстячок, видно, еще не пришел в себя, так как Иван разглядел в машине белый халат врача.
   Два придурка в штатском совершенно ментовского вида торчали около девятки, озирались по сторонам и не знали, куда им девать свои руки.
   «В карманы суньте! – мысленно съязвил Иван. – Яйца заодно почешете.»
   Хоть Иван и смеялся над неуклюжестью фээсбэшников, не умеющих принимать окраску и темп, ритм и даже запах окружающей среды, как умел это Иван, он не мог не отметить, что у Ярославского вокзала они появились очень быстро… Ничего не скажешь – оперативно работают ребята, но так дешево Ивана не взять.
   Впустую проездили. Размялись только никитинские ребята, жеребцы стоялые. Ну, да им же самим на пользу.
   «Я все равно найду Крестного первым! – вновь мрачно подумал Иван, вспомнив о фээсбэшном генерале, как досадной помехе в очень трудном и ответственном деле. – Найду и убью…»
   Охота на Крестного только начиналась. Начиналась заново… И продолжаться она будет до тех пор, пока однажды не закончится его смертью.

Глава вторая.

   Иван бросился на поиски Крестного. Бросился, не думая, движимый только целью – смертью Крестного, которую ему не терпелось приблизить.
   Он не мог рассуждать логически – просчитывать варианты поведения Крестного, понимать логику его поступков, направленность его желаний… Иван торопился добраться до этого ненавистного ему человека и делал ошибки, которые никогда не сделал бы, если бы спокойно настроился на Крестного, на его ликвидацию, как делал это всегда, получая координаты очередного объекта, который нужно было убрать. Внутренне настроившись на человека, Иван действовал безошибочно, безукоризненно.
   Сейчас Иван был методичен и бездумен, словно райотделовская уголовка. Он прочесывал все места, где мог появиться Крестный, где он когда-либо бывал с ним или знал что Крестный может там появиться.
   У дома, где жила Надя, недалеко от метро Октябрьская, Ивану вновь повезло. Он бродил там уже битых часа три, прочесывая всевозможные закоулки, сам не понимая, зачем это делает.
   На остром углу Мароновского и Второго Бабьегородского переулков его чуть не сбила черная «Волга», едва успевшая затормозить в метре от него. Сквозь лобовое стекло Иван увидел судорожно вцепившегося в рулевое колесо… самого Крестного!
   Три секунды спустя в лобовом стекле красовались три дырки от пуль, выпущенных из ивановой «беретты», а сам он, перемахнув ограду какого-то скверика, уходил в сторону Крымского вала… Он видел, как качнулась назад голова Крестного, когда первая пуля вошла ему точно между редких старческих бровей. Одного выстрела было достаточно, но Иван не мог удержаться, чтобы не выстрелить еще дважды – в каждый из ненавистных ему глаз.
   Дойдя до парка, Иван спокойно огляделся и удостоверился, что его никто не преследует.
   Странно, но удовлетворения он не испытывал. У него вовсе не было уверенности, что он опять, и на этот раз, не ошибся.
   Больше всего его смущало то, что Крестный никогда не ездил на «Волге». Само слово «Волга» его раздражало… Что-то личное было связано у него с этим словом, или с этой рекой, Иван не знал подробностей, родом, что ли Крестный был откуда-то с Волги. Даже «Жигули» он использовал только в случае крайней необходимости, когда нужно было соблюсти конспирацию, затеряться… «Жигули» – самая демократическая машина в России, а Крестный любит подстраиваться под «народ».
   Еще Ивана беспокоило, что машина не сбила его, а затормозила, резко взвизгнув тормозами пере самым его носом. Крестный не упустил бы такой возможности, он обязательно сбил бы Ивана, понимая, что тормозя, ставит себя под удар. Ведь Иван действует молниеносно. Крестному отлично была известна скорость его реакции… При неожиданном нападении на направленный в него выстрел Иван отвечал практически одновременно.
   Иван понимал, что он находится не в форме. Настолько не в форме, что порою целый час выпадал у него из памяти и он не мог себе объяснить, как он оказался в том или ином районе Москвы, что его сюда привело. Вот и сейчас, очнувшись от своих тревожных мыслей о Крестном, он с некоторым удивлением обнаружил себя медленно бредущим по Проспекту Мира недалеко от ВДНХ.
   «Какого черта? – подумал Иван. – Зачем меня сюда занесло?»
   Так и не объяснив себе это, он пожал плечами и медленно пошел по направлению к Звездному бульвару. Широкий и зеленый Звездный был сравнительно пустынен даже в дневное время, лишь изредка навстречу попадались одинокие пенсионерки с детскими колясками и случайные прохожие, спешившие по своим делам.
   Иван сел на лавку и закурил. Смутное воспоминание зашевелилось в его памяти. Он уже сидел когда-то на этом бульваре и точно так же курил. Иван посмотрел на сигарету, зажатую в его пальцах. Курил те же самые сигареты. Что в этом особенного? Он всегда курит «Winston»… Но ощущение не исчезало.
   Ощутив внезапный голод, Иван встал и уверенно направился по тропинке на левую сторону бульвара, если встать спиной к ВДНХ, и поднялся по невысокому косогору к ряду жилых домов м каких-то учреждений. Он почему-то был уверен, что сейчас увидит небольшой магазинчик, в котором продается колбаса, пиво и сыр. Пиво – «Балтика» третий номер, колбаса – «Одесская», дрянь, каких мало, а сыр – … Этого он вспомнить не мог.
   «Забыл… – подумал Иван. – Какой же мы ели тогда сыр?»
   Стоп! Он даже остановился посреди узкой проезжей части прямо напротив того самого магазина, который рассчитывал увидеть. Это же Крестный покупал тогда в этом магазине и колбасу, и сыр, и пиво. К еде Крестный чаще всего нетребователен, он предпочитает есть то, что продается для всех, самое дешевое и самое доступное. Говорит, что это ностальгия по Родине. Когда он, мол, работал вдали от нее, он мечтал просто об этой колбасе, о простой советской селедке, о бутылке пива, купленной в первой попавшейся на пути торговой дыре.
   Конечно, это с Крестным они сидели на той самой лавочке, на которой только что сидел Иван. Крестный пил пиво и закусывал колбасой и сыром. Иван тогда пожевал колбасы и только поэтому запомнил ее отвратительный вкус, к потрескавшемуся пересохшему сыру он не притронулся. К пиву тоже – Крестный настаивал, чтобы Иван срочно выполнил один заказ, люди, заинтересованные в смерти бизнесмена, руководителя охранной фирмы, готовы платить за срочность. Крестный уже посылал туда двоих, но они вернулись ни с чем. Фирма охранная, директор ее бережется, подпольных заказов у него, видно, хватает, и, судя по всему, не только охраняет, но и прямо противоположные поручения выполняет. Поэтому знает, что многим поперек дороги перешел и есть кому с ним посчитаться… В конторе его столько крепких вооруженных до зубов ребят, что не пробиться просто. Гараж внутренний, выезжает он всегда только на машине, тоже с прикрытием. Короче, лажанулись пареньки Крестного, расписались в своей беспомощности. Крестный их, конечно, наказал, в очередной игре в его школе киллеров они оба сыграют роль зайцев, за которыми гонится свора охотников. Незавидная роль, но они об этом пока не знают.
   «Да черт с ними, с этими сопляками, – сказал тогда Крестный, – Дело-то так и не сделано, а задаток я, понимаешь ли, взял уже. Нужно деньги отработать. На тебя вся надежда, Ваня.»
   Этого директора-охранника Иван взял тогда очень просто. Он даже сейчас улыбнулся, вспомнив тот случай. Иван оделся в защитную солдатскую форму, которую специально купил для маскарада, и заявился в эту фирму прямо с улицы – с понтом – искать работу… Его чуть не выбросили на улицу прямо из дверей сначала эти крепкие вооруженные до зубов ребята… Одному он сломал переносицу, двум выдернул правые руки из суставов, вооружился их автоматами и сидел в проходной, требуя разговора с директором до тех пор, пока тот не согласился с ним поговорить. Правда, по телефону. Иван, разговаривая с самоуверенным директором, ничего не требовал, только просил взять его на работу, потому, что он только что вернулся из Чечни, где провел два года, и единственное, что он теперь умеет – это убивать других, а самому при этом оставаться в живых.
   Иван, собственно, говорил правду. За исключением того, что работа ему была не нужна… Он уже давно работал – на Крестного.
   Как и предполагал Иван, директора заинтересовала незаурядная личность, выведшая из строя троих его людей и сумевшая-таки добиться своего, несмотря на очевидные трудности в лице хорошо обученных охранников. Он спросил, хорошо ли Иван стреляет.
   «Сносно! – ответил Иван. – Девяносто шесть из ста. С завязанными глазами.»
   Это заинтересовало директора охранной фирмы еще больше. На точности стрельбы своих ребят охранников-киллеров он зарабатывал неплохие деньги. Это был его бизнес. А Иван, судя по всему, мог оказался для него неплохим орудием производства.
   Ивану назначили испытание. В стрелковом тире, который находился там же, в подвале здания, в котором располагалась эта охранная фирма. Ни на что другое Иван и не рассчитывал. Но он знал, что директор захочет лично на него взглянуть, чтобы оценить его – какого уровня задания можно давать новичку. Иван выбил двести девяносто из трехсот, показав даже лучший результат, чем на сдаче норматива по стрельбе в лагере спецподготовки… И директор пришел… Он захотел своими глазами посмотреть, на что еще способен в стрельбе этот странный человек.
   Иван показал класс и директор, конечно, увлекся. Слишком увлекся… Точность стрельбы Ивана практически из всех положений и во всех условиях была близка не то что к максимальной, а к невозможной ни для кого, кто работал в этой фирме… Иван был настоящим кладом для директора… Едва речь зашла о работе, как Иван перебил директора и сказал, что автоматом владеет еще лучше чем пистолетом… Может, например, очередями написать на стене свое Имя, причем каллиграфическим почерком… Директор не смог отказаться то такого аттракциона. Иван получил в руки «калашникова» с одним магазином и ему предложили изобразить на стене хотя бы одну букву своего имени… Но этого Иван делать уже не собирался.
   Он проверил автомат, пару раз выстрелил в пол, проверяя прицел, и, вскинув автомат и прицелившись, вдруг резко обернулся к собравшимся за его спиной зрителям – директору и его охране…
   Четыре пули ушло у него на то, чтобы изобразить букву i на лбу директора фирмы, еще шестью он положил пять человек, пришедших в подвал с директором… Трое из них успели схватиться за свои автоматы, а один сумел даже выстрелить. Пули взвизгнули где-то левее головы Ивана и ушли в сторону мишени…
   Это же здесь, на этом самом бульваре Иван получил от Крестного тот заказ. И отсюда же они разъехались в разные стороны – Иван – в Крылатское, где располагалась охранная контора, а Крестный…
   Куда поехал Крестный?.. Он еще сказал, что ему тут недалеко и сел в трамвай, чем немало удивил Ивана… Человек, у которого хватит денег, чтобы купить все московское трамвайное хозяйство вместе с мастерскими, депо, маршрутными линиями, подвижным составом и штатом кондукторов, ездит на общественном транспорте, стараясь не выделяться из массы пассажиров…
   Нет, куда он ехал, Крестный так и не сказал, он всегда – очень осторожен. Но Иван хорошо помнил, что видел, как Крестный сел в трамвай, который шел по Проспекту Мира в сторону Яузы… Иван решил покататься на трамвае, надеясь на чистую случайность…
   Он увидел Крестного, едва только вошел в вагон. Крестный сидел у окна, в руках он держал буханку ржаного хлеба и, не обращая ни на кого внимания, отрывал кусочки хлеба и запихивал их в рот…
   Иван застрял в дверях, пораженный этой картиной, не веря своим глазам… Крестный ел хлеб неряшливо и торопливо, роняя крошки себе на колени и запихивая большие куски пальцами за щеки…
   Так не мог есть Крестный, человек, многие годы работавший на госбезопасность за рубежом, знавший несколько языков и великолепный актер… Иван смотрел на него не отрываясь, но, казалось. не замечал его напряженного взгляда. Крестный с безразличным вниманием смотрел в окно, как смотрят люди, знающие наизусть весь маршрут, ездившие по нему многое годы…
   «Это не Крестный! – мелькнуло в голове у Ивана, но он тут же засомневался и в этом, он уже ни в чем не был уверен. – А вдруг это – игра? Вдруг он опять меня дурачит?.. Крестный способен притвориться кем угодно, хоть синяком, хоть премьер-министром…»
   Крестного часто подводила склонность к дешевой театральности, которой никогда не страдал сам Иван. Для Ивана главным было дело, а уж как оно выглядит, ему было совершенно безразлично… Крестный же имел какую-то патологическую склонность к дешевым эффектам, в этом, наверное, выражался его страх перед убийством и презрительное отношение к тому, чем он всю жизнь занимается, вернее, чем вынужден заниматься…
   «Я должен убедиться, что это он! – подумал Иван. – Я не хочу ошибиться еще раз…»
   – Крестный! – крикнул он. – Эй!
   Крестный вздрогнул и с испугом посмотрел на Ивана. Кусок хлеба выпал у него из рук и он зашарил у себя на коленях, не отрывая глаз от Ивана…
   «Он! – подумал Иван. – Иначе, чего бы он так испугался?»
   Иван полностью контролировал ситуацию. Крестный не мог сделать ни одного движения, которое ускользнуло бы от глаз Ивана… Любую его попытку сунуть руку в карман за оружием опередит выстрел Ивана… На то чтобы выхватить пистолет, Ивану требуется четверть секунды, на то чтобы после этого выстрелить прицельно – еще четверть… Вагон трамвая полупустой, никто не может ему помешать… Единственная неприятность, которая его ожидает впереди – следующая остановка. Ситуация может измениться непредсказуемо и, значит, нужно решать сейчас – убивать Крестного здесь или вести куда-то с собой…
   Крестный сам решил свою судьбу… Судорожным движением он сунул руку в карман и резко встал… Это была подпись под своим смертным приговором.
   Пистолет сам оказался в руке Ивана, он даже не успел подумать о нем. Вслед за коротким глухим выстрелом сразу же раздался двойной вопль пожилых женщин, у которых на глазах произошло это убийство… Они орали, сидя на своих местах, вцепившись в поручни передних сидений и не сводя с Ивана расширенных ужасом глаз… Думали, наверное, что Иван начнет сейчас мочить всех подряд.
   Иван подошел к телу Крестного, упавшего обратно на сидение, вытащил его руку из кармана. В ней ничего не было. Иван залез в карман его джинсовой куртки и – ничего там не обнаружил…
   Он застыл в недоумении. Чем же тогда объяснялось поведение Крестного… Зачем он сунул руку в карман? Иван пошарил еще и нащупал клочок бумаги. Он поднес его к глазам. Там был написан номер телефона: семь цифр – 293-98-31. И больше ничего…
   Трамвай тормозил. Визг женщин не прекращался. Иван дождался, когда двери откроются и выпрыгнув из вагона, тут же нырнул в первую же попавшуюся дверь жилого дома… Теперь даже если милиция будет искать его след, ей придется проверить все квартиры этого дома и убедиться, что человек, застреливший в трамвае Крестного, не имеет отношения ни к одной из них… Уголовка работает всегда так – по бульдожьи… Вцепится в любое место и не разжимает челюстей. А в доме – девять этажей!
   Иван через черный ход выбрался на улицу никем не замеченным и, поймав машину, поехал в гостиницу «Останкино»… Листок бумаги, который он забрал из кармана Крестного, был обрывком машинописного листа. Кроме номера телефона на нем ничего не было…
   Иван уже был уверен, что опять убил не Крестного… Он и не убил бы этого человека, не сделай тот резкого движения и не сунь руку в карман… Чечня приучила Ивана сначала действовать, а уже потом рассуждать и оценивать целесообразность своих действий…
   Это был явно еще один двойник Крестного… Иван почувствовал, что не сможет больше стрелять в людей, похожих на Крестного. Вовсе не потому, что убивает при этом невиновных перед ним ни в чем людей…
   Ивана никогда не останавливало, если ему приходилось попутно с объектом отправить на тот свет еще пару-тройку случайно подвернувшихся под руку людей… Это издержки производства, какие есть в любом деле… Но каждый раз, когда убитый уже Крестный вновь оказывался в живых, на Ивана накатывало ощущение, что Крестный вообще неуязвим. Что он многолик и Ивану никогда не удастся перестрелять всех Крестных…
   Вот и сейчас его охватило противное чувство беспомощности перед этим человеком… Иван убил уже троих, как две капли воды похожих на Крестного, одного застрелили при задержании люди Никитина… Это уже четыре! А Крестный оставался все еще жив, в этом Иван был уверен!.. Это сумасшедствие необходимо было остановить! Так он скоро начнет стрелять в каждого встречного мужчину!
   Иван вновь взглянул в листок бумаги в своей руке. Номер телефона – 293-98-31… Это была зацепка, которая может вывести на настоящего Крестного… Надо проверить, что за номерочек…
   В гостинице Иван переоделся, привел в себя в порядок – принял душ, побрился, расчесал волосы… Затем он спустился со своего этажа на второй, где находился ресторан и круглосуточный бар. Поздоровавшись с барменом, Иван попросил у него телефон и набрал номер, обнаруженный им в кармане двойника Крестного…
   Дозвонился он лишь с третьего раза, телефон постоянно был занят и отвечал Ивану короткими гудками… Наконец, в трубке раздались длинные гудки и приятный, предупредительный, но, в то же время, приветливо-холодный голос секретарши ответил:
   – Рекламное агентство «Свежий ветер – новые горизонты». Дежурный менеджер Юля слушает вас. Представьтесь, пожалуйста! Назовите свою фамилию, род ваших занятий и название вашей фирмы…
   «Непременно! Сейчас я тебе представлюсь! устрою представление....» – подумал Иван и произнес вслух, слегка растягивая слова:
   – Юленька, детка, меня предвыборная кампания интересует, вот это ты постарайся представить себе как следует, радость моя…
   – Представьтесь, пожалуйста, – вежливо, но твердо настаивала неведомая Ивану непреклонная секретарша Юля. – И, будьте добры, сообщите мне, пожалуйста, род ваших занятий…
   – Ну, хорошо, – устало вздохнул Иван. – Фамилия моя Терентьев. Род занятий – делать деньги из денег… Прочие подробности и ответы на все последующие вопросы – при личной встрече…
   – Думаю, мы сможем помочь вам, господин Терентьев. Но вам придется приехать к нам на проспект Калинина. Наш офис располагается в бывшем здании СЭВ, на двадцать четвертом этаже…
   Иван слышал, как кто-то ей резко что-то сказал приглушенным голосом, и тон секретарши поменялся на более любезный…
   – Или лучше сделаем так, продолжала она. – Наш директор с удовольствием примет вас сегодня в восемнадцать часов пятнадцать минут в ресторане «Метелица». Это недалеко от нас… Спросите у администратора бара Елену Вольдемаровну Хофман…
   – Пойдет, Юленька, – согласился Иван. – Я буду там с шести часов. Это мое обычное время… Я всегда появляюсь в «Метелице» в шесть.... К этому времени Андрюша Быков, шеф-повар, всегда готовит для меня что-нибудь экзотическое, например, бычьи яйца… Не пробовала? Восхитительный вкус… Угощу, кстати, твою начальницу… Пусть твоя директорша скажет Левику, кто она такая и что я ее пригласил… Левик проводит ко мне…
   «Метелицу» Иван знал прекрасно, часто там бывал и с Крестным, и один, особенно в первые свои месяцы в Москве, когда пытался залить воспоминания о Чечне виски или коньяком. Но быстро понял, что ресторан не самое лучшее для этого место… Для этого требовалась тихая уединенная квартира, где можно было залечь и не двигаясь, вспоминать Чечню, вставая только для того, чтобы влить в себя еще один стакан коньяка…
   Администратора бара, пронырливого и корыстолюбивого до неприличия Леву Ягудина, единственного, возможно, в своем роде татарского еврея, он знал как облупленного и пользовался у того неизменным уважением, поскольку каждый раз отстегивал ему солидные чаевые… Лева готов был задницу ему каждый раз вылизывать, поскольку с одного Ивана получал столько же, сколько у него не получалось за неделю своей обычной работы…
   А разговаривать с наглыми соплюшками с позиций просителя Иван очень не любил, да и образ нового русского, который он выбрал для разговора, требовал соответствующего поведения… Чтобы сразу понятно было – кто вы и где я! Кто хозяин, кто – слуга!
   Соплюшка из рекламного агентства придет, в этом Иван был уверен. Он знал, какие бабки дерут за разработку и проведение предвыборных кампаний, за такие деньги они куда хочешь пойдут… Даже если в общественном туалете им встречу назначить, причем – в мужском… Придут и еще в кабинку стучаться будут!
   «Рекламное агентство, значит… – подумал Иван, положив трубку и заказав себе бутылку белого сухого вина. – Посмотрим-посмотрим, какое-такое у вас рекламное агентство… Оригинальные услуги предоставляет москвичам ваше агентство…»
   Два часа, оставшиеся до назначенной в «Метелице» встречи, Иван просидел в баре гостиничного ресторана, потягивая терпковатое «Бо Риваш» с изысканно-кисловатым вкусом и спокойно размышляя о том, что первый раунд в борьбе с Крестным закончен и закончен, как выяснилось далеко не в его пользу…
   «Интересно, как дела у генерала Никитина? – подумал Иван саркастически улыбнувшись. – На моем счету уже трое подстреленных Крестных, а у него всего один. По очкам – я впереди…»
   В голове у него крутилась какая-то хитрая комбинация, связанная с Никитиным, но до того еще неясная и расплывчатая, что Иван просто выбросил ее из головы, чтобы не терять зря времени на ее обдумывание. Впереди у него была встреча с директором рекламного агентства, которая, вполне возможно, знает немало из того, что интересует Ивана. А значит – впереди была и возможность получить какую-то информацию о Крестном. Или о его двойниках, что тоже было бы совсем неплохо…
   А Никитин подождет, решил Иван, хотя он с его практически неограниченными оперативными возможностями он тоже очень даже может пригодиться, чтобы направить Крестного по ложному пути и заставить того делать ошибки. Ошибки, который будут стоить Крестному жизни…
   «Никитина нужно поставить в загонщики, – решил, наконец, Иван, – А самому занять наиболее выгодный номер среди стрелков… Но это – потом. Сейчас, – Иван взглянул на часы, – пора ехать в „Метелицу“ на свидание с этой драенной козой из агентства… У нее можно узнать немало интересного про Крестного. Возможно, она даже знает, где его искать, должна же у нее быть хоть какая-то связь с заказчиком… Непременно должна…»
   – Послушай, любезный! – спросил он у бармена. – Подскажи,. пожалуйста, где поблизости можно купить золотую цепь килограмма на полтора…
   Бармен вытаращил на него глаза, но, убедившись, что Иван не шутит, сказал ему деловитым тоном бывалого человека, который знает и умеет все на свете:
   – Зачем беспокоиться, уважаемый! Посидите еще минут десять… Цепь мы доставим прямо сюда! А пока от нашего заведения позвольте угостить вас хорошим коньяком!..
   Иван усмехнулся. Люди делают деньги везде и всегда, стоит им только почувствовать малейшую возможность для этого…
   Этот бармен то ли грузинского, то ли армянского вида тут же учуял запах прибыли, которую можно снять с перепродажи золота… А может быть, он скупает специально цепи… Сейчас столько гопоты убивают каждый день… Сама же гопота и убивает… Идиоты, Москвы им, что ли мало?
   Взглянув на часы, Иван кивнул головой в знак согласия и перед ним на столике тотчас очутилась маленькая бутылка «Реми Мартен», блюдце с тонко нарезанным лимоном и коробка шоколадных конфет…
   Бармен работал, судя по всему давно и хорошо знал вкусы людей, носящих золотые цепи… Конечно, Иван сбил его с толку, поскольку, совсем не был похож на гопника… Но спрашивал-то он ни что-нибудь, а золотую цепь, да еще весом в полтора килограмма… Поэтому, чтобы не ошибиться, бармен поставил ему коньяк, который никогда бы не сумел оценить ни один гопник, разве что – по его стоимости, и шоколад – гопота, как ни странно, любит сладенькое… Наверное, это оттого, что в детстве мало конфет ела… Теперь старается наверстать…
   Иван просидел и в самом деле всего минут семь. К бармену подошел еще один человек такой же неопределенно-кавказской национальности, похожий на бармена, как две капли воды, и что-то у него тихо спросил. Бармен кивнул и подошел к Ивану…
   – Ваша цепь готова, уважаемый! – сказал он. – Прикажете принести?
   – Зачем? – вопросом ответил Иван.
   – Как зачем? – растерялся бармен. – Смотреть не будешь?
   – Что я золота что ли не видел? – хмыкнул Иван. – А если ты меня обманешь и подсунешь вместо золота какую-нибудь херню, я жаловаться никому не буду… Я тебя просто заставлю съесть эту цепь и запить ее вот этим коньяком… Естественно, – за счет заведения…
   Бармен смутился и отошел к стойке. Там он что-то резко спросил у своего близнеца, почесал в затылке и вернулся к Ивану с тяжелым аккуратно упакованным в бумагу свертком…
   – Не сомневайся, уважаемый! – сказал бармен. – Если что-то не так, я отвечу! Головой отвечу! Но у меня – без обмана… Обманывать – себе дороже! Мне люди всегда верят и не обижаются… В счет записать?
   Иван кивнул и махнул рукой, иди, мол, я хочу еще посидеть…
   Бармен ушел за стойку и принялся выписывать счет с интересом поглядывая на Ивана. На гопника тот был определенно не похож…
   «Странные люди! – думал бармен. – Покупает цепь за сумасшедшие деньги и даже не смотрит, что берет… Я, конечно, рискую, но Ашот никогда туфту не подсовывает. Не должен обмануть и в этот раз… На вид – самое настоящее золото…»
   Выведя в низу счета астрономическую сумму, он отнес бумажку на столик Ивану… Ашот, принесший цепь стоял у стойки, потягивая молочный коктейль и ждал свою долю от продажи золота..
   Иван мельком взглянул на сумму, написанную барменом. Тот опасливо сжался, потому что завысил стоимость цепи примерно наполовину…
   Он специально предложил вписать ее цену в счет, чтобы спокойно потом отсчитать свои деньги от того, что заплатит Иван и оставшиеся поделить с Ашотом… Ашот в этом случае ничего не поймет и получит раза в три меньше, чем он, бармен… Вот только бы клиент не возмутился слишком большой суммой…
   Но Иван даже не обратил внимания, что полуметровая цепь стоила, словно длиной была с канат для швартовки океанского корабля… Он достал бумажник и небрежно бросил на столик пачку долларов. Еще и на чай бармену оставил… Иван знал, что бармены и официанты могут быть очень полезны в некоторых ситуациях. Когда, например, нужно узнать что-то или срочно что-то достать… Прикормленные берутся за такие поручения с радостью и ожиданием еще одной щедрой подачки… Деньги любят все, но официанты, почему-то, особенно сильно их любят…
   Кроме того, Иван никогда не считал денег и платил всегда, не торгуясь, столько, сколько просил продавец… Желание быстрее достичь своей цели всегда перевешивало у него стремление к экономии денег. Да и не было у него никогда такого стремления… Раньше, в Чечне, деньги Ивану были не нужны… Там он все получал без денег.. И тогда, когда был рабом и гладиатором, и потом, когда он выбирался из этой проклятой Ичкерии, которой он объявил свою личную войну… Выбирался победителем в этой войне…
   А когда Иван вернулся в Москву и стал работать на Крестного, тот платил столько, что Иван даже не знал, сколько у него денег на счетах в нескольких банках и в нескольких тайниках, разбросанных по всему городу… Деньги приходили и уходили незаметно и Иван никогда не испытывал недостатка в них…
   Так и сейчас, сегодня утром, он просто поехал в один из тайников, достал несколько тугих пачек долларовых купюр разного достоинства и рассовал их по карманам… Он даже не пересчитал, сколько там было денег, лишь мельком заметил, что две пачки были из тысячедолларовых бумажек, остальные – сотенными… Этого вполне хватит, решил Иван и перестал думать о деньгах…
   Он допил коньяк, которым угостил его бармен, и не мог не признать, что коньяк, действительно, был первоклассным. В меру жестким и в то же время легко растекался во рту специфическим терпким коньячным запахом от которого слегка кружилась голова и улучшалось настроение…
   Иван пил редко, особенно до смерти Нади… Но теперь ему все чаще хотелось забыть обо всем на свете и ничего не чувствовать, кроме терпкого запаха коньяка на губах… Алкоголь открывал что-то в нем, постоянно запертое, освобождал его от тисков, в которых он держал сам себя… Нередко в такие моменты к Ивану приходила Чечня, но он вспоминал ее спокойно, не испытывая той ненависти к ней, которая часто просыпалась в нем, когда он был трезв…
   Иван взял тяжелый сверток с цепью и кивнув бармену, поднялся к себе в номер… Цепь оказалась настоящей… Золото матово блестело и переливалось на руке Ивана витыми кольцами цепи…
   «С такой игрушкой идти по улице слишком рискованно! – подумал Иван. – Слишком много глаз ко мне она будет притягивать… Меня популярность никогда не интересовала. Придется надеть ее у самой „Метелицы“ в машине…»
   Он вновь упаковал цепь, положил ее в пакет и надев специально купленный малиновый пиджак с жилеткой, вышел из гостиницы к стоянке такси…

Глава третья.

   …План мероприятий по розыску Крестного и Ивана Марьева начальник аналитического отдела ФСБ Гена Герасимов подготовил уже на следующий день после встречи генерала с Иваном у высотки на площади Восстания, как и приказал ему Никитин…
   План был неплох, хотя и несколько умозрителен, как и все, что выходило из головы Генки Герасимова, не отличающегося особой любовью к интуиции. Генерал Никитин одобрил его, хотя и видел все его бросающиеся в глаза недостатки. Но ничего лучшего под рукой пока не было… Найти человека, который не хочет быть найденным, в многомиллионной Москве не просто даже для ФСБ с ее практически неограниченными возможностями…
   К немалому удивлению Никитина, план сработал мгновенно, и буквально на второй день наблюдения за высоткой на площади Восстания, где Крестный недавно взорвал женщину Ивана, наружка засекла мужчину, по всем приметам походящего на Крестного, который для генерала Никитина до сих пор оставался бывшим майором Комитета государственной безопасности Владимиром Крестовым, бывшим другом, единственным, пожалуй, она свете человеком, которого он искренне и глубоко теперь ненавидел…
   Когда поступило сообщение о том, что Крестный обнаружен, Никитин стоял как раз «на ковре» у Президента и получал очередную накачку за слишком высокий уровень преступности в Москве… А что мог сделать Никитин, когда последнее время ситуация в Московских криминальных кругах полностью вышла из под его контроля… Иван с Крестным нарушили все его так тщательно и оригинально разработанные планы… Москва была пущена на самотек, а Никитин все никак не мог разобраться с Крестным, чтобы полностью заняться, наконец, ситуацией в Москве…
   Вернее будет сказать, что генерал Никитин не стоял, а сидел за столом напротив президента, но суть происходящего от этого не менялась – ему вставляли клизму… Охрана президента освободила посетителя не только от оружия, но и от средств связи, поэтому генерал Никитин, фактически, выпал из ситуации с Крестным…
   Командир особого тайного отряда «Белая стрела», специализировавшегося на террактах против лидеров преступного мира, Серега Коробов, человек скорее исполнительный, чем умный, руководствовался всегда не здравым смыслом или глубоким пониманием обстановки, как, например, Генка Герасимов, а точной формулировкой последнего приказа… А поскольку приказ об обнаружении и задержании Крестного не учитывал того, что Никитин окажется в момент обнаружения выпавшим из оперативной ситуации, Коробов решил действовать на свой страх и риск и проводить задержание самостоятельно… Но – «Коробовым хорошо дрова колоть», как не раз иронично говаривал о нем Генка Герасимов, которого Коробов в отместку называл «высоколобым». И, надо сказать, в устах Коробова это звучало настоящим оскорблением…
   Едва увидев, что объект наблюдения вошел в здание высотки и испугавшись, что его люди потеряют его внутри, Коробов приказал начинать захват… Захват был его любимым мероприятием, хотя и не часто проходил удачно, если им руководил сам Коробов. Вернее сказать – в таких случаях захваты редко проходили удачно…
   Никитин ничего не знал о происходящем, и сообщить ему нем было никакой возможности… Человек, который попадал к Президенту, словно выпадал из окружающей жизни на все время, пока он оставался в резиденции… Никитина сейчас все равно, что не существовало… Коробов чувствовал себя, с одной стороны, очень неуверенно, словно сирота в чужой незнакомой стране полной злых и страшных людей, а с другой, эта же неуверенность толкала его на активные, но непродуманные, а проще сказать – совершенно глупые действия… Он сам возглавил группу захвата, что не обещало ничего хорошего для исхода операции, и через три секунды после Крестного уже врывался вслед за ним в подъезд высотки, в который тот только что вошел…
   Увидев, как в дверь с улицы врываются люди в черных масках, с оружием в руках, стоящий у лифта Крестный бросил два объемистых пакета, которые держал в руках и побежал к лестнице. Из пакетов посыпались фрукты две бутылки шампанского… На бегу Крестный сорвал с себя легкий плащ и бросил в лицо Коробову, который готов был уже схватить его за плечо…
   Коробов поскользнулся на подвернувшемся под ногу банане, и упал, а Крестный неожиданно прытко для своего возраста проскочил лестничный пролет, и выстрелил в барахтавшегося под его плащом на полу Коробова из невесть откуда взявшегося у него пистолета…
   «Белострельцы» открыли огонь на поражение… Очередь, попавшая в грудь Крестному, отшвырнула его в угол лестничной клетки, обнаружив, что на нем надет бронежилет, зато вторая – расколотила ему череп, забрызгав стену и ступеньки лестницы кровью и мозгом…
   У Коробова оказалась сломана нога, но Крестный был ликвидирован, и Никитин не стал слишком усердствовать в своем негодовании, хотя и был чрезвычайно зол, что всю операцию Коробов закончил раньше, чем Никитин смог узнать о ее начале…
   Генерал созвал оперативное совещание и поставил перед Герасимовым новую задачу – опираясь на то, что Ивану не известно о смерти Крестного, использовать его для ликвидации особо сложных объектов… Таковыми традиционно считались лидеры крупнейших московских преступных группировок, живущие за границей и оттуда руководящие своими «армиями»…
   У Герасимова на этот счет была своя идея, но он не стал ее пока докладывать слишком раздраженному дурацким захватом Крестного Никитину… Герасимов знал что Никитин всегда оценивает его идеи по достоинству. Главное, самому хорошо подумать и не лажануться…
   Герасимов в срочном порядке разработал все же и такой план, о котором просил генерал. Никитин уже отдал приказ об установлении с Иваном связи и о начале операции «Погоня за покойником», но Иван позвонил сам и начал разговор с информации, которая не только разрушила «Погоню», но показала, что первый план провалился… Нужно было начинать все сначала…
   Никитин вызвал Герасимова, наорал на него, швырнул ему в лицо его аналитические разработки и закрылся у себя в кабинете. Это было признаком ужасного настроения и черной меланхолии, в которую Никитин время от времени впадал, когда дела шли из рук вон плохо…
   Герасимов прекрасно знал, что через полчаса Никитин напьется до оцепенения и раньше чем через часов десять к нему проникнуть не удастся… Между тем, план действий у него был уже готов и откладывать его реализацию на пол-суток не имело никакого смысла. Но без санкции Никитина начинать было рискованно. Можно было угодить в ту же самую лужу, в которую только что попал Коробов.
   Поэтому Гена ринулся в приемную генерала, стараясь не думать о настроении генерала…
   Секретарша Никитина Верочка, сорокалетняя церберша, верой и правдой служившая десятку начальников кабинета, занимаемого сейчас Никитиным, к генералу относилась с пылкой нежностью и преданностью старой девы, которую всего несколько месяцев назад пьяный в стельку генерал перегнул через спинку кресла, содрал с нее трусы и лишил девственности, возбужденный избытком взыгравших в нем паров своего любимого французского коньяка «Корвуазье». У Верочки все еще продолжался тот ее «медовый месяц», хотя генерал ее больше не замечал и только когда бывал слишком пьян, разрешал ей расстегивать ему ширинку и усердно массировать руками и губами свой вялый член. Впрочем, эти ее усилия ни разу так и не увенчались успехом.
   Но надежды Верочка не теряла и продолжала свои попытки едва только генерал в очередной раз доходил до кондиции. Поэтому она зорко следила за его настроением и, едва замечала, что Никитин уединяется в кабинете с «Корвуазье», как тут же спешила оградить его от ненужных посещений подчиненных и вновь попытаться вклиниться в его тет-а-тет с французским коньяком…
   Перед Герасимовым стояла, таким образом, нелегкая задача – пройти кордон из возбужденной, но неудовлетворенной женской плоти (назвать Верочку женщиной, у него язык не поворачивался) и проникнуть к не успевшему еще накачаться коньяком генералу. Про то, что прежде всего Никитин начнет орать и грозиться всяческими карами, Герасимов старался не думать… Ему нужно было дело делать, а то потом, проспавшийся Никитин с него же и спросит за бездействие… Такое уже бывало…
   – Нет! – крикнула гневно Верочка, едва увидя в приемной Герасимова и заслонила дверь в кабинет спиной. Для пущей убедительности она раскинула руки и стала похожей на распятие. – Не пущу! Он не примет никого! Дайте же вы отдохнуть человеку, скоты! Вы же его в гроб скоро загоните этой работой! Одни шпионы и бандиты на уме! Отойди от двери! Все равно – не пущу!
   «Да, Никитин, – подумал Герасимов, – только на такого мужика как ты – абсолютно не интересующегося женщинами, мог свалиться такой подарочек… Как же мне-то с ней справиться?»
   Конечно, можно было повторить сексуальный подвиг генерала Никитина, но Гена понял, что у него ничего не выйдет. Верочка была страшна, как смертный грех, и только фигура у ее была сравнительно неплоха для ее лет… Но… это слишком на любителя… Настолько любителем Генка Герасимов не был, а своей физиологией Герасимов управлять не умел. Верочка в его глазах не давала никакого повода вспоминать о разделении полов, существующих, как он знал наверняка, у вида «гомо сапиенс»…
   «Единственное, на что меня хватит, – решился, наконец, Герасимов, – это на молниеносную атаку а ля Чапаев. Вперед, Гена! И не оглядывайся!..»
   Он медленно подошел к распластанной по двери секретарше, стараясь не смотреть ей в лицо, глубоко вдохнул и схватив за острые костлявые плечи, впился своими губами в ее губы…
   Сразу закричать она не смогла, а через пять секунд он понял, что кричать она уже и не хочет. Губы ее разжались и острый чувственный язычок начал пробиваться к Герасимову в рот, сквозь зубы… Генка в ужасе застыл, но потом взял себя в руки и осторожно повернул Верочку лицом к двери, поменявшись с ней местами…
   Выждав, пока она начнет задыхаться, он быстро оторвался от ее губ и, пока она переводила дух, быстро юркнул за дверь…
   «Ну, все, Никитин, – брезгливо подумал он, тщательно вытирая губы носовым платком, – теперь у тебя есть соперник… Но, я думаю, стреляться из-за нее мы, пожалуй, не будем… Я тебе с удовольствием уступлю это сокровище. Владей!..»
   Никитин был еще сравнительно трезв. Перед ним на столе стояла бутылка коньяка, опорожненная только наполовину. Он как раз допивал второй стакан, и появление Герасимова заставило его поперхнуться и закашляться… Никитин грохнул стаканом о свой стол. Коньяк выплеснулся на крышку стола и растекся лужицей.
   – Ты, аналитик-паралитик! – заорал на Герасимова Никитин, едва прокашлялся. – Какого хрена тебе от меня нужно?! Ты уже выказал все свои способности, – подставил мне куклу вместо Крестного! Ты должен сейчас у себя в кабинете, тереть свой паршивый зад о свой паршивый стул и думать, как нам взять Крестного! Чего ты ко мне приперся? Клизму я тебе давно не вставлял? Анальное отверстие зачесалось? Ну, так сейчас вставлю. Снимай штаны. Есть за что! Голова отдыхает, пусть зад за нее работает!.. Сейчас тебе мало не покажется…
   Генерал начал скрести у себя на поясе, где у него обычно висела кобура, но Герасимов видел, что Никитин снял пояс и кобура с пистолетом валяется рядом со столом на полу…
   Герасимов знал, что когда Никитин в таком состоянии, с ним нужно разговаривать нагло и грубо, иначе просто не сумеешь пробиться. К тому же Генка Герасимов был зол на Никитина за то, что пришлось проникать в его кабинет со столь идиотскими трудностями… Поэтому в ответ генеральскому окрику он тоже заорал.
   – Ты скоро ссать коньяком начнешь, пьяная морда! Я должен буду целые сутки вместо тебя руководить управлением, пока тебе эта мегера член сосать будет! Хочешь с должности полететь? Давай! Я, ведь, давно мечтаю твой кабинет занять… Обо мне давно такой слух по всему управлению ходит…
   Никитин сразу протрезвел… Нет, не от совершенно глупой угрозы своего заместителя. Генерал Никитин прекрасно знал, что Генка, и правда, метит на его место, но сам себя считает не готовым пока к этой должности… Но! Если Генка начинает на него орать, значит, пришел он с чем-то важным… А важным сейчас может быть только то, что связано с его старым дружком Владимиром Крестовым-Крестным. Или с Иваном Марьевым, что, практически, одно и то же… Но и то и другое требовало внимания…
   – Когда ты займешь мое место, – сказал Никитин уже спокойно – первый твой приказ будет об увольнении секретарши. Интересно на кого ты ее поменяешь? На какую-нибудь шикарную блондинку? Или ты предпочитаешь серых мышек? Говорят, что в постели они бывают очень даже не скромницами, а совсем наоборот…
   – Посажу кого-нибудь из молодых лейтенантиков из своего отдела, – ответил Герасимов тоже спокойно. – У меня есть толковые ребята… Думаю, с должностью секретаря любой из них справится…
   – И дашь повод всем острякам в управлении для шуток о твоей ориентации… – усмехнулся генерал. – Ладно! С чем пришел? Я же вижу, что не пустой! Выкладывай, раз уж прорвал оборонительные рубежи…
   – Считаю совершенно нецелесообразным откладывать начало операции «Погоня за покойником». Но она требует единственной поправки, которая, правда, в корне меняет ее смысл и содержание…
   – Какой еще поправки? – спросил Никитин, не любивший на ходу ни принимать планы, ни изменять свое уже принятое однажды решение....
   – Нужно изменить ее название. Например так – «В далекий край товарищ улетает»… Или еще проще – «Разлука, ты, разлука»…
   – Это кого же ты у нас разлучать собрался? – Никитин все же был несколько не трезв и плохо поспевал за трезвой мыслью своего заместителя-аналитика. – Разлучник хренов? Слушай! Во! Разлучи-ка ты меня с этой дурой, что у дверей моего кабинета сидит! Осточертела она мне хуже горькой редьки… Век буду благодарен!
   Герасимов пропустил всю пьяную болтовню мимо ушей и перешел непосредственно к делу, за которым прорвался в кабинет генерала:
   – Крестного с Марьевым я собрался разлучать… Только у меня есть некоторое уточнение по поводу наших интересов за границей… По-моему, Марьева нужно срочно нацеливать на ликвидацию Василя, который живет сейчас в Лозанне. Он хоть и не руководит оттуда ни одной группировкой в Москве, но оставить его в покое мы тоже не можем… Это вопрос, если хотите, политический! За ним слишком большой должок перед нами… Василь так и не заплатил нам за то, что мы закрыли глаза на ограбление ювелирной мастерской алмазного фонда и увез все камушки за границу. О нем сейчас по Москве легенды ходят – как он надул ФСБ, то есть нас с тобой, Никитин… Сделать это нужно срочно, пока Иван не нашел Крестного раньше нас… А он ищет его очень интенсивно. Серьезно ищет… И, я бы сказал, эффективно. Эффективнее нас ровно в три раза…
   – Не понял!.. – с вызовом сказал генерал. Ко всему, что касалось Крестного, он относился очень и очень ревностно…
   – Выкладывай, что молчишь! – прикрикнул он на Герасимова и тот по тону понял, что теперь Никитин кричит серьезно, ему действительно, не терпится услышать от Герасимова новую информацию о Крестном…
   – Сегодня в оперативной сводке МВД мелькнули несколько трупов… Я через общегородскую ведомственную компьютерную сеть выловил фотографии убитых… На двоих из них – Крестный…
   – Как это – на двоих? – не сразу сообразил генерал Никитин.
   – Так вот… Так же, как мы с Иваном еще двоих подстрелили…
   – Опять Иван? – спросил Никитин и нахмурился, ему совершенно не нравилась активность Ивана в поисках Крестного…
   Герасимов пожал плечами.
   – Кто же еще? Эти люди умерли только потому, что похожи на Владимира Крестова. Первый случай – пенсионер, в советское время – директор маленького заводика на окраине Москвы, не помню точно какого, что-то вроде изготовления музыкальных инструментов…
   – Проверил? Это точно – не Крестов? – спросил нетерпеливо Никитин.
   – Конечно, – усмехнулся Герасимов. – Заводик производил русские гармошки и балалайки, директор работал там двенадцать лет до выхода на пенсию… Это не Крестный, сто процентов! Застрелен сегодня утром в своей машине в районе Крымского моста… Три пули через лобовое стекло, все, – в голову…
   – Второй! – потребовал Никитин.
   – Лицо без определенных занятий, два года до пенсии, не работал, жил воровством и подаянием, сидел у церкви недалеко от ВДНХ… Как говорится – никому на хрен не нужен был! Застрелен в трамвае на проспекте Мира… Описание убийцы полностью совпадает с портретом Марьева… Это тоже не Крестный…
   – Раз ты сюда ворвался, ты должен объяснить, откуда эта прорва Крестных на нас свалилась… Это уже… уже четвертый за два дня… Охренеть можно! Это не может быть случайностью…
   – У меня есть объяснение, хотя нет никаких доказательств…
   Никитин кивнул головой – давай, мол, без доказательств, я почувствую, где ты соврешь, если, конечно, ты соврешь…
   – Имея достаточно хорошее представление о личности Крестного, почерпнутое, кстати, в основном, из ваших о нем рассказов, я не мог не предположить, что Крестный отдает себе отчет об опасности, которая ему угрожает и с нашей стороны, и со стороны Ивана Марьева… О том, что его трюк с натравливанием вас с Марьевым друг на друга – не прошел, Крестный, конечно, узнал тут же… Он сам оперативник-профессионал, хоть и бывший… Информации о наших действиях у него, пожалуй, побольше, чем у нас – о его… У нас-то – вообще никакой информации пока нет. Одни только предположения…
   – Короче, Достоевский, – перебил его нетерпеливый Никитин. – Переходи сразу к последнему тому собрания сочинений…
   – Я запросил фотографии убитых годичной давности, кстати, того нервного, из высотки – тоже… Все они лишь отдаленно напоминают Крестного. На фотографиях, сделанных после их убийства – они гораздо более похожи… Правда, у нас нет фотографии того, кого застрелили «орлы» Коробова, они лицо ему изуродовали до неузнаваемости. Остается полагаться на показания самого Сереги, что – очень был похож. Так оно, должно быть и есть, иначе бы Коробов не полез на рожон… Этот факт требовал объяснения и я, похоже, нашел его, хотя проверить, к сожалению, не успел… В сутках, как это для меня ни обидно, по-прежнему всего двадцать четыре часа…
   – Не оправдывайся, я тебя еще не обвинял, – буркнул Никитин, который чувствовал себя несколько неловко перед своим помощником, на которого наорал, выходит, совершенно зря. А ведь, именно Генку Герасимова Никитин потихоньку готовил себе в преемники, хотя тот об этом пока не догадывался…
   Герасимов немного смутился от этой скрытой похвалы и продолжил более уверенно.
   – Установлено, что двое из этих трех убитых, возможно, обращались по объявлению в рекламное агентство «Свежий ветер —новые горизонты»… Именно – наш покойник из высотки и покойник Ивана, специалист по балалайкам… При обыске в их квартирах найдены одинаковые номера газеты «Все & все» месячной давности. Директор вырезал объявление агентства и хранил его в своем столе, где хранил вообще все бумажки, которые проходили через его руки… Нервный парень из высотки просто отметил его карандашом… Он, кстати, оказался намного моложе Крестного, два года назад отмотал срок за разбой, после отсидки не привлекался, работал слесарем в ЖКО, уволился месяц назад, то есть сразу после выхода газеты с отмеченным объявлением…
   – Первого покойника Ивана проверяли? – спросил Никитин. – Того, из бара на Арбате?
   – Проверяют сейчас, – ответил Герасимов. – Но я почти уверен, что и он приведет нас в то же самое агентство… Не нашли этой зацепки только у бомжа, убитого в трамвае. Кстати, его одежда явно не соответствует его образу жизни… Она ему просто не по карману, что тоже требует объяснения… Я хотел сказать, что он, скорее всего, тоже прошел через агентство…
   – Что за чушь с этим агентством, а, Герасимов? – спросил Никитин. – Они что, на заказ двойников готовят, что ли?
   – Думаю, что ты прав на сто процентов, Никитин, – подтвердил Герасимов. – Я пытался придумать для Крестного лучший способ конспирации – и не смог! Это психологический удар, направленный сразу и против нас, и против Ивана… Нас он просто сбивает с толку и мы перестаем обращать внимание на людей, похожих на Крестного… Его фоторобот оказывается просто недействительным… Он сам со временем получает возможность совершенно спокойно ходить по Москве, под прикрытием своих двойников, набивших нам оскомину. И не только ходить, но и осуществлять любые планы, которые родятся в его голове… Но мы-то ладно… А представь, какое впечатление это изобилие произведет на Ивана! У него же крыша поедет! Скорее всего – уже поехала, судя по тому, что он убил уже троих «Крестных»! А ведь, наверняка понял, что это – двойники! Но он же убивает их прежде, чем успевает сообразить, что делать этого не нужно вовсе… Нет, Никитин, твой бывший дружок по КГБ весьма талантливая личность, без всякого сомнения…
   Никитин хмуро взглянул на Герасимова, но промолчал. Он налил себе еще полстакана коньяку и выпил, словно воду. Коньяк часто помогал ему просто поддерживать рабочее состояние.
   – Не вижу пока, что мы можем сделать в этой ситуации? – сказал Никитин, поставив коньяк и закурив «Приму» из помятой пачки, что при Герасимове позволял себе без всякого смущения.
   Пристрастие к «Приме» осталось у него еще с далеких курсантских времен, когда ни на что другое денег не хватало, а «Прима» стоила всего четырнадцать копеек. Советских, естественно, а не российских. Для официальных случаев, для курения в присутствии начальства, для угощения и прочих ситуаций у него всегда в кармане лежала пачка «Camel», но в неофициальной обстановке и при Герасимове с Коробовым он курил только «Приму».
   – Мы что же, по-твоему, будем вылавливать всех этих новоявленных Крестных и определять, который из них настоящий?.. – спросил Никитин, выдыхая дым, который заставлял курившего только «Marlboro» и «Winston» Герасимова морщиться…
   – Первое, что мы должны сделать, как я считаю, – ответил Герасимов, – срочно установить связь с Иваном и убедить его, что Крестный за границей… Попутно, подставим ему Василя… Сами знаете, с какими неудобствами связана работа «Белой стрелы» в дальнем зарубежье, тем более в Швейцарии, с ее просто нулевой активностью преступного мира по сравнению с Россией. Коробовские орлы привыкли работать в России, где на убийство уже просто внимание перестали обращать. И потом, лозаннская полиция их покрывать не будет, а размотает на полную катушку, как только они лажанутся… А они обязательно лажанутся… В Швейцарии необходима ювелирная работа, а мы с кувалдой привыкли ходить… Раззудись плечо, размахнись рука!
   – Не пыли, согласен… – сказал Никитин, которому условия работы в Швейцарии известны были не понаслышке – с тем же Крестным на пару они выкрали когда-то из предместья Женевы одного из советских перебежчиков и доставили его в Париж, сдали из рук в руки тогдашнему своему руководителю генералу Романовскому. Больше они его, естественно, не видели…
   – Поэтому, я считаю, если Иван сделает для нас эту работу в Лозанне, – это будет идеальное решение… В то же время, мы освобождаемся от необходимости постоянно учитывать его присутствие в Москве, а это согласитесь, немало… И до Крестного мы, в таком случае, первыми доберемся, ведь, полагаю, у вас много вопросов накопилось к своему бывшему напарнику…
   Герасимов внимательно посмотрел на Герасимова. Тот покачал головой.
   – Нет, Гена – только один вопрос я хочу ему задать… Но ты прав, мы должны взять его первыми, пока Иван до него еще не добрался…
   – Да и Иван, полагаю, может наследить в Лозанне и подставиться тамошним ребятам. Он же тоже привык работать в России…
   – А вот здесь, ты, пожалуй, не прав, Гена! – возразил Никитин. – У Ивана это от Бога! Он творит, когда людей убивает, представь себе… Мне иногда кажется, я его понимаю… Но если я прав, никакие швейцарские мусора его не остановят… Его только в России можно будет взять, а за границей он отдохнет только от своей слабости… Слабеет он, неужели – не видишь?
   – Теперь о Крестном… – сказал Герасимов вежливо дождавшись, когда генерал замолчит, никакой слабости он в Иване не заметил, когда они втроем разговаривали… – Конкретной разработки у меня пока нет, но идея как использовать отсутствие Ивана для того, чтобы ловушку Крестному устроить, уже шевелится…
   – Ясно, – сказал Никитин. – Шевелится у него… Вот когда схватки начнутся, тогда и родишь, прямо при мне… А пока давай – выходи на Ивана и втюхивай ему, что Крестный в Швейцарию уехал, а здесь вместо себя кукол этих оставил нам на отстрел… Кстати, Геночка, как ты собрался Ивана-то искать?
   – Уверен, что он тоже выйдет на это рекламное агентство, – твердо сказал Герасимов. – Его нюх по следу ведет, ненависть к Крестному, а это лучший стимулятор для интуиции…
   – Ну, смотри… – недоверчиво отозвался Никитин. – Уверен он… Коробов у нас всегда уверен… В том, что в лужу сядет…
   Герасимов ответил генералу Никитину оскорбленным взглядом…
   – Ну, ладно, ладно! – засмеялся Никитин. – Извини… Шучу я… Вижу я разницу между вами, вижу… Иди, Гена, работай…
   Герасимов бодро схватился было за бронзовую ручку двери и вдруг вспомнил, что ждет его с той стороны, в приемной генерала…
   «Ну, блин! – ужаснулся он. – Вот теперь я влип… Впрочем…»
   И они решительно распахнул дверь…
   Как он и предполагал, Верочка не сводила глаз с двери кабинета, поджидая оказавшегося столь резвым заместителя своего начальника… Он сразу заметил опасную целеустремленность в ее глазах и поторопился активизировать свою контригру…
   – Отставить! – твердо скомандовал он, надеясь, что Верочку остановит рефлекс на команду старшего по званию, а уже потом добавил, не давая ей опомниться, интригующим шепотом… – Вера! Тебя срочно генерал вызывает! Срочно! Ты поняла?..
   И сделал при этом круглые глаза.
   Образ ее первого мужчины вытеснил из жаждущего любви сердца и трепещущего от страсти тела Верочки зыбкие очертания новоявленного поклонника… Она рванулась к двери, едва не сбив Герасимова с ног…
   Когда дверь в кабинет за ней закрывалась, до Герасимова донесся энергичный мат Никитина… Впрочем, Герасимову показалось, что за матом он расслышал в генеральском голосе нотки жалобные и тоскливые.
   Он усмехнулся и отправился к себе в отдел – там, как он предполагал, его уже поджидала оперативная информация о руководителях рекламного агентства «Свежий ветер – новые горизонты», их сфере деятельности, заказчиках и других контактерах…
   Информация, в самом деле, уже была готова. Общегородской банк сведений о москвичах выдал по названию фирмы имя директора, адресовал фамилию Хофман в хранилище личных досье и через пятнадцать секунд из принтера поползла распечатка…
   Елена Вольдемаровна Хофман была владельцем организованного ею рекламного агентства, в котором работало около тридцати человек…
   По образованию – филолог, диплом Московского университета на тему: «Проблема времени и пространства автора и героев в романе Б. Пастернака „Доктор Живаго“. Защищен с оценкой отлично и рекомендацией к научной деятельности… В досье сообщалось, что наукой она, однако не занялась, а несколько лет проработала редактором в книжном англоязычном издательстве „Donkey“ в рекламном отделе.
   Пять лет назад Елена Хофман организовала свою фирму «Свежий ветер – новые горизонты», название которой является русскоязычной калькой с названия одной из ливерпульских фирм, производящих судовую парусину… Фирма, которой руководит Хофман, специализируется на политической имиджевой рекламе…
   В досье сообщалось, что «Свежий ветер…» выполнял несколько крупных заказов от кандидатов в депутаты Государственной думы… Из восьми ее клиентов один прошел в депутаты и сейчас является председателем одной из думских комиссий…
   Кроме того, сообщало досье, Хофман лично вела предвыборную кампанию лидера объединенной партии национальных меньшинств России Семена Вокутагына на выборах президента России… Выборы якут, конечно, проиграл, но гонорар выплатил и немаленький… Гонорар Елена Хофман получила необработанными якутскими алмазами. Общее количество полученных ею алмазов не установлено, но известно, что вскоре Хофман сумела выгодно их продать одной из зарубежных фирм, специализирующихся на добыче и огранке бриллиантов и заработала около миллиона долларов…
   Два года назад, судя по досье, у Хофман началась полоса неудач… Ее офис был разгромлен неизвестными, которые похитили банк информации вместе с оргтехникой… Одновременно нападению подвергся и ее загородный дом в котором она постоянно жила… Вилла в Подмосковье сгорела вместе с машиной…
   Елена Вольдемаровна Хофман вынуждена была вернуться в Чертаново, где и проживает по сегодняшний день.
   Как удалось установить по оперативным данным, говорилось далее в досье, нападения организовала и провела небольшая чертановская группировка Кота, который был очень недоволен, что богатая клиентка перебралась на жительство в другой район…
   Хофман платит Коту за охрану, официально он сам и еще пятеро его человек работают в ее фирме…
   Проверка по межбанковской компьютерной сети дала остаток на ее счетах в тридцать тысяч долларов. Куда истрачены полученные от продажи алмазов деньги, установить не удалось…
   Живет одна, сообщало досье, любовника нет, постоянный половой партнер – правая рука Кота, некто Парамонов по Кличке Парамоша-Параша.
   Далее в досье следовали кое-какие выводы, которые очень любил делать начальник вычислительного центра ФСБ полковник Квадригов, чем постоянно вторгался на территорию Герасимова и тем Генку раздражал до белого каления… Квадригов считал, что раз он работает в «органах», как он выражался, да еще имеет прямой доступ к различного рода информации, его прямая обязанность – думать над этой информацией и делать выводы. а потом сообщать их начальникам отделов, которые эту информацию у него заказывают… Начальники зеленели от злости, жаловались на Квадригова генералу Никитину, но тот не спешил менять тупого полковника на молодого и схватывающего все на лету лейтенантика… Такие нахватают, чего им не положено, а потом придется устраивать очередной несчастный случай, чтобы обезопасить себя от такого остроумного проныры… Пусть лучше Квадригов и жалобы начальников отделов… Потерпят, не велики птицы!..
   Квадригов делал вывод, что Хофман остро нуждается в деньгах, так как продолжает вести светский образ жизни и продолжает платить Коту за крышу. А так же предлагал использовать ее в одной из операций в Чертаново, чтобы добыть на нее какой-нибудь компромат и завербовать, угрожая ее посадить. Через нее, считал Квадригов, можно собирать важную информацию о деятельности группировки Кота…
   «Кому она на хер нужна эта группка Кота облезлого! – выругался Герасимов. – Лезет, сука, не в свое дело, а данные у него устарели… Ничего нет о последних заказах в фирме, о двойниках Крестного – ни слова…»
   Нужно срочно устанавливать наблюдение за этой Хофман, решил Герасимов… Она, вполне возможно, выведет нас на Крестного… Да и разобраться нужно, какого хрена эти люди, так похожие на Крестного, все имеют отношение к этой фирме…

Глава четвертая.

   Иван сидел в «Метелице» уже полчаса и морщился от воплей шепелявого беззубого Шуры, кривлявшегося на небольшой эстраде в шапке-ушанке и высоких ботинках военного образца. Обувь эстрадного придурка сразу же напомнила Ивану его надежные, просто на удивление крепкие форменные ботинки, в которых он прошел пол-Чечни, пока не попал в плен из-за своей минутной слабости… Но ботинки служили ему верно, пока их не снял с него кто-то, когда Иван валялся без сознания на грязном бетонном полу какого-то сарая, рядом с гниющими кусками мяса, которые он принял сначала за тушки сдохших собак… Только когда черный озлобленный чеченец начал бить его лицом эти куски, Иван понял, что это все, что осталось от одного из бойцов его отряда, Вовки Косолапова… Иван узнал его по нательному крестику и медальону, висящим на одной цепочке… Тогда Ивану в кровь рассекли лицо обломки ребер, торчавшие наружу из грудной клетки. Медальон с крестиком застряли между ребер, Иван видел их, когда чеченец поднимал его голову за волосы со злобным смехом колотил его лицом о труп… Вернее о то, что осталось от разорванного гранатой на части трупа…
   Погружаться во все это опять Ивану очень не хотелось, он налил себе в фужер грамм триста «Мартеля» и залпом выпил, почувствовав на себе недоуменный взгляд официанта и укоризненный – бармена. Коньяк из фужера! Для этого есть коньячные рюмки…
   «А пошли вы все на хрен! – подумал Иван. – Я любого из вас раздавлю, если захочу… Любого! Как таракана! Да, именно – как тараканов! Захочу – из тарелки коньяк хлебать буду! А вас… Как тараканов!»
   Он прислушался к своим ощущениям… Нет, убивать никого ему сейчас не хотелось…
   Иван испытывал даже какое-то смутное беспокойство от отсутствия в себе сейчас того постоянного интереса к Смерти, который испытывал практически постоянно… Вот если бы сейчас здесь, прямо перед ним появился Крестный… Это другое дело.
   Иван ощутил, как локоть его правой руки прижался к его светлому легкому пиджаку, проверяя, на месте ли пистолет… Это движение и весомая твердость ствола, которую он ощутил локтем, его несколько успокоили и даже развеселили… С кем это он хотел сейчас связаться? С официантом? С барменом этого подлого ресторана? С Левчиком еще свяжись! С этим пидором тайным!
   «Ну, ты даешь! – сказал он сам себе. – Ты просто волнуешься слегка, а это для тебя непривычное состояние… Волнуешься из-за того, что эта сопливая дрянь из рекламного агентства опаздывает… А это единственная твоя надежда зацепиться за след Крестного… Спокойнее, Ваня, держи себя в руках… А вот и Левик идет с какой-то вестью… Пришла что ли, наконец-то?»
   К его столику подошел Лева Ягудин и смущенно пробормотал:
   – Иван Васильевич…
   Иван чуть не оглянулся в поисках Ивана с отчеством – Васильевич, но вовремя вспомнил, как он, хохмы ради, представился Леве – Иван Васильевич Грозный. Значит, это к нему Лева обращается…
   – Иван Васильевич, простите, ради Бога, что осмеливаюсь беспокоить…
   Иван поднял на него глаза. Сейчас начнет темнить, любит Левик театральные эффекты. Актер в нем пропадает… Татарского национального театра. Или еврейского…
   – Ну! – сказал Иван мутно. – Чего тебе надобно, лицо неопределенной национальности? Ответь на мой вопрос: ты относишься к национальному меньшинству или к сексуальному? Или, и к тому, и к тому одновременно? И кто тебе больше нравится – татарские девочки или еврейские мальчики? Или, опять же, и те и другие?
   Лева захихикал. Он уже получил сегодня от Ивана свою обычную и, надо сказать, немаленькую сумму, это означало, что, уходя, Иван еще раз «позолотит ручку» услужливому то ли татарину, то ли еврею. Иван так и не разобрал до сих пор его национальности… В ожидании этого момента Лева будет терпеть все, что Иван только сможет придумать… Даже свинину станет есть, если Иван прикажет… А впрочем, почему бы ему и не съесть свинину, если он еврей, а не татарин? Да, но если, все же – наоборот?
   – Еще коньячку прикажете? – спросил Лева.
   Иван кивнул. Выпить ему сегодня хотелось и он даже сам удивился, что желание накачаться коньяком было столь сильным.
   – И пару бутылок «Вдовы Клико»… – сказал он Левчику. – На всякий случай. Я жду даму… Она вот-вот подойдет…
   Левчик расцвел в улыбке. Иван уверен был, что Лева приторговывает своим, личным спиртным, тем, что незаметно для хозяев ресторана попадает в зал и на каждой бутылке неплохо зарабатывает… Левчик берет его где-нибудь по близости на оптовой базе, где цены, учитывая ресторанную наценку, раза в два ниже…
   – Вас, как раз, спрашивает дама…
   Иван с сожалением отметил, как при этих словах хмель из его головы совершенно улетучился, и сознание стало ясным и концентрированным… Он посмотрел на Левчика своим обычным взглядом – тяжелым и жестким, как удар прикладом. Левчик даже слегка оторопел. Только что Иван был довольно сильно пьян…
   – Веди сюда… – приказал вполголоса Иван.
   Именно – приказал, и Левчик понял по тону Ивана, что это приказ, ему даже захотелось вытянуться, гордо выпрямить вечно прогнутую спину и щелкнуть каблуками… И отправиться за «Вдовой Клико».
   Левчик испарился, а через минуту подвел к столику женщину лет сорока, полнеющую, затянутую в корсет, в роскошном парике и накрашенную как добротно загрунтованный холст начинающего художника…
   Иван подумал, что под косметикой, наверное, скрыто нечто невообразимое, раз понадобилась столь тщательная маскировка…
   На подошедшей к столику женщине было вечернее платье с огромным вырезом на спине, почти до ягодиц, что она тут же продемонстрировала Ивану, повернувшись словно случайно, к нему боком… Спереди грудь была закрыта под горло, рукава длинные и узкие. Руки тонкие и пластичные: как две змеи… Наверняка – стерва, каких поискать! Да и то – не сразу найдешь!
   – Хм, – сказал Иван. – Садись… Да, я Терентьев. Да, я звонил сегодня в вашу долбанную контору и сказал, что меня интересует предвыборная кампания… Хочу быть народным избранником! Хочу! Да, у меня крупная фирма – оргтехника, спиртное, два казино, нефть и посредничество в торговле оружием…
   Женщина вскинула голову, посмотрела на него пристально и резко встала. Упоминание о торговле оружием могло быть обычной подставкой со стороны конкурентов. Сейчас она согласится с ним работать, а завтра пленка с записью их разговора прокручивается по радиоканалу, который конкуренты контролируют… Нет, спасибо, в следующий раз увидимся. В более располагающей обстановке, например, у нас в офисе… Там-то уже при входе гостя в офис у старшего охранника загорается лампочка, сигнализирующая, что у гостя есть при себе электронная приемо-передающая аппаратура. Вот там и поговорим… А сейчас, мол, извините!
   Иван потянулся через столик, схватил ее за руку и слегка дернул вниз. Она шлепнулась на стул с каким-то механическим звуком… Иван передвинул свой стул и оказался с ней рядом. Его рука легла ей на голую спину. Кожа на спине была немного дрябловатой и неприятной на ощупь, но Иван продолжал играть ту роль, которую он себе выбрал…
   – Ты же не дослушала… Куда ж ты убегаешь, глупышка…
   На вид Иван определил ее возраст лет в сорок—сорок два, то есть старше его она было на много… Но это только толкало его на определенный тон, который он и продолжал развивать…
   – Ты же меня не дослушала! – обиженно сказал Иван. – Слушай, девочка, что я тебе скажу! Моя фирма занимается абсолютно легальным бизнесом… Любая проститутка нарушает закон больше, чем я… Оружие? Да! Посредничество в торговле оружием между нашей компанией «Россвооружение» и арабским востоком… Все – по договорам и правительственным квотам. Абсолютно ничего противозаконного. А если что-то и есть, так никто об этом не знает и никогда не узнает…
   – Еще вопросы будут? – спросил он и рука его опустилась на вырез платья на ее спине. Пальцы Ивана поглаживали ей ложбинку между верхушками ягодиц. Он хотел вывести эту женщину из себя, но ему это никак не удавалось… Она молча терпела все его выходки…
   – Признаться, вы меня несколько ошеломили, господин Тереньев… – голос у женщины оказался низким, грудным, интригующим каким-то… – Это просто очень хорошо, что ваша фирма не занимается ничем противозаконным… Иначе мы просто вынуждены были бы отказаться от сотрудничества с вами… А вы мне, признаюсь вам абсолютно честно, уже успели понравиться!
   – Будто бы? – недоверчиво фыркнул Иван и его пальцы опустились ниже выреза платья, лишь большой палец оставался еще наверху, остальные уже потихоньку мяли ее задницу под платьем. – Я всегда плачу по своим счетам…
   – К сожалению, это так. На нас буквально сегодня свалилось немало неожиданных неприятностей – внеплановые проверки налоговой, полная ревизия бухгалтерских документов, я боялась, что мой счет в банке арестуют, хотя, право – не за что… Но, не волнуйтесь, наши маленькие неприятности отнюдь не помешают нам работать с вами эффективно и в самые сжатые сроки…
   – А я, признаться, представлял тебя соплюшкой, – сказал Иван. – Как зовут-то?
   Он специально сбивал с нее спесь, заставляя психологически напрягаться и терять логику его смысловых посылок в разговоре… Рука его тем временем полностью пропала за вырезом ее платья и ладонь Ивана наглаживала ее ягодицы, пытаясь легкими движениями заставить ее приподнять зад, чтобы добраться до промежности…
   – Неужели Юленька вам не сказала? Ай-яй-яй! – улыбнулась женщина снисходительно, Иван так и не смог уловить ни тени растерянности или смущения на ее лице. – Елена Вольдемаровна… Хофман.
   – Это, простите, как же по-русски-то будет, Дворникова, что ль? Ты что ж, Дворникова, без трусов ходишь? Жарко что ли? Проветриваешь? Или чтобы времени зря не терять, когда хочешь, чтобы тебя трахнули?
   Директорша слегка поморщилась, поправила парик, но промолчала.
   «Сиди, хавай, – подумал Иван с неожиданной, невесть откуда взявшейся злостью. – Привыкла деньги с новых русских лохов драть…»
   – Куда вы хотите быть избраны, господин Терентьев? – спросила она, слегка заерзав, так Ивану все же удалось ее заставить немного приподняться… Теперь она сидела на его ладони…
   – В Президенты! – хмыкнул Иван. – Сколько стоить будет? Денег хватит! И еще на банкет по случаю избрания останется!
   – Наши менеджеры посчитают, конечно, точную сумму, – ответила Елена Вольдемаровна, – но могу сразу сказать, что это будет очень большая сумма. Очень! Работа слишком сложная и трудоемкая… Потребуются одновременные усилия тысяч людей! Но… С деньгами все можно сделать. Даже – невозможное!
   «Интересно, – подумал Иван, – а если бы я сказал, что хочу стать Президентом Франции, или, там, Соединенных штатов, она тоже назвала сумму, которую мне нужно заплатить, что бы стать следующим после Клинтона президентом?.... Вся проблема только в том, сколько ты можешь заплатить? Ну, кошка драная! Готова хоть луну мне пообещать, если только заплачу…»
   – Какие гарантии? – спросил Иван и его средний палец нащупал отверстие между ее плотно сдвинутых ляжек. – Я все же бабки плачу!
   – Гарантий никаких! – отрезала директор агентства, по-прежнему делая вид, что совершенно не обращает внимания на манипуляции Ивана под ее платьем.... – Кроме одной. Даже если вы проиграете выборы будущему президенту, мы гарантируем вам, что при нашей поддержке вы обязательно останетесь в большой политике. В очень большой политике… Например, станете лидером собственной партии… А затем – лидером думской фракции… Мы можем гарантировать вам уровень Явлинского… Я думаю, вас это вполне должно устроить, господин Терентьев?
   «Ясно, – подумал Иван, – она считает меня полным идиотом, – Лидером партии!.. После того, как на выборах проиграю!.. Ну и дерьмо!»
   Если бы кто-нибудь спросил бы сейчас Ивана, к кому или к чему относится его последняя фраза, которую он подумал, он не смог бы ответить определенно. Все дерьмо! И сама политика – дерьмо! И те люди, которые ею занимаются – такое же дерьмо!
   – Без брехни? – спросил Иван.
   Он уже воткнул палец ей во влагалище и, честно говоря, не знал что бы еще такое придумать… Она продолжала держаться спокойно и, не отодвигаясь от Ивана, который сидел очень близко к ней, сохраняла все же, вид неприступный… По крайней мере, так все выглядело со стороны… Иван недоумевал, почему она позволила ему сделать то, что он сделал?! Этого он просто не понимал! Может быть он настолько не знает женщин?
   Ему очень хотелось вывести из себя эту холеную тварь. Заставить ее проявить свое высокомерие… Она же всех своих клиентов считает идиотами…
   Елена Вольдемаровна на его вопрос недоумевающе пожала плечами. Не понимает, мол, – о чем разговор… Конечно – без обмана!
   Иван вдруг понял, почему она терпит его выходки… Деньги, конечно же – деньги, которыми эти люди измеряют все на свете… Только деньги!
   Он сделал правой рукой резкое движение и она, приподнявшись на стуле, застыла в неудобной позе… Иван засунул ей еще два пальца и с удивлением подумал, что при желании вошел бы и кулак…
   – Тебе же лишь бы деньги с меня содрать, – продолжал Иван ее дожимать, пошевеливая пальцами правой руки. – А напиздишь ты мне сейчас все, что угодно…
   Она поморщилась. И сорвалась. Слегка, правда, но Иван уже не сомневался, что она зацепилась и он сумеет помочь ей залезть поглубже…
   – Давайте серьезно, господин Терентьев, – сказала она, кривя губы и делая задницей легкие движения, чтобы освободиться от руки Ивана, на которой она сидела… – На роль Президента вы вряд ли годитесь. Он должен, все же, обладать некоторой культурой… Не все, знаете ли меряется в этом мире деньгами… Есть в этой жизни и другие ценности, не понятные таким скотам…
   Иван выдернул свою правую руку, чуть не порвав ей платье и прищурившись, посмотрел на нее…
   – Ты значит, селедка обсосанная, за мои деньги еще учить меня будешь! – Иван говорил спокойно, даже улыбаясь. – Объяснять мне будешь, какие в жизни ценности есть? А сама-то ты их знаешь?
   Иван протянул правую, еще скользкую, руку через столик и положил свою ладонь на ее запястье. Она не успела убрать свою руку, лежащую на столе и ее накрыла ладонь Ивана… Он сжал ее слегка, всего чуть-чуть, но сразу же ее лицо побелело, а зрачки расширились. Не от боли даже, а тот страха, что дальше будет еще больнее… Так больно будет, что она даже представить себе сейчас не может…
   Прежде чем она успела крикнуть, Иван сказал, пристально глядя в ее сильно расширенные от ужаса и отвращения к нему глаза:
   – Стоит тебе сейчас закричать и я тебя убью… И твоих телохранителей – тоже… Они же у тебя сосунки зеленые… Они думают сейчас, что я тебе ручку нежно пожимаю… Они же видели, что я между ног к тебе сейчас лазил… Достаточно трех выстрелов, не вставая с места, и они все останутся здесь навсегда…
   Иван отпустил ее руку, вытер свою салфеткой, но при этом продолжал смотреть ей в глаза, не позволяя ей отвести взгляд.
   – Продолжим нашу дискуссию о ценностях этой жизни или, все же, согласимся на том, что она сама – вот эта вот самая твоя жизнь – и есть для тебя единственная, она же – самая большая ценность? И больше ценностей нет никаких? – спросил Иван с улыбкой?
   – Что вы от меня хотите? – спросила она нервно, с плохо скрытым страхом, который Иван всегда чувствовал в человеке безошибочно… – У меня, кстати, всего два телохранителя…
   Иван мгновенно напрягся, но у него хватило выдержки сделать вид, что его не заинтересовало ее замечание… Иван четко выделил из присутствующих в зале трех мужчин, которые внимательно наблюдали за его столиком… Трех, а не двоих, как она утверждает… Двое – ее охранники… С ними – понятно…
   На кого же работает третий? На Никитина? Или – на самого Крестного? Почему бы осторожному Крестному не понаблюдать за Иваном, чтобы знать о его намерениях заранее и хорошо подготовиться к его визиту… Например, прикупить пару пулеметов крупного калибра. Это как раз то, что ему понадобится в ближайшее время, если он не хочет сдаться Ивану без всякого сопротивления…
   – Да хоть двадцать два, радость моя, – сказал он вслух своей собеседнице. – Жизнь-то у тебя, как была одна, так одна и останется! Другую тебе не даст никто. Ни бог ни царь, ни Президент! Мне приходилось убивать людей, которых охраняли сотни профессионалов… И не уберегли! Можешь себе представить их удивление и разочарование в собственных способностях, когда того, кого они охраняли, находили все-таки мертвым?.. Многие из них начали сомневаться в себе и бросили любимую работу…
   – Кто вы, Терентьев? – теперь она была откровенно напугана его манерой разговора, и даже не пыталась скрыть это…
   Голос Ивана теперь пугал ее гораздо сильнее, чем еще несколько минут назад – его рука на ее заднице… Она поняла, что Иван – не тот, за кого он себя выдает, никакой он не Тереньев и никакие выборы его не интересуют… Она лишь чувствовала, что перед ней человек страшный в своей готовности убить любого и в любую минуту…
   – Полегче, радость моя, – сказал Иван. – Волнуйся не столь демонстративно… А то твои охранники обеспокоятся, начнут размахивать руками, еще чего доброго – стрельбу подымут… Я не люблю, когда в меня стреляют и отвечаю обычно взаимностью… Стреляю я очень метко, но те, в кого я стреляю, не могут об этом ничего сказать, они умирают прежде, чем понимают, что я в них попал… Знаешь почему? Потому, что я попадаю, как правило, в глаз. В правый. Или в левый. По выбору… А тебе, наверное, очень не хочется набирать себе новую охрану?..
   – Нет, не хочется, – сказала она подавленно и даже головой отрицательно покачала…
   «Ну, вот, – удовлетворенно подумал Иван. – Другое дело! Теперь и поговорить можно по интересующему меня вопросу…»
   – К тебе обращался недавно человек лет пятидесяти-пятидесяти пяти, – сказал он, несколько возбудившись от того, что перешел к самой главной части разговора, – седой, глаза, кажется, карие, поставлены широко, нос прямой с небольшой горбинкой, прическа короткая, слегка лысоват, особенно в области лба, шея короткая и толстая, полный. Глаза маленькие, бегающие по сторонам… в верхнем ряду зубов два золотых зуба. Когда он улыбается, их хорошо видно… Не знаю, что он хотел от тебя, но заплатить тебе он мог очень много… Я нашел записаный на бумажке телефон твоей фирмы у него в кармане…
   Она кивнула. Она готова была отвечать нам любые его вопросы, лишь бы он оставил ее в покое и позволил и дальше выкачивать деньги из тупых и властолюбивых новых русских. Тут еще Кот со своими нахлебниками… Тут еще Парамоша, который требует от нее, чтобы она не надевала трусы, потому что трахает ее в любом месте, где встретит и очень не любит возиться с нижним бельем… Она уже чуть не плакала от всех этих проблем, свалившихся на нее сейчас одновременно. Она современная сильная женщина, но любым силам приходит конец!..
   – Да, обращался… Это наш клиент. Чего вы от меня хотите? Больших денег у меня нет… Мое тело, наверное, вас не прельстит, особенно, когда я сниму парик и корсет… Чего же вам нужно?
   – Деньги засунь себе в задницу, когда парик дома снимешь… – отрезал Иван. – Глядишь, и кончишь еще, чем черт не шутит… Какой заказ и когда тебе сделал этот человек?.. За что он тебе заплатил? И не вздумай мне соврать, я достану тебя везде!
   – Вас интересует, какую работу мы, наше агентство, для него сделали? – спросила она, слегка ожив и приободрившись…
   Она, вероятно, поняла, что Ивана ни она сама, ни ее деньги не интересуют, – только информация о том человеке, о котором расспрашивал Иван. Это ее немного успокоило и она даже смогла улыбнуться… Вместе со спокойствием вернулась и уверенность в себе, а вместе с ним попыталось вернуться и высокомерие…
   – Вообще-то содержание каждого заказа является коммерческой тайной… – сказала она, но тут же испуганно посмотрела на Ивана и поспешно добавила… – Но я, конечно, скажу, раз вы так настаиваете… Тем более, специального договора о неразглашении заказа мы с тем человеком н заключали…
   «О, господи, вот дура-то непроходимая, – подумал с негодованием Иван. – Столько лишних слов! Просто понос какой-то!»
   – Он сделал нам очень необычный заказ. Правда, мы с него и гонорар взяли по очень необычным расценкам… Он хорошо нам заплатил… Он предложил нам изучить его внешность и подобрать среди москвичей пятьдесят человек, которых при минимальном вмешательстве наших специалистов можно превратить в его двойников… Конечно, мы с радостью взялись за эту работу…
   – Пятьдесят?! – не смог удержаться Иван от неожиданного для него самого восклицания. – Да на какой хрен так много-то?..
   – Количество он сам определил и настоял, чтобы их было именно пятьдесят и ни одним человеком меньше… – пояснила она. – Он даже волновался по поводу естественной убыли, так как сам он человек немолодой… Но мы его успокоили, пообещав, что в случае непредвиденной естественной смерти любого из двойников, обязуемся изготовить еще одного, замену, так сказать…
   – Но зачем же пятьдесят? – продолжал недоумевать Иван.
   – Вы думаете, это так трудно? – всполошилась директор агентства. – Мы тоже так поначалу думали.. Но наши ребята справились на удивление быстро. Дали объявление в газете, что фирме требуются люди с определенной внешностью. И буквально на следующий день у нас было уже человек пятнадцать, которых можно было использовать для выполнения заказа… Сейчас, знаете ли, очень трудно в Москве на работу нормальную устроиться, а мы предлагали очень выгодные условия… – делать ничего не нужно, работайте где хотите, только разрешите вас слегка подгримировать и поддерживайте этот грим в течение месяца. Каждый получил от нас весьма солидную для безработного сумму… Сейчас такие деньги на дороге не валяются!
   – Сколько? – просил Иван.
   – Двести пятьдесят долларов! – ответила она с некоторой даже гордостью.
   – Нет! – мотнул головой Иван. – Эта дрянь меня не интересует! Сколько вы их успели уже наштамповать на сегодняшний день?
   – Пока человек тридцать… Работа над заказом продолжается… Мы обязательно выполним свои обязательства перед заказчиком…
   Она не понимала, что нужно Ивану и иногда ловила себя на том, что говорит с ним, как с тем самым заказчиком… Потом спохватывалась, но останавливалась в растерянности. Что же этому-то нужно?
   – Он оставил вам свои координаты? Этот человек, заказчик? Как с ним связаться? – в голосе Ивана слышалось нетерпение…
   – Только номер телефона…
   – Какой? – Иван чуть не выкрикнул этот вопрос, но вовремя сдержался.
   Она назвала семизначный номер. Иван с досадой скрипнул зубами и налил себе в фужер еще граммов двести коньяка. Женщине, сидящей напротив него, он до краев наполнил фужер «клико»… Кивнул на вино..
   – Пей!– приказал он и директорша покорно подняла бокал.
   Телефон оказался хорошо знаком Ивану. Он накануне сам звонил по этому телефону – телефон дежурного главного управления Федеральной службы безопасности… Шутник Крестный оказался шутником и на этот раз. Он оставил в агентстве телефон генерала Никитина, конечно, не будучи уверен, что он попадет в руки Ивана, но так, на всякий случай. И номер попал-таки к Ивану… Значит, и такой вариант был Крестным предусмотрен, как вполне возможный…
   Допив коньяк, Иван встал и ни слова не говоря женщине, облегченно вздохнувшей, когда он поднялся, вышел из ресторана… Город перед его глазами качался и норовил опрокинуться…
   Иван с трудом нашел свободное такси среди машин, выстроившихся перед рестораном и сказал водителю:
   – Гостиница «Останкино»… Сдашь меня бармену…
   Машина тронулась. Водитель посмотрел на пьяного Ивана и пробурчал.
   – У тебя деньги-то остались на дорогу? Или все пропил дотла?
   Иван пошарил у себя на груди в поисках кармана и наткнулся на золотую цепь…
   – Денег нет! – заявил он. – Возмешь вот… Цепь!.. На дорогу хватит… Золото настоящее, за базар отвечаю… Не отвезешь в Останкино – убью гада!..
   Образ нового русского оказался очень навязчивым и Иван никак не мог выбраться из шкуры придуманного им бизнесмена Терентьева…
   В борьбе с этим фантомом он совсем не заметил, как за его такси увязалась черная «бээмвэшка», плотно следовавшая по Садовому кольцу за машиной, в которой ехал Иван от самой «Метелицы»…
   …Через полчаса после того, как Иван, не простившись со своей собеседницей, просто встал и ушел из «Метелицы», Герасимов доложил генералу Никитину, что Иван обнаружен. Наблюдение за директором рекламного агентства Еленой Хофман дало результат – Иван все же вышел на нее и установил с ней контакт… Разговор удалось записать на аудиопленку и видео… Зрелище само по себе – забавное, но никакой новой информации о Крестном на пленках, к сожалению, не содержится.
   – А может быть, и к счастью, – добавил Герасимов, кратко изложив содержание разговора Ивана с директором агентства «Свежий ветер – новые горизонты». – У Ивана оборвалась последняя ниточка, через которую он мог выйти на Крестного… Он сейчас растерян, напоролся в стельку, валяется бесчувственно в гостинице. Если бы мы хотели его взять – лучше момента, чем сейчас – не придумаешь… Он окончательно потерял след Крестного… Тем скорее он уцепится за нашу дезинформацию… А мы, сплавив Ивана в Швейцарию, спокойно поработаем здесь…
   Никитин к тому времени приканчивал третью бутылку «Корвуазье», над ним уже потрудилась Верочка, впрочем, все так же безрезультатно, и он был весьма близок к тому, чтобы выпасть в осадок часов на десять, оставив руководство всем управлением на Герасимова и Верочку… Гена Герасимов прекрасно знал, что примерно через полчаса он может принимать решение самостоятельно, но генерал еще держался, и – этикет есть этикет – Герасимов не мог не задать Никитину риторический, по существу, вопрос, поскольку ответ на него знал прекрасно:
   – Разрешите начинать операцию?
   Говорить Никитин уже не мог, язык совсем плохо его слушался. Генерал ограничился энергичным кивком, выражающим разрешение… И тоже отключился, предоставив Герасимову тренироваться в руководстве управлением… Все равно, рано или поздно – придется.

Глава пятая.

   В Швейцарию Иван вынужден был взять с собой почти весь свой разнообразный арсенал. Он впервые выезжал за пределы России, и не уверен был в том, что за границей ему без особого труда удастся найти то оружие, которое ему нужно… А терять время на поиск посредников и, главное, расширять число лиц, с которыми ему приходилось бы входить в контакт, Ивану очень не хотелось бы… Еще и потому, что полиция всегда вербует посредников в торговле оружием… К ним стекается слишком много информации, чтобы полиция не стремилась сделать из них осведомителей…
   Рассчитывать провезти в самолете свое вооружение, которому мог бы позавидовать любой голливудский головорез, Иван, конечно, не мог. Поэтому, ему пришлось ехать в Швейцарию поездом…
   Но он даже рад был возможности отдохнуть несколько дней от постоянного напряжения, с которым он ежеминутно ожидал, что вот-вот из-за поворота на него выйдет еще один Крестный, которого он вынужден будет убить, поскольку не может выяснить – настоящий это или двойник. Эта картина настолько часто мелькала в его голове, что приняла характер навязчивого бреда. Встречи с двойниками Крестного начали сниться Ивану с упорным постоянством… В каждом сне Иван убивал Крестного, но за его спиной поднимался еще один и с насмешкой смотрел на Ивана… Стоило убить этого, как за ним поднимался следующий… И так – без конца… Иван уже начал бояться засыпать и пару суток в Москве провел совсем без сна… Зато, и навязчивые двойники Крестного его за эти двое суток не беспокоили…
   Четыре дня в поезде, где вероятность столкнуться с Крестным настолько мала, что ее почти не существует, – это был просто отпуск какой-то. Все тридцать двойников, вернее – теперь уже всего только двадцать шесть, остались в Москве…
   Пусть Герасимов разбирается с ними – устанавливает, разыскивает, берет под наблюдение, разговаривает с ними, проверяет, не сделал ли Крестный рокировку между оригиналом и одним из двойников? Крестный вполне мог убрать кого-то из них, а сам занять его место… Ему не впервой было нырять в глубокие слои…
   Иван был, слава богу, свободен от такой работы, он сейчас точно знал, где находится Крестный… Конечно, теоретически, и в Швейцарии могла быть подставка. Существовал такой вариант. Очередной двойник… Но вероятность этого была слишком мала…
   Экономный Крестный не станет тратить бешенные деньги, чтобы организовывать маскарад за рубежом, да еще в отнюдь не дешевой Лозанне, да еще нанимать для охраны Василя – человека, услуги которого ценятся им самим отнюдь не дешево… Если он вообще оказывал раньше подобного рода услуги, в чем Иван сильно сомневался… Да и нанять Василя не просто – сам с охранниками ходит.
   Если уж Крестный самого Василя уговорил, значит очень сильно боится умереть от руки Ивана…
   В двухместном купе Иван уложил баул со своим арсеналом под сидение и улегся спать, как только поезд выехал из Москвы… Спал он нам этот раз тяжелым сном без сновидений. Может быть, они и были, но Иван их не помнил, как никогда прежде не помнил свои сны… Но он был очень рад, что избавился от назойливых двойников Крестного, которые донимали его во сне…
   Прежде Иван, действительно никогда не видел снов… Или – забывал их, едва проснувшись… Единственное, что он мог сказать точно, – просыпался он чаще всего с отвратительным чувством незащищенности от неизвестной ему опасности…
   Раньше, в Чечне, в рабстве, после гладиаторских бое, во время которых на радость своему хозяину он убивал таких же российских солдат, как и он сам, Ивану снилась Россия, снился лагерь спецподготовки, снилась Самара, снился отец, всегда – смертельно больной, умирающий, но так и не умерший ни в одном из снов…
   В этих снах Иван был свободен и уязвим, просыпался он всегда в холодной испарине от близости своей смерти, которая во сне была неотвратима, но никогда так и не успевала наступить…
   Когда перестали сниться сны, Иван не помнил, да и нем быв сказать точно, что они перестали сниться. Просто он перестал их помнить… Сознание отказывалось запоминать сон, в котором он боялся смерти и был слабым. Скорее всего, сны все же снились…
   Иван иногда просыпался среди ночи, но не мог сказать, что его разбудило. В памяти, как и по утрам, зиял такой же черный провал вместо сна, но каждый раз ночью на Ивана накатывало чувство какой-то детской беззащитности перед неведомой опасностью…
   Ночью эта опасность была почти реальной, почти осязаемой, Иван даже оглядывался в тревоге, пытаясь определить ее источник… Но натыкался взглядом на все те же привычные стены сарая, в котором обычно ночевал, прикованным к массивному толстому столбу… Сны снились ему все реже, пока не пропали совсем… Но и чувство ночной опасности приходило к нему все реже, хотя иногда оно все же продолжало его посещать…
   С того времени, как он вернулся в Россию, Иван не мог припомнить, чтобы хоть раз ему что-нибудь снилось… Только чувство тревоги, с которым он просыпался, напоминало ему, что он едва избежал какой-то опасности, грозившей ему во сне… Что это за опасность, он не знал, и, честно говоря, рад был, что не помнил сна… Так ему было гораздо спокойнее.
   Ночные опасности были какими-то нереальными, но тем страшнее они казались. Днем было все просто – вот человек, которого нужно убить, вот человек, который за это платит деньги…
   И все! И думать больше было не о чем… Иван и не думал. Кто-то другой выбирал для него жертву, кто-то другой подталкивал его к очередному убийству, а в результате Иван полностью удовлетворял свое неуемное стремление к Смерти, стремление наслаждаться ею и страшиться того, что она так и будет всегда проходить мимо, не задев никогда его своим дыханием…
   Иван проспал подряд целые сутки и проснулся, когда за окном уже были горы, – поезд пробирался через Восточные Карпаты, от Самбора к Ужгороду… Привычное утреннее чувство опасности вдруг неожиданной волной накатило на него… Остались позади горы, за окном вновь маячил равнинный пейзаж Среднедунайской низменности, а чувство тревоги его не покидало…
   Иван решил, что это связано с приближением к венгерской границе, которая в Чопе проходит по середине Тиссы…
   Но границу миновали на редкость гладко, пограничники довольствовались проверкой документов и не стали производить досмотр багажа, что обошлось Ивану в сотню долларов… Но проехали уже Дебрецен, второй раз пересекли Тиссу, остался позади стоящий на ней Сольнок, впереди уже показались предместья Пешта, а ощущение опасности, которое мучало Ивана после пробуждения, не исчезало…
   Иван хорошо помнил, что ощущение опасности никогда не возникало у него просто так, без серьезной причины. Его подсознание четко регистрировало все мельчайшие подробности жизни, которая происходила вокруг него и на которую сам Иван не реагировал – слишком мелкими они были. Но из этих мелочей постепенно складывалась красноречивая картина, которая настойчиво начинала стучаться в сознание, сигнализируя, в данном случае, о грозящей ему опасности…
   Он не знал, в чем эта опасность заключается, но знал, что к этому нужно отнестись очень серьезно… Иван хорошо помнил, как пренебрег однажды этим ощущением и едва не поплатился за это жизнью…
   Это было в Чечне, еще до плена, когда он со своим отрядом, промотавшись в горах уже два месяца и не видя за все это время ни бани, ни хорошей постели, ни нормальной еды, вышел к чеченскому селению, которое на первый взгляд выглядело совершенно безлюдным.
   Иван поставил двух своих бойцов наблюдать за деревней и сам тоже не меньше часа вглядывался в расположенные на каменистом ровном дне ущелья десяток сложенных из грубого камня хижин.
   Он не мог понять, откуда у него взялось стойкое нежелание выводить свой небольшой отряд из-за редких кустов, которыми порос вход в ущелье…
   Селенье и на второй взгляд казалось безжизненным. Ветер, дувший со стороны иванова отряда вдоль по ущелью, раскачивал дверь ближайшей хижины, она хлопала и ни одна живая душа не вышла на этот звук изнутри, чтобы подпереть ее каким-нибудь колом.
   – Чего мы сидим? – спросил у Ивана долговязый Андрей, о котором Иван не мог сказать точно, кто он ему – помощник, заместитель или – просто друг от которого он ничего не скрывает и с которым всегда советуется? – Задницы проветриваем? Там же нет ни единой чеченской души! Чего ты ждешь, Иван?
   – Не спеши, Андрюша! – ответил Иван не отрывая взгляда от чеченских хижин. – Не нравятся мне эти хибары! Очень не нравятся…
   Андрей хохотнул.
   – Да мне тут вообще ничего не нравится! – сказал он. – Сплошная параша эта Чечня! Да еще и полная дерьма – до краев!
   – Что ты веселишься, придурок? – спросил Иван, не видя перед собой ничего веселого. – Сколько у нас осталось людей?
   – Давно не пересчитывал, что ли? – огрызнулся Андрей. – Тридцать пять человек…
   – У меня есть нехорошее предчувствие, – сказал ему Иван, – что чем дольше мы будем лазить по этим горам, тем меньше будет становиться наш отряд.
   – Попал пальцем в небо! – воскликнул Андрей. – Если ты не дашь людям нормально отдохнуть, они дохнуть начнут от усталости и грязи. Вот нормальные хибары, в которых жили люди…
   Он указал стволом своего автомата на хижины чеченцев в ущелье.
   – … В них, наверняка есть какие-нибудь очаги, на которых можно приготовить горячую пищу и согреть воды, чтобы хоть чуть-чуть помыться. Ни одного чеченца я не вижу, хотя мы наблюдаем за этими развалюхами уже часа полтора. Какого черта мы еще ждем?
   – Не знаю, Андрей! – ответил Иван. – От них несет какой-то опасностью, я это чувствую, но не могу сказать – какой!
   – Мнительный ты стал, Ваня! – ухмыльнулся Андрей. – Чего головы-то ломать? Давай пошлем Шалого и Петку Гоголя – пусть пошарят…
   – Мне очень хочется повернуть обратно и обойти это селение стороной, пусть даже придется сделать крюк километров в двадцать, – сказал Иван устало.
   Андрей тут же возмутился.
   – Ты весь отряд по себе-то не равняй! – воскликнул он. – Это ты у нас двужильный, хотя и неказистый на вид. А ребята измучались! Ругаются втихаря. Ты хочешь, чтобы они отказались твои приказы выполнять? Тогда дай – поворачивай обратно, когда перед нами вполне нормальное жилье и ни одного чеченца на горизонте! Поворачивай! Дождешься бунта на корабле…
   По сути Андрей был, конечно, прав: отряд остро нуждался в отдыхе. Иван не опасался того, что кто-то из ребят откажется выполнять его приказы. Андрей загнул, до этого-то не дойдет. Но боеспособность падала с каждым днем, это Иван видел своими глазами. Он и сам понимал, что отдохнуть надо, но никак не мог преодолеть в себе недоверие, которое испытывал к этим пустым с виду чеченским домам. Недоверие и стойкое чувство опасности…
   Андрей насупился и плевал себе под ноги, стараясь попасть на носок своего ботинка. Обиделся! Иван хлопнул его по плечу и, решившись, сказал:
   – Ладно! Посылай Шалого с Гоголем! Пусть посмотрят, но скажи, чтобы очень осторожно.
   Последние слова он произнес, в общем-то, совершенно напрасно поскольку никого более осторожного, чем Петька Гоголь в отряде не было. Гоголем его прозвали за удивительное сходство с Николаем Васильевичем и стойкую привычку водку называть «горилкой», а ребят из отряда – «парубками». Шалый же был дерзок и напорист, гордился тем, что может за доли секунды вскинуть автомат в «рабочее», как он выражался, положение, даже если он висит у него за спиной, и дружил с Петькой Гоголем. Вместе они составляли идеальную для разведки пару…
   Андрей свистнул и махнул рукой кому-то назад. Через минуту к ним пробрались по кустам двое парней в изодранных гимнастерках с автоматами на шее.
   – Петя, – сказал Андрей одному из них с длинными черными прямыми волосами, прямо падающими по обеим сторонам лица, отчего оно казалось узким и каким-то острым, – посмотрите с Шалым, что там в этих хибарах? Командир, что-то, сомневается. С виду-то, вроде, все спокойно. Ну, ты знаешь, – осторожно там…
   Гоголь молча кивнул. Если ему нечего было сказать, он рта зря не раскрывал.
   Шалый ударил его по плечу и засмеялся:
   – Пошли, Петя! Полазим там!
   Иван смотрел, как они ползли по неглубокой ложбинке к хижинам и внутри у него все сжималось о нехорошего предчувствия… Зря он послал ребят, зря!
   Он хотел было уже вернуть из обратно, но они уже доползли до первой хижины, коротким броском добежали до стены хижины и Гоголь застыл у окна без стекол, прислушиваясь к тому, что слышно изнутри.
   Судя по всему, ничего слышно не было, так как он кивнул Шалому и тот, вскочив на ноги, ворвался в хижину, а Петька сунул ствол автомата в окно. Но выстрелов не последовало. Через секунду Шалый выбежал назад, что-то сказал Гоголю, хлопая его по плечу и смеясь, и помчался к следующей хижине…
   Петька осторожно заглянул в первую хижину и вдруг шарахнулся обратно. Он отбежал от хижины шагов на пятнадцать и закричал:
   – Шалый! Стой! Шалый!
   Но Шалый на бегу махнул рукой, не ори, мол, и я сам вижу, что никакой опасности нет.
   Не прислушиваясь уже ни к чему и не осторожничая, он заглянул в дверь следующей хижины, сплюнул и, повернувшись к Петьке, что-то крикнул.
   Иван понял, что ни хижины – пусты, но ощущение опасности не проходило.
   – Андрюша, – сказал он, – пойдем-ка сами посмотрим, что там?
   Они поднялись и направились к застывшему на пороге первой хижины Гоголю. Иван беспокоился все больше, пульс его участился, сердце колотилось бешено, а спина покрылась холодным потом.
   Услышав за спиной их шаги, Петька резко обернулся и закричал:
   – А ну, стойте! Не подходите ко мне!
   Они остановились и смотрели, как Шалый одну за другой осматривает остальные дома. Он забегал на несколько секунд в хижины и выскакивал оттуда, чтобы броситься к следующей постройке.
   – Чего встали-то? – спросил Андрей в недоумении. – Петька, ты чего раскомандовался?
   Андрей и вслед за ним Иван вновь двинулись к хижинам. Петька вскинул свой автомат, щелкнул предохранителем и резко крикнул:
   – А ну, стоять! Не двигаться! Еще шаг, и я буду стрелять!
   Иван с Андреем замерли. Петька опустил автомат и нервно оглянулся на Шалого. Тот вытаскивал из последней хижины бородатого старого чеченца, волоча его под мышки. Чеченец смотрел безжизненно и обреченно. Гоголь смотрел на Шалого с выражением ужаса на лице.
   Шалый выволок чеченца из хижины и бросил на каменистую землю.
   – Один живой оказался! – крикнул он, направляясь к Петьке.
   Гоголь сделал шаг назад, оглянулся на Ивана с Андреем и вновь повернулся к своему другу. Иван видел, как окаменело узкое остроносое лицо Гоголя.
   – Да, что он спятил, что ли! – воскликнул Андрей и крикнул:
   – Гоголь, мать твою! Ты чего?
   – Стоять, я сказал! – крикнул Гоголь, не оборачиваясь.
   Он смотрел на приближавшегося к нему Шалого и поднимал автомат.
   – Эх, блядь, ну, я ему сейчас и наваляю! – сказал Андрей, закидывая автомат за плечо, и сделал шаг в направлении Гоголю.
   Иван схватил его за руку.
   – Стой, Андрюша, – сказал он тихо. – Не подходи к нему!
   – Вы что все, охренели что ли? – возмутился Андрей, но дальше не двинулся.
   Гоголь поднял уже автомат на уровень груди и продолжал смотреть на Шалого, который был уже совсем рядом, шагах в десяти от него.
   – Шалый! – крикнул он. – Прости меня, Шалый!
   Шалый остановился и растерянно посмотрел на Петьку. Короткая очередь дернула автомат Гоголя и Шалый начал оседать на камни.
   – Петька… – прохрипел он и упал на бок, зажимая живот руками. – Петь… ка…
   Андрей сдернул автомат с плеча, но Иван ухватился за его ствол и не дав ему выстрелить.
   Тогда Гоголь повернулся к Ивану с Андреем и закричал срывающимся голосом:
   – Это чума! Понимаете? Чума! Их там полные хижины! И все они сдохли от чумы! Обблевали и обосрали все! И сдохли. Я сразу это понял! Я медик. Я знаю, что такое чума… Это верная смерть для всех вас. Я не успел предупредить его… Он ходил по их блевотине и трогал их руками. Он простит меня!
   Петька Гоголь подошел к Шалому и перевернул его на спину. он убрал его руки с живота и положив ладонь на лицо, закрыл ему глаза.
   – Прости, Шалый! – сказал он. – Так лучше… Все равно – кончилось бы этим. Прости! Я не долго задержусь после тебя…
   Петька встал, медленно повернулся к Ивану с Андреем и крикнул:
   – Уходите их этого ущелья, пока ветер не повернул в вашу сторону. Уводите ребят от этой заразы. Я останусь здесь, с Сережкой…
   – С кем? – переспросил растерянно Андрей.
   – Шалого зовут Серегой, – ответил Иван и поправился. – Звали Сергеем.
   – Неужели нет никакого лекарства? – спросил Андрей тихо.
   – У нас – нет никакого лекарства, – ответил Иван. – Надо уходить.
   – А он? – Андрей кивнул на Гоголя.
   – Он останется здесь, – ответил Иван. – Он поступил правильно.
   – Ни хрена себе – правильно! – пробормотал Андрей и пошел в отряду, наблюдавшему за происходящим из кустов у входа в ущелье.
   Иван двинулся за ним следом. Шагов через двадцать он обернулся. Петька гоголь сидел рядом с телом Шалого, положив руку тому на живот и, задрав голову, смотрел в небо над ущельем. Ивану показалось, что на его глазах блестят слезы, но они отошли уже далеко для того, чтобы он мог утверждать это наверняка…
   Пойдя еще метров сто, они уперлись в склон ущелья рядом с проходом между скалами. Ребята из отряда сгрудились у входа и мрачно смотрели в сторону селения.
   Иван приложил лоб к камню скалы и закрыл глаза.
   – Ваня, – подошел к нему Андрей. – Это я виноват, я их туда послал…
   Иван, не отнимая головы от холодного камня, несколько раз что есть мочи ударил кулаком по скале.
   – Я чувствовал, что это опасно! – прошептал он. – Я чувствовал! Я ощущал смерть, притаившуюся в этих домах! Я должен был их остановить! Проклятая Чечня! Я ненавижу эту страну! Эти горы! Этих черных бородатых уродов с автоматами, которые убивают моих ребят. Сам этот воздух, который пропитан смертью моих друзей!
   Андрей положил ему руку на плечо.
   – Кто ж знал, что оно так обернется, – сказал он. – Ваня! Перестань психовать! отряд нужно уводить отсюда, пока никто не заразился…
   – Тридцать три человека, – сказал Иван. – Теперь нас осталось тридцать три человека…
   Иван навсегда запомнил свое ощущение опасности, которое переворачивало его всего при виде тех хижин. Он много думал об этом с тех пор… Опасность пахнет смертью, решил он. И этот запах он чувствовал задолго до того, как смерть пройдет рядом…
   Вот и сейчас он чувствовал, что опасность была рядом и с каждым километром, пройденным поездом, становилась все сильнее.
   И только во время часовой стоянки в Будапеште, когда Иван в город с экскурсионным автобусом не поехал, а остался на вокзале и отправился за сигаретами, он с удивлением обнаружил за собой… слежку.
   Вначале он решил, что это люди Никитина его пасут, чтобы тот постоянно был в курсе событий… Но следил за ним парень, с которым Иван ехал в одном купе!.. Причем делал это настолько непрофессионально, что Иван даже опешил от такой демонстративности… Он был просто беспомощен, этот его невесть откуда свалившийся на его голову шпик… Он не мог даже просто – расслабиться, когда наблюдал за Иваном и делал движения, выдававшие его напряжение и, в конце концов, свидетельствовавшие о его настоящей цели…
   Минут пятнадцать Иван ломал голову над этим неожиданным для него явлением, но так и не придумал ему объяснения… У Никитина работали профессионалы, – это раз. Демонстрировать Ивану, что за ним наблюдают, не имело абсолютно никакого смысла – это два… Случай был просто дурацкий! Иван уже решил, что о объяснение этого явления должно быть самым дурацким…
   Иван подумал было даже, что его ведут люди Крестного, но и в этом не было никакого смысла… Зачем им так настойчиво мозолить ему глаза… Только для того, чтобы обратить на себя внимание. Но зачем?
   «Нужно выяснить, – принял решение Иван, – хотя бы, намеренно он попадается мне на глаза и демонстрирует слежку за мной или нет… По крайней мере, хоть что-то прояснится…»
   Иван решил провести небольшой эксперимент… За десять минут он сумел семь раз уйти от слежки и вновь специально попасться на глаза… Такой «пунктир» насторожил бы кого угодно, со стороны Ивана это было демонстративно осознанное поведение, и оно красноречиво говорило, что он видит слежку, на глаза попадается намеренно, а не случайно и ждет реакции на свое поведение…
   Но парень все восемь раз начинал волноваться, потеряв Ивана на вокзале, и каждый раз успокаивался, когда Иван разрешал ему себя увидеть…
   Так вести себя мог только совершенный дилетант в деле, за которое он взялся… Иван убедился, что парень не из ФСБ и не от Крестного… Никто другой не знал о существовании Ивана вообще…
   Это мог быть только одиночка, действующий самостоятельно, на свой страх и риск…
   «Какого черта этому придурку от меня нужно? – искренне недоумевал Иван… – Мало он на меня в купе насмотрелся, пока я спал?..»
   Иван вспомнил, что они даже и не разговаривали толком… Весь путь по России и Украине Иван проспал, а в Венгрии он был слишком озабочен своим ощущением тревоги, чтобы поддерживать контакт, выйти на который пару раз попробовал парень, но сбитый с толку неприветливостью Ивана, замолкал.
   Парню было лет двадцать пять, белобрысый, высокий, с каким-то бегающим, но цепким взглядом… В его глазах постоянно стоял то вопрос, то выражение уверенной мудрости своего поступка или своей фразы… И в то же время от парня исходил особый запах страха, который Иван чувствовал всегда безошибочно, словно собака, которая точно знает, что этот человек боится быть укушенным… Иван знал, что человек боится его, потому что его чутье всегда безошибочно предупреждало его об этом. Даже в тех случаях, когда человек, который его боялся намеревался Ивана убить… Может быть это – тоже киллер? Чушь собачья! Какой из него киллер! Он комара на своем носу убить не сможет – промахнется… Нет – это просто загадка какая-то.
   Но главное, что понял Иван, пока развлекался на будапештском вокзале с этим горе-шпиком, – ощущение опасности, возникшее у Ивана, едва он проснулся, было связано именно с этим белобрысым… Он явно был опасен, но чем, Иван не мог сказать… Он просто чуял опасность, словно зверь, который только по походке, по треску сучьев в лесу знает, кто приближается к нему – беззащитный грибник, заблудившийся ребенок или вооруженный охотник… Парень был неуклюж в своих усилиях не терять Ивана из вида, но именно это, почему-то, и настораживало…
   «В конце концов, – подумал Иван, – он всегда будет у меня перед глазами – в купе. Я ему еще и благодарен должен быть, что он принялся следить за мной на вокзале, иначе я вообще не понял бы, что этот белобрысый козел может быть опасен…»
   Иван принял единственно возможное решение, которое не предполагало никаких активных действий с его стороны, а всю инициативу, проявляющую истинные цели, отдавало его противнику… Через две минуты осле того, как Иван обосновался в купе, белобрысый парень тоже забрался в свое купе, хотя до отхода поезда было еще минут двадцать пять и делать в поезде было совершенно нечего…
   «Ну, давай, начинай свои расспросы, – подумал Иван, боковым зрением наблюдая за парнем, которого теперь ни на секунду не выпускал из вида, хотя и не смотрел на него, мало ли что у того на уме – нужно всегда быть готовым к неожиданной атаке. – Ты же, насколько я понимаю, ничего обо мне, фактически, не знаешь… Давай-давай – проявляй инициативу, я тебе помогать в этом не буду…»
   Иван продолжал упрямо молчать. Он видел, как парень мнется, не решаясь начать разговор… Иван чувствовал, что его спутнику очень хочется с ним поговорить… В этом не было ничего необычного, но проклятое ощущение опасности не исчезало… И все больше вызывало у Ивана чувство недоумения – на противника, способного противостоять Ивану, скажем, в рукопашном бою, парень ну никак не тянул! Почему же от него исходила опасность? В этом необходимо было разобраться. И разобраться срочно… Просто так интуиция предупреждать не будет, это Иван знал точно… Значит, опасность реальна и опасен именно этот человек…
   – Терпеть не могу на месте сидеть! – решился, наконец, парень на еще одну попытку завязать контакт. – Как иголкой кто меня колет – давай, мол, вперед! Двигайся! На месте не сиди! Собирай информацию о жизни! Сейчас, ведь, без информации никуда! Время такое. Уровень жизни напрямую зависит от того, много ли ты о ней знаешь. Или об отдельных ее представителях… Скажем о своих врагах. Или – о своих кредиторах… Вы не согласны?
   «Так! – подумал Иван, – Высказан тезис, с которым я должен или согласиться, или возразить. Не желание идти на контакт уже выглядело бы совсем странным… Ну, что ж, давай поболтаем! Почему бы и не поболтать? Мне тоже хотелось бы составить о тебе более подробное представление, дружок. Что это ты меня пасти вдруг взялся? С какой радости? Мы с тобой раньше, кажется, никогда не встречались. Бог миловал…»
   – Бывает, что и уровень смерти от этого зависит… – сказал Иван совершенно спокойно, равнодушным тоном, как бы меланхолично, словно речь шла об уровне воды в реке после осадков…
   Парень явно обрадовался, что Иван откликнулся, появилась, наконец, возможность завязать разговор… Но смысл того, что сказал Иван, парню не очень понравился – он слегка занервничал и переспросил, уточняя высказанную Иваном мысль…
   – В смысле: много будешь знать – не дома будешь спать? – предложил он более свой вариант известной поговорки, явно имея в виду, что «спать» тогда придется на кладбище…
   – В смысле – башку оторвут! – отрезал Иван… – Сам же говоришь – жизнь такая… Как только сунешь нос куда не надо…
   Парень закивал. Волна страха, которая шла о него, взметнулась вверх и закудрилась барашками… Страх по интенсивности приближался к шторму. Однако белобрысый упрямо шел вперед, преодолевая свой страх и приближаясь к непонятной пока Ивану цели… Парень, видно, был очень сильно в чем-то заинтересован. В чем-то, на прямую связанном с Иваном…
   «Раз уж ты так боишься, чего же ты на рожон лезешь? – недоумевал Иван. – Кстати, а почему ты боишься-то? За кого ты, собственно, меня принимаешь… За бандита или убийцу? А с какой стати тебе меня в этом подозревать? Может быть, видел меня в Москве где-нибудь с Крестным, а теперь узнал? Да нет, это вряд ли. Он же полный лох с виду. Впрочем – внешность обманчива… Он может только прикидываться лохом, искусно прикидываться…»
   – Башку оторвут запросто! – согласился парень. – Но сейчас и просто так оторвать могут – только потому, что ты под руку попался… Сейчас мастеров много по отрыванию голов…
   – Я никогда и никому не попадаюсь под руку, – сказал Иван…
   – Так все мы сейчас в России живем, как саперы – ошибаемся только один раз… – сказал парень, внимательно глядя на Ивана. – Когда рождаемся в этой Богом забытой стране. А всю оставшуюся жизнь – платим за эту роковую ошибку. Но исправить ничего уже невозможно.... Назад рожаться не умею. Не обучен. Да и никто не умеет. все помрут там, где родились…
   – Не слишком ты Россию уважаешь… – заметил Иван, усмехнувшись…
   – А за что ее уважать? – спросил парень и даже плечами пожал для убедительности. – Если уж она сама себя не уважает…
   Он полез в свой полиэтиленовый пакет, украшенный откровенным изображением обнаженных девиц в недвусмысленных позах, и достал из него узкогорлую удлиненную бутылку «токайского». Показал ее Ивану издалека, поставил на купейный столик…
   – Попробуем? – предложил он, показывая Ивану этикетку на бутылке. – Когда-то, говорят, самое лучшее вино было в Венгрии… Купил на будапештском вокзале, пока осматривался…
   «Он что, отравить меня хочет этим вином? – подумал Иван. – Это было бы слишком наивно… Я же в любых ситуациях выпью только после того, как выпьет он сам… Это же азбука, неужели он этого не знает… Да нет! Не может быть вино отравлено – это уже полный бред!..»
   – Наливай! – согласился Иван и тут ему пришла в голову идея проверить, не имеет ли отношения этот болтливый паренек к Крестному, что было хоть и маловероятно, но возможно, учитывая неистребимую склонность последнего к эксцентричности.
   Это только на первый взгляд подобна задача представляется трудновыполнимой. На самом деле нужно быть только очень внимательным… Это как на детекторе лжи, – нужно ставить вопрос и наблюдать за реакцией собеседника. Редко кому удается убедительно врать на физиологическом уровне – на уровне соматических реакций на информацию… Подделать их невозможно. Для того, чтобы имитировать – нужны годы тренировки, потому, что это даже не условные рефлексы, а безусловные рефлексы, к которым сознание человека имеет весьма опосредованное отношение…
   – Люблю сухое вино!– сказал Иван. – Или в меру подкрепленное – как вот этот токай! И, наоборот, терпеть не могу крепленое! Спирт вышибает из вина весь аромат… Никогда не понимал тех, кто любит крепкие напитки, и до сих пор не понимаю… Вроде одного моего московского знакомого. Того только гаванский ром на столе радует… Такой заядлый любитель этой гадости!
   Парень хоть бы моргнул! Ни слова, ни взгляда! Он никак не прореагировал на достаточно прозрачный намек на Крестного… Словно впервые в жизни слышал о человеке, из всех алкогольных напитков предпочитающем гаванский ром… Впрочем, он мог и не знать о пристрастии Крестного к гаванскому рому… В таком случае это ни о чем не говорит, разве что – о том, что Крестный был не столь откровенен, рассказывая о себе…
   Парень только помотал головой и поморщился, выражая свое отношение к рому… Отношение было мягко говоря неблагоприятное для рома.
   – Когда сразу по шарам бьет, это я не люблю, – сказал парень и вдруг добавил совершенно непоследовательно: – Но если по маленькой, по чуть-чуть, то и водка пойдет, и самогон…
   – Тебя как величать-то?.. – спросил он Ивана, наливая в стаканы из под чая вино из узкогорлой длинной бутылки. – Занимаешься чем? Едешь куда? Люблю я любопытствовать, как люди живут, как деньги зарабатывают… Меня, кстати, Аркадием зовут…
   «Ну уж нет, Аркаша! – решил Иван. – Ты сейчас не любопытствуешь, ты информацию обо мне собираешь… Ну-ну, собирай… Но должен предупредить, что ты слишком легко представляешь себе достижение той цели, которую ты перед собой поставил. Нет, дорогой, ты давай, помучайся сначала…»
   Иван протянул ему руку. Знакомиться, так знакомиться, всегда пожалуйста! У него уже был готов ответ на вопрос о его имени.
   – Серафим.
   – Редкое имя… – удивился парень.
   – У меня и фамилия редкая, – сказал Иван и, не дожидаясь вопроса, выдал – Шестокрылов… Такую фамилию, честно скажу, всего два человека во всей России носят – моя мама и я…
   Аркадий похлопал глазами, но намека, как видно, не понял…
   Конечно, он мог и не знать что в византийской демонологии, от которой, собственно и славяне набрались всякого разного, шестикрылые серафимы были посланцами верховного божества и могли по своей воле решать, чего достоин человек – жизни или смерти…
   – Да и дело у меня сейчас необычное, – продолжал Иван нагружать собеседника продукцией работы своей фантазии. – Еду, вот, в Париж – жену наказывать… И накажу – будь спокоен!
   Не донесший до рта стакан с вином Аркадий, поставил его обратно на столик купе… Он сочувственно., даже с каким-то состраданием посмотрел на Ивана и спросил, почему-то шепотом:
   – Блядует?
   – Вот-вот, – подтвердил Иван. – Только мне это по херу… Она, сука сдала меня со всеми потрохами налоговому инспектору… Говорят, он ей за это заплатил даже… Тратит теперь мои деньги во Франции направо и налево… Приятели, из братанов, говорят, видели ее, случайно, в Париже, подсказали мне, где ее искать… Теперь я ее, суку, найду. И уж всласть потешусь!
   – Убьешь? – спросил Аркадий.
   Иван кивнул. Помолчал и добавил, чтобы у его собеседника не осталось никаких сомнений:
   – И не просто убью… Я ее, суку…
   – Так у тебя оружие с собой! – осенило белобрысого парня. – Поэтому и поездом в такую даль едешь, а не самолетом…
   Иван опять кивнул. Это, кстати, точно соответствовало истине, независимо от того, кого именно собрался убивать Иван.
   – И где ж она? – спросил вдруг Аркадий очень напряженно, Иван даже не понял сначала, почему этот вопрос для него оказался столь важным… Не один хрен – где именно она? Он в Париже слишком плохо ориентировался, чтобы вот так сходу придумать название места… Так недолго и впросак попасть....
   – Я же сказал тебе – в Париже…
   – А где ее видели-то твои приятели? – настаивал Аркадий…
   «Не понял я, что-то… – подумал Иван. – Тебе-то зачем? Не все ли тебе равно? Но если тебе так уж нужны подробности, сейчас соорудим и подробности! И заглотишь как миленький…»
   – На Монмартре. Там есть кафе такое – «У Сержа» называется. Пацаны мне сказали – она там каждый божий вечер трется… Мужиков снимает, кто побогаче… Она им мозги моими деньгами пудрит, чтобы не думали, что она на деньги бросается… Она делает вид, что сама богатая! А какого хрена богатая – только и есть, что у меня наворовала!..
   – А как она у тебя выглядит? – вопрос для Аркадия был не менее важен, чем предыдущий, больно уж он волновался, задавая его…
   «Понятно, дружок, что ты от меня хочешь… – понял наконец, Иван. – Заработать на моей сказочке хочешь! Ну, что ж! Зарабатывай! Ты у меня долго будешь эту бабу по Парижу разыскивать… Все ноги изотрешь, но не отыщешь! Это я тебе гарантирую…»
   – Женщина она, конечно, эффектная! – сказал Иван. – Тут базару нет! У мужиков на раз подымается все, что можно… Тут – во! Тут – во!.. Словом – и посмотреть есть на что и подержаться – тоже!
   Иван красноречивыми жестами показал стандарт женской фигуры, соответствующей высшему качеству в мужском понимании.
   – Но стерва, тоже – во!
   Он показал парню кулак с поднятым кверху большим пальцем…
   – Да ты, если б встретил ее, сразу узнал бы! У нее родинка на левой щеке…
   «Так! Координаты ты получил исчерпывающие, дальше что делать будешь?..»
   – И что ты с ней сделаешь, когда найдешь? – спросил Аркадий.
   – А ты в Париже будешь, заходи в кафе к Сержу, там тебе обязательно расскажут, что я с ней сделаю! – пообещал Иван. – Уж я постараюсь, чтобы они все там запомнили день, когда я с ней встречусь… Ты сам-то – по каким делам в Европу или так, отдохнуть? Чем занимаешься-то по жизни? Бизнес твой какой, короче?
   Аркадий явно что-то обдумывал и не очень был озабочен своим ответом на вопрос. Машинально ответил, не думая, и дал, тем самым Ивану необходимую информацию к размышлению… Красноречивую информацию. Ту, которая вырывается из человека неожиданно для него самого и о которой человек потом сильно жалеет. Потому что она дорого для него обходится… Аркадию его ошибка обойдется ценой в жизнь. Это Иван сразу понял, едва услышал первые его фразы… Иван даже не думал, принимая решение.
   Парень тем временем отвечал, подписывая себе этим ответом смертный приговор…
   – Да заработал, понимаешь, немного на одном козле, а у того денег не оказалось… На него наехали эти… ну, как ты называешь, братаны… Он хотел в Европу от них мотануть… Пришлось мне за свои услуги билетом до Вены довольствоваться и мелочишкой на дорожные расходы… Я билет сдать хотел, а потом думаю – а чего бы и не съездить? Работа везде есть работа…
   «Так вот почему ты мне опасным показался! – сообразил Иван. – Ты стукачом работаешь… То-то ты меня раскручиваешь, что да как… А ты и впрямь для меня опасен, Аркаша… Но – грубо работаешь, без подстраховки… Ты, значит, соображаешь сейчас – сумеешь ли разыскать в Париже мою мифическую жену и предупредить ее, что я ее ищу и собираюсь замочить… Сдерешь с нее какую-нибудь неплохую сумму за столь важную информацию… Да, но ты же не успел бы ее найти, я, наверняка, раньше тебя ее найду… Значит меня ты собираешься нейтрализовать! И на мне – тоже постараешься заработать… А как ты, собственно, сумеешь меня нейтрализовать, хлюпик недоношенный?… Да очень просто – сдашь меня полиции. Даже если бы у меня не было при себе оружия – все равно, начали бы проверять, послали бы запрос в Москву. Где гарантия, что запрос попал бы к Герасимову или Никитину, мог и через ментовку пройти, минуя ФСБ, а там подтвердили бы, что я профессиональный убийца, Иван Марьев… А ты бы, дружочек, получил бы вознаграждение за меня и с моей несуществующей жены содрал бы тоже неплохо… Да это, прямо-таки, новая профессия какая-то… То-то ты с рассуждений об информации разговор начал… Ты и впрямь на продаже информации живешь… Но, ведь, и я тебя не зря предупредил, помнишь ведь, с чего разговор начался?..»
   Иван посмотрел на сидящего перед ним со стаканом в руке Аркадия и тут же отвел глаза, чтобы они не выдали уже принятого им решения…
   Поезд давно уже тронулся и приближался теперь к Татабанье, расположенной в северных отрогах невысокого и старого горного хребта Баконь. Пологие вершины, сплошь заросшие лесом, проплывавшие за окном, настраивали Ивана на немедленное осуществление уже принятого только что им решения, но он сдерживал себя… Нет так просто сбросить с поезда этого придурка нельзя, слишком велика вероятность, что он останется в живых… Иван же хотел быть уверен, что после ого, как Аркадий с ним расстанется, он не сможет уже произнести ни одного слова…
   «Едет он, как он мне сказал, до Вены… – размышлял Иван… – если, конечно, не наврал… Впрочем, зачем ему врать? Но если он едет до Вены, значит, сдавать меня он будет на австрийской границе, пограничникам, которые будут обходить поезд и проверять документы… Что там у нас осталось до границы?»
   Иван припомнил схему пути по Европе, которую он видел в транспортном агентстве, где покупал билет… Должна быть еще река… Дунай? Нет, Дунай мы только один раз пересекаем, в Будапеште… Это мы давно уже проскочили… Нет, должна быть другая какая-то река! Это какой-то приток Дуная… И будет он скоро…
   «Надо выяснить, когда река будет и затащить его в тамбур… – подумал Иван. – Больше мне ничего не нужно, остальное – дело техники!.. Впрочем, чего его тащить, он сам придет, он за мной постоянно наблюдать будет. Беспокоится – вдруг я исчезну? Накрылись тогда его денежки! Денежки! Идиот!.. Ему отходную впору читать…»
   Иван отправился к проводнику и затеял с ним разговор о Дунае… Через пару минут словоохотливый проводник сам сказал ему, что скоро, в Дьере, поезд будет пересекать довольно крупный приток Дуная – реку со странным для русского уха названием Раба…
   Аркадий появился рядом с Иваном через тридцать секунд под явно надуманным, причем впопыхах, предлогом… Чаю, он захотел видите ли! А потом он взял у проводника заварку и остался-таки торчать тут же, дожидаясь Ивана… Сыщика он из себя корчит!.. Придурок!
   «Вот так непрофессионализм губит людей… – подумал Иван. – Болтлив ты, Аркаша, для профессионала… Слишком любишь ты, Аркадий красное словцо… Помню, у какого-то мрачного придурка из школьной программы по литературе была, вроде бы, такая фраза: „Аркадий, не говори красиво!..“ А, ведь, будь ты поумней, ты сумел бы все это провернуть! Интересно, как же ты на меня вырулил… Неужели, сумел в сумку ко мне залезть? Да нет, не может быть! На ней кодовый замок, ее так просто не откроешь… Не поверю я, что ты еще и по замкам специалист…»
   – Аркадий! Как другу! – сказал Иван, мало заботясь, как отреагирует на его обращение этот, можно сказать, уже покойник, пусть даже – удивится, пусть даже насторожится, исхода его встречи с Иваном это уже не изменит. – Чем я тебя, скажи на милость, так заинтересовал?.. Я же видел, как ты ко мне долго присматривался да все принюхивался, прежде, чем заговорить со мной сегодня… Личность я, вроде бы заурядная…
   – Спал ты долго… – сказал Аркадий. – Целые сутки, наверное… Да еще и ругался во сне… Я уж думал – какая беда с тобой!.. А у тебя и впрямь, видишь, неприятности! Я имею в виду – с женой-то!
   «Вот в чем дело! – понял Иван. – Я во сне, выходит, что-то сказанул… А ты, стервятник, сидел, значит, рядом, да прислушивался?!»
   Он опять вспомнил о Крестном и настроение его, чуть было улучшившееся, когда он был занят решением конкретного вопроса о судьбе Аркадия, снова резко упало… Крестный обосновался в Лозанне, где именно, Иван не знал, как его искать – понятия не имел, сколько человек у него охраны – тоже не известно.... Своих дел по горло, а тут еще с какими-то идиотскими попутчиками разбирайся: черти бы их разодрали напополам…
   Поезд уже прошел небольшой городишко Альмашфюзите, нужно было спешить. Дьёр по расписанию должны проезжать через полчаса… Пора было готовить декорации для финальной сцены…
   Они допили бутылку «токая», оказавшегося, кстати, не плохи, Иван достал пачку «Winston» и поднялся. Ни слова не говоря, он вышел из купе и направился в тамбур… Он знал, что Аркадий хвостом последует за ним. И точно, – всего через минуту в дверях тамбура показался и Аркадий с сигаретой в зубах…
   Иван дал ему прикурить и помалкивал, глядя в окно… Аркадий все никак не мог успокоиться, барабанил по стене вагона пальцами – нервничал… Австрийская граница была уже недалеко – час с небольшим от Дьёра, с пограничниками ему нужно было встретиться заранее, до того, как они появятся в купе… В общем, его голову занимали производственные проблемы… О грозящей его жизни опасности он не предполагал, в неведении и своей судьбе считая, что судьба Ивана уже, можно сказать, у него в руках…
   Для Ивана никогда не существовало проблем – как убить человека. Ему стоило только почувствовать, что этот человек должен быть убит, что он вскоре умрет и поможет в этом ему Иван… Дальше все происходило как-то почти само собой – но Иван словно заранее знал, как именно этот человек будет им убит, и только совершал то, что должен был совершить… И человек умирал… Можно сказать, люди умирали сами, когда сталкивались с Иваном. Он лишь самую чуточку помогал им в этом…
   Иван молчал глубокомысленно, настраивая Аркадия на нужное ему поведение… Но пора было и приступать понемногу… Он докурил сигарету, выбросил окурок, по-дружески доверительно положил руку на плечо белобрысому парню и сказал мрачно:
   – Я, почему-то верю тебе, Аркадий!.. Я хочу объяснить тебе, как я с ней разделаюсь, с этой парижской тварью московского разлива… Я хочу, чтобы ты знал, что я с нею сделаю!..
   – А может простишь ее, Сима? – спросил Аркадий фальшивым голосом.
   «А вдруг сейчас и правда – возьму да прощу? – усмехнулся про себя Иван. – Ты же волосы на себе потом рвать будешь, дурак!.. Сам, скажешь, уговорил жену простить… А денежки, в результате – накрылись!»
   Но сам только медленно покачал головой… Нет, конечно, простить жену он не мог… В некоторые моменты Ивану становилось просто смешно от всего этого спектакля… Но стоило ему вспомнить – с какой целью он едет в Лозанну, вспомнить о Крестном, как он снова мрачнел…
   Иван посмотрел в глаза Аркадию и сказал ему доверительно:
   – Нет! Не могу… Хочу тебе кое-что показать… Будь другом – принести мою сумку из-под сиденья… Такого ты, наверное, еще не видел…
   Аркадий кивнул, помедлил секунду, словно сомневаясь, нужно ли делать то, о чем просит его Иван, но потом повернулся и пошел в купе за сумкой Ивана… Той, что стояла под сиденьем. С оружием…
   Убивать его можно было, конечно, и в купе, но – потом вся эта возня с трупом, от которого пришлось бы избавляться… Гораздо проще сделать все в тамбуре… И чище и надежнее.
   Отпирать двери вагонов – наука нехитрая. Иван справлялся с любой дверью за считанные секунды, хоть на российских ветках, хоть на зарубежных дорогах, хотя ни разу на них и не был. просто в лагере спецподготовки в Рыбинске был специальный зачет по вагонным дверям… Иван, помнится, сдал его тогда на отлично…
   Аркадий принес сумку… Иван поставил ее в тамбуре, убрав, на всякий случай, с прохода поближе к одной из дверей, расстегнул замки и предложил выглядывающему из-за плеча Ивана Аркадию:
   – Загляни сам…
   Тот слегка раздвинул края сумки… Первое, что попалось на глаза – очень короткий ствол автомата, аккуратно упакованные пять пистолетных магазинов, три гранаты и моток тонкого сверхпрочного нейлонового шнура со стальными крючьями на конце…
   – Ни-и хрена-а… – пробормотал Аркадий. – Я таких автоматов и не видал никогда…
   – «Агран-2000», новинка, в России редко пока еще встречается… – сказал Иван.
   – И ты с таким арсеналом через границы разъезжаешь?.. – искренне поразился Аркадий, он, как видно, предполагал, ну, максимум – парочку «макаровых» в ивановой сумке увидеть. – Ты на жену, как на дворец Саддама Хусейна идти собрался…
   – Я же брат, профессионал, – Иван теперь уже почувствовал, что ситуация стала необратимой, и смерть движется к Аркадию со скоростью курьерского поезда… – Я столько народу поубивал…
   Аркадий тоже это почувствовал. Но было уже слишком поздно, чтобы можно было хоть что-то изменить в ближайшем будущее, которому предстояло сейчас осуществиться… Оно уже отвердевало, приобретая черты настоящего, тут же скатывающегося в необратимое прошлое......
   Иван усмехнулся, глядя, как поменялось выражение лица Аркадия… Из любопытствующего балбеса он превратился в настороженную тварь, почуявшую опасность. Но было уже слишком поздно… Опасностью уже не просто пахло, ею несло, словно запахом гнили со свалки или ромом от Крестного, когда тот бывает достаточно пьян. А для этого нужно чтобы он выпил литра три не меньше…
   – Ты ведь еще младенец, куренок по сравнению со взрослыми, – сказал ему Иван. – Цыпленок табака… И сейчас я начну тебя разделывать… Чтобы ты понял, что взялся на за свое дело…
   Прежде, чем Аркадий успел дернуться, Иван взял его за запястье, и тот почувствовал, что дергаться уже бесполезно…
   Иван держал его не слишком крепко, но так уверенно и надежно, что от его прикосновения веяло полной безнадежностью…
   И все же Аркадий попробовал замахнуться… Иван легко ткнул указательным пальцем ему чуть ниже ключицы, ближе к плечу, и правая рука Аркадия повисла, словно у парализованного… Тон Ивана поменялся. Сейчас он полностью соответствовал тому отношению к Аркадию, которое переполняло Ивана…
   – Заработать на мне захотел, придурок? – спросил Иван тихо. – Ты научился бы сначала козлов отличать от волков… А то твоя карьера стукача в самом начале трагически оборвется…
   Иван посмотрел на часы.
   – Через полторы минуты… По расписанию – город Дьёр. Ну, последнее желание? Сигарету? Анекдот? Может быть, бутылочку «токая»?.. Не стесняйся, я уважаю вволю новоиспеченных покойников! По их желаниям, между прочим, можно составить интересное представление о том, что люди считают самым желанным, поскольку желают этого непосредственно перед смертью…
   – Я не буду на тебя стучать… – пробормотал Аркадий. – И жене ничего не скажу…
   – Конечно не скажешь, – усмехнулся Иван. – Но не потому, что пообещаешь мне это… Я никогда не верю пустым обещаниям. Конечно, ты ничего никому не скажешь! Но прежде всего – по двум причинам. Во-первых, я никогда не был женат. А во-вторых, – ты сейчас умрешь.
   Он снова взглянул на часы.
   – Через минуту…
   Ночной Дьёр уже проплывал за окном тусклыми окнами стандартных четырехи двухэтажных домов, выстроившихся вдоль линии железной дороги, подходившей местами почти вплотную к домам…
   – Как ты меня убьешь? – спросил вдруг Аркадий с неожиданно прозвучавшей в его голосе надеждой. – Будешь стрелять? Ножом? Здесь же кровищи тогда будет целая лужа… С поезда выбросишь? Я могу и не разбиться… Здесь меня нельзя убивать!
   Он вдруг побледнел.
   – Задушишь!?
   – Я вообще не буду тебя убивать… – возразил ему в ответ Иван. – Я только помогу тебе умереть… Остальное произойдет само собой… Не веришь? Зря! сейчас ты сам в этом сможешь убедиться… Но все, болтать больше некогда… Пора делом заниматься, верно?..
   За дверным стеклом замелькали мостовые опоры и более мелкие косые металлические фермы, поддерживающие верхнюю часть моста… Иван двигался быстро и четко… Можно сказать даже – красиво…
   Он достал из сумки моток капронового шнура, выдерживавшего рывки силой по шесть-семь центнеров… Ивану приходилось, прыгать с крыши шестнадцатиэтажного дома прямо в пустоту, имея в руках только тонкую нить такого шнура, и он еще ни разу Ивана не подвел… Хотя Иван никому не посоветовал бы повторять такой эксперимент… Если только он жизнью своею, конечно, хоть немного дорожит. По сути, это все же – цирковой номер, а не нормальная работа.
   Иван быстрым движением обмотал шнур вокруг пояса Аркадия, завязал удавкой. Второй конец шнура, с карабином он зацепил за ручку двери. Аркадий следил за его действиями молча, побелев от страха. Второй шнур Иван завязал удавкой подмышками у приговоренного им к смерти человека. На все это у него ушло секунд тридцать.
   Чтобы открыть дверь вагона, Ивану потребовалось еще секунд пять. Увидев мелькающие рядом с поездом мостовые фермы, Аркадий забился в угол у противоположной двери, заскреб по ней руками…
   Иван взял в руки конец обвязанного у него подмышками шнура, осмотрел небольшой якорь-кошку, надежно закрепленный на нем, затем взглянул на Аркадия. Взглянул так, как смотрят на покойника – в последний раз…
   – Не надо! – выдавил тот из себя, хватаясь руками за ручку двери, за шнур у себя на поясе, шаря по стене тамбура в поисках чего-нибудь, за что можно было держаться крепко…
   «Дурак! – подумал Иван. – хочет руками остановить поезд…»
   Он улыбнулся. Потом слегка покачал головой и сказал укоризненно.
   – Не противься судьбе, Аркадий…
   Раскрутив кошку на конце шнура, он швырнул ее в раскрытую дверь вагона и, тут же посторонившись, успел сказать Аркадию:
   – Прощай!..
   Якорь зацепился надежно. Это Иван понял, глядя, как быстро разматывается сорокаметровая бухта шнура. Аркадий тоже смотрел на нее, как завороженный. Он заскулил по-собачьи, заскреб руками по стене, но шнур натянулся, и со скоростью шестьдесят километров в час Аркадий вылетел из тамбура вагона на мост.
   Иван проследил, как разматывается вторая бухта, увидел, как резко, рывком натянулся шнур, на секунду став похожим на струну, и затем вновь ослаб. Можно было подумать, что шнур оборвался, но Иван знал, что это не так… Он чувствовал, что смерть, которую он готовил этому человеку, уже наступила…
   Иван отстегнул карабин от ручки двери и вышвырнул в раскрытую дверь… Пора было подумать и о собственной безопасности… Как только найдут разорванное пополам тело аркадия, и установят, что он – пассажир с трансевропейского экспресса, перед Иваном возникнут вежливые, по сравнению с российскими, австрийские полицейские, получившие информацию от своих венгерских коллег, и пристанут с расспросами о попутчике.
   Вопросы полиции мало беспокоили Ивана, доказать, что он причастен к этому убийству, невозможно. Если бы не оружие в сумке, он тронулся бы с места. В конце концов полиция еще должна будет доказать, что это именно преднамеренное убийство, а не несчастный случай и не удавшаяся попытка лично свести счеты с жизнью…
   Но, как бы там ни было, оставаться в поезде больше было нельзя… Иван понимал, что покидая поезд. Он облегчает задачу полицейским. Именно его и будут теперь они искать… Но, с другой стороны, у них не будет уверенности, что он, Иван, остался в живых… Может быть его тоже убили, а труп выбросили в реку? Разве такого не могло случиться? Запросто!..
   Полиция непременно начнет искать его труп в реке. Конечно, возникнет версия, что он покинул поезд и скрылся. Но за это время поезд пройдет немало… Поверка документов будет только на границе. До нее еще добрая сотня километров. Чем раньше Иван сойдет с поезда, тем больше у него будет шансов, что его не сумеют найти… Даже – профессионалы. Потому, что и сам он – профессионал…
   Все это промелькнуло в голове Ивана механически. Главным же аргументом было то, что если его возьмут под подозрение, начнут проверять, кто он, настоящие ли у него документы, на это уйдет уйма времени. И хотя с документами у Ивана все было в порядке, стоять на подозрении у полиции ему очень не хотелось. Хотя бы потому, что его ждал Крестный… Вернее, это он нетерпеливо ждал встречи с Крестным и задерживаться из-за всякой ерунды, вроде убитого им человека, просто не мог…
   Иван выпрыгнул с поезда примерно через километр после моста, скатившись вниз по насыпи, поросшей травой. На безлюдной окраине ночного Дьёра никто не заметил его темную фигуру, вскоре полностью растворившуюся в точно такой же ночной темноте…
   Для того, чтобы сориентироваться в незнакомом городе, вовсе не нужно расспрашивать прохожих или добывать его карту… Достаточно разобраться в транспортных потоках… Ивана интересовало крупное шоссе, ведущее на запад, в сторону Австрии.
   Пешком ему пришлось пройти километра три, не больше. За время этого пути навстречу попались трое мужчин с проститутками и двое пьяных. На Ивана никто из них не обратил внимания… Один раз ему пришлось спрятаться в подъезде многоэтажного дома от показавшегося вдали полицейского патруля… Дольше никто ему не мешал…
   Движение на ночном шоссе нельзя было назвать оживленным, но каждую минуту по нему проходила, как минимум, одна машина, обдавая Ивана брызгами света и шелестом шин об асфальт…
   Выбрав место подальше от случайных глаз и полицейских постов, Иван за пять минут нашел машину, водитель которой согласился везти его до Вены. Это было не слишком далеко, а плату Иван предложил хорошую. Деньги, как всегда, оказались решающим аргументом…
   Водитель оказался австрийцем, возвращающимся домой в Зальцбург. Звали его Франц-Иосиф, и он был очень горд, что носит имя, которым назывались несколько императоров Австро-Венгрии. Работал он в Венгрии, на нефтяном месторождении под Сегедом специалистом-консультантом по контрольно-измерительным приборам австрийского производства на нефтепроводе Сегед-Секешфехервар… Три недели работы – неделя дома… Отличный график!
   Все это он сообщил Ивану на первом километре пути. Иван помалкивал, присматриваясь к водителю… Его интересовала проверка на границе…
   Но контрольно-пропускной пункт сразу за Мошонмадьяроваром они миновали без единой задержки, видно тело разодранного пополам Аркадия еще не обнаружили, а если обнаружили, то не выяснили еще, что пропал его попутчик с билетом до Берна…
   Едва миновали австро-венгерскую границу, Иван предложил Францу-Иосифу довести его до Зальбурга, увеличив, соответственно, плату. Общительный австриец, изголодавшийся во время своего дежурства на нефтепроводе по людям, согласился без колебаний… Не просто попутчик, а еще и деньги заплатит, фактически, за то, чтобы ему было кому рассказывать бесконечную историю его жизни, к которой сводились все его рассказы…
   Петр (документы у Ивана были на Петра Привалова, который ехал на отдых и лечение в Люцерн и Невшатель) обязательно зайдет к нему в гости и познакомится с его Линдой… Франц-Иосиф подмигивал Ивану и смеялся… Видно было, что по своей Линде он тоже изголодался… И голод его становился все острее, по мере приближения к дому и дрожащей от предвкушения Линде…
   Несмотря на приличный возраст, старенький «фольксваген» Франца-Иосифа мчал по шоссе весело и бодро. Они проехали уже Санкт-Пёльтен, Линц и Вельс, до Зальцбурга оставалось рукой подать, когда Иван сделал своему спешащему домой водителю предложение, которое поставило того в тупик… Иван предложил отвезти его в Цюрих или в Базель… Заплатит Иван сумму, которую Франц-Иосиф получает на своем нефтепроводе за месяц… Сумму Франц-Иосиф сам назовет. Иван верит ему на слово – сколько назовет, столько Иван заплатит. Нисколько не торгуясь…
   Разговорчивый австриец помрачнел и надолго замолчал… Думать и разговаривать одновременно, он, наверное, не умеет, решил Иван. Поэтому и делает это по очереди, чтобы мысли не путались со словами и наоборот…
   Когда уже переехали мост через Зальцу и по сторонам замелькали аккуратные домики-коттеджи на окраине Зальцбурга, Франц-Иосиф выдал что-то непереводимое на своем немецком австрийского розлива языке. Из его тирады Иван разобрал только, что там упоминались гром и молния, какая-то «дурацкая голова», чья-то мать, а закончилось все словами «еще раз»…
   Из чего Иван заключил, что Франц-Иосиф согласен… И не ошибся. Австриец попросил только об одном – чтобы Иван согласился его подождать, пока он заедет домой – поздороваться с женой…
   – Фюнф минутен! – твердил Франц-Иосиф. – Фюнф минутен!
   «Быстрый ты мужик, – подумал Иван. – За „фюнф минутен“ хочешь домой забежать жену трахнуть! Ну, что ж, забеги на свои пять минут, трахни… Мне совсем не нужно, чтобы ты нервничал за рулем… Придется пойти тебе навстречу, Франц-Иосиф…»
   Иван положил австрийцу руку на плечо и сказал понимающе:
   – У тебя есть полчаса, чтобы поздороваться с женой… Надеюсь, твое рукопожатие будет крепким и понравится Линде… Через полчаса я ухожу и не заплачу тебе за предыдущую дорогу, если ты опоздаешь…
   Водитель обрадованно закивал головой и нажал на газ. Машина помчалась по улицам Зальцбурга, явно нарушая сразу несколько пунктов правил дорожного движения этого тихого австрийского городишки, первым из которых наверняка было превышение скорости…
   Полчаса Иван курил и думал о Крестном… Он, наверное, надеется, что Иван его не найдет, а если найдет – то не достанет…
   Он думает, что надежно спрятался за этими Швейцарскими Альпами, и спокойно смотрит на свое отражение в воде Женевского озера… Посмотрим, куда денется его спокойствие, когда рядом возникнет отражение Ивана.
   Крестный сам выбрал страну, в которой останется навечно… Иван еще не знал, когда это случится и при каких обстоятельствах, но Крестного он утопит, это он знал наверняка… И раз уж это будет в Лозанне – значит утопит в Женевском озере, на берегу которого она находится… Швейцария – так Швейцария, какая, собственно говоря, разница! – подумал Иван.
   Восторги вернувшегося ровно через полчаса, минута в минуту, Франца-Иосифа по поводу его Линды Иван слушал вполуха, представляя, как он приедет в Лозанну и встретится с Крестным…
   Когда ему надоели восклицания австрийца «О, Линда! О, майн либе кляйне медхен!», сопровождавшиеся рассказами о том, какая она ревностная католичка, какие вкусные пироги с яблоками она печет, какую чистоту в доме она поддерживает, как расчетливо распределяет деньги, которые зарабатывает Франц-Иосиф, Иван спросил:
   – Дети у тебя есть, тезка императора? Наследники твоей домашней империи?
   И Франц-Иосиф сменил пластинку. Новая – о Берте и маленьком Франце – оказалась еще более долгоиграющей, чем прежняя…
   Иван сразу, еще в Венгрии, объяснил своему водителю-австрийцу, что не хочет ехать через Германию – через Мюнхен, Кауфбойрен, Равенсбург и дальше через швейцарские Винтертур или Констанц, хотя австриец предупредил, что так, возможно, будет, дальше, но быстрее и безопаснее. Горная дорога есть горная дорога, и как транспортная магистраль невысоко ценится среди водителей. Приходится быть в постоянном напряжении, а им предстоит проехать практически все Альпы вдоль…
   Представления о безопасности у Ивана были несколько иные. Ему вовсе не хотелось лишний раз сталкиваться с пограничниками и полицейскими, да еще германскими полицейским, славящимися своей тупой дотошностью… Эти наверняка поверяют багаж у пересекающих границу водителей и пассажиров автомашин…
   Поэтому он выбрал дорогу через Восточные Альпы – Инсбрук и Дорнбирн – с южной стороны Боденского озера, а не с северной. Пусть дольше, пусть – опаснее, как утверждает австриец, но – спокойнее.
   Франц-Иосиф устал, наконец, болтать, погрузившись в грезы о своей семье, для которой он заработает за два дня кучу денег, а Иван дремал, развалившись на заднем сидении «фольксвагена», изредка просыпаясь и поглядывая в окно, где один за другим возникали живописные пейзажи австрийских Альп. Но красоты природы мало трогали стремящегося к своей единственной цели Ивана…
   …Проснулся он от того, что Франц-Иосиф тряс его за плечо и настойчиво повторял как испорченная пластинка, напряженным, почти испуганным, как показалось спросонья Ивану, голосом:
   – Герр Петр! Ауфштейн! Герр Петр! Полицай! Ауфштейн! Битте зер, ауфштейн!
   Машина стояла. Подавив мгновенно вспыхнувшее желание выхватить пистолет, Иван полез в карман за документами и протянул их в окно заглядывающему внутрь усатому толстому полицейскому в швейцарской форме. Тот внимательно их рассмотрел и вернув Ивану, махнул рукой – проезжайте… Никакой тревоги на границе не было… Пограничникам никто не передавал его приметы, никто не объявлял на него всеевропейский розыск… Оказывается, европейская милиция и впрямь работает совершенно по-другому…
   Пограничников Боденского контрольно-пропускного пункта не интересовал Петр Привалов, русский турист, прибывающий в Швейцарию на лечение… Документы его были в полном порядке, а остальное их не касалось. Закон он у них на глазах не нарушал, значит, может спокойно следовать до своей цели в Швейцарии – города Невшатель. Никто до него докапываться не будет.
   Иван даже удивился, насколько швейцарский пейзаж похож на австрийский, а городок Санкт-Галлен на Зальцбург. До Лозанны оставалось километров триста и, как и предполагал Иван, его водитель без особого сопротивления согласился довести Ивана лишние семьдесят-сто километров. За дополнительную плату, естественно…
   Через четыре часа Иван прощался с Францем-Иосифом на окраине Лозанны. Расстались они чрезвычайно довольные друг другом…
   Франц Иосиф, заработавший для своей Линды и нажитых вместе с нею детишек кругленькую сумму, мчался по той же дороге обратно, в Зальцбург, а Иван отправился на поиски центра города, где, наверняка, можно обнаружить гостиницу с бешенными ценами, и в силу того, – свободными номерами… Такие гостиницы существуют для богатых сумасбродов, швыряющих деньги на ветер или для людей, которым просто некогда ждать и тратить время на поиски чего-нибудь подешевле. Таких, как Иван.
   Иван был в Лозанне. И где-то здесь же, в этом городе, должен быть Крестный…

Глава шестая.

   Разыскать в Лозанне Василя не составило большого труда, как могло бы показаться на первый взгляд… Для этого нужно было найти хотя бы одного русского… Осталось решить только один вопрос – где искать русского в небольшом, по сравнению с Российскими мегаполисами, швейцарском городе, где населения было даже меньше, чем в любом занюханом российском райцентре?
   Иван медленно шел по полого спускающейся к озеру улочке между прилепленными друг к другу трех-четырехэтажными домами со странными крышами, один скат у которых был примерно в полтора раза больше другого…
   Дома в Лозанне располагались как-то кучками, житель Москвы сказал бы – микрорайонами. В группе домов было очень мало деревьев и вообще, зелени, зато друг от друга такие кучки отделялись настоящими парками, лужайками, полянками или еще чем-то в этом роде…
   В центре города, около гостиницы, в которой Иван остановился, улицы выглядели по общеевропейскому стандарту, напоминая, например, многие районы Москвы. Но ближе к озеру все больше чувствовался национальный франко-швейцарский колорит… Озеро было старым центром этого законсервированного, почти наглухо загородившегося от времени города в центре Европы почти на границе с Францией…
   Ивана интересовали открытые кафе и маленькие ресторанчик на берегу Женевского озера…
   Где, как не в ресторане или кафе искать русского, не привыкшего к тишине и спокойствию швейцарских городов… Он обязательно будет обитать там, где бывает больше всего народа, где можно если не поговорить по душам, то хоть словечком перекинуться со случайным собеседником, а то и в беседу того втянуть…
   Если, конечно, человек, не испытывает тяги к молчанию и одиночеству. Наверное и такие гости из России бывали в Лозанне нам берегу видавшего виды Женевского озера… Но такие русские и не интересовали Ивана. Ему нужен был соотечественник, любящий поболтать, вроде австрийца Франца-Иосифа…
   Улочка со сверхоригинальным названием «Зеештрассе» вывела его к окруженному горами озеру, и в первом же небольшом кафе на пять столиков, которое называлось «Вильгельм Телль», Иван наткнулся на тот объект, который искал. Приличной наружности господин лет пятидесяти в хорошем светлом костюме, сидел за столиком, подперев голову рукой и мрачно смотрел на Женевское озеро… Иван готов был поспорить, что если бы он сидел у самой воды, он неприменно стал бы плеваться в озеро – настолько раздраженный вид был у этого сильно выпившего человека…
   Он был явно чем-то недоволен, потому что между частыми прихлебываниями коньяка из большой рюмки он возмущенно бормотал:
   – Что за дикий народ! Не швейцарцы, а эфиопы какие-то! Им, видите ли, все равно, озеро это или море… У них, видите ли, это называется одним словом – «зее»… Женевское море! Тьфу! Прости господи, дожил Саня Козырев – какую-то лужу ему пытаются выдать за море!.. Мне – капитану второго ранга дальнего плавания Сане Козыреву… Идиоты швейцарские! Сыроеды!.. Макароны по флотски! Вот еда настоящего морячка!..
   Иван сел за столик рядом и некоторое время слушал возмущенную болтовню бывшего моряка, невесть каким ветром занесенного на Женевское озеро… Потом он тихо кашлянул и сказал тихо, чтобы понемногу привлечь к себе его внимание и затем расспросить его подробно обо всем, что он здесь знает…
   – Вы напрасно обижаетесь на швейцарцев, господин Козырев… Они не собирались вас обманывать. Виновато, скорее всего, ваше неважное знание местного диалекта немецкого языка…
   – Я знаю этот собачий язык! – возмутился бывший капитан… – Зее – это значит море! А море я знаю как свои пять…
   Он растопырил правую ладонь, долго ее рассматривал, словно считая пальцы, но их на его руке оказалось только четыре и он поправился:
   – … как свои четыре пальца!
   Тут только до него дошло, что говорят они оба по-русски! Он повернулся к Ивану всем корпусом, схватил его за рукав и дернул к себе… Иван чуть не упал со своего стула. Он пересел к Козыреву.
   – Швартуйся ко мне, земляк… Теперь я буду с тобой разговаривать. А то этот швейцарский скот, который совершенно необоснованно считает себя представителем великой морской державы…
   Он кивнул головой в сторону стоящего на улице у входа в дом хозяина кафе, который поглядывал на пьяного с явным неодобрением.
   – …знает по-русски только две фразы: «Коньяк кончился» и «Иди спать, Козырев, ты пьян, как свинья!». Вторую фразу это я научил его говорить… Иной раз кажется, что дома в кабаке сидишь, а старший механик тебя домой гонит… Вот, видишь, смотрит на меня! Видишь! Я плачу за его проклятое пойло, которое он называет коньяком, а я помоями, а он еще смотрит на меня – пьян мол! А сам живет на берегу какой-то лужи, да еще морем ее называет… Сухопутная крыса, вот он кто! И пусть не обижается на прямые, но честные слова капитана дальнего плавания Козырева. Я говорю прямо в глаза чистую правду и людям часто не нравится то, что они от меня слышат…
   – Вы не правы, господин Козырев, – сказал Иван. – Озеро и море – по-немецки это совершенно разные слова, хотя и произносятся, и пишутся они почти одинаково… За исключением одной маленькой разницы…
   – Так в чем же состоит эта маленькая, как вы говорите, разница? В размерах? – пьяно уставился на Ивана капитан второго ранга.
   – В артикле, – пояснил Иван, – с помощью которого устанавливается род каждого существительного. Море по-немецки будет «die See», а озеро – «der See». Море у них женского рода, а вот озеро – мужского… Вас никто не обманывал, господин Козырев…
   Капитан долго и как-то сочувственно кивал головой, а потом заявил:
   – Я же говорю – идиоты! Мужского… Женского… Во первых, это не море, можете со мной спорить сколько угодно! В во-вторых, и море, и озеро – среднего рода, спросите любого младенца!
   Иван не смог ничего противопоставить пьяной логике капитана дальнего плавания второго ранка Козыреву.. Да и не собирался, его мало волновали особенности словообразования в немецком языке, ему нужен был лишь контакт с этим пьяницей…
   Козырев, как видно, обрадовался встрече с незнакомым земляком чрезвычайно! Он буквально вцепился в Ивана и засыпал его словами. не давая буквально тому вставить слово в его речь…
   – Ты представить себе не можешь, земляк, – заявил Козырев, как только убедился, что Иван не будет больше оспаривать его тезис, что швейцарцы – идиоты, – как я тут одичал среди этих олухов… Они даже по-английски говорят хреново, только по-немецки или по-французски. И еще – по-итальянски… И еще – на каком-то дурацком местном… Ретрорумынском, что ли?.. Хотя, причем тут Румыния?.. Я их не понимаю! Поверь мне, земляк! А по-русски – ни одна свинья не говорит! Кроме меня…
   Хозяин кафе в это время что-то проговорил очень недовольным тоном… Козырев посмотрел на него презрительно и сказал:
   – Вот что он сейчас сказал? Скажи мне на милость? Я не понял ничего… Может он меня тоже идиотом обозвал, как я его?.. И что же? Это пройдет для него безнаказанно? Так он привыкнет и станет называть меня идиотом постоянно… Нет! Это необходимо немедленно пресечь.
   – Он сказал, что четвертый государственный язык называется ретороманским, – перевел Иван фразу хозяина. – А Румыния, говорит, это не Швейцария, это – Восточная Европа… И что язык там варварский по сравнению с их ретороманским…
   – Вот видишь, земляк, – обиделся капитан, – он все же меня за дурака держит. Румыния, говорит – это Европа. Жопа это полная, а не Европа. Я там был… Моря нет… Двести верст побережья Каспия – это море, скажи мне на милость? Устье Дуная, заросшее болотами… Нет! я там был… Полная жопа!..
   – А, что же, русских здесь нет совсем? – спросил Иван.
   – Почему? Есть, но мало! Очень мало! Гораздо меньше, чем в Москве – швейцарцев…
   – Странно, сказал Иван, – А я слышал, один друг мой тут отдыхает. Так тот очень поговорить любит… А может ты его видел – он еще гаванский ром пьет словно минеральную воду, бутылками…
   Капитан покачал головой.
   – Пью здесь только я. Но, только, ром я не пью. Я пью только коньяк… Тьфу, черт! я весь запутался в этих «тольках»… Что я хотел сказать? А-а!.. Пью я… исключительно – коньяк. Хотя у этого Вильгельма Телля…
   Он снова оглянулся на хозяина кафе.
   – …не коньяк, а моча горного козла какая-то… Пойдем отсюда, земляк, я тебе другое место покажу и кое с кем из наших познакомлю…
   Он встал, бросил на столик скомканную салфетку, еще раз оглянулся на продолжавшего хмуриться у двери хозяина и пробормотал:
   – Эй, муфлон, запиши на мой счет!
   – А куда мы идем? – спросил Иван, когда они с Козыревым двинулись вдоль парапета набережной, полого огибающей берег озера.
   – Куда ж нам идти, дорогой мой! – воскликнул Козырев. – К девочкам! К Машке с Лариской! Они землякам всегда рады. Даже от денег отказываются. Не берут… Но я этим не злоупотребляю. Рад бы злоупотребить, но не могу… Приходится мне девочек употреблять по очереди… Чтобы ни одной обидно не было…
   Козырев привел Ивана к небольшому аккуратному домику на окраине города. Внешне домик ничем не отличался от длинного ряда точно таких же, прилепившихся друг к другу строений под черепичной крышей, разве только немного был пооблезлее остальных – краска местами пооблупилась, а свежей никто облупившиеся места не проходил… Да еще, пожалуй камни на дорожке через газон от улицы к крыльцу дома лежали как-то неровно, кривее, чем у остальных домов… Оказалось, что здесь, на втором этаже и живут те самые девочки, о которых говорил Козырев…
   Дом принадлежал племяннику начальника кантональной полиции господина Фридерика Эпиналя Клоду Камбре и на первом этаже жила его престарелая мать, пока сам племянник пропадал то в Женеве, то в Париже, устраивая свои амурные дела… Он давно бы уже продал этот дом, но в Лозанне покупателя на это барахло было не найти, а всучить кому-нибудь этот домишко в Париже Клод постоянно забывал… Оставалось только как-нибудь проиграть его в карты во время очередного посещения Монте-Карло....
   Старушка, которая жила на первом этаже, уже ели ходила, но продолжала проводить целый день на ногах и проводила сутки за сутками, перебирая свои старые и совершенно уже ненужные ей вещи… Но для нее эти были вещи представляли вполне определенную жизненную ценность – там клочок материи, там пуговица, или клубочек шерсти, или старые ботиночки Клода, когда он был еще мальчиком… На второй этаж старушка не заглядывала, да и не смогла бы туда заглянуть при всем своем желании – она давно уже разучилась самостоятельно ходить по лестницам…
   Машка с Лариской оказались двумя русскими проститутками, невесть каким путем зацепившимися в Швейцарии, в которой проституткам вообще зацепиться очень трудно. Впрочем, Козырев тут же сообщил, что один из их постоянных клиентов – начальник местной кантональной полиции герр майор Фридерик Эпиналь. И что только с его помощью стал возможен столь удивительный для Лозанны феномен…
   Новому человеку из России Маша с Ларисой обрадовались, словно выиграли поездку на Канский фестиваль в передаче, которую смотрят только из-за проводящегося в ней конкурса… Так и они радовались Ивану, совершенно не представляя себе, чем, собственно, можно оправдать эту радость. Просто он был из страны, которую они обе покинули уже давно и успели смертельно по ней заскучать в этом швейцарском раю, от которого порой хочется просто выть волком…
   Часа через два Иван знал обо всех русских, живущих в Лозанне, абсолютно все…
   Сначала его несколько обескуражил тот факт, что и Маша, и Лариса уверенно утверждали, что никого, хоть отдаленно напоминающего Крестного в Лозанне нет… Только вот, Санька Козырев, их вечно пьяный капитан слегка похож, но это точно – не он…
   Но потом Иван сообразил, что Крестный мог вести уединенный образ жизни, на люди не показываться, а к проституткам, и вообще, к сексу, его интерес угас уже давно… Не мудрено, что Маша и Лариса его не знали…
   «Может быть, он живет в Лозанне отшельником и анахоретом?» – спросил Иван сам себя, хотя ответить и не мог бы, хотя бы потому, что не понимал толком что означает слово «анахорет», которое вдруг выползло откуда-то из глубины его памяти, а смысл его так и остался погребенным в этой самой глубине…
   Ну а охранники Крестного, Василь и другие, которые, наверняка, тоже есть, они-то мужики молодые и здоровые, им без баб просто не прожить… Не друг друга же они там трахают, в местной резиденции Крестного…
   Стоило Ивану спросить, часто ли бывает у них Василь, как и Маша, и Лариса разразились неудержимым хохотом… Даже Козырев захихикал, снисходительно похлопывая Ивана по плечу…
   – Ну, сказанул ты, Петя! – мелко трясся он от смеха. – Ну, прямо – штанами об дорогу! Да они сами поначалу бегали за Василем, к нему не напрашивались, а он им пинка – старые, говорит, титьки висят, морщины под глазками, короче – нагнал их оттуда… Но они и здесь не пропали, а Лариска? Не пропали? Хватает вам с Машкой лозаннских мужиков? Им и такие титьки пойдут, верно? А что? Отличные титьки, скажи, Ларис!
   Козырев обхватил Ларису сзади и повалил на широченную кровать, купленную с явным расчетом на групповой секс, если такая необходимость возникнет, и начал мять ее груди руками…
   – Да отвали ты, нахлебник! – вяло отбивалась Лариса от объятий Козырева, еще не перестав смеяться над вопросом Ивана о Василе. – Ну, отвисли, конечно, немного… Ну, так сколько вашего брата их мне оттягивали! Они у меня еще молодцом! А Василю, тому свежачок подавай! Торчащие, чтобы сосочки кверху, и чтобы вокруг соска кружок большой был, на экране чтобы хорошо заметно было… А задок у меня хоть и хороший, словно у девочки упругий, это его не интересует, почему-то… Странный он вообще какой-то… Короче – еще тот придурок!..
   – На каком экране? – не понял Иван. – Ему женщины-то зачем?
   – Да ты ничего про него не знаешь, землячок! – воскликнула Маша. – Темнишь ты, что это твой знакомый. Ты выведать про Василя хочешь – где он, да как он, а нас за дур держишь… Нам с ней наплевать, зачем тебе Василь понадобился… Но рассказывать бесплатно не будем! Платишь нам с Лариской по пятьсот швейцарских франков и мы тебе выложим все, что знаем о Василе. А знаем мы все: где он, чем занимается, с кем живет, кто его охраняет и прочую муру… А чего не знаем, так и узнать не долго, за хорошие-то деньги! Так, ведь, Лариска?
   «Как это – кто его охраняет? – не понял Иван. – Он же сам Крестного охраняет… Двойной кордон у Крестного, что ли?»
   – Доллары устроят? – спросил Иван.
   – Устроят, землячок! – воскликнула Маша. – Еще и обслужим бесплатно. Вдвоем… По высшему классу, это мы умеем…
   – А мне? – подал голос Козырев.
   – А тебе и так всегда бесплатно, – отрезала Маша. – А денег не получишь! Все равно пропьешь! Клиентов больше приводи, больше денег будет! Да зачем тебе деньги, Козырев?..
   – Хватит базарить! – Иван все больше раздражался на то, что не понимает ситуации. – Выкладывайте, что знаете о Василе. Вот деньги.
   Он достал две купюры по пятьсот долларов и положил на стол. Маша протянула руку, чтобы взять деньги, но Иван шлепнул ее по руке и сказал:
   – Заработай! И если вы ничего толком мне о Василе не расскажите, то я вас… Короче, советую вам напрячь память…
   Иван заметил, как хищно смотрел капитан Козырев на его бумажник и решил, что лучше быть настороже и не выпускать никого из этой троицы из поля зрения… Особенно капитана-алкоголика… Мало ли чего можно ожидать о его пьяного воображения!..
   Лариса с Козыревым притихли на кровати, Маша, поглядывая изредка на них, начала говорить быстро, явно рассчитывая заработать деньги, лежащие на столе. Видно, лозаннские мужики не слишком охочи до прелестей подвядших русских проституток, дела у русских девочек явно идут не самым лучшим образом. Иван давно понял Что радость его появлению связана еще и с надеждой с его помощью поправить свое финансовое положение…
   – Мы, как только сюда попали, долго работу искали, по домам ходили сначала, в прислуги хотели наняться, в дворники или, там, в няньки… Как мы здесь оказались – это долгая история, она к делу не относится… А все из-за этого мудака-алкоголика!.. Это же мой первый муж! Я за него девчонкой выскочила, увлек, собака, рассказами о дальних странах… А потом ушел в свое плавание и – поминай как звали… Даже денег мне е оставил… Пришлось самой зарабатывать… Он приехал, посмотрел на меня, а я уже самая настоящая проститутка и жизнь такая мне гораздо больше нравится, чем на заводе корячиться. Лучше я в постели покорячусь… Так этот подлец со мной развелся, а сам стал мне клиентов подыскивать… Потом с Лариской познакомились, вместе стали работать… Вместе как-то веселей, да и заказы часто поступают на двух сразу… Так вот этот придурок однажды прибегает к нам и с порога начинает орать, что его нашел какой-то старый дружок, которого он кинул во время плавания не о в Каире, не то в Калькутте, не помню я, что ему нужно срочно из России бежать… А он говорит – поехали со мной… Помните, говорит, министра гражданской авиации обслуживали у него дома во время банкета? Так вот он до сих пор с нами не расплатился и предлагает, скотина, организовать мне визу и билет в Швейцарию… Если со мной поедете, он и вам бумажки оформит… Ну, мы, как дуры, и поехали с ним… На свою-то голову приключений искать…
   Она мотнула головой в сторону Козырева, уже полезшего Ларисе под юбку…
   – Он нас сюда притащил, под начальника полиции подстелил. Этот самый Фридерик, герр майор Эпиналь, разрешил нам с Лариской остаться в Лозанне… А денег-то так и нет! Работа нужна. Вот и помотались… Только русских здесь не берет никто… Не любят здесь русских, ворами считают и проститутками… Правильно, в общем-то, считают… Ну, однажды приходит этот нахлебник, говорит, всё, девки, нашел вам работу. В порнографическом фильме будете сниматься, у одного русского, он студию здесь держит… Не совсем здесь, а недалеко отсюда, в Монтрё, тоже на берегу озера, к востоку отсюда… Там городок поменьше, чем Лозанна, раза, примерно, в три. Народ в Монтрё нелюбопытный живет… В чужую жизнь никто не лезет… Так вот Козырев говорит, ему, русскому этому, девушки нужны для съемок… Девушками, конечно, нас не назовешь, обеим по двадцать пять уже… И сниматься нам приходилось только на панели… Но почему бы не попробовать?.. Шанс-то какой-никакой у нас всегда есть… Поехали с Лариской в Монтрё…
   Маша говорила монотонно, ровным голосом. Ивану показалось, что делает это она нарочно, словно пытается усыпить его, но совершенно не понимал, – зачем ей, собственно, это нужно? – Не знаю, кем этот Василь был в России, говорят, он авторитет какой-то… Но здесь он живет, как… Ну, я не знаю, как… Как хочет, так и живет… Купил старинный замок на берегу Женевского озера, напичкал его охраной, и студию там у себя устроил – порнофильмы снимает… Нам-то с Ларкой насрать – порно, так порно, лишь бы деньги платили… А деньги хорошие обещали… Может быть этот Василек в России и авторитетом был, а по мне – так был он козлом – козлом и остался! Козел! Одно слово… Приказал нам с Ларкой раздеться, осмотрел со всех сторон, как лошадей, лечь приказал, ноги раздвинуть, рассматривал там что-то у нас, словно там у нас все не так же как у других баб сделано, потом раком поставил…
   Она явно отвлекала Ивана от чего-то, не желая, что бы он выпускал ее из центра своего внимания, смотрел куда-нибудь кроме нее. И поэтому снабжала свой рассказ о их с Ларисой первом визите в замок Василя живописными подробностями…
   – Потом говорит: «Ну-ка, потрахайтесь здесь друг с другом, девочки…» Ну, мы с Ларкой изобразили ему… А он потом подошел ко мне, груди потряс так, поподбрасывал ладонью, словно мячики, сосок помял и говорит: «Одевайся! И чтобы я тебя больше здесь не видел… Я не страхушники снимаю, чтобы такие титьки зрителям показывать!»… Вот козел сраный! Сам титька! И Ларку вместе со мной выгнал. «Идите, говорит, друг с другом трахайтесь! Вам это видно, нравится…» Нравится, как же! Сволочь!.. Сам же трахаться заставил!..
   Маша вздохнула, закурила сигарету, сделала пару затяжек и продолжила:
   – Вышли мы с ней из замка этого поганого, а сами плачем! Что делать-то? Одеться надо! Жрать надо! А где денег взять? Тут вижу, охранник у ограды замка плотоядно так на нас поглядывает. Я ему мигнула – пошли мол!.. В общем, за час мы с Ларкой заработали на месяц вперед… Там охраны – десять человек и все как с голодухи какой-то! Я одного спрашиваю: «Вы че, как из тайги? У вас же баб полон дом! Не дают что ль?» А он мне растолковал, что тех баб никому из охраны трогать не разрешается… Только когда сам Василь вызовет и при нем под камерой заставит трахаться… Для кино, значит… А сами бабы тоже от них шарахаются. Василь сразу выгоняет, если узнает про кого… Держит, короче, всех на диете, сам только трахает, кого хочет и когда хочет… И всегда смотрит, когда на съемках по сценарию трахаться должны, чуть ли не между ног голову сует бабам, оператор ругается на него, всю картину его затылок загораживает… А иной раз и сам артистам показывает, как трахать надо женщину, залезет на нее, подергается, кончит, а потом артиста на нее гонит. А девки, артистки-то эти, терпеть должны, иначе – сразу под зад коленом… Сценарии-то он сам сочиняет… Но все – одно и то же! Такой бред сивой кобылы! Все фильмы у него в средние века происходят, все там ебутся, как собаки, особенно бабы… Прямо гоняются за мужиками голышом, доспехи с них сдирают и давай ему сосать, пока не встанет у него… Где он только таких баб видел, чтоб без денег трахались?.. Фантастика прямо какая-то…
   Ивану было непонятно, почему голос Маши становится все более напряженным. Он обратил внимание, что она все чаще осторожно косит глазами вбок, на свою подружку и их сутенера…
   Козырев, тем временем, не спеша поднялся и потянулся за лежащими на столе сигаретами. Иван видел, что сигарет он не достанет, если не встанет с кровати, это должен был прекрасно видеть и сам Козырев. Однако, он продолжал тянуться к столу…
   Секунды Ивану хватило, чтобы понять, что это отвлекающий маневр…
   Лариса, которая в этот момент исчезла из его поля зрения, вдруг появилась вновь на периферии зоны видимости его левого глаза… Но Иван все же хорошо понял смысл ее жеста…
   Она поднимала пистолет для выстрела… Иван упал на пол за доли секунды до того, как она нажала курок. Вслед за звуком выстрела раздался звон зеркала, в которое угодила пуля и испуганный вскрик Маши… Наверное, она догадалась, что будет дальше…
   Пока Лариса соображала, что произошло, пока до нее доходило, что она промахнулась, пока она разворачивалась и вновь наставляла на Ивана опущенный ею после выстрела пистолет, тот оказался уже на ногах и сделал короткое, но резкое движение… Женщина, конечно, не противник, но вооруженная женщина тоже может наделать дырок в шкуре… Поэтому следовало принять меры…
   Со стороны могло показаться, что он едва коснулся ларисиной шеи, но она тут же захрипела и схватившись руками за горло, начала медленно падать на кровать.
   Козырев подхватил ее на руки и начал закрываться ее телом от Ивана, испуганно ерзая по кровати… Рот его был раскрыт, но он не издал ни звука, только жадно хватал воздух и испуганно таращил глаза на Ивана, боялся, что ему достанется тоже…
   Маша сидела за столом, вцепившись левой рукой в стул, правая лежала на деньгах, но схватить их и спрятать она не решалась… Но и оставить тысячу долларов на столе в такой напряженной ситуации было выше ее понимания… В конце концов это были почти уже ее деньги!
   Иван поднял свой упавший стул, сел на него и сказал ровным голосом:
   – Продолжай!
   Повернув голову к Козыреву, он добавил тоном, ослушаться который было невозможно:
   – Больше меня не отвлекайте…
   – Что продолжать-то? – дрожащим голосом сказала Маша. – За счет этих охранников и живем теперь. Каждую неделю к нам приезжают из Монтрё. Жить можно… А мы все сплетни из замка поэтому знаем… Мужики в постели все рассказывают, даже тайны…
   – Гости из России в замке есть? – спросил мгновенно напрягшийся Иван, сильно уже, почему-то, сомневаясь при этом, что получит от Маши на свой вопрос положительный ответ…
   Маша недоуменно пожала плечами.
   – Там все гости в этой стране и все – из России! Какие тебе еще гости?
   – Меня интересует пожилой мужчина, на вид – пятьдесят пять примерно, лысоват, волосы по бокам головы почти седые, брови густые, нос прямой, правильный, говорит много, любит гаванский ром, женщинами не интересуется, из России – недавно… Возможно, что другие называют его кличкой «Крестный»…
   Маша наморщила лоб, пытаясь вспомнить… Иван видел, что ей трудно сосредоточиться, что ее больше всего сейчас интересует, что с ее подругой, жива ли она и нужно ли будет делиться с ней деньгами, но он торопился, потому что на него внезапно, волной накатило ощущение, что он зря теряет здесь время…
   – Ну! – сказал Иван. – Твоя подружка наказана! И если она еще не сдохла, то выживет, хотя и будет теперь хрипеть, как Армстронг в свои лучшие годы… Деньги забирай! Они твои… Все твои, с ней…
   Он кивнул в сторону Ларисы.
   – …можешь не делиться. Для нее достаточно будет и того, что она в живых останется… Если, конечно, останется…
   Иван секунду подумал.
   – Теперь слушай меня внимательно. У тебя есть возможность заработать. Много заработать… Отвечай быстро! Как попасть в замок? Мне нужно увидеть этого Василя… Я хочу с ним поговорить… Если ты мне поможешь туда проникнуть, получишь десять тысяч… Баксов. Деньги у меня с собой, здесь… Согласна?
   Маша кивнула головой автоматически, не успев ни о чем подумать, едва только услышала названную Иваном сумму… Не зная даже, сможет ли ему помочь… Но… За такую-то сумму? Она не сомневалась, что сможет. Да она наизнанку вывернется, но найдет способ…
   Иван дал ей десять минут подумать. Через десять минут, сказал он, ему не нужна будет ее помощь, он сам найдет способ проникнуть в замок…
   Пусть его хоть полк спецназа охраняет. Не такие крепости брали! Сказав последнюю фразу, он вспомнил, как ликвидировал кандидата в президенты Белоглазова, которого охраняли сотни фээсбэшников, и иронически хмыкнул…
   Кстати, в кого это, интересно, стрелял тогда Никитин? Ведь Иван тогда плотно сидел у него на стволе, но Никитин предпочел выстрелить в худого высокого генерала с крашенными черными волосами, который стоял между ним и перепуганным насмерть Белоглазовым… Эту смерть тоже тогда повесили на Ивана.
   «Никитин знает, что я видел тот его выстрел, – подумал Иван. – Мы же тогда глаза в глаза уперлись… Он, конечно, не забыл, что я видел, как он пришил своего… В живых он меня не оставит ни в коем случае… Я лично для него опасен! И как только Крестный будет мертв, он примется за меня… Рискованно, однако играет ментовский начальничек! Блефует напропалую! Так можно и подсесть по-крупному!.. Ничего, скоро я вернусь в Москву, там разберемся… Не нравится мне в этой чертовой Лозанне!»
   Пока Маша думала, Иван посмотрел, что с Ларисой… Ничего серьезного с той не случилось. Иван задел ей нервный узел, в который, собственно, он и хотел попасть, мышцы лица у нее оказались парализованными, ни разговаривать, ни даже губами шевелить она не могла… И не скоро еще сможет… Не раньше, чем завтра…
   Трезвый от страха Козырев молча сидел рядом и стучал зубами. Иван повернулся к нему спиной и сел на кровати, закурил. Он знал, что теперь Козырев не нападет него. Иван неплохо разбирался в том, как страх действует на людей. Кого из них толкает на отчаянные поступки, а у кого отнимает последнюю энергию к действию… Козырев был из тех, кого страх парализует…
   Иван посмотрел на сидящую за столом Машу и удовлетворенно отметил, что деньги со стола исчезли. Маша сидела, наклонив голову, и теребила челку на лбу, уставившись в стол напряженным взглядом…
   «Для подавляющего большинства людей, которые мне встречались, – подумал Иван, – деньги – самый мощный стимул их способностей… Вряд ли эта девчонка будет исключением из общего правила. Сейчас она представит, что деньги могут от нее уплыть и обязательно что-нибудь придумает… Я верю в ее любовь к деньгам!»
   – Он! – Маша вскочила со своего стула и, вцепившись в ворот рубашки Козырева, начала поднимать его с кровати. – Он проведет тебя к Василю! Что же ты молчишь, пьяная сволочь? Ты же можешь это сделать!.. Ты же ездишь к Василю в этот замок…
   – Я не могу! В какой замок? С чего ты взяла? – зачастил Козырев, отмахиваясь от нее, как от нападающей пчелы – часто и бестолково. – У меня никаких дел нет с Василем! Как я его туда проведу? Что ты несешь, дура?.. Меня самого там пристрелят…
   Иван отодвинул рукой Машу от капитана Козырева и спросил у нее скептически:
   – Это и есть твоя идея?
   – Да! Он постоянно в замке бывает, – торопливо заговорила Маша. – Он нам клиентов поставляет, из тех, кто в город приезжает, а к Василю – женщин заманивает… За это Василь его счета оплачивает в магазинах и в кафе «Вильгельм Телль»…
   – Как я его туда приведу? – возмутился Козырев, который уже не отказывался, что работает на замок. – Он же не женщина! Меня же Василь не поймет!.. Он же пошлет меня… И его тоже…
   – Заткнись, козел! – оборвал его Иван. – Тебя пока не спрашивают…
   – Ты уверена, что он может это сделать? – вновь спросил Иван у Маши. – Деньги ты получишь не раньше, чем я вернусь из замка. Поэтому не пытайся меня обмануть… Рассказывай, что ты придумала…
   Но Маша рассказывать не спешила, обеспокоенная новой проблемой.
   – Не надо ничего придумывать… В замок ты попадешь! А вот как обратно будешь выбираться? Если тебя охрана пристрелит, я не получу своих денег! Меня такая раздача не устраивает…
   Иван снисходительно улыбнулся…
   – Деньги ты получишь, можешь не сомневаться… – сказал он – Мне нужно только войти туда тихо, чтобы не поднимать шум раньше времени… Я выйти я сумею… Боюсь, правда, что вы тогда останетесь без большей части своей основной клиентуры…
   – Если я получу деньги, насрать мне на этих клиентов! – сказала Маша. – Я уеду отсюда! Меня давно уже тошнит от этого поганого города, этого тухлого озера, этого начальника полиции с его дешевым одеколоном и склонностью к мазохизму…
   Она повернулась к Козыреву.
   – Ты приведешь его к замку и скажешь охране, что у него дело к Василю… Тебя там знают, никто не удивится:, что ты придешь в замок… Его попросят назвать себя… Скажешь, что он швед, ни по-русски, ни по-английски не говорит совсем…
   Маша посмотрела на Ивана и пояснила:
   – Русским они не доверяют… Боятся русских. Василь что-то там сотворил такое в России, теперь расплаты ждет. Далеко от России забрался, а все не верит, что в покое его оставят… Правильно, наверное, не верит, ему виднее… Если скажешь, что ты русский, не пустят, будут наводить справки – кто такой, зачем, чем в России занимался и так далее. Шведом быть гораздо проще… На шведа особого внимания никто не обратит…
   – Меня спросят, какое у него дело, – подал голос Козырев. – Что я отвечу?.. Если нас заметут, меня первого шлепнут… С Василем шутки плохи, сама знаешь. Он если заподозрит, что я под него копаю – все! Я тогда смело могу считать себя покойником…
   – Не ной! – ответила Козыреву Маша. – Скажешь, что он торговец девочками. Ему, мол, нужно поговорить с самим Василем. У того давно новых не было, а эти ему приелись уже… Он обязательно клюнет… Пистолет ты отдашь Козыреву…
   Маша снова обернулась к Ивану.
   – …Его обыскивать не будут. А пока к Василю вас будут вести, он тебе его обратно передаст… Если вдруг заметишь, что он…
   Она кивнула на Козырева.
   – …пакость какую замыслил, – убей его сразу же, пока он не успел тебя подать. Ведь ты же умеешь убивать руками?
   Она не спрашивала, она утверждала. Иван усмехнулся, но промолчал… Козырев зябко повел плечами и глуховатым голосом забормотал:
   – Что я, себе враг, что ли? Да у меня и в мыслях не было… Охота была бы связываться, шкурой рисковать… Шкура-то она одна у меня, поэтому, наверное, она так и дорога мне…
   – Не было охоты, так появится! – перебила его Маша. – Я тебя знаю! Смотри, Козырев, сделаешь все как нужно, три тысячи твои! Если где-нибудь нагадишь, я сама тебя задушу, вот этими руками… Я долго тебя терпела, но ты меня знаешь…
   И она показала капитану свои маленькие ладони. Иван посмотрел на них и подумал, что, пожалуй, и правда, задушит…
   – Все! – сказал он. – Поехали прямо сейчас. У меня мало времени…
   Времени, конечно, у него было вполне достаточно, но ему уже не терпелось убедиться в правильности своего ощущения – Крестного в Лозанне нет…
   И вернуться в Москву. Чтобы найти, наконец, Крестного. И еще – задать Никитину вопрос – зачем его пустили по ложному следу?
   Зачем натравили на какого-то Василя, выжившего, судя по всему, из ума со своими девочками и порнофильмами… Но увидеть Василя и убедиться, что ощущение его не обманывает, Ивану было необходимо.
   Козырев, однако, сразу понял, что с Иваном лучше всего быть осторожным и не шутить – убить он может и случайно, просто потому, что случайно под руку попадешься… А уж если заметит, что ты против него что-то замыслил! Лучше всего быть с ним предельно осторожным. То есть помогать, всем, чем можешь…
   Знающий в Лозанне всех, кто чем-либо торгует, Козырев через полчаса подогнал к дому, который снимали проститутки, старенький «ситроен». Машину он арендовал в долг у владельца автомастерской, который скупал подержанные машины и собирал из трех развалин одну, вполне приличную… Никто из расчетливых лозаннцев его услугами не пользовался, но у иностранцев, которым машины нужны были на время и за невысокую плату, его мастерская пользовалась неизменной и прочной популярностью…
   Машина сверкала свеженьким лаком и производила впечатление совершенно новой.
   За полчаса «ситроен», двигатель которого оказался отлично отрегулированным и надежно и уверенно ревел на крутых поворотах горной дороги, домчал их до ограды старинного замка на окраине Монтрё, домики которого на фоне горных склонов словно позировали для рекламных туристических проспектов. За замком начинался крутой подъем на скалы, мрачной громадой нависающие над замком, над озером и надо всем маленьким городком…
   «Частная собственность. Въезд запрещен!» – гласила надпись на пяти языках перед подъемным мостом через глубокий ров, который когда-то, вероятно был заполнен водой, а сейчас его дно заполнял всякий мусор, – битые бутылки, пачки от сигарет и шоколада, грязная бумага, ящики из-под пива и прочая дрянь.
   Кроме четырех государственных швейцарских фраза была написана и по-русски, на что Иван особо обратил свое внимание…
   Не обращая внимание на предупреждение, Козырев зарулил на мост и остановился вплотную перед воротами из листового железа, никак не сочетавшимися с выветрившимся на солнце почерневшим средневековым камнем, из которого были сложены стены. Ворота, подумал Иван, варил один из русских умельцем, из тех, что в России кормятся изготовлением гаражей и оградок на могилы…
   «Оградка обитателям замка скоро пригодится, – усмехнулся Иван. – И, скорее всего, не одна… Первая – для хозяина.»
   Едва машина остановилась, из узкой и кривой двери в воротах показался охранник с автоматом. Вид у него был заспанный, видно посетители не часто баловали замок своими визитами…
   Увидев в машине Козырева, он сплюнул, зевнул и уставился на Ивана…
   – Чего надо? – спросил он у Козырева.
   Тот уже собирался ответить, но Иван сильно толкнул его в бок и сам вылез из машины. Он направился прямо к охраннику, который наставил на него автомат и зевал уже скорее нервно, чем спросонья…
   – Найн! Найн! Ихь вилль нихьт ден нельдентод штербен! Донер веттер! Ихь вайс нихьт дизер швайнише шпрахе! Яволь! Я… хотель! О, майн гот! Ихь хотель разговаривъать с хозяин дизер хаус! Мосье Василь! Найн! Герр Василь! Ихь хабе медхен! Филе шонише медхен! Битте! Зихь! Дизер бильд… Смотритъе! Битте!
   Иван нес эту околесицу на немецко-русском языковом винегрете и совал охраннику набор открыток, который он полчаса назад купил в лозаннском железнодорожном вокзале – единственном месте в городе, где разрешена муниципалитетом продажа эротической литературы и другой подобной печатной продукции.
   На открытках полуголые девицы позировали в самых неестественных позах…
   Иван еще проконсультировался у Козырева, не Василь ли производит это картинки… Козырев клялся и божился, что Василь специализируется только на видеофильмах и открытками не интересуется… Вряд ли он когда-нибудь видел фотографии этих девиц.
   Охранник растерянно покрутил открытки в руках, почесал в затылке…
   – Ты кого привез? – спросил он у Козырева. – Что за мудак? Чего он хочет?
   – Он к Василю хочет, – ответил Козырев неестественным от волнения голосом. – Товар у него… Только говорит он хреново по здешнему. А английский вообще не знает… Из Швеции он…
   И он кивнул на открытки, которые охранник держал в руках…
   Тот еще раз посмотрел на фотографии полуголых девиц, потом на Ивана и сказал:
   – Ждите, сейчас доложу…
   Вернулся он через пять минут не один, а с еще одним накаченным жлобом, который заставил Ивана поднять руки, прохлопал его по карманам и, не обнаружив у него оружия, кивнул им обоим, сказав Козыреву:
   – Пойдешь с ним. Переводить будешь…
   Козырева он, как и предполагала Маша, обыскивать не стал…
   Охранник повел их по выщербленным ступеням каменной лестницы на второй этаж…
   Пока он возился с бронированной дверью, набирая код на табло, Иван сунул руку в карман к Козыреву и переложил в карманы своего пиджака два «макаровых»… Привычная тяжесть пистолетов окончательно уверила Ивана, что ситуация полностью в его руках и все у него получится… Вот только сомнения, что крестный здесь, в замке, все усиливались и усиливались…
   Василь принял их в просторном кабинете, больше похожим на мрачное подземелье. Каменные стены сводом сходились над головой на очень большой высоте, и если бы не клочки чистого голубого неба, которые проглядывали в длинные и узкие окна зала, можно было подумать, что находишься в огромном подвале.
   Посредине, прямо под висящей на длинной и массивной цепи люстрой, стоял грубый деревянный стол, за которым сидел сам Василь.
   Он оказался в меру толстым очень прилично одетым господином лет сорока. В руках он вертел фужер с красным вином и внимательно разглядывал вошедших. Вернее, разглядывал он одного Ивана.
   На Козырева он метнул мимолетный взгляд и больше на него внимания не обращал, не отрывая пристальных глаз от Ивана…
   – Кого ты мне привел, старый алкоголик? – спросил он, не глядя на Козырева, спокойным и уверенным тоном. – Я же приказал тебе меня по пустякам не беспокоить… Мне нужны артистки… Женщины. Молодые красивые женщины с красивыми телами, а не мужики… Мужиков у меня у самого – полон замок! Выбирай любого, какой понравится. Мне нужны только девушки… Свежие молодые девушки, сколько раз это тебе объяснять?..
   Василь вздохнул, укоризненно глядя на Ивана, хотя обращался со своей тирадой только что не к нему, а к капитану Козыреву…
   – Из Швеции он… – забормотал Козырев. – Товар у него… Он мне фотографии показывал… Мне бы комиссионные со сделки.
   – Останься! – неожиданно резко крикнул он охраннику, который хотел выйти из зала. – Я тебя еще не отпускал… И следи за ними в оба… Они хотели меня видеть? Пожалуйста! Смотрите!
   Василь откинулся в своем деревянном кресле с высокой прямой спинкой, сильно смахивающем на трон, и поманил Ивана пальцем.
   – Ты, швед! Иди сюда. И говори сразу, зачем ты хотел ко мне проникнуть? Ты думал, я клюну на твои дешевые французские фотки, которые в Швейцарии продают на каждом вокзале? Наглец!..
   Василь швырнул пачку фотографий Ивану в лицо. Вспышка ярости взорвалась в мозгу Ивана слепящим светом фонарика его чеченского хозяина, когда тот входил среди ночи в сарай к своим рабом-гладиаторам убедиться, что они не порвали свои цепи…
   Прежде, чем первая открытка коснулась пола, Иван выхватил оба пистолета и трижды выстрелил… Он не понимал, зачем он это делает и куда стреляет. Руки сами делали все автоматически…
   Охранник с дырой во лбу повалился у двери на пол не успев даже поднять автомат для выстрела, а Василь в жался в свое кресло и лихорадочно нашаривал кнопку тревоги под крышкой стола…
   – Руки на стол! – крикнул Иван и, не целясь, выстрелил еще раз.
   Пуля оторвала пуговицу от рубашки на правом плече Василя. Он быстро выдернул правую руку из-под стола и положил ее на стол перед собой рядом с левой, прижав обе руки ладонями к дереву…
   Теперь Иван увидел, куда попали пули еще двух его выстрелов. Одной он разбил фужер с вином и на столе осталась стоять только длинная тонкая стеклянная ножка. Вторая сделала аккуратную дырку в спинке кресла, точно над головой Василя…
   – Ты покойник! – прохрипел Василь. – Тебе отсюда не выбраться… Ты попал, ты понимаешь это? У меня тридцать человек охраны…
   – Двадцать девять, – поправил его Иван, кивнув на лежащий у дверей труп охранника.
   – Я позвоню Фридерику, майору Эпиналю! Тебя арестуют, как только ты выйдешь из замка! – продолжал хрипеть Василь, не замечая, что противоречит сам себе. – Тебя будут искать по всему миру, пока не убьют… Ты сам залез в эту ловушку…
   – В эту крысиную нору, ты хотел сказать? – перебил его Иван. – Терпеть не могу крыс! Они мне так надоели, когда бегали по моему телу и пытались отгрызть от него кусочек, хотя я был еще жив. И жив до сих пор, как видишь… Таких тараканов как ты я никогда не убивал прежде, они мне просто не попадались на пути. Ты будешь первым… Сначала я отстрелю тебе уши…
   Прежде чем Василь успел пошевелиться, Иван сделал два выстрела и хозяин замка вскрикнув, схватился обеими руками за уши.
   – Руки на стол! – крикнул опять Иван.
   Василь послушно опустил руки. По его щекам текли струйки крови из простреленных ушей, кровь капала со щек на его рубашку…
   – Чего ты хочешь? – спросил он задавленным голосом. – Я тебя не знаю… Кто ты такой? Я дам тебе денег. Много денег…
   Козырев, который при первом выстреле Ивана забился куда-то в угол, что-то сдавленно пискнул, обращая на себя внимание.... Иван усмехнулся.
   – Эй, Козырев, сколько тебе нужно денег? – спросил он.
   – Э-э-э, – растерялся тот. – Сто тысяч! Нет! Сто пятьдесят!
   – Выпиши ему чек на сто пятьдесят тысяч долларов, – сказал Иван.
   Василь заскрипел пером по чековой книжке.
   – А тебе? Сколько нужно тебе? – торопливо спросил он. – Назови сумму!
   – Мне нужны не деньги, – сказал Иван. – Деньги меня не интересуют…
   Козырев осторожно приблизился к столу и, выхватив чек из пальцев Василя, вновь метнулся в свой угол, подальше от сидящего под прицелом Василя…
   – Что? Что тебе нужно? – засуетился Василь. – Камушки? У меня есть камушки – много камушков чистой воды! Не хочешь? Наркотики? Девочек? Хочешь девочек? Я отдам их тебе всех! Они все будут твои… И ты можешь делать с ними все, что хочешь… Они будут ласкать тебя, а ты можешь приказывать им все, что угодно… Ты будешь гладить их упругие груди, а они будут улыбаться тебе ласково и призывно… Ты, наверное, представить себе не можешь, как приятно гладить их ласковые мохнатки, проваливаясь пальцами в горячие влажные отверстия, ждущие твоего члена! Они все будут хотеть тебя, как сейчас они хотят меня! И ты их захочешь тоже! Их всех сразу! И будешь наслаждаться ими каждый день!.. Ты будешь вкладывать камушки между их горячих и влажных, сочащихся желанием губ и вылизывать их оттуда языком… Я всегда, всегда кончаю, когда мне, наконец, удается достать камушек из мохнатки!..
   Иван с удивлением смотрел на Василя. Тот, словно позабыл о том, что на него наставлено два ствола, что уши у него прострелены, а у двери валяется труп его охранника, застреленного Иваном.
   Глаза его затуманились и подернулись какой-то расплывчатой пеленой. Рот приоткрылся, язык делал странные движения, словно, действительно, Василь лизал женщину между ног…
   Он закатил глаза и начал делать конвульсивные движения бедрами, словно трахал кого-то…
   Иван посмотрел на Козырева в полном недоумении. Впервые он видел человека, который забыл о своей смерти, хотя она стояла совсем рядом с ним…
   Козырев, судорожно сжимая в руке чек, выписанный Василем, пожал плечами и красноречиво покрутил пальцем у виска…
   Василь издал протяжный стон и сполз на своем кресле так, что видна была только его голова и руки, лежащие сверху на крышке.
   Глаза его открылись и он посмотрел на Ивана так, словно видео его впервые…
   – Чего ты хочешь? – спросил он вяло и безразлично. – Скажи мне, чего ты хочешь, швед?
   – Я ищу человека по имени Крестный, – сказал Иван. – Если ты когда-нибудь жил в Москве, ты должен был слышать это имя…
   – Я слышал о Крестном, – неожиданно для Ивана сказал Василь.
   Иван напрягся, но следующая фраза Василя заставила его расслабиться.
   – Я слышал, что это он убил Белоглазова… Там, в России… Об этом сообщали в газетах и рассказывал мне начальник кантональной полиции, майор Эпиналь… Почему ты ищешь Крестного здесь?
   – Потому что мне сказали, что он прячется у тебя, – ответил Иван.
   – Крестный? – переспросил Василь. – Прячется? От кого?
   – От меня, – сказал Иван и вздохнул.
   Все происходящее казалось ему уже ненужной суетой, лишенной главной цели… Крестного здесь нет и никогда не было.
   Никитин обманул его. Специально отправил подальше от Москвы, чтобы самому разобраться с Крестным… Еще, наверное и хвостом Ивана наградил! Когда Иван спрыгнул с поезда, от хвоста он наверняка оторвался, но если человеку известен адрес, по которому Ивана отправили за мнимым Крестным, шпик неизбежно появится в Лозанне и даже здесь – окало резиденции Василя, чтобы вновь сесть ему на хвост и сообщать в Москву обо всех действиях Ивана…
   Ну, что ж! Посмотрим еще, кто в конце концов останется в дураках!
   Василь впервые посмотрел на Ивана с уважением. Человек, от которого прячется московская легенда, сам всесильный Крестный, не мог не вызывать у Василя самого искреннего уважения…
   Когда Василь заговорил, тон его заметно поменялся. Теперь он уже не угрожал, не пытался купить Ивана, он просил, он объяснял, он оправдывался…
   – Я, действительно, ничего не знаю о Крестном, – сказал Василь. – Я слишком мелкая мошка, чтобы он имел со мной дело… Я хотел всю жизнь только одного, уехать из России и забиться куда-нибудь в тихий уголок, где никто не помешает мне… делать все, что я хочу! Я хочу не так уж много… Я просто больной человек, который знает о своей болезни… Но у меня нет сил этому сопротивляться… Стоит мне подумать о моих девочках, об их мохнатых зверьках, прячущихся между ног от мужских взглядов, я не могу сопротивляться тому, что поднимается во мне сладкой волной…
   Дальше Иван не слушал.
   – Я тебя вылечу… – сказал он и выстрелил Василю в переносицу.
   Тот дернулся и застыл за столом, так и не убрав руки со столешницы из грубого дерева. Мечтательная сладострастная улыбка навечно застыла на его лице…
   Его болезнь прекратилась одновременно с его жизнью.
   Козырев заскребся в углу и подал голос.
   – Хорошо бы оказаться где-нибудь поблизости от Лозаннского муниципального банка раньше, чем его управляющему станет известно о смерти его клиента, – сказал бывший капитан дальнего плавания и кивнул на развалившегося за столом Василя.
   Иван вспомнил, как их вел охранник по замку к кабинету Василя.
   Они прошли по каменной лестнице на второй этаж, затем миновали небольшое помещение, где пятеро охранников резались в карты и еще через небольшой коридорчик – каморку, в которой сидел какой-то худой и долговязый охранник, скорее всего – что-то вроде секретаря Василя.
   Потом еще один очень длинный коридор и они уперлись в дверь перед которой теперь стояли с другой стороны в кабинете хозяина замка…
   Теперь уже – бывшего хозяина.
   «Один, пять и еще один у двери в замок, – прикинул Иван. – При благоприятном стечении обстоятельcтв мне нужно будет убить всего семь человек… При неблагоприятном – двадцать девять… Я уже сделал…
   Он на мгновение напряг память.
   …Уже семь выстрелов… Двух пистолетов мне явно не хватит.»
   Он поверил магазины своих «макаров» и один из них спрятал в карман, а другой зарядил полностью. Затем взял автомат охранника, труп которого загораживал дверь, а в кармане у него нашел запасной магазин. Это сильно улучшило его настроение.
   – Пошли! – скомандовал он Козыреву, который хоть и был сейчас лишней обузой, в дальнейшем мог сильно пригодиться – когда пойдет игра с Никитиным и Ивану понадобится свой человек в Лозанне…
   Но прежде всего нужно было выбраться из замка. Иван приоткрыл дверь и осторожно выглянул в каменный коридор. Там никого не было, не слышно было никаких признаков поднявшейся в замке тревоги. Толстые каменные стены надежно скрадывали и выстрелы и крики…
   От мрачных, истертых временем камней, из которой были сложены стены, веяло каким-то очень близким Ивану настроением…
   «Наверное, эти стены видели на своем веку много смертей и боли, – подумал Иван. – От них словно исходит запах, который кружит мне голову, словно стакан водки!.. Хотел бы я жить лет четыреста-пятьсот назад, чтобы мне каждую секунду угрожала опасность и я каждое мгновение готов был убить своего противника! Впрочем, я так и живу сейчас… Я готов! Смерть – моя Женщина! Боль – моя Сестра!.. Вот место для меня – этот замок впитавший в себя запах крови и страдания… Я бы поселился здесь и дышал этим воздухом смерти, который наполняет его… Боль и Смерть! Вот моя жизнь… Я должен убить Крестного! Я должен убить Крестного… Я должен это сделать, иначе я превращусь в вечного убийцу, который рыщет по свету в поисках тени человека, уже убитого другим! Вот что приготовил мне Никитин, отослав сюда, подальше от Москвы, а сам в это время охотится на Крестного! Если я его не убью, я никогда не сумею обрести покой и смерть! Я не смогу умереть, даже если захочу этого… Хочу ли я умереть сейчас? Нет! Только не с сейчас! Пока жив Крестный, я не могу умереть! Я должен его убить! Я возвращаюсь в Москву!..»
   Едва Иван вывернул из-за угла с автоматом на шее и пистолетом в руке, очкастый секретарь судорожно дернул головой, взглянув на него, и успел сделать два движения, причем первое из них было ошибочным…
   Его правая рука дернулась сначала к пистолету, который лежал справа от него на крышке стола, а потом, изменив направление своего движения, попыталась нажать на красную кнопку тревоги, расположенную еще правее на столе, но бессильно упала на половине пути, перебитая пулей из пистолета Ивана…
   Третьего движения секретарь сделать не сумел, даже если и собирался его сделать. За доли секунды Иван оказался рядом с ним, и его средний палец правой руки воткнулся очкарику в горло. Он захрипел и повалился со стула на каменный пол.
   Иван тщательно вытер кровь с пальца о полу его пиджака, сложил пальцы правой руки в кулак, выставив вперед и вверх средний палец, и показал получившуюся комбинацию капитану Козыреву…
   – Теперь ты понял, капитан, что означают эти слова: «Фак ю!»?..
   Бледный как смерть Козырев не мог произнести ни слова, он только кивал головой, как заводная кукла и что-то сипло хрипел от страха…
   Выскочивших на звук выстрела в коридор охранников Иван встретил короткими очередями из автомата…
   Он мог, конечно попытаться уложить их всех одной длинной очередью. Но знал, что избранная им тактика гораздо эффективнее.
   При стрельбе из расчета «одна пуля – один труп» возможно влияние слишком многих непредсказуемых факторов., – чужое, непристрелянное оружие, непредсказуемость поведения охранников, который могли струсить и побежать назад – из-под выстрелов Ивана, вместо того, чтобы бежать навстречу своей смерти, Наконец, неизвестно – высок ли уровень их профессиональной подготовки – ведь любому профессионалу известно, что сложнее всего вести бой с новичком, дилетантом, именно в силу того, что его действия непредсказуемы и нелогичны, тогда как действия профессионального противника можно просчитать, предвидеть и подготовиться к ним. Профессионал логичен и потому – уязвим.
   Поэтому Иван стрелял короткими очередями, из расчета – одна очередь – один выведенный из строя противник… Его многочисленная практика не раз доказывала ему, что это – самая надежная тактика ведения боя во внутреннем помещении…
   Иван сделал пять коротких очередей из автомата и коридор опустел. Путь был свободен. Но стрельба, несомненно, привлекла внимание всех остальных охранников. Пройти каменную лестницу, вероятно, не составит особого труда, но вот потом начнется самое сложное – нужно будет преодолеть несколько метров открытого пространства от ворот замка до машины.
   Охранники Василя конечно же займут выгодные позиции на стенах, с которых можно перестрелять всех, кто внизу, как куропаток и будут его там поджидать.
   Что же делать?
   «Охранник у ворот! – мелькнуло в голове у Ивана. – Вот кто мне поможет!»
   – Бегом! – крикнул он Козыреву и бросился на лестницу, ведущую на первый этаж.
   Один из охранников решило, почему-то, что лестница – самое удобное место, чтобы пристрелить пробравшегося в замок террориста и расположился на первом этаже, поджидая Ивана. Ивану пришлось сделать три очереди, прежде чем голова охранника с глухим стуком упала на каменные ступени… Путь к воротам был свободен…
   Как только Иван с Козыревым оказались перед воротами, Иван толкнул вперед капитана и тот куклой выкатился под ноги охраннику, стоявшему на входе, стоявшему с автоматом наизготовку.
   Увидев знакомое лицо, тот только сплюнул себе под ноги и тут же получил три пули в грудь, которые заставили его сложиться пополам и упасть прямо на валяющегося у его под ногами Козырева.
   Прежде, чем Козырев успел встать на ноги и выскочить на свободное пространство, где он неизбежно стал бы мишенью для засевших на стене замка охранников, Иван успел схватить его за шиворот и крикнуть:
   – Жди здесь! Я тебя заберу с собой!
   До машины нужно было бежать метров семь по открытому пространству. Иван вскинул себе на спину тело только что убитого им охранника, и крякнул от неожиданной тяжести – в том оказалось не меньше девяноста килограммов – туша немаленькая!..
   Стоило только ему сделать пару шагов от двери к машине, как в вышине, на стене, затрещали автоматные выстрелы и Ивана зашатало от ударов пуль в тело охранника… Он несколько раз вильнул из стороны в сторону, обманывая стрелков и остановился на мгновение у дверцы машины. В то же мгновение он понял, что это ошибка.
   На него обрушился шквальный огонь автоматов… Иван поблагодарил своего ангела-хранителя, если такой у него был, за то, что у охранников нет гранат. Одной гранаты с лишком хватило бы, что бы навсегда покончить с Иваном… Они это понимал и благодарил Бога или Черта, он сам не знал толком – кого, за то, что у охранников нет гранат. Иначе от Ивана уже осталось бы одно воспоминание…
   Он встряхнул на плечах сочащийся кровью от свежих ран труп и перешел на другую сторону, где его закрывал от выстрелов корпус машины.
   Сбросив труп с плеч, он открыл дверцу, быстро сел за руль и, включив первую скорость, развернул машину задом к воротам.
   Дав задний ход, он подъехал вплотную к воротам и на мгновение выглянув из кабины, по крыше которой градом стучали пули, крикнул Козыреву:
   – В багажник! Лезь в багажник! Быстро!
   Отсчитав про себя до тридцати и решив, что этого вполне достаточно, чтобы погрузиться в багажник, Иван нажал на педаль газа, и «ситроен» рванул вперед, быстро вынося своих пассажиров из зоны обстрела…
   Однако очень далеко Иван отъезжать не стал. Он только вывел машину из зоны прицельной стрельбы и остановился. Открыв дверцу, он крикнул:
   – Эй, капитан дальнего плавания! Лезь сюда, в кабину! Ты хорошо заработал сегодня и заработаешь еще больше, если будешь делать то, что я говорю… Кстати, и в живых останешься…
   Из открытого багажника мешком вывалился на асфальт Козырева и на четвереньках приполз к кабине. Иван дал ему отдышаться, достал из бардачка заранее припасенную бутылку виски и протянул капитану.
   – Подкрепись, морячок, – сказал он. – Сегодня штормит. А мне нужен надежный человек, который не испугается шторма… Если ему хорошо заплатят… Например, оставят в живых…
   Козырев припал к бутылке и не расставался с ней так долго, что Иван подумал, – бутылка, наверное, некоторым людям заменяет все: и деньги, и женщин, и стремление к смерти и жажду к жизни…
   Козырев забыл обо всем на свете, пока пил – это Иван, пьющий редко и не много, видел ясно и не мог для себя этого объяснить…
   Так и не дождавшись, пока Козырев оторвется от бутылки, Иван вылез из машины и, подняв вверх одну руку в знак того, что он привлекает к себе внимание, пошел обратно к замку. В другой руке у Ивана был зажат пистолет, готовый к выстрелу…
   Он видел всю стену одновременно и готов был отреагировать на малейшее движение там, наверху… Он ждал выстрела и старался угадать, откуда именно он позвучит, чтобы опередить стрелявшего…
   Иван выстрелил раньше, чем успел понять, что видит на вверху какое-то движение.
   Не нужно было гадать, попал он или не попал, – вверху раздался крик и со стены в ров упал один из охранников… С ударом о груду мусора на дне рва крик резко оборвался и опять у ворот замка наступила тишина.
   Иван каждую секунду ждал нового выстрела, но в то же время чувствовал, что никто из охранников стрелять не будет, потому, что ситуация изменилась в корне… Из преследуемого Иван стал парламентером и каждый охранник задавался сейчас вопросом – почему этот странный человек вместо того, чтобы уносить поскорее отсюда ноги, сам идет под их выстрелы и стреляет быстрее, чем они думают о том, что в него можно выстрелить…
   Иван тем временем подошел достаточно близко, чтобы его голос слышали на стенах.
   – Эй вы!– крикнул он. – Вы не сумели меня убить! Сумейте меня понять!
   Охранники не стреляли.
   Иван видел торчащие из окон стволы автоматов, но его переполняла уверенность, что он сильнее этих засевших за каменными стенами наемников, не сумевших уберечь своего хозяина…
   – Я не буду убивать больше никого из вас! – крикнул Иван. – Если вы не хотите умирать – оставайтесь в живых… Ваш хозяин хотел смерти, и он умер… Вы теперь безработные… У него остались деньги, много денег… Как вы их разделите – дело ваше… Меня это не интересует… Но исчезнете вы отсюда тихо и незаметно… И чтобы ни одна собака в городе знала, что здесь произошло и что замок Василя теперь пуст…
   – Эй! – крикнули Ивану из одного из длинных и узких окон. – А с девками что делать?
   – Все, что хотите! – крикнул Иван в ответ… – Заберите с собой, убейте… Но чтобы ни одна из них не моталась по городу и не поднимала шума… Если я увижу хоть кого-то из вас в городе… Я убью вас всех! Одного за другим! И никому из вас не удастся…
   Иван сделал паузу и закричал:
   – Кто не согласен, пусть попытается убить меня сейчас! И я пристрелю его прежде, чем он подумает, что можно нажать на курок…
   «А спиной к ним все же поворачиваться не следует! – подумал Иван. – Всегда найдется трусливый дурак, которого вид назащищенной спины его врага вдохновит на глупый подвиг…»
   Осторожно делая шаги назад, он вернулся к машине, в которой сидел разомлевший от спиртного Козырев… Иван сел за руль и спросил у капитана:
   – Аэропорт тут есть?
   – А как же! – весело ответил пьяный капитан. – Но сначала – в банк! Я хочу убедиться, что подпись на моем чеке не поддельная…
   – Заткнись! – сказал Иван. – Успеешь в свой банк… Дня два-три в замке, надеюсь, будет тихо. Этого достаточно… Все! Здесь мы закончили…
   Он включил зажигание, выжал педаль газа и машина резко рванула с места…
   Ивана интересовал теперь только человек, которого Никитин послал следить за ним в Швейцарию. Иван не сомневался, что он уже в Лозанне…
   Оставалось его вычислить и заморочить ему мозги. Так, чтобы в Москве, получая его сообщения, Никитин с Герасимовым не сомневались, что Иван еще в Швейцарии и продолжает разыскивать Крестного…
   Козырева Иван послал в аэропорт за билетами, а сам уединился с Машей и Ларисой, которая начала понемногу приходить в себя… Но слова, которые она выговаривала, были похожи больше а лепет младенца, чем на речь взрослого человека, язык ее еще плохо слушался…
   – Сегодня я уезжаю из Швейцарии, – сказал Иван. – Но если вы хотите тоже выбраться из Лозанны, вы должны задержаться здесь на неделю… И выполнить еще одну мою просьбу, за которую я хорошо заплачу… Вы уже заработали одиннадцать тысяч долларов. Если сделаете все так, как нужно, получите по пятьдесят тысяч… На Козырева надежды мало… Этот дурак выпросил себе сто пятьдесят тысяч, помчался сейчас в банк и, наверняка, приедет сейчас пьяный в жопу! Если он забудет купить мне билет, я его накажу… Вы знаете, что наказываю я болью…
   Иван посмотрел на Ларису и та поежилась, хорошо понимая, какого рода наказания применяет Иван… От этого воспоминания ее передернуло....
   – Меня здесь будет искать человек… Кто он я не знаю. Но рано или поздно он выйдет на вас, потому, что идет по моим следам… Хозяин «Вильгельма Теля» расскажет ему, что меня увел Козырев, и он появится здесь… Скажете ему, что я очень интересовался Василем, расспрашивал, как проникнуть в замок, но там сильная охрана и у меня ничего не получилось…
   Иван при этих словах усмехнулся…
   – Я у вас постоянно бываю и в постели вы меня расспрашиваете обо всем. Плачу я хорошо, самый выгодный ваш клиент… Зачем мне Василь, я не говорил, но интересовался, не появлялся ли в Лозанне тот человек, пожилой, которого я назвал Крестным…
   Он сделал паузу, посмотрел на обеих женщин, а потом продолжил:
   – Вы, якобы сказали мне, что кто-то похожий приезжал то ли из Невшателя, то ли из Люцерна, и отправился туда… Тот, кто мной будет интересоваться, знает наверняка, что никакого Крестного ни в Люцерне, ни в Невшателе нет, как впрочем нет и здесь… Поэтому он не поедет искать меня в этих городах, а будет ждать меня здесь… На второй день скажете ему, что я звонил из Невшателя, в тот же день вечером – звонил из Люцерна и сказал, что скоро я опять буду в Лозанне…
   Иван внимательно посмотрел Маше в глаза и увидел там жгучий интерес к сумме, которую он назвал в самом начале, и сомнение, что Иван действительно заплатит им эти деньги, не обманет…
   – Мне нужно, чтобы он думал, что я все еще в Швейцарии и вы мне в этом поможете… Я в это время буду в Москве и узнаю, удалось ли вам его обмануть… Если вы сумеете продержать его в этом заблуждении пять дней, я перевожу на ваш счет в Лозаннском банке сто тысяч долларов… Гарантия – мое слово! Все!
   Маша нервно стучала пальцами по своей коленке, не зная, верить или не верит Ивану… Его слово! Тоже мне!.. Ее смущало то, что Иван сейчас уезжал и у нее не оставалось в руках ничего, что могло бы быть хоть какой-то гарантией, что он не обманет и действительно вышлет деньги, как обещает сейчас…
   Лариса дернула ее за руку, что-то замычала и закивала головой – соглашайся, мол, не зли его, дура! Смотри – тоже схлопочешь!
   Наконец Маше в голову пришла идея, которая ее более устраивала…
   – Я… То есть мы все сделаем, как ты хочешь… – сказала она, волнуясь от того что есть реальная возможность заработать большие для нее деньги и получить свободу от этого лозаннского болота, которое ее затянуло… – Но давай сделаем с деньгами по-другому… У тебя есть счет в здешнем банке?
   Иван кивнул. Первое, что он сделал, попав в Лозанну – открыл счет в Лозаннском муниципальном банке на имя Перта Привалова и теперь ни в коем случае не собирался его закрывать… Напротив, хотел положить в банк еще пару сотен долларов…
   Имеет ли человек счет в банке Лозанны установить можно, хоть и трудно… Никитинский сыщик обязательно это сделает…
   Сумму, лежащую на счету конкретного человека в любом швейцарском банке практически никогда банкиры не сообщают, но Иван не знал возможностей того, кто приехал за ним следить…
   Это была игра вслепую и Иван не хотел подставляться даже в таких гипотетических случаях… Поэтому он оставит на своем счету сумму не большую, чтобы было похоже, что он попал сюда временно и деньги в банке держит временно, но и не маленькую, не такую, на которую можно было бы по мнению российского мента просто махнуть рукой, прежде чем покинуть страну…
   Да счет у него есть и на этом счету будет сумма порядка двухсот пятидесяти тысяч долларов…
   – Тогда очень просто! – заявила Маша – Выпиши мне чек с оплатой через пять дней… Если все будет нормально, через пять дней я смогу снять деньги с твоего счета и уехать отсюда в чертовой бабушке… Если же мы сделаем что-то не так, ты об этом, как ты говоришь, все равно узнаешь… Тогда ты позвонишь из России сюда и отменишь этот платеж… Подходит?
   Вместо ответа Иван вынул из кармана чековую книжку и выписал чек на предъявителя на сто тысяч долларов. Дату он поставил на пять дней вперед. он не сомневался, что сегодня же уедет из Лозанны…
   Пока он выписывал чек, ему в голову пришла еще одна идея.
   Он вновь взялся на чековую книжку и выписал еще три чека на сумы в пределах десяти тысяч… Даты под ними он поставил с интервалом в один, два и четыре дня…
   Отдав их Маше вместе с первым выписанным им чеком, он пояснил:
   – Будете показывать тому, кто придет спрашивать обо мне, как доказательство, что я а Лозанне. Это будет плата за ваши услуги в постели… И еще – где я живу, вы не знаете, я так и не сказал вам, как вы ни пытались это выспросить…
   Иван встал, посмотрел на Машу с Ларисой, устало потянулся и спросил:
   – Вопросы есть? Если нет – мне нужен душ и что-нибудь перекусить…
   И уже на пороге комнаты он внес еще один штрих в договор с проститутками.
   – Вам будут предлагать деньги, чтобы вы рассказали то, что скрываете… Эти люди знают наверняка, что все всегда что-то скрывают… Можете не рассчитывать на его кошелек… Денег у него мало и все они подотчетные… Этот человек служит в ментовке, а какие у них деньги, знаете сами… Он удавится, но вам не заплатит… Или, скорее всего – вас удавит… Когда Козырев придет – направьте его ко мне! Прямо в душ…
   Иван плескался водой в душе и настроение его с каждой минутой улучшалось…
   Он верил этим продажным женщинам, которые за деньги готовы на все…
   Они сделают все как надо. Никитин будет исправно получать дезинформацию пять дней, а Иван за это время в Москве сумеет разобраться, что к чему…
   Вода била в его тело упругими холодными струйками и вызывала в нем давнее ощущение пронзительного холода той горной речки, в которой он лежал после чеченского карцера, когда чудом остался в живых и когда понял, что такое смерть и как нужно строить свои отношения с ней… В реке вода была ледяной, но она смывала с Ивана запах нечистот и наполняла его измученное тело энергией, которая сжималась в нем как пружина, чтобы позже развернуться молниеносно и безжалостно, казня всех, кто встанет на его пути, отдавая их в руки Смерти…
   В дверь душа кто-то сначала осторожно поскребся, затем слегка постучал, потом постучал уже громче и, наконец, забарабанил, привлекая внимание Ивана, погрузившегося в свои воспоминания…
   Иван вылез из под душа, тело его блестело от капелек воды, которые стекали с него на кафель, делая его мокрым и скользким…
   Иван открыл дверь и распахнул ее, предполагая увидеть за ней Козырева, он же сам просил отправить того к себе в душ…
   За дверью, действительно, оказался Козырев… Он еле стоял на ногах, но в руке у его был пистолет и нацелен он был прямо Ивану в грудь…
   Козырев был слишком пьян, чтобы правильно оценивать ситуацию, иначе бы он выстрелил сразу же, едва Иван показался в двери…
   Но капитан промедлил и Иван уже понял, что у него есть несколько секунд…
   Козыреву нужно было высказаться… Он чувствовал себя оскорбленным – то ли людьми, то ли жизнью, то ли своей несчастливой судьбой…
   Он боялся Ивана и чувствовал себя униженны этим страхом…
   Деньги, полученные им по чеку Василя, сыграли с ним нехорошую шутку… Они напился до того, что почувствовал себя сильным и крутым, настоящим капитаном дальнего плавания, морским волком…
   Иван раздражал его и тем, что обращался с ним снисходительно, и тем, что бросил ему подачку и тем что у него было много денег, тогда как у самого Козырева их толком и не было никогда…
   Решение в пьяную капитанскую голову пришло само – убить Ивана, пока он в душе и без оружия… Забрать его деньги и смотаться из этого осточертевшего Козыреву европейского рая навсегда и подальше… А Машку с Лариской оставить здесь – пусть расхлебывают… Это было бы очень круто, и Козырев себя очень сильно зауважал бы, если бы ему удалось осуществить то, что он задумал…
   Иван прочел все это по его лицу, самодовольному и отчаянному…
   Он не спешил убивать Козырева, хотя и стоял под прицелом пистолета, который покачивался в пьяной руке капитана дальнего плавания…
   Иван точно знал, что сейчас – не умрет…
   – Ты! – выговорил, наконец, капитан заплетающимся языком… – Ты, крутой! Ты сунул меня в багажник, как мешок с этим… Нет, с этой… с картошкой! Я человек, а не картошка! Я капитан! Я ходил в Индию и вокруг Африки, и Северным морским путем… А ты мне – «Сколько тебе нужно денег!» Мне много нужно. Мне нужны все деньги, которые у тебя есть… Давай! Молись! Это хорошо, что ты уже помылся, значит, обмывать тебя не надо…
   Иван слушал всю эту ахинею и думал только об одном – не помешает ли убийство Козырева Маше и Ларисе выполнить их задание…
   «Впрочем, – решил он, – даже лучше, если этот придурок будет лежать у них в холодильнике… Значит оставаться им здесь долго никак будет нельзя… Деньги будут нужны, чтобы надежно скрыться от полиции… Значит, постараются их заработать… Это будет дополнительной гарантией их исполнительности…!»
   Иван не успел еще додумать до конца, а его правая рука уже коротким движением выхватила пистолет из рук капитана Козырева…
   – Э-э! – забормотал тот, обращаясь, кажется не к Ивану, а к пистолету. – Ты куда? Стой!
   Это были последние слова, которые он произнес в своей жизни, оборвавшейся в следующее мгновение… Иван дернул его на себя, капитан сделал шаг вперед, его ноги поскользнулись на мокром полу, и он упал всем весом грузного пьяного тела…
   Иван лишь чуть подправил траекторию его падения, и голова Козырева с глухим стуком врезалась в острый угол ванной…
   Капитан обмяк и свалился на пол, застыв в самой неестественной позе посреди душа…
   Не одеваясь, Иван вышел из душа и увидел, что Маша с Ларисой лежат на широкой кровати, пытаясь неловкими движениями освободиться от широкой ленты скотча, которой были обмотаны их тела…
   Увидев Ивана, они что-то замычали сначала, но быстро успокоились, поняв, что Козыреву не удалось справиться с Иваном и сейчас они будут освобождены…
   В глазах Маши Иван увидел неприкрытое восхищение… Наверное он был воплощением ее представлений, об идеале Мужчины!
   Иван заметил ее взгляд, устремленный на его член, усмехнулся, но не испытал ни малейшего желания… Едва он освободил ей руки, как она коснулась его члена пальцами и закатив тонкую кожу, начала осторожно поглаживать самое чувствительное место…
   Иван не обращал внимания на нее, освобождая от скотча Ларису…
   Но и Лариса принялась перебирать пальцами его яйца, а пока Маша стаскивала с себя платье и трусы, Лариса тихо коснулась губами его члена и начала потихоньку втягивать, его в рот, слегка облизывая языком…
   «Говорить она не может, – подумал Иван, – а это получается у нее неплохо… Профессионалка…»
   Он вдруг порадовался, что не убил ее, когда она в него стреляла… Ивану стало интересно, сумеют ли эти две женщины его возбудить…
   Он не противился их действиям, но и сам ничего не предпринимал…
   Ивану было приятно то, что делает Лариса… Маша, уже обнаженная, подошла к подруге сзади и начала ее не торопясь раздевать…
   Она делала это по-мужски уверенно. Освободив от бюстгальтера ее груди, вполне приличные, хотя, конечно, и не первой свежести, Маша сгребла их в свои ладони и крепко сжала…
   Лариса издала стон и язык ее заработал интенсивней, делая Ивану еще приятнее…
   Но завестись он все же не мог, где-то глубоко-глубоко, под памятью, шевелилось воспоминание о теле Нади, лаская которое он забывал все на свете. Забывал, как его зовут, кто он, кто с ним в постели, он чувствовал тогда в руках только женскую плоть и нетерпеливо мял ее в руках, словно желая придать ей новую форму…
   От воспоминания о Наде его член чуть не опал и только теперь он сообразил, что испытывает возбуждение. Он уже хотел этих женщин, причем именно обеих сразу, смутно сожалея о том, что у него не два члена… Тогда бы можно было трахать одновременно двух…
   Иван положил свои ладони на руки Маши сверху. Они сделали несколько движений вместе с руками Ивана, лаская ларисины груди и машины ладони тихо выскользнули из под рук Ивана, оставив ему мягкие, поразительно гладкие груди с напрягшимися увеличившимися сосками… Иван мял эти груди и чувствовал, как его член во рту у Ларисы становится все тверже…
   Маша тем временем стягивала с Ларисы трусы, открывая глазам Ивана упругую крутую попку с притягивающей взгляд ложбинкой между ягодиц… Ивану тут же захотелось помять эту попку руками и повернуть в свою сторону… Не успел он это понять, как перед ним оказался зад Маши, которая уже стояла раком и подрагивала ногами от нетерпения. Ее зал слегка покачивался от рефлекторных движений, которые она не могла сдерживать…
   Иван положил ладонь на лицо Ларисы и вытащил свой член из ее рта… Он успел заметить сожаление на ее лице, мелькнувшее в тот момент, когда ее губы последний раз облизали головку его члена…
   Иван положил руки на ягодицы Маши и почувствовал, как она замерла и еще немного раздвинула ноги, показывая, чего она ждет от него…
   Он хотел того же.. Головка его члена нащупала ее половые губы и протиснулась сквозь них, сразу попав в приятно ласкающее теплотой и влажностью пространство…
   Иван не спешил. Он делал движения медленно и размеренно, каждый раз прижимая к себе машины ягодицы так, что чувствовал как его яйца упираются в ее половые губы… Лариса погладила Машу по спине и ягодицам, провела пальцем по члену Ивана, который в этот момент вылазил наружу из машиного влагалища, и сунула палец в рот…
   Затем она встала рядом тоже раком и призывно зашевелила ягодицами… Иван положил ей ладонь между ягодиц, нащупал отверстие и засунул в него палец. Лариса свела ноги вместе и сжала его палец у себя внутри, а затем начала тихо покачиваться вперед и назад, издавая негромкие сладострастные стоны…
   Иван хотел и ту и другую сразу. Когда его член был в Маше, он сожалел, что рядом еще одно влагалище пустует без его члена, Он вытаскивал член из Маши и вводил его в Ларису… Она начинала сжимать его и Ивану не нужно было даже двигаться, Лариса все делала сама, сжимая и расслабляя ноги…
   Иван разглаживал пальцами губы между ягодицами у Маши и вводил палец туда, откуда только что вылез его член… И ему вновь хотелось в Машу…
   Он вынимал член из Ларисы и вонзал его в Машу… Он стал делать это все чаще, пока не перешел на ритм, при котором менял женщин на своем члене после каждого движения… Он чувствовал себя просто самцом, который овладел двумя самками и больше ему сейчас ничего не нужно было…
   В глазах у него вспыхнул ослепительный свет и он перестал понимать, что делает, только бы подлить это мгновение, во время которого из его вырывался поток энергии, и пружина, которая сжалась еще в Чечне, распрямлялась и сбрасывала с себя напряжение…
   Он очнулся и увидел себя сжимающим зад Маши, член его торчал а ней и все еще подрагивал от каких-то внутренних толчков…
   Иван оттолкнул Машу и упал на кровать полностью обессиленный…
   – Всегда так! – донесся до него обиженный голос Ларисы, у которой прорезался дар слова, хотя говорила она по прежнему с трудом… – Кончают всегда в Машку! А мне приходится самой до кондиции доходить… Но все равно – классно было…
   Маша молчала тоже упав на кровать рядом с Иваном и сунув руку между ног сильно жала ее ногами… Бедра ее постепенно успокоились и перестали подрагивать…
   Она вдруг вскочила и молча побежала в ванную. Иван усмехнулся, вспомнив о Козыреве…
   Он вспомнил еще, почему-то, Василя с его болезненным пристрастием к камушкам во влагалище и ему стало противно от самого себя…
   Иван резко поднялся и увидел стоящую на пороге Машу с расширенными от ужаса глазами…
   – Там… – сказала она, запинаясь. – Там Козырев… Лежит…
   – Я бы удивилась, если бы он стоял, – ответила Лариса, он же пьяный в жопу!
   – Он… Он мертвый – выдавила из себя Маша…
   – Я же сказал, что он будет наказан, если не привезет мне билеты, – сказал Иван и вдруг рассмеялся. – Судя по тому, что он хотел убить меня, билет он мне не купил… Значит, правильно я его наказал.
   Иван отстранил с дороги Машу, прошел в душ и перешагивая через труп Козырева, оделся…
   Когда он вернулся в комнату, и Маша и Лариса обе были уже в халатах и тихо сидели, прижавшись друг к другу на кровати…
   – Как мы теперь получим свои деньги? – спросила Маша резко. – С этим трупом в квартире… Полиция заебет теперь! Эпиналь убийство не прикроет, хоть по три раза на день пизду ему подставляй!
   – Помолчи! – сказал ей Иван. – Ничего страшного не произошло… Ты сейчас пойдешь за билетом до Москвы на ближайший рейс, а мы с Ларисой займемся падалью… В конце концов, потерпите его соседство несколько дней, а потом исчезнете отсюда и спрячетесь надежно… Вам все равно придется скрываться от полиции, раз уж вы со мной связались… Не расстраивайтесь, так интереснее жить. Бывает даже очень весело…
   Пока Маша ездила на такси в аэропорт, Иван выгрузил все из большой морозилки, стоящей в кухне, и, засунув туда труп Козырева, включил ее на полную мощность… Козырева нельзя было назвать худеньким, Но все равно, за сутки его труп должен был надежно заморозиться… А после этого его можно хранить хоть полгода – не пропадет и не испортится… Минус восемнадцать в морозильной камере – вполне подходящие условия для этого…
   Маша вернулась через час и вручила Ивану билет на рейс до Праги, где нужно будет пересесть на самолет российской авиакомпании до Москвы… Посадка начиналась через полчаса и нужно было торопиться.
   Иван еще раз проинструктировал женщин, как себя вести с российским шпиком, пожелал им удачи и отправился в Аэропорт. Через полтора часа он уже летел над Германией, а еще через восемь часов выходил из самолета в аэропорту Шереметьево. В Москве его никто не ждал…
   Кроме Крестного, которого нужно было отыскать и убить…

Глава седьмая.

   …Проследив, как Иван сел на поезд «Москва-Будапешт» и отправив с ним своего лучшего оперативника, Герасимов принялся за составление плана поимки Крестного и через три часа уже доложил Никитину общую идею.
   В основе идеи Герасимова лежал интерес Крестного к Ивану и наоборот, – Ивана к Крестному. Точнее – стремление обоих убить друг друга… На этом Герасимов и решил теперь сыграть.
   Сам того не зная, он предложил использовать любимый прием самого Ивана – подставить самого себя, чтобы выманить противника из его логова… Вместо Ивана используем кого-нибудь из наших, предлагал Герасимов генералу, загримируем так, что мама родная не отличит поддельного Ивана от настоящего…
   Если Крестный использует двойников, почему бы и нам не воспользоваться этим приемом, рассуждал Герасимов? Псевдо-Иван будет маячить там, где появляются двойники Крестного.
   Зная любопытство Крестного и склонность к бессмысленному авантюризму, можно быть уверенным, что иногда он осторожно проверяет, как там поживают его подсадные… Тем более, что Крестному это знать просто необходимо, чтобы точно установить момент, когда Иван начнет охоту за ним… Как только кто-то из двойников будет убит, Крестный поймет, что Иван начал отстрел и сообразит, что тот рано или поздно сумеет перестрелять их всех, будь их хоть сотня, хоть две… Он же сам столько времени работал с Иваном и давал тому самые сложные задания…
   Уехать из Москвы Крестный тоже не может… Ему нужны деньги, а добыть их он может только в Москве, где у него есть огромные налаженные связи с банкирами и людьми из Правительства…
   Без денег, причем, больших денег, Крестный никуда не поедет… Значит, у него остается только один выход – самому убрать Ивана…
   Как он это сделает – вопрос совершенно другой… Вероятнее всего, Крестный сам стрелять в Ивана не будет, зная скорость реакции того на неожиданное нападение и способность отвечать противнику практически одновременно – выстрелом на выстрел…
   Скорее всего, Крестный применит уже опробованный им на Наде способ – взорвет Ивана, воспользовавшись какой-нибудь его ошибкой…
   Задача, тем самым, сводится к тому, чтобы не спускать глаз с нашего подсадного и регистрировать все его контакты – как явные, так и пассивные, – случайных прохожих, скучающих пенсионеров, домохозяек, школьников и тому подобный народ…
   – Ты не перегрелся случайно, Гена? Наверное, близко к лампочке сидел, когда план составлял?.. – спросил Никитин саркастически. – Где мы столько оперативников найдем, чтобы держать все это под контролем… Угробим, в результате, хорошего работника, взорвет его Крестный, а мы – опять в дерьме по уши… Так, что ли? Ты хоть сам понимаешь, какую херню ты мне предлагаешь?
   Герасимов приложил все свое красноречие, чтобы убедить генерала, что особо многочисленной наружки эта операция не потребует.
   Достаточно всегда иметь под рукой оперативный отряд идентификации личности и тут же отметать всех контактеров, если, конечно, они не оказываются тем, на кого идет охота…
   В конце концов Никитин, скрепя сердце, согласился, внутренне не веря в успех операции, придуманной Герасимовым…
   Но сам он ничего другого предложить не мог, поэтому и согласился…
   Когда ему привели капитана Гусятникова, загримированного под Ивана, Никитин даже оторопел на мгновение, – до того полным было сходство…
   Он заставил псевдо-Ивана говорить и удивился, что и голос похож на голос Марьева абсолютно, даже интонации те же…
   Герасимов сиял и повторял, что Гусятников – самый способный в его отделе сотрудник…
   Никитин утвердил его на роль Ивана, но про себя не забыл отметить эту оговорку Герасимова – «…из моего отдела…»
   Это могло означать только одно – что Герасимов создает у себя втихаря группу, дублирующую действия оперативного отдела, которым руководил Серега Коробов. Зачем это понадобилось руководителю аналитиков, гадать долго не приходилось…
   Власти Гена хочет, на его никитинское, генеральское место метит.
   Вернее не метит еще, но исподволь готовится… Никитин, собственно говоря, ничего против и не имел. Он всегда видел на своем месте только Герасимов и никого другого, но не раньше, чем сам надумает уйти, не раньше… Поэтому амбиции Герасимова нужно было держать под постоянным и бдительным контролем…
   Генерал задал единственный вопрос, который прозвучал очень логично в связи с предстоящей операцией: как этот самый капитан Гусятников владеет оружием? Он не поленился пройти вместе с Герасимовым и Гусятниковым в стрелковый тир и лично пронаблюдать, как загримированный под Ивана капитан положил cемь пуль из десяти в десятку, две в девятку и только одну – в семерку… Никитин был очень доволен таким результатом…
   Но через пять минут после ухода Герасимова с его артистом вызвал Коробова, и отдал тому приказ, о котором знали только два человека – тот, который его отдал и тот, кому он был адресован…
   Отряд «Белая стрела», которым командовал Колобов, предназначен был не только для тайного отстрела авторитетов преступного мира, но и для других, гораздо более тайных операций…
   По крайней мере теперь Никитин был уверен, что в результате поимки Крестного, капитан Гусятников трагически погибнет. Причем независимо от того, будет ли взят сам Крестный.
   Оперативники, конечно, оперативниками, это еще куда ни шло…
   Но боевики под командованием умного, расчетливого, амбициозного и тщеславного Генки Герасимова Никитину у себя под боком не нужны…
   «Да, Гена! – подумал Никитин. – рановато тебе на мое место, рановато… Ошибки делаешь, которые не прощают… Зря ты насчет своего отдела ляпанул, зря… Сыроват ты еще всей нашей службой руководить… Пооботрись сначала, научись не только за других думать, но и за себя самого… Вот тогда и посмотрим…»
   …Неделю уже двойник Ивана бродил, в буквальном смысле по Москве, переезжая с места на место, где жили или работали двойники Крестного… Их адреса и фамилии Герасимов легко установил по книге выполнения работ в рекламном агентстве, которое приняло у Крестного заказ на изготовление двойников…
   На компьютере, установленном в «BMW» и следовавшим за Гусятниковым по пятам, проверили около двух тысяч человек, в поле зрения которых он попал. Ни один из них не оказался Крестным…
   Никитин саркастически хмыкал, слушая ежедневные отчеты Герасимова и размышлял о том, не пора ли подтвердить свой приказ Коробову…
   И вдруг Герасимов прибежал к Никитину весь какой-то посеревший и растерянный. Он долго что-то бормотал, чем вывел генерала из себя и заставил на него наорать… Когда же Никитин попытался выяснить, что же все-таки произошло, Герасимов выдавил из себя, что компьютер выдал совершенно идиотский ответ…
   Один из пассивных контактеров Гусятникова, загримированного под Ивана, оказался, если судить по показаниям компьютера… самим Иваном! Герасимов не знал в чем сомневаться – в показаниях компьютера или в сообщениях из Швейцарии…
   Никитин откинулся на спинку кресла и захохотал… Герасимов стоял перед ни, не понимая, что так развеселило его начальника…
   – Ловко он нас, а, Гена? – сказал он, наконец, отсмеявшись…
   – Да не может это быть Иван, он, по моим данным, сейчас в Лозанне, разыскивает Крестного, которого в Швейцарии нет и быть не могло… Мой человек сообщает, что вчера Иван направился из Монтрё в Невшатель, где есть небольшая русская колония эмигрантов, в надежде отыскать Крестного там… Его просто не может быть в Москве, потому что он – в Швейцарии…
   – Уволь этого придурка, которого ты послал за Иваном, – жестко сказал Никитин, которого раздражал промах своего заместителя, на которого он возлагал немало надежд, – потому, что Иван обставил его, как мальчика. Он теперь, наверняка, здесь. И мало того, наверняка он зол на нас с тобой, поскольку мы его обманули с Швейцарией и заставили потерять несколько дней… А теперь он еще и догадался, что мы используем его двойника, чтобы выманить Крестного из его норы… Это тоже Ивана отнюдь не расположит в нашу с тобой пользу…
   Никитин хмуро посмотрел на Герасимова и продолжил растолковывать ему, как на его взгляд выглядит теперь ситуация…
   – Потеряли мы, считай, союзника… Придется его ликвидировать, как только он появится в поле зрения… И помни, Герасимов, это очень опасный противник. Твой Гусятников, несмотря на то, что он стреляет не хуже Ивана, младенец по сравнению с ним… На счету у Ивана столько трупов, сколько у твоего Гусятникова волос на голове… Он смерть как кокаин нюхает, она его возбуждает и энергию дает… Ликвидировать его только с помощью снайперов и стрелять только наверняка…
   Никитин говорил серьезно, поскольку хорошо представлял, с каким противником им теперь придется иметь дело. С очень серьезным противником… Генерал очень хотел, чтобы Герасимов тоже всегда реально представлял положение вещей и не успокаивал себя рассуждениями о всесильности системы, в которой работает и безнадежности положения волка-одиночки, которым, по сути дела, был Иван. Волк многих может загрызть, пока его удастся подстеречь и пристрелить… Охота на волка – опасная охота…
   – Он не должен знать, что мы его хотим убрать… – продолжал генерал. – Иначе он и нам войну объявит… А зачем нам этот геморой, сам посуди… Мне ни самому помирать не охота. Н ни тебя хоронить раньше времени… А с Иваном такие шутки плохи… Вспомни, как мы Белоглазова охраняли, когда он вылетел из премьер-министров и метил в Президенты… Его Иван тогда ухлопал… Так что – на охрану особенно-то не надейся… Ивана надо бить первыми и бить неожиданно… Первый выстрел должен быть наш, потому что Иван – не промахивается…
   Нагнав страху на своего заместителя, у которого уже кругом голова шла от необходимости вести охоту уже за двумя преступниками, в смерти которых генерал Никитин был заинтересован лично, Никитин минут десять поразмышлял. Потом он нажал кнопку и вызвал к себе секретаршу, приказав ей срочно найти Коробова с связаться с ним, генералом Никитиным, по телефону…
   Коробов позвонил еще минут через пять… Никитин переключил телефон на свой кабинет и принялся выговаривать Коробову за то, что под самым носом у ФСБ готовится покушение на их оперативного работника, который выполняет сложное и ответственное поручение, а он, Коробов, начальник оперативного отдела, не имеет об этом никакой информации и не принимает никаких мер! Коробов, надеется Никитин, поймет все правильно и предпримет все возможное, чтобы обеспечить безопасность капитана Гусятникова…
   Еще через пять минут в район, где сегодня ошивался Гусятников, выехали два бойца из «Белой стрелы» во главе с самим Коробовым…
   Еще через тридцать минут капитан Гусятников был застрелен автоматной очередью из проезжающего мимо джипа с темными стеклами.
   Джип с места происшествия скрылся. «BMW» аналитического отдела попыталась было его преследовать, но вынуждена была остановиться – еще одной очередью неизвестные нападавшие расстреляли передние колеса машины… Через минуту оперативное задание на розыск и задержание темно серого джипа «Черокки» было доведено до всех московских постов ГИБДД, но тот словно под землю провалился… Было задержано тридцать шесть джипов этой марки похожего цвета, но их водители убедительно доказывали свое алиби. Да и оружия ни у одного обнаружено не было… Джип с нападавшими исчез, словно и не существовал вовсе…
   Попытка установить владельца машины по номерному знаку ни к чему не привела – в архиве ГИБДД такой номер зарегистрирован не был…
   Еще через двадцать минут Коробов уже стоял перед генералом с рапортом, в котором по подсказке самого генерала было изложено, что с порученным ему заданием он не справился, готов нести наказание, ну и прочая мура, которую пишут в подобных случаях… Генерал, хоть и хмурился, но был доволен…
   Для вида он поворчал по поводу беспомощности оперативной службы, о ее очевидной слабости и принял неожиданное для Коробова решение: чтобы поднять боевой дух тех оперативных сотрудников, которые участвовали в охране капитана Гусятникова и компенсировать моральный ущерб, понесенный ими в столкновении с преступниками, отправить их в двухнедельные отпуска и выдать отпускные в размере двух месячных окладов…
   Коробов похлопал глазами, ничего не понял, но двое бойцов из «Белой стрелы» в тот же день выехали из Москвы в южном направлении…
   Сам Коробов решил не выполнять последнюю часть генеральского распоряжения и остался руководить отрядом. Он ненавидел отпуска…
   На Герасимова просто жалко было смотреть… На Гусятникова он полагал немалые надежды и готовил ему место Коробова, когда сам, разумеется, займет место Никитина, генеральское место…
   Герасимов не мог понять одного – зачем Ивану было убивать своего двойника?
   Если, конечно, это был Иван…
   Если это был Крестный, – то как же ему удалось вычислить подставного Ивана, самому оставаясь необнаруженным.... Если это ни тот, ни другой, – то кто же это, в конце концов!? Гусятников мог мешать Крестному, если тот принимал его за Ивана…
   Гусятников мог мешать Ивану, – в том случае, если у Ивана окончательно поехала крыша и, разозленный бестолковой командировкой в Швейцарию, которую ему подвинтило ФСБ, он столь раздраженно прореагировал на попытку воспользоваться его именем и образом…
   «Но это же ему на руку играло, – недоумевал Герасимов. – Прикрываясь своим двойником, он мог спокойно охотиться за Крестным, оставаясь в тени и от него, и от нас… Позиция – лучше не придумаешь!»
   Что там случилось в Швейцарии, он тоже понять не мог!.. Оттуда продолжали поступать подтверждения, что Иван продолжает поиски Крестного, переезжает из города в город и вроде бы даже напал на след, что вообще уже ни в какие ворота не лезло!
   Швейцарию придумал сам Герасимов и никакого Крестного в ней быть принципиально не могло… Иначе Генке Герасимову пора лечиться…
   Генерал Никитин вовсе не выглядел расстроенным и это тоже сбивало с толку…
   Операция практически провалилась – и Крестный, и Иван гуляли то ли по Москве, то ли по Лозанне, но Герасимов не мог уже точно сказать – где именно, сам уже начал сомневаться…
   А генерал усмехался, слушая сбивчивый доклад Герасимова об убийстве Гусятникова и перебивал его странными вопросами:
   – Что теперь делать-то будем, Гена? – спрашивал Никитин и как-то иронично смотрел ему в глаза. – Проиграл ты вчистую. Отыгрываться теперь надо. А как? Думай, Гена, Думай!..
   Герасимов, не понимающий иронии генерала, хмурился и чесал в затылке – где же он допустил ошибку?.. И еще – очень уж обидно было потерять такого помощника, как Гусятников…

Глава восьмая.

   …Крестный наводнил Москву своими двойниками, значит, чувствует себя в относительной безопасности, – размышлял Иван, сидя в скверике у высотки на площади Восстания. Здание еще не привели в прежний вид и на восемнадцатом этаже еще шли ремонтные работы, хотя сплошной забор вокруг высотки уже убрали…
   Магазины на первом этаже работали и московский народ то и дело проходил мимо застывшего на скамейке Ивана… А раз он немного успокоился, его сейчас же потянет на подвиги, сообразил Иван. Слишком неуемный характер у этого ветерана КГБ и криминального мира… А что его заботит сейчас больше всего?
   Я – ответил сам себе Иван…
   Я – его главная сейчас забота.. Он будет искать меня даже не для того, чтобы убить, а хотя бы понаблюдать за мной издали.
   Узнать, как я себя чувствую, какое у меня настроение, и вообще – чем я занят? не поисками ли Крестного? Для того, чтобы отомстить ему и отправить его самого на тот свет, как он сделал это с женщиной, которую я, кажется:, успел полюбить…
   Значит, нужно прежде всего ввести Крестного в заблуждение относительно своих планов… Я должен сделать все наоборот…
   Должен вести себя так, словно я вовсе не испытываю тех чувств, которые я испытываю сейчас… Я должн забыть о Наде, словно ее и не было никогда…
   Раз ее не было, ее смерть меня нисколько не задела. Она прошла мимо, я не заметил ее…
   Я только удивлен долгим отсутствием Крестного и его заказов. Что, он стал сомневаться в моих способностях? Или ему не нужно больше денег? Он перестал брать заказы у своих клиентов?
   Он отказался от своей мечты – домика на берегу озера Онтарио?.. Он решил навсегда остаться в России? Этого просто не может быть.
   Россию Крестный ненавидит всей душой…
   Иван вдруг понял, что Крестный не собирается его убивать…
   Иван по-прежнему был нужен Крестному… Он и Надю-то убрал только потому, что она отбила Ивана у него, Крестного. Иван вышел из род его контроля, и, убив Надю, Крестный собирался вернуть этот контроль себе… Нет, он не собирается убивать Ивана.
   Он, наоборот, ищет контакта, хотя и боится, что Иван сам убьет его…
   Если так, то знаменитый аналитик Никитина просчитался, подумал Иван с иронической ухмылкой. Он вспомнил, как неожиданно увидел самого себя, когда, повинуясь первому импульсивному движению, бросился по местам, где, как он рассчитывал, можно увидеть Крестного, и не подумал о том, что все эти места переполнены его двойниками…
   Но его ждало поразительное открытие – человек, загримированный под него самого, под Ивана, совершенно по-дурацки торчал на улице чуть ли не нарочно привлекая к себе внимание прохожих…
   «Они, наверное, Крестного за идиота принимают! – подумал Иван раздраженно. – Тут же без всякого бинокля видно, что это подсадка! Крестный знает мою осторожность и осмотрительность.. Я делаю все так естественно, что все мои действия органично вписываются в общую структуру бытия, даже смерти, которые я приношу людям… Это же придурок просто торчал на улице и ждал, когда на него кто-нибудь обратит внимание… И на него реагировал, практически, каждый… Крестный никогда не пойдет на контакт с таким дешевым подсадным… ФСБ развлекается детскими играми… Я большего от них ждал…»
   За час-полтора, которые Иван провел в скверике перед высоткой, он все обдумал и принял решение… Оно было простым и призвано было продемонстрировать добрую волю Ивана в отношении Крестного… Вернее сказать – добрую до поры, до времени волю Ивана…
   Несмотря на свой показной демократизм, Крестный был изрядным сибаритом и гурманом. Ивану не раз приходилось встречаться с ним в ресторане «Театральном» – бывшем ресторане Всероссийского театрального общества и Дома Актера на Тверской, рядом с памятником Пушкину…
   Было это давно, еще в первые месяцы знакомства Ивана с Крестным, когда у них только налаживался контакт… Об этом месте их встреч никто не мог знать, кроме Ивана и Крестного…
   Крестный, наверняка, сидит там чуть ли не каждый день в надежде, что Иван вспомнит об этом месте их встреч и придет, если захочет возобновить контакт… А на случай, если Иван захочет его убить, Крестный окружит себя охранниками… Но, скорее всего, он решил, что Иван одумался, что первый порыв ярости у него прошел… Ведь, ни один из двойников Крестного больше не погиб…
   Значит, и сам Крестный теперь в безопасности… Иван придет в театральный ресторан только для того, чтобы возобновить контакт с Крестным, или не придет совсем…
   «Я приду, Крестный! – подумал Иван. – Ты дождался! Скоро дождусь и я… Сегодня же ночью… Я чувствую! Сегодня ночью – наверняка!»
   Почему именно сегодня и почему ночью – Иван не знал, но был уверен, что так именно и будет. Сегодня ночью он рассчитается с Крестным…
   Иван заехал к себе на квартиру, где переоделся в новый, только вчера купленый в фирменном магазине костюм от Зайцева и оставил дома оружие. В ресторане бывали знаменитости и, хотя гостей на входе и не обыскивали, но заставляли проходить через электромагнитный контур, как при посадке в самолет, и тех, кто «звенел» при этом, вежливо приглашали избавиться от лишних предметов в своих карманах… Делалось это конфиденциально и можно было притащить с собой хоть пулемет, охрана конфисковала бы его и вернула бы, когда гость собрался бы уходить.. И никаких звонков в милицию о незаконном ношении оружия. Клиенты ресторану были дороже соблюдения закона…
   Поэтому в ресторан Иван поехал безоружным… Он знал наверняка, что в самом ресторане убить Крестного не удастся – при скоплении народа, при охранниках не только Крестного, но и других гостей, при обыске на выходе… Ивану было нужно только восстановить контакт со своим бывшим другом, чтобы остаться наедине с ним позже, в другом более подходящем для того, что он задумал, месте…
   В ресторан он вошел следом за двумя мужчинами во фраках, вылезших из остановившегося напротив ресторана «мерседеса» и в сопровождении двух охранников, направившихся к двери впереди Ивана…
   Один охранник сдал оружие и прошел первым внутрь, в зал, а сами мужчины задержались перед входом, поджидая результатов проверки на безопасность…
   – Не поверишь, дорогой мой, я теперь, можно сказать, переменил имя! – говорил один из них другому, высокому и худому брюнету, свысока поглядывающему на входящих мимо них в зал женщин… – Меня по-прежнему узнают на улице, но знаешь, что шепчут в этот момент друг другу? «Смотри, вон Ковров идет!» В театре иной раз Иваном Антоновичем называют! Нет, я не жалуюсь, это даже хорошо! Значит, фильм пользуется даже большей популярностью, чем я предполагал, но есть вы этом несуразность какая-то. Зовут-то меня все же, Николаем!..
   – А, брось, Коля! – ответил другой… – Меня честно говоря, после «Формулы любви» просто затрахали этой песенкой, которую я с Семеном там пел… Как выход\ишь из театра, так сразу хор целый: «Уно, уно, уно, ун моменто!» На улице поджидали, сволочи…
   – Кого это ты сволочишь, Саша? – спросил насмешливо первый.
   – Поклонников, фанатов, кого ж еще! – ответил томно второй.
   – Э-э. нет! Ты им благодарен должен быть…
   Они дождались сигнала охранника, что в зале все спокойно и пошли, наконец, к столику. Второй охранник, не сдавая оружия, остался ждать в вестибюле…
   Иван последовал за ними…
   Появление двух известных актеров в ресторане вызвало небольшое оживление, воспользовавшись которым, Иван незаметно проскользнул за их спинами и занял свободный столик у стены, откуда просматривался весь зал ресторана одновременно…
   Беглого осмотра было достаточно, чтобы убедиться, что появление в зале Ивана осталось незамеченным… Он посмотрел меню и заказал себе жаркое с грибами и бутылку белого грузинского.
   Ему тотчас принесли бутылку «Цинандали», и он, налив себе вина, осматривал зал в ожидании заказанного им жаркого…
   Крестного Иван не видел, но тем не менее чувствовал, что тот где-то рядом… Единственное, что удалось ему заметить, – очень напряженные, словно готовящиеся к прыжку фигуры двух крепко сложенных пареньков, сидящих на высоких стульях за барной стойкой… Он смотрели прямо на Ивана и сторожили каждое его движение…
   Иван поразглядывал их пару минут и потерял к ним интерес.
   Они были, без всякого сомнения, охранниками Крестного, и это могло означать только то, что и сам он здесь… Парни узнали Ивана или по фотографиям, хотя, насколько он помнил, никто и никогда его не фотографировал, кроме как на документы…
   Или Ивана показал им сам Крестный…
   Но в любом случае парни не могли быть вооружены, а поэтому ни опасности, ни, стало быть, интереса для Ивана не представляли…
   «Где же Крестный? – волновался Иван, хотя и понимал, что волноваться ему нив коем случае нельзя. – Он точно должен быть здесь! Я чувствую, что он здесь! Почему же я его не вижу»
   Пожилой мужчина с густыми волнистыми волосами, сидевший спиной к Ивану за соседним столиком медленно повернулся к нему, и Иван еле сдержал себя, чтобы не улыбнуться радостно и зловеще…
   Это был Крестный в огромном дурацком парике, который делал его лет на пятнадцать моложе и менял его внешность просто неузнаваемо…
   Иван сдержал себя и смотрел на Крестного спокойно и чуть иронично…
   – Ба! – воскликнул Крестный в обычной своей развязной манере. – Да это никак, Ваня! Какими судьбами, Ванюша? Ты вспомнил, наконец, об этой вонючей забегаловке? А уже начал думать, – не случилось ли у тебя, не дай бог, что-нибудь с головой…
   – Вспомнил, Крестный, – кивнул головой Иван. – Вспомнил, как видишь… А ты смотрю, времени не теряешь. Шутом тут устроился, театральных знаменитостей веселишь? И хорошо платят?
   – Надо же мне как-то развлекаться, Ванюша, – возразил Крестный и добавил укоризненно. – Скучно мне стало с тех пор как ты меня покинул… Работать не с кем… У всех руки не тем концом вставлены…
   – Ну это еще разобраться нужно, кто кого покинул, – ответил ему Иван. – Что это ты сидишь так далеко? перебирайся ко мне, что ли? Я, честно сказать, тоже без работы заскучал, застоялся что-то…
   Радость мелькнула в глазах Крестного, но он тотчас же погасил искорки, блеснувшие в его глазах и, взяв бутылку со своего столика, пересел к Ивану… Иван посмотрел на бутылку в его руке и его чуть не замутило от тошнотворного воспоминания.
   Это, конечно, был гаванский ром, любимый напиток Крестного…
   Иван кивнул на бутылку.
   – Что это, Крестный, поминки по Раулю Кастро, что ли справляешь?
   – А разве он умер? – быстро и испуганно спросил Крестный и, вздохнув, добавил:
   – Не шути так, Ваня! Грех смеяться над стариком… Все мы смертны… Но я не хочу, чтобы она подбиралась так внезапно…
   «Я всегда знал, что больше всего ты боишься смерти! – подумал Иван… – Подожди, ты у меня вдоволь насладишься ощущением ее близости…»
   – Ты Крестный, когда-нибудь утонешь в этом своем гаванском роме, – сказал, смеясь Иван, хотя смех дался ему с большим трудом… – Ты кончишь жизнь утопленником. Ромовым утопленником!
   – Эх, Ваня, – вздохнул Крестный. – Как тебе не стыдно подтрунивать над стариком, который тебя любит, как сына… Своих-то сыновей у меня нет, наверное… Впрочем, черт его знает… Может и есть, где-нибудь в Сальвадоре… Но я. по крайней мере, о них ничего не знаю… Мало ли чего на свете после меня осталось… А может и совсем ничего не осталось после Крестного…
   Крестный подпер голову рукой и пригорюнился. Вышло это у него шутовски, но Крестный всегда, сколько помнил его Иван, любил ёрничать…
   Упоминание о Сальвадоре напомнило Ивану о Никитине, который вместе с Крестным работал когда-то в этой далекой латиноамериканской стране…
   – А тебя дружок твой бывший из ФСБ разыскивает,. – сказал Иван и посмотрел внимательно на Крестного, какая у того будет реакция…
   – А ты откуда это знаешь? – насторожился Крестный. – Он тебе докладывал что ли?
   Иван почувствовал, что нужно развивать эту тему, общий враг как никогда сближает людей, а в том, что Никитин Ивану враг, Крестный не мог сомневаться… Иван усмехнулся и ответил:
   – Я вчера самого себя встретил… Вот так-то, Крестный! Пока ты тут гаванский ром попиваешь, тебя на живца ловят…
   – Как это самого себя? – удивился Крестный, но что-то в его глазах мелькнуло такое, что Иван понял, что Крестный в курсе того, что предпринимает Никитин… Очень даже в курсе…
   – Вот так… ответил Иван. – Пошел твоих двойничков проведать. Соскучился что-то по тебе… А там торчит моя фигура на самом заметном месте и прямо-таки ждет, когда на нее внимание обратят… Ну, я посмеялся, да и ушел. Не такой, думаю, Крестный олух, чтобы на подсадного клевать… Его не проведешь…
   – Не такой, Ваня, не такой… – подтвердил Крестный, и вдруг хлопнул себя по лбу.
   – Постой, как это просмеялся и ушел? Так это не ты того подсадного замочил?
   – А зачем это мне, сам подумай… – Иван был удивлен сообщением о смерти своего ментовского двойника, но еще больше был удивлен тем, что ни он сам, ни Крестный, судя по всему, к этой смерти не имели никакого отношения… То тли Герасимов подсидел Никитина, то ли наоборот… Сам черт их не разберет.
   «Мне-то какая, хрен, разница? – подумал Иван. – Замочили – и замочили…»
   – Вот и я голову сломал, – оживился Крестный, – зачем ты его шлепнул?
   Он снял парик и потер лысину…
   – Так кто ж это его замочил тогда? Свои, что ли, выходит?
   – А нам-то с тобой какая разница, Крестный? – спросил Иван. – У них там свои какие-то разборки, а мы ни при чем…
   – Ты может быть, скажешь, что и моих двойничков не ты шлепнул, а Ваня? – прищурился Крестный. – Я ведь, старый человек, меня такие фокусы раздражают… Чем тебе мои-то куколки помешали… Или меня хотел уложить? Признайся честно старику!
   – Скажу честно, тебя хотел уложить Крестный! – сказал Иван, понимая, что никакое вранье сейчас не пройдет. – Трое на моем счету… Слишком больно ты мне мозоль придавил с этим взрывом… Вот я и открыл пальбу… Но отлежался потом, подумал, покопался в себе… Оно даже к лучшему, что так получилось… Я же другим человеком чуть было не стал… А зачем мне это нужно? Другой человек должен другой жизнью жить, чем я живу… А другой жизни у меня нет… А за двойников на меня не обижайся, у тебя их, наверное, и без этих троих хватает…
   – Хватает, Ваня, хватает, – самодовольно подтвердил Крестный. – Я себе двойничков полсотни заказал, наверное, все уже готовы… Так что, по Москве сейчас квартала не пройдешь, чтобы Крестного не встретить… Смех да и только!
   «Всегда хвастуном был, старый урод! – подумал Иван. – Нашел чем хвалиться! Двойников у него целая куча… Я-то тебя разыскал, все-таки… Хотя идея, надо признаться, не плохая…»
   Ивану вдруг показалось, что и этот Крестный, который сидит сейчас за столиком напротив него, не настоящий… Это вполне могло оказаться правдой. Что мешало Крестному, настоящему Крестному, подготовить двойника очень высокого уровня, напичкать его информацией и выпустить его на встречу с Иваном…
   Иван даже растерялся от этой мысли… Но тут же понял, что для Крестного в ситуации с двойниками лесть и свои недостатки…
   Иван должен убедиться, что Крестный, с которым он сейчас сидит – настоящий, то устроит ему проверку… Иван даже улыбнулся при этой мысли…
   Сейчас он немного позабавится…
   – Опять смеешься над стариком, Ваня? – спросил Крестный. – Смейся, смейся, а нашел ты меня только потому, что я этого захотел. А вот Никитин никогда меня не найдет… Мы сами его найдем. мы с тобой. Так ведь, Ваня? Его же нужно наказать! Зря все же ты его не шлепнул прошлый раз, ведь была возможность, была… Засрал он тебе тогда мозги своей болтовней обо мне…
   – Может быть, и шлепнем Никитина, – сказал Иван. – Только я сначала хочу убедиться, что мне сейчас мозги не засирают… Чем ты можешь доказать, что ты Крестный, а не очередной его двойник…
   Теперь растерялся Крестный. Он не готов был к такому повороту и даже обиделся на Ивана…
   – Я – мой двойник?.. – повторил он. – Погоди, погоди, ты меня совсем запутал… Зачем мне это доказывать, ты что, не видишь, что я – это я!
   Иван молчал, изредка иронически поглядывая на Крестного…
   – Подожди, Ваня! – сказал Крестный, хотя Иван по всему его виду, никуда и не спешил. – Ты, что не помнишь, как я тебе Кроносова заказывал? Как ты его через водопровод взял, когда мои ребята три раза лажанулись? А как Белоглазова кончали? Помнишь? А поджог леса в Поволжье? Кто это придумал? Я! А сделал ты! Каких же тебе еще доказательств нужно…
   Иван упрямо молчал. Он уже не сомневался, что перед ним – настоящий Крестный, но хотел заставить того понервничать еще…
   – Ну, хорошо, хорошо! – волновался Крестный. – Помнишь игру в «догонялки» с номерными пистолетами, я тебя заставил тогда «зайцем» быть, а ты всех моих ребят перестрелял?.. А потом спас меня, когда этот сучонок Илья, первый номер, в зоопарке меня хотел пришить?.. Мы потом еще выпили где-то, хотя убей не помню где? В забегаловке какой-то… Ты тогда мне первый раз проболтался, что есть у тебя кто-то, у метро Октябрьская живет… Я тогда сразу на ус намотал, чуял, что не уживемся мы с этой бабенкой, перейдет она мне дорогу…
   – Ладно! Ответь мне на один только вопрос, – Иван решил прекратить ломать комедию из опасения, что Крестный почувствует его игру и задумается – зачем это Ивану нужно… – Когда ты плеснул мне вином на грудь и сказал что в двенадцать ровно меня начнут преследовать свои гончие псы, твои ребятки из школы киллеров, сколько минут форы ты дал мне лично от себя?
   – Пять минут Ваня, – тут же ответил Крестный. – Помню хорошо, как сейчас – ровно пять минут и ни секундой больше…
   – И далеко я успел уйти за эти твои пять минут, не помнишь?
   Теперь усмехнулся Крестный.
   – Меня, Ваня, на мякине не проведешь! – ответил он. – Ты ушел ровно в двенадцать, а эти пять минут мы просидели с тобой вместе – доедали шашлык и допивали красное вино – хванчкару…
   – Так и быть, убедил ты меня, Крестный! – вздохнул Иван. – Можно сказать, что я не сомневаюсь, что ты – это ты, а не очередная подсадная утка, которых ты наплодил десятками…
   – Я уж сам было чуть не засомневался, что я – это не я, – улыбнулся Крестный облегченно…
   – Сам виноват, – пожал плечами Иван. – Все двойники твои, лишканул ты с ними, по-моему…
   – Ничего, Ваня, – закивал головой Крестный. – Береженого бог бережет… Нам с тобой пора и свои дела обсудить… Раздражает меня, честно признаться, этот Никитин. Возомнил из себя черт знает что! Генерал он! Говно он, а не генерал! Его всегда в драку тянуло первым делом, дай пострелять, кулаками помахать… А думал я за него, так и жили… Как он только в генералы полез, удивительно… Тупой же как… Ну не знаю… как жопа! Вот-вот – как жопа! И мозгов столько же, сколько в жопе! И он мне угрожает! он меня убить, видите ли, хочет!
   Крестный взялся за бутылку рома и налил себе полный фужер рома…
   Иван понял, что Крестный сильно волновался перед встречей с ним и сейчас ром ему нужен, чтобы снять напряжение… Себе Иван налил тоже полный фужер белого сухого вина – «цинандали»…
   – Давай, Ваня! Со свиданьицем, – Крестный чокнулся с Иваном и опрокинул в себя фужер рома.
   Он на мгновение замер, словно прислушиваясь к своим ощущениям, потом понюхал свой кулак и сказал подсевшим от рома голосом:
   – Никитина нужно убирать! Пока он нас с тобой не убрал! Мы же как бельмо у него на глазу… И рад бы не обращать внимания, да забыть про нас нельзя – сами о себе напомним… И напомним, Ваня! Хорошенько ему о себе напомним… Так напомним, что до конца дней не забудет! Благо, скоро уже этот конец будет! Теперь, когда ты снова со мной, я не сомневаюсь в успехе!
   – А дальше-то что, Крестный? – спросил Иван. – Уберем мы Никитина… А дальше что делать будем?..
   – Дальше? – переспросил Крестный. – Дальше известно что… Сценарий у нас с тобой всегда один – берем хорошие деньги и уезжаем из этой гребанной России навсегда… Я говорил же тебе, хочу небольшую виллу на берегу Великих озер купить… С детства мечтал о тех местах… Приходилось мне там бывать, когда в Оттаве работал… Отличные места… Лес, озеро, тишина и покой… Это Ваня, человеку больше всего требуется – тишина и покой! Может быть, ты сочтешь это странным, но я с детства люблю те места… И с детства Волгу ненавижу, хотя родился на ней, так уж повезло мне с родителями…
   Чем больше говорил Крестный о тишине и покое, тем больше понимал Иван, что именно этого ему и не хватает – тишины и покоя…
   Он хотел бы лечь на берегу реки и лежать без движения часами, днями, неделями, пока не замрет в нем последняя искра жизни, и сам он не превратится в камень…
   Тишина и покой! Это и есть настоящая свобода! Возможность двигаться в любую сторону сводится к возможности не совершать вообще никаких движений… И в этом настоящее блаженство!
   Крестный еще что-то говорил, но Иван уже не обращал внимания на его слова чутко прислушиваясь к совершенно новым ощущениям, рождавшимся внутри него… Когда он убьет Крестного и Никитина, понял Иван, он будет стремиться к тишине и покою… Тишина и покой – вот конечная цель его непонятной и мучительной жизни…
   Иван слышал, как Крестный часто упоминает фамилию Никитин, но не принимал участия в разговоре с ним. Но Крестному, который успел выпить еще два фужера рома, и не нужно было, чтобы Иван что-то говорил. Достаточно того, что он сидел рядом и иногда кивал, то ли на слова Крестного, то ли своим каким-то мыслям…
   Иван был рядом и это наполняло Крестного уверенностью, что все получится, что он задумал: и с Никитиным удастся разобраться…
   И банк они с Иваном возьмут. Банк с большими деньгами…
   С кучей долларов, которые позволят потом Крестному ни о чем больше в жизни не думать, ничего больше не делать, а наслаждаться тишиной и покоем…
   Иван может все! Это Крестный помнил очень хорошо и счастливо улыбался…

Глава девятая.

   …Не сразу, но до Герасимов дошло, кому нужна была смерть Гусятникова, самого перспективного из его оперативников…
   Внимательно, не по одному разу просчитав все варианты, он пришел к выводу, что Гусятникова убрали свои… Больше некому…
   Свои, это значит – Коробов. Мгновенно вспыхнувшую ярость в адрес туповатого, но исполнительного командира «Белой стрелы» Герасимов тотчас подавил мыслью о том, что Коробов никогда не решился бы на такой шаг без приказа. А приказ ему мог отдать только Никитин… Больше никому Коробов не подчинялся…
   «Вот так, Гена! – сказал сам себе Герасимов. – Раскусил тебя генерал… Он точно знает, что я хочу занять его место… А что в этом особенного? Самое нормальное желание любого подчиненного… Плох тот заместитель, который не мечтает подсидеть своего начальника, как гласит современная народная мудрость… Да Никитина это, скорее всего, не раздражает и уж вовсе – не пугает… Ему главное – держать ситуацию под контролем. То есть е давать мне создавать свои автономные структуры… А, ведь, я именно это и собирался сделать… Да практически – сделал уже! Вот генерал и дал понять мне – где пока мое место…»
   Что-то в этой мысли Герасимову чрезвычайно понравилось… Он крутил ее и так и этак, пока не споткнулся о словечко «пока»…
   «Никитин и сам видит именно меня на своем месте! – обрадованно подумал Герасимов. – Меня-то он не тронул! Даже слова не сказал… „Думай, Гена, думай!“ – и больше ни слова! Намекал, старая сволочь! Если не дурак, мол, сам сообразишь, что кроме тебя не на кого рассчитывать в той долбаной службе федеральной безопасности… Так это же просто прекрасно! Когда кругом тебя одни дураки – очень выгодно быть умным человеком… А на Серегу Коробова грех обижаться… Его бог умом обидел… Черт с ним с Гусятниковым. Если рассуждать здраво – он опасная для меня была фигура… Мог со временем конкуренцию составить… А на хрена мне этот геморой? – как говорит Никитин… Убрал его Никитин – ну и правильно сделал… Мне теперь очки набирать нужно в его глазах… Засели мы с этим Иваном и с Крестным в глубокую жопу… Впрочем, с Иваном, кажется, се в порядке… Ну, показал компьютер, что узнали его на улице… Но это мог быть и сбой аппаратуры. Бывает у нас такое? Бывает… И нет повода не доверять сообщениям „Швейцарца“. Он толковый паренек. Зря туфту гнать не будет. Знает, что возвращаться рано или поздно придется и тут я с него за каждое слово попрошу отчитаться…
   Герасимов достал последнее сообщение от «Швейцарца». Тот передавал кодированным сигналом, что Иван по-прежнему, в Лозанне…
   «Швейцаре»ц понимал, что нужны доказательства и прислал по факсу чек с подписью Петра Привалова, датированный вчерашним числом…
   Именно вчера Ивана и видели около Гусятникова… Что же это, если не сбой компьютера?
   Гена Герасимов хорошо знал, что никаких сбоев никогда раньше не было и возможность такого рода неполадок существовала только теоретически… Но другого объяснения у него не было…
   Еще раз обдумав все возможности, даже самые фантастические, вроде существования у Ивана брата-близнеца, Герасимов послал «Швейцарцу» обстоятельный и подробный запрос об источниках информации, режиме наблюдения объекта, частоте контактов с объектом наблюдения и прочих подробностях профессиональной слежки…
   Ответ он мог получить только завтра, значит – еще сутки без информации, по которой он сам уже может сделать собственный вывод о степени объективности данных, сообщаемых «Швейцарцем»…
   В глубине души Герасимов все-таки верил компьютеру, хоть и успокаивал себя возможностью неполадок в нем… Двойников Крестного тот же компьютер вычислял мгновенно! Их выявили уже больше тридцати, но самого Крестного среди них не было… Герасимов злился, но придумать ничего путного не мог…
   Никитин пока не приставал с вопросами о Крестном, но Герасимов чувствовал, что от этих вопросов генерала его отделяют считанные часы…
   Из всех возможностей проведения оперативных мероприятий он, как ни ломал себе голову, остановился только на одной…
   Судя по рассказам Никитина, Крестный не дурак хорошо покушать, посидеть в ресторане, расслабиться за столом… Выпить тоже – не дурак… Ход, конечно, примитивный, в пору райотделу какому-нибудь, но куда деваться! Придется посадить в каждом ресторане своего человека! Идея, конечно, – класс! Герасимов как представил, в какую это выльется сумму, как прикинул количество ресторанов в Москве, так ему просто дурно стало…
   Никитин его не поймет. «Ты по миру меня пустить решил что ли?» – уже слышал Герасимов генеральскую фразу… Ну, по миру – не по миру, но сумма, конечно, набежит кругленькая…
   Вторая идея – тоже райотделовского разлива – ежечасно отслеживать трупы в Москве… Герасимов хорошо помнил с каким тупым упрямством Иван говорил о том, что убьет Крестного…
   Герасимов вовсе не желал вновь оказаться в хвосте у событий и, если уж Ивану удастся убить Крестного, Герасимов хотел бы узнать об этом в самое короткое время… Никитин, конечно, устроит бурю по этому поводу… Но не все ли ему равно – сам он пристрелит своего старого дружка или это сделает Иван!..
   Этой разницы Герасимов уже никак не мог понять и считал это причудой генерала, симптомом того, что ему пора на пенсию…
   Утром следующего дня он получил отчет Швейцарца и прочитав его, схватился за голову… Герасимов сразу понял, что Иван переиграл одного из его лучших агентов и тот четыре дня кормил Герасимова дезинформацией, которую ему подсунул Иван с помощью каких-то двух русских блядешек, застрявших в Лозанне…
   Мало того, в тот же день поступило сообщении Интерпола, который на основе сведений, сообщенных швейцарской полицией информировал ФСБ о смерти в швейцарском городе Монтрё русского преступника по имени Василь, на которого был объявлен международный розыск… Он оказался застреленным в собственном замке, который он купил на чужое имя… Вместе с ним обнаружили трупы еще семи человек, очевидно – из его охраны…
   Замок был пуст, ни одного живого человека в нем не оказалось, равно как и каких-либо ценностей. По сообщению начальника кантональной полиции, в заме постоянно проживало тридцать мужчин и около двадцати женщин… Все они бесследно исчезли…
   Швейцарская полиция арестовала также проститутку русского происхождения Марию Тюменеву при попытке снять деньги со счета Василя… На ее квартире арестован также русский шпион, который жил в Лозанне без разрешения властей и был выслан из страны…
   «Швейцарец! – мелькнуло в голове у Герасимова. – Вот черт! Ну, пусть только явится сюда! Уволю к едрене фене с волчьим билетом!..»

Глава десятая.

   …Когда Иван с Крестным выбрались из театрального ресторана, было далеко за полночь… Ночная Москва и не думала засыпать, особенно в центре. Она продолжала шелестеть шинами проносящихся по Тверской машин, мигать огнями реклам м разговаривать громким возбужденным алкоголем голосом на каждом перекрестке и на каждой лавочке…
   «Среди москвичей, наверное, появилась новая порода – ночные жители… – подумал Иван. – Они отсыпаются днем, а в наступлением вечера выходят на улицы, оккупируют открытые кафе и рестораны, а потом долго бродят по Москве и шумят, и мешают таким, как я, занятым людям делать свое тихое, но важное дело…
   Единственная проблема, которая стояла теперь перед Иваном – чтобы ему не помешали охранники Крестного. Тот разбирался в профессионалах очень хорошо, и Иван не сомневался, что двое ребят, которые его охраняют, стоят доброй дюжины…
   Да еще их пистолеты, которые они получили при выходе из ресторана…
   Иван остался безоружным, это, без сомнения, отметил и Крестный, и охранники, и это наверняка усыпило их бдительность и несколько расслабило… Ничто не говорило о том, что было на уме у Ивана сегодняшней ночью…
   Иван предложил Крестному пройтись пешком, и тот согласился, потому что выпитый им сегодня ром поднял в нем такой жар, что он готов был раздеться догола, чтобы его обдувал легкий ночной ветерок… Но Крестный успел снять только пиджак, когда он начал расстегивать рубашку, Иван остановил его и сказал, что не хотел бы, чтобы они привлекали к себе повышенное внимание со стороны милиции. Это был бы слишком щедрый подарок Никитину… Крестный тот час же с Иваном согласился…
   – Слушай, а куда мы идем? – спросил Крестный, когда Они миновали театр Ермоловой и шли уже мимо «Интуриста» к манежной площади…
   – К тебе! – ответил уверенным тоном Иван.
   – Как, ко мне? – спросил Крестный. – Разве ты знаешь, где я сейчас живу?
   – Нет! – ответил Иван столь же уверенно. – Достаточно того, что это знаешь ты! Верно?
   – Верно… – удовлетворено ответил Крестный на последний вопрос, уже забыв о предыдущем… – Этого совершенно достаточно…
   Они пересекли Манежную площадь и спустились в Александровский сад… Когда проходили мимо вечного огня у Неизвестного солдата, Крестный дернул Ивана за руку, остановил, и сказал многозначительно:
   – Я еще жив, Ваня! Понимаешь? Жив! А они уже памятник мне поставили… Ведь это же я – неизвестный солдат. Я пропал без вести в Афганистане, когда мы брали дворец Амина… С тех тор Никитин меня и потерял… И я теперь для него – неизвестный солдат… А я еще жив, Ваня! Ты веришь, что я еще жив?
   Несмотря на то, что Крестный нес явную чепуху и производил полное впечатление пьяного человека, Иван знал, как хорошо он умеет притворяться и, главное, любит это делать… Иван не верил, что Крестный настолько пьян, как пытается изобразить. И тотчас убедился в том, что прав в своих подозрениях…
   – Пока ты еще жив, Крестный, – сказал Иван оглянувшись назад… – Но если тебя будут так охранять, как это делают сейчас твои мальчики, ты не долго протянешь… Любому мало-мальски умелому киллеру ничего не стоило уже раз двадцать снять тебя, Крестный! Поверь мне, уж я-то знаю, что говорю…
   Лицо Крестного мгновенно изменилось. Пьяная пелена упала с глаз, и взгляд стал жестким и четким… Он отошел чуть назад совершенно твердой походкой, хотя еще секунду назад пьяно качался и сделал уверенный повелительный знак правой рукой…
   Из-за деревьев показалась фигура охранника. Он приблизился к Крестному и склонил голову…
   Крестный что-то сказал коротко и энергично… Затем повернулся к охраннику спиной и тут же опять превратился в пьяного…
   – Все, Ваня! – сказал Крестный, подойдя к Ивану. – Больше они нас беспокоить не будут! Извини, ради бога… Самому за них стыдно…
   – Ладно, не расстраивайся, – сказал Иван, начиная подъем к Боровицкой площади… – Лучше, Крестный, скажи мне…
   Крестный напрягся, ожидая каверзного вопроса, но Иван легко его переиграл и поставил в тупик следующей своей фразой:
   – У тебя ром дома есть?
   – Есть… – растерянно ответил Крестный.
   – Гаванский? – уточнил Иван.
   – Гаванский… – подтвердил Крестный.
   Тогда пошли! – сказал Иван. – Научишь меня пить гаванский ром, как тебя когда-то учил Рауль Кастро… Чтобы я мог когда-нибудь сказать:»Меня учил пить ром сам Крестный, который учился у Рауля Кастро…» А впрочем не стоит добавлять про этого кубинца… Я буду говорить только так: «Меня учил пить ром сам Крестный!»
   Иван с Крестным шли уже по Большому Каменному мосту и редкие машины проносились мимо них с мгновенным ревом…
   – Да, не стоит говорить про этого кубинца… Тем более, что он только ром пить оказался горазд… В остальном – так себе, ни то, ни се… Посредственность… Помню, пошли тогда в бордель мы с ним, сняли четверых баб на двоих… Ну, чтобы оторваться на полную катушку, значит… Это, кстати, еще до двадцать шестого июня было, когда его братец восстание поднял… Мы, кстати, с Никитиным чуть министрами у него не стали… Уговаривал… Назовем тебя, говорит он Никитину, Алехандро, будешь у меня контрразведкой командовать… Наши как узнали про это, чуть не выгнали нас с Никитиным из органов… А мы-то здесь при чем? Фидель сам предложил… Мы же отказывались… Так и стал у его контрразведкой Рауль командовать, братец его…
   – А что же в борделе-то? – напомнил Крестному Иван, не желая, чтобы Крестный возвращался из воспоминаний в сегодняшний день… – Как же этот Рауль в борделе-то лопухнулся?
   – Да выдохся на первой! – воскликнул Крестный. – Так прямо на ней и заснул… Пришлось мне с тремя разбираться, деньги-то уже вперед заплачены были…
   – А ты с бабами силен был, Крестный., – сказал Иван не столько спрашивая, сколько утверждая. – Силен, верно?
   – Что было, то было, Ваня, – подтвердил Крестный. – До баб охочь я был, пока молодой… Да я и сейчас не против попробовать… Правда, один уже не справлюсь, пожалуй… А вдвоем с тобой, например, – за милую душу… Что мы с тобой вдвоем – бабу не трахнем? А Ваня?
   – Это называется – садиться на хвост! – укоризненно сказал Иван.
   – А ты меня хвостистом не обзывай! – возмутился Крестный. – Не хочешь? Не надо! Трахай своих баб один… Я и сам справлюсь, если захочу…
   – Так в том и проблема, Крестный, – засмеялся Иван. – Захотеть-то не удается!
   – Да хрен с ними, с бабами! – воскликнул Крестный. – Что нам, поговорить больше не о чем? Вот, например, Никитин…
   И Крестный вновь принялся рассказывать Ивану про Никитина, Хотя Иван не слушал его уже давно и разговор поддерживал формально, готовясь выполнить то, что должен был выполнить сегодняшней ночью… Избавиться, наконец, от надоедливого кошмара по имени – Крестный…
   Они с Крестным прошли уже треть моста. Ни за ними, ни навстречу никто не шел… Да и какой идиот мог ходить пешком по ночной Москве, рискуя быть ограбленным, а то и убитым? Разве только Иван, которого убить было бы очень трудно, даже если бы на него напали с оружием…
   Иван огляделся по сторонам. Охранники Крестного, которые получили от него приказ держаться поодаль и не маячить в прямой видимости, вынуждены были ждать на краю моста, чтобы не выходить на открытое пространство… Этого Ивану и нужно было…
   Оружия у него по-прежнему не было, А Смерть Крестного была уже настолько близка что Иван чувствовал ее дыхание, напоминавшее ему смрадный воздух того сарая, в котором они жил в Чечне…
   Иван мог бы убить Крестного и голыми руками, труда это не составило бы.6 но охранники открыли бы огонь, а спрятаться на мосту особенно негде…
   Но у Ивана был свой план…
   Они прошли уже очень много пешком, и Крестный всю дорогу что-то бубнил о Никитине и о том, что его нужно убить во чтобы то ни стало.
   «Ну что ты нудишь со своим Никитиным, – Иван начал даже раздражаться на болтовню Крестного,. – Конечно же, я его убью… Но сначала – я убью тебя…»
   Крестный словно услышал эти мысли Ивана. Иван даже засомневался – не сказал ли он последнюю фразу вслух?..
   – Ты, Ваня, – сказал Крестный, – единственный человек, которого я боюсь… Потому, что ты не такой, как все! Потому, что ты можешь меня убить…
   Крестный остановился на мосту и посмотрел назад, где за углом прятались его охранники… Но, не увидя их, он махнул рукой и пошел дальше – на самое высокое место моста, на середине…
   – Никитин меня никогда не сможет убить! – заявил Крестный.
   «В этом ты прав, – подумал Иван. – потому что тебя убью я. И убью уже скоро. Очень скоро!»
   – Я тебя люблю, Ваня! – сказал вдруг Крестный. – Знаю, что и ты меня любишь… Знаю. Не надо ничего говорить. Я все и так знаю… Но это самое страшное, Ваня, что мы друг друга любим… Это значит, один из нас обязательно предаст другого…
   «Чувствует, собака, свою смерть – подумал Иван. – Как собака чует…»
   – Я тебя не предавал, Крестный, – сказал он вслух, – и не собираюсь предавать никогда…
   – Это с какого конца смотреть… – философски изрек Крестный. – Вот ты с твоей Надькой был, а я страдал в это время. Потому, что ты меня тогда предал… Ты был моим, Ваня, понимаешь, моим… И предал! Ушел к ней! Это и есть предательство, хотя тебе оно, возможно, и не кажется предательством…
   – Я никогда уже ни к кому не уйду, Крестный… Я останусь с тобой до конца твоей жизни…
   «Ты даже представить себе не можешь, Крестный – подумал Иван. – Как я сейчас правдив! До конца твоих дней я останусь с тобой, можешь в этом не сомневаться… Все три минуты, которое тебе осталось жить! Ну, Еще шаг… Еще пару шагов… Ну, что же ты остановился?! Еще один твой шаг, Крестный, и – пора!
   – Нет, Ваня! – пробормотал Крестный. – Ты меня когда-нибудь снова предашь… Опять найдешь себе какую-нибудь бабу и появится у тебя человек, который будет тебе ближе всех на свете…
   – Ну, что ты, Крестный! – сказал Иван. – У меня никогда не было человека ближе тебя! И теперь уже никогда не будет! Я никогда теперь не сумею предать тебя, даже если захочу!..
   Иван чуть присел, обхватил Крестного за бедра и, перевалившись вместе с ним через мостовое ограждение, полетел вниз, в воду…
   Падение длилось, как показалось Ивану, целую вечность. Он слышал вопли Крестного, но они радовали его жаждущее мести сердце, как сладостная музыка, как бальзам, льющийся на кровоточащие раны из ласковых рук Смерти… Крестный жил свои последние мгновения. Это Иван знал наверняка и это его радовало…
   Удара о воду он почти не почувствовал… Он чувствовал только руки Крестного, судорожно цепляющиеся за его одежду, за руки и волосы… Иван подождал, когда их тела погрузятся на полную глубину, которая возможна при падении с моста двадцатиметровой высоты, и только после этого его руки сомкнулись на горле у Крестного. Тот начал судорожно дергать руками и ногами и раскрывать рот, словно хотел что-то крикнуть… Но под водой Ивану не было ничего слышно, только пузыри воздуха вырывались из разодранного страхом рта Крестного…
   «Он убил Надю! – сверлила его мозг одна единственная мысль. – Он убил мою Надежду! Он должен умереть! Сейчас! Если он не умрет сейчас, потом я никогда не смогу его убить!»
   Эта мысль придавала крепости пальцам Ивана, и они сжимались все сильнее. Он чувствовал, как под его пальцами ломается трахея, как они пронзают горло ненавистного ему Крестного и погружаются в это горло, как следом за ними в горло проникает вода и заполняет легкие человека, горло которого он сжимает своими руками…
   Крестный заметно ослаб и перестал цепляться руками за Ивана. Его руки бессильно повисли и два тела соединяли теперь только руки Ивана, сжимающие горло Крестного… Наконец он разжал руки… Иван почувствовал, как тело Крестного продолжило движение вниз, ко дну, и, отчаянно заработав руками и ногами, рванулся вверх, потому что воздуха в его легких уже не оставалось…
   Иван выскочил из воды, как торпеда и шлепнувшись на спину, долго лежал, покачиваясь на воде и вглядываясь в ночное небо…
   «Я его убил! – сверлила мозг одна мысль. – Я его убил! Я убил Крестного! Я свободен! теперь я могу жить, как я хочу! Теперь я буду жить так, как я хочу! Мне не нужно никому мстить, мне не нужно выполнять ничьи заказы, не нужно ни на кого работать! Не нужно никого Я свободен!.. Свободен, наконец!»
   Опьяняющее чувство переполняло Ивана, качающегося на воде… Он вдруг почувствовал, как что-то слегка толкает его в поясницу… Мгновенно отпрянув, он нырнул и, когда снова показался над водой, увидел прямо перед своим лицом злобную ухмылку Крестного. Иван не сразу понял, что ему улыбается труп… Он едва удержался, чтобы не вцепиться снова в горло мертвеца…
   Но Крестный, улыбнувшись напоследок Ивану, повернулся на бок и, до половины погрузив в воду лицо с вытаращенными неестественно глазами, застыл на воде с этой странной позе…
   Иван выплюнул воду, попавшую в рот, и короткими сильными стежками поплыл к берегу… Труп Крестного, слегка покачиваясь, исчез в тени под мостом…
   Иван вылез на холодный гранит набережной и, поеживаясь, долго смотрел на то место, где последний раз видел Крестного. Уже мертвого. Сейчас там не было ничего, лишь слабый ветерок слегка шевелил воду и нагонял легкие волны, которые с тихим шорохом бились о гранит набережной..
   «Прощай, сволочь… – подумал Иван. – Ты был последним близким мне человеком… Теперь я остался один! И это именно тог, чего я хотел! Человек должен жить один, чтобы не страдать потом от потери тех, кого он считал своими близкими. И если он их действительно любит, он должен сам их убить! Как я сегодня убил тебя, Крестный! Прости! Ты умер счастливым… У тебя остался я, который тебя никогда не забудет…»
   Иван выпрямился и закричал в черное московское небо, словно оно могло его услышать:
   – Я тебя никогда не забуду! Я всегда буду помнить тебя, Крестный!..
   Никогда еще не получал он от Смерти такого подарка, как сегодня!
   Иван чувствовал близость Смерти, проводником которой он только что стал. Она словно размышляла над судьбой Ивана, брать ли его с собой сейчас, прямо здесь, на набережной…, или подождать и выбрать более подходящее место. Иван понимал, что его смерть близка, как эта черная в безлунную ночь вода, что шелестит у его ног. Под черной поверхностью была неизвестная и манящая его бездна, в которой можно было тонуть бесконечно, не достигая дна и погружаясь все глубже и глубже…
   Чем дольше смотрел Иван на черную воду, в которой несколько минут назад исчез Крестный, тем сильнее ему хотелось сделать шаг вперед и скрыться под ее поверхностью, чтобы никогда уже не возвращаться… У него было такое чувство, что все зависит не от него, а от того, какое решение примет сейчас Смерть…
   Он стоял в метре от воды и напряженно прислушивался к себе.
   Но Смерть, видно, решила, что награждать Ивана собой еще не время… Она помедлила еще мгновение и исчезла, растворилась в ночи…
   Вода перестала быть черной… Она приобрела легкий сероватый оттенок, как и небо над неторопливой Москвой-рекой…
   Иван ясно видел теперь, что река, лениво текущая у его ног, имеет дно и никакой бездны под слоем воды нет. Там вязкое илистое дно, заваленное всяким размокшим и перегнившим хламом…
   «Самое подходящее место для Крестного…» – подумал Иван и вспомнил о Никитине, которого он все же опередил, только что задушив под водой Крестного… С этого момента охота ФСБ за Крестным прекращена. Прекратил ее Иван, и теперь начинается охота на него…
   Он повернулся спиной к воде и пошел по Москве прямо, не думая, куда он идет и зачем…
   Иван уже не помнил, что еще секунду назад он думал о своей смерти…

Автор неизвестный Двойники Крестного